Михаил Иванович
ТУГАН-БАРАНОВСКИЙОсновы1ЛИТИЧЕСКОЙэкономии
Михаил ИвановичТУГАН-БАРАНОВСКИЙОсновыПОЛИТИЧЕСКОЙэкономииМоскваРОССПЭН1998
ББК 65.01
Т 81Изданиеосуществлено при финансовой поддержке!Росспшш гтанитартго miAnw) фонда(з°тФ)проект № 97-02-16006
Книга подготовлена к изданию преподавателями
кафедры теории и практики государственного регулирования
рыночной экономики РАГС при Президенте РФ
(зав. кафедрой д.э.н., проф. В.И.Кушлин)Руководитель проекта, составитель, автор предисловия
д.э.н., проф. Г.Н.СорвинаНаучное редактирование
д.э.н., проф. С.Е.Хорзов, д.э.н., проф. Г.Н.Сорвина
Научный комментарий, подготовка текста:
д.э.н., проф. Л.С.Гребнев (Отд. I, Гл. I—IV; Отд. III, Гл. I);
к.э.н., доц. О.И.Маликова (Отд. I, гл. V—VII);
д.э.н., проф. С.Е.Хорзов (Отд. II, Отд. V, гл. I-V);
д.э.н., проф. И.Д.Мацкуляк (Отд. II, гл. VI-V1II);
к.э.н., доц. А.А.Владимирова (Отд. III, гл. II—IX);
д.э.н., проф. В.С.Буланов (Отд. IV)Туган-Барановский М.И.Т 81 Основы политической экономии. — М.: «Российская поли¬
тическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1998. — 664 с.Впервые после нескольких десятилетий забвения издается учебник поли¬
тической экономии, принадлежащий перу известного русского экономиста
М.И.Туган-Барановского, удостоенный премии Императорской Академии
наук 1915 г. На высоком научном уровне, современно методически, логич¬
но, великолепным языком в книге изложена система экономической науки
применительно к социально-экономическом условиям России, которые
анализируются в сопоставлении с Западной Европой. Оригинальность по¬
становки и глубина научной разработки ряда проблем делают это издание
актуальным и в наши дни.Для научных работников, преподавателей, учащихся экономических
колледжей, студентов и всех, кто интересуется экономической наукой, на¬
стоящим, прошлым и будущим России.ББК 65.01© «Российская, политическая энциклопедия»
(РОССПЭН), 1998.© Г.Н.Сорвина, предисловие, составление, редакти¬
рование, 1998.© С.Е.Хорзов, комментарий, редактирование, 1998.© В.С.Буланов, А.А.Владимирова, Л.С.Гребнев,О.И.Маликова, И.Д.Мацкуляк, комментарии,
ISBN 5-86004-149-7	1998.
ПРЕДИСЛОВИЕВниманию читателей предлагается книга, по которой позна¬
вали экономическую науку российские граждане в начале ны¬
нешнего столетия. Книга необычная, во многом уникальная. По
замыслу автора (как отмечали многие специалисты, несомненно
удавшемуся), это — учебник политической экономии, но вместе
с тем и научный труд, содержащий глубокий критический анализ
истории политической экономии, западных и отечественных тео¬
рий начала XX века; сравнительный анализ состояния и разви¬
тия экономики Западной Европы и России, сделанный впервые
в экономической науке; оригинальные концепции самого автора;
тщательно обработанную статистику и солидный фактический ма¬
териал. Определяя политическую экономию как науку о народ¬
ном хозяйстве, Туган-Барановский сумел не только представить
читателю альтернативные теоретические взгляды по множеству
экономических проблем, но и познакомил с конкретными про¬
цессами экономического развития Европы и России, включая
такие актуальные вопросы, как денежное обращение, предпри¬
нимательство и его формы, особенности сельского хозяйства,
профсоюзное движение и многие другие.Как и сейчас, в начале столетия Россия находилась на перепу¬
тье, шли бурные дискуссии о выборе пути развития. Вместе с ос¬
тальным материалом книги они дают богатую пищу для размыш¬
ления, обогащают знанием экономической истории, проблем и
противоречий российской экономики.О	большом успехе учебника, интересе, проявленном к «Осно¬
вам политической экономии» со стороны студенчества и просто
читающей публики, говорит тот факт, что за небольшой срок —
всего в десять лет (1909—1918) он переиздавался пять раз. Впе¬
рвые увидевший свет в 1909 г., этот труд публиковался в 1911,
1915, 1917, 1918 годах. В результате конкурса, в котором участ¬
вовали также наиболее известные учебники политической эконо¬
мии (принадлежавшие перу ведущих профессоров — В.Я.Желез-
нова и А.И.Чупрова), труд М.И.Туган-Барановского был признан
лучшим, и третье издание его (1915 г.) удостоено Императорской
Академией наук большой премии имени адмирала С.А.Грейга.Приветствуя выход в свет «Основ политической экономии»,В.К.Дмитриев, основатель отечественной экономико-математичес-
кой школы (1868—1913), писал: «До самого последнего времени
у нас на русском языке не имелось ни одного «курса» (т.е. систе¬
матического изложения) политической экономии, преследовавше¬
го чисто научные задачи... Новая работа М.И.Туган-Барановского
является первой попыткой восполнить указанный пробел в нашей3
экономической литературе, и уже одно то обстоятельство застав¬
ляет отнестись к ее появлению с особым вниманием и интересом.
Значение разбираемой книги еще более усиливается тем обстоя¬
тельством, что она, несомненно, имеет все шансы на самое широ¬
кое распространение среди так называемой большой публики:
этому должно способствовать (помимо самого имени автора) уди¬
вительное искусство М.И.Туган-Барановского излагать просто и
ясно самые запутанные и трудные вопросы, благодаря чему они
делаются доступными даже для лиц, вовсе лишенных предвари¬
тельной подготовки по данному предмету; тому же в не меньшей
степени должно содействовать и умелое, строго обдуманное распо¬
ложение материала, крайне облегчающее его усвоение читате¬
лем...»1.Что может дать нашему современнику знакомство с книгой
«Основы политической экономии»? Прежде всего — это труд за¬
мечательного ученого, российского экономиста, заслужившего еще
при жизни известность в мировой науке. Профессор Михаил Ива¬
нович Туган-Барановский (1865—1919) был первым, кто заставил
западных ученых прислушаться к биению экономической мысли в
России. А ведь совсем недавно — в середине XIX в. — экономи¬
ческая наука в нашей стране еще только оформлялась как отдель¬
ная, имеющая свой, специфический предмет исследования, об¬
ласть знаний. По сути, учебник Туган-Барановского — это первая
система политической экономии, представленная так, как ее видел
автор — ученый оригинальный, но вместе с тем отразивший в
своих концепциях и главные черты того течения в мировой науке,
которое складывалось в России и которое отличалось от основных
направлений западной экономической мысли известным своеобра¬
зием.Дело в том, что на рубеже двух веков — девятнадцатого и
двадцатого — произошла существенная перестройка в западной
экономической науке: на смену принципам классической школы
пришла новая парадигма, опирающаяся на иное представление о
предмете исследования, иную — субъективно-психологическую —
методологию, исповедующая асоциальность и внеисторичность
анализа. Было изменено само название этой области знаний —
вместо политической экономии — «экономике». Все эти тенден¬
ции были хорошо знакомы российским ученым, многое новое
взято на вооружение. Но все же в главном они остались привер¬
женцами классической школы, сохранив за экономической тео¬
рией и название «политическая экономия».Из классиков особым кредитом пользовались Д.Рикардо,
Ф.Кенэ и, в известной степени, Дж.Ст.Милль. На этом пути рос¬
сийскую науку ждали настоящие открытия. Давая математичес¬
кую интерпретацию теории Д.Рикардо, В.К.Дмитриев построил1	Дмитриев Вл. Новый русский трактат по теории политической эко¬
номии // Русская мысль. 1909. № XI. С. 4.
модель, которая в последующем стала рассматриваться как прооб¬
раз межотраслевого баланса и известной модели «затраты-вы-
пуск» В.В.Леонтьева1.Нельзя оставить без внимания и факт популярности у ряда
российских профессоров «Капитала» К.Маркса. В этом отноше¬
нии пальма первенства несомненно принадлежит Туган-Баранов-
скому. Каждый, кто знаком с его книгой «Периодические про¬
мышленные кризисы»2, не может не обратить внимание на то, что
именно развитие ряда положений второго тома «Капитала» спо¬
собствовало созданию Туган-Барановским концепции хозяйствен¬
ной конъюнктуры и метода ее научного прогнозирования, что
принесло ему мировую известность. Несколько позже схемы
К.Маркса наряду с «Экономической таблицей» Ф.Кенэ использо¬
вал Г.А.Фельдман, признанный в научном мире создатель теории
экономического роста и ученик Туган-Барановского. Так оказа¬
лось, что следование классической традиции может быть очень
плодотворным для тех, кто не привержен догмам, а готов к ее
творческому освоению.Вслед за экономистами-классиками российские ученые считали
главным фактором производства труд. В то же время сторонники
экономике уже от этой точки зрения стали отходить. Например, в
известной книге английского экономиста А.Маршалла «Принципы
экономической науки», по сути, среди факторов первенствовала
организация производства (современные исследователи нередко
отдают первенство предпринимательству).Если главный фактор — труд, то это обстоятельство предопре¬
деляет и многие другие подходы в науке и преподавании. В част¬
ности, раздел «Учение о распределении» «Очерков политической
экономии» В.Я.Железнова (7-е изд., М., 1912) состоял из четы¬
рех лекций, три из которых были посвящены заработной плате и
другим проблемам положения труда в экономике (две главы — о
рабочем договоре — с такими, например, проблемами, как исто¬
рия рабочего законодательства в Англии и России; профессио¬
нальные союзы, история их деятельности и борьбы в Англии, Гер¬
мании и других странах), всего 247 страниц текста. «Остальные
формы дохода» — одна лекция и 82 страницы3. Примерно такое
же соотношение материала имело место и в учебнике Туган-Бара-
новского. А это были лучшие учебные курсы, по которым училась
Россия до середины 20-х годов.1	См.: Дмитриев В.К. Экономические очерки. М., 1904 (К сожалению
:>тот труд никогда в России и СССР не переиздавался. В наше время он
был переведен на английский и французский языки).2	Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы.
М., 1997.См.: Железнов В.Я. Очерки политической экономии. М., 1912. (С
годержанием книги знакомит Приложение к настоящему изданию).5
Особо важно отметить отношение русских экономистов к тео¬
рии трудовой стоимости — одной из основ системы классической
школы. С одной стороны, приверженцам классической традиции
от нее нельзя было отказаться. С другой — была очевидна (и это
признавали все корифеи отечественной науки того времени) ог¬
ромная значимость теории предельной полезности, возникшей в
противовес концепции трудовой стоимости. Независимо друг от
друга ряд российских ученых избрали схожий подход — синтез
обеих теорий. «Самым крупным явлением в движении экономи¬
ческой мысли за последние годы был... поворот к чисто теорети¬
ческой работе, целью которой все более и более ставится синтез
основных положений, установленных классической школой и ее
продолжателями, и школой предельной полезности».1Многочисленные дискуссии вызвала предложенная Туган-Ба-
рановским «синтетическая теория ценности» и открытый им
«закон пропорциональности предельных полезностей трудовой
стоимости» (см. Отдел I «Основ политической экономии»). Неко¬
торые экономисты, в частности Дмитриев, эти идеи не приняли.
Другие, например Столяров, работали над математическим реше¬
нием этого закона. Споры шли до середины 20-х годов. Однако
затем концепция Туган-Барановского, составившая, между про¬
чим, теоретическую базу его представлений о плане и планирова¬
нии2, была в СССР отвергнута как «буржуазная» и не анализиро¬
валась.Еще одна черта российской науки начала века — склонность к
социальному анализу, от которого западная экономике к тому вре¬
мени отказалась. Не все отечественные ученые считали его необ¬
ходимым именно в теоретической науке. Но на деле в большей
или меньшей степени и по разным поводам все они этот анализ
осуществляли. Сторонником чистой, абстрактной, математизиро¬
ванной теоретической науки был Дмитриев, о чем красноречиво
свидетельствуют его «Экономические очерки». Однако в 1911 г.
он выпустил книгу «Критические исследования о потреблении ал¬
коголя в России» (издана П.Струве и с его предисловием), яв¬
ляющую собой блестящий пример социально-экономического ана¬
лиза процесса «раскрестьянивания» России. «Решающим момен¬
том, определяющим у нас уровень потребления в стране алкоголя,
является... Господин Капитал: всякое торжество капитала, всякое
распространение его власти на новые массы крестьян, вышед¬
ших... из-под власти земли, отражается на уровне потребления
алкоголя повышением этого уровня...»3. В этой же книге тщатель¬1	Там же. С. XVI.2	См.: Социализм как положительное учение // Туган-Баранов-
ский М.И. К лучшему будущему. М., 1996.3	Дмитриев В. К. Критические исследования о потреблении алкоголя в
России. М., 1911. С. 7.6
но исследовались крайне негативные последствия принятия в
1885 г. «сухого закона».Социальный анализ является одной из самых сильных сторон
и научных трудов Туган-Барановского. В книге «Периодические
промышленные кризисы» он представил многостороннюю картину
воздействия экономических кризисов на положение рабочего клас¬
са и его борьбу. В работе «Земельный вопрос на Западе и в Рос¬
сии» он обратился к исследованию социально-экономических при¬
чин безземелья и нищеты в российской деревне. Название книги
«Социальные основы кооперации» даже не нуждается в коммента¬
риях.Учебник «Основы политической экономии» знакомит читателя
с оригинальной, разработанной его автором «социальной теорией
распределения». Туган-Барановский считал, что распределение не
является процессом наряду с производством и обменом (Н.Д.Кон¬
дратьев нашел этот взгляд новым и оригинальным). Это — про¬
блема все тех же производства и обмена, но только рассматривае¬
мых с особой позиции. Учение о распределении исследует эконо¬
мическую действительность с точки зрения образования и размера
доходов трех основных классов капиталистического общества (ра¬
бочих, капиталистов и земельных собственников). Опираясь на
свою теорию, Туган-Барановский изучает профессиональное рабо¬
чее движение, в котором видит важное средство консолидации ра¬
бочего класса, способное обеспечить благоприятное для пролета,-
риата распределение национального дохода (все эти вопросы,
весьма актуальные и в наше время, излагаются в Отделе IV учеб¬
ника).Выдвижение на первый план фактора «труд», большое внима¬
ние к проблемам положения рабочего класса и других групп тру¬
дящихся — все это говорит о своеобразной, гуманистической на¬
правленности российской экономической науки «серебряного
иека». Об этом же свидетельствует и такая ее характерная черта,
как просветительство. Не только разработать теорию или перевес¬
ти интересное зарубежное издание, но непременно сделать все
повое достоянием студенчества и самой широкой публики. Эту за¬
дачу призваны были выполнять многочисленные периодические
издания. Но главным путем популяризации экономических знаний
считались лекционные курсы и учебники.Политическая экономия трактовалась в России как наука о на¬
родном хозяйстве. Из этого следовали две характерные черты оте¬
чественной экономической мысли. Первая. Чисто теоретический
анализ сопровождался сравнительным анализом экономики, эко¬
номической и социальной политики России и западных стран (За¬
падной Европы, главным образом, Англии и Германии). Вторая.
Интерес к народному хозяйству дал толчок к развитию в России
макроэкономических исследований, принесших весьма значимые,
высоко ценимые мировой наукой результаты. Очень интересны
сами направления макроанализа — хозяйственная конъюнктура,7
циклы и кризисы; прогнозирование экономического развития;
макроэкономические исследования рынка; экономико-математичес-
кое моделирование. Все, что было «наработано» учеными дорево¬
люционного времени, особенно очевидно проявилось в 20-е годы
при разработке теории экономического роста, балансового метода
планирования, концепций прогнозирования и планирования, мате¬
матических методов.Пионерные разработки российских экономистов в области мак¬
роэкономики, теорий государственного регулирования, экономико¬
математического моделирования всегда высоко ценились на Запа¬
де. Мировая наука особенно отмечает вклад В.К.Дмитриева,Н.Д.Кондратьева, В.С.Немчинова, В.В.Новожилова, Л.В.Канто¬
ровича, Г.А.Фельдмана, Е.Е.Слуцкого.Признанным в мировой литературе является и вклад
М.И.Туган-Барановскоого в изучение закономерностей капиталис¬
тического цикла, хозяйственной конъюнктуры, в разработку основ
научного прогнозирования экономики (им были выделены инди¬
каторы фаз цикла — цены на железо и ставка учетного процен¬
та). В России его идеи развивали В.К.Дмитриев, В.Я.Железнов,
И.М.Кулишер, Н.Д.Кондратьев. Многочисленных сторонников
имела концепция хозяйственной конъюнктуры Туган-Барановско¬
го во Франции и Германии, в их числе — А.Шпитгоф, Ж.Лескюр
и др. При этом, как сам ее создатель, так и его последователи
осуществляли уже в первом — втором десятилетиях XX в. (кто с
большим успехом, кто с меньшим) практическое прогнозирование
конъюнктуры (теории циклов, кризисов и хозяйственной конъ¬
юнктуры изложены в V Отделе учебника).Концепция цикличности рыночной экономики как бы довлела
над многими исследованиями Туган-Барановского. В последней,
по сути, малоизвестной книге «Бумажные деньги и металл» он,
в частности, высказал соображения относительно возможности
циклического регулирования ценности бумажных денег государ¬
ством, чем предвосхитил некоторые идеи Дж.Кейнса1.Следуя отечественной традиции, Туган-Барановский рассмат¬
ривал политическую экономию как науку о народном хозяйстве.
Последнему он безоговорочно отдавал примат в общественной
жизни и ее развитии. Народное хозяйство он определяет как со¬
вокупность юридически свободных, но связанных в процессе об¬
мена единичных хозяйств, подчиненную специфическим законо¬
мерностям. Единичное же хозяйство, по определению Туган-Бара-
новского, — совокупность человеческих действий, направленных
на внешний мир и имеющих целью не наслаждение самою дея¬
тельностью, но создание материальной обстановки, необходимой
для удовлетворения наших потребностей. Своеобразно разрешая1 Туган-Барановский М.И. Бумажные деньги и металл // Экономи¬
ческие очерки. М., 1998.
жгуче дискуссионный в то время вопрос о классовом характере
политической экономии, ученый подчеркивал, что каждая эконо¬
мическая теория связана с интересами определенных социальных
групп. Но это отнюдь не означает, что невозможна единая общез¬
начимая наука — политическая экономия. Она возможна, и в ее
основе должна лежать этическая идея верховной ценности челове¬
ческой личности. Вообще проблемы экономики и этики рефреном
проходят через все творчество Туган-Барановского. Именно по
этическим (а отнюдь не экономическим) причинам, считал он, на
смену капитализму, где человек — всего лишь средство достиже¬
ния цели, должно прийти социалистическое общество, в котором
(и это, с его точки зрения — самое главное в социализме) человек
станет верховной ценностью.Отличительной чертой научного дарования автора «Основ по¬
литической экономии» была склонность к историческому анализу,
точнее — сочетанию теоретического и исторического подходов. В
исследовании ряда сложнейших проблем (например, при разра¬
ботке теорий циклов, кооперации) такая методология оказалась
очень плодотворной. Весьма интересные и оригинальные резуль¬
таты были получены и при изучении истории народного хозяйства
России. Представляется, что точка зрения М.И.Тугаи-Барановско¬
го на особенности русской экономической истории, наложившие
глубокий отпечаток на многие политические, идейные, нравствен¬
ные процессы, характерные для этой страны, не только актуальна
is наше время, но, пожалуй, ее значимость даже возросла.Центральным для Туган-Барановского стал вопрос о проис¬
хождении российского капитализма, прежде всего, в промышлен¬
ности и о его дальнейшей судьбе1. Используя огромный фактичес¬
кий материал и опираясь в качестве методологической базы на не¬
которые позиции немецкой исторической школы (теория К.Бюхе-
ра), он находит оригинальное решение спора между западниками
(сторонниками идеи «естественности» развития капитализма в
России) и «почвенниками», доказывавшими «искусственность»
итого явления для нашей страны.По мнению ученого, «не только среди широкой публики, но и
среди специалистов — русских историков распространены совер¬
шенно неправильные представления относительно особенностей
русского хозяйственного развития. По господствующему мнению,
капиталистическая промышленность России появляется сравни¬
тельно недавно под влиянием заимствований с Запада, где капи¬
тал уже давно царил и определял все направление хозяйственной
жизни. В России же, по этому мнению, до самого последнего вре¬
мени господствовала так называемая] народная промышленность,1	См.: «Русская фабрика в прошлом и настоящем» (1898); «Основы
политической экономии»; статьи: «Русская интеллигенция и социализм»
(1910), «Очерк развития мануфактурной промышленности в России»
(1912), «Русская революция, социализм, кооперация» (1917).9
имевшая все шансы и дальше развиваться в том же народном на¬
правлении, если бы не искусственные меры русского правительст¬
ва, направившие промышленное развитие России по тому же
руслу, по которому уже издавна шло промышленное развитие За¬
пада, а именно по руслу капитализма. В действительности имело
место совершенно обратное»1.Анализируя фактический материал, М.И.Тугаи-Барановский
пришел к выводу, что, если и можно говорить об «искусственнос¬
ти» капиталистической промышленности, то очень условно, только
применительно к процессам XVII в., когда создавались торговым
капиталом, а потом и дворянством, мануфактуры, основанные на
принудительном труде крепостных крестьян. Петр I просто припи¬
сывал рабочих к фабрикам и заводам сотнями и тысячами. Однако
«было бы большой ошибкой думать, что петровская промышлен¬
ность всецело основывалась на казенных субсидиях. Правительст¬
во само очень нуждалось в деньгах и не могло оказывать большой
помощи фабрикантам денежными ссудами — всего таких ссуд
было сделано при Петре приблизительно на 100 тысяч рублей,
тогда как многие фабрики требовали огромных капиталов»2.В XIX в. к дворянским и купеческим фабрикам стали присоеди¬
няться крестьянские, создаваемые разбогатевшими крепостными,
ранее работавшими на фабрике или бравшими работу на дом. По
мнению М.И.Туган-Барановского, появление и развитие крестьян¬
ских фабрик «характеризует новую эпоху в развитии нашей круп¬
ной промышленности», ибо они явились «органическим продуктом
народной жизни» и никоим образом не могут быть названы «искус¬
ственным» явлением подобно фабрикам позапрошлого векаЗ. Усло¬
вия русской промышленности «созрели уже до промышленного, а
не только для торгового капитализма. Крепостная фабрика, по
ходу промышленной эволюции, отживала свое время; ее место за¬
ступала новая, капиталистическая фабрика, основанная на свобод¬
ном договоре предпринимателя-капиталиста с рабочим»4.Итак, от петровской, в значительной степени, «искусственно»
созданной государем мануфактуры — к крестьянской фабрике,
возникшей стихийно, совершенно естественным путем, которую не
только никто не поощрял, но, напротив, препятствовал ее созда¬
телям, — шло развитие капитализма в российской промышленнос¬
ти. Но процесс этот тем не менее был своеобразным, во многом не
схожим с опытом промышленного развития Западной Европы.1	Туган-Барановский М.И. Очерк развития мануфактурной промыш¬
ленности в России // Бесплатное приложение к журналу «Вестник ма¬
нуфактурной промышленности». М., 1912. С. 3.2	Туган-Барановский М.И. Очерк развития мануфактурной промыш¬
ленности... С. 5.3	Там же. С. 9.4	Там же.10
«Существуют глубокие отличия условий русского хозяйствен¬
ного развития от западноевропейского. Самым важным и основ¬
ным из них является отсутствие в России стадии городского хо¬
зяйства» (курсив мой — авт.). Другим коренным отличием ис¬
торических условий развития России, сравнительно с Западом,
непосредственно вытекавшим из первого, было, по мнению Туган-
Барановского, длительное господство крепостного права, «необы¬
чайная сила и устойчивость принудительного труда».Московское государство совершенно не знало того социально¬
го класса, который «сыграл такую огромную роль в истории Ев¬
ропы -- класса свободных ремесленников». Эта роль, по мнению
Туган-Барановского, была и остается многообразной. Прежде
всего именно цехам и ремеслу, городскому хозяйству в целом
Запад обязан своей высокоразвитой докапиталистической про¬
мышленной культурой, которая сохранилась, — подчеркивает
ученый, — «и в наши дни».Далее, Туган-Барановский отмечает, что именно западный
город, созданная им законченная организация мелких промыш¬
ленников, на почве которой «возникла вся цивилизация и культу¬
ра Запада», городские общины сыграли решающую роль в завое-
нании свободы от власти феодалов и крушении монархии. «Город¬
ской воздух дает свободу», — говорили в средние века. «У нас не
веял этот воздух промышленного города, — и потому не было
почвы для свободы». В то время как в XVI —XVIII веках на За¬
паде крепостное право медленно отмирало, у нас оно «эволюцио¬
нировало в противоположном направлении, и, наконец, преврати¬
лось в чистое рабство». При Екатерине II крепостной крестьянин
становится в полном смысле собственностью помещика, который
«распоряжается им как вещью»1.С этими двумя чертами русской истории Туган-Барановский
связывает многие экономические, социальные и политические про¬
цессы, имевшие место уже в XX в. Это относится прежде всего к
специфике развития капитализма, своеобразию его форм. Отсут¬
ствие класса средней и мелкой промышленной буржуазии, — счи¬
тал ученый, — способствовало высокой концентрации производст-
ма на российских предприятиях. В стране не было никакой другой
промышленной культуры, кроме капиталистической, «и нет зажи¬
точного и многочисленного класса мелких предпринимателей —
капитализм, вопреки обычному мнению, играл у нас гораздо
более положительную роль, чем на Западе, ему не приходилось
разрушать высокую экономическую культуру иного типа; вот по¬
чему наш капитализм, не встречая никакого сопротивления, легко
складывается в формы, еще не достигнутые странами, стоящими
но своему хозяйственному развитию далеко впереди»2.1	Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии. М., 1918;
107, 108.2	Туган-Барановский М.И. Очерк развития мануфактурной промыш¬
ленности в России // Приложение к журналу «Вестник мануфактурной
промышленности». М., 1912.11
Позднее, в 1917 г., сразу после Февральской революции
Туган-Барановский делает еще один вывод, касающийся среднего
класса. «Мелкая буржуазия на Западе играет роль социального
масла (курсив мой — авт.), которое смягчает и притупляет про¬
тиворечия социальных интересов, заражая своим духом и своим
миросозерцанием, своей любовью к собственности и порядку
нижестоящие трудящиеся классы. В России этот класс играет го¬
раздо меньшую роль...»1.Обращает на себя внимание и тот факт, что эти мысли были
высказаны Туган-Барановским в годы, когда средний класс США
и Канады вел активную антимонопольную борьбу, принуждая
правительство к разработке законодательства, защищающего сво¬
бодную конкуренцию. Если следовать концепции Туган-Баранов¬
ского, в нашей стране такую борьбу против крупного капитала
вести было попросту некому. Это, в известной мере, делало рос¬
сийский крупный капитал беззаботным, слабо организованным, не
умеющим даже как следует сформулировать свои интересы. Об
этом, в частности, учёный писал в интереснейшей статье «Съезды
представителей промышленности и торговли».Изложенная выше концепция представляется исключительно
значимой для понимания процессов, происходящих как в совре¬
менной развитой рыночной экономике, так и в переходной систе¬
ме нашей страны. Туган-Барановский был одним из первых ана¬
литиков, обративших внимание на особую роль среднего промыш¬
ленного класса в процессе формирования, развития и самосохра¬
нения капитализма и конкуренции. Заслуживает внимания, а ско¬
рее — тщательного исследования — версия ученого об отсутствии
в России традиционного для западных стран среднего промыш¬
ленного класса, о влияния этого фактора на процессы концентра¬
ции производства, на развитие присущих рыночной экономике
противоречий.Туган-Барановский, как и большинство других российских
ученых, был настоящим ученым-просветителем. Он издавал и ре¬
дактировал журналы, в том числе, «Вестник кооперации»,
«Новые идеи в экономике», участвовал в редколлегиях ряда зару¬
бежных изданий и много в них печатался, подготавливая специ¬
альные статьи, в том числе — на немецком языке, которые неред¬
ко никогда не переводились в России.Но все же главным направлением общественной деятельности
ученого была преподавательская работа. Формально карьера в
этой области складывалась далеко не идеально. Он был известен
как сторонник социалистического идеала, хорошо знал труды
К.Маркса и много о них писал. Уже будучи известным ученым,
за участие в студенческой демонстрации (1900 г.) оказался в1 Туган-Барановский М.И. Русская революция, капитализм, коопера¬
ция // Вестник кооперации. 1917. № 2-3. С. 8.12
ссылке и вернуться к педагогической работе ему удалось лишь в
1905 г., когда он вновь был принят в Петербургский университет,
но так и остался его приват-доцентом, поскольку министр образо¬
вания не утвердил его (по политическим мотивам) в должности
профессора. Только в 1913 г. ученый с мировым именем стал про¬
фессором Петербургского политехнического института. Уже после
революции, в конце жизни и научной карьеры Туган-Баранов-
ский, живший и работавший тогда на Украине, становится акаде¬
миком Украинской академии наук, в создании которой он сыграл
существенную роль.Воспоминания современников донесли до нас не формальную,
а реальную сторону дела: Туган-Барановский был блестящим пе¬
дагогом и лектором. Эмоциональные, глубокие и выразительные
лекции, собиравшие огромные аудитории в Петербургском и Мос¬
ковском университетах, Политехническом институте Петербурга,
Московском народном Университете им. Шанявского сделали уче¬
ного кумиром студенческой молодежи. Как свидетельствуют Отче¬
ты Петербургского университета (один из них публикуется в при¬
ложении к настоящему изданию), занятия «научного семинария»
Туган-Барановского собирали сотни слушателей. Н.Д.Кондратьев,
один из учеников Туган-Барановского, писал: «Можно с уверен¬
ностью сказать, что многие и многие, вспоминая свою студенчес¬
кую жизнь в Петрограде, с большим вниманием и любовью вспом¬
нят и ту напряженную умственную работу, интеллектуальный по¬
дъем и волнение, которые они пережили в упомянутых кружках.
Достоинство этих кружков было то, что Михаил Иванович давал
почти неограниченную свободу умственному творчеству молоде¬
жи. Он менее всего склонен был подавлять ее своим авторитетом
и ученостью. Как правило, свободный выбор тем, свободная трак¬
товка их, свободная критика господствовали в кружках Михаила
Ивановича». В этих кружках «можно было наблюдать напряжен¬
ную борьбу направлений»1.Занятия Туган-Барановского, научные кружки и «семинарии»
привлекали не только студенчество, но и самую широкую публи¬
ку. Огромным успехом сопровождались его лекции в Народном
университете им. Шанявского, доклады в Императорском Воль¬
ном экономическом обществе (ИВЭО), с которыми он выступал
регулярно с конца XIX в., вызывая острые дискуссии, в особен¬
ности о путях развития российской экономики.Так сложилась судьба, что пятым (1918 г.) изданием учебника
«Основы политической экономии» завершился творческий и жиз¬
ненный путь ученого (он умер в январе 1919 г.). Поэтому можно
смело сказать, что эта книга вобрала в себя все главное, что было1 Кондратьев Н.Д. Михаил Иванович Туган-Барановский. Пг., 1923.С.	114, 118.13
наработано за годы научного поиска1. Именно это издание, никог¬
да больше не публиковавшееся, и предлагается вниманию читате¬
лей, которые несомненно оценят и высокий научный уровень, и
оригинальность идей автора, и богатый фактический материал, и
метод подачи сложных концепций, а также логику, стиль и живой
образный язык этой книги.В обстоятельных научных комментариях, которые прилагают¬
ся к тексту, дан анализ основных теоретических позиций
М.И.Туган-Барановского с точки зрения современной науки, а
также — с позиций социально-экономических проблем современ¬
ной России. Комментарии содержат также необходимый дополни¬
тельный справочный материал. В Приложении к тексту «Основ
политической экономии» публикуются материалы Программы
самообразования (в 1900 г. удостоенной серебряной медали на
Всемирной выставке в Париже), а также структура учебников
профессоров Железнова В.Я. и Чупрова А.И., принимавших
участие в конкурсе Императорской Академии наук 1915 г.Издание осуществлено с крайне незначительной правкой —
осовременена орфография и уточнены некоторые библиографичес¬
кие данные.Коллектив издателей приносит сердечную благодарность
д.э.н., проф. Кушлину В.И., Крыловой Т.М., Гаджинскому И.Т.,
Волгиной Н.В., Сорвину В.Д. за помощь, оказанную в подготбвке
книги к публикации.Доктор экономических наук, профессорГ.Н.Сорвино.1 Основные научные труды М.И.Туган-Барановского: «Периодические
промышленные кризисы», 1894 (в России и СССР — пять изданий, пос¬
ледние — 1923, 1997; последние иностранные переводы — США, 1954;
Япония, 1972; Швейцария, 1969); «Русская фабрика в прошлом и насто¬
ящем», 1898 (восемь изданий в России и СССР, последние — 1938,
1997; первый и единственный зарубежный перевод — США, 1970); «Со¬
циальные основы кооперации», 1916 (пять изданий в России и СССР,
последнее — 1989. Последний зарубежный перевод — иврит, 1937);
«Основы политической экономии», 1909 (шесть изданий в России, пос¬
ледние — 1918, 1998, на иностранные языки не переводилась); «Совре¬
менный социализм в своем историческом развитии», 1906 (последние за¬
рубежные переводы — США, 1966; Лихтенштейн, 1977); «Социализм
как положительное учение», 1918, 1996 (см.: сб. Туган-Баранов-
ский М.И. К лучшему будущему. М., 1996); «Бумажные деньги и ме¬
талл», 1917, 1919, 1998 — в сб. «Экономические очерки» М., 1998 (пер¬
вый и единственный перевод — Италия, 1987).14
F5	^1основыПОЛИТИЧЕСКОЙэкономии
Из ПРЕДИСЛОВИЯ ко второму изданию1Теория экономической науки переживает в настоящее время
период энергичного развития и роста.После появления «Капитала» Маркса творчество экономичес¬
кой мысли на некоторое время как бы приостановилось. И это за¬
мечалось в равной мере как среди представителей господствующей
;> ко комической науки, так и среди социалистов. Однако такое по¬
ложение продолжалось недолго. Толчок к новому движению эко¬
номической мысли был дан учеными, относящимися враждебно к
социализму.Все теоретическое здание «Капитала» покоится на определен¬
ной теории ценности, являющейся дальнейшим развитием учений
( мита и Рикардо — теории, признающей труд основой ценности.
Исходя из этой теории, Маркс, путем безупречного логического
построения, пришел к своей теории прибыли, сводящейся к при-
лнанию прибыли, равно как и всякого другого нетрудового дохо¬
да, не чем иным, как выражением эксплуатации рабочего класса
неработающими классами. Таким образом, основное теоретическое
учение классической школы явилось фундаментом социалистичес¬
кой теории распределения.Это не могло не дискредитировать трудовую теорию в глазах
исех экономистов, относящихся враждебно к социализму. И вот
мы видим, что в их рядах начинается усиленная разработка во¬
просов ценности, приведшая к крупным положительным результа-
|,тм. Мало-помалу вырабатывается новая теория ценности, пред-
< тавляющая собой огромный шаг вперед сравнительно со старой
теорией.Основы этой теории — так назыв., теории предельной полез¬
ности — были положены еще давно экономистом пятидесятых
годов прошлого века Госсеном. Но в свое время книга Госсена не
обратила на себя ничьего внимания, и только через два десятиле¬
тня ряд ученых приходит, независимо друг от друга, к тому же
объяснению проблемы ценности, которое было дано Госсеном.Теория предельной полезности дала сильнейший толчок эконо¬
мической мысли, и теоретическая работа закипела. Целый ряд та¬
лантливых ученых занялся разработкой во всех деталях новой
теории, резко противопоставляя ее старой трудовой теории цен¬
ности и стремясь использовать ее в определенных социально-по¬
литических целях. Если трудовая теория ценности явилась в
руках Маркса основой социалистической критики капиталистичес¬
кого строя, то теория предельной полезности должна послужить
теоретическим оправданием нетрудового дохода вообще существу¬
ющего хозяйственного строя.17
Таким образом, сторонники теории предельной полезности
были приведены к построению и новой теории распределения, на
базисе новой теории ценности.В противоположном, социалистическом лагере новая теория
ценности первое время не встречала никакого сочувствия и рас¬
сматривалась как недобросовестная фальсификация науки с бур¬
жуазными целями. Однако довольно скоро она получила при¬
знание со стороны некоторых социалистических мыслителей —
напр., в Англии эта теория принята так наз. «фабианцами», к
которым принадлежат все лучшие представители социалистичес¬
кой мысли этой страны.В книге, предлагаемой вниманию читателя, я хотел бы пока¬
зать возможность такой теории распределения, которая, будучи
теорией эксплуатации, подобно теории Маркса, в то же время не
была бы логически связана с теорией трудовой ценности. Новую
теорию распределения я называю социальной теорией распределе¬
ния потому, что она выдвигает на первый план социальные фак¬
торы распределения — борьбу общественных классов за большую
долю общественного продукта.Методологической особенностью этой теории является то, что
она исходит из понятия общественного хозяйства, как единого це¬
лого. Правда, этот метод никоим образом не может считаться но¬
востью в науке о народном хозяйстве. Наоборот, именно на осно¬
ве пользования им и сложилась наука политической экономии.
Знаменитая «Экономическая таблица» Кенэ была не чем иным,
как первой гениальной попыткой понять законы капиталистичес¬
кого производства путем схематического анализа целого общест¬
венного хозяйства. Огромное впечатление, произведенное «Эконо¬
мической таблицей» на современников, объяснялось именно пре¬
имуществами этого метода.Но, как это ни странно, метод Кенэ не нашел продолжателей,
и последующая экономическая наука осталась ему совершенно
чужда. «Экономическая таблица» пребывала для экономистов
долгое время загадкой, разрешение которой никого не интересова¬
ло. И только по прошествии более века Маркс во втором томе
«Капитала» вернулся к методу Кенэ и дал свои схемы воспроиз¬
ведения общественного капитала.Однако эти схемы стоят особняком в системе марксизма и со¬
вершенно не использованы самим Марксом для анализа целого
капиталистического хозяйства. В I и III томах «Капитала» Маркс
не пользуется ими и потому приходит к выводам, находящимся в
резком противоречии со схемами II тома. То же нужно сказать ио	школе Маркса.Между тем, неудовлетворительное состояние многих важных
отделов экономической науки и, в частности, учения о распреде¬
лении и реализации общественного продукта, непосредственно
обусловливается, по моему мнению, тем, что экономисты остались
чужды методу «Экономической таблицы». И потому введение в18
политическую экономию метода Кенэ — метода схематического
рассмотрения целого общественного хозяйства — приобретает ха¬
рактер настоятельной потребности науки. Только пользуясь этим
методом, экономическая теория может подняться на высшую сту¬
пень и прийти к удовлетворительному разрешению трудной про¬
блемы рынка и периодических хозяйственных кризисов.Придавая особое значение теории, я старался отвести в своем
курсе достаточно места и фактам. Капиталистическое хозяйство,
но преимуществу изучаемое политической экономией, не представ¬
ляет собой чего-либо неизменного и неподвижного. Оно находится
и процессе непрерывного развития и установление тенденций
:>того развития кажется мне одной из важнейших задач экономи¬
ческой науки. Эта точка зрения и определяла в моих глазах ха¬
рактер хозяйственных фактов, на которых я останавливал свое
преимущественное внимание.Преследуя теоретические цели, эта книга должна быть, по
мысли автора, еще и книгой для чтения для лиц, желающих озна¬
комиться с современным состоянием экономической науки в целях
самообразования, и учебником этой науки в обычном объеме уни-
перситетского преподавания. Достигается это разделением книги
на два текста с различным шрифтом — более крупным шрифтом
напечатано то, что необходимо для элементарного ознакомления с
наукой; напечатанное более мелким шрифтом преследует самосто-
ительные научные цели или представляет собой подробности.
Имеете с тем имеется в виду не только читатель вообще, но, пре¬
имущественно, русский читатель. Потому особое внимание обра¬
щается на иллюстрацию теоретических положений фактами рус¬
ской жизни и анализ фактических условий хозяйственного разви¬
тия России.Посвящая свою книгу Кенэ, Госсену и Марксу, я хотел воз¬
дать должное тем идейным влияниям, которым она обязана своим
I к >зникновением.Царское Село,
28 февраля 1911 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮВыпускаемый ныне четвертым изданием мой курс политичес¬
кой экономии преследует двоякого рода цели — он должен быть,
по мысли автора, одновременно и общей сводкой личных взглядов
автора на различные вопросы экономической науки, и учебным
руководством. В таком соединении в одной книге двух по сущест¬
ву разных целей заключается, конечно, известное неудобство, но
его нельзя избежать в том случае, если учебник составляется
лицом, взгляды которого не всегда совпадают с общепринятыми.С другой же стороны, можно думать, что учебник какой-либо
науки в объеме высшего университетского преподавания может быть
удовлетворительно составлен только самостоятельным ученым.Придавая особое значение теории, я старался отвести в этом
курсе достаточно места и фактам. Капиталистическое хозяйство,
по преимуществу изучаемое политической экономией, не представ¬
ляет собой чего-либо неизменного и неподвижного. Оно находится
в процессе непрерывного развития, и установление тенденций
этого развития казалось мне одной из важнейших задач экономи¬
ческой науки. Эта точка зрения и определяла в моих глазах ха¬
рактер хозяйственных фактов, на которых я останавливал свое
преимущественное внимание.Ввиду двойственного характера книги она разделена на два
текста с различным шрифтом, более крупным шрифтом напечата¬
но то, что необходимо для элементарного ознакомления с наукой;
напечатанное же более мелким шрифтом преследует самостоятель¬
ные научные цели или представляет собой подробности. Вместе с
тем имеется в виду не только читатель вообще, но именно, рус¬
ский читатель. Поэтому особое внимание обращено на иллюстра¬
цию теоретических положений фактами русской жизни и анализ
фактических условий хозяйственного развития России.Четвертое издание отличается от третьего — некоторые отделы
расширены, другие же подверглись сокращению. Наиболее суще¬
ственные изменения и добавления сделаны в главе о деньгах —
соответственно взглядам автора, выраженным в его недавно вы
шедшей книге — «Бумажные деньги и металл» (1917 г.). Вообще
же, весь текст пересмотрен и исправлен.Автор
Петрограф
1 марта 1917 гНастоящее, пятое, издание, выходящее спустя девять месяце
после предыдущего, печатается без всяких изменений.1	января 1918 г20
ОТДЕЛ IОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О НАРОДНОМ
ХОЗЯЙСТВЕГлава I
ПРЕДМЕТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ1*I. Общая характеристика политической экономии. — II. Оп¬
ределение хозяйственной деятельности. Хозяйство с точки зре¬
ния рода удовлетворяемых им потребностей. Хозяйственный
принцип. Объективный и субъективный отличительные признаки
хозяйственной деятельности. — III. Политическая экономия и
естествознание. Экономия и техника. Различие точки зрения
биологических наук и политической экономии. —IV. Единичное и
народное хозяйство. Почему невозможна экономическая наука о
единичном хозяйстве. Политическая экономия и психология. На¬
родное хозяйство. Определение политической экономии. Хозяй¬
ство как культурное единство. Гносеологические причины изуче¬
ния политической экономией народного хозяйства.I.	Общая характеристика политической экономииПолитическая экономия изучает народное хозяйство — в
каких отношениях, в каком смысле и с какими целями, это выяс¬
нится из дальнейшего изложения.Положение политической экономии среди других обществен¬
ных наук чрезвычайно своеобразно в том отношении, что никакая
другая общественная наука не вызывает к себе такого живого ин¬
тереса среди людей нашего времени и в то же время не отрицается
столь часто в своем научном авторитете, не встречает такой враж¬
дебной критики с самых различных сторон. И то, и другое до из¬
вестной степени вызывается общей причиной. Изучая отношения
хозяйства, политическая экономия вторгается в область хозяйст-
иенных интересов, являющихся наиболее мощными и доминирую¬
щими интересами современности. Но при наличности глубокого и
неустранимого противоречия хозяйственных интересов, характер¬
ного для существующего строя хозяйства, выводы политической
экономии не могут не вступать в столкновение с хозяйственными
интересами тех или иных групп населения. Благодаря этому поло¬
жениям нашей науки всего труднее завоевать общее признание —21
известно, какое сопротивление оказывает враждебный интерес
даже самым ясным и, казалось бы, непререкаемым доводам. Вот
почему авторитет политической экономии так шаток и неустойчив
в общественном мнении, — чем глубже захватывает эта наука
природу общественно-экономических отношений, тем упорнее от¬
вергаются ею выводы теми, интересам которых эти выводы проти¬
воречат.Другая причина и силы, и слабости политической экономии
заключается в том, что она является единственной среди всех об¬
щественных наук, ставящей себе верховной целью не описание
конкретных явлений и даже не причинное объяснение каждого из
них в отдельности, но установление общих закономерностей при¬
чинных соотношений соответствующих явлений. Достигает ли по¬
литическая экономия этих целей или нет — во всяком случае, она
их себе ставит и этим существенно отличается как от наук права,
содержание которых слагается, главным образом, из описания
действующего права, истории развития его и критики с точки зре¬
ния целесообразности, так и от общей науки истории, которая
описывает и объясняет историческую смену общественных явле¬
ний, но не доводит своих обобщений до установления общих зако¬
номерностей общественных явлений. Последняя задача выпадала
бы на долю социологии — но таковой научной дисциплины пока,
в строгом смысле, не существует, и мы все еще не вышли из мало¬
успешных попыток создать эту отсутствующую науку1*.По своим целям политическая экономия приближается, таким
образом, к тому точному абстрактному познанию, образцом кото¬
рого может служить абстрактное естествознание2*. Но, конечно,
современная экономическая наука по точности и общеобязательно¬
му значению своих выводов стоит далеко позади естествознания.
И потому, ставя себе более высокие и трудно достижимые цели,
она становится и более уязвимой для критики, чем другие обще¬
ственные науки, в большей или меньшей степени сводящиеся к
простому описанию конкретных фактов.Открытие законов причинных или функциональных зависи¬
мостей есть высшая задача науки. Но задача эта далеко не всегда,
не при всяком уровне знания разрешима. В частности, в полити¬
ческой экономии долгое время преобладало увлечение общими
формулами, в которых современники видели выражение неизмен¬
ных и вечных законов хозяйства; впоследствии, однако, многие из
этих якобы законов оказались поверхностными, а иногда и непра¬
вильными, обобщениями частных и преходящих явлений. Чрез¬
мерная склонность к широким обобщениям и абстракции имела
своим последствием то, что экономическая теория мало-помалу
потеряла связь с реальной жизнью. Многие построения экономи¬
ческой теории приобрели схоластический характер — чисто сло¬
весных определений, которые вращались в кругу условных терми¬
нов, не обогащая ни на йоту нашего знания действительности.Такое положение дела не могло не вызвать реакции. И вот мы
видим, что увлечение теорией сменяется увлечением фактами. Ра¬22
зочаровавшись в достижимости более высоких целей научного по¬
знания, многие экономисты проникаются презрением к теории.
Место прежней отвлеченной теории занимают обстоятельнейшие
описания фактов конкретной экономической действительности и
истории хозяйства — и экономическая наука в трудах ученых
этого направления превращается в простое скопление огромной
массы эмпирического материала с крайне скудным теоретическим
освещением.Палка была перегнута в другую сторону. Но страх поклонни¬
ков фактов перед теорией так же не соответствует духу истинной
науки, как и чрезмерное увлечение теорией более ранних эконо¬
мистов. Если теория, оторванная от фактов, пуста, то и факты, не
освещенные теорией, слепы.Научный курс политической экономии должен избежать обеих
указанных крайностей. Он должен быть проникнут с начала до
конца стройной теорией, которая должна укладывать в систему и
ставить на свое место каждый отдельный факт, находящий себе в
нем место; но сама теория должна излагаться в непосредственной
связи с фактами. И теория, и факты должны быть органическим
целым, в котором одна часть предполагает другую1*.Теория, вытекающая из фактов, и факты как основа теории —
таково должно быть содержание курса, стоящего на высоте совре¬
менной науки.II.	Определение хозяйственной деятельностиПолитическая экономия изучает народное хозяйство2*. Но
ним сказано еще очень мало. Прежде всего, нужно точно опреде¬
лить само понятие народного хозяйства. Затем нужно установить,II	каком смысле, в каких отношениях, с какой точки зрения эко¬
номическая наука исследует народное хозяйство, ибо хозяйствен-
мни деятельность человека является предметом изучения многих
других наук, кроме политической экономии.Центральным понятием нашей науки является понятие хозяй¬
ства. Более ста лет тому назад великий Кант3* иронически заме¬
ти относительно науки права, что юристы все еще спорят о том,
чю такое право. Споры эти продолжаются и до днесь. Экономис¬
ты мало спорят или вовсе не спорят относительно понятия хозяй-
|ша, но не потому, чтобы относительно него господствовало
между ними полное согласие. Большинство экономистов просто не
чувствуют потребности в точном определении центрального поня-
IHH своей науки. Между тем, неясность в этом исходном пункте
должна внести неясность во все последующее. Чтобы точно уста¬
новить предмет изучения политической экономии и этим сделать
невозможным вторжение в ее область других научных дисциплин,
равно как и бесплодную охоту экономиста на чужих полях,
нужно самым строгим образом очертить границы той научной тер¬
ритории, которую экономист может и должен считать своим за-23
конным владением. Только это может обеспечить плодотворное
мирное сотрудничество отдельных наук, вместо господствующей
ныне между ними междоусобной брани, вызываемой неясностью
их взаимных границ.Наибольшей популярностью среди экономистов пользуются
две группы определений понятия хозяйства. Первая Труппа исхо¬
дит из конечных целей хозяйственной деятельности, из рода по¬
требности, которой эта деятельность служит; вторая — из ха¬
рактера хозяйственной деятельности, из внутренних ее свойств.Определение хозяйства первого рода, по-видимому, имеет
всего более сторонников среди экономистов. Представители этого
воззрения на природу хозяйства (Шмоллер1*, Энгельс, А.И.Чуп-
ров2*) различают два рода потребностей — низшие, необходимые,
физиологические потребности поддержания жизни нашего орга¬
низма (обычно называемые материальными или внешними по¬
требностями) и высшие потребности духовного или культурного
характера. Хозяйством является по этому взгляду такая деятель¬
ность, которая направлена на удовлетворение первой группы по¬
требностей3*.Такое понимание сущности хозяйственной деятельности натал¬
кивается, однако, на непреодолимые трудности при его примене¬
нии к делу. Прежде всего, совершенно невозможно точно разгра¬
ничить так называемые низшие, физиологические, и высшие,
культурные потребности. Куда отнести, например, потребности в
красивой одежде, драгоценностях и т.п.? Несомненно, это — не
необходимые потребности. Однако приготовление одежды отно¬
сится всеми экономистами к хозяйству. Далее, если бы и можно
было разграничить «хозяйственные потребности» от «не хозяйст¬
венных», это еще не дало бы нам точного критерия для различе¬
ния хозяйства от деятельности другого рода. Дело в том, что
почти каждый предмет может служить самым разнообразным по¬
требностям, и, следовательно, стоя на рассматриваемой точке зре¬
ния, совершенно невозможно установить, является ли данная дея¬
тельность хозяйственной или нет. Из кирпичей можно выстроить
и фабрику (служащую целям хозяйства), и храм (не служащий
хозяйственным целям); из полотна делают мешки для хлеба, но
на полотне пишут и картины. Граница между хозяйством и не-хо-
зяйством, таким образом, совершенно стирается.Ввиду невозможности определить хозяйственную деятельность
по ее конечным целям, многие экономисты стали искать отличи¬
тельные признаки хозяйства в характере этой самой деятельнос¬
ти — не в том, что делается, а в том, как делается.Хозяйством, согласно этому определению (Рошер4*, Вагнер5*,
Исаев6*), является всякая деятельность, соответствующая хозяй¬
ственному принципу, под каковым следует понимать стремление
достигать с наименьшими затратами наибольшего полезного ре¬
зультата7*.Такое определение хозяйства кажется гораздо научнее и гораз¬
до глубже проникающим в природу хозяйственной деятельности,24
чем определения предыдущей группы. Оно совершенно отказыва¬
ется от мысли, что хозяйственная деятельность удовлетворяет
только одной группе потребностей. Какова бы ни была потреб¬
ность человека, низшая или высшая, деятельность, направленная
на ее удовлетворение, должна быть признана хозяйственной, если
только она совершается в согласии с хозяйственным принципом.
Самый же хозяйственный принцип есть не что иное, как требова¬
ние возможно более бережливого расходования сил1*.В центре этого определения хозяйства лежит понятие хозяйст¬
венного принципа, играющее вообще очень большую роль в эко¬
номической теории нашего времени. Не подлежит ни малейшему
сомнению, что принцип этот, действительно, свойствен хозяйст-
венной деятельности и что хозяйственная деятельность тем полнее
достигает своих целей, чем более она ему следует. Мы называем
хозяйство хорошим или дурным в зависимости от того, насколько
оно построено в соответствии с этим принципом1.Однако и хозяйственный принцип столь же мало пригоден для
пмделения специфически хозяйственной деятельности из ряда
других, как и род потребности, которой эта деятельность служит.I (сякая разумная целесообразная деятельность должна следовать
этому принципу. Мы мыслим согласно хозяйственному принципу,
стремясь с наименьшей затратой своих умственных сил разрешить
интересующий нас вопрос, и тем лее принципом определяем цен¬
ность продукта нашего умственного творчества2*. Отвлеченное по¬
нятие, закрепляющее в общей формуле неограниченное число от¬
дельных конкретных впечатлений, потому является таким необхо¬
димым орудием нашего мышления, что благодаря ему экономизи¬
руются силы нашего ума; эстетическая ценность произведений ис¬
кусства точно так же зависит от способности их с наименьшей за-
I ратой внешних средств достигать наибольшей суммы эстетическо¬
го [впечатления и т.д. Наши потребности далеко превосходят сред-
I I на их удовлетворения, находящиеся в нашем распоряжении.
Поэтому мы должны экономизировать свои силы и всякие иные
средства удовлетворения наших потребностей, чтобы обеспечить
| ебе максимум удовлетворения последних3*2.1	На почве такого понимания природы хозяйства стоит и Бюхер4* в
| моих знаменитых этюдах о происхождении народного хозяйства. Ди¬
карь, не знакомый с хозяйственным расчетом, не может и вести, с этой
Гички зрения, хозяйства. Поэтому Бюхер был вполне последователен, ут-
нгрждая, что хозяйство есть результат исторического развития и что
По,лее первобытные народы совсем не знают хозяйства, ибо деятельность
дикаря по добыванию пищи и удовлетворению своих потребностей почти
мишена элемента расчета и предвидения (Бюхер. Возникновение народ¬
ною хозяйства. Пер. под ред. И.М.Кулишера. 1907. Стр. 24).■' «Экономия мысли наиболее развита в той науке, которая достигла
ншшысшего формального развития и к услугам которой так часто прибе-
мн'Т и естествознание, т.е. в математике... Физика представляет собой
шопомически упорядоченный опыт» (Мах Э. Популярно-научные очер¬
ки Пер. Г.Котляра. 1909. Стр. 158—159.)25
Итак, желая установить отличительный признак хозяйства,
экономисты натолкнулись на принцип гораздо более широкого
значения — на основной принцип всякой разумной деятельности
вообще. Но именно поэтому принцип этот не может быть опреде¬
ляющим признаком понятия хозяйства1*. Хозяйство, не удовле¬
творяющее требованиям названного принципа, есть, конечно, пло¬
хое хозяйство; но плохое хозяйство все же хозяйство. С другой
стороны, творческая деятельность истинного художника, совер¬
шающаяся с величайшим соблюдением принципа экономии сил, не
принимает в силу этого характер хозяйства.Итак, и то, и другое определение хозяйства должны быть при¬
знаны не устанавливающими конститутивных признаков гозяйст-
венной деятельности. Рассмотренные определения ищут отличи¬
тельные признаки хозяйства лишь в субъективной сфере пережи¬
ваний хозяйствующего лица; определения первой группы — в
сфере потребностей индивида, определения второй группы — в
характере деятельности индивида. Но хозяйство есть двусторон¬
ний акт, акт взаимодействия между человеком и внешней приро¬
дой. Именно в этом и заключается объективный признак, самым
резким образом отличающий хозяйственную деятельность от вся¬
кой иной. Всякая целесообразная деятельность должна иметь
какой-либо предмет, на который она направлена. Предметом этим
может быть либо человек, либо внешняя природа. Деятельность,
непосредственным предметом которой служит человек, никогда не
включается нами в понятие хозяйства. Хозяйственная же деятель¬
ность непосредственно направлена на внешнюю природу. В этом
заключается первый объективный признак хозяйства.Так, врач не занимается хозяйством, когда он лечит больного, как не яв¬
ляется хозяином и учитель, занятый обучением, музыкант, исполняющий му¬
зыкальную пьесу, или судья в судебном заседании2*. Напротив, обработка
поля, результатом которой является получение пищи, приготовление одежды
или жилища всеми включаются в сферу хозяйства. Во всех этих случаях не¬
посредственным объектом деятельности человека является внешняя природа,
видоизменение ее и приспособление к нашим целям.Но не нужно думать, что мы воздействуем на природу только
для удовлетворения наших необходимых физиологических по¬
требностей. Самые высшие наши потребности, точно так же, как
и низшие требуют для своего удовлетворения предварительного
видоизменения природы нашим трудом.Религиозная потребность ведет к постройке храмов, и даже вся первона¬
чальная архитектура возникла из постройки храмов. Эстетические потребнос¬
ти вызывают самые разнообразные роды хозяйственной деятельности — при¬
способление внешней природы к нашим потребностям. Одежда служит не
только для защиты нашего тела от холода, но и предметом украшения, а про¬
изводство одежды есть одна из важнейших отраслей хозяйственного труда.
Удовлетворение музыкальной потребности требует производства музыкальных
инструментов. Для скульптуры нужны мрамор и бронза, для живописи — по¬
лотно и краски. Быстро растущие в современном обществе потребности позна¬
ния приводят к тому, что все увеличивающаяся доля общественного труда за¬26
трачивается на производство книг, бумаги, чернил, перьев, научных инстру¬
ментов и т.д. Стремление к власти и господству над себе подобными есть один
из существенных стимулов милитаризма, приводящего к тому, что сотни
тысяч и миллионы людей заняты приготовлением разного рода предметов во¬
оружения, одежды и продовольствия солдат. Словом, не существует ни одной
общественной потребности, от самой высшей до самой низшей, которая не
требовала бы для своего удовлетворения воздействия человека на внешнюю
природу, приспособления ее к наших целям.Однако хозяйственная деятельность не всегда состоит в изме¬
нении внешней природы. Обмен, торговля всеми относятся к об¬
ласти хозяйства. В этом случае, однако, переходит от одного лица
к другому лишь владение предметами внешнего мира, — самые
же предметы не испытывают перемен. При обмене изменяется от¬
ношение человека к внешней природе: приобретая нужный ему
материальный предмет, вступающий в обмен человек создает для
себя материальную возможность удовлетворения своих потребнос¬
тей. Значит, и в случае обмена хозяйственная деятельность на¬
правляется на создание материальной обстановки, необходимой
для удовлетворения потребностей хозяйствующего лица, направ¬
ляется на внешнюю природу, но не на видоизменение ее, а на за-
младение ею в интересах данного лица.Итак, первый отличительный признак хозяйственной деятель¬
ности — это то, что непосредственным предметом ее является
миешняя природа, а не человек. Это — внешний, объективный
признак хозяйства. Но одного этого признака мало. Хозяйствен¬
ная деятельность самым резким образом отличается от игры, ху¬
дожественного творчества и вообще от всякой деятельности, кото¬
рая является не средством для чего-либо иного, а целью в себе.
Меди даже внешние результаты деятельности одни и те же, дея-
И'лыгость является хозяйственной или нет в зависимости от того,
пть ли она средство или цель. Хозяйственная деятельность
никогда не есть самоцель, но всегда средство к достижению
иной цели. В этом заключается второй, субъективный признак
хозяйства.Охотник-спортсмен, рыболов-любитель не заняты хозяйством, хотя они
тпк же убивают дичь и ловят рыбу, как и охотник-промышленник или обык-
шшггшый рыбак, несомненно занятые хозяйственным трудом. Живописец вы-
нееок занят хозяйственным трудом, как и любой маляр, но творчество истин-
HIно художника никогда не относится нами к хозяйству. Почему же? Потому,
чю эстетическое творчество есть самоцель: художник творит, повинуясь внут¬
реннему влечению к этой деятельности, доставляющей ему высшее наслажде¬
ние, л вовсе не ради увеличения своего или чужого комфорта. И потому край¬
ним осуждением труда художника является в наших глазах сближение его с
(Н.шИственным трудом: назвать поэта или живописца ремесленником — зна¬
нии признать отсутствие в нем истинного художественного таланта.Но этой же причине вся область потребления выключается
мммп из сферы хозяйственного труда, ибо потребление есть цель
нишей деятельности, а не средство для чего-либо иного1*.27
Приготовление пищи есть хозяйство; но еда не есть хозяйство, заканчи¬
вающееся в тот момент, когда мы приступаем к потреблению. Задача хозяйст¬
ва в том именно и заключается, чтобы сделать возможным потребление, кото¬
рое есть конечная цель хозяйства, а не само хозяйство. Если же бы стали
включать и потребление в сферу хозяйства, то хозяйство охватило бы всю
нашу жизнедеятельность, которая сводится к удовлетворению наших потреб¬
ностей — иначе говоря, к потреблению1*.Итак, хозяйственная деятельность характеризуется двумя от¬
личительными признаками, объективным, заключающимся в том,
что непосредственным внешним объектом хозяйственной деятель¬
ности всегда является не человек, а внешняя природа, и субъек¬
тивным, состоящим в том, что хозяйственная деятельность всегда
является средством, а не целью в себе. Соединяя в одно оба эти
признака, мы получаем следующее определение хозяйства, как де¬
ятельности: хозяйство есть совокупность действий человека, на¬
правленных на внешнюю природу и имеющих своей целью не на¬
слаждение самой деятельностью, но создание материальной об¬
становки, необходимой для удовлетворения наших потребнос¬
тей.III.	Политическая экономия и естествознаниеОпределив, что такое хозяйство, мы сделали первый шаг к ус¬
тановлению рредмета изучения политической экономии. Но толь¬
ко первый. Дело в том, что хозяйство исследуется далеко не
одной экономической наукой, но и значительной частью приклад¬
ного естествознания. Промышленная технология, инженерное ис¬
кусство, агрономия, зоотехния — все это естественные науки,
близко соприкасающиеся по своему предмету изучения с экономи¬
ческой наукой. И техник, и экономист исследуют ту же область
хозяйственного производства, но с совершенно различных точек
зрения.Это различие точек зрения экономии и техники было впервые отмечено
Германом2*. Техника, по мнению этого выдающегося теоретика, сосредоточи¬
вает внимание на качественных изменениях обрабатываемого материала. Тех¬
ника указывает, каким образом придать материалу те свойства, которые дела¬
ют его пригодным для человеческого употребления. Напротив, экономия есть
количественный контроль производства, подведение баланса между величи¬
ною затраты и получки. Хозяйственный расчет определяет, сколько требуется
изготовить продуктов, качество которых устанавливается техникой. Итак,
точка зрения техники есть точка зрения качества, экономии — количества.Разграничение экономии и техники у Германа, в сущности, воспроизводит
идею хозяйственного принципа, как отличительного признака хозяйства. Но
именно потому оно и должно быть признано несостоятельным. На самом деле,
техника немыслима вне количественного учета. При устройстве машины тех¬
ник не может не принимать в соображение затрат механических сил при ра¬
боте этой машины и полезного действия ее. Техника, которая не исходила бы
в своих расчетах из принципа экономии сил, иначе говоря из хозяйственного
расчета, была бы непригодна ни для каких практических целей — и, конечно,
реальная технология не характеризируется теми чертами, которые ей пригш-28
гывает Герман. Точка зрения экономии, действительно, глубоко отличается от
тчки зрения техники, но различие это коренится не там, где указывает Гер¬
ман, который лишь сознал соответствующую теоретическую проблему, но от¬
нюдь не разрешил ее. Между тем, разрешение ее не представляет никаких за¬
труднений.Хозяйственный процесс, как выше указано, имеет двусторон¬
ний характер: он совершается между двумя полюсами — челове¬
ком и природой. Отсюда и вытекает двойственный характер наук0	хозяйстве: поскольку наше внимание сосредоточивается на
идиом полюсе хозяйственного процесса — на человеке, — мы
стоим на точке зрения экономиста; поскольку же мы обращаемся
к другому полюсу хозяйства — к природе, — мы переходим на
точку зрения техника. Для техники процесс хозяйственного про-
изводства есть не что иное, как ряд последовательных физико-хи-
мических изменений в определенном материальном субстрате под
нлиянием воздействия определенных физико-химических сил. Сам
человек для техники есть не что иное, как механическая сила,
ничем не отличающаяся принципиально от других механических
сил, участвующих в процессе производства. Напротив, экономис-
III материальные процессы производства сами по себе нисколько
не интересуют; они приобретают для него значение лишь постоль¬
ку, поскольку они влияют на благополучие человека, представля¬
ющего для экономиста единственный предмет интереса.С точки зрения агронома, поле, на котором плуг проводит борозду,| пмый этот плуг, лошадь, которая его тащит, и рабочий, который ведет ло-
мшдь ~ в равной мере механические силы, результатом взаимодействия кото¬
рых является процесс вспашки. Напротив, для экономиста и поле, и плуг, и
‘нппадь суть только средства, при помощи которых человек достигает своих
целой. Человек — не средство производства, как поле, плуг и лошадь, а цель
hi сто процесса, получающего свое значение лишь по отношению к интересам
человека1*.Итак, точка зрения экономиста — это точка зрения интересов
человека, расценка происходящих во внешней природе объектив¬
ных процессов со стороны их влияния на благополучие человека.I тим политическая экономия вполне определенно отграничивается111	технологии, для которой человек не противостоит природе, а
* i l l. ее составная часть, одна из многих сил, влияющих на физи-
14 1 химические и биологические процессы, изучаемые технически-
.1И науками.11о не только экономическая наука изучает человека в процес-11	хозяйственного труда. Человека же изучает медицина; фабрич-
пнм и, вообще, промышленная гигиена исследует влияние на чело-
iiniia именно условий хозяйственного труд. Различие точек зрения
пшйственной теории и гигиены заключается, однако, в том, что1	пшена, подобно технологии, есть отрасль естествознания. Для■	lull пауки человек есть животный организм, подобно другим жи-
ппшым организмам. Внимание медицины и гигиены обращено ис-
| почительно на биологические процессы человеческого организ-
|.| Напротив, экономическая наука так же мало интересуется29
этими последними, как и физико-химическими процессами внеш¬
ней природы; и то, и другое для нее приобретает значение лишь
в связи с влиянием этих процессов на благополучие человека, на
его психические переживания. Для экономической науки важен
только человек, но при том не как животный организм, а как
субъект психических переживаний. Хозяйственный процесс, изу¬
чаемый экономической наукой, сводится, таким образом, к психи¬
ческим переживаниям человека — вот та точка зрения, с которой
политическая экономия исследует хозяйственный процесс, и вот
каким образом политическая экономия может быть отграничена от
технологии и гигиены1*.IV.	Единичное и народное хозяйствоИтак, экономическая наука изучает хозяйственную деятель¬
ность человека с точки зрения ее влияния на благополучие чело¬
века, как субъекта психических переживаний. Однако удаливши
из сферы экономической науки всю область техники и гигиены,
мы оставили для нашей науки, по-видимому, нечто весьма скуд¬
ное. Возьмем изолированное единичное хозяйство — например,
хозяйство крестьянской семьи, которая ничего не продает и не по¬
купает, а существует исключительно продуктами собственного
труда. Успех такого хозяйства самым существенным образом за¬
висит от того, насколько рационально в техническом отношении
ведутся в нем операции производства и насколько рационально, в
отношении медицины и гигиены, исполняется труд. Что может,
однако, прибавить к этому существенно ценного экономист?
Иначе говоря, есть ли в пределах изолированного единичного хо¬
зяйства место для особой экономической научной дисциплины?
Весь хозяйственный процесс, поскольку он выражается в психи¬
ческих переживаниях человека, в этом случае в высшей степени
не сложен. Потребности хозяина определяют направление хозяй¬
ственного труда; успешность этого труда зависит от внешних ус¬
ловий производства и от уровня технического знания. Причинные
соотношения хозяйства в этом случае относятся преимущественно
к сфере внешней природы и жизнедеятельности организма — и,
следовательно, могут быть предметом изучения лишь естествозна¬
ния. Что же касается хозяйственного процесса в сфере психичес¬
ких переживаний, то психические процессы, как таковые, являют¬
ся предметом специальной науки — психологии.Весь хозяйственный процесс определяется в этом случае сознательной
волей и мыслью человека. Хозяйство требует определенного плана, опреде¬
ленного распределения хозяйственного труда между различными сферами его
применения. План этот может быть установлен только на основании расчета
полезности каждого отдельного продукта и трудовой стоимости их производ¬
ства. Составление такого плана необходимо для каждого хозяйства, но это —
область не теоретической науки, а практического искусства2’. Поскольку же30
дело идет о теоретическом изучении психических процессов хозяйствующего
лица, изучение это составляет законную область психологии в прикладной ее
'1асти.Таким образом, для особой теоретической научной дисципли¬
ны, выходящей за пределы психологии, места в этом случае нет.
Мы приходим, следовательно, к странному результату: устраняя
из сферы экономической науки последовательно, одно за другим
нее, что является областью других наук, мы как будто ничего не
оставили для нашей науки и, таким образом, ее упразднили.И, действительно, на основе изолированного единичного хо¬
зяйства не может возникнуть особой хозяйственной науки, — ма¬
териал для этого слишком скуден1*. Но сравним с изолированным
единичным хозяйством группу единичных хозяйств, обладающих
свободой своих хозяйственных действий и юридически независи¬
мых друг от друга, но связанных между собой обменом. В этом
случае каждый отдельный хозяин в большей или меньшей степени
работает на другие хозяйства; хотя каждый формально вполне
свободен, на деле все зависят друг от друга. Каждый производит,
что хочет, но рынок принимает не всякий продукт и не во всяком
количестве, и если производитель желает найти сбыт для своего
продукта, он должен подчиняться указаниям рынка. От цены про¬
дукта зависит хозяйственное благополучие производителя, цена
же определяется не усмотрением производителя, а законами
рынка. Она есть результат взаимодействия всех хозяев, вступаю¬
щих между собой в меновые сношения, и притом результат, не со-
|даваемый планомерными соглашениями их, а возникающий сам
собой, стихийно, как сама собой определяется равнодействующая
нескольких механических сил, прилагаемых к одной и той же
точке. Цена возникает как результат столкновения множества ин-
иресов противоположного характера, благодаря чему каждый от¬
дельный интерес бессилен определить цену.Перед нами своеобразное явление в сфере общественной
ж н:ши, которое Вундт назвал «гетерогенией целей» и заключаю¬
щееся в том, что в результате взаимного влияния целесообразных
действий многих людей, преследующих независимо друг от друга■	мои особые цели, возникают результаты, совершенно независи¬
мые от воли каждого отдельного человека и не входящие в об¬
ласть его целей. Весь ход исторического процесса есть один из
примеров такой гетерогении целей1.1 «В истории, — говорит Энгельс, — редко случается то, чего жела¬
ют, и большинстве же случаев многочисленные цели, которых желают,| шлкиваются между собой и противодействуют друг другу... Таким обра¬
ти, столкновение бесчисленных единичных воль и единичных действий
кидает в области истории состояние, совершенно аналогичное состоянию
fin сознательной природы. Цели действий являются предметом желаний,
мп результаты, которые получаются от действий, не являются предметомI I мания, или же, поскольку они соответствуют желаемым целям, они
имеют совершенно иные, а не желаемые, последствия» (Engels F. Ludwig
I cMtM'bach. 2-е изд. 1895. S. 44).31
Благодаря взаимной зависимости единичных хозяйств, фор¬
мально свободных в своих хозяйственных действиях, но факти¬
чески связанных друг с другом узами обмена, результат хозяйст¬
венной деятельности начинает определяться не только хозяйствен¬
ными расчетами каждого отдельного хозяина и не только физико¬
химическими и биологическими условиями хозяйственного труда,
но и условиями общественного порядка. Эти последние условия
суть нечто, выходящее за пределы как психических переживаний
отдельных хозяев, так и материальных условий хозяйственного
труда. На почве этих общественных условий свободного менового
хозяйства возникают причинные и функциональные соотношения
своего особого порядка, возникает своя закономерность, имеющая
по отношению к единичному хозяйству, входящему в состав дан¬
ной меновой группы, такой же принудительный характер, как и
законы внешней природы.Хочет или не хочет отдельный хозяин, но он принужден подчиняться тем
ценам, которые диктуются ему рынком. Цены эти могут быть прямо разори¬
тельны для отдельного хозяина — и даже для их совокупности — и все же
они не могут быть изменены, пока не изменятся экономические условия, вы¬
зывающие их, как не могут быть изменены явления природы, если действуют
создающие их силы'*.Эта специфическая закономерность свободного менового хо¬
зяйства и есть новая теоретическая проблема, требующая для
своего разрешения соответствующей особой науки. Ни естество¬
знание, ни психология не могут открыть законов взаимодействия
единичных хозяйств, связанных между собой узами обмена. Бла
годаря наличности этих невидимых, но вполне реальных уз, еди¬
ничные хозяйства данной меновой группы становятся в своей со¬
вокупности связным целым, общественным организмом, в котором
каждое единичное хозяйство играет роль определяющего и в то
же время определяемого элемента. Эта совокупность юридически
свободных, но связанных обменом единичных хозяйств образует
собой то, что называют народным хозяйством1.Народное хозяйство тем существенно отличается от единично
го хозяйства, что единичное хозяйство регулируется волей и со
знанием отдельного хозяина. Напротив, народное хозяйство не
имеет хозяина, оно есть стихийный и бессознательный продукт
взаимодействия всего множества регулируемых индивидуальными
сознаниями единичных хозяйств. Народное хозяйство не подчиня
ется в своей жизнедеятельности какому-либо сознательному
плану, и, тем не менее, оно функционирует так, как будто бы
такой план был. Исследование этой-то внутренней закономерности
народного хозяйства, этого невидимого механизма, который под
держивает связь между всеми единичными хозяйствами, опредс1	У нас существует даже народная пословица «Бог цены строит», ярк"
выражающая стихийную и не подчиняющуюся человеческому воздейст
вию закономерность цен.32
ляет их взаимодействие, и есть важнейшая задача политической
экономии.Во всяком реальном народном хозяйстве действуют силы дво¬
якого рода: во-первых, бессознательные, стихийные силы взаимо¬
действия единичных хозяйств, которые, как сказано, и составля¬
ют важнейший предмет изучения политической экономии; во-вто¬
рых, сознательное, целесообразное регулирование хозяйственных
процессов общественной властью. Народное хозяйство есть не
только стихийный комплекс единичных хозяйств: в нем действует
и регулирующая сила органов общественной власти — прежде
всего, государства. Государство в большей или меньшей степени
ограничивает свободу действий единичных хозяйств, подчиняя их
деятельность определенному плану, привносимому самим государ¬
ством. Тем не менее наука политической экономии возникла на
основе изучения не этих сознательных регулирующих сил народ¬
ного хозяйства, а именно бессознательной закономерности свобод¬
ного обмена.Поскольку государство регулирует народнохозяйственные процессы, оно
уподобляется единичному хозяину. В основе государственного регулирования
народного хозяйства лежит сознательная воля, сознательный расчет, каковые
действуют и в единичном хозяйстве. На основе этого сознательного регулиро¬
вания государством народнохозяйственных процессов возникает наука эконо¬
мической политики, имеющая, однако, совершенно иной гносеологический ха¬
рактер, чем теоретическая политическая экономия. И подобно тому, как из
государственной политики в других областях народной жизни — уголовной
политике, цивильной, международной и т.д. — не возникло особых наук о
независящих от воли человека причинно-функциональных зависимостях соот¬
ветствующих явлений, точно так же и из экономической политики не могла
бы возникнуть наука о независящих от человеческой воли причинно-функци-
ональных соотношениях экономических явлений.Политическая экономия складывается в особую науку сравни¬
тельно очень недавно — с половины XVIII века — вместе с раз¬
витием предмета ее изучения, свободного менового хозяйства,
между тем как государство с его вмешательством в экономические
отношения существует уже несколько тысячелетий. Но пока сво¬
бодный обмен был мало развит, для политической экономии
почвы не было.Сравним, напр[имер], строение цен при господстве общественной регла¬
ментации цен (такс на продукты, как в эпоху цехов) и при свободном обмене.II	первом случае цена продукта, поскольку она зависит от произвола общест¬
венной власти, устанавливается в соответствии с теми интересами, которые
желает охранять общественная власть. Цена не возникает сама собой, помимо
пили заинтересованных лиц. Она есть создание сознательной деятельности че¬
ловека, как и всякое правило или закон, устанавливаемые общественной влас¬
тью. Напротив, цена, создающаяся в результате свободного обмена, не уста¬
новлена никакой отдельной волей, а возникла так же естественно и неизбеж¬
но, как естественно и неизбежно выпадает дождь при известном состоянии ат¬
мосферы. На почве таксирования продуктов должно было выработаться со¬
ответствующее практическое искусство, как отрасль экономической полити-
! н Па почве свободного строения цен должна была возникнуть наука о не-
IIIвисящих от воли человека причинных законах, управляющих образовани¬
ем цен1*.14433
Таким образом, политическая экономия изучает стихийную за¬
кономерность свободного менового хозяйства не только потому,
что эта система хозяйства господствует в наше время. Существуют
глубокие, гносеологические причины, почему политическая эконо¬
мия должна была возникнуть на основе изучения именно этой хо¬
зяйственной системы1.Но так как меновое хозяйство отнюдь не представляет собой
застывшей и неизменной хозяйственной системы, а находится в
процессе непрерывного развития, то, изучая меновое хозяйство,
экономическая наука изучает и эти процессы развития. Стихий¬
ные же силы народного хозяйства суть не что иное, как общест¬
венные отношения людей, участвующих в меновом хозяйстве.
Благодаря условиям этого хозяйства каждый участник его, дости¬
гая своих целей, вступает во взаимодействие с другими участника¬
ми; эта взаимная зависимость одних членов менового хозяйства от
других и образует собой общественные отношения менового хо¬
зяйства. Таким образом, мы можем определить политическую эко¬
номию, в широком смысле, как науку об общественных отноше¬
ниях людей в пределах их хозяйственной деятельности, и, в
более узком смысле, — современную политическую экономию —
как науку об общественных отношениях людей в пределах их
хозяйственной деятельности, совершающейся в среде историчес¬
ки развивающегося свободного менового хозяйства^*.Английские экономисты обычно исходят из понятия не хозяйства, а богат¬
ства, определяя политическую экономию, как «науку о богатстве». Французы
в большинстве случаев следуют примеру англичан, и только немцы выдвига-
Тот натгервм-пямг-ноаятиечх-озяйст-ва^-Нд-Донятие богатства уже потому не-
пригодно для такой центральной роли в экономической науке, что под ним
подразумевают внешний результат хозяйственной деятельности — совокуп¬
ность имеющих ценность (хозяйственных) предметов — между тем как поли¬
тическая экономия изучает самую эту деятельность и возникающие в ее пре¬
делах общественные отношения. Определяя политическую экономию как
науку о богатстве (иначе говоря, как науку о вещах), мы затушевываем раз¬
личие этой науки от технических наук и не выдвигаем на первый план обще¬
ственного характера нашей науки. Вот почему следует признать существен¬
ным улучшением точку зрения немецких экономистов, имеющую все шансы
стать господствующей.Однако, хотя почти у всех немецких теоретиков можно найти то или дру¬
гое определение хозяйства, нельзя сказать, чтобы задача дать научное опреде¬
ление центральному понятию экономической науки была удачно разрешена
немцами. Кроме разобранных выше определений, в немецкой литературе мы
встречаем очень много и других. Весьма распространенный тип представляет
определение Дитцеля. «Хозяйство, — говорит этот выдающийся теоретик, —
есть совокупность действий, при помощи которых субъект покрывает свою по¬
требность в материальных благах»2. Сходные определения мы находим у Фи¬
липповича, Платтера, В.Я.Железнова2*. Достоинством этого определения яв¬1	«То, что составляет до сих пор экономическую науку, ограничивает¬
ся почти исключительно генезисом и развитием капиталистического спо¬
соба производства» (Engels F. Herrn Eugen Duhrings Umwalzung der
Wissenschaft, 3-е изд. 1894. S. 153). '2	Dietzel H. Theoretische Socialokonomik. S. 159.34
ляется подчеркивание объективного признака хозяйства — того, что хозяйст¬
венная деятельность направлена на внешний материальный мир. Недостаток
его в упущении субъективного признака хозяйственной деятельности — того,
что хозяйство всегда есть средство и никогда не цель. Согласно этому опреде¬
лению потребление есть хозяйство — и, действительно, Дитцель называет
даже дыхание хозяйственным актом. Но при таком понимании хозяйства вся
жизнедеятельность человека превращается в хозяйство. Безусловно, прав
Визер1*, утверждая, что «процессы удовлетворения потребностей, во всех
своих видах, от самых грубых до самых возвышенных, так же как и всякая
деятельность, которую мы предпринимаем не как хозяйственную работу, с
расчетом на ее внешний результат, но в которой развивается и открывается
сама человеческая личность, не имеют хозяйственного характера»1.Определение хозяйства, данное в тексте, относится к хозяйству, как дея¬
тельности, а не к хозяйству, как к культурному единству. В этом последнем
смысле мы можем определить хозяйство, как совокупность приспособлений и
учреждений, служащих хозяйственной деятельности, вместе с результата¬
ми последней. В этом смысле мы говорим о хозяйстве того или иного лица,
как об известном культурном единстве и внешнем целом, независимом от лич¬
ности своего хозяина. Хозяин умирает, но его хозяйство, как культурная ор¬
ганизация, остается. В том же смысле мы говорим о народном хозяйстве.Интересные соображения о сущности хозяйственного духа мы находим у
.Чюкстерберга. Мюнстерберг настаивает на том, что хозяйство имеет свою
самостоятельную ценность, «несводимую к чувству удовлетворения, которое
мы получаем от потребления предметов хозяйства». Современный капиталис¬
тический предприниматель руководствуется в своей неутомимой деятельности
не столько жаждой материальных наслаждений, сколько чувством удовлетво¬
рения, которое ему доставляет сознание создаваемого богатства. По мнению
Мюнстерберга, хозяйство имеет свой пафос, свою идеальную сторону, кото¬
рая особенно рельефно выступает в современном гигантском капиталистичес¬
ком хозяйстве. Этот пафос вытекает из сознания тех грандиозных объектив¬
ных изменений в природе, в смысле все большего приспособления ее к по¬
требностям человека, которые создаются хозяйством. При этом пафос хозяй-
ггвенного успеха следует строго отличать от того чувства гордости, которым
преисполняется современный человек, когда он оценивает промышленный
процесс нашего времени с чисто технической точки зрения. В последнем слу¬
чае восторженное чувство вызывается порабощением природы человеку. Хо¬
зяйственный пафос другого характера, — в нем природа является не порабо¬
щенной, а как бы развертывающейся во всем богатстве своих неисчислимых
сил. Человек является не повелителем природы, а ее слугой, помощником, ее
наиболее могущественной силой. Благодаря хозяйству природа достигает как
бы своего собственного завершения, и в этом заключается самостоятельная
ценность хозяйства2.Нельзя не согласиться с Мюнстербергом, что хозяйство, как и всякое
иное культурное дело, имеет свой пафос. Но и в этом случае хозяйственная
деятельность остается средством, а не целью в себе, — целью же в себе явля¬
ются внешние результаты хозяйственной деятельности, создаваемое этой дея¬
тельностью богатство, хотя бы этим богатством сам хозяин и не пользовался.
Таким образом, и при наличности охарактеризованного Мюнстербергом хо¬
зяйственного пафоса (которого может и не быть и обычно не бывает, -
Мюнстерберг рисует психологию не обычного хозяина, а, так сказать, артиста
хозяйства) хозяйственная деятельность сохраняет те типические черты, кото¬
рые указаны в тексте.С другой стороны, именно вникнув в сущность хозяйственного пафоса,
мы поймем глубокое принципиальное различие хозяйства и искусства. В хо-
шПстве как бы раскрывается природа, в искусстве — человек.1	Wieser F. Ueber den Ursprung des wirtschaftlichen \yertes. 1884.N. 77.Munsterberg. Philosophie der Werte. 1908. S. 351 und S.W.35
Единичное хозяйство противополагается народному, как часть целому.
Это понятие народного хозяйства, как «компликации единичных хозяйств»,
было введено в науку, главным образом, Карлом Менгером1*. «Явления на¬
родного хозяйства, — говорит он, — отнюдь не суть непосредственные жиз¬
ненные проявления данного народа, непосредственные результаты хозяйству¬
ющего народа, но результирующая (Resultante) всех бесчисленных единично¬
хозяйственных стремлений в народе»1. Единичные хозяйства Адольф Вагнер
делит: 1) по личности хозяйствующего субъекта и 2) по целям хозяйства. В
первом отношении единичные хозяйства делятся на: 1) хозяйства физических
лиц, 2) хозяйства юридических лиц и 3) хозяйства промежуточного типа. По
целям хозяйства, единичные хозяйства делятся на: 1) частные хозяйства,
преследующие только выгоды хозяйствующего лица, и 2) общественные хо¬
зяйства, преследующие общественные интересы. Эти последние хозяйства де¬
лятся, в свою очередь, на: I) добровольные хозяйства (напр[имер], потреби¬
тельное общество, кредитное товарищество, рабочий союз) и 2) принудитель¬
ные, среди которых важнейшим является государственное хозяйство*Народное (свободное меновое) хозяйство есть только одна из многих ис¬
торически бывших хозяйственных систем. Какая же хозяйственная система
должна лечь в основу экономической теории? Вопрос этот был поставлен в
методологически ясной форме только в новейшее время Дитцелем.Менгер, обсуждая этот же вопрос, решает его в том смысле, что эконо¬
мист-теоретик должен остановиться на изучении какого-либо одного хозяйст¬
венного строя, и именно современного, по соображениям практического инте¬
реса, — причем для объяснения явлений других типов хозяйственного устрой¬
ства должны вводиться в общую теорию соответствующие поправки и ограни¬
чения3. Решение Менгера совершенно неудовлетворительно; с этой точки зре¬
ния теоретически возможно столько же различных экономических наук,
сколько типов хозяйственного строя знала история, а между тем политическая
экономия сложилась в науку только на основе изучения современного меново¬
го хозяйства. Для этого должны были быть свои глубокие гносеологические
причины, совершенно не отмеченные Меигером.Уже Фурье2*, однако, почувствовал, что имеются гносеологические осно¬
вания для изучения—имш-шо менового хозяйства4. Вполне ясно этот вопрос,-
однако, был поставлен и блестяще разрешен лишь в новейшее время Дитце¬
лем в его работе «Beitrage zur Methodik der Wirtschaftswissenschaft», в кото¬
рой автор пришел к тому выводу, что, по гносеологическим соображениям,
экономическая наука должна изучать не какое-либо иное, а именно свободное
меновое хозяйство.Целым рядом соображений Дитцель доказывает «невозможность (для эко¬
номической науки) устанавливать общие законы иначе, как при предположе¬
нии свободы обмена (Verkehtrsfreiheit)»5.Впоследствии, однако, Дитцель несколько изменил свою точку зрения в
том отношении, что допустил возможность существования двух различных
экономических теорий — одной, изучающей «систему коллективности» (Ко1-
lectivsystem), и другой, изучающей «систему конкуренции» (Koncurrenzsys-1	Менгер К. Исследование о методах социальных наук. Пер. с нем.
1894. Стр. 82.2	Wagner A. Allgemeine oder theoretische Volkswirtschaftslehre. 2-е
изд. 1879. § 52, 121, 151, 154.3	Менгер К. [Цит. произв.]. Стр. 101.4	«Механизм цивилизации, — говорит он, подразумевая под цивили¬
зацией современный строй капиталистического хозяйства, — есть самый
любопытный из всех (le plus curieux de tous); ибо при нем наблюдается
наибольшее усложнение действующих сил». Fourier Ch. Theorie des qua-
tre mouvements. 1841. P. 408.5	Dietzel H. Beitrage zur Methodik der Wirtschaftswissenschaft.
Jahrbucher fur Nationalokonomie. N. F. IX. S. 237, 245.36
tem), причем однако, он продолжал настаивать на том, что с гносеологичес¬
кой точки зрения наибольший интерес представляет именно эта последняя
система, как заключающая всего более трудностей для своего понимания.Трудно понять,- почему Дитцель счел нужным ввести ограничение в свою
предшествовавшую точку зрения, сводившуюся к признанию гносеологичес¬
кой невозможности возникновения экономической науки каузального типа на
основе какой-либо другой хозяйственной системы, кроме системы конкурен¬
ции. Ведь, если и возможна экономическая теория на основе «системы кол¬
лективности» — системы подчинения хозяйственных процессов регулирую¬
щей власти общества, то теория эта будет иметь совершенно иной характер,
чем теория стихийных процессов свободного менового хозяйства. В высшей
степени сомнительно, чтобы экономическая теория, изучающая «систему кол¬
лективности», могла достигнуть существенно высшего научного уровня, чем
какая-нибудь другая отрасль теории политики. То, что отличает экономичес¬
кую науку от других общественных наук — установление ею системы причин-
но-функциональных зависимостей экономических явлений — вызывается
именно характерными особенностями ее современного предмета изучения —
свободного менового хозяйства, как явствует из взглядов самого Дитцеля.
Следовательно, экономическая теория, изучающая «систему коллективности»,
не может сложиться в точную науку о причинно-функциональных соотноше¬
ниях хозяйства, как современная политическая экономия1*. И потому есть
полное основание признавать судьбу политической экономии как своеобраз¬
ной науки о причинно-функциональных соотношениях хозяйственных явле¬
ний тесно связанной с современным народным хозяйством. Вместе с ним она
возникла и развилась и вместе с ним должна сойти со сцены. В социалисти¬
ческом строе для этой науки места не будет, хотя именно в этом строе прак¬
тические знания, относящиеся к области экономической политики, и все необ¬
ходимые для этого вспомогательные научные дисциплины — напр[имер], ста¬
тистика — должны получить чрезвычайное развитие. Политическая же эконо¬
мия частью превратится в теорию экономической политики, а частью войдет в
состав более общей науки об обществе — социологии1'1.Wagner A. Allgemeine oder theoretische Volkswirtschaftslehre.(Irundlegung. 3-е изд. 1893; Dietzel H. Beitrage zur Methodik der
Wirtschaftswissenschaft. Jahrbiicher fur Nationalokonomie. N. F. B.
IX; Его же. Theoretische Socialokonomik. 1895; Менгер К. Иссле¬
дование о методах социальных наук. Русск. пер. под редакцией
Д.Гурьева. 1897; Бюхер К. Возникновение народного хозяйства.
Русский перевод под редакцией И.М.Кулишера. 1907; Штам-
млер Р.2*. Хозяйство и право с точки зрения материалистического
понимания истории. Русск. пер. 1907; Филиппович. Основы поли¬
тической экономии. Русск. пер. 1901; Schmoller G. Grundriss der
;ilIgemeinen Volkswirtschaftslehre. 1901; Чупров А. Политическая1 «При строго социалистическом общественном устройстве политичес¬
кая экономия, построенная на принципе причинности, была бы сущей не¬
лепостью» (Sombarfi*. Der moderne Kapitalismus I. 1902. S. XVI). Точно
гик же Л.И.Петражицкий4* признает политическую экономию, с ее гносе¬
ологическими особенностями, возможной только по отношению к сущест¬
вующему правовому строю. При социалистическом же строе «существова¬
ние науки, соответствующей теперешней экономической теории, изучаю¬
щей законы (тенденции) поведения, вызываемого граждански-правовой
Мотивацией, путем соответственных дедукций, не имело бы никакого
смысла» (Теория права и государства. 2-е изд. 1910. Т. II. Стр. 710).37
экономия. 3-е изд. 1908; Исаев А.А. Начала политической эконо¬
мии. 7-е изд. 1908; Георгиевский П.И.1* Политическая экономия.
4-е изд. 1904; Ходский Л.2* Политическая экономия. 4-е изд.
1908; Скворцов А,3* Основания политической экономии, 1898;
Железное В.Я. Очерки политической экономии. 7-е изд. 1912;
Орженцкий Р.МА* Учение об экономическом явлении. 1903;
Мй sterberg Н. Philosophie der Werte. 1909; Струве П.Б.5* Хо¬
зяйство и цена. 1913. Т. 1.
Глава IIМЕТОДОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ЭКОНОМИИI. Характер научного описания вообще. Преодоление экстен¬
сивного и интенсивного разнообразия явлений. Классификация.
Практические и теоретические науки. II. Описание в области
общественных наук. Различие практических интересов в сфере
общественных наук. Общеобязательная точка зрения этики.III.	Построение системы экономических понятий. IV. Объясне¬
ние экономических явлений. Что значит научно объяснить явле¬
ние. Индукция и дедукция в области экономической науки. Эко¬
номические силлогизмы. Необходимость опытной поверки. V.
Разделение политической экономии на части. Естественно-науч¬
ная и историческая точки зрения в экономической науке.I.	Характер научного описания вообщеНаучное познание мира явлений в его различных видах сво¬
дится к двум задачам — описания явлений и объяснения их1*.Описание есть первая ступень научного познания; сущность
описания заключается в закреплении в научном познании всех тех
фактических особенностей изучаемого круга явлений, которые
признаются имеющими существенное значение для целей данного
познания. Объяснение явлений есть второй шаг познания, — ибо
|>1шыде, чем приступить к объяснению их, сами эти явления, в их
существенных чертах, должны быть фиксированы сознанием, в
чем и состоит цель описания. Раньше, чем объяснить что-либо,
нужно знать, что именно подлежит объяснению.Для обычного некритического мышления описание явлений
представляется делом весьма нетрудным: нужно только возможно
нолнее воспроизвести в нашем сознании изучаемые явления, в их
конкретной сложности, и передать словами полученное нами впе¬
чатление от этих явлений, чтобы достигнуть полного описания их.
Илучное описание мира явлений должно, с этой точки зрения,
цт I. как бы слепок внешнего, объективного мира. Чем точнее этот
слепок воспроизводит всю сложность мира, тем совершеннее науч¬
ное описание, идеал которого будет достигнут тогда, когда мы39
фиксируем в нашем познании все эмпирическое богатство мира,
во всей его сложности и всем его .разнообразии.Однако если бы научное познание действительно стремилось
познать природу таким образом, то совершенно ясно, что оно
всегда оставалось бы чрезвычайно далеко от своей цели. Ибо при¬
рода бесконечно разнообразна, и притом в двояком смысле: во-
первых, она бесконечно разнообразна, как целое, в бесконечном
пространстве и времени и, во-вторых, она бесконечно разнообраз¬
на в каждом отдельном своем проявлении.Риккерт1* называет первое разнообразие экстенсивным, второе — интен¬
сивным разнообразием1. Что касается экстенсивного разнообразия, то оно не
требует доказательств; интенсивное разнообразие менее очевидно, но тем не
менее ему присущ такой же характер бесконечности, как и разнообразию пер¬
вого рода. Пространство и время не только бесконечны по своему протяже¬
нию, но и бесконечно делимы на все меньшие части. Каждая частица материи
заключает в себе целую бесконечность разнообразных свойств, — каждая
самая малая частица материи отличается в бесконечном множестве отношений
от другой частицы — микрокосм так же не может быть нами исчерпан в своей
конкретной полноте, как и макрокосм. Следовательно, если бы научное опи¬
сание стремилось дать слепок внешнего мира, то оно не было бы в силах ис¬
полнить этого не только по отношению к природе в ее целом — в силу ее
экстенсивного разнообразия — но и по отношению к каждому отдельному
конкретному явлению, в силу его интенсивного разнообразия. Значит, стрем¬
ление познать природу путем отражения ее в нашем сознании в таком виде, в
каком она нам является, заключает в себе внутреннюю невозможность.Каким же образом преодолевает наше познание эту труд¬
ность — бесконечное разнообразие природы? — Путем отбора из
-этого-неисчерпаемого разнообразия немногих признаков, при иг¬
норировании всего неисчислимого множества других, для постро¬
ения общих понятий, классов или типов явлений, которые охва¬
тывают собой не только немногочисленную группу реально наблю¬
денных явлений, но и потенциально-неограниченное множество
других, которые не были предметом наблюдения, но принадлежат
к тому же типу.Путем игнорирования бесконечного разнообразия признаков изучаемого
явления и сосредоточения внимания на немногих, более важных, мы преодо¬
леваем интенсивное разнообразие явлений; путем установления, на основании
этих признаков, общих типов явлений мы преодолеваем экстенсивное разно¬
образие их.Таким образом, упрощая задачу познания мира, мы достигаем
возможности разрешения ее. Отказываясь от недостижимого по¬
знания природы в ее конкретном бесконечном разнообразии, мы
при помощи указанных приемов достигаем знания, правда, крайне
ограниченного, но твердого и определенного, достаточного для
наших целей.Итак, описание явлений, с которого начинается всякое изу¬
чение их, отнюдь не есть внутренне невозможная попытка за-1 Rickcrt. Die Grenzen tier naturwissenschaftlichen Begriffsbildung.
S. 36.40
крепления в нашем познании всех бесчисленных признаков их.
Только некоторые признаки, считаемые нами существенными,
удерживаются нашим познанием, прочие же совершенно игнори¬
руются.Научное описание явлений распадается на два процесса, тесно
связанных между собой. Во-первых, на установление — какими
признаками и свойствами, из числа признаваемых нами сущест¬
венно важными, обладают описываемые явления; во-вторых, на
подведение описываемых явлений под известную логическую сис¬
тему общих и частных классов и подклассов, в зависимости от об¬
ладания теми или иными признаками. Эта вторая операция со¬
ставляет то, что называют классификацией явлений, которой и за¬
канчивается научное описание. Благодаря классификации стано¬
вится возможным рассматривать потенциально бесконечное мно¬
жество изучаемых явлений как нечто целое, в котором каждое
конкретное явление находит свое должное место, ибо каждое
частное явление есть в такой системе только частный случай об¬
щего правила.Однако не нужно думать, что первый шаг описания — уста¬
новление признаков данного явления — может быть исполнен не-
занисимо от второго — классификации явлений. Конечно, когда
явления известного рода уже классифицированы, то отнесение но¬
вого, еще не изученного явления, к тому или иному классу, отве¬
дшие ему места в общей системе, есть второй шаг, следующий за
первым шагом — установлением признаков этого явления. Таким
образом, ботаник сначала устанавливает признаки нового, неиз¬
вестного ему растения, и затем, на основании этих признаков, от¬
водит ему то или иное место в ботанической системе, классифици¬
рует его. Но для такой раздельности обоих актов научного описа¬
ния требуется, чтобы сама-то система классификации имелась уже
в готовом виде. Если же ее нет, то первый акт описания не может
не предполагать классификации. Ибо первым актом описания яв¬
ляется установление того, какие признаки заслуживают закрепле¬
ния их описанием и какие должны быть просто игнорированы как
несущественные; но отнесение признаков к числу существенных
или несущественных есть уже акт классификации. Таким образом,
всякое описание, даже в самой своей грубой, примитивной форме,
неизбежно является и классификацией, которая сопутствует каж¬
дому шагу описания и только логически может быть отделена от
\м тлновления признаков описываемого явления1.1 «Каждое суждение уже предполагает классификацию. Если понятие
иннсания, как первого шага естественно-научного познания вещей, в от-
ппне от второго шага, классификации, должно иметь какой-либо смысл,
in лишь тот, что под описанием нужно понимать такую классификацию,
ипторая упрощает явления действительности только с помощью понятий,
шкшнкших без специальной логической цели» (Rickert [Op. cit. S. 5]
10).41
Итак, самым важным и решающим актом всякого научного
описания является решение вопроса о том, с какой точки зрения
мы будем описывать данное явление, какие признаки его мы рас¬
сматриваем, как существенные, и какие --- как несущественные.
Как бы ни было объективно наше описание — а оно должно быть
возможно более объективным в том смысле, что задачей его долж¬
но быть возможно точное воспроизведение признаков самого явле¬
ния, а отнюдь не описывающего субъекта — все же этот-то пер¬
вый шаг описания не может не определяться целями нашего по¬
знания1. Ибо в самом явлении нет ничего более или менее важно¬
го и существенного, — все в нем одинаково важно и существенно
в том отношении, что все в нем одинаково необходимо, все в рав¬
ной мере есть неустранимый результат мирового порядка. И толь¬
ко для нас, ввиду ограниченности наших познавательных способ¬
ностей, повелительно предписывающей нам ограничить свое по¬
знание ничтожной частью всего неисчислимого богатства реально¬
го мира, возникает необходимость различать существенное от не¬
существенного. Чем же мы руководствуемся в этом разграниче¬
нии, предопределяющем собою все реальное содержание нашего
научного познания?Конечно, прежде всего целями нашего познания. Но эти цели
могут быть двоякого рода. В одних случаях наш интерес коренит¬
ся только в нашей потребности познания, имеет всецело теорети¬
ческий характер; в других случаях наша познавательная деятель¬
ность преследует цели практического характера, является слугой
нашей воли. Соответственно этому и различные науки делятся на
теоретические и практические научные дисциплины.Что касается теоретического познания, то таковое не имеет
вполне определенного критерия для разграничения существенного
от несущественного, ибо, строго говоря, все объективно сущест¬
вующее оно должно признавать одинаково существенным. Но за
невозможностью познать все разнообразие внешнего мира, теоре¬
тическое познание останавливается, как на существенном, на тех
признаках и свойствах изучаемых явлений, которые дают более
материала для научных обобщений, для открытия общих законо¬
мерностей природы. Объясняется это тем, что верховная цель на¬
учного познания явлений природы заключается в сведении их к
общим законам природы. Поэтому совершенно правильно крите¬
рием для разграничения существенного и несущественного избрать
именно богатство научных выводов, вытекающих из сосредоточе¬
ния внимания на тех или иных признаках. Но, повторяем, крите¬1 «Не может быть описания, даже самого научного, без элемента оцен¬
ки» (Urban. Valuation, its nature and laws. 1909. P. 7).42
рий этот при чисто теоретическом познании очень шаток и отно¬
сителен 1.Совсем иное положение научного познания, вызываемого опре¬
деленными практическими интересами. В этом случае именно эти
интересы и определяют, что следует считать существенным и что
несущественным. Практически интерес играет в этом случае ре¬
шающую роль — не в том, конечно, смысле, чтобы интерес этот
влиял на логическую конструкцию наших суждений о внешнем
мире, но в смысле указания направления, целей, задач нашего
теоретического познания.Биология, напр[имер], не имеет никакого основания предпочитать изуче¬
ние одной группы организмов другой; напротив, медицина имеет вполне
ясный критерий для решения трудного вопроса, какое знание важно и какое
неважно. Бактериология, напр[пмер], признается медициной чрезвычайно
важной отраслью знания потому, что бактерии — один из важнейших источ¬
ников болезней человека, и именно по этой причине данная отрасль биологи¬
ческой науки получила в наше время большее развитие, чем многие другие
отделы биологии, изучающие организмы, стоящие в органической лестнице
гораздо выше бактерий. И при этом бактериология изучает бактерии с весьма
своеобразной точки зрения — с точки зрения изменений, вызываемых ими в
той среде, в которой они живут и развиваются. Эта точка зрения до известной
степени определяет и классификацию бактерий — так, бактериология говорито	бациллах туберкулеза, холеры и т.д. Всякий организм вызывает изменения
н окружающей среде — однако другие организмы, кроме вызывающих болез¬
ни и процессы брожения, с этой точки зрения, не изучаются, очевидно, пото¬
му, что изменения первого рода не имеют значения с точки зрения практичес¬
ких интересов. Практический интерес определяет, таким образом, по отноше¬
нию к бактериям не только самый предмет изучения, но и точку зрения, с
которой явления изучаются, и, до известной степени, и классификацию пос¬
ледних.Науки, тесно связанные с практическими интересами человека,
и и своих теоретических исследованиях исходят из этих интере¬
сов.Медицина, напр[имер], исходит из понятия нормального и болезненного
состояния человеческого организма и с этой точки зрения изучает не только
процессы, происходящие в организме человека, но и влияние на его жизнеде¬
ятельность внешних условий. Агрономия, зоотехния и другие практические1 «Риккерт вводит субъективный момент, — справедливо замечает
Л.Л.Чупров, — лишь в теорию идиографических (исторических. —
М.Т.-Б.) наук. Между тем, по тем же основаниям и почти в той же мере,
пи определяет собою фактически и построение наук номографических
(естествознания. — М.Т.-Б.). Здесь этот момент лишь не так бросается в
тлила благодаря сравнительной оторванности номографических наук от
широсов практической жизни. Развиваясь не под столь непосредствен¬
ным влиянием утилитарных соображений, номографические дисциплины
нырабатывают критерии важности и интересности, отвечающие психоло-
111П сравнительно тесного кружка специалистов-ученых, и своею незави¬
симостью от оценок «толпы» симулируют высшую научную объектив¬
ность; по существу своему эти критерии базированы, однако, психологи¬
чески, а не логически, как и тот расчет, который побуждает нас произво¬
дить перепись лошадей и коров и не считать воробьев» (Чупров А.А.
Очерки по теории статистики. 1909. Стр. 50 — 51).43
биологические науки исходят из практических интересов человеческого хозяй¬
ства II т.д.Определенный практический интерес дает руководящую нить
этим наукам для такого классифицирования изучаемых ими явле¬
ний, которое не имеет ничего общего с классифицированием тех
же явлений чисто теоретическими науками.Так, напр[имер], энтомология — теоретическая наука — делит насекомых
на семейства бабочек, жуков, прямокрылых, перепончатокрылых, двукрылых
и т.д. и ничего не знает о делении их на вредных, безвредных и полезных в
хозяйстве человека, из чего исходит практическая энтомология как отрасль
практической науки о сельском хозяйстве.Практический интерес кладется в этом последнем случае в ос¬
нование описания и классификации изучаемых явлений. Этим ни¬
сколько не подрывается объективность классификации, ибо в ос¬
нову классификации могут быть положены самые различные при¬
знаки. Одно и то же явление может быть предметом самых раз¬
личных классификаций в зависимости от точки зрения исследова¬
теля.Один и тот же минерал классифицируется кристаллографией с точки зре¬
ния его геометрической формы, химиком — химического состава, физиком —
физических свойств, геологом — происхождения в земной коре, экономис¬
том — полезных свойств его в хозяйстве человека, и т.д. Все эти классифи¬
кации одинаково законны, хотя каждая из них исключает другую; все дело в
точке зрения, в интересе, который является побудительным стимулом к клас¬
сификации того или другого рода1.Деление наук на теоретические и практические очень важно и
ведет свое начало еще от Аристотеля1*. Практическими науками,
по его классификации, были этика, политика, поэтика, риторика,
а теоретическими - логика, метафизика, физика, математика,
психология. Для эпохи Аристотеля весьма характерно, что в
числе практических наук отсутствует прикладное естествознание.
В основании деления наук на теоретические и практические лежит
различие целей познания. Познание может довольствоваться толь¬
ко описанием и объяснением явлений, и в таком случае оно явля¬
ется теоретическим познанием или же оно может прибавлять к
этому еще третью задачу — воздействия на познанные явления в
желаемом направлении — и в таком случае приобретает характер
практического познания. При чисто теоретическом познании мы
рассматриваем явления, как не изменяемые нашей волей; но если
явления рассматриваются нами, как могущие и долженствующие
быть измененными нашей волей, то наше познание приобретает
практический характер. А так как, далее, практическим интересам
принадлежит в жизни примат над теоретическими, то практичес¬1 Этому нисколько не противоречит то обстоятельство, что в биологии
различают «естественные» и «искусственные» системы классификации.
Естественные системы ботаников и зоологов преследуют, строго говоря,
цели не классификации, а установления степени близости организмов по
их происхождению — того, что Геккель называет филогенезисом.44
кий интерес указывает цели и теоретическому познанию. Разум
служит воле, а не воля служит разуму.Само собою разумеется, из этого вовсе не следует, что практи¬
ческие науки не обязаны считаться с объективными отношениями
вещей. Только на основе правильного понимания объективных
фактов возможно использование в определенных практических
интересах данного соотношения сил природы — и потому практи¬
ческое познание заинтересовано в объективной истине нисколько
не менее теоретического. Разница между тем и другим заключает¬
ся лишь в том, что для практической науки познание объективной
истины есть средство для практических целей, а для теоретичес¬
кой науки в открытии объективной истины заключается конечная
цель.Прикладное естествознание, являющееся типом практического
познания, не менее точная наука, опирающаяся на объективные
факты, чем и теоретическое естествознание. Что касается самой
совершенной науки — математики, — то в ней элементы чистой
теории и практического искусства так тесно переплетены между
собой, что образуют одно целое и только логически могут быть от¬
делены друг от друга. То же нужно сказать и о логике.Общественные науки, по самому существу дела, заключают в
себе не только теоретические, но и практические элементы. Чело¬
веческая воля является фактором общественных явлений, и, изу¬
чая их, человек не может не иметь в виду практических интере¬
сов. Влияние этих практических интересов выражается прежде
всего в выборе самого предмета изучения, в преимущественном
внимании к тем или иным сторонам изучаемого круга явлений.
Но, конечно, практический интерес ни в каком случае не должен
мешать объективной правильности познания.II.	Описание в области общественных наукОднако несмотря на известную произвольность, присущую
всякой классификации, обстоятельство это не вызывает сущест¬
венных затруднений в области естествознания как в том случае,
когда классификация основана на теоретическом интересе, так и в
том, когда в основу ее положен интерес практический. В этом пос¬
леднем случае потому, что этот практический интерес настолько
ясен и разделяем всеми исследователями, что никаких споров и
недоразумений вызывать не. может.Все медики согласны в том, что практическая цель медицины заключается
в возможном уменьшении болезненности человеческого организма, агрономы
и технологи согласны, что их науки стремятся к максимальному использова¬
нию в целях человеческого хозяйства сил природы и т.д.Поскольку человеку противостоит внешняя природа, не может
возникнуть ни малейшего сомнения, что следует считать целью и
высшим практическим интересом.45
Совсем иным представляется дело в области общественных
наук. Эти науки имеют дело с чрезвычайно важными практичес¬
кими интересами человека; но интересы эти не только не бесспор¬
ны и не одинаковы для всех, а, наоборот, в существующем обще¬
ственном строе по необходимости противоположны для различных
групп населения. В частности, политическая экономия, по гносео¬
логическим основаниям, имеет своим предметом изучения свобод¬
но развивающееся меновое хозяйство. Но такое хозяйство неиз¬
бежно приводит, как показывает экономическая наука, к столкно¬
вению интересов различных общественных групп. С точки зрения
какого же практического интереса должна изучать политическая
экономия свой предмет? С точки зрения интересов всего общест¬
ва, как целого? Но таковых в большинстве случаев нет, ибо со¬
временное общество распадается на группы с противоположными
интересами. С точки зрения какой-либо из этих групп? Но в
таком случае, какой именно? И не исчезнет ли всякое единство в
науке, если каждая общественная группа будет заявлять требова¬
ние построения науки с точки зрения ее интересов? Не возникнет
ли в таком случае столько же различных наук, сколько различ¬
ных интересов в современном обществе?Все это — чрезвычайно важные гносеологические вопросы, совершенно не
возникающие в сфере естествознания (как теоретического, так и прикладного)
по той причине, что только в сфере общественной жизни наука имеет дело не
с внешней природой и не с человеком вообще как организмом или даже субъ¬
ектом хозяйства, а с общественными группами, имеющими противоположные
интересы. При этом нужно иметь в виду, что эта противоположность интере¬
сов имеет значение не только для практической части общественных наук, но
и для теоретической их части, которая не может быть отделена от практичес¬
кой, подобно тому как терапия — практическая часть медицины — логически
связана с фармакологией, наукой о влиянии лекарств на человеческий орга¬
низм — теоретической частью медицины, -- и, притом, не только так, что
фармакология определяет терапию, но и, наоборот, терапия определяет фар¬
макологию: терапия есть конечная цель медицины, а значит, и фармакологии,
которой она указывает задачи исследования. Несмотря на свой теоретический
характер, фармакология создана практическими интересами терапии.Точно так же практические интересы, в защиту которых выступает эконо¬
мическая наука, определяют собою и задачи теоретического исследования, а
значит, в большей или меньшей мере, и классификацию описываемых ею яв¬
лений. Так, напр[имер], стоя на точке зрения интересов капиталиста, нанима¬
теля рабочего, экономист должен относить заработную плату к категории рас¬
хода, ибо, действительно, заработная плата есть для капиталиста расход ка¬
питала; наоборот, с точки зрения интересов рабочего заработная плата есть
доход. Куда же экономист должен относить заработную плату — к категории
общественного дохода или расхода? Все зависит от тех практических интере¬
сов, на почву которых становится экономист — с одинаковым правом он
может классифицировать заработную плату и как доход, и как расход.Экономист, стоящий на точке зрения трудящихся классов, должен выдви¬
гать на первый план совершенно иные признаки явлений, чем экономист, сто¬
ящий на точке зрения нетрудящихся классов. Возьмем, напр[имер], самый
факт трудовой затраты. Для рабочего это — факт самостоятельного и первен¬
ствующего значения, совершенно независимо от других его экономических
последствий. Увеличение затраты труда знаменует для рабочего ухудшение
его экономического положения, ибо для рабочего затрата труда есть расходо¬
вание его сил. Напротив, наниматель непосредственно совершенно не ощуща¬
ет трудовой затраты рабочего, ибо труд исполняется не им, а другим46
лицом — нанятым им рабочим, затрата труда выступает для нанимателя в
виде затраты его имущества на оплату нанятого рабочего. И если увеличение
затраты труда не сопровождается увеличением расходов по оплате рабочего,
то добавочное бремя труда совершенно не замечается нанимателем. Поэтому
политическая экономия, стоящая на точке зрения трудящихся, не может не
придавать существенного значения категории трудовой затраты, как совер¬
шенно самостоятельной хозяйственной категории; напротив, политическая
экономия, рассматривающая экономические процессы под углом зрения нани¬
мателей рабочих, должна видеть в трудовой затрате не самостоятельную эко¬
номическую категорию, а один из видов затраты имущества нанимателя. За¬
трата труда человека, с этой точки зрения, ничем не отличается от затраты
труда лошади или работы машины.Приходится, по-видимому, признать невозможность единой
экономической науки — приходится признать необходимость рас¬
падения ее на столько лее различных теоретических построений,
сколько различных хозяйственных интересов имеется в современ¬
ном обществе. Не может быть политической экономии вообще, а
должна быть политическая экономия с точки зрения интересов ра¬
бочего класса, землевладельческого, капиталистического, крестьян
и т.д.Однако этот последний вывод слишком поспешен. Правда, ин¬
тересы различных общественных классов различны и, стоя на
точке зрения каждого из этих общественных интересов, приходит¬
ся выдвигать на первый план различные задачи теоретического
исследования. Но есть возможность возвыситься над этим разли¬
чием интересов, найти такую точку зрения, с которой практичес¬
кие выводы науки должны быть обязательны для всех обществен¬
ных групп, независимо от их частных интересов.Действительно, в сфере практической жизни есть точка зре¬
ния, погашающая различия частных интересов и смело выстав¬
ляющая требование своей общеобязательности. Это — точка зре¬
ния этики. То, что мы признаем в нравственном отношении хоро¬
шим или дурным, признается нами таковым независимо от како¬
го либо частного интереса.У каждого общественного класса есть свои особые экономичес¬
кие интересы, не совпадающие с интересами других классов. Но
нрлпственное сознание далеко не равнозначаще сознанию своих
к массовых интересов. Сущность нравственного одобрения или по¬
рицания в том именно и заключается, что известный волевой акт
признается хорошим или дурным ради него самого, независимо от
снизанных с ним выгод или невыгод для действующего лица. И
кик бы мы ни смотрели на происхождение морали, самый факт
указанной ее природы не может никем отвергаться.Становясь на точку зрения этики, мы получаем, следователь¬
но, возможность возвыситься над противоположностью интересов
н находим практический интерес, общеобязательный для всех
(цодей с нормальным нравственным сознанием. Центральной
Идеей современного этического сознания является формулирован-
ПШ1 Кантом идея верховной ценности и, как вывод отсюда, равно¬47
ценности человеческой личности1. Всякая человеческая личность
есть верховная цель в себе, почему все люди равны, как носители
святыни человеческой/ личности. Это и определяет верховный
практический интерес, с точки зрения которого может быть по¬
строена единая политическая экономия: интерес не рабочего, ка¬
питалиста, или землевладельца, а человека вообще, независимо от
принадлежности его к тому или иному классу1*.С этой точки зрения мы скажем, что заработная плата есть не расход, а
доход общества — ибо рабочий есть человек и, значит, не средство производ¬
ства в руках капиталиста, но цель в себе; мы скажем, что затрата труда есть
самостоятельная и основная хозяйственная категория, ибо, опять-таки, рабо¬
чий есть человек, и все, что касается интересов его личности, касается и того
верховного интереса, из которого исходит политическая экономия. Наоборот,
мы решительно отвергнем правомерность точки зрения капиталиста, усматри¬
вающего в рабочем простое средство производства. Вообще, мы признаем
единственно законной и приемлемой точку зрения трудящегося человека — не
потому, что мы сходим с почвы общеобязательной этики и становимся на
почву определенного частного интереса, а потому, что интерес трудящегося
человека совершенно совпадает с верховной этической идеей — верховной
ценности человеческой личности. Доход нетрудящегося человека основывает¬
ся на том, что кто-либо другой трудится в его пользу; следовательно, частный
интерес нетрудящегося человека расходится с этическим принципом, провоз¬
глашающим, что никто не должен быть средством в руках другого. Напротив,
трудящийся человек никого не обращает в средство для своих целей и, зна¬
чит, его поведение согласуется с принципом равноценности человеческой лич¬
ности2*.Неустранимость этической точки зрения как отправного пункта практи¬
ческих построений политической экономии объясняется тем, что, кроме эти¬
ческих мотивов, наше поведение может управляться только личными эгоисти¬
ческими мотивами. Но личный интерес не может быть отправным пунктом по¬
строений, претендующих на обязательность для других лиц, ибо интерес
одного лица не есть интерес другого^ *. Только моральное сознание может
быть противопоставлено эгоистическим интересам человека — и больше ниче¬
го. Если я защищаю личный интерес другого человека, то я становлюсь на
этическую почву, так как личный интерес другого не есть мой личный инте¬
рес. Так, напр[имер], классовая солидарность есть также один из видов эти¬
ческого сознания, ибо интерес классовой группы не совпадает с интересом от¬
дельного ее представителя.Апеллируя к классовой солидарности, мы становимся, несомненно, на
этическую точку зрения. Но так как классовая солидарность не есть высшее
правило морали, а в лучшем случае лишь одно из производных и подчинен¬
ных правил морали, то оно само должно быть оправдано и обосновано выс¬
шими правилами морали. И, конечно, только по чистому недоразумению
можно думать, что создатели учения о классовой борьбе — Маркс и Эн¬
гельс — не стояли на почве этики. Только этические побуждения привели их
к защите классовых интересов пролетариата — ведь сами-то они к классу
пролетариата отнюдь не принадлежали. Но этого мало — не только лично
творцы материалистического понимания истории исходили из этических моти¬
вов, но бессознательно для себя они обосновывали этически и свой социаль-1 «Человек и, вообще, всякое разумное существо существует как цель
в себе, а не только как средство для какого-либо употребления той или
иной волей, но должен во всех своих действиях, направленных как на
него самого, так и на другие разумные существа, всегда рассматриваться,
как цель» (Kant.. Grunulegung zur Methaphysik der Sitten. [...], 1897.
S. 52).48
ный идеал. Призывая к классовой борьбе, они совершенно недвусмысленно
признавали эту борьбу злом с точки зрения высшего идеала. Если бы классо¬
вая борьба была этическим благом, то для чего был бы нужен социализм?
Ведь основным преимуществом социалистического строя перед капиталисти¬
ческим является, с точки зрения марксизма, именно исчезновение классов,
классового эгоизма и классовой борьбы. Значит, с точки зрения марксизма,
как бы ни чуждался марксизм этики, есть нечто высшее, чем классовая соли¬
дарность и классовый эгоизм, и этим высшим является полное исчезновение
классовой солидарности и классового эгоизма за исчезновением самих клас¬
сов. Место классовой солидарности должна занять общечеловеческая солидар¬
ность, иначе говоря, этическое признание равноценности и самоцельности
каждой человеческой личности.III.	Построение системы экономических понятийОписание экономических явлений завершается построением
системы общих экономических понятий. Обычный разговорный
язык обладает обширным запасом экономических понятий, и
наука не может не считаться с этим. Попытка создать научную
экономическую терминологию, совершенно независимую от разго¬
ворного языка, была бы и нецелесообразна, и неосуществима.Нецелесообразна потому, что, как справедливо указывает Вивер1, в обыч¬
ном словоупотреблении закрепляется весьма разнообразное экономическое по-
.шание, которым было бы весьма нерасчетливо пренебрегать. Так как общест¬
венный хозяйственный процесс есть компликация разумной сознательной дея¬
тельности человека, то каждый обладает знанием весьма многих общественно-
хозяйственных соотношений, — без этого знания был бы невозможен успех
хозяйственной деятельности. Разговорный язык представляет собою в сфере
хозяйственных познаний закрепленный хозяйственный опыт многих поколе¬
ний, который имеет свою ценность, почему экономисты поступают совершенно
правильно, придавая большое значение объяснению и точному установлению
смысла обычного разговорного языка в области хозяйственных понятий. Поэ¬
тому нужно не отвергать экономические понятия обычного языка, а стараться
использовать в научных целях эту богатую сокровищницу экономического
знания, открытую каждому. Но, кроме того, научная экономическая термино¬
логия уже и потому не может не опираться на разговорный язык, что эконо¬
мическая наука слишком тесно соприкасается с общественной жизнью, чтобы
отгораживать себя от нее новой терминологией, понятной лишь специалистам.
Экономист имеет дело с широкой публикой, стремится влиять на народные
массы, — а для этого должен говорить языком, по возможности, всем понят¬
ным. Поэтому всякая терминология, значительно расходящаяся с обычным
словоупотреблением, совершенно законно не встречает сочувствия у большин-
стиа экономистов, не говоря уже о широкой публике.Однако отсюда не следует, что экономическая наука должна
просто заимствовать свои общие понятия у разговорного языка.
Правда, она может, в большинстве случаев, пользоваться ими, но
лишь после предварительной переработки их. Термины разговор¬
ного языка обычно страдают неясностью и спутанностью своего
содержания. Задача науки по отношению к ним должна, следова¬
тельно, заключаться: 1) в устранений могущих заключаться в них
инутренних противоречий, 2) в установлении точных границ поня¬1	Wieser. Ueber den Ursprung des wirtschaftlichen Wertes. 1884. S. 4
mid S.W.
тий, точном определении их и 3) в установлении логических соот¬
ношений этих понятий.Подвергая такой переработке понятия разговорного языка
наука иногда расширяет их, иногда суживает и иногда конструи¬
рует новые понятия.Так, напр[имер], в обычном словоупотреблении под капиталом понимают¬
ся преимущественно денежные суммы, приносящие нетрудовой доход; наука
значительно расширяет это понятие, понимая под капиталом как исторической
категорией хозяйства всякий, созданный трудом человека, запас хозяйствен¬
ных предметов, являющийся для своего владельца источником нетрудового
дохода. В других случаях экономическая наука служивает обычные поня¬
тия — так, напр[имер], рабочим союзом экономист называет не всякий союз
рабочих, а только такой союз, который ставит своей целью защиту интересов
рабочих, как продавцов рабочей силы; под общинным землевладением — не
всякое землевладение общины, а лишь такое, при котором земля находится в
трудовом пользовании членов общины, и т.д. Иногда науке приходится кон¬
струировать новые понятия, совершенно чужды обычному экономическому со¬
знанию; так, например, понятие земельной ренты, которую Рикардо1* опреде¬
ляет как плату за «пользование первоначальными и неистощимыми свойства¬
ми почвы». Обычное понятие арендной платы не совпадает с понятием зе¬
мельной ренты, так как в арендную плату может входить плата не только за
неистощимые свойства земли. Таким же новым экономическим понятием было
построенное Марксом понятие прибавочной ценности (Mehrwert) как избытка
ценности, остающегося за покрытием ценности восстановленного в своей цен¬
ности капитала.Построение системы общих экономических понятий отнюдь не
маловажное дело. Такие выдающиеся методологи, как Вундт,
видят в этом даже верховную цель всей экономической науки, от¬
носясь отрицательно к стремлению экономистов устанавливать
причинные законы экономических явлений1.Однако как ни важно создание логически стройной системы
общих понятий, политическая экономия может претендовать на
нечто большее. Нельзя не согласиться со Шмоллером, что «хоро¬
шие определения можно сравнить с острыми клинками; их нужно
всегда острить, ковать из нового металла новые клинки. Но посто¬
янно перековывать старые клинки, ковать клинки, когда нечего
ими рубить, нечего ими разделять, определять слова, которые не
находят себе в науке достаточного применения — бесплодное за¬
нятие»2.IV.	Объяснение экономических явленийПостроение системы общих понятий есть только логическое за¬
вершение первой стадии научного изучения явлений хозяйства —1	Абстрактная теория хозяйства должна усматривать свою задачу не в
установлении законов действительной хозяйственной жизни, но в точном
определении хозяйственных понятий и их взаимных отношений»
(Wundt2* Logik. Methodenlehre. II. S. 518).2	Grundriss der allgemeinen Volkswirtschaftslehre. I. S. 105.50
описания явлений. Но своей конечной цели теоретическое позна¬
ние достигает лишь тогда, когда ему удается объяснить описан¬
ные, классифицированные и подчиненные общим понятиям явле¬
ния. В чем лее заключается сущность научного объяснения явле¬
ний? Под объяснением явлений можно понимать очень различные
логические процессы. Но в строгом смысле под объяснением явле¬
ния современная наука понимает только одно — сведение этого
явления к общим и неизменным законам природы. И политичес¬
кая экономия тем именно и отличается от других общественных
наук, что она с большим или меньшим успехом дает общие при¬
чинно-функциональные объяснения изучаемого ею круга явлений.Как выше указано, политическая экономия изучает по преиму¬
ществу стихийную закономерность свободного менового хозяйст¬
ва. Закономерность эта есть результат взаимодействия единичных
хозяйств, связанных между собой узами обмена; на почве этого
изаимодействия возникают причинно-функциональные зависимос¬
ти, и задачей политической экономии является установление
общих формул этих зависимостей.Поскольку дело идет об объяснении явлений в указанном
смысле, привнесение сюда каких бы то ни было этических или
субъективных элементов совершенно недопустимо. Устанавливая
н|)i[чинно-функциональные зависимости, экономист не может ис¬
ходить из своих общественных симпатий, — в противном случае
получилась бы не наука, а ее фальсификация, подмена сущего
должным. Самое установление названных зависимостей в области
хозяйственных явлений происходит при помощи тех же двух ос¬
новных методов исследования, как и в других областях знания —
индукции (восхождения от частного к общему, анализа фактов) и
дедукции (объяснения частных случаев на основе общей теории).11о	индуктивное исследование в области социальной жизни уже
потому не может иметь такого значения, как в области естество¬
знания, что исследователь социальных явлений не может пользо-
ипться самым могущественным орудием индукции — опытом.()дно же наблюдение, как это показано, между прочим, Миллем,
благодаря множественности причин, большею частью недостаточ¬
но для установления причин наблюдаемого явления. В частности,
но отношению к экономическим явлениям, совершенно ясно, что
причины их почти никогда не могут быть открыты путем одной
индукции. Благодаря крайней сложности и изменчивости этих яв-
н'ппй действие каждого изучаемого фактора маскируется действи¬
ем одновременно существующего множества других факторов, и
индукция оказывается не в силах отделить действие одного фак-
Юра от другого.Так, напр[имер], все экономисты согласны в том, что на цену продукта
нмшывает влияние количество труда, требующегося для производства этого
Продукта, однако, индуктивно установить функциональную зависимость
| И'Жду трудовой затратой и ценой совершенно невозможно потому, что на
Мены илияет целый ряд других факторов, помимо труда, и мы сплошь и
Индом наблюдаем, что предметы, на которые затрачено меньше труда, расце¬51
ниваются на рынке выше, чем предметы с высшей трудовой стоимостью
(напр[имер], в случае большого спроса на предметы первого рода, более вы¬
сокой оплаты труда рабочих, производящих эти предметы, и т.п.). Таким об¬
разом, функциональная зависимость между трудовой затратой и ценами нико¬
им образом не могла бы быть открыта индукцией.И действительно, господствующим методом политической эко¬
номии при открытии ею функциональных зависимостей изучаемо¬
го ею круга явлений является противоположный метод — дедук¬
ция. Экономист знаком с теми силами, столкновение которых обу¬
словливает явления народного хозяйства: в основе явлений народ¬
ного хозяйства лежит взаимодействие людей, независимый от их
воли результат их деятельности, совершающейся по определен¬
ным мотивам. Психическая природа человека не составляет собой
предмета изучения экономиста: последний предполагает ее извест¬
ной, пользуясь частью непосредственным знанием ее, которым об¬
ладает каждый путем самонаблюдения, частью данными специаль¬
ной науки, изучающей психическую жизнь человека — психоло¬
гии. Социальная среда, в которой действуют люди - господству¬
ющие социальные учреждения, политические формы общежития,
действующее право — также не входит в область изучения эконо¬
миста (будучи предметом исследования других социальных наук)
и предполагается экономистом известной. Наконец, материальная
среда — внешняя природа — исследуется естествознанием, выво¬
дами которого пользуется экономист. Таким образом, задача эко¬
номиста сводится к определению, какова будет равнодействующая
при взаимодействии многих сил, законы действия каждой из ко¬
торых ему известны - задача очень трудная благодаря сложности
этого взаимодействия, но вполне разрешимая при известном упро¬
щении задачи.Упрощение это заключается в том, что экономист отказывается
от совершенно безнадежной попытки изучать народнохозяйствен¬
ные явления во всей их сложности, как они наблюдаются в эмпи¬
рической действительности. Вместо этого он ставит себе более
скромную задачу. Он конструирует упрощенного человека, дейст¬
вующего в упрощенной социальной среде. Таким образом, созда¬
ются основные посылки политической экономии, исходя из кото¬
рых экономист приходит к своим выводам.В центре всех экономических построений лежит определенное
представление о мотивах, управляющих человеческим поведением.
Экономист предполагает, в полном согласии с действительностью,
что средний человек стремится к возможному увеличению своего
богатства, имея при этом в виду не только себя лично, но и свою
семью (действует, как bonus pater familias, говоря языком римско¬
го права). Хозяйственная мотивация человека признается находя¬
щейся в согласии с господствующим в современном обществе
гражданским правом, покоящимся на началах частной собствен¬
ности, и праве наследования. К этому присоединяется предполо¬
жение, что деятельность человека находится в полном согласии с52
хозяйственным принципом и основывается на полном знании всех
обстоятельств дела.Таким образом, экономист исследует поведение не абстрактно¬
го хозяина вне условий исторической социальной среды, но хо¬
зяина в условиях существующего свободного менового хозяйства,
в рамках действующего гражданского права.Обычное мнение, что основной посылкой экономической жизни является
«посылка эгоизма» — предположение, что хозяйственной деятельностью че¬
ловека руководят исключительно эгоистические мотивы — было подвергнуто
сильной и убедительной критике Л.И.Петражицким. Если бы люди в своей
хозяйственной деятельности думали только о себе, руководствовались прин¬
ципом «apres nous le deluge», то накопление общественного богатства стало
бы невозможно, и последовали бы голод и нищета. Экономист, конечно, не
исходит в своих построениях из предположения такого расточительного пове¬
дения и, следовательно, не исходит из посылки эгоизма1.Предполагая человека действующим под влиянием только опре¬
деленных мотивов, в согласии с хозяйственным принципом и при
полном знании всех обстоятельств дела, экономист, конечно, упро¬
щает действительность. Но без такого упрощения задачи экономи¬
ческая теория обойтись не может. Теоретическая дедукция возмож¬
на только от строго определенных посылок — и никакая точная
паука не может обходиться без упрощения действительности.Политическая экономия в этом отношении лишь разделяет общую сла¬
бость всех точных наук. Физика и химия всеми признаются образцом точного
изучения явлений природы. Исследуют ли, однако, эти науки конкретные яв¬
ления или же известные упрощенные абстрактные типы явлений? Несомнен¬
но, последнее. Законы газообразных тел — напр[имер], закон Бойля и Мари-
отта — не применимы в полной мере ни к одному реальному газу и характе¬
ризуют лишь некоторые идеальные, представляемые состояния, к которым ре¬
альные явления приближаются в большей или меньшей степени. Точно так же
химия трактует об элементах, но абсолютно чистых элементов, абсолютно
чистого кислорода, водорода, золота не существует в природе — всякое ре¬
альное тело есть смесь или соединение нескольких элементов. Абстракция, от-
IIлечение от усложняющих обстоятельств, есть метод всех точных наук, выво¬
ды которых абстрактно, в применении к представляемым явлениям, совер¬
шенно точны, но конкретно, в применении к реальным фактам природы,
точны лишь приблизительно2.К своим выводам экономист-теоретик приходит путем постро¬
ения силлогизмов, в которых роль больших посылок играют ука¬
занные предпосылки, а меньших — частные случаи, подлежащие
изучению. Вывод получается путем обычной дедукции.Для решения разнообразных проблем народного хозяйства экономисту
приходится строить длинные цепи таких силлогизмов; главная трудность
таких дедуктивных умозаключений заключается в установлении связи между
частным случаем, подлежащим объяснению, и общими посылками. Общие по¬
сылки могут считаться известными; вывод также не может представлять за¬
труднений. Но установление меньшей посылки, при помощи которой общие1	Петражицкий Л. Теория права и государства в связи с теорией
нравственности. 2-е изд. 1910. Т. II. Стр. 705 и след.2	Менгер К. Исследование о методах социальных наук. Пер. с нем.
1894. Гл. III.53
принципы экономической науки получают частное применение и устанавлива¬
ется определенная причинная зависимость между теми и другими хозяйствен¬
ными явлениями, представляет собой наиболее уязвимое место всего этого ло¬
гического процесса.Здесь нередко делаются ошибки, которыми изобилует история экономи¬
ческих учений. Возьмем, напр[имер], следующий силлогизм, который казался
неотразимым целым поколениям экономистов. Большая посылка', все то, что
не оказывает влияния на общую сумму национального капитала, затрачивае¬
мого на заработную плату, и на число рабочих в стране, не может оказывать
влияния и на среднюю заработную плату в стране. Меныиая посылка', союзы
рабочих не оказывают влияния на общую сумму национального капитала, за¬
трачиваемого на заработную плату, и на число рабочих в стране. Вывод:
союзы рабочих не могут оказывать влияния на среднюю заработную плату в
стране.В этом силлогизме большая посылка совершенно несомненна: конечно,
частное (средняя заработная плата) не может быть изменено без изменения
делимого (национального капитала, затрачиваемого на заработную плату) или
делителя (числа рабочих в стране). Вывод также неизбежно вытекает из по¬
сылок. Но меньшая посылка ошибочна; хотя рабочие союзы нового богатства
и не создают, они могут путем давления на предпринимателей увеличивать ту
долю общественного богатства, которая переходит к рабочим в виде заработ¬
ной платы. Таким образом, рабочие союзы могут оказывать влияние на
общую сумму национального капитала, затрачиваемого на заработную плату,
а, значит, могут влиять и на среднюю заработную плату в стране. Силлогизм
не верен в том отношении, что его меньшая посылка не соответствует истине,
почему не соответствует истине и вывод.Как бы ни были правильно в формальном отношении постро¬
ены силлогизмы экономиста, выводы из них могут быть неверны
благодаря неправильности посылок. Вот почему нельзя согласить¬
ся с Кэрнсом, не придающим значения опытной поверке выводов
экономической теории1. Конечно, единственным доказательством
неправильности этих выводов может быть обнаруженная непра¬
вильность самого силлогизма, сам по себе вывод абстрактной тео¬
рии не может быть опровергнут указанием на несоответствие его
эмпирической действительности, ибо несоответствие это может
быть обусловлено влиянием факторов, не учитываемых экономис¬
том. Поэтому обычный прием плохих экономистов — вместо ло¬
гического опровержения той или иной теории возражать на нее
простой ссылкой на факты — является доказательством лишь
убожества теоретической мысли этих экономистов. Однако хотя
доказать неверность определенной экономической теории можно
лишь обнаружив неправильность ее логических построений, сам
по себе факт несоответствия теории действительности никоим об¬
разом не может считаться обстоятельством, безразличным для
науки. Если бы экономисты стали на такую точку зрения, то их
теории совершенно оторвались бы от жизни и лишились бы прак¬
тического значения, даже если бы они и были правильны. Поэто¬
му выводы абстрактной экономической теории всегда должны
быть поверяемы фактами; и если несовпадение теории с фактами1 Cairnes. The Character and Logical Method of Political Economy. [2-e
изд. 1875. P. 110]. На той же точке зрения стоит и Менгер.54
значительнее, чем можно было бы ожидать в силу абстрактного
характера самой теории, то должно быть указано, какие факторы
вызывают отклонение конкретных результатов от предвидимых на
основании теории. Экономист не может считать свое дело закон¬
ченным до тех пор, пока им не показано, почему действительность
не соответствует теоретическим предложениям. В этом и заключа¬
ется опытная поверка теории.Итак, экономическая теория, подобно другим точным наукам, устанавли¬
вая причинно-функциональные зависимости, имеет всегда дело с некоторой
абстракцией. Тем не менее, по своей научной ценности и обязательной силе,
выводы экономической теории, конечно, не могут быть сравниваемы с выво¬
дами естествознания. Главнейшие основания меньшей обязательности выводов
экономической науки заключаются в следующем:1)	механические силы природы всегда оказывают свое действие, и если
оно не проявляется благодаря тому, что какая-нибудь другая сила действует
в противоположном направлении, то этим не уничтожается реальный харак¬
тер первой силы. Так, напр[имер], хотя камень, имеющий опору, и не падает,
и действие силы тяжести не имеет внешнего проявления, тем не менее сила
тяжести оказывает свое действие и выражается в давлении камня на точку
опоры. Напротив, в области общественной жизни те силы, из предположения
которых исходит экономист, могут совершенно не действовать. Так,
папр[имер], человек может подчинять свою хозяйственную деятельность вли¬
янию мотивов, не принимаемых в расчет экономистом, и в этом случае выво¬
ды экономической теории не будут иметь никакого применения к реальной
действительности. Выводы естествознания имеют, следовательно, безусловно
реальный характер, выводы экономической теории — предположительный:
они могут иметь реальное значение, поскольку реально осуществляются те
предположения, из которых исходит экономист;2)	силы, противодействующие проявлению в чистом виде результатов дей¬
ствия изучаемых естествознанием сил, всегда относятся к той же категории
механических сил, как и силы первого рода. Например, пуля из ружья никог¬
да не будет описывать при полете той правильной кривой, какая выводится
механикой из изучения взаимодействия силы полета пули и земного тяготе¬
ния. Сопротивление воздуха, ветер и множество других причин вызовут от¬
клонения от этой идеальной кривой. Но все эти отклоняющие силы подчине¬
ны тем же законам механики. Напротив, силы, вызывающие отклонения дей¬
ствительных экономических фактов от теоретически выводимых, относятся к
совершенно иной категории, чем изучаемые экономистом. Экономист наталки-
иается в данном случае на границы своего знания и должен признать свое бес¬
силие'.В истории экономической науки долгое время шел спор о том,
какой метод — дедукция, носящая абстрактный характер, или ин¬
дукция, исходящая из конкретных фактов — должен быть поло¬
жен в основу науки. Представители так называемой исторической
школы в политической экономии рассчитывали преобразовать
науку путем отказа от абстрактной теории и замены ее эмпириз¬
мом. Однако никакого преобразования экономической теории сто¬
ронники нового направления не произвели; первоначально ожес¬
точенный спор о преимуществах дедукции и индукции мало-пома¬
лу затих и теперь уже не возбуждает интереса. Точка зрения Мен-
icpa, признавшего равноправность обоих методов, каждого в1 Ср.: Wundt. Logik, Methodenlehre. II. S. 511 и след.55
своей сфере, стала более или менее общепринятой, как показыва¬
ет хотя бы глава о методологии политической экономии в новей¬
шем курсе признанного главы исторической школы Шмоллера.
Дело в том, что наука политической экономии охватывает собой
несколько научных дисциплин, глубоко отличающихся друг от
друга по своим методологическим приемам.Политическая экономия распадается, прежде всего, на теоре¬
тическую и практическую экономическую науку. Теоретическая
политическая экономия, в свою очередь, подразделяется на:
1) абстрактную и 2) конкретную. Абстрактная политическая
экономия, устанавливающая общие причинно-функциональные за¬
висимости народного хозяйства, не может не пользоваться по пре¬
имуществу выше охарактеризованным дедуктивным методом. На¬
против, конкретная политическая экономия, ставящая себе целью
описание, классификацию и объяснение конкретных типов народ¬
нохозяйственных явлений, носит по необходимости индуктивный
характер. Этот отдел экономической науки, пользуясь абстракт¬
ной теорией хозяйства, исследует как существующие типы хозяй¬
ственных явлений, так и, в особенности, историческое развитие
их. Установление направлений исторического развития хозяйства
является одной из важнейших задач этого отдела науки.Теоретической политической экономии противостоит практи¬
ческая политическая экономия, иначе говоря экономическая поли¬
тика1*. Чтобы стать действительно научной, экономическая поли¬
тика должна вступить в тесную связь с этикой. Только этика
может дать политике ее руководящие идеи; в частности, централь¬
ной идеей политики должна стать этическая идея верховной цен¬
ности человеческой личности. Общественный строй, при котором
для каждой человеческой личности осуществляется наиболее ши¬
рокая возможность развития всех ее сил и способностей, образует
для нас социальный идеал, с точки зрения которого должны быть
оцениваемы отдельные нормы положительного права. Поэтому
нельзя не приветствовать замечающегося в новейшее время среди
юристов стремления к воссозданию естественного права (конечно,
в новых формах)1.Не нужно, однако, думать, что названные отделы политичес¬
кой экономии могут быть строго разделены и разграничены друг
от друга. Абстрактная и конкретная части экономической науки1	«Значение науки естественного права, как самостоятельной система¬
тической дисциплины наряду с позитивно-правовой юриспруденцией, --
говорит Л.И.Петражицкий, — именно заключалось в исполнении той
важной и высокой миссии, которой должна служить будущая наука по¬
литики права, и которая оказывается не под силу практически-догмати-
ческой юриспруденции, посвященной толкованию и систематической об¬
работке действующего положительного права для потребностей практи¬
ки» (Петражицкий Л. Введение в изучение права и нравственности. 1907.
2-е изд. Стр. 5).56
проникают друг друга и практически неотделимы. В большей
мере может быть разграничена теоретическая политическая эконо¬
мия от практической, ибо исследования сущего и должного пред¬
ставляют собой логически совершенно разные проблемы*. Однако
и тут полное разделение невозможно. Выше уже было указано,
что первый шаг теоретического исследования — описание и клас¬
сификация экономических явлений -- не может не испытывать
влияния практических задач исследования. Поэтому и экономи¬
ческая теория не может быть изучаема совершенно независимо от
экономической политики1.Привлечение этического элемента не подрывает объективного
значения экономической теории, ибо этот элемент занимает в эко¬
номической теории лишь строго определенное место. В области
объяснения экономических явлений, сведения их к причинно¬
функциональным зависимостям, для этого элемента, конечно, нет
места. В общем, этика, социальный идеал не вредят научности
экономической теории, но лишь в том случае, если в научном рас¬
суждении строго различаются области сущего и должного. Иде¬
альные и объективные элементы могут идти рядом в экономичес¬
кой теории, но, однако, так, чтобы всегда было ясно различие
природы тех и других — подобно тому, как вода и масло в одном
сосуде не смешиваются друг с другом, хотя и находятся в непо¬
средственном соседстве.В русской литературе шел долгий спор о роли этического элемента в со¬
циальной науке. Лавров1' и Михайловский высказали мысль, что социальная
наука должна прибегнуть к другому методу исследования, чем естествозна¬
ние, в силу того, что социальная наука изучает социальные явления с точки
|рсния интересов и целей человека, почему и чисто объективное исследование
них явлений становится невозможным. Так, субъективно-телеологический ха¬
рактер имеет центральное понятие исторической науки понятие прогресса2.
Исходя из этих соображений, Михайловский развил теорию субъективного
Метода в социологии. Однако несмотря на неоднократное возвращение к
пому вопросу, Михайловский не пришел, по-видимому, к окончательному ре¬
шению, в чем именно должен заключаться этот метод, и в разное время давал
последнему разное истолкование. Теория Михайловского встретила резкий
отпор со стороны целого ряда писателей и особенно высмеивалась лет двад-1	Адольф Вагнер замечает по поводу вопросов денежного обращения,
что в этой области «теоретическое и практическое так тесно связаны
между собой, что в научном исследовании совершенно не могут быть
гочно разграничены» {Wagner A. Theoretische Socialokonomik. II. Abthei-
11!иj.;. Geld und Geldwesen. 1909. S. 111). Это верно и относительно поли¬
тической экономии вообще.По мнению Лаврова1’’, «прогресс сам по себе есть не более, как
субъективный взгляд на события с точки зрения нашего нравственного
идеала... Развитие личности в физическом, умственном и нравственном
отношении, воплощение в общественных формах истины и справедливос-
ш вот краткая формула, обнимающая... все, что можно считать про¬
грессом» (Лавров [П.Л.] Исторические письма. 1906. 4-е изд. Стр. 46,
,11).57
цать тому назад, в эпоху расцвета русского марксизма. В конце концов, при¬
ходится, однако, признать, что, несмотря на незаконченность учения Ми¬
хайловского и на свои слабые стороны, оно заключало в себе кое-что вер¬
ного. Школа Виндельбанда-Риккерта имеет, несомненно, известные пункты
соприкосновения со взглядами, высказывавшимися русской социологичес¬
кой школой.Методологические воззрения, развитые в тексте, также имеют в частнос¬
тях нечто общее с учением Риккерта. Однако я не могу себя без оговорок
причислить к последователям Риккерта. Риккерт, как и многие другие совре¬
менные методологи, усматривает глубочайшее принципиальное различие
между исторической и естественно-научной точками зрения, настаивая на том,
что историк интересуется только индивидуальным. «Риккерт склонен ослаб¬
лять значение естественно-научных элементов в общественных науках. С моей
же точки зрения, теоретическая политическая экономия принадлежит к тому
же научному типу, как и естествознание. Я думаю, что и в естествознании
практические интересы устанавливают направление теоретической мысли,
дают задачи теории и этим определяют ее содержание. Политическая эконо¬
мия, по моему представлению, вовсе не ставит себе задачей описание индиви¬
дуальных явлений, а имеет в виду общее и, значит, в смысле Риккерта, явля¬
ется не исторической, а естественной наукой. И если в общественных науках,
в практической их части, этическая категория получает особое значение, то
лишь в силу того, что практическое естествознание имеет дело с очень огра¬
ниченным, определенным и равно признаваемым всеми кругом внешних инте¬
ресов человека, а общественные науки — с верховными интересами человечес¬
кой личности, со всей совокупностью ее психических переживаний. Естествен¬
но-научная точка зрения кажется мне совершенно законной в политической
экономии, и подчинение практических интересов в этой сфере этике не заклю¬
чает в себе, по моему мнению, ничего несогласного с духом естествознания.Стремление марксистов к чисто объективному построению социальной
науки находится в очевидном противоречии с их представлением о господстве
классовых интересов в области научного познания. С их точки зрения, соци¬
альная наука не может не отражать классовых интересов; но в таком случае,
она не может быть и чисто объективной наукой. Примирением этого противо¬
речия является обоснование телеологических элементов социальной науки, по¬
скольку дело идет о сталкивающихся и противоположных классовых интере¬
сах, на общеобязательных этических нормах1. В этом смысле правильно, что
практическая политическая экономия есть этическая наука. Вообще, по спра¬
ведливому замечанию Дитцеля, только как слуга этики политика может стать
наукой. «Без норм, даваемых этикой, политика становится собранием рецеп¬
тов для осуществления всевозможных интересов, действующих в социальной
жизни»2.Общие сочинения о методе: Милль Дж.СтУ Система логики. Пер. под
редакц. Ивановского. 1900; Sigwart. Logik. 2 т. 2-е изд. 1893; Wundt. Logik.3	т. 1893—1895; Лавров П.Л. Исторические письма. 1906. 4-е изд.; Dilthey.
Einleitung in die Geisteswissenschaften. 1883; Simmel. Einleitung in die Moral-
wissenschaft. 1892; Его же. Die Probleme der Geschichtsphilosophie. 1892;
Windelband. Geschichte und Naturwissenschaft. 1894; Его же. Прелюдии. Пер.1	Чрезвычайно характерно, что даже такой строгий марксист, как
Макс Адлер2*, отрицающий какие бы то ни было телеологические эле¬
менты в научном познании, признает, что в сфере практики примат при¬
надлежит морали. Вместе с тем он признает примат практического разума
над теоретическим. «Знать, чтобы жить — этим лозунгом нравственно-со-
циальный дух человечества подчиняет себе науку» (Marx-Studien. 1904.
Adler М. Kausalital und Teleologie. S. 432.)2	Dietzel H. Theoretische Socialokonomik. S. 6.58
с нем. С.Франка. 1904; Риккерт Г. О границах естественно-научного образо¬
вания понятий. Пер. Водена. 1903; Его же. Естествоведение и культуроведе-
ние. 1903; Его же. Философия истории. Пер. С.Гессена. 1908; Bernheim.
Lehrbuch der historischen Methode. 3-е изд. 1904.Специальная литература: Cairnes. The Character and Logical Method of
Political Economy. 2-е изд. 1875 (сокращ. рус. пер. в кн. «Кэрнс»: Библиоте¬
ка экономистов. 1897); Knies. Die Politische Oekonomic vom Standpunkte der
geschichtlichen Methode. 2-е изд. 1883; Schmoller G. Ueber einige Grundfragen
des Rechts und der Volkswirtschaft. 1873; Его же. Zur Literaturgeschichte der
Staats und Socialwissenschaften. 1888; Менгер К. Исследования о методах со¬
циальных наук. Пер. с нем. 1894; Sax. Wesen und die Aufgabe der
Nationalokonomie. 1884; Philippovich. Ueber Aufgabe und Methode der Politis-
chen Oekonomie. 1886; Keynes. The Scope and Method of Political Economy.
1891; Левитский H.B. Задачи и методы науки о народном хозяйстве. 1892;
Орженцкий P.M. Учение об экономическом явлении. 1903; Dietzel Н. Ueber
das Verhaltniss der Volkswirtschaftslehre zur Socialwirtschaftslehre. 1882; Его
же. Beitrage zur Methodik der Wirtschaftswissenschaft (Jahrbiicher fur
Nationalokonomie, N. F. IX); Его же. Theoretische Socialokonomik. 1895; Grab-
ski. Zur Erkenntnislehre der volkswirtschaftlichen Erscheinungen. 1900; Spann.
Wirtschaft und Gesellschaft. 1907; Stephinger. Zur Methode der Volkswirt¬
schaftslehre. 1907; Miinsterberg. Philosophie der Werte. 1908; Петражицкий
Л.И. Введение в изучение права и нравственности. Общие курсы Вагнера А.,
Шмоллера Г., Филипповича, Чупрова А.А., Исаева А.А., Скворцова А., Же-
лсзнова В. Я.
Глава IIIЛОГИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ ХОЗЯЙСТВА.
ЦЕННОСТЬ И СТОИМОСТЬI. Общее учение о ценности. Ценность в общефилософском
значении. Хозяйственная ценность. Субъективная и объектив¬
ная ценность. Трудовая теория ценности. Теория предельной по¬
лезности. Закон ГоссенаСхема Менгера. Психофизический
закон Вебера2* и теория предельной полезности. П. Труд и пре¬
дельная полезность как факторы ценности3*. Чем определяет¬
ся ценность средств производства. Регулирующая роль трудо¬
вых затрат при составлении хозяйственного плана. Синтез
теории предельной полезности с трудовой теорией. III. Общее
учение о стоимости. Различие понятия стоимости от понятия
ценности. Абсолютная стоимость. Относительная стоимость.
Трудовая стоимость как социальная категория по преимущест¬
ву. Теория предельной полезности и трудовая теория. Учения о
трудовой стоимости Вагнера, Лексиса и ДитцеляI.	Общее учение о ценностиОдин из самых выдающихся экономистов закончившегося
века — Родбертус4* предложил чрезвычайно важное деление эко¬
номических понятий на логические и исторические понятия (или
категории)1. Под логическими понятиями хозяйства нужно пони¬
мать в этом смысле такие, которые присущи всякому хозяйствен¬
ному строю, каковы бы ни были его исторические особенности.
Напротив, исторические категории хозяйства характеризуют
собой только определенные, преходящие, исторические формы хо¬
зяйства.Основными логическими категориями хозяйства являются цен¬
ность и стоимость. Обе эти категории вытекают из самой приро¬
ды хозяйственного процесса, который, с одной стороны, всегда
преследует внешнюю цель — приспособление внешней природы к
нашим потребностям, с другой же стороны достигает этой цели
лишь путем некоторых затрата, составляющих средство для до¬
стижения цели. Итак, средство и цель, затрата и получка являют-1	Rodbertus. Zur Beleuchtung der socialen Frage. 1875. Предисловие.60
ся теми двумя полюсами, между которыми заключена хозяйствен¬
ная деятельность. Соответственно этому и гак называемый хозяй¬
ственный принцип имеет двусторонний характер: при наименьшей
затрате достигнуть наибольшей суммы хозяйственной пользы.
Всякая хозяйственная деятельность стремится согласоваться с
обоими требованиями хозяйственного принципа, в котором нахо¬
дят себе выражение две основных логических категории хозяйст¬
ва — стоимости (затраты) и ценности (получки)1*. Вся хозяйст¬
венная жизнь, несмотря на ее чрезвычайную сложность, уклады¬
вается в эти две основные категории хозяйства, подобно тому как
операции любого хозяйственного предприятия, каковы бы они ни
были, укладываются бухгалтерией в две рубрики — пассива и ак¬
тива.Рассмотрение этих категорий удобнее начать с категории цен¬
ности, потому что ценность располагается на том полюсе хозяйст¬
ва, где лежит цель последнего, стоимость же является всегда
только средством. А в процессе разумной деятельности примат,
естественно, принадлежит цели, определяющей все направление
деятельности, а также и средства, которые оказывается возмож¬
ным затратить для достижения цели.При построении теории хозяйственной ценности нельзя упус¬
кать из виду, что категория ценности имеет значение не только в
применении к хозяйству1. Для новейшего направления философ¬
ского мышления характерно стремление все больше и больше раз¬
двигать рамки понятия ценности, которое становится одним из ос¬
новных философских понятий. Это находится в связи с волюнта¬
ристическим направлением современной психологии. Воля при¬
знается большинством современных психологов основным и опре¬
деляющим элементом психической жизни человека2.' «Момент ценности, — говорит Вундт, — образует важнейший отли¬
чительный признак духовного от чистого физического. Духовный мир1'сть мир ценностей, которые имеют самые различные качественные осо¬
бенности и самые различные степени. В духовном мире все имеет свою
положительную или отрицательную, свою большую или меньшую цен¬
ность» (Wundt. Logik. Methodenlehre. 2-е изд. II. S. 16). «Филосо¬
фия, — определяет Виндельбанд, — есть критическая наука об общеобя-
мтельных ценностях» (Windelband. Praludien. S. 30). «То, чего не хва¬
тит нашему философскому мышлению, — утверждает Мюнстерберг, —
есть законченная в себе система чистых ценностей; только тогда филосо¬
фия станет опять действительной жизненной силой, каковой слишком
долго было исключительно естествознание» (Munsterberg Н. Philosophieill	I Werte. 1908. S. VI.). Правда, собственная попытка Мюнстерберга со¬
сать такую систему не может считаться удавшейся.•’ «Если среди трех элементов психической жизни (познания, чувства
и воли), — говорит, напр[имер], известный датский философ Гаральд
П'ффдинг, — какой-либо один следует признать основным, то таковым,
очевидно, является воля» (Hoffding. Psychologie, 3-е Aufg. 1901. S. 134).
По словам Вундта, «душевный мир есть царство воли. Решающее значе-
ипг имеет воля, а не представление или мысль» (Wundt. Logik.
Melhodenlehre. II. S. 17).61
Но категория ценности есть не что иное, как одна из форм ка¬
тегории воли. Как можем мы отличить ценное от неценного?
Только по реакции нашей воли. Воля всегда к чему-либо стремит¬
ся и от чего-либо отталкивается, чего-либо избегает; то, к чему
она стремится, признается нами положительной ценностью, чего
она избегает, отрицательной ценностью. Вне воли нет ценности и
вне ценности нет воли1. И потому с общефилософской точки зре¬
ния следует признать вполне правильным определение ценности,
формулированное Эренфельсом: «Ценные предметы суть те, кото¬
рых мы желаем»2.При этом молено желать предмета или как цель, или как сред¬
ство к какой-либо другой цели. Соответственно этому, можно де¬
лить ценности на: 1) основные, самостоятельные и 2) производ¬
ные, несамостоятельные. Первые желательны сами ради себя —
напр[имер], счастье, красота, добродетель, слава и т.п. Вторые же
являются средствами для достижения какой-либо основной цен¬
ности.Хозяйство имеет дело лишь с производными ценностями, ибо
хозяйство не самоцель, а средство. Продукты хозяйства ценны не
сами по себе, а потому, что при их помощи мы обеспечиваем себе
получение каких-либо основных ценностей. Хозяйственная цен¬
ность есть значение, которое мы придаем данному предмету в
силу нашего сознания, что от обладания им зависит большая
или меньшая степень нашего хозяйственного благополучия^.1	«Если, — как справедливо замечает один новейший английский фи¬
лософ, — вряд ли в истории мысли было время, когда проблема ценнос¬
ти была до такой степени в центре общего внимания, как теперь» {Wil¬
bur Urban. Valuation, ist nature and laws. 1909. P. 1), то причиной этого
является, с одной стороны, волюнтаристическое направление современ¬
ной психологии, с другой же стороны — общая тенденция современной
философии признавать примат практического познания над теоретичес¬
ким.2	Ehrenfels. System der Werttheorie. 1897. S. 53. В философской лите¬
ратуре о ценности существует спор по вопросу о том, что лежит в основа¬
нии ценности — чувство или воля. Первую точку зрения отстаивают
Мейнонг, Орженцкий, Урбан, вторую — Эренфельс. Но, если призна¬
вать вместе с Вундтом, что чувство и воля по существу неразделимы, то
весь этот спор утрачивает, в значительной мере, свое значение. Однако
так как основной душевной способностью является воля, а не чувство, то
и оценку следует рассматривать, как одну из функций именно воли.
«Чувства и влечения, — говорит Вундт, — являются не предпосылками
для развития воли, но явлениями, которые сами принадлежат к этому
развитию, и для которых требуется внутренняя волевая деятельность,
как постоянное условие» (Grundzuge der physiologischen Psychologie», 4-е
изд., II. S. 562).3	Ср. Менгер. Основания политической экономии. Перев. под редак¬
цией Р.М.Орженцкого. 1903. Стр. 77. В этом определении валено указа¬
ние на то, что в основе хозяйственной ценности лежит представление о
зависимости нашего благополучия от обладания предметом, как совер¬
шенно верно отмечает Дитцель (Theoretische Socialokonomik. S. 220).62
Мы говорим о: 1) субъективной хозяйственной ценности в том
случае, когда мы относим ценность к какому-либо отдельному
лицу и 2) объективной, когда мы отвлекаемся от психологии от¬
дельного лица и рассматриваем ценность с точки зрения ее объек¬
тивных результатов1 *.Для экономиста, изучающего меновое хозяйство, особенно
пажен один вид объективной ценности — меновая ценность пред¬
мета, его покупательная сила, цена. Объективная ценность возни¬
кает на основе субъективной, ибо в конце концов единственным
деятелем хозяйства является человек и из взаимодействия отдель¬
ных людей возникают все процессы народного хозяйства. Поэто¬
му, чтобы познать законы строения объективной ценности, цены
(теория цены будет дана в этом курсе позже, в отделе обмена),
необходимо раньше изучить механизм строения субъективной цен¬
ности. Субъективная ценность является вместе с тем логической
категорией хозяйства, так как хозяйство немыслимо вне субъек¬
тивной ценности, между тем как объективная меновая ценность
характеризует лишь одну исторически преходящую форму хозяй-
гтва — меновое хозяйство, — и, следовательно, является истори¬
ческой категорией хозяйства1.Уже из самого существа ценности следует, что категория эта
имеет непосредственное отношение к способности предметов удов¬
летворять нашим потребностям, иначе говоря — к полезности
предметов. Неудивительно, что уже издавна многие экономисты
стремились вывести понятие ценности из понятия полезности. Од¬
нако попытки эти долгое время оставались безуспешными. Обще¬
известные факты находились, по-видимому, в непримиримом про-
пнюречии с теорией, признающей основой ценности хозяйственно¬
го предмета его полезность: наиболее полезные предметы,
напр[имер] вода и воздух, не обладают никакой ценностью и, на¬
оборот, предметы, имеющие, по-видимому, незначительную полез¬
ность, напр[имер] драгоценные камни или золото, ценятся высо¬
ко. Хлеб полезнее алмаза, и железо полезнее золота — однако
хлеб и железо ценятся несравненно ниже, чем золото и алмаз.: )ти факты доказывают, по-видимому, что ценность не только не
пропорциональна полезности хозяйственных предметов, а скорее
изменяется в обратном отношении к последней.Ввиду трудности объяснить ценность с точки зрения полезнос-
1и, в науке утвердилась на долгое время так называемая трудовая
кюрия ценности, в том виде, как она была развита Рикардо. С
ючки зрения этой теории, все хозяйственные предметы могут1 А.Смит2* делит ценность на потребительную и меновую. Понятие
потребительной ценности осталось очень неразработанным как в системеI пмого Смита, так и его школы, и по существу является лишним. «Вся¬
кая ценность, — как правильно замечает Луйо Брентано, — есть потре¬
бительная ценность» (Brentano L. Die Entwickelung der Wertlehre. 1908.
S, 69).63
быть разделены по отношению к условиям образования их ценнос¬
ти на две группы — свободно воспроизводимых и не воспроизво¬
димых свободно. Ценность первых определяется, главным обра¬
зом, средним трудом, затраченным на их производство, а цен¬
ность вторых, напр[имер] редких статуй, картин и т.п., их отно¬
сительной редкостью.Таким образом, трудовая теория ценности (в том виде, как
ее развивал Рикардо) не в силах объяснить из одного принципа
все явления ценности, во всем их объеме и принуждена при¬
знавать наряду с трудом действие совершенно иного начала, чем
труд — относительной редкости. Между тем, процесс оценки
воспроизводимых и невоспроизводимых предметов по существу
один и тот же.С 70-х годов закончившегося столетия начинает быстро приоб¬
ретать сторонников новая теория ценности, которая в настоящее
время может считаться если не общепринятой, то безусловно гос¬
подствующей.Основателем этой теории — так называемой] теории предельной полез¬
ности — должен считаться немецкий экономист Госсен, книга которого
«Entwickelung der Gesetze des menschlichen Verkehrs», вышедшая в 1853 г.,
прошла совершенно незамеченной современниками1. Только много времени
спустя, несколько экономистов разных стран (Менгер, Джевонс и Вальрас)
пришли, независимо друг от друга, к тому же объяснению ценности, которое
дал и Госсен.Великая заслуга новой теории заключается в том, что она обе¬
щает навсегда покончить споры о ценности, дав полное и исчер¬
пывающее объяснение всем явлениям процесса оценки, исходя из
одного основного принципа.Отправным пунктом новой теории является точное определе¬
ние понятия полезности хозяйственного предмета. Неудача пред¬
шествовавших попыток установить зависимость ценности от по¬
лезности проистекала из того, что не различали общей, абстракт¬
ной полезности того или иного рода вещей от действительной
пользы, приносимой данным конкретным предметом. Вода,
напр[имер], нам полезна, она обладает абстрактной полезнос¬
тью, но не каждый стакан воды нам полезен, обладает конкрет
ной полезностью, — конкретно полезна только небольшая часть
воды1*. Если вопрос возникает об абстрактной полезности воды
или о полезности всего запаса воды, то мы должны признать
воду полезной; но если дело идет о полезности той или иной
конкретной части общего запаса воды, то не подлежит сомне
нию, что большая часть воды нам совершенно не нужна и для
нас бесполезна.1 Конечно, Госсен имел предшественников. В.Я.Железнов настаивает
на том, что уже у Аристотеля имеется разработанная теория ценности, и
основу которой положена идея, что ценность вещи определяется важное
тыо потребности, удовлетворению которой служит данная вещь (См. его
«Очерки политической экономии». 7-е изд. Стр. 365 и след.).64
Все предметы данного рода обладают одинаковой абстрактной
полезностью. Но конкретная полезность каждой единицы запаса
:»гих предметов различна. Пусть я располагаю четырьмя кувши¬
нами воды. Без первого я умру от жажды — полезность первого
кувшина максимальна. Второй служит мне для умывания — по¬
лезность его уже несравненно меньше. Третий кувшин я, может
быть, употреблю на поливку цветов, полезность его еще меньше.
Наконец, четвертый мне, может быть, совершенно не нужен. И
:гго — всеобщий экономический закон. Какой бы продукт мы
ни взяли, всегда мы увидим, что при увеличении запаса этих
продуктов в нашем распоряжении они начинают удовлетворять
менее важным потребностям, полезность их падает. Так, первая
пара сапог есть предмет необходимости, вторая пара уже менее
нужна, третья еще менее. Первый экземпляр книги мне может
быть необходим, во втором я могу совершенно не нуждаться.
Первое золотое кольцо мне более нужно, чем второе, второе
нужнее третьего и т.д.Всякая последующая единица хозяйственных предметов до-
гтлвляет нам все менее значительное удовлетворение — конкрет¬
ная полезность каждой единицы данного предмета убывает по
мере увеличения запаса предметов этого рода в нашем распоряже¬
нии. Это соотношение было впервые установлено в математичес¬
кий форме Бернулли еще в XVIII веке, а затем было положено
Госсеном в основание новой теории ценности1.Чем же будет определяться ценность предмета — наибольшей
его полезностью, наименьшей или средней? Разберем это на при¬
мере. Человек, утратив один кувшин воды из трех, которыми рас¬
полагает, откажется в вышеприведенном примере от поливки цве-
кш, но не от питья: следовательно, останется неудовлетворенной
наименьшая потребность. Противоположный образ действий был
пи экономически бессмысленным, противоречил бы хозяйственно¬
му принципу, требующему, чтобы мы извлекали максимум на-
с члждения из имеющихся у нас хозяйственных средств. Итак,
ншчпт, не наибольшая и не средняя полезность, но наименьшая,
п/н'дельная полезность единицы данного предмета определяет
нмжность потребности, остающейся неудовлетворенной в случаеV	граты единицы этого предмета. А так как мы оцениваем предметгички зрения удовлетворения наших потребностей, то, следова-
Iе||ыю, ценность предмета должна определяться его предельной
нни'жостью, понимая под предельной полезностью предмета на-
и менее важную потребность из числа всех удовлетворяемых при
помощи запаса предметов этого рода в нашем распоряжении.1 11ужно сделать только одно ограничение к этому положению: паде-
' 1111 полезности последующих единиц хозяйственных предметов неизбеж¬
но ill известным пределом — до этого предела такого падения может и
НМ 01,П'Ь.I	1<1465
Рассуждение это представляет собой единственно возможный логический
вывод из следующих посылок. Большей посылкой является тезис, что степень
благополучия, связанного с обладанием единицей предметов известного рода,
определяется наименьшей потребностью из числа всех, удовлетворяемых при
помощи запаса предметов этого рода в нашем распоряжении. Этот тезис вы¬
текает, с одной стороны, из хозяйственного принципа, с другой — из упомя¬
нутого закона насыщаемости наших потребностей. Меньшей посылкой являет¬
ся тезис, что наша оценка хозяйственного предмета определяется тем, в какой
мере наше благополучие зависит от обладания оцениваемым предметом. Этот
тезис есть естественный вывод из самого понятия оценки. (Ценить что-
либо — значит признавать желаемым, иначе говоря, содействующим нашему
благополучию.) Вывод из большей и меньшей посылки: наша оценка хозяйст¬
венного предмета определяется наименьшей потребностью из числа всех удов¬
летворяемых при помощи запаса предметов этого рода в нашем распоряже¬
нии — иначе говоря, предельной полезностью предмета1.Чтобы уяснить значение конкретных полезностей различных
предметов при установлении их ценностей, Менгер дал следую¬
щую схему общественных потребностей и степени их удовлетворе¬
ния1*2IIIIIIIVVVIVIIVIIIIXX1098765432198765432108765432107654321065432105432104321032102101 О0В этой схеме римские цифры обозначают различные абстракт¬
ные общественные потребности, расположенные по их относитель¬
ной важности, а арабские — степени удовлетворения каждой из1	Не нужно забывать, что во всем этом рассуждении мы исходим из
предположения, что в нашем распоряжении находится определенное ко¬
личество предметов, которое не может быть нами увеличено, путем ли
производства новых продуктов, приобретения их посредством обмена или
каким-либо другим способом.2	Менгер К. Основания политической экономии. Стр. 91.66
этих потребностей. Под цифрой I можно понимать, напр[имер],
потребность в питании, под цифрой II — потребность в жилище,
под цифрой III — потребность в одежде и т.д. Каждая из этих
потребностей может быть удовлетворяема в большей или меньшей
степени, и арабские цифры показывают, как падает конкретная
полезность предметов каждого рода по мере увеличения их запаса
в нашем распоряжении. Предельные полезности предметов, удов¬
летворяющих менее важным абстрактным потребностям, могут
быть выше предельных полезностей предметов, удовлетворяющих
более важным абстрактным потребностям — если более важные
абстрактные потребности удовлетворяются полнее. Если,
напр[имер], предметов, удовлетворяющих потребность под рим¬
ской цифрой I, имеется в нашем распоряжении 10 единиц, то пре¬
дельная полезность их равна 1; если же предметов, удовлетворя¬
ющих потребность под цифрой V, имеется 2, то предельная полез¬
ность их равна 5. Если мы предположим, что потребность под
рубрикой I есть потребность в хлебе, а потребность под рубрикойV	есть потребность в золоте, то без труда поймем, почему золото
ценится выше хлеба: правда, абстрактная потребность в золоте
меньше, чем в хлебе, но ведь и общий запас золота еще гораздо
меньше общего хлебного запаса. Значит, хотя абстрактная полез¬
ность хлеба гораздо выше, чем золота, предельная полезность зо¬
лота (т.е. конкретная полезность последней единицы золота)
ныше, чем хлеба. Потребность в хлебе насыщается для большин¬
ства населения очень полно — большинство населения не голода¬
ет — но потребность в золотых украшениях чрезвычайно далека
от полного насыщения: очень мало найдется людей, которые отка¬
зались бы от лишнего золотого украшения.Если запас хлеба сократится с 10 единиц до 5 (т.е. вдвое), то
предельная полезность его, согласно схеме, повысится с 1 до б,
i .e. в 6 раз. Если же запас золота сократится с двух единиц до
одной единицы, то предельная полезность золота повысится с 5 до
(i, т.е. только на 1/5. Это объясняет, почему ценность предметов
необходимости колеблется сильнее колебания предложения этих
предметов, а ценность предметов роскоши слабее — потому, что
потребность в предметах необходимости насыщена гораздо более,
чем потребность в предметах роскоши, и всякое колебание в пред¬
ложении предметов необходимости вызывает очень резкие колеба¬
нии их предельной полезности.Процессы оценки играют роль не только в хозяйстве, но и во всей нашей
психической жизни. В основе всех наших сознательных волевых действий
межат оценки тех ощущений, которые побуждают нас к действиям. Но и этого
мило. Процессы оценки захватывают еще более широкую область нашей пси¬
хики. Согласно так называемому «основному психофизическому закону» Ве-
(тсра и Фехнера, для одинакового абсолютного увеличения наших ощущений
требуется увеличение раздражений в одинаковом отношении — или, что то
же, сила раздражения должна увеличиваться в геометрической прогрессии
дли того, чтобы сила ощущений росла в арифметической прогрессии; при оди-
ишеовом отношении раздражений абсолютное различие ощущений одинаково.
I) законе этом, впервые установленном опытным путем Вебером и положен-
in >м Фехнером в основание психофизики, существует огромная литература. В1*67
общем, этот закон оказался, в известных пределах и для известных ощуще¬
ний, верным. Всякий из нас знаком с ним из повседневного опыта, показыва¬
ющего, что, напр[имер], тень от свечи незаметна при свете солнца, при силь¬
ном звуке неслышны слабые звуки и т.д. Всякий знает, что если мы будем
равномерно увеличивать известное раздражение, то ощущение будет возрас¬
тать в более слабой степени — так, напр[имер], если мы будем постепенно
увеличивать на одну свечу силу света в комнате, то световое ощущение будет
возрастать в падающей степени и т.д.Чем же объясняется такая своеобразная зависимость между внешними
раздражениями и ощущениями? По этому вопросу между физиологами суще¬
ствуют значительные разногласия. По мнению Вундта, Веберовский закон ко¬
ренится в характере нашего сознания. Наше сознание независимо от нашей
воли производит сравнительную оценку испытываемых нами ощущений —
при наличности более сильных ощущений более слабые не замечаются, не
учитываются нашим сознанием благодаря тому, что наше внимание уже по¬
глощено ощущениями первого рода. Таким образом, процессы оценки, по
мнению Вундта, лежат в основе самых элементарных явлений нашей психи¬
ческой жизни1.Но если признать объяснение Вундта, то возникает дальнейший вопрос —
почему наше сознание учитывает лишь относительные, а не абсолютные раз¬
личия внешних раздражений. Я объясняю это естественным подбором. Наше
сознание выработалось на основе борьбы за существование как самое могучее
орудие самозащиты организма. Внешние раздражения, получаемые организ¬
мом, бесконечно разнообразны. Если бы наше сознание замечало всякое раз¬
дражение независимо от его относительной силы, то это не соответствовало бы
практическим интересам организма. В наших интересах замечать лишь прак¬
тически важное — то, что может так или иначе содействовать нашему благо¬
получию. Относительно слабые раздражения потому не замечаются нашим со¬
знанием, что, если бы мы их замечали, это было бы совершенно бесполезной
тратой нашей нервной силы. Для каких практических целей могла бы нам,
напр[имер], послужить способность видеть свет звезд днем при наличности
солнечного света? Но способность видеть свет звезд ночью существенно улуч¬
шает условия нашей борьбы за существование. И потому наше сознание, учи¬
тывая внешние раздражения не по их абсолютной, а лишь по их относитель¬
ной силе, действует в полном согласии с нашими практическими интересами.Если же это так, то естественный подбор мог выработать такой строй на¬
шего сознания (на основе соответствующей физиологической организации),
при котором мы замечаем лишь относительные, а не абсолютные различия.Итак, в основе всей нашей психической жизни лежат определенные оцен¬
ки внешних раздражений — оценки, правда, в настоящее время бессознатель¬
ные и закрепленные соответствующей физиологической организацией, но ко¬
торые в историческом развитии создали эту организацию. Оценки эти следо¬
вали тому же правилу, какому мы следуем и в настоящее время при оценке
хозяйственных предметов. Действительно, ведь оценка по предельной полез¬
ности и есть оценка по относительному значению предмета для нашего благо¬
получия.В падающей полезности хозяйственных предметов, по мере увеличения их
количества, нередко видят проявление основного психофизического закона
Вебера. С большим правом можно утверждать обратное — что закон Вебера
есть не что иное, как частный случай всеобщего процесса оценки. Таким об¬
разом, экономическая наука в теории предельной полезности дала учение,
значение которого далеко выходит за пределы чисто хозяйственной сферы:
экономическая оценка есть лишь частный случай общих процессов оценки,
следующих тому же правилу предельной полезности, а эти общие процессы
оценки лежат в основании всей нашей психической жизни.1 Wundt. Grundziige der physiologischen Psychologie. 4-e Aufg. В. I.
S. 590.68
II.	Труд и предельная полезность
как факторы ценностиИзложенные соображения объясняют ценность предметов по¬
требления. Что касается соотношения между ценностью предметов
потребления и средств производства, то вопрос этот разрешается
теорией предельной полезности следующим образом.Средства производства имеют для нас ценность лишь в силу
того, что при помощи их мы можем получить предметы потребле¬
ния. Поэтому между ценностью предметов потребления и ценнос¬
тью средств производства, необходимых для получения данных
предметов потребления, должно существовать строгое соответст¬
вие: ценность предметов потребления определяет собой ценность
средств производства. Так, напр[имер], ценность виноградника
определяется ценностью вина, ценность железа определяется цен¬
ностью тех продуктов, которые выделываются из железа, и т.д.Но, как общее правило, при помощи одних и тех же средств
производства молено произвести предметы потребления самого
различного рода. Так, напр[имер], из железа можно устроить
печку, полезность которой в холодное время может считаться
максимальной, так как без печки человек в холодное время су¬
ществовать не может; но из того же железа изготовляются и
тысячи предметов другого рода, — напр[имер], разного рода ма-
IIIпны, орудия, инструменты, служащие для приготовления раз¬
нообразных предметов потребления, удовлетворяющих не только
шким необходимым потребностям, как потребность в тепле.
Спрашивается — как же высоко я должен ценить железо, из
которого изготовлена печка? Если из леелеза я изготовляю печку
и другие предметы, удовлетворяющие менее важным потребнос¬
ти, то в случае утраты определенного количества железа я не
откажусь от устройства печки, а перестану изготовлять менее не¬
обходимые для меня железные изделия. Значит, от обладания
/ушным средством производства, служащим для изготовления
предметов различной полезности, зависит возможность изготов¬
ления наименее полезного предмета из числа всех, изготовляе-
н.IX при помощи этого средства производства. Отсюда следует,
что ценность средства производства определяется предельной по-
ie.шостыо того предмета из числа всех изготовляемых при по¬
мощи данного средства производства, предельная полезность ко-
горого является наименьшей.благодаря тому, что одни и те же средства производства слу-
I .о для изготовления предметов различного рода и различной по-
нмности, между ценностями всех их устанавливается тесная
I имзь. Вернемся к прежнему примеру железной печки. Первая
печка в зимнее время необходима мне для жизни. Вторая л<е
печка может быть мне совсем не нужна. Как же я должен ценить
мерную печку, предельная полезность которой максимальна?69
Ответ дается тем же методом рассмотрения, какая потребность
останется неудовлетворенной в случае утраты оцениваемого хо¬
зяйственного предмета. Если я утрачу печку, имея запас железа
для устройства новой, то я, очевидно, откажусь от изготовления
из своего железа менее необходимых для меня предметов и затра¬
чу железо на печку. Но железо имеет свою ценность, определяе¬
мую ценностью наименее полезного предмета, изготовляемого из
железа. Значит, в случае утраты печки, я утрачу лишь ценность
железа, но отнюдь не ценность, равную полезности самой
печки — в случае утраты печки, я не рискую замерзнуть, так как
устрою из железа себе новую. Итак, значит, ценность свободно
воспроизводимого предмета определяется не его собственной
предельной полезностью, а ценностью средств производства, оп¬
ределяемой, согласно сказанному, в свою очередь, предельной по¬
лезностью тех из числа изготовляемых из этих средств производ¬
ства предметов, которые обладают наименьшей предельной полез¬
ностью.Переходя к оценке научного значения теории предельной по¬
лезности, следует признать, что она впервые дала исчерпывающее
объяснение механизму оценки, выяснила психические процессы,
результатом которых является экономическая ценность, цена. Все
свое внимание теория эта сосредоточивает на анализе оценки.
Анализ этот можно признать, в целом, вполне правильным; но
следует ли отсюда, что только этой задачей и ограничивается
сфера исследования экономической науки по отношению к явле¬
ниям ценности?Конечно, нет. Для того, чтобы исследование проблемы ценное
ти было доведено до конца, необходимо выяснить, какие объек
тивные факторы регулируют производство хозяйственных предме¬
тов, почему одних предметов производится мало, а других много.
Можно согласиться, что ценность хозяйственных предметов зави¬
сит от потребности в них и их количества. Но от чего же зависит
это последнее?Вопрос этот, с точки зрения объективных факторов ценности,
нельзя не считать самым важным. Однако читатель напрасно
стал бы искать у теоретиков предельной полезности ясного от¬
вета на него. В большинстве случаев указанный вопрос совер
шенно обходится ими или же получает решение далеко неудов
летворительное.Правда, теоретики предельной полезности признают влияние
условий производства на ценность продуктов. Но и тут исследова
ние не доводится, ими до конца. Остается все же неясным, какой
объективный момент, в конце концов, регулирует количество вос¬
производимых продуктов, а, значит, и их ценность. Дело запуты
вается еще более резко отрицательным отношением представите
лей новой школы к господствовавшей раньше трудовой теории
ценности. С точки зрения теоретиков предельной полезности, их
теория совершенно опрокидывает воззрение, по которому основ70
ным объективным фактором ценности является труд производст¬
ва. Нужно выбирать между обеими теориями — и, признавши
одну, отвергнуть другую. Так понимают дело представители новой
школы.Однако тут коренится крупное недоразумение. Теории пре¬
дельной полезности и трудовая, несомненно, противоположны, но
отнюдь не противоречивы. Рикардо и Менгер сосредоточивают
свое внимание на различных сторонах одного и того же процесса.
Теория Рикардо подчеркивает объективные факторы ценности,
теория Менгера — субъективные моменты оценки. Но подобно
тому, как объективное физиологическое наблюдение, в известном
смысле противоположное субъективному, психологическому, от¬
нюдь не исключает последнего, а лишь дополняет его, точно так
же теория Рикардо не исключает, а лишь дополняет теорию пре¬
дельной полезности.Теория предельной полезности не указала никакого нового
объективного фактора ценности, да и не могла указать, так как
ни факторы давно известны. Что же это за факторы? Рикардо
признает труд производства важнейшим объективным фактором,
регулирующим ценность свободно воспроизводимых продуктов.
Попробуем же испытать правильность этого положения с точки
(рения теории предельной полезности.Производство есть целесообразный хозяйственный процесс,
руководимый основным хозяйственным принципом — стремлени¬
ем к достижению с наименьшей затратой наибольшей суммы хо-
шйственной пользы. При составлении общего плана хозяйства
первым делом является выяснение того, что именно, какого рода
продукты должны быть произведены. Человеческие потребности
крайне разнообразны. Удовлетворяются они при помощи продук¬
тов, требующих самой различной затраты человеческой рабочей
силы. Трудовая стоимость продукта не может не быть одним из
условий, определяющих хозяйственный план — распределение че¬
ловеческого труда между различными отраслями производства. И
негко понять, что трудовая стоимость играет решающую роль в
составлении хозяйственного плана.Будем исходить из теории предельной полезности, объяснив¬
шей процесс оценки. Мы знаем, что конкретная полезность хозяй-
! I пенного предмета падает по мере увеличения его производства.
Для удовлетворения наших потребностей мы нуждаемся в продук-
тих различной трудовой стоимости. В какой пропорции должны
мы распределять труд между производством этих продуктов для
достижения максимума пользы?Предельная полезность — полезность последних единиц каж¬
дого рода продуктов — изменяется в зависимости от размера про-
п.июдства. Мы можем понижать и повышать предельную полез¬
ность путем расширения или сокращения производства. Напро-
HIи, трудовая стоимость единицы продукта есть нечто объективно
данное, не зависящее от нашей воли. Отсюда следует, что при со¬71
ставлении хозяйственного плана определяющим моментом должна
быть трудовая стоимость, а определяемым — предельная полез¬
ность. Говоря математическим языком, предельная полезность
должна быть функцией трудовой стоимости.Если мы одновременно производим несколько продуктов с
различной трудовой стоимостью, то хозяйственный принцип тре¬
бует, чтобы польза, извлекаемая нами из труда в последнюю еди¬
ницу времени, была в пределе для каждого рода производства
равна. Ибо если этого нет, если последняя единица труда в про¬
изводстве А дает больше пользы, чем в производстве В, то выгод¬
нее расширить производство А и сократить производство В. Наи¬
большая сумма пользы будет достигнута тогда, когда последняя
единица труда в производстве каждого рода продуктов будет да¬
вать в пределе равную пользу.Мы знаем, что трудовая стоимость продуктов различна.
Иными словами, в единицу времени производится различное ко¬
личество продуктов разного рода; но польза, извлекаемая в пос¬
леднюю единицу рабочего времени, должна быть, как мы видели,
одна и та же во всех родах производства. Отсюда следует, что по¬
лезность последних единиц свободно воспроизводимых продуктов
каждого рода1* — их предельная полезность — должна быть об¬
ратно пропорциональна относительному количеству этих про¬
дуктов, производимому в единицу рабочего времени, иначе гово¬
ря, должна быть прямо пропорциональна трудовой стоимости
тех же продуктов. Только при соблюдении этого условия распре¬
деление производства будет соответствовать хозяйственному прин¬
ципу наибольшей пользы.Эта теорема может быть математически точно доказана в общей форме
лишь при помощи высшего математического анализа1. Мы ограничимся про¬
стой арифметической иллюстрацией, которая достаточно разъяснит рассмат¬
риваемое экономическое отношение.Пусть мы имеем дело с двумя продуктами: А и В, из которых А требует
для своего производства вдвое больше рабочего времени, чем В. Потребность
в продуктах обоего рода мы принимаем одинаково сильной, причем понижа¬
ющийся ряд цифр 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3 и т.д. выражает собой падение кон¬
кретных полезностей продуктов каждого рода по мере увеличения их произ¬
водства.1	г. Столяров дал при помощи высшего математического анализа
общее доказательство моего тезиса. (См. его брошюру «Аналитическое
доказательство предложенной г. М.Туган-Барановским политико-эконо¬
мической формулы: предельные полезности свободно произведенных
продуктов пропорциональны их трудовым стоимостям». 1902). Доказа¬
тельство г. Столярова ведется при помощи дифференциального исчисле¬
ния. Но рассматриваемое отношение может быть доказано вполне точно и
в общей форме без всякой математики, одними логическими соображе¬
ниями, что и исполнено в тексте. Менее строгое математическое доказа¬
тельство той же теоремы дано г. Гиршфельдом в «Вопросах Обществове¬
дения». Вып. II. «Теорема о пропорциональности предельных полезнос¬
тей благ их трудовым стоимостям».72
Если мы располагаем только двумя часами рабочего времени, то хозяйст¬
венный принцип требует, чтобы мы совсем отказались от изготовления труд¬
нее производимого продукта А, ибо в два часа мы изготовим только одну еди¬
ницу А, полезность которой равна 10, между тем как за то же время мы
могли бы изготовить две единицы В с полезностью 10 + 9 = 19. Наша выгода
требует затратить все рабочее время на производство В.Но чем больше рабочего времени в нашем распоряжении и чем больше мы
производим В, тем ниже падает полезность последних единиц продуктов этого
рода. Допустим, что мы располагаем 6 часами рабочего времени и произвели
(> единиц В. В таком случае, конкретная полезность двух последних — пятой
и шестой — единиц В выразится цифрами 6 и 5 (весь ряд В в том случае
соответствует цифрам 10, 9, 8, 7, 6, 5). За то же время, за которое мы про¬
изводим пятую и шестую единицы В, полезность которых в сумме равна 11,
мы могли бы изготовить первую единицу продукта А с полезностью 10. Про¬
изводство продуктов В все еще оказывается выгоднее.Но пусть мы имеем возможность еще больше расширить производство:
пусть мы располагаем еще двумя часами рабочего времени, — на производст¬
во каких продуктов мы должны их употребить? Если мы приложим их к
дальнейшему расширению производства В, то в два новых часа времени мы
изготовим седьмую и восьмую единицы В с полезностью 4 и 3 (весь ряд В
выразится цифрами 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3). За те же два часа мы могли бы
произвести первую единицу А с полезностью 10. Производя продукты В, мы
извлекаем из двух последних часов работы пользу, выражаемую цифрой 7
(■1+3); производя же единицу. А, мы извлекаем пользу, [выражаемую циф¬
рой] 10. Производство единицы А оказывается выгоднее.Итак, самым выгодным распределением труда при этих условиях следует
признать такое, при котором изготовляется 6 единиц В и 1 единица А. Всякое
иное распределение труда дает меньшую сумму хозяйственной пользы.Какова же, при этом распределении труда, предельная полезность про¬
дуктов А и В? Продуктов первого рода произведена одна единица с полезнос-
I i.io 10; продуктов второго рода произведено 6 единиц, с предельной полез¬
ностью 5 (напомним, что весь ряд В выражается цифрами 10, 9, 8, 7, 6, 5).
Предельная полезность А=10; предельная полезность В=5. В то же время А
требует для своего производства двух часов труда, а В — одного часа труда.
Предельно полезности произведенных продуктов пропорциональны их тру-1)овым стоимостямИсходя из теории предельной полезности, мы пришли к выво¬
ду, что хозяйственный принцип достижения наибольшей пользы
требует так распределять производство, чтобы предельные полез¬1	Если бы в этом числовом примере взять другие цифры, то строгой
пропорциональности могло бы не получиться. Объясняется это тем, что
| трогая пропорциональность необходимо должна быть лишь в пределе —
при предположении возможности бесконечно малого увеличения произ¬
водства каждого продукта, - ав конкретных случаях должно быть лишь
гм ни,шее или меньшее приближение к этой пропорциональности. Этим же
объясняется и то, почему в действительной жизни в последнюю единицу
ирсмени создаются предметы не равной, а различной предельной полез¬
ности. Напр[имер], в вышеприведенном примере с печкой производство
in ганавливается на первой печке, с максимальной полезностью, вторая
'Кс печка совсем не производится, так как она совсем не нужна. Именно
благодаря этому, производство останавливается в последнюю единицу
ирсмени в разных отраслях труда на различных ступенях полезности,
ноги это и противоречит принципу наибольшей пользы. Все это нужно
иметь в виду, чтобы понять условное и чисто абстрактное значение уста¬
новленного в тексте принципа тяготения предельной полезности к про¬
порциональности трудовым затратам.73
ности свободно воспроизводимых продуктов относились между
собой, как трудовые стоимости последних. Трудовые стоимости
продуктов играют решающую роль в установлении хозяйственного
плана — распределении производства между различными отрас¬
лями. При рациональном распределении производства предельные
полезности продуктов должны быть пропорциональны трудовым
стоимостям последних.Предельная полезность определяет в первой инстанции расцен¬
ку хозяйственного предмета. Но сама предельная полезность —
по отношению к свободно воспроизводимым продуктам — опреде¬
ляется во второй инстанции трудовой стоимостью последних. Поэ¬
тому расценка трудовых продуктов по предельной полезности
должна совпадать при рациональном, т.е. соответствующем хозяй¬
ственному принципу, распределении производства, с расценкой их
по ■стоимости производства и труду. Но так как такое распределе¬
ние производства есть лишь хозяйственный идеал, к которому
.стремится, но которого никогда не может достигнуть хозяйство, то
:и полное совпадение трудовой расценки с расценкой по предель¬
ной полезности возможно лишь в идеале.Во всяком случае, оказывается, что обе теории ценности, по
обычному мнению взаимно исключающие друг друга, находятся в
действительности в известной гармонии друг с другом. Обе теории
исследуют различные стороны одного и того же хозяйственного
процесса оценки. Теория предельной полезности выяснила субъек¬
тивные, трудовая теория — объективные факторы хозяйственной
ценности.Трудовую теорию, как объективную теорию ценности, обычно
противопоставляют теории предельной полезности как субъектив¬
ной теории — и на этом основании считают их взаимно исключа¬
ющими. На самом же деле именно отсюда и следует, что одна тео¬
рия предполагает другую. Хозяйственный процесс не исключи¬
тельно объективен и не исключительно субъективен, но имеет и ту
и другую стороны, ибо он есть не что иное, как взаимодействие
субъекта (хозяина) и объекта (внешней природы). Всякое эконо¬
мическое построение, которое только субъективистично или толь¬
ко объективистично, тем самым является односторонним и, зна¬
чит, неполным. Теория предельной полезности только субъекти-
вистична, теория трудовая только объективистична. Истинная тео¬
рия ценности должна от субъективных элементов хозяйства воз¬
выситься до объективных элементов — исходя из субъективной
предельной полезности, перейти к труду как объективному факто¬
ру ценности.Усвоивши все это, мы без труда разрешим спор между сторон¬
никами теории предельной полезности и старой теории ценности
по вопросу о роли ценности средств производства при установле¬
нии ценности продукта. Рикардо утверждал, что ценность продук¬
та определяется общею ценностью затрат производства, которая, в74
свою очередь, определяется трудом, затраченным на производст-
ко; напротив, представители новой школы говорят, что ценность
средств производства, а значит, и общая ценность затрат произ-
нодства, определяется ценностью произведенного продукта. С пер¬
вого взгляда одно утверждение кажется находящимся в самом не¬
примиримом противоречии со вторым. На самом же деле оба они
легко приводятся к органическому синтезу. Рикардо имел в виду
объективные факторы ценности, теоретики предельной полезнос¬
ти — субъективные. Если иметь в виду только психические фак¬
торы ценности, то точка зрения теоретиков предельной полезности
должна быть признана совершенно правильной. Конечно, средст¬
ва производства лишь потому ценятся нами, что при их помощи
мы получаем нужные нам предметы потребления; виноградник це¬
нится нами лишь постольку, поскольку мы ценим добываемое на
исм вино, молотильная машина лишь постольку, поскольку имеет
для нас ценность вымолачиваемый хлеб и т.д. Все это совершенно
бесспорно. Но совершенно бесспорно и то, что количество произ¬
водимых продуктов находится в зависимости от трудовой стоимос¬
ти их производства. Как только что показано, трудовая стоимость
производства регулирует предельную полезность свободно воспро¬
изводимых продуктов, величина же трудовой стоимости производ¬
ства данного продукта не зависит от нашей воли, а определяется
объективными условиями производства. А так как общая цен¬
ность затраченных средств производства данного* продукта не
может не зависеть от количества затраченных средств производ-
пва, количество же это определяется объективными условиями, а
не нашими субъективными расценками, то, в конце концов, объ¬
ективные условия производства определяют хозяйственную рас¬
ценку производимых продуктов как предметов потребления, так и
средств производства.Теория предельной полезности есть общая теория оценки, охватывающая
иг только сферу экономических явлений, но и всю область нашего сознания,
нискольку оно заключает в себе элементы воли. Напротив, трудовая оценка
| иийственна именно экономической сфере, так как именно в сфере хозяйства
человеческая воля направляется на внешний мир, материальную природу.
Поэтому, с известной точки зрения, можно согласиться, что трудовая теория
оценки есть экономическая теория ценности по преимуществу, между тем как
теория предельной полезности есть общепсихологическая, а не специально-
щопомическая теория оценки. Вот почему в пристрастии экономистов преж¬
него времени к трудовой теории ценности сказывался известный правильный
инстинкт, правильное понимание того, что для экономической теории особен¬
но важна именно трудовая ценность.III.	Общее учение о стоимостиДругой основной логической категорией хозяйства является
мм ряду с ценностью стоимость. «Ценность есть человеческий инте-75
pec, мыслимый как состояние внешнего предмета», — удачно оп¬
ределяет ценность Визер1. Стоимость же есть сам человек, мысли¬
мый как деятельный элемент хозяйства. Обе категории не только
не тождественны, но в известном смысле противоположны, как
получка противоположна затрате.Под стоимостью какого-либо хозяйственного предмета нужно
понимать хозяйственную затрату, совершенную для приобрете¬
ния этого хозяйственного предмета. Под трудовой стоимостью
нужно понимать труд, затраченный на производство хозяйствен¬
ного предмета. И именно трудовая стоимость есть наряду с цен¬
ностью основная логическая категория хозяйства, почему трудо¬
вую стоимость нужно признать абсолютной стоимостью2.Хозяйственный процесс есть человеческая деятельность, на¬
правленная на приобретение материальных средств для удовле¬
творения наших потребностей. Категория хозяйственной ценности
имеет отношение к этим последним; но сама хозяйственная дея¬
тельность человека не захватывается категорией ценности. Поэто¬
му научное понимание хозяйственного процесса предполагает
рядом с категорией ценности также и самостоятельную категорию
трудовой затраты, абсолютной стоимости. Обе категории взаимно
восполняют друг друга и образуют собой две основные категории
экономической науки.Однако в процессе производства участвует не только человек,
но и силы природы. Работа лошади, напр[имер], так же необхо¬
дима для земледельца, как и его собственный труд. Почему же не
признавать абсолютной стоимостью также и лошадиную работу?
Потому что субъектом хозяйства в человеческом хозяйстве являет¬
ся человек, а не лошадь, наша собственная работа есть трата
сил нашего организма, затрата нас самих, свою работу мы чувст
вуем как усилие или даже положительное страдание, а работа ло¬
шади не есть затрата нашего организма и столь же мало ощущает¬
ся нами, как и падение воды, двигающей мельничные колеса. В
обществе лошадей единственной стоимостью была бы работа ло¬
шадей, а человеческий труд не был бы стоимостью. Точно так же1	Wicscr. Ueber den Ursprung des Wertes. S. 79.2	«Продукты, — говорит Родбертус, — стоят только труда, или, гово
ря иначе, труд есть единственный элемент в процессе возникновения про
дуктов, который может считаться их стоимостью... Продукт, несомненно,
стоит человеку затраченного труда, но, кроме труда, нет ничего, относи
тельно чего можно было бы сказать, что оно тоже входит в состав стой
мости продукта... Правда, нельзя отрицать, что для производства про
дукта требуется еще многое другое, кроме труда. Так, требуется матери
ал, доставляемый природой... Но если бы на этом основании называть
материал стоимостью, то это было бы равносильно признанию личности
за природой. Материал не есть затрата, делаемая человеком при произ¬
водстве — а мы можем считать стоимостью только затрату человека»
(Rodbcrtus. Zur Erkenntnis unserer staatswirtschaftlichen Zustande. 1842.
S. 6-8).76
в обществе людей единственной абсолютной стоимостью можно
считать человеческий труд — и ничего больше1.Против этой точки зрения можно сделать следующее возражение. Человек
должен относиться хозяйственным образом не только к своему труду и про¬
дуктам своего труда, но и ко многим предметам, которые не стоили ему ника¬
кого труда. Возьмем, напр[имер], землю — там, где ее мало. Земля может
приобретать в этом случае очень высокую цену, и хозяин принужден очень
бережливо расходовать естественные производительные силы земли, хотя бы
в создании их его труд не принимал ровно никакого участия. Или,
напр[имер], возьмем дикорастущий лес. Разве при пользовании им (если леса
мало) человек не соблюдает такой же экономии, как и при пользовании
лесом, выращенным его собственным трудом? Родбертус признает «хозяйст¬
венными» предметами только предметы, созданные человеческим трудом2 Но
разве дикий лес в нашем примере не есть хозяйственный предмет (т.е. пред¬
мет, к которому мы относимся хозяйственным образом) совершенно в такой
же мере, как и лес, искусственно разведенный? Конечно, Родбертус не прав,
и хозяйственными предметами являются далеко не одни продукты нашего
труда.Хозяйственными предметами являются все предметы, имею¬
щие хозяйственную ценность. Для того, чтобы предмет имел
такую ценность, требуется, чтобы он обладал относительной ред¬
костью. Поэтому предметы, не созданные трудом (как лес и
земля), могут быть хозяйственными предметами. Но такие пред¬
меты, обладая ценностью, не имеют никакой абсолютной стоимос¬
ти, они являются дарами природы и этим существенно отличаются
от предметов, имеющих не только ценность, но и стоимость.Сравним, напр[имер], в экономическом отношении метеорит, упавший из
небесных пространств и заключающий в себе железо и железную руду, добы¬
тую в шахте. Метеорит есть дар природы, его стоимость равна нулю. Желез¬
ная же руда стоила труда человека, она обладает абсолютной трудовой стои¬
мостью. Метеорит только с одной стороны входит в состав нашего хозяйст-
па — он есть хозяйственный предмет и, следовательно, увеличивает сумму хо¬
зяйственных предметов в нашем распоряжении, увеличивает сумму пользы,
извлекаемой нами из хозяйства. Железная же руда, кроме этого, входит в со¬
став нашего хозяйства и с совершенно иной стороны: она выражает собой из-
иестное лишение, пожертвование своими силами, своим благосостоянием и до¬
сугом, которое требуется от работника для того, чтобы своим трудом добыть
из рудника руду. Метеорит обладает только ценностью, а железная руда —1	«Когда Рошер утверждает, что корова и бык производят теленка, и
когда Смит утверждает, что в земледельческом производстве работает не
•только рабочий, но и рабочий скот..., то эти писатели признают скот лич-
мостью, ибо только личность активна, деятельна... Почему же мы призна¬
ем личностью только человека? Быть может, потому, что человек есть
единственное разумное существо, венец создания и т.д.? Отнюдь нет. Это
псе фантазия. Действительная причина гораздо проще. Человек есть лич¬
ность потому, что мы желаем изучать человеческое хозяйство. Если бы
мы хотели изучать хозяйство пчел, то личностями были бы пчелы) если
бы мы хотели изучать хозяйство быков, то быки были бы личностями.
.Люди в обоих случаях не были бы личностями» (Effertz О. Arbeit und
Boden. 1897. S. 46-47).2	«Только блага, стоящие труда, суть хозяйственные блага» (Rodber-
Ins. Zur Erkenntnis unserer staatswirtschaftlichen Zustande. S. 6).77
как ценностью, так н стоимостью. Точно так же девственная почва обладает
только ценностью, а хлеб — кроме того, и стоимостью.Хозяйственные (ценные) предметы распадаются, таким обра¬
зом, на две группы: имеющие стоимость (продукты человеческого
труда) и не имеющие ее — дары природы (предметы, не произве¬
денные трудом человека).Человеческий труд является, таким образом, единственной
субстанцией абсолютной стоимости1*. Но от этой абсолютной сто¬
имости нужно отличать относительную стоимость. Абсолютная
стоимость есть экономическая категория, противоположная цен¬
ности, подобно тому как человек как субъект хозяйства противо¬
положен объектам хозяйства. Напротив, относительной стоимос¬
тью является всякая ценность, рассматриваемая не как цель, а как
средство для приобретения другой ценности. Возьмем,
напр[имер], процесс производства. В чем заключается для обще¬
ства абсолютная стоимость произведенного продукта (т.е. какого
абсолютного пожертвования данное производство требует от обще¬
ства)? Из предыдущего видно, что только затраченный на произ¬
водство общественный труд образует искомую абсолютную стои¬
мость продукта. Но относительная стоимость продукта может вы¬
ражаться также и в материалах, затраченных на изготовление
продукта. Так, мы можем рассчитывать (и, действительно, рас¬
считываем), сколько пудов руды, каменного угля, вспомогатель¬
ных материалов необходимо израсходовать для выплавки одного
пуда железа. Стоимость пуда железа может быть выражена в
пудах руды, каменного угля и пр.2* Но, очевидно, категория сто¬
имости имеет в этом случае совершенно иной смысл, чем тогда,
когда он выражает собой затрату рабочей силы человека. Затрата
труда есть абсолютное пожертвование силами человеческого орга¬
низма; человеческая работа это расходование самого человека, т.е.
субъекта хозяйства. Напротив, расходование руды, каменного
угля и пр. (поскольку мы отвлекаемся от того, что все это — про¬
дукты человеческого труда) отнюдь не составляет, само по себе,
расходования человеческих сил. Каменный уголь или руда это —
объект, а не субъект хозяйства. Правда, уголь и руда обладают
ценностью, и, следовательно, непроизводительное уничтожение
этих полезных предметов должно уменьшить благосостояние об¬
щества. Именно по этой причине мы относимся бережливо к объ¬
ективным средствам производства. Но все же средства производ¬
ства не представляют собой части человека, и, расходуя их, чело¬
век не расходует самого себя.Мы выражаем стоимость продукта в средствах производства
лишь постольку, поскольку последние обладают ценностью. Вода
или воздух не обладают ценностью, и потому они игнорируются
при расчете стоимости продукта. Следовательно, при выражении
стоимости одного продукта в других продуктах, понятие стоимос¬
ти рассматривается нами не как самостоятельная экономическая
категория, противоположная категории ценности, а как произвол-78
ная категория ценности. Относительная стоимость (т.е. стоимость,
выражаемая в продуктах, а не в человеческой рабочей силе) есть,
таким образом, не что иное, как та же категория ценности, рас¬
сматриваемой не как цель, а как средство.Напротив, при выражении стоимости продукта в труде мы совершенно от¬
влекаемся от категории ценности. Продукт труда может не иметь никакой
ценности — напр[имер], вода, добытая путем химического синтеза из водоро¬
да и кислорода — но трудовую стоимость он все же будет иметь, он стоил
нам труда и усилий, факт трудовой затраты остается. Выстрел из пушки не
создает никакой повой ценности; однако, мы рассчитываем его трудовую сто¬
имость. Мы ценим свой труд не потому (или не только потому), что при его
помощи мы можем приобрести хозяйственные предметы. Нет, наш труд это --
мы сами; наша бережливость по отношению к своему труду имеет такой же
первичный, а не производный характер, как и наша бережливость по отноше¬
нию к предметам нашего удовольствия и удобства. Трудовая стоимость есть
такой же важный и самостоятельный момент нашего хозяйства, как и цен¬
ность.Поэтому необходимо строго различать абсолютную (трудовую) стоимость
от относительной стоимости (выражения стоимости одного ценного предмета в
ценности других ценных предметов). Различие этих обеих категорий выступа¬
ет особенно ярко в современном меновом хозяйстве. При господстве обмена
всякая ценность может быть средством для приобретения другой ценности. На
деньги можно все купить, и мы видим, что в современном хозяйстве стои¬
мость любого предмета обычно выражается в деньгах, которые расходуются
при покупке этого предмета.Дикорастущий лес или девственная почва не заключают в себе ни атома
человеческого труда. Человечество и то, и другое получает от природы даром.
По и земля, и лес могут иметь ценность — следовательно, могут быть и про¬
даны за определенную цену. Для лица, купившего лес или землю, эти ценные
объекты отнюдь не являются дарами природы: он заплатил за них деньги, по¬
жертвовал для их приобретения вполне реальными ценностями. Денежная
сумма, заплаченная за землю, есть стоимость последней в глазах приобрета¬
теля земли. Таким образом, с частнохозяйственной точки зрения, дары при¬
роды приобретают в меновом обороте стоимость, подобно предметам, создан¬
ным трудом. Но эта стоимость есть относительная, частнохозяйственная, а не
абсолютная, общественная стоимость; она имеет условный и производный ха¬
рактер, представляя собою лишь иное выражение категории ценности. С
точки зрения всего общества, земля остается и в меновом хозяйстве даром
природы, лишенным стоимости, ибо общество как целое ничего не затратило
на приобретение земли. II только с частнохозяйственной точки зрения можно
приписывать стоимость земле, как только с частнохозяйственной точки зрения
нексель есть богатство.В господствующей политической экономии категория трудовой
стоимости совершенно игнорируется в своем чистом виде. Однако
и современная наука знает эту категорию под названием катего¬
рии производительности труда. Если мы обозначим через а ко¬
личество труда, а через b количество вырабатываемого при помо¬
щи этой затраты труда продукта, то трудовая стоимость будет вы¬
ражаться -, а производительность труда — Иными словами,
производительность труда и трудовая стоимость суть одно и то же
экономическое понятие, выражаемое различным образом: в пер¬
вом понятии выражается отношение количества произведенного
продукта к затраченному груду, во втором - отношение затрачен¬
ного труда к количеству произведенного продукта1*.79
Стоя на точке зрення интересов трудящегося человека, нельзя
подвергать сомнению важность расценки всего хозяйственного
процесса, в частностях и в целом, по затраченному в процессе хо¬
зяйства труду. Наоборот, стоя на точке зрения человека не рабо¬
тающего, но получающего доход, вытекающий из владения иму¬
ществом, можно приравнивать труд человека к деятельности сил
внешней природы. Этим и объясняется, почему то направление
политической экономии, которое стоит на стороне трудящихся
классов, выдвигает на первый план трудовую расценку, а проти¬
воположное направление — игнорирует эту расценку и отрицает
ее самостоятельное значение.Признавши труд единственной субстанцией абсолютной стои¬
мости, мы тем самым признали труд единственным активным дея¬
телем производства, признали, что весь продукт производства яв¬
ляется созданием только труда. Конечно, с точки зрения техни¬
ческой, с точки зрения материальных перемен в процессе произ¬
водства, человек есть такая же механическая сила, как и всякая
другая; с этой точки зрения, нет никакого различия между чело¬
веческим трудом и трудом животного или работой машины. Но
для экономиста, рассматривающего хозяйственный процесс с
точки зрения интересов человека, человеческий труд не может
быть приравнен к другим механическим процессам, ибо только за¬
трата человеческого труда есть затрата личности человека. Поэто¬
му, с этой точки зрения, мы должны признавать производитель¬
ным только труд человека, иными словами, относить полезное
действие всех других факторов производства на счет единственно¬
го активного фактора производства -- человеческого труда.Понятие трудовой стоимости тем существенно отличается от
понятия ценности, что в нем фигурирует не предмет деятельности
человека, а сам человек, своей собственной лнчностыо, со своим
трудом и своими страданиями, со своей борьбой с природой и сво¬
ими общественными отношениями, возникающими на фоне этой
борьбы. Поэтому категория трудовой стоимости есть социальная
категория, по преимуществу — она образует собой мост, связы¬
вающий политическую экономию с социальной наукой вообще,
ибо социальный прогресс совершается на основе роста производи¬
тельности общественного труда.Но, несмотря на свое огромное значение для чисто объектив¬
ного построения науки, в построении особой категории трудовой
стоимости играют определенную роль и чисто этические соображе¬
ния. В процессе производства принимают участие не только чело¬
век, но и средства производства. Почему лее мы рассматриваем
весь продукт, как создание только человеческого труда? Почему
мы признаем только труд человека активным деятелем производ¬
ства? И почему, с другой стороны, мы приравниваем в этом отно¬
шении между собой все виды человеческого труда без различия?
Почему мы считаем все виды труда человека сравнимыми между80
собой и соединяем их в одну общую массу, в одно общее понятие
общественного труда?Без сомнения, потому, что мы молчаливо исходим из руково¬
дящей этической идеи политической экономии — верховной цен¬
ности и потому равноценности человеческой личности'*. Только
эта идея дает нам право, с одной стороны, отрицать производи¬
тельность работы лошади или паровой машины, а, с другой сторо¬
ны, рассматривать все виды человеческого труда как одно целое
общественного труда. Стоя на почве античного миросозерцания,
чуждого идее равноценности человеческой личности, нельзя было
бы проводить никакого различия между работой раба или лошади
н следовало бы, с другой стороны, принципиально отличать труд
свободного человека, эллина, господина и труд раба или варвара.
Этическая основа понятия трудовой стоимости нисколько не под¬
рывает научного значения этого понятия, но доказывает в то же
время, как тесно переплетаются в политической экономии катего¬
рии сущего и должного.В своем известном курсе политической экономии Д.С.Милль сделал заме¬
чание, что в области теории ценности наука сказала свое последнее слово, и
будущим ученым не придется прибавить ничего существенно нового к уже
сказанному1. Как известно, Милль оказался плохим пророком, и именно уче¬
ние о ценности было совершенно преобразовано позднейшими исследователя¬
ми. Теперь можно, однако, повторить пророчество Милля с большей надеж¬
дой на успех. Теория предельной полезности навсегда останется основанием
учения о ценности, она может быть дополнена и изменена в частностях в бу¬
дущем, но основные идеи ее составляют (вечное сокровище) экономической
пауки-*. В сущности, эта теория уже и теперь пользуется почти общим при¬
знанием — на деле, если не на словах. «В настоящее время, — справедливо
замечает один из наиболее авторитетных представителей германской экономи¬
ческой науки, Луйо Брентано3 , — во всех странах света учение Бернулли
образует исходный пункт всех научных рассуждений о ценности, — все равно
сознают это или не сознают отдельные экономисты»2. Попытки критики этой
теории в большинстве случаев так слабы, что не заслуживают серьезного оп¬
ровержения. Главное возражение против нее — утверждение, что величина
удовлетворения, получаемого нами от хозяйственных предметов, не допускает
количественного сравнения, опровергнуто еще Кантом: «Как бы ни были раз¬
нообразны наши представления о предметах, — говорит он, — чувство удо-
иольствия... по существу одинакового рода... Ибо, в противном случае, как
было бы возможно количественное сравнение мотивов, совершенно различных
по представлениям, лежащим в их основании, и предпочтение того мотива,
который сильнее действует на нашу волю. Человек может вернуть непрочтен-
пой поучительную книгу, которая попала ему в руки, чтобы не пропустить
охоты, может уйти во время интересной речи, чтобы не опоздать к обеду, ос¬
тавить приятный разговор, который вообще он очень ценит, чтобы засесть за
игорный стол, даже оставить без поддержки бедняка, которому в другом слу¬
чае помог бы от чистого сердца, потому что у него едва хватает денег, чтобы
заплатить за театральный 6илет»:). Кант совершенно правильно указал, каким1	Милль Д.С. Основания политической экономии. Пер. под редакцией
< )сгроградского. Стр. 390.2	Brentano L. Die Entwickelung der Wertlehre. 1908. S. 68.Kant. Kritik der praktischen Verkunft. Рекламовское изд. S. 26.81
образом совершается количественное сравнение наших влечений различного
рода: мы следуем всегда сильнейшему мотиву и, значит, сравниваем между
собой различные мотивы по их относительной силе. Иными словами, возмож¬
ность количественного сравнения различных наших влечений вытекает из
самой природы нашей воли.Быть может, успеху новой теории вначале всего более помешали ее собст¬
венные сторонники, почему она и завоевала так нескоро общее признание. А
именно, они резко противопоставили ее теории ценности Рикардо, что было
совершенно неосновательно. Благодаря такой постановке вопроса сторонники
теории Рикардо высказались против новой теории ценности, и только в новей¬
шее время стало распространяться сознание, что спор старой и новой теории
основан на чистом недоразумении. Сторонники теории предельной полезности
нападают, собственно говоря, не на теорию ценности Рикардо, но на совсем
иную теорию Родбертуса и Маркса (о которой будет речь в следующей
главе). Эта последняя теория, действительно, непримирима с теорией пре¬
дельной полезности, так как ценность не может быть в одно и то же время
«кристаллом труда» и предельной полезностью. Иное следует сказать о тео¬
рии Рикардо. Учение о предельной полезности не только не находится в про¬
тиворечии с этой теорией, но, наоборот, обе теории, как указано в тексте, до¬
полняют друг друга и образуют собой логические корреляты.К числу экономистов, не усматривающих противоречия между теорией
Рикардо и теорией предельной полезности, принадлежат на Западе, между
прочим, Маршалл1*1 и Дитцель2. Напротив, Диль в новейшее время пытался
противопоставить одну теорию другой как логически исключающие друг
друга конструкции. Аргументация Диля сводилась к указанию на субъекти¬
вистический характер теории предельной полезности и объективистический —
трудовой теории3. Однако, как указано в тексте, из этого не только не следу¬
ет, что обе теории взаимно исключают друг друга, а следует как раз противо¬
положное -- что обе теории друг друга дополняют. Изложенная в тексте
точка зрения была развита мною в моей первой печатной работе -- в статье
«Учение о предельной полезности хозяйственных благ» («Юридический Вест¬
ник». 1890). Сходные взгляды высказывали впоследствии П.Б.Струве в не¬
мецком журнале «Archiv fur sociale Gesetzgebung» и Дмитриев2* в своей инте¬
ресной книге «Экономические очерки».Но если понимание категории ценности, благодаря трудам, главным обра¬
зом, школы Менгера, значительно подвинуто вперед, то этого отнюдь нельзя
сказать о другой основной категории хозяйства — стоимости. Русскому эко¬
номисту приходится даже доказывать — как это ни комично — самое логи¬
ческое право такого понятия на существование. Наш разговорный язык обла¬
дает двумя словами «ценность» и «стоимость» с существенно различным зна¬
чением. Я могу, напр(имер), сказать: «Эта картина стоила мне очень мало, но
ценю я ее очень высоко» — и всякий поймет, о чем идет речь. Но благодаря
низкому уровню у нас теоретического знания произошла поистине курьезная
вещь: научная экономическая терминология не только не усовершенствовала
терминологии разговорного языка, а существенно ухудшила ее и внесла в нее
путаницу, которой разговорный язык лишен. Среди многих русских эконо¬
мистов (особенно среди марксистов) вошло в обычай употреблять термины
«стоимость» и «ценность» не как противоположные, а как тождественные по¬
нятия, синонимы. Эта пагубная привычка была, по-видимому, введена и за¬
креплена, главным образом, первым русским переводом «Капитала» Маркса,
где немецкое слово «Wert» было ошибочно переведено словом «стоимость», а
не «ценность». Между тем, немецкий язык знает наряду с термином «Wert»* Marshall. Principles of Economics. 1898. P. 429.2	Dietzel. Theoretische Socialokonomik. S. 230.3	Diehl. David Ricardos Grundgesetze der Volkswirtschaft. S. 63 и след.
Взгляды Диля разобраны мною в статье: «Subjektivismus und Objektivis-
mus in der Wertlehre» (Archiv fur Socialwissenschaft. 1907).82
(ценность) другой термин «Kosten» (стоимость), точно так же, как и по-анг-
лийски слово «values» (ценность) никоим образом не может быть смешиваемо
со словом «cost» (стоимость). Благодаря указанной неправильности русской
ученой терминологии некоторые немецкие и английские фразы совсем не
могли быть с сохранением смысла оригинала переведены на русский язык —
папр[имер], фраза Маркса в начале III тома «Капитала»: «Die kapitalisische
Kost der Ware misst sich an der Ausgabe in Kapital, die wirkliche Kost an der
/\usgabe in Arbeit», — которая теряет всякий смысл, если слово «Kost» пере-
иодить тем же термином, что и слово «Wert»1*1. Точно так же получилась
бессмыслица в известном упреке Мальтуса Рикардо, заключавшемся в том,
что Рикардо якобы не принял во внимание «the very important distinction be¬
tween cost and value»2 («очень важное различие между стоимостью и ценнос¬
тью» — как нужно правильно перевести на русский язык; по распространен¬
ной же терминологии нужно перевести «очень важное различие между стои¬
мостью и стоимостью» — т.е. построить фразу без всякого смысла). По всем
гейм причинам, русский теоретик, развивающий теорию стоимости, должен
употреблять большие усилия, чтобы его читатели понимали, о каком экономи¬
ческом явлении идет речь, и чтобы последние не смешивали «стоимости» с
«ценностью».Изложенная в тексте теория трудовой стоимости есть только иное выра¬
жение так называемой трудовой теории богатства — теории, смысл которой
заключается в признании исключительной производительности человеческого
труда, отнесении всего продукта производства на счет труда, затраченного на
производство. Теория эта очень стара, высказывалась задолго до Адама
( мита разными авторами, но была особенно отчетливо формулирована авто¬1	Das Kapital. III. S. 2. В русском переводе г. Николая-она начало
:>того места переведено так: «Капиталистическая стоимость (Kost) товара
измеряется затратой капитала» (Капитал. Т. III. Спб., 1896. Стр. 2).
Прибавлением в скобках немецкого слова «Kost» переводчик признал
трудность перевода его, со своей точки зрения, на русский язык. И дей¬
ствительно, переводя тем же словом «стоимость» два совершенно различ¬
ных немецких термина Wert и Kost (у Маркса это англицизм, — по-не-
мецки обычно говорят не Kost, a Kosten), переводчик совершенно иска¬
зил теорию Маркса: «Wert» по Марксу никогда не измеряется затратой
капитала. Другие русские переводчики были хитрее, но вместе и менее
добросовестны, .чем почтенный г. Николай-он. Г. [ Николай ]-он точно
перевел это место — и этим самым обнаружил несостоятельность своей
терминологии. Новейшие же переводчики Маркса, поняв невозможность
точного перевода этого места с точки зрения усвоенной ими терминоло¬
гии первого русского перевода Маркса, предпочли вместо перевода дать
перефразировку, и оно гласит у них так: «То, чего стоит товар капита¬
листам, измеряется затратой капитала; то, чего товар действительно
стоит — затратой труда» (Капитал. Т. III. Пер. под редакцией В.Базаро¬
ва и И.Степанова. 1907. Стр. 2). Итак, они признали, что слово «Kost»
не может иметь на русском языке соответствующего существительного и
заменили его глаголом «стоить». Но несколькими строками выше и эта
перефразировка оказалась невозможной, и фразу Маркса «so erscheint
nothwendig der Kostpreis der Ware fiir ihn als die wirkliche Kost der Ware
sclbst» пришлось перевести так: «то издержки производства товара для
него (капиталиста) представляются действительной стоимостью товара».
Лдесь опять слово «Kost» передается тем же термином «стоимость», что
п слово «Wert», т.е. совершенно искажена теория ценности Маркса:
Марксу подсовывается утверждение, будто издержки производства совпа¬
дают для капиталиста с ценностью. Вот к каким трагикомическим зло¬
ключениям приводит неправильная терминология!2	Ricardo. The Works. Изд. 1876. P. 30.83
ром «Богатства народов»1. Затем это учение было отодвинуто на задний план
столь популярной в настоящее время теорией трех факторов производства —
земли, труда и капитала (формулированной впервые Ж.Б.Сэ). Большого рас¬
пространения трудовая теория богатства не получила отчасти потому, что ос¬
тавалось неясным методологическое основание этой теории — было неясно,
почему экономист должен рассматривать продукт производства как продукт
только труда, хотя в производстве участвуют, кроме груда, земля и средства
производства. В тексте сделана попытка дать такое методологическое обосно¬
вание указанной теории.Другой причиной неразработанности теории трудовой стоимости явилось
то, что Маркс совершенно неправильно связал в одно целое учение об исклю¬
чительной производительности труда с учением об исключительной способнос¬
ти труда создавать ценность. Вместо теории абсолютной трудовой стоимости,
Маркс дал теорию абсолютной трудовой ценности. Получилось методологи¬
чески совершенно незаконное смешение двух различных теорий: к верной
мысли, что продукт можно рассматривать как произведение только труда че¬
ловека, была присоединена совершенно неверная мысль, что только труд со¬
здает ценность продукта. Разбор этой теории абсолютной трудовой ценности
дан в следующей главе.Очень немногие экономисты понимают самостоятельное право на сущест¬
вование в экономической науке категории трудовой стоимости. К числу тако¬
вых нужно отнести Ад.Вагнера. Он дает тщательно разработанную теорию
стоимости с трех различных точек зрения: 1) человечества, 2) народного хо¬
зяйства и 3) единичного хозяйства. С точки зрения человечества, стоимость
(Kosten) есть «исключительно количество человеческого труда всякого рода,
затрачиваемого на приобретение благ»2; с точки зрения народного хозяйства,
стоимостью являются ценности, затрачиваемые на преодоление сопротивления
природы, и, наконец, с точки зрения единичного хозяйства, в состав стоимос¬
ти входит, кроме стоимости с народнохозяйственной точки зрения, также и
оплата разного рода услуг третьих лиц (заработная плата, наемная, арендная
плата, ссудный процент и т.п.). Таким образом, то, что мною названо «абсо¬
лютной стоимостью», совпадает со «стоимостью с точки зрения человечества»
в смысле Вагнера, а «относительная стоимость» совпадает со стоимостью с
точки зрения народного и единичного хозяйства в смысле Вагнера. Вагнер,
таким образом, вполне признает, что с общечеловеческой точки зрения един¬
ственной стоимостью является человеческий труд, и что категория стоимости
имеет свое самостоятельное значение рядом с категорией ценности (которая,
по его представлению, определяется моментами другого порядка).Точно так же и Лексие, не разделяя трудовой теории ценности, является
сторонником трудовой теории стоимости. «Земля и капитал, — говорит он, —
не могут быть координированы труду как факторы производства, ибо они
подчинены ему. Труд есть единственный активный фактор производства, при¬
рода же доставляет только материалы для приложения труда или первона¬
чально свободные силы, использование которых становится возможным толь¬
ко благодаря труду. Капитал же вообще не может быть первичным фактором
производства, так как он сам является продуктом»11.Что касается Дитцеля, то он вполне признает важность построения наря¬
ду с теорией ценности также и теории стоимости, отводит очень много места
этой последней теории, но разрешает задачу построения ее крайне неудачно.
А именно, он признает только одну категорию стоимости — ту, которую я1 «Богатство народов» начинается с утверждения, что общественный
продукт создается общественным трудом. В других случаях Смит говорит
не только о труде, но о труде и земле как основных источниках общест¬
венного богатства (См. «Богатство народов». Пер. Бибикова. Т. 1. Стр.
91, 477 и др.- Wagner A. Theoretische Socialokonomik. 1907. S. 42.3	Lexis. Production (Handworterbuch der Staatswissenshaften).84
называю «относительной стоимостью». «Понятие стоимости, — говорит он, —
равнозначаще с понятием пожертвования ценностью; только то стоит, от су¬
ществования чего зависит какая-либо польза, с потерей чего утрачивается
какая-либо полезность»1.Трудовая затрата, по мнению Дитцеля, есть основной элемент стоимости
лишь в силу того, что труд, будучи всеобщим средством производства, в то
же время, как и всякое другое средство производства, спрос на которое пре¬
вышает предложение, обладает ценностью. Никакого принципиального разли¬
чия в этом отношении между трудом человека и трудом лошади — нет.С точки зрения неработающего предпринимателя это, конечно, так. Для
капиталиста нет никакого различия между рабочим и любым орудием произ¬
водства. Но с точки зрения рабочего, между его трудом и работой лошади как
будто бы и существует некоторое различие. Как это выяснено в тексте, рабо¬
чий ценит свой труд совершенно независимо от внешнего результата труда,
ибо затрата его труда есть затрата его личности. Точка зрения Дитцеля есть
отрицание верховной ценности человеческой личности, ибо Дитцель рассмат¬
ривает человека, как простое средство производства, а не как самоцель. Эта
основная ошибка лишает значения и все последующие рассуждения Дитцеляо	соотношении между ценностью и стоимостью.Литература о ценности громадна; все важнейшие экономические теорети¬
ки так или иначе касались этого вопроса. См. особенно: Смит А. О богатстве
народов. Русск. пер. Бибикова. 1866; Рикардо Д. Начала политической эко¬
номии. Русск. пер. Зибера. 1882; Милль Д.С. Основания политической эко¬
номии. Новейший русск. перев. под ред. Остроградского. 1897; Маркс К. Ка¬
питал. Т. I, II и III (несколько русских переводов); Струве П.Б. Хозяйство
и цена. Т. I. 1913. Критическая литература о теории ценности Маркса приве¬
дена в следующей главе.Исторические обзоры учения о ценности: Liebknecht W. Zur Geschichte
der Werttheorie in England; Kaulla R. Die geschichtliche Entwicklung der
Werttheorien. 1906; Brentano L. Die Entwicklung der Wertlehre. 1908; Залес¬
ских^ BA* Учение о ценности. 1893; Орженцкий P.M. Учение о ценности у
классиков и канонистов. 1896; Ден Э. К учению о ценности. 1896; Мануй¬
лов А.А.2" Понятие о ценности по учению экономистов классической школы.
1901.Литература о теории предельной полезности: Gossen Н. Entwicklung der
Gezetze ties menschlichen Verkehrs. 1854. (2-е изд. 1889); Walras L. Elements
d’econimie politique pure. 1874; Ievons W.St, Theory of Political Economy.
1871. (3-е изд. 1888); Менгер К. Основания политической экономии. Пер.
под редакцией P.M. Орженцкого. 1903; Wieser F. Ueber den Ursprung des
wirtschaftlichen Wertes. 1884; Его же. Der nattirliche Wert. 1889; Бем-Ба-
верк Э.;!* Основы теории ценности хозяйственных благ. Пер. с нем. 1904; Его
же. Positive Theorie des Kapitals. 2-е изд. 1900; Komorzynski. Der Wert in der
isolierten Wirtschaft. 1889; Zuckerkandl. Zur Theorie des Preises. 1889; Ор¬
женцкий P.M. Учение об экономическом явлении. 1903; Войтинский ВА*
Рынок и цены. 1906.Критика теории предельной полезности: Marshall A. Principles of Econom¬
ics. 3-е изд. 1898; Dietzel Н. Theoretisc.he Socialokonomik. 1895; Stolzmann.
Sociale Kategorie in der Volkswirtschaftslehre. 1896; Hilferding RA* Bohm-
Bawerks Marx-Kritik, Marx-Studien. I. 1904; Diehl. David Ricardos
Crundgezetze der Volkswirtchaft. 1905; Шор. Основные проблемы теории по¬
литической экономии. 1907; Туган-Барановский М. Учение о предельной по¬
лезности // «Юридический Вестник». 1890; Его же. Теоретические основы
марксизма. 3-е изд. 1906; Струве П.Б. Статьи о ценности в «Archiv fur so¬
ciale Gesetzgebung» и в русских журналах — «Научном Обозрении» и' Dietzel. Theoretische Socialokonomik. [S]. 193.85
«Жизни»; Франк|*. Трудовая теория ценности Маркса. 1990; Мануйлов А.А.
Понятие ценности по учению экономистов классической школы. 1901; Столя¬
ров Н. Аналитическое доказательство формулы Туган-Барановского. 1902;
Дмитриев В.К. Экономические очерки. 1904; Гиршфелъд. Теорема о пропор¬
циональности предельной полезности благ их трудовым стоимостям / / Вопр.
обществоведения. Вып. И. 1909.Литература по теории стоимости: Wagner A. Grundlegung der Politischen
Oekonomie. 3-е изд. 1893; Lexis. Production (Handworterbuch der Staatswis-
senschaften); Dietzel H. Theoretische Socialokonomik. 1894; Tуган-Баранов¬
ский М.И. Теоретические основы марксизма; Бух Л.К.2' Основные элементы
политической экономии. 2-е изд. 1902.
Глава IVИСТОРИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ ПРОСТОГО
ТОВАРНОГО И КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО
ХОЗЯЙСТВАI. Товар и меновая ценность. Характер общественно¬
го сотрудничества в товарном хозяйстве. Меновая ценность и
цена. Фетишизм товарного хозяйства. II. Капитал и при¬
бавочная ценность. — Капитал, как логическая и истори¬
ческая категория хозяйства.. Прибавочная ценность. Различные
виды капитала. Определение капиталистического хозяйства.
Теория ценности Маркса. Внутреннее противоречие понятия
ценности у Маркса. Примирение этого противоречия признани¬
ем самостоятельности категорий ценности и стоимостиI.	Товар и меновая ценностьПо вышеуказанным гносеологическим основаниям политичес¬
кая экономия изучает по преимуществу меновое хозяйство. В ме¬
новом хозяйстве отдельные хозяева работают друг на друга, про¬
изводя продукты, которые поступают в обмен. Продукт, изготов¬
ляемый для сбыта и достигающий потребителя лишь через посред¬
ство обмена, называется товаром. Хозяйство, в котором главная
масса продуктов является товарами, называется товарным хозяй¬
ством. В товарном хозяйстве, как и в хозяйстве, не знающем ме¬
новых отношений, одни производители работают на других.Если мы возьмем, напр[имер], первобытную индусскую общи¬
ну, то мы увидим в ней известное разделение труда: община сла¬
гается не из одних земледельцев, но в состав ее входит также
целый ряд должностных лиц общины, занятых трудом другого
рода — например, кузнец, гончар, плотник, пастух и др.1. Если
мы представим себе социалистический строй общественного хозяй¬
ства, то мы точно так же будем иметь перед собой группы рабо¬
чих, занятых разнообразным трудом и работающих друг на друга.
Но в товарном хозяйстве связь между отдельными производителя-1 По словам Н.Зибера1*, у некоторых индусских общин было по не¬
скольку десятков должностных лиц разного рода. См. его «Очерки пер-
нобытной экономической культуры». 2-е изд. 1899. Стр. 540 — 541.87
ми устанавливается при посредстве обмена, почему факт общест¬
венного сотрудничества выступает под видом купли-продажи про¬
дуктов труда — товаров.Отношение, в котором один товар обменивается на другой, оп¬
ределяется меновой ценностью товара, под которой нужно пони¬
мать абстрактную возможность получить в обмен на данный товар
определенное количество других товаров. Конкретным выражени¬
ем меновой ценности является цена товара — определенное коли¬
чество какого-либо другого товара, требующегося (или действи¬
тельно отданного) для приобретения определенного количества
данного товара. Так, напр[имер], меновая ценность пуда хлеба
есть абстрактная возможность получить за пуд хлеба определен¬
ное количество ситца, чугуна, серебра, мяса, молока и т.д. Ценой
же пуда хлеба является, напр[имер], 5 аршин ситца (если 5
аршин ситца отдано для приобретения пуда хлеба) или пуд чугу¬
на (если хлеб приобретен в обмен на это количество чугуна) и
т.д. Обычно обозначают цену товара в том товаре, который явля¬
ется господствующим орудием обмена - в деньгах. Таким обра¬
зом, мы получаем обычную формулу — цена товара есть денеж¬
ное выражение его меновой ценности'1*УПри господстве товарного хозяйства общественные отношения
хозяйства, работа одних производителей на других, скрываются
отношениями обмена, иначе говоря, отношениями товаров. На
этой почве возникает то явление товарохозяйственного строя, ко¬
торое Маркс объяснил и назвал фетишизмом товарного хозяйст¬
ва. Фетишизм товарного хозяйства заключается в том, что при
этом строе в хозяйстве создается обманчивая видимость, будто не
люди управляют отношениями товаров, а товары управляют отно¬
шениями людей. Эта иллюзия настолько сильна, что весь наш
разговорный язык — нередко и мышление экономиста-теорети-
ка — проникнуты ею. Мы постоянно говорим о товаре, как о
живом существе; мы говорим, напр[имер], о товарных ценах, что
они растут, падают, колеблются, — как будто их изменения суть
результат действия каких-то внутренних сил самого товара. И
это — не только простая неточность терминологии. Нет, в самой
природе товарной цены имеются такие особенности, которые неиз¬1	О различных смыслах терминов «ценность» и «цена» см.: Neu¬
mann Fr. Wirtschaftliche Grundbegriffe (Schonberg. Handbuch der Politis¬
chen Oekonomie. 4-е изд. 1896). Нейман дает иное определение понятию
цены, чем то, которое приводится в тексте. К сказанному в тексте можно
прибавить, что, говоря о ценности товара, мы обыкновенно рассматрива¬
ем данный товар как средство приобретения другого товара, а говоря о
цене товара, имеем в виду другой товар, требующийся для приобретения
первого. Мы говорим о ценности продаваемой земли и о цене, уплачен¬
ной за купленную землю. (В этом смысле мы говорим: щеною жизни он
приобрел себе славу».) Иными словами, говоря о ценности, мы стано¬
вимся на точку зрения продавца, говоря о цене — на точку зрения поку¬
пателя.88
бежно вызывают иллюзию независимости товарной цены от чело¬
века.Дело в том, что движение цены товара не зависит от воли от¬
дельного товаропроизводителя. Цена устанавливается на рынке по
своим особым законам, совершенно не считаясь с интересами то¬
варопроизводителей или иных групп населения. Нередко бывает,
что в силу тех или иных причин цена устанавливается на уровне,
крайне не выгодном для всей данной группы товаропроизводите¬
лей — и все же она не может быть изменена их усилиями. Так,
напр[имер], наблюдающееся у нас уже много лет падение цен
продуктов кустарного производства является источником тяжелых
лишений для кустарей. Но ни они, ни какая другая общественная
группа или общественная власть не в силах помешать этому паде¬
нию или хотя бы замедлить его темп.В подобных случаях выступает с полной очевидностью неспо¬
собность современного общества управлять движением товарной
цены. Отсюда и возникает представление, что товар сам в себе за¬
ключает силы, определяющие его цену.Но, конечно, такое представление — не что иное, как обман¬
чивая иллюзия. Товар сам по себе никакой цены не имеет. Вещи
самой по себе так же чужда цена, как чужды божеские свойства
сделанному дикарем деревянному идолу. И если для товаропрои¬
зводителя вещь является ценностью, а деревянный идол для дика¬
ря богом, то это лишь потому, что в среде самих товаропроизво¬
дителей (а отнюдь не вещей) существуют отношения, выражаемые
категорией ценности, а среди дикарей (а не деревянных идолов)
имеются условия, заставляющие их обоготворять деревянные чур¬
баны. Именно это сходство одухотворения товара сознанием това¬
ропроизводителя с одухотворением мертвой материи дикарем и
побудило Маркса говорить о фетишизме товарного хозяйства.Цена товара складывается на основе общественных отношений
товарного хозяйства. Но так как эти отношении являются резуль¬
татом не сознательного, планомерного регулирования обществен¬
ного хозяйства общественной властью, а стихийного и бессозна¬
тельного взаимодействия единичных хозяйств, то и фетишизм то¬
варного хозяйства отражает в себе глубочайшую особенность этой
системы хозяйства — а именно, независимость товарохозяйствен-
пых явлений от воли отдельных товаропроизводителей и всех их
в совокупности. При товарном хозяйстве общество теряет власть
над хозяйственными процессами, происходящими в нем самом;
одухотворяя товар, общество совершенно правильно характеризу¬
ет свою слабость и беспомощность управлять движением товаров.
Поэтому товарный фетишизм, хотя и является иллюзией, но необ¬
ходимой иллюзией товарного хозяйства.Экономическая наука вскрывает тайну товара как фетиша, по¬
казывает иллюзию, которая лежит в его основании, но самой ил¬
люзии убить не может. Так, луна на горизонте кажется нам боль¬
шего диаметра, чем посреди неба. Мы знаем, что это иллюзия, не89
поддаемся обману чувств, но все наше знание бессильно рассеять
иллюзию и изменить обманчивые зрительные впечатления. Подоб¬
ным образом, даже понявши природу товара, мы продолжаем го¬
ворить о движении товарной цены, как о самостоятельном процес¬
се, независимом от нас.Товарный фетишизм выступает с наибольшей ясностью в гос¬
подствующем товаре товарного мира — в деньгах. Золотой телец
кажется истинным владыкой товарного мира. Неудивительно, что
первые теоретики товарного хозяйства — меркантилисты — при¬
знали золото единственной абсолютной формой богатства. На чем
основана ценность денег? Это кажется решительной загадкой, но
факт возможности приобресть на деньги все, что угодно, стоит у
всех перед глазами. Отсюда вытекает ненасытная жажда денег,
характеризующая психологию товаропроизводителя. «Загадка де¬
нежного фетиша есть та же загадка товарного фетиша, которая
лишь стала вполне видимой и ослепляет взор своим металличес¬
ким блеском»1.Итак, товарный фетишизм неизбежен, пока сохраняются те
формы общественных отношений, которые его порождают. «Об¬
щественный процесс жизни, т.е. материальный процесс производ¬
ства, лишь тогда сбросит с себя мистическое покрывало, когда он
как продукт свободно соединившихся людей станет под их созна¬
тельный и планомерный контроль. Но для этого требуется такая
материальная основа общества или такой ряд материальных усло¬
вий его существования, которые, в свою очередь, являются лишь
естественным продуктом долгого и мучительного исторического
развития»2.II.	Капитал и прибавочная ценностьЗавершением товарного хозяйства является капиталистичес¬
кое хозяйство. При простом товарном хозяйстве товарами являют¬
ся разного рода хозяйственные предметы. При капиталистическом
хозяйстве товаром становится рабочая сила самого человека1*. Ха¬
рактерными категориями этого хозяйственного строя являются ка¬
тегории капитала и прибавочной ценности.Понятие капитала принадлежит к числу тех многочисленных
понятий политической экономии, которые употребляются в не¬
скольких различных смыслах. В одном смысле под капиталом по¬
нимают некоторую логическую, в другом — историческую катего¬
рию хозяйства. Капиталом, в первом смысле, называют созданные
трудом продукты, служащие для дальнейшего производства.
Продукты эти частью целиком перерабатываются в каждом про¬1	Маркс К. Капитал. Т. I. Стр. 53.2	Там же. Стр. 41.90
цессе производства, образуя собой то, что называют оборотным
капиталом (иапр[имер], поступающий в обработку сырой матери¬
ал, вспомогательные материалы, как то: топливо, смазочные
масла, краски и вообще все предметы, которые могут быть только
однажды использованы в процессе производства), частью снаши¬
ваются в процессе производства лишь по частям, в целом ряде от¬
дельных актов производства и образуют в этом случае так
называемый] основной капитал (постройки, машины, инструмен¬
ты, рабочий скот и т.п. предметы, полезность которых не уничто¬
жается целиком в одном акте производства).Как историческая категория хозяйства, капитал характеризу¬
ет собой лишь определенные, исторически преходящие системы
хозяйства. В этом смысле мы говорим о капиталистическом и не¬
капиталистическом хозяйстве, хотя и в том, и в другом хозяйст¬
венный труд невозможен без орудий труда, иначе говоря, без ка¬
питала в смысле логической категории хозяйства.Что же такое капитал как характерная категория исторически
преходящего капиталистического хозяйства?В простом товарном хозяйстве продукты обмениваются друг на
друга, но меновая ценность их отнюдь не возрастает в процессе
этого обмена. Капиталом же (в смысле исторической категории
хозяйства) продукт становится тогда, когда он приобретает спо¬
собность как бы самостоятельно создавать новую ценность.
Иными словами, капиталом в этом смысле является продукт, цен¬
ность которого в силу известных общественных отношений при¬
обретает способность к самовозрастанию. Эта вновь возникаю¬
щая добавочная ценность названа Марксом прибавочной ценнос¬
тью (Mehrwert), по отношению к которой основная ценность, по¬
рождающая эту ценность, и является капиталом.Существование такой прибавочной ценности наиболее очевид¬
но выступает в ссудном проценте, в проценте, который должник
платит своему кредитору. Кредитор бросает в обращение извест¬
ную сумму денег — и она не только возвращается через некоторое
время к нему обратно, но еще в возросшем виде, с добавлением
процента.Откуда же берется этот процент? Не порождает ли его сам ка¬
питал, как курица несет яйца или как яблоки растут на яблоне?Как ценность кажется естественным свойством денежного ме¬
талла, так и способность создавать процент кажется свойством
ссудного капитала. Мистическая оболочка совершенно скрывает в
ссудном капитале его общественное содержание.Ослепленные чудесной способностью ссудного капитала порождать про¬
цент экономисты доходили иногда в своих расчетах самовозрастающей силы
капитала до геркулесовых столбов нелепости. Достаточно указать,
папр[имер], на экономиста XVIII века Ричарда Прайса, утверждавшего, что
стоит положить на продолжительный срок ничтожный капитал для возраста¬
ния по сложным процентам, и капитал достигнет чудовищных размеров.
«Пенни, выданный в ссуду при рождении Спасителя и возрастающий по
сложным процентам из 5%, — рассуждает Прайс, — превратился бы к насто¬
ящему времени в сумму денег, превосходящую по своим размерам 150 милли¬91
онов земных шаров, состоящих из чистого золота»1. На этих соображениях
Прайс построил свой план погашения государственного долга Англии. Нужно
только предоставить полный простор самовозрастающей силе капитала — и
труднейшие финансовые вопросы будут разрешены шутя.Капитал-фетиш, капитал, несущий золотые яйца, рождающий
сам из себя процент, находит свое наиболее яркое и наглядное вы¬
ражение в ссудном капитале. Но чтобы понять тайну процента,
чтобы разгадать капиталистический мираж, нужно обратиться к
другим формам капитала.Ссудный или ростовщический капитал является исторически
одной из самых старинных форм капитала. Так же древен или
даже еще древнее торговый капитал. И торговец, как и ростов¬
щик, получает прибавочную ценность, — ценность его капитала
каким-то образом увеличивается. Однако пока капитал является
лишь в виде торгового или ростовщического капитала, до тех пор
он не играет господствующей роли в общественном хозяйстве, все
общественное хозяйство не является капиталистическим. И толь¬
ко, когда капиталистические отношения охватывают собой и
сферу производства продуктов, когда капитал выступает в виде
производственного капитала, мы имеем перед собой капиталис¬
тическую систему хозяйства.В этом случае капитал является в виде определенной суммы
продуктов — средств производства и предметов потребления рабо¬
чих, — принадлежащих лицу, руководящему процессом производ¬
ства, капиталисту1*. Продукты эти, будучи затрачены на произ¬
водство, превращаются в новые продукты, ценность которых пре¬
вышает ценность затраты. Таким образом возникает доход капита¬
листа, руководящего производством, и доход этот является такой
же прибавочной ценностью, как и доход ростовщика или торгов¬
ца.Откуда же берется прибавочная ценность, поступающая в рас¬
поряжение капиталиста? Ответ не труден. Прибавочная ценность
есть известная часть ценности продукта; продукт же, как было
выяснено в предыдущей главе, производится только трудом чело¬
века — и больше ничем, ибо орудия труда, равно как и материа¬
лы, поступающие в обработку, являются лишь пассивными мате¬
риальными условиями труда, а отнюдь не самостоятельными ак¬
тивными деятелями производства. Следовательно, и прибавочный
продукт — иначе говоря, та часть продукта, ценность которой об¬
разует прибавочную ценность — создается чьим-либо трудом.
Чьим же трудом? Сам капиталист, как таковой, не принимает
участия в труде производства; значит, прибавочный продукт со¬
здается трудом рабочего, занятого в производстве, — получение
прибавочной ценности капиталистом есть не чо иное как при¬
своение им продукта чужого труда2*.1	Marx К. Das Kapital. Vol. III. S. 381.92
Но для возможности присвоения капиталистом продуктов чу¬
жого труда требуется, чтобы работающий человек был поставлен
к необходимость уступать капиталисту свой прибавочный про¬
дукт. С другой стороны, для наличности капиталистического про¬
изводства требуется также и то, чтобы это присвоение продуктов
чужого труда выступало не в голом виде — как, напр[имер], при¬
своение продуктов рабского труда рабовладельцем или труда кре¬
постного помещиком, — но под вещной маской, под маской капи¬
тала, который как бы сам создает свою прибавочную ценность.11ока рабочий не свободен, пока он является собственностью дру¬
гого лица, до тех пор прибавочный продукт, получаемый хозяи¬
ном рабочего, не имеет внешней видимости продукта капитала.
Отсюда следует, что капиталистическое производство появляется
при наличности двух условий: 1) личной свободы рабочего, бла¬
годаря чему он может продавать свою рабочую силу владельцу
капитала, и 2) отсутствия у рабочего средств производства, что
делает такую продажу для рабочего условием существования.В противоположность рабовладельцу или феодалу, капиталист
юридически совершенно равноправен рабочему. Рабочий отнюдь
пс обязан работать в пользу капиталиста. На рабочем рынке рабо¬
чий и капиталист встречаются как два юридически равноправных
контрагента, и рабочий так же свободно продает свой товар — ра¬
бочую силу, — как и всякий другой товаровладелец. Но за этой
юридической равноправностью скрывается экономическое нера-
мсиство владельца средств производства — капиталиста — и не
имеющего таковых — рабочего. За юридической свободой рабоче¬
го продавать, что ему угодно, скрывается экономическая необхо¬
димость для рабочего продавать себя капиталисту.Капиталистическое хозяйство есть, следовательно, такое хо-
.шйство, при котором общественное отношение присвоения од¬
ними членами общества прибавочного продукта, созданного тру-
I)ом других членов общества, скрывается под вещной товарной
маской создания прибавочной ценности капиталом. Присвоение
продукта чужого труда является скрытой основой всякого капита¬
листического дохода — будет ли этот доход выступать в виде
нудного процента (как при ростовщическом капитале), в виде
сорговой прибыли (как при торговом капитале) или в виде про¬
мышленной прибыли (как при производственном капитале).При простом товарном хозяйстве товар, вещь, продукт челове¬
ка как бы одухотворяется и начинает жить самостоятельной жиз-
нмо. При капиталистическом хозяйстве обмен ролями между че¬
ловеком и вещью идет еще дальше: не только вещь освобождается
п.I иод власти человека, но и работающий человек обращается в
простой товар, в вещь, в одушевленное средство производства в
руках капиталиста. Вещь, мертвый капитал, окончательно торже-
I гпует над человеком, деградируя его до роли своего слуги.93
Среди различных теорий ценности особого внимания заслуживает теория
Маркса. Особенностью этой теории, отличающей ее от всех других теорий
ценности, является то, что в основу ее положено резкое противопоставление
понятия ценности и цены.Величина ценности какой-либо полезной вещи определяется только коли¬
чеством общественно-необходимого труда или общественно-необходимого для
ее производства рабочего времени, — говорит Маркс. «Общественно же необ¬
ходимым рабочим временем является то рабочее время, которое при сущест¬
вующих нормальных в данном обществе условиях производства и средней сте¬
пени умелости и напряженности труда необходимо для изготовления той или
иной полезной вещи... Товары, в которых содержатся одинаковые количества
труда или которые могут быть произведены в одинаковые промежутки рабо¬
чего времени, имеют поэтому одинаковую ценность. Ценность одного товара
относится к ценности другого товара, как рабочее время, необходимое для
производства одного, относится к рабочему времени, необходимому для про¬
изводства другого. Как ценности все товары суть только определенные коли¬
чества застывшего рабочего времени»'. Итак, ценность товара, это — застыв¬
шее в нем рабочее время. Человеческий труд есть не главнейший из факторов,
влияющих на высоту ценности, как учил Рикардо; нет, труд образует собой
самое существо, самую субстанцию ценности.Но ведь конкретный человеческий труд так же различен, как различны и
продукты труда. Труд сапожника в своей конкретной форме есть нечто иное,
чем труд земледельца. Различные конкретные виды труда столь же несоизме¬
римы между собой, как и продукты труда в своей потребительной форме. Все
разнообразные виды труда становятся, однако, вполне союзмеримыми друг с
другом, если мы отвлекаемся от их конкретной формы и рассматриваем их
как простое выражение абстрактного человеческого труда, как затрату челове¬
ческой рабочей силы вообще.Сложный, искусный труд, требующий обучения со стороны рабочего, со¬
держит в себе как бы в сжатом виде умноженное количество простого труда.
В этом смысле все виды труда соизмеримы между собой и могут быть выра¬
жены в одних и тех же единицах человеческого труда в его абстрактной
форме. Именно этот абстрактный человеческий труд, освобожденный от кон¬
кретных форм своего обнаружения, и образует субстанцию ценности.Итак, ценность это — кристаллизованный в товаре человеческий труд.
Что касается меновой ценности, то под таковой Маркс понимает отношение
трудовых ценностей обмениваемых товаров. Понятно, что., с точки зрения
Маркса, ничего не могло быть нелепее вопроса о том, какое участие принима¬
ет природа в создании меновой ценности: «Так как меновая ценность есть
только определенный общественный способ выражать потраченный на какую-
нибудь вещь труд, то в меновой ценности может содержаться столько же дан¬
ного самой природой вещества, сколько, напр[имер], в вексельном курсе»2.Но ценность есть не просто человеческий труд. Хозяйственный труд есть
необходимая основа хозяйства, независимо от исторической формы его. Цен¬
ность же есть историческая, преходящая экономическая категория, свойственная
только определенной исторической форме хозяйства — товарному хозяйству1*.Экономическая категория ценности предполагает два момента: 1) затрату
человеческого труда на производство данного хозяйственного продукта и2)	выражение этой затраты не непосредственно в рабочем времени, а посред¬
ственно, в другом трудовом продукте, обмениваемом на данный трудовой про¬
дукт. Представим себе, напр[имер], что общество не слагается из товаропрои¬
зводителей, обменивающихся продуктами своего или чужого труда, а образует
собой социалистическую общину, владеющую сообща средствами производст¬
ва и всеми предметами своего потребления. В таком обществе «количество
труда, заключенного в продукте, вовсе не потребовало бы для своего опреде¬
ления окольного пути (обмена); ежедневный опыт непосредственно указывал1	Маркс К. Капитал. Т. I. Стр. 5.2	Там же. [Стр]. 44.94
бы таком}' обществу, сколько труда заключено в продукте. Общество могло
бы просто вычислить, сколько рабочих часов стоила данная паровая машина,
гектолитр пшеницы, сто квадратных метров сукна. Никому не могло бы при¬
дти в голову выражать непосредственно известное количество труда, заклю¬
ченное в продукте, в относительном, колеблющемся и недостаточном мериг
ле, — в другом продукте, а не в естественном, адекватном и абсолютном ме¬
риле труда — времени. Правда, обществу было бы необходимо знать, сколько
труда требуется для производства того или иного предмета потребления. Оно
должно было бы установить общий план производства, принимая в соображе¬
ние полезность разных нужных предметов и потребное для их производства
количество труда. Но люди могли бы достигнуть всего этого очень просто без
посредства знаменитой ценности. Понятие ценности есть, таким образом,
самое общее и всеобъемлющее выражение экономических условий товарного
производства»1*1.Итак, обмен продуктов труда есть необходимое условие для возникнове¬
ния экономической категории ценности, теперь нам ясно, чем отличается ка¬
тегория ценности от категории трудовой затраты. Трудовая затрата есть факт
псеобщей, не связанной с историческими особенностями данной формы хозяй¬
ства; ценность же есть исторический факт. Для превращения трудовой затра¬
ты в ценность требуется, чтобы устройство общества не давало возможности
июлям выражать трудовую затрату иначе, как окольным путем, сравнением
одного трудового продукта с другим трудовым продуктом.Возьмем, нанр[имер], натуральное хозяйство, потребляющее свои собст-
испные продукты; в этом случае всякий хозяин непосредственно знает, сколь¬
ко труда он потратил на изготовление потребляемого им продукта. То же сле¬
дует сказать и о социалистической общине, сообща владеющей средствами
производства. Но в товарном хозяйстве производитель потребляет продукт не
| иоего, а чужого труда, и потому не может непосредственно знать, сколько
труда заключено в этом продукте. Иначе говоря, невозможность непосредст-
пснно знать в товарном хозяйстве трудовую затрату есть следствие того, что
птарное хозяйство основано на частной собственности; оно слагается из мно¬
жества независимых друг от друга единичных хозяйств, каждое из которых
ммкнуто для остальных. Трудовая затрата остается, однако, по-прежнему, ос-
иоианием всякого хозяйства. Но выражается она в товарном хозяйстве не
прямо, в приравнивании одного количества труда другому количеству труда,I косвенно, в приравнивании одного трудового продукта другому трудовому
продукту, в объектировании труда в ценности товара. Поэтому, хотя субстан¬
цию ценности образует человеческий труд, но он становится ценностью лишь
(отда, когда застывает в вещной форме товара. «Человеческий труд, правда,
иПразует ценность, но не является сам ценностью. Он становится ценностью
нниь в застывшем состоянии, в вещной форме»2.Итак, вот что такое ценность и меновая ценность. Что же такое цена? В
идиом месте I тома «Капитала» Маркс определяет цену как денежное выра¬
жение ценности1*, т.е. принимает обычный взгляд на соотношение ценности и
пены. Однако во всем своем дальнейшем изложении, и в особенности в III
MIMC «Капитала», Маркс стоит на почве совершенно иного понимания цены2*.Так, уже в I томе «Капитала» Маркс указывает на то, что предметы
могут иметь цену, не имея ценности — напр[имер], земля, девственный лес.
Iтише цены Маркс называет «мнимыми», «иррациональными», так как им не
мммиетствует никакой ценности. В III томе «Капитала» Маркс подробно раз-
ниниет свою теорию цены, которая во всех существенных пунктах сходится с
мюрией цены Рикардо и его школы. Центральное место этой теории занимает1 Engels F. Неггп Eugen Duhring’s Umwalzung der Wissenschaft. 3-e
11Ш, 1894. S. 335-336.Маркс К. Капитал. Т. I. Стр. 16.1 11ена есть денежное название овеществленного в товаре труда» (там
Нм- Стр. 60).95
тезис, что средние цены товаров (называемые Марксом «ценами производст¬
ва» — Produktionspreise) регулируются не трудовыми затратами, а затратами
капитала, издержками производства (роль издержек производства при уста¬
новлении цены будет разъяснена ниже, в главе о цене). Теория Рикардо, со¬
гласно которой трудовая затрата есть лишь важнейший, но отнюдь не единст¬
венный объективный фактор цены, вполне принимается и Марксом.Итак, ценность есть не что иное, как труд, застывший в товаре, меновая
ценность есть отношение трудовых ценностей, а цена определяется и другими
моментами, кроме труда. Меновая ценность и цена составляют, следователь¬
но, с точки зрения Маркса, явления совершенно различного порядка, — цена
не есть конкретное выражение абстрактного понятия меновой ценности. В
этом и заключается указанная выше особенность теории ценности Маркса —
полное разделение понятий меновой ценности и цены, которые всеми другими
экономистами понимаются как тесно связанные между собой.Именно поэтому обычная критика теории Маркса, состоящая в указании
на несоответствие товарных цен трудовым затратам, бьет мимо цели. Маркс
вовсе не утверждает, что средние цены товаров пропорциональны трудовым
затратам или хотя бы тяготеют к такой пропорциональности. И потому ника¬
кого противоречия с его трудовой теорией меновой ценности нельзя усмот¬
реть в том, что цены часто не соответствуют трудовым затратам.Доказать несостоятельность теории ценности Маркса можно лишь обнару¬
живши внутреннюю противоречивость или бессодержательность данного им
понятия меновой ценности, независимой от цены. И действительно, построив¬
ши две независимых и несогласованных друг с другом теории меновой цен¬
ности и цены, Маркс очутился перед губительной для него дилеммой. Чго-ни-
будь из двух — или меновая ценность определяется теми же факторами, ко¬
торыми определяется и товарная цена — и в таком случае субстанцией мено¬
вой ценности не может быть труд, ибо труд не есть субстанция цепы. Или же
товарная цена определяется другими факторами, чем меновая ценность —■ и в
таком случае понятие меновой ценности теряет всякое определенное содержа¬
ние, так как меновую ценность нельзя мыслить иначе, как основание цены.В первом случае, учение о ценности Маркса оказывается неверным; во
втором случае, оно утрачивает какое бы то ни было соотношение с реальными
фактами товарного обмена; оно становится бессодержательным. Действитель¬
но, мыслима ли меновая ценность, которая не совпадает с меновыми отноше¬
ниями товаров? А ведь Маркс, признавши, что меновая ценность есть выра¬
жение трудовых затрат и в то же время что меновые отношения товаров не
совпадают с трудовыми затратами, именно и пришел к понятию меновой цен¬
ности, не совпадающей с меновыми отношениями. В обоих случаях построен¬
ное Марксом понятие меновой ценности оказывается непригодным в качестве
орудия научного исследования. Маркс смутно понимал это, и его постоянные
противоречия объясняются невозможностью найти удовлетворительный для
его системы выход из этой дилеммы. Во всех трех томах «Капитала» Маркс
колеблется между двумя, взаимно исключающими точками зрения — между
признанием и отрицанием свойства труда определять товарные цены. Смотря
по потребностям аргументации, он становится то на первую, то на вторую
точку зрения. В I томе «Капитала» он представляет дело, по большей части,
таким образом, как будто бы цены непосредственно управлялись трудовыми
затратами; в III томе, где дело идет об образовании товарных цен, он это от¬
рицает. Таким образом, может казаться, что учение о ценности III тома нахо¬
дится в противоречии с таковым же учением I тома; на самом же деле проти¬
воречие заложено глубже — в самом понятии трудовой меновой ценности, ко¬
торая не определяет товарных цен и все же находит себе выражение в мено¬
вых отношениях товаров.Все это придает печать фантастичности многим экономическим построени¬
ям «Капитала». Категорически заявляя, что цены не тяготеют к трудовым
затратам, Маркс с неутомимым усердием нанизывает одну формулу на дру¬
гую, вводит новые и новые усложнения в свою систему, строит одну запутан¬
ную теорему на другой, делает все более темной свою хитроумную и крайне96
искусственную теоретическую конструкцию, в основе которой лежит молчали¬
вое допущение, что... цены тяготеют к трудовым затратам!В конце концов, противоречивое понятие трудовой меновой ценности, ко¬
торая выражается каким-то образом в меновых отношениях и потому является
меновой ценностью и в то же время не совпадет со средней ценой, понадоби¬
лось Марксу лишь потому, что он хотел обнять одним общим понятием два
различных и, в известном смысле, противоположных экономических поня¬
тия — ценности и стоимости. В предшествующей главе указано, каким обра¬
зом можно строго разграничить оба эти понятия. Трудовая ценность Маркса
и сущности есть не что иное, как трудовая стоимость. Но ошибка Маркса
была не терминологического свойства. Маркс не только называл общественно-
необходимый труд производства ценностью товара, но и постоянно стремился
свести меновые отношения товаров к труду. Только признавши, что трудовая
затрата имеет свое самостоятельное значение в ряду экономических категорий,
Независимо от того, чем определяются меновые отношения, иначе говоря,
цены товаров, мы делаем неуязвимой трудовую точку зрения в экономической
пауке. Только совершенно разорвавши понятия ценности и стоимости, мы
можем построить логически правильную и согласующуюся с фактами теорию
ценности и стоимости. Сферой меновой ценности являются меновые отноше¬
ния товаров; в меновой ценности (понимая под меновой ценностью абстракт¬
ную основу цены) объективируются не только трудовые затраты, но и все
многообразные отношения власти и зависимости, которым подчиняется мено-
пой акт. Стоя на точке зрения теории ценности, развитой в предыдущей
главе, мы скажем, что земля имеет ценность, как и предметы человеческого
груда, п что цена земли, вопреки утверждению Маркса, отнюдь не представ¬
ляет собой чего-то «мнимого» или «иррационального». Цена земли есть такое
же реальное и закономерное экономическое явление, как и цена любого про¬
дукта человеческого труда, хотя в цене земли объективируется не трудовая
затрата, а иные экономические отношения. Напротив, сферой трудовой стои¬
мости является мир непосредственного производства, где рабочий противосто¬
ит природе и где на фоне борьбы человека с природой возникают многообраз¬
ные социальные отношения между рабочими и владельцами средств производ¬
ства. А так как главной задачей Маркса было вскрыть социальные отноше¬
ния, лежащие в основе капиталистического хозяйства, сорвать с них вещную
маску, то вполне понятно, что Маркс избрал исходным пунктом своего иссле¬
дования категорию трудовой затраты. Ошибка Маркса заключалась лишь в
том, что он не понял самостоятельного значения этой категории и пытался
пшзать ее с теорией цены, почему и назвал трудовую затрату ценностью, а не
I гонмостью. Моя теория стоимости и ценности как двух независимых катего¬
рий дает возможность сохранить социальное содержание теории ценности
Маркса, отбросив в то же время те неправильные экономические выводы, к
которым Маркс был приведен неправильным отождествлением ценности и
стоимости.Экономическое учение Маркса: Маркс К. Капитал. I-III тома. Несколько
русских переводов; его же. Lohnarbeit und Kapital (русск. перев.); Его же.
Критика некоторых положений политической экономии. Пер. под редакциейА,Д.Мануйлова. 1896; Engels F. Herrn Eugen Duhring’s Umwalzung der Wis-
'ii’iischaft. 1-е изд. 1878. (Есть русс, пер.); Kautsky К. Karl Marx okonomische
l.rliren. 8-е изд. 1903 (несколько русских перев.); Deutsch Н. Qualifizierte Ar-
lieil und Kapitalismus. 1904.Критика экономического учения Маркса: Adler G. Die Grundlagen der
Murxschen Kritik der bestellenden Volkswirtscliaft. 1887; Bernstein E. Die
Voraussetsungen des Socialismus (1-е изд. 1899; несколько русских переводов);
Нем Баверк Э. Капитал и прибыль. Т. I. Перев. под ред. Туган-Барановско-
10 М.И. 1908; его же. Теория Маркса и ее критика. Перев. под ред.П.И.Ге¬
оргиевского. 1897; Sombart W. Zur Kritik des okonomischen Systems von Karl
Marx (Arcliiv fiir sociale Gesetzgebung) VII. 1894; Wenckstern A. Marx. 1896;
(' лопимский. Экономическое учение Карла Маркса. 1898; Франк С. Теория
ценности Маркса. 1900; Прокопович С.Н. К критике Маркса. 1901; Туган-Ба-
Iкпювский М. Очерки из новейшей истории политической экономии и социа-•I I4497
лпзма. 4-е изд. 1907; Его же. Теоретические основы марксизма. 3-е изд. 1907;
Bortkiewicz L. Wertrechnung und Preisrechnung im Marx’schen System. Archiv
fur Socialwissenschaft. 1907; Его же. Zur Berichtigung der grundlegenden
theoretischen Konstruktion von Marx. Jahrbiicher f. Nationalokonomie. III. F.B.	34 III Heft; Hammacher. Das Philosophischokonomische System des Marxis-
mus. 1909.Возражения на критику марксизма: Kautsky К. Bernstein und das social-
demokratische Programm. 1900; Hilferding R. Bohm-Bawerks Marx-Kritik.
Marx-Studien. 1904; Белыпов H. Критика наших критиков. 1906; Будин Л.Б.
Теоретическая система Карла Маркса в свете новейшей критики. Пер. с анг¬
лийского, под редакцией В.И.Засулич. 1908.
Глава УВНЕШНЯЯ ПРИРОДА И ХОЗЯЙСТВОЗависимость хозяйства от условий внешней природы. — Из¬
менение характера зависимости общественной жизни от внеш¬
них условий природы по мере исторического развития человекаХозяйственная деятельность человека есть взаимодействие че¬
ловека и внешней природы. Поэтому условия внешней природы
не могут не оказывать самого могущественного влияния на хозяй¬
ство. Так, зависимость хозяйства от климата совершенно очевид¬
на. Люди живут обширными группами только в тех районах, в ко¬
торых климатические условия допускают произрастание растений,
являющихся важнейшей пищей человека. Произрастание же рас¬
тений находится в зависимости, преимущественно, от климатичес¬
ких условий, — от средней годовой температуры (и распределе¬
ния ее по временам года), а также от количества выпадающих ат¬
мосферных осадков.В полярных странах в силу климатических условий человечес¬
кая жизнь почти прекращается, — только немногочисленные ры¬
боловные племена находят себе пропитание среди снегов и льдов
;>тих частей земли. Точно так же чрезмерная сухость климата,
как, напр[имер], в Сахаре и других пустынях, делает невозмож¬
ной жизнь человека по полному недостатку растительной пищи.Геологические и почвенные особенности страны также непо¬
средственно влияют на хозяйство. Благоприятные или неблаго¬
приятные почвенные условия приводят к увеличению или умень¬
шению количества растительных продуктов, собираемых с данно¬
го участка земли, а геологический характер местности (горы, вы¬
шина их и общая конфигурация или же низменности с таким или
иным расположением и наклоном) точно так же непосредственно
определяют направление хозяйственного труда и его производи¬
тельность.Далее, чрезвычайно важно, с той же точки зрения, географи¬
ческое положение страны, распределение в ней внутренних вод,
близость или отдаленность от моря, большая или меньшая изре-
|,\пность береговой линии, удобность берега для мореходства
(удобные бухты, глубина и т.п.).Богатство страны полезными ископаемыми — очень сущест¬
венный фактор ее хозяйственного успеха. Все эти зависимости
слишком общеизвестны и понятны, чтобы требовать подробного
разъяснения.99и*
Природа ставит внешние границы человеческой деятельности,
и вся общественная деятельность должна совершаться в этих гра¬
ницах. Таким образом,вся общественная (в том числе и хозяйст¬
венная) жизнь определяется и направляется силою стоящих вне ее
условий внешней природы. Народ, живущий вдали от моря, не
может заниматься морской торговлей; горно-заводское производ¬
ство не может возникнуть в стране, лишенной полезных ископае¬
мых; каждое культурное растение имеет свои естественные грани¬
цы, в которых только и может существовать, и т.д. И чем ниже
по своему культурному уровню народ, тем теснее и очевиднее
связь всего строя его хозяйства с условиями внешней природы.Известно, каким своеобразным и прочным социально-экономи¬
ческим типом обладают кочевые народы. Но кочевой образ жизни
связан самым тесным образом с условиями внешней природы. Ко¬
чевая жизнь возможна лишь при наличности широких незаселен¬
ных степей.Лесные народцы являются другим примером тесной связи со¬
циально-экономического типа с естественными условиями сущест¬
вования. Лес налагает отпечаток на весь строй жизни таких наро¬
дов, как лесные индейцы Бразилии, лесные народцы внутренней
Африки, североамериканские и североазиатские охотничьи племе¬
на и т.д.1Вообще жизнь первобытных народов всецело определяется
особенностями внешней природы, среди которых они живут2.Историки и социологи уже давно отмечают связь между усло¬
виями внешней природы и всем социальным строем народа; одна¬
ко связь эта не имеет такого прямого, непосредственного характе¬
ра, как это иногда думают.Так, напр[имер], Бокль1* считал возможным объяснять склонность испан¬
цев к суеверию частыми землетрясениями в этой стране, антропоморфичес¬
кий2* характер религии древних эллинов прекрасной природой древней Гре¬
ции и т.п. На почве подобных поверхностных и отнюдь не доказанных сбли¬
жений в исторической науке возникало даже особое направление, названное
Паулем Бартом в его книге «Философия истории как социология» антропоге-
ографическим. Наиболее крайним представителем этого направления является
французский историк Мужолль, который в своей книге «Le3 problemes de1	’ histories» пытался все особенности общественного строя объяснить непосред¬1	«Лес раздробляет такие народы на мелкие племена, не допускает
среди них образования сильных политических организаций, затрудняет
сообщение, препятствует возникновению земледелия и скотоводства. Не¬
посредственная зависимость от внешней природы объясняет постоянно
повторяющиеся сравнения образа жизни негоитосов с лесными животны¬
ми» (Ratzel. Anthropogeographie, Vol. I. P. 478 — 479).2	«Благодаря тому, что люди берут материал для своих жилищ,
одежд, домашней утвари, оружия в значительной степени из окружающе¬
го их животного и растительного мира, народы так тесно связываются в
топографическом отношении с окружающей их внешней природой, что
можно говорить о бамбуковой культуре, культуре раковин точно так же,
как о культуре, основанной на рисе, коровах, козах и т.д.» (Ibid,
Р. 502).100
ственным влиянием внешней природы на человека. Но все подобные попытки,
начиная от греческих историков, затем Монтескье1* Гердера2* и кончая новей¬
шими представителями названного направления, большого успеха не имели и
мало способствовали развитию исторической науки.Дело в том, что, хотя внешняя природа несомненно оказывает
огромное влияние на общественный строй, влияние это не непо¬
средственное, а совершающееся преимущественно через посредст¬
во хозяйства. Хозяйство находится в самой тесной зависимости от
ннешней природы; а так как влиянию хозяйства подпадают в
большей или меньшей степени все проявления общественной
жизни, то через хозяйство (но не независимо от него) внешняя
природа определяет и формы общественной жизни.По мере роста цивилизации, человек больше и больше подчи¬
няет себе природу. На первых ступенях культуры общественно-
экономический строй всецело определяется условиями внешней
природы. Но чем культурнее общество, тем большее значение
приобретают факторы, не сводимые непосредственно к внешней
природе, — искусство и ум самого человека, накопленные им зна¬
ния, созданные им средства производства, выросшие из условий
его исторической жизни социальные формы.Поэтому уже давно справедливо указывается, что особо значительное бо-
гатство даров природы не благоприятствует развитию цивилизации: получая
псе нужное для жизни без всякого напряжения сил, человек не вырабатывает
и борьбе с природой своей воли и своего разума и не идет дальше скудных
начатков культуры. По этой причине цивилизация развилась в странах уме¬
ренного пояса, между тем как в несравненно более одаренных природой тро¬
пических странах человечество, легко достигая удовлетворения своих потреб¬
ностей, осталось вне исторического движения.Таким образом, историческое развитие человечества выражает¬
ся в постепенном освобождении его из-под власти природы.('а мую тесную связь между условиями внешней природы и фор¬
мами общественной жизни мы замечаем на первых ступенях исто¬
рического развития. Но так как хозяйственный прогресс заключа¬
ется в расширении власти человека над внешней природой, то и
общественное развитие должно вести к относительному освобож¬
дению человека от подчинения внешней природе. В поступатель¬
ном ходе истории изменяются все проявления общественной
Жизни, включая сюда и хозяйство; на той же природной основе
сменяются самые различные формы хозяйства, не имеющие ниче¬
го общего между собой. Что общего, напр[имер], между капита¬
листическим хозяйством современной Америки, с ее гигантскими
городами, фабриками, банками, лихорадочной погоней за бары-
шем, и охотничьим хозяйством бродячих индейских племен, кото¬
рые всего несколько сот лет тому назад населяли равнины Севе-
ро Американских Штатов! Природа предоставляет общественной
жизни широкий круг возможного в пределах этого круга — но
чем заполняется этот круг, это зависит лишь на первых ступенях
развития непосредственно от внешних условий природы.101
Постепенное освобождение форм хозяйства от власти внешней
природы очень рельефно выражается на истории путей сообще¬
ния. На заре истории пути сообщения определяются исключитель¬
но условиями внешней природы. Морское побережье, реки, гор¬
ные перевалы и долины образуют собою первые естественные
пути сообщения, в узловых пунктах которых возникают города.Но хозяйственное развитие создает с течением времени новые искусствен¬
ные пути сообщения, которые, особенно со времени постройки железных
дорог, все более и более уклоняются от первоначальных естественных линий
сообщения. Горы прорываются туннелями, проводятся каналы, и для пере¬
движения создаются совершенно новые пути. Так, напр[имер], Суэцкий канал
придал новое направление мировой торговле. Сравнение карты путей сообще¬
ния Римской Империи с современной показывает, что, хотя некоторые узло¬
вые пункты и не изменили своего положения, общее направление путей сооб¬
щения стало иным.Таким образом, общество постепенно освобождается от перво¬
начального подчинения внешней природе. Конечно, зависимость
от внешней природы никогда не прекращается. Природа всегда
ограничивает круг возможного для человека — но круг этот ста¬
новится шире. Цепь, связывающая общество с внешней природой,
никогда не разрывается, но она удлиняется, и общественное раз¬
витие становится свободнее в том смысле, что оно все более опре¬
деляется своими собственными, внутренними, социальными, ду¬
ховными, а не внешними, посторонними, материальными силами.
Зависимость от внешней природы никогда не прекращается, но по
мере роста культуры становится все более многообразной, посред¬
ственной и отдаленной, все более осложненной влиянием социаль¬
ных факторов.Guyot. Geographie physique comparee, consideree dans ses rapports avec
l'histoire de l’humanite. 1888; PeschelAbhandlungen zur Erd- und
Volkerkunde. 1877; Ratze I. Anthropogeographie. 2 т. 1882 и 1891; Его же.
Politisch Geographie. 1897; Reclus J.E. Nouvelle geographie universelle la Ter-
ret les hommes. 1875 — 94. 19 томов (есть русск. перев.).
Глава VIУЧЕНИЕ О НАСЕЛЕНИИТеория Мальтуса1*. — критика его учения о народонаселе¬
нии. — Падение рождаемости в новейшее время. — Учение Маль¬
туса о бедности. — Новейшая полемика о теории МальтусаВ ряду факторов, определяющих характер экономического
строя и уровень благосостояния страны, численность ее населения
является одним из важнейших. Более ранние экономисты виделиII	увеличении населения одну из важных задач государственной
политики. На этой точке зрения стояли все выдающиеся государ¬
ственные деятели XVIII века. Совершенный переворот в этих
кзглядах произвел Мальтус своим знаменитым сочинением «Опыт0	принципе населения» (первое издание в 1798 г.).В основе учения Мальтуса лежит утверждение, что человечест¬
ву присуще стремление к размножению, которое, однако, натал-
кивается на препятствия двоякого рода — предупредительные
( i .e. предупреждающие самое появление человека на свет) и раз¬
рушительные (т.е. уничтожающие человека). Предупредительны¬
ми препятствиями являются разного рода пороки, препятствую¬
щие деторождению, и «нравственное самообуздание» — добро-
иольное воздержание человека от вступления в брак и половых
сношений, если он не может содержать семью. Под разрушитель¬
ными препятствиями Мальтус понимал все то, что убивает челове¬
ка, -- болезни, войны и прежде всего бедность. Если не действу¬
ют предупредительные препятствия, то вступают в силу разруши¬
тельные, по той причине, что средства существования человечест-
на не могут расти с такой быстротой, с какой-размножается чело-
печество, не сдерживаемое предупредительными препятствиями.
Человечество имеет тенденцию размножаться в геометрической
прогрессии (как 1, 2, 4, 8 и т.д.), ибо инстинкт размножения че-
ктечеетва действует постоянно с одинаковой силой, какова бы ни
была численность населения. Напротив, средства существования
человечества в лучшем случае могут возрастать не быстрее, чем в
арифметической прогрессии (как 1, 2, 3, 4 и т.д.). Таким обра-
|(>м, рост населения имеет тенденцию обгонять рост средств суще-1	Iновация, следствием чего является бедность и вымирание избы-
Iочного населения, благодаря чему вос.становляется равновесие
между населением и его средствами существования. Наблюдаю¬
щаяся повсеместно бедность народных масс и вызывается, глав¬
ным образом, чрезмерным размножением населения. Никакие об¬
щественные реформы не могут уменьшить бедности до тех пор,103
пока человечество не победит свой инстинкт размножения путем
« нравственного самообуздания ».Для правильного понимания учения Мальтуса нужно помнить, что Маль¬
тус отнюдь не утверждал, будто население размножается в геометрической
прогрессии, а средства существования — в арифметической. Мальтус говорил
лишь о тенденции населения к такому размножению, а не о реальном факте.
При этом тенденцию в данном случае следует понимать в смысле известного
действия, которое должно было бы наступить, если бы этому не мешали про¬
тиводействующие факторы (ср. Bortkiewicz L.1* Bevolkerungstheorie. Die
Entwickelung der deutschen Volkswirschaftslehre im neunzehnten Jahrhundert.
1908. I Theil. S. 1 — 10). Реально же население размножается, по Мальтусу, в
соответствии с ростом средств существования, — геометрическая прогрессия
размножения не осуществляется в силу недостаточно быстрого увеличения
средств к существованию. Что касается арифметической прогрессии увеличе¬
ния средств существования, то в данном случае Мальтус хотел лишь дать ма¬
тематическую иллюстрацию медленности роста средств существования и не
усматривал в этой прогрессии какого-либо реального факта. Но, как правиль¬
но замечает Борткевич, даже как математическая иллюстрация, арифметичес¬
кая прогрессия не может быть признана удачной, — она лишена в данном
случае точного смысла. Если мы предположим, что арифметическая прогрес¬
сия начинается в данный момент, то мы можем ожидать в ближайший период
удвоения средств существования; если прогрессия эта началась периодом
раньше, то в данный момент можно ожидать за тот же период увеличения
продукта лишь наполовину и т.д.Такова сущность учения Мальтуса, обратившего на себя общее
внимание и до настоящего времени вызывающего страстные
споры. Под влиянием этого учения отношение к размножению на¬
селения в руководящих общественных кругах резко изменилось: в
то время как раньше казалось аксиомой, что рост населения есть
источник силы и могущества государства, в XIX веке распростра¬
нилось противоположное убеждение, что именно в этом росте сле¬
дует искать важнейшую причину бедности массы населения и что
государственная политика должна стремиться не к поощрению, а
к обузданию инстинкта размножения.Переходя к оценке учения Мальтуса, следует прежде всего от¬
метить, что оно охватывает две логически совершенно различные
проблемы — проблему размножения народонаселения и проблему
бедности. Мальтус дает своим учением, которые кажется таким
связным, логическим целым, ответ на два различных вопроса —
чем регулируется рост населения, и от чего зависит бедность
массы населения. Что касается учения Мальтуса о народонаселе¬
нии, то оно встретило серьезную критику с чисто биологической
стороны, главным образом со стороны Спенсера2*. Спенсер высту¬
пил с утверждением, что вопреки мнению Мальтуса о неизменнос¬
ти действия инстинкта размножения, между способностью к раз¬
множению и высотой индивидуального развития организма суще¬
ствует неустранимая противоположность. Чем ниже стоит орга¬
низм на биологической лестнице, чем он меньше, чем менее диф¬
ференцирован в своих частях, чем менее активен и подвижен, тем
большей способностью к размножению он обладает. Простейшие104
организмы, размножающиеся делением, могут увеличивать свою
численность в поразительных размерах; некоторые инфузории,
папр[имер], в несколько дней могут превратиться в несколько
биллионов себе подобных. Воспроизводительная способность выс¬
ших организмов несравненно слабее: чем выше и сложнее жизнь,
тем большей затраты сил она требует и тем менее сил остается для
чисто воспроизводительных функций.Тот же закон применим и к человеку. Люди с более интенсив¬
ной духовной жизнью обладают меньшей воспроизводительной
способностью, чем ниже стоящие. Поэтому можно ожидать, что
чем выше будет подыматься человечество по своему умственному
развитию, тем слабее будут его половой инстинкт и способность к
размножению. В конце концов должно установиться состояние
равновесия помимо каких бы то ни было искусственных мер.Соображения Спенсера заслуживают серьезного внимания, так
как они показывают возможность ослабления воспроизводитель¬
ной способности человека благодаря естественному ходу биологи¬
ческого развития. Но вместе с тем они никак не могут считаться
научно доказанными и являются лишь более или менее вероятной
гипотезой. Однако как бы мы к ним ни относились, совершенно
ясно, что они могут иметь значение лишь для более или менее от¬
даленного будущего человечества, а отнюдь не для настоящего
пли прошлого времени. До сих пор человечество обладало доста¬
точной воспроизводительной способностью, чтобы переполнить
землю, и если этого не случилось, то лишь в силу действия тех
пли иных разрушительных или предупредительных причин.Исторический опыт показывает, что ход размножения челове¬
чества в различные исторические эпохи был далеко не одинаков.
До XIX века население Европы размножалось крайне медленно.
Л.Смит полагал, что для удвоения населения Англии требуется
период в 500 лет. В XIX веке ход размножения пошел гораздо
быстрее. В конце закончившегося века во всех наиболее культур¬
ных странах стало намечаться новое явление в области движения
населения — а именно, неуклонное падение рождаемости. Так как
одновременно с этим падала и смертность, то уменьшение процен¬
та прироста населения, хотя и наблюдается, но не в такой силь¬
ной степени. Это падение рождаемости вовсе не вызывается при
ттом падением брачности, которая скорее имеет тенденцию повы¬
шаться.Процесс падения рождаемости раньше всего обозначился во Франции, где
ни наблюдается уже в течение многих десятилетий. За пятилетие 1816—
1820 гг. среднее число рождений равнялось 32,0 на 1.000 жителей; за пятиле¬
тие 1861 — 1865 гг. уже только 26,7, а за пятилетие 1901 —1905 гг. — 21,3. За
hi же время брачность французского населения не только не понизилась, а
иоиысилась. До 70-х годов прошлого столетия можно было думать, что паде¬
ние рождаемости составляет особенность только Франции. Однако последую¬
щие факты это опровергли. Вот, например, данные о рождаемости в трех
инжнейших государствах Западной Европы (на 10000 населения):105
ГерманияАнглияФранция1890 г.1900 г.1910 г.1890 г.1900 г.1910 г.1890 г.1900 г.1910 г.357356298302287251218214197Падение рождаемости наблюдается в сильной форме и в австралийских
колониях — стране особенно высокого культурного уровня рабочего класса.
Что касается Америки, то в некоторых штатах американского союза рождае¬
мость спустилась уже до более низких цифр, чем во Франции. Вообще, в па¬
дении рождаемости перед нами явление мирового значения, характеризующее
новую популяционную эпоху, в которую вступает человечество*.Рост брачности и падение смертности указывают на увеличе¬
ние благосостояния населения. Таким образом, новейшее падение
рождаемости никоим образом не может вызываться той причиной,
которой Мальтус придавал первенствующее значение среди фак¬
торов, задерживающих рост населения, -- бедности. Наоборот,
опыт новейшего времени показывает, что именно среди более бо¬
гатых и культурных наций наблюдается падение рождаемости, и
в этих нациях всего более среди более достаточных слоев населе¬
ния.Итак, не только бедность населения приводит к сокращению
прироста населения, но на известной ступени экономического раз¬
вития — и богатство1*. Объясняется это не ослаблением воспроиз¬
водительной способности человечества, а страхом современного
культурного человека перед большей семьей и связанными с нею
расходами, — половой инстинкт удовлетворяется не меньше, чем
раньше, но, благодаря разного рода предупредительным мерам
против зачатия, эго удовлетворение не приводит к рождению ре¬
бенка.Эти предупредительные меры отнюдь не представляют собой
того «нравственного самообуздания», о котором говорил и кото¬
рое советовал Мальтус. Под нравственным самообузданием он по¬
нимал воздержание от половых сношений, но отнюдь не удовле¬
творение полового инстинкта ненормальным способом.Таким образом, новейшее падение рождаемости вызывается
новой предупредительной причиной, не предусмотренной Мальту¬
сом. Действие этой причины находится в непосредственной связи
с особенностями существующего социально-экономического строя:
капиталистическое хозяйство обостряет борьбу за существование
между отдельными лицами и в то же время, приводя к известному
повышению уровня благосостояния, заставляет человека опасаться
понижения своего социального уровня. Буржуазная культура при¬
водит к тому, что человек боится большой семьи.В непосредственной связи с теорией населения Мальтуса нахо¬
дится и его теория бедности. По его мнению, бедность не может
быть уничтожена социальными реформами, — основная причина
бедности заключается в слишком быстром размножении человече¬
ства. Факты новейшего времени не только не подтверждают этого106
мнения, но находятся с ним в полном противоречии. Население
земного шара в XIX веке возросло очень значительно. К началу
закончившегося века население земли не достигало и 1 млрд. че¬
ловек, а в настоящее время оно превышает 1700 милл. Большая
часть этого огромного прироста падает на Европу и народы евро¬
пейского происхождения. Но как ни велик этот прирост, рост об¬
щественного богатства за то же время, по общему мнению, был
еще более значителен. Опыт XIX века показал, что страхи перед
чрезмерным ростом населения совершенно призрачны и что сред¬
ства существования человечества за истекшее столетие не только
не отставали от роста населения, а росли в значительно более бы¬
строй прогрессии. Бедность широких масс населения не может
быть, следовательно, объясняема условиями размножения челове¬
чества. Рост населения имел своим последствием такое быстрое
умножение источников общественного богатства, такой огромный
подъем науки и техники, что вновь появившиеся сотни миллионов
людей находятся в настоящее время, по отношению к добыванию
себе средств к жизни, в лучших условиях, чем их менее многочис¬
ленные предки.Разногласие между экономистами по вопросу о научном значении теории
Мальтуса нисколько не уменьшается, как это показали недавние споры в не¬
мецкой литературе, вызванные книгой Оппенгеймера1* «Das Bevolkerungsge-
nclz von T.R.Malthus und der neuren Nationalokonomie» (1900). Оппенгеймер
ИЫггупил резким противником Мальтуса, утверждая, что население не только
мс имеет тенденции расти быстрее средств существования, но, наоборот, эти
последние имеют тенденцию расти быстрее населения, что увеличение числен¬
ности населения ведет к еще более быстрому росту общественного богатства и
что причины бедности не могут заключаться в чрезмерном росте населения.
()цпенгеймеру многие возражали, в том числе Ю.Вольф и Дитцель.Правильной оценке Мальтуса очень мешает то, что в полемике о его
и.и лядах постоянно смешивают два его совершенно различных учения — о
народонаселении и о бедности. Оппенгеймер, возражая Мальтусу, имеет в
миду почти исключительно его учение о бедности. Основные тезисы Оппен-
геймера были бы верны, если бы были выражены в менее общей форме. За
истекшее столетие в передовых капиталистических странах рост населения не¬
сомненно отставал от роста средств существования; но из этого не следует,
что так всегда будет и впредь, и что при всяком увеличении населения следу¬
ем ожидать еще более быстрого роста общественного богатства. Но зато следу-
п безусловно согласиться с Оппенгеймером, что бедность, наблюдающаяся в
капиталистических странах, не есть следствие перенаселения.Что же касается теории населения Мальтуса, то новейшие данные не оп¬
ровергли ее, а лишь внесли в нее известные дополнения. Оказалось, чего не
предвидел Мальтус, что не только бедность, но также и богатство может со¬
здавать препятствия к размножению населения. Но это новое препятствие —
предупредительные меры против зачатия — должно быть отнесено к катего¬
рии предупредительных препятствий, значение которых Мальтус вполне по¬
нимал2*.Мальтус Т.Р. Опыт о принципе народонаселения. Пер. Бибикова; Чер
Нышевский Н. Примечания к «Основаниям политической экономии»
Д.С..Милля; Спенсер. Основания биологии. Пер. В.А.Герд. 1899; Oppenhe-
liner. Das Bevolkerungsgesetz des T.R. Mai thus und der neuren Nationaloko-107
nomie. 1900; Dietzel H. Der Streit um Malthuslehre. Festgaben fiir Adolph
Wagner. 1905; Bortkiewiecz L. Bevolkerungstheprie; Brentano L. Die Malthuss-
che Lehre und die Bevolkerungsbewegung der letsten Dezennien. 1909; Каут¬
ский К.11 Размножение и развитие в природе и обществе. Пер. с рукописи под
ред. Н.Рязанова. 1910; Wolf J. Der Geburtenriickgang. 1912; Теория народо¬
населения и мальтузианство. 1914 (Сб. «Новые идеи в экономике» № 2, под
ред. М.И.Туган-Барановского).
Глава VIIРАЗВИТИЕ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВАI. Законы общественного развития вообще. Эволюционные
законы в биологии. Общество и организм. Могут ли эволюцион¬
ные законы иметь применение к истории человеческого общест¬
ва? II. Схемы хозяйственного развития. Возможен ли единый
закон хозяйственного развития? Классификация ступеней на¬
родного хозяйства по роду производимых продуктов. Схема
Пруно Гильдебранда. Бюхеровская схема развития народного хо¬
зяйства. III. Классификация хозяйственных систем. Гармони¬
ческие и антагонические хозяйственные системы. IV. Хозяйст¬
венное развитие России. Отсутствие в России западноевропей¬
ского города. Роль торгового посредника. Устойчивость прину¬
дительного труда. Эволюция крепостного права. Споры в рус¬
ской литературе об экономическом развитии России и о причи¬
нах падения крепостного права.I.	Законы общественного развития вообщеНародное хозяйство, как и все прочие социальные образова¬
ния, находится в процессе исторического развития. Не должно ли
быть верховной целью экономической науки открытие законов
развития народного хозяйства?Не подлежит сомнению, что общественные явления, а, следо¬
нательно, и развитие их, в той же мере подчиняются причинно¬
функциональным законам природы, как и остальные явления
внутреннего и внешнего мира. Никакого различия в этом отноше¬
нии между общественной жизнью и другими областями бытия не
существует. Политическая экономия стремится установить при¬
чинные законы общественно-экономических явлений. Открывае¬
мые ею законы суть вместе с тем исторические законы в том
смысле, что в экономических законах выражаются единообразия
реальных экономических явлений, совершающихся в определен¬
ной исторической среде. Законы эти, по самой своей гносеологи¬
ческой природе, всегда имеют не категорическую, а условную
форму — как и вообще все причинные законы точных наук. Их
общая формула такова: «при наличности таких-то и таких-то ус-
новий наблюдаются такие-то и такие-то явления».109
Но под законами общественного развития можно понимать и
нечто совершенно иное — законы не в условной, а в категоричес¬
кой форме. Условное предвидение не есть полное предвидение.
Идея полного научного предвидения прекрасно выражена Лапла¬
сом1* в его знаменитых словах: «Разум, который для некоторого
данного мгновения знал бы все действующие в природе силы и
взаимное расположение всех составляющих ее тел, если бы при
этом он был достаточно мощным, чтобы подвергнуть эти данные
вычислению, охватил бы в одной формуле движения величайших
светил небесных и движения мельчайших атомов: ничто не было
бы для него недостоверным; будущее, как и прошедшее, были бы
открыты его взору».Для такого не условного, а полного предвидения будущего
требовалось бы знание двоякого рода — всех причинно-функцио-
нальных законов и, кроме этого, всех действующих в природе ре¬
альных сил и тел в их взаимном расположении. Нечего и гово¬
рить, что и первое, и второе совершенно недостижимо для наших
познавательных способностей. Таким образом, нам приходится,
по-видимому, отказаться от безусловного предвидения будущего.Этот недостаток до некоторой степени восполняется особой
группой научных законов, которые можно назвать эволюционны¬
ми законами. Образцом таких эволюционных законов могут слу¬
жить законы развития организмов. В биологической науке такие
законы играют очень важную роль, и установление их является
делом особой науки — эмбриологии. Законы эти не сводимы к
причинно-функциональным законам — не потому, чтобы развитие
организмов было независимо от последнего рода законов, а вслед¬
ствие несовершенства нашего знания: мы не можем объяснить, ис¬
ходя из причинно-функциональных законов жизнедеятельности
клетки, почему одна клетка превращается в человека, а другая в
насекомое, но мы прекрасно знаем неизменные и повторяющиеся
в том же виде миллионы раз последовательные фазисы развития,
которые проходит в своем развитии каждый отдельный человек
или каждое насекомое. Эволюционные законы имеют грубо эмпи¬
рический характер, но тем не менее они представляют собой чрез¬
вычайно ценное знание, так как они дают нам возможность пред¬
видения будущего в категорической форме с одним, правда, весь¬
ма существенным ограничением: такие-то явления в развитии ор¬
ганизма будут через известное время иметь место, если только
саморазвитие не прекратится. Насколько важно на практике
знание этих законов развития, видно уже из того, что,
напр[имер], воспитание детей не имело бы смысла, если бы мы не
знали, что ребенок превратится через известное число лет во
взрослого человека и т.д. А ведь превращение ребенка во взрос¬
лого человека есть закон развития последнего.Последовательность различных форм, переживаемых организ¬
мом в своем развитии, может быть названа законом (хотя и эмпи¬110
рическим) потому, что все организмы того же вида переживают ту
же самую последовательность.Эти эволюционные законы, при всем их огромном значении, не могут
быть, очевидно, противопоставляемы причинно-функциональным законам, так
как, в конце концов, они разложимы, по нашему представлению, на законы
этого последнего рода; и если фактически такое разложение практически не¬
осуществимо, то только благодаря несовершенству нашего знания. Ни один
биолог не сомневается, что развитие организма, как и все другие явления при¬
роды управляется причинными законами. Но по несовершенству своего зна¬
ния биолог не может свести развитие организма к причинно-функциональным
законам, и вот почему он довольствуется формулированием эволюционных за¬
конов, иными словами, не доводит объяснения явлений развития до естествен¬
ного логического завершения.Как бы то ни было, в биологии нашего времени эволюционные законы
играют очень важную роль. Этим объясняется, что и в общественной жизни
стали искать эволюционных законов, аналогичных законам развития организ¬
мов. И против этого сближения жизни общества с жизнью организма ничего
нельзя было бы возразить, если бы мы имели научное право рассматривать
человеческое общество как организм.Вопрос о том, есть ли человеческое общество организм, имеет огромную
литературу. Как известно, существует целая социологическая школа, исходя¬
щая из принципиального отождествления общества с организмом. К этой
школе принадлежат такие видные представители научной мысли нового вре¬
мени, как Герберт Спенсер, Шеффле1’, Лилиенфельд и др.И действительно, не подлежит сомнению, что во многих случаях между
отдельной биологической особью и агрегатом особей принципиального разли¬
чия установить нельзя. Многие низшие организмы образуют, например, коло¬
нии, которые несомненно являются организмами высшего порядка: колония
медуз или полипов есть такое же связное и дифференцированное целое, как
и отдельная медуза или полип. Дерево ботаники признают колонией отдель¬
ных биологических особей, но совершенно ясно, что мы с таким же правом
можем говорить о дереве, как о едином организме, как и о любом другом рас¬
тительном организме.Но этого мало. Не только органические колонии принципиально должны
рассматриваться как организмы, подобно составляющим эти колонии отдель¬
ным особям, но и дискретные, не связанные между собой физически общества
животных во многих случаях могут быть с полным основанием приравнивае¬
мы к организмам. Возьмем, напр[имер], колонию пчел или муравьев. Перед
нами группа отдельных, физически не связанных между собою особей, каж¬
дая из которых может существовать только как член целого. Отдельные особи
гак дифференцированы, что могут исполнять лишь определенные функции
целого, но сами по себе неспособны к самостоятельному существованию. От¬
дельные особи колонии являются, следовательно, органами колонии, ибо вся
их жизнедеятельность подчинена интересам целого. Общество господствует и
управляет жизнедеятельностью отдельных особей, которые самостоятельных
целей не имеют, но служат обществу всеми своими силами. В таких животных
обществах мы наблюдаем самую характерную черту всякого организма —
полное подчинение частей целому, именно в силу этого и образующее некото¬
рое единство.Возьмем человеческое общество. Тут мы видим совершенно иную картину.
Правда, и в человеческом обществе мы нередко наблюдаем глубокую диффе¬
ренциацию отдельных особей и всегда замечаем тесную зависимость их от це-
/1010. Но благодаря тому, что каждая составная часть человеческого общест¬
ва человеческая личность — обладает разумом и волей, она никогда не иг¬
рает роли простого органа целого. Человеческая личность в силу своих основ¬
ных свойств является самоцелью и стремится подчинить своим целям и инте¬
ресам целое. Центром жизни человеческого общества является отдельная лич¬
ность, в интересах которой существует весь общественный союз, в то время
как в обществах муравьев или пчел мы видим обратное — не целое подчиня¬111
ется интересам особи, а особь действует в интересах целого, поглощается этим
последним.Итак, человеческое общество противоположно организму в самом важ¬
ном — в то время как в организме интересы целого являются решающими, а
интересы частей не имеют самостоятельного значения, в человеческом общест¬
ве интересы составных частей — особей — являются решающими, а интересы
целого не имеют самостоятельного значения. Объясняется это очень просто:
человек обладает столь развитой нервной системой, что никак не может пре¬
вратиться в простой орган какого-то высшего единства, но сам по себе обра¬
зует это высшее единство и сам является верховной целью.Значит, человеческое общество не организм, и всякая теория, сближаю¬
щая человеческое общество с организмом, должна быть признана ненаучной.Многие историки и социологи искали и ищут законы истори¬
ческого развития, обязательные для всех народов. Так,
напр[имер], одной из излюбленных исторических идей является
представление о том, что все народы одинаково проходят фазисы
юности, зрелого состояния и старости, которые якобы характери¬
зуются для всех народов в большей или меньшей степени сходны¬
ми чертами. Большей частью такие «законы» облекаются в трой¬
ственную форму — соответственно трем моментам времени —
прошедшему, настоящему и будущему. Так, напр[нмер], Конт1*
усматривал неизменный исторический закон в последовательной
смене трех различных фазисов развития нашего познания — тео¬
логического, метафизического и позитивного.По мнению Конта, развитие нашего познания является основой всего об¬
щественного развития. В теологическом фазисе человек видит причину изме¬
нений окружающего его мира в воле сверхъестественных существ, управляю¬
щих миром. Затем следует метафизический фазис, когда человек вместо объ¬
яснения естественных явлений олицетворяет отвлеченные понятия, усматрива¬
ет в них «сущности» вещей и видит в них искомое объяснение — напр[нмер],
усматривает объяснение поднятия воды в насосе в тезисе: «природа боится
пустоты» и т.д. В позитивном фазисе наука вытесняет метафизику, — чело¬
век отказывается от поисков таинственных сущностей и довольствуется уста¬
новлением единообразий последовательности и сосуществования явлений.
Этим различным состояниям нашего познания соответствуют и различия об¬
щественного строя, который в каждом фазисе имеет свой особый характер.Такие попытки открыть законы развития общества были осо¬
бенно часты в прежнее время, когда историки под влиянием успе¬
хов естественных наук стремились создать из истории нечто по¬
добное естествознанию. Теперь положение изменилось, в особен¬
ности со времени появления методологических работ Риккерта и
его школы. Однако и школе Риккерта отнюдь не удалось решить
занимающего нас теперь вопроса.Правда, Риккерт отрицает наличность в истории эволюцион¬
ных законов, но лишь на том основании, что наука истории изу¬
чает только индивидуальное, в области которого не существует
никаких повторений. Общая же наука об обществе, социология,
имеет, по Риккергу, такое же законное право искать законного
развития, как и любая естественная наука. С этим никак нельзя
согласиться.Невероятно, чтобы в какой бы то ни было области обществен¬
ной жизни можно было установить единый, неизменный и обяза¬112
тельный для всех народов закон исторического развития. Во вся¬
ком случае, до сих пор все попытки устанавливать подобные за¬
коны были безуспешны.Мы видели, что типичной областью эволюционных законов яв¬
ляется история развития организмов. Сущность этих законов сво¬
дится к тому, что каждый организм определенного вида неизмен¬
но проходит один и гот же цикл изменений или превращений, ти¬
пичный для данного вида. Легко понять, что это постоянство на¬
правления развития находится в непосредственной связи с неспо¬
собностью организма неограниченно изменяться в своей внутрен¬
ней структуре в соответствии с изменением внешней среды. Вся¬
кий организм может существовать только в строго определенных
условиях внешней среды. Если же внешняя среда существенно из¬
меняется, то организм погибает. Если бы это было не так, если бы
организм мог неограниченно приспособляться к изменениям внеш¬
ней среды, то устойчивости фазисов развития не было бы и раз¬
витие организма не представляло бы всегда одних и тех же повто¬
ряющихся черт. Так, напр[имер], яйцо курицы, помещенное в
воду, не превратится в водное животное, но погибнет. Но если бы
яйцо курицы могло развиваться также и в воде, то оно должно
было подвергнуться совершенно иным превращениям и дать в ре¬
зультате совершенно иное животное, чем развиваясь в обычных
условиях. Значит, лишь потому мы наблюдаем в развитии кури¬
ного яйца неизменную типичную последовательность определен¬
ных фазисов, что яйцо это может жить вообще только в опреде¬
ленной внешней среде, а во всякой иной среде совсем не развива¬
ется и погибает. Если же бы мы предположили, что организм
может существовать и развиваться при всяких изменениях внеш¬
ней среды, то никакой устойчивости и неизменной последователь¬
ности одних и тех лее фазисов развития не могло бы быть, а, зна¬
чит, в развитии организмов того же вида мы не видели бы повто¬
ряемости, и о законах развития организмов не могло бы быть и
речи.Итак, повторяемость одних и тех же фазисов развития в
жизни организмов непосредственно связана с недостаточной при-
( пособляемостыо организмов к изменениям внешней среды. Этот
недостаток приспособляемости организмов к условиям их жизни
ярко выражается для всех высших организмов в том, что все они
стареют и умирают. Неизбежная смерть, предстоящая всякому
высшему организму, подчеркивает невозможность для этих орга¬
низмов длительно приспособляться к внешним условиям их
жизни.Теперь, спрашивается, аналогично ли человеческое общество в
,ттом отношении организму или нет. Иными словами, может ли че¬
ловеческое общество существовать только в строго определенных
условиях внешней среды или же при изменении внешней среды
соответственно изменяется и внутренняя структура человеческогоИЗ
общества, так что общество продолжает жить в новых и новых
формах.Чтобы дать правильный ответ на поставленный вопрос, нужно
строго отделить вопрос об условиях жизни общества от совершен¬
но иного вопроса — об условиях жизни отдельного человека как
организма. Конечно, для жизни общества необходимо прежде
всего, чтобы жили составляющие его люди. Если внешние усло¬
вия жизни настолько изменяются, что погибают составляющие об¬
щество отдельные люди, то прекращает свое существование и об¬
щество. Но в этом случае гибель общества есть следствие гибели
отдельных людей — благодаря неприспособленности их организ¬
ма к новым условиям существования, а отнюдь не благодаря не¬
приспособленности общественных форм жизни к этим новым ус¬
ловиям. Что же касается самих этих общественных форм жизни
человечества, то их можно считать настолько изменчивыми и
многообразными, что никаких определенных границ для их из¬
менчивости указать нельзя.Если только условия внешней среды таковы, что люди как
биологические организмы могут существовать, то, как бы ни изме¬
нялись условия этой среды, общественные формы жизни будут
приспособляться к этим условиям. Те же самые люди могут жить
в самых различных общественных условиях. Общественные
формы жизни в высшей степени пластичны, представляя в этом
отношении разительный контраст с неподвижными формами орга¬
низма. И это видно уже из того, что, в противоположность слож¬
ным организмам, общество не стареет и не умирает. Развитие его
может двигаться в самых противоположных направлениях, приме¬
ры чего в изобилии представляет всемирная история. Так,
напр[имер], после крушения Римской империи западноевропей¬
ское общество несомненно переживало обратную метаморфозу —
цивилизация падает, и общество спускается на значительно низ¬
шую ступень своего развития. Это выражается в целом ряде несо¬
мненных признаков и, наконец, через несколько столетий этого
процесса, римское общество спускается так низко, что существен¬
но не отличается от варварских народов, только начинающих свое
развитие. Как настаивают многие историки, в средние века исто¬
рия Западной Европы возобновляется, так сказать, заново: Евро¬
па вернулась к своему младенческому состоянию, и после этого
прогрессивное развитие возобновляется. Возможно ли нечто по¬
добное для организма? Может ли организм из зрелого состояния
вернуться к младенчеству и затем опять возобновить свое разви¬
тие?Эта чрезвычайная пластичность общественных форм жизни,
приспособляемость их к условиям естественной и социальной
среды и делают невозможною повторяемость одних и тех же фа¬
зисов развития в истории различных человеческих обществ. Чело¬
вечество слагается из множества различных обществ и народов,114
находящихся на самых различных ступенях своего развития. Все¬
мирная история есть однажды бывший неповторяющийся процесс,
приводящий к тому, что физические и социальные условия суще¬
ствования человечества на каждой ступени всемирной истории, в
каждую историческую эпоху существенно изменяются. Отсталые
и малокультурные народы, существующие в наше время, находят¬
ся в существенно иных условиях для своего развития, чем народы
на гой же ступени развития, жившие в более ранние исторические
;шохи. Можно ли при этих условиях ожидать, что малокультур¬
ные народы нашего времени будут повторять тот лее цикл разви¬
тия, что и народы, раньше выступавшие на историческую арену?
Очевидно нет, ибо различие условий естественной и социальной
среды при пластичности общественных форм жизни не может не
иызвать и изменения самого направления развития.Ввиду этого нет решительно никаких оснований предполагать,
что общественное развитие подчиняется каким бы то ни было не¬
изменным эволюционным законам, подобным тем законам, кото¬
рые наблюдаются в развитии отдельных биологических особей.
Конечно, это не значит, что общественное развитие вообще лише¬
но какой бы то ни было закономерности. Жизнь общества во всех
| коих обнаружениях так же строго подчиняется законам, как и
псе прочие явления природы, но эти законы суть причинные зако¬
ны природы, на которые разлагаются и эволюционные законы
биологии. Отвергая наличность эволюционных законов в истории
общества, мы ни малейшим образом не подвергаем сомнению за¬
кономерность общественной жизни, а лишь доказываем непригод¬
ность для истории человеческого общества тех эмпирических
обобщений повторяемости одних и тех же фазисов развития, кото¬
рые играют столь видную роль в биологической науке, изучающей
жизнедеятельность отдельных организмов. И это различие разви¬
тия общества и организма нисколько не удивительно, ибо челове¬
ческое общество не организм и, следовательно, нет никаких осно-
иаиий предполагать, что те обобщения, которые правильны по от¬
ношению к организмам, правильны и по отношению к человечес¬
кому обществу.Итак, резюмируя сказанное, мы должны признать, что челове¬
ческое общество представляет собой агрегат в высшей степени
пластичный, легко приспособляющийся к внешним условиям свое¬
го существования путем соответствующих внутренних перемен
( моего строя. В противоположность определенным, как бы застыв¬
шим формам неделимого, представляющим собой нечто неизменно
данное самой природой неделимого, формы человеческого общест-
на крайне текучи, изменчивы и могут складываться в самые раз¬
личные сочетания в зависимости от условий среды. При такой
природе человеческого общества всякое изменение внешней среды
должно вызывать глубокие изменения внутреннего строя общест¬115
ва. А историческая среда непрерывно изменяется под влиянием
неповторяющегося хода всемирной истории.При этом нужно иметь в виду также и следующее соображе¬
ние. Развитие человеческого общества лишь отчасти имеет стихий¬
ный, бессознательный характер, отчасти же им управляет созна¬
тельная воля человека. Поскольку имеет место последнее, по¬
стольку рост человеческого знания составляет сам по себе сущест¬
венное изменение условий, в которых приходится жить и разви¬
ваться различным народам в различные исторические эпохи.
Опыт прошлого может служить для избежания прежних ошибок.Так, напр[имер], если бы и было верно, что исторически теологическое
мышление сначала уступило место метафизическому (в смысле Конта), и
лишь впоследствии наше мышление приняло научный характер, из этого
вовсе не следовало бы, что и в будущем всякий народ, находящийся на ран¬
ней ступени развития, неизбежно должен бы был раньше, чем достигнуть на¬
учного фазиса, проходить фазис метафизического мышления. Наука может
быть усвоена умом, и не прошедшим метафизического фазиса.Однако понятию закона развития может быть придан и иной
смысл, чем тот, из которого мы исходили в предыдущем изложе¬
нии. А именно, можно понимать под законом развития отнюдь не
повторяемость в различных комплексах явлений одних и тех же
последовательных перемен; и при отсутствии какой бы то ни было
повторяемости можно говорить о законе развития, если данный
(хотя бы единичный и не повторяющийся комплекс явлений) из¬
меняется всегда в одном и том же определенном неизменном на¬
правлении. Типом таких изменений является ряд чисел, изменяю¬
щихся по определенному закону, напр[имер], геометрическая про¬
грессия: 1, 2, 4, 8, 16 и т.д. Если явление изменяется по закону
такой прогрессии, то мы можем предвидеть, какой вид будет
иметь данное явление на каждой ступени своего развития и, зна¬
чит, найденная закономерность таких изменений вполне может
быть названа законом развития этого явления.Закономерность подобного рода логически, конечно, вполне
мыслима, и иные думают, что именно этот логический тип имеет
те законы развития, к открытию которых должна стремиться об¬
щественная наука. Однако и в этом втором смысле нельзя согла¬
ситься с защитниками идеи законов общественного развития.Прежде всего следует указать, что в то время как законы раз¬
вития в первом смысле (законы повторяемости у различных пред¬
ставителей того лее биологического вида тех же фазисов развития)
представляют собой очень важное реальное орудие научного по¬
знания (в такой науке, как биология), самая возможность законов
развития конкретных комплексов явлений в этом втором смысле
еще требует доказательства. Мы не знаем пока ни в одной области
естествознания установленных законов этого рода. Правда, закон
мировой эволюции Спенсера имеет этот логический характер: эво¬
люция как всего мироздания, так и всякой его части выражается,116
по теории Спенсера, в росте дифференциации и интеграции ма¬
терии и силы. Но ведь теория Спенсера отнюдь не может счи¬
таться научно доказанной и относится к области общей филосо¬
фии; ни в одной из частных естественных наук ничего подобно¬
го эволюционным законам этого типа мы не видим. Менделеев¬
ская система периодичности химических элементов также не
может считаться эволюционным законом данного типа, ибо за¬
висимость физических и химических свойств элементов от их
атомного веса не имеет общего характера и отнюдь не может
претендовать на какую бы то ни было степень математической
точности: число элементов в различных группах, установлен¬
ных Менделеевым, различно, и, значит, строгой периодичности
в данном случае нет.Но даже если бы в области физических, химических или био¬
логических явлений и могли быть установлены эволюционные за¬
коны этого типа (что весьма сомнительно), то из этого еще от¬
нюдь не следует, что такие же законы могут быть найдены и в
общественном развитии. Напротив, те соображения, которые были
приведены выше для доказательства невероятности, чтобы обще¬
ственное развитие различных народов проходило одни и те же
фазисы развития, вполне применимы и по отношению к законам
этой второй категории. Общественные агрегаты настолько плас¬
тичны и обладают такой способностью приспособления к измене¬
ниям естественной и социальной среды, в которой происходит их
развитие, что нельзя допустить, чтобы последовательные измене¬
ния таких агрегатов шли в одном и том же направлении на подо¬
бие числового ряда 1, 2, 4, 8 и т.д. Ибо для возможности подоб¬
ного ряда требовалось бы, чтобы общественный агрегат изменялся
под влиянием своих внутренних сил независимо от изменений ес¬
тественной и социальной среды, которая не изменяется в опреде¬
ленном направлении, но на каждой ступени своего развития пред¬
ставляет совершенно новую комбинацию естественных и социаль¬
ных сил. Ведь мировая история есть однажды бывший, неповто¬
ряющийся процесс. Каким же образом при наличности этих глу¬
боких перемен условий внешней и социальной среды развитие
того или иного общественного агрегата может сохранять одно и то
же направление, может представлять собой последовательное на¬
растание одного и того же признака?Итак, какой бы смысл мы ни придавали понятию эволюцион¬
ного закона, ясно, что общественное развитие таким законам не
подчинено.Такова была точка зрения и Маркса, как это ясно видно из его известного
письма к Михайловскому1*. В этом письме Маркс упрекал Михайловского в
непонимании его исторической теории (таким непониманием, кстати сказать,
грешат и очень многие марксисты): «Ему (Михайловскому), — писал
Маркс, — непременно надо преобразовать мой очерк происхождения капита-
инзма в Западной Европе в историко-философскую теорию общего хода раз¬117
вития, в теорию, которой фатально должны подчиниться все народы, каковы
бы ни были исторические условия, в которых они находятся, чтобы в конце
концов прийти к такому экономическому строю, который обеспечивает наи¬
большую свободу проявления производительных способностей общественного
труда и всестороннее развитие человека. Но прошу у него извинения. Это зна¬
чит — делать мне много чести и в то же время много бесчестия»1. И Маркс
поясняет, что с его точки зрения, капитализм вовсе не является неизбежной
стадией развития каждого парода. Так, напр[имер], в древнем Риме, несмотря
на пролетаризацию крестьянских масс, получил развитие не капиталистичес¬
кий, а основанный на рабском труде способ производства. Точно так же и для
России Маркс допускал в 70-х годах прошлого века возможность при извест¬
ных условиях избежать капиталистического фазиса развития. Но вместе с тем
Маркс заявляет в предисловии к I тому «Капитала», что его целью является
«открытие экономического закона движения современного общества». Первое
утверждение может показаться противоречащим второму. На самом же деле
противоречия у Маркса в данном случае, быть может, и нет. Общеобязатель¬
ного для всех народов и всех времен закона исторического развития не суще¬
ствует, так как исторические условия развития меняются, а вместе с тем ме¬
няется и направление развития. Но народы, живущие в сходных условиях со¬
циально-экономической среды, должны и развиваться сходным образом. Со¬
временное общество, о котором говорит Маркс, есть общество, живущее в ус¬
ловиях капиталистического производства. Сходство этих условий приводит и
к сходству фазисов развития. В этом смысле Маркс мог отрицать наличность
в истории всеобщего закона развития и в то же время признавать, что движе¬
ние определенной общественно-экономической системы — капиталистического
хозяйства — подчиняется своим неизменным законам развития. Другой во¬
прос, может ли быть принято это последнее утверждение Маркса? С моей
точки зрения, и по отношению к определенной системе общественного хозяй¬
ства правильнее говорить не о законах, а о тенденциях развития, которые
могут и не осуществляться при отсутствии соответствующих условий.Если вдуматься в так называемые] законы развития капиталистического
хозяйства, к установлению которых стремился Маркс, то легко увидеть, что,
в сущности, все эти законы являются не эволюционными законами типа био¬
логических законов развития, а законами совершенно иного логического
порядка — причинными законами народного хозяйства. Возьмем,
напр[имер], самый важный из этих законов развития — тенденцию ка¬
питала к аккумуляции и централизации. Маркс не устанавливает эту
тенденцию отнюдь путем эмпирического обобщения реальных фактов
(как устанавливаются биологические эволюционные законы), а выводит
ее из причинных законов экономических сил, действующих в капиталис¬
тической системе хозяйства. Крупный капитал экономически сильнее
мелкого и при наличности конкуренции между ними крупные капиталис¬
тические предприятия должны поглощать и вытеснять мелкие. Эта тен¬
денция развития капиталистического хозяйства находит себе вполне
удовлетворительное причинное объяснение; то же нужно сказать и о дру¬
гих тенденциях капиталистического развития, устанавливаемых Марк¬
сом, поскольку они вообще могут считаться объективно обоснованными.Итак, можно признавать возможность установления для той или
иной хозяйственной системы (в данном случае капиталистической) опре¬
деленных тенденций развития; но эти тенденции должны быть обоснова¬
ны причинными законами. Они действительны постольку, поскольку
действительны условия, из предположения которых исходит данное при¬
чинное объяснение.Так, напр[имер], тенденция капитала к аккумуляции и централизации
действительна по отношению не ко всем видам капитала. В сельском хозяйст¬
ве тенденция эта совершенно не имеет места и заменяется противоположной
тенденцией к вытеснению крупных предприятий мелкими.1	Юридический Вестник. 1888. № 10. Стр. 266 — 267.118
II.	Схемы хозяйственного развитияСамая старая из попыток установления закона хозяйственного
развития восходит еще к XVIII веку (а в зачатках своих к еще
более раннему времени). Несмотря на свой столь почтенный воз¬
раст, она до сих пор еще находит сторонников и защитников. Эта
схема предполагает, что каждый народ обязательно проходит ста¬
дии: /) охотничьего, 2) пастушеского, 3) земледельческого и
4) промышленного хозяйства. Наиболее научную форму придал
этой схеме германский экономист Лист1*, вложивший в нее не¬
сколько новое содержание1.Однако несмотря на распространенность этой схемы, научное
значение ее крайне ограничено. Прежде всего бросается в глаза,
что она делит исторические эпохи лишь по роду добываемых про¬
дуктов, а не по тому, как, в каких общественных формах добы¬
ваются эти продукты. Кроме того, она построена вполне априорно
и, не будучи результатом фактического исследования, не соответ¬
ствует фактам. Априорное рассуждение было таково: земледелие
совершается при помощи плуга, для которого нужен рабочий
скот — что предполагает предварительное приручение скота; сле¬
довательно, земледелию предшествовало скотоводство. А послед¬
нее вполне естественно должно предполагать существование более
раннего охотничьего периода. Но это априорное построение не
знало, что первобытное земледелие обходилось без помощи рабо¬
чего скота, — обработка земли производилась мотыгой, ручным
трудом. Поэтому пастушеский период отнюдь не должен был не¬
избежно предшествовать земледелию. В некоторых же странах
(напр[имер], в Полинезии) скотоводство было фактически невоз¬
можным в силу естественных условий. По новейшим исследовани¬
ям оказывается, что у многих народов земледелие (в форме руч¬
ной обработки земли) предшествовало пастушескому периоду. Это
иполне понятно, потому что гораздо легче культивировать расте¬
ния, чем животных. Поэтому-то земледелие являлось областью
женского труда, а более трудное занятие -- охота — предоставля¬
лось мужчинам. Многие охотничьи народы в то же время были и
земледельческими, напр[имер], индейские племена Сев[ерной]
Америки и многие народы Африки. В такой форме земледелие су¬
ществовало много тысячелетий.Скотоводство возникло первоначально из таких потребностей, которые
мим кажутся совершенно пустыми и ничтожными. Хижины многих дикарей
представляют собой настоящий зверинец. Сам владелец затруднился бы ска-
шть, зачем он держит своих животных, так как пользы ему они никакой не1	Лист различает 5 ступеней хозяйственного развития: 1) дикое состо-
нмие, 2) пастушеское, 3) земледельческое, 4) земледельческо-мануфак-
гурное, 5) земледельческо-мануфактурно-торговое. См. его «Das nation-
nIе System tier Politischen Oekonomie». 7-е изд. 1883. S. 11.119
приносят. Иногда они удовлетворяют его эстетическим потребностям, иногда
служат товарищем игр его детей или его самого1. Иногда животные прируча¬
лись по соображениям религиозного культа, а потом уже постепенно употреб¬
лялись для хозяйственных целей (собака, бык, — явления так наз[ываемого]
тотемизма). Наконец, стремление к господству над себе подобными было, без
сомнения, весьма сильным побудительным мотивом к приручению животных;
вожди многих диких народов придерживаются до настоящего времени обычая
держать при себе прирученных львов, леопардов, волков и других опасных
животных, — появление прирученного опасного хищника рядом с вождем
должно было увеличивать обаяние силы и власти вождя.Появление скотоводства было огромным шагом вперед в облас¬
ти хозяйства. Скотоводство, как господствующая форма хозяйст¬
ва, сравнительно редкое явление в истории, потому что для него
необходимы особые, не часто встречающиеся, естественные усло¬
вия -- широкие степи (как, напр[имер], в центральной Азии и
южной Африке). Скотоводческие народы предполагают существо¬
вание земледельческих народов, с которыми они вступают в мено¬
вые сношения. Таким образом, не только Нельзя сказать, что ско¬
товодство неизменно предшествует земледелию, а верно скорее об¬
ратное — что земледелие (ручное) предшествует скотоводству. В
результате, вся рассматриваемая схема хозяйственного развития
оказывается несостоятельной.Другая схема хозяйственного развития принадлежит герман¬
скому экономисту Бруно Гильдебранду'*. Он делит хозяйственное
развитие на три фазиса: 1) натуральное, 2) денежное и 3) кре¬
дитное хозяйство. При господстве натурального хозяйства деньги
не участвуют в обмене, а продукты или совсем не обмениваются,
или же обмениваются друг на друга непосредственно, без помощи
денег; при господстве денежного хозяйства деньги становятся ме¬
новым посредником, возникает покупка и продажа; при господ¬
стве кредитного хозяйства обмен происходит в кредит без посред¬
ства денег2.1	«Вообще, можно думать, что естественное чувство общительности че¬
ловека играло при начале приручения животных большую роль, чем
какие бы то ни было соображения хозяйственной пользы; соображения
последнего рода возникли гораздо позже. Человек, стоящий на низших
ступенях культуры, вообще делает то, что его забавляет, и думает о поль¬
зе лишь под давлением крайней необходимости» (Ratzel. Anthropo-
geographie. Vol. I. 1899. P. 494). По мнению Моргана2*, «началом приру¬
чения животных явилось, вероятно, приручение собаки, как спутника
при охоте, причем затем последовало воспитание детенышей других жи¬
вотных, просто для забавы» (Morgan. Die Urgesellschaft. 1891. S. 35 —
36). «Нельзя проследить происхождения склонности человека держать с
собой животных, — замечает Липперт3*. — Она смешивается в своих
первых зачатках с детскою любовью к играм; так и теперь охотник часто
приносит домой детям молодую лисицу просто для того, чтобы дать им
товарища в игре» (Lippert. Die Kulturgeschichte. 1895. Vol. I. S. 128 —
129).2	Hildebrand B. Naturalwirtschaft, Geldwirtschaft und Kreditwirtschaft(Jahrbiicher fur Nationaiokonomie. В. II. 1864. S. 1 и след.).120
Эта схема гораздо содержательнее предыдущей, но и она не
может быть признана вполне удачной. Ее главная оригинальность
в конструируемом ею третьем фазисе хозяйства — фазисе кредит¬
ного хозяйства; но тут-то она и оказывается всего слабее. Кредит¬
ное хозяйство не может быть противопоставлено денежному, так
как кредит основан на деньгах. Развитие кредита не устраняет по¬
требности в деньгах, а напротив — в общем, увеличивает спрос на
«их, как показывают факты хозяйственного развития передовых
стран нашего времени. Кредитное хозяйство есть то же денежное
хозяйство, только осложненное или видоизмененное.Наибольшим успехом пользуется в настоящее время схема раз¬
вития народного хозяйства, изложенная Бюхером в его знамени¬
тых очерках о возникновении народного хозяйства. Привлекая
своей логической стройностью, она проливает много света на ре¬
альные факты исторического развития. В основу своей схемы
Вгохер кладет один, определенный признак длину пути, кото¬
рый проходит продукт от производителя к потребителю. Сначала
длина этого пути равняется нулю, — производитель потребляет
сам свой продукт. Затем путь удлиняется. Продукт начинает пере¬
ходить от производителя к потребителю, но непосредственно из
рук в руки (обмен двух производителей). Это — стадия средневе¬
кового, городского хозяйства. Затем наступает третий период,
продукт переходит от производителя не непосредственно к потре¬
бителю, а к торговцу, и лишь последний продает его потребителю.
Продукт может пройти через руки нескольких торговцев, он
циркулирует, иногда проходит десятки рук прежде, чем попасть к
потребителю.Таким образом, Бюхер делит процесс хозяйственного развития
на 3 стадии: 1) замкнутое хозяйство (производство для собствен¬
ного потребления); 2) городское хозяйство (производство мелких
самостоятельных производителей друг для друга); 3) народное
хозяйство (циркуляция продукта).Замкнутое хозяйство господствует в течение всей древней истории чело-
нсчества. Каждая отдельная семья сама изготовляет при этой системе хозяйст-
ма все нужные ей предметы потребления. Но если бы семья древности похо-
дила на современную семью, состоящую из немногих лиц, родителей и детей,
п которой взрослых работников редко насчитывается более двух-трех, то она
никоим образом не могла бы удовлетворить всем своим потребностям. Поэто¬
му экономическая необходимость требует на этой ступени хозяйственного раз-
пития большой семьи, состоящей не из одной только брачной пары, но из не¬
скольких поколений, живущих вместе и составляющих собой одно крупное
хозяйственное целое. Такая большая семья и господствует у первобытных на¬
родов.По мере роста потребностей возникает необходимость все в большем раз¬
делении труда внутри семьи. Но как бы ни было велико число ее членов, все
же семья представляется производительной единицей, довольно ограниченной
По своим размерам. Чтобы увеличить производительность труда, раздвинуть
итпые рамки семьи, представляется два способа: или 1) несколько семей со¬
единяются вместе для удовлетворения общих нужд общим трудом
(м;шр[имер], общими силами строят дом, судно, расчищают лес и т.п.), или
',!) в семью вводятся посторонние лица, в качестве несвободных членов — по-
пвляется рабство. Первый способ расширения числа работающих встречается121
и теперь у народов, не вышедших из периода замкнутого хозяйства; так, у
русских мы встречаем артель, у болгар — чету и т.п. Но не везде и не всегда
замкнутое хозяйство развивается в этом направлении. В античном хозяйстве
греков и римлян, как необходимый корректив замкнутого хозяйства, явилось
рабство. Оно было вызвано экономической необходимостью поднять произво¬
дительность труда как средство раздвинуть рамки замкнутого хозяйства за
пределы группы кровных родственников. Типом высоко развитого рабского
хозяйства может служить хозяйство римского патриция, располагающего це¬
лыми сотнями рабов.Но мало-помалу на смену периода замкнутого хозяйства, как непосредст¬
венный результат его развития, явился период городского хозяйства. Средне¬
вековый город есть прежде всего укрепленное место, куда, в случае опаснос¬
ти, могли укрыться соседние деревенские жители. Для защиты города требо¬
вались люди; оторванные от полей, но располагая своими трудовыми силами,
горожане естественно должны были обратиться к промышленному труду —
они изготовляли разного рода изделия, которые обменивали на сырье и съест¬
ные припасы, производимые в деревне. Если мы взглянем на картину средне¬
вековой Германии, то нашим глазам представится следующая картина. Вся
страна настолько густо усеяна городами, что крестьянин самой отдаленной де¬
ревни мог в один день достигнуть городского базара и в тот же день возвра¬
титься домой. Каждый город с прилегавшими к нему деревнями составлял
одно хозяйственное целое, самостоятельно удовлетворявшее всем своим важ¬
нейшим потребностям. Торговля, хотя и существовала, но была развита очень
мало. Она состояла, главным образом, из мелочной торговли предметами,
нужными горожанам. Кроме того, велась более крупная торговля теми про¬
дуктами, которые не производились в данном районе, но эта торговля не иг¬
рала большой роли в хозяйстве средневекового города. Что касается город¬
ского ремесленника, то он не нуждался в услугах торговца, чтобы сбывать
свои продукты, он непосредственно работал или по заказам потребителя или
на продаже тому же потребителю, с которым встречался на базаре.Распадение городского строя ведет в XV и XVI веках к развитию народ¬
ного хозяйства, характеризующегося тем, что продукт начинает циркулиро¬
вать, переходить из рук в руки раньше, чем достигнуть потребителя. Между
производителем и потребителем становится торговец, управляющий всем про¬
цессом обмена. Отдельные районы, а затем и целые страны, специализируют¬
ся в производстве тех или иных товаров и между всеми ими устанавливается
тесная связь путем торговли. Таким образом развивается народное хозяйство,
охватывающее своими петлями мало-помалу весь мир, образующий собой в
настоящее время одно колоссальное хозяйственное целое мирового хозяйства.Успех схемы Бюхера был вызван ее крупными достоинствами.
Она — не априорное построение, но обобщение реальных истори¬
ческих фактов, сгруппированных Бюхером с удивительным мас¬
терством вокруг одной центральной идеи, долженствующей пред¬
ставлять собой, по мысли автора, ариаднину нить в запутанном
лабиринте истории.Однако, несмотря на все свои достоинства, схема эта отнюдь
не может быть признана искомым всеобщим законом хозяйствен¬
ного развития. Прежде всего она чрезвычайно упрощает истори¬
ческую действительность, объединяя под одной рубрикой самые
различные хозяйственные типы. Так, напр[имер], в рубрику «зам¬
кнутого хозяйства» Бюхер включает столь мало общего имеющие
между собой хозяйственные системы, как первобытный строй
полукоммунистического хозяйства и рабское хозяйство Греции и
Рима. Крепостное хозяйство средних веков, входящее, по схеме
Бюхера, в ту же рубрику замкнутого хозяйства, опять-таки суще¬
ственно отличается от рабского хозяйства.122
Еще большим недостатком схемы является то, что действи¬
тельное историческое развитие хотя бы одной западной Европы с
трудом укладывается в нее. Так, хозяйственный строй Эллады, в
ее целом, не может быть охарактеризован, как замкнутое хозяйст¬
во. Древний мир совершил длинный цикл развития, в котором
было свое средневековье и свое новое время, своя эпоха подъема
н своя эпоха падения, характеризовавшиеся совершенно различ¬
ными чертами. Хозяйство торговых республик Греции покоилось
на торговле и, следовательно, не было замкнутым хозяйством. Во¬
обще неверно представлять себе всемирную историю как прогрес¬
сивное развитие, в котором каждый последующий фазис стоит
выше предыдущего. В частности, древний мир в эпоху своего выс¬
шего подъема стоял гораздо выше средневековья и обладал гораз¬
до более развитым обменом1. Точно так же и картина средневеко¬
вого хозяйства значительно упрощена Бюхером2.Однако и основная мысль Бюхера, усматривающего в удлине¬
нии пути от производителя к потребителю основной признак хо¬
зяйственного прогресса, возбуждает серьезные сомнения. Как со¬
вершенно верно отметил Зомбарт, новейшее хозяйственное разви¬
тие характеризуется именно стремлением к сокращению этого
пути. Подобно тому, как в средневековом городе господствовала
работа непосредственно на потребителя, с устранением торговца,
так и в новейшем фазисе развития капиталистического хозяйства
наблюдается развитие работы на заказ с устранением капиталис¬
тического посредника.Продукты самого крупного капиталистического производства — суда, же¬
лезнодорожные принадлежности, крупные машины и т.д. — выделываются на
заказ. Гигантские ассоциации капитала, возникающие в последнее время —
так называемые] картели и тресты1* капиталистов — стремятся сами изготов¬
лять все нужные для них продукты, присоединяя к основному производству
целый ряд вспомогательных (напр[пмер], американский нефтяной трест выде¬
лывает почти все разнообразные предметы, нужные для добычи, переработки
и перевозки нефти). Продукт в этом случае не переходит из одного промыш¬
ленного предприятия в другое через посредство торговца, а производится с
начала до конца в одном предприятии, которое нередко непосредственно сбы-
иает его и потребителю. Наряду с ассоциациями капитала, к той же цели (и
I- тем же успехом) стремятся и ассоциации потребителей, так называемые]
потребительные общества. В результате возникает тенденция к устранению
торгового посредничества, характерная именно для наиболее быстро развива¬
ющихся капиталистических стран.Наконец, — и это самое главное, — не нужно забывать, что схема Бюхе¬
ра всего менее может претендовать на всемирное значение: она есть не что
иное, как обобщение хозяйственной истории западной Европы. Для этой
(хемы наиболее характерен средний член — городское хозяйство. Но город¬1 Ср.: Meyer Е. Die wirtschaftliche Entwicklung ties Altertums. Об¬
ратную ошибку делает Пельман, который в античном мире находит и ка¬
питалистическое хозяйство и все социальные противоположности нашего
иремени. См. его «Историю античного социализма и коммунизма». Пер.
иод ред. М.Ростовцева. 1910.~ Ср.: Below G.V. Ueber Theorien der wirtschaftlichen Entwicklung der
Vttlker (Historische Zeitschrift. B. 86.123
ское хозяйство в его типичном виде существовало только в западной Евро¬
пе -- н больше нигде. Не говоря уже о неевропейских странах, вся восточ¬
ная Европа — Россия — не знала ничего похожего на городское хозяйст¬
во1.III.	Классификация хозяйственных системИтак, нужно отказаться от мысли дать общую схему хозяйст¬
венного развития и ограничиться классификацией различных хо¬
зяйственных систем. В основание нижеследующей классификации
положено взаимное отношение общественных групп, образующих
части общественного целого. По этому признаку хозяйствен¬
ные системы нужно прежде всего подразделить на две обшир¬
ные группы: 1) гармонические и 2) антагонистические. В
гармонических хозяйственных системах интересы единичных
хозяйств не находятся в неизбежном противоречии друг к
другу; напротив, такое противоречие характерно для антаго¬
нистических систем.Группа гармонических хозяйственных систем может быть,
далее, подразделена на три следующие:1)	первобытное хозяйство, еще почти не знающее частной соб¬
ственности на средства производства и почти не знающее обмена;2)	товарное хозяйство мелких самостоятельных производите¬
лей;3)	пока не существующее социалистическое хозяйство, при
котором средства производства будут принадлежать обширным
группам производителей.Группа антагонистических хозяйственных систем также слага¬
ется из трех систем:1)	рабского хозяйства, при котором рабочий является собст¬
венностью собственника средств производства;2)	крепостного, при котором собственник средств производст¬
ва имеет право на труд рабочего;1	Неудачной мне кажется и новейшая попытка П.П.Маслова1* найти
законы хозяйственного развития. Его классификация ступеней хозяйст¬
венного развития (изолированное хозяйство, общинное, районное, нацио¬
нальное, мировое) почти совпадает с классификацией Шмоллера (зам¬
кнутое, городское-районное, территориально-государственное, националь¬
но-государственное, мировое). Слабые стороны классификации Бюхера
повторяются и у Маслова. Когда в России был период районного хозяй¬
ства? Русское деревенское ремесло (по Маслову, районное хозяйство)
развивается в XIX веке одновременно с ростом у нас капитализма.
Иными словами, все 3 последние ступени развития Маслова идут у нас
одновременно. Кроме того, Маслов очень ошибается, думая, что ремесло
в России предшествует кустарничеству и что кустарничество вырастает из
ремесла. В данном случае Маслов повторяет старую ошибку В.П.Ворон¬
цова2*. В «Русской фабрике» я постарался показать, что ход развития
кустарной промышленности совершенно иной.124
3)	капиталистического, при котором рабочий юридически
свободен, но, будучи лишен средств производства, экономически
вынужден работать в пользу собственника средств производства1.Для гармонических хозяйственных систем характерно, что не¬
посредственные производители владеют средствами производства.
Частная собственность — продукт исторического развития, и у
самых первобытных народов только немногие хозяйственные
предметы принадлежат отдельным владельцам. Весь строй жизни
первобытного племени, жившего в условиях родового быта, ха¬
рактеризовался удивительной согласованностью интересов отдель¬
ных лиц, образовывавших племя. Обмена нет или почти нет, про¬
дукт потребляется в том же хозяйстве, где он произведен.«Хотя при родовой организации, — говорит Энгельс, — было гораздо
больше общественных дел, чем у нас теперь, так как домашнее хозяйство
было общим и коммунистическим для целого ряда семейств, а земля состав¬
ляла собственность племени и только садики временно предоставлялись в рас¬
поряжение отдельных хозяйств — тем не менее не чувствовалось ни малейшей
нужды в чем-нибудь подобном нашему мелочному и запутанному правитель¬
ственному аппарату. Дела решались заинтересованными лицами, и в боль¬
шинстве случаев все уже было установлено многовековым порядком. Бедных
н нуждающихся не могло существовать, — коммунистическое хозяйство и род
хорошо знали свои обязанности по отношению к старым, больным и постра¬
давшим на войне. Все были равны и свободны, в том числе и женщины.
Рабам еще нет места в этой организации»2. Если и признать эту харакгерис-1	В основу этой классификации положены как социальные, так и эко¬
номические признаки, употребляя терминологию П.Б.Струве, который в
гноей книге «Хозяйство и цена» дал интересную классификацию общест¬
венных форм с экономической и социальной точек зрения.2	Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государ¬
ства. Пер. Е.Бошняк. 1899. Стр. 110. Иногда высказывается мнение, что
у первобытных народов господствовал полный коммунизм. Так,
напр[имер], И.М.Кулишер утверждает в своей книге «Эволюция прибы¬
ли с капитала» (Спб. 1906. Т. 1), что у первобытных народов не только
лсмля и плоды земли, но и «другие предметы — жилище, орудия, до¬
машняя утварь — составляют общую собственность» (Стр. 3). С этим
мнением никак нельзя согласиться. Даже та школа, которая особенно
склонна находить коммунистические элементы в хозяйственном строе
первобытного племени — школа Моргана — Энгельса — далека от подоб¬
ных утверждений. По словам Моргана, «область собственности в периоде
дикости и низшей ступени варварства была невелика. В первом периоде
собственность слагалась из предметов личного потребления, к каковымни втором периоде присоединялись права владения на общие дома и
гиды. Самые ценные предметы личного потребления клались в могилуимеете с телом умершего собственника» (Morgan. Die Urgesellschaft. 1891.S 63). Итак, хотя область собственности и была невелика, но все же собст¬
венность на предметы личного потребления существовала. На то же указы¬
вает и Энгельс. «Каждый, — говорит он по отношению к членам первобыт¬
ного племени, ~- является собственником им самим изготовленных и упот¬
ребляемых орудий: мужчина владеет оружием, охотничьими и рыболовны¬
ми снарядами; женщина — домашней утварью» (Энгельс Ф. Происхожде¬
ние семьи, частной собственности и государства. Стр. 185). Однако не под¬
лежит сомнению, что у первобытного племени область распространения
настой собственности была гораздо уже, чем в наше время.125
тику хозяйственного строя первобытного племени сильно идеализированной,
то во всяком случае нельзя отрицать, что первобытное племя не распадалось
на группы лиц с противоположными хозяйственными интересами, как обще¬
ство позднейшего времени.Второй гармонической системой хозяйства является хозяйство
мелких самостоятельных товаропроизводителей, как напр[имер],
средневековое городское хозяйство в цветущую пору цехов. Задачей
цеха в это время было обеспечение всем своим сочленам достаточного
заработка, потребителям — продуктов хорошего качества по умерен¬
ной цене. Ученики и подмастерья не составляли вначале особого об¬
щественного класса, враждебного цеховым мастерам, ибо они сами
становились по достижении известного возраста мастерами. В цеховой
организации ремесла мы имеем пред собой гармоническое хозяйство
на основе мелкого производства и владения отдельными производите¬
лями средствами производства. При этой системе хозяйства обмен уже
лежит в основе всего хозяйственного строя, но продукт не циркулиру¬
ет, а непосредственно переходит от производителя к потребителю.Наконец, социалистическое хозяйство, пока не существую¬
щее, было бы такой гармонической системой хозяйства, при кото¬
рой согласованность интересов отдельных общественных групп
достигалась бы признанием экономической равноправности всех
членов общества, равным участием в общественном труде и рав¬
ным правом пользования плодами этого труда, на основе общест¬
венного владения средствами производства. Обмена не существо¬
вало бы, так как продукт принадлежал бы не отдельным произво¬
дителям, но всей общественной группе, по тем или иным основаниям
распределяющей изготовленный продукт между своими членами.Что касается хозяйственных систем другого типа — антагонис¬
тических — то они характеризуются прямо противоположными
чертами. Все они основаны на неравенстве, подчинении одних об¬
щественных групп другим общественным группам. Каждая из них
предполагает наличность социального принуждения — возмож¬
ность для одной общественной группы превратить другую общест¬
венную группу в простое орудие хозяйства. Но так как эта пос¬
ледняя группа, функционирующая, как средство производства,
остается для себя целью, то на этой почве возникает неизбежный
антагонизм интересов обеих групп.Рабское хозяйство характеризуется тем, что рабочий являет¬
ся, наряду со средствами производства, собственностью главы хо¬
зяйства1. Возникает рабство лишь на известной ступени развития1 Одним из лучших исследований, посвященных рабству, является ра¬
бота Нибура1*: «Рабство, как система хозяйства». Нибур отстаивает взгляд,
что наличность свободной, незанятой земли естественно приводит к появле¬
нию у земледельческих народов института рабства, так как при свободной
земле господствующие лица племени только путем обращения работника в
рабство могут заставить его работать на них: «где земля, годная для обра¬
ботки, аппроприирована, там нет почвы для существования рабства». (Раб¬
ство, как система хозяйства. Русск. пер., 2-е изд. 1907. Стр. 277).126
производительности труда, ибо, пока труд не мог производить ни¬
какого избытка сверх необходимого для поддержания жизни
самого рабочего, не могло быть и выгоды от порабощения челове¬
ка. Но, когда труд начинает давать такой избыток, является
мотив к использованию в интересах одного человека рабочей силы
другого, причем рабочая сила привлекается к производству путем
непосредственного принуждения. Среди охотничьих народов раб¬
ство распространено очень мало. У рыболовных народов рабство
встречается чаще и еще чаще у пастушеских. Но более всего раб¬
ство распространено среди земледельческих народов. Первона¬
чальным источником приобретения рабов была почти исключи¬
тельно война. Первоначальными рабами были почти исключитель¬
но люди другого племени.Рабство может существовать как в условиях натурального
(замкнутого, по терминологии Бюхера), так и менового хозяйст¬
ва; но все же наибольшего своего развития оно достигает в усло¬
виях натурального хозяйства.На первой ступени положение раба мало отличается от поло¬
жения младшего члена семьи. Еще и теперь в Африке рабы неред¬
ко женятся на дочерях своих хозяев. Но с течением времени ха¬
рактер рабства меняется, и рабство вступает во второй фазис. По
мере культурного возвышения господствующего класса, расстоя¬
ние между господином и рабом увеличивается, пока, наконец, раб
не деградируется до уровня домашнего животного, лишенного
всяких человеческих прав. В особенности ухудшается положение
раба в том случае, когда рабский труд становится для хозяина ис¬
точником наживы. При натуральном хозяйстве потребности госпо¬
дина легко могут достигнуть удовлетворения и господин не имеет
сильных стимулов особенно угнетать работою своих рабов. Но
если на основе рабского труда возникает производство для сбыта,
то жажда наживы и обогащения, никогда не достигающая удовле-
мюрения, может доводить до крайних пределов эксплуатацию
рабского труда. В этом случае рабы воспитываются и разводятся
как домашние животные, и с ними обращаются хуже, чем с до¬
машними животными, так как животные обладают меньшей при¬
способляемостью, чем человек.В античном мире особенно тяжело было положение рабов, занятых в руд¬
никах и других промышленных предприятиях. Точно так же крайняя эксплу¬
атация рабского труда наблюдалась в плантаторском хозяйстве Америки, где
тргди высокой капиталистической культуры рабство упорно держалось в раз¬
ных отраслях хозяйства, связанных с обработкой земли, благодаря, с одной
| троны, примитивности техники такого хозяйства в условиях тропического
климата, а, с другой стороны, благодаря возможности доводить эксплуатацию
рнбского труда до пределов, не мыслимых при употреблении вольнонаемных
рабочих. По этой причине, несмотря на вообще низкую производительность
рибского труда (только при особых условиях, как напр[имер], в патрициан-
|ком хозяйстве Рима, удавалось поднять технику рабского труда до сравни-
н пыю высокого уровня), рабство продержалось в Америке вплоть до новей¬
шего времени и исчезло не путем постепенного отмирания, а было уничтожено
hi конодательным актом после кровопролитной войны северных и южных шта-
TIIII.127
Второй системой антагонистического хозяйства является кре¬
постное хозяйство. В этом случае рабочий не является уже про¬
сто собственностью хозяина, но последний имеет большие или
меньшие юридические права на труд рабочего (крестьянин,
напр[имер], должен три дня в неделю работать в пользу помещи¬
ка). Крепостное право достигло особенного развития в западной
Европе в раннее средневековье. Оно возникло благодаря захвату
земли господствующими классами. Сначала короли и герцоги за¬
хватывают пустующие земли в свою собственность. Затем -появля¬
ется частное землевладение церкви и дворянства. Наконец, пахот¬
ные земли крестьянских общин переходят в руки господствующих
классов, — постоянные войны обессиливали крестьян, и они не
могли отстоять своей собственности против феодалов. И крепост¬
ное хозяйство, подобно рабству, может существовать при разных
степенях развития обмена, но наиболее ему благоприятствует
слабо развитый обмен.В средние века в западной Европе бок о бок существовали две
совершенно различные системы хозяйства. В городе господствова¬
ло гармоническое хозяйство цеха; в деревне — антагонистическое
крепостное хозяйство. Число закрепощенных крестьян было гро¬
мадно и нередко достигало 4/5 и больше всего населения. Затем
крепостное право на Западе начинает мало-помалу отмирать. Обя¬
занность принудительного труда в пользу помещика превращается
в обязательство уплаты помещику определенных денежных взно¬
сов. Крестьянство постепенно достигает личной свободы и превра¬
щается частью в мелких земельных собственников, частью в без¬
земельных наемных рабочих. Но процесс этот шел чрезвычайно
медленно и растянулся на несколько веков. Последние остатки
крепостного состояния уничтожаются во Франции в эпоху Вели¬
кой революции, в большинстве стран Западной Европы — в эпоху
революции 1848 г.Современное антагонистическое хозяйство — капиталистичес¬
кое — характеризуется тем, что рабочие юридически свободны и
равноправны с другими классами населения, но, благодаря отсут¬
ствию у них средств производства, принадлежащих землевладель¬
цам и капиталистам, поставлены в экономическую необходимость
работать в пользу владельцев средств производства, как в преж¬
нее время рабы и крепостные. Экономический гнет заменяет собой
прежнее политическое и юридическое насилие. Капиталистическая
система хозяйства характеризуется тем, что при этой системе хо¬
зяйства обмен достигает наибольшего своего развития и что про¬
дукт не просто переходит от производителя к потребителю, как в
городском хозяйстве, но циркулирует, проходит через руки торго¬
вых посредников.Таковы основные хозяйственные системы, последовательно
сменявшие друг друга. Однако эти системы не образуют собой не¬
избежных ступеней хозяйственного развития. Во многих случаях128
наблюдалась следующая последовательность смены хозяйствен¬
ных систем:1) первобытное гармоническое хозяйство; 2) антагонистичес¬
кое рабское хозяйство; 3) антагонистическое крепостное хозяйство
н деревне и одновременно гармоническое хозяйство мелких произ-
нодителей в городе; 4) антагонистическое капиталистическое хо¬
зяйство.Но эта последовательность отнюдь не может считаться общим
законом хозяйственного развития всех народов. Стадия гармони¬
ческого городского хозяйства характерна, как сказано, лишь для
Западной, а отнюдь не для Восточной Европы. Стадия рабского
хозяйства точно так же далеко не у всех народов наблюдается в
гой же последовательности и в одинаковой степени развития. В
России, напр[имер], эта стадия отчасти сливается со стадией кре¬
постного хозяйства, а отчасти следует за ней; в той же России и
Северной Америке рабское хозяйство развивается рядом с капита¬
листическим. Почти каждый член из вышеприведенного ряда
может выпадать, и весь ряд может неограниченно сокращаться.
Гак, мы наблюдаем, что первобытные народы в европейских ко¬
лониях непосредственно переходят от своего первобытного хозяй¬
ства к капиталистическому, минуя все промежуточные стадии.IV.	Хозяйственное развитие РоссииПереходя к хозяйственному развитию России, приходится,
прежде всего, констатировать наличность глубоких отличий усло-
ипii русского хозяйственного развития от западно-европейского.
Самым важным и основным из них является отсутствие в истории
России стадии городского хозяйства.В России прежнего времени не было города в том смысле, в
паком он был в средние века в западной Европе. Прежде всего,
юродов в России было так мало, что они тонули в общей серой
массе деревень. Но и те города, которые были, имели иной харак-
I« I», чем города на Западе. Город на Западе был центром мелкой
промышленности, работавшей не на торгового посредника, а непо-■	редственно на потребителя. В России же город был, преимущест-
неипо, административным и торговым центром, а промышленность
Пыла раскинута, главным образом, по деревням. Во многих мес-
Iих России издавна была развита кустарная промышленность —
преимущественно там, где почва была мало пригодна для земледе-
шя и населению приходилось прибегать к подсобным заработкам.
По между западно-европейским городским ремесленником и рус-
| кмм деревенским кустарем было существенное различие: первый
работал на местного жителя, на местный рынок, а второму прихо¬
дилось работать на отдаленный рынок (ибо местного рынка не
Шло), почему являлась необходимость в торговом посреднике.
Таким образом, из отсутствия городов вытекала необходимость129^ 144
торгового капитала, и торговый капитал подчинял себе мелкого
производителя. Купец был необходим для русского кустаря пото
му, что потребители кустарных изделий были рассеяны по всей
огромной территории России и прямые сношения с ними были не¬
возможны для кустарей. Отсутствие городского ремесла имело
своим естественным следствием особенно влиятельное положение
в экономическом и социальном строе московской Руси капиталис-
та-торговца.Политическое преобладание Москвы основывалось, между
прочим, и на том, что Москва была торговым центром громадного
края, промышленность которого находилась в непосредственном
подчинении торговому капиталу, сосредоточенному преимущест¬
венно в Москве. Торговый класс был, вслед за земельным дворян¬
ством, самым влиятельным классом старинной Руси.В то же время Московское государство совершенно не знало
того социального класса, который сыграл такую огромную роль в
истории западной Европы — класса свободных городских ремес¬
ленников. Новейшие исследователи — напр[имер], недавно скон¬
чавшийся Н.П.Павлов-Сильванский1* — находят в древней Руси
элементы феодального строя'. Но цеха, городского ремесла2*, в
том виде, как это сложилось на Западе, — Россия ни древняя, ни
новая никогда не знала. Россия не знала той стройной и закончен
ной организации мелких промышленников, на почве которой воз¬
никли вся цивилизация и культура Запада; городские общины За¬
пада завоевали не только свою свободу от власти феодалов, но и
привели, в конце концов, к крушению абсолютной монархии.
«Die stadtische Luft macht frei» («городской воздух дает свобо¬
ду») говорили в средние века, и эта поговорка полна глубокого
смысла. У нас не веял этот воздух промышленного города, — и
потому не было почвы и для свободы.И действительно, другим коренным отличием исторических ус¬
ловий развития России, сравнительно с Западом, отличием, непо¬
средственно вытекавшим из первого, была необычайная сила и ус¬
тойчивость в России принудительного труда. Нигде рабство не
пустило таких глубоких корней в народную жизнь, как в России.
И, что всего замечательнее, рабство у нас не отмирало, по мере
поступательного хода истории, а все теснее и теснее сплеталось с
нашим хозяйственным и социальным строем. В этом отношении
чрезвычайно характерна история нашего крепостного права. В XV
и XVI веках оно еще не сложилось в определенный социальный
институт. В XVI и XVII веке закрепощение крестьянина заканчи¬
вается, но крепостной крестьянин все же остается крепостным
своего помещика, а не его рабом, он все же не совершенно бес¬
правное существо. Российское государство развивает дальше и1	См. его книги «Феодализм в древней Руси». 1908 и «Феодализм в
удельной Руси». 1910.130
дальше свое политическое могущество, превращается в колоссаль¬
ную империю — и все ниже и ниже падает крестьянин.При Екатерине II крепостной крестьянин становится в полном
смысле слова собственностью помещика, который распоряжается
нм, как вещью. В то время как на Западе крепостное право мед¬
ленно отмирало в XVI, XVII и XVIII веках, у нас оно за это же
премя эволюционировало в противоположном направлении и, на¬
конец, превратилось в чистое рабство, — ибо только по имени
крепостной крестьянин в России в последнем фазисе развития
крепостного права не был рабом.Но весьма любопытно, что, несмотря на такую огромную власть помещи¬
ка, положение русского крепостного крестьянина в конце XVIII века было
сравнительно сносным. Иностранные путешественники того времени, посещав¬
шие Россию, отмечают, что русскому крестьянину жилось, в общем, гораздо
лучше, чем польскому, литовскому или остзейскому. Можно даже думать, что
экономическое положение крепостного крестьянина в России того времени
было лучшим, чем такового же крестьянина в Пруссии или Австрии, хотя
крепостной крестьянин Запада отнюдь не был таким бесправным существом,
как русский. Чем же объясняется этот, казалось бы, странный факт?Один немецкий путешественник, Бернгарди, дает ему следующее остроум¬
ное объяснение. Русский помещик XVIII века не работал для сбыта и потому
не был заинтересован в том, чтобы доводить до высших пределов эксплуата¬
цию труда крепостных. «Если бы вестиндский плантатор, — говорит Бернгар¬
ди, — изготовлял не сахар, а хлеб или лен, и если бы сбыт этих продуктов
был затруднителен и давал небольшой доход, как в России, то я не думаю,
чтобы при всем жестокосердии колонистов рабы были бы истязаемы и дурно
содержимы»1. Именно в условиях сбыта и следует искать причины сравни¬
тельно сносного положения русского крепостного мужика в XVIII веке и сле¬
дующего ухудшения его положения в XIX веке.Как только русский помещик стал работать для сбыта, что произошло в
цервой половине XIX века, когда в России быстро развилась хлебная торгов¬
ля и значительно увеличился вывоз хлеба заграницу, положение крепостного
мужика ухудшилось. Помещик стал усиленно расширять свою запашку, поль¬
зуясь для этого трудом крепостных. Выражением этих новых условий нашего
помещичьего хозяйства явился замечавшийся во многих земледельческих гу¬
берниях России во второй половине XIX века перевод крестьян с так
называемого] оброка на барщину. Крепостные отношения крестьянина к по¬
мещику выражались, при существовании оброка, в платеже определенных
(преимущественно денежных) сборов; при господстве барщины — в исполне¬
нии личной работы в пользу помещика. Таким образом, барщина была гораз¬
до более тяжелой формой личнос[ зависимости, чем оброк. А, значит, и рас¬
пространение барщины за счет оброка указывало на то, что крепостное право
не отмирало, а, наоборот, принимало все более тяжелые формы.Своего крайнего развития принудительный труд достигал в тех случаях,
когда крестьяне совершенно лишались своего хозяйства и переходили на «ме¬
сячину» — месячное содержание от помещика, на полях которого они работа¬
ли круглый год. «Месячина» была исключительным явлением в XVIII веке.II	XIX же веке в Малороссии'* обезземеливание крестьян и перевод их на ме¬
сячину практиковался в широких размерах2.Совершенно иначе развивалось крепостное право в тех губерниях, где
были развиты отхожие промыслы и кустарная промышленность. В них мы за¬
мечаем в течение первой половины XIX века постепенное вытеснение барщи¬1	Bernhardi. Ziige zu einem Gemalde des russischen Reichs. Т. II. S. 154.2^Игнатович И.И. Помещичьи крестьяне накануне освобождения.
1912. Стр. 100.131
ны оброком: путем обложения крестьян оброком помещики могли в этом слу¬
чае получить большие выгоды, чем эксплуатируя их рабочую силу в собствен¬
ном хозяйстве.Итак, в промышленных губерниях центра России крепостное право в пер¬
вой половине XIX века принимало более мягкие формы. Наоборот, в земле¬
дельческих губерниях оно не только не отмирало, но все теснее связывалось
с помещичьим предпринимательским хозяйством. Только благодаря даровому
труду крепостных помещичье предпринимательское хозяйство первой полови¬
ны XIX века могло достигнуть значительного развития.Крепостное право пустило глубокие корни в русское хозяйство, и ни¬
сколько не удивительно, что оно держалось так упорно. Во всяком случае, мы
не наблюдаем ничего похожего на то постепенное отмирание этого социально¬
го института, которое привело к падению его на Западе. Возникает вопрос —
почему же крепостное право у нас, в конце концов, все же пало?Прежде всего потому, что сами крестьяне не мирились со своим порабо¬
щением и упорно стремились к свободе. Крестьянские волнения не прекраща¬
лись в течение всего царствования Николая I, и, что особенно характерно,
число случаев таких волнений все увеличивалось и увеличивалось. Кроме
массовых волнений, крестьяне протестовали против крепостного права много¬
численными убийствами помещиков, поджогами их строений, массовыми по¬
бегами и т.п.1.Но правительство, равно как и помещики, не могли забыть и тех двух
велнких восстаний крестьянства в XVII и XVIII веках, которые до самого ос¬
нования поколебали русское государство. «Призрак пугачевщины, — говорит
В.И.Семевский, — вечно стоял в глазах нашего дворянства и, как грозное
memento mori, напоминал о необходимости покончить с крепостным правом в
интересах самих помещиков»2. На опасность крестьянского восстания неодно¬
кратно указывали и Екатерина, и Александр I, и Николай I. В знаменитой
речи московскому дворянству Александр II повторил старую мысль, сказав,
что «лучше, чтобы освобождение произошло сверху, нежели снизу». Это со¬
ображение и было всегда главным и самым неотразимым аргументом в пользу
уничтожения крепостного права.Затем, далеко не все помещики были одинаково заинтересованы в сохра¬
нении крепостного права. Жизненно заинтересованы в этом были только
пользовавшиеся барщинным трудом. Это были, главным образом, средние и
мелкие помещики. В Новороссии1* и отчасти в Юго-Западном крае уже до ос¬
вобождения был распространен в помещичьем хозяйстве вольнонаемный груд,
помещики этих районов могли даже выиграть от освобождения, так как оно
должно было понизить заработную плату, увеличив предложение рабочих
рук. Богатые помещики имели своих крестьян большей частью на оброке. Это
вполне понятно, так как вести барщинное хозяйство в очень крупных разме¬
рах было не легко. Богатое дворянство образовывало двор и занимало самые
влиятельные места и должности в государстве. Мало заинтересованное в кре¬
постной зависимости крестьян и хорошо понимая, что крепостное право дер¬
жится только благодаря силе, крупное дворянство, окружавшее царя, легко
склонялось к мысли о ликвидации крепостного права на выгодных для себя
условиях.Торговцы и промышленники — капиталистический класс, достигший в
первой половине XIX века в России уже значительного развития — были ре¬
шительными противниками крепостного права. Фабриканты испытывали
очень значительные стеснения от недостатка свободных вольнонаемных рабо¬
чих, которых крепостные отношения прикрепляли к деревне. В то же время
фабричная работа при помощи принудительного труда в это время уже ока¬
зывалась решительно невыгодной (как это будет выяснено ниже, при харак¬
теристике русской фабричной промышленности). Если крупное предпринима-1	Там же. Стр. 171.2	Семевский В.И.2* Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой
половины XIX века. 1888. Т. II. Стр. 571.132
тсльское земледелие могло пользоваться принудительным трудом — несмотря
па его малую производительность, — то фабрика требовала более производи¬
тельного труда, каковым мог быть труд только свободного рабочего. К тому
же сами фабриканты и торговцы в это время нередко выходили из среды кре¬
постных крестьян, и даже некоторые из них, давая занятия тысячам рабочих,
оставались сами крепостными своих помещиков, не желавших отпускать их
па волю. Так как владение крепостными крестьянами было привилегией дво¬
рянства, то естественно, что рост промышленной и торговой, буржуазии под¬
рывал социальный институт принудительного труда.В этом отношении существует известная аналогия между освобождением
крестьян в России и освобождением негров в Северной Америке. И здесь, и
гам рабство оказалось чрезвычайно живучим экономическим учреждением,
несшим в основу предпринимательского земледелия. И здесь, и там не наблю¬
далось ничего похожего в сфере земледельческого хозяйства на постепенное
отмирание этого института. И потому и в России, как и в Америке, рабство
исчезло как результат законодательного акта, осуществленного лишь после
упорного сопротивления класса, пользовавшегося принудительным трудом.Итак, на стороне сохранения крепостного права были средние и мелкие
помещики, ведшие барщинное хозяйство. Противником крепостного права яв¬
лялась буржуазия. Крупное дворянство склонялось к ликвидации крепостного
права на выгодных для себя условиях. Наконец, чиновничество, хотя и состо¬
явшее в своих высших слоях преимущественно из земельного дворянства, но,
олагодаря службе, не ведшее барщинного хозяйства, занимало по отношению
I. крепостному праву то же положение, что и крупное хозяйство с тем суще¬
ственным добавлением, что к классовому помещичьему интересу в среде бю¬
рократии присоединялись и важные профессиональные интересы, сближав¬
шие их с противниками крепостного права. Эти профессиональные интересы
заключались прежде всего в сознававшейся нашими правительственными кру-
шмп опасности крепостного права для спокойствия государства. С государст¬
венной точки зрения следовало стремиться к уничтожению крепостного права,
постоянно угрожавшего народным восстанием, — и это прекрасно сознава¬
лось правительственными кругами тогдашней России.Затем, крепостное право тормозило экономическое развитие России и, в
частности, развитие русской промышленности. Правительство со времен
Петра усиленно стремилось к развитию промышленности, понимая, что без
роста производительных сил страны невозможно и увеличение ее политичес¬
кого могущества, — а это последнее было главной целью нашей политики.
Поэтому наша бюрократия не могла не сознавать необходимости упразднения
крепостного права, сохранение которого являлось вопиющим противоречием с
постоянными заботами правительства о развитии промышленности. Это пос¬
леднее соображение являлось одним из самых сильных доводов в пользу ос¬
вобождения — интересы государственного могущества не могли не иметь веса
и глазах правительства1.Итак, в России первой половины XIX века были могущественные интере-
| м за и против сохранения крепостного права — и вот почему вопрос об его
уничтожении стоял на очереди в течение более полувека и все не получал
окончательного решения. Но чем дальше подвигалось наше общественное раз¬
витие, тем более возрастала сила противников рабства. С 20-х годов закончив¬
шегося века приобретает значение и чисто идейное, неклассовое движение, на¬
правленное против крепостного права. Со времени декабристов вся лучшая
ЧЖ-гь русского общества стала стремиться к освобождению России от позор¬
ного клейма рабства. И это неклассовое двпл<ение, вдохновлявшееся отвраще¬
нием к крайней социальной несправедливости и крайнему угнетению челове¬
ческой личности, нарастало по мере культурного роста русского общества.1 «Крепостное право причиною тому, что у нас нет торговли и про¬
мышленности», — говорил Николай I смоленским депутатам от дворян¬
ства (Игнатович, 196).133
Все это вместе подрывало устои крепостного права. Но, опираясь на мо¬
гущественные классовые интересы, оно продолжало держаться, пока, нако¬
нец, не пало под влиянием разгрома, испытанного Россией в эпоху Крымской
войны1*. Война эта доказала необходимость обновления нашего социального
строя, приведшего к политическому ослаблению государства. Оказалось, что
И, помимо угрозы народным восстанием, старый строй, краеугольным камнем
которого являлось крепостное право, опасен государству уже тем, что он рал
рушает основы политической силы государства. Этот аргумент был всего по¬
нятнее правящим сферам, и он явился тем последним ударом, который при¬
вел к крушению института принудительного труда.С падением крепостного права самое существенное отличие на¬
шего хозяйственного строя от строя Запада исчезает, и в России
получает свободу развития новая хозяйственная система, господ¬
ствующая и на Западе, — капитализм.Еще очень недавно споры об условиях и направлении хозяйственного раз¬
вития России были в центре общественного внимания. В 90-х годах закончив¬
шегося столетия русская интеллигенция была особенно заинтересована этими
спорами, которые, несмотря на свой, казалось бы, теоретический характер,
соприкасались с чрезвычайно важными вопросами практической политики.
Так называемые] народники доказывали, что русское хозяйственное разви¬
тие, равно как и хозяйственный строй России, глубоко отличаются от того,
что мы видели и видим в западной Европе. Напротив, марксисты были склон¬
ны умалять значение особенностей русского хозяйственного развития в про¬
шлом и, во всяком случае, не ожидали уклонения России от общего направ¬
ления хозяйственного развития капиталистических стран в будущем.Стоя на точке зрения, которая развита в тексте, следует признать налич
ность глубоких особенностей в прошлом русского хозяйственного развития;
но эти особенности заключаются не в том, в чем их усматривали народники,
и, что всего важнее, особенности эти — отсутствие в России западноевропей¬
ского городского строя и чрезвычайная живучесть в ней принудительного
труда — относятся к прошлому истории. Новейшая Россия не может быть
принципиально противопоставляема капиталистическим странам Запада, так
как и Россия является в наше время страной капиталистического хозяйства,
из чего, конечно, не следует, что современная Россия ничем существенно не
отличается в хозяйственном отношении от других европейских стран. Хозяй¬
ственный и социальный строй каждой страны имеет свои индивидуальные, не
повторяющиеся черты, а, что касается России, то глубокие различия в про
шлой ее хозяйственной и социальной истории не могли, конечно, пройти бес
следно и не наложить соответствующего отпечатка на все последующее развп
тие.Некоторые новейшие русские историки, напр[имер] Павлов-Сильванский,
склонны совершенно отрицать принципиальное различие исторического разви¬
тия России и Запада. Объясняется это тем, что названные историки не пони¬
мают всего огромного значения городского хозяйства в истории Запада и, со¬
гласно старым воззрениям, считают характернейшим социальным институтом
западно-европейского средневековья феодализм, зачатки которого имеются и
в России. Но именно из городской промышленности (а не из феодализма) вы¬
росли весь социальный строй и вся культура современного Запада, а город¬
ской-то промышленности, как указано в тексте, Россия совершенно не знала.Споры марксистов и народников о направлении исторического развития
России явились продолжением более ранних споров о том же западников и
славянофилов. В этих спорах трудность позиции западников заключалась в
том, что западники боролись за политические и социальные идеалы Запада и
доказывали осуществимость их и в России; между тем они не могли отрицать,
что русское историческое прошлое существенно отличается от того, что пока¬
зывает нам история Запада. Каким же образом при наличности столь глубо-134
К их отличий в историческом прошлом России, сравнительно с Западом,
можно ожидать для России в ближайшем будущем тех же форм общественной
жизни, которые господствуют на Западе? На этот вопрос удовлетворительно¬
го ответа западники дать не могли, равно как не могут дать и новейшие рус¬
ские историки: так, напр[имер] П.Н.Милюков1*, касаясь этого вопроса и
ниолне признавая глубокое различие условий русского и западного историчес¬
кого развития, принужден ссылаться в своих «Очерках по истории русской
культуры» на «внутренний закон развития», который должен привести Рос-I	ию, как и всякую иную страну, к тем формам общественной жизни, которые
юсподствуют на Западе. Но что это за «внутренний закон развития», превоз¬
могающий всевозможные различия исторических условий, уважаемый автор
не говорит. Он утверждает только, без малейших доказательств, что этот
ипутренний закон развития «присущ всякому обществу и для всякого общест-
ип одинаков»1. При помощи этого таинственного всеобщего закона развития,
никем еще не формулированного, П.Н.Милюкову удается свести концы с кон-
иими — примирить свою веру в торжество в России западных форм общест-
непной жизни со своим собственным историческим анализом, доказавшим глу¬
бокое различие истории России и Запада.Только отказавшись от веры в какие бы то ни было «внутренние законы
развития» общества, молено, по моему мнению, удовлетворительно разрешить
нот старый русский спор. Выше я попытался обосновать тезис, который мно-
( IIм покажется парадоксальным — что никаких «законов развития» общества
Не существует и что самые поиски таких законов основываются на непонима¬
нии глубоких отличий человеческого общества от организма. Если согласить-
ги с этим, то, весь данный спор получает простое решение. Действительно, в
прошлом русский социальный строй существенно отличался от западно-евро-
мейского. Но это не помешало России прийти к капиталистической системе
хозяйства, и в настоящее время в России господствует тот же хозяйственный
строй, что и на Западе. Ничего странного поэтому нет и в том, что в России
идет борьба за формы политической жизни Запада.Общая литература о развитии народного хозяйства: Schonberg. Handbuch
ilcr Politischen Oekonomie, 4-е изд. 1896; Volkswirtschaftslehre. Ст.
Si'lionberg’a «Die Volkswirtschaft»; Энгельс Ф. Происхождение семьи, част¬
ной собственности и государства (несколько русских переводов); Липперт2*.
История культуры Пер. с нем. 7-е изд. 1908; Hildebrand В. Naturaiwirtschaft,I	leklwirtschaft, Kreditwirtschaft (Janrbiicher fur Nationalokonomie, B.II); Лист
'/> Национальная система политической экономии. Пер. под ред. Трубникова.
!Н!)1; Бюхер К. Возникновение народного хозяйства. Пер. под редакциейII	М.Кулишера. 1907; Зомбарт В. Организация труда и трудящихся. Пер.
М Кириллова. 1901; Кулишер И.М.'Л*. Лекции по истории экономического
fihira Западной Европы. 1910; Маслов П.Л. Теория развития народного хо-
шПгтва. 1910; Струве П. Хозяйство и цена. 1913; Общие курсы Рошера В.Г.,
Шмоллера Г., Филипповича, Железнова В.Ф. Общему вопросу о существова¬
нии законов общественного развития посвящен V выпуск «Новых идей в эко¬
номике» под заглавием «Проблема законов общественно-экономического раз¬
ни Гия».Хозяйство древнего мира: Морган Л.Г. Первобытное общество. Пер. с
шил. 1900; Гроссе, формы семьи и хозяйства. Пер. с нем. 1898; Зибер Н.
Очерки первобытной экономической культуры. 2-е изд. 1899; Ковалев-■	кпtt М.М.4* Очерк происхождения и развития семьи и собственности. 1895;
Нибур Н.И. Рабство, как система хозяйства. Пер. с англ. 2-е изд. 1907;
Мейер Э. Экономическое развитие древнего мира. Пер. с нем. 1898; Его же.
1'цбство в древности. Пер. с нем. 1899.1 Очерки по истории русской культуры. 1896. Стр. 218.135
Экономическое развитие России: Семевский В.И. Крестьяне в царствова¬
ние императрицы Екатерины II. 2 т. 2-е изд. 1903; Милюков 11.Н. Очерки по
истории русской культуры. 5-е изд. 1906. Т. 1; Его же. Государственное хо¬
зяйство в России в первой четверти XVIII в. 2-е изд. 1905; Рожков II.А.1*
Сельское хозяйство в Московской Руси в XVI веке. 1899; Его же. Обзор рус¬
ской истории с социологической точки зрения. 1903; Его же. Город и деревня
в русской истории. 2-е изд. 1904; Его же. Экономическое развитие России в
первой половине XIX века (История России в XIX веке. Изд. Гранат. Вып. I.
1907); Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в древней Руси. 1908; Его же.
Феодализм в удельной Руси. 1910; Волконский Н. Условия помещичьего хо¬
зяйства при крепостном праве. 1898; Туган-Барановский М. Русская фабрика
в прошлом и настоящем. 3-е изд. 1907. Т. 1; Игнатович И.И. Помещичьи
крестьяне накануне освобождения. 1902; Лященко П.И.2* Очерки аграрной
эволюции России. 1908; Его же. Очерки аграрной эволюции России. 1913.
Вып. II; Струве П. Крепостное хозяйство. 1914.
ОТДЕЛ IIПРОИЗВОДСТВОГлава IПРОЦЕСС ХОЗЯЙСТВЕННОГО ТРУДА
В АБСТРАКТНОЙ ФОРМЕОбщее понятие хозяйственного труда. Труд в современном
обществе и на заре истории. Развитие орудий труда. Изобре¬
тения. История машины. Разделение политической экономии на
отделы. Потребление. Учение о трех факторах производства.
Целение труда на производительный и непроизводительныйХозяйственная деятельность имеет своей целью создание мате¬
риальной обстановки, необходимой для удовлетворения наших по¬
требностей. Деятельность эта в современном обществе распадается
па две ступени. На первой преодолевается сопротивление внешней
природы, природа приспособляется нами к нашим целям; этот
процесс называется производством. На второй, после того как че-
'юнек преобразовал природу в соответствии со своими потребнос¬
тям и, происходит обмен между различными собственниками про-
11; шеденных продуктов.Единственным активным деятелем в процессе производства яв-
пнггся человек. Но, конечно, человек производит не голыми рука¬
ми и не из ничего. Хозяйственная деятельность уже сама по себе
предполагает два полюса — человека и внешнюю природу. В
частности, производство есть непосредственный процесс между че-
ктском и природой. То, на что человек направляет свою деятель¬
ность, называется предметом труда; если предмет труда подверг¬
ся предварительной переработке, то он называется сырым мате¬
риалом. Материальные предметы, которые человек ставит между
гобою и предметом труда, чтобы при помощи их воздействовать
на предмет труда, образуют собою то, что называют орудиями
труда. Предмет труда и орудия труда вместе со вспомогательны¬
ми материалами материальными предметами, не составляющи¬
ми непосредственно орудий труда, но необходимыми для того,
чтобы процесс труда имел место, как то: топливо, смазочные
масла, осветительные материалы и т.п. — образуют собой, в своей
I оиокупности средства производства. Самая же деятельность че-137
ловека, при помощи которой он достигает своих хозяйственных
целей, является хозяйственным трудом1*.Что же такое хозяйственный труд как таковой? Нередко дума¬
ют, что хозяйственный труд по самому своему существу есть нечто
неприятное. Однако с этим согласиться нельзя. Правда, для хо¬
зяйства характерно, что оно по самой своей природе — средство,
а не цель. Но средство не значит непременно нечто неприятное и
тягостное: для хозяйственного труда, как и для всякого труда, ха¬
рактерно лишь то, что в данном случае целью соответствующей
деятельности является что-либо внешнее, а не данная деятель
ность сама ради себя. В противном случае она перестает быть тру¬
дом и превращается в игру.Правда, некоторые роды хозяйственного труда ни при каких ус¬
ловиях не могут быть приятными. Например, работа в рудниках
под землею, труд мясника, очистка нечистот и многое другое не
может доставлять нормальному человеку удовольствия. Но это
верно только относительно некоторых родов хозяйственного труда.
В большинстве же случаев хозяйственный труд бывает приятен или
нет в зависимости от того, при каких условиях он производится, и
прежде всего в зависимости от его продолжительности.Как общее правило, нужно признать, что всякая работа внача¬
ле бывает более или менее неприятна для работающего: работаю
щий еще не успел приспособиться к своей деятельности, его орга
ны плохо повинуются его воле, и работа идет вяло, не доставляя
удовольствия. Затем, когда работающий втянется в работу, она
начинает доставлять ему известное удовольствие, как нормальное
упражнение его органов, требующих работы. Проходит некоторое
время, и работа становится неприятной, причем неприятность эта
быстро возрастает, пока, наконец, труд, даже самый приятный, не
обращается в рабочую пытку.Экономический принцип — стремление к максимуму наслаждения и ми
нимуму страдания — определяет собою нормальную продолжительность рабо
ты. Пока труд приятен сам по себе, рабочий не имеет основания его прекра
щать. Когда труд становится неприятен, в интересах рабочего продолжать его
до тех пор, пока продукт труда дает большее удовлетворение, чем доставляет
неприятных ощущений самый процесс работы. Но чем продолжительнее труд,
тем больше это неприятное ощущение; а чем больше трудовых продуктов, тем
меньше их предельная полезность2*, тем меньше удовлетворения доставляет
последняя единица продукта. Очевидно, должен наступить момент, когда не¬
приятное ощущение от процесса труда сравняется с чувством удовлетворения
от единицы продукта, создаваемого трудом. На этом пункте труд должен быть
прекращен, — продолжать его еще дольше, значило бы больше терять (от не
приятных ощущений процесса труда), чем выигрывать (от приятных ощуще
ний, доставляемых трудовым продуктом).Такова была бы продолжительность рабочего дня, если бы рабочему при¬
надлежал трудовой продукт и от его воли зависело установление момента
окончания работы; но, конечно, при условиях капиталистического произвол
ства, рабочий отнюдь не является господином своего времени, почему рабочий
день может углубляться в область страдания -- и, действительно, углубляет
ся — гораздо дальше, чем это следовало бы в интересах рабочего.С другой стороны, хозяйственный труд при известных условиях может и
не углубляться в область неприятных ощущений. Если мы предположим,
нащэ[имер], что производительность груда очень высока, благодаря чему по138
гребности в трудовых продуктах легко достигают насыщения, то человек
может иметь основание прекратить хозяйственный труд на том пункте, когда
груд еще сам по себе доставляет ему удовольствие. Продолжение труда доста-
инло бы ему удовольствие, но человек может получить еще больше удоволь-
| i пия от другого употребления своего времени — и приостановить свою при-
ишую хозяйственную деятельность для другой, еще более приятной. Однако
иозможность эта предполагает или очень высокий уровень производительнос-III	труда или очень низкий уровень потребностей. Ни то, ни другое не соот-
игтствует хозяйственным условиям нашего времени, почему для нашего време¬
ни нормальная продолжительность труда определяется вышеприведенными
пи сражениями.Но было время, когда хозяйственный труд не углублялся не¬
избежно в область неприятных ощущений. Первобытный человек
ни самой своей природе не способен ни к каким продолжительным
Неприятным усилиям; поэтому на заре истории мы видим, что хо-
1)1 йственная деятельность не разграничивается строго от деятель¬
ности, носящей характер игры. В связи с этим находится и то, от¬
мечаемое Бюхером, обстоятельство, что в жизни первобытного че-
иоиека чрезвычайную роль играет деятельность такого рода, кото-
I>.Iи никакого хозяйственного значения не имеет, как например,
гшщы, самоукрашение и т.п.Однако и дикарю приходится во многих случаях прибегать для удовле-
I морения своих потребностей к деятельности такого рода, которая сама по
ггЛе не может доставлять удовольствия. При примитивности орудий труда
процессы производства у дикарей совершаются с чрезвычайной медленнос-
н,1(), вызывавшей у путешественников сравнение с естественными процессами
природы, вроде роста растений и т.п. Чтобы приготовить какое-нибудь не-
| /южное орудие, дикарь должен затрачивать целые недели и месяцы труда.| IfIработка пищевых веществ, приготовление одежды, посуды требуют от ди-
| при, благодаря примитивности техники, огромных усилий. Средством пре¬
одоления тягостности труда у дикаря является привнесение в работу ритма,
пиигодаря чему она становится автоматичной и более или менее бессознатель¬
ной Из ритма мало-помалу вырастает песня и музыка. Как показал Бюхер,
шпарь обычно сопровождает свою работу пением песен и нередко исполняет
мри этом разные ритмические телодвижения, так что в некоторых случаях ра¬
нит дикарей — например при обработке поля, напоминает собой танцы. Все
но является средством придать работе непосредственно приятный харак-
м р придать ей как бы вид игры.Последующая история человечества характеризуется все даль-
me п дальше идущим разделением области хозяйства и игры. С
одной стороны, резко обособляется от хозяйства вся область ис¬
кусства, которая, однако, первоначально, по исследованиям Бю-
tepa, была самым тесным образом соединена с хозяйством: музы-
I I п поэзия возникли из рабочей песни, которая пелась для того,
побы скрасить часы груда1. С другой стороны, хозяйственный
(руд обособился в деятельность, лишенную какого бы то ни было
н логического элемента. На современной фабрике при шуме и гро¬
мче сотен машин не может быть, конечно, и речи о рабочей песне
и, вообще, об эстетике.1	lliicher. Arbeit und Rythmus. 3-e Aufg. S. 342 u.s.w.139
Но это еще не значит, что так будет и впредь. Пока руководство хозяйст
венным предприятием принадлежит капиталисту, не принимающему непосред¬
ственного участия в труде производства, до тех пор, конечно, привнесение в
хозяйственный труд элементов эстетических должно казаться делом совершен¬
но бесцельным. Но положение станет иным, когда сам рабочий станет руко¬
водить процессом производства: обстановка и условия труда суть условия
жизни рабочего, и рабочий не может не стремиться к тому, чтобы сделать эту
обстановку возможно более приятной и привлекательной. И потому для буду¬
щего общества выступит опять на первый план та же задача внести эстетичес¬
кий элемент в хозяйственную работу, сделать труд непосредственно прият
ным, которая стояла перед человечеством и в эпоху его раннего детства.
Средством для этого должно явиться: 1) сокращение времени труда, — пока
труд чрезмерно продолжителен, он не может быть приятен; 2) разнообразие
труда, — самый приятный труд, в конце концов, надоедает, и разнообразие
его есть лучшее средство сделать его всегда привлекательным; 3) соответствие
труда влечениям и способностям каждого работника, — труд, выбранный по
собственному вкусу, по внутреннему влечению обычно доставляет непосредст
венное наслаждение; 4) создание соответствующей эстетической обстановки
труда, имеющей своей непосредственной целью возможно скрасить и облаго¬
родить хозяйственную работу. В настоящее время изобретательность челове¬
ческого гения совсем не работает в этом направлении по той простой причине,
что изобретения такого рода не нашли бы сбыта, — капиталистам они не
нужны, а ведь капиталисты держат в руках современный хозяйственный мир;
но когда рабочий сам возьмет в свои руки свою судьбу, он сумеет не хуже
дикаря разрешить задачу — сделать хозяйственный труд не тяжелым бреме¬
нем, как теперь, а свободной и радостной деятельностью наших физических м
психических сил1.Одним из самых могущественных средств поднятия произво
дительности труда является усовершенствование орудий труда.История развития орудий труда представляет огромный инте¬
рес не только с экономической, но и с общей социологической
точки зрения. Даже если и не разделять исторической философии
Маркса — так называемого материалистического понимания исто
рии, — все же нельзя отрицать, что переход к новым орудиям
труда является историческим фактором огромной важности2. Но1	Вопрос о придании хозяйственному труду приятного характера был
одним из центральных вопросов системы Фурье. И без сомнения, Фурье
в этой области высказал много глубоко верного, хотя его основной
тезис — что при «гармоническом» устройстве общества всякий труд
будет приятен и исчезнет необходимость какого бы то ни было внешней)
побуждения к труду — заходит в этом направлении слишком далеко. См.
критический разбор этого тезиса в моей книге «Современный социн
лизм». 1906. Стр. 187—190.2	«Употребление и создание орудий труда, — говорит Маркс, — хотя
и свойственно в зародыше некоторым животным видам, характеризует
специально человеческий процесс труда, и Франклин Бенджемин'* пол
тому определяет человека, как животное, делающее орудия. Остатки
древних орудий труда имеют для изучения исчезнувших общественно
экономических формаций такое же важное значение, как строение иско
паемых костей для изучения организации исчезнувших животных видов
Экономические эпохи различаются между собой не тем, что производит
ся, но тем, как производится, какими орудиями труда. Орудия труда ян
ляются не только мерилом развития человеческой рабочей силы, но
также и показателем общественных отношений, при которых производит
ся работа» (Маркс К. Капитал. Т. 1. Стр. 128).140
мы до сих пор не имеем научно разработанной истории развития
орудий труда.На первых ступенях общественного развития изобретения
новых орудий труда происходят более или менее случайно, ди¬
карь слишком поглощен настоящим, чтобы думать об изобретени¬
ях, нужных для будущего; хозяйство для него тесно переплетает¬
ся с игрой, и хозяйственный интерес действует слабо и непостоян¬
но, осложненный другими мотивами. Поэтому нисколько не уди¬
вительно, что усовершенствование техники производства, подня¬
тие производительности труда происходит на заре истории под
влиянием разнообразных мотивов нехозяйственного характера.
Чисто хозяйственные задачи не выступают во всем своем значении
перед младенческим умом дикаря, лишь попутно наталкивающего¬
ся на новые приемы производства. Поэтому, как общее правило,
введение новых приемов производства является у дикаря случай¬
ным результатом деятельности нехозяйственного характера.Из украшения тела возникла одежда, которая нередко служила также от¬
личительным признаком вождей и вообще лиц господствующего класса1.
Употребление огня, которое имеет столь большое значение в хозяйственной
жизни человека, возникло также не под влиянием хозяйственных мотивов, а,
по-видимому, из потребностей религиозного культа2. Скотоводство, составив¬
шее эпоху в истории хозяйства, выросло, как было выше указано, из прируче¬
ния животных ради забавы (а также по соображениям религиозного культа).Технические изобретения на первых ступенях исторического
развития носят в большей или меньшей степени случайный харак¬
тер н возникают независимо от хозяйственной деятельности чело¬
века. Однако мало-помалу положение меняется, и изобретения эти
становятся все больше и больше результатами чисто хозяйствен¬
ных мотивов. В этом смысле особенно характерен конец XVIII
века — эпоха великой промышленной революции1*, которая озна¬
меновалась целым рядом технических изобретений, главным обра-
;юм, в текстильной промышленности. Изобретения эти всего менее
были делом случая.Так, напр[имер], прядильная машина возникла как результат целого ряда
изобретений, каждое из которых вызывалось настоятельными потребностями
хозяйственной жизни. Целые поколения изобретателей работали над усовер¬
шенствованием этой машины, пока она не стала тем, чем является теперь. За¬
долго до того времени, когда она нашла себе применение в производстве, она
изобреталась отдельными талантливыми людьми, стремившимися разрешить
задачу — придумать способ прясть без помощи пальцев. До Аркрайта Р.2*,1	«Человек создал предметы украшения раньше, чем одежду: одежда,
п некоторой своей части, есть не что иное, как преобразованные предме¬
ты украшения» (Lippertifi*. Die Kulturgeschichte. 1885. В. I. S. 175).
«То, что австралийские дикари носят, представляет собой скорее украше¬
ние, чем одежду» (Ratzel Volkerkunde. Т. II.). «Корень происхождения
знака отличия и одежды один и тот же... Платье, подобно знаку отличия,
первоначально носится из желания возбудить удивление» (Спенсер Гер¬
берт4". Основания социологии. 1898. § 412. Стр. 210).2	Зомбарт Вернер5*. Организация труда. Стр. 36.141
основателя первой успешно действовавшей бумагопрядильной фабрики, было
несколько изобретателей, пришедших к тому же решению этой технической
задачи, которое составило славу Аркрайта. Вслед за последним, простые
ткачи Гаргривс и Кромптон — не говоря уже о множестве более второстепен¬
ных деятелей — делают новые важные изобретения в области применения ма¬
шины к прядению хлопчатобумажного волокна. Все вместе является вполне
закономерным процессом, движущей силой которого была чрезвычайно силь¬
но чувствовавшаяся в Англии того времени потребность в ускорении процесса
прядения: развитие спроса на бумажные ткани создало в стране усиленный
спрос на бумажную пряжу, но ручная прялка не могла угнаться за ткацким
станком — и вот это заставило тысячи люден ломать себе голову, как приду¬
мать способ работать одновременно на нескольких прялках1. Сходные причи¬
ны вызвали изобретение ткацкой машины. Паровая машина была изобретена
как средство для выкачивания воды из рудников, потребность в чем все воз¬
растала по мере того, как углублялись в рудники и борьба с заливавшей их
водой становилась все труднее. Рост горнозаводской промышленности повел к
тому, что паровая машина создалась из тех зачатков, в которых она сущест¬
вовала в течение многих сотен лет. Первая, имевшая практическое примене¬
ние, паровая машина Томаса Сэвери1*, была потому и названа им «другом
горнозаводчика». Машина эта впоследствии была усовершенствована Томасом
Ньюкоменом-*, затем Дж.Уаттом^*, которому удалось окончательно разре¬
шить трудную задачу применения пара к промышленному производству2.История всех этих изобретений обнаруживает полную зависи¬
мость их от условий развития промышленности. Промышленность
требовала нового орудия -- и оно изобреталось заинтересованны¬
ми людьми.Наше время, однако, глубоко отличается от XVIII века в том
отношении, что теперь хозяйственные изобретения становятся по¬
путным результатом развития теоретического знания.Теоретический интерес вызывает известное научное исследова¬
ние, и оно приводит исследователя, совершенно неожиданно для
него самого, к решению той или этой важной практической зада¬
чи. Изобретения этого типа так же характерны для нашего време¬
ни, как изобретения первого типа для XVIII века.Так, одна половина электротехники возникла из теоретических исследова¬
ний А.Вольта4’, а другая из столь же теоретических работ М.Фарадэя5*. Ряд
теоретических работ по изучению строения бензола привел Н.Н.Зининай* к
открытию нового органического основания — бензидама (анилина), что пове¬
ло к открытию Гоффманом искусственного синтеза анилиновых красок, кото¬
рые раньше добывались из марены. Новейшее крупное изобретение — беспро¬
волочного телеграфа — находится в самой тесной связи с опытами Г.Герца7*,
посвященными решению совершенно теоретического вопроса об электрической
природе света. Теоретические работы У.Круксах* повели к открытию В.Рент¬
геном9’ х-лучей — открытию, немедленно получившему важные применения
и на практике. «Все практические успехи, — говорит Г.Гельмгольц10*, — вы¬
росли совсем неожиданно из исследований, которые могли казаться самыми
бесполезными пустяками для непосвященных, тогда как посвященный, хотя и1	История изобретения прядильной машины хорошо известна и опи¬
сывалась много раз. Движущие силы этого изобретения были вполне по¬
нятны по своей очевидности уже более старым исследователям. См., на¬
пример, Bailies Е. History of the Cotton Manufacture in Great Britain.
1835. P. 117 и др.2	См.: Matschoss. Geschichte der Dampfmaschine. 1901.142
видел там еще скрытое отношение причины и действия, но мог следить за ним
только из чисто теоретического интереса»1.Конечно, и теперь множество изобретений возникает на почве
практических интересов хозяйства — и число таких изобретений
в наше время абсолютно несравненно больше, чем когда-либо
раньше. Но наряду с этими изобретениями для нашего времени
особенно характерна чрезвычайно быстро растущая группа изо¬
бретений другого типа, которых прошлые эпохи почти не знали, —
изобретений, создаваемых ростом теоретического знания.Историю технических изобретений можно, таким образом, раз¬
делить на три периода. Первый период — человеческое сознание
еще так слабо, что человек не стремится сознательно и система¬
тично к поднятию производительности своего труда, и изобрете¬
ния делаются случайно. Второй период — изобретение новых ору¬
дий труда становится результатом сознательных и планомерных
усилий человека поднять производительность своего труда; изо¬
бретения вызываются хозяйственными мотивами. Третий пери¬
од — человеческий разум достигает такого развития, что теорети¬
ческое знание становится самоцелью и технические изобретения
возникают попутно как результат теоретических исследований,
руководимых чисто теоретическими интересами.Среди разнообразных орудий труда, которые создал человек
для увеличения производительности своего труда, особое значение
имеет машина. С чисто технической точки зрения Рёло определяет
машину, как «соединение способных к сопротивлению тел таким
образом, чтобы с помощью их можно было заставить силы приро¬
ды приводить тела в заранее определенные движения»2.С экономической точки зрения характерным признаком маши¬
ны является, как указал Маркс, то, что машина, в отличие от
простого труда, не просто усиливает и дополняет рабочую силу
человека, а заменяет ее.Каждая машина состоит из трех частей: двигательного механизма, переда¬
точного механизма и исполнительного механизма или собственно рабочей ма¬
шины. Двигательный механизм приводит машину в движение, причем движу¬
щая сила может или заключаться в самой машине, как, например, в паровой
машине, или же получать движущую силу извне, как, напр[имер], при дви¬
жении водой колеса водяной мельницы. Передаточный механизм есть слож¬
ная система для передачи движения и изменения, если нужно, его направле¬
ния, превращая его, например, из перпендикулярного в круговое и т.п. Что
же касается рабочей машины, то эта часть машины исполняет ту непосредст-
пенную производственную операцию, ради которой машина и приводится в
действие.Рабочая машина, т.е. та часть машины, которая непосредст-
иенно выполняет производственные операции, ради которых ма¬
шина приводится в действие, есть важнейшая часть машины. Ра¬1	См.: Голъдгаммер ДУ Столетие физики // Русская Мысль. 1902. II.2	Reuleaux Franz2*. Theoretische Kinematik. S. 38.143
бочая машина производит те же операции, которые при ручном
способе производства исполняет рабочий. Это достигается бла¬
годаря тому, что машина, как сказано, делает возможным дви¬
жение только в одном определенном направлении; при этом ус¬
ловии работа всего механизма машины определяется не направ¬
ляющей силой человека, а устройством самого механизма. Ме¬
ханизм действует автоматически, а человеку остается только сле¬
дить за его действием и исправлять неизбежные недостатки ме¬
ханизма. Чем совершеннее машина, тем меньше места в ее ра¬
боте для человека, и идеальной машиной была бы такая, которая
работала бы совсем без помощи человека. Конечно, таких
машин, совершенно заменяющих человека, не существует, но
именно в этом направлении движется техника, стремящаяся все
больше и больше освобождать человека от механической работы
и передавать ее мертвому механизму машины1*.Хотя только в наше время машина получила большое применение в про¬
изводстве, история машины начинается с очень древнего времени. Быть
может, первой машиной было сверло для добывания огня. Лук и стрела, ве¬
ретено, гончарный станок, явившийся прототипом для токарного станка, плуг,
разные механические приспособления для меления хлебных зерен, являются
примерами очень древних машин. Однако вплоть до половины XVIII века ма¬
шины играли совершенно ничтожную роль в производстве. Изобретения пря¬
дильной и ткацкой машин вскоре вслед за изобретением паровой машины, до¬
ставившей новым рабочим машинам могучую двигательную силу пара, яви¬
лись началом современной эры машинного производства. Без пара было бы
невозможно широкое пользование рабочими машинами, так как все другие
двигательные силы, приводившие в движение машины в прежнее время (как,
напр[имер], рабочая сила лошади, человека, сила движущейся воды, ветра),
далеко не обладают такими удобствами в смысле технического применения,
как пар.Введение машины составило величайшую эпоху в истории тех¬
ники. Благодаря машине человеческая рабочая сила перестала
быть необходимой для исполнения чисто механических операций
производства. Человек, как механическая сила, лишился своего
прежнего значения. С другой стороны, чрезвычайно возросло зна¬
чение человека, как носителя духовной энергии. Человек стал уп¬
равлять материей при помощи своей мысли, уже не становясь, как
прежде, в один ряд с механическими силами природы. Результа¬
ты производства стали преимущественно определяться совершен¬
ством применяющихся к делу механизмов, а устройство этих пос¬
ледних стало делом систематической науки. Таким образом, техника
вступила в непосредственную связь с наукой и дальнейшее ее разви¬
тие стало определяться развитием теоретической научной мысли2*.Но в силу антагонистического характера, присущего капита¬
листическому строю, именно техническое совершенство машины,
сравнительно с ручными орудиями труда, приводит к приниже¬
нию того, кто непосредственно производит продукт, — рабочего.
Чем совершеннее машина, тем в большей мере она может заме¬
нить рабочего в процессе производства; а так как руководителем
процесса производства является при современных условиях не ра¬144
бочий, а капиталист, которому принадлежит машина, то послед¬
ний и обращает ее техническую мощь против рабочего. Машина
становится не слугой, а торжествующим соперником работающего
человека; продукт труда последнего, машина, служит в руках ка¬
питалиста лучшим средством борьбы с рабочим. Введение новых
машин нередко происходило и происходит после крупных стачек
рабочих: убедившись в непокорности живого орудия труда, капи¬
талист обращается к помощи мертвого. И потому рабочий привы¬
кает видеть в машине своего самого опасного врага. Еще в 20-х
годах XIX века английские ткачи нападали на ткацкие фабрики и
уничтожали ткацкие машины, которые лишали их заработка и
передавали связанными по рукам и по ногам в распоряжение ка¬
питалиста1*.Но, конечно, не в машине лежит причина того, что ее распро¬
странение чувствуется рабочим классом как тяжелое бедствие.
Сама по себе, машина, чрезвычайно повышая производительность
общественного труда, является источником небывалого роста об¬
щественного богатства, характеризующего наше время. И если
.пот рост общественного богатства лишь очень незначительно
улучшает положение рабочего класса, то причиной этого являются
общественные условия производства, антагонистическая система
капитализма.Настоящий курс подразделяется на пять отделов: общее учение о народ¬
ном хозяйстве, производство, обмен, распределение и учение о капиталисти¬
ческом хозяйстве в его целом. Со времени французского систематика полити¬
ческой экономии — Ж.Б.Сэ — общие курсы политической экономии обычно
делятся на отделы производства, обмена, распределения и потребления. Од¬
нако отделу потребления не посчастливилось в политической экономии. В то
иремя как другие отделы отнюдь не страдают недостатком содержания, отдел
потребления, несмотря на свое многолетнее существование, все еще не может
занять определенного места в общей системе. Почти каждый экономист напол¬
няет его иным содержанием. Обыкновенно в этот отдел помещаются учения о
хозяйственных кризисах, о страховании, об обществах потребителей, иногда о
оюджетах рабочих и пр. Но каждый из этих подотделов может найти себе
место в других отделах; учение же о потреблении в собственном смысле слова
представляет собой, как общее правило, нечто в высокой степени незакончен¬
ное и скудное.Некоторые экономисты признают, ввиду этого, важной очередной задачей
политической экономии создание систематически разработанного учения о по-
треблении. Я стою на принципиально противоположной точке зрения и думаю
имеете с Е.Дюрингом2*1, что отдел потребления потому так мало разработан в
экономической науке, что он неправильно включен в эту науку. Дело в том,
что потребление, как было объяснено выше, отнюдь не является хозяйствен¬
ной деятельностью; значит, для потребления и нет места в науке о хозяйстве.1 «Так называемая] теория потребления, — говорит Е.Дюринг, —
оказалась вынужденной свестись к скудным замечаниям относительно
роскоши и непроизводительного потребления и по необходимости стала
нопсеместно играть роль в высшей степени излишнего придатка или оди¬
ноко стоящего дополнения» (Dtihring. Kursus der National und
Socialokonomie. 2-е изд. 1892. S. 9).145
Ведь вся человеческая жизнь есть не что иное, как потребление, и если по¬
требление должно быть особым предметом изучения политической экономии,
то последняя должна охватить все науки о человеке. Фортепьянная игра есть
потребление фортепьяно и, значит, теория фортепьянной игры с этой точки
зрения тоже отчасти входит в состав политической экономии. Именно невоз¬
можность втиснуть потребление в рамки хозяйства и привела к бессодержа¬
тельности отдела о потреблении в курсах политической экономии1. То, что
обычно помещают в отдел о потреблении, включается в него лишь потому, что
нужно же чем-нибудь его заполнить1*.Например, хозяйственные кризисы самым очевидным образом соприкаса¬
ются со всеми сторонами хозяйственной жизни современного общества и от¬
нюдь не представляют собой явления потребления. Не существует ни одной
теории кризисов, которая усматривала бы конечную причину кризисов в об¬
ласти потребления, ибо так называемые теории «недостаточного потребления»
видят конечную причину кризисов не в области потребления, а в области рас¬
пределения. Что касается страхования, то оно является с теоретической точки
зрения актом обмена, как это будет обосновано в соответствующей главе на¬
стоящего курса. Общества потребителей только по случайному созвучию свое¬
го названия могли быть включены в отдел потребления — они представляют
собой организации закупок, т.е. обмена и развились на почве борьбы с торго¬
выми предприятиями; их естественное место в отделе обмена. Наконец, рабо¬
чие бюджеты не могут не быть изучаемы в связи с заработной платой и, зна¬
чит, входят в отдел распределения.В большинстве курсов политической экономии отдел производства начи¬
нается учением о трех так называемых] факторах производства, каковыми
признаются земля, труд и капитал. Я не считал возможным следовать этому
обычаю по следующим причинам. Прежде всего, самое учение о факторах
производства кажется мне неправильным. Конечно, стоя на точке зрения тех¬
ники, против такой классификации сил, действующих в производстве, возра¬
жать нечего. Но эта классификация, удобная для техника, весьма неудобна
для экономиста. Как было указано в главе о методологии политической эко¬
номии, экономист в своих классификациях должен исходить из представле¬
ния о самоцельности человеческой личности. Между тем, приравнивая рабо¬
чего орудию его труда и земле, мы, очевидно, рассматриваем рабочего как
простое средство производства, а не как цель. Опасность такой классифика¬
ции в том, что она затемняет ту основную точку зрения, которая должна быть
господствующей в политической экономии. На практике эта классификация
причинила очень много вреда политической экономии и совершенно спутала
многие ее учения. Достаточно указать, хотя бы, на учение о распределения
автора этой классификации Сэ. Приравнивание рабочего капиталу и земле
явилось для Сэ средством оправдания нетрудового дохода. Вообще, учение о
трех факторах производства окрашено интересами капиталистического класса,
для которого рабочий, действительно, только средство производства, и потому
не должно иметь места в политической экономии, признающей рабочего такой
же самоцелью, как н всякого другого человека.Но и помимо этого принципиального соображения, учение о трех факто¬
рах производства отнюдь не пригодно для того, чтобы играть роль краеуголь¬
ного камня всего учения о производстве. Оно сопоставляет три момента совер¬
шенно различного порядка и делает невозможным правильное освещение каж¬
дого из них. Вот почему учение это неудобно и в той переработке, которой
оно подверглось хотя бы в весьма тщательно продуманном курсе Чупрова.
Чупров настаивает на том, что продукты создаются трудом и больше ничем.
«С экономической точки зрения, — совершенно правильно говорит он, — со¬
действие сил природы и капитала является лишь условием большей или мень¬1 «Потребление, — правильно замечает г. В.А.Базаров2*, — только по
недоразумению может быть включено в область политической экономии»
([См. его] Труд производительный и труд, образующий ценность. 1899.
Стр. 6).146
шей производительности труда, единственного творца хозяйственных благ»1.
Ггм не менее он считает возможным свести условия производительности труда
К следующим «трем главным категориям: во-первых, к условиям, связанным
с самим трудом, во-вторых, к условиям, связанным со свойствами материалов
и сил внешней природы, и, в-третьих, к условиям, связанным с капиталом»2,
и последовательно рассматривает одну категорию условий за другой. В ре¬
зультате получается крайняя спутанность изложения. Так, напр[имер], при
рассмотрении условий, связанных с трудом, приходится говорить частью об
условиях внешнего характера, выходящих за пределы политической эконо¬
мим, как напр[имер], о распределении населения по возрастам, по полу и
in., что является областью статистики населения, частью же об условиях
чисто социальных, напр[имер] о распределении населения по занятиям, и
даже о фабричном законодательстве и т.п., чему место, казалось бы, вовсе не
и начале отдела о производстве. Затем следует учение о капитале, причем ка¬
птал рассматривается одновременно и как логическая, и как историческая
категория хозяйства. Развивается все трудное учение о воспроизведении обще¬
ственного капитала, совершающемся, как известно, путем ряда обменов на ос-
пове сложных социальных отношений капиталистического общества. Все
имеете образует нечто в высокой степени хаотичное и незаконченное, ибо,
папр[имер], понимание условий воспроизводства общественного капитала
предполагает предварительное знание законов реализации продуктов в капи-
галистическом хозяйстве. Вообще, учение о круговороте общественного капи-
ia.ua, будучи одним из труднейших отделов политической экономии, может
Ныть излагаемо лишь в конце курса, после выяснения более элементарных яв¬
лений капиталистического хозяйства, но никоим образом не в начале.15 тексте сделана попытка совершенно порвать с традиционным учением о
грех факторах производства. В настоящей главе рассматривается процесс про-
маиодства преимущественно в абстрактной форме, как логическая категория
хозяйства. В следующих главах будут рассмотрены исторически преходящие
пищальные формы, в которых совершается производственный процесс.В современных курсах политической экономии до настоящего времени на¬
водят себе место рассуждения о так наз[ываемом] производительном и непро¬
изводительном труде. Эта классификация играла в свое время очень боль¬
шую роль в политической экономии. Она ведет свое начало преимущественно
hi физиократов, которые признавали производительным трудом только труд
Н'мледельца, на том основании, что, по их взгляду, только земледельческий
iруд создает новое богатство. От физиократов это деление перенял Адам
I мит, признавший производительным всякий труд, создающий материальное
(ннатство. Затем между экономистами последовали продолжительные споры
Ни иопросу об отличительных признаках производительного и непроизводи-
И’дыгого труда, причем французские экономисты были склонны расширять
Понятие производительного труда так, чтобы оно охватывало всякий полез¬
ный труд, а английские экономисты (школа Рикардо) остались верны пони¬
манию Смита. Спор этот продолжается и до настоящего времени1*. Мне ка¬
жется он одним из ярких примеров тех чисто схоластических словопрений, в
| кдонности к которым Конт упрекал экономистов^. Действительно, для чего1 Чупров А.И. Политическая экономия. Стр. 74.Там же. Стр. 80.1 Я смею утверждать это, несмотря на то, что вопросу о производи-
и льном и непроизводительном труде посвящено чуть не 200 страниц в
работе Маркса «Theorien uber den Mehrwert». Но именно эти рассужде¬
нии Маркса и убеждают меня в полной бесплодности всего соответствую¬
щею спора. Из такой сухой смоковницы даже Маркс не мог извлечь ни¬
каких плодов. В результате своего обширного исследования Маркс при¬
ходит к следующему выводу: «Производительный труд — в системе ка¬
питалистического производства — есть такой, Который создает прибавоч¬
ную ценность для лица, применяющего этот труд, или такой, который147
нужно экономической науке деление труда на производительный и непроизво
дительный? Для физиократов деление это имело вполне определенный и
очень важный смысл: с их точки зрения производительный труд был наибо¬
лее полезным трудом для народного хозяйства. Но уже Смит совершенно по
рвал с этим пониманием и усиленно настаивал на том, что названная класси-
фикация не имеет ничего общего с признанием большей или меньшей полез¬
ности различных видов общественного труда. Но если так, то все это деление
лишается всякого научного значения. В сущности, за ним скрывается дейст
вительно очень важное для политической экономии деление труда на хозяйст¬
венный и нехозяйственный труд. Это последнее деление необходимо экономи
ческой науке для точного установления области ее исследования, и доказы
вагь важность его нет надобности. Оно и дано в настоящем курсе. Но рядом
с ним для традиционного деления труда на производительный и непроизводи
тельный решительно не остается места*.Общая литература. Маркс К. Капитал. Т. I; Jevons Т. The Theory of Ро
litical Economy. 3-е изд. 1888; Bucher К. Arbeit und Rhythmus (несколько
русских переводов); Зомбарт В. Организация труда и трудящихся. Пер. с
нем. 1901; Reuleaux: Theoretische Kinematik. 1875; Noire. Das Werkzeug
1880; Карр E. Grundlinien einer Philosophic der Technik. 1877; Geiger. Zur
Entwickelungsgeschichte der Menschheit. 1878.Техника первобытных народов. Морган А.ГИ* Первобытное общество;
JIunnepm /О. История культуры; Hahn Е. Die Haustiere in ihren Beziehungen zur
Wirtschaft der Menschen. 1896; Bucher K. Die Wirtschaft der Naturvolker. 1898.Новейшая история техники и технических изобретений. Baines Е. History of
the cotton manufacture in Great-Britain. 1837; James. History of the worsted manu
facture. 1857; Felkin. History of the mschinewrought hosiery and laces manufacture.
1867; Taylor C. Introduction to a history of the factory system. 1886; Гобсон ДжР
Эволюция современного капитализма. Пер. с англ. 1898; Karmarsch Х.:)*
Geschichte der Technologic. 1872; Bucher К. Geschichte der technischen Kiinstr
1875; Reuleaux F. Kurzgefasste Geschichte der Dampfmaschine. 1891; Его же
Vortrage uber Geschichte der technischen Mechanik. 1885; Matscl/oss. Geschichte
der Dampfmaschine. 1901; Кулишеp И.МА* Эволюция прибыли с капитала. Т. II. 1908превращает объективные условия труда в капитал и собственника этих
общественных условий в капиталиста, следовательно, такой труд, кото
рый производит свой-собственный продукт как капитал» (Theorien uber
den Mehrwert. I. S. 411). Таких определений можно создать сколько
угодно, по для чего они нужны? Согласно этому определению, труд крес
тьянииа, работающего на своем поле, непроизводителен (так как он не
создает прибавочной ценности) и производителен, когда крестьянин рабо
тает на поле сельскохозяйственного предпринимателя-капиталиста. Но,
будучи непроизводительным, груд крестьянина, работающего на себя, все
же создает продукт и обладает, по Марксу, производительной силой и
производительностью. Итак, непроизводительный труд, производящий
продукт и обладающий производительностью!1 Подвергнув убедительной критике различные понимания разделения
труда па производительный и непроизводительный, А.А.Исаев приходит
к тому выводу, что производительным трудом должен считаться всякий
полезный, а непроизводительным бесполезный труд. «Непроизводи
тельным (трудом), говорит он, мы считаем всякий бесполезный
труд» (Начала политической экономии. Стр. 57). Если так, то проще и
говорить о полезном и бесполезном труде и не плодить без пользы новых
терминов, тем более, что можно усомниться в научной важности такого
глубокого различения, как различение полезного и бесполезного труда.148
Глава IIПРОСТОЕ И СЛОЖНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВОI. Простое сотрудничество. Его формы. Большая производи¬
тельность крупного производства сравнительно с мелким. II.
('ложное сотрудничество. Общественное и техническое разделе¬
ние труда. Выгоды и невыгоды разделения труда. III. Диффе¬
ренциация общества. Возникновение господствующих групп. Тео¬
рия Спенсера. Разделение в обществе богатства и власти. Гра¬
ницы общественной дифференциации. Критическая оценка Сми¬
товского учения о разделении труда. Соображения Маркса и
Нюхера.I.	Простое сотрудничествоИндивидуальный, единоличный хозяйственный труд является
и человеческом обществе исключением, а господствующей формой
I руда является совместный труд более или менее обширных групп
людей. Труд нескольких людей, находящихся в известном взаи¬
модействии друг с другом, называется сотрудничеством. Оно
бывает простым и сложным. Простым сотрудничеством называет¬
ся совместный труд нескольких людей, исполняющих одну и ту
же работу. Если же работа их различна, то это будет сложное со¬
трудничество.Можно различать три вида простого сотрудничества: 1) това¬
рищеский труд, 2) скопление труда и 3) сцепление труда. Това¬
рищеским трудом называется такой труд, при котором каждый ра¬
ботает независимо от другого, значение же товарищества состоит
лишь в непосредственном соседстве одного работника с другими.
Па первый взгляд может показаться, что здесь нет никакого со¬
трудничества; однако эго близкое соседство работающих людей
оказывает на самом деле значительное косвенное влияние на про¬
изводительность труда. У первобытных народов существовали
даже особые здания, предназначенные для общественного труда,
разделенные пополам: в одном отделении работали мужчины, в
другом - женщины. И в настоящее время во многих местностях
России существует обычай совместных работ, — напр[имер],
крестьянские девушки собираются в одну избу для совместного
прядения. Точно так же ткачи-кустари центральной России еще
недавно работали преимущественно в так называемых светел-149
ках — общественных зданиях, выстроенных или на средства от¬
дельных предпринимателей, или же в складчину самими кустаря¬
ми, причем каждый из участников оплачивал свое место. Значе¬
ние товарищеского труда заключается, прежде всего, в том, что
совместный труд дает возможность сообща пользоваться средства¬
ми производства, сберегать расходы по отоплению, помещению,
освещению и т.п. С другой стороны, товарищеский труд имеет и
чисто психическое влияние на работу, делая ее более производи¬
тельной, благодаря соревнованию работающих, более приятной
внешней обстановке, меньшей монотонности и т.п.Вторая форма простого сотрудничества — скопление труда —
имеет место тогда, когда несколько работающих соединяют свои
усилия вместе для исполнения работы, которая превышает силы
каждого из них, напр[имер] при поднятии большой тяжести. Во¬
обще, когда хозяйственная жизнь требует какого-нибудь очень об¬
ширного сооружения, то таковое может быть исполнено только
при помощи скопления труда. Обычными примерами скопления
труда являются устройство дорог, проведение каналов и т.п. Все
подобные сооружения безусловно превышают силы единичного
человека и могут быть осуществлены лишь при помощи силы
масс — соединения в одно трудовых усилий множества людей.Временное скопление труда наблюдается в производствах,
имеющих так наз[ываемые] критические периоды — такие перио¬
ды, в течение которых за короткий срок требуется исполнить ра¬
боту, превышающую силы отдельного человека, как, например, в
земледелии — косьба или уборка хлеба на обширных пространст¬
вах и т.п.Третья форма простого сотрудничества — сцепление труда —
характеризуется тем, что в этом случае рабочие, хотя и могли бы
исполнить данную работу своими единичными силами, но, помо¬
гая друг другу, увеличивают производительность общего труда.
Работа могла бы быть исполнена и отдельным рабочим (и в
этом — отличие сцепления труда от скопления труда), но не так
успешно. Характерными примерами сцепления труда у первобыт¬
ных народов являются общественные охоты и рыбные ловли. В
этом случае, благодаря сотрудничеству обширных масс людей,
становится возможным убить и поймать значительно большее ко¬
личество дичи, чем это было бы доступно при охоте единоличны¬
ми силами. В книге Н.Зибера «Очерки первобытной экономичес¬
кой культуры» приводятся многочисленные примеры таких об¬
щинных охот и рыбной ловли1. Во всех их применяется то, что1 «В широких реках Австралии, — говорит Зибер Н.И., — где вода
чиста и низка, партии туземцев, от 40 до 50 человек каждая, ловят рыбу
острыми копьями из твердого дерева около шести футов длиной и с ост¬
рыми наконечниками. Образуя из себя вшрокий полукруг, они погружа¬
ются одновременно в воду со своим оружием и остаются под нею доволь¬
но долго. Если лов был неуспешен, они отплывают на несколько ярдов150
можно назвать принципом цепи. Охотники образуют собой цепь,
облаву, и, благодаря этому, ни одно животное, охваченное цепью,
не может уйти от охотника.Сцепление труда наблюдается также при постройке нескольки¬
ми рабочими дома. Рабочие, одновременно работая над построй¬
кой дома, работают более производительно, чем мог бы работать
отдельный рабочий; если бы каждый рабочий работал один, то
ему пришлось бы непроизводительно тратить время на переход с
одного места к другому, при совместной же работе нескольких
плотников или каменщиков дом равномерно растет со всех сто¬
рон, — коллективный рабочий охватывает дом со всех сторон, и
непроизводительная трата труда на перемещение с места на место
устраняется. Принцип цепи выступает с еще большей ясностью,
когда рабочие при постройке дома, чтобы поднять наверх груз
кирпичей, становятся в ряд и вместо того, чтобы спускаться и по¬
дыматься по одиночке с этим грузом, передают его из рук в руки
н, таким образом, переносят его наверх.Во всех этих случаях каждый отдельный рабочий непосредст¬
венно помогает другому, благодаря чему труд всех соединяется в
одно общее целое и становится производительнее. Вместо одного
рабочего с двумя руками является коллективный рабочий, обла¬
дающий десятками и сотнями рук. В других случаях сцепления
груда работа каждого рабочего сохраняет свой индивидуальный,
обособленный характер, но, благодаря одновременным или после¬
довательным трудовым действиям нескольких рабочих, становит¬
ся возможным для каждого рабочего более правильное регулиро-
ианпе его личного труда. Возьмем, напр[имер], ручную молотьбу.
Молотить может и один рабочий. Но если в молотьбе участвуют
несколько рабочих, причем каждый из них ударяет цепом вслед
за другим, то работа идет гораздо спорнее, потому что взмахи
цепом становятся правильнее и ритмичнее, поднятие и опускание
цепа совершаются через одни и те же промежутки времени. Бла¬
годаря этой ритмичности, регулируемой внешним образом самим
процессом совместной работы, становится возможным достижениедалее и снова ныряют с оружием в руках. Таким образом они часто пере¬
мещаются на протяжении одной или двух миль, пока не поймают рыбы
сколько нужно» (Зибер II.И. Очерки первобытной экономической куль¬
туры. 2-е изд. 1899. Стр. 10). «В охоте за кенгуру принимает участие
целое племя или несколько соединенных племен. Избравши место для
охоты, мужчины ложатся в траву на близком расстоянии друг от друга
идоль долин, а женщины и дети, образуя длинную линию, всходят на
холм, стараясь гнать кенгуру в долины, на которых размещаются мужчи¬
ны. Животные инстинктивно избирают эго направление, потому что сюда
негче бежать. По мере того, как стадо с шумом пробегает мимо охотни¬
ков, каждый из них по очереди поднимается из засады и наносит удар
копьем одному или двум животным. Таким образом они поддерживают
друг друга, пока стадо не пойдет мимо последнего охотника, и тогда они
начинают собирать свою добычу» (Там же. Стр. 12).151
автоматизма работы — а это очень существенно повышает ее про¬
изводительность. Чем автоматичнее труд, тем меньше приходится
рабочему тратить своего внимания, а, значит, и нервной силы, на
исполнение ее наилучшим образом. Автоматизм работы экономи¬
зирует нервную силу человека и в то же время дает возможность
работнику исполнять работу с быстротой и отчетливостью, прису¬
щей чисто рефлекторным процессам нашего организма.Простое сотрудничество было очень распространено на первых
ступенях хозяйственного развития. Но было бы грубой ошибкой
думать, что простое сотрудничество свойственно только первона¬
чальным ступеням хозяйственного развития. Наоборот, теперь со¬
вместно трудятся гораздо большие массы рабочих, чем прежде,
соответственно большей обширности хозяйственных задач. Совре¬
менная фабрика представляет собой комбинацию простого и слож¬
ного сотрудничества, причем множество рабочих исполняет одну и
ту же работу. Гигантские предприятия нашего времени, например
постройки железных дорог, требуют сотрудничества десятков и
сотен тысяч людей, занятых одной и той же работой.Помимо указанных обстоятельств, повышающих производи¬
тельность труда рабочих, работающих сообща, всем видам со¬
вместной работы более или менее обширных групп людей прису¬
щи в большей или меньшей степени те выгоды, которые свойст¬
венны, с чисто технической стороны, крупному производству
сравнительно с мелким. Постройка дома вдвое большей вмести¬
мости стоит, как общее правило, не вдвое больших, а несколько
меньших затрат; устройство котла вдвое больших размеров обхо¬
дится не вдвое дороже, а несколько меньше; одинаковое освеще¬
ние вдвое большего помещения требует не двойного, а несколько
меньшего увеличения осветительных средств; для отопления вдвое
большего дома требуется менее, чем вдвое, топлива, и точно так
же машина вдвое большей силы требует менее, чем вдвое больше¬
го количества топлива для исполнения двойной работы и т.д. Во¬
обще, в известных пределах всякое увеличение размеров произ¬
водства приводит к тому, что на достижение того же полезного
эффекта приходится затрачивать меньше и меньше силы.По некоторым американским вычислениям'*, годовой расход в промыш¬
ленных предприятиях на одну конную силу при пятисильных паровых маши¬
нах равен, в переводе на русские деньги, 354 р[у6. ], при пятидесятисильных
машинах — 105 р[у6.] и при машинах в 3000 сил — 36 р[уб.]. Газовый дви¬
гатель в одну конную силу стоит фабрике 470 р[у6.], а в десять сил — 1,690
р[у6. ]1. Единица силы турбины при электрической станции обходится тем де¬
шевле, чем большее количество сил дает турбина. Так, при турбине в 50 сил
одна сила стоит 109,5 марок, а при турбине в 4000 сил одна сила стоит всего
20 марок. Точно так же и при передаче электрической энергии на расстояние
единица силы обходится тем дешевле, чем больше сил передается. При 2001 Ср.: Исаев А.А. Начала политической экономии. 7-е изд. СПб.,
1908. Стр. 132.152
передаваемых лошадиных силах стоимость передачи одной силы на 1 км
равна 50 марок, а при 20000 — только 1,25 марок. Чем крупнее динамо-ма-
ишна, тем менее энергии она теряет непроизводительно: у динамомашин в
5000 квт непроизводительная потеря энергии равна 21,7%, а у машины в 100
кит она доходит до 32,7%'. На петербургском машиностроительном заводе
Г А.Лесснера паровой котел в 100 кв. метров площади нагрева продается за
15000-5000 руб., а котел с площадью нагрева в 200 кв. метров за 7000-8000
руб. На том же заводе паровая машина компаунд с конденсацией в 100 сил
продается приблизительно за 12 тыс. руб., а такая же машина в 200 сил —
,ia 17-18 тыс. руб.Чем крупнее машина, постройка или какое-либо сооружение,
тем, в известных пределах, меньше стоит единица полезного эф¬
фекта.Эта зависимость имеет такой всеобщий характер, что она не
может не вытекать из каких-либо общих законов природы. И дей-
ггвительно, зависимость эта есть не что иное, как необходимое
последствие геометрического закона соотношения объемов и по-
исрхностей. Объемы шаров растут, как кубы радиусов, а поверх¬
ности, как квадраты радиусов: чем больше тело, тем меньше при¬
ходится поверхности на единицу объема, откуда следует, что во
псех тех случаях, когда полезное действие тела находится в соот¬
ношении с его объемом, а стоимость производства — с его поверх¬
ностью (что является наиболее частым случаем в хозяйстве), уве-
ппение объема производимых тел должно, при прочих равных
условиях, уменьшать стоимость достижения данного полезного
аффекта. Поэтому при прочих равных условиях, чем больше дом,
гем дешевле обходится единица его объема. Машина вдвое боль¬
шего объема и вдвое больше принимающая топлива, менее, чем
идвое больше, непроизводительно теряет тепла через свою поверх¬
ность; точно так же непроизводительное трение, при увеличении
пдпое объема машины, увеличивается менее, чем вдвое, ибо по¬
верхность машины увеличивается при этом менее, чем вдвое, и
г.д. Благодаря всему этому, полезное действие машины растет по
мере увеличения ее объема. Чтобы отопить вдвое большее поме¬
щение, требуется менее, чем вдвое топлива потому, что при уве¬
личении вдвое помещения уменьшается, по отношению к его вмес-
IIIмости, площадь его поверхности, а всякое помещение непроиз¬
водительно теряет теплоту через свою поверхность. Если вынуть
стену, разделяющую две освещенные комнаты, то сила света в
каждой из них увеличится, так как свет в одной комнате будет
освещать и другую, и т.д.Поэтому при крупном производстве, имеющем возможность
пользоваться более крупными постройками, машинами и вообще
средствами производства, пользование ими по отношению к их по¬
нятому эффекту обходится дешевле, единица полезного действия1 Вестник Финансов2*. 1910. № 38. Стр. 489.153
стоит меньше, чем при мелком — и в этом заключается основноетехническое преимущество крупного производства над мел-1*1ким1 1.Но преимущество это не имеет абсолютного значения: оно
имеет силу лишь в известных пределах. Так, напр[имер], по¬
стройка двухэтажного дома обходится относительно дешевле, чем
одноэтажного, потому что сберегаются расходы на крышу и фун¬
дамент — то и другое приходится делать в обоих случаях в рав¬
ном размере. Но, например, постройка двадцатиэтажного дома
обошлась бы не в двадцать, а гораздо большее число раз дороже,
чем постройка обычного одноэтажного дома. В этом случае при¬
шлось бы прибегнуть к совершенно иным строительным материа¬
лам и приемам постройки, так как обычные строительные мате¬
риалы не обладают для такой постройки достаточной прочностью.
Таким образом, за известным пределом, увеличение объема произ¬
водимого продукта ведет к относительно более быстрому возраста¬
нию расходов производства, благодаря все большему сопротивле¬
нию, которое приходится при этом преодолевать.Итак, правило относительной выгодности крупного и мелкого
производства может быть формулировано следующим образом.
Крупное производство требует, до известного предела, при про¬
чих равных условиях, для достижения единицы полезного эффек¬
та меньшей затраты труда, чем мелкое; по достижении же этого
предела дальнейшее увеличение размера производства ведет к
росту стоимости единицы полезного эффекта. Иначе говоря, для
каждого рода производства существует свой optimum — такой
размер производства, при котором производительность труда до¬
стигает своей наибольшей величины. До достижения этого опти¬
мума всякое увеличение размера производства увеличивает произ-1	Любопытно, что приводимое в тексте объяснение общей причины
большей выгодности крупного производства сравнительно с мелким
(закон соотношения объемов и поверхностей) неизвестно не только со¬
временной экономической науке но, насколько я могу судить, не будучи
технологом, и современной технологии. Во всяком случае, в специальном
труде, посвященном вопросу о стоимости машин — книге инженера-тех-
нолога Н.Г.Серговского. «Стоимость и оценка машин» (1907) не содер¬
жится ничего похожего на общую формулировку означенного принципа.
Но в отдельных частных случаях г. Серговский подходит к обобщению,
устанавливаемому мною в настоящем курсе. Так, говоря о попудной сто¬
имости машин, он приходит к следующему соображению: «Сравним...
попудные стоимости двух стальных цилиндров высокой обработки, из ко¬
торых первый имеет диаметр 4", а второй 1/4". Пусть сырой материал
стоит 500 коп. за пуд в обоих случаях, продуктивная плата — 2 коп. за
1"кв. и коэффициент] накл[адных] расх[одов] = 1,5 коп. Пуд первого
цилиндра имеет 130"кв. боковой поверхности, а пуд второго — 2080"кв.
При этих данных калькуляция цилиндра дает, что пуд первого цилиндра
будет стоить 11 руб. 50 коп., а второго — 109... Таким образом, следя за
изменением попудной стоимости какой-либо машинной части, мы наблю¬
даем увеличение этой стоимости с уменьшением размеров... части» (Указ.
соч. Стр. 198—199). Этот вывод есть частный случай устанавливаемого
мною общего правила.154
нодителыгость труда; когда оптимум достигнут, то дальнейшее
увеличение размера производства ведет к падению производитель¬
ности труда.На каком пункте находится тот предел, за которым дальней¬
шее расширение производства технически нерационально, ибо оно
сопровождается не повышением, а понижением производительнос¬
ти труда — это в общей форме установлено быть не может и за¬
висит от сложных технических и экономических условий каждого
отдельного рода производства.II.	Сложное сотрудничествоВ основе сложного сотрудничества лежит разделение труда,
которое бывает двоякого рода: 1) техническое и 2) обществен¬
ное. Техническим разделением труда называется разложение
какой-либо трудовой операции на ее различные составные части,
причем каждая часть работы выполняется особым рабочим. Обще¬
ственное лее разделение труда заключается в том, что каждый ра¬
бочий специализируется на исполнении той или иной различной
частичной работы, входящей в состав всего общественного
труда1*.Общественное разделение труда может не сопровождаться тех¬
ническим и обратно. Так, напр[имер], если мужчины занимаются
охотой, а женщины земледелием (как в первобытном племени), то
п данном случае имеется общественное разделение труда. Но тех¬
нического разделения труда нет, так как охота и земледелие не
представляют собой одной трудовой операции, которая впоследст-
1шп подразделилась бы на составные части: перед нами две совер¬
шенно независимые друг от друга производственные операции, и,
шачит, специализация отдельных членов общества на исполнении
одной из них не означает собой технического разделения труда. С
другой стороны, если одна трудовая операция разделяется на свои
различающиеся друг от друга составные части (напр[имер], в
классическом смитовском примере булавочной мануфактуры, где
один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий
режет, четвертый заостряет булавку, пятый приготовляет головку
и т.д.), то мы имеем, несомненно, техническое разделение труда.
По если отдельные рабочие не специализируются на выполнении
одной и той же операции, если, напр[имер], сегодня данный
рабочий тянет проволоку, завтра ее режет, послезавтра ее вы¬
прямляет и т.д., то все рабочие, по истечении известного периода
ирсмени, оказываются исполнявшими те же разнообразные грудо-
иые операции, и, значит, специализации труда в их среде не
опию. Следовательно, в данном случае не было и общественного
разделения труда, несмотря на наличность его технического разде¬
ления. В нашей кустарной промышленности нередко наблюдается
нссьма детальное техническое разделение труда при отсутствии155
общественного; один и тот же кустарь может исполнять, и факти¬
чески последовательно исполняет, все разнообразные частичные
операции (одновременно исполняемые разными кустарями), из
которых слагается полная производственная операция.Общественное разделение труда исторически предшествует
техническому. Вначале оно основывалось преимущественно на ес¬
тественных различиях людей по полу и возрасту.«Принцип, лежащий в основе старинного разделения труда, — говорит
Бюхер, — заключается по преимуществу в том, что на женщину падает вся
работа, связанная с обработкой и добыванием растительных веществ, а также
приготовления необходимых для этого орудий и сосудов, а на долю мужчины
выпадают охота, рыбная ловля, уход за скотом и точно так же приготовление
необходимых для этого оружий и орудий. В область женского труда входили,
таким образом, многие очень тяжелые и утомительные рабочие операции, как,
напр[пмер], молотьба и размол хлебных зерен, печенье хлеба, приготовление
пищи и напитков, гоичарничество и обработка растительных волокон»1.Сложное сотрудничество еще больше повышает производи¬
тельность труда, чем простое сотрудничество. Ко всем выгодам
простого сотрудничества в сложном сотрудничестве присоединяет¬
ся, благодаря разделению труда, ряд чрезвычайно существенных
новых выгод. Адам Смит отметил следующие выгоды разделения
труда: 1) благодаря специализации на одном занятии увеличива¬
ется легкость обучения этому занятию, ловкость и искусство рабо¬
чего в данной отрасли труда; 2) при занятии все время одним и
тем же трудом исчезают перерывы работы, требующиеся для пере¬
хода от одного труда к другому, и 3) при упрощении производст¬
венных операций облегчается возможность технических усовер¬
шенствований п изобретений, которые, при значительном разделе¬
нии труда, могут делаться далее необразованными рабочими, заня¬
тыми этими упрощенными операциями2.I Первая выгода разделения труда, указанная Смитом, не может
быть оспариваема, но ей противостоит та невыгода, что человек,
занимаясь исключительно одним занятием, становится узким спе¬
циалистом, что влечет за собой для иего разнообразные невыгод¬
ные последствия. Неравномерное упражнение органов нашего
тела неблагоприятно действует на общее состояние нашего орга
нпзма; одностороннее упражнение наших способностей расстра¬
ивает наше общее здоровье. Поэтому, как ни велики ловкость и
искусство, достигаемые специализацией на одном роде труда, они
часто покупаются дорогой ценой ослабления организма. Сколько
профессиональных болезней возникает на почве чрезмерной спе¬
циализации! Чрезмерная специализация, в конце концов, вредит и
успеху самой специализированной работы, гак как известная раз¬
носторонность, полнота развития наших способностей требуется и
для успешного действия каждой из них. Это верно как по отноше1	Biiclicr. Arbeit und Rythmus. 3-е изд. S. 379- 380.2	Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов.
Пер. Бибикова. 1866. Т. I. Стр. 103 и сл.156
пию к физическому, так и умственному груду. Конечно, нельзя с
успехом заниматься многими различными работами. Но сосредо¬
точить все свои силы на исполнении какой-либо одной из них, в
ущерб всесторонности развития нашего психофизического орга¬
низма — это значит подорвать свою собственную работоспособ¬
ность и понизить производительность своего груда.Вторая выгода разделения труда, указанная Смитом, не имеет
существенного значения, так как на переход от одного занятия к
другому требуется незначительное время, или даже на это не тре¬
буется никакой затраты времени, если работник сегодня занимает¬
ся одним делом, завтра другим и т.д., а между тем разнообразие
снятий, делая труд более приятным и менее утомительным, по¬
пытает производительность работы.Значение третьей, указанной Смитом, выгоды разделения
груда крайне им преувеличено; в XVIII веке технические изо¬
бретения могли делаться простыми рабочими вследствие просто¬
ни производственных операций, но теперь изобретения делаются
людьми науки, как результат развития научной теории, и уп¬
рощение производственных операций не играет при этом боль¬
шой роли.Однако сделанный Смитом перечень выгод разделения груда
далеко не полон. Так, им не отмечена самая существенная из этих
ныгод, указанная еще Платоном1*, а именно то, что при разделе¬
нии труда возможно приспособление труда к естественным склон¬
ностям, способностям и силам каждого. Так как способности,
склонности и силы различных людей различны, то лишь при раз¬
делении общественного труда является возможность для каждого
человека исполнять то именно дело, которое он может делать наи-
нучшим образом1. Благодаря этому становится возможным утили-
шровать в интересах увеличения производства такие слабые
| илы, как, напр[имер], силы детей, и вообще получать от каждого
члена общества максимум полезной работы, к которой он спосо¬
бен.Весьма существенной выгодой разделения труда является,
/шлее, как указали Торренс2* и Джемс Милль3 , также и то,
ню, благодаря разделению груда, становится возможным наи-
чучшее использование сил внешней природы. Материальная
I реда, в которой приходится действовать человеку, в высшей
| к исни дифференцирована. Почвенные, климатические, геологи-
•иччеие и пр. условия в каждом пункте любой территории раз¬
личны. Благодаря территориальному и международному разде¬1 «Каждый из нас рождается не слишком похожим на всякого друго-
III, отличным но своей природе, и назначается для совершения известной
|Ш(н>ты... Многие частные дела совершаются лучше и легче, когда один,И'ная одно, делает сообразно с природою, в благоприятное время, оста-ипн нее другие занятия» (Сочинения Платона. Пер. Карпова. 1863.Ч III. Политика, стр. 117.)157
лению труда становится возможным наилучшее приспособление
общественного труда в каждом пункте территории к естествен
ным условиям окружающей человека внешней среды. В мест
ностях, богатых полезными ископаемыми, господствующей отрас
лью хозяйства становится горное дело, в местностях с плода
родной почвой — земледелие, в удобных бухтах — морская тор
говля и т.д. Именно в силу этого принципа мы наблюдаем такое
разнообразие в хозяйственном строе различных стран: различия
хозяйственного строя в большей или меньшей степени суть ре
зульгат приспособления населения к различию естественных ус
ловий, в которых ему приходится жить (но, конечно, кроме
этого обстоятельства, различия эти составляют следствие и дру
гих причин социального характера).Наконец, последняя выгода разделения труда, также не отмг
ченная Смитом, а впервые указанная американцем Джоном P;i,
заключается в том, что при разделении труда возможно наиболь
шее использование средств производства, капитала. Если рабочий
выполняет разновременно несколько разных работ, то часть его
инструментов должна лежать праздно. Так, например, орудия
труда кустаря остаются без употребления, когда он занят в поле
При разделении же труда орудия труда могут быть все время и
работе. Однако эта выгода обусловливается лишь существовани
ем частной собственности на средства производства; с переходом
же средств производства в общественную собственность эта выго
да отпала бы, ибо в этом случае каждый рабочий мог бы последо
вательно исполнять разные работы, и орудия, которыми не поль
зуется в данное время один рабочий, могли бы одновременно
употребляться другим.Введение машины, заменяющей человека в процессе произвол
ства, полагает границы и для разделения труда в процессе проиа
водства. Для руководительства машиной требуется не столько фи
зическая ловкость, сколько интеллигентность и известные психи
ческие свойства — в особенности способность к непрерывному на
пряженному вниманию. Разделение труда между работающими
людьми заменяется разделением работы между машинами; каждая
машина приспособляется для известной специальной производст
венной операции; а за рабочим остается лишь надзор за работой
машины. Но, конечно, это верно лишь в известных пределах.
Идеальных машин, совершенно заменяющих человека, не сущест
вует, и потому специализация машин не может устранить необхо
димости специализации и работающих при помощи их людей.Таким образом, из всех выгод разделения труда, указанных
разными авторами, сохраняют свое значение при всяком общест
венном строе лишь следующие: 1) легкость обучения специализи
рованному труду и увеличение ловкости рабочего, 2) возможность
большего приспособления данного специализированного труда к
индивидуальным способностям и силам отдельного человека и3)	возможность большего приспособления специализированного158
I руда к особенностям внешней среды, в которой человеку прихо¬
дится работать. Эти выгоды, несомненно, очень важны и сущест-
Ш'пны — но все же не настолько, чтобы на основании их можно
было признать все большее и большее разделение труда законом
общественного прогресса. Наоборот, общественный идеал требует
шрмонического развития личности, что полагает известные пре¬
грады разделению труда1*.III.	Дифференциация обществаВместе с ростом общественного разделения труда общество
дифференцируется — распадается на обособленные общественные
группы. Уже очень рано обособляется группа жрецов, кудесников
иди знахарей. Религия возникла под влиянием страха смерти и
убеждения дикаря, что души умерших людей живут в тех пли
Иных предметах и обладают властью над живыми людьми. Мало-
помалу возникает группа лиц, которая является представительни¬
цей религиозного культа. Вначале в большинстве случаев кудес-
никами и жрецами были люди, страдавшие нервными болезнями:
их ненормальность поражала окружающих, в глазах которых они
обладали сверхъестественным могуществом. На почве этого рели-
гиозного страха создалось господство жрецов, влияние которых
достигало таких размеров, что возникали целые теократические
монархии (Мексика, Перу, Египет). И в новейшее время предста¬
вители религиозного культа умели подчинять себе целые народы,
кик, напр[имер], могущественнейшая религиозная организация
нового времени — римско-католическая церковь. Духовенство
обычно пользовалось своей социальной властью в своих интере-
гах, но самая его власть основывалась на том, что оно было носи¬
телем духовной культуры, сосредоточивало в себе знание и науку
своего времени. В качестве представителя знания духовенство,
как указал еще Сен-Симон2*, исполняло в прежнее время чрезвы¬
чайно важную социальную функцию, ту самую, которую в насто-
И1 цее время выполняют люди умственного труда — так называе¬
мая интеллигенция.Второй группой, выделившейся в первобытном обществе, была
I руппа воинов и правителей. Из среды их,, наряду с духовной
дрпстократией, возникает светская аристократия. С развитием
маетной земельной собственности духовенство и аристократия ста¬
новятся первыми крупными землевладельцами, и их господство
упрочивается на экономической основе, но возникает оно первона¬
чально на основе общественного разделения труда1.1 Вот, напр[имер], как обрисовывает происхождение общественных
классов Энгельс: «В каждом первобытном общежитии имеются вначале
и шестные общие интересы, защита которых должна быть передана от¬
дельным лицам, под контролем всего общества: например, разрешение159
Третьей господствующей группой раннего общества является
группа торговцев. На первых ступенях общественного развития
торговцев не существовало, -- обмен, если и производился, то без
особых торговых посредников. И теперь в Африке еще встречают
ся племена, которые, хотя и устраивают ярмарки, но обходятся
без торговцев. Первыми торговцами явились вожди племен. В
древней Руси князь тоже был самым крупным торговцем своего
княжества. Понемногу торговцы обособляются и дифференциру
ются — появляются целые торговые народы (малайцы, финикия¬
не, арабы). Первобытные племена вообще мало склонны к торгов
ле; в силу этого торговые народы становятся монополистами,
Мало-помалу торговля развивается и у тех племен, которые пер
воначально ее не вели. Таким образом совершается дифференциа
ция господствующих общественных групп — жрецов (духовенст
ва), светской аристократии и торговцев1.Остальная масса населения также мало-помалу дифференциру
ется. Прежде всего выделилась группа ремесленников. Самым
древним ремеслом было кузнечное, причем среди кузнецов ветре
чались как представители господствующих сословий, так и рабы.
Объясняется это тем, что всякий свободный человек, знающий это
важное н трудное ремесло — приготовление оружия, — легко вы
делялся из среды себе подобных и занимал более видное положе
нне, а, с другой стороны, вожди охотно приобретали себе рабов,
знавших кузнечное ремесло. В гомеровскую1* эпоху мы уже
видим, кроме кузнецов, также плотников, горшечников, кожевни
ков и др. ремесленников. В новейшее время число отдельных про
фессий все возрастает. В 1882 г. промышленная перепись насчиспоров, подавление попыток отдельных лиц нарушать права других лиц,
надзор за водами, в особенности в жарких странах, наконец, при перво
бытности строя, религиозные функции. Подобные общественные функ
ции имеются всегда в первобытной общине; так, напр[имер], в древней
шей германской марке и еще в настоящее время в Индии; носители этих
функций естественно облекаются известной властью, и таким образом
возникают начатки государственной власти. Мало-помалу растут произ
водительные силы. Более густое население создает в некоторых местах
общие, в других противоположные интересы между отдельными община
ми, группирование которых в более крупные общежития создает опять
таки новое разделение труда, новые органы для защиты общих и отраже¬
ния сталкивающихся интересов... В основе политической власти всегдп
лежало исполнение определенной общественной функции, и политичес
кая власть только тогда могла приобретать устойчивость на более про
должительное время, когда она исполняла соответствующие обществен
ные функции» (Etujcls F. Herrn Eugen Diihrings Umwalzung der Wissen
schaft. 3-е изд. S. 187 — 188).1 Cp. Schmoller2*. Grundriss der allgemeinen Volkswirtschaftslehrc.
Buch. II. 4. Глава о разделении труда является одной из наиболее инте¬
ресных и богатых содержанием в этом курсе, вообще чрезвычайно бога
том фактическим содержанием.160
шла в Германии уже около 6000 отдельных профессий, в
1895 г. — даже более 10000.Разделение труда захватывает чрезвычайно широкую область
общественной жизни и далеко выходит за пределы хозяйственных
отношений. Принцип все растущего разделения функций Спенсер
попытался распространить не только на все развитие человеческо¬
го общества, но и на всю мировую эволюцию. Сущность мировой
июлюции как неорганической, так и органической природы, в
юм числе и человеческого общества — Спенсер усматривает в
юм, что первоначальный бессвязный, однородный агрегат распа¬
дается на все более разнородную гг все теснее связанную в своих
частях массу.Такой путь развития проходит туманная масса, превращаясь в планетную
| нстему, и каждая отдельная планета, становясь все более и более разнород¬
ной по мере своего охлаждения; так же развивается животное и растительное
царство со своим чрезвычайным разнообразием форм, возникшим из первона¬
чальной почти не дифференцированной массы протоплазмы, равно как и каж-
llilli отдельный организм, развившийся со всей сложностью своей структуры
П.) материнской слабо дифференцированной клетки. Тот же самый закон раз-
ипгпя имеет силу, по мнению Спенсера, и относительно человеческого обще-
| та; и человеческое общество первоначально знает лишь слабые зачатки раз-
(гления труда, но чем дальше идет общественное развитие, тем более диффе¬
ренцированным оказывается общество, тем глубже и детальнее в нем подраз-
(гляется труд, тем более специализируются отдельные рабочие, каждый в
| поем роде труда, и тем менее способным оказывается каждый из них испол¬
нить работу другого’.Аналогия, проводимая Спенсером между развитием человечес¬
кого общества и развитием всего мироздания, показалась многим
чрезвычайно соблазнительной. Действительно, не подлежит ни
малейшему сомнению, что общественный прогресс до сих пор, в
общем, сопровождался все далее и далее идущим разделением
ФУда и дифференциацией общества. Поэтому казалось весьма
прандоподобным, что в этом и заключается закон общественного
прогресса. С другой стороны, этот установленный Спенсером
ill кон являлся и как бы научной санкцией существующего строя,I ее но связанного с характером господствующего разделения
фуда. В настоящее время мы видим, что общество разделено на
группы, резко специализировавшиеся на исполнении определен¬
ных родов труда: умственный труд является достоянием немного¬
численной группы лиц, стоящих во главе современного общества,
л остальная, несравненно более многочисленная часть общества,
играющая подчиненную роль, занята исключительно разными ро-
щми физического труда. При этом, как общее правило, замечает-
I и, что чем более подчиненное положение занимает та или иная1 «Развитие есть интеграция материи, сопровождаемая рассеянием
пшжения, во время которой материя переходит от состояния несвязной и
не определенной однородности к состоянию определенной и связной раз¬
нородности, а неизрасходованное движение претерпевает аналогичное же
превращение» (Спенсер. Основные начала. Пер. Алексеева. 1886.
(■ф. 278).Ii 144161
общественная группа, тем более тягостный, неприятный и непро¬
изводительный труд выпадает ей на долю. В современном общест¬
ве разделение труда, несомненно, соотносительно распределению
между различными общественными группами политического и
экономического могущества. Закон Спенсера как бы санкциониро¬
вал не только существующее разделение труда, но и тесно связан¬
ное с ним распределение в обществе богатства и власти.Однако что касается последнего, то возникает прежде всего
вопрос: какое из этих двух соотносительных явлений представля¬
ет собой причину и какое — следствие? Является ли существую¬
щее распределение богатства и власти между различными общест¬
венными группами следствием существующего между ними разде¬
ления труда или, наоборот, существующее разделение труда есть
не более, как одно из вторичных последствий более основной и
глубокой причины — существующего распадения общества на
группы различного политического и экономического могущества?Вопрос этот чрезвычайно важен. Если принять первое, то сле¬
дует признать существующее глубокое социальное неравенство ес¬
тественным и неустранимым последствием того, что различные об¬
щественные группы исполняют общественные функции далеко не
одинакового значения для общества. Кто станет, например, оспа¬
ривать, что мыслители, ученые, политические вожди, художники
делают для общества более важное дело, чем люди простого чер¬
норабочего труда? Что же удивительного, что этим группам выпа¬
дает и львиная доля общественного богатства и что в их руках на¬
ходится политическая власть? Люди умственного труда господ¬
ствуют по праву преимущественной важности исполняемого ими
рода общественного труда. Но если так, то экономическое нера¬
венство неустранимо, ибо оно коренится в самой природе
вещей — в различной производительности умственного и физи¬
ческого труда.Все это было бы так, если бы верна была посылка, на которой
построен этот вывод. Но посылка эта неверна. Господствующее
разделение груда есть не причина, а одно из многочисленных пос¬
ледствий существующего экономического и политического нера¬
венства. Действительно, на первых ступенях общественного разви¬
тия классовое сложение общества определяется разделением обще¬
ственного груда. Группы, выполняющие более важные обществен¬
ные функции, становятся господствующими общественными клас¬
сами и пользуются своим преобладающим положением прежде
всего для того, чтобы поставить подчиненные общественные груп¬
пы в экономическую зависимость от себя. Но чем дальше идет об¬
щественное развитие, тем больше и больше изменяется это поло¬
жение дела. Приобретенные навыки и познания разного рода не
могут передаваться из поколения в поколение по наследству. На¬
против, богатство с величайшей легкостью передается по наслед¬
ству, точно так же, как и политическая власть. Люди, вышедшие
из среды господствующих и богатых классов, в течение длинного
ряда поколений занимавшихся преимущественно умственным тру¬162
дом разного рода, обладают, как показывает ежедневный опыт,
отнюдь не большими способностями к исполнению труда этого
рода, чем люди, вышедшие из среды классов, уделом которых яв¬
ляется по преимуществу физический труд. Напротив, рождение в
среде господствующего класса совершенно достаточно, как общее
правило, для того, чтобы человек, совершенно независимо от
своих личных качеств, получил доступ к высшим общественным
функциям. Как легко человеку совершенно бездарному занимать
плиятельное общественное положение, если только он имел счас¬
тье иметь влиятельных и богатых родителей!Именно благодаря этой невозможности закрепить в среде из-
иестной общественной группы преимущественные способности и
умение выполнять более важные общественные функции и благо¬
даря большой легкости закрепить в среде той же группы, путем
наследственной передачи, богатство и политическое влияние, раз¬
деление общественного труда все более и более становится из при¬
чины социального неравенства следствием этого последнего. Что
касается современного общества, то не может быть ни малейшего
сомнения, что в нем решающую роль играет характер распределе¬
ния между различными общественными группами богатства, а ха¬
рактер общественной функции, исполняемой каждой группой, оп¬
ределяется прежде всего экономическими условиями существова¬
ния этой группы1.1 Ср. Весьма любопытную полемику по этому же вопросу между Бю-
хсром и Шмоллером. Шмоллер выступил с более чем смелым утвержде¬
нием, что «касты, аристократия, в виде духовенства, военачальников,
купцов, цеховой строй, вся современная организация труда являются
цишь изменяющимися во времени формами, созданными в обществе раз¬
делением труда и дифференциацией... Различия же в социальном поло¬
жении, имуществе, почете и доходе являются лишь вторичными послед-I	шиями социальной дифференциации». Это�