ВСЕСОЮЗНОЙ
пионерской
ОРГАНИЗАЦИИ
имени В И ЛЕНИНА

ПИОНЕРА
ИЗБРАННЫЕ
ПОВЕСТИ
И РАССКАЗЫ
III
ГОСУДАРСТВЕННОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ДЕTCKOЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Миниcmерства
П р о с в е щения
РСФСР
19 6 2

КАССИЛЬ
МАКС
ПОЛЯНОВСКИЙ
УЛИЦА
МЛАДШЕГО СЫНА
П О В Е с т ь
АЛЕКСЕЙ
МУСАТОВ
СТОЖАРЫ
Повесть
МОСКВА

ЛЕВ КАССИЛЬ
МАКС ПОЛЯНОВСКИЙ
УЛИЦА
МЛАДШЕГО
СЫНА
П о в е с т ь
Пионерский
галстук имеет три конца
в знак нерушимой дружбы
mpeх поколений-коммунистов,
комсомольцев и пионеров.
(Из книги вожатого")

УЛИЦА В КЕРЧИ
Не так уж много на свете мальчиков, по имени которых
названы целые улицы. И потому мы оба разом остановились
на перекрестке, когда случайно прочли то, что написано на
табличке, прибитой к стене углового дома...
В Керчь мы приехали накануне.
Крымский город, с улиц которого видны два моря — Чер¬
ное и Азовское, имеет длинную и затейливую историю. Прах
всевозможных древних легенд курится над горой Митридат,
высящейся над Керчью. Но уютный южный город, стоящий на
слиянии двух морей, успел снискать совсем иную славу в бур¬
ные годы первых пятилеток и двух войн — гражданской и Ве¬
ликой Отечественной. За годы предвоенных пятилеток Керчь
превратилась из небольшого рыбацкого городка в крупный
индустриальный центр, в город руды, металла, судостроения.
Огромные заводы выросли вокруг Керчи. Миллионы тонн чу¬
гуна, стали, проката давала ежегодно стране керченская ме¬
таллургия. Руда из Камыш-Буруна шла на построенные в
Приазовье огромные металлургические заводы.
Осматривая город, мы вышли на центральную улицу. Пря¬
мая и тенистая, она носит имя Ленина. Под сенью акаций
белеют невысокие, но красиво построенные из камня-ракушеч¬
ника дома, многие из которых были изуродованы фашистскими
бомбами во время войны.
7

Дул теплый ветер с пролива, и в этом ветре чувствовалось
дыхание двух морей.
Неожиданно издали донеслось громкое пение птиц; над го¬
ловами прохожих мы заметили несколько клеток, которые ви¬
сели на белой каменной стене. В трех из них прыгали юркие
чижи, а в одной совался толстым клювом в прутья крупный
дубонос.
Под клетками, покуривая, сидел на стуле, должно быть,
сам хозяин, вынесший в воскресное утро своих птиц погреться
на солнышке. На нем была выгоревшая от солнца, но опрятная
военная гимнастерка с расстегнутым воротом и медалью Оте¬
чественной войны на ленте, аккуратно обернутой в прозрачный
целлофан. Под гимнастеркой виднелась чистенькая, хотя и по¬
линявшая тельняшка. По какому-то знаку хозяина все при¬
молкшие было птицы засвистели, залились, защелкали на всю
улицу, на одном из домов которой была прибита табличка:
УЛИЦА
ВОЛОДИ ДУБИНИНА
Крымское солнце и ветры двух морей почти обесцветили
буквы на жестяной табличке, и не было уверенности в том, что
мы верно прочли название.
—	Простите, как называется эта улица?
Человек в гимнастерке поднял свое загорелое лицо, сделал
опять какой-то знак птицам — и в клетках мигом затихло.
—	Зовется бывшая Крестьянская, а в настоящее время и
во веки веков — улица Володи Дубинина, — глухим, но внят¬
ным голосом произнес он.
—	А кто это — Володя Дубинин? Чем он заслужил такую
честь?
—	Заслужил, —строго сказал птицелов. — Уж он-то заслу¬
жил. Я могу вам как местный житель разъяснить, кто такой
Володя Дубинин, керченский наш сынок...
Пели, заливались чижи, сыпались сверху из клеток семеч¬
ки* тихо стояли собравшиеся вокруг керченские мальчишки,
8

слушая, видно, хорошо уже знакомый им рассказ о своем слав¬
ном земляке.
Потом мы направились по их совету в городской музей.
В большом зале среди портретов людей, прославивших Керчь,
мы увидели на отдельном алом бархатном щите уже знакомое
имя Володи Дубинина. С портрета на нас глянуло лицо маль¬
чугана, большелобого, с веселым, упрямо выпяченным ртом, с
огромными глазами, полными ясного света и смотрящими на
мир с таким пытливым задором, с такой прямой, открытой
отвагой, будто перед ними все на свете должно немедленно
раскрыться настежь.
А вечером у такого же портрета, висевшего на стене в чи¬
стенькой горенке, мать Володи Дубинина, Евдокия Тимофеевна,
гихо рассказывала нам про своего сына. И Володина сестра,
Валя Дубинина, вставляла словечко, чтобы дополнить рассказ
матери, если та что-нибудь не могла припомнить.
На другой день в школе № 13, которая называется «Школа
имени Володи Дубинина», мы разговаривали с учителями и то¬
варищами Володи, и все, что узнали, так глубоко взволновало
и захватило нас, что мы надолго еще задержались в Керчи.
История недавних дней, правдивая, во сто крат более прекрас¬
ная, чем все, что могли рассказать нам мертвые камни раско¬
пок, раскрывалась перед нами слово за словом, день за днем,
шаг за шагом.
Мы уехали из города, успев завязать много новых чудесных
знакомств, собрав самые разнообразные сведения о мальчике,
именем которого названа улица в Керчи.
Впоследствии нам удалось списаться со многими людьми,
которые ныне живут уже в других городах, но хорошо помнят
Володю. Люди, знавшие Володю, охотно откликались на наши
письма. Они присылали свои дневники, заметки о днях Вели¬
кой Отечественной войны, записи о делах и подвигах Володи.
Потом пришлось еще не раз побывать в Керчи, чтобы походить
по всем местам, которые связаны с именем Володи Дубинина,
с его короткой, но доблестной жизнью, еще и еще раз расспро¬
сить всех родных и друзей, сверстников и старших боевых
товарищей Володи о делах, которыми прославился керченский
пионер.

Так страничка за страничкой писалась эта книга. В ней
почти нет вымысла. Все, о чем рассказывается здесь, — прав¬
да, столь прекрасная, строгая и чистая, что не было нужды
приукрашивать ее. Едва ли не каждая страница в этой книге
может быть подтверждена документами и фотографиями, сви¬
детельствами и записями — их прислали и продолжают присы¬
лать нам хорошие советские люди, знавшие мальчика^ в честь
которого названа улица в Керчи.

Часть пeрвaя
РАСТИ,
МАЛЬЧУГАН!

Глава 1
НАДПИСЬ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
В этот день, который Володя запомнил навсегда, мать взяла
его и сестру Валю в Старый Карантин. Каждую весну они
приезжали сюда из Керчи к дяде Гриценко. Здесь у Евдокии
Тимофеевны был небольшой огород. А с Ваней Гриценко, своим
троюродным братом, Володя давно сдружился. Мальчики счи¬
тали себя давнишними приятелями.
—	Мы с Гриценко Ваней старинные товарищи, — любил
говорить Володя.
—	Кто старинные, а кто и не очень, — неизменно возражал
при этом Ваня Гриценко. — Еще носом не дорос до старин¬
ного.
—	Ну, а ты сам?
—	Я—другой вопрос. Ты себя со мной не равняй, — отве¬
чал Ваня.
Он был на целый год старше Володи. Ему уже минуло де¬
вять лет.
Володя любил поездки в Старый Карантин. Здесь он с ма¬
терью и сестрой Валей обычно проводил лето. Целые дни дети
13

бегали по холмам, заросшим колючим татарником с большими
розоватыми цветами, мохнатыми и похожими на толстый
помазок для бритья. Они бегали к рыбакам-забродчикам Ка¬
мыш-Буруна и сами ловили бычков и барабулек, а потом воз¬
вращались в беленький домик дяди Гриценко, сложенный из
камня-ракушечника, и требовали, чтобы их добыча непременно
шла в общий котел. И, когда был хороший улов, все ели да
похваливали удачливых рыболовов, а дядя Гриценко, сам быв¬
ший рыбак, говорил:
—	Ну-ну, рыбаки, питатели семейства!.. Языком не болтай,
жуй на оба бока, костями не давись! — и легонько стукал
ложкой по носам рыболовов.
Да, это было распрекраснейшее место на свете — Старый
Карантин. Здесь можно было купаться в море, где у берега
было совсем неглубоко, пускать корабли, помогать рыбакам
смолить их лодки, растягивать сети на просушку. И нигде
нельзя было лучше играть в прятки, чем на холмах за посел¬
ком, где торчала пирамидальная, похожая на форму для тво¬
рожной пасхи, вышка над стволом шахты, лежали сложенные
стенами, аккуратно нарезанные, как сахар рафинад, белые
камни ракушечника, слепящего глаза на солнце, а дальше,
среди заросших холмов, открывались порой незаметные вхо¬
ды в шурфы и штольни каменоломен.
Правда, мать и особенно сам дядя Гриценко строго-настро¬
го запрещали прятаться в этих полуобвалившихся тоннелях.
На эти места здешними мальчиками был наложен запрет, и
считалось «чур, не игра», если кто-нибудь прятался там. Но
все же было очень соблазнительно заползти в такую дыру и
прятаться там, пока тот, кто куликал, сбившись с ног рыскал
по поверхности, а потом неожиданно выскочить у него за спи¬
ной, прямо из-под ног, и что есть духу нестись наперегонки к
большому камню, возле которого брошена «палочка-застука-
лочка».
И все это можно было снова испытать сегодня!
День был воскресный. Мать надела черную кружевную
шаль, нарядила Валентину в новое платье, прошитое широ¬
кой тесьмой, а Володя по случаю поездки в Старый Карантин
надел матросскую курточку. Конечно, она была не совсем
матросская. Непонятно, например, зачем понадобилось приве¬
шивать под вырезом воротника что-то вроде галстучка. Непра¬
вильно это было. Не носят таких штук настоящие матросы.
И, надо признаться, Володя один раз оторвал этот совершенно
девчачий бантик, когда с матерью ходил в гости. Но сестра
Валентина специально, чтобы доказать, что она старше и глав¬
нее, нашла за сундуком этот хвостик от курточки. И матрос¬
ский вид Володи был снова испорчен.
14

Вани Гриценко не оказалось дома. Он был во дворе за до¬
мом и занимался в уединении делом, о котором всякий иной
мальчик мог лишь мечтать.
Утром он выменял у одного из соседских мальчишек, отец
которого работал в аптеке, на свою шпульку с летающей же¬
стяной вертушкой — разбитый медицинский термометр. И вот
сейчас, стоя в тени за домом, Ваня держал перед самыми гла¬
зами картонную коробочку из-под папирос. По дну ее бегала
тяжелая зеркальная капля ртути. Она то вытягивалась, то
сжималась, как живая, внезапно распадалась на две-три вы¬
пуклые лепешечки, которые вдруг снова сливались вместе. Все
это доставляло счастливому владельцу ртутной капли огром¬
ное удовольствие.
Володя подкрался неслышно сзади и застыл, любуясь че¬
рез плечо товарища поистине замечательным зрелищем. Увле¬
ченный своим занятием, Ваня не заметил его. Но вдруг он
почувствовал, как две горячие шершавые ладони крепко сжа¬
ли ему виски, не давая обернуться. Ваня попробовал вырвать¬
ся, но руки у него были заняты коробочкой со ртутью.
—	Пусти! — проворчал он.
Сзади не отпускали.
—	Брось, слушай!.. Кто это?
Сзади молчали, продолжая крепко сжимать ладонями Ва¬
нину голову. Ваня потоптался на месте, поворачиваясь то вле¬
во, то вправо, но тот, кто держал, ловко увертывался, все вре¬
мя оказываясь за спиной. Пришлось смириться и действовать
по правилам, то есть начать отгадывать.
—	Знаю! Толька Ковалев?
—	Ым.
—	Витюха, ты?..
—	Ы!..
—	Серега с Камыш-Буруна?
Сзади опять промычали отрицательно.
Избычившись, Ваня сумел заглянуть себе под ноги и заме¬
тил за ними пару ног в новеньких, но уже покрытых белой
пылью ботинках. Тот, кто держал сзади, вероятно, был мал
ростом, потому что вставал на цыпочки, чтоб справиться с го¬
ловой Вани. Белая же ракушечная пыль на ботинках говорила
о том, что владелец их пришел издалека и со стороны камено¬
ломен, где останавливался автобус из Керчи.
—	Вовка, что ль, Дубинин? — неуверенно назвал Ваня.
Сзади разом отпустили руки. Ваня оглянулся и увидел
троюродного братишку. Друзья не виделись давно, с самой
зимы. Оба быстро оглядели друг друга, примериваясь глазом,
насколько вырос каждый. При этом Ваня Гриценко с удоволь-
15

ствием отметил, что Володя не догнал его, хотя и тянулся сей¬
час что есть силы.
—	А я сразу подумал, что это ты, — сказал Ваня, — только
проверить хотел сперва.
—	Да, да! — вставая на носки и задирая свой без того за¬
дорно торчавший нос, смеялся Володя. — Сразу догадался!
А сам всех перебрал. И Тольку и Серегу. Здорово я тебя под¬
ловил! Я знаю, ты меня по ногам узнал, a to бы никогда не
догадался.
—	Да ну, «не догадался»! Ты вот гляди, что у меня есть,—
проговорил Ваня, протягивая приятелю коробочку. — Видал?
У Володи загорелись было глаза, но он тотчас же справил¬
ся с собой.
—	А ну, покажи! Это там что?
Зеркальный живчик бегал по коробке, не оставляя следа,
бесшумно и неуловимо, как бегает солнечный зайчик.
—	Дай мне покатать, — попросил Володя.
—	Но-но... — отвечал Ваня, отводя Володину руку в сторо¬
ну локтем. — Дорасти сперва. Ты не тянись. Это знаешь что?
Ртуть называется. Такая вода из железа. Ну, понимаешь,
ртуть? Она знаешь ядовитая какая! Вот эту каплю прогло¬
тить— она сразу в кишки прыг, в сердце закатится — и конец
человеку. Так и будет там кататься...
—	Дай я немного покатаю.
—	Да ты с ней обращаться не умеешь. Еще упустишь.
—	Вот увидишь, не упущу.
Наконец Ваня согласился и уступил. Володя неверными от
волнения руками принял коробочку и стал гонять по ее дну
ртутную каплю. И вдруг от слишком резкого движения сере¬
бряная капля скользнула в угол наклоненной коробочки и
выпрыгнула из нее на землю. Там она тотчас же рассыпалась
на мелкие блестящие брызги, словно в землю по самую голов¬
ку вкололи десятки булавок.
—	Ну вот! — чуть не плача, проговорил Ваня. Он* ужасно
рассердился. — Говорил, что упустишь! Где тебе со ртутью де¬
ло иметь, такому малявке!..
Володя был убит. Он сел на корточки, пытаясь собрать
ртутные брызги. Но из этого ничего не вышло.
—	Это потому, что ты. меня торопил очень, — оправдывал¬
ся Володя. — Ну ладно, ты не сердись. Я тебе, хочешь, золо¬
тую проволочку вот такой длины подарю? У меня есть. А могу
бабочку «мертвая голова», сушеную... Или перо от ястреба...
Что хочешь.
—	На что мне твое перо! Мне ртуть нужна.
—	А зачем тебе она?
—	«Зачем»! Опыты делать... по физике. Мы будем скоро
16

уже физику проходить. Уже через два года... если этот не счи¬
тать.
Ах, это был новый удар! Володя и позабыл совсем, что
Ваня этой весной уже перешел во второй класс. Володе же
предстояло осенью поступить лишь в первый, а пока он ходил
еще в детский сад.
—	Хуже нет с дошколенками связываться! — продолжал
Ваня и пренебрежительно плюнул.
—	Ну и не больно тебя просят связываться! — обиделся
Володя. — Я не люблю, когда так говорят... Ты лучше не
смей обзывать!..
—	А что мне будет?
—	А вот уйду сейчас и не приеду к вам больше — и все.
—	Тебя не спросят. Мать привезет,
—	Не захочу — не привезет. Вот возьму и сейчас уеду.
—	На чем? На палочке верхом? А деньги на билет, на авто¬
бус, есть?
—	А я пешком пойду, вот так, — проговорил Володя, одер¬
нул курточку, сел на землю, мигом разулся, взял в руки бо¬
тинки с засунутыми в них чулками и зашагал прочь со двора.
Лицо у него было решительное, выпяченные губы пухлого рта
были крепко сжаты.
Он шел не оглядываясь, сердито выворачивая босыми пят¬
ками пыль. И Ваня понял, что Володя действительно уйдет и
отшагает все семь километров до города. Он знал харак¬
тер своего младшего друга: уж если Володя что сказал, так
он это сделает во что бы то ни стало. Надо было остановить
Володю, чтобы не попало обоим. Но Ване не хотелось уни¬
жаться.
—	Эй, Вовка, брось! — крикнул он. — Гордый какой, в са¬
мом деле! — Ваня влез на забор, перевесился наружу. — Хва¬
тит тебе, говорю! Давай назад!..
Володя уже был за калиткой. Маленькая его фигура в
запыленной матросочке быстро двигалась по улице посел¬
ка. Володя даже не обернулся. Ваня выбежал за ним на
улицу.
—	Стой, Вовка, погоди!.. Я какую загадку знаю, вот реши!
Ни в жизнь не отгадаешь!
Володя чуточку замедлил шаг и обернулся, поглядев через
плечо на догонявшего его приятеля.
—	Вот слушай, — запыхавшись, проговорил Ваня, настиг¬
нув его наконец. — Вот что это значит: «Детина полуумный
на диване»?
Володя остановился. Действительно, что это значит? Ну,
сумасшедший на диване... В чем тут хитрость?
—	Это никто не решит, — утешил его Ваня. — У нас в
2	Улица младшего сына
17

классе никто не отгадал. Я тоже сперва не разобрал,—добавил
он, чтобы окончательно смягчить положение.
—	«Детина полуумлый...» — повторил Володя.
Ваня видел, что он уже не уйдет, пока не узнает.
—	Идем домой, — проговорил он, — а я тебе сейчас отгад¬
ку скажу.
Володя постоял с минуточку в раздумье, потом медленно
пошел в сторону дома Гриценко.
—	Ну, говори отгадку, — сказал он, остановившись возле
калитки.—А то не пойду.
—	За калиткой скажу.
Прошли во Двор.
—	Ну, вот теперь слушай, — важно проговорил Ваня.—
Это значит: дети на полу, умный на диване. Здорово?
Да, за этим стоило вернуться! Эх, скорее бы в школу, чтоб
самому узнать все эти ученые штуки!
Теперь все уже пошло гладко. Друзья стали вспоминать
всякие приключения, бывшие с ними зимой во время раз¬
луки.
—	Ты под Новый год поздно лег спать? — спрашивал Во¬
лодя.— Ты до какого часу не спал? А я сперва не хотел ло¬
житься, а потом нечаянно разоспался и уже даже не хотел
вставать. А после по радио заиграли «Вальс-каприс», и я раз¬
веселился. А тут еще Валька стала дразниться, что я одним
глазом сплю, а другим дремлю. И я уже не стал хотеть спать
совсем.
Потом решили идти купаться.
—	А помнишь, как я утонул, когда маленький был?
И опять была рассказана пренеприятная, уже хорошо изве¬
стная Ване история. Дело в том, что прошлым летом Володя
еще не умел плавать и должен был во время купания с маль¬
чиками довольствоваться тем, что барахтался у самого берега.
Правда, Володя вскоре выучился водить по дну руками, бол¬
тая при этом ногами. И казалось, что он плывет. Но раз на
берег пришли ребята с городской окраины Глинки, считавшие¬
ся в Керчи самыми отчаянными, и сразу заметили обман.
—	Эй ты, грязнуха, землечерпалка! — крикнул один из
них. — Чего по дну корябаешься?
Володя сказал:
—	Не видел, так не ври... — И для большей убедительности
добавил: — У меня только ногу свело, а то бы я показал вам,
как плавать надо.
Большие глинковские мальчишки засмеялись. Один из них
поддразнил:
—	А ну-ка, покажи, лягушонок, как ты пузыри пускаешь!
Может быть, нас поучишь?
18

—	Он, как воробьишка, только в пыли купаться может.
Володя уже собирался уходить и натягивал штанишки,
прыгая на одной ноге по берегу, но тут он содрал их с себя и
отбросил в сторону.
—	А что, не покажу, думаешь? Вон сейчас с того места
прыгну!
—	А ну, прыгни! — поддразнивали мальчишки из Глинки.
Володя влез на камни мола и огляделся. Как назло, никого
из керченских друзей поблизости не было; значит, не на кого
было надеяться. Однако надо было спасать честь керченских
пловцов. Володя посмотрел вниз. Он знал, что здесь возле мо¬
ла глубина — два раза с головой... Но делать нечего, отступать
уже было поздно. «А может быть, и выплыву», — подумал Во¬
лодя, припоминая часто слышанные им рассказы о том, что
если человека сбросить на глубокое место и он сразу не испу¬
гается, так непременно выплывет. Володя зажмурился, набрал
в грудь как можно больше воздуха (даже за щеками запас
сделал) —и прыгнул. Он звонко шлепнулся, отбив себе сразу
живот, охнул, отчего весь воздух, распиравший его щеки и
грудь, вырвался наружу. Почувствовав, что погружается, Во¬
лодя отчаянно заработал руками и ногами, открыл со страху
глаза, — зеленовато-желтая, как огуречный рассол, влага,
тяжелая, мутная, сдавила ему грудь, раздвинула насильно
зубы и, казалось, заполнила его всего целиком ужасным хо¬
лодом и разрывающей болью. Володя захлебнулся и пошел
ко дну.
Глинковские мальчишки, с насмешливым равнодушием
взиравшие на Володю до его прыжка, видя, что нырнувший
мальчуган не показывается на поверхности, забеспокоились и
стали звать на помощь, бросаться в воду, нырять, чтобы выта¬
щить Володю. Ближе всех к месту происшествия был пожилой
рыбак, возвращавшийся из моря в своей шлюпке. Он видел
прыжок Володи, слышал крики мальчишек и, как был, не раз¬
деваясь, бросился с лодки в том самом месте, где еще минуту
назад всплывали небольшие пузыри.
Он вынырнул, отплевываясь, зажал большими пальцами
уши, а ладонями нос и рот — и снова погрузился в воду.
Через минуту Володя уже лежал на каменных плитах мола
и спасший его рыбак растирал неподвижное тело мальчика,
переворачивая его со спины на живот, подставляя под него
свое колено, разводил руки Володи. Вскоре Володю стошнило,
дыхание подняло его грудь. Медленно раскрылись глаза, еще
бестолково глядевшие на белый свет, куда он снова возвра¬
щался.
—	Ну, а теперь пускай полежит, обсохнет на солнышке, —
сказал рыбак, обжимая на себе мокрые штаны и блузу. — Вы
19

матери его ничего не говорите, а то будет ему дома... Ничего,
отойдет. А второй раз не полезет, где глубоко.
Рыбак пошел на берег, куда мальчишки подтянули брошен¬
ную им лодку. Кто-то принес Володе его штанишки. Икая, тря¬
сясь, мокрый и жалкий, как цыпленок, только что вылезший из
яйца, Володя побрел домой. Но он нашел в себе силы остано¬
виться, узнал в окружавшей толпе мальчишек главного глин¬
ковского обидчика и, справившись с прыгающим подбородком,
икая, процедил сквозь лязгавшие зубы:
—	А в-в-в...вв...все-таки прыг...ик!.. нул...
Он бы, может быть, еще что-нибудь сказал глинковским, но
вдруг почувствовал, что его подхватывают на руки, тут же
одной рукой дерут больно за ухо, другой прижимают голову к
чему-то мягкому, знакомому, пахнущему всеми родными, до¬
машними запахами, и на лицо его часто закапало соленым, как
море, но теплым... Это прибежала из дому мать, которой кто-
то уже успел сообщить о происшествии, крикнув под окном:
«Тетя Евдокия, ваш Володя утонул!» И героя унесли на руках
укутанным в материнскую шаль. Впрочем, никто не смеялся.
Никто. Даже глинковские...
Дома Володя, предварительно докрасна натертый скипида¬
ром, отогрелся под тремя одеялами, а отогревшись, сказал ма¬
тери:
—	Мама, дай мне три рубля.
—	Это за что тебе три рубля, дряннушка такая? Всю ты
мне душу надорвал... Никуда ты больше не пойдешь от меня!
Минуты с тобой покоя нет... Вот напишу отцу обо всем. Вишь
ты, еще имеет столько дерзости, что после всего трешку про¬
сит! Да за что тебе деньги давать?
Володя высунулся из-под одеяла и серьезно сказал:
—	За то, что не утонул до смерти. Эх, ты, жалко!.. Другая
бы мама даже десять рублей дала, раз не утонул...
—	Ты у меня вот сейчас заработаешь...
—	Дай, мама... Я пойду леденчиков для того рыбака куп¬
лю. И чай пить к нам позову. Что он, зазря меня спасал,
что ли? А я знаю, где он на базаре сидит. Он там бычками
торгует.
И в тот же вечер рыбак, вытащивший Володю из моря, си¬
дел, несколько смущенный, на почетном месте за столом у Ду¬
бининых, пил чай, и не только чай:—мать хорошо угостила его.
Рыбак откушал, поблагодарил и на прощание сказал:
—	Очень вас благодарствую... Извините за излишнее бес¬
покойство. Напрасно вы все это заведение устроили. Этого у
меня и в мыслях не было, когда я туда за ним нырял... А сынок
у вас, видать, боевбй растет. Далеко поплывет. Главное, ви¬
дать, что принципиальный, даже чересчур, я так скажу...
20

Но это было давно. А теперь Володя был уже отличным
пловцом, за которым в море не могли угнаться мальчишки да¬
же старше его на много лет. И сейчас они с Ваней выбрали
место поглубже, разделись и прыгнули в еще холодную по-ве¬
сеннему воду. У них захватило дух, но, фыркая, отплевываясь,
сами себя подбадривая зверскими выкриками, они старались
перефорсить друг друга всякими фокусами, которые хорошо
знают все черноморские мальчишки. Ваня вскоре так застыл,
что вылез на берег весь синий и пупырчатый, а Володя все еще
куролесил в море: то он плыл «пароходиком», то есть подняв
вверх одну ногу и руку, как мачты; то делал «березку», ныряя
вниз головой и выставляя над поверхностью воды ноги расто¬
пыркой; то изображал «свайку», для чего на глубоком месте
вылезал по пояс из моря, уверяя, что там мелко и он стоит на
дне. Исчерпав все штуки, которым его обучили ребята у кер¬
ченского мола, Володя, как ошпаренный, выскочил на берег,
кинулся надевать штаны и матросочку, лязгая зубами и пры¬
гая, чтобы согреться.
После этого решили сыграть в прятки там, где всегда игра¬
ли, за каменоломнями.
—	Только, чур, Володька, в Шурфы, штольни не лазить! —
предупредил Ваня. — Смотри, уговор был.
Володя хорошо знал это правило, но каждый раз его так и
подмывало укрыться в таинственно чернеющем каменном жер¬
ле, откуда тянуло сыроватой духотой. Он много раз еще в
прошлом году пытался уговорить Ваню спуститься вместе с
ним в один из ходов, заброшенных, полузаросших татарником.
Но Ване крепко-накрепко было наказано отцом ни в коем слу¬
чае не лазить в эти черные ходы и даже близко к ним не под¬
ходить. О заброшенных штольнях, зиявших меж холмов
поодаль от главной вышки каменоломен, среди мальчиков
Старого Карантина ходили недобрые слухи. Говаривали, что
по ночам в штольнях блуждают какие-то огни, заманивающие
одиноких прохожих, и человек, рискнувший пойти на огонек,
уже больше не возвращается обратно. Во времена граждан¬
ской войны места эти были обильно политы кровью. Кое-где
меж камней сохранились безымянные могилы. Ребята обходи¬
ли эти места; а Ваня Гриценко уверял, что он однажды сам
видел, как у входа в один из шурфов бегали бледные лиловые
огоньки и уходили, скрываясь под землю.
Днем эти запретные места неотвратимо влекли к себе маль¬
чишек, и любопытный Володя давно уже помышлял о том, что¬
бы заглянуть хоть немножко в черную глубину каменоломен.
В Старом Карантине говорили также, что подземелья эти
оберегают тайну забытых кладов. А тут еще в Керчи, ,на Мит-
ридате, ученые, занимавшиеся раскопками, нашли какие-то
21

ценные древности. Все это очень тревожило воображение
ребят. Кто знает... может быть, и здесь, в заброшенных
шурфах старых каменоломен, тоже таятся какие-нибудь сокро¬
вища!
Куликать первому пришлось Володе. Он терпеливо отсчи¬
тал до двадцати четырех, крикнул: «Двадцать пять — я иду
искать!» — и, вскочив с земли, где он лежал ничком, сразу за¬
метил зеленевшие за большим камнем штанишки Вани Гри¬
ценко, который, тщательно упрятав голову, совсем забыл о
других, более приметных частях своего тела. Застучав Ваню и
убедившись, что он, в свою очередь, плотно закрыв руками
глаза, лежит, как лодобает, ничком, Володя, нарочно громко
топая, отбежал в сторону. Там, коварно изменив направление,
сначала на цыпочках, а затем сняв немилосердно скрипев¬
шие ботинки, в одних чулках, он осторожно двинулся в дру¬
гом направлении и притаился за невысоким холмом, припав
к земле.
Отсюда хорошо был виден весь залив. Прямые улочки Ста¬
рого Карантина с беленькими домиками тянулись до самого
моря. За широким проливом слева, больше угадываемые, чем
видные, едва синели возвышенности Тамани, предгорья Кавка¬
за. Справа, у Камыш-Буруна, высились корпуса железорудно¬
го комбината. Дальше море было уже безбрежным — откры¬
тым Черным морем. Большой наливной пароход подходил к
бухте. Слепящие алмазные вспышки электросварки, видные на
много километров, возникали на берегу то здесь, то там, как
будто кто-то перекатывал неуловимые капельки ртути, и Воло¬
дя еще раз твердо сказал себе, что он непременно достанет где-
нибудь для Вани новую ртуть вместо упущенной им сегодня
так неловко...
Но тут он услышал шаги Вани, шорох бурьяна и стал спеш¬
но отползать с холма вниз, чтобы не попасться на глаза прия¬
телю. Володя пятился задом. Из-под него во все стороны
прыскали кузнечики, колючий татарник цеплялся за курточку.
Володя отползал, не сводя глаз с вершины холма, и вдруг пят¬
ки его уперлись во что-то твердое. Он огляделся через плечо и
увидел, что он заполз в небольшую расщелину между двумя
рухнувшими глыбами ракушечника. Из расщелины тянуло
затхлой прохладой. Володя заглянул за камень и заметил, что
позади обвалившейся глыбы открывается подземный ход, ухо¬
дящий в глубь земли. Это был один из давно заброшенных
шурфов. Вход в него полуосыпался, рухнувшие глыбы земли
почти завалили отверстие, но все же оставался проход, за кото¬
рым просунувший туда свою голову Володя разглядел тонув¬
шую в сумраке, Kpyfo уходившую под землю галерею.
Володя помнил уговор, но шаги Вани раздавались совсем
22

уже близко, а отверстие шурфа как бы само засасывало в себя.
Володя решил, что он только на минуточку заберется в темный
проход, пока Ваня не пройдет мимо, а потом сейчас же выка¬
рабкается обратно. Он заполз в отверстие галереи и замер
там. Но внезапно, когда Володя немножко отодвинулся назад,
под левой ногой его оборвался ком земли, и он почувствовал
пустоту. Что-то похожее на ощущение, памятное по истории у
мола, охватило Володю. Он забарахтался, теряя опору, и, об¬
дираясь об осыпающиеся камни, полетел вниз.
Ваня Гриценко долго лазил меж камней, ища Володю.
Наконец он сдался и закричал:
—	Вылезай, Володька! Перепрячься. Я опять куликать
буду.
Ответа не последовало.
Ваня покричал еще, обшарил все заросли татарника, за*
глянул во все расщелины меж камней и забеспокоился не на
шутку: Володя исчез, словно сквозь землю провалился.
А может быть, он действительно провалился сквозь зем¬
лю? Эта мысль так перепугала Ваню, что он, перебегая от
одного провала к другому, стал заглядывать в каждый, крича
в темноту:
—	Вовка!.. Где ты? Э-гей, Вовка!.. Если тут — вылазь!..
Чур, не игра! Это против уговора!..
Но Врлодя не откликался.
Ваня продолжал внимательно осматриваться, ожидая со
стороны Володи какого-нибудь сюрприза: вот как выскочит
сейчас из-под самого носа, словно перепелка, и застучит у кам¬
ня. Но тут он заметил помятые кусты татарника с обломанны¬
ми и оборванными бутонами и, подойдя поближе, обнаружил
свежий провал у входа в один из самых заросших шурфов, счи¬
тавшийся среди мальчиков Старого Карантина заклятым. Пре¬
возмогая робость, Ваня подполз поближе, заглянул в провал
и закричал:
—	Э-гей-гей!.. Э-гей!.. Вовка!..
И вдруг откуда-то снизу из темноты донесся замирающий
голосишко:
—	Э-эй-эй...
—	Ты там?
—	Ага, — донеслось снизу. — Только я отсюда никак вы¬
лезть не могу.
—	А где ты?
—	Я сам не знаю где, — отвечал из-под земли голос Во¬
лоди.
Ваня попробовал было спуститься к товарищу, но, заглянув
вниз, ничего не мог разглядеть, кроме тьмы, которая заполня¬
ла круто уходивший вниз разрушенный наклонный колодец.
23

—	Ты зачем туда залез?
—	Я не сам... Оно тут все провалилось, я и съехал...
—	Ну тогда сиди там, а то еще глубже провалишься, а я
сейчас за нашими сбегаю.
Ваня знал, что другу его крепко влетит от старших: Володя
нарушил строжайший запрет и полез прятаться в шурфы, —
но надо же было как-нибудь вытащить его из-под земли! Вот
как его угораздило! Здесь еще в прошлом году провалилась
корова одного из соседей Гриценко.
Прибежав домой, Ваня не решился сразу сообщить стар¬
шим о происшествии. Лучше было действовать через старшую
сестру приятеля, степенную толстушку Валю.
—	Валя, — шепотом сказал Ваня, делая знаки Володиной
сестре, — выдь-ка во двор, я тебе скажу что...
Любопытная Валя охотно вышла с Ваней во двор.
—	Слушай, Валя, — начал Ваня, оглядываясь по сторо¬
нам, — ты только сразу не волнуйся... Ничего такого... Ну, про¬
сто Володька ваш в шурф провалился. Он не виноват. Там са¬
мо так все и поехало...
—	Ой, Ваня, он живой?
—	Еще бы не живой — живой, как был, только вылезти
оттуда не может. Там в прошлом году корова дядьки Василия
провалилась, так и то не вылезла сама. А уж взрослая корова
совсем!..
Но Валя, отведя его рукой в сторону, кинулась в дом:
—	Ой, мама, дядя!.. Володечка в колодец упал, в этот...
—	В какой колодец? — встрепенулась мать. — Что ты та¬
кое говоришь?
—	Да не в колодец совсем, — сказал из-за спины Вали
Ваня Гриценко. — То шурф, а не колодец. И не упал он
вовсе, а просто там провал вышел... все поехало, ну и вместе
с Володей. Я хотел его вытащить, да больно глубоко. Там дядь¬
ки Василия корова в прошлом году и то...
—	Да цыц ты со своей коровой! — закричал дядя Грицен¬
ко. — Тысячу раз было сказано: не лазить туда! Было сказано
или нет?
—	Было,— согласился Ваня.
—	То-то, что было... Руки-ноги-то целы у него?
—	Целы, — буркнул Ваня.
К заброшенному шурфу можно было пройти через шахты
главного ствола, где и сейчас шли разработки камня-ракушеч¬
ника. Но день был воскресный, клеть подъемника не действо¬
вала, а поднимать шум на все управление каменоломен из-за
одного озорника дяде Гриценко было совестно. Поэтому он ре¬
шил добыть Володю из-под земли более кустарным способом.
Вооружившись карбидной лампочкой-шахтеркой, заправив ее,
24

прихватив длинную веревку, дядя Гриценко в сопровождении
Вани, Вали и Евдокии Тимофеевны отправился к обваливше¬
муся шурфу.
—	Где ты тут, шутенок? — крикнул дядя Гриценко в про¬
вал.
—	Это кто?.. Это вы, дядя, да? — раздалось снизу.
—	Ты отвечай, что спрашивают, а меня уж не пытай! —
рассердился дядя Гриценко. — Ты где сидишь-то, свет ви¬
дишь?
—	Вижу чуть-чуть, самую капельку.
—	Ну, сиди смирно, я к тебе сейчас слезу. Потерпи ма¬
ленько.
Дядя Гриценко обвязал веревкой большой камень, один
конец с большим мотком пропустил себе за пояс и, перехваты¬
вая туго натянувшуюся веревку, стал опускаться в провал,
светя перед собой шахтеркой.
Прошло несколько минут, затем снизу раздался голос:
—	Эй, на горе!.. Тащи!
Евдокия Тимофеевна, толстушка Валя и Ваня Гриценко,
схватив веревку, стали с усилием вытаскивать ее, и вскоре над
краем провала показалось бледное лицо Володи. Он выкараб¬
кивался, жмурил глаза от солнечного света, нос у него был в
грязи, большая ссадина виднелась на подбородке, а матрос¬
ская курточка... Эх, да что туг говорить о таких мелочах, когда
человека вытащили из-под земли! Только Валентина одна и
решилась сказать:
—	Ой, Вовка, а матросочка-то... ведь новая была совсем...
Вы только глядите, мама!
Но мама глядела не на курточку, а в бледное, расцарапан¬
ное и счастливо-смущенное лицо сынишки. Володя же только
зубами заскрипел, и то не столько от негодования, сколько от¬
того, что у него был полон рот мелкого ракушечника. И язык,
который он все-таки успел украдкой высунуть сестре, тоже был
весь в белом песке.
Проделав это, Володя, отряхиваясь и выбирая из-за ворот¬
ника колючий ракушечный песок, показал Вале, что бантик он
там под землей оторвал, благо это было (разумеется!) сделано
нечаянно.
Вскоре вылез из-под земли и дядя Гриценко. Он потушил
лампочку, смотал веревку, и все направились домой.
—	Ну, будет тебе, погоди! — погрозила сестра Вален¬
тина.
Но Володя, казалось, не слышал ее. Что-то, видно, порази¬
ло мальчика и целиком занимало теперь все его мысли. Когда
взрослые с Валей прошли вперед, он, слегка поотстав, при¬
держал Ваню за руку и тихо сказал ему:
25

—	Ваня, а там под землей про нас написано.
Ваня поглядел на него с недоумением.
—	Чего зря выдумал?
—	Ну честное же слово, Ваня! Там чуток свету было.
И я гляжу, а на стене выскреблено что-то. Большие буквы
такие..,
—	Ну и что?
—	Ну и написано про нас с тобой — Дубинин и Гриценко.
Так и написано. Там еще что-то было, да я не разобрал.
Пораженный Ваня остановился, поглядел недоверчиво на
Володю, но сразу увидел, что тот не врет. И, ошеломленные
этим странным открытием, приятели долго стояли на дороге,
молча глядя друг на друга.

Глава II
ВЛАДЕЛЕЦ РТУТНОЙ КАПЛИ
Всю неделю, до следующего воскресенья, Володю одолева¬
ли мысли о подземной надписи, которую он обнаружил в ста¬
рой галерее. Он тогда соскучился сидеть в темноте и, заметив
в отдалении еле-еле брезживший свет, пошел на него. Идти
одному по темному, незнакомому тоннелю было, конечно, неве¬
село, но Володя все-таки дошел до того места, откуда, как
казалось ему, исходил тусклый, неверный свет. В этом месте
подземный ход делал крутой поворот, а за поворотом был еще
один полуобвалившийся шурф, вертикально уходивший на по¬
верхность. Глаза Володи уже привыкли к полумраку, да и свет
в этом месте, проникавший с поверхности, вообще давал воз¬
можность немножко осмотреться. Вот тут, оглядевшись, маль¬
чик и увидел врезанные в пористую стену буквы.
Володя только что научился разбирать буквы и складывать
из них слова. Мир для него теперь был полон грамоты, и он
читал афиши кино, вывески кооперативов, названия пароходов,
стоявших у стенки в керченской бухте. Разумеется, ему захоте¬
лось прочесть и надпись на стене, возле которой было выреза¬
но что-то наподобие пятиконечной звезды. Разобрать всю
27

надпись Володя не мог: он был еще не большим грамотеем,
а на стене попадались какие-то совсем непонятные буквы. Но
то, что смог разобрать Володя, бесконечно поразило его.
«В. Дубинин, И. Гриценко», — прочел он. И сам не поверил.
Прочел еще раз... Нет, несомненно, именно так было написа¬
но на камне...
Когда Володя вылез из каменоломни и сообщил под секре¬
том обо всем Ване Гриценко, мальчики решили непременно в
следующий же воскресный приезд Володи совершить подзем¬
ную экспедицию.
И вот всю неделю Володя томился под гнетом нерешенной
загадки. Почему, в самом деле, в этом таинственном и каверз¬
ном подземелье на камне начертаны их имена — там, где они
с приятелем никогда в жизни не были? Неужели ему лишь по¬
казалось в темноте? Вот поднимет его тогда на смех Ваня!
Проверяя себя, он везде и всем — и прутиком на мокрой после
дождя земле, и ножичком на скамейке, и карандашом в дет¬
садовском альбоме для рисования — чертил: «В. Дубинин и
И. Гриценко». Нет, именно так было написано под землей!
Была и еще одна забота, терзавшая Володю. Ведь он обе¬
щал Ване Гриценко достать ртутный шарик вместо упущенно¬
го им в прошлый раз. А где его достать? У мамы был градус¬
ник, но Володя даже не знал, куда мать прячет его. Между тем
Володя был человек слова. Мальчишеская честь требовала,
чтобы к следующему воскресенью он раздобыл ртуть. Иначе
как он покажется на глаза Ване Гриценко? Тот окончательно
перестанет ему верить и ни в какие подземные походы с ним
не пойдет.
Несколько дней ломал голову над разрешением этой задачи
бедный мальчуган. По ночам ему снились зеркальные пруды
из ртути: тяжелая серебряная влага сверкала вровень с бере¬
гами, ртуть можно было брать ведрами. Но в жизни такого не
бывало. Володя перебирал в памяти все градусники, известные
ему на свете...
Случай помог Володе найти выход.
На заднем дворе того дома, где жили Дубинины, бурно раз¬
рослась крапива. Володя играл с Валей в прятки и тихонько
заполз под эти зеленые опасные заросли.
Куликавшая Валя закричала:
—	Володька, я знаю, где ты! Только имей в виду, я туда
не полезу тебя искать. Обстрекаешься еще, смотри!
Тогда Володя, чтобы доказать свое бесстрашие и стойкость,
вылез из своего укрытия и заявил:
—	Эх ты, бояка! Всего трусишь. А вот я, хочешь, голой ру¬
кой сейчас крапиву сорву? Ну, говори: хочешь?
—	Ну, и что докажешь?
28

—	А то докажу, что у меня характер закаленный. На, гля¬
ди!
И он действительно крепко сжал в маленькой руке несколь¬
ко крапивных листьев — пильчатых, волосатых, жалящих не¬
щадно. Жгучий зуд, нестерпимая чесотка жарко опалили ему
ладонь и стиснутые пальцы. Но он отпустил руку только тогда,
когда просчитал до десяти.
—	Ну и глупо! — сказала Валя. — Только и доказал, что
глупый, ровным счетом больше ничего. Смотри ты, рука —
прямо как скарлатина!..
Володя растопырил пальцы, на которых вспучились белые
волдырики, обведенные красными венчиками. Тут ему и при¬
шла в голову одна замечательная мысль, которую он решил
использовать завтра же.
На другой день Володя приступил к исполнению задуман¬
ного плана. Это требовало, правда, большой стойкости, но за¬
то сулило необыкновенно простое решение ртутного вопроса.
План этот можно было осуществить и дома, но Володя предста¬
вил себе испуганное лицо матери, ее глаза, полные тревоги и
нежного участия, переполох в квартире, — и ему стало жалко
мать. Он решил перенести действие в детский сад: ходить туда
Володе уже порядком надоело. Он быстро обогнал по всем ста
тьям своих ровесников в старшей группе, мечтал уже скорей
поступить в школу и не чаял избавиться от унизительной, как
ему казалось, клички — «дошкольник».
В детский сад он ходил уже без провожатых, ни в коем
случае не позволяя матери или сестре отводить его туда, В это
утро, прежде чем идти в сад, Володя пошел в тот угол двора,
где росла крапива. Он огляделся по сторонам, плотно, что есть
силы, зажмурил глаза и прыгнул в самую зеленую гущину, как
прыгал когда-то с мола, еще не умея плавать. Он сразу почув¬
ствовал тысячи мелких уколов, но счел это недостаточным и
стал кувыркаться в зарослях крапивы, кататься в ней. Ему
казалось, что он попал в пчелиный улей. Все тело его горело и
чесалось. Лоб, щеки, нос, уши — все горело огнем.
После этого Володя помчался в детский сад. Пока он до¬
шел, ужаленные крапивой места обволдырились, покраснели, и
руководительница Сонечка только руками всплеснула, когда к
ней явился запухший, воспаленный мальчик с раздутым носом,
с красными и толстыми ушами.
—	Кто это?.. Володя! Что с тобой? — в ужасе спросила
Сонечка.
—	Наферное, шкарлатина, — с трудом отвечал Володя.
—	Зачем же тебя выпустили из дому?
—	У меня это шражу фдруг шделалошь...
—	А горло не болит? — всполошилась Сонечка.
29

—	А-а-а!.. Э-э-ы...
Володя с готовностью широко разинул рот, закинул голову
и показал язык.
—	Довольно, хватит! В изолятор, в изолятор! — скоман¬
довала Сонечка.
И Володя очутился в небольшой комнате, едко пахнущей
больницей. Стены тут были выкрашены белой эмалевой кра¬
ской, на них висели плакаты. Если бы Володя хорошо читал,
он узнал бы, что там написано: «Мухи — разносчики заразы»,
«Не болейте гриппом». Плакаты были нарисованы очень кра¬
сиво, на них были изображены румяные, толстые младенцы, а
рядом — хилые ^бледные дети, которых, видно, не уберегли
от мух, разносчиков заразы. Вообще тут было на что посмот¬
реть; но Володе некогда было долго разглядывать эти краси¬
вые картинки. Надо было спешить, пока не кончилась его вне¬
запная болезнь. И он послушно лег на небольшой, низенький
диван, обитый белой клеенкой. Несмотря на то что день стоял
теплый, клеенка была холодная, и Володя с удовольствием
прижал к ней свои горячие руки. От прохладного прикоснове¬
ния клеенки зуд стал легче.
—	Боже мой! — убивалась Сонечка. — Неужели скарлати¬
на? Кошмар!.. Нет, вернее всего корь; краснуха — это в луч¬
шем случае.
—	У меня, наверное, даже температура есть, — решил пе¬
рейти к делу Володя.
—	Верно, Вовочка. Ты прав, мой умница... Ты совершенно
горишь! Сейчас я тебе поставлю термометр. У тебя определен¬
но жар.
И вот наконец Володя ощутил у себя под мышкой желан¬
ный щекотный холодок — кончик термометра.
—	Держи крепко, положи руки вот сюда... Так. Лежи ти¬
хонько, я сейчас вернусь, только к Ксении Петровне схожу, —
сказала Сонечка и быстро ушла в коридор.
Володя тотчас же оттянул воротник курточки, сунул туда
нос, заглянул себе под мышку, приподняв руку локтем вверх.
Зеркальный кончик градусника, наполненный ртутью, выполз
из-под руки. Володя осторожно вынул термометр из-под ру¬
башки.
Теперь надо было привести градусник в негодность, чтобы
его можно было попросить у тети Сони насовсем. Володя взял
градусник за зеркальный кончик и несколько раз стукнул его
об пол. Градусник не ломался. Пришлось положить его на пол
и пристукнуть сверху ножкой белой табуретки, которая стояла
возле дивана. Только после этого термометр легонько хруст¬
нул. Убедившись сперва, что ртуть не вытекла из трубки,
Володя отчаянно закричал:
30

—	Тетя Сонечка! Тетя Сонечка!.. Я градусник нечаянно
разбил!
Тетя Соня примчалась в сопровождении Ксении Петровны,
заведующей детским садом. Начались охи да ахи.
—	Как же это ты ухитрился? Смотри, что ты наделал!
—	Я переворачивался с того бока на этот, а меня как за¬
трясло всего, он сразу выскочил на пол да как кокнется, — хит¬
рил Володя. — А он уж теперь разве негодный совсем?
—	Ну куда же он годен!.. Поаккуратнее надо было бы...
—	А мне его можно себе взять? — спросил Володя, зами¬
рая в ожидании ответа.
—	Да погоди ты! Куда тебе его? Еще обрежешься стеклом.
Его надо выкинуть!..
—	Ой, что вы, тетя Сонечка, зачем выкинуть! Он мне знае¬
те как нужен будет... если, конечно, я поправлюсь, — поспе¬
шил добавить Володя, испугавшись, не испортил ли он все де¬
ло, проявив такой интерес к разбитому градуснику.
Он терпеливо дал всунуть себе под мышку второй термо¬
метр и, не шелохнувшись, вылежал положенные десять минут
с прижатой к боку рукой, которую теперь уже крепко держала
тетя Соня.
Впрочем, температура у него оказалась совершенно нор¬
мальной. Его опять заставили показать горло. Но и в горле
ничего не обнаружили. Решили все же послать за мамой. Она
прибежала всполошенная, и Володя старался не смотреть в ее
встревоженные глаза. К этому времени краснота и волдыри ста¬
ли уже сходить с его кожи. Разбитый градусник с уцелевшей
ртутью давно находился в кармане курточки. Вообще болеть
дальше не было никакого смысла.
—	Мама, у меня уже почти вылечилось все... У меня нет
температуры, — успокаивал он Евдокию Тимофеевну. — Смот¬
ри, уже почти ничего не осталось...
—	Странная вещь, — сказала Сонечка. — Весь совершенно
горел, как в огне. Едва успели поставить градусник — и вдруг
температура так резко упала.
—	Да она же нечаянно упала! — в отчаянии закричал Во¬
лодя, которому показалось, что тетя Соня заподозрила что-то
неладное и, чего доброго, еще отнимет термометр.
Все рассмеялись, а Ксения Петровна заметила:
—	Типичная крапивная лихорадка. Вероятно, съел что-ни¬
будь. Придется дать касторки, пусть очистит...
Вот этого Володя не ожидал! Но что делать, товарищи: как
известно, добыча ртути вообще дело нелегкое. Ради высокой
цели стоило потерпеть.
Володя, зажмурившись, проглотил полную столовую лож¬
ку отвратительной маслянистой жидкости и, чтобы окончателъ-
31

но доказать всем, что он изо всех сил хочет исцелиться, даже
облизал ложку.
Ему дали заесть касторку черным хлебом, посыпанным со¬
лью. Вся эта возня начинала надоедать Володе, но, когда он
опускал руку в карман своей вельветовой курточки и нащупы¬
вал там гладкий, прохладный кончик градусника, в котором'
хранилась заветная ртуть, — он чувствовал себя совершенно
счастливым и готов был претерпеть любые муки, если потре¬
буется...
—	Сам можешь идти? — спросила мать.
Он вскочил. Конечно, он мог идти сам. У него все совсем
прошло. И мать г!овела его за руку домой.
На этом испытания Володи не кончились. Дома Евдокия
Тимофеевна раздела сынишку, уложила его в постель, накры¬
ла периной и двумя одеялами, напоила чаем, положила к но¬
гам горячие бутылки.
—	Лежи, потей, — велела она.
И он лежал. И он потел. И он готов был все перетерпеть, —
но, когда взглянул в лицо матери, низко склонившейся к нему,
и увидел, какой всполошенной нежности, какого страха и во¬
прошающего участия были полны ее глаза, ему вдруг стало не
по себе. Его обдало изнутри жарким стыдом, более жгучим,
чем крапива. Ему стало ужасно жалко мать, которая так тре¬
вожилась понапрасну и готова была все сделать для того, что¬
бы ему было легче.
—	Мама... — начал он, уткнувшись носом в край одеяла, —
мама, ты это зря... Я ведь не больной совсем. Ты только не го¬
вори никому, ладно? Это я... крапивой так, нарочно.
—	Да что ты болтаешь-то? Лежи тихонько, заснуть ста¬
райся.
—	Да неохота мне спать!
Володя откинул одеяло и спустил ноги с постели. Он вытя¬
нулся, лежа на спине поперек кровати, пока не достал подош¬
вами пола, пробежал босой, стуча пятками, через комнату и
сам стал в угол носом.
—	Погоди!.. Какая крапива? Ты что это? Ты что это натво¬
рил? Ты что это такое придумал? — так и обомлела Евдокия
Тимофеевна.
Из угла сквозь сопение и всхлипывание донеслось:
—	Мама, ты не сердись, я думал, тебя не позовут... я ду¬
мал, только поставят градусник, и всё...
—	Да зачем же тебе все это понадобилось? Горе ты
мое! Разнесчастная я мученица с тобой! Ты что это приду¬
мал?
Теперь уж пришлось во всем сознаться. Евдокия Тимофеев¬
на терпеливо слушала. Она знала, что Володя в конце концов
32

никогда не соврет, если чувствует за собой вину. И она виде¬
ла, что Володя рассказывает ей всю правду.
—	Что ж ты такую кутерьму-то, безобразие такое натво¬
рил? Людей перепугал, меня чуть не до смерти... Попросил бы,
дала бы я тебе этот окаянный градусник, раз уж он тебе так
понадобился.
—	Да мне тебя жалко было. У тебя градусник только один,
а в детском садике их много.
—	Гляди, какой расчетливый, — раздался низкий, грудной
голос от входной двери.
Володя поглядел- искоса через плечо и увидел соседку по
квартире, толстую Алевтину Марковну, портниху, которую ре¬
бята звали «Алевтина из ватина».
—	А я-то зашла наведаться. Сказали, что у Вовочки скар¬
латина. А он вон какой сообразительный! Ну, скажи на ми¬
лость, до чего теперь дети понимающие растут, до чего же с
малых лет практичные! Ну, Евдокия Тимофеевна, это у вас
хозяин будет, свое добро бережет. Молодец, Вовочка! Это уж
вырастет у вас скопидом.
—	Погодите, Алевтина Марковна, — остановила ее мать.—
Вы нас извините, мы уж тут сами меж собой договоримся, а
потом милости просим, заходите.
—	Ах, извиняюсь, не знала, что помешала воспитанию, —
фыркнула Алевтина Марковна и, круто повернувшись всем
своим станом, удалилась через дверь в коридор.
Володя еще теснее вжался плечами, лбом и носом в угол.
—	А ну-ка, повернись, погляди-ка на меня, — проговорила
Евдокия Тимофеевна негромко, раздельно и твердо. — Нет, из
угла не вылезай, стой там и на меня гляди.
Володя послушно повернулся в углу и посмотрел на мать
исподлобья, низко опустив голову.
—	Ай да сынок хороший, ай да Володя Дубинин, отличил¬
ся! Вот отец-то обрадуется, когда напишу: свое жалко, так он
смошенничал; семейное добро пожалел, а совесть, честь не по¬
щадил. Кого же это ты обмануть решил? А? Нет, ты мне ска¬
жи, кого? Ведь это чей детский сад?.. Наш он, для наших пор¬
товых ребят! Чьи там градусники?.. Наши они, общие, для всех
ребят, значит, и для тебя, глупая твоя голова. Ведь отец-то
узнает, так сгорит со сраму. Разве это чужие градусники? Ты
сам подумай!.. Это все общее, детское, для всех. За что отец-то
в гражданскую воевал, жизни не жалел? Разве только за свое?
И за свое и за общее воевал, чтобы у всех все было.
—	Он за градусники не воевал, — буркнул Володя, упер¬
шись подбородком во вздернутое левое плечо.
—	Вот и неправда! И за то воевал, чтобы у всех детей гра¬
дусники были, если кто заболеет. Вот мы, спроси отца, когда
33

•с’ним маленькие были, так сроду такого градусника и в глаза
не видали. Бывало, занеможешь, все тело ломит от жару, а те¬
бе шлеп по лбу да по носу щелк: «Ничего, лоб горячий, зато нос
холодный, здорова!»... Ну, вылезай из угла, хватит тебе, на¬
стоялся! Сама себя раба бьет, что нечисто жнет. Завтра пой¬
дешь в детский сад, сам Ксении Петровне градусник отдашь.
—	Так он же весь разбитый! — испугался Володя.
—	Да не про тот я, глупая ты голова! Целый возьмешь,
наш.
И Володя побрел из угла.
—	Мама, ты не сердись, — попросил он. — Ну, я больше не
буду... Слышишь, мама?
—	Ты вот подумай, что я тебе сказала, и запомни.
—	А ты правду сказала, что папа за градусник воевал?
—	И за землю воевал, и за хлеб наш, и за детский сад пап¬
ка наш воевал... и за градусник.
Весь день до позднего вечера Володя ходил пораженный
этим открытием. До этого ему как-то не приходилось связы¬
вать в одно такие не похожие друг на друга вещи, как, напри¬
мер, выцветший, пожелтевший портрет отца в форме красно¬
флотца с надписью «Незаможник» на бескозырке и блестящий
градусник в детском саду. А оказывается, здесь была какая-то,
лишь сегодня обнаружившаяся связь. И он ходил, повторяя
про себя слова матери: «И за градусник папка воевал...»
Потом он вынул из кармана курточки треснутый термо¬
метр, выпросил у матери, окончательно с ним помирившейся,
круглую коробку, надломил трубку градусника и осторожно
вытряс на дно коробки тяжелую ртутную каплю. Он прикрыл
коробку обломком стекла, найденным на дворе, долго любо¬
вался, как бегает под стеклом веселый ртутный живчик, потом
принес коробку матери: «Посмотри, мама, это у меня будет
ртутный компас!»
И вечером, утомленный этим беспокойным днем, уже засы¬
пая, он вдруг сел на кровати и спросил мать:
—	Мама, а чего это Алевтина Марковна утром говорила,
что я этот... ну как?., скипидар?
Валентина, готовившая за столом уроки, так и покатилась.
Мать тоже засмеялась, прикрывая одной рукой рот, а другой
махая на Володю:
—	Ой, Вовка, помрешь с тобой!.. Скопидом — она гово¬
рила.
—	Ну, скипидом. А как это — скипидом?
—	Да не скипидом, а скопидом. Слово такое было. Ну, че¬
ловек, значит, такой, который все в дом тащит, добро нажи¬
вает, живет себе, капиталы копит.
—	Это все равно, значит, что капиталист?
34

—	Ну, вроде того.
—	Нет, мама, — вмешалась ученая Валентина, — капи¬
талист— это если очень богатый... ну, завод там имеет, фаб¬
рику, эксплуатирует. А это — ну, вот как единоличник все
равно.
Володя помолчал немножко, устраиваясь спать, перевер¬
нулся на другой бок, к стенке, накрылся с головой, потом
опять высунулся. И уже сонным голосом, больше для соб¬
ственного успокоения, сказал:
—	Врет она. Я разве единоличник? Раз я в детском саду...
Все оставшиеся до воскресенья дни Володя вел себя так
примерно, что и мать и Сонечка, которой он принес новый гра¬
дусник (умолчав, впрочем, об истории своей болезни), только
дивились. Первые два дня Володя был целиком поглощен вся¬
кими опытами с ртутной каплей. Он вырезал круглую картон¬
ку размером с донышко коробки, проделал по кругу отверстия,
возле которых нарисовал химическим карандашом цифры.
Картонку с дырочками он поместил в коробку. Ртуть теперь
задерживалась в отверстиях, и Володя переименовал свой
компас на часы. За этим занятием Володя даже позабыл не¬
много о таинственной надписи под землей. Однако, по мере то-
го как приближалось воскресенье, мальчик все больше и боль¬
ше задумывался о своем стралном подземном открытии.
Неделя эта тянулась крайне медленно. Уж давно пора бы,
по расчетам Володи, прийти воскресенью, а на календаре все
еще был только четверг.
—	Мама, у нас календарь отстает, — жаловался Володя,
подумывая, не содрать ли один листок календаря, чтобы ско¬
рее шло время...
И вот подошел желанный день. Накануне Володя очень
беспокоился: а что, если мать отменит поездку в Старый Ка¬
рантин из-за погоды? Шел дождь. Серая пелена его закрыла
пролив. С горы Митридат, урча, неслись мутные потоки воды.
Акации на улицах, вдоль которых журчали ручьи, напомина¬
ли своими обвисшими, съежившимися ветвями мокрых кур.
Казалось, что все пропало, поездка не состоится.
Но утром в воскресенье Володя, проснувшись, увидел
голубое небо в окне и перистые ветви воспрянувших ака¬
ций. И море вдали было голубовато-зеленым, только у бере¬
га стояла еще желтоватая муть, поднятая прошедшим
штормом.
—	Ты что ж, ехать не хочешь? Проспал? — пошутила мать.
Она уже была в воскресном платье.
И Валентина тут же не преминула пустить шпильку:
35

—	Он всегда торопит всех, а сам последний собирается.
Эх, стоило ли в такой день связываться! Голубое весеннее
небо выгибалось над морем, над городом, над Митридатом.
В коробке, аккуратно обернутой газетой, бегала под стеклом
добытая ртуть. Где-то далеко трубили автобусы, уходя в рейс
на Старый Карантин. День обещал быть чудесным. Подзе¬
мелья ждали путешественников. Стоило ли тут обращать вни¬
мание на обиды от какой-то девчонки, хотя бы она и была
старшей сестрой? И Володя промолчал.
Он только поспешил сунуть в рот зубную щетку и яростно
принялся тереть стиснутые зубы, причем делал это так стара¬
тельно, что сейчас же забрызгал мелом висевшее рядом на
стуле Валино платье. Он даже безропотно позволил надеть на
себя матросскую курточку с ненавистным, никому не нужным,
все дело портящим новым бангом-галстуком. После завтрака
он сам бросился убирать посуду со стола, — только мыть ее он
и на этот раз отказался категорически. Впрочем, никто особен¬
но на этом и не настаивал. Дома уже давно знали, что Вла¬
димир готов выполнить любую работу — мыть полы, таскать
дрова и уголь, бегать в лавку, топить, чинить, убирать, — но
посуду мыть ни за что не станет. Володя считал, что это не
мужское дело, и уговоры тут были бесполезны.
Наконец все было готово, посуда вымыта и составлена в бу¬
фет, в комнатах наведен порядок.
И они поехали в Старый Карантин.
Зеленый автобус мчался, подпрыгивая на неровностях до¬
роги, все в нем ходуном ходило, все скрипело, ерзало, дрожа¬
ло. Однако привычные пассажиры, заполнившие машину,
чувствовали себя превосходно. Они подхватывали слетавших
с колен ребят, ловили катящиеся по автобусу баулы, перебра¬
сывались шутками, причем слова вылетали у них из горла при
толчках то смешным, то ёкающим, то дребезжащим звуком,
словно вприпрыжку.
Обычно Володя даже любил эту тряску; но сегодня он, как
всегда успевший занять переднее место возле кабины водите¬
ля, чувствовал себя тревожно. Обеими руками он прижимал к
себе сверток с коробкой, где хранилась ртутная капля. Не хва¬
тало еще, чтобы драгоценная ртуть, добытая ценой таких
испытаний, выскочила из коробки. И так как руки у него были
заняты и он не мог держаться ими за сиденье, то его немило¬
сердно подкидывало, он взлетал, как мячик, на пружинной ко¬
жаной подушке, его бросало из стороны в сторону, но он креп¬
ко стискивал свою коробку.
—	Ты бы, мальчик, полегче толкался; если на месте не
36

держишься, руками укрепись, — посоветовал ему пожилой со¬
сед, рыбак. — А то колотишься — сил нет!
—	М-не-е-е... не-е-е-чем... дер-жа... жа-жаться!..
Тут автобус так тряхнуло, что Володя больно прикусил се¬
бе язык и уже молчал потом всю дорогу.
Но все его муки, все, что перетерпел он и в детском
саду, и дома, и в дороге, — все было забыто, когда он вручил
наконец Ване Гриценко круглую коробку под стеклом.
—	Это что у тебя? — удивился Ваня.
—	А вот то, что я в воскресенье говорил! — торжествуя,
пояснил Володя и сдернул бумагу с коробки. — Ртутные часы!
Раз сказал — значит, уж точка. Я не из таких, что обещают, а
потом не делают. На, бери!
Ваня бережно принял из Володиных рук коробку, заглянул
в нее, чуточку наклонил. Ртутная лепешечка, меняясь мгно¬
венно в своей форме, словно гримасничая и подмигивая, пока¬
тилась по коробке и запала в одно из нумерованных отвер¬
стий.
—	Восемь, — прочел Ваня.
Володя осторожно наклонил коробочку в другую сторону,
ртуть побежала и затекла в другую дырку.
—	Двенадцать! — объявил Володя. — Значит, я выиграл.
—	Ну ладно, потом сыграем, а сейчас пойдем, куда
хотели.
—	Это туда?.. — понимающе и многозначительно, сразу
переходя на шепот, спросил Володя. — Все припас?
—	А то нет, тебя дожидался!
—	Как уговор был. У тебя готово?
—	За тобой дело, если не струсишь.
—	Это кто? Я? Сам, гляди, назад не подайся.
—	Чего? Ты говори, да не заговаривайся!
—	Я не заговариваюсь. У меня раз сказано — всё! Сказал
я в прошлый раз: достану ртуть из градусника. Видишь — тут!
—	Ну и у меня тоже: раз уговор был — точка.
Поговорив в таком духе минут пять, позадававшись друг
перед другом сколько полагается и почувствовав себя оконча¬
тельно достойными великих дел, на которые они решились,
приятели наконец пришли к общему выводу.
—	Ну и хватит! — отрезал Володя.
—	И будет! — подтвердил Ваня.
Он осторожно огляделся, потом поманил к себе пальцем
Володю, мотнул головой в сторону сарая, и оба мальчика
исчезли в нем.
—	Вова! Ваня! Пошли на море гулять, — позвала Валя,
сбегая с крыльца во двор. — Дядя Ваня лодку обещал взять...
Ребята, где вы?
37

Никто не откликнулся на ее зов, и она, обиженно пожав
плечами, вернулась в дом.
Вышел сам дядя Гриценко, покричал мальчиков, обошел
двор, заглянул и в сарай. Вани и Володи нигде не было. Не
было их и в сарае. Но, если бы дядя Гриценко пригляделся по¬
внимательнее, он заметил бы, что из сарая исчезли также два
фонаря «летучая мышь» и большой моток толстых бельевых
веревок, обычно висевших на стене.
Тем временем приятели наши уже спускались по наклон¬
ной галерее, которая вела от обвалившегося шурфа в глубину
каменоломен. Мальчики обвязали себя веревкой, зажгли фо¬
нари. Ваня, как старший, шел впереди.
После яркого'солнечного дня подземный сумрак, сгущав¬
шийся с каждым шагом, показался мальчикам непроглядным
и зловещим. По мере того как они продвигались вперед, все
опускаясь и опускаясь под землю, мрак обступал их все плот¬
нее. Светлое отверстие входа осталось уже давно позади, а сей¬
час вокруг друзей была сыроватая, чуточку затхлая темень.
Тусклый свет фонарей вяз в этой тьме, метались по стенам
крылатые тени, воздух становился все более холодным и влаж¬
ным. Иногда казалось, что холодные лапы тьмы неслышно ело¬
зят по щекам. Тогда мальчики быстро поднимали фонари над
головой, и черные щупальца отпрянувшей тьмы на мгновение
выпускали ребят, соскальзывали в углы подземного коридора,
таились за выступами камня, слабо освещенного фонарем.
В одном месте Володя, подняв фонарь, увидел у самого своего
лица два комочка, прицепившихся к стене. Они были похожи
на крохотные сломанные зонтики, размером в кулак. То были
летучие мыши — нетопыри. Вспугнутые светом Володиного фо¬
наря, они закружились вокруг мальчиков. Щеки ребят чувство¬
вали шелковистое касание воздуха, стекавшего с крыльев не¬
топырей. Мальчики отмахивались фонарями; тени и крылья,
казалось, заполнили все пространство.
—	Давай бегом! — крикнул Ваня, бросаясь вперед и увле¬
кая за собой натянутой веревкой Володю.
Они добежали до поворота галереи, очутились в коридоре-
штреке и остановились, чтобы отдышаться. Летучие мыши
остались позади, в штольне.
—	Слушай, — обратился Ваня к своему спутнику. — Мы
верно пошли? Ты то место помнишь?
Володя уже сам начал сомневаться, верно ли они идут.
В прошлый раз он не успел хорошо осмотреться — не до того
было. Сегодня, перед тем как спуститься, все казалось очень
простым и легким. А сейчас, под землей, в темноте, он расте¬
рялся. Все у него перепуталось в голове. Он не смог найти ни
одной своей заметы, сделанной в прошлый раз... Зря, пожалуй,
38

полезли они вдвоем под землю. Так хорошо, тепло, солнечно
сейчас там, наверху! И небо сегодня такое было ясное, и море
гладкое. И ходят там автобусы, летают птицы, плывут кораб¬
ли, и столько хороших добрых людей везде, а они вот тут
вдвоем, вдали от всех, заблудились...
Оба почувствовали себя одинокими, заброшенными, отторг¬
нутыми от всего живого. И тишина была вокруг такая, что
страшно было громко говорить, — мальчики невольно разгова¬
ривали шепотом.
—	Ну вот, — тихо произнес Ваня, — сказал, сразу дорогу
узнаешь, а сам тычешься невесть куда. Да и, наверное, почу¬
дилось тебе тогда, что написано там про нас. Быть того не
может!
—	Ну как не может, как не может? — заторопился Воло¬
дя. — Я все же такие буквы уже знаю. Своими глазами видел,
так и написано: «В», потом точка поставлена. А потом написа¬
но «Дубинин». А потом «И» написано, опять точка и — «Гри¬
ценко». Разборчиво так.
—	Ну и ищи теперь!
—	Погоди, Ваня... Вот сейчас, я помню, надо повернуть
налево, потом прямо, а там уж немножко светло станет. Там
ведь как раз колодец, провал сверху есть. Вот я и разглядел,
потому что свет сверху был. Понятно тебе это? Ну, пусти, я
вперед пойду, а ты за мной.
Он оттеснил плечом Ваню и пошел впереди; Ваня плелся за
ним. Володя повернул в левый коридор, прошел немного, оста¬
новился, убрал фонарь за спину.
—	Видишь?.. — прошептал он.
Впереди чуть брезжил голубоватый, рассасывающийся в
темени подземелья свет.
—	Видишь? Раз сказал — значит, знаю где.
Ваня схватил его за плечо.
—	А может, это... Может, там... то самое... — прошептал он
в самое ухо Володе. — Знаешь, что люди про тот шурф гово¬
рят? Слыхал?
—	Ну... а что? Ничего... Пойдем — поглядим. Я в прошлый
раз ничего такого не-заметил. Идем, Ваня! Ну, пошли!..
И Володя решительно зашагал вперед, натянул веревку и
потащил за собой Ваню.
С каждым шагом в коридоре становилось все светлее и
светлее, и вот мальчики очутились в небольшой подземной пе¬
щере, куда сверху через отверстие провала, зиявшего над их
головами, проникал дневной свет.
—	Гляди, — сказал Володя и поднес фонарь к каменной
стене.
Поднял свой фонарь и Ваня. Приятели склонились к бук¬
39

вам, которые были глубоко вырезаны в белесоватом камне-ра¬
кушечнике, но от времени сильно повыбились.
—	Где же ты тут про себя-то нашел? Разве это буква «В»?
Володя молчал. Теперь, при свете фонаря, он уже и сам
разглядел, что там вместо буквы «В», почудившейся ему в
прошлый раз, была коряво вырезана на стене буква «Н», по
краям осыпавшаяся. Но все же, все же Ваня мог теперь убе¬
диться, что в остальном он не ошибся. Да и Ваня сам стоял по¬
раженный. Уже десятый раз он читал, шевеля губами, надпись
на стене:
Н. Дубинин, И. Гриценко
—	Володя, — вдруг тихо проговорил он, — глупые мы С.
тобой оба. То ж не про нас написано, где ж наши головы рань¬
ше были? То же мой папа да твой расписались. Они ж тут, ко¬
гда была гражданская война, от белых скрывались. Они ж тут
партизанами были. Вот видишь: И. Гриценко — значит Иван
Гриценко, батька мой, а это видишь — Н. Дубинин, то дядя
Никифор, папа твой. Понял ты теперь?
—	Это они тут воевали? — задохнувшись от волнения, пе«
респросил Володя.
—	Ну ясное дело, что тут! Мне папаня как-то говорил...
Да знаешь, он рассказывать не любит у нас. А в штольни эти
никто не ходит. Тут где-то похоронены белые... ну, которых то¬
гда поубивали в бою... Так, знаешь, всякие сказки ходят...
—	Мы сейчас пойдем, и расскажем, что видели, — предло¬
жил Володя.
—	Навряд ли стоит, — возразил, подумав, Ваня. — Нам же
сюда ходить не велели, приказывали, чтобы никогда не лазили.
—	Нет, все-таки лучше сказать.
—	А не выдерут?
—	Ну вот еще, бояться... А разве тебя дерут?
—	Не... В этом году еще ни разу, — припомнил Ваня.
—	И меня тоже нет. Ну, бывает, когда мама очень уж на
меня разозлится, так, случается, поддаст разок.
—	Нет, лучше никому не скажем! — сказал Ваня мечта¬
тельно. — Тут не в том дело, что заругают, а пусть это у нас с
тобой тайна такая будет. Мы про то никому не скажем, а сюда
с тобой ходить станем, играть тут будем.
—	Идет, — согласился Володя. Он помолчал, потом доба¬
вил: — Нет, я все-таки, когда папу увижу, все у него выспро¬
шу. Я уж у него сколько раз расспрашивал, а он все: потерпи
маленько, подрастешь — все расскажу. Вот он скоро придет из
плавания в Мурманск, а мы с мамой туда поедем. Я у него там
все выпытаю.
—	А до того — никому ни слова!
40

—	Никому.
—	Смотри!
—	Будь уверен.
—	Уговор?
—	Могила.
Желтоватый свет фонаря, сливавшийся с голубоватыми
проблесками, сочившимися сверху, с поверхности земли, при¬
зрачным, двухцветным сумраком заполнял подземелье. Ни зву¬
ка не доносилось сверху. Слышно было, как курлыкает про¬
нырливая вода, сочась через расщелины камня. И долго,
сдвинув фонари, наклонив головы к стене, стояли мальчики в
подземной шахте, еще и еще раз вглядываясь в надпись, выре¬
занную в камне, — знак боевой, таинственной и прекрасной
молодости их отцов.

Глава III
ФЛАГ ОТЦА
За серыми диабазовыми скалами, за лысыми сопками по¬
казался вдруг кончик мачты. Издали можно было подумать,
что по скалам и сопкам, плавно скользя, движется влекомый
странной силой шест. Но люди на берегу зашевелились; вгля¬
дываясь, показывая друг другу пальцами, все подались побли¬
же к деревянному настилу пирса, зашумели переговариваясь.
И Володя понял, что это показалась за скалами мачта кораб¬
ля. Длинный узкий флаг развевался на ней, подхлестнутый
холодным северным ветром.
И под этим флагом плыл отец.
Через короткое время теплоход должен был показаться из-
за поворота.
Приближался давно ожидаемый час встречи.
Уже четыре дня, как Евдокия Тимофеевна с Володей при¬
ехали в Мурманск. И без малого месяц прошел с того воскре¬
сенья, когда Володя и Ваня разглядели в подземелье Старого
Карантина каменную зарубку о партизанских годах своих
отцов.
42

Весна в Мурманске еще только начиналась. Весна оста¬
лась там, далеко отсюда, на знакомых берегах теплых морей.
Там уже все было зелено, солнце светило и грело совсем по-
летнему, а когда поехали, лето словно начало отставать от
поезда. С каждым днем путешествия становилось холоднее.
В Москве, где надо было пересаживаться и ехать на трамвае с
одного вокзала на другой, лил холодный дождь. Мама велела
застегнуть пальто на все пуговицы и замотала Володе голову
теплым платком. Народу в трамвае было очень много. Как ни
продирался к стеклам Володя, разглядеть ему ничего не уда¬
лось, тем более что мама укутала его чуть не по самые глаза.
Так Володя и не разглядел Москеы.
Через день в Петрозаводске, где он отпросился у матери
сбегать с одним моряком на станцию за кипятком, стояли хо¬
лодные лужи. В них отражались сосны, мрачные, как будто
зазябшие и не совсем еще проспавшиеся. А тут, в Мурманске,
на теневой стороне сопок еще лежал снег, небо было по-зим-
нему бледным, а перед закатом приобретало какой-то стран¬
ный серебристый отлив, переходивший в нежно-розовый тон.
И на небе этом резко вырисовывались казавшиеся черными
ели. Днем земля раскисала, и грязь хватала за ноги, стаски¬
вая новые калоши, купленные Володе Евдокией Тимофеевной,
а утром почва отзывалась на каждый шаг с кованой звон¬
костью, и белые скорлупки легко ломались над лужами, кото¬
рые под коркой льда оказывались пустыми, словно их за ночь
успели до дна выпить заморозки.
Однако оказалось, что это все-таки не настоящая Арктика,
челюскинцы жили на льду не тут.
Каждый день мать ходила в порт справляться, когда при*
дет теплоход «Леонид Красин», на котором плавал отец. Оста¬
новились в общежитии порта, где съехались семьи и других
моряков из команды теплохода. Корабль возвращался из за¬
граничного плавания. Из такой дальней дали, из тех стран и
морей плыл отец, что и Ваня Гриценко еще не учил по геогра¬
фии, а Валентина хотя и учила, но знала еще нетвердо... Теп¬
лоход ждали со дня на день. И вот наконец в конторе порта со¬
общили, что «Леонид Красин» прибывает завтра в полдень.
Уже с утра в порту на стекке, где швартуются для выгруз¬
ки суда, возвращающиеся из дальнего плавания, собрались
семьи моряков, местные и те, что приехали издалека, чтобы
провести вместе со своими мужьями, отцами и сыновьями ко¬
роткие дни моряцкого берегового роздыха.
Володя продрог на ветру, хотя одет он был тепло и старал¬
ся укрыться от порывов нордового ветра за спиной матери.
Уже год почти не виделся он с отцом. Мальчик и прежде все¬
гда скучал по отцу, когда долго не видел его, а уж теперь было
43

о чем поговорить с ним. Володя твердо решил, что непременно
попросит отца рассказать ему о гражданской войне, о парти¬
занах старокарантинского подземелья. Да и кроме этого у Во¬
лоди накопилось немало вопросов, которые он мог разрешить
только с отцом.
Теплохода все не было. Володя уже давно приставал к ма¬
тери, чтобы она еще раз сходила в контору и узнала, почему до
сих пор нет «Красина». Он вставал на цыпочки, вытягивая
шею, чтобы первым увидеть, когда появится мачта корабля за
сопками.
В порту шла обычная работа: маленький широкотрубый,
очень петушившийся и все время покрикивавший паровозик,
подталкивая вагоны сзади, осторожно загонял их за ограду
порта. У берега старательно стучали, выхлопывая из труб ко¬
лечки дыма, буксирные катера. Все было занято своим делом.
Словно и не касалось никого то, чего так ждал Володя. Только
высокие портовые краны вытягивали свои длинные стальные
шеи, будто пытались вместе с Володей заглянуть за те сопки,
где должен был показаться флаг корабля.
И вот он показался! И под этим флагом плыл отец.
А потом из-за поворота медленно выполз высокий черный
корпус корабля. И вот стал виден он весь: от носа, где, надвое
разваленный, вскипал белый бурун, до красиво выгнутой кор¬
мы, за которой разбегались торопливые волны и три струи
сплетались, как три пряди в косе. Низкое северное солнце осве¬
тило белую надстройку, черную трубу с красным перехватом,
красный кормовой флаг, алый узкий вымпел торгового флота
на мачте. Блеснули на носу золотые буквы: «Леонид Красин».
Белые чайки, распластав чуть подрагивающие крылья, то па¬
дали плашмя на воду, едва касаясь поверхности ее, то вдруг
возносились над кораблем, наискось пересекая ветреное про¬
странство бухты. Они, казалось, высматривали сверху тепло¬
ход и потом вели его за собой, кружась под его носом. Могу¬
чий, густого, низкого тона рев внезапно огласил всю округу,
отозвался в пакгаузах, пронесся меж строений порта, над
городом, вернулся из-за сопок, повторенный эхом, и уплыл
туда же замирая.
Это «Леонид Красин» могучим своим тифоном дал подход¬
ный гудок.
Уже махали с берега платками, шапками и отвечали тем
же с борта теплохода, который был теперь совсем близким и
оказался очень высоким, как стена большого дома. Стена эта
надвигалась. Между ней и пирсом клокотала вода, пролетали
со свистом тросы, которыми притягивали теплоход к берегу.
Глаза Володи, полные жадного нетерпения, обегали палубу ко¬
рабля, иллюминаторы, надстройку, мостик. Наконец Володя
44

увидел и сразу признал: на мостике, перегнувшись через по¬
ручни, что-то крича матросам, которые подтягивали канат, пе¬
рехватывая его руками, в кожаном черном пальто с меховым
воротником, в шапке-ушанке с гербом торгового флота стоял
отец его — Никифор Семенович.
—	Вон папа... смотри, мама!.. Вон, на самом верху, выше
всех! — обрадовался Володя и крикнул: — Папа!..
—	Да тише ты! — остановила его Евдокия Тимофеевна. —
Ну, где ты увидал? Разве можно так кричать? Ведь не один ты
тут...
Володя сконфуженно огляделся. Да, он был не один, кру¬
гом было много народу, но все, не стесняясь нисколько, крича¬
ли что-то, и трудно было разобрать, кто и что кричит в этом
шуме.
—	Здорово, Семен Тарасыч!..
—	Коленька, родной, глянь сюда!..
—	Подтрави носовой!
—	Кранцы давай!
—	Маша, здравствуй!..
—	Э-гей, Васюха!..
—	С благополучным прибытием!
—	Как погодка?
Потом черная железная стена с круглыми иллюминатора¬
ми совсем нависла над головами встречающих. Завизжали
блоки, и большая лестница-трап медленно опустилась сверху
вдоль борта, и пеньковые леера, пропущенные через металли¬
ческие стойки, протянулись как перила этой корабельной лест¬
ницы. Начальник порта и сопровождавшие его моряки и воен¬
ные в зеленых фуражках (Володя знал, что это были погра¬
ничники) поднялись по трапу на палубу корабля. Володя стоял
под самым бортом на пирсе, закинув голову. Там, наверху, над
ним, все козыряли и здоровались. Отца сейчас уже не было
видно на мостике; он скоро появился немного пониже, на па¬
лубе, перевесился через борт, закричал:
—	Дуся, здравствуй!.. Приехала? Здорово, Вовка! Ну, как
ты там?..
Мать молчала, подняв голову, держась обеими руками за
воротник пальто, не сводя с Никифора Семеновича устремлен¬
ных вверх истосковавшихся глаз, а Володя закричал:
—	Папа! А я тебя первый увидал и сразу узнал. Ты на мо¬
стике командовал. Папа, можно к тебе?.. Папа, а Валя не
приехала: она учится, у них еще занятия не кончились!
И кругом все тоже переговаривались с моряками, стоявши¬
ми на борту корабля, и кричали что-то. Поэтому ответа отца
не было слышно. Он помахал рукой и исчез. «Должно быть, его
позвал сам капитан»,*—подумал Володя. Потому что кто же
45

мог быть главнее, чем папа, плававший на «Леониде Красине»,
как известно, помощником капитана по политической части.
Немало времени прошло, пока наконец отец показался
снова на палубе, и решетчатые ступени парадного трапа, око¬
ванные медными плашками, прострекотали звонко и коротко
иод его быстрыми каблуками, словно клапаны баяна под паль¬
цами гармониста. И, прежде чем Володя успел разглядеть
вблизи отца, он вдруг увидел себя на мгновение отразившимся
в круглом стекле бортового иллюминатора — так высоко под¬
бросили его сильные руки отца. У него зашлось дыхание, и он
изо всех сил обхватил руками твердую отцовскую шею, ни за
что не желая больше расставаться с папой и отказываясь по¬
вторить полет свой. Не спуская его с рук, Никифор Семенович
наклонился к жене, расцеловался с ней. А Володя, озорничая,
чтобы скрыть ту внезапную застенчивость, которая вдруг ско¬
вала его, потому что он уже немножко отвык от папы, совался
головой между щекой отца и головой матери и чмокал их обо¬
их — то одного, то другого...
Вскоре все трое уже сидели на высокой, аккуратно при¬
бранной койке в каюте Никифора Семеновича. Койка была
просторная, у изголовья ее ограждал деревянный бортик. Во¬
лодя уже не раз бывал на морских судах, но никогда еще не
попадал на такой большой корабль. Он с интересом разгляды¬
вал красивую каюту, где все сверкало, все казалось гладким,
чистым, носившим отпечаток того особого, скромного, строго
выверенного, расчетливого уюта, который свойствен всем по¬
мещениям и судовым предметам на большом современном ко¬
рабле. Где-то внизу, под ковриком, постеленным перед кой¬
кой, стучал движок, и свет в электрической лампе под потол¬
ком каюты слегка подрагивал в такт этому звуку. На стене
каюты была укреплена полочка. Там в особом гнезде, как
клушка, сидел толстобокий графин; из соседнего маленького
гнезда высовывался стакан. Тяжелая медная пепельница стоя¬
ла на столе против стопки книг. Книги были тоже толстые, в
крепких переплетах; вертящееся кресло перед столом выгля¬
дело тяжелым и очень прочным. Все было солидным, надеж¬
ным, ладно пригнанным, крепко сработанным, готовым слу¬
жить моряку на совесть. Все напоминало о том, что рядом, от¬
деленная всего лишь тонкой стенкой борта, плескалась сила, с
которой надо было считаться... И неожиданной, совсем уж ни¬
как не вяжущейся с корабельной обстановкой, показалась Во¬
лоде хорошо ему знакомая домашняя фотография. На ней бы¬
ли сняты мать, сестра Валя и он сам, крепко прижавшийся к
отцу. И ему сейчас же захотелось повторить в жизни то, что
было изображено на карточке.
—	Ну, барабулька керченская, как дела двигаются? —
46

спросил Никифор Семенович* прихватив сынишку крепко ру¬
кой за затылок и оттягивая его голову назад. — Растешь ты,
брат; гляди, какой парень стал!..
—	Я уже маме даже выше самого локтя, — поспешил сооб¬
щить Володя, который на самом деле рос медленно, отставал
от сверстников и относился к этому очень болезненно. — Ты,
мама, встань, покажи папе, до чего я дорос.
—	Очень уж самостоятельный стал, — пожаловалась ма¬
ма. — Знаешь, Никиша, как он с детским садиком сообра¬
зил...
—	Мама!.. Ну тебя... — Володя решил, что мать собирается
рассказать про градусник.
—	А ты не мешайся!.. Ты слушай, Никиша... Увидел он в
прошлом году, что мимо нас руководительница детей водит на
площадку. Он туда — раз-раз через забор и прямым, манером
становится в пару. «Ты кто такой? Чей это, откуда взялся?»
А наш не сконфузился: так, мол, и так, Володя, мол, Дубинин.
—	Я сказал: сын товарища Дубинина Никифора Семено¬
вича.
—	Да... Моряка, мол, дальнего плавания. И хочу зани¬
маться в вашем садике. Ему, конечно, велели мне передать,
чтобы я заявление написала, так он сейчас же домой и гово¬
рит: «Мама, тебе руководительница в детском садике велела
про меня заявление писать». Что ты думаешь, так ведь и
устроился! Целый год ходил. Озорной только, сил у меня нет
справиться с ним.
—	Я уж читать умею и писать знаю печатными буквами! —■
похвастал Володя.
—	Да ну! — изумился Никифор Семенович. — Это здорово,
если не хвастаешь.
—	Ну вели мне, чтоб я почитал чего-нибудь...
И Володя стал искать глазами, где бы найти что-нибудь
для чтения. Он соскочил с койки отца, схватил со стола кра¬
сивую цветную книжку, в один прыжок вернулся с ней назад и
поднес ее к глазам.
—	Мы... А... — прочел он и замолчал.
—	Ну, что же ты, грамотей?..— насмешливо протянул отец.
—	А тут буква какая-то шиворот-навыворот... Это «Я»? —
Он ткнул пальцем в жирно напечатанное на глянцевитой
обложке латинское «R». — О, догадался, это «Я» оборотное!
—	Весь свет обошел, такой буквы еще не слыхал, — за¬
смеялся отец. И ткнул пальцем в обложку книги: — Ну, а это?
—	Это?..
Володя растерянно уставился в незнакомую, изогнувшуюся
змеей букву, в точности похожую на рыболовный крючок.
—	Это?.. У нас такой не учили.
47

—	Эх ты, читатель! Вот не надо иметь привычки со стола
без спросу книжки хватать. Тут же не по-нашему написано.
Это книжка английская, морской справочник. Я в Лондоне ку¬
пил. Сначала, друг, спросить надо, а потом уж за книжку
браться.
Отец взял из рук Володи английскую книжку, бросил ее на
стол, вынул из стопки толстый том в красном переплете и про-
тянул Володе:
—	Ну-ка, прочитай, что тут написано.
—	В... И... Ле... ни... н... Знаю! «В. И. Ленин»... Сочи... со-
чине... сочинения.
—	Грамотный... ей-богу, грамотный!.. — закричал, подхва¬
тывая его на руки, отец. — Ты подумай, Дуся, до чего дожили:
уже Вовка в грамоте разбирается. Вот время-то идет!
Едва только речь зашла о грамоте, Володя мгновенно
вспомнил надпись в каменоломне. Но, конечно, сразу спросить
отца о ней он считал неуместным. Этот разговор надо было
отложить до более подходящего случая. Тогда же следовало
бы спросить и про градусник: действительно ли в гражданскую
войну отец сражался из-за градусника, как утверждала ма¬
ма... Для такого разговора надо было остаться с отцом вдвоем,
с глазу на глаз.
И отец, словно чувствуя, что сыну хочется побыть вдвоем с
ним, открыл шкаф, снял с полки форменную фуражку, бросил
в шкаф походный треух, поправил китель и наклонился, чтобы
глянуть в зеркало.
—	Смотри, Дуся, похож на меня делается, ей-богу же! Не
находишь?
—	Да, это всем заметно. Глаза-то сравни: один в один!
—	Ну что таращишься, пучеглазый, гляди, сморгнешь!—'
пошутил отец и легонько шлепнул Володю по лбу. — Хочешь
со мной по судну пройти, теплоход наш посмотреть?.. Отпус¬
тишь его со мной, Дуся?
—	Да конечно, пусть идет, ему небось интересно. А я тут
побуду, вещи разберу твои.
—	Ну и хорошо! — воскликнул Никифор Семенович. —
И в баньке помоемся. Никогда, верно, на корабле не парился?
Знаешь, как моряки парятся? Семь шкур спустят, семь потов
сгонят. Пойдем, сынок!
Никифор Семенович долго водил Володю по теплоходу, по¬
казал ему все судовые помещения. Он поднялся с ним на мо¬
стик, познакомил со старшим помощником. Сам капитан
съехал на берег и отправился в город. И Володя был нескры¬
ваемо разочарован, узнав, что у капитана, кроме папы, имелся
еше другой помощник, да к тому же еще старший. Потом,
придерживаемый отцом, скользя подошвами с железных сту-
48

пеней почти вертикального трапа, хватаясь за толстые сталь¬
ные скобы, Володя спустился вместе с Никифором Семенови¬
чем в нижнее помещение теплохода. Тут было самое интерес¬
ное— машина. Сейчас громада ее была неподвижна. Люди в
промасленных темных куртках ходили по скользким железным
мостикам, что-то перевинчивали, мазали, вытирали тряпками.
Все здесь было железным и скользким. Ярко горели сильные
лампы в железных сетках, напоминающих намордники. И, хо¬
тя машина была сейчас молчалива и неподвижна, Володе ка¬
залось, что она каждую минуту готова встрепенуться, ожить и
проявить свою чудовищную подспудную силу, которой следо¬
вало остерегаться: недаром она была везде ограждена сталь¬
ными поручнями и решетками.
—	Вот, Володя, знакомься, это главный над всеми духами
начальник, дядя Вилюй, — сказал Никифор Семенович, подво¬
дя Володю к огромному пожилому машинисту, который возил¬
ся у какого-то механизма.
Дядя Вилюй разогнулся, выпрямился и оказался на полто¬
ры головы выше Никифора Семеновича. Потом он вытер за¬
масленные руки веретьем, очень тщательно, и протянул Воло¬
де широкую мясистую ладонь с резко вычерченными линиями,
в которых темнело неоттертое масло.
—	Сынок? — пробасил он. — Встретились, значит? Маши¬
ну пока'зать привели, Никифор Семенович? Интересуется?
Звать как?.. Вова? Володя, значит. Ну, Владимир Никифоро¬
вич, идем, я тебе все наше хозяйство покажу.
И дядя Вилюй повел Володю по узким железным мосткам,
по скользким вертикальным лесенкам и решетчатым настилам,
объясняя устройство машины.
—	Вот это, видишь, у нас дизеля стоят. Потому что, что
мы тут имеем? Теплоход. Коли был бы пароход, так тут бы кот¬
лы стояли, а у нас дизеля. Понятно тебе это слово? Так вот,
стало быть, как! Ты* как большой будешь, кем стать соби¬
раешься? Моряком небось?
Это был нелегкий вопрос. Когда-то Володя мечтал быть
моряком. Потом, когда его спас рыбак, искусно вернувший
маленького утопленника к жизни, и после истории с градусни¬
ком ему захотелось стать доктором. Узнав происхождение
таинственной надписи в каменоломнях, Володя стал мечтать о
партизанской жизни, и каждое воскресенье они с Ваней Гри¬
ценко играли в «партизаны». Но сегодня, после встречи с
отцом на этом громадном и дивном корабле, он опять вернулся
к своим первоначальным намерениям, решив про себя, что
сперва можно стать моряком, а потом, на земле, выучиться и
на партизана.
—	Моряком, значит?.. Хорошее дело. Папаша у тебя моряк
3	Улица младшег
<9

справный. Давай и ты в эту линию... Ну, а вот у нас тоже не
хуже, чем на пароходе, и котел имеется.
Они остановились у черной железной громады, от которой
шел жар. Внутри нее что-то гудело, и, казалось, железный пол
возле дрожит.
—	А для чего нам котел, спрашивается? А очень просто:
для всяких хозяйственных нужд. Горячую воду в камбуз по¬
даем, на кухню. Вот видишь, краники всякие — синие, крас¬
ные... И в душевую, в баню. У нас, между прочим, и баня
имеется. Русская, настоящая. За границей таких нет. Так что
живем, видишь, прилично. Вот сейчас как раз вахта мыться
пойдет.
А сверху уже доносился голос отца, звавшего Володю в
баню.
В бане пахло так, как пахнет во всех обыкновенных ба¬
нях, — мокрым пареным деревом, мочалкой, щелоком, душным
паром.
Отец снял с себя китель и оказался в тельняшке, которую
носил по старой краснофлотской привычке. Он нагнулся, за¬
кинул за плечи руки, выставив вперед локти, и стащил с себя
фуфайку. Володя с уважением и восторгом посмотрел на его
мускулистую спину, на шарообразные мускулы, катавшиеся
под кожей рук.
—	Ну, давай, давай, чего же ты? Разоблачайся! Клади вот
сюда, — говорил отец, растирая сильную и выпуклую грудь. —
Идем, я тебя поскребу как следует. Давно я тебя не мыл...
А ты ничего, мосластенький. Это у тебя отчего тут?.. Дрался,
что ли?.. А это?.. Э-э, да ты, видно, тертый калач! Бывал, долж¬
но быть, в деле. Доставалось не раз, гляжу!..
Пахнуло прохладным воздухом, и в баню, на ходу стреми¬
тельно сдирая с себя спецовки, пропахшие мазутом и маслом,
с грохотом бросая под лавки тяжелую обувь, ворвались ка¬
кие-то черные люди, со сверкающими белыми глазами и бле^
стящими зубами. Володя оторопело глядел на них и на всякий
случай подвинулся к отцу.
—	Машинная вахта мыться пришла, — объяснил отец.
Моряки сразу напустили горячего пару в бане, стали обда¬
вать друг друга водой, с размаху пускать из рук в руки летя¬
щие по скользкой скамье шайки. Они шумели, фыркали, от¬
плевывались, громко разговаривали, стараясь перекричать ими
же поднятый шум. Тела их, окатываемые горячей водой, побе¬
лели на глазах у Володи, и теперь можно было рассмотреть
якоря, змей у некоторых машинистов. Отец, посадив Володю
на высокую полку, крякая от удовольствия, яростно тер ему
спину намыленной,, нестерпимо горячей мочалкой.
—	Уй-юй-юй!.. Папа, больно же!.. — не выдержал Володя.
50

—	Терпи, терпи, здоровее будешь! Надраю гак — блестеть
станешь. А ну, закрой глаза, да крепче! Я тебя сейчас окачу...
И Володя захлебнулся в обжигающей горячей воде, разом
хлынувшей на него сверху. Казалось ему, что он сейчас уже не
выдержит, наглотается, задохнется. Но вот все кончилось, рот
и ноздри его втянули горячий воздух, сильные руки отца обжа¬
ли его волосы на голове, согнали остатки воды с лица. Он осто¬
рожно открыл глаза.
—	Вот теперь чисто! — сказал довольный отец. — Ну, иди
одевайся, а я еще немножко тут попарюсь... Парфенов, под¬
дай пару еще!
Что-то свирепо зашипело, ахнуло на всю баню, и Володя
стремглав выскочил из огромного облака пара в предбанник.
Там он быстро оделся, хотя и чулки, и штанишки, и рубашки с
трудом налезали на распаренное тело, ботинки показались
грубыми и тесными, а пальцы рук стали смешные — с белыми
кончиками, сморщенные, шершавые, как грецкие орехи.
От жаркой духоты, от пара, которым надышался Володя,
в голове у него было мутно, и, когда он вышел в узкий кори¬
дор, где вдоль противоположной стены шли длинные поручни,
он совсем забыл, откуда они пришли с папой и куда теперь
надо идти. Где-то высоко над головой бухали шаги и словно
проползало с шумом что-то длинное, тяжелое. Слышались при¬
глушенные железом голоса. На минуту Володе показалось, что
он снова очутился в узкой галерее старокарантинских камено¬
ломен, глубоко под землей. Но здесь было светло и под ногами
вместо каменной тверди что-то зыбко подрагивало.
Володя побродил по коридору, прошел в один конец его,
осторожно пробуя дверные ручки кают, потом вернулся назад,
дошел до большой желтой стены с окошками, перехваченными
тонкими медными прутьями; поднялся, заглянул: внизу под
ним, за стеклом, была гулкая бездна, из пучин которой подни¬
мались стальные массивы, уснащенные колесиками, медными
приборами, похожими на часы, с неподвижными стрелками под
стеклом. Володя узнал эти скользкие мосточки, переходы, вер¬
тикальные лесенки, решетки, настилы.
Приоткрыв дверь с окном, также забранным медной решет¬
кой, он вошел туда и по знакомой лесенке, прижавшись живо¬
том к ее жестким стальным круглым перекладинам, нащупы¬
вая их сперва носком одной ноги, а затем приставляя к ней
вторую, спустился на нижнюю железную решетку. Вот и ко¬
тел, о котором говорил дядя Вилюй. Володя сразу узнал эти
красные, синие колесики кранов на толстой трубе, укутанной
во что-то промасленное и немного похожее на клеенку. Рядом
никого не было. Володя принялся с интересом разглядывать
краны. Сперва он тронул синий и чуть-чуть повернул его вле¬

во. Острая стрелочка за стеклом прибора, похожего на часы,
ожила и быстро закачалась из стороны в сторону, словно за¬
прещая: «Ни-ни, не трогать!» Володя не стал спорить со стре¬
лочкой и взялся за другой кран — красный. Он легонько по¬
вернул колесико влево, опасливо покосившись на прибор. Но
стрелка на этот раз оставалась невозмутимой. Подбодренный
ее молчаливым согласием, Володя стал поворачивать красное
колесико влево.
И вдруг под ним что-то заверещало, засвистело, сразу за¬
пахло баней, из-под решетки повалил густой пар и заволок всю
машину. Послышались перепуганные голоса, топанье босых
ног. Кто-то налетел в облаке пара на Володю, споткнулся,
упал через него. Мимо свалившегося Володи, перепрыгивая че¬
рез него, проносились голые ноги, с которых стекало жидкое
мыло. Володя видел только ноги, потому что все остальное за¬
крывал пар. Наконец кто-то, должно быть поняв, в чем дело,
быстро повернул рукоятку крана и перекрыл паропровод. Пар
стал медленно рассеиваться, и Володя увидел перед собой со¬
вершенно голого, огромного, показавшегося еще более высо¬
ким, чем прежде, дядю Вилюя. Но дядя Вилюй не видел Воло¬
ди, потому что густая белая пена, взбитая, как сливки, на его
намыленной голове, теперь сползла ему на глаза. И дядя Ви¬
люй, отплевываясь и протирая кулаками глаза, которые не¬
щадно ела мыльная пена, кричал:
—	Тьфу, будь ты неладно! Вот наелся мыла досыта. Да
дайте, брагки, мне лицо-то сполоснуть!.. Все очи мне выело...
Ух, щиплет окаянное!..
Кто-то принес в кружке воды и плеснул в лицо дяде Вилюю.
Он, отдуваясь, приоткрыл красные, еще подслеповатые глаза.
—	Это кто ж тут начудил? Кто пар на баню перекрыл?
И тогда под ногами у него возник из пара перепуганный
Володя.
—	Это я... нечаянно... Я только чуть-чуть, а оттуда сразу
как ухнет...
Но крепкая рука отца уже сильно сжала его повыше локтя
и вытащила из машинного отделения в коридор. Отец был еще
босым, но уже в клешах, хотя и голый до пояса. Он сердито
тряхнул Володю:
—	Ты что же это себе позволяешь? Ты имеешь представле¬
ние, где находишься? Это что тебе — корабль или игрушка?
Ты видишь, что людям натворил? А ну, стой здесь, пока я оде¬
нусь. И сейчас же я тебя вон с корабля! Списывайся отсюда
живо на берег. Пойдешь сейчас в общежитие. Видно, еще не
дорос ты, рано тебя на судно пустили... Ты только посмотри,
что наделал!..
Отец хотел добавить еще что-то более сердитое, но вдруг
52

схватился рукой за рот й быстро отвернулся от Володи, бес¬
сильно отмахиваясь другой рукой; а вокруг в узком коридоре,
прикрываясь кто скомканной тельняшкой, кто шайкой, а кто
просто так, руками, стояли намыленные люди, выковыривали
пену из ушей, таращили залепленные глаза. Они слушали раз¬
говор отца с сыном, поглядывали на переконфуженного, гото¬
вого зареветь Володю, и вдруг один за другим прыснули, захо¬
хотали, только брызнуло мыло во все стороны.
Через полчаса Володя молча плелся за мамой в обще¬
житие.
—	Хорошо! — приговаривала мать. — Главное — красиво!
Пустили его, как человека, на морское судно и в бане с людьми
помыли, а он сообразил... Как еще, спасибо, беды не наделал...
А отцу-то, думаешь, за тебя не совестно? По политической ча¬
сти помощник капитана, а у сына сознания ни на столечко!..
Володя только покряхтывал сзади, а мать волокла его за
руку по дощатым настилам да иногда оборачивалась, чтобы
сказать еще:
—	Ну, иди как следует! Разучился? Что тебя волоком-то
тянуть приходится! Погоди, будет тебе еще баня!..
Володю в наказание оставили одного в маленькой комна¬
те общежития, а мать вернулась в порт и пошла с отцом гулять
в город. Ей было жалко Володю, и она бы охотно его простила,
но знала, что Никифор Семенович в таких делах строг и, пока
не отойдет, лучше с ним о Володе не заговаривать.
А Володя сидел один на железной кровати, покрытой тол¬
стым, колючим одеялом, на котором, совсем как на письме,
только в десять раз больше, стоял штемпель: «Мурманск.
Порт». Мать строго-настрого велела ему никуда не выходить и
•оставила еду на тарелке, прикрытой сверху газетой «Поляр¬
ная правда».
Володе было очень скучно одному. За окном быстро тем¬
нело. Кончился короткий мурманский день. Володя сидел, при¬
слушиваясь к гудкам пароходов. Порт был совсем рядом.
И там стоял теплоход «Леонид Красин». И на нем был отец,
вернувшийся уже, наверное, из города. Володя понимал, что
теперь уже ему не скоро удастся поговорить с отцом по душам,
спросить о каменоломнях и про градусник. Но тут ему вдруг
так захотелось сейчас же оказаться рядом с отцом и сделать
все так, чтобы он больше не сердился, что Володя решительно
соскочил с койки, надел пальтишко, шапку, обернул шею шар¬
фом, осторожно приоткрыл дверь в коридор общежития. Там
никого не было. Он вытянул изнутри ключ из замка, вставил
его со стороны коридора, запер дверь, положил ключ в карман
и вышел на улицу.
Вахтер у ворот порта окликнул его.

—	Я с «Красина», — поспешил ответить Володя.
—	Ну, ходи!
Вахтенный у трапа «Леонида Красина» давно уже заметил
маленькую фигурку, бродившую в темноте по пирсу возле теп¬
лохода.
—	Эй, малый! — крикнул он вниз с борта. — Чего тут вы¬
хаживаешь, кого дожидаешься?
—	Дядя, — послышалось снизу, — я к помощнику товари¬
щу Дубинину, по политической части.
—	Чего? — удивился вахтенный. — Что за дело такое по
политической части у тебя?
—	Вы ему только скажите, что Вова его просит.
—	Вова? Есть доложить, что Вова! А чей ты будешь, Вова?
Вов на свете знаешь сколько?
—	Нет, не знаю... А вы ему скажите, что Дубинин Вова.
—	Стой, погоди! Ты кем же помполиту нашему будешь?
—	Я ему буду сын.
—	Го-о! Ну, силен... Это ты давеча полундру устроил, пар
упустил, всех наших духов на прогулку голяком выпустил?
—	Ну, я... — сказал Володя, вздохнув, и зашагал прочь
от корабля. Видно, все уже знают про ту историю с паром и не¬
чего больше соваться на корабль.
—	Го-о! Стой! Куда ж ты? Помполит сейчас придет. Куда
пошел?..
Володя остановился, потерся щекой о плечо, подумал, опять
вздохнул и тихо побрел прочь. Но в это время с борта «Леони¬
да Красина» послышался очень знакомый раскатистый, низ¬
кий голос:
—	Эй, Дубинин второй! Владимир Никифорович, погоди!
Стой ты!.. Стой, помощник по паровой части, обожди, не ту¬
шуйся!..
Володя узнал голос дяди Вилюя. Забухали его шаги по
трапу. Гигантская фигура приблизилась к Володе.
—	Зачем после бани по ветру гоняешь? Простынешь! —
пробасил дядя Вилюй. — Что?.. Была надрайка от отца? Но
про то разговор окончен. Идем на судно.
—	Мне папа не велел... Он меня на берег списал.
—	Э-э, плохо твое дело! Ну, погоди, он из города вернется,
я тебе выхлопочу обратную приписку. Чего стал? Идем, гово¬
рю, а то простынешь. Э-э, буду я тут с тобой толковать! Ска¬
зано — пошли!
И Володя взлетел вверх, поднятый могучей рукой дяди Ви¬
люя, который посадил мальчика к себе на плечо. Было уж со¬
всем темно, и Володе показалось, что он плывет в воздухе. По¬
том он почувствовал, что подымается все выше и выше, увидел
перед собой свет, его быстро опустили вниз, и под ногами у
54

Володю заставляли в десятый раз рассказывать историю с паром.

него оказалась опять твердая, размеренно подрагивающая па¬
луба.
Когда помполит вернулся из города, вахтенный доложил
ему, что его дожидается у старшего механика сынишка. Ники¬
фор Семенович спустился на жилую палубу и еще издали
услышал хохот, доносившийся из каюты дяди Вилюя. Он подо¬
шел поближе, но войти в каюту не смог, хотя дверь ее была
открыта. В коридоре толпились матросы, механики, машини¬
сты. Из каюты густо валили клубы табачного дыма и слышался
звонкий голос уже осмелевшего и, видно, хорошо прижив¬
шегося на судне Володи. Его заставляли в десятый раз расска¬
зывать историю с паром, так как в коридор прибывали все
новые и новые слушатели.
—	Ну, ну, так, стало быть, как же это у тебя получилось?
Как тебе дядя Вилюй устройство объяснил?
—	Он мне показал краники и говорит: «Тут пар, и мы жи¬
вем прилично, с баней даже». А потом я помылся, и мне стало
жарко. Я пошел маму искать. А где машина, там никого нет.
Я ста л разбираться в краниках, а оно как фукнет, и тут все
стали голые бегать, без всего, только с мылом. А оно с них
капает...
Новый взрыв хохота.
—	Вовка, ты что это там разговорился? — раздался голос
помполита, и все разом смолкли, расступились. — А вы уж тут
рады, аврал устроили! Гляди-ка, и председатель судкома и
комсомольский секретарь!.. Так вас не соберешь, когда надо, а
тут полная явка налицо.
—	Да больно мальчишка забавный, Никифор Семенович,—
оправдывались моряки.
—	Вот орел!.. Устроил маскарад!
—	Ну, хватит тебе, идем, — сказал Никифор Семенович и
повел Вову к себе в каюту. — А мама где? Наверху? — спро¬
сил он по дороге.
Володя молчал.
—	Чего молчишь? Мама, спрашиваю, где? Глухой, что ли?
Паром уши заложило?
—	Я не знаю...
—	Как так — не знаешь?
—	Я один, — чуть слышно признался Володя. — Я все си¬
дел и сидел один, ну и пошел к тебе... Я думал, мама тут. Я к
тебе захотел... я соскучился.
—	Ф-фу! — только выдохнул отец. — Ну, погоди, будет те¬
бе сейчас от матери! Ключ-то ты где оставил?
—	Он вот.
Отец, выхватив у него из рук ключ, побежал куда-то.
До Володи донесся его голос:
56

—	Парфенов! Будь друг, снеси этот ключ в общежитие
портовое, там небось жена с ума сходит. Галчонок этот мой
удрал и ключ взял.
Парфенов спросил что-то, и отец ответил:
—	Да у меня он. Я бы сам сходил, да мне скоро на вахту
заступать. А потом, разве его можно одного тут оставить!
—	Шустрый...
—	Вот я возьмусь за него сейчас, за шустрого!..
Вернувшись в каюту, Никифор Семенович плотно закрыл
за собой дверь, медленно прошел к столу, сел в вертящееся
кресло. Володя угрюмо перебирал на занавеске у койки пом¬
поны, похожие на огрубевшие одуванчики.
—	Ну, Владимир, — начал отец, — давай разговаривать.
Брось ты там занавеску щипать! Иди сюда. Что же это, Вова?..
Долго это у нас так будет продолжаться с тобой? Мать на тебя
жалуется — сладу, говорит, с тобой нет... То чуть не утонул,
то в каменоломню провалился, всех перепугал. А сегодня толь¬
ко ногой ступил на корабль — и опять тарарам на весь белый
свет! Это, по-твоему, хорошо? И опять: мать сажает тебя в
комнату, велит до вечера ждать ее, а ты самовольничаешь.
Кто тебя сюда звал?
—	Я не хочу на берег... — Володя хныкнул. — Папа, ты
меня не списывай!..
—	Будешь еще так безобразничать, и спишу мигом! Если
хочешь быть на корабле, так изволь • подчиняться. У нас тут
дисциплина, брат! Ах ты, Вовка, Вовка, отчаянная ты голова!
Ну, лезь сюда. Что, самому небось совестно?
Володя забрался на колени к отцу, и, хотя ему было уже со¬
всем хорошо, он пробормотал: «Совестно», — сам в душе
ужасаясь, до чего же он бессовестный, потому что никаких
угрызений он в эту минуту больше не чувствовал.
—	Ну, расскажи еще что-нибудь, — попросил отец. — Как
ты там в садике занимаешься, как Валя? Ссоришься все с ней?
Володя, чувствуя, что все утряслось и наступил самый под¬
ходящий момент для разговора, пока не пришла мать,
устроился поудобнее на коленях у отца и, заглядывая ему
прямо в глаза, задал вопрос, который давно уже мучил его.
—	Папа... — сказал он, — папа, а правда ты за градусник
воевал?
—	То есть как это понимать, в каком смысле за градус¬
ник? — удивился Никифор Семенович.
—	Вот мама говорит, что ты воевал за градусник.
—	Это ты чего-то, Владимир, сочиняешь.
—	Ну честное же слово!.. Я, когда .градусник разбил
ну, нарочно, так... а она говорит, это был общий, а папа воевал
не за свой, а за общий градусник. И велела отдать потом.
57

—	Погоди, давай-ка разберемся по порядку, — сказал
отец. — Ты уж выкладывай все, как было.
Пришлось Володе рассказать всю историю с крапивой и
термометром. Никифор Семенович, хмурясь, но с невольным
уважением посмотрел на пухлые, отмытые ладони Володи и
ласково взял его за кончики пальцев:
—	Однако же! И вытерпел? Ведь она жжется, наверное...
Больно, чай, было?
—	Еще как!.. Нет, правда, не очень, так, чуть-чуть.
—	Ну, вот что, — проговорил отец и стал очень серьезным.
Лицо его как будто отвердело, и большие глаза под темными
густыми бровями наполнились каким-то торжественным све¬
том. — Вот что я тебе скажу, Вовка: хорошая у нас с тобой
мамка! Это она тебе все правильно сказала. Она главное тебе
объяснила, а мне уж мало что и осталось. Честно говоря, я бы
с тобой и толковать не стал, если бы ты всю эту штуку с гра¬
дусником ради самого себя сочинил. Оно и так дело вышло
противное, но все-таки уж тут одно тебе прощенье, что действо¬
вал ради слова, которое товарищу дал. Только вот запомни на
будущее: слово надо давать с умом, когда твердо знаешь, что в
силах его сдержать. А ты сперва нахвастался, а потом уж при¬
шлось тебе расхлебывать. Ну, а насчет своего да общего это
тебе, Вовка, мать все верно сказала. Это она тебе хорошо объ¬
ясняла, правильно: и за общий градусник мы воевали, чтобы
для всех ребят детские сады были, и чтобы игрушки у всех
были в тех садах, и градусники — за то, брат, тоже дрались.
Ясно?
—	Ясно.
—	Ну вот то-то. И запомни, заруби себе на твоем курно¬
сом... — Отец легонько потрепал Володю за нос, но тотчас от¬
нял руку и очень серьезно проговорил: — Лучше сто раз свое
собственное отдать, чем то, что общим стало, над чем народ
хозяйствует, себе присвоить. Мы, когда надо, жизни своей не
жалели ради общего дела. А ты — градусник...
Володя взглянул в лицо отцу, облизал свои от волнения пе¬
ресохшие губы и тихо сказал:
—	А я знаю, папа, где ты жизни не жалел...
—	Ну, ясно где: когда в гражданской воевали.
—	Нет, я то самое место видел, где ты воевал... Я туда
сперва провалился... Я, папа, честное слово, не виноват. Там
даже корова дяди Василия один раз провалилась. Я как
съехал — стал там шариться — мы в прятки играли, — а по¬
том сверху свет пошел через дырку, и я прочел на стене, как
вы с дядей Гриценко расписались, когда еще вы были пар¬
тизаны.
—	Брось! Быть того не может! — проговорил отец, отки¬
58

нулся в кресле и как бы издали посмотрел на Володю, словно
художник, проверяющий точность картины. — Да неужели со¬
хранилось до этих пор? Ты, признайся, не сочиняешь?
—	Да нет, папа, ты слушай... Мы сперва думали — это про
нас там написано, потому что там неразборчиво... и темно бы¬
ло. А потом, как я ртуть достал, мне Ваня поверил. И мы по¬
шли туда опять с фонарем... Только мы маме не говорили, а то
она меня заругала бы опять. И это вовсе оказалось не про
нас, а про вас с дядей Гриценко. Так и написано: «Н. Дуби¬
нин», потом такая закорючка и — «И. Гриценко». Значит, про
тебя с дядей. И под этим еще вот такие цифры, как на часах
бывают. Сперва один час, потом девять часов, а потом опять
один и опять девять. Это почему?
—	То написано: одна тысяча девятьсот девятнадцатый
год, сынок! — произнес Никифор Семенович, бережно снял сы¬
нишку с колен, встал с кресла, поднял на его сиденье Воло¬
дю, чтобы стал сын сейчас ростом вровень с ним, чтобы можно
было разговаривать, как с большим.
А сам прошелся по каюте, словно помолодев, затем остано¬
вился перед креслом и положил обе руки Володе на плечи:
—	Ну, Вовка, это такое ты мне сказал, прямо словно серд¬
це теплом обдало... Погоди, подрастешь, все тебе расскажу.
—	Папа, да я уж давно подрос... Я уж маме выше даже
локтя. А сейчас я, смотри, даже выше тебя стою. Я все пойму.
Вот увидишь!
—	Ну, слушай тогда, коли поймешь. Слушай, Вовка, как
мы в девятнадцатом году белую моль из Крыма выбивали.
Дядя Гриценко лихой был пулеметчик. А я тогда из батраков
в партизаны пошел. Белые Крым захватили. Понимаешь? Бе¬
логвардейцы.
—	Буржуи, знаю, капиталисты, — быстро пояснил Володя
и тотчас же добавил: — Скопидомы...
—	Ну да, правильно, кулаки, помещики. А мы все были за
советскую власть, пролетарии, бедняки.
—	А ты, папа, был бедняк?
—	Ну ясно, батраком был у помещика, ничего у меня не
было — ни своего, ни общего. Понял? Только жизнь своя была
молодая. Да вот общее было то, что все мы с народом одну
общую думку имели, чтобы была у нас наша советская власть.
И ушли мы в каменоломни. Они ведь с тех пор так и зовут¬
ся— Краснопартизанские. Слышал, наверное? И, как ни хо¬
тели нас беляки из-под земли выковырять, ничего у них не
получилось. Ушли мы под землю, вклещились в камень, — по¬
пробуй вытяни! Мы, как дубы, корнями в землю ушли. Кто су¬
нется — тому пулю. Круто нам пришлось. Но и мы им из-под
земли давали жару. Английские миноносцы пришли. Ну, при¬
59

шли... Начали бить по нашим каменоломням. За один день три
сотни снарядов.выпустили. А что?.. Только камень перекроши¬
ли. А у нас народ крепче камня был. Правда, один раз при¬
шлось нам.туго. Полезли на нас со всех сторон. Генеральную
атаку повели. Вот мы тогда как раз с дядей Гриценко в том
штреке и отбивались. Как вышла передышка, закурили мы с
Иваном Захаровичем, он и говорит: «Давай хоть на камне о
себе памятку оставим. Может, будем живы, а может, и нет».
Вот я тесаком тогда и вырубил расписку. Насчет грамоты я
тогда был слабоват... Ошибок-то там нет? Эх, Вовка, досталось
вашим батькам... Вот однажды было, помню...
Евдокия Тимофеевна, которую привел на корабль матрос,
посланный Никифором Семеновичем, остановилась у двери
каюты и прислушалась. Она уже представляла себе, как сей¬
час попадает Вовке от отца. Она слышала громкий голос Ни¬
кифора Семеновича, что-то грохало в каюте, как будто кула¬
ком били по столу. Евдокия Тимофеевна не выдержала и по¬
стучалась.
—	Входите!— крикнул Никифор Семенович и увидел, огля¬
нувшись, входившую в дверь Евдокию Тимофеевну. — Погоди,
Дуся... — И, стуча кулаком по столу, продолжал:—Тут, по¬
нимаешь, мы их с левого фланга — бах-бах-бах!.. Погоди,
мать, не мешай, прошу, минуточку, это я Вовке про девятна¬
дцатый год рассказываю...
—	Погоди, мама... правда, погоди... — нетерпеливо про¬
шептал Володя. Глаза его горели. Он стоял на кресле и востор¬
женно слушал рассказ отца.

Глава IV
БУКВА К БУКВЕ
Володя долго не мог решить, кем ему быть, когда он выра¬
стет. Недалеко было то время, когда он мечтал стать доктором.
Потом, как и многие его сверстники в те годы, он решил, что
будет полярником и станет плавать на льдине под красным
флагом. Вскоре после этого собирался стать пограничником и
сражаться на Дальнем Востоке против японских самураев. За¬
тем видел себя на краснокрылом самолете, совершающем ре¬
кордный беспосадочный перелет. А шесть раз подряд посмот¬
рев в кино «Чапаева», начал готовить себя к военной будущ¬
ности и, оседлав хворостину, гарцевал во дворе, на полном
скаку рубя деревянной шашкой воображаемые вражеские го¬
ловы в папахах...
Когда он побывал с матерью в Мурманске и попал на боль¬
шой корабль, все заслонила мечта быть моряком. И не про¬
сто моряком, а обязательно машинистом на большом тепло¬
ходе, вроде «Леонида Красина». Хоть и неприятная вышла
тогда история с этим паром, все же Володя своими руками по¬
трогал одну из тайн в грозном хозяйстве дяди Вилюя, и сам,
61

пусть нечаянно, но все-таки разбудил дремавшую силу, жив¬
шую в машине.
Все лето Володя провел на Севере. Сперва жили в Мурман¬
ске, потом перебрались в Архангельск. Хотели выписать туда
и Валентину, но она заболела — у нее долго не проходила про¬
студа, и доктор сказал, что ехать на Север ей опасно. Поэтому
решили, что к осени Евдокия Тимофеевна вместе с Володей
вернется в Керчь.
Отец летом уходил на полтора месяца в дальнее плавание;
а потом «Леонид Красин» отстаивался на якоре у входа в ши¬
рокую Северную Двину, возле Соломбалы. Здесь царил над
всем вечно терпкий, даже беломорским ветром не сдуваемый
аромат распиленного смолистого леса. Лежали штабеля до¬
сок, высились целые горные хребты из наваленных бревен, и
почва, по заверениям соломбальских мальчишек, с которыми
Володя быстро сошелся, на два метра в глубину состояла из
одних сплошных древесных опилок.
Непривычны были для Володи бесконечно длинные дни
северного лета, ночи, светлые напролет, прохладная бледность
северного неба, окающий неторопкий говор его новых друзей.
Но жареная треска и искусно приготовленная камбала оказа¬
лись не менее вкусными, чем черноморская скумбрия, бычки и
барабульки. Да и соломбальские мальчишки ни в чем не усту¬
пали товарищам Володи, которых он оставил в Старом Каран¬
тине, Камыш-Буруне и на своей улице в Керчи.
Из-за одного спора с этими соломбальскими мальчишками
у Володи опять вышли неприятности. Он похвастался, что мо¬
жет прыгнуть в воду с высокого борта «Леонида Красина».
Мальчишки не поверили. Вода в Северной Двине была
холодной. Скуповатое на тепло архангельское лето еще не
успело прогреть ее. Купались только отчаянные. Да и вообще,
видавшие виды мальчишки из Соломбалы сомневались, чтобы
такой малыш прыгнул с высокого корабельного борта на рей-
де, то есть далеко от берега.
Спорили на коньки. У Володи коньков никогда еще не было,
да и мало у кого водились они в Керчи. Но в Керчи была реч¬
ка Мелекчесме, она зимой ненадолго замерзала, и керченские
ребята делали себе деревянные полозы или привязывали же¬
лезки, если не было настоящих коньков, и катались на льду ре¬
ки. Соломбальские же мальчишки, рассказывая маленькому
черноморцу о лютости беломорской зимы, хвастались своими
лыжами и коньками, — и Володе страстно захотелось иметь
коньки. Он представлял себе, как будут завидовать ему кер¬
ченские приятели, когда он промчится перед ними на «снегур¬
ках» или «нурмисах» до первому ледку, как он будет шаркать
сверкающими лезвиями влево, вправо, туда, назад — как пра¬
62

вят бритву на ремне... Да и следовало проучить соломбальцев,
чтобы они впредь не зазнавались перед черноморцами, крым¬
чанами, керченцами...
Со своей стороны, Володя отвечал на спор новеньким кар¬
манным компасом, который ему привез из плавания отец. Во¬
лодя называл его адмиралтейским. Он не расставался с этим
чудесным прибором, на донышке которого под выпуклым стек¬
лом жила беспокойная красно-синяя стрелочка, острым крас¬
ным носиком своим словно принюхивающаяся: «А ну, где тут
у вас север?..» Володя носил компас в маленьком замшевом
чехольчике, сверялся с ним на каждом шагу, надо не надо,
вообще никогда не расставался с ним, да и не собирался рас¬
ставаться. Он был уверен, что соломбальским мальчишкам не
видать его компаса у себя; а сам он уже протер до дыр подо¬
швы своих сандалий, пробуя на деревянном настиле ар¬
хангельского тротуара, как он будет кататься на коньках...
Соломбальские спорщики не знали, что имеют дело с чело¬
веком твердого слова... В назначенный день они собрались на
плоту у берега, уселись на бревнах и стали ждать компас, ко¬
торый, как они были уверены, крымский хвастунишка им уже
проспорил. Володя в этот день отправился к отцу на корабль.
Он должен был улучить удобный момент, когда его
оставят на палубе одного.
«Леонид Красин» стоял на якоре метрах в двухстах от бе¬
рега. Мальчишки с берега хорошо видели, как над кормой,
украшенной золоченой надписью «Леонид Красин», возле
флагштока появилась маленькая фигурка в голубых трусиках.
Она постояла минутку на планшире борта, потерлась плечом о
щеку, вскинула вверх тоненькие руки и ринулась вниз. Маль¬
чишки на берегу вскочили.
Вечером, получив выигранные коньки, которые посрамлен¬
ные спорщики вручили ему с хмурым уважением, Володя не
удержался, показал свой трофей отцу и на первый же вопрос
отца: «Это ты где их раздобыл?» — отвечал чистосердечным
признанием. После этого ему было запрещено показываться на
«Красине» три недели. Впрочем, две из них он проболел, про¬
студившись в ледяной двинской воде.
Но и на берегу Володе хватало дел.
Оправившись после болезни, он решил ни в чем пе отста¬
вать от соломбальских и поэтому попросил одного из старших
своих береговых друзей нататуировать ему на руке якорь. Опе¬
рация эта, проводившаяся при помощи булавки и химического
карандаша, оказалась более мучительной, чем история с кра¬
пивой. Дело кончилось тем, что доктор соломбальской больни¬
цы, крепко выбранив Володю, забинтовал ему руку и сказал,
что если парень не хочет стать калекой на всю жизнь, то пусть
63

бросит эти глупые и вредные затеи. А отец, узнав обо всем,
увидев забинтованную руку Володи, сказал ему сердито:
—	Не с того краю взялся! Если хочешь моряком быть на¬
стоящим, так мозги подготовь хорошо, а уж кожу портить не
для чего! И вообще это дело всем пора теперь бросить. Я вот
нашим молодым ребятам на корабле давно уж рассказал, ка¬
кой у нас случай был в гражданскую войну. Матрос у нас слу¬
жил один. Тоже вот так, по молодости лет да по собственной
дурости, наколол себе когда-то во всю грудь украшение: дву¬
главый орел с короной — понимаешь? — и всякие лозунги ста¬
рого режима — за веру там, за царя и тому подобное. Ну, и что
же в конце концдв получилось? Человек за советскую власть
воевать решил, в мозгах у него уже давно прояснилось... На
нашем же миноносце «Незаможник» служил, красный моряк,
все честь честью, а кожа у него старая, со всякими глупостями
от старого режима. Ни в баню пойти, ни с ребятами искупать¬
ся. Как, бывало, разденется, так сразу к нему братва: «Эй, ты,
за веру-царя!» Ребята говорят: «Давайте мы с ним в орлянку
сыграем: подкинем да загадаем, чем он ляжет — орлом или
решкой!» Он уж и к докторам ходил, да те говорят, что ничего
вытравить нельзя. Пересадку кожи думали сделать с другого
места, да больно он уж* широко разукрасился — вся грудь. Ку¬
да уж тут пересаживать! Так и мучился человек. А хороший
был моряк!
—	Папа, так ведь я же не старого режима значок хотел, а
якорь, — возразил Володя.
—	Не для чего, брат, это дикое дело. Ну, может быть, еще
раньше на старом флоте выгодно было, чтобы человека заклей¬
мить навечно; а мы людей снаружи не метим. Мы народу со¬
знание прививаем. А дикарство — это чепуха! Человек должен
себя уважать. Что за радость тавро на себя ставить?
—	Папа, — нерешительно, но глядя, как всегда, прямо в
глаза отцу, сказал Володя, — а у тебя у самого на руке якорь
и звезда нататута...ированы...
Никифор Семенович не смутился.
—	Ну, зататукал!.. А что же ты думаешь, — проговорил
он, — и во мне прежде было достаточно темноты. Поглядишь —
совестно станет за прошлую несознательность, зато старое при¬
помнишь— новых глупостей поменьше натворишь. А уж вам,
молодым, повторять этого не следует. Вам уже с детства
к культурности приучаться надо. Вот о чем разговор идет,
сынок...
В прохладный августовский день «Леонид Красин» уходил
в дальний рейс. На берегу собрались провожающие: друзья,
жены, матери, ребятишки. За черным, заново выкрашенным
бортом корабля, которым он касался береговой стенки, уже
64

стукоталй дизеля. В последний раз торопливо обняв Евдокию
Тимофеевну и Володю, Никифор Семенович прыгнул на ниж¬
нюю решетчатую площадку трапа и, держась за леер, скоман¬
довал наверх: «Пошел трап! Вира!»
И, возносясь вместе с трапом, крикнул сверху:
—	Ну, счастливо!.. Пошел, Вовка, в науку! Расти, маль¬
чуган!..
Перезвякнулись на мостике и в машине. Взвились отдан¬
ные на корабль концы. Между бортом и берегом образовалась
с каждым мгновением ширящаяся пропасть, в которой бурли¬
ла вода. Маленький буксирный катер с толстой, сплетенной из
канатов подушкой над форштевнем, словно с пришлепкой на
носу, уперся ею в борт «Красина» и стал отпихивать его от бе¬
рега, чтобы помочь теплоходу выйти из узкого пространства
бухты. Огромное тело корабля сперва казалось неповоротли¬
вым, но, очутившись на просторе устья и словно обретя при¬
вычную свободу, стало выглядеть ловким и мощным. «Красин»
коротким гудком отблагодарил буксир за подмогу, тот отвечал
ему своим пискливым голоском. Теплоход загудел торжествен¬
но, долго, то затихая, то снова оглашая все окрестности своим
тягучим прощальным ревом...
Отец ушел в новое плавание.
На другой день Евдокия Тимофеевна с сыном уехала в
Керчь: через неделю Володе надо было впервые идти в школу.
А еще через месяц Володя уже твердо решил, что самое
интересное в жизни — это входить с журналом в класс, неся
глобус или чучело какой-нибудь птицы, и чтобы все в классе
сразу вставали, как только ты появишься, и громко хором здо¬
ровались с тобой. Ты садишься важно за стол, вешаешь краси¬
вую картину на стену, и ты все знаешь, тебя все уважают, всё
слушаются и даже немного побаиваются. Ты можешь читать
все, что написано в классном журнале, и заглядывать в любые
отметки. Ты имеешь право вывести из класса любого силача,
если он забалуется, и толстым красным карандашом или — да¬
же более того — совершенно красными чернилами подчерки¬
вать ошибки в тетрадях и подписываться внизу страницы:
«Смотрел В. Дубинин. 100 ошибок. Очень плохо»...
Словом, все было ясно: Володя знал теперь окончательно,
что, когда он вырастет большой, он станет учителем. И учился
он сам в двух первых классах отлично.
Потом опять стали появляться силуэты кораблей, сперва на
промокашке, а потом на полях черновичков, где на пробу ре¬
шались домашние задачки. И уже захотелось быть не просто
учителем, а специально морским преподавателем. И каждая
чурбашка, попавшая в руки Володе, через час превращалась в
подобие какого-нибудь судна, две-три лучинки становились
65

мачтами, спички — реями. И весь стол Володи был заставлен
маленькими самодельными кораблями, линкорами, миноносца¬
ми, фрегатами с парусами из папиросной бумаги и алыми вым¬
пелами, вырезанными из конфетных оберток. А рядом с моде¬
лями кораблей, понемножку тесня их и занимая все больше и
больше места на Володином столе, все растущей стопочкой
укладывались книги.
Книги стали новой страстью Володи. Они не вытесняли
прежних увлечений — наоборот, они питали старые мечты и
порождали новые, еще более увлекательные. Путешественни¬
ки, воины, революционеры, люди отважные, презиравшие
смерть, не знавшие страха, великодушные воители за правду,
ненавистники лжи и насилия действовали в этих особенно по¬
любившихся мальчику книгах. Герои врубались в полярные
льды, чтобы проложить новые дороги для человечества. Они
открывали новые моря и материки, они резко бросали вызов
несправедливости, дрались на баррикадах... Одни из них уми¬
рали в неравном бою под красным знаменем, но другие вста¬
вали на их место, подхватывали алый стяг, поднимали его вы¬
соко над всем потрясенным миром...
Володя читал много и частенько без разбора. Не спросясь,
брал он книги у Валентины.
—	Ну что ты всегда берешь без спросу! — сердилась се¬
стра.— Ты же все равно ничего не поймешь в этой книге. Я ее
сама только в прошлом году, когда уже в пятом классе была,
прочла. Это же серьезная книга. Видишь? Тут написано: для
среднего и старшего возраста.
—	А я уже почти что средний.
—	И ничего подобного, ты еще младший. Средний считает¬
ся уже с пятого класса. Тебе еще далеко до среднего. Тебя еще
даже в пионеры не приняли.
—	Во-первых, я тебе, Валентина, определенно заявляю, что
меня вот-вот примут... А во-вторых, пионерам, если они на¬
стоящие, не следует нос задирать перед теми, кто еще не при¬
нят. Потому что, когда примут, неизвестно еще, кто будет луч¬
ше по пионерской линии. Вот смотри, будешь переходить в
комсомол, я тебе отвод дам!
—	Так тебя и спросят!
—	Пока еще не спросили, так спросят. А «Спартака» я все
равно возьму. Я его уже прочел и еще читать буду, потому что
эта книжка не для вас, она не девчачья. Это боевая книга про
гладиаторов, революционная. Это тебе не твои романы! Я вот
брал у тебя позавчера, так живо бросил. Что за интерес? Раз¬
говаривают, разговаривают все про любовь одну, переживают,
говорят, спорят, а никаких приключений не происходит, никто
даже не сражается.
66

—	А Спартак твой не переживает? Его тоже Валерия Мес-
сала как полюбила!
—	Ну и что ж, что полюбила? — не сдавался Володя. —
Полюбила потому, что он справедливый был, всех смелее, за
рабов воевал, за свободу. А не просто так полюбила!
—	А он тогда ее за что полюбил, если она была, совсем на¬
оборот, римская богачка?
—	А он ее перевоспитывал, и она стала тоже за него... Эх,
что ты понимаешь! А я прямо даже наизусть помню там.—
И Володя, схватив линейку со стола в правую руку, а левую
продев через ручку круглой корзины, стоявшей на стуле, выста¬
вив ее, как щит, перед собой, двинулся на Валентину:—«С гро¬
мовым «барра», которое потрясло окрестные холмы, могучий
Спартак двинул своих гладиаторов против многотысячных ле¬
гионов римлян... «Свободы и света! — воскликнул он. — Побе¬
да или смерть!»
—	Мама! Чего Володька опять книжки берет без спросу и
еще лезет! — пищала Валентина, отбивая выставленным впе¬
ред веником атаку восставших гладиаторов.
Появлялась мать, молча отнимала у Володи корзину и ли¬
нейку, вырывала из рук Валентины веник и разводила враж¬
дующие стороны по разным комнатам.
Часто теперь, мастеря новый корабль или какую-нибудь
другую хитроумную самоделку, Володя упрашивал мать почи¬
тать ему вслух. Евдокия Тимофеевна брала книгу, садилась
возле стола. Она сама давно уже полюбила книги. Голос у нее
был негромкий, немножко монотонный, но каждое прочитанное
слово произносила она с уважением, истово и доверчиво. И ли¬
цо у нее при этом было по-хорошему строгим, будто она сооб¬
щала сыну какие-то очень важные, только им двоим доверен¬
ные тайны. Володе очень нравилось работать, слушая чтение
матери. Иной раз он даже вскакивал со своего места, кидался
на шею к Евдокии Тимофеевне и целовал ее, приговаривая:
—	Ну, знаешь, мама, ты так читаешь, так читаешь, что
прямо я будто своими глазами все вижу! Так никто не может
читать, как ты!
Так они прочитали пушкинские сказки, «Воздушный ко¬
рабль» Лермонтова. Взялись читать Гоголя. Особенно понра¬
вился Володе «Тарас Бульба». Какие удалые и сильные люди
были описаны в этой книге, с какой веселой отвагой рубились
они в бою с врагами русской земли! Ах, как захватила обоих —
и мать и сына — эта дивная книга, где слова сами и пели, и
смеялись, и плакали, и передавали то свист сабли и стреми¬
тельный топот казачьей конницы, то тишину теплой придне¬
провской ночи...
Немало новых мечтаний вызвала эта книга у Володи. Не
67

раз всплакнула над ней Евдокия Тимофеевна. На всю жизнь
запомнил Володя, как читала ему мама те страницы, где опи¬
сывалось, как мать пришла ночью посмотреть на сыновей, ко¬
торых утром она должна была проводить в Сечь. Как хорошо
читала мама эти страницы!
«...Одна бедная мать не спала. Она приникла к изголовью
дорогих сыновей своих, лежавших рядом; она расчесывала
гребнем их молодые, небрежно всклоченные кудри и смачи¬
вала их слезами; она глядела на них вся, глядела всеми чув¬
ствами, вся превратилась в одно зрение и не могла наглядеть¬
ся. Она вскормила их собственной грудью, она возрастила,
взлелеяла их — и только на один миг видит их перед собой.
«Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что ждет вас?..»
Светло было в комнате, где мать читала эти строки своему
сынишке. Весело пересвистывались птицы на деревьях за от¬
крытым окном. И столько интересных дел, книг, новостей при¬
носил Володе каждый день, так славно жилось ему, что не по¬
нял он в тот час, почему на какой-то миг с внезапной трево¬
гой глянула на него мать, вскинув глаза и тотчас же снова
склонившись над страницей, с которой она незаметно для сы¬
на стерла оброненную слезу.
Зато оба одобрили суровую решимость Тараса, когда тот,
проговорив: «Я тебя породил, я тебя и убью!» — сам застре¬
лил собственного сына Андрия за то, что тот продал своих и
изменил казачьему воинству, родной земле...
А когда мать читала последнюю страницу и дошла до того
места, где враги схватили старого Тараса, привязали его над
костром, и уже огонь поднимался, захватывая его ноги, когда
прочла мать чудные и грозные слова: «Да разве найдутся на
свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила
русскую силу!» — Володя не выдержал, вскочил и закричал:
—	Конечно, не найдутся! Верно, мама?
И мать задумчиво согласилась:
—	Выходит, что так.
Начинал Володя уже рыться и в отцовских книгах. Ники¬
фор Семенович перевелся работать в Черноморский торговый
флот. Он служил в Керченском порту и учился в вечернем ком-
вузе. Однажды, роясь в книгах отца, которые тот держал на
этажерке, Володя среди толстых тяжелых книг нашел пожел¬
тевшую, всю исчерканную карандашом книжечку без облож¬
ки. На первой пожелтевшей странице ее Володя прочел слова,
которые заставили его сразу взять книжку и усесться тут же,
возле этажерки, на полу. Судя по началу, книжка должна бы¬
ла быть захватывающей.
—	«Призрак бродит по Европе, — прочел Володя, —при¬
зрак коммунизма».
68

Володя перешел на диван, пристроился поуютнее, поджяп
ноги. Начал снова: «Призрак бродит по Европе...» Интересно!
Но дальше дело не пошло. Две следующие фразы Володя кое-
как осилил, хотя и там сразу же попались совершенно непо¬
нятные слова — Меттерних, Гизо, радикалы... Но дальше уже
Володя совсем ничего не понял. Вздыхая, он перелистал кни¬
жечку, взглянул в конец:
«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои
взгляды и намерения...»
Володе понравилось. Это пришлось ему по нраву, он сам
был таков — по крайней мере, хотел считать себя таким.
«...Пусть господствующие классы содрогаются перед Ком¬
мунистической Революцией, — прочел Володя, шепча про себя
слова, точный смысл которых он не понял до конца, но почуял
их железное звучание: словно тараном били в крепостные во¬
рота!— Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей.
Приобретут же они весь мир».
И под этим крупно было написано: «Пролетарии всех
стран, соединяйтесь!»
Услышав шаги отца, Володя вскочил и тотчас же положил
книжечку на место. Отец не позволял трогать без него книжки.
Отец умылся под рукомойником, вытерся, подошел к Воло¬
диному столу, бросил полотенце на ходу точно на стенной крю¬
чок.
—	Ну как?.. На завтра все приготовил, задачки все поре¬
шал? Не будет конфуза, как в прошлый раз? Смотри у меня!..
А у тебя, Валенька, как уроки на завтра?
Валя, аккуратно переписывавшая домашнее задание, ото¬
рвалась на минутку от тетради:
—	Я скоро... Знаешь, сколько задавать нам стали — про¬
сто ужас!
—	Ну, мы тебе мешать не будем, занимайся, а мы с Воло¬
дей вон там устроимся, в уголке.
Отец прошел в дальний угол, подвинул настольную лампу,
сел в плетеное кресло, взял из рук Володи тетрадку.
—	Так... Значит, какое тут условие? Ага... Задачка на про¬
порции. Так. Как же ты ее решал?.. Стоп, стоп! Что это ты тут
накрутил? Погоди! Это называется левой пяткой правое ухо
чесать!
—	А по ответу сходится.
—	Мало ли что по ответу! Вот не имей такой привычки —
под ответ подгонять. Это и в жизни не годится. Надо решение
найти, нужно к нему правильным путем добираться, а не ты¬
каться в разные стороны, где выйдет, да не подлаживаться под
готовенькое. Не годится твое решение. Садись сюда, давай сно¬
ва решать.
69

Володя подсел к отцу, послушно расправил тетрадку, при¬
гладил ладонью страничку, обмакнул перо в чернила.
—	Что это у тебя руки-то чуть не по локоть в чернилах? —
спросил отец, переворачивая ладонь Володи, оттягивая рукав
и осматривая Володину руку со всех сторон. —На тебе,
и левая вся! Ты что это, татуироваться снова вздумал,
что ли?
—	Это, папа, я сам сделал автоматическое перо, самопис¬
ку. Вот видишь: тут обматывается вот такой проволочкой,
потом макается. Оно вот сюда натекает, можно писать, только
брызжется немножко.
—	Мм-м... да! Что брызжется — это хорошо видно. Вот
жаль, что писать как будто не пишет. Давай-ка мы, брат, возь¬
мем нормального типа ручку, поднатужимся, да и решим ©ту
задачку. Взяли? Ну, давай!
Отец и сын склонились над тетрадкой, почеркали, побормо¬
тали минут пять и, довольные, откинулись оба разом.
—	Ну вот, это другой разговор! А то плутал — семь верст
и все лесом. А ну-ка, давай сюда твою самописку, теперь раз¬
глядим... Это ты, в общем, довольно хитро придумал. Здорово!
Только ты бы вот сюда, чудак, наконечник с ручки взял, а по
дереву желобок проточил, тогда она и писать будет и брызгать
не станет. Эх ты, самопис! Измазюкался...
Отец задумался, поглядел в окно.
—	Вот гляжу на твои руки в чернилах... даже и выругать
тебя пришлось! Выругал-то поделом. Пора уже с письменными
принадлежностями обращаться как надо. Но знаешь, Вовка,
что мне вот сейчас припомнилось... Когда я первый раз в жиз¬
ни на своей руке чернила увидел, так загордился даже. Ведь
это же великое дело, пойми, — грамота! До той поры у меня
в чем руки были? В дегте, в мазуте. Я у помещика в экономии
батрачил, вот тут недалеко, за Камыш-Буруном. В семнадца¬
том году только первые буквы узнал, а через полгода писать
стал учиться. Так можешь себе представить, когда первую
букву чернилами вывел да сам обмазался весь, не хуже тебя
сейчас, — и язык-то у меня был в чернилах, и волосы, везде
чернила, — так руки отмывать жалко было. Хожу да напоказ
всем кляксы на пальцах выставляю: вот, дескать, поглядите,
грамотный, писать умею... Да, у нас тогда в жизни решать на¬
до было все самим, готовых ответов не было, до всего сами до¬
ходили.
Отец помолчал немного, видно вспоминая прошлое, пока¬
чал головой, закурил трубочку, тщательно приминая большим
пальцем табак.
—	Ну, может быть, спросить тебя и устное по заданному?
—	Можешь спросить, только я правда все хорошо выучил.
70

Отец знал, что если Володя говорит так уверенно, то его
можно не проверять.
—	Слушай, Вова... — он застенчиво улыбнулся и скрыл ли¬
цо за клубами табачного дыма, потом осторожненько подул,
разгоняя его, — тогда, может быть, ты мне немножко помо¬
жешь? А то мне завтра, понимаешь, на семинаре доклад де¬
лать в комвузе. Подготовился я как будто солидно, всю ночь
сегодня сидел. Но все-таки года уточнить следует. Я бы Вален¬
тину попросил, да она вон еще сама не управилась. Не стоит ее
отрывать.
Отец встал, подошел к этажерке, снял оттуда толстую
книгу.
—	Это кто у меня тут кувырком все поставил?
—	Это я книжки смотрел.
—	А ведь было, по-моему, сказано: не лазить.
—	Папа, я там книжку у тебя одну увидел. Начинается
очень интересно. Там про призрак, как он бродит по всей зем¬
ле, а все цари, короли и полицейские против него и пугаются...
Но дальше там очень трудное. А в конце, я посмотрел, опять
все понятно. И написано, как в газете: «Пролетарии всех стран,
соединяйтесь!»
—	Вовка! Не хватайся ты раньше времени за то, что еще
понять никак не можешь. Всему свое время. Это, брат, такая
книжка, что она всем книгам книга! От этой книги все пошло
и началось. Манифест Коммунистической партии это! Ну, как
бы тебе это сказать... Манифесты и у царей были — скажем,
когда война или когда там крестьян царь обманул, обещал
освободить их, а земли не дал. А этот манифест истинную прав¬
ду всем народам на свете открыл. Девяносто лет этой книжке, а
она не остыла. По нынешний день огнем пышет. Ленин по ней
свое великое дело начал. От нее все мы, коммунисты, и пошли...
—	И пионеры от нее пошли?
—	И пионеры и комсомольцы — все! Ну, ©то ты все еще
сам учить будешь. Этого всего ты сейчас еще понять не в си¬
лах.
—	А нам уже про это объяснили! —крикнула из своего уг¬
ла Валентина.
—	Ну, так ты у меня уж почти комсомолка.
—	Папа, я тоже понять в силах, — отозвался Володя,—
ведь меня в том месяце уже в пионеры примут.
—	Это еще неизвестно, — не унималась Валентина.
—	Тебе, может быть, неизвестно, — отрезал Володя, — те¬
бе многое неизвестно! Зато мне ясно.
—	Что за характеры у вас! Хватит вам цапаться! — рассер¬
дился Никифор Семенович. — Что это такое, в самом деле! Ты,
Валентина, не сегодня-завтра в комсомол вступишь. Этот-^
71

без пяти минут пионер. Делить вам нечего, а вы все скандали¬
те... Ну, Вова, давай подзаймемся. Ты, следовательно, бери
мои записи: вот с этого места, где отчеркнуто, будешь следить
за годами, а я, значит, тебе расскажу. Разберешься? Так-то я
все усвоил, знаю твердо, вот только года бы мне не спутать.
Ты за годами следи.
—	А у вас года строго спрашивают? — поинтересовался
Володя.
—	Да уж как положено...
И Володе показалось, что отец сделался как-то моложе и
будто оба они были школьными товарищами.
—	Ну, довольно нам болтать, давай делом заниматься.
Следи... Стало быть, так... — Никифор Семенович откашлялся
и проверил для чего-то пуговицы на кителе. — В 1903 году бы¬
ло решено...
—	Тут у тебя в тетрадке написано: «Летом 1903 года»,—
строго поправил Володя.
—	Да, летом 1903 года большевики решили оборудовать в
Тифлисе подпольную типографию, на окраине города, в Авла-
баре...
И Никифор Семенович стал подробно излагать увлекатель¬
ную историю авлабарской типографии, которую хитроумно и
смело устроили глубоко под землей кавказские большевики.
Володя следил по конспекту, то и дело отрываясь от неге и
восхищенно поглядывая на отца. Иногда же он вдруг останав¬
ливал отца:
—	Тут написано: «было поручено».
—	Это одно и то же. Ты, брат, придираешься. Я ведь тебе
слово в слово по записи не обязан отвечать. Ты следи, чтобы
года верные я называл. А так, я вижу, с тобой до утра каши не
сваришь.
—	Ну хорошо, хорошо... Рассказывай дальше.
—	Так, значит...
И отец продолжал рассказывать, как бесстрашно работали
революционеры в подземной типографии.
Иногда, не удержавшись, Володя ударял кулаком по столу
и кричал:
—	Ура!.. Молодцы!
—	Володька, тише ты, мешаешь сосредоточиться, — заме¬
чала из своего угла Валентина.
—	Тише ты, в самом деле, Володька!
—	Папа, я не могу, я ж переживаю!
—	Уж переживай как-нибудь про себя. Ну, следи даль¬
ше... В феврале того же года... Я и говорю: того же, значит,
1904 года...
Наконец Володя бросился обнимать отца:
72

—- Папа, ты здорово все это знаешь!.Я бы сроду так не мог
запомнить. Ты все в точности рассказываешь... Конечно, — до¬
бавил он после минутного раздумья, — если бы нас такому ин¬
тересному учили, я бы тоже всегда кругом только одни «от¬
лично» получал.
—	Ну, студенты, скоро учиться кончите? Будет вам друг
дружке экзамены устраивать, — сказала, входя в комнату,
мать. — Валенька, ты освободилась? Ужинать давайте, а то
бычки простынут. Такие сегодня жирные — смотреть и то
слюнки текут!
Они сели ужинать, и, взволнованный всем услышанным,
Володя, вытаскивая изо рта обеими руками колючие рыбьи ко¬
сти. все порывался рассказать матери о подземной типографии.
—	Да говори ты помедленней, — останавливала его мать.—
После ужина доскажешь. Ты бы лучше уроки свои готовил.
Володя очень волновался на другой день — как пройдет у
отца доклад. Было уже поздно, а Никифора Семеновича все
не было, и мальчик совсем извелся от беспокойства.- Он ни за
что не хотел ложиться до прихода отца, хотя спать ему хоте¬
лось нестерпимо; и в конце концов Володя заснул за своим
столом, где разбирал маленький электромоторчик, который ла¬
дил уже вторую неделю. Он тотчас же проснулся, когда услы¬
шал в коридоре внизу твердые, моряцкие шаги отца. Отец лег¬
ко, как по корабельному трапу, взлетел вверх по лестнице. Во¬
лодя кинулся к нему навстречу:
—	Ну как, папа?..
—	На «отлично», — сказал отец.
—	Да вели ты ему лечь! — вмешалась мать. — Уже два ча¬
са его никак в кровать не загоню. Все тебя ждал. Вот получит
завтра из-за тебя с недосыпу «плохо», будет тогда дело!
Но Володя долго не мог заснуть. Он лежал с открытыми
глазами в темной комнате и представлял себе, что глубоко в
каменоломнях устроена типография и он сам печатает газету,
которая называется «Юный красный подземный революцио¬
нер». А наверху рыскают, содрогаясь, господствующие клас¬
сы — короли и полицейские, — хотят убить его, но у них ничего
не выходит. Он исчезает, как призрак, и бродит по Европе, раз¬
брасывая напечатанную газету с грозными словами...
С этой ночи Володя стал подумывать: не сделаться ли ему
в будущем печатником?..
Он упросил-отца подарить ему к Новому году печатный иг¬
рушечный набор «Типограф». Набор состоял из деревянных
компостеров, в которые вставлялись резиновые буковки. Потом
была еще подушечка, пропитанная фиолетовой краской. Мо¬
жно было набрать в компостер целую строку, затем прижать
составленные в нем буквы к подушечке, как штемпель на
73

почте, и оттиснуть на бумаге все, что хочешь. Были еще тут вся¬
кие штампы с изображением бабочек, зайцев, слонов, самоле¬
тов. Бабочки и слоны явно ни к чему не могли пригодиться;
а самолет и прежде всего имевшаяся в наборе пятиконечная
звездочка сейчас же пошли в дело. И вскоре на всех тетрадях,
промокашках, черновиках. Володи появились фиолетовые,
очень бледные или, напротив, жирные и слегка размазанные
титры:	Владимир Дубинин § пролетарии всех
стран соединяйтесь (больших букв в наборе не ока¬
залось). А по бокам — самолет и звезда.
У Володи был придуман замечательный план — устроить
подземную типографию на дне того шурфа, где были обнару¬
жены надписи на каменной стене. Он поделился этим планом с
Ваней, но Ваня сказал со своей обычной трезвой деловитостью:
«А чего ©то под землей печатать? Это можно и тут». Володя
сперва обиделся, сказал, что Ваня не понимает игры. Но Ваня
стоял на своем. «А «призрак бродит по Европе»?» — не сда¬
вался Володя. Но и этот довод не склонил Ваню. Тогда Воло¬
дя объявил, что он один спустится в каменоломни. «Иди по¬
пробуй,— сказал Ваня. — Только имей в виду, что там уже всё
загородили, потому что ребята туда повадились. Теперь туда
и не пролезешь».
Так это дело и провалилось.

Г ла в а V
„ВЕРНОЕ СЛОВО, ТОЧНОЕ ВРЕМЯ"
Теперь отец стал плавать капитаном на грузовой шхуне
«Ударник». Шхуна совершала малое каботажное плавание, то
есть ходила в порты Крыма и Приазовья. После больших
океанских кораблей, которых Володя насмотрелся на Севере,
«Ударник» казался ему до обиды маленьким, оскорбительно
тихоходным судном. Единственной достопримечательностью
шхуны была маленькая рыжая собачонка Бобик — лохматая,
хвост бубликом, над левым глазом черное пятно, словно один
глаз от удивления вылез на лоб. Бобик всей собачьей душой
привязался к капитану. Он лежал у его каюты на шхуне, неот¬
лучно следовал за капитаном по берегу, ждал его у конторы
порта, сопровождал домой и жил во дворе, пока Никифор Се¬
менович не уходил опять в рейс. Все соседи уже знали: если
Бобика нет во дворе, значит, и хозяина нет дома; а появился
Бобик — следовательно, и хозяин дома. Встретится Бобик в
порту, будьте уверены — «Ударник» прибыл...
Придя из школы, наскоро поев, Володя собрал остатки еды,
чтобы отнести во двор Бобику.
—	Не трудись, — предупредила его Валентина. — Бобик с
папой в рейс пошел.
75

Володя насторожился. У него давно был задуман один
план, выполнить который было бы лучше в отсутствие отца.
Дело в том, что в электромоторчике, который он наконец сма¬
стерил, не хватало одной шестеренки, точно такой, какая была
в отцовских часах — хронометре, который тикал всегда на тум¬
бочке возле кровати Никифора Семеновича. Володя давно уже
подбирался к этому хронометру, открывал его, рассматривал
сложный механизм. Там он и заприметил шестереночку, кото¬
рая великолепно бы пригодилась в его электромоторе. Через
нее можно было бы пропустить ось, и тогда электромотор за¬
работал бы. А без этого пускать моторчик было нельзя. Воло¬
дя прикрыл дверь в большой комнате, где находились его рабо¬
чий стол, этажерка отца и столик Валентины. Комнату эту
называли в семье Дубининых залой. Валентина ушла в Дом пио¬
неров, мать была на кухне. Можно было приступать к делу.
Володя бережно снял с тумбочки хронометр, положил на
стол мягкое полотенце и, наклонив над ним, стеклом вниз, ча¬
сы, ножичком слегка поддел заднюю крышку. Чпок! — кры¬
шечка отскочила. За ней оказалась вторая, открыть ее было
немного труднее, но Володя справился, и тончайшие колесики,
пульсирующие стальные волоски, миниатюрные зубчатки, кро¬
хотные и цепкие сочленения мудро придуманного механизма
открылись перед Володей в тикающем маленьком мирке, та¬
ком лучистом, хрупком и странно живом. Секторы лоснящихся
бликов скользили, расходились веером и пропадали в полиро¬
ванном металле. Зеркально сверкали головки шурупчиков;
плоские зубчатые шестереночки, напоминающие о работе ска¬
зочных гномов, застыли в кажущейся неподвижности, и глаз
примечал только, как учащенно дышит тонюсенькая пружинка
из стального волоска, то расширяясь, то сжимаясь, то расши¬
ряясь, то сжимаясь...
Стараясь не дышать, так как металл сразу же запотевал,
Володя при помощи самого маленького лезвия своего перо¬
чинного ножа с величайшей осторожностью извлек шестере¬
ночку, которую он присмотрел уже несколько дней назад. Ти¬
кание разом прекратилось, часы стали, словно Володя лишил
их жизни. Но это не испугало Володю: он знал, что стоит толь¬
ко поставить на место вынутую шестеренку, и часы снова зара¬
ботают.
Теперь надо было укрепить шестеренку на надлежащем ме¬
сте в моторчике. Володя недаром трудился над ним три неде¬
ли! Сюда пошли две катушки от старого электрического
звонка, колесико от сломанного заводного паровоза, немало
винтиков, проволочек, шелковисто-зеленых, в обмотке, и го¬
лых, отсвечивающих медью. Но вот шестереночка из хрономет¬
ра была водворена на уготовленное для нее место. Можно бы¬
76

ло запускать мотор. Володе хотелось, чтобы его торжество раз¬
делила мать. Он сбегал за ней на кухню и после долгих
уговоров притащил в комнату.
—	Садись, мама, вот сюда, — пригласил он, подставляя ма¬
тери табурет, — и смотри, как он у меня сейчас заработает.
Это я сам все сделал.
—	Ох, Вовка, ты мне лучше скажи: не будет, как в прош¬
лый раз, когда потом все окна открывать пришлось?
—	Ну что ты, мама, то же было совсем другое дело! Это я
готовил бездымный порох для фейерверка.
—	Хорошенькое дело — бездымный! Еле отчихались все.
Бобик и тот чуть не подох.
—	Но то же было совершенно другое дело. Это просто про¬
изошло совершенно случайно. А сейчас я все рассчитал. Ну
вот, смотри. Я сейчас включаю... Одну минуточку... Что та¬
кое?.. A-а, понял. Тут контакт отошел. Ну вот, сейчас. Раз...
Из розетки, куда сунул штепсель Володя, метнулся огонь.
Сейчас же громко щелкнуло где-то в другом конце квартиры.
Из маленькой машинки, которую соорудил Володя, повалил
желтый дым, обмотка проводов вспыхнула. Страшно запахло
паленой резиной, и во всем доме стало темно. Всюду захлопа¬
ли двери, на лестнице послышались переполошенные голоса:
—	Что такое?.. Пробки, что ли, перегорели?
—	Это опять там, у Дубининых, что-то!
—	Ну да, я слышала, как у них чиркнуло.
—	Форменное безобразие! Когда же это кончится? В про¬
шлый раз такую вонь развели, а теперь сиди в темноте!
Но в зале, где произошла катастрофа, к сожалению, уже
не было темно: от вспыхнувших проводов занялась бумага на
столе, взметнулось синее пламя от опрокинутого Володей
спирта.
—	Что же ты наделал! — закричала мать, бросаясь тушить
руками уже тлевшую скатерть. — Ведь пожар!..
Позади них раскрылась дверь, с грохотом вбежала Алев¬
тина Марковна, соседка.
—	Боже мой, горим!.. Так и знала, поджег-таки!.. Боже
мой, воды!..
Володя, в темноте налетевший на нее, кинулся стремглав на
кухню, прибежал оттуда с большой, очень тяжелой лоханыо,
в которой мокло белье. Не разобравшись, в чем дело, он вы¬
вернул ее на стол. Огонь, шипя., погас. Все молчали, тяжело
дыша. Слышно было только, как сперва медленно — кап,
кап, — потом частыми каплями и, наконец, в несколько струй
хлынула вода, стекавшая со скатерти...
Потом что-то мягко и мокро шлепнулось на пол, словно
жаба.
77

—	Посветил бы кто, — виновато проговорил в темноте Во¬
лодя.
Алевтина Марковна чиркнула спичками и поплыла к столу.
—	Боже мой! — раздался ее голос.—Моя новая сорочка...
Люди, граждане, смотрите, во что он ее превратил! Евдокия
Тимофеевна... нет, вы посмотрите... Володя, кто тебе позволил
брать лоханку с моим бельем? Ой!..
Догоравшая спичка обожгла пальцы Алевтины Марковны,
и она смолкла на мгновение, чтобы снова, став уже невиди¬
мой, огласить своим криком темную комнату:
—	Евдокия Тимофеевна, примите меры, я отказываюсь
жить под одной крышей с подобным элементом! Я из-за него
обожгла руку. Боже мой, как раз палец для наперстка!
На лестнице в темноте продолжали топать, сталкиваться и
перекликаться жильцы...
—	Ну погоди, будет тебе! — пригрозила Евдокия Тимофеев¬
на.— Смотри, опять какой ералаш натворил... У-у, чтоб тебя!
Она не выдержала и мокрым полотенцем звонко хлестнула
два раза по согбенной спине Володи.
—	Ну-ну, мама, — негромко, но внушительно заметил в
темноте Володя,— постеснялась бы все-таки... А еще восьмое
марта празднуешь, на собрания ходишь! Не стыдно?
Потом он обратился туда, где шумно дышала в темноте
Алевтина Марковна:
—	Кричать на меня нечего, белье ваше я не загубил. Хо¬
тите, могу сам постирать.
—	Да, воображаю, на что оно будет похоже!
—	А вы лучше дайте мне ваши спички, и я сейчас поправ¬
лю пробки.
—	Умоляю, не надо! — закричала Алевтина Марковна.—
Евдокия Тимофеевна, я вас заклинаю, не разрешайте ему! Он
взорвет весь дом!
Но Володя уже, выхватив у нее спички, выбежал на лест¬
ницу. Потом он притащил снизу стремянку, приставил ее к сте¬
не, полез в угол, где был счетчик и предохранительные проб¬
ки. Ему было очень неудобно работать одной рукой, так как
другой он светил себе, зажигая одну спичку за другой. Звать
кого-нибудь на помощь было бесполезно. Внизу бранились в
темноте рассерженные соседи, рядом, на уровне его коленок,
бушевала и гудела Алевтина Марковна.
Но сквозь этот шум Володя услышал неожиданно звук, от
которого чуть не свалился со стремянки. Внизу весело залил¬
ся лаем Бобик.
Значит, отец вернулся! Снизу уже доносился его голос.
Жильцы жаловались ему на Володю. Говорят, что в подобных
случаях хочется провалиться сквозь пол. Володе же, наоборот,
78

хотелось проскочить сквозь потолок, который сейчас был го¬
раздо ближе к нему, чем пол. Но бедняга только замер на сво¬
ей стремянке.
—	Опять набезобразничал? — загремел в темноте отец.—
Где ты тут хоронишься?
—	Я, папа, здесь.
—	Это тебя куда там занесло?
—	Папа, я потом тебе все объясню... Я только сейчас, я
только пробки починю...
—	И слезать не смей, пока не исправишь! Нашкодил? Те¬
перь сам налаживай. Давай я тебе посвечу.
И снизу ударил в угол воронкообразный луч карманного фо¬
нарика. Он выхватил из темноты две перепачканные руки, ко¬
торые вертели фарфоровые пробки на щитке предохранителя.
Минуты через три во всех комнатах на обоих этажах вспых¬
нул свет, и перепачканный, сконфуженный Володя медленно
сполз со стремянки.
Отец пошел в залу, чтобы посмотреть на место катастрофы,
Володя поплелся за ним, предчувствуя, что главный скандал
еще впереди.
Никифор Семенович вошел в залу, поглядел на лужу, рас¬
текавшуюся возле стола, на подгоревшую скатерть, взял в ру¬
ки еще пахнувший горелой резиной мотор.
—	Как же это ты его включал? — поинтересовался он. —
Прямо от штепселя? Умник! А трансформатор? Звонок-то ведь
через трансформатор ставят, а ты на прямую соединил. Вооб¬
ще, Володька, давай все-таки условимся раз и навсегда, чтобы
ты таким самостоятельным не был. Вот будешь проходить в
школе физику, станешь учить электричество, тогда уж и ору¬
дуй. Эх ты, изобретатель, шут тебя возьми!
Володя молчал. Так вот оно в чем дело! Ну -кто ж его знал,
этот трансформатор!..
Отец подошел к тумбочке. Прислушался, наклонился и при¬
свистнул:
—	Фью-у! Что-то у нас сегодня все не так — и часы стали!
Он поднял хронометр, потряс его, приложил к уху.
—	Стоят. С двадцать седьмого года не стояли, как я со
сверхсрочной пришел. Володька, скажи прямо, твоих рук
дело?
—	Папа, ты не беспокойся, — сказал Володя, — они сейчас
же пойдут. Я давно уже в них разобрался. Просто я из них на
минуточку вынул одну шестереночку. Она мне в моторе была
нужна.
—	Вынул? Ты что, в своем уме? Ну, хватит, Владимир!
Я терпел, терпел, да и кончилось мое терпение. Чтоб сейчас
же все эти твои крючки, закорючки да проволоки разные, весь
79

этот хлам твой — вон отсюда! И, если хоть что появится, я сей¬
час же в помешку! Слышишь?
—	Ну вот, довел отца! Так и знала, что когда-нибудь дове¬
дет,— сокрушалась Евдокия Тимофеевна.
—	Папа, я больше никогда не буду.
—	Не будешь, потому что не с чем будет. Чтоб завтра ни¬
чего здесь этого не было! Давай сюда шестеренку... Вот. И за¬
втра утречком отнесешь вместе с хронометром часовому
мастеру на углу, и, если не починит, — лучше ты мне на глаза
не попадайся! Так и знай!
Володя положил злосчастную шестереночку возле молчав¬
шего хронометра.
—	Папа, ты дай, я только попробую... Я же знаю как!
—	Вот я тебя раз навсегда от этого хвастовства отучу, что¬
бы ты не брался за что тебе не положено!.. На, бери, ставь!..—
Отец в сердцах подтолкнул концами пальцев хронометр к Во¬
лоде.— Ну, принимайся, а я погляжу. Тоже мне—т'Йчная ме¬
ханика!
—	Папа, ты только не кричи на меня, —остановил его Во¬
лодя,— потому что у меня и так руки трясутся, а тут еще ты...
Володя раскрыл ножичком обе крышки хронометра, потом
осторожненько поставил шестеренку в пустовавшее гнездо,
подвинтил шурупчик, приладил зубчатое колесико, слегка по¬
дул, протер запотевший металл концом чистой тряпочки,
тряхнул хронометр.
Колесико слабо двинулось, пружинка вздулась, опала, и
все опять замерло. Володя еще раз потряс хронометр, поковьн
рял ножичком колесико... Механизм оставался неподвижным.
Часы не шли. Володя почувствовал, как у него начинают жар¬
ко чесаться набухшие мочки ушей. Он еще ниже склонился
над хронометром. Но как ни тряс он и как ни дул и ни вер¬
тел — часы не шли.
—	Вот теперь и видишь сам, что обещаниями швыряться не
надо,— проговорил отец, махнул рукой и пошел в другую ком¬
нату, сам очень огорченный, потому что ему в эту минуту очень
хотелось, чтобы Володя справился с хронометром и сдержал
свое слово.
Володя отказался от ужина. Как ни звал его отец, как ни
уговаривала мать, он сидел за своим столиком и тоненькой про¬
волочкой старался расшевелить оцепеневший механизм часов.
Пришла из Дома пионеров после спевки Валентина. Она
узнала от домашних о происшествии и тихонько вошла в залу.
Володя, обернувшись, метнул на нее недобрый взгляд и сжал¬
ся весь, приготовившись выслушать колкости. Но Валентина не
хотела дразнить брата: она хорошо понимала, каково ему сей¬
час.
80

—	Вова, хочешь, я тебе сюда чайку принесу? Мама сухари
ванильные купила.
—	Не хочу я!
—	Зря ты мучаешься, раз уж видно, что не выходит...
—	Уйди ты, Валентина... Я тебя честно прошу: уйди!
—	Ну, пожалуйста, только без психики, — обиделась Валя.
Володя швырнул в нее линейкой.
—	Не трогай ты его, — тихо посоветовал отец. — Ему хо¬
чется свое доказать. Ну и пусть помучается.
—	Гордый, принципиальный, не приведи бог,—согласилась
мать.
И Володю решили оставить в покое, чтобы не мешать.
Он слышал, как убрали посуду со стола, как потушили свет.
Потом все в доме затихло. Володе смертельно хотелось спать.
Рот у него разлезался во все стороны от зевоты, а глаза, на¬
оборот, было очень трудно держать открытыми, ори сами собой
смыкались. Но Володя упрямо сидел над хронометром, отвин¬
чивал и ставил снова на место колесики, тряс часы, прислу¬
шивался.
Часы молчали. Вместо их тикания уши Володи начинали
улавливать какой-то ноющий, слегка звенящий гул. Он при¬
слушался, но кругом стояла тишина. Первый раз в жизни
Володя бодрствовал в такое позднее время. Он посвящался в
неслышные тайны ночных часов, обычно скрытых от него сном...
В полу и стенах, в филенках шкафов возникали какие-то блуж¬
дающие трески, от которых Володя вздрагивал. Слышалось
сильное — на всю квартиру — дыхание отца. Что-то пробормо¬
тала во сне Валентина. Издалека ветер принес свисток парово¬
за. Где-то в море прогудел пароход... И, чем больше прислуши¬
вался к тишине Володя, тем явственнее становился звенящий
гул. И не сразу понял сморившийся мальчуган, Что это звенит
у него в ушах, что это тихонько ноет его затекшее от долгого
сидения тело. Так вот что значит, когда люди говорят: все ко¬
сти гудут...
Но он все сидел и сидел, разбираясь в мелкоте часового ме¬
ханизма. Уже стало голубеть за окнами, и неприятной, чахлой
желтизной наполнился свет электрической лампочки, прикры¬
той газетным колпаком, на котором проступило паленое пятно.
Володя в сотый раз перебрал колесики, попробовал все шуру¬
пы, опять поставил шестерню на место, прислушался. Хроно¬
метр слабо тикнул и снова замолк. И Володя уронил голову
на стол.
Должно быть, он заснул, потому что ему показалось, будто
кто-то качает возле самой его головы тяжелый маятник и он
звонко щелкает над ухом при каждом взмахе — влево, вправо,
чок-чик, чок-чик... Володя встрепенулся, поднял голову,
4 Улица младшего сына
ej

испуганно огляделся, плохо соображая, почему он сидит один
за столом, а перед ним...
А перед ним громко и четко стучал хронометр: тик-так,
тик-так, тик-так!..
Володя, еще не веря, боясь неосторожным движением испу¬
гать ожившие часы, долго вслушивался в этот сладостный стук.
Потом он с величайшей осторожностью закрыл двойную крыш¬
ку часов, сбегал на кухню, посмотрел на ходики, перевел дро¬
жащей рукой стрелки хронометра на нужный час, поставил
хронометр перед собой и, подперев обеими ладонями падав¬
шую от усталости голову, долго еще сидел так, смотря на ци¬
ферблат, по которому медленно совершали свое дремотное и
неусыпное движение стрелки, и наслаждаясь тихоньким бла¬
говестом часового механизма.
Потом он, еле передвигая онемевшие, затекшие ноги, в ко¬
торых крапивные, игольчатые мурашки устроили страшную ку¬
терьму, побрел к своей кровати, подтащил стул к изголовью,
положил на него часы и, прислушиваясь к тому, как буковое
дерево стула отзывается на тикание хронометра, стал тихонь¬
ко раздеваться. Он снял один ботинок, решил на секунду пе¬
редохнуть, перед тем как снять второй, да и заснул одетый, с
одной ногой, свесившейся с кровати/Таким и увидел его рано
утром отец, когда встал, собираясь в порт.
—	Ты что это так рано одеваться вздумал? — спросил он,
решив, должно быть, что Володя начал уже вставать и заснул
на полдороге.
И тогда Володе захотелось схитрить:
—	Да вот хочу пораньше к часовому мастеру... чтобы ты не
сердился, — сказал он, лукаво поглядывая запухшими от сна
глазами на отца.
—	Значит, своего не доказал, не справился?
—	Нет уж, не вышло...
Никифор Семенович поглядел на забытую, горевшую на
столе лампу, на заспанную, бледную, но бесконечно счастли¬
вую физиономию сына и только тут прислушался...
Четко, победно стучал на стуле исправленный хронометр.

Глава VI
ПИОНЕРСКАЯ ДУША
Выйдя со школьного двора на улицу, Володя огляделся,
снял с себя красный пионерский галстук, свернул его и спря¬
тал в карман. С минуту он стоял под большой акацией, что
росла перед школьным зданием, ожесточенно тер вздернутым
левым плечом щеку, потом тяжело, медленно вздохнул и за¬
шагал по улице прочь от школы, подальше от дома...
Он нарочно дождался сегодня, чтобы все соседские ребята,
с которыми он обычно возвращался вместе домой, уже ушли из
школы. Он не остался на тренировку футбольной команды, где
подвизался в качестве левого края. Ему надо было побыть од¬
ному, и потому он решил возвращаться домой далеким, круж¬
ным путем.
Никогда еще Володя не выходил из дверей школы в таком
дурном настроении. Были беды, что говорить, и не малые...
Приходилось иной раз получать табель с неважными отметка¬
ми, лежала кое-когда в сумке, оттягивая руку, тетрадка с по¬
меткой «неудовлетворительно»... Ох, как тяжела была в такие
дни маленькая клеенчатая сумка, скроенная портфельчиком!
Будто вся тяга земная, о которой говорится в былине про бо¬
83

гатыря Микулу Селяниновцча, таилась в ней. Случалось, что,
прежде чем идти домой, нужно было мыться на школьном дво¬
ре под краном, чтобы скрыть следы только что гремевших
битв, и даже припудривать потом боевые заметы штукатуркой
или пылью ракушечника. Но в таких случаях было хоть уте¬
шение, что противнику уже и штукатурка не помогала.
Бывали проигрыши по футболу с постыдным «сухим» сче¬
том, неудачи и злоключения в классе с последующими дразнил¬
ками со стороны девчонок. Эх, да чего только не было! Всякое
бывало. Но вот такого еще не случалось...
Дома уже знали, что галстук, снятый при возвращении до¬
мой,— знак бедствия.
Еще осенью того года, к Октябрьским праздникам, Володю
приняли в пионеры. Накануне он замучил мать и сестру, за¬
ставляя их в десятый раз выслушивать слова торжественного
обещания, которое он должен был произнести перед лицом то¬
варищей у красного отрядного знамени. И еще раз пришлось
прослушать слова пионерского обещания отцу, когда тот вер¬
нулся поздно вечером из порта. Никифор Семенович заставил
Володю несколько раз промаршировать по зале, повернуться
«налево кругом», отдать салют. Вообще на долю отца — так
как Володя знал обещание уже назубок—выпали в тот вечер
занятия главным образом по строевой части, а не по полити¬
ческой.
А на другой день Володя был главным человеком в доме.
Да, это было настоящее торжество. Самой Валентине при¬
шлось поздравлять его в школе при всех от имени комсомола.
И домой он пришел, выпятив грудь, на которой горел, пылал,
пламенел завязанный по всем пионерским правилам красный
галстук о трех концах, свидетельствующий о нерушимой бое¬
вой связи трех поколений революции.
В школе не было зеркала, и потому Володя по дороге до¬
мой несколько раз заглядывал в окна, чтобы увидеть свое от¬
ражение, но в темных стеклах отражался лишь силуэт его, гас¬
ли краски, потухал огонь галстука. Зато дома он долго не мог
оторваться от зеркала, все прилаживал галстук, вытягивая
один конец, укорачивая другой, чтобы точно соблюсти пионер¬
ский обычай: полагалось, чтобы комсомольский конец галсту¬
ка на груди был длиннее, чем пионерский, а на спине больше¬
вистский широкий угол приходился точно посередине, меж
плеч, далеко выступая из-под отложного воротничка.
Если говорить правду, то у Володи был уже некоторый опыт
в обращении с галстуком: часто, когда Вали не было дома, он
тайком брал ее пионерский галстук и, стоя перед зеркалом,
прилаживал на себе, мечтая о том времени, когда он и сам ста¬
нет законным носителем этого знака революционного отрочест¬
84

ва. И вот это время пришло, и ему доверили, ему вручили же¬
ланный знак. Рискуя простудиться, несмотря на все увещева¬
ния матери, просившей его застегнуть пальто, он ходил по дво¬
ру нараспашку, чтобы все видели его галстук. Он нарочно при¬
думывал всякие поводы, чтобы зайти к соседям. Он был так
вежлив и тих в тот торжественный день, что даже Алевтина
Марковна поздравила его: «В пионеры записался? Ну, прими и
мое поздравление. Будем надеяться, что это тебя хоть немножко
исправит. Может быть, и нам спокойнее будет теперь...» А отец
вечером, вернувшись с моря, долго и подробно расспрашивал,
как все было: и как Володя вышел, и как произнес он обеща¬
ние, и что сказал вожатый, и не было ли каких замечаний.
Потом отец сел, обнял Володю, подтянул его к себе, при¬
держал коленями, обеими руками разгладил галстук на груди
сына, легонечко потянул за его кончики.
—	Смотри же, Вовка, — сказал он, — смотри теперь! С те¬
бя спрос уже другой с сегодняшнего дня.
Внезапно отец расстегнул 'пуговицу кителя, отвернул борт
его. Широкая, выпуклая грудь, туго обтянутая полосатой си¬
ней матросской фуфайкой, которую он всегда носил, показа¬
лась за отворотом.
—	Почему ношу? Привычка только, думаешь? Нет, боевая
матросская память! Как это зовется, знаешь?
—	Ну, тельняшка.
—	А еще как?
—	Ну, фуфайка.
—	Морская душа зовется — вот как! А ты теперь на серд¬
це галстук красный носить станешь. Вот и будем считать, что
это твоя пионерская душа. Понятно?
*	* *
Как приятно было на каникулах отправиться в Старый Ка¬
рантин и уже разговаривать с Ваней Гриценко как равный с
равным, как пионер с пионером! Как хорошо было в разгово¬
ре невзначай сказать: «Вот у нас в отряде все наши пионеры
решили...»
Все это было прекрасно. А вот сегодня история произошла
очень скверная.
Случилось это так. После второй перемены в класс, в ко¬
тором медленно оседал шум, вошла Юлия Львовна, учитель¬
ница литературы и классная руководительница. С ней был не¬
знакомый человек маленького роста, с шапкой густых, мелко
вьющихся волос, настолько черных, что седина на висках вы¬
глядела так, будто он нечаянно тронул в этих местах голову
обмеленными пальцами. Из-под роговых очков, сидевших на
85

большом носу, смотрели очень выпуклые близорукие глаза.
Юлия Львовна подошла к передней парте.
—	Ребята, — сказала Юлия Львовна, — у нас большая, хо¬
рошая новость. С сегодняшнего дня с вами будет заниматься
по истории наш новый педагог — Ефим Леонтьевич. Все слы¬
шали? И, надеюсь, уже все разглядели?
И сухое, тонкое лицо Юлии Львовны с чуткими, подвижны¬
ми бровями внезапно облетела та лукавая, искристая улыбка,
которая заставляла ребят говорить про учительницу: «Строгая
она ужас до чего! А все-таки какая-то своя...»
—	Вот, — продолжала Юлия Львовна, — надеюсь, и Ефим
Леонтьевич хорошо рассмотрит всех вас вместе и каждого в
отдельности. Ему труднее: вас много, а он один. И давайте, но
нашим правилам, считать, что первые пятнадцать минут пер¬
вого урока Ефим Леонтьевич — наш дорогой гость, а вы — хо¬
зяева класса, — хозяева, я уверена, радушные, старающиеся не
посрамить своего собственного дома. Ну, а потом уж, когда
Ефим Леонтьевич осмотрится, хорошенько приглядится к вам,
хозяином с той минуты станет он. И на все эти часы, когда он
поведет вас за собой по дорогам замечательной науки — исто¬
рии, я всецело доверяю вас ему... Итак, Ефим Леонтьевич, при¬
нимайте на попечение...
И она широко развела руки, словно забирая в свои объятия
весь класс, и повернулась к новому учителю, как бы передавая
ему всех.
Учитель молчал, застенчиво щурясь из-под очков. Ребята
смотрели на него выжидательно. По школьной привычке, Воло¬
де захотелось прежде всего найти в учителе что-нибудь смеш¬
ное. Но ничего забавного во внешности нового педагога он при¬
метить не смог. Разве вот только большая голова не по росту...
Но уж кто бы говорил об этом!.. Достаточно досаждал Володе
его собственный маленький рост. Он отставал от всех сверст¬
ников, он был одним из самых маленьких в классе. И, пред¬
чувствуя, что нового учителя будут исподтишка поддразнивать
«коротышкой», а он сам участвовать в этом не сможет, Воло¬
дя почувствовал какую-то неприязнь к Ефиму Леонтьевичу.
Между тем Юлия Львовна оставила нового учителя у сто¬
ла, внимательно оглядела класс, пошла к дверям, еще раз
оглянулась, тряхнула белой своей головой, словно говоря: «Ну,
смотрите не осрамите меня», — и вышла из класса.
Ефим Леонтьевич не садился. Он прошелся вдоль передних
парт, всматриваясь в лица ребят, потом как будто поискал гла¬
зами, кого бы спросить, и протянул короткую руку по направ¬
лению к парте, где сидел Дима Кленов — смешливый, озорной
ученик с близко поставленными « переносице глазами, отчего
лицо его казалось неестественно широким.
86

—	Как твоя фамилия? — мягко спросил учитель. Голос у
него был негромкий, но такой густой и низкий, что все перегля¬
нулись от неожиданности.
—	Кленов Дмитрий, — отвечал ученик неожиданно таким
же густым басом, хотя обычно он писклявил.
Все в классе зафыркали, и Володя обрадовался, чувствуя,
что дело принимает превеселый оборот.
Но учитель делал вид, что ничего не замечает.
—	Ну, Кленов Дмитрий, поделись, пожалуйста, со мной,
чем вы до меня занимались.
—	Мы занимались историей, — совсем уже невозможным
басом прохрипел Кленов, чувствуя, что становится героем
дня. — Мы проходили древние времена.
—	Отлично, — продолжал учитель. — А скажи мне, Кле¬
нов: у тебя всегда такой голос или ты сегодня болен?
И учитель вдруг весело глянул на класс, словно приглашая
теперь уже учеников принять участие в шутке.
—	Удивительный случай,—продолжал Ефим Леонтьевич:—
сколько занимаюсь в школе, такого густого голоса у мальчика
не слышал. У тебя нет налета в глотке? А ну-ка, скажи:
«А-а-а-а...»
Кленов растерянно посмотрел на класс, но не нашел под¬
держки.
—	А-а-а-а!.. — захрипел он.
Класс уже еле сдерживался. Девочки закрывали рты ру¬
ками, мальчишки надували щеки, уставившись в парты.
—	Налета нет, — невозмутимо пробасил Ефим Леонтье¬
вич. — Удивительный случай! А голос такой, словно у тебя ан¬
гина. Сейчас я тебя мигом вылечу. Ну, пой за мной: «Тра-ля-а-
а-а-а...»
—	Ля-а-а...а-а-а!.. — попробовал было Кленов, весь крас¬
ный от натуги и конфуза. Он уж не рад был, что начал все это.
—	Ну, что же ты? Такой бас, а нижнее «фа» взять не мо¬
жешь? Ну, давай выше: «Тра-ля-а-а...» Еще выше: «Ля-а-а-а...»
—	Я не могу... У меня горло болит, — соврал Кленов.
—	Если у тебя болят связки, иди к Юлии Львовне, чтобы
она отпустила тебя домой. Может быть, у тебя ангина — это
опасно для класса. А если ты не болен, пой за мной.
Кленов беспомощно оглянулся и затянул:
—	Ля-ля-ля...
—	Наконец-то! — воскликнул Ефим Леонтьевич. — Вот сей¬
час я слышу естественный голос. Пожалуйста, оставайся на
этой ноте. Ну-ка, скажи что-нибудь.
—	А чего говорить? — своим обычным писклявым голосом
спросил окончательно сбитый с толку Кленов.
И весь класс так и грохнул.
87

—	Ну вот, наконец-то я тебя дотянул до твоего нормально¬
го звучания! А ты хотел меня обмануть. Не надо! А теперь да¬
вай-ка заниматься. Я думаю, что каждый человек должен от¬
лично знать, что было когда-то на той земле, где он сегодня
живет и растет. Верно?
Неожиданно дернув головой, он судорожно передохнул,
причем не то горло, не то губы его издали странный, хлюпаю¬
щий звук. В классе насторожились, зашептались, обнаружив
у нового учителя очень существенную странность, которую он
умело скрывал до поры до времени: у него была всхлипываю¬
щая одышка. До этой минуты он как-то справлялся с нею, а
сейчас, начиная уже самый урок, перейдя к любимому предме¬
ту, увлекшись с первого же мгновения, он, должно быть, пе¬
рестал следить за собой.
—	Верно, друзья?—переспросил учитель и глотнул возлух.
Сейчас же с той парты, где сидел Кленов со своим нераз¬
лучным приятелем Мишей Донченко, откликнулись:
—	Верно! Тлип-тлип!..
Учитель даже не взглянул в ту сторону. Он подошел к ок¬
ну, поднял руку.
—	Взгляните! Наша школа стоит на склоне горы, — он
опять странно, с придыханием хлюпнул, — горы Митридат...
—	Мит-тлип-дат, — послышалось с парты Кленова.
Ребята стали оборачиваться, поглядывая туда.
—	А известно ли вам всем, что именно тут две с полови¬
ной тысячи лет назад был город Пантикапей, столица Боспор-
ского царства? И отсюда понтийский царь Митридат VI Евпа-
тор грозил всем окрестным владениям. Он вел войны с Римом,
завоевывал земли... И, когда его жестокости и неудачные вой¬
ны с могучими римлянами привели к восстанию в Боспоре и
его родной сын Фарнак ему изменил, он, по преданию, под¬
нялся на гору и закололся мечом. Более точные сведения,
правда, указывают, что он оказался не в состоянии убить себя
сам, очень медлил, но копья врагов поторопили его.
Так легенда связывает эту вершину в вашем городе с име¬
нем жестокого и хищного владыки Боспорского царства. Мы
с вами как-нибудь сходим в музей, в лапидарий, и посмотрим
памятники той эпохи. Ими интересовался еще Пушкин. Он был
в Керчи 15 августа 1820 года. «Здесь увижу я развалины Мит-
ридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапея», — писал
поэт в своем дневнике. Он поднялся на вершину Митридата,
сорвал там цветок на память... Через десять лет поэт писал о
Крыме в «Путешествии Онегина»:
Воображенью край священный:
С Атридом спорил там Пилад,
Там закололся Митридат..ч
88

Но знаете ли вы, — продолжал учитель, — что места эти
издревле связаны со славой старинных русских мастеров, от
•которых и пошло название вашего города? Керчь!.. Вслушай¬
тесь в это слово: Керчь! На древнерусском языке было слово
«корчий», или «керчий». И обозначало оно — кузнец. Уже в са¬
мые давние времена здесь добывали железную руду и, по-видй-
мому, на этих местах стояли кузницы, по-старинному — керчи-
ницы. И славились тут своим искусством тавроскифские, а
позже их потомки—древнерусские кузнецы—керчии, или кор-
чии. Кстати, в древнерусских писаниях Керчь везде называет¬
ся «Корчев», то есть город кузнецов—так сказать, Кузнецк. Ин¬
тересно, друзья? — Учитель блестящими своими глазами обвел
весь класс. — А я вам расскажу сейчас еще одну интересную
вещь. Я вот как-то взял труды академика Васильевского, из¬
данные Академией наук в 1908 году. Так знаете, что я там про¬
чел? Вот был такой древний герой Ахиллес, непобедимый и
неуязвимый. В следующий раз я принесу «Илиаду» Гомера
и прочту вам о том, как хромой кузнец Гефест выковал непро¬
ницаемые доспехи для Ахиллеса. Так вот, академик Васильев¬
ский пишет, что на Керченском полуострове княжил когда-то
Ахиллес и был он родом тавроскиф, и вот ему тавроскифские
керчии и сковали знаменитые доспехи, каких не было ни у кого
из ахейских вождей и троянцев...
Пока он говорил так, борясь со своей одышкой, зажигаясь
сам и сумев уже увлечь часть класса, в отдаленном углу раз¬
растался шум. Донченко и Кленов — сперва тихо, а потом сме¬
лее — все громче и громче передразнивали учителя. Только и
слышалось: «Тлип-тлип, город Керчь... Тлип-тлип... Митри¬
дат...» Это постепенно заражало ребят тем жестоким, ни с чем
не считающимся весельем, которое иногда охватывает класс,
и тогда дети уже не в состоянии остановиться, хотя и сознают,
что дело принимает самый дурной оборот. Так и сейчас—после
каждой повторенной Донченко или Кленовым фразы все силь¬
нее слышалось хихиканье. Сидевшие впереди уже не могли
смотреть на учителя, а отворачивались или низко склонялись
над партами.' Володя тоже фыркал вместе со всеми, захвачен¬
ный общим настроением. Напрасно староста класса — тонень¬
кая и высокая Светлана Смирнова, дочка Юлии Львовны, —
несколько раз привставала на своей парте и, вскинув малень¬
кую свою голову с разлетающимися золотистыми косами, гроз¬
но поглядывала в угол, где сидели проказники. Уже ничего не
помогало.
—	Новая прекрасная история пишется ныне у подножия го¬
ры Митридат, в вашем родном городе, друзья, — сказал учи¬
тель.
—	Тлип, друзья! — повторило проказливое эхо.
89

И учитель внезапно замолк.
Он медленно подошел к своему столу, тяжело и шумно ды¬
ша, сложил журнал, поправил очки.
—	Я давно все слышал, — очень тихо, низко гудящим сво¬
им голосом произнес он. — Я думал: ну побалуются — и надо¬
ест. Вы — дети тех, кто дал новую славу этим местам, вашему
городу... Да, да, говорю как умею, как позволяет мне сердце...
которое не совсем у меня в порядке. Я ничего не хочу добавить,
я только скажу вам: мне стыдно за вас. Я заметил, я хорошо
разглядел и запомнил тех, кто смеялся надо мной. Но я не хочу
жаловаться на них. Не хочу даже знать, как их зовут. Но
больше я с вами заниматься не буду. Я ухожу из вашего
класса. Вы мне сделали очень больно. Прощайте!
И никто уже не посмел передразнить его. Все молчали, ко¬
гда учитель с поникшей головой пошел к дверям. Он ступал
сперва медленно, а потом вдруг как-то весь подался вперед,
рванул дверь и исчез за ней в тишине пустого коридора.
Класс растерянно молчал, оцепенев сперва. Потом возник
говор, все вскочили, зашумели — и опять разом стало тихо.
Вошла Юлия Львовна. Она вошла и остановилась у учи¬
тельского стола. Тонкие, сухие черты ее лица еще больше за¬
острились. Она не хмурила бровей, концы которых слегка
вздрагивали, она смотрела на класс так же прямо и открыто,
как всегда, только строгий рот ее был сжат плотнее, чем обыч¬
но, и в уголках ее залегли две маленькие резкие складки.
—	Это правда? — спросила она.
Класс молчал.
—	Это правда, что вы гадко, постыдно обидели своего но¬
вого учителя? Ефим Леонтьевич не хотел мне говорить, но ему
стало плохо... У него скверно с сердцем. Одышка от астмы...
А это великолепный педагог, старый, заслуженный учитель. Он
переехал на юг потому, что здоровье не позволяло ему оста¬
ваться на севере. Провожая его, ученики плакали. Его ученики
завидуют вам, что вы можете учиться у такого замечательного
педагога. А вы?.. Как вы встретили его?
Все молчали, стоя за своими партами, положив руки на
края откинутых крышек.
—	Кто затеял эту гадость? Вы не думайте, что я буду допы¬
тываться. Ефим Леонтьевич сказал, что не назовет зачинщи¬
ков. Мне тоже неинтересно вылавливать их. Они должны сами
найти в себе мужество и помочь классу смыть с себя это позор¬
ное пятно. Да-да! Пусть они выйдут сейчас и перед всем клас¬
сом скажут мне, как могло это случиться! Я жду...
И Юлия Львовна зашла за стол и села в ожидании.
Но все стояли'не шевелясь.
—	Значит, те, кто затеял эту гадость, ко всему еще и тру¬
90

сы. Они надеются, что законы товарищества укроют их. Ну
что ж, оставляю все это на совести класса. Очевидно, я ошиб¬
лась в вас. Должно быть, я занималась с вами плохо... Я по¬
прошу директора освободить меня от вашего класса.
И она вышла — прямая, непреклонная. И, хотя в классе
было около сорока мальчиков и девочек, всем вдруг показа¬
лось, что в классной комнате сделалось очень пусто.
Вскочила Светлана Смирнова, староста:
—	Я вам все время делала знаки, а вы уж разошлись! Не
остановить вас!.. А он так интересно про Керчь рассказывал...
—	Они все время мешали, ничего не слышно было, — при¬
соединилась к ней полная, солидная, аккуратная девочка.
—	По-моему, — продолжала Светлана, — надо Кленову и
Донченко прямо пойти к Ефиму Леонтьевичу и извиниться пе¬
ред ним. И Дубинину тоже. Он там рядом сидел, а вместо того
чтобы остановить, сам первый смеяться стал. Ну и, конечно,
весь класс тоже извиниться должен. По крайней мере, я, как
староста... потому что не могла остановить. А уж тебе, Дуби^
нин, стыдно! Чуть что: «Мы пионеры», — а сегодня...
—	А при чем тут Дубинин? — возмутился Володя. — Вот
так уж сразу и Дубинин! Чуть что — всегда Дубинин виноват.
Ты — староста, ты и отвечай. А то выбрали тебя, а ты мо¬
ментально— Дубинин! Кленов начал, пусть он первый и из¬
виняется. А я не дразнил.
—	Ну, все равно — смеялся.
—	Тебе хорошо, ты в другом конце сидишь! Ты бы вот села
рядом, посмотрела бы, как Кленов-то обязьянничал, и на тебя
бы смех напал.
А Донченко и Кленов, которых окружил весь класс, упрямо
твердили:
—	Посмеяться-то все рады, а чуть что—так на нас вали!
Да, скверная вышла история!
И теперь Володя тихо шел по улице, обдумывая все, что
произошло. И что смешного он тут сам нашел? Как это его су¬
мел рассмешить Кленов? Всегда он с ним ссорился, и до драки
дело не раз доходило, а тут оказался невольно с ним заодно...
И ведь что-то интересное начал рассказывать новый учитель.
Послушать даже не дали... Опозорился класс!
Домой идти не хотелось. Володя спустился улицей ниже —
школа находилась на горе, и даже двор ее был расположен
террасами — «по долинам и по взгорьям», как шутили ребята,
играя в войну между верхними и нижними дворами.
Спустившись, Володя свернул на большую каменную лест¬
ницу, которая вела вниз, на Крестьянскую улицу... Он остано¬
вился и, хотя уже сотни раз видел надпись, вырезанную в кам¬
нях, прочел сегодня ее еще раз:
91

«Эта лестница сооружена в 1866 году иждивением керчен-
гкого первой гильдии купеческого сына Василия Константи¬
нова».
Эх ты, купеческий сын Василий Константинов! Был ли
ты когда-нибудь в таком трудном положении, в каком находил¬
ся сейчас медленно спускающийся по этой лестнице моряцкий
сын Владимир Дубинин?..
Володя прошел по широкой прямой улице Ленина и свер¬
нул на улицу Энгельса. У красивого здания новой гостиницы
громко пели чижи в клетках, висевших над головой знакомого
птицелова Кирилюка. Сюда часто приходил послушать чижей
и поболтать с их хозяином Володя. Птицелов знал все город¬
ские новости. Вокруг него всегда собирались береговые друзья
Володи.
—	Ну, что ты такой скучный? Арифметика не выходит? —
спросил Кирилюк.
—	Да нет, какая тут арифметика! — сказал Володя, приса¬
живаясь на тротуар. — Так, в классе у нас ерунда одна полу¬
чилась...
—	Подрался, что ли, с кем? Нет, личность у тебя вполне
целая, без последствий.
—	Да не подрался я совсем! Хуже...
—	Ну-у? Выгнали, что ли?
—	Выгнать не выгнали, да могут. Может, и следовало бы...
Правда, я сам не виноват— я только потом уж смеяться стал,
а начал-то не я...
И Володя рассказал своему старому приятелю, как было
дело.* Кирилюк только присвистнул. Чижи, обрадовавшись сиг¬
налу, тоже принялись свиристеть.
—	Цыма!—закричал на них Кирилюк. — Вашей музыки
тут еще не хватало!.. Слушай, Вовка, а дело-то вроде и правда
некрасивое. Это вы старика в корень обидели.
—	Вот теперь что делать — и не знаю, — вздохнул Воло¬
дя.— И сестра придет — дома наверняка нажалуется. А отец
знаешь у меня какой...
—	Да, уж мало тебе не будет,—согласился Кирилюк.— Ну,
в случае чего, приходи ко мне ночевать, тогда и договоримся...
Володя побрел к морю. Оно встретило мальчика равнодуш¬
ным шумом прибоя, который медленно накатывал слоистые
валы и ворошил гремучую гальку за бетонным парапетом. По
вечерам здесь, на набережной, бывало гулянье, а в этот час бе¬
рег пустовал; и большие гипсовые львы, возле которых люби¬
ли фотографироваться керчане, оскалили пасти, словно разди¬
раемые зевотой от скуки. Володя перелез через парапет, пу¬
стил несколько плоских камешков по воде так, чтобы они
рикошетом несколько раз стегнули по поверхности. Он глубоко
92

вздохнул, втягивая открытым ртом и ноздрями запах рыбы,
моря. Ветер набился ему в рот так, что он чуть не задохнулся,
даже слезы выступили на глазах. Тогда Володя повернулся к
ветру боком, вытянул губы колечком, то сжимая его, то рас¬
ширяя. И ветер сам громко сказал у его рта: «Уо-уо-уоу!..»
Но сегодня и это занятие не развлекло Володю. Он медленно
повернулся спиной к ветру и пошел обратно.
Надо было возвращаться домой.
*	* *
Увидев, что на Володе нет галстука, Евдокия Тимофеевна
сразу поняла, что приключилась какая-то беда.
—	Ну, выкладывай, чем отличился? — спросила она.
—	А Валентина еще не приходила?
—	Нет, задержалась что-то.
«Наверное, уже знает, придет сейчас, растрезвонит!» —
подумал про себя Володя.
—	Ну, что у тебя вышло-то? — допытывалась мать.
—	Да ничего не вышло.
—	А почему галстук снял?
—	Снял, и все.
Мать не стала более допытываться. Она знала, что беспо¬
лезно. Володя врать не станет — он никогда не врал уж из од¬
ной только гордости. Придет час — сам все скажет. И она оста¬
вила сына в покое.
Оставшись один, Володя подошел сперва к этажерке, где
стояли книги отца. Возможно, что в этих книгах, за толсты¬
ми переплетами и корешками, на которых стояли имена вели¬
ких людей, все понимавших на свете и век свой посвятивших
тому, чтобы людям жилось хорошо, по правде и справедливо¬
сти, — возможно, что в книгах этих где-то имелся мудрый,
дельный совет, как быть пионеру, оказавшемуся в таком некра¬
сивом положении. Но в последнее время Володя уже научился
по-настоящему уважать книги и не хватался за них без разбо¬
ру и спросу. Да и на какой странице искать то, что нужно?..
Он осторожно провел рукой по выпуклым корешкам, пожалел,
что не дорос он еще до таких книг, и пошел к своему столу. Не
радовали его в этот день ни модель новенького линкора, почти
уже законченная; ни новая летающая вертушка, которую мож¬
но было пускать со шпульки; ни портрет Спартака в полном
облачении гладиатора, совсем готовый — оставалось только
красным карандашом закрасить пурпурный плащ на латах от¬
важного вождя восставших рабов...
Нет, не такие, должно быть, люди плавали на линкорах,
поднимались в небо и водили людей на битвы за свободу.
93

Никогда бы ни Спартак, ни Чапаев, ни Чкалов не поступили
подобно пионеру Дубинину, очутившись в таком положении!
Володя послонялся по комнате; мать из кухни слышала,
как он включил радио и тотчас же вытащил вилку из штепсе-
ся обратно: радио в зале умолкло. Евдокия Тимофеевна зна-;
ла, как Володя любит послушать хорошую музыку. Она вдруг
вспомнила, как, бывало, маленьким он прибегал на кухню и
тащил мать за юбку: «?Лама, идем в залу, там радио хорошо
играет, мое любимое—«Матрос Железняк». Я нарочно выклю¬
чил, чтобы без тебя всё не сыграли...» А когда наконец мать,
уступая ему, шла за ним в залу и он вставал на стул, чтобы
включить в штепсель вилку репродуктора, — оказывалось, что
передают уже совсем другую песню. Он огорчался, малыш,
ему казалось, что если он вытянет вилку из штепселя, то пес¬
ня не вытечет вся из репродуктора...
«Видно, сильно чем-то расстроился — и радио слушать не
хочет», — подумала мать.
Вскоре пришла из школы Валентина. Володя слышал, как
мать спросила ее о чем-то шепотом и Валентина также шепо-:
том ответила, а потом неуверенно вошла в залу.
—	Дома уже? — спросила она.
Володя взглянул на нее и увидел, что она все знает.
—	Ну что? Нажаловалась уже?
Сестра плотно закрыла за собой дверь, которая вела в ко¬
ридор.
—	Володя, можно мне с тобой поговорить?.. Только так,
знаешь, как вот мне приходится... бывает... с пионерами на
сборе говорить.
—	Пожалуйста, говори как хочешь.
—	Слушай, Володя... У меня нет никакой охоты скандалить
с тобой. Я, правда, Володя, с тобой хочу по-серьезному... Все-
таки я ведь уже комсомолка, ты — пионер; если ты меня за
старшую сестру не хочешь признавать, то, как-никак, я по об¬
щественной линии старше тебя...
Володя не выносил, когда с ним разговаривали свысока, он
не терпел окрика, на малейшую грубость отвечал еще боль¬
шей резкостью. Но он чувствовал себя совершенно беспомощ¬
ным, когда с ним говорили внимательно, терпеливо, мягко —
словом, по-хорошему. И сейчас он молча стоял у своего стола,
вертя в руках незаконченную модель линкора. Он уже мечтал,
чтобы сестра сказала что-нибудь обидное, тогда бы он мог
разом прекратить этот нудный разговор. Но Валентина — ох,
хитрая! — продолжала говорить таким убитым голосом, что
он никак не мог оборвать ее.
—	Ты, верно, думаешь, что я уже нажаловалась кому-ни¬
будь?
94

—	А то нет?
—	Конечно, нет, Володя. Ну что толку будет, если я пожа¬
луюсь, а мама огорчится да скажет папе? И будет тебе наго¬
няй. Я думала, Володя, ты сам поймешь...
—	А я что — не понимаю?
—	Ну, если понимаешь, тогда тебя и учить нечего.
Она подошла к нему совсем близко, села на край стола.
—	Не рассаживайся... Видишь, у меня тут разложено, —
больше для порядка, чем из желания как-нибудь поставить
сестру на место, проворчал Володя. — Ну что ты на меня так
уставилась?
Он отвернулся.
—	Вовка... ну правда же, не время сейчас нам ссориться
с тобой. Оба не маленькие уже. Я сама расстроилась, как
узнала. Мне ваши пионеры рассказали. Я знаю, что не ты пер¬
вый затеял, а все же и ты виноват. Верно?
Володя беспомощно вскинул глаза на сестру:
—	Здоровая ты, Валентина, выросла, а ничего не понима¬
ешь! Что я, боюсь, думаешь? Мне пойти самому ничего не сто¬
ит. А ведь станут спрашивать, кто первый. Что же мне, по-
твоему, выдавать их?
По лестнице застучали когтями собачьи лапы, из кухни по¬
слышалось просительное повизгивание Бобика, который вер¬
нулся из рейса проголодавшимся и, должно быть, прибежал
домой раньше хозяина. Потом донесся голос отца. Слышно бы¬
ло, что мать что-то тихо говорила ему. Дверь открылась, и
отец, неся на руке брезентовый плащ, вошел в залу. Он был
в высоких рыбацких сапогах, в толстом суконном бушлате, в
форменной фуражке моряка торгового флота. Лицо у него бы¬
ло красное, обветренное.
—	Здравствуй, Валя! Здорово, Вовка! — поздоровался он с
ребятами и сел на диван, стаскивая с себя тяжелые сапоги. —
Валенька, дай, будь добра, шлепанцы. Вон я их в том углу
оставил... Ну, чего вы оба такие? Случилось что? В чем дело,
Валентина? — Он переводил внимательный взгляд с лица до¬
чери на расстроенную физиономию сына, вглядывался в обо¬
их. — Володька, почему галстук из кармана торчит? Место ем\
там? Если снял дома, повесь аккуратненько. А это что за мода,
в каком это уставе сказано, чтобы пионерская душа из карма¬
на выглядывала?
Валентина, вся красная, не зная, куда девать руки, схва¬
тила со стола какую-то книгу и сделала вид, что углубилась в
чтение.
—	Ты бы, милая, на голову встала, а то ведь не разберешь
ничего, — хмуро усмехнулся отец. — Либо уж книжку перевер¬
ни, а то держишь ее вверх ногами... Да что у вас, в самом деле,
95

такое приключилось? Владимир, я тебя спрашиваю. Можешь
мне ответить?
—	Могу, — сказал Володя.
И Валя с грохотом уронила книгу на пол.
Никифор Семенович внимательно приглядывался к поблед¬
невшему лицу сына. Володя заметно волновался и теребил
пальцами край курточки.
—	Ну, выкладывай живей, что там у тебя? Выгнали, что ли?
—	Нет, папа... Ничего особенного, вообще-то... Но мне на¬
до с тобой посоветоваться. Мне надо с тобой... ну все равно что
по партийному делу посоветоваться.
—	По партийному? —удивился отец. — Ты, брат, этим сло¬
вом поосторожней орудуй. Что это значит: по партийному?
—	Я хочу, чтобы ты мне... вот как коммунист... прямо так
и сказал. У нас сегодня в классе, понимаешь, что вышло... не¬
чаянно...
И Володя, чуть не плача, рассказал обо всем отцу, а Вален¬
тина стояла, прижимая к себе поднятую книгу, ни жива ни
мертва, и с ужасом думала о том, что сейчас произойдет.
Отец, надевавший в это время на уставшие ноги войлочные
покойные туфли, медленно разогнулся. Лицо у него было баг¬
ровое. И Володя тоже порядком перетрусил.
—	Всё? — спросил отец.
—	Всё, — еле слышно заключил Володя.
—	Дай, там кисет на столе лежит... Ну, кисет, кисет, гово¬
рю, дай!..
Володя метнулся к столу, подал отцу кисет.
Отец развязал мешочек, сунул туда руку с короткой капи¬
танской трубочкой, пошарил ею там, вытащил, отряхнул, вста¬
вил обкусанным, порыжевшим мундштуком в* рот, крепко стис¬
нул белыми, чистыми зубами, которых не брал обычный для
курильщиков налет, вынул зажигалку, чиркнул, шумно выпу¬
стил огромное облако дыма. Потом он помахал рукой и разве¬
ял дым.
—	Ну что ж, будем разговаривать. Партийный разговор,
говоришь, хотел? Что же, может быть, нам и Валентину отсюда
попросить, или уж позволишь ей, как члену ВЛКСМ, остать¬
ся?.. Так, юный пионер! Интересно ты поступаешь! — Он раз¬
вел руками, коротко качнул головой. — Громко говорить полю¬
бил, слова всякие знаешь, швыряться ими себе позволяешь.
«Партийный разговор»! — сердито повторил он. — Да как у те¬
бя совести хватает после того, что ты в классе натворил, мне
эти слова говорить? А?
Отец загремел так, что на раскаты его капитанского голоса
прибежала с миской и полотенцем в руках мать и встала у две¬
рей.
96

—	Нет, Дуся, — продолжал отец, — нет, ты слышала, сы¬
нок-то наш отличается! Ему, видишь ты, разговор учителя не
таким показался, как требуется. Учитель им про родные края
говорить стал, и про старые времена, и про все, что нам вот
этим горбом досталось,—отец кулаком ударил себе сзади по
шее,— и про то, что кровью нашей мы добыли и отстояли...
Сорванцы, хулиганье, попугайничать стали, а наш-то умник
вместе с ними — хи-хи да ха-ха! Не то чтоб оборвать безобраз¬
ников— с ними же заодно!
—	Папа, не я же начал... я же только...
—	Молчи! Если ты хороший пионер — за честь всего класса
отвечаешь... Нет, Дуся, ты обрати внимание. Он, видишь ли,
объясняет, что, мол, у учителя выговор смешной, с придыхани¬
ем... А ну, дай сейчас же твою тетрадку по русскому языку.
Вот тут что написано? «Тетрадь по русскому языку ученика
4-го класса Дубинина Владимира». И вот гордится этот Дуби¬
нин Владимир, что он гладко говорит, а пишет по-русски с
ошибками. Вот, пожалуйста, диктант: «Удивлятся» написано, а
оказывается, тут мягкий знак требуется. Вот видишь, красным
подчеркнуто. А тут «мальчишька» написано, после «ш» мягкий
знак поставлен, ан его тут и не надо вовсе! Зачеркнула учи¬
тельница. Как же ты, неуч неграмотный, смеешь над учителем
смеяться, над образованным человеком, который в тысячу раз
больше тебя знает? К чему вы там придрались у него? А?..
Отец встал, прошелся по комнате, выстукал трубку о тяже¬
лую корабельную пепельницу.
—	Вот Алексей Максимович Горький, когда мы были у
него в Сорренто... Помнишь, Володя, я тебе рассказывал, ко¬
гда я на «Незаможнике» служил и мы в двадцать пятом году
в Италию ходили...
Володя перевел дух. Он уже много раз слышал от отца рас¬
сказ о встрече с Горьким в Италии, куда отец ходил на мино¬
носце. Никифор Семенович любил вспоминать про эту встречу,
про то, как радушно принял их великий писатель, как запросто
разговаривал он с молодыми моряками на своей даче. И то,
что отец нечаянно вспомнил сейчас про большой день, который
бережно хранила его память, уже предвещало благоприятный
поворот в разговоре.
—	Максим Горький нам тогда, когда мы про культуру с
ним говорили, что сказал? — продолжал отец. — Он нам тогда
так сказал: «От хулиганства до фашизма расстояние, гово¬
рит, короче воробьиного носа». Он тогда нас учил, как надо
человека уважать. «Человек, говорит, великий творец, и
ему поклоняюсь». Рассказал нам тогда Алексей Максимович
случай один из детства своего: как он мальчишкой любил ка¬
мешками фонари бить на улице. Звон ему, видишь, нравился.
97

А вот раз поймал его ламповщик да, вместо того чтобы по шее
наложить, как следовало бы, рассказал о стекле, как его дыха¬
нием своим стеклодувы на заводе из горячего варева выдували
и легкие у человека гибли, тратились вконец. «Вот, — говорит
ламповщик тот, — дыхание свое человек и труд положил, и
ты — камнем!..» Вот, Вовка, хочу, чтобы ты человека уважать
учился, каждое дыхание его берег. Все я понятно говорю?
—	Все.
—	Ну хоть пробрало тебя как следует? —уже добродушно
осведомился отец и вытер платком рот, чтобы скрыть улыб¬
ку.— Да, погорячился немножко... Очень ты меня, Вова, рас¬
строил. Ну, а как же исправлять решаешь?
Я сам не знаю... Я бы, папа, пошел, да ведь выпытывать
начнут, кто первый зачинщик был. А я их выдавать не хочу.
—	Это ты правильно, — неожиданно для Володи согласил¬
ся отец. — Нафискалить не велика доблесть.
—	Ну, так я скажу, что я сам начал.
5—	И за то не похвалю. Это уж, понимаешь, постный раз¬
говор, церковное покаяние, мученический венец. Не по-нашему
получается, Владимир. Чужую вину к своей прибавлять не
надо; и своя хороша. Вот товарищам своим так всю суть объ¬
яснить, чтобы они вместе с тобой пошли, чтобы они всю пакость
захотели с плеч сбросить, перед учителем начистоту повинить¬
ся, — вот это было бы дело. Это — другой разговор, это уж бу¬
дет по-пионерски.
—	А если они не захотят?
Если не захотят, тогда ставь вопрос перед всем классом.
Пусть коллектив ваш воздействует. И сам перед классом пол¬
ностью свою вину признай. Вот если уж и тогда артачиться
станут, если им всего класса честь не дорога, свое трусливое
копеечное самолюбие дороже, чем общая добрая слава, —
тогда уж решайте всем классом: сказать вам про них дирек¬
тору или нет; а самому, конечно, первым бежать на других
ябедничать — это дело не шибко доблестное. Да я уверен, что
ты на них воздействуешь. Ведь они тоже, верно, по глупости
больше, чем со зла.
Володя вскочил, кинулся к пальто, нахлобучил кепку.
—	Куда ты? — всполошилась мать. — Поздно уж, темно на
улице.
— Верно, погоди, куда ты? — спросил и отец.
— Воздействовать! — отвечал Володя и показал свой не¬
большой, но крепкий кулак. — На Донченко-то я сразу воздей¬
ствую, а вот Кленов здоровый. Ну ничего, я сперва на Дон¬
ченко повлияю, а уж потом мы с ним вместе за Кленова возь¬
мемся.
Как воздействовал на своих товарищей Володя Дубинин,
98

какие доводы привел он, что за методы применил в тот вечер,
когда вызвал на улицу Мишу Донченко, а потом после неболь¬
шого препирательства во дворе отправился с ним к Димке Кле¬
нову, — все это так и осталось неизвестным. Никаких подроб¬
ностей сообщить мы вам об этом не можем, но зато можем
рассказать, что произошло дальше.
Было уже очень поздно, и Юлия Львовна, закончив читать
последнюю письменную классную работу, сложила на своем
столе аккуратной стопочкой голубые и желтые тетрадки. Она
потерла кулаками усталые, покрасневшие глаза, хотела встать
от стола, но опять задумалась, вспоминая тяжелую утреннюю
историю в классе. Светлана уже собиралась спать и пошла на
кухню умыться на ночь; и тут Юлия Львовна услышала, что
она тихо переговаривается с кем-то на кухне. Там шепта¬
лись:
—	Ты ей скажи только... Скажи, что мы пришли...
—	Да что вы в такую позднотищу? Она вас погонит сей¬
час... Она устала, расстроенная...
—	А ты только скажи ей!
—	Светлана! — позвала Юлия Львовна. — С кем это ты
там?
Светлана вбежала в комнату. Она была вся красная от
смущения, но лицо ее выражало плохо скрываемую радость.
—	Мама! Там наши мальчишки — Кленов, Донченко и...
Дубинин с ними.
—	Ну, что такое, что за время для разговоров? — прогово¬
рила Юлия Львовна и медленно пошла на кухню, прямая,
спокойная, как всегда, словно входила она не в маленькую
кухню при школьной квартире, а в актовый зал. Такой, по
крайней мере, показалась она всем трем приятелям, которые
не могли слышать, как радостно бьется сердце учительницы,
так много пережившее в этот день.
Все трое стояли у входной двери, сняв шапки с повинных
голов. Володя искоса грозно взглянул на двух своих спутни¬
ков, старавшихся все время оказаться за его спиной.
—	Добрый вечер, Юлия Львовна! — проговорил Володя и
с неудовольствием поглядел на Светлану, которая стояла в
дверях и была тут совершенно ни к чему. В то же время он
успел локтем больно ткнуть уже скрывшегося было за ним
Донченко. Тот, в свою очередь, двинул коленом Кленова, жав¬
шегося к нему.
—	Добрый вечер, Юлия Львовна! — сказали оба прови¬
нившихся.
—	Здравствуйте, — отвечала Юлия Львовна. — Что это вы
вздумали так поздно, на ночь глядя?
—	Да, поздно, — пробормотал Володя. — На них скоро
99

не воздействуешь... Ну, говорите, как обещали. Все уж гово¬
рите, чего там...
Он решительно повернулся к своим спутникам.
—	Юлия Львовна... — начал Донченко.
—	Юлия Львовна, — заторопился Кленов, — вот мы все —
Миша Донченко, и я, и Володя...
—	Обо мне можешь не говорить, я сам, — остановил его
Володя.
—	Юлия Львовна, — сказал Кленов и толкнул вперед
Донченко, — мы просим у вас прощения. Это я первый начал,
я больше не буду.
—	А потом я уж... — тихо добавил Донченко.
—	А я, вместо того чтобы на них воздействовать, сам
начал смеяться... потому тоже виноватый. Я, Юлия Львовна,
вовсе не отпираюсь. И мы решили сейчас пойти сперва к вам,
а потом прямо к Ефиму Леонтьевичу... Только мы не знаем,
где он живет.
—	Ефим Леонтьевич очень плохо себя чувствует после
сегодняшнего. Он больной человек, — сказала Юлия Львов¬
на.— Я думаю, он уже лег. Сейчас я пойду постучусь к нему.
Все трое невольно попятились к дверям.
—	А разве он тут?..
—	Да. Ефим Леонтьевич пока что остановился в нашем
общежитии, ему дали комнату. На днях ему обещали кварти¬
ру от горсовета. Только вряд ли она ему понадобится, потому
что он как будто собирается уехать из Керчи.
Мальчики переглянулись в смятении.
—	Может, еще останется?.. — нерешительно спросил Во¬
лодя.
—	Мы его попросим, — подхватил Кленов.
—	Вытрите ноги и проходите ко мне, а я сейчас погляжу:
может быть, он еще не спит.
—	А вы уже сами нас простили? — решил уточнить
Володя.
Юлия Львовна пожала прямыми плечами:
—	Ну, это там видно будет, это теперь все зависит от Ефи¬
ма Леонтьевича: если он согласится простить вас, тогда уж
и мне придется.
Она вышла из кухни, проводила мальчиков к себе. Свет¬
лана подставила ребятам стулья, а сама встала в сторонке,
у стола, где лежали сложенные классные тетрадки.
—	Поди, все отметки подсматриваешь? — съехидничал
Володя. — Хорошо, когда мать учительница!
—	Как тебе не стыдно, Дубинин! — возмутилась Светла¬
на.— Ты что, маму’не знаешь? Она ко мне еще строже, чем
ко всем, и дома ни одной тетрадки не показывает.
100

— Ефим Леонтьевич, пожалуйста, простите нас!

За дверью послышались шаги, мальчики вытянулись, вско¬
чив со стульев,
—	Вот пожалуйте, Ефим Леонтьевич, — сказала учитель¬
ница за дверью, распахнула ее и пропустила вперед Ефима
Леонтьевича.
Ребята робко взглянули на учителя. Он был в том же пид¬
жаке, что и утром, но, должно быть, без воротничка, потому
что левой рукой придерживал на груди поднятый отворот.
Ребятам показалось, что Ефим Леонтьевич очень оброс за
день —так потемнели его щеки, и глаза под очками были
красные, словно обожженные.
—	Здравствуйте. Вы ко мне? Что скажете? — тихо спросил
учитель.
И Володя, став прямо перед ним, отвечал:
—	Ефим Леонтьевич, пожалуйста, простите нас!
—	А разве ты у них главный? — удивился учитель, вгля¬
дываясь в лицо Володи.
—	Нет... Я весь день все думал. Я и папе все сказал, а он
говорит: иди прямо и воздействуй. Я вот на них воздейство¬
вал, и они тоже теперь... Ну, говорите, что же вы мол¬
чите!
—	Это я передразнивал, — еле слышно признался Кленов.
И опять Донченко тихо добавил:
—	И я немного тоже...
*— А я... — сказал Володя, — я тогда на них не повлиял,
а стал сам... Моя фамилия Дубинин Владимир, — неожидан¬
но закончил он и поднял голову, прямо глядя в лицо учите¬
ля. — И мы вас очень просим, чтобы вы с нами занимались
по истории!
Ефим Леонтьевич беспомощно развел руками. Пиджак на
груди у него раскрылся, обнажив что-то привязанное полотен¬
цем— круглое, красное, булькнувшее водой. Поймав удив¬
ленный взгляд ребят, Ефим Леонтьевич обеими руками за¬
пахнул пиджак и извиняющимся голосом забасил:
—	Это пузырь у меня тут с холодной водой. Сердце у ме¬
ня, ребята, немного пошаливает, горячее чересчур... Вот я его
и решил остудить. А теперь уж не надо! — И он словно из
груди вырвал пузырь и отбросил его на стул. — Я, ребята, из
той породы чудаков, о которых один поэт сказал: «Извинить¬
ся перед таким — значит стать его лучшим другом...» Ну,
вообще-то пустяки. Раз, говорите, заниматься —так все в по¬
рядке. Будем заниматься, друзья.
—	А в музей сходим? В лапидарий, на Митридат пой¬
дем? — осторожно поинтересовался Володя.
—	Ив лапидарий пойдем, и на Митридат пойдем, и всё
облазим, и все будет хорошо. Верно, друзья?
102

И мальчики вместе со Светланой восторженно, раскатисто
гаркнули:
—	Веррно!
Едва очутившись в темном дворе, друзья принялись от ра¬
дости колотить друг друга и толкаться, а потом, обнявшись,
плечом к плечу зашагали вниз по крутым темным улицам,
распевая во всю глотку песню из кинокартины, которую они
видели только в прошлое воскресенье:
Три танкиста, три веселых друга —
Экипаж машины боевой..
Дома уже начали беспокоиться, когда на лестнице заскри¬
пели перила, хватаясь за которые Володя в три приема пере¬
махнул через все ступеньки, и вот он сам появился в зале с
довольной, улыбающейся физиономией.
—* Ну? — спросил отец, загораживая ладонью, как щит¬
ком, глаза от стоявшей возле него настольной лампы. — Грех
с души, душа на место?
Володя уже расстегнул пальтишко: под ним алел пионер¬
ский галстук.

Глава VII
НАУЧНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Это случилось вскоре после того, как Ефим Леонтьевич вы¬
полнил свое обещание и сводил весь класс в лапидарий.
Удивительные вещи открылись перед маленькими экскур¬
сантами во время посещения музея. Прежде всего оказалось,
что название «лапидарий» происходит от слова «ляпис», что
по-латыни обозначает «камень». Поразительное дело: сколько
раз Володя и его товарищи лазили по склонам Митридата, ви¬
дели серые рубчатые колонны музея, иногда, разглядывая
картинки в учебнике старших классов, находили на страницах
и изображения зданий с такими же колоннами и удивлялись,
сколько везде было лапидариев. А оказалось, что музей в их
городе по архитектуре своей скопирован со старинного грече¬
ского храма Тезея и внутри него хранятся источенные време¬
нем каменные плиты, надгробия, драгоценные для ученых,
знаменитые на весь мир.
Самые озорные притихли, когда Ефим Леонтьевич вместе
с руководителем музея — смуглым и светлоглазым человеком
с седыми, коротко подстриженными усиками — повел ребят
мимо монументов, гробниц, каменных ванн и плит, огромных
104

кувшинов — амфор и пифосов, внутри которых можно было
бы поместиться целому пионерскому звену. И странно было
думать, что все эти вещи сделаны руками людей, которые жи¬
ли тут же две с лишним тысячи лет назад. Диковинные укра¬
шения, искусно вырезанные на камн-е цветы, узоры, боги, гале¬
ры, изображения грифонов (львов с орлиными головами), фи¬
гуры воинов, угловатые греческие буквы, обломки каменных
скамей — все это хранило следы давно прошедших веков, ко¬
гда Керчь была еще Пантикапеем, а Камыш-Бурун звался
очень смешно — Дия-Тиритака. Но и тогда, в те далекие вре¬
мена, в каменоломнях добывался светлый ракушечник, и из
него строили города, дома и храмы. Из того же камня и те¬
перь был выстроен город.
Володя осторожно обходил ноздреватые полустершиеся
камни, каждый из которых имел свою тысячелетнюю исто¬
рию, а Ефим Леонтьевич рассказывал о древних войнах, от
которых дрожали камни Пантикапея, о жестоком царе Мит-
ридате, имя которого приняла гора, где теперь стоял музей.
Рассказал Ефим Леонтьевич о солнцеголовом Савмаке —
отважном вожде восставших в Пантикапее скифских рабов,
которые сделали его, тоже раба, своим царем. Держава Сав-
мака простиралась почти на весь Босфор, но Савмак пал в
неравной борьбе с Митридатом.
Володя сразу возненавидел Митридата... Но тут он узнал,
что почти в те же годы один из римских полководцев, которые
назначались сенатом Рима для борьбы со Спартаком, не мог
прибыть по назначению, потому что воевал с Митридатом.
После этого Володя кое-что простил владыке Боспорского
царства, который хоть немножко помешал римлянам в борьбе
со Спартаком.
Так открывались в мире какие-то ошеломляющие связи,
о которых Володя даже и не подозревал раньше, как ни заду¬
мывался он, когда был совсем маленьким, над связью, что су¬
ществовала между градусником в детском саду и пометкой
отца в каменоломнях...
Глядя на высеченные в камне буквы, Володя опять вспо¬
минал про закрытое теперь подземелье, где осталась на кам¬
не памятка, вырезанная отцом в дни его славной молодости.
«Вот так когда-нибудь тоже вырежут тот камень, положат в
лапидарий, придут люди и прочтут: «Н. Дубинин, И. Грицен¬
ко, 1919». И увидят люди звезду о пяти концах. И поймут, ка¬
кие храбрецы бились в камнях в 1919 году нашей эры...»
Володе понравилось, что сотрудник музея говорил о про¬
шлом так, будто он сам только что был во владениях Митри¬
дата, беседовал с рабами, пробовал вино из амфор, зажигал
светильники, присутствовал при ссоре Митридата с сыном...
105

И, хотя на сотруднике музея была серая толстовка, из кар¬
мана которой торчал карандаш, а на ногах сандалии «Скоро¬
ход», верилось, что он бы не заблудился на улицах Пантика-
пея и в случае чего дотолковался бы с древними, и Савмак
или сам Спартак приняли бы его как своего человека. А ко¬
гда он рассказал, что высокое плоскогорье и гребень холмов,
начинающийся вершиной Митридата, тянутся до самой Фео¬
досии, где сейчас идут раскопки, Володя сразу решил, что
необходимо посмотреть и эти раскопки, и где кончается гре¬
бень, идущий от Митридата.
Однако, когда он сказал об этом Ефиму Леонтьевичу, тот
объяснил, что поездка такая — дело хлопотливое, отнимет не¬
мало времени, и если уж предпринимать ее, то разве только
в дни каникул. Да и надо еще сначала кое-что пройти в клас¬
се по учебнику, прежде чем пускаться в археологию.
Но Володя не любил откладывать исполнение своих за¬
мыслов надолго. Через день у него дома состоялось совеща¬
ние с Мишей Донченко и Аркашей Кругликовым. Донченко
согласился сразу, услышав план Володи, но тихонький Круг¬
ликов стал говорить, что ему потом влетит дома. Кроме того,
ни у него, ни у Донченко не было денег на поездку.
—	Эх, люди, вы! — рассердился Володя.—Люди для нау¬
ки ничего не жалели, а вы... «дома влетит, денег нет»! Скопи¬
домы!.. Ладно, я вас везу.
—	Как так — везешь?
—	Очень просто. На свой счет.
Володя подошел к своему столу и снял с него гипсовую
копилку, отлитую в форме зайчика. Копилку эту подарила
Володе Алевтина Марковна при его поступлении в школу, ко¬
гда она ему пожелала «громких успехов, тихого поведения,
сундук денег, золотой берег, сто рублей на мелкие расходы».
Тогда же она взяла с Володи слово, что он будет терпеливо
копить деньги, бережно хранить копилку и не отобьет доныш¬
ко раньше, чем через три года.
Володя поднес копилку к уху и потряс ею. В зайчике зазве-<
нело, забренчало, затукало.
—	Слышали?
И мальчики долго трясли копилку, по очереди припадая к
ней ухом, чтобы убедиться, как велик капитал, бренчавший
в зайчике.
—	Я даже и сам не знаю, сколько у меня там. Я хотел
на часы накопить к тому году. Ну, раз решил — не жалко.
—	Володя, может, не стоит? — попытался остановить его
Аркаша Кругликов. Самовольная экскурсия в Феодосию не
слишком его радовала. Дома Аркашу держали строго. Но
авторитет Володи был для него тоже непререкаем.
106

Более спокойный и расчетливый Донченко с недоверием
прислушивался к бренчанию копилки. Он знал, что Володя
всегда готов по первой же просьбе дать «насовсем» каран¬
даш, краски, одолжить буравчик, снабдить товарища гвоздя¬
ми, шпагатом. И все-таки ему казалось невероятным, чтобы
человек просто так, ради чистой науки, отдал все свое со¬
стояние, накопленное, должно быть, путем лишений и отказа
себе во всем, даже в мороженом...
—	И не жалко тебе? — спросил он.
—	А чего жалеть?
Володя поднял зайчика, перевернул его вниз ушами, схва¬
тил молоток со стола и ударил по задку. Плоское гипсовое
дно копилки сразу зазияло черным отверстием. Володя пере¬
вернул зайца, и на стол посыпались медяки и серебро — все
бренчащее, сверкающее содержимое копилки.
—	Вот — другой разговор! — обрадовался Володя. —
А то я пробовал через щелочку добывать — уж и проволокой
доставал и вытряхал... Ну, иногда выскочит гривенник — и
всё. А тут, по крайней мере, разом.
Все трое склонились над Володиным богатством. Приня¬
лись пересчитывать. Оказалось, что Володя накопил, начиная с
первого класса, шестьдесят один рубль тридцать пять копеек.
—	Живем! — торжествовал Володя. — За такие деньги в
Москву съездить можно, не только в Феодосию. Верно?
Решено было, что в ближайшее воскресенье Володя не
поедет в Старый Карантин, отпросится из дому к ребятам, а
те скажут, что идут к нему, и все вместе отправятся на вок¬
зал, а оттуда поездом в Феодосию, чтобы посмотреть, как вы¬
глядит Митридат с той стороны.
Сделали так, как задумали. В воскресенье Володя отпра¬
вился пораньше на вокзал и купил на свои собственные день¬
ги три билета до Феодосии. Потом он стал ждать Донченко и
Кругликова на условленном месте. Ребят долго не было, и
Володя уже стал беспокоиться — не помешало ли им что-ни¬
будь. Он вышел к подъезду, чтобы посмотреть, не идут ли то¬
варищи, и наткнулся прямо на Алевтину Марковну.
—	Вовочка! Ты зачем тут? — удивилась соседка.
—	Да тут по одному делу...
—	Ах, скажите, какие уже секреты! Я вижу, ты все хо¬
дишь, на часы поглядываешь. Кому это ты свидание назна¬
чил?
А Донченко и Кругликов уже стояли в стороне и делали
знаки, торопя Володю, подзывая его к себе. С перрона донес¬
ся пресный, словно слежавшийся между двумя жестянками
голос репродуктора: «Поезд на Феодосию отправляется со
второго пути через три минуты...»
107

—	Ну, счастливо вам, Алевтина Марковна!—выдавил из
себя Володя. — Я пошел, а то ждут меня...
Алевтина Марковна, несмотря на свою толщину, с необык¬
новенной быстротой стала оглядываться по сторонам:
—	Где? Кто? Кого ждешь, кто ждет?..
—	Едем, что ли, Вовка!—закричал простодушный Дон¬
ченко.—Что ты там встал, поезд сейчас отойдет!
—	Поезд? Какой поезд? Ты куда это собрался, Вова? А мне
ничего не известно!..
Видя, что от нее не отделаться, Володя отрезал:
—	Чего вы удивляетесь? У нас историческая экскурсия.
Мы едем в научную экспедицию. На раскопки... Вот Миша,
Аркаша и я.
—	Впервые слышу! Странно, живу за стенкой и ничего не
знаю. Очень интересно! Мама, надеюсь, знает?
—	Ну, ясно, знает, — отчеканил Володя. — До свиданья,
Алевтина Марковна!
—	Стой, стой, Вова!.. По глазам вижу, что врешь!
Уже отбежавший было Володя обернулся и медленно
подошел к Алевтине Марковне. Маленький, с огромными свер¬
кающими глазами, презрительно выпятив пухлую нижнюю гу¬
бу, он стоял перед дородной соседкой, поглядывая на нее так,
как будто смотрел не снизу вверх, а по крайней мере с высоты
Митридата.
—	Вы, по-моему, знаете уже, Алевтина Марковна, что я
никогда не вру. Раз я сказал, что мама знает, значит, так и
есть. Всего вам!..
И, резко повернувшись на месте, Володя побежал к своим
друзьям.
А паровоз уже рявкнул, шумно задышал, словно наспех
заучивал: «У!.. Эф!.. Ха!.. Це! Че! Ша! Ща!..» Потом затопал
на месте всеми колесами, шваркнул по перрону струей пара,
поднатужился, вагоны передали что-то друг другу — и поезд
тронулся. Мальчики едва успели вскочить в последний ва¬
гон.
—	Билеты у вас есть? — спросил проводник в тамбуре.
Володя торжественно предъявил три твердых картонных
билета с красным просветом посередине и круглой дырочкой в
центре.
Мальчики долго разглядывали билеты, смотрели их на
свет, читая буквы и цифры, пробитые компостером.
—	Тебе правильно дали? — беспокоился Донченко.
—	Уж можешь не беспокоиться. Что я, в первый раз,
что ли? Я уж и в Москве был, и в Ленинграде, и в Мур¬
манске.
Хотя Володя и держался начальнически, на душе у него
108

было беспокойно. Во-первых, еще как все это пройдет дома?
Хорошо, что хоть отец ушел на два дня в рейс... А во-вторых,
кто знает... может быть, его надули с билетами; видят, что
парень собрал одну медяшку... Кассирша и так ругалась,
пересчитывая деньги. Может быть, взяла да и подсунула ста¬
рые билеты? И Володя с беспокойством ждал контроля. Но
контроль не шел; а поезд уже обогнул возвышенность, при¬
мыкающую к Митридату, и, весело виляя коротким составом
из маленьких вагончиков, несся по направлению к Феодосии.
Паровоз шикал на зазевавшихся ворон, обиженно отлетавших
в сторону, и вываливал на холмы пышный, скручивающийся
жгутом дым...
В вагоне нашлось два места у окна. Их заняли Володя
и Миша, а Кругликов, повиснув на плече у Володи и вы¬
тянув шею, тоже принял участие в обозрении окрестностей,
проносившихся за мутным стеклом вагона.
Слева, за вагонным окном, тянулась цепь холмов.- Это бы¬
ла, как рассказал на днях Ефим Леонтьевич, гряда древних
курганов числом около ста, тянущихся от Митридата до самой
Феодосии. Володя, щеголяя своей памятью, указывал на¬
обум:
—	Вот этот, видишь, плоский?.. Кресло Митридата назы¬
вается... А там — Золотой курган, потому что там золото за¬
рыто было... А вон виднеется Сахарная голова...
—	А там что, сахар был в голове этой? — спросил Дон¬
ченко. Его уже разморило, и он клевал носом, стукаясь лбом
в стекло.
—	А у тебя, видно, мякина в голове! — сказал Володя. —
Ну, чего раззевался, как скумбрия!
—	Спать мене чего-то охота...
—	«Мене-тебе»!.— передразнил его Володя.—Только сел
в поезд, и уж на бок валится. А еще место у окна занял! А ну
отсюда! Дай человеку, который интересуется, посмотреть!..
Садись сюда, Аркаша, поменяйся с ним.
Донченко пересел на место Аркадия и через минуту, груз¬
но привалившись к Володе и притиснув его к самому окну,
блаженно засопел. Володя раз, другой двинул его плечом, но
Донченко, откачнувшись, тотчас же снова приваливался к нему.
В конце концов Володе надоело это, и он смирился: ничего
не поделаешь, начальнику научной экспедиции, вероятно, при¬
ходится терпеть и не такое еще. Но, как известно, зевота вещь
очень заразительная. Сонное настроение постепенно охваты¬
вало и Володю, тем более что ночь он спал дурно. Теперь его
тоже начала одолевать дремота. Он долго боролся с ней, уже
два раза стукнулся больно носом в холодное стекло, испуган¬
но поглядел на Кругликова, который сидел напротив, — но
109

тот уже давно откинулся в угол и спал, широко открыв рот.
Володя нахмурился, поглядел на стриженую макушку Дон¬
ченко и сам привалился к его голове...
Он вскочил как встрепанный, когда услышал над своим
ухом:
—	А ваши билеты?..
А между тем Алевтина Марковна, предвкушая, как она
наконец уличит этого вруна Вовку, этого несносного маль¬
чишку, в бессовестной лжи, изобличит его и выведет на чи¬
стую воду, поднималась по лестнице. Евдокия Тимофеевна,
только что вернувшаяся домой с рыбного базара, еще издали
услышала раскаты ее контральто:
—	Евдокия Тимофеевна, душенька, вы только не волнуй¬
тесь... Я вам должна такое сообщить!.. Ваш-то негодник,
Вовка, вы знаете, где я его встретила? Вы даже не догады¬
ваетесь! Он с мальчишками в Феодосию уехал!
Крупный, еще живой бычок выскользнул из рук Евдокии
Тимофеевны в лоханку и заплескался в ней, разбрызгивая
воду по всей кухне.
—	Ой, что это вы говорите такое, Алевтина Марковна?
—	Поздравляю! Я так и знала, что он ко всему еще и
наврал. Мне просто интересно было проверить. Он мне клялся,
что вы знаете. Конечно, вы ничего и не слышали об этом?
—	Куда же это он?..
—	В научную экспедицию, говорит. На раскопки отпра¬
вился. Ему, изволите видеть, необходимо Митридат с того
боку разглядеть, отсюда ему мало!
—	Господи, да что же он со мной делает! — окончатель¬
но разволновалась Евдокия Тимофеевна. — И Валентины, как
на грех, нет, и Никифор Семенович в рейсе. Что же мне де-
лать-то?
—	Меня, главное, возмущает эта наглая ложь! И он еще,
знаете, имеет дерзость отрицать. Вы бы только слышали, как
он со мной разговаривал! Вы его недопустимо разбаловали,
Евдокия Тимофеевна. Не мое дело вмешиваться в чужое вос¬
питание, но если вы хотите послушаться доброго совета, то я
вам скажу любя, по-соседски...
Но Евдокия Тимофеевна не слушала ее:
—	Погодите, Алевтина Марковна... Погодите говорить!
У меня и так голова кругом... Ведь он мне что-то сказал, ко¬
гда утром уходил. Ей-богу, что-то сказал. Вот и вспомнила!
Ну да, конечно, я на базар шла, а он к товарищам отпросил¬
ся, к Кругликову, а потом подошел да и говорит: «Мама, как
вернешься с базара-, посмотри там у меня на столе, я тебе
кое-что оставил, так ты обязательно погляди». А я, признать¬
110

ся, думала, опять какую-нибудь машину сообразил или ко¬
рабль. Он уж меня прямо извел ими! Поглядеть надо...
Она торопливо прошла в комнату, где стоял Володин стол.
Необыкновенный порядок царил сегодня на нем. Все было
прибрано. Ни стружек, ни сора, ни обрывков картона, ни лу¬
жи от клея. Все стояло на местах: модели, банки с красками.
Книги были сложены стопочкой, инструменты убраны в ящик,
а посредине стола лежала уголком засунутая под линейку
четвертушка бумажного листа с крупно выведенными буква¬
ми. Боясь почему-то взять записку в руки, Евдокия Тимофеев¬
на нагнулась и прочла:
«Дорогая мама! Пожалуйста, не волнуйся. Я с ребятами
поехал смотреть Митридат с обратной стороны. Это видно в
Феодосии. Деньги на билет я взял из своей копилки. Володя».
Алевтина Марковна, любопытствуя, заглядывала через
плечо. Потом она обернулась к комоду, где стоял на преж¬
нем месте заяц, схватила его, заглянула под донышко в чер¬
ный пролом, потрясла.
—	Плакали денежки, адью!.. А я-то, наивная, подарила
ему, рассчитывала, что это как-то повлияет, остепенит...
—	Что же мне делать-то теперь? Побегу на вокзал! — ска¬
зала Евдокия Тимофеевна.
Она быстро собралась, заперла комнату, отдала ключ
Алевтине Марковне, наказала, что передать Валентине, броси¬
лась к дверям, на пороге обернулась и сказала:
—	А все-таки, Алевтина Марковна, ведь не соврал!
Начальник вокзала сказал Евдокии Тимофеевне, что бли¬
жайший поезд на Феодосию отправится не раньше чем через
пять часов. Он посоветовал обратиться в милицию и сам от¬
вел туда совершенно растерявшуюся женщину. В милиции
спросили, как зовут мальчиков, каковы они на вид, велели за¬
полнить длинную анкету, написать заявление и обещали вы¬
яснить. Начальник вокзала сказал, что даст сейчас телеграм¬
му в Феодосию.
Евдокия Тимофеевна осталась ждать поезда.
—	Ваши билеты? — повторил контролер в узких желез¬
ных очках.
Володя в страшном волнении предъявил три билета.
—	А кто с вами? — спросил контролер.
—	Вот они.
Володя указал на проснувшегося разом Кругликова и на
Донченко, который дремотно взирал на мир.
Контролер внимательно и, как показалось Володе, с боль¬
шим подозрением оглядел поверх очков всех троих. Потом он
взял билеты, расправил их веером, держа в пальцах, как кар¬
111

ты, посмотрел через них на свет и, тщательно сложив вместе,
смачно прокусил все три билета сразу огромными зубастыми
щипцами, после чего вернул билеты Володе и заглянул под
лавку.
Когда контролер ушел, мальчики облегченно вздохнули.
—	Чуть не придрался, — сказал Кругликов.
—	Видать, что волокитчик, — решил Володя. — Такому
только попадись!.. А у нас все в порядке, нам что...
Когда поезд прибыл в Феодосию, Володя прежде всего по¬
вел своих товарищей в буфет. Там все трое сели за стол и по¬
чувствовали себя настоящими мужчинами и путешественни¬
ками.
К ним долго никто не подходил. Ко всем другим столам
подходили, а мимо них официанты проходили, словно не за¬
мечая. Тогда Володя выгреб из кармана оставшиеся у него
деньги и сложил кучкой на столе, чтобы все убедились, какие
богатые пассажиры прибыли наконец в буфет станции Фео-<
досия. Но вид несметных Володиных богатств тоже не пре¬
льстил тощего, прыщавого официанта, который уже в пятый
раз проносился мимо мальчиков, уснастив пальцы обеих рук,
как чудовищными перстнями, ручками тяжелых граненых кру¬
жек, полных янтарного пива.
За соседним столом двое только что подсевших команди¬
ровочных в стоящих коробом брезентовых плащах с капюшо¬
нами, положив на колени туго набитые портфели, нетерпели--
во оглядывались. Они, наверное, тоже ждали официанта. По--
том один из них поднял латунную пепельницу и постучал ею
о тарелку, на которой стоял горшок с хилой гортензией. К ним
сейчас же подлетел официант.
Тогда Володя тоже взял пепельницу и забарабанил ею о
тарелку.
—	В чем дело, мальчик? Что за стук?
Шаги и голоса в этом зале отдавались где-то под потол¬
ком, и мальчикам показалось, что и голос прозвучал откуда-
то свыше. Но наконец и к ним подошли.
—	Пожалуйста, дайте нам две... — Володя посмотрел на
отложенные в сторону деньги, — нет, три булки и порцию
халвы.
—	Еще что пожелаете?
Володя был крайне польщен, что с ним говорят на «вы» и
так вежливо. Он готов был из благодарности заказать все, что
виднелось за стеклом буфета, но, покосившись опять на день¬
ги, выложенные возле пепельницы, отвечал:
—	Больше ничего не пожелаем.
Когда они выходили из вокзала, к ним подошел милицио¬
нер.
112

—	Долго себя ждать заставляете! Где пропадали? — ска¬
зал он.
Мальчики убито переглянулись, но Володя только плеча¬
ми пожал:
—	Никто у нас не пропадал. Это вы нам говорите, дядя?
—	Дядя, тетя! — прервал его милиционер. — Нечего зубы
заговаривать!
—	Да что вы, товарищ милиционер, — быстро сообразил
Володя, — вы обознались, наверное? Мы все три брата, наша
фамилия Терещенко. Мы приехали к своей родной бабушке.
—	Ну ладно, пока пойдем к дедушке! — не улыбаясь,
сказал милиционер и на всякий случай взял Володю за ло¬
коть.
—	Пожалуйста, без рук! — обиделся Володя.
—	Ладно, можно и без рук, — согласился милиционер.—
Только давай уж на совесть, чтобы не бегать. Все ,равно пой¬
маю!
Их привели в дальнюю комнату на вокзале, где за столом
сидел человек в фуражке, с такими длинными сивыми усами,
толстыми под носом и тонкими в концах, что казалось, буд¬
то он придерживает верхней губой веретено.
—	Ага, прибыли! — закричал он устрашающе, басовито
громко и для большего эффекта еще хлопнул рукой по бума¬
гам, лежащим перед ним на столе. — Это еще что у меня за
побродяги?! Это вы что придумали? Это что?.. Это как
так?.. А?
Донченко заробел, лицо его стало плаксивым. Кругликов
спрятался за спину Володи, а Володя, который не переносил,
когда на него начинали кричать, сразу очень рассердился и,
видя, что дело уже все равно пропало, подошел к сто¬
лу начальника, ухватился за край его и звонким, высоким от
волнения голосом сказал:
—	А что вы кричите? Мы разве украли что-нибудь?
—	Как? Спрашиваешь? Вопросы задаешь? Мне... Что? —
загремел начальник.
—	Вы, пожалуйста, не кричите на нас, — повторил Воло¬
дя.— Раз вы советский начальник, а мы советские ученики,
так и надо говорить как надо... то есть следует говорить как
следует... Моя фамилия Дубинин Владимир. У меня папа мо¬
ряк дальнего плавания... А это Кругликов Аркадий... У него
папа доктор. А это Донченко Михаил. Мы приехали на экс¬
курсию.
—	Что?.. Как?.. Гм... А?..
Начальник оторопело взглянул на мальчиков, привстав,
снова опустился на стул, поглядел Володе в глаза и сказал
вдруг тихо, совсем иным голосом, словно про себя:
5 Улица младшего сына
113

—	На вас не кричать, так вы неизвестно куда еще заеде¬
те! Скажи пожалуйста, как разбираться стали! А кто вам дал
право без спросу из дому уезжать? Вон — три телеграммы
уже о вас тут пришли. Да по селектору еще передали. Людей
мне на всех выходах ставить пришлось. Нет, скажи пожа¬
луйста, а?.. И не крикни на них! А как же я должен с вами
разговаривать, интересно? — Голос начальника крепчал. —
«Добрый день, с благополучным прибытием, спасибо, что по¬
сетили наш город! Не желаете ли посмотреть исторические
достопримечательности?» Так, что ли? — И он опять загро¬
хотал:— А?.. Я спрашиваю!.. Что?..
—	А мы, товарищ начальник, вот для того и приехали, по
истории...
Милиционер, приведший мальчиков и стоявший позади
них, даже рукой себя по бедру хлопнул:
—	Эх, и мальчишки — бой!
—	Хлопунин! — рявкнул начальник. — Что за звук! Тихо
там! Отведи их в дежурку! Сейчас из Керчи целый эшелон
ихних мамок прибудет!
Милиционер, которого начальник назвал Хлопуниным, вы¬
вел мальчиков и усадил их на широкую длинную скамью, ко¬
торая стояла возле двери кабинета начальника.
—	Ну вот и сидите тут покуда и дожидайтесь. Сейчас ма¬
тери приедут, вам еще не то будет! Экспедиторы! Научные ра¬
ботники! В школе-то учитесь вы хорошо?
—	Хорошо, — твердо отвечал Кругликов.
—	Кто как, — уточнил Володя.
Донченко вздохнул и промолчал.
—	Что же это вам... теперь про Феодосию нашу на уроках
объясняют?
—	Нам про Керчь объясняли, а уж мы хотели заодно и
вашу Феодосию выучить.
—	У нас город хороший, — убежденно сказал Хлопунин. —
Учить тут, конечно, мало чего есть, а поглядеть стоит. Айва¬
зовский — художник был знаменитый. Слышали? Бурю на мо¬
ре рисовал. Ну, иногда и тихую погоду. Только больше все
бурю... Между прочим, в прошлом был наш житель. Теперь,
конечно, давно уже помер. Но есть картины, целая галерея.
Посмотреть стоило бы, раз вы мальчики такие любопытные.
Недалеко тут, как выйдете из вокзала.
—	Да, сами забрали, а теперь раззадориваете!
К дверям кабинета подошла полная перепуганная жен¬
щина. Она еще раз порылась в раскрытой дерматиновой су¬
мочке, захлопнула ее, громко щелкнув замочком, охлопала
себя по всем карманам и издала низкий, протяжный стон:
Украли... или потеряла. Нигде нет. Хорошее дело!
114

Она взялась за ручку двери и обратилась к Хлопунину:
—	Где ваш начальник главный? Тут ваш начальник?
И, получив утвердительный ответ, сильно забарабанила
кулаком в дверь кабинета. Из-за двери послышался голос на¬
чальника. Женщина резко рванула на себя дверь и вошла в
кабинет.
—	Он ей сейчас покажет! — предсказал Володя.
—	Это что же у вас за порядки? — послышалось из каби¬
нета.— Товарищ начальник, у меня из сумочки паспорт про¬
пал. Вот сейчас только был, и уже нет! За чем же вы смотри¬
те тут? Для чего вы тут посажены?
Мальчики прислушивались замирая: сейчас, предвкушали
они, раздастся оглушительный бас начальника — и женщина
кубарем выкатится из кабинета. Но, к их удивлению, голоса
начальника не было слышно, из кабинета доносился только
раздраженный крик женщины, потерявшей паспорт. Когда
она замолкла, слышно было, как кто-то тихо отвечал ей —
слов даже нельзя было разобрать.
—	Эге, — проговорил Володя на ухо своим спутникам,—
сразу теперь тихим сделался...
—	Это кто? Жевлаков? Начальник, что ли? — подивился
милиционер. — Да он у нас всегда тихий. Голосу не услы¬
шишь. Это он на вас нарочно так. Когда он меня отряжал за
вами, так говорит: «А ну, давай их сюда, путешественников,
я их, говорит, сейчас продеру с песочком! Раз, говорит, дома
не управляются, так я их сам перевоспитаю, припугну, чтоб
неповадно было».
Дверь кабинета начальника растворилась, и оттуда вышла
женщина, потерявшая паспорт.
—	Где я буду искать? — крикнула она, оборачиваясь в
дверь. — Я уже везде переискала, теперь вы ищите!
—	Вы не волнуйтесь, гражданка. Поищите лучше как сле¬
дует,— раздался из кабинета мягкий, успокаивающий голос
начальника.
Он подошел к самым дверям, увидел мальчиков и сейчас
же рявкнул, топорща усы:
—	Сидеть у меня, сидеть! А?.. Я вам дам, шатущие!
Время тянулось очень медленно. Мальчикам надоело си¬
деть в дежурке. То и дело сюда входили милиционеры, обо¬
рачивались на ребят, спрашивали у Хлопунина:
—	С поезда?
—	С поезда, — отвечал Хлопунин.
—	Задержал?
—	Да, пришлось.
—	Зайцы, что ли?
—	Нет, — отвечал Хлопунин. — Научные работники.
115

—	Это по какой же науке?
—	По науке «бери ноги в руки».
—	Ну это, видно, наука новая!
—	Вот у них в Керчи уже обучают.
Все смеялись, поглядывая на нахохлившихся ребят.
Прибежала давешняя тетка, та, что потеряла паспорт.
—	Нашелся! — крикнула она, распахивая дверь в каби¬
нет начальника. — Нашелся! В чемодан я его засунула. Вот
ведь оказия!..
—	Бывает, — только и сказал начальник.
Наконец в соседнем большом зале люди забегали, зато¬
ропились. Двинулись к выходу на перрон носильщики. Из ка¬
бинета вышел сам начальник. Он покрутил кончики своих ве¬
ретенообразных усов, застегнул плащ на все пуговицы, по¬
правил фуражку, сказал Хлопунину:
—	Побудешь тут, а мне встречать придется... Ну вы, стре-
качи, историки, марш живо со мной!.. Куда идешь?.. Куда?
Берись за руки, вот так! Шагай! За мной!..
Он вывел их на перрон, выстроил в ряд:
—	Вот, становись! Так и стойте для всеобщего обозрения.
Гудок, пар, широкие тени, перемежающиеся узкими свет¬
лыми расщелинами, налетели на вокзал, всё заслонили и за¬
глушили. Над головой ребят проплыли вагонные окна, сперва
быстро, потом медленно. Поезд остановился.
—	Вот они, тут все! — раздался голос Евдокии Тимофеев¬
ны.— Слава тебе господи! Целы, невредимы!..
Она торопливо выбралась с площадки вагона, ступила с
лестницы на перрон. За ней показалась мама Аркаши Круг¬
ликова. Потом сошла на землю мать Миши Донченко. Все
три матери кинулись к своим чадам, которые от смущения
продолжали держать друг друга за руки, как приказал на¬
чальник. Послышались укоризненные восклицания, сетования,
вздохи, всплескивания рук. Начальник вежливо козырял ма¬
терям и касался мизинцем острия своих усов.
—	Принимайте, гражданки! Груз в полной сохранности.
Пришлось немножечко пошуметь с ними. Но что делать... По¬
жалуйста, забирайте всех троих.
—	А где же Янечка? — раздалось вдруг позади. И из со¬
седнего вагона выскочила четвертая мать. — Куда вы дели
моего Янечку? Я вижу Володю, я вижу Мишу, и Аркаша тут,
а где же Яня?..
Начальник свирепо посмотрел на нашу троицу:
—	Что? Четвертый был? Сбежал?! Простите, гражданка,
в телеграмме ясно сказано — трое. Откуда же четвертый?
—	Мне мальчики на улице сказали, что Яня пошел к Ду¬
бинину... Где мой Яня, я тебя спрашиваю!
116

—	Да не знаю я, где ваш Яня, что вы, на самом деле!
Я его утром видел, он к морю пошел.
—	Ну, так я и знала! — сказала Янина мама, почему-то
вдруг успокоившись. — Это он, значит, опять к рыбакам
удрал. А я думала, что заодно уж с вами, хотела поймать его.
Ничего, пусть только явится!..
Все пошли в кабинет начальника. Мамаши вынули из су¬
мок и узелков бутерброды, но мальчики гордо отказались от
еды:
—	Спасибо, мы уже покушали.
—	Нас Володя накормил, — пояснил Кругликов.
—	Три булки, да еще халву, — добавил, жмурясь, Дон¬
ченко. Он, видно, и сейчас был бы не прочь закусить, но ему
неловко было перед Володей, так щедро его угостившим, и он
заставил себя отвернуться от материнского узелка.
Матери были так счастливы, что нашли своих сыновей,
которых они уже с перепугу сочли пропавшими без вести, что
сперва даже и не ругали мальчиков. Только пообещали, что
главное еще будет дома...
И тогда упрямый Володя решил, что можно действовать:
—	Мама,- ну ты потом меня дома поругай, а сейчас уж
все равно приехали — давай пойдем посмотрим раскопки и
как отсюда Митридат видно.
—	Не будет тебе этого удовольствия! — рассердилась Ев¬
докия Тимофеевна. — Ты лучше проси, чтобы отцу я ничего не
говорила, когда он вернется. А то вот будешь иметь вид и с
той и с этой стороны! — Она резко отвернулась от Володи.—
У, глаза бессовестные, смотреть на тебя не хочу! До сих пор
сердце не на месте...
—	Так все равно же поезда еще два часа ждать.
—	Вот и будешь тут сидеть! И не смей ни на шаг от ме¬
ня отходить!
Володя вздохнул; но тут неожиданно помог грозный на¬
чальник:
—	Да сводите вы их, раз у них такой интерес имеется.
Ведь не отвяжутся или еще раз убегут. Нет уж, прошу вас,
забирайте их отсюда и ведите куда угодно, только чтобы я их
больше не видел. Полдня на них ушло!.. Что?.. — гаркнул он,
повернувшись к мальчикам. Усы его стали остриями вверх. —
У меня чтоб это в последний раз было! Ясно? А?.. И всё!
И кончилось дело тем, что матери, посоветовавшись друг
с другом и решив, что ждать на вокзале поезда два часа скуч¬
но, уступили просьбам ребят и отправились с ними смотреть
Феодосию.
Они шли по чистеньким улицам. Много домиков было ста¬
ринной архитектуры, с аркадами. За домиками с колоннами
117

поднимались отовсюду видные, временем обгрызенные раз¬
валины генуэзских башен.
С моря дул свежак... Флаги разных стран играли над
крутыми кормами пароходов у причалов.
Когда проходили мимо ворот порта, оттуда вышел высо¬
кий моряк в брезентовом плаще и фуражке торгового флота.
Он уже свернул было за угол, но внезапно обернулся и остол¬
бенел в изумлении. Глянув на него, Володя быстро юркнул за
спину матери.
*— Дуся?! — поразился отец. — Ты это что?.. И Володька
тут?.. Э, да у вас тут целая экскурсия! Что же вы мне не ска¬
зали? А я с вечера пришел, гружусь... Скоро отваливать...
—	Здравствуйте, Никифор Семенович, — заговорили на¬
перебой мамаши, сами смущенные до крайности.
—	Папа, мы идем смотреть раскопки, — быстро нашелся
Володя.
Не слыхал, не слыхал, чтобы вы собирались, — про¬
бормотал, подозрительно приглядываясь к смущенным ли¬
цам жены и сына, Никифор Семенович. — Странное дело!
Столкновение двух кораблей в тумане...
Володя готов был провалиться сквозь землю, уйти на мор-*
ское дно, обратиться в пар и раствориться в воздухе.
—	А ну гляди сюда! — сказал отец. — Небось это ты все¬
му делу коновод?..
Вам, наверное, интересно знать, что было дальше? Э, да
стоит ли рассказывать! Чего тут только не было! Был тут и
смех, были и слезы. Были обещания, что больше этого никогда
не будет, и были посулы, что дома еще не то будет. Много тут
было сказано, много выслушано... Потом отец вернулся на
шхуну и ушел в море, а экспедиция заспешила к вокзалу, по¬
тому что пора уже было отправляться домой.
Ехали назад все молча, никто слова не вымолвил.
Зато говорила об этом на другой день в учительской после
уроков Юлия Львовна.
Что она говорила — легко себе представить!.. Володя за¬
помнил эти слова надолго, и мы повторять их не собираемся...

Глава VIII
ЗЕМЛЯ И НЕБО
После многих приключений на земле и на море Володя
решил заняться воздухом.
Это было в 1939 году, когда Володя уже перешел в пятый
класс. К тому времени и относится взрыв, который произо¬
шел на верхнем школьном дворе. «Три Вовы», как звали их в
классе, — Володя Дубинин, Володя Киселевский и Володя
Бурлаков — решили пустить в небо воздушный шар, о кото¬
ром они только что прочли в книге «Физика для всех». Для
этого они раздобыли в химическом кабинете немного водоро¬
да в колбе и попробовали наполнить им склеенный из папи¬
росной бумаги шар. Но тут случилось непредвиденное: обра¬
зовалась гремучая смесь — и в школьном дворе трахнуло так,
что в окне сторожки вылетело стекло. Опять были неприятные
разговоры, опять Юлия Львовна объясняла Володе, что он
берется за дела, которые ему еще не под силу, что всякое
умение опирается на знание, а когда человек еще мало знает,
так из всякой хорошей затеи может получиться только беда.
Не одобрен был также проект нового гигантского воздуш¬
ного шара, на котором, по точным расчетам трех Вов, можно
было без труда долететь до Луны. Надо было лишь изгото¬
119

вить три оболочки. Первая — наружная — должна была бы
лопнуть в субстратосфере. От второй шар, как полагали Во¬
вы, освободится в стратосфере. Тогда его с разгона вытолкнет
в мировое пространство так, что он долетит до Луны. Тут при
спуске пригодится последняя оболочка шара. Все, таким об¬
разом, было рассчитано и предусмотрено.
Но учитель физики Василий Платонович забраковал про¬
ект, так как нашел его ненаучным, ибо аэростат не мог лететь
в безвоздушном пространстве. Не пригодился бы он и при
спуске на Луну, почти лишенную атмосферы. Кроме всего,
учитель озадачил будущих аэронавтов одним очень простым
вопросом:
—	А как же вы, милые мои, собираетесь обратно лететь?
Над этим как раз ни один из Вов еще не задумывался.
И вот тогда учитель физики Василий Платонович посове¬
товал Володе вступить в авиамодельный кружок Дома пио¬
неров.
—	Ты пойми, — говорил Василий Платонович, — сейчас
время авиации, а не воздухоплавания, век аэропланов, а не
аэростатов: победили аппараты тяжелее воздуха. Если хочешь
завоевать воздух — берись пока за модели. Это — упоитель¬
ное дело. И вполне тебе по плечу. Только выдержкой запа¬
сись. Терпение требуется большое.
И Володя поступил в клуб юных авиастроителей —
«ЮАС».
Инструктор Николай Семенович, сам похожий на школь-
ника-переростка, круглоголовый, с облупленным носом и вы¬
горевшими волосами, записал Володю. Он рассказал, с чего
надо будет начинать, показал чертежи простейшей модели и
ввел новичка в большую, просторную комнату, где сквозняк
из открытой им двери тронул легкие, трепещущие модели,
подвешенные под потолком. Острокрылые, кажущиеся неве¬
сомыми аппараты из тончайших реек, обтянутые навощенной
полупрозрачной бумагой, словно парйли на невидимых тро¬
сиках. Колыхнувшись от ветра, они с легким и тугим стуком
задевали друг друга. Тут были большие, громоздкие модели,
широко распластавшие хрупкие перепончатые крылья. Под
ними висели, поворачиваясь на тросиках, модели маленькие,
немногим больше, чем бумажные голуби, которых умели за¬
пускать Володины друзья еще в первом классе школы. Были
тут обнаженные, еще не обтянутые бумагой каркасы буду¬
щих летательных аппаратов, со сквозным скелетом из тонких
прямых планочек и гнутых ребрышек, гладко обточенных,
протертых наждачной бумагой и шкуркой. Решетчатые со¬
членения моделей, крылья, хвосты, фюзеляжи громоздились на
столах, за которыми трудились ребята такого же возраста.
120

как Володя, и немного старше. И пахло здесь интересно: кле¬
ем, какой-то эссенцией, смолой и воском.
—	Ты пока осмотрись, — сказал инструктор, — а я сейчас
вернусь.
Неподалеку от Володи, присев на корточки перед столом,
положив подбородок на край его, паренек с круглым лицом и
широким вздернутым носом проверял, хорошо ли и ровно ли
скрепил он заднее оперение стабилизатора своей новенькой
модели.
Полукруглый край красиво выведенного крыла находился
в нескольких сантиметрах от Володи. Мальчуган так увлекся
работой, что не замечал новичка. Прищуривая то один, то
другой глаз, прижимая подбородок к столешнице, он присмат¬
ривался к своему аппарату справа и слева, отчего голова его
качалась на столе, как ванька-встанька.
—	Это у тебя летающая? — спросил у него Володя.
—	Не знаю еще, — скромно отозвался тот.
Потом он встал, отошел в сторону, стал рыться в инстру¬
ментах. Володя незаметно протянул руку и потрогал хвост мо¬
дели. Но оказалось, что хвост был только приставлен к ту¬
ловищу маленького самолета, и, едва Володя тронул его,
хвост отвалился. Володя стал испуганно прилаживать его к
тому месту, от которого он отскочил, но было уже поздно.
—	Тебя просили трогать? — закричал владелец модели и
хотел оттолкнуть Володю.
Но Володя крепко держался за нижнюю рейку фюзеляжа.
От толчка он не устоял на месте, отступил на шаг, не вы¬
пуская рейки, и почувствовал, что она, отломившись, оста¬
лась у него в руках.
—	Ты что?.. Ломать все сюда пришел? — спросил разъ¬
яренный конструктор и мазнул рукой Володю по щеке. Рука у
него была в саже, потому что он только сейчас готовил клей.
Володя с рассвирепевшим, перепачканным в саже лицом
бросился на него. По дороге он успел левой рукой зачерпнуть
из жестянки клей и, в свою очередь, мазнул по физиономии
противника, который, надо отдать ему справедливость, боль¬
ше берег модель, чем себя. Отбиваясь одной рукой от Володи,
он высоко держал над головой свою поломанную конструк¬
цию, и низкорослый новичок, прыгая на него, тщетно пытался
ее достать.
Вдруг Володя почувствовал, что кто-то крепко обхватил
его сзади, поднял в воздух и оттащил в сторону.
—	Эй-эй!.. Что это за воздушный бой? Что за нападение
орла-стервятника на самолет?
Взъерошенный, со щекой, исполосованной сажей, весь
красный, Володя, тяжело дыша, стоял перед инструктором.
121

—	В чем дело? Что такое?..
—	Он мне всю мою новую «Чайку» изломал! — пожало¬
вался Володин противник и, скомкав на столе обрывок бума¬
ги, тщательно вытер им физиономию. — Ну, я ему и дал
раза!..
—	Хорош! — сказал инструктор. — Орел! — повторил он
насмешливо. — Парень приходит в первый раз к нам в клуб,
а его тут же благословляют сажей! Ну, живо — раз-два! Вы¬
мойте оба руки. Вон, у рукомойника...
Противники молча побрызгались под рукомойником и вер¬
нулись к инструктору.
—	Покажите-ка руки... Ну, более или менее приличные.
А теперь протяните их друг другу, помиритесь, да уж и по¬
знакомьтесь заодно. Вот это наш новый кружковец — Дуби¬
нин Володя, а это, — он указал на Володиного противника,—
Женя Бычков, наш рекордсмен. Его схематическая, типа
«Чайки», модель недавно городской рекорд побила.
Потом инструктор усадил Володю за стол, дал ему ост¬
рый стальной ножичек, вроде бритвочки, и показал, как из
тонкой деревянной пластинки следует вырезать по нанесен¬
ному на ней чертежу ребрышки будущего крыла модели. Во¬
лодя с жаром принялся за дело, но первое же ребрышко у не¬
го сломалось. Он прикусил губу, потерся подбородком о пле¬
чо, бросил исподлобья взгляд на Бычкова: тот продолжал
возиться со своей моделью. Володя кинул сломанное деревян¬
ное ребрышко под стол, взялся вырезать второе, но поспе¬
шил, и от резкого движения у него треснула дощечка. Сзади,
за столом у стены, кто-то хихикнул.
—	Ты же не так держишь, — сказал вдруг Бычков, внима¬
тельно смотря на руки Володи.
—	Рыба-бычок, цыц и молчок! — тихо ответил Володя и
остался сам очень доволен своей находчивостью.
—	Не хочешь, как хочешь!
Оба некоторое время молчали. У Володи дело не лади¬
лось... Ребрышки или ломались, или выходили корявыми, не¬
ровными. А на другом краю стола — легкая, стройная, гладко
обточенная, словно дразнила его, — модель Жени Бычкова.
Женя уже обтягивал готовый каркас крыла тугой, вощеной
бумагой, легонько щелкал по ней ногтем, и она отзывалась
звонко, как бубен.
Володе хотелось бросить все и уйти отсюда, пока никто не
обнаружил, сколько добра он перепортил, но не в его прави¬
лах было бросать дело, если он для себя решил довести его
до конца.
—	Ну, как твои’ успехи? — Инструктор Николай Семено¬
122

вич стоял за его спиной. — Э, — огорчился он, — так у нас с
тобой дело не пойдет! Ты бы так и сказал, что у тебя не вы¬
ходит. Попросил бы помочь... Женя, что же ты?.. Сидишь ря¬
дом и не можешь поправить товарища?
—	Я хотел, а он хочет сам...
—	Слушай, Дубинин, — сказал инструктор, — так не пой¬
дет. «Сам»! У нас все сами, но есть такое правило: помогать
друг другу в деле. Видишь, что у товарища не выходит, сам
умеешь делать лучше — помоги. У самого не получается — об¬
ратись, чтобы другой подсобил. Вот что, Женя: ты сегодня уж
поработал достаточно, хватит. Сядь и помоги Дубинину.
—	Вы мне лучше покажите... я сам, — попробовал было
возразить Володя.
—	Сам будешь, когда научишься, а сейчас слушай, что те¬
бе говорят... Начинай, Женя.
—	Держать резец нужно так, — проговорил Женя и взял
из неохотно разжавшихся пальцев Володи ножичек. — А до¬
щечку ты клади сюда и придерживай ее вот этим пальцем.
И не нажимай очень. Вот так слегка веди... Видишь, как хо¬
рошо пошло!
Володя молчал, с завистью приглядываясь, как, точно сле¬
дуя по рисунку, нанесенному на дощечке, острым лезвием по¬
гружаясь в дерево, уверенно идет ножичек в твердой руке
Жени Бычкова.
—	А, я понял! — закричал через минуту Володя. — Я уже
понял! Дай мне, я сам... У меня теперь выйдет.
—	Ну, попробуй сам, — предложил Женя.
Володя взял у него инструмент и несколько минут стара¬
тельно вырезал из дощечки нужную фигуру. На этот раз по¬
лучилось уже гораздо лучше.
—	Видишь, и у тебя выходит, — похвалил Бычков. — Тут
надо способность иметь.
—	Нет, пока еще плохо, — признался Володя.
Придя домой, он до поздней ночи упражнялся в вырезы¬
вании из дощечки полукруглых ребрышек. Три дня не ходил
он в кружок: все свободное время просиживал с ножичком
над доской. Руки его покрылись ссадинами.
На четвертый день он снова явился в кружок. Инструктор
спросил его, почему он не был эти дни.
—	Тренировку делал, — сказал Володя. — Вот давайте но¬
жичек, я теперь уже сам хорошо могу. Посмотрите, правильно
я делаю?
Через двадцать минут все собрались у его стола, и ин¬
структор, взяв несколько вырезанных распорок и ребер, по¬
ложил их на чертежи, снова повертел в руках, показал всем,
сам удивляясь:
123

—	Способность имеется! И упрямства достаточно. А вот
самолюбия излишек... Зря хвастался с первого раза. Вот ни¬
чего и не получалось. Ну, давай теперь приниматься за сбор¬
ку. Покажу тебе, как это делается. Бычкова ты сейчас не
тревожь: у него новая модель не вытанцовывается.
То было кропотливое, но увлекательнейшее занятие! Из
кривых ребрышек, из тончайших распорок, дужек, скобочек
возникал остов крыла, очень похожий на рыбий скелет. Кры¬
лья пристраивались к большой толстой рейке.
Но не так-то легко было добиться, чтобы собранная из
этих палочек, реечек, планок легкокрылая конструкция мог¬
ла парить в воздухе. Иногда Володя уже готов был любо¬
ваться своим сооружением — таким ловким и стремящимся
ввысь выглядело оно в руках. Но стоило пустить его в воз¬
дух — и оно, вместо того чтобы плавно и полого опуститься
вдалеке, беспорядочно вертелось, иногда на секунду беспо¬
мощно взлетало, тыкаясь в невидимую препону, словно отго¬
раживающую высоту, и со стуком валилось на землю. И все¬
гда при этом что-нибудь ломалось.
Но, наверное, даже человек, первым в мире поднявшийся
в воздух на планере, не испытал того восторга, который ощу¬
тил Володя, когда наконец тщательно выверенная, аккуратно
собранная, простенькая схематическая модель, запущенная
им в воздух на дворе Дома пионеров, мягко взмыла вверх,
описала, слегка накренившись, широкую кривую линию в воз¬
духе и тихо приземлилась, шурша о траву.
И новая упоительная страсть целиком овладела Володей.
Он решил стать авиатором, конструктором. Он понял, что его
дело и призвание — строить самолеты. Когда Володя дома
снимал со своего стола или сдвигал в угол модели кораблей,
он чувствовал сперва даже некоторое угрызение совести: не
изменил ли он морю?.. Но тут же он утешал себя, что в край¬
нем случае станет морским летчиком и строителем гидроса¬
молетов, вроде тех, которые иногда садились за Широким
молом в Керченской гавани, касаясь поплавками собственно¬
го отражения на зеркальной поверхности спокойного моря.
В клубе юных авиастроителей «ЮАС» был заведен стро¬
гий порядок, по которому каждый «юас» должен был сперва
научиться делать детали, затем собрать схематическую мо¬
дель планера, потом уже переходить к рейковым моделям с
резиновыми двигателями. После этого можно было конструи¬
ровать фюзеляжную модель — некое подобие настоящего ма¬
ленького самолета. Лучшие модели запускали с вершины Ми¬
тридата. Однако нетерпеливому Володе восхождение по этой
длинной лестнице показалось слишком медленным, и, подбод¬
ренный пробным успешным полетом своей первой модельки,
124

он сейчас же задумал строить по собственным расчетам не¬
обыкновенно сложную модель, непременно фюзеляжную и
обязательно с двумя резиновыми моторами. Женя Бычков
только головой покачал, когда Володя поделился с ним своим
замыслом, но Володя уверенно взялся за дело. Он решил дей¬
ствовать так: работать дома, секретно, а когда самолет его
будет построен — явиться прямо на площадку «юасов» и по¬
казать Женьке Бычкову и всем другим, чего он стоит как
авиамоделист.
Теперь весь Володин стол и подоконник возле него были
завалены всевозможными вещами, необходимыми для авиа¬
конструктора. Не хватало уже места для них, и, случалось,
Валя находила под своими книгами, использованными в ка¬
честве пресса, какие-то прочно приклеившиеся к переплету
скрещенные палочки, рейки, обмотанные натуго нитками. То¬
гда юный конструктор должен был отпаривать над чайником
пострадавший учебник сестры, отчего, конечно, тот не стано¬
вился лучше, а хозяйка его — добрее...
Но так или иначе, а задуманный самолет был построен. Он
был так велик, что, когда Володя выносил аппарат через
дверь, пришлось повернуть его боком, одним крылом вниз,
другим вверх. Да и при этом он чуть не зацепился за прито¬
локу. Все ребята на дворе сбежались взглянуть на дивное со¬
оружение Володиных рук. Самолет был действительно вели¬
колепен. На широких, округло суживающихся к концам кры¬
льях были выведены пятиконечные красные звезды. Такие же
звезды были на фюзеляже, оклеенном плотной бумагой, и на
хвосте. Как уверял Володя, это был самолет-амфибия, то есть
он мог садиться и на землю и на воду. Даже Алевтина Мар¬
ковна, раздвинув тюлевые занавески и высунувшись из окна
своей комнаты, изрекла сверху:
—	Наконец-то подходящим делом занялся Вовочка! Смо¬
трите, какая красота! Абсолютный альбатрос! Неужели он и
летать сможет?
Володя презрительно поглядел наверх. Правда, тут же до¬
казать летные качества своего самолета он не мог.
—	Двор у нас больно маленький, ему тут тесно. Он у ме¬
ня на дальнюю дистанцию рассчитан. Ему должно быть кру¬
гом свободно... А ну, не трогай — не купйшь. Смотри глаза¬
ми!..— осадил он какого-то малыша, который робко коснулся
пальцем звездочки на крыле.
Дав всем вдоволь насмотреться на это сооружение, Воло¬
дя потащил свой самолет в авиакружок. Он порядком изму¬
чился по дороге — так громоздок был его аппарат. Но, когда
он появился во дворе Дома пионеров, все «юасы» — да не
только «юасы», но и члены шахматного кружка, где шел тур¬
125

нир, и даже участники литературного диспута «Что такое
дружба?», который происходил в это время в зале, — высыпа¬
ли во двор и окружили Володю. А он стоял посреди двора,
гордый, торжествующий, держа перед собой обеими руками
большой, красивый аэроплан с красными звездами. Он слы¬
шал, как пионеры восхищенно переговаривались между со¬
бой:
—	Здорово сделал!.. Как настоящий совсем.
Маленький пионер-шахматист в больших очках обошел
модель со всех сторон, близко склоняясь к ней, словно обню¬
хивая, и потом очень вежливо спросил у Володи:
—	Это какого типа?
—	Амфибия, — отвечал Володя пренебрежительно.
И мальчики вокруг переглянулись с уважением: им было
приятно, что у них в Доме пионеров есть такой замечательный
парень, умеющий делать даже амфибии.
—	Один делал?.. Сам? — спросил кто-то.
—	Нет, мама помогала!—отвечал Володя.
И все засмеялись.
Но вот подошел Женя Бычков. Он внимательно осмотрел
модель, осторожно потрогал крыло, попросил у Володи разре¬
шения подержать самолет минуточку в своих руках и вернул
его обратно нашему конструктору.
—	Не полетит, — тихо сказал он.
—	Что-о?! — обиделся Володя. — Больно ты много знаешь!
—	Потому что перетяжелённый, — так же негромко пояс¬
нил Женя Бычков. — И фюзеляж слишком короткий. Скапоти¬
рует.
—	Ты не каркай! — закричал Володя.—Посмотришь вот...
Модель была так велика, что и двор Дома пионеров, по
мнению Володи, оказался тесным для нее. Решили подняться
на склон Митридата и там запустить модель для пробы.
Все повалили туда. Володя шел впереди со своей моделью.
Решили высоко не забираться на первый раз. Выбрали подхо¬
дящее место, и Володя закрутил в разные стороны резиновые
жгутики, приводящие в движение винты, зажав их пальцами,
чтобы они не раскручивались без нужды. Затем он поднял
свой самолет над головой, встал на цыпочки и толкнул в воз¬
дух модель, одновременно отпустив винты.
—	Ура! — с готовностью закричали мальчишки, уже
устремляясь вниз по склону за летящей над их головой мо¬
делью.
Самолет, задрав нос кверху, вдруг резко клюнул вниз, за¬
кинул хвост, два раза перевернулся в воздухе, потом как-то
косо съехал на одно крыло, ударился его концом о землю и
закувыркался вниз по склону, как перекати-поле. Мальчишки
126

бежали вокруг, крича, подпрыгивая, но не решаясь задержать
скатывающийся аппарат. Володя растолкал их, подхватил са¬
молет на руки. Повреждения были невелики: в одном месте
отошла стойка, кое-где чуточку порвалась бумага.
—	Неправильно запустил, — объяснил Володя.
Он снова закрутил резинки винтов и с силой направил са¬
молет в воздух.
Но модель, сделав неуклюжее сальто-мортале, со всего раз¬
маха врезалась в склон горы. Что-то хрустнуло. Ветер, внезап¬
но подувший с моря, поволок исковерканную модель по траве.
Она зацепилась за кустарник и затрепыхалась, стуча перепон¬
чатым лопнувшим крылом. Володя подбежал к ней — и понял,
что все кончено.
А вокруг уже смеялись, сперва тихо, а потом все гром¬
че. И уже слышал Володя обидные замечания тех самых ре¬
бят, -которые только пять минут назад расхваливали его модель:
—	Одна декорация!
—	Декорация!..
—	Фасону много, а толку ни на копейку!
—	Высоко взлетела, низко села!..
—	Х-хе, вот тебе й амфибия!
—	Эй, Дубинин, может быть, она у тебя только с воды ле¬
тает?
—	Она и там на дно кувыркнется!..
Володя, не отвечая на насмешки, осторожно высвобождал
треснувшие крылья из цепких ветвей кустарника.
Вскоре его оставили одного со злосчастной моделью. Во¬
лодя поднял ее — исковерканную, опозоренную — на руки.
Она беспомощно вывернула крыло.
С моря поднимался сильный ветер. Из-за пролива, со сторо¬
ны Тамани, быстро неслись тучи Вдалеке уже пробормотал
что-то, пока еще про себя, гром. Надо было спускаться. Но как
было теперь возвращаться домой, после такого поражения?
И вдруг Володя заметил, что он не один. К нему подходил
Женя Бычков.
—	Это у тебя отлетело? — сказал Женя, подавая Володе
отлетевшую планочку и глядя в сторону.
Володя молча взял у него деревяшку.
—	Потому что перетяжелённая, — так же тихо, как преж¬
де, сказал Женя. — И центровка неправильная. Потом, зачем
ты такие нервюры толстые поставил?
Володя не слыхивал никогда ни о нервюрах, ни о центров¬
ке; но он и виду не подал.
—	Я думал, крепче будет...
—	Нет, ты смотри, Дубинин, — проговорил Женя. — Ви¬
дишь, у тебя тут равновесия нет. Его так сюда и тянет. Я знаю:
127

это трудное дело: Тут самому не справиться. Надо расчеты
знать. Вот мы все вместе потому и делаем. А ты хотел один.
Тут ребята поопытнее тебя есть, да и то...
Они сидели на корточках возле поломанной модели, разби¬
рали ее недостатки, старались исправить повреждения и так
увлеклись оба, что не заметили, как тучи накрыли весь город
и вдруг внизу, под ногами у них, все исчезло, все заволокло се¬
рой пеленой тумана. Крупная капля дождя звонко, как в бара¬
бан, стукнула о перепончатую оболочку крыла на модели.
—	Эх ты, смотри, как накрыло! — сказал Володя, под¬
нимая голову. — Ну, нальет нам сейчас за шиворот! Ты беги,
тут прямо можно спуститься, покороче будет.
—	А ты?
—	А я той дорогой пойду, а то съеду еще здесь, так оконча¬
тельно все поломаю.
—	Ну, уж тогда вместе пойдем, — сказал Женя Бычков.—
Скорее надо, а то все у тебя размочит!
Взявшись за концы попорченных крыльев самолета, они
начали быстро спускаться. Под ними была уже сплошная, мед¬
ленно клубившаяся муть; она подступала со всех сторон... Го¬
ра, где они стояли, выглядела уже островком в море тумана,
и было жутковато погружаться в него. Ветер несколько раз
чуть не вырвал из рук мальчиков модель. Они в таких случаях
приседали и старались быть поближе к земле. Дождь все уси¬
ливался, склон стал скользким. Ветер гнал на Митридат гус¬
тое стадо туч и оглушительно щелкал над головой слепящим
кнутом молний. Гроза была теперь совсем рядом. Стало ка¬
заться, что с Митридата, грохоча, катятся от самой верши¬
ны вниз огромные пустые железные бочки. Под ногами все
ехало, расплывалось...
Вдруг Женя негромко охнул и провалился куда-то вниз.
Не выпуская из рук модели, Володя сполз к нему:
—	Ты что?
—	Нога у меня чего-то...
Женя попытался подняться, но тихо ойкнул и повалился
на землю.
—	Вот так номер, — сказал он виновато, — ступить не
могу. А больно до чего...
Лицо у него перекосило, он кусал нижнюю губу, но про¬
должал говорить тем же тихим голосом, каким обычно разго¬
варивал в кружке:
—	Ты уходи, а то тебе все размочит... Да и ветер подни¬
мается.
Порыв ветра чуть не повалил Володю на землю. Дождь
лил как из ведра. С вершины Митридата хлынули мутные,
уже начинавшие греметь потоки.
128

■— Идти никак не можешь?—спросил Володя, повернув¬
шись спиной к ветру.
—	Погоди, у меня пройдет немножко, тогда я пойду... А ты
не жди, ты беги.
—	Куда я побегу? Давай уж вместе.
—	Да не могу же я!
—	Я и говорю, что не можешь. Значит, давай вместе. За¬
бирайся ко мне на закорки.
—	Да брось ты!.. Я ж тяжелый...
—	Сам брось! Давай, говорю! Мне даже лучше будет —
ты меня от дождя прикроешь.
—	А модель как же?
—	А ну, шут с ней, с моделью! Давай!..
Володя спустился на шаг ниже, подставил спину, припав
на колени. Женя обхватил его за шею. Он был крупнее и
сильнее Володи, но Володя поднатужился, схватился руками
за мокрую траву, но она выдиралась из земли. Ему все же
удалось встать. Женя, здоровой ногой отталкиваясь от скло¬
на горы и поджав другую, повис у Володи за плечами.
—	Ну, держись теперь... Только горло не дави, а то мне
дышать нельзя.
Их нагоняли потоки, несшиеся по склону. Вода несла кам¬
ни, надо было увертываться от них. Володя наугад пробирался
сквозь дождь. Вдруг что-то белое промчалось в потоке мимо
него. На мгновение Володя увидел красную звезду и понял,
что то была его погибшая модель... Струей ее прижало к кам¬
ню, потом повернуло, и она исчезла.
Поминутно оступаясь, выбиваясь из последних сил, Володя
тащил на себе Бычкова. Когда он очень уставал и чувствовал,
что сейчас сам свалится, то сплевывал воду и говорил:
—	Слушай, Бычков, ты постой на одной ноге, отпусти ме¬
ня немного.
И Женя становился на одну ногу. Тогда Володя, откинув¬
шись, с минуту отдыхал, опираясь на него, а потом, сказав:
«Ну, давай, Бычков, грузись!» — тащил товарища дальше.
Так он дотащил Бычкова до первого строения на окраине.
Там, под навесом, они переждали ненастье, а потом Володя
сбегал домой к Жене и сообщил его родителям о случившей¬
ся беде.
С этого дня они подружились. Как известно, самая крепкая
дружба всегда начинается со столкновений, с хорошей ссоры
или небольшой драки...
Женя уже в скором времени сдал нормы первого разряда
по моделям и стал инструктором «юасов». Володя теперь тер¬
пеливо, ступень за ступенью, поднимался по той лесенке, че¬
рез которую он хотел перескочить одним махом. У него уже
129

неплохо получались схематические модели. Кроме того, он
стал художником стенной газеты «ЮАС». В первом же номе¬
ре он сам мужественно нарисовал карикатуру под названием
«Воздушный бой». В ней он изобразил очень смешно свое
столкновение с Женей, не пожалев черной краски для соб¬
ственной физиономии.
Инструктор Николай Семенович был теперь доволен им.
Володя быстро схватывал все технические приемы, и с языка
его не сходили новые словечки: «бобышка», «лонжерон», «нер¬
вюры»... Он построил уже вполне хорошую схематическую
модель с резиновым двигателем. Она прошла испытания на
дворе Дома пионеров. Решено было в следующий раз по¬
пробовать ее на Митридате, где все модели проходили, так
сказать, выпускной экзамен на аттестат воздушной зрелости.
Проба была назначена на субботу.
Но в пятницу Евдокия Тимофеевна была на родительском
собрании в школе, и с нею долго говорила Юлия Львовна.
Говорила она о том, что Володя в последнее время стал учить¬
ся хуже; и хотя мальчик он очень способный, но, видно, черес¬
чур сейчас увлекается чем-то, и надо бы за ним следить по¬
строже. Словом, Евдокия Тимофеевна, вернувшись домой, не
снимая даже шали, прошла прямо к столу, где что-то строгал
Володя. Она молча выдернула у него из пальцев ножик, поло¬
жила его на стол и сказала:
—	Хватит! Построгал, побегал — и будет. С завтрашнего
дня никуда больше не пойдешь. Срам было слушать, что мне
Юлия Львовна про тебя сказала! Занятия запускаешь. Отста¬
вать начал. И говорит, что ты ее не слушаешься, мало уважа¬
ешь. А она ведь знаешь какая до тебя внимательная! Как
родная мать, все равно, старается для вас. Словом, с завтраш¬
него дня никуда не пойдешь. Все! Будет!..
На другой день во время урока русского языка Володя чи¬
тал под партой книгу о Чкалове. Кругликов разбирал у доски
сложносочиненное безличное предложение.
—	Дубинин! — вызвала Юлия Львовна. — Как, по-твоему,
правильно Кругликов говорит?
Володя вскочил, непонимающе посмотрел на Кругликова,
прочел то, что было написано на доске:
—	По-моему, правильно.
—	Почему же, по-твоему, правильно?
Володя мог бы ответить, что Кругликов — хороший ученик
и раз он отвечает,-то, скорее всего, правильно. Но он пересту¬
пил ногами под партой, поглядел в окно и сказал:
—	Потому что я не слышал, что он ответил.
—	Но, может быть, ты слышал хотя бы, о чем я его спра¬
шивала?
130

—	О предложении... о предложении, о безличном предло¬
жении,— подсказали сзади.
—	Вы спрашивали разбор предложения, только я не знаю,
про что, — сказал он и, вздернув подбородок, прямо посмот¬
рел на учительницу.
—	Где же это твои мысли витали, Дубинин? — спросила
Юлия Львовна. — Где-нибудь, наверно, под облаками? «Воз¬
несся выше он главою непокорной Александрийского столпа»?..
Все-таки иногда, Дубинин, надо и на землю спускаться. Ну,
хотя бы на время уроков. Дай сюда книгу, которую ты читал.
Володя, понурившись, вытащил из-под парты книгу и
понес ее к столу.
—	«Чкалов», — прочла Юлия Львовна. — Ну хорошо. Раз
ты увлекаешься этой книгой, становись тут и вот прочти... Ну,
скажем, это предложение... — Она взяла книгу и отметила в
ней Володе, что читать. — Давай разберем его по частям... Ты,
Кругликов, можешь сесть на место.
—	«Чкалов — прирожденный испытатель, — начал с чув¬
ством читать Володя, — его стихия — опыт, эксперимент, ис¬
следования еще неизведанных возможностей. Раньше он ис¬
пытывал лишь машины и свою смелость. Теперь он стал...»
—	Хватит, хватит! — остановила его Юлия Львовна. —
Я же тебя просила одно предложение...
—	Пусть еще, еще прочтет! — закричали с парт. — Инте¬
ресно...
—	Тихо! Ему хватит и в этом разобраться. Раз уж сам
столько взялся прочесть, пусть все разберет.
Володя прочел снова заданные фразы и, немного проплутав
между дополнениями и определениями, добрался до истины,
которую требовали правила синтаксиса.
—	Вот, Дубинин, — сказала Юлия Львовна, — долго ты,
признаться, плавал. Кое-как до берега добрался. Хочешь вы¬
соко летать, а пока что на земле спотыкаешься. Вот про Чка¬
лова читаешь на уроках, хочешь, должно быть, стать похожим
на него, а учиться стал хуже.
—	А Чкалов тоже, наверно, не всегда уж на «отлично» от¬
вечал, — возразил Володя.
—	И тебе не стыдно, Дубинин, свою лень за Чкалова пря¬
тать! Когда и как Чкалов рос и как ты сейчас живешь? Если
ты читал как следует про Чкалова, ты должен знать, что учил¬
ся он превосходно. А как над собой Чкалов работал, когда
свои силы почувствовал!.. На, Дубинин, бери свою книгу; и
обещай мне, что не будешь читать на уроках. Обещаешь?
—	Нет, — последовал ответ. — Не удержусь.
—	Ну, так я отниму у тебя ее.
—	Что ж, отнимайте. Я врать не люблю. Буду читать.
131

После уроков Юлия Львовна попросила Володю остаться
и зайти к ней в учительскую.
—	Послушай, Володя, — сказала ему Юлия Львовна.—
Я очень ценю, что ты такой честный мальчик. Это — замеча¬
тельное качество. Я сама привыкла тебе верить во всем. Но на¬
стоящий человек не должен бравировать, щеголять своими хо¬
рошими качествами: «Ах, какой я правдивый! Поглядите на
меня, какой я честный!..» И потом, должна тебе сказать, Ду¬
бинин, что человек, который собирается сделать нечто нехоро¬
шее и прямо об этом заявляет, далеко еще не честный человек.
Ты это пойми. Вот сегодня, например, в классе... Как ты мне
ответил, когда я тебя спросила насчет книги? Послушать со
стороны, так можно сказать: «Ах, какой прямодушный маль¬
чик!» А в сущности-то, ничего тут доблестного нет. Покрасо¬
ваться захотел?
—	Вовсе и не так, — не согласился Володя насупившись.—
Просто я уж такой: раз обещал—значит, сделаю. А если не
могу — не обещаю.
—	Очень хорошо. Надо быть хозяином своего слова. Я в
тебе это очень ценю, Володя. Только слово должно быть хоро¬
шее. Обещание должно быть полезное. От этого все и зависит:
что за слово, что за обещание.
Потом Юлия Львовна еще раз сказала Володе, что он стал
хуже учиться и она была вчера вынуждена поговорить об этом
с его матерью.
—	А кто вам сказал, что я вас не уважаю? — вдруг спросил
Володя. — Наговорят зря вот всякое, а потом доказывай об¬
ратное! Я вас очень уважаю. Только мама говорит, что я дол¬
жен вас любить, как родную мать... Сколько же у меня долж¬
но быть мам?
Тут впервые за все время разговора Юлия Львовна улыб¬
нулась.
—	Нет, этого я никогда от тебя не требовала, Дубинин, —
сказала она. — Тут ты совершенно прав. Мать у тебя одна; но
обе мы с ней хотим, чтобы ты вырос хорошим человеком. У те¬
бя для этого есть все данные; только времени, я вижу, тебе не
хватает. Ты и сейчас, смотрю, торопишься: все в окно погляды¬
ваешь.
Володя действительно очень торопился. Небо манило его
через окно учительской. День стоял чудесный. На Митридате
ждали Женя Бычков и друзья. Володя должен был сегодня
впервые пустить собственную модель с вершины.
Но, когда он примчался домой и, наскоро поев, хотел было
уходить, мама сказала:
—	Я что, стенке вчера говорила, что никуда ты больше не
пойдешь?
132

—	Мама!.. — взмолился Володя. — Мама, меня же наши
ждут на Митридате! Мы же условились. Ты пойми! Они спе¬
циально собираются сегодня. Я же слово им дал! Ну, позволь
в последний раз...
—	Знать ничего не знаю!
—	Мама, в какое же ты меня положение ставишь?
—	Ты меня перед учительницей еще не в такое поставил!
Володя, волнуясь, два раза прошелся по комнате из угла в
угол:
—	Мама, ты должна меня пустить. Я все равно пойду,
мама!..
Тут в дело вмешалась выплывшая из своей комнаты Алев¬
тина Марковна.
—	Боже мой, — зарокотала она, — какой тон! Слышали?
Это он с матерью разговаривает, а? Он все равно пойдет! Евдо¬
кия Тимофеевна, вам известно, я не вмешиваюсь в чужое вос¬
питание, но это уж, знаете...
—	Ну что, привязывать я его буду, что ли?! — воскликнула
Евдокия Тимофеевна.
—	Мама, я тебя предупреждаю... Я дал слово.
Алевтина Марковна зашептала что-то на ухо матери, вы¬
ведя ее из залы:
—	Ну что вы с ним спорите! А ключ на что?..
—	И верно, — сказала мать. — Погляжу я сейчас, как ты
уйдешь!..
Она захлопнула дверь перед самым носом Володи, который
оставался в зале. Он услышал, как дважды повернулся снару¬
жи ключ. Еще не веря тому, что мать решилась на такую край¬
ность, он толкнул дверь. Стукнул еще раз, навалился плечом,
нажал. Дверь не подавалась.
—	Мама... это ты нехорошо так поступаешь!..
Голос у Володи стал низким. Горло словно распухло вне¬
запно от обиды. Независимый, гордо оберегавший свою свобо¬
ду, он был потрясен, что мать прибегла к такому явному наси¬
лию.
—	Мама, я тебя прошу серьезно! Открой, мама! Слышишь?
Я тебе даю свое слово, что вернусь ровно в девять. Можешь за¬
метить по часам.
Он припал ухом к дверной филенке. Он ждал, что мать от¬
ветит ему, но за дверью было тихо. Если бы Володя мог видеть
сквозь дверь, он бы увидел, что мать, растерянно поглядев на
Алевтину Марковну, уже протянула было руку к ключу... Но
та замотала головой и, сжав пухлый кулак свой с дешевым
перстнем на среднем пальце, показала Евдокии Тимофеевне,
что надо хоть раз настоять на своем. Потом она поманила
Евдокию Тимофеевну за собой и увела ее к себе в комнату.
133

—	Вы должны показать, дорогая, что пересилили его.
—	Никогда я с ним так не обходилась, — беспокоилась
Евдокия Тимофеевна, а сама все прислушивалась...
—	Вот потому он на всех верхом и ездит! А один раз оса¬
дите— только на пользу пойдет, уверяю вас, голубушка.
Из залы донесся стук швейной машины. Мать насторожи¬
лась. Правда, ничего особенного в том, что Володя сел за ее
швейную машину, не было: он частенько сам кроил и сшивал
паруса для своих кораблей, сам себе ставил заплаты на брю¬
ки, порванные во время игры в футбол. И все же она прислу¬
шивалась с тревогой.
—	Что вы, золото мое, нервная такая стали? — успокаи¬
вала ее Алевтина, Марковна. — Занялся своим делом; и очень
хорошо, что смирился.
—	Ой, неспокойно мое сердце! Ведь от него такое всегда
жди, что и в голову другому не влезет.
А в зале продолжала гулко стрекотать швейная машина.
Она то замирала, то опять начинала стучать взывая. Потом
раздался стук в дверь изнутри. Послышался голос Володи:
—	Мама!..
Евдокия Тимофеевна прикрыла рот рукой, боясь, что не
выдержит и отзовется, — с такой обидой и с такой надеждой
звучал голос Володи из-за двери.
—	Мама!.. Ты только послушай...
—	Ну, чего там тебе? Сиди уж! — не вытерпела мать.
—	Мама, я последний раз спрашиваю: откроешь?
—	Нет, — чуть не плача, отвечала Евдокия Тимофеевна.
—	Ну, как знаешь.
За дверью стало тихо. Слышно было, что Володя отошел от
нее. Потом Евдокия Тимофеевна услышала, что в комнате, как
будто тут же за дверью, загудела проезжавшая машина, до¬
неслись голоса с улицы. Она поняла, что Володя открыл окно.
Обернувшись и видя, что Алевтины Марковны рядом нет,
Евдокия Тимофеевна быстро нагнулась и припала глазом к
замочной скважине двери. Она разглядела что-то белое, колеб¬
лющееся на голубом фоне неба в раскрытом окне. Дрожащей
рукой она поспешила вставить ключ в замок, резко повернула
его, отомкнула дверь, дернула на себя, вбежала в залу и уви¬
дела сына. Он уже стоял на подоконнике и привязывал к окон¬
ной раме скрученную жгутом длинную полосу белой материи.
На мгновение в одном месте белый жгут развернулся, и Евдо¬
кия Тимофеевна увидела знакомую красную метку «Е. Д.».
Сомнений не оставалось: то была большая простыня, раз¬
резанная на полосы, сшитые в длину.
Володя стоял спиной к дверям и не слышал за уличным
шумом, как вошла мать. Он уже наклонился над провалом
134

улицы, одной рукой взялся за белую узкую ленту, спущенную
за окно, другой схватился за край подоконника. Он согнулся,
немного подавшись вперед, и... почувствовал, как его крепко
обхватили сзади и стащили с окна.
—	Ты что?! Ты что же это?.. Господи ты, боже мой! — зады¬
хаясь, проговорила мать, повернув к себе лицом незадачливо¬
го беглеца, но не выпуская его из рук. — Да ты сам-то сообра¬
жаешь? — Она зажмурилась, затрясла головой и вне себя от
гнева и испуга размахнулась, чтобы дать Володе хорошего
шлепака, но тут же снова уцепилась рукой за длинную белую
полосу, привязанную к поясу сына.
А Володя стоял бледный, выпятив упрямо губу. Он не вы¬
пускал белого жгута, скрученного из кусков разрезанной про¬
стыни.
—	Неужели правда бы выпрыгнул? — спрашивала его
мать и трясла за плечи. — Нет, ты только мне скажи: так бы
и выпрыгнул?
—	А зачем же ты меня тут заперла? Я же слово дал ребя¬
там, что приду.
—	А обо мне ты хоть на столько вот подумал?.. А если б
ты, не дай бог, убился?
—	Мама, я все рассчитал, не беспокойся. Я бы вон за ту
ветку схватился, если б у меня оборвалось. Ну, и снизился бы.
Чего тут страшного! Невысоко совсем, всего второй этаж! Я бы
и с третьего...
Тогда мать оттолкнула Володю обеими руками, села на
стул и заплакала. Володя, хмурясь, смотрел на нее. Слез он не
выносил еще больше, чем грубости.
—	Мама... из-за чего ты расстраиваешься? Ну правда же,
я бы не убился.
—	Уйди, уйди от меня!.. Сердца в тебе нет... Уходи куда
хочешь.
Володя потоптался возле матери. Хорошо ей говорить те¬
перь: «Уходи куда хочешь»! Как тут уйдешь?
—	Я так, мама, не пойду. Я лучше совсем не пойду. Ладно,
пускай скажут, что я от слова отступаю. Пускай!.. Раз тебе
меня не жалко...
—	Да иди, иди ты, бога ради! Иди куда тебе надо.
—	Нет,.мама, ты меня не гони так. Я так не могу. Не пойду
я тогда.
—	Да как же я еще должна тебя уговаривать?
—	Не уговаривать, а сказать: «Иди. Я тебе разрешаю. Что¬
бы в девять был дома». Ну, как всегда говоришь. Сама зна¬
ешь...
—	Ну, иди, разрешаю. Отвяжись только! Чтобы в девять
135

был, ровно!.. — рассмеялась мать и вытерла сперва один глаз,
потом другой.
Володя бросился к ней на шею, принялся целовать, воро¬
чать вместе со стулом. Она отбивалась, но он был очень цеп¬
кий. Ей пришлось сделать Володе двумя большими пальцами
«под бочкй» — и только тогда он отскочил, визжа от щекотки,
посмеиваясь и растирая ладонью бок.
—	Ну, отцепился наконец, репей противный!—говорила
мать, поправляя растрепавшиеся волосы. — Всю голову ты мне
раскосматил. Иди отсюда! Чтоб я тебя до девяти часов не
видела!.. Ладно, сама приберу...
Солнце уже садилось за курганы Юз-Оба, когда Володя и
все «юасы» во главе с Николаем Семеновичем, инструктором,
поднялись на вершину Митридата.
Замечательный вид открывался отсюда.
Каждый раз, когда Володя бывал здесь, сердце его напол¬
нялось особым чувством восторга, рожденным ощущением вы¬
соты и того сладостного, безграничного приволья, которое про¬
стиралось перед ним. Город внизу, под ногами, казался в этот
час несказанно прекрасным. Он весь был виден отсюда. Скаты
черепичных крыш, грани домов и строений, обращенные к за¬
паду, бронзовели, тронутые, как волшебной палочкой, пологими
лучами заходящего солнца. Там и здесь, медленно пламенея,
отражали закат стеклянные купола над лестничными про¬
летами больших домов. Расстояние и высота скрадывали изъя¬
ны, стирали неровности, подновляли, скрывали неприглядные
мелочи, создавая прекрасные обобщения, — все выглядело чи¬
стым, прямым, отмытым, свежим. Терраса за террасой убегала
вниз, к подножию Митридата, — большая лестница, в двести
четырнадцать ступеней, как сосчитал Володя, неоднократно
взбираясь сюда. На вершине, царившей над всем городом и
заливом, прогуливался легкий ветерок, принимавшийся иногда
посвистывать в мачтах метеостанции. Серые колонны часовни
на могиле Стемпковского — знаменитого археолога, бывшего
когда-то керченским градоначальником, — розовели от заката,
и на них хорошо были видны всевозможные записи, сделанные
керченскими школьниками, среди которых укоренилось по¬
верье, что перед экзаменами и после них необходимо побывать
на вершине Митридата. Поэтому стены часовни и ее колонны
были испещрены надписями:
«В последние часы перед зачетом. Не поминайте лихом!..»
«Ура! Сдали ботанику!»
«Науки юношей питают, а мысли в облаках витают...»
«Был здесь, глядел‘на город и мир, прощаясь перед ги¬
белью по геометрии».
«Зря робел: не сдался и сдал на «отлично».
136

«Я снова здесь, я снова молод, я снова весел и влюблен, но
чему был равен х в задаче — так и не выяснил. Поживем —
увидим!»
А сбоку тут же было приписано каллиграфическим старо¬
модным почерком:
«Неучем будешь жить, неучем и помрешь, если вовремя за
ум не возьмешься!»
...Вдалеке, на той стороне бухты, высились домны, напоми¬
нающие шахматные туры, и похожие на исполинский орган
кауперы металлургического завода имени Войкова. Рядом с
ним пестрел поселок, который керчане звали Колонкой. Хоро¬
шо были видны сверху зазубренные очертания Старой крепо¬
сти и Генуэзского мола. Розоватые плесы простирались по
поверхности моря за маячком-моргуном на волнорезе. Прямо
внизу, выступая в море, тянулся Широкий мол. К нему спешил
катерок, оставляя хорошо видные сверху расходящиеся следы
на поверхности моря.
Все это было знакомо и уже сто раз рассмотрено во всех
подробностях. И все-таки, стоя сейчас на самой вершине древ¬
ней горы, держа в руке легкую новенькую модель, вздрагиваю¬
щую от ветра, словно порывающуюся в воздух, Володя опять
испытал знакомое чувство восхищения и свободы, которое все¬
гда словно поджидало его тут, на горе Митридат. Отсюда хоте¬
лось вступить в прозрачное бездонное пространство и поплыть,
как во сне, над городом, над морем, перенестись туда, на
далекий, полускрытый золотой стеной закатного света берег
Тамани, за которым где-то уже близко вздымалось многогла-
вие Кавказа.
Володя держал модель над головой, как держат охотничье¬
го сокола, готовясь отпустить его. Сейчас он только еще при¬
мерялся. Модель уже была испытана, опробована. Сам Васи¬
лий Платонович — учитель физики — проверял расчеты Воло¬
ди; инструктор Николай Семенович руководил постройкой.
Верный Женя Бычков терпеливо помогал своему другу. И сей¬
час он заботливо оглядывал модель.
—	Ну, заводи, — сказал Николай Семенович.
Володя присел на корточки. Возле него сейчас же оказался
Женя Бычков. Он придерживал аэроплан за хвост, пока Во¬
лодя накручивал резинку.
—	Готово? — спросил Николай Семенович.
—	Готово, — непривычно тихо сказал Володя. Он поднял
модель обеими руками над головой, левой зажимая винт, а
правой готовясь дать посылающий толчок.
—	Приготовился!.. Внимание!.. Старт! —крикнул Николай
Семенович.
Володя, сперва выгнувшись назад, занес модель далеко за
137

голову. Затем выпрямился, мягким и сильным движением кач¬
нулся вперед и, одновременно опустив левую руку, правой по¬
слал свою модель в воздух.
И маленький белокрылый аппарат словно повис в воздухе
над склоном горы. Володя стоял, слегка нагнувшись. В нем все
устремилось вперед: и взор, и протянутая рука, и выпяченная
напряженно губа плотно сжатого рта, и каждая клеточка те¬
ла — все тянулось за летящей моделью, только что выпущен¬
ной из пальцев, и словно поддерживало ее в воздухе.
А маленький самолетик все летел и летел. С горы казалось,
что он парит над городом. Он уже пролетел над лапидарием,
потом, как чайка, подхваченный восходящим потоком, кото¬
рый снес его чу1гь в сторону, описал широкую кривую, словно
очерчивая пространство вокруг горы. Наверное, его видели и
у школы на Пироговской, и на улице Ленина, и, может быть,
даже птицелов Кирилюк поднял сейчас голову к небу, любуясь
полетом чудесного аппарата, не подозревая, что видит дело
рук своего маленького приятеля из школы имени лейтенанта
Шмидта...
Уже давно должен был кончиться завод на модели, но она
продолжала парйть: теплые воздушные токи поднимались от
нагретой за день земли, подпирая невесомые крылья и не да¬
вая модели снижаться. «Юасы», рискуя свернуть себе шеи,
бежали вниз по крутому склону, закинув вверх головы, кри¬
чали что-то восторженно, спотыкались на осыпях известняка и
античной черепицы, поднимались и снова бежали вслед за ле¬
тящей моделью.
Но вот наконец она мягко опустилась далеко внизу носиком
вперед, с разлету заскользила по траве, замерла и чуть-чуть
шевельнулась снова, тронутая ветром. Прибежавший сюда Во¬
лодя подхватил ее.
Все окружили его поздравляя. С уважением поглядывали
«юасы» на Володину модель. Володя поискал глазами Женю
Бычкова.
—	Видишь, — крикнул Володя, — планирует!
—	Потому что не перетяжелил, — сказал Женя. — Ты
знаешь, Володя, она норму в полтора раза перекрыла навер¬
няка.
Принесли рулетку, отмерили от ближайшего утеса расстоя¬
ние до точки приземления модели. Сколько метров от утеса до
вершины, было всем известно. Гора была уже давно размечена
«юасами». Подсчитали, сложили, и оказалось, что модель про¬
летела по прямой без малого две нормы. А сколько она еще
прошла по кругу!
—	Ну, Дубинин, на этот раз поздравляю! — сказал Нико¬
лай Семенович, когда все поднялись снова на вершину. — Еще
138

немножко поработаешь — назначим тебя инструктором, но¬
веньких обучать. Теперь могу сказать: своего добился.
Володя так и не понял, кто добился своего: сам он или Ни¬
колай Семенович. Он не стал уточнять. Ему было очень хоро¬
шо. Пространство, уходившее внизу в густеющую синь вечера,
теперь казалось ему досягаемым. Он там словно рукой ко
всему прикоснулся. Стоя на вершине Митридата, он глубоко
вдохнул в себя становившийся прохладным душистый вечер¬
ний воздух. Запахло морем, травой, далеким дымом — словом,
всеми ароматами жизни, необъятность которой он сейчас вдруг
ощутил...
И Володя снова запустил свою модель; а рядом с ним,
выпущенные из верных рук его друзей, «юасов», взмыли вверх,
понеслись по прозрачным, воздушным скатам, кружась, взле¬
тая и приземляясь, ловко сработанные модели, за которыми
ревнивыми и мечтательными глазами следили стоявшие на
вершине древней горы мальчики, гордые покорители воздуха.

Глава IX
ИСПЫТАНИЯ
—	Вот, значит, какие у нас были главные перелеты, — за¬
кончил свой рассказ Володя и строго оглядел сидевших перед
ним малышей. — Потому что наши летчики — лучшие из всех
в мире, они — смелые соколы! Им ничего не страшно. И кон¬
структоры— это которые выдумывают и строят новые само¬
леты— у нас тоже самые лучшие. Ну, я все понятно расска¬
зал?
—	Все понятно! — радостно заторопились малыши. — Еще
расскажи!..
—	А раз все понятно, так я вас сейчас буду вызывать... Ну,
то есть спрашивать, кто что запомнил.
С этого года Володя, уже перешедший в шестой класс, вы¬
полняя пионерское поручение, проводил беседы с ребятами
первого класса. Началось все с того, что Володя как-то засту¬
пился на школьном дворе за маленького первоклассника, к ко¬
торому приставал здоровенный парень из седьмого класса.
Обидчик был на голову выше Володи, которому с ростом никак
не везло: Володя все еще продолжал оставаться самым ма¬
леньким в классе. Но Володю, когда дело доходило до драки,
рост не очень смущал. У него даже выработались особые прие¬
мы, сообразно росту. Он обычно налетал снизу и так ловко
140

подсекал высокого противника, что тот кубарем летел через
него. Прием этот Володя разработал, используя в качестве
противника терпеливого Женю Бычкова. Впрочем, до настоя¬
щей драки на этот раз дело не дошло. Услыхав, что малыш
плачет и .просит отдать отнятый у него красно-синий карандаш,
Володя нагнал долговязого грабителя и сказал:
—	И не совестно... у маленького?!
—	Ты-то сам больно велик! — отвечал тот.
—	Велик не велик, а на тебя хватит!
—	Чего хватит?
—	Да всего хватит. Ума, например.
Далее беседа шла в чисто парламентских выражениях.
—	А известно тебе, что бывает с некоторыми, которые име¬
ют привычку чужое хватать? — задал вопрос Володя.
—	А я твое брал? — не сдавался обидчик.
—	Сейчас узнаешь, чье брал.
—	Отскочи, пока цел!.. Нет у меня желания с тобой связы¬
ваться.
—	Тогда отдай, что у маленького взял.
—	А ты кто такой выискался? Короток еще командовать!
—	Короток, да до тебя достану. Не знаешь еще, кто по¬
выше!
—	Ну на, померься: ты мне с головкой — по шею.
—	Ну, значит, ровные.
—	Как так — ровные? Я ж вон тебя на голову...
—	А кто твою голову в расчет брать станет? Отнеетолку-
то никакого.
Тут далее последовало то, что обычно называется в газетах
«бурная сцена в парламенте». Получив сверху «леща» по ма¬
кушке, Володя успел ударить лбом под ложечку противника,
отчего тот перегнулся разом в поясе, весь скрючился, а Воло¬
дя, забежав сзади, ловко вскарабкался к нему на спину, колотя
по шее и крича:
—	Кузнец Вакула на черте! Отдай, что взял, а то я на те¬
бе домой поеду!
И, как ни вертелся тот, стараясь сбросить с себя Володю,
как ни пытался он стукнуть его о стену, пришлось сдаться и
отдать Володе отнятый карандаш.
—	Ну и все, — объявил Володя. — Можешь быть свобод¬
ным. Только в следующий раз помни, что у меня такое слово:
если сказал — значит, уж не отступлюсь.
Потом он вернулся к плакавшему малышу и вручил ему
карандаш. Тот долго не мог успокоиться — очень уж велика
была обида —и все всхлипывал. Володя сел перед ним на кор¬
точки, раскрыл свою сумку, поискал в ней бумажку и, так как
свободной не нашлось, вырвал, не думая о последствиях, ли¬
141

сток из тетрадки. Быстро переворачивая в пальцах карандаш,
он нарисовал малышу синее море, красный корабль, из труб
которого валил синий дым, а над ним синий самолет с красны¬
ми звездами на крыльях. И малыш, окончательно осчастлив¬
ленный, пошел домой, неся перед собой надетый на карандаш в
виде флага этот дивный рисунок.
С того дня Володю стали окружать во дворе школы малы¬
ши, с восторгом разглядывая его, дивясь силе и смелости этого
тоже на вид не очень большого, но, очевидно, уже умудренно¬
го жизненным опытом мальчика. Володя охотно рисовал пер¬
воклассникам самолеты и корабли. Бумажные же голуби, ко¬
торыми он одаривал малышей, побивали в первом классе все
рекорды дальности полета.
И кончилось тем, что председатель штаба пионерского от¬
ряда Светлана Смирнова, должно быть по наущению Юлии
Львовны (так, по крайней мере, подозревал сам Володя), на¬
грузила пионера Дубинина культурно-шефской работой над
первым классом. Так и было записано в протоколе сбора.
Сперва Володя и слышать об этом не хотел: «Что я, нянеч¬
ка, что ли, им? Ну их, этих малят! Носы вытирать?.. О чем я
говорить им стану? Модели они строить еще неспособные. Ну,
назначили бы, в крайнем случае, по футболу тренировать их
или плавать учить. Это я бы еще — туда-сюда. А то — веди ра¬
боту! Как ее делать-то, эту культурно-шефскую?» Но потом с
ним поговорила Юлия Львовна. А Юлия Львовна умела так го¬
ворить, что самые простые, обыкновенные вещи вдруг оказыва¬
лись необыкновенно интересными, а самые сложные дела на
поверку становились не такими уж трудными. Юлия Львовна
посоветовала рассказать малышам о том, что интересует преж¬
де всего самого Володю.
—	Что же, я им буду про гражданскую войну, про Чапаева,
что ли, рассказывать?
—	Очень хорошо. Перечитаешь, что надо, и расскажешь.
—	И про самолеты можно?
—	И про самолеты.
—	Они же ничего не поймут.
—	А ты, когда такой был, разке ничего не понимал?
—	Так то ж я... Я же в их возрасте уже побывал везде.
—	Ох, Дубинин, мало тебе, видно, попадало еще!
—	С меня хватит, Юлия Львовна.
—	Нет, еще добавить придется.
Пошутить — пошутили, а за дело пришлось браться серьез¬
но. Ребята задавали иной раз такие вопросы, что Володя попа¬
дал впросак. Поэтому он стал основательно готовиться к за¬
нятиям, чтобы не уронить перед малышами высокого звания
шестиклассника.
142

Сегодня он провел беседу «Исторические перелеты совет¬
ских летчиков». Ребята слушали его хорошо. Володя держал
малышей строго.
—	Чтоб мне было тихо! — говаривал он и стучал указа¬
тельным пальцем по столу. — Вы у меня смотрите! Я разгули¬
ваться не дам. У меня главное — дисциплина. Понятно?
Он во всем старался подражать Юлии Львовне, ввертывал
словечки, слышанные от Ефима Леонтьевича, а иногда приме¬
нял отцовские выражения.
—	Ну, кто хочет рассказать, повторить или вопрос какой
задать? — спросил он, окончив беседу о перелетах.
—	Володя, я хотела спросить... — начала было маленькая
первоклассница, но Володя остановил ее:
—	Что это за разговор — «я хотела»? На всякое хотенье
есть терпенье. Желаешь спросить — подними руку. Спросят —
отвечай.
—	Можно, я спрошу? — проговорила та же девочка, под¬
няв руку.
—	Теперь спрашивай.
—	А Чкалов, когда был маленький, хорошо учился?
Володя поглядел на нее строго, оправил гимнастерку, ска¬
зал веско, совсем как отец:
—	Учился хорошо. По всем предметам на пять. Но по тому
времени, конечно, поведение было у него иногда слабое, потому
что не знал еще дисциплины. Понятно тебе это? И вообще, ко¬
гда про таких людей учишь, имей в виду: надо не их ошибки
повторять, а изучать, как они их преодолевали.
Володя прислушался сам к своему голосу. Ничего... Звучит
совсем как у Юлии Львовны.
Малыши смотрели на Володю доверчиво и почти влюблен¬
но. Им нравился этот старшеклассник, сам не очень большой,
но все знающий и, должно быть, силы необыкновенной — иначе
он побоялся бы отлупить того долговязого... Увлеченный нази¬
дательной беседой, Володя долго не замечал, что сбоку один
паренек все время тянется вверх, подняв уже затекшую руку.
Наконец девочка, только что спрашивавшая его о Чкалове,
опять вскинула руку вверх.
—	Что? Опять у тебя вопрос?
—	Нет, — сказала девочка, вставая, — я хочу сказать толь¬
ко, что Илюша Сыриков хочет вас спросить что-то. Он давно
уже руку держит.
Тут только Володя заметил, что сидевший сбоку Илюша
Сыриков не только поднял руку, но уже подпирает ее под ло¬
коть другой рукой.
—	Ну, спрашивай, Сыриков.
—	Володя Дубинин, можно вас спросить? — сказал, робея,
143

паренек. — А вы тоже хорошо учились, когда были малень¬
кий?
—	Это к делу не относится!—поспешно отрезал Володя,
опасаясь, как бы разговор не перешел к сегодняшнему дню.—
Понял? Это — во-первых. А во-вторых, если хочешь знать, я в
твоем возрасте круглый отличник был.
Все малыши с уважением поглядели на Володю.
—	А мне сегодня тоже «отлично» поставили, — сообщил
Сыриков.
—	По какому предмету?
—	По физкультуре... Мы .приседания делали.
Володя поспешно сказал:
—	Ну и хорошо!.. Вопросы еще есть по самолетам?.. Нет
вопросов? Ну, хватит на сегодня. Будьте здоровы, ребята!
—	До свиданья!.. До свиданья, Володя Дубинин! Спаси¬
бо!.. Как ты интересно рассказывал! — наперебой благодари¬
ли малыши.
Володя поправил пионерский галстук на груди и вышел в
коридор. За дверью стоял его вожатый — девятиклассник Жо¬
ра Полищук. Володя смутился. Неприятно было, что вожатый
слушал его поучения малышам. Но Жора, сам как будто не¬
сколько смущенный, сказал:
—	Кончил?.. Как прошла беседа? По-моему, живо. Моло¬
дец, справляешься! Видишь, а хотел отвертеться.
Володя промолчал. Вожатый заглянул ему в лицо и про¬
должал:
—	Ты знаешь, что тебя на заседании штаба отряда ждут?
—	Меня? — удивился Володя.
—	Разве тебе не передавали? Как же это так?.. Ты Валю
видел?.. Ну, если не знаешь, так я тебе сообщаю. Тебя вызы¬
вают на заседание штаба. Всё собрались, ждут, дело за тобой.
...Солнце, готовясь сесть за склон Митридата, слало в класс
свои прощальные низкие лучи. Яркие оранжевые прямоуголь¬
ники, расчерченные тенями от переплетов оконных рам, горели
на светлой стене класса. За столом сидела Светлана Смирно¬
ва — председательница штаба отряда. На ней было темное
клетчатое платье, из которого она немножко уже выросла, от¬
чего руки и ноги казались чересчур длинными, и красный гал¬
стук. Золотистые косы она теперь носила уложенными вокруг
головы, и от этого голова казалась -крупнее, зато шея выгля¬
дела такой тоненькой...
Члены штаба восседали на передних партах. Володя вошел
и отсалютовал. Ему отвечали также вскинутыми вверх над го¬
ловой ладонями. Он заметил, что некоторые члены штаба по¬
сматривают на него с недобрым любопытством, а другие, на¬
оборот, отводят взоры, едва только он посмотрит на них.
144

Вожатый Жора Полищук зашел за спину сидевшей Свет¬
ланы, что-то шепнул ей на ходу, чуть наклонившись, и, отой¬
дя к стене, прислонился к ней, заложив назад руки.
—	Ну, начнем, — сказала Светлана и встала. — Заседание
штаба отряда шестого класса «А» считаю открытым. На пове¬
стке один вопрос: об успеваемости пионеров нашего класса.
Володя насторожился.
—	Что мы тут имеем? — продолжала Светлана Смирнова,
не глядя на Володю.—Мы имеем тут недопустимое явление...
со стороны отдельных наших активных пионеров. И прежде
всего — со стороны Дубинина Володи.
—	Здорово живешь! — воскликнул Володя. — Значит, все
дело во мне?
—	Дубинин, ты получишь слово и тогда все скажешь. А сей¬
час я тебе слова не даю. Почему я так сказала, что прежде все¬
го со стороны Дубинина? Потому что, ребята, у него большие
способности. Это все учителя говорят. Он, когда захочет, может
быть лучше всех. У него стало по дисциплине лучше, а зато
по многим предметам мы у него имеем, то есть он сам имеет,
отставание. Потому что он чересчур сильно увлекающийся. За
что берется — у него получается. А потом он начинает чем-ни¬
будь другим интересоваться, а это уже бросает. Потому что
нет, мама говорит, усидчивости.
—	То, что твоя мама говорит, я и без тебя знаю, — подал
реплику с места Володя.
Но Светлана не удостоила его ответом и продолжала:
—	И вот теперь, что мы имеем? Наш класс всегда по успе¬
ваемости шел впереди. А теперь мы где? Конечно, тут дело не
в одном Дубинине... Я так не говорю совсем. Но он имеет на
других влияние. Он один из активных самых... А в последнее
время сам становится отстающий и тянет назад других. Осо¬
бенно это относится к русскому языку. Кто хуже всех напи¬
сал сочинение в прошлый раз?
—	Это только в смысле ошибок, — запротестовал, вскаки¬
вая, Володя, — а по смыслу, Юлия Львовна сказала, верно на¬
писано.
—	А ошибки — это что? Уже не считаются? Ты три грам¬
матические ошибки сделал, а работа пошла в гороно, и ты опо¬
зорил весь класс.
Все смотрели на Дубинина. Володя покраснел. Он почесал
подбородок о плечо, тихо буркнул про себя:
—	Я не виноват, что у меня в голове грамматика за смыс¬
лом не поспевает.
Как хорошо, что не видели его сейчас малыши, перед кото¬
рыми он пять минут назад так уверенно разглагольствовал об
ошибках знаменитых людей и их исправлении!
0 Улица младшего сына
145

Жора Полищук оттолкнулся ладонями заложенных за спи¬
ну рук от стены и медленно подошел к столу, за которым си¬
дела Светлана.
—	Это ты сказал очень правильно, — заметил он Володе. —
Смысла у тебя действительно в голове хватает. Но для того ты
сейчас и проходишь грамматику, синтаксис, чтобы этот смысл
мог толково передать другим, правильно выразить словами.
—	Знаю. «Предложение есть мысль, выраженная словами».
Проходили в третьем классе, — проворчал Володя. Ему при¬
шла в голову забавная мысль. Вот сейчас Жора так хорошо и
красиво говорит ему и другим пионерам об учении. А несколько
минут назад он, Володя, поучал малышей. Кто знает... может
быть, вечером на комсомольском собрании попадет самому
Жоре за недостаточную успеваемость?.. Вот смешно было бы!
И, осмелев, он поднял руку:
—	У меня вопрос — можно?.. Я хочу спросить Жору, а как
у него у самого с успеваемостью?
Тут наступила очередь смутиться вожатому.
—	Это не имеет абсолютно никакого отношения к вопро¬
су!— рассердилась Светлана.
—	Ну и моя успеваемость не имеет никакого отношения к
пионерской работе, если на то пошло, — сказал Володя. — По¬
ручения от штаба я выполняю, замечаний не было. А ошибки
мне в тетрадке Юлия Львовна подчеркнула. И хватит!
Жора Полищук положил руку на стол, покачал головой:
—	Ты говоришь, Дубинин, «если на то пошло». Нет, у нас
на то не пойдет. Дубинин, вероятно, думает, что ловко поймал
меня. Здорово, мол, вожатого срезал, деваться некуда, к стене
припер. Эх ты, Дубинин, Дубинин, а еще активный пионер,
передовиком считаешься! Беседы проводишь с малень¬
кими...
—	Он наш авторитет подрывает,—пожаловалась Светлана.
—	Да нет, — вожатый поморщился, — ты не думай, Смир¬
нова, что я за авторитет боюсь. Правда прежде всего должна
быть. Тебе, Дубинин, интересно выяснить мою успеваемость?
Изволь. Да, не скрою, могла бы тоже быть лучше. Но по срав¬
нению с началом года я сильно подтянулся, у меня теперь толь¬
ко по одному предмету «посредственно», два «хорошо», а все
остальное — «отлично». И будь покоен, Дубинин, и это «по¬
средственно» я скоро минимум на «хорошо» исправлю. Ты не
думай, что отметки — это одно, а пионерское дело — другое.
Знаешь, как меня на нашем комсомольском собрании прочесы¬
вали, когда я поотстал? Сразу предупредили, что живенько
меня освободят от вас и не буду я больше вожатым. Думаешь,
это приятная перспектива? Это — позор. И я взялся за дело.
А сейчас я тоже предлагаю решить так: если Дубинин по рус¬
146

скому не подтянется, освободить его от занятий с младшими.
Значит, он не справляется, ему времени не хватает. А если и
после этого не возьмется за ум и будет еще доказывать, что
успеваемость пионера — это только его личное дело, достоин
ли такой способный парень, не желающий заниматься в пол¬
ную свою силу, считаться настоящим пионером?
Володя вскочил:
—	Ну, знаешь, Жора!.. Это уж ты... Я понимаю, если бы я
что-нибудь такое... — Володя обеими руками затянул галстук
и замотал головой. — Ты так не можешь говорить!
—	Там видно будет, могу я говорить или не могу, — ответил
Жора. — Вообще я ведь только предлагаю, — это как штаб ре¬
шит. Но от занятий с маленькими я бы уже сейчас решил его
освободить.
—	Слышишь, Володя? — спросила Светлана. — Как ты сам
считаешь?
—	Дайте мне срок, — сдался Володя, — а потом решайте.
—	Ух ты, несчастный! — внезапно набросилась на него
Светлана, сжимая худенькие кулаки: она нечаянно сорвалась
с начальнического тона — так разозлил ее вдруг Володя.—
Вот уж правда несчастный!
—	Почему это я несчастный, спрашивается?
—	Да потому, что всегда из-за тебя что-нибудь выходит!
Грамматику до сих пор выучить не можешь!
—	Ну насчет того, кто несчастный, так это еще посмотрим.
Назначьте срок! Какой постановите — за такой и выучу все.
Светлана посовещалась негромко с членами штаба и по¬
вернулась к Володе:
—	Месяца тебе хватит?
—	Смотря на что.
—	Ну, чтобы ты согласования выучил, повторил пройден¬
ное, окончания все знал.
—	За глаза хватит.
—	Тогда мы так и запишем. Ну, смотри только, Дубинин,
ты штабу слово дал!
—	А где это было записано, чтобы я слово дал да отсту¬
пился? — гордо заявил Володя. — Ас малятами можно зани¬
маться?
—	По-моему, пускай пока занимается, — решила Светла¬
на, обращаясь к членам штаба.
—	У меня есть еще одно предложение по этому вопросу, —
сказал вожатый. — Кто-нибудь должен проверять Дубинина
и, если надо, помогать. За кем запишем? Может быть, ты сама
возьмешься, Светлана? Тебе и Юлия Львовна в случае чего
поможет, направит как надо.
—	Я? — Светлана высоко вскинула брови.
147

—	Она? — спросил, привставая, Володя. — Ну уж нет, спа¬
сибо!
—	Да уж, пожалуйста... — проговорила Светлана.
—	Обойдусь и один!.. — заупрямился Володя.
—	Напрасно, напрасно отказываешься от товарищеской по¬
мощи, не годится так пионеру! — сказал вожатый. — А я бы
все-таки записал это за Светланой.
Светлана смотрела в упор на Володю. По тоненькой шее ее
расползалось розовое пятно, потом стали краснеть уши, и вот
вся она залилась нежной розовой краской до самых волос. Она
досадливо встряхнулась и сказала:
—	Если Дубинин не будет против — пожалуйста, как штаб
решит. Мне совершенно безразлично.
По дороге домой дурное настроение Володи постепенно про¬
шло. Он шел, размахивая сумкой, проводя ею по перекладинам
попадавшихся на пути палисадников, чтобы она отбивала бара¬
банную дробь, и, насвистывая, прикидывал в уме, как ему
теперь надо распределить время, чтобы успеть и в «ЮАС»
сходить, и с малятами позаниматься, и согласования выучить.
То, что он за месяц успеет подтянуться, не вызывало у него
никаких сомнений. «Захочу — и сделаю, раз обещал — точ¬
ка», — думал он.
Еще в сенях у лестницы он почуял запах крепкого трубоч¬
ного табака. Значит, отец был уже дома. Он не ожидал, что
отец вернется сегодня из рейса. А вот и Бобик выполз из чула¬
на под лестницей. Только вид у него был такой, будто ему толь¬
ко что крепко влетело. Он издали робко помахал хвостом, а
когда Володя протянул руку, чтобы погладить его, припал к
земле и быстро отскочил. Он даже тихонько взвизгнул, слов¬
но Володя замахнулся на него.
—	Ты что это, Бобик? Чего испугался?
Володя посвистел, подзывая Бобика, взбежал по лестнице,
постучался в дверь. Ему открыла мать.
—	Мама, дай какой-нибудь мосольчик, я Бобику кину,—
заговорил Володя и стал снова подсвистывать собаку.
—	Тихо ты, без свиста, пожалуйста! — вполголоса остано¬
вила мать. — И не приваживай сейчас собаку. Гавкает тут, вер¬
тится... Не до нее!
Мать закрыла дверь, пропустив в комнату Володю, и ска¬
зала еле слышно:
—	Беда у нас, Володенька... Папу...
Она одной рукой закрыла лицо, другой рванула подол
фартука и закусила край его зубами.
Володя, чувствуя, как что-то тяжелое и холодное накаты¬
вается ему на сердце, широко раскрытыми глазами посмотрел
на мать, боясь спросить ее, что произошло.
148

—	В зале он, — шепнула, всхлипывая, мать.
Володя почти бегом, стараясь не шуметь, бросился в залу.
Он увидел там отца, который сидел у окна и держал в откину¬
той руке трубку. Он сидел спиной к Володе, и все — неподвиж¬
ность его, непривычная сутулость широкой спины, какая-то
оцепенелость всей фигуры, погасшая трубка в опущенной ру¬
ке,— все это говорило Володе о том, что произошло несчастье.
Чуточку поодаль, лицом к отцу, сидела на стуле Валя. Сло¬
женные вместе ладони ее рук были втиснуты меж колен. Она
сидела наклонившись, опустив плечи, и не сводила красных
глаз с отца. Услышав, что входит Володя, сестра приложила
палец к губам, поднялась и пошла навстречу брату. Она схва¬
тила Володю за руку и вывела за дверь.
—	Папу с работы сняли, — с трудом выговорила она.
Она ждала, должно быть, что Володя, услышав такую
весть, ахнет, ужаснется, кинется расспрашивать. Но у него
только лицо стало серым, как ракушечник, словно помертвело,
да и без того огромные глаза медленно расширились в горест¬
ном изумлении.
Сестра повторила:
—	Из партии могут исключить. Понял ты?
Володя все молчал. Он медленно усваивал то, что сказала
сестра. Он слышал ее слова, понимал их значение — каждое в
отдельности, но смысл услышанного, вот то самое, про что ска¬
зано в грамматике — «мысль, выраженная словами», еще не
проник в его сознание. Тогда сестра шепотом рассказала ему,
что отец как-то дал рекомендацию в партию и на работу одно¬
му моряку, который плавал прежде на «Красине», где Никифор
Семенович был помполитом, а человек этот оказался ненадеж¬
ным. Он запустил корабль, имел уже две аварии, а на днях
совершил совсем уж непростительный для всякого честного
моряка поступок: вышел пьяным на вахту и разбил судно о
скалы. Пострадало несколько моряков, погибло много ценного
груза. А отец ручался за него и как за коммуниста, и как за
работника. И вот теперь того моряка будут судить, а отца вре¬
менно отстранили от службы.
—	Ты бы пошел к папе-то, — тихонько посоветовала подо¬
шедшая Евдокия Тимофеевна.—А то он третий час вот так си¬
дит, ни с кем ни слова. А как пришел, как сказал мне все, да
и говорит: «Ох, Вовке это узнать просто будет убийство!» Он
еще за тебя болеет.
И Володе стало страшней всего то, что отцу стыдно, тяжело
сказать о происшедшем ему, сыну. Он решительно подошел к
отцу. Никифор Семенович медленно повернул к нему свое
большое, красивое, сейчас словно погруженное в сумрак лицо.
149

Он поднял руку с потухшей трубкой, улыбнулся бледной, вино¬
ватой улыбкой и уронил снова руку вниз.
—	Вот, Вова... Слышал? — проговорил он глухо, неловко
усмехнувшись и как бы извиняясь перед сыном, что доставляет
ему такую неприятность. — Такая, брат, незадача...
—	Мне уж Валя сказала, — отвечал Володя.
Оба помолчали.
—	Видишь, как оно бывает, — продолжал отец. — Пона¬
деялся вот на человека, а он...
Никифор Семенович повел рукой и опять уставился в окно.
Сердце Володи царапала и сосала нестерпимая жалость.
Никогда в жизни не видел он отца таким. Самое страшное было
именно в том, что отец, которого Володя считал самым силь¬
ным, несокрушимым, образцовым, отец, которым он так гор¬
дился, чьей боевой молодости он завидовал, отец, всегда и во
всем бывший его первой опорой, — вдруг попал в такую беду.
Ужас, испытанный при этой мысли мальчиком, был, вероятно,
подобен тому чувству потерянности, которое ощущают люди
при землетрясении, когда земля — самое устойчивое и надеж¬
ное из всего, что есть, основа основ — вдруг начинает колебать¬
ся, терять устойчивость и отказывается быть опорой для всего
движимого и недвижимого. И все проваливается...
—	Папа, — попытался утешить Володя, — ведь ты же все
равно будешь за все это стоять... ну, бороться, в общем... Папа,
у тебя ведь только партбилета не будет, ну, удостоверения... а
ты сам будешь коммунист.
—	Коммунист не может быть так, сам по себе, — отвечал
отец. — Глупый ты еще! Туту человека, пойми, сила оттого, что
он с такими же еще, как сам он, в одно целое входит. А это це¬
лое — огромное, могучее — и есть, сынок, партия. А сам по се¬
бе что же? Один в поле не воин. Я, Владимир, с первого года
советской власти в партии. В партии человеком стал. В партии
учился. Партия меня в люди вывела. Ну, что я такое буду без
партии? Ровным счетом ничего.
—	А как же беспартийные? — спросил Володя. — Ведь
есть же, которые не в партии, а ведь тоже и в гражданской
участвовали и работают хорошо.
—	Так кто ж, чудак, с этим спорит! Не про то ж раз¬
говор!— Отец устало повернулся к Володе. — Люди работают
и великие дела творят — не все обязательно в партии. Но пар¬
тия — это те, кто впереди. Это — гвардия народа. Партия — это
всему народу головной отряд. И быть в его рядах — великая
честь, сынок. Ее заслужить надо. А я вот как будто и заслужил
эту честь, да поручился словом большевика и честью партий¬
ной за негодного, на. поверку, человека и сам через то доверие
партии могу потерять.
150

—	liana, а если исключат, это уж насовсем? — спросил Во¬
лодя.
—	Нет, это уж брось! Не такие мы с тобой, брат, чтобы так
сразу насовсем нас вычеркивать. Мы, брат, Дубинины. Меня
так, резинкой с листа, не сотрешь!
—	Конечно, папа! — обрадовался Володя. — Помнишь, в
каменоломне-то написано «Н. Дубинин». Сколько лет, и то с
камня не стерли.
—	Вот верно, Вовка, это ты мне хорошо напомнил. Спаси¬
бо тебе! Моя фамилия, конечно, не столь уж знаменитая, что¬
бы гремела, да люди добрые ее не хаяли. Я кровью своей в те
партийные списки в восемнадцатом году фамилию свою впи¬
сал, Вовка. Ясно тебе, в каком смысле?.. Вот. И в камень я ее
врубил с честью, и в бортовые журналы я ее вписывал без по¬
зора. А теперь что же? Нет, Вова, будет наша фамилия на
должном месте. Еще посмотрим, что партийный комитет ска¬
жет. А не то еще и в горком пойду. Так тоже, сразу, нельзя...
Хоть и виноват я, не спорю, но тоже так уж чересчур... Ну, вы¬
говор заслужил, и спорить не стану. А из рядов вон — это уж
извини. Я, в случае чего, в Москву поеду и правду найду...
Он уже давно ходил по комнате, трубка в его руке дымила,
а Володя стоял и поворачивал голову вслед за отцом то влево,
то вправо, сосредоточенно следя за ним. И у мальчика посте¬
пенно проходило давешнее тяжелое чувство, когда ему каза¬
лось, будто какая-то могучая и неумолимая, строго шагающая
людская громада, в рядах которой шел отец, продолжает дви¬
гаться своей дорогой, а отец отстал... Нет, отец еще зашагает й
ногу со всеми!
Но отец, короткое возбуждение которого спало так же вне¬
запно, как и возникло, вдруг замолчал и опять посмотрел на
Володю тяжелым, полным боли и смущения взглядом.
—	Да, Владимир, не пожелаю я тебе когда-нибудь испьь
тать такое. Береги свое слово. Даром не бросайся им ни за се¬
бя, ни за других. А если будешь коммунистом, еще в сто раз
пуще береги. Это большое дело — слово коммуниста...
Он подошел к Володе вплотную, вздохнул тяжело, как от
боли, зажмурился, взял Володю обеими руками за локти:
—	А сдаваться не будем. Верно, Владимир? Дубинины мы
еще или нет?
—	Дубинины, папа.
—	Ну, значит, так пока и решаем.
Потом Никифор Семенович пошел с матерью к одному из
своих товарищей посоветоваться, как лучше действовать. Во¬
лодя остался один с Валентиной. Алевтина Марковна несколь¬
ко раз выходила из своей комнаты и громко сочувственно взды¬
хала у дверей в залу, давая знать, что она в курсе дела и не
151

прочь посудачить на эту тему. Володя встал и закрыл дверь
перед самым ее носом.
—	Прелестное обращение! — донеслось из-за двери. — Сы¬
нок в папашу!..
Володя почувствовал, как у него жарко загорелось все ли¬
цо, он хотел что-то крикнуть соседке, но посмотрел на сестру,
сдержался и молча пошел к своему столу. Там он стал маши¬
нально перебирать свои книжки и тетради. Сестра подошла к
нему и спросила, правда ли, что его сегодня вызывали на засе¬
дание штаба отряда.
—	Ну, правда, — неохотно отозвался Володя. — А тебе уже
заранее ваш Полищук наговорил? Ну ничего, я его сегодня
осадил.
—	Как же ты его осадил?
—	А я ему насчет успеваемости его собственной тоже на¬
мек сделал. Он так сразу и сел.
—	Все-таки цыпленок ты еще, Вовка! Верно зовут тебя:
Вовчик-птенчик. Чем же ты его осадил, когда у Жорки уже по¬
чти кругом «отлично», он у нас один из лучших сейчас в классе.
—	Ну да?.. — недоверчиво протянул Володя.
—	А ты и не знал? Ну, оставим это. Ты мне лучше скажи:
подтягиваться думаешь?
Володя задумался, посопел, потерся щекой о плечо.
—	Я, Валя, сперва собрался, даже слово ребятам дал. Но
сейчас как-то мне уже стало все равно. Раз уж с папой так...
—	Эх, Вовка, Вовка!.. — Валя почувствовала вдруг себя со¬
всем взрослой. — Уши вянут слушать, что ты говоришь! Сей¬
час, наоборот, нам надо обоим подтянуться. У отца с матерью
и так переживаний хватает.
—	Да я бы начал подтягиваться... Только они ко мне хотят
Светлану Смирнову прикрепить. Это потом все ребята задраз¬
нят.
—	Ну и пусть их дразнят. А что за ошибки дразнят— это
лучше? Вовка, а ты бы показал мне, в чем ты там отстаешь...
В другое время Володя бы пренебрежительно хмыкнул, по¬
советовал бы сестре не совать нос куда не надо, но сегодня он
доверчиво вынул из сумки тетрадку, показал ошибки в пись¬
менной и сам попросил рассказать про согласование оконча¬
ний. И они сидели допоздна плечом к плечу, сдвинув стулья,
склонившись над учебником, и Володя, смирив свою гордыню,
терпеливо повторял правила, как того требовала сестра.
На другой день в школе после уроков, когда Володя уже
собрался домой, его остановила Юлия Львовна.
—	Я слышала, неприятности у твоего отца? — спросила
она. — Тебе, верно, .сейчас трудно, Дубинин. Может быть, мне
тебя некоторое время не вызывать? Я почти не сомневаюсь,
152

что у отца в конце концов уладится. Он такой человек, столько
сделал... Это все учтут... Так как же, Дубинин?
—	Спасибо, Юлия Львовна, только это не надо... Вы меня,
как всегда, вызывайте. Я дал слово, что выправлюсь, а вы
знаете...
—	Знаю, знаю: Дубинин дал слово—Дубинин не-отступит¬
ся. Ну, верю, верю. А ты бы к нам приходил, ведь, по-моему,
штаб дал пионерское поручение Светлане тебя проверять, а?
—	Вот немножко выучу, тогда пусть проверяет, — отвечал
Володя.
И на следующей неделе Володя попросил Светлану Смир¬
нову остаться в классе после уроков, чтобы спросить его по
русскому языку. Они сидели вдвоем в шестом классе, где с чер¬
ной доски еще не были стерты параллелограммы, оставшиеся
после урока геометрии, и свисала влажная тряпка, еще не
успевшая высохнуть, а на отдушнике болтался бумажный чер¬
тик.
Светлана села за учительский стол, а Володя устроился на
пюпитре передней парты и обхватил колени руками.
—	Ну, о чем тебя спрашивать? — спросила Светлана
—	Спрашивай по всему разделу, — предложил Володя.
—	Ну ладно, смотри, Дубинин! Если по всему, так скажи
мне...
Несколько минут подряд она гоняла его по всему злополуч¬
ному разделу грамматики. Володя отвечал без запинки, на¬
смешливо поглядывая на серьезничавшую председательницу
штаба.
—	Вот видишь, какой ты способный, Дубинин, — сказала
наконец Светлана. — Если бы ты не был такой баловной, так
из тебя бы первый отличник вышел.
И где же было Светлане догадаться, что ее нерадивый под¬
шефник все это время не сидел без дела! Еще в прошлую суб¬
боту он отправился из дому и уехал с ночевкой в Старый Ка¬
рантин к своему верному другу Ване Гриценко. На этот раз
Володя должен был перебороть свой нрав и держался с непри¬
вычным для него смирением. Ваня сразу заметил перемену в
своем младшем дружке.
—	Ты что такой приехал?.. Живот, что ли, болит? Пошли
в лапту играть, пока не стемнело. Чур только, я подавалой
буду.
—	Не за лаптой я к тебе, Ваня, приехал, — проговорил Во¬
лодя, глядя в сторону. — А вот можешь ты меня, если друг
по-настоящему, подогнать?
—	Куда подогнать?
—	Ну, по занятиям. У меня согласования там не получают¬
ся... На отряде уже прорабатывали. И я дал слово, что подго¬
153

ню. А мне Светланку приставили. Знаешь, Смирнова? Она у
нас председательница штаба.
—	С нянькой, значит, поздравляю тебя! — съязвил, не вы¬
держав, Ваня.
У Володи сжались кулаки.
—	Слушай, Ванька, если ты так будешь, тогда лучше сра¬
зу прощай! Я ведь к тебе, кажется, как к человеку приехал.
Мне самому неохота, чтобы она о себе много понимала: вот,
мол, какая я, подтянула Дубинина. А ты мне лучше помоги, я
тогда сразу и слово выполню и ей покажу, что мы и сами с уса¬
ми. Понятно тебе? Я уж сам кое-что подучил. А ты меня про¬
верь.
Ваня поглядел в окошко, за которым слышались голоса
старокарантинских ребят, собравшихся играть в лапту, потом
посмотрел на Володю. Ему понравилось, что Володя, всегда
державшийся независимо, сегодня присмирел и разговаривает
с ним почтительно. Признал-таки, видно, старшего. Все же он
решил проверить Володю.
—	Ладно, если просишь, идет, — сказал он снисходитель¬
но. — Только одно имей в виду: я насчет занятий строгий. Я уж
тебя погоняю! Ты у меня вспотеешь. Так, чур, не отступать.
Ну? Книжку захватил для занятий?.. То-то. Давай сюда. Пока¬
зывай, где вы тут проходите? Что тут непонятно? Это, что ли?..
Оба сели к столу.
—	Руки со стола прими! — продолжал Ваня еще более су¬
рово. — И кошку под столом оставь в покое. Нечего посторон¬
ними предметами заниматься.
—	Кошка, кстати, не предмет. Она — одушевленное, —
ехидно заметил Володя.
—	А если ты сам такой уж ученый, так сам и занимайся! —
рассердился Ваня и захлопнул учебник.
Пришлось Володе клясться, что он совсем не ученый, и, ей.
богу, больше ни одного замечания в жизни себе не позволит.
Ваня смягчился и снова раскрыл книгу.
—	Ну, читай, вот с этого места. Это совсем же легкое. Мы
это в прошлом году за один урок всё поняли и усвоили. Эх, го¬
лова! Ну, убери руки, сиди и не качайся.
Володя послушно убрал руки со стола. Он старался сидеть
не качаясь и отгонял ногой кошку. Он по пяти раз читал каж¬
дый параграф правил. Он все решил стерпеть на этот раз, но
выучить согласования, чтобы Светлана не могла гордиться пе¬
ред ним и считать, будто все зависит только от нее. Нет, лучше
уж стерпеть все здесь, от Ваньки, которому он потом, когда
нагонит класс, отплатит за каждый выученный параграф!..
Весь субботний вечер и половину воскресенья приятели за¬
нимались. Ваня, которому занятия самому давались не так уж
154

легко, заставил назубок выучить Володю все правила, все окон¬
чания. Дядя Гриценко и тетя Нюша в тот день не могли нади¬
виться на обоих приятелей: экое прилежание на них напало!..
И вот теперь, спустя неделю, Володя пожинал сладкие пло¬
ды учения, корни которых, как известно, всегда горьки. Свет¬
лана была очень довольна им.
—	Как ты хорошо успеваешь и быстро схватываешь! —ди¬
вилась она.
Но Володя как-то быстро сгас.
—	Ты почему в субботу с нашими ребятами в футбол не
играл? — спросила Светлана.
—	Так, неохота было... Мне не до футбола сейчас.
—	Смотри ты, какой занятой человек стал! А я тебя то и
дело вижу, как ты с отцом гуляешь, а впереди собачонка ва¬
ша. У тебя что, Дубинин, отец уже не плавает в море?
Володя вскинул на нее глаза, полные такого отчаянного и
горького смятения, что она разом поняла: коснулась такого,
что и словом тронуть больно...
—	А ты разве не знаешь? — проговорил Володя. — Тебе
Юлия Львовна ничего не говорила?
—	Нет, а что?
—	У меня отец сейчас не работает... Ну, временно, конеч¬
но, — поспешил он добавить. — Вот он за человека одного по¬
ручился, а тот его подвел. Эх, дал бы я тому человеку!.. Я бы
этого дядьку, попадись он мне только!..
—	Ой, ты меня извини, Дубинин! Я про то не знала ничего...
Она стояла перед ним, теребя кончики галстука. Она была
выше Володи ростом, но сейчас он сидел на парте и не чувство¬
вал этого унизительного, как ему казалось, своего недостатка.
И только теперь Светлана увидела, как похудел за последнюю
неделю Дубинин, какая тень лежала у него под глазами, кото¬
рые казались теперь еще больше.
—	Я с ним нарочно хожу, понимаешь? — уже доверчиво
сказал Володя. — Мы с ним ходим, я ему про Митридат рас¬
сказываю, всякие случаи из древней истории. А Бобик... Вот,
знаешь, Смирнова, до чего, понимаешь, умный пес! Он отца все
к морю утянуть хочет. Утром прибежит, гавкнет и на лестницу
его зовет. А как мы выйдем с папой, так он прямо вперед к мо¬
рю несется. Потом оглянется и стоит, ждет нас. Как увидит, что
сейчас нам к морю уже не к чему, так он назад к нам. И все
гавкает, скулит... Отец прямо еще хуже расстраивается...
—	Тяжело ему, наверное, папе твоему? — посочувствовала
Светлана.
—	Еще бы не тяжело. Я вот... когда на штабе, помнишь,
Жора сказал насчет меня, что вопрос поставит, какой я пионер,
так во мне все аж на дыбки встало. А тут человек всю жизнь
155

в партии был — и вдруг... Только ты, пожалуйста, не сомневай¬
ся, Смирнова, мы с отцом — Дубинины, нас так, резинкой, не
сотрешь!
—	Конечно, Дубинин, только ты уж смотри: я ведь тогда,
когда ты со штаба ушел, тоже за тебя поручилась. Вот тебя с
маленькими и оставили заниматься. Так уж смотри, не подве¬
ди, ладно?
—	Будь спокойна, Смирнова, — сказал Володя. — Спасибо
тебе, что поручилась, не пожалеешь.
Они теперь частенько оставались в классе после уроков.
Иногда заходила сюда Юлия Львовна, спрашивала, как идет
дело, но в занятия не вмешивалась. Заглядывал в класс Жора
Полищук, похваливал обоих. По субботам Володя занимался,
как и прежде, с малышами. Все шло как будто своим поряд¬
ком, но ребята видели, что Володя худеет. Не было в нем и
прежнего веселья. Он забросил занятия в «ЮАС», отказался
от места левого края в футбольной команде; вообще, как гово¬
рили в школе, не тот уже нынче стал Дубинин.
Дело Никифора Семеновича перешло в портовый комитет
партии, и Володя каждый день, придя из школы, едва ему от¬
крывали дверь, спрашивал:
—	Ну как? Решения еще нет?
Ему больно было видеть, как томится от невольного без¬
действия отец, которого он всегда привык видеть чем-нибудь
занятым: он либо ремонтировал мебель, мастерил что-нибудь
по хозяйству, либо читал, делая выписки в толстую тетрадь, ко¬
торую запирал затем в стол. А теперь он мог часами неподвиж¬
но просиживать у окна в зале, с потухшей трубкой.
—	Пошел бы погулять хоть, — уговаривала мать.
Вдвоем с Володей отец ходил по улицам, где пронзитель¬
ный норд-ост гнал промерзшие листья, забившиеся в каменные
водостоки, свистел в проводах, шуршал оторванными афиша¬
ми кино. Бобик бежал впереди, обнюхивая выбеленные стволы
акаций, отфыркиваясь. Хвост его был сдут набок ветром, но на
каждом перекрестке, откуда открывалась дорога к морю, Бо¬
бик поворачивался выжидательно и замирал, дрожа, посматри¬
вая, не пойдет ли наконец хозяин по знакомой улице к порту.
Но хозяин глядел в другую сторону и шел мимо пере¬
крестка.
—	Папа, тебя обязательно должны восстановить на рабо¬
те, — подбадривал отца Володя. — Я просто уверен, только ты
действуй.
—	Я действую, действую, сынок.
Приходили к отцу его старые товарищи — моряки, закры¬
вались с ним в зале, шуршали какими-то бумагами, много
курили.
156

Как долго тянулось это холодное и печальное время! Воло¬
дя уже подумывал, не начать ли ему действовать самому. У не¬
го даже появился план — написать письмо в Москву, расска¬
зать там все про отца, про то, как он сражался в каменолом¬
нях, как сохранилась там на камне его фамилия, как плавал
он по всем морям под красным флагом. Но он решил немного
повременить с этим письмом. Во-первых, надо было обождать,
что скажет партийный комитет... А во-вторых, если уж честно
говорить, Володя побаивался, как бы в таком длинном письме
не оказалось столько ошибок, что он опозорит не только себя,
но и Светлану Смирнову, и Юлию Львовну, и всю свою пионер¬
скую организацию, и город Керчь. Поэтому он терпеливо зани¬
мался — и дома, сам, и со Светланой, после уроков.
И дело при его способностях и памяти шло, конечно, на лад
Вскоре была назначена контрольная письменная по рус¬
скому языку. Неизвестно, кто больше волновался — Володя
или его добровольная репетиторша, Светлана Смирнова. И, ко¬
гда Юлия Львовна, мерно ступая по классу, держа перед собой
на вытянутой руке, далеко от своих зорких глаз книгу, стала
диктовать: «Как упоителен, как роскошен летний день в Мало¬
россии!» — Светлана, позабыв о всех своих строгих пионерских
правилах и дочерних чувствах, стала тоненьким пальцем пока¬
зывать Володе, что в конце фразы надо поставить восклица¬
тельный знак. И он поставил. Он писал старательно, слегка
прикусив от рвения язык, тщательно обмакивая и вытирая о
край чернильницы перо, как воробей клюв... На свою усовер¬
шенствованную автоматическую самописку самой новейшей
собственной конструкции Володя на этот раз не понадеялся.
Иногда в затруднительные минуты он поглядывал на Свет¬
лану Смирнову, которая делала ему какие-то непонятные зна¬
ки насчет пунктуации, но тут вмешивалась Юлия Львовна:
«Светлана, что это за азбука для глухонемых?» Девчонки
прыскали, мальчишки хмыкали в кулак, а бедная Светлана
заливалась краской от белого воротничка до корней золоти¬
стых волос.
Прошло еще несколько дней; наконец Юлия Львовна при¬
шла в класс со стопочкой тетрадок и принялась раздавать их,
вызывая ребят по очереди. Тут и выяснилось, что Володя Ду¬
бинин написал контрольную письменную лишь с двумя неболь¬
шими ошибками и получил «хорошо».
Он спешил домой, радуясь, что сможет этим немножко раз¬
влечь отца, который последние дни опять совсем затосковал.
Дома ему сказали, что отца вызвали в партком.
Никифора Семеновича ждали к обеду. Все не садились, при¬
слушиваясь, не идет ли он. Потом мать кое-как уговорила Ва^
лентину и Володю поесть. Володя, наскоро пообедав, побежал
157

в порт. У дверей парткома к нему с радостным визгом бросил¬
ся Бобик, терпеливо поджидавший там своего хозяина. Воло¬
дя постоял немного, основательно продрог и вернулся домой.
Бобик же остался, как ни звал его Володя.
Уже поздно вечером ступеньки лестницы заскрипели и за¬
грохотали под тяжелыми шагами отца. Прежде чем он успел
вставить ключ в дверной замок, ему уже открыли дверь, рас¬
пахнули ее. Отец вошел, обхватив рукой мать за плечи, увле¬
кая ее за собой, прошагал с ходу в глубь комнаты, остановил¬
ся — и усталая, счастливая улыбка, светлая и широкая, какой
давно уже не видывал у отца Володя, засияла на его лице. Он
сунул руку за,пазуху, осторожно извлек маленькую красную
книжечку, высоко поднял ее над головой.
—	Вот! — сказал он. — Был, есть и навеки будет со мной!
Он опустил руку, держа на раскрытой ладони партбилет.
И все склонились над его рукой, словно впервые видя это
маленькое скромное удостоверение, которое означало, что
человек, владеющий им, принадлежит к доблестной гвардии
великого народа, с мудрой дерзновенностью перестраивающего
мир заново, к передовому, самому головному отряду освобож¬
дающегося человечества,— то есть состоит членом Всесоюзной
Коммунистической партии (большевиков).
Валентина, завизжав, кинулась на шею к отцу, целуя его.
Мать припала к его плечу. А Володя... Володя, чувствуя, что
сейчас с ним случится что-то очень ему несвойственное, что он
сейчас просто-напросто расплачется, вдруг схватил большую,
ставшую снова сильной руку отца и стал жадно целовать, цело¬
вать ее возле того места, где был вытатуирован маленький си¬
ний якорь.
До поздней ночи не ложились в этот день у Дубининых.
Отец снова и снова принимался рассказывать, как его спраши¬
вали в парткоме, как другие товарищи говорили о его беспо¬
рочной работе, как выяснилось, что тот человек, который под¬
вел отца, стал таким плохим только за последний месяц, после
перенесенного горя — у него умер сынишка, а до того времени
был неплохим работником. Конечно, Никифору Семеновичу
Дубинину как помполиту корабля надо было и раньше видеть,
что человек этот нетвердый, но все же дурного за ним прежде
не водилось. И портовый комитет партии счел нужным вер¬
нуть товарища Дубинина на работу, хотя и записал ему вы¬
говор.
Совсем уже ночью, когда Володя наконец лег, отец подошел
к нему с полотенцем через плечо и сказал:
—	Ну, Вовка, не спишь? Хотел до утра подождать, да са¬
мому не терпится. В Москву меня, оказывается, командируют.
Насчет новых судов для нашего порта. Вот, если не подкача¬
158

ешь с отметками, двинем, брат, всей семьей до самой Москвы-
столицы.
И Володя, как был в одной рубашке, затанцевал на крова¬
ти гопак.
Раздавая перед каникулами табели, Юлия Львовна ска¬
зала:
—	Ну, Дубинин Володя, получай. Два «хорошо», по всем
остальным — «отлично». Вот только еще с русским языком у
нас по-прежнему не совсем так, как хотелось бы: устный «хо¬
рошо», а письменный все-таки «посредственно». Ты, я слыша¬
ла, в Москву едешь? Так вот, чтобы ты не отставал, я тебе, как
и всем ребятам, даю задание на каникулы: ты мне пришлешь
письмо, в котором подробно опишешь все, что видел в Москве.
Вообще, пусть каждый напишет мне домашнюю работу «Как я
провел каникулы». Хорошо?
—	Хорошо, — согласился Володя.
* * *
Уже подходили к концу зимние каникулы, когда в дом у
школы, где жила Юлия Львовна, постучался почтальон. Он вы¬
нул из сумки большой пакет, вручил его Юлии Львовне и велел
расписаться в книге. На тяжелом, объемистом пакете было на¬
писано внизу: «Москва, гостиница Ново-Московская, В. Н. Ду¬
бинин».
—	Светлана! — позвала Юлия Львовна. — Смотри, Дуби-
нин-то твой молодец какой! Выполнил задание. Вон какое
письмище прислал! — Она принялась вскрывать конверт.
Внутри него оказались два больших куска картона. Из них
выскользнул на стол тонкий — не то желатиновый, не то целлу¬
лоидовый—диск. Юлия Львовна испуганно поймала его и при¬
нялась рассматривать, недоумевая и вертя в руках. По концен¬
трическим бороздкам на круглом поле диска скользили, лос¬
нясь, матовые секторы бликов. В центре диска белела наклеен¬
ная круглая бумажка — этикетка с дыркой посредине. На
бумажном кружке было написано карандашом: «Поставить
на патефон со старой иглой».
—	Вечно уж что-нибудь он сочинит необыкновенное,— про¬
говорила Юлия Львовна. — Ох, уж этот твой Дубинин!..
—	Уж, во-первых, он больше твой, чем мой, — обиделась
Светлана.
—	Но ведь это ты, кажется, собиралась его перевоспиты¬
вать?
—	Ну, знаешь, мама, — Светлана вся вспыхнула, — если
уж девчонки меня дразнят, это еще понятно, а тебе непрости¬
тельно!
159

—	Ну будет, будет, дурашка! Шучу. Лучше сбегай к Ва¬
силию Платоновичу, у них патефон есть. Пусть одолжит по-
соседски. Интересно, что это за музыку Дубинин нам прислал.
Василий Платонович патефон охотно дал, но удивился,
зачем вдруг ни с того ни с сего, днем, суровой Юлии Львовне
понадобилась музыка. Он даже предложил выбрать и пла¬
стинки. Но, к еще большему удивлению, Светлана сказала,
что пластинки не нужны. Потом выяснилось, что не нужны и
новые иголки. Светлана просила, чтобы иголка была непре¬
менно уже игранная.
Но вот патефон открыт и заведен ручкой, как шарманка.
Тонкую, гнущуюся пластинку положили на круг. Светлана по¬
ставила тупую зеленоватую иголку, очень похожую на еловую,
у самого края диска, слегка толкнула круг, чтобы разогнать
вращение, и в комнате раздалось:
—	Здравствуйте, дорогая Юлия Львовна! С Новым годом
вас!.. Добрый день...
Мать и дочь переглянулись почти со страхом. Они узнали
сквозь шип и похрипывание патефона голос, который сотни
раз слышали и у себя, в этой комнате, и в классе, и во дворе
под окном. Да, сомнений не было: это голос Володи Дубинина.
—	Володька! — прошептала Светлана. — Честное слово,
мама, Дубинин!..
Юлия Львовна замахала на дочку рукой, чтобы та не ме¬
шала слушать, и, поправив волосы, склонилась ухом к пате¬
фону. А оттуда слышалось:
—	Я шлю вам это письмо из Москвы. Вы велели написать
мне, как я проведу каникулы. Вы сказали, что это будет моя
контрольная на дому. Я вам сказал, что пришлю письмо. Вот
я вам и посылаю письмо, как обещался, только говорящее...
—	Ох, а язык, язык: «обещался»! — вздохнула Юлия
Львовна, качая головой.
Из патефона неслось:
—	Это мы сегодня пришли с папой в Парк культуры и от¬
дыха имени Горького. Тут очень везде красиво, есть каток.
Просто все аллеи залиты льдом, и получается кругом каток.
А когда мы шли в кино, я увидел, что в одном месте на вывеске
написано, что можно всякому гражданину, кто, конечно,
хочет, зайти и наговорить пластинку на три рубля и на пять
рублей. Это называется «говорящее письмо». А я вспомнил, что
обещал вам. Но писать мне было неохота. Во-первых, некогда,
а во-вторых, вы потом обязательно будете ругать за ошибки.
А в говорящем письме вы ошибок не заметите, а если и заме¬
тите, то вам будет негде подчеркивать...
—	Ну, погоди у меня, негодный мальчишка! — Юлия
Львовна погрозила пальцем патефону.
160

Светлана, опершись локтями на стол, положив худенький
подбородок на сдвинутые кулачки, слушала, то замирая перед
Володиной дерзостью, то поражаясь его необыкновенной вы¬
думке. Было удивительно и странно, что где-то внутри пате¬
фона, в самом железном заглоте ящика, жил и звучал знако¬
мый Володькин голос, чуть-чуть искаженный, немного более
низкий, чем в жизни, но все же, несомненно, голос Володи
Дубинина!
—	...Мне тут очень хорошо и интересно. Когда я был ма¬
леньким в Москве, я ничего не понимал, а теперь мне все
очень нравится. Больше всего, конечно, Кремль. Я там был...
то есть около него, в первый же день, как приехали, до самой
ночи. Меня мама уже хотела искать через милицию. Думала,
что я потерялся. Но, конечно, я нашелся сам. Просто я ходил
по Красной площади, видел Мавзолей Ленина и смотрел там
кругом все историческое. Я на другой день еще ходил туда.
Потом мы были в Колонном зале на елке. Это самая главная
елка в Советском Союзе, такой больше нет нигде во всем мире.
Она выше нашей школы. Мне сказали, что, когда ее украша¬
ют, подставляют пожарную лестницу. Я получил там приз за
викторину, которую спрашивал один артист под видом Кота в
сапогах. Вопросы были легкие, мы все это с вами проходили.
Приз был неинтересный — для маленьких: настольная игра-
лото «Угадай». Я ее там подарил одному мальчишке, который
попросил. Юлия Львовна! Мы были с папой, мамой и Валей
в самом Художественном академическом театре СССР и в са¬
мом Большом академическом театре всего Союза. Видели
сперва «Царь Федор Иоаннович», историческую драму. Очень
интересная. А потом балет «Лебединое озеро», совсем без
слов. Мне понравилось не очень, а Валентине понравилось.
Еще мы были в Музее Революции, видели орудие, которое
участвовало в Октябре 1917 года. Я очень много ездил в мет¬
ро. Это такая красота, что мы можем ею гордиться, потому
что нигде за границей такого метро больше нет. Все мрамор¬
ное! Юлия Львовна! Мы были в Третьяковской галерее. Там
все самые известные картины: «Иван Грозный», «Три богаты¬
ря» и «Мишки в лесу». Хорошо, что папа меня взял сюда с
собой. Спасибо ему за это...
Голос в патефоне замолк. Игла уже подбиралась к бумаж¬
ному кругу в центре. С полминуты из патефона раздавался
лишь один сипящий шорох, но потом опять зазвучал Володин
голос:
—	Еще что говорить... в письме, я не знаю... Уже все. Папа
мне дал на пластинку пять рублей. Сейчас уже кончается. Па¬
па вам тоже кланяется. А вы, пожалуйста, поклонитесь от ме¬
ня вашей дочери Светлане. И еще передайте привет Ефиму
161

Леонтьевичу, Якову Яковлевичу, Марии Никифоровне и Ва¬
силию Платоновичу и всем ребятам. Вот уже сейчас все. Я по
вас соскучился. Это говорит ваш ученик шестого класса Дуг
бинин Володя. Теперь все...
И патефон замолк.
—	Ну, что скажешь? — спросила Юлия Львовна, рассмат¬
ривая пластинку. — Ну что ты будешь делать с таким! И тебя
не забыл, кланяется...
Потом сбегали гза соседями, за Василием Платоновичем и
за Ефимом Леонтьевичем. Пришла Мария Никифоровна, гео¬
графичка, и даже сам директор Яков Яковлевич явился.
И пластинку Володи Дубинина с его «говорящим письмом» из
Москвы опять стаЬили с самого начала.
—	Да, Юлия Львовна, перехитрил он вас, — смеялись все.
—	Ну, это еще посмотрим!..
И она была права.
Когда после каникул на первом же своем уроке Юлия
Львовна возвращала домашние каникулярные работы, нака¬
нуне сданные ей, она, к удивлению класса, вынула из портфе¬
ля пластинку с «говорящим письмом» и вручила Володе. Во¬
лодя, ухмыляясь, взял диск и прочел на бумажном кружке, в
середине его, выведенное красными чернилами: «По содержа¬
нию — отлично, по изложению — бессвязно. Посредственно.
Переписать в тетрадь».
И сбоку стояла обычная, как в тетрадке, подпись Юлии
Львовны.

Г л а в а X
„С + С"
С Дальнего Востока, отбыв срок военной службы, вернул¬
ся домой, в Керчь, двоюродный брат Никифора Семеновича,
дядя Ким. Он служил несколько лет в пограничных частях,
сражался у Халхин-Гола в рядах ОКДВА — Особой Крас¬
нознаменной Дальневосточной Армии. Высокий, худощавый,
всегда гладко выбритый, он сразу покорил Володю своей
военной выправкой, собранностью движений, ловкой, спори-
стой хваткой солдатских рук, привыкших делать все быстро и
точно, бурым обжигом щек, не похожим на золотистый черно¬
морский загар, зеленой фуражкой пограничника, зоркостью
внимательных, все примечающих глаз. Дядя Ким в армии был
разведчиком, и, засиживаясь после ужина у Дубининых, он
рассказывал о боевых делах на берегах Халхин-Гола, о сра¬
жениях в районе Баин-Цагана, в которых он сам лично уча¬
ствовал.
В эти минуты Володя забывал все на свете. Дядя Ким
умел рассказывать так, что перед слушателями вставали
картины Дальнего Востока — сопки, по которым с криком
«банзай» бежали маленькие японские пехотинцы, и оголенные
163

берега реки, откуда японцы, застигнутые внезапным ударом
YiLших танков, по-лягушачьи плюхались в воду... Рассказывая,
он двигал на столе посуду, расставлял стаканы, обозначая
расположение пулеметных гнезд, ставил посреди стола под¬
нос— и он становился сверкающей рекой, пристраивал на чаш¬
ке столовый нож, черенком вперед, — то была пушка. И все
это двигалось, жило, действовало. Точные руки дяди Кима
ловко распоряжались условными батареями, соединениями,
производили всевозможные боевые операции, наносили при
помощи сахарницы и чайника танковые удары, сбрасывали
противника в полоскательницу, то есть в озеро.
Удивительно умел рассказывать дядя Ким!
Соскучившись по родному Черному морю, он уговорил
Никифора Семеновича пойти на рыбалку вместе, с колхозной
рыболовецкой бригадой. Взяли с собой они и Володю. На мо¬
торке, с фонариком на носу, ушли далеко в море. Ночь была
уже теплая, прогретая весенними испарениями моря, которое
щедро отдавало накопленное днем тепло. Тянули вместе с
забродчиками сети, отягощенные добычей. В лунном свете
поблескивала чешуя скумбрии, золотые и серебряные рыбы
трепетали в ячеях, и ночью это было похоже на полузатоплен¬
ный, далеко раскинувший по воде ветви, фантастически укра¬
шенный ельник, в сумрачной сени которого поблескивают ди¬
ковинные игрушки, чудища, рыбы, свисают хрустальные со¬
сульки. Потом отогревались на берегу у костров, разведенных
возле самой кромки воды, варили уху, жарили бычков, и дядя
Ким рассказывал рыбакам о жизни на Дальнем Востоке и
славных делах пограничников.
Конечно, все, что слышал сегодня от дяди Кима, Володя
завтра же рассказывал ребятам в школе. Он уже провел для
малышей беседу о Дальнем Востоке и' пограничниках. Однако
этого ему было мало: он похвастался, что непременно приведет
на сбор своего отряда дядю Кима и тот сам расскажет все
свои замечательные истории. Записали пионерское поручение
за Володей. Но дядя Ким и слышать не хотел о том, что ему
надо непременно выступить на пионерском сборе.
—	Да что ты, Вовка! — отнекивался он. — Не умею я с ре¬
бятами... Кто я такой, чтобы им про такие дела рассказывать?
У меня ни опыта, ни языка подходящего нет. Нет, уволь.
Напрасно Володя убеждал дядю Кима, что он замечатель¬
ный рассказчик, и язык у него самый подходящий, и ребята
будут слушать его так, что дышать будут только в себя, — дя¬
дя не соглашался. Пришлось Володе сознаться в том, что он
наобещал своим пионерам выступление пограничника с Даль¬
него Востока и теперь ему прохода не дадут, если дядя Ким
откажется. На дядю и это не подействовало.
164

—	А ты у меня согласия спрашивал, когда обещал? —
бранил он Володю. — Не спрашивал? Ну вот и казнись те¬
перь!
И, только когда Валентина привела Жору Полищука и они
вдвоем насели на дядю Кима, пограничник согласился:
—	Да, после такой артподготовки, под давлением превос¬
ходящих сил — отступаю. Приду, шут с вами!
Все было проведено очень торжественно. Дядя Ким навин¬
тил на гимнастерку ордена. Жора Полищук встретил почетно¬
го гостя у подъезда, провел его в класс, где парты были раз¬
двинуты и составлены полукругом. Все пионеры были в гал¬
стуках. Все встали, едва дядя Ким появился в дверях. Светла¬
на Смирнова, старательно стуча каблучками об пол, подошла
к дяде Киму, отдала салют и произнесла слова рапорта:
—	Пионеры шестого класса собрались для встречи с вами
и заслушания сообщения о событиях на Дальнем Востоке, в
которых вы сами участвовали. На сборе присутствует два¬
дцать девять пионеров, один отсутствует по болезни. Рапорту¬
ет председатель штаба отряда Смирнова Светлана. Рапорт
сдан.
—	Есть рапорт сдан! — сказал дядя Ким к немалому сму¬
щению Светланы, потому что полагалось отвечать в таких
случаях: «Рапорт принят».
—	Здравствуйте, ребята, юные пионеры! — гаркнул зыч¬
ным командирским голосом дядя Ким.
—	Здраст!—дружно ответил класс.
—	Юные пионеры,— проговорил дядя Ким, силясь вспо¬
мнить, что в его время говорилось на пионерских сборах,— к
борьбе за дело Ленина будьте готовы!
—	Всегда готовы!—слитно, в один голос, отвечали пио¬
неры.
Одна лишь Светлана с явным неудовольствием взглянула
на дядю Кима, который опять все ей напутал. Так надо было
говорить уже в конце, закрывая сбор. Однако, когда дядя
Ким начал рассказывать о Баин-Цаганском сражении и, легко
вскинув в воздухе сильными руками стол, поставил его перед
собой и сказал, что это — возвышенный берег реки, а там, где
парты, — наше расположение, и каждая парта — это танк, и
вот наше командование накапливает силы, а отсюда, из-за
стола, на берег наползают японцы (пальцы дяди Кима пока¬
зались из-за края стола), — Светлана, увлеченная волшебной
наглядностью рассказа, все простила гостю.
—	Восемь суток, восемь жарких, знойных, сухих суток шло
сражение,— рассказывал дядя Ким. — Мы были посланы в
разведку к берегу. Мы пробирались ползком...
И руки дяди Кима, повернувшегося боком к партам, выра¬

зительные, сухие, гибкие «руки, прижатые ладонями к столу,
поползли неслышно, словно два разведчика, по-пластунски
пробирающиеся по земле.
—	...Всё мы тогда выяснили, рассмотрели, видим: вот с
этого бока ударить будет самое подходящее дело. Повернули
назад, — руки дяди Кима осторожно отмерили пальцами стол
в обратном направлении, — доложили командованию, и пошли
наши танки в обход. Давайте, заходите! — крикнул он вдруг
выпрямляясь. — Фронтом в атаку, вперед!..
И полукруг парт двинулся с места: увлеченные рассказом
пограничника, пионеры, сидевшие на передних партах, упира¬
ясь в пол ногами, придерживая руками снизу парты, стали
толкать их вперед. «Заходи, заходи!» — командовал дядя
Ким, отбежав к партам, и, сложив два кулака наподобие би¬
нокля, осматривал оттуда район боевых действий. Потом он
шагнул к столу. Руки его стали изображать то, что он видел
через бинокль. Судорожными скачками, опираясь на вытяну¬
тые пальцы, руки изображали теперь мечущихся в панике са¬
мураев. А стол был уже окружен сдвинутыми партами. Одна
рука дяди Кима свалилась со стола, вторая, зацепившись
большим пальцем, повисла на минутку на краю, показались
два болтающихся, как ноги, пальца — и последний самурай
свалился с берега в воды Халхин-Гола.
—	Сражение выиграно, берег очищен. Отбой!—объявил
дядя Ким. И сел на стул, утирая вспотевший лоб.
Все хлопали что есть силы. Каждый почувствовал себя на
мгновение участником выигранного сражения. Посыпались во¬
просы.
Мальчики спрашивали о подробностях боя. Участвовали
ли самолеты? Как называется самый сильный танк?
Девочки просили показать на карте место сражения, реку
Халхин-Гол.
Подняла руку Светлана. Володя, пренебрежительно слу¬
шавший вопросы девочек, тут насторожился. Он побаивался,
как бы Светлана, малосведущая в военных делах, не задала
пограничнику какого-нибудь наивного вопроса. Ему было
бы неприятно, если бы потом дядя Ким говорил: «А эта-то, с
косичками накрученными, тоже туда же, спрашивает...»
—	У меня есть такой вопрос к вам, — звонким голосом
спросила Светлана. — Вот вы говорили о том, какие у нас ге¬
рои пограничники, рассказали нам, как разведчики действова¬
ли, сказали, что разведчик должен с одного взгляда все уви¬
деть, запомнить и понять. Значит, они должны быть очень
культурными?
«К чему это она?» — подумал Володя.
—	Ну, а как же,— отвечал дядя Ким. — Они должны быть
166

люди знающие, иначе не разберутся ни в чем. Знания должны
быть. И наша армия — культурная армия. Она много знает.
И прежде всего хорошо знает, что она защищает.
—	А скажите, товарищ, — продолжала Светлана, — как,
по-вашему, может быть хороший командир-разведчик, погра¬
ничник, если он пишет с ошибками?
—	С ошибками? — переспросил дядя Ким.
—	Ну да... Допустим, хороший и способный пио... то есть
командир, а пишет «живеш» без мягкого знака.
Тут все разом оглянулись туда, где только что сидел у от¬
крытого окна Володя.
Но Володи там уже не было.
Он не слышал, как ответил дядя Ким на предательский
вопрос Светланы. Он и сам знал отлично, что в конце слова
«живешь» надо писать мягкий знак. Вчера на письменной он
просто поторопился и нечаянно пропустил эту букву. Ерунда
какая! Как будто он сам не понимает таких простых вещей.
Конечно, хороший разведчик никогда не должен пропускать и
такой мелочи. Так, должно быть, и ответил дядя Ким. Но все
же со стороны Светланы это было форменное предательство.
Вообще последнее время Светлана стала вести себя очень
странно. Когда они гуляли вдвоем по набережной или забира¬
лись на Митридат, она, хотя и шла всегда с таким видом,
словно ей случайно оказалось по дороге, но слушала с интере¬
сом все, что говорил Володя, расспрашивала о делах «юасов»,
отвечала внимательно и с участием. Но стоило только подойти
подругам или ребятам из их класса, как она сейчас же начи¬
нала дерзить, говорить колкости, всячески старалась поста¬
вить Володю в смешное положение, вышутить его. Вся она при
этом становилась какой-то колючей, заострялись и нос, и под¬
бородок, и плечи, и локти: не подходи — уколешься.
А Володя-то, Володя так доверял ей! Он ей даже расска¬
зал про надписи в каменоломне и обещал как-нибудь устроить
через дядю Гриценко, чтобы можно было пойти посмотреть
тот знаменитый шурф, закрытый теперь решеткой. Он считал,
что Светлана — единственная из девочек, которая могла бы
понять все, что пережил он с Ваней Гриценко, впервые увидев
в подземелье отцовскую отметинку на камне.
И даже соображениями о новой рекордной модели, кото¬
рую достроил сейчас Володя, поделился он со Светланой.
И вот на тебе!.. Подвела при всем честном пионерском народе.
Хорошо еще, что рядом было открыто окно, а класс помещался
на первом этаже... Дядя Ким, вернее всего, даже не понял,
к чему был весь разговор...
Придя в «ЮАС» и просмотрев работы новичков, к которым
он теперь был приставлен уже инструктором, кое-кого похва¬
167

лив, кое-что исправив, сделав нужные замечания, Володя от¬
правился к своему столу. Над ним парила подтянутая к потол¬
ку, уже совершенно готовая, великолепная модель, о ко'торой
он только вчера с таким увлечением рассказывал Светлане
Смирновой. На фюзеляже изящной, крупной узкокрылой мо¬
дели, представлявшей собою чудо «юасское», он еще вчера по¬
сле прогулки со Светланой вывел красной лаковой краской:
«С + С». И в журнале «ЮАС» было записано, что инструктор
В. Дубинин закончил опытную модель индивидуального ти¬
па— «С + С». Это должно было означать: «Сверхскоростная».
Так объяснил всем Володя. Что это обозначало на самом де¬
ле— мы сохраним в тайне.
В воскресенье на Митридате должны были состояться го¬
родские состязания авиамоделистов. Модель «С + С» и пред¬
назначалась для этих ^состязаний, на которых должна была
присутствовать чуть ли не вся школа, все «юасы», пионеры
других школ и учителя. Уже много дней мечтал об этом сорев¬
новании Володя. Он был уверен в своей новой модели. Не¬
сколько раз опробовал ее во дворе. Вместе с верным Женей
Бычковым ходил пускать модель на склонах Митридата. Ни¬
когда еще не было у него такой удачной конструкции, и он
представлял себе, как его самолетик пронесется над зрителя¬
ми, собравшимися на склонах Митридата, и все увидят на его
борту заветные буквы. Но только одна Светлана Смирнова,
которой он еще вчера намекнул, как будет называться модель,
поймет секрет обозначения.
Он вспомнил весь вчерашний разговор, когда он сказал:
«Знаешь, как я назову модель?» А она спросила: «Как?» И он,
идя по тротуару, как полагалось по их правилам, на расстоя¬
нии полутора метров от нее и глядя в другую сторону, сказал:
«С + С».
«А что значит: «С + С»?» — спросила Светлана. И он ужас¬
но обрадовался, заметив, что она краснеет. Он ответил: «Это
значит:	«Сверхскоростная».	— «A-а, вот что»,— протянула
Светлана, и Володя с удовольствием отметил, что она разоча¬
рована. Тогда он поспешил добавить: «Ну, возможно, что это
и еще кое-что значит. Только то уж мое дело». — «Это что же,
секрет?» — с надеждой спросила она. И он ответил: «Да, это
мой личный секрет». А она как будто даже рассердилась: «Ну
и пожалуйста, секретничай сам с собой!»
И так хорошо было вчера! Море было уже по-летнему го¬
лубым. Приближалось Первое мая. И Светлана сама попроси¬
ла Володю, чтобы он помог оформлять школьный спектакль.
Володя постоял минутку, разглядывая снизу парйвшую
на тросике модель, потом снял ее, укрепил на столе. Он лю¬
бовно и горестно осмотрел ее, провел пальцем по буквам, вы¬
168

веденным на борту фюзеляжа, задумался, потом вздохнул,
решительно пододвинул к себе баночку с белой эмалевой кра¬
ской и принялся тщательно замазывать заветную марку мо¬
дели.
—	Раз так — пусть будет называться «Черноморец»!
И он пошел за новой краской.
До воскресенья Володя не разговаривал со Светланой и
избегал ее. А она, заметив это, при встрече задирала свой
остренький подбородок и отворачивалась, приопустив рес¬
ницы.
На состязание все же она пришла. Правда, пришла она в
сопровождении Славы Королькова, того самого семиклассни¬
ка, на котором когда-то прокатился верхом Володя, заступив¬
шись за обиженного малыша.
Володя не хотел смотреть в ее сторону.
Он пришел на гору позже всех. Давно уже явились сюда
«юасы», пришли ребята из школы № 2, где был хороший кру¬
жок авиамоделистов. Собралось много народу. Пахнущий мо¬
рем ветер, ровный и теплый, шевелил большой голубой флаг
с золотыми лучами, поднятый над вершиной горы. Под фла¬
гом выстраивались «юасы» с белокрылыми моделями в руках.
Ярко горели на солнце пионерские галстуки. Расположившие¬
ся неподалеку от часовни Стемпковского музыканты играли
марш на горячих, согревшихся от солнца трубах. Пахло све¬
жей весенней травой. Птицы носились над Митридатом, слов¬
но поддразнивая «юасов» и зовя их помериться силами в воз¬
духе.
Володя не стал в строй авиамоделистов. Воспользовав¬
шись правом старшего, уже бывалого конструктора, он при¬
шел последним к месту старта, закрыв фюзеляж модели газе¬
той. За столиком, на котором стоял рупор-мегафон, сидели
Николай Семенович и главный судья состязаний из Городско¬
го комитета физкультуры.
—	A-а, ну вот... и Дубинин явился, — приветствовал его
Николай Семенович. — Собирается сегодня, товарищ Павшин,
рекорд городской побить... Ну как, Дубинин, в порядке?
Товарищ Павшин, сдвинув козырек белой фуражки на гла¬
за, чтобы заслонить их от солнца, посмотрел на Володю и стал
искать его фамилию в журнале состязания.
—	Дубинин? Ага... Дубинин Владимир. Модель «ЮАС»
Дома пионеров. Тип фюзеляжный. Марка «С + С».
—	Нет, нет! — заспешил Володя. — Я переменил!..
—	Что переменил? — удивился Николай Семенович.
—	Я название переменил, — тихо сказал Володя. — У меня
теперь называется «Черноморец».
—	Ну, «Черноморец» так «Черноморец», — согласился
169

товарищ Павшин, вписывая в графу новое название модели,—
Так и запишем. Так и объявлять?
—	Да.
Сперва проводились полеты моделей, построенных нович¬
ками, которые сдавали нормы «юасов». Одна за другой взмы-»
вали в воздух легкие конструкции. Одни долетали до отмечен¬
ной на траве черты, другие опускались перед ней, третьи при¬
землялись далеко по ту сторону ее. Инструкторы отмеривали
рулеткой расстояние, кричали цифры. Товарищ Павшин запи¬
сывал в книжечку, а Николай Семенович заносил результат в
журнал. Потом объявили, что начинаются состязания модели¬
стов на дальность полета. Павшин вызвал на старт записав¬
шихся. Первым вышел к черте старта высокий восьмикласс¬
ник из школы № 2, славившейся своими моделистами.
—	Начинаем состязание на дальность полета опытных фю¬
зеляжных моделей с резиновыми двигателями! — объявил су¬
дья Павшин. — На старте Николай Аржанец, авиакружок шко¬
лы номер два. Модель собственной постройки, марка «Змей
Горыныч».
Девочки из школы № 2 бурно зааплодировали. «Юасы»
выжидательно молчали. Аржанец, плечистый стройный подро¬
сток, в полосатой футболке с белыми манжетами и воротнич¬
ком и в черных матросских клешах, вышел на белую линию
старта, держа перед собой обеими руками огромную модель с
широкими крыльями и далеко вылезающим вперед центропла¬
ном. Крылья и фюзеляж были затейливо разрисованы: по бор¬
ту тянулась зигзагообразная желто-зеленая полоса, вдоль
крыльев шли красно-черные зубцы. Зеленый хвостовой киль,
на котором были вычерчены такие же зубцы, походил на ка¬
кой-то странный, вычурный драконий гребень.
—	Ну и страховида! — зашептались «юасы».
—	Прямо дракон какой-то... Жуть!
Аржанец закрутил резинку своего мотора и встал на черте,
подняв над головой свою клювастую и словно хищную модель,
скосив глаза к столу судьи и ожидая команды. Володя ревни¬
во следил за каждым движением Аржанца. Он ясно услышал,
как стоявший подле Светланы Смирновой Слава Корольков
прищелкнул языком, показывая на модель Аржанца:
—	Этот сейчас даст, всем жизни! Настоящий Змей Горы¬
ныч. Всех заклюет!..
На что Светлана неожиданно ответила, пожав прямыми
плечами:
—	Посмотрим! На всякого Змея Горыныча есть свой Доб-
рыня Никитич.
—	Хо! Здорово! — восхитился Корольков. — Тогда уж на¬
до, чтобы его послал Владимир Красное Солнышко.
170

—	А может, и Владимир найдется, — многозначительно
произнесла Светлана, как показалось Володе, нарочно гром¬
ким голосом.
Володя с благодарностью посмотрел на нее. Он уже пожа¬
лел, зачем сгоряча замазал прежнее название. Ведь Светла¬
на еще ничего не знала и, наверное, ждала сейчас минуты, ко¬
гда в воздухе появится модель «С + С».
Но тут он услышал резко прозвучавшие слова команды и
увидел, как Аржанец запустил свою модель. Она понеслась по
прямой, качая широкими крыльями, потом стала забирать
вверх. Гул пошел по толпе зрителей. Прикрыв ладонью, как
козырьком, глаза, зрители любовались круто возносившейся
моделью. Однако Володя опытным глазом подметил, что мо¬
дель Аржанца слишком широка в крыльях — не по мощности
мотора, — и от этого ветер качает ее в полете. Восхитивший же
несведущих зрителей крутой уход модели в небо был только
пустым эффектом, потому что сила мотора тратилась зря, впу¬
стую, он не мог далеко утянуть модель, и длина полета скрады¬
валась, теряясь на подъеме. Он видел, как модель Аржанца
круто пошла вниз. Все вокруг зааплодировали. Володя из-за
своего маленького роста не мог сначала рассмотреть за голо¬
вами впереди стоявших, где приземлилась модель его конку¬
рента. Потом он увидел, что помощники судьи бегут уже да¬
леко за тем местом, где опускались модели новичков.
—	Сто пятьдесят шесть метров! — объявил через рупор
Павшин. — Николай Аржанец установил новый городской ре¬
корд при первой же попытке...
И сейчас же Володя вдруг услышал, будто кто-то над са¬
мым ухом его гулко произнес:
—	На старт вызывается Дубинин Владимир, клуб
«ЮАС» Дома пионеров. Модель собственной конструкции ско¬
ростного типа. Марка...
Павшин, оторвавшись на мгновение от мегафона, накло¬
нился над журналом, лежавшим на столе. Володя увидел, как
порозовела от волнения Светлана. Эх, зачем он все это сделал?..
—	Марка «Черноморец»! — прочел наконец Павшин.
Володя боялся взглянуть в сторону Светланы, но чувство¬
вал щекой, что она не сводит с него глаз.
А «юасы» вокруг шептались:
—	Какой «Черноморец»? Он же прежде «С + С» назы¬
вался?
Ребята из школы № 2 насмешливо крикнули сзади:
—	Боялся, верно, что выйдет СОС! Спасите наши души!
—	Или бы подумал кто, что это по-латыни написано: вы¬
шло бы «муха це-це»...
Володя плотно стал на стартовую черту. Правую руку с
171

моделью он вскинул над головой, а пальцами левой руки плот¬
но зажимал так и норовивший вырваться винт с круто постав¬
ленными, искусно выточенными, полированными лопастями.
Тугая красная резина мотора была им закручена до отказа.
Зрители с удивлением рассматривали не совсем обычного вида
аппарат: длинный узкий фюзеляж, острые крылья, скошенные
назад углом.
Володя почувствовал сзади на плече легкое прикосновение.
Он быстро оглянулся. За ним стоял Николай Семенович. Он
заметно волновался.
—	Стабилизатор проверь, — шепнул он Володе. — Не по¬
гнулся?
Павшин поднял мегафон ко рту, обратив его издали растру¬
бом к Володе. И опять Володе показалось, что кто-то возле
самого уха его губящим басом изрек:
—	Готово? Приготовился! Внимание! Старт!
Володя, стоявший до этого левым плечом вперед, круто
развернулся, отбрасывая в сторону левую руку, и упругим
толчком мгновенно вытянутой правой руки запустил модель в
воздух.
Многим показалось, что маленький загорелый паренек с
необыкновенно большими глазами, только что державший над
головой красивую птицеобразную игрушку из тонких планок и
бумаги, проделал на глазах у всех какой-то непонятный фокус:
в первую секунду показалось, что модель вообще исчезла и
Володя только сделал вид, что выпустил ее из рук. Но вот
мальчишки закричали:
—	Вон!.. Вон она летит! По-над склоном!.. Ух, чешет как!..
Тугая резина, раскручиваясь, вращала винт с огромной ско¬
ростью, и легкая узкокрылая модель летела с непостижимой
быстротой — точно по прямой линии. Она летела близ земли,
неслась, как стриж, и многие мальчишки опять не выдержали,
опять помчались вслед за ней, чтобы видеть на месте, как она
будет приземляться.
Володя стоял с бледным, сосредоточенным лицом, замерев
в позе метателя — как пустил модель, так и остался стоять с
вытянутой вперед правой рукой.
А искусно рассчитанная модель пронеслась давно уже над
красным флажком, отмечавшим место приземления модели
Аржанца, и все еще летела, будто уже касаясь земли, но на
самом деле не задевая ее. Потом она легла грудью на траву,
мягко заскользила по ней и, наконец, остановилась.
Все помчались туда, обгоняя друг друга, спеша узнать ре¬
зультат. Бежали помощники судьи, разматывая на ходу
рулетку.
Володя ждал на линии старта. Он повернул голову вправо.
172

— Внимание! Старт!

Светлана, приподнявшись на цыпочки, старалась рассмо¬
треть, что происходит у того места, где опустилась модель.
Она стояла одна. Слава Корольков убежал со всеми.
Но вот все, шумно переговариваясь, стали подниматься по
склону. Впереди карабкался, обгоняя других, запыхавшийся
Николай Семенович. Он бережно нес в обеих руках Володину
модель и спешил к столу судьи. Прошла еще одна минута, и
гулкий голос оглушил Володю:
—	Модель Владимира Дубинина, клуб «ЮАС» Дома пио¬
неров, «Черноморец», пролетела двести восемьдесят четыре
метра. Таким образом, рекорд Николая Аржанца продержался
только пять минут. Новый рекорд принадлежит Владимиру
Дубинину и равен, повторяю, двумстам восьмидесяти четырем
метрам.
Аржанец отказался повторить попытку, так как видел, что
модель его уступает дубининской по дальности полета. Он по¬
дошел к Володе и великодушно потряс ему руку. Все кругом
аплодировали. Володя прошел к столу, принял в свои руки
модель, бережно осмотрел ее, поворачивая в разные стороны,
и тут раздался противный, ехидный голос Славы Королькова:
—	Эй ты, «Черномрец»!..
Сперва никто не понял. Многие обернулись к долговязому
парню, на которого вдруг ни с того ни с сего напал смех.
—	«Черномрец»!.. Ой, помру! Ой, лопну!.. — надрывал¬
ся он.
—	Ты что? Покушал чего-нибудь лишнего? — спросил кто-
то. — Чего ты гогочешь?
Но длинный Славка, будучи уже не в силах говорить, толь¬
ко показывал пальцем на Володину модель.
Женя Бычков, с негодованием взиравший на корчившегося
от смеха Королькова, посмотрел, на что он показывает, — и
обмер. На левом борту рекордной модели Володи Дубинина
было действительно рукой конструктора намалевано: «Черно¬
мрец».
Верно, от волнения и второпях Володя вчера ошибся...
Заметив, как изменилось лицо приятеля, Володя сам вни¬
мательно прочел надпись на борту модели и побагровел. Ни¬
когда еще ни одна его грамматическая ошибка не обнаружива¬
лась так не вовремя. Ни разу, ни в диктанте, ни в домашней
работе, ни одна на свете буква так не подводила Володю...
А вокруг уже слышалось:
—	Хо-хо!.. «Черномрец»!..
—	«Черномрец»! И жнец, и швец, и в дуду игрец!.. Ловко!..
Глаза у Володи сверкнули такой решительной яростью, что
самые насмешливые невольно отступили. Славка Корольков,
хорошо помнивший характер Дубинина, быстро спрятался за
174

чью-то спину. Володя, упрямо выпятив нижнюю губу, швыр¬
нул свою модель на землю, поднял ногу... Еще бы мгновение —
и сверхскоростная, рекордная, только что снискавшая славу
острокрылая модель была бы растоптана. Однако чьи-то силь¬
ные руки подхватили Володю сзади под мышки и оттащили в
сторону. Это подоспел Николай Семенович.
—	Брось ты, Володя, опомнись! Что ты?.. — успокаивал его
инструктор, сам сейчас похожий на обиженного мальчика.
Но Володя рванулся у него из рук и опрометью побежал
вниз по склону Митридата. Женя Бычков осторожно поднял с
земли модель, обдул ее, покачал головой, поправил изогнутый
хвост и понес к судейскому столу.
Перепрыгивая через камни, скользя по осыпям, Володя бе¬
жал вниз. Он был уже внизу митридатской лестницы, когда
услышал торопливое:
—	Володя!..
Посмотрел — Светлана.
Первым движением его было убежать скорее прочь. Но это
было бы уже откровенной трусостью. И он остановился, тяже¬
ло дыша, в упор глядя в лицо девочки широко раскрытыми
глазами.
—	Ну, чего тебе, Смирнова? Можешь смеяться сколько
влезет... Пожалуйста. Жду от тебя!..
—	Знаешь, Дубинин... — заговорила она, слегка запыхав¬
шись, но начиная, видимо, уже давно заготовленную фразу.—
Я тебе, Дубинин, хочу вот что сказать...
Она обрывала листья с веточки акации, которую теребила
в руках.
—	Ну, говори, про что хотела, — сказал Володя.
—	Я хотела перед тобой извиниться, Дубинин, — сказала
Светлана. — Я тогда на сборе это зря спросила. Вот... Я от¬
крыто в этом сознаюсь. Хватит с тебя?
—	Эх, Смирнова, и характер же у тебя! Хуже, чем у твоей
матери еще, честное слово!
Она усмехнулась, подняв брови.
—	А у тебя, думаешь, характер — мед? «Мы—Дубини¬
ны»! — передразнила она.
Володя невольно улыбнулся — так смешно она его подло¬
вила.
—	Ладно. Давай уж мириться, — стараясь скрыть за сни¬
сходительностью смущение, предложила Светлана.
Он протянул ей руку.
—	Я отходчивый. Зла не помню, — проговорил он и рас¬
смеялся.
—	Отходчивый... — протянула она лукаво, — а название
небось изменил... Вот сам себя и наказал! Эх ты, Черномрец!..
175

—	Слушай, Смирнова, — грозно зашипел Болодя, сжимая
кулак, — я ведь не посмотрю, что ты председатель штаба, а
так стукну...
—	Ну на, стукни! — Она вызывающе подошла к нему, за¬
кинула голову.— На, стукни!..
—	Ну, скажи еще только раз!
—	Могу три раза: Черномрец! Черномрец! Черномрец!..
Володя в один миг взлетел вверх по лестнице, оказался на
высоком боковом уступе, подошел к самому краю каменного
отвеса и крикнул сверху:
—	Проси прощения три раза, а то сейчас прыгну отсюда и
разобьюсь!
—	Да ты 4to, с ума сошел, Дубинин?! Слезь сейчас!..
—	Проси прощения, а то прыгну. Знаешь мое слово? Ну!
Считаю до трех!..
Светлана, помня многие другие происшествия, бывшие с
Володей, почувствовала в его голосе такую сумасшедшую ре¬
шимость, что поспешила сдаться:
—	Ну хорошо, пожалуйста. Прости меня!..
—	Еще два раза, — неумолимо потребовал Володя. — Ну!
Считаю!..
—	Прости меня! Прости меня!.. — послушно произнесла
Светлана. — Ну и дрянь ты, Володька!
—	А чтобы ты не думала, что я не спрыгнул бы, — доба¬
вил Володя, — так вот смотри теперь...
Он присел на корточки, схватился за край, повис, спустив
ноги, и, оттолкнувшись руками, прыгнул вниз.
—	Обманули деточку — не дали конфеточку!—поддразнил
он. — Зря прощения просила: тут для меня и невысоко совсем.
Они спускались вниз, перепрыгивая через ступеньки. Гори¬
зонт вокруг суживался, дома уже начинали загораживать
море. Дышавшая весенним пахучим теплом земля радушно
встречала их, вернувшихся с ветреных высот... Обоим было
очень хорошо.
—	Я тебя, между прочим, еще не поздравила, — сказала
Светлана. — Ты же рекорд поставил.
—	Да уж рекорд!.. Черномрец!
—	Ну, брось про это вспоминать, это пустяки. А все-таки
молодец, что этого, из второй школы, перекрыл!
—	Я хочу теперь еще новую построить, на продолжитель¬
ность полета.
—	Молодец ты все-таки, Дубинин! Наверное, когда выра¬
стешь, будешь конструктором.
—	А ты кем хочешь быть?..
—	Еще сама не знаю... Да, забыла совсем. Раз уж мы по¬
мирились, гак у меня просьба к тебе. У нас ведь, я тебе уже
176

говорила, второго мая спектакль будет: «Аленький цветочек».
Ты помоги нашим ребятам оформление сделать — ну, декора¬
ции там... И потом еще нужно будет световые и шумовые
эффекты...
—	Ну что ж, это давай. Помнишь, как я вам вьюгу делал в
«Снежной королеве»? Тетя Варя потом три дня пол отскрести
не могла — все мой снег выметала. А ты участвуешь в спек¬
такле?
—	Участвую. Я играю ту самую купеческую дочку, кото¬
рая во дворец Чудища Морского, Зверя Лесного попала.
—	А кто Чудище играть станет?
—	А Чудищем у нас Слава Корольков.
—	Ну, это ему подходяще. Не стоит, правда, для него ста¬
раться, ну ладно, раз уж просят — сделаю вам...
Володя никогда не участвовал в школьных спектаклях. По
его воззрениям, не совсем мальчишьим делом было обряжать¬
ся, предстазлять—вообще, как он выражался, разводить фа¬
сон перед публикой. Но он всегда охотно помогал по своей
технической части: налаживал освещение, делал раздвижной
занавес, развешивал декорации, изображал за сценой гром,
бурю, сыпал снег — вообще ведал стихиями. На другой же
день после разговоров со Светланой он взялся за дело.
Спектакль ставила сама Юлия Львовна. Она объяснила
Володе, что от него требуется. Так как обходились очень про¬
стыми декорациями, то требовалось от Володи немногое: нуж¬
но было устроить за сценой гром и треск, когда появится
Чудище Морское, и направить на него волшебным фонарем
цветной луч — сперва зеленый, потом фиолетовый и багровый,
вообще осветить как можно пострашнее... А когда страшилище
безобразное, чудище мохнатое превращалось в прекрасного
принца, надо было озарить его как можно ярче. Володя, при¬
знаться, немножко уж забыл содержание давно прочитанной
им аксаковской сказки, и превращение Чудища в красавца
его откровенно огорчило. Пока Славка Корольков ходил по
сцене, волоча ноги, страшно искривив рот, горбясь, двигался
раскорякой, хрипел и рычал — все вполне устраивало Володю;
но когда Славка Корольков становился прекрасным короле¬
вичем и брал меньшую купеческую дочку, то есть Светлану,
под руку и садился с ней рядом, — сказка решительно пере¬
ставала нравиться Володе. В эту минуту ему самому хотелось
сесть возле Светланы и сказать ей такое, чтобы она почувство¬
вала, что и в невзрачном на вид человеке, который отставал от
товарищей в росте, может быть высокая и прекрасная душа.
Когда на последней репетиции он засмотрелся на сцену и
забыл сменить в нужный момент цветную бумагу в волшеб¬
ном фонаре, Юлия Львовна рассердилась:
7 Улица младшего сына
177

—	Дубинин, Володя! Что ты зеваешь? Почему ты не пере¬
менил цвет? Ты нам все эффекты сбиваешь! Ты запомни, как
только Светлана скажет: «Ты встань, пробудись, мой сердеч¬
ный друг, я люблю тебя, как жениха желанного!» — ты сейчас
же убирай прочь всю зелень, давай яркий свет, прямо на Сла¬
ву... А ты, Слава, сбрасываешь шкуру Чудища и появляешься
Королевичем прекрасным.
Вот тогда у Володи и возник коварный план. Он решил за
все отомстить Славке. «Ладно,— соображал он, — я тебе сде¬
лаю эффект! Я из тебя сделаю Королевича прекрасного! Ты у
меня сам будешь дядька Черномрец! Попомнишь, как
смеяться!..»
В этот день Валя, вернувшись с комсомольского собрания,
застала Володю в постели. Он спал, уткнувшись щекой в по¬
душку, что-то бормоча сквозь сон. Рядом с ним на стуле лежа¬
ла взятая без спросу у сестры книга, которую Володя читал
на ночь. Это был Тургенев — «Первая любовь».
Второго мая состоялся спектакль.
Володя с утра-ушел в школу. Он носился с молотком в кар¬
мане, зажав в зубах гвозди, хотя Юлия Львовна уже два раза
сделала ему замечание, что это негигиенично. Он таскал стре¬
мянку, вывинчивал и ставил на место лампочки, протягивал
веревки, на которые должны были вешать декорации.
К вечеру гости заполнили большой школьный зал. Собра¬
лись ученики старших классов, пришли родители. Володя смо¬
трел через дырочку занавеса в зал, который был сейчас уже
отделен этой колеблющейся волшебной препоной. И весь мир
теперь раскололся1 надвое: на то, что происходило по ту сто¬
рону пыльной материи, в гудящем зале, и на то, что, пока еще
втихомолку, творилось здесь, по эту сторону занавеса, на до¬
щатом настиле школьной сцены, а также рядом в одной из
комнат, где перед зеркалом стояла в красивом платье, распу¬
стив золотые косы* Светлана, а вокруг нее суетилась утратив¬
шая свою обычную* слегка медлительную строгость Юлия
Львовна.
—	Дубинин, — услышал Володя, — давай третий звонок!
Так как в Володины обязанности входило и звонить, он
громко затрезвонил в большой колокольчик, врученный ему
тетей Варей. Потом он кинулся за боковую кулису, откуда
можно было управлять занавесом и давать освещение на
сцену.
В зале постепенно стихало. Юлия Львовна с книжкой в ру¬
ке подошла к Володе, прислушалась и сказала:
—	Открывай, Дубинин!
А сама стала за кулисой, готовая, если надо, подсказать
текст роли исполнителям.
178

Володя быстро потянул вниз шнуры, занавес судорожно
раздернулся, из зала пахнуло нагретой духотой, а на сцене
толстый купец, оправив под рубахой затянутую поясом подуш¬
ку и пошевелив мочальную бороду, сказал голосом Аркаши
Кругликова:
—	Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои
пригожие, еду я по своим купецким делам за тридевять зе¬
мель, в тридевятое царство, в тридесятое государство...
Потом он стал спрашивать своих дочерей, каких гостинцев
им привезти из заморских земель. Восьмиклассница Шура
Филимонова, игравшая старшую дочь, попросила золотой ве¬
нец с самоцветными камнями; Ася Цатурова, игравшая вто¬
рую, среднюю, дочку, выпросила себе туалет из восточного
хрусталя... Пока они разговаривали с купцом, Володя глаз не
спускал со стоявшей поодаль Светланы и все время направлял
на нее свой «волшебный фонарь. Юлия Львовна несколько раз
брала его за руку и тянула в сторону, чтобы он освещал и
других купеческих дочек. Володя в знак согласия кивал ей
головой, но тут же тихонько возвращал луч к меньшой дочке.
А когда Светлана, то есть меньшая дочь, попросила себе лишь
аленький цветочек, краше которого нет на всем белом свете,
он направил на нее луч через розовую прозрачную бумагу,
оставшуюся от прошлогодней елки. И всем показалось, как
был уверен Володя, что Светлана сама стала похожа на алень¬
кий цветочек.
Спектакль был очень хлопотливым для Володи. Ему при¬
шлось греметь железным ведром, изображая гром, трясти над
головой конторскими счетами, бить ногой в пустой ящик, сво¬
дить вместе концы электрических проводов, чтобы получалась
вспышка, и в то же время делать это так, чтобы не перегорели
пробки. Даже обидно было порой, что приходится так хлопо¬
тать ради этого Славки Королькова, который подавал свои
реплики из-за сцены, припав толстыми губами к большому
картонному рупору, потому что добрый, честный купец, попав
во дворец Чудища Морского, Зверя Лесного, не должен был
видеть хозяина, а мог только слышать ужасный голос его.
Зато, когда в чертогах Зверя появилась меньшая дочь — сме¬
лая прекрасная девушка, пожертвовавшая собой ради спасения
отца, Володя дал полный свет на сцену, заиграл волшебным
фонарем, вставляя и вынимая цветные бумажки, и тут же сво¬
бодной рукой стал пускать из-за кулис на сцену раскрашен¬
ных бумажных голубей, изображавших райских птиц... Юлия
Львовна должна была опять вмешаться и внести справедли¬
вость в распределение света и тени на сцене.
Зал замер от ужаса, когда впервые вылез на сцену обли¬
вавшийся потом под вывернутой овчиной Слава Корольков.
179

Он был поистине ужасен! Вместо глаз у него горели две лам¬
почки от карманного фонаря (батарейка была спрятана под
маской. Войлочный хвост и длинные когти из проволоки до¬
полняли это безобразие. Володя не жалел зеленого, фиолето¬
вого, темно-синего целлофана, чтобы освещением своим при¬
дать Чудищу еще более отвратительный вид.
Приближался центральный момент спектакля. Меньшая
дочь стремилась вернуться во дворец великодушного Чудища,
чтобы сдержать свое слово. А старшие сестры, как вы помните,
обманули ее, перевели на час назад время, и она опоздала.
Она вбежала на сцену тогда, когда, обхватив безобразными
папами аленький цветочек, там лежал уже бездыханный
Зверь Лесной, Чудище Морское...
До чего же хороша была в этой сцене Светлана Смирнова!
Она вбежала в приготовленный для нее Володей луч, такая
легонькая вся, воздушная, словно сама возникла из света и
роящихся в нем радужных пылинок. Она упала на колени, об¬
няла тонкими руками безобразную голову Чудища, доброе
сердце и славную душу которого успела полюбить, и звонким,
как хрусталь, отозвавшимся во всех уголках зала голосом, от
которого у Володи сразу запершило в горле, закричала:
—	Ты встань, пробудись, мой сердечный друг! Я люблю
тебя, как жениха желанного!..
И в эту минуту Володя вдруг почувствовал, что надо быть
отъявленным негодяем, чтобы испортить такую сцену. Нельзя
насмехаться над этими прекрасными словами, опоганить сказ¬
ку глупой выходкой, осквернить то чудесное волнение, которое
от слов меньшой купеческой дочери передалось и ему самому
и всему залу, застывшему в мертвой тишине. Сказка победила
всех, и Володя не мог с ней бороться...
И, как только Слава Корольков под торжественный гром
Володиного ведра и победный стук его ящика вскочил на сце¬
не, сдирая с себя душную овчину, и предстал перед всеми в
образе красавца королевича, Володя, открыв все заслонки в
фонаре, дал на него полный свет.
А потом он без конца дергал то за один, то за другой шну¬
рок занавеса, сдвигая и раздвигая его, потому что зрители без
конца вызывали участников спектакля. Взявшись за руки, они
выходили кланяться. И Володя, уже никому не завидуя,
восторженно раздирал надвое занавес и тут же хватал свой
фонарь, чтобы осветить кланявшуюся в зал, счастливую, румя¬
ную Светлану. А зал все хлопал и хлопал. Вывели за руки на
сцену Юлию Львовну. Она поправляла белые волосы, морга¬
ла, когда Володя направлял на нее луч.
Из зала несли букеты. Была уже весна. Благоухали розы,
сладостно пахла сирень. И все в этот вечер были счастливы.
180

Юлия Львовна, усталая, но очень довольная собрала Свет¬
ланины вещи и уже выходила из школы, когда у подъезда в
сумраке майского вечера к ней подошел кто-то с огромным бу¬
кетом сирени. Юлия Львовна со света не сразу разглядела ли¬
цо подошедшего.
—	Это ты, Дубинин?
Володя неуклюже держал букет в опущенной руке, цвета¬
ми вниз, как веник.
—	Вот... — проговорил он, — это от меня — вам.
—	Светлана! — крикнула в темноту Юлия Львовна. — Иди
сюда, Володя нам букет преподносит!
—	Это от меня вам, Юлия Львовна, — настойчиво повто¬
рил Володя.
Юлия Львовна взяла у него огромный букет и зарылась
лицом в душистую, влажную сирень.
—	Какие чудесные цветы, Дубинин!
—	Бывают и лучше, — баском сказал Володя и, помолчав
немного, добавил: — Это я потому, что у меня новость хорошая
сегодня, прямо хоть «ура» кричи, Юлгя Львовна! Тут была
одна строгая такая из гороно; она сказала, что меня за работу
с «юасами» и за новую модель в Артек посылают. Как учить¬
ся кончим, так и поеду. Спокойной ночи вам!..

Глава XI
БЕРЕГ ПИОНЕРОВ
Вечером 16 июня 1941 года на всем протяжении берега от
Гурзуфа до Медведь-горы запели пионерские трубы. Горны
трубили и в Верхнем, и в Нижнем лагерях, и в лагере № 3.
По всему берегу забили барабаны.
И Володя занял свое место в строю — самым крайним
слева. Рядом с ним стоял Юсуп Шаримов из-под Ташкента,
прославленный в своем краю сборщик хлопка. За ним, немно¬
гим его переросший, Остап Вареник, юный садовод из села
Котельва. А дальше — одна белая шапочка за другой, как сту¬
пенька за ступенькой — вздымалась лесенка голов, оканчи¬
вавшаяся белесой головой правофлангового Андрея Качали¬
на — ленинградца, лучшего художника в лагере.
Отряды собирались у центральной мачты лагеря, где за ка¬
менной балюстрадой возле самого моря гигантским веером
раскрыл полукружие белых скамей амфитеатр, построенный в
выемке горы.
По всем дорожкам, ведшим сюда из лагерей, ступая по
красноватому песку, вдоль зарослей аккуратно подстриженно¬
го кохия, мимо благоухающих кустов с багрово-красными или
182

снежно-белыми розами спускались отряды. Шли пионеры
Верхнего и Нижнего лагерей, пионерки из лагеря № 3. Отряды
сходились на торжественный сбор: Артек праздновал свое ше¬
стнадцатилетие.
Это было 16 июня 1941 года.
Через четыре дня Володя должен был возвращаться домой.
Он стоял неподвижно в торжественном строю, одетый, как и
все, в белую матроску с синим воротником, из-под которого
был выпущен алый галстук, повязанный узлом на груди. Сине¬
ватый сумрак наплывал под деревьями в густых аллеях, где и
днем в любую жару можно было найти укромную тень. Володя
всей грудью вдыхал сладкий пахучий воздух, настоявшийся за
день на ароматах моря, распустившихся роз и терпкой южной
хвои. Еле слышно шуршала черноморская волна за белой ба¬
люстрадой.
Был час, который Володя любил больше всего в чудесных,
быстро проносящихся лагерных днях.
А сперва ему тут не понравилось: не такой представлял он
себе лагерную жизнь. Он рисовал себе Артек вольным краем,
где можно было спать прямо на берегу, купаться когда хочешь,
на целые дни уходить в море на шлюпке, прыгать со скал в ки¬
пение прибоя.
А оказалось, что все здесь подчиняется точнейшему распи¬
санию, всем правит строго проверенный порядок. Жить и спать
пришлось в огромной палатке, разбитой, правда, близ моря,
но такой прочной и устойчивой, что она скорее походила на
брезентовый дом, чем на легкое походное жилище.
Потом оказалось, что и купаться можно только в определен¬
ные часы, да еще под наблюдением доктора, который сперва
ставил морю градусник, чтобы узнать температуру воды, не
позволял, сколько хотелось, жариться на солнце и давал
команду, когда всем следовало перевернуться со спины на жи¬
вот.
Были еще каждый день особые часы, сперва совершенно
невыносимые для непоседливого Володи. Назывались они
«абсолют», потому что по правилам лагерного распорядка в
это время нельзя было абсолютно ничем заниматься: артеков¬
цев укладывали в кровати, и полагалось спать.
Вольнолюбивая душа моряцкого сына бурно восстала про¬
тив всего этого в первые же дни лагерной жизни в Артеке. Но,
когда он во время «абсолюта» удрал из палатки, его словил
у моря сам директор Артека, вездесущий румяный Борис
Яковлевич.
—	А ну-ка, иди сюда, — позвал он Володю.—Ты это что?
Лунатик? Все спят, а ты гуляешь. Придется тебя, пожалуй, в
изолятор отправить. Во всяком случае, переведем тебя в Верх¬
133

ний лагерь на дачу. Я-то решил, что лы здоровьем-крепок, хоть
и маловат. Потому и отправили тебя туда, в палатки. А при¬
дется, видно, на дачу засадить. Как фамилия? Откуда?
—	Дубинин. Из Керчи.
—	Что же это ты, как. селедка керченская, вольно плава¬
ешь, сам по себе, порядок наш нарушаешь? Кто родители?
—	Отец моряк, капитан...
—	Вот мы ему и напишем: «Так, мол, и так, товарищ капи¬
тан. Сыночку вашему в Артеке порядок не нравится. И ввиду
того что порядок мы менять не имеем права, придется либо
сынку вашему характер менять, к порядку приучаться, либо
уж забирайте его к себе...» Не годится, дружок мой, не годит¬
ся. Марш в палатку, вались на койку! У нас дисциплина креп¬
кая, приучайся.
И Володя был водворен Борисом Яковлевичем обратно на
койку под забранным кверху тентом палатки.
Потом Володе крепко попало, когда он, купаясь, заплыл
за оградительные боны и пошел вымахивать саженками в мо¬
ре. За ним сейчас же выгреб на простор дежуривший на шлюп¬
ке вожатый. Он велел Володе немедленно влезть в лодку. Во¬
лодя был доставлен к берегу и принят там без всяких поче¬
стей.
Но постепенно Володя втянулся в эту жизнь, строго разме¬
ренную и оттого необыкновенно много успевавшую вместить за
день. Он быстро осмотрелся, обегал все лагеря, освоился с за¬
конами, узнал все артековские легенды, переходящие из одной
смены в другую. Он уже участвовал в походе на вершину Мед¬
ведь-горы, откуда открывался вид еще более прекрасный, чем
дома, с Митридата.
И недели не прошло, как он чувствовал себя уже бывалым
артековцем, выучил все лагерные песни, узнал все чудеса
волшебного пионерского края, стал верным охранителем тра¬
диций и обычаев этой своеобразной ребячьей республики. Он
быстро сошелся со своими соседями по палатке, и ему каза¬
лось, что он всю жизнь дружит с Юсупом Шаримовым, Оста¬
пом Вареником и Андреем Качалиным. И трудно было теперь
представить, что через четыре дня они разъедутся в разные
края огромной страны и, может быть, даже никогда больше не
увидятся. Об этом не хотелось думать.
Володя давно стал убежденным артековцем. Он уже совер¬
шил экскурсию на Адалары—две огромные скалы, торчащие
из моря неподалеку от артековского берега; переиграл во все
игры, собранные в артековской игротеке; как и все артековцы,
называл большую лестницу, ведущую в Верхний лагерь, «Ай-
Долой-Кило», потому что говорили шутя, будто, взбегая по ней,
человек теряет килограмм веса. Он уже много раз слышал из¬
134

вестную каждому артековцу волнующую историю о чудесном
докторе Зиновии Петровиче Соловьеве, чей домик и беседка
бережно сохранялись в лагере. В этом домике жил когда-то
военный доктор-большевик Соловьев, основатель Артека. Он
сам был смертельно болен и знал, что дни его сочтены, но
скрывал это от всех. И пионеры приходили сюда к нему — вы¬
сокому, необыкновенно красивому белоголовому человеку с
огненными глазами — и слушали часами его увлекательные
рассказы о Ленине, об Октябрьской революции, о гражданской
войне, о науке, о книгах.
Не удивлялся уже Володя, что появлявшийся в море на
траверзе Артека один из боевых кораблей Черноморско¬
го флота каждый раз салютует флагом лагерю. Он уже знал,
что кораблем этим командует молодой моряк-командир, сам
когда-то бывший артековец и поныне хранящий благодарную
память о лагере. И салютует он по специальному разрешению
адмирала, командующего флотом, почетного пионера-арте-
ковца...
И уже не казалось больше смешным Володе, когда на об¬
щих сборах маленькая председательница штаба одного из от¬
рядов, сдавая вечерний рапорт начальнику лагеря, деловито
сообщала:
—	На линейке присутствует двадцать шесть пионеров.
Одна пионерка отсутствует по болезни. Почетный пионер отря¬
да маршал Буденный отсутствует ввиду исполнения служеб¬
ных обязанностей...
Володя теперь уже понимал, что и это очень важно, гово¬
рить надо именно так. И от этого все, что происходило в ла¬
гере, начиная с утренней побудки и кончая вечерней линейкой,
приобретало боевую торжественную значительность: и походы,
и купание, и даже мертвый штиль «абсолюта», без которого,
как выяснилось, трудно было бы выдержать, не сморившись
до вечера, все, что дарил за день Артек.
Когда улеглись первые бурные впечатления, одним из са¬
мых увлекательных мест в лагере оказалась для Володи, ко¬
нечно, авиамодельная мастерская Артека. Да, вот это было за¬
ведение! Куда там было равняться с ней скромной мастерской
керченского «ЮАС».
У Володи глаза разбежались, когда он впервые попал сюда.
Он думал удивить артековцев своими познаниями по части
конструирования летающих моделей, но то, что увидел он тут,
заставило его благоразумно помолчать. С затаенным восхище¬
нием рассматривал он необыкновенно изящные самолеты но¬
вейшей конструкции. Как тщательно они были отделаны, какие
летные качества обнаруживались у них при пуске на горе за
Верхним лагерем!
185

Тут, в Артеке, можно было построить модель с настоящим
бензиновым моторчиком, который был немногим больше спи¬
чечной коробки. Володя увидел здесь модели, которые на лету
убирали шасси, а потом незадолго до посадки сами выпускали
их. Были тут маленькие военные авиамодели, которые при
взлете выбрасывали ракеты или крохотных парашютистов.
И на всех аппаратах сверкал лак, горело ярко окрашенное по¬
лированное дерево, сверкала тугая обшивка крыльев. Все было
сработано на славу, добротно и красиво. Володе показали
рекордные модели, изготовленные лучшими строителями из
предыдущих смен. Одна из них, окрашенная в бирюзовые тона
и походившая на сизоворонку, имела на борту маленькую
медную призовую дощечку. Эта модель, о которой среди арте¬
ковцев ходили легенды, участвовала во Всесоюзных состяза¬
ниях, продержалась в воздухе без малого час, и на розыски ее
в облаках посылали настоящий самолет.
Володя стал работать в мастерской. В первый же день
инструктор-воспитатель, бывший сам когда-то известным пла¬
неристом и рекордсменом, а ныне, после перенесенной им ава¬
рии, занимавшийся с ребятами в Артеке, присмотрелся к тому,
как работает Володя, и подошел к нему:
—	Э, да ты, видать, в нашем деле старый спец! Хитер! Но
меня, голубь, не обманешь. Я уж сразу вижу, как ты за инстру¬
мент берешься. Слесарь, плотник, на все руки работник!.. А ну-
ка, расскажи, что, где и как делал.
С этого дня Володя стал пропадать в авиамастерской. Он
конструировал модель с бензиновым моторчиком, которая, по
его расчетам, должна была побить рекорд легендарного авиа¬
строителя из позапрошлогодней артековской смены.
Модель была уже почти готова, оставало-сь только найти
ей звучное, достойное название и запустить в воздух; но нака¬
нуне дня, назначенного для испытания готовой модели, от¬
ряд, в который входил и Володя, отправился на экскурсию в
Алупку.
Ехали туда на большом автобусе по гудронированному
шоссе, которое петляло вдоль моря, то приближаясь к нему,
то, словно дразня, отбегая вверх, к горам. На крутых поворо¬
тах пионеров прижимало к стенкам автобуса, но, держась за
узкие простенки между окнами машины, высовываясь, чихая
от крымской пыли, они громко распевали, как всегда, знамени¬
тую артековскую песню, известную во всех концах страны:
Мы на солнце загорели,
Словно негры, почернели.
Наш Артек, наш Артек!
Не забыть тебя вовек!..
186

Сделали остановку в Ялте, погуляли по набережной, где
волны прибоя взлетали, разбиваясь о парапет, так высоко, что
ветер с моря заносил брызги до тротуара. Иногда капли плю¬
хались в зеркальные витрины магазинов и сползали по стеклу,
в котором, отражаясь, плавало ослепительное крымское солнце
с темной радугой по краю.
А в Алупке, где дома и улицы карабкались по крутой горе,
Борис Яковлевич вывел своих пионеров из автобуса и сказал:
—	Вот и приехали. Это Севастопольская улица, а вот и
дом этот самый, номер четыре.
Маленький белый домик стоял на горе. Высокие деревья
поднимали над ним свои кущи.
—	Давайте, ребятки, чтобы лишних хлопот не доставлять,
потише немножко... Поприветствуем, цветы вручим. Ну, потом,
кто хочет сказать что-нибудь, пусть скажет. Поблагодарим, да
и назад. Ведь тут и без нас народу приезжего, верно, каждый
день — не отобьешься.
Ребята поправили галстуки, с нетерпением оглядывая
скромный чистенький домик, ничем не отличающийся от сосед¬
них. Борис Яковлевич постучал в калитку.
Окно домика распахнулось. В нем показалась женщина,
уже не молодая, но и не старая. Внимательно-печальные гла¬
за глянули сверху на ребят. И тотчас же все ребята, не сгова¬
риваясь, подняли правую руку над головой, отдавая салют
хозяйке маленького домика.
—	День добрый, Татьяна Семеновна! Здравствуйте! — ска¬
зал Борис Яковлевич, снимая белый полотняный картуз и ути¬
рая платком взмокшую макушку.— Не сердитесь, прошу, не
гоните, дорогая. Вот отобрал из очередной смены. Очень уж
хотелось пионерам моим хоть одним глазком на вас посмот¬
реть. Прослышали, что вы тут рядом, по соседству с нами, про¬
живаете, пришлось везти... Ну вот, ребятки, знакомьтесь:
Татьяна Семеновна, мама Павлика.
Ребята нестройным хором поздоровались с Татьяной Семе¬
новной, не сводя с нее глаз.
Володя осторожно подобрался поближе, чтобы никто не ме¬
шал ему глядеть. Стоял, закинув голову, полуоткрыв рот. Ему
не верилось, что он видит перед собой родную мать Павлика,
о котором столько читал, столько слышал, сам рассказывал
малышам. Значит, вот эта самая женщина выносила, вынянчи¬
ла самого знаменитого пионера, имя которого носят отряды,
пионерские дома, о котором поют песни, рассказывают на сбо¬
рах, ставят спектакли, печатают книги.
А скромная женщина с простым лицом, которое теперь ста¬
ло приветливым, освещенное тихой улыбкой скорбных губ,
закивала им сверху:
187

—	Здравствуйте, ребята! Заходите, родные! Пожалуйста,
заходите. Калитка-то отомкнута.
У нее был мягко окающий уральский говор.
Неловко толпясь, взволнованные встречей, пионеры просу¬
нулись через калитку во двор, таща на руках огромные вороха
артековских роз. И, когда' Татьяна Семеновна вышла на
крыльцо, цветы упали к ее ногам, потому что она не могла вме¬
стить в руках протянутые ей со всех сторон тяжелые душистые
букеты.
—	Ой, милые, спасибо!.. Куда же это столько! Зачем
вы красоту такую загубили? — говорила Татьяна Семенов¬
на, силясь обхватить обеими руками гигантские вороха цве¬
тов.
—	Ничего, у нас в Артеке много! — говорили ребята.
—	Ну вот, я их в воду-то сейчас поставлю, возле Пашиного
портрета. Поглядеть-то хотите?
Конечно, все захотели посмотреть на портрет Павлика. За¬
стенчиво входили в прохладные, чистые комнаты и подолгу
вглядывались в портрет славного пионера из далекого ураль¬
ского села Герасимовки, суровый подвиг которого показал все¬
му миру, какой неодолимой преданности делу коммунистов,
какой огненной ненависти к врагам его исполнены юные серд¬
ца младших сынов великой революции.
Долго стоял у этого портрета и Володя. Он припомнил в эту
минуту все, что слышал о Павлике Морозове, о страшной
гибели его от руки убийцы, перед которым не дрогнуло сердце
пионера. Потом он перевел взор на женщину, стоявшую рядом
и бережно ставившую цветы в кувшины, вазы и ведра. Ему
захотелось сказать что-нибудь очень ласковое матери Пав¬
лика.
—	Похож на вас как!—решившись, заметил он.
—	Да, люди говорят, есть сходство,— вздохнула она.
—	А он сильный был, — спросил Володя, — высокий?
—	Нет, вроде тебя, чуть поболе!
—	У нас в Артеке один отряд есть имени вашего Павли¬
ка, — сказала одна из девочек.
—	И катер есть, тоже называется «Павлик Морозов».
—	А в Москве у нас переулок такой на Красной Пресне,
тоже называется: переулок Павлика Морозова.
—	Татьяна Семеновна, расскажите что-нибудь о Пав¬
лике.
—	Да что же рассказывать-то? Вы, верно, всё уже читали.
Всё сами знаете. В газетах-то и книгах лучше написано, чем я
скажу. Что ж говорить-то? Хороший он, детки, был, честный
очень. Уж если слово скажет, так никогда не отопрется. Учил¬
ся очень шибко. И смелый. Он за правду, за советскую власть
188

на все готов был идти, ничего бы не пожалел. Вот и жизни не
пожалел, смерти не убоялся. Сами знаете... А так он ласковый
был, ребята. Ко мне был очень всегда с заботой,..
Она замолчала, поглядела на портрет сына, провела рукой
по своему горлу.
Володя слушал ее, жадно раскрыв глаза. Суровый подвиг
Павлика и горе матери — все, что было так хорошо и давно
уже известно ему по книгам, сейчас вдруг приблизилось, ожи¬
ло, стало совсем близким, словно не в далекой уральской
деревне случилось это, а где-то рядом с их школой, на их
улице.
А Татьяна Семеновна продолжала:
—	Он все море, бывало, хотел поглядеть, какое оно есть...
О море мечтал. Да так и не довелось ему море-то увидеть. Ну,
уж вы за него, ребятки, посмотрите и в память его порадуй¬
тесь, что все вам дано... И моря и солнышка у вас вдосталь, и
люди добрые за вами ходят, воспитывают вас. Вот смотрю я
на вас, юные пионеры, и матерям вашим завидую...
Андрюша Качалин вышел вперед и сказал осекающимся
от волнения голосом:
—	Дорогая Татьяна Семеновна, позвольте мне от имени
всех нас, от имени всех пионеров-артековцев, сказать вам... по¬
благодарить вас за то, что вы с нами побеседовали, и сказать...
заверить вас, что мы все постараемся быть такими для нашей
славной Родины... такими, каким был ваш Павлик.
Этот день запомнился Володе ярче всех других лагерных
дней. Всю обратную дорогу он молчал; а назавтра пришел в
авиамастерскую, снял с рейки свою новую модель с бензино¬
вым моторчиком и подошел к инструктору.
—	Владислав Сергеевич, — проговорил он, — я решил...
Можно мне мою модель назвать «Павлик Морозов»?
И никто не удивился, когда над лагерем, жужжа моторчи¬
ком, оставляя узенький дымный след в голубом крымском не¬
бе, поднялась модель, на крыльях которой было написано
крупно и четко: «Павлик Морозов».
Артековцы салютовали ей снизу, махали руками и белыми
своими шапочками.
«Павлик Морозов» быстро набирал высоту, Он пролетел
над деревьями, теплые потоки воздуха подхватили его и понес¬
ли к морю. Его видели и в Нижнем лагере и в Верхнем, его
заметили девочки в лагере № 3. Катера вышли в море, чтобы
подобрать модель, если она сядет на воду, но «Павлик Моро¬
зов» все летел и летел, увлекаемый струями нежнейшего ветра,
который ласкал щеки золотисто-загорелых артековцев, слегка
189

шевелил листву деревьев и медленно сдувал с дорожек опав¬
шие лепестки роз.
Вскоре катера потеряли из виду модель. Она словно расто¬
пилась в сверкающих отблесках моря, в ослепительно золоти¬
стом зное. Напрасно Володя с такой надеждой ждал на берегу
возвращения катеров: ему сообщили, что модель исчезла.
Борис Яковлевич звонил во все окрестные санатории и в под¬
собное хозяйство, спрашивая, не видели ли где-нибудь модель.
Но она пропала.
И только через добрый час работавшие на винограднике
люди увидели, как с неба спускается к ним маленький само¬
летик. Предупрежденные уже звонком из конторы, они броси¬
лись с этой вестью к лагерю.
—	Летит... Летит... — пронеслось по всем лагерям.
И, хотя полагалось уже по закону садиться за столы, на¬
крытые к ужину, все ребята, подавальщицы, нянечки, вожа¬
тые и даже строгая докторша Розалия Рафаиловна — все вы¬
бежали на террасы, чтобы увидеть «Павлика Морозова», ко¬
торого ветер послушно возвратил домой.
Володя сразу прославился на все лагеря. Когда он появ¬
лялся где-нибудь, за ним вдогонку летело:
—	Это тот самый, у которого модель улетела, а через час
сама вернулась...
А сейчас он скромно стоял на левом фланге отряда лицом
к высокой белой мачте.
Быстро спускался южный вечер — теплый, благовонный,
терпкий. Воздух был так напоен запахами сада и моря, что
сладко-соленый вкус его чувствовался во рту...
Зажглись цветные фонарики в лагерных аллеях. Заиграла
музыка. Море уже фосфорилось, обдавая берег бледными
искрами.
И вдруг высокое пламя взметнулось на площадке перед
амфитеатром. Тотчас вспыхнули огни на Адаларах. Жемчуж¬
ный луч прожектора высветил алый флаг на мачте лагеря.
Цветные ракеты ударили в небо, рассыпались с шипящим
треском, повисли зелеными, красными, голубыми гроздьями и
погасли, чтобы уступить место новым ракетам.
Володя, с грудью, переполненной ароматным воздухом,
восторгом и благодарностью, чувствовал в эту минуту, что он
способен совершить любой подвиг во имя этого прекрасного,
огнистого и чудесного мира. Плечом и локтем ощущая тесно
прижавшегося соседа, он слил свое неистовое «ура» со звон¬
кими, радостными возгласами своих сверстников и товарищей
из Ленинграда, Якутии, Мурманска, Москвы и далекого Ура¬
ла, где жил Павлик Морозов, отдавший свою короткую жизнь
за то, чтобы на земле всегда были такие вечера, чтоб никто
190

не' смел отнять у детства это счастье, эти цветы и загасить ли¬
кующее пламя пионерского костра...
Через четыре дня Володя уезжал домой. Он увозил то, что
увозят с собой все артековцы: фотографию, запечатлевшую его
самого у австралийского дерева; листья магнолии, засушенные
и украшенные надписями «Привет из Артека!» — такой лист,
ссли наклеить марку, можно послать по почте; самодельный
ракушечный грот; мешочек с разноцветными морскими камеш¬
ками; засушенных крабов, прикрепленных к черной круглой
подставке, прикрытой сверху половинкой перепиленной элек¬
тролампочки. Но, кроме того, в качестве особой премии, полу¬
ченной за успехи по авиастроительству, он увозил с собой тща¬
тельно запакованную, разобранную на части рекордную мо¬
дель «Павлик Морозов»...
Дома по нему очень соскучились, да и сам он в последнее
время стал тосковать по своим.
Отец был в рейсе. Мама и Валя восхищались Володиным
загаром, теребили его за пополневшие щеки. Обе брезгливо
рассматривали засушенных крабов, и Володя сердился, что
они не понимают, какая это прелесть...
Он лег рано, устав от поездки и рассказов, предвкушая, как
завтра утром соберет модель и днем побежит на Митридат,
где, как всегда в воскресенье, наверное, соберутся «юасы».
Вот ахнут они, когда он покажет им своего «Павлика Моро¬
зова»!
Мать пришла к нему, чтобы проститься на ночь, но он уже
крепко спал, откинув дочерна загорелую руку, высунув смуг¬
лые ноги сквозь прутья кровати.
Она залюбовалась сыном. Володя загорел, возмужал, по¬
правился. Полуоткрыв пухлые, яркие губы, разрумянившийся
во сне, он был очень хорош. Все его артековские сокровища
красовались рядом на столике. Крабы, засушенные листья маг¬
нолии, гротик, картонки с частями авиамодели. Возле кровати
валялись стоптанные до дыр, обцарапанные о камни, совер¬
шенно разбитые сандалии.
Мать подняла их, посмотрела, покачала головой. Потом она
потушила свет и бесшумно вышла.
Вскоре все в доме уже спали. Дышал ровно и глубоко Во¬
лодя, которому снились ракеты, отражающиеся в море. Сто¬
рожко спала Евдокия Тимофеевна, чувствуя сквозь сон, что
сынишка опять рядом, дома, можно сегодня не тревожиться,
как он там... Заснула уже Валентина, собиравшаяся завтра с
Жорой Полищуком и подругами на концерт на Приморском
бульваре.
Спали керченские «юасы», видя себя во сне летающими над
191

Митридатом и не подозревая, какую необыкновенную модель
привез в город Володя Дубинин.
Сменились полночные вахты на кораблях. Стал на капи¬
танскую вахту Никифор Семенович, ведя свою шхуну из Фео¬
досии в Керчь, к начинавшему светлеть горизонту.
Над морем уже занималась ранняя заря. Ночь была самой
короткой ночью в году.
Начинался день 22 июня.

асть вторая
ПОДЗЕМНАЯ
КРЕПОСТЬ

Глава 1
НЕ ВЗЯЛИ...
Стало ли другим Черное море? Разве обмелело оно или
остыло? Или Митридат стал ниже? И не таким было, как вче¬
ра, июньское небо? Или потускнело летнее крымское солнце?
Нет, все было прежним. И море нисколько не изменилось,
оставаясь, как всегда, у берега желтовато-кофейным от мути,
поднятой прибоем, а дальше — зеленым, как яшма, и, наконец,
сине-стальным у горизонта. И небо было таким же безоблач¬
ным, и солнце палило не менее рьяно, чем раньше. Так же
нависал над городом Митридат и пахло на улицах рыбой. Все
оставалось как будто неизменным, но Володя чувствовал, что
все стало иным.
Над вершиной Митридата уже не летали больше белокры¬
лые модели «юасов». Туда теперь вообще уже никого не
пускали. По склонам Митридата и на вершине горы располо¬
жились батареи противовоздушной обороны города. Снизу
хорошо были видны на голубом небе черные контуры орудий:
старый Митридат вытянул к небу узкие, длинные хоботы зе¬
ниток. И так как виден был Митридат с любой улицы, то во¬
оруженная гора нависала теперь над каждым перекрестком
как напоминание о войне.
195

Ничего нельзя было сделать с морем, с небом, с зеленью.
Цвета их оставались такими же яркими под ослепительным
крымским солнцем. Но теперь все как будто линяло в самом
городе и на берегу. Блекли краски города. Весело расцвечен¬
ные катера, шаланды, шхуны в порту в несколько дней были
перекрашены и стали серо-стальными, как море в шторм.
Много людей надело одежду цвета земли и травы. Где-то еще
далеко гремевшая война уже пятнала, приближаясь, стены и
крыши домов. На складах в порту, на заводских зданиях по¬
явились странные, неуклюжие пежины, буро-зеленые кляксы
камуфляжа — маскировочной раскраски. Все словно хотело
спрятаться под землю, слиться с нею заодно, чтобы не быть
приметным. Стены зданий, размалеванные маскировочными
пятнами и линиями, расстались с присущими им прежде крас¬
ками и напитались оттенками почвы, песка, приняли на себя
тень оврагов, зеленые пятна кочек.
Ни искорки не вспыхивало по вечерам на море, где всегда
возле мола покачивалось столько ярких зелено-красных фо¬
нариков й так весело прыгали звездочки топовых огней на
мачтах. Перестал мигать неугомонный маячок-моргун. И дик
был по ночам весь этот ветреный, слепой и безлюдный про¬
стор, ничего теперь уже не отражавший.
Но днем и ночью строгим, иногда колючим, немигающим
огнем горели глаза людей; и Володе казалось, что глаза
изменились разом у всех в тот для всех памятный день 22 июня,
когда вся жизнь, словно корабль, отвалила от какого-то при¬
вычного берега и уже нельзя было сойти обратно. Как будто
остался тихий берег далеко позади, а навстречу грозно заду¬
вает простор черных и неведомых бурь.
Вести, одна тревожнее другой, приходили в Керчь. Фаши¬
сты бомбили Севастополь. Рассказывали, что уже в Симферо¬
поле объявляли воздушную тревогу, — а ведь это было со¬
всем близко...
В первые дни войны, жадно слушая радио, чуть не влезая
с головой в репродуктор, Володя все ждал, когда же сообщат,
что врага остановили, опрокинули, что он бежит, все бросая,
и наши войска с красными знаменами уже ступают по ули¬
цам сдавшихся фашистских городов. «Стой, погоди, — гово¬
рил он своим товарищам, — это они только сперва так, пока
наши не собрались. А вот завтра увидишь...» Но начинался
новый день — завтра, а радио все не приносило желанной ве¬
сти. Напротив, с каждым днем сообщения становились тре¬
вожнее. Враг все глубже вторгался в просторы Советской
земли.
Отец целые дни проводил в порту. Туда уже нельзя было
пройти без специального разрешения. У ворот стояли часо¬
Ю6

вые Случалось так, что Володя подолгу не видел отца, кото¬
рый теперь редко приходил ночевать домой.
Когда Володя услышал сообщение Советского Информ¬
бюро о том, что враги захватили Минск, он почувствовал, что
ему необходимо поговорить с человеком, который хорошо его
поймет и поможет уяснить, что же это такое происходит... Он
подумал, не пойти ли к Юлии Львовне, но почему-то застес¬
нялся.
Вспомнив своего старого приятеля, Кирилюка, к которому
уже не раз прибегал в тяжелые минуты, Володя отправился
к нему. Но не пели уже голосистые чижи возле подъезда го¬
стиницы, перечеркнувшей полосами газетной бумаги все свои
стекла. Исчез и сам Кирилюк.
Володя неуверенно тронул вертящуюся дверь и, подгоняе¬
мый ею, оказался в прохладном сумрачном вестибюле. На
стульях, на диванах сидели, разговаривали, лежали, дремали
военные, моряки, всюду были сложены чемоданы, баулы. Зна¬
комый швейцар, увидя Володю, крикнул:
—	Давай, давай отсюда тем же манером, как въехал!
—	А Кирилюк где? — спросил Володя.
—	В народное ополчение ушел добровольцем... И чижей
всех отпустил в бессрочную...
Мрачный вернулся Володя домой. Он стал с подозритель¬
ным старанием прибирать у себя на столе, откладывая вещи
в сторонку. Заметив в глазах его странный и решительный
блеск, ничего доброго не предвещавший, Евдокия Тимофеев¬
на озабоченно спросила:
—	Ты, Вовка, чего это задумываешься, а? Ты уж, пожа¬
луйста, сейчас без глупостей...
—	Знаешь, мама, — проговорил Володя, останавливаясь
перед матерью и ожесточенно оттирая щеку плечом, — вот
уже четырнадцать лет мне скоро, а как-то жизнь у меня про¬
ходит без толку.
—	Как же это — без толку? — возмутилась мать. — Учиться
стал хорошо, в Артек ездил, все тебя хвалить стали, а ты —
«без толку»!
—	Да это все так, детское, понимаешь... То все не я сам
как-то. То все больше для меня кругом делали. Ребята-пионе¬
ры по учению нагнать помогли, ты с папой тоже — со своей
стороны... Гороно в Артек посылал. А вот я сам, понимаешь,
мама, сам я еще ничего такого не сделал.
—	Да кто ж в твоих годах может особенное такое сделать?
Учись хорошенько, помогай нам по дому управляться, а будет
задание от пионеров — сделай как следует. Вот и будет твоя
помощь. Чего ж тебе еще?
197

—	Э, мама, — досадливо отмахнулся Володя, — не о том
разговор идет. Ну когда финская война шла, я еще, так-сяк,
сидел дома. Один раз, правда, мы с Донченко чуть не убежа¬
ли, да война уже кончилась. А теперь, видно, длинная война
будет... Весь народ воевать пошел, кругом мобилизация... Ки¬
рилюк, птицелов, и тот в ополчение пошел, а я тут должен
оставаться... Вот как придет папа, я сейчас же к нему попро¬
шусь... Или пускай сам меня на флот пошлет. А то убегу, и
всё.
—	Да как же тебе не совестно матери это говорить-то? Да
если я отцу скажу...
—	А я ему сам скажу.
Пришла с комсомольского собрания Валентина. Ее тоже
теперь целые дни не было дома. Она пришла усталая, ступая
натруженными, отяжелевшими ногами, бессильно опустилась
на стул, стянула с крючка на стене полотенце, стала обтирать
распаренное лицо, запылившуюся шею.
—	Ты бы умылась сперва, — заметила ей мать.
—	Обожди, мама... Отдышаться дай. Мы сегодня с наши¬
ми ребятами из школы целый эшелон выгрузили. Комсомоль¬
ский субботник у нас был. Уж устали так устали! Я сюда
шла, руками себя под коленки взяла, да и подымаю ноги: не
идут, да и все тут...
Володя посмотрел на нее с неудовольствием. Он видел, чго
сестра гордится своей усталостью, даже выставляет ее как
будто напоказ: вот, мол, смотрите, как я потрудилась.
—	А завтра... — продолжала, обмахиваясь полотенцем,
Валя, — завтра, мама, все наши комсомольцы, да еще с заво¬
да Войкова и с обогатительной, получают направление в Ры-
баксоюз — сети сушить и чинить. Надо женщинам там помочь,
раз у них мужчины в армию пошли.
Володя уже внимательно слушал сестру, осторожно при¬
сев на табуретку возле стола.
—	Вам хорошо! Вы уже комсомольцы. Вас везде посыла¬
ют,— позавидовал он.
—	А вы что же, пионеры, — дремлете? — отвечала она.—
Вон на вокзале железнодорожные ребята сегодня, я видела,
лом собирали. Сейчас дела всем хватит, а ты все с альбомчи¬
ком возишься.
Володя покраснел.
—	Прежде всего, это не альбом, а дневник. Если уж взяла
без спросу и позволения у меня, так хоть бы поглядела как
следует. По себе судишь, видно. «Альбом»! Я туда сообщения
Информбюро переписываю. Чтобы у меня получилась потом,
когда война кончится, вся история, с первого дня. Если не
можешь понять, нечего хватать то, что тебя не касается.
198

Володя сердито вышел из комнаты, сбежал по лестнице во
двор.
Через несколько минут он уже был под окнами дома, где
жил его приятель Володя Киселевский. Володя Дубинин
громко свистнул и тотчас же услышал, как кто-то забараба¬
нил из комнаты пальцами в окно. Володя Киселевский махал
ему рукой, приглашая зайти, но Володя Дубинин показал паль¬
цем на землю, зовя приятеля выйти во двор.
Когда Киселевский вышел, Володя сказал ему:
—	Ты про Тимура читал?
—	Это как он и его команда действовали?
—	Ну да, Гайдара. Помнишь, как они там организовали,
чтобы помогать, если у кого на фронт отец ушел? Давай мы
тоже так.
—	А я не знаю как...
—	Да я и сам тоже не очень знаю, только хочется что-ни-
будь такое делать. А то я тебя просто предупреждаю, Киселев¬
ский: убегу я, и всё.
—	Куда это ты убежишь?
—	На фронт — вот куда!
—	Ну и заберут тебя по дороге, — уверенно изрек Кисе¬
левский.— Просто ничего на свете не бывает...
Да, мало на свете дел, которые делаются просто! Каза¬
лось бы, чего проще: узнать в военкомате адреса, по которым
были посланы мобилизационные повестки, зайти прямо в те
дома, поздороваться, отдав салют по-пионерски, и сказать:
«Здравствуйте! Мы пионеры, у нас есть тимуровская брига¬
да, вот мы из нее. Мы хотим вам помочь. Скажите, что вам
надо?» Да ведь не выйдет так. Начнут отнекиваться: спаси¬
бо, мол, ничего не надо. Это — на хороший случай. А возмож¬
но, еще и посмеются: тоже, мол, нашлись помощники! Пожа¬
луй, могут и выгнать: дескать, вас еще тут не хватало! А если
делать все тайно, как делал гайдаровский Тимур, по тепереш¬
нему военному времени совсем могут выйти неприятности.
Наскочишь еще на комсомольский истребительный отряд, и
заберут тебя, да еще скажут, что ты ходил по чужим дворам
и лестницам, подсматривал что-то. Кругом все говорили о
шпионах. Да и сам Володя мечтал изловить какого-нибудь
диверсанта и присматривался ко всякому подозрительному
встречному.
Нет, тайно сейчас уже нельзя было действовать. И тогда
Володя отправился за советом к Юлии Львовне.
Очутившись на знакомом школьном дворе, где стояла ка¬
никулярная тишина, Володя почувствовал, как ему хочется,
чтобы скорее начались опять занятия. Ему казалось, что если
каждое угро снова будут звонить звонки и день будет подчи¬
199

няться школьному расписанию, а каждая минута заполнится
делом, занятиями, и кругом сойдутся свои р1ебята-одноклас-
сни.ки, и в пионерской комнате будут сборы, и Жора Полищук,
которого теперь не сыщешь, будет им рассказывать о войне,—
может быть, и на душе станет спокойнее. Но тут же он поду¬
мал, что садиться за парту, готовить и отвечать уроки сейчас,
вероятно, никак нельзя. Не пойдет сейчас учение в голову: все
мысли заняты одним — войной.
Все же* когда Юлия Львовна, как всегда, спокойно, только
чуть подрагивая бровями, выслушала Володю и заговорила с
ним своим обычным размеренным, строго и певуче звучащим
голосом, он испытал некоторое успокоение.
—	Дубинин, дорогой, — сказала Юлия Львовна, — я пони¬
маю, как тебе не сидится сейчас. Только ты не спеши: это вой¬
на большая. Конечно, им нас не одолеть никогда — в этом-то
я твердо убеждена, — но силы нам надо беречь. Силы у нас
будут прибывать с каждым днем. Такие, как ты, там, на фрон¬
те, не требуются, уверяю тебя. А что касается помощи здесь,
то вот это дело хорошее. Я — за это! Светлана уже собиралась
пойти к тебе, обойти всех ребят и начать работу.
—	Как ее только начать вот?
—	Я не помню, у кого это я читала... «Самое трудное де¬
ло — это начать. Преодолеть его можно только одним спосо¬
бом: начать».
И они начали.
Первым оказался дом военного моряка Сырикова, отца того
самого Илюши Сырикова, который любил задавать вопросы
на беседах Володи с малышами и как-то спросил, как учится
сам Володя. Увидев входивших пионеров, Илюша, который
был дома один, сперва оробел и долго не хотел пускать ребят
из передней в комнату, а потом увидел Володю, узнал его и
сказал:
—	А ты у нас про Чкалова объяснял. Ты мне сделаешь ко¬
рабль, как обещал?
В тот же день с Володиного стола исчез один из лучших
миноносцев. Через день в неизвестном направлении уплыл
крейсер, искусно выточенный Володей из полена. Не прошло и
пяти дней, как флотилия на столе подверглась опустошению.
Вся Володина армада — все его корабли, вплоть до великолеп¬
ного линкора «Красный Спартак», все эсминцы, тральщики,
подводные лодки, вырезанные из коры, — все пошло в ход, всо
отдал щедрый Володя ребятишкам, чьи отцы ушли в армию.
И, едва завидев под окном или через раскрытую калитку крас¬
ный галстук дежурного пионера, ребятишки кричали:
—	А где пионер Володя? Он придет сегодня? А когда он
придет опять?
20Э

Случалось и так, что к вечеру прибегала Светлана Смирно¬
ва, застенчиво говорила Евдокии Тимофеевне:
—	Позвольте, пожалуйста, вашему Володе сегодня еще на
Пироговскую сходить. Там такой Сережа есть Стрельченко, у
них отец танкист... Так он все плачет и просит, чтобы Володя
ему корабль починил. Никак не укладывается спать. Уж ко мне
мать его приходила...
И Володя шел на Пироговскую.
Он вставал теперь чуть свет, чтобы услышать первое ра¬
дио. Вскакивал с постели. Сон сваливался с него вместе с про¬
стыней, которой он укрывался. Неслышно ступая босыми
ногами, подбегал к громкоговорителю. Стоял, залитый лучами
еще низкого утреннего солнца, маленький под орех разделан¬
ный артековским загаром, с выцветшими волосами, теплый
со сна.
При каждом движении сестры или матери махал на них
рукой, чтобы они не шумели, и слушал, слушал утренние со¬
общения Совинформбюро. Не моргая, смотрел он в черную
воронкообразную тарелку, из которой доносились размерен¬
ные слова диктора...
Володя чувствовал, что ему необходимо посоветоваться обо
всем, что он думал эти дни; нужно было непременно свидеться
с отцом.
Но Никифор Семенович уже неделю не выходил из управ¬
ления порта.
—	Мама... — сказал Володя. — Как хочешь, мама, но только
я сейчас в порт схожу к папе. Уж как-нибудь там пробьюсь...
После вчерашнего короткого дождя утро было необыкно¬
венно ясное. Дома, деревья, столбы отбрасывали резко очер¬
ченные тени.
Володя не успел выйти со двора, как перед самой калиткой
навстречу ему покатилась маленькая черная тень. Он услышал
заливистый лай, и сейчас же что-то теплое, мохнатое кинулось
ему на грудь, мокро лизнуло в нос.
—	Бобик, Бобик! — закричал радостно Володя, отбиваясь
и хохоча.
А Бобик все прыгал на него, норовя непременно лизнуть в
лицо. Володя слегка отшвырнул собаку и выскочил на улицу,
чтобы встретить отца, точным вестником прибытия которого
было появление Бобика.
И действительно, тут же, за калиткой, он увидел отца. Ни¬
кифор Семенович очень осунулся за эти дни. Загорелое лицо
его казалось истомленным, в глазах с красными веками до¬
горал тот сухой, воспаленный блеск, который бывает обычно
у людей, еще не ложившихся спать со вчерашнего дня. Воло¬
дя сразу же перевел свой взор немного повыше и увидел на
201

морской фуражке отца уже не прежний значок торгового фло¬
та, а так называемый «золотой краб» с красной звездочкой —
герб Военно-Морского Флота.
—	Папа, ты что? Уже мобилизовался?
—	На флот ухожу, сынок. Сегодня отбываю. Проститься
с вами зашел... Вот то-то и оно... Ну, а у вас как тут? Что мама,
Валя?..
Через полчаса мать уже принялась собирать Никифора
Семеновича в дальнюю военную дорогу. За долгие годы со¬
вместной жизни с Никифором Дубининым, с которым встрети¬
лась она когда-то в санитарном поезде, Евдокия Тимофеевна
поняла, что спорить с мужем, удерживать его, отговаривать —
бесполезно.
Уже не раз отправляла она его в опасный путь, провожа¬
ла в бой, снаряжала в плавание. И каждый раз, будучи не в
силах подавить тяжелый страх за мужа, она гордилась неволь¬
но этим сильным, спокойно смелым человеком, для которого
голос сурового мужского долга был зовом собственной совести.
Она знала, что ей предстоят трудные дни, полные тревог, са¬
мых страшных опасений, тяжелых и неотгонимых мыслей,—
знала, как ей будет трудно, но чувствовала: так надо, и иначе
сейчас быть не может.
И Володя, который ждал, что мать заплачет и станет упра¬
шивать отца, чтобы тот не ходил добровольцем в военный
флот, с уважением поглядывал на потускневшее, замкнутое,
словно какой-то пеленой закрывшееся лицо матери. Она укла¬
дывала в чемодан вещи отца, книги, бритвенный прибор, се¬
мейную фотографию. Валентина выгладила белье отца, акку¬
ратно сложила чистую тельняшку.
Володя пристроился на диване возле отца, который пере¬
бирал книги, бумаги, откладывая часть из них в сторону.
Улучив удобную минутку, Володя шепнул Никифору Семе¬
новичу:
—	Папа... у меня к тебе большая просьба. Только ты вы¬
слушай.
—	Слушаю, Вова, — откликнулся отец, продолжая пере¬
кладывать бумаги.
—	Папа, только ты по-серьезному слушай, и условимся,
что без шуток.
—	Какие тут могут быть шутки? — Отец сдвинул книги в
сторону. — Ну, высказывайся, в чем дело?
—	Папа, прошу тебя, будь человеком, возьми меня с со¬
бой!
—	Вот, вот! — донеслось от стола, где была мать. — Только
и слышу от него все дни. Еще убежать грозится.
—	Куда это? — удивился отец.
202

—	На военный флот. Буду юнгой у тебя. Плавать я
умею — это раз. В тир я ходил — значит, стрелять научусь
скоро — это два.
—	Во-первых, если дело на счет пошло, так у тебя получи¬
лось пока не два, а полтора, раз еще только обещаешь на¬
учиться,— отвечал отец. — А главное, тебе гам делать нечего.
Ты дома тут больше пригодишься, я так считаю. За хозяина
станешь. Мужчина!
—	Ну тебя, папа, опять ты смеешься, а я серьезно...
—	Ия, Владимир, совершенно серьезно.
—	Действительно, очень ты там нужен, — присоединилась
Валентина и тихо прибавила: — Полтора моряка.
—	А ты помалкивай, ни два, ни полтора! — отрезал Во¬
лодя.
В сенях залаял Бобик. На лестнице послышались шаги.
В дверь постучали. Володя пошел открывать. Он вернулся
тотчас же в залу, еще из передней крича:
—	Дядя Гриценко приехал! И Ваня!..
—	А, добро пожаловать! На проводы угодили, в самый раз...
Пока Иван Захарович Гриценко, молчаливый, застенчивый
человек, от которого сразу запахло на всю квартиру рыбой и
табаком, присев на диван, неспешно беседовал с Никифором
Семеновичем, Володя в уголке тихонько разговаривал со своим
старым приятелем:
—	Слыхал, Ваня, что по радио говорили?
—	Ясное дело, слыхал.
—	А я себе в дневник записал.
—	А я и так помню, без записи.
—	Да и я помню. Только это для истории потом будет.
У меня все записано от Совинформбюро.
—	Покажи.
—	После покажу, там не все разборчиво: я карандашом.
А как чернилами обведу, покажу. Ну, как у вас там, в Старом
Карантине?
—	У нас там ничего особого не заметно, а вот в Камыш-
Буруце кругом маскировка понаделана, так не узнаешь те¬
перь...
—	Так, — спрашивал тем временем дядя Гриценко у Ни¬
кифора Семеновича, — значит, обратно подаешься? В военный
флот? По молодой своей привычке...
—	Да, на свой боевой, Черноморский, — отвечал Никифор
Семенович. — Четырнадцать лет прошло, как демобилизовал¬
ся. Я сразу заявление подал, чтобы идти добровольно, да в
порту дела задержали. Никак не отпускали. Ну, уж сегодня
я всем заявил, что больше дня не останусь тут. «Давайте, го¬
ворю, отпускайте, как хотите». Отпустили. Имею про себя
203

думку попрошусь на свой миноносец. — Он наклонился к Гри¬
ценко, заговорил тихо: — Иван Захарович, по родству, по
дружбе, пригляди тут... Поручаю тебе моих — все семейство.
Имею на тебя надежду.
—	Будь уверен, Никифор. Воюй, плавай со спокойной ду¬
шой. О твоих позабочусь — так не бросим, в случае чего.
—	И за Вовкой, прошу, присмотри, у него все думки насчет
фронта замечаются. Прыткий больно. Ты уж тут твердой рукой...
—	Про то не думай — придержим.
Вечером Дубинины вместе с обоими Гриценко провожали
Никифора Семеновича. Отец держался браво, был он уже по-
воённому подтянут; во всей его повадке снова проступила та
лихая молодцеватость, которая свойственна военным морякам.
Он поглядывал то на дочь, то на сына, улыбался с некоторым
смущением, как человек, который чувствует себя в центре
внимания, рад этому, но в то же время стесняется, что доста¬
вил людям столько хлопот и волнений. Он старался отвести
ззор от бледного, неподвижного лица жены, но*все время чув¬
ствовал на. себе неотрывный взгляд ее глубоко запавших за
день, остановившихся глаз.
Два раза ударил вокзальный колокол. Стали прощаться.
—	Ну, счастливо тебе воевать, чтобы не хуже, чем в девят¬
надцатом,— пожелал дядя Гриценко, тряся руку Никифору
Семеновичу. — Ни пуха тебе, ни пера, завтрашний адмирал!
—	Счастливо и тебе оставаться... Будь здоров, бывший пу¬
леметчик... Может, и тебе выйдет старое вспомнить. Еще до
генерала дойдешь, — отшутился Никифор Семенович и, пока¬
зав глазами на своих, добавил тихо: — Уговор наш насчет мо¬
их не забудь!
—	Насчет этого не сомневайся, — отвечал Гриценко.—
А вот ты погоди шутковать... Ты про меня как сейчас сказал?
Бывший пулеметчик? Что ж, было дело; приходилось и в гер¬
манскую и в гражданскую. В случае чего, если и до меня
черед дойдет, мой год выйдет, возражений не имею — я стро¬
чить из «максима» не разучился. За первого номера хоть зараз
еойду.
Залился кондукторский свисток. Все, кто был на перроне,
невольно подались к вагонам, словно провожающие хотели
схватить поручни вагона и удержать поезд хоть еще немного
у вокзала.
—	Ну, главный отправление дает, — сказал отец. — Будь
здорова, Дуся!
Он крепко обнял Евдокию Тимофеевну, туго свел брови,
еще раз крепко и порывисто поцеловал жену, осторожно снял
ее руку со своего плеча. Потом он звонко расцеловался в обе
щеки с Валентиной, нагнулся, поймал Володину ладонь, креп¬
204

ко стиснул ее, а другой рукой обхватил сына, потянул к себе,
почти приподнимая, — и у Володи, который привстал на
цыпочки, на мгновение из-под ног ушел перрон.
—	Расти, мальчуган, — глухо проговорил отец и крепко
поцеловал его в губы.
Володя почувствовал знакомый запах трубочного табака,
легкий привкус сливяной настойки, которой мать угостила
отца на прощание. Володя успел шепнуть:
—	Папа, ну будь же человеком! Ну, возьми меня с собой...
Сперва позади них, а затем под самыми ногами раздался
собачий визг и скулёж, и Бобик запрыгал между Никифором
Семеновичем и Володей, взлетая всеми четырьмя лапами
в воздух.
—	Скажи ты на милость, — засмеялся Никифор Семено¬
вич,— удрал-таки. Вот морская душа! Почуял, что я в рейс
ухожу. Ну, ясно, как же без него можно?.. Возьми-ка его, Во¬
ва, на руки да держи покрепче, не то, гляди, за мной увяжется,
угодит под поезд.
—	Не пойму, как он с квартиры-то выбрался... Верно, в
чулане стекло высадил — ведь я его заперла, — сказала мать.
Паровоз сипло прикрикнул на всех, словно сам уже ушел
вперед и подзывал издали отставших. Никифор Семенович
еще раз быстро поцеловал жену и вскочил на подножку ваго¬
на. Бобик, увидев это, стал рваться из рук подхватившего его
Володи.
Так и стоял Володя на перроне, прижимая к себе лаявшего
и жалобно скулившего Бобика. Он даже не смог помахать
рукой вслед поезду, который уносил на войну отца. Сразу на
перроне стало тихо и зияюще пусто. Вот поезд ушел, открыв
вторые пути и далекие привокзальные виды, словно обнажи¬
лась вся боль разлуки. Кто-то позади плакал причитая. Евдо¬
кия Тимофеевна медленно провела рукой по лицу, сгоняя про¬
кравшуюся слезу.
Все тихо уходили с перрона. Володя шел последним, не¬
ловко неся на руках затихшего и все оборачивавшегося в сто¬
рону ушедшего поезда Бобика. Выйдя из вокзала, Володя
поставил собаку на лапы:
—	Пойдем, Бобик. Не взяли нас с тобой...

Глава II
СЕРДЦЕ ГОРИТ
Через три дня Володя застал дома мать заплаканной.
—	Ты что, мама? — встрепенулся он.
Евдокия Тимофеевна мотнула головой в сторону репродук¬
тора:
—	Расстроилась я, Вова... Передавали сейчас про летчика
одного нашего. Его из орудия подожгли, бензин у него загорел¬
ся в воздухе, так он взял да самолет на фашистов... И сам с
мим взорвался... Вот до чего их ненавидел! А молодой, навер¬
ное. Мог бы, поди, с парашютом соскочить, а не захотел. На
смерть решился. Фамилию вот не разобрала, капитан какой-
то — Поспелов, кажется...
Володя слушал мать, закусив губу, и перевел дыхание
только тогда, когда она кончила. Он сейчас же помчался на
улицу Ленина, где расклеивались ежедневно сообщения Сов-
пнформбюро. И там он, мусоля от волнения карандаш, отчего
на губе у него образовалась темная полоска, переписал в свой
дневник:
«Героический подвиг совершил командир эскадрильи ка¬
питан Гастелло. Снаряд вражеской зенитки попал в бензино¬
вый бак его самолета. Бесстрашный командир направил охва-
206.

ценный пламенем самолет на скопление автомашин и бензино¬
вых цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн
взорвались вместе с самолетом героя».
Володя переписал аккуратно эти строки сообщения, потом
дома обвел их чернилами.
Вечером он прочел их Светлане Смирновой. И, прочтя, до¬
бавил:
—	Вот так бы и Чкалов на его месте сделал, если бы живой
был! Знаешь, я уверен!
Однажды вечером к нему прибежала Светлана. У нее было
очень расстроенное лицо.
—	Володя, — сказала она, — ты очень устал?
Володя, у которого все тело и руки ныли после работы на
огородах, где пионеры помогали семьям фронтовиков, спро¬
сил:
—	А что?
—	Помнишь, ты на Пироговскую ходил кораблик чинить?
Им извещение пришло: отец в танке сгорел. Такое у них там
творится, прямо я и не знаю, что делать... Маленький этот...
Я даже не думала, что он понимает... А он как вцепился
в мать, так и не отдерешь прямо. Давай вместе туда схо¬
дим!..
Евдокия Тимофеевна, убиравшая наутро залу, удивилась
пустоте на Володином столе. Она не сразу поняла, чего тут не
хватает. Корабли давно уплыли отсюда, но Евдокия Тимофе¬
евна хорошо помнила, что вчера еще стол был чем-то занят.
—	Володя, — позвала она сына, — не могу я никак при¬
помнить, что у тебя вчера тут на столе было... Недостает
чего-то...
Володя вскинул на мать немного смущенный взгляд из-под
ресниц:
—	Модель тут стояла... которая из Артека...
—	Пускать ходил?
—	Ну да, есть у меня время, как раз... Я ее на Пирогов¬
скую снес. Мальчишке тому подарил, у которого отец в танке
сгорел. Он все ревел, ревел... Меня, мама, такая жалость взя¬
ла! Я уж его и так и эдак... Ну никак, понимаешь! Плачет, и
всё. Я тогда принес модель да как запустил ее! А он так ру¬
ками в ладоши — хлоп-хлоп! И засмеялся сразу. А как в руки
ее взял, так затрясся весь. Ну, я ему и отдал. Пускай...
—	А не жалко было? — спросила мать и наклонила голову,
с лаской оглядывая сына. «Совсем как Никифор: что свое —
все отдаст», — подумала она.
—	Было немножко, — признался Володя, — только маль¬
чонку того еще больше жалко было... Ну, и ладно про то,—
неожиданно прервал он сам себя и нахмурился.
207

...Занятия, как всегда, начались 1 сентября.
Обычно в этот день все здание школы, отвыкшей за лето
от шума, оглашал бурный гам. А сегодня ребята тихо собра¬
лись в большом зале. И директор Яков Яковлевич произнес
коротенькую речь.
—	Друзья, — сказал он, — сегодня, как и в прошлые годы,
мы начинаем занятия. Мы встречаем этот большой для каж¬
дого советского учителя и школьника день в не совсем при¬
вычной обстановке. Я вижу по вашим лицам, я чувствую по
той серьезности, с какой вы сегодня пришли сюда, что вы са¬
ми понимаете, какие тяжкие испытания выпали сейчас нашей
Родине. Враг хочет не только отнять у нас землю и лишить
миллионы людей жизни... Он вознамерился уничтожить все,
что мы завоевали под славным знаменем Ленина. Мы завое¬
вали для себя право на труд, свободный вольный труд. Фа¬
шисты хотят сделать груд снова проклятьем для человека, а
нас превратить в своих рабов. Мы провозгласили и утвердили
право человека на отдых, на обеспеченную старость. Фашисты
умерщвляют беззащитных стариков, убивают детей. Мы как
великое достижение Октябрьской революции закрепили за
каждым нашим человеком право на образование. Фашисты
хотят отнять у нас свет знания, ввергнуть нас во тьму живот¬
ного невежества. Но мы, ваши учителя, гордые тем, что нам
доверено осуществить право каждого из вас на овладение зна¬
нием, заявляем на весь мир: как бы ни гремели пушки, они
не заглушат голоса учителя, который будет всегда раздавать¬
ся в этих стенах, пока они стоят...
Потом выступали комсомольцы-старшеклассники. Когда
Яков Яковлевич уже собирался дать команду;* «По клас¬
сам!»— поднял руку Володя. Все оглянулись на него с удив¬
лением. Володя в школе был застенчив и редко выступал на
больших собраниях.
—	Что ты хочешь сказать, Дубинин? — спросил директор.
—	Мне хочется... Можно мне прочесть стихотворение про
летчика Гастелло? Я из журнала «Огонек» выучил.
—	Ну что же, прочти, — разрешил директор. — Тише! —
прикрикнул он на пионеров, которые недоуменно переговари¬
вались, посматривая на Володю.
Никто не ожидал этого от Дубинина. Володя вышел на се¬
редину зала, где стоял директор, поправил алый галстук и
неожиданно звонким, заставившим всех сразу притихнуть го¬
лосом прочел стихи, которые он нашел вчера в «Огоньке» к
сразу заучил наизусть:
Только в час, когда моторы стали,
Он пошел в последнее пике...
208

Володя посмотрел на пионеров, отыскал глазами Светла¬
ну Смирнову, которая слушала его с вытянутой от внимания
шеей, приподнявшись на носки.
Нужно так любить свою Отчизну,
Вовсе забывая о себе,
Чтобы и в огне, прощаясь с жизнью,
О ее заботиться судьбе...
Все слушали его — старшеклассники, с физиономий кото¬
рых быстро сошла привычная надменность, и малыши, во¬
сторженно взиравшие на своего любимца, и Юлия Львовна,
рядом с белой головой которой особенно черной казалась
шевелюра Ефима Леонтьевича, и директор Яков Яковлевич, и
Мария Никифоровна, географичка, и физик Василий Платоно¬
вич, и друзья Володи: Аркаша Кругликов, Миша Донченко,
Володя Киселевский, и Светлана Смирнова. Все слушали его.
И голос Володи крепчал с каждым словом:
Не впервой нам силу мерить силой,
Будет в прах развеян вражий стан!
Над твоею огненной могилой
Мы клянемся в этом, капитан...
Он кончил, и кто-то из малышей захлопал, но тотчас же
спрятал руки, испуганно посматривая на соседей: может
быть, не полагалось по случаю войны, да еще после таких
серьезных стихов, аплодировать? Но Юлия Львовна, протянув
к Володе тонкие руки, несколько раз громко ударила ладонью
о ладонь. И тогда все зааплодировали бурно, рьяно, востор¬
женно.
Всем, конечно, захотелось получить эти стихи на память.
Когда Володя проходил на свое место, ему со всех сторон шеп¬
тали: «Дубинин, дай списать стихотворение...», «Перепишешь
мне на память?»
Так и начались в школе занятия. Как прежде, звонил зво¬
нок, входили в класс учителя с картами, скатанными в труб¬
ку, с журналами под мышкой, с чучелами птиц, гипсовыми
слепками и различными приборами в руках. За партами все
вставали, потом садились, начинался урок.
Все как будто шло своим порядком, давно заведенным
и прочно укоренившимся. Но Володе часто на уроке начинало
казаться, что все это не настоящее, все это теперь лишь изо¬
бражает школьные занятия. И Василий Платонович, объясняя
рычаг второго рода, смотрит в окно и думает, наверное, о том,
о чем думает и он сам, Володя: о войне, о фронте, который
8 Улица младшего сына
209

становится все ближе и ближе. И во время какой-нибудь
письменной работы, когда в тишине класса слышался только
сосредоточенный шорох перьев о бумагу или легкий скрип
парты под потянувшимся учеником, на Володю находило
вдруг странное оцепенение: он не мог собрать мыслей. Ему
начинало казаться диким и невозможным, что в то время, ко¬
гда на страну навалилось такое страшное бедствие, они сидят
как ни в чем не бывало в классе, водят перышком, что-то
складывают, вычитают, выносят за скобки, упрощают... А он
слышал в разговорах, читал в сводках и сообщениях, что враг
уже идет на Крым. Володе казалось странным, почему не
только в школе, но и в городе все шло обычным порядком:
люди ходили на работу, торговали магазины, продавались
бычки на базаре...
Мог ли он знать, что за этим видимым для всех, привыч¬
ным ходом жизни зрело уже другое, трудное, пока еще твори¬
мое втайне дело, которое должно было в близком будущем
помочь борьбе народа и приблизить ее страстно ожидаемый
исход!
Володя не знал, что дело это секретно делают люди, среди
которых было много знакомых, друзей отца, не раз бывавших
у них дома в гостях.
Мог ли кто думать, что скромный, молчаливый дядя Гри¬
ценко из Старого Карантина посвящен в эту тайну, о суще¬
ствовании которой Володя даже не догадывался! Откуда бы¬
ло знать Володе, что несколько раз уже встречавшийся ему
на улице худощавый пожилой человек в черных очках, палкой
нащупывающий дорогу, не кто иной, как товарищ Андрей, из¬
вестный под этим именем лишь двум-трем партийным руково¬
дителям города? Он по поручению партии и руководил тем
тайным делом, которое постепенно проникало в организацию
всех подготовительных оборонных работ на заводах и пред¬
приятиях, в каменоломнях и учреждениях. Но никто, даже из
людей, выполнявших эти задания, не знал, что под кличкой
«Андрей» действует приехавший из Симферополя для органи¬
зации большевистского подполья — на случай, если враг про¬
рвется в эти края, — старый большевик, опытный подполь¬
щик Иван Андреевич Козлов, только что перенесший тяжелую
операцию глаз, полуслепой, но не пожелавший в тяжелые для
Родины дни оставаться, в больнице...
Обросший бородой, согбенный, он терпеливо стоял вместе
со всеми в очередях у магазинов, катил к себе домой полу¬
ченный бочонок с соленой камсой; постукивая палочкой по
плитам тротуара, осторожно пробирался среди прохожих на
улицах. Кто бы мог догадаться, что этот такой неприметный
человек с мешком за плечами уже в пятый раз за свою жизнь
210

уходит в большевистское подполье, чтобы организовать сопро¬
тивление врагу! Знал об этом только секретарь городского
комитета партии товарищ Сирота, которого Володя прежде не
раз видел в Доме пионеров и однажды даже показывал ему
свою скоростную модель. Володя и сейчас часто встречал то¬
варища Сироту в порту, издали видел его у зенитных батарей
на Митридате. Секретарь горкома партии стал председателем
городского Комитета Обороны. Но никто (а в том числе, ко¬
нечно, и Володя) не подозревал о связи, которая существовала
между действиями энергичного, быстро двигавшегося товари¬
ща Сироты и медлительным старичком в черных очках, кото¬
рый иногда прохаживался вдоль набережной, нащупывая
палочкой дорогу...
Между тем на заводе Войкова и на железорудном комби¬
нате рабочие уже готовили два бронепоезда. Все перестраи¬
валось на военный лад. В Камыш-Буруне и по всему побе¬
режью мобилизовали весь рыбацкий флот. На катерах и
шаландах устанавливали пушки. Маленькие рыболовецкие
суда превращались в военные корабли. Даже на консервном
заводе делали теперь гранаты, а на табачной фабрике изготов¬
ляли котелки, траншейные печки, оборудовали походные хле¬
бопекарни.
Володя заметил как-то вечером, что исчезло яркое зарево,
которое обычно полыхало над заводом имени Войкова. Там,
за заводом, была шлаковая свалка, и когда ночью выливали
ковши со шлаком, то на десятки километров вокруг все озаря¬
лось розоватыми отсветами. Володя не знал, что коммунисты
завода вместе с комсомольцами дни и ночи работали, возводя
вокруг завода высокие стены из кирпичей, которые зама¬
скировали свалку, и что самолеты Черноморского флота спе¬
циально подымались по ночам над Керчью, проверяя, не
видны ли с воздуха каленые горы шлака. Володя не знал так¬
же, что все наиболее ценное оборудование уже вывозится из
города на Урал, а по ночам через пролив — на рыбацких бар¬
касах, на самодельных плотах из бочек, сбитых дощатыми
настилами, — переправляют сотни тысяч голов скота, перебра^
сывая его на Тамань.
Не знал Володя и того, что в Керченский горком уже сы¬
плются заявления от коммунистов и комсомольцев, от беспар¬
тийных граждан, которые просили зачислить их заранее в
партизанские отряды, если понадобится организовать такие.
Тов-арища Сироту осаждали старые партизаны 1919 года:
—	Мы к тебе, товарищ секретарь! Давай зачисляй. При¬
шло времечко и нам старые кости размять. Давай задание.
В разных районах создавались продовольственные запасы,
склады оружия, в каменоломни спускались бетонированные
211

ванны для хранения питьевой воды. Везде — и на заводе Вой¬
кова, и на Камыш-Бурунском комбинате, и на Судостроитель¬
ном— были созданы возглавленные коммунистами, смелыми и
решительными людьми, группы подрывников.
Но откуда было знать все это школьнику?
Люди, которым Коммунистическая партия доверила это
трудное, опасное задание, умели хранить тайну и делать до
поры до времени свое дело незаметным для всех.
Все чаще и чаще стали взвывать над Керчью сирены воз¬
душной тревоги. И тогда над Митридатом с треском лопались
мелкие облачка зенитных разрывов.
Двадцать седьмого октября, когда Володя вместе со всем
классом решал контрольные письменные примеры по физике,
за окнами школы завыла, забираясь все выше над городом,
будто взбегая на вершину Митридата, портовая сирена. За¬
голосили пароходы. Ветер принес далекие выстрелы зени¬
ток, словно где-то откупоривали множество бутылок одну за
другой.
Дверь класса резко открылась, вошла Юлия Львовна.
—	Простите, Василий Платонович... В городе воздуш¬
ная тревога, — сказала она. — Ребята, книги оставьте в пар¬
тах, а сами сейчас же выходите из класса и спускайтесь в
убежище. Спокойно. Без толкотни. Места всем там хватит,
Дубинин! Ты что, считаешь себя неуязвимым? Почему ты
остаешься?
—	А я не остаюсь, Юлия Львовна. Только я в убежище
не пойду.
—	Как это так — не пойдешь? Ты разве не знаешь прика¬
за по городу: «В случае тревоги немедленно укрываться»?
—	А я в дружину записался... Мое место, может быть, как
раз на крыше, а не в подвале.
Чудовищный грохот, тяжкий, все под себя подминающий,
ударил по городу сверху, словно сам Митридат рухнул на
Керчь. В классе посыпались стекла из окон. Юлия Львовна
схватила Володю за руку и почти насильно вытащила его в
коридор.
Когда Володя выбежал на улицу, он невольно остановил¬
ся, подавленный ужасом. Осколки камня и стекла, кирпичная
крошка покрывали мостовую. А посреди улицы, перед са¬
мым зданием школы, лежал смятый, разорванный и какой-то
исполинской силой принесенный сюда огромный пароходный
котел. Одним концом он врылся в землю, другим выворотил
полстены у соседнего здания. С моря продолжали доноситься
гулкие раскаты взрывов. Запах гари — тревожный, наводя¬
щий жуть — стелился вместе с дымом вдоль улицы. На Мит-
ридате часто били зенитки. Над портом клубился черный.
212

обагренный снизу отсветами пламени, словно кровью подте¬
кавший дым.
Володя бросился бежать к порту.
По дороге он узнал, что фугасная бомба с немецкого бом¬
бардировщика «Юнкере» попала в только что прибывший па¬
роход со снарядами.
Произошел взрыв, и сила его была столь чудовищна, что
котел парохода зашвырнуло с моря в центр города...
Больно было смотреть на обезображенные улицы. За ка¬
кие-нибудь десять минут бомбы поковеркали много домов,
вырвали деревья. Акации валялись прямо на мостовой. Одна
из них сползла в зияющую воронку посреди улицы. В разби¬
той витрине магазина, всаженная туда взрывной волной, сва¬
лилась на осколки стекла убитая лошадь. Печально звенели
порванные провода, свисавшие со столба, который, падая,
уперся концом в выбитое окно двухэтажного дома. Дул хо¬
лодный, пронизывающий ветер, отдававший копотью.
Володя услышал какой-то странный, цокающий звук, слов¬
но кто-то над самым ухом его стучал быстро и часто одной
костяшкой домино о другую. Он прислушался; холодея, по¬
чувствовал, что от этого противного, где-то уже в нем самом
раздававшегося цоканья его начинает всего трясти, и вдруг
понял: это просто-напросто у него стучат зубы...
Ночью вновь объявили тревогу.
Быстро одевшись, Володя вылез на крышу. Где-то в выши¬
не, пока еще далеко, небо сверлил ноющий, противный звук,
чем-то напоминавший Володе жужжание бормашины в зубо¬
врачебном кабинете, куда он однажды попал.
Город притаился во мраке осенней ночи. Черная громада
Митридата высилась над затемненными домами. И вдруг на
склоне горы несколько раз подряд блеснул какой-то колючий
свет. Он погас, снова зажегся, три раза мигнул, потух. И вдруг
в том же месте на какую-то долю секунды вспыхнул ярко-
красный огонь. Прошло несколько минут, и вспышки белого
и красного света возобновились.
Через минуту Володю, бежавшего по улице к штабу ПВО,
задержал патруль — два моряка и милиционер:
—	Ты чего бегаешь? Не слыхал тревоги, что ли?
—	С Митридата фашистам сигналит кто-то! — заторопил¬
ся Володя и потянул милиционера за угол, откуда был хоро¬
шо виден склон Митридата.
Пришлось подождать некоторое время; а сигналов-то как
раз и не было, и патрульный уже хмуро посматривал на Во¬
лодю. Но вот у вершины Митридата опять остренько сверк¬
нул несколько раз подряд белый свет, сменился красным и
погас.
213

—	Как твоя фамилия?.. — быстро спросил милиционер. —
Дубинин? Владимир? Стой, значит, здесь и следи, откуда свет
будет, а мы моментом доложим дежурному.
Патрульные побежали за угол. Володя остался один.
Свет на Митридате опять зажегся было, но после короткой,
словно оборванной вспышки пропал и больше уже не возоб¬
новлялся. Володю очень тянуло сбегать самому на Митридат
и узнать, что там произошло, но он помнил наказ патрульного
и терпеливо стоял на месте, пока не объявили отбой...
Фашисты бомбили теперь Керчь почти ежедневно. И днем
и вечером взвывали сирены, улицы пустели. Тяжелые удары
сотрясали город. Потом, после отбоя, на улицах появлялись
бледные, растерянно озиравшиеся люди, смотрели на знако¬
мые улицы — и не могли узнать их, искали свои дома — и не
находили...
После очередной бомбежки, во время которой Володя та¬
скал на своей улице малышей в убежище, но сам не оставал¬
ся там, он, едва дождавшись отбоя, сказал себе, что надо ре¬
шительно действовать, то есть отправляться на фронт. Там,
по крайней мере, если придется погибнуть, то смертью храб¬
рых на поле боя.
Много людей входило и выходило из дверей дома, на ко¬
тором была прибита табличка: «Военный комиссар города
Керчи».
Володя долго бродил по коридорам, где сновали военные.
Никто не обращал на него внимания, все были заняты своим
делом. Пахло тут, как пахло во многих военных учреждениях:
сапогами, кожей, ремнями, махоркой и какой-то дезинфек¬
ционной жидкостью. Наконец Володя разыскал дверь, на ко¬
торой была дощечка: «Военный комиссар». Он постучался
один раз, второй, и так как ему никто не отвечал, то приот¬
крыл дверь и вошел в кабинет. В глубине комнаты за столом,
на котором не было ни одной бумажки и вообще ничего не
было, кроме чернильницы, сидел плотный человек с круглой
стриженой головой. В петлицах у него были майорские «шпа¬
лы». Комиссар, отвернувшись к подоконнику, на котором сто¬
ял телефон, внимательно слушал, изредка отрывисто под¬
дакивая:
—	Так... Да... Есть... Пойдет... Хорошо... Все? Действуйте!..
Тебе что? — обратился комиссар к Володе.
—	Товарищ комиссар, разрешите... — начал Володя.
—	Это надо было вон там говорить, у дверей.
—	А я с той стороны стучался...
—	С той стороны не вышло, так ты на эту перебрался! —
усмехнулся комиссар. — Ну, с какой стороны ни явился, вы¬
кладывай скоренько, с чем пришел!
214

Володя выпрямился, сдвинул каблуки, хотел отчеканить
совсем по-военному, но от волнения сбился:
—	Товарищ комиссар, разрешите... У меня к вам просьба:
запишите меня, товарищ комиссар...
—	Куда тебя записать?
—	На фронт. Ведь добровольцев берут.
Комиссар, который уже успел вынуть из стола какие-то
списки и водил по ним пальцем, словно Володя уже перестал
интересовать его, не спеша поднял голову.
—	Школьник? Учишься? — спросил он.
—	Учусь в седьмом классе... В школе имени лейтенанта
Шмидта. Сейчас почти отличник.
—	Занятия в школе идут?
—	А что с того?
—	Рассуждать тебя я пока как будто не просил. Тебя
спрашивают: занятия в школе идут?
—	Уже второй месяц, как идут, товарищ комиссар.
В эту минуту Володе уже не очень хотелось, чтобы заня¬
тия шли.
—	Так, — промолвил комиссар, — оч-чень хорошо, что за¬
нятия идут. Вот пусть они и идут. Понял? Кстати, как тебя
величать-то?
—	Дубинин Владимир Никифорович. Год рождения тыся¬
ча девятьсот двадцать седьмой.
—	Ты что, капитана Дубинина, что ли, сын? — полюбопыт¬
ствовал комиссар и уже не так сурово посмотрел на Володю.
—	Так точно! — по-военному ответил воспрянувший Во¬
лодя.
—	Как же, знаю твоего отца. А как он на твои намерения
смотрит?
—	Я у него уж просился, а он не взял, как на флот уез¬
жал, — с неохотой признался Володя.
—	Не взял? Так, — отчеканил военный комиссар. — А ты,
Владимир Никифорович, значит, решил действовать в обход,
с тыла зашел, так сказать. Вот что я тебе скажу, парень...
Есть добровольцы, а есть — я их так называю — самовольцы.
Разницу чувствуешь? Вот как по-твоему: ты кто?
Володя молчал.
—	Военную дисциплину понимаешь? — спросил комиссар.
—	Понимаю, товарищ военный комиссар,.
—	В каком классе, говоришь, учишься?
—	В седьмом «А».
—	Команду как выполнять, знаешь?
—	Конечно, знаю.
—	Так вот, слушай мою команду: правое плечо вперед,
кругом, в седьмой класс «А» ша-гом... арш!
215

И Володя, повинуясь этому голосу, привыкшему командо¬
вать, очень растерянный, нашел в себе все-таки силы, чтобы
не осрамиться перед комиссаром, и, повернувшись через левое
плечо кругом, по-военному отчеканивая шаг по паркету, вы¬
шел в коридор. Когда он прикрывал за собой дверь, комиссар
крикнул ему вдогонку:
—	Прррямо!.. И приказываю всем заготовить срочно по¬
больше круглых пятерок. Действуй!..
Потерпев неудачу в военкомате, Володя направился в го¬
родской комитет комсомола.
В большой комнате толпилось много народу. Парни лет
семнадцати-восемнадцати, все уже в пилотках, разбирали
оружие. Это были комсомольцы из истребительных батальо¬
нов. Володя с азартной завистью следил за ними. Он видел,
как легко вскидывали они винтовки, продевая плечо под ре¬
мень, как укладывали в патронташи обоймы и особой, сол¬
датской походкой шли к дверям. Увидев знакомого, Володя
поздоровался с ним, подошел поближе и почтительно погла¬
дил его винтовку:
—	Дай подержать.
—	Иди, иди, не балуй! — сурово оборвал его тот и отста¬
вил винтовку в сторону.
—	А кто здесь инструктор по военной работе? — спросил
Володя.
Ему показали в угол комнаты. Самого инструктора не бы¬
ло видно: столько народу навалилось со всех сторон на его
стол, что-то расспрашивая, требуя, размахивая руками. Воло¬
дя подошел сперва с одного бока, потом зашел с другого,
навалился на чью-то спину и, косо съехав с нее, неожиданно
оказался притиснутым к самому столу. За столом сидел очень
маленький комсомолец с давно не стриженными и как-то
странно, пятнами, выгоревшими волосами. Он устало моргал
глазами и большим пальцем чесал макушку, отвечая налево и
направо обращавшимся к нему комсомольцам.
—	Товарищ инструктор... — успел сказать Володя.
Инструктор на мгновение взглянул на него, но тотчас же
его отвлекли сбоку. Наконец он повернулся опять к Володе:
—	Ты что хотел?
—	Товарищ инструктор... Я вам что скажу... только пого¬
дите!.. Вы сперва мне ответьте. Я к вам насчет военной рабо¬
ты зашел.
—	Ко мне, кстати, насчет только этого и приходят, маль¬
чик, — ответил инструктор.
—	Какой я мальчик! — обиделся Володя. — Вы сперва
поглядите как следует. Мне уже две недели, как пятнадцатый
год пошел.
216

— Я хочу, чтобы меня направили на фронт.

—	Года твои, конечно, почтенные, только ты давай поско-
рей. Что тебе требуется?
—	Я пионер, активный, почти уже комсомолец, скоро пере¬
ходить буду, если, конечно, примут... В общем, я хочу, чтобы
вы меня направили на фронт кем угодно.
—	Э-э, я думал, ты и правда за делом! Думал, понимает
пионер, какой у нас момент, а ты... — Инструктор только по¬
морщился.
—	Разве это не дело? — наседал Володя. — Хорошенькое
«не дело», если человек на фронт хочет!
—	Дорасти еще надо. А пока — не дело.
У Володи был такой несчастный вид, что инструктор ска¬
зал:
—	Слушай, малый... Хлопец ты хороший, вижу — патриот.
Если действительно дела ищешь, у меня для тебя дело най¬
дется. Ты из какой школы?.. Лейтенанта Шмидта? Ага! Вот,
есть для тебя и для ваших ребят работка. Бутылки нам
нужны.
—	Бутылки? — переспросил Володя недоверчиво.
—	Да, да, бутылки... Что смотришь? Не для ситро и не для
лимонада — гранаты из них будем делать. Зальем в них горю¬
чую жидкость, а на фронте ими по немецким танкам бить ста¬
нут. У немца сейчас танков много. Понятно тебе? Стеклянная
артиллерия.
—	А, это я слышал!—обрадовался Володя.
—	Ну вот тебе и будет задание от комсомола. Займись.
Кстати, как твоя фамилия?
—	Дубинин.
—	Стоп! Валя Дубинина тебе кем приходится?
—	Она мне сестра.
—	Ну вот, по ней и равняйся. Полезная девушка. Дело
свое делает... Так я на тебя надеюсь, Дубинин. Сдавать будешь
нам, сюда.
—	А на фронт — никак? — на всякий случай еще раз спро¬
сил Володя.
—	Ну, лыко-мочало... — протянул инструктор и заговорил
с другими.
Шел урок синтаксиса. Аркаша Кругликов разобрал напи¬
санные на доске сложносочиненные и соподчиненные предло¬
жения.
—	Дубинин! — вызвала вдруг Юлия Львовна. — Дубинин,
где ты?
Володя Киселевский, припав к парте, зашептал что-то
вниз. Из-под парты поднялся красный от натуги Володя.
218

Все обернулись к нему, шепча:
—	Дубинин... Вовка... вызывают тебя.
—	Ты там что... задремал под партой, Дубинин? — спроси¬
ла Юлия Львовна. — Иди к доске.
Володя поднялся, сделал шаг от парты. И в ту же минуту
раздался грохот и звон. Из ящика его парты выпали на пол и
покатились по проходу бутылки.
—	Что там у тебя случилось? — рассердилась Юлия
Львовна.
—	Дубинин бомбит класс! — крикнули сзади.
—	Юлия Львовна, — насупившись, проговорил Володя и
стал незаметно откатывать ногой бутылки к своей парте, —
это нечаянно выпало... Это стеклянная артиллерия... Будущие
гранаты. Мы собираем по заданию горкома комсомола.
—	Ну хорошо, а зачем же ты их в класс натаскал?
—	А куда же мне их деть, раз их сюда принесли? Это ре¬
бята из второго класса, с которыми я в прошлом году зани¬
мался. Я им тоже задание дал, они мне и таскают.
—	Нет уж, давай, Дубинин, условимся так, что ты класс
в бутылочный склад превращать не будешь. Найди себе дру¬
гое место. А после уроков зайди ко мне на квартиру: я тебе
там добавлю твоей артиллерии. У меня тоже найдется не¬
множко посуды.
Полную кошелку бутылок получил Володя у Юлии Львов¬
ны. Вообще сбор в этот день был удачный: из кармана паль¬
тишка торчали горлышки бутылок, раздобытых второклассни¬
ками, гремели за пазухой, перезванивались в кошелке, сту¬
каясь одна о другую, бутылки всех видов и калибров. Доволь¬
ный Володя, громыхая на всю улицу, шел домой.
Он был на углу Пироговской, когда объявили воздушную
тревогу.
Впервые Володя забеспокоился так сильно: очень уж хруп¬
кое и легко бьющееся добро тащил он. Обидно будет, если
все разобьется. И Володя помчался домой. Бутылочный пере¬
звон сопровождал каждый его шаг. Влетев во двор, уже пу¬
стой и словно вымерший, Володя свалил все бутылки в один
мешок и потащил его к убежищу. По дороге он столкнулся с
Алевтиной Марковной, которая несла огромный узел и тоже
торопилась в укрытие. Она закричала:
—	Володя, мама беспокоится, не хотела без тебя в убежи¬
ще пойти! Хоть покажись ей, пусть успокоится.
Но Володю сегодня не надо было уговаривать. Он воло¬
чил свой тяжелый, громыхающий мешок, осторожно спустил
его по кирпичным ступеням подвала и оказался в подземном
укрытии. Там тускло горела желтая электрическая лампочка
в проволочной сетке. В чахлом свете ее Володя разглядел
219

людей, сидевших у сырой стены, притихших ребят, горестно
сгорбившихся старух. Кислая духота подвала, ощущение
подземелья, жуткое ощущение земной толщи, которая нави¬
сла над головой и вот-вот рухнет, удручали Володю. Нет,
скорее на поверхность, на свет, на воздух! Володя бережно
уложил в дальнем углу свой драгоценный мешок с бутылка¬
ми — теперь они были в сравнительной безопасности, — а сам
стал пробираться к выходу.
—	Бегает тут взад-вперед! — заворчали на него.
—	Без дела бы не бегал! — огрызнулся Володя.
—	Знаем мы твои дела...
И сейчас же из сумрака подвала послышался голос ма¬
тери:
—	Вовочка, это ты там? Иди, сынок, сюда, родной, скорее!
Одна я тут, и Вали нет — в горкоме, видно, задержалась... Что
же это будет такое?
—	Я здесь, мама, я сейчас... — говорил Володя, пробира¬
ясь к матери.
—	Ну умница, что спустился, спасибо тебе, золотко, —
говорила мать, и Володя почувствовал, что лучше не го¬
ворить о бутылках. — Сделай хоть мне одолжение, посиди
ты со мной, не вылазь наверх. Прошу тебя!—уговаривала
мать.
—	Разве только если для тебя.
Тяжелые вздрагивания земли сообщали о падавших где-
то фугасках. В укрытии было тихо, все прислушивались.
Только в уголке плакал ребенок.
—	Я не могу, мама, я пойду, — не выдержал Володя.
—	Да ты ж обещал посидеть.
—	Ну, посидел, а теперь пойду. Я ж не сказал, что до от¬
боя тут буду.
Гулкий, все сотрясающий удар отдался во всех уголках
подвала. С потолка что-то посыпалось. Люди заговорили
наперебой, но тихо, испуганно, многие шарахнулись к вы¬
ходу. Володя тоже вскочил было, но мать схватила его за
руку:
—	Сиди, Володя... Сиди, прошу тебя!
Володя с осторожной, но настойчивой силой молча высво¬
бождал свою руку.
—	Скажите ему, люди добрые, чтобы не бегал! —обрати¬
лась к соседям мать. — Может, вас послушает!
Какой-то гражданин в двух пальто, надетых одно на дру¬
гое, сидевший на большом чемодане, с огромным узлом на
руках; заметил Володе:
—	Действительно, сидел бы уж, как все дети сидят. Смот¬
ри, какой герой!
220

Володя отвернулся от него, бросив через плечо:
—	Герой не герой, а на узлах сидеть не буду... Такой здо¬
ровый дядька забился в щель, как таракан, а там, может
быть, пожар тушить надо. Вам, видно, своего города не
жалко.
—	А я, кстати, приезжий, — невозмутимо ответил гражда¬
нин на чемодане. — Между прочим, какой у вас дерзкий маль¬
чик,— добавил он, обращаясь к Евдокии Тимофеевне.
Опять накатившимся издалека гудящим ударом грузно
тряхнуло землю над головой и под ногами. Мать выпустила
руку Володи, и он, воспользовавшись этим, бросился вон из
подвала, крикнув уже с лестницы:
—	Мама, я быстро, не волнуйся!
Едва он выбежал со двора на улицу, как до него донеслись
слова, от которых все в нем внутри тяжко осело. Прошли двое
военных, переговариваясь на ходу:
—	На Пироговской школу имени лейтенанта Шмидта раз¬
несло. Прямое попадание.
—	Да, нам звонили из районного штаба... Народу, говорят,
много побило.
Володя бросился на Пироговскую. Сокращая путь, он ка¬
рабкался по крутогору, мчался проходными дворами, перере¬
зая кварталы. Он поднялся на Пироговскую и, задыхаясь,
бежал против ветра, который нес навстречу гарь и какие-то
бумажки. Его обогнала пожарная автомашина с колоколом.
Когда Володя подбежал к зданию школы и, расталкивая тол¬
пу, подобрался ближе, он увидел, как из окон класса, где еще
несколько часов назад он сидел за партой, вылетали рваные
лоскутья пламени. Угол здания обвалился, обнажив часть фи¬
зического кабинета и учительской. Над кучей битого стекла,
из которого торчали медные части каких-то приборов, заце¬
пившись за погнутый железный прут, висело чучело ястреба.
Тяга пожара шевелила его, и одноглазый ястреб, казалось,
медленно парйл над руинами школы.
На развалинах работали дружинники из десятого класса и
пожарные. Одни разворачивали баграми груды кирпича, дру¬
гие спешили куда-то с тяжело провисавшими, накрытыми
сверху носилками. Высокий топорник jb жестком брезентовом
костюме и каске защитного цвета упрямо наступал на огонь,
держа пожарный ствол наперевес, и хлестал трещавшим
водяным бичом пламя, словно пытался укротить его
зверство.
—	Подержи, пожалуйста, Дубинин, — услышал Володя
над своей головой.
Он оглянулся и увидел Юлию Львовну с двумя глобусами
в руках. Она была бледна — так бледна, что седые волосы
221

сливались с цветом лица ее. Но еще больше поразило и испу¬
гало Володю то, что Юлия Львовна, всегда такая прямая, ни¬
когда не сутулившаяся, так высоко несшая в класс свою бе¬
лую голову, сейчас вся словно обвисла, сгорбилась. И она по¬
казалась Володе совсем уже старой.
—	Подержи, прошу тебя, — сказала Юлия Львовна и, не
глядя, сунула в руки Володе большой учебный глобус, трес¬
нувший электроскоп, помятое сегнерово колесо и несколько
книг, обтрепавшихся по краям, — видно, все, что она успела
спасти из огня.
Володя машинально прочел название верхней книги:
«И. С. Тургенев. Записки охотника».
—	Неужели... неужели им долго будет позволено делать
это?! — говорила учительница и смотрела в огонь, пожирав¬
ший школу. — Неужели человечество может все это долго
терпеть? Когда же, когда же с ними покончат?! Навсегда...
со всеми!
И Володя понимал, кого подразумевает Юлия Львовна
под словами «им», «с ними»...
—	Сырикова убило, Илюшу... из второго класса, — говори¬
ла учительница, все так же не глядя на Володю, продолжая
вперившимся в огонь взглядом следить за гибелью своей
школы.
Потрясенный Володя едва не разронял все, что было у не¬
го в руках. «Мне тоже сегодня «отлично»... по физкультуре...
Мы приседания делали», — вспомнилось ему.
—	Мама, пойдем домой, — упрашивала пробившая¬
ся к ним Светлана. — У нас тоже все стекла побило, всю
посуду...
—	Ах, какая все ерунда: посуда, стекла... Вот что страш¬
но, вот где ужас, вот где преступление!.. Смотри: книги горят.
Этого нельзя вытерпеть...
Она тряхнула головой, словно отгоняя одолевавший ее
кошмар.
Рухнула крыша, и столб пламени, мечущий искры и увен¬
чанный косматой шапкой дыма, взревел над зданием школы.
Поднятые гудящей силой тяги, летали книжки. Роились
брошюрки и школьные тетрадки. Как бабочки с огненными
крыльями, кружились раскрытые учебники. Иногда вдруг в
клубах дыма появлялись тяжело махавшие тлеющими стра¬
ницами большие книги, то возносившиеся, то вдруг низвергав¬
шиеся в огонь.
Напрасно Володя и Светлана тянули за руки Юлию
Львовну и уговаривали ее пойти домой. Учительница стояла
возле горящей школы, не чувствуя полыхающего жара. Мед¬
ленно распрямляясь, запрокинув голову, на которой жаркий
222

воздух пожара шевелил белые волосы, она смотрела на одно
из самых кощунственных, противных человеческому уму зре¬
лищ — на книги, гибнущие в огне.
Часто потом вспоминалась она Володе вот такая, залитая
зловещими отсветами пожара, обхватившая руками глобус,
с глазами, полными горького гнева, отражающими пламя — и
как будто не то, что бесновалось перед ней, а другое, палив¬
шее ее изнутри...
Школа сгорела.
Но на другой день в привычный час, к девяти утра, у по¬
жарища собрались почти все школьники. Ребятам не вери¬
лось, что нет у них больше школы и не будет занятий. И даже
самым отчаянным лентяям, для которых праздником был каж¬
дый «пустой» или пропущенный урок, вдруг стало ясно, что
первым, главным делом, дававшим содержание и устойчи¬
вость каждому дню, была все-таки школа и все, что с ней свя¬
зано. Каникулы, праздники, воскресенья — все это было
хорошо именно лишь потому, что представляло собой
желанный роздых, о котором мечталось в трудные буднич¬
ные дни.
А теперь вынужденная, навязанная врагом праздность
казалась постылой, обидной, крадущей у жизни что-то очень
большое и драгоценное.
И, как ни строга была Юлия Львовна, как ни побаива¬
лись ребята Якова Яковлевича, каким требовательным ни
прослыл Василий Платонович, какой бы придирой ни счита¬
лась Мария Никифоровна, вдруг все школьники поняли, что
эти люди давно уже стали родными, близкими, что без них в
жизни и не обойтись...
Володя вместе с другими ребятами стоял возле пожарища.
Сквозь пустые окна школы глядело низкое* осеннее небо.
Ветер гремел листом кровельной жести, свисавшим с карни¬
за. В лужах на мостовой мокли обрывки бумаги, рваные
страницы тетрадок. На разлинованных листочках виднелись
размытые, крупно написанные буквы. То были диктанты,
классные работы по арифметике, задачки, формулы...
Потом из школьного двора вышли директор Яков Яковле¬
вич и Юлия Львовна.
—	Дорогие друзья! — сказал Яков Яковлевич и поправил
повязку на руке, обожженной вчера на пожаре; — Дорогие
мои друзья! Наша школьная семья осталась без крова. Гит¬
лер начал с того, что жег книги, и вот он продолжает свое
черное дело. Но человеческое знание, науку и все то, что со¬
ветская наша школа заложила в ваши сердца, закрепила в
вашем мозгу, нельзя сжечь, друзья, нельзя разбомбить! И мы
будем учиться. С помещением сейчас очень трудно, в городе
223

все занято для военных нужд, но мы как-нибудь разместимся.
Будем, если надо, заниматься по домам на квартирах у препо¬
давателей. Классные руководители сообщат вам завтра о
порядке занятий.
Несколько дней занимались на квартире у Юлии Львов¬
ны, иногда — просто во дворе, если не шел дождь, а в плохую
погоду — теснясь в коридоре, на кухне и в комнатке учитель¬
ницы. С каждым днем ребят приходило все меньше и меньше.
Керчь проводила эвакуацию. Налеты участились. Вскоре при¬
шла страшная весть: гитлеровские полчища вторглись в Крым,
расползались по полуострову. Сдерживая их жадный натиск,
советские войска Ьтходили на Симферополь и Керчь.

Глава III
ОРЛИК и соколик
После неудачи, постигшей Володю в военкомате, где его
пристыдил военный комиссар города, скомандовавший: «Ша¬
гом марш — в школу!» — пришлось было на время оставить
всякие мысли о том, чтобы попасть на фронт. Но потом преж¬
няя беспокойная, неотвязная и жгучая тяга стала вновь посте¬
пенно овладевать Володей. Теперь же, когда школа была
сожжена фашистскими бомбами, а перенесенные в другие
помещения занятия прекратились как-то сами собой, он уже
не мог найти себе оправдания для своего пребывания дома,
где, как ему казалось, он был вынужден бездействовать. Надо
было что-то предпринимать. Но пионерский вожатый Жора
Полищук, с которым привык всегда советоваться в важных
делах Володя Дубинин, ушел в истребительный батальон.
И Володя лишился своего комсомольского наставника. Сестра
Валентина с утра до ночи работала в порту или на вокзале:
комсомольцы помогали эвакуации города. Да и не решался
Володя делиться с Валентиной своими мыслями о фронте.
Оставалось одно: съездить в Старый Карантин и посовето¬
ваться с Ваней Гриценко. Испытанный друг, он бы понял
225

Володю! Да и сам Ваня, должно быть, тихонько помышлял
уже о том, как бы «двинуть из дому поближе к делу»...
Приехав в Старый Карантин на попутном грузовике, ко¬
торый долго вилял по шоссе, объезжая новые воронки от
авиабомб, Володя не застал приятеля дома. Ваня был чело¬
веком хозяйственным и не сидел без дела. Мать сказала, что
он поехал за кукурузой для тетки Марии Семеновны, родной
сестры Володиного отца. Володя немножко удивился тому,
что Ваня Гриценко, не очень-то долюбливавший прижимистую
тетю Марусю, взялся возить ей кукурузу. Впрочем, время бы¬
ло военное, и многое изменилось в Старом Карантине.
Пришлось идти к тетке Марусе, которая жила тут же, в
поселке. Но, едва Володя свернул в проулок, где жила Мария
Семеновна, он услышал позади себя стук колес и голос
Вани:
—	Эге-гей! Посторонись! Дорогу давай... Протараню...
Володя отскочил к обочине, но, обернувшись, понял, что
попал впросак: нечего было так поспешно отпрыгивать с до¬
роги в сторону... Разболтанный полуфурок с вихлявшимися
во все стороны колесами еле-еле влекся облезлой клячей. Ее
ребристая спина с острым проступавшим хребтом напоминала
прохудившееся днище опрокинутой старой лодки. И напрасно
Ваня, сидя ухарски, боком, на краю повозки, чмокал губами,
дергал за вожжи и даже дрыгал свесившимися через край
полуфурка ногами, оглашая окрестности лихим ямщицким
присвистом. Лошадь, в которой Володя сразу узнал хорошо
знакомую ему теткину старую клячу, так медленно переступа¬
ла худыми, узловатыми ногами, словно, прежде чем сделать
шаг, долго соображала, какой именно конечностью следует
сейчас двинуть.
И все это — и мирно тарахтевший полуфурок, груженный
початками кукурузы, и сонный шаг лошади, и беспечный вид
Вани — все показалось Володе до обиды будничным, нарочи¬
то тыловым, возмутительно далеким от тех дел и мест, куда
так рвалась его собственная душа.
Не дожидаясь приглашения товарища, Володя вскочил в
повозку и сел рядом с Ваней:
—	Что, Иван? Кукурузу возить заставили? Дело!
—	Здоров! — мрачно, словно не слыша насмешки в голосе
друга, откликнулся Ваня и покосился на приятеля. — Ты бы...
слушай, Володька... слез лучше. А то и так нагрузка коню...
—	Вот так конь-огонь! И на месте не удержишь: того и
гляди, «оверкиль» вверх копытами,—сострил Володя и, спрыг¬
нув с полуфурка, пошел рядом с ним, держась рукой за пере¬
док, обитый железной полоской.
—	Какая ни есть, а лошадь! — степенно проворчал Ваня

и, отвернувшись, добавил: — В боевой обстановке и такая при¬
годится.
Володя насмешливо присвистнул:
—	Это где же у тебя тут, в Старом Карантине, боевая
обстановка? Початки с кукурузника возить?
—	Много ты понимаешь!.. У тебя одна привычка — смеш¬
ки строить. А у меня, возможно, свой план.
Володя снизу внимательно посмотрел на друга:
—	Это какой же план?
—	Такой план, что я сидеть больше тут не собираюсь.
Володя мигом очутился снова в повозке рядом с Ваней,
заглядывая ему в лицо:
—	Ваня, ты пойми, слушай... И я ж за тем приехал. Не мо¬
гу я больше тут отсиживаться! Школу разбомбили, занятий
нет. Пионеры наши многие уже поуехали. А я все дома торчу.
Уж и в военкомат ходил, и в горком комсомола, и везде... Ну
не берут — и всё тут!
—	Вот то и главное, что не берут. А у меня план есть один.
Такой план, Вовка, что уж непременно возьмут. Ты что ду¬
маешь? Я для чего это тете Марусе кукурузу возить взял¬
ся?— Ваня огляделся по сторонам и наклонил голову к Во¬
лоде: — Чтобы конь меня признавал, чтобы он привык ко
мне. Соображаешь теперь? Я уж его и подкармливаю для
поправки... У тебя, кстати, Вова, не найдется книжки по уходу
за конями... ну по животноводству, короче сказать?
—	Погоди, Иван... Ты можешь мне толком, как человек,
сказать? Ничего я у тебя не пойму.
И тогда Ваня, еще раз поглядев во все стороны, тихонько
поведал Володе свой план. Лошадь тетки Маруси он уже при¬
ручил к себе. Только надо ее хорошенько подправить, а когда
конь войдет в полную лошадиную силу, Ваня на нем доскачет
до Старого Крыма, где в лесах собираются, говорят, парти¬
заны. Пешего, возможно, они и не примут, но уж боец с ко¬
нем — это такое пополнение, что никто не откажется.
—	У меня на тот случай и сухари уже припасены в са¬
рае,— заключил Ваня и вдруг спросил: — Ты небось думаешь:
как коня звать?
—	Что, я не знаю разве? Филькой его звать.
—	До войны он Филька был. А теперь я его переназвал:
он теперь у меня Соколик. А тетка про то и не знает даже...
И знаешь, Вова, он уже привыкать стал. Отзывается. Гляди!..
Эй, Соколик! — крикнул Ваня. Но бывший Филька и ухом не
повел. Тогда Ваня незаметно потянул вожжу, заворотив
голову клячи. — Вот видишь? Оглядывается, как по-новому
назовешь... Молодец, Соколик! Рысью марш!
227

Тут Соколик, совершенно сбитый с толку, неожиданно
остановился.
—	По-кавалерийски он команду еще не всю понимает, —
объяснил Ваня. — Привык по-домашнему... Ну, пошел, черт!—
крикнул Ваня, и Соколик, понятливо мотнув головой, двинул¬
ся с места.
Но Володя, ни слова не говоря, слез с полуфурка и, даже
не обернувшись в сторону Вани, сердито зашагал прочь.
—	Ты куда? Погоди, Володя!
—	Нечего мне с тобой тут делать, — отозвался тот не
останавливаясь. — Об одном себе только думаешь, а до това¬
рища тебе и дела нет.
—	Да ты обожди! — крикнул смущенный Ваня, придер¬
жав Соколика. — Я ж тебя сколько времени не видал... Отку¬
да я знал!
—	Должен был меня достаточно знать! — бросил на ходу
Володя через плечо, сердито вздергивая его и потирая подбо¬
родком.
Ваня, повернув лошадь, попытался нагнать обиженного
друга. Он и сам уже почувствовал, что поступил не совсем
хорошо. Но напрасно теперь он нахлестывал своего Соколи¬
ка... Не догнать было широко шагавшего Володю.
—	Да стой ты, в самом деле! — закричал Ваня.
Володю это не остановило, но зато Соколик мгновенно и
охотно стал как вкопанный. Бросив вожжи, Ваня спрыгнул с
повозки и, доверившись двум собственным ногам более, чем
четырем копытам своего коня, бросился вдогонку за Володей:
—	Обожди, Володя! Стой! Есть план...
—	Слыхал я уже твой план.
—	Да нет, стой... я насчет тебя соображаю. Можно еще
одного коня достать. Только ты заранее решай — поедешь со
мной до партизан или нет.
—	Какой может быть вопрос!
Володя остановился разом, тяжело переводя дух и с на¬
деждой глядя на Ваню.
—	Ну так ты знай, Вовка, что я все-таки товарищ тебе!
Есть и для тебя конь. Только он немножко покорябанный. Его
после бомбежки с конного двора списали. А по-моему, так зря
совсем. Вполне справный конь. Только одна нога осколком
чуть перебита, а остальные три совсем даже целые...
—	А где тот конь? — так и загорелся Володя.
—	Да тут он, возле каменоломен бродит. Беспризорный...
Только где ты его поставишь? Вот вопрос.
—	Ну, тогда и у меня есть план, — сказал Володя. — Вези
меня, Иван, туда, а я того коня к тетке Марусе отведу. Она
жадная, скопидомка — от дарового коня не откажется,
228

можешь быть спокоен. А я ей скажу, что мы с тобой сами и
кормить и выхаживать станем. Поехали?
Старый шахтерский конь, известный на каменоломнях под
кличкой Лыска, пострадал накануне при налете. Осколком
авиабомбы ему повредило переднюю левую ногу. Будь мирное
время, Лыску начали бы лечить, выхаживать. Но теперь всем
было уже не до того. Старый Карантин и Камыш-Бурун ча¬
стично начали эвакуацию, скот угоняли и переправляли через
пролив на Тамань. Где ж тут возиться со старой, покалечен¬
ной лошадью! И Лыску списали со двора, как выразился Ваня
Гриценко.
Держа на весу перебитую ногу, старый шахтерский конь
одиноко пасся среди высохших зарослей татарника на одном
из холмов близ каменоломен. Когда мальчики подъехали на
своем полуфурке к району каменоломен, начинавшемуся тут
же, за околицей поселка, Лыска как бы дремал, скорбно по¬
качиваясь на трех ногах.
У Володи, всегда очень бережного в обращении с живот¬
ными, все лицо повело так, словно и его самого проняли моз¬
жащая боль и тупая тоска одиночества, проступившие в обли¬
ке раненой, заброшенной лошади.
—	Лыска! — негромко позвал Ваня, когда мальчики,
спрыгнув с полуфурка, приблизились к коню.
Лошадь тяжело подняла голову с белым пятном на лбу
и устало посмотрела на мальчиков. Володя, наклонившись к
распухшему, продолжавшему медленно кровоточить колену
Лыски, осторожно сгонял осенних мух, жадно облепивших
рану.
—	Да не так сильно перебита... Ваня, ты дай ему початок
поглодать пока, а я сейчас соображу перевязку.
Пока Лыска, благодарно тыча шершавыми губами в Вани¬
ну ладонь, деликатно выкусывала длинными желтыми зубами
зерна из гнездышек кукурузного початка, Володя, присев на
корточки, поплевал на свой носовой платок, потом задумался
на минутку, что-то соображая; достал из кармана бушлатика
мятую тетрадку, куда записывал тимуровские поручения, вы¬
рвал из нее десяток чистых листков, приложил их осторожно
к ране и, плотно обмотав платком, натуго перевязал мелко
дрожавшее колено Лыски.
—	Мани на себя, чтоб пошла! — крикнул он Ване.
Отойдя на шаг, Ваня протянул Лыске свежий початок. Ло¬
шадь, осторожно переступая, двинулась за угощением.
— Видал? — торжествовал Володя. — Из такого коня
толк будет... Я ему еще лубок из дощечек сделаю, дадим ему
усиленное питание — тогда увидишь: почище твоего Соколика
станет! Зачисляй меня с ним в твою кавалерию, Ванька!..
229

И объявляю тебе, Иван, что с этой минуты он тебе больше уже
не Лыска. Забудь!
—	А как же его записать велишь?
Володя посмотрел на Ваню, потом на коня:
—	Пиши — Орлик!
Тетка Мария Семеновна шумно и гневно выразила свое
удивление, когда к ней во двор вслед за груженным кукуру¬
зой полуфурком, который тащила лошадь, по невежеству тет¬
киному еще именуемая ею Филькой, заковыляла, тыча губами
в груду початков на повозке, худоребрая, хромая коняга с
перевязанной коленкой.
—	Хлопцы, куда же вы глядите оба! Чужая худоба при¬
блудилась, кукурузу мою поганит, а они глядят себе! Небось
половину сожрала... Геть отсюда! Кыш, холера!
И она замахнулась на Лыску хворостиной. Но тут перед
ней очутился Володя.
—	Здравствуйте, тетечка Марусечка... — начал он, и Ваня
подивился, откуда у Володи взялся этот неизъяснимо ласко¬
вый голосок. — Мама вам кланяется, от Вали тоже привет.
Велели узнать, как вы живете и как здоровьичко ваше.
—	Какое тут может быть -здоровье! Перемогаюсь кое-как.
Покоя минуты нет. Вот послала Ваньку за початками, сам
напросился. А гляди... Да что же вы смотрите?! Гоните вы ее,
за ради бога, со двора, пока не все сожрала! Геть отсюда!..
Ой, Ванька, кончусь я когда-нибудь совсем через тебя...
—	Тетечка, тетечка, вы не расстраивайтесь, — заговорил
опять Володя, невозмутимо глядя прямо в малиновое и потное
лицо бушевавшей тетки. — Вы погодите серчать. Вы лучше
принимайте коня. Это же мы вам привели. Насовсем.
—	Да на кой шут мне одер такой нужен?! Где вы его взя¬
ли? Приблудный, что ли?
Володя принялся терпеливо объяснять:
—	Нет, тетя, вы послушайте... Там коней и всю скотину
эвакуируют. Еще ничего такого нет пока, но на всякий случай.
А которые остаются, тех населению раздают, чтоб не пропада¬
ли. И совсем задаром дают. А мы увидели и думаем: «Надо
нашей тетечке хозяйство добавить. Женщина она добрая».
Ваня тут издал какой-то странный звук, словно собирался
прочистить нос, но Володя показал ему за своей спиной кулак
и продолжал:
—	И ведь главное, тетечка, совсем задаром и даже без
расписки. А вам в хозяйстве все же прибавление.
Тетка, недоверчиво прислушиваясь, подошла поближе к
лошади и придирчиво оглядела ее:
—	Что же вы такую захудалую-то выбрали? Не могли для
230

родной тетки постараться? У нее вот и нога не годится. Подо¬
брали падаль...
—	Не нравится — ваше дело! — решительно отрезал Во¬
лодя.— Слышал, Иван? «Падаль»!.. Давай, Ваня, коня со
двора, пусть другие люди забирают, которые понимают... Мы,
тетя, и так еле отбились, пока сюда коня вели. Пристают все:
дай и дай им коня... Нет, главное, Иван, слышал? «Падаль»!
Была бы падаль, так и не назвали бы так, как ее зовут... Идем,
Орлик! Пристрою тебя к добрым людям — коленку тебе
подлечат, так уже не Орлик будешь, а полный Орел!..
Пошли, Иван!
И Володя потянул коня к воротам.
—	А ну, геть, отойди от коня, не хватайся за чужое доб¬
ро! — заторопилась тетка. Она была в замешательстве, и ей
было уже жаль отказываться от дарового коня. — Раз приве¬
ли во двор, так уж тут я сама буду дело решать — кому ло¬
шадь оставить: себе или соседям. Чем только я кормить-то его
стану?
—	Вы насчет этого, тетя, не беспокойтесь. Это уж мы с Ва¬
ней позаботимся для вас... Верно, Иван?
—	Что ж, не поможем разве? — подтвердил Ваня. — О том
не думайте, тетя Маруся. Вова даже книжки обещал достать
по уходу за конями. У нас дело пойдет по последним данным
науки.
—	Знаю я вашу науку! — проворчала тетка, но уже по-хо-
зяйски выдернула репей татарника из свалявшейся гривы ко¬
ня и похлопала его по худой, костлявой спине. — Орлик? Ну,
нехай будет Орлик...
Так сама тетя Маруся утвердила за Лыской новое имя.
А приятели наши укрепились в своем решении вместе отпра¬
виться к партизанам в Старокрымские леса, как только окреп¬
нут их боевые кони — Соколик и Орлик.
Но для осуществления этого превосходного плана нужно
было еще немало потрудиться. Во-первых, коней надо было
усиленно кормить. Во-вторых, следовало как можно скорее
вылечить раненую ногу Лыски-Орлика. Кроме того, необхо¬
димо было запастись продуктами на дорогу и добыть хоть
какую-нибудь сбрую — о седлах мечтать уж не приходилось.
Так как друзья решили с самого начала поставить дело
на научную основу, то Володя прежде всего решил разыскать
нужную для этого дела литературу по коневодству. Библиоте¬
ки в городе были закрыты, но после долгих поисков Володя
раздобыл где-то старую, пропахшую подвальной затхлостью и
мышами толстую книгу, изданную, как было указано на
обложке, в 1892 году — лет почти за сорок до появления на
свет Володи. Называлась эта книга внушительно и роскошно:
231

«Заводовая книга чистокровных и скаковых лошадей в Рос¬
сии». У мальчиков не было сомнения, что книга эта может
быть чрезвычайно полезной при перевоспитании на новый
боевой лад Фильки-Соколика и Лыски-Орлика.
Правда, ничего практически нужного для своих коней
мальчики не почерпнули. Но зато теперь окружающие стали
замечать, что в разговоре между Ваней и Володей, который
почти ежедневно наведывался в Старый Карантин, стали густо
звучать специально коневодческие словечки — рысистость,
подуздок, шенкеля, аллюр — и названия вроде: першерон,
жмудка, орловец, ахалтекинец, брабант... Точно определить
по этой книге породу Орлика и Соколика не удалось, хотя
Володя утверждал, что его Орлик, несомненно, потомок чисто¬
кровных орловцев с благородной примесью араба, а Соко¬
лик— тот, скорее всего, донец с уклоном в першерона. При¬
ятели чуть было даже не повздорили из-за этого, так как
по-Ваниному выходило, что Соколик его — чистопородный
ахалтекинец.
Тем не менее оба приятели усердно добывали фураж, со¬
бирая у пристани клочья сена, свозя на двор тетки Маруси
кукурузные объедки, картофельные очистки. Они доставали и
резали солому, сами обваривали ее кипятком, присыпали по¬
лову, отруби. Не подозревавшая об их хитрых планах тетка
Маруся не могла нахвалиться мальчиками. И действительно,
лошади заметно подобрели, а раненая нога у Орлика переста¬
ла гноиться и начала подживать. И когда Володя поочередно
с Ваней выводил Орлика из сарая на прогулку по двору, то
конь уже осторожно ступал на больную ногу.
—	Погоди, он у меня скоро заскачет! — говаривал Воло¬
дя.— Недаром я его Орликом сразу назвал. Порода орлов¬
ская во всем видна. Да с такими конями нас, Иван, в Старо¬
крымском лесу примут знаешь как? Еще спасибо скажут.
Будь спокоен.
В душе-то своей Володя был не очень спокоен. Тяжело бы¬
ло думать о том, что придется оставлять мать и Валентину в
такие трудные, опасные дни. Да и неизвестно еще было, как
обернется дело, когда они прискачут с Ваней на своих добрых
конях в Старокрымские леса. Примут ли их партизаны? Не
отправят ли домой с позором?
Володе частенько вспоминался один пренеприятный слу¬
чай, который произошел с ним и Ваней Гриценко несколько
лет назад. Они ловили тогда бычков в запретной зоне близ
Старой крепости. И в Керчи, и в Камыш-Буруне, и в Старом
Карантине все хорошо знали, что купаться и рыбачить в ряй-
оне крепости запрещено. Но так заманчивы были рвы, башни
и старые стены старой турецкой крепости, о которой среди
232

черноморских мальчишек ходило столько легенд!.. И они с
Ваней пошли ловить бычков туда, куда ходить не полагалось.
А кончилось дело тем, что обоих забрал патруль. Мальчиков
привели на пограничную береговую заставу, которая, как
оказалось, и находилась в Старой крепости. И командир ска¬
зал, что обоих как штрафников пошлют на трое суток чистить
картошку. Правда, в конце концов все обошлось хорошо. Мо¬
ряки-пограничники посмеялись над «штрафниками», угостили
их пирожками и отпустили домой. Но на прощание, когда
Володя, уже осмелев, попросил показать ему пушки, коман¬
дир строго сказал:
«Никаких тут пушек нет! Запомни. И вообще мой совет
тебе: никому о сегодняшнем чрезвычайном происшествии не
рассказывай. Ты пионер?.. Ну и отлично! Значит, должен
уметь хранить военную тайну. А теперь — марш домой!..»
Чего доброго, и в Старокрымских лесах его и Ваню встре¬
тят командой: «Марш домой!»
И, чистя самодельной скребницей Орлика, Володя загля¬
дывал в добрые, таившие какую-то ласковую и усталую пе¬
чаль глаза коня:
—	Ух ты, Орлик мой, конь ты, лошадь!.. Эх, и поскачем мы
с тобой! А потом — шашки к бою, в атаку — марш! Как Ча¬
паев!.. И погоним вон фашистов из Крыма! Тпру, Орлик!
Стой, стой, не толкайся... Потерпи, Орлик, уже скоро...
В потайном уголке сарая ничего не подозревавшего Ивана
Захаровича Гриценко были уже припрятаны переметные су¬
мы, ловко скроенные из старой мешковины умелыми руками
Володи. Они были набиты сухарями, и в каждой имелось еще
по небольшому кулечку с гречкой.
Все было готово для ухода в Старокрымские леса к парти¬
занам. И надо было спешить: сводки с фронта с каждым
днем становились тревожнее. Фашисты рвались в глубь Кры¬
ма. Они приближались к Симферополю. Опасно было откла¬
дывать отъезд хотя бы на один день. И Володя примчался в
Старый Карантин, чтобы твердо договориться с Ваней об ухо¬
де к партизанам на другую же ночь.
Но Ваня встретил его на этот раз чем-то странно озабо¬
ченный. Трудно было представить себе, что это тот самый
уравновешенный, неспешный и обычно легко уступавший при¬
ятелю Ваня, с которым вчера еще Володя договаривался о
последних приготовлениях к побегу. Когда Володя сделал ему
в комнате знак, чтобы вместе выйти во двор и поговорить
возле сарая, Ваня нехотя поднялся, как-то необычно пожал
плечами и только потом двинулся за товарищем. Во дворе
между друзьями произошел разговор, который совершенно
ошеломил Володю.
233

—	Ты слышал? — начал Володя, когда они подошли к са¬
раю.— Уже у Симферополя бой...
—	Ну, слыхал, — негромко откликнулся Ваня.
—	Значит, ждать больше нечего. Завтра же ночью давай
уходить: у нас ведь все с тобой готово. Кони выдержат. А я
прощусь утром с мамой и Валентиной — конечно, ничего не
скажу, только записку им оставлю на столе, чтобы после не
беспокоились. Ночевать буду у тети Маруси. А ты в полночь
подойдешь — я лошадей выведу. Ну, а дальше, как мы дого-;
варивались...
—	Ничего из этого не выйдет, — тихо проговорил Ваня.
—	Что? Как это — не выйдет?
—	Не выйдет.
—	Добрый день, здравствуйте! Видели его? Ты что?
—	Ничего у нас с тобой не получится, — повторил Ваня
тихо и раздельно.
—	Да ты что? Раздумал? Или больной? Как это не по¬
лучится, когда все уже готово — и кони и продукты!
—	Не поеду я, Вова, — совсем уже твердо, хотя по-преж¬
нему тихо, сказал Ваня. — Да и тебе не советую.
—	Ты что же? От слова своего отступаешься? Договари¬
вались, готовились, а ты?.. Это знаешь как называется?
Главное, еще крутит! Брось, Иван! Я же вижу — перетрусил
мальчик... Так прямо и говори.
Ваня взглянул на него:
—	Я говорю то, что есть. Не поеду я. Не могу.
—	Все время мог, а сейчас вдруг занемог! Эх ты, друг-
товарищ! Где же ты раньше был? Зря я с тобой все это за¬
теял. Только время потерял. Давно бы уже там был без
тебя... — Володя чуть не плакал от обиды и огорчения. —
Ведь это как назвать стоит? Я прямо даже не знаю... Говори
прямо: струсил, да?
—	Если хочешь, можешь считать, что струсил, — сказал
Ваня, и его спокойствие совсем сразило Володю.
—	Нет, Ваня, ты все-таки подумай... Может, поедем все-
таки, Ваня?
—	Не могу я, Вова.
—	Да что это за «не могу» такое у тебя вдруг выскочило?
—	Выскочило.
—	Так скажи толком.
—	Не могу.
—	Заладил! Чего не можешь?
—	Сказать не могу.
—	Тьфу тогда на тебя и на твое «не могу»! — закричал в
отчаянии Володя и, сжав кулаки, подошел почти вплотную к
Ване. — Трус ты — вот кто! Трус! Молчишь?
234

Ваня отвернулся и молчал.
—	Ну и молчи! И запомни мое слово, последнее: я еще
день обожду, а ты решай. Может, твое «не могу» из тебя
выскочит. Тогда и видно будет, кто ты: Соколик сам или стал
клячей, хуже старого Фильки.
Володе очень хотелось сказать своему товарищу что-
нибудь еще более обидное и хлесткое. Он привык к тому, что
Ваня обычно уступал, признавал его главарем. Но было сего¬
дня в Ване нечто такое, что заставило вспыльчивого и обыч¬
но резкого на слово Володю замолчать. Он только посмотрел
еще раз на Ваню Гриценко и внутренне подивился странной,
почти таинственной перемене, которая произошла со вчераш¬
него дня в товарище.
Володя вдруг почувствовал, что Ваня стал за один день
как будто намного старше его. И то новое, уверенное, суро¬
вое, еще непонятное Володе, но почему-то ставшее доступным
Ване, сегодня уже не собьешь никакими настояниями, не сло¬
мишь самыми колкими обидами.
Между друзьями пролегла какая-то тайна, известная лишь
Ване, но пока еще для Володи неведомая.
Володя должен был признаться себе, что на этот раз Ва¬
ня чем-то взял верх над ним. И он примирительно сказал:
—	Ладно, Ваня. Я поехал домой, но ты все-таки подумай
как следует.
Но в душе он понимал, что Ваня уже подумал и решения
своего на этот раз не переменит. Однако что же заставляло
Ваню, обычно уступчивого и охотно подчинявшегося Володе,
обрести внезапно такую твердость?
Мучимый этой загадкой, Володя вернулся к вечеру в за¬
темненную, притихшую, словно замершую под черным крылом
Митридата Керчь.

Глава IV
ТАЙНА ДЯДИ ГРИЦЕНКО
Шли дни. Однажды после обеда возле дома, где жили
Дубинины, остановилась грузовая машина, крытая поверх
кузова брезентом. Из кабины высунулся и тяжело спрыгнул на
мокрую мостовую дядя Гриценко. Володя, услышав шум подъ¬
ехавшей машины, выглянул в форточку:
—	Дядя Ваня приехал! Мама, Валя, к нам дядя Ваня при¬
ехал!
Дядя Гриценко торопливо прошел с Евдокией Тимофеев¬
ной в дом, на ходу поздоровавшись со всеми.
—	Ну как ты, кума, решаешь? — заговорил он, отмахнув¬
шись рукой от стула, поданного Володей. — Эвакуироваться
будешь или тут останешься? Дело ведь такое, что, пожалуй,
и у нас незваные гости будут. А я Никифору обещал, в слу¬
чае чего, вам подсобить.
Евдокия Тимофеевна поглядела на Володю, на Валю, оки¬
нула взором комнату, сказала неуверенно:
—	Прямо, Иван Захарович, голова кругом. И так решаю
и эдак, а никак в одно мысли не сведу. Ехать если, так тоже
ведь: пролив-то бомбят... А оставаться — как оно еще будет?
—	Ну, так вот, — сказал Гриценко, — я говорить много
236

не горазд. Только так: вам оставаться в городе — тоже ко¬
нец. Узнают, что Никифор партийный, партизанил тут,—
жизни вам не дадут. Подавайтесь-ка лучше вы до меня, в
Старый Карантин. Там вам поспокойней будет, да и Нюше с
вами веселее будет, а то лежит все, совсем заболела.
—	А Ваня там останется? — спросил Володя.
—	Да там, конечно, где ж ему быть... — начал было дядя
Гриценко, но почему-то замолк, пожевав губами, и другим
уже тоном добавил: — А может, и не совсем там, но это уж
видать будет.
И Володе показалось, что дядя Гриценко что-то скрывает
от него.
—	Ну вот и решайте, — сказал Иван Захарович, — а мне
еще на базу съездить надо, в Рыбаксоюз. Коли решите, так
зараз же собирайтесь, вещички там какие сложите... и дожи¬
дайтесь. Я завтра, а то послезавтра еще раз в городе буду,
да и вас захвачу.
Пока дядя Гриценко договаривался с матерью, Володя
выскользнул незаметно на улицу. У ворот стоял грузовик.
Шофер дремал в кабине. Володя осторожно поставил ногу на
тугую, толстую шину в прямоугольных наростах, схватился
за край борта и заглянул в кузов, под брезент. В кузове ле¬
жали какие-то длинные, плоские ящики. Сквозь щели одного
из них что-то поблескивало. Володя перелез через борт, ото¬
гнул брезент, сел на корточки возле ящика. «Э-э, — подумал
он, — да там вроде как винтовочки! Вот так база Рыбаксою-
за! Ай да рыбак дядька Гриценко!»
Открытие так увлекло его, что он не слышал, как из до¬
му вышел Гриценко, только почувствовал, что качнулась ма¬
шина, услышал, как хлопнула дверца кабины. Сейчас же
взвыл стартер, включенный шофером. Под кузовом стрель-*
нуло два раза, потом зафырчало, и машина прянула вперед,
разом взяв большую скорость. Володя от неожиданности да¬
же повалился на спину; отвороченный брезент накрыл его, и
он долго барахтался в нем, не будучи в силах выбраться. Ко^
гда он поднялся, машина катила по направлению к восточной
окраине города. Грузовик шел так быстро, что соскочить с
него на ходу было уже невозможно, а стучать в кабину и про¬
сить, чтобы машину остановили, Володя не мог: попало бы
ему от дяди Гриценко за самовольство. Надо было ждать
ближайшей остановки, чтобы незаметно соскочить.
Но грузовик катил и катил без остановки. Высунувшись
еще раз из-под брезента, Володя увидел, что они едут по до¬
роге к Старому Карантину. Значит, схитрил дядя Гриценко:
ни на какую базу Рыбаксоюза не надо было ему ехать. Про¬
сто он не хотел задерживаться и допускать в машину кого-
237

нибудь. Хитрит что-то старый. Да и про Ваню как-то вкривь
объяснил.
Грузовик ходко катил по шоссе. Володя притулился на
одном из ящиков, укрывшись брезентом.
Минут через двадцать машина остановилась. Мотор пере¬
стал работать. Грузовик качнулся, опять хлопнула дверца
кабины с правой стороны, где сидел дядя Гриценко. Володя
осторожно высунулся из-под брезента и увидел, что грузовик
стоит возле входа в каменоломни. Он сразу узнал это место
и вышку над главным стволом, где ходила обычно клеть подъ¬
емника.
Но то, что разглядел Володя сегодня, не походило на
когда-либо виденное тут. У клети, которая только что подня¬
лась из недр и была довольно хорошо видка под навесом,
царило небывалое оживление. Подъезжали брички, возы, ма¬
шины, телеги. С них непрерывно снимали какие-то ящики,
бочки, сундуки. Володя увидел, как с одного из подкативших
грузовиков стащили такие же плоские, длинные ящики, как
тот, на котором он сидел. Потом подъехала телега, с которой
сняли чугунные котлы, чаны, кастрюли. Какой-то человек та¬
щил в одной руке свернутый ковер, а в другой — туго завя¬
занный круглый узел, из которого торчал гриф балалайки.
Володя решил, что жители Старого Карантина прячут от
бомбежек свое имущество в подземных укрытиях.
—	Емелин! — услышал Володя голос дяди Гриценко.—
Пойди до Жученкова, доложись, что мы прибыли с добром,—
пускай народ высылает принимать. А я тут побуду, только
сверну в сторонку.
Машину снова качнуло, хлопнула дверца с левой сторо¬
ны. Как только шофер отошел, Володя спрыгнул на землю.
Дядя Гриценко обернулся и только руками развел:
—	Тю! Стой! То ты иль не ты? Откуда ты выскочил? Са¬
молетом, что ли? Вот не пойму...
—	То уж моя военная тайна, — отвечал Володя. — Дядя
Ваня, а что это тут грузят?
—	А ну, геть отсюда! — рассердился дядя Гриценко.—
Ему мало, что зайцем приехал, так еще все знать надо. Ходи
отсюда живо!
Кто-то позвал Ивана Захаровича, и он, махнув рукой и
прошипев Володе: «Сыпь отсюда, чтобы тебя видать не бы¬
ло»,— побежал под навес. В это время из-под земли подня¬
лась на поверхность клеть, и из нее вышел Ваня Гриценко.
Он снял кепку с головы, обил ею с колен пыль известняка и
появился во дворе каменоломен.
—	Ваня, гляди, сюда, — тихонько позвал его Володя.—
Не видишь, что ли? Я это.
238

Увидев Володю, с которым он не встречался со дня их
размолвки, Ваня кинулся было к нему, но на полпути оста¬
новился и двинулся дальше степенной и независимой поход¬
кой.
—	Здорово, Вова-корова!
—	Здорово, Ванька-встанька!
—	Ты чего это тут? Тебя кто пустил?
—	А я не спрашивался, меня дядя Ваня сам на машине
привез.
—	Ой, и скажешь же ты!..
—	Сам спроси, раз не веришь. Я с ним на грузовой — на
винтовках сидел. Что?
Ваня посмотрел на него очень сердито:
—	Ну, и все равно ты ничего не знаешь, и нечего тебе
знать. Выкатывайся отсюда!
—	Это с какой же радости я выкатываться буду? Я к те¬
бе в гости приехал.
—	В гости домой ходят, а сюда тебя никто не звал.
—	Да чего ты, Ванька, жабры топыришь, как барабулька?
Говори уж, я ж и так все видел. Тут, наверное, подземный
склад военный будет, да?
—	Ну, считай, что склад, раз ты все видишь.
Они подошли к воротам шахтного двора.
У входа их окликнул часовой — парень в комбинезоне, с
винтовкой на ремне.
—	Это со мной! — крикнул ему в ответ Ваня. — Батя из
города захватил.
Володе было очень обидно, что Ваня так пренебрежитель¬
но кивнул в его сторону. Подумаешь — «со мной»! Но при¬
шлось смириться, потому что часовой внимательно оглядел
его и сказал Ване:
—	Ты зря тут лишнего народа не води у меня, а то, гляди,
и самого не пропущу в другой раз.
Когда они отошли от каменоломен, Володя загородил до¬
рогу Ване:
—	Слушай, Ваня, ты мне друг или кто? Говори все. Не
скажешь? Ну и не надо. Только имей в виду, ты мне больше
не товарищ с этого дня. Настоящий человек, если друг, то уж
все доверяет. Ты мое слово знаешь. Я тоже все-таки пионер.
А уж лишнего болтать не имею привычки. Помнишь, сколько
про ту надпись в шурфе не говорили?.. Скажешь или нет? Ну?
—	Да что пристал! Зря серчаешь, — бормотал Ваня.—
Не могу я тебе про то сказать. Я бате зарок давал, под чест¬
ное пионерское.
—	Так это—кому не говорить? Кому-нибудь! А я что?
Кто-нибудь тебе или товарищ? Не хочешь, просить не буду.
239

—	А ты никому не скажешь?
—	Что я, правил не знаю?
—	Ни словечка?
—	Да, ни звука!
—	Под честное пионерское, говоришь?
—	Под честное пионерское!:
—	Ну, гляди, Вовка! Если скажешь где, живой не будешь,
так и знай.
Володя уже дрожал от нетерпения.
—	Ну, так я тебе скажу тогда, — шепотом произнес Ваня,
озираясь во все стороны. — Ты меня, Вова, видишь, возмож¬
но, последние разы. Наши в каменоломни уходят. И меня бе¬
рут. Зачислили! — подчеркнул он гордо.
И Ваня рассказал, что уже несколько дней идет тайная
подготовка к переходу партизанского отряда в подземные
каменоломни. Если немцы придут в Старый Карантин, парти¬
заны скроются под землю и будут оттуда вести борьбу с фа¬
шистами. Туда, в каменоломни, уйдет и дядя Гриценко, за¬
писавшийся в партизанский отряд. А тетя Нюша, мать Вани,
останется с Дубиниными в поселке.
* * *
Попутная машина в город должна была идти вечером.
Было уже темно, когда дядя Гриценко, усталый, весь в из¬
вестковой пыли, пришел к себе домой. Вова ожидал его на
крыльце. Он схватил его обеими руками за рукав куртки и
зашептал в самое ухо:
—	Дядя Ваня, постой минутку... мне надо с тобой пого¬
ворить.
—	Ну, заходи в хату, там поговорим. Что ж тут, на холо-
ду-то да в потемках...
—	Там не годится. Мне надо с глазу на глаз.
—	Эге, понял я тебя, — добродушно сказал дядя Гри-<
ценко и, присев на ступени крыльца, стал сворачивать цигар¬
ку. — Это ты насчет того, чтобы дома тебе не попало от мате-<
ри? Ладно, добре. Возьму грех на себя, скажу — завез.
—	Да нет, дядя Ваня... Совсем не про то.
Володя огляделся. В поселке сгущалась темнота. Кое-где
в окнах появились огни, но сейчас же невидимые руки опу¬
скали черные шторы. Поселок затемнялся.
—	Дядя Ваня... — зашептал Володя, — дядя Ваня, я все
знаю... Я знаю, к чему вы тут готовитесь... Дядя Ваня, ты
должен мне помочь. Дядя Ваня, ты ведь сам обещал папе, что
позаботишься обо мне. Вот и выполняй! Имей в виду: я тоже
хочу быть в вашем партизанском отряде.
240

Бедный дядя Гриценко даже отшатнулся и разом встал
с крыльца, замахав обеими руками на Володю.
—	Що? — переспросил он, озираясь и, как всегда от вол¬
нения, начиная говорить с украинским произношением. —
Який такий партизанский отряд? — Он опять махнул на
Володю. — Да ты що! Ты с чего взял? Вот еще сообразил!
Выдумки какие...
—	Никакие не выдумки. Бросьте, дядя! Я все знаю. Нем¬
цы уже близко, вы уходите туда, вниз. И я хочу с вами, со
всеми вместе. Я от тебя не отстану, дядя Ваня, все равно.
А если не возьмут меня в отряд, сам приду. Я ведь многие
ходы там у вас знаю. Помнишь, мы с Ваней лазили, а ты ме¬
ня еще вытягивал оттуда? Мы еще там вашу с папиной рас¬
писку на камне отыскали. Помнишь, мы еще тебя просили
рассказать потом, как вы там с папой были в девятнадцатом
году?
Трудно было говорить с дядей Гриценко: он больше от¬
малчивался, а если и отвечал, то крайне односложно.
—	Ну, были там, — проговорил он, — воевали. А что с то¬
го? Не мы одни были. Народ..,
—	Ну и я хочу там, где народ. Люди воюют, а я что же —
смотреть только должен? Нет уж, спасибо вам! Дядя Ваня,
ну дядечка Ванечка, будь же человеком! Раз в жизни про¬
шу — помоги!
—	Да цыц ты, перестань ты болтать про отряд! Чтоб
я слова такого не слышал! Узнал — забудь. Ясно?
—	Ясно, я же понимаю, раз военная тайна.
—	Именно, что тайна, а ты шумишь! И откуда только ты
все вызнал, чертенок! А-а-а! Стой! Это тебе Ванька сказал.
Ну, будет ему от меня за то!
Дядя Гриценко затянулся, прикрывая раздувшийся огонек
ладонью, затем аккуратно потушил цигарку, притоптав на
земле.
—	Ну, добре, Вовка, поговорю насчет тебя с командиром.
Может, так и вернее будет, чтобы тебе с нами уходить. Пошли
пока в хату, повечеряем, а то машина в город пойдет. Пора
тебе до дому.
Когда Володя, наспех поев, уже собирался уходить из до¬
мика Гриценко, хлопнула дверь, и из темноты двора вошел в
горницу, щуря блестящие черные глаза, огромный, необыкно¬
венно красивый и на диво хорошо сложенный человек в сапо¬
гах, короткой куртке, перехваченной поясом, и фуражке, сби¬
той на затылок. Он был так высок, что, входя, наклонился,
чтобы не зацепиться головой за притолоку. Блеснули чистые
белые зубы, когда он заговорил:
9 Улица младшего сына
241

—	Вечер добрый, Иван Захарович! Не помешаю?.. Здрав¬
ствуйте, хозяюшка! Как здоровьичко?.. Лучше?
—	Присаживайтесь, милости прошу, Александр Федоро¬
вич,— сказал дядя Гриценко, подставляя гостю крашеную
табуретку. — Может, покушаете с нами?
Гость, широко шагнув, легко кинул под себя табурет и сел:
—	Нет, спасибо, ел недавно, да и некогда. Я на пол¬
минуты. Завтра опять тебе в город придется съездить. Там по
распоряжению товарища Андрея... понятно?.. — он взглянул
многозначительно на Гриценко,—звонили, что орехов и
стручков обещают. Понятно?.. Чей хлопец? — спросил он,
кивнув в сторону Володи.
—	Да с городу родственник, племяш вроде. Кореши они
у меня с Ванькой моим. Дубинина Никифора—может, слы¬
шали? — сын.
—	A-а... знаю. На флот который ушел, — протянул гостьи
посмотрел на Володю, как показалось тому, внимательно и
одобряюще.
—	Пристал, чтобы тоже его к нам взяли,— искоса погля¬
дывая на гостя, проворчал дядя Гриценко. — Ну до того при¬
стал, прямо как татарник к собачьему хвосту, — не отцепишь!
Гость кинул быстрый, настороженный взгляд на Володю:
—	А откуда знает? Ведь из Керчи сам?
—	Да с машиной сегодня увязался, шутенок, — смущенно
пробормотал дядя Гриценко. — Оплошка моя. А уж тут раз¬
ве скроешь от него? У него глаза приметливые, это ужас про¬
сто! Подо все подбираются. Все у него на заметку идет.
—	Мал уж больно, — проговорил высокий. — Так-то па¬
рень, вижу, ничего, да мал.
—	Где ж я мал?! — Володя сразу взвился на скамейке.—
Это я только ростом так задержался, а мне уж в августе ме¬
сяце на пятнадцатый год перешло.
—	Да ты на цыпки-то не становись, — сказал дядя Гри¬
ценко, заглядывая под стол на ноги Володи.— И так ты па¬
рень собой видный, что говорить.
Гость рассмеялся хорошо и раскатисто. Так блеснули его
белые зубы, такую славную возню учинили смоляные искорки
в глазах гостя, под тесно сведенными прямыми бровями, что
даже Володе самому сразу стало весело.
—	Ну, доброй ночи вам, — промолвил гость вставая. Ои
потянулся, хруст пошел по его большому и сильному телу.
Ударил фуражкой о ладонь, с размаху надел ее на голову,
попрощался и в дверях вдруг совсем по-мальчишески, озорно
подмигнул Володе: — Ладно, поглядим. Мать-то отпустит?
И, наклонившись, не дожидаясь ответа, распахнул дверь,
шагнул в черный провал ночи.
242

!— Дядя, это кто был? — спросил Володя.
—	Эх ты, не разобрался! — сказал Ваня, все время смир¬
но сидевший поодаль. — А тоже говорит, я все знаю...
—	Ну ты, цыц! — пригрозил ему отец. — Болтать больно
стал! — Он помолчал, посмотрел на Володю, потом покачал
головой: — Да ладно уж, скрывать тут нечего. — И он сказал
с солдатским уважением: — То сам командир был наш. Зяб*
рев Александр Федорович!
Вернувшись в город, Володя наутро пошел проститься с
Юлией Львовной и Светланой.
—	Здравствуй! Мама дома? — спросил он у Светланы,
входя в темную кухоньку учительской квартиры.
—	Дома я, дома!—раздалось откуда-то из-под потолка,
и Володя, взглянув наверх, увидел Юлию Львовну: она стоя¬
ла на лесенке, прислоненной к стене. Володя, еще не пригля¬
девшись со света, не заметил ее. — Электричество вот чи--
ню, — объяснила Юлия Львовна сверху. — После той бомбы
все у нас разладилось. Отовсюду дует, двери не закрываются.
И вот опять с пробками что-то... Полчаса уже бьюсь.
—	Юлия Львовна, вы оттуда слезайте, — предложил Во¬
лодя,— я вам это в два счета...
—	А умеешь? Мне помнится, ты больше занимался обрат¬
ным: пережигал пробки, оставлял всех в темноте.
—	Это когда еще я неученый был совсем.
—	Ну, действуй, ученый, — сказала Юлия Львовна и лег¬
ко спустилась с лесенки.
Володя мигом взлетел на верхнюю ступеньку. Пристроил¬
ся удобнее. Пощупал пробки в предохранителе, вытащил из
кармана, где у него хранилась всякая техническая мелочь,
тоненькую проволоку, навертел на карандаше «жука». И вмиг
вспыхнула, мигнула разок и засияла лампочка в коридоре,
осветились комнаты, где до этого было темно — из-за фанеры,
вставленной в окна вместо выбитых стекол. Медленно нали¬
лись огнем спиральки на электрической плитке, и Володя так
величественно сошел с лесенки, словно был оратором, спу¬
скавшимся с трибуны, либо статуей, сошедшей с пьедестала-
—	Вот и весь разговор!
—	Смотри, какой ты мастер, Дубинин!; — похвалила Юлия
Львовна. — Мастер — золотые руки.
—	Ну, пустяк дело-то, — поскромничал Володя.
—	Ну, как тебе сказать... Все-таки это еще одно лишнее
доказательство, что учение — это свет, и даже электрический,
а неучение — тьма, и во всей квартире, — пошутила Юлия
Львовна. — Правда, Светлана?
243

-— Я это тоже умею, — Светлана обидчиво повела пле¬
чом,— только ты мне никогда не даешь доделать.
—	Да я что-то не верю в твои технические таланты.
Володя, гордый тем, что его технический талант был по
достоинству оценен, уже привинчивал оторванный шпингалет
на окне. Потом он подстрогал ножом порог, и дверь стала
закрываться, как прежде. Он законопатил щель в другом
окне, исправил поломанный табурет, нашел какие-то неполад¬
ки в отлично действовавшей плитке и вообще развил такую
бурную деятельность, что Юлия Львовна вежливо взяла у
него из рук электрическую плитку и сказала:
—	Ну, захлопотался совсем! Спасибо тебе, Дубинин.
А Володя все откладывал разговор, ради которого он, соб¬
ственно, и пришел сегодня к учительнице. Он топтался у сто¬
ла, оглядывая потолок с треснувшей и кое-где отвалившейся
после бомбежки штукатуркой, искал, чем бы еще можно бы¬
ло заняться тут. Ему хотелось оставить здесь добрый след...
Светлана заметила его замешательство:
—	Что ты сегодня, Володя, такой?
—	А что, какой? Самый обыкновенный.
—	Ну брось, пожалуйста, я же вижу.
Володя спросил тихо:
—	Света, а вы с мамой никуда не уезжаете?
—	А куда ж нам ехать? На Тамань, говорят, уже опасно:
пролив бомбят. Вчера шаланду с эвакуированными утопили.
Нет, мы уж тут как-нибудь с мамой...
—	А я с нашими сегодня в Старый Карантин перебираюсь,
к дяде Гриценко, — с трудом, очень виноватым тоном сооб¬
щил Володя.—А потом я сам, может быть, должен буду
уехать... к бабушке...
—	Значит, все-таки эвакуируешься? — спросила Светлана
так, как будто у нее отнялся голос. Но тут же, с легким пре¬
восходством, закинув голову, подчеркивая нарочно, что она
ростом выше Володи, взглянула на него как бы сверху.—
А сколько разговоров было! Ну и эвакуируйся, пожалуйста...
только не надо было разные громкие слова говорить: «Я тут!
до конца! что бы ни было!..»
Светлана, Светлана, — вмешалась в разговор Юлия
Львовна, — что за тон? Кто дал тебе право так разговари¬
вать? Конечно, им надо эвакуироваться. Если сюда придут
фашисты, они же узнают, что Володин папа коммунист, в про¬
шлом красный партизан, сейчас во флоте. Надо думать, что
говоришь.
—	Я думаю! — закричала Светлана. —Я думаю, что гово¬
рю! А вот он не думал, когда говорил раньше... Пускай, пу¬
скай... пускай уезжает!
244

И Светлана вдруг отвернулась, зажав свою маленькую,
обмотанную толстой косой голову в сгиб остренького локтя,
и уткнулась в кухонную стенку. Никогда еще Володя не ви¬
дел председательницу штаба отряда в таком состоянии. Он
беспомощно поглядывал то на Юлию Львовну, то на вздраги¬
вающий Светланин затылок со светлым, золотистым пушком
под разобранными надвое косами. Эх, если бы знала Светла¬
на, куда он собирается «эвакуироваться», к какой бабушке
он едет!.. До чего же ему хотелось сейчас сказать ей про ка¬
меноломни, про партизан, про все, что он узнал вчера! Но
говорить об этом он не имел права никому, ни за что!..
—	Перестань, Светлана, перестань сейчас же! — Юлия
Львовна подошла к дочке и обняла ее.—Что ты за плакса
стала в последнее время! И нечего тут реветь. Ну, чего ты?
Можешь мне объяснить? Что ты так расстроилась, дурашка?
Светлана молчала, вытирая глаза тыльной стороной руки.
Она и сама не могла бы объяснить, что ее так расстроило;
просто ей стало вдруг страшно за всех и за себя и сделалось
обидно, что Володя Дубинин, всегда такой храбрый, ничего
не боявшийся Володя Дубинин, которого она считала способ¬
ным на настоящий подвиг, вдруг, как самый обыкновенный
мальчик, похожий на сотни других, послушно уезжает с ма¬
мой подальше от опасности. Но, конечно, мать права: Дуби¬
ниным надо уехать отсюда.
Она успокоилась, поправила косы, повернулась к Володе
и увидела, что он неловко держит в руках что-то обернутое
газетной бумагой.
—	Что это у тебя? — полюбопытствовала она, моргая
длинными, слипшимися от слез ресницами.
Володя быстро развернул сверток, скомкал бумагу и, по¬
искав, куда бросить ее, засунул к себе в карман. На ладони
у него оказался прелестный маленький грот из морских раку¬
шек и камешков. Вход в гротик был закрыт вырезанной из
плотной золотой бумаги решетчатой дверцей. Сквозь нее про¬
глядывала укромная, крохотная пещерка.
—	Это Пушкинский грот называется, — пояснил Воло¬
дя,— я в Артеке сам его сделал. С натуры. Там такой есть
грот, называется грот Пушкина.
—	Неужели сам сделал?.. Смотри, мама, вот прелесть-то!
Володя поставил гротик на стол, а сам отошел чуточку в
сторону.
—	Это я вам, — сказал он вдруг почему-то очень грубым
голосом,— на память вам. Вот... Там внутри лампочка зажи¬
гается. Надо только в штепсель вставить.
И, вытянув издалека руку, не приближаясь к гроту, чтобы
показать, что он уже ему больше не принадлежит, Володя
245

вставил вилку провода в штепсель. Внутри грота вспыхнул
красный свет.
—	Чудо какая славная вещица! — заметила Юлия Львов¬
на.— Ах, Дубинин, Дубинин, бить тебя надо, да некому! Как
бы ты мог учиться, первым бы отличником был...
—	Юлия Львовна, я в последнее время как будто...
—	Я ничего не говорю, Володя, но ты бы мог еще лучше
успевать.
—	Юлия Львовна, как война кончится, я вам тогда до¬
кажу.
—	Ну ладно, подожду, Володя. А гротик этот мы со Свет¬
ланой возьмем пока что на хранение. Ведь ты столько потру¬
дился тут.
—	Нет, нет! Не на хранение, а совсем. Это вам на память
от меня.
—	Ну, спасибо тебе, Дубинин... Светлана, что же ты не
благодаришь?
—	Спасибо, Володя, — проговорила рассеянно Светла¬
на.— А я сейчас подумала: ведь совсем недавно ты приходил
прощаться, когда в Артек уезжал. Помнишь? После «Алень¬
кого цветочка»? Неужели это .недавно было? И спектакль, и
Первое мая... Кажется, как будто уж сто лет с тех пор про¬
шло...
И Володя тоже подумал, как далеко ушли в прошлое
Артек, яркие ракеты над морем, безмятежные лагерные дни.
—	Ну, мне идти пора, — сказал он. — До свиданья, Юлия
Львовна, счастливо вам оставаться. И тебе, Светлана, тоже...
Неловко, не глядя, он сунул руку Светлане.
Юлия Львовна подозвала его к себе:
—	Подойди сюда... Вот так. Будь здоров! Ты все-таки себя
побереги немножко. Думай о матери. Да и меня иногда вспо¬
минай. А кое-когда заглядывай в учебник, чтобы не отстать.
Помнишь, как... да нет, ты этого помнить не можешь. Так на
старых детских книжках было написано: «Бойтесь, дети, лени,
как дурной привычки, и читайте в сутки вы хоть по странич¬
ке». Ну, ты хоть по полстранички повторяй. Хорошо? Ну,
смотри, а то получишь у меня после войны «плохо»! — Она
сделала попытку улыбнуться. — И дай-ка я тебя, Дубинин,
поцелую.
Володя неуклюже качнулся вперед, и учительница, взяв
длинными пальцами за виски буйную головушку своего пи¬
томца, крепко поцеловала его в лоб, а потом легонько толкну¬
ла ладонью также в лоб, как бы дав направление — в дорогу..,
Володя, откашливая что-то царапавшее у него в горле, вы¬
бежал из квартиры' учительницы. Юлия Львовна, прислуши¬
ваясь к его удалявшимся быстрым шагам, сказала Светлане:
246

—	Нет, очень хорошо, что его укроют подальше. Если они
придут, такому тут несдобровать. Ах, отчаянная голова!
Сколько у меня с ним хлопот было, а вот люблю его, галчон¬
ка большеглазого.
—	И совсем он уже не так похож на галчонка, мама, —
впервые заступилась за Володю Светлана.
—	Ну, извини. Сами же вы прозвали Дубинина за его
глаза Вовчик-птенчик...
А Володя шел по Приморскому бульвару: ему хотелось
в последний раз посмотреть на море с родного берега. День
стоял пасмурный, холодный. Берег Тамани был скрыт мглою.
На бульваре валялись осколки разбитых вазонов. Большой
каменный лев над балюстрадой был почти обезглавлен.
Осколком бомбы у него снесло добрую половину морды.
В глубине деревянной раковины для оркестра сбились пере¬
вернутые мокрые скамьи.
Володя спустился к самой воде. Казалось, что море узнаёт
его: небольшие волны прыгали навстречу, стараясь лизнуть
соленым языком Володю в лицо, подползали к его ногам, ла<
стились. Совсем как Бобик...
И Володя, вздохнув, вспомнил про своего верного песика.
Несколько дней назад Бобик увязался на берегу за военны¬
ми моряками, и они сманили собаку к себе на сторожевой
катер.
Побыв немного наедине с морем, Володя пошел в город.
Он прошел еще раз мимо того места, где сидел птицелов Ки¬
рилюк, прошагал по всей улице Лёнина, дошел до угла Кре¬
стьянской, поднялся по знакомой лестнице купеческого сына
Константинова, постоял на Пироговской, у обезображенного
здания, где была раньше школа, и отправился домой: надо
было собираться.

Глав а V
ПРОЩАЙ, БЕЛЫЙ СВЕТ!
Большая грузовая машина неслась по шоссе из Керчи в
Старый Карантин. В кабине рядом с водителем сидел Воло¬
дя и, гордый доверием, которое ему было оказано, по знаку
шофера то и дело брался за медный шпенек на щитке и тя¬
нул на себя, давая «подсос» мотору. А в кузове поверх груза,
тщательно накрытого брезентом, среди узлов, сундуков’ и вся¬
кого домашнего добра, сидели Евдокия Тимофеевна, Валя и
дядя Гриценко.
—	Нет, Дуся, ты решайся, — говорил дядя Гриценко.—
Вовку, в случае чего, я с собой заберу в каменоломни. Я уж
с командиром отряда нашего толковал. Разрешает. Он
Никифора знает. И Ванька мой там тоже будет заодно.
А я уж за ними обоими пригляжу. Ты не сомневайся на этот
счет.
—	Да ведь Вовочка-то у нас еще глупый, — сокрушалась
Евдокия Тимофеевна. — Как он там один будет? И какая от
него польза вам?
—	Насчет пользы нам — это разговор потом уж пойдет.
На сегодняший день не о том речь. О нем самом забочусь.
Как такого наверху оставлять, если немцы придут? Ты что,
243

характера его не раскусила? Мало тебе с ним хлопот было в
мирное время?
—	Так-то оно все так... Да как-то боязно... Как же он там
без меня?
—	Ты сама без него тут держись, а за него не бойся.
—	Ох, страшно мне, Иван Захарович, боязно мне все-
таки!
—	Тут за малого тебе еще страшнее будет. А так без него
дурной час переживете и Нюше моей дом сберечь поможете.
Ей одной не справиться. Хворая она у нас... Да к тому же, в
положении она: к весне прибавления ожидаем. Где ж тут!
И под землю ее брать нельзя: не сдюжит здоровьем. А то бы
я вас всех вниз позабирал...
В первых числах ноября в домике дяди Гриценко, где те¬
перь жили Дубинины, дрогнули стекла, звякнула посуда. Тя¬
желые удары, глухие и как будто вязкие, донеслись со сторо¬
ны Камыш-Буруна.
Дядя Гриценко вернулся к ночи из каменоломен бледный,
озабоченный. Он долго выковыривал из ушей известковые
крошки. Потом тихо подозвал к себе Ваню и Володю:
—	Ну, хлопцы, будьте наизготовке. Немец к Камыш-Бу¬
руну подходит, не сегодня-завтра вниз подаемся. Так чтоб
все было у вас в полной исправности. Чтоб как будет приказ,
так раз — и там. И никуда без моего на то разрешения не от¬
лучаться.
Володя и Ваня, которых сейчас еще не пускали в камено¬
ломни, целые дни проводили на шахтном дворе, помогая
взрослым: выгружали продовольствие, ящики с патронами,
мешки с мукой, тащили в клеть матрацы, подкатывали бочки.
Мальчикам нравилось, что дело обставляется так хозяйствен¬
но. Чего только не спускали под землю через боковые штоль¬
ни! Чьи-то сундуки, баян в чехле, одеяла, связанные кипами,
шкафы... Но больше всего, конечно, ребята были довольны,
когда, отогнав их подальше от главного ствола, шахтеры-
камнерезы опускали вниз какие-то тяжелые, тщательно
прикрытые брезентом или плащ-палатками предметы, в кото¬
рых разве только совсем ничего не смыслящий в военном деле
человек не угадал бы пулеметов.
Иногда из недр каменоломен поднимался наверх Зябрев.
Мальчики, еще издали узнавая его большую и ладную фигу¬
ру, бросались навстречу, и командир на ходу подмигивал им
своим веселым черным глазом из-под круто взлетавшей длин¬
ной брови:
—	Гей, пионеры! Действуете?
249

—	Товарищ командир,—тихонько спрашивал у него Во¬
лодя, — мы скоро вниз полезем?
—	Не лезь поперед батьки в пекло, — отшучивался коман¬
дир. — Еще насидимся внизу, и наверх попросишься.
—	Ни за что в жизни не попрошусь!
—	Ну и глупо сделаешь. Я лично там всю жизнь сидеть
не собираюсь.
И командир шел к маленькой зеленой «эмке», издали кри¬
ча шоферу:
—	Емелин, давай в город скатаем! В горком меня забрось,
к товарищу Сироте.
С моря стали наползать холодные, плотные, как мокрый
войлок туманы. Они заплывали в долины, скрывали окрест¬
ные возвышенности, и казалось, что пространство, оставшееся
для жизни, с каждым днем становится все теснее, все уже.
За туманом немолчно грохотали орудия. Звуки войны стано¬
вились все явственнее, приближались...
Шестого ноября дядя Гриценко, уходя утром в каменолом¬
ни, вынул из нижнего ящика комода свернутый красный флаг
и велел Ване влезть на крышу.
—	Вовка, ты ему тоже подсоби. Прилаживайте, ребята,
покрепче. Завтра праздник. Нехай люди видят... Да повыше,
хлопцы, чтобы издали горело! Чтоб помнили, как поселок наш
кличут: Краснопартизанский! С того самого девятнадцатого
года. И во веки веков!
Володя и Ваня подняли над черепичной крышей домика
шест с флагом. Сверху хорошо был виден весь поселок, и
мальчики заметили, как там и здесь над крышами Старого
Карантина стали появляться красные праздничные флаги.
Море дышало тяжким туманом, словно за крутыми берегами
закипало какое-то варево. Стена тумана, поднимавшаяся за
Камыш-Буруном, закрывала все окрестности, но за этой сте¬
ной слышались выстрелы, орудийные залпы, доносилось тата-
канье пулемета, сухой, частый стук автоматов. Иногда что-то
со свистом проносилось над головой по направлению к горо¬
ду, и вскоре оттуда немедленно перекатывался над всей окру¬
гой бухающий удар.
А над белыми домиками Старого Карантина ветер трепал
яркие алые флаги, и люди негромко, но многозначительно и
с доброй надеждой в голосе поздравляли друг друга:
—	Флаги-то играют...
—	С наступающим праздником!..
—	Эх, не так, думалось, праздник встречать будем! Ведь
двадцать четвертая годовщина...
—	Немчура проклятый! Навязался на нас, погубил нашу
мирную жизнь1
250

—	А флажки-то, глянь, развеваются...
—	Которые потрусливее, те без флагов сидят, схорони¬
лись за ставенками.
—	Да много ли таких? Раз-два, и обчелся. Я сейчас шел
по поселку, так везде флаги полыхают.
К вечеру два разведчика отряда, Важенин и Шустов, вер¬
нулись из Камыш-Буруна. У входа главного ствола каменоло¬
мен их встретил стоявший тут на посту с винтовкой Гриценко.
—	Что нового-хорошего принесли, разведчики?
—	Нового немного, хорошего еще меньше, — отвечал Ва¬
женин.
—	Немцев у Камыш-Буруна не видать?
—	И видать и слыхать, — мрачно бросил разведчик.
—	В Эльтигене уже. Наши там заслон сделали. Задержа¬
ли немного, — объяснял пожилой разведчик Шустов. — Они,
вишь, на Керчь рвутся. Объявили уже, нахвастались, что к
завтрашнему дню там будут. Дескать, хох, к годовщине Ок¬
тябрьской революции германская армия заняла город Керчь,
один из крупнейших промышленных центров Крыма... И тому
подобное. Видели мы их листовки. Знаем. Ну, наши-то им
этого пирога к празднику и. куснуть не дадут. Только у них
тут, в этом месте, скопление сил большое, да автоматы у каж¬
дого.
—	И танков хватает, — заметил Важенин.
—	Командир здесь? — спросил у Гриценко Шустов.
—	Вниз ушел, в штаб.
Оба разведчика двинулись к стволу шахты, где ходила
клеть.
...Тишина была в затемненном поселке, только со стороны
Камыш-Буруна, откуда прежде, бывало, глухо доносился мяг¬
кий рокот прибоя, слышались выстрелы и раскаты взрывов.
И вдруг на темной улице, недалеко от входа на шахтный
двор, внятно раздалось:
—	Говорит Москва!
И у последнего громкоговорителя, еще не снятого со стол¬
ба, в темноте собрались жители поселка. Хлопали калитки,
двери: люди выбегали из домов. Володя и Ваня также броси¬
лись туда.
Гул взрывов, пушечной пальбы и частых винтовочных вы¬
стрелов со стороны моря и Камыш-Буруна нарастал. Люди
прикладывали ладони к ушам трубкой, чтобы лучше было
слышать передачу из Москвы. Когда раздавался какой-нибудь
уж слишком громкий взрыв поблизости, досадливо отмахи¬
вались. И в холодный ветреный мрак военной ночи, сквозь
треск и грохот близкого боя, вошли из дальней дали несшие¬
ся слова октябрьской Москвы:
251

—	...продвигаясь в глубь нашей страны, немецкая армия
отдаляется от своего немецкого тыла, вынуждена орудовать
во враждебной среде, вынуждена создавать новый тыл в чу¬
жой стране, разрушаемой к тому же нашими партизанами,
что в корне дезорганизует снабжение немецкой армии, за¬
ставляет ее бояться своего тыла и убивает в ней веру в проч¬
ность своего положения...
И люди, стоявшие в темноте у столба под рупором, в эти
минуты, казалось, не слышали зловещего грохота прибли¬
жавшегося боя, не слышали свиста проносившихся невдале¬
ке снарядов... Они внимали только словам Москвы да слы¬
шали еще биение своих разгоряченных сердец, заново согре¬
тых великой надеждой.
Москва замолчала. Шорох необозримого пространства по¬
тек из невидимого в темноте рупора. Уже стали расходиться
люди, но опять что-то звонко щелкнуло в громкоговорителе,
и женский голос, такой громкий, что чувствовалось — это го¬
ворится где-то рядом, — медленно и печально сообщил:
—	Внимание! Говорит районный радиоузел. Всем, всем!
Граждане, через пять минут мы временно оставляем посе¬
лок Камыш-Бурун. На этом узел свою работу заканчивает
до освобождения от захватчиков. Смерть немецким оккупан¬
там!
Щелкнул рупор. Из него, казалось, расползалась мертвая,
черная пустота. Она закралась во многие сердца, и даже у са¬
мых смелых в эту минуту похолодели они. И захотелось лю¬
дям скорее к свету, к теплу огня и прочной человеческой
дружбе, чтобы ощутить рядом со своим плечом крепкое плечо
верного боевого товарища и не чувствовать себя потерянным
в этом мрачном, опустевшем мире, в который уже входили
свирепые обидчики.
У входа в каменоломни, где чуть-чуть мерцал прикрытый
сверху широкой ладонью командира карманный фонарик, пар¬
тизаны обступили Зябрева. Пролезли туда и Ваня с Володей.
Мальчики услышали чистый и звучный голос командира:
—	Сейчас вернулась наша разведка — Шустов и Важе¬
нин. Враг у Камыш-Буруна. Назначаю на завтра уход вниз.
Сообщить немедленно всем, кто размещен или живет в
поселке. У всех ходов поставить усиленные караулы. Завтра на
рассвете, в семь ноль-ноль, взорвать вход в главный ствол.
Товарищу Жученкову обеспечить согласно указаниям...
—	Уже обеспечено, — раздался в темноте деловито-мрач¬
ный голос Жученкова.
—	Еще раз повторяю: проверить, кто из личного состава
еще наверху. Всем приказываю на рассвете перейти полно¬
стью в каменоломни. И с того часу ни одного человека на
252

поверхность не выпускать без моего разрешения. Всем ясно?
Есть вопросы?
Володя, по-школьному подняв руку, тянулся к командиру:
—	Разрешите?
—	Кто это тут? — Командир наклонился и осветил фона¬
риком лицо зажмурившегося Володи. — A-а, пионер, что ска¬
жешь?
—	Разрешите нам сейчас пойти с Ваней?
—	Кто же вам запрещает, вы ж пока еще на поверхности.
Вот спустимся, тогда уж кончено дело, шабаш: сиди и не вы¬
совывайся.
—	Товарищ командир, мы вот что хотели... Мы там в по¬
селке склад один приметили. Там раньше часовой стоял, а те¬
перь никого нет. Мы полезли туда посмотреть, а там гранаты
лежат. Надо их захватить сюда, а то они фашисту достанутся.
—	Хо, ты глазастый! Не зря про тебя Гриценко говорил.
А то верно гранаты? Глаза-то у тебя не больно велики со
страху? Может, там, в сарае, баклажаны или веретена лежат?
—	Да нет же, самые настоящие гранаты, «ЭФ-1». Что я,
не знаю! Вот спросите Ваню.
—	Ну, раз сам Ваня подтверждает — всё! — усмехнулся
в темноте командир. — Против такого авторитета я, конечно,
уже пас! Вы дорогу сможете показать?
—	Ну конечно же! Мы бы сами притащили, да тяжелые
больно.
—	Нет уж, сами-то не надо. Сейчас я направлю с вами
людей, только вы живенько управляйтесь. Чтоб одна нога
здесь, другая — там. А заодно, хлопцы, вы там передайте в
поселке, чтобы наши все к рассвету сюда подтягивались. У дя¬
ди Гриценко список есть, а Ваня, как местный житель, адреса
найдет. Ну, марш!
—	Пошли, местный житель, — съязвил Володя.
*	* *
Последнюю ночь спал Володя на поверхности земли, в до¬
мике Гриценко.
Несколько раз ночью мать подходила к его постели, на ко¬
торой он спал рядом с Ваней, поправляла одеяло на мальчи¬
ках, зажимала кулаком себе рот, чтобы не застонать, не за¬
плакать от томившей ее тревоги. А когда в пазах синих бу¬
мажных штор затемнения еле засквозили первые проблески
рассвета, дядя Гриценко уже сполз со своей койки, затопал
босыми ногами по хате, поднял шторы, пуская в комнату хо¬
лодную, стылую муть начинавшегося утра. Потом он рас¬
толкал крепко спавших мальчиков:
253

—	Давай, хлопцы, пора!
Мальчики, позевывая, одевались. Дрожь пробирала их со
сна. Евдокия Тимофеевна и Валя уже растопили плиту, грели
чай. Тетя Нюша оставалась в кровати: она совсем занемогла
в последние дни. Мальчики умылись во дворе под рукомой¬
ником студеной водой, разом согнавшей дремоту, вернулись
в дом, сели за стол. Евдокия Тимофеевна не отходила от сына,
а тетя Нюша тихо говорила с постели:
—	Пей, Вовочка... когда еще теперь тебя угощать придет¬
ся. Кушай, родной... Ванечка, бери, бери содовые пышки, на¬
сыпай в мешочек, не для кого нам теперь беречь-то... Ох, дет¬
ки, детки...
Мальчики, сосредоточенно сопя, жевали холодные лепеш¬
ки, оставшиеся с вечера, и прихлебывали горячий чай, разли¬
тый в блюдечки.
За окном туман начинал отползать, небо тронуло розовым.
И опять, все громче с каждой минутой, заработала близкая
машина войны.
—	Кончай, хлопцы, чаи гонять! Люди ждут. Надо приказ
исполнять.
—	Как же ты там, Вовочка, будешь? И представить себе
не могу, — приговаривала Евдокия Тимофеевна.
—	Да не беспокойся ты, пожалуйста, за меня, мама, хва¬
тит тебе уж! Ты вот лучше, мама, себя тут побереги да запом¬
ни, что тебе дядя Ваня вчера наказывал. Ты как будешь го¬
ворить, если кто про меня спрашивать станет?
—	Да помню я, помню, Вовочка... Скажу: «Володя к ба¬
бушке уехал».
—	Вот помни: к бабушке. Смотри не проговорись. Это ведь
военный секрет, тайна, понимаешь?
—	Да понимаю я, Вовочка,— покорно, сдерживая слезы,
отвечала мать. — Ах, Вовочка, Вовочка! Ты хоть себя там ве¬
ди поосторожнее, не рискуй зря.
—	И ты, Валентина, смотри никому не сболтни, куда я
ушел. Тоже должна понимать.
—	Ладно, не учи, пожалуйста! Загордился уж совсем.
Дядя Гриценко отозвал Володю в сторону:
—	Что это у тебя с сестренкой разговор все какой-то не¬
складный получается? А между прочим, она тебе старшая се¬
стра. И девушка во всех смыслах на деле-то покрепче вашего
брата будет.
—	Это в каком смысле? — обиделся Володя.
—	А в таком, что зря языком не болтает налево-направо.
Знает про себя и молчит.
—	А про что ей молчать?
—	Про то. Про то, чего вам и знать не полагается.
254

Несколько раз ночью мать подходила к его постели.

Володя, ничего не понимая, посмотрел на Ивана Захаро¬
вича. Но он знал, что многого у дяди Гриценко не выпытаешь.
—	А разве она тоже? — спросил он вполголоса.
—	А ты как полагаешь? — проворчал Иван Захарович.—
Дивчина-то она — вам с Ванькой поучиться. Комсомол! И ей
с нами бы хотелось — а нет, остается. Потому что долг свой
знает, порядок понимает. Не то что Ванька —сразу тебе бух¬
нул.
—	Дядя Ваня, — встрепенулся Володя, — а у нее что же —
тоже, значит, задание?
—	Какое такое задание? Что значит — задание? Что за
слова такие! — рассердился дядя Гриценко. — Ты знай про се¬
бя и молчи. Лучше посуди, кто тут с тетей Нюшей да с мамой
твоей наверху останется. Надо же за мамками нашими при¬
смотреть.
Но Володя видел, что дядя Ваня опять что-то скрывает от
него.
—	Она тоже, значит... — тихо проговорил он. — Да, дядя?
—	А ты как полагал?
—	Ай да Валендра! — протянул пораженный Володя.
—	То-то вот и оно, — заключил дядя Гриценко.
Валя, собирая вещи отбывавших, вышла в сени, чтобы
взять мешок из ларя. Володя юркнул за ней. В сенях было
темно, но мальчик слышал, как стукнула крышка ларя, и чув¬
ствовал, что сестра рядом.
—	Валентина, — начал он шепотом,—ты, может быть, на
меня обиделась за что-нибудь, что я не так сказал?.. Брось!
Я же тебя уважаю, в общем. Это так только, по привычке. —
Он осторожно сжал в темноте ее прежде такую мягкую, а сей¬
час погрубевшую, обветренную руку. — Это что у тебя, Валя,
руки какие стали?
—	Цыпки у меня пошли, стирать много приходилось в по¬
следнее время. Мы ведь в госпитале помогали, — объяснила
Валя, не убирая руки.
Володя обеими руками крепко стиснул ладонь сестры. Он
очень уважал сейчас эту сестрину руку, обветренную, забот¬
ливую, в цыпках.
—	Валя, — проговорил он тихо, — давай тут простимся. Не
люблю я, когда при всех... Начнут обниматься да глазами мор¬
гать... А ты на меня не злись.
—	Эх, Володька, Володька! Всю жизнь мы с тобой ругаем¬
ся, а как тебя нет дома, так я места не нахожу. А уж мама...
Ты, Володя, там поосторожнее все-таки, прошу тебя.
—	Ладно! — сказал Володя. — Ты за мамой тут лучше гля¬
ди. Если начнет обо мне чересчур беспокоиться, ты ее успокаи¬
вай, мысли от меня отвлекай.
256

—	Да, отвлечешь! Глупый ты еще, Вовка!
—	Ну, ты все-таки старайся.
—	Хорошо. Постараюсь.
Обнялись в темноте. Володя неловко ткнулся в шею и под¬
бородок рослой сестре, а она крепко обхватила его за плечи
и расцеловала в обе щеки. Потом Володя, немножко посопев
во тьме, осторожно спросил:
—	Валя, а тебе тут тоже задание дали?
И почувствовал, что сестра сразу отодвинулась от него.
—	Ну, лишнее болтать не время! Пойдем, Володя, соби¬
раться надо.
...Потом дядя Гриценко велел всем присесть, как перед
дальней дорогой. И все тихо сидели: кто на скамейке, кто на
койке, кто на табуретке, а тетя Нюша — на кровати. И все гля¬
дели прямо перед собой. Осеннее утро, ясное, прихваченное
первым морозцем, освещало побледневшие лица обеих матерей
и Валентины...
У входа в каменоломни часовой, пропустив дядю Гриценко
и мальчиков, заговорил с ними:
—	Ну, хлопцы, всех недостающих собрали? Вы что, послед¬
ние, что ли, пришли? — Он заглянул в список, который держал
в руках. — Нет, еще двух не хватает. Вон спешат...
Две девушки с небольшими узелками в руках бежали к ка¬
меноломням.
Часовой остановил их:
—	Стойте, голубки, стойте, девушки! Не спешите так, от¬
метиться сперва требуется.
—	Что ж ты — память сегодня заспал, что ли? — осадила
часового смуглая высокая девушка с задорными и смелыми
глазами.— Вчера за ручку — здравствуйте-прощайте, а сего¬
дня и признавать не хочешь? Пропусти, бюрократ!
—	Не пущу, — сказал часовой, хотя и покраснел немило¬
сердно. — Раз приказ дан проверить, так и проверю по списку,
хоть личности ваши мне и знакомые. Как фамилия?
—	Ты слыхала, Нинка, что-либо подобное? — возмутилась
смуглянка, оборачиваясь к подруге, полной светловолосой
девушке лет шестнадцати.
—	Ну что ты с ним связываешься, — сказала та. — Отметь¬
ся, и все... Вы посмотрите там в списке. Я — Ковалева Нина,
А это Шульгина Надя.
—	Нехай сама скажет, — упрямился часовой. — Я с чужих
слов не принимаю.
—	Тьфу ты, в самом деле, убиться! — разозлилась уже не
на шутку Надя Шульгина. — Я сразу вижу: бюрократ. Ну, по¬
годи, только попадись мне там, внизу! Я тебя живым в камень
вгоню!
257

—	Будете оскорблять — вовсе не пропущу.
—	Видала ты, Нинка?.. Ну ладно, отмечай: Шульгина На¬
дежда Захаровна. Вон, в конце написано. Поставили вас тут,
чересчур грамотных!
Часовой отметил девушек в списке и пропустил их, а потом
оглянулся на мальчиков и многозначительно кивнул: дескать,
меня не собьешь.
Девушки прошли к навесу, где была клеть. Полненькая,
светловолосая оглянулась, схватила вдруг порывисто за руку
подругу:
—	Ох, Надя, до чего ж все-таки страшно вниз уходить!
И день сегодня, смотри, какой ясный... И ведь праздник...
А нам с тобой в подземелье лезть...
—	Ладно тебе уж!.. Полезай в кузов, раз груздем назва¬
лась.
Решительно отведя плечом подругу в сторону, Надя шаг¬
нула в металлическую клеть, поднявшуюся из шахты.
—	Идем, Нинка! Брось — перед смертью не надышишься.
Полненькая впрыгнула в клеть, прижалась к рослой подру¬
ге, обвела большими печальными глазами небо:
—	Эх, прощай, солнышко ясное, прощай, белый свет!..
И клеть провалилась в шахту.
—	Ну, хлопцы, залазьте и вы в середку, — сказал часо¬
вой. — Теперь полный сбор, в аккурат. Приказано никого боль¬
ше ни туда, ни сюда не выпускать... А немец-то, слышь, как
разоряется? Совсем, вроде, рядом, будто он за тем домом. Вот
садит... Ну, давай, не задерживай!
Мальчики подошли к краю шахты. Перед ними был черный,
казавшийся бездонным колодец. Оттуда, из невидимых недр
каменоломен, шел какой-то особый, подземный запах, доноси¬
лись приглушенные, еле различимые стуки. Володя заглянул
еще раз вниз, и внезапно ему стало не по себе. Он оглянулся.
День разгорался свежий, приправленный первым морозцем,
радующим дыхание и кожу. Небо было ясным, розовым. Скоро
должно было взойти солнце.
Правда, где-то совсем рядом уже громко били пулеметы,
дымок и гарь нес с собой поднимавшийся утренний ветер. Но
все-таки страшно было уходить в неведомый подземный мрак,
отказываться и от чистого воздуха, и от солнца, и от неба.
Когда из колодца опять всплыла и остановилась перед
мальчиками холодная, отпотевшая железная клеть, Володя
вдруг почувствовал, что сейчас, ступив на ее пол, он сделает
какой-то очень важный, все и, может быть, навсегда решающий
шаг. Как много хорошего, светлого ушло из его жизни за по¬
следнее время! Где-то далеко позади остался Артек, звонко¬
крылые модели, простор, открытый с вершины Митридата,
258

школьные товарищи, Светлана Смирнова... Теперь вот покида¬
ли его, оставаясь на поверхности, оборвавшееся детство, мать,
Валя... А он должен был шагнуть в железную клеть и низверг¬
нуться под землю, где на жутковатой глубине ждала его со¬
всем иная жизнь.
Володя и Ваня оба разом ступили в клеть. Раздался сви^
сток. Клеть дрогнула. Пол ее стал уходить из-под ног мальчи¬
ков, стремглав проваливаясь. Они схватились друг за друга*
Резкая граница света и тьмы пронеслась перед самыми их
лицами. Мрак объял их. Дыхание глубин легким сквознячком
заструилось навстречу снизу.
...Через полчаса, когда на шахтном дворе уже не остава¬
лось ни души, страшный взрыв грохнул у входа в главный
ствол.
Высоко взлетели балки, доски, камни. Землю в этом месте
вспучило и разворотило. Сдвинутые глыбы ее завалили ствол.
Медленно осела известковая пыль.
Наверху теперь было безлюдно и тихо.
Земля поглотила отряд.

Глава VI
ПОДЗЕМНАЯ КРЕПОСТЬ
Так Володя уехал к бабушке...
Когда клеть доставила мальчиков на глубину каменоломен,
там еще горел электрический свет. Серовато-белесые, пори¬
стые, шероховатые стены из ракушечного известняка подпира¬
ли тяжелый, каменный, гладко отесанный свод, через кото¬
рый проходил ствол подъемника. Слева и справа видны были
рельсы, которые терялись в сумраке пересекавшихся здесь
подземных галерей. Партизаны откатывали вагонетки,
груженные ящиками, тюками, узлами. Заканчивались послед¬
ние приготовления перед окончательным переходом отряда
на подземное положение. И, глядя на яркий свет электриче¬
ских лампочек, на прочные, надежные стены подземелья, на
деловито катившиеся вагонетки, Володя сразу успокоился и
подумал, что ничего особенно страшного тут пока нет: «Прямо
как в метро».
Мальчики несколько минут вертелись возле главного ство¬
ла, не зная, куда им приткнуться. Все были заняты делом, и
никто не обращал на них внимания. Но вот из галереи, сги¬
260

баясь, чтобы не задеть головой проводов и деревянных крепле¬
ний, быстрым шагом вышел командир:
—	Давайте весь народ сюда! Быстро! Пока свет есть, а то
каждую минуту выключить могут.
И со. всех сторон стали собираться к подъемнику люди. Тут
были пожилые шахтеры каменоломен, старокарантинские и
камыш-бурунские рыбаки, рабочие железорудного комбината
в своих синеватых спецовках, уже обмелившихся о стены под¬
земелий. Среди партизан Володя заметил нескольких пожилых
женщин и двух молоденьких девушек, которых встретил возле
часового. Были тут также ребята: маленькая девочка лет че¬
тырех, державшаяся за руку мальчугана — на вид первокласс¬
ника. Подошли еще двое мальчиков, в одном из которых, по¬
старше, Володя узнал Толю Ковалева, приятеля Вани Гри¬
ценко.
—	Давайте, товарищи, проведем перекличку. — Командир
вынул из кармана список. — Важенин Влас Иванович!
—	Есть, — отозвался партизан, которого вчера Володя ви¬
дел возвращавшимся из разведки.
—	Гриценко Иван Захарович!
—	Я! — браво, по-солдатски отвечал дядя Гриценко.
—	Гриценко Иван Иванович!
—	Ну, что ж ты? — прошептал Володя и подтолкнул Ваню,
который от волнения, что его назвали Иваном Ивановичем, не
мог собраться с мыслями. — Да вот он! —крикнул за него Во¬
лодя.
—	Ты что, сразу онемел? — спросил командир. — Ты при¬
выкай к порядку. Вызвали — разом откликайся.
—	Тут, — тихо пискнул Ваня.
—	Ну, вот теперь слышу, что тут, — усмехнулся командир
и продолжал перекличку. — Так... Дубинин Владимир Никифо¬
рович!
—	Здесь! — оглушительно крикнул Володя.
—	Сильно сказано. — Командир покачал головой и весело
взглянул в сторону Володи. — Так... Ну, Жученков тут, Зяб-
рев тоже налицо.
Перекличка продолжалась, и Володя все время вертел го-<
ловой, стараясь разглядеть и запомнить откликавшихся пар¬
тизан. Ваня, уже всех хорошо знавший, давал ему шепотом
пояснения:
—	Шульгин — это той Надьки отец, которая с часовым
схватилась.
—	Лазарев Семен Михайлович — налицо, — называл
командир.
Ваня пояснял:
—	Это начальник штаба; а до войны был всех каменоло
261

мен начальником, которые и в Аджи-Мушкае и тут. А Жучен-
ков — вон черный такой — это наших каменоломен началь¬
ник.
—	Лазарева Акилина Яковлевна!
—	Это начальника жена, тетя Киля. Ее все знают.
—	Любкин Ефим Андреевич!
—	Ох, отчаянный, веселый! Я с ним уже знакомый.
—	Манто Яков Маркович!
—	Это вон тот длинный. Он повар. Смешной! Увидишь.
Так Володя узнал почти всех людей, с которыми ему пред¬
стояло теперь жить под землей. Тут были целые семьи: Кова¬
левы, Шульгины, Емелины, Лазаревы. Многие не захотели
расстаться со своими мужьями и отцами и предпочли суровую
подземную жизнь, лишенную света и свежего воздуха, сущест¬
вованию на земле, захваченной врагом.
—	Сейчас, — сказал командир, закончив перекличку, — все
должны окончательно разместиться по указанию товарища
Жученкова, как было намечено командованием отряда. За¬
крепленное за каждым место прошу не менять. Семейных тоже
просил бы обосноваться там, где им отведено, и уж больше не
кочевать. Иначе у нас тут будет табор. Понятно? И сейчас же
прошу, товарищ Лазарев, выставить караулы во всех секто¬
рах, в первую очередь на секторе «Волга», и поставить охрану
у штаба. Вообще, товарищи, объявляю, что с этой минуты мы
перешли на военное положение. Прошу помнить, что мы ушли
сюда не укрываться, а воевать. Это, — он показал на землю,
обвел пальцем помещение, — это фронт. Линия нашей оборо¬
ны. Ну, вот и все. Вот еще Иван Захарович хочет сказать вам
два слова.
От стены отделился коренастый, чрезмерно плечистый че¬
ловек с крупной головой, которая как будто от тяжести ушла
немного -в плечи. Весь он словно был сразу, единым махом,
вырублен из одного куска. На нем был светлый комбинезон
под цвет ракушечника, и сам он, казалось, только что отде¬
лился от камня. Он сделал два медленных шага и стал. Глаза
его были опущены. Когда он поднял их, Володя невольно об¬
радовался и удивился: такой спокойный, зоркий свет был в
этом взгляде, оказавшемся неожиданно пронзительным, слов¬
но способным пробиться сквозь камень.
—	Это Котло, комиссар, — сообщил Володе Ваня.
Комиссар сказал:
—	Я очень коротко, товарищи. От нас всех ждут не слов,
а дела. Нас тут около полусотни. Не так много, но и не так уж
мало, если каждый, будет помнить, что он советский человек,
гражданин такой страны, какой еще никогда на свете не было.
Нас ждут трудности.. Подготовились мы, правда, хорошо. Все
202

нам дали: и оружие и питание. Но экономия, конечно, прежде
всего: сколько нам тут придется воевать, сейчас сказать труд¬
но. Партия поручила нам, коммунистам, возглавить это парти¬
занское подполье под землей, на которую вот-вот вступит враг.
Что он несет на нашу землю, с чем он явился, вы знаете. Повто¬
рять не стану. Но покоя ему не будет на нашей земле. Мы, пока
живы, отсюда не дадим ему покоя. Временно наши войска ухо¬
дят из района Керчи; возможно, и из самого города. А мы
остаемся. Мы остаемся, товарищи, тут. Командир уже сказал
вам, и очень хорошо сказал, что мы сюда спустились не отси¬
живаться, а воевать. Это наша подземная крепость. Будем дей¬
ствовать отсюда. Тихой жизни не обещаю, но в победе нашей
уверен. И верю твердо, верю в вас, дорогие вы люди... товари¬
щи... верю, что каждый из вас — и старый и малый, и комму-:
нисты и беспартийные товарищи, и комсомольцы и пионеры
наши, — каждый все сделает для того, чтобы долг свой перед
Родиной выполнить. И когда пробьет час, придет нам срок
выйти наверх и увидеть снова там, наверху, над землей нашей,
красный флаг, так люди поклонятся нам с добрым уважением,
а народ скажет: «Вот это доподлинно советские люди живут
в Старом Карантине. Недаром на них крепко надеялись». Так
оправдаем же эту надежду!
Стоявший возле комиссара круглолицый и белобрысый
Любкин закричал: «Ура!» — но комиссар квадратной своей
ладонью закрыл ему рот:
—	Ты, горластый... Нет, давайте уж «ура» про себя покри¬
чим. А то сверху оцепление мы сняли, — неизвестно, кто там
наверху возле ствола шатается. Нам лишний шум ни к чему.
И давайте, раз сердце того просит, тихо, без крика, скажем Ро^
дине нашей: «Ура!»
И полсотни людей, зажатых в подземных камнях — и пожи¬
лые, и совсем еще юные, и дети, — все вместе трижды тихо
произнесли:
—	Ура... Ура... Ура...
Володе показалось, будто сердце у него обмыли теплой во¬
дой.
Трижды мигнул свет. И трижды ёкнуло в груди у Володи,
когда лишь на мгновение все вокруг становилось непроглядно
черным. А как же будет, когда станция наверху перестанет ра¬
ботать и свет под землей совсем исчезнет?
—	Товарищи, не задерживаться. Это нам дают сигнал со
станции, — послышался сдержанный голос комиссара.—
Фонари, карбидки готовы? Зажечь и немедленно всем расхо¬
диться по местам. Товарищ Жученков, Владимир Андреевич!
У тебя все готово? Давай, пока ток есть, действуй! Засеки
263

время. Даю тебе двадцать минут, чтобы люди до места дошли.
Проверь все и рви... кончай.
Мальчики только успели войти в одну из подземных гале¬
рей, как свет потух.
И тьма, плотная, первозданная, бесконечная, как будто на¬
давила на глаза чем-то плоским и черным и уже не отпускала
больше. Володя в темноте схватился за рукав Ваниной куртки.
Сперва он ничего не мог рассмотреть. Потом впереди закачал¬
ся какой-то слабенький отблеск, глаза немного пообвыкли.
Володя заметил где-то вдали свет, а по стенам и низкому своду
штрека протянулись очень длинные перемещающиеся полосы
совершенно черных теней. Они, как гигантские ножницы,
сошлись и разомкнулись.
—	Ну идем, что стал? — сказал Ваня. — Ты привыкай.
Володя шагнул за Ваней и тут же набил шишку на лбу,
стукнувшись о каменный выступ.
—	Ты держись посередке, к стенке не жмись, — учил его
более опытный Ваня. — Ну стой, я карбидку зажгу. Эх, не хо¬
тел зря газ тратить!
Они остановились. Ваня умело налаживал шахтерскую
лампочку, которую он, оказывается, нес в руке, покачал насо-
сиком, чиркнул спичкой. Из лампочки высунулся, как каран¬
даш из вставочки, остренький штифтик пламени, который ста¬
новился то длиннее, то короче и освещал вокруг небольшое
пространство: неровности тоннеля, низкий потолок из камня.
Но дальше свет сразу терялся в темноте, уходил в нее, как
вода в песок. Впереди все было теперь еще более черным, не¬
доступным для взгляда.
Так они шли. Володя чувствовал, что галерея опускается
вниз. Вскоре Ваня привел его в небольшую пещеру, вырублен¬
ную в стороне от одного из подземных коридоров, и посветил
в уголок.
—	Вот мы тут с тобой жить будем, — сказал он. — Давай
сюда твои вещи.
Володя, глаза которого постепенно привыкли к полумраку,
разглядел что-то вроде неуютной каменной лежанки, а на ней
большой матрац-сенник. Над лежанкой в стене была вырубле¬
на небольшая ниша, в которую можно было вставить фонарь
или лампу.
Потом Ваня повел приятеля по нешироким каменным хо¬
дам, чтобы показать ему подземную крепость. Оказалось, что
в ней три этажа — так называемые горизонты. Под землей на
месте выбранного известняка остались длинные коридоры —
штреки. Они пересекались в разных направлениях, образовав
лабиринт, тянувшийся на несколько километров. С земли сюда
вели наклонные штольни и вертикальные колодцы — шурфы.
264

Сейчас мальчики находились на втором горизонте, метрах в
тридцати пяти под землей. Здесь был сектор «Москва». Ваня
показал издали на часового, стоявшего возле каменной ниши,
из которой светил фонарь. Тут же, возле часового, в каменных
гнездах, укрылись два пулемета, дулами обращенные в раз¬
ные стороны—вдоль галерей. За спиной часового высились
четыре шкафа, сдвинутых в ряд по два. Посередине оставался
проход, завешенный плащ-палаткой. То был вход в штаб.
Оттуда, сверх завесы и из-под нее, сочился свет. Доносился
звонкий голос командира. Был еще третий — нижний — гори¬
зонт, совсем глубоко, метрах в шестидесяти под землей. Там
находился склад боеприпасов. Большинство партизан жили
на втором горизонте.
Володя заметил провода, протянутые вдоль стен по полу
каменных коридоров. Иногда где-то раздавались сиплые гуд¬
ки. Ваня объяснил, что в подземной крепости установлена те¬
лефонная связь. Телефоны имеются на всех караульных по¬
стах— и в секторе «Волга», и в секторе «Киев», самом близ¬
ком к поверхности и потому наиболее опасном, — и все они
соединены со штабом. В сектор «Киев» мальчиков не пусти¬
ли. Часовой велел повернуть им обратно.
—	Ну, тогда пошли на камбуз, — предложил Ваня.—
Может, нас дядя Яша Манто угостит чем-нибудь с ново¬
сельем...
Ваня уверенно шел впереди, освещая лампочкой путь. Во¬
лодя еле поспевал за ним: он много лет не бывал в каменолом¬
нях, а на такую глубину ему вообще не доводилось попадать.
Он шел, невольно втягивая голову в плечи, и ему казалось все
время, что он непременно стукнется обо что-нибудь макушкой:
с каждой минутой ощущение чудовищной каменной толщи, на¬
висшей над головой, становилось все сильнее.
В боковой галерее что-то шумно шевельнулось и неуверен¬
но, хрипло промычало. Потом Володя услышал мерное хрум-
тенье жвачки.
—	Ваня, это что там?
—	Дяди Яшин зверинец! — весело откликнулся издали уже
ушедший вперед Ваня. — У нас тут, брат, целый скотный двор
имеется. Запаслись всем, будь спокоен!
Потянуло запахом сухого сена и навоза, таким мирным, до¬
машним и странным в этой подземной опасной темноте.
Прошли еще метров сто, сделали поворот, и на Володю
пахнуло кухонным чадом, запахом жареного мяса. Впереди
забрезжил свет, донеслись женские голоса, стук посуды. Че¬
рез минуту мальчики оказались в большом подземном поме¬
щении, на сводах которого плясали красные отсветы пламени,
весело горевшего в очаге. Тетя Киля и девушки, которых

Володя видел утром на шахтном дворе, хлопотали в углу за
деревянным столом. Над плитой низко склонился необыкновен¬
но длинный и громоздкий человек с засученными рукавами, в
белом колпаке и холщовом фартуке.
—	Добрый день, дядя Яша, с праздником вас! — сказал
Ваня и подтолкнул локтем Володю, словно предупредил его,
что сейчас обязательно выйдет что-нибудь смешное.
—	Надеюсь, что день, — это во-первых! Надеюсь, что доб¬
рый,— это во-вторых! — отвечал дядя Яша. — Лично я уже
третьи сутки тут копчусь и не имею никакого понятия о дне
и ночи... Ну, заходите, хлопчики, заходите! А кто это с тобой,
Ваня? «Откуда ты, прекрасное дитя?»
Володя уже собирался было обидеться, но Ваня быстро
заговорил:
—	А это Дубинин Володя. Помните, дядя Яша, я вам го¬
ворил. Он электричество хорошо знает. Он вам сразу динамку
наладит.
—	О-о! — сказал дядя Яша, разгибаясь у плиты, и тут же
схватился за голову, стукнувшись о потолок. — Так. Соприкос¬
нулся... Отметим: восьмой раз и тем же местом. Я не знаю, не¬
ужели нельзя было вырубить помещение камбуза немного
повыше либо взять себе, в крайнем случае, шеф-повара пониже?
Абсолютное противоречие получается. И я отвечаю за это сво¬
ей собственной головой. И зачем теперь динамо, когда у меня
и так все время электрические искры из глаз сыплются... Но-
но! Что там в углу за женский смех! Не обращайте на них вни¬
мания, мальчики. Скоро, хлопчики, обед — такой, какого вы
никогда не имели на земле, а уж под землей — ручаюсь, не
едали...
—	Дядя Яша, а что сегодня на обед? — спросил Ваня.
—	На первое суп пейзан а ля партизан. На второе — фри¬
касе на чистом овсе. А на третье — всем вам, пионерам, будут
пампушки с колотушками. Могу по знакомству вторую порцию
устроить.
—	Ой, дядя Яша, скажете уж! — восторгался Ваня.
Володя тоже хохотал от души. Ему сразу понравился дядя
Яша. Он встречал его и раньше. Якова Марковича Манто, шеф-
повара из спецстоловой, спортсмена, гонщика, балагура, зва¬
ли в Керчи «Яша с мотоциклом». У него был собственный мо¬
тоцикл, один из первых личных мотоциклов в городе, и дядя
Яша все свободное время проводил в кожаном седле своего
оглушительно чихавшего сизым дымом стального коня, на
котором он казаковал взад и вперед по улицам Керчи. Конь
у дяди Яши был капризный. И частенько бывало, что Яков
Маркович должен был, обливаясь потом, сам тащить его под
уздцы в гору, а ему помогали восхищенные мальчишки. Са¬
266

мые предприимчивые из них тут же незаметно ложились на
седло животом и ехали за счет других, подпиравших машину
со всех сторон, и все вместе они очень дружно мешали дяде
Яше.
В первые же дни войны дядя Яша отдал себя и свой мото¬
цикл в распоряжение истребительного батальона. Зябрев, хо¬
рошо знавший Манто, предложил ему вступить в партизанский
отряд. Жена и ребенок дяди Яши давно эвакуировались, и он
с большой охотой принял предложение Зябрева.. Он потребо¬
вал только одного условия: чтобы и машину его партизаны
разрешили взять под землю. Он не мог допустить, чтоб его
стального мустанга оседлали фашисты.
Мотоцикл с красным флажком стоял теперь за выходом из
камбуза, в тупичке подземной галереи.
—	Слушай, хлопчик, — сказал Володе дядя Яша, — это
верно, что ты такой крупный спец по технике, физике, электри¬
честву и психотерапии?
—	А я даже не знаю, что это за психотерапия, — признался
Володя.
—	Отставим психотерапию, — сказал дядя Яша, осторожно
повернув голову, — оставим себе физику и электричество. Ты
имеешь понятие о лампочке и батарейках для карманного фо¬
наря?
—	Конечно, имею... Только у меня их сейчас нет.
—	Значит, понятие ты имеешь, а фонаря у тебя нет? А я
имею, понимаешь, хлопчик, мотоцикл. И на нем, как тебе из¬
вестно, есть динамо. И вот я себе замыслил, что от этого мо¬
тоцикла ты мне тянешь провод. На конце ты берешь и дела¬
ешь патрон. Вкручиваешь в этот патрон лампочку. Лампочку
эту мы вешаем в штабе. Я здесь запускаю мотор, динамо кру¬
тится, току ничего не остается делать, как бежать по проволо^
ке. И в штабе вспыхивает свет. Что? Плохо, по-твоему? То-то!
У дяди Яши голова не только для шишек... Полундра, горит!—
закричал он и бросился к плите, откуда уже шел прогорклый
чад. Дядя Яша принялся что-то быстро снимать с огня, вор¬
ча: — Вот имей дело с вами! Придут, начнут говорить так, что
слова не вставишь, а потом отвечай за все дядя Яша. Акили-
на Яковлевна, суньте им по пончику, и чтоб я их больше тут
не видел...
И вдруг гулко скрежещущий обвальный грохот потряс все
подземелье. Плотная волна воздуха хлестнула мальчиков по
коленям. Из очага выпыхнул огонь и дым. У Вани задуло
лампочку. Все заволокло известковой пылью. Дядя Яша бро¬
сился прикрывать кастрюли. Девушки и тетя Киля с вопро¬
шающим испугом поглядели на него. У мальчиков застряли во
рту непрожеванные пончики.
267

—	Давайте без психотерапии, — невозмутимо сказал дядя
Яша. — Как говорится, лифт остановлен на ремонт. Жученков
взорвал клеть. Все в порядке. Все наши дома!
Надо было устраиваться.
Мальчики расправили на своей лежанке сенник, постелили
одеяла. Чтобы не пачкаться об известковые стены, над камен¬
ной кроватью прибили газеты. Их укрепили при помощи спи¬
чек, воткнутых в дырочки, которые пришлось специально про-’
буравливать в ракушечнике. Над головами пристроили цвет¬
ную картинку «Морской бой» из журнала «Пионер». Вещи
убрали в баульчики, а под подушкой своей Володя стопочкой
сложил книжки, захваченные из дому.
К тому времени книг у него осталось немного. Почти все
раздарил он своим подшефным малышам во время тимуров¬
ских обходов. Сохранились только самые любимые книжки.
Их он и захватил с собой под землю. Тусклый свет фонаря
освещал благородный профиль Спартака на книжке Джовань¬
оли с обмахрившимися углами и Чапаева, летящего на коне,
в крылатой бурке, распластавшейся в воздухе, на обложке кни¬
ги Фурманова. Были тут еще «Полтава» Пушкина, брошюрка
о Чкалове, учебник синтаксиса, взятый из уважения к советам
Юлии Львовны, и «Том Сойер». Последнюю книжку Володя
сначала не собирался брать с собой, но потом вспомнил вдруг
о приключениях Тома в пещере, где тот заблудился в подзем¬
ном лабиринте. Кто знает... может быть, понадобится эта
книжка в каменоломнях для каких-нибудь справок. Мало ли
что будет...
Отдельно была вложена в клеенчатую корку от старой
общей тетради взятая с этажерки отца очень обтрепавшая¬
ся книжечка, без обложки и названия. Начиналась она на пер¬
вой странице словами, когда-то поразившими воображение
Володи и навсегда запомнившимися: «Призрак бродит по
Европе...»
Первый день прошел незаметно в хлопотах по устрой¬
ству, в осмотре подземной крепости. Не будь Вани, Володя
уже раза три заблудился бы непременно — так запутанны бы¬
ли расходившиеся во все стороны подземные ходы камено¬
ломен.
Под землей было не то что душно, но все как-то стесняло
грудь, — может быть, просто сознание того, что над головой
миллионы пудов земли и узкое, мизерное пространство, по ко¬
торому двигались люди, сдавлено со всех сторон камнем. Кое-
где на стенах едва заметно поблескивали жилки сочившейся
воды. Сырость была на всем — на стенах, на одежде, на одея¬
268

лах. Все металлическое как бы отпотевало, делалось влажным.
И в этих душноватых потемках, в сыром заточении предстояло
жить не один день и не одну неделю, а возможно, и не один
месяц...
И все же у Володи совсем не было того тягостного унижен¬
ного состояния, которое он пережил в бомбоубежище, где си¬
дел с матерью, со стариками и ребятами, прислушиваясь к су¬
дорогам почвы, вызванным падением фугасок. Там было по¬
корное, беспомощное ожидание, а здесь Володя видел часовых
возле подвешенных к потолку фонарей; пулеметы, которые,
как два железных грифона, сторожили вход в штаб; тщатель¬
но укутанные ящики с патронами. Он слышал щелканье
винтовочных затворов, которые смазывали партизаны. Он
чувствовал сам: нет, это не убежище, это крепость, это гроз¬
ная собранная сила, которая нарочно притаилась и ушла под
камень, но готова постоять за себя и за тех, кто остался на¬
верху во власти врага.
И, несмотря на зябкую дрожь, пробиравшую его от непри¬
вычной сырости, Володя почувствовал строгую гордость, что
и его приняли в семью этих сильных и дружных людей, на ко¬
торых, как сказал комиссар, крепко надеется народ.
Увидев, что Ваня Гриценко успел уже где-то закоптиться
и явно отлынивает от умывания, Володя усмотрел в этом бес¬
порядок, недопустимый в военной обстановке:
—	Ты что это, Иван, распускаешься? Койку свою не запра¬
вил... Ходишь чумазый, лохматый... А ну, приберись! Пионер
должен быть всегда в порядке. Что на земле, что под землей.
Разницы нет. Где твой галстук? Под подушкой разве ему ме¬
сто?
Сам он уже давно аккуратно повязал алую косынку и кон¬
цы ее бережно спрятал под куртку, чтобы не замаралась в ко¬
поти, летевшей от факелов и фонарей. Еще раз поглядев на
приятеля, он вдруг крепко взял его за плечо, посадил Ваню на
каменную лежанку и стал своей расческой приводить в поря¬
док его спутанные волосы.
Ваня мотал головой, дергался, а Володя неумолимо приго-*
варивал:
—	Терпи, терпи, Иван! Приучайся к боевому порядку.
—	Ой! Пусти, Володька, дерешь очень! И не командуй.
Больно важничаешь! Командир какой нашелся!
—	Кто командир, там видно будет. А пока терпи!
В это время за спиной Володи блеснул свет фонаря, послы¬
шался знакомый голос Зябрева:
—	Дельно, Дубинин! Молодцом! Действуй дальше так.
Командир поднял фонарь, осмотрел пещерку, прибранную
269

лежанку, книги, сложенные аккуратной стопочкой, и остался
доволен:
—	И за порядок хвалю. Все на месте, как положено. Вид¬
но, что пионеры живут— в полном смысле этого слова. Таким
можно дело доверить.
*	* *
После ужина, получив от дяди Яши Манто добавочную
порцию пончиков с повидлом, мальчики забрались к себе на
лежанку и, гордясь возникшим теперь родством со славой
их отцов, оба по очереди красным карандашом написали на
стенке: «В. Дубинин. И. Гриценко. 7/XI 1941 г.». Потом укры¬
лись отсыревшими одеялами и потушили фонарь. Они лежали
некоторое время молча, прислушиваясь. Тьма, какой никогда
не бывает на земле даже в самую темную ночь при зашторен¬
ных окнах, подступила вплотную к их лежанке. Невесомая и в
то же время непроницаемая, она навалилась на одеяло, она
стояла в открытых глазах, как черная, непрозрачная вода.
Где-то в верхних галереях перекликались голоса. Легкий гул
слышался в отдаленных ходах подземелья. Потом и он за¬
тих. Тьма и тишина окружили ребят.
—	А что там, на земле-то, сейчас? — шепотом спросил
Володя.
—	Может, бой идет, — отвечал Ваня. — Разведчики завтра
другим лазом пойдут, всё вызнают.
Некоторое время они молчали в темноте. Хотелось спать.
—	Ваня, давай мы попросимся тоже в разведку?
—	Ну да, так тебя и пустят... — протянул Ваня зевая.
—	А ты скажи, что все ходы и лазы знаешь. Ты скажи, что
мы с тобой тут уже лазили, когда еще маленькими были. Ска¬
жешь? А, Ваня?
Но Ваня, сморившийся за день, уже спал.
...Проснулся Володя от света фонаря, который поднес к са¬
мому лицу спящих ребят дядя Гриценко.
—	Хватит вам... Люди уже все повставали; а то вам дядя
Манто каши не оставит. А ну, геть, продирай очи быстро!
Сверху доносился какой-то неровный, судорожно возни¬
кающий гул. На мгновение он пропадал. Затем слышался
опять. Иногда со стены вдруг осыпалась струйка известковой
пыли.
—	Давай, лежебоки, пошевеливайся! — продолжал дядя
Гриценко, сдергивая с мальчиков одеяла и ладонью сметая с
лежанки осыпь ракушечника. — Вставайте, водичкой сполос¬
нитесь— да за дело. Задание для вас есть боевое...
Ребята мигом вскочили с лежанки.
270

—	Дядя Ваня, а какое задание? — полюбопытствовал
Володя, заправляя рубашку в брюки.
—	Узнаешь на месте, какое задание.
—	А от кого?
—	Известное дело, от кого. От командования. Ты бы спра¬
шивал поменьше.
Мальчики бросились в боковой штрек, где были прилаже¬
ны к стене рукомойники, наскоро плеснули в лицо водой, вы¬
терлись одним полотенцем, дергая его концы в разные сторо¬
ны. Через минуту они шли за Гриценко, который нес фонарь.
Вскоре все очутились в помещении подземной кухни, где их
приветствовал дядя Яша Манто, уже облаченный в белый фар¬
тук. Не поднимая головы в колпаке, чтобы не стукнуться о
низкий свод, он с громом поставил перед мальчиками на стол
два котелка с кашей и горячими консервами.
—	Ну вот тебе помощники, Яков Маркович, — проговорил
дядя Гриценко. — Прикомандированы к тебе, в твое распоря¬
жение. Покорми, да и ставь на место, к делу.
Мальчики быстро поели, получили по чашке горячего чаю
и по куску хлеба с джемом, быстро справились и с этим, по¬
благодарили, вытерли рты и вскочили, ожидая боевых при¬
казов.
—	Ну как, хлопчики, — спросил дядя Яша, — укомплекто¬
вались? Или еще порцию дать?
Мальчики поблагодарили и отказались.
—	На здоровьичко, — сказал дядя Яша. — А теперь полу¬
чайте задание. Предупреждаю вас, хлопчики: задание боевое
и срочное. Прошу слушать мою команду. Заключается она вот
в чем. Что такое сухарь, прежде всего?
—	Ну, хлеб сушеный, — отвечал Володя.
—	Именно сушеный, но никак не мокрый. А мы имеем в
соседнем штреке десять ящиков заготовленных сухарей, и вче¬
ра я обнаружил, что от этой проклятой сырости, которая мне
въедается в кости, печенку и селезенку, сухари уже начинают
киснуть, мокнуть и, более того, даже плесневеть. Так вот, их
надо сейчас же перебрать. Которые заплесневели — отложить
отдельно. Которые еще сухие — убрать в другое место. Заня¬
тие это, конечно, не вполне интересное, но что делать, хлопчи¬
ки! Воевать— это вообще малоинтересное занятие. И интерес¬
нее, конечно, жить наверху, чем тут, внизу. Однако мы с вами
спустились сюда. Ну что, я должен вас агитировать, что ли?
Вы же сами — сознательные хлопчики. Забирайте фонарь —
и пошлиГ
И весь день пришлось Володе, Ване, а потом и присланным
им на подмогу Толе Ковалеву, Жоре Емелину и Вове Лазаре¬
ву перебирать сухари. Это было очень скучное и неприятное
271

занятие. Часть сухарей размокла. На других появилась зеле¬
новатая, с белым пушком плесень. В тусклом свете фонаря
сухари были похожи на давно не чищенную, позеленевшую
медяшку. Ребята молча сортировали сухари, откладывая в
сторону хорошие, не тронутые еще подземной сыростью. Пор¬
ченые выкладывали на железные противни для просушки на
плите. Соссем размокшие бросали в приготовленные чистые
ведра.
Иногда в штреке появлялась громогласная Надя Шульгина.
—	Ну вы, воробьи! — зычно говорила она. Голос ее не мог
приглушить даже камень, со всех сторон обступавший парти¬
занскую кладовку.— Клюй поживее! Возитесь, прямо до убий¬
ства...
Полненькая и большеглазая подруга ее, Нина Ковалева,
молча принимала противни, таскала ведра, приносила их по¬
рожними обратно. И только изредка просила:
—	Вы бы, ребята, поаккуратнее... Толик, — показывала она
братишке, — ну зачем же ты в хорошие сухари зелень такую
бросаешь?
Мальчики работали молча. Иногда они прислушивались к
тяжелому громыханию, которое доносилось сверху через со¬
рокаметровую толщу камня. Им очень хотелось узнать, что
там происходит сейчас, на земле.
Да и занятие, порученное им, казалось делом унизитель¬
ным, не мужским, кухонным: в самом деле, стоило ли доби¬
ваться, чтобы тебя приняли в партизанский отряд, и уходить
под землю, а потом сидеть вот так и мирно перебирать сухари?
Наконец Володя не выдержал и, заявив, что он сейчас вернет¬
ся, отправился на камбуз. Там тоже шла работа: женщины
мыли посуду, скоблили столы, сушили на противнях отсырев¬
шие сухари и галеты.
—	Дядя Яша, — негромко начал Володя, подойдя к шеф-
повару, — ну что же, долго мы так будем? Дайте какое-нибудь
другое задание. Там, наверху, наверное, уже бой происходит,
а мы сухарики с места на место перекладываем.
Дядя Яша, сидевший на табуретке, взвился довольно быст¬
ро, но тут же замедлил свое выпрямление и с опаской поглят
дел на потолок.
—	Мне странно слышать такие слова, — сказал он.—
Я привык слышать, что пионер говорит: «Всегда готов». И вме¬
сто этого я слышу, что пионер не желает выполнять боевое за¬
дание. Кушать он готов, а помочь людям, чтобы им было под
землею что кушать, — он не готов.
—	Какое же это боевое задание, это можно и маленьким
поручить, а я уж... да и Ваня...
—	Ты слышал, есть такое выражение: боепитание? Имеешь
272

представление? Конечно, большей частью это говорится о сна¬
рядах, патронах и тому подобном. Но надо заряжать не только
пушки и винтовки. У человека должны быть заряжены и ум,
то есть мозг, и сердце, как говорится — сознание. То — духов¬
ная пища. Этим питанием командует наш комиссар. Мне
командование поручило, чтобы люди у меня были сытые, что¬
бы кровь у них во всех жилках от этой проклятой сырости не
пропадала, чтобы руки, ноги были в силе. Так это что, по-тво¬
ему, не боепитание? Слушай, мальчик, не будь дитя! Мне про¬
сто странно слышать все это. На, лучше возьми пончик с по¬
видлом, а эти отнеси твоим товарищам. И помни, что больше
пользы, когда рот кушает, а не болтает. Ну, — сердито закри¬
чал он, увидя, что Володя собирается возразить, — не порть
мне характер! Исчезни!
И Володе пришлось исчезнуть.
...К ночи вернулись с поверхности разведчики отряда Влас
Важенин и Иван Гаврилович Шустов. Незадолго до рассвета
они вышли наверх из каменоломен через один из далеких ла¬
зов и тем же ходом вернулись сейчас обратно. Усталые, с хму¬
рыми, осунувшимися лицами, они молча прошли в штаб, не
отвечая на вопросы партизан, которые, сторонясь в штреках,
уступали им дорогу. Напрасно Володя и Ваня вертелись у них
на дороге, забегали вперед, спрашивали:
—	Дядя Шустов, а что там, наверху, сейчас? Там что —
бой?
Разведчики безмолвно шагали к штабу, иногда только Ва¬
женин бросал на ходу:
—	Не спеши... Узнаешь, как время придет. А ну, дай
пройти!
Потом из помещения штаба, куда прошли оба разведчика,
вышел Зябрев. Собравшиеся возле штаба партизаны с трево¬
гой вглядывались в лицо командира, на котором лежали рез¬
кие тени от фонаря.
—	Товарищи, — сказал командир, — над нами, — он пока¬
зал пальцем на своды, — над нами идет бой. Камыш-Бурун
горит. Приказываю перейти на осадное положение. Враг
на нашей земле. Значит, он может сунуться и под землю.. Про¬
верить посты, усилить караулы! Все остальное — прежним по¬
рядком.
Ребята тревожно переглянулись. Володя поднял голову и
долго смотрел на низкий свод из серого камня, по которому
носились всполошенные тени от фонарей. Трудно было пред¬
ставить, что там, наверху, по знакомой с детства земле уже
ходят чужаки. И земля от этого, верно, содрогается так, что
даже здесь, на глубине сорока метров, чувствуется ее глухое
негодование.
Ю Улица младшего сына
273

Его вывел из тяжелого оцепенения голос Зябрева:
—	Ну, за чем дело стало? Жученков, Манто! Отправляйте
своих людей на участки для работы.
И люди стали расходиться молча, еще ниже пригибая го¬
лову, будто и своды подземных лагерей опустились, стали ни¬
же под тяжестью чудовищного зла, глухо рычащего на их род¬
ной земле, там, наверху...

Глава VII
ВНИЗУ И НАВЕРХУ
Половину следующего дня мальчики провели также в ра¬
боте под началом у дяди Яши. Кончили возиться с сухарями,
пришлось перебирать сухие грибы, перетаскивать ящики с кон¬
сервами на более удобное место.
Гул наверху все усиливался. Ребята пытались пробраться
к одному укромному лазу, чтобы выглянуть наверх, но часовой
в верхнем горизонте не пустил их, да еще пригрозил, что позво¬
нит в штаб. Пришлось вернуться.
Когда шли обратно на нижний горизонт, из-за поворота
одной галереи вдруг показался незнакомый человек. Мальчики
мигом юркнули за угол бокового хода.
—	Гэй, хлопчики!—донесся к ним голос из темноты.— А ну
ходите до меня, а то я тут блукаю-блукаю, нияк не могу на
волю выйти!
—	Молчи! — прошептал Ваня, прикрывая ладонью свет
фонаря.
—	Надо нашим сказать сейчас же, — решил Володя.
И оба со всех ног кинулись обратно к часовому, который
не пустил их на верхний горизонт. Часовой тотчас же позво-
275

нил в штаб. Оттуда пришли Иван Захарович Гриценко и
Шульгин.
—	Кто здесь ходит? — крикнул дядя Гриценко в темный
коридор, где слышались шаги неизвестного.
—	Ас кем имею честь? — донеслось оттуда.
—	А ну слушай!— рассердился Гриценко. — Я с тобой шут-
ковать времени не имею! Выходи сюда, на свет, к фонарю. То¬
гда вот и будешь иметь честь.
Очевидно, хозяйский, спокойный тон дяди Гриценко подей¬
ствовал на неизвестного, и через минуту в свете фонаря пока¬
зался молодой остроглазый парень со знаками старшего сер¬
жанта в петличках, в плащ-палатке, наброшенной на плечи, и
расстегнутой гимнастерке, под которой была видна тельняшка.
В руке он держал автомат.
—	Слухайте, деды, — примирительно сказал подошед¬
ший,— я сюда зашел, а обратно ходу не знаю. Я с нашими
от немцев отбивался, а патроны у меня все... и гранату остат¬
нюю кинул. Еле ушел. Загнали они меня сюда, к чертям в
пекло.
—	А ты насчет чертей полегче, а лучше доложи как пола¬
гается, кто такой! — строго приказал дядя Гриценко, медленно
поднимая винтовку.
—	Старший сержант роты морской пехоты Сосюра Сте¬
пан... Прибыл без вашего приказания! — Он усмехнулся и по*
качал головой поморщившись. — Ну некуда мне, деды, девать¬
ся, некуда! Может, вы мне дорожку скажете, как на волю
выйти? Там же наши погибают...
—	А ну идем с нами! — скомандовал дядя Гриценко и до¬
бавил слегка подобревшим голосом: — Выходит, вроде в на¬
шем полку прибыло.
Так партизанский отряд пополнился еще одним челове¬
ком— комсомольцем Сосюрой.
Через полчаса в штаб привели еще одного заблудившегося
под землей. Это был моряк, интендант Александр Бондаренко.
Вместе с бригадой морской пехоты, действовавшей на поверх¬
ности и отбивавшейся от наседавших гитлеровцев, он держал
оборону возле одного из входов в каменоломни. Во время боя
у него отказал автомат. Бондаренко отстреливался из пистоле¬
та. Фашисты отрезали его от товарищей; они окружили оди¬
нокого, но продолжавшего отстреливаться офицера. Бондарен¬
ко увидел среди камней спасительный ход, скатился в него и
оказался в каменоломнях. Здесь он сейчас же начал приводить
в порядок свой автомат. Тут его и застали обходившие галереи
партизаны. В штабе тщательно проверили документы Сосюры
и Бондаренко и предложили обоим пока остаться в отряде.
Они с полной готовностью согласились. Истомленные бессон¬
276

ными боевыми ночами, обросшие, тяжело дышащие, оба еще:
неуверенно осматривались в подземелье. Глубоко запавшие
глаза их доверчиво и внимательно смотрели в лица собрав¬
шихся партизан.
—	Словом, пополнение прибывает, — радушно заключил
Зябрев.
После обеда Манто подкатил свой мотоцикл к штабу и при¬
строил его в одной из маленьких тупиковых галерей. Володя
помог ему тянуть провод в штаб. Вскоре, два раза стрельнув
выхлопом и этим едва не вызвав тревогу в каменоломнях, мо¬
тоцикл дяди Яши весело затрещал, и в штабе над столом за¬
жглась яркая электрическая лампочка, ввернутая Володей в
патрон, пристроенный на потолке. И командир Зябрев, и ко¬
миссар Котло, и начальник штаба Лазарев, и главный подрыв¬
ник Жученков, находившиеся в тот момент здесь, в штабе, —
все хвалили Манто и его молодого помощника.
—	От имени командования выражаю благодарность,— ска¬
зал Зябрев. — Освещение — лучше не надо! Только давайте-ка
его выключим сейчас, а то от твоей электростанции, Яков Мар¬
кович, звуку больше, чем свету. Очень уж тарахтит движок
твой. Нам до поры до времени давать знать о себе врагу — де¬
ло излишнее.
Воспользовавшись хорошим настроением командира, Во¬
лодя, собравшийся было уже уходить, вернулся к столу, за
которым сидел Зябрев.
—	Можно мне сказать вам, Александр Федорович? Мы вот
все— и Ваня, и я, и еще Толя Ковалев, — все, кто уже пионе¬
ры, мы сегодня решили, что вы нас должны послать в развед¬
ку. Мы ведь тут знаем все ходы... Сегодня даже лазили... И нас
наверху не заметят совсем... И мы решили...
—	Это кто же так решил? — поинтересовался командир.
—	Ну, мы все так решили...
—	Ага, — серьезно протянул командир, — вы решили? Ну,
тогда все. Зови сюда всех, кто решал.
Через минуту Володя привел в штаб Ваню Гриценко и
Толю Ковалева.
—	Так, — сказал командир, оглядывая всех троих мальчи¬
ков.— Вот Дубинин Володя сообщил мне, будто вы решили,
что мы должны вас послать в разведку. Верно это?
—	Верно, — в один голос подтвердили Ваня и Толя..
—	Вы решили, а мы, значит, должны? Так? — пере¬
спросил командир. Он встал и обратился к комиссару: — Ну,
Иван Захарович, слезай со своего места. И ты, товарищ Лаза¬
рев, вставай. Наше дело теперь очень упростилось. За нас всё
решают. Нечего нам с вами и головы ломать... Прошу вас, то¬
варищи,— сказал командир, поворачиваясь к ребятам.—Это
277

я вам говорю, Володя, Толя, Ваня. Вот садитесь сюда. Ну,
что ж стоите? Садитесь сюда.
Командир поднялся, подошел к ребятам и стал их подтал¬
кивать к табуреткам, которые стояли возле стола. Ребята слег¬
ка упирались, но сильные руки командира сграбастали их всех
троих и перенесли к тому месту, где только что сидели сам
командир, комиссар и начальник штаба. Затем Зябрев, все так
же сохраняя серьезное выражение на лице, усадил всех, одного
за другим, на табуреты. Котло, Лазарев и Жученков уселись
в стороне на койках и с любопытством следили за действиями
командира.
—	Ну, Дубинин Володя, — сказал Зябрев, — раз вы уже
все решили, так действуйте. Вот ты, Дубинин, теперь командир,
и ты отвечаешь за каждого из нас, за каждую из пятидесяти
живых душ. Что бы ни случилось в каменоломнях, за все ты
в ответе с этой минуты. За каждого человека с тебя спрос бу¬
дет. И ответ тебе придется держать не только перед собствен¬
ной совестью, но и перед всем народом, перед Партией. Понял?
Принимай дела. Вот тут все записано. Раз вы всё так просто
сами решили, так вам, верно, это дело проще дается, чем нам
вот с товарищем комиссаром и начальником штаба.
В штаб, приподняв плащ-палатку, висевшую у входа, загля¬
нул Важенин. Он увидел командиров, сидевших на койках, и
трех мальчуганов, которые хотя и восседали за командирским
столом, но сейчас совсем не походили на начальников и, вид¬
но, не знали, куда им деваться. Важенин стал осторожно пя¬
титься, убирая голову из-под завесы, но командир уже за¬
метил его:
—	Давай, давай, Важенин, заходи!
—	Товарищ командир, — сказал Важенин, входя,— там, на
секторе «Киев», движение какое-то в верхней штольне. Надо
бы держать усиленный пост да так дело организовать, чтобы
им питание туда носили, прямо на место, чтобы никто не отлу¬
чался. А потом хорошо бы нам оружейную мастерскую поста¬
вить. От сырости затворы заедает... Потом я еще хотел сказать,
товарищ командир...
—	Вот ты-со всем этим к нашим пионерам обращайся,—
отвечал командир, — они за нас всё решать взялись...
Володя и два его приятеля сидели за столом потупив го¬
лову; уши у них горели от конфуза. Они уже не чаяли вы¬
браться отсюда. Володя впервые наглядно представил себе,
какое это трудное и непомерно тяжкое бремя — быть в ответе
за стольких людей, руководить ими, решать самые большие
дела и тотчас же совсем малые, знать, что на тебя надептся
люди и доверяют тебе свою жизнь, свою судьбу, свое дело. На
одну лишь минуту и, конечно, ради шутки и поучения посадил
278

его командир на свое место, а место это уже жгло Володю. Ка¬
ково же было вот этому высокому, красивому человеку с чер¬
ными блестящими глазами, который ни на минуту не снимал
с себя такого бремени!
А Важенин, ничего не понимая, переводил взгляд с ребят
на командира и обратно.
—	Что же ты человека держишь, ответа не даешь? — спро¬
сил командир.
Володя встал за столом, оправил рубашку:
—	Александр Федорович... ну что вы над нами смеетесь?
Мы же не командовать хотели, а в разведку только просились.
—	Значит, установим первое: с командованием ты пока что
не справляешься. Вот человек к тебе пришел с простым делом,
а ты не можешь дать распоряжение; а решать брался.
—	А откуда же я знаю, Александр Федорович, насчет того,
что он спрашивает?
—	Верно; и я полагаю, что тебе знать про это неоткуда. Но
беда, друг мой, что и в разведке-то ты пока не очень силен,:
как я подозреваю. И вряд ли ты так уж все хорошо знаешь о
положении на поверхности, чтобы за нас все самому ре¬
шать.
—	Так мы ведь только попросились.
—	Позволь, позволь! Вот свидетели есть. Ты как сказал?
«Мы решили, что вы должны»... Это значит — вы решили, а мы
должны. Так, что ли? Нет, брат, не так! Решать командование
будет.—Он шагнул к столу, протянул над ним руку и легонько
ладонью смахнул Володю с его места. — А ну-ка, герои, с чу¬
жого коня среди грязи долой! Не справляетесь, вижу. Давайте
уж мы сами как-нибудь будем без вас разбираться да решать,
Зябрев посмотрел в переконфуженные лица мальчиков и
вдруг залился своим заразительно-раскатистым, звучным сме¬
хом. Захохотал гулко комиссар, негромко засмеялся Лазарев,
И тут смех разобрал всех присутствующих. Уже начал хихи¬
кать Толя Ковалев, и неуверенно улыбнулся, а потом фыркнул
Ваня Гриценко.
Но Володя вдруг оттолкнул его в сторону, резко провел
подбородком по плечу, рванулся к выходу. Важенин, раскинув
руки, хотел было перехватить его, но Володя мгновенно нагнул¬
ся и проскочил под локтем Важенина.
—	Обиделся малый, — сказал Зябрев.
—	Ничего, простит, — добавил комиссар.
—	Можете идти, ребята, — обратился командир к остав¬
шимся мальчикам. — Скажите вашему Дубинину, чтобы зря
не расстраивался. Если нужда придет — и вас отправим на
разведку. Только прямо скажу: это уж в самом крайнем слу¬
чае. А сегодняшний разговор вы запомните. Может быть, вам
279

теперь яснее будет, кто должен решать, а кто обязан выпол¬
нять.
Выбежав под добродушный смех командиров из штаба, Во¬
лодя едва не сбил с ног часового, стоявшего у входа, и бросил¬
ся по направлению к своему штреку. Ему хотелось убежать
подальше, побыть одному, чтобы в темноте отошли горевшие
щеки. Но за поворотом тоннеля он чуть было не столкнулся с
шедшими навстречу людьми. Свет фонаря на мгновение осле¬
пил его, он зажмурился, но тут же разглядел партизан Шусто¬
ва, Колышкина и еще двух, уже знакомых. Пятый, светлогла¬
зый, совсем молодой, с лейтенантскими кубиками защитного
цвета на петличках в шинели, вымазанной белым, был незна¬
ком. Лицо у него обросло редкой щетиной, он шел, неуверенно
ступая, втянув голову в плечи, сгибаясь больше, чем требова¬
лось, — как ходят люди, впервые попавшие в шахты. Володя
прижался к стене, пропуская идущих. По обрывкам фраз, ко¬
торыми обменивались партизаны и незнакомец, Володя понял:
случилось что-то очень важное; и он повернул обратно к шта¬
бу, куда, должно быть, партизаны вели незнакомого лейтенан¬
та. Он слышал, как Шустов говорил впереди:
—	Тут спуск маленько, не зашибитесь, товарищ лейтенант.
А тот усталым, осевшим голосом допытывался:
—	А долго еще идти-то? С дороги не собьемся?
—	Как можно сбиться, товарищ лейтенант, тут каждая пу-
пырочка на камне нам знакомая. Недалече осталось.
Володя бесшумно шел позади, жадно прислушиваясь к до¬
носившимся до него словам.
Он не знал о том, какая трагедия разыгралась только что
над каменоломнями.
Вторую неделю отступала с боями рота морской пехоты под
командой старшего лейтенанта Петропавловского. Командова¬
ние поручило морским пехотинцам прикрывать отход совет¬
ских войск из Камыш-Буруна. Враги теснили роту со всех сто¬
рон; она была отрезана от моря и рассечена на части. Но но¬
чью все, кто уцелел, снова собрались вместе, решив держаться
до последнего патрона и выполнить приказ хотя бы по славной
морской поговорке: «Погибаем, но не сдаемся!»
Недалеко от поселка Старый Карантин немцы окружили
оставшихся в живых морских пехотинцев—их было всего
лишь сорок два человека. Местность тут была холмистая, из¬
рытая какими-то ходами, зиявшая провалами; обороняться
здесь было удобно. Но что могли поделать сорок два человека,
измученные многодневными беспрерывными боями, отрезан¬
ные от своих, потерявшие надежду на спасение и теперь
280

думавшие лишь о том, как бы с честью умереть и подороже от¬
платить врагу за свою гибель! Командир роты старший лейте¬
нант Петропавловский и политрук Корнилов лежали на дне
котлована, по краю которого бойцы держали круговую оборо¬
ну. Возле них две женщины — военфельдшерицы Надя Юшти-
на и Марина Савина — перевязывали одного из тяжелоране¬
ных. Немцы подползали со всех сторон. Уже совсем близко,
всего -в двадцати пяти метрах, не дальше, застрочил немецкий
автомат. Кто-то из бойцов в сгущавшейся темноте швырнул на
звук гранату. Раздался взрыв, пискнули в воздухе осколки.
Автомат умолк; но тут же ударил другой, с противоположной
стороны.
—	Слушай, командир, — хрипло проговорил Корнилов,—
Сергеев сообщает, что патроны на исходе. Связь с КП батальо¬
на вчера еще потеряна. Да, наверное, и батальона самого уже
нет. Что думаешь делать?
—	Мое мнение такое, Георгий Иванович, — негромко ото¬
звался Петропавловский, — дело мы свое как будто на земле
сделали...
—	Ты что ж, на небо уже стал собираться?
—	Зачем на небо? Есть еще третья возможность: не на
земле, не на небе, а под землей. Помнишь, что нам в поселке
Мариенталь сказали? Тут как раз где-то под нами каменолом¬
ни. В народе слух ходит, что там партизаны засели. Что бы
нам туда, а, политрук?
И лейтенант Сергеев с двумя моряками был снаряжен в
разведку. Петропавловский еще засветло приметил, что на
одном из склонов котлована зияет какая-то черная дыра. Сер¬
геев вместе с сопровождавшими его бойцами проник в нее и
оказался в полуобвалившейся штольне. Решено было с на¬
ступлением полной темноты всему отряду укрыться в этой га¬
лерее и забаррикадировать вход в нее глыбами распиленного
известняка, валявшимися у входа внутри штольни.
Немцы, как только стала спускаться ночь, начали освещать
местность ракетами. Ракеты взвивались в черное небо и, хищ¬
но изогнувшись, заглядывали в котлован сверху. Мертвенный
бенгальский свет их надолго заливал весь котлован, который
при этом становился похожим на лунный кратер. Лица людей
делались бледно-зелеными, словно ракеты обескровливали их.
Моряки хоронились за камнями, припадали к земле и ползли к
штольне. Вскоре весь отряд без потерь втянулся в отверстие
подземного хода. Сейчас же принялись возводить стенку, оста¬
вив в ней бойницы для пулеметов и винтовок. Сергеев, собрав
все спички, которые имелись у его товарищей, прихватив двух
бойцов, пошел по наклонной галерее в подземелье. Оставшиеся
с надеждой смотрели ему вслед. Сперва они видели еле
281

заметные мутные вспышки: это Сергеев жег спички, освещая
дорогу под землю. Потом пропали и эти отблески, затихли вда¬
леке шаги, но долго еще сидели люди, всматриваясь вниз и
прислушиваясь к черной тишине, которая стояла в разверзав¬
шемся перед ними подземном лабиринте...
Теперь слышно было только, как стонал раненый боец, от
которого не отходили обе женщины, да иногда кто-то громко
вздыхал или еле слышно бранился про себя. Загорелись огонь¬
ки цигарок. В их слабо раздувавшемся розоватом свете глаза
с трудом различали бойцов, сидевших с пулеметом у амбразу¬
ры в стенке, сложенной из глыб ракушечника и закрывавшей
теперь выход на поверхность. Один пулемет на всякий случай
направили в глубь штольни: еще неизвестно, кто явится отту¬
да, из безмолвия и мрака подземелья.
Между тем Володя и его друзья так и вертелись возле шта¬
ба, снедаемые любопытством. Через завесу, отделявшую штаб¬
ное помещение от штрека, до мальчиков доносились звучный
голос командира, сдержанный бас комиссара, тихий, преры¬
вающийся и хриплый голос незнакомца. Потом оттуда выбежал
Шустов, исчез куда-то и вскоре вернулся с Манто, который
нес, оставляя за собой аппетитный запах, дымящийся котелок
с торчавшей из него ложкой. Мальчишки давно бы приник¬
ли к плащ-палатке ушами, которые чуть не шевелились от
жгучего любопытства, но часовой сердито отгонял их, приго¬
варивая:
—	Ну, что уши наставили? Чего надо? Ходи мимо подалее,
а то сейчас комиссару скажу.
Наконец завеса откинулась. Вышел командир отряда, за
ним комиссар. У обоих были фонари в руках. Не взглянув да¬
же на ребят, все пошли по галерее в сторону «Киева». Володя
хотел было последовать за ушедшими, но из темноты раздался
бас комиссара:
—	Это кто там шлепает? А ну вернись сейчас же! Слышу
ведь...
Прошло очень много времени. Наверное, целый час, а мо¬
жет быть, и два. Но вот мальчики услышали со стороны «Кие¬
ва» катившийся по подземелью рокот, отзвуки множества го¬
лосов, звяканье металла. Ребята сперва даже перепугались и
вскочили, когда из боковой галереи, примыкавшей к штреку,
где они находились, вывалилась несметная, как показалось в
темноте, толпа. Она заполнила весь штрек; трудно было раз¬
глядеть в полумраке и тесноте, кто тут свой, а кто пришедший.
Володя заметил прежде всего смуглого командира с твердо
размеченными и резкими чертами лица. Он был весь увешан
282

оружием, под мышкой у него были две винтовки. На груди ви¬
сел один автомат, другой он нес в свободной руке. Из-под
бушлата, слегка оттопыривая его полу, торчала желтая дере¬
вянная кобура пистолета. На плечи командира была набро¬
шена пятнистая плащ-палатка, разрисованная точно так, как
рисуют местность в военных макетах. Володя сразу вспомнил
военный кабинет Дома пионеров. Потом пришедшие расступи¬
лись и пропустили вперед тех, кто нес носилки, на которых не¬
движно лежал человек, накрытый плащ-палаткой. Позади но¬
силок шли две женщины с клеенчатыми сумками, и одна из
них тихо сказала обладателю разнообразного оружия:
—	Политрук, что мы тут делать будем? Пропадать здесь,
что ли?
—	Спокойно, Марина, спокойно, — тихо отвечал ей чело
век, увешанный оружием.
—	Ох, политрук, жутко тут что-то! Верно, никогда уже от ¬
сюда не выйдем...
—	Ну, тихо, Марина... Все будет хорошо — выйдем.
Он еще что-то сказал, но все заглушил зычный голос Зяб¬
рев а:
—	Вот, товарищи, и прибыли. Пока вам больше идти неку
да. Придется стать на якорь у нас. Раз такая судьба, будем
воевать вместе. Товарища комроты и политрука прошу ко мне
в штаб. Вызовите Манто. Лазарев, распорядись, чтобы людей
накормили. Где Жученков? Пусть разместит их в четвертом и
пятом отсеках, там у нас есть свободное помещение. Распола¬
гайтесь, товарищи. Как говорится, в нашем полку прибыло.
Пока в штабе шло совещание вместе с командирами вновь
прибывшего неожиданного пополнения, мальчишки, во главе
с Володей, носились по всем штрекам, сообщая о новости.
Впрочем, она опередила их, что очень огорчило ребят, так как
никого удивить не удалось. Все уже слышали о том, что насе¬
ление подземной крепости увеличилось на сорок два человека.
Зато мальчики получили полное удовольствие, когда разводи¬
ли вновь прибывших на отведенные для них места. Приятно
было, размахивая фонарем, шагать по подземным галереям,
подбадривать робко ступавших позади, спотыкавшихся с не¬
привычки, еще не освоившихся с новой обстановкой бойцов.
—	Вы идите смелее, дядя! Идите, тут прямо!.. А сейчас го¬
лову наклоните, а то зашибетесь. Вот тут у нас, между прочим,
кладовая, а здесь семейный штрек, а тут вы будете. А как ве¬
щи сложите свои, так мы вас в камбуз поведем. У нас дядя
Манто шеф-повар.
Шеф-повар с подоткнутым фартуком уже орудовал в сво¬
ем камбузе; он нещадно стукался головой о потолок, уже не
чувствуя боли, кричал на своих помощниц, производил вслух
283

какие-то вычисления по части рациона и приварка, причем
твердил, что за все он, дядя Яша, должен отвечать своей голо¬
вой, которая к тому же от этого проклятого потолка вся в
шишках...
В «девичьей», как называли партизаны маленький камен-
ный тупичок, где спали Надя Шульгина и Нина Ковалева, де¬
вушки гостеприимно устраивали прибывших женщин. Через
несколько минут оттуда уже слышались смех, звонкие словечки
Нади Шульгиной, взвизгивания смешливой Нины Ковалевой
и такой шумный разговор, будто там было по крайней мере
человек двадцать, давно уже хорошо знающих друг друга.
Усталые бойцы располагались на ночь, снимали оружие.
Мальчики с уважением принимали в руки тяжелые и грозные
принадлежности воинов, ощущая в руке вес, прочность, упои¬
тельный холодок этих желанных предметов боевого оснащения.
Окончательно их покорил политрук, обладатель самого разно¬
образного оружия. Володя мигом подскочил к нему, как толь¬
ко он вышел из штаба:
—	Ух, дядя, сколько у вас всего!
—	А ты что тут делаешь? — спросил политрук Корнилов.—
Тоже партизанишь?
—	Эге... Дядя, а где вы его набрали столько? Я гляжу, тут
и немецкие у вас есть. Вон тот автомат немецкий, я знаю. Си¬
стемы Шмайсер. Вот здорово!.. Гляди, Ваня, видишь?.. Дядя,
откуда у вас?
—	Это мне гансы на хранение сдали, — отшутился Корни¬
лов.
—	Какие гансы? — удивился Володя.
—	Да те, которых я на тот свет спровадил.
—	Вы сами?
—	Частично сам, а кое-кого товарищи подсобили... Так кто
же ты будешь? Тебя как звать?
—	Вова... — Он досадливо поправился: — То есть Володя...
Владимир. Фамилия — Дубинин.
—	Ну добро, Вова, то есть Володя. Ты мне покажешь, где
наши люди расположились? А то я в темноте у вас тут еще
не разберусь.
—	Это я сейчас. Идемте за мной. Я уж тут все знаю. Мы с
ребятами в темноте привыкли. А вас как звать, дядя?
—	Корнилов Георгий Иванович. Можно еще: дядя Гора; а
можно и просто: товарищ политрук. Ну, пошли...
По дороге, ведя за собой Корнилова, Володя то и дело оста¬
навливался и, приподнимая фонарь, просительно заглядывал
в лицо политруку:
—	Дядя... товарищ политрук, у вас вон сколько оружия!
Подарите мне один пистолетик.
284

—	Нет, это так не годится, Вова. Оружие в боевой обста¬
новке не раздаривают.
—	Ну, тогда дайте я хоть понесу вам, а то ведь вам тяже¬
ло, наверное...
—	Ничего, справлюсь. Вот завтра мы зарегистрируем все
оружие, тогда уж будем распределять, что кому...
—	А нам, ребятам, достанется?
—	Если будешь хвататься за оружие, так достанется по
первое число. Убери руки и запомни: с оружием не балуются
и зря его не трогают. Стрелять-то ты умеешь?
—	Умею, дядя! Я в тире стрелял, у нас в Доме пионеров.
Пойдемте, я стрельну, а вы поглядите.
Володя схватил политрука за руку и собрался потащить его
куда-то в поперечную галерею.
—	Что ты, дружок, куда ж тут стрелять-то — тьма тьму-
щая кругом. Эдак мы с тобой людей напугаем, да и подстре¬
лим еще кого-нибудь ненароком.
—	А я вас к выходу поведу, дядя, я тут все ходы знаю. Мы
подползем... с вами-то меня караул пропустит!., подползем, и
я в фашистов выстрелю. Ну хоть разок, ладно?
—	Чересчур ты, видно, прыткий. А ведь фашисты тоже
стрелять умеют, — напомнил политрук.—А что, если прома¬
жешь?
—	Раз промажу, другой раз попаду. Я поближе стрелять
подлезу, и потом — раз, раз, раз, подряд! Уж один-то разок не
промахнусь. А, товарищ политрук?
—	Нет, брат, так стрельбе не обучаются. Вот погоди: если
можно будет оборудовать здесь где-нибудь тир, сделаем мише¬
ни, тогда и позаймемся с тобой. А до этого не советую тебе с
оружием играть. Это плохая игрушка.
Враг, окруживший роту Петропавловского, загнав моряков
в котлован, уверился в том, что деваться последним защитни¬
кам поселка уже некуда: западня прихлопнулась, из нее не вы¬
рваться. Оцепив ложбину, где попали в окружение советские
моряки, гитлеровцы решили подождать до утра, чтобы с рас¬
светом окончательно распр.авиться с остатками отряда. Они то
и дело освещали ракетами котлован, прочесывали его очере¬
дями из автоматов и пулеметов. С вечера моряки перестали по¬
чему-то отвечать на огонь. Ночь прошла тихо, а утром обнару¬
жилось, что отряд окруженных советских моряков исчез. Нем¬
цы были озадачены: куда мог деваться целый отряд, который
они преследовали уже несколько дней? Как он мог пропасть
вместе со своими ранеными, пулеметами? Не сквозь землю же
провалился?
285

Но, когда обследовали тщательно весь котлован, оказалось,
что дело обстояло именно так: отряд ушел в землю.
Вскоре фашистам стало известно, что под их ногами, в ка¬
меноломнях, скрывается, по слухам, целая армия партизан.;
Говорили, что, выполняя приказ командования, часть совет¬
ских войск, соединившись с партизанами, ушла под землю, что¬
бы оттуда наносить удары гитлеровской армии. Немцы попы¬
тались было войти в штольню, через которую ускользнул от
них отряд морской пехоты* Однако, едва они приблизились к
стенке, сложенной из сероватых глыб известняка, чуть ли не
из каждой дырки брызнуло огнем: застрочили пулеметы, уда-'
рили автомату. Пришлось залечь, разрушить каменную бар¬
рикаду гранатами, затем подвести мины и взорвать стенку. Но
метров через сто в глубине штольни путь преградила новая
стена, из-за которой партизаны расстреливали каждого, кто
приближался к ним в узком коридоре.
И немцы вскоре отказались от попыток проникнуть в глубь
каменоломен через эту штольню, но поставили у входа часо¬
вых.
Весть о первой атаке, предпринятой немцами и отбитой пар¬
тизанами, мгновенно распространилась среди обитателей под¬
земной крепости. Люди в это утро давно уже настороженно
прислушивались к далеким выстрелам, которые доносились со
стороны «Киева», многократно повторяемые подземным эхом.
Недалеко от штаба на стене появился первый номер «Бое->
вого листка». В нем коротко сообщалось, что первая попытка
врага проникнуть в подземную крепость отбита, но всем сле¬
дует быть начеку, так как противнику теперь известно, что под
землей скрываются партизаны, и он постарается проникнуть в
каменоломни. Под этим сообщением был помещен приказ
командира о зачислении в отряд сорока двух человек из роты
Петропавловского и об объявлении благодарности за образ¬
цовое проведение ряда хозяйственных работ Наде Шульгиной,
Нине Ковалевой, Володе Дубинину, Толе Ковалеву и Ване
Г риценко.
Мальчики ходили гордые и издали следили, какое впечат¬
ление производит приказ на партизан, читающих его.
К вечеру (время дня здесь, под землей, узнавали лишь по
часам) часовые на верхнем горизонте позвонили в штаб и
сообщили, что в одной из галерей, недалеко от выхода на по¬
верхность, появился человек, который на чисто русском языке
вызывает жителей подземелья наверх. Это было у входа ши¬
рокой пологой штольни, которую шахтеры называли «уклон-
кой». Командир отряда Зябрев, комиссар Котло, Лазарев и
Корнилов немедленно отправились туда. Они поднялись в пол¬
ной тишине к «уклонке» и остановились внизу прислушиваясь.
286

—	Эй, граждане, — кричал кто-то сверху, — выходите сю¬
да, наверх, ничего вам не будет! Ну что вы там хоронитесь?
Господин комендант приказали всем из каменоломен наверх
выходить! Им известно, кто вниз ушел. Господин комендант
приказали выходить вам. От них ничего вам плохого не
будет. Господин комендант вас и так всех наперечет знают.
Можем, если желаете, по списочку... Гражданин Лазарев!..
Жученков!.. Зябрев!..
Вот гадина, паразит!.. — прошептал Лазарев. — И голос
какой-то знакомый... Слышал я его не раз... Кто же это нас
продает?..
—	Александр Федорович! — продолжал кричать неизвест¬
ный у входа в «уклонку». — Василий Андреевич! Семен Ми¬
хайлович!..
Зябрев в полной темноте, спрятав фонарь за камни, повел
Котло и Лазарева вверх по «уклонке». Все шли, стараясь дви¬
гаться совершенно бесшумно, прижимаясь к стенкам. Впереди
сперва слабо, а потом все ярче забрезжил свет, и вскоре стало
видно полукруглое отверстие выхода.
На фоне неба был резко обозначен силуэт человека, кото¬
рый, не унимаясь, продолжал выкрикивать имена партизан. За
ним можно было рассмотреть несколько фигур с автоматами-
—	Эх, удобно их всех на прицел взять! Одной очередью
снять всех можно, — сказал на ухо Зябреву Корнилов.
Но командир, быстро вскинув руку, резко тряхнул его за
плечо.
—	Нельзя, никак нельзя! Там, в других ходах да в выем¬
ках, много жителей еще прячется. Они во время бомбежек к
боев убежища там себе присмотрели. Если сейчас этих прохво¬
стов прикончить, так столько бед мирному народу можно на¬
делать... А так пускай себе выходят. Как ты считаешь, комис¬
сар?
Котло утвердительно положил свою тяжелую ладонь на
спину Зябреву.
—	Но голосок этот мы запомним, — еле слышно пробормо¬
тал он.
—	А вниз идти не решаются, — усмехнулся Зябрев. — По¬
баиваются все-таки. Это хорошо... Часовые пусть тут начеку
будут. И караулы надо усилить. Слышишь, Семен Михайло¬
вич?
Они спустились в нижние галереи, но долго еще до них до¬
носился надсадный, охрипший голос в «уклонке»:
—	Эй, люди, граждане! Зря таитесь... Выходите, никто вас
не тронет...
Поздно вечером в каменоломни вернулись разведчики Ва¬
женин и Шустов, выходившие на поверхность через одну из
287

дальних штолен. Они прошли в штаб. Вскоре Зябрев вызвал
туда всех командиров; когда все собрались, он сообщил:.
—	Положение на сегодня таково: гитлерье, видно, уже хо¬
рошо знает о нашем отряде. Вот разведчики наши сообщают,
что всех, кто жил рядом с каменоломнями, выселяют. Район
под наблюдением. Мужчин арестовывают всех без разбору.
—	Да, еле выбрались, — подтвердил Важенин.
—	А женщин немцы не арестовывают в этой местности? —
спросил Зябрев.
—	Нет, пока что ходят, — отвечал Важенин.
—	Придется подумать, кого из наших женщин можно от¬
рядить в разведку.
Через полчаса Надя Шульгина уже ходила по столовой и
дразнила Важенина:
—	Что, дядя Влас, кончилась твоя разведка? Полезай в
нору, давай мне дорогу. Думаешь, только вы, мужчины, одни
храбрые? А выходит, уже не годишься. Мой черед настал.
—	Ладно ты! — отшучивался Важенин. — Язычок у тебя —
что твоя касса в магазине: тебе одно слово серебром, а ты сда¬
чи десяток медью.
—	Верно, дочка, — посоветовал Шульгин, — ты б свой язы¬
чок-то тут оставила, а то как бы его наверху прикусить не
пришлось.
—	А я наверху притворюсь, вроде будто глухонемая, —
смеялась Надя.
Володя весь вечер ходил вокруг Нади Шульгиной, с зави¬
стью поглядывая на нее: вот повезло девушке—в разведку
отправляется! Это вот действительно настоящее боевое зада¬
ние. Это не сухарики перебирать.
Но не удалось Наде Шульгиной пойти в разведку: едва вы¬
шла она наверх через одну из старых штолен, как сейчас же
раздался грубый окрик на незнакомом языке. Девушка метну¬
лась обратно в штольню. Затопали тяжелые ботинки по кам¬
ням. Надя что было духу помчалась в глубь штольни, свернула
в боковой коридор. Провожавшие разведчицу комиссар и Ва¬
женин увидели у входа фигуру немецкого солдата с автоматом.
Важенин уже вскинул винтовку, но комиссар схватил его за
руку: выстрел мог привлечь внимание врага. Ясно было, что
вход этот уже и так контролируется, но не следовало убеждать
немцев, что именно здесь скрываются партизаны. Пусть ду¬
мают, что тут одно из бомбоубежищ, откуда еще не вышли на
поверхность находившиеся там жители поселка...
Надо было попытаться выпустить разведчицу через другой,
более отдаленный вход.
Отправились туда.
Здесь Важенин сказал:
288

—	Погоди-ка, Надюша, выходить. Сперва лучше я сам по¬
гляжу, что у них там творится.
Он пополз к выходу, выглянул наружу и сейчас же уви¬
дел стоящих неподалеку гитлеровцев. Они копались в земле,
зарывали что-то. Важенин бесшумно втянулся обратно
в лаз.
—	Не состоится дело, — доложил он комиссару, — с этого
боку уже минировать начали. И часовые тут везде понастав¬
лены. Нет хода.
—	Так. Положение осложняется, — пробормотал комис¬
сар.— Быстро они, однако, все дорожки нам перебежали. Кто-
то нас наверху предает... Ну, Надя, ты не печалься, — попы¬
тался утешить он огорченную девушку. — Погоди, тут торо¬
питься нельзя, сообразим что-нибудь.
Несмотря на то что каждый выход на поверхность грозил
гибелью, партизаны продолжали предпринимать небольшие
вылазки. Они выискивали далекие, незаметные с поверхности,
полуобвалившиеся ходы и выползали через них наверх. Ходи¬
ли в разведку переодетые в гражданское платье Дерунов и
Рофейчик. Проникали на поверхность опытные разведчики
Макаров и Важенин. Им приходилось несколько раз сталки¬
ваться в отдаленных верхних галереях с гитлеровцами, кото¬
рые рыскали там в поисках незащищенных ходов в партизан¬
ское подземелье. Иногда у разведчиков возникала перестрелка
с фашистами. Обычно в таких случаях гитлеровцы отступали,
спеша унести ноги из пугавшей их тьмы, населенной невиди¬
мыми и бесстрашными противниками.
Неожиданно отличным разведчиком оказался интендант
Бондаренко. Вместе с Рофейчиком и Деруновым он хаживал
в самые отдаленные уголки каменоломен, куда уже много лет
ни одна живая душа не заглядывала. Бондаренко рассчитывал
найти там какой-нибудь не замеченный неприятелем выход на
поверхность либо встретить кого-нибудь из жителей, еще не
выбравшихся из убежищ, где люди прятались от бомбежек и
артиллерийского обстрела.
Однажды Бондаренко действительно удалось найти один
лаз в старой, заброшенной шахте. Он был таким узким и тес¬
ным, что плечистому Бондаренко с великим трудом удалось
протиснуться через него. Как раз в этот момент над отверсти¬
ем лаза проходила одна из жительниц поселка. Увидев неожи¬
данно голову Бондаренко, появившуюся из-под земли возле са¬
мых ее ног, женщина обмерла от страха, но Бондаренко сумел
быстро успокоить ее, и она, наклонившись, будто затем, чтобы
рвать траву для козы, которая паслась неподалеку, и глядя в
сторону, завела разговор с партизаном. От этой женщины Бон¬
даренко узнал о положении в поселке, о прибытии новых гит¬
2S9

леровских частей и о том, что фашисты выпытывают у жите¬
лей, не знают ли они точно, где скрываются партизаны.
Пока комиссар и Важенин пытались—и все неудачно —
вывести Надю Шульгину на поверхность, Володя со своими
приятелями не терял времени даром. На сам<?м нижнем гори¬
зонте шахт, на глубине шестидесяти метров, политрук Корни¬
лов устроил нечто вроде тира. Здесь собрались молодые пар¬
тизаны и несколько моряков из роты Петропавловского.
В длинной тупиковой галерее два фонаря, поставленных на
пол возле стен, освещали деревянные щиты с наклеенными на
них мишенями из газетной бумаги. И тут оказалось, что Кор¬
нилов — настоящий снайпер. Пулю за пулей всаживал он из
винтовки в самое черное «яблочко» мишени, наведенное чер¬
нилами; но этого было мало...
—	Володя, будь другом, собери-ка пустые гильзы да по¬
ставь их вон там на камешек, сбоку от мишени.
Володя кинулся исполнять просьбу политрука. Затем он
вернулся на линию огня. Отсюда с трудом можно было разгля¬
деть едва-едва мерцавшие в слабом свете фонаря медные гиль¬
зы, поставленные, как кегли, на камень возле мишени.
—	Ну вот, теперь гляди,^ сказал Корнилов, отстегнул кла¬
пан кобуры, вытащил пистолет с длинным дулом и высокой
мушкой, поднял его к плечу и округлым движением сверху на¬
вел оружие на цель.
Бац! — одна гильза исчезла. Корнилов повторил движение.
Бац! — погас блеск второй гильзы. И дальше, уже не взмахи¬
вая пистолетом, держа его на вытянутой руке, политрук не¬
сколько раз нажал собачку. Громко хлопал выстрел, пистолет
словно откидывал черный затылок и в сторону, как семечко,
сплевывал гильзу. Рука Корнилова оставалась неподвижной,
а гильзы возле мишени пропадали одна за другой.
—	Ой, вот это так здорово! Уж это правда, что здорово! —
закричали мальчики.
Политрук, играя грозным своим искусством и воинской сно¬
ровкой, подал Володе коробок спичек и крикнул:
—	А ну-ка, пусти его вдоль потолка!
Володя подбросил коробок спичек так, как просил Корни¬
лов. Тотчас же раздался выстрел, мальчики кинулись подни¬
мать и, вырывая друг у друга простреленный коробок, вручи¬
ли его политруку.
—	Да, — сказал Володя, — вот если бы я так стрелял...
—	Ну что ж,—сказал Корнилов, — раз ты мечтаешь об
оружии, надо сперва изучить его, потом овладеть делом, тех¬
никой, как говорится, а затем уж можешь получить оружие в
свои руки... Ну, давайте сюда, ребята. Вот это, видите, обыкно¬
венная боевая винтовка, образца 1891 года. Винтовочка рус¬
290

ская, самая надежная. Теперь давай разберемся в ней. Это
вот затвор...
И трое мальчишек низко склонились над щелкнувшим за¬
твором винтовки, которую держали крепкие и точные руки
Корнилова. Урок был прерван появлением Колышкина. Он
спустился в галерею, еще издали крича:
—	Дубинина Володю, Толю Ковалева и Гриценко Ваню —
в штаб! Живо!..
Когда мальчики вошли в штаб, командир сидел на своем
месте за столом, но комиссар, обычно малоподвижный, быстро
ходил из угла в угол своей тяжелой, немножко валкой и груз¬
ной походкой. Взглянув искоса на ребят, он отвернулся, поку¬
сывая губу, на мгновение остановился, а потом опять стал рас¬
хаживать взад-вперед.
—	Ну, Иван, Анатолий да Владимир, — сказал командир, и
черные глаза его быстро оглядели мальчиков, — как жизнь
подземная идет?.. Ничего? Хорошо. А у меня к вам дело, ребя¬
та. Садитесь! Вы мне скажите такую штуку. Недавно вы хва¬
стались, что все ходы и выходы знаете. Верно это?
—	Кой-какие знаем, — скромно признался Володя.
А Ваня добавил:
—	Мы только главный ход не знали, потому что нас туда
не пускали, а которые сбоку — там везде лазили.
—	А сейчас найдете эти ходы?
—	Почему же не найти...
—	Ну, так я вам сейчас скажу, в чем дело, — продолжал
командир. — Пытались мы сегодня разведку выслать — не вы¬
шло. Все большие ходы под наблюдением у немцев. Мы уж
везде пробовали. Вон комиссар Иван Захарович сам ходил.
Я вот и подумал: может быть, вы, ребята, знаете какой-нибудь
такой ход, что его с земли и не видать совсем. Есть ведь, вер¬
но, такие?
Володя привскочил:
—	Стойте, дядя Саша... то есть Александр Федорович...
стойте! — Он повернулся к Ване: — Ваня, помнишь, где я про¬
валился, когда мы надпись нашли? (Ваня закивал головой.)
Есть, дядя Саша, есть! Мы одно место знаем. Там сверху хода
вовсе не видно. Мы сколько раз с Ваней туда лазили.
Комиссар перестал ходить и подошел к столу.
—	Это провал такой есть недалеко от главного хода,—
продолжал Володя,—там еще когда-то корова дяди Василия
споткнулась, хлопнулась туда и ногу поломала.
Зябрев рассмеялся:
—	Ну, если корова ногу повредила, так, верно, там и сам
черт ногу сломит... Только вот не гуляют ли и там немцы? А?
Как по-твоему?
291

Тут заговорил Шустов:
—	Эге, постойте-ка... Я то место чуток знаю. Та дырка на
подъеме горы выходит. Оттуда, если и выйти наружу будет
нельзя, зато далеко всю местность просмотреть можно. С того
места весь наш Старый Карантин как на ладошке. Вот только
не знал я, что в ту дырку отсюда попасть можно. Я так счи¬
тал, что провал такой, и всё. А они вон что вызнали... Вы толь¬
ко, часом, не брешете, хлопцы? Что-то дырка больно узка. Там
ведь все обвалилось давно. Кошка не пролезет.
—	А мы пролезем, — упрямо сказал Володя. — Товарищ
командир, дядя Саша, вы нам позвольте... Вы, конечно, сами
решайте, мы только просимся, — торопливо прибавил он,вспо~
мнив урок, полученный здесь в прошлый раз.
—	Ну как, Иван Захарович, ты считаешь? — спросил Зяб¬
рев у комиссара. — Придется, пожалуй, согласиться, а?
Комиссар нахмурился, грузно прошагал еще раз из угла в
угол. Потом подошел к ребятам и скрестил руки на груди:
—	Вот, ребятки, и пришла нужда... Сами понимаете, не¬
охота вас выпускать. Но нам воевать надо, а для этого нужно
иметь точные сведения. Все нам надо вызнать: как у них там
наверху, у немцев, положение, где войска расквартированы,
где штаб, куда движение наблюдается — в какую сторону...
Словом, задание вам потом все в точности разъяснят. А нам
все это знать вот как нужно! — Комиссар провел ребром ладо¬
ни по горлу. — Партизан наших сейчас наверх снаряжать нель¬
зя: немцы всех мужчин в этой местности немедля хватают,
потому что пронюхали уже про нас и кто-то им про нас набол
тал... Из всех заброшенных штолен, где убежища были, людей
тоже повыгоняли. Значит, взрослым тут никак нельзя появ¬
ляться. Понятная картина? А у других известных нам выходов
везде часовые стоят. К тому же минируют немцы эти выходы.
А вас могут не заметить, да если и увидят, подумают: ну, бе¬
гают себе мальчишки... Только вы, конечно, особенно на глаза
не лезьте. Берегите себя, ребята! Зря не рискуйте. Это я вас
просто лично прошу.
Комиссар посмотрел на мальчиков, нахмурился, махнул
рукой и сел на табурет, заскрипевший под его тяжелым телом.
Зябрев поглядел на него, заметно подмигнув ребятам:
—	Вон, тревожится за вас комиссар. Да и у меня душа,
признаться, не на месте. Так что вы, орлы, поосторожнее там.
Вам Иван Гаврилович Шустов даст все указания. Он человек
опытный. Вы все его советы запомните. И, пожалуйста, не свое¬
вольничать. Ясно? Сейчас девять часов утра, — командир по¬
смотрел на часы,—через полчаса пойдете... Ты, Иван Гаври¬
лович, доведешь их до выхода; сам сперва поглядишь, как там
всё. Если заметишь, что поблизости скопление какое-нибудь,
292

ребят, не выпускать. Подождем более удобного момента...
А вам, ребята, если удастся благополучно выйти наверх, нака¬
зываю вернуться обратно с донесением в семнадцать ноль-
ноль. Шустов вас будет ждать у входа. Смотрите не заблу¬
дитесь, когда обратно пойдете, лаза своего не потеряйте, а
главное, Ивана Гавриловича слушайте, как родного папу и как
родную маму вместе. Смотри, Вова: полагаюсь на тебя. Па¬
рень ты, видно, сообразительный. Назначаю тебя командиром
группы. Пойдет с тобой сегодня Толя Ковалев. Он место знает.
Ваня Гриценко с надеждой поглядел на командира, поймав
его взгляд.
Но тот продолжал:
—	Ты, Толик, слушай Вову: у него догадки много, глаз
быстрый. Это я уж заметил... А ты, Ваня, парень солидный,
человек понимающий. Тебе пока рано наверх показываться.
Тебя многие знают... Ну, валяйте, орлы! Желаю вам хорошего
дела, успехов, удачи — словом, всего наилучшего.
—	Ив поселок сегодня не соваться, — проговорил комис¬
сар, подходя к ребятам. — Нам сегодня важно на первый раз
выяснить обстановку тут, прямо над нами, и возле каменоло¬
мен. Слышите, ребята? Мы на вас надеемся с командиром.
—	Сделаем как надо, вы не беспокойтесь, — сказал Воло¬
дя, у которого все внутри прыгало и пело от возбуждения. —
Сделаем, будьте уверены!
—	Если б мы не были уверены, так и не посылали бы вас...
—	А сейчас, Иван Гаврилович,—сказал Зябрев, — своди-
ка их живо к Манто на камбуз, да пусть им там выдадут всего
сколько в них влезет, чтобы у них в животах не крутило и не
бурчало, когда они наверх вылезут... Вообще давайте, ребята,
условимся: без шума собирайтесь и тихонько — наверх! И пока
об этом никому ни слова.
Нелегко было обоим разведчикам промолчать, когда Аки-
лина Яковлевна, неторопливо угощая их, поинтересовалась,
куда это они так спешат.
—	На особое задание, тетя Киля, — сказал Володя и доба¬
вил: — Секретное.
—	У всех секреты завелись— не дай тебе боже, — заворча¬
ла Акилина Яковлевна. — Девчат звала — у тех тоже секреты
какие-то. Знаю я ихние секреты... С этими докторицами кра¬
соту у себя в «девичке» наводят, фестончики да фасончики из
газеты, да ковры на стеночку... До того все у нас загруженные
стали, что и покушать некогда. Десятый час, а никто еще зав¬
тракать не пришел. И Манто сам куда-то задевался.
—	Война, дорогая, с аппетиту сбивает, — усмехнулся Шу¬
стов. — По мирному расписанию кушать никак не приходится...
А вы, хлопцы, чего горячку порете? Жуйте как следует, чтобы

больше уместилось. Даром, что ли, для вас тетя Киля свой ре¬
сторан открыла? Садитесь чин чином к столу—что вы стоя-то?
—	Стоя больше влезет, — сказал Володя, торопливо жуя и
давясь пирогом, который нарезала мальчикам тетя Киля.
Позавтракав, поблагодарив тетю Килю, маленькие развед¬
чики и их наставник пошли в штрек, где обитал Шустов. Там
Иван Гаврилович не спеша проверил свою винтовку, вдел в ее
ремень плечо, взял гранату, сунул за голенище матросский
нож — самое верное оружие в подземной тесноте. Потом Шу¬
стов взял в руки лампочку-шахтерку. Со стороны показалось
бы: собрался мирный горняк выйти на работу, осталось лишь
прихватить ему с собой обушок.
Володя и Толя уважительно разглядывали вооружение
старого разведчика.
—	Эх, — не выдержал Володя, — а нам бы хоть ножик пе¬
рочинный дали, а то идем с голыми руками!
—	Я думал, ты малый сообразительный, а в тебе еще, ока¬
зывается, глупости хватает! — рассердился Шустов. — Ты вот
прикинь: хорошее будет дело, если тебя немцы зацапают, а
при тебе оружие будет? И тебе крышка тогда, и нас накроют
с тобой. Думать надо, дорогой! Я, когда наверх хожу, тоже
все это добро дома оставляю. Мирный гражданин, и все тут.
Это я сегодня кое-что из хозяйства прихватил, чтобы было чем
угостить, если в штольне с непрошеными гостями встретимся.
С завистью смотрел на своих товарищей Ваня Гриценко.
На первый раз он должен был лишь проводить Володю и То¬
лю к знакомому лазу. Вылезать на поверхность сегодня было
для него опасно: Ваню слишком хорошо знали в Старом Ка¬
рантине. Всех бы удивило его быстрое возвращение. Ведь
считалось, что Гриценко с сыном эвакуировались из поселка.

Глава VIII
ПЕРВАЯ ВЫЛАЗКА.
Шустов еще раз внимательно оглядел разведчиков, прове¬
рил все их карманы — не осталось ли там чего-нибудь такого,;
что может в случае неудачи выдать врагу связь ребят с парти¬
занами. Но в карманах у мальчиков были только сухари, пере¬
ложенные ломтиками сала. У Володи, правда, нашелся каран¬
даш и лоскуток бумаги. Шустов и это отобрал. Потом он под¬
нял с пола зажженную шахтерку, мотнул головой, приглашая
следовать за ним, и двинулся в темноту, которая расступалась
перед ним, как бы пропуская разведчиков, и тотчас же смы¬
калась позади них.
По наклонной пологой штольне разведчики поднялись в
верхний ярус каменоломен. Путь под землей был извилистым
и путаным. Слева и справа к узкому тоннелю, по которому
двигались разведчики, примыкали коридоры, похожие один
на другой. Они уходили в черную бесконечность. Иные были
загромождены плитами нарезанного ракушечника, который не
успели поднять на-гора. Во многих местах партизаны уже
успели возвести искусственные стены, проделали обходные пу¬
ти, вырубили тупики-ловушки, чтобы затруднить врагу проник¬
295

новение в глубь подземной крепости. На десятки километров
протянулась под землей сеть узких галерей, тоннелей, штре¬
ков — горизонтальных и наклонных, крутых и пологих, пере¬
секающихся друг с другом и готовых сбить с толку всякого
неопытного человека. Однако Шустов и его юные разведчики
уверенно шагали в безмолвии каменных ходов. Только иногда
старый разведчик говорил:
—	Здесь примечай, хлопцы,—поворот. Вот этот знак из трех
камней в память возьми. Отсюда в обход...
И он освещал лампочкой условные знаки, выложенные из
камней. Тот, кто не был посвящен в тайну этих знаков, даже
внимания не обратил бы на них, но партизаны уже выучили
свою каменную азбуку и сразу разбирались, в какую сторону
надо идти, где свернуть, чтобы обойти стенку, перегораживаю¬
щую тоннель. В некоторых местах приходилось отклоняться
в сторону на добрую сотню метров, чтобы потом снова вер¬
нуться к галерее, ведущей к лазу.
Наконец впереди забрезжил желтоватый свет. Послышал:
ся голос караульного:
—	Стой! Кто идет?
—	Винтовка. Что отзыв?
—	Воронеж, — донеслось из тоннеля.
За караулом был еще один пост охранения, где снова
Шустов, уже совсем тихо, сказал: «Винтовка», — а ему почти
на ухо прошептали в темноте: «Воронеж». Тут уж начина¬
лись широкие галереи верхнего горизонта, близкие к земле.
Откуда-то сочился слабенький сизый свет. Шустов стал го¬
ворить шепотом. И от того, что говорил он теперь еле слышно,
а держался очень сторожко, и от неверного света, слегка
размывавшего темноту, и от сознания того, что уже со¬
всем близко земля, по которой ходят фашисты, у Володи
стало как-то очень зябко на душе. Он впервые почувство¬
вал, что дело предстоит опасное и неизвестно еще, чем оно
кончится.
—	Ну, где тут ваш лаз? В какую сторону подаваться? —
шепотом спросил Шустов.
Ваня Гриценко взял его руку с лампочкой, приподнял ее
над своей головой, отведя чуточку в сторону, вгляделся и шеп¬
нул:
—	Вовка, узнаешь место? По-моему, нам вон туда теперь
надо. Помнишь, тут как раз будет тот шурф, где наши папани
расписку оставили, он только весь завалился...
Теперь впереди пошли Ваня и Володя. Шустов велел на¬
деть на лампочку кожаный чехол, чтобы прикрыть ее свет.
Шли гуськом, держась за плечи того, кто был впереди. Мяг¬
кий ракушечник скрадывал звук шагов. Двигались почти
296

.бесшумно. Но вот Ваня остановился и попросил у Шустова
разрешения на миг приподнять «затемнение» на лампочке.
Шустов разрешил* и на секунду перед глазами разведчиков
предстало нагромождение огромных глыб камня. Здесь,
должно быть, недавно произошел обвал. Дальше можно бы¬
ло пробираться лишь ползком. Володя и Ваня, заметив ла¬
зейку между камнями, как ящерицы, юркнули туда один за
другим.
Страшно было карабкаться в узком пространстве, распла¬
ставшись в тесных расщелинах камня, готового, казалось, вот-
вот расплющить разведчиков. Еще хуже пришлось Шустову.
Он, кряхтя, пробивался за ребятами, стараясь не упустить
при этом из левой руки Володину ногу и чувствуя, что за пра¬
вую его ногу цепляется Толя Ковалев, замыкавший эту пол¬
зучую колонну. Впереди, сверху, теперь уже яснее пробивал¬
ся свет; стали слышны отдаленные раскаты пушечного грома.
Проползли еще минут пять, и вот над головой засквозила
небольшая щель, полуприкрытая обвалившимся камнем. Потя¬
нуло свежим воздухом. Ветер с поверхности дул через щель,
как бы разгоняя темноту подземелья.
Шустов потянул Володю за ногу, и тот, поняв сигнал, оста¬
новился.
—	Теперь давайте-ка, хлопцы, я сам погляжу, что там и к
чему, — тихонько объявил Шустов и, наказав мальчикам ни¬
куда пока не уходить, оставаться на месте, сам бесшумно под¬
полз к заложенному камнем отверстию.
—	Дядя Шустов, — шепнул ему вдогонку Володя, — так
то же и есть этот самый наш лаз... Верно, Ваня, узнаешь?
—	Ясно, он, — тихо отозвался Ваня Гриценко. — Дайте
хоть глянуть через него, раз уж наверх не берете.
—	Тихо ты там! — прошипел Шустов и осторожно выгля¬
нул в отверстие входа.
Перед ним в сером тумане осеннего дня расстилалась не¬
взрачная панорама Старого Карантина. Шустов сейчас же
определил, откуда открывается такой вид, и сообразил, что
щель, к которой они подползли, находится на крутом скате
горы. Осторожно отвалив камень, прикрывавший отверстие,
Шустов выглянул наружу. Ему хотелось узнать, заметят ли
его немцы. Если откуда-нибудь сбоку или с вершины горы на¬
чнут по нему стрелять, значит, ребят отсюда выпускать
нельзя.
Где-то совсем поблизости били орудия. Земля гудела, тре¬
вожно отзываясь на тяжелые залпы.
Володя не мог больше вытерпеть ожидания. Он бесшумно
подполз к знакомому отверстию лаза и разглядел за плечом
Шустова сперва склон горы, а потом, дальше, — главный вход
297

в каменоломни. Там-маячили фигуры людей в темно-зеленых
шинелях. «Неужели фашисты?» — подумал Володя, жадно
высматривая все, что можно было разглядеть через неболь¬
шое жерло каменной лазейки. У него сразу пересохло во рту,
Володе еще не верилось, что он своими глазами и так недале¬
ко от себя видит врага. Он хотел что-то сказать Шустову, но
заметил, что старый разведчик, сощурившись от напряжения,
вглядывается в другую сторону. Володя тоже стал смотреть
в этом направлении.
Он увидел, что возле одинокого домика, стоявшего немно¬
го поодаль от поселка, движутся фигуры в таких же зеленых
шинелях. Сворачивая с шоссе, к домику то и дело подъезжай
ли пятнистые неуклюжие автомашины с брезентовыми горба¬
ми над кузовом. От дома к новому столбу, которого здесь
раньше не было, тянулись провода. По мокрому, отсвечи¬
вающему холодным серым блеском шоссе в сторону Керчи
мчались грузовики, на которых сидели солдаты в зеленых
шинелях.
—	Примечаешь? — шепнул Шустов. — Только носа наверх
не кажи — лежи тут, не высовывайся. Ну, доложи, что ты при¬
метил?
—	Вон к тому домику все машины подъезжают, и народ
там толчется.
—	То не народ, а фашисты, — строго поправил Шустов. —
Ты слова подбирай аккуратнее. Ну, докладывай еще.
—	И провода там протянуты, а их раньше не было.
—	За это молодец! Глаз у тебя хваткий. Ну, и что. с того,
раз ты это заметил?
—	Ну, значит, верно, у них там контора, что ли, учрежден
ние какое-нибудь...
—	Вот то-то... Штаб у них там, возможное дело. Вот это
и возьмем на заметку. А внизу-то, гляди, дела какие...
Внизу, под холмом, на околицу поселка выходили с узел¬
ками люди, выгнанные врагами с насиженных мест. Солдаты
в зеленых шинелях подгоняли их, что-то крича. Видно было,
как они тыкали прикладами в спины людей, везших тележки
со скарбом, ворошили штыками узлы, что-то вышвыривали
из них на землю.
Со стороны Камыш-Буруна к небу поднимались клубы
багрово-черного дыма. Длинные языки пламени вились над
тем местом, где был Камыш-Бурунский завод, которым так
гордились все в округе. А по шоссе все катили по направле¬
нию к Керчи грузовики и шли, отражаясь в лужах, грязно¬
зеленые солдаты. Со стороны Керчи доносилась непрерывная
стрельба. В небе набухали облака разрывов. Где-то близко,
совсем над головой, сотрясая землю, била артиллерия. При
298

каждом залпе в подземный ход осыпались мелкие камешки.
И страшно было из-под земли, через узкую скважину меж
камней, наблюдать за этим оглушенным и как бы насильно
отчужденным миром, который вчера еще был вместилищем
такой понятной, знакомой и, казалось, единственно возмож¬
ной жизни.
Вдруг Шустов толкнул Володю локтем.
Володя увидел, как из домика с проводами вышел немец
в высокой фуражке — должно быть, офицер. Он подошел к
стоявшим возле домика солдатам, сказал им что-то и заша¬
гал по направлению к взорванному главному входу камено¬
ломен.
Из домика вытащили два пулемета и поставили их так,
чтоб дула были направлены к бывшему шахтному двору, те¬
перь уже разрушенному.
Вдруг что-то шумно и быстро пронеслось, как сперва пока¬
залось разведчикам, — у них над самой головой. Шустов и Во¬
лодя разом отпрянули от лазейки, а потом осторожно припа¬
ли к ней снова.
Они увидели поспешно спускавшегося с горы немецкого
солдата. Прыгая с камня на камень, он подскочил к офицеру,
откозырял, доложил, должно быть, о чем-то, указывая паль¬
цем в сторону главного входа каменоломен, и потом пошел
вслед за офицером к домику.
—	Да, у них, видать, тут штаб какой-нибудь либо команд¬
ный пункт, — решил Шустов.
Опять послышался совсем рядом какой-то странный, сры¬
вающийся шорох. Казалось, будто кто-то неверными и мед¬
ленными шагами ступает немного ниже и левее отверстия
лаза.
—	Гляди-ка — Лыска! — зашептал подлезший к лазу То¬
ля Ковалев. — Ей-богу же, Лыска.
Три головы, стукаясь одна о другую, втиснулись в отвер¬
стие лаза. Действительно, по склону холма, недалеко от раз¬
ведчиков, ковыляла тощая гнедая лошадь.
Едва глянув на нее, Володя узнал:
—	Это Орлик наш!
—	Какой еще Орлик... Лыска это, — упорствовал Толя.
—	Для тебя, возможно, и Лыска, а нам с Ваней... — начал
было Володя, но смолк: не рассказывать же, в самом деле,
сейчас историю с -конями!
Между тем Лыска-Орлик, припадая на переднюю ногу,
конвульсивно подкидывая худой круп, брел вниз, вздрагивая
при каждом близком залпе артиллерии, спотыкаясь и понуро
оглядываясь по сторонам. Худоребрый, покалеченный, с соло¬
мой и сучьями в свалявшемся хвосте, ковылял по холму мир-
299

ный шахтерский конь, непонятно! как попавший в это про¬
странство, полное грома и суровой нелепицы войны.
—	Дядя Шустов, честное слово же, нам сейчас лучше все¬
го выйти, — решительно предложил Володя. — Как только тот
немец — вон там, что у входа главного, — повернется и пой¬
дет в ту сторону, мы сейчас с Толей вывалимся отсюда и пой¬
дем прямо к Лыске, будто хотим его домой отвести. Он меня
узнает, пойдет... А пока будем его вести, так по дороге все раз¬
глядим и вызнаем, что вы нам наказывали. Идет?
Шустов молчал. Ему было известно, что немцы хватают
каждого, кто появится в районе каменоломен. Правда, до сих
пор арестовывали только мужчин. Но кто знает—может
быть, и ребята покажутся им подозрительными.
Немецкий солдат, ходивший близ главного входа в каме¬
ноломни с ружьем, вскинутым на руку, в эту минуту повер¬
нулся спиной к лазу и зашагал в обратную сторону. Шустов
покусал ус и, с тяжелым сердцем взглянув еще раз на ребят,
сделал им знак рукой.
—	Пошли, Толя! — бросил Володя и легко выкатился на-
ружу.
Толя не отставал от него. Оба мальчика исчезли за краем
отверстия. Шустов осторожно выглянул — разведчиков уже
не было видно: они, должно быть, притаились в выемке, ко¬
торая темнела пониже лаза. Через минуту оба мальчика,
ползком подобравшись к Лыске, присели на корточки возле
него. Шустов видел, как они озабоченно разглядывают покале¬
ченную ногу лошади. Издали казалось, что только раненая
лошадь интересует этих двух мальчуганов. Если бы Шустов
мог подползти к ним ближе, он бы услышал такой разговор:
—	Знаешь, Толик, что я тебе сейчас скажу?
—	Что, Володя?
—	Ты посиди тут возле Орлика, будто ногу его разгляды-
раешь, а я тем временем живенько туда сбегаю, к домику.
Ближе-то я лучше разгляжу, что у них там такое.
—	Тебя ж погонят.
—	Я с подходом. Будто помочь прошу. Скажу: лошадь
мучается... А сам все высмотрю пока что... А ты тем часом
попробуй-ка Орлика наверх погнать. Надо вызнать, что у них
там, наверху...
—	А ты скоро обернешься?
—	Я вмиг... Ну, что глядишь? Сказано раз — исполняй!
Слышал, кажется, что меня командиром группы назначили,
значит, делай, что тебе говорят! — сердито добавил Володя и
решительно зашагал в сторону домика.
Он шел и нещадно тер глаза рукавами пальтишка, но гла¬
за, как на грех, уже привыкли к свету и сейчас ни за что не
300

слезились. Тогда, громко хныча и продолжая кулаками и
рукавом водить по глазам, Володя приблизился к солдату,
стоявшему на карауле возле домика. Тот насторожился,
взял на изготовку свой автомат, крикнул:
—	Эй-эй! Цурюк! — и помахал рукой, как бы сгоняя Во¬
лодю прочь с тропинки, по которой он спускался.
Но Володя очень естественно хныкал, тем более что ему в
эти минуты действительно было очень страшно. Он чувство¬
вал себя без заботливого дядьки Шустова и товарищей ужас¬
но беспомощным и одиноким. И в конце концов немец заин¬
тересовался. Он крикнул что-то непонятное. Володя, не зная,
с чего начать, чуть не сказал: «Дядя»... Но тут же решил, что
уж больно противно даже ради дела назвать фашиста таким
хорошим словом. И он заканючил:
—	Жалко Лыску... Ой, как жалко! Наш! Мой! Мейн
пферд.
Солдат, конечно, ничего не понял. Он с брезгливым недо¬
умением смотрел на плакавшего русского мальчика. Володя
показал сперва на автомат, потом на свою ногу и опять заго¬
ворил что-то, показывая теперь уже в сторону Орлика. Сол¬
дат посмотрел вдаль на лошадь, потом уставился на Володю,
усмехнулся большим, губастым ртом, в котором тускло блес¬
нули два ряда стальных зубов, и вдруг, сняв с себя автомат,
наставил его на Володину ногу. Володя неплохо разыграл
испуг и снова сделал вид, будто горько плачет, бормоча: «Ой,
жалко Лыску, мучается». И он опять ткнул пальцем в сторо¬
ну Орлика, которого в это время Толя тянул за челку, ста¬
раясь заставить лошадь идти вверх.
Пока Володя объяснялся с караульным, из домика с про¬
водами вышли унтер-офицер и солдат. Унтер тотчас же оклик¬
нул караульного, быстро подошел к Володе и, замахнувшись
на него прикладом автомата, крикнул: «Вэг!» — и показал ру¬
кой, чтоб Володя убирался прочь. Мальчик медленно отошел
и направился к Толе. Он уже успел высмотреть все, что ему
было нужно. Пока он вертелся возле караульного, входная
дверь дома несколько раз открывалась и снова захлопыва¬
лась. Цепкий взгляд маленького разведчика успел, приметить
находившихся внутри домика офицеров, солдат. Через окно
можно было рассмотреть телефониста, склонившегося над по¬
левым аппаратом. Кроме того, с места, где стоял караульный,
Володя разглядел, где расположены пулеметы и охрана
штаба.
Возвращаясь к Толе, который уже подтянул Лыску к вер¬
шине холма, Володя нарочно выбрал лощинку, в которой его
не мог заметить автоматчик, ходивший у главного входа
каменоломен. Отсюда хорошо были видны минометные гнезда
301

немцев и батарея полевых орудий на дальнем холме. Из хо¬
ботов содрогавшихся пушек бесшумно выпыхивало пламя:
сперва из одного, спустя миг — из второго, потом — из сле-э
дующего. И через секунду запоздалые тяжелые, глушащие
удары, как кувалдой, били по ушам мальчиков. Тугой воздух
отворачивал полы пальтишек.
Фашисты вели огонь по Керчи.
—	Запомнил, Толик? Гляди не спутай чего-нибудь. А я
нее, что в домике, разглядел. Определенно штаб. Можно
нам теперь домой, а то Шустов там беспокоится. Ты тяни
Орлика вниз. Если фашисты спросят, чего мы здесь болта¬
емся, будем вдлить на Лыску: скажем, что хотим^ спасти
нашу лошадь.
Мальчики, не спуская глаз с немцев, копошившихся у
главного входа, ласково поглаживали измученную лошадь.
Она дрожала, шаталась, на перебитой ноге проступила опять
и запеклась кровь. Ребята совали Лыске свои сухари, но бед¬
ный коняга оставался равнодушным и отворачивал длинную
унылую голову с белой пролысиной. Из больших мутных глаз
лошади медленно выползали тягучие слезы. У обоих развед¬
чиков заныло сердце, когда Орлик, с трудом подняв голову,
взглянул на них и легонько, ласково заржал, приподняв верх¬
нюю шершавую губу. Володя и Толя были так растроганы,
что забыли уже о всякой опасности. Они были охвачены те¬
перь только одним желанием — увести лошадь куда-нибудь
подальше от опасности.
Оба обмерли, когда услышали совсем рядом шаги и скрип
гвоздей о камни. Над головами разведчиков, невольно во¬
бравшимися в воротники пальтишек, раздался грубый окрик.
К ним подошел солдат-артиллерист, заметивший ребят, во¬
зившихся около лошади. Толя, в первый раз увидевший так
близко, вплотную перед собой, живого немца, совсем расте¬
рялся. Но Володя, чувствуя себя уже опытным по части не-’
обходимых сношений с неприятелем, стал показывать на пе¬
ребитую ногу Лыски и просить немца, чтобы тот как-нибудь
помог бедному животному.
Солдат тупо слушал, очевидно ни слова не понимая, по¬
том вдруг быстро нагнулся, схватил с земли увесистую ка--
менюгу и с размаху бросил в лошадь. Камень тяжело ударил
Лыску по крупу. Лошадь тут же рухнула, перевалилась через
голову и покатилась вниз по крутому спуску холма. Володя,
стоявший около лошади в тот момент, когда солдат запустил
в нее камнем, отскочил в сторону, поскользнулся на осыпи и
тоже съехал вниз, а Толик Ковалев, всегда тихий и невозму¬
тимый, внезапно пришел в такую ярость, что сам уже не мог
с ней справиться.
302

Унтер быстро подошел к Володе и, замахнувшись на него
прикладом автомата, крикнул: «Вэг!»

—	Ты что, гад, коня мучаешь? — с тихим ожесточением
глядя на гитлеровца, пробормотал он и, нагнувшись, стал ша¬
рить по земле в поисках камня.
Зверский удар тяжелого немецкого ботинка пришелся ему
в бок.
Толя не успел встать с корточек и кубарем покатился по
склону горы, увлекая за собой мелкие камешки, скрипя
зубами, плача от боли, обиды и бессилия. Немед, даже не
взглянув на мальчика, стал спускаться по другому скату
холма.
Володя подполз к товарищу:
—	Эх, ты... Здорово он тебя, Толик? Вот собака!
Толя беззвучно плакал, глотая слезы и отворачиваясь.
Он лежал ничком и обеими руками растирал ушибленный
бок.
—	Еще хорошо, скажи, что он сам невооруженный был.
Верно, из орудийной прислуги... А то бы он тебя... — сказал
Володя. — Не очень он тебя повредил? Дай-ка я пощупаю.
Подними рубашку... Эх ты, синячище... У, гад! Пускай скажет
спасибо, что нам еще оружия не дали. Ничего, Толик, я его
запомню, я его рожу где хочешь, хоть впотьмах, узнаю!
В нескольких шагах от них бился со сломанным хребтом,
затихая в предсмертной агонии, Лыска.
—	Загубили коня! — сокрушался Володя. — Им дай во¬
лю — они всё загубят. Только воли-то им и не будет. Верно,
Толик? Ну, пошли. Шустов ждет. Эх, прощай, Орлик!
Солдат, ударивший Толю, тем временем поднялся из кот¬
лована и, не оглядываясь на мальчиков, прошел к своей ба¬
тарее.
—	Идти можешь, Толик? Ну, пошли тогда.
Но, сказав «пошли», Володя не пошел, а упал на колючую
и холодную траву и пополз. Толя последовал за ним. Предо¬
сторожность эта не была излишней: фашисты, находившиеся
у батареи, и те, что возились у главного входа, не должны бы¬
ли видеть, куда скрылись только что бродившие на склоне
холма мальчишки.
А Шустову уже казалось, что с момента ухода мальчиков
прошел не один час. Он места не находил себе от беспокой¬
ства. Оба они с Ваней Гриценко не отрывались от щели. Шу¬
стов нащупывал нож за голенищем, то и дело поглаживал
гранату, припрятанную за пазухой. Он готов был в любую ми¬
нуту выскочить из подземной норы и броситься на выручку
ребятам. Сперва он видел Володю, когда тот приближался к
домику с проводами. Его тревожила затея маленького развед¬
304

чика. Он уже корил себя, что недостаточно толково объяснил
мальчикам, как нужно держать себя в разведке.
Что делал Володя возле домика, Шустов разглядеть не
мог. Мальчик пошел за угол дома, ко входу. Когда он исчез
за поворотом, бедного Ивана Гавриловича начало трясти от
волнения: «Ох, зацапают малого, пропал парень!» На миг Во¬
лодя показался из-за скрывавшей его стены, и Шустову почу¬
дилось, что мальчик плачет, трет кулаками глаза.
Когда Володя вышел из-за угла домика и направился на¬
верх, Иван Гаврилович немного успокоился. Но вот оба ма¬
леньких разведчика поднялись в гору, и он снова потерял их
из виду. Эти сорок минут, проведенные мальчиками на поверх¬
ности каменоломен, показались Шустову бесконечными. Он с
трудом сдерживал себя, чтобы не выскочить наружу, не бро¬
ситься к мальчикам. Услыхав пониже входа в лаз тихий шо¬
рох, опытный разведчик насторожился и одним глазком вы¬
глянул из щели. Перед ним лежали в сухой холодной траве
Володя Дубинин и Толя Ковалев.
—	Уф... будьте вы неладны! — шумно, с облегчением
вздохнул Шустов. — Погодите, сыночки, родные мои, постой¬
те... Пока не скажу, не лезьте. — Он быстро осмотрелся, по¬
глядел в сторону главного входа, выждал момент, когда
немецкий часовой, повернувшись, начал вышагивать в проти¬
воположную сторону, и тихо дал команду: — Гуси-лебеди,
домой! Ко мне!
Кажется, и секунды не потребовалось для того, чтобы оба
разведчика нырнули в отверстие лаза и оказались в объятиях
дядьки Шустова. А он прижимал их к себе, бормоча:
—	Ух, спасибо, хлопчики, спасибо, что долго не мучили!
Совсем мы с Ваней тут было извелись за вас... Ну, главное —
всё в порядке. Ну, спаси0о, родные! Давайте закусите быст¬
ренько, да в обратный путь. По завалам пробираться — это
вам не снаружи попрыгивать.
Мальчикам не терпелось поскорей рассказать Шустову и
Ване обо всем, что они увидели, рассмотрели, вызнали и что
у них вышло при встрече с фашистами. Однако Иван Гаври¬
лович, продолжавший вести наблюдение из каменной щели,
велел им тихонько сидеть у него за спиной и даже цыкнул на
расшумевшихся ребят:
—	А ну, тихо у меня! После обо всем доложите. Сказано
было: отдыхать — значит, отдыхайте покуда.
А какое тут — отдыхать! Мальчики не чувствовали уже
никакой усталости. То состояние внимательной и тревожной
настороженности, которое сковывало их движения на поверх¬
ности, теперь разом исчезло здесь, под землей. Ощущение
опасности, от которой оба так ловко избавились, возбуждало
Ц Улица младшего сы
3D5

и наполняло сердце веселой, жаркой гордостью. У Толи да¬
же бок как будто перестал болеть. Они оба наперебой шепо¬
том рассказывали Ване о своих приключениях, а тот слушал
их с восторгом и завистью. Один только Шустов не отры¬
вался от щели, которую он наполовину уже задвинул камнем,
водворив его на прежнее место. Бывалый разведчик, он опа¬
сался, что исчезновение ребят с поверхности может быть за¬
мечено врагом, и тогда фашисты поднимут тревогу, начнут
поиски.
Но наверху все было тихо, только били поблизости орудия
немецкой батареи, славшие снаряды в Керчь.
Сменился часовой у главного входа шахты, уходили и воз¬
вращались солдаты пулеметных расчетов. К дому, где распо¬
ложился, должно быть, штаб, два раза приезжал мотоцик¬
лист. По шоссе, ведущему в Керчь, продолжали двигаться
автомашины с солдатами. Поднимался, розовея в ранних сгу¬
щавшихся сумерках, дым над горевшим Камыш-Буруном. На
окраине Старого Карантина немцы продолжали выгонять жи¬
телей из домов, вышвыривали узлы, растаскивали пожитки
шахтеров, живших в поселке. Оттуда слышались резкие голо¬
са гитлеровцев, вскрики и плач женщин.
■— Вот фашистские катюги! Сволота — одно слово! — в
сердцах говорил Шустов.
Потом он взглянул на часы, вспомнив, что командир при¬
казал разведчикам вернуться с донесением к семнадцати
ноль-ноль, отполз от отверстия, еще раз всей грудью вдохнул
свежий наземный воздух, подтащил камень, старательно
заложил им отверстие и зажег лампочку, прикрыв ее
чехлом.
—	Ну, двинули, дорогие мои, до дому, — шепнул он маль¬
чикам.
Они молча пустились в обратный путь: через завалы, через
путаницу подземных ходов, по непроходимым, казалось бы,
темным каменным галереям...
В штабе они застали дежурившего там Жученкова, на¬
чальника вооружения подземной крепости. Все другие коман¬
диры находились на передовых постах. Там, в галерее верхне¬
го яруса, у всех входов и на пересечениях основных ходов,
партизаны закладывали фугасы.
—	Ну, посидим здесь, хлопчики, — сказал Шустов своим
юным разведчикам. — Раз такое дело, что начальство сейчас
занято, а вам, я гляжу, не терпится доложить, что видели, ва¬
ляйте, дорогие, давайте докладывайте мне.
Мальчики подробно рассказали Шустову обо всем, что им
удалось приметить на поверхности. Но о чем бы они ни начи¬
нали докладывать, разговор обязательно переходил на Лы-
306

ску-Орлика. Только и слышалось: «У них там шесть орудий
на батарее... а в это время я стал тащить Лыску... а немец как
взял камень да как пустит в Лыску, то есть в Орлика... а
Орлик как упадет, так и покатился».
Шустов даже огорчился:
—	Слушайте, гуси-лебеди мои, я вас про немцев спраши¬
ваю, а не про ту коняку, царство ей небесное.
Все же Шустову удалось получить у ребят все нужные све¬
дения. Старый разведчик похвалил мальчиков, сказал, что из
них толк выйдет, что для первого раза с делом они справи¬
лись. Он заметил, что время уже позднее и пора идти на кам¬
буз, тем более что аппетит от свежего воздуха определенно
прибыл.
В столовой ребят встретили радостным шумом. Теперь все
уже знали, что мальчики выходили наверх для разведки. Со
всех сторон посыпалось:
—	Го! Герои наши прибыли... Ну как, благополучно?
—	Ну, рассказывайте, что там, наверху? Как наш Старый
Карантин, не пожгли его немцы?
—	А Керчь наша еще держится?
—	Погодка-то какая наверху? Солнце видели?
И так как Толя предпочитал набивать рог вкусными пон¬
чиками дяди Манто, вследствие чего ответы его были большей
частью нечленораздельны, то за все отдувался Володя. Он
отвечал, что наверху сыро и холодно, что море скрыто тума¬
ном, а солнце в дыму, который расползся на полнеба, потому
что горит Камыш-Бурун. Рассказывал он, как фашисты выго¬
няли жителей с окраин Старого Карантина. Что касается са¬
мих гитлеровцев, то так, по внешности, они мало чем отлича¬
ются от других людей, только смотрят на все со злостью, сами
все дергаются, озираются, ко всему прислушиваются и голо¬
ву в воротники прячут, будто так и ждут, что им сейчас по
шее дадут.
Тетя Киля пыталась дать отпор партизанам, наседавшим
на разведчиков:
—	Да будет вам, в самом деле, дайте ребятам отдохнуть!
Ну что вы к ним пристали?.. Садитесь, мальчики, сюда, ку¬
шайте себе спокойненько. Спешить вам теперь некуда. Ото¬
спитесь — тогда и станете рассказывать... Шутка ли, ребята у
фашиста в зубах побывали, а вы на них навалились... Ешь,
Володя, кушай, дорогой...
Акилина Яковлевна принесла Шустову и мальчикам обед,
всячески старалась угостить их получше и все спрашивала,
чего бы еще им хотелось покушать. Она так рьяно оберегала
покой разведчиков, что даже самые любопытные понемножку
отстали от них. Только партизанские ребята Жора Емелин и
307

Вова Лазарев, подобравшись к столу, за которым обедали
разведчики, опершись на него локтями, завороженно смотре¬
ли на Володю и Толю и двигали ртами, словно помогали раз¬
ведчикам жевать, а иногда, когда отходила в сторону тетя
Киля, тихонько спрашивали:
—	А вы того фашиста убили, который каменюгой лошадь
зашиб?
—	А чем его нам убивать было? — объяснял Володя.—
Сухарями, что ли? Когда разведчики наверх выходят, им ору¬
жия не полагается. Ничего, пусть только тот фашист к нам
сюда сунется — мы ему Орлика припомним!
После обеда разведчиков вызвали в штаб. Узнать о дан¬
ных разведки пришли все командиры. Дело в том, что штаб
еще вчера разработал план ночной операции. Решили устро¬
ить вылазку наверх, внезапно напасть на немецкий штаб, раз¬
громить его и отвлечь тем самым на себя силы, которые фа¬
шисты собирались подбросить к Керчи. Но, чтобы лучше
узнать обстановку в Старом Карантине, надо было сперва вы¬
слушать донесение разведчиков.
Зябрев приветливо встретил Шустова и Володю, поздра¬
вил их с благополучным возвращением, а потом спросил:
—	А где же еще один разведчик?
—	Тетя Киля повела его в санчасть, — ответил Володя,
вставая с табуретки.
—	Что это, животик у разведчика заболел, что ли? Пере¬
кормила, верно, его тетя Киля.
—	И совсем не так, — пустился торопливо объяснять Во¬
лодя. — Толик от фашиста пострадал. Там гад один в Орли¬
ка... ну, то есть в лошадь, в Лыску шахтерского... камнем за¬
пустил, а Толик заступился и хотел того фашиста тоже кам¬
нем... А фашист как даст ему ногой с размаху...
—	Эге, — сказал Зябрев, — это у вас, выходит, была раз¬
ведка с боем! Здорово! Орлы!
Комиссар скрыл улыбку, появившуюся было у него на ли¬
це, и обратился к Володе:
—	С камнем против Гитлера воевать глупо, ты бы это как
командир группы объяснил своему Толе. Такой нелепой вы¬
ходкой можно всю разведку провалить...
—	Есть объяснить, что нелепо, товарищ комиссар! — отче¬
канил Володя. — Только мы первые того фашиста и не тро¬
гали, он сам... в коня...
—	Александр Федорович, — вмешался Шустов, — вы луч¬
ше с ним не связывайтесь, а то он опять два часа про того
мерина будет рассказывать. Я уж с ним тут бился, бился...
Позвольте, я вам сам доложу.
—	Правильно, товарищ Шустов, — сказал Зябрев. — Ты
203

давай докладывай об итогах разведки... А ты, Володя, слушай
и вникай. Учись, как о разведке надо докладывать. А потом,
когда Иван Гаврилович доложит, может быть, и ты что-ни¬
будь прибавишь.
И Шустов коротко, деловито доложил обо всем, что успе¬
ли узнать он и мальчики во время разведки. Володя с удив¬
лением слушал, как старый разведчик сообщал такие подроб¬
ности, увиденные им, мимо которых, совершенно не замечая
их, прошли ребята.
—	В домике этом, несомненно, штаб, — говорил Шустов.—
Всего вернее, надо думать, командный пункт батальона,
усиленного артиллерией. Батарея расположена в четырех¬
стах метрах от главного входа. Батальон — номер четвер¬
тый. Это я на номерных знаках мотоциклистов заметил. Те¬
лефонная связь идет через поселок. Оборвать будет легким
делом...
Когда Шустов кончил докладывать о разведке, Зябрев и
комиссар еще раз подробно расспросили Володю обо всем,
что он успел рассмотреть в домике с проводами, велели на¬
рисовать на бумажке расположение пулеметных гнезд и
где стоит часовой. После этого Володе заявили, что он сво¬
боден.
Когда он вышел из штаба, его нагнал Корнилов.
—	Пойдем в санчасть, наведаемся, как твой спутник себя
чувствует, — сказал политрук. — Молодцы вы, ребята, —
задание выполнили. Ну, а завтра я примусь выполнять свое
обещание: будем с вами заниматься в тире. Сделаю из вас
снайперов на славу, если только у вас терпения хватит.
В санчасти слышались какие-то крики и возбужденные го¬
лоса. Оказалось, что две фельдшерицы и Нина Ковалева ни¬
как не могли удержать на койке пострадавшего во время раз¬
ведки Толю Ковалева. Ему надо было положить свинцовую
примочку на кровоподтек, а он молча отбивался, дрыгая но¬
гами, и не давался. Увидев вошедшего политрука, он сел на
койке и пробормотал жалобно:
—	Товарищ политрук, скажите им, чтоб они меня не ле¬
чили. У меня уж прошло все... только с виду осталось. Им
делать нечего, вот они на меня и навалились для упражне¬
ния.
Но Корнилов, взглянув на огромный фиолетовый, местами
зеленый, словно растушеванный химическим карандашом,
кровоподтек на боку у Толи Ковалева, строго приказал ему
лежать смирно и подчиняться всем требованиям военной ме¬
дицины. Услышав, что лечить его будут по правилам не'про¬
стой, а военной медицины, Толя сдался.
—	Ну, а мне надо в штаб обратно, — объявил Корнилов,—
309

у нас совещание. Завтра... — он на мгновение задумался и
потом продолжал быстро: — завтра, если, конечно, все будет
благополучно, утром встретимся в тире. Отдыхайте нынче,
ребята.
...День 12 ноября 1941 года подходил к концу.
Наверху, на поверхности земли, где сегодня впервые по¬
бывали юные разведчики-партизаны, было почти так же тем¬
но, как внизу, в глубине каменоломен. С моря задувал хо¬
лодный нордовый ветер. Зябко ежились немецкие солдаты,
поставленные в караул у входа в подземелье.
А глубоко внизу, в медицинском пункте подземной крепо¬
сти, где все уже пропиталось аптечными и больничными запа¬
хами, а стены были завешаны белыми простынями, у койки,
куда насильно уложили Толю Ковалева, дежурила сестра его,
Нина Ковалева. Ей было очень скучно. Братишка уснул. Она
вынула из-под подушки свой школьный дневник, куда недав¬
но еще записывала задания на дом, а теперь заносила все со¬
бытия подземной жизни, подсела поближе к фонарю, стояв¬
шему на белой тумбочке, и стала писать химическим каран¬
дашом на разграфленных страницах, где было напечатано
сверху: «Предметы», «Что задано», «Оценка (отметка) успе¬
ваемости», «Подпись учителя».
Она писала, старательно выводя буквы, прикусив кончик
языка, порой сникала над тетрадкой пригорюнившись. Ино¬
гда тяжелая слеза вдруг падала на страницу. Тогда девушка,
спохватившись, осторожно снимала ее промокашкой.
Потом она положила карандаш, задумалась надолго и,
привалившись к холодной каменной стене, незаметно задре¬
мала.
Братишка ее проснулся вскоре и увидел возле своего
изголовья на табурете дневник сестры. Мальчишкам уже дав¬
но хотелось вызнать, о'чем пишет каждый вечер Нина Кова¬
лева. Толик присел на койке и, заглянув через плечо сестры,
прочел:
«Сегодня в Старый Карантин выходили наши разведчики:
Володя Дубинин и Толик. От них узнала о том, что наш Ка¬
мыш-Бурун горит. Как обидно! Разве плохо жилось нам в
этом городе, в таких прекрасных новых домах, созданных во
время пятилетки! Горит завод. Неужели и школа наша, нося¬
щая имя Максима Горького, тоже будет разрушена? Как все
мы любили это чудесное здание! Все приезжие, кто его видел,
говорили, что такой школой гордилась бы и Москва. Но
настроение у наших партизан сейчас боевое. Так хочется ото¬
мстить Гитлеру з.а кровь наших братьев и отцов! Наверху нем¬
цы, а мы будто живем в другом государстве — под землей.
Наши готовятся отомстить врагу, нанести удар... Немец
310

зашиб во время разведки ногой Толика. Он в медпункте. Сижу
у его койки, скучаю».
Толя, как и другие мальчики, был уверен, что Нина пишет
в свой дневник разные глупости. Он был сейчас удивлен, что
сестра его каждый день записывает в тетрадь такие серьезные
и важные слова. К тому же Толя был польщен, что в записях
сестры нашлось место и его истории с немцем. Он еще раз
осторожно взглянул на открытые страницы дневника. Ай
да Нинка! Кто бы мог подумать — какая стала сознатель¬
ная!
В это время из-за занавески, отделявшей медпункт от про¬
ходного штрека, донесся тихий шепот:
—	Толик, не спишь?
—	Нет, — так же шепотом отвечал Толя.
Из-за занавески высунулась голова Володи Дубинина.
—	Все у тебя действует?
—	Все.
—	Ходить можешь?
—	Сколько хочешь.
—	Ну тогда иди сюда, только тихо.
Толя тихонько слез с койки, на цыпочках обошел сестру и
выскочил за занавеску.
—	Слушай, — сказал ему Володя и ударил товарища ку¬
лаком по плечу. — Слушай, что я вызнал. Сегодня наши ноч--
ную вылазку сделают, будут у немцев штаб взрывать, кото¬
рый мы разведали. Я уже целый час везде бегаю — командира
или комиссара найти хотел. Их не разыскал, к начальнику
штаба подкатился, чтобы нас тоже на вылазку взяли.
—	Ну, а он что?
—	Ну, он сперва рассуждать начал, говорит: оружие раз¬
ведчика— это глаза и уши, вам ночью наверху делать нечего.
А потом как будто согласился, только велел с командиром
договориться окончательно. Вот я и зашел за тобой. Идем
командира уговаривать. Ваня Гриценко там уж, возле шта¬
ба... Сторожит...
Ребята поспешили к штабу. Навстречу им то и дело попа-*
дались партизаны и бойцы с фонарями. Они молча, не огля¬
дываясь, проходили мимо и, разминувшись, шагали дальше,
пропадая за поворотами штреков, и только качающийся свет
фонарей еще некоторое время шарил по каменным стенам, а
потом растворялся в темноте. Несмотря на поздний час, в
каменоломнях сегодня не замирала жизнь. Гудели телефон¬
ные сигналы. Вдалеке стучали чем-то металлическим. Слы¬
шался негромкий говор. Голоса звучали сурово и сдержанно;
да и в самой походке людей появилась какая-то особая по¬
добранность.
311

Чувствовалось, что в подземной крепости готовится серьез¬
ное дело.
Командир, которого ребята изловили у входа в штаб, спер¬
ва и слышать не хотел о том, чтобы брать мальчиков на вы¬
лазку, но мальчишки так напирали на него, так слезно умо¬
ляли, что он в конце концов как будто сдался.
—	Ладно, орлы! — Он лукаво поглядел своими зоркими
глазами в лица ребят, осветив их своим фонарем. — Если вы
не очень утомились, возьмем вас. Только нам выступать еще
не скоро. Вы отправляйтесь сейчас к себе, ложитесь все вме¬
сте, чтобы вас потом искать не надо было, и хорошенько вы¬
спитесь. Вам Сегодня за день досталось — я вижу, вы носами
клюете. Что глаза таращите? Осовели? Мне нужны орлята, а
не совята. Операция у нас предстоит крайне утомительная.
Ложитесь спокойно. Я за вами пришлю, когда выступать бу¬
дем. Я считаю, что мы с вами договорились. Верно? Ну, давай¬
те ваши руки.
Командир протянул руку. И руки ребят, как голуби, до¬
верчиво опустились на его широкую раскрытую большую ла¬
донь. Прихватив в нее сразу все три сунутые ему руки, коман¬
дир крепко сжал их и долго не отпускал. Потом он опять по¬
светил фонарем в лица ребят и сказал:
—	Только вот что, орлы: я через полчаса проверить при¬
шлю, легли ли вы. И, если у вас хоть какая свечечка там го¬
реть будет — кончено: никуда ни одного не возьму. Смотрите
у меня!
Он отпустил их руки, и ребята, прыгая от восторга, хлопая
друг друга по спине, бросились к своему штреку. У поворота
Володя оглянулся. Командир, высокий, в расстегнутой на ши¬
рокой груди стеганке, под которой была видна тельняшка,
стоял у входа в штаб и, подняв над головой фонарь,
заслонив другой рукой глаза от света, смотрел вслед маль¬
чикам.
Володя как командир группы приказал своим разведчикам
лечь к стенке на каменной лежанке, а сам пристроился с краю.
Он решил на всякий случай быть начеку: загасил фонарь п
лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому шо¬
роху. В каменоломнях все стихло. Лишь где-то в далекой га¬
лерее по-прежнему раздавался металлический стук, иногда
слышались шаги и голоса в штабе. Только сейчас Володя по¬
чувствовал, как он устал за день. Легкий, приятный звон плыл
по всему телу и отдавался в ушах. В глазах стали роиться
бронзовые жучки. Быстро завертелись оранжевые, искрящие¬
ся колеса, как в фейерверке, а подушка под головой прова¬
лилась куда-то. Й вдруг все тело стало легким, отделилось от
сенника и начало плавно парить над бездной, полной бегаю¬
312

щих светлячков. И Володя стал опускаться в этот покой, теп¬
лые волны которого заливали его с головой. Они ласково маз¬
нули по глазам, ресницы прилипли к ресницам, и стало не¬
обыкновенно хорошо.
—	Ну и хитрый этот наш командир! — громко проговорил
Володя.
Но ему только показалось, что он произнес эти слова. На
самом деле губы его даже не двинулись.
Он спал.

Глава IX
КАМЕНЬ НА СЕРДЦЕ
Время не шло. Его вообще как будто не было.
Володя вскочил оттого, что ему показалось, словно он про¬
спал что-то очень важное — такое, что никогда уже не повто¬
рится. Сев на своей лежанке, он прислушался. Рядом ровно
дышали Ваня и Толик. Гулко, будто отдаваясь где-то в темно¬
те, стучало собственное, непонятно чем всполошенное сердце.
Тревожный ропот доносился из соседних галерей подземной
крепости. Что-то случилось...
Володя не знал, сколько времени прошло с той минуты, ко¬
гда он нечаянно заснул. Трудно было определить время под
землей, где всегда было одинаково темно, где люди отвоева¬
ли себе у камня узкие пространства, доверху налитые постоян¬
ной тьмой, а у этого мрака, у черного пустынного безмолвия
отстаивали небольшие оазисы света, возникавшие там, где за¬
жигались фонари или лампочки-шахтерки.
Там, наверху, так легко было определить время, движе¬
ние которого здесь как будто совсем отсутствовало. Дома
ночью били часы на кухне. С рассветом можно было посмот¬
реть на отцовский хронометр, тот самый, что однажды испор¬
тил и сам починил Володя. Сестра Валя, всегда боявшаяся
314

проспать, заводила будильник, который имел отвратительное
обыкновение назойливо трезвонить тогда, когда больше всего
хотелось спать и не было ни малейшего желания вылезать из-
под одеяла. По утрам, точно в положенный час, слышался гу¬
стой бас гудка на заводе имени Войкова, по ту сторону бухты.
Он как бы давал тон, и сейчас же в разных концах города
хором подхватывали его голос заводские гудки других пред¬
приятий. Если было тепло и спали при открытых окнах, а ветер
дул с моря, то слышно было, как бьют на кораблях склянки.
В полдень раскатывался пушечный выстрел из Старой крепо¬
сти. Летом в семь часов вечера начинала играть музыка в
сквере. Словом, наверху у каждого часа было свое особое,
приметное звучание, свое освещение, свои тени: утром длин¬
ные, днем короткие, к вечеру снова вытягивавшиеся. Здесь же,
под землей, всегда было черно и тихо.
«Неужели проспал, а командир обманул, не разбудил? Вот
смеяться над нами будут! Провели, как маленьких!»
От этой мысли Володе стало сразу так жарко, что зачеса¬
лось все тело. Он поерзал плечами, спустил ноги с лежанки и
услышал голоса в темноте. Доносились лишь отдельные сло¬
ва, но Володя узнал низкий, глуховатый голос комиссара.
Иван Захарович говорил кому-то:
—	Товарищи, вы расходились бы по своим местам! Тол¬
питься здесь нечего. Это делу не поможет.
Послышался взволнованный говор многих людей, слов£
сливались. Слышно было только, что говорят несколько чело¬
век сразу, словно перебивая друг друга, но при этом старают¬
ся говорить очень тихо. Опять донесся голос комиссара:
—	Хорошие мои, я ж понимаю сам... Но состояние у него
безнадежное... Что? Нет, вряд ли в чувство придет... Это толь¬
ко с таким могучим организмом можно было на ногах удер¬
жаться. Ведь весь череп разбит...
—	Когда несли мы его сверху, мне уже все стало ясно... —
сказал кто-то, и Володя узнал голос Корнилова. — Как ни тя¬
жело, надо глядеть правде в глаза: командира потеряли...
Володя растолкал спавших мальчиков, схватил их за ру*
башки, подтащил к себе, стал трясти. Непослушными стали
сразу словно запекшиеся губы:
Слышь?! Дядю Сашу... Зябрева... Э-эх, ты! Насмерть
ранили. А я тут проспал с вами... Ну вас!..
Он оттолкнул от себя ребят, кинулся бегом на голоса в
темноту проходной галереи, увидел свет фонарей, налетел нз
кого-то в полумраке и почувствовал, как большая, обхватив*
шая всю макушку рука легла ему на голову.
—	Вот, Дубинин, дела какие у нас**— услышал Володя го¬
лос комиссара над собой.
315

—	Что же вы нас не разбудили, товарищ комиссар... Ведь
обещались же...
—	Эх, друг, что уж тут... Ты еще свое пободрствуешь, а
вот командира нашего уже вовек не разбудить. Красавец че¬
ловек был...
Володю уже тянули за локоть незаметно подошедшие сза¬
ди Толик и Ваня. Подошли другие партизаны. Никто не спал,
несмотря на ранний утренний час. Все говорили тихо, словно
боясь разбудить кого-то. Но из разговоров мальчики узнали,
что произошло на поверхности, пока они крепко спали в своем
уголке.
А случилось вот что.
Как было задумано командованием отряда, партизаны сде¬
лали ночную былазку на поверхность каменоломен: надо было
оттянуть на себя часть вражеских сил, наступавших на Керчь.
Кроме того, важно было уничтожить немецкий штаб, обосно¬
вавшийся так близко от партизанской подземной крепости.
Ясно было, что фашистЬг готовятся атаковать партизан. И вот
ночью ударная группа партизан в тридцать человек подня¬
лась на поверхность через неизвестный врагу лаз, по которому
ходили разведчики. Группой командовал сам Зябрев. С ним
были также Лазарев, Корнилов, Жученков, Сергеев с десят¬
ком комсомольцев—самые надежные и отборные люди.
Иван Захарович Гриценко пулеметом своим, установлен¬
ным у входа, прикрывал группу.
Фашисты обнаружили отряд, и среди них поднялась неве¬
роятная паника.
Гитлеровцы открыли беспорядочную стрельбу. Партиза¬
нам удалось в. темноте уложить немало фашистов. Домик, где
помещался штаб, был разгромлен и взорван гранатами. Пар¬
тизаны успели нарушить связь с командованием других гер¬
манских частей. По всей округе Старого Карантина поднялась
лихорадочная пальба, взвились осветительные ракеты. Части,
подготовленные к отправке в Керчь, где продолжались еще
бои за город, бросились на подмогу разгромленному батальо¬
ну. Ясно было, что они теперь задержатся в Старом Карантине
и Камыш-Буруне, а это, конечно, облегчало положение за¬
щитников Керчи.
Но дорого обошлась партизанскому отряду эта смелая вы¬
лазка. Пулеметная очередь, выпущенная наугад в темноте од¬
ним из гитлеровцев, огненным бичом хлестнула шедшего впе¬
реди отряда Зябрева. С простреленной головой, с несколькими
пулями в плече, он удержался на ногах. Он продолжал пода¬
вать команду, руководил действиями отряда и лишь в послед¬
нюю секунду, чувствуя, что силы и сознание покидают его,
приказал партизанам отходить назад, в свою подземную кре¬
316

пость, и передал командование начальнику штаба Лаза¬
реву.
Гриценко точным отсечным огнем своего пулемета не да¬
вал фашистам окружить отряд. То слева, то справа возле
группы партизан вставала невидимая, но для врага непрохо¬
димая стена пулеметных очередей Гриценко.
Отбиваясь от наседавших со всех сторон гитлеровцев, от¬
ряд вернулся в каменоломни, неся на руках впавшего в бес¬
памятство командира и пострадавших в схватке бойцов Ря-
бенко, Кужельного и Павленко.
Тихо пробираясь среди партизан, столпившихся в проход¬
ной галерее, мальчики подошли к помещению санчасти. Туда
никого не пускали. Из-под простыни, закрывавшей вход, доно¬
сились хриплые, клокочущие тяжелые вздохи, перемежающие¬
ся с глухими стонами. На минуту из-за простыни высунулась
военфельдшер, или, как звали ее, докторица Марина.
—	Скажите там, чтоб сюда скорее комиссара и начальника
штаба... — торопливо проговорила она и опять скрылась за
простыней.
Через минуту в санчасть мимо расступившихся партизан
прошли Котло и Лазарев. Наступила тяжелая тишина; потом
освещенная изнутри простыня заколебалась, по ней прошла
грузная тень комиссара, и он вышел к партизанам. Он по¬
стоял минутку, молча снял с головы ушанку. Партизаны, по¬
няв его без слов, обнажили склоненные головы; и Володе по¬
казалось, что каменные стены вокруг чуточку сдвинулись и
своды опустились на самые головы людей. «Красавец чело¬
век»,— вспомнил он слова комиссара и шепотом сказал Ване:
—	А он вчера меня сам за руку поблагодарил... за раз¬
ведку.
Вечером партизаны хоронили Зябрева. В одном из тупиков
узкого штрека, где было много нарезанных плит ракушечника,
сложили подобие каменного гроба. В него был опущен
командир. Тело было накрыто плащ-палаткой. Надя Шульги¬
на и Нина Ковалева, заплаканные, опухшие, опустившись на
колени, положили у изголовья павшего самодельные, вырезан¬
ные из бумаги цветы.
Горели свечи, поставленные у гроба. Володя вглядывался
в красивое, но цветом своим теперь походившее на серый из¬
вестняк, крупное лицо Зябрева. Его душили слезы, но он толь¬
ко гулко глотал что-то время от времени да все смотрел и
смотрел на померкшее, окаменелое лицо Зябрева. Ему еще не
приходилось так близко сталкиваться со смертью. Дико и
страшно было думать, что вчера еще так внимательно и ла¬
сково расспрашивавший его командир, сильно и уверенно нес¬
ший свое прекрасное тело в теснинах подземелья, отныне
317

останется здесь, среди серых камней, сам неподвижный и хо¬
лодный, как камень. Сейчас гроб заложат сверху вместо
крышки тяжелыми плитами ракушечника. Камни лягут на
грудь, на остановившееся сердце командира. Потом потушат
свечи. Все уйдут из этого штрека. А дядя Саша, командир
Зябрев, останется здесь, уже отнятый у жизни, став частью
того холодного каменного пространства, душную тяжесть ко¬
торого сейчас вдруг с такой силой ощутил Володя.
Он вначале плохо слышал, что говорил комиссар:
—	Товарищи партизаны, товарищи командиры, жены, сы¬
новья, дочери партизанские, мы осиротели! Нет у меня сейчас
слов, которые бы годились... нет таких слов, чтобы сказать
вам все, что хочется сказать о нашем командире, павшем
смертью храбрых. Придет время — скажут о нашем командире
настоящие слова. Может быть, и книжки напишут. А наша с ва¬
ми задача: память его не словами, а делом закрепить. Возьми¬
те крепче в руки свое оружие, товарищи партизаны! Поднимите
его выше! Над прахом нашего боевого товарища клянитесь не
выпускать это оружие, которое вручил нам народ, и действо¬
вать им до полной победы над фашистскими паразитами, что
ползут, как вши, сейчас там, наверху, по нашей чистой земле.
Клянитесь мстить им за страдания нашей родной земли, за
смерть нашего славного командира...
И все, как один, в безмолвной клятве потрясая оружием,
подняли его к каменным сводам подземной усыпальницы.
Пионеры, у которых не было никакого оружия, вскинули над
головой ладони рук, отдавая последний салют командиру.
А Корнилов, оглянувшись, принял из рук шагнувшего к нему
бойца сверток красной материи, развернул его. И, освещен¬
ное качающимся пламенем свечей и фонарями, из рук его
словно хлынуло на пол что-то шелковисто-красное, с оборван¬
ными, бахромчатыми краями. Это было знамя морской пехо¬
ты, которое бойцы уберегли от врага и сохранили, спускаясь в
партизанское подземелье. Во многих местах его пробили пули
и осколки. Алые края были иссечены на полосы. Бережно, как
святыню, Корнилов расправил темно-красную материю и на¬
крыл ею сверху тело погибшего командира. Потом он опустил¬
ся на одно колено и поцеловал уголок знамени, свисавший с
камня. И все партизаны, один за другим, подходили, опираясь
на винтовки, склонялись на одно колено и целовали боевое
знамя, под которым спал вечным сном Александр Федорович
Зябрев.
Долго поддаваться горю было нельзя. Всем было ясно, что
теперь, после дерзкой вылазки партизан, перепуганные гит¬
леровцы примут все меры, чтобы уничтожить подземную кре¬
318

пость. Каждую минуту следовало ждать незваных гостей.
Охрана входов в каменоломни была усилена. В верхних гале¬
реях и штольнях заложили дополнительные фугасы. Их можно
было взорвать, включив ток небольших батарей, которые
находились в ведении бывшего начальника каменоломен
Жученкова, ныне командира подрывников и заведующего
вооружением.
Командование всем отрядом принял на себя бывший на¬
чальник штаба Лазарев, которого хорошо знали шахтеры.
Человек хозяйственный, внимательный, всегда уравновешен¬
ный, спокойно-неторопливый в движениях, он прекрасно ориен¬
тировался под землей и отлично разбирался в людях. Был
он старым членом партии и давно уже снискал всеобщее ува¬
жение. Может быть, в нем не было той веселой лихости, той
смелой, а подчас и дерзкой хватки, с какой брался за дело
покойный Зябрев, но сейчас сама обстановка требовала от
командира большей осторожности и размеренности действий.
Словом, не было под землей человека, который бы не счи¬
тал, что уж кто-кто, а Семен Михайлович Лазарев справится.
Личный состав отряда Лазарев знал отлично: еще при
организации отряда он сам вместе с Зябревым тщательно под¬
бирал надежных, подходящих для строгого дела людей, взы¬
скательно проверяя каждого человека. По поручению Зябре¬
ва, он привлек камыш-бурунских коммунистов, рыбаков и
шахтеров. Совместно с Зябревым находили они нужных людей
среди беспартийных граждан. И Манто, и Яков Трофимович
Гайдаров, и многие другие партизаны, в партии не состояв¬
шие, но не мыслившие своего существования без советской
власти, охотно вошли в отряд тго предложению Зябрева и Ла¬
зарева, взявших их из народного ополчения. После того как в
гарнизон подземной крепости влились остатки роты моряков
Петропавловского, Лазарев сам проверил каждого прибывше¬
го, подолгу беседуя с ним с глазу на глаз.
Весь отряд был приведен к партизанской присяге. Каждый
скреплял своей личной подписью клятвенное обещание
мстить врагу и не щадить сил и жизни для победы народа над
захватчиками.
Начальником штаба стал теперь старший лейтенант Алек¬
сандр Николаевич Петропавловский. Кадровый военный —
«военная косточка», говорили про него партизаны, — он су¬
мел быстро перевести всю жизнь подземной крепости на под¬
линно армейскую, фронтовую колею. Он объяснил командо¬
ванию, что из тактических соображений надо сократить и
строжайшим образом ограничить район, занимаемый парти¬
занским отрядом под землей. Новый начальник штаба соста¬
вил точную карту этого района. Вместе с Жученковым, кото¬
319

рый отлично знал каждый уголок каменоломни, Петропавлов¬
ский, держа компас и планшетку в руках, обошел все три го-
ризонта, составляя по азимуту точный и подробный план гале¬
рей, который он потом нанес на общую карту.
Были установлены точки постов, места расположения удар¬
ных групп и станковых пулеметов. Пулеметы располагались
таким образом, что их можно было в случае нужды самым
кратчайшим путем перебросить из одного сектора в другой.
По предложению Петропавловского, внутренний район каме¬
ноломен, занятый партизанами, обнесли подземными, спе¬
циально построенными стенками из ракушечника. Стенки те¬
перь преграждали доступ во все коридоры, которые вели с
поверхности в глубь земли. Для того чтобы выйти в верхние
галереи на разведку, надо было вынуть определенный, заранее
намеченный камень из стены. Кроме того, стены были замини¬
рованы. Извлекать камень, заложенный в проходе загради¬
тельной стенки, надо было очень осторожно. За этим каждый
раз наблюдал сам Жученков.
От разведчиков Петропавловский требовал сведений точ¬
ных, не допуская лишних разговоров при сдаче рапортов. Во¬
лодя на первых порах даже невзлюбил нового начальника,
когда тот выставил его из штаба, куда мальчики вошли не
спросясь. Но теперь и сам Володя и его юные разведчики, вы¬
полняя какое-нибудь задание начальника штаба, рапортова¬
ли ему раз от разу все короче и точнее. Они уже не болтали
руками при этом, а смирно стояли на месте, и Петропавлов¬
ский был доволен, что ребята хорошо усвоили заведенный в
подземной крепости порядок.
Пионеры обычно несли поочередно дежурство у телефона
в штабе. Однажды Петропавловский, застав в штабе дежурив¬
шего там Володю, подсел к нему и, пользуясь свободной мину¬
той, завел разговор с мальчиком, к которому он давно уже
внимательно приглядывался.
—	А я сперва, Володя, думал, что Иван Захарович, пуле¬
метчик наш, твой отец: очень уж он о тебе заботится.
—	Он мне двоюродный дядя, — отвечал Володя. — А с Ва¬
ней мы всю жизнь дружим. С детства.
—	А где отец твой?
—	Он у меня моряк. Теперь на Черноморском флоте.
—	А мать есть?
У Володи потемнело лицо и так дернулись брови над опу¬
стившимися внезапно только что горделиво блестевшими гла¬
зами, что Петропавловский невольно подсел ближе и положил
Володе руку на плечо.
—	Не знаю я, товарищ Петропавловский, — очень тихо ска¬
зал Володя. — Надеюсь, что жива. А как она там, кто знает...
320

—	Ничего, будем надеяться, что все обойдется, — успокоил
его Петропавловский. — Нам тут, под землей, не сладко, да и
там, конечно, теперь жить у фашистов под началом тоже радо¬
сти мало. У меня, дружок, тоже мать одна осталась... в Ленин¬
граде.
Потом стали вспоминать Керчь, куда Петропавловский
приехал из Севастополя в первый же месяц войны. Петропав¬
ловский рассказал, как однажды, в ночь на 28 октября, после
первой бомбежки он был дежурным по керченскому гарнизону
и находился в комендатуре. В Керчи объявили воздушную
тревогу. Начался налет, в комендатуру прибежал милиционер
и сообщил, что с Митридата кто-то дает сигналы врагу. Пет¬
ропавловский вместе с патрулем отправился к Митридату и
увидел, что на склоне его действительно появляются через
равные промежутки времени вспышки белого и красного све¬
та. Потом замигали сигналы по азбуке Морзе. Петропавлов¬
ский хорошо разбирался в морзянке. Он попытался прочесть
сигналы, но понял, что они шифрованные. Вместе с патруль¬
ными он бросился туда, где вспыхивали сигналы. Однако пре¬
датель успел убежать, оставив на месте сигнальный аппарат.
—	Хорошо, что вовремя мы это дело обнаружили, — рас¬
сказывал Петропавловский, — а то натворили бы нам в эту
ночь... Мерзавец, видимо, знал, что у нас в порту тогда име¬
лось. Не успел все-таки свое подлое дело до конца довести.
А кто первый заметил, знаешь? Один из ваших пионеров.
У вас в Керчи, по-видимому, ребята молодцы! Мне потом
милиционер из патруля ПВО сказал, что прибежал к нему
какой-то паренек, запыхался весь и говорит: «На Митридате
кто-то фашистам сигналы подает. Честное, говорит, пио¬
нерское!» Мне милиционер тогда даже и фамилию сказал
пионера того. Может быть, и ты знаешь... Погоди. Оглоблин,
что ли... Нет. Колодин, кажется.
—	А может, Дубинин? — спросил, глядя прямо в глаза на¬
чальнику штаба, Володя.
—	Стоп! Дай сообразить... Это что же получается? Ну и
память у меня стала! — воскликнул Петропавловский и сму¬
щенно уставился на Володю, словно увидел его в первый
раз. — Значит, ты? Вот так сошлось колечко! А я-то ему рас¬
сказываю... и он, главное, слушает!
С этого дня начальник штаба стал окончательно уважать
командира группы юных разведчиков.
Наведению под землей твердого, военного порядка много
способствовал Георгий Иванович Корнилов. Опытный армей¬
ский политработник, он сразу понравился всем, а особенно ре¬
бятам, своей подчеркнутой военной выправкой, краткостью и
точностью слов. Сам великолепный стрелок, профессиональ¬
321

ный военный человек, он во все дела умел вносить четкий бое¬
вой распорядок. Делал он это как-то очень легко, без нажима,
без подчеркнутого щелканья каблуками и даже без казавших¬
ся кое-кому обязательными словечек «порядок» или «точно».
Тем не менее люди невольно прислушивались к его резкова¬
тому голосу, тотчас кидались выполнять приказание, данное
двумя-тремя броскими словами. Ребята скоро заметили, что
партизаны подтягиваются при Корнилове, незаметно начи¬
нают подражать ему и сами стараются держаться так же
молодцевато, как политрук. Корнилова назначили замести¬
телем комиссара. Ему же была поручена воспитательная
работа среди младших обитателей подземной крепости.
На другой день после похорон Зябрева Корнилов пришел
в маленький штрек, где на каменной лежанке отдыхали Воло¬
дя и Ваня Гриценко. Ночь была беспокойная: немцы обстрели¬
вали на всякий случай район каменоломен, а к утру бросили
в несколько шурфов глубинные бомбы и фугасы. Взрывы
обрушили участок верхних галерей, завалили два-три шурфа,
но не причинили большого вреда подземной крепости, только
вызвали ночью некоторый переполох грохотом обвалов, рас¬
катившимся по всем каменным ходам. Все же дважды ночью
объявляли тревогу, и потому мальчики не выспались и сейчас,
после работы, отдыхали.
Корнилов сел на край лежанки, удержал рукой пытавших¬
ся вскочить мальчиков:
—	Отдыхайте, ребята, отдыхайте. Кто знает, какая ночь
будет! Вы сегодня где работали?
—	Мы сегодня, дядя Гора, верхний горизонт «Киев» ми
нировали с Владимиром Андреевичем, с его подрывниками.
—	Ого! — сказал Корнилов. — Уж если вам Жученков до¬
верять стал, значит, вы заслуженными партизанами стали.
—	А он нам, дядя Гора, так сказал: «Вас, говорит, Манто
мне рекомендовал: хорошо, говорит, сухари перебирали. Ну,
значит, и с пряниками для фашистов справитесь». Мы там ми¬
ны носили и еще потом выдалбливали в камнях дырки. Это
все-таки поинтереснее будет, чем крупу пересыпать на кам¬
бузе,
Корнилов перелистал книжки, которые выпали из-под по¬
душки у Володи. Отложил их аккуратно в сторону.
—	Я к вам вот зачем пришел, — сказал он. — Оба вы пио¬
неры. И Толя Ковалев то же самое. Надо бы нам тут как-ни¬
будь пионерскую организацию наладить. Люди мы все совет¬
ские, должны везде, хотя бы и под землей, жить по-советски,
чтобы все было честь честью. Есть у нас ребята: Вова Лаза¬
рев, Жора Емелин. Они как-то в стороне оказываются. Это
разве годится? По-моему, нет.
322

—	Так они же малята совсем, — сказал Ваня.
—	Верно, дядя Гора, — поддержал его Володя. У них
еще до пионеров нос не дорос.
—	Ну, во-первых, у Жоры Емелина дорос. Ему, как я вы¬
яснил, десять лет. Вове, правда, восемь, но он так и рвется.
И знаешь, если учесть военную обстановку и затем наши
особые условия, я бы принял досрочно. А? Как по-твоему,
Володя?
—	Дядя Гора, а можно их принять кандидатами в пио¬
неры?
—	Ну уж этого, брат, я что-то не слыхал. Кажется, в пио¬
нерском уставе такого нет. Я думаю, что, если они ребята под¬
ходящие, можно их принять. Тогда у нас будет своя пионерия.
Ну, скажем, отдельное пионерское звено имени Зябрева при
партизанском отряде Старого Карантина.
Володя сразу сел на лежанке, отбросив одеяло.
—	Имени дяди Саши? — Глаза его заблестели, он от вол¬
нения потер подбородком плечо. — Ох, дядя Гора, здорово вы
ето решили!.. Правда, Ваня, хорошо?
—	Дядя Гора плохо не решит, — сказал Ваня.
—	Только у нас даже и галстуков на всех не будет. Где
тут материал красный достанешь, под землей-то?
Корнилов задумался, посмотрел в лицо Володи, потом ре¬
шительно сказал:
—	Будут галстуки! Вот ты и Ваня новичкам свои отдадите.
—	Ну уж это, дядя Гора, положим. Это уж, знаете... — за¬
протестовали оба пионера.
—	А вы получите новые, — произнес Корнилов. Какое-то
загадочно-торжественное выражение вдруг появилось на его
суховатом лице. — Получите, ребята! Обещаю.
* * *
Весь следующий день ребята были заняты оборудованием
красного ленинского уголка на нижнем горизонте. Жены парти¬
зан пожертвовали для этого свои лучшие ковры, захваченные
из дому перед уходом отряда под землю. Надя Шульгина и
Нина Ковалева развесили красивые многоцветные виды, вы¬
резанные из старых журналов. Володя, устроившись под фо¬
нарем, до ночи рисовал цветными карандашами портрет
Ленина, скопировав его с журнала. Партизаны то и дело
заходили в уголок, чтобы полюбоваться Володиной работой.
Сюда же снесли все имевшиеся под землей книги. Володя
тоже притащил в уголок книжки, которые хранились у него
под подушкой на лежанке. Они уже успели немножко отсы¬
реть и разбухли.
323

На другой день дядя Яша Манто подкатил сюда сверху
свой мотоцикл, надоевший всем обитателям второго горизон¬
та пальбой и газолиновой вонью. Володя укрепил над столом,
покрытым газетами, маленькую электрическую лампочку.
Манто для пробы завел свой мотоцикл в соседнем штреке.
Лампочка, вспыхнув, осветила увешанные коврами и картин¬
ками каменные стены, мандолину дяди Яши, обернутую
мешком для предохранения от сырости, шашки, груду пожел¬
тевших косточек домино, патефон с картонной стойкой для
пластинок, уже расклеившейся от подземной сырости.
Немцы несколько раз предпринимали неуверенные попыт¬
ки проникнуть в подземное царство партизан, но посты охра¬
нения открывали огонь и тотчас же вызывали по телефону
подмогу.
Из кромешной тьмы в немцев летели гранаты, и гит¬
леровцы должны были спешно отступать, с трудом унося ноги
на поверхность.
Вечером, воспользовавшись затишьем, Корнилов организо¬
вал прием Жоры Емелина и Вовы Лазарева в пионеры.
Командир отряда Лазарев и комиссар Котло заняли по¬
четные места за столом, на котором лежали два пионерских
галстука.
У входа в уголок толпились партизаны.
Корнилов подошел к столу и откозырял командиру:
—	Товарищ командир отряда, разрешите обратиться к то¬
варищу комиссару?
Комиссар и командир встали.
—	Обратитесь, — разрешил Лазарев.
—	Товарищ комиссар партизанского отряда, прошу при¬
нять рапорт особого отдельного пионерского звена имени то¬
варища Зябрева.—Затем Корнилов скомандовал:—Звено, к
рапорту построиться! Шесть шагов вперед!
Партизаны у входа в красный уголок расступились, и пя¬
теро мальчиков, шагая в ногу, вошли в помещение уголка и
замерли перед столом. Володя отделился от строя, вышел
вперед, отсалютовал комиссару. В тишине раздался его гром¬
кий голос:
—	Товарищ комиссар партизанского отряда! Особое от¬
дельное пионерское звено имени Зябрева при партизанском
отряде Старого Карантина прибыло в полном составе для
оформления организации. Отсутствующих нет, все здоровы.
Присутствует пять, пионеров, из них двое только еще сей¬
час примутся... — Володя сбился, оглянулся на Корнилова,
который ободряюще кивнул ему, и поправился: — то есть
324

вступят. Рапортует командир звена и группы юных разведчи¬
ков— пионер Дубинин Владимир. Рапорт сдан.
—	Рапорт принят, — отвечал комиссар и неслышно спро¬
сил командира: — Так, что ль, говорить-то надо? Лазарев, вы¬
ручай, забыл уж я немножко.
—	К принятию торжественного обещания — звено, смир¬
но! — скомандовал Володя и, четко повернувшись, отшагнул в
строй, где снова сделал поворот на месте кругом.
—	Емелин Георгий и Лазарев Владимир! — вызвал комис¬
сар, поглядев в бумажку.
Десятилетний Жора Емелин и восьмилетний сын команди¬
ра Вова Лазарев вышли к столу. Оба облизали пересохшие
от волнения губы, подняли руки над головой. Семен Михай¬
лович Лазарев, сам того не замечая, тоже непроизвольно об¬
лизал губы, поглядывая на сынишку.
И в тишине подземного уголка, освещенного подрагиваю¬
щим светом мотоциклетной лампочки, раздались слова пио¬
нерского обещания, знакомые каждому школьнику, — торже¬
ственные слова, звучавшие прежде там, наверху, в светлых
классах школ, в просторных залах заводских дворцов и клу¬
бов:
—	Я, юный пионер Союза Советских Социалистических
Республик...
Мальчишеские голоса, произносившие эту священную
клятву юных ленинцев, младших сынов революции, казалось,
приподымали нависший над головами тяжелый известняко¬
вый свод.
—	Обещаю, что буду твердо стоять... — громко произноси¬
ли Жора Емелин и Вова Лазарев прерывистыми от волнения
голосами, — за победу коммунизма...
А стоявший позади них крайним справа Володя беззвучно
шевелил губами, повторяя каждое слово.
Захваченные светлой, торжественной значительностью
этих минут, которых не могли омрачить глухо доносившиеся
сверху взрывы, замерли столпившиеся у входа партизаны.
—	Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным
гражданином своей социалистической Родины!
Комиссар велел обоим мальчикам подойти ближе к столу.
—	Членам Всесоюзного Ленинского Коммунистического
Союза Молодежи Ковалевой Нине, Шульгиной Надежде пору¬
чаю надеть на вновь принятых в организацию юных пионеров
красные галстуки, — сказал комиссар.
Нина и Надя взяли со стола галстуки и повязали их
Жоре Емелину и Вове Лазареву, которые, скосив глаза на их
руки, подняв подбородки и не дыша, принимали этот обряд
посвящения в пионеры.
325

—	А вам, — сказал комиссар, обращаясь к Володе Дуби¬
нину, Ване Гриценко и Толику Ковалеву, — вам, как активным
боевым пионерам, я хочу сам надеть вот эти галстуки...—
Он взял из рук приблизившегося к нему Корнилова три тем¬
но-алых, неровно скроенных, грубо обметанных на живую
нитку треугольных куска материи. — Это, товарищи пионеры,
галстуки не простые... Это совсем особенные и, я бы сказал,
друзья, высоко почетные галстуки. Все вы видели боевое зна¬
мя, с которым пришли к нам товарищи моряки. Пули, оскол¬
ки рассекли его и порвали. Этим знаменем мы укрыли прах
нашего командира... Вечная ему слава! Помните, что говорит¬
ся о красном пионерском галстуке? Сказано, что галстук пио¬
нера— это частица красного знамени. И вот мы, ребята, вы¬
кроили из знамени морской пехоты, которое не досталось вра¬
гу, из отсеченной в неравном бою полосы его мы выкроили вот
это — для трех наших пионеров, показавших себя и в работе и
в боевой разведке настоящими юными патриотами, достойны¬
ми носить на груди частицу священного нашего знамени. По¬
дойдите сюда, товарищи пионеры!
И комиссар самолично повязал каждому из трех разведчи¬
ков побуревшие, кое-где заштопанные черными нитками, мо¬
жет быть, слишком короткие галстуки, почетнее которых, на¬
верное, не получал еще ни один пионер на свете...
—	К борьбе за дело Ленина будьте готовы!
—	Всегда готовы!
Когда все трое вернулись в строй, командир Лазарев объ¬
явил, что юные разведчики Дубинин, Гриценко и Ковалев по¬
казали себя надежными и усердными пионерами, достойными,
несмотря на малый их возраст, носить оружие.
Ребята не могли поверить своим ушам. Они стояли, пере¬
глядываясь широко раскрытыми глазами. Неужели сбудется
их мечта — они получат оружие?
—	Начальнику вооружения товарищу Жученкову предла¬
гаю вручить пионерам оружие, выделенное для них!—прика¬
зал Лазарев.
Высокий остроскулый Жученков отделился от группы
стоявших у входа партизан. Под мышкой он нес три странные
короткоствольные винтовки. Ложи у них были как у обычных
винтовок и затворы ничем не отличались от винтовочных, но
дула были в два раза короче. Ребята неуверенно приняли в
руки эти винтозки-коротышки, ожидая, что сейчас все начнут
смеяться над ними. Но Корнилов, увидев, в каком замеша¬
тельстве находятся его питомцы, подошел и объяснил, что по
его поручению Жученков изготовил для пионеров-разведчиков
обрезы по старому, испытанному еще в гражданской войне
способу: надпилил аккуратно ствол и, погрузив его в бочку с
323

— Эти галстуки не простые... Это совсем особенные,
высоко почетные галстуки.

водой, выстрелил. Ствол разорвало снизу по черту надпила.
Обрезы были теперь вполне по росту юным разведчикам.
Кроме того, если бы им пришлось участвовать в подземном
бою, действовать укороченной винтовкой было бы даже
удобнее.
Получив на руки оружие, все три пионера почувствовали
себя совершенно счастливыми. Наконец-то они стали настоя¬
щими партизанами! Им хотелось немедленно помчаться к
одному из выходов наверх и взять на прицел какого-нибудь
фашиста. Во всяком случае, они решили сейчас испробовать
полученное оружие хотя бы в тире. Корнилов должен был
уступить их просьбам: они отправились в тир.
Выяснилось, что при выстрелах обрезы исторгают чудовищ¬
ный грохот. Казалось, будто над ухом выстрелили из пушки.
Из дула-коротышки выбрасывался целый сноп пламени.
В темноте каменоломен он был ослепительным. При первом
же испытании оружия все трое были слегка оглушены, хотя и
не хотели сознаться в этом.
Присутствовавшие партизаны тут же окрестили обрезы
«пионерскими пушками-самопалами».
—	Ну вот, теперь имеется у нас и артиллерия! — шутили
они.
Кроме того, у обрезов оказалась немилосердная отдача.
Они наносили мальчикам сокрушительные удары в плечо и
так толкали при выстреле, что ребята невольно отшатывались
слегка назад. Но все это, конечно, было пустяком в сравнении
с тем безмерным восторгом, который испытали все три пионе¬
ра, щелкая затвором обреза, прижимая тяжелую, гладко от¬
полированную ложу к плечу, нежно, как к скрипке, припадая
к ней щекой, старательно прищуривая левый глаз и прице¬
ливаясь правым.
Корнилов долго занимался с ребятами, показывая им, как
надо прикладываться к оружию перед выстрелом, как сле¬
дует находить упор, брать прицел и так далее.
Володя и Ваня положили обрезы под подушки и, уже за¬
дремывая, все совали туда руки, нащупывая полированное де¬
рево ложи, холодный и скользкий ствол. Успокоенные этим
прикосновением, они в конце концов уснули совершенно сча¬
стливые.
Но уже на следующий день им крепко влетело от Корнило¬
ва, который нашел, что оружие смазано плохо. Сырой воздух
подземелья доставлял много хлопот всем партизанам: стоило
лишь один день не смазать тщательно оружие, и на нем тот¬
час же появлялись подозрительные буроватые пятна. Ржавели
ножи и вилки в хозяйстве дяди Манто. Начинали сыреть и
тлеть по волокнам одеяла, ковры, наволочки. Неприятный,
323

прелый запах сырой материи шел от коек, противная влаж¬
ность проступала на всех предметах, от нее першило в горле,
люди начинали покашливать.
Но, как бы ни теснил дыхание со всех сторон обступивший,
тяжко нависавший над головами камень, как бы ни донима¬
ла промозглая сырость, надо было делать свое дело.
И жизнь в подземной крепости шла своим суровым поряд¬
ком, по расписанию, которое сами для себя установили пар¬
тизаны.

Глава X
НАСЧЕТ ОВСА...
Дел было много. Люди едва успевали справляться. Беспре¬
рывно слышался стук и металлический лязг в оружейной
мастерской, которую устроил Жученков на нижнем ярусе.
В любой час дня и ночи можно было застать на камбузе хло¬
потливого дядю Манто. Неизвестно было, когда он спит, но
всегда у него находилось что-нибудь поесть сменявшимся с ка¬
раула партизанам. Не забывал он собирать объедки и мосоль-
чики для Пирата, Комиссарова легаша, которого держали на
нижнем горизонте. Пират находился на попечении Жоры
Емелина. Самому Котло сейчас было не до собаки. Забот у ко¬
миссара прибавилось. Ежедневно под руководством Корнило¬
ва и Петропавловского проводились «подземные маневры», то
есть тактические учения: разрабатывались всевозможные спо¬
собы ведения боя под землей, в потемках и тесноте на разных
ярусах и у входов в штольни. Каждый участок возможного
сражения был изучен, заранее пристрелян из определенной
точки, точно обозначен на особой карте, составленной Петро¬
павловским.
Специальные аварийные команды партизан, в каждую из
которых входило три человека, по нескольку раз в сутки
330

вызывались по телефону с постов в верхние ярусы подземной
крепости и в дальние штольни. Немцы теперь то и дело бро¬
сали в глубокие шурфы-колодцы большие глубинные бомбы и
фугасы. Гитлеровцы решили, должно быть, оглушить парти¬
зан, завалить их камнями под землей. Эхо частых взрывов
днем и ночью раскатывалось в подземных помещениях, мигали
фонари, больно закладывало уши.
Иногда гитлеровцы сбрасывали в каменоломни дымовые
шашки. Густой черный дым обволакивал подземные коридоры.
В нем тонул свет лампёшек и фонарей. Люди натыкались
в темноте друг на друга, ушибались о стены. Когда дым рас¬
сеивался, на земле оставался черный слой сажи толщиной в
палец. Сажа прилипала к подошвам, пропитывала одежду,
проникала в горло, в легкие. Люди сплевывали черную слю¬
ну; приходилось надевать противогазы, но и они не всегда
спасали от черной летучей копоти, проникавшей во все поры.
Партизаны подозревали, что немцы под покровом черного
дыма собираются незаметно проникнуть в каменоломни, и
каждый раз, когда фашисты сбрасывали шашки, изрыгавшие
клубы черного, как тушь, дыма, в подземной крепости объяв¬
ляли тревогу.
Несколько раз гитлеровцы пытались задушить партизан
газами, но у Пекермана, запасливого начальника санитарной
части, имелся прибор, определявший присутствие газа. По
первой же тревоге все обязаны были надеть противогазы.
Постепенно партизаны свыклись и с этим. Они видели, что
мины и бомбы бессильны сделать что-нибудь с подземной
каменной твердыней, в которой засел отряд. Стоявшие на пос¬
тах охранения верхнего яруса слышали, как над их головами
немцы бурят поверхность каменоломен, чтобы заложить
взрывчатку и поднять в воздух «крышу» подземной крепости.
Но от этих взрывов происходили лишь частичные обвалы, не
причинявшие большого ущерба партизанам. Однако надо бы¬
ло все время держаться настороже, готовить себя к любой
неожиданности.
Лазарев запретил подходить к шурфам и штольням, кото¬
рые вели наверх. Туда ходили только разведчики Шустов, Ва¬
женин, Макаров.
Важенин и Макаров так сдружились под землей, что стали
сорершенно неразлучными и все делали вместе, сообща: отды¬
хали, дежурили, обедали, ходили наверх. Важенин был ком¬
сомолец. Он пришел в партизанский отряд из истребительного
батальона, который был собран в Камыш-Буруне. Батальон
этот прославился тем, что захватил в плен двух фашистских
летчиков, которые выбросились на парашютах с подбитого не¬
мецкого самолета и пытались уплыть в море на резиновой
331

лекке. В этом деле и отличился Влас Важенин. Веселый,
находчивый, прямодушный парень, Важенин был желанным
гостем на любом горизонте крепости. «Авторитетный комсомо¬
лец»,— говорили о нем молодые партизаны. «Власок, ласко¬
вый телок», — подшучивали пожилые, намекая на излишнюю
полноту Важенина, служившую предметом постоянных общих
шуток.
Николай Макаров был более чем вдвое старше Важени¬
на. Очень подвижной, узкоплечий, с суховатым, морщинистым
лицом, острый на язык, но очень незлобивый, он обладал почти
таинственной способностью неожиданно и беззвучно появ¬
ляться сразу, чуть ли не одновременно, в самых разных угол¬
ках подземелья. Только что его видели возле штаба, а через
мгновение он уже звонил по телефону с одного из далеких
постов, а спустя еще несколько минут дядя Яша, собиравшийся
посылать ему обед на пост, вздрагивал, слыша за своей спи¬
ной его голос в камбузе. Макаров был необыкновенно гибок и
быстр в движениях. До войны он работал в уголовном розыске
и теперь любил говорить, что умение двигаться бесшумно и
быстро, как кошка, осталось у него от этой работы.
Он и других партизан научил особому шагу разведчиков.
Макаров ступал не на полную ступню, а сперва на каблук,
мягко затем перекатывая ногу на носок. И шаг у него был
действительно совершенно неслышный. Однажды он увидел,
что Петропавловский, желая уничтожить какое-то показав¬
шееся ему сомнительным место на карте, отправился в опасный
район каменоломен. Макаров счел долгом сопровождать
начальника штаба. Но он знал, что Петропавловский не любит
этого, поэтому применил здесь все свое искусство оставаться
неслышным. Целый час неотступно следовал он за Петропав¬
ловским, в нескольких шагах за ним, а начальник штаба даже
не подозревал, что его везде сопровождает Макаров.
Важенин, перенявший у своего старшего приятеля эту по¬
ходку, говаривал: «Мы с Макаровым в разведке как на
крыльях плывем. Не шелохнемся на ходу».
Друзья проникали в далекие, глухие районы подземелья, в
черные подземные пустыни, простиравшиеся по ту сторону
стен, что перегораживали коридоры. Находясь вдалеке от
сердца подземной крепости и не боясь навлечь на нее врагов,
Макаров и Важенин иногда нарочно подымали шум, вызыва¬
ли переполох на поверхности, заманивали в какой-нибудь рас¬
чищенный ими проход фашистов и меткими выстрелами из
темноты били их наповал.
Ходил в подземную разведку не раз и моряк, интендант
Александр Бондаренко. Во время одной из разведок он обна¬
ружил, что в старой шахте, шурфе № 7, имеются остатки лест¬
332

ницы, которая когда-то доходила по стене до самого шурфа.
Она уже давно подгнила и местами разрушилась; Бондаренко
все же решил подняться по этой лестнице как можно выше и
поглядеть, насколько возможно использовать шурф «семерку»
для выхода наверх. Партизаны полагали, что немцы считают
этот шурф заваленным: таким он выглядел с поверхности, и
над этим местом никогда не замечались гитлеровские сол¬
даты.
Бондаренко провожали к шурфу Лазарев, Котло, Корни¬
лов, Петропавловский и Жученков. Прихватили с собой и Во¬
лодю Дубинина, на тот случай, если придется спешно посы¬
лать за подмогой.
Бондаренко смело полез вверх по вертикальной лестнице.
Поднимался он бесшумно, но иногда под его ногой с легким
шорохом обламывалась подгнившая перекладина. Он поднял¬
ся уже до половины, метров на пятнадцать, как вдруг сверху
в отверстие «семерки» заглянул гитлеровский часовой. Он,
очевидно, лежал на земле и свесил голову в пролом. Первым
заметил эту голову Корнилов. Он подал немедленно условный
сигнал тревоги. Думать было некогда, и Бондаренко, не теряя
ни одной доли секунды, прыгнул прямо в шурф с высоты при¬
мерно третьего этажа, успев на лету крикнуть: «Полундра!» —
чтобы не задеть кого-нибудь из стоявших внизу.
Бондаренко неминуемо бы разбился, если б не его морская
привычка к прыжкам с высоты и умение соскальзывать по
трапу, почти не прикасаясь к нему ногами.
Пол в шурфе был, на счастье, гладким, без камней. Спрыг¬
нувшего Бондаренко мгновенно рванули в сторону отпрянув¬
шие вместе с ним Котло и Петропавловский. Начальник штаба
своим телом прикрыл подхваченного Володю. И в ту же
секунду в шурфе грохнуло: разорвалась брошенная сверху
связка гранат. Осколки зачиркали по стенам. Дым и ракушеч¬
ная пыль закрыли свет. И долго еще что-то рокотало и сыпа¬
лось в «семерке».
Но никто из партизан не пострадал: все успели укрыться в
поперечном ходе.
День за днем ходили партизанские разведчики по ту сто¬
рону подземных крепостных стен. Они приносили малоутеши¬
тельные сведения: немцы держали под обстрелом все заме¬
ченные ими входы в каменоломни. У партизан оставалось все
меньше и меньше возможностей не только для связи с внеш¬
ним миром, но даже для обозрения поверхности района каме¬
ноломен. Завалы препятствовали притоку свежего воздуха.
Внизу с каждым днем все труднее становилось дышать.
Но горстка непреклонных патриотов, ушедших под землю
и оттуда грозивших самонадеянным захватчикам, жала в
ззз

черной духоте, стиснутой камнем, по всем законам той мудрой
и светлой жизни, к которой они привыкли у себя дома, навер¬
ху. В свободные от караулов и работы часы Котло и Корни¬
лов вели политзанятия. Жученков и Петропавловский устраи¬
вали для молодых партизан учения по военной технике.
Молодежь подземной крепости устроила себе жилье в
одном из широких, хорошо укрепленных штреков. Место это
молодые партизаны назвали кубриком, но почему-то название
это не удержалось, а привилось другое — «общежитие». Так и
говорили: «Это у комсомольцев, в общежитии».
Здесь всегда, даже в самые тяжелые дни подземной осады,
можно было услышать сипловатые звуки отсыревшего баяна.
И царил тут дух того заразительно бодрого товарищества, ко¬
торое заставляет даже самого робкого человека постепенно
смелеть и в конце концов думать про себя: «А ей-богу же, я
тоже не из робкого десятка, не хуже других».
Во всех самых опасных делах — ив вылазках, и в трудней¬
ших подземных разведках — партизаны-комсомольцы были
первыми. Они постоянно просились, чтобы их выпустили в
разведку на поверхность, подползали к заваленным выходам
и через щели между камнями стреляли в караульных гитле¬
ровцев. Однако комиссар иной раз, вместо того чтобы похва¬
лить особо отличившихся своей бесшабашной храбростью
комсомольцев, со своей обычной грубоватой прямотой охлаж¬
дал их излишний пыл за «делибашьи», как он выражался, по¬
вадки:
—	Нам отчаянные не нужны. Не то у нас сейчас положе¬
ние. Это в стихах хорошо. Как это сказано? «Мчатся, сшиб¬
лись в общем крике. Посмотрите, каковы! Делибаш уже на
пике, а казак — без головы». А нам нужны бойцы с головой.
У нас людей раз, два — и обчелся. Так что вы делибашить
бросьте.
Котло говорил, как всегда, медленно, тяжело и прочно
ставя каждое слово на свое место — не сдвинешь. Но комсо¬
мольцы видели, что ворчит комиссар больше для порядка. Хо¬
чет этот суровый, насупленный человек уберечь каждую моло¬
дую жизнь от всяких опасных случайностей. И, пряча улыбки,
отвечали комсомольцы:
—	Есть, товарищ комиссар! Не будем делибашить!
В «общежитии» часто проводились комсомольские летуч¬
ки — короткие собрания, на которых молодежь отчитывалась в
выполнении заданий всякого рода. Тогда приходили сюда и
Надя Шульгина с Ниной Ковалевой.
Их всегда встречали шутками, веселыми приветствиями,
какими-то загадочными намеками насчет всяких симпатий и
страданий, которые тут же придумывались неутомимыми
334

балагурами. Нина смущалась, а языкастая Надя Шульгина
срезала на ходу остряков и заставляла их самих прикусить
язык. Но лейтенант Ваня Сергеев, выбранный секретарем под¬
земной комсомольской организации, быстро наводил в таких
случаях порядок.
Ваня Сергеев давно уже стал общим любимцем. Он чув¬
ствовал себя в подземелье как дома, потому что до войны еще
был шахтером в Донбассе, а потом работал на строительстве
московского метро. Он умел двигаться под землей без всякой
скованности, никогда не задевая при этом каменных высту¬
пов и стен. Точный шахтерский глазомер спасал его от не¬
приятностей, которые сыпались на злополучную голову долго¬
вязового дядюшки Манто. Красивый, ладный, даже здесь, под
землей, высоко несущий голову на богатырских плечах, с не¬
изменной участливо-терпеливой улыбкой на пригожем лице,
он появлялся везде, где требовалась помощь очень сильного,
спокойного и бесстрашного человека. В движениях молодого
атлета даже под землей не переставала жить какая-то плени¬
тельная свобода, хотя они и не теряли при этом строевой со¬
бранности. Несмотря на несмываемую копоть, осевшую на
лицо и голову Сергеева, он был хорош собой. Вскинутые к
вискам темные брови и белокурые волосы его заставляли
вздыхать украдкой обеих девушек.
Но Ваня Сергеев был человек серьезный, держал своих
комсомольцев в строгости и даже намеков на какие-нибудь
нежности — или, как он называл, глупости — не допускал.
Когда фашисты почти окончательно замуровали и отреза¬
ли от внешнего мира отряд, комсомольцы решили предложить
командованию свои услуги и, если надо, погибнуть, но выру¬
чить отряд. Старший сержант комсомолец Дерунов, опытный
сапер, еще в финскую войну награжденный орденом Красной
Звезды, предложил Петропавловскому свой план:
—	Вы только приказ отдайте, товарищ старший лейтенант,
а я пойду наверх, руками разминирую. Ясное дело, я вам за
успех на сто процентов полностью не ручаюсь: в темноте там
да на ощупь, без миноискателя, можно, конечно, и загре¬
меть,— а все ж таки прикажите, товарищ старший лейтенант.
Надо же людей наших спасать, и вообще действовать нам надо.
Вполне возможно, и не подорвусь. А уж если ошибка выйдет,
так ведь и то польза: пока то да се, проходик образуется,
разведку выслать успеете. Честное слово, товарищ старший
лейтенант, прикажите...
У него были необыкновенно чувствительные пальцы. Мно¬
го раз во время разведок Дерунов в полной тьме непостижи¬
мо и точно нащупывал самые коварные минные ловушки,
приготовленные гитлеровцами в дальних ходах каменоломен.
335

Дерунов научил и других комсомольцев распознавать припря¬
танные мины. Он специально занимался также с пионерами-
разведчиками. И Володя не раз дивился волшебному чутью,
которым были наделены пальцы сапера-комсомольца.
Дерунов тоже был доволен Володей: «Памятливый парень.
То, что требуется для сапера. Соображение быстрое, а память
долгая. Далеко пойдешь, Вовка, если только с умом ходить
будешь».
Уважали партизаны и других комсомольцев: Митю Забо¬
лотного, отличного связиста, вечно занятого своими провода¬
ми; вежливого, заботливого Жору Жданова, санитара. А дядя
Гриценко, сам'старый пулеметчик, не мог нахвалиться Ушако¬
вым, который изумлял всех своим необыкновенным искусством
стрельбы из пулемета. Он однажды в подземном тире, к востор¬
гу пионеров и к великому смущению Нины Ковалевой, пробуя
отремонтированный пулемет, одной очередью вывел на камен¬
ной стене пулями: «Нина»...
Ушаков уверял, что он может даже полностью расписаться
за себя пулеметом.
Комсомолец Леня Колышкин взял на себя обязанности
парикмахера. Петропавловский и Корнилов, люди военные и
придирчивые ко всяким нарушениям армейского порядка,
требовали, чтобы партизаны следили за собой, держали в по¬
рядке одежду, брились. Работы Колышкину хватало. Брил он
тщательно, но от постоянной копоти мыльный порошок его
становился похожим на порох. Из этой пещерки, где устроил
свою парикмахерскую Колышкин, частенько слышались лег¬
кие вскрики и укоры партизан, изнемогавших от чрезмерного
усердия подземного брадобрея: «Легче ты! Ты же прямо с
мясом дерешь! Ну, дай я хоть послюнявлю. Да хватит тебе,
зверь!»
Партизаны ходили с расцарапанными, но чисто выбритыми
лицами. Корнилов был доволен.
И никого не удивило, когда в красном ленинском уголке
на нижнем ярусе состоялось отчетное комсомольское собра¬
ние, на котором сам комиссар выступил с большой речью о
чистоте языка.
—	Я примечаю, товарищи комсомольцы, — говорил ко¬
миссар,— что некоторые из вас, в целом хорошие ребята, и
даже девушки немного распустили свои языки. Некоторые эту
привычку принесли с поверхности, а тут уж решили, что в тем¬
ноте совсем можно распуститься. Так вот, я хочу вам сказать,
друзья, что тот, кто сорит языком зря, тот постепенно и
думать начинает.мусорно. Вот, например, хорошая, активная,
боевая девушка Надя Шульгина... (Все посмотрели на Надю,
которая поспешила скрыться в тень фонаря.) Работящая,
336

энергичная девушка. А считает, что для партизанского будто
бы шика обязательно надо через каждые два слова разные
штучки вставлять. Только и слышишь от нее: «Ох, вчера у нас
шухер был!», «Айда, посидим, побаландерим», «Баланду тра¬
вить», «Убиться можно», «Будьте любовны» и прочее.
Комиссар так смешно и верно передал манеру Нади Шуль¬
гиной, что все чуть не покатились со смеху:
—	Ай да здорово, Иван Захарович! Вот это подловил лов¬
ко! Ну точь-в-точь... Ой, Надюша, прикуси язычок...
А комиссар продолжал:
—	Товарищи, может быть, и смешным покажется, что. я в
такой обстановке, когда мы зажаты в осаде и потеряли почти
связь с миром, занимаюсь как будто пустяками, так сказать —
к изящной словесности вас приучить собираюсь. Нет, друзья.
Мы отказались добровольно от солнца, от свежего воздуха, от
жизни, к которой привык всякий человек. Отказались, чтобы
вести отсюда, из-под земли, борьбу с врагом. Но от того, что
в нас заложено, что для нас свято, мы не откажемся даже вот
настолько...
И комиссар отмерил краешек ногтя на толстом своем
пальце.
Внезапно тяжелый отдаленный взрыв качнул пламя в фо¬
наре. Послышалось еще несколько ударов послабее. Наверху
глухо затукали быстрые шаги. Кто-то вбежал в уголок, крича
еще из темноты:
—	Газовая тревога! Газы!..
—	Собрание закрыто. Все по местам по боевому расписа¬
нию! — быстро, но в то же время без тени торопливости и
не очень громко сказал комиссар. — Бойцы химкоманды,
к штабу!
Володя и его пионеры бросились на свое место: им пола¬
галось по тревоге находиться при штабе для несения службы
связи.
В штабе беспрерывно гудели сигналы телефонов. С верхне¬
го яруса сообщали, что немцам удалось взорвать завал одно¬
го из шурфов и они сбросили в каменоломни бомбы с удуш¬
ливыми и угарными газами. Застигнутые наверху партизаны
сперва не поняли, что происходит, но вскоре почувствовали
себя плохо, хотя держались еще кое-как на ногах... Зады¬
хаясь, они обмотали головы снятыми с себя стеганками, но не
уходили с постов. Вниз уже натягивало сладковатый, дурма¬
нящий угар...
Лазарев, Котло, Корнилов, Петропавловский, быстро на¬
дев противогазы, бросились бежать по наклонным галереям к
верхнему ярусу. Вскоре туда же побежали военные фельдше¬
рицы— тоже в противогазах.
|2 Улица младшего сы
337

Через несколько минут все обитатели подземной крепости
превратились в странных существ с выпуклыми стеклянными
глазами и резиновыми хоботами. Под землей и без того было
душно, а теперь, когда лицо плотно облегала тугая резина,
люди совсем обессилевали от нехватки воздуха. Некоторые в
удушье срывали с себя противогазы, ничком падали на камен¬
ный пол, терли глаза, рвали на груди у себя гимнастерки. Во¬
лодя и его пионеры, все в противогазах, набрасывали на лица
изнемогавших мокрые платки, уводили их на нижний горизонт,
в санчасть.
Там хозяйничал расторопный Асан Османович Аширов, на¬
чальник подземного лечебного пункта. На поверхности земли
ему врачевать не приходилось. Но, когда началась война, его
отправили на какие-то специальные курсы при штабе проти¬
вовоздушной обороны, и он там успел пройти санитарную
науку и познал кое-какие лечебные премудрости. Под землей
все это очень пригодилось. Человек он был заботливый и неуто¬
мимый. Если уж принимался кого-нибудь лечить, так больной
не знал, как от него отделаться... Аширов следовал за своими,
пытавшимися от него удрать пациентами в самые отдален¬
ные от лечпункта галереи. Даже на сторожевых постах
верхнего горизонта и там нельзя было избежать забот Аширо¬
ва. И бывало так, что часовой, притаившийся полулежа за
глыбой ракушечника, недалеко от поверхности земли, слышал
вдруг за собой мягкий, вкрадчивый шорох, ощущал бережное
похлопывание по своему плечу и, обернувшись, замечал под¬
ползшего Аширова. «Ничего, ничего, дорогой, — говорил Асан
Османович, — ты себе лежи, полеживай, неси службу, а я тебе
пока что баночки поставлю. Ну-ка, дорогой, заверни-ка со
спины стеганочку да поясок сними, гимнастерочку освободи,
дорогой. Вот так. Очень прекрасно. Ну, теперь не крути спи¬
ной... Так, очень прекрасно, дорогой! Первая присосалась.
Ставлю второй номер!..» И на спине лежавшего часового, как
грибы, вырастали стеклянные банки.
Недаром, чуть кто из ребят под землей начинал чихать,
тотчас же слышалось со стороны: «Это ты что? Простыл? На¬
сморк схватил. Смотри, к Аширову попадешь...»
А сейчас Аширову хватало работы: подземная санчасть
была полна отравленных газами.
А наверху уже возводили защитную стену, замазывали ее
цементом, который быстро замешивал в кадке Манто, затыка¬
ли промасленными мешками все пазы. В то же время на сек¬
торе «Киев» подорвали один из фугасов, чтобы внутрь каме¬
ноломен проник свежий воздух. Немцы сунулись было к этому
отверстию, но два метких выстрела Корнилова стоили жизни
двум гитлеровцам, которые заглянули в провал.
338

Обе фельдшерицы, а с ними Надя Шульгина и Нина Кова¬
лева сбились в этот день с ног, ухаживая за отравленными
партизанами. Наутро все больные были уже в строю, но с
этого дня приказано было всем партизанам всегда иметь при
себе противогазы.
Мальчики постепенно освоились со своими пионерскими
пушками-самопалами. Ежедневные занятия с Корниловым в
тире сказались. Конечно, ребятам не терпелось скорее приме¬
нить свое оружие в настоящем деле, и они были очень обра¬
дованы, когда командование разрешило старшим пионерам
по очереди стоять вместе со взрослыми на посту охранения —
правда, не на самом опасном участке, но все же в одном из
важных мест: на верхнем ярусе, где пересекались недалеко от
главного ствола многие коридоры.
Выходы всех этих галерей к главному стволу были давно
уже заделаны искусственными стенками. Караул располагал¬
ся за одной из них. Здесь надо было сидеть в полной темноте,
не подавая ни звука, и следить, не предпримет ли что-нибудь
противник, который взрывом уже расчистил завал главного
ствола. Немцы несколько раз бросали в этот шурф бомбы, но
крепкие, двойные стенки, построенные поперек галерей пар¬
тизанами, не обрушились.
Однажды Володя, вооруженный своим обрезом-самопа¬
лом, дежурил здесь вместе с дядей Гриценко и старым Шус¬
товым. Оставив Володю подле стенки, в которой имелось от¬
верстие для наблюдения, оба старых партизана отошли в
глубь штрека, чтобы покурить. Володя слышал, как они шеп¬
тались, вспоминая былое.
—	Помнишь, Иван Захарович, — доносился до Володи ше¬
пот Шустова, — не забыл еще, как девятнадцатого мая, тогда,
в девятнадцатом году, наседали тут на нас деникинцы?
—	Эге ж, как про то не помнить! Такого не забудешь,—
отвечал немногословный дядя Гриценко.
И Володя видел, как во мраке едва заметно возникало
маленькое светлое пятнышко и тотчас исчезало: это дядя Гри¬
ценко затягивался цигаркой, которую держал прикрытой в
кулаке.
—	А помнишь, как англичане миноносцы свои подвели, да
и давай садить по нашим каменоломням? Я так считаю, что
снарядов триста выпустили.
—	Не меньше того.
—	И тоже некоторые газком были заправлены. А?
—	Как же то не помнить! А только что толку для них с тех
снарядов было?
—	Толку не было.
—	Эге ж, и теперь не будет.
339

—	Я то и говорю, — соглашался Шустов.
На этом и закончилась беседа двух старых друзей, много
лет подряд проведших вместе на земле и на море, где оба ры¬
бачили, и вот теперь опять сошедшихся под землей.
В это время в боковой галерее послышался короткий стук,-
будто что-то упало. Шустов велел Володе остаться на месте,
а сам с Гриценко пошел в поперечный штрек, чтобы узнать,
что там происходит. Володя остался один. Как раз в этот час
на проверку постов вышли Корнилов и Шульгин. Они шли с
затемненными лампами, держа в руках, по подземным прави¬
лам, пистолеты с открытыми предохранителями. Когда они
вошли в галерею, которая вела к главному стволу, из темноты
раздался негромкий голос Володи:
—	Кто идет?
Привыкшие действовать в темноте, партизаны уже узна¬
вали друг друга по голосу, и Корнилов, услышав Володин го¬
лос, вместо пароля тихо ответил:
—	Свои, свои...
Он двинулся дальше, не снимая чехла с лампы и осторож¬
но щупая неровности стены. Неподалеку от него тотчас же
послышался шорох и снова настойчиво прозвучал голос Воло¬
ди Дубинина:
—	Стой! Пароль!
Корнилов шагнул было вперед и вдруг почувствовал, как в
грудь ему больно уперся холодный ствол.
—	Вовка, да ты что! Не узнаешь, что ли?
—	Пароль, или стрельну! — прозвучало в темноте.
—	Фу ты! — уже рассердился Корнилов, но поспешил все
же произнести: — Москва!
Обрез отодвинулся от его груди, и в темноте близко про¬
звучал отзыв:
—	Мушка! Проходите, дядя Гора.
—	Ты что это выдумал, Вовка? Ведь так и застрелить ме¬
ня мог бы... Голоса моего, что ли, не узнал?
—	Узнать-то узнал... только вы сами велели всегда по
уставу выполнять, на слух не надеяться... а сами нарушаете.
Корнилову очень хотелось сказать: «Ах ты, поросенок эда¬
кий, еще учить берется...» Но он сдержался и пробормотал:
—	Гм... Это ты, конечно, правильно делаешь.
Из боковой галереи, осторожно шагая через разбросанные
камни, вышли Шустов и дядя Гриценко. Они легонько осве¬
тили шахтерками Корнилова.
—	На посту все в порядке, товарищ политрук, — сказал
Гриценко, — происшествий никаких. Немцы сверху камешка¬
ми лукаются; нервы наши пробуют. Ну и шут с ними!
Сменившись с караула, пообедав, Володя отправился в
34U

красный уголок, где он каждый день собирал своих пионеров.
Он застал всех ребят уже на месте. Они сидели у стола, на ко¬
тором стоял зажженный фонарь, и Ваня Гриценко читал
вслух про Тома Сойера.
Пахло сыростью от ковров, на которых не двигались круг¬
логоловые тени заслушавшихся ребят. Волядя тихо подошел
к столу. Ваня читал как раз то место, где Том Сойер вместе с
Бекки Тэчер заблудились в подземной пещере и у них дого¬
рает последняя свеча.
—	«Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя
за тем, как он тихо и безжалостно тает, — читал Ваня. — На¬
конец осталось всего только полдюйма фитиля. Слабый ого¬
нечек то поднимался, то падал и вот вскарабкался по тонкой
струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем кон¬
це, — а потом воцарился ужас беспросветного мрака...»
Тут Ваня остановился, заметив, что все его слушатели,
склонившись к самому столу, заглядывают в мутное стекло
фонаря и неотрывно, испытующе, со страхом и надеждой
смотрят, — как там ведет себя подрагивающий, зазубренный,
плоский огонек горелки, похожий на бледный петушиный гре¬
бешок.
Смотрел туда и Володя.
—	Ну что ж, будем дальше читать? — спросил Ваня.
Все зашевелились, вздохнули.
—	А они потом выбрались, спаслись? — полюбопытство¬
вал Вова Лазарев, заглядывая через плечо читавшего.
—	А ты потерпи и узнаешь, — сказал Ваня, загораживая
книгу. — Вот не люблю, когда вперед заглядывают!
—	А зачем он туда, в пещеру, полез? — спросил Жора
Емелин.
—	Ты что же, не понял ничего, когда я прошлый раз чи¬
тал? — упрекнул его Ваня. — Там же клад был. А они все этот
клад искали.
—	Ну это, положим, ты, Ваня, путаешь, — вмешался Во¬
лодя. — Клад они в другом месте искали, а потом уж он тут
оказался.
—	А какой это бывает клад? — заинтересовался Вова Ла¬
зарев, который пропустил два дня чтений, так как у него бо¬
лела голова от сырости.
—	Ну, сокровища всякие.
—	А это что — сокровища?
—	Золото, значит.
—	Часы?
—	Ну, почему обязательно тебе часы? Золотые деньги мо¬
гут быть, кольца, вообще всякие драгоценности.
Видно было, что Вова Лазарев не прочь бы спросить, как
341

это понимать: «драгоценности», но он с опаской посмотрел на
Володю и сказал:
—	А они ему для чего были?
—	Ну, он хотел на них жить богато, поехать куда-нибудь,
путешествие сделать...
—	В экскурсию? — спросил Жора Емелин.
А Вова Лазарев мечтательно произнес:
—	А мы, когда войны не было, тоже путешествовали! Ме¬
ня мама к тете в Ростов возила. А в этом году мы хотели на
Кавказ путешествовать. Только вот война стала...
—	И мы поехали в деревню, — раздалось из-под стола, и
оттуда вылезла четырехлетняя Оля Лазарева.
Так как перед уходом отряда под землю Лазаревы для
сохранения тайны говорили всем, будто они эвакуируются к
родным в деревню, то Оля до сих пор была уверена, что ка¬
меноломни и есть та самая обещанная ей деревня.
—	Молчи уж ты! — пригрозил ей брат. — Если пустили те¬
бя сюда, так помалкивай, а то отведу сейчас к матери на вто¬
рой горизонт!
—	А почему в деревне всегда как вечер! — не унималась
Оля.
—	Слушай, Олька, будешь много спрашивать, я тебя от¬
сюда сейчас...
Оля сделала губы толстыми, вывернула их и приготови¬
лась зареветь. Володя поспешно подхватил ее и посадил к се¬
бе на колени:
—	Что ты ее гонишь? Пусть сидит слушает, развивается.
Пригодится ей в жизни.
Володя отодрал уголок газеты, согнул его раз, другой, тре¬
тий, повернул, сложил, вывернул, и перед Олей оказался бу¬
мажный кораблик.
—	А почему всегда в деревне целый день вечер, — опять
спросила Оля, — и окошков нет?
—	Потому что затемнение у нас тут, — нашелся Володя.
—	А мы всегда тут будем?
И все ребята взглянули на своего вожака — как он отве¬
тит. Володя заметил, с какой тревогой ждали от него ответа.
—	Зачем всегда? Вот скоро фашистов сверху... то есть, я
хотел сказать, из поселка... выкинут, и мы из деревни до¬
мой поедем.
—	Дома хорошо! Там столько окошков, и все видно, —
почему-то шепотом, как о чем-то самом сокровенном, сказала
маленькая Оля.
И все замолчали. Всем вдруг так захотелось посмотреть в
окошко и увидеть солнце и море и жить снова так, чтобы бы¬
ли не только вечер и ночь, но чтобы и утро было каждый день.
342

Потом опять заговорили о кладе, который искал Том Сойер.
—	Конечно, как свечка у него сгорела,—сказал Толя Кова¬
лев, — так он подумал, что без света ему совсем уж не вылезти.
—	Да еще неопытный он был, — объяснил Ваня Грицен¬
ко. — Вам с непривычки тоже целый день тут не очень-то ве¬
село показалось?
—	А что, если бы мы клад нашли? — сказал Жора.
—■ Какой такой клад? — спросил Володя. — У нас это на¬
зывается раскопки. Нам учитель Ефим Леонтьевич по истории
объяснял, и мы в музей с ним ходили, в лапидарий... Ну,
если б нашли такой клад, тоже бы отдали в музей.
—-Ясно, отдали бы, — подтвердил Ваня Гриценко.—
Что ж, себе бы забрали, что ли?
—	А себе ничего совсем не оставили бы? — поинтересовал¬
ся Жора Емелин.
Володя строго пояснил:
—	Сперва бы все отдали, а потом бы уж за это нам благо¬
дарность объявили или школу нам восстановили.
—	А денег бы совсем не дали за это? — спросил Жора.
—	Ну, наверное, премировали бы — не в том счастье, —
решил Володя. — Меня вон премировали за авиамодели, и я
в Артек ездил. Так не за то ж работал!
Жора заявил:
—	Я бы только фотоаппарат себе выпросил.
—	А я бы еще попросил, чтобы мороженого дали целый
ящик! — размечтался Вова Лазарев.
—	А то ты мороженого никогда в жизни не ел! — упрекнул
его Толя Ковалев. — Живот бы от жадности лопнул.
—	А я б сразу все не ел. Я бы порций десять съел сразу, а
остальное на погреб бы снес.
Стали думать, на что бы мог еще пригодиться клад. Устро¬
ить для всех пионеров праздник? Все равно лучше, чем Пер¬
вое мая, не выйдет. Ходить каждый день в кино по три раза?
А когда же уроки учить? Жить, ничего не делая? Ну что де¬
лать тогда? Купить в магазине на Кировской выставленный в
окне корабль? Так почти такие Володя без всякого клада сам
умел строить.
—	Нам и без клада до войны хорошо было, — сказал Жо¬
ра. — Жили себе — лучше не надо! Мне уж папа фотоаппарат
обещал...
—	Конечно, — сказал Вова Лазарев, — это у них за гра¬
ницей, в Америке, нужны всякие эти сокровицы.
—	Как, как ты сказал?
—	Ну, сокровицы...
—	Не сокровицы, а сокровища, — поправил его Ваня
Гриценко. — Нет, я считаю, сам этот Том Сойер парень,
343

в общем-то, был хороший, смелый. Только целоваться любил
чуть что... А так он потом этот клад со своим товарищем чест¬
но пополам разделил в конце книги. А тот был совсем бедный,
почти беспризорник. Ему и учиться было не на что. Ведь у
них там, за границей, без денег и учиться нельзя.
—	Ясно. У них же капиталисты, — солидно заметил Толя
Ковалев. — У них там как? — продолжал он убежденно. —
У них там — я читал в одной книжке, название только за¬
был — каждый хочет для себя побольше набрать и друг у
дружки отнимают. А у нас же самое главное — это все общее.
—	Потому что у нас скоро будет уже совсем коммунизм.
Это сказал .Володя, и все повернулись к нему. А Вова
Лазарев сперва повторил тихонько про себя: «Коммунизм», —
а потом решился спросить:
—	А вот как это, Володя, будет, что — коммунизм?
Володя, подумав, твердо ответил:
—	Коммунизм когда станет, так все у всех будет.
—	Все у всех! — повторили про себя младшие пионеры.
—	Да, — продолжал Володя, — это значит: каждый будет
работать как может, на что он способный, а ему всего дадут,
сколько ему нужно. Отказа ни в чем не будет. Всего будет до¬
статочно, потому что техника везде пойдет! И люди станут все
развиваться, сделаются могучими и всю природу покорят!
Только тут еще дела хватит, папа говорит. Так сразу, легко,
конечно, не выйдет. Тут надо еще всем будет потрудиться.
И следить, чтоб не разорял нйкто!.. Я про это книжку
читал...
—	Володя, а скоро будет коммунизм?
—	Да он бы уж, наверное, у нас совсем скоро стал, только
война вот... фашисты против. Неохота им, чтоб у нас комму¬
низм был.
—	Я тогда знаю, на что бы клад отдал!—воскликнул вдруг
Толя. — В фонд обороны СССР! Чтобы на тот клад танк сде¬
лали и назвали от нашего имени «Юный партизан».
И все замолчали задумавшись. Где-то далеко, должно быть
в крайней штольне верхнего горизонта, заглушенно зарокотал
обвал.
—	Это в секторе «Киев», — прислушавшись, уверенно пояс¬
нил Володя и почувствовал, как чья-то рука легла ему на
плечо.
Он поднял голову — к нему склонился Корнилов. Полит¬
рук уже давно стоял тут, неслышно подойдя по мягкой пыли
ракушечника, никем не замеченный в тени. Он слышал конец
разговора, но не хотел вмешиваться. Глаза у него странно бле¬
стели, и, посмотрев на политрука, Володя понял: он все слы¬
шал.
344

— ...У нас скоро будет уже совсем коммунизм.

—	Ничего, пионеры, — сказал Корнилов, — все будет хоро¬
шо. Самый дорогой на свете клад, самое драгоценное сокрови¬
ще мы еще вместе с самим товарищем Лениным Владимиром
Ильичем в 1917 году отвоевали. Это наша свобода, та жизнь,
к которой мы с вами уже привыкли. Мы этот клад сейчас с со¬
бой под землю укрыли, чтоб фашисту не отдать, и этот клад в
верных руках: его с нами по ленинскому завету партия бере¬
жет.— А потом Корнилов негромко сказал: — Володя Дуби¬
нин, Ваня Гриценко, пройдите в штаб. Вас командир вызы¬
вает.
Уже два дня командование отряда изыскивало всякие спо¬
собы, чтобы установить связь с поверхностью. В поселке Ста¬
рый Карантин жил один человек, который должен был сооб¬
щать подземным партизанам о действиях вражеских войск, о
продвижении их к Керчи и о мерах, которые принимаются
фашистами против партизан. То был Михаил Евграфович
Ланкин, болезненный, тихий человек, работавший прежде ко¬
мендантом каменоломен. По заданию командования партизан
и крымского подпольного партийного центра он остался в по¬
селке. «Куда уж мне, со здоровьишком моим, с места на место
мыкаться», — объяснял он удивлявшимся соседям. И при этом
покашливал и сам себя стукал сзади кулаком по сутулой, по¬
чти горбатой спине.
В Крым он перебрался из амурского города Благовещен¬
ска еще совсем молодым — доктора посоветовали. Несколько
лет он был смотрителем Павловского маяка — того, что высит¬
ся между керченской крепостью и Старым Карантином. Здесь
он долго жил бобылем, лишь в редких случаях появляясь в
городе, и, может быть, привычка к одиночеству сделала его
малоразговорчивым, нелюдимым. Когда Ланкин стал комен¬
дантом, он перебрался в крохотный домишко на поверхности
каменоломен, в поселок, который носил со времен граждан¬
ской войны название «Краснопартизанский». Домик Ланкина
приютился в выемке горы, откуда вырезали с поверхности ка¬
мень-ракушечник.
Жученков и Лазарев давно знали Ланкина как человека
щепетильно честного, исполнительного, верного своему слову
и преданного делу. Еще задолго до ухода партизан под землю
они доверили Ланкину тайну отряда. Комендант каменоломен
помогал отряду готовиться к подземной жизни. Вместе с Жу-
ченковым он подвозил и укрывал в каменоломнях подрывные
материалы. Целые дни и ночи он вместе с рабочими механи¬
ческого цеха заряжал гранаты или приспосабливал подземные
пещеры для жилья. Покойный Зябрев, который до войны был
секретарем партийной организации Камыш-Бурунской элек¬
тростанции и хорошо разбирался в людях, тоже знал Ланки¬
346

на. Он полагал, что немногословному коменданту можно дове¬
риться во всем. Ланкин был беспартийным и, значит, остава¬
ясь на поверхности после ухода отряда, вызывал бы меньше
подозрений со стороны фашистов. Зябрев согласовал вопрос
о Ланкине там, где полагается. И вот этот тихий, незаметный,
согбенный человек с готовностью принял на себя смертельно
опасное задание Зябрева: он остался на поверхности связным
между подземными партизанами и подпольным большевист¬
ским центром.
Незадолго до войны Ланкин женился. Как только началась
организация отряда Зябрева, комендант отослал жену к своей
сестре в Старый Карантин, а сам остался в своем домишке,
врезанном в гору над каменоломнями. Никто не знал, что в
маленьком погребке под домиком коменданта спрятан теле¬
фон, провод которого уходил под землю, где на далеком его
конце находился другой походный аппарат, — тот, что стоял
на командирском столе в штабе партизанской крепости. И ни
один человек, который вошел бы в домик Ланкина, даже при
тщательном осмотре не смог бы догадаться, что одна из мас¬
сивных каменных стен, если умело, особым способом, нажать
на секретный выдвижной камень, без особых усилий сдвинется
с места, открывая ход в погреб, откуда шел узкий подземный
лаз в самые каменоломни.
В первые дни после прихода гитлеровцев в Старый Каран¬
тин Ланкин несколько раз спускался в верхний горизонт
каменоломен и оставлял в условленных местах записки, в ко¬
торых и сообщал командованию партизан очень важные све¬
дения с поверхности. По ночам он вызывал штаб по телефону.
Но затем связь внезапно оборвалась.
Макаров и Важенин, ходившие в разведку наверх, пока это
было возможно, узнали, что гитлеровское командование высе¬
лило всех жителей из домов, находившихся над каменоломня¬
ми или вблизи от них. И, должно быть, Ланкин, как это было
предусмотрено на такой случай, переехал к сестре в Старый
Карантин. Потом разведчики партизан, попытавшиеся было
выйти на поверхность через подполье комендантского домика,
убедились, что фашисты взорвали его. Подземный ход ока¬
зался заваленным.
Связь с Ланкиным была окончательно потеряна.
Необходимо было связаться с ним, но все попытки взрос¬
лых разведчиков выйти на поверхность ни к чему не привели.
Фашисты сторожили выходы из каменоломен, патрули шныря¬
ли по всей округе.
Скрепя сердце Лазарев и Котло решили опять послать на¬
верх пионеров.
На этот раз в разведку были назначены Володя Дубинин
347

и Ваня Гриценко. Комиссар с расстроенным и, как всегда в та¬
ких случаях, немножко виноватым видом долго втолковывал
мальчикам задание. Их опять хорошо покормили на камбузе
и одели в теплые стеганые куртки. Корнилов, усадив малень¬
ких разведчиков, еще раз проверил, хорошо ли они усвоили
задание, и через час Влас Важенин, опытный, юркий, корена¬
стый разведчик, повел их в одну из крайних штолен, которая
выходила на поверхность далеко от поселка. Там вчера парти¬
заны незаметно расчистили старый завал и убедились, что
немцы не заметили этого. К тому же на противоположном кон¬
це каменоломен Лазарев приказал подвести пулемет к одному
из лазов и открыть огонь. Это должно было отвлечь внимание
немцев, и разведчики могли незаметно выйти на поверхность.
Шедший впереди мальчиков Важенин, оставив в штольне
пригашенный фонарь, подполз к выходу и, внимательно осмо¬
тревшись, скомандовал:
—	Выходите, дружочки, в добрый час!
Отверстие, из которого перед рассветом выбрались на по¬
верхность мальчики, было почти невозможно заметить снару¬
жи. Сама природа искусно замаскировала его. Здесь в одной
из глубоких выемок у основания отвесной каменной стены на¬
ходилось углубление. Если смотреть сверху, оно походило на
небольшую яму, но на дне этой ямы было отверстие, открывав¬
шее ход под каменной стеной.
Взрослый человек вряд ли бы смог пролезть через эту уз¬
кую дыру, но гибкие мальчишки легко выбрались наверх. Ва¬
женин остался сторожить изнутри; к шести часам вечера пио¬
неры должны были вернуться через этот лаз обратно.
Мальчики проползли метров двести по ложбинке, засыпан¬
ной рано выпавшим снегом, и, оказавшись за пределами райо¬
на каменоломен, поднялись, отряхнулись и зашагали к посел¬
ку. Оба держали себя так, как учили их командиры. Вид у них
был беззаботный — они гоняли ногами круглые камешки,
перебегали с места на место. Вскоре ребята оказались на
шоссе, которое вело в Старый Карантин. Здесь, если бы кто-
нибудь из фашистов и заметил их, эго уж не было опасно.
Двигаться мальчикам было не так-то легко: с восходом
солнца у них нестерпимо разболелись глаза, отвыкшие от
дневного света. Ребята старались щурить их, прикрывали ла¬
донями. И все же белизна снега слепила, вызывала болезнен¬
ную резь и непрерывное слезотечение.
Володя вспомнил первую разведку:
—	Вот еще незадача, Ваня... В тот раз реветь надо было,
чтобы немцы думали, будто я это из-за Лыски, — так хоть
плачь, а слез не было. А сейчас, когда не нужно, сами текут.
Пришлось посидеть на дне попавшегося по дороге овражка
348

и подождать, пока глаза немного освоятся с дневным светом.
Потом мальчики встали и двинулись в путь. Им хотелось
узнать, что делается в Керчи. Они забрались на холм, откуда
открывался далекий вид на море и город. И вот в дымке но¬
ябрьского дня, в черном дыхании пожаров завиделся вдали
Митридат. Керчь горела. Даже сейчас, днем, дымное небо над
ней было багровым. Справа, полузакрытый туманом, тянулся
пролив. Все было там мертво, ,ни одно суденышко не показы¬
валось на море. Куда девались все пароходы, катера, танкеры,
шаланды, которые обычно бороздили здесь поверхность про¬
лива, оглашая простор гудками, сиренами, черпая ветер широ¬
кими белыми ковшами парусов...
Сейчас только тяжелое бухание немецких пушек, от кото¬
рого словно передергивало всю округу, доносилось оттуда.
Но там, в тумане, по ту сторону пролива, прорисовывались
контуры Таманского берега. Там были свои. Там была Крас¬
ная Армия.
Шоссе казалось пустынным. Изредка в сторону Керчи по
укатанному снегу проносилась одинокая немецкая машина —
низкая, неуклюжая, запятнанная маскировочной окраской.
Мальчики свернули с шоссе на тропинку, чтобы быстрее
пройти в Старый Карантин. В это время со стороны Керчи по¬
слышался нарастающий гул моторов. Гул постепенно заполнял
все небо. Пионеры увидели, как внезапно, завизжав тормоза¬
ми, остановилась на шоссе мчавшаяся грузовая машина.
С обоих бортов ее из-под тента посыпались немецкие солдаты.
Они бежали в разные стороны от шоссе, бросались ничком в
ложбинки, плюхались в ямы. А из-за холмов, оглушая всю
округу ревом разъяренных моторов, пронеслись штурмовые
самолеты. Они оставляли внизу, позади себя, дым, пламя, ад
кромешный, меча короткие частые молнии из-под крыльев, на
которых мальчики с восторгом разглядели красные пятико¬
нечные звезды. С грохотом, покрывшим все звуки на свете,
пронеслись и исчезли в небе краснозвездные машины.
На шоссе догорали обломки взорванного грузовика.
В той стороне, куда унеслись штурмовики, высоко к небу
поднялись лохматые черные исполины — головой под облака.
Они встали, зашатались, исторгая грохочущий стон, и, разме¬
тав огненные лохмотья и космы дыма, медленно рухнули, со¬
всем как вставшие из гроба мертвецы в «Страшной мести» у
Гоголя.
—	Вот дают им наши!—приговаривал Володя, стоя во весь
рост на холме, забыв совсем о том, как должен вести себя раз¬
ведчик. — Ох, дают!
В эту минуту Володе казалось, что сам он неуязвим, само¬
леты с красными звездами прикрывают его путь сверху; он
349

даже и не думал о том, что любой случайный осколок близко
упавшей бомбы мог бы смести его с лица земли.
Вскоре мальчики вышли к восточной окраине поселка. По
дороге они успели заметить, что примерно в четверти километ¬
ра от поселка, недалеко от шоссе, в одной из глубоких выемок
немцы устроили походную ремонтную мастерскую. Там, скры¬
тые тенью выемки, незаметные для авиации, притаились ма¬
шины с зенитными установками. Возле них копошились ре¬
монтники в комбинезонах, перебирали моторы. Слышался
лязг металла.
—	Эге, — шепнул Ваня, — примечай!
—	Ты голрвой не верти в ту сторону. Иди себе прямо.
Я давно приметил.
—	Володя,— заговорил вдруг опять Ваня,— ты глянь глаз¬
ком одним: там, в соседней выемке, дом взорванный видишь?
—	Вижу, а что?
—	Так имей в виду: там бомбоубежище было, оттуда есть
лазок в штольню, к нам ход.
—	Ну? — оживился Володя. — Это надо нашим сказать.
Они отсюда свободно могут всю ихнюю мастерскую расчесать.
—	Вот про то и разговор.
Мальчики уже отошли довольно далеко от ремонтной ма¬
стерской, когда их остановил окрик сзади. Они обернулись.
Солдат в пилотке и сером стеганом замасленном комбинезоне,
с засученными по локоть рукавами, подзывал мальчиков же¬
стами и кричал:
—	Эй, рус! Ком! Ком!
—	Чего ему еще? — насторожился Ваня. — Заметил, что
ли? Может, убежим?
—	Идем, раз зовет. Ты давай посмелее. Помни, что комис¬
сар говорил. Держись вольно.
Мальчики подошли к немцу. Солдат сунул в руки Володе
ведро, показал на него пальцем:
—	Бринг маль эйн эймер вассер. Гешвинд!
—	Воды, что ль, принести велит? — Володя вопросительно
посмотрел на Ваню.
Солдат показал на ведро, погрозил пальцем, потом согнул
сго'так, словно нажимал гашетку, кивнул на ведро и сделал вид,
будто прицеливается воображаемым пистолетом в мальчиков.
—	Пук-пук! — сказал он и строго подмигнул: дескать, не
вздумайте удрать с ведром — застрелю.
—	Принесем? — спросил Ваня.
—	А что ж... Приходится, — сказал Володя. И, когда они
отошли, шепнул Ване: — Ничего. Зато поглядим поближе, как
они там мастерскую устроили. Скажем тогда нашим, как подо¬
браться сюда лучше.
350

В колонке, которая была недалеко от шоссе, воды не ока¬
залось, пришлось пройти к колодцу на окраине поселка. Уви¬
дев двух женщин, бравших воду, Ваня немного поотстал: он
боялся, как бы кто-нибудь не узнал его. Володя пошел один.
Он надел ведро на крючок, спустил его в колодец, придержи¬
вая лоснящийся, наполированный сотнями рук деревянный
вал, с которого сматывалась вниз веревка, а потом, с размаху
нажимая обеими руками на толстую железную ручку, выта¬
щил полное ведро наверх. Колодезный ворот визжал* как по¬
росенок, но Володя все же расслышал, о чем говорили удаляв¬
шиеся с ведрами женщины.
—	Одни уходят, других ставят, — жаловалась пожилая
женщина. — Чего те не захватили, так эти тащат. До чего жад¬
ные, это ужас!
—	И ведь никуда от них не денешься, чуть не в каждый
дом поставили. Все хапают; а чуть слово скажешь, так сразу
начинают орать: «Партизан, партизан!» И на землю — паль¬
цем! Во все колодцы пуляют, все погреба засыпать велели.
Женщины ушли. Володя снял с края колодца полное ведро
и подошел с ним к Ване. Они вдвоем понесли ведро к немец¬
кой мастерской. Солдат, пославший их, беседовал с двумя
другими немцами, стоявшими возле грузовика с открытым ка¬
потом мотора. Мальчики молча поставили перед ним ведро.
—	Корош! — сказал немец, подмигнул своим собеседни¬
кам, и все трое громко захохотали, глядя на мальчиков.
У Володи стало вздергиваться плечо. Ваня осторожно под¬
толкнул его сзади. Плечо у Володи опустилось на место. Не¬
мец, решив показать, что он благодарен за услугу, протянул
мальчикам две сигареты, зажатые между грязными, замас¬
ленными пальцами.
Оба разведчика решительно замотали головами. Солдат
побагровел, надул щеки и внезапно с размаху ткнул сигаретой
в нос Володе. Тот невольно оттолкнул ее рукой. Тогда немец
вдруг затопал обеими ногами в толстых ботинках и замахал
над головой сжатыми кулаками, делая вид, что сейчас набро¬
сится на ребят. Те, мельком переглянувшись, бросились на¬
утек. Они бежали, тяжело дыша от обиды, а сзади доносился
громкий хохот трех солдат. Мальчики уже далеко отошли от
мастерской, а трое немцев все еще хохотали им вслед.
—	Разобрало как, — пробормотал Ваня. — Это они над
нами.
—	Ничего, поглядим еще, кто потом смеяться будет. Ты ви¬
дал, сколько в выемках перьев нащипано? Это они кур у лю¬
дей поотнимали. Значит, они и живут там, возле мастерской,
в заваленной штольне. Понятно это тебе?
Не укрылось от внимания разведчиков и то, что происхо¬
351

дило вдали, у разрушенного входа в главный шурф каменоло¬
мен. Там враги устроили что-то вроде колодезного журавля,
при помощи которого они сбрасывали вниз, в подземную кре¬
пость, мины. Кое-где на поверхности каменоломен стояли вы¬
сокие треноги, очевидно для бурения. К юго-западу от камено¬
ломен, на шоссе, которое вело в Феодосию, скопилось много
машин; сюда же подвозили орудия. Очевидно, в Старый Ка¬
рантин прибывали войска. Немцы что-то затевали. Может
быть, Ланкин уже знал, к чему готовятся гитлеровцы. Надо
было во что бы то ни стало разыскать его.
Мальчики и прежде знали дом сестры Ланкина, в котором
теперь жил бывший комендант каменоломен. Они были у него
в этом доме накануне ухода отряда под землю, когда Зябрев
посылал их оповестить об этом партизан, живших в поселке.
Из осторожности они сначала прошли мимо домика Ланкина,
заглянули как бы невзначай во двор, но не заметили там ни¬
чего подозрительного. Только после этого они вернулись обрат¬
но и постучались в дверь.
За дверью раздались шаги, загремел железный шкворень.
—	Ну, теперь ты молчи, я буду говорить, как комиссар ве¬
лел,— успел сказать Володя Ване, и в это мгновение дверь
приоткрылась.
Из нее высунулась женщина, простоволосая, в накинутом
на плечи платке. Она вопросительно взглянула на мальчиков:
—	Вам, хлопчики, чего?
Володя быстро проговорил, как требовалось:
—	Мы к вам, тетя, насчет овса. У нас коней кормить нечем,
а у вас, говорят...
Женщина быстро оглядела двор, втянула обоих мальчиков
за собой в сенцы, захлопнула дверь, заложила ее шкворнем и
исчезла в горнице, оставив разведчиков одних.
В сенцах было темно почти так же, как в каменоломнях.
Но сейчас же открылась дверь из комнаты, показался невысо¬
кий, чуть горбатый человек, в котором ребята сразу узнали
Ланкина.
—	Заходите, заходите, дружочки. Ну вот, хорошо! А то уж
я тревожился. Столько дней никого...
—	Мы к вам пришли узнать насчет овса,—многозначитель¬
но сказал Володя.
—	Да ладно уж тебе, — Ланкин махнул на него рукой,—
вы садитесь лучше... Люба, дай оттуда табуреточку... Что ты
мне темнишь, не знаю я вас обоих, что ли?
—	У нас, дядя, кони не кормлены, а у вас, говорят... — не
сдавался Володя.
—	Брось ты это, — добродушно сказал Ланкин, — як тебе,
видишь, и так с полным доверием. Я ж тебя там видел. Да и
352

заходили ко мне, когда вас командир посылал. Тебя вроде
Вовой кличут. Верно?.. Ну, а уж тебя, Ваня, говорить нечего,
еще таким вот помню. Ну, давай быстро, выкладывай всё. Как
у вас там? Наделали вы немцам дел. Тут такой был переполох,
целая ярмарка! Начальство их приезжало. Войска нагнали!
Всех, кто от каменоломен близко жил, выселили. И меня с ни¬
ми. А домишко мой подорвали. Уж я бился, бился, как опять
с вами связаться... Ну, а что теперь Александр Федорович за¬
тевает?
Мальчики переглянулись. Ваня вздохнул тяжело, а Володя,
опустив глаза, перебирал шапку в руке.
—	Дядю Сашу похоронили, — проговорил он еле слышно.
—	Это как же!.. — Ланкин подался весь вперед, голова его
совсем ушла в плечи. Он схватился за нее руками. — Это как
же, детки, беда такая случилась? Как же вы там Александра
Федоровича-то не уберегли? Ведь человек-то уж очень пре¬
красный...
Он сразу стал маленьким, сгорбился пуще прежнего.
—	Слышала, Люба? — крикнул он в соседнюю комнату. —
Ах ты, горе-то какое! Кто бы думал... Ах, беда!.. Кто ж теперь
вместо него?
Мальчики передали все, что наказывал Лазарев, рассказа¬
ли о положении в каменоломнях. Ланкин выслушал это и посо¬
ветовал скорей возвращаться в подземную крепость. Он сооб¬
щил, что Керчь занята немцами.
Шестнадцатого ноября, когда фашисты были уже на Ми-
тридате, рассказывал Ланкин, из города вырвалась последняя
грузовая машина. На ней покинули город секретарь горкома
партии, командующий военными силами и председатель гор¬
совета. Немцы обстреляли машину трассирующими пулями.
Теперь гитлеровцы везде ищут партизан. Расклеены приказы,
в которых всем велят заделать каменными стенами все под¬
земные ходы, катакомбы, даже подвалы и погреба. За неис¬
полнение — расстрел. Опасаются каждой дырки в земле: вдруг
оттуда партизаны полезут...
Ланкин сказал также, что гитлеровцы, по его наблюдениям,
готовятся к штурму каменоломен. Они тщательно обследуют
все лазы. Кто-то из местных оказался, видно, предателем, по¬
казал ходы. Немцы подтаскивают артиллерию, ночью освеща¬
ют ракетами и прожекторами весь район над каменоломнями.
Среди фашистов ходит слух, что под землей скрывается целая
партизанская армия. Со вчерашнего дня к району каменоло¬
мен беспрерывно подвозят орудия, боеприпасы. Над главным
шурфом даже звукоуловители поставлены. Весь район по ту
сторону шоссе, примыкающий к каменоломням, объявлен за¬
претной зоной. Вокруг расставлены часовые. Сегодня туда
352

привезли бетономешалки — должно быть, хотя г наглухо заму¬
ровать все выходы, чтобы партизаны оказались в ловушке.
Ланкин повел пионеров на чердак. Здесь у него оказался
припасенный, сверху прикрытый соломой, сильный артилле¬
рийский бинокль. Ланкин дал мальчикам по очереди посмот¬
реть в него. Через слуховое окно можно было разглядеть часть
района над каменоломнями.
—	Вон, видишь? Справа, — пояснил он, — у вас там как
раз под тем местом приходится сектор «Волга». Вот они, вид¬
но, через ту штольню к вам зайти хотят. Сектор «Киев» отсю¬
да плохо видать, но я вечером выходил, заметил и там скоп¬
ление. Так что с^ажи Лазареву: они вас штурмовать будут с
обоих секторов. Да и с центрального, видно, собираются на¬
жать на вас. Пусть ваши подготовятся. И вы давайте скорей, а
то могут и сегодня... Кто знает...
—	А больше насчет овса ничего не надо передать? —
спросил Володя, считавший, что разговор звучит уж слишком
просто.
Ланкин даже огорчился:
—	Опять ты мне насчет овса! Я ему уже полчаса все разъ¬
ясняю, а он заладил про овес. Ты вот лучше погляди... Как
там, с того краю, где вы вылезли, ничего не замечаете? А то
как бы вас на обратном пути...
Володя навел бинокль на дальний край возвышенности, где
находились каменоломни. В большом светлом круге, в центре
которого маячил черный крестик, а рядом стояли нанесенные
на стекле палочки делений и цифры, он увидел казавшееся со¬
всем близким шоссе, складки знакомой местности и... Бинокль
качнулся в его руках. Володя не сразу опять смог найти нуж¬
ную точку. Он ясно увидел, что в том самом месте, где они ут¬
ром вылезали из-под земли, движутся темно-зеленые фигуры
гитлеровских солдат.
Обратный путь был отрезан.

Глава XI
СВИДАНИЕ СО ЗВЕЗДАМИ
Начинало уже смеркаться, когда мальчики окончательно
убедились, что возвращение под землю через ход, из которого
они вылезли утром, невозможно. Должно быть, немцы днем
обнаружили там что-то подозрительное и поспешили принять
обычные в таких случаях меры. Маленькие разведчики хорошо
рассмотрели издали, что у того места, куда выходил лаз, во¬
зятся немцы: подтаскивают колья, волокут колючую проволо¬
ку, роют пулеметные гнезда.
—	Так, — сказал Володя, обозревавший местность возле
каменоломен поверх каменной ограды у крайнего домика в по¬
селке. — Тебе ясно?
Ване Гриценко все было ясно.
—	А нас ждут в восемнадцать ноль-ноль, — продолжал Во¬
лодя. — Положение, а?
—	Что же мы теперь делать станем? — растерянно спро¬
сил Ваня и, поглядев на Володю, сразу пожалел, что поторо¬
пился с вопросом.
Маленький командир «группы» так и сверкнул из-под рес¬
ниц своими лучистыми глазищами:
355

—	Видишь, кажется, я соображаю — ну и помолчи! Вот
приму решение, тогда и пытай.
Он дернул плечом и потерся о него щекой. Как известно,
это было у Володи признаком затруднительного раздумья. По¬
молчав минутку, Володя не очень уверенно поглядел на сво¬
его подчиненного.
—	Слушай, Ваня... Ты тут всю местность лучше меня зна¬
ешь. Ведь вон там, за тем увалом, еще одна дырка была. Я, ко¬
гда еще маленький был, тоже туда прятался...
—	Это куда еще корова дяди Василия провалилась? Еще
бы не помнить! Тебя еще тогда батя с веревкой ходил вытяги¬
вать. Это где мы с Шустовым ходили?
—	Да нет, не про то я] Слушай толком. Помнишь, там еще
ход был... Гляди, вон в той местности, где немцев как раз не
замечается, все чисто... Они про тот ход й не догадываются.
Пошли туда! Проберемся. Ну? Что стоишь?
Но Ваня в нерешительности мешкал, не трогаясь с места.
—	Вовка, — проговорил он смущенно, — я то место знаю...
Конечно, сейчас не до того... можешь даже и смеяться, но толь¬
ко лучше бы нам туда не лазить.
—	Куда это — не лазить? — изумился Володя, с негодова¬
нием обернувшись к Ване Гриценко.
—	Да вот через ту штольню, ведь это же га самая... где
огоньки по ночам были. А сейчас, гляди, уже темнеет... Ну, сам
знаешь... У нас люди сроду туда не ходили.
—	Э, мало куда раньше люди не ходили! Раньше люди на
земле жили, а мы вот с тобой которую неделю под землей...
И пора бы забыть все эти бабушкины пугалки...
Володя говорил неестественным баском, стараясь придать
командирскую твердость своему голосу, что было необходимо
не только для поддержания дисциплины, но и для собственно¬
го успокоения. Он хорошо помнил, сколько мрачных расска¬
зов ходило об этой штольне с недоброй и таинственной сла¬
вой. А сейчас дело шло к вечеру; уже смеркалось...
—	Ох, Вовка, не надо бы лучше!—опять начал Ваня.—
Я и сам не'верю тому, что врут, да как-то душа у меня не на
месте.
—	А ну! — прикрикнул на него Володя, уже окончательно
справившийся с собой. Он досадовал, что невольно проявил
некоторую робость. — Я, кажется, ясно решил. Подбери свою
душу, если она у тебя такая... Иди за мной, живо!
Через полчаса оба маленьких разведчика, не замеченные
немцами, пробрались к далекой обвалившейся штольне. За
день мальчики порядком иззябли: с моря дул пронизывающий
ветер. Сухая снежная крупа, то и дело принимавшаяся сыпать
с низкого неба, легонько позванивала в сухих зарослях татар-
356

кика, между которыми ползком продвигались разведчики. Ре¬
бята обцарапались о ломкие стебли с маленькими игольчаты¬
ми сосульками. Ледышки кололи щеки, щекотно лезли за ши¬
ворот. Мальчики мечтали о том, как они спустятся в уже
обжитые подземелья, доложатся командованию, передадут
сведения, собранные на поверхности, а потом дядя Яша Ман¬
го угостит их горячим партизанским борщом из консервов;
а они, хлебая борщ и уписывая мясо за обе щеки, будут
рассказывать о своих приключениях во время наземной раз¬
ведки.
Сырой, промерзший сумрак штольни словно засасывал
мальчиков в глубь земли. Оба невольно поглядели друг на
друга, когда старавшийся не отставать Ваня торопливо под¬
тянулся к плечу своего командира, который лез впереди.
Володя нахмурился и отвел глаза. Обоим было не по себе.
Конечно, они давно уже не верили в те россказни о выползаю¬
щих в штольню мертвяках. Но все-таки ведь недаром же
добрые люди старались обходить эту штольню.
Мальчики продолжали ползти по наклонному подземному
ходу. С каждым движением вперед зловещий сумрак во¬
круг них сгущался.
И вдруг они услышали протяжный, полузаглушенный стон.
Мальчики замерли, припав к земле. Стон, похожий на мучи¬
тельно затрудненный вздох, повторился. Он доносился отку¬
да-то сзади.
—	Слышишь, Вовка? Говорил тебе: не надо! — прошептал
Ваня.
Володя ткнул приятеля кулаком в плечо, чтобы он молчал.
Они прислушались не дыша. И опять позади них, у самого
входа в подземное логово, раздалось болезненное, томящее
душу: «Уо-о-о!»
—	Ты оставайся, лежи тут, а я пойду гляну, — сказал Во¬
лодя.
Ваня, поглядев на него, понял, что возражать бесполезно.
Володя попятился к выходу. Ваня пополз за ним: не мог он
бросить товарища одного в такую минуту. Володя оглянулся
и погрозил ему кулаком, но Ваня не отставал. Стоны слыша¬
лись все громче. До слуха мальчиков донеслось какое-то бес¬
связное бормотание. Оно слышалось со стороны большого
камня, который наполовину прикрывал вход в штольню. Во¬
лодя подполз поближе и в тени расщелины, темневшей под
камнем, увидел человека. Он был очень страшен: огромный,
кудлатый, с провалившимися, закрытыми глазами. Остро тор¬
чали его скулы. Он лежал, запрокинув голову, под которую
был положен вещевой мешок. Под отросшей бородой шеве¬
лился, распирая горло, словно распухший, кадык. Сквозь
357

стиснутые оскаленные зубы, обжатые бескровными, серыми
губами, время от времени цедился тягучий стон.
Подле стоявшего на камне котелка лежала на земле
матросская бескозырка. Володя всмотрелся и с трудом разо¬
брал на ленточке вытисненные давно уже побуревшим золотом
два слова: «Береговая оборона».
—	Это моряк. Наш, русский, — тихо сообщил Володя,
обернувшись назад, к Ване.
Лежавший человек вздрогнул, приоткрыл глаза, уставился
на Володю диковатым взором, в котором лихорадочный огонь
метался, как в затухающей головне. Судорожным движением
он пошарил B03Jje себя, вытащил из-под головы наган и невер¬
ной, трясущейся рукой направил прыгающее его дуло в упор
на Володю.
—	Кто там есть? Стой! С места не тронься... Кончу ра¬
зом! — хрипло пробормотал он.
—	Дядя, вы погодите! — заторопился Володя. — Стойте
стрелять. Погодите... Вы кто, дядя?
—	Стой, не шевелься... Сыму пулей в два счета, — бормо¬
тал моряк, продолжая целить наганом в мальчика.
Володя на всякий случай спрятал голову за камень.
—	Да что вы, дядя, в самом деле! Вы что? Не в себе? Вы,
наверное, раненый, да? Мы вам поможем. Мы — пионеры,
разведчики.
—	Не смей... паразит! — прохрипел моряк. — Только сунь¬
ся!.. Я те гранатой... Шиш вы меня возьмете живого!
Пока он бушевал и грозился, бранясь, задыхаясь, Володя
из своего прикрытия разглядывал стоявший возле моряка ко¬
телок. В нем было немного воды. Откуда она могла взяться?
Ведь ясно было, что матрос давно уже не может вставать. Но¬
ги его, недвижно раскинутые, были накрыты плащ-палаткой.
Кто же мог доставить воду раненому моряку? Новая для
Володи профессия разведчика приучила его уже быть осмотри¬
тельным. По отсутствию следов на талом и уже опять смерз¬
шемся снегу вокруг, по обрывкам намокшей и заледеневшей
газетной бумаги, по ощипанным стеблям татарника видно бы¬
ло, что моряк лежит здесь уже давно. Кто же мог принести
ему воды в котелке? Но тут Володя заметил, что камень, на¬
висавший над расщелиной, где лежал моряк, был влажен, по
нему сочились струйки воды. Должно быть, моряк подставлял
свой котелок и набирал воду.
—	Дядя, не надо в меня целиться, — попросил Володя,
осторожно выглядывая из-за своего камня. — И зря вы так
кричите. Вы тише будьте, а то ведь немцы услышать могут.
Дядя, вы положите наган. Мы же партизаны — честное даю
вам пионерское, честное ленинское!
353

—	Чем докажешь? — пробормотал раненый. — Меня на бо¬
га не возьмешь. Тут кругом оцеплено... Знаю...
—	Да вы положите наган! — взмолился наконец Володя. —
А то я тут валяюсь, а вы встать не даете... А я мог бы тем ча¬
сом за нашими сходить, и мы бы вас к себе вниз взяли. Вы, дя¬
дя, зря целитесь. Ну чем я вам доказать могу? Мы ведь когда
на разведку идем, у нас все отбирают.
—	Пускай тебя что-нибудь спросит, а ты ему докажешь, —
подсказал сзади Ваня.
—	Дядя, вы меня, правда, спросите что-нибудь, а я вам на
все отвечу, и вы увидите, что я не вру. Ну, хотите если, спроси¬
те меня что-нибудь про пионерскую организацию.
—	Я про пионерскую... — с трудом проговорил раненый, —
про пионерскую... Не вылазь, лежи там, а то стрельну!.. Про
пионерскую-то я уж запамятовал... А вот ты мне... ох! ты мне,
если не врешь, что пионер... ты мне по Конституции скажи,
чего знаешь...
—	По Конституции? Сейчас! — Володя громко проглотил
слюну, пихнул осторожно лежавшего позади него Ваню, чтобы
тот, в случае чего, подсказал, и радостно заговорил голосом,
которым он обычно отвечал в классе, когда знал задание на¬
зубок: — Право на труд, право на отдых... и право на обра¬
зование... И все народы равные по всяким национальностям.
И еще это... самое главное... сейчас скажу: защита отече¬
ства — священный долг... Да перестаньте вы, дядя, в меня
метиться!
—	Сказал верно... Знаешь, — тихо, сквозь зубы, произнес
раненый. — Вроде не врешь... Эй, стой, говорю! Не подлазь по¬
камест ближе. А ну, перекрестись... на всякий случай... — не¬
ожиданно потребовал он.
Володя обиженно повел плечом:
—	Странно, дядя! С какой радости я божиться вам стану,
раз я пионер! Что ж я этим докажу?
—	Это ты правильно, — устало согласился моряк. —А ну,
говори мне, какие песни знаешь наши?
Ваня от удовольствия даже зажмурился и головой закру¬
тил: он-то уж знал, сколько песен помнит Володя.
—	Ну, это легко! Я все песни знаю почти, — начал Воло¬
дя, — Ну, во-первых, «Вставай, проклятьем заклейменный», по¬
том «Широка страна моя родная», еще знаю петь «По долинам
и по взгорьям», потом еще «Потому что у нас каждый молод
сейчас, в нашей юной прекрасной стране». А еще знаю «Матрос
Железняк». Вот как она поется: «В степи под Херсоном вы¬
сокие травы, в степи под Херсоном курган...» — И Володя ти¬
хонько запел свою любимую песню. — «Лежит под курганом,
овеянный славой, матрос Железняк, партизан», — с чувством
359

пропел он и, так как раненый не отзывался, осторожно вы¬
глянул.
Раненый неслышно рыдал, припав лбом к рукам, сложен¬
ным на нагане. Широкие, торчавшие под сукном бушлата
худые плечи его тряслись.
—	Пионеры... братки-дружочки, родные, помогите... Сла¬
бый я, совсем никуда...
И он снова впал в беспамятство.
Мальчики в один прыжок подобрались к нему. Привыкший
уже быть осторожным, Володя первым делом высвободил из
ослабевшей руки моряка наган, хозяйственно осмотрел его и
засунул во внутренний карман стеганки. Оба разведчика уча¬
стливо склонились над раненым.
—	Худущий же до чего! — ужаснулся Ваня. — Прямо чи¬
стый скелет.
—	Станешь тут скелетом, — сурово отозвался Володя, чув¬
ствуя, как у него острая жалость теснит горло.-- Сколько он
здесь дней лежит? Видишь, немцам не сдался и гранаты к бою
приготовил. Вон выложил...
Он торопливо и неловко расстегнул набухший сыростью
бушлат на груди моряка. В лицо мальчикам пахнуло дурным,
жарким духом; они увидели полосатую тельняшку в пятнах
запекшейся крови.
—	Слушай, Иван, — сказал Володя. — Пойдешь сейчас
вниз один. Доложишь командиру или комиссару, что вот мы
обнаружили тут... и тому подобное. Ясно? А я тут останусь, и
все. Что же, человека брошу, что ли? А оружие теперь имеет¬
ся... — Он вынул из-за. пазухи наган и спрятал его обратно. —
Погоди, документы его возьмешь с собой, чтобы не сомнева¬
лись.
Володя осторожно извлек из внутренних карманов матрос¬
ского бушлата слежавшиеся, желтые от сырости бумаги, фо¬
тографическую карточку, на которой был изображен красивый
плечистый моряк, а возле него девушка в темной юбке и бе¬
ленькой кофточке. Моряк с девушкой стояли на Приморском
бульваре возле широколапых пальм, за которыми виднелся на
море большой белый теплоход с двумя трубами.
Потом Володя вынул из кармана матросского бушлата ма¬
ленькую книжечку, обернутую плотной красной бумагой. Он
раскрыл ее и прочел, что было написано на первой страничке.
Это оказался билет члена Всесоюзного Ленинского Коммуни¬
стического Союза Молодежи Николая Гавриловича Бондарен¬
ко — год рождения 1921-й. И внизу, с карточки, через которую
выгнулась, краешком перечеркнув ее, размытая желтовато¬
фиолетовая, как радуга, печать, в упор смотрел на Володю
веселыми прищуренными глазами молодой, пригожий собой
360

Оба разведчика участливо склонились над раненым.

матрос. Володя перевел взор от карточки на запрокинутое об¬
росшее, изглоданное болью лицо раненого, потом еще раз по¬
смотрел на фотографию, где был изображен моряк с девуш¬
кой. Он узнал на моряке бескозырку с надписью «Береговая
оборона».
—	Ваня, — воскликнул он, пораженный, — я думал, он уже
старый дядька! А он двадцать первого года рождения. Гляди—
комсомолец. Ты только посмотри, какой он прежде складный,
здоровый был! Видно, натерпелся... Ну, живо давай вниз! Зо¬
ви наших! Спички у тебя есть? На, возьми мои! Зря не чиркай:
дорогу, чай, и так знаешь.
Оставшись один, Володя бережно накрыл раненого плащ-
палаткой, застегнул на все пуговицы бушлат на нем, попра¬
вил мешок под запрокинутой головой матроса. Сел, прислу¬
шался, пощупал матросский наган за пазухой.
Тихо было вокруг. Темнело. Чуть слышно изредка стонал
раненый. Володя осторожно приподнял край плащ-палатки:
одна нога матроса была разута и обмотана каким-то тряпьем;
на другой, невероятно распухшей, неловко отведенной в сторо¬
ну, лопнул по шву сапог...
Сколько дней пролежал здесь этот молодой и, верно, со¬
всем недавно еще могучий человек, не пожелавший сдаться
врагу на отнятой у нас земле? Вероятно, он был ранен в день
последних боев или, быть может, оставался в Старом Каран¬
тине, прикрывая отход и переправу наших частей через про¬
лив. А это добрых две недели назад. И все это время он был
один, без помощи, без своих, в нескольких шагах от немецких
солдат, оцепивших весь район каменоломен. На что надеялся
он, раненый, голодающий, по каплям набиравший воду, с от¬
нявшимися ногами, распростертый на холодном камне, в кото¬
рый уходило последнее тепло его тела? Две гранаты, да наган
с тремя оставшимися в барабане патронами, да последняя га¬
лета и солдатский котелок — вот оно, все его хозяйство... Но,
видно, решил моряк, что живой фашистам не достанется. Он
уполз сюда, готовый, если его обнаружат враги, не уступить
без боя и последнего мига своей жизни.
Володя сидел на корточках возле раненого и смотрел в его
лицо, исхудалое, почерневшее, но теперь уже не казавшееся
мальчику таким старым. Маленький разведчик подтянул к се¬
бе котелок, смочил в воде уголок плащ-палатки и стал осто¬
рожно обтирать лоб моряка. Матрос вдруг приоткрыл глаза,
взор его налился мутным огнем, он задергался, скрипнул зу¬
бами, выругался.
—	Тише, товарищ Бондаренко, услышат еще! — зашептал
Володя, низко склонившись над самым лицом раненого.
—	Стой... Ты кто? — забормотал матрос, вглядываясь
362

в Володю. Что-то беспомощное и ласковое вдруг проступило
в его успокоившихся, глубоко запавших глазах. Он узнал: —
Пионер... Браточек...
Было уже совсем темно, и Володя так продрог, что у него
зуб на зуб не попадал, когда наконец из старой штольни бес¬
шумно поднялись к выходу Важенин, Шустов, Корнилов и
еще несколько партизан. Снаружи немцы уже пускали осве¬
тительные ракеты, и тогда отверстие входа вдруг заполнялось
ядовито-зеленым светом, который медленно гас. Володя ти¬
хонько подал голос. Через несколько минут партизаны, дви¬
гаясь в полной темноте, с величайшими предосторожностями
понесли на своих руках раненого моряка. Он то впадал в бес¬
памятство, то начинал судорожно биться и стонать, так что
Шустову приходилось зажимать ему рот рукой, иначе могли
бы услышать фашисты.
—	Дядя Шустов, вы легче, а то он задохнется, — трево¬
жился Володя, — он слабый очень.
Он шел позади, поддерживая голову матроса и неся его
бескозырку.
У санчасти толпилось много партизан, уже услышавших,
что разведчики обнаружили в одной из штолен раненого совет¬
ского моряка, который предпочел смерть в одиночестве от го¬
лода и ран фашистскому плену.
Пока раненого перевязывали и обмывали на медпункте
фельдшерицы, которым помогала Нина Ковалева, стискивав¬
шая зубы и жмурившая глаза, чтобы не видеть чугунно-черных,
распухших ног моряка, наши разведчики докладывали в штабе
обо всем, что они разузнали. Сведения, принесенные пионера¬
ми, были чрезвычайно важны для партизан. Особенно заинте¬
ресовались командиры сообщением Ланкина о готовящемся
штурме каменоломен, а также сведениями о немецкой ремонт¬
ной мастерской, которую заприметили разведчики.
Освободившись и наскоро поев, Володя побежал в санчасть.
Бондаренко лежал, закинув голову на подушку. На нем
была чистая, просторная рубаха комиссара, которую он вре¬
мя от времени трогал и расправлял пальцами ка груди, слов¬
но она ему была тесна. Фонарь, стоявший на белой тумбочке,
отгородили фанерой. Лицо Бондаренко почти растворялось во
мраке. Военфельдшерица Марина не хотела пускать Володю,
но он зашептал: «Тетя Марина, ну как же так... Я же его сам
нашел, он же меня знает!..» — И Марина не могла противить¬
ся, только велела быть тише.
Володя на цыпочках подошел к койке раненого.
Сейчас этот человек, спасенный им, был для Володи уже од¬
ним из самых дорогих на свете. Тихо, стараясь не дышать, он
склонился над раненым, всматриваясь в его исхудалое, но
363

теперь как будто посветлевшее лицо. И вдруг он заметил, что
раненый приоткрыл глаза и пристально смотрит на него.
—	Стой, ты кто? Мы с тобой где видались? — забормотал
он, с трудом отрывая затылок от подушки.
—	Товарищ Бондаренко, это я тот самый, который вас на¬
шел. Вы теперь у нас.
—	A-а... Пионер... — Серые губы раненого приоткрылись в
слабой улыбке. — Спасибо... Это теперь я где? — Он силился
подняться на подламывающихся локтях. Взгляд его уперся в
каменную стенку. Раненый закинул голову, увидел над собой
низкий каменный свод. И вдруг он опять забушевал: — Стой!..
Почему камень? — Он ударил кулаком в стенку. — Это зачем
меня завалили? Стой, гады!.. Я еще живой покуда...
Марина и Нина Ковалева бросились к нему, уговаривая
успокоиться.
—	Вы лежите, лежите спокойно, товарищ, нельзя так, —
твердила Марина. — Мы — партизаны, вы у нас. Не бойтесь.
Моряк, бледный, обросший, сидел на койке и чудовищно ис¬
худавшей рукой оттягивал на костлявой шее ворот рубахи,
скрипя зубами, затравленно озираясь. Потом горящий взор
его опять остановился на Володе. Он на мгновение закрыл
глаза, покачнулся; слезы потекли по его серым щекам, а когда
глаза его снова открылись, взгляд был уже более ясным и
успокоенным.
—	Пионер, — еле слышно сказал он, — спасибо тебе... Не
дал там подохнуть, как собаке... Теперь если и помру, то честь
по чести... По-человечески... А где документы? — вдруг взвол¬
новался он, шаря вокруг.
Его успокоили, сказали, что документы целы, находятся у
комиссара. Скоро пришел сам комиссар, сел на табурет рядом
с койкой, поправил одеяло на раненом.
—	Товарищ комиссар, — обратился к нему Бондаренко,—
я прошусь к вам. Зачислить прошу... Как встану, так давайте
направление на передовую... А документы у вас? Комсомоль¬
ский билет мой целый? На учет примете меня?
Потом он, совсем успокоенный, решив, что теперь все у
него в порядке, тихо заснул.
Военфельдшерица Марина вышла вместе с комиссаром из
санчасти. Володя последовал за ними.
—	Безнадежен, — услышал он, — гангрена обеих ног. Да¬
же если бы можно было ампутировать, то все равно... А в на¬
ших условиях — обреченное дело...
—	И никак, ничего нельзя? — спросил комиссар.
Марина только головой покачала. Володя подошел к ней,
потянул за белый рукав халата:
—	Тетя Марина... А может быть, ему кровь надо перелить?
ЗЬ4

Ведь, говорят, помогает. Если надо — берите мою. Тетя Мари¬
на, может быть, его как-нибудь все-таки можно вылечить? Не¬
ужели он столько мучился — и все зря?
Ночь напролет Володя просидел у койки найденного им
моряка. Сменилась Марина. Нину Ковалеву заменила ее по¬
друга Надя Шульгина, прикорнувшая на тюфячке в углу. А Во¬
лодя все сидел на табуретке, прислушиваясь к каждому стону
Бондаренко, давал ему пить, мочил в ведре полотенце и при¬
кладывал к голове моряка; уговаривал лежать спокойно, когда
тот начинал припадочно биться на койке. И раненый прислу¬
шивался к голосу мальчика, приходил в себя, искал его руку
своей рукой, слабо пожимал:
—	Пионер... Браточек...
Сознание у него в такие минуты прояснялось.
—	Ты из чьих будешь? — спрашивал он Володю. — А бать-
ко твой тоже тут, партизан?
—	Нет. у меня папа тоже, как вы, моряк, — спешил сооб¬
щить Володя. — Жив ли только, не знаю... На флот ушел.
А мама в поселке наверху.
Раненый вдруг попросил:
—	Слушай, малый, будь такой добрый... ну-ка, постучи
мне по ноге... Ну, постучи, просил ведь, кажется! Да посиль¬
нее. Не слышу. Ведь прошу же!..
А Володя уже давно несколько раз кулаком ударил его
сперва по колену, потом выше.
—	Так я же стучу...
—	Ничего не чую, — упавшим голосом проговорил Бонда¬
ренко. — Эх, браток, кончил я свое плавание... Выше колена
уже на том свете. Скоро и с головой туда.
Он откинулся на подушки...
Весь следующий день Володя то и дело бегал наведывать¬
ся о состоянии раненого. Он отпрашивался несколько раз с
работы — в этот день возводили стенку в одной из верхних
галерей, на угрожаемом участке, откуда, по сведениям, по¬
лученным у Ланкина, ждали вторжения немцев. И весь вечер
провел Володя в санчасти. Он сидел на табуретке, качался от
усталости и один раз, заснув, чуть не свалился на пол. На¬
конец Нина Ковалева уговорила его отдохнуть: сама села на
табурет у койки, а Володя устроился на ее тюфячке в углу.
Он ни за что не хотел уходить к себе. Лежа на жиденькой
соломенной подстилке, Володя слышал сквозь дрему, как ра¬
неный говорил Нине:
—	Хороший у вас народ, сестренка! С такими бы всю жизнь
вместе... А пионер этот — ох, видать, боевой...
Потом он после долгого молчания вдруг сказал:
—	Эх, на звезды ясные хоть одним бы глазком взглянуть
365

еще разок! И все... Ты-то еще наглядишься, сестренка... дру-
жиночка...
Наутро ему стало совсем плохо. Он перестал узнавать Во¬
лодю, метался на койке, разорвал на себе рубаху, выкрикивал
слова команды и проклятия. А к вечеру затих, потом вдруг по¬
тянул на себя одеяло, подтащил его к самому подбородку, стал
дышать все реже, реже и совсем перестал...
Марина наклонилась над ним со шприцем в руке, взяла за
руку и отложила шприц на белую тумбочку.
—	Ну что же вы, тетя! Ну почему вы не делаете? — кинул¬
ся к ней Володя.
—	Теперь уже не поможет, — сказала она.
И тогда Володя понял. Бросившись ничком на тюфячок в
углу, он зарыдал так, как, может быть, никогда в своей жиз¬
ни не плакал. Он вообще редко плакал — во всяком случае, ни¬
кто не видел его уже много лет в слезах. А тут, как ни уговари¬
вала его Нина Ковалева, как ни гладил по плечу пришедший
Корнилов, он бился головой о соломенный тюфячок, который
колол ему мокрое лицо. Ничего не чувствовал Володя, кроме
страшного, яростного горя, которое рвало сердце и сотряса¬
ло все его маленькое напрягшееся тело.
Бондаренко отнесли в тот же подземный склеп, где лежало
тело Зябрева, заложенное глыбами ракушечника.
А потом Володя нагнал в галерее Нину Ковалеву, к кото¬
рой он незаметно привязался за эти два трудных дня.
—	Нина, — сказал он очень тихо, — хочешь на звезды по¬
глядеть за него? Помнишь, как он тебе вчера сказал?
—	Ох, Володенька, мне хоть бы одним глазочком...
—	Ну, идем со мной, только тише. И Ваню возьмем. Он
один шурф знает — оттуда видно.
И они втроем—Нина Ковалева, Ваня Гриценко и Володя—
узким подземным ходом, который был известен одним маль¬
чишкам, прошли в отдаленный уголок каменоломен. Ваня ве¬
лел обождать его у поворота, потушил лампочку, и слышно
было, как он осторожно пробирается в темноте дальше. Потом
до Нины и Володи донесся его шепот:
—	Давайте сюда, только тихо чтоб...
Через минуту все трое, прижавшись друг к другу, затаи¬
лись во мраке на дне глубокого полуобвалившегося колодца.
Прямо над ними, на недосягаемо высоком небе, словно загля¬
дывая в шурф с другого края мироздания, поблескивали круп¬
ные, отчетливые звезды. Все трое не отрываясь глядели на
далекие миры, свет которых шел, может быть, несколько мил¬
лионов лет для того, чтобы, пройдя через бездонные пустыни
Вселенной, попасть в полуобвалившийся колодец и порадовать
три пары человеческих глаз, смертельно соскучившихся по
366

солнцу, по свету, по звездам... Но вот наверху, у края колодца,
раздался какой-то шорох; мальчики разом отпрянули в сторону
и потянули Нину Ковалеву в боковой проход. Кто-то из них
при этом задел камень, и он покатился в сторону с негром¬
ким тупым стуком. «Тихо ты!» — зашипел Володя. Но было
поздно: не прошло и секунды, как за ними по стволу колодца,
откуда они только что выскочили, пронеслось что-то, резко гре¬
мя о неровности камня, и оглушительный взрыв бросил сле¬
пящий отблеск на стены галереи, за поворотом которой успели
укрыться мальчики и девушка. Воздух словно отвердел вне¬
запно, вторгся в галерею и сбил всех троих с ног. Когда они
бежали вереницей по галерее, один за другим, держась за ру¬
ки, их настигла взрывная волна второй бомбы. Но они были
уже в поперечном коридоре и потому не испытали теперь силь¬
ного толчка.
Так кончилось свидание со звездами.

Глава XII
СРАЖЕНИЕ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Получив от разведчиков все нужные сведения, Лазарев ре¬
шил действовать. Надо было всякими способами укрепить
заблуждение гитлеровцев относительно численности партизан.
Пусть враги думают, что под землей, на которой они тщетно
хотят утвердиться, скопились несметные партизанские силы.
Тогда немцы оттянут сюда с фронта немало своих войск.
Но что хмог сделать отряд, насчитывающий лишь несколько
десятков боеспособных людей и фактически запертый глубо¬
ко под землей?
Для начала был намечен разгром ремонтных мастерских,
которые обнаружили юные разведчики.
Накануне Важенин, Шустов, Жученков и Корнилов прове¬
ли длительную подземную разведку. Надо было найти ходы,
ведущие к одной из отдаленных, заброшенных штолен, которая
находилась по соседству с выемкой, где обосновались немец¬
кие ремонтники. Даже Жученков, знавший в своем хозяйстве
каждый уголок, каждый метр выработанного пространства,
сомневался, можно ли под землей пройти к той забытой штоль¬
не. Не один километр исходили под землей в этот день развед¬
368

чики. Долго бродили они в пересекающихся подземных кори¬
дорах, пока наконец не обнаружили узкого прохода, который
соединял основной узел каменоломен с давно заброшенной
штольней. Оказалось, что проход этот действительно когда-то
был заделан, но стенку почти всю разобрали жители, прихо¬
дившие сюда за строительным камнем.
Вечером по этому ходу прошла к штольне ударная группа
партизан во главе с Жученковым. Володя упросил взять его с
собой, но ему не позволяли вылезать из штольни на поверх¬
ность. Он и еще двое оставленных в штольне партизан долж¬
ны были прикрывать своим огнем отход ударной группы, если
она будет обнаружена немцами.
Дождавшись темноты, партизаны незаметно вышли из
штольни в котлован, где находились ремонтные мастерские.
По условному свистку Важенина брошенные разом со всех сто¬
рон гранаты накрыли мастерские, стоявшие возле них машины
и землянки, в которых жили немецкие солдаты. От разрывов
гранат вспыхнуло сразу несколько машин. С грохотом лоп¬
нули бидоны с бензином, обдав жидким пламенем землянки,
откуда всполошенно выскакивали фашисты, беспорядочно па¬
ля зо всех направлениях.
Как было условлено, залегшие наверху по краю котлована
ударники-партизаны метнули в гущу гитлеровцев вторую пор¬
цию гранат. Пронзительный треск их слился со стонами и воп¬
лями фашистов. Внезапно раздался взрыв такой силы, что че¬
рез голову партизан полетели обломки дерева, камни, доски,
комья земли. Должно быть, взлетело на воздух небольшое
бензохранилище, находившееся в земле рядом с мастерскими.
От бушевавшего на дне котлована пламени стало так свет¬
ло, что Жученков и Важенин, опасаясь, как бы немцы не раз¬
глядели партизан, дали знак к отходу. Гитлеровцы не могли
сообразить, откуда на их головы посыпались гранаты. Мета¬
тели перед атакой расположились широким полукольцом, по¬
этому гранаты летели с разных сторон, сбивая с толку гитле¬
ровцев. Когда они немного пришли в себя, все партизаны уже
спрыгнули в штольню и быстро уходили к известному только
им проходу. Володе очень хотелось пострелять из своего обре¬
за, хотя бы и на глубине штольни, но Важенин удержал его:
—	Ты что, парень, соображаешь? По твоим выстрелам они
сразу обнаружат, куда мы ушли. А нам этот лаз беречь надо.
Пусть себе поломают голову, откуда мы на них.свалились. Пу¬
скай решают, что хоть с неба, — мне не жалко.
Так и не пришлось в этот раз пустить в дело обрез, пионер¬
скую пушку...
Но через несколько дней она пригодилась.
После разгрома мастерских гитлеровцы стали упрямо лезть
13 Улица младшего сына
369

в каменоломни. Правда, эти попытки пока не носили серьезно¬
го характера. То была больше разведка боем: немцы, готовясь,
должно быть, к общему штурму подземной крепости, заранее
хотели нащупать основные узлы сопротивления, которые мог¬
ли им встретиться.
Однажды, сопровождая Корнилова в обходе постов, Воло¬
дя привел своего наставника в тот самый шурф, где они вме¬
сте с Ниной Ковалевой и Ваней Гриценко любовались звезда¬
ми. Володе не хотелось признаваться политруку в том, что
он, нарушив дисциплину, самовольно лазил в этот опасный
колодец, но он понимал, что положение подземной крепости с
каждым днем становится все более трудным. Было бы не¬
простительно скрывать от командования опасный участок, до
сих пор еще плохо огражденный. Корнилов, выслушав Володю,
покачал головой:
—	Так, отлично! Добро! Звездочеты у нас появились. Ду¬
мали звезды с неба хватать, а чуть бомбу на голову не схло¬
потали. Ну, показывай, где ваш телескоп.
Очутившись на дне знакомого ребятам шурфа, Корнилов
глянул наверх и вдруг поймал в темноте Володю за руку и
шепнул ему в самое ухо:
—	Гляди вверх. Видишь, фигура шевелится? Часовой.
Володя ясно разглядел на фоне неба плечи и голову чело¬
века, наклонившегося над шурфом.
—	Думали — телескоп, а оказалось — микроскоп, — еле
слышно сказал Корнилов. — На паразитов в трубу глядим...
—	Дядя Гора, можно я стрельну в него?
—	Только, чур, без промаха. Не позорь меня. Упрись хоро¬
шо. Спокойно.
Володя вскинул обрез, плотно прижал ложу его к плечу
и нажал спуск. Грохот пионерской пушки глухо отдался в ко¬
лодце. Вылетевшее из дула пламя ослепило и стрелка и его
наставника. Одновременно с этим они услышали громкий
болезненный вскрик наверху. Оба бросились в галерею, спеша
скрыться за поворотом. И вовремя: за ними грохнула в колод¬
це бомба.
—	Это я ему за дядю Сашу, и за моряка того, и за то, как
Толика ногой стукнул, — весь день рассказывал потом парти¬
занам Володя. — Все-таки хоть одного у них подстрелил...
—	Если сразу за все — маловато, конечно, — усмехался
Шустов. — Ну, разве только для почину... тогда так.
Положение становилось все тревожнее. Разведчики, обла¬
зившие все ближние и дальние уголки подземной крепости,
приносили со всех концов сведения, которые убеждали Лаза¬
рева в том, что немцы готовят генеральное наступление ка пар¬
тизан.
370

Володя, направляясь с поручением на один из передовых
постов, обнаружил в большой галерее верхнего яруса подозри¬
тельные следы. Он сел на корточки, приподняв чехол с лампы.
На мягкой известковой пыли, которая толстым слоем лежала
во всех верхних галереях, ясно были видны отпечатки широких
подошв, так густо подбитых острыми гвоздями, словно акула
пробовала здесь свои зубы. Несомненно, то были следы не¬
мецких ног. Володя несколько минут ползал на коленях, водя
фонарем над самым полом, разглядывая эти зловещие отпе¬
чатки. Неожиданно он обнаружил среди них еще один след:
небольшой, но глубоко вдававшийся, словно дамский, каблук,
узковатый носок... Это был след, который не мог оставить не¬
мецкий солдат. Володя был убежден, что здесь вместе с не¬
сколькими солдатами прошел штатский человек. Партизаны
носили другую обувь, а женщины из отряда сюда никогда не
поднимались.
Володя немедленно сообщил о своих наблюдениях Корни¬
лову. Лазарев самолично поднялся в эту галерею и долго рас¬
сматривал следы. Сомнений не было: через какой-то лаз сюда
проникали немецкие солдаты и их сопровождал кто-то. Были
усилены караулы в этом секторе. Лазарева очень встревожил
след человека в сапожках, щегольских, явно невоенного об¬
разца, напомнивших ему что-то давно виденное, но забытое.
—	Похоже, что какая-то собака, знающая сюда дорожку,
немцев водит. Надо будет эту гадину выследить...
Но неизвестный предатель делал свое подлое дело.
На следующую ночь три слитных взрыва и долго не смол¬
кавший грохот большого обвала разом подняли на ноги всех
партизан. Разобрав оружие, они кинулись на места, где каж¬
дому полагалось быть по-боевому расписанию. Решили, что
немцы начали штурм.
В действительности дело было намного хуже. Фашисты ра¬
зобрали завал в одном из шурфов и бросили туда одну за дру¬
гой три тяжелые бомбы. Обвалилась часть галереи, осели глы¬
бы камня. Коридор, где в чанах и ваннах хранились запасы
воды, оказался заваленным. Партизанам угрожала смерть от
жажды.
В первый раз видел Володя дядю Яшу Манто таким оза¬
боченным. Главный начхоз и шеф-повар подземной крепости
пришел в штаб, вытер рукавом лоб, по которому бежали вниз
капли пота, как на окне во время дождя.
—	Отвечаю, чем хотите, — горячился он, — что немцев
безусловно к нам кто-то водит! Как по-вашему, случайно, что
именно в этот шурф бросили! Бросьте! Я не дитя. Какая-то гни¬
да наверху узнала, где у нас вода. Да, товарищи, начинается
у нас теперь сухомятка...
371

Так новая, самая злая беда стряслась в подземной крепо¬
сти. Она обрекала отряд на медленную, мучительную гибель
от жажды.
В одном из коридоров, куда гитлеровцы, по мнению Жучен-
кова, не могли проникнуть, имелась резервная цистерна с во¬
дой. О ней знали только Лазарев да Жученков. Цистерна бы¬
ла спрятана в одном из незаметных ходов, который остался по
ту сторону стенки, ограничивавшей внутренний укрепленный
район каменоломен. Решили выйти за стенку и проникнуть к
цистерне. Пошли Жученков, Корнилов, Котло, Петропавлов¬
ский, Дерунов и с ними еще пятнадцать самых надежных
бойцов.
Володя и тут упросил, чтобы его взяли для связи.
Дерунов своими тонкими, чувствительными пальцами осто¬
рожно извлек из-под низа стены камень, закрывавший специ¬
ально оставленную лазейку, посветил через нее фонариком,
ощупал почву по ту сторону стены и осторожно прополз туда.
Володя тоже было юркнул за ним, но был бесцеремонно отта¬
щен за ноги назад. Некоторое время все стояли молча у сте¬
ны. Через пазы между камнями слабо пробивался свет фона¬
ря, который взял с собой Дерунов. Но через минуту фонарь
сапера показался в отверстии стены, а за ним просунулся и
сам Дерунов. Сапер сообщил, что за стеной весь коридор ми¬
нирован гитлеровцами и он сам чуть было не подорвался; а
на ракушечной пыли, покрывающей пол галереи, Дерунов
заметил рябые от гвоздей следы солдатских ботинок немецко¬
го образца и свежие рубчатые отпечатки женских и детских
калош
Несомненно, фашисты обнаружили этот коридор и, перед
тем как самим спускаться, гоняли сюда советских граждан,
женщин и детей, проверяя на них, не заминировали ли парти¬
заны подходы к стене. Пробиваться к цистерне было уже бес¬
полезно: она была, вернее всего, уничтожена. А если даже и
уцелела, то воду оттуда брать было нельзя: ее, вероятно, от¬
равили гитлеровцы...
У дяди Яши, человека предусмотрительного и заботливого,
оказался, правда, припрятанным в другом штреке небольшой
резервуар с водой, который он называл неприкосновенным за¬
пасом. Теперь все спасение было в этой сбереженной воде; но
ее было очень мало. С этого дня каждый глоток стал драго¬
ценным. Ввели строжайший водный паек — по стакану на ду¬
шу в день. Только больным и раненым разрешалось выдавать
немного сверх этой скудной нормы.
Через день новым взрывом вражеской мины был разрушен
искусно сложенный дымоход из камбуза. До этого дым очага
отводился в одну из верхних галерей и там рассасывался,
372

незаметно выходя на поверхность. Теперь едкий угар, кухонный
чад и густая копоть стелились по всем жилым и служебным
помещениям подземной крепости. Толстый слой копоти быстро
лег на лица: приходилось жить не умываясь. За несколько
дней люди стали такими же черными, как их собственные те¬
ни на стенах и сводах, которые освещало скупое горение фо¬
нарей, задыхавшихся в спертом, непроветренном воздухе.
Пришлось отказаться от стирки белья. Копоть проникала под
одежду, пропитывая ее. Нечем было мыть посуду; сперва ее
вытирали сырыми полотенцами, тряпками, но они скоро так за¬
грязнились, промаслились, что только грязнили посуду. Да и в
руки взять их было уже противно... Беспрестанная жажда, на¬
раставшая с каждым днем, мучила людей. Пробовали пить огу¬
речный рассол, сохранившийся в больших кадках. Сперва каза¬
лось, что он утоляет жажду, но после него хотелось пить еще
нестерпимее. Запах тмина и укропа вызывал гошноту. Только
неугомонный дядя Яша продолжал сохранять свою непоколе¬
бимую, живительную веселость.
—	Роскошная, между прочим, обстановка для жизни, —
шутил он, моя руки рассолом, перед тем как взяться за приго¬
товление обеда. — Как говорится, кругом шестнадцать, с огур¬
цом— двадцать. Отчего такое выражение имеется? Кто зна¬
ет? Никто не знает? Я знаю. Это в некоторые прошедшие вре¬
мена на базаре цирюльники зазывали таким способом к себе
публику. Дескать, постричь, побрить кругом — шестнадцать
копеек. Ну, а если желаете с особым удобством, пожалуйте за
щечку огурчик — бритва легче пойдет. Опять же, при этом
остается вам премиально вроде закусочки. Вот за это, с огур¬
цом, уже двадцать... Но чтобы огурцами руки мыть — это уже
буквально царская жизнь. Мягчит кожу, придает красоту.
Прошу не стесняться, пользуйтесь.
И люди невольно улыбались, облизывая сухие, горящие
от жажды губы.
Гитлеровцы, осаждавшие подземную крепость, все больше
и больше наглели. Уже несколько раз происходили стычки в
большой штольне, которую партизаны прозвали «автохозяй¬
ством Любкина». Там, в широкой, наполовину обвалившейся
штольне, накануне ухода партизан под землю застряла про¬
валившаяся в осевшем грунте грузовая машина. Она заняла
почти весь проход. Позади нее партизаны возвели укрепление;
здесь имелась даже единственная на всю крепость небольшая
противотанковая пушка. Из-за укрепления очень удобно бы¬
ло наблюдать за входом в штольню, который почти целиком
загромоздила машина. Гитлеровцы уже несколько раз пыта¬
лись вытащить грузовик на поверхность, чтобы очистить путь
под землю, но каждый раз огонь с поста, которым командовал
373

Любкин, балагур, отчаянная голова, совершенно не считавший¬
ся с опасностью, встречал пришельцев, слепил и оглушал их из
темноты провала.
Однажды утром сюда сунулся, пытаясь с двух сторон обой¬
ти грузовик, крупный отряд фашистов. Навстречу ему из-под
земли ударила партизанская пушка, градом посыпались пули.
Одна из них убила офицера, командовавшего отрядом. Гит¬
леровцы, страшась темноты, которая густо изрыгала огонь и
свинец, бросились наутек, уволакивая за собой своих отчаян¬
но вопивших раненых; труп офицера остался подле машины.
Любкин вместе со своим напарником Макаровым обыскал
убитого, и вскоре в штаб была вызвана Нина Ковалева, слыв¬
шая прежде в' школе отличницей и, как выяснилось, всегда
имевшая не ниже «хорошо» по немецкому языку. С ней при¬
шла в штаб и Надя Шульгина.
Лазарев положил на стол, покрытый отсыревшим и закоп¬
тившимся ковром, бумаги офицера, несколько писем на имя
Курта Швериха, фотографическую карточку, на которой бы¬
ла изображена полная, светловолосая Минни (так было напи¬
сано на обратной стороне фотографии). На другой фотографии
та же Минни стояла с Куртом на теннисной площадке. Оба бы¬
ли в белых костюмах. Минни, кокетливо закрываясь ракеткой,
смотрела через решетчатый переплет ее струн на Курта, а он
делал вид, что играет на своей ракетке, как на мандолине...
—	Завлекает, интересничает, — сказала Надя Шульгина и
хотела еще прибавить что-то, но увидела входившего комисса¬
ра и прикусила язык, вспомнив, как ей уже попало за ее сло¬
вечки.
Явившийся с комиссаром Володя долго смотрел на фото¬
графию.
Ему вспомнилась надломанная поцарапанная карточка —
та, что была вложена в комсомольский билет моряка Николая
Бондаренко, которого он умирающим подобрал у старой
штольни. Какое-то самодовольство было в развязных, делан¬
ных, перенятых с обложки киножурнала позах Курта и его де¬
вицы, хотя оба так и пыжились доказать, будто они даже и не
думали о том, что их фотографируют. Конечно, всего этого Во¬
лодя не мог бы объяснить, но он думал о том, как не похожи
были на эту парочку Николай Бондаренко и его севастополь¬
ская девушка, с откровенной и застенчивой старательностью
снявшиеся у моментального фотографа на Приморском буль¬
варе.
Потом девушки вместе с Володей, старавшимся припом¬
нить все, что он учил на уроках немецкого языка, стали разби¬
рать инструкцию,, которая была обнаружена в бумажнике уби¬
того гитлеровца.
374

—	«Зих эрбармен», — разбирала Нина Ковалева. — «Зих
эрбармен»... Что бы это значило? Правда, Надя, у нас такого
слова и не проходили?
—	Это у нас не проходили, — заметил Лазарев, — а у них
в школе, должно быть, крепко затвердили именно вот так, в та¬
ком смысле! Ведь тут что получается? Смотри. — Он стал чи¬
тать перевод, который Нина записывала на отдельном ли¬
стке: — «Никто из германских офицер.ов, находящихся на за¬
воеванной нами русской территории, не имеет права...» Здесь
идет это самое «зих эрбармен» и дальше, видишь: «местным
населением». Значит, все ясно. Заполняй пропуск. Пиши: «не
имеет права себя»... ну, словом, сжалиться, проявить жалость
к местному населению. Вот что означает «зих эрбармен»... Ах,
мразь паршивая!
В бумажнике офицера нашелся также приказ на русском
языке, подписанный комендантом города Керчи. Это был тот
самый приказ, о котором рассказывал Ланкин. Володя и Ва¬
ня уже видели его расклеенным в поселке. «Во всех домах и
улицах щели и входы в катакомбы должны быть немедленно
заделаны прочными каменными стенками. За неисполнение —
расстрел», — грозил приказ.
—	Ох, боятся нашего брата! — заключил Любкин. — Мы
им из-под земли пятки жжем.
—	Приказ помечен днем взятия Керчи, — сказал комис¬
сар. — Поспешили сейчас же... за партизан взялись... Вряд ли
история нашей гражданской войны их этому научила. Тут
опять похоже на то, что кто-то успел немцам сообщить или о
нас, или об аджи-мушкайских товарищах. Вот они теперь и
празднуют труса.
Любкин посмотрел еще раз на фотографии, вынутые из
офицерского бумажника. Потом ловко продел круглое плечо в
ремень винтовки.
—	Ну, пойду к своему автохозяйству. Дай-ка только адре¬
сок этой фрейлины запишу. Возможно, удастся лично привет
ей от покойничка передать. А что, граждане? Я лично рассчи¬
тываю, что в Берлине побываю...
Густо запел зуммер телефона в штабе. Лазарев взял труб¬
ку. Он слушал долго и внимательно, изредка поддакивая:
—	Так. Понимаю. Дальнейшее сообщите. — Он положил
трубку, повернулся к комиссару: — К сектору «Волга» и к
центральному входу движки подвезли с приводами к динамо-
машинам. Видимо, электростанции. Кабели тянут. Хотят к нам
явиться с полным освещением. Надо приготовиться. Где Пет¬
ропавловский?
Тотчас же явился начальник штаба Петропавловский, за
которым сбегал кто-то из партизан. Быстро собрались и дру¬
37?

гие командиры. Пришел голубоглазый стройный лейтенант
Ваня Сергеев, и сразу же Надя Шульгина сделала вид, что
приход лейтенанта совершенно ее не интересует. Явился Жу¬
ченков— очень смуглый, еще более похудевший и почерневший
за эти дни, но спокойный, сосредоточенный, словно перебираю¬
щий что-то в памяти. А может быть, и правда командир под¬
рывников проверял в уме. все участки, в которых он заложил
взрывчатку для встречи гостей. Сел возле стола, предвари¬
тельно всем откозыряв, Корнилов, как всегда аккуратный, да¬
же побрившийся. Он как-то ухитрялся бриться без воды.
Когда все собрались, Лазарев, не вставая со своего места,
начал:
—	По полученным мною сведениям, немцы сегодня соби¬
раются к нам. Ко всему, что было уже сказано и решено у нас,
хочу прибавить немногое. Напомню, что немцы по-прежнему
считают, будто нас тут видимо-невидимо, следовательно, на
нас будут брошены изрядные силы. То, что мы их оттянули на
себя, — очень хорошо. Это и есть наша задача. Но то, что враг
имеет численное превосходство над нами примерно раз в три¬
дцать, — это, уж конечно, для нас не так чтобы чересчур при¬
ятно было... Вывод из этого делаю один: значит, каждый из
нас должен в бою заменить собой тридцать человек. Не
меньше, товарищи! Говорю совершенно серьезно. Убежден, что
нам это вполне под силу.
И Лазарев еще раз подробно разъяснил давно уже выра¬
ботанный командованием план. По его мнению, немцы не
рискнут углубляться в темноту штолен небольшими группами:
в каменоломне каждый поворот коридора для противника —
грозное и неизведанное препятствие. Лазарев предполагал,
что гитлеровцы будут держаться вместе, чтобы не потерять
друг друга во мраке. Это и должны использовать партизаны.
Оставаясь невидимыми для наступающих, они могут нанести
в узких, хорошо уже изученных галереях огромный урон про¬
тивнику.
—	Крупные силы врага мы будем вынуждены встречать
мелкими, разрозненными группами. Каждая группа действует
самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Действовать надо
так, чтобы фашистам померещилось, будто им противостоят
на каждом участке десятки, даже сотни наших народных
мстителен.
Володя сидел в сторонке и старался остаться незамечен¬
ным, так как боялся, что его отсюда выгонят. Он уже несколь¬
ко раз от -волнения собирался потереться подбородком о плечо,
но останавливался на полдороге, захваченный дерзкой хитро¬
стью услышанного им командирского плана. Он смотрел на
Лазарева, переводил глаза на Котло, но оба — и командир и
376

комиссар — выглядели такими спокойными, держались так де¬
ловито и говорили столь неспешно, будто распределяли обыч¬
ные дневные задания — кому картошку чистить или сухари пе¬
ребирать. Это наполняло душу Володи безмерным восторгом и
гордостью. Он был влюблен в этих сильных, справедливых, му¬
жественных людей, знающих, что они умеют за себя постоять.
Он чувствовал, что готов сам, если нужно будет, погибнуть за
таких людей.
—	Каждый начальник караула, — продолжал Лазарев,—
несет ответственность за свой сектор обороны. Задержать вра¬
га при первой попытке к вторжению — вот основная задача по¬
стов на сегодня. Иногда стоит пропустить врага подальше, а
потом отсечь в темноте. Имейте в виду, товарищи: резервов у
нас нет. Надейтесь только на себя. К тому же предупреждаю:
нам придется еще брать у вас людей для переброски на секто¬
ры, где возникнет напряженное положение. Уточняю. Комис¬
сар идет в караул «Москва» на центральном направлении; то¬
варищ Корнилов — на «Волгу». Лейтенант Сергеев берет на
себя «Киев». Я буду в карауле «Передовой». Начальник штаба
Петропавловский остается тут, в штабе: будет поддерживать
связь с караулами, информировать меня. В качестве связных
использовать пионеров — Дубинина, Гриценко, Ковалева.
Связным быть пока здесь, остальных ребят — на нижний гори¬
зонт. Все ясно? Есть вопросы?
—	Пить зверски хочется, — сказал Сергеев, — во рту сухо¬
та, плюнуть нечем.
—	Хорошо, — согласился Лазарев. — Если немцы начнут
штурм, выдать каждому сверх нормы по стакану воды. Сооб¬
щите Манто... Комиссар, хочешь сказать что-нибудь? Доба¬
вишь?
Котло медленно встал, слегка наклонив голову и расправ¬
ляя свои широкие плечи, словно хотел подпереть ими тяжелый
каменный свод, все принять на себя. И Володя, всегда немного
робевший перед ним, в который раз подивился, как это может
такой суровый с виду человек смотреть на людей с какой-то
особой, доверчивой лаской.
Видно было, что каждый из присутствующих очень дорог
Котло и комиссар желает ему добра. Только массивные склад¬
ки возле тяжелого, решительного рта говорили о том, что ко¬
миссар никому не простит сегодня ни малейшей слабости —
никому!
—	Все ясно, — сказал он, — говорить не о чем. Твердо ве¬
рю, что каждый сделает все возможное, а если понадобится,
то и невозможное...
Два взрыва, каких еще не слыхивали в каменоломнях, два
свирепых громовых удара такой силы, словно раскололась над
377

головой вся твердь земная, вынудили комиссара замолчать. Ка¬
менный пол заколебался под ногами. Плащ-палатка, висевшая
у входа, поднялась, как от ветра. Облачко известковой пыли
влетело в помещение штаба и заволокло его мутью. Все вско¬
чили, кроме командира.
—	Ну вот, кажется, и началось, — спокойно привставая,
сказал Лазарев. — Начальникам караулов можно расходиться
по своим местам. Желаю успеха, товарищи!
Поправляя на ходу свои шахтерки, подвинчивая фитили в
фонарях «летучая мышь», покидали штаб начальники карау¬
лов. Слабо загудел один из телефонов. Лазарев поднял
трубку:
—	Я—центральная. Да, Лазарев. Слушаю. Так. Где? В ста¬
ром шурфе? Вся стена? Сейчас вышлю. — Положив трубку, он
кивнул Володе: — Беги быстро в санчасть, скажи: в старом
шурфе стеной завалило Сердюкова и Носкина. Одну из док-
ториц немедленно туда. Потом пусть доложат мне. А ты сей¬
час же обратно. Не вздумай туда соваться. Слышал?
—	Есть не вздумать соваться!
—	То-то! Ну, товарищ лейтенант, я пошел на «Передовой».
Держи со мной связь.
Гул еще нескольких мощных взрывов прошел по подзем¬
ным галереям. Где-то глухо прогремели три-четыре отдален¬
ных удара.
—	Шурфы бомбят. Хотят отвлечь наше внимание от вхо¬
дов, — сказал Петропавловский. — Это своего рода артилле¬
рийская подготовка.
Опять грохнуло. Потом где-то застучали, отдаваясь эхом
в ходах и переходах подземной крепости, выстрелы. Раскатил¬
ся треск залпов, затараторили пулеметы, и с этой минуты все
под землей заполнилось кисловатым запахом взрывчатки, тя¬
желым гулом частых взрывов, дымом и пылью, разъедавшей
глаза, забивавшейся в рот и ноздри.
Немцы начали генеральный штурм каменоломен.
Да, это был страшный день. Тот, кто пережил его, никогда
о нем не забудет, но вряд ли сможет точно восстановить в па¬
мяти все, что пришлось испытать защитникам подземной кре¬
пости в те долгие, гибельные часы, иногда сливавшиеся в ка¬
кой-то один длительный, душный, грохочущий кошмар...
Немцы повели наступление одновременно по всем входам.
Взорвав завалы, они подтащили к входам штольни пулеметы
и противотанковые пушки и открыли огонь в темноту подзе¬
мелья. В шурфы полетели мины, взрываясь на глубине, разру¬
шая каменные стенки и баррикады, возведенные партизанами.
Немцы не жалели взрывчатки. Из некоторых шурфов, как из
жерла вулкана, вылетали обратно на поверхность расколотые
378

взрывами камни. Гитлеровцам приходилось отбегать в сторо¬
ну, чтобы не оказаться жертвами собственных же мин.
Когда Володя спешил обратно из санчасти в штаб, взрыв¬
ные волны несколько раз сшибали его с ног или больно при¬
плющивали к каменной стене. Во время падения он разбил
стекло фонаря. Рывком взбудораженного воздуха огонек в го¬
релке загасило. Володя двигался в полной темноте, слыша со
всех сторон накатывающийся грохот штурма. Внезапно кто-то
тихонько заплакал возле самых его ног. Он наклонился и по¬
чувствовал, как маленькие задрогшие руки цепляются за него
во мраке.
—	Я бою-у-усь... Я к маме хочу... Я потерялась... — услы¬
шал он и узнал маленькую Олю, дочку командира.
Он подхватил ее на руки и пошел, выставив локоть и плечо
вперед, чтобы не ушибить девочку о какой-нибудь выступ
стены.
—	Ты это кто? — спрашивала Оля по пути.
—	Я — Володя Дубинин.
—	А-а-а... Я тебя не узнала. Темно. Я нюхала, нюхала и не
узнала. Теперь все похоже пахнут: огуречиками и как лампа,
когда коптит.
Медленно пророкотал далекий обвал.
—	Сегодня гром гремит какой, — сказала Оля. — А дож¬
дик будет? Вот бы был, а то мы уже весь чай выпили... Мама
не дает больше.
Володя вбежал в штаб, передал Олю забредшему сюда ее
братишке и попросил у Петропавловского, чтобы тот позволил
мальчику доставить сестренку на нижний ярус, к тете Киле.
Петропавловский разрешил и тут же дал Володе новое за¬
дание.
Надо было немедленно пробраться в «автохозяйство Люб¬
кина» и предупредить его о том, что туда двинулись гестапов¬
цы — их заметили с одного из наблюдательных постов верхне¬
го яруса.
—	Только будь осторожен: это ведь почти на самом верху.
Подбирайся потихоньку, а то можешь напороться, — преду¬
предил Петропавловский.
Но Володя уже выбежал с пригашенной шахтеркой, кото¬
рой он заменил разбитый фонарь, по направлению к далекой
штольне. Он бежал, спотыкаясь, карабкаясь через рухнувшие
камни. Обрез больно стукал его по плечу. Володя очень спе¬
шил. Каждое мгновение было дорого: надо было вовремя пре¬
дупредить Любкина о грозящей ему беде.
Задыхаясь от бега, он наконец выбрался в большую на¬
клонную штольню. Примерно в полутораста метрах от входа
с поверхности ее перегораживала стена, возведенная партиза¬
379

нами. У бойниц этой стены, которые слабо просвечивали в
темноте, и должны были находиться Любкин и Макаров. Во¬
лодя еще издали прошептал: «Шепетовка... Шепетовка...» —
и, услышав нужный отзыв: «Штык», — вскарабкался к подно¬
жию баррикады.
—	Это ты, Вовка, что ли? — узнал его Любкин.
—	Ну да, я. Вам начальник штаба велел передать, что к
вам опять фашисты спускаются, целая рота...
—	Что это, опять фрицев на автомобиль потянуло? —
усмехнулся Любкин. — Ну что ж, коли кататься охота, такси
свободно. Прокатим. И счетчик заведем. — И, припав к бой¬
нице, он вложил в нее дуло автомата.
То же сделал и Макаров, его молчаливый напарник.
Володя подобрался к свободной амбразуре и заглянул в
нее. Сейчас же он почувствовал, как кто-то схватил его сзади
за шиворот и оттащил от стены. Он услышал над своим ухом
сердитый шепот Любкина:
—	А тебя сюда звали? Тебе было что приказано? Доло¬
жить и обратно. Без тебя управимся.
—	Дядя Любкин, — умоляюще зашептал Володя, — я
только самую малую минуточку погляжу и, если пойдут, разок
пульну.
—	Я вот тебя сейчас так пульну, что второго раза не попро¬
сишь!
Объемистый кулак Любкина заслонил амбразуру перед но¬
сом Володи; и тут же исчез, потому что Любкин, что-то
услышав, бросился к своей бойнице. Володя осторожно выгля¬
нул в отверстие амбразуры.
Впереди, не более чем в полутораста метрах от стены, чер¬
ная труба штольни выходила на поверхность. На фоне ослепи¬
тельно светлого неба хорошо был виден контур разбитого гру¬
зовика. Слева и справа от него оставались узкие проходы. Они
отлично просматривались от баррикады. Если бы даже кошка
вздумала заглянуть здесь в каменоломни, с поста Любкина ее
немедленно бы заметили; но всякий, кто проник бы сюда с по¬
верхности, ничего, кроме сплошной, все сгущавшейся в глуби¬
не тьмы, не разглядел бы.
Вдруг Володя увидел, что по обеим сторонам грузовика,
четко печатаясь на фоне светлого неба, возникли человеческие
фигуры. Сперва одна — слева, потом вторая — справа, а за
ними еще и еще. Фигуры эти неуклюже обходили машину,
протискивались в узких проходах и спускались в штольню,
осторожно двигаясь по наклонному, но не крутому ходу.
—	Любкин, — прошептал Макаров, напряженно всматри¬
ваясь через свою бойницу,— у тебя глаза получше... Разбе¬
рись хорошенько! Обознался я, что ли? По-моему, бабы идут.
380

Любкин сунул голову в бойницу, поглядел еще раз и отки¬
нулся:
—Ни черта не пойму, ей-богу... Какое-то женское шествие.
Что за номер?
Володя теперь тоже ясно разглядел, что машину медленно
и робко обходили женщины. Как же они могли проникнуть сю¬
да? Ведь немцы с этой стороны никого близко к каменоломням
не подпускали. Но тут он увидел, что, когда женщины уже про¬
шли машину и оказались в темноте штольни, слившись с ней,
за ними на светлом пятне входа появились совсем иные фигуры.
В них уже безошибочно можно было узнать гитлеровцев.
—	А, что затеяли, катюги! — ахнул Любкин. — Тебе понят¬
но, Макаров?
—	Очень даже все ясно. Бабами прикрылись. Что же де¬
лать будем, Любкин?
—	Не выйдет им это... Давай, Макаров, пропусти женщин
поближе, до поперечного хода, а сам гранаты готовь.
Оба приготовили гранаты и отскочили назад от стены.
—	Слушай, Вовка, — торопливо сказал Любкин, — отойди
от бойницы, а то как бы тебя осколком оттуда не шарахнуло.
Ты пока оставайся тут. В случае чего, беги. А мы боковым хо¬
дом сейчас сообразим.
Володя, еще ничего не понимая, остался у стены; он слы¬
шал, как Любкин и Макаров отбежали немного назад, и шаги
их внезапно заглохли, будто они оба исчезли. Володя не знал
о существовании боковой штольни, которая углом подходила к
устью большого хода, смыкаясь с ним недалеко от грузовика.
Она имела соединительный коридор и позади стены. В него-
то и юркнули Любкин и Макаров.
Между тем по ту сторону стены Володя уже услышал рус¬
скую речь.
—	Что делают, что делают, паразиты проклятые! — приго¬
варивали женщины, мешая слова с прерывистыми, приглушен¬
ными рыданиями. — За бабьей спиной воевать вздумали...
—	Шумите, бабы, шумите! Надо голос подать, чтобы слы¬
шали, кто идет...
И тотчас, немного приглушенный сводами подземелья, тон¬
ко прозвенел полный отчаяния женский голос:
—	Товарищи партизаны, за нами немцы... штыками нас в
спину гонят! Стреляйте, товарищи, хоть в нас бейте, только
сволочь эту отсюда живой не выпускайте!
Кто-то из шедших позади немцев направил на женщин луч
электрического фонарика, чтобы обнаружить кричавшую.
Узкий конус света скользнул по каменной стене, и женщины
увидели узкий проход в боковую штольню. А немцы, по-ви¬
димому успокоенные тем, что до сих пор партизаны, обычно
381

немедленно стрелявшие из темноты, на этот раз молчат, за¬
жгли еще несколько фонариков и уверенно двинулись под
уклон штольни. И в тот же миг из-за угла бокового прохода в
упор по фонарикам ударили две автоматные очереди. Одновре¬
менно с этим раздался зычный голос Любкина:
—	Бабы, вались наземь, ползи в сторонку, хоронись за
угол! Давай живо, гражданки!
Несколько фонариков мигом потухло, лишь один продол¬
жал еще гореть, но уже валяясь на земле. Мгновенным ослепи*
тельным швырком распарывая тьму, там взорвалась граната,
пущенная Макаровым. Всполошенные крики и стоны гитле¬
ровцев хорошо были слышны Володе, пока их не заглушил
второй взрыв. с)то пустил гранату Любкин, чей автомат, вы¬
ставленный из-за угла бокового хода, сейчас же пошел косить
метавшихся в проходе фашистов.
Володя, отскакивая от амбразуры и снова припадая к ней,
слышал, как бьют о внешнюю сторону каменной стенки пули
стрелявших наобум гитлеровцев. Он просунул в бойницу свой
обрез и нажал гашетку. Грохот пионерского самопала запол¬
нил, казалось, всю штольню. Немцы, уже не пытаясь отстре¬
ливаться, на четвереньках выползали из штольни. Двое из них,
стремясь обогнать друг друга, застряли в узком проходе меж¬
ду машиной и каменной стеной. Они хватались за выступы
камня, отпихивали один другого назад. Меткая граната Люб¬
кина, разорвавшись, досталась обоим поровну.
Теперь в штольне не оставалось ни одного живого гитле¬
ровца.
—	А вы, гражданочки, — крикнул в темноту боковой
штольни Любкин, — вы пока понемножку выбирайтесь наверх,
только не все сразу! А мы посторожим...
—	Дорогой, вы бы нас к себе взяли!.. — закричала какая-
то женщина из темноты.
Любкин подтолкнул Макарова локтем:
—	Куда это — к нам? Поверили в немецкие сказки про
партизан? Да тут у нас и нет ничего, просто мы с товарищем1
добровольно охотимся, и всё, — соврал Любкин и добавил на
ухо Макарову: — Как можно их брать? Кто их знает, кто та¬
кие... Всякое может быть. Ничего, они теперь легко выйдут.
Немцы с этого края не сунутся сегодня.
Оба оказались снова около стенки. Володя, слышавший
возле себя этот разговор, собирался уже вступить в него сам,
но тут позади, из глубины каменоломен, донеслись глухие зву¬
ки разрывов и оружейной пальбы.
—	Эге, кажется, дело-то на второй ярус уже переехало, —
встревоженно проговорил Любкин. — Слушай, парень, — обра¬
тился он к Володе, — беги в штаб, доложи начальнику, что у
382

нас тут вышло. Скажи: Любкин, мол, полагает, что на этот
участок больше не сунутся. Хорошо бы нас куда-нибудь побли¬
же к делу перекинуть... А сюда можно кого-нибудь послабже...
Ну, валяй! Похлопочи там за нас...
Володя мчался по темным галереям в штаб, иногда оста¬
навливаясь и приподнимая чехол лампы, чтобы осмотреться и
проверить, правильно ли он идет. Запутаться в этой сети под¬
земных путей было очень легко даже и привычному человеку; а
сегодня еще сбивал с толку непривычный гул, грохот, доносив¬
шийся со всех сторон. Володя бежал, прислушиваясь к нему
Он еще не знал, что немцы уже вторглись в каменоломни на
разных участках, что не было ни одного известного гитлеров¬
цам входа, через который бы они не вели атаки. Иногда до
Володи уже доносились странные выкрики, взывающие голоса,
невнятная, хриплая, захлебывающаяся речь. Лишь несколько
позднее он узнал от партизан, что немецкое командование под¬
поило своих солдат для куражу, чтобы не так было страшно
идти в таинственную тьму подземелья.
Небывалое подземное сражение, страшная битва вслепую
разыгралась на всех ярусах подземной крепости. Бой шел уже
несколько часов, но ни одного партизана немцы пока еще не
видели. Однако, куда бы ни проникали гитлеровцы, везде они
наталкивались на яростное сопротивление. Оставаясь невиди¬
мыми, неуловимыми, почти недосягаемыми, таясь в кромешной
темноте, загадочные обитатели подземелий преграждали доро¬
гу в недра каменоломен меткой пулей из мрака — в упор, не¬
ожиданным броском гранаты — наверняка, внезапным ударом
ножа — из-за поворота каменной галереи. Немцам порой на¬
чинало казаться, что они воюют с призраками, населяющими
эту таинственную каменную пучину. И не было числа и счета
этим призракам; они появлялись на каждом шагу: внезапно
наносили удары в лоб — навстречу, тотчас же возникали поза¬
ди — отрезая выход на поверхность, и в этот же миг разили
пришельцев сбоку, словно из толщи стены...
Командование гитлеровцев теперь окончательно уверилось
в том, что под землей действует многочисленная армия парти¬
зан. Сотни солдат были брошены на штурм подземной кре¬
пости. Ни один из немецких генералов и офицеров никогда бы
не поверил, отмахнулся бы, как от вздорной шутки, если бы
ему сказали, что натиску двух с половиной тысяч солдат отбор¬
ного, специального полка, вооруженного автоматами, минами,
торпедами, пулеметами, противотанковыми орудиями, про¬
жекторами, электростанциями, звукоуловителями, противо¬
стоит горстка смельчаков в девяносто два человека, включая
в это число женщин и ребят, до четырехлетней Оленьки Лаза¬
ревой...
383

Да, самая исступленная фантазия не породила бы ничего
более жестокого и противоречивого, чем эта битва под землей,
в допотопной пещерной тьме, с применением новейшей военной
техники XX века. Гитлеровцы волочили за собой под землю
электрические кабели, вперяя в зловещую темноту шахт лучи
мощных прожекторов, спеша покончить раз навсегда с этим
проклятым смертоносным мраком. Вопя во всю глотку, паля
наобум из азтоматов, чтобы заглушить страх и скорее разде¬
латься с гнетущим безмолвием недр, они упрямо лезли в глубь
каменоломен.

Глава XIII
В ПЫЛАЮЩИХ НЕДРАХ
Если бы во время этой битвы, происходившей под землей,
можно было приподнять восемнадцатиметровую крышу каме¬
ноломен или сквозь толстые пласты почвы и известняка уви¬
деть то, что происходило в галереях этой неприступной крепо¬
сти,— наблюдателю представилась бы совершенно необычная
картина. Он увидел бы, что иногда многолюдная группа нем¬
цев, вооруженная автоматами, не может пробиться в узкий
коридор, который защищает один партизан с пистолетом и
гранатами.
Он разглядел бы, что кое-где противники находятся на рас¬
стоянии всего лишь двух-трех метров друг от друга, причем
защитники подземной партизанской твердыни спокойно стоят
за углом штрека, пропуская мимо себя на расстоянии несколь¬
ких дюймов поток трассирующих пуль, которые оставляют
цветной нитевидный след в темноте. И стоят партизаны,
сращенные с камнем, во весь рост, не маскируясь, не припадая
к земле, хорошо зная, что ни на один волосок не продвинется в
их сторону цветной пучок вражеских пуль, потому что направ¬
ление их полета ограничено узким коридором и пуля не свер¬
нет за угол.
385

Подивился бы наблюдатель, поднявший крышу подземной
крепости, каменному спокойствию хозяев подземелья, иногда
чуть насмешливому мужеству их, молчаливой ненависти, кото¬
рая заставляла партизан забывать об опасности. Понял бы он,
как искусно и расчетливо партизаны ведут бой с сотнями фа¬
шистов, изощряющихся в применении всевозможной военной
техники.
Но никто не мог приподнять пласты земли и камня, и под
их толщей, в узких подземных тоннелях, в вековой темноте, ку¬
да тщетно вонзались лучи прожекторов, встречая на пути ка¬
менные стены и завалы, уже много часов кряду шла жестокая
битва.
Володе как связному пришлось побывать в этот день на
самых различных участках боя. Обвалы и взрывы кое-где на¬
рушали телефонную связь между караулами. Тогда посылали
на эти участки пионеров. Быстроногие мальчишки, давно уже
изучившие все коридоры и каждый поворот галерей, знали те¬
перь каменоломни не хуже самого Жученкова. Они носились из
яруса в ярус, передавая приказы, принимали донесения,, вызы¬
вали помощь из санчасти и пробовали совать свой нос в такие
места, где получали любовно, но увесисто по затылку.
Когда Володя по распоряжению начальника штаба явился
для связи в верхний ярус, находившийся тут Лазарев дал ему
поручение, которое сперва несколько обидело маленького раз¬
ведчика.
—	Иди-ка сюда, Володя, — тихо подозвал он мальчика. —
Прими-ка ты этого жителя нашего да снеси куда-нибудь к
шутам подальше.
В этом штреке было почти совсем темно, и Володя не сразу
понял, что ему передает командир. Он почувствовал лишь ба¬
рахтанье чьих-то лап. Мокрый теплый язык лизнул его в шею,
и под ухом кто-то ласково заскулил.
—	Пиратка это комиссара, — пояснил Лазарев. — Отвя¬
зался, носится везде, хозяина ищет... Замри, дурень! Цыц, го¬
ворю!
—	Вот скаженна собака, — проговорил оказавшийся по со¬
седству дядя Гриценко. — До чего бессознательный пес, ну без
всяких понятий! Цыц! Еще выболтает немцам наше местона¬
хождение.
—	Живо, Дубинин! — скомандовал Лазарев. — Бери соба¬
ку и отведи куда-нибудь поглубже.
Но не так просто было унять собачью радость. Пират вы¬
рвался из рук Володи; прыгая вокруг него, старался достать
языком до его лица, звонко лаял и повизгивал. Володе при¬
шлось обхватить собаку поперек туловища, прижать к себе
ее морду и тащить на нижний ярус. Оба считали себя глубоко
386

оскорбленными: Володя — тем, что в боевой обстановке, когда
он оказался на передовом посту, его заставили таскать какую-
то собаку; а Пират — возмущенный столь бесцеремонным об¬
ращением. На счастье Володи, он встретил на пересечении га¬
лерей Толю Ковалева, который спешил в штаб.
—	Стой, Толик! — скомандовал Володя. — Прими Пиратку
и давай его живо на нижний ярус. Сам командир велел, а мне
надо туда возвращаться...
Когда он, с трудом переводя дыхание от быстрого бега по
крутым подземным переходам, снова вернулся к Лазареву,
командир и находившийся при нем дядя Гриценко прислуши¬
вались к странным звукам, доносившимся из-за стенки, кото¬
рая преграждала здесь доступ в штольню с поверхности.
—	Тихо, — еле слышно, в самое ухо Володе, шепнул Лаза¬
рев и показал на стенку. — Держись к сторонке. Там — слы¬
шишь?— они стенку разбирают.
Шум за стеной становился слышнее. Лазарев совсем зага¬
сил и без того едва горевшую лампочку. В полном мраке
слышно было только, как осыпались камни стены. Кто-то сна¬
ружи пытался разобрать ее. Вдруг под самым потолком воз¬
никла полоса света. Еще несколько камней упало из-под сво¬
да штольни. Лазарев и Гриценко подтолкнули друг друга в
недоумении. В отверстии у верха стены появился фонарь «ле¬
тучая мышь». Немцы с такими никогда не ходили. Партиза¬
ны насторожились, замерев неподвижно, придержав дыхание,
чтобы как-нибудь не выдать своего присутствия. И вдруг до
их слуха ясно донеслась из-за стены немецкая речь. Потом кто-
то отчетливо произнес по-русски:
—	Никого там нет. Ясно...
Лазарев нащупал в темноте плечи дяди Гриценко и Воло¬
ди и, повелительно нажимая на них, отвел их обоих за угол, в
поперечную галерею. Оттуда можно было хорошо наблюдать
за всем, что происходит у стенки. Свет фонаря, проникавший
сквозь дыру в стене, был хорошо виден. Лазарев приказал дер¬
жать отверстие на прицеле и по первому же его знаку открыть
огонь. Володя заерзал в темноте от волнения и тут же получил
легонько по макушке от дяди Гриценко.
Лазарев громко крикнул:
—	Кто?
Из-за стенки никто не отозвался. Фонарь задрожал в отвер¬
стии стены, но продолжал оставаться там. Лазарев тоном угро¬
зы еще громче закричал:
—	Кто, спрашиваю?
Из-за стенки неуверенно откликнулся дребезжащий голос:
—	Это я, Миронов.
—	Тебе чего здесь надо?
387

—	Да я, понимаете, за этим... за строительным камнем спу¬
стился, сараюшку сложить... А тут кругом пальба началась.
Боюсь теперь обратно наверх выйти. Пропустите низом, прошу,
дорогие граждане!
—	Нашел подходящее время за камнем ходить, — сказал
Лазарев. — Ты кому же хоромы собираешься строить?
Миронов промолчал.
Лазарев спросил его:
—	Погоди... Миронов Сидор?
—	Он самый, — откликнулся уже развязней Миронов.—
А это кто?
—	Так это ты на модных каблучках у нас тут гуляешь, го¬
стей за собой водишь? — грозно спросил Лазарев, вдруг отчет¬
ливо вспомнив одного из поселковых жителей, щеголеватого
Миронова, служившего когда-то в Керчи приказчиком у мил¬
лионеров Месаксуди: тщедушный, плюгавенький, он, чтобы ка¬
заться выше, носил всегда ботинки, стачанные по особому за¬
казу — с непомерно высоким каблуком. Вот чьи следы отпеча¬
тались недавно на песке в галереях верхнего яруса!—Ты
один? — спросил Лазарев.
—	Один, один, совсем одинешенек! Попал, понимаешь... —
неуверенно проблеяли за стеной.
—	Так. Значит, один? И никого с тобой нет?
Испуганный тоном Лазарева, Миронов плаксиво зачастил:
—	Ну да, никого! Говорю ж, я один. Вы только, гражда¬
не, стрелять не вздумайте, пожалуйста. Один я...
—	Ты-то, предатель, один. Предателей у нас немного.
А фашистов сколько привел, пес паршивый? — настойчиво и
хмуро спросил Лазарев.
—	Никого, никого... Ой, не стреляй!..
—	Зачем же стрелять... На одного тебя тратиться не ста¬
нем, — с холодным, колючим, как штык, спокойствием произнес
Лазарев.
И, неожиданно выскочив из-за угла галереи в штольню, он
оказался под отверстием в стене. Володя слышал, как он опять
пробормотал: «Зачем стрелять... Подохнешь и так со всей твоей
компанией». И, поднявшись во весь рост, он бросил в пролом
стены гранату. Сам он кинулся в сторону и лег. Фонарь Миро¬
нова вылетел из дыры. Раздался взрыв. Из отверстия в стене
повалила известковая пыль, мутно клубившаяся в слабом све¬
те, который теперь шел через отверстие. По ту сторону стены
послышался топот многих ног, крики. Дядя Гриценко и Володя
несколько раз выпалили в сторону пролома. Слышно было, как
немцы бегут к выходу. Но вдруг там, за стеной, раздался такой
грохот, что по сравнению с ним все взрывы, которые были в
388

этот день, показались пустяком. Воздушная волна докатилась
до коридора, где сидел Володя, и крепко встряхнула его.
—	Эге ж, добре! Это Владимир Андреевич, — сказал дядя
Гриценко.
—	Да, узнаю его голос, — согласился Лазарев.
Дядя Гриценко не ошибся. Жученков, которого в отряде
называли пиротехником за «фейерверки», устраиваемые им
врагу, подготовил фашистам ловушку у выхода из штольни.
У него на всех основных ходах была заложена взрывчатка. Он
ее искусно замаскировывал, а где-нибудь в стороне за поворо¬
том выводил под камнем зачищенный конец провода, который
шел к запалу. Достаточно было присоединить к этому проводу
переносную батарейку, соединить контакты — и у выхода ру¬
шился взорванный камень, заваливая все. Сейчас, находясь в
боковой галерее и следя оттуда за продвижением немцев, кото¬
рых предатель Миронов вел к караулу «Передовой», Жученков
приготовился взорвать заряд и ждал удобного случая для
своего «фейерверка».
Взрыв был так силен, что самого Жученкова, который на¬
ходился в боковой штольне, метров за сорок от стены, отброси¬
ло в сторону. Каменная белесоватая пыль окутала всю гале¬
рею, и, когда Жученков вышел к Лазареву и зажег свой
фонарь, он был похож на мельника. Лазарев, Володя и дядя
Гриценко — все судорожно кашляли: в темноте они наглота¬
лись испорошенного ракушечника.
Жученков боковыми коридорами, в обход защитной стены,
провел командира и Володю к месту взрыва. Пыль и дым по¬
степенно осели. Володя, приглядевшись, был поражен: перед
ним под обломками камня, осыпанные густой белой пылью, в
разных местах лежали убитые гитлеровцы. Их было очень
много. Ни один из тех, кто проник в штольню за Мироновым,
не добрался до выхода. Осветив фонарем один из углов обва¬
лившейся штольни, Володя вздрогнул от отвращения: из-под
рухнувшей глыбы известняка торчала нога в узком ботинке с
непомерно высоким каблуком.
—	Неплохо сработано, — сказал Лазарев. — Ну, сюда уж
сегодня вряд ли кто сунется: здесь все завалило. Не пожалел
ты товару, Владимир Андреевич!
—	Для милого дружка и сережку из ушка! — отвечал Жу¬
ченков, сплевывая набившуюся ему в рот пыль. — Жаль толь¬
ко, камня лишнего накрошил. У меня тут богатое залегание.
На Дворец культуры намечал оставить. Известняк — первый
сорт: что цвет, что структура! — Он поднял обломок камня,
пощелкал ногтем. — Красота камень! А пошел на такую
мразь...
Лазарев приказал Володе отправиться в штаб сообщить
389

Петропавловскому обо всем и ждать его дальнейших распоря¬
жений. Когда Володя вбежал в штаб, Петропавловский, при¬
жимая к уху трубку телефона, слушал донесение, а в другой
руке держал трубку второго аппарата.
—	Послушай, Дубинин, что там? — Он сунул в руку Воло¬
де согревшуюся трубку.
Володя прижал трубку и услышал далекий, надсадный го¬
лос:
—	Штаб? Это штаб? Это кто? Дубинин? Вовка? Слушай,
это говорит Крупеня, который на секторе «Волга». Слушай,
скажи начштабу: немцы сбросили в шурф бочки с горючим, а
потом — мин штуки три. Взрыв, понимаешь... От горячей смеси
обшивка ствола занялась. Пожар получается. А тут склад у
нас, баталерка как раз рядом... Ты доложи скорей.
Володя быстро сообщил все Петропавловскому, который
продолжал отдавать какие-то приказания на другой сектор.
Услышав о пожаре, Петропавловский крикнул в свою трубку:
«Минуту!» — и, оторвавшись от нее, бросил Володе:
—	Скажи, сейчас примем меры — помощь пришлем. А ты,
Володя, передай это и беги за Манто. Пускай всех своих людей
туда гонит.
Володя передал Крупене то, что ему сказал Петропавлов¬
ский, и услышал в трубку:
—	Какие меры? Воды нет! И нас на карауле двое. Ежели
уйдем от хода, немчура полезет. Они уже совались сюда, да
мы отогнали. Отойдем — опять полезут... Чего, чего?.. При¬
шлете помощь, говорите? Скорей давайте! Кого? Повара?
Яшу Манто? На кой черт повара? Ну ладно, пусть повар идет,
скорей только... А то сгорим тут.
Через несколько минут в дымной галерее, которая при¬
мыкала к подземному продовольственному складу, были уже
Манто, Володя, Ваня Гриценко и тетя Киля. Прибежал сюда
и комиссар, обладавший удивительной способностью вовремя,
словно по наитию, попадать в самые опасные участки, где тре¬
бовалась срочная, решительная помощь. Склад уже окутало
дымом. Свет фонарей расплывался в мути. Впереди горели де¬
ревянные подпоры шахты, столбы и доски крепления. Едкий
дым стлался по галерее: ему не было выхода. Стена, отделяв¬
шая галерею от вентиляционного шурфа, через который фаши¬
сты сбросили мины, мягко рухнула, но шурф сверху завалило
камнями.
Комиссар приказал надеть противогазы. Володя совсем за¬
был, что у него имеется на боку спасительная сумка. У него
уже больно резало и щипало глаза. Слезы так и лили из них.
Саднило горло. Кололо, как иглами, ноздри.
—	Уйди ты отсюда! Беги, спасайся! — глухо прокричал
390

Володе комиссар через пульсирующую резину противогаза,
которая то вспучивалась, то опадала от его тяжелого дыха¬
ния. — Уходи! — гудел комиссар.
Но Володя неотступно следовал за ним в клубившуюся по¬
лутьму.
Теперь комиссар шел впереди, пытаясь светом своего фона¬
ря пробить густой слой дыма. Котло словно плыл в желто-си¬
зых вязких волнах. Дым стлался понизу и придавливал к земле
огонь, маленькие язычки которого, потрескивая, медленно под¬
ползали по доскам к складу. Дым не давал пламени быстро
распространяться, но оно со злым упорством, прожорливо, хо¬
тя и медленно, подбиралось к продуктовой базе. Здесь было
много горючего материала: ящиков, стружек, досок. Не боль¬
ше трех метров осталось пройти огню, чтобы под землей забу¬
шевал гибельный пожар, который уже нельзя было бы зату¬
шить никакими силами.
И ни капли воды не имели люди, прибежавшие сюда, чтобы
бороться с огнем. Не тащить же было мисками и стаканами
последние остатки воды из резервуара, укрытого Манто в на¬
дежном месте!
И тогда комиссар первый кинулся топтать пламя, глушить
языки огня шапкой, которую он держал в руках, после того как
надел противогаз. Манто, Володя, Ваня Гриценко и прибежав¬
шие из камбуза женщины, не чувствуя ожогов, чуть не голыми
руками прихлопывали огонь, забрасывали его горстями изве¬
стковой пыли. Кто-то из партизан притащил лопаты. Их рас¬
хватали в одно мгновение. Теперь работа пошла более споро:
лопатами черпали густую пыль, толстым слоем покрывавшую
каменный пол, закидывали ею огонь, сбивали пламя. На Яше
Манто уже два раза вспыхивала одежда, но он продолжал
лезть в самый огонь...
Где-то недалеко слышались выстрелы, ухали взрывы.
Сверху доносился шум боя. Гибель могла прорваться через
любой ход и снаружи, а здесь, внизу, в густом дыму, люди би¬
лись с огнем, который грозил теперь крепости из-под земли.
Володе стало нестерпимо душно в противогазе, должно
быть плохо надетом. Он сорвал с себя маску и стал ею бить
пламя. Он слышал, как постреливают от жара у него на голове
спаленные волосы, зажмурил глаза, плотно стиснув обожжен¬
ные веки, и все бил и бил пламя, топтал его, но вдруг почув¬
ствовал, что дыхание у него кончилось. Что-то завалило ему
рот. В тот же миг как будто большой камень ударил его по те¬
мени. Он упал лицом вперед, прямо в огонь.
Подоспевший комиссар рывком ухватил Володю своими
цепкими руками и вынес обеспамятевшего мальчика из пекла.
Очнулся Володя в санчасти довольно скоро. Сперва ему по¬
391

казалось, что на руках и на ногах у него лежат тяжелые камни
и он поэтому не может шевелиться; самая тяжелая глыба ле¬
жала на груди и не давала дышать. Володя собрался с силами,
перевел дух и почувствовал, что камень свалился куда-то в
сторону. Он повернулся на бок, беспомощно моргая глазами,
которыми уставился на Марину, растиравшую ему виски.
—	Лежи, лежи! Надышался, — сказала она ему. — Надо ж
было тебе в самое полымя лезть!
—	А комиссар?
—	Комиссар уже где-то наверху воюет. Лежи спокойно —
всё потушили. Там уже новую стенку теперь ставят у склада.
Ну, герой, — добавила докторица, — перетрусил, сознайся?
А момент действительно был жутковатый. Всем бы нам конец.
В голове у Володи шумело. Время от времени он испыты¬
вал какие-то нехорошие, тупые толчки во всем теле и ничего
не мог сделать с руками, ногами, которые сами начинали дер¬
гаться; после этого все мышцы словно размякли и нельзя было
двинуться: руки и ноги становились как будто ватными.
В санчасть заглянул дядя Манто. Фартук у него обгорел;
из-за пояса, рядом с рукояткой кухонного ножа, свисал смятый
противогаз с болтавшимся на ходу толстым резиновым хобо¬
том. На потном, закоптелом лице дяди Яши гуляла его
неистребимая улыбка. Он протянул Володе пончик:
—	Ну, хлопчик, геройски действовал! Получай от имени
камбуза.
Но Володя и видеть не мог пончика — так его мутило.
—	А попить нет, дядя Яша?
—	Водички, дорогой, больше не могу выдать. Ты свою
двойную порцию утром выпил. На тебе, хлопчик, мою фляжку.
Мне что-то пить неохота.
Он быстро сел на край койки, приподнял Володину голову
и чуть ли не насильно сунул ему в рот горлышко своей фляги.
Володя жадно хлебнул несколько больших глотков и оттолк¬
нул руку Манто. Ему стало лучше. Он уже спустил ноги, чтобы
бежать в штаб, но опять все закружилось перед его глазами, и
ему пришлось откинуться на подушки.
Он не знал, сколько часов пролежал так, ко всему безраз¬
личный, ничего не слышавший. Но, когда он очнулся, наверху
все еще ухали — правда, реже — раскаты взрывов; доносился
треск выстрелов. Володя поднялся, держась за стену. В санча¬
сти никого не было. Потом близко послышался говор, учащен¬
ные шаги. Простыня, закрывавшая вход в санчасть, заколеба¬
лась. Показавшаяся из коридора Нина Ковалева отдернула ее
в сторону, и Володя увидел Важенина, Любкина и Шульгина,
которые несли окровавленного лейтенанта Сергеева. Все плечо
и шея его были залиты кровью. Гимнастерка на груди была
392

так разодрана в клочья, словно кто-то мелкими щипцами вы¬
хватывал из нее по лоскутику. Надя Шульгина поддерживала
ладонями откинутую назад голову Сергеева. За ним внесли
еще кого-то, завернутого с головой в плащ-палатку, протек¬
шую кровью.
Лейтенанта уложили на койку. Марина попросила всех
выйти. Володя вышел за простыню, висевшую у входа, и узнал
подробности несчастья, которое стряслось в секторе «Киев».
Там разыгралась решающая схватка партизан с гитлеров¬
цами. Немцы пытались войти в каменоломни через этот сектор
по трем параллельным штольням, которые они расчистили
взрывами. Фашисты шли, заливая путь под землю ослепитель¬
ным светом мощных прожекторов. Сюда были брошены глав¬
ные силы наступавших; а в группе Сергеева, которая должна
была остановить их, насчитывалось, даже после того как на
помощь ему подоспели Москаленко, Дерунов и Пекерман, все¬
го лишь девять человек. Правда, здесь были все отборные, ис¬
пытанные люди: Важенин, Шустов, Юров, Емелин, Любкин.
Немцы действовали очень осторожно. Они теперь оставля¬
ли на своем пути охранение у каждого бокового прохода.
Группа Сергеева отступила к перекрестку галерей, сходив¬
шихся к наклонному коридору, который шел в нижний ярус,
к сердцу подземной крепости. Здесь и организовали оборону.
Нельзя было пропустить врага дальше.
Бой произошел как раз над штабом отряда, расположен¬
ным на втором горизонте каменоломен. Петропавловский со
своего поста тревожно прислушивался к тому, что происходи¬
ло над его головой.
Дела там сложились неблагоприятно для партизан. Был
тяжело ранен Дерунов, стоявший в засаде, но на мгновение
оказавшийся в луче прожектора. Сменивший его старый, опыт¬
ный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом про¬
ходе. Он ждал, когда по основному коридору пройдут солдаты,
несущие, прожектор, и собирался гранатой уничтожить источ¬
ник света, который очень облегчал положение противника. Но
не заметил старый партизан, как обошли его гитлеровцы сза¬
ди. Он оказался зажатым в поперечной галерее, соединявшей
два основных хода. Увидев позади себя отсветы второго про¬
жектора, ползущие по большой галерее, Москаленко, уже сра¬
жавшийся в этих каменоломнях в девятнадцатом году, понял,
в какую беду он попал. Надежды скрыться не было: спаси¬
тельная темнота покинула его. Я тогда Москаленко решил
пойти на прорыв и уж если погибать, то с такой музыкой, ко¬
торая долго будет стоять в ушах гитлеровцев...
Медленно наливалась светом галерея за ним. Москаленко
стоял, прижавшись к стене. Он пока еще был в тени. У него
393

осталась одна граната. Ею он думал взорвать прожектор
вместе с солдатами, которые тащили его, и, воспользовавшись
темнотой, пробиться в другие ходы. Но все вышло не так, как
наметил Москаленко.
То ли дрогнула рука у старого партизана, то ли просто
очень не повезло ему, но запущенная им граната ударилась о
каску гитлеровского солдата, откатилась к стене и разорва¬
лась здесь же, в боковом штреке. Москаленко видел, как под¬
косило и заволокло густой пылью стоявших в проходе троих
гитлеровцев, видел, как поднялся мутный столб известковых
песчинок, мелко поблескивавших в луче прожектора. Он не
заметил, что о;сколок гранаты ранил его же самого, и хотел
проскочить через освещенную галерею в противоположный под¬
земный коридор. «Эх, гранату бы мне сейчас еще одну!» —
пробормотал Москаленко и рванулся наперерез гитлеровцам,
шедшим за прожектором. Как только он высунулся из-за
угла в галерею, застрочили автоматы немцев. Москаленко
отпрянул к стене, опустился на колено и, выхватив револьвер,
стал посылать пулю за пулей в ярко освещенных прожектором
гитлеровцев. Он видел, как заметались фашисты, прижимаясь
к стене. Бросив уже бесполезный револьвер с расстрелянными
патронами, зажав в руке последнее оставшееся у него ору¬
жие—кинжал, он, низко пригнувшись, бросился через галерею.
Тут пуля ударила в стену возле его лица. Куски ракушеч¬
ника брызнули ему в глаза и ослепили их. Осыпанный белой
пылью, не замечая крови, которая текла из раны, Москаленко
протер засыпанные глаза, увидел на мгновение перед собой
рослого гитлеровца, с размаху всадил в него кинжал, но тут же
оглушающий удар окованным прикладом по затылку лишил
его сознания. Фашисты с торжествующим криком бросились
на старого партизана, вцепились в него, схватили его за руки,
за ноги и, выкручивая их, потащили к выходу на поверхность.
Наконец-то они убедились, что воюют не с призраками, а с жи¬
выми людьми!
Тяжело пришлось защитникам сектора «Киев». Гитлеров¬
цам удалось подойти вплотную к стене, которая преграждала
один из путей во внутренние коридоры подземной крепости.
Баррикаду эту не успели выложить до самого верха, и через
оставшийся просвет гитлеровцы пытались поразить партизан,
державших за ней линию обороны. Но стоило лишь врагу про¬
двинуться поближе, тотчас же навстречу ему через баррикаду
летели из мрака брошенные точной рукой партизанские гра¬
наты. Автоматы гитлеровцев были бессильны что-нибудь сде¬
лать с толстой стеной, сложенной из больших плит ракушеч¬
ника.
Сергеев решил подпустить неприятеля поближе, а затем,
394

подобравшись к самой стене, кинуть через верхний край ее
гранату наверняка. Он подготовил гранату к метанию, встал
на камень, чтобы достать до верха баррикады, но тут произо¬
шла неожиданная беда: хрупкий камень обломился. Сергеев
упал навзничь, не успев отбросить гранату. Она взорвалась в
руке лейтенанта, изранила ему всю грудь и плечо. Осколок ее
с силой ударил в голову Шустова. Он был убит наповал. Были
задеты Юров и Емелин. Засорило колючей пылью глаза Люб¬
кину и Пекерману. Один только Важенин успел броситься на
пол и остался невредимым.
Немцы по звуку поняли, что взрыв произошел у партизан
случайно. Пользуясь этим, они полезли на баррикаду. Автомат
Важенина сбил их со стены. Он один в эти страшные минуты
защищал самый ответственный и уязвимый участок партизан¬
ской крепости. Очередь за очередью посылал Важенин в про¬
свет между потолком и верхним краем стены.. При этом он
ухитрился свободной рукой метнуть гранату поверх стены и
вообще изображал отряд по крайней мере из пяти человек.
И гитлеровцы не рискнули идти на прорыв.
Пекерман, отводивший раненых в нижний ярус, успел тем
временем сообщить о положении в секторе «Киев», и на
помощь единственному защитнику баррикады через несколько
минут прибежал политрук Корнилов. Корнилов подполз к
Важенину в полной темноте, найдя его по отблескам выстре¬
лов. Политрук слышал, как над головой стукаются в камен¬
ную стену, осыпая ракушечную пыль, пули противника.
—	Жаркие дела, Важенин? — спросил тихо Корнилов.
—	Не столь жаркие, сколь пыльные, товарищ политрук. В об¬
щем, воюем помалу. Теперь живем, раз подкрепление прибыло.
Со стены продолжали сыпаться известковые крошки, отби¬
ваемые пулями.
—	Товарищ политрук, вы глядите головы не поднимайте
высоко. Это уровень жизни — запомните. Ниже-то они не до¬
стают.
—	Ладно, давай создадим уровень смерти для гансов, —
ответил Корнилов, рассчитав, что немцы не могут изменить
угол обстрела, так как бьют поверх стены и близко к ней по¬
дойти не рискуют.
Приглядевшись, Корнилов заметил, что какой-то свет —
очевидно, от далекого прожектора — проникает сейчас в гале¬
рею и позволяет кое-что разглядеть. Он, например, успел заме¬
тить, что над верхним краем стены поднялась рука с гранатой,
прижался головой к полу за маленьким запасным каменным
бруствером, где они лежали с Важениным, и тотчас услышал,
как раздался взрыв. Над головой просвистели осколки. Корни¬
лов уже сам собрался метнуть в ответ гранату, но передумал.
395

—	Погоди, — шепнул он Важенину, — сейчас я им устрою
фокус.
Фокус Корнилова заключался вот в чем: выждав момент,
когда за стеной немецкий солдат поднял руку с гранатой, что¬
бы швырнуть ее через стену, Корнилов нажал спусковой крю¬
чок автомата, — немецкая граната с грохотом разорвалась по
ту сторону стены, где раздались пронзительные крики, про¬
клятия и стоны. Два раза проделывал свой фокус Корнилов,
прежде чем фашисты догадались, что происходит с их грана¬
тами.
—	Ну и метко садите вы, товарищ политрук! — восхитился
Важенин.
—	Ничего, на глаз и на руку не обижаюсь, — скромно со¬
гласился Корнилов.
Вскоре к Важенину и Корнилову прибыло подкрепление во
главе с неутомимым комиссаром. Котло, который в этот день
снискал прозвище: «Неисчерпаемый резерв командования».
Комиссар выслушал краткий перечень всего, что произошло
на этом секторе, погоревал о Шустове, Москаленко и Сергееве,
помолчал минуту, а потом подвел итоги:
—	Что же делать, друзья мои! Без потерь не бывает. А в
общем, дела обстоят неплохо. Я сейчас везде побывал: отовсю¬
ду гитлеровцев выгнали. Только здесь еще, у вас, застряли.
Будем надеяться, что и тут ненадолго... — Он помолчал, потом
вздохнул: — Неужели Москаленко взяли? Эх, досадно! Жаль
старика...
Никто не знал, сколько времени уже длится бой. В горячке
сражения люди не чувствовали ни голода, ни усталости, а час
под землей было трудно определить. Здесь привыкли к медлен¬
ному и неощутимому течению времени. Что из того, что уже над
поверхностью каменоломен, пока внизу шел бой, сменился
день, прошла долгая осенняя ночь и снова настал новый день?
О часах просто не думали.
Оправившийся Володя вместе с другими пионерами после
ликвидации пожара под землей получил задание: разносить
на боевые посты еду, а потом снабжать партизан патронами,
менять диски пулеметов. Женщины в оружейной мастерской
смазывали, очищали от песка и пыли винтовки и пулеметы, а
ребята носили оружие партизанам и получали от них засорив¬
шиеся, нуждавшиеся в чистке винтовки. Теперь ребята чув¬
ствовали себя в настоящем боевом деле. Они появлялись на
самой линии огня, и тщетно партизаны отгоняли их в тыл.
Мальчики подносили патроны, поили водой изнемогавших от
жажды партизан, которые припадали сухими, запыленными
ртами к фляжкам, с благодарностью похлопывали пионеров по
спине и снова брались за горячие винтовки.
396

Попал наконец Володя и в сектор «Киев», где нашел своего
наставника Корнилова. Лазарев с ударной группой в это вре¬
мя отправился через боковые галереи в обход немцам, проник¬
шим здесь в глубину подземелья. Гитлеровцы и сюда подта¬
щили мощные прожекторы; но из темных боковых коридоров
в них неожиданно полетели гранаты. Любкин уложил двух
солдат, тащивших прожектор. Разгоряченный боем, он выско¬
чил из укрытия и сам ухватил обеими руками прожектор, сва¬
лившийся на пол. Прожектор потух, но Любкин продолжал та¬
щить его за угол; а немецкие солдаты, шедшие за прожекто¬
ром, уцепившись за толстый резиновый кабель, тянули его в
свою сторону. Кончилось это тем, что поврежденный гранатой
кабель оборвался, и ликующий Любкин через минуту примчал¬
ся туда, где держали оборону Котло, Корнилов и Важенин.
—	Во! Глядите, какой трофей взял! Теперь и у нас освеще¬
ние будет.
—	Дурень! — сказал ему добродушно Котло. — А кабель
ты себе вилкой в ноздри вставлять будешь? Ток-то ты где возь¬
мешь?
В пылу схватки Любкин совсем забыл про это. Теперь,
огорченный, он бросил свой трофейный прожектор на пол и
зло пнул ногой никому не нужный тяжелый железный жбан
с зеркальным днищем...
—	А я-то тягал, тягал... Тьфу ты!..
Скоро затихли выстрелы и в секторе «Киев». Со всех уча¬
стков поступали сообщения, что немцы выходят из штолен, от¬
казавшись от попыток пробиться внутрь подземной крепости.
Потом сообщили, что ко многим шурфам и штольням гитлеров¬
цы подтаскивают бетономешалки и бочки с цементом. Очевид¬
но, убедившись в том, что штурмом партизан не одолеть, гит¬
леровское командование решило наглухо замуровать партизан
в каменоломнях.
Прогремел последний выстрел у центрального входа, где
отходивший на поверхность отряд гитлеровцев попал под пе¬
рекрестный огонь партизан, поджидавших их в засаде. Проро¬
котал где-то сорвавшийся в шурфе камень, и стало тихо под
землей, только слышно было, ’как тяжко стонет в санчасти
изорванный гранатой Сергеев.
Лишь теперь все почувствовали непомерную усталость и
жажду. Лазарев распорядился выдать всем по полстакана во¬
ды сверх нормы. Командиры собирались в штаб. Комиссар с
трудом добрался до табурета, грузно повалился на него и стал
клониться головой к столу. Но в это время он услышал голос
Лазарева:
—	А знаешь, комиссар, сколько наши насчитали гитлеров¬
цев, что остались лежать в верхнем ярусе?
397

—	Сколько? — Котло разом вскинул голову.
—	Да свыше восьмидесяти. И в «автохозяйстве Любкина»
ганса четыре завалились...
—	А мы сколько потеряли?
—	Шустов Иван Гаврилович приказал, старина, долго
жить. Москаленко захватили. Ваня Сергеев совсем плох, гово¬
рят. Да еще двое раненых и пятеро слегка пострадали.
—	Эх, каких хороших людей лишились! Шустова жаль.
И за Москаленко обидно, — проговорил Котло. — Упрямый
старик — запытают они его. — Комиссар потер ладонями уста¬
лые, обожженные глаза. — Да, был моментик, командир! Надо
ведь — ко всему еще пожар... Ну, скажу тебе, здорово ребята-
пионеры действовали!.. Кстати, из детишек никто не постра¬
дал?
—	Нет, — отвечал Лазарев, — вот, можешь убедиться.
В штаб вошел Володя Дубинин.
—	Ну как, цел, копченый? — спросил Котло.
—	Цел, товарищ комиссар. Угорел чуток. Теперь прошло.
Я могу быть свободным?
—	Можешь, можешь. Иди свободно спать, — проговорил
Кртло и, когда Володя вышел, вдруг порывисто, всем крупным
своим телом повернулся к Лазареву: — Какие ребята растут,
Лазарев! Народ у нас какой!
—	Люди у нас, комиссар, золотые! — сказал Лазарев.
—	И не было еще таких никогда ни на земле, ни под зем¬
лей!
Комиссар откинулся назад и, вытянув усталые, пожженные
руки, медленно поставил на стол ребром свои крепко сжатые
кулаки — словно приложил к сказанному две тяжелые круг¬
лые печати.

Глава XIV
„ГЛАЗА И УШИ“
Пинь!.. там!., пом!., пинь!.. пом!., тень!..
Володя проснулся в обычной темноте от странного звука,
которого он никогда еще не слышал в каменоломнях. За пять
недель, проведенных под землей, Володя научился распозна¬
вать любой звук, возникавший в подземных коридорах камено¬
ломен. Звуки делились на добрые и злые. Они доносились из
глубин непроглядной тьмы. Глаза здесь были беспомощны, но
привычное ухо улавливало все, что нужно было знать партиза¬
ну. И Володя уже мог безошибочно узнавать не только по го¬
лосу, но и по походке любого из своих начальников. Вот,
уверенно шагая в полной темноте, чтобы зря не тратить
карбида в фонаре, прошел в боковую штольню Владимир
Андреевич Жученков. Старый шахтер, он и под землей чув¬
ствовал себя нисколько не хуже, чем на земле. Володя узнал
его по особому пошлепыванию: Жученков на ходу ладонью
касался каменных стен, где каждый выступ, каждая неров¬
ность были ему хорошо знакомы. Медленно и увесисто ступая,
прошагал в подземную пещеру, где помещался штаб отряда,
комиссар Иван Захарович Котло. А вот это по-строевому
четкий, прочный и в то же время удивительно легкий шаг
399

политрука Георгия Ивановича Корнилова. Володя мог бы
среди тысячи шагов различить поступь своего боевого настав¬
ника, к которому он страстно привязался.
Потом Володя услышал, как прошли в штаб еще несколько
партизан; и каждого из них узнал в темноте Володя.
Должно быть, командир отряда Семен Михайлович Лаза¬
рев собрал к себе в штаб всех командиров для совещания.
Где-то внизу, на третьем горизонте каменоломен, уже раз¬
давались глухие выстрелы. Звук сперва быстро доходил до
Володи через толщу камня-ракушечника, а потом несколько
раз повторялся эхом, бродя и затихая в коридорах подземелья.
Там, на глубине каменоломен, партизаны вели учебную стрель¬
бу в подземном тире. Все это были звуки добрые, успокоитель¬
ные, свои. Ухо привыкло к ним, механически отмечало в созна¬
нии услышанное, и они не вызывали тревоги.
Но Володя знал и другие звуки: они мгновенно насыщали
душную тьму каменоломен острой тревогой. Володя хорошо
запомнил треск автоматов, бесконечно повторенные подземным'
эхом раскаты взрывов, рокочущий грохот обвалов. От них, ка¬
залось, окружавшая партизан подземная тьма внезапно твер¬
деет, сама становится сплошным черным камнем, который все
раздавит, все задушит и сплющит.
Так было недели две назад, во время памятного боя, когда
немцы пытались ворваться в каменоломни. И все эти недели в
каменоломнях — ив штабе, и в столовке, и засыпая на узких,
вырезанных из камня-ракушечника топчанах-лежанках, — лю¬
ди оплакивали Ивана Гавриловича Шустова, тихо поминали
Пантелея Москаленко и томились горькой тревогой за него.
Да, это был тяжелый бой! Дорого далась партизанам побе¬
да. Погиб бесстрашный Шустов. Подорвался сам, упав с гра¬
натой, Ваня Сергеев, лейтенант, комсомолец, белокурый,
складный, веселый человек. Он лежал теперь в госпитальном
отсеке каменоломен. Володя слышал его стоны в темноте, ти¬
хонько подбирался к слабо освещенной койке, подолгу молча
смотрел в осунувшееся лицо, которое становилось все менее и
менее знакомым. И казалось, чтр черты Ваниного лица медлен¬
но растворяются в тяжелой, глухой темноте.
Уже второй месяц держалась подземная крепость. Никто не
знал, сколько еще предстоит выдерживать эту немыслимую
осаду. Положение партизан с каждым днем становилось все
более гибельным. Они были теперь полностью замурованы в
камне — в сущности, заживо погребены. Все выходы из штолен
и шурфов на поверхность немцы заминировали. Каждую ла¬
зейку, всякую мало-мальски подозрительную расщелину гит¬
леровцы залили сверху бетоном или зацементировали. При¬
сутствие невидимых партизан под землей не давало покоя гит¬
400

леровцам, жгло им пятки. И фашисты решили задушить кам¬
нем законных хозяев захваченной земли, ушедших в недра ее,
но не сдавшихся.
Все труднее и труднее становилось дышать под землей, куда
теперь почти не было доступа свежему воздуху. Изводила па¬
лящая жажда, и неизвестно было, на что еще пустится враг,
раздраженный упорством партизан.
Надо было непременно разведать, что творится на поверх¬
ности. Был один небольшой, очень далекий выход, которого
как будто не заметил враг. Зная, что всех мужчин, появляю¬
щихся вблизи каменоломен, гитлеровцы без предупреждения
расстреливают на месте или, в лучшем случае, арестовывают,
командование отряда решило попытаться отправить в развед¬
ку кого-нибудь из девушек. Сначала подумывали, не послать
ли пионеров, показавших себя отличными разведчиками, но
комиссар запротестовал, считая, что еще раз решиться на это
можно только в случае самой крайней необходимости. Нина
Ковалева и Надя Шульгина, явившись в штаб по вызову
командира, с полной готовностью вызвались идти наверх в
любую минуту. Девушки, очень сдружившиеся под землей, где
они совместно работали в санчасти, просили послать их вме¬
сте. Их подготовили как надо и сделали попытку выпустить
наверх через тот ход, который оставался еще как будто сво¬
бодным. Но едва разведчицы приблизились к поверхности, как
гитлеровцы подняли тревогу: должно быть, они через звуко¬
уловитель услышали что-то. Девушки едва успели укрыться в
камнях и соскользнуть вниз, как наверху раздались взрывы
гранат, зачастили автоматы. Должно быть, гитлеровцы оста¬
вили этот лаз незакрытым нарочно.
Обе девушки были в отчаянии, что им не удалось выполнить
задание. Они проплакали весь вечор, и сам комиссар ходил
утешать их...
Пинь!.. там!., пом!., тень!..
Проснувшись от этого непонятного, ни разу еще не слышан¬
ного под землей, как будто птичьего звука, Володя сразу по¬
чувствовал, что лютая жажда, которая долго не давала ему
заснуть, стала сейчас еще более жгучей. Все пересохло у него
во рту. Першило в горле, скрипела на зубах копоть. Повернув¬
шись на своем каменном топчане лицом к стене, Володя стал
языком жадно слизывать налет сырости, выступивший на ра¬
кушечнике. Этому пришлось научиться за последнюю неделю.
Когда мучительная сухость во рту немного прошла, Володя
опять прислушался. Пинь!.. тинь!.. пом!., пинь!.. Что бы это
было? Володя легонько ткнул в бок спавшего рядом с ним
Ваню Гриценко:
—	Эй, слушай!
14	Улица младшего сына
401

—	Ну чего тебе? — Ваня заворочался в темноте и чихнул
от копоти.
—	Тише, ты! Очнись да послушай.
Ваня сел на лежанке. Из разных концов каменоломен —
и где-то совсем рядом и в отдалении, то звонко, то еле слыш¬
но — что-то тенькало разноголосо, настойчиво и аккуратно:
Тинь!.. пинь!.. пень!.. Мальчики затаили дыхание.
...Между тем в штабе подземной крепости, устроенном в
специально вырубленной широкой штольне, комиссар Иван За¬
харович Котло заканчивал свое сообщение.
—	Делаем выводы, товарищи, — медленно, неспешно гово*
рил он, вкладывая какой-то особый, увесистый смысл в свои
прочные слова, — по данным нашей подземной разведки, мы
окончательно замурованы. Связь с внешним миром потеряна,
а она нам необходима. Совершенно необходима. Мы тут не
укрываемся. Мы сюда спустились не для того, чтобы отсижи¬
ваться. Мы здесь для того, чтобы воевать. Это — основное.
Кроме того, Сергеев здесь погибнет. Ему необходима срочная
операция, иначе парню конец. И это вопрос буквально дней.
Не более. Возможно, потребуется установить связь с парти¬
занским отрядом в Аджи-Мушкайских каменоломнях. Словом,
надо наверх. На сегодня мы имеем пока один лаз. Подчерки¬
ваю, только один: в секторе «Киев». Немцы его не заметили.
Я сегодня с Семеном Михайловичем подбирался туда. Взросло¬
му не пробраться... А как ты считаешь, Георгий Иванович? —
обратился Котло к Корнилову. — Пионеры твои...
Он замолчал, испытующе посмотрел на Корнилова и, хму¬
рясь, отвел взор.
Каждый раз, когда обстановка складывалась так, что пар¬
тизаны были вынуждены посылать на разведку ребят, комис¬
сар страдал и смущался, но будучи в силах скрыть этого.
—	Да им только заикнись, Иван Захарович, — поспешил
ответить, заметив состояние комиссара, Корнилов. — Этот
Вовчик уже неделю пристает ко мне, чтобы его наверх отря¬
дили. Да, откровенно говоря, не хотелось бы. без особой на¬
добности.
—	Да кому охота без особой на то надобности в такой риск
ребятишек пускать! Но что поделаешь! Иного выхода я не
вижу.
—	Ничего не остается другого, — произнес командир отря¬
да, — придется, товарищ Корнилов, твоих питомцев еще раз
попросить.
—	«Попросить»! — усмехнулся Корнилов. — Надо их про¬
сить, чертенят! Их только пусти.
...А юные разведчики, о которых шла речь в штабе, в этот
момент уже сползли со своих лежанок и бесшумно подбира¬
402

лись к месту, откуда доносилось загадочное теньканье. Они
сперва собрались поднять тревогу, потому что был приказ
немедленно доводить до сведения командования о каждом лу¬
чике света, о каждом отблеске, о каждом звуке, возникающем
без ясной причины в подземелье. Но, чтобы не попасть в смеш¬
ное положение (а этого Володя и Ваня боялись гораздо боль¬
ше, чем фашистских пуль), мальчики решили сперва сами раз¬
ведать, в чем тут дело. Не зажигая фонаря, они проникли в
штрек, где теньканье раздавалось особенно громко. Сейчас оно
несколько изменилось. Уже не «пин-пом-пум», а по-другому
тенькало в штольне: клям!.. плям!.. клек!..
Вдруг из-за угла бокового каменного коридора блеснул по¬
казавшийся чрезвычайно ярким свет. Мальчики от неожидан¬
ности зажмурились и тотчас же услышали над собой голос
дяди Яши Манто:
—	Эй вы, водолазы, куда? Давай задний ход!
—	Дядя Яша, — зашептал Володя, кинувшись к повару, —
тише ты! Слышишь? Тукает чего-то...
—	Водичка, дорогой, тукает, вода! С чистой водичкой вас!
Наше вам с капелькой!
—	Какая вода?
—	A-а, теперь вопрос, какая вода. С неба вода. Сперва бы¬
ла, конечно, как вас в школе учили, в виде известного снега,
ну, а теперь, по всей видимости, наверху оттепель наступила.
Вы вот себе спите да разные красивые, интересные сны разгля¬
дываете, а дядя Яша не спит, не дремлет. Он бодрствует.
У дяди Яши один глаз всегда на дежурстве, одно ухо на вах¬
те. Вот и услышал, что капать стало. И везде здесь котелки
подвесил. Пока вы последний сон доглядывали, я уже пол¬
тора ведра накопил. Будет вам сегодня жареная водичка—чай
с сахаром. Отважным разведчикам, конечно, без очереди и по
две порции. Роскошная жизнь!
Дядя Яша поднял высоко фонарь. Подняв голову, мальчи¬
ки увидели под каменным сводом развешанные там и здесь ко¬
телки, склянки, пустые банки из-под консервов. В них чирика¬
ла благодатная певучая капель. Тинь!.. тинь!.. клек!.. плюм!..—
тенькали, пели, звенели банки. И, сняв из-под свода самый
большой котелок, дядя Яша протянул его мальчикам:
—	Нате, хлопчики, пейте на здоровьичко.
Но едва Володя и Ваня, стукнувшись головами, припали —
висок к виску — изжаждавшимися губами к влажному, холод¬
ному краю котелка, со стороны штаба послышалось:
—	Дубинину Владимиру, Гриценко Ивану — живо явиться
в штаб!
Жадно хлебнув напоследок сколько можно было втянуть
за один глоток, мальчики помчались к штабу:
403

—	Есть явиться!
У входа в штаб стоял политрук Корнилов с фонарем в ру¬
ке. Он посветил им в лица мальчиков.
—	Ну, разведка, — сказал он, — ну, Глаза и Уши, есть раз¬
говор.
Их теперь уже часто так звали — «Глаза и Уши». Пошло
это с того самого.дня, когда политрук Корнилов объяснял ре¬
бятам обязанности разведчиков: «Разведка — это глаза и уши
армии». А в тот день произошли как раз кое-какие неприятно¬
сти в камбузе, где юные разведчики стянули с противня у
Акилины Яковлевны сладкие пончики. Володя, как всегда, не
стал отнекиваться и оправдываться, а честно заявил, что это
он взял без спросу пончики, потому что считал себя вправе
брать их. «Да кто же вы такие, чтоб раньше всех пончики хва¬
тать?» — негодовала тетя Киля. «Кто мы такие? — переспросил
ее Володя. — Мы... — он ткнул себя пальцем в грудь и кивнул
в сторону Вани Гриценко, — мы глаза и уши. Вот кто мы».
С тех пор большеглазого, пытливого, зоркого Володю и внима¬
тельного, самую малость лопоухого Ваню Гриценко стали ве¬
личать «Глаза и Уши».
«Глаза и Уши», подтянувшись и одернув куртки, как того
требовала партизанская служба, предстали перед штабом от¬
ряда. Командир подробно объяснил им задание: надо снова
выбраться на поверхность, прошмыгнуть незамеченными мимо
немецких часовых и во что бы то ни стало повидаться в Старом
Карантине с Михаилом Евграфовичем Ланкиным, узнать по¬
дробно, что творится на поверхности и нет ли каких-нибудь
сведений от аджи-мушкайских партизан.
—	Адрес явки помните? — спросил Лазарев.
—	С закрытыми глазами найдем, — отвечал Ваня Гри¬
ценко.
—	Ну и хорошо, — как всегда, медленно и негромко про¬
изнес комиссар Котло. — Только вот что... Ты там, Володя,
Ланкина насчет овса уж не слишком пытай.
Тут все засмеялись.
—	Повторить задание! — приказал комиссар.
Володя выпрямился, как в строю, и скороговоркой отчека¬
нил:
—	Выйти на поверхность через лаз в секторе «Киев»; оста¬
ваясь незамеченными, проникнуть в поселок, во что бы то ни
стало явиться к товарищу Ланкину, получить сведения, сооб¬
щить положение, выйти из поселка до наступления комендант¬
ского часа, когда будет темно, вернуться к лазу, насчет овса
Ланкина не пытать!
—	Все понятно?
—	Все, — отвечал командир группы юных разведчиков.
404

—	Вопросы имеются?
—	Вопросов не имеется.
—	Ну, — сказал командир, — в таком разе снимайте свою
артиллерию.
Вздохнув, мальчики сняли с себя через голову ремни, на
которых у них висели обрезы. Каждый раз жалко было расста¬
ваться с оружием, но Володя и Ваня знали, что выход с ним
на поверхность невозможен. Сдав командиру оружие, мальчи¬
ки расстегнули свои куртки и сняли повязанные прямо на теле
красные пионерские галстуки. Все встали. Комиссар бережно
принял галстуки, закоптелые, помятые, теплые, расправил их,
аккуратно сложил, вместе с обрезами положил в шкаф, стояв¬
ший в штабе, и запер его на ключ.
—	Провожать вас до лаза, ждать вас там и, в случае чего,
страховать ваше возвращение назначаю товарищей Корнило¬
ва, Любкина и Важенина... Георгий Иванович, — обратился он
к Корнилову, — пусть разведчиков покормят как следует. Ска¬
жите там Манто, чтобы не скупился. И пусть их Акилина Яков¬
левна хоть немножко отмоет, а то ведь на них глядеть и тут
страшно — до того чумазые, а уж на свет божий появятся, так
фрицы сразу сообразят, что они прямо из преисподней.
Через полчаса, растертые докрасна мощными руками Аки¬
лины Яковлевны, щедро накормленные ею и дядей Яшей, оба
юных разведчика явились к политруку Корнилову. По дороге
им попалось несколько партизан. Каждый подходил к ним и
говорил что-нибудь ласковое, уважительное, ободряющее,
вроде: «Ну, мол, ходи веселей, ребятки! Гляньте там за нас,
как птички летают...» Или: «Э-гей, хлопцы, счастливо вам! Ни
пуха ни пера. Выручайте, дорогие!» — и так далее. Всем хоте¬
лось сказать на прощание мальчикам что-нибудь значительное
и душевное, но застенчивы были в таких делах грозные парти¬
заны старокарантинского подземелья: не находили они нуж¬
ных слов и только кряхтели, покашливая да по-отечески
трепали хмаленьких разведчиков по плечу. А политрук Георгий
Иванович Корнилов, как всегда перед разведкой, велел маль¬
чикам присесть и сам тоже сел возле них на тумбу, выпилен¬
ную из камня.
—	Ну вот, сели напоследок, — проговорил он. — Давай, ре¬
бятки, еще раз хорошенько все сообразим. Задание вы знаете.
Повторять не буду. Хочу сказать только вот что: командование
на вас крепко надеется, все партизаны на вас надеются. С на¬
шим положением вы знакомы. Говорить много не приходится...
Знаю, что задание выполните, потому что вы наши...
—	...глаза и уши, — успел вставить Ваня Гриценко.
—	Нет, ребятки, этого мало. Конечно, мы рассчитываем и
на ваши глаза и на ваши уши. Но главная наша надежда на
405

ваше сердце. Глаза без души слепы, уши без сердца глухи.
А сердце у вас, ребята, верное, пионерское сердце. Оно не
подведет. Вот на него мы и надеемся. Ну, галстуки по военной
необходимости вы тут оставите, а свое звание, свою честь пио¬
нерскую, долг свой перед народом вы берете с собой. Ясно я
говорю?
—	Ясно, — тихо отвечал Володя. Огромные глаза его золо¬
тисто блеснули в тусклом свете лампёшки, висевшей под потол¬
ком, и он с суровой задумчивостью спросил у политрука: —
Дядя Гора, у меня вопрос. Можно? Я считаю, что это ведь за¬
дание особое, да?
—	Да, если хотите, особое, — сказал Корнилов.
—	Это партийное задание, да? — допытывался Володя.
—	А как ты думаешь? Все, что мы тут сейчас делаем,—это
партийное задание.
—	А если кто беспартийный, тогда как же? — спросил Ва¬
ня Гриценко.
—	Ну и что ж, что беспартийный, — объяснил политрук. —
Раз он тут с нами и честно, как подобает советскому нашему
человеку, действует: из-под земли Гансам грозит, партизанит
как надо, выполняет задание партии, страну нашу защи¬
щает— значит, и он выполняет с нами долг коммуниста.
—	Вот видишь, Ваня, и я тоже всегда так считаю, — зато¬
ропился Володя. — Вот, например, у нас, я считаю, вся семья
партийная. Сестра Валентина комсомолка уже — значит,
помощница партии. Я пионер — выходит, младший сын партии.
Верно? Правда, вот мама еще у нас отчасти беспартийная
осталась, но она давно живет под нашим влиянием. Все равно
тоже такая, как и мы все...
И вспомнилась Володе мать. С каждым днем тревога за нее
становилась острее. Он замолчал, задумался. Как ей живется
там, наверху, в поселке, захваченном немцами? Хоть бы пови¬
дать ее одним глазком, хоть издали, хоть одну секундочку!
Потом Корнилов поднес к лампёшке свои карманные часы
и сказал:
—	Ну, младший сын партии, ну, ребятки, пора. Через час
светать будет наверху. Вам надо выползти, а там, глядишь, и
по поселку уже ходить можно будет. До девяти утра немцы-то
не позволяют, а так поспеете в самый раз... — Он внимательно
оглядел обоих разведчиков, смущенно нахмурился, поправил
застежку на Володиной стеганке.Пошли, Володя. Идем,
Ваня. Любкин и Важенин уже готовы, ждут на «Киеве». Дви¬
нулись!
Немцы не знали этого далекого лаза. Он выходил в земля¬
ную щель под большой, низко нависший над ложбинкой ка¬
мень. Мальчики благополучно выбрались на поверхность
406

земли, хотя отверстие лазейки было таким узким, что более
крупный Ваня Гриценко еле-еле протиснулся; зато маленький,
юркий Володя свободно выскользнул из-под камня и помог
выбраться товарищу. Потом они долго ползли, хоронясь за
неровностями, камнями и небольшими взгорьями, жадно, всей
изголодавшейся по вольному дыханию, отравленной копотью
и чадом' грудью вбирая в себя сладкий наземный воздух. Эх,
что за воздух это был! Они сосали снег, и он тоже казался им
слаще всякого мороженого.
Они проползли по дну небольшого овражка, где не было
немецких часовых, вскарабкались наверх и спрятались в полу¬
разрушенном сарайчике на краю поселка. Через щели его
мальчики следили за тем, что делается на улицах. Вскоре рас¬
свело. Разведчики видели, как сменились часовые, прошел по
улицам' поселка утренний патруль гитлеровцев. Здесь и там
появились осторожно шагающие, старающиеся держаться сто¬
ронкой жители.
Мальчики решили, что им пора выходить. Но тут они погля¬
дели друг на друга, и оба присели на корточки, зажимая ла¬
донями рты, чтобы не расхохотаться: несмотря на все старания
Акилины Яковлевны, отмыть их не удалось, только грязь раз¬
вели. Жирные полосы копоти, пятна грязи испещряли лица
обоих разведчиков.
—	Зебра полосатая, ой, умру! Чистая зебра! — прыскал в
ладонь Ваня Гриценко.
—	А ты на себя погляди, — давился от смеха Володя.—
Сам как есть гиена пятнистая, точная копия!.. Ну, и цыц! Хва¬
тит!— прикрикнул он неожиданно. — Ты все-таки имей себе
представление, что я командир группы.
Они долго оттирались снегом за сараем, потом как ни в чем
не бывало двинулись на окраину поселка.
Володя уже дважды бывал здесь во время своих разведок,
но на этот раз поселок показался мальчикам еще более мрач¬
ным и безлюдным. На улице, которая вела к каменоломням,
на месте, где недавно стояли дома, теперь зияли пустыри и
сквозь талый снег чернели закоптелые развалины, головни,
раздробленные взрывом камни. Враг старался окружить район
каменоломен зоной разрушения, где все было бы пусто и
мертво.
Вдруг Ваня крепко схватил Володю за руку и так сжал ее,
что тот чуть не ойкнул.
—	Что ты? — удивился Володя.
—	Гляди, гляди! — Ваня, весь побелевший, неловко дергая
губой, потащил Володю за угол уцелевшего домика. — Гляди,
ведут...
И Володя увидел, как из проулка вышло около десятка
407

фашистов. Они шли с автоматами на изготовку посередине
улицы. Между ними, спотыкаясь, ежась от холода,, шли мерт¬
венно-бледные люди. Глаза их, как у слепых, вперились куда-
то вдаль остановившимся, невидящим взором. Простоволосая
женщина, в сбившейся на плече рваной шали, шла позади
других.
—	Ты гляди, гляди, сзади вон... — прошептал Ваня.
Володя вгляделся и, узнав, сам обмер. То была тетя Нюша,
мать Вани Гриценко.
—	Э-эх, ты! — еле слышно пробормотал он. — Вот так дело
получилось! Забрали...
Ваня вцепился зубами в стеганый рукав своей куртки и не
сводил глаз с матери.
—	Ох, Вовка, беда какая, горе... — с трудом прошептал он,
отпустив свой рукав, и скрипнул зубами. — Ты не высовывай¬
ся, Володя, а то мама узнает, крикнет, тогда мы всех подведем.
Может быть, ее за отца да за меня и забрали, что мы в парти¬
заны ушли. Донес кто-нибудь, есть такие скоты... У, попадись
мне, зараза!
—	Ваня, а может, и мою маму так? А мы ничего не знаем,
сидим там себе под землей. Эх, был бы у меня сейчас мой
обрез, я бы им...
Долго глядели оба мальчика из своего укрытия вслед уда¬
лявшимся. Словно какое-то оцепенение нашло на них.
Но надо было выполнять задание.
С невеселыми мыслями осторожно пробирались юные раз¬
ведчики к дому, где жил Ланкин... Но что это? Неужели они
ошиблись улицей? Нет, вот шоссе, а тут водокачка, а сейчас
же за ней должен быть дом Ланкина... Лишь обугленные, полу-
занесенные обтаявшим снегом обломки ракушечных плит да
труба, тощая и голая, как шея общипанной птицы, были там,
где стоял прежде дом Ланкина.
Где же Ланкин? Как найти его теперь, чтобы выполнить
задание командира, чтобы получить сведения, которые так
нужны партизанам, и сообщить тем, кто на поверхности, о по¬
ложении подземного отряда?
Растерянно брели по улицам Старого Карантина два ма¬
леньких разведчика. Они вышли на дорогу, ведущую к Камыш-
Буруну, за которым, резко отчеркнутое белым, заснеженным
краем берега, синело море. Там, далеко в дымке, чуть виднел¬
ся, а больше угадывался противоположный берег Керченско¬
го пролива— Тамань, желанная, своя... А вокруг мальчиков,
растерянно бредущих по дороге, все сейчас было не своим,
все было насильно отнятым чужими и отвратительными при¬
шельцами. Какое-то страшное заклятье легло на землю, до¬
ма, людей...
408

Простоволосая женщина, в сбившейся на плече рваной шали,
шла позади других.

Но ничто не ускользало от внимания разведчиков. Недаром
их звали в каменоломнях «Глаза и Уши». Они издали видели,
как немцы опять подтягивают, подвозят орудия к району ка¬
меноломен, как опутывают всю округу колючей проволокой,
как роют, бетонируют доты. Немцы, видно, по-прежнему счи¬
тали, что в старокарантинских каменоломнях скрывается целая
армия партизан.
—	Гляди, как стараются, — шепнул довольный Володя
своему спутнику. — А тут, смотри, у них, верно, штаб...
—	Это раньше наша школа была, — отозвался Ваня и
вздохнул, поглядев на красивый двухэтажный дом, во дворе
которого скопилось множество немецких машин. — Вон я за
тем окошком сидел в прошлом году.
—	Ох, дурные мы с тобой были, Ваня, верно? — сказал Во¬
лодя. — Помнишь, как, бывало, иногда, если урока не поспел
выучить, в школу неохота ходить было? Отлынивали...
—	Да, уж глупее глупых были, что толковать, — согласил¬
ся Ваня.
—	А сейчас бы, — продолжал мечтательно Володя, — ей-
богу, сидел бы на парте, не шелохнулся, только бы слушать,
что в классе объясняют. Любому «посредственно» бы обрадо¬
вался. Сколько бы ни задавали, спасибо бы еще сказал.
Они обошли школу и внезапно остановились, не в силах
двинуться дальше. На пустыре за школой, прямо перед ними,
на столбах с перекладиной, где раньше были трапеции и коль¬
ца для гимнастики, висели два трупа. Мальчики со страхом
переглянулись и подошли поближе. Медленно подняли они
голову кверху, всмотрелись в повешенных...
Сомнений не было. То были Москаленко и Ланкин. Ветер с
моря качнул трупы, повернул их, и разведчики увидели, что на
груди у висевших привязаны доски с коряво и жирно выведен¬
ными надписями. «Партизан» — было написано на доске, на
которую свесилась седая голова Пантелея Москаленко. «Так
будет со всеми, кто помогает партизанам», — прочли мальчики
на впалой груди у Ланкина. И маленьким разведчикам пока¬
залось, что и море вдали, и небо над ними, и весь воздух вокруг
потемнели. И эта чернота была во сто крат страшнее и злее
подземной тьмы, в которой они жили уже второй месяц.
Потрясенные, стараясь не глядеть друг на друга, ступая по¬
чему-то на цыпочках, мальчики отошли от этого страшного
места.
Да, не таких сведений ждут там, под землей, партизаны.
Нет больше Москаленко, нет Ланкина. Через кого теперь дер¬
жать партизанам связь с подпольным центром Крыма?
Целый день бродили маленькие разведчики по Камыш-
Буруну. Многое они успели высмотреть, подметить, сосчитать,
410

услышать и запомнить за этот тяжелый день. Рано, по-зимне¬
му, и быстро, как всегда на юге, темнело. В пять часов дня, как
гласил приказ, расклеенный на всех заборах, прекращалось
хождение по поселку. Приказ грозил расстрелом без преду¬
преждения каждому, кто появится после пяти часов на улице.
Надо было возвращаться. Все, что можно было заметить, услы¬
шать, запомнить, мальчики вызнали. Но, когда, возвращаясь
из Камыш-Буруна, они увидали близ шоссе за голыми, обле¬
тевшими деревьями красную крышу домика Гриценко, Володя
остановился и просительно взглянул на Ваню.
—	Ваня, — нерешительно начал он, — я тебя об одном по¬
прошу... Укройся сейчас где-нибудь, чтобы тебя люди не запри¬
метили. Ведь тебя здесь каждый помнит... А я смотаюсь к
вашей хате. Очень мне, Ваня, охота узнать: маму не забрали?
Как она там... Я только гляну минутку и сейчас же обратно.
И голоса не подам. Даю слово, Ваня!
Ваня, думая об утренней встрече, только кивнул, вобрав
голову в дернувшиеся плечи:
—	Как знаешь, Вова... Не попадись только смотри... Все
загубишь.
Почерневшими осенними огородами, с которых ветер смел
снег, незаметно подполз Володя к беленькому домику Грицен¬
ко. Здесь все было таким знакомым... Вот большая кадка, воз¬
ле которой когда-то он поссорился с Ваней из-за ртутной кап¬
ли от разбитого градусника. Вот сарайчик, где хранили они
свои рыболовные принадлежности. Сейчас к его двери был
прислонен немецкий мотоцикл. Должно быть, в доме стояли
немцы. Надо было соблюдать осторожность. Володя тихонько
приподнял голову над кадкой, за которой он спрятался, вгля¬
делся в окно домика и сразу увидел мать.
Евдокия Тимофеевна сидела у самого подоконника, зябко
закутавшись в платок, и что-то шила. Володя, вцепившись
ознобленными пальцами в край кадки, не мигая смотрел через
двор на мать. Остывавший закат освещал ее лицо. Но как
страшно изменилась и похудела она за этот месяц! Совсем
старушка стала... Володя заметил, как тряслась ее рука, когда
она, должно быть, пробовала продеть нитку в ушко иглы. Ей
это так и не удалось. Володя увидел, как из глубины комнаты
кто-то подошел к матери и взял у нее из рук шитье. Он узнал
сестру Валю. Эх, Валька, Валентина, счастливица Валендра!
Ничего ты не понимаешь! Стоишь ты рядом с матерью и даже
не догадываешься, как это хорошо, когда около тебя совсем
рядом мать: заскучал и прижался к ней. Что же ты стоишь,
дурная? Обними ее скорей, да бережно... Слабая она...
Но Валя уже отошла в глубь комнаты.
Как захотелось Володе подбежать к окну, забарабанить
411

кулаками по стеклу, может быть, в последний раз кинуться к
матери, припасть к ней, схватить ее за плечи обеими руками,
глядя не отрываясь в склоненное лицо ее, закричать: «Мама,
гляди, это я! Ты не волнуйся, мама! Ты, наверное, беспокоишь¬
ся, думаешь, что меня уже нет в живых, что нас там немцы в
каменоломнях газами отравили, камнями завалили? Нет, гля¬
ди, мы, назло им, живые! Вот я, мама, послан на разведку на¬
шим командиром. Ты не бойся, мама. Все будет хорошо, ты
только не волнуйся. Ты только пойми: я выполняю партийное
задание. Эх, если б узнал папа, он сразу бы понял! Он моряк
и коммунист. Он бы тебе все как надо объяснил...»
Так бы и сказал Володя матери, если б мог, не таясь, под¬
бежать к окну, если бы не должен был прятаться в двух шагах
от нее, как того требовали долг и осторожность разведчика.
А сейчас он стоял на коленях за промерзшей кадкой, и только
губы у него беззвучно шевелились: «Ой, мама, ой, мама, ты,
мама... ничего ты не знаешь...»
А мать внезапно вздрогнула, встала, приблизила лицо свое
к самому стеклу окна, обвела усталым; каким-то оскудевшим
взглядом двор и сперва медленно, а потом быстро опустила
штору затемнения. И черная штора эта пала в окне и отгоро¬
дила Володю от матери, с которой, может быть, ему уже не
суждено было больше свидеться...
Володя отполз от кадки, добрался до огорода и побежал
туда, где терпеливо ждал своего маленького командира Ваня
Гриценко. Надо было немедленно возвращаться в камено¬
ломни...
«Ничего-то ты, мама, не знаешь!..» Так твердил про себя
Володя, спеша пробраться через задворок к одинокому сарай¬
чику, за которым должен был прятаться Ваня. «Ой, мама, ни¬
чего ты не знаешь... ничего ты не видишь из своего окошка!»
А мать знала многое. Знала она вместе с Валей такое, что
и в голову Володе не приходило. Правда, и Евдокия Тимофеев¬
на и Валентина жили в полном неведении о том, что происхо¬
дило в подземной крепости. Ничего не знали они о судьбе Во¬
лоди, дяди Гриценко и Вани. До них только доходили слухи о
дерзких вылазках партизан. Они видели, как боятся гитлеров¬
цы обитателей каменоломен, к которым теперь и близко нельзя
было подойти: все было оцеплено, везде стояли часовые, по¬
всюду бродили патрули фашистов.
Но зато мать и сестра знали многое другое, о чем не мог
догадываться Володя.
В самом деле., откуда было знать ему, что Евдокия Тимо¬
феевна и Валя в определенные дни поочередно наведываются
412

в Керчь? Этого требовало дело, в которое были гюсвящены
только они двое — мать и дочь.
Незадолго до того, как Дубинины перебрались в Старый
Карантин, в их керченской квартире поселился один морской
офицер, знакомый Никифора Семеновича. Когда фашисты уже
подошли к городу и советские войска после боя должны были
оставить Керчь, офицер этот сказал, что ему надо поговорить
с Валей.
—	Валенька, — мягко начал он тогда, — возможно, что нам
придется пока что уходить. Вот и хочу потолковать с вами на
этот случай. Я знаю вашу семью и к вам хорошо пригляделся.
Я вижу, вы девушка верная, деловая, лишнего шума не люби¬
те, а всякое дело у вас спорится. Словом, вижу — вы настоя¬
щий человек и значок ВЛКСМ носите недаром. Думаю, что
сумеете оправдать доброе звание комсомолки в черный день,
если такой придет. Одним словом, вот что...
И он предложил в определенные, заранее установленные
дни Вале и Евдокии Тимофеевне, если она согласится, наве¬
щать старую квартиру в Керчи. Возможно, что в эти условные
дни на квартиру к Дубининым будут заходить люди, которые
останутся в подполье, если Красная Армия оставит город. Па¬
ролем будет служить слово «Комбат».
—	Если скажут, как только поздороваются: «Поклон от
комбата», — значит, наши люди. Понятно? Ну, а с мамой вы
сами поговорите. Я думаю, и она не откажет. Мы Дубининых
хорошо знаем.
И впрямь, когда город был занят фашистами, на квартиру
Дубининых в те дни, когда Евдокия Тимофеевна или Валя при¬
ходили из Старого Карантина, то и дело наведывались скромна
одетые люди. Они неизменно передавали «поклон от комбата».
Их было четверо. Приходили они по очереди, в одиночку. Спер¬
ва пришел тот, кто представился Виктором; потом другой,
назвавший себя Леонидом. Заходили еще двое, назвавшиеся
Васей и Ваней. Все они приносили Дубининым не только привет
от комбата, но и еще кое-что, более существенное: они переда¬
вали Евдокии Тимофеевне и Валентине пистолеты, патроны в
коробках из-под папирос. Оружие это нужно было припрятать
в надежном месте, но не очень далеко, чтобы оно могло быстро
оказаться в руках у подпольщиков, когда придет нужный день
и пистолеты смогут выпустить пули в захватчиков. Приказы
гитлеровского коменданта несколько раз предупреждали, что
за утаивание оружия жители будут беспощадно расстреливать¬
ся. Необходимо было действовать очень осторожно и при
доставке оружия, и при очередном приеме, и при его хранении.
Сначала Евдокия Тимофеевна зашивала доставленные писто¬
леты в огромную наследственную перину. Она была так необъ¬
413

ятна и толста, что плотно обмотанные бинтами пистолеты
совершенно не прощупывались в своих тугих коконах через
упругую толщу перины, как бы на нее ни давили снаружи. Но
оружие все прибывало, и вскоре семейная перина Дубининых
стала тесна для него. Новые пистолеты были спрятаны самым
тщательным образом на чердаке. Часть оружия, обильно
смазанная вазелином, закутанная в промасленные тряпки,
была зарыта Валентиной в конуре, где обитал когда-то
Бобик.
Но однажды один из тех, кто передавал поклоны от комба¬
та, пришел с пустыми руками и сказал, что надо пистолеты
перенести в другое, более надежное место: квартира Дубинин
ных стала уже небезопасной. Соседка Алевтина Марковна ста¬
ла вести себя подозрительно. Она то исчезала на несколько
дней, то появлялась снова с какими-то узлами и чемоданами.
К ней захаживали темные люди, промышлявшие прежде в той
части базара, которая звалась «барахолка». Оставлять оружие
в таком доме было уже опасно. Надо было искать новое место.
Подпольщики известили Дубининых, что тайным арсеналом
станет дом № 25 по улице Свердлова.
Там все было приготовлено для приема и укрытия оружия.
Но как было перенести его туда?
Вскоре соседи увидели, что Евдокия Тимофеевна и Валя
обзавелись где-то большими новыми кастрюлями. С виду это
были очень добротные, красиво сработанные, надежные ка¬
стрюли, но никто, кроме мамы и Вали, не знал, что у кастрюль
этих двойное дно. В междудонное пространство закладывались
пистолеты и патроны, извлеченные из перины, с чердака или из
конуры Бобика. Сверху в кастрюли наливался суп, наклады¬
вались котлеты, коржики, вареная картошка. С кастрюлями
Валентина или мать отправлялись на улицу Свердлова. Из
кастрюль шел вкусный парок, и никто на улице не обращал
внимания на истощенную, печальную женщину, медленно
тащившую кастрюлю с похлебкой, или коренастую девушку,
несшую кому-то в большой кастрюле картофельные котлеты.
Промышляют, дескать, мамаша с дочкой домашними обедами в
разнос... Но как-то патруль остановил Евдокию Тимофеевну.
Один из солдат приказал поднять крышку кастрюли, увидел в
ней соблазнительно выглядевшие поджаренные котлеты, при¬
чмокнул,'схватил одну, отправил себе в рот, рявкнул: «Шмект
гут!» Одобрив котлеты, солдат угостил своих подручных и
захлопнул кастрюлю. Потом внимательно оглядел Евдокию
Тимофеевну, сдернул с ее головы белый пуховый платок и ко¬
ротко толкнул ладонью в плечо, разрешая следовать дальше.
И пошла Евдокия Тимофеевна, простоволосая, с большой ка¬
стрюлей, на дне которой под картофельными котлетами лежа¬
414

ли два немецких пистолета «вальтер» и несколько обойм с пат¬
ронами к ним.
Мог ли думать Володя, что, когда он увидел через окошко
в домике Гриценко мать, она только что вернулась из Керчи
после того, как отнесла на улицу Свердлова в дом № 25 оче¬
редную порцию «супа»!..
Ваня, поджидавший своего командира за сарайчиком на
задворках поселка, очень тревожился: ему казалось, что по
времени Володе уже давно пора было бы вернуться. Он зако¬
ченел, его начинал трясти озноб, а Володи все не было.
На самом же деле не больше двадцати минут понадобилось
Володе, чтобы сбегать к домику Гриценко и вернуться назад.
И Ване сразу стало жарко от радости, когда он увидел в сгу¬
стившихся сумерках маленькую фигурку Володи, вынырнув¬
шую из-за угла ограды одного из окраинных дворов.
—	Ну как, видел? — шепотом спросил его Ваня.
—	Видел, видел, — коротко и хмуро проговорил Володя.—
После расскажу, как внизу будем. Пошли.
Но едва мальчики оказались на окраине того шахтерского
поселка, который носил название Краснопартизанского, как до
них донесся резкий и повелительный окрик:
—	Стоять на месте! Куда ходить? Цурюк! Идти назад!
Они не сразу разобрали в обступившем сумраке раннего
зимнего вечера, что произошло. Чьи-то руки уже тащили их за
шиворот, в спину жестко и больно тыкались приклады немец¬
ких винтовок. Потом мальчики почувствовали, что их стиски¬
вают со всех сторон сбившиеся в кучу, смятенно и бестолково
шагающие куда-то люди, множество людей. Они, тяжело ды¬
ша, молча двигались все в одном направлении; и движение
этих людей, безвольное, молчаливое, увлекало за собой обоих
разведчиков.
Немножко осмотревшись в этой толпе, Володя разглядел
рядом с собой худую, растрепанную женщину с лицом, которое
показалось ему очень знакомым.
—	Тетя, — тихонько обратился он к ней, — это куда нас го¬
нят?
—	Чего спрашиваешь? Не знаешь, что ли! — не взглянув
на него, глухо отвечала женщина. — В барак гонят, на ночев¬
ку, где в прошлый раз были.
—	А зачем?
—	Ты что? — Женщина нагнулась на ходу, чтобы в темно¬
те разглядеть мальчика. — Ты что, в первый раз, что ли? Утром
опять нас на огороды погонят мерзлую картошку собирать. По
трудовой повинности...
И голос у нее был какой-то очень знакомый. Где-то Володя
встречался с нею. Он тронул незаметно Ваню за локоть:
415

—	Ваня... вон эта тетка, что сбоку идет... откуда я ее знаю?
Ваня протолкался вперед, обошел Володю и заглянул в ли¬
цо женщины. Она легонько отпрянула.
—	Ты что?..
И внезапно Володя вспомнил... Вспомнил он беленький
домик, Ланкина и женщину, которая открыла им дверь в
прошлый раз, когда они спросили у нее насчет овса. Да, это
была она — Любовь Евграфовна Ланкина.
Володя протиснулся к ней поближе.
—	Здравствуйте, тетя Люба, — шепотом произнес он, вы¬
тягиваясь, чтобы достать до уха женщины.
Та молча обернулась к нему, продолжая плестись вперед.
—	А как у вас насчет овса, тетя? — еще тише спросил
Володя.
Ланкина шарахнулась в сторону, огляделась перепуганная,
вцепилась пальцами в плечо Володи. Ее всю затрясло.
—	Ты что? Какой овес?.. Ой, родные мои, ой беда! А вы-то
как попали? И вас заметили? Ой, милые, бегите... А то вызна¬
ют, кто вы такие, и конец вам, как Мише нашему.
Она охнула, схватила угол своего полушалка, прижала его
ко рту.
Когда мальчиков вместе с другими жителями, согнанными
гитлеровцами для сбора мерзлой картошки, втолкнули в пу¬
стой нетопленный барак на окраине Краснопартизанского по¬
селка и велели располагаться на ночь, маленькие разведчики,
заприметив, где расположилась Любовь Евграфовна, едва
только люди улеглись, разыскали ее в темноте. Они подползли
к ее нарам, и Любовь Евграфовна, свесившись к ним, залива¬
ясь беззвучными слезами, рассказала пионерам о том, как по¬
гиб ее брат.
Его арестовали вместе с женой, Еленой Александровной.
Любовь Евграфовна несколько раз носила им обоим в гестапо
передачи. Два раза ей удалось встретить брата, когда того вы¬
водили вместе с другими арестованными. И в последний раз
Ланкин успел шепнуть ей, когда она ему вручала передачу:
«Меня предал Гришка Спано... знаешь, тот грек, что со спеку¬
лянтами таскался. Скажи всем, чтобы его остерегались.
Он с Мироновым фашистам и про подземный отряд
донес...»
Потом Ланкин сумел шепнуть сестре, что видел в тюрьме
арестованного Москаленко. Гестаповцы зверски избивали ста¬
рого партизана, но Москаленко ничего им не сказал, никого
не выдал. Он даже и про себя ничего не сообщил и назвался
Морозовым. Всю свою злобу, весь свой подленький страх
перед подземными партизанами выместили гестаповцы на ста¬
ром Москаленко.
416

А через несколько дней после свидания с Ланкиным Лю¬
бовь Евграфовна увидела его на виселице рядом с Москаленко.
—	Я теперь у мамы живу, к ней перебралась, — с придыха¬
нием шептала на ухо мальчикам Ланкина, свешиваясь с нар и
роняя в темноте на их лица тяжелые катышки слез. — Мама
два раза меня звала: «Пойдем, говорит, взглянем на нашего
Мишу». Я не могу, а она ходит. Постоит под ним, поглядит,
придет обратно, ляжет и молчит.
Вокруг тяжело дышали вповалку лежавшие на голых на¬
рах наработавшиеся в неволе люди. Кто-то бормотал со сна,
надсадно хрипя. Из дальнего угла слышалось судорожное,
приглушенное рыдание, а Ланкина все шептала в темноте
мальчикам:
—	Вы, хлопчики, как до своих вернетесь, так скажите, что¬
бы они ни на что не поддавались. Будут к вам выродков засы¬
лать, которые с фашистами сторговались. Спано Гришку или
старого Фирсова. Так скажите, чтоб их посулам не доверяли.
Это продажные шкуры, губители проклятые! Фирсов — ста¬
рый дьявол, а тоже с ними заодно. Дубинин Иван Ананьевич—
дедушка твой двоюродный, Володя, — ему уж высказал, когда
самого его, беднягу, в гестапо водили с Фирсовым на очную
ставку. Его гестаповцы бьют, а он кричит Фирсову: «Ось пого¬
ди, старый чертяка, як вернутся наши, накрутят тебе хвоста!..
Свинья ты полудохлая! Був ты колысь Фирсов, а став Фрицов,
собака». А Фирсов ему грозится: «Смотри, говорит, Дубинин,
еще хуже тебе будет». А дедушка Дубинин ему говорит: «Не
такие мы люди, Дубинины, чтобы перед подобными, как ты,
молчать. Мы, говорит, плевать на вас, прихвостней, хотели».
Вот до чего старик в себе твердый! — закончила свой рассказ
Ланкина, и в усталом, всхлипывающем шепоте ее слышалось
Босхищение.
Мальчики поблагодарили Любовь Евграфовну за все, что
она им сообщила, и осторожно проползли под нарами в другой
угол барака. Надо было подумать о том, как до утра выбрать¬
ся отсюда.
—	Сказать тебе, Вовка? — проговорил на ухо Володе Ва¬
ня. — Так слушай. Я же этот барак вдоль и поперек знаю. Тут
одно время ополченцы стояли, а я к ним в гости ходил. Тут у
них печка-времянка была — ее, видно, разобрали. А вон дымо¬
ход в стенке одной фанеркой заделан. Ее чуть потяни — она и
отстанет. Дырка хоть небольшая, а мы с тобой пропихнемся.
А? Как считаешь?.. Решили? Тогда я стану на нары, а ты за¬
лезь мне на плечи да потяни фанерку тихонько и высунься на
золю. Надо только посмотреть, нет ли с того боку часового.
—	Часовой один, у входа стоит, я уж давеча высмотрел,—
встрепенулся Володя. — Ох, Ваня, молодец ты! Вот за что я
417

тебя хвалю — что ты тут кругом по всей местности всякую
дырку наизусть помнишь! Становись!
Он без труда вскарабкался на плечи своего коренастого
друга.
Поздно ночью мальчики, благополучно проскользнув под
колючей проволокой, подползали к своему тайному ходу в ка¬
меноломни. Несколько раз им пришлось замирать, неподвижно
припав к земле: слепящая, холодная, исполинская лапа про¬
жектора вот-вот, казалось, нашарит их... Она выхватывала со¬
всем рядом из ночной тьмы кусты и камни, неровности почвы
и, перемахнув через прижавшиеся к земле фигурки разведчи¬
ков, проносилась по далеким холмам, по крышам окраинных
домиков поселка и верхушкам голых деревьев. Иногда, совсем
близко, казалось, едва не задевая мальчиков, над ними с при¬
свистом проносился рой трассирующих пуль, которые оставля¬
ли за собой в темноте докрасна каленый, медленно остываю¬
щий след. Надо было вжиматься в камни, в землю. Но и
камень и земля на каждом шагу таили в себе смертельную
опасность: все подходы к каменоломням были заминированы.
И мальчики, хоронясь от лучей прожекторов, ползли во мраке
осторожно, как учил их сапер Дерунов, нащупывая перед со¬
бой дорогу, чтобы не напороться на мину.
Необыкновенно длинным и страшным показался на этот
раз усталым и столько горя хватившим за один день разведчи¬
кам обратный путь.

Глава XV
ПОГРЕБЕНЫ В КАМНЕ
Гибель Ланкина осложнила и без того трудное положение
партизан. Теперь, даже если бы и удалось еще раз выбраться
для разведки на поверхность, не у кого было получить нужные
сведения о районе Старого Карантина и Керчи, о том, что
происходит на фронте. Когда оба разведчика, вернувшись в
каменоломни, рассказали об участи Москаленко и Ланкина,
опечаленный Лазарев понял, что отряд не только замурован,
но и лишился последней связи с миром.
Надо было что-то предпринимать.
Немцы теперь редко беспокоили партизан. Они, должно
быть, решили, что подземная крепость обезврежена и превра¬
щена для партизан в общую могилу. Изредка гитлеровцы
предпринимали нащупывающие попытки проникнуть в какой-
нибудь из ходов, но сейчас же тьма на глубине ощетинивалась
сверкающими иглами выстрелов. Гитлеровцы отступали, убе¬
дившись, что обитатели подземелья еще живы и не собирают¬
ся сдаваться.
Шли дни.
Однажды часовые на посту у защитной стены, перегора¬
живавшей коридор, который прилегал к сектору «Волга»,
419

услыхали со стороны входа с поверхности женский голос. Ка¬
кая-то женщина там, за стеной, несколько раз с безнадежной
настойчивостью надрывно повторяла:
—	Ваня... Ваня... Ваня...
Как раз в этот час пионеры разносили обед на посты пе¬
реднего охранения. Володя Дубинин и Ваня Гриценко при¬
несли обед Шульгину, который командовал сектором «Волга».
При свете фонаря мальчики увидели, что часовые делают им
знаки, призывая к полной тишине и молчанию.
И тогда из-за стены снова гулко донеслось:
—	Ваня... Ваня...
Володя почувствовал, что Ваня обеими руками схватил
его за локоть.
—	Это мама зовет, слышишь? — прошептал он в ухо Во¬
лоде.
Володя и сам уже узнал голос тети Нюши.
Шульгин и часовые, не шелохнувшись, словно перестав
дышать, смотрели в лицо Вани.
—	Мать? — почти неслышно спросил Шульгин.
Ваня только головой кивнул. Медленно опустился он на
корточки у каменной стены, схватился руками за голову.
А из-за стенки доносилось:
—	Что ж вы меня бьете, паразиты? Что вы меня зря тер¬
заете? Сказала же я вам, что моих тут нет. Эвакуировались
давно, — тысячу раз говорила! Ну, что вы от меня хотите?
Что вы меня мучаете? Не верите... — Голос тети Нюши зазву¬
чал очень громко, слышно было, что она кричит изо всех сил
и старается выговаривать каждое слово как можно отчетли¬
вее.— Я вам говорила: моих тут нет. Что зря кричать!
Послышалось какое-то злобное бормотание, и опять все
услышали голос тети Нюши Гриценко:
—	Ваня... Ваня...
Все молчали. Стоял, насупившись, Шульгин; понурили го¬
лову часовые. Володя кусал губы, а Ваня, сидя на корточках,
с головой уткнувшись в колени, медленно качался из стороны
в сторону и вздрагивал каждый раз, когда из-за стены слы¬
шалось: «Ваня...»
Прибежал вызванный из штаба Иван Захарович Грицен¬
ко, опустился на каменный пол возле сына, обнял его за пле¬
чи, стал гладить по спине:
—	Молчи, молчи, Иван, терпи! Давай вместе терпеть.
Нельзя нам отзываться. Слышишь, мать у нас сознательная:
говорит, что нет нас тут. Значит, обязаны мы мать поддер¬
жать. Давай потерпим, сынок...
И вскоре голоса за стенкой стихли.
Весь этот день Володя не отходил от Вани, молча следуя
420

всюду за ним. Он никак не мог найти нужные слова, чтобы за¬
говорить с другом... Но, когда Ваня вздыхал, Володя тороп¬
ливо подхватывал его вздох и тоже тяжело переводил дух.
—	Вот как оно получилось, Вовка, — в десятый раз гово¬
рил Ваня.
—	Да, достается и нам и мамкам нашим, — соглашался
Володя.
И оба, заглянув друг другу в глаза, неловко смолкали.
Как-то раз Володя Дубинин и Ваня Гриценко, вместе с
Любкиным обходя дозором галерею верхнего яруса, прибли¬
зились к той самой знаменитой штольне, которая была памят¬
на им с детства и пользовалась такой дурной славой у насе¬
ления Старого Карантина. У выхода из этой штольни и был в
свое время найден раненый Бондаренко. С тех пор ни Ваня,
ни Володя не ходили туда, хотя и сами стыдились немножко
своега глупого суеверия. Сейчас они уж близко подошли к
этому заклятому месту, и, хотя им было неловко сознаться
друг другу, оба чувствовали себя неуверенно. Внезапно Во¬
лодя, шедший впереди, метнулся назад, наглухо прикрыв чех¬
лом и без того затемненную лампёшку.
Любкин, не издавая ни звука, одной рукой мигом отвел
Володю в сторону и стал на его место, всматриваясь. Дей¬
ствительно, впереди расплывался какой-то неровный перебе¬
гающий свет. По подземным правилам, о каждой подозри¬
тельной искорке, о всяком свете, источник которого был не¬
ясен, надо было тотчас же сообщать командованию.
Любкин шепотом приказал одному из пионеров сбегать к
ближайшему посту и позвонить в штаб. Володя, у которого
был с собой обрез, остался с Любкиным на месте, а Ваня от¬
правился за подмогой.
Прошло немного времени, и к подозрительному коридору
подошли Лазарев, Корнилов и еще несколько партизан, среди
которых был и дядя Гриценко. Несколько минут люди внима¬
тельно вглядывались в бледное синеватое сияние, которое,
блуждая, расплывалось впереди. Потом Любкин, Корнилов и
дядя Гриценко осторожно двинулись вдоль галереи, придер¬
живаясь стен. Володя остался вместе с командиром на преж¬
нем месте.
И вдруг оттуда, куда ушла группа партизан, раздался
смех и громкий голос дяди Гриценко:
—	Эге ж, да то же дохлые гансы светятся! Вот оно в чем
штука-то. А мы с девятнадцатого года головы себе дурили...
Володя побежал на голос дяди Гриценко и, когда был со¬
всем уже близко, услышал, как старый партизан рассказывал
Корнилову:
—	Ну скажи, будь добр, а у нас-то бабы про этот свет
421

таких страстей напридумывали! Сюда никто и сверху не под¬
ходил сроду. От игра природы! Тьфу, будь ты проклята, ей-
богу!
Оказалось, что в эту шахту партизаны сбросили трупы
гитлеровцев, убитых во время большого подземного боя.
В этой же самой штольне еще в девятнадцатом году красные
партизаны свалили трупы убитых в бою белогвардейцев.
И, очевидно, какие-то особые свойства почвы здесь заставляли
разлагавшиеся трупы фосфоресцировать, испускать зловещий,
переливающийся бледный свет. Вот об этих блуждающих
огоньках и слышали с детства мальчики...
Так неожиданно и грубо разоблачилась одна из морок
подземелий Старого Карантина.
Дня через два дежуривший на караульном посту сектора
«Волга» партизан Сердюков услышал, что за стеной, выхо¬
дившей в старую шахту, кто-то возится. В кладке стены име¬
лась специальная вырезка, нечто вроде фортки, плотно зало¬
женной камнями. Сердюкову показалось, что кто-то снаружи
разбирает камни в этой вырезке, и он беззвучно поднял тре¬
вогу; весь караул был приведен в боевую готовность. Тотчас
же был убран свет из караульного помещения, людей, по пра¬
вилам подземного боя, отвели в боковые ходы, стволы двух
станковых пулеметов направили в сторону вырезки. Позвони¬
ли в штаб, сообщили, что фашисты разбирают снаружи
стенку. Сейчас же явился Петропавловский с дежурной груп¬
пой партизан.
Один только Жученков недоверчиво качал головой и твер¬
дил, что гитлеровцы к этой стене попасть никак не могут.
Коридор за стеной кончался, как утверждал Жученков, тупи¬
ком — он был заделан прочнейшей добавочной стеной, от¬
делявшей его от поверхности. Однако, явившись в караулку
сектора «Волга» и внимательно прислушавшись, Жученков
должен был согласиться: да, кто-то разбирает там камни.
Все ждали в полном молчании, держа на прицеле заделан¬
ную камнями вырезку стены. Один из молодых партизан ти¬
хонько попросил у Петропавловского разрешения подлезть к
стене, вытащить камень из вырезки и пустить гранату в гит¬
леровцев, но начальник штаба приказал всем оставаться не¬
подвижными. Между тем шум за стеной продолжался. Затем
в щелях стены появился свет. Вслед за этим послышалось не¬
ясное ворчание. В нем угадывались крепкие русские словечки.
—	Видно, опять подослали к нам кого-то, — сказал на ухо
Жученкову Петропавловский.
Но тут один из больших камней в вырезке стены шевель¬
нулся, и голоса за стеной приобрели такие знакомые нотки,
что партизаны сперва и ушам своим отказались верить... За
422

стеной явственно гудел всем знакомый басок комиссара. Ему
откликался быстрый и веселый, характерный говорок, который
мог принадлежать только непоседливому Любкину, одному из
молодых партизан, вечно подбивавшему Котло на поиски ка¬
ких-то одному ему известных ходов.
Жученков крикнул:
—	Комиссар! Клади назад камни! Не устраивай нам
сквозняка.
—	Это кто там? — раздался голос Котло из-за стены.—
Ты, что ли, Владимир Андреевич? Дайте тут пролезть, а то
мы уж два часа плутаем. Любкин завел в самую преиспод¬
нюю. Нахвастался, что дорогу знает, а назад не выберемся.
Оказалось, что Любкин уговорил комиссара пойти с ним
в совместную разведку на поиски новых ходов и они заблу¬
дились в путанице подземных галерей.
Партизаны мигом раскидали камни в вырезке стены, и
смущенный комиссар, кряхтя, протащил свои плечи через рас¬
чищенный лаз. За ним нехотя прополз и медленно поднялся,
отряхивая пыль, окончательно переконфуженный Любкин.
Давно уже так не хохотали под землей, как в этот раз. Да¬
же Жученков, которого не так-то легко было рассмешить,
сперва держался, весь перегнувшись, за стенку, а потом
совсем сполз на пол, хлопая себя по коленкам. Комиссар
сначала сердито глядел на всех, а потом не выдержал и сам
засмеялся во весь бас. И долго потом партизаны, коротая
однообразные томительные часы дежурств и караулов, вспоми¬
нали этот случай.
...Наверху стоял уже декабрь.
Запертые в камне люди жаждали узнать, что происходит
на фронте, как живет страна. Эти сведения нужны им были,
как вода, которой требовали их пересохшие рты, опаленные
жаждой горящие губы. Узнать во что бы то ни стало, узнать
правду о положении на поверхности, о войне, о Москве...
Полевой радиоприемник с батареями не успели получить
перед уходом отряда в подземную крепость, а аппарат, за¬
хваченный на всякий случай Лазаревым, не действовал без
электрического тока. Тогда Володя уговорил Корнилова, ока¬
завшегося тоже большим любителем техники, устроить хотя
бы детекторный приемник. Политрук решил попробовать. Но
для детектора нужен был свинцовый блеск. И вот Корнилов
с Володей создали в оружейной мастерской крепости свою
химическую лабораторию. Им нужна была сера. Решили до¬
быть ее из взрывчатки. Стали производить опыты. Оба, и по¬
литрук и его питомец, однажды чуть не остались без глаз.
Все же серу добыли. Скоро был готов детектор. В одном из
шурфов натянули антенну, выпросили в штабе телефонную
423

трубку, присоединили ее, но ничего, кроме слабого хрипа, в
ней не услышали. Но и этот хрип, возникавший, когда остри¬
ем детектора водили по чашечке, куда был вплавлен свинцо¬
вый блеск, добытый с таким трудом, приводил всех в вос¬
хищение. Трубка переходила из рук в руки. Все прислуши¬
вались к таинственным шорохам, которые напоминали о не¬
обозримом пространстве, существующем там, наверху.
Решили продолжать опыты и добиваться радиосвязи.
А время шло. От сырости почти истлели ковры, украшав¬
шие стены красного ленинского уголка. Расклеилась и вся
рассыпалась на части гитара Нины Ковалевой. Перестал дей¬
ствовать патефон, стенки которого разбухли от мокроты. По¬
сле таяния снега на поверхности сырость в подземелье сказа¬
лась еще чувствительнее, но зато немного облегчилось поло¬
жение с водой; теперь то и дело удавалось за несколько часов
накапливать воды ведра два-три, а то и больше.
Бывали дни, когда в душу людей, уже много недель не
видевших белого света и порой чувствовавших себя заживо
погребенными, заползала вместе с подземной сыростью холод¬
ная, отвратительная тоска. Люди замолкали, становились
раздражительными, из-за пустяков возникали ссоры. В такие
часы спасительными оказывались затеи и шутки дяди Манто,
который при всех обстоятельствах оставался неизменно ра¬
душным и неугомонно болтливым.
В один из таких тоскливых, медленно текущих дней пар¬
тизаны, приунывшие было после очередных безуспешных по¬
исков выхода на поверхность, услышали вдруг совершенно
явственно тарахтение мотоцикла. Как известно, мотоцикл дя¬
ди Яши Манто, «чертопхайка», как называли его партизаны,
давно уже стоял без движения на нижнем горизонте. Яков
Маркович бережно смазывал чуть ли не каждый день свою
любимую машину, но от сырости она все же начинала ржа¬
веть. Дядя Яша с тоской наблюдал, как гибнет в бездействии
его мотоцикл, но включать трескучий мотор «чертопхайки»
командование запрещало: слишком уж шумно палил мото¬
цикл дяди Манто, чересчур много дыма изрыгал он, а под зем¬
лей и без того дышать было нечем...
Но на этот раз все услышали, что «чертопхайка» зарабо¬
тала. Неужели дядя Яша нарушил запрет? Все, кто был по¬
близости, поспешили на шум.
Они застали дядю Манто сидящим в седле своего сталь¬
ного коня. Раскинув руки, весь изогнувшись вперед, Яков
Маркович крепко держал широкорогий руль. Мотор молчал,
но зато сам дядя Яша, надув щеки, выпятив губы, громко и
искусно изображал урчание мотоцикла. При этом он подпры¬
гивал на кожаном седле, наклонялся то в одну, то в
424

другую сторону, делая виражи, переводя рычажок на высшую
скорость,—словом, видно было, что Манто мчится полным
ходом...
Заметив, что вокруг него собрались партизаны и впереди
них стоят всюду поспевающие Володя и Ваня, Манто стал
как бы притормаживать машину. Он потянул за какой-то ры¬
чажок под собой, затих, лишь изредка пофыркивая, и, очень
строго поглядывая на всех, объявил:
—	Машина отправляется на Симферополь. Пассажиры, за¬
нимайте места! Вовка, садись на багажник...
Володя не заставил себя просить второй раз. Он вскочил
на кожаную подушку за спиной дяди Манто и ухватился, как
полагается в таких случаях, за пояс водителя мотоцикла.
—	Поехали! — провозгласил дядя Яша. — Держись на по¬
воротах...— И снова запустил свой «губной мотор».
Кругом все хохотали. Дядя Яша так подскакивал на седле,
что Володе пришлось крепко держаться за него, чтобы не сле¬
теть с машины. Он подпрыгивал, жмурясь и ухая от азарта.
Это была лихая гонка на месте, упоительная, воображаемая
поездка. Дядя Яша на полном ходу успевал объявлять через
плечо своему пассажиру названия знакомых мест, мимо кото¬
рых они мчались в своем воображении: «Керчь-вторая!.. Вла-
диславовка!.. Сарабуз!.. Семь Колодезей!» И люди вокруг,
прислушиваясь к этим хорошо знакомым названиям, погруст¬
нели, вспомнив о тех местах, поселках, селах, что остались
там, наверху.
Смех постепенно смолк.
—	Подъезжаем к Джанкою! — торжественно возвестил
тогда дядя Манто и закрыл глаза, как бы в изнеможении.
Володя, заметив это, внезапно закричал ему в самое ухо:
—	Дядя Яша! Смотри, куда едешь, в ров угодишь!
Яков Маркович невольно вскочил, распрямившись во весь
свой рост, и тотчас же ударился своей многострадальной ма¬
кушкой о каменный свод.
Это сразу опять всех развеселило, а дядя Яша, плюхнув¬
шись на седло мотоцикла, сердито объявил:
—	За нарушение правил движения, за разговор с водите¬
лем во время поездки, пойдешь на камбуз вне очереди чистить
картошку!
И потащил хохотавшего Володю к себе на кухню.
ф 4»
Пятого декабря торжественно отпраздновали День Кон¬
ституции. Так как часть партизан несла караульную службу,
то в ленинском уголке собирались дважды — днем и вечером.
Манто в этот день сделал какой-то необыкновенно вкусный ру¬
425

лет из консервов. Володя красиво разрисовал специальный но¬
мер «Боевого листка», в котором выступили со статьями мно¬
гие «подземкоры», как называли партизаны тех, кто писал для
стенгазеты. Возле «Боевого листка» был специально постав¬
лен фонарь, чтобы все могли когда угодно подойти и читать,
что там написано.
Партизанская стенгазета была нисколько не хуже тех, что
выпускались до войны на поверхности. Была здесь и передовая,
написанная комиссаром, и стихи Нины Ковалевой «Мы уви¬
дим свет». Была заметка Корнилова о том, как хорошо рабо¬
тают пионеры. Имелась и карикатура, изображавшая Яшу
Манто, из-под земли пробившего головой камень: он высунул¬
ся на поверхность, а фашисты в ужасе бегут от него во все
стороны. Не обошлось и без критического материала: тетя Ки¬
ля разоблачала какие-то непорядки на камбузе и корила не¬
радивых помощниц дяди Яши.
А сверху, через весь «Боевой листок», Володя крупными
буквами выписал слова из брошюрки, которую дал ему для
этого комиссар: «...Конституция СССР будет обвинительным
актом против фашизма, говорящим о том, что социализм и
демократия непобедимы».
Так жили советские люди, добровольно обрекшие себя на
заточение в камне, отказавшиеся от света, чистого воздуха,
воды и всех привычных условий человеческого существования,
для того чтобы своим хотя малым подвигом облегчить народу
великую победу над врагом человечества.
Но враг был силен, жесток, хитер, и надо было заранее
узнавать все его планы. В последние дни в галерею верхнего
яруса проникал сверху какой-то скрежещущий ровный шум,
словно на поверхности производили бурение. Необходимо бы¬
ло выяснить, что предпринимают враги. И тогда Володя опять
стал проситься в разведку.
—	Дядя Гора, — говорил он Корнилову, — ну честное же
слово, есть у меня одна дырочка про запас! Туда никто, кроме
меня одного, не пролезет. Ну, разве только Олюшка Лазарева.
Только она уж больно мала. А я — в самый раз, дядя Гора!
—	А почему ты раньше про этот лаз молчал?
—	Военная тайна, дядя Гора, — смутился немного Володя,
но тут же чистосердечно признался: — Я его, этот лаз, случай¬
но нашел, когда ходил один раз наверх без спросу. Смот¬
рю, светится. Я хотел было сказать, а потом думаю: влетит
мне, что я туда таскался. И решил оставить для себя про
запас, когда опять наверх в разведку выйти разрешат... Только
там, кроме меня, никто не протиснется. Вот теперь и пригоди¬
лось, теперь уж и ругать не будут.
Корнилов сообщил командованию о просьбе Володи напра-
426

вить его в разведку и рассказал о тайном лазе, который ма¬
ленький разведчик держал на этот случай. Лазарев поручил
самому Корнилову проверить выход, и политрук вместе с Во¬
лодей направился туда. Но до самого лаза Корнилову дойти
не удалось: он едва не завяз в узком, щелистом проходе меж¬
ду камнями.
—	И как ты пробираешься? — удивлялся потом Корни¬
лов. — Там только мыши впору проскочить. Ну и ящерица
же ты!
А Володя ползком подобрался к лазу и высунулся из него.
Он едва не задохнулся, глотнув свежий морозный воздух. Ко¬
гда немного улеглась боль в глазах от дневного света, он сумел
высмотреть все, что ему требовалось. Он убедился, что лаз его
выходит далеко за пределами района каменоломен, который
немцы обнесли колючей проволокой. Ясно было, что немцы ни¬
чего не знают об этой лазейке. Кроме того, он увидел, что зем¬
ля наверху покрыта свежим снегом. Но показываться здесь,
над каменоломнями, днем было нельзя. Следовало переждать
ночь, чтобы незадолго до рассвета, пока не развиднелось,
скрытно выйти наверх и отползти подальше от лаза.
Решили, что Володя захватит с собою коньки. Они входили
в число тех ценностей, которые он притащил с собой под зем¬
лю, не желая оставлять их наверху. Кататься на коньках он
научился еще в ту пору, когда выиграл на спор с соломбаль-
скими мальчишками отличные «снегурки». С той поры он каж¬
дую зиму, вызывая зависть керченских мальчишек, катался на
коньках по льду замерзшей речушки. Выбравшись на поверх¬
ность перед рассветом, он долго сидел в овражке, чтобы дать
глазам привыкнуть к слепящему блеску снега, к пронзитель¬
ному сиянию всходившего солнца. Затем он прикрутил коньки
веревками к ботинкам и вскоре уже лихо раскатывал вдоль
окраин поселка по обледенелым дорожкам. Из нескольких до¬
миков вышли немецкие солдаты в накинутых на плечи одея¬
лах, платках, скатертях. Должно быть, вид мальчика, уверен¬
но скользящего на коньках, напомнил немцам об их собст¬
венном детстве, об оставшихся где-то далеко семьях и вверг
в сентиментальное расположение духа. Раскуривая вонючие
сигаретки, дымя трубками, набитыми терпким, смердящим
табаком, солдаты удовлетворенно крякали:
—	О-о, дер бурш ист эйн прима шлитшулейфер...1
А между тем раскатывавший у них на глазах маленький
беззаботный конькобежец шнырял взад и вперед по скользким
дорожкам, высматривая все, что ему надо было узнать.
Весь район каменоломен был действительно опутан колю¬
1 О-о, парень — первоклассный конькобежец-... (нем.)
427

чей проволокой. По склонам холмов, окружавших это место,
немцы вырыли траншеи. Возле взорванных ходов стояли ап
параты с гроздьями каких-то рупоров — звукоуловители. Но,
видно, все это показалось гитлеровцам недостаточным. Володя
заметил, что они хлопочут сегодня немного в стороне от разру¬
шенного главного ствола. Солдаты тащили и соединяли одну
с другой толстые трубы. Маленький разведчик попытался вы¬
смотреть, откуда они проложены, но трубопровод терялся вда¬
ли по направлению к морю. Мальчик долго мчался на коньках
вдоль скрепленных труб, пока не убедился, что они идут до са¬
мого моря. Потом он вернулся на то место, где впервые заме¬
тил трубы. Теперь он разглядел вдали машину, напоминающую
трактор. Немцы подвезли ее туда, где раньше находился глав¬
ный ствол. Машина стучала и пшикала, приводя в движение
несколько установленных перед ней насосов. Толстые шланги
уже пульсировали под напором воды. Солдаты подтаскивали
трубы и шланги к взорванному входу, над которым теперь
опять стоял треножник для бурения.
«Понял я это дело, — догадался Володя и почувствовал,
как вся кожа у него на теле покрылась холодными пупырыш¬
ками.— Это они нас, как сусликов, водой хотят залить! Эх,
как бы запомнить точно, куда они проводку делают, чтобы не
перепутать! Жаль, нет Вани Гриценко. Он тут лучше меня
разбирается».
Надо было немедленно же, не дожидаясь положенного ча¬
са, вернуться под землю и сообщить командованию о новом
дьявольском плане врага. Ясно было, что гитлеровцы, увидев,
что ни глубинные бомбы, ни минные завалы, ни отравляющие
газы не действуют на загадочных и невидимых упрямцев, вла¬
деющих недрами непокорной земли, решили теперь утопить их
в морской воде. Для этого они протянули трубы от моря до
каменоломен и уже пробовали толстые сопящие насосы.
Володя представил себе весь ужас подземного наводнения:
низвергаясь сверху, хлынет холодная вода; все на пути сме¬
тая, ринется вниз, забушует, в подземных галереях все зальет,
все затопит в темноте... А выходы замурованы, и некуда
деваться людям. Их во мраке настигает вода... Вот она хлестну¬
ла по ногам, вот она уже выше колен... Поползла на грудь, вы¬
студила сердце, и все прибывает, прибывает.... Залило фонари.
Люди барахтаются во тьме, пробуют плыть на поверхности
потока, хотя надеяться уже не на что: уровень воды, вздыма¬
ясь тупо и неуклонно, близится к потолку. И вот дальше уже
некуда всплывать: поверхность воды, хлюпнув, сомкнулась с
шершавой плоскостью камня. Нет больше под землей места
для живых. И все гибнут: и Корнилов, и командир с комисса¬
ром, и Олюшка, и дядя Манто, и сам он — все...
428

Володе стало так страшно, что у него сразу заледенели ру¬
ки и ноги, словно он уже погрузился в этот холодный, неумо¬
лимый поток, который должен был скоро уничтожить всех до¬
рогих ему людей.
Он еще раз огляделся, глубоко вдохнул сладчайший зимний
воздух. Так просторно было вокруг, так светло, и небо было
ясное, без облачка...
Эх, посидели бы вы с месяц в подземелье, где над самой
головой день и ночь — тесный каменный свод, так поняли бы
тогда, как хорошо это вольное, широкое небо! И до чего же
легко и вкусно дышалось здесь, на поверхности! А там, куда
надо было немедленно, сейчас же, сию минуту вернуться, что
могло ждать Володю? Мрак, удушье и потом всеобщий черный
подземный потоп...
Приказ партизанского командования запрещал днем, при
свете, возвращаться в каменоломни. Но Володе даже и в голо¬
ву не приходила постыдная мысль, что он имеет право побыть
пока наверху, где так просторно и светло. Нет, уцелеть здесь
одному, в то время как все другие погибнут, — нет, этого Воло¬
дя и представить себе не мог.
Он знал: дорога каждая минута. Необходимо сейчас же
предупредить партизан. Вечером, возможно, будет уже
поздно...
Спрятавшись в заснеженной ложбинке, осторожно выгля¬
дывая из-за кустов, Володя ожесточенно тер плечом щеку, ли¬
хорадочно перебирая все приходившие ему в голову способы
спасения отряда.
Не кинуться ли, на счастье, прямиком к лазейке? Пусть
стреляют! Не сразу же попадут...
А если подстрелят? Кто же тогда предупредит партизан?
Может быть, подползти вон к тому шлангу, попробовать
безопасной бритвочкой, которая всегда хранилась у Володи
в кармане, перепилить проклятую кишку, зубами перегрызть
ее?.. Да что толку? Ну, перережет он один шланг, а другие
останутся. И вон те чугунные трубы бритвочкой не возьмешь.
Нет, лучше выкопать осторожненько фашистскую мину* за¬
тяжного действия. Володя, проползая над каменоломнями,
приметил не одну такую... Да, выкопать, подползти с ней под
самую главную трубу, а потом издали потянуть за бечевку
(у запасливого разведчика был припрятан в кармане моток) и
подорвать мину вместе с трубопроводом...
План этот сперва очень понравился Володе. Но потом он
сообразил, что взрыв вызовет большую тревогу у гитлеровцев:
сбегутся солдаты, начнут прочесывать весь район, схватят
партизанского разведчика. Конечно, Володя им ничего не ска¬
жет, как бы ни пытали, лучше умрет... Но там, под землей,
429

тоже ведь никто не расскажет партизанам о случившемся, не
предупредит их о том, что еще грозит подземной крепости, ко¬
гда фашисты исправят трубу.
Нет, все это не годилось. Надо было действовать незамет¬
но. Однако проникнуть при свете дня к оцепленным камено-;
ломням, где вокруг были расставлены караулы гитлеровцев,
было почти невозможно. И все же Володя решил не ждать
темноты.
«Ничего, проскользну как-нибудь... ничего... не заметят»,—
шептал про себя маленький разведчик, прячась от часовых за
вывороченными глыбами известняка, осторожно, боясь вздох¬
нуть, проползав между минными ловушками. И он полз, весь
дрожа, припадая ухом к обледенелой земле, вжимаясь в нее,
бесшумно подтягиваясь, все полз и полз — в двадцати метрах
от гитлеровских солдат... Володя хорошо слышал их гулкие
шаги. Иногда казалось, что они бухают возле самой его голо¬
вы. Он замирал, пятился, отползал в сторону, лежал минуту-
другую прислушиваясь, снова начинал пробираться к своему
лазу;
Вот наконец и те два больших камня, под одним из которых
была расщелина, известная одному лишь Володе. Он прики¬
нул расстояние до камней. В три прыжка можно было добрать¬
ся до лазейки, скользнуть в ее спасительную тень. Но вдруг,
почти над самой головой, Володя услышал негромкую немец¬
кую речь и стук металла о камень. Он прижался к мерзлой
земле, застыл неподвижно, потом очень медленно приподнял
голову... и чуть не заплакал от ярости и досады. Надо же ведь!
Уже почти добрался, никем не примеченный, до своего лаза,
а тут вдруг на тебе! Двое гитлеровских солдат — один с ав¬
томатом, другой с винтовкой — вышли из-за больших камней и
уселись в нескольких шагах от Володиного лаза, о существо¬
вании которого они, видно, и не подозревали. Нечего было
и думать о том, чтобы проникнуть теперь в лазейку. Солда¬
ты, наверное, входили в один из патрулей, карауливших все
замурованные выходы из каменоломен. Володя слышал, как
чиркнула спичка, потом до него донесся характерный запах
немецкого табака — кнастера. Должно быть, солдаты распо¬
ложились здесь надолго, — а время шло, дорога была каж¬
дая минута.
Что же было делать? Наш разведчик совсем измаялся в
глубокой рытвине, куда он заполз, прячась. Ему вдруг вспом¬
нился давнишний случай в штабе, когда Зябрев подшутил над
ним и Ваней Гриценко, заставив мальчиков представить себя
хоть на некоторое время командирами. Тогда, несколько минут
побыв на месте начальника, Володя впервые почувствовал,
как велико бремя ответственности, которую смело принимает
430

на себя командир. Володя тогда понял, что если отвечать за
других, за всех, то надо быть очень сильным, иначе не спра¬
вишься.
А теперь он, именно он, Володя Дубинин, отвечал перед
самим собой за жизнь всех, кто был там, под землей, все те¬
перь зависело от него одного. Вся надежда была на него. Они
же там, под землей, ничего не знают, и только он может пре¬
дупредить их — он, и никто иной, кроме него!
Впервые в жизни ощущал Володя такую огромную, такую
грозную ответственность за жизнь нескольких десятков лю¬
дей, каждый из которых ему был несказанно дорог. Сейчас он
вдруг почувствовал, что эта ответственность за жизнь дове¬
рившихся ему людей делает его взрослым, сильным, большим.
Он ощутил в себе необыкновенную решимость и осмотрелся
вокруг теперь уже спокойно, внимательно. Если минуту назад
мальчик готов был от отчаяния вцарапываться в землю, что¬
бы как-нибудь проникнуть сквозь ее толщу в партизанскую
крепость, то сейчас он снова стал опытным разведчиком, пре¬
дельно осторожным в каждом движении, быстро примечаю¬
щим и способным мгновенно делать выводы.
Неподалеку от камней, скрывавших в своей тени Володину
лазейку в каменоломни, росли густые колючие кусты. Малень¬
кий разведчик, в голове которого внезапно созрел хитрый план
действий, бесшумно пополз в заросли. Еще раз ощупал он мо¬
ток бечевки в кармане. По дороге ему попалась толстая пал¬
ка, неоструганная, еще сырая, надломленная посередине. Он и
ее прихватил с собой.
Подобравшись к кустам, Володя лежа вытянул из кармана
бечевку, размотал конец, согнул по надлому прихваченную им
по пути палку, сделал из нее рогатку, привязал к толстому су¬
ку над землей и стал отползать в сторону, продолжая тянуть
за собой разматывающуюся веревку. Так он заполз в неболь¬
шое углубление почвы. Теперь его отделял от камней, между
которыми находилась лазейка, лишь небольшой каменистый
пригорок. Через него можно было перескочить в один миг, на¬
до было лишь отвлечь гитлеровцев от этого места. И вот, при¬
пав к земле за скрывавшим его пригорком, Володя стал
дергать бечевку, протянутую к кустам. Привязанная к
кусту палка запрыгала, стукаясь об обледенелые сучья за¬
рослей.
Патрульные, сидевшие возле Володиного лаза, были увле¬
чены разговором и ничего не замечали. Володя дернул бечев¬
ку посильнее. Палка застучала, кусты шевельнулись шурша,
с них посыпались на землю сосульки и смерзшиеся лепешки
снега. Володя услышал, как вскочили патрульные, разом пре¬
рвавшие свою беседу. Он опять несколько раз подряд подергал
431

бечевку, кусты задвигались так, словно кто-то полз под ними,
пробираясь через заросли.
—	Ахтунг! Хальт! Стоять! — проревело чуть ли не над са¬
мой головой разведчика.
Он замер на секунду, но тут же сообразил, что солдат кри¬
чит не ему, а зашевелившимся кустам, и изо всей силы задер¬
гал свою бечевку. Он услышал, как забухали, удаляясь от
него, сапоги патрульных, спешивших к зарослям. Донеслись
резкие окрики. Пронзительно залился караульный свисток.
Послышался топот сбегавшихся гитлеровцев, которые, долж¬
но быть, оцепляли подозрительно ожившие кусты. Потом раз^
далось несколько выстрелов. Видно, фашисты всполошились
не на шутку.
Но Володя, хотя ему было и очень интересно узнать, что
будут дальше делать гитлеровцы, не стал терять времени. Он
давно уже привязал к тому концу веревки, который был у него
в руках, небольшой камешек. Убедившись, что солдаты отбе¬
жали достаточно далеко от лазейки, он сам мгновенно очутил--
ся возле нее, с силой метнул по склону холма камешек, и тот
увлек за собой веревку. Теперь она не могла направить гитле¬
ровцев к подземному ходу. Володя еще раз огляделся, юркнул
в расщелину — и был таков!
Через несколько минут, пробравшись через подземные за¬
валы, на ощупь найдя в темноте уже знакомую дорогу, он со
всех ног несся по подземным коридорам.
Он так спешил, что, добежав до штаба, совсем было за¬
дохнулся и не сразу мог рассказать Лазареву о своем страш¬
ном открытии. Впрочем, к его удивлению, командир отнесся к
этой новости довольно спокойно. Правда, он сейчас же вызвал
Жученкова и аварийную команду и приказал немедленно ста¬
вить две прочные стенки в верхней галерее, там, где в послед¬
ние дни слышался звук бурения.
—	Ты сядь, Володя, отдышись, — успокаивал он мальчи¬
ка. — Ну, чего ты так перепугался? С огнем справились — и
воду одолеем. Поставим плотину наверху. А что ты такое дело
сегодня разведал — конечно, очень важно. За это тебе от всего
командования спасибо, дорогой! Могли бы они нам дел наде¬
лать! Это ты нас просто спас.
Был объявлен, как любил выражаться дядя Яша, подзем¬
ный аврал.
Все свободные от дежурств и караулов партизаны были
срочно направлены в верхний ярус. В полной тишине, чтобы
не привлечь внимания немцев, продолжавших орудовать над
самой головой у партизан, начали возводить внутренние стены
а перегораживать ими коридоры, которые вели к опасному
сектору.
432

И вовремя! Каменные перегородки еще не были оконча¬
тельно сложены, когда сверху через один из стволов, разму¬
рованных гитлеровцами, хлынула, шумно бурля, вода. Она
быстро затопила верхнюю галерею, ударила струйками сквозь
щели еще не зацементированных каменных стен. Высоко дер¬
жа над головами шахтерские лампочки, по колено, а кое-где и
по грудь в студеной воде, партизаны заделывали отверстия в
подземных плотинах. Всю ночь шла работа. К утру вода уже
не проникала в нижнюю галерею. Но так как враги могли
каждую минуту пустить воду через другие шурфы, партизаны
продолжали возводить водонепроницаемые каменные прегра¬
ды на всех подозрительных участках верхних галерей.
За двое суток все эти коридоры были наглухо заделаны
камнем и замазаны цементом.
Но Лазарев хитрил, когда, узнав от Володи о готовящемся
затоплении шахт, утверждал, что ничего страшного пока нет.
Командир просто не хотел, чтобы и без того уставшие и из¬
дерганные люди взволновались от новой беды, угрожавшей
им. На самом-то деле Лазарев отлично понимал, какая ужас¬
ная новая опасность нависла над подземной крепостью.
Необходимо было немедленно принимать какие-то ре¬
шительные меры, чтобы заранее предотвратить гибель отряда...
После работ партизаны часто собирались перед сном в
ленинском уголке. Здесь в тесном кружке у фонаря начинались
бесконечные рассказы, воспоминания, побасенки, песни.
Тут впервые дядя Яша Манто исполнил песню, сочиненную
им самим после памятного боя и пожара:
Шумел-горел пожар подземный,
Дым расстилался в глубоке...
Из камбуза на баталерку
Я мчался в белом колпаке...
Он был очень обижен, когда пионеры стали утверждать,
что нельзя сказать «в глубоке», а надо говорить «в глубине».
—	А где же, спрашивается, будет рифма?
Но в конце концов перестал обижаться и даже спел про¬
должение песенки:
Мы приложили все усилья,
Чтоб с честью выйти из беды:
Володя, Ваня, гетя Киля
Пожар тушили без воды...
Здесь же давно прослыл среди партизан на редкость па¬
мятливым и увлекательным рассказчиком Волод;я. Началось
это с того, что как-то на пионерском сборе Володя рассказал
15	Улица младшего сына
433

про челюскинцев, которые тоже были если не камнем, то льда¬
ми отрезаны от Большой земли и жили также в темноте по¬
лярной ночи, но не сдались стихии. Не струсили и победили!
И всех их спасли!
Воодушевленно повествуя об этом, Володя и не заметил,
как из темноты галереи подошли взрослые партизаны, остано¬
вились, заслушались... С тех пор частенько стали просить
Володю рассказать что-нибудь. Маленький вожак подземных
пионеров давно уже завоевал всеобщую любовь; а после того
как Володя в последней разведке узнал о немецкой попытке
затопить каменоломни и, предупредив партизан, тем самым
спас отряд от'верной гибели, тетя Киля и все другие женщины
прониклись к Володе особенной нежностью.
«Да, дело наше было бы полная труба и даже с морской
водой», — шутил дядя Манто.
—	Ну-ка, Володя, расскажи сегодня нам про что-ни¬
будь, — попросил он, когда через три дня после Володиной
разведки партизаны собрались вечером в ленинском уголке.
—	Хотите, я вам расскажу еще про Спартака? Как он од¬
нажды тоже попал в такое положение, что совсем как будто
уже гибель пришла. Но он не растерялся!
Все придвинулись поближе.
Дядя Манто поправил фитиль в фонаре и, чтобы не заго¬
раживать своей огромной костлявой фигурой маленького рас¬
сказчика, сел на пол, подложив доску.
—	Вот однажды, — начал Володя, — это уж было после
того, что я вам в прошлый раз рассказывал, — римляне загна¬
ли восставших гладиаторов и рабов в одно узкое место.
И Спартак должен был отступить и уйти со своими войсками
на высокую площадку. За ней был с одной стороны очень вы¬
сокий обрыв, восемьсот футов... Это выходит... Погодите, сей¬
час решу, то есть сосчитаю...
—	Ну, по-нашему, метров двести,— быстро подсчитал
дядя Манто.
—	Да, верно, дядя Яша: двести метров, значит. А там, где
площадка спускалась к равнине, — там дорогу загородили
римляне. И вот они считали уж, что Спартак в ловушке. Куда,
правда, ему деваться? Римлян тут было много тысяч. В три
раза больше, чем у Спартака бойцов. А он был прижат к об¬
рыву.
—	Да, положение вроде нашего, — пробормотал дядя
Яша.
—	Не мешай, Яков Маркович!—с нетерпением крикнули
из темноты. — Давай, давай, Володя!
—	Еды у гладиаторов осталось только на шесть дней.
Римляне уже рассчитывали, что Спартак сдастся. Они уже
434

придумывали, как будут расправляться с ним. Но мудрый
Спартак, — голос у Володи зазвенел от издавна копившегося
восхищения, — нашел выход. «Прикажи всем рубить в роще
ивовые прутья», — сказал он своему другу Борториксу. Бор-
торикс очень удивился, конечно, но выполнил приказание.
И тогда Спартак велел вязать из прутьев длинную лестницу.
«Для того, кто сильно желает, нет ничего невозможного на
свете. Нас тут тысяча двести человек — за полтора часа мы
сплетем лестницу нужной длины и спасемся по ней!» — вос¬
кликнул Спартак. Вот! И все стали сплетать из прутьев лест¬
ницу. А когда она была готова, ее сбросили вниз со скалы, и
в темноте все гладиаторы вместе со Спартаком спустились в
долину, зашли в тыл римлянам и неожиданным ударом раз¬
громили их. Потому что римляне не могли заранее догадаться,
что Спартак ударит на них с этой стороны.
—	Здорово! — послышалось из темноты.
—	Молодец твой Спартак! — говорили те, кто сидел по¬
ближе к огню. — Ну, интересно ты, малый, рассказываешь!
Главное — память!
—	Вот, может быть, и мы что-нибудь придумаем, чтобы
немца перехитрить. Только нам лесенку не вниз, а вверх про¬
тянуть бы...
Тут раздался откуда-то из мрака густой голос Василия
Алексеевича Ковалева, отца Нины и Толи, старого партизана.
—	Это ты, конечно, рассказал интересно, — проговорил
он. —Только что ты нам про того давнишнего Спартака го¬
воришь! Времена тогда другие были. А я вот вам сейчас кое-
что маленько поближе к нашему моменту расскажу — что сам,
своими глазами видел. Я вот — знает, возможно, кто из вас?—
с Чапаевым Василием Ивановичем вместе воевал, у него был
в дивизии. Да и по плотничьему делу помогать приходилось.
Ведь мы оба с Василием Ивановичем по одной части: столя¬
ры-плотники, на все руки работники. Вот, стало быть...
Володя во все глаза смотрел на старого Ковалева. Ему и в
голову никогда не приходило, что дядька Ковалев, партизан¬
ский плотник, отец Нины, был чапаевцем. Своими глазами ви¬
дел Чапаева, воевал с ним вместе! Вот так штука! Вот какие
люди в партизанской крепости!
А Ковалев продолжал:
—	И вот вышло у нас такое положение. Готовил Чапаев
наступление на белоказаков. Он тогда командовал еще отря¬
дом. А белоказаки тоже, значит, готовили свой удар. Вот Ча¬
паев задумал разбить их встречным. А для этого надо было
перейти через Урал... Это река так называется... Приказал
Чапаев инженерам нашим строить мост. «Да такой, говорит,
мост наведите мне, чтобы пушки-то не утонули». Ну, начали
435

инженеры совещаться да подсчитывать, сколько те пушки
весят, да какова нагрузка на один квадратный метр приходит¬
ся, да какая скорость течения, да какие материалы будут для
стройки, да как по инструкции, да по конструкции...
—	Одним словом, бюрократизм, — подсказали из темноты.
Ковалев, прищурившись, поглядел в ту сторону.
—	Почему ж? — продолжал он. — Дело трудное, в два сче¬
та моста не поставишь. Тут по формуле надо. Уж они привык¬
ли так... Ну, обсудили всё инженеры, подсчитали, сообразили,
пошли к Чапаеву и докладывают, что мост, конечно, построить
можно, только займет это три месяца. Ну, а если маленько
похуже построить, то готов будет через месяц. А Чапаев ин¬
женерам отвечает: «Мне ваш мост через месяц будет нужен,
как субботняя баня понедельнишному утопленнику, — ни к че¬
му. Ясно? Он мне через три дня нужен».
—	Вот это другой разговор! — одобрил кто-то из слуша¬
телей.
—	Да, это уже по-нашему, — поддержали его из коридора.
—	И приказал Чапаев инженерам построить мост в три
дня. Хоть по конструкции, хоть по инструкции, — как им же¬
лательно. Да еще пригрозил: «Не построите — по-другому раз¬
говаривать с вами буду». Опять инженеры собрались; думали,
считали, докладывают: «Товарищ командующий, мост через
трое суток, как вы приказали, будет, но прямо надо сказать:
на четвертые сутки весь мост поплывет. И если вы будете от¬
ступать, то, выходит дело, бойцам обратно через реку уже
вплавь перебираться надо будет». А Чапаев обрадовался и
отвечает: «Вот и хорошо! А отступать не будем. Чапаев не
отступает! Мне только бы на ту сторону перебраться, а там —
шут с ним, с мостом. Пусть хоть тонет». Ну, закипела работа.
Тоже и мне довелось там топориком постучать. Уральск в сте¬
пи стоит, лесов нет кругом. Телеграфные столбы мы валили —
из них козлы ставили, упоры. А потом все в ход пошло: и двери
с домов, и ворота, и заборы. Днем и ночью работали. По¬
верх упоров — значит, козел—бревна настилали, а на них кла¬
ли плетни, двери. Случалось так, что водой козлы сносило —
течение там очень сильное. А все-таки раньше чем через
трое суток навели мост. И велел Чапаев переправляться.
Пушки на руках протащили; потом обозные повозки перекати¬
ли. А мост качается, весь зыбкий... Вспомнить — жуть! Ну,
все-таки переправились. Да так дали белоказакам, что они о
наступлении и думать забыли. Где уж тут! Никак они Чапае¬
ва на этом берегу не ожидали. И погнал их Василий Ивано¬
вич. А потом инженерам велел благодарность объявить в при¬
казе «за лихую наводку моста». Так что, выходит, Вовка, не
хуже твоего Спартака — пожалуй, еще и почище, а?
436

Все зашумели. Дядя Манто подхватил Володю и стал тор¬
мошить его, но Ковалев поднял руку, и слушатели опять уго¬
монились.
—	А хотите правду знать, к чему я это вам все рассказал?
—	Хотим, хотим! К чему, дядя Ковалев?
—	Ну, только условимся «ура» не орать, а то у меня го¬
лова со вчерашнего дня болит. Обещаетесь, не будете кри¬
чать?
—	Нет, нет, не будем! — закричали молодые партизаны
так оглушительно, что Ковалев прикрыл ладонями уши.
—	Если вот так не будете, так вовсе я оглохну. Ну ладно,
скажу. Был я сейчас в штабе. Там совещание только что кон¬
чилось. Скоро вам всем объявят решение. А решение такое,—
и густой голос Ковалева загремел, — пробиваться будем, че¬
рез камень выход станем прорезать! Жученков по карте сво¬
ей место уже указал. Выискали под землей одну выработку
далекую. Вот там и станем прорезать. И будем уходить в Ста¬
рокрымские леса. Только работать придется всем порядоч¬
но: метров двадцать камня пробить надо. А что? И сорок,
если надо будет, пробьем! Верно?

Глава XVI
ПОСЛЕДНЯЯ РАЗВЕДКА
Казалось, уже целая жизнь прожита здесь, под землей!
Странная, вчера еще считавшаяся невероятной жизнь, где не
было деления на дни и ночи, где сверху, снизу, со всех сторон,
вокруг и везде был один сплошной камень и лишь выточенные
в его толще глубинные пустоты были ничтожным пространст¬
вом, в котором возможно существование человека.
Но все шло своим порядком, строго соблюдаемым в под¬
земной крепости. Гудели телефоны в штабе, сменялись карау¬
лы, выставлялось боевое охранение в секторы «Волга» и
«Киев». На нижнем горизонте политрук Корнилов ежедневно
вел с партизанами учебную стрельбу по свечкам. В ленинском
уголке Володя проводил в свободное от работы время пионер¬
ские сборы.
Впрочем, свободного времени теперь почти не оставалось.
В три смены, ни на минуту не останавливаясь, не ведая о
том, ночь или день на земле, партизаны работали «на под¬
земном объекте № 1».
«Объектом № 1», чрезвычайным и сверхударным, парти¬
заны величали новую узкую штольню, которую прорезали
438

теперь в одном из самых отдаленных секторов каменоломен,
где тянулся на километры заброшенный, давно не разрабаты¬
ваемый горизонт. Жученков определил, что место это нахо¬
дится далеко за пределами каменоломен, оцепленных немцами,
и хорошо укрыто двумя холмами.
Пробиваться вручную изнутри, вести тоннель вверх, вре¬
заться в толщу камня, нависшего над головой, осыпающегося,
слепящего глаза едкой крошкой, было делом мучительным.
Люди работали в полумраке, устроив из обрезков фанеры, а
то и просто из газет защитные козырьки. Работали рьяно, упря¬
мо, яростно, в душном полумраке, где клубилась разъедающая
глаза известковая пыль. Долговязый дядя Яша Манто и тут,
впрочем, находил немало поводов для своих неизменных шу¬
ток.
—	Боже ж мой! — слышалось то и дело из узкой расщели¬
ны, где стояла укрытая фанерным щитом шахтерская лам¬
почка и маячила похожая на огромное тощее пугало тень
шеф-повара. — Боже ж мой, сколько на мою голову шишек
достанется! Ведь это буквально на всех хватило бы с запасом.
—	Это почему же? — спрашивали партизаны, предвкушая
остроту.
—	Да очень просто, — отвечал дядя Яша. — Там, где все
проходят вполне свободно, я через мой выдающийся рост на
каждом повороте определяю собственной головой прочность
камня. Нет, видно, я родился на свет не для того, чтобы жить
под землей, а чтоб ходить под открытым небом с поднятой
головой... Ну, оставим разговор, давайте работать. Учтите, что
мы с вами роем не просто выход. Это выход с того света на
этот. Только разобраться в этой темноте, где тот свет, а где
этот, довольно трудно.
Партизаны смеялись, вытирая глаза, слезящиеся от пыли,
отряхивались. И кто-нибудь говорил беззлобно, так, больше
для порядка:
—	И как это тебе, дядя Яша, столько языком работать не
утомительно!
—	Чудаки! — отзывался дядя Яша. — Если бы вы кое-что
читали, вы бы знали, что один ученый сказал так: «Я рас">
суждаю — значит, я существую». А я люблю делать это вслух.
А то мы живем в такой темноте, что, пока я не слышу соб¬
ственного голоса, я, бывает, даже сам не знаю, живой я или
уже кончился.
Пионеры тоже работали на «объекте № 1». Они помогали
разбирать и выносить из забоя каменную осыпь. Проголо¬
давшиеся, потные, облепленные известковой пылью, от кото¬
рой начинала зудеть кожа, они шумно являлись на камбуз,
где их встречал тот же Манто.
439

—	Как говорится, подведем итоги, пока итоги не подвели
нас, — шутил дядя Яша, уже снявший фартук каменщика и
надевший поварской халат.
Комиссар Котло тоже полагал, что можно подвести кое-
какие итоги. Близился конец года. Уже полтора месяца вы¬
держивала осаду маленькая подземная крепость. Положение
становилось, правда, с каждым днем все более трудным, ни¬
кто этого не скрывал, но все-таки партизаны оттянули на се¬
бя специальный полк гитлеровцев. Более двух тысяч солдат
днем и ночью караулили район каменоломен, страшась новой
вылазки партизан. Полтораста фашистов было перебито во
время большого подземного сражения и в других схватках и
вылазках. Немецкое командование продолжало считать, что
под землей скрываются крупные силы партизан.
Полтора месяца дралась против армии захватчиков гор¬
сточка насквозь прокоптившихся, мучимых постоянной жаж¬
дой людей, едва насчитывавшая теперь вместе с детьми девя¬
носто человек. Седьмую неделю не видели эти люди солнца и
звезд. Уже сорок с лишним дней не имели они ни одного глот¬
ка свежего воздуха. Холодный камень был их небом, бес¬
сменная тьма давила им на очи, могильная сырость ломила
их суставы. Но они жили здесь, внизу, так, как решили жить,
как требовала их совесть.
Давно уже свыкся Володя с этой жизнью, удивительной,
ни на что не похожей как будто, но в то же время во всем
отвечающей тем большим, мудрым привычкам и законам, ко¬
торым подчинялась его жизнь и там, наверху, до войны. Шли
политзанятия у бойцов, в ленинском уголке при свете лампо-
чек-карбидок пионеры рисовали, клеили, переписывали под¬
земную стенгазету; политрук Корнилов проводил воспитатель¬
ные беседы. Володю сперва удивляло, а порой даже обижа¬
ло, что Корнилов был так требователен и пунктуален во всех
занятиях, не прощал малейшей провинности в подземной
службе, бранил за пустяковое опоздание или самую мелкую
неаккуратность. Потом Володя понял, как важно было здесь,
под землей, в потемках, точно следовать всем правилам, ко¬
торым подчинялась та большая, залитая солнцем, свободно
дышавшая, просторная жизнь, что была наверху до прихода
врага. Он замечал, что всем — бойцам и партизанам, и при¬
дирчивой тете Киле, и злой на язык Наде Шульгиной, — всем
нравилось, что они и тут, под камнем, заживо замурованные
фашистами, ведут жизнь такую, какую полагается вести обык¬
новенным советским гражданам. Это сознание наполняло всех
ощущением гордой и упрямой силы: живем, мол, честно, как
для нас заведено, и ничего с нами враг поделать не может, по¬
ка мы живы...
440

За право жить так, как совесть велит, погиб командир Зяб¬
рев, чудо-человек по красоте и силе. За это сложили головы
и комсомолец матрос Бондаренко, и старый партизан Иван
Гаврилович Шустов, и Москаленко. А теперь за то же умирал
общий любимец — лейтенант Ваня Сергеев.
Подолгу просиживала возле его койки Нина Ковалева.
Сергеев бредил, силился подняться, стонал. Что-то пугаю¬
щее и чужое появилось уже в его осунувшемся лице. Оно при¬
обрело какие-то черты сходства с хорошо запомнившимся
Нине лицом матроса Бондаренко. И это зловещее сходство,
неясное, почти необъяснимое словами, но с каждым днем
все сильнее проступавшее, вызывало у Нины тяжелое, тоск¬
ливое предчувствие...
Порой Ваня Сергеев, очнувшись, долго смотрел на Нину,
клал свою широкую, но теперь очень исхудавшую ладонь на ее
руку.
—	Ты не уходи, — просил он. — Холодное тут все... Ка¬
мень... А у тебя рука такая теплая... Слушай, Нина, — он смот¬
рел на нее беспомощным, просящим взглядом, — неужели мне
конец? Неужели это все?..
Нина принималась успокаивать его, гладила руку, сама
чуть не плача. Потом он забывался, а Нина вынимала из са¬
нитарной сумки свой бывший ученический дневник, с которым
не расставалась по-прежнему, и в графе «что задано» тороп¬
ливо записывала:
«Как он мучается! Я помню его в последний час перед обе¬
дом 27/XI—41. Он шел такой большой, на боку висела сумка
полевая, наган. На нем была черная шапка, он был хорош.
Черные брови, как стрелы, глаза блестели, он был полон же¬
лания отомстить врагу... Он подошел к нам, улыбнулся... Мы
сказали ему, чтобы он берег себя, но он почему-то грустно
посмотрел на нас. И теперь очень трудно вспоминать это. Он
лежит теперь в постели умирающий, все у него болит, он хо¬
чет жить, и что-то отнимает у него жизнь... Как он мучается!
Сердце разрывается, как мне жаль его... Неужели он умрет?
С каждым днем все хуже его состояние... Днем и ночью мы с
Надей Ш. читаем ему книги, веселим его, стараемся загово¬
рить, чтобы не думал о смерти. Он так верил, что мы выйдем
из этой пещеры, верит и сейчас в освобождение, что будет
жив... А скоро придет смерть. Рука заражена. Заражение до¬
шло до локтя. Надя и я не отходим от него. Как ласково он
называет нас! Золотенькими ласточками, кровиночками род¬
ными... Он хочет видеть нас все время. Не смыкая глаз, мы
сидим около него. Все думаем, что он умрет. Бедный Ваня, ка¬
кого друга мы теряем! Неужели он умрет?..»
Была необходима срочная операция. Но кто же мог сде¬
441

лать1 ее под землей? Вся надежда была на «объект № 1». Мо¬
жет быть, выйдя на поверхность и добравшись до Старокрым¬
ских лесов, соединившись с другими партизанами, можно бы¬
ло бы отыскать хирурга и спасти Ваню, если только он дожи¬
вет до этого дня.
По расчетам Жученкова, ведя работы в три смены, за че-
тыре-пять недель можно было пробить новый тоннель и уви¬
деть небо. По приказу командира, Манто уже распределил про¬
дукты, расфасовал их, как он выражался, по двадцати кило
на душу и спину, предупредив, что во время перехода отряда
на поверхность «камбуз будет закрыт на учет». Тетя Киля
вместе с девушками уже собирала вещевые мешки.
Отряд готовился выскользнуть из каменной западни.
Однако выходить наобум было нельзя. Следовало сперва
еще раз проверить, нет ли немецких патрулей и караулов в
районе предполагаемого выхода. Затем необходимо было свя¬
заться с партизанами Пахомова. Его отряд держался в Аджи-
Мушкайских каменоломнях, далеко от Старого Карантина, в
противоположном конце Керчи.
Но как пробраться туда?
И опять, грузно навалившись на стол, вобрав круглую го¬
лову в широкие плечи, уперев подбородок в выпуклую грудь,
сидел в хмуром раздумье комиссар Котло.
Все были здесь, в штабе: и сам командир Лазарев, только
что вернувшийся с «объекта № 1» и то и дело вытаскивавший
из-за ворота колючие крошки ракушечника, и начальник стро¬
ительства, он же главный подрывник, Жученков, и, как всегда,
тщательно побритый, с аккуратной белой полоской над ворот¬
ником закоптелой гимнастерки Корнилов, и шеф-повар Ман¬
то. Все были тут, и каждый понимал, что оставаться больше в
неведении, пробиваться наверх вслепую нельзя; надо что-то
предпринять, нужно уже сейчас выслать наверх разведку.
Лазарев выковырял пальцем из уха забившуюся туда ра¬
кушечную пыль, наклонил на эту сторону к плечу голову, по¬
тряс ею, как это делают купальщики, нырявшие с головой и
только что вылезшие из воды.
—	Всюду залазит, проклятая, — проговорил он. — И наел¬
ся и нанюхался. И уши полны и рот. Не отплюешься.
—	Я так полагаю, товарищ командир, — вмешался тут же
неисправимый Манто, — что это нам необходимо для внутрен¬
ней побелки, а то мы совершенно насквозь прокоптились. Так
не вечно же нам быть черненькими, пора стать и беленькими.
Все невесело усмехнулись. Командир вытряс ракушечный
песок из другого уха и сказал:
—	С Пахомовым нам связаться — прямая надобность.
Они, в случае чего, могут там шумок поднять, на себя немцев
442

оттянуть, тем самым и от нас внимание отвлекут. Ну, а мы в
это время как раз и двинемся отсюда. И вообще нам связь с
аджи-мушкайцами крайне нужна.
—	Не могу! — сказал комиссар и, расправив грудь, поста¬
вил оба тяжелых кулака на стол. — Все правильно, все верно,
но не могу я еще раз допустить, чтобы опять пионеры на риск
шли.
—	Опасно откладывать это дело даже на день, если хоти¬
те— даже на час опасно, — возразил Лазарев. — Весь день
сегодня какая-то наверху возня идет. Мне уже сообщили из
«Киева» и с «Волги». И взрывы какие-то там хорошо прослу¬
шивались. Видно, немцы к Новому году хотят нам тут елку
засветить. Надо ждать, что вот-вот они воду качать начнут.
Ну хорошо, на этих секторах мы штольни и шурфы закрыли,
а что, если они через другие стволы заливать станут? Никак
нельзя, товарищи, нам ждать. Да и выходить, если даже все
благополучно пройдет, нам вслепую нельзя никак.
Котло сказал:
—	Может быть, все-таки попробуем на этот раз без ребят
обойтись? Есть у меня один лаз на примете. Если там завалы
разобрать, можно попробовать выбраться. Я уж третий день
туда ползаю. Думается мне, там вокруг чисто.
Так было решено отправить наверх через обвалившийся
лаз Важенина и Макарова, двух самых опытных и смелых
партизан, бывалых разведчиков. Высчитав по часам, когда на
поверхности будет ночь, разведчики неслышно разобрали у
одного неприметного выхода завал и тихонько выползли на¬
верх.
Но не продвинулись они там и двух метров, как раздался
сильный взрыв. Целый рой огненно-красных хвостатых трас¬
сирующих пуль взвился над лазом в сливающейся трескотне
выстрелов. Злой луч прожектора обдал камни у входа леде¬
нящим мечущимся сиянием. Через несколько минут в лаз при¬
полз задыхающийся, тяжело раненный Макаров; на спине сво¬
ей он тащил убитого Важенина. Оба подорвались на одной из
незаметных мин, которыми немцы усеяли все пространство
возле каменоломен.
Макаров, как вполз в штольню с телом погибшего друга,
так и остался там лежать на каменном полу в беспамятстве
и больше уже не приходил в сознание. К вечеру он скон¬
чался.
Так партизаны потеряли самых бесстрашных и испытан¬
ных своих разведчиков — Власа Важенина и Николая Мака¬
рова.
Долго стояли потом угрюмые пионеры-разведчики в по¬
четном карауле у их тел, покрытых алым знаменем.
443

*	* *
Теперь комиссару ничего не оставалось, как еще раз согла-
ситься на предложение Лазарева и разрешить поручить дело
юным разведчикам. Снова всех должен был выручить послед¬
ний Володин лаз, через который никто, кроме мальчиков, не
мог протиснуться наверх.
Но, может быть, за последние дни немцы обнаружили и
эту потайную лазейку? Может быть, и она уже заминирована?
—	Знаю, как быть, — решил комиссар. — Пиратка, иди
сюда, собачий сын, живо!
Из тьмы подземного коридора донесся заливистый лай, по¬
том послышалось цоканье когтей о камень, и через минуту
Пиратка уже'прыгал вокруг хозяина, терся об него закоптелой
шерстью, старался лизнуть в лицо, отряхивался, гавкал.
А еще через четверть часа к узкой щели в конце одной из
галерей, откуда из-под камня вырвался свежий, пахучий ве¬
тер с воли, подполз комиссар, таща за собой Пирата, которо¬
го он крепко ухватил за шею. Чтобы Пират, не дай бог, не
разлаялся, морду ему стянули ремешком, что вызывало бур¬
ное негодование пса. Он пытался несколько раз лапами
содрать узы, стянувшие ему челюсти, но потом печально
смирился, тем более что его ждали новые унижения. С двух
сторон к его ошейнику привязали на шпагатинах тяжелые
металлические болванки.
С этим уже Пират решительно не мог смириться, и у са¬
мого лаза, где чуткие ноздри его жадно втянули сладчайший
воздух поверхности, от которого он почти отвык, Пират уперся
и опасливо попятился назад. Как ни толкали его, как ни под¬
пихивали, как ни старались просунуть барахтающееся, сры¬
вающееся с камня тело собаки через щель, как ни уговаривал
комиссар своего любимца, сперва называя его всеми ласка¬
тельными охотничьими словами, нежнейшими кличками, уле¬
щая всякими посулами, а затем перейдя на довольно обид¬
ные выражения, вроде: «Собака ты, собака, сучья лапа, пси¬
ная кровь», — ничего не помогало. Пират не желал вылезать
и поднимал такую возню, что, находись тут поблизости кто-
нибудь из немцев, обошлись бы они без звукоуловителей...
—	Чует, собачий сын, пес чертов, что-то неладное, — ре¬
шил в конце концов комиссар. — Нельзя тут ребят выпускать.
Пиратка зря артачиться не станет, тут есть что-то... Верьте
слову.
Но тут вмешался сам командир группы юных разведчи¬
ков.
—	Товарищ комиссар, — сказал Володя, — вы совсем зря
боитесь за нас. Ничего тут нет. Ну, хотите, давайте проверку
сделаем.
444

—	А как же еще ты проверку сделаешь, если Пират осра¬
мился?
—	А я вот вспомнил, как меня покойный дядя Шустов
учил. У нас там около штаба пруты длинные из железа ва¬
ляются, которые для арматуры приготовлены были, на строи¬
тельство. Вот мы к концу привяжем сейчас болванки, высу¬
нем их через лаз и поширяем туда-сюда... А можно еще крюк
сделать на конце. Забросим, а обратно за веревку тянуть бу¬
дем. Если где мина заложенная есть, сразу зацепит и — трах!
Вот мы и узнаем, заминировано или нет.
—	Эх, головёшка ясная! — сказал Котло. — Запомнил, че¬
му учили! — И он осторожно положил свою широкую ладонь
на Володину макушку.
Так и сделали. Долго щупали прутами землю возле рас¬
щелины, забрасывали и подтягивали за веревку железные
крючья. И только тогда, когда убедились, что вокруг лаза все
чисто и немцы, видно, не разнюхали об этой спасительной
норке, командир и комиссар разрешили Володе действовать.
Решено было выпустить Володю перед рассветом, чтобы он
мог в темноте выбраться за пределы каменоломен, проник¬
нуть затемно в поселок, а там уж действовать, когда будет
светло. На этот раз Володя шел один: Ваня Гриценко зане¬
мог, а Толя Ковалев зашиб ногу на объекте. Да и вообще удоб¬
нее было сейчас рисковать в одиночку. Как всегда перед раз¬
ведкой, Лазарев и Котло подробно, негромко и долго разъяс¬
няли Володе задание. Надо было разузнать, не провели ли
немцы трубы в другие шурфы и штольни, не выставили ли
они постов в районе, куда выйдет штольня «объект № 1». Но
главное и самое трудное было не в этом. Задание, которое
на этот раз дали маленькому разведчику, было потруднее,
чем все, что делал до этого Володя Дубинин. Ему предстоя¬
ло добраться до Керчи, а оттуда как-нибудь пройти в
Аджи-Мушкай и любыми путями установить связь с Пахо¬
мовым.
—	Все понял, Володя? — И комиссар пытливо заглянул в
смышленые, смело и серьезно смотревшие на него глаза Во¬
лоди. — Вижу сам, что понял. Значит, если убедишься, что над
объектом нашим все спокойно, нового водопровода нигде нем¬
цы не соорудили, ты не возвращаешься. Есть? Тогда прями¬
ком отправляешься в Аджи-Мушкай. Снарядим мы тебя ос¬
новательно: дело это не на один день. Так что... — Котло ле¬
гонько усмехнулся, — так что, друг мой, до будущего года уже
не увидимся...
Володя нахмурился, потерся подбородком о плечо, снова
вскинул глаза, в которых теперь проступил испуг.
—	Это так надолго? До следующего года?
44-5

—	Год-то следующий послезавтра будет, умная твоя го¬
лова!
Володя остолбенел. Под землей дни легко путались, сли¬
вались в один, часто нескончаемый, огромный, тусклый день,
не имевший ни утра, ни вечера. Недавно они начали готовить¬
ся с пионерами в ленинском уголке к встрече Нового, 1942 го¬
да. Но все последнее время Володя был занят на объекте и
как-то не заметил, что время уже подошло и Новый год на¬
ступит через день. А вот ему придется встречать Новый год
одному, неизвестно где, среди врагов, в трудном пути, в поис¬
ках тайных путей к далеким и нужным друзьям-спасителям.
Ни разу еще Володе не было так страшно уходить из подзем¬
ной крепости наверх.
—	Ну ничего, дружище! — утешил его комиссар, заметив
выражение растерянности и беспокойства на лице мальчи¬
ка.— Вернешься — отпразднуем Новый год на славу.
Сейчас подземелье показалось Володе таким уютным...
Никогда еще не было ему так жалко расставаться с ним. При
одной мысли, что через час он окажется на ледяной земле,
словно помертвевшей во власти ненавистных пришельцев, его
начинал пробирать озноб.
Пока дядя Яша Манто кормил его ужином, а тетя Киля
собирала ему еду на дорогу, Володя успел отдать последние
распоряжения своим пионерам. Толя и Ваня, сквозь сон услы¬
шав, что Володя идет в разведку, разом прибежали к нему,
и оба внимательно слушали то, что наказывал им «командир
группы». Остальные пионеры уже спали.
Затем Володя встал, вытер рот в одном направлении
тыльной стороной кисти, потом в другом — ладонью и, нако¬
нец, лоснящимся рукавом куртки.
—	Спасибо большое вам за угощение, дядя Яша! И вам
спасибочко, тетя Киля!
—	На здоровье, на здоровье, дорогой! — проговорил Манто.
—	Не за что, милый, не за что, счастливо тебе, — скоро¬
говоркой отвечала Акилина Яковлевна и всхлипнула.
А потом, как всегда в таких случаях, политрук Корнилов
усадил его на каменную лежанку, сам сел рядом и обнял его
за плечо, тихо говоря:
—	Ну, давай напоследок, перед дорогой, посидим тихонь¬
ко, обо всем подумаем...
* * *
Наверху была оттепель, и снег, по. которому полз Володя,
го и дело припадая к нему губами, уже слежался и оседал
под тяжестью тела целыми пластинами. С моря доносился
446

неумолчный, то усиливающийся, то слегка стихающий гул.
Видно, вчера был шторм, и море еще не успокоилось после не¬
го. Ветер с пролива был не сильным и нес теплую усладитель¬
ную свежесть, по которой так скучали люди там, внизу, под
землей.
Вокруг было очень тихо. Ни звука не доносилось и со сто¬
роны поселка. Только где-то на окраине стучал движок.
Володя благополучно прополз знакомой ложбинкой, тро¬
гая руками дорогу перед собой, чтобы не напороться в темно¬
те на проволоку, не зацепить веревочных щупальцев мин. Не¬
сколько раз он замирал прислушиваясь. Тишина, на этот раз
ничем решительно не нарушаемая, начинала казаться ему
странной. Всегда в этот час уже хлопали двери и калитки в
поселке, перекликались простуженные голоса патрульных,
урчали прогреваемые моторы грузовиков. А сейчас ничего не
было слышно.
Очутившись за знакомой оградой домика на краю поселка,
откуда обычно начинался путь юных разведчиков, Володя
долго еще настороженно вглядывался в редевшую темноту,
вслушивался, замирая. Чуткий слух его распознал какие-то
очень далекие шумы, приглушаемые грохотом прибоя. Но
вокруг все по-прежнему было тихо.
Прошло не меньше часа. Вдали, над Камыш-Буруном, не¬
бо уже накалялось, готовясь принять утреннее солнце. Птицы
завозились в голых ветвях. По-прежнему громко и настойчиво
стучал где-то неподалеку движок, но все в поселке оставалось
тихим и неподвижным.
Обычно Володя ждал часа, когда на улицах поселка начи¬
налось движение: тогда можно было, смешавшись с народом,
следовать своим путем, не привлекая к себе внимания. Но се¬
годня он уже порядком застыл, хотя и принимался то и дело
приседать за оградой, хлопать себя, скрестив руки, по плечам
кулаками, чтобы согреться. Время тянулось очень медленно.
Улицы продолжали быть пустыми, безлюдными, молчаливы¬
ми. Напрасно Володя высовывался за ограду, проглядывал
всю улицу и влево и вправо — нигде не было видно ни живой
души. Тогда маленький разведчик, которому уже наскучило
сидеть за каменной оградой, тихонько вышел на улицу, быстро
пересек ее и пошел огородами вдоль поселка, в котором все
казалось словно вымершим.
Володя шел туда, откуда доносился настойчивый стук
движка. Вскоре он очутился на пустыре перед большим до¬
мом. Раньше там жил инженер, который эвакуировался перед
захватом Камыш-Буруна немцами. В доме помещался ныне
немецкий штаб. Это уже давно высмотрели разведчики парти¬
зан во время своих предыдущих вылазок. Здесь всегда по
447

утрам царило оживление: подъезжали машины, мотоциклы,
конные фуры, толпились солдаты.
Ни живой души не было здесь сегодня. Пустынен был
двор с пятнами машинного масла на снегу. Воробьи беспре¬
пятственно прыгали, роясь в замерзшем навозе и в набросан¬
ном сене. Не было часового под большим деревянным грибом
у ворот. И только в глубине двора под навесом продолжал
стучать движок на высоких железных колесах.
Володя подобрался немного поближе и остановился в изум¬
лении. Стекло в большом окне инженерского дома было выби¬
то. Штора затемнения, наполовину оборванная, клочьями
свисала на подоконнике; за ней Володя разглядел что-то пе¬
строе, сверкающее, повитое гирляндами многоцветных огней.
Мальчик смотрел на это чужое и волшебное видение, напо¬
мнившее ему такие сладкие, чудесные дни. Он боялся пове¬
рить тому, что видел. Но кто хотя бы раз в жизни вдыхал
воздух, наполненный запахом хвои и теплым дыханием свечей,
ютящихся в душистых ветвях, кто слышал легкое хрустальное
теньканье хрупких цветных шаров, сияющих стекляшек, пере¬
звон бусинок, — тот всегда узнает с первого же взгляда этот
сказочный лучистый знак ребячьего счастья!
Да, это была елка! Елка в огнях, в игрушках и бусах,
опоясанная радужными гирляндами электрических лампочек.
Они ярко горели за разбитым окном, в сумраке горницы, в
которую заползал свет зимнего утра.
С каждой минутой становилось все светлее и светлее на
улице, и вместе с тем тускнели елочные огни за окном. Воло¬
дя, ничего еще не понимая, глядел из-за угла сарая в этот
странный мир, так внезапно застывший, полный неподвижно¬
сти и молчания. Это было какое-то мертвое царство, как в
сказке о Спящей царевне. Утренний ветер упал. Неподвижно
висела в окне оборванная синяя штора. Слабый дымок над
трубой, казалось, остекленел на небе. Неподвижно горели на
елке цветные лампочки. Только движок под навесом стучал
по-прежнему часто, настойчиво, упрямо, словно хотел разбу¬
дить этот заснувший мир.
Провода от двигателя — толстые кабели — тянулись к до¬
му. Володя пошел вдоль них, приблизился к крыльцу, тихонь¬
ко постучался. Никто не ответил ему. Он прошел к окну, под¬
тянулся на руках так, чтобы заглянуть внутрь комнаты.
Страшный беспорядок был в ней. Скатерть сползла с боль¬
шого стола, на котором друг на дружке, как сбитые кегли,
валялись упавшие бутылки. Сгрудились в беспорядке стулья.
Один стул лежал на диване. Шкаф был распахнут настежь.
Одежда словно'вытекла из него на пол тяжелыми длинными
струями материи. За подсвечник пианино зацепились подтяж¬
448

ки, сползшие на клавиши. В комнате не было ни души, но в
ней царило какое-то немое смятение; и дико выглядели про¬
должавшие гореть на елке огни лампочек.
Ничего еще толком не понимая, но охваченный предчув¬
ствием каких-то удивительных, ошеломляющих событий,
только что свершившихся здесь, не понимая еще их значения,
полный страха и надежд, Володя бежал по улице к центру
Старого Карантина.
И вдруг до него донеслись мерные звуки слаженного шага
многих людей. Володя остановился. Прислушался. Так за¬
хлебнулся воздухом, что долго не мог откашляться, припав к
калитке дома, которая открылась от толчка, испугав Володю.
Звуки приближались.
Тррапп!.. Трамм!.. Тррапп!.. Трамм!.. — раздавалось на
тихих улицах. С каждым мгновением звук этот становился
громче, приближаясь и уверенно заполняя собой все окрест.
Напрасно торопливо частил там, за пустырем, где только что
был Володя, с безнадежной настойчивостью делавший свое
дело движок. Новый, мерный звук уже заглушал его. Он отда¬
вался в проулках замерзшего поселка, на него отзывалась
каждая клеточка в теле юного разведчика, потому что он знал
этот броский, прочный, ладный шаг, свойственный только на¬
шим морякам. И Володе казалось, что с каждым шагом ста¬
новится светлее на улице, словно само утро вступало в Ста¬
рый Карантин, шагая в ногу с теми, кто сейчас должен был
показаться из-за угла. Тррапп!.. Трамм!.. Тррапп!.. Трамм!..
Звук уже казался Володе оглушительным. Вцепившись в колья
ограды, просунувшись между ними, весь подавшись вперед,
часто дыша, Володя глядел на дорогу с нетерпением, которое
становилось совершенно непереносимым.
И вот он увидел наконец! В быстро рассеивавшемся утрен¬
нем сумраке, словно сгоняя его прочь с земли, шли люди в
таких знакомых черных бушлатах, в черных шинелях, пере¬
хваченных кушаками, в бескозырках, плотно пришлепнутых,
сдвинутых с затылка на брови. Но, если бы даже и не рассмо¬
трел Володя столь знакомых ему бушлатов и бескозырок с
красными звездами и ленточками, все равно с одного взгляда
понял бы он, что это идут свои. Да, это не был парадный гу¬
синый шаг прусской выучки, каким ходили еще недавно часо¬
вые у немецкого штаба, — шаг с носка на вытянутых, словно
окоченелых ногах, будто пробующих прочность земли, прежде
чем ступить на нее. Это не был бухающий с нарочитой стара¬
тельностью топот немецких патрулей, тщившихся показать,
что они властвуют над землей, которую попирают толстыми
подошвами, подбитыми гвоздями. Нет, это был легкий и вме¬
сте с тем очень прочный, вольный, но строго подчиненный
449

одному вдохновляющему движению шаг людей, которые уве¬
ренно ступают по своей собственной земле, всегда, испокон ве¬
ку, законно им принадлежавшей и вот опять снова отвое¬
ванной.
И, уже ни о чем не думая, рывком перемахнув через огра¬
ду, кинулся Володя навстречу им. Все забыл он в это мгно¬
вение: и правила передвижения разведчиков, и все настав¬
ления Корнилова, и необходимый порядок в обращении к
начальству. Он с разбегу кинулся прямо на грудь шедшего впе¬
реди с автоматом на руке высокого моряка в фуражке с
козырьком и с красной звездочкой — должно быть, старшины.
—	Дяденька/дядечка! Товарищ командир, ой, ура!.. Раз¬
решите обратиться? — бормотал он, крепко ухватившись за
отвороты командирского бушлата.
Старшина немного оторопело глядел на него, стараясь ото¬
драть Володины руки от своего бушлата. Полные сумасшед¬
шей радости, огромные глаза смотрели с невероятно чумазою,
закопченного лица мальчишки.
—	Стой! Ты что?.. Погоди... Ну?.. Ты откуда, такой дух
черный, выскочил? — смущенно спрашивал старшина. — А ну
отцепись, что ты в самом деле!.. А ну, кому говорю?
Володя отпустил командира, справился с волнением и вос¬
торгом, которые бушевали в нем уже безудержно, отскочил
на шаг, вытянулся, приложив руку к шапке:
—	Разрешите обратиться, товарищ старшина? Командир
группы разведчиков партизанского отряда Старого Каранти¬
на Дубинин Владимир прибыл в ваше распо... то есть, нет... Вы
же сами прибыли... Нет... Дядя, вы с Черноморского флота?..
А фашистов что, уже повыгнали, да? Ой, вот уж ура, вот ура!
Он пятился перед шагающим старшиной, продолжая
держать руку у шапки, что есть силы стараясь соблюдать
положенный порядок, но сбиваясь, путаясь от счастливого
смущения.
—	Да ты хоть стань вольно, — сжалился наконец над ним
старшина. — Тянется, тянется... Стой вольно, говори толком!
Кто такой? Почему, как дух, черный весь?.. Отряд, стой! —
крикнул он своим.
Моряки остановились; задние через головы стоявших впе¬
реди с любопытством разглядывали черномазого, тяжело
дышавшего мальчугана с жарко горевшими от радости глаза¬
ми, «Верно, что дух... С того света, что ли, выскочил?.. А гла¬
зенки-то прыгают — обрадовался!.. Эй ты, дух копченый!» —
послышалось из рядов.
—	А ну, кончай! — прикрикнул на своих старшина и обра¬
тился к Володе, слегка склонившись к нему: — Ты выклады¬
вай живенько, какой такой отряд, что за партизаны?
450

Полные сумасшедшей радости, огромные глаза смотрели с невероятно
чумазого, закопченного лица мальчишки.

—	Дядя старшина, товарищ командир, мы тут в камено¬
ломнях... два месяца уже... Нам все ходы немцы цементом... а
кругом заминировали. У нас там один сильно раненный поги¬
бает... Лейтенант... У нас тут бой вышел, дядя старшина...
Я вам сейчас все скажу. Мы ведь вас... мы так вас... — И вдруг
Володя почувствовал, что он сейчас постыдно расплачется,
заревет, как девчонка. Он сам не мог понять, что с ним про¬
исходит, но ничего не мог поделать с собой. Губы у него разъ¬
езжались в стороны, горло перехватывало, он хотел сказать
еще что-то, но, махнув рукой на все правила субординации,
схватил обеими руками командира за рукав и ткнулся лицом
в толстое черное сукно бушлата, где был нашит красный су¬
конный знак минера.
—	Ну, чего ты? Подберись, малый, — успокаивал его стар¬
шина.— Натерпелся, видно, мальчонка... Теперь уж чего го-
ревать-то! Полный порядок. Ты давай, малый, подберись да
выкладывай, что тебе нужно...
Через пять минут старшина уже знал все подробности о
старокарантинских партизанах и о подземной крепости, в ко¬
торую были замурованы девяносто смельчаков.
—	Стало быть, сейчас надо будет вызволять твоих, — ре¬
шил старшина, внимательно выслушав весь рассказ малень¬
кого разведчика.
—	Нет, нет! — забеспокоился Володя. — Вы так сразу
туда не идите. Там кругом все заминировано. У нас двое на¬
ших подорвались, чуть было вылезли... Надо сперва там раз¬
минировать. Я вам покажу, дядя, где ход туда. Вы только
скажите, товарищ командир: фашистов уже всех повыгнали
отсюда? А в городе тоже уже наши?
—	Наши, дорогой, наши, со вчерашнего дня уже. Десант
был, на Феодосию и на Керчь. Штормяга только некстати вы¬
дался, а то бы еще позавчера дело кончили... Жукалов! Тарас-
кин! — вызвал он из рядов двух моряков. — Давай сюда! От¬
ведите малого к капитан-лейтенанту, доложите, как и что. Он
даст саперов, а парень укажет, где там ходы имеются. Ясно?
А пока тут надо охрану поставить, а то из населения кто-ни¬
будь кинется в каменоломни, а там — он вот говорит — мины.
Охотно верю. Действуйте!
Пока Жукалов и Тараскин вели Володю к школе в Ка¬
мыш-Буруне, где был штаб одной из частей Черноморского
флота, участвовавшей в десанте, Володя узнал от своих спут¬
ников все, что произошло за два последних дня.
А произошло вот что. В темную декабрьскую ночь кораб¬
ли Черноморского флота неслышно приблизились к берегу и
начали высадку десанта в нескольких пунктах Керченского
полуострова. Море в ту ночь бушевало, стоял десятиградус-
452

ный мороз. Суда обледеневали. Шторм достиг силы в одинна-
дцать баллов. Черные валы грозили выбросить корабли на бе¬
рег, смыть и унести в море высаживавшихся десантников. Но
моряки прыгали в ледяную воду, пробирались, погруженные по
горло, к берегу, закреплялись на каждом камне. Шторм поме¬
шал выбить немцев с первого удара. Гитлеровцы считали, что
они справились с десантом. На море продолжал свирепство¬
вать шторм, и немцы были убеждены, что советское командо¬
вание не возобновит своих попыток. Но неожиданно, в кромеш¬
ной тьме бури, в стуже декабрьской ночи, последовал второй
удар. Он был так стремителен и внезапен, что гитлеровские
офицеры, справлявшие рождественскую елку, едва успели убе¬
жать из Старого Карантина. Они не успели даже выключить
мотор передвижной электростанции, которая давала ток в
штабные помещения.
После высадки первого десанта немцы выгнали из Старого
Карантина всех жителей. Вот почему такая тишина встретила
в поселке Володю, когда он выбрался из каменоломен на по¬
верхность. Теперь со всех сторон тянулись люди, возвращав¬
шиеся в свои жилища.
Маленький разведчик сразу подумал о своей матери. Ему
очень хотелось сейчас же броситься бегом к домику дяди Гри¬
ценко, черепичная крыша которого виднелась из-за оголенных
деревьев поселка. На минутку у него мелькнула мысль: не
попросить ли провожатых сделать крюк и зайти к его матери?
Но он знал, как томятся ожиданием ничего еще не знающие
партизаны, замурованные под землей. Он вздохнул, оправил
стеганку и зашагал, стараясь попадать в ногу с моряками.
В штабе, который разместился в школе, куда привели Во¬
лодю, его выслушал человек с ознобленным, обветренным и
распухшим лицом, с воспаленными от ветра и бессонницы
глазами. На нем была морская шинель с нарукавными нашив¬
ками капитан-лейтенанта.
—	Минуточку, — сказал он, когда Володя кончил свой
рассказ. — Это, кажется, как раз то, о чем нас запрашивали...
Василенко! — крикнул он в соседний класс, откуда доносились
жужжание зуммера и монотонные голоса телефонистов.—
Василенко, а ну-ка, вызовите мне Петрова.
Когда доложили, что Петров на проводе, капитан-лейте¬
нант снял трубку с зеленого ящика на столе:
—	Слушай! Тебе давеча что говорил этот, который с Ад-
жи-Мушкая пришел?.. Да-да, от Пахомова. В каменоломнях?
В Старом Карантине? Они, понимаешь, замурованы, оказы¬
вается, уже давно. Вот кх разведчик тут явился... Да, чудом,
понимаешь, каким-то выполз. Ты б на него поглядел, на кого
он похож... И у них там раненый есть, тяжелый. Нужна сроч¬
453

ная хирургическая помощь. Да они не могут выбраться, пой¬
ми! Заминировано все вокруг. Я тебя попрошу: выдели сапе¬
ров и живей давай. Ты учти, что там люди переживают! Фак¬
тически в могиле заживо... Почти два месяца. Ну, давай, да¬
вай! Их разведчик дорогу покажет.
—	Товарищ капитан-лейтенант, а где тот самый, который
с Аджи-Мушкая? Мне командир велел с ним связь устано¬
вить.
—	Установишь, установишь своевременно, — отвечал ка¬
питан-лейтенант,— теперь уж не к спеху. Ты вот сейчас давай
с нашими саперами туда, к каменоломням вашим, — пока¬
жешь, где пройти лучше. Там небось работы на день хватит.
А ваши ведь еще не знают ничего. Вот будет им новость к
празднику!, Садись покуда, жди.
Звонили телефоны в соседнем классе, входили и выходили
люди. И при появлении каждого нового человека Володя
вскакивал со стула и смотрел с такой восторженной нежно¬
стью, словно это был самый близкий друг, с которым он не
виделся давным-давно.
Вскоре явились саперы. У них были* длинные щупы с
кружками на конце, лопатки, длинные ножницы, которыми
обрезают проволоку. Поверх шапок были надеты скобки с те¬
лефонными наушниками.
—	Ты поведешь? — спросил командир саперов у Володи.—
В таком разе доложи сперва обстановку.
Доложив обстановку, Володя уже собрался уходить вме¬
сте с саперами, но- в дверях повернулся и опять козырнул
капитан-лейтенанту:
—	Товарищ капитан-лейтенант, можно просьбу одну?
У меня тут мама... в общем, родная моя мать... Она в дом;е но¬
мер одиннадцать живет... Если, конечно, жива, то дать бьг ей
сообщение, что я целый... Можно будет? Скажите просто: Во¬
лодя... Если, конечно, можно, товарищ капитан-лейтена-нт.
—	Есть сказать, в общем, матери, что ее Володя целый,—
согласился командир. — Будь спокоен. Сделаем. Действуй!'
Когда Володя вместе с саперами: выходил за околицу Ста¬
рого Карантина и они поравнялись с бывшим инженерским
домом на окраине, маленький разведчик отпросился на минут¬
ку, обещая немедленно вернуться. Он промчался во* двор,
где уже давно замолк и остыл стучавший утром движок Он
вбежал через крыльцо в большую комнату, осторожно снял
с елки несколько крупных сверкающих безделушек, рассовал
их по карманам, содрал белые провода с маленькими цветны¬
ми лампочками и намотал их на себя. Потом он бегом вер¬
нулся к саперам.
—	Эге! Парень, видать, не зевает... расторопный, рядом
454

не клади, — пошутил старший сапер. — Весь в трофеях.
Куда ж тебе это добро?
—	Что я, для себя, что ли? — обиделся Володя. — У нас
там маленькие есть.
—	Ох ты, неужто и маленькие? А я думал, как ты, не
меньше!
—	Во-первых, я уже, как-никак, учился в седьмом классе.
И уже давно пионер, скоро комсомолец... А там у нас совсем
малявки.
*	* *
Обследовав один из входов в каменоломни, к которым
Володя привел саперов, люди убедились, что тут потребуется
не один час работы: немцы очень каверзно заминировали все
подходы к заваленным лазам.
—	Тут, парень, не один день копаться! — сказал старший
сапер. — Ну, конечно, тропочку, чтобы аккуратно одному прой¬
ти, можно будет очистить, да там еще завал видать... Вот
коли ваши бы оттуда навстречу расчищали, это бы другой
разговор был.
—	Так я же к ним через свой лаз могу хоть сейчас же! —
обрадовался Володя, которому уже не терпелось скорее вер¬
нуться к своим и первым сообщить об освобождении.
—	А не подорвешься? — спросил сапер.
—	Я ж сюда пролез.
,	— Раз на раз не приходится. Ты поаккуратней смотри.
А то, знаешь, в нашем деле на волосок обмишурился — навек
пропал... Стой, обожди! — задержал он уже кинувшегося бы¬
ло бежать Володю. — Я с тобой нашего человека пошлю.
Пусть пощупает дорожку. Вернее будет.
Сгорая от нетерпения, Володя осторожно следовал за вы¬
соким пожилым сапером, медленно двигавшимся за своим
щупом по дорожке к лазу. Маленький разведчик высовы¬
вался из-за плеча, старался заглянуть под локтями сапера,
потому что тот не велел обходить его, приказав держаться
позади.
—	Ой, дяденька, вы поскорее! Да тут же ничего нет, я же
давеча пролез и целый остался.
—	Не торопись на тот свет, поспеешь! — невозмутимо от¬
вечал сапер, медлительно шествуя впереди. — Держись за
мной, не ширяйся в сторону.
—	Честное слово, дядя, зря вы это...
—	Не спеши. Не блох ловишь. Поспеешь, — отвечал сапер
и осторожно водил своим щупом по дороге.
Но вот наконец и знакомый лаз.
Сапер даже не заметил его. Володя был очень доволен,
455

Он нарочно пропустил вперед сапера, а потом неслышно при¬
лег и скользнул в узкую расщелину.
—	Ау! — крикнул он из лаза.
—	Ну, чего еще? — отозвался сапер, оглянулся и стал,
озираясь, ничего не понимая: Володя исчез. — Эй, не балуй, го¬
ворю! Некогда мне с тобой тут в прятки играть.
—	Не спешите, дядя, не блох ловите, поспеете! — крикнул
Володя, высовывая голову из лаза. — А я уже дома. Заходите
чай пить с парадного крыльца. Спасибо, дядя, что проводили.
Только мне некогда. Наши ждут.
И он исчез.

Глава XVII
С НОВЫМ ГОДОМ!
Он бежал по узким каменным коридорам подземелья, не
зажигая спичек, уже наизусть зная каждый поворот. Как го¬
лубь летит к своему садку, непостижимо чувствуя верную до¬
рогу в пространстве, как летучая мышь в полном мраке не за¬
девает протянутых перед ней нитей, так, чутьем угадывая в
темноте путь, несся мальчик по извилистым подземным ходам,
а если где и стукался, то не чувствовал боли от ушиба.
Впереди забрезжил вялый желтоватый свет.
—	Стой! — услышал он. — Кто идет?
Его окликнули с первого поста охранения. Он узнал голос
Лени Колышкина, парикмахера.
—	Леня, что ль?
—	Ну, Леня... Это там кто?
—	Ленька, Ленька! Слушай, Ленечка, это я...
Из темноты штольни на пространство, слегка освещенное
лучом фонаря, стоявшего за выступом, выскочила маленькая
фигурка, бросилась на часового и стала тормошить его:
—	Леня, бросай пост, давай со мной в штаб! Я такое тебе
скажу... до неба подскакнешь сквозь камень. Честное пионер-
457

ское! Слышишь, Леня? Наши пришли, немцев повыгнали!
Я уже с главным командиром повидался, все объяснил... Сей¬
час нас освобождать станут. Нечего тебе уже тут стоять. Схо¬
ди с поста!
—	Слушай, ты брось... брось шутки шутить, — заволновал¬
ся Колышкин, хватая в полумраке Володю за плечо. — Ты что,
правду говоришь или так, дуришь?
—	Да правда же, Леня, правда! Идем со мной в штаб, мне
некогда, там все расскажу.
—	С поста не уйду. Не имею на то права. Ты иди, беги ско¬
рей, коль правду говоришь! Напомни там, чтобы меня сменили.
Ох ты, вот так штука! Не верится прямо...
Володя исчез в темноте, но тотчас снова показался на миг у
фонаря:
—	Ты смотри только в штаб не звони, что я сказал. Я сам
скажу. Слышишь, Леня! Прошу, как человека.
И он пропал во мраке штольни.
Еще два раза окликали бежавшего Володю караульные по¬
сты, и на каждом он успевал коротко сообщить об избавлении.
Ему было жалко растрачивать эти драгоценные слова чудес¬
ной новости, слова, которые он уже приготовил, обдумал, сорок
раз на бегу повторил про себя, чтобы они прозвучали как можно
торжественнее. Он представил себе, как вбежит в штаб,
оглядит всех командиров и скажет: «Товарищи командиры!
Явился к вам с великой вестью. Час избавления настал...» Нет,
лучше не так: «Пробил час нашего избавления! Там, над нами,
наши, Красная Армия, советская власть! Ура!» Но, так как на
каждом посту он не мог удержаться и ему приходилось хоть и
коротко, но все же сообщать о том, что он узнал наверху, глав¬
ные, прибереженные им к концу слова начинали остывать.
И, когда Володя ворвался, не доложившись, в штаб, где на не¬
го строго поглядели находившиеся как раз там Котло, Лазарев
и Корнилов, от волнения и от быстрого бега он вообще уже ни¬
чего не мог сказать.
—	Что это ты? Вернулся уже, Володя? В такой час? —
спросил, вставая, Корнилов.
—	Беда, что ль, какая? — Комиссар нагнулся к нему и под¬
нес к лицу фонарь.
—	Наши там, наверху, пришли наши! Скорее! — закричал
Володя, забыв все приготовленные им выражения. — Моряки
там... Красная Армия... Десант был. И в Феодосии тоже... Сей¬
час саперы работают, и можно наверх...
Все встали. Три фонаря разом приблизились к лицу маль¬
чика. Трое командиров молча заглянули ему в глаза. Синие,
красные, желтые елочные лампочки на белых проводах, кото¬
рыми был обмотан Володя, отразили свет фонарей.
458

—	Стоп! — негромко, сорвавшимся голосом проговорил Ла¬
зарев.— Не частй так. Не разберу ничего. Давай сначала, по
порядку.
И, уже совсем отказавшись от роскошно приготовленного
плана извещения, боясь, что ему не поверят, Володя с учениче¬
ской готовностью и не будучи в силах отдышаться от радости,
распиравшей его, рассказал командирам подробно о том, как
поразила его утром, когда он вылез на поверхность, непонят¬
ная тишина в поселке, и как он увидел в инженерском доме
елку, брошенную немцами, и как встретил моряков, и как при¬
вел саперов. Он кончил, облизал пересохшие губы и выжида¬
тельно поглядел на командиров. Он уже заранее представил
себе, еще когда бежал сюда, как вскочат они, услышав порази¬
тельную весть, как закричат. Но командиры молчали. Только
Лазарев прокашлялся и, повернувшись к комиссару, низким
голосом раздельно и тихо проговорил:
—	Ну, Иван Захарович...
Комиссар молчал, медленно откидываясь и расправляя
свои широкие плечи.
А Корнилов тихо произнес:
—	Значит, дождались и мы...
И вдруг комиссар шагнул вперед, схватил левой рукой — в
правой у него был фонарь — Володю за плечи.
—	Володька, ты... мальчуган... — глухо проговорил он и
крепко прижал к себе маленького разведчика.
Что-то слабенько хрустнуло. Володя испуганно отстранил¬
ся, высвобождаясь. На пол посыпались серебряные скорлупки,
и Володя вытащил из нагрудного кармана раздавленную елоч¬
ную безделушку.
—	Что-то я тебе повредил? — испуганно осведомился ко¬
миссар.
—	Это я для Оли да малышам нашим с немецкой елки
принес.
—	Эх, ты... Какой я косолапый! — окончательно смутился
комиссар.
Но будто вместе с раздавленной елочной игрушкой лопну¬
ло и оцепенение, в котором находились сейчас эти люди, два
месяца несшие ответственность за жизнь почти сотни своих то¬
варищей.
Командиры, что-то говоря наперебой, смеясь, кинулись
жать друг другу руки, обниматься. Корнилов аккуратно смо¬
тал с Володи провода с лампочками и уже потом заключил
его в свои объятия. И понеслась по подземным коридорам
ошеломляюще радостная весть об освобождении. И долго еще
Володя перелетал из одного объятия в другое и оказывался то
в этом штреке, то в соседнем и чувствовал на своей щеке поце-
459

луи, слезы, а на спине — веселые тумаки от друзей-пионеров,
пока не почуял жар и запах кухонной плиты и не очутился на
камбузе, где его приняли в свою хватку длинные, цепкие руки
дяди Манто. И все разом замолкли, понимая, что уж на этот
раз дядя Яша отличится, произнеся какую-нибудь необыкно¬
венную остроту, которую потом будут повторять годами.
Но Манто посмотрел на всех и сказал:
—	Вы, конечно, ожидаете, что я вам скажу сейчас такое,
что вы будете смеяться всю жизнь. Но о чем я могу сказать
после того, что сказал наш Володечка? У Якова Манто весе¬
лых слов хватало и хватит на все трудные случаи жизни, не
сомневайтесь. Но на такой случай у Якова Манто нет слов. Он
молчит. Вот это и запомните.
И он, сморгнув, отвернулся, делая вид, что ему необходимо
что-то поправить на плите. Все замолчали тоже. Но тут кто-то
из партизан вдруг спохватился:
—	Товарищи, который час? Надо сменяться, заступать на
объекте. Дядя Яша, давай снидать, пора на вахту.
Все по привычке заторопились. Стали разбирать посуду,
потому что пришел час сменять на строительстве «объекта
№ 1», где пробивали спасительный выход из замурованных ка¬
меноломен.
—	Погодите! — закричала дежурная по кухне Надя Шуль¬
гина, уже принявшаяся сама было расставлять миски на
столе. — Погодите, — повторила она, пораженная какой-то
внезапной мыслью. — Ведь теперь же не надо, наверное, уже
пробивать выход. Ведь наверху уже везде свободно. Вы
только, граждане, подумайте! Везде свободный выход...
И тут только, сейчас, окончательно дошло до сознания лю¬
дей, что они свободны, что не надо пробиваться сквозь камень
к жизни, что жизнь, отвоеванная заново, ждет у каждого выхо¬
да, готовая принять их в свои свежие, солнечные, просторные
объятия.
Однако надо было еще расчистить эти выходы и первым
делом поднять на поверхность Ваню Сергеева, которого, мо¬
жет быть, еще не поздно было оперировать и этим спасти. Ока¬
залось, что Лазарев, сняв бойцов, работавших на «объекте
№ 1», уже направил их в штольню, указанную Володей, чтобы
разобрать завал и облегчить работу саперов, действовавших с
поверхности. Все бросились в ту штольню. Корнилову, во всем
любящему порядок, пришлось строго следить за тем, чтобы
лишние люди не толпились в штольне и не мешали друг другу
работать.
Надо ли рассказывать, что было дальше, когда саперы, раз¬
минировавшие вход, и партизаны встретились у выхода из за¬
вала и по-братски обнялись друг с другом! Как самых дорогих
460.

на свете гостей, повели за руку старшего сапера и его товари¬
щей вниз. Партизанам выходить на поверхность было пока не
приказано: опасались мин, еще не убранных саперами. Через
расчищенный проход первым выскочил на снег комиссаров Пи¬
рат, вдруг почуявший, что теперь можно уже выйти на волю.
Он кувыркался, подпрыгивал в воздухе, громко лаял, катался
по снегу, успел лизнуть в нос Володю и так шумно и беспокой¬
но для всех выражал свою радость, что в конце концов при¬
шлось приструнить его. Получив трепку, Пират присмирел и
вернулся на камбуз, где лег возле очага дяди Манто, обиженно
вздыхая: «Эх, мол, жизнь наша собачья! И погавкать-то на ра¬
достях как следует не дадут». Но, получив от дяди Яши пре¬
восходный пончик с консервированным мясом, Пират в конце
концов с жизнью примирился.
Между тем старший сапер объяснил командиру, что пока
проход проделан очень узкий, идти по нему можно только
гуськом, в затылок, в сторону не сбиваться, так как все кругом
заминировано, а на улице уже вечер — легко ошибиться. Сапе¬
ры просили потерпеть до завтрашнего дня, чтобы с рассвета
начать работу и тогда уже выводить всех людей без опасения
на волю. Поэтому Лазарев поставил часового у входа и строго-
настрого велел никого не выпускать без разрешения коман¬
дира.
Прежде всего надо было позаботиться о раненых. С боль¬
шим трудом и всяческими предосторожностями вынесли на
поверхность Ваню Сергеева. С ним отправилась в госпиталь
докторица Марина. Остальных раненых можно было пока не
тревожить.
К ночи Лазарев разрешил выйти на поверхность Шульгину
и Пекерману. До этого оба были вызваны в штаб, где в то вре¬
мя находился и Володя Дубинин, и все долго совещались о
чем-то. Самого Володю командир наверх больше не пустил и,
как тот ни просился, приказал ему остаться под землей и гото¬
виться к праздничной встрече Нового года.
Володя вызвал своих пионеров — Толю Ковалева и быстро
поправившегося на радостях Ваню Гриценко, — и они приня¬
лись за работу. Партизаны видели, как ребята притащили за¬
чем-то электрическую проводку, которая была давно сорвана с
шахты главного ствола, где в мирное время был электрический
свет. Пионеры укрепили проводку и большие лампы на сте¬
нах. Надя Шульгина и Нина Ковалева вырезали из старых,
отсыревших газет кружева и украшали ими полки на камбузе.
Дядя Яша Манто, весело напевая «В лесу стоял и шум
и гам, справляли птицы свадьбу там», готовил грандиозный
новогодний пирог, аромат от которого растекался по всему
подземелью.
461

—	Нет, это не земной аромат, — приговаривал дядя
Яша, — это не земной аромат — это подземный аромат.
А к ночи явились гости, с трудом пробравшиеся по узкой,
расчищенной саперами тропке. Тут были и старшина, с кото¬
рым утром встретился Володя, и капитан-лейтенант, послав¬
ший саперов в каменоломни, и незнакомый товарищ из Керчи,
и посланец от аджи-мушкайских партизан Пахомова. Все они
прошли в штаб.
—	Богато живете, ей-богу! — приговаривал капитан-лейте¬
нант, оглядывая подземелье, ящики и шкафы, каменные ле¬
жанки и принюхиваясь к соблазнительным ароматам, которые
доносились из подземного царства дяди Яши.
Пришедшие взволнованно оглядывали жадно обступивших
их закоптелых, исхудалых людей с белыми промоинами от ра¬
достных слез на черных щеках. Гости видели аккуратных часо¬
вых, стоявших на своих постах, чисто подметенные ходы пеще¬
ры, портрет Ленина, винтовки в стойках, противогазы над каж¬
дой лежанкой.
—	Порядок, глядите, порядок! — говорил довольный капи¬
тан-лейтенант.— Что тебе на подлодке хорошей!
—	Да, в автономном плавании были, — отозвался Котло.
Между тем Шульгин тащил от расчищенного входа длин¬
ный кабель, шушукался в потемках с Володей и его пионера¬
ми, то и дело бегал наверх, пользуясь данным ему на этот ве¬
чер разрешением командира. Словом, всем было ясно, что он
готовит сюрприз.
В большом, просторном коридоре, между штабом и камбу¬
зом, уже ставили столы, скамьи, ящики, тумбы из ракушечни¬
ка. Партизанские хозяйки, вытащив оказавшиеся у них припа¬
сенными нарядные скатерти, снесенные сюда, вниз, подальше
от немцев, накрывали ими длинный праздничный стол. Надя
Шульгина, маленькая Оля Лазарева и Нина Ковалева укра¬
шали небольшую елочку, притащенную Пекерманом сверху.
Это была, правда, не елка, а маленькая сосенка, но она, конеч¬
но, вполне могла сойти за елку. Чем плоха, в самом деле!
А когда повесили на нее красные флажки и украинское мони¬
сто, пожертвованное на этот случай Ниной, и перевили ветви
проводами с трофейными лампочками Володи Дубинина, а на
самой верхушке укрепили настоящую красноармейскую звез¬
ду, то все убедились, что на свете и не было никогда елки луч¬
ше, чем эта.
Занятый всеми этими чудесными приготовлениями, Володя
и не заметил, как Пекерман вызвал в боковую штольню Нину
Ковалеву, а она крикнула туда же Надю. Володя насторожил¬
ся и услышал голос, один звук которого заставил дрогнуть и
отчаянно забиться его сердце.
462

—	Ох, темень-то, духота у вас какая! — донеслось до него
из штольни. — А где ж Вовочка-то?..
—	Володька! Слышишь? — закричал Ваня Гриценко.—
Это ж тетя Дуся, честное слово! К тебе мать пришла...
Володя не знал, что капитан-лейтенант сдержал свое слово
и послал сообщить матери маленького разведчика о ее сыниш¬
ке. И Евдокия Тимофеевна тотчас же кинулась к каменолом¬
ням. Ее не пустили туда, за проволоку, моряки, поставленные
в оцепление. Она простояла там до позднего вечера, пока ра¬
ботали саперы, а потом увидела Шульгина, и партизаны, полу¬
чив особое разрешение командира, с великой осторожностью
провели узкой тропой Володину мать в подземелье.
Услышав голос матери, Володя разом соскочил с табурет¬
ки, стоя на которой он укреплял плакат на каменной стене, и
кинулся в боковой проход.
—	Куда же ты? — удивился Ваня,
—	Сейчас! Скажи, я... сию минуту вернусь.
А дядя Гриценко уже бежал навстречу Евдокии Тимо¬
феевне.
—	Здравствуй, Дуня! — Они обнялись. — Здравствуй, Ев¬
докия Тимофеевна!— Они еще раз поцеловались. — Здорово,
кума дорогая! — Они поцеловались в третий раз. — Вот и сви¬
делись, слава богу, живые. Как там Анюта-то моя? Не слы¬
хать? Забрали ее, слыхал...
—	Выпустили ее. В Керчи она, у свояченицы пока.
—	Ну, спасибо тебе за добрые вести, дорогая! Вот радость-
то у нас!
—	А где ж Вовочка-то? — слегка задыхаясь и беспокойно
вглядываясь в полумрак, спросила Евдокия Тимофеевна.
—	Да сейчас он тут с Ваней был... Вовка, где ты там? Мать
пришла, а он...
—	Он сейчас, сию минуту... — поспешил объяснить Ваня. —<
Здравствуйте, тетя Дуня! С наступающим праздником вас!
—	Да, праздник уже к нам пришел, — откликнулся дядя
Гриценко. — Ну вот он, твой Вовка.
Мать стремительно обернулась и увидела Володю. Он уже
успел сбегать в свой штрек и теперь стоял в полном снаряже¬
нии боевого партизана: две гранаты на кушаке, плотно стян\в-
шем стеганку; за плечом на ремне знаменитый обрез — пионер¬
ская пушка; поперек живота—трофейный немецкий автомат
«шмайсер». Голову Володи венчала ушитая, но тем не менее
сползавшая на брови и топырившая ему уши бескозырка с
золоченой надписью «Береговая оборона» — память о погиб¬
шем Бондаренко.
Володя решил явиться к матери во всей своей партизанской
красе. Вот он, сбылся желанный, загаданный час свиданья!
463

—	Здравствуй, мама, — неверным баском,- в котором вдруг
появилась сипотца, проговорил Володя, козырнул, но сам сму¬
тился и протянул матери руку: —Ну, как поживаешь? Здо¬
ровье твое ничего?
Ему было уж очень неловко держать в руке немецкий ав¬
томат, и вообще все вышло не так, как он задумал. Да и мать
как-то заробела и стеснялась посторонних, подавленная непри¬
вычной обстановкой подземелья. Озабоченно всматриваясь в
изменившиеся черты Володиного лица, она тихо ответила:
—	Ох, Вовочка, здравствуй, дорогой! Ничего здоровье, спа¬
сибо тебе. Как ты тут?
—	Я... тоже ничего. Обыкновенно. А от папы есть что?
—	Где ж тут можно было — от папы? Ведь у нас немцы
стояли.
—	Знаю я...
—	Да поцелуйтесь вы, шут вас возьми совсем! — не вытер¬
пел дядя Гриценко. — Одичал совсем парень. Столько мать не
видал, такое время пережили, а он ей ручку тянет! Тьфу!
Володя подошел к матери, придерживая одной рукой гра¬
наты, другой — очень ему мешавший проклятый немецкий ав¬
томат, и неуклюже поцеловал Евдокию Тимофеевну в щеку.
Она схватила его чумазые щеки, стиснула ладонями и стала
целовать, разом залив его лицо своими слезами.
Но тут послышались твердые, крупные шаги. Володя живо
отскочил от -матери, оправляя куртку, пряча за спину оружие.
Вошел комиссар, за ним шли Лазарев, Жученков, Корнилов и
гости с поверхности.
В руках у комиссара был большой исписанный лист бумаги.
Партизаны стали рассаживаться на скамьях и табуретках. Ко¬
гда все разместились, командир Лазарев спросил, обращаясь
в сторону боковой штольни:
—	Ну, Шульгин, как у тебя там?
—	Все в порядке. Дело на мази! — донеслось из штольни.
—	Ну давай тогда!
И внезапно все, что было два месяца совсем почти черным
или в редких случаях желто-серым, вдруг, в одно мгновение,
стало ослепительно белым. Люди зажмуривались, прикрывая
ладонями глаза.
Это вспыхнули электрические лампочки, нити которых на¬
калил ток от немецкого движка, притащенного партизанами к
входу в каменоломни. В том и был задуманный сюрприз Шуль¬
гина и Пекермана.
Крохотные цветные огоньки зажглись в ветвях новогодней
елки. Как празднично и уютно выглядело сейчас еще за мину¬
ту до этого мрачное каменное подземелье! Но, когда люди не¬
множко пообвыкли, пригляделись к свету и вытерли слезящие¬
464

ся глаза, оглушительный хохот раздался в недрах каменоло¬
мен. Люди смотрели друг на друга и хохотали до упаду, валясь
с табуреток, припадая грудью к столу, колотя друг друга по
плечам и спинам. Какие все были чумазые, грязные, закопте¬
лые!
Надя и Нина вырывали друг у друга зеркальце, смотрелись
в него, закрывались руками. Никак не могли прийти в себя
партизаны, впервые за два месяца разглядевшие друг друга.
Долго не смолкал богатырский хохот, сотрясавший самые от¬
даленные каменные закуты подземелья, и часовые у входа при¬
слушивались к нему: «Что там такое внизу — обвал, что ли?»
А потом, когда все наконец угомонились, встал комиссар
Котло. Дядя Яша Манто бережно поставил посреди стола свое
дивное творение — исполинский пирог с пятиконечной звездой,
искусно выложенной на корке цукатами. Потом он и тетя Ки¬
ля разлили всем по кружкам и стаканам то, что имелось в не¬
прикосновенном запасе отряда. И комиссар произнес речь,
—	Товарищи, — сказал комиссар, — дорогие товарищи,
боевые друзья! С великой радостью встречаем мы сегодня Но¬
вый год, который мы начинаем праздником нашего избавления.
Вот товарищи с флота сообщили, что твердо стоит на своем
месте Москва и крепко ударила Красная Армия по немцу под
Москвой: откинула его... И хочется мне сказать вам...
—	Простите, товарищ комиссар,— наклоняясь к уху Кот¬
ло, прошептал подбежавший Пекерман. — Я приемник нала¬
дил, из Москвы товарищ Калинин говорит.
—	Калинин говорит! — прошло вокруг всего стола.—Ми¬
хаил Иванович говорит!
Стало очень тихо, только слышно было, как болтает ножка¬
ми, стукая каблуками о табурет, маленькая Оля Лазарева,
притихшая на коленях у матери и не сводившая глаз с лампо¬
чек на елке.
И из небольшого картонного рупора, который принес, воло¬
ча за собой длинный провод, Пекерман, послышалось:
-- Дорогие товарищи! Граждане Советского Союза! Рабо¬
чие и работницы! Колхозники и колхозницы! Советская интел¬
лигенция! Бойцы, командиры и политработники Красной
Армии и Военно-Морского Флота!
При этих словах Михаила Ивановича Калинина сидевший
возле Лазарева капитан-лейтенант оправил китель, бросил
взгляд на старшину, а тот приосанился и поглядел на окру¬
жающих.
—	Партизаны и партизанки! —продолжал Калинин, и все,
кто был за столом, радостно переглянулись, подталкивая друг
друга локтями. — Жители советских районов, временно захва¬
ченных немецко-фашистскими оккупантами! (Тут все посмот-
15 Улица младшего сына
465

рели на Евдокию Тимофеевну.) Разрешите поздравить вас с
наступающим Новым годом! А по случаю наступления Нового
года разрешите представить вам краткий итог войны... — доно¬
силось из рупора — нет, не из рупора, который держал в руках
Пекерман, а из самой Москвы.
Тихо сидели партизаны. Кто рот приоткрыл, весь подав¬
шись вперед, кто руку щитком приложил к уху; этот уставился
в одну точку и губы прикусил, а другой, сосед его, положил
ему руку на колено и даже зажмурился, весь обратившись в
слух, в один лишь слух.
А Михаил Иванович Калинин говорил им из Москвы голо¬
сом немало пожившего и много на свете повидавшего мудрого
человека, верно знающего, как дальше все пойдет:
—	Красная Армия двадцать дней назад перешла на ряде
участков фронта от активной обороны к наступлению на вра¬
жеские войска...
С гордостью поглядывали военные гости, моряки, на хозя¬
ев, вызволенных ими из смертной беды. Тем временем Михаил
Иванович говорил:
—	...И за это время героической Красной Армией освобож¬
дены от немецко-фашистских оккупантов Ростов-на-Дону, Тих¬
вин, Елец, Рогачев...
Володя, выхватив из кармана свою пионерскую записную
книжечку и огрызок карандаша, щедро помусолив его, кое-как
поспевая, заносил названия освобожденных городов.
—	...Дубно, Богородицк, Калинин... — сообщал голос из ру¬
пора, и все радостно засмеялись: всем было приятно, что Ми¬
хаил Иванович сам сказал об освобождении города, носящего
его имя. А Председатель Президиума Верховного Совета Сою¬
за Советских Социалистических Республик продолжал неспеш¬
но перечислять освобожденные города: — ...Козельск, Угод-
ский завод, Керчь, Феодосия...
Ух, как зааплодировали все, услышав эти родные назва¬
ния!
—	...Калуга, — сказал Калинин.
—	Вон она, моя дербень-дербень родная! — откликнулся
Юров, тоже, как и Ковалев, бывший чапаевец, и все потяну¬
лись к нему с кружками и стаканами поздравляя.
И вот стало слышно партизанам то, чего не слышали они
около двух месяцев, — как четырежды сыграли в Москве над
Красной площадью всем до сладкой боли знакомую колоколь¬
ную мелодию куранты и ударили полночь часы Кремля. Новый
год наступил в Москве. Бамм!.. Бамм!.. Твердым, звонким
солдатским шагом ступил он с Красной площади в мир, год
1942-й. Он шагал над страной, он пришел в освобожденные го¬
рода, перемахнул через линию фронта, туда, где его шаги слу¬
466

шали тайно, припав ухом к эбонитовой чашке припрятанного
приемника. Новый год был на земле! И здесь, под землей,
в каменоломнях Старого Карантина, куда теперь свободно
втекали струи сладчайшего вольного воздуха, наступил
Новый год.
Отозвавшись на новогодний звон кремлевских часов, креп¬
ко сшиблись одна с другой сдвинутые над столом сильными ру¬
ками жестяные походные кружки, простецкие зеленоватые ста¬
каны из столовки Старого Карантина, самодельные чарки из
консервных банок. Кружка о кружку, стакан о стакан — чокну-*
лись и выпили, крякнув, подземные партизаны.
—	С Новым годом, друзья-товарищи!..
А когда было выпито по второй и по третьей, опять взял
слово Иван Захарович Котло. Встал он строгий, сумрачный, но
чистым, ровным светом тронуло вдруг все его широкое лицо.
И сказал комиссар:
—	Не все те, кто делил с нами партизанскую нашу высокую
долю, чья добрая дружба светила нам в подземной ночи, что
тянулась без малого восемь недель, сели с нами сегодня за
этот наш стол. Нет с нами первого нашего командира — това¬
рища Зябрева, дорогого нашего Александра Федоровича. Не
сидят с нами наши лучшие разведчики Влас Важенин и Нико¬
лай Макаров. Нет меж нас Ивана Гавриловича Шустова и
Пантелея Москаленко. Недолго пожил с нами молодой моряк
Николай Бондаренко. Встанем, братья-партизаны и товарищи
гости, — каждый про себя — без лишних слов выпьем в эту
ночь за светлую их память!
Все поднялись молча и тихо стояли, потупив голову, мед¬
ленно опустив, осторожно ставя на стол, чтобы не стукнуть не¬
нароком в нерушимой тишине, свои кружки.
Когда все снова сели, командир отряда Семен Михайлович
Лазарев встал с большим листом крупно исписанной бумаги,
надел очки и прочел приказ — последний приказ по подземной
крепости. Читал Семен Михайлович долго. То и дело все вста¬
вали, хлопали и тянулись чокаться с партизанами, имена кото¬
рых вычитывал в приказе командир. Володя, сидевший возле
матери, украдкой тоже выпил стаканчик вина. В голове у него
с непривычки шла превеселая карусель, отчего ему было очень
хорошо и все время хотелось беспричинно смеяться. Поэтому
он даже не сразу расслышал, как Лазарев прочел, что за об¬
разцовое выполнение боевых заданий командование партизан¬
ского отряда представило командира группы юных разведчи¬
ков пионера Дубинина Владимира к награждению орденом
Красного Знамени.
Батюшки, что тут началось! Все потянулись чокаться, ста¬
ли подливать и Володе, а Евдокия Тимофеевна, обеими ладо-
467

нями прикрыв Володину эмалированную кружечку, твердила,
поворачиваясь налево и направо:
—	Ох, уж не надо ему! Он у нас к этому не приучен. Спа¬
сибо вам на добром слове... Володенька, ты поблагодари как
следует товарища командира. Что ж ты молчишь?
Пионеры не переставая кричали «ура», пока дядя Грицен¬
ко не постучал им легонько по спинам, а кое-кому и по затыл¬
ку тихонечко приложил. Хотели было даже качать командира
юных разведчиков, да, примерившись глазами, увидели, что
можно его сразу зашибить о низкий каменный свод подзе¬
мелья.
А комиссар сам подошел к Евдокии Тимофеевне, чокнулся
с ней, взял ее руку в свои, задержал, не выпуская:
—	Спасибо вам, Евдокия Тимофеевна! Благодарность от
нашего командования и всего отряда! Хорошего сына вы вы¬
растили. Честь вам, хвала и слава!
—	Спасибо вам на добром слове! — отвечала Евдокия
Тимофеевна. Она вся раскраснелась от похвалы, и такая
милая, застенчивая красота вдруг залучилась^ на ее усталом,
тревожно-ласковом лице, что все залюбовались ею, а Володя
мысленно выбранил себя, что из-за глупого форса он не так
ласково, как надо бы, обошелся с матерью. — Спасибо вам, —
продолжала Евдокия Тимофеевна. — Только ведь я не одна
выращивала...
—	Да, я слышал, слышал. У вас муж молодец, хороший
коммунист, говорят. От отца много зависит, это верно. Но
мать...
—	Да ведь тут не только мы с отцом. А жизнь-то, ученье,
власть-то вся советская на что? Разве я без нее бы воспитала!
Ведь он, сами знаете, какой...
Володя под столом дернул ее за платок, проворчав уголком
рта: «Нашла тоже время»...
—	Это, конечно, верно, — засмеялся Котло, — с таким од¬
ной не управиться. Что правильно, то уж правильно! Признать¬
ся хотя, скажу вам, я очень тихих тоже не жалую. Мы сами на¬
род не очень тихий: нас камнем завали, в земле закопай — и
то сверху слыхать!
—	Да, уж, видно, тихая жизнь не про нас, — вздохнула Ев¬
докия Тимофеевна. — Вот я, даром что женщина, а в санпоез-
де на гражданской служила. Там ведь и с Никифором Семено¬
вичем, вот отцом его, встретились. И опять вот война...
—	Нет, не для нас писана тихая жизнь, не для нас с вами,
Евдокия Тимофеевна!
—	А ведь будет когда-нибудь такая.
—	Будет, непременно будет! Того ж ради мы вот с вами и
встречаем Новый год тут. Чтоб мир настал во всем мире!
468

Ужин подходил к концу, когда в подземелье появились еще
двое незнакомых вооруженных, но одетых в штатское платье
людей. Их привел партизан из верхнего караула.
Караульный хотел что-то сказать командиру, но сидевший
за столом между Лазаревым и комиссаром товарищ из Керчи
весело помахал рукой прибывшим и негромко пояснил:
—	Это за мной! Наши люди. Поднесите им новогоднюю—*
и я пошел!
Но в это время один из гостей оторопело уставился на
Евдокию Тимофеевну и неуверенно, хотя и старательно
произнес:
—	Здравствуйте, Евдокия Тимофеевна... Привет вам от
комбата.
К удивлению Володи, Евдокия Тимофеевна со странной
многозначительной строгостью в голосе отвечала:
—	Здравствуйте. Кланяйтесь и вы. Что он новенького пере¬
дать просил?
Гости засмеялись.
—	Да на сегодняшний день ничего, кроме спасиба большо¬
го.— Оба подняли налитые им чарки. — За ваше здоровье, Ев¬
докия Тимофеевна!
Евдокия Тимофеевна подтолкнула к ним Володю:
—	Познакомься, Вовочка. Это Виктор, а это вот Леонид.
—	Так точно, Самохин Виктор и Агеев Леонид. Теперь уж
можно представиться полностью, — отвечали наперебой оба
гостя.
А один из них, тот, который назвался Агеевым, добавил, об¬
ращаясь к Володе:
—	Ну, браток, мать и сестренка у тебя, скажу я, боевые!
Помогли нам хорошо.
Все обступили их, сдвигая скамейки, прося гостей расска¬
зать обо всем подробнее.
И онемевший от удивления Володя услышал историю о
комбате, о тайном складе оружия, о кастрюлях... Володя слу¬
шал, совершенно сраженный...
«Так вот какими делами занимались те, кто оставался на¬
верху! Ай да мама, ай да Валентина!»
После ужина отодвинули в сторону столы, и начался кон¬
церт. Конферансье, дядя Яша Манто, блистал своим остроуми¬
ем. Надя Шульгина и Нина Ковалева исполнили дуэтом под¬
земные партизанские частушки.
Дядя Яша превзошел самого себя в этот вечер. Он читал те¬
леграммы, полученные из центра земли, — по соседству, как он
выражался. Затем сообщил, что еще бы немножко, и он уже
почти прокопался в камне «на ту сторону» — до самой Амери¬
ки. Затем он, аккомпанируя себе на расклеившейся от сырости
469

мандолине, нещадно дребезжавшей, хотя Яков Маркович и
придерживал пальцами отклеившуюся деку, исполнил свой ко¬
ронный номер: «В лесу стоял и шум и гам, справляли птицы
свадьбу там, тюрлюр-люр-лю...» Все подхватывали знакомый
припев, а дядя Яша изображал то грача-жениха, то невесту-
цаплю с хохолком, то старого филина-попа, то сваху-утку, то
ревнивого воробья, влюбленного в цаплю, то остряка-сыча, про¬
износящего на птичьей свадьбе спич нисколько не хуже, чем
делал это сам дядя Яша Манто на партизанских праздниках.
Ему долго хлопали, а потом тот же дядя Яша, как ни упи¬
рался Володя, вытащил командира юных разведчиков под
лампу. Все закричали: «Просим, просим!»
И Володя, щеки которого пылали ярче пионерского галсту¬
ка, празднично повязанного поверх куртки, спел под аккомпа¬
немент мандолины своего любимого «Матроса Железняка»
Его чистый, только начинавший ломаться голосок ладно
сливался с дробной трелью мандолины. Он пел, постепенно
расходясь, воодушевляясь. Вспомнил матроса Бондаренко,
которому певал эту песню, и чистая, как слеза, сдержанная
печаль вошла в его песню. Пригорюнилась, утерев кончиком
платка уголок глаза, Евдокия Тимофеевна. Притихли самые
смешливые молодые партизаны, и шумно вздохнул во всю
свою просторную грудь комиссар Иван Захарович Котло.
...Лежит под курганом
Овеянный славой
Матрос Железняк, партизан...
Необыкновенной была вся эта ночь, столько сулившая на
завтра. И, верно, не было бы конца веселью, песням и пляскам,
если бы не начал сдавать немецкий движок. Сначала медленно
желтея, потом став тоненькими, красными и, наконец, совсем
остыв, пропали волоски в лампочках. Погасли огни на немуд¬
рящей партизанской елке. И стало опять темно в каменолом¬
нях, темнее, чем раньше было, — так, по крайней мере, сперва
показалось после яркого электрического света. И снова зачир¬
кали спички, зажглись во мраке фонари «летучая мышь», на¬
селяя подземелье размашистыми тенями. Высунули огненные,
сверкающие жала лампочки-карбидки. Партизаны начали
укладываться на покой.
Евдокия Тимофеевна, не выпуская Володиного локтя (за
который она боязливо ухватилась, как только погас свет), по¬
чувствовала себя заблудившейся в этой кромешной путанице
сшибающихся друг с другом теней, мутных, плутающих про¬
светов, мерцающих отблесков, медленно тонущих в бездонном
мраке.
470

—	Страсть-то какая! — прошептала она. — Как же в теме¬
ни такой жили?
—	А очень просто, мама, — пояснил Володя. — Это тебе
так с непривычки. Ты держись за меня, не теряйся.
Он ловко заправил лампочку-шахтерку, покачал насоси-
ком, чиркнул спичкой. Лампочка зашумела, вонзив в темноту
белое лезвие пламени.
—	Ты, мама, у меня ляжешь, — сказал Володя. — У меня
прямо не лежанка, а целый саркофаг царя Митридата. А Ваня
у отца ляжет. Ох, у нас здорово! Сейчас увидишь, мама, как
уютно. Прямо как хорошая тебе гробница.
—	Да что ты такое говоришь, Вовочка! И так тут страшно,
а ты еще с глупостями своими...
Володя провел мать в свой уголок, в первом шурфе от шта¬
ба, осветил его лампочкой:
—	Видишь, мама: вот тут мы с Ваней спим. А с этой стенки
воду лизали, когда пить было нечего. Смотри, белая дорожка:
это я копоть языком полизал... А тут, видишь, гвоздем зарубки
делал каждый день, вроде как календарь. Вот сейчас сделаю
последнюю, пятьдесят вторую. Так. А вот тут звездочки над
зарубкой. Одна, другая... Считай сама. Это значит: в тот день
я на разведку ходил.
Пять звездочек насчитала мать. Пять раз выходил ее маль-»
чуган через потайные лазы на поверхность, где каждый шаг
грозил ему гибелью, всякое неосторожное слово, малейшее не-*
рассчитанное движение влекли за собой верную смерть.
При свете шахтерской лампочки она оглядывала подзем--
ную обитель сынишки.
Значит, вот тут он провел два месяца. Здесь он спал, при¬
слушиваясь к каждому шороху в недрах камня. Вот лежал его
учебник, стоял прислоненный к стене трофейный немецкий
автомат, висели на выступе камня бескозырка, стеганка. Про¬
коптившееся насквозь одеяло прикрывало тюфяк, набитый
соломой.
—	Дай я хоть обмету у тебя немножко, а то вон сколько
натрясло трухи-то. Веник у вас тут водится?.. А, вон! Сама ви¬
жу. Дай-ка...
Ловкими руками она выхватила из рук Володи веничек —
раз-раз!—двумя-тремя точными, не сильными движениями
обмахнула соринки на камне возле тюфяка, подмела на каАмен-
ном полу.
—	Ну, все ж таки чуток почище, — сказала она и сняла с
себя платок. — Давай спать, сынок. Сморилась я что-то за
день. — Она зевнула, прикрыв рот горстью. — К стенке тебя,
что ль, пустить?
—	Нет уж, довольно, не маленький! — сейчас же запроте¬
471

стовал Володя. —Ты давай сама к стенке, а я с краю лягу, а
то ты не привыкла к этому саркофа... тьфу... ладно, я шучу
так... на лежанке-то партизанской не спала никогда. С нее еще
упадешь ночью.
Володя уже сам совсем засыпал на ходу: шутка ли сказать,
сколько вместил необыкновенный этот сегодняшний день!
Он зевал с таким ожесточением, что у него трещало возле
ушей.
Мать принялась устраиваться под каменной стенкой, обми¬
ная шуршавший соломенный матрац. Большим полукруглым
гребнем она расчесала длинные волосы, заплела их в косу на
ночь.
Володя спросил:
—	Ну, как тебе—ничего, удобно, мама? Хорошо?
А ей бы и ка голых камнях сейчас было мягко! И он еще
спрашивал, хорошо ли матери, которая снова видела рядом с
собой своего, казалось, уже навсегда потерянного сына!
—	Мне тут хорошо, Вовочка, — сказала мать. — Ты сам
ложись, а то устал. Вон как раззевался...
—	Мама! — проговорил Володя, укладываясь рядом с ма¬
терью.— А знаешь ты, мама, что я ведь тебя недавно видел, и
совсем близко, мама... Вот как отсюда и дотуда...
Он свел брови и потерся подбородком о плечо, вспомнив,
как хотелось ему тогда, лежа за промерзшей кадкой, обнять
мать, которую он разглядел через окно. А вот сейчас мама бы¬
ла совсем рядом, как тогда, когда они ехали к отцу в Мур¬
манск и спали на узкой вагонной полке. И он мог теперь об¬
нять ее, но почему-то стеснялся. Ему вспомнилось лицо матери
тогда, в окне. И вдруг такая огромная нежность сжала его
сердце, так толкнулась к его горлу, что он чуть не задохнулся.
Он повернулся к матери, торопливо прижался к ее плечу, об¬
хватил ее рукой за шею, заговорил тихо, в самое ухо, сдувая
мешавшие ему волосы с материнской щеки:
—	Видел... Через окно тебя видел... Я на разведке был и
так вдруг соскучился... захотел на тебя поглядеть... А у вас там
немцы везде были. Я за кадкой спрятался, и ты как раз в
окне... Шила что-то. А я все лежал и все смотрел, смотрел.
А потом ты вдруг встала и штору опустила... А я уполз, Ваня
меня дожидался...
Мать слушала молча, тихо гладя его круглый затылок.
Смотрела ему в глаза, потрясенная, чувствуя себя почему-то
виноватой: как же не почуяла тогда, что сын был совсем ря¬
дом, глядел на нее, а она взяла да и опустила занавеску!
А Володя продолжал:
—	Завидно, мама, мне было тогда на Вальку глядеть. Хо¬
дит около тебя, ничего не понимает...
472

—	Чего ж ей понимать-то было?
—	Да я на ее месте бы так все время тебя обнимал, гладил
да целовал!
—	Ну, а что ж сейчас ты? Отвык уж совсем от матери...
Он засмеялся, еще крепче прижался к матери, стал бодать
ее головой в шею, норовя лбом поддеть под подбородок, при¬
нялся возиться, фыркать, дуть в ухо.
—	Пусти, Вовка! Что за дрянь мальчишка! Не смей в ухо
дуть! Мало я тебя за это лупила? Знаешь ведь, что терпеть
этого не могу. Кому говорю? Вот как надаю сейчас шлепков...
Что?! Получил? Силач нашелся какой! На еще! Драли мы та¬
ких командиров за уши — вот так, вот так!
—	И не больно совсем, — не унимался Володя. — Уй-юй!
Эх, ты! Ловко ты меня... Рука у тебя хлесткая!
—	Ну, получил, и хватит. Спи.
Все желтее и желтее становилось пламя лампочки-шахтер¬
ки, стоявшей в нише каменной стены. Затихли каменоломни.
Давно уже сморил сон самых неугомонных рассказчиков и ве¬
сельчаков. Здоровый храп доносился из штрека, где почивали
партизаны.
Не слышалось больше треньканья мандолины с камбуза:
видно, угомонился и сам дядя Яша, изрядно хвативший из не¬
прикосновенного запаса по случаю праздника. Темно и тихо
стало под землей. Только слышно было, как тенькают капли
талой воды, просачиваясь сквозь камень и падая в подставлен¬
ные лоханки и тазы.
—	Мама, — сонным голосом, уже в дремоте, говорил Воло¬
дя, — вот приедет папа с флота, фашистов прогоним, все хоро-
шо у нас будет, верно?
—	Верно, сыночек. Спи.
—	Жаль, Вальки сегодня нет. Ты скажи ей, что про ме¬
ня сегодня говорили и что оружие мне выдали, а то она, я
знаю, не поверит... А как думаешь, орден мне правда
дадут?
—	Конечно, дадут. Вон как тебя комиссар-то хвалил!
Хорошо было засыпать снова под боком у мамы, как в ран¬
нем детстве. Все сразу становилось таким надежным, уютным,
незыблемым. Казалось, никакая беда уже не может прокрасть¬
ся сюда, раз возле тебя мама. Володя пожевал пухлыми губа¬
ми, поерзал плечом по грязной прокопченной подушке, чтоб
вдавить в ней ямку поудобнее. Он вдруг опять почувствовал
себя совсем маленьким. Он глубоко дышал и ощущал теплоту
собственного дыхания, жарко разливающуюся по плечу мате¬
ри, куда он уткнулся носом, слегка посапывая. Убежденный,
что все на свете будет теперь хорошо, и обеими руками дер¬
жась за мать, заснул на краю каменной лежанки бесстрашный
473

командир группы юных разведчиков старокарантинской под¬
земной крепости.
А мать, не высвобождая затекшего плеча, осторожно при¬
подняв голову свою, водила медленным и жадным взором по
изменившимся, повзрослевшим чертам сына. От Володи пахло
чем-т« новым, немножко чужим; но сквозь кисловатый душок
копоти и огуречного рассола, сквозь солдатские запахи земли,
железа, ремня она вбирала в себя тот, прежний, от всех дру¬
гих отличный, что когда-то, с первого прикосновения и на всю
жизнь, стал для нее несказанно родным,—теплый ток дыха¬
ния ее ребенка.
Уже иссякал карбид в шахтерке, лампочка гасла, бессильно
дергая тусклым язычком издыхающего пламени, а матери все
жалко было потушить ее. И, опершись на локоть, она все смот¬
рела в лицо сына, вновь вернувшегося к ней в эту счастливую
новогоднюю ночь.

ВОЛОДИНА УЛИЦА
(Э пи лог)
На вершине Митридата, колеблемый свежим январским
нордом, развевался алый флаг. В канун Нового года два крас-
нофлотца-десантника — Владимир Иванов и Николай Ганд-
зюк — вскарабкались сюда и водрузили над вершиной древ¬
ней горы, над всей Керчью, красный флаг — корабельный гюйс
с большой пятиконечной звездой посреди полотнища.
Освобожденный город ликовал.
Победители, вызволившие Керчь, — рослые солдаты в
стеганках и плащ-палатках, наброшенных на плечи, матросы
в ладно пригнанных бушлатах и кирзовых десантных сапогах,
отвернутых ниже колен, — расхаживали по улицам Керчи,
везде встречаемые улыбками, повсюду провожаемые толпами
восхищенных мальчишек.
Из моря продолжали вылавливать вчерашних незадачли¬
вых и кратковременных хозяев города: фашисты, застигнутые
врасплох десантом, бежали куда попало, используя для спасе¬
ния все, что попадалось под руку. Некоторые из них пытались
уплыть по морю на плотах, сделанных из домовых ворот или
связанных вместе дверей. Продрогшие, вымокшие, обезумев
от страха, они болтались на волнах неподалеку от берега и
умоляли спасти их. Их вылавливали и отправляли в коменда¬
туру.
Но когда прошла первая, ошеломляющая радость избавле¬
ния от кошмара, в котором почти два месяца пребывала Керчь,
когда немного улеглось счастливое возбуждение и люди вдо¬
сталь наобнимались и наплакались от радости, — истерзанный
город стал считать свои раны. Опамятовавшись, кинулись ис¬

кать тех, кто был схвачен гитлеровцами, кто пропал, сгинул, не
вернулся домой, бесследно исчезнув. И узнавали о тысячах
убитых, запытанных насмерть. Страшные рассказы о загород¬
ном Багеровском рве, где из-под оттаявшего снега семь тысяч
смерзшихся мертвецов подняли окоченелые руки к небу, обле¬
тели город. Люди бросились к зловещему рву — искать в нем
убитых родных, друзей. Дни и ночи проводили они в жутких
поисках среди семи тысяч заледенелых трупов — столько
убийств успели совершить лишь в одном этом месте гитлеров¬
цы меньше чем за два месяца своего пребывания в Керчи.
Старокарантинцы и камыш-бурунцы целые дни паломнича¬
ли к партизанским каменоломням. Всем не терпелось поскорее
и поближе увидеть героев подземной крепости, которая так и
не сдалась фашистам.
Близко к самым каменоломням никого еще не подпускали.
У колючей проволоки, которой немцы успели опутать весь
район шахт, стояли часовые. Четвертый день без устали рабо¬
тали саперы, осторожно вынимая из земли и обезвреживая
сотни мин, которыми гитлеровцы усеяли все подходы к каме¬
ноломням. По узкому расчищенному выходу из одной штольни
понемножку выводили на поверхность партизан. Старались
выводить на рассвете, чтобы людей не ослепил дневной свет.
И все же потом днем у многих из партизан началась мучитель¬
ная резь в глазах, слезотечение.
Страшен был вид этих исхудалых, полуослепших, черных
от копоти, будто обуглившихся людей, проведших около двух
месяцев под землей, вытерпевших многодневное удушье, лю¬
тую жажду и пытку тьмой, но так и не покорившихся врагу,,
которого они жестоко проучили во многих неравных боях.
Они выходили из-под земли, заслонив руками отвыкшие от
света глаза, и открытым ртом жадно дышали, наслаждаясь
свежестью наземного воздуха. А люди наверху обнимали их,
брали за руки и вели к себе домой. И тоже плакали, потому
что глаза у жителей Старого Карантина тоже отвыкли от све¬
та, который исходит от большой радости.
Но чуть приглядевшись и немножко надышавшись, парти¬
заны сейчас же взялись за дело и на земле. И уже 4 января
Нина Ковалева записывала в свой дневник:
«Наш отряд во главе Камыш-Буруна. Жизнь понемногу
налаживается. Лазарев — председатель райсовета; Шульгин—
его заместитель; Котло — секретарь райкома партии. Я рабо¬
таю в райкоме. Мы помогаем армии, собираем для госпиталя
постели, посуду, записываем излишки продуктов. Организуем
столовую. Туда пойдут все наши партизанские продукты, как
476

только разминируют штольню. Ване Сергееву сделали в гос¬
питале операцию. Он жив и будет жить! С Надей Шульгиной
нас связала боевая партизанская жизнь, мы должны с ней
остаться боевыми друзьями. Нас считали мертвыми, а мы вос¬
кресли и не насмотримся на солнце, на месяц, не надышимся
чистым воздухом. Да здравствует жизнь, свет, счастье, лю¬
бовь!!!»
В тот же день один из младших героев этой необыкновенной
войны в каменных недрах, бесстрашный разведчик, о вылазках
которого уже рассказывали ребятам Старого Карантина и Ка¬
мыш-Буруна поднявшиеся на поверхность партизаны, сидел
в большом корыте и плескался на всю горницу в домике дяди
Гриценко. Сам Иван Захарович вместе с Ваней уехали в Керчь,
где теперь жила, после того как ее выпустили из гестапо, боль¬
ная тетя Нюша, мать Вани. Сестра Валя тоже уехала в город
по своим комсомольским делам, воспользовавшись попутной
машиной. А Евдокия Тимофеевна, оставшись одна с Володей,
решила устроить ему баню и как следует отмыть.
Неловко было лихому разведчику залезать голым в корыто
и, как маленькому, терпеть все, что проделывала сейчас с ним
мать. А уж от нее в таких случаях нечего было ждать пощады.
Она взбила на давно не стриженной Володиной голове пышную
белую папаху из шипящей пены. Большие шматки и лепехи пу¬
зырящейся кипени летели во все стороны, падали на пол, пла¬
вали в корыте. Уже третий раз меняла Евдокия Тимофеевна
воду, а она разом становилась черной от копоти, которая пла¬
стами сходила с Володи. Жесткой, шершавой люфой, пропи¬
танной обжигающей мыльной жижей, мать яростно скребла
отощавшие плечи сына, вытянувшуюся спину с резко просту¬
пающими позвонками. Вырос и похудел Володя с тех пор, как
она его не видела. И до чего он был грязен! Какие залежи ко¬
поти скопились в волосах!
—	Уй-ю-юй, мама! Мне все глаза мыло выело, — стонал
Володя и отплевывался. — Меня даже папа в Мурманске на
«Красине» так не драл... А уж он...
—	Терпи, терпи, партизан!—твердила неумолимая Евдо¬
кия Тимофеевна и орудовала безжалостно, так что голова Во¬
лоди моталась из стороны в сторону.
—	Тише, мама... все волосы выдерешь.
—	Ладно, ладно, останется тебе еще, герой, на прическу.
Будет за что таскать. До чего ж запакостился, а? Тебя за три
дня не отскребешь...
Она вымыла ему голову дегтярным мылом, протерла уксу¬
сом и керосином, чтобы не завелась какая-нибудь гадость. По¬
том окатила его водой, приговаривая, как всегда:
—	Ну, с гуся вода, с Володеньки нашего худоба...
477

Быстро обжала ладонью мокрую его голову, и он, еще ухая,
надувая щеки и не открывая слипшихся глаз, забарахтался в
большой мохнатой простыне, сквозь которую расторопные ру¬
ки матери терли его чистое тело, ворошили волосы и бережно
касались лица.
—	Я сам, давай,—сказал он, лениво отбиваясь и блаженст¬
вуя от ощущения чистоты, уюта, ласки, окружавшей его.
—	Ну, давай сам, — согласилась мать. — Вот теперь ты
вроде как почище будешь. Ух и напарилась я с тобой!
Она кинула ему на руки чистую рубашку, и он натянул ее
с трудом на распаренное, еще чуточку влажное, приятно го¬
ревшее тело.
—	Вытянулся-то как! — воскликнула мать, глядя на него.-^
Рукава-то до локтей... Изо всего вырос. Все мало стало...
Потом, причесанный, одетый во все чистое, он сидел за сто¬
лом и солидно пил чай с матерью.
—	Ну что же ты там делал-то, под землей? —спрашивала
мать.
—	Да всякое приходилось, — не спеша отвечал он, подли¬
вая себе из чашки на блюдце. — Какое командование давало
задание, то и выполнял.
—	Что ж, и посуду мыл? — лукаво спросила мать.
—	Нет, посуду не мыл, — ответил он и упрямо потер под¬
бородком плечо. Но тут же взглянул на мать и сказал
просто: — У нас, мама, воды не было. Я бы уж и рад был по¬
мыть...
Так они сидели, тихонько разговаривая, мать и сын. Володя
расспрашивал о знакомых; Евдокия Тимофеевна слышала, что
Юлия Львовна и Светлана живы и здоровы.
—	А вот Ефима Леонтьевича-то вашего убили. Он в опол¬
чение пошел, хоть и сердцем больной. В бою, говорят, погиб.
Такой тихий, хороший человек был...
Володя, внезапно нахмурившись, с появившейся на лбу но¬
вой, незнакомой матери складкой, смотрел в окно, вздергивая
плечо к щеке.
А за окном на улице в это время показался отряд красно¬
армейцев. Они несли длинные палки с кружками на конце. По¬
верх шапок у них были надеты телефонные наушники. Володя
мигом вскочил, припал к стеклу, стуча в него костяшками паль¬
цев. Шедший впереди отряда пожилой красноармеец услышал
стук, обернулся к окну; сперва не узнал, а потом заулыбался
и козырнул Володе.
—	Мама... — заволновался Володя, ища глазами, куда по¬
ложил свою шапку, — мама, это к нам саперы пошли. Будут
сейчас ходы в каменоломни разминировать. Этот, который мне
честь отдал, мой знакомый. Я ему показывал в первый день,
478

как нас освободили, где дорогу расчищать. Я и сегодня им обе¬
щал, мама. Я же кругом там все кочки наизусть помню!
—	Без тебя, Вовочка, обойдутся. Сказал ведь тебе вчера ко¬
миссар, чтоб ты туда не совался. И командир не приказывал.
Нет, мама, я ведь там каждый камешек исползал. Надо
помочь людям. Я просто обязан... Пионер я или кто? Они же
целую неделю провозятся. Ты пойми, мама! Не могу я спокой¬
но сидеть, когда помочь могу. А надо скорее наверх продоволь¬
ствие вынести. В поселке народ нуждается. Немцы все до крош¬
ки съели.
Он снял со стены пальто, оделся, потянулся за шапкой-
ушанкой, которая лежала на стуле. Мать встала в дверях, взяв¬
шись за косяк:
—	Не ходи, Володенька, ну, прошу тебя! Боязно мне что-
то... Ведь не велено тебе было. Не ровен час, оступишься или
заденешь...
Володя мягко убрал ее руку, толкнул дверь:
—	Я же ненадолго, мама! К обеду уже дома буду.
—	Поберегись хоть! — крикнула она ему вдогонку. — Ой,
неспокойно у меня опять на сердце...
Она видела через окно, как он нагнал саперов, подбежал к
старшему, откозырял и пошел рядом с ним, маленький, реши¬
тельный, стараясь ступать в ногу. Она стояла у окна, пока они
не скрылись за поворотом улицы.
«Испеку ему к обеду содовые пышки, — подумала она.—
Давно, верно, не ел, а любит — страсть!»
Она подошла к плите, замесила муку с водой и вскоре ушла
с головой в знакомые хлопоты, ставшие теперь снова для нее
сладкими, так как она знала, что к обеду придет Володя, уви¬
дит любимые пышки и кинется обнимать ее от радости.
Протяжный, двойной, грохочущий удар из-под самого, как
ей показалось, пола горницы на мгновение будто приподнял
весь домик, а потом грузно всадил его обратно в землю. Из
окна выпал уголок стекла, подклеенный бумагой, слабо звяк¬
нул о подоконник...
Несколько камней, щелкнув по крыше, пролетели за окном
и шмякнулись с силой возле дома. Послышались испуганные
голоса. Улица за окном заполнилась бегущими людьми. Евдо¬
кия Тимофеевна видела, что все они спешат, обгоняя друг дру¬
га, по направлению к каменоломням... туда, куда только что
ушел ее Володя.
Она стояла некоторое время, словно окаменев. Как будто
тем ударом ее пришибло на месте. Потом сделала один шаг,
косой и неверный, хотела сделать второй, уже не справляясь
479

с ногами, едва не миновала табурета, тяжело опустилась на
него и уронила на пол полотенце.
Надо было выйти на улицу, узнать, что это так грохнуло,
но у нее не было силы встать.
На улице все стихло. Никто не проходил мимо окон. Евдо¬
кия Тимофеевна все сидела на табурете, обернувшись лицом
к двери, все еще надеясь на что-то, но страшась, что сейчас
дверь раскроется и впустят в дом весть, ужаснее и горше ко¬
торой для матери нет и не может быть на свете...
Так она сидела очень долго. И с каждой минутой где-то еще
теплившаяся надежда все гасла и гасла в ней.
Темнело в комнате. За окном стыли серые, неприютные су¬
мерки.
И тогда в дверь постучали. Она не слышала своего голоса,
но там, в сенях, услышали.
Дверь открылась.
В комнату вошли трое. Лица их были черны от въевшейся
в кожу копоти. Евдокия Тимофеевна сразу узнала командира
Лазарева, комиссара Котло и того в морской военной форме,
с которым Володя познакомил ее как со своим учителем.
Они вошли и все трое одновременно сняли шапки.
А она медленно подняла руки, перебирая пальцами сборки
кофты на груди, комкая их. И вдруг схватила себя обеими ру¬
ками за шею, словно что есть силы стиснув в пальцах подсту¬
пивший к горлу, готовый вырваться крик. И все трое, взглянув
на нее, поняли: знает.
Потом губы ее неслышно шевельнулись.
—	Володя? — шепотом спросила она.
Лазарев беспомощно раскинул руки:
—	Не углядели мы. Сам пошел... Хотел саперам помочь...
Она привстала, глянула мимо них на дверь.
Комиссар шагнул к ней навстречу, взял за локти:
—	Не надо, не ходите сейчас туда, Евдокия Тимофеевна!
В парке Камыш-Буруна, в главном цветнике, где всегда
играют дети, высится не очень высокий памятник на братской
могиле партизан. И на доске из крымского мрамора, укреплен¬
ной на каменном постаменте, написано:
Здесь похоронены партизаны Отечественной
войны, погибшие в борьбе с немецко-фашист¬
скими оккупантами:	Зябрев	Александр
Федор., Шустов Иван ГаврилВаженин
Влас Ив., Макаров Ник., Бондаренко Ник.,
Дубинин Володя.
480

А под горой Митридат в Керчи, со старой лестницы, хоро¬
шо видна прямая солнечная улица, что начинается от склона
горы, от подножия лестницы, и просторно убегает вдаль. Голо¬
систо поют в погожие дни на этой светлой улице чижи, пры¬
гающие в клетках у перекрестка, где широкая улица Ленина
встречается с Володиной улицей и пропускает ее через себя.
Иногда на улицу эту в сопровождении керченских пионеров
приходят Евдокия Тимофеевна Дубинина с Валей. Пионеры
часто навещают их. Они долго смотрят на портрет Володи, ти¬
хо расспрашивают о нем мать и сестру. Они перечитывают про¬
стое, мужественное письмо, которое написал домой, узнав о ги¬
бели сына, Никифор Семенович.
Вскоре после этого и Никифор Семенович погиб на фронте.
Отец сложил свою голову за то же великое и справедливое де¬
ло, которому беззаветно отдал жизнь его сын.
Долго и жадно расспрашивают школьники Евдокию Тимо¬
феевну обо всех, кто был вместе с Володей в школе, в пионер¬
ском отряде и в подземной крепости. И Евдокия Тимофеевна
терпеливо отвечает им, что Лазарев по-прежнему заведует все¬
ми каменоломнями, а Жученков — начальник каменоломен
Старого Карантина, где в памятные дни укрывался партизан¬
ский отряд; и совсем недавно в газете «Правда» сообщалось,
что бывший партизан тов. Жученков создал машину для штуч¬
ной нарезки камня. Применение этих машин на шахтах позво¬
лило увеличить выработку камня-ракушечника, идущего на
строительство домов и промышленных зданий.
Котло живет на Кубани, работает в МТС по политической
части. Корнилов — на заводе в Туапсе. Петропавловский после
ранения ослеп, живет с матерью в Ленинграде. Он частенько
встречается там с пионерами, рассказывает ребятам города
Ленина о том, как принимал в подземном штабе рапорты юно¬
го разведчика. Дядя Гриценко служит в кооперации, живет в
том же домике, где и раньше жил.
Тихо, задумчиво слушают рассказ матери пионеры.
Мать достает из стола пожелтевшую фронтовую газету с
напечатанным в ней приказом командования Крымского фрон¬
та от 1 марта 1942 года:
«От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР, за
образцовое выполнение заданий командования на фронте
борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом
доблесть и мужество наградить... орденом Красного
Знамен и... Дубинина Владимира Никифоровича».
Потом пионеры просят Евдокию Тимофеевну и Валю прой¬
ти с ними на Володину улицу.
—	Вот моего младшенького улица, — говорит пионерам
481

Евдокия Тимофеевна, медленно сходя по ступеням старой
лестницы на улицу, носящую имя ее сына.
—	Володи нашего улица, — тихо добавляет в таких слу¬
чаях Валентина.
В праздничные дни, когда на всех улицах играет музыка,
в порту на судах подняты пестрые флаги и летают белокрылые
модели над Митридатом, громко бьют барабаны и резво поет
пионерская труба над лестницей из серого камня-ракушечника.
По крутым маршам лестницы спускаются, шагая в ногу, ряд
за рядом, мальчики и девочки в трехконечных красных галсту¬
ках— пионеры из школы имени Володи Дубинина, пионеры
соседних дружин.
Дружный, легкий шаг их звонко отдается на известняковых
плитах и заполняет всю улицу. Чижи Кирилюка высвистывают
свою приветственную песенку на углу улицы Ленина. Ветер
двух морей играет в складках алого знамени. Пионеры идут
по широкой, озаренной солнцем улице, где под фонарем каж¬
дого дома написано:
УЛИЦА
ВОЛОДИ ДУБИНИНА
Керчь — Москва.
Сентябрь 1947 — февраль 1949.
Май 1950 — январь 1952 года*

СПУСТЯ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
ато слесловие)
Двадцать лет прошло после событий, описанных в этой
книге. Двадцать лет... И снова мы приехали в славный город
Керчь. И опять бродили по знакомым уже нам улицам, где
когда-то ходил со своими дружками Володя Дубинин, и по той
улице, что уже два десятилетия носит его имя.
А город так чудесно похорошел и расцвел за эти мирные
годы! Большой и красивый памятник Владимиру Ильичу
Ленину поднялся над сочно-зелеными газонами в тени акаций
сквера, на который теперь выходит только что отстроенное
светлокаменное здание городского театра. Огонь вечной сла¬
вы ныне горит днем и ночью над вершиной Митридата, куда
ведет многоступенчатая лестница, по крутым ступенькам ко¬
торой, легко перемахивая одну за другой, взбегал с белокры¬
лой моделью Володя Дубинин...
А сколько новых красивых домов и школ на разных улицах
Керчи увидишь сверху, если поднимешься на Митридат!
На заново отстроенном здании одной из этих школ — той,
что на Пироговской улице, — написано:
«Керченская средняя общеобразовательная трудовая
политехническая школа № 1 с производственным обучением
имени Володи Дубинина».
В просторном вестибюле этой школы стоит отливающий
темной бронзой бюст. Задорно вскинута голова подростка-
мальчугана. Взгляд его с пытливой отзагой устремился вдаль.
Концы пионерского галстука словно разметал порыв встреч¬
ного ветра.
Таким изобразил Володю Дубинина скульптор. Он хоро¬
483

шо передал черты порывистого бесстрашия, упрямой пытливо¬
сти и жизнерадостной прямоты Володи.
Такой же бюст, но изваянный из светлого мрамора, был
выставлен летом 1951 года на Фестивале молодежи в Берли¬
не, среди живописных и скульптурных портретов, воссоздав¬
ших образы юных героев — отважных борцов за утверждение
мира и счастья во всем мире.
Ныке этот бюст находится в Москве, в Историческом му¬
зее, на постоянной выставке «Комсомол в Великой Отечест¬
венной войне 1941 —1945 гг.».
Бюст Володи Дубинина, украшающий сегодня вестибюль
школы, установлен был сначала на улице, перед фасадом шко¬
лы, носящей имя славного пионера. Это было десять лет
назад, и нам, приезжавшим тогда на открытие памятника
Володе, хорошо запомнился этот день — день 6-го июня
1951 года.
В то солнечное утро, развернув алые знамена, трубя в гор¬
ны и отбивая дробь на гулких барабанах, шагали по своему
городу керченские пионеры. Они сходились со всех концов го¬
рода, шли мимо сквера Мира, сомкнувшего зелень двух буль¬
варов в центре Керчи. Они дружно шагали по солнечной улице
Володи Дубинина.
И, когда все отряды прибыли на место, на улицу Пирогова,
и выстроились перед школой имени Володи Дубинина, со¬
скользнуло, упало на землю алое полотнище, обвивавшее
скромный четырехгранный постамент с установленным на нем
бюстом. И земляки-керчане увидели своего Володю...
Сыпались к подножию пьедестала букеты живых роз, во¬
рохи свежих и необыкновенно крупных южных колокольчиков.
И белые голуби, выпущенные из рук пионеров, стоявших воз¬
ле памятника, взвивались над бронзовым Володей Дуби¬
ниным.
Сжав вздрагивающие губы, всматривалась в воскресшие
под резцом скульптора черты сына тихая, молчаливая жен¬
щина, которую знает весь город в лицо, — Евдокия Тимофеев¬
на Дубинина.
Слегка закинув седую голову, смотрела на изваяние своего
питомца учительница Юлия Львовна. Чуть поодаль стоял по¬
тупившись Ваня Гриценко.
Долго кружилась над бронзовым Володей Дубининым
стайка белоперых голубей, — словно напоминали птицы всем,
что чудесный керченский мальчуган за то и сложил свою го¬
лову, чтобы над его любимым, столько перенесшим городом
все выше всходило солнце отвоеванной мирной жизни.
У всякого края необъятной нашей страны — своя краса,
своя слава. Год от года хорошел город, израненный фашиста¬
484

ми в дни войны. Восстанавливались разрушенные дома, воз¬
водились новостройки. Старую школу тоже изрядно расшири¬
ли. И бюст Володи Дубинина перенесли в новый, обширный
вестибюль перестроенного школьного здания.
Решили воздвигнуть в городе большой памятник Володе
Дубинину. Пионерская дружина школы, носящей его имя, не¬
задолго до сорокалетия комсомола обратилась с призывом ко
всем пионерам города начать сбор металлического лома, что¬
бы на полученные средства построить в центре Керчи мону¬
ментальный памятник герою-пионеру.
На этот призыв сейчас же откликнулись пионеры и комсо¬
мольцы всех школ Керчи. Быстро разгорелось энергичное
соревнование — кто соберет больше средств на памятник слав¬
ному земляку. Быстро рос созданный для этого городской
фонд. Керчане связались с ленинградским заводом «Монумен¬
тальная скульптура», и ленинградцы согласились принять за¬
каз на изготовление большой бронзовой скульптуры Володи
Дубинина.
В зале заседаний керченского городского комитета Ком¬
мунистической партии сейчас уже выставлена модель буду¬
щего памятника. Пройдет еще немного времени, и на улице
Володи Дубинина, там, где она граничит с проспектом Ленина,
встанет во весь рост бронзовый Володя. И каменная доска,
временно поставленная тут, напоминает об этом: «Здесь бу¬
дет установлен памятник герою-пионеру Володе Дубинину».
Имя Володи Дубинина давно уже занесено на страницы
Книги почета Всесоюзного Ленинского Комсомола рядом с
именами славнейших молодых сынов и дочерей нашей Роди¬
ны, чья жизнь и подвиги стали высоким примером беззавет¬
ного служения социалистической Отчизне.
И сотни, сотни писем со всех концов страны приходят в
Керчь, в школу имени Володи Дубинина, к юным землякам
пионера-героя и его матери. Маленькие корреспонденты жад¬
но расспрашивают своих сверстников, живущих, как они
пишут, в «родном Володином городе», о новостройках, о сегод¬
няшней жизни Керчи — города металлургов, рыбаков и шах¬
теров. Всем интересно знать, как живет и расцветает край,
который вместе со своими старшими товарищами защищал
и славный пионер Володя Дубинин. Ребята, узнавшие о корот¬
кой, но прекрасной жизни и подвигах Володи Дубинина, твер¬
до убеждены, что пионеры города, в котором вырос юный ге¬
рой, верны заветам его славы.
Ученики школы имени Пушкина Кировской области Юрий
Журавлев и Василий Новоселов, решив построить модель са¬
молета, сочли, что самый лучший совет и помощь дадут им
прежде всего в школе имени Володи Дубинина. Ибо, как из¬
5

вестно, Володя был отличным авиамоделистом. И вот прихо¬
дит в школу письмо с просьбой выслать расчеты.
Пишут керчанам ребята не только нашей страны — с Даль¬
него Востока, из Эстонии, Латвии, Армении, шлют письма в
Керчь и чехословацкие дети — школьники из Карловарской
области, пионеры Польши.
А школьники станции Калачинской, Омской области не
только сами переписываются со школой имени Володи Дуби¬
нина, но послали книгу о юном герое в Чехословакию, и те¬
перь завязалась переписка между чехословацкими ребятами
и юными сибиряками.
Среди множества писем, которые бережно хранит Евдо¬
кия Тимофеевна Дубинина, есть несколько писем от двух мо¬
лодых солдат Советской Армии. Их родители погибли во вре¬
мя войны. И они обратились к матери юного героя, отдавшего
свою жизнь за победу Родины и утверждение мира, с прось¬
бой «идейно усыновить» их, обещая во всем следовать тем
высоким традициям, в которых был воспитан славный кер¬
ченский пионер. И теперь они так и пишут в своих письмах в
Керчь: «Дорогая наша мама, Евдокия Тимофеевна!..»
Слава обязывает ко многому. Высокое признание порож¬
дает и высокие требования. Так понимают правила чести и
славы те пионерские отряды в разных уголках страны, кото*
рые, отличившись в учении и общественной работе, добились
почетного права присвоить себе имя Володи Дубинина.
Об этом пишут с берегов далекого Амура. Это подтверж¬
дают школьники подмосковной Купавинской школы, где от¬
ряд имени Володи Дубинина показал себя одним из лучших
на экзаменах. Симферопольские пионеры 7-й средней школы
пишут: «Мы хотим мира и отличной учебой добиваемся его, а
если понадобится, сумеем, как Володя Дубинин, встать на
защиту Родины».
Пионеры из города Горького сообщают керчанам: «Недав¬
но нашему отряду третьего класса «В» было присвоено имя
Володи Дубинина. С этого дня мы стали учиться еще лучше.
Нашему отряду был вручен переходящий красный вымпел».
И даже право подписать письмо, адресуемое в школу име¬
ни Володи Дубинина, дается не каждому. Подобно тому как
в известной 201-й московской школе парту, за которой сидела
Зоя Космодемьянская, могут занимать только лучшие, отлич¬
ники класса. В коллективных посланиях, потоком приходящих
в Керчь, стоят подписи самых достойных ребят. Под письмом
из города Мариинска Кемеровской области, где теперь со¬
здан отряд имени Володи Дубинина, после подписи председа¬
теля совета отряда и звеньевых так прямо и значится: «Луч¬
ший пионер — Ветошкин Валерий».
486

аля Бабкина, ученица шестого класса 22-й средней школы
города Кирова (областного), в своем письме к Евдокии Тимо¬
феевне Дубининой написала такие строки: «...Иногда я отка¬
зывалась от какого-нибудь пионерского поручения, которое,
казалось мне, была не в силах выполнить. Прочитав книгу о
вашем сыне Володе, я поняла, что пионер, который боится
трудностей, — это самый плохой пионер. Пионеру нельзя от¬
казываться от трудного, и ему нельзя быть белоручкой. Из
пионеров мы вступаем в комсомол, из комсомола — в партию.
А партия не любит белоручек. Теперь я стала принимать вся¬
кие поручения».
В начале 1952 года мать Володи Дубинина получила пись¬
мо из Сибири. Его прислала учительница-комсомолка Полина
Алексеевна Пупышева из села Нахрачи, Ханты-Мансийского
округа.
Молодая учительница подробно описала Евдокии Тимофе-
евне свою далекую сельскую школу, рассказала о лучших уче¬
никах и славном коллективе педагогов, о том, как проведена,
впервые в этой школе, конференция читателей по книге, по¬
священной Володе Дубинину. Это произошло в день десятой
годовщины со дня гибели юного патриота.
«Ребята почтили вставанием память Володи, а после кон¬
ференции приняли текст письма к Вам, — сообщала Е. Т. Ду¬
бининой учительница Пупышева. — Нам очень хочется, чтобы
Вы ответили на это письмо ребятам. Ваше письмо поможет
учителям поднять у ребят чувство ответственности за школу
и знания. Вам, должно быть, нелегко отвечать на все письма,
но ответ Ваш явился бы хорошим откликом на первую в на¬
шем районе читательскую конференцию. Ваше письмо могло
бы повлиять и на таких учеников (следует несколько фами¬
лий), с которыми трудно сладить, которые из-за лени не об¬
ладают достаточно прочными знаниями. И еще, Евдокия Ти¬
мофеевна, передам Вам одну просьбу наших ребят, не только
нашей школы, но и всего нашего Кондинского района. Им
очень хочется разводить цветы, но семян нет, достать их слож¬
но. Просим немного выслать нам для начала из вашего сади¬
ка. Мы эти семена будем вначале растить в рассадниках. По¬
том, когда они вырастут, расцветут и дадут семена, наши
школьники украсят весь район цветами, семена для которых
присланы с родины Володи Дубинина, младшего сына пар¬
тии».
И помчалась в далекую Сибирь весной 1952 года из крым¬
ского города Керчи небольшая посылка, адресованная школь¬
никам села Нахрачи и содержавшая различные сорта цветоч¬
ных семян.
Эстонские ребята впервые узнали о подвиге Володи Дуби¬
487

нина из своей пионерской газеты «Сядэ». Там печатались от¬
рывки из повести о славном керченском пионере. Читатели
этой ^газеты не раз собирались на пионерские костры, посвя¬
щенные памяти Володи. Потом в своих письмах ребята Совет¬
ской Эстонии взволнованно писали об этом.
«Володя стал одним из наших любимых героев. Мы его
никогда не забудем. Володя был одним из тех, с кого мы, пи¬
онеры, берем пример. Он не жалел ни сил, ни жизни для сво¬
ей Родины. Поэтому и я стараюсь учиться на благо своей
Родины». Эти строки взяты из письма Раисы Филипповой,
ученицы пятого класса, проживающей в Абья — районном
центре Эстонской ССР.
На Урале, в Свердловске, Дом пионеров Орджоникидзев-
ского района тоже носит ныне имя славного керченского пио¬
нера.
В пионерской комнате школы, носящей имя Володи Дуби¬
нина, хранятся интересные альбомы. Среди них — и большой
самодеятельный альбом с фотоснимками и рисунками, прислан¬
ный польскими школьниками из города Кольбушево. Малень¬
кие польские патриоты писали о том, как восстанавливается
их страна, разрушенная оккупантами, и просили рассказать
им о Керчи, о Крыме, как это сделал бы сам Володя Дубинин.
Земляки юного разведчика выполнили просьбу своих зару¬
бежных друзей. Немало времени потратили они на альбом с
рисунками и фотографиями, над которыми текст либо пояс¬
няет все, что изображено на картинке, либо дополняет то, что
на картинке не поместилось...
С 1950 года в Керчи проводятся соревнования пионерских
дружин по легкой атлетике, баскетболу и волейболу на приз
имени Володи Дубинина. Каждое лето лучшим школьным
спортивным коллективам присуждается приз имени юного
героя.
*	* *
В письмах к матери, в своих выступлениях на пионерских
сборах и читательских конференциях советские школьники
говорят о своем славном сверстнике Володе Дубинине как о
живом: «Он живет в наших сердцах, в вашей памяти. Мы хо¬
тим быть такими, каким был Володя».
Часто у домика Дубининых останавливается грузовая ав¬
томашина Камыш-Бурунского комбината. Из кабины выхо¬
дит худощавый стройный водитель:
—	Здравствуйте, тетя Дуся! Добрый день, Валя!
Это на минутку заглянул по пути, чтобы навестить старых
друзей и родных, самый близкий друг и троюродный брат Во-
т

лоди, не раз хаживавший с ним в опасные партизанские раз¬
ведки,— Ваня Гриценко.
Керченские ребята были очень обрадованы, когда узнали,
что летом 1951 года он вернулся обратно в свой город и ныне
работает шофером в тех самых местах, куда выходил он вме¬
сте с Володей на разведку.
Славные подвиги Володи Дубинина и его товарищей иной
раз, в трудных случаях жизни, помогают нашим пионерам,
как повелительный пример мужества и душевной отзывчиво¬
сти. В начале 1953 года газеты Казахстана рассказали о по¬
двиге двух пионеров—Миши Грачева и Алашбека Джурнаше-
ва из поселка Приозерного.
Действуя с большой находчивостью и немалой отвагой, они
спасли от огня колхозное имущество, помогли потушить по¬
жар, который заметили первыми, когда шли берегом реки Или
на рыбалку.
«Мы поступили так, как сделал бы на нашем месте Володя
Дубинин. А он — наш самый любимый герой. И мы решили
всегда и во всем поступать, как он», — объяснили потом свой
смелый поступок Миша Грачев и Алашбек Джурнашев.
Однажды в Керченский отдел народного образования при¬
шло письмо от девочек чехословацкого города Унгощ, изучаю¬
щих русский язык. Прочитав повесть о Володе, они узнали о
школьной его подруге Светлане Смирновой, тогдашнем пред¬
седателе пионерского отряда.
«Мы хотели бы завязать переписку с ученицами той шко¬
лы, которую после войны окончила Светлана Смирнова», —
писали девочки из города Унгощ.
Их желание исполнилось: старшеклассницы школы имени
Желябова стали переписываться со своими чехословацкими
сверстницами. Вскоре из Унгоща пришла посылка для учениц
школы имени Желябова. В ней оказались граммофонные пла¬
стинки, воспроизводящие чешские и словацкие народные пес¬
ни, виды страны, фотографии, и прочее.
Юные земляки Володи Дубинина и Светланы Смирновой
не остались в долгу. Они отправили изучавшим русский язык
чехословацким девочкам хорошую библиотечку.
А на вопрос, что делает сейчас Светлана Смирнова, сооб¬
щили, что летом 1952 года она закончила Московский инсти¬
тут иностранных языков и теперь стала педагогом, так же как
ее мать Юлия Львовна.
Светлана живет в одном из городов Украины. У нее теперь
уже другая фамилия и пятилетний сынишка. Она преподает
в школе французский язык, но продолжает учиться и сама:
хочет в совершенстве знать еще и немецкий...
Юлия Львовна по-прежнему живет в Керчи, неподалеку
489

от школы имени Володи Дубинина. Она теперь уже на пенсии.
Но нередко старая учительница рассказывает ребятам о слав¬
ном своем воспитаннике, ставшем разведчиком подземных
партизан.
Дядя Яша Манто работает в одной из городских столовых.
Каждое лето он уезжает поваром в пионерский лагерь. И ча¬
сто, накормив ребят вкусным ужином, Яков Маркович расска¬
зывает им о Володе, о памятных днях, проведенных в камено¬
ломнях.
Навещает Керчь и Женя Бычков. Он окончил в Ленингра¬
де Инженерно-строительный институт, стал архитектором и
сейчас работает вблизи города Ленина.
*	* *
Однажды Евдокия Тимофеевна Дубинина получила письмо
от чехословацких ребят.
«Передаем Вам пламенные приветы пионеров и пионерок
средней школы города Якимова, Карловарской области,—
так писал Евдокии Тимофеевне старший пионервожатый Вла¬
димир Кубелик. — Наша пионерская дружина хочет носить
славное имя Володи Дубинина... Просим Вас написать нам,
можем ли мы назвать дружину именем Вашего сына. Володя
воевал против фашистов. Мы боремся за мир и своей работой
в школе воюем против фашистской политики новой войны.
И мы, свободная молодежь Чехословакии, вместе с советски¬
ми людьми отстоим дело мира».
Евдокия Тимофеевна ответила молодым чехословацким
борцам за мир, что с радостью дает свое согласие на присвое¬
ние их пионерской дружине имени Володи Дубинина, и сооб¬
щила, что она сама была избрана в состав крымского област¬
ного Комитета защиты мира.
...С глубоким волнением слушали на Крымской областной
конференции сторонников мира слова Володиной матери:
«Мой сын мечтал стать изобретателем. Он хотел сделать
что-то большое для своего народа, хотел изобрести машины,
которые бы облегчили труд человека. Но ему не пришлось
осуществить свои мечть!, не пришлось увидеть университет¬
ские лаборатории... Потому что ему не довелось жить взрос¬
лым. Немецкие фашисты пришли на нашу мирную землю с
войной, они принесли смерть. Володя погиб четырнадцатилет¬
ним...— И, прокляв поджигателей войны, мать юного героя
сказала, обращаясь ко всем советским людям, ко всем разум¬
ным людям земного шара: — Мы будем до конца отстаивать
великое дело мира. Да здравствует мир! Да здравствует
жизнь!»
490

*	* *
Двадцать лет прошло со дня гибели Володи Дубинина. Его
жизнь оборвалась 4-го января 1942 года.
И вот мы снова в Керчи.
Жгучее и слепящее июльское солнце палит вершину Ми¬
тридата. День безветренный, почти неподвижно пламя в чаше
Огня Вечной Славы, поднятой над Митридатом. В знойную
дымку ушел далекий морской горизонт.
И снова, грохая в такт шагу барабанами, ловя солнечные
блики раструбами горнов, поднимаются вверх по крутой лест¬
нице, ведущей из города на Митридат, сотни и сотни керчен¬
ских пионеров.
Вот они выстроились на вершине древней горы. И тогда из
белой палатки, установленной близ памятника героям Кер¬
чи, выходит мальчик с алым, словно запылавшим на солнце
галстуком на груди. И все узнают его мгновенно. И взволно¬
ванный шепот стелется по рядам пионеров, выстроившихся на
Митридате:
—	Володя Дубинин... Вот он!.. Это — Володя.
Все сразу узнали его. Да, вот он такой и на портрете —
Володя Дубинин! И он, подняв над головой белокрылую авиа¬
модель, направляется к тому месту, где двадцать с лишним
лет назад возносилась над Митридатом рекордная модель Во¬
лоди Дубинина «С+С»...
И все замерли на Митридате. Показалось, что время повер¬
нуло обратно и дало нам увидеть то, о чем мы сами написали
в книге, только что вами прочитанной.
—	Внимание! Начинаем!
Зажигаются спорящие с солнцем мощные осветительные
приборы. Раздаются слова распоряжений. Щелкают деревян¬
ные дощечки, на которых написаны белые цифры.
Нет, время не повернуть обратно! Двадцать с лишним лет
прошло с того дня, когда на этом самом месте, на вершине
Митридата, Володя Дубинин поднял над головой свою див¬
ную модель. На календаре — год 1961. Июль месяц. Приехав¬
шая в Керчь из Белоруссии киноэкспедиция снимает фильм о
жизни и подвиге Володи Дубинина.
Съемки шли и на улицах, по которым ходил в школу Воло¬
дя Дубинин, и в недрах каменоломен, где сражались с захват¬
чиками бесстрашные керченские партизаны.
А потом на вершине Митридата снимали торжественные
заключительные кадры фильма: около полутора тысяч кер¬
ченских пионеров пришли сюда в этот день, чтобы присутство¬
вать на -запуске пионерской ракеты, носящей имя юного героя.
Прозвучали отрывистые слова команды. И вот над строем
491

пионерских отрядов, над белыми рубашками и блузками, над
алыми галстуками, над кумачовыми знаменами взвилась,
оставляя струю огня и дыма, легкая, стремительная ракета.
Она неслась над склоном Митридата, над крышами и деревь¬
ями города, простирающегося к синему морю. Она круто за¬
бирала вверх, младшая сестра тех могучих ракет, что подняли
в космос Юрия Гагарина и Германа Титова, — маленькая
пионерская ракета с надписью на борту: «Володя Дубинин».
...Так будет заканчиваться фильм о мальчугане из города
Керчи, об одном из младших бесстрашных сынов нашей Ро¬
дины.
Этим мы закончим теперь и нашу книгу.
1961 г. Керчь — Москва*
V
.к

АЛЕКСЕЙ
МУСАТОВ
СТОЖАРЫ
Повесть

Глав а 1
ПИСЬМО
Парта стояла у окна, и никто раньше Саньки Коншакова
не мог уследить, как к деревне подкрадывалась весна, как на
пригорках проступали рыжие проталины, темнел снег в поле,
вздувалась в овраге река. И, когда трогался лед, первым все¬
му классу возвещал об этом Санька.
А еще из окна класса ему хорошо было видно дорогу, по
которой два раза в неделю, к концу второго урока, проходил
колхозный письмоносец Тимка Колечкин.
Тогда Санька поднимал руку и, получив разрешение вый¬
ти ив класса, стремглав бежал догонять Тимку.
Но сегодня письмоносец запаздывал. Прозвенел звонок,
началась большая перемена, а его все не было.
Санька налегке, не надевая стеганки, только нахлобучив
на вихрастую голову пилотку, которую он носил всю зиму,
отчего у него до сих пор шелушились отмороженные уши, вы¬
бежал за угол школы.
Снег кругом лежал темный, ноздреватый, ручейки с глухим
бормотанием перегрызали черную от вытаявшего навоза до¬
рогу, проталины на пригретых солнцем пригорках казались
сухими и теплыми — так хотелось разуться и побегать по ним
босиком!
495

«Где-нибудь река вскрылась. Застрянет теперь наш Тимка,
не то еще письма подмочит», — озабоченно подумал Санька.
Задрав голову, он долго щурился на солнце, оглядывался
по сторонам, принюхивался, словно не доверял, что все это —
и солнце, и потеплевший ветер, и влажный душистый воздух —
подлинное, весеннее.
Из-за поворота дороги показался Тимка Колечкин, ма¬
ленький, в старенькой шубейке, в овчинной шапке.
Санька зашагал ему навстречу, деловито пожал руку:
—	Запаздываешь, почтарь!
—	У Калачевки мост разобрали. Ледохода ждут. Еле че¬
рез реку перебрался, — сказал Тимка.
Санька кивнул на толстую кожаную сумку на его плече:
—	Богато сегодня?
—	Это еще не все... Тут и половины нет. Знаешь, сколько
писем на почту приходит... тысячи... разбирать не успевают.
Гак и лежат кучей.
—	А нам опять ничего?
—	Я ж поясняю, — Тимка старался не смотреть на Сань¬
ку:— недодали мне почту. Запаздывают с сортировкой. Вот
завтра дополучу — обязательно вам будет.
—	Ты и в прошлый раз так говорил — обязательно... и в
позапрошлый! — Санька уныло махнул рукой и направился к
школе.
Тимка вздохнул, словно был в чем-то виноват перед Сань¬
кой, порылся в сумке и побежал за ним:
—	Машу Ракитину позови. Письмо ей!
Санька остановился, кинул беглый взгляд на конверт и
помахал рукой худенькой большеглазой девочке с короткими
пенькового цвета волосами, стоявшей с подругами на школь¬
ном крыльце.
Пряча по привычке руки в рукава жакетки, Маша Ракити-
на подошла к Тимке.
Ей письмо, да еще с почты. Небывалое дело!
Правда, в прошлом году после ссоры с подружкой Зиной
Колесовой, жившей от нее через три дома, пришло Маше пись¬
мо с пометкой «срочное» и с тремя марками на конверте. Да
и то его принес не письмоносец с толстой сумкой, а Зинкин
братишка. Он вытолкнул тряпку, закрывавшую незастеклен¬
ную часть рамы, бросил письмо в избу и закричал: «Зинка с
тобой по гроб жизни теперь не водится! И в школу за ней не
заходи и за одну парту вместе не садись!»
Но Маша и не подумала читать письмо. Она вымела его
вместе с мусором за порог, а потом, когда через два дня де¬
вочки помирились, они отыскали письмо на помойке и, не чи¬
тая, разорвали на сто кусков и пустили по ветру.
496

Но сейчас Тимка Колечкин держал в руках настоящее
письмо с почты, толстое, в белом конверте, все в жирных чер¬
ных штемпелях.
Маша недоверчиво взяла его и вдруг опрометью бросилась
в класс. Ученики побежали следом:
—	От кого, Маша?
—	Читай скорее!
—	На адрес посмотри, на почерк!
Но девочка, сев на парту, выставила острые локотки и
грудью прикрыла письмо:
—	Уйдите... Никому ничего не покажу. Сперва сама про¬
читаю. Все уйдите!
Ученики неохотно разошлись по своим местам. Но головы
их, как подсолнухи к солнцу, неудержимо поворачивались в
сторону Маши, а глаза с завистью следили за тем, как девоч¬
ка читает письмо.
Вдруг Маша порывисто поднялась, вскинула голову и воз¬
бужденно закричала:
—	Девочки, ребята!.. Стожаровские, торбеевские, локтев-
ские — все, все, кто учился у Андрея Иваныча! Вы знаете... он
жив! Жив! — Девочка взмахнула письмом, как сигнальным
флагом. — Письмо нам шлет... Про всех спрашивает!
Ученики вновь окружили Машину парту:
—	Это правда?
—	Где он теперь?
—	Почему молчал так долго?
17
497

—	Да читай же, не мучай!
—	Нет, нет, только не Маша, — возразил пухлощекий, с
выпуклыми рачьими глазами Петька Девяткин, вспомнив,
как девочка всегда торопится и перевирает слова.— Пусть
Коншак читает.
Дрогнувшей рукой Санька взял у Маши письмо.
В классе стало очень тихо.
Учитель, Андрей Иваныч Ракитин, родной брат Машиной
матери, обращался через племянницу ко всем своим бывшим
ученикам. Он сообщал, что лежит после ранения в госпитале,
чувствует себя совсем хорошо и хочется ему о многом побесе-
довать с ребятами. Молчал он так долго потому, что нахо¬
дился в таких местах, где не было ни полевых почт, ни пись¬
моносцев.
Что это за места, столь далекие, учитель, конечно, расска¬
жет ребятам, но не сейчас, а немного позже, как только вер¬
нется в родные Стожары. А встреча не за горами...
—	«А чем вы, дорогие мои друзья, встретите своих отцов
и братьев, когда они отвоюются и вернутся домой? — читал
Санька слова учителя. — Как вы живете, учитесь в школе?
Довольны ли матери вашими успехами? Шумит ли наш зе¬
леный сад над рекой, в котором до войны мы так любили ра¬
ботать? Колосятся ли в поле хлеба, которыми так славился
колхоз имени Пушкина? Подробно напишите мне обо всем,
расскажите про колхоз, про школу. Не удивляйтесь, друзья
мои, когда найдете в этом письме немного семян».
—	Каких семян? Где? — закричал Семушкин.
Маша достала из конверта небольшой бумажный пакетик,
на котором было написано:
Цензуру прошу не задерживать.
ПОСЕВНОЙ МАТЕРИАЛ.
Маша высыпала на ладонь мелкие коричневые зернышки.
Головы школьников склонились над ее ладонью.
—	Это мак, да? — спросила Зина Колесова.
—	Не похоже, — ответила Маша.
—	«Я нашел эти семена, — продолжал читать Санька,—
в пустом поле, около окопа. Кругом все заросло бурьяном и
чертополохом, а сквозь них пробивалось несколько созревших
головок клевера, и таких на редкость крупных, что я залюбо¬
вался. Богатые, должно быть, травы, выращивали люди на
этом поле. Я отобрал лучшие зерна, сохранил их и теперь по¬
сылаю вам. Приютите это доброе семя, вырастите его, и оно
щедро отблагодарит вас за труды.
498

«Что можно сделать, если зерен так мало?» — спросите
зы. Но вспомните бригадира нашего колхоза Егора Платоно¬
вича Коншакова. До войны он вывел замечательный сорт пше¬
ницы всего лишь из трех колосков. Да, да, из трех колосков, в
которых было ровным счетом двести восемь зерен.
Расспросите об этом поподробнее Катерину Васильевну
Коншакову и опытника Захара Митрича Векшина. Берегите,
друзья мои, этот редкий сорт, выращенный Егором Платоно¬
вичем, не дайте ему потеряться. Сейчас солдатам дорог каж¬
дый колосок, каждая былинка в поле. Придут они домой, по¬
радуются вместе с вами на золотые нивы и скажут великое
спасибо за ваше усердие и заботу.
Ваш учитель Андрей Иванович»
Школьники вновь склонились над Машиной ладонью.
Сколько раз видели они семена трав и злаков в поле и на то¬
ку, в ящике сеялки и под барабаном молотилки, в мешках и
закромах амбаров, но никогда маленькие, темные, тугие, как
скрученные пружинки, зернышки не вызывали такого интере¬
са, как сейчас.
Глава 2
ВЕСНА
Из школы Маша возвращалась вместе с Санькой. До де¬
ревни Стожары, где они жили, было километра три.
Озорные ручейки, точно сговорившись, поминутно пре¬
граждали им путь. То они разливались широкой лужей, то,
размыв дорогу, неслись сердитым потоком и бормотали:
«А вот не пропустим, не пропустим!»
Маше первой надоело отыскивать переходы и мостики, и
она решительно зашагала прямо через лужи и потоки. Санька
еле поспевал за девочкой.
Показались Стожары. Деревня двумя длинными рядами
раскинулась на высоком берегу извилистой реки Стожарки.
Были тут вновь отстроенные дома и старые избы. На задвор¬
ках ютились подслеповатые временные клетушки и даже зем¬
лянки. То и дело на широкой улице встречались белые смоли¬
стые срубы, лежали штабеля кряжистых бревен, кучи тонких
длинных слег; расставив бревенчатые ноги, стояли «козлы»
для распиловки досок.
Пусто и просторно было между домами. Не смыкались
между собой, как до войны, изгороди и заборы, и только
499

раскидистые березы да высокие тополя прочно стояли на своих
старых местах.
На улицах было безлюдно. Санька с Машей свернули за
усадьбы. Возвращаться домой этим путем было куда инте¬
реснее, чем вдоль деревни. Здесь, у хозяйственных построек,
сновали и перекликались люди, двигались подводы, на скот¬
ном дворе, тоскуя по свежей траве, призывно и трубно мыча¬
ли коровы, в кузнице необыкновенно отчетливо, как это бы¬
вает только ранней весной, звенело железо.
Оттого ли, что день был по-настоящему весенний — теплый,
солнечный, с мягким ветром, или оттого, что Маша несла та¬
кое дорогое письмо, но с каждым встречным ей хотелось по¬
делиться своей радостью.
—	Здравствуйте! — говорила она колхозницам. — А мы
письмо получили... от Андрея Иваныча.
Женщины останавливались, расспрашивали, и добрая
улыбка трогала их лица.
У каждого из ребят были в колхозе свои излюбленные
места.
Сначала Маша заглянула на птичник, потом потащила
Саньку в телятник — надо же проведать телочку Долинку,
которую они с матерью выходили этой зимой.
Белоголовая мокроносая Долинка, узнав свою няньку, под¬
бежала к девочке, захватила ее палец и, чмокая, принялась
сосать.
Недалеко от телятника находилась свиноферма. На солн¬
це, в огороженном частым плетнем садке, паслись розовые,
точно после бани, поросята.
—	Саня... на минуточку только, — потянула Маша маль¬
чика за рукав, заметив его скучающий взгляд.
Она быстро перелезла через плетень, присела на корточки
и позвала:
—	Чушь, чушь, чушь!
Поросята не обратили на нее никакого внимания. Они
дружной стайкой метались из угла в угол или, окружив сви¬
нарку, тыкались пятачками в ее ноги и истошно визжали.
Большие их уши-лопухи просвечивали на солнце.
—	Тетенька Лукерья, — спросила Маша, — а когда клички
будем раздавать? Мы с девчонками столько их напридумыва-
ли: и Ромашка, и Незабудка, и Василечек...
—	Какие уж тут василечки! — отмахнулась от поросят сви¬
нарка. — Разбойники... Обжоры! Все уши мне провизжали.
Наконец Маша словила одного поросенка, почесала ему
спинку, и тот, блаженно похрюкивая, растянулся у ее ног.
—	Ах ты дурачок, ах миленький! — растроганно зашепта¬
ла Маша.
500

—	Вот тебе и «миленький», — засмеялась свинарка.
Маша вскинула голову. Маленький поросенок, ухватив
Машину сумку с учебниками, волочил ее по земле.
Девочка бросилась вдогонку, вырвала сумку, сконфужен¬
но перелезла через плетень и оглянулась — Саньки не было.
Он уже стоял около кузницы. Подержался за поручни отре¬
монтированного плуга, покрутил рычаги сеялки, потрогал но¬
гой острые, как штыки, зубья бороны. Потом заглянул в двер¬
цу низенькой закопченной кузницы, где у мерно вздыхающего
горна колдовал бородатый кузнец Евсеич. Сейчас он провор¬
ным движением выхватил из горна огненно-оранжевую змей¬
ку, бросил ее на наковальню и угрожающе взмахнул молотом.
«Так тебе, так тебе!» — выговаривал молот, но змейка, точ¬
но сердясь, обсыпала кузнеца колючими искрами, потом со¬
гнулась в дугу, стала темно-вишневой и наконец, когда ее су¬
нули в бочку с водой, зашипела, выбросила клубочки пара и
превратилась в дужку подковы.
—	A-а, молодой Коншаков! — заметил Саньку Евсеич.—
Глазами смотри, а руками навыкай... Ну-ка, бери молоточек!
Санька только того и ждал. Он сбросил куртку, закатал
рукава гимнастерки и с замирающим сердцем схватил не¬
большой молот.
Когда Маша заглянула в кузницу, то увидела, что Евсеич
в паре с Санькой ковали железо. И уж кто-кто, а девочка то¬
же без дела оставаться не могла. Она подбежала к кузнеч¬
ным мехам:
—	А я горн раздувать буду!
—	Эге, прибывают подручные! — Евсеич сунул в воду
подкову и вытер рукавом лицо.
Мельком взглянув на Машу, так же неторопливо вытер
лицо и Санька, поплевал на ладони и переложил молот из
руки в руку.
Еще работа будет?
—	Самая малость осталась, — засмеялся Евсеич: — плуж¬
ков с дюжину да борон десятка два. — И он отобрал у Сань¬
ки молот. — Иди-ка домой, братец! И так, поди, второй час
добираешься...
Небрежно накинув куртку на плечи, раскрасневшийся, до¬
вольный, Санька вышел из кузницы.
—	Оденься, ты... — дернула его Маша за рукав. — Кузнец
горячий...
Санька ничего не ответил, посмотрел в поле, прислушался,
как в овраге за кузницей клокотала вода, и улыбнулся.
—	Весна-то какая, Маша! Будто на тройке гонит...—
И неожиданно спросил: — Ты что летом собираешься делать?
—	До лета еще далеко! — удивилась Маша.
501

—	Знаю. А думать загодя надо, — заметил Санька. — Слы¬
шала про ребят из Локтева? Все прошлое лето в поле работа¬
ли. Сами пахали, сами сеяли! И знаешь хлеб какой выра¬
стили...
—	Ну и что, Саня, что? — с нетерпением прервала его
Маша.
—	Вот и мы со Степой Карасевым в бригаду думаем запи¬
саться.
—	В бригаду? — остановилась Маша.
—	Да! К матери к моей. Слыхала, какое она дело начи¬
нает?.. Ты моего отца хорошо помнишь?
—	Дядю Егора? А как же! — оживилась Маша. — С ним
по грибы хорошо было ходить — всегда полный кузовок набе¬
решь. А какие он нам свистульки голосистые делал!..
—	То дело десятое, — перебил Санька, — я о другом
Помнишь, он целину начал поднимать за оврагом, на Старой
Пустоши?
—	Ну, помню... — ответила Маша.
—	А засеять не успел — война помешала. Вот матери и за¬
пала думка: вырастить в этом году хлеб на Старой Пустоши...
—	Погоди, Саня, погоди, — перебила его Маша. — У тети
Кати уже есть делянка... на ближнем поле.
—	Это само собой. Она за ее бригадой так и останется.
А на Старой Пустоши — это добавочно.
—	А управится тетя Катя?
—	Ей Татьяна Родионовна пополнение дает из комсомоль¬
цев — Лену Одинцову с подругами. А только матери все равно
людей не хватает.
—	Нет, не примут вас, — вздохнула Маша.
—	Это почему же? — обиделся Санька. — Что я, работать
не умею? Вот скажу матери — и запишет. Ей теперь в бригаде
каждый человек дорог... — Он покосился на девочку: — Же-
лаешь, могу и тебя записать.
—	Правда, Саня? — обрадовалась Маша. — Я ведь тоже
могу и полоть и жать...
—	Мое слово твердое, — заверил Санька. — Сказал — зна¬
чит, запишу.
—	И знаешь, Саня, — загорелась девочка, — если бы Ста¬
рую Пустошь да тем зерном засеять, что твой отец вырастил!
Ты видел его? Оно где хранится? Мать твоя знает?
—	Наверное, знает, — не очень уверенно ответил Санька.
—	Зайдем к вам, Саня, спросим тетю Катю.
Изба Коншаковых стояла на том конце деревни, который
в Стожарах назывался Большим, и смотрела окнами на реку.
Она была построена прошлым летом на месте добротного пя¬
тистенного дома, сожженного немцами. Маленькая, в два ок¬
502

на, собранная из обгорелых бревен, изба выглядела невзрач¬
но. Многое еще было недоделано: крыша над двором покрыта
только наполовину, мох и пакля из стен торчали клочьями,
ступеньки на крыльце еле держались. «С боков не дует, свер¬
ху не льет — жить можно. А красоту и попозже наведем»,—
говорила обычно Екатерина Коншакова.
Санька с Машей вошли в избу. Санькина сестрица, Феня,
с жесткими косичками, такая же, как и Санька, белобрысая, в
звездчатых золотых веснушках, только пониже ростом, под¬
метала пол.
В углу Никитка, толстый восьмилетний увалень, забавлял¬
ся с котенком — приучал его бегать с завязанными глазами.
—	А тетеньки Катерины нету? — спросила Маша.
—	Ничего. Мы без нее поищем, — сказал Санька.
Он осмотрел сени, чулан, заглянул во все старые кадки,
ящики, ведра. Ему уже не терпелось обшарить весь дом.
Он заметил под кроватью крашеный фанерный ящик, тот
самый, в который мачеха, проводив отца на фронт, сложила
его костюм, рубахи, кое-какой инструмент и брезентовый порт¬
фель, до отказа набитый книжками и бумагами. «Вернется
жив-здоров, все найдет в сохранности», — сказала тогда Ка¬
терина.
Санька вытащил ящик из-под кровати и принялся рыться
в вещах. На пол полетел столярный и сапожный инструмент,
какие-то бумаги.
—	Саня, — остановила его Маша, — может, подождем...
мать браниться будет...
—	Мамка идет! — вдруг вскрикнула Феня, заглянув в
окно.
Глава 3
ТРИ КОЛОСА
После смерти первой жены Санькин отец, Егор Коншаков,
два года ходил вдовцом, потом посватался к молодой вдове
Катерине и однажды привел ее вместе с сыном Никиткой к се¬
бе в дом. Легонько подтолкнул Катерину к притихшим Саньке
и Фене и весело подмигнул:
—	Вот вам, Коншаки, и новая мамка. Прошу любить и
жаловать. Живите по-хорошему, уважительно...
Санька знал Катерину давно. Она работала в колхозе сче¬
товодом. Ростом всего лишь отцу по плечо, черноглазая, по¬
движная, она ничем не напоминала рослую, медлительную
покойницу мать.
503

«Какая же это мамка! — с пренебрежением подумал Сань¬
ка. — Ей бы с нами в лапту играть».
С приходом Катерины от былого запустения, что царило в
доме Коншаковых без матери, не осталось и следа. Всюду бы¬
ло вымыто, выскоблено. Появились половички, расшитые ска¬
терти, на окнах — цветы; часто играл патефон, принесенный
Катериной. Детям она сшила обновки и зорко следила, что¬
бы никто из них не ходил в затрапезном виде.
Феня быстро подружилась с Никиткой, привыкла к новой
матери, стала учиться у нее шить на машинке. И только Сань¬
ка никак не мог свыкнуться с мыслью, что эта маленькая,
легкая, с черными озорными глазами женщина должна заме¬
нить ему мать. Катерина любила петь с девочками песни, за¬
плетать им косички, рассказывать сказки, не раз ввязывалась
играть с детьми в горелки.
«Веселый двор у Коншаковых», — с улыбкой говорили со¬
седи, с которыми Катерина поладила так же быстро, как и с
детьми.
С Егором Катерина жила душа в душу. Но такая жизнь
продолжалась недолго. Началась война, и Егор вместе с дру¬
гими мужчинами ушел на фронт.
Немцы все ближе подходили к Стожарам. Женщины, ста¬
рики и подростки вынуждены были покинуть родной колхоз,
уйти в глубокий тыл.
Через полтора года Стожары были освобождены от нем¬
цев и колхозники вернулись обратно.
—	Вот мы и дома! — сказала Катерина, хотя на месте про¬
сторного пятистенного дома Коншаковых торчали лишь обуг¬
ленные стены. Й, заметив, что ребята на все смотрят испу¬
ганными глазами и ни на шаг не отходят от нее, она стро¬
го прикрикнула: — Это почему за юбку держитесь? А ну,
марш на улицу — играйте, бегайте! Жить станем, как жили.
Тятьку ждать будем, строиться будем. Не век же война-раз¬
лука!
Когда поставили новую избу, Катерина отыскала сохра¬
нившиеся фотографии Егора и все их мелкими гвоздиками
приколотила в переднем углу. Берданка Егора — премия от
райисполкома — тоже была повешена на стену.
По всякому случаю Катерина вспоминала Егора. Ребятиш¬
ки не должны плакать от таких пустяков, как ушибленная но¬
га или порезанный палец, потому что отцу «там» больнее во
сто крат; старшие не смеют обижать маленького Никитку, по¬
тому что, когда отец вернется, он все узнает и крепко накажет
обидчика.
По вечерам Катерина собирала детей в круг.
—	А что-то сейчас наш отец делает? — спрашивала она и
504

певучим голосом, точно сказку, начинала рассказывать о по¬
хождениях бравого солдата Егора Коншакова.
Похождения эти всегда были необыкновенны, при всех
встречах с врагом Егор проявлял силу и храбрость удивитель¬
ные.
Ребята могли слушать мать без конца, хотя Санька и обна¬
руживал, что не все ладно в ее рассказах.
Отец был кавалерист, старший сержант, а по словам мате¬
ри выходило, что он командовал тысячами людей и умел не
только рубить шашкой, но и бил врагов из пулемета и пушки,
давил их гусеницами танка, забрасывал бомбами с самолета.
—	А тятька у нас кто? — снисходительно посмеиваясь,
спрашивал Санька. — Майор?.. Полковник? А может быть,
генерал?
—	Ты, умник, помалкивай, другим не мешай слушать,—
отвечала Катерина. — Хорош сынок, коль не верит, что батька
до генерала сможет дойти.
Сейчас ребята не успели еще ничего прибрать, а Катерина
уже перешагнула через порог и ахнула от изумления — такой
беспорядок стоял в избе.
—	Коншаки! Разбойники!—только и нашлась она ска¬
зать.
—	Тетя Катя, — виновато поднялась Маша, — вы не очень
сердитесь... Мы тут зерно ищем.
—	Какое зерно?
—	Ну, то самое, что Егор Платоныч вырастил... из трех
колосков. Нам Андрей Иваныч в письме про него написал.
—	Учитель?! В письме?! — Катерина недоверчиво посмот¬
рела на Машу. — Да он же без вести пропал... второй год
скоро.
—	А теперь объявился... он в госпитале, Андрей Иваныч...
Только вот не пишет, куда раненный.
Маша показала Катерине письмо и семена клевера.
Катерина отошла с письмом к окну, прочла его и подума¬
ла о том, что весна начинается совсем неплохо, если такой
хороший человек, как Андрей Иваныч, подал голос. На душе
стало легче. «Два года не писал... А вот объявился... Значит,
и Егор напишет».
Катерина посмотрела на Саньку и Машу, которые все еще
рылись в ящике.
—	А зерно вы напрасно ищете. Нет его у меня. Тут еще до
вас заезжал ко мне агроном один, с селекционной станции.
Хоть десять зернышек на развод просил подарить. А где их
возьмешь!
—	Так где же оно? Расскажите, тетя Катя, — попросила
Маша.
505

—	Что ж там рассказывать, только сердце бередить, —
отмахнулась Катерина, но, заметив умоляющие взгляды Ма¬
ши и Саньки, присела на лавку. — Так уж и быть, слушайте.
Может, и на пользу пойдет.
Как-то пошли мы с отцом по грибы на Старую Пустошь.
Ходим, аукаемся, а грибы словно попрятались от нас. И вдруг
Егор Платоныч подзывает меня. Подхожу, а он сидит посреди
полянки на корточках и радуется:
«Смотри, Катерина, какой я пшеничный колос нашел!»
«Экая, говорю, невидаль — колос. Я думала, ты на гриб¬
ной курень напал».
А он опустился на колени и пополз по траве.
«Ищи, Катерина, ищи! Это же редкая пшеница, старинный
сорт. Про нее старики чудеса рассказывают. Не полегает, не
осыпается, ни морозов не боится, ни засухи».
Нашли мы еще два колоска. И правда, крупные они были,
тяжелые, я таких отродясь не встречала.
Собрал Егор Платоныч урожай с трех колосков, посовето¬
вался с Андреем Иванычем, и весной посеяли они зерна в ого¬
роде на грядке. Грядка маленькая, со стол, но урожай полу¬
чился замечательный.
А перед самой войной засеял отец новым сортом пшеницы
уже целую сотку в поле. Но пшеница созреть не успела. На¬
чалась война, немец как снег на голову... Пришлось нам ухо¬
дить из колхоза. Прибежала я на Егорову делянку, хотела
хлеб поджечь, а он — зеленый, не горит. Что делать? Давай я
его с корнями выдергивать да ногами топтать...
—	Так все и загубила? — привстал Санька.
—	Так и загубила. — Катерина отвернулась к окну.
—	Как же мы теперь Андрею Иванычу напишем? —
спросила Маша.
—	Что правду скрывать!.. Как было, так и отпишите.—
Катерина вздохнула и принялась за уборку избы. Потом по¬
глядела на Саньку, который просматривал какую-то тет¬
радь. — Чем это ты зачитался?
—	Да вот... в тятькиных вещах нашел. Называется «Меч¬
ты-думы». — И Санька протянул матери толстую тетрадь в
черном коленкоровом переплете.
Катерина полистала ее.
Это была заветная Егорова тетрадочка, куда тот заносил
разные планы, наблюдения, расчеты, все свои «мечты-думы»,
как он любил выражаться.
Был тут и план орошения огородов, и осушки дальнего
Солота, и постройки электростанции на реке.
—	Смотри, смотри... и про Старую Пустошь все расписа¬
но,— сказала Катерина. — Чисто как в наставлении: и какая
506

там почва, и каких она удобрений требует... Вот кстати твоя
находка, Саня... А я-то гадаю, где отцова тетрадка затеря¬
лась. Обязательно колхозницам зачитаю.
Санька посмотрел на Машу и придвинулся к матери:
—	Ты и нас в бригаду запиши. Мы тоже с тобой хотим ра¬
ботать.
—	Кто это?
—	Я вот, Степа... Маша еще...
—	А школа? — Катерина подняла голову от тетради.
—	Чего там школа, — запнулся Саня, — не маленькие!
И пахать сможем, и полоть... Лену Одинцову с подругами при¬
няла. А мы им вот настолечко по работе не уступим.
—	Да что ты, право... — нахмурилась Катерина. — Будет
время — наработаетесь, земли на ваш век хватит. А пока
учиться надо.
Маша тихонько выскользнула из избы. Санька вышел за
ней следом.
—	Говорила я — не запишет. Не так ты разговор начал,—
упрекнула его Маша.
—	Я напрямик люблю.
—	По-другому надо... Так, мол, и так, желаем помо¬
гать взрослым. В свободное, конечно, время, после уроков...
Знаешь, Саня, пойдем завтра к Татьяне Родионовне. Она
поймет.
—	Пойдем, пожалуй...
—	Только, чур, я первая говорить буду. А то ты опять раз-
раз — и все испортишь.
—	Ты — говорить, а я — пеньком стоять!—обиделся
Санька.
—	Ну, где надо, головой кивнешь, словечко вставишь...
—	Ладно... там видно будет, — согласился Санька.
Они расстались.
Маша побежала домой, Санька вернулся в избу.
У стола сидела грузная, одутловатая Евдокия Девятки¬
на, соседка Коншаковых. Она доводилась Егору Платонычу
дальней родственницей, считала своим долгом присматри¬
вать за семьей Коншаковых, любила поучать Катерину и ее
ребят.
—	Слышала я про твои дела, слышала. Высоко взлета¬
ешь,—говорила сейчас Евдокия.—Только опасаюсь, Катюша...
В хлеборобах ты ходишь без году неделю, в помощники тебе
дали малолеток зеленых... Как бы конфуза не вышло. Сидела
бы ты, как при Егоре Платоныче, счетоводом в конторе — спо¬
койно и подручно.
—	Да что ты! — вспыхнула Катерина. — Настоящие-то
хлеборобы знаешь чем заняты? Чертополох выпалывают с
507

родной земли. Кому же, как не нам, хлебом их сейчас кор¬
мить!
—	Это я так, к слову пришлось,—замялась Евдокия и дол¬
го еще сидела в избе, рассказывая Катерине о своих болезнях
и недомоганиях.
Глав а 4
„ХОЗЯЙСТВО ВЕКШИНА"
На другой день после школы Маша с Санькой направились
в контору колхоза.
Контора стояла на бойком углу проулка, где полевая до¬
рога вливалась в большак, и, как большинство домов в Сто¬
жарах, была еще не достроена.
Всюду лежали смолистая щепа, желтые кольца стружек,
груды бурых сырых опилок. Кровельщики, сбросив с крыш
лохматую, взъерошенную солому, заменяли ее легкой белой
дранью.
Маша с Санькой вошли в контору. Просторное, как рига,
помещение было еще свободно от перегородок и пахло смолой
и хвоей. Блестели потолки и стены, поскрипывали свеженаст-
ланные половицы.
В конторе было шумно и оживленно.
Председательница колхоза, приземистая, крупнолицая
Татьяна Родионовна Парфенова, спустив с головы платок, на-
клонилась над столом и вместе с бригадиром рассматривала
план колхозных угодий.
—	Смотри, Маша, — шепнул Санька, — она же совсем ста~
рая, Родионовна. И волосы седые.
—	Она не старая. Она моей мамке ровесница, им на сорок
седьмой побежало. Только Родионовна состарилась рано.
Думаешь, легко это в председателях ходить! Мамка говорит:
Годионовна — как око недреманное.
—	Какое? — не понял Санька.
—	Ну, спит, значит, мало, сутки ей коротки. Днем она то
в поле, то на скотном дворе, а ночью в конторе — наряды
готовит, планы составляет. Тут поседеешь...
Вскоре бригадиры ушли, и Татьяна Родионовна заметила
Саньку и Машу:
—	Ко мне, ребятишки?
—	К вам, Татьяна Родионовна, — выступила вперед Ма¬
ша,— нам об одном деле поговорить нужно.
—	Да... о деле^ — поддержал ее Санька.
—	Ну что ж, давайте! — Татьяна Родионовна чуть заметно
508

улыбнулась. — А может, я уже знаю, о чем разговор будет?
В бригаду к Катерине вас записать? Так ведь?
—	Так, — согласился Санька и переглянулся с Машей.—
А почему вы знаете?
В горле у него пересохло, и слова, которые он, несмотря на
Машин запрет, все же приготовил, сразу забылись.
Он ждал, что Татьяна Родионовна сейчас засмеется и ото¬
шлет их домой готовить уроки.
Но председательница не засмеялась. Она только покачала
головой и задумалась.
—	Вдвоем, значит, прибежали. О себе тревожитесь. О дру¬
гих не подумали. А вы, по-моему, пионеры.
—	Пионеры, Татьяна Родионовна, — кивнула Маша.
—	А где же ваше друг за дружку? Мне тут от ребят отбоя
не стало. Весна, что ли, на вас так действует... Вчера Степа
Карасев с Алешей Семушкиным пришли — ставь их в пахари,
и всё тут. Третьего дня еще двое заявились — тоже желают в
поле работать. Теперь вы с Саней... А почему бы вам всем вме¬
сте не собраться?
—	Мы соберемся, — встрепенулась Маша. — А тогда вы нас
обязательно к бригаде припишете?
Не успела Татьяна Родионовна ответить, как в правление
вбежала невысокая крепкая девушка с широким обветренным
лицом. Это была Лена Одинцова. Она торопливо объяснила
Татьяне Родионовне, что дед Векшин ни в какую не хочет от¬
пускать девчат к Катерине Коншаковой, бранится на чем свет
стоит и сейчас явится сюда собственной персоной.
И верно, через несколько минут, сердито постукивая мож¬
жевеловой клюшкой, вошел в контору высокий худощавый
старик.
Татьяна Родионовна поднялась ему навстречу.
До войны Захар Митрич был известен в Стожарах как
опытный огородник и садовод. Выращенные им сорта стожа-
ровского лука и огурцов славились на всю область.
Немцы причинили много зла опытному участку при кол¬
хозной хате-лаборатории: разрушили парники, погубили пло¬
довые деревья.
После того как Захар Митрич вернулся из партизанского
отряда обратно в Стожары, он жадно принялся за работу.
Выходил с косарями на луг, выезжал на пашню, но обострив¬
шийся застарелый ревматизм все чаще заставлял его отлежи¬
ваться в постели или бродить в обгорелых подшитых вален¬
ках около дома.
Видя, как Захар Митрич томится без дела, Татьяна Родио¬
новна предложила ему место сторожа при колхозной конторе.
509

Старик отказался и вызвался поработать на запущенном опыт¬
ном участке.
—	Жить мне, Родионовна, осталось немного. Хочу напо¬
следок к земле быть поближе. Только ты мне в помощи не от¬
казывай.
Председательница поняла старика и выделила ему в
помощь комсомолок: Лену Одинцову с подругами. В первый
же год Захар Митрич принялся испытывать новые сорта хле¬
бов, трав, овощей, выращивал саженцы плодовых деревьев и.
кустарников.
В колхозе кое-кто считал опыты Захара Митрича прежде¬
временной и ненужной затеей — годы военные, людей и без
того не хватает на полевые работы, но Татьяна Родионовна
всячески оберегала «хозяйство Векшина», как звали в Стожа¬
рах опытный участок, и помогала ему чем могла.
Девушки оказались старательными и послушными помощ¬
ницами, и старик очень привязался к ним. И вот сейчас их
забирали в полевое звено...
—	Под корень, значит, рубишь мое хозяйство? — с обидой
говорил Векшин. — Учил девчат, пестовал, и пожалуйте — пе¬
реманили...
—	Захар Митрич... — попыталась перебить его Татьяна
Родионовна.
—	Что «Захар Митрич»! А солдаты домой вернутся... Где,
спросят, былая слава колхозная, где хлеба знаменитые стожа-
ровские, семена добрые? Что ответим? Нет, Родионовна, я по-
другому хочу. Чтоб поля у нас, как океан-море, шумели, чтоб
цвело все кругом, будто и лиха-беда в Стожары не загляды¬
вала...
—	А я, думаешь, не желаю этого? — наконец заговорила
Татьяна Родионовна. — Ты вот в партизанах был, Захар Мит¬
рич, понимать должен. На войне ведь как? Где главный бой
завтра, туда и все силы. А у нас сейчас поле да хлеб — глав¬
нее главного. Да не сам ли ты совет подал Катерине — Старую
Пустошь поднять...
—	Это верно, — согласился старик, — была и моя под¬
сказка.
—	Видишь вот... кого же на передовую линию выдвигать,
как не комсомолок!
—	А у меня, значит, тыловая линия?
—	Нам, Захар Митрич, и твое хозяйство дорого. Без по¬
мощников мы тебя не оставим.
—	Не утешай, председатель, знаю я свои резервы. Два де¬
да вроде меня да бабка Манефа глухая.
—	Да, Захар Митрич! — вспомнила вдруг Татьяна Родио¬
новна.— Отменные есть помощники. Сами до работы рвут¬
510

ся. — И она обернулась к Саньке и Маше: — Вы как, ребята,
согласны с дедом Захаром компанию водить?
Не успели озадаченные Маша и Санька ответить, как дед
Векшин тяжело повернулся на стуле и в упор посмотрел на
мальчика.
—	Мальчишек к себе принять?! Пусти козла в огород, как
говорят... Да они... они ж у меня прошлым летом семенные
огурцы обобрали. А третьего дня камнем запустили в парник,
стекла побили...
И хотя Санька ничего не знал ни про огурцы, ни про стек¬
ла, но он не выдержал упорного взгляда старика, вспыхнул и
подался в сторону.
—	Дедушка, — вмешалась Маша, — Саня тут ни при чем.
Захар Митрич уныло махнул рукой и поднялся:
—	И не сватай ты меня с ними, Родионовна. Не будет у
нас мира. Лучше бабку Манефу присылай на подмогу да де¬
дов каких-нибудь отставных.
—	Ничего, ничего, Захар Митрич! Стерпится—слюбится,—
успокоила его Татьяна Родионовна. — Ты их построже держи.
Ребятам это только на пользу пойдет. А помощники они тебе
верные будут.
Санька с Машей вышли из конторы. Последние островки
снега дотаивали на крышах, и частая капель продолбила в
снегу около изб глубокие, темные, точно отбитые по линейке
канавки. Куры уже копались на завалинках, а облезлые пету¬
хи воинственно прочищали горло и хлопали крыльями. Небо
над Стожарами словно расширилось, стало голубым, высоким
и неоглядным.
—	Ну вот, поговорили! — с досадой бросил Санька.
—	А может, это и к лучшему, — примиренно сказала Ма¬
ша. — В бригаду нас все равно не запишут. Соберем пионеров
побольше — да к деду Векшину. Сами землю копать будем,
сами сеять. Опыты разные заведем. Правда, Саня? «Хозяйство
Векшина» — оно ведь тоже важное.
—	Куда важнее, — хмыкнул Санька. — Лук репчатый вы¬
ращивать, морковку с мышиный хвост, прочую там петруш¬
ку... Очень интересно!
Он был недоволен. Серьезного разговора с Татьяной Роди¬
оновной так и не получилось. И во всем виновата Маша. На¬
до было твердо стоять на своем, а она при первом же упо¬
минании о «хозяйстве Векшина» развесила уши и обо всем
забыла.
—	Векшин вас и к грядкам близко не подпустит. Он же
над каждой травкой дрожит,
—	Кого это «вас»? — приостановилась Маша. — А ты, Са¬
ня, разве не с нами?
511

—	Нет уж, освободи... Мы что-нибудь другое поищем, —
усмехнулся Санька и, разбежавшись, перемахнул через ши¬
рокую бурлящую промоину и зашагал к дому.
Глав а 5
БЫСТРОТА И НАТИСК
Утром, по пути в школу, Санька приметил, что верховая
вода у моста сильно поднялась и ветер из-за синей гряды ело¬
вого бора дул теплый и сильный.
«Такой ветер лед разбивает, — подумал он. — Теперь жди,
скоро тронется».
Хорошо, когда парта стоит у самого окна! Но позавчера
Саньке не повезло.
Надежда Петровна, заметив, что Коншаков больше смот¬
рит на улицу, чем на классную доску, пересадила его на «Чу¬
котский полуостров» — так ученики называли щербатую парту
в дальнем углу класса.
Но пропустить ледоход было никак нельзя.
Санька вступил в переговоры с Петькой Девяткиным, и тот,
выговорив полкарандаша, согласился на время уступить ему
свое место у окна.
Начался последний урок.
Неожиданно за стеной как будто треснуло стекло. Звук
был отдаленный, слабый, но настороженное ухо мальчика от¬
лично уловило его. Санька припал к окну. Река еще была не¬
движима, спокойна, но вот по бурому панцирю льда прошли
извилистые трещины, показались разводья, хлынула, бурля и
пенясь, вода, и вся река дрогнула, зашевелилась и неторопли¬
во, словно пробуя силы перед дальней и нелегкой дорогой,
пришла в движение.
И тогда весь класс услышал радостное восклицание:
—	Пошло! Идет!
—	В чем дело, Коншаков? — подняла глаза препода¬
вательница математики. — Почему ты опять перебрался к
окну?
—	Лед тронулся, Надежда Петровна! — пояснила Маша и
с завистью посмотрела на Саньку. Всегда он первый замечает
ледоход! Но это просто потому, что у него такое счастливое
место, у самого окна.
Надежда Петровна надела на нос очки, подошла к окну и
посмотрела на реку.
—	Действительно, — согласилась она. — Ну что ж, время,
закон природы.— И, вернувшись к своему столу, обычным
512

глуховатым голосом Надежда Петровна предложила Саньке
вновь сесть на заднюю парту.
Санька вздохнул, поменялся с Петькой местами и неволь¬
но вспомнил Андрея Иваныча.
Андрей Иваныч был строгий учитель, но всегда, когда на¬
чинался ледоход, он сам отковыривал замазку у окна, распа¬
хивал рамы и вместе с ребятами долго смотрел на реку.
«Отыгралась зима-хозяйка! Теперь нашу тишайшую Сто-
жарку не остановишь — до моря добежит», — говорил он и
глубоко вдыхал весенний воздух.
А ветер с реки врывался в класс, листал страницы учебни¬
ков, парусом надувал географическую карту, и ученикам
казалось, что синие реки и озера на ней так же оживали и
начинали двигаться, как их маленькая река Стожарка за
окнами.
И даже у старенького заячьего чучела, что всю зиму про¬
жило в шкафу, шевелились уши и взъерошивалась шерстка,
словно заяц собирался выпрыгнуть из класса на улицу и бе¬
жать без оглядки до первой пригретой солнцем проталины.
Долго тянулся в этот день последний урок.
Санька даже подумал, что школьная сторожиха тоже за¬
гляделась на ледоход и совсем забыла следить за часами.
Наконец прозвенел звонок.
«На реке идет лед, — казалось, говорил он Саньке, — вода
рвет и мечет, выходит из берегов, а ты все еще сидишь в клас¬
се и решаешь задачки. Разве это в твоих привычках — пропу¬
скать такие события, как ледоход или половодье, дождь с
градом или первый снег, бурелом в лесу или пожар в селе!»
Санька на ходу засунул книжки в сумку от противогаза,
заменявшую ему школьный ранец, выбежал на крыльцо и при¬
слушался. Глухо и деловито шумела вскрывшаяся река.
Она разрезала пополам большое село Торбеево, на краю
которого стояла школа, потом, причудливо петляя, вырыва¬
лась в луга и поля, пересекала редкое мелколесье и, тесно
прижимаясь к обрывистому берегу, подходила к Стожарам.
Вскоре на школьном крыльце собрались все стожаровские
ученики. Завязался спор, каким путем идти домой: через уз¬
кий дощатый настил, по которому ходили в школу всю зиму,
или окружной дорогой, через мост.
Алеша Семушкин, юркий, как вьюн, рассудительно заме¬
тил, что дощатый настил через реку, наверное, уже снесло
ледоходом и идти надо большаком, через мост.
Петька Девяткин в душе согласился с Семушкиным, но на
всякий случай посмотрел на Саньку. Кто знает, что тому
взбредет в голову!
Хотя Девяткин считал себя первым Санькиным другом и
513

любил по всякому поводу повторять: «Мы с Коишаком», но
Санька редко считался с его мнением.
Когда отца Девяткина взяли в армию, Петька почувство¬
вал себя совсем взрослым.
Бегать босиком он уже считал ниже своего достоинства и в
любую погоду носил тяжелые охотничьи отцовские сапоги,
хотя они и доставляли ему немало горестных минут. Он завел
шелковый кисет с кистями, начал курить ядовитый самосад,
приобрел расческу из пластмассы вишневого цвета, карманное
зеркальце и по утрам, смочив волосы водой, усердно расчесы¬
вал их на косой пробор.
Учился Петька кое-как, второй тод сидел в шестом классе
и не очень обижался, когда его звали «неуспевающим с про¬
шлого века».
Мать ко всему этому относилась снисходительно и при
встречах с соседками говорила, что у ее Петеньки и без того
ума палата и жизнь он проживет — в обиду себя не даст.
Петька был задирист, проказлив, но особой смелостью и
сноровкой не отличался и частенько возвращался домой с раз¬
битым носом или синяком под глазом.
Евдокия часто советовала сыну держаться поближе к Сань¬
ке Коншакову и постоянно внушала обоим, что они родные и
должны всюду стоять друг за друга. Иногда она зазывала
Саньку к себе в избу, угощала, участливо расспрашивала про
отца, любила вспомнить покойницу мать.
Петька всюду следовал за Санькой, и тому нередко прихо¬
дилось выручать своего проказливого соседа.
Сейчас Санька тоненько свистнул.
Кто же смотрит ледоход с моста! Самое интересное ме¬
сто — это у излучины реки, где всегда образуется затор и
льдины налезают одна на другую.
—	Проберемся, — сказал Санька и повернул на зимнюю
тропу. Он шагал не оглядываясь, уверенный, что приятели не
отстанут от него.
Девяткин с залихватским видом взмахнул рукой:
—	Айда! Наши везде пройдут!
Школьники последовали за Санькой.
Семушкин потоптался на месте и тоже поплелся следом за
всеми по зимней тропе.
Маша потянула за рукав медлительную, толстенькую Зину
Колесову:
—	Пойдем и мы! Посмотрим.
Вскоре все собрались у реки. Она уже была не та, какой
школьники видели ее из окна класса.
Словно почуяб, что путь свободен, лед шел могучей, живой
лавиной. Угловатые льдины со скрежетом налезали друг на
514

друга, опрокидывались, вставали на ребро. Черная вода кипе¬
ла между ними. Мальчишки переглянулись: дощатого настила
не было.
—	«Наши везде пройдут»! — насмешливо бросил Семуш-
кин Саньке. — Один такой прошел, три дня потом баграми по
дну шарили. А ну, кто со мной на мост?
Девочки и часть мальчишек направились за Семушкиным.
—	Давай и мы через мост, Коншак, — сказал Девяткин.
Прищурив зеленоватые глаза, Санька неотрывно следил за
бегущими по реке льдинами. Он, Санька Коншаков, и не
пройдет! А будь он партизаном? Ведь это очень свободно мог¬
ло случиться, если бы мать, когда немцы подходили к селу, не
увезла его с собой. Молодой такой партизан, разведчик или
связной. И вот, скажем, весна, ледоход, вроде этого; вызывает
его к себе командир отряда и приказывает пробраться на тот
берег реки с очень важным заданием. Но через мост идти нель¬
зя, там немецкие часовые. А на реке ледоход. Как же быть?
Санька поправил пилотку на голове, подтянул голенища са¬
пог и прошелся по берегу, что-то выискивая глазами.
И тут он заметил Машу Ракитину. Она стояла у самой во¬
ды и не отрывала глаз от бегущих льдин; платок сполз ей на
шею, обнажив маленькие розовые уши, и ветер трепал корот¬
ко остриженные волосы.
—	Маша, долго тебя ждать? Идем через мост! — звала ее
с пригорка Зина Колесова.
Но девочка ничего не слышала.
—	Смотри, — поманила она Саньку, — льдины-то как не¬
сутся...
—	Тебя зовут! Не слышишь? — подскочил к ней Девяткин.
Маша мельком взглянула на него и опять обернулась к
Саньке:
—	А могут они до моря доплыть?
—	Могут, наверное... Правда, Маша, шла бы ты на мост с
Семушкиным, — посоветовал ей Санька.
—	Нет... я посмотрю. Ты ведь на тот берег побежишь че¬
рез лед?
—	Откуда ты взяла? — деланно удивился Санька.
—	Побежишь, я знаю. Я еще в классе догадалась, когда
ты на реку смотрел. А это не очень страшно, Саня?
Санька усмехнулся и ничего не ответил. Что греха таить,
ему даже немного льстило, что Маша не пошла за Семушки¬
ным, а осталась на берегу.
Но Девяткин хмуро смотрел на Саньку. Он был недоволен:
без Маши ни одно дело не обходится.
Бывало, соберет он с Санькой компанию за грибами в
заповедные места или за черникой на Горелое болото, и не
515

успеют мальчишки выйти за околицу, как следом за ними
бежит Маша: «Ладно же, ладно! За грибами пошли и не ска¬
зались. Припомню я вам...» И бродит целый день с ними по
лесу, ни на шаг не отстанет.
По грибы да по ягоды Девяткин еще терпел Машу. Но,
когда он собирался в поле чужим горохом лакомиться или в
лес костры жечь, Маша только мешала ему.
«Отвадить надо девчонку, проходу от нее нет», — решил
Петька, и как-то раз без Саньки, когда Маша пришла к маль¬
чишкам, он предложил сыграть в «голы руки не казать».
—	Сыграем, сыграем! — обрадовались ребята.
Каждый обернул руку зеленым лопухом, сорвал длинный
стебель крапивы. Потом все запели: «Голы руки не казать, го¬
лы ноги не казать», принялись бегать друг за другом и хле¬
стать крапивой по босым ногам и рукам. Сначала Маше та¬
кая игра понравилась: бегаешь, визжишь, увертываешься. Но
рукава кофты были коротенькие, юбка по колени, и девочке
доставалось больше всех. Руки и ноги у нее покрылись крас¬
ными волдырями, на глазах выступили слезы. «Хоть бы конец
поскорее», — думала Маша, но мальчишки разошлись — пры¬
гали вокруг нее, хохотали, размахивали крапивой.
Тут Маша и разъярилась. Нарвала большой пучок крапи¬
вы и, забыв про все правила игры, как веником принялась на¬
право и налево хлестать мальчишек: по рукам, по спинам, по
головам. Девяткину досталось больше всех. Отступили маль¬
чишки и с тех пор побаивались прогонять Машу от себя.
Санька наконец нашел около дороги старую веху, обло¬
мал сучья и, покосившись в сторону — здесь ли еще Маша,—
подошел к воде.
Вскоре широкая, устойчивая льдина, похожая очертания¬
ми на Австралию, ударилась о берег. Санька прыгнул на нее
и оттолкнулся шестом.
Течение подхватило льдину, покружило на месте, потом по¬
несло вперед и с размаху ударило в ледяной затор.
«Австралия» раскололась пополам, но Санька одним прыж¬
ком перескочил на другую льдину, потом на третью, четвер¬
тую...
Маша не сводила с него глаз.
Вот Коншак — это мальчишка! Всегда он придумает такое,
от чего дух захватывает.
Недаром стожаровские мальчишки, особенно с Большого
конца, считают Саньку первым смельчаком и без спора при¬
знают его своим коноводом.
Сделав последний прыжок, Санька выскочил на противопо¬
ложный берег реки. Сорвал с головы пилотку, покрутил ею в
воздухе и что-то закричал; шум ледохода заглушал его голос.
516

Тогда Санька показал рукой в сторону — мол, все идите к
мосту, там встретимся.
Мальчишки переглянулись. К лицу ли им отставать от сво¬
его коновода?! Вооружившись шестами, они подошли к воде.
Первым прыгнул на льдину большеголовый, приземистый
Степа Карасев, которого за его широкие плечи и маленький
рост звали Степа Так-на-Так.
—	Главное — быстрота и натиск! — напутствовал его Де¬
вяткин.
За Степой перебежал реку рыженький Ваня Строкин.
Дошла очередь до Девяткина. Он довольно смело прыгнул
на льдину, но потом оступился, зачерпнул сапогом воду и вер¬
нулся обратно на берег:
—	Еще утонешь! Жуткое дело!
—	«Мы с Коншаком»! — с презрением сказала Маша.—
А еще друзья-приятели по гроб жизни.
—	Ну что ж, по гроб жизни! Приятель в омут полезет, и я
за ним? Спасибочки!
Неожиданно Маша выхватила у Петьки из рук шест и
прыгнула на льдину.
—	Умалишенка! — закричал Петька. — Утонешь!
Но Маша только помахала ему рукой.
Сначала все шло хорошо. Девочка легко перепрыгивала с
льдины на льдину и вскоре была уже далеко от берега. Но тут
произошло неожиданное: льдины раздвинулись, как тяжелые
створки ворот, посредине реки образовалось широкое раз¬
водье, и маленькую льдину, на которой стояла Маша, стреми¬
тельным течением понесло к мосту, к деревянным быкам, где
лед дробился на мелкие куски, где все кипело и пенилось, как
в котле.
Санька закричал, чтобы девочка сильнее гребла шестом.
Маша старалась изо всех сил. Неожиданно она поскользну¬
лась и уронила в воду шест. Река, точно поняв, что девочка
лишилась последней защиты, еще быстрее понесла льдину к
мосту. Санька с приятелями не знал, что делать. Он метался по
берегу, размахивая руками, потом кинулся в сторону от бере¬
га, к сараю, около которого лежала вверх дном тяжелая чер¬
ная лодка.
На помощь подоспели Степа Так-на-Так и Ваня Строкин.
Втроем они перевернули лодку и поволокли ее к берегу.
—	Ребята, она ж худая! — с отчаянием закричал Степа,
показывая на пробоину в днище.
Санька оставил лодку и побежал к реке. С противополож¬
ного берега до него донесся истошный тонкий голос Девят¬
кина:
—	Тонет! Караул!.. Спасайте!..
517

Г лав а 6
МАЛЬЧИК В УШАНКЕ
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не паренек
в короткой куртке серого шинельного сукна, в тяжелых не по
ногам кирзовых сапогах и солдатской шапке-ушанке. Он сбе~
жал с пригорка и довольно нелюбезно встряхнул Девяткина
за плечи:
—	Чего надрываешься?
—	Девчонка наша... На льдине... Жуткое дело!.. К мосту
несет, — забормотал Петька. — Совсем глупая девчонка...
—	Вижу, — хмуро перебил паренек в ушанке и, распахнув
куртку, сдернул с себя поясной ремень, словно тут же на бере¬
гу решил высечь Петьку; потом сбросил с плеч вещевой мешок
и с треском оторвал от него лямки. — Ремень есть?
—	Ремень?! — не понял Петька.
—	Ну, поясной там, брючный... Или веревка. Все давай.
Мальчик в ушанке сунул руки Петьке под пиджак, нащу¬
пал на животе ремень, снял его, потом так же бесцеремонно
оторвал от школьной сумки шнурок и все это — ремни, лямку,
шнурок — связал друг с другом.
Затем прыгнул на зыбкий движущийся лед и начал проби¬
раться к Маше. Остановился у самого края разводья и, раз¬
махнувшись, с силой бросил девочке конец ремня.
Маша не сразу поняла, что ей нужно делать. Ремень про¬
свистел над головой и шлепнулся в воду. Мальчишка быстро
подтянул к себе самодельную спасательную веревку, свернул
ее в кольцо, сердито крикнул: «Лови, девочка!» — и вновь
кольцо развернулось в воздухе. Теперь оцепенение Маши про¬
шло. Она поймала конец ремня, уперлась ногами в льдину, и
паренек в ушанке начал осторожно подтягивать ее вместе с
льдиной к себе.
Разводье становилось все уже и наконец совсем закрылось.
Паренек схватил Машу за руку и повел к берегу, выбирая
льдины покрупнее, чтобы они могли выдержать двоих. Порой
течение вновь разводило льдины в стороны.
—	Ничего, девочка, ничего, — говорил мальчик в ушанке
и пережидал, пока разводье не закроется.
Так они добрались до берега.
Почувствовав под ногами твердую почву, Маша отверну¬
лась от реки и закрыла лицо руками. Потом поглядела на
своего неожиданного спасителя.
Тот стоял в стороне и сосредоточенно развязывал узлы на
лямках.
—	Мальчик, а мальчик!—тихо позвала Маша.
518

Паренек в ушанке оглянулся.
Маша виновато улыбнулась и, не зная, как выразить свою
благодарность, вдруг подбежала к пареньку и взяла у него из
рук мокрые лямки.
—	Давай я развяжу! — И, вцепившись зубами, принялась
развязывать туго затянувшиеся узлы.
От моста мчались школьники: Санька с приятелями, Але¬
ша Семушкин, Зина Колесова.
Встревоженные, тяжело дыша, они окружили Машу.
—	Ты... ты зачем это через лед?.. — заикаясь, закричал на
девочку Санька.
—	Я бы пробежала, — растерянно заморгала Маша, — а
тут вода кругом... голова закружилась.
—	Всегда с тобой беды наживешь!—петухом наскочил на
Машу Девяткин и ударил себя в грудь кулаком. — Еще и уто¬
нуть могла. А мы отвечай! Как в прошлое лето, когда у тебя
в Черном омуте ноги свело.
—	Кто бы говорил! — фыркнула Маша. — Это у тебя ноги
свело.
—	Видали! — разошелся Девяткин, обращаясь к мальчиш¬
кам.— Еще и спорит. Нет, довольно! Заказать ей за нами увя¬
зываться! На всю жизнь. Пусть ходит со своими девчонками.
—	Веселый разговор, — негромко произнес паренек в
ушанке. — У вас что же, так заведено?
Санька, словно от толчка, обернулся назад. Паренек сидел
на бурой проталине и переобувался.
Был он невелик ростом, худощав, смугл, глаза его чуть ко¬
сили, и в них бегали озорные искорки.
—	Как — заведено? — настороженно переспросил Санька.
Паренек ответил не сразу. Он выжал воду из мокрой пор¬
тянки, ловко, без единой складочки запеленал в нее ногу и
сунул ее в широкий зев кирзового сапога.
—	А так... Девочка чуть не утонула, а они... на бережку
стоят, наблюдают.
—	Кто... на бережку?
—	Виноват, на мостике.
—	Говори, да не заговаривайся! — Санька не заметил, как
сделал шаг к незнакомцу, и неожиданно, без всякой связи, но
довольно сурово, как ему показалось, спросил: — Ты чей? Ку¬
да идешь?
Паренек в ушанке вскочил на ноги, притопнул сапогами:
—	Патруль? Проверка документов? Прикажете доло¬
житься?
—	И проверю... очень свободно. Много тут ходит всяких...
Но паренек будто не расслышал этих слов. Он смотрел на
Машу. Девочка, стоя на одной ноге, сняла с другой сапог и,
519

прыгая, выливала из него воду. Нога была красная, зазябшая.
Паренек подбежал к Петьке, выхватил у него из рук свой
вещевой мешок, достал сухие портянки и протянул девочке:
—	Переобувайся: простудишься!
Санька чуть не поперхнулся от досады. Мало того, что не¬
известно откуда взявшийся паренек выставил его чуть ли не
трусишкой, — он же первый предложил Маше переобуться.
Но Маша портянки не взяла.
—	Я домой побегу... — И она обернулась к пареньку в
ушанке:—Пойдем к нам! Отогреешься. Тебе еще далеко идти?
—	В Стожары мне, в колхоз имени Пушкина.
—	В Стожары? — воскликнула девочка. — К нам, значит
Мы все тут стожаровские. Вот она, за рекой, деревня наша.
А ты к кому?
—	Дед Векшин — у вас есть такой?.. Захар Митрич.
—	А ты... ты к деду идешь?
—	К нему.
Маша отступила шаг назад, обошла паренька кругом:
—	Тебя Федей зовут? Да? Федя Черкашин?
Паренек, недоумевая, кивнул головой.
—	Ребята! — закричала Маша. — К Векшину внук при¬
ехал! Федя Черкашин! — и, схватив мальчика в ушанке за ру¬
ку, потянула за собой: — Пойдем, я тебя провожу.
Глава 7
ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК
Изба Захара Векшина стояла на краю деревни. Чудом
сохранившаяся при немцах, просторная, грузно осевшая в зем¬
лю, она наклонилась вперед, словно хотела выбежать побли¬
же к большой дороге, чтобы сказать каждому, кто заходил в
Стожары: «Добро пожаловать! Заходи, места хватит».
И люди охотно сворачивали к Захаровой хате.
Возчики и шоферы, перевозившие грузы на станцию, часто
останавливались в ней на ночевку. Готовили ужин, пили чай и,
застелив пол свежей соломой, устраивались спать. По утрам
около «государственной хаты», как звали в деревне избу Век¬
шина, рычали моторы, ржали кони, звенели ведра.
Денег за постой старик ни от кого не брал, кровно оскорб¬
лялся, когда ему совали в руки смятые бумажки, и сердито
кричал на возчиков или шоферов: «Что везешь? Хлеб, картош¬
ку? Фронтовой груз, значит, солдатское довольствие. Так и ве¬
зи поскорее, нечего тут прохлаждаться, чаи распивать!»
Но поужинать с заезжими людьми старик не отказывался
520

и, кроме того, частенько после их отъезда находил в столе
оставленную банку консервов, круг колбасы, буханку хлеба.
Школьники звали Захаров дом «терем-теремок» и по вече¬
рам забирались в него учить уроки, слушать дедовы сказки
или просто «на огонек», который нигде не горел так ярко и
приветливо, как в «теремке», потому что заезжие шоферы щед¬
ро снабжали Захара керосином.
Сейчас Маша первая подбежала к «терем-теремку», поша¬
рила под ступенькой крыльца, нашла ключ и открыла калитку.
—	Входи, входи! — радушно пригласила она Федю. — Это
ничего, что дедушки нет... Он не взыщет...
Вслед за Машей и Федей в избу вошли Зина Колесова,
Алеша Семушкин и еще несколько ребят.
Санька с приятелями в нерешительности переминался око¬
ло крыльца.
—	А здорово он Машу выручил! — вполголоса сказал Сте¬
па Так-на-Так. — Откуда он взялся, Федя этот? Зайдем, Кон-
шак, поговорим.
Санька молчал. Ничего не скажешь, парень находчивый,
не растерялся. А он-то связался с этой худой лодкой... Но по¬
сле того, что произошло на реке, как тут зайдешь в избу, что
скажешь Маше?
—	Кому интересно, идите, — дернул Санька плечом.—
А мне домой нужно. — И он зашагал вдоль деревни.
Приятели переглянулись и поплелись за ним следом.
Маша, войдя в избу, быстро разулась, повесила пальтишко
на гвоздик и залезла на печь.
Федя оглядел коричневые щелястые стены, увешанные
пучками сухих душистых трав, снопиками пшеницы, ржи, овса,
и спросил:
—	А дедушка скоро будет?
—	Он придет, придет... Ты забирайся сюда, — позвала его
с печки Маша: — здесь тепло.
Федя не отказался. Полезли на печь и остальные ребята.
—	Не все сразу! — осердилась Маша. — Раздавите печку,
она и так старенькая.
Искоса поглядывая на Федю, девочка вспомнила, как одна¬
жды дед Захар позвал ее к себе и рассказал, что у него боль¬
шая радость — нашелся Федя Черкашин, тот самый мальчик-
сирота, с которым он подружился, когда был в партизанском
отряде. Мальчик стал ему вместо родного внука, но из-за нем¬
цев они потеряли друг друга. А теперь Федя пишет, что лечит¬
ся в госпитале, в далеком городе Ташкенте, а потом будет
жить в санатории. И надо ему немедленно написать ответное
письмо: он, Захар, живет бобылем, старуха его померла, и
пусть внук скорее приезжает к своему дедушке. Маша напи¬
521

сала. Потом она рассказала о партизанском внуке Зине Коле¬
совой, и они связали ему в подарок две пары варежек. Время
шло, а Федя Черкашин все не приезжал. Тогда Маша с подру¬
гой стали писать ему чаще.
Они на все лады убеждали Федю, что жить ему в каком-то
там санатории совсем необязательно — пусть приезжает ско¬
рее в Стожары: воздух здесь чистый, вода в речке родниковая,
в лесу полно грибов и ягод, на ферме густое молоко, и Федя
у них так поправится, что не уступит в силе ни Степе Так-на-
Так, ни Саньке Коншакову, ни Петьке Девяткину.
—	Из санатория сейчас? — неожиданно спросила Маша.
—	А ты откуда знаешь? — удивился Федя.
—	Я про тебя много знаю. Ты ведь внук дедушке Захару,
партизанский внук... Мы тебя ведь давно ждем...
—	Так это твои письма были? Тебя Машей зовут?
—	Машей! — засмеялась девочка. — А это вот Зина Коле¬
сова. Она тебе варежки связала. А это — Семушкин. Его у
нас все суслики боятся. А это... — Маша называла каждого по
имени, говорила, кто чем знаменит, и ребята тянулись к Феде,
пожимали ему руку.
В сенях заскрипели половицы.
—	Дедушка идет, — догадалась Маша и, подмигнув ребя¬
там, обернулась к Феде:—Ты не сразу показывайся. Спрячь¬
ся пока.
Мальчишки оттеснили Федю в угол печи. Захар открыл
дверь и ворчливо спросил:
—	А ну, терем-теремок, кто в тереме без прописки живет?
—	Я, мышка-норушка, — пискнула Маша.
—	Я, лягушка-квакушка, — отозвалась Зина.
—	Я, комар-пискун, — тоненьким голоском сказал Семуш¬
кин.
Захар покосился на стоявшие у порога мокрые ребячьи
сапоги,.башмаки, обшитые кожей валенки и покачал головой:
—	Что, гуси лапчатые, промочили ноги да на печку к деду
Векшину? Дома-то за это не жалуют. Выведу я вас на чистую
воду, дайте срок!
—	Дедушка, а мы не отогреваться. Мы к вам с новостью,—
сказала Маша.
—	Знаю я ваши новости!
—	Правда, дедушка!
И вдруг с печки, из дальнего ее угла, полились такие пере¬
ливчатые, звонкие соловьиные трели, что все ребята в изумле¬
нии насторожили уши, а дед Захар даже попятился к двери:
—	Что за наваждение! Кто там балуется? А ну, слазь,
слазь, говорю!
—	Это я, дедушка... я...
522

Федя легко спрыгнул с печки и вновь защелкал, залился,
как настоящий соловей.
—	Узнаете, дедушка, чуете?
Точно солнечные блики заиграли на лице старика.
—	Чую, соловушко! — И Захар, словно ему не было семи¬
десяти лет, в ответ на соловьиное щелканье гукнул филином.
Мальчик отозвался криком ночной выпи, старик тонко и
нежно засвистел иволгой, мальчик закуковал кукушкой.
Так они стояли друг перед другом, перекликались птичьи¬
ми голосами, и ребятам казалось, что все птицы с округи сле¬
телись в старую Захарову избу.
Потом, устыдившись, что разыгрался, как мальчишка, ста¬
рик смущенно рассмеялся, привлек Федю к себе и обнял.
Вскоре на столе запел свою песенку кособокий самовар.
Захар открыл банку консервов, достал горшочек с медом,
моченой брусники, яблок, грибов, усадил Федю в передний угол.
Потом оглядел сияющие лица детей и совсем подобрел:
—	Все садитесь! Пируйте! Такой день, ничего не жалко.
Ребята разместились за столом. И, хотя большая деревян¬
ная чашка была полна просвечивающих моченых яблок, а в
горшочке желтел загустевший липовый мед, они, не желая,
чтобы Федя подумал о них плохо, ни к чему не притрагива¬
лись и чинно отвечали: «Большое спасибо, мы уже пили-ели...»
—	А ты где птичьему языку обучился? В отряде, да? —
допытывалась у Феди Маша. — И коростелем умеешь кричать,
и зябликом рюмить?
—	Могу.
—	Меня научишь?
Алеша Семушкин все пытался завести с Федей серьезный
разговор о партизанских делах.
—	Обожди, торопыга, — остановил его Захар. — Дай ему
передохнуть с дороги. Будет у вас время, всласть наговори¬
тесь.— И он пристально вглядывался в мальчика.
Федя был гладко острижен, худощав и казался неразговор¬
чивым.
«Ничего... это его солнышко тамошнее присушило, — успо¬
каивал себя Захар. — Он у нас тут, как на дрожжах, подни¬
мется». И старик в который раз спрашивал Федю, не болит ли
у него где.
—	Ничего не болит, дедушка. Я левой рукой пудовую ги¬
рю выжимаю. Я уж боролся с одним на станции.
—	Ну и как?
—	Да он не по-честному: подножку дал. Только я все рав¬
но вывернулся.
—	Видишь, нельзя тебе пока силой мериться. Ты у меня
тихо жить будешь, покойно.
523

—	А мы его старшим поставим над всеми ребятами, —
вдруг заявила Маша, которой давно хотелось сказать Феде
что-нибудь приятное. — Мы его вот как слушаться будем!
—	Что еще за старшим? — покосился Захар. — Внучек от¬
дыхать приехал.
—	Я ненадолго, дедушка. В ремесленное училище посту¬
пать хочу, — сказал Федя.
—	Ну вот, — нахмурился Захар, — только через порог пе¬
решагнул, а уж на дверь оглядываешься. Ты поживи, присмо¬
трись, может, и другая какая путевка выйдет.
Ребята готовы были просидеть с Федей до позднего вечера,
но Захар вовремя намекнул, что дорогим гостям пора честь
знать, и они, поблагодарив за угощение и распрощавшись, на¬
правились по домам.
Захар вышел проводить их до угла.
Мороз, точно искусный стекольщик, застеклил лужи хруп¬
ким ледком, и они блестели в лунном свете, как парниковые
рамы.
Где-то близко, в придорожной канаве, звенел неугомонный
ручеек, словно хотел сказать, что никакие заморозки теперь
не остановят шествующей весны.
И Захару показалось, что вот и к нему в дом заглянула
весна — приехал внучек.
Старик улыбнулся и направился в избу.
Вот сядут они сейчас с внучком рядком, выпьют по-семей¬
ному, без чужих глаз, еще по стаканчику чаю и обо всем по
душам поговорят. Но ни разговор, ни чаепитие не состоялись.
Примостившись на лавке и подложив под голову вещевой
мешок, Федя крепко спал.
—	Умаялся, соловушко !—шепнул Захар.
И, присев около Феди, задумался. Много лет прожил он на
свете. Сколько земли вспахал, лугов выкосил, садов вырастил.
Пчела его любит, конь понимает, знает он любое крестьянское
дело. Но некому ему, старому человеку, передать свое умение
в надежные руки — нет у него ни сыновей, ни внуков.
А вот теперь есть с кем выйти в поле, есть кому показать,
как ходить за плугом, как беречь каждое зернышко.
«Никуда я его не отпущу, — подумал он про Федю, — доб¬
рого колхозника выращу. Стожары ему родным домом станут.
Не забудут Векш.чна в деревне».
Неожиданно мальчик шевельнул во сне губами, перевер¬
нулся на другой бок. И тут старик услышал, как из развязав¬
шегося мешка на пол что-то посыпалось. Он нагнулся, протя¬
нул руку, и зерна тонкой струей потекли ему в ладонь.
Захар подошёл к лампе, прибавил огня и замер от удивле¬
ния: на ладони лежали крупные, литые зерна пшеницы.
524

Старик кинулся к лавке, чтобы разбудить Федю. Но маль¬
чик спал так сладко, что Захар пожалел и только перенес его
на кровать и укрыл одеялом.
Потом вернулся к лавке, опустился на колени и начал бе¬
режно собирать рассыпанные на полу зерна.
*	* *
Утром Федю разбудил легкий стук по дереву. Дед Захар
сидел у порога и сколачивал из дощечек скворечню. На столе
лежала горка пшеницы. Солнце било в окна, и зерна горели,
как литые из меди.
Федя вскочил с кровати, заглянул в свой мешок:
—	Вы уж все знаете, дедушка?
—	Смотрю и глазам не верю! — Захар покачал головой.
Чудо прямо, что зерно домой вернулось.
—	Помните, дедушка, мы с вами через лес пробирались?
Вас тогда немцы схватили. А котомка с зерном у меня оста¬
лась.
—	Так ты же, Федюша, через сколько рук потом прошел:
солдаты, госпиталь, санаторий... А зерно целехонько. Ума не
приложу. Волшебное какое-то!
525

—	Оно и есть волшебное... Кому ни расскажу, как мы с
вами его от немцев спасали, все говорят: «Счастливое зерно.
Сто лет жить будет». Ну, я и берег. Только одному раненому
в госпитале десять зернышек подарил — очень уж он просил.
Домой потом послал, в Поволжье.
Захар подошел к столу, пропустил пшеницу сквозь пальцы:
—	Ну что ж, зернышки, поплутали по белу свету, поскита¬
лись. Пора вам и в землю ложиться, расти да колос вынаши¬
вать.— И он попросил внука про пшеницу никому пока не
рассказывать: времени прошло много, и неизвестно, сохрани¬
ли ли зерна свою всхожесть. — Потерпи до лета, Федюша.
Колос будет — тогда и людей порадуем.
Глава 8
СВОИМИ ГЛАЗАМИ
На другой же день история с «быстротой и натиском» на
реке стала известна всем стожаровским мальчишкам. Особен¬
но постарался в этом Алеша Семушкин.
В большую перемену он собрал во дворе около себя поло¬
вину класса и принялся клятвенно уверять, что своими глаза¬
ми видел, как векшинский внук нырнул в ледяную воду и вы¬
тащил Машу Ракитину.
В школе не очень доверяли рассказам Семушкина, так как
всегда и всё он видел «своими глазами»: и где упала падучая
звезда, и когда пробился родник в овраге, и как Молния рас¬
щепила кряжистый дуб в Субботинской роще.
Но появление Феди Черкашина было так необычно, что
ребята на этот раз слушали Семушкина охотно и доверчиво.
—	Силен парень!—захлебывался от восторга Семушкин.—
В реку, как тигр, бросился. Оно и понятно: партизан.
—	А Коншаков где был? — спросила Зина Колесова.
—	Что там Коншаков! Молодец среди овец... А Девяткин
так совсем перетрусил. — Семушкин уморительно изобразил в
лицах, как Санька с Петькой растерянно бегали по берегу ре¬
ки и кричали: «Караул, спасите!»
—	На нас тень наводит, — шепнул Девяткин Саньке.
Они стояли под березами в школьном саду и наблюдали за
грачами, которые, заселив прошлогодние гнезда, орали от ра¬
дости, как пьяные.
Петька пошел к дровяному сараю, где Семушкин «наво¬
дил тень», а Санька сделал вид, что его интересуют только
грачи.
Но уши его были настороже. Он давно знал, что Семушкин
526

любит сочинять про него всякие небылицы. Он, Санька, и ма¬
лышей в бабки обыгрывает, и задачки у Маши списывает.
Что-то он сейчас плетет мальчишкам!
—	Выхваляется этот Черкашин — жуткое дело! — сообщил
вернувшийся Девяткин. — Будто мы с тобой нарочно Машу на
лед заманили, а потом бросили.
—	Это кто так говорит? Черкашин? — вспыхнул Санька.
—	Семушкин передает... Они уже дружки с Черкашиным,
водой не разольешь.
Весь день Санька не находил себе места.
Мальчишки гурьбой следовали за Семушкиным, и тот охот¬
но, каждый раз с новыми подробностями, повествовал о век-
шинском внуке. По его словам выходило, что Федя не кто
иной, как знаменитый партизанский разведчик, он восемь или
десять раз ходил в ночной поиск, самолично захватил двух фа¬
шистов и имеет боевое ранение — шрам на боку.
После уроков, когда Санька с приятелями возвращался до¬
мой, разговор вновь незаметно перешел на Федю.
—	Далось вам! — осердился Санька. — Ну и отправляй¬
тесь, цацкайтесь с ним!
Мальчишки остановились у моста и замолчали. Река почти
очистилась, вода шла мутная, волоча отдельные запоздалые
льдины.
—	Скоро рыбалить пойдем, — сказал Степа Так-на-Так.
—	Семушкин говорит, они гранатой рыбу будут глушить,—
заметил Петька.
—	Откуда у него граната? — вдруг насторожился Санька.
—	Черкашин обещал подарить. Он с собой привез. У него
в мешке и патроны есть', и нож трофейный, и много еще чего.
Алешка своими глазами видел.
—	Ну, это он... это уж он совсем прибавляет, — забормо¬
тал Санька, и неизвестно было, к кому относились эти слова:
к Семушкину или к Феде.
На душе было неспокойно. А если все это правда, что бол¬
тает Семушкин? Мальчишки же за Черкашиным по пятам бу¬
дут ходить!
И разве захочет кто-нибудь теперь слушать Санькин рас¬
сказ о том, как они с мачехой угоняли от врага коров и лоша¬
дей, как он спас Муромца! Бомба тогда разорвалась около
самой конюшни. Старый, вислогубый мерин, одурев от страха,
так взбрыкнул, что сшиб Саньку с ног и помчался в сторону
деревни. Но Санька не растерялся, вернул Муромца. На гру¬
ди у него остался багровый след от подковы. Но кого же уди¬
вишь теперь такой меткой, если у векшинского внука шрам на
боку и мешок полон патронов!
527

—	Наговорит этот Семушкин... Надо самим проверить,—
предложил Санька.
Мальчишки тут же наметили план. Они будут ждать на
мосту, а Петька Девяткин зайдет к Векшину в избу и все, что
надо, выпытает у Феди — ведь никто лучше его не умеет под¬
лаживаться к людям.
—	Ты, главное дело, в мешок загляни, — наказал Санька.
Девяткин подошел к избе, заглянул в окно и, убедившись,
что деда Захара нет дома, толкнулся в калитку.
—	Теперь Девяткин зальется соловьем, — засмеялся Сте¬
па.— Мать родную продаст, другом-приятелем прикинется.
Минут через тридцать Девяткин вернулся обратно.
—	Ничего такого и нет,— сказал он скучным голосом.—
Сидит, посуду моет после обеда.
И он сообщил, что Федя Черкашин оказался не очень-то
разговорчивым и толком узнать от него ничего не удалось.
Правда, в партизанском отряде Федя был, но занимался
больше тем, что помогал деду Векшину собирать грибы, яго¬
ды, готовить обед партизанам.
—	Кашевар, значит! — присвистнул Санька. — Ну, а фри¬
цев сколько он захватил?
—	Ноль целых ноль десятых... Не брали его в разведку,
мал еще.
—	А мешок видел? Гранаты есть?
—. Тю... чего захотел! — фыркнул Петька. — Даже и патро¬
нов нет. Книги одни.
—	А еще?
—	Кружка с ложкой, белье, зерна какие-то...
—	Зерна?
—	Не то пшеница, не то еще что. Я не рассмотрел, неин¬
тересно.
—	Поймал нас на живца Семушкин, — облегченно засме¬
ялся Санька и после этого случая немного успокоился.
Вскоре Федя пришел в школу. Его посадили в шестой
класс.
Учение мальчику давалось нелегко. Он многое перезабыл
и сейчас старался изо всех сил, чтобы не отстать от товарищей.
*	* *
Посоветовавшись с Леной Одинцовой, Маша созвала пио¬
неров и рассказала им, что сама Татьяна Родионовна поруча¬
ет им работать на участке деда Векшина.
Ребятам это польстило. Помогать Векшину вызвались Зина
Колесова, известная своим умением выращивать отличные по¬
мидоры, Алеша Семушкин и еще пять человек. Присоединился
к ним и Федя Черкашин.
528

Тут же после сбора Маша повела ребят на участок к деду
Векшину. Участок лежал позади усадеб, примыкая одной сто¬
роной к реке, другой — к перелескам.
Ребята остались за изгородью, а Маша с Зиной прошли на
участок и заглянули в маленькую теплицу, оборудованную на
месте старого блиндажа. Захар, склонившись над ящиками с
землей, поливал из лейки рассаду.
—	Дедушка, мы пришли, — сообщила Маша. — Какая ра¬
бота будет?
Но дед Захар отнесся к этому без всякого воодушевления.
—	И много вас?
—	Девять человек. Если нужно, еще ребят соберем.
—	Куда столько! — испугался Захар. — Двоих-троих с из¬
бытком хватит. И чтобы рьяные до земли были, неотступные.
Тебя вот, скажем, могу принять, Зину Колесову...
—	А мальчишек?
—	И не проси. Налетит этакая саранча, помнет все, затоп¬
чет, каждый стебелек обгрызет.
Маша вернулась к поджидавшим ее ребятам и передала
свой разговор с дедом.
—	А мы, значит, не рьяные, — обиделся Семушкин.
Ребята решили поговорить с Леной Одинцовой.
—	Упрямый старик, — задумалась Лена. — А знаете, ре*
бята, надо его задобрить. С пустыми руками к нему лучше не
являться. Вот ты, Зина, покажи ему свою рассаду томатную.
А вы, мальчики, птичьих кормушек понаделайте, скворечен.
—	Изгородь можем починить, — предложил Семушкин.
—	Мы ему семена клевера подарим. Помните, нам Андрей
Иваныч прислал? — сказала Маша.
—	И еще семян надо собрать, — поддержал ее Федя.
—	Каких семян? — не поняла Зина.
—	Разных... Пшеницы там, ржи, овощей... Дедушка гово¬
рит, что хорошие сорта — их по зернышку искать надо.
С этого дня ребята начали собирать семена. Ходили по
соседним колхозам, беседовали с полеводами, огородниками,
опытниками, выпрашивали у них на развод лучшие сорта се¬
мян. Через неделю они заявились к деду Векшину с внуши¬
тельной коллекцией.
Первым демонстрировал свои находки Алеша Семушкин.
Он вывернул все карманы и высыпал на стол семена огурцов,
брюквы, капусты:
—	Я и больше могу принести, вы только скажите.
Дед Захар вооружился увеличительным стеклом и долго
рассматривал каждый сорт. Потом принялся допрашивать
Алешу: где найдены семена, на какой почве выращены, како¬
ва была их урожайность.
18
529

—	А я в школе выменял, у реоят, — помявшись признался
Алеша, — на перышки...
Старик смел все зерна в общую кучу:
—	Впустую старался. Семена без паспорта мне не нужны.
Таким зерном только кур кормить.
Больше других повезло Маше и Феде. Они принесли из Лок-
тевского колхоза от опытника Колокольцева десять зернышек
редкого сорта многолетней ржи и щепотку голозерного ячменя
и смогли ответить почти на все вопросы деда. Захар записал
историю каждого сорта в тетрадочку и убрал зерна в сундучок.
=— Ну что ж, засеем на пробу, попробуем. Охота есть —
ищите и дальще. Но только, чур, с разбором, всякое безрод¬
ное зерно не хватайте.
Ребята теперь все чаще собирались в «терем-теремке», и
Санька не мог понять, что их туда притягивает.
Однажды он спросил Машу:
—	Всё Федю слушаете, про его боевые дела? Как он щи
да кашу варил?
—	Нет, мы семена собираем.
—	Какие семена?
—	Для посева. Я уже два сорта нашла. И больше бы до¬
стала, да дед Захар бракует здорово, спасу нет.
—	Игру завели? — усмехнулся Санька.
—	Зачем игру! — обиделась Маша.—Деду Захару помо¬
гаем. Ты погляди, что у меня есть. — Она достала из сумки не¬
сколько пакетиков с семенами. — Это тыква, это соя амурская.
Учительница ботаники подарила...
—	Давай, давай проверим! — Девяткин схватил из паке¬
тика несколько тыквенных семечек, кинул их в рот. — Липо¬
вая твоя тыква! Подмоченная и затхлая.
—	Сам ты затхлый! — рассердилась Маша и убрала паке¬
тики.— И не имей такой привычки — сортовой фонд хва¬
тать!
—	Фонд! — фыркнул Петька. — Мышам на разживу.
Глава О
ЗА ОКОЛИЦЕЙ
Весна шагала семимильными шагами. Земля покрылась
зеленой щетинкой травы, неумолчно заливался жаворонок,
спирально уходя в небо, и с полей несло теплым, благодатным,
полным тонких запахов воздухом.
Дорога из школы домой в эти дни стала удивительно длин¬
ной.
530

Ребят тянуло и к лесной опушке, где около рыжих остро¬
верхих куч уже хлопотливо сновали муравьи, и к топким бе¬
регам реки, где вспыхивали первые желтые цветы. Лес стоял
еще голый и прозрачный. Только орешник, ольха да береза
развесили длинные дымчатые сережки, и, продираясь сквозь
лесную чащу, ребята поднимали облачко тонкой желтоватой
пыли.
На полях бойко пробивался из земли хвощ, и мальчишки
охотно жевали его водянистые розовые стебли.
Но чаще всего школьники задерживались у околицы
деревни. Разувались, снимали пиджаки и куртки и заводили
бесконечные игры в войну, в лапту, в чижи на счет до ста оч¬
ков, в городки на двенадцать фигур.
Редкая игра обходилась без Саньки Коншакова.
Пошлет его, бывало, мать к соседке за солью. Выйдет он
на улицу, увидит, как мальчишки у околицы играют в лапту,
и нахмурится от досады. Старшие объединились против ма¬
леньких, играют не по правилам, частенько плутуют. И заго¬
рится тут Санькино сердце:
—	Неправильно играете!
Разобьются мальчишки заново на партии, уравняют силы,
и игроков точно живой водой спрыснет.
Санька, конечно, старший в своей партии. Каждому иг¬
року он определит его место, укажет, кому за кем бить по
мячу.
Себя он всегда оставлял для заключительного удара.
Вот взмахнул лаптой первый игрок — промахнулся. Наце¬
лился второй — тоже мимо. Не повезло и третьему. Дохо¬
дит очередь до Саньки. На него с надеждой смотрят десятки
глаз. Санька — старший, «матка», и он должен выручить свою
партию.
Санька не спешит. Он долго выбирает лапту по руке. По
правилам, последний игрок имеет право на три удара по мячу.
Первый и второй удары Санька наносит вполсилы. Мяч отле¬
тает недалеко от кона. Противник торжествует — Санькина
партия явно проигрывает.
Но Санька спокоен. Он откладывает в сторону легкую до¬
щечку, которой ударял по мячу, подходит к изгороди и вытас¬
кивает из земли тяжелый кол. Долго примеривается, плюет
на ладони и вдруг кричит:
—	Подавай!
Один из игроков подбрасывает в воздух мяч. Обхватив кол
обеими руками, Санька описывает им широкую дугу и с хе-
каньем наносит последний удар.
Упругий резиновый мяч взвивается так высоко в небо, что
кажется, никогда больше не опустится на землю.
531

—	Выручил! Выручил! — восторженно кричат мальчишки,
стремглав бегут до заповедной черты и возвращаются обрат¬
но к кону.
И так увлечется Санька игрой, что забудет обо всем на
свете.
Потом опомнится, прибежит домой и, не моргнув глазом,
скажет матери, что луку у соседки не нашлось.
—	Я ж тебя не за луком посылала — за солью, — разведет
руками Катерина.
—	Я и про соль спрашивал. Тоже нету...
Как-то раз ребята затеяли игру в «колы-забивалы».
В землю воткнули остро отточенный, как карандаш, осиновый
кол. Рядом положили несколько березовых поленьев. Сань¬
ка поставил всех мальчишек в круг и начал выбирать водя¬
щего.
Неожиданно к ним подошел Федя Черкашин:
—	В колы играете? Знаю такую игру. А водят у вас как—
по жребию или на охотника?.. Ага, по счету. Тогда и меня по¬
считайте. — И он втиснулся в круг.
Санька смерил новичка взглядом.
—	Посчитаем, посчитаем, — согласился Девяткин и, под¬
мигнув Саньке, стал на его место.
И все улыбнулись, потому что знали: если Петька захочет
кого сделать водящим, это так и будет.
Девяткин ходил по кругу, тыкал мальчишек толстым паль¬
цем в грудь и бормотал считалочку:
—	Катилося яблоко вокруг города, кто его поднимет, тот
вон выйдет...
На кого приходилось последнее слово, тот отходил в сто¬
рону. С каждой минутой круг все более сужался. Вот остались
двое: Петька и Федя. Девяткин в последний раз так ловко
пробормотал «катилося яблочко», что водить досталось Феде.
—	Имей в виду: у нас до конца играют... пощады не про¬
сят,— предупредил Санька.
—	А как же иначе, — согласился Федя и лег лицом на
землю.
Мальчишки побежали прятаться. Когда голоса и топот ног
стихли, Федя поднялся с земли и постучал палкой в полено,
предупреждая всех, что начинает поиски.
Он заглядывал в канавы, в огороды, за дворы, шарил в
куст-ах и, обнаружив игрока, со всех ног бежал к колу и трое¬
кратно ударял по нему палкой: игрок найден и должен выйти
из укрытия.
Иногда Федя уходил от кола слишком далеко. Тогда, точ¬
но из-под земли, выскакивали ребята и березовыми поленьями
загоняли кол в сырую, податливую землю.
532

Заслышав удары, Федя мчался обратно, но игроки уже ис¬
чезали.
Снова в поиски.
Наконец все мальчишки обнаружены.
—	Теперь тащи кол! — напомнил Санька.
Но это было не так легко. Молодой, в соку, осиновый кол
по самую маковку ушел в землю. Не за что было даже ухва¬
титься. Федя нашел обломок железного прута и попробовал
взрыхлить землю.
—	Железкой нельзя, не по правилам, — остановил его
Санька. — Надо голыми руками.
Федя попыхтел минут десять, но ничего не мог сделать.
Пришлось водить еще раз. В землю воткнули новый кол, и все
началось сначала. Теперь Федя искал осторожнее. Далеко от
кола не уходил, зорче осматривался по сторонам.
Наиболее опасным и хитрым игроком оказался Санька
Коншаков. Он прятался в самых неожиданных местах.
Второй кол Федя также не смог вытащить. На беду он за¬
шиб о камень ногу и захромал.
—	Проси пощады — пожалеем! — снисходительно предло¬
жил Санька.
—	Привычки такой не имею, — отказался Федя.
Подбежала Маша.
—	Напали на свеженького, обрадовались! — закричала она
на мальчишек и предложила Феде отыграться за него. — Они
плутуют, наверное... Я их сразу выведу на чистую воду!
Но Федя от помощи отказался. Игра затянулась до позд¬
него вечера.
Утром, нагнав прихрамывающего Федю по пути в школу,
Санька насмешливо сказал:
—	Не отыгрался вчера! Сегодня после обеда опять водить
будешь.
—	Я?! — растерялся Федя.
—	А кто же! У нас все по-честному играют. Степа Карасев
прошлым летом две недели водил... похудел даже. А Девят¬
кин как-то матери вздумал пожаловаться, так мы его потом
от всех игр отлучили...
И после обеда Федя снова пришел за околицу:
—	Давайте в колы играть. Я водить буду.
—	У тебя же нога болит, — удивились мальчишки.
—	Поджила малость.
Но играть ребятам не хотелось. Они только что на выруб¬
ку собрались — костры жечь. Санька даже коробку спичек из
дому унес.
—	Ладно, — сказал он, — мы тебя прощаем.
—	Тогда считаю, что отыгрался, — сказал Федя.
533

Мальчишки только переглянулись и смолчали.
В другой раз затеяли игру в чижи. Подошел Степа Кара¬
сев.
—	Так-на-Так водит... на новенького! — обрадовались
мальчишки.
Степа был нерасторопен, доверчив, хитрить не умел, плохо
разбирался в правилах игры. Ребята пользовались этим, и он
постоянно был в проигрыше.
Степу без конца «маяли» в чижи, заставляли бегать за мя¬
чом. А когда играли в войну, он обычно выполнял роль «кон¬
ной тяги», перевозя на дребезжащей тележке ржавую трубу
от миномета, которая в одном и том же бою была и противо¬
танковой пушкой и гаубицей.
Сегодня на Степе отводил душу Петька Девяткин. Федя
сидел на бревнах и следил за игрой. Петька заслонял собой
вычерченный на земле круг, и Степа никак не мог попасть в
него деревянным, заостренным с обоих концов чижом.
Мальчишки решили, что Степе теперь не отыграться до
позднего вечера.
Неожиданно Федя подошел к играющим, взял у Степы
чиж:
—	Посиди, я за тебя отмаюсь.
Через несколько минут чиж вкатился в круг. Федя пред¬
ложил Девяткину сыграть еще одну партию. Петька вынуж¬
ден был согласиться: после выигрыша не принято отказы¬
ваться.
Сыграли партию, и Федя вышел победителем. Началось
«маяние». Федя играл расчетливо и точно. Он с такой силой
ударял по чижу палкой, что тот с жужжанием пролетал над
землей и падал далеко за дорогой.
Петька терпеливо разыскивал чиж в траве и долго целил¬
ся, стараясь попасть в круг. Но Федя, изловчившись, отбивал
его палкой еще на лету — это было по правилам — и отсылал
в другую сторону, к огородам. Казалось, что круг был ограж¬
ден незримой стеной.
Мальчишки с веселым оживлением следили, как Девяткин
бегал из стороны в сторону. Он пыхтел, ругался себе под нос,
поглядывал на Саньку. А тот только посмеивался: ничего не
скажешь, игра идет по-честному, по всем правилам.
Начало смеркаться.
—	Домой пора, отложим до завтра!—взмолился Девяткин.
—	У Степы пощады проси, его выигрыш, — сказал Федя.
—	Конец игре, конец, — забормотал сконфуженный Сте¬
па. — Не надо завтра.
Федя последний раз ударил по чижу, и тот, как стриж, про¬
чертив вечернее небо, упал далеко за огородами.
534

—	Эх, ты! — Девяткин подошел к Саньке. — За свой конец
вступиться не мог.
—	Поделом тебе! Не плутуй, по совести играй.
—	Родной, тоже...
—	Велика родня! На одном солнышке греемся, — засмеял¬
ся Санька.
Глава 10
Hi ПОЧТЕ
Когда письмоносец Тимка Колечкин появлялся на деревен¬
ской улице с полной сумкой писем и газет, Катерина выбегала
ему навстречу, затаскивала в избу и заставляла на глазах у
нее перебирать всю почту.
—	Тетя Катерина, да я же помню... нет вам ничего, — поче¬
му-то виноватым голосом говорил Тимка.
—	Нет, ты покажи... может, запамятовал.
Но письма от Егора опять не было.
Катерина ходила грустная, молчаливая, часто задумыва¬
лась и с нетерпением ждала очередной почты. Правда, по ве¬
черам она продолжала по-прежнему рассказывать детям о
похождениях бравого солдата Егора, но делала это уже без
прежнего увлечения, часто противоречила сама себе, что заме¬
тил даже Никитка:
—	А чего это тятька все одного и того же фашиста убива¬
ет? Сегодня рыжего, мордастого, и вчера, и третьего дня. Не¬
ужели он такой неубиваемый?
—	Разве всё рыжего? — спохватилась Катерина. — Да все
они на один лад... все противные.
Однажды к Коншаковым забежал Петька Девяткин и со¬
общил Саньке, что завтра мать едет в город на двух подводах
(Евдокия работала в колхозе возницей молока) и берет его с
собой.
—	Поедем с нами, Коншак! Завтра же воскресенье. В ки¬
но сходим, на базаре побываем.
Санька решил, что такого случая пропустить никак нельзя.
Он вопросительно посмотрел на мать.
—	Поезжай, Саня! — обрадовалась Катерина. — На почту
зайдешь, письма спросишь.
—	Это же Тимкино дело.
—	Тихий он очень... ему, поди, и писем недодают. А ты по¬
бойчее поговори там, побеспокой людей. Может, отцово-то
письмо в уголочке завалялось, лежит себе и лежит. Хорошень¬
ко пусть поищут.
—	Ладно, зайду, — согласился Санька.
535

Утром он помог неповоротливой Евдокии запрячь лошадей.
Сам надел хомут на вислогубого, старого Муромца, затянул
супонь, завязал чересседельник. Наконец тронулись в путь.
Санька с Петькой ехали на Муромце впереди, Евдокия на
другой подводе — сзади.
По дороге подводы нагнали Тимку Колечкина.
—	На почту? — спросил Санька. — Садись, подвезем.
Тимка забрался на телегу, снял широкий картуз и вытер
вспотевший лоб.
—	Запарился, почтарь?
—	Тяжелая у меня работа, Коншак.
—	Что так?
—	Если письмо — у которых муж или там сын живой на
фронте, так ничего. А намедни вот Ульяне Князьковой изве¬
щение привез: муж пропал без вести. А у нее пятеро ребяти¬
шек осталось. Третьего дня тетке Даше — сына убило. На той
неделе — Вороновым. От меня люди, как от чумного, теперь
шарахаются... Да и тятька все вспоминается. Нет, пусть дру¬
гой кто за письмами ходит...
—	Ну-ну, — вздохнул Санька. — Раз поручено, достав¬
ляй. — И, помолчав, спросил: — У тебя отец кем на войне
был?
—	Сапер... Тоже работа тяжелая. На мине подорвался. —
И Тимка часто заморгал глазами. — Если бы тятька был жив,
разве я бросил бы школу? Учился бы в шестом классе вместе
с тобой.
Санька подумал о своем отце. Почему-то вспомнился лет¬
ний погожий день, когда они всей семьей отправились в Лок-
тево, к родне в гости. Феня, разряженная, как невеста, в бусах
и лентах, шагала впереди, за ней отец с Никиткой на плече,
рядом с ним мать, а позади всех Санька. Он был сердит и ни с
кем не разговаривал. Мать ради гостей заставила его обуть
новые, скрипучие, с непомерно длинными носами штиблеты,
а отец, пообещав повезти всю семью в гости в рессорной те¬
лежке, вместо этого повел их в Локтево тихой полевой до¬
рогой.
Отец шел медленно, забредал по пояс в пшеницу, переби¬
рал пальцами колосья, щурил глаза.
—	Мать, ребятишки! Благодать-то какая! Завалимся хле¬
бом к осени.
Потом, нарвав пустотелых дудок, он принялся мастерить
дулейки, которые пели птичьими голосами; из стеблей пшени¬
цы делал пищалки с жалостливым, тонким звуком; из веток
ивы и ракиты — оглушительные свистульки. Невероятный кон¬
церт огласил окрестность. Ребята гудели, свистели, издавали
соловьиные трели.

Потом они вошли в лес. Молодой, прозрачный, он привет¬
ливо шумел листвой, точно Коншаковы шли в гости не в Лок-
тево, а вот к этим березам, осинам, елям. По каким-то неуло¬
вимым приметам отец находил гнезда птиц, выслеживал ежа,
белку или, улегшись около муравьиной кучи, рассказывал про
трудолюбивую жизнь ее обитателей. Ребята, как заворожен¬
ные, бродили за отцом. Санька давно забыл свою утреннюю
обиду, длинноносые штиблеты уже не тяготили его. Он на¬
брал полную фуражку птичьих яиц, весь был облеплен паути¬
ной, измазался смолой.
—	А в гости-то, Егор! — спохватилась вдруг Катерина.—
Поди, заждались нас. — И, оглядев отца и ребятишек, всплес¬
нула руками: — Я ли не обряжала их! Стирано, глажено...
А на что вы теперь похожи? Углежоги, мазепы!
—	Не беда, — засмеялся Егор. — У нас тут и свой празд¬
ник ладный выходит.
...К полудню подводы прибыли в город. Евдокия сдала мо¬
локо и поставила лошадей кормиться. Потом, захватив сына,
отправилась на базар.
Санька с Тимкой пошли на почту.
По дороге посмотрели картинки в витрине кино, купили в
палатке розовых петушков в подарок малышам, заглянули на
стадион, где когда-то Санька с отцом смотрели футбольный
матч. Сейчас на стадионе в футбол никто не играл, а какие-то
парнишки кололи штыками хворостяные чучела.
—	Они тоже воевать будут? — спросил Тимка.
—	Это у них всевобуч, — пояснил Санька. — Они еще пока
гражданские.
На почте служащий подал Тимке объемистую пачку газет
и писем:
—	Стожаровские прибыли. Полным-полна ваша коро¬
бушка.
—	Тима, а нам письма нету? — шепнул Санька. — Давай
посмотрим.
Тимке самому не терпелось разобрать почту. Они вы¬
шли на сквер, сели на скамейку и принялись рассматривать
письма: были тут и открытки, и затертые бумажные треуголь¬
ники, и конверты, склеенные из газетной бумаги.
—	«Марине Ивановне Ракитиной»,— прочел Тимка и пред¬
ставил, как сегодня вечером он зайдет с этим бумажным тре¬
угольником к Машиной матери.
Тетя Марина долго будет вытирать фартуком руки, потом
бережно примет письмо на ладони, поднесет близко к лампе,
прочтет и, спохватившись, поставит перед Тимкой крынку с
молоком, нарежет большими ломтями хлеб и примется уго¬
537

щать: «За себя не хочешь, за Андрея Иваныча поешь. Чтобы
он вот так же сыт был, поправился скорей».
Это письмо Тимка занесет Колесовым.
Старик Иван соберет многочисленную семью, пригласит со¬
седей, оседлает нос очками в жестяной оправе и растянет чте¬
ние письма от сына-танкиста на добрый час.
—	А. нам нет и нет, — вздохнул Санька и подумал, что же
он скажет дома матери.
Но что это? Пальцы его выхватили из пачки писем конверт
из плотной белой бумаги. Адрес выбит четко, на машинке:
область, район, сельсовет. «Село Стожары, колхоз имени Пуш¬
кина. Катерине Васильевне Коншаковой».
«Коншаковой, Коншаковой...» — про себя повторял Сань¬
ка. Но почему адрес и номер полевой почты выбиты на ма¬
шинке и конверт такой аккуратный, а все письмо тоненькое,
легкое? Нет, это не от отца. Письма от него обычно приходили
пухлые, увесистые, конверт был зашит суровой ниткой.
От кого же тогда? У Саньки похолодели руки, он растерян¬
но оглянулся, встретился глазами с Тимкой.
—	Чего ты, Саня? Ну, чего?.. — тихо и встревоженно
шепнул тот. — Ты читай.
Санька робко надорвал конверт.
—	«Ваш муж, Егор Платонович Коншаков, погиб смертью
храбрых в боях за Родину», — прочел он.
*	* *
Всю обратную дорогу Муромцем правил Тимка, а Санька
пластом лежал на телеге, лицом вниз.
В Стожары подводы вернулись в сумерки.
Санька с трудом сполз с телеги, подошел к лошади и долго
не мог рассупонить хомут. Вдруг он скривил лицо, уткнулся в
парную шею Муромца и глухо всхлипнул.
—	Саня... Ну что ты, право... — засуетился около него
Тимка. — Ты крепись... нельзя им волю давать, слезам-то.
Знаешь, когда нам похоронная пришла, я совсем почти не
плакал... — Голос у Тимки задрожал. — Разве вот ночью толь¬
ко самую малость... А на людях — ни-ни...
Санька с содроганием представил, как он передаст похо¬
ронную Катерине. Та взглянет на клочок бумаги пустыми гла¬
зами, потом повалится на лавку и заголосит тонким, щемя¬
щим душу голосом, как это было с Тимкиной матерью. Прибе¬
гут Феня с Никиткой, вцепятся в юбку матери, поднимут рев
на всю улицу.
«Нет, что угодно, только не это! — со страхом подумал
Санька. — Убегу лучше... домой не покажусь».
538

Он нащупал в грудном кармане гимнастерки хрустящее
письмо, сквозь слезы поглядел на белоголового Тимку, огля¬
нулся по сторонам:
—	А что, Тимка, если я не покажу матери похоронную-то?
—	Это как же? — опешил Тимка. — Дело такое, не
утаишь...
—	А может, еще ошибка какая... Вон Андрей Иваныч два
года без вести пропадал, а сейчас объявился.
—	Это, конечно, всяко бывает, — неопределенно ответил
Тимка и вдруг, потянув Саньку за руку, кивнул в сторону.—
Смотри... мачеха твоя.
Санька вздрогнул и оглянулся. Мимо сараев к конюшне
быстро шла Катерина. Он поспешно вытер кулаком глаза;
едва не поломав ногтей, развязал наконец затянувшуюся су¬
понь, вытащил из гужей дугу и вывел Муромца из оглобель.
—	Сейчас первый спрос про письмо... — поежился Тимка.
Санька приблизил к товарищу лицо и шепотом, с неожи¬
данной твердостью сказал:
—	Не покажу, и всё тут. И ты не говори. Не было и не бы¬
ло никакого письма. Понятно?
Он глубоко втянул воздух, но тут острый комок вновь под¬
катил к горлу.
Мать была совсем близко. Чувствуя, что сейчас разревется
во весь голос, Санька ударил Муромца вожжами, тот рванул¬
ся вперед и тяжелым подкованным копытом наступил мальчи¬
ку на ногу.
Боль пронзила ступню. Санька вскрикнул, выпустил повод
и на одной здоровой ноге запрыгал к телеге.
—	Ты что? — подскочил к нему Тимка.
Подбежала Катерина:
—	Под копыто угодил! Горе ты мое! — Она опустилась пе¬
ред сыном на колени и осторожно стянула сапог.
—	Совсем одурел мерин... на людей бросается, — пожало¬
вался Санька и погрозил Муромцу, который, опустив голову,
стоял у конюшни, словно раздумывая, за что так несправед¬
ливо обидел его мальчик.
С помощью Тимки Катерина привела Саньку домой, поло¬
жила на распухшую ногу примочку и принялась завязывать
старым полотенцем. Боясь, что мать вот-вот заговорит о пись¬
ме от отца, Санька делал вид, что боль совершенно невыноси¬
ма: охал,стонал, вскрикивал.
Но Катерина все же спросила.
—	Не получал... Никому ничего не было, — потряс головой
Санька.
А со стены, с фотографии, на него смотрел отец. Вот он, ве¬
селый, сильный, вместе с Катериной и ребятами перед своим
539

домом, вот он в Москве на Сельскохозяйственной выставке
рядом с высоким снопом пшеницы.
А теперь? Никогда Санька больше не увидит отца, никогда
они с ним не пойдут в поле смотреть хлеба или в луга косить
сено. И никто ему так ловко не смастерит свистки и дудки, не
поведет в лес к заповедным грибным местам, не споет таких
хороших песен про Сибирь, Волгу, про ямщика с его удалой
тройкой.
И Санька почувствовал себя таким несчастным и одино¬
ким, что снова залился слезами.
—	Да потерпи ты... мужичок тоже! Ведь не убил тебя же¬
ребец,— сказала Катерина и горько вздохнула. — Эх вы, ма¬
ломощные! Случись вот беда какая с Егором — как я жить
буду с вами?
Саньку уложили в постель.
Когда мать вышла из избы, Тимка оглянулся по сторонам
и наклонился над Санькой:
—	А я видел... ты нарочно под лошадь сунулся...
—	Тимка! — Санька приподнялся и схватил мальчика за
руку. — Ты никому... слышишь!., никому про письмо не ска¬
жешь! Поклянись, Тимка!
Глава 11
ЗЕМЛЯ
Три дня лил теплый весенний дождь. Он, как шваброй, про¬
драил землю, согнал с нее последние следы долгой зимней
спячки, и все кругом ожило, зазеленело, стремительно трону¬
лось в рост. Ивы и вербы у речки оперились нежными листья¬
ми, точно деревья завесились прозрачной кисеей.
В первое же погожее утро Захар Векшин решил начать
копать землю на участке. Он осторожно оделся, чтобы не раз¬
будить Федю, калачиком свернувшегося под одеялом.
Старик умышленно не поднял внука. Хотелось проверить,
не белоручка ли тот, потянет ли его к земле, прибежит ли он
сам на участок.
Перед тем как выйти из дому, Захар подошел к Феде, что¬
бы накрыть его полушубком. И тут он обнаружил, что под
одеялом никого нет. Старик забеспокоился и направился к
участку. Еще издали он заметил густой столб дыма. Захар
прибавил шагу.
Посредине участка пылал огромный костер. Вокруг суети¬
лись Маша и Зина Колесова. Они подбрасывали в огонь про¬
шлогодние огуречные плети, бурые стебли помидоров, собран¬
ный со всего участка мусор.
540

Мальчишки во главе с Федей чинили изгородь: выпрямля¬
ли накренившиеся столбы, переплетали перекладины свежим
тычинником.
—	Та-ак! — удивленно протянул дед Захар.-—Самоуправ¬
ничаете? Хозяевами заделались...
Неожиданно подул ветер, и в углу участка что-то затре¬
щало.
Старик оглянулся. Высокое чучело кивало ему широкопо¬
лой соломенной шляпой и взмахивало соломенными руками.
Захар обошел чучело кругом и покачал головой:
—	Дотошны, смекалисты!
Но тут он услышал голоса птиц. На белых сучьях около но¬
веньких дощатых скворечен прыгали черные, как угли, сквор¬
цы. Вот один из них юркнул в круглое отверстие скворечни,
через минуту вылез обратно, уселся на ветку березы, растопы¬
рил перышки, счастливо зажмурил глаза и скрипуче запел —
как видно, о том, что вот он наконец вернулся из теплых дале¬
ких стран в родные края и очень доволен своим новым жильем.
Захар, прикрыв ладонью от солнца глаза, долго слушал
скворца, и лицо его светлело все больше и больше.
—	Дедушка, — подбежала к нему Маша, — а когда землю
начнем копать? Мы и лопаты наточили.
Захар обвел глазами ребят, помял белую в колечках боро¬
ду и невольно улыбнулся:
—	Ну что с вами поделаешь, неотступные вы люди! Одоле-
ли-таки меня. Когда землю копать, спрашиваете? А вы сами
примечайте. Видите, скворцы новоселье справляют. Значит,
время. Только, чур, — старик согнал с лица улыбку: — заба¬
луетесь или помнете что — зараз от хозяйства отлучу.
—	Все слышали? — обратилась Маша к ребятам.
—	Это само собой, — сказал Семушкин.
—	Если какой инвентарь нужен, вы не стесняйтесь, берите
в теплице, — разрешил Захар.
—	Она же на замке, дедушка. И ключ вы завсегда пряче¬
те,— заметила Маша.
—	Ах, да, да! — засмеялся старик и показал ребятам, ку¬
да он убирает ключ от теплицы.
Потом он расставил ребят по участку. Все принялись ко¬
пать землю. Федя, цепко держа заступ в руках, с хрустом во¬
гнал его в жирную землю, выворотил тяжелый ком и разрубил
крепкую дернину.
Рядом с ним копала землю Маша. Она любила эту работу.
Весной мать обычно отводила ей на огороде отдельную гряд¬
ку, и Маша сама вскапывала ее и засевала. Огурцы и капуста
мало интересовали Машу. Ей хотелось вырастить что-нибудь
необыкновенное, никогда не виданное в деревне. Однажды
541

по совету Андрея Иваныча она посеяла на грядке зернышки с
загадочным и нездешним названием — «люфа». Новое расте¬
ние, как хмель, опутало плетень, зацвело крупными белыми
цветами и завязало плоды, похожие на огурцы. Но к осени
обнаружилось, что новые огурцы жестки, мочалисты, несъедоб¬
ны, и даже коровы брезговали ими.
Ребята подшучивали над Машей, сочиняли про ее люфу
веселые песенки, пока учитель не посоветовал девочке опу¬
стить плоды люфы в чугун с кипятком. Плоды разварились
и Маша вытащила из чугуна мочалки, напоминающие морские
губки.
«И то не беда! Овощь не получилась — мочалка в доме
пригодится», — похвалила девочку мать.
Ребята поработали на участке часа полтора, потом побе¬
жали в школу.
Маша решила, что она сегодня обязательно поговорит с
Санькой. Но в классе его не было. Кто-то сказал, что лошадь
отдавила Саньке ногу и он сидит дома.
После занятий Маша отправилась в Большой конец, на ко¬
лодец — вода в том колодце была самая чистая и вкусная, и,
кроме того, по пути можно заглянуть к Коншаковым.
Девочка привязала конец звонкой холодной цепи к дужке
ведра и, притормаживая ладошкой быстро крутящийся ворот,
опустила ведро на дно колодца. Потом, поплевав на руки, при¬
нялась вытягивать цепь обратно. И сразу почувствовала не¬
ладное: цепь не вздрагивала и не звенела, как туго натянутая
струна.
Маша заглянула в колодец и обмерла: ведра на конце цепи
не было. Девочка расстроилась: ведро новенькое, из светлой
жести, мать его совсем недавно купила в городе.
Подошел Семушкин:
—	Ведро упустила? Не горюй, мы его зараз вытащим.
Он принес откуда-то старый багор, привязал к цепи и при¬
нялся шарить им по дну колодца.
Собрались мальчишки Большого конца. Словно почуяв, что
можно позубоскалить, примчался Девяткин; прихрамывая и
опираясь на палочку, подошел Санька.
Все заглядывали в глубокий, немного таинственный коло¬
дец, давали друг другу множество советов, в какой раз опу¬
скали на дно багор, но ведро зацепить не могли.
—	Не на ту приманку удите, рыбаки! — веселился Девят¬
кин. — Вы на муху попробуйте или на червяка. — Потом ду¬
рашливо запел: — «Потеряла я ведерко, потеряла я ведро...»
Вечная ему память!
—	В самом деле, Маша, — уныло вздохнул Семушкин: —.
не достать нам его.
542

—	Эх вы, мужики! — с укором бросила Маша. — Будь я
мальчишкой, я не только в колодец, я бы... я бы со дна моря
что хошь достала.
—	Ох, ретива! — захохотал Девяткин. — «Со дна моря»...
А море — курице по колено, шапкой покроешь.
—	Чего ты, как гром, грохочешь! — вспыхнула Маша. —
Вот захочу и... достану!
—	Держите меня!—Девяткин повалился на землю и за¬
дрыгал ногами. — Она достанет! Это как тогда в ледоход че¬
рез реку бегала... Умора!
У Маши задрожали губы.
—	А я говорю, — выкрикнула она, — вот обвязывайте ме¬
ня цепью... спускайте в колодец!
Мальчишки ахнули. Степа потянул ее за рукав и покачал
головой.
Маша и сама понимала, что наговорила лишнего, но оста¬
новиться уже не могла. Схватила конец цепи и принялась
опоясываться, как ремнем.
Санька, который до сих пор сидел в стороне и ковырял па¬
лочкой землю, вдруг поднялся, заглянул в колодец, потом
отобрал у девочки цепь и кивнул Девяткину:
—	Неси полено.
—	Какое полено? — осклабился тот.
—	Березовое, можно и осиновое. И чтобы без сучков
Живо!
543

Девяткин пожал плечами, оттопырил нижнюю губу, но за
поленом все же сходил.
Санька обвязал полено цепью, сел на него верхом, взял в
руки багор и приказал мальчишкам опускать себя в колодец.
Похрустывая, цепь медленно поползла вниз. Где-то очень глу¬
боко таинственно мерцала зеленая вода. Повеяло холодом, за¬
пахло плесенью, гнилым деревом, кругом сгущалась темнота.
Сердце у Саньки замерло. Почему-то пришло в голову, что все,
кто остался там наверху, на солнце, сейчас разбегутся и он
навсегда останется в узком, душном колодце.
Чтобы не было так страшно, Санька то и дело подавал на¬
верх команду: «Прибавь ходу!», «Ровнее спускай!»
Наконец багор плеснул по воде.
—	Стоп! — крикнул Санька.
Цепь замерла, и он принялся шарить багром по дну колод¬
ца. Минут через десять мальчишки подняли Саньку наверх.
В руке он держал светлое жестяное ведро.
Мальчик ступил на землю. Всё кругом: зеленая трава на
улице, шумящая от ветра листва на деревьях, солнце над го¬
ловой — выглядело таким несказанно радостным и привлека¬
тельным, что он невольно зажмурился.
А Маше показалось, что у Саньки засорились глаза от пау¬
тины, которая облепила его лицо, и она подошла к нему с вед¬
ром воды:
—	Умойся, Саня!
Когда же все начали расходиться от колодца, Маша не вы¬
держала, догнала Саньку.
—	Саня, — помолчав, призналась она, — а я бы ни за что
не могла в колодец полезть... Темно там, склизко... жабы, на¬
верное...
—	Я знал, что не могла.
Она покосилась на закутанную ногу мальчика:
—	Сказывают, тебя лошадь копытом ударила. Больно,
Саня?
—	До свадьбы заживет.
—	А как заживет, придешь к нам на участок работать?
—	В грядках копаться? — Санька невесело усмехнулся. —
Цветочки-ягодки разводить? А может, опять люфу-мо¬
чалку?
—	Зачем люфу! — обиделась Маша. — Разные сорта се¬
мян будем испытывать. Знаешь, сколько мы их насобирали!
А дедушка такой сорт пшеницы нашел — все, говорит, сорта
побьет.
—	Было когда-то хорошее зерно... Слышала, что с ним
мать сделала? Какие уж теперь опыты на голом месте!
—	А отец твой, Саня...
544

—	Что — отец?! Что ты знаешь про моего отца?! — Санька
резко, всем корпусом, повернулся к Маше. — Ему тринадцати
лет не было, а он за плугом ходил, семью кормил. Всю жизнь
за землю держался. Пока свою пшеницу не выходил, пять лет
бился над ней...
—	И мы... пять лет можем! — запальчиво спорила Маша.
—	Хоть десять! А мне с вами делать нечего. — Санька
вяло махнул рукой и, опираясь на палочку, медленно побрел
к дому.
«Что это с ним? — подумала Маша, удивленная столь не¬
ожиданной вспышкой. — Щетинится, как еж колючий. Слу¬
шать ничего не хочет...»
«Векшинская бригада», как прозвали в колхозе помощни¬
ков деда Захара, между тем собиралась на участке почти
каждый день.
Ребята вскопали всю землю; как лист бумаги, разлиновали
ее на клетки, понаделали грядок.
Починили изгородь, построили шалаш, протянули через
участок проволоку, увешанную пустыми консервными банками,
бутылками, железными обручами из-под бочек. Стоило кому-
либо приоткрыть калитку, и участок наполнялся веселым
бренчанием, звоном и треньканьем.
Один за другим мальчишки Большого конца вступали в
«векшинскую бригаду».
Однажды Санька с Петькой встретили Степу Так-на-Так.
Согнувшись в три погибели, тот тащил к участку огромную
вязанку прошлогодних стеблей подсолнечника.
—	И тебя завербовали? Грузчиком или как? — Девяткин
загородил ему дорогу.
—	Что ж, Степан? — спросил Санька. — Собирались в по¬
ле вместе работать, а ты вон куда...
—	Понимаешь, Коншак... — Степа опустил на землю вя¬
занку стеблей и вытер потное лицо. — Занятную штуку Федя
придумал... водопровод строим.
—	Водопровод?!
—	Вот стебли подсолнуха срастим и проведем к реке.
А там бочку поставим, журавль... Вода самоходом и пойдет.
Нам теперь никакая засуха не страшна. Мы еще с Федей руч¬
ной культиватор изобретаем!
—	Изобретают изобретатели, а вы кто такие? — сказал
Девяткин.
Но Степа сделал вид, что опять не заметил его.
—	Ты ходи, да оглядывайся! — строго предупредил Девят¬
кин. — Еще наши рыбные места покажешь этому Феде, а по¬
том за грибами, за ягодами поведешь в заповедные участки.
Смотри у нас!
545

*— Нужны ему ваши места! — засмеялся Степа. — Он сам
что угодно найдет. Знаешь, у него глаз какой! Он нам вчера
про целебные травы пояснял: какая кровь останавливает, ка¬
кая рану заживляет. Они с дедушкой партизан ими лечили,
когда в отряде жили.
—	А ну, изобретатель, разбрасывай свое добро на все че¬
тыре стороны! — строго приказал Девяткин и начал развязы¬
вать веревку, стягивавшую вязанку.
—	Не тронь!.— остановил его Санька. — Пусть забавляет¬
ся, его дело.
Девяткин неодобрительно покачал головой:
—	Чего ты раскис, Коншак? Так же весь наш конец пере¬
метнется в Федькину команду.
Но Санька, казалось, не замечал недовольного вида Де¬
вяткина.
Глава 12
Hi помощь
С утра деда Захара не было дома, и Федя решил постирать
белье.
Принес из колодца воды, с речки — мелкого песку, приго¬
товил из рогожи мочалку.
Потом намочил в воде свою заношенную гимнастерку; как
на стиральной доске, расстелил ее на плоском камне, что ле¬
жал около крыльца, посыпал песком, немного помылил и при¬
нялся яростно тереть мочалкой. Хлопья мыльной пены летели
во все стороны, лопались радужные пузыри.
Федя спешил: не ровен час, прибежит Маша, возьмется,
конечно, помогать да учить, а он любит стирать по-своему.
Ой, прачка, ой, домоводка! — услышал вдруг Федя чей-
то голос. — С таким усердием не только рубаху — камень про¬
трешь.
Федя оглянулся. За его спиной стояла Катерина Конша-
кова.
—	Где это видано, чтобы белье так стирали?
—	Видано, — немного обидевшись, ответил Федя. — У нас
в отряде все так делали. И чисто, и мыла меньше идет.
Катерина покачала головой и вспомнила недавний раз¬
говор с Захаром.
Старик рассказал ей, что Федину мать, бригадира из сов¬
хоза «Высокое», захватили немцы, когда она поджигала хлеб,
и бросили в огонь.
—	Чего вы смотрите так? — неловко поеживаясь, привстал
Федя, заметив пристальный взгляд Катерины.
546

—	Нет, нет..., я ничего, — спохватилась Катерина. — Как
вы тут с дедушкой-то живете?
—	Хорошо живем...
Катерина прошла в избу. Пол был вымыт наполовину, чело
у печки закоптело от сажи, посуда на столе стояла грязная.
«Собрались две сиротины — старый да малый», — с жа¬
лостью подумала Катерина, потом скинула ватник и кивнула
Феде:
—	Ну-ка, давай вместе... Воды нагреем, пол поскребем. Вы
теперь с дедушкой не в лесу живете. Да и Первомай скоро.
Вот и Маша на подмогу скачет, — заметила она бегущую че¬
рез улицу девочку.
Когда дед Захар вернулся домой, Катерина уже развеши¬
вала на веревке выстиранное белье.
Почерневший стол был выскоблен, вымытый пол застелен
вкусно пахнущими рогожами.
—	Это что за мирская помощь такая? — насупился За¬
хар, останавливаясь на пороге избы. — А если я не нуж¬
даюсь?
—	Услуга за услугу, Захар Митрич, — сказала Катерина и,
вывернув карманы ватника, высыпала на стол зерна пшени¬
цы. — Смотрите, какие семена для посева получила — овса
полно. Два раза через сортировку пропускала — ну никак не
отходит! Как тут сеять будешь?
Старик надел очки, долго перебирал зерна и согласился,
что сеять таким засоренным зерном толку мало.
—	Что ж делать, Захар Митрич, посоветуйте, — попроси¬
ла Катерина.
—	Егор Платонович как поступал, вспомни-ка? И так хо¬
роши семена, а он их еще вручную переберет. Каждую сорин¬
ку удалит. А от этого урожаю только прибавка.
—	И мамка моя тоже так делала, — тихо сказал Федя, вы¬
бирая из кучи зерен серебристые шероховатые овсинки.
—	Думала я об этом, — призналась Катерина. — Получи
мы семена пораньше — давно бы перебрали, ни с чем не по¬
считались. А теперь когда же... сев подходит.
Трудно сказать, кто кого первый подтолкнул под локоть, но
только Федя с Машей переглянулись и отошли в угол.
—	Ты тоже об этом подумал? — шепотом спросила Маша.
Федя кивнул головой.
—	Посчитай, сколько ребят можно созвать?
—	Для начала человек пятнадцать — двадцать...
—	Давай так и скажем.
Они подошли к столу.
—	Тетя Катя, — начала девочка, — мы много ребят созо¬
вем...
547

—	Зерно перебирать — это не хитро. Справимся, — доба¬
вил Федя.
Катерина подняла голову, удивленно посмотрела на Машу
и Федю, потом перевела взгляд на деда Захара.
—	А ведь сущая правда! — Старик польщенно улыбнулся:
я-то, мол, ребят вот как знаю!
—	Охота есть, милости прошу! — обрадовалась Катери¬
на.— Да у них же школа... экзамены скоро.
—	А мы после занятий, это не помешает, — сказала Маша.
На другой день было воскресенье, но Катерина рано утром
подняла колхозниц и вывела к амбару перебирать пшеницу.
Пришли помогать матери Санька и Феня.
Феня принялась за дело старательно, бойко, но Санька еле
шевелил пальцами, молчал и недовольно поглядывал на ворох
зерна.
«Что это с ним? Работа не по душе или приболел чем? — с
тревогой подумала Катерина. — Как неживой ходит в послед¬
ние дни».
И она шепнула ему:
—	Может, уроков много... так иди занимайся.
Санька поднял голову. В самом деле! Работа здесь скуч¬
ная, конца ей не будет. Лучше он пойдет на конюшню или в
кузницу. Там куда интереснее!
Но не успел Санька подняться, как к амбару во главе с
Машей и Федей подошла большая компания мальчишек и дев¬
чонок. Они разместились вокруг вороха зерна и принялись за
работу.
—	Это ты столько народу созвал? — вполголоса спросила
у брата Феня.
Санька сделал вид, что не расслышал, и с недоумением по¬
смотрел на подошедших ребят. И кому это в голову пришло
собрать их? Неужели Феде с Машей?
Маша втиснулась между Феней и Санькой, отгребла себе
кучку семян:
—	А давай кто быстрее, Саня, на спор! — И пальцы ее про¬
ворно начали выбирать из пшеницы зерна овса.
Санька молча отодвинулся в сторону.
—	Чего неволишь себя? — наклонилась к нему Катери¬
на.— Нужно куда, так иди... Управимся теперь...
Санька вдруг ощутил, как трудно ему подняться и сделать
хотя бы несколько шагов в сторону от амбара.
—	Никуда мне не нужно, — сказал он вполголоса и низко
склонился над зерном.
—	Тетенька Пелагея, — обратилась Маша к Колечкиной,
которая напевала протяжную, унылую песню, — а вы другую
знаете? Чтобы не такая скучная. А то мы свою запоем.
548

—	Вот и правильно, — поддержала Катерина. — Начи¬
найте.
Маша кивнула Зине Колесовой, и та, переводя дыхание, не
сильным, но чистым голосом затянула «Катюшу».
Три дня после школы компания Феди и Маши приходила
к амбару. Наконец зерна были отобраны одно к одному. Ка¬
терина не знала, как отблагодарить неожиданных помощни¬
ков.
—	Потерпите вот до нового урожая — пирогами вас угощу,
пампушками, бражки наварю, — пообещала она.
—	Это мы любим, — подморгнул ребятам Семушкин.—
У нас один Степа без передышки целый жбан выпить может.
Возбужденные тем, что так славно поработали, пионеры
вместе с Леной Одинцовой шли вдоль Стожар.
Темнота сгущалась, в окнах зажигались огни.
—	А крепко нажали!—-похвалился Семушкин. — Я этих
зерен миллион, поди, перебрал.
—	«Миллион»! — усмехнулся Степа. — Ну, а сжевал
сколько?
—	Насчет зерна вы хорошо придумали, — сказала Лена.
—	А знаете что? — вдруг остановился Федя. — Давайте до
конца Катерининой бригаде помогать, до самого урожая!
—	А правда... давайте, ребята! — загорелась Маша.
—	Вы дедушку-то не забывайте, — усмехнулась Лена и
спросила, как ребятам работается в «хозяйстве Векшина».
—	Ладить начинаем, — ответила Маша. — Дедушка пока¬
зал даже, куда ключ от теплицы убирает.
—	Придирается он очень, Векшин, — сказал Семушкин.
—	Совсем не придирается, а требует,—возразила Маша.—
И правильно. Тебе вчера одну грядку прополоть дали, а ты
треть половины сделал и купаться убежал.
—	А знаешь, солнышко как припекало! Надо же остыть не¬
множко.
—	«Немножко»! А сам до сумерек раков ловил.
—	Дед Захар порядочек любит,— засмеялась Лена. —Мы,
когда у него работали, тоже сначала думали, что он приди¬
рается. А теперь на себе чувствуем — всё на пользу пошло.
Он чудодей, дедушка, каждую травку знает... шестьдесят лет
на земле трудится. Вы его, как учителя в школе, слушайте, все
советы запоминайте.
Мерцающая звезда, стремительно прочертив небо, упала
за темной зубчатой грядой леса.
Ребята проводили ее взглядами и, запрокинув голову, дол¬
го смотрели на небо, где, как на могучей кроне дерева, зрели
спелые звезды.
—	Вам Андрей Иваныч про звезды рассказывал? — тихо
спросила Лена.
549

—	Часто, — ответил Степа.
—	А созвездие Стожары можете найти?
Ребята долго блуждали в серебристом лабиринте созвез¬
дий, сбивались с пути, возвращались к Большой Медведице и
вновь отправлялись в поиски.
—	Вижу, вижу! — первой закричала Маша. — Вон они,
Стожары, семь маленьких звездочек. Андрей Иваныч всегда
говорил: «Наша деревня счастливая, у нее имя звездное».
И? оторвав глаза от неба, ребята заговорили о войне, о
Красной Армии, о том, может быть, уже недалеком дне, когда
отцы и старшие братья вернутся в родные Стожары.
Глава 13
„ПЕРВОПРИЧИНА"
Катерина по-прежнему с нетерпением ждала писем от
Егора. Всех, кто ехал в город, она просила непременно зайти
на почту да построже разговаривать там со служащими — не
иначе как теряют они солдатские письма.
—	И чудная у тебя мать, Коншак, — как-то раз сказал
Девяткин.
—	Сам ты чудной! — вспылил Санька. — Не получай твоя
мать писем столько времени, не только человека — птицу и ту
попросишь: слетай, мол...
Опасаясь, как бы похоронная не попала случайно в руки
матери, Санька носил ее постоянно при себе, в грудном карма¬
не, и, ложась спать, всегда клал гимнастерку под подушку.
Уличные забавы и развлечения теперь мало занимали
Саньку.
Ни звонкие удары лапты по мячу, ни клекающий стук де¬
ревянных рюх о городки, ни восторженный рев победившей
команды — ничто, казалось, не могло вывести мальчика из
оцепенения.
—	Ну что ты, право, какой... — опечаленно упрекал товари¬
ща Тимка, когда тот, вопреки правилам, оставлял игру в са¬
мом ее разгаре или просто проходил мимо играющих.
И, желая отвлечь мысли Саньки, рассказывал, как они
вчера чуть-чуть не обыграли в лапту партию Алеши Семуш¬
кина.
—	Мы бы обязательно победили, да у нас на выручке
Петька Девяткин стоял. А какой же у Петьки удар! Вот если
бы ты был с нами...
Санька молча смотрел в сторону. Он понимал, что горя
сейчас у всех очень много, но от этого ему было не легче.
550

Были, однако, минуты, когда печаль как будто оставляла
Саньку. Дробный стук топоров и пофыркивание пил около
строящихся изб, звон железа в кузнице, ржание коней на лу¬
гу заставляли его на время забывать о своем горе.
После школы Санька подолгу задерживался у кузницы или
бежал на конюшню.
Помогал конюху Василисе Седельниковой распрягать ло¬
шадей после работы, потом взбирался на спину своего старого
друга Муромца и гнал их в ночное.
Зная, что кони за день устали, Санька щадил их, и только
перед самым табуном он не выдерживал и пускал в галоп.
И тогда ему казалось, что это не он, а отец со своим эскадр
роном летит по зеленому лугу, взмахивает клинком и рубит
фашистов.
Седельникова сначала сердилась на Саньку:
—	Ты мне, казак-наездник, всех коней запалишь!
Но, увидев, как мальчик уверенно, без страха подходит к
лошадям, как хорошо знает их повадки, сменила гнев на ми¬
лость:
—	Просись-ка, Саня, в подручные ко мне. Младшим коню¬
хом тебя поставлю. Трудодни буду начислять...
Набравшись смелости, Санька попросил мать отпустить
его работать на конюшню.
—	Опять за старое, — нахмурилась Катерина. — И не вы¬
думывай! Покуда седьмой класс не кончишь, никуда тебя не
пущу. Отец как наказывал? Худо будет — последнюю одежку
продать, корову порешить, а тебя учить, что бы там ни было.
Санька задумался. Это верно. Отец часто твердил:
«Ты, Саня, в сорочке родился. Теперь только учись да
учись».
Он любил расспрашивать, какие заданы сыну уроки, загля¬
дывал в тетради, вызывался решать задачки.
«Это ничего, что мы в свое время таких не решали... я умом
дойду».
Но, справившись с задачей, отец не спешил с подсказкой,
а только лукаво ухмылялся:
«Думаешь, подскажу? Как бы не так! Сам попотей, на чу¬
жое да на готовенькое не зарься».
Особенно радовали отца стихи Пушкина, Кольцова, Некра¬
сова, которые Санька заучивал наизусть. Егор радовался им,
как добрым старым знакомым, и сам нередко вспоминал не¬
сколько строк:
Он видел, как поле отец удобряет,
Как в рыхлую землю бросает зерно,
Как поле потом зеленеть начинает..,
551

«Вот, брат, каленым железом выжгло. Навек укоренилось».
Потом Санька не без гордости отметил, что отцу становит¬
ся все труднее и труднее состязаться с ним в знаниях.
«Превышаешь ты меня, — соглашался отец. — Ну что ж,
тянись, сынок, добирайся до высокой науки. Мы с матерью ни¬
чего не пожалеем».
Но зачем все это Саньке теперь, если отец больше не за¬
глянет в его тетради, никогда не придет в школу поговорить с
учителями!..
Матери Санька ослушаться не посмел — на конюшню не
ушел, но от своих планов не отказался и без дела не сидел ни
минуты.
Ловил рыбу, ходил в лес, обдирал с лип кору, которую по¬
том замачивал в пруду, и плел из лыка веревки. С нетерпени¬
ем ждал лета, когда можно будет собирать грибы, ягоды, ло¬
вить пчелиные рои. Бывают такие заблудшие пчелы: прилетят
неизвестно откуда, сядут на дерево или на крышу избы — и
тут только не зевай.
Потом нарезал у речки молодых ракитовых прутьев и при¬
нялся плести корзины и верши для рыбной ловли.
Одному работать было скучно, и он позвал Тимку Колечки-
на, Ваню Строкина.
Тимке тоже жилось нелегко. Два раза в неделю шагал он
на почту за письмами, потом разносил их по колхозу. Хватало
работы и дома. Тимка копал огород, вязал веники для козы,
рубил хворост, кормил маленьких сестренок и по нескольку
раз в день отводил в стадо рыжего теленка, который был так
глуп, что через полчаса прибегал обратно и забивался в хлев.
Мальчишки частенько обижали малосильного, застенчиво¬
го Тимку, и он редко появлялся на улице.
Но с некоторых пор обидеть или обмануть доверчивого
Тимку стало невозможно. Всегда за его спиной вырастал хму¬
рый, взъерошенный Санька.
—	Имей в виду! — говорил он многозначительно и, зало¬
жив руки за спину, вплотную подходил к Тимкиному обид¬
чику.
И мальчики знали, что после таких слов Коншаку лучше
не перечить.
А Санька все больше привязывался к тихому белоголово¬
му Тимке, и все удивлялись этой странной дружбе.
После школы он приходил к Колечкиным, помогал Тимке
по хозяйству, и мальчишки не раз видели, как Санька с Тим¬
кой водили в стадо упирающегося теленка. Потом Санька
принимался за уроки, а Тимка сидел рядом, заглядывал через
плечо и вздыхал — так далеко он отстал от Саньки.
Корзины у Саньки и Тимки в первое время получались ко¬
552

собокие, неуклюжие, но колхозницы брали их охотно и распла¬
чивались хлебом, картошкой, молоком.
Посыпались заказы: кому нужна была корзина для белья,
кому — для сена.
Петька Девяткин, прослышав о выгодной Санькиной затее,
напросился принять его в пай и предложил безвозмездно
пользоваться его ножом о двух лезвиях.
А через день он заявил, что пайщики продают корзины не¬
померно дешево и цены надо повысить.
—	Еще чего! — возразил Санька. — Со своими да торго¬
ваться будем?
Потом он занялся огородом.
Началось это с того, что Евдокия Девяткина с Петькой
вскопали весь свой усадебный участок да еще прихватили из¬
рядный кусок колхозной луговины.
—	Куда вам столько? — как-то спросил Санька у Петьки
Девяткина. — Подавитесь!
—	Эге! — ухмыльнулся тот. — С огородом теперь не про¬
падешь. Сейчас и в городе у всех огороды.
Санька посмотрел на свою усадьбу. Мать почти все дни
проводила в поле, и огород был вскопан только наполовину
Санька взялся за заступ. Копал до позднего-вечера и так
утомился, что, ужиная, даже задремал за столом.
Утром проснулся задолго до школы и вновь вышел на ого¬
род. Приветливо шумели старые дуплистые липы, отделявшие
усадьбу Коншаковых от усадьбы Девяткиных. С весной они
помолодели, покрылись густой зеленой листвой. Дальше росла
черемуха. Она была огромная и белая, словно облако, которое
зацепилось за изгородь и теперь не могло сняться и улететь.
За черемухой на самом дальнем конце усадьбы тянулся к
небу молодой тополь. Его посадил отец в тот год, когда Санька
учился в первом классе.
«Дружок твой, — сказал он сыну. — Посмотрю вот, кто из
вас вырастет быстрее да кто корнями за землю крепче уце¬
пится».
Черенок тополя долго не приживался, а потом все же пу¬
стил побеги и сейчас выглядел высоким, стройным деревцом.
Но что это делает Петька около его друга тополя?
Санька вгляделся и побежал к деревцу. Петька уже успел
вскопать метра полтора коншаковской усадьбы и теперь, дойдя
до тополя, перерубал заступом его корни.
—	Ты... ты что это?! — задохнулся Санька.
—	Ничто ему... дерево живучее... — фыркнул Петька.—Все
равно на огороде у вас один репей вырастет.
Этого уж Санька стерпеть не мог. Он выхватил у Петьки
заступ и, размахнувшись, забросил его в крапиву.
553

—	Вон! Вон с нашей усадьбы!
Но Петька «вон» не пошел, а, изловчившись, схватил Сань-
кин заступ. Санька бросился отнимать, и мальчишки покати¬
лись по вскопанной, рыхлой земле.
Из изб выбежали Евдокия с Катериной и растащили сце¬
пившихся приятелей.
Узнав, что сеора произошла из-за тополя и усадьбы, Кате¬
рина невольно рассмеялась:
—	Глупый! Да пусть копают на здоровье. Такие уж у них
руки загребущие, глаза завидущие... Не об огороде у меня
сейчас думка, Саня. — Она посмотрела в поле на черные квад¬
раты колхозной, вспаханной земли: — Вот она, надежда наша,
крепость каменная...
Но Санька все же решил, что не позволит Девяткиным
хозяйничать у них на усадьбе, и упрямо продолжал копать
огород. Потом он поправил завалившуюся изгородь вокруг
усадьбы, сложил в аккуратную поленницу лежавшие грудой
дрова, перебрал шаткие, скрипучие ступеньки у крыльца.
По вечерам Санька старался ложиться спать последним.
Выходил на улицу, осматривал, не забыты ли на крыльце ве¬
ревка или ведро, проверял, плотно ли закрыты ворота, наде¬
жен ли засов у калитки.
Когда Никитка с Феней начинали возню в доме или ссори¬
лись, Санька строго на них прикрикивал:
—	Совсем избаловались, маломощные! Вот я вас приберу
к рукам!
А как-то раз за обедом звонко щелкнул Никитку по лбу
ложкой, когда тот прежде времени начал вылавливать из ми¬
ски куски мяса:
—	Куда гонишь спозаранку? Сигнала жди. — И, выдержав
паузу, постучал о край миски и объявил: — Теперь можно.
После школы Санька редко задерживался на улице, сразу
же бежал домой.
—	Домоседом стал, Коншак, — упрекал его Петька: — всё
кости на печке прогреваешь.
—	Тебе что! Из школы пришел, щей навернул и болтай
болты хоть до утра! — сердился Санька. — А у меня дом на
шее. За всем присмотр нужен.
За этими новыми делами и заботами школа стала отодви¬
гаться назад. Возвращаясь домой, Санька на скорую руку гото¬
вил уроки, а порою и совсем не раскрывал учебников, хотя
никогда учение не было ему в тягость. Науки давались Саньке
легко, он жадно глотал книги, любил опережать в знаниях
товарищей, и если что мешало ему, так это нетерпение. Маль¬
чику всегда хотелось знать заранее, что же завтра расскажут
учителя, какую новую страницу откроют перед ним. Это было,
554

как в раннем детстве, когда Санька, совсем еще малыш, в жар¬
кий летний полдень ушел от своего дома, чтобы посмотреть,
что же там, за околицей деревни. А от околицы потянуло к ре¬
ке, от реки к пригорку. И Санька брел и брел, пока отец не
догнал его и не принес на руках домой.
Теперь же Санька все реже и реже радовал учителей ясны¬
ми и твердыми ответами, и те никак не могли понять, что слу¬
чилось с мальчиком.
Правда, первая двойка, которую получил Санька, наполни¬
ла его жгучим стыдом.
—	Печально, Коншаков! Садись. Очень печально, — со
вздохом сказала Надежда Петровна. — А впрочем, обожди.
Попробуем выяснить, в чем тут первопричина.
Кроша мел и шмыгая носом, Санька тут же, на скорую ру¬
ку, придумал «первопричину»: мол, мать у него целый день в
поле, а он и за домом следит и огород копает.
—	Правильно, правильно! — поддержали Саньку друж¬
ки. — Хозяйство у него большое, едоков много^ и корзинки пле¬
сти надо...
Глава 14
БЕЗ ХОЗЯИНА ДОМ СИРОТА
После школы Санька направился к матери на делянку.
В поле шел сев. Земля, точно гребнем, была расчесана
зубьями борон.
На краю Старой Пустоши, где лежала делянка Катерины,
Санька заметил Захара Векшина. Лукошко, точно огромная
спелая тыква, висело у него на груди. В белой холщовой руба¬
хе, без шапки, старик торжественно шагал по делянке, мерно
взмахивая правой рукой, и зерна, просвечивая на солнце, па¬
дали на землю частым золотым дождем. На межнике стояли
Маша, Федя и Степа и наблюдали за севом.
Захар дошел до конца делянки, постучал по пустому лу¬
кошку и крикнул:
—	Семена кончились! Поторопите-ка там...
Маша с Федей первые выбежали на дорогу. На взгорок
поднималась подвода с мешками. Катерина и Лена Одинцова
подталкивали ее сзади.
Неожиданно оборвался веревочный тяж, и подвода остано¬
вилась. Катерина распрягла лошадь, связала концы веревки.
Но запрячь лошадь обратно в телегу было не так просто.
В этот раз ей попался не спокойный, покладистый Муромец, а
придурковатая, озорная кобыла Лиска. Она с такой жадностью
555

припала к молодой траве у обочины дороги, словно ее це¬
лую неделю морили голодом, и никак не хотела входить в
оглобли.
Катерина в сердцах замахнулась на лошадь вожжами. Лис¬
ка взбрыкнула, шарахнулась в сторону и помчалась в поле.
Санька бросился наперерез лошади. Та на мгновение при¬
остановилась, скосила на мальчика хитрый лиловый глаз, слов¬
но хотела сказать: «Попробуй теперь слови!» — и круто повер¬
нула в другую сторону.
Ребята окружили Катерину. Подошел с пустым лукошком
дед Захар. Заметив убегающую в хомуте Лиску, он даже
поперхнулся от изумления и недовольно покачал головой.
—	Ничего, Захар Митрич... Мы на себе перетаскаем — тут
недалеко, — растерянно сказала Катерина и, ни на кого не гля¬
дя, хотела взвалить на спину мешок.
—	С ума рехнулась! — закричал на нее дед Захар. — Шесть
пудов в мешке!
—	Тетя Катя, не надо! — подбежала к ней Маша и огляну¬
лась по сторонам. Заметила у дороги две длинные жерди.—
А если волокушу сделать...
Санька не знал, куда деваться от стыда. Сейчас подойдут
колхозницы, бригадир, поднимут мать на смех: «Лошадь в хо¬
муте упустила. Небывалое дело!»
Нет, пока не поздно, надо словить Лиску.
Санька бросился в поле, но Лиска была хитра и злопамят¬
на. Она делала вид, что всецело занята травой, но, как только
рука Саньки протягивалась к уздечке, шарахалась в сторону и
убегала. Только минут через сорок, прижав Лиску к речной
заводи, Саньке удалось словить ее.
Он всунул лошади в рот железные удила, вскочил на спину
и пустил в галоп. Лиска отчаянно взбрыкнула задними нога¬
ми, но Санька сидел как влитой. Тогда Лиска применила свой
излюбленный прием: с разбегу остановилась, повалилась на
землю и принялась кататься на спине. Но Санька знал, с кем
имеет дело, и вовремя отскочил в сторону. Подрыгав в воздухе
ногами и плотно укатав траву, лошадь поднялась, но Санька
вновь вскочил ей на спину.
Поняв наконец, что мальчишку не перехитришь, Лиска сми¬
рилась. Санька пригнал ее к телеге, запряг и отвез мешки на
делянку.
Когда в сумерки, возвращаясь домой, он проходил мимо
избы Девяткиных, навстречу ему выбежал Петька. Он при¬
топнул крепкими, почти новенькими тупоносыми желтыми бо¬
тинками, словно собирался пуститься в пляс, потом задрал но¬
гу и показал толстую подошву:
—	Видал обновку, Коншак! Непромокаемые, без износу...
556

Санька пощупал кожу и перевел взгляд на свои разбитые
сапоги — до лета, пожалуй, не дотянут.
—	Обувка что надо... Откуда такая?
—	Спрашиваешь! — подмигнул Петька. — У меня ж матка,
если что нужно, из земли выроет, из ноги выломит. — И, спо¬
хватившись, засмеялся. — Да ты не думай чего... Обувка за¬
конная. Дядя Яков из города прислал, материн брат. Он там
в сапожной артели за первого мастера.
Из окна выглянула Евдокия и позвала Петьку ужинать.
—	A-а, племянничек! — заметила она Саньку. — Заходи, за¬
ходи, давно ты у нас не был.
Санька неохотно вошел в избу.
Евдокия налила в миску дымящихся щей, нарезала хлеба.
—	Садись, Саня, поешь.
—	Да я же сытый, тетя Дуня! — отказался Санька.
—	А побаски потом, когда щец похлебаешь. Знаю я ваш
двор, какой он веселый да сытый. Мачеха в поле с утра до ве¬
чера, а вы, сироты, всухомятку сидите.
Как ни отказывался Санька, все же Евдокия усадила его
за стол.
—	Что там за оказия с мачехой-то приключилась?
—	Да ничего такого...
—	А ты не выгораживай ее! И так все знают, — покачала
головой Евдокия: — лошадь в хомуте упустила! Да такое в сто
лет один раз бывает. Говорила я: сиди, Кагерина, в конторе,
не смеши людей. Нет, взвилась: в поле хочу! Людей сбила.
Конфуз чистый, а не бригада. Ничего они не выходят — ни
хлеба, ни соломы.
Саньке стало не по себе.
—	Хлебнете вы горя с маткой своей, — продолжала Евдо¬
кия:— семья у вас большая, кормильца настоящего нет...—
И она с таким сожалением посмотрела на Саньку, что тому
захотелось поскорее уйти из избы. — Как говорят, без хозяина
дом сирота. Пора тебе, Саня, к делу прибиваться. Учение —
оно, может, и не во вред, а сыт от него не будешь. Я вот Петра
своего в город думаю отвезти, в сапожники определить. Вот и
ты вместе с ним подавайся. Всё мастеровым человеком будешь.
Мне и матка твоя, покойница, перед смертью и отец, когда на
войну уходил, наказывали: Александра в беде не оставь.
И Евдокия, растроганно всхлипнув, принялась ахать и
вздыхать над Санькой. Он и сирота горемычный, и отрезанный
ломоть в доме, и чужая кровь у мачехи. Вспомнила покойную
Санькину мать: какая та была печальница да заботница до
своих детей, как жили они с ней душа в душу — водой не ра¬
зольешь, огнем не разлучишь.
Санька зябко поеживался и с тоской поглядывал на дверь.
557

А Евдокия вдруг достала иголку с ниткой, наперсток и приня¬
лась зашивать Саньке дырку на локте: «Оброшенный ты мой,
забытый!»
Санька наконец не выдержал и неловко вылез из-за стола:
—	Я пойду, тетя Дуня...
—	Иди, сирота... Что надо будет, забегай, не стесняйся.
Я ведь тебя, как родную кровь, люблю.
Дома Санька долго сидел на крыльце, слушал вечернюю
улицу: где-то звенело молоко о подойник, тявкала собака,
играла гармошка.
«Без хозяина дом сирота», — вспоминал он слова соседки.
Был хороший хозяин в доме — его отец. Колхозники приходили
к нему за добрым советом, по его слову начинали сенокос,
жатву хлебов. А теперь кто придет к Конщаковым?
Вернулась с работы Катерина.
—	Замучила тебя Лиска, Саня? — спросила она. — Ох и
дуроломная лошадь сегодня досталась!
—	Лошадь как лошадь. На нее только замахиваться
нельзя. Не знаешь вот ничего! — упрекнул Санька и тихонько
вздохнул. — И вообще, зря ты с этой Старой Пустошью связа¬
лась. Ни зерна не вырастите, ни соломы. Попроси Татьяну Ро¬
дионовну, она тебя опять в счетоводы поставит.
Катерина обернулась и долго смотрела на смутно белеющее
в темноте лицо сына:
—	Это кто же тебе наговорил такое? Да что мы, хилые ка¬
кие, увечные? Разве люди сейчас так живут, как прежде? Всё
ломают, всё перекраивают! «Ни зерна, ни соломы»! Ты, Саня,
таких слов и говорить не смей больше! Не серди меня.
Санька прошел в сени, разделся, лег на свой дощатый топ¬
чан. Гимнастерку по привычке сунул под подушку. В кармане
ее хрустнуло письмо.
Сквозь непокрытую крышу двора светили далекие холодные
звезды. Где-то среди них затерялось маленькое, неяркое со¬
звездие Стожары. Глядя на звезды, Санька молча спорил с
матерью.
Она вот храбрится, верит в свои силы. А что станет с ней,
когда узнает, какое письмо носит он на груди? А ведь узнает,
должна узнать. Кто поможет тогда матери? Как они, Коншако*
вы, будут жить?
Нет, пора ему браться за хозяйство, выходить в поле.
А может, и в самом деле податься в город, в сапожники,
как говорит Евдокия? Все же ремесло, поддержка семье. Но
кто будет тогда доглядывать за домом?
Так, ничего не решив, Санька наконец заснул, и всю ночь
снился ему тополь, который почему-то поник, сбросил все
листья, хотя до осени было еще далеко.
558

Глава 15
„ПРОЩА.Й, ШКОЛА!»
Надежда Петровна раскрыла классный журнал и опусти¬
лась на стул.
—	Должна вам сказать, — медленно заговорила она: —
класс в этом году огорчил меня. Петя Девяткин не сдал экза¬
менов по трем предметам и оставлен на второй год. — Учитель¬
ница обвела взглядом притихших ребят. — А где же Девяткин?
—	Он с матерью молоко повез. «Все равно, говорит, учить¬
ся не буду», — сказал Семушкин.
Учительница покачала головой и продолжала:
—	Второй — Саня Коншаков...
—	Его тоже на второй год оставили? — вырвалось у Маши.
Десятки ребячьих голов обернулись к Саньке. Он поднялся
и с каменным лицом застыл за партой.
—	В чем дело, Саня? — обратилась к нему учительница.—
Учился все годы не хуже других. И вдруг точно тебя подмени¬
ли. За твою письменную работу на экзамене по математике
мне просто стыдно было. А вот сидит Федя Черкашин. Пришел
в класс к концу учебного года, а сумел сдать три экзамена.
Остальные берется подготовить к осени. Что же Саня с тобой
стало?
Ребята ждали, что Санька сейчас заговорит, может быть,
начнет оправдываться, но он только ковырял жесткую, в мозо¬
лях, ладонь и молчал.
—	Печально, Коншаков, — вздохнула Надежда Петров¬
на..— Будешь держать осенью переэкзаменовку по математи¬
ке. Садись!
Санька опустился на парту.
Надежда Петровна называла всё новые имена учеников,
поздравляла их с переходом в седьмой класс. Потом она поже¬
лала всем хорошо провести лето, закрыла классный журнал и
поднялась. Можно было расходиться по домам. Но никто, как
обычно, не бросился к двери. Ученики тесным кругом обступи¬
ли Надежду Петровну. В этот последний день каждому хоте¬
лось еще о чем-то спросить учительницу, посоветоваться с ней.
Только Санька осторожно приоткрыл дверь и вышел из
класса в полутемный прохладный коридор.
Через знакомую, в цветастых обоях кухоньку, где зимою не
раз отогревал окоченевшие от снежков руки и пек в горячей
золе картошку, он выбрался на тихий школьный дворик.
Стоял жаркий июньский полдень. Куры, сомлев от зноя,
распластались в пыли. От водосточной трубы несло сухим жа¬
ром, Железное ведро и высветленная цепь на вороте школьно¬
559

го колодца сияли так, что слепили глаза. Сторожихин козел
Берендей, лютый ненавистник мальчишек, забыв весь свой
воинственный пыл, смиренно забился в тенистый куст.
Не замечая жары, Санька медленно побрел вокруг школы.
Невеселые мысли одолевали его.
Что-то колючее царапнуло мальчика за руку. Он оглянулся.
Крыжовник. Густой, облепленный еще зелеными мелкими яго¬
дами. А рядом кусты смородины, малины. Санька сажал их в
тот год, когда Андрея Иваныча взяли на войну. Как они раз¬
рослись!.. Из сарайчика с дровами пахнуло сухой березой. Как
хорошо было прятаться в закоулках между поленницами, когда
он с мальчишками играл в разведку или в соловья-разбойни-
ка!.. За этим окном с форточкой стояла Санькина парта.
Санька невольно удивился, почему он сегодня так остро все
примечает, почему так дорог ему каждый школьный уголок.
Он медленно прошел в глубь сада, где над круглым или¬
стым прудом стояла старая, но еще могучая береза и лениво
шевелила блестящими листочками.
Это была знаменитая школьная береза, и все ребята берег¬
ли ее и любили. Меловая, в черных подпалинах кора березы от
самых корней до первых толстых сучьев была испещрена име¬
нами, фамилиями, датами, надписями.
Как-то повелось, что каждый, кто покидал школу, счи¬
тал своим долгом оставить на «дереве прощания» какой-нибудь
след.
«Наша школа самая хорошая», — прочел Санька. — «Спа¬
сибо, Андрей Иваныч, живите еще сто лет». «Н. П. все же
придира».
Долго стоял Санька перед березой и вдруг понял, что он
тоже прощается со школой. Уж не придется ему больше просы¬
паться чуть свет синими зимними утрами и, вскочив на лыжи,
мчаться по насту от Стожар до школы.
Не попросят его теперь ребята прочитать на школьном вече¬
ре стихи, полные звучных и сильных слов, не надо будет осенью
надевать отцовский дождевик, чтобы сухим и непомятым доне¬
сти до школы праздничный цветистый плакат, над которым
трудился три долгих вечера.
Санька достал из кармана перочинный ножйк, выискал на
березе чистое место и с тяжелым сердцем выцарапал на белой
коре: «Прощай, школа!» А сбоку мелко поставил свои инициа¬
лы и дату. Затем перемахнул через изгородь и зашагал в Сто¬
жары по заброшенной, тихой дороге.
Сизые волны нескончаемой чередой плыли по посевам хле¬
бов. Перелески были полны птичьего гомона. Ясно и звонко
свистела у вершины ели иволга, точно играла на флейте. Из
кустов с громким криком вспархивали стайки пестрых дроздов.
560

Березы развесили длинные сережки. На соснах стояли моло¬
дые побеги, похожие на зеленые свечки. Над лугом летел мел¬
кими клочками белый пух. Это отцветшие одуванчики пустили
по ветру свои пушистые шапки.
И Саньке стало хорошо и покойно. Уж не хотелось думать
про школу, про неизбежный и неприятный разговор с матерью.
Так бы вот он шел и шел этой тихой, заброшенной дорогой,
слушал, как поют птицы, смотрел, как тень от облака ползет по
земле.
Но побыть одному Саньке не удалось. Не прошел он и с
полкилометра, как заметил Машу Ракитину. Она шла ему на¬
перерез. Туфли, связанные веревочкой, болтались через плечо.
Книжки по-мальчишески были стянуты ремнем. Маша крутила
ремешок за конец, словно собиралась метнуть книжки далеко
в траву, и пела. Трудно сказать, что это была за песня: может
быть, о том, что не надо больше ходить в школу, что впереди
лето с купанием, ягодами, грибами и другими радостями, или
просто о том, как приятно шагать босыми ногами по траве, ви¬
деть поле, луг,-слушать, как гудят пчелы.
Санька нахмурился и присел за куст — никого он не хотел
видеть.
—	Саня! — закричала Маша.— Ты зачем за куст спрятал¬
ся? Вылезай, вылезай! Все равно вижу, где ты сидишь.
Она поравнялась с мальчиком и зашагала рядом.
—	Я знала, что ты по большаку не пойдешь...
—	Так уж и знала...
—	И как из класса ушел, как по саду ходил — всё виде¬
19
561

л а.— Маша покосилась на Саньку и тихо добавила: — И как
метку на березе ставил — тоже видела.
—	Какую метку?
—	Тебе лучше знать. — Маша вдруг забежала вперед и за¬
городила дорогу. — Ты что, Саня? Взаправду со школой про¬
стился?
Санька попытался обойти девочку сначала справа, потом
слева, но она, раскинув руки, теснила его назад:
—	Нет, ты по-честному скажи, в глаза погляди. Я сама все
узнаю.
—	Ну и взаправду, — не глядя на девочку, хмуро признал¬
ся Санька. — Что тут такого! Простился — и простился. Какой
уж я ученик с двойками...
—	Ой, дурной, ой, негожий! — всплеснула Маша руками.—
Да кто ж виноват? Сам нахватал! С Девяткиным связался, от
школьных дружков нос в сторону...
И много еще обидного, а может быть, и справедливого на¬
говорила прямая и резкая на язык Маша.
Но Санька не стал с ней спорить, а только поковырял нос¬
ком сапога землю и с трудом выдавил:
—	Тебе хорошо говорить... У тебя и мать, и бабушка, и
сестры взрослые. А у меня кто?
Маша устыдилась своей вспышки, опустила голову. Потом
робко коснулась руки мальчика:
—	Саня... а ты не надо! Ну, совсем не надо... А что отец не
пишет, ты и не думай ничего плохого. И переэкзаменовка на
осень — это тоже не страшно. Мы тебя выходим. И я помогу, и
Алеша... Все лето заниматься будем.
—	Хватит с меня! Я и так вполне обученный. Пахать, ко¬
сить умею. В колхозе меня и с двойками на любую работу при¬
мут,— отмахнулся Санька. — Это тебе уж по ученой дорожке
топать...
Маша с грустью посмотрела на мальчика... Если бы такие
слора слышали его отец или Андрей Иваныч... Они-то надея¬
лись на Саньку,,верили в него...
Долго шли молча. Но молчать — это очень трудно. И, когда
вышли на луг, Санька выломил гибкий прутик ракиты и при¬
нялся сбивать головки цветов, метелки высоких трав. Взмах,
точный резкий удар, оттяжка на себя — Санька где-то читал,
что кавалеристы именно так рубят лозу, — и головки цветов,
точно подкошенные, падали на землю.
Тяготило молчание и Машу. Она занялась цветами. Цветов
было много: круглые ромашки с ослепительно белыми, точно
фарфоровыми лепестками и с золотой пуговкой посредине, пун¬
цовые шары клевера, нежные сиреневые колокольчики, жел¬
тые лютики, белые зонтики тмина...
562

Маша жадно и быстро, как все, за что она ни бралась,
нарвала большую охапку цветов и принялась плести венок.
Сплела одно звено, второе... Медовый запах клеверных головок
ударил ей в ноздри. Шмели неотвязчиво и трубно гудели над
Машиным ухом, точно сердились, что эта босоногая девчонка
уносит от них так много напоенных медовым соком цветов.
—	Жадные вы, жадные пчелы! — засмеялась Маша. Она
любила разговаривать вслух со всем, что жило на этой зем¬
ле,— с пчелами, с травами, с телятами. — Смотрите, сколько
цветов вам осталось! Я же нарвала совсем немножко. —
И, встряхнув короткими волосами, Маша уже забыла про
венок, сунула в рот пунцовую головку клевера и принялась
высасывать сладкий цветочный сок.
Она была лакомка, Маша, и всегда умела найти в поле, на
лугу, в лесу что-нибудь съедобное и вкусное.
Как только начинали зеленеть луга, она бегала с девчон¬
ками за щавелем. Потом подрастали дудки, остро пощипы¬
вающая язык кислица, сладковатый, с густым белым соком
молочай, поспевала черемуха, земляника в лесу, черная смо¬
родина, малина, шиповник... И все лето Маша что-нибудь
грызла, жевала, надкусывала. Язык ее становился шершавым,
покрывался трещинами, окрашивался в разные цвета.
«Ты бы не каждую траву жевала! — сердилась мать. — Ма¬
ло ли зелени на земле растет — всего не перепробуешь».
563

...Маша оглянулась. Санька по-кавалерийски расправлялся
с колючим чертополохом.-Взмах, удар, оттяжка. Прут свистел,
как сабля. Но чертополох был живуч и только вздрагивал от
ударов да насмешливо кивал Саньке крупным малиновым
цветком, распустившимся на макушке. Гибкий прут не выдер¬
жал и переломился.
—	Ой, не годишься ты в кавалерию, Саня! Совсем неспо¬
собный,— засмеялась Маша.
Санька вспыхнул и отбросил обломок прута. Маша протя¬
нула ему пучочек клевера:
—	Ты попробуй. Вкусно-то как! Прямо чай с медом.
Санька засунул руки в карманы — он не охотник до таких
сладостей.
—	А вот и закусочка к чаю, — сказала Маша и, сорвав пу¬
стотелую дудку, очистила ее от кожицы и, звучно хрустя, при¬
нялась грызть, точно морковку.
—	Да ты всю траву пожуешь, — усмехнулся Санька и взял
у Маши кусочек клевера. Пососал одну головку, другую.
И правда, это было вкусно.
Так, лакомясь и болтая, они миновали луг, спустились к
речке, перебрались по дощатому, шлепающему по воде настилу
на другой берег и поднялись на пригорок.
Кряжистый, искривленный дуб шумел на ветру. Маша гля¬
нула на Саньку, и веселый огонек блеснул в ее глазах. Подско¬
чила к дубу и быстро, как по лесенке, вскарабкалась вверх.
—	Саня, залезай сюда!
Санька оглянулся — кругом никого. Он не заставил себя
просить, залез на дерево, но уже выше, чем девочка. Прогну¬
лись под ним тонкие сучья, вот-вот обломятся. С опаской по¬
глядела на него Маша.
Широко раскинулись перед детьми зеленые поля, перелески,
петлистая лента реки, дороги, белые тропинки.
—	Чьи это лошади там пасутся? — Санька вгляделся в сто¬
рону — Наши или нет?
—	Саня, а как отсюда видно все хорошо! — восхищенно
шепнула Маша. — Смотри, вон школа! А вон три окна у
крыльца — это наш класс. Ты знаешь, в новом году наш седь¬
мой класс на втором этаже будет... — Она вдруг спохватилась
и растерянно посмотрела на мальчика. — Саня... а что ж ты
матери про школу скажешь?
—	Скажу что-нибудь. — Он насупился и спустился с дере¬
ва на землю.
Раздалось конское ржание. Несколько мальчишек гнали че¬
рез луг, к реке, табун лошадей.
—	Наши! — Санька махнул Маше рукой и по крутому от¬
косу ринулся вниз, к табуну.
564

Глава 16
НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬ
Весенняя страда спала, и Катерина решила весь воскрес¬
ный день посвятить дому и ребятам. «Совсем я не вижу их...
как сироты бегают».
Она вымыла пол, напекла пирогов, застелила стол чистой
скатертью и усадила детей завтракать.
Заметила проходивших мимо окон Машу с Федей, поманила
их в избу:
—	И вам место найдется. Садитесь-ка за компанию.
Маша не заставила себя долго просить, но Федя, встретив¬
шись глазами с Санькой, точно прирос к порогу.
—	Меня дедушка ждет... Домой надо, — твердил он.
—	Так уж ты и пироги не любишь! — засмеялась Катерина
и, взяв мальчика за руку, усадила его за стол рядом с Санькой.
Тот отодвинулся от Феди, словно от горячей печки, и весь
завтрак просидел молчаливый, одеревенелый, и Феня даже
сказала, что Санька не иначе, как проглотил аршин.
После завтрака мать предложила написать письмо отцу.
Хотя Коншаковы давно не получали ответных писем, но
Катерина не нарушала заведенного порядка, и письма Егору
отсылались довольно часто.
—	Чья очередь-то, ребята? — спросила Катерина..
—	Моя, моя! — Феня быстро заняла место в переднем углу,
достала чернила и бумагу. — Санька и так два раза без очере¬
ди писал.
Санька не спорил. Он вдруг вылез из-за стола и потянулся
за пилоткой.
—	Уходишь? — удивилась мать. — А письмо?
—	Нет, нет! — спохватился Санька. — Мухи вот... окаян¬
ные...— И, распахнув окно, он с таким усердием начал разма¬
хивать пилоткой, словно изгонял не мух, а рассвирепевших
пчел.
Катерина принялась диктовать Фене письмо. Рассказала
про дела в бригаде, в колхозе, упомянула о том, как хорошо и
дружно развиваются посевы на Старой Пустоши.
В избу заглянул Петька Девяткин и поманил Саньку на
улицу — есгь срочное дело.
—	Обожди! — зашикала на него Маша. — Видишь, письмо
пишут.
Петька присел у порога.
—	Ну как, Феня, все написала? — Катерина заглянула в
письмо. — Теперь ваша, ребята, очередь. Как год закончили...
Порадуйте отца.
565

Первым делом было сообщено об успехах Никитки; для
этого его позвали с улицы и заставили собственноручно наца¬
рапать: «Папа, я кончил первый класс, перешел во второй, ско¬
рей побей фашистов и приезжай к нам, твой сын Никита».
Потом Феня написала о себе. Написала очень скупо, потому
что была застенчивой и всегда боялась перехвалить себя.
—	Нет, нет! — запротестовала Маша. — Ты перешла в пя¬
тый класс с похвальной грамотой. И учительница тебя очень
хвалит. Зачем скрываешь?
—	Напиши, дочка, — сказала мать.
И Феня, зардевшись, добавила еще про похвальную гра¬
моту.
Очередь дошла до Саньки.
—	Покажись и ты отцу, — кивнула Саньке Катерина.
Санька усердно протирал рукавом эмалевую звездочку на
пилотке.
—	Что ж молчишь? Ты же знаешь, как отец любит читать
о твоих успехах.
—	Какие там успехи... — с трудом выговорил Санька.—
Переведен — и весь разговор.
И тут он заметил, что Маша и Федя переглянулись.
—	Чего уставились? — вспыхнул он. — На мне узоров нет.
Говорю — переведен... так и пишите. Ну, без похвальной, ко¬
нечно.
Феня потянулась к пузырьку с чернилами. Неожиданно
Маша взяла у нее из рук перо, отложила в сторону и оберну¬
лась к Саньке:
—	Это же неправда, Саня. Зачем ты отца обманываешь?
—	Обманывает? — удивленно протянула Катерина. — Не
перевели, значит? На второй год оставили?
—	Это бы ничего, что не перевели, — торопливо заговорила
Маша. — Он пересдать может. Ему разрешили... И мы бы все
помогли... Лето долгое. Я так и говорила: не смей, Саня, не
смей! А он слушать ничего не хочет...
—	Что «не смей», что «не смей»? Да говори же толком! —
прикрикнула Катерина.
—	Ой, тетенька Катя, язык не поворачивается! Пусть он
сам скажет, — взмолилась девочка.
Уже давно все пушинки были собраны с пилотки, свежо и
молодо поблескивала эмалевая звездочка, а Санька все еще
тер ее рукавом.
—	Подними голову, Александр, — тихо сказала Катери¬
на. — Не думала, что у тебя душа такая заячья.
Санька рывком поднялся с лавки, шагнул к Маше. Лицо его
было бледно, губы дрожали. Ему хотелось закричать, что все
это теперь никому не нужно. Но закричать было нельзя.
566

—	Говори! Все говори! — бросил он в лицо девочке и ри¬
нулся за дверь.
Петька выбежал за ним следом.
—	Волчонок какой, так на всех и кидается, — покачала го¬
ловой Катерина и спросила Машу, за что же Саньку исключи¬
ли из школы.
Девочка, потупив голову, молчала.
—	Его не исключили, он сам ушел, — ответил за нее Федя
и рассказал про последний день в школе.
—	Сам ушел! — пораженная, приподнялась Катерина.—
Ну, погоди ж, поговорю я с ним!
И она быстро вышла на улицу. Заглянула в проулок, в ого¬
род, за двор — Саньки нигде не было.
Маша с Федей направились на участок. Когда они прохо¬
дили мимо старой риги, оттуда выглянул Девяткин и тонким
голосом крикнул:
—	Сваха! Ябеда!
Федя вздрогнул, обернулся и решительно бросился в полу¬
темную ригу:
—	А ну, еще крикни!
—	Могу и еще, того стоит, — ухмыльнулся Девяткин, но на
всякий случай подался поближе к Саньке, который лежал,
уткнувшись в солому.
—	Федя, не надо... — нагнала его Маша.
Но потом не выдержала — так велика была обида — и сама
подбежала к Девяткину:
—	Сваха?! Ябеда?! Да?! А когда по грибы ходили и вы
меня с Санькой в лесу оставили, чтобы напугать, я жалова¬
лась кому-нибудь? А самопал у вас разорвало, и чуть глаз
Саньке не выбило... А стог соломы в поле спалили... Кому я
сказала?
—	Правильно, — согласился Петька. — Потому и в компа¬
нию тебя принимали. А сейчас зачем выболтала?
—	Эх ты, голова! Сейчас же совсем другое... Это школа...
А это такое дело, такое дело... — И, не найдя нужного слова,
Маша толкнула Петьку в грудь: — И хоть сто раз свахой меня
назови, а все равно не буду молчать!
—	Вот напустилась! — передохнул Петька, когда Маша с
Федей ушли. — Еще и защитника привела. Видали мы таких
на своем веку!
Потом он присел рядом с Санькой:
—	А ты чего буйну голову повесил? Школу пожалел? Поду¬
маешь, грусть-тоска! Все равно ты теперь неуспевающий, вроде
меня. Собирай вещички, да двинем в город. Там нас дядя
Яков зараз к делу поставит. Знаешь, какие у них доходы, у
сапожников! Молотком раз стукнул — гони рубль! Шилом
567

ковырнул — подавай десятку! Теперь, брат, холодный сапож¬
ник— наивысшая квалификация.
Санька задумчиво смотрел на отцветающую черемуху, ро¬
няющую белые лепестки, отчего земля казалась кругом обрыз¬
ганной известкой.
—	Мать говорит, — бубнил Петька: — как вот сена на ко¬
рову накосим, мне больше в колхозе и делать нечего.
—	Уйди, Девяткин, — глухо сказал Санька.
—	Чего?
—	Уйди, говорю!
Глава 17
КОНЮХ
Работы на участке хватало по горло. Посевы требовали,
чтобы их пропалывали от сорняков, подкармливали удобре¬
ниями. На грядках часто приходилось рыхлить землю.
Дед Захар каждое утро раздавал ребятам наряды и к ве¬
черу придирчиво принимал выполненную работу. Затем все
собирались у шалаша, Маша доставала синюю тетрадь, и дед
подводил «итоги дня».
—	Похвально работал, с прилежанием, — обычно говорил
он про Степу Так-на-Так. — Спины не разгибал, на солнышко
не щурился... Так и запиши, Машенька.
Доходила очередь до Семушкина:
—	У нашего Алеши все по-старому. Спешит — людей сме¬
шит. Две травины выполет, три пропустит. За стрекозами мно¬
го бегает.
Маша едва успевала записывать за стариком.
—	Чего ухмыляетесь? — замечал дед Захар ребячьи улыб¬
ки.— Такой наказ имею от Татьяны Родионовны. Полную вам
аттестацию произвести — кто как труд любит да землю чтит.
Затем старик с точностью до одной сотой определял каждо¬
му его дневную выработку: сорок соток трудодня, сорок пять,
пятьдесят...
Но в синюю тетрадь Маша заносила не только ребячьи
«аттестаты» и трудодни. По старой привычке, привитой еще
Андреем Иванычем, она записывала в нее свои наблюдения
над жизнью растений:- время сева, появление ростков, начало
цветения.
Захар не скупился на советы, и частенько пионеры узнава¬
ли от него что-нибудь новенькое: как с корнем уничтожить зло¬
стный сорняк, как подкормить пшеницу, как пасынковать
помидоры. И неизменно в руках Маши появлялась синяя тет¬
радь.
563

—	Что ты там строчишь каждый день? — однажды спросил
ее старик.
—	А это дневник, дедушка. Ваши советы записываем.
—	Ну-ну... — довольно улыбнулся старик и после этого
случая «советы» свои стал излагать более подробно и живо¬
писно. Если же замечал, что советы его идут не впрок, то не
на шутку сердился.
Однажды он остановился около Семушкина, который про¬
палывал сорняки на клетках с посевами. Чтобы не наклонять¬
ся низко к земле, Алеша захватывал сорняки за верхушку и
тянул к себе. Одни растения легко вырывались с корнем, дру¬
гие обрывались.
—	По верхам скачешь, а корешки где? — зашумел старик.
Он нагнулся, глубоко подрезал узкой железной лопаточкой
корневище сорняка и вытащил его на свет:
—	Что видишь?
—	Пы...пырей, дедушка... злостный сорняк.
—	Знать знаешь, а щадишь. Раз злостный — значит, под
корень убивать надо... А кому на пользу твоя работа — тыр-
пыр, суета! Землю и червяк роет. А ты со смыслом трудись.
Кто ты такой есть? Завтрашний колхозник, хозяин на земле.
Царь природы, можно сказать... Ты всем зеленым миром пове¬
левать должен уметь.
Ребята доставляли деду немало хлопот.
Кроме «плановых», как любил выражаться дед Захар, ово¬
щей и посевов, пионеры выращивали на участке несколько
сортов помидоров, тыкву, раннюю клубнику и целый ряд расте¬
ний южных краев, до сих пор не известных в Стожарах: амур¬
скую сою, кок-сагыз, клещевину, дагестанскую коноплю, зем¬
ляной орех.
Дед сначала относился к ним с недоверием: южане, нежен¬
ки, не приживутся.
Но ребята сумели защитить всходы от заморозков, и южные
гости росли теперь на участке, как дома. Старик начал им за¬
метно покровительствовать и нередко покрикивал на ребят:
—	Это почему гостей забываете? Коль зазвали, так корми-
те-поите досыта!
Дни стояли жаркие, душные, земля покрылась коркой. Ра¬
стения требовали влаги. Ребята не скупились на поливку.
Целыми днями по самодельному водопроводу тонкой струйкой
текла на участок вода и наполняла бочки, ушаты, кадушки.
Приходилось таскать воду из речки и ведрами. Сердоболь¬
ной Маше казалось, что без воды на участке все засохнет, и
она поливала подряд: овощи, злаки, плодовые саженцы.
Однажды, пошептавшись с Зиной, Маша наносила воды с
речки и принялась поливать пшеницу на пятой клетке.
569

Подошел дед Захар:
—	Воздержаться! Я кому говорю?
—	Так, дедушка, — удивилась Маша, — сохнет же пшенич¬
ка... вот и желтые листки появились. И вид у нее скучный.
—	Овощи поливайте! Гостей своих с юга... А пятую клетку
не троньте... — И он отобрал у девочки лейку.
—	Почему, дедушка?
—	«Почему, почему»! Это же особенная пшеница. Сорто¬
вая. Ее нельзя нежить. Она все испытать должна: и засуху и
холод. Выдержит — значит, большая в ней сила. Не стыдно та¬
кую пшеницу колхозу в подарок поднести от старых да малых.
—	Это как тот сорт, какой Егор Платонович выращивал?
Правда, дедушка?
—	Возможное дело...
—	А может, еще лучше будет?
—	Хорошо бы и такой получить.
—	А получим? — не унималась Маша.
—	Ох, стрекоза! Не пытай ты меня! — взмолился Захар. —
Ничего пока не видно. Потерпи, дай срок.
Он вколотил на углу клетки фанерку и крупно написал:
«Поливать строго воспрещается».
Однажды на участок забежала Лена Одинцова — по старой
привычке она часто навещала деда Захара.
Она обошла все посевы, заглянула в каждый уголок.
—	Что, беглянка, заскучала по старому хозяйству? — под¬
мигнул ей старик.
—	Хорошо у вас, Захар Митрич! — призналась Лена.—
И холодок, и вода течет, и ягоды поспевают... А у нас в поле
печет, кругом ни кустика...
Она спросила, доволен ли дед ребятами.
—	Да ничего помощники. Выдумщики только большие.
—	Что так?
Захар хотел было рассказать про посевы южных растений,
но вдруг заметил в углу участка укрепленный на высоком ше¬
сте флюгер из жести, дождемер, какую-то будку.
—	Еще новая затея! — развел он руками.
—	Это метеостанция, дедушка, — храбро заявила Маша.—
Мы погоду будем предсказывать.
—	Ну-ну, — хмыкнул старик. — Только со мной не тягай¬
тесь. У меня ноги как загудят от ревматизма — зараз скажу,
что дождь будет. Без ошибки!
—	У них же ноги не гудят, — засмеялась Лена.
Потом она отвела Машу в сторону и спросила:
—	А разве Саня Коншаков не работает с вами?
—	Неинтересно ему наше дело, — пожаловалась Маша.—
«Пустяками, говорит, занимаетесь».
570

—	Как — неинтересно? — удивилась Лена. —А вы бы уча¬
сток ему показали. Пшеницу свою... От нее же глаз не отор¬
вешь.
На другой день Маша отправилась к Коншаковым. Дома-
хозяйничала одна Феня. Она сказала, что Санька работает на
конюшне, встает чуть свет и домой приходит только обедать да
ночевать.
—	Ас матерью у него как?
—	Совсем плохо, — пожаловалась Феня. — Мамка говорит:
«Учиться будешь», а Санька: «Не буду. Я трудодни зарабаты¬
ваю». Хлопнет дверью — и на конюшню. Мамка уж плакала
сколько раз. Упрямый он у нас, Санька.
—	Упрямый... — согласилась Маша и заглянула в окно.—
Смотри, смотри, идет ваш конюх!
—	Ой! — всполошилась Феня.—А у меня еще обед не
готов.
Саньку сопровождал Никитка. Влюбленными глазами он
смотрел на брата и упрашивал взять его в ночное.
—	Там видно будет, — неторопливо ответил Санька и, при¬
сев на ступеньку крыльца, начал разуваться.
Никитка принес из колодца ведро холодной воды и дол¬
го лил из ковша брату на руки, на обгорелые плечи, на
спину.
—	Еще плесни! Не жалей! — фыркая и отдуваясь, вскрики¬
вал Санька и будто нечаянно брызгал холодной водой на Ни¬
китку, отчего тот радостно взвизгивал.
—	Ну, не балуйся, Санька!
Умывшись, Санька прошел в избу, расчесал перед зерка¬
лом мокрые волосы, сел за стол.
—	Здравствуйте, товарищ конюх! — засмеялась Маша, вы¬
ходя из-за перегородки и ставя перед Санькой хлеб. — Как ва¬
ши дела?
—	У нас не заржавеет. Дела идут... А у вас как? Лимоны,
апельсины еще не поспели?
—	У нас, Саня, пшеница на пятой клетке начала коло¬
ситься! — с гордостью сообщила Маша. — Хочешь посмотреть?
—	На какой пятой? — не понял Санька.
—	Я же тебе говорила... дед Захар один такой сорт нашел.
Мы его и посеяли на клетке номер пять.
—	И велика клетка?
—	Не очень. Пять шагов в ширину, восемь — в длину.
—	Ох и площадь! — фыркнул Санька. — Я думал, хоть сот¬
ку засеяли...
—	На сотку зерна не хватило. А зато какая пшеница ра¬
стет!— зажмурилась Маша. — Дедушка говорит, это редкий
сорт, ему цены нет. В поле хлеба только в трубку пошли, а у
571

нас уже заколосились. Очень он боится за них, дедушка. По
ночам не спит, караулит.
Насчет «цены ей нет» Санька заметил, что такой пшеницы,
какая была у отца, теперь еще сто лет не вырастить.
—	А может, наша еще лучше будет? — заспорила Маша.
—	Лучше?
—	Ну, скажем, не хуже... или такая же... — стояла на своем
Маша.
Санька снисходительно усмехнулся, но любопытство уже
брало верх.
—	Ладно, веди. Посмотрим вашу хваленую пшеницу, — со-
гласился он, покончив с обедом.
—	Не по форме одет, товарищ капитан, — сказала Маша,
заметив, что Санька собрался идти без пилотки. — Ребята ска¬
зывают, ты даже спать без нее не ложишься.
Санька пошарил по лавке, заглянул под кровать — пилот¬
ки нигде не было.
—	Сойдет и так, — махнул он рукой.
Глава 18
ОТ ВОРОТ ПОВОРОТ
Маша с Санькой прошли позади усадеб и остановились
около «хозяйства Векшина». Девочка оглянулась по сторонам
и потянула Саньку к изгороди. Перед ними плотной стеной вы¬
силась темно-зеленая крапива. Маша натянула рукава кофты
и раздвинула крапиву. Потом, нажав плечом, приоткрыла
искусно замаскированную калитку. И в ту же минуту в глубине
участка что-то зазвенело, забренчало.
—	Это у нас сигнализация такая, — шепнула Маша.—
Первая линия... а дальше вторая и третья...
—	Какая сигнализация? Кто придумал? — Саньке уже не
терпелось поскорее заглянуть в глубь участка.
Неожиданно в кустах что-то зашуршало. Маша схватила
Саньку за руку и заставила присесть у изгороди в заросли ло¬
пухов и крапивы. Из-за кустов вынырнул Алеша Семушкин в
широкой соломенной шляпе.
—	А я думала — дедушка Векшин... Ой, не любит, когда чу¬
жие здесь! — шепнула Маша и, приподнявшись из лопухов,
вместе с Санькой пошла навстречу Семушкину. — Алеша, ты
дежурный сегодня?
—	Ну, я! — Семушкин загородил тропинку и посмотрел на
Саньку так, словно видел его впервые.
—	Чего уставился? — удивился Санька. — Не узнаешь?
572

■— Узнаю. Ты же у нас знаменитый.
—	Вот и пропусти, коль знаменитый.
—	После дождичка в четверг, на ту осень, годов через
восемь... — затараторил Семушкин, и острый кончик носа его
смешно зашевелился.
—	Подумаешь, объект военного значения! — Санька зало¬
жил руки за спину и двинулся на узкоплечего Алешу.
Но тот не моргнул и глазом. Вложил в рот два пальца и
протяжно свистнул.
Из-за кустов показались Степа и Федя Черкашин.
—	Ребята, ну какие вы, право... — бросилась к ним Ма¬
ша.— Примем к себе Саньку, покажем ему наши посевы...—и
осеклась: Федя посмотрел на нее так, словно Маша в чем про¬
винилась.
Потом он неторопливо подошел к Саньке:
—	А где пилотка твоя?
—	Да, где она? — спросил Степа.
Санька с удивлением посмотрел на ребят и провел ладонью
по непокрытой голове:
—	А вам какая забота?
—	Да так... интересуемся... — фыркнул Семушкин. — Мо¬
жет, потерял где... А пока от ворот поворот. Когда нужно бу¬
дет, мы тебя покличем, нарочного пошлем. Пожалуйте, мило¬
сти просим. А пока живем, по тебе не скучаем.
—	Да, не скучаем, — подтвердил Степа и выразительно по¬
казал глазами на калитку в изгороди.
Саньке стало жарко. Ну нет, он не из таких, чтобы уйти
несолоно хлебавши! Однажды в Локтеве его не пропускали
через улицу пять мальчишек. Но он прошел. Не тряхнуть ли
стариной? К тому же положение сейчас куда более выгодное.
Сухопарый Федя не в счет, Семушкин храбр до первого удара,
и единственно с кем серьезно придется схватиться — это Степа
Так-на-Так. Ну, была не была...
Санька выставил левое плечо, сделал первый шаг... Но все
дело испортила Маша. Она, как клин, втиснулась между маль¬
чишками и закричала на весь участок:
—	Что вы, чумные! Совсем рехнулись. Я вот сигнал подам,
дедушку позову... — Она растолкала мальчишек и взяла Сань¬
ку за руку: — Не слушай их! Пойдем покажу, что обещала.
—	Не надо мне ничего показывать! — Санька резко вырвал
руку и бросился к изгороди. — И так знаю, в какие вы игры
играете... Собрались детки-малютки. Нет чтобы колхозу делом
помочь... — Он с силой толкнул калитку ногой. Калитка не по¬
далась. Санька ударил сильнее.
—	Уметь надо, — подбежал Семушкин и, поколдовав над
калиткой, широко распахнул ее. — Так, пожалуй, лучше будет.
573

Скатертью дорожка. Не споткнись, Саня, забирай левее, бере¬
ги жизнь молодую. — И вдруг, присев у изгороди, зашелся
смехом. — Так и есть, ссыпался... Ой, мамочки, ой, помру!
В яму ссыпался, прямо в крапиву...
Из-за кустов показалась Лена:
—	Над кем это вы?
Маша вспыхнула и бросилась Лене навстречу.
—	Как им не стыдно! — показала она на Федю, Степу
и Алешу. — Я Саньку позвала, а они выгнали, смеются... Еще
бы чуток — и разодрались не знаю как... Вы кто — пионе¬
ры или нет? — напустилась она на мальчишек. — Разве так
можно?
—	А так можно? — серьезно посмотрел на нее Федя и кив¬
нул Степе.
Тот порылся в карманах штанов, про которые ребята гово¬
рили, что это не карманы, а ремонтная мастерская, потому что
в них всегда можно было найти и дюжину гвоздей, и моток про¬
волоки, и добрый конец веревки. Сейчас Степа извлек из недр
кармана зеленую суконную пилотку с красной эмалевой звез¬
дочкой и протянул Маше.
—	Узнаешь чья? — спросил Федя.
—	Узнаю. Санькина.
—	А где нашли — знаешь?
—	Где?
—	У грядки с твоей клубникой «виктория»! — вдруг плачу¬
щим голосом закричал Семушкин. — Вот где!
—	Ой! — вскрикнула девочка. — И что ж вы молчите?
Она пробежала через весь участок и остановилась около
грядки с клубникой.
Клубника была «сверхплановая и внеопытная», и Маша с
Зиной посадили ее затем, чтобы летом было чем полакомиться.
На грядке виднелись следы босых ног, кое-где кустики бы¬
ли втоптаны в землю и начинавшие розоветь ягоды раздав¬
лены.
—	Перепугали вы меня! — облегченно вздохнула Маша,
посмотрев на ребят, которые подошли вместе с Леной. — Я ду¬
мала, и впрямь все оборвали.
—	Дедушке спасибо скажи. Это он Саньке помешал. —
И Семушкин рассказал, как дед Захар сегодня утром чуть не
захватил на участке Саньку Коншакова и Петьку Девяткина.
—	Идет... дедушка идет! — шепнул Степа. — Ох, и будет
нам сейчас!
К шалашу, тяжело опираясь на палку, подошел дед Захар,
опустился на скамеечку, потер колени.
—	Нездоровится, Захар Митрич? — спросила его Лена. —
Вы бы полежали.
574

—	Полежишь тут с такими сторожами!—Старик недоволь¬
но кивнул на ребят.
—	Я ж, дедушка, самую малость на дежурство опоздал, —
виновато признался Семушкин.
—	А через эту малость у нас овес «золотой дождь» на
клетке помяли, ягоды чуть не оборвали. Ну, да не о тебе
речь.., — Захар махнул рукой и обратился к Лене: — И что за
мальчишки у нас в Стожарах! Как лето — так начинается. Дай
такому стручку лучших ягод, яблоко медовое — не по вкусу,
а самочинно нарвет кислых да жестких — ест и похваливает.
Уму непостижимо! И чему их в школе только учат! — Старик
помолчал, почесал бороду. — Попадись мне этот Коншаков, я
ему напихаю в штаны крапивы. Попляшет он у меня, жук
клубничный!
—	Вот здорово! — фыркнул Семушкин и шепнул Маше: —
Так и запиши в дневнике: «На участке появился первый сель¬
скохозяйственный вредитель: Санька —клубничный жук».
—	Не буду я ничего записывать! — отвернулась Маша.
—	Совсем без отца испортился парень. — Захар строго
оглядел ребят: — Вы с ним дружбу лучше не водите, хорошего
не наберетесь.
—	Дедушка, — тихо сказала Маша, — Санька за чужими
ягодами не полезет. Он не такой...
—	А это что? — Захар взял у Степы Санькину пилотку и
сунул ее Маше. — Ветром задуло? Сорока на хвосте принесла?
Маша долго рассматривала знакомую пилотку с красной
звездочкой.
—	А может, не Санька, другой кто его пилотку обронил, —
с трудом выдавила она.
—	Всегда ты его выгораживаешь! — напустился на нее
Семушкин. — С кем Санька теперь компанию водит? С Девят¬
киным. А тот каждый день около нашего участка крутится,
разведочку проводит — пути подхода, отхода, все такое... Не
удалось сегодня, дружки-приятели другой раз к ягодам под¬
берутся. А ты уши развесила: пожалуйте, Санечка, заходите,
смотрите... И что нам делать с тобой?
—	Пусть она ныне двойную норму польет и завтра двой
ную, — предложил Степа.
—	Слыхала, Маша? — спросил Семушкин.
—	Ну и полью! Спина не переломится... — И девочка уныло
поплелась за лейкой. — А все равно это не Санька... он не та¬
кой,— вслух подумала она.
—	Это хорошо, когда товарищу веришь, — подошла к ней
Лена. — Я тоже думаю, что Саня Коншаков тут ни при чем.
Только запуталось все у вас... — И, взяв вторую лейку, она
вместе с Машей начала поливать грядки.
575

Глава 19
ПИЛОТКА.
Санька, конечно, не поверил напутствиям Семушкина:
«Забирай левее, береги жизнь молодую», взял вправо и, как
в котел с кипятком, ухнул в глубокую яму, заросшую крапивой.
Выскочил, как ошпаренный, и стремглав помчался к дому.
Лицо и руки, обожженные крапивой, горели, покрылись круп¬
ными багровыми волдырями. Сердце Саньки было переполне¬
но самыми мстительными чувствами.
И так посмеяться над ним! Пообещать показать какую-то
необыкновенную пшеницу, завести на участок, а потом так бес-
цеременно выставить вон...
Перебирая в уме всевозможные способы расправы с обид¬
чиками, Санька незаметно дошел до своего дома.
«А зачем Федя со Степой про пилотку спрашивали?» —
вспомнил он, и ему стало не по себе. Вновь принялся за поиски.
Но пилотки нигде не было. Санька позвал с улицы Никитку и
учинил грозный допрос. Тот клялся и божился, что не брал
пилотку.
—	Я как в прошлый раз надел ее, а ветер как дунет да по¬
несет ее в лужу, а ты мне как дашь тычка, — я теперь и не
смотрю на нее.
—	Петька твою пилотку забрал. Он рано прибегал, ты еще
спал, — сказала Феня.
Санька побежал к Девяткиным. И только свернул за угол
избы, как заметил идущего от колодца Петьку. Тот нес на ко¬
ромысле ведра с водой. Вид у Петьки был такой, словно он
оказывал кому-то великое одолжение.
Ведра мотались из стороны в сторону, отбрасывали солнеч¬
ные зайчики, вода выплескивалась на горячую белую пыль,
оставляя темные пятна.
Петька сделал вид, что всецело поглощен ведрами и не за¬
мечает Саньки.
—	Соседей не признаешь? — Санька ухватился за коро¬
мысло.
—	A-а, Коншак! — деланно удивился Петька, ставя ведра
на землю. — Вот, понимаешь* чем заниматься заставляют. Во¬
ду носи, огород поливай, то-сё... Жуткое дело! Разве это спод¬
ручно нашему брату? Тоска зеленая... Я, понимаешь, жерлицу
приготовил, червей накопал...
Напав на свою излюбленную тему — о рыбалке, Петька
уже не мог остановиться. На голавля сейчас самый клев. Идти
надо к Черному омуту, под вечер. С ними еще собирался Тимка
Колечкин. Но лучше его не брать — распугает всю рыбу...
576

—	Про голавлей потом, — перебил его Санька. — Где моя
пилотка? Тебя кто просил хапать ее без спросу?
—	Так ты же сам мне позволил поносить ее. Еще третьего
дня. Вспомни-ка!
—	А сейчас где она? Покажи.
—	Не переживай, Саня. Пилотка твоя в целости, дома у
меня. В момент доставлю, — засуетился Петька и* забыв про
ведра, побежал в избу.
Офицерская суконная пилотка, подарок раненого лейтенан¬
та из госпиталя, куда Санька возил подарки от колхозниц,
была гордостью мальчика. Почти новенькая, с эмалированной
красной звездочкой, пилотка пришлась ему как раз впору, и он
носил ее, как и положено по воинскому уставу: сдвинув на ле¬
вый висок, приподняв на два пальца над бровью.
Мальчишки завидовали Саньке и часто выпрашивали у не¬
го поносить пилотку. Санька не отказывал.
Петька в обмен на пилотку не раз предлагал Саньке свою
новенькую клетчатую кепку или перочинный нож вместе с
роскошной расческой из пластмассы. Но Саньку не прельщали
все эти блага, и Петьке доставалось только время от времени
поносить пилотку день, другой.
Прошло пять минут, а Петька не появлялся. Санька загля¬
нул через окно в избу. Там никого не было.
«Наверное, через двор убежал. Куда бы это?» — подумал
Санька и оглядел улицу.
У колодца, за высокой кучей длинных ошкуренных бревен,
похожих на огромные восковые свечи, он услышал ребячьи
голоса.
Санька обогнул бревна и увидел Петьку и Тимку Колечки-
на. Они играли в бабки.
Петька только что метнул по кону тяжелой свинчаткой, и
бабки, как вспугнутая воробьиная стая, взмыли в воздух и рас¬
сыпались по сторонам. Он собрал их и ссыпал в кепку, уже и
без того доверху набитую бабками. Тимка с завистью по¬
сматривал на Петькин выигрыш.
—	Так! — присвистнул Санька. — С Тимкой связался!
—	Пристал, понимаешь, отбою нет: сыграй да сыграй с
ним. Ну, я показал класс. Пусть учится, пока Девяткин жив.—
И Петька потянулся к бабкам.
Но Санька опередил его, схватил кепку, вытряхнул бабки
к ногам Тимки и шагнул к Девяткину.
Петька благоразумно отступил немного назад. А Санька,
заложив руки назад, все шел и шел прямо на него. Петька при¬
бавил шагу. То же сделал и Санька. Вдруг Петька затрусил к
дому. Но бегать он был не мастер, и Санька в несколько скач¬
ков отрезал ему путь, заставил бежать вдоль улицы.
577

Неизвестно, чем бы кончилось это преследование, если бы
Петька не заметил Санькину мать.
—	Здравствуйте, тетя Катя!—закричал он, подбегая к ней.
—	Здравствуй, если не шутишь. Куда это гоните, как на
пожар?
—	А мы трехкилометровку бежим... на спор. Санька все за¬
давался — я, я... неперегонимый. Сами видите, кто впереди... —
Пунцовый Петька перевел дыхание.
Нет, Катерина встретилась очень кстати. При ней Санька,
конечно, не посмеет тронуть его и пальцем.
—	Что ж, Саня, первенство уступаешь? — спросила мать.
—	Будет ему первенство... — процедил раздосадованный
Санька.
—	Вот он всегда так, тетя Катя... проиграет и сердится. —
И Петька, на всякий случай держась поближе к Катерине,
все дальше уходил от Саньки и посмеивался: кто же не
знает, что Коншак горяч, но отходчив и к вечеру обо всем
забудет!
К Саньке подошел Тимка.
—	Чего вы с Девяткиным не поделили? — спросил он.
—	Пилотку он мою взял... не отдает до сих пор.
—	Так он же ее обронил... на участке у Векшина.
—	Как — на участке? Ты откуда знаешь? — остановился
Санька.
—	Да мы вместе туда лазили, — простодушно признался
Тимка и покраснел. — За клубникой! А она еще зеленая, кис¬
лая, скулы сводит... И на деда Векшина чуть не напоролись.
—	Тимка ты Тимка, коровка божия! — только и нашелся
сказать Санька.
Но история с пилоткой на этом не кончилась.
Вечером, наспех перекусив, Катерина ушла на заседание
правления колхоза, где сегодня шла речь о сенокосе. Детям
она наказала ужинать и пить чай без нее.
Феня поставила самовар, и молодые Коншаковы сели за
стол.
Не успел Санька выпить первый стакан, как в избу вошла
Маша Ракитина.
—	Здравствуйте! Чай да сахар вам, — сказала она.
—	Милости просим, — степенно ответила Феня. — Садись с
нами чай кушать.
—	Спасибочки, я уже дома пила.
Но Феня, как и полагается гостеприимной хозяйке, постави¬
ла к столу табуретку, обмахнула ее тряпкой и налила чашку
чаю.
Маша еще раз отказалась для приличия, потом присела к
краешку стола.
573

Санька ее не замечал, шумно отхлебывал из стакана чай и
косил глазами в газету.
Маша поставила блюдце на кончики растопыренных паль¬
цев, подула на обжигающий чай.
—	А мы скоро сенокосничать будем, — певуче сообщила
она Фене: — и мальчишки все и девчонки. Теперь совсем рано
вставать придется, с первыми петухами. Нас сама Татьяна Ро¬
дионовна позвала. Обязательно, говорит, приходите, очень вас
просим, никак нам без вас с сенокосом не управиться...
—	А я что говорил! — не выдержал Санька, хотя он и дал
себе слово не разговаривать с Машей. — Не время сейчас в
бирюльки играть. В колхозе и поважнее дела есть. Ну, а насчет
«очень вас просим» — это уж ты прибавила.
Маша и глазом не повела на Саньку и продолжала расска¬
зывать:
—	«Сенокос у нас, — говорит Татьяна Родионовна, — боль¬
шой, а вы наши самые первые помощники, и на вас вся на¬
дежда».
—	А мне можно в помощники? — попросилась Феня.
—	Четвертому классу, пожалуй, можно. Мы вас сено ше¬
велить поставим.
—	Кто это «мы»? — спросил Санька.
—	А наша бригада, векшинская.
—	Интересно знать,— усмехнулся Санька,— что вы делать
будете на сенокосе?
—	Известно что... сено сушить, косить...
—	Косить?! Когда же у вас косари народились? Или после
дождичка, как грибы? И много их?
—	Много не много, а все мальчишки косить будут.
—	И Федя Черкашин?
—	Само собой.
Тут полагалось бы от удивления присвистнуть, но новость
была настолько неожиданной, что Санька поперхнулся чаем и
сильно закашлялся. Перепуганная Феня кинулась к нему и
забарабанила по спине.
Федя Черкашин — косарь! Собирать золу, перебирать зер¬
на, копаться на грядках, каждая из которых с пятачок, — это
еще куда ни шло. Тут большой сноровки не требуется. Но ко¬
сить траву! Весь же колхоз знает, что сносных косарей среди
стожаровских мальчишек раз, два — и обчелся: он, Коншаков,
Степа Так-на-Так, немного Петька Девяткин да еще человека
три-четыре.
Наконец Санька откашлялся.
—	И что вы как сговорились: в обед Никитка поперхнулся,
сейчас — ты, — упрекнула его Феня и, вдруг вспомнив, что она
не вынесла теленку пойла, выбежала на двор.
579

—	Тогда дело верное. С такими косарями, как Федя Чер¬
кашин. Стожары по гроб жизни не пропадут, на первое место
выйдем, — заметил Санька. — Его разбирал лукавый смешок,
но он старался говорить серьезно и почтительно.
—	А ты не задирайся очень-то!—вспыхнула Маша.— Мно¬
го вы с Девяткиным понимаете о себе. Связался с ним веревоч¬
кой... он и тащит тебя не знаю куда.
—	Кто тащит? — Санька с грохотом полез из-за стола. —
Чего ты меня учишь, как маленького!
—	Как же тебя не учить? До чего дошел... жуком клубнич¬
ным заделался!
—	Каким жуком?
—	Есть такйе на белом свете... — Девочка сунула руку под
кофту, вытащила пилотку и кинула ее на стол. — Бессове¬
стный ты!
Она опрометью выскочила за дверь, а через минуту ее злое
личико просунулось с улицы в открытое окно:
—	В другой раз за ягодами полезешь — пилотку дома
оставляй... опять потеряешь.
—	Маша!.. Маша!.. — Санька кинулся к окну, но там уже
никого не было.
Он долго вертел пилотку в руках, потом решительно напра¬
вился к ДеЕяткину.
Тот сидел на крыльце и пиликал на гармошке. Заметив
Саньку, он быстро поднялся:
—	Понимаешь, какое дело... Искал, искал твою пилотку...
Как сквозь землю провалилась. Завтра опять искать буду.
Но тут, к немалому Петькиному удивлению, Санька выта¬
щил из кармана пилотку, пребольно щелкнул его по носу и по¬
тащил за собой.
—	Пошли к бревнам... поговорим.
Чувствуя, что разговор не обещает ничего хорошего, Девят¬
кин решил пуститься на хитрость:
—	Дай хоть гармошку сниму...
Санька выпустил его руку. Девяткин вбежал в калитку и
закрыл ее на засов.
Глава 20
КОСЯ, КОСА!
Утром Санька проснулся от чистого, звонкого перестука
стальных молотков — в Стожарах отбивали косы. Молотки пе¬
рекликались по всей деревне, словно возвещали людям, что
пришел лучший месяц лета и самая радостная пора труда —
сенокос.
580

Санька достал из фанерного ящика отцовскую косу, обви¬
тую тряпкой.
Коса была тонкая, легкая, и мальчик хорошо помнил, как
отец, выходя с ней на луг, перегонял всех других косарей.
«Не коса — птица! — говорили люди. — Сама порхает».
Санька размотал тряпку, протер косу мокрой травой, и, по¬
тускневшая от времени, она вспыхнула на солнце, как серебря¬
ная сабля.
Мальчик насадил ее на косье — длинную деревянную палку
с ручкой посредине, вырубил из серого песчаника продолгова¬
тый брусок для точки.
Теперь предстояло самое трудное: отбить косу на стальной
бабке так, чтобы лезвие ее стало тонким и острым, как у брит¬
вы. Для этого надо было осторожно и равномерно ударять мо¬
лотком по самой кромочке косы.
Но без привычки молоток прыгал в руке, и лезвие получа¬
лось неровным и зазубренным.
К тому же Санька раза два вместо косы тяпнул себе по
пальцу и долго кружился по проулку, извиваясь от боли и дуя
на зашибленный палец.
—	Ах ты, косарь-травобрей! — покачала головой Катери¬
на. — Не рано ли за косу берешься? Ладил бы грабли — сено
ворошить будешь.
—	Самое время, —ответил Санька и, когда боль немного
прошла, снова сел отбивать косу.
Наконец наступило долгожданное утро.
Еще задолго до восхода солнца у правления колхоза уда¬
рили в чугунную доску.
Но сладок ребячий сон на заре, и Катерина решила не бу¬
дить Саньку так рано — не беда, если он придет на сенокос
немного попозже.
Так бы и проспал Санька торжественный час выхода на
луг, если бы не гром и грохот над его головой. Он, как от уко¬
ла, вскочил с постели, волчком закрутился на месте. И рас¬
смеялся. На полу каталось и гремело пустое ведро. Значит,
«будильник» действовал безотказно. А «заводился» он так: с
вечера Санька поставил на кадушку в сенях, где он спал, пу¬
стое жестяное ведро и привязал к дужке тонкую веревку; дру¬
гой конец ее протянул во двор и прикрепил к дверце хлева.
Утром, выйдя доить корову, мать открыла дверцу, веревка на¬
тянулась, ведро с грохотом полетело на пол.
Натянув сапоги и одевшись, Санька выскочил на улицу.
Сиреневая заря с розовыми прожилками только еще разгора¬
лась над еловым бором. Река, словно ее налили кипятком,
курилась белым паром. В конце деревни •■протяжно наигрывал
пастуший рожок, щелкали кнуты, мычали коровы.
581

Санька был доволен, что проснулся так рано. Еще бы! Ведь
нет большего конфуза, как заявиться на луг, когда там уже
вовсю идет работа.
Вскинув косу на плечо, Санька направился к конторе кол¬
хоза.
Из всех изб тянулись туда колхозницы, старики, ребятишки.
Подошел дед Векшин со своей «бригадой».
—	Ты бы, Захар Митрич, поберег себя,— сказала ему пред¬
седательница.
—	Не могу, Родионовна. Руки зудят. Хоть разок пройдусь!
Все пошли на луг, который лежал за лесом, в излучине ре¬
ки, километрах в трех от Стожар.
На лугу было свежо, тихо; трава, отяжеленная обильной
росой, полегла к земле, казалась дымчатой, сизой.
—	А ну, братцы-стожаровцы! Богатого вам укоса!—Дед
Захар поплевал на ладони и сделал первый взмах косой. —
Коси, коса, пока роса!
Следом за ним пошли лучшие косари-женщины.
Но старик быстро выдохся, отошел в сторону и занялся тем,
что точил колхозницам затупившиеся косы.
Мальчишек Татьяна Родионовна поставила косить отдель¬
но от взрослых, на мягкую, сочную траву около реки.
Федя стал с самого края участка, за ним пошли Степа Так-
на-Так и Алеша Семушкин.
«Далеко не уйдут», — подумал Санька и занял место поза¬
ди Семушкина.
Подошел Девяткин. Он был в своих тупоносых, непромо¬
каемых башмаках, на боку висел футляр из светлой жести,
из которого, как кинжал из ножен, выглядывал точильный
брусок.
Заметив Саньку, он опасливо покосился и решил, что, по¬
жалуй, следует держаться от него подальше. Но на всякий
случай попробовал завести разговор:
—	Брусочек у меня хорош, Коншак... Сам косу точит. Хо¬
чешь попробовать?
Но Санька будто не замечал Девяткина. Он опустил свою
косу на траву, откинул наотмашь правую руку, и коса выписа¬
ла первый полукруг.
«Еще денек, и совсем отойдет!» — ухмыльнулся Девяткин
и пристроился косить вслед за Санькой.
А тот шел вперед.
Коса, легонько посвистывая, как челнок, сновала то вле¬
во, то вправо, с сочным хрустом срезала под корень пестрое
луговое разнотравье и собирала в толстый взъерошенный
валик.
«Песня, а не работа», — говорил, бывало, отец, и Санька
582

подолгу мог любоваться, как он легко, точно играя, размахи¬
вал косой.
И сейчас мальчик старался во всем подражать отцу. Косу
в руках держал твердо, к земле прижимал плотно и травы за¬
хватывал ровно столько, чтобы ни один стебелек не оставался
неподрезанным.
А чего только не было в густой траве!
Вот коса срезала небольшой муравейничек, и белые яйца,
как рисовые зерна, просыпались по кошанине. Выпорхнула из-
под лезвия серая луговая куропатка и с жалобным писком по¬
бежала по траве. Точно капельки крови, мелькнули в зелени
красные ягоды земляники.
Но не к лицу серьезному косарю бегать за куропатками, на¬
гибаться за земляникой.
И Санька косил не останавливаясь. Уже побежало тепло
по жилкам, разгорелись плечи и спина, все веселее и звонче
пела коса.
Но чьи это впереди ноги?
—	Берегись! Пятки подрежу! — озорновато закричал
Санька.
Алеша Семушкин мельком оглянулся, стряхнул с носа ка¬
пельки пота и еще быстрее замахал косой, чтобы оторваться от
наседавшего сзади Саньки.
—	А кого за вихры привязывать будем? — засмеялся Сань¬
ка, оглядывая Алешин прокос, где оставались стебли неско¬
шенной травы. — Эх ты, косарь-травоглад! Макушки только
сбиваешь.
Алеша не нашелся что ответить, но косить стал медленнее
и чище.
А Санькина коса посвистывала все ближе и ближе.
—	Порядка не знаешь, — напомнил Санька. — Отстаешь—
сворачивай в сторону, других не задерживай.
Семушкин с кислым видом уступил свое место Саньке, а
сам пристроился позади всех косарей.
Санька поглядел на идущих впереди Степу и Федю, снял
гимнастерку и, размахнувшись, бросил ее к ногам девчонок,
которые разбивали граблями скошенную траву.
«Ну что ж, была не была! Пусть Маша посмотрит, как ее
дружок Федя запросит сегодня пощады. Это ему не в игры
играть за околицей, не на грядках копаться».
—	Смотри, раздевается, — толкнула Машу Зина Колесо*
ва. — Будет дело!
Девяткин поплевал на ладони, хекнул и крикнул:
—	Правильно, Коншак! Загоняем их до упаду. Эгей, век-
шинские! Береги пятки!
Федя и Степа оглянулись и тоже разделись.
583

Молодые косари достигли конца делянки, сделали второй
заход, потом третий, но порядок оставался тот же: Федя со
Степой шли впереди, Санька с Петькой — сзади.
Неожиданно Степа чиркнул косой о булыжник, запрятав¬
шийся в траве. Острие затупилось, и, сколько Степа ни шаркал
по нему бруском, коса уже не срезала, а только приминала
траву.
Санька с Петькой между тем наседали сзади.
Степа занял место вслед за Семушкиным.
Из-за леса неторопливо выкатилось огромное оранжевое
солнце, решив, что наконец-то пора и ему начинать свой трудо¬
вой день. И луг, до того сизый и дымчатый, заиграл миллиона¬
ми цветных огней, словно осыпанный самоцветами, расцветил¬
ся такими яркими и чистыми красками, что молодые косари
невольно залюбовались. Но ненадолго. Через минуту они
вновь размахивали косами.
Теперь впереди Саньки и Девяткина оставался один Федя
Черкашин. Он косил ровно, размашисто, крепко упирая ноги в
землю и выставив вперед правое плечо.
«Все равно догоню», — распаляясь, подумал Санька.
Девяткин между тем начал выдыхаться.
—	Не догнать нам, Коншак!—заныл он. — Ты поуже за¬
хватывай.
Санька оглянулся, вытер пот с лица, но ширины прокоса
не уменьшил.
Но тут Петька заметил, что Федя сам косу точит редко, а
все больше бегает к деду Захару.
—	Неправильно так! — закричал он. — Мы сами точим, а
тебе нянька помогает. А после деда Векшина любая коса, как
бритва, режет.
Федя ничего не ответил, но после этого косу точил только
своими руками.
«Нашла коса на камень», — подумал Девяткин и все чаще
поглядывал на солнце, прикидывая, как скоро объявят пере¬
рыв на завтрак, или подолгу рассматривал лезвие косы, трогая
его пальцем, и покачивал головой: я, мол, еще бы поработал,
да вот коса затупилась.
Неожиданно он разрезал косой скрытое в траве осиное
гнездо.
—	Осы, осы! — закричал Девяткин и, схватившись за шею,
бросился к реке.
Зная, что с осами шутки плохи, молодые косари побежали
вслед за ним.
Но Санька с Федей продолжали косить. Они только посмот¬
рели друг на друга, ожидая, кто же из них первый оставит ра¬
боту.
584

Осы с сердитым жужжанием кружились над их голо¬
вами
Федя вдруг нагнулся и обсыпал голову и плечи мокрой тра¬
вой. «Хитер!» — подумал Санька, но невольно проделал то же
самое.
Мальчики еще сильнее налегли на косы. Майки у них по¬
темнели от пота, но никто не хотел уступать друг другу.
Растревоженные осы вскоре успокоились; ребята, попря¬
тавшиеся в кусты, вернулись к своим косам и с любопытством
следили за состязанием.
Маша не сводила с косарей глаз. Она даже не могла ска¬
зать, кто же из них лучше косит.
То девочке казалось, что Федя выбивается из последних
сил, и ей хотелось, чтобы у Саньки поскорее затупилась коса;
когда же Санька начинал отставать, Маше становилось за не¬
го немного обидно.
—	Жми, Коншак, газуй! — подзадоривал Девяткин. — Да¬
вай третью скорость!
—	Чего ты зудишь! Не мешай им! — шикнула на него
Маша.
Сзади подошли дед Захар с Катериной.
—	Так, косари, так, травобреи! — Старик довольно погла¬
дил бороду. — Не торопись, ровнее бери. Не дергайся, Федю¬
ша, на пятку налегай, на пятку... А ты, Санька, не жадни¬
чай, поуже захватывай да валок подкашивай чище... Смекай.
Васильевна, — обернулся он к Катерине, — какой народ
подрастает. Боевой резерв, пополнение нашему брату колхоз¬
нику.
—	Работники, что и говорить, — вздохнула Катерина.—
Мой так уж совсем взрослым себя почуял... школу забросил.
Не знаю, что и делать с ним.
—	Загадал задачку, — посочувствовал Захар. — А ты по¬
круче с ним, по-отцовски.
—	Да уж придется, — согласилась Катерина и вниматель¬
но пригляделась к Феде.
Майка на нем была залатана неумелой рукой, сапоги про¬
худились.
—	А и вы, Захар Митрич, незавидно с внуком живете. По-
лесному, как партизаны.
—	Чего там — незавидно! — с досадой отмахнулся ста¬
рик.— Живем в свое удовольствие.
—	Переходил бы он ко мне, Федя. Всё женские руки.
—	У тебя своих полный штат... Да и характером они с
Санькой не сойдутся. Задиристы, петухи, раздерутся...—И За¬
хар поспешил перевести разговор на другое.
Вскоре на лугу объявили перерыв на завтрак.
585

Санька насухо вытер травой косу, вскинул ее на плечо и,
встретившись с Федей взглядом, кивнул ему:
—	Крепче заправляйся да косу поточи! Мы еще потягаемся.
—	Потягаемся! — согласился Федя.
Глава 21
С ВОЗАМИ
Но после завтрака косить мальчишкам не пришлось. Их
послали сушить сено и сгребать его в копны. Самое же инте¬
ресное предстояло на другой день — возить сено с лугов в Сто¬
жары, где его должны были складывать около конюшни в
огромные стога.
Узнав об этом, Санька прибежал к Татьяне Родионовне.
—	Сказывают, старшого над возчиками нужно? — спро¬
сил он.
—	Требуется.
—	Так вы меня поставьте. Я на конюшне у тетки Васёны
работаю. Меня кони вот как слушаются! Я смогу.
—	Ну-ну, доглядывай, молодой Коншаков, старайся, —
оглядев крепко сбитую, ладную фигуру мальчика, согласилась
Татьяна Родионовна.
Наутро Санька с приятелями пришел на конюшню. Здесь
уже были Федя, Семушкин и Степа.
Санька нахмурился: возить из лугов сено — дело нешуточ¬
ное, ребят он подобрал для этого самых надежных и умелых.
—	Мне людей хватает, — сухо сказал он Феде.
—	А нас Татьяна Родионовна прислала: «Присоединитесь,
говорит, к Коншакову».
—	И мне сказала: «За подводы головой отвечаешь и под¬
бирай в помощники кого хочешь».
—	Ты и подобрал со своего конца,—заспорил Семушкин.—
А мы чем хуже?
—	А лошадь распряжется в дороге — что будете делать?—
спросил Петька Девяткин.
—	Ну и что! — дернул плечом Семушкин. — Опять запря¬
жем, хитрость невелика.
—	А колесо свалится?
—	Вагой поднимем телегу и наденем.
—	Тю... вагой! И сможешь? — фыркнул Петька.
Алеша похлопал по спине коренастого Степу Так-на-Так.*
—	Ничего, осилим, — улыбнулся Степа.
—	Ну, а к мосту как съедешь? Знаешь, там крутогор ка¬
кой! — наступал Петька.
586

—	Ты, Девяткин, не задавайся очень-то, — тихо проговорил
Федя. — Поедем — значит, поедем.
В спор вмешался конюх Седельникова, сказав, что работы
хватит на всех.
Начали распределять, кто на какой лошади поедет.
Федя облюбовал Муромца.
—	Не выйдет, — опередил его Санька,— у нас кони закреп¬
ленные, именные.
—	Ты Лиску бери, — с серьезным видом посоветовал Петь¬
ка.— Не конь — огонь! И ни за кем пока еще не числится.
Федя спорить не стал — Лиска так Лиска.
Мальчишки принялись запрягать лошадей.
Санька искоса поглядывал в сторону Феди. Тот стоял с хо¬
мутом в руках перед Лиской, которая высоко задрала голову
и, казалось, не понимала, что, собственно, от нее хотят.
—	Теперь до морковкина заговенья увещевать ее будет! —
прыснул в кулак Петька.
—	Эй, дружок, не задерживай! Выезжаем сейчас! — наро¬
чито громко крикнул Санька и с удовольствием заметил, что
все ребята обернулись в сторону Феди.
—	Давай уж помогу, — снисходительно предложил Петька
и, подойдя, потянул Лиску за повод.
Но шея лошади окаменела. Петька погрозил Лиске кула¬
ком и потянулся за вожжами. Та шарахнулась в сторону.
Тогда Федя вытащил из кармана кусок хлеба, поднес к
влажным розовым ноздрям лошади, потом положил его на
землю.
Запах хлеба сломил Лискино высокомерие. Она опустила
шею, потянулась губами за куском и сама всунула голову в
хомут.
Вскоре вереница подвод двинулась к лугу.
Навьючили по первому возу сена. Санька поставил Му¬
ромца впереди всего обоза, оглядел подводы, мальчишек, за¬
стывших около лошадей, взмахнул рукой и заливисто скоман¬
довал:
—	По передкам! Шагом арш!
Муромец неторопливо взял с места тяжелый воз. Следом
за ним, мерно скрипя и покачиваясь, тронулись остальные под«
воды.
Когда миновали топкую лесную дорогу и выехали на ука¬
танный проселок, Санька разрешил мальчишкам забраться на
возы. Сам он продолжал степенно шагать рядом с Муромцем,
заложив руки за спину, как это делал его отец, и зорко всмат¬
ривался в дорогу, примечая каждую рытвину, канаву, каждый
спуск и подъем.
Шумно дышали лошади, звенели уздечки, поскрипывали
587

колеса, от них пряно несло запахом дегтя. Солнце поднима¬
лось все выше, разгоралось ярче.
Дорога пошла под крутой уклон. Санька свистнул, и под¬
воды остановились. Он осторожно свел с пригорка Муромца,
потом вторую лошадь, третью, четвертую. Дошла очередь до
Лиски.
—	Не надо... Сам попробую. — И Федя взял лошадь под
уздцы.
Казалось, что вот-вот Лиска не выдержит давления напи¬
равшего сзади воза, опрокинет мальчика и понесется вскачь.
Но маленькая напрягшаяся рука твердо сжимала удила,
голос Феди звучал по-хозяйски властно, и лошадь, едва не вы¬
лезая из хомута, покорно оседала на задние ноги, не шагала, а
почти сползала с крутогора.
Но вот спуск кончился. Федя отпустил занемевшую руку,
перевел дыхание и потрепал Лиску по шее.
Облегченно вздохнул и Санька. Потом спохватился и по¬
кровительственно заметил:
—	Ничего свел. Только кричишь много. Спокойнее надо.
Федя забрался на воз. Голова немного кружилась. На возу
укачивало, как в люльке. Сладкий запах сена, скрип колес,
напоминающий журавлиное курлыканье, посапыванье коней,
пестрое, нарядное поле кругом, теплый ветер над головой —
все это было так хорошо, так напоминало те дни, когда он жил
с матерью в совхозе.
Заслонив от солнца глаза, Федя смотрел на дорогу. Если
пройти через все поле, потом через лес, где воздух в летние
дни всегда так густо настоен на сосновой коре и папоротниках,
добраться до станции и проехать два пролета, то к вечеру
можно попасть в совхоз «Высокое». А там подняться на приго¬
рок, к рабочему поселку, отсчитать с края третий домик, ма¬
ленький, белый, точно умытый к празднику, и постучать в
оконце — Федя всегда так делал, когда запаздывал домой.
«Это ты, грибник-лесовик? — ворчливо спрашивала мать. —
А я уж собиралась на розыски идти. Садись ужинай скорее!»
«Да нет, мамка, я ничуть не заблудился, — принимался уве¬
рять Федя: — на курень напал. Смотри, белых грибов сколько
принес...» — И, с аппетитом хлебая молочную лапшу, он долго
рассказывал о грибных местах, мшистых полянках, частых
ельниках...
Федя вздохнул и зарылся лицом в сено. Нет, лучше не смот¬
реть на дорогу...
—	Э-эй, на возах! Гляди в оба!—услышал он голос Саньки.
Федя открыл глаза — возы приближались к косогору. Впе¬
реди ехал Петька Девяткин. Неожиданно его воз начал кре¬
ниться набок.
588

—	Девяткин, левее правь! — закричал Федя. — Задремал,
что ли? Лево, говорю!
Петька не шевелился.
Федя, не раздумывая, спрыгнул на землю, бросился к возу
Девяткина.
С другой стороны к нему бежал Санька. Они почти одно¬
временно подставили свои плечи под опрокидывающийся воз.
Душная, жаркая тяжесть навалилась на мальчиков, закры¬
ла свет, перехватила дыхание. Сотки колючих травинок, точ¬
но иглы, впились в лица.
—	Ой, мамочки! Задавило! — закричал с заднего воза Тим¬
ка Колечкин и бросился бежать к лугу.
Лошадь наконец миновала опасный крутой уклон, припод¬
нявшиеся от земли колеса правой стороны телеги вошли в ко¬
лею, воз выровнялся и отвалил от мальчиков.
Красный от напряжения, Санька потер плечи, грудь, нелов¬
ко повел шеей и вдруг заметил на возу ухмыляющегося Девят¬
кина.
—	Дрыхнешь там! Ворон ловишь! — вышел из себя Сань¬
ка и, подпрыгнув, ухватил Девяткина за ногу и стащил его на
землю.
—	Очумел, Коншак... — забормотал Девяткин, отряхиваясь
от пыли и отступая назад. — Так уж и подремать нельзя...
—	Мотай, говорю, отсюда! Не нужны мне такие возчики...
Ясно? Федя, будешь смотреть за двумя подводами.
—	Есть за двумя! — козырнул Федя и поглядел на Саньку.
Лицо мальчика, исколотое травинками, было покрыто мел¬
589

кими капельками крови, точно обрызгано ягодным соком.
—	Тебе умыться надо, — сказал Федя.
—	И тебе надо.
Они спустились в овражек, к роднику, поплескали на лица
водой, вытерли их подолами рубах.
Санька все посматривал сбоку на Федю и думал: «А ниче¬
го малый. Работать с ним можно...»
А потом принялся ругать косогор на дороге.
—	Срыть его надо, — предложил Федя.
—	Это — пожалуй, — согласился Санька. — Обратно по¬
едем— лопаты захватим.
Возы тронулись дальше. Около самой деревни их нагнали
Тимка и перепуганные Маша с Катериной.
Маша подозрительно оглядела Саньку, а Катерина приня¬
лась расспрашивать ребят, что с ними произошло.
—	Ничего и не было, — пожал Санька плечами и незамет¬
но подморгнул Феде.
—	Померещилось Тимке, — подтвердил тот. — С жары,
верно, кровь в голову ударила.
Вечером возчики распрягли лошадей и повели их в ночное.
Потому ли, что Муромцу захотелось быть поближе к Лиске,
по другой ли какой причине, но только Санька оказался рядом
с Федей.
—	Ты это вовремя плечо-то подставил, — глядя в сторону,
сказал Санька. — Одному бы мне ни за что воз не удержать.
—	И мне одному не удержать, — признался Федя.
—	Ты где это обучился косить да лошадьми так править?
—	В совхозе. Меня мать всегда с собой в поле брала.
—	А меня отец...
Они помолчали. Потом Санька неожиданно сказал:
—	Желаешь—можешь завтра на Муромце сено возить.
А я Лиску возьму.
—	Кони же у вас закрепленные, именные! — улыбнулся
Федя.
—	Это ничего... поправочку внесем.
Глава 22
В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ
С сенокосом в Стожарах управились как раз вовремя — до
теплых затяжных дождей. Колхозницы смогли немного пере¬
дохнуть. Особенно были рады дождям ребята: наконец-то
можно будет сходить в лес за грибами, на болото за черникой,
половить рыбу, разведать, каков урожай орехов в этом году!
590

Утром Санька, как обычно, проснулся вместе с матерью и
поспешно начал одеваться.
—	Куда в такую рань? — остановила его Катерина. — По¬
спи еще часок. В луга сегодня не ехать.
—	Известно куда... на конюшню. — Санька туго затянулся
ремешком, лихо заломил на висок пилотку и вдруг, почувство¬
вав пристальный взгляд матери, оглянулся: — Что ты смот¬
ришь? Не так что-нибудь?
—	Можно пока и не ходить на конюшню. Управятся там,—
сказала Катерина. — А тебя сегодня учительница ждет.
—	Какая учительница? — не понял Санька.
—	Надежда Петровна. Говорила я с ней... Обещала она
позаниматься, к экзаменам тебя подготовить.
Застигнутый врасплох, Санька ответил не сразу:
—	Так я же не в игры играю. Мне трудодни за коней пи¬
шут...
—	Проживем и без твоих трудодней, — вздохнула Кате¬
рина.— Ловчишь ты, парень, куролесишь без отца-то. Ты мне
прямо скажи: не по душе тебе учение, не по зубам орешек?
Полегче жить хочешь, вроде Петьки Девяткина?
Санька вспыхнул, вскинул голову, хотел что-то сказать, но
слова застряли в горле. Подошел к стене, снял висевшую на
стене уздечку.
—	Да что же это! — жалобно вскрикнула Катерина. — Все
слова мои на ветер...
Она вдруг подбежала к сыну, вырвала у него из рук уздеч¬
ку и бросила в угол.
—	Нечего тебе делать на конюшне! Ешь вот и ступай к
учительнице. Пока вместе живем, не позволю учение бросить!
Так и знай!
—	Ты не кричи, не кричи... — сдавленным голосом сказал
Санька и, распахнув дверь, вышел из избы.
На конюшню он пришел мрачнее тучи. Обругал ни с того
ни с сего безропотного Муромца, замахнулся на Лиску, в от¬
вет на что кобыла чуть не укусила его за плечо.
—	Чего ты лютуешь, парень!—выговаривала ему Седельни-
кова. — Белены объелся? Или-ка охолонись. — И она послала
его к шорнику за хомутом.
Вернувшись через час от шорника, Санька заметил у ко¬
нюшни Татьяну Родионовну. Она сидела у водопойной колоды
и о чем-то разговаривала с Седельниковой.
—	Иди-ка сюда, Коншаков, — хмуро подозвала председа¬
тельница Саньку. — Садись, рассказывай!
—	О чем рассказывать? — Мальчик не очень уверенно по¬
дошел к колоде.
—	Ты до чего мать довел? От нее жалобу клещами не
591

вытянешь, а тут в слезах прибежала, дрожит вся... Заботник
тоже! Нет чтобы мать поберечь...
—	Татьяна Родионовна... — Санька подался вперед.
—	Знаю твои речи, знаю! Сам по себе жить хочешь. Не ра¬
но ли? Со школой вчистую разделался?
—	Так пускай другие кто учатся, — выдавил Санька, — а я
колхозником буду.
—	Колхозником?! — удивилась Татьяна Родионовна. — Да
ты как понимаешь? Умею, мол, коня запрячь, за бороной да
плугом ходить, косой на лугу помахать — так уже и колхозник!
Так то, бывало, и мужик умел делать. Ты вот про землю что
знаешь? Вспахал полосу, засеял, и расти, зернышко. А как
вспахать — глубоко, мелко? Как пласт обернуть? Какими
семенами посеять? Нет, Саня, колхознику теперь много чего
знать положено. А ты еще птенец бескрылый...
—	Тятька мой тоже семилетку не кончал, — тихо заметил
Санька. — Меньше моего учился... А какой колхозник был...
Сам до всего доходил.
—	Я-то знаю, — обернулась Татьяна Родионовна. — А ты
вот, видно, плохо знаешь его. Егора ли Платоныча вина, что он
всего три зимы учился? Ему уж за тридцать было, а он, как
школьник, к Андрею Иванычу бегал, упущенное наверстывал...
Ну вот что, — поднялась председательница: — от конюшни те¬
бя придется пока отставить. Раз мать сказала — ходи к учи¬
тельнице, бери уроки... А тебе, Василиса, я другого подруч¬
ного найду.
Санька взглянул на Седельникову. Та только развела рука¬
ми: мол, какой может быть разговор, если приказано.
Мальчик уныло поплелся прочь от конюшни.
Вновь засеял мелкий, назойливый дождь. Деревья, опустив
мокрые листья, стояли понурые, земля была вязкой, мягкой.
«К председателю сбегала, нажаловалась, — с обидой поду¬
мал Санька про мать. — Думает, все по-хорошему у нас... А вот
знала бы...»
Он в нерешительности остановился около дома. В избу
заходить не хотелось. Встретится мать, опять начнутся раз¬
говоры...
—	Чего мокнешь, как ракита в поле? — выглянула из окна
Евдокия. — Заходи, обсушись.
Санька вошел, присел у порога.
—	Что, младший конюх, вычистили тебя? — шепнул ему
Петька. — А тоже — я, я, незаменимый.
—	Все опекают, Саня, развернуться не дают, — заговорила
Евдокия. —А ты за меня держись, я тебе дело найду.
—	Тетя Дуня, — помолчав, спросил Санька, — а на сапож¬
ника там как... долго учиться надо?
592

—	Чего там долго... Через три месяца и к делу встанешь.—
Она посмотрела на ребят: — Чего вы дуетесь! По грибы бы
сходили. Самая пора.
—	Верно, Коншак, пойдем! — обрадовался Петька. — Степ¬
ка всю «векшинскую бригаду» в Субботинскую рощу повел.
Еще наши места покажет.
Санька согласился — в лесу можно пробыть до самого ве¬
чера.
Через час они добрались до рощи.
Первое же деревцо, которое Санька слегка зацепил плечом,
осыпало его частыми крупными каплями. Он отпрянул в сто¬
рону, но тут мокрая ветка крушины мазнула его по лицу.
По макушкам деревьев пробежал ветер, и вновь Саньку
обдало, как из душа.
Но он вскоре притерпелся к этому.
В лесу было тихо, прохладно. Рдели кровавые волчьи яго¬
ды, часто встречались крупные синие ягоды голубики, яркие
созвездия брусники, на полянах цвели влажные лиловые бес¬
смертники.
От трухлявых пней пахло скипидаром, далеко были видны
красные, в белых крапинках шапки мухоморов.
Санька ходил быстрым, легким шагом, остро пронизы¬
вал глазом перелески, старался не пропустить ни одной по¬
лянки.
Но на каждом шагу кто-нибудь из векшинцев пересекал
ему дорогу, кругом аукались, перекликались.
Санька отошел подальше в сторону. Но грибы сегодня не
баловали мальчика.
Прошло уже с полчаса, а он положил на дно кузовка лишь
несколько молодых подосиновиков, десятка полтора источен¬
ных улитками сыроежек и скользких, точно намыленных мас¬
лят. Наконец в частом березнике Санька заметил несколько
крупных грибов.
«Белые», — еще издали догадался он, и сердце его за¬
шлось, как у всякого завзятого грибника.
Но белые грибы оказались дряхлыми, насквозь источенны¬
ми червями. Санька сердито сбил их ногой. Он еще немного
покружил по лесу и вышел на поляну.
Сюда собрались и остальные грибники. Не было только
Феди.
Ребята посмотрели друг другу в кузовки и приуныли.
Не иначе, домой придется возвращаться не улицей, а зада¬
ми деревни, чтобы люди не увидели, как мало набрали они
грибов.
Семушкин предложил, пока не поздно, отправиться на бо¬
лото за черникой.
20
593

—	Смотрите, смотрите! — воскрикнула вдруг Маша и по-,
казала в сторону.
Все обернулись и увидели сквозь кусты Федю. Он шел не
торопясь, мелкими шажками, часто останавливался, огляды¬
вался, возвращался назад, обходил каждый куст то с одной
стороны, то с другой.
Ребята подбежали к Феде и ахнули. Кузовок его до поло¬
вины был наполнен грибами. Сверху лежали даже три бе¬
лых гриба с толстыми белоснежными корнями.
Федя заглянул ребятам в кузовки и покачал головой:
—	Небогато... Что же вы так?
—	Подумаешь — разбогател, белый гриб нашел! — фырк¬
нул Петька. — Знаем, зачем ты белые наверх положил — по¬
красоваться! А на дне у тебя и червивые грибы и поганки.
—	Зачем же поганки! — Федя опрокинул кузовок, высы¬
пал грибы на траву и принялся их разбирать. — Можно про¬
верить.
У себя в кузовке он оставлял только белые грибы, подбе¬
резовики и подосиновики, а сыроежки, лисички, маслята от¬
кладывал в сторону.
—	Берите, ребята, у кого мало.
—	Ты, Федя, счастливый, — вздохнула Маша. — А нам
вот грибы не попадаются и не попадаются.
—	Это верно, грибов еще немного, — согласился Федя.—
Но найти можно. А только вы как-то по чудному их собираете.
Вот ты, Маша, всё бегом да вприпрыжку, словно за зайцем го¬
нишься. А ты, Алеша, больше за ягодами смотришь да за оре¬
хами. Куда это годится! Меня дедушка так учил: в глаза толь¬
ко мухомор да поганка лезет, а хороший гриб — его на ощупь
искать надо. Вот смотрите, — показал он вокруг себя: — ни
одного гриба не видно. Правда? — Федя опустился на колени,
принялся шарить в траве, разгребать прошлогодние листья,
приподнимать моховую подстилку.—А вот вам подберезовик...
вот другой... вот еще гриб. А здесь лисички живут, — кивнул
он на редкий сосняк, перемешанный с молодыми березками.—
А это сыроежкина полянка, а тут волнухи прячутся...
И правда, начинали попадаться то ярко-оранжевые лисич¬
ки, то розовые сыроежки, то покрытые белесым пушком вол¬
нухи.
Ребята заметно пополняли свои кузовки и корзинки.
—	А ты сам почему не берешь? — спросила Маша.
—	Мои грибы от меня не уйдут, — сказал Федя, вгляды¬
ваясь в лес. — Ельник начинается... Теперь должны белые
пойти.
Он раздвинул разлапистые, колючие ветки и полез в самую
чащу.
594

Маша с Семушкиным переглянулись и полезли следом за
Федей. Вскоре из ельника донеслось восхищенное восклица¬
ние девочки. Затем все стихло.
Петька кивнул Саньке на ельник:
—	Чего они там... посмотрим.
Санька не отказался. Его уже разбирало любопытство. Он
всегда считал себя ловким, находчивым грибником, но так
искать грибы, как Федя, было для него в новинку.
В частом ельнике, под густым шатром веток, было сумереч¬
но, прохладно, как в погребе, и все казалось окрашенным в
коричневый цвет — и прелая прошлогодняя хвоя, и мелкие су¬
чья, и мох, и даже самый воздух.
Федя, Маша и Семушкин ползали по моховой подстилке и
выковыривали белые грибы. Маща вполголоса бормотала. Са¬
мый большой гриб с рыхлой накренившейся шляпкой она на¬
звала «дедушкой», поменьше — «отцом и матерью», а моло¬
дые, белесые и твердые, как камушки, — «внучатами».
Петька от неожиданности выронил из рук корзину, присел
на корточки и принялся шарить во мху.
—	Чур, наш корень! — заметил ему Алеша.
Санька потянул Девяткина обратно из ельника: раз «чур»
сказано, тут уж ничего не поделаешь.
—	Вот повезло! — с завистью вздохнул Петька. — Теперь
все наши грибы оберут.
—	Какие они наши! — осердился Санька.
Ему было не по себе. Разве можно вернуться домой с не¬
полным кузовком!
—	Чего ты за мной по пятам ходишь, как за квочкой! Ма¬
ло тебе лесу? — прикрикнул Санька на Девяткина и, оставив
его, ринулся в густую чащу.
Вскоре, незаметно для себя, он начал искать грибы по Фе¬
диному способу — не спешил, часто останавливался, припадал
на колени, шарил в траве руками.
Дело пошло лучше. Начали попадаться и белые грибы.
К концу дня грибники вернулись в Стожары.
На улице они не останавливались, но шагали не быстро,
чтобы каждый встречный мог заметить, что кузовки у всех
полны отборными, первосортными грибами.
Санька еще немного посидел за двором и, когда совсем
стемнело, бесшумно вошел в избу. Лампа была привернута:
видно, все уже спали. Хотелось есть. На столе Санька заметил
хлеб и крынку с молоком. Он присел к столу и невольно огля¬
нулся.
Приподняв с подушки голову, на него смотрела мать.
Санька отодвинул крынку и поднялся.
—	Да поешь ты, поешь, петух хорохористый!.. — грустно
595

сказала Катерина и, помолчав, добавила: — Новость, Саня,
слышал? Андрей Иваныч приехал, учитель ваш. Он теперь,
сказывают, из Стожар никуда не уйдет.
Глава 23
ВСТРЕЧА
Никто не созывал учеников, но утром, точно по сговору,
они собрались у избы Ракитиных.
Было еще очень рано, ноги стыли от холодной росы, и ребя¬
та, забравшись на изгородь, расселись рядком, как ласточки
на проводах.
В окно выглянула Маша:
—	Андрей Иваныч уже спрашивал, про всех спрашивал...
Только он еще спит пока.
—	Мы обождем, мы тихо, — шепнул Семушкин.
—	А что мы скажем Андрею Иванычу, когда он проснет¬
ся? — также шепотом спросила Зина Колесова.
—	В самом деле... — заволновался Семушкин. — Надо что-
нибудь такое... вроде приветствия! Мол, так и так, от имени
бывших ваших учеников, теперь семиклассников, поздравляем
с возвращением.
—	Правильно, — согласилась Зина. — У тебя, Семушкин,
лучше всех получается, вот ты и скажи. А еще цветы поднести
надо бы... ромашки там, лилии водяные...
И рыбы можно наловить, — предложил Степа.
—	Не надо цветов... ничего не надо, — остановила Маша.
—	Неловко без подарка-то, — сказала Зина.
—	А мы его в поле поведем, в лес, на участок к деду Век¬
шину. Целый день будем водить. Всё, всё покажем — и хлеба
и травы...
—	И речку с рыбой, и небо с солнышком, — засмеялся Але¬
ша.— Нет, ты делом скажи, как приветствовать будем.
—	А никак, — сказал Степа. — Просто скажем: «Здрав¬
ствуйте, Андрей Иваныч! Мы вас так ждали, так ждали...»
—	А я к вам так долго не шел, — раздался негромкий го¬
лос. — Что поделаешь, друзья мои! Дорога была не совсем
близкой.
Ребята оглянулись. По ступенькам крыльца к ним спускал¬
ся высокий, худощавый человек в солдатской гимнастерке.
—	Ну вот мы и встретились!
Андрей Иваныч протянул детям левую руку, так как на
месте правой болтался пустой рукав, напоминая подбитое пти¬
чье крыло.
596

Школьники переглянулись и чуть подались назад.
—	Ничего, друзья мои, — заметил их смущение Андрей
Иваныч. — Одна рука—это не так уж много для такой войны...
Учитель стал как бы шире в плечах, выше ростом; густые
усы делали его лицо старше и строже, но светлые глаза, как
и прежде, светились спокойным, ясным светом.
И ребята, радуясь, что судьба сохранила для них эти яс¬
ные глаза, добрую голову и сильное тело, окружили Андрея
Иваныча тесным кольцом, и их руки, как голуби, доверчиво
опустились на широкую ладонь учителя.
Андрей Иваныч долго смотрел на ребят. Сколько раз в пы¬
лу сражений или в короткие минуты отдыха вспоминались ему
эти детские лица! Сколько раз в непогожую, темную ночь ре¬
бячьи глаза светили ему, как звезды на небе, и облегчали тяж¬
кий солдатский путь!
Вот неугомонная, беспокойная, как огонек, его племянница
Маша; вот рассудительная, молчаливая Зина Колесова; вечно
шмыгающий носом, словно принюхивающийся к чему-то Се¬
мушкин; добрейший Степа Карасев... Как все они вытянулись,
повзрослели!
Голова Степы заросла густыми волосами, стала круглой,
точно шар. Сколько раз, бывало, до войны Андрей Иваныч
оставлял мальчика после уроков и стриг его под машинку.
Сейчас учитель положил руку на Степину голову.
—	Ей-ей, стригусь, Андрей Иваныч, — густо покраснел
Степа, — а они лезут и лезут, удержу нет.
—	Он стрижется! — фыркнул Семушкин. — Раз в год по
обещанию.
—	Погоди вот! — погрозил учитель. — Сегодня же обрабо¬
таю тебя под нулевой номер.
И все засмеялись, потому что знали, как Степа не любил
стричься.
И тут учитель заметил, что позади всех стоит невысокий
смуглый мальчик и не сводит с него глаз.
—	Это, Андрей Иваныч, тоже стожаровский, — шепнула
Маша. — Федя Черкашин.
—	Здравствуй, Федя, — шагнул к нему учитель. — Знаю
про тебя, знаю. Писала мне Маша.
—	Расскажите про войну, Андрей Иваныч, — попросил Се¬
мушкин, когда все ребята поздоровались с учителем.
—	Узнаю тебя, Алеша Семушкин, — улыбнулся учитель: —
ты нетерпелив, как и прежде. Но мне тоже хочется много
узнать. Узнать о вас. Как вы жили, друзья мои, что делали.
Покажите мне ваши владения.
Дети переглянулись. Что они могут показать? Разве толь¬
ко свой небольшой опытный участок.
2 о*
597

—	Как! Нечего показать? — удивился Андрей Иваныч.—
А поля, которые я вижу отсюда? А луг, лес, речка?
Маша с гордостью оглядела ребят: она же угадала, какой
подарок дороже всего учителю.
И дети повели Андрея Иваныча по колхозу.
—	Наша кузница! — говорила Маша, показывая на закоп¬
ченную низенькую сараюшку.— Здесь дядя Евсей работает.
А это скотный двор... Его недавно отстроили... — И все это рас¬
сказывалось с таким видом, как будто Андрей Иваныч впервые
в жизни видел и кузницу и скотный двор.
Колхозницы, встречая учителя, раскланивались с ним, по¬
здравляли с возвращением и кивали на ребят:
—	Не успели водицы испить с дороги, а они уже опять вас
в полон забрали.
—	Владения свои показывают молодые хозяева, — отвечал
Андрей Иваныч.
—	Поинтересуйтесь, как мы тут на ноги встаем...
Обойдя хозяйственные постройки, дети повели учителя в
поле.
Все радовало его в это утро: и делянки зеленых, волную¬
щихся от ветра хлебов, и лилово-розовый ковер клеверного
поля, и пестрое стадо коров на пастбище, и неторопливый бег
реки.
Учитель повсюду задерживался, внимательно все осматри¬
вал, подолгу прислушивался к щебетанию птиц.
Мало-помалу ребячьи языки развязались. Дети рассказы¬
598

вали, что птиц и зверей в лесу стало больше, чем до войны.
Откуда они только берутся!
В лесу появились волки, кабаны, а к стаду однажды при¬
стал огромный рогатый лось, целый день гулял с коровами и
насмерть перепугал быка Петушка.
Детей собиралось все больше и больше. Каждый спешил
поделиться с учителем какой-нибудь новостью.
Один знал новые грибные места, второй научился ловить
руками голавлей под корягами, третий отлично управлялся с
конями.
Потом вниманием учителя завладел Алеша Семушкин. Он
показал ловушки и капканы собственной конструкции, рас¬
ставленные около сусличьих нор, и сообщил, что им «запла¬
нировано» за лето словить две тысячи сусликов.
—	А они как, суслики, приняли твой план? — улыбнулся
учитель.
—	Приняли, — сказала Маша, — только в капканы все
больше лягушки попадаются.
Семушкин обиделся и тут же предложил всем желающим
залечь и замаскироваться около сусличьей норы, чтобы на
опыте убедиться, как безотказно действует его капкан.
Но Маша запротестовала: так можно пролежать до вечера,
а им еще так много нужно обойти.
—	А это чьи посевы? — остановился Андрей Иваныч около
делянки ровной, чисто прополотой пшеницы.
—	Катерины Коншаковой, Санькиной матери, — сказала
Маша.
—	А где же Саня Коншаков? — спросил учитель. — Почему
его не видно? Ты же дружила с ним, Маша?
—	А мы... мы и сейчас не бранимся... — замялась девоч¬
ка.— Только он какой-то такой стал...
—	Какой же именно?
—	А такой... — начал было Семушкин, но Маша уже пожа¬
лела о своих словах, дернула Семушкина за локоть и показа¬
ла Андрею Иванычу в сторону реки, где Санька с приятелями
резал в лозняке прутья для корзин.
—	Вот он, Коншаков. Хотите, позову его?
—	Позови, Машенька.
Девочка побежала вдоль межи.
Санька, заметив ее, юркнул в кусты.
Он уже давно следил, как Маша водила Андрея Иваныча
по полю. Как она радуется, Маша! Еще бы! Вернулся с войны
ее родной дядя. Пройдет время, и так же встретят своих от¬
цов и братьев Алеша Семушкин, Степа Так-на-Так и многие
другие стожаровские мальчишки.
И только Егор Коншаков не вернется домой...
599

А как бы Санька хотел вот так же целый день ходить с от¬
цом по колхозу, показывать ему постройки, высокие, как баш¬
ни, стога сена, посевы в поле, тихие рыбные заводи на речке!
—	Где ты, Саня? Иди к нам! Ну что ты маскируешься! Те¬
бя Андрей Иваныч хочет видеть, — звала Маша.
Но Санька, как подбитый зверек, уползал все дальше в
кусты, волоча за собой связку ракитовых прутьев. Сердце его
сжималось от боли.
Маша, не понимая, куда мог исчезнуть Санька, покачала
головой и вернулась обратно к учителю.
Глава 24
КЛЕТКА № 5
Теперь осталось показать Андрею Иванычу самое инте¬
ресное.
Вскоре ученики привели его к опытному участку.
Маша осторожно приоткрыла дверцу и пропустила всех за
изгородь.
Дед Векшин ходил между грядками, осматривал посевы.
Маша погрозила ребятам пальцем:
—	Вы тихо... сейчас придумаем что-нибудь.
Что она придумает, девочка еще не знала, но бесенок, все¬
лившийся в нее с утра, не давал покоя.
Она подбежала к деду Захару:
—	Дедушка... тут человек один пришел, нашими опытами
интересуется.
—	Какой человек?
—	Он военный... с фронта. Спрашивает, как у нас насчет
новых сортов.
—	Уже выболтала, успела! — с досадой сказал Захар.—
А какой уговор был?
—	Этому человеку можно, дедушка... — начала было Ма¬
ша, но старик, подняв голову, вдруг отстранил ее в сторону
и шагнул вперед:
—	Кого вижу! Андрей Иваныч! Дорогой ты наш человек!—
И с опаской поглядел на тощий правый рукав учителя. — Спи¬
сали, значит, вчистую?
Андрей Иваныч обнял Векшина:
—	По документам вчистую, а про себя считаю — вроде как
на другой фронт переведен.
—	И правильно считаешь, — согласился Захар. — Какие
там новости на белом свете., Андрей Иваныч? Где воины наши
шагают?
600

—	Далеко шагают, Захар Митрич! Вчера приказ передава¬
ли— наши Минск освободили.
—	Святое дело! — просветлел Захар. — По всем приметам,
конец скоро лихолетью! Хмара нашего солнышка не закроет
больше. Вот и мы стараемся как можем. — Старик показал
на участок.
—	Так это и есть опытное поле? — спросил учитель.
—	Громко сказано, Андрей Иваныч! Пятачок, а не поле.
Но кое-что мы посеяли. По зернышку собирали, по горсточке.
Это вот лен-долгунец, здесь рожь зимостойкая, там ячмень го¬
лозерный... А это ваш подарок... Помните, в письме ребятам
прислали? — Захар показал на маленькую делянку с крупно¬
головым клевером.
Учитель неторопливо шел по участку, наклонялся к расте¬
ниям, бережно касался цветов и листьев, словно здоровался
с ними после долгой разлуки.
Вот он остановился перед высокой, в полтора человеческих
роста, дагестанской коноплей. Рядом росло несколько кустов
лещевины с крупными темно-зелеными лапчатыми листья¬
ми. Еще дальше на крошечных грядках учитель узнал амур¬
скую сою, кок-сагыз, арахис, нижние мелкие цветы кото¬
рого зарывались в землю и там образовывали земляные
орешки.
—	А эти южане откуда? — спросил Андрей Иваныч.
—	Об этом вы ребят спрашивайте, — сказал дед Захар. —
Их питомцы.
—	Это мы на пробу посеяли, Андрей Иваныч, — объяснил
Алеша. — А семена в школе достали.
—	И то сказать, — покачал головой Захар. — Меня, как
маленького, втравили в эту забаву. «Дедушка, а как поливать
да как удобрять?» Отбоя от вопросов нет. А я, признаться, та¬
ких растений и в жизни не видывал. Вот мы и мозговали всей
артелью, как от заморозков южан укрыть да от ветров холод¬
ных сберечь. И ничего будто — прижились гости.
—	Андрей Иваныч, — сказала Маша,—а если арахис у нас
в поле посеять... Знаете, какая это ценная культура! И кок^
сагыз.
—	А еще бы виноград за сараями хорошо вырастить, ды¬
ни,— заметил Семушкин.
—	Видали, куда целят, Андрей Иваныч! — засмеялся За¬
хар.— Затей у них в голове, что семечек в огурце. Ретивый
народ, неотступный...
Андрей Иваныч подошел к густой кустистой пшенице на
пятой клетке. Капли дождя сбегали по коленчатым прозрачно¬
зеленым стеблям, усатые колосья были покрыты водяной
пылью.
601

Неожиданно сквозь облака пробилось солнце, и омытая
дождем пшеница засияла, как хрустальная.
Учитель даже зажмурился и присел на корточки:
—	Это что за сорт такой?
Захар сделал предупреждающий жест рукой, словно хо¬
тел сказать детям, чтобы они не мешали Андрею Иванычу
рассмотреть пшеницу, а сам, вытянув шею, не сводил с него
глаз.
—	Позвольте, Захар Митрич... да это... — учитель обернул-»
ся и схватил старика за руку, — Егора Платоныча пшеница?
Несомненно его.
—	Узнали? — спросил Захар. — Она, Андрей Иваныч, она
самая.
—	Как не узнать! Все признаки налицо: и рост, и колос.
Да я ее из сотни сортов отличу. Она мне во сне сколько раз
снилась. Но откуда же она у вас, Захар Митрич? — Учитель
вдруг поманил к себе Машу: —А вы мне с Саней что писали?
Погибла пшеница, ни одного зернышка не сохранилось.
—	Писали... — растерянно призналась девочка, — так оно
и было. Мы долго искали, всех спрашивали... Никто ничего не
знал. И дедушка сказал, что она потерялась... Ведь правда,
дедушка?
—	Говорил, было такое дело. — Захар сконфуженно поче¬
сал затылок, потом привлек к себе Федю: — Это вот через ко¬
го все переиначилось. Его благодарите.
И, чувствуя по глазам, что ни Андрей Иваныч, ни ребята
ничего не понимают, он переглянулся с внуком и рассказал
о всех приключениях пшеничных зерен.
*	* *
Когда немцы начали подходить к Стожарам, Захар Век¬
шин зарядил свою старую берданку и пришел в лес к парти¬
занам.
Командир отряда, директор МТС, увидев старика, рассер¬
дился, приказал ему немедленно вернуться домой и гнать на
восток колхозное стадо.
Но старик наотрез отказался: со скотом управятся женщи¬
ны и подростки, а он, как-никак, мужчина, назубок знает все
лесные дороги и тропы, неплохо палит из дробовика и, уж ко¬
нечно, наделит тремя аршинами русской земли с десяток-дру¬
гой поганых фашистов. К тому же в колхозе имени Пушкина
остается фруктовый сад на полтораста корней, дома, посевы,
а это добро, как скот, на восток не угонишь.
—	Сторожем при колхозе будешь? — спросил командир.—
От врага уберечь надеешься?
602

—	Там видно будет...
И Захар из отряда не ушел. Вскоре нашлась ему и работа.
Он чинил партизанам обувь, латал одежду, варил обед, лечил
их травами.
Иногда, переодевшись нищим, он пробирался в деревни,
узнавал, есть ли там гитлеровцы, полицаи, кто поставлен над
советскими людьми старостой.
Однажды в лесу Захар натолкнулся на одичавшего Федю
Черкашина.
Захар привел мальчика в отряд.
Федя помогал деду вести партизанское хозяйство, собирать
лекарственные травы, грибы, ягоды.
По деревням теперь они ходили вместе. Туда, где рослому,
приметному деду опасно было показаться, легко проникал юр¬
кий, маленький Федя.
Мальчика полюбили в отряде, и, узнав, что он круглый си¬
рота, многие хотели его усыновить.
—	Я не сирота. У меня дедушка есть... — отвечал Федя.
Как-то раз они с дедом пробрались в Стожары. Там хозяй¬
ничали гитлеровцы. Поля охранялись — теперь они были
собственностью какого-то важного немецкого помещика. Уро¬
жай в том году выдался на редкость.
Среди посевов Захар нашел сотку с пшеницей Егора Пла¬
тоныча. Как ни старалась вытоптать ее Катерина Коншакова,
но отдельные стебли выжили, поднялись и теперь стояли, отя¬
гощенные крупными спелыми колосьями.
—	Такой сорт вырастили! И для кого! — застонал от боли
Захар. — Для фашистской утробы. Теперь от него ни колоска
не останется, ни зернышка. — И он пристально посмотрел на
мальчика: — По чужим горохам умеешь лазить? По садам,
огородам...
.— Доводилось, — смущенно признался Федя.
—	Все вы, мальчишки, на одну колодку деланы, попортили
мне кровушки... А бот теперь, Федюша, святое дело сотворить
можешь. Хоть три колоска достань. Сумеешь?
—	Смогу, дедушка. Я весь хлеб оборву, — согласился
Федя.
Ночью он пробрался к пшенице, и к утру старик с мальчи¬
ком принесли в лагерь полную сумку колосьев, вышелушили
зерна, провеяли на ветру и ссыпали в мешочек.
—	Не рано ли, дед, к посевной готовишься? — спросили его
партизаны. — Еще врага с земли не спихнули, а ты о семенах
думаешь.
—	Самое время. Земля — не фашистская утроба. Будут се-
мушки — будет и хлеб. Теперь доброе зерно без следа не
сгинет.
603

Командир отряда пожурил Захара с Федей, строго-настро¬
го запретил им устраивать подобные вылазки, но пшенице
обрадовался и просил беречь ее пуще глаза.
С весны завязались тяжелые бои. Линия фронта все ближе
подходила к партизанскому району. Надо было наладить
связь с нашими войсками. Пробраться через линию фронта
вызвался дед Векшин. С ним увязался и Федя.
—	Уж очень ты мал, Федя, — покачал головой командир
отряда:—тебе бы по лужайке бегать, в бабки играть, а тут
такое дело... Опасно ведь, надо быть ко всему готовым.
—	Я всегда готов!
—	Пионер, значит... Ну, шагай, братец! — Командир креп¬
ко обнял мальчика.
И Захар с Федей пошли. Сначала болотом, буреломом, по
пояс проваливаясь в зыбкие трясины. Потом они выбрались
к реке, и Захар отправился искать брод, чтобы перейти на
другой берег. Федя сидел в густой траве и ждал. Неожиданно
за кустами он услышал глухую возню и крики. Федя бросился
было на шум, но тут до него донесся протяжный и грустный
посвист иволги. Это был условный сигнал. «Я попался. Про¬
бирайся к нашим один», — говорил дед Захар.
Федя забрал дедушкину котомку и, оседлав толстое бревно,
переправился через реку.
Через два дня советские войска прорвали вражескую обо¬
рону и погнали фашистов на запад, освободив многих совет¬
ских людей, в том числе и Захара Векшина.
Старик бросился искать Федю.
Мальчика нигде не было. Куда ни писал Захар, какие
справки ни наводил, никто ничего не знал о его внуке.
Только через полгода, когда жизнь в Стожарах немного
наладилась, Захар Векшин получил письмо из далекого горо¬
да Ташкента. Федя писал, что донесение он тогда доставил,
но его малость поранило, и он лежит сейчас в госпитале.
—	...Долго, коротко ли, добрался до меня внучек,— закон¬
чил свой рассказ Захар, — и пшеничку привез.
—	И молчали до сих пор! Экий вы, Захар Митрич! — с уп¬
реком сказал учитель. — Да это же ребятам всякой сказки
дороже.
—	Опасался, Андрей Иваныч: а вдруг залежались зерныш¬
ки, никакой жизни в них не сохранилось. Зачем же раньше
срока людей в искушение вводить!
Легкий ветерок ворвался на участок, пробежал над посе¬
вами, и они зашуршали колосьями, словно хотели сказать:
«А мы живем, живем».
—	А вот теперь дело ясное: здравствует пшеничка, заколо¬
силась, зацвела. Скоро и урожай собирать будем.
604

Глава 25
ЛАПТА
Нарезав по большой охапке гибких, молодых прутьев,
Санькина компания выбралась из зарослей ракитника и по¬
шла домой. Санька уныло плелся позади всех. Все ему было
не по душе в этот день: и плотные, серые облака на небе, то и
дело моросящие дождем, и бестолковый крик галок над поля¬
ми, и Петькино нытье о том, что нет ему больше никакого рас¬
чета плести корзины, раз продают они их за бесценок.
—	Отвяжись ты со своими корзинами! — обругал его Сань¬
ка.— Надоели они мне.
—	Вот и я говорю — расчета нет, — сказал Петька. — Тебя
моя мать просила зайти.
—	Зачем это?
—	Не догадываешься? Насчет сапожной мастерской ре¬
шить надо. Она уже с дядей Яковом обо всем договорилась.
Пелагея Колечкина Тимку тоже отпускает.
Мальчишки дошли до опытного векшинского участка и се¬
ли у изгороди отдохнуть.
—	Чего, Коншак, скучный такой, словно петух помятый?—
не унимался Петька. — Погода не веселит? А может, перед
учителем струхнул? Я видел, он уже Машеньку за тобой при¬
сылал: «Дать-подать мне Коншакова».
—	Что мне учитель! — дернул плечом Санька и, чувствуя,
что сказал совсем не то, что думал, покраснел и отвернулся.
—	Ясное дело! Что он нам! — подхватил Петька.—Ни сват,
ни брат. Это раньше — чуть что, и пожалуйте под машинку.
Усадит на стул, стрижет под нулевку, а сам целое тебе настав*
ление читает: зачем сучок у яблоньки обломал да зачем про¬
хожему грубо ответил. Пятое-десятое! Жуткое дело! А теперь
мы ему люди не подначальные. Сами с усами, мастеровой на¬
род. Пожалуйте, гражданин хороший, подшить, подбить, пе-
ретяжечку сделать... Нам это раз-раз! — Петька совсем рас¬
храбрился и полез за кисетом. — Вот подойди он сейчас, а я
так и скажу: «Закурите моего. Табачок-самосад, вырви глаз,
злой корешок, достань до кишок».
—	Кому скажешь? — обернулся Санька.
—	Ну ему... Андрею Иванычу.
Но Санька так посмотрел на Петьку, что тот опасливо
отодвинулся и вздохнул: нет, с Коншаком сегодня ни о чем
нельзя сговориться.
Ему тоже стало скучно. Он не любил, когда вокруг него
молчали, ничего не делали, никто никого не задирал и не под¬
дразнивал.
605

Петька нарвал едких, как нюхательный табак, головок ка«
кой-то травы, растер их на ладони и сунул в нос задремавше¬
му Тимке Колечкину.
Тот вскочил, чихнул, показал Петьке кулак и опять закрыл¬
ся лопухом.
Девяткин совсем заскучал, заглянул через изгородь на
участок, опять подсел к Саньке и вкрадчиво зашептал:
—	Ягоды у векшинцев хороши! Уже совсем поспели. И от
изгороди рукой подать. Вот бы попробовать! А?
—	Я по чужим ягодам не мастер.
—	Машеньку с Федей боишься обидеть?
—	Какое мне до них дело.
—	А докаки, попробуй!
—	Сказано тебе...
—	Да мы ж, Саня, только на пробу. В запас брать не бу¬
дем. Дед Векшин и знать ничего не узнает. Вылазку, конечно,
проведем по всем правилам: дозорных выставим, сами по-
пластунски...
Санька молчал.
—	Ну, дело твое, — со вздохом поднялся Петька. — Раз не
желаешь — мы и с Тимкой можем. Смотри, Коншак, пожале¬
ешь! Ягоды-то — мед с сахаром! Будешь потом слюнки гло¬
тать.
■— Посмей только! — Санька с силой дернул Петьку за ру¬
ку.— Сиди! Никуда ты не пойдешь.
Петька вздохнул и посмотрел на мальчишек.
«Понимаете, мол, сами, какой я лихой и отчаянный парень
и обязательно угостил бы всех вас сладкими ягодами, если бы
не Санька», — говорил его взгляд.
—	В лапту, что ли, сыграть? — лениво предложил он.—
Мячик, Тимка, с тобой?
—	Со мной, — ответил Тимка.
Мальчишки разбились на две равные партии.
Но игра шла вяло. Желая чем-нибудь рассмешить ребят,
Петька с таким затейливым вывертом ударил лаптой по мячу,
что тот полетел в сторону участка, выписал дугу и камнем
упал за изгородью.
Мальчишки опешили. Больше всех расстроился Тимка.
Упругий, литой мяч ему подарил брат, приезжавший недавно
с фронта на побывку, и он очень им дорожил. Тимка петухом
налетел на Девяткина, требуя, чтобы тот сейчас же шел к деду
Захару и упросил его пустить мальчишек в сад отыскать мяч.
—	Что ты, Тимка, что ты! — попятился Петька. — Разве ж
Векшин допустит кого! Знаешь, какой он бешеный. Да нет,
сто рублей дай, а я к нему не пойду. Лучше я тебе новый мя¬
чик куплю... Вот поеду в город и привезу.
606

—	Ты купишь! У Ваньки Строкина губную гармошку
в омуте утопил... Год прошел, а ты все покупаешь.
—	Так я с Ванькой наличными расплатился — семечками
всю зиму угощал.
—	Уж и угощал! — фыркнул рыженький Строкин.—
Стакан купит и оделяет весь класс — а всё за счет моей гар¬
мошки.
И, как Петька ни клялся, что непременно привезет из го¬
рода мячик, и даже не один, а два, Тимка не поверил ему, ото¬
шел в сторону и лег на траву.
Саньке стало жаль Тимку. Он хмуро посмотрел на Девят¬
кина и поманил его к себе.
—	Ну, чего? — недоумевая, подошел тот.
—	Ты дурачком не прикидывайся, — тихо сказал Санька.—
Доставай мячик...
—	Да как же, Саня... — опешил Девяткин.
—	Проберешься на участок и найдешь. Ты опытный.
—	Там же трава, посевы какие-то...
—	Найдешь, найдешь! — закричали мальчишки, которым
очень понравилось Санькино предложение. — Мы видели, где
он упал: у изгороди, в левом углу.
Девяткин начал отговариваться: на участок, конечно, про¬
браться дело нехитрое, но это лучше сделать в сумерки или
вечером.
—	А мяч с фонарем искать будешь? — спросил его Стро^
кин.
—	Тогда завтра утром... Встану пораньше и найду.
—	Видали такого! — вспыхнул Санька. — Как за ягодами,
так он готов хоть сейчас. А тут и хвост намок. Ладно, сиди,
Девяткин. Один пойду.
—	Ты? — Петька уставился на Саньку и вдруг ухмыльнул¬
ся. Ясно же, что Санька не против полакомиться ягодами,
только он ищет подходящий повод. — Да вдвоем я куда угод¬
но, хоть на край света...
Санька с Девяткиным подобрались к участку с той сторо¬
ны, где у изгороди росла раскидистая черемуха. Санька за¬
брался по стволу вверх, сел верхом на толстый сук и, протянув
вниз конец палки, помог вскарабкаться на черемуху Петьке.
Минуты две они сидели не шевелясь, потом Санька начал пе¬
редвигаться по черемуховому суку, что свешивался через из¬
городь. Чем дальше он удалялся от ствола дерева, тем силь¬
нее выгибался упругий, пружинистый сук и наконец коснулся
земли.
Тем же способом начал переправляться и Девяткин. Но тут
произошла заминка.
—	Чего ты? — шепотом спросил Санька.
607

—	Хорошо тебе... Ты, как перышко, легкий...
—	Выдержит... это же черемуха.
Петька осторожно начал продвигаться дальше.
Вдруг он, как мешок с зерном, тяжело свалился на Саньку
и испуганно зашептал:
—	Там ребята с учителем ходят... И Векшин с ними.
—	Тебя заметили?
—	Возможное дело... Знаешь, у Маши глаза какие... Сквозь
землю видят.
На всякий случай мальчишки забрались в густой малинник
около изгороди и прислушались.
На участке было тихо.
Решив, что .Девяткину просто померещилось, Санька по¬
полз в глубь участка. Полз он, тесно прижимаясь к земле,
поочередно вынося вперед то правую руку, то левую. Иногда
останавливался и поджидал Петьку. Тот часто вставал на чет¬
вереньки. Санька толкал его кулаком, и переползание про¬
должалось по всем правилам
Не продвинулись они и десятка метров, как услышали за
кустами голоса, а потом увидели деда Захара с ребятами и
среди них Андрея Иваныча.
—	Говорил я тебе! — зашептал Петька. — Накрылись те¬
перь. Это они нас ищут.
Мальчишки вновь забрались в малинник. Но люди на
участке, как вскоре понял Санька, никого не разыскивали.
Они спокойно ходили по дорожкам, осматривали посевы и о
чем-то разговаривали.
«Векшин свое хозяйство учителю показывает», — догадал¬
ся Санька.
Наконец все ушли с участка. Санька переждал еще немно¬
го и, кивнув Девяткину, вновь пополз по траве. Вдруг он за¬
метил, что Петька начал забирать в сторону.
—	Ты куда?
—	Так грядки-то с ягодами вон где, — показал Петька,—
я-то лучше тебя знаю.
—	А при чем ягоды?
—	Ну-ну, — подморгнул Девяткин, — так уж тебе' очень
мячик нужен. И хитер ты, Коншак!..
Санька вскочил, кинулся к Петьке, но потом, вспомнив,
где он находится, опять упал в траву.
—	За мной!.. За мной ползи! — яростным шепотом прика¬
зал он Девяткину.
Тот уныло повернул за Санькой.
Трава вскоре кончилась, и мальчишки попали в частые
всходы овса. Потом пошли делянки с ячменем, с рожью, пше¬
ницей.
608

Наконец Санька с Девяткиным добрались до левого угла
участка (по всем приметам мячик упал именно здесь) и при¬
нялись шарить в посевах. Искали долго, колени и локти у них
стали зелеными от раздавленных стеблей, но мячик не нахо¬
дился.
Петька часто высовывал голову и прислушивался.
—	Пустая затея, Коншак, — заныл он. — Иголку в сене
ищем. А знаешь, что будет, если поймают нас? Дед Век¬
шин в штаны крапивы напихает да еще в правление стащит,
матерей вызовет. Уберемся подобру-поздорову, пока не
поздно.
—	Ищи, ищи! — зло посмотрел на него Санька. — Любишь
кататься, люби и саночки возить...
Неожиданно за кустами забренчали банки и обручи. Сань¬
ка теснее прижался к земле, а Девяткин не выдержал и дал
задний ход.
Санька погрозил ему кулаком, но тот уже раздвинул ты-
чинник в изгороди и выбрался с участка.
Санька взял чуть левее и вновь принялся за поиски. Нако¬
нец он нащупал упругий резиновый шарик. Облегченно вздох¬
нув, быстро засунул мячик поглубже в карман и тем же путем,
что и Петька, юркнул за изгородь.
Глава 26
САРАНЧА.
Этот день для Андрея Иваныча был полон встреч. Заходи¬
ли соседи, бывшие ученики, колхозницы. Прибежала Лена
Одинцова с подругами и потащила было учителя в поле —
смотреть делянку с пшеницей.
—	Увольте... и так школьники целое угро водили повсю¬
ду, — взмолился Андрей Иваныч.
После обеда Татьяна Родионовна созвала колхозников на
собрание.
Женщины разместились перед правлением на бревнах, в
тени тополей и раскидистых ив.
Здесь же были мальчишки — без них в Стожарах не обхо¬
дилось ни одно собрание.
Петька Девяткин, не обращая внимания на недоброжела¬
тельные взгляды колхозниц, закурил козью ножку величиной
с пастуший рожок.
—	Брось цигарку, брось! — вдруг испуганно зашептал
Тимка. — Учитель идет.
Девяткин невозмутимо выпустил дым через ноздри:
609

—	Мы ему не подначальные...
—	Кому сказано! — Санька вырвал цигарку и затоптал ее
ногой.
Андрей Иваныч подошел к бревнам и — наверное, впервые
с того дня, как ушел на фронт, — не козырнул, а приподнял
пилотку над головой и поклонился. Колхозницы потеснились
и освободили ему место на бревнах.
—	Опять к нам, Андрей Иваныч?
—	Неужто лучше наших Стожар и места не нашли?
—	Ребят построжите. Без отцов совсем от рук отбились...
—	Слово нам твердое скажите. Скоро ль по домам наши
вернутся?
Подошла Катерина Коншакова. Увидев учителя, она за¬
мерла от волнения. Захотелось подбежать к нему, заговорить
о Егоре, рассказать о своих опасениях. Андрей Иваныч под¬
нялся Катерине навстречу.
—	Знаю про вашу тревогу, знаю, — шепнул он. — Но вы
сердцу не поддавайтесь, Катерина Васильевна, — оно и обма¬
нуть может. — Учитель усадил Катерину рядом с собой.—
Рассказывают, не забываете Егорово дело. Сегодня вашу де¬
лянку с посевами видел. Отличная делянка.
—	Какая же оценка будет, Андрей Иваныч? — встрепену¬
лась Катерина.
—	Добрый хлеб растет. Крепко, видно, поработали.
—	Помощники у меня славные: и девчата-комсомолки и
школьники. За посевами во все глаза следят.
—	А колхоз все еще не на первом счету в районе. Потерял
славу свою довоенную.
—	Ваша правда, Андрей Иваныч,—вздохнула Катерина.—
Мы вот на большое дело собираемся размахнуться — всю
Старую Пустошь поднять. Земли там много.
Колхозницы заговорили о Старой Пустоши — осилят
ли они такое дело без мужиков, хватит ли у них пахарей,
тягла.
—	А что Андрей Иваныч скажет? — обратились они к учи¬
телю.
—	Дело стоящее, — поднялся учитель. — Народ наш фаши¬
стов не только пулей да снарядом бьет, но и зерном. Урожаи
надо поднимать, новые сорта выращивать.
—	Был у нас добрый сорт, — вздохнула Катерина, — сама
погубила.
—	Погубили, да не совсем. — Андрей Иваныч достал из
кармана колосок пшеницы. — Узнаёте?
Бережно держа его в» ладонях, словно робко затеплив¬
шийся огонек, она долго смотрела на него, потом позвала
Саньку:
610

—	Саня, посмотри: отцов колосок, в точности. Чудо-то ка¬
кое! Откуда он у вас, Андрей Иваныч? Кто сберег его?
—	Нашлись такие люди.
Учитель рассказал собранию о том, что увидел сегодня на
опытном ребячьем участке и что узнал от деда Векшина. По¬
том заметил на бревнах Степу, Семушкина, Зину Колесову и
позвал их к себе.
—	Да вот они и сами. Ну-ка, покажитесь людям...
Все обернулись к ребятам. Те спрятались за ствол старой
ивы и зашептались.
—	Все на свет выходите, все! Чего там, как грибы, под ку¬
стом хоронитесь! — засмеялся учитель. — А где же дедушка
ваш? А Маша с Федей?
—	Они на участке дежурят, — ответил Семушкин.
—	Видали, как дело поставлено! — подмигнул Андрей Ива¬
ныч колхозницам.
—	Андрей Иваныч, — сказала Катерина, — пока до собра¬
ния на участок бы сходить... Как она там выглядит, пшенич¬
ка-то...
—	А это как молодые хозяева допустят, — улыбнулся учи¬
тель, — у них там строго.
—	Теперь можно, — сказал Семушкин.
Не успели колхозницы подняться с бревен, как из проулка
показался Захар Векшин. Был он бос, усы его грозно топор¬
щились. Федя и Маша еле поспевали за ним.
Федя держал дедову можжевеловую клюшку, а'Маша все
совала старику в руки подшитые обгорелые валенки?
—	Дедушка, да обуйся же! Дедушка!
Захар не слушал ее. Он растолкал колхозниц, подошел к
Татьяне Родионовне:
—	Вот, всегда говорил: саранча! Всё погубят, всё ист¬
ребят.,,
—	Какая саранча? — не поняла председательница.
Старик обвел взглядом мальчишек Большого конца, тол¬
пившихся среди взрослых, и вдруг вырвал из рук Маши ва¬
ленки.
—	Я вас, саранча бескрылая, приведу в чувствие! — за¬
кричал он, размахивая валенками.
Но мальчишки увиливали в стороны, прятались за спины
взрослых, и удары сыпались куда попало.
Санька с Петькой поспешно забрались на старую раски¬
дистую иву.
—	Да уймитесь вы, богатырь с палицей! — остановил За¬
хара Андрей Иваныч. — Что случилось? Расскажите толком!
—	У нас, Андрей Иваныч, пшеницу вытоптали, — тихо
признался Федя. — Как вы ушли, мы с дедушкой пообедали —
611

и опять на участок. Смотрим, а пшеница на пятой клетке по¬
мята, спутана.
—	Погоди, Федя! — оторопел учитель. — Это как же так?
Надо разобраться.
Семушкин в два прыжка очутился около Феди:
—	Кто дежурный сегодня?
—	Ну, я дежурный и не уходил почти никуда. Только по¬
обедать на четверть часика...
—	Ну вот... А калитку, поди, не закрыл — свиньи и набе¬
жали.
—	Закрыл, закрыл и колом припер, хорошо помню!—за¬
щищался Федя.
—	Чрезвычайное событие, Захар Митрич! — Учитель обер¬
нулся к Захару. — Свиньи не забегали, града не было, а пше¬
ница помята...
—	Дело ясное... мальчишки погубили, — сказал Захар.
—	Зачем же им хлеб вытаптывать? — удивился учитель.—
Ну, я понимаю, груши, яблоки оборвать, ягодами полакомить¬
ся — это они могут. А вот пшеницу губить — в толк не возьму.
Чтобы наши ребята зла колхозу желали — быть того не мо¬
жет!
—	Избаловались за войну, извольничались, — безнадежно
махнул рукой Захар, — им теперь все нипочем...
Захара поддержала бригадир Погосова. Она сказала, что
мальчишки и в самом деле отбились от рук — дерзят взрос¬
лым, по вечерам горланят песни под гармошку, на днях затея¬
ли скачки на лошадях. Бабка Манефа пожаловалась, что ре¬
бята утащили у нее половинку ворот от двора и спустили на
пруд вместо плота. Пелагея Колечкина сообщила, что у нее
оборвали всю малину на огороде, и не обидно — спелую, а то
зеленую, жесткую прямо с ветками.
Мальчишки растерянно переглядывались, ежились, точно
на улице внезапно похолодало.
Санька, не шелохнувшись, сидел верхом на суку ивы. Ему
казалось, что все смотрят на него сквозь листву и понимают,
кто именно забрался на векшинский участок, помял пшеницу
на пятой клетке.
—	А все ты, Тимкин жалелыцик! — шепнул Петька. — Го¬
ворил: не надо искать этот мячик... Пропади он пропадом!
—	По отдельности допросить надо, — сказала Погосова,—
дознаться, кто у них первый закоперщик. А заупрямится — ро¬
дителям препоручить. Те наведут следствие.
Учитель потер бритую щеку:
—	А мне так думается: если уж кто набедокурил, он и сам
скажет, честно и прямо.
—	Несусветное это дело, Андрей Иваныч, — хмыкнул
612

Захар, — не такие у нас мальчишки в селе. Нашкодить,
да и в кусты — это они могут, а ответ держать — духом
слабы.
—	А я верю, что скажут. Ребята у нас не из трусливых, за
других прятаться не будут. — Учитель медленно обвел взгля¬
дом мальчишек, остановился на Саньке.
Тот невольно подался назад. И тут ему показалось, что
Федя Черкашин, так же как и учитель, старается высмотреть
его среди листьев ивы.
«А он бы не молчал, сразу признался», — почему-то при¬
шло Саньке в голову.
—	А как Саня Коншаков думает? — вдруг спросил учи¬
тель.
У Саньки перехватило дыхание. Он побледнел, неловко
спустился с дерева и тихо сказал:
—	Я во всем виноватый... Мальчишки и не знают ничего.,.,
Я пшеницу помял.
Глава 27
ПО РЫВКУ
От такого признания дед Захар вскочил, точно от укуса
пчелы.
—	А-а-а... попался, саранчук!—торжествуя, завопил он,
выхватил у Феди свою можжевеловую клюшку и бросился
к иве.
Саньке вновь пришлось вскарабкаться на дерево. Дед
просунул загогулину клюшки сквозь ветки и попытался заце¬
пить мальчика за штанину:
—	Сходи на землю, бес лукавый, сходи!
Санька понял, что деда сейчас ничто не остановит и не ми¬
новать ему отведать Захаровой клюшки. Недолго думая он
перескочил на другой сук, закрыл глаза и прыгнул вниз, едва
не угодив на бабку Манефу.
—	Держи его, оборотня! — завопила перепуганная на¬
смерть бабка.
Саньке показалось, что все собрание — и женщины, и сче¬
товод со счетами, и председательница, и даже Андрей Иваныч
бросились за ним в погоню.
Он перескочил через изгородь, юркнул в проулок, где
обычно ссыпали щебень, битое стекло, всякий мусор, и пробе¬
жал по нему так стремительно, что даже не поранил босых
ног. Остановился Санька далеко за усадьбами, около старой
риги. Оглянулся. Его никто не преследовал. Только Петька
Девяткин в своих тяжелых башмаках топал сзади.
613

Санька поморщился. Как же глупо все получилось! Сам
во всем признался, а тут испугался дедовой клюшки и удрал,
как заяц.
Санька прилег около риги. Какая-то букашка, забравшись
в чашечку желтого влажного цветка, никак не могла выбрать¬
ся наружу — крылья ее намокли, тоненькие, как ресницы, лап¬
ки скользили по эмалированным лепесткам. Санька посадил
букашку на палец, дал ей обсушиться на солнце— и она, рас¬
правив крылышки, улетела.
Прихрамывая и пыхтя, к риге подбежал Девяткин. Он был
сердит. С таким приятелем, как Санька, наживешь беды. Кто
его просил выскакивать с этим признанием! Теперь пойдут
разговоры по всему колхозу, прохода на улице не будет. Вот
и ногу повредил, когда прыгал с дерева. А кто виноват? Опять
Санька.
Неожиданно Петька толкнул приятеля в плечо:
—	Смотри... ищут!
Санька поднял голову.
В проулке стояли Андрей Иваныч и Катерина. Они осмат¬
ривали усадьбы, заглядывали во все дворы, сараи.
Санька схватил Девяткина за руку и потянул за собой в
полутемную ригу, пахнущую сырой землей, мышами, гнилой
соломой.
Лучше ему провалиться сквозь землю, чем показаться сей¬
час на глаза матери и учителю.
—	Подумаешь, какой честный, благородный! — продолжал
ругаться Петька. — «Я виноватый, держите меня, судите ме¬
ня». Дергали тебя за язык! Молчал бы себе в тряпочку. Ищи
там свищи, кто виноватый... Простота ты святая, лопух зеле¬
ный!
И тут Саньку точно подбросило. Он вскочил и с силой
ткнул кулаком во что-то мягкое — не то в нос Петьке, не то в
подбородок.
—	Из-за тебя все... из-за тебя, сума переметная!
Ожидая, что Петька обязательно даст ему сдачи, Санька
заранее распалился и решил, что сейчас повалит его на соло¬
му и за все отведет душу.
Но Петька сдачи не дал, а сразу осел на землю, закрыл
голову руками и заскулил:
—	Права не имеешь физически, права не имеешь!..
Санька плюнул с досады и отвернулся. Потом осторожно
выглянул из риги. Ни учителя, ни матери на усадьбе уже не
было.
Петька все еще хныкал, тер подбородок и бубнил о том,
какие неблагодарные теперь пошли друзья-приятели. Он для
Саньки готов на все, даже в сапожники один не уходит, ждет,
614

когда Коншак соберется, а от него получает только тычки да
насмешки.
—	Замолчи! — толкнул его Санька. — Тебя бы еще не так
надо...
Он кинул взгляд на поля, на синеющую вдали зубчатую
гряду леса, на скошенный луг, где паслись лошади, тихонько
вздохнул и долго молчал. Потом, не глядя на Девяткина, глу¬
хо спросил:
—	Ты когда в город собираешься?
—	Мать говорит, что в воскресенье можно поехать.
—	Нет, завтра же! — упрямо заявил Санька. — Я здесь ни
дня не останусь. А не хочешь завтра — один уеду.
—	Ага, приперло к стенке!—торжествуя, сказал Петька.—
Ну что ж, можно и завтра. Пойдем к матери, скажем ей.
*	* *
Сборы были недолги.
Евдокия заверила, что дядя Яков встретит ребят, как род¬
ных, и первые дни они поживут у него. Потом он устроит их в
общежитие.
Санька положил в вещевой мешок каравай хлеба, немного
вареной картошки, белье, полотенце. Потом порылся в фанер¬
ном ящике, где были сложены отцовы вещи. Отец был мастер
на все руки — он мог подшить сапоги, запаять кастрюлю, по¬
чинить ведро, и ящик был полон разного инструмента. Санька
вытащил пару сапожных колодок, молоток и шило. Кто знает,
может, и пригодится все это в городе, в мастерской.
Но как быть с матерью? Объявить сразу, что он уходит в
сапожники? Не оберешься разговоров. Может, еще и не от¬
пустит. Лучше он скажет, что уходит с Петькой на Дальнее
озеро ловить рыбу, а потом из города напишет письмо и все
объяснит.
Хорошо бы на прощание повидать Андрея Иваныча, Машу
с Федей. Объяснить им... Он же не хотел ничего плохого сво¬
ему колхозу. Но разве ему теперь поверят!
Фени и матери дома не было, и Санькиным сборам ник.то
не мешал. Только когда он засовывал в мешок молоток и ко¬
лодки, в избу вбежал Никитка:
—	Ты куда, Саня?
—	Не видишь! На озеро, рыбу ловить.
—	А молоток зачем?
—	Какой молоток? Ах, этот... Вместо грузила пойдет
—	Ну да! — не поверил Никитка.
—	Кого хочешь спроси. Теперь все мальчишки рыб) так
ловят.
615

—	А живую рыбу принесешь?
—	Принесу... две принесу.
Это успокоило Никитку, и он даже вызвался накопать
Саньке червей.
Чтобы не встречаться с матерью, Санька лег спать порань¬
ше, не забыв завести свой «будильник».
Катерина вернулась домой поздно вечером, попыталась
поднять Саньку ужинать, а заодно и поговорить с ним, но он
сделал вид, что спит мертвым сном.
Мать села за стол вдвоем с Феней. Ужинали молча, и толь¬
ко один раз Санька услышал, как она ответила на какой-то
вопрос дочери:
—	О чем и говорить, дочка... осрамил он нас, Коншаковых.
Санька судорожно сжался и засунул голову под подушку.
Утром, разбуженный «будильником», он незаметно вы¬
скользнул из дому и побежал к Девяткиным.
Евдокия набивала Петькину котомку горячими лепешками.
Затем задами усадеб она проводила Петьку и Саньку за де¬
ревню.
Вид у них был, как у заправских рыбаков. За плечами —
котомки, в руках — удочки, банка с червяками.
На прощание Евдокия сказала ребятам, что теперь у дяди
Якова они заживут, как у Христа за пазухой, и через годок
заявятся в колхоз на побывку такими кавалерами, что прия¬
тели лопнут от зависти.
—	А насчет мачехи не сумлевайся, — пообещала Евдокия
Саньке: — я ей тут все обтолкую. Благодарить еще будет, что
я тебя на торную дорогу вывела.
Мимо прошла конюх Седельникова, поздоровалась с Евдо¬
кией, мельком оглядела ребят:
—	По рыбку собрались?
—	Рыбка не простая, рыбка золотая, — засмеялась Евдо¬
кия и лукаво подморгнула ребятам. — Ну, шагайте, счастли¬
вого вам улова!
Мальчишки направились к большаку. Но не прошли они
и сотни шагов, как Санька повернул налево, к лугу, где пас¬
лись лошади.
—	Куда? — удивился Петька.
—	Надо же с конями попрощаться... может, последний ра¬
зок видимся.
Петька особенно не возражал, времени в запасе у них было
много.
—	Иди, иди! Расцелуйся со своим Муромцем.
Санька подошел к табуну.
Лошади с мерным хрустом жевали влажную траву, точно
зубрили урок.
616

Недалеко два палевых голенастых сосунка, вздрагивая и
суча ногами, торопливо сосали мать.
Лиска, по обыкновению, ходила в стороне от других лоша¬
дей и косила глазом в поле, прикидывая, как бы незаметно
улизнуть поближе к хлебам.
Санька отыскал Муромца и потрепал его по вздрагиваю¬
щей бугристой шее.
Тот, не отрываясь от травы, лениво повел лиловым прозрач¬
ным глазом, словно хотел сказать: «Видишь, завтракаю... И не
мешай, сделай милость»
Но Санька не обиделся. Ведь это на нем Санька впервые
обучался ездить верхом. Бывало, упадет с него на всем скаку,
а Муромец стоит и ждет, когда Санька отлежится и вновь
взберется на его спину.
А сколько возов сена, снопов хлеба, картошки перевезли
они с Муромцем для колхоза!
Санька развязал вещевой мешок, отломил полкаравая хле¬
ба и положил перед Муромцем.
Затем его потянуло к кузнице. Петька поморщился и по¬
смотрел на солнце.
Милая старая кузница! Как Санька любил старого Евсеи-
ча, который, казалось, всю жизнь стучал у наковальни, любил
вздохи твоего горна, звонкий перестук молотов, запах угля,
окалины.
От кузницы Санька пошел в поле.
—	Смеешься, Коншак! — вышел из себя Петька. — Мы же
так к поезду опоздаем.
21
617

Но как не посмотреть последний раз на хлеба! Вот и мате¬
рина делянка. Пшеница поднялась сизой, почти вороненой
стеной. Она закрывала узкую тропу, и Санька, как волнорез,
разрезал гладь поля, оставляя за собой зыбкий, быстро ути¬
хающий след.
«Пожалуй, сам-десят придет, а то и больше», — подумал
он про хлеб.
И вдруг его точно обожгло. Что же он делает? Если бы
отец был жив... если бы он знал... Мальчик долго перебирал
колосья. В хлебах что-то зашуршало.
На земле сидела серенькая мышь-полевка и старательно
перегрызала стебелек пшеницы. Вот стебелек наклонился,
мышь ловко подтянула к себе колос и принялась лакомиться
зернами. Санька, как копьем, нацелился удочкой, метнул в
полевку, но та как ни в чем не бывало юркнула в нору.
—	Вот вредина! — выругался Санька и принялся тыкать
удочкой в землю.
—	Защитим колхозный урожай! — засмеялся Петька.
—	Смотри, сколько хлеба загубила! — кивнул Санька.
Петька оглядел кучки обгрызенных колосков:
—	Да-а... разделано под орех. Почище, чем мы с тобой
вчера.
Санька нахмурился. Вчерашний день! Лучше бы его и не
было. И зачем только они затеяли эту игру в лапту!
Санька поднял удочку, вылез из хлебов.
Теперь он нигде больше не останавливался, никуда не за¬
глядывал.
Т лав а 28
БОЙ С ПЕТУШКОМ
До большака было совсем недалеко. Оставалось только
обойти стороной «хозяйство Векшина».
Чтобы, не ровен час, не встретить кого-нибудь из ребят или
самого деда Захара, Санька свернул в кустарник, примыкав¬
ший к участку.
В кустарнике паслось стадо коров.
Неожиданно кусты затрещали, словно сквозь них проди¬
рался* сам леший, и на дорогу вышел холеный, черный, как
воронье крыло, бык Петушок с белым пятном на лбу. В ноздри
ему было продето железное кольцо, на лбу курчавились мел¬
кие завитки. За быком следовало несколько коров, как видно
отбившихся от стада.
Девяткин потянул Саньку в кусты:
—	Замри! Лучше быку дорогу не переходить!
618

Но Петушок не заметил мальчишек.
Он степенно обогнул пруд, затянутый ряской, точно зеле¬
ным чесаным одеялом, подошел к изгороди участка. Удивля¬
ясь, как это ему посмели перегородить путь, бык уперся своим
чугунным лбом в старенькую изгородь; та крякнула и повали¬
лась на землю. Петушок перемахнул через нее и, скосив на
коров глаза, протяжно замычал, словно приглашая всех зайти
на участок.
Коровы — рыжие, черные, палевые — неуклюже перепрыг¬
нули через поваленную изгородь, разбрелись по грядкам. Они
с хрустом разгрызали зеленые вилкй капусты, губами выдер¬
гивали за ботву розовые хвостики моркови, надкусывали огур¬
цы, недоверчиво обнюхивали помидоры.
Петушок же, как и полагается хлебосольному хозяину, сам
ни к чему не притрагивался, а важно шагал через гряды все
дальше, в глубь участка.
—	Я коров задержу... А ты за пастухом беги. Быстро! —
Санька сбросил с плеч вещевой мешок.
Глаза у него сузились, весь он подался вперед и напружил¬
ся. Так с Санькой бывало всегда, когда он собирался ринуть¬
ся в драку или навстречу какой-нибудь опасности.
Петька схватил приятеля за гимнастерку:
—	Куда?! Там же Петушок!
—	Кому говорю!— прикрикнул Санька.— Коровы тут весь
огород пожрут. Зови пастуха!
Но Петька крепко держал Саньку за плечи и не трогался с
места.
—	С ума сошел! Закатает тебя Петушок, на рога подни¬
мет. Помнишь, как деда Векшина... Два ребра ему переломил.
Не связывайся, Саня! Нам же на станцию пора...
Неожиданно мальчишки услыхали знакомый голос:
—	Ах, окаянные, ах, обжоры! Вот я вас!
Из дальнего угла участка, перепрыгивая через гряды и
размахивая пустой лейкой, мчалась Маша.
Она врезалась в коровье стадо. Но коровы не обратили на
нее никакого внимания.
Санька вырвался от Петьки и побежал девочке на помощь.
Маша кричала, как в барабан била кулаком в жестяную лей¬
ку. Санька пронзительно свистел, улюлюкал, хлестал коров
ореховым удилищем, пока оно не превратилось в короткую
расщепленную палку.
От такого энергичного натиска коровы смешались и отсту¬
пили за изгородь.
И вдруг трубный рев оглушил Саньку и Машу. Они огля¬
нулись. На них двигался Петушок. С губ его тянулась стеклян¬
ная слюна, глаза горели. Он низко опустил голову, и ноздри,
619

как мехи, выдували из земли две струйки пыли. Бык словно
предлагал помериться силами.
—	Бежим скорее! — испуганно вскрикнула Маша.
Но бежать было поздно: бык находился всего в нескольких
шагах. Санька заслонил девочку своей спиной и, грозя Петуш¬
ку обломками удилища, начал медленно отступать назад.
Из-за кустов вынырнули Степа с Федей.
Через участок стремглав бежала Маша, а огромный чер¬
ный Петушок, как танк, надвигался на Саньку. Мальчик пя¬
тился назад, не сводил глаз с быка, грозил ему обломком уди¬
лища и все продолжал уговаривать — то строго, то проситель¬
но, как уговаривают злую цепную собаку:
—	Ну-ну, Петушок, цыц, назад!.. Не сметь!
«Главное, не спускать с него глаз... главное, не бежать», —
вертелось у него в голове. Но Петушка, как видно, мало тро¬
гали Санькины уговоры, и он подступал все ближе.
Санька нагнулся, схватил горсть земли и швырнул быку в
глаза. Потом сделал резкий скачок в сторону и бросился бе¬
жать. Петушок на мгновение приостановился, потряс головой
и вдруг с неожиданной резвостью кинулся в погоню.
—	Убьет он его! Убьет! — взвизгнула Маша, и схвати¬
лась за голову. Потом, не помня себя, выдернула из изгороди
хворостину, какой впору гонять только гусей, и побежала к
быку.
—	Куда?! — нагнал ее Федя и, оттолкнув в сторону, вы¬
рвался вперед.
Он бежал изо всех сил, но, как и Маша, тоже не знал, как
и чем остановить разъярившегося Петушка. Неожиданно он
споткнулся о большую, плетенную из прутьев корзину, в какие
осенью собирали овощи. Схватил ее и бросился к Петушку.
С другой стороны к быку спешил Степа, волоча по земле тя¬
желый кол.
Но Петушок, кроме Саньки, никого не замечал.
Санька хитрил, увертывался от быка, делал резкие скачки
то вправо, то влево, но Петушок, изловчившись, наконец с та¬
кой силой наподдал рогом, что мальчик отлетел в сторону и
распластался на земле.
Сгоряча он не почувствовал боли, проворно вскочил и побе¬
жал дальше, но через несколько шагов снова упал. Петушок,
храпя и брызгая слюной, уже нацеливался для нового удара.
В этот момент подоспел Федя. Он, как сетку, с размаху набро¬
сил корзину на бычачью морду. Ослепленный Петушок закру¬
жился на месте, замотал головой, потом принялся яростно
буравить рогом землю, но он был уже не опасен.
Прибежал Петька с пастухом. Стреляя, как из ружья,
длинным кнутом, пастух выгнал быка с участка.
620

Глава 29
НА ОГОНЕК
Маша, Федя и Степа осторожно повели Саньку домой. Де¬
вяткин нес сзади Санькин вещевой мешок и без конца твердил
о том, как он предупреждал Саньку не связываться с Петуш¬
ком.
Катерина выбежала ребятам навстречу и, побледнев, схва¬
тилась за перила крыльца.
—	Горе ты мое!.. Где тебя так?
—	Это бык его... — шепнула ей Маша.
Увидев мать, Санька слабо улыбнулся:
—	Ничего и не было-то... Он только один раз и боднул...
Катерина раздела Саньку, перевязала рану на боку и уло¬
жила его в постель.
—	Тетя Катя, может, доктора позвать? — предложила
Маша.
—	Сходите, ребята, да побыстрее.
Маша и Федя помчались в Торбеево в больницу. Через час
они привели фельдшера Ивана Ефимовича, сухонького, лег¬
кого старичка.
К избе Коншаковых сбежались почти все стожаровские
мальчишки. Они заглядывали в окна, в щели сеней, толкались
у крыльца.
—	Первое дело — не гомонить, — сказал Иван Ефимо¬
вич. — Во-вторых, отступить всем на двести шагов. Раз, два...
Он дождался, когда мальчишки отошли на середину ули¬
цы, к бревнам, и скрылся в сенях.
—	Маша! — подошел к девочке маленький, взъерошенный
Тимка Колечкин. — Это правда—беда с Санькой? Ты все ви¬
дела? Расскажи...
И Маша рассказала, что произошло на участке.
—	Вот... я всегда говорил... Санька, он ничего не боится!
Он всегда за других встает! —выкрикнул Тимка и многозна¬
чительно оглядел подошедшего Девяткина. Потом пошептался
с мальчишками Большого конца, и они отозвали Петьку в сто¬
рону-
Начался долгий и возбужденный разговор.
Сначала Девяткин только посмеивался. Но кольцо маль¬
чишек сжималось вокруг него все теснее. Громче всех кричал
на Девяткина Тимка. Необычайно воинственный и решитель¬
ный, он налетал на него, как молодой петушок. Мрачно по¬
сматривал на Девяткина молчаливый Ваня Строкин.
Наконец мальчишки всей компанией подошли к Маше,
Феде и Степе.
621

—	Ребята, — запинаясь, заговорил Тимка, — что мы вам
хотим сказать... про Саньку сказать... Вы думаете, он на¬
рочно пшеницу помял... думаете, по злобе?.. Это все вот
через кого получилось... — И он кивнул Петьке: — Теперь сам
говори.
—	Да, Девяткин, — поддержали Тимку ребята,— ты же
обещал.
—	По-честному признавайся.
—	Привык за чужой спиной прятаться.
—	Ну, через меня, — посапывая, буркнул Петька, — ну,
виноват.
—	Ты подробно объясняй... — толкнул его Тимка. — Все
равно не отпустим, пока правду не скажешь.
—	Мы в лапту играли вчера, — уныло сказал Петька, — ну,
Тимкин мяч и залетел к вам на участок.
—	Не залетел, а ты его запулил, — поправил Тимка.
—	Ну, запулил...
—	А искать перетрусил. Санька же не побоялся и Петьку
заставил с собой пойти. Ну, и помяли вашу пшеницу.
Федя и Степа переглянулись.
Так вот оно что! А ведь вчера чего они только не передума¬
ли! Семушкин решительно заявил, что Санька помял их луч¬
шую пшеницу из-за мести. И, что греха таить, «векшинцы»
почти согласились с Семушкиным.
Только одна Маша продолжала упорно твердить, что Сань¬
ка «не такой».
—	Эх, вы! — упрекнула Маша мальчишек Большого кон¬
ца. — Знали — и молчали до сих пор!
—	Мы бы не молчали, — вздохнул Тимка, — мы Девяткина
все утро не могли найти... Нужно, чтобы он сам во всем при¬
знался.
Из избы вышел Иван Ефимович и вслед за ним — Кате¬
рина.
Мальчишки моментально окружили их.
,— Ну что ж, — прощаясь с Катериной, сказал фельд¬
шер,— пока с вашим молодым тореадором ничего страшного.
Подождем до завтра. Поднимется температура — привозите в
больницу. Держите его в постели. Посторонних, конечно, нико¬
го. — И он выразительно покосился на ребят.
Те еще немного постояли около избы и начали расходиться
по домам.
Но в сумерки Маша и Федя вновь прибежали к дому Кон¬
шаковых. Они принесли с собой свежих огурцов и недозрев¬
ших яблок. У крыльца уже стоял Тимка и упрашивал Катери¬
ну/принять для Саньки кузовок лесной малины.
Ничего он не желает сейчас... Лежит, стонет, — отмах¬
622

нулась Катерина и упрекнула ребят: — Наломали вы дров!
Охота вам была бугая дразнить!
—	А мы не дразнили. — И Маша рассказала, как все слу¬
чилось.
—	Вот оно что! А я думала, созорновал Санька. — Катери¬
на посмотрела на Федю:—Так это ты его из беды выручил.
Ну, спасибо тебе. Теперь побратимы с ним будете.
Из избы выбежала Феня. Она держала в руках вещевой
Санькин мешок, молоток и пару сапожных колодок.
—	Мама, а молоток с колодками зачем? Санька же за ры¬
бой собрался... Ой, — испуганно шепнула она, — я ж догада¬
лась... он не за рыбой, Санька, он в город, в сапожники со¬
брался...
Катерина долго держала в руках молоток и колодки.
Неужели не сохранила она семьи, как наказал Егор, не
пристрастила мальчика к земле, к крестьянскому труду, к
школе?
—	Тима, был у вас такой сговор — в сапожники подать¬
ся?— спросила Катерина.
—	Ну, был... — потупив глаза, признался Тимка.—Только
меня мамка не пустила.
Лицо Катерины омрачилось.
—	А меня вот сынок ни в грош не ставит. Только слава, что
под одной крышей ночуем.
—	Тетенька, — разжалобилась Маша, — не говорите так!..
Может, он, Санька, из-за пшеницы перепугался... А... а теперь
мы его никуда не отпустим...
Катерина устало махнула рукой:
—	Идите-ка вы по домам.
«Не отпустим», — вспомнила Маша свои слова, когда вме¬
сте с Федей и Тимкой шагала по улице. Легко сказать, но как
это сделать? К Саньке за последнее время и так не подсту¬
пишься.
—	Колодки сапожные видели? — остановилась Маша.
—	Они с Девяткиным давно в сапожники идти надумали.
Им Евдокия все уши прожужжала, — пояснил Тимка.
—	Да как он смел из колхоза уйти? — возмутилась Ма¬
ша. — Тут все работают я не знаю как... И мать его старается...
—	А просто он свои Стожары не любит, — задумчиво ска¬
зал Федя. — Был бы я из вашего села... — Он не договорил и
долго смотрел вдоль улицы.
—	В самом деле, — не унималась Маша, — а дядя Егор с
войны вернется. «Где мой Санька? — спросит. — Как он тут?»
Неожиданно Тимка издал странный звук, словно ему сда¬
вило горло.
Маша удивленно обернулась:
623

—	Ты что, Тимка?
—	А то... судите, рядите! А ничего вы... ничего по-правиль¬
ному не знаете! А... а если не вернется дядя Егор?
—	Как — не вернется?
Тут Тимка вспомнил про свою клятву и замолчал.
Но Маша с Федей, почуяв неладное, не отступились от него.
Тимка подумал, что тайна тайной, но Саньку выручать как-
то надо. И он рассказал про его горе.
Ребята долго стояли молча.
Клочковатые, рваные тучи затягивали небо. Тревожно за¬
скрипели от ветра старые дуплистые липы. Вдалеке, за лесом,
вспыхивали зарницы. В избах зажигали лампы и коптилки.
Вот вспыхнул огонек в оконце у Андрея Иваныча.
Сколько уж раз в своей маленькой жизни дети приходили
на этот огонек!
—	Ты куда, Маша? — спросил Тимка, когда девочка круто
повернула в сторону.
—	К нам пойдемте, к Андрею Иванычу.
—	Я же слово Саньке дал... — испугался Тимка. — Теперь
по всему свету пойдет...
—	Андрею Иванычу можно сказать. Ему все можно.
Глава 30
В НОЧНОЙ ЧАС
Санька лежал в сенях. Боль понемногу утихала. Только
когда он поворачивался или сильно вздыхал, в левом боку под¬
нималась острая, колющая резь, отчего трудно становилось
дышать.
Осторожно ступали через сени мать, Феня, Никитка. За
бревенчатой стенкой сеней шептались мальчишки. Сквозь ще¬
ли Санька не раз ловил их любопытные взгляды.
Потом на крыльце мать долго разговаривала с ребятами.
'О чем, Санька толком разобрать не мог, но по отдельным сло¬
вам догадался, что речь шла о нем. И от этого было неловко
и беспокойно.
«Подумаешь, прославился!.. Быку на рога попал», — доса¬
довал он на себя. Хотелось задремать. Но голова была свежа,
сон не шел. В памяти оживали все события последних дней:
игра в лапту, помятая пшеница, собрание, слова матери:
«Осрамил он нас, Коншаковых».
—	А это правда, что вся пшеница у вас на участке по¬
гибла?— услышал Санька голос Тимки.— И помочь ничем
нельзя? А? Маша?
624

—	Как ей поможешь, если она помята... — ответила Маша.
—	Тетя Катя, а вы какого-нибудь такого лекарства не
знаете? — допытывался Тимка. — Только бы в колхозе зла на
Саньку не имели.
—	Ох, ребята, — вздохнула Катерина, — боюсь, что ничем
вы не поможете пшенице. Вот разве Андрея Иваныча спросить
или деда Захара. Может, они что посоветуют.
Санька закрылся одеялом.
«Только бы зла не имели», — не выходили у него из головы
слова Тимки.
Сумерки сгущались.
Ребята с крыльца разошлись.
По улицам с тяжелым топотом прошло стадо. Корова шум¬
но ввалилась во двор. Мать вышла к ней с подойником и, при¬
сев на корточки около тяжелого теплого вымени, завела с
коровой длинный разговор о том, как ей сегодня гулялось, хо¬
роша ли была трава на пастбище, вкусна ли вода на водопое.
Санька приподнялся с постели и охнул от боли. Но потом
схитрил — не стал поднимать левую руку, кое-как оделся и
бесшумно вышел на крыльцо.
Ноги сами повели его к дому учителя.
Вот и огонек в окне.
Ноги у Саньки сразу отяжелели, словно дорожку около
избы занесло сыпучим, вязким песком. Что он скажет Андрею
Иванычу? Как посмотрит на него? Уж не вернуться ли обрат¬
но? Все же Санька пересилил себя, вошел в дом и замер.
У книжной полки, освещенной светом лампы, рылись в
книгах Тимка, Маша и Федя. Они с удивлением посмотрели на
Саньку. Первый бросился к нему Тимка:
—	Ты почему встал? Тебе же лежать надо!
—	Андрей Иваныч где? — растерянно спросил Санька.
—	А он... он к вам ушел... Тебя проведать, — сказала Ма¬
ша и почему-то переглянулась с Федей и Тимкой. — Вы разо¬
шлись, наверное. Ты садись, Саня, подожди... Тебе не очень
больно?
Федя пододвинул ему табуретку. Санька осторожно присел,
искоса поглядел на ребят.
—	А нам Андрей Иваныч книжку какую нашел! — сказала
Маша. — Про пшеницу.
—	Что — про пшеницу? — вздрогнул Санька.
—	Слушай, я тебе прочту... очень интересно. — Федя рас¬
крыл тоненькую брошюру: — «В конце июля неожиданно про¬
шел ливень с градом, и пшеница у нас полегла. Что было де¬
лать? Но мы не сдались и вышли всей бригадой в поле. Пять
дней поднимали прибитые к земле стебли пшеницы и клали их
на бечевки, натянутые поперек делянки на колышки. Потом
625

пшеницу подкормили, и она вскоре оправилась и пошла в
рост...»
—	Это кто пишет? — спросил Санька.
—	Колхозница одна... из своего опыта. Андрей Иваныч го¬
ворит: обязательно надо по ее примеру сделать. Может, и на¬
ша пшеница поправится.
—	Только вот у нас бечевки нет, — заметила Маша.
—	Это пустяки, — оживился Санька. — У нас с Тимкой лы¬
ко в пруду мокнет. Хорошую бечевку можно сплести. Правда,
Тимка?
—	Само собой... А колышки в роще нарубим.
—	Тогда завтра и начнем! — нетерпеливо заговорила Ма¬
ша, но тут в дверях показался Андрей Иваныч.
—	Здесь он, Катерина Васильевна, не волнуйтесь, — ска¬
зал учитель, выглянув за дверь.
—	Тревога ты моя! — Катерина вбежала в комнату и
всплеснула руками. — Куда тебя понесло такого! Полдеревни
обыскала...
—	Андрей Иваныч! — поднялся Санька. — А это правда —
пшеницу спасти можно? Вы только скажите, я что угодно сде¬
лаю.
—	Ну-ну, дружок! — остановил его учитель. — Ты пока об
этом и не думай. Все, что надо, ребята сами сделают. Иди-ка
домой с матерью, ложись в постель. Бык — это не шутка.
Он проводил Катерину и Саньку до угла и вернулся к ребя¬
там.
Дома Катерина уложила Саньку в свою постель, напоила
липовым цветом, закутала в одеяло и по привычке принялась
прибирать избу. Но все валилось у нее сегодня из рук. Пол она
подмела только наполовину и, оставив веник посредине избы,
начала переставлять у печки какие-то горшки, крынки, чугуны.
«Что за напасти на мою голову!—думала Катерина.—
Молчит, давно и упорно молчит Егор. И, видно, неспроста...
Теперь это несчастье с Санькой. Что, как он останется на всю
жизнь калекой?»
В избу вошла Евдокия Девяткина. Постояла около задре¬
мавшего Саньки, повздыхала, поохала, потом присела к столу:
—	Давно бы ему в город уйти. Не угодил бы быку на рога.
—	Так это ты моему парню голову вскружила? — с изум¬
лением спросила Катерина. — От дома подался... Спасибо, со¬
седушка!
—	Малый не чета тебе, посговорчивее. Да и в разум вхо¬
дит, смекает, как к жизни надо прививаться. И ты его, Кате¬
рина, не держи. Я вот по Петьке сужу. Охоты нет, насильно
их за книжку не усадишь. Пусть уж верному делу обучаются,
время такое.. — Евдокия оглядела потемневшую от солнца
626

Катерину. — Ты бы к о себе подумала. Приросла к этой де¬
лянке, извелась вся, щепка щепкой стала... Говорят, с сорняка¬
ми никак не справишься?
—	Одолевают, Евдокия, — пожаловалась Катерина. —
Только выполешь, они опять лезут.
—	То-то вот... Сил кладешь много, а хлеба достанется —
ребят не прокормишь.
—	К чему ты речь ведешь? — насторожилась Катерина.
—	А к тому... На сторону тебе с семьей подаваться надо.
—	Да что ты говоришь такое! — вздрогнула Катерина.—
Егор тут жизнь прожил, а я вдруг кину все, уеду невесть куда,
как безродная. Он ведь какой наказ мне, Егор, оставил: «Ка¬
терина, сказал, двух грехов не прощу: ребят потеряешь и от
земли если отступишься». Да нет! Как можно!
—	Егору Платоновичу сейчас про наши дела и думать не¬
досуг,— вздохнула Евдокия. — Война.— это тебе, голубушка,
не колхоз Пушкина: и гремит и воет...
Катерина в замешательстве вскинула голову:
—	Да что ты, право, и так на душе неспокойно.
Посидев еще немного, соседка ушла.
Ночью Катерине приснился сон. Высокий небритый солдат
в порыжевшей, заскорузлой шинели стучал в окно, протягивал
узелок с бельем и просил постирать.
«К чему бы это?» — проснулась Катерина в холодном лип¬
ком поту, поднялась с постели и долго всматривалась в ноч¬
ную улицу.
Потом постояла над Санькой, потрогала его лоб и вновь
прилегла. Но сон не шел.
«Все Евдокия виновата. Наговорила с три короба — бессон¬
ницу накликала», — с досадой подумала Катерина и, подняв¬
шись, бесцельно бродила по избе, не зная, как скоротать время
до рассвета. Потом решила, пока ребята спят, посмотреть их
одежду. Собрала рубахи, кофты, штаны, где поставила латку,
где пришила пуговицу. Дошла очередь до Санькиной гимна¬
стерки. Карман на груди был разорван и заколот булавкой.
Катерина вытащила булавку, й из кармана выпали записная
книжечка, какие-то бумажки, огрызок расчески и маленькое
щербатое зеркальце.
«Растет, прихорашиваться начинает», — усмехнулась Кате¬
рина, сложила вещи в отдельную кучку, аккуратно расправила
бумажки. Одна из них оказалась конвертом с отпечатанным
на машинке адресом: «Колхоз имени Пушкина, Коншаковой
Екатерине Васильевне».
Катерина с недоумением повертела конверт в руках. Был
он засален, надорван, протерся на сгибах. Похолодевшими
пальцами Катерина вытащила из него узкую полоску бумаги
627

Прочла... И тут ей показалось, что пол дрогнул под ногами,
лампа покачнулась, застлалась туманом. Катерина тяжело
осела на лавку, ухватилась за угол стола...
Сидя в полутьме, боясь пошевельнуться, она пыталась со¬
браться с мыслями. «Как же, как же это?.. Что ж теперь де¬
лать?! Неужто конец всему?»
Похоронная смутно белела в руке. Она жгла руку. Катери¬
на еще раз посмотрела на бумажку. Вот и число и месяд.
Значит, это случилось уже давно... И она ничего не знала.
Санька все скрыл от нее. Но зачем? И Катерине многое стало
понятным. Так вот почему сын так изменился за последнее
время, стал не по годам серьезен...
Санька вдруг задвигался, судорожно замахал рукой, слов¬
но отбивался от кого, и хрипло забормотал:
—	Цыц, Петушок, цыц! Не сметь!
Катерина вздрогнула, поспешно сунула в карман гимна¬
стерки похоронную и подошла к сыну. Мальчику стало хуже,
лицо его горело, он тяжело дышал. Катерина, смочив в холод¬
ной воде полотенце, положила его Саньке на лоб, посидела
у изголовья, затем вновь потянулась к гимнастерке. Но тут
заворочалась в постели Феня, Никитка спросонья попросил
628

пить. Катерина вдруг представила себе, как сейчас ребята про¬
снутся все разом, увидят ее лицо, поймут, что случилось, за¬
ревут в три голоса, а вместе с ними взвоет и она.
«Нет, нет... Разве горю поможешь?.. Будь пока все по-ста¬
рому, — подумала Катерина. — Пусть пока и ребята ничего не
знают».
Она вложила в карманы остальные Санькины вещи, осто¬
рожно подсунула гимнастерку на старое место — Саньке под
голову. И, роняя скупые слезы, долго всматривалась в обвет¬
ренное, шершавое лицо мальчика: «Печальник мой... мужи¬
чок... Вот и детству конец. А тебе бы еще играть да бегать».
Начинало светать. Катерина вышла во двор, машинально
подоила корову, по звуку пастушьего рожка выпустила ее на
улицу и, с трудом передвигая ноги, побрела на конюшню за
подводой, чтобы отвезти Саньку в больницу.
Глава 31
„МЫ НЕ СИРОТЫ!"
Через неделю Саньку выписали из больницы.
—	Ох, Саня, перемучилась я!—только и нашлась сказать
мать. — Ну, как теперь? Подправили, здоров? Пройдись, Саня,
я посмотрю.
Санька неловко прошелся от окна до порога, потом при¬
стально посмотрел на мать — так она изменилась за эти дни.
Глаза запали, спина ссутулилась, и вся она стала сухая, ма¬
ленькая, черная, как цыганка.
—	Еще неизвестно, кому из нас в больнице надо бы ле¬
жать,— хмуро сказал Санька.
—	Мне-то с какой стати! — деланно удивилась Катери¬
на.— Солнышко меня припекло, жара-то какая стоит...—
И она принялась кормить Саньку завтраком.
Потом достала из сундука мешочек с прошлогодними лес¬
ными орехами, насыпала их горкой на стол:
—	Щелкайте тут, отдыхайте... — и, что-то шепотом нака¬
зав Фене, ушла на работу.
Но, как только за Катериной захлопнулась калитка, Феня
запрыгала вокруг брата на одной ножке и все выболтала.
Он, Санька, теперь как раненый в госпитале, а она вроде сани¬
тарки, и раненый должен ее во всем слушаться, тяжелого ни¬
чего не поднимать, из дому не отлучаться и лежать в постели.
—	Я вам покажу раненого! — обиделся Санька. — Выходи
на одну руку, всех поборю! — И, ухватив Феню с Никиткой, по¬
валил их на кровать.
629

В избу заглянула Евдокия. Она расспросила Саньку о здо¬
ровье, больнице, пожурила за отчаянный характер.
—	Мыслимое ли дело — с быком схватился! Он бы тебя
насмерть закатать мог. Петька-то мой до чего перепугался —
до сих пор во сне бугаем бредит. И зачем вам Петушок спона-
добился? Шли бы да шли с Петькой своей дорогой. — И Евдо¬
кия заговорщически подмигнула:—А теперь когда по рыбку-
то соберетесь?
Санька сделал вид, что не расслышал.
Евдокия заглянула за ситцевый полог, на кухню, где хозяй¬
ничала Феня, помогла ей загрести угли в печке, потом, порыв¬
шись в карманах, достала розовую паточную конфетку и су¬
нула девочке в руку:
—	Всё одни, всё сами... сироты вы горемычные...
—	Мы не сироты! — обиделась Феня. — У нас и тятька
есть и мамка!
Евдокия погладила Феню по волосам, покачала головой,
потом отозвала Саньку в сени и шепнула:
—	Ты поскорей поправляйся. Рыбка, она ждать не будет.
Говорила я с мачехой — она тебя не держит, иди теперь хоть
на все четыре стороны.
—	Говорила? — оторопел Санька.
Так, значит, мать знает о его сборах и не хочет его останав¬
ливать.
Но эта новость не принесла Саньке облегчения.
—	«Бедные, горемычные»! — передразнила Феня Евдокию,
когда та наконец ушла. — Какие мы горемычные! Вон у Тимки
родная мать, а спуску не дает. А меня мамка только один раз
за уши подергала, когда я в сметану пальцем залезла. И то не
больно. А тебя и совсем никогда не дергает.
Феня вдруг разжала ладонь и положила на стол липкую
конфету:
—	Вот! Не нужно мне. Пусть мухи лижут. — И она печаль¬
но посмотрела на брата. — И что это с мамкой нашей стало?
Как неживая ходит. И по ночам не спит.
—	Из-за тятьки, поди, все?
—	Из-за тятьки, само собой. И через тебя еще.
—	Через меня?
—	Знаешь, как она расстроилась, когда мешок твой разби¬
рала! А там и белье, и полотенце, и колодки сапожные... Ты от
нас уйти хотел? Да?
—	Куда уйти?! Мы с Петькой рыбу ловить собирались.—
Санька низко наклонился над скатертью, словно впервые за¬
метил, какие интересные на ней цветы и узоры.
—	С колодками-то за рыбой! —вздохнула Феня. — Так не
бывает. Мамка сразу догадалась, что ты задумал. «Ни в грош
630

он меня не ставит, — это мамка про тебя так говорила, — толь¬
ко слава, что под одной крышей живем».
«Как это ни в грош?» — хотел было запальчиво вскрикнуть
Санька, но Феня смотрела с такой укоризной, что он еще ниже
склонился над столом.
—	«И жизнь, говорит, ему наша неинтересная, — продол¬
жала Феня. — И не поговорит никогда по-людски. Все швыр¬
ком да броском». А знаешь, мамке одной как трудно! Вчера
пришла с поля, села на порожек разуваться, да так и заснула.
Уж мы ее будили с Никиткой, будили... — Феня вдруг прижа¬
лась к брату и горячо зашептала: —Ты просто глупый, Сань¬
ка... совсем глупый... Она же, мамка наша, сам^я хорошая!
Пожалуй, впервые в жизни Санька не нашелся, что отве¬
тить сестренке. Он не фыркнул на нее, как обычно, не засме¬
ялся, а только освободил руку и молча направился к двери.
У порога остановился и, не глядя на сестренку, тихо спросил:
—	Как там с пшеницей на участке у Векшина... не слы¬
хала?
—	Сказывала Маша... Они ее поднимать начали, а потом
перестали.
—	Почему?
—	Дедушка, говорят, запретил.
«Так я и знал — засыплются!» — с досадой подумал Санька
и вышел на улицу.
Утром прошел дождь, и вода стояла во всех ямках и выбои¬
нах, будто земля продырявилась от старости, и в дырках вид¬
нелось голубое небо.
Мальчишки били по лужам длинными жердями, обдавая
друг друга брызгами воды.
Стараясь не попасть им на глаза, Санька юркнул в огород
и огляделся.
Погреб в дальнем углу огорода завалился, зарос высокими
цветами иван-чая, молодыми березками; огородная изгородь
покосилась, бурьян и крапива подступали к самым грядкам.
Санька достал косу и принялся за работу.
Крапива была высокая, старая, жилистая и, падая на зем¬
лю, все старалась задеть Саньку своими злыми зубчатыми ли¬
стьями. Но мальчику казалось, что в руках у него уже не коса,
а дивный меч-кладенец, а крапива — полчище злых врагов и
он бьется с ними не на жизнь, а на смерть.
Вскоре в огород заглянула Феня.
—	Брось косу, брось! — закричала она, бегая вокруг
брата. —Мамка что наказывала? Ты больной, тебе лежать
надо!
Но Санька так широко и яростно размахивал косой, что
подступиться к нему было невозможно.
631

—	Запустили тут без меня, — ворчал он. — Не огород —
лес дремучий.
Феня посуетилась, покричала, потом отыскала грабли и
принялась сгребать крапиву в яму около изгороди.
Разделавшись с крапивой, Санька взялся за бурьян.
Неожиданно Феня оглянулась и заметила Федю и Машу.
Перегнувшись через изгородь, они с таким видом смотрели в
огород, словно видели там что-го необыкновенное.
Позади Маши стояла Долинка и жевала подол ее платья.
Но девочка ничего не замечала.
—	Косит, косит, — шепнула она Феде и полезла через из¬
городь.
Трухлявая перекладина не выдержала тяжести, переломи¬
лась, и Маша полетела в яму, набитую крапивой.
Феня прыснула в рукав. Маша мигом вскочила и, как ни
сильно обожгла ее крапива, тоже рассмеялась. Потом подбе¬
жала к Саньке и схватила его за руку:
—	Косишь? Да? И не болит ничего? Теперь все можно?
—	Можно, — кивнул Санька, — хоть завтра на сенокос.
—	Вот хорошо, Саня! А мы-то думали!.. Федя, да иди же сю¬
да!.. Ну что вы, какие... А еще тореадоры! Ну, поздоровайтесь!
Мальчики встретились глазами, потом неловко шагнули на¬
встречу друг другу и крепко, по-мужски, пожали руки.
632

Маша перевела дыхание:
—	Ну вот, давно бы так!
Долинка, точно догадавшись, что между ребятами полный
мир и согласие, скакнула в огород и, лихо взбрыкивая ногами,
принялась бегать вокруг ребят. Не стояла на месте и Маша.
Крапива давала себя знать. Девочка то пританцовывала, то,
поджав, как журавль, одну ногу, другой старалась потереть
обожженное крапивой колено.
—	Голы ноги не казать! — засмеялся Санька. — А ты по¬
плюй, где болит, или землей потри.
Потом все они присели под тополем, и Санька узнал от Ма¬
ши, что нового произошло в деревне за эту неделю.
А нового было немало.
Андрея Иваныча назначают директором семилетки. Недав¬
но они вместе с Татьяной Родионовной собирали на беседу
всех ребят, которые оставили школу, и их матерей. Разговор
был долгий. Почти все матери согласились, что детям нужно
вновь садиться за парты. Сейчас Тимка Колечкин, Ваня Стро¬
кин и другие ребята уже ходят к учителям заниматься. Зани¬
мается и Федя.
Санька растерянно заморгал глазами: ребята возвраща-*
ются в школу. Вот это новость!
—	Ты, Саня, хорошо шел по русскому языку, — шепнула
Маша, — помог бы Феде, трудно ему очень.
—	Какой я помощник... сам все перезабыл, — смутился
Санька и попросил рассказывать дальше.
—	Андрея Иваныча в колхозе членом правления избра¬
ли,— продолжала Маша. — На днях собрание было. О Ста¬
рой Пустоши говорили. Твоя мать колхозникам какую-то тет¬
радочку читала — в ней много чего про Пустошь написано.
—	Это тятькина тетрадь, я знаю, — сказал Санька. — И что
решили?
—	Решили всю Пустошь целиком поднять. Татьяна Родио¬
новна с учителем в район поехали, с планом.
—	Это да! Это по-стожаровски! — одобрительно сказал
Санька. Ему очень хотелось спросить о пшенице на пятой
клетке, но он не решался.
Вдруг Федя сам заговорил об этом:
—	На пятую клетку поглядеть хочешь?
Санька нахмурился. Разве это по-дружески — напоминать
о том, что хотелось бы забыть навсегда, как дурной сон?
Санька поднялся и взял косу. Нет, никогда ребята не про¬
стят ему гибели пшеницы. И взрослые не простят, и Андрей
Иваныч...
—	Почему гы молчишь? — допытывался Федя. — Я серьез¬
но спрашиваю.
633

—	А о чем говорить! Не удалось ведь поднять пшеницу...
—	Да он же не знает ничего!—Маша всплеснула рука¬
ми. — Как с луны свалился... — И она потянула его за со¬
бой:— Пойдем на участок скорее, сам все увидишь.
—	А дед Векшин... он же меня...
Но Маша только махнула рукой и рассмеялась.
Глава 32
„КОНШАКОВКА“
На участке ребята шумной гурьбой окружили Саньку.
—	Здоров, тореадор?
—	Как боевое ранение?
—	Поправился ты на казенных харчах...
—	Подождите, ребята, дайте ему прежде с пшеницей по¬
здороваться. — Маша растолкала мальчишек, подвела Саньку
к пятой клетке. — Здравствуйте, колоски, здравствуйте, зер¬
нышки! Это вот Саня Коншаков. Скажите ему, что вы живы,
здоровы.
В другое время Санька, может быть, и посмеялся бы над
таким странным разговором, но сейчас он молча опустился пе¬
ред посевами на корточки. Каждый смятый стебелек пшеницы
был поднят с земли, расправлен и привязан лыком к тонкой
хворостинке. Кое-где колоски увяли, сморщились. Но таких
было немного. Большинство стебельков стояли бодро, крепко
вцепившись в землю корешками.
На второй половине клетки хворостинок уже не было, но и
там пшеница была прямая, сильная, словно никогда Санькины
колени не приминали ее к земле.
—	Вы что, поднимали ее или нет? — вполголоса спросил
Санька.
—	Немножко поднимали, а потом бросили, — сказал Федя.
—	А почему же она вся выпрямилась?
—	За это твоего отца благодарить нужно.
—	Тятьку? — Санка ничего не понимал.
—	Его... Такой уж он сорт вырастил. — И Федя расска¬
зал:— Отвезли тебя в больницу, а мы — на участок. Колыш¬
ков наготовили, Тимка с Ваней Строкиным нам бечевок
наплели из лыка. Начали мы каждый примятый стебелек
поднимать да к хворостинке привязывать. Поднимем, подкор-
мочку сделаем, польем. А стебельков этих знаешь сколько!
Одну тысячу подняли, другую, третью, а им конца-краю нет.
Поясницы у всех онемели. Семушкин — так тот заболел даже.
Тебя мы честили — поди, каждую минуту икалось. А на третье
634

утро выходим на участок и видим: пшеница сама начала вы¬
прямляться. Дедушка с учителем обрадовались и говорят нам:
«Не надо теперь никаких хворостинок, это неполегающая пше¬
ница. Сама встанет». И правда, на пятый день вся она и под¬
нялась.
—	А знаешь, как мы ее назвали? — спросила Маша.
—	«Неполегающая»?
—	Нет.
—	«Стожаровка»?
—	Опять не угадал. «Коншаковка»!
—	«Коншаковка»?! — вздрогнул Санька.
—	Теперь твоего отца люди никогда не забудут, — тихо
сказал Федя.
Санька низко склонился над посевами. Он вдыхал запах
влажной земли, стеблей пшеницы, у него щемило сердце, и хо¬
рошие, благодарные слова к товарищам роились в его голове.
Но Санька не умел говорить таких слов. Он только вытащил
из кармана горсть орехов и принялся оделять всех по очереди:
—	Берите, берите, у нас дома много.
—	Дед Захар идет! — подбежал вдруг Семушкин. — Как с
Санькой то быть?
—	Он с нами работать будет, — ответила Маша. — Так де¬
душке и скажем... Правильно, ребята?
—	Правильно-то правильно, — неопределенно протянул
Семушкин, — только он ведь такой, дед Захар... кто его знает...
Невдалеке мелькнула белая дедова рубаха.
—	Я ему потом покажусь... — Санька подался за куст.
Но было уже поздно. Дед Захар подошел к ребятам, потя¬
нул носом:
—	Чую, каким духом пахнет, чую. Ну-ка, гроза плодов и
злаков, выходи на свет божий, держи ответ!
Санька вышел из-за куста и неловко одернул гимнастерку.
Маша бросилась к деду Захару, повисла у него на руке:
—	Дедушка, голубчик! Мы же вам про все сказывали... Не
стращайте вы Саньку!
—	Цыц вы, заступники! — отмахнулся старик.—Раз па¬
рень с быком в единоборство пошел, такого не застращаешь.
А вот спросить — я его спрошу... Иди-ка ближе, Александр... —
Захар пошевелил мохнатыми бровями, проницательно оглядел
мальчика. — По какую такую ты рыбку с сапожными колод¬
ками собрался? Ась?
Санька молчал.
—	Та-ак... крыть нечем. Из деревни, значит, в сторону виль¬
нул, на другую стежку задумал переметнуться. Тут батька
твой каждую делянку выхаживал, потом поливал, артель нашу
на крепкие ноги ставил, а тебе не по сердцу всё... Ну, скажем,
635

ты уйдешь, Степа, потом Алешка, Маша... А кто пожилым да
старым на замену встанет? Кто за плугом ходить будет, хлеб
растить, землю ублажать? Земля — она ведь не каждого при¬
мет, ей радеющие люди нужны, заботники, мастера первой
руки... — Захар прикрыл ладонью глаза, посмотрел на небо. —
Ты вот гляди, примечай. Вон тучка над бором зароилась. Тебе
оно невдомек, а я слышу — дождиком от нее тянет. Спорым,
мелким. Такой дождь дороже золота, он все богатство Hauie
растит. А вон пшеничка колос нагуливает, лен-долгунец на
высоту тянется, овсы в трубку пошли. Тут немец, чугунная его
башка,, повытоптал все, запоганил, а мы через два года столь¬
ко доброго повыращивали! А подожди, солдаты к домам вер¬
нутся— не такая благодать будет. Чудо у нас земля какая!
Уважительный человек от нее нипочем не оторвется.
Санька смотрел себе под ноги.
—	Про пшеницу я тебе слова не говорю, — продолжал За¬
хар.— Пока ты в больнице был, ребята грешок твой покрыли.
Да и пшеничка свое показала, спасибо Егору Платонычу. —
Он достал из-за пазухи грушу, протянул Саньке: — Отведай
вот... За мир, так сказать, да согласие!
Санька бережно взял грушу и сунул ее в карман:
—	Спасибо, Захар Митрич!
—	Ты при мне кушай, при мне! А семечки верни. Да не
проглоти ненароком какое, зубом не повреди.
—	Не спорь с ним,—шепнула Маша. — Он всех так уго¬
щает.
Санька быстро съел грушу и ссыпал коричневые скользкие
семечки деду Захару на ладонь.
—	Ну как?
—	Вкусная!
—	То-то!—довольно сказал Захар. — Теперь буду ждать,
когда ты меня такими же угостишь.
Потом дед вспомнил, что его ждут дела, и ушел.
Федя с Машей повели Саньку по участку, объясняя, где у
них какой сорт посеян, чем он знаменит, откуда получены се¬
мена. Санька слушал молча, внимательно. Остановился у
клетки с горохом, густо обсыпанным кривыми пузатыми струч¬
ками, под зеленой кожицей которых угадывались крупные го¬
рошины.
—	Сорт «отрадный», — пояснил Федя. — В локтевском
колхозе выпросили, у бригадира. Очень высокоурожайный и
засухоустойчивый.
—	Сладкий-пресладкий! Попробуй! — шепнула Маша.
—	Конечно, сорви, — разрешил Федя. — Один стручок —
это можно.
—	Раз опытный, зачем же... — отказался Санька.
636

Глава 33
МЕЧТА-ДУМА
На участке показался Андрей Иваныч.
Ребята побежали ему навстречу.
—	А, Саня! — заметил его учитель. — Вернулся? Как чув¬
ствуешь себя?
—	Совсем здоров, Андрей Иваныч.
—	Вот и ладно. Сейчас болеть не время. Я как раз доб¬
рые новости из района привез. Где там Захар Митрич? Позо¬
вите его, ребята!
Но старик и без того спешил к учителю.
Андрей Иваныч протянул ему газету:
—	Читайте, Захар Митрич, что о Стожарах пишут.
Санька заглянул деду через плечо.
Районная газета «Ленинский путь» горячо поддерживала
патриотическое начинание колхоза в Стожарах — поднять
Старую Пустошь и расширить посевную площадь. Она призы¬
вала другие колхозы подхватить почин стожаровцев, чтобы
дать .стране больше хлеба. На страницах газеты подробно
было рассказано о бригаде Катерины Коншаковой, которая
уже делом доказывает, какие богатые хлеба можно вырастить
на заброшенной земле.
—	В запевалы, значит, выходим, — повеселел Захар.—
Весь район всколыхнули.
—	И еще порадую, Захар Митрич, — сказал учитель, — я
там, в районе, «коншаковку» нашу показывал. Заинтересова¬
лись люди. Судя по всему, придется этот сорт не только для
себя размножать, а для всего района.
—	Давно бы Стожарам так жить! — Захар покосился на
ребят, потом на грядку с клубникой: — Чего ж ягоды не соби¬
раете? Переспеют. Вы бы ее того... Да и Андрея Иваныча уго¬
стить не грех.
—	Пойду Катерине Васильевне новость сообщу, — сказал
учитель и позвал с собой Саньку.
Они направились в поле.
Андрей Иваныч задумчиво смотрел по сторонам, потом
остановился:
—	Смотри вперед, Саня, — вон туда, где Старая Пустошь.
Представь, что там будет через несколько лет. Хлеба стеною
стоят, высокие, густые и с таким удивительным колосом, что
все, кто ни проходит мимо, останавливаются и спрашивают:
«Что это за пшеница такая диковинная?» — «А это «коншаков¬
ка», — отвечают людям и рассказывают, как и откуда появи¬
лась на земле эта пшеница. Смекаешь, Саня?
—	Смекаю, Андрей Иваныч, — прошептал мальчик.
637

—	А теперь сюда посмотри. — Учитель показал на деревню
с ее разномастными избами, «рытыми дранью и соломой, на
приземистые землянки, обложенные дерном. — Здесь наши
Стожары раскинулись. Новые дома с широкими окнами, элек¬
трический свет повсюду, сады кругом, тротуары на улицах.
Вон там на пригорке свой клуб, театр, там почта, радиоузел.
И живет в этом новом селе Александр Коншаков, мастер высо¬
ких урожаев, бригадир или агротехник... как ему будет угод¬
но. Бороды у него еще нет, но человек он в селе уважаемый,
старики с ним за руку здороваются, из города к нему ученые
приезжают, по радио о его работе по всей стране рассказы¬
вают.
—	Что вы, Андрей Иваныч! — смутился мальчик. — Очень
уж высоко поднимаете.
—	А ты высоко не хочешь? Предпочитаешь пониже? —
Учитель пристально посмотрел на Саньку. — А вот мать твоя
большие дела начинает, не страшится. Чем же ты думаешь
заняться?
Санька потупился и, сняв пилотку, долго тер рукавом алую
эмалевую звездочку.
—	Еще не решил? А я вот для тебя подыскал работу.
—	Подыскали?
—	Самую пока неотложную. Учиться будешь. В седьмой
класс пойдешь.
—	Андрей Иваныч!.. — задохнулся Санька.
—	Спокойно, Саня. — Учитель положил ему на плечо ру¬
ку.— Знаю про твое горе. Твои друзья мне всё рассказали...
—	Тимка?!
—	Он. И Маша с Федей всё знают. Но ты не сердись на
них. Они должны были так поступить. Я теперь понимаю, по¬
чему ты ушел из школы: думал матери помочь. А вышло
наоборот. Обидел ты ее. Она хочет, чтобы все кругом было,
как при Егоре Платоныче. Чтобы никто его мечту-думу не за¬
был. И тебя она хочет видеть таким же, как при отце: добрым
сыном, хорошим учеником в школе, первым человеком на селе
в будущем. А ты вроде сам себе крылья подбил, школу бросил...
—	Андрей Иваныч, — признался Санька, — у меня же с
математикой неладно.
—	Знаю, запустил. Остановить было некому. Но это дело
поправимое. Федя Черкашин побольше твоего горя хлебнул,
а школу не забывает. Мне твой характер, Саня, известен:
возьмешься — нагонишь. Сейчас с отстающими по математике
занимается Надежда Петровна. Будешь хрдить к ней. Нуж¬
но — ия помогу.
Учитель заметил поднимающуюся по тропинке Катерину
Коншакову, пошел ей навстречу. Санька остался один.
638

Медлительные сизые волны бесконечной чередой плыли
по пшеничному полю.
Вдали голубели квадраты овса, зеленела картофельная
ботва. Усатые колосья, склонившиеся над дорогой, щекотали
Саньке руки; отцветшие травы роняли на землю свои семена.
Пышное белое облако, закрывшее солнце, как стрелами,
было пронизано его лучами.
Вот она, родная земля! Здесь жил его отец, сейчас трудит¬
ся мать. И разве есть для Саньки что-нибудь дороже этих
мест!
Высоко в небе парила какая-то птица — не то коршун, не
то ястреб. Санька долго следил за ее сильным полетом.
Он подошел к высокому берегу реки. Плотная волна ветра
ударила Саньке в грудь, отшатнула назад, обдала смешанным
запахом сена, речной осоки, парного молока.
И мальчику вдруг захотелось помериться силой и с ветром,
и с рекой, и еще невесть с чем. Он поднял с земли плоский го¬
лыш-камень, разбежался и ловко, как умеет только мальчиш¬
ка, метнул его навстречу ветру. Камень, описав дугу, упал за
рекой.
Маша с Федей стояли у черной неподвижной речной заводи
и доставали желтые кувшинки и белые лилии.
Вся заводь была в мелких кружочках: то стрекоза ударит
крылом по воде, то проплывет малек, то упадет семечко с
дерева.
Санька прыгнул с обрыва вниз и, увлекая за собой сыпучий
песок, очутился у самой воды.
—	Хотите, цветов нарву? — крикнул он.
—	И побольше, Саня! — обрадовалась Маша, зная, что
никто, кроме него, так ловко не умеет доставать кувшинки и
лилии из самых глубоких заводей.
Санька срезал длинную, как удочка, палку и расщепил ее
на конце. Затем погрузил палку в прозрачную воду, захватив
в расщеп стебель лилии, повел в сторону, подсек, и белый
цветок, как плотица, упал на траву. Затем второй, третий...
За лилиями пошли кувшинки. Маша едва успевала собирать
цветы.
—	Хватит, хватит! Куда столько! Мне и не донести! —
закричала Маша.
Наконец, изловчившись, Санька сорвал последнюю кув¬
шинку.
—	И жадный ты, Санька! Всегда тебе много надо, —
пожурила Маша, пряча лицо во влажные, холодящие кожу
цветы с дивным запахом свежей воды.
Санька подошел к Феде и вполголоса спросил:
—	Как у тебя там насчет русского языка?
639

—	Занимаюсь... Вот только на суффиксах задержался
немного.
—	Если что нужно, ты спрашивай без стеснения. Чего
помню, подскажу.
На верху обрыва показался Никитка. По сыпучему песку,
как по снежной горке, он скатился к воде.
—	Саня, на нашу избу пчелы сели! Целый рой! — сообщил
он с таким видом, словно рой по меньшей мере уже сидел в
улье.
Санька вскочил. Пчелиный рой! Это же прямо счастливая
находка!
—	И давно сел?
—	Порядочно... Я тебя ищу, ищу...
—	Тогда бежим!
—	А ты умеешь рой снимать? — остановила Саньку Маша.
—	Приходилось.... Тятька их много ловил.
—	А может, дедушку позвать?
—	Нет. Тут лови момент. Рой ждать не будет, зараз сни¬
мется.
—	Тогда и мы с тобой! — И Маша с Федей побежали вслед
за Санькой и Никиткой.
По дороге Никитка все прикидывал, что очи теперь сделают
на вырученные от продажи пчелиного роя деньги. Первым
делом ему, Никитке, перетянут сапоги, потом купят Фене но¬
вый платок, а Саньке, если хватит денег, — широкий солдат¬
ский ремень с тяжелой светлой пряжкой вместо неказистого
узкого ремешка из сыромятной кожи, который так не подходит
к Санькиной пилотке и гимнастерке.
Показалась изба Коншаковых. Перед нею, как на часах,
расхаживала Феня.
Санька с колотящимся сердцем стал рядом с сестрой,
поднял голову и заметил на тесовом фронтоне избы, в углу
под застрехой, темный шевелящийся комок.
Оставив подбежавшего Никитку сторожить рой, как будто
тот мог помешать ему улететь, Санька бросился в избу. Маше
он приказал найти в сенях пустой кузовок, Феде — намочить
веник, сестренке — приготовить иголку с ниткой.
Сам отыскал старое сито, вырвал из него заржавленную
сетку и пришил ее к мешку.
Затем он натянул мешок на голову, так что сетка пришлась
как раз над лицом, надел материн ватник, натянул на руки
варежки, ноги обул в валенки.
—	Помогать будешь? — спросил он Федю.
Тот кивнул головой.
—	Тогда одевайся!
Совместными усилиями девочки снарядили и Федю.
640

Но второго сита в доме не нашлось, и Федину голову замо¬
тали шерстяным платком.
Толстые, неуклюжие, мальчишки вышли наружу.
Санька приказал Фене, Маше и Никитке отойти подальше
от дома — кто знает, что может случиться! Хотя он не раз ви¬
дел, как отец снимал пчелиный рой, но, по правде говоря, его
участие при этом выражалось только в том, что он подавал
отцу мокрый веник и ведро.
Девочки послушно отошли в сторону, а Никитка запрятал¬
ся в щель между поленницами.
Санька приставил к избе лестницу и начал подниматься по
перекладинам. Федя с ведром воды, березовым веником и пу¬
стым кузовком стоял внизу.
Санька ступил на последнюю перекладину лестницы. Теперь
до пчелиного роя можно было достать рукой.
Рой сердито гудел, шевелился, словно пчелы были недо¬
вольны, что так долго задержались у коншаковской избы. От
него отлетали черные искорки и, покружившись в воздухе,
вновь присоединялись к темному живому комку.
—	Веник! — шепотом скомандовал Санька вниз.
Федя обмакнул веник в ведро с водой и, быстро подняв¬
шись по лестнице, передал его Саньке. Тот, держась одной
рукой за угол избы, другой начал кропить пчел водой.
Гудение стихло. Крылья у пчел намокли, они больше не
могли взлететь. Федя передал Саньке пустой кузовок. Санька
принялся осторожно сметать пчел из угла на дно кузовка.
Но, как видно, мокрый веник утихомирил не весь рой, и
несколько пчел, вырвавшихся из кузовка, закружились над
Санькой, и одна или две из них нашли даже лазейку в сетке.
Санька глухо вскрикнул, потряс головой и ударил себя
сквозь сетку по виску, потом по щеке.
—	Кропи их, еще кропи! — сочувственно посоветовал сни¬
зу Федя, высовывая нос из платка, и в тот же миг вскрикнул
от укуса пчелы.
Наконец Санька выгреб из угла последних пчел, закрыл
кузовок дерюжкой и быстро спустился вниз. Побрызгал во все
стороны мокрым веником, отгоняя оставшихся на свободе
пчел, и облегченно рассмеялся-
—	Попались пчелки, стой, не уйдут вовеки... Отбой, Федя!
Мальчики разоблачились. Подошли Феня, Маша и Ни¬
китка.
Маша посмотрела на мальчиков и засмеялась: у Саньки
затек глаз, у Феди распух нос.
—	Красавцы вы писаные!.. Что, больно? Здорово искусали?
Никитка приложил ухо к кузовку и восхищенно шепнул:
—	Гудят! Послушайте-ка...
641

Маша тоже наклонилась над кузовком и, не утерпев, даже
приподняла уголочек дерюжки, но быстро опустила обратно.
—	Богатый рой достался, кило на два. На целый улей хва¬
тит. Вот бы дедушке такой! Он говорит, что пчелы—как зерно:
от одного роя целую пасеку развести можно. — Она оберну¬
лась к Саньке: — Ты кому его продать думаешь? В соседний
колхоз? Или на базар повезешь? А знаешь что, Саня: давай
мы его у тебя купим. Соберем деньги со всех ребят и купим.
И поднесем дедушке... вот он обрадуется! Глядишь, в Стожа¬
рах через год-другой своя пасека будет, не хуже, чем в локтев-
ском колхозе.
—	Ты это про деньги брось...—насупился Санька. Он вдруг
схватил кузовок с пчелами и сунул его в руки девочке: — Бе¬
ри вот... неси дедушке!
Маша переглянулась с Федей, перехватила сожалеющий
взгляд Никитки, который потянулся было за кузовком, и по¬
ставила кузовок обратно на землю:
—	Нет, нет! Рой ваш... Ты его обязательно продай! Вам же
обновки нужны.
—	А я говорю — забирай! — прикрикнул Санька. — Что я,
скопидом какой-нибудь или Петька Девяткин? Своему колхозу
да продавать! — И, заметив, что Маша все еще колеблется,
совсем рассердился: — Не желаешь, сам передам!..
И, считая разговор законченным, Санька поманил Никитку
и направился в избу:
—	А ты не куксись! Мало ли их, пчел, на свете! Еще рой
прилетит. Тогда я тебе, Никита... Ты только следи!
—	А я... я ничего, — вздохнул братишка. — Конечное дело,
прилетит. Я вот как смотреть буду!
Глава 34
ДРУГ ДРУЖКУ
Санька зорко следил за матерью. По утрам она не бежала
чуть свет, как раньше, собирать на работу членов звена, а
долго возилась у печки или бесцельно бродила по избе.
Нередко она возвращалась с работы еще до перерыва и,
не раздеваясь, ложилась в постель.
Заглядывала соседка, прибирала избу, мыла посуду и все
советовала Катерине пить какой-то травяной отвар, от которо¬
го все болезни, как ветром, сдувает.
—	Пройдет и, так, — безучастно отвечала та. — Простуди¬
лась я, видно... на сырой земле полежала.
Санька только удивлялся, как можно простудиться. Дни
642

стояли сухие, жаркие, и даже вечером земля хранила дневное
тепло.
Однажды поздно вечером Саньку разбудил певучий гово¬
рок Евдокии. Острый коготок коптилки царапал темноту, мать
лежала в постели, зябко кутаясь в одеяло, соседка сидела у
нее в ногах и жаловалась на Татьяну Родионовну:
—	Вызывает меня председательница вчера в правление и
говорит: «Ты, Девяткина, женщина здоровая, поработай-ка в
поле, а молоко возить мы другого поставим». А какая ж я здо¬
ровая! У меня от полевой работы поясница разламывается,
сердце заходится. И всё ведь по зависти меня очернили. Буд¬
то я торговлишкой на базаре занимаюсь... Хотя и то сказать,
какой же грех в этом! На колхозных хлебах теперь не прожи¬
вешь. Да и не с нашим здоровьишком в колхозе сидеть. Я вот
в городе была на днях, у брата Якова. В артель к себе зовет,
кладовщицей обещает устроить. Поедем вместе, Катюша! Ра*
бота и тебе найдется.
Санька насторожился.
Что это? Соседка уговаривает мать оставить Стожары, а та
покорно слушает Евдокию и молчит, молчит.
—	И ребятам полегче будет, — продолжала Евдокия. —
Петьку с Санькой в сапожники определим — они давно охоту
имеют,
Санька беспокойно заворочался в постели, потом встал и,
шлепая по полу босыми ногами, подошел к ведру, зачерпнул
ковшом воду и долго тянул ее маленькими глотками, хотя
пить ему совсем не хотелось.
—	Ты чего это полуночничаешь? — спросила его Евдокия-
—	Спал, разбудили... — Санька поднял над головой коп¬
тилку, осветил циферблат часов-ходиков, подтянул гирьку,
недружелюбно покосился на соседку. — Скоро петухи запоют...
—	И впрямь, час поздний, — поднялась соседка. — Так ты
подумай, Катюша. Добра желаю, не чужая ты мне.
Санька проводил ее, запер калитку и, вернувшись обратно
в избу, присел около матери:
—	Какие у вас секреты с Евдокией? Чего она зачастила к
тебе?
—	Знобит меня, Саня... Накрой чем-нибудь, — попросила
Катерина.
Санька укутал мать шубой.
«Сманит ее эта Девяткина, вскружит ей голову», — с тре¬
вогой подумал он, ложась в постель, и вдруг ему представи¬
лось, как мать грузит на телегу домашний скарб, заколачива¬
ет окна, вешает замок на калитку и они всей семьей покидают
Стожары.
«Я соседку и в избу не пущу, — расхрабрившись, решил
643

Санька. — Ступеньки у крыльца подпилю, пусть ноги поло¬
мает».
На другой день Катерина попробовала встать с постели и
не смогла.
Поднялся жар. Ночью она бредила, звала Егора: то умоля¬
ла его вернуться, то прощалась с ним.
Санька до рассвета не сомкнул глаз. Растерянно бродил по
избе и все спрашивал мать, не хочет ли она моченой клюквы
или квасу.
К утру жар спал, и Катерина послала сына за соседкой —
пусть подоит корову и истопит печь.
—	Не надо Евдокию, — заявил Санька, — сам управлюсь.
Взяв подойник, он вместе с Феней вышел во двор.
Лежа в постели, Катерина слышала через приоткрытую
дверь, как они долго доили корову, как Санька нежно называл
ее красоткой, умницей, а ноги ее, в черных ошметках навоза,
величал ножками и как потом — видно, так и не поладив с
коровой, — заорал на нее, что она злыдень и ее давно пора от¬
править на живодерку.
Затем прибежала Маша и попеняла Саньке, почему он не
позвал ее раньше: уж что-что, а коров она умеет доить получ¬
ше мальчишек.
Заглянули в избу Федя с Тимкой, и ребята всей компани¬
ей принялись за хозяйство. Принесли дров, воды, затопили
печь, потом яростным шепотом заспорили, рано или не рано
ставить на огонь картошку, и наконец что-то опрокинули—как
видно, чугунок с водой, потому что дрова в печи сердито за¬
шипели.
—	Стряпки вы на мою голову! — Катерина приподнялась
на локте. — Идите-ка восвояси.
А на душе было радостно, что дети так участливы к ней и
так крепко подружились с Санькой.
Пришла Лена Одинцова, резонно заявила, что мальчишкам
у печки делать нечего, отправила их за доктором, а сама с
Машей занялась хозяйством.
В полдень Иван Ефимович навестил Катерину. Он нашел у
нее воспаление легких, выписал лекарства и строго-настрого
приказал не подниматься с постели.
Когда фельдшер уехал, Катерина задремала и вскоре за¬
снула. Во сне она опять бредила, и Санька не отходил от нее
ни на минуту.
Очнулась Катерина в сумерки и не сразу разглядела сына.
Он сидел у нее в ногах, теребил кромку одеяла, по лицу его
текли слезы.
—	Дурачок... испугался, — слабо улыбнулась мать и, вы¬
простав из-под одеяла руку, потянулась к Саньке.
G44

Но он неловко сполз с кровати и отошел к окну:
—	Лежи ты, лежи!
В калитку постучали. Санька вышел и столкнулся лицом
к лицу с Евдокией.
—	Что с мачехой-то, Саня? Приболела, сказывают? Я вот
ей кисельку принесла.
—	Не требуется, — не очень любезно ответил Санька и
попытался прикрыть калитку. — Доктор сказал, чтобы лишний
народ к ней поменьше ходил.
—	Это кто же, сирота, лишний-то? — удивилась Евдокия.
—	Что вы заладили: «Сирота, сирота»! — помрачнел Сань¬
ка. — Не зовите меня так больше... и Феню не зовите! Не хо¬
тим мы!
—	Как же звать-величать прикажете?
—	А как знаете... И мать не троньте!
—	Что это за речи такие? — обиделась Евдокия.
—	Речи простые. Зачем вы ее сманиваете невесть куда? Не
сладко вам в колхозе — уходите. А нам из Стожар уходить
незачем.
Евдокия часто заморгала подслеповатыми глазами:
—	Вот ты какой... Коншаков!
—	Такой вот... А будете мать баламутить — Татьяне Ро¬
дионовне пожалуюсь. — И Санька, прикрыв дверь, запер ее на
засов.
А вечером, когда его не было дома, соседка как ни в чем
не бывало опять зашла к Катерине.
Санька не знал, что и придумать. При встрече он пожало¬
вался на Евдокию Маше и Феде.
—	Вот зуда! — возмутилась девочка. — А ты и впрямь
Татьяне Родионовне расскажи. Она поговорит с ней. Может
даже на правление вызвать.
—	Не годится так, — смутился Санька. — Что люди поду¬
мают! «Вот, скажут, какая семейка у Коншаковых. Сначала
сынок от колхоза откачнулся, теперь матка».
—	Это — пожалуй, — согласилась девочка. — Ты, Саня, до¬
глядывай за Девяткиной, оберегай мать.
—	Я и так настороже... И вы что заметите, сигнал мне да¬
вайте.
—	Само собой, — кивнула Маша.
Но за Евдокией уследить было нелегко.
Однажды, когда Санька работал на конюшне, к нему при¬
бежала Маша и сообщила, что Евдокия опять сидит у Кате¬
рины. Санька побежал к дому.
На огороде Феня обрывала с кочанов капусты разлапистые
голубоватые листья, источенные мелкими дырочками, точно
пробитые дробью.
645

—	Я что наказывал!—сердито сказал Санька.— Ухо¬
дишь из дому — калитку запирай. А ты опять Евдокию
впустила!
—	Ей-ей, Саня, я запирала. Она ж тетенька такая, через
двор, видно, пробралась.
Санька вошел через полутемные сени, пахнущие березовы¬
ми вениками, привычно нашарил скобку на двери. Но тут
дверь распахнулась, и Евдокия, чуть не сбив его с ног, выско¬
чила из избы. Потом обернулась, трижды плюнула на порог и,
что-то бормоча, выбежала на улицу.
—	Что тут было такое? — настороженно спросил Санька,
входя в избу.— Зачем она приходила?
—	Не спрашивай лучше! — с досадой отмахнулась Кате¬
рина, укрываясь одеялом. Руки ее вздрагивали, на щеках про¬
ступили красные пятна.
—	Опять сманивала куда-нибудь?
—	Опять... Все про тебя пытала... Когда ты в сапожники
подашься. Петька-то еще ждет тебя.
Санька вспыхнул и, подозревая, что мать не все договари¬
вает, запальчиво выкрикнул:
—	Ни в какие сапожники я не пойду! Так и знай! И дом
заколачивать не дам.
—	О чем это ты? Какой дом?
—	Известно какой: наш, коншаковский. И чего ты Девят¬
кину во всем слушаешь! Тише воды стала, ниже травы. Я вот
напишу кому следует...
—	Куда напишешь, кому? — вздрогнула Катерина.
—	Есть кому. Вот тятьке хотя бы. Он там воюет, пули
кругом, мины, снаряды... его каждую минуту убить может...
А ты...
Катерина подняла голову и умоляюще посмотрела на сына:
—	Зачем ты, Саня? Зачем? Опять у меня сердце перевер¬
нулось. Я ведь все знаю... Видела ту бумажку, что ты на груди
носишь.
—	Знаешь? Откуда? — задохнулся Санька, хватаясь за
карман гимнастерки.
Они долго молчали, занятые каждый своими мыслями. По¬
том, глядя в сторону, Санька глухо спросил:
—	Теперь уж держать некому... Значит, обязательно
уедешь?
—	Это ты о чем? — удивилась Катерина. — Куда уеду?
Что я —Девяткина? Это она всю жизнь мечется, легкие хлеба
ищет. Что ей колхоз? Двор проходной. А у меня и в мыслях
не было, чтобы я от Стожар куда подалась, отцово дело забы¬
ла. Тверже земли, чем наша, и на свете нет. Мне ведь здесь
каждая березка мила, каждая полянка. Только очень мне лихо
646

пришлось, когда про похоронную узнала. Так все и покачну¬
лось кругом. А тут еще Девяткина эта зудит и зудит. Всю
жизнь мою оплакала. Потом колхоз начала порочить. Меня
тут и прорвало... Ну, вот сегодня и поговорили как надо...
—	Погоди, погоди! — перебил ее Санька. — Получается,
выставила ты Девяткину? От ворот поворот показала? А я-то
гадаю — чего она весь порог наш оплевала!
—	В шею, конечно, не выталкивала. Но дорожку к нашему
дому она теперь надолго забудет.
—	Так и следует, — согласился Санька.—Я уж тут воевал,
воевал с нею...
—	Знаю, — улыбнулась мать. — Жаловалась на тебя со¬
седка. Непочтителен ты к ней. За меня, значит, тревожился?
Ну, спасибо тебе. — И она пытливо поглядела на сына: —Аты
из дому на сторону не качнешься больше? Нам теперь без отца
вот как друг за дружку держаться нужно!
—	Теперь не качнусь. — Санька сконфуженно отвел гла¬
за. — Это я тогда сплоховал малость...
Катерина поманила сына к себе и тихо спросила:
—	А теперь, Саня, у тебя дорожка какая? Пора и к комсо¬
молу льнуть.
Санька тихонько вздохнул. Что он может сказать? Он уже
давно написал заявление о приеме в комсомол. Ему казалось,
что все произойдет очень просто. На собрании Санька расска¬
жет, как он работает, сколько у него трудодней на книжке, и
все сразу поднимут за него руки.
Но Лена даже не приняла от него заявления. «Пока в шко¬
лу не вернешься, и разбирать твое дело не будем», — ска¬
зала она. Так Санька и носит заявление в кармане гимна¬
стерки.
В окно просунулась голова Петьки Девяткина.
—	Тебе что, Петя? — спросила Катерина.
—	Мать сказала, чтобы подойник вернули. И так две неде¬
ли держите.
—	Отдай, Саня, — кивнула Катерина, — он в сенцах стоит.
—	Полный разрыв, значит! — фыркнул Санька.
—	Полный, полный! — засмеялась мать. — Там еще ко¬
чережка у печки и чугунок с трещинкой. Все верни обяза¬
тельно.
Санька вынес вещи на улицу и вручил их Петьке.
—	Да,. Коншак, — спросил тот, — в последний раз спраши¬
ваю: в сапожники ждать тебя или как?
—	В последний раз отвечаю, — засмеялся Санька: — ждать
долго придется...

Глава 35
РАЗВЕДКА ДОНЕСЛА
Утром Санька направился на участок. Теперь он приходил
сюда почти каждый день, помогал ребятам полоть, окучивать,
поливать. Но этого ему было мало, и Санька придумывал всё
новые дела. Взялся починить огородный инвентарь, наточил
лопаты, сколотил и навесил новую калитку у изгороди.
—	Захар Митрич, что еще надо? — спрашивал он деда. —
Вы говорите,..
—	Да будто все уделал, — разводил Захар руками.
—	Вам суслики не мешают? Я ловушки могу приготовить.
—	Обеспечены с запасом. Алеша еще до тебя постарал¬
ся,— отвечал старик и, замечая, как мальчик частенько погля¬
дывает на «коншаковку», улыбался: «Эк его пшеничка-то при¬
ворожила! Шелковый стал».
В жаркий полдень, когда работа на участке прекращалась,
Санька с Федей забирались куда-нибудь в тень и открывали
книжки.
Правда, занятия шли не очень напряженно. Падала с дере¬
ва на книгу рогатая зеленая гусеница, пробегал по руке ры¬
жий суетливый муравей, ударял в нос густой и терпкий запах
травы, нагретой солнцем.
—	Федя, эта трава как называется? — спрашивал Санька,
отрываясь от книги: все травы казались ему похожими одна
на другую.
Федя всегда находил что ответить. Как хороший грамотей
в книге, он разбирался в деревьях, птицах, жуках. Самая
скромная травка, которую Санька раньше и не примечал,
имела у него свое имя, свои особенности. Вот наперстянка.
Из нее приготовляют капли от сердечной болезни. Отваром
из пастушьей сумки останавливают кровь, купеной лечат
ревматизм.
—	Да ты прямо травознай! — удивлялся Санька.
—	Где там... — отвечал Федя. — Вот дедушка, тот пони¬
мает природу. Позавидуешь! — И спохватывался: — Слу¬
шай, опять мы с задачкой засядем. Давай не смотреть по сто¬
ронам...
Но сегодня Санька прибежал на участок с таким видом,
что Маша даже спросила:
—	Чего светишься?
—	Понимаешь, какое дело! Вчера бились, бились над од¬
ной задачкой... ну никак! И Степа завяз. А я сегодня утром сел
и решил. Где Федя?
—	А его нет, Саня. Уехал он.
648

—	Куда уехал?
—	Никому не сказал. Собрался вчера вечером и уехал.
Дедушка грустный ходит, молчит.
—	А правда Федину мать фашисты в горящий хлеб броси¬
ли? — помолчав, спросил Санька.
Маша опустила голову:
—	Правда.
—	И родных у него никого не осталось?
—	Федя говорил, тетка была. А где она теперь — тоже не¬
известно. — Маша задумалась. — Может, Федя в совхоз по¬
ехал, поискать кого-нибудь.
—	Кого же искать-то?
—	Не знаю, Саня... — растерянно призналась девочка.
В этот день работа на участке не ладилась. Дед Захар не
появлялся. Маша с Санькой ходили притихшие, то и дело вы¬
бегали на большак, ждали, не покажется ли Федя.
Когда Санька пришел домой, Катерина сразу заметила, что
тот чем-то встревожен.
—	Опять с кем-то не поладил?
—	Да нет... — Санька отвернулся к окну. — Федя Черка¬
шин ушел куда-то... и не сказался никому.
За окном на ветру кланялась кому-то тоненькая березка, и
солнце просвечивало сквозь ее легкую одежду. Рядом, касаясь
ее ветвями, стояла молодая рябина.
—	Мама! — Санька вдруг подошел к матери и возбужден¬
но зашептал:—Если только Федя вернется, позовем его в на¬
шу семью... жить с нами. Позовем, мама?
Катерина пристально оглядела мальчика и улыбнулась:
—	Позовем, Саня... Только бы вернулся.
...Маша не ошиблась: Федя действительно поехал в совхоз
«Высокое». Но лучше бы ему там не бывать. Маленького бе¬
лого домика он не нашел, люди в совхозе были новые, неиз¬
вестные, и Федю никто не узнал.
Федя вернулся в Стожары к вечеру. Первым его заметил
на участке Санька. Он позвал Машу, и они побежали ему на¬
встречу. Вдруг Санька остановился:
—	А знаешь, Маша: давай его ни о чем не расспрашивать.
—	Так лучше, пожалуй, — согласилась девочка, и они по-
сернули обратно.
Когда на другой день ребята пришли на участок, Федя был
уже там. Он сидел на корточках у пятой клетки и что-то сни¬
мал со стебельков пшеницы. Издали казалось, что Федя соби¬
рает ягоды.
—	Ко мне, ребята! — закричал он. — Что я нашел!
Все подбежали к Феде. Он протянул им банку. На дне ее
ползали серые, невзрачные жучки.
22
649

—	Фу, какие противные! — отвернулась Зина: она до смер¬
ти боялась всяких жуков и гусениц. — И охота тебе их руками
трогать!
—	А вы знаете, какой это жучок? — озабоченно спросил
Федя. — Клоп-черепашка. Самый первый вредитель.
—	Ну тебя, Федя, — отмахнулась Зина, — вечно ты всякие
страсти выдумываешь! То блоха земляная, то клоп черепахо¬
вый...
—	Не черепаховый, а черепашка. Такое название.
Федя отыскал на пшенице клопа-черепашку, вытащил из
кармана увеличительное стекло:
—	Смотрите, что он, паразит, делает.
Санька первый захватил увеличительное стекло и прибли¬
зил его к колоску.
—	Что видишь? Говори! — тормошили его ребята.
—	Ползет себе... присматривается... Да тихо вы, не нава¬
ливайтесь... Остановился вот... Ого! Хоботок выпускает... то-
ненький-тоненький... зерно проколол... сосет. Вот зловредина!
Да он так все соки выпьет!
Санька протянул руку, чтобы снять со стебля жучка, но
Маша остановила его:
—	Дай и нам посмотреть!
Увеличительное стекло пошло по рукам.
Подошел дед Захар. Увидел в банке клопа-черепашку, на¬
хмурился:
—	Эге! Старый наш недруг. Вы где это его отыскали?
—	На овощах, дедушка, и на посевах. Вот с этой стороны
изгороди, — показал Федя.
—	Значит, из лесу двинулся. Теперь жди, валом попрет.
—	А он на поля напасть может? — спросил Санька.
—	Еще как! В тридцать пятом году эта нечисть такое на¬
творила... одни корешки от урожая остались!
—	Дедушка, — сказала Маша, — надо Татьяне Родионов¬
не сказать...
—	Вот что! — Захар посмотрел на ребят. — Степан!
Степа вскочил и вытянулся перед дедом по-военному.
—	Оставишь себе двух ребят, — дал Захар наказ мальчи¬
ку,— осмотришь и очистишь весь участок. За каждый стебе¬
лек спрошу... Федор!
—	Слушаю, дедушка!
—	Забирай всех остальных — и в поле, на разведку. Во
все глаза смотрите, много ли черепашки на хлебах. Начните с
тех делянок, что к лесу поближе. Меня в правлении искать
будете.
Федя с ребятами направился в поле. Санька немного за¬
держался и отвел Степу в сторону:
650

—	Знаешь чего... ты смотри тут, на участке. Прошу те¬
бя... — И, покраснев, бросился догонять Федю..
К полудню «разведчики» прибежали в правление колхоза.
В конторе было уже полно людей: встревоженная сообщением
деда Захара, Татьяна Родионовна срочно созвала всех бри¬
гадиров.
—	Татьяна Родионовна... вот! — С трудом переводя ды¬
хание, Федя протянул председательнице полную банку
жучков.
—	Где собрали?
—	По всему полю ходили. А больше всего черепашки на
тети Катиной делянке.
—	Вот не было печали! — Татьяна Родионовна заглянула в
банку, с досадой поставила ее на подоконник и решительно
обратилась к собравшимся: —Что ж, граждане, разведка до¬
несла правильно. Черепашка из лесу наступает. Медлить нель¬
зя. Выводите народ в поле, будем собирать вредителя рука¬
ми. — Она посмотрела на Лену Одинцову. — Катерина-то
лежит больная? Вот незадача... Что ж, Лена, бери пока брига¬
ду на себя. Управишься?
—	Уж и не знаю как, Татьяна Родионовна... Людей у нас
мало... — Лена не договорила и оглянулась: Маша дергала ее
за рукав и показывала на себя, на Федю, на Саньку. — Если
ребята, конечно...
—	Какой разговор может быть! — строго сказал дед За¬
хар. — Раз надо — все придут.
—	Мы всех жуков уничтожим! —заверила Маша.
—	Вы побольше ребят соберите, со всей деревни, — посове¬
товала Татьяна Родионовна.
Ребята вышли на улицу.
Под окном конторы стайка кур с жадностью клевала зем¬
лю, словно на ней были рассыпаны отборные пшеничные зер¬
на. Федя вгляделся и увидел, что куры клюют не зерна, а че¬
репашку. Тут же лежала пустая жестяная банка. Кто-то,
видно, опрокинул ее с подоконника.
Федя поманил ребят и показал на кур:
—	Вот кого еще на черепашку напустить!
—	Ой, правда! — вскрикнула Маша. — Я где-то читала об
этом.
* * *
На другое утро «великое воинство», как назвал дед За¬
хар многочисленную команду стожаровских ребятишек, со¬
бралось на Старой Пустоши и принялось собирать с посева че¬
репашку.
Немного позже к делянке подошли Маша, Федя и Санька.
651

В руках они держали корзины, обвязанные сверху рогож¬
ками.
—	Ну как? — озабоченно спросил Федя. — План выпол¬
нили?
—	Где там!—пожаловалась Маша. — Семь кур поймала,
а две в крапиву убежали. Уж я гонялась, гонялась за ними,
все ноги обстрекала...
—	А я своих, как миленьких, взял прямо с нашести, даже
не пикнули, — доложил Санька. — Только вот петух-дурак
крик поднял.
—	Тогда начнем! — сказал Федя.
Ребята развязали корзины и выпустили кур на посевы.
Куры расправили помятые крылья и недовольно закудахтали.
Подошла Лена.
—	А мы кур мобилизовали! — бросилась к ней Маша.
Лена посмотрела в сторону колхоза и нахмурилась:
—	А мать с бабкой знают об этом? Позволили?
—	Не очень еще знают, — уклончиво ответила Маша.
А куры между тем все еще продолжали кудахтать, словно
жаловались друг другу на столь необычное утреннее путеше¬
ствие и удивлялись, почему это кругом нет ни навозных куч,
ни заборов, а одно лишь широкое зеленое поле.
—	Не найти им жучков, — вздохнул Санька.
—	Найдут, должны найти, — сказал Федя, не сводя с кур
глаз.
—	Миленькие... дурочки, ну, идите, не бойтесь! — умоляю¬
ще шептала Маша, осторожно тесня кур поближе к посевам.
—	Маша, оглянись! — шепнул Федя.
По межнику с хворостиной в руках мелкими шажками се¬
менила Машина бабушка — Манефа.
—	Ах, негодники! — кричала она. — Чего удумали!..
—	Бабушка, — побежала ей навстречу Маша, — мы тебе
на опыте докажем... Куры знаешь как черепашку любят... луч¬
ше зерна.
—	И слушать не хочу... Неси домой наших кур! — шумела
Манефа.
Но тут бронзовый петух, принесенный Санькой, склюнул
одну черепашку, другую, потом запрокинул голову и горласто
возвестил, что на новом месте есть чем поживиться.
—	Пошли, пошли!—запрыгал Федя и зачем-то закричал
петухом, да так громко и непохоже, что едва не спугнул всех
кур.
Манефа принялась сзывать кур, но те, увлеченные охотой за
черепашкой, не обратили на нее внимания.
—	А шут с ними! — Манефа махнула рукой. — Пусть по¬
кормятся.
652

—	Бабушка, ты не убивайся, иди домой, — уговаривала ее
Маша. — Мы их к вечеру целехонькими доставим.
—	А ястреб в небе? А лиса за кустиком? — не соглашалась
Манефа. — Нет уж, сама покараулю.
Поглядывая по сторонам, она постояла около кур, но вско¬
ре заскучала, подошла к ребятам и, кряхтя, принялась соби¬
рать черепашку.
Узнав, что на хлеба напала черепашка, Катерина не вы¬
держала, поднялась с постели и тихонько побрела в поле.
Сначала она даже встревожилась: детей на делянке бы¬
ло много, и ей показалось, что они только помнут пшеницу.
Но, присмотревшись, Катерина убедилась, что все шло как
надо.
Ребятишки двигались цепью и собирали черепашку кто в
пустую консервную банку, кто в берестяной кузовочек, кто в
бутылку.
Время от времени они подбегали к межнику, высыпали че¬
репашку в яму и заваливали землей.
То и дело слышались голоса:
—	Заходи справа, окружай!
—	Не давай пощады!
Малыши носили воду и кричали на все поле:
—	Кому воды родниковой, кому воды!..
У Катерины дрогнуло сердце.
—	Заботники мои дорогие! — шепнула она и хотела было
приняться за работу, как вдруг заметила среди посевов кур.
Они жадно клевали черепашку.
Подбежали Лена и Санька.
—	Это ты с курами-то придумала? — спросила Катерина
у Лены.
—	Да нет... Ребята наши. А правда неплохое подспорье?
Мы после обеда еще кур принесем.
—	Чего лучше, — улыбнулась Катерина.
—	А ты почему поднялась? Доктор что наказывал? — Сань¬
ка строго посмотрел на мать.
—	Весь народ в поле, а я отлеживаться буду! Вот зима
придет, за все и отболеем.
—	Нельзя, тетя Катя! Идите домой, — сказала Лена. —
Без вас управимся.
—	Да что вы меня уговариваете, как маленькую! — обиде¬
лась Катерина.
—	Я бригадир сейчас. Могу и приказать, — шутливо при¬
грозила ей Лена. — Саня, веди ее домой!
—	Я вот замок на калитку повешу, — пообещал Санька.
—	Силой берете, озорничаете, — усмехнулась Катерина и,
доверчиво опираясь на плечо мальчика, побрела к дому.
653

Глава 36
ГРАД
День выдался на редкость душный, безветренный, и маль¬
чишки не находили себе места. Спастись можно было только
на реке. Сюда они и собрались. Кто нырял, кто плавал сажен¬
ками, кто прыгал с обрыва.
Санька проделал перед ребятами свой излюбленный но¬
мер водолаза под водой. Всунул в рот камышинку, в руки взял
большой, тяжелый булыжник и, погрузившись в воду с голо¬
вой, прошел по песчаному дну реки. Потом он вылез из воды и
лег рядом с Федей на горячий песок.
—	Гроза будет, — сказал Федя, посматривая на облака,
которые собирались на горизонте то в высокие башни, то в
огромные скирды.
—	А ты почему знаешь? Облака, они и обмануть могут, —
заметил Санька.
—	Я не только по облакам... Другие приметы есть. Смот¬
ри вот: клезер листочки складывает, ласточки над самой
водой летают. А цветы как пахнут... они всегда перед дождем
так.
Горячий песок обжигал тело, и мальчишки снова полезли в
воду.
Девяткин, измазав все тело черной жидкой грязью, сидел у
самой воды и занимался тем, что забрасывал всех вылезающих
из речки ошметками грязи. Больше всех, как заметил Санька,
доставалось Феде. Тот дважды пытался выбраться из воды, но
каждый раз Девяткин залеплял ему живот и грудь черной, как
деготь, грязью, и Федя вновь лез в речку обмываться.
—	Терпи, казак! — добродушно хохотал Девяткин.—
В Стожарах грязь целебная, как на курорте. Принимай ванны.
—	Ты играй, да не заигрывайся, — подошел к нему Сань¬
ка. — Чего пристаешь, как репей?
—	В опекуны записался! — Девяткин презрительно сплю¬
нул сквозь зубы. — Дружка, как телка на веревочке, водишь...
Федя пошарил в корягах, потом подплыл к Девяткину и
протянул ему влажный губчатый зеленый комок:
—	А вот эту штуку знаешь? Тоже целебная.
—	Скажешь еще! Тина какая-то...
—	Серьезно говорю. Как натрешься, так кровь и заиграет.
Испытай вот...
Девяткин недоверчиво отодвинулся:
—	Очень нужно!
—	Эх ты, тины испугался! — засмеялся Санька.
Федя еще на прошлой неделе познакомил Саньку с этой
654

речной губкой — бодягой. Сейчас Санька взял бодягу у Феди
из рук и потер себе грудь, но не очень сильно. Грудь вскоре
порозовела.
—	Хорошо! — похвалил Санька. — Сейчас бы наперегонки
с кем! — И кинул губку Девяткину: — Ну, и теперь слабо?
Подзадоренный Девяткин поднял губку, зачем-то понюхал
и осторожно провел ею по груди.
—	Сильнее надо! Как мочалкой в бане. — И Санька, не
жалея сил, обеими руками принялся натирать Девяткину
грудь, плечи, спину.
—	И ничего нет такого... Выдумали тоже! — отдувался
Петька, поворачиваясь то одним боком, то другим.
Прошло несколько минут, и тело Девяткина густо покрас¬
нело. Вдруг он вскочил, закрутился на месте, словно его обо¬
жгли крапивой, и бросился на Саньку и Федю:
—	Вы что... сговорились?
Те со смехом прыгнули в речку.
—	Голова! Это же бодяга! Ею люди от простуды лечатся!—
кричал из воды Санька. — Крепче спирта действует.
А Петька, ругаясь, катался на берегу, вскакивал, швырял
в Саньку и Федю грязью и снова валился на песок.
—	В воду лезь, в воду! — посоветовал ему с другого бере¬
га Федя. — Все пройдет.
Девяткин бултыхнулся в речку, и жжение вскоре утихло.
Но он еще долго сидел в воде и на чем свет ругал Федю и
Саньку, которые не иначе, как сговорились против него.
К полудню громоздкая, неуклюжая туча, подернутая фио¬
летовой дымкой, повисла над Стожарами.
Резкий порыв ветра пригнул траву к земле, покрыл реку
частой рябью, взвихрил сено на верхушке стога.
Сверкнула белая молния, с высоты с сухим треском уда¬
рил раскат грома, словно где разорвали огромный кусок ко¬
ленкора, и тяжелые косые струи дождя, как стрелы, пронзи¬
ли реку.
Река закипела, забулькала, на ней заплясали фонтанчики
воды.
—	Тревога! — закричал Федя и бросился к участку.
Мальчишки побежали следом. Дождь, тяжеловесный и
плотный, захватывал дыхание, слепил глаза.
От околицы, во главе с Машей и Зиной, мчалась группа де¬
вочек. На пригорке Маша поскользнулась и, как по льду, про¬
катилась по скользкой, грязной дорожке.
Все ворвались на участок. Посевы вздрагивали, клонились
к земле.
—	Побьет «коншаковку», побьет! — закричала Маша,
бегая по участку, и вдруг яростно погрозила грозовой туче
655

маленьким кулаком: — Погоди же ты, черная, погоди, лох¬
матая!..
—	По ней бы из орудия прямой наводкой, как вот по фаши¬
стам, или из «катюши», — мрачно сказал Санька, — враз бы
разнесло.
Но чем помочь посевам сейчас — никто не знал.
И тут Федя вспомнил, как спасают от ливня рассаду в пар¬
никах.
—	Ломай шалаш! Закрывай посевы! — закричал он.
Через минуту от шалаша не осталось и следа. Мальчишки,
словно щиты, подняв над головой кто лист железа, кто кусок
фанеры, кто дощатую дверцу, прикрыли клетку с «коншаков-
кой». Но щитов все же было мало. Санька с тревогой озирался
по сторонам.
За изгородью на пригорке, прибитые ливнем к траве, лежа¬
ли длинные дорожки холстов. Под кустом сидела бабка Мане¬
фа, как видно не успевшая собрать их до дождя.
Санька быстро перелез через изгородь.
В этот миг молния, похожая на огненный крест, разорвала
небо, и над головой так загремело, что бабка Манефа в ужасе
закрылась платком. А когда выглянула, то увидела, что холсты,
как живые, ползут по земле вслед за каким-то босоногим маль¬
чишкой. Манефа с криком кинулась вдогонку. Но тут путь ей
преградила изгородь. Пока старуха искала входную дверцу,
бежала через участок, мальчишки уже успели натянуть холсты
над клеткой с, пшеницей.
Манефа схватила хворостину и принялась охаживать их по
спинам.
—	Бабушка, мы ж на минутку всего! —обхватила ее сзади
Маша. — Ничего им не сделается, твоим холстам.
Ливень сменился градом.
С деревьев посыпались сбитые листья, дорожки точно при¬
сыпало солью.
Бабка Манефа вдруг схватилась за голову, ахнула и полез¬
ла под натянутые холстины.
Град гулко барабанил по листам фанеры и железа, оттяги¬
вал вниз холсты, сек ребят по рукам и головам, скатывался за
вороты рубах.
То и дело слышались восклицания:
—	Ой, мамочки! Мне по уху ударило!
—	Бронебойными садит!
—	Бабка Манефа, ау! Жива еще?
—	Гвардия, стоять насмерть!
—	Мне три шишки на лбу набило!
—	Скоро ли он кончится, проклятый!
656

—	Девчонки, — приказал Федя, — уходите! Все уходите!
В укрытие!
—	Сами уходите! — ответила Маша и вскрикнула: крупная
градина пребольно щелкнула ее по затылку.
Степа вдруг побежал по участку, сорвал с чучел соломен¬
ные шляпы и надел их девчонкам на головы.
На участке показались Андрей Иваныч, закутанный в
плащ-палатку, и дед Захар в шапке и полушубке.
—	Вот это орлы! — закричал Захар. — С градом схвати¬
лись!
Но учитель при виде столь необычного единоборства только
улыбнулся и принялся помогать ребятам держать холсты.
Вскоре град отодвинулся в сторону, пошумел еще немного
в перелеске и наконец совсем затих.
Все оглянулись по сторонам. Посевы на участке кое-где
были прибиты к земле, только «коншаковка» стояла прямая и
невредимая.
Захар растроганно посмотрел на ребят:
—	Я вам... я вам не знаю что за это... подарок сделаю... ме¬
дом угощу...
—	Бедовый народ! — вздохнула бабка Манефа. — Холсты
у меня утащили.
—	Мы ж для дела, бабушка! — сказала Маша.
—	Я разве жалуюсь! Народ, говорю, вы бедовый. Вон
шишки-то на головах, как сливы спелые. Да вы подорожник
прикладывайте, подорожник... А то еще медный пятак хорошо
помогает.
—	А теперь, битые, сеченые, марш по домам! — сказал
учитель. — Обсушиться, переодеться... Бой, так сказать, за¬
кончен.
—	А у нас без потерь, Андрей Иваныч, — заметил Федя.
—	Все равно.
Санька с тревогой поглядывал за изгородь в поле:
—	Андрей Иваныч, а как там з поле, не знаете?
—	Вот идем посмотреть с Захаром Митричем.
—	Тогда и я с вами.
Но пойти в поле пожелали почти все ребята.
Они перебрались через разлившийся мутный поток в
овражке, поднялись к Старой Пустоши и столкнулись с Кате¬
риной.
Катерина шагала впереди колхозниц, босая, без платка, с
мокрыми, слипшимися волосами.
—	Обошлось, Андрей Иваныч! — увидев учителя, сказала
Катерина. — Не задел нас град, стороной прошел. А дождь
только на пользу... А у вас, ребята, как?
—	И у нас хорошо, тетя Катя! — крикнула Маша.
657

Глава 37
ЗЕРНО
Хлеба покрывались бронзовым налетом.
По вечерам в поле согласно кричали коростели, пахло отсы¬
ревшей ржаной мукой, и луна, похожая на медный таз, висела
так низко, что хотелось подпрыгнуть и кинуть в нее камнем.
Ребятам казалось, что еще не все беды миновали и с посе¬
вами снова должно что-то случиться: выпадет град, налетят
прожорливые птицы, пронюхают про богатый урожай суслики
и мыши, заберутся на участок поросята или коровы.
Они целыми днями дежурили на участке.
Но погода стояла ясная, безоблачная. Для устрашения
птиц Степа Так-на-Так соорудил еще несколько чучел с тре¬
щотками и вертушками. Алеша Семушкин повсюду расставил
свои капканы «смерть сусликам». Суслики особого желания
умирать не проявляли, но Маша, зазевавшись, однажды уго¬
дила ногой в один из капканов, после чего три дня ходила,
опираясь на палочку, и, к немалому удовольствию Семушкина,
должна была признаться, что капкан его конструкции — штука
опасная.
Потом, когда «коншаковка» посмуглела, начались новые
тревоги. Маша по нескольку раз в день пробовала на зуб зерна
и бегала к деду Захару:
—	Дедушка, перестоит же пшеница, осыплется!
—	Ничего, ничего, — успокаивал старик, — пусть еще сол¬
нышка попьет.
Наконец «коншаковка» созрела. Тяжелые усатые колосья
клонились к земле и шуршали сухо и жарко, точно жесть.
—	Насытилось зернышко, дошло, — сказал Захар. —
Завтра на зорьке и начнем.
Но и тут без споров не обошлось.
Санька сказал, что они с Федей в момент скосят всю клет¬
ку, не оставят ни одного колоска.
Маша решительно запротестовала. Это им не трава, а сор¬
товая пшеница; они же косами так размахаются, что вымоло¬
тят все зерна.
—	Нет, мы с Зиной серпами жать будем. А вы — снопы
вязать.
—	Мы... вязать?.. — возмутился Санька.
—	И правильно, — согласился Захар. — Смекать надо, че¬
го каждое зернышко стоит. Тут тонкие руки требуются.
Как ни досадно было мальчишкам, но пришлось смириться.
С вечера девочки заготовили перевясла. Захар вызубрил
серпы.
658

Маша не утерпела и обежала с десяток колхозных изб:
—	А мы завтра «коншаковку» снимать будем! Хотите по¬
смотреть?
В воскресенье рано утром, когда пшеница была волглой и
мягкой, на участке собрались колхозницы.
Пришла Катерина со всем своим звеном, Татьяна Родио¬
новна, Андрей Иваныч, бабка Манефа.
—	Тетеньки, вы только не потопчите чего, не сходите с до¬
рожки! — умолял Семушкин, бегая вокруг женщин.
К клетке подошли Маша и Зина Колесова, стали по углам.
Серпы, как и полагается, лежали у них на плечах. Захар кив¬
нул им головой. Девочки сняли серпы и разом нагнулись, слов¬
но переломились в пояснице. Левой рукой они захватили по
полной горсти пшеницы, подвели снизу зубчатые серпы, с мяг¬
ким хрустом срезали желтоватые прохладные стебли и поло¬
жили их на перевясла. Восемь — десять горстей, и сноп готов.
—	Федя, вяжи! — кивнула Маша.
Саньке досталось вязать снопы за Зиной Колесовой. Он не
очень ловко, но сильно стянул перевясло, завязал узел.
—	А споро идут! — зашептались женщины, следя за девоч¬
ками.
—	Спины не разгибают.
—	Захват-то какой, захват!
—	Сразу видно — колхозный народ.
—	Добрые жницы растут!
Подбадриваемые замечаниями взрослых, Маша и Зина ста¬
рались изо всех сил. Серпы так и мелькали у них в руках.
Но вскоре Зина стала частенько разгибаться и потирать
поясницу.
—	Спинка заболела! — зашипел сзади Санька. — Может,
в холодочке полежишь? Тоже мне, жница-синица!
Неожиданно на колючее, как щетка, жнивье шагнула Кате¬
рина. Она раскатала засученные рукава кофты и взяла у Ма¬
ши серп:
—	Что у вас тут за пшеница такая?
Аккуратно подбирая стебелек к стебельку, она срезала
горсть пшеницы — да такую горсть, что Санька даже ахнул от
изумления, — высоко подняла ее на вытянутых руках, попесто-
вала, словно малого ребенка, и оглянулась на женщин:
—	Вот это хлебушек! Руки оттягивает, будто гирю держу.
Жалко вот, делянка-то маловата.
Катерина нажала два снопа и передала серп Татьяне Ро¬
дионовне.
—	Мы растили, мы сами и уберем! — заволновалась Маша.
—	А ты не жадничай, — засмеялась Катерина. — Всем
испробовать охота.
659

Вскоре вся пшеница с пятой клетки была убрана. До полу¬
дня снопы сушились на солнце, потом их отвезли к риге, обмо¬
лотили, провеяли и, ссыпав зерно в мешок, понесли в правление
колхоза.
Все шли серьезные, торжественные, только малыши бежали
впереди и кричали на всю улицу:
—	«Коншаковку» несут!.. «Коншаковку»!
В конторе члены правления обсуждали какие-то дела.
Ребята внесли мешок в комнату.
—	Сюда его, сюда, на почетное место! — Татьяна Родио¬
новна вышла из-за стола, приняла мешок и поставила его на
лавку в переднем углу, где висели план колхозных угодий и
диплом Сельскохозяйственной выставки.
—	Кто из вас подарок подносить будет? — шепотом спро¬
сил у ребят Андрей Иваныч.
—	Саня Коншаков, — также шепотом ответила Маша.—
Его родного отца пшеница.
—	Нет, — покачал головой Санька, — ее Федя спас. Пусть
он подносит.
—	И совсем не я, а дедушка, — смущенно отказался Федя.
—	Что еще за счеты! — остановил их Захар. — «Коншаков¬
ка» сама за себя голос подаст. А если цифирь какая нужна, у
Маши все записано.
Маша протиснулась вперед, раскрыла свой дневничок и ско¬
роговоркой принялась высчитывать, сколько зернышек было
посеяно на клетке № 5, сколько взошло, сколько стебельков
погибло от стихийных бедствий — в эту графу у нее попали и
град, и жук-кузька, и Долинка, по недосмотру забежавшая на
участок, и Санька с Петькой — и, наконец, сколько колосков
сохранилось и принесло урожай.
Кругом засмеялись:
—	Это счетовод! Свела баланец! Нам бы такого в прав¬
ление.
К мешку один за другим подходили бригадиры, звеньевые,
колхозницы, бережно брали на ладонь по щепотке зерна —
такого тяжелого, так напоенного солнцем, словно земля отдала
ему все тепло и свет, поглощенные ею.
—	Золотая пшеничка! — почтительно говорили люди.
—	Богатый хлеб!
—	Сила!
И так же бережно ссыпали зерно обратно в мешок.
Только бабка Манефа, подув на зерно, отправила его в рот.
—	Что ты, бабушка! — кинулась к ней Маша. — Целый
гектар загубила! — И, услышав смех, заспорила: — Ну да, гек¬
тар! Егор Платоныч помните с чего начал? С трех колосков.
Но бабка ничего не слышала. Закрыв глаза, она долго
660

жевала пшеничные зерна, потом громко причмокнула языком,
облизала губы и истово перекрестилась:
—	Слава тебе... Дожили до белых пирогов.
—	Ну что ж, ребята... — Татьяна Родко-новна оглядела
стоявших у порога детей. — Превеликое спасибо от колхоза.
И вам и Захару Митричу. Доброе вы зерно вырастили. Прини¬
маем его в сортовой фонд... Заприходуй, Клаша, — кивнула
она счетоводу, — трудодни молодым колхозникам начисли,
премию, все как полагается.
—	Зерно под номером пойдет или заименуем как? — спро¬
сила Клаша.
—	Есть уже название... лучшего не придумаешь, — сказал
учитель: — в честь Егора Платоновича Коншакова.
Глава 38
БРИГАДИР
Хорошо спится на рассвете! Катерина подошла к кровати
и тронула Саньку за плечо. Но сон еще крепко держал малы
чика: Санька мычал, натягивал на лицо одеяло, яростно отби¬
вался ногой. Катерина решила было не будить мальчика так
рано, но потом вспомнила, какой сегодня день, и вновь накло¬
нилась над ним.
—	Вставай, сам же просил разбудить... На Старую Пу¬
стошь выходим.
Санька открыл глаза, огляделся и сразу вскочил на ноги.
Он тоже все вспомнил. В эти дни, когда по всему району на¬
чался подъем запущенных земель, их колхоз решил наконец
взяться за Старую Пустошь. Вот почему сегодня стар и млад
двинулись к Старой Пустоши.
В первые дни колхозницы срывали кочки, засыпали землей
ямы, рытвины, корчевали кустарник. Мальчишки свозили ва¬
лежник и хворост в огромные кучи и разжигали костры. Длин¬
ные языки пламени взвивались высоко к небу и завывали,
точно сердитые псы.
Санька с Федей с таким усердием орудовали около костров,
что лица у них покраснели, как у кочегаров, волосы пропахли
дымом, подпаленные брови и ресницы закурчавились и на ру¬
бахах от стреляющих из костров угольков появились дырочки.
Затем на расчищенную Старую Пустошь выехали пахари.
Саньку по-прежнему тянуло к коням.
Как-то раз он встретил при въезде в деревню подводу, за¬
пряженную Муромцем. На ней ехала Анка Спешнева, возив¬
шая молоко в город вместо Евдокии Девяткиной.
661

Заунывно скрипели немазаные колеса, вовсю трезвонили
жестяные бидоны, но сонная, разомлевшая от жары возчица
ничего не замечала.
Санька остановил Муромца, потрогал упряжь, растолкал
Анку:
—	Смотри: седелка на боку, дуга завалилась. Колеса скри¬
пят, на сто верст слышно. Разве так стожаровские ездят? Да
я бы сквозь землю со стыда провалился!
—	Тоже мне наставник! — фыркнула Анка.
—	Наставник не наставник, а требует по делу, — подошла
Татьяна Родионовна. — Ты, Нюра, нашу колхозную марку не
порочь. Народ знаешь как судит: какова упряжь, таковы и
хозяева... Ну-ка, Коншаков, покажи, как с лошадью нужно
управляться.
Санька быстро перепряг лошадь, выровнял дугу, поправил
седелку, туго затянул чересседельник.
—	Картинка! — похвалила Татьяна Родионовна. — Вот
что, Саня: зайди-ка вечерком в правление... Поговорить надо.
Медленно тянулось время в этот день. Саньке даже каза¬
лось, что солнышко решило совсем не закатываться и светить
до нового утра. Наконец стемнело. Отказавшись от ужина,
Санька полетел в правление. У крыльца постоял немного, от¬
дышался от бега и в контору вошел неторопливым, степенным
шагом.
Татьяна Родионовна была не одна.
За столом сидели члены правления, Андрей Иваныч, Лена.
—	Вот и молодой Коншаков, легок на помине, — сказала
председательница и поманила Саньку поближе к столу: —
С конями, значит, умеешь управляться?
—	Ничего... получается...
—	И ребята тебя слушаются?
—	А как же!
—	Тут, Саня, такое дело. Жатва подходит, обмолот. Снопы
надо возить с поля, хлеб государству сдавать. А людей не хва¬
тает. Вот и решили мы на правлении транспортную бригаду
из ребят собрать. Только вот не знаем, кого за старшего над
ними поставить. Ты как, Саня, думаешь?
Сердце у Саньки упало. Значит, все еще нет ему полного
доверия... Он помял в руках пилотку, подышал на красную
звездочку и по привычке начал протирать ее рукавом гимна¬
стерки.
—	Да побереги ты свою звездочку, Саня, — улыбнулась
Татьяна Родионовна, — у тебя она и так светит, как ясный ме¬
сяц. Кого же, по-твоему, в бригадиры поставить?
—	Федю Черкашина можно... или Степу Карасева, — с тру¬
дом выговорил Санька. — Они справятся.
662

—	А я предлагаю Коншакова, — подала голос Лена и пере¬
глянулась. с Андреем Иванычем.
—	Это как понимать? — спросила Татьяна Родионовна.—
Комсомол, значит, поручается за него?
Лена обернулась к Саньке. Глаза их встретились. Санька
смотрел серьезно и твердо. «Ты же меня видела, знаешь»,—
говорил его взгляд.
—	Поручаемся, Татьяна Родионовна. Уверена в нем,— ска¬
зала Лена.
—	Татьяна Родионовна!.. — Санька подался вперед. — Да
я... да мы... я такую бригаду соберу... Мы хоть тысячу пудов
перевезем... Что хошь перевезем.
—	Только чур, — предупредил учитель, — про школу не за¬
бывать! В седьмой класс ты обязательно пойдешь.
—	Готовлюсь, Андрей Иваныч. Мы с Федей вместе за¬
нимаемся, — сказал Санька.
—	Ну что ж, — кивнула председательница. — Засучивай
рукава, молодой бригадир, берись за работу.
На другой день Санька пришел на конюшню.
—	Стосковалась я по тебе, Саня, — сказала ему Седельни-
кова. — Дали мне тут на подмогу бабку Манефу, а она к ко¬
ням подойти боится. Все крестит да увещевает их. Ты построже
здесь командуй, по-мужски.
—	Это уж как полагается, — согласился Санька.
Он вычистил конюшню, разложил траву по кормушкам, на¬
качал в колоду чистой воды.
Попасть к Саньке Коншакову в транспортную бригаду ста¬
ло заветной мечтой всех стожаровских мальчишек.
Но Санька принимал в бригаду с большим разбором. От
каждого возчика он требовал, чтобы тот мог в считанные ми¬
нуты словить, взнуздать и запрячь в телегу норовистую Лиску
и проехать на ней узким кривым проулком, ни за что не заце¬
пив осями; требовал он также, чтобы каждый возчик умел
постоять за товарища, не жаловался по пустякам взрослым.
Началась уборка хлебов. В поле замелькали яркие голов¬
ные платки жниц, белые рубахи косарей; словно большие степ¬
ные птицы, замахали крыльями лобогрейки.
В риге тонко, с посвистом завыла молотилка. Когда в ее
зубастую пасть совали жаркий шуршащий сноп, она ворчала,
задыхалась, словно пес над костью.
Из хвоста молотилки вылетала легкая шелковистая солома,
сбоку вытекало смуглое теплое зерно.
Работы молодым возчикам хватало. Они доставляли к мо¬
лотилке с поля снопы, отвозили зерно на заготовительный
пункт.
Санька знал каждую рытвину на дороге, каждый подъем и
663

спуск и мог провести обоз хоть с закрытыми глазами. За ним
упрочилась слава толкового и расторопного бригадира.
На пути' от Стожар в город лежало село Локтево, дорога
около которого после дождей превращалась в непролазную
топь. Колеса увязали по ступицу, лошади надрывались.
Однажды в этой хляби застряли три подводы. Пришлось на
себе перетаскивать мешки с зерном на сухое место, распрягать
лошадей и вытягивать телеги на руках.
Мальчишки измучились, на чем свет изругали председателя
локтевского колхоза Башлыкова.
—	Ругай не ругай, а завтра опять то же будет! — сердито
сказал Санька и вдруг решительно направился в село. — По¬
шли к Башлыкову, Федя, мы ему докажем...
Злые, измазанные грязью, ребята отыскали председателя в
правлении колхоза. Поняв, чего от него хотят, Башлыков за¬
явил. что ему сейчас не до дороги.
—	В эту топь одного камня сколько нужно вбухать, песку.
А на чем я возить буду? Где у меня подводы?
—	А мы вам поможем, — сказал Санька, — подвезем мате¬
риал.
—	Если так — другой разговор, — подобрел Башлыков.—
Помогайте!
Возчики сдержали свое слово. Возвращаясь из города по¬
рожняком, они каждый раз нагружали подводы булыжником
из речки, песком, хворостом из леса и все это сваливали около
топи.
Но Башлыков не торопился начинать ремонт дороги.
«Погоди ж, проучим мы тебя!» — решил Санька, и однаж¬
ды, не доезжая до села, молодые возчики свернули влево, а
перед трясиной поставили жердь с надписью: «Здесь топь.
Объезд влево. Председатель колхоза Башлыков».
Эту выразительную надпись локтевский председатель уви¬
дел только на другое утро и схватился за голову. За сутки
через усадьбы проехали десятки подвод и проторили новую
широкую черную дорогу.
Башлыкову волей-неволей спешно пришлось выслать к тря¬
сине людей и засыпать ее хворостом, щебнем, землей. Случай
этот стал известен по всей округе. Колхозники, встречая в пути
молодых возчиков из Стожар, первыми съезжали в сторону и
с преувеличенным почтением снимали шапки: «Наше вам! Как
там Башлыков здравствует после критики?»
Домой Санька возвращался поздно вечером, пропыленный,
обожженный солнцем. С грохотом стаскивал с натруженных
ног сапоги, степенно садился за стол ужинать.
—	Ну как, кормилец, — улыбалась Катерина, — на зиму
хлебом мы теперь обеспечены?
664

—	А как же... Сегодня по восемьдесят согок записали, —
отвечал Санька.
—	Щей-то подлить, бригадир?
—	Можно...
Часто Санька приводил с собой в избу Федю. Они вместе
ужинали, а потом, обложившись книгами и тетрадями, сади¬
лись заниматься.
Катерина укладывала Феню и Никитку спать, чтобы они
не мешали старшим, сама старалась ходить по избе на цыпоч¬
ках и даже раздобыла для мальчиков вместо коптилки семи¬
линейную лампу.
После занятий Федя спешил к дедушке, но Катерина не
отпускала его, укладывала спать вместе с Санькой, а утром
кормила мальчиков завтраком и провожала на работу.
Однажды в сумерки к избе Коншаковых приплелся дед
Захар.
Катерина встретила его у крыльца.
—	Нехорошо, Катюша! — сказал он с упреком. — Внука у
меня сманиваешь.
—	Да вы посмотрите, петухи-то наши совсем замирились.—
Катерина показала через окно в избу, где за столом занима¬
лись Санька и Федя. — Похоже, и мой за ум взялся, в школу
вернется.
Дед Захар заглянул в избу, потом осторожно прикрыл
створки окна и опустился на завалинку. Катерина села с ним
рядом, задумалась.
665

*— Захар Митрич, опять я за старое. Отпустите Федю ко
мне! Не обижайтесь, я прямо скажу: человек вы в годах, здо¬
ровье не ахти какое, не ровен час... всякое может случиться...
И опять мальчик сирота сиротой останется. А он еще птенец
бескрылый да неоперенный... Ему мать нужна.
Дед Захар, опустив голову, долго не отвечал.
—	Я внуку худого не желаю... Да ведь обидно, Катюша;
пока весна да лето — шум вокруг меня, смех, споры ребячьи.
Я сам тут вроде помолодел с ними... А как осень, и опять я
один-одинешенек...
Катерине стало жалко старика.
—	Так и вы к нам переходите, — неожиданно сказала она,
досадуя, почему такая мысль не пришла ей в голову раньше.
—	В вашу-то конуру? — удивился дед.
—	В тесноте — не в обиде, Захар Митрич. Поместимся как-
нибудь.
—	Нет, — подумав, отказался старик. — А вот, если'желае¬
те, переселяйтесь ко мне. Со всем хозяйством. У вас что —
закуток, два оконца, а у меня, как-никак, довоенный дом,
раздолье.
—	А и правда, Захар Митрич! — обрадовалась Катери¬
на.— Вот и заживем одной семьей. Пойду со своими ребятами
посоветуюсь.
Г л а в а 39
ЗКЕЗДЫ НА НЕВЕ
Ласточки, прижившиеся за лето под карнизом, сегодня
были немало встревожены: все утро в школьном дворике тол¬
пились ребята, шумно о чем-то спорили и с любопытством
поглядывали на их гнезда. Но вскоре птицы успокоились. Все
ребята куда-то ушли, и во дворике вновь стало тихо. Потом
появились две девочки и сели на крылечко.
—	Ть1 как думаешь, — спросила Маша Зину Колесову,—
сдадут наши переэкзаменовку?
—	Должны сдать... Готовились же! — рассудительно отве¬
тила подруга.
—	Еще как! А вдруг случится что-нибудь... Давай на ро¬
машке погадаем.
Девочки оборвали лепестки у десятка цветов — «сдаст —
не сдаст».
Получилось, что у Феди с Тимой все будет хорошо, а Сань¬
ка испытания не выдержит.
—	Чепуха на постном масле! — рассердилась Маша и раз¬
бросала ромашки! — Все сдадут.
665

Еще через некоторое время к школе прибежали Семушкин
и Степа:
—	Ну,, как наши? Сдали?
—	Ничего пока не известно, — сказала Зина.
Ребята побродили по пустым школьным коридорам, попы¬
тались заглянуть в класс, но Андрей Иваныч сердито погро¬
зил им пальцем.
Пришлось сидеть и ждать.
Наконец экзамены закончились. Ученики высыпали во двор.
По сияющему лицу Тимки Маша сразу поняла, что все обо¬
шлось благополучно. Тимка рассказал, что почти все ребята,
которые готовились летом, зачислены в шестой класс. Только
двоим придется пойти в пятый.
Вскоре показались и Санька с Федей.
—	С нами? В седьмой? — подбежала к ним Маша.
Друзья кивнули.
Маша хотела было на радостях крикнуть «ура», но тут
взгляд ее упал на старую березу в школьном саду, и она шеп¬
нула Саньке:
—	Помнишь, что написал?..
Санька смущенно покосился на ребят:
—	Ладно... потом!
Но Маша подняла кусок стекла, подбежала к березе и при¬
нялась соскабливать со ствола слово «прощай». Подошли к
дереву и остальные школьники.
Но надпись, зарубцевавшаяся за лето, прочно держалась
на коре березы.
—	Отойди, я сам! — Санька отстранил Машу от дерева,
достал складной нож и перечеркнул «прощай». Потом огля¬
нулся на ребят и выцарапал новое слово.
—	«Здравствуй, школа!» — прочел Федя. — Это и мне под¬
ходит.— И, взяв у Саньки нож, нацарапал внизу свое имя.
—	Дайте и я распишусь! — закричал Тимка.
—	Пожалейте вы березу-мученицу! — подошел сзади
Андрей Иваныч и, разглядев, что написали ребята, улыбнулся.
Постояв еще немного у березы, учитель вместе с детьми
пошел к Стожарам.
Они поднялись на пригорок и невольно остановились.
В прозрачном воздухе и ярком свете солнца луга, нивы, де¬
ревья были так свежи и красочны, словно их прибрали к
большому празднику.
Шумели на ветру раскидистые старые ивы у реки, и в гла¬
зах рябило от серебристого блеска их листьев. Ослепительные
тугие облака, похожие то на ветки с яблоневым цветом, то на
белогрудых лебедей, плыли в просторном небе.
Скошенный луг за рекой покрылся такой густой и сочной
657

отавой, что, как ни старались коровы и телята выщипать ее,
луг неизменно хранил свой изумрудный блеск.
С полей несло запахом меда, печеного хлеба и еще чего-то
невыразимо сладкого и приятного.
Из-под ног, как резиновые, упруго вспрыгивали кузнечики,
ударялись в лицо. Кругом неумолчно звенело и стрекотало.
—	Хорошо-то как! — невольно вырвалось у Маши.
—	Что хорошо? — не поняла Зина Колесова.
—	И поле, и всё... И луг наш, и лес, и речка. И облака на
небе. Так бы вот шла и шла... Я так думаю: лучше, чем у нас
в Стожарах, нигде и на свете нет.
—	Облака, поле... эка невидаль! — хмыкнул Семушкин.—
Не знаешь еще, какие есть на свете места, географически не¬
обыкновенные. Вот в субтропиках бы пожить! А про наши
Стожары и не знает никто.
—	Чем же плохи Стожары? — сказал Андрей Иваныч.—
Я вот, бывало, на фронте, на привале где-нибудь, глаза закрою,
а Стожары, как живые, передо мной. И речка плещет, и белая
тропка через поле бежит, и хлебом пахнет. А то еще ночью
поднимешь голову к небу, когда нет на нем ни туч, ни облаков
и все звезды, большие и малые, в сборе, и залюбуешься.. Такая
красота над тобой, такой простор — слов не находишь, чтобы
выразить все это. А вглядишься в звездное небо и начнешь
понимать, из чего вся эта красота складывается: вот Большая
Медведица, вот Малая, там созвездие Тельца, Геркулеса, Дра¬
кона, Козерога. И каждое занимает свое определенное место,
загорается в положенный час. Отыщешь в этом огромном
звездном мире скромное, маленькое созвездие Стожары. «Ага,
думаешь, и без тебя не обошлось!» Не забыли, друзья мои, где
находится это созвездие?
—	Помним, Андрей Иваныч. Мы часто на него смотрим,—
сказала Маша.
—	Во так и наши земные Стожары, — продолжал учи¬
тель. — Затерялись они среди просторов родной земли и светят
людям вместе с другими большими и малыми звездами.
—	Андрей Иваныч!—Маша, покусывая травинку, посмо¬
трела на небо, хотя там никаких звезд еще не было. — Знаете,
чего я хочу? Чтобы наши Стожары ярче всех светили... как вот
Большая Медведица или звезда Полярная. Чтобы нас издале¬
ка все видели. И кто по морю плывет, и на войне воюет, и в
Москве живет. Как посмотрят люди на звездное небо и ска¬
жут: «Что это там так ярко горит и не гаснет? Какая такая
новая звезда народилась?» А астрономы-звездочеты им отве¬
тят: «Это не новая звезда, это очень старое созвездие Стожа¬
ры. Только мы еще сами не понимаем, почему оно так ярко
разгорелось».
663

—	А вся причина, оказывается, в том, — улыбнулся
учитель, — что в Стожарах живут такие замечательные
ребята...
—	А что вы думаете, Андрей Иваныч! — раскраснелась Ма¬
ша. — Нам вот только подрасти чуток. Чего мы только для
колхоза не сделаем! Я учиться поеду. На агронома или по
селекции. А потом опять в родные Стожары вернусь. Пшеницу-
трехколоску выращу. Чтобы раз посеять, а урожай три пяти¬
летки подряд собирать. И чтобы не боялась ничего та пшени¬
ца: ни холода, ни жары, ни града. Так и назову: «стожаровская
бессмертная». Про нее потом во всех ученых книжках напи¬
шут. Или нет... Я лучше в саду работать буду. Виноград за
сараями выращивать. Яблоки. Крупные-крупные, чтобы боль¬
ше одного не съесть...
—	Вот жадная, все захватила! — улыбнулся Санька, пере¬
глянувшись с ребятами. — А нам что же останется?
—	Вам? — задумалась Маша. — Работы всем хватит. Ты,
скажем, погодой можешь управлять. Сидишь в кабине под са¬
мыми облаками и принимаешь заявки по радио. «Алло, алло,
дежурный по погоде слушает. Кто говорит?» — «Колхоз имени
Пушкина». — «Что заказываете?» — «Дождь на сорок пять
минут». — «Какой вам? Ага, помельче, вроде грибного. Есть.
Заказ принят. Прошу приготовиться». И пожалуйста, вклю¬
чаешь дождь на сорок пять минут.
—	Погодой управлять — это здорово! — развеселился Се¬
мушкин.— Ну, а мне какая работа будет?
И, наверное, добрая Маша всем бы подобрала подходящее
занятие, если бы не Зина Колесова, которая сказала, что все
это фантастическое, как у Жюля Верна.
—	У тебя все фантастическое, что на грядке не растет! —
обиделась Маша.—А вот погоди, война кончится... Вся наша
земля станет красивая и полезная... Правильно, Андрей
Иваныч?
—	Думаю, что так и будет, — ответил учитель. — Когда че¬
ловек большую мечту имеет, он всего может достигнуть. Осо¬
бенно на такой земле, как наша.
Дойдя до Стожар, ребята распрощались с Андреем Иваны¬
чем, но Санька почему-то медлил уходить домой.
К учителю подошла Лена. Она пригласила его на собра¬
ние — сегодня вечером комсомольцы будут принимать в свои
ряды новых членов.
У Саньки заколотилось сердце.
—	А мне теперь можно к вам? — тихо спросил он.
Лена посмотрела на Андрея Иваныча.
—	Я бы, пожалуй, голосовал «за», — сказал учитель, поко¬
сившись на мальчика. — Саня свое наверстал.
669

—	Ия руку подниму, — улыбнулась Лена. — Неси скорее
заявление.
—	А у меня уже есть! — Санька полез в карман гимнастер¬
ки, вытащил помятую, истертую на сгибах бумажку. — Нет,
не годится... Я лучше новое напишу.
—	Обязательно новое, — сказал Андрей Иваныч.
Глава 40
БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ
В воскресенье Коншаковы переселились в избу к Векшину.
Перевезли на двух подводах свой небогатый скарб, перевели
корову. На прощание Санька с матерью сходили к тополю на
усадьбе. Хорошо бы и его переселить на новое место. Но де¬
ревцо глубоко сидело в земле корнями, и жалко было его
тревожить.
—	Ничего, мы весной черенок от него возьмем, — успокои¬
ла сына Катерина, — под окном посадим.
В полдень, когда новая, большая семья Коншаковых села
обедать, в избу вошел Андрей Иваныч:
—	Поздравляю, Катерина Васильевна!
—	Опять с новосельем? Так уж поздравляли, Андрей Ива¬
ныч, еще третьего дня!
—	Нет, по другому поводу. В колхозной семье хорашая хо¬
зяйка нужна. Вас, Катерина Васильевна, председателем прав¬
ления выдвигают.
—	Меня? — Катерина поднялась из-за стола и покосилась
на детей. — Хоть перед ребятами-то меня не конфузьте, Андрей
Иваныч.
—	Нет, зачем же... Разговор серьезный. Про Татьяну Ро¬
дионовну слышали? Забирают ее от нас на районную работу.
Я сегодня в райкоме партии был. Там намечали, кого в Сто¬
жары вместо Татьяны Родионовны порекомендовать. Остано¬
вились на вас. Меня спросили. «Лучшей, говорю, хозяйки не
найти».
—	Так и сказали? — Катерина умоляюще поглядела на
учителя. — Откуда же я силы возьму?
—	Силы вам не занимать стать, — улыбнулся учитель.
Катерина задумалась:
—	Дайте мне хоть в себя прийти...
В этот день она никуда не пошла, хозяйничала по дому,
старалась наедине собраться с мыслями.
Вечером в доме Векшина собрались колхозницы. Расспро¬
670

сили Катерину про новоселье, оглядели прибранную простор¬
ную избу, потом присели на лавку.
—	Мы тут тебя в хозяйки прочим, Катюша... Вместо Татья¬
ны Родионовны, — сказала Василиса Седельникова. — Очень
ты людям нужна сейчас. Вот и скажи нам: будет твое согла¬
сие?
—	Отказываться и думать не смей, — поддержала Седель-
никову Пелагея Колечкина, — народ все равно заголосует. Раз
ты его в дело втравила, подняла, веди до конца.
Катерина подняла голову. На нее смотрели участливые,
ждущие глаза подруг. А позади женщин она заметила Сань¬
ку. Ей показалось, что мальчик кивает головой и требователь¬
но шепчет: «Берись, берись! Твое это дело». Катерина вспом¬
нила нелегкие военные годы, прожитые вместе с женщинами,
и, как никогда, почувствовала, как дорога ей большая колхоз¬
ная семья.
Она глубоко перевела дыхание и обхватила за плечи ря¬
дом сидящих женщин:
—	С вами я, подруги мои, с вами...
Колхозницы разошлись. Катерина, проводив их до угла,
вернулась в избу. Санька стоял к ней спиной и пристально
рассматривал развешанные на стене фотографии отца.
Катерина неслышно подошла сзади и привлекла мальчика
к себе. Санька вздрогнул, но не отстранился.
—	Будем жить, Саня! Не одна я... И Федя с нами... Вон
ты какой у меня вырос, чисто отец. — Катерина затуманенны¬
ми глазами заглянула мальчику в лицо, пригладила непокор¬
ные вихры. — Это ты мне твердости-то прибавил, ты, сынок!
—	Проживем, — доверчиво ответил Санька, и слово, кото¬
рое всегда с трудом сходило с его губ, в этот раз выговорилось
легко и свободно: — Обязательно проживем, мама!
Потом он вышел на улицу. Около крыльца стоял Федя.
Клочковатая туча, с полудня пытавшаяся нависнуть над
Стожарами, так и не дотянула до деревни, прошла стороной
и теперь, недовольно ворча, уползала за горизонт.
Свежий ветер не спеша прошел над землей, пригладил
взъерошенную траву, пошептался о чем-то с деревьями, слов¬
но спросил, готовы ли они встретить завтрашнее утро, и замер.
Небо расцветилось звездами.
Мальчики запрокинули голову вверх. В глубине безбреж¬
ной рекой тек Млечный Путь.
Среди огненных колесниц, светозарных коней, серебристых
цветов и веток, среди широкого звездного жнивья Санька оты¬
скал небольшое созвездие из семи маленьких звезд и улыбнул¬
ся им, как добрым старым друзьям.
—	Федя, ты нашел Стожары?
671

—	Вижу.
—	А правда, если на них долго смотреть, они кажутся
большими-большими?
—	И горят ярче.
К мальчикам подошла Катерина:
—	Что вы там на небе увидели?
—	Смотри, мама, вызвездило как, — сказал Санька.
Катерина, подняв голову, долго смотрела на звездное небо:
—	Будто пшеницу рассыпали... Хороший денек будет
завтра!

КОГДА ГЕРОЙ ПЕРЕСТУПАЕТ СТРАНИЦЫ...
Большое счастье для писателя, когда герой его произведения, перешаг¬
нув страницы книги, уходит далеко в жизнь, множа с каждым днем ряды
своих друзей и единомышленников, являя собой достойный пример для
подражания. Так было с гайдаровским Тимуром. Родившись на страницах
повести, он стал подлинным вожаком наших ребят, а именем его вот уж
сколько лет называют замечательное патриотическое движение пионеров —
тимуровское движение.
Так было и с Володей Дубининым из «Улицы младшего сына» и с Са¬
ней Коншаковым из «Стожар»...
Не только на солнечном побережье Черного моря, где живут земляки
Володи Дубинина, есть школы и пионерские дружины, носящие его имя.
В далеком заполярном городе, который можно назвать городом Труда и
Мужества, я подружился с ребятами, пионерское знамя которых тоже бы¬
ло окрылено именем юного героя из Керчи. Эти ребята во всем помогают
своему молодому городу, поднимающемуся среди недавно еще дикого и
безлюдного края.
Хочется хоть немного рассказать о делах этих пионеров, которые на¬
зывают себя «дубининцами»...
На улицах родного города ребята с гордостью показывают: «Это наш
дом! Мы его строили!» И в самом деле, школьники с успехом проходят
практику на строительстве жилых домов, и теперь они уже не просто уче¬
ники, но и штукатуры, плотники, каменщики. У них есть профессия! Да
еще какая замечательная — профессия строителей! Многие в Заполярье
получают сейчас новые квартиры. Но вот с мебелью (чего уж скрывать!)
дела иногда обстоят неважно: в новые «жилые цехи» приходится въезжать
со «старым оборудованием». И ребята-дубининцы приняли решение: «В сво¬
их столярных мастерских будем изготовлять столы, и стулья, и этажерки.
Придем на помощь мебельным фабрикам!» Не подумайте, пожалуйста, что
ребята переоценили свои силы. Нет, представьте себе, их мебель поступает
в магазины и пользуется большим спросом.
Имя Володи Дубинина, пример его короткой, но большой, героической
673

жизни вдохновляет этих пионеров на многие, многие другие патриотические
дела. Так вот и живет герой, пришедший со страниц повести, в сердцах де¬
тей, родившихся в романтичнейшем крае ледяных ветров, суровой поляр¬
ной ночи и светлого, высокого человеческого мужества...
А в одном из уральских сел зародился еще один благородный пионер¬
ский почин, подсказанный хорошей детской книгой. Ребята в этом селе
именовали себя «стожаровцами». Делом чести считали они хоть в чем-то
походить на героев повести «Стожары». Они первыми выходили на расчи¬
стку занесенных снегом дорог, выводили в своей школьной лаборатории
новые сорта полезных растений, а в плодово-ягодном питомнике каждый
год выращивали десятки тысяч саженцев и рассылали во все близлежащие
районы и колхозы- Пионеры работали штурвальными на комбайнах, забот¬
ливо ухаживали за колхозным молодняком. И на все эти замечательные
дела ребят тоже вдохновили герои любимой книги!
Да, значит, не только на книжных страницах, айв самой жизни по-
боевому, воистину по-пионерски действуют сегодня Володя Дубинин и
ребята из «Стожар» во главе с Саней Коншаковым. И недаром приходят
десятки писем, адресованных непосредственно юному герою из Керчи: чи¬
татели не хотят верить в его гибель. Для них Володя — вечно живой, все¬
гда готовый на подвиг, на хорошее, благородное дело. «Ответьте, пожа¬
луйста, где находится село Стожары. Я долго искал по карте, но ведь там
указаны только города, а сел нету... Мы в колхозе тоже хотим во всем
помогать своим старшим товарищам, и вот нам очень нужны советы Сани
Коншакова: ведь он-то уж знает, как это все нужно делать! Пришлите, по¬
жалуйста, поскорее Санин адрес!» И таких писем, адресованных юным ге¬
роям «Стожар», тоже огромное множество.
Читательские письма... Есть в Москве единственный в мире Дом дет¬
ской книги. В шутку говорят, что он расположен в самом «литературном
районе» столицы: на улице Горького и рядом с площадями, носящими име¬
на Пушкина и Маяковского. Нелегко приходится почтальонам, которые об¬
служивают этот дом: их сумки всегда переполнены ребячьей корреспон¬
денцией. Ведь на каждой из книг, изданных Детгизом, вы можете прочи¬
тать: «Свои отзывы присылайте по адресу: Москва, улица Горького, 43».
И вот юные читатели пишут... Они пишут потому, что многие, очень мно¬
гие произведения о детях и для детей взволновали их сердца, потому что
они поверили в очень многих героев, которые из «литературных» давно .уже
превратились в живых, реально существующих и шагающих в могучем
семнадцатимиллионном пионерском строю.
Имя хорошего детского писателя в сознании ребят всегда неразрывно
связано с именами и поступками героев его произведений. На одной чита¬
тельской конференции школьников спросили: «Знаете ли вы писателя Льва
Кассиля?» Ответом был горячий, взволнованный разговор, который сразу
же возник в зале о «Кондуите и Швамбрании», о «Дорогих моих маль¬
чишках», о «Великом противостоянии», о «Черемыше—брате героя», о
«Вратаре республики», о «Раннем восходе»... И, конечно же, об «Улице
младшего сына». Имя Кассиля юные читатели воспринимали только в связи
674

с десятками значительных и веселых, романтичных и трагических, забавных
и героических событий и историй, не свидетелями, а прямо-таки непосред¬
ственными участниками которых сделал их любимый писатель.
«Я люблю, чтобы в книге все время что-нибудь происходило!» — пишет
один паренек в Дом детской книги. И вот в книгах Льва Кассиля и в са*
мом деле все время «что-нибудь происходит »: его герои — народ непо¬
седливый, неугомонный, ищущий, всегда готовый, как говорил Маяков¬
ский, «творить, выдумывать, пробовать». Это Лев Кассиль первый расска*
зал нам о трудовом подвиге, свершенном молодым поколением рабочего
класса в дни войны («Дорогие мои мальчишки»), это он в своем знаме¬
нитом «Черемыше» и других книжках завел с юным читателем глубокий
и умный разговор о пионерской чести, это он и писатель М. Поляновский
в повести «Улица младшего сына» одними из первых в советской литера¬
туре воспели героизм нашей пионерии в незабываемые годы смертельной
и победной борьбы с фашизмом.
В одной из школ ребята буквально замучили вопросами Макса По-
ляновского. Речь в тот день шла о его документальных повестях, в которых
писатель оставался верен своему завидному умению находить людей, что
уже при жизни своей стали легендой, «отыскивать» документальные, то
есть не выдуманные, истории, способные зажечь и окрылить воображение
юных читателей.
А заговорите в любой детской библиотеке об Алексее Мусатове, и ре¬
бята немедленно переведут этот разговор на Саньку Коншакова из «Сто¬
жар» или на Костю Ручьева из «Дома на горе». Можно с уверенностью
сказать, что Саня и Костя давно уже стали вожаками и помощниками ты¬
сяч и тысяч наших сельских пионеров. И не только наших! Будучи в Че¬
хословакии, я убедился, что и чешские пионеры часто по душам беседуют
с мусатовскими героями, подражают им, берут с них пример.
У Алексея Мусатова — своя тема, верность которой он пронес через
все свои произведения, начиная с юношеских повестей «Шанхайка» и «Ше-
камята» и кончая последними значительными повестями «Большая весна»,
«Земля молодая». Что же это за тема такая, которой писатель решил по¬
святить всю свою творческую жизнь? Это благородная тема воспитания
в труде. Книги Мусатова утверждают, что в труде закаляются не только
молодые руки, но прежде всего — молодые сердца, воспитываются и пере¬
воспитываются юные характеры.
В повестях «Стожары» и «Дом на горе» Алексей Мусатов одним из
первых заговорил о связи сельской школы с жизнью колхозного села, го¬
рячо призвал сельских школьников быть патриотами родных колхозов,
оставаться в них после десятилетки, посвящать все свои силы и знания
упорной патриотической борьбе за процветание и богатство родных сел
Бывший учитель, Алексей Мусатов в своих лучших произведениях вы¬
соко поднял «образ сельской школы». Это для него «дом на горе» — маяк,
освещающий подрастающему поколению путь в будущее. «Когда школа
высоко стоит, ее издалека видно. И со всех сторон. И из нее все хорошо
заметно, что кругом делается. А потом, если школа на горе, ее всегда
675

свежий ветер обдувает и солнца в ней много». Эти слова Кости Ручьева
могли бы стать эпиграфом ко многим повестям и рассказам писателя.
Вот еще одно читательское письмо: «Нам жалко, что Володя Дубинин
и Саня Коншаков не встретились друг с другом. Ведь они жили и боро¬
лись в одно и то же время — в годы Отечественной войны. Только Володя
сражался с фашистами прямо у них в тылу, а Саня в деревне заменил тех,
кто ушел на фронт. Если бы они встретились, то обязательно подружились
бы. Мы уверены!..»
Да, очень многое роднит между собой образы Володи и Сани: оба
они — воспитанники пионерской организации имени Владимира Ильича
Ленина, оба они с честью носили и носят высокое, гордое имя — юные
ленинцы!
Могут сказать: «Но ведь Володя Дубинин жил и боролся на самом
деле, а Саня Коншаков придуман автором книги...» Нет, и Саня тоже не
«придуман»: его чувства, его помыслы, его свершения тоже пришли в кни¬
гу из самой жизни. Перелистай летопись нашей пионерской организации,
и ты найдешь на ее страницах и Володю Дубинина, и Саню Коншакова, и
сотню их родных братьев и сестер, для которых священным стал боевой
и мужественный клич: «Всегда готовы!»
Не случайно повести, рассказывающие о жизни и подвигах двух
юных патриотов, помещены в томе библиотеки, посвященной сорокалетию
нашей пионерской организации. По таким, как Володя Дубинин и Саня
Коншаков, равняет свой шаг каждый, на груди которого языками алого,
негасимого пламени горит пионерский галстук!
Анатолий Алексин

СОДЕРЖАНИЕ
Л. Кассиль, М. Поляновский
УЛИЦА МЛАДШЕГО СЫНА
Рисунка И. Ильинского
Улица в Керчи	*	7
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РАСТИ, МАЛЬЧУГАН!
Глава I. Надпись в подземелье		13
Глава II. Владелец ртутной капли 		27
Глава III. Флаг отца	42
Глава IV. Буква к букве	61
Глава V. «Верное слово, точное время»	75
Глава VI. Пионерская душа 	83
Глава VII. Научная экспедиция	104
Глава VIII. Земля и небо 		119
Глава IX. Испытания		140
Глава X. «С + С»	163
Глава XI. Берег пионеров			182
ЧАСТЬ вторая
ПОДЗЕМНАЯ КРЕПОСТЬ
Глава I. Не взяли		 :	195
Глава II. Сердце горит		206
Глава III. Орлик и Соколик 		225
Глава IV. Тайна дяди Гриценко	236
Глава V. Прощай, белый свет!	248
Глава VI. Подземная крепость 	260
677

Глава VII. Внизу и наверху	....... 275
Глава VIII. Первая вылазка ?	.	295
Глава IX. Камень на сердце .	*	314
ГлаваХ. Насчет овса	330
Глава XI. Свидание со звездами	355
Глава XII. Сражение под землей	368
Глава XIII. В пылающих недрах	385
Глава XIV. «Глаза и Уши»	399
Глава XV. Погребены в камне	.	*	.	.	.	,	419
Глава XVI. Последняя разведка	. 			 438
Глава XVII. С Новым годом!	457
Володина улица'. (Эпилог) 	.	, 				475
Спустя двадцать лет. (Послесловие) .	.  .	.	.	s	.	483
А. Мусатов
СТОЖАРЫ
Рисунки В. Колесникова
Глава I. Письмо . *	...... 495
Глава 2. Весна 		499
Глава 3. Три колоса 	503
Глава 4. «Хозяйство Векшина»	508
Глава 5. Быстрота и натиск	512
Глава 6. Мальчик в ушанке			518
Глава 7. Терем-теремок	520
Глава 8. Своими глазами		 526
Глава 9. За околицей	530
Глава 10. На почте	535
Глава 11. Земля	540
Глава 12. На помощь 		546
Глава 13. «Первопричина» . . . 		550
Глава 14. Без хозяина дом сирота	555
Глава 15. «Прощай, школа!»	559
Глава 16. Нельзя молчать		 565
Глава 17. Конюх					568
Глава 18. От ворот поворот ,		572
Глава 19.	Пилотка . 		*	576
Глава 20. Коси, коса!		 580
Глава 21. С возами		586
Глава 22. В дождливый день		 590
Глава 23.	Встреча . .	. . 		*	596
Глава 24.	Клетка № 5	.	600
678

Глава 25. Лапта . 			 . ; 605
Глава 26. Саранча		"	* 609
Глава 27.	По рыбку	613
Глава 28.	Бой с Петушком	618
Глава 29.	На огонек	621
Глава 30. В ночной час			...	624
Глава 31.	«Мы не сироты!» 		629
Глава 32.	«Коншаковка»	634
Глава 33.	Мечта-дума	637
Глава 34.	Друг за дружку	642
Глава 35.	Разведка донесла	648
Глава 36. Град 		.- 654
Глава 37.	Зерно			658
Глава 38.	Бригадир	661
Глава 39.	Звезды на небе	666
Глава 40. Большая семья ?	*	670
А. Алексин. Когда герой переступает страницы..
673

Оформление Н. Мунц
БИБЛИОТЕКА ПИОНЕРА
Кассиль Лев Абрамович
Поляновский Макс Леонидович
УЛИЦА МЛАДШЕГО СЫНА
Мусатов Алексей Иванович
СТОЖАРЫ
Ответственные редакторы
З. С. Карманова и И. В. Пахомова
Художественный редактор
М. Д. Суховцева
Технический редактор
В. К. Егорова
Корректора
В. П. Кучерова и Т. Ф. Юдичева
Сдано в набор 21/XII 1961 г. Подписано к
печати 2/II 1962 г. Формат 60Х90 1/16 —
42,5 печ. л. (40,56 уч.-изд. л.). Тираж
200 000 экз. Цена 1 р. 47 к. А04061.
Детгиз. Москва, М. Черкасский пер.. 1.
* * *
Фабрика детской книги Детгиза
Москва, Сущевский вал, 49. Заказ № 2017.