Основы политической экономии II - Милль Дж. С.

Глава X Способы ликвидации коттерской аренды
Глава XII О популярных средствах избавлепия от низкой заработной платы
Глава XIII Дальнейшее рассмотрение средств избавления от низкой заработной платы
Глава XIV О различиях в заработной плате, получаемой рабочими в разных отраслях
Глава II Об отношении спроса и предложения к стоимости
Глава III О соотношении между издержками производства и стоимостью
Глава IV Окончательный анализ издержек производства
Глава VI Краткое изложение теории стоимости
Глава VIII О зависимости стоимости денег от спроса и предложения
Глава IX О зависимости стоимости денег от издержек производства
Глава X О биметаллизме и разменной монете
Глава XIII О неразменных бумажных деньгах
Глава XVIII Об интернациональных стоимостях
Глава XIX О деньгах как импортируемом товаре
Глава XXI О распределении драгоценных металлов в торговом мире
Глава XXII Влияние денег на обменные курсы и внешнюю торговлю
Глава XXIV О регулировании обращения разменных бумажных денег
Глава XXV О конкуренции между странами, выступающими на одном рынке
Глава XXVI О влиянии обмена на распределение
Автор: Милль Дж. С.
Теги: политика политическая экономия
Год: 1980
Похожие
Политическая экономия
Основы политической экономии III
Политическая экономия. Дискуссионные проблемы, пути обновления
Капитал. Критика политической экономии. Том 1. Книга 1: Процесс производства капитала
Текст
                    ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ЗАПАДА

PRINCIPLES
OF
POLITICAL ECONOMY
with
some of their applications
to
social philosophy
by
JOHN STUART MILL
edited by
Sir WILLIAM ASHLEY
[1909]
Augustus M. KELLEY Publishers
Fairfield 1976

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ЗАПАДА
Для научных библиотек
ДЖ.С.МИЛЛЬ
ОСНОВЫ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ЭКОНОМИИ
II
Перевод с английского
Общая редакция члена-корреспондента АН СССР
А. Г. МИЛЕЙКОВСКОГО
; ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ .
.ЭКЗЕМПЛЯР
m
ИЗДАТЕЛЬСТВО• ПРОГРЕСС MQCKBA 1980

Редакционная коллегия серии «Экономическая мысль Запада»:
Н. Н. ИНОЗЕМЦЕВ (руководитель редколлегии), В. С.
АФАНАСЬЕВ, В. В. ГОЛОСОВ, И. Е. ГУРЬЕВ, А. Г. МИЛЕЙКОВСКИЙ,
В. И. НЕЗВАНОВ, С. М. НИКИТИН, И. М. ОСАДЧАЯ, М. Н. РЫН-
ДИНА, Р. М. ЭНТОВ.
Переводчики: А. А. КАЛИНИН, В. Т. РЫСИН, А. И. СОКОЛОВ
Редактор О. Г. РАДЫНОВА
Дж. С. Милль
ОСНОВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
И НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИХ ПРИЛОЖЕНИЯ
К СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ
ТОМ II
ИБ № 7128
Младшие редакторы Г. В. Иорданская, О. М. Фролова
Художник Б. И. Астафьев
Художественный редактор В. Н. Пузанков
Технические редакторы И. К. Дерва, Г. В. Трушина
Корректор В. Ф. Цветова
Сдано в набор 19.05.80. Подписано в печать 5.12.80. Формат 84х1087з2.
Бумага типографская № 1. Гарнитура обыкновенная новая. Печать
высокая. Условн. печ. л. 25,2. Уч.-изд. л. 26,14. Тираж 7000 экз.
Заказ Кя 522. Цена 1 р. 80 к. Изд. Kt 28830.
Издательство «Прогресс» Государственного комитета СССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли.
Москва 119021, Зубовский бульвар, 17
Московская типография Kt 11 Союзполиграфпрома Государственного
комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
113105, Москва, Нагатинская, 1
Редакция литературы по экономике
© Перевод на русский язык издательство «Прогресс», 1980
0602000000

КНИГА II
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
(продолжение)

ГЛАВА IX
О КОТТЕРАХ
§ 1. Общим названием ,коттерства я обозначу все без
исключения случаи, в которых работник заключает
соглашение об аренде земли без посредничества
фермера-капиталиста, а условия соглашения об аренде, в особенности
величина ренты, определены не обычаем, а конкуренцией.
В Европе главный пример такого рода аренды дает
Ирландия, и именно из этой страны заимствовано
понятие «коттер» *. До самого недавнего времени можно было
назвать 1 арендаторамипкоттерами подавляющее
большинство сельского населения Ирландии; исключение
составлял лишь Ольстер, где имущественные права арендаторов
были ограждены обычаем. Правда, в Ирландии
существовал многочисленный класс работников, которые (как
можно предположить, вследствие отказа либо
землевладельцев, либо уже снявших землю арендаторов допустить
дальнейшее дробление участков) оказались не в
состоянии получить в постоянную аренду даже маленькие
клочки земли. Но из-за нехватки капитала обычай
вознаграждать работников землей получил столь всеобщее
распространение, что даже труд тех, кто временно работал на
коттеров или на крупных фермеров, иногда
встречавшихся в Ирландии, зачастую вознаграждали не деньгами, а
разрешением возделывать в течение
сельскохозяйственного сезона участок земли, который, как правило, фермер
предоставлял работникам уже удобренным и который был
известен под названием «конакр». Работники давали согла-
* В своем первоначальном значении слово «коттер»
характеризовало класс субарендаторов, снимавших у мелких фермеров
коттедж и 1—2 акра земли. Но авторы, уже давно использующие этот
термин, расширили его смысл, так что данное понятие включает
ныне и самих этих мелких фермеров и вообще всех
крестьян-фермеров, арендные платежи которых определяет конкуренция.
1 [«Можно назвать»—в 1-м издании (1848 г.) изменено на
современную форму в 5-м издании (1862 г.). Аналогичным образом
описание работников в следующем предложении переведено из
настоящего времени в прошлое.]
7

сие платить за эти участки денежную ренту,' часто в
размере нескольких фунтов за акр, но в действительности
денег не платили, возмещая долг трудом в соответствии
с денежными расценками на труд.
По коттерской системе продукт делится на две части—
ренту и вознаграждение работника; очевидно, что размер
одной части определяется размером другой. Работнику
достается то, что не берет землевладелец; положение
работника зависит от величины ренты. А поскольку ренту
регулирует конкуренция, то величина ренты зависит от
соотношения между спросом на землю и ее предложением.
Спрос на землю зависит от численности конкурентов, а
конкурентами является все сельское население. Поэтому
данная система аренды ведет к тому, что принцип
народонаселения воздействует не на капитал, как в Англии, а
непосредственно на землю. При таком положении вещей
рента зависит от соотношения между численностью
населения и землей. Так как земля составляет величину
постоянную, тогда как население наделено неограниченной
способностью к увеличению, то, если ничто не
сдерживает этот рост населения, конкуренция из-за земли вскоре
взвинчивает ренту до той высочайшей точки, какая только
совместима с выживанием населения. Последствия коттер-
ства зависят, таким образом, от степени, в которой
способность населения к росту сдерживается обычаем и личным
благоразумием либо голодом и болезнями.
Было бы преувеличением утверждать, что коттерство
абсолютно несовместимо с зажиточностью класса
трудящихся. Если бы можно было предположить, что
коттерство существует у народа, для которого привычен
высокий жизненный уровень, запросы которого таковы, что
никто не станет предлагать за землю ренты большей, чем та,
что оставит земледельцу изрядные средства к
существованию, и умеренное увеличение численности которого не
создает безработных, своей конкуренцией стимулирующих
рост ренты, за исключением случаев, когда происшедшее
благодаря совершенствованию навыков увеличение
продукта земледелия позволяло бы людям платить более
высокую ренту без ущерба для себя, то и при коттерской
системе аренды земледельцы могли бы получать столь же
хорошее вознаграждение, обладать столь же большой
долей предметов первой необходимости и удобств, кадс и при
любой другой. Но все же, пока величина их арендных
8

платежей будет определяться произвольно, они не будут
пользоваться ни одним из тех преимуществ, которые
извлекают из своей связи с землей испольщики при
тосканской системе аренды. Они не будут иметь в своем
распоряжении капитала, принадлежащего их
землевладельцам, и недостаток капитала не восполнится у них теми
сильными побуждениями к физическим и умственным
усилиям, которые воздействуют на крестьянина,
обладающего постоянной арендой. Напротив, любое увеличение
ценности^земли благодаря усилиям арендатора имело бы
своим результатом не что иное, как наносящее ему ущерб
повышение ренты — либо на следующий год, либо в
дальнейшем, по истечении соглашения об аренде. Возможно,
что у землевладельцев хватило бы совести или здравого
смысла не пользоваться преимуществом, которое
предоставляет им конкуренция, и что разные землевладельцы
воспользовались бы этим преимуществом в разной
степени. Но никогда нельзя с уверенностью рассчитывать на то,
что какой-нибудь класс или какая-нибудь группа людей
станут действовать в ущерб своим непосредственным
денежным интересам; и в данном случае даже малейшее
сомнение было бы столь же пагубно, как и уверенность,
ибо когда человек взвешивает, предпринимать ли ему ныне
усилия и приносить ли жертвы ныне ради сравнительно
отдаленного будущего или же не делать этого, то самая
малая вероятность того, что человека лишат плодов этих
усилий и жертв, склоняет чашу весов не в их пользу.
Единственной гарантией от такой неопределенности могло
бы стать укоренение обычая, надежно обеспечивающего
постоянство аренды тому земледельцу, который занимает
данный участок земли, без повышения ренты, кроме тех
случаев, когда такое повышение будет одобрено
общественным мнением. Таким обычаем является действующее
в Ольстере право арендатора. Весьма значительные
суммы, которые уходящий арендатор получает от своих
преемников в качестве платы за добровольный отказ от
фермы*, во-первых, ограничивают круг конкурентов, оспа-
* «Нередки случаи, когда арендатор, не имеющий соглашения
об аренде, продает просто привилегию занимать или держать его
ферму, на которой незаметно каких-либо признаков
осуществленных им улучшений, за сумму от 10 до 16, 20 и даже 40 годичных
арендных платежей».—"Digest of Evidence taken by Lord Devon's
Commission", Introductory Chapter. Составитель этого сборника при-
9

ривающих друг у друга землю, людьми, имеющими
возможность предложить такие суммы; во-вторых, этот факт
доказывает еще и то, что землевладелец не извлекает в
полной мере выгоды даже из такой более ограниченной
конкуренции, поскольку взимаемая им рента не
составляет всей суммы, которую новый арендатор не только
предлагает, но и фактически платит за снимаемую ферму.
Новый арендатор платит эту значительную сумму в
полной уверенности, что рента не будет повышена;
гарантией тому арендатору служит обычай, не получивший
признания со стороны закона, но черпающий свою
обязательную силу в другой санкции, очень хорошо известной
в Ирландии *. Без той или иной поддержки обычай,
ограничивающий земельную ренту, вероятно, не может
укорениться в развивающемся обществе. Если бы размеры
богатства и численность населения были постоянны, рента
также оставалась бы постоянной и, просуществовав
долгое время без изменений, вероятно, стала бы считаться
неизменной. Но любое увеличение богатства и населения
ведёт к росту ренты. При испольщине действует
определенный метод, гарантирующий землевладельцу участие в
прибыли от увеличения продукции, получаемой с
принадлежащей ему земли. Но при коттерстве землевладелец
может обеспечить себе получение такой возрастающей
доли, только пересматривая условия арендных
соглашений, причем в развивающемся обществе такой пересмотр
условий сдачи земли в аренду почти всегда будет выгоден
землевладельцу. Поэтому интересы землевладельца самым
бавляет, что «сравнительное спокойствие, наблюдающееся в этом
районе» (Ольстере), «по-видимому, может быть приписано
преимущественно этому факту».
* «В огромном большинстве случаев это не компенсация за
сделанные прежним арендатором вложения или за осуществленные
им улучшения земли, но попросту страхование жизни или
приобретение иммунитета, предотвращающего попрание прав
арендатора».—См. указ. "Digest...". «Действующее ныне в Ольстере
арендное право является,—справедливо замечает автор, — копигольдом
в зародыше». «Даже там и в тех случаях, когда правом арендатора
пренебрегают и арендатора изгоняют, не уплатив ему должного
вознаграждения, последствиями этого обычно являются вспышки
насилия» (Ch. VIII). «Охватившие Типперери беспорядки и
сговоры крестьян по всей Ирландии являются не чем иным, как
методично ведущейся войной с целью получения ольстерского
арендного права».
10

решительным образом противоположны укоренению
любого обычая, придающего ренте фиксированную величину.
§ 2. В тех случаях, когда величина ренты не
ограничена ни законом, ни обычаем, коттерство обладает
недостатками самой худшей испольщины и едва ль хотя бы одним
из тех достоинств, которые компенсируют эти недостатки
в лучших формах испольщины. Вряд ли возможно, чтобы
ведущееся на основе коттерства сельское хозяйство не
находилось в жалком положении. Положение же
земледельцев необязательно должно быть таковым. Ибо достаточное
ограничение населения может ослабить конкуренцию из-за
земли и предотвратить крайнюю нищету; привычки к
благоразумию и высокому жизненному уровню,
установившись однажды, имеют хорошие шансы на то, чтобы
укорениться; хотя даже при этих благоприятных
обстоятельствах побуждения к благоразумию будут значительно
слабее, нежели у испольщиков, которые (подобно
тосканским испольщикам) защищены обычаем от сгона со своих
ферм. И в самом деле, семья испольщика, пользуясь такой
защитой, может обеднеть только в результате своего
собственного непредусмотрительного увеличения, тогда кал
семья коттера при всем благоразумии и самоограничении
ее членов может столкнуться с наносящим ей ущерб
повышением ренты вследствие высокой рождаемости в других
семьях. Предупредить это зло коттеры могут только путем
распространения в их классе благотворного чувства долга
и собственного достоинства. Во всяком случае, это чувство
может послужить им достаточной защитой. Если
обычный уровень запросов у этого класса будет высок, молодой
человек не станет, возможно, предлагать ренту, величина
которой поставит его в худшее положение, нежели то,
какое имел его предшественник, арендовавший этот участок;
может также возникнуть общий обычай, который
действительно установился в некоторых странах,
предписывающий не жениться, пока не освободится ферма.
Но нам никогда не представится возможность
рассмотреть результаты коттерства там, где в привычках класса
трудящихся сам по себе укоренился высокий жизненный
уровень. Коттерство встречается лишь там, где запросы
сельских работников по традиции настолько низки,
насколько это вообще возможно; там, где сельское население
будет размножаться до тех пор, пока не окажется на гра-
11

ни голодной смерти, и его рост сдержат лишь болезни
да малая продолжительность жизни, являющиеся
следствием недостатка элементарнейших средств, необходимых
для существования. Таким было 2 положение значительно-
го большинства ирландского крестьянства. В тех случаях,
когда народ уже опустился до такого уровня, и в
особенности если он пребывает в таком состоянии с
незапамятных времен, коттерство является почти непреодолимым
препятствием на пути к выходу из этого положения. Когда
привычки народа таковы, что рост его численности всегда
сдерживает лишь невозможности добыть самое скудное
пропитание, и когда пропитание это можно добыть, лишь
занимаясь сельским хозяйством, все условия и
соглашения, касающиеся величины ренты, являются простой
формальностью; конкуренция из-за земли вынуждает
арендаторов брать на себя обязательства платить больше, чем
им по силам, и, уплатив все, коттеры почти всегда
остаются должны сумму большую, нежели уже выплаченная.
«Поскольку об ирландском крестьянстве, — пишет Ри-
вэнс, секретарь комиссии по изучению вспомоществования
бедным в Ирландии *, — со всей справедливостью можно
сказать, что в каждой семье, не имеющей достаточного
количества земли для производства своей пищи, один или
несколько членов живут подаяниями, то легко понять, что
крестьяне всеми способами и силами стремятся получить
маленькие участки. При этом размеры предлагаемых ими
арендных платежей зависят не от плодородия земли и не
от их собственной способности заплатить обещанную
сумму, но единственно от желания предложить такую сумму,
которая скорее всего позволит им получить участок.
Почти всегда они неспособны уплатить обещанную ими же
ренту и соответственно становятся должниками людей, у
которых они арендуют землю, почти сразу же, как только
вступают в пользование землей. В ввде ренты они отдают
весь продукт земли, за исключением количества
картофеля, необходимого для пропитания; но так как весь
продукт редко равняется обещанной ренте, задолженность
арендаторов землевладельцам постоянно растет. В некото-
2 [До 5-го издания (1862 г.)—«к несчастью».]
* "Evils of the State of Ireland, their Causes and their Remedy"r
p. 10. Эта брошюра содержит между прочим отличную выборку из
массы свидетельств, собранных комиссией, председателем которой
был архиепископ Уотли.
12

рых случаях обещанная рента превышает самое большое
количество продукта, (когда-либо полученное с участков,
арендованных крестьянами, которые обязались уплатить
эту ренту, или то количество продукта, которое при
существующей системе возделывания земли эти участки могли
бы дать в самые благоприятные сезоны. Поэтому, если бы
крестьянин выполнял свои обязательства перед
землевладельцем, на что он редко оказывается способен, он
обрабатывал бы землю задаром да еще давал бы
землевладельцу премию за разрешение обрабатывать землю. Рыбаки
на морском побережье, а в северных графствах те, у кого
есть ткацкие станки, зачастую платят в качестве ренты
суммы большие, нежели рыночная стоимость всей
продукции, получаемой с занимаемой ими земли. Можно,
пожалуй, предположить, что при таких обстоятельствах им
жилось бы лучше, если бы они вовсе не арендовали земли.
Но неделю-другую уловы могут быть очень плохими; то же
может случиться и со спросом на продукцию домашнего
ткачества, и тогда эти люди, не имей они земли для
производства пищи, могли бы умереть с голоду. Однако они
редко выплачивают всю обещанную ренту. Крестьянин
постоянно остается в долгу у своего землевладельца; его
жалкого имущества — нищенской одежды его самого и
членов семьи, двух-трех стульев и нескольких предметов
глиняной посуды, находящихся в убогой лачуге, — не
хватило бы, будь оно продано, для того, чтобы ликвидировать
постоянный и вообще накапливающийся долг арендатора
землевладельцу. По большей части крестьяне опаздывают
с платежом на год, и извинением за то, что они не платят
больших сумм, им служит нищета. Материальное
положение крестьянина не улучшится, даже если продукция с
арендуемого им участка в какой-нибудь год окажется
обильнее обычного или если крестьянин случайно
приобретет какую-нибудь собственность; он не может (позволить
себе питаться лучше или потреблять большее количество
еды. Он не может прикупить мебель в дом, как не может
и одеть получше жену и детей. Приобретенное им должно
пойти человеку, у которого он арендует землю. Случайное
увеличение дохода коттера позволит ему сократить
задолженность по уплате ренты и тем самым отсрочить сгон с
арендуемого участка. Но это и предел его надежд».
В качестве крайнего примера ожесточенности
конкурентной борьбы за землю и той чудовищной высоты, до
13

которой эта конкуренция временами взвинчивает
номинальную ренту, можно привести факт, который содержится
в собранных комиссией лорда Девона показаниях и
засвидетельствован Херли, коронным секретарем графства
Керри*: «Я знаю случай, ковда арендатор нанимал ферму,
которая была мне хорошо известна и давала 50 ф. ст. в
год; однако конкуренция достигла такого накала, что он
пообещал платить ренту в 450 ф. ст. в год».
§ 3. При таком положении вещей что может арендатор
выиграть от какого бы то ни было трудолюбия и
благоразумия и что он может потерять вследствие самого
крайнего безрассудства? Если землевладелец в любой момент
воспользуется своими законными правами в полном
объеме, коттер не сможет даже существошть. Если бы
ценою дополнительных усилий коттер удвоил продукцию
со своего клочка земли или если бы он благоразумно
воздержался от увеличения числа едоков, поглощающих эту
продукцию, то единственным его выигрышем было бы то,
что у него осталось бы больше средств для уплаты
землевладельцу, тогда как, будь у него хоть 20 детей, все равно
сначала получат пропитание члены его семьи, а
землевладелец сможет взять лишь то, что останется. Из всех
живущих на свете людей, кажется, один лишь коттер
находится в таком положении, при котором он едва ли
может улучшить или ухудшить свою участь каким-либо
собственным поступком. Если коттер трудолюбив или
благоразумен, то от этого выиграет только его землевладелец;
если коттер ленив и невоздержан, то и убыток от этого
будет только его землевладельцу. Самое богатое
воображение неспособно представить положения, при котором
побуждения к труду и к самоконтролю отсутствовали бы
в большей степени. Побуждения, воздействующие на
свободных людей, отняты и не заменены побуждениями,
которые управляют рабами. Коттеру не на что надеяться и
нечего бояться, за исключением сгона с арендуемого им
участка, а от этой угрозы он защищается, прибегая к
ultima ratio (последний, решительный, крайний довод) —
оборонительной гражданской войне. «Рокизм» и движение
«белых ребят» были3 проявлением решимости людей,
* "Evidence", p. 851.
3 [До 5-го издания (1862 г.)—«являются».]
14

которые не могли назвать своим ничего, кроме
ежедневного пропитания самого скверного качества, и не желали
лишиться и этой малости в угоду другим.
В таком случае не со злою ли сатирой на способ,
которым формируются мнения по важнейшим проблемам
естества и жизни человека, мы сталкиваемся,
обнаруживая, что наставники общества, претендующие на большую
ученость, приписывают отсталость ирландской
промышленности и недостаток энергии, проявляемый ирландцами
в деле улучшения своего положения, особенной лености и
insouciance (беззаботность, беспечность), свойственными
кельтской расе? Из всех распространенных способов
уклоняться от рассмотрения того, как воздействуют на ум и
душу человека общественные и нравственные условия,
самый пошлый состоит в том, что различия в поведении и
характере людей приписываются их врожденным и
природным особенностям. Какая раса не стала бы ленивой
и безалаберной, когда положение дел таково, что люди нб
извлекают никаких преимуществ из своей
предусмотрительности и усердия? Если люди живут и трудятся при
таких порядках, нет ничего удивительного в том, что они
не стряхивают с себя порожденные такими условиями
апатию и безразличие сразу же, как только предоставляется
возможность трудиться с действительной пользой? Вполне
естественно, что такой любящий удовольствия и
чувственный народ, как ирландцы, будет менее привержен к
постоянному, рутинному труду, нежели англичане,
поскольку для ирландцев жизнь и независимо от труда имеет
большую привлекательность; но они не менее способны к
напряженному постоянному труду, чем их кельтские
сородичи французы, не менее, чем тосканцы или древние
греки. Характер ирландцев, с присущей ему возбудимостью,
является именно таким характером, в котором
соответствующими побуждениями легче всего разжечь дух
воодушевленного труда. Если люди не хотят работать без
побудительной причины, это не дает еще никаких
доказательств отсутствия у них трудолюбия. В Англии или
Америке никто не трудится напряженнее ирландцев — но не
при коттерской системе.
§ 4. Положение, в котором находится многочисленное
земледельческое население Индии, почти аналогично
положению коттеров и в то же время в достаточной степени
15

отлично от него, чтобы сравнение этих двух систем стало
поучительным. В большинстве районов Индии
существуют и, вероятно, всегда существовали лишь две стороны,
участвующие в соглашениях об аренде, — землевладелец
и крестьянин; обычно землевладельцем является носитель
верховной власти, за ис,ключением тех случаев, когда он
особым документом уступил свои права какому-либо лицу,
которое становится его представителем. Но размеры
арендных платежей индийских крестьян, или, как их называют,
райятов, редко, если вообще когда-либо регулирует
конкуренция, как это происходит в Ирландии. Хотя местные
обычаи бесконечно разнообразны и практически не
существует обычая, который можно было бы успешно
противопоставить воле государя, тем не менее в Индии всегда
действовали некоторые общие для любого округа правила и
сборщик налогов не заключал с каждым крестьянином
отдельной сделки, но облагал всех налогом в соответствии
с этим общим правилом. Таким образом, сохранялась идея
принадлежащего арендатору права собственности или, во
всяком случае, права на постоянное владение занимаемым
им участком, и возникала аномалия сосуществования
права крестьянина-хозяина на фиксированную вечную аренду
занимаемой им земли и власти землевладельца
произвольно увеличивать ренту.
Когда в большей части Индии индусских правителей
сменили могольские завоеватели, они стали действовать
на основании иного принципа. Была проведена
подробнейшая поземельная опись, положенная в основу системы
обложения, которая установила конкретную сумму
арендных платежей, причитающихся правительству с каждого
поля. Если бы в действительности взимаемые платежи
никогда не превышали установленных размеров, райяты
находились бы в сравнительно выгодном положении крестьян-
собственников, платящих тяжелую, но фиксированную
ренту. Однако отсутствие реальной защиты от незаконных
вымогательств сделало это улучшение положения райятов,
скорее, номинальным, нежели действительным. За
исключением тех редких случаев, когда местный правитель был
гуманен и энергичен, вымогательства не имели иного
практического предела, кроме неспособности самого райята
платить больше.
Таково было положение дел, которое получили в
наследство английские правители Индии, и они уже на ран-
16

ней стадии своей деятельности ощутили настоятельную
необходимость положить конец такому произвольному
характеру поземельных сборов и установить
определенные границы для правительственных требований.
Англичане не пытались вернуться к сделанной моголами оценке
земель. В общем, английская администрация в Индии
действовала весьма рационально, обращая мало внимания на
то, как представлялись туземные учреждения в теории, но
изучая те права, которые существовали и были уважаемы
на практике, ограждая и расширяя их. Однако в течение
длительного времени английская администрация
допускала грубые и достойные сожаления ошибки в деле
установления фактов и самым превратным образом
истолковывала существующие права и обычаи. Ошибки английской
администрации проистекали из-за неспособности людей
заурядного ума представить себе общественные отношения,
коренным образом отличающиеся от тех, с которыми они
хорошо были знакомы на практике. Поскольку в Англии
привыкли к крупным поместьям и крупным
землевладельцам, английские правители сочли само собой
разумеющимся, что и Индия должна иметь крупное
землевладение; и, осмотревшись в поисках .какого-нибудь сословия,
на котором можно было бы остановить выбор, они
обратили внимание на сборщиков налогов, называемых за-
миндарами. «Заминдар, — пишет проницательный историк
Индии *, — имел некоторые характерные для
землевладельца признаки: он собирал арендные платежи с
жителей определенного района, управлял земледельцами
этого района, жил, окруженный сравнительным блеском, а
когда умирал, то ему наследовал его сын. Поэтому
незамедлительно сделали вывод о том, что заминдары были
собственниками земли, землевладельческой
аристократией и землевладельческим нетитулованным дворянством
Индии. Не было принято во внимание то обстоятельство,
что заминдары, хотя и собирали ренту, не удерживали ее
в своих руках, а за малым вычетом передавали
правительству. Не приняли во внимание и то, что, если заминдары
управляли райятами и во многих отношениях
пользовались над ними деспотической властью, все же они
обращались с райятами не как со своими арендаторами,
держащими участки принадлежащей заминдарам земли в соот-
* Mill. History of British India, book VI, ch. 8.
2 Заказ № 522
17

ветствии с писаными или неписаными, срочными или
бессрочными соглашениями. Райят был наследственным
владельцем, и заминдар не имел законного права согнать его
с занимаемой земли; замицдар должен был отчитываться
за каждый фартинг, полученный им «с райята; и если из
всей собранной суммы заминдар удерживал сверх той
небольшой доли, которую ему было дозволено получать в
качестве платы за сбор налогов, хотя бы одну ану, то
удерживал ее посредством мошенничества».
«В Индии, — продолжает этот историк, —
представилась возможность, не имеющая себе параллелей в мировой
истории. После носителя верховной власти самую
значительную часть права на землю имели люди,
непосредственно возделывающие ее. Заминдарам можно было бы легко
предоставить полную компенсацию за те права, которыми
они обладали. Было принято великодушное решение
принести в жертву делу улучшения земледелия права
собственности суверена. Побуждения ,к улучшению, даваемые
собственностью и так справедливо оцененные
правительственной властью, можно было «сообщить тем людям, на
которых эти побуждения воздействовали бы несравнимо
сильнее, нежели на любой другой класс людей. Эти
побуждения можно было сообщить тем людям, которые во всех
странах являются единственными творцами главных
улучшений в сельском хозяйстве, — тем самым людям,
которые непосредственно заняты обработкой земли. И мера,
достойная того, чтобы стать в один ряд с
благороднейшими мерами, когда-либо предпринимавшимися во имя
прогресса какой-либо страны, помогла бы вознаградить
индийский народ за те страдания, которые он столь долго
претерпевал вследствие дурного правления. Но законодателями
были английские аристократы; и аристократические
предрассудки возобладали».
Принятая мера оказалась совершенно неудачной в тех
основных своих результатах, которых ожидали ее
исполненные благих намерений творцы. Непривычные к оценке
степени, в которой даже такое разнообразие обстоятельств,
какое существует в пределах одного королевства,
видоизменяет функционирование любого данного учреждения,
эти люди обольщались той мыслью, что создали во всех
провинциях Бенгалии землевладельцев английского типа,
а в действительности оказалось, что они создали всего
лишь землевладельцев ирландского типа. Эта новая зем-
18

левладельческая аристократия обманула все
возлагавшиеся на нее надежды. Она ничего не сделала для улучшения
своих поместий, зато сделала вое для собственного
разорения. Поскольку в Индии не было приложено таких
стараний, как в Ирландии, для того чтобы дать
землевладельцам возможность избежать последствий их
расточительности, почти всю землю в Бенгалии пришлось секвестровать
и продать за долги и неуплату налогов, и в течение жизни
одного поколения большинство прежних заминдаров
перестали существовать. Теперь их место заняли другие семьи,
по большей части потомки калькуттских заимодавцев или
чиновников-индийцев, обогатившихся при английском
правлении и живущих на доставшейся им земле
бесполезными трутнями. Все те денежные выгоды, которыми
правительство пожертвовало ради создания такого класса, в
лучшем случае были растрачены впустую 4.
В тех районах Индии, где британское владычество было
установлено позднее, избежали грубой ошибки — не
одарили бесполезное сословие крупных землевладельцев
пожалованиями из государственных доходов. В большей части
Мадрасского президентства и некоторой части
Бомбейского президентства сам земледелец платит ренту непо-
4 [В первоначальном тексте далее следовали такие абзацы: «Но
в этой плохо продуманной мере был один искупающий момент,
которому, вероятно, можно приписать весь прогресс, достигнутый
с тех пор бенгальскими провинциями в производстве и размерах
доходов. Действительно, райятов низвели до положения
арендаторов, снимающих землю у заминдаров, но арендаторов, обладающих
правом постоянного, вечного владения землей. Заминдарам была
предоставлена возможность определять размеры ренты по
собственному усмотрению, но будучи установлены однажды, арендные
платежи уже никогда не должны были изменяться. Это правило стало
законом и соблюдаемой на практике нормой земельной аренды в
самой процветающей части индийских владений Британии.
В тех районах Индии, где британское владычество было
установлено позднее, избежали грубой ошибки—не одарили
бесполезное сословие крупных землевладельцев пожалованиями из
государственных доходов, но, не свершив дурного, не сделали и
хорошего. Администрация сделала для райятов менее того, что
требовали сделать для них созданные администрацией же
землевладельцы».
Эти абзацы были опущены как неверные.—См. примечание
1871 г. далее на с. 20 в 3-м издании (1852 г.). В это издание были
внесены упоминания о Мадрасе и Бомбее с утверждением о том,
что «рента с земли каждого качества установлена навечно». Это
неверное утверждение вычеркнуто в 4-ом издании (1857 г.), в
которое внесено упоминание о северо-западных провинциях.]
2*
19

средственно администрации. В северо-западных
провинциях администрация заключала соглашение об аренде со
всей деревенской общиной коллективно, определяя долю,
которую должен платить каждый член общины, но
налагая на всех ее членов солидарную ответственность за
недоимки каждого. Но в большей части Индии сами
земледельцы не получили вечной аренды и фиксированной ренты.
Администрация управляет землей на основании того
принципа, в соответствии с которым управляет своим
поместьем хороший ирландский землевладелец, — не подчиняет
поземельные отношения действию конкуренции, не
спрашивает у земледельцев, какую арендную плату они
обещают платить, но сама определяет, какие ренты они в
состоянии выплатить, предъявляя требования в соответствии
с этой оценкой. Во многих районах, в которых одна часть
земледельцев считается арендаторами других крестьян,
администрация предъявляет налоговые требования только
к тем жителям, которых рассматривает как наследников
первопоселенцев или завоевателей селения и которые
зачастую образуют многочисленную группу. Иногда размер
рент*я устанавливается всего на 1 год, иногда на 3 года
или на 5 лет; но нынешняя политика имеет неизменную
тенденцию к установлению долгосрочных аренд, срок
действия которых в северных провинциях Индии достигает
30 лет. Этот порядок не просуществовал в течение
времени, достаточного для того, чтобы опыт показал, насколько
стимулы к улучшению, порождаемые в земледельцах
долгосрочной арендой, слабее воздействия, оказываемого
правом вечного пользования землей*. Но две системы —
годичная аренда и краткосрочная аренда — осуждены
необратимо. Эти системы можно назвать удачными лишь по
сравнению с существовавшим прежде безграничным
угнетением. Их никто не одобрял и никто не смотрел на них
иначе, как на временную меру, которая будет устранена
тогда, когда более полное знание возможностей страны
позволит иметь данные, необходимые для установления
какого-нибудь более постоянного порядка 5.
* [1871 г.] После того как были написаны эти слова,
администрация в Индии приняла решение о трансформации в северных
провинциях долгосрочных аренд в вечные с уплатой
фиксированных рент.
5 [См. Приложение М. «Формы земельной аренды в Индии».]
20

ГЛАВА X
СПОСОБЫ ЛИКВИДАЦИИ КОТТЕРСКОЙ АРЕНДЫ
§ 1. Когда было написано и опубликовано первое
издание этой работы \ вопрос о том, что делать с коттерским
населением, был самым настоятельным из стоявших перед
английским правительством. Большая часть (8 млн.)
населения, долго пребывавшая в безнадежной инертности
и крайней нищете в условиях коттерства, была доведена
действием этой системы до того, что имела возможность
питаться лишь самой плохой пищей и не была способна ни
желать, ни делать что-либо для улучшения своей участи.
Наконец, из-за неурожая и этой скудной пищи население
было погружено в такое состояние, выходом из которого,
по-видимому, была или смерть, или постоянное содержание
на чужие средства, или радикальное изменение
экономических порядков, при которых до той поры население имело
несчастье жить. Та^ая настоятельная необходимость
привлекла внимание законодательной власти и нации, но едва
ли можно сказать, что это внимание имело серьезное
последствие, ибо в то время, как бедствие было порождено
системой земельной аренды, лишавшей людей всякого
побуждения к усердию или бережливости, за
исключением страха перед голодной смертью, парламент, даровав
этим людям законное право притязать на помощь
благотворительности, предоставил средство, которое должно
устранить даже это побуждение; в то же время для
уничтожения причины этого зла не было сделано ничего —
ограничились пустыми сетованиями, хотя отсрочка
решения проблемы обошлась государственной казне в
10 млн. ф. ст.
«Нет надобности, — заметил я тогда, — приводить
доводы для доказательства того, что коренной причиной всех
экономических бедствий Ирландии является коттерство;
что ожидать трудолюбия, полезной деятельности, какого-
1 [Эти слова были внесены в 3-е издание (1852 г.), а
следующее предложение переведено из настоящего времени в
прошедшее.]
21

либо иного ограничения роста населения, кроме смерти
или хотя бы малейшего уменьшения нищеты, в то время
как в стране господствует практика определения
арендных платежей-крестьян конкуренцией, — значит ожидать
винных ягод от репейника и гроздьев винограда от
терновника. Если наши практические государственные мужи не
созрели для признания этого факта или если, признавая
его в теории, они ощущают его реальность недостаточно
остро для тою, чтобы найти в себе силы выработать на
основании этого факта какую-нибудь линию поведения, то
существует еще одно соображение, причем соображение
чисто материального порядка, от которого они не найдут
возможности уклониться. Если урожаи той единственной
культуры, которой народ до сих пор кормился,
по-прежнему будут ненадежны, то либо необходимо дать новый и
мощный импульс совершенствованию искусства ведения
сельского хозяйства и трудолюбию, либо земля Ирландии
не сможет более кормить население, численность которого
будет хотя бы приблизительно равняться нынешней. Весь
продует западной половины этого острова, без каких-либо
вычетов для уплаты ренты, ныне будет недостаточным для
того, чтобы постоянно кормить все население этой части
Ирландии; и из года в год эти люди по необходимости
будут оставаться статьей расхода в имперском бюджете
до тех пор, пока их численность не будет сокращена либо
эмиграцией, либо голодной смертью до уровня,
соответствующего низкому состоянию их производства, или пока
не будут изысканы средства для того, чтобы сделать их
промышленность более производительной».
2 С тех пор как были написаны эти слова, никем не
предвиденные события спасли английских правителей
Ирландии от трудностей, которые были бы справедливой
карой за проявленные ими безразличие и недостаток
предусмотрительности. Ирландия с ее сельским хозяйством,
ведущимся на основе коттерства, не могла более
обеспечивать свое население продовольствием. Парламент, думая
помочь злу, создал только побуждения к росту
численности населения, но вовсе не к улучшению производства.
Однако помощь, которая не была предоставлена
ирландскому народу мудростью политиков, пришла из неожидан-
2 [Этот и два следующих абзаца внесены в 3-е издание (1852 г.)
и заняли место § 2 первоначального текста.]
22

ного источника. Система самофинансирующейся
эмиграции, предложенная Уэйкфилдом, была приведена в
действие на основе принципа добровольности и в гигантском
масштабе (заработки первых поселенцев пошли на оплату
издержек перевозки последующих колонистов). К
настоящему времени численность населения сократилась до
уровня, когда при существующей системе ведения
сельского хозяйства все оставшиеся могут найти себе работу
й средства к жизни. Сравнение результатов переписей
1851 и 1841 гг. показывает, что население сократилось
примерно на 1,5 млн. человек. Следующая перепись
(перепись 1861 г.) показывает дальнейшее сокращение
населения примерно на 500 тыс. человек. Таким образом,
ирландцы нашли путь на тот цветущий континент,
который сможет на протяжении жизни нескольких поколений
обеспечивать одинаковым достатком прирост населения
всего мира. Ирландское крестьянство научилось обращать
взор на лежащий за океаном рай земной как на надежное
убежище и от угнетения саксов, и от тирании природы. Не
может быть сомнений, что с этих пор, как бы значительно
ни сократились возможности найма
сельскохозяйственных рабочих при общем внедрении по всей Ирландии
английских методов ведения хозяйства или вследствие
того, что всю Ирландию превратили бы в пастбище,
подобно графству Сазерленд, лишние люди будут мигрировать
в Америку с той же стремительностью и точно так же не
требуя от нации расходов, как это сделал миллион
ирландцев, отправившихся туда в течение трех лет,
предшествовавших 1851 г. Люди, полагающие, что земля страны
существует ради нескольких тысяч землевладельцев и что,
пока рента исправно платится, общество и
правительство выполняют свое предназначение, могут увидеть в
этом исходе счастливое завершение ирландских
затруднений.
Но теперь иное время, да и человеческое сознание
находится не в таком состоянии, чтобы можно было
отстаивать подобные оскорбительные притязания. Земля
Ирландии, земля любой страны принадлежит народу этой
страны. Отдельные лица, называемые землевладельцами,
не имеют никакого права, в силу нравственности и
справедливости, на что-либо, кроме ренты или компенсации за ее
рыночную стоимость. Что касается самой земли, то главный
вопрос состоит в том, посредством какого способа присвое-
23

ния и возделывания ее можно сделать наиболее полезной
для всего населения в целом. Для собственников ренты
может оказаться весьма удобным то, что основная масса
жителей, отчаявшись найти справедливость в стране, где
они и их предки жили и страдали, стала искать на другом
материке ту земельную собственность, в которой им
отказали на родине. Но законодательному собранию империи
следует смотреть на вынужденную эмиграцию миллионов
людей иными глазами. В тех случаях, когда население
какой-либо страны покидает ее en masse (целиком)
потому, что правительство этой страны не желает дать им
место для жизни, такое правительство осуждают и признают
виновным. Нет никакой необходимости лишать
землевладельцев хотя бы фартинга из денежной стоимости их
законных прав; но справедливость требует, чтобы людям,
непосредственно возделывающим землю, была
предоставлена возможность стать в Ирландии тем, чем они станут
в Америке, — собственниками той земли, которую они
обрабатывают.
В не меньшей мере требует этого и политическое
благоразумие. Люди, не знающие ни Ирландии, ни какой-
либо другой страны, берут английскую практику в
качестве единственной нормы социального ж экономического
совершенства и предлагают как единственное средство
против ирландской нищеты превращение коттеров в
наемных работников. Но это предложение является планом
улучшения скорее ирландского сельского хозяйства,
нежели положения ирландского народа. Состояние поденщика
не имеет в себе волшебной силы, которая чудодейственным
образом вселила бы предусмотрительность, бережливость
или самоограничение в сознание народа, лишенного этих
качеств. Если бы всех ирландских крестьян можно было
обратить в наемных работников, а обычаи, привычки и
нравственные особенности народа остались бы прежними,
мы попросту увидели бы 4 или 5 млн. людей, живущих в
состоянии поденщиков в той же самой нищете, в которой
они жили ранее в состоянии коттеров, — столь же
пассивных при отсутствии всяких удобств, столь же безрассудных
в своем размножении и, возможно, даже столь же
безразличных к выполняемой ими работе, поскольку их нельзя
было бы уволить в массовом порядке, а если бы это и было
возможно, то такое увольнение означало бы всего лишь
перевод их на содержание за счет налога на вспомощество-
24

вание бедным. Совершенно иной результат дало бы
превращение этих людей в крестьян-собственников. Для
возрождения народа, который в смысле трудолюбия и
предусмотрительности должен учиться буквально всему,
который, как признано всеми, является одним из самых
отсталых европейских народов по своим рабочим
качествам, требуются самые могущественные побуждения,
которыми можно стимулировать эти качества; а нет стимула,
который по силе своей был бы сравним с правом
собственности на землю. Постоянные собственность на землю и
заинтересованность в ней тех, кто ее обрабатывает,
являются почти что гарантией самого неутомимого
трудолюбия; земельная собственность является и наилучшим из
всех известных на сегодня, хотя и не абсолютно
надежным, средством предупреждения перенаселения, и там,
где она оказалась несостоятельной в этом качестве, всякое
иное устройство потерпело бы гораздо более вопиющую
неудачу; чисто экономическими средствами это зло не
устранить.
Потребности Ирландии сходны с потребностями
Индии. В Индии, хотя администрация и совершала время от
времени серьезные ошибки, никто никогда не предлагал
согнать райятов или крестьян-фермеров с занимаемых ими
наделов под предлогом улучшения сельского хозяйства;
изыскиваемый путь улучшения сельского хозяйства
состоит в том, чтобы сделать аренду индийских крестьян более
надежной, гарантированной, и единственное расхождение
во мнениях сводится к тому, что одни настаивают на
предоставлении земли райятам в вечную аренду, а другие
полагают, что достаточно будет и долгосрочных аренд. Тот
же самый вопрос стоит и в отношении Ирландии; и было
бы праздным делом отрицать, что долгосрочные аренды при
таких землевладельцах, какие иногда встречаются, творят
чудеса даже в Ирландии. Но в этом случае долгосрочные
аренды должны предусматривать низкую ренту. Для
избавления от коттерства ни в коем случае нельзя
полагаться только на долгосрочные аренды. На протяжении всего
существования коттерства сроки действия соглашений об
аренде всегда были длительными: 21 год или срок трех
жизней были обычными сроками. Но поскольку величину
арендных платежей определяла конкуренция,
поднимавшая их сверх того, что мог заплатить арендатор, последний
не имел благотворной заинтересованности в земле, да и не
25

мог приобрести ее никаким усердием, поэтому
преимущество, предоставляемое соглашением об аренде, было
практически номинальным. В Индии администрация — там, где
она опрометчиво не передала свои права собственности за-
миндарам 3, — способна предотвратить эту беду, потому
что, будучи сама землевладельцем, она может определять
величину ренты по своему собственному усмотрению; но
если земля принадлежит частным лицам, а размер
арендных платежей определяет конкуренция и конкурентами
являются крестьяне, бьющиеся за существование, то
номинальная рента неизбежна, если только население не так
малочисленно, что сама конкуренция станет номинальной.
Большинство землевладельцев будут стремиться
заполучить те деньги и ту власть, которые предоставляются
немедленно; и пока землевладельцы находят коттеров,
готовых предложить им сколь угодно высокую арендную плату,
бесполезно полагаться на самоотречение землевладельцев
от их собственных выгод ради пользы других в деле
ограничения этой порочной практики.
Вечное владение служит более сильным стимулом к
улучшению, нежели долгосрочная аренда — не только
потому, что даже самая долгосрочная аренда проходит,
прежде чем истечет срок ее действия, через все многообразие
краткосрочных аренд вплоть до полного их отсутствия, но
и по более глубоким причинам. Было бы весьма
поверхностным с нашей стороны не принимать во внимание,
даже в чисто экономических рассуждениях, влияние
воображения; в аренде «на вечные времена» присутствует
некое положительное качество, которого нет даже в самой
долгосрочной аренде. Даже если срок аренды достаточно
продолжителен для того, чтобы охватить жизнь детей и
всех дорогих человеку людей, все же до тех пор, пока
человек не достигнет той высокой степени умственного и
нравственного развития, при которой общественное благо
(также объемлющее вечность) приобретает высшее
господство над его чувствами и желаниями, он не будет
напрягать свои силы с одинаковым на протяжении всего
срока аренды рвением для того, чтобы увеличивать ценность
владения, которое лично для него с каждым годом все
3 [Это придаточное предложение внесено в 3-е издание
(1852 г.).]
26

более обесценивается. Кроме того, пока с земельной
собственностью будет связана вечность владения, как это и
есть во всех странах континентальной Европы, аренда
земли на ограниченный срок, каким бы он ни был
продолжительным, должна, разумеется, считаться чем-то менее
важным и достойным. Стремление получить такую аренду
на срок будет вызывать у людей меньшее рвение, а
получив ее, они будут испытывать меньшую привязанность к
арендуемой земле. Но в стране, где господствует коттер-
ство, вопрос о вечности аренды имеет совершенно
второстепенное значение по сравнению с более важным
вопросом—вопросом ограничения арендных платежей.
Регулирование ренты, уплачиваемой капиталистом, который
ведет хозяйство ради получения прибыли, а не ради
пропитания, можно, ничем не рискуя, уступить конкуренции.
Но этого нельзя делать в отношении ренты, уплачиваемой
непосредственными производителями, если только они не
станут более цивилизованными и развитыми, однако
такого состояния трудящиеся пока нигде не достигли и не
могут легко достичь при подобной системе аренды земли.
Арендные платежи крестьян никогда не следует
устанавливать произвольно, не следует также определять их
размеры по усмотрению землевладельца; настоятельно
необходимо, чтобы их размер определялся либо обычаем,
либо законом; и там, где не установился взаимовыгодный
обычай, такой, как тосканская испольщина, разум и
опыт требуют, чтобы власть определила неизменную
величину ренты, обратив, таким образом, произвольную ренту
в фиксированную, а фермера —в
крестьянина-собственника.
Наиболее эффективный способ осуществления этого
изменения в достаточно значительном для полного
уничтожения коттерства масштабе — прямое и полное
выполнение принятого парламентом закона, который превратил бы
всю землю Ирландии в собственность арендаторов, обязав
их выплачивать в качестве фиксированной арендной
платы ту ренту, которую они платят ныне в
действительности, а не номинально. Это под названием
«постоянства владения» было одним из требований
Ассоциации рипилеров в наиболее успешный период их агитации;
и суть этого требования лучше всего была выражена
словами «оценка и вечность», принадлежащими Коннеру,
самому первому, рьяному и неутомимому проповедни-
27

ку такого изменения *. При условии, что землевладельцам
будет выплачена компенсация за теперешнюю стоимость
возможного увеличения ренты, от которого их вынуждают
отказаться, в такой мере не было бы ничего
несправедливого. В этом случае нарушение существующих
общественных отношений едва ли было бы более сильным, чем то,
которое совершили министры Штейн и Гарденберг, когда
в начале нашего столетия они серией эдиктов осуществили
целый переворот в состоянии земельной собственности
прусского государства и увековечили для потомства свои
имена в числе величайших благодетелей своей страны. Фон
Раумеру и Гюставу де Бомону, просвещенным
иностранцам, пишущим об Ирландии, такого рода средство для
излечения от недуга представлялось столь очевидным и
верным, что им трудно было понять, как получилось, что
это дело все еще не свершено.
Однако эта мера означала бы прежде всего полную
экспроприацию собственности высших классов ирландского
общества; а если изложенные нами принципы
справедливы, то такое преобразование может быть оправдано только
в том случае, когда оно является единственным средством
для достижения значительного общественного блага.
Во-вторых, полное устранение всяких иных
землевладельцев, кроме крестьян-собственников, само по себе было бы
отнюдь не желательно. Важную часть хорошей
сельскохозяйственной системы составляют крупные фермы, на
которых возделывание земли осуществляется с применением
значительных капиталов и которые являются
собственностью людей, получивших наилучшее образование, какое
только может дать страна; людей, способных благодаря
своему образованию оценивать научные открытия и
имеющих возможность проводить дорогостоящие эксперименты,
несмотря на долгосрочную отдачу и сопряженный с этим
риск. Таких землевладельцев много даже в Ирландии; и
изгнание их из поместий было бы несчастьем для
общества. Кроме того, среди находящихся ныне в аренде
участков значительную часть составляют такие, которые,
вероятно, все же слишком малы для того, чтобы, в случае их
сохранения, систему крестьянской собственности на землю
* Автор многочисленных памфлетов, озаглавленных: "True
Political Economy of Ireland", "Letter to the Earl of Devon", "Two
Letters on the. Rackrent Oppression of Ireland", и др. Коннер с 1832 г.
ведет агитацию в поддержку этой меры.
28

можно было испытать при максимально благоприятных
для нее условиях; да и нынешние арендаторы не всегда
являются теми людьми, каких было бы желательно видеть
в качестве первых владельцев принадлежащих им на
правах собственности крестьянских наделов. Среди нынешних
арендаторов много людей, на которых появление надежды
приобрести земельную собственность благодаря усердию
и бережливости возымело бы более благотворное
воздействие, нежели немедленное предоставление им самой
земельной собственности4.
4 [Здесь в 3-м издании (1852 г.) был снят следующий раздел
первоначального текста:
«§ 5. Некоторые люди, желающие избежать понятия
«постоянство владения», но отказывающиеся удовлетвориться чем-либо,
кроме той или иной меры, действие которой охватывало бы всю
страну, выдвинули предложение о повсеместном введении
«арендного права». Под этим двусмысленным выражением
смешивают две вещи. В дискуссии по ирландским вопросам это выражение
обычно означает господствующую в Ольстере практику, которая
фактически является постоянством владения. Эта практика
предполагает ограничение ренты обычаем, хотя и не законом,
ограничение, не будь которого, арендатор не смог бы приобрести
благотворной, отчуждаемой и пользующейся спросом доли в
занимаемом им участке. Существование этой практики в высшей степени
полезно и является одной из главных причин того превосходства в
эффективности земледелия и благополучии населения, которым
обладает Ольстер несмотря на то, что в этой области собственность
подверглась более мелкому дроблению, чем в других. Но
трансформировать это ограничение ренты обычаем в юридическое
ограничение и придать этому юридическому ограничению всеобщую силу
значило бы установить постоянство владения в законодательном
порядке, возражения против чего уже изложены.
То же самое название (арендное право) в последние
годы стали применять, особенно в Англии, по отношению к чему-то
совершенно иному—и не достигающему настоятельной
необходимости настолько, насколько превзошло бы необходимость
принудительное проведение в жизнь ольстерского обычая. Это английское
арендное право, с которым, стремясь добиться одобрения этого
права законодательной властью, связал свое имя некий человек,
пользующийся высоким авторитетом в науке о сельском хозяйстве,
равносильно не чему иному, как положению, по которому
землевладелец после истечения срока действия соглашения об аренде должен
был бы выплачивать арендатору компенсацию за «неисчерпанные
возможности улучшения». Разумеется, это весьма желательное
положение, касающееся, однако, только фермеров-капиталистов и
тех улучшений, которые осуществлены посредством вложения
денег; улучшений, ценность и стоимость которых могли бы точно
определить опытный земельный агент или жюри, составленное из
фермеров. Однако улучшения, которых следует ожидать от
земледельцев-крестьян, являются результатом не денежных расходов, но
29

Однако есть меры более мягкие, которые неуязвимы
для подобных возражений, хотя, если бы их осуществить
в широких масштабах, какие только возможны, желаемая
цель была бы в значительной степени достигнута. Одной
из таких мер было бы принятие закона, в соответствии с
которым любой человек, осваивающий участок пустоши,
становится собственником этого участка при условии
уплаты навечно фиксированной ренты, равной
умеренному проценту от стоимости этого участка в невозделанном
виде. Разумеется, непременным условием этой меры было
бы возложение на землевладельцев обязанности уступать
пустующие земли (если они не находятся под парками,
садами и т. д.) во всех случаях, когда бы их ни
потребовали в целях освоения. Другой целесообразной мерой —
причем такой, в осуществлении которой могли бы
участвовать отдельные лица, — была бы скупка возможно
большего количества земли, предлагаемой к продаже, и
перепродажа этой земли мелкими участками в качестве
крестьянской собственности. Одно время проектировалось
создание общества (хотя попытка учредить его оказалась
неудачной), строящего свою деятельность на принципах—
в той мере, в какой это возможно, — обществ фригольдер-
ского землевладения, столь успешно созданных в Англии
главным образом не ради улучшения сельского
хозяйства, но в целях оказания влияния на выборы5.
затрат крестьянского труда, приложенного в столь разные моменты
и в таких незначительных количествах, что они не поддаются
оценке. Компенсацию за такой труд нельзя предоставить на
основе какого-либо иного принципа, кроме выплаты арендатору
всей разницы между стоимостью, которую имела арендованная им
собственность в момент, когда он вступил во владение ею, и
стоимостью, которую эта собственность получила к моменту, когда
арендатор перестал владеть ею; это столь же действенным
образом уничтожило бы право собственности землевладельца, как если
бы размер ренты был фиксирован на вечные времена, в то же
время это не давало бы столь же сильных побуждений тому
землевладельцу, который совершенствует свое хозяйство столько же по
любви и страсти к земле, сколько по расчету, и для которого его
собственная земля есть предмет весьма отличный от самой щедрой
из всех возможных денежных компенсаций за нее.]
5 [От занимавших в 1-м издании 5 страниц доводов в пользу
мер по освоению пустующих земель в 3-м издании (1852 г.) осталось
немногим более того, что опубликовано здесь и что получило свою
современную форму в 5-м издании (1862 г.). В 1-м издании эти
доводы начинались так: «Нет надобности распространять их действие
на все население или всю землю. Достаточно будет и того, чтобы
30

Это—способ, посредством которого частный капитал
может быть использован в деле перестройки общественного
имелась земля, на которой можно расселить столь значительную
часть населения, что на остальной территории страны не придется
содержать большее число людей, чем это совместимо сведением
сельского хозяйства на основе крупных ферм и наемного труда.
Для достижения этой цели очевидные возможности предоставляют
пустующие земли, которые, по счастью, столь обширны и в
значительной своей части настолько легко поддаются освоению, что
являют собой средство, при помощи которого можно было бы
превратить почти все избыточное население в крестьян-собственников
этих земель, не делая арендаторов собственниками».
После этого довода шел следующий отчет о проведенных в
Англии и связанных с именем Фергуса О'Коннора экспериментах:
«Существуют, впрочем, другие средства, при помощи которых
можно было бы немало сделать для распространения
крестьян-собственников даже на площади, уже возделываемой. В настоящее время
в нескольких районах Англии проводится эксперимент по созданию
хозяйств крестьян-собственников. Проект этот — чартистского
происхождения, и первая основанная в соответствии с ним колония
ныне действует в полную силу близ Риксмэнсворта в Хертфорд-
шире. Замысел этого плана таков. Средства, собранные по
подписке, вверяются акционерной компании. На часть этих средств было
куплено поместье площадью несколько сотен акров. Это поместье
было поделено на участки в 2, 3 и 4 акра, на каждом участке
ассоциация строила дом. Эти участки сдавали в аренду
определенным работникам, которым также авансировали такие суммы,
которые считались достаточным капиталом для обработки земли
лопатой. Ежегодные платежи на общую сумму, позволяющую
акционерной компании получать доход в размере 5% от вложенных в
это предприятие средств, были разделены между этими участками
и взимались в виде фиксированной умеренной ренты, которая
никогда и ни при каких обстоятельствах не должна быть увеличена.
Таким образом, арендаторы с самого начала являются
собственниками занимаемых наделов, организаторы ассоциации хотят, чтобы
арендаторы выкупили уплачиваемую ими ренту за счет
сбережений из продукта своего труда, и рассчитывают на этот выкуп.
Инициатор этого эксперимента, по-видимому, успешно
опроверг (перед судилищем, никоим образом не благоволившим к
нему—комиссией палаты общин) обвинения, которые были щедро
обрушены на era проект и избранный им способ его осуществления.
Если даже окончательный результат этого эксперимента окажется
неблагоприятным, то причина неудачи будет лежать в частных
вопросах управления, а не в принципе. Эти хорошо продуманные
организации предоставляют способ, посредством которого
частный капитал может принять участие в реконструкции», и т. д.
В 1-м издании было сказано, что «в настоящий момент как будто
нет причин думать» о том, что исход эксперимента будет
неблагоприятным; а во 2-м издании было введено упоминание о
парламентском расследовании. О дальнейший истории Национальной
земельной компании см.: L. I. J ebb. Small Holdings, 1907, p. 121.]
31

и сельского хозяйства Ирландии — не только без каких-
либо жертв со стороны собственника этого капитала, но и
со значительной прибылью для него. Примечательный
успех Общества по улучшению пустующих земель,
которое действовало в соответствии с гораздо* менее выгодным
для арендаторов планом, является примером того, на что
можно побудить ирландских крестьян, предоставив им
достаточную гарантию в том, что сделанное ими пойдет им
же на пользу. Нет даже необходимости принимать
вечность владения в качестве непременного, не
допускающего исключений правила; если предоставить фермерам
возможность покупать занимаемые ими фермы на средства,
которые они смогут приобрести, как быстро приобретали
их арендаторы Общества по улучшению пустующих
земель под воздействием благотворной системы,
установленной этим обществом *, то достаточной мерой будет и
* [1857 г.] Хотя это общество в годы, последовавшие за
голодом, было вынуждено прекратить свою деятельность, память о его
достижениях следует сохранить. Привожу выдержку из отчета,
представленного этому обществу в 1845 г. его способным
управляющим полковником Робинсоном и включенного в: "Proceedings of
Lord Devon's Commission", p. 84.
«245 арендаторов—многие из которых всего лишь несколько
лет назад пребывали в состоянии, граничащем с пауперизмом,—
занимая мелкие участки, площадью от 10 до 20 акров земли
каждый, своим собственным свободным трудом при помощи общества
осуществили улучшения своих хозяйств общей стоимостью
4396 ф. ст., причем 605 ф. ст. из этой суммы было прибавлено к
стоимости ферм в течение последнего года, что на каждого
арендатора составляет 17 ф. ст. 18 шилл. за весь срок и 2 ф. ст. 9 шилл.—
за последний год; выгодой от этих улучшений каждый арендатор
будет пользоваться на протяжении времени, остающегося до
истечения соглашений об аренде, которые заключены на 31 год.
Эти 245 арендаторов и члены их семей, обрабатывая землю
лопатами, подняли и освоили для земледелия 1032 акра земли,
прежде бывшей непроизводительной горной пустошью, и в
прошлом году взрастили на этой площади урожай, оцененный
компетентными, имеющими практический опыт лицами в 3896 ф. ст.,
что составляет 15 ф. ст. 18 шилл. в расчете на каждого арендатора.
Фактически находящийся на их фермах скот, состоящий из коров,
лошадей, овец и свиней, оценивается в соответствии с ценами,
установившимися в настоящее время на соседних рынках, в
4162 ф. ст., из которых 1304 ф. ст. было добавлено к общей
стоимости скота за период с февраля 1844 г., что составляет на
каждого арендатора 16 ф. ст. 19 шилл. за весь период п
5 ф. ст. 6 шилл.—за прошлый год, в течение которого стоимость
их скота увеличилась, таким образом, на сумму, равную их
теперешней ежегодной ренте. Статистические таблицы и отчеты, на
32

сдача участКоЁ в аренду на Длительные сроки при уплате
умеренной ренты, подобной той, какую взимало указанное
общество. При выкупе участков им»мобилизованный
капитал ассоциации будет высвобождаться, что позволит ей
возобновить свою деятельность в каком-нибудь ином месте.
§ 2.6 Все предшествующее было написано мною в
1856 г. С тех пор великий кризис ирландского
производства усугубился еще более, и необходимо рассмотреть,
каким образом нынешнее состояние ирландского
хозяйства влияет на высказанные в предшествующей части этой
главы мнения относительно перспектив или практических
мер устранения этого кризиса.
Коренное изменение в ирландской ситуации задшюча-
ется в огромном сокращении числа коттеров,
порождающем надежду на их полное уничтожение. Число мелких
владений значительно уменьшилось, а число владений
средних размеров — возросло; это засвидетельствовано в
статистических отчетах, что в достаточной мере доказывает
всеобщность этого явления, и все данные показывают, что
эта тенденция продолжает развиваться *. Вероятно, для
которые даны ссылки в предшествующих докладах, показывают,
что арендаторы, в общем, улучшают свои маленькие хозяйства и
увеличивают объем своих сельскохозяйственных работ и урожаи
почти в прямой зависимости от численности трудоспособных
лиц обоего пола, входящих в состав их семей».
Нельзя привести более убедительного показания,
свидетельствующего о том, что при любой сносной системе
землепользования сельское хозяйство, ведущееся на основе мелких хозяйств,
дает большее количество валового и даже чистого продукта; и
достойно внимания то обстоятельство, что у мелких держателей
трудолюбие и настойчивость достигают наивысшего уровня.
Полковник Робинсон указывает, как на исключение из примечательного
и стремительного успеха в деле улучшения земледелия, на
некоторых арендаторов, «занимавших фермы площадью более 20 акров.
Эти арендаторы слишком часто не обладали тем настойчивым
трудолюбием, которое необходимо для успешного проведения
улучшений в гористой местности».
6 [Начинающийся с этого краткий раздел был внесен в 5-е
издание (1862 г.). В 6-м издании (1865 г.) этот раздел был опущен
и внесен публикуемый ныне § 2.]
* Однако здесь существует отчасти и противоположное течение,
о котором мне не приходилось встречать упоминания в печати.
«Через суд по делам земельной собственности землею в Ирландии
завладел класс, который, не будучи очень многочисленным, все же
достаточно велик для того, чтобы причинить значительное зло,
тот единственный из всех класс, представители которого менее
3 Заказ № 522
33

Осуществления этого переворота в землепользовании дб-
статочной причиной оказалась отмена хлебных законов,
вынудившая Ирландию перейти от экспорта продуктов
земледелия к экспорту продуктов пастбищного
животноводства. Управлять скотоводческим хозяйством может
только фермер-капиталист или помещик. Но перемену,
сопряженную со столь значительным вытеснением населе-
всего склонны признать обязанности, сопряженные с положением
землевладельца. Этот класс состоит из мелких городских торговцев,
которые, занимаясь скопидомством, зачастую сочетающимся с
раздачей денег в долг под ростовщические проценты, сумели в
течение долгой жизни наскрести столько денег, что собранные
суммы позволяют им купить участки земли площадью от 50 до 100
акров. Эти люди никогда не помышляли о том, чтобы превратиться
в фермеров, но гордясь своим положением лендлордов, приступили
к выжиманию из своих владений максимальной прибыли. Недавно
моему вниманию представился пример такого рода. Арендаторы,
снимающие землю в поместье, о котором идет речь, к моменту
покупки этого поместья его нынешним владельцем лет 20 назад
жили в состоянии вполне сносного достатка. В течение этого
времени владелец поместья трижды повышал их арендные платежи;
и ныне, как сообщил мне приходской священник, рента почти
вдвое больше той, какую они платили вначале, когда поместье
попало в руки нынешнего собственника земли. Результатом этого
является то, что, люди, прежде жившие более или менее сносно,
теперь низведены до нищеты; двое крестьян бросили арендуемую
ими землю и поселились на прилегающем торфяном болоте, где и
существуют, надеясь добыть себе пропитание случайными
заработками. Если нынешнего собственника поместья не застрелят, то
он нанесет себе ущерб ухудшением своей собственности, но тем
временем выжмет из нее 8—10% от суммы, затраченной на ее
покупку. Это вовсе не редкий случай. Скандалы, вызываемые такими
случаями, бросают тень и на дела совершенно отличного и
законного порядка, когда удаление арендаторов с земли является
попросту актом милосердия по отношению ко всем заинтересованным
сторонам.
Страстное желание помещиков избавиться от коттеров в
некоторой степени нейтрализовано также и столь же сильным
желанием посредников заполучить коттеров. Около одной четверти
всей земли в Ирландии находится в долгосрочной аренде; в тех
случаях, когда соглашение об аренде заключено давно, получаемая
рента, в общем, гораздо ниже той, которая соответствовала бы
действительной стоимости земли. Редко случается, чтобы землю,
сданную в долгосрочную аренду, обрабатывал владелец аренды —
вместо этого он пересдает снятую им землю в аренду беднякам на
условии уплаты разорительной ренты и живет на
складывающуюся в его пользу разницу между той рентой, которую он получает,
и той, которую платит сам. Сроки некоторых таких соглашений
всегда близятся к истечению, и, по мере того как они подходят к
концу, у посредника не остается никакой иной заинтересованности
34

ния, в огромной мере облегчили и ускорили как массовая
эмиграция, так и величайший из всех когда-либо
предоставлявшихся Ирландии каким-либо правительством
дар — закон об обремененных долгами поместьях, лучшие
положения которого за время, истекшее с момента его
принятия, включены в общественную систему этой страны
деятельностью суда по делам земельной собственности.
Есть основания полагать, что на значительнейшей части
ирландской земли ныне хозяйствуют либо помещики, либо
мелкие фермеры-капиталисты. Имеются веские
доказательства того, что эти фермеры богатеют и накапливают
капитал, о чем, в частности, свидетельствует огромное
увеличение вкладов в тех банках, основную клиентуру
которых они составляют. В той мере, в какой речь идет
об этом классе, главным недостатком нынешних
поземельных отношений является по-прежнему отсутствие
гарантированное™ владения арецдуемой землей или
гарантированной ^компенсации за улучшения владений. Поиски
средств удовлетворить эти потребности занимают ныне
внимание наиболее компетентных людей. Обращение,
сделанное -судьей Лонгфилдом осенью 1845 г., и
произведенная этим обращением сенсация составляют эпоху в
решении этих проблем. И ныне положение таково, когда мы
можем с уверенностью ожидать, что в течение ближайших
лет будет сделано нечто существенное.
Но в каком положении находятся тем временем
вытесненные коттеры, до сих пор не эмигрировавшие, и каково
положение всего класса людей, существующих трудом в
в арендуемой земле, кроме выжимания из нее максимальной
прибыли в течение остающегося до конца срока ценой какого угодно
ухудшения земли. Для удовлетворения этой его цели как раз
подходят мелкие арендаторы-коттеры. В силу этого
арендаторы-посредники столь же сильно желают залучить к себе коттеров, сколь
сильно помещики хотят избавиться от них. В результате
происходит перемещение арендаторов этого рода из одного вида в другой.
Это передвижение имеет ограниченные размеры, но оно
существует, и до тех пор пока оно есть, оно нейтрализует общую тенденцию.
Быть может, некоторые подумают, что эта система укоренится
сама собой, что те же самые мотивы, которые привели к
существованию посредников, увековечат этот класс, но такой угрозы нет.
Теперь землевладельцы в высшей степени ясно осознают гибельные
последствия этой системы, как бы выгодна ни была она в течение
некоторого времени; и оговорка, направленная против субаренды,
становится само собой разумеющимся положением каждого
соглашения об аренде».—"Private Communication from Professor Cairnee".
3*
35

сельском хозяйстве, если они не имеют земли? Пока они
пребывают в состоянии страшной нищеты и перспективы
улучшения их положения весьма незначительны.
Действительно, денежные заработки поднялись гораздо выше
того нищенского уровня, на котором они находились
поколение назад, но стоимость пропитания также поднялась
настолько выше прежней нормы, когда трудящиеся
питались картофелем, что реальное улучшение материального
положения трудящихся не равно повышению
номинальных денежных заработков; и, согласно наилучшей
информации, к какой я имел доступ, повышение жизненного
уровня этого класса маловероятно. Численность
населения действительно сократилась, хотя, возможно, жителей
все еще гораздо больше, чем может прокормить Ирландия,
будучи просто пастбищным районом Англии. Впрочем,
предположение о том, что если нынешнее число жителей
придется содержать на родине, то это можно сделать
только двумя способами: либо на основе старой порочной
системы коттерства, либо превратив ирландцев в мелких
земельных собственников, которые сами себя
обеспечивают продовольствием, возможно, не совсем справедливо.
Если будут предоставлены достаточные гарантии
капиталовложениям, то несомненно, что площади, которые
останутся под пахотными угодьями, позволят мелким
фермерам-капиталистам расширить найм работников; а это,
по мнению некоторых компетентных судей, могло бы
позволить Ирландии обеспечить пропитанием нынешнее
число ее жителей. Но никто не будет утверждать того, что
имеющиеся ресурсы достаточны для содержания
нынешнего числа жителей Ирландии в состоянии, в котором
должна бы существовать основная "масса крестьян этой
страны. Поэтому эмиграция, сократившись на время,
возобновилась со всей своей силой под дополнительным
стимулирующим воздействием неурожайных лет.
Подсчитано, что в течение 1864 г. не менее 100 тыс. человек
покинули ирландские берега. Что касается самих
эмигрантов, или их потомков, а также общих интересов
человечества, то было бы глупо сожалеть о таком результате.
Дети ирландских иммигрантов получают американское
образование и приобщаются к благам более высокой
цивилизации быстрее и полнее, чем это было бы возможным в
той стране, откуда они сами родом. Через 20 или 30 лет
по умственному развитию их нельзя отличить от других
36

американцев. Этот исход — потеря для Англии и ее позор;
и именно англичане и их правительство главным
образом должны задать себе вопрос, послужит ли их чести и
выгоде, если они сохранят одну лишь землю Ирландии и
лишатся всего ее населения. При нынешнем настроении
ирландского народа и при том направлении, которое
приобретает — по-видимому, навсегда, — его надежда на
лучшее будущее, Англия, вероятно, может выбирать только
между полным исчезновением ирландского населения или
превращением части трудящегося населения в крестьян-
собственников. Истинно островное невежество, цроявляе-
мое английскими государственными деятелями по
отношению к форме сельского хозяйства, которая преобладает
почти во всех прочих цивилизованных странах, делает
весьма вероятным то, что Англия изберет худшую сторону
этой альтернативы. И все же существуют зачатки
стремления к образованию на ирландской земле класса крестьян-
собственников; для поддержания этого стремления
требуется только помощь благожелательного законодателя, как
это и показано в следующей выдержке из частного
послания моего знаменитого и уважаемого друга профессора
Кэйрнса.
«При продаже поместий в Томонде, Портарлингтоне и
Кингстоне, состоявшейся в суде по делам обремененных
долгами земельных владений 8 или 10 лет назад, было
замечено, что значительное число снимавших в указанных
поместьях землю арендаторов приобрели фермы в
собственность. Мне не удалось получить каких-либо сведений
о том, что последовало за этим — продолжали ли
покупатели обрабатывать свои маленькие участки, или же под
влиянием мании представлять из себя землевладельцев
пытались избавиться от своего прежнего образа жизни.
Но есть другие факты, имеющие отношение к этому
вопросу. В тех районах Ирландии, где преобладает право
арендатора, суммы, вносимые за право занимать
фермы, огромны. Следующие цифры, взятые из описи одного
поместья, находящегося в окрестностях Ныори и ныне
поступившего в ведение суда по делам земельной
собственности, дадут представление — впрочем, весьма
приблизительное — о том, какие цены устанавливает это всего
лишь обычное право.
Данные таблицы показывают, за какую сумму
продавалось право пользования некоторыми фермами близ Ныори.
37

Участок
1
2
3
4
5
6
7
8
9
Всего: 9
Площадь
(акры)
23
24
13
14
10
И
2
ПО
Рента
( ф. ст.)
74
11
39
34
33
13
26
33
5
334
Сумма,
уплаченная оа
приобретение права
пользования
| ( ф. ст).
33
240
ПО
85
172
75
130
130
5
980
Приведенные здесь цены, в общем, представляют собой
сумму ренты, капитализированной примерно за 3 года; но,
как я уже сказал, эти цены дают лишь приблизительное
представление о суммах, которые зачастую — и по сути
дела, как правило, — платят за право занимать сдаваемый
в аренду участок. Это право, обязанное' своим
происхождением всецело обычаю, находится в зависимости от
доверия, в общем питаемого арендаторами к порядочности
землевладельца. В данном случае в ходе судебного
разбирательства, связанного с продажей поместья,
обнаружились обстоятельства, которые дают основания полагать,
что фермеры не питали высокого доверия к владельцу
этого поместья; соответственно приведенные выше цены
можно считать значительно более низкими, чем те, что обычно
преобладают. Как мне сообщили с полной достоверностью,
в суде по делам земельной собственности всплыли также
факты, касающиеся других районов Ирландии, факты,
согласно которым цена права занимать сдаваемые в аренду
участки равнялась их полной стоимости. Примечательно,
что должны встречаться люди, готовые уплатить за
землю, которая все равно облагается изрядной |]>ентой, сумму,
равную капитализированной ренте, примерно за 20 или
25 лет. Спросят, почему же они не выкупают землю
полностью за такую же или чуть большую сумму? Полагаю,
что ответ на этот вопрос следует искать в состоянии наших
земельных законов. По отношению к сумме, вносимой
при приобретении земли, издержки, связанные с оформ-
38

лёниём перемещения мелких земельных участков из рук
в руки, весьма значительны, даже если эти сделки
оформляются в суде по делам земельной собственности,
тогда как право занимать ферму может быть продано без
всяких дополнительных издержек. Самое дешевое
оформление сделки по продаже земли, какое только возможно в
этом суде, где в соответствии с нынешней формой
вознаграждения юридических услуг строжайшим образом
соблюдается жесткая экономия, будет стоить, не считая
гербовых сборов, 10 ф. ст., что составляет весьма
ощутимый дополнительный расход при покупке мелкого
крестьянского владения; юридическое оформление сделки по
продаже участка площадью в 1 тыс. а,кров может стоить
не больше, а если и больше, то, вероятно, ненамного. Но,
по правде говоря, издержки юридического оформления
сделок с недвижимостью представляют лишь незначительную
часть препятствий при покупке мелких земельных
участков. Гораздо более серьезным препятствием является то
запутанное состояние, в котором пребывает земельная
собственность и которое зачастую исключает
.практическую возможность дробления поместья на такие наделы,
какие оказались бы доступными для мелких покупателей.
Исправление такого положения вещей заключается,
однако, в мерах настолько радикального характера, что, по всей
вероятности, ни одна из тех палат общин, какие нам
придется увидеть в ближайшем будущем, не захочет их даже
рассмотреть. Возможно, составлением описи документов,
дающих право собственности на землю, удастся свести
это усложненное состояние земельной собственности к его
простейшему выражению; но там, вде существует
запутанная ситуация, вытекающая из действительной жизни,
от нее не избавиться одним лишь упрощением формы; и
пока та власть распоряжаться собственностью, которой
пользуются ныне землевладельцы, не ограничена; пока
любой завещатель или любой человек, устанавливая
порядок наследования, имеет почти неограниченную
привилегию усложнять права своих наследников сообразно с тем,
что подскажут ему гордость, властолюбие или простая
прихоть, опись документов, дающих право собственности
на землю, будет, по моему мнению, не способна
изничтожить корень зла. Влияние этих обстоятельств
равносильно установлению огромной премии за крупные сделки с
землей — премии, которая в большинстве случаев поисти-
39

не предотвращает все прочие сделки с недвижимостью,
кроме крупных; и очевидно, что, пока закон находится в
таком состоянии, нельзя создать справедливых условий
для проведения опыта с крестьянской собственностью на
землю. Изложенные мною факты, однако, показывают —
думаю, исчерпывающим образом, — что для введения
системы крестьянской собственности на землю в свойствах
самого народа нет никаких помех».
Я закончил рассмотрение вопроса, занявшего гораздо
больше места, чем позволяли размеры данной работы; и
на этом я заканчиваю исследование тех наиболее простых
форм общественного хозяйства, при которых продукт
земли либо безраздельно принадлежит одному классу, либо
делится только между двумя классами. Теперь мы
переходим к гипотезе раздела продукта на три части — между
работника1ми, землевладельцами и капиталистами; и для
того чтобы наиболее тесным образом увязать последующее
изложение с тем, которое до сих пор занимало нас, я начну
с вопроса о заработной плате7.
7 [См. Приложение N. «Развитие аграрных отношений в
Ирландии».]

ГЛАВА XI
О ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЕ
§ 1. В разделе о заработной плате следует рассмотреть,
во-первых, причины, которые определяют плату за труд
или воздействуют на нее вообще, и, во-вторых, различия,
существующие в заработках людей различных профессий.
Эти два вопроса удобнее рассмотреть отдельно один от
другого и при обсуждении закона образования заработной
платы рассмотреть сначала дело так, как будто бы не
существует никакого иного вида труда, кроме простого
неквалифицированного труда средней степени тяжести и
неприятности.
Подобно другим экономическим элементам, заработки
могут регулироваться либо конкуренцией, либо обычаем.
В Англии есть весьма немного видов труда,
вознаграждение за которые было бы ниже, чем оно есть, если бы
предприниматели в полной мере использовали преимущества,
предоставляемые конкуренцией. Однако при нынешнем
состоянии общества конкуренцию должно считать
главным регулятором заработной платы, а обычай или
способности отдельных лиц — всего лишь обстоятельством,
модифицирующим, да и то в сравнительно малой степени,
действие конкуренции \
Таким образом, размер заработной платы зависит в
основном от спроса на рабочую силу и ее предложения,
или, как часто говорят, от соотношения между числен-
1 [Свой нынешний вид текст этого абзаца получил в 3-м
издании (1852 г.). Первоначально после слова «обычай» шел
следующий текст: «...но регулирование заработной платы последним
встречается нечасто. Обычай как регулятор заработной платы,
даже если бы и установился, не смог бы легко просуществовать,
не подвергаясь изменениям ни при каком ином состоянии
общества, кроме застойного. Рост или спад спроса на рабочую силу,
увеличение или сокращение трудящегося населения вряд ли
могут не породить конкуренции, которая сломает любой
касающийся заработков обычай, дав той или другой стороне сильную
непосредственную заинтересованность в ограничении этого обычая.
Во всех случаях мы можем сказать, что в обычпых
обстоятельствах заработки определены конкуренцией».]
41

ностью населения и капиталом. Под численностью
населения здесь имеют в виду численность только класса
трудящихся, или, точнее говоря, людей, работающих по найму,
а под капиталом — только оборотный капитал, и даже не
весь оборотный капитал, а лишь ту его часть, которую
расходуют непосредственно на покупку рабочей силы. К этой
величине надлежит, однако, прибавить все денежные
средства, которые, не составляя части капитала, платятся в
обмен за труд, — такие, как жалованье солдат, домашней
прислуги и всех прочих непроизводительных работников.
К сожалению, нет способа обозначить одним общепринятым
термином совокупность того, что называют фондом
заработной платы страны; и поскольку заработки трудящихся,
занятых в производительной сфере, составляют почти всю
массу этого фонда, то обычно меньшую по объему и
значению часть этого фонда оставляют без внимания и говорят,
что размеры заработков зависят от численности населения
и капитала. Для удобства мы будем пользоваться этим
выражением, памятуя, однако, о том, что в своем буквальном
значении оно не вполне соответствует действительности.
Учитывая оговорки, сделанные в отношении указанных
терминов, следует сказать, что размер зара!ботной платы
не только зависит от количественного соотношения между
капиталом и численностью населения, но при господстве
конкуренции2 и не может зависить ни от чего другого.
Заработки (т. е., разумеется, общая норма заработков) не
могут возрасти иначе, чем вследствие увеличения
совокупности средств, затрачиваемых на найм работников, или
сокращения численности людей, конкурирующих за работу
по найму; не могут заработки и снизиться иначе, чем
вследствие сокращения средств, предназначенных на
оплату рабочей силы, или увеличения численности работников,
которым следует заплатить3.
§ 2. Имеются, однако, некоторые факты, которые как
будто явно противоречат этой доктрине и которые мы
обязаны рассмотреть и объяснить.
Например, бытует мнение о том, что в периоды
высокой экономической активности высоки и заработки. В
любой отдельной отрасли производства спрею на рабочую
2 ГЭта оговорка внесена в 3-е издание (1852 г.).]
3 [См. Приложение О. «Доктрина фонда заработной платы».]
42

Силу становится более настоятельным, и работникам
платят более высокие заработки тогда, когда оживляется опрос
на производимый этой отраслью товар, а когда наступает
то, что называют застоем, стагнацией, происходит
обратное — рабочих увольняют, а тем, кто сохранил работу,
приходится смириться с сокращением заработков, хотя и
в том, и в другом случае величина капитала одинакова.
Это верно, и приведенный пример является одной из тех
присущих конкретным явлениям сложностей, которые
затемняют и маскируют действие главных и общих
причин, но в действительности этот пример не противоречит
изложенным принципам. Капитал, который его
собственник не использует на покупку рабочей силы, а удерживает
в бездействии в своих руках, представляет собой на
данный момент для работников такую же величину, как если
бы его не существовало вовсе. Вследствие колебаний
экономической конъюнктуры в таком состоянии время от
времени оказывается всякий капитал. Столкнувшись со
слабым спросом на производимый им товар, промышленник
воздерживается от использования работников для
увеличения запаса товаров, которые, как он обнаруживает,
трудно сбыть; или если даже промышленник продолжает
производство до тех пор, пока весь его капитал не будет
вложен в нереализованные товары, то по крайней мере в
этот момент он должен по необходимости прервать
производство до тех пор, пока не получит денег за некоторую
часть имеющихся у него товаров. Но ни один
промышленник не думает, что подобное состояние вечно; если бы
промышленник думал так, он при первой же возможности
перевел бы свой капитал в какую-нибудь иную сферу, в
которой по-прежнему бы • использовал этот капитал для
найма рабочей силы. Капитал остается в бездействии на
некоторое время, в течение которого рынок рабочей силы
перенасыщен и заработная плата падает. Впоследствии
спрос возобновляется и, вероятно, становится оживленнее
обычного, давая промышленнику возможность сбывать
товар даже быстрее, чем он может производить его; в этом
случае весь капитал промышленника введен в
производство, и, если промышленник может занять средства, он
занимает дополнительный капитал, который в другом
случае нашел бы себе какое-нибудь иное применение. В
такие времена заработная плата в данной отрасли растет.
Если предположить, что один из таких пароксизмов ожив-
43

лепия или застоя поразил бы все отрасли
промышленности одновременно, что, говоря по всей строгости, не
является совершенно невозможным событием, то и вся
заработная плата вообще и повсеместно могла бы либо возрасти,
либо уменьшиться. Однако это повышение и понижение
является всего лишь временным колебанием: капитал,
лежащий ныне мертвым грузом, на следующий год найдет
активное применение, а тот капитал, который в этом году
не в состоянии полностью удовлетворить спрос, на
следующий год будет в свою очередь вложен в товары,
переполнившие склады, и заработки занятых в этих нескольких
отраслях людей будут падать и возрастать соответственно,
но ничто не сможет вызвать постоянного изменения общих
норм заработной платы, кроме увеличения или сокращения
самого капитала (под этим термином мы всегда разумеем
разнообразные средства, предназначенные на оплату
труда) в сравнении с количеством предлагающейся к найму
рабочей силы.
Бытует также другое распространенное мнение, что
высокие цены обусловливают высокий уровень заработков,
поскольку промышленники и торговцы, находясь в
лучшем положении, могут согласиться платить больше своим
работникам. Я уже сказал, что оживление спроса,
вызывающее временное повышение цен, вызывает также и
временное повышение заработной платы. Но, взятые сами по
себе, высокие цены могут способствовать повышению
заработков лишь в том случае, если предприниматели,
получая 'больше, имеют побуждения и склонность
увеличивать сбережения и делать приращения к своему капиталу
или по меньшей мере к средствам, затрачиваемым на
покупку рабочей силы. Как кажется, вся суть дела
заключается именно в этом, и если бы высокие цены нисходили
прямо с небес или хотя бы являлись из-за границы, то
класс трудящихся мог бы быть в выгоде не от повышения
самих-цен, а от того, что вследствие повышения цен
увеличивается капитал. То же самое действие часто
приписывают, однако, таким высоким ценам, которые являются
результатом ограничительных законов, или таким, какие
должны быть оплачены остальными членами общества —
людьми, которые имеют на эту оплату не больше средств,
чем прежде, до введения таких цен. Подобные высокие
цены если и приносят выгоду одной группе работников,
то могут принести ее лишь за счет других трудящихся.
44

Если предприниматели, получая за свои товары более
высокие цены, имеют возможность увеличивать сбережения
или затраты на покупку рабочей силы, то все прочие люди,
платя эти высокие цены, в равной степени сокращают свои
сбережения или затраты на покупку рабочей силы; и то,
какое из этих двух изменений окажет более сильное
воздействие на рынок рабочей силы, является делом случая.
Возможно, что на какое-то время заработная плата в той
отрасли, цены на продукцию которой повысились,
возрастет и несколько снизится в других отраслях; в данном,
случае, обращая внимание на первую половину этого
явления, обычно упускают из виду вторую, а если даже
и замечают ее, то не приписывают той причине, которая
породила ее в действительности. Но и указанное частичное
повышение заработков длится недолго, ибо, хотя
предприниматели, действующие в этой одной отрасли, получают
более высокие прибыли, из этого не следует, что на их
собственном предприятии имеется возможность использовать
больший объем сбережений; их возрастающий капитал
устремится, вероятно, в другие отрасли и создаст там
противовес тому уменьшению спроса на рабочую силу,
которое произошло ранее вследствие сокращения
сбережений других классов.
Часто также утверждают, что заработная плата (т. е.,
разумеется, ее денежное выражение) изменяется с
колебаниями цен на продовольствие: повышаясь тогда, когда
повышаются цены на продовольствие, и понижаясь тогда,
когда эти цены падают. Полагаю, что это мнение
справедливо лишь отчасти, и в той мере, в какой оно справедливо,
оно никоим образом не влияет на зависимость размера
заработной платы от соотношения между капиталом и
рабочей силой, поскольку цена на продовольствие в тех
случаях, когда она влияет на заработки, оказывает свое
воздействие через этот закон. Сезонные вздорожания и поде-
шевления продовольствия не влияют на размеры заработков
(если только это влияние не установлено
искусственным образом, посредством закона или
благотворительности); или, скорее, стоимость продовольствия имеет
некоторую тенденцию воздействовать на размеры заработков
образом, противоположным обычно предполагаемому,
поскольку в голодные времена люди, как правило, более
ожесточенно конкурируют за работу по найму, создавая
невыгодные для себя условия на рынке рабочей силы. Но
45

В Тех случаях, когда дороговизна или дешеййзна
продовольствия носит постоянный характер п ее можно принять
в расчет заранее, она может влиять на заработки.
Во-первых, если работники получают, как это зачастую бывает,
не более того, что достаточно для поддержания их
собственной трудоспособности и скудного пропитания
обычного числа детей в их семьях, то из этого следует, что,
если продовольствие постоянно дорожает, а заработки не
увеличиваются, большее число детей будет умирать
преждевременно; и, таким образам, заработки в конечном
счете повысятся — но повысятся только потому, что
численность населения станет меньше, чем была бы, если бы
продукты питания остались дешевыми. Во-вторых, даже если
заработная плата достаточно высока, чтобы допускаемое
вздорожание продовольствия не лишило работников та их
семьи предметов первой необходимости, то, хотя чисто
физически трудящиеся и смогли бы перенести ухудшение
своего материального положения, они, возможно, не
пожелают этого сделать. Они могут иметь привычки к
комфорту, которые стали для них необходимостью, и скорее
прибегнут к дополнительному ограничению своей способности
к размножению, чем откажутся от этих привычек. Таким
образом, заработки повысятся вследствие сокращения
рождаемости, а не увеличения смертности. В результате
заработная плата действительно приходит в соответствие с
ценами на продовольствие, но происходит это спустя
некоторое время, почти равное жизни одного поколения.
Рикардо полагает, что иных случаев, кроме этих двух,
быть не может. Он исходит из убеждения, что повсюду
существует некая минимальная норма заработной платы.
Этот размер соответствует или той сумме, какая
физически необходима, чтобы поддерживать численность
населения, или той, при какой народ сам предпочтет
поддерживать свою численность. Рикардо исходит из того, что
общая норма заработной платы всегда стремится к этому
минимуму, что заработки никогда не могут быть ниже этой
нормы в течение более длительного периода, чем
необходимо для того, чтобы снизившиеся темпы роста населения
дали себя почувствовать, и никогда не могут в течение
долгого времени превышать эту норму. Это исходное
предположение содержит в себе достаточно истины,
чтобы считаться приемлемым для целей абстрактной науки;
и заключение, выводимое Рикардо из этого исходного по-
46

ложения, а именно заключение о том, что в
долговременной перспективе заработки повышаются и падают
сообразно с устойчивыми ценами на продовольствие, справедливо,
подобно почти всем его выводам, гипотетически, т. е. при
vcttobhh соблюдения посылок, из которых он исходит
в своих рассуждениях. Но, применяя его заключения на
практике, необходимо иметь в виду, что минимум, о
котором он говорит, особенно в том случае, когда этот минимум
является не физическим, но тем, что можно назвать
нравственным минимумом, сам по себе подвержен изменениям.
Если прежде заработки были столь высоки, что их можно
было бы и снизить, препятствием к чему был привычный
для работников высокий уровень комфорта, то повышение
цен на продовольствие или какая-либо иная невыгодная
для работников перемена обстоятельств могут проявиться
двояким образом. Эти изменения могут уравновеситься
повышением заработной платы, вызванным постепенным
воздействием обстоятельств на благоразумие, которое
налагает препятствие росту населения; или же эти
изменения могут привести к постоянному снижению жизненного
уровня класса трудящихся в случае, если прежние
привычки трудящихся в вопросах рождаемости оказываются
сильнее их прежних привычек к комфорту. В этом случае
ущерб, причиненный трудящимся, окажется
(продолжительным, и их ухудшившееся положение станет новым
минимумом, имеющим тенденцию упрочиться, как
закрепился прежде более достаточный минимум. Следует
опасаться, что из двух способов, которыми может проявиться
данная причина, второй способ встречается чаще всего или
во всяком случае достаточно часто для того, чтобы лишить
всякой состоятельности все утверждения о том, что
бедствия, постигающие трудящиеся классы, обладают
свойством самоисцеляться. Имеется значительное число
свидетельств того, что положение сельскохозяйственных
рабочих в Англии более, нежели один раз на протяжении
истории нашей страны, подвергалось существенному
постоянному ухудшению вследствие причин, которые
обусловливали сокращение спроса на рабочую силу и которые
смогли бы оказать лишь временное воздействие, если бы
население воспользовалось своей способностью
саморегулирования для соблюдения прежнего уровня довольства;
но нищета, в которую этот класс был ввергнут в течение
долгого ряда лет, к несчастью, отлучила его от прежнего
47

уровня благосостояния; и следующее поколение, которое
выросло, не располагая этими первоначальными
удобствами, стало в свою очередь размножаться, не сделав никакой
попытки возвратить прежний уровень жизни *.
Нечто совершенно противоположное описанному выше
происходит тоща, когда вследствие улучшений сельского
хозяйства, отмены хлебных законов и иных тому
подобных причин предметы первой необходимости дешевеют и
работники получают возможность при прежних
заработках пользоваться большими удобствами, чем прежде.
Заработная плата сократится не сразу; возможно^ что
она даже увеличится; но в конце концов она сократится
настолько, что трудящиеся окажутся в положении не
лучше прежнего, если только за период процветания не
будет навсегда установлен новый, более высокий уровень
благосостояния, который класс трудящихся будет считать
непременным и неотъемлемым. К сожалению, на этот
благотворный результат никак не следует «рассчитывать;
поднять жизненный уровень, который работник будет
считать более необходимым, нежели возможность вступать в
брак и иметь семью, гораздо труднее, чем снизить его.
Если трудящиеся удовлетворяются тем, что будут
пользоваться большим комфортом, пока последний существует,
но не научатся считать его необходимым, они будут
размножаться до такой степени, что вернутся к своему
прежнему уровню жизни. Прежде из-за постоянной нищеты
детей трудящихся недостаточно хорошо кормили и
ухаживали за ними, теперь же в живых их останется больше
и, когда эти дети вырастут, их конкуренция за
работу по найму снизит заработную плату, быть может, в
полном соотношении с удешевлением продовольствия.
Если этот результат не будет достигнут таким образом, то
к нему приведут более ранние и многочисленные браки
или увеличение числа детей в каждой семье. Весь
накопленный опыт свидетельствует о том, что в периоды
дешевизны продуктов питания и полной занятости постоянно
* См. исторический очерк о положении английских крестьян,
опубликованный крупным специалистом. У. Торнтоном (William
Thornton) в его работе "Over-Population and its Remedy". Это
произведение наилучшим образом отличается от большинства других
опубликованных в настоящее время работ правильным
рассмотрением вопросов, касающихся экономического положепия
трудящихся классов.
48

и неизменно наблюдается значительное увеличение числа
заключаемых браков. Поэтому я не могу признать ту
важность, которую столь часто придают отмене хлебных
законов с точки зрения одной лишь проблемы положения
трудящихся, или согласиться с каким-либо из тех планов
небольшого улучшения материального положения
трудящихся, которые, сменяя друг друга, постоянно бывают в
моде. Изменения, лишь в малой степени воздействующие
на поведение трудящихся, не налагают прочного
отпечатка на их привычки и потребности, и трудящиеся
вскоре погружаются в свое прежнее состояние. Для того
чтобы произвести заметный сдвиг к лучшему,
воздействующая на трудящихся временная причина должна быть
достаточно сильной, чтобы совершить значительное
изменение в их положении — такое изменение, которое будет
ощущаться на протяжении многих лет, несмотря на сколь
угодно мощный стимул к росту населения, сообщенный
этим же изменением одному поколению трудящихся.
Действительно, в тех случаях, когда свершается улучшение
такого выдающегося порядка и вырастает поколение,
навсегда привыкшее к повысившемуся жизненному уровню,
привычки этого нового поколения в вопросах рождаемости
и численности населения складываются на основе более
высокого минимума, и улучшение положения трудящихся
становится постоянным. Самый замечательный из
примеров такого рода дает послереволюционная Франция.
Поскольку большинство французов внезапно поднялось из
нужды к независимости и сравнительному достатку, то
непосредственным результатом явился беспримерно
стремительный рост населения, происходивший несмотря на
разрушительные войны того периода, отчасти потому, что
улучшившееся материальное положение позволяло
выкормить больше детей, которые при иных обстоятельствах
умерли бы, а отчасти потому, что увеличилось число
рождений. Следующее поколение выросло, однако, со
значительно изменившимися по сравнению с прежними
привычками; и,, хотя никогда еще Франция не знала такого
высокого уровня благосостояния, число рождающихся из
года в год остается почти неизменным * и население
растет крайне медленно **.
* См. рапее, т. I, с. 458—401.
** Сходпое, хотя и не столь значительное повышение уровня
жизни трудящихся произошло в Англии на протяжении тех за-
4 Заказ N* Ь22
49

§ 3. Итак, размер заработной платы зависит от
соотношения между численностью трудящегося населения и
капиталом или другими средствами, предназначенными для
покупки рабочей силы — краткости ради будем говорить
просто «капитал». Если в данное время или в данном
месте заработная плата выше, нежели в другое время и в
другом месте, если класс наемных работников пользуется
более обильным пропитанием и большим достатком, то
причина этого не что иное, как более высокая доля
капитала по отношению к численности населения. Для
рабочего класса важны не абсолютный объем накопления
или абсолютный объем производства, даже не абсолютная
величина средств, предназначенных для распределения
среди работников, а соотношение между этими средствами
и численностью людей, между которыми делятся эти
средства. Положение класса работников нельзя улучшить
каким-либо иным способом, кроме изменения этого
соотношения в пользу трудящихся; и любой план улучшения
положения работников, построенный не на основе этого
принципа, с точки зрения, предусматривающей постоян-
мечательных 50 лет, с 1715 по 1765 г., которые отличались столь
необычайной последовательностью богатых урожаев (в течение
всего этого периода было не более 5 явно неурожайных лет), что
среднияя цена пшеницы в эти годы была гораздо ниже, чем в
течение 50 лет, предшествовавших этому периоду. Мальтус подсчитал,
что в среднем в течение 60 лет, предшествовавших 1720 г.,
работник мог купить на свой дневной заработок только 7б бушеля
пшеницы, тогда как в период с 1720 по 1750 г. работник на свой
дневной заработок мог купить lU бушеля пшеницы. Согласно
итонским статистическим таблицам, средняя цена пшеницы за
полувековой период, заканчивающийся 1715 г., составляла 41 шилл.
73/4 пенса за квартер, а за последние 23 года этого периода —
45 шилл. 8 пенсов, тогда как за последующие 50 лет средняя цена
квартера пшеницы не превышала 34 шилл. 11 пенсов. Столь
значительное улучшение положения класса трудящихся, хотя и
возникшее вследствие случайного стечения урожайных лет, но
все же продлившееся в течение периода, который превысил срок
жизни одного поколения, было достаточно продолжительным для
того, чтобы произвести перемену в привычпых запросах и
потребностях класса трудящихся; и этот период всегда отмечают как
время «заметного улучшения в качестве потребляемого
продовольствия и решительного повышения уровня благосостояния и
удобств, которыми пользовались работники».—М а 11 h u s.
Principles of Political Economy, p. 225. Характеристику этого периода
см. в превосходной работе: Т о о к е. History of Prices, vol. IT
p. 38—61, а цепы на зерно — в приложении к этому труду.
50

йые йолойштелЬйые сдвиги, является заблуждейием,
В странах, подобных Северной Америке и
австралийским колониям, где знания и искусство цивилизации и
высокоэффективное стремление к накоплению сосуществуют
с безграничными просторами незаселенных, незанятых
земель, рост капитала легко идет вровень с самым
стремительным ростом населения, какой только возможен, и
замедляется лишь вследствие практической
невозможности заполучить достаточное число работников.
Следовательно, все люди, сколько бы их ни родилось, могут
получить работу, не переполняя рынок рабочей силы; каждая
рабочая семья в изобилии имеет предметы первой
необходимости, пользуется многими удобствами и некоторыми
предметами роскоши; бедность и зависимость составляют
здесь удел только тех лиц, которые или скверно ведут себя,
или действительно не способны трудиться. Подобным
преимуществом в старых странах пользуются, хотя и в
меньшей степени, работники какой-либо особой профессии
вследствие необычайно быстрого роста не капитала
вообще, но того капитала, который вложен в соответствующую
отдельную отрасль производства. После изобретений Уатта
и Аркрайта развитие хлопчатобумажной промышленности
происходило в столь гигантских масштабах, что
вложенный в эту отрасль капитал увеличился, вероятно, в 4 раза
за то время, которое потребовалось для того, чтобы
численность населения удвоилась. Поэтому, хотя эта отрасль
привлекла из других промыслов те рабочие руки, какие
были доступны благодаря географическим обстоятельствам
и привычкам или склонностям людей, и хотя порожденный
развитием этой отрасли спрос на детский труд обратил
непосредственные материальные интересы рабочих в
направлении увеличения численности населения вместо ее
ограничения, тем не менее заработная плата в крупных центрах
производства хлопчатобумажных тканей в общем была
настолько высока, что совокупный заработок всех членов
семьи, выведенный как средняя за ряд лет величина,
составляет весьма удовлетворительную сумму. До сих пор
нет никаких признаков устойчивого снижения заработной
платы в этом производстве, тогда как воздействие роста
заработков в текстильной промышленности проявилось
также и в повышении общего уровня заработной платы
сельскохозяйственных рабочих в графствах, прилегающих к
центрам производства хлопчатобумажных тканей.
4*
51

Mo такие обстоятельства, обусловленные необычньШ
положением отдельной страны или отрасли производства
и позволяющие населению безнаказанно расти предельно
высокими темпами, редки и преходящи. Существует очень
не<много стран, где наблюдается необходимое для такого
роста населения единство условий. В некоторых странах
ремесла находятся в состоянии отсталости и застоя и
потому капитал возрастает медленно, в других — рост
населения вскоре достигает своего предела, поскольку
эффективное стремление к накоплению весьма невелико; или же,
хотя оба указанные элемента достигли наивысшей из
известных степеней развития, возрастание капитала
приостановлено потому, что в стране нет неосвоенных земель
столь же хорошего качества, как те, что уже заняты и
являются сферой приложения капитала. Хотя капитал и
может в течение некоторого времени удваиваться
одновременно с населением, однако в тех случаях, когда этот
капитал и население должны найти себе применение на той
же, что и прежде, площади земли, продукция сельского
хозяйства не будет постоянно удваиваться без целого ряда
беспримерных агрономических изобретений. Поэтому, если
заработная плата не снижается, должны снизиться
прибыли; а когда прибыли падают, возрастание капитала
замедляется. Кроме того, даже если заработная плата не
снизилась бы, цены на продовольствие (как будет
подробнее показано далее) при этих обстоятельствах неизбежно
поднялись бы, что равносильно падению заработной платы.
Следовательно, за исключением тех весьма необычных
случаев, которые я только что отметил и из которых
сколько-нибудь практическое значение имеет лишь положение
новой колонии или страны, находящейся в аналогичных
условиях, невозможно, чтобы население возрастало
предельно высокими темпами без снижения заработной
платы. И это падение заработной платы будет неудержимо
продолжаться вплоть до того уровня, физическое или
нравственное воздействие которого сдерживает рост
населения. Поэтому ни в одной из старых стран население не
возрастает темпами, приближающимися к предельно
высоким, в большинстве старых стран население
увеличивается весьма умеренными темпами, а в некоторых и вовсе
не возрастает. Эти факты можно объяснить лишь двумя
моментами: либо тем, что в действительности не
рождается все то число детей, какое допускает природа и какое
52

бывает при некоторых обстоятельствах, либо тем, что,
хотя рождаемость и высока, значительная часть
родившихся умирает. Замедление роста населения обусловлено
или смертностью, или благоразумием — по выражению
Мальтуса, либо положительным, либо превентивным
препятствием, — и во всех старых обществах обязательно
должно существовать и действительно существует,
обладая к тому же весьма сильной действенностью, то или
другое из этих препятствий. Повсюду, где рост населения
не сдерживается благоразумием отдельных лиц или
правительственными мерами, его сдерживает смертность от
голода и болезней.
Мальтус приложил огромные старания к тому, чтобы
установить почти для всех стран мира, какое же именно
из указанных препятствий в них действует; и даже
теперь можно с пользой прочитать собранные им в «Опыте
о законе народонаселения» свидетельства по этому вопросу.
Во всей Азии — а в прошлом и в большинстве
европейских стран, в которых трудящиеся классы не находились в
состоянии личной зависимости от господ, — не
существует или не существовало — иного ограничения
численности населения, кроме смерти. Смертность не всегда была
следствием нищеты; в знаяительной мере она
происходила от неумелого и незаботливого обращения с детьми, от
нечистоплотных или нездоровых в иных отношениях
жизненных привычек взрослого населения и от почти что
регулярных вспышек опустошительных эпидемий. По всей
Европе сила действия этих причин, вследствие которых
сокращалась продолжительность жизни, значительно
уменьшилась, но сами они не исчезли. До сравнительно
недавнего времени едва ли хоть один из крупных городов
Англии мог сохранить численность своего населения без
притока людей, которые всегда устремляются в города из
сельских районов. Вплоть до самого недавнего времени
так было в Ливерпуле, да и в Лондоне смертность выше, а
средняя продолжительность жизни меньше, нежели в
сельских районах, где нищета гораздо сильнее. В Ирландии
даже самый незначительный неурожай картофеля всегда
сопровождается вспышками эпидемических лихорадок и
смертью людей от истощения вследствие недостаточности
питания. Однако нельзя сказать, что ныне численность
населения какого-либо района Европы сдерживается прямо
или косвенно заболеваниями, а тем более голодом.
53

По утверждению Мальтуса, численность населения
Европы ограничена главным образом превентивным, а не
положительным препятствием. Думаю, однако, что
превентивное средство, продиктованное мотивами
благоразумия, редко может без посторонней помощи оказать
воздействие на класс, который целиком или преимущественно
состоит из наемных работников, не ждущих от будущего
никакой иной для себя участи. Например, я питаю самые
сильные сомнения по поводу того, что основная масса
английских сельскохозяйственных работников
практиковала какие бы то ни было меры благоразумного
ограничения рождаемости. Обычно они вступают в брак столь же
рано и в их семьях так же много детей, как если бы они
были поселенцами в Соединенных Штатах. На
протяжении жизни поколения до принятия ныне действующего
закона о бедных они получали самое непосредственное
поощрение к такого рода непредусмотрительности. Они
имели не только гарантию на получение в случае потери
работы пропитания, предоставлявшегося на легких для
них условиях, но даже при наличии работы они обычно
получали от прихода еженедельную дотацию, размеры
которой устанавливались пропорционально числу детей в
их семьях. Кроме того, женатым и имеющим большие
семьи работникам цри найме всегда отдавали, по
причине близорукой экономии, предпочтение перед
неженатыми. Эта последняя премия за рондаемость до сих пор
существует. При таком поощрении сельскохозяйственные
работники приобрели привычки к безрассудству, которые
настолько прочно укореняются в неразвитом уме, что, раз
появившись, они обыкновенно надолго переживают
причины, непосредственно их породившие. В обществе, даже
в самых глубоких его слоях, недоступных внешним
влияниям, распространяющимся только по поверхности,
действует так много факторов, что рискованно делать какие-
либо положительные утверждения относительно
умственного и нравственного состояния или практических
импульсов классов и общественных групп — утверждения
сегодня, может быть, правильные, через несколько лет
будут, возможно, нуждаться в значительных
модификациях. Однако представляется, что, если бы темпы роста
населения зависели всецело от рождаемости у
сельскохозяйственных работников и не сдерживались бы высокой
смертностью, эти темпы были бы в южных графствах
54

Англии столь же стремительны, как в Америке. Главным
ограничивающим рост населения Англии фактором
является очень высокая доля, которую составляют в населении
средние классы и квалифицированные ремесленники,
почти равные по численности простым рабочим и в
действительности подверженные — ив значительной степени —
воздействию мотивов, продиктованных благоразумием,
§ 4. Там, где класс трудящихся живет на одну
заработную плату, не имея ни собственности, ни надежды
приобрести ее, и все же воздерживается от чрезмерно
быстрого размножения, там причиной тому до сих пор были,
как я полагаю, либо действительное юридическое
ограничение, либо того или иного рода обычай, которые
независимо от воли и сознательных намерений трудящихся
формируют их поведение или сообщают им непосредственные
побуждения не вступать в браки. Обычно не знают, как
много в Европе стран, где на пути заключения
непредусмотрительных браков ставятся всевозможные правовые
препоны. Сообщения, представленные первой комиссии по
изучению действия системы вспомоществования бедным
нашими посланниками и консулами в различных районах
Европы, содержат значительное количество информации
по этому вопросу. В предисловии к этим сообщениям*
Сениор пишет, что в странах, где признается законное
право на получение вспомоществования, «вступление в брак
лиц, фактически получающих пособие, по-видимому,
повсеместно запрещено, а вступление в брак лиц, которые
вряд ли обладают средствами к независимому
существованию, допускается очень редко. Так, например, нам
сообщают, что в Норвегии никто не может вступить в брак, не
показав священнику убедительных свидетельств того, что
устроен прочно и, таким образом, какой открывал бы
хорошие перспективы на его возможности содержать семью».
В Мекленбурге «браки откладываются вследствие
призыва на обязательную военную службу мужчин, которым
исполнился 21 год, а служба длится 6 лет; кроме того,
собирающиеся вступить в брак должны иметь жилье —
в противном случауе священникам не разрешается венчать
* Приложение F к общему отчету комиссии, изданпому также
по особому распоряжению отдельным томом.
55

их. Мужчины вступают в брак в возрасте 25—30 лет,
женщины — немногим ранее, так как те и другие должны
сначала заработать достаточно средств, чтобы устроить
свою семейную жизнь».
В Саксонии «мужчина, если он подлежит призыву в
армию, не может жениться прежде, чем ему исполнится
21 год. В Дрездене «профессионалы» (этим словом
обозначают, вероятно, ремесленников) не могут вступать в брак
до тех пор, пока не станут мастерами в своем ремесле».
Сообщают, что в Вюртемберге «ни одному мужчине не
разрешается жениться до 25 лет — по причине его
воинских обязанностей, если только он не получит или не
купит особого разрешения; по достижении указанного
возраста он также должен получить разрешение на
вступление в брак, которое дают при представлении
доказательств, что он вместе со своей женой будет иметь
достаточные для содержания семьи и ее устройства средства; в
крупных городах талая сумма составляет от 800 до 1000
флоринов (от 66 ф. ст. 13 шилл. 4 пенсов до 84 ф. ст.
3 шилл. 4 пенсов); в городах поменьше — от 400 до
500 флоринов, в деревнях — 200 флоринов (16 ф. ст.
13 шилл. и 4 пенса)» *.
Главная причина, вследствие действия которой в этой
стране число бедняков так незначительно, сообщает
посланник в Мюнхене, заключается «в запрещении на
основании закона браков в тех случаях, когда вступающие в
брак не могут доказать наличия достаточных средств к
существованию; и это предписание строго выполняется
всегда и повсюду. Действительно, результат постоянного и
строгого соблюдения этого правила оказывает
значительное влияние на сдерживание роста населения в Баварии,
которое в настоящее время невелико для площади страны,
но это правило имеет самые благотворные последствия в
деле предотвращения крайней нищеты и обусловленных
ею страданий» **.
В Любеке «браки между бедняками откладываются
в силу необходимости для каждого жителя, во-первых,
предварительно доказать, что он имеет постоянно
занятие, работу или профессию, которые позволят ему
содержать жену, и, во-вторых, стать бюргером и приобрести
* Предисловие к общему отчету комиссии, с. XXXIX,
** Там же, с. XXXIII, или Приложение с, 554,
56

муйДйр городской гвардий, что все имеете cfotit почти
4 ф. ст.» *. Во Франкфурте «правительство не налагает
никаких возрастных запретов на вступление <в брак, но
разрешение на брак предоставляется только при
доказательстве наличия средств к существованию»**.
Упоминание о воинской повинности, встречающееся в
некоторых из вышеприведенных заявлений, указывает на
косвенное препятствие к заключению браков, налагаемое
законами некоторых стран, где нет никаких прямых
юридических ограничений. Например, в Пруссии законы,
принуждающие каждого здорового мужчину в обязательном
порядке отслужить несколько лет в армии как раз в тот
период жизни, когда наиболее вероятно заключение
неблагоразумных браков, по своему воздействию на рост
населения являются, вероятно, абсолютно равносильными
правовым ограничениям, действующим в мелких
германских государствах.
4 «Швейцарцы, — пишет Кэй, — по опыту так хорошо
понимают целесообразность для своих сыновей и дочерей
отложить время вступления в брак, что государственные
советы четырех или пяти самых демократических
кантонов, избранные, о чем не следует забывать, на основе
всеобщего избирательного права, приняли законы, в
соответствии с которыми все молодые люди, вступающие в брак
прежде, чем докажут перед должностным лицом своего
района способность содержать семью, обязуются к уплате
крупного штрафа. Законы такого рода уже многие годы
действуют в Люцерне, Ааргау, Унтервальдене и, сколько
мне помнится, в Санкт-Галлене, Швице и Ури» ***.
§ 5. Там, где нет общего закона, ограничивающего
заключение браков, часто имеются равносильные такому
закону обычаи. В те времена, когда существовали
средневековые гильдии или цехи, их постановления и регламенты
были составлены с весьма значительным расчетом на
достижение выгоды, которую та или иная отрасль извлекала
из ограничения конкуренции; и эти цеховые правила
весьма действенным образом заинтересовывали ремесленников
в том, чтобы они не вступали в брак до тех пор, пока не
* Приложение к общему отчету комиссии, с. 419.
** Там же, с. 567.
4 [Этот абзац был внесен в 3-е издание (1852 г.).]
*** К а у, op. cit., vol. I, p. 68.
57

пройдут через две степени — ученика и подмастерьй — й
не достигнут статуса мастеров *. В Норвегии, где преоб-
* «Вообще,—пишет Сисмонди,—численность мастеров в
каждой корпорации была определена и никто, кроме мастера, не мог
держать мастерскую или вести торговлю за свой собственный
счет. Каждый мастер мог обучать только определенное число
учеников, которых он наставлял в своем ремесле; в некоторых
корпорациях мастерам было разрешено держать только по одному
ученику. Каждый мастер мог также нанимать ограниченное
число работников, которых называли компаньонами или
подмастерьями, и в тех отраслях, в которых мастерам разрешалось брать
только одного ученика, мастера могли держать одного или,
самое большее, двух подмастерьев. Никому не разрешалось
покупать, продавать или работать в цехе, если только он не был
учеником, подмастерьем или мастером; никто не мог стать
подмастерьем, не отработав определённого числа лет учеником,
или мастером, не отработав такого же числа лет подмастерьем и
не создав так называемого chef, d'ceuvre (шедевра)—образчика
работы в избранном им ремесле, который должен был получить
оценку корпорации. Понятно, что эта организация отдавала
всецело в руки мастеров пополнение цеха новыми работниками.
Только мастера могли брать себе учеников, хотя и не были
обязаны это делать; поэтому, они требовали платы, и нередко очень
высокой, за свое согласие принять ученика; а юноша не мог
заняться ремеслом, если не имел для начала суммы, требуемой в
уплату за обучение, и средств, необходимых для того, чтобы
существовать в течение срока ученичества, поскольку на
протяжении четырех, пяти или семи лет вся его работа принадлежала его
мастеру. В течение этого времени ученик находился в полной
зависимости от мастера, ибо воля или даже каприз последнего
могли закрыть перед ним дверь к доходному ремеслу. После того
как ученик становился подмастерьем, он получал немного
больше свободы: он мог наниматься к любому мастеру по
собственному выбору или переходить от одного мастера к другому; атак
как положения подмастерья можно было достигнуть только
через ученичество, то подмастерье начинал теперь получать
пользу от той монополии, от которой он прежде страдал, и практически
имел гарантию получения хорошей оплаты за работу,
выполнять которую никому более не разрешалось. Однако переход
подмастерья в мастера зависел от корпорации, и потому
подмастерье еще не считал свое будущее обеспеченным, а положение
прочным. В общем, он не женился до тех пор, пока не получал
звание мастера.
Известно как из теории, так и из практики, что
существование ремесленных корпораций препятствовало и не могло не
препятствовать рождению избыточного числа людей. Согласно
уставам почти всех цехов, человек не мог быть принят в мастера
прежде, чем ему исполнится 25 лет; но если у него не было
капитала, если он не сделал значительных сбережений, он
продолжал работать в качестве подмастерья гораздо дольше:
некоторые ремесленники, а может быть, и большинство их, оставались
подмастерьями всю жизнь. Однако вряд ли имеется хоть один
58

ладает труд в сельском хозяйстве, законом запрещено
[1848 г.] нанимать на ферму работника сроком менее чем
на год. Это было обычной практикой и в Англии до
тех пор, пока законы о вспомоществовании бедным не
уничтожили ее, предоставив фермерам возможность
бросать своих работников на содержание прихода всякий раз,
когда исчезала непосредственная необходимость в их
труде. Вследствие этого обычая и проведения его в жизнь
силой закона весь довольно ограниченный по численности
кл)асс сельскохозяйственных рабочих пользуется в
Норвегии контрактами на годичный по крайней мере срок,
которые естественным образом становятся постоянными
контрактами, если стороны довольны друг другом;
поэтому-то в каждой местности известно, имеется ли свободное
рабочее место или вероятно ли появление такого места, и
до тех пор, пока нет вакансии, молодой человек не
женится, зная, что не сможет получить работы по найму. Такой
же обычай — с той разницей, что срок трудового
соглашения равен полугоду вместо года, — по-прежнему [1848 г.]
существует в Камберленде и Уэстморленде и,
по-видимому, сопровождается теми же последствиями.
Сельскохозяйственные рабочие, постоянно служащие на фермах,
«живут и питаются в домах своих хозяев, редко покидая
эти фермы до тех пор, пока после смерти кого-либо из
родственников или соседей не наследуют маленькой фермы
на правах собственности или аренды. Так называемых
лишних рук здесь не существует» *. В одной из
предыдущих глав я упоминал, что препятствием к росту населения
в Англии в течение прошлого столетия служили
трудности с получением отдельных жилищ**. Можно привести
примеры и других обычаев, ограничивающих численность
населения: по словам Сисмонди, в некоторых районах
бедняки придерживаются той практики, которая, как
хорошо известно, существует среди высших сословий, а
именно правила, по которому все сыновья, кроме одного,
пример вступления ремесленника в брак прежде, чем его
признают мастером; да если бы ремесленники и были столь неблаго-
разумны, чтобы желать этого, ни один отец не выдал бы свою
дочь за человека без положения».—"Nouveaux Principes", liv. IV,
ch. 10. См. также: А. Смит. Исследование о природе и причинах
богатства народов, кн. I, гл. 10, отдел 2.
* См.: Thornton. Over-Population, p. 18v и работы
упомянутых там известных специалистов.
** См. т. I, с. 339.
69

остаются неженатыми. Но маловероятно, чтобы такое
семейное правило существовало у поденщиков. Это
правило позволяет владельцам мелкой земельной
собственности и испольщикам предотвращать раздробление земли
на слишком мелкие участки.
Вообще говоря, ныне в Англии едва ли остался хотя
бы след от этих косвенных препятствий росту населения.
Исключение составляют лишь приходы, в которых вся
земля принадлежит одному или немногим
землевладельцам, здесь землевладельцы все еще сдерживают
увеличение численности проживающих рабочих, не допуская
строительства новых домов или разрушая уже
существующие, ограничивая тем самым численность населения,
которое может стать бременем для данной местности.
Однако это не оказывает сколько-нибудь значительного
воздействия на общую численность населения, поскольку
необходимую работу в этих приходах выполняют рабочие,
имеющие постоянное место жительства в других районах.
Прилегающие к этим приходам округа всегда очень
страдают от подобной практики, против которой они не могут
защищаться сходными средствами, так как собственник
хотя бы одного акра земли, не вступивший б соглашение
с остальными землевладельцами, имеет возможность со
значительной выгодой для себя провалить их попытку,
застроив свой акр земли домами. В связи с этими
жалобами в течение последних нескольких лет в парламенте
обсуждался закон, согласно которому местный налог на
вспомоществование бедным должен взиматься не с
прихода, а с объединения нескольких приходов, образующих
союз5. Эта законодательная мера, будучи во всех прочих
отношениях весьма благотворной, устраняет последние
пережитки тех порядков, которые некогда служили
препятствием к росту населения, но теперь потеряли почти
всю свою силу по причине крайней ограниченности их
действия.
5 [Предложение об обложении всех входящих в союз
приходов единым налогом на вспомоществование бедным было
упомянуто в 1-м издании (1848 г.); соответствующий закон упомянут
в 7-м издании (1871 г.). По поводу закона о налогообложении
союзов, принятом в 1865 г., и о предшествующих ему и
последовавших за ним законодательных мерах см.: "Majority Report"
комиссии по расследованию действия системы вспомоществования
бедным (1909 г.), ч. IV, гл. 4.]
60

§ 6. Таким образом, можно считать, что среди простых
сельскохозяйственных рабочих препятствий к росту
населения почти не существует. Если бы рост городов и
находящих в них применение капиталов, благодаря которому
сохраняется нынешняя средняя норма заработной платы
фабричных работников, несмотря на стремительное
увеличение их численности, не поглощали бы также и
значительной части ежегодного прироста сельского населения,
то в нынешних привычках этих людей нет, по-видимому,
никаких моментов, препятствующих им оказаться в столь
же жалком положении, в каком находились ирландцы до
1846 г.; и нет никакой уверенности в том, что эта судьба
не уготована нам6 в случае, если рынок для наших
промышленных товаров — не говорю уже — сократится, но
хотя бы перестанет расширяться теми же стремительными
темпами, как в течение последних 50 лет. Не будем,
однако, предсказывать такого бедствия. Можно надеяться, что
оно будет предотвращено высоким и постоянно растущим
сознанием фабричного населения, которое изменит свои
привычки согласно обстоятельствам. Нынешнее
положение рабочих в некоторых сугубо сельскохозяйственных
графствах — Уилтшире, Сомерсетшире, Дорсетшире,
Бедфордшире, Бакингэмшире — вызывает достаточно
тягостные размышления. Проживающие в этих графствах
рабочие с их большими семьями и заработками в 8 или, может
быть, 9 тпилл.7 в неделю при условии полной занятости
в течение некоторого времени являются одним из главных
объектов всеобщего сострадания; настало время, когда они
должны наконец почувствовать пользу от выводов,
основанных на здравом смысле.
К несчастью, при обсуждении этих вопросов обычно
господствует скорее сентиментальность, нежели здравый
смысл; и в то время, как усиливается сочувствие к
тяготам бедняков и увеличивается готовность признать за
ними право на помощь со стороны других людей,
существует тем не менее почти всеобщее нежелание смело взгля-
6 [В первоначальном тексте далее следовали такие слова:
«В особенности учитывая то, насколько сильно способствуют этой
нищете сами ирландцы, эмигрирующие в Англию и снижающие
таким образом заработки ее собственных жителей»; эти слова
были опущены в 5-м издании (1862 г.).] -
7 [Так с 5-го издания (1862 г.). В 1-м издании (1848 г.) —
«семь или, может быть, восемь».]
61

нуть на подлинную сложность положения бедняков или
вообще обратить внимание на условия, которые природа
сделала непременным залогом улучшения их участи в ее
материальном аспекте. Никогда ки в одной стране не
получали еще такого широкого распространения дискуссии
о положении рабочих, стенания по поводу их крайней
нищеты, обличения всех, кого считают безразличным к
этой нищете, того или иного рода проекты улучшения их
положения, какое получили эти явления в Англии при
жизни нынешнего поколения. Но существует молчаливое
согласие полностью игнорировать закон заработной платы
или уклоняться от него заключенными в скобках
упоминаниями, оснащенными такими выражениями, как
«жестокосердное мальтузианство». Как будто сказать
людям, что они могут пустить на свет массы существ,
которые, несомненно, будут прозябать в нищете и, скорее
всего, испытывать лишения, не в тысячу раз более
жестоко, чем сказать тем же людям, что они не могут делать
этого. Те, кто так думает, забывают о том, что поведение,
порицать которое считается столь жестоко, представляет
собой унизительное порабощение одних людей животным
инстинктом и чаще всего беспомощное подчинение других
отвратительному злоупотреблению силой8.
До тех пор пока люди оставались в полуварварском
состоянии, обладая свойственными дикарям праздностью и
немногими потребностями, ограничивать рвет населения
было, вероятно, нежелательно. При том состоянии
человеческого мышления давление материальной необходимости
могло быть обязательным стимулом к напряжению
физических и умственных способностей, тому напряжению,
которое требовалось для свершения величайшего из всех
изменений в образе существования людей, благодаря
которому производительная жизнь получила преобладание над
охотой, пастушеством, войнами и грабежами. В ту эпоху
мировой истории нужда была полезна, как полезно было
даже рабство; и до сих пор, может быть, существуют угол-
8 [В 3-м издании (1852 г.) здесь был снят абзац
первоначального текста, содержащий критику «поведения значительной
части партии тори в течение 10 важных лет» по отношению
к «введению в силу закона» (реформы закона о бедных 1834 г.),
«в высшей степени благотворного в принципе, с которым
согласилась их собственная партия, но номинальными авторами
которого почти случайно стали их соперники».]
62

кй на земном шаре, где такое положение еще сохранилось,
хотя его легко можно устранить при содействии более
цивилизованных обществ. Но в Европе такое время, когда
исполненная лишений жизнь хоть сколько-нибудь
способствовала развитию трудолюбия и цивилизации, давно
прошло, если когда-либо и существовало. Напротив,
очевидно, что, если бы сельскохозяйственные^рабочие жили
лучше, они и трудились бы более эффективно, и были бы
лучшими, нежели сейчас, гражданами. Теперь
спрашивается, верно ли то, что, если бы их численность была
меньше, они бы получали более высокую заработную
плату. В этом, а ни в чем другом и заключается вопрос;
бесполезно отвлекать внимание от этого вопроса критикой
того или иного второстепенного положения, высказанного
Мальтусом или каким-нибудь другим автором, и
воображать, что, опровергнув такое второстепенное
положение, вы докажете ложность принципа народонаселения.
Например, некоторые люди одержали легкую победу над
брошенным мимоходом, главным образом в качестве
излишне смелой иллюстрации, предположением Мальтуса о
том, что производство продовольствия увеличивается в
арифметической прогрессии, тогда как население
возрастает в геометрической. Любой беспристрастный читатель
знает, что Мальтус отнюдь не придавал значения этой
неудачной попытке — определить с математической
точностью вещи, которые не допускают такого определения, а
любому способному к рассуждениям человеку должно
быть понятно, что по отношению к основной линии
доказательств Мальтуса это определение совершенно излишне.
Другие придавали безмерную важность поправке,
внесенной лишь в терминологию ранних последователей
Мальтуса политэкономами недавнего времени. Некоторые авторы
заявили, что население имеет тенденцию возрастать
быстрее, чем средства к существованию. Данное утверждение
было правильным в том смысле, какой эти авторы
вкладывали в него, а именно: в большинстве случаев население
возрастало бы быстрее, чем средства существования, если
бы рост населения не сдерживался смертностью или
благоразумием. Но ввиду того, что эти препятствия в разное
время и в разных местах действуют с неодинаковой силой,
утверждение этих авторов оказалось возможным
истолковать так, как будто они подразумевали, что население
обычно возрастает быстрее средств к существованию и ни-
63

Щ№ йарода все увеличивается, ttpn TaKoivt толйойаййй
смысла этого тезиса противники стали настойчиво
утверждать, что истина заключается в обратном — что по мере
прогресса цивилизации налагаемое благоразумием
препятствие к росту населения имеет свойство становиться более
действенным, а темпы роста населения относительно
темпов роста производства продовольствия имеют тенденцию
снижаться; и ошибочно отстаивать мпение о том, что в
любом развивающемся обществе население имеет тенденцию
увеличиваться быстрее, чем возрастает производство
продовольствия, или хотя бы с такой же быстротой. В
данном случае слово «тенденция» используют в совершенно
ином смысле, чем использовали его авторы, отстаивающие
указанное положение. Но оставим в стороне вопрос о
словоупотреблении — разве обе стороны не допускают того,
что в старых странах население оказывает слишком уж
сильное давление на средства существования? И хотя
давление это уменьшается по мере того, как удается
совершенствовать представления и привычки беднейшего
класса тружеников — к чему, надо надеяться, в
развивающейся стране всегда имеется некоторая тенденция, — все
же пока что эта тенденция была и по-прежнему остается
крайне слабой; и (если мы обратимся к действительности)
мы заметим, что она пока еще не развилась настолько,
чтобы дать уилтширским сельскохозяйственным рабочим
заработную плату, превышающую 8 шилл. в неделю.
Единственным вопросом, который необходимо рассмотреть,
является вопрос о том, составляет ли такой заработок
достаточное и приемлемое обеспечение для работника, ибо
если не составляет, то население действительно — и это
реальный факт — слишком несоразмерно по отношению к
средствам, предназначенным на выплату заработков.
Стало ли давление численности населения на величину средств
к существованию более сильным, чем в какой-нибудь
прошлый период, или же нет, не имеет никакого
практического значения, за исключением того, что если
соотношение между численностью населения и средствами к
существованию улучшается, то имеется большая надежда на
то, что посредством должных содействующих и
поощрительных мер можно заставить это соотношение изменяться
к лучшему в более значительной степени и более быстро.
При обсуждении этого вопроса приходится бороться,
однако, не против разума, но против чувства недовольст-
64

йа, которое примирятся с нбприйтной правдой лишь тогда,
когда будут исчерпаны все средства, позволяющие
уклониться от признания этой истины. Необходимо поэтому
приступить к подробному рассмотрению этих способов и
опровергнуть каждое положение, подхваченное
противниками принципа народонаселения в решимости найти для
ра1бочих какое-то прибежище, какие-то внушающие
доверие средства улучшения их положения, не требующие от
трудящихся какого-либо, вынужденного или
добровольного, усилия по самоограничению или сколько-нибудь
большего, чем в настоящее время, контроля над животной
способностью к размножению. Это и будет предметом
следующей главы 9.
9 [См. Приложение Р. «Динамика народонаселения».]
5 Заказ № 522

ГЛАВА Xtt
О ПОПУЛЯРНЫХ СРЕДСТВАХ ИЗБАВЛЕНИЯ
ОТ НИЗКОЙ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ
§ 1. Самое простею средство, какое только можно
вообразить, поддержания заработной платы трудящихся на
желаемом уровне, — установление ее в законодательном
порядке; в сущности, это и является целью, достичь
которую стремятся создатели различных, в разное время
получивших и по-прежнему получающих распространение
планов перестройки отношений между рабочими и
нанимателями рабочей силы. Вероятно, никто и никогда не
предлагал, чтобы размер заработной платы был постоянно
фиксированным и оставался совершенно неизменным, так
как интересы всех участвующих сторон часто требуют,
чтобы заработная плата изменялась. Но кое-кто выдвинул
предложения установить твердый минимальный уровень
заработной платы, предоставив конкуренции определять
ее изменения выше этого уровня. Другой проект,
нашедший много защитников среди рабочих лидеров, состоит
в создании советов, в Англии получивших название
«местные промышленные советы», во Франции — «conseil
des prud'hommes» («посреднические советы») и др. В
такие советы входили бы делегаты от рабочих и
предпринимателей, которые, собравшись на конференцию,
договаривались бы относительно нормы заработной платы
и с помощью правительственной власти провозглашали
бы эту норму обязательной как для предпринимателей, так
и для рабочих. Основой для таких соглашений должны
служить не состояние рынка рабочей силы, а естественная
спра1ведливость. Совет должен обеспечить, чтобы рабочие
получали справедливую заработную плату, а
капиталисты — справедливую прибыль.
Однако есть люди (но это, скорее, филантропы,
интересующиеся положением трудящихся, нежели сами
трудящиеся), которые с подозрением относятся к
вмешательству власти в прудовые соглашения; они боятся, что
вмешательство закона будет опрометчивым и невежественным.
Эти люди убеждены в том, что две стороны, участвующие
В таких соглашениях и имеющие противоположные инте-
66

ресы, в попытках привести эти интересы к равновесию
посредством переговоров между своими представителями,
ведущихся на основе принципов справедливости при
отсутствии какого-либо формального правила для
определения того, что является справедливым, лишь усугубят
имеющиеся между ними разногласия, вместо того чтобы
устранить их. Но то, чего нельзя добиться юридическими
санкциями, эти люди хотят осуществить при помощи
санкций нравственных. Они полагают, что каждый
предприниматель должен платить достаточную заработную плату; и,
если предприниматель не делает этого по собственной
воле, его следует принудить к выплате таких заработков
силой общественного мнения, причем мерилом
достаточности заработной платы являются личные взгляды этих
людей или то, что они считают мнением общественности.
Думаю, что я верно представил здесь значительную часть
мнений, существующих по данному вопросу.
В своих замечаниях я хочу ограничиться
принципиальной стороной всех этих предложений, не принимая во
внимание практические трудности, какими бы серьезными
на первый взгляд они ни казались. Я буду исходить из
того предположения, что при помощи того или иного из
этих планов заработную плату можно было бы
поддерживать на уровне более высоком, нежели тот, до которого она
доведена действием конкуренции. Это предположение
равносильно заявлению о том, что заработная плата будет
иметь норму, превышающую тот максимум, который
только можно допустить при имеющемся объеме капитала и
предоставлении работы всем трудящимся. Ибо ошибочно
предполагать, будто бы конкуренция попросту снижает
заработную ллату. В равной мере она является и тем
средством, которое способствует росту заработной платы. В тех
случаях, когда имеется определенное число безработных,
эти безработные, если только их не содержат за счет
благотворительности, вступают в конкурентную борьбу за
получение работы, и заработная плата падает; но в тех случаях,
коода все лишившиеся работы нашли себе занятия, зара-»
ботная плата, даже в условиях полнейшей свободы
конкуренции, не будет более сокращаться. Относительно приро-
Sbi конкуренции имеют хождение странные представления,
о-видимому, некоторые люди воображают, что действие
Конкуренции как бы безгранично: что конкуренция
продавцов может понизить цены, а конкуренция работников
5*
67

свести заработную плату почти до нуля или же до
некоторого неопределенного минимума. Ничто не может быть
более необоснованным, чем это представление.
Конкуренция может снизить цены на товары только до того уровня,
который побуждает достаточное число покупателей
приобрести эти товары, а заработную плату конкуренция
может уменьшить только до того уровня, при котором всем
работникам представится возможность получить
некоторую долю при распределении фонда заработной платы.
Если заработки снизятся ниже -этого уровня, то часть
капитала останется неиспользованной вследствие нехватки
работников; в таком случае -со стороны капиталистов
началась бы контрконкуренция, и заработная плата стала бы
расти.
Итак, мы видим, что, когда размер заработной платы
устанавливается конкуренцией, весь существующий фонд
заработной платы распределяется среди всего трудящегося
населения, поэтому, если бы при помощи закона или
общественного мнения удалось бы установить заработную
плату на более высоком уровне, некоторые работники
остались бы без занятия, а поскольку в намерения
филантропов вовсе не входит, чтобы эти оставшиеся бе'з работы
люди голодали, их необходимо обеспечить посредством
вынужденного увеличения фонда заработной платы —
посредством принудительного сбережения. Установление
минимального уровня заработной платы ни к чему не
приведет, если не будет положения, предусматривающего
предоставление работы или по меньшей мере заработков
всем, кто обратится с просьбой о предоставлении того или
другого. Соответственно такое положение всегда является
частью данного плана и совместимо с мнениями большего
числа людей, чем те, кто одобрил бы либо юридический,
либо нравственный минимум заработной платы. В народе
распространена склонность смотреть на изыскание
работы 'для всех бедняков как на обязанность богатых людей
или государства. Если моральное влияние общественного
мнения не побуждает богатых людей ограничивать свое
потребление настолько, чтобы сберечь средства,
достаточные для предоставления всем беднякам работы за
«приемлемые заработки», то предполагается, что государство
обязано установить с этой целью налоги — местные или
общенациональные. Таким образом, соотношение между
трудом и фондом заработной платы было бы изменено в
68

пользу рабочих не за счет ограничения численности
населения, а за счет увеличения капитала.
§ 2. Если бы это предъявляемое к обществу требование
могло быть ограничено сроком жизни нынешнего
поколения; если бы необходимо было только обязательное
накопление, достаточное для обеспечения (Существующего числа
людей постоянной работой за хорошую плату, то такое
предложение не имело бы более ревностного сторонника,
чем автор этих строк. Общество состоит по преимуществу
из людей, живущих физическим трудом; и если общество,
т. е. трудящиеся, предоставляет свои физические силы для
того, чтобы обеспечить отдельным лицам возможность
пользоваться роскошью, то трудящиеся должны сохранять
за собой право устанавливать налоги на эту (роскошь в
интересах общественной пользы; среди же этих интересов
самым главным является поддержание жизни народа.
Поскольку никто не несет ответственности за то, что
появился на свет, то для обеспечения средств, достаточных
для существования всех уже живущих людей, никакие
денежные жертвы, принесенные теми, кто имеет более,
чем достаточно, не являются чрезмерно большими.
Но совершенно иное дело, когда тех, кто создал и
накопил капитал, призывают воздержаться от потребления
до тех пор, пока они не предоставят пропитание и одежду
не только всем, кто существует ныне, но и всем, кому
ныне живущие или их потомки сочтут возможным дать
жизнь. Признание и исполнение подобного обязательства
устранило бы все препятствия, стоящие на пути
увеличения численности населения — как положительные, так и
предупредительные; ничто не мешало бы населению начать
увеличиваться с максимальной скоростью; и так как
естественное увеличение капитала происходило бы, в
самом лучшем случае, не быстрее, чем прежде, то для
покрытия возрастающего дефицита налоги должны были
бы увеличиваться такими же гигантскими темпами, как и
население. Разумеется, была бы предпринята попытка
требовать работы в обмен на вспомоществование. Но опыт
показал, какого рода работы следует ожидать от людей,
живущих за счет общественной благотворительности.
В тех случаях, когда плата дается не за работу, а работа
изобретается для оправдания платы, неэффективность
труда несомненна: заставить поденщиков работать пю-настоя-
69

щему, не имея права увольнять их, практически возможно
лишь при помощи плети. Можно, конечно, придумать, как
устранить это возражение К Средства из собранного за счет
налогообложения фонда можно было бы распространять
по всему рынку рабочей силы, как, по-видимому,
намереваются поступить сторонники droit an travail (права на
труд) во Франции, — не предоставляя любому
безработному права требовать вспомоществования в каком-то
конкретном месте или у определенного должностного лица.
В этом случае сохранялось бы право увольнять отдельных
работников; правительство обеспечивало бы создание
дополнительных рабочих мест только в случае их
нехватки, сохраняя за собой, подобно другим работодателям,
право выбора своих (работников. Но как бы эффективно
ни трудились работники, растущее население не смогло
бы, как мы столь часто отмечали, расширять
производство в соответствующей пропорции; излишек продукта,
остающийся после того, как все были бы накормлены,
составлял бы все меньшую и меньшую долю по отношению
ко всему продукту и к населению; и поскольку население
продолжало бы увеличиваться в постоянной пропорции,
тогда как увеличение продукта происходило бы в
убывающей, то со временем весь этот излишек был бы поглошен;
налог в пользу бедных поглотил бы весь доход страны; и
те, кто платит этот налог, и те, кто живет за счет
собранных этим налогом средств, слились бы в одну массу. И
тогда уже смертность или благоразумие стали бы
сдерживать рост населения — причем это препятствие нельзя
было бы устранить, и оно возникло бы внезапно и сразу,
так как к этому времени погибло бы все, что возвышает
род человеческий над муравейником или колонией бобров.
Известные авторы в своих хорошо знакомых и
вполне доступных сочинениях указывали на эти последствия
столь часто и ясно, что такого рода незнание не является
более простительным для образованных людей. Вдвойне
позорно, если какой-либо человек, притязающий на роль
наставника общества, игнорирует эти соображения, обходя
их молчанием или, упражняя свое красноречие и
рассуждая о заработной плате и вспомоществовании бед-
1 [Это и два следующих предложения были внесены во 2-е
издание (1849 г.) и сохранепы в последующих изданиях.]
70

яым, не только не опровергает эти доводы, а просто не
принимает их во внимание.
Каждый имеет право жить. Это мы считаем само собою
разумеющимся. Но никто не имеет права давать жизнь
существам, содержать которых должны будут другие
люди. Всякий человек, намеревающийся настаивать на
первом из этих прав, должен отказаться от любых притязаний
на второе. Если человек не может содержать даже самого
себя без помощи других, то эти другие имеют право
сказать, что не берутся содержать также и потомство, которое
он физически способен произвести на свет. Однако есть
множество писателей и ораторов, и в том числе людей с
самыми тщеславными претензиями на возвышенность
чувств, которые видят жестокосердие в том, что нищим не
позволяют производить на свет наследственных нищих в
самом работном доме. Когда-нибудь потомки с
изумлением спросят, что же это был за народ, в котором такие
проповедники могли находить горячих сторонников?
Государство могло бы гарантировать всем уже
родившимся на свет работу с получением хорошей заработной
платы. Но если государство сделает это, то оно должно
ради самозащиты и во имя исполнения всех целей, для
которых оно существует, поставить условие, чтобы без его
согласия не рождался ни один человек. Если
обыкновенные и добровольные побуждения к самоограничению
устранены, их место должны занять другие. Необходимы
будут ограничения на вступление в брак, по меньшей мере
равносильные существующим [1848 г.] в некоторых
германских государствах, или суровые наказания для тех, кто
плодит детей, будучи не в состоянии содержать их.
Общество может кормить нуждающихся, если берет под свой
контроль их размножение, или, будучи лишено всякого
нравственного чувства по отношению к несчастным детям,
общество может оставить размножение на усмотрение
бедняков, предоставляя им самим заботиться о своем
пропитании. Но общество не может безнаказанно взять на себя
прокормление бедняков, оставляя им свободу размножения.
Щедро раздавать народу под девизом
«благотворительность» или «предоставление работы» вспомоществование,
не оказывая при этом на бедняков такого влияния, какое
усилит у этих людей действие мотивов, продиктованных
благоразумием, — значит расточать средства
благотворительности, не достигая цели. Оставьте народ в таком поло-
71

*кёйии, п£й которой его материальный достаток ягайьШ
образом зависит от его численности — и тогда можно
будет извлекать постоянно максимальную выгоду из любой
жертвы, принесенной ради улучшения материального
благосостояния нынешнего поколения, и тем самым закрепить
привычки у подрастающего поколения. Но отнимите у
трудящихся возможность самостоятельно регулировать
свою заработную плату, гарантируйте им получение
определенного вознаграждения либо в законодательном
порядке, либо вследствие влияния общественного мнения — и
никакое количество материальных благ, которые вы
можете дать им, не заставит ни их, ни их потомков видеть в
своем собственном самоограничении надлежащее средство
сохранения этого благополучия. Вы лишь заставите их с
негодованием требовать, чтобы вы продолжали обеспечивать их
самих и все потомство, какое только они могут иметь.
По этим причинам некоторые авторы подвергли
огульному осуждению английскую систему вспомоществования
бедным и вообще любую систему помощи трудоспособным
людям, по крайней мере в тех случаях, когда это
вспомоществование не сочетается с рядом законодательных мер,
направленных на предупреждение перенаселения. В
соответствии со знаменитым законом, принятым на 43-м году
царствования Елизаветы, общество брало 'на себя
обязанность обеспечивать работой и заработком всех
трудоспособных бедняков; и не приходится особенно сомневаться
в том, что если бы цель этого закона была в полной мере
достигнута, а лица, ведавшие вспомоществованием, не
прибегли бы к каким-то средствам нейтрализации
естественных последствий этого закона, то налог в пользу
бедных к данному моменту поглотил бы весь чистый продукт
земли и труда в вашей стране. Поэтому вовсе не
удивительно, что Мальтус и другие авторы сначала выступали
вообще против .каких бы то ни было законов б пользу
бедных. Потребовались значительный опыт и тщательное
изучение различных способов управления делом
вспомоществования, чтобы убедиться, что признание абсолютного
права на получение содержания за счет других людей
может существовать юридически и фактически, не ослабляя
роковым образом пружин трудолюбия и налагаемых
благоразумием ограничений. Однако это было полностью
доказано исследованиями, проведенными членами первой
комиссии по изучению функционирования системы вспомо-
72

ществования бедным. Хотя эту комиссию несправедливо
обвиняли во вращдебном отношении к принципу
предоставления законного права на вспомоществование, ее
члены первыми доказали полную совместимость любого
закона о бедных, признающего (право на вспомоществование, с
прочными интересами класса трудящихся и их потомства.
На основе ряда фактов, истинность которых была
проверена путем опытов, проведенных в приходах, разбросанных
по всей Англии, доказано, что обеспеченное содержание за
счет благотворительности может быть лишено своего
вредного влияния на умы и привычки народа, если
вспомоществование, хотя и удовлетворяющее все необходимые
потребности, сопровождается неприятными для рабочих
условиями, заключающимися в некотором ограничении их
свободы и лишении их некоторых удовольствий. Можно
считать доказанным, что при соблюдении таких условий
нет нущды бросать кого-либо из членов общества на
произвол судьбы; что общество может, а потому обязано
предохранить каждого принадлежащего к нему члена от
крайней нищеты; что положение даже тех людей, которые
неспособны самостоятельно найти средства к
существованию, не должно заключать в себе физические страдания
или страх; эти люди должны лишь ограничить свои
прихоти и подчиняться строгой дисциплине. Это, безусловно,
составляет определенный выигрыш с точки зрения
человечности, который, будучи важен сам по себе,
приобретает еще большее значение как шаг по направлению к
дальнейшему развитию; и человечество не будет иметь более
злейших врагов, чем те, кто заведомо или бессознательно
старается возбудить ненависть к законам о бедных или
принципам, на основе которых эти законы возникли.
§ 3. Мы рассмотрели попытки регулировать размеры
заработной платы и принимать искусственные меры к
тому, чтобы все желающие работать получали достаточное
вознаттраждение за свой труд. Теперь мы должны
рассмотреть другую разновидность популярных средств
избавления от низкой заработной платы, которые не претендуют
на вмешательство в свободу заключения соглашений
между рабочим и работодателем. Эти средства предоставляют
рыночной конкуренции возможность определять размер
заработной платы, но, когда этот размер признается
недостаточным, предусматривают возмещение из некоторых
73

дополнительных источников. Такой, в сущности, была
мера, к которой прибегали приходские власти на протяжении
30 или 40 лет, вплоть до 1834 г., и которая известна под
названием «система дотаций». Впервые эта мера' была
применена тогда, когда вследствие непрерывного ряда
неурожайных лет и обусловленных этим высоких цен на
продовольствие заработная плата трудящихся стала
недостаточной для того, чтобы семьи сельскохозяйственных
рабочих могли позволить себе привычное количество
пропитания. Гуманные чувства в сочетании с привитым в то
время сознанию высших сословий представлением о том,
что не следует допускать, чтобы народ, обогативший
страну многочисленным населением, терпел за это страдания,
побудили управлявших сельскими районами начать
выдачу приходского вспомоществования людям, уже
работавшим по найму у частных лиц; и, когда такая практика
получила одобрение, непосредственные интересы
фермеров, которым эта мера позволила переложить часть
бремени содержания своих работников на прочих обитателей
прихода, привели к огромному и стремительному ее
распространению. Поскольку в основу этого плана был
положен, как открыто признавали, принцип приведения
средств (каждой семьи в соответствие с ее потребностями,
то естественным выводом из этого принципа было то, что
женатым следует давать больше, чем одиноким, а тем, у
кого большая семья, — больше, чем малосемейным; по
сути дела, доплата обычно давалась за каждого ребенка.
Такое прямое и положительное поощрение роста
населения не является, впрочем, неотъемлемым последствием
этой системы, размеры доплаты к заработной плате могли
бы быть постоянны и одинаковы для всех рабочих, и так
как из всех возможных форм существования данной
системы эта вызывает наименьшее количество возражений, то
мы и предположим, что данная система существует
именно в такой наиболее выигрышной для нее форме.
Очевидно, что эта система является попросту другим
способом установления минимальной заработной платы,
ее отличие состоит лишь в том, что работодателю
позволяется покупать рабочую силу по ее рыночной цене, с
восполнением рабочему недостачи за счет выплат из
общественных средств. Против данной формы поддержания
определенной заработной платы можно возразить все то, что мы
приводили против предыдущей. Она дает трудящимся уве^
74

ренностЬ, Что, как бы многочисленны они ни были, ойи ёс6
получат заработную плату определенного размера. Поэтому
данный вид гарантии устраняет как положительные, так и
диктуемые благоразумием препятствия к
неограниченному росту населения. Но помимо уязвимых мест, общих для
всех попыток регулировать заработную плату, не
регулируя при этом численность населения, система пособий
имеет специфическую, только ей присущую нелепость.
Нелепость эта заключается в том, что данная система
неизбежным образом одной рукою изымает из заработков то,
что прибавляет к ним другой рукой. Существует некая
норма заработной платы — либо минимальная, при
которой люди могут жить, либо такая минимальная, при
которой люди будут согласны жить. Предположим, что этот
минимум равен 7 шилл. в неделю. Потрясенные
ничтожностью этих жалких заработков и движимые
человечностью, приходские власти восполняют этот минимум,
доводя его до 10 шилл. в неделю. Но трудящиеся привыкли к
7 шилл. и, хотя с радостью стали бы получать больше,
будут, скорее, жить на эти 7 шилл. (как доказано
фактами), нежели ограничат свой инстинкт размножения.
Выдача им приходских пособий не изменит их привьщки
к лучшему. Получая 3 шилл. в неделю от прихода, они
будут жить, пользуясь тем же достатком, какой имели
и прежде, и конечно, их численность увеличится
настолько, чтобы снизить заработки до 4 шилл. Соответственно
они и размножатся до этого предела; а может быть, в
работном доме уже достаточно бедняков для того, чтобы
мгновенно, не дожидаясь увеличения численности
населения, привести к такому же результа/ту. Хорошо известно,
что система пособий имела именно такие практические
последствия и что под ее воздействием заработная плата
упала до такого низкого уровня, который никогда ранее
не был известен в Англии. В течение прошлого века при
довольно жестком отправлении законов о бедных
население увеличивалось медленно и заработная плата
сельскохозяйственных рабочих была значительно выше границы
голодной смерти. При системе же пособий население
возрастало так быстро, а заработная плата упала до такого
низкого уровня, что семьям, получавшим и заработную
плату, и пособие, жилось хуже, чем прежде, когда они
существовали только на свою заработную плату. В тех
случаях, когда работник живет исключительно на свой зара-
75

боток, существует реальный минимальный уровень
заработной платы. Если заработная плата падает ниже
минимальной нормы, которая позволяет поддерживать
численность населения, то по крайней мере вымирание части
населения восстанавливает эту минимальную норму
заработной платы. Но если образующийся вследствие падения
заработной платы ниже минимальной нормы недостаток
восполняется принудительным сбором со всех, имеющих
возможность что-нибудь дать, то заработная плата может
упасть до того предела, за которым наступает голодная
смерть; она может дойти почти до нуля. Принятый в 1834 г.
закон о бедных наложил жесткое ограничение на
существование этой достойной глубочайшего сожаления системы,
являющейся худшей из всех доселе изобретенных
разновидностей злоупотребления идеей вспомоществования
бедным, та(к как система эта обращает в нищих не только
безработных, но и все население. И как бы я хотел иметь
возможность сказать, что нет признаков ее возрожденияг.
§ 4. Но в то время как описанная выше система в
общем отвергнута, существует другой, по-прежнему
пользующийся весьма значительной популярностью способ
вспомоществования, являющийся дополнением к заработной
плате, — способ, в нравственном и социальном отношениях
гораздо более предпочтительный, нежели система
приходских пособий, но чреватый, надо опасаться, тенденцией
порождать очень сходный экономический результат.
Я имею в виду удостоенную многочисленных похвал
систему предоставления огородных участков. Система эта
также имеет целью возместить работнику недостаточность
получаемой им заработной платы; но вместо восполнения
недостаточных заработков за счет налога в пользу бедных
рабочему дают возможность восполнить свой заработок
самостоятельно, за счет клочка земли, который он
арендует и возделывает, как огород, лопатой, выращивая на этом
участке картофель и другие овощи для потребления в
собственной семье, а возможно, и с некоторым избытком,
идущим на продажу. Если рабочий арендует уже удобренную
2 [Настоящий вариант текста появился лишь в 7-м издании
(1871 г.). До этого текст был таков: «Эта достойная
глубочайшего сожаления система... уничтожена, и можно сказать, что никто
открыто не высказывает желания возродить по крайней мере это
отдельное злоупотребление».]
76

йёмлк), то иной раз платит за нее сумму, доходящую до
8 ф. ст. за акр; но поскольку его собственный труд и
труд членов его семьи не стоит ему ничего, то даже при
такой высокой арендной плате он может заработать
несколько фунтов *. Защитники этой системы придают
особенно важное значение тому, чтобы такой надел служил
дополнением к заработной плате, а не заменял ее; размер
надела не должен быть настолько велик, чтобы рабочий
мог прожить лишь возделыванием своего огорода, но вместе
с тем он должен быть достаточен для того, чтобы мужчина,
имеющий более или менее постоянную работу по найму в
сельском хозяйстве, с помощью жены и детей мог
использовать свободные часы и дни. Сторонники этой системы
обычно ограничивают размер одного надела XU акра,
иногда — чем-то средним между lU и 7г акра. Они считают, что
если участок превысит указанные размеры, то, не будучи
достаточно велик для того, чтобы полностью занять своего
владельца, он сделает его плохим и ненадежным наемным
работником. Если же участок будет достаточно велик для
того, чтобы полностью вывести своего владельца из класса
наемных работников и стать для него единственным
источником добывания средств к существованию, то он обратит
своего владельца в ирландского коттера; учитывая высокий
размер ренты, обычно требуемый за аренду таких наделов,
следует признать, что для последнего утверждения
имеются некоторые основания. Но, принимая меры
предосторожности против возникновения коттерства, эти
исполненные благих намерений люди не понимают, что если
система, которой они оказывают покровительство, и не
является коттерством, то она, в сущности, не что иное, как
система конакров.
Несомненно, имеется существенная разница между
восполнением недостаточных заработков за счет средств,
собранных благодаря налогообложению, и достижением
того же самого средствами, дающими явное увеличение
валового продукта страны. Есть также разница и между
оказанием работнику помощи через его собственный труд
и предоставлением ему доплат способом, развивающим в
нем беззаботность и праздность. В обоих этих отношениях
* См. свидетельства по вопросу о наделах, собранные
членами комиссии, занимающейся изучением функционирования
системы вспомоществования бедным.
11

система наделов обладает неоспоримом преимуществом
перед системой приходских пособий. Но я не вижу
причин считать, будто бы эти две системы существенно
отличаются друг от друга своим воздействием на заработную
плату и рост населения. Все доплаты к заработку дают
рабочему возможность жить, получая меньшее
вознаграждение за свой труд, и потому в конечном счете снижают цену
за труд на всю ту сумму, которую доплачивают рабочим в
виде пособий, если в представлениях и потребностях
рабочего класса не происходит изменений — изменений в
относительной ценности, которую трудящиеся придают, с
одной стороны, удовлетворению своих инстинктов, а с
другой — увеличению материального благополучия для самих
себя и для своих близких. Мне представляется, что не
следует ожидать, будто система наделов произведет в
характере трудящихся подобное изменение. Нам часто
приходится слышать, что владение землей делает работника
предусмотрительным. Действительно, его делают таким
собственность на землю или, что равносильно ей, прочное
владение землей на неизменных условиях. Но нам никогда
не приходилось встречать, чтобы подобное влияние
оказывала простая, возобновляемая из года в год аренда. Разве
владение землей делает предусмотрительными ирландцев?
Правда, имеется множество свидетельств — и я не хочу
оспаривать их — благотворной перемены, произведенной
в поведении и положении рабочих получением наделов.
Такого результата и следует ожидать, пока численность
владельцев наделов невелика и эти люди составляют
привилегированный класс, обладая положением, которое
поднимает их над общим уровнем и которое они не желают
утратить. Кроме того, поначалу это, несомненно, почти
всегда избранный класс, состоящий из лучших
представителей рабочего люда; этому обстоятельству, впрочем,
сопутствует то неудобство, что данная система облегчает
заключение браков и рождение детей как раз среди тех
людей, которые при иных обстоятельствах с наибольшей
вероятностью ограничивали бы свое воспроизводство в
соответствии с велениями благоразумия. Что же касается
влияния этой системы на общее положение класса
трудящихся, то, как мне кажется, оно будет либо ничтожным,
либо вредным. Если наделами обладают лишь очень
немногие рабочие, то это, естественно, те люди, которые
жили бы лучше других и без паделов, и класс рабочих в це-
78

лом не извлечет никакой пользы; тогда как если бы эта
система получила общее распространение и каждый или
почти каждый рабочий имел бы надел, то результат,
полагаю, был «бы в значительной мере такой же, как если бы
каждый или почти каждый рабочий получал пособие в
дополнение к заработной плате. Думаю, не может быть
никаких сомнений в том, что если бы в конце прошлого
века по всей Англии вместо системы пособий была
принята система, наделов, то она в одинаковой степени
уничтожила бы практические препятствия к росту населения,
реально существовавшие в то время; население стало бы
увеличиваться точно так же, как это и произошло в
действительности; и через 20 лет заработная плата в
сочетании с доходом, получаемым с наделов, не превышала бы
прежние заработки, не пополнявшиеся доходами с
участков, ка<к не превысила прежних заработков и заработная
плата в сочетании с пособиями. Единственное
положительное отличие системы наделов состоит в том, что она
заставляет рабочих производить свое вспомоществование.
В то же время я готов вполне допустить, что при
некоторых обстоятельствах, если основная масса наемных
работников владеет землей на условии уплаты умеренной
ренты, даже не обладая правом собственности, это ведет
не к понижению, а \к повышению заработной платы.
Однако это происходит только в тех случаях, когда земля,
которой владеют рабочие, делает их — в смысле удовлетворения
насущных потребностей — независимыми от рынка рабочей
силы. Между положением людей, которые живут на
заработки, извлекая из земли лишь дополнительный доход, и
положением людей, которые в случае необходимости могут
прожить одним продуктом своей земли, нанимаясь на
работу только рада увеличения своего достатка, имеется
громадное различие. Там, где никто не принужден
крайней необходимостью продавать свой труд, заработная
плата, ло всей вероятности, должна быть высока. «Люда,
имеюнще в своем хозяйстве какую-нибудь собственность,
к которой они могут приложить свой труд, не станут
продавать его за заработки, не позволяющие им питаться
чем-то лучшим, нежели картофель и кукуруза, хотя в
стремлении составить сбережения они могут питаться
преимущественно картофелем и кукурузой. Путешествуя
по (Континенту, мы часто удивляемся, когда узнаем, как
рысока норма дневных заработков сравнительно с изоби-
79

лием и дешевизной продовольствия. Именно отсутствие
острой необходимости или недостаточное желание работать
по найму делает оплачиваемый поденно наемный труд
столь дорогим пю сравнению с ценами на продукты
питания во многих районах континента, где земельная
собственность рассредоточена с,реди массы людей» *. На
континенте есть такие страны, где даже среди горожан,
по-видимому, едва ли найдется хотя бы один человек, который
добывает средства к существованию исключительно своим
основным занятием — только этим можно объяснить
высокие цены, запрашиваемые ими за услуги, и проявляемую
ими беззаботность к тому, имеют ли они вообще работу по
найму. Но если бы земля или другие источники получения
дохода давали бы им лишь часть средств к существованию,
не уменьшая для них необходимости продавать свою
рабочую силу за плату, то результат был бы совершенно иным.
В этом случае их земля лишь позволила бы им
существовать на меньшую заработную плату и размножаться до
тех пор, пока их благосостояние не упадет до уровня,
ниже которого люди либо не смогут, либо не пожелают
опускаться.
Я не знаю ни одного довода, который можно
противопоставить моему мнению о последствиях системы
наделов — за единственным исключением довода,
использованного Торнтоном **, с которым в данном вопросе я не
согласен. Его защита системы наделов основана на той общей
теории, которая утверждает, что только очень бедные
люди плодят детей, не обращая внимания на вытекающие
отсюда последствия, и что если бы можно было
значительно улучшить положение нынешнего поколения
трудящихся — а это он считает возможным достичь посредством
системы наделов, — то трудящиеся следующего поколения
выросли бы с более высоким уровнем запросов и не стали
бы обзаводиться семьями до тех пор, пока не смогли бы
содержать свои семьи в таком же достатке, в каком выросли
сами. Я согласен с этим доводом в той мере, в какой он
доказывает, что резкое и очень значительное улучшение
положения бедноты в силу своего воздействия на
жизненные привычки бедняков всегда имеет шанс закрепиться
и стать постоянным. Одним из примеров тому является
изменение, происшедшее в период Французской револю-
* L a i n g. Notes of a Traveller, p. 456.
** См.: Thornton. Over-Population, ch. VII.
80

ции. Но я не могу поверить в то, что присоединение
к жилищу каждого рабочего lU или даже 7г акра земли,
к тому же на условии уплаты разорительной ренты,
произведет (после необходимого для поглощения уже
имеющейся массы пауперизованных рабочих снижения
заработной платы) столь значительное изменение в материальном
положении рабочей семьи на протяжении жизни будущего
пояюления, чтобы удалось вырастить население, с детства
обладающее действительно более высоким уровнем
потребностей и привычек. Столь малые земельные участки
могли бы постоянно приносить пользу только в том
случае, если бы поощряли трудящихся усердием и
бережливостью приобретать средства для покупки этих наделов в
полную собственность; и разрешение выкупать наделы
стало бы при условии его широкого использования своего
рода воспитанием у всего класса трудящихся
предусмотрительности и умеренности, последствия которого, возможно,
не перестанут ощущаться и после того, как исчезнет
породившая их причина. Однако рабочие извлекли бы в
этом случае пользу не из того, что им дали, а из тех
качеств, к выработке которых их побуждают.
Ни одно из средств избавления от низкой заработной
платы, не влияющее на ум и привычки народа и не
действующее через них, не имеет ни малейшего шанса
принести ощутимый результат. Пока ум и привычки народа не
претерпели изменений, любое средство временного
улучшения положения беднейших слоев общества, даже
будучи усйепгаым, приведет всего лишь к ослаблению узды,
сдерживавшей прежде рост населения, и потому сможет
оказывать постоянное воздействие только в том случае,
если при помощи самых крутых налоговых мер удастся
заставить капитал возрастать столь же ускоренными
темпами, каким растет население. Но этот процесс
одновременного и равноускоренного роста населения и капитала не смог
бы, вероятно, продолжаться долго, и, когда он остановится,
страна останется с численно возросшим беднейшим
классом и с сократившейся долей всех прочих слоев, кроме
беднейшего, — или же если указанный процесс продлится
достаточно долго, то и вовсе с одним беднейшим классом.
Ибо «такое обличье должны приобрести в конце концов»
все общественные устройства, которые, устранив
естественные препятствия к росту населения, не заменили их
препятствиями искусственными.
6 Заказ N? 522
81

ГЛАВА XIII
ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАССМОТРЕНИЕ СРЕДСТВ
ИЗБАВЛЕНИЯ
ОТ НИЗКОЙ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ
§ 1. Какими же средствами следует в таком случае
бороться с нищетой? Как следует исцелять бедствие,
заключающееся в низкой заработной плате? Если средства,
обычно рекомендуемые для достижения этой цели,
непригодны, нельзя ли придумать иные? Поддается ли вообще
эта проблема решению? Неужели политическая экономия
не способна ни на что, кроме как на одни лишь
возражения против всех предложений и демонстрацию того, что
ничего нельзя сделать?
Будь это так, политическая экономия имела бы,
возможно, необходимую, но печальную и неблагодарную
задачу. Если бы подавляющее большинство человеческого
рода должно было навсегда оставаться в своем нынешнем
состоянии, состоянии порабощения тяжким трудом, от
которого занимающиеся им люди не получают какой-либо
выгоды и потому не ощущают, не осознают никакой в нем
заинтересованности, если бы люди были обречены
заниматься тяжелым, отупляющим трудом с раннего утра до
позднего вечера ради удовлетворения самых насущных
своих потребностей, обладая всеми предполагаемыми
таким состоянием умственными и нравственными
недостатками, будучи лишены умственного и эмоционального
потенциала и невежественны, ибо их нельзя просветить в
большей степени, чем степень их сытости; если бы люди
были эгоистичны, поскольку все их мысли поглощены
только их собственными делами, лишены интересов и
чувств, присущих гражданам и членам общества, но
обладали мышлением, снедаемым чувством несправедливости,
которое в равной мере возбуждалось бы и тем, чего у этих
людей нет, и тем, что есть у других, — тогда не знаю, что
могло бы заставить сколько-нибудь разумного человека
заботиться о судьбах человечества. Тогда бы для любого
человека высшая и единственная мудрость заключалась
лишь в том, чтобы с эпикурейским безразличием получать
рт жизни так много удовлетворения для себя лично и для.
82

близких людей, как это только возможно, не причиняя
вреда другим, не обращая при этом внимания на
бессмысленную суету так называемого цивилизованного бытия.
Но для подобного взгляда на дела человеческие нет
оснований. Подобно большинству социальных бедствий,
нищета существует потому, что люди без должной
рассудительности следуют своим животным инстинктам. Но
общественная жизнь именно потому и возможна, что человек
отнюдь не должен быть животным. Цивилизация во всех
ее аспектах есть борьба против животных инстинктов.
Она показала, что над некоторыми, даже самыми
сильными из них, способна приобретать весьма действенный
контроль. Своим искусственным влиянием цивилизация так
преобразила значительную часть людей, что от
большинства их естественных склонностей едва ли остался какой-
либо след или воспоминание. Если цивилизация не
обуздала инстинкты размножения в той степени, в какой это
необходимо, то следует помнить о том, что она никогда
и не пыталась делать этого всерьез.
Предпринимавшиеся же попытки имели по большей части
противоположную направленность. Религия, мораль и государственная
деятельность соперничали друг с другом, побуждая
людей к заключению браков и размножению, лишь бы
оно происходило в законном браке. Религия и теперь
продолжает действовать в том же направлении.
Католическое духовенство (о прочих священнослужителях
нет необходимости говорить, поскольку они не имеют
сколько-нибудь значительного влияния на беднейшие
классы) повсеместно считает своим долгом способствовать
браку, дабы воспрепятствовать прелюбодеянию. В сознании
многих людей по-прежнему силен религиозный
предрассудок, направленный против научной истины. Богатые —
при условии, что последствия чрезмерного увеличения
населения не затрагивают их самих,—считают
предположение о том, что нужда может быть результатом
естественных склонностей, равносильным отрицанию мудрости
провидения; бедняки же думают, что «бог никоода не создаст
лишних ртов, не создав пищи». Слушая подобные
суждения, никто не догадался бы о том, что человек имеет в
данном вопросе возможность и право выбора. Такое
полное смешение понятий относительно этого предмета в
значительной мере обусловлено той таинственностью,
которой окутана эта проблема в силу этой мнимой деликат-
6*
83

носТи, предпочитающей, чтобы праЁДа и неправда ш оДиоМ
из самых важных вопросов человеческого благоденствия
не различались, а смешивались, только бы не позволить
свободно говорить и рассуждать о нем. Люди плохо
понимают, во что обходится человечеству такая чопорность
речи. Общественные болезни, тада же как и телесные, не
могут быть предупреждены или излечены, если не
говорить о них прямо и ясно. Весь опыт показывает, что
основная масса людей никогда не составляет суждений по
вопросам морали самостоятельно, не видит, что является
правильным, а что неправильным, до тех пор, пока ей не
будут беспрестанно говорить, хорошо это или плохо; а
пока люди пребывают в законном браке, кто говорит им,
что у них и тут есть известные обязанности? Кто
встречает хотя бы малейшее осуждение, или, точнее, кто не
встречает сочувствия и благожелательности, по поводу
известного зла, которое он, возможно, сам же навлек на себя и
своих близ|ких такого рода невоздержанностью? В то
время как к человеку, проявляющему невоздержанность в
потреблении спиртного, все, считающие себя
нравственными людьми, относятся с неодобрением и презрением \
одним из главных оснований, используемых в призывах к
занимающимся благотворительностью людям, является то,
что просящий 'вспомоществования имеет большую семью
и неспособен прокормить ее *.
Нельзя удивляться, что молчание по столь важному
моральному вопросу приводит к незнанию нравственных
обязанностей, когда это молчание заставляет забывать
даже реальные факты. Большинство людей охотно допус-
1 [Остальная часть этого предложения впервые появилась в
3-м издании (1852 г.). В 1-м (1848 г.) и во 2-м (1849 г.) изданиях,
продолжение было таково: «Разве до сего момента наличие
большой семьи и неспособность прокормить ее не являются
излюбленной рекомендацией для занятия любой выборной должности
в приходах? Разве кандидаты на эти должности не расклеивают
на стенах плакаты, вещающие об их невоздержанности, и не
извещают о ней весь город посредством циркулярных писем?»—Ср.
с рассказом Ч. Диккенса «Выборы приходского надзирателя» в
«Очерках Боза». См. Собр. соч. в 30 томах, т. 1, с. 68.]
* До тех пор пока к рождению в семьях большого числа
детей не будут относиться с теми же чувствами, с какими
относятся к пьянству или любой другой физической невоздержанности,
нельзя надеяться на значительное улучшение нравственности. Но
что можно ожидать от бедняков, когда аристократия и
духовенство первыми подают пример невоздержанности этого рода?
84

кают, *1то откладывать время вступления в брак и до <5рака
жить в воздержании вполне возможно, но в Англии, по-
видимому, никому и никогда не приходило в голову, что
уж если люди вступили в брак, то вопросы о том, иметь
или не иметь детей и сколько их будет в семье, зависят
только от самих суцругов. Можно подумать, что дети
ниспосланы супружеским парам прямо с небес и сами они
ни сном, ни духом не причастны к появлению детей, что
численность их потомства и вправду определяется, как
обычно говорится, волей божьей, а не их собственной.
Посмотрим, какого мнения по этому вопросу придерживается
французский философ — один из самых гуманных людей
своего времени, счастливая супружеская жизнь которого
не раз упоминалась.
«В тех случаях, — пишет Сисмонди *, — когда опасные
предрассудки не получили общего (признания, когда
противоречащая нашим истинным обязанностям по
отношению к другим, и в особенности к тем, кому мы дали жизнь,
мораль не внедрена в сознание именем самой священной
власти, ни один благоразумный человек не вступает в
брак прежде, чем оказывается в положении, которое дает
ему верные средства к существованию, и ни один
женатый мужчина не имеет больше детей, чем он может
надлежащим образом воспитать. Глава семьи не без
оснований считает, что его дети могут довольствоваться тем
положением, в котором живет он сам; и его желание
будет заключаться в том, чтобы подрастающее поколение в
точности представляло поколение уходящее, чтобы сын
или дочь по достижении брачного возраста заняли место
его родителей, чтобы ето внуки в свою очередь заняли
место его самого и его жены, чтобы его дочь нашла в
другой семье точно такую же судьбу, какая уготована в его
собственной семье для девушки из другой семьи, и чтобы
доход, которого хватало для родителей, был в будущем
достаточен и для детей». В стране, богатство которой
возрастает, некоторое увеличение численности населения
было бы допустимо, но это вопрос частный, а не
принципиальный. «Когда образовалась такая семья,
справедливость и гуманность требуют, чтобы муж подчинялся такой
же воздержанности, какой подчиняются неженатые
мужчины. Когда мы поразмыслим о том, насколько мала чис-
* "Nouveaux Principes", liv. VII, ch. 5.
85

Ленность незаконнорожденных детей в каждой страйе, to
должны будем признать, что эта воздержанность в целом
достаточно действенна. В стране, где нет свободных
пространств для растущего населения, или в TajKofi стране, где
увеличение численности населения должно быть почти
незначительным, отец восьмерых детей должен ожидать:
или шестеро из его детей умрут в детстве, или трое
мужчин и три женщины из его поколения, а в следующем
поколении трое его сыновей и три его дочери не вступят в
брак по его вине».
§ 2. Люди, считающие, что побуждать трудящиеся
классы к проявлению достаточного благоразумия в
отношении увеличения их семей — безнадежное занятие,
потому что до сих пор трудящиеся не обращали никакого
внимания на это, показывают свою неспособность
оценивать обычные принципы человеческих действий. Для того
чтобы обеспечить такое благоразумие, вероятно, не
потребовалось бы ничего, кроме общего распространения мнения
о том, что благоразумное ограничение рождаемости
желательно. Как моральный принцип, такое мнение еще
никогда не существовало ни в одной стране; любопытно, что в
указанном качестве это мнение не существует и в тех
странах, в которых под влиянием стихийного,
самопроизвольного воздействия личной предусмотрительности людей
рост населения сдерживается довольно успешно. То, чему
следуют в силу благоразумия, пока не признано в
качестве долга; общественные ораторы и писатели по большей
части занимают противоположную позицию — даже во
Франции, ще сентиментальный ужас перед теорией
Мальтуса распространен почти так же, как и в Англии. То, что
доктрина ограничения рождаемости все еще не овладела
умами людей, можно приписать многим причинам, помимо
того, что она возникла совсем недавно. В некоторых
отношениях сама ее истинность пошла ей во вред. Можно
усомниться в том, существовало ли когда-нибудь у какого-либо
класса общества, за исключением самого бедного (понять
предрассудки которого в этом вопросе не составляет труда),
искреннее и сильное желание, чтобы заработная плата
была высокой. Многие добивались снижения налога в
пользу бедных, но люди очень горячо желали, чтобы после
снижения этого палога рабочие классы остались бы крайне
бедны. Почти все люди, сами не являющиеся работниками,
86

являются работодателями, нанимают рабочую силу и не
сожалеют по поводу дешевизны этого товара. Остается
фактом, что даже комитеты попечителей, которые, как
предполагают, являются официальными защитниками
учений, направленных против чрезмерного роста
населения, редко будут с терпением слушать о чем-либо, что им
угодно определить как «мальтузианство». В сельских
районах комитеты попечителей состоят главным образом из
фермеров, а фермеры, как хорошо известно, в целом не
одобряют даже систему огородных наделов, так как эти
участки делают рабочих «слишком независимыми». От
представителей джентри, интересы которых меньше
вступают в непосредственные контакты и столкновения с
интересами рабочих, можно было бы ожидать лучшего
отношения, и английское джентри обычню проявляет
склонность к благотворительности. Но у людей, сшюнных к
благотворительности, есть совой человеческие слабости и очень
часто они были бы втайне немало огорчены, если бы никто
не нуждался в их благотворительности,—именно от.таких
людей чаще всего слышишь пошлое утверждение о том,
что божьей волей бедные никогда не переведутся. Если
к этому прибавить, что почти каждый человек,
наделенный действенным мотивом к труду ради достижения той
или иной общественной цели, имеет какую-то свою
излюбленную реформу, которую он хочет осуществить —
отменить хлебные задаоны, сократить налоги, выпустить
банкноты малого достоинства, ввести хартию, воз|родить или
упразднить церковь, ниспровергнуть аристократию и т. д.—
и которую, как он считает, признание великого принципа
народонаселения отодвинет на второй план; что почти
каждый смотрит как на врагов на всех, кто считает
важным что-либо другое, то едва ли удивительно, что с тех
пор, как была обнародована теория народонаселения,
девять десятых выступлений всегда были обращены
против нее, а оставшаяся десятая часть была слышна лишь
изредка. Эта теория пока еще не распространилась
достаточно широко ареди тех людей, которые, как можно было
ожидать, с наименьшею охотой восприняли бы ее — среди
самих трудящихся.
Но давайте попытаемся вообразить, что произошло бы,
если бы среди класса трудящихся получила общее
признание мысль о том, что главной причиной нищеты
является конкуренция между слишком большим числом рабо-
87

чих, и каждош рабочий смотрел бы (как и Сисмонди) на
своих товарищей, имеющих большее число детей, чем
позволяют общественные условия, как на людей,
причиняющих ему вред и занимающих то место, на которое и
он сам имеет право. Всякий, кто предполагает, что такое
состояние общественного мнения не оказало бы огромного
воздействия на поведение людей, должен быть глубоко
невежествен в вопросах человеческой природы и никогда
не сможет понять, сколь значительная часть мотивов,
побуждающих массу людей заботиться даже о своих
собственных интересах, проистекает из уважения и к
общественному мнению — из опасения, что пренебрежение
своими интересами вызовет неодобрение или презрение
окружающих. Что касается занимающего нас вопроса, то без
преувеличения можно сказать, что полное
потворствование инстинкту размножения обусловлено в столь же
большой степени стимулом общественного мнения, как и
просто животной склонностью, поскольку общественное
мнение вообще, а среди самых необразованных классов в
особенности связало представления о /духовной и
физической мощи человека с силой этого инстинкта, а
умеренность или отсутствие его — с ущербностью. Такое
извращение понятий произошло оттого, что энергичное
проявление инстинкта служит средством и признаком
господства над другими человечеокими существами. Одно
лишь устранение этого искусственного стимула имело бы
огромный эффект; и как только общественное мнение
приобретет противоположную направленность, последует и
полный переворот в данной сфере человеческого
поведения. Нам часто приходится слышать, что если бы рабочий
как нельзя лучше понимал зависимость уровня
заработной платы от численности населения, то и тогда он не
изменил бы своего поведения, потому что те дети, каких он
может иметь сам, не окажут сколько-нибудь заметного
влияния на ухудшение полоя^ения на рынке рабочей силы.
Это действительно та^к; но столь же справедливо и
утверждение о том, что бегство одного солдата с поля брани не
ведет к проигрышу битвы. Следовательно, не это
соображение удерживает каждого солдата в строю; он страшится
позора, естественным и неизбежным образом
сопутствующего такому поведению отдельного лица, которое, если бы
ему последовало большинство людей, имело бы очевидный
для каждого фатальный исход. Редко можно встретить
88

Людей, которые пренебрегали бы общественный мнением
своего класса, если только таких людей не поддерживает
более высокий, нежели уважение к общественному
мнению, принцип или мнение какой-нибудь сильной
общественной группы.
Необходимо также помнить о том, что, как только
мнение, о котором идет речь, получит хотя бы незначительное
распространение, оно обретет могущественных помощниц
среди огромного большинства женщин. Слишком большое
число детей редко бывает следствием желания жены, на
плечи которой ложится (помимо всех физических
страданий и доли лишений, по меньшей мере равной той, что
достается мужу) все бремя невыносимо утомительной и
нудной работы по дому, обусловленной чрезмерным
числом детей. Множество женщин, которые ныне никак не
осмеливаются выдвинуть подобное требование, но
выдвинули бы его, если бы получили поддержку в нравственном
мнении общественности, приветствовало бы избавление
от этих тягот как благодеяние. Из всех пока еще
освящаемых законом и общественной нравственностью
пережитков варварства самым отвратительным, безусловно,
является то, что какому-то человеку дозволено думать, будто
у него есть право на личность другого человека.
Если бы среди трудящихся однажды утвердилось
мнение о том, что их благосостояние требует
соответствующего ограничения численности детей, то порядочные и
благоразумные представители этото класса подчинились бы
такому требованию, а уклонились бы от него только те
рабочие, которые вообще привыкли легкомысленно относиться
к своим обязанностям перед обществом; и тогда
появилось бы очевидное оправдание превращения нравственной
обязанности не производить на свет детей, которые стали
бы обузой для общества, в обязанность законную.
Совершенно так же во многих случаях по мере прогресса
общественного мнения закон в конце концов силой принуждает
упорствующее меньшинство признать обязанности,
которые могут быть полезны только тогда, когда их соблюдают
все, и которые значительное большинство людей
возложило на себя добровольно, по убеждению в их полезности.
Впрочем, если бы женщинам были предоставлены равные
с мужчинами гражданские права, что было бы вполне
справедливо и по многим другим основаниям, не было бы
даже необходимости в юридических сандециях. Пусть толь-
89

ко обычай перестанет ограпичийать возможности женщйй
сферой одной лишь физической функции, служащей им
средством к существованию и источником влияния, и
женщины впервые обретут равный с мужчинами голос в
решении вопросов, касающихся этой функции. И из всех
улучшений, которые остаются еще в запасе у человечества
и которые можно ныне предвидеть, пожалуй, ни от одного
нельзя ожидать, чтобы оно было настолько плодотворно
почти во всех нравственных и социальных отношениях,
как это2.
Остается рассмотреть, есть ли иадезвда на то, что среди
трудящихся классов распространятся мнения и чувства,
основанные на законе зависимости уровня заработной
платы от численности населения, и какими средствами
можно породить у них такие мнения и чувства. Прежде
чем приступить к рассмотрению оснований питаемой в этом
отношении надежды — надежды, которую многие люди,
несомненно, с готовностью и не вникая в дело объявят
химерической, — замечу, что, если на два поставленных
мной вопроса нельзя дать удовлетворительного ответа,
господствующий в Англии экономический строй, почитаемый
многими писателями как пес plus ultra (непревзойденный,
самый лучший) цивилизации и ставящий весь класс
трудящихся английского общества в зависимость от платы за
работу по найму, должен подвергнуться бесповоротному
осуждению. Рассматриваемый нами вопрос состоит в том,
шляются ли перенаселение и состояние деградации, в
котором пребывает класс трудящихся, неизбежными
следствиями подобного положения вещей. Если благоразумное
регулирование численности населения несовместимо с
системой наемного труда, то эта система является помехой
и главной целью экономической политики должно стать
стремление (любыми переустройствами права
собственности и изменениями способов производства) сообщить
трудящимся определенный стимул к такого рода
благоразумию, стимул более сильный и очевидный, чем тот, который
возможен при нынешних отношениях между рабочими и
работодателями.
Но такой несовместимости не существует. Причины
нищеты не так очевидны с первого же взгляда населению,
2 [Два последних предложения были добавлены в 3-е издание
(1852 г.).]
90

состоящему из наемных работников, как очевидны они
для населения, состоящего из собственников, или как "были
бы очевидны для членов социалистического общества.
Однако эти причины отнюдь не покрыты тайной. Факт
зависимости уровня заработной платы от численности
людей, конкурирующих за получение работы по найму,
далеко не таков, чтобы трудящиеся классы понимали
его с трудом; значительные группы трудящихся уже
признали эту зависимость и обычно действуют сообразно с
ней. Эта зависимость хорошо известна всем тред-юнионам:
каждое удачное объединение рабочих, созданное с целью
поддерживать заработную плату на высоком уровне,
обязано своим успехом мерам, направленным на ограничение
численности конкурентов; профессиональные союзы
квалифицированных рабочих проявляют озабоченность в
связи с необходимостью ограничивать численность своих
членов, и многие из них налагают или пытаются наложить на
предпринимателей обязательства не принимать больше
определенного числа учеников. Разумеется, есть огромная
разница между ограничением рабочими своей численности
посредством отлучения от своего ремесла других людей и
достижением того же результата путем самоограничения
рабочих; но как то, так и другое показывают ясное
понимание рабочими связи между их численностью и
размерами получаемого ими вознаграждения. Но этот принцип
понят рабочими в применении его к какой-нибудь отдельно
взятой работе, а не (ко всей совокупности их. Это
объясняется несколькими обстоятельствами. Во-первых, действие
причин легче и отчетливее заметно в более ограниченной
сфере; во-вторых, квалифицированные ремесленники
составляют более развитый в умственном отношении класс,
нежели обыкновенные работники физического труда, а их
привычка действовать согласованно и обозревать общее
положение всех занятых в одном ремесле способствует
лучшему пониманию ими своих коллективных интересов; и,
наконец, в-третьих, квалифицированные рабочие наиболее
предусмотрительны, поскольку они находятся в лучшем
положении и у них есть больше, чем у других рабочих,
того, что они хотят сохранить. Однако можно надеяться,
что вещи, ясно понятые и признанные в частных случаях,
будут поняты и признаны как общая истина. Признание
этой истины, по крайней мере в теории, шредставляется
тем событием, которое обязательно должно произойти не-
91

медленно после того, как трудящиеся по своему
умственному развитию окажутся в состоянии рассматривать общее
положение своего класса в совокупности и сколько-нибудь
рациональным образом. До настоящего времени огромное
большинство трудящихся было неспособно ,к этому либо
по причине своей неразвитости, либо вследствие нищеты,
которая, лишая их как страха перед возможностью
ухудшения, так и малейшей надежды на улучшение
положения, делает трудящихся равнодушными в отношении
последствий их собственных действий и заставляет не думать
о будущем.
§ 3. Поэтому, для того чтобы изменить привычки
трудящихся, необходимо принять двоякие меры,
обращенные одновременно и против неразвитости трудящихся,
и против их нищеты. Прежде всего необходима
действенная общенациональная система образования детей
трудящихся, а вместе с этим необходима и система мер,
которая уничтожит крайнюю нищету на срок жизни
целого поколения (как это сделала революция во
Франции).
Здесь не место для обсуждения, хотя бы в самом
общем виде, принципов и приемов общенациональной
системы образования. Надо признать, что прогресс в деле
образования идет медленно даже в тех классах, в которых, по
общему мнению, оно поставлено наилучшим образом;
однако можно надеяться, что общественное мнение по этому
вопросу совершенствуется и что образование, состоящее из
одних словесных поучений, теперь не будет считаться
достаточным. Не вдаваясь в спорные вопросы, можно не
колеблясь утверждать, что цель умственного воспитания
народных масс должна состоять в развитии здравого
смысла, воспитание должно сделать трудящихся
способными вырабатывать здравые практические суждения
относительно окружающих обстоятельств. Все, что можно
прибавить к этому в интеллектуальном отношении, носит
главным образом характер украшений, тогда как
воспитание здравого смысла является тем непременным
фундаментом, на котором должно основываться образование.
Пусть же эту цель признают и имеют в виду как первую
и глашную, и тогда не возникнет особых трудностей при
решении вопросов о том, чему и каким образом учить
народ.
92

Образование, направленное на то, чтобы
распространить здравый смысл в народе, вместе с таким
количеством знаний, которое сделало бы людей способными судить
о возможных последствиях собственных поступков,
безусловно, даже без всяких прямых внушений создало бы
такое общественное мнение, которое считало бы позором
невоздержанность и непредусмотрительность любого рода,
а непредусмотрительность, которая перенасыщает рынок
рабочей силы, осуждало бы самым суровым образом, как
преступление против общего блага. Если бы такого (рода
общественное мнение сложилось, то, я думаю, оно,
несомненно, имело бы достаточно силы для того, чтобы
сдерживать рост населения в должных пределах, одна(ко нельзя
надеяться, что такое мнение возникнет благодаря одному
только образованию. Образование несовместимо с крайней
нищетой. Невозможно успешно обучать нуждающееся
население. И трудно заставить людей почувствовать цену
благосостояния, если они никогда им не пользовались, или
заставить людей, которые вследствие того, что, всегда
живя впроголодь, кое-как перебиваясь со дня на день,
стали безрассудными, понять ограниченность и
ненадежность их средств к существованию. Отдельные рабочие
часто собственными усилиями добиваются достатка; но
самое большее, чего можно ожидать от всего народа, так это
то, чтобы он сохранил уже имеющийся достаток.
Улучшение привычек и потребностей основной массы
неквалифицированных поденщиков будет трудным и медленным
процессом, если нельзя будет изобрести средств, которые
позволят поднять весь класс рабочих до уровня сносного
достатка и поддержать его на этом уровне до тех пор, пока
не вырастет новое поколение.
Для достижения этой цели есть две возможности, не
причиняющие никому вреда, не сопряженные с каким-
либо злом, которое сопутствует добровольной или
предписанной законом благотворительности, и не только не
ослабляющие, но, напротив, усиливающие любое
побуждение к усердному труду и любое стремление к
предусмотрительности.
§ 4. Первой из этих возможностей является великая
национальная мера — колонизация. Я имею в виду
выделение из казны средств, достаточных для того, чтобы
единовременно вывезти из Англии и расселить в колониях
93

значительную часть проживающей в сельской местности
молодежи. Отдавать предпочтение, согласно мнению
Уэйкфилда, молодым супружеским парам или, в тех случаях,
когда таких не имеется, семьям с почти взрослыми детьми,
следует для того, чтобы эти затраты позволили бы в
максимально возможной степени достичь указанной цели,
обеспечив в то же эдемя колонии величайшим количеством
того, чего там не хватает и что в избытке имеется здесь,—
наличной и будущей рабочей силой. Другие авторы
продемонстрировали — и в одной из последующих частей
данной работы будут представлены обоснования этого
мнения, — что колонизацию, проводимую в должном
масштабе, можно осуществлять таким образом, чтобы она
не стоила Англии ничего или чтобы расходы,
произведенные с этой целью, были бы наверняка возмещены в
будущем. Необходимые для осуществления такой колонизации
средства, даже если бы их пришлось авансировать, будут
привлечены не из капитала, предназначенного на
содержание рабочих, а из того избыточного капитала, который
не может найти приложения в стране с получением такой
прибыли, какая составляет адекватное вознаграждение
владельцу капитала за его бережливость, и потому
вывозится за границу или же растрачивается в Англии на
безрассудные спекуляции. Эта часть национального дохода,
которую обычно не используют в ка1ких-либо полезных
для^ класса трудящихся целях, могла бы дать все
необходимые средства для обеспечения эмиграции в таких
масштабах, о каких здесь идет речь.
3 Вторая возможность состоит в том, чтобы употребить
всю общинную землю, которая отныне будет освоена для
3 [В 3-м издании (1852 г.) в начале этого абзаца были
опущены следующие предложения первоначального текста: «Для
Ирландии, переживающей в настоящий момент кризис, который
вызван переходом к повой системе землепользования,
колонизация в качестве единственного средства избавления от нищеты, по
моему мнению, непригодна. Из всех европейских народов
ирландцы практически менее всего приспособлены для выполнения
роли первопоселенцев в дикой, необжитой местности; да и основателей
наций, которым, возможно, судьбою предначертано стать
могущественнейшими в мире, не следовало бы рекрутировать
главным образом среди наименее цивилизованных и йаиболее
отсталых обитателей старых стран. Поэтому наличие в самой
Ирландии незанятых земель в количестве, почти настолько
соответствующем обусловленным критической ситуацией потребностям,
*гго эмиграцию можно низвести до ранга вспомогательного сред^
94

земледелия, и образовать па ней класс мелких земельных
собственников. Изъятие этих земель из общего
пользования единственно в целях расширения владений богатых
людей практикуется уже достаточно давно. Настало
время, когда то, что осталось от общинных земель, надлежит
сохранить как священное достояние, которое должно
служить на благо бедным. Механизм для выполнения
этого дела уже существует, он создан Генеральным актом об
огораживании. Я бы предложил (хотя, сознаюсь, не питаю
особых надежд на то, что это предложение будет вскоре
принято), чтобы в дальнейшем во всех случаях, «когда
будут предоставляться разрешения на огораживание
общинных земель, прежде всего продавали бы или определяли
бы такую часть отчуждаемой площади, которая была бы
достаточна для компенсации в пользу собственников мано-
риальных или общинных прав, а остальную часть
делили бы на участки площадью 5 акров или около того и
даровали бы эти участки в полную собственность отдельным
лицам из рабочего класса, которые поднимали бы эти
земли и возделывали их своим собственным трудом.
Следовало бы отдавать предпочтение та|ким рабочим — а их
найдется много, — которые составили сбережения,
позволяющие просуществовать до следующего урожая, или
которые пользуются настолько хорошей репутацией, что
какой-нибудь зажиточный человек согласится дать им
взаймы необходимую сумму под их собственное
поручительство. Снабжение таких крестьян-собственников
сельскохозяйственными орудиями, удобрениями, а в некоторых
случаях и пропитанием могли бы взять на себя приходы
или государство; проценты, взимаемые с авансированных
таким мелким земельным собственникам сумм, следовало
бы установить в том же размере, в (каком выплачивают
дивиденды по государственным ценным бумагам, и
взимать их в виде умеренной, постоянной ренты, предоставив
ства, является в высшей степени удачным обстоятельством. Для
Англии и Шотландии, перенаселенность которых гораздо меньше
и жители которых более приспособлены к жизни поселенцев,
колонизация должна являться главным средством уменьшения
конкуренции на рынке рабочей силы и столь существенного
улучшения материального положения нынешнего поколения
трудящихся, что окажется возможным добиться прочного повышения
привычного уровня жизни в следующем поколении. Но пустующие
земли есть также и в Англии, хотя они менее обширны, чем
ирландские пустоши; а вторая возможность...»—и т. д.]
95

Крестьянину в любой момент npafeo йш*упа за сумму,
равную капитализированной ренте за известное число лет.
Можно было бы, если это сочтут необходимым, принять
закон, запрещающий раздел этих мелвдх земельных
участков. Хотя при условии, что данный план будет
действовать именно так,.как задумано, я не стал бы опасаться,
что процесс дробления наделов дойдет до сколько-нибудь
нежелательной степени. В случае когда собственник
такого участка умирает, не оставив завещания, а его
наследники не могут прийти к полюбовному соглашению по
вопросу о разделе участка, правительство могло бы
покупать такие участки по их стоимости и вновь предоставлять
их другим трудящимся, которые давали бы гарантию
выплатить цену этих участков. Желание обладать одним из
таких маленьких участков, 'возможно, стало бы, как на
континенте, стимулом рк благоразумию и бережливости, и
этими качествами прониклось бы все трудящееся
население. Тем самым был бы восполнен огромный пробел в
массе наемных работников — между ними и их
работодателями появился бы промежуточный класс. Существование
этого класса было полезным для наемных работников в
двух отношениях: оно служило бы предметом их надежд
и, как не без основания можно ожидать, примером для
подражания.
Впрочем, ни та ни другая возможность, ни обе они
вместе взятые не принесут особого облегчения трудящимся,
если только этими средствами не воспользуются в таких
масштабах, какие позволили бы всей массе наемных
работников, остающихся на родной земле, получить не просто
работу, но и значительную прибавку к их нынешним
заработкам — такую прибавку, чтобы рабочие смогли жить
и воспитывать своих детей при той степени достатка и
независимости, какой до сих пор они не знали. Когда цель
состоит в том, чтобы добиться прочного улучшения
условий жизни народа, незначительные средства приносят не
просто незначительные результаты — они вовсе не
приносят никаких результатов. До тех пор, пока
благосостояние нельзя сделать настолько же привычным для целого
поколения трудящихся, насколько привычна теперь
нужда, не будет достигнуто ровным счетом ничего, ничтожные
же полумеры всего лишь расточают по мелочам ресурсы,
которые гораздо лучше сберечь, пока общественное мнение
и образование не достигнут более высокой степени разви-
96

тйй й йе породят политических деятелей, которые не буду1?
пренебрегать тем или иным проектом реформы только
потому, что этот проект многое обещает.
4 Я оставил предыдущие параграфы в том виде, в
каком они были написаны, поскольку в принципе они
остаются правильными, хотя настоятельной необходимости
применять изложенные в них койкретные рекомендации
к современному состоянию Англии более не существует.
Необычайное удешевление средств сообщения,
являющееся одним из величайших научных достижений нашего
времени, и знание конъюнктуры на рынке рабочей силы
в отдаленнейших частях света, знание, которое приобрели
ныне — или приобретают — почти все классы общества,
сделали возможной добровольную эмиграцию с наших
островов в новые, лежащие за океаном страны. И эта
тенденция не к сокращению, но к усилению эмиграции без
каких-либо правительственных мер, направленных на
проведение постоянной колонизации, может оказаться
достаточной для того, чтобы вызвать существенный рост
заработной платы в Англии — как это уже произошло в
Ирландии — и способствовать поддержанию достигнутого
уровня без каких-либо спадов на протяжении жизни
одного или более поколений. Эмиграция, выполнявшая
функцию лишь время от времени снижающего давление
клапана, превращается ныне в постоянно действующий канал
оттока избыточного населения; и этот новый факт
современной истории вместе с увеличением благосостояния
вследствие свободы торговли доставил нашей
переполненной людьми стране передышку, которой можно
воспользоваться для свершения во всех классах народа, вишючая
самый беднейший, тех нравственных и интеллектуальных
улучшений, которые сделают невозможным возвращение
к прежнему положению. Воспользуются ли этой
драгоценной возможностью надлежащим образом — зависит от
мудрости правящих нами людей, а все, что от них зависит,
всегда в высшей степени ненадежно. Основанием для
надежд служит то, что в нашей истории не было еще
периода, когда бы духовный прогресс в столь малой мере
зависел от правительства и в столь значительной степени от
общего настроения народа, когда дух улучшений
распространялся бы одновременно на столь многие сферы дея-
4 [Этот абзац впессн в G-c издание (1865 г.).]
7 Заказ № 522
97

тельности людей, как пе было еще в истории Англии
периода, когда бы люди с меньшим предубеждением
выслушивали всевозможные предложения, направленные к
общему благу во всех сферах — от самых скромных
материальных до самых возвышенных нравственных или
интеллектуальных, — и когда бы существовала столь
большая вероятность того, что подобные предложения получат
известность и удостоятся справедливого рассмотрения.

ГЛАВА XIV
О РАЗЛИЧИЯХ В ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЕ,
ПОЛУЧАЕМОЙ РАБОЧИМИ В РАЗНЫХ ОТРАСЛЯХ
§ 1. Рассматривая проблему заработной платы, мы до
сих пор ограничивались изучением причин, оказывающих
воздействие на заработную плату вообще и en masse (в
целом), а также законов, регулирующих
вознаграждение за обычный или средний труд, не касаясь при этом
существования различных видов работы, которые, как
правило, оплачиваются по разным ставкам, в
известной мере зависящим от различных законов. Теперь же мы
примем эти различия ©о внимание и займемся
исследованием того, каким образом они видоизменяются под
воздействием наших выводов или сами видоизменяют эти
последние.
До сих пор лучше всего этот вопрос изложен в хорошо
известной и весьма популярной главе сочинения Адама
Смита*. Правда, я не могу признать его рассуждения
столь полными и исчерпывающими, как их некогда
считали, но в той мере, в какой Адам Смит углубляется
в данный вопрос, предложенный им анализ довольно
удачен.
Различия в заработной плате, пишет Адам Смит,
частично проистекают из проводимой в Европе политики,
которая нигде не предоставляет полной свободы
естественному ходу дел, а частично «от некоторых условий,
которые присущи самим этим отраслям и которые в
действительности или только «в воображении людей компенсируют
малую денежную выгоду в одних и уравновешивают
большую выгоду в других». Он полагает, что этими
обстоятельствами являются «1) приятность или неприятность самих
занятий, 2) легкость и дешевизна или трудность и
дороговизна обучения им, 3) постоянство или непостоянство
занятий, 4) большее или меньшее доверие, оказываемое
тем лицам, которые занимаются ими, и 5) вероятность
или невероятность успеха в них».
* А. Смит. Исследование О природе и причинах богатства
народов. М., 1962, кн. I, гл. 10, с. 88—96.
У
99

Некоторые из этих положений Адам Смит обильно
подкрепил примерами, к сожалению, однако, последние
иногда взяты из жизненных условий, которые теперь уже не
существуют: «...заработная плата изменяется в
зависимости от легкости или трудности, чистоты или неопрятности,
почетности или унизительности самого занятия. Так, в
большинстве мест портной зарабатывает в среднем ч^а год
меньше ткача. Его труд много легче». Со времен Адама
Смита положение в том, что касается вознаграждения,
получаемого ткачами, весьма сильно изменилось; и,
думаю, никогда обыкновенный ткач не был тем
ремесленником, работа которого была намного труднее, чем работа
портного. «Ткач зарабатывает меньше кузнеца, его труд
не всегда легче, но много чище». Более вероятное
объяснение различия в заработной плате кузнеца и ткача состоит
в том, что работа ткача требует меньшей физической силы.
«Кузнец, хотя он и ремесленник, редко зарабатывает за
двенадцать часов работы столько же, сколько
зарабатывает в восемь часов рудокоп, который является простым
рабочим. Дело в том, что его работа не так грязна, менее
опасна и производится на поверхности земли и при
дневном свете. Почет составляет значительную часть
вознаграждения во всех особо уважаемых профессиях; с точки
же зрения денежного вознаграждения эти профессии,
принимая во внимание все обстоятельства», оплачиваются, по
мнению Адама Смита, ниже среднего уровня. «Презрение,
проявляемое к некоторым занятиям, ведет <к
противоположному результату. Промысел мясника — грубая и
отталкивающая профессия, но почти везде он выгоднее
большей части промыслов. Самое отвратительное из всех
занятий — это должность палача, и, однако, она, принимая во
внимание количество выполняемой работы, оплачивается
лучше всех других простых занятий».
Говорят, что одной из причин, побуждающих ткачей-
надомников цепляться (1848 г.) за свое занятие, несмотря
на скудость приносимого им ныне вознаграждения,
является особая привлекательность, проистекающая из той
свободы действий, которую дает это ремесло
занимающимся им рабочим. «Рабочий может играть или
бездельничать, — говорит недавно снискавший репутацию
компетентного в данном вопросе специалиста автор *, — как ве-
* Доклад, представленный Маггериджем комиссии по
изучению положения ткачей-надомников.
100

лят ему чувство или склонность; просыпаться рано или
поздно, работать усердно или небрежно, как ему
заблагорассудится, и в любое время отрабатывать ценою большего
напряжения те часы, которые он прежде пожертвовал на
развлечения или отдых. Едва ли существует еще какая-то
группа нашего трудящегося населения, положение
которой было бы настолько же свободно от внешнего контроля.
Фабричного рабочего не только лишают заработной платы
за прогулы, но если он часто совершает их, то его вовсе
увольняют с работы. Каменщик, плотник, маляр, столяр,
каменотес, работающий на улице подсобник — у каждого
из них есть установленные часы ежедневного труда,
пренебрежение которыми привело бы к тому же результату».
Поэтому «ткач будет держаться за свой ручной ткацкий
станок, пока тот позволит ему существовать, хотя бы и в
крайней нищете; и многие ткачи-надомники, временно
вынужденные оставить свое ремесло, возвратились к
нему, когда появилась работа».
«В некоторых отраслях промышленности, —
продолжает Адам Смит, — работа отличается гораздо большим
постоянством, чем в других. В 5олыпей части мануфактур
поденщик может быть почти уверен, что будет иметь
работу круглый год, если только он сам будет работоспособен»
(перерывы в производстве, вызванные затовариванием
рынка, временным прекращением спроса или торговым
кризисом, должны быть исключены). «Напротив,
каменщик или штукатур не могут работать ни в сильный мороз,
ни в плохую погоду, но и, помимо того, они будут иметь
работу лишь в зависимости от случайных заказов их
клиентов, а это означает частое сидение без работы. Поэтому
заработка такого рабочего в те дни, когда он работает,
должно не только хватать на существование в дни
безработицы, но и давать ему некоторую компенсацию за
тревожные моменты и волнения, вызываемые подчас столь
тяжелым положением. Поэтому в тех случаях, когда средняя
заработная плата мануфактурных рабочих держится почти
на одном уровне с поденной заработной платой простых
чернорабочих, заработок каменщиков и штукатуров
обыкновенно превышает ее в полтора-два раза... Между тем из
всех видов квалифицированного труда легче всего, ^кажет-
ся, обучиться труду каменщика и штукатура. Как
передают, в Лондоне во время летнего сезона в качестве
штукатуров и каменщиков часто употребляют носильщиков.
101

Таким образом, высокая заработная плата этой группы
рабочих представляет собою не столько вознаграждение
за особое их искусство, сколько возмещение за
непостоянство работы».
«Когда непостоянство работы соединяется с особой
трудностью, неприятностью и нечистоплотностью ее, это
иногда повышает заработную плату за самый грубый труд
сравнительно с платой за труд самых искусных
ремесленников. Рудокоп, работающий сдельно, зарабатывает
обыкновенно в Ньюкасле вдвое больше, а во многих местах
Шотлавдии почти втрое больше, чем простой рабочий.
Такая высокая заработная плата объясняется вообще
трудностью, неприятностью и нечистоплотностью его
работы. В большинстве случаев этот рабочий может всегда
иметь работу, если только он этого хочет. Грузчики угля
в Лондоне заняты работой, которая в отношении
трудности, нечистоплотности и неприятности не уступает труду
углекопов, и ввиду неизбежной нерегулярности прибытия
судов с утлем большинство их по необходимости имеет
весьма непостоянную работу. И потому если углекопы
обычно зарабатывают вдвое и втрое больше простого
чернорабочего, то не должно казаться странным, что
грузчики угля зарабатывают иногда вчетверо и впятеро больше.
При произведенном несколько лет тому назад
обследовании их положения было установлено, что при расценке, по
какой они тогда оплачивались, грузчики могли
зарабатывать от шести до десяти шиллингов в день. Шесть
шиллингов составляют почти вчетверо больше заработной
платы чернорабочего в Лондоне, а в каждой профессии
наимепыпим обычным заработком следует признавать
заработок значительного большинства рабочих данной
профессии. Как бы эти заработки ни казались чрезмерными,
но если бы они превышали размер, достаточный для
вознаграждения рабочего за все неприятности,, связанные с
его работой, в данной профессии, не представляющей
исключительной привилегии, появилось бы так много
конкурентов, что быстро уменьшило бы заработную плату
до более низкой нормы».
Эти неравенства в вознаграждениях, являющиеся
предположительно компенсацией за неприятные особенности
тех или иных занятий, при известных обстоятельствах
были бы естественными результатами совершенно
неограниченной конкуренции; и что касается занятий примерно
102

одйого и foro же разряда и исполняемых людьми почти
одного и того же уровня, то эти различия, несомненно и
по большей части, действительно существуют. Ыо
представлять это как всеобщую зависимость заработной платы
от приятности или неприятности труда — значит рисовать
искаженную картину подлинного положения вещей.
Действительно истощающие силы и действительно
отталкивающие виды труда, вместо того чтобы оплачиваться
лучше других занятий, почти неизменно оплачиваются
хуже всего, потому что их выполняют люди, лишенные
какого-либо выбора. При благоприятной конъюнктуре на
всем рыцке рабочей силы было бы совершенно иначе. Если
бы общая численность рабочих не только не превышала
количества рабочих мест, но была бы меньше его, то за
работу, которая никому не нравится, не брались бы иначе,
чем за более высокую, нежели обычно, заработную плату.
Но когда предложение рабочей силы в столь большой
степени превосходит спрос на нее, что трудящиеся не
уверены, удастся ли им вообще найти работу, и считают
милостью предложение работы на любых условиях, дело
принимает совершенно иной оборот. Хорошие рабочие,
заполучить которых желает всякий, еще могут иметь
выбор. Те же рабочие, которых не желают нанимать,
должны браться за ту работу, какую могут получить. Чем
отвратительнее занятие, тем вернее, что за него придется
получать минимальное вознаграждение, ибо оно ложится
на плечи беспомощных и опустившихся людей —на тех,
кто вследствие крайней нищеты или отсутствия навыков и
образования отлучен от всех прочих занятий. Частично
по этой причине, а частично в силу естественных и
искусственных монополий, о которых будет сказано немного
позже, неравенства заработной платы, в общем, имеют
направленность, противоположную тому справедливому
принципу компенсации, который ошибочно представлен
Адамом Смитом как всеобщий закон вознаграждения за
труд. Вместо того чтобы заработки находились в прямой
зависимости от тяжести труда, как было бы при любом
справедливом общественном устройстве, заработки и
тяжесть труда, в общем, находятся в обратной пропорции
друг к другу1.
1 [Этот абзац был внесен в 3-е издание (1852 г.). Одновременно
с предшествующей страницы был снят следующий абзац: «Не
представляет труда попять действующий во всех этих случаях
103

Одним из моментов, проиллюстрированных Адамом
Смитом наилучшим образом, является положение о
влиянии, оказываемом на вознаграждение за то или иное
занятие неверностью шансов на достижение в этих .занятиях
успеха. Если шансы на полный провал велики,
вознаграждение, получаемое в случае успеха, должно быть
достаточным, чтобы, по общей оценке, покрыть эти
неблагоприятные шансы. Но если вознагращдение выступает в форме
весьма ограниченного числа больших цремий, то
благодаря другому свойству человеческой натуры это занятие
обычно привлекает конкурентов в таких количествах, что
величина среднего вознаграждения может быть
низведена не только до нуля, но даже до отрицательной величины.
Успех, которым пользуются лотереи, доказывает, что это
возможно: ведь вся масса рискнувших принять участие в
лотереях непременно должна оказаться в проигрыше —
в противном случае организаторы лотерей не смогли бы
из!влечь прибыли. Сходная ситуация складывается и в
некоторых рассматриваемых Адамом Смитом профессиях.
«Вероятность, что данное лицо окажется подходящим для
занятия, которому оно обучается, весьма неодинакова для
различных профессий. В большей части механических
занятий успех в этом отношении почти обеспечен, но он
весьма ненадежен в либеральных профессиях. Поместите
своего сына учеником к сапожнику, и вы можете почти
не сомневаться, что он выучится шить башмаки; но
пошлите его изучать юриспруденцию, и можно поставить по
крайней мере двадцать против одного, что он не достигнет
таких успехов, 'которые позволили бы ему жить этой
профессией. В правильно организованной лотерее
вынимающие выигрышные номера должны выигрывать все то, что
принцип. Если в условиях полнейшей свободы конкуренции труд,
пользующийся у работодателей различной степенью спроса,
оплачивался бы одинаково, то конкурирующие за получение
работы люди хлынули бы в наиболее привлекательные профессии,
покинув менее привлекательные занятия и тем самым снижая
заработную плату в первых и поднимая ее во вторых до тех пор,
пока не возникло бы такое различие в вознаграждениях, которое
уравновесило бы, по общей оценке, различие в
привлекательности занятий. Под воздействием ничем неограниченной
конкуренции заработная плата имеет тенденцию саморегулироваться таким
образом, что положение занятых во всех профессиях работников
и их виды на будущее уравпиваются, по общей оценке, настолько,
насколько это возможно».]
104

теряют вынувшие пустые билеты. В профессии, в которой
приходится двадцать терпящих неудачу на одного
удачника, этот один должен выиграть все то, что должны были
бы получить двадцать неудачников. Адвокат,
начинающий, может быть, в сорок лет кое-что зарабатывать своей
профессией, должен получить вознаграждение не тольрко
за свое столь продолжительное и дорогое образование, но
и за образование тех двадцати с лишним других лиц,
которым никогда не удастся что-нибудь извлечь из него. Как
ни могут казаться иногда чрезмерными гонорары
адвокатов, их действительное вознаграждение никогда не
достигает указанного размера. Подсчитайте для какого-нибудь
города приблизительный годовой заработок и годовой
'расход всех рабочих какой-либо обычной профессии, положим,
сапожников или ткачей, и вы увидите, что сумма
заработка превышает, как общее правило, сумму расходов. Но
произведите такой же подсчет относительно всех
адвокатов и студентов в различных юридических школах, и вы
увидите, что их годовой доход составляет лишь
незначительную долю их годового расхода, даже если вы
преувеличите первый и преуменьшите второй».
Остается ли это верным в наши дни, когда прибыли
немногих избранных стали неизмеримо больше, чем во
времена Адама Смита, но также весьма значительно
возросла и численность неудачливых претендентов, — это
должны решить люди, располагающие соответствующими
сведениями. Представляется, однако, что Адам Смит в
недостаточной мере учел тот факт, что выгоды, о которых
он говорит, включают не только получаемые адвокатами
гонорары, но и доходные и почетные должности, к
которым дает доступ их профессия, а та!кже завидное отличие
заметного положения в глазах общества.
Даже в тех профессиях, которые не сулят крупных
выгод, простой любви к сильным ощущениям иной раз
оказывается достаточно для того, чтобы вызвать
избыточное предложение рабочей силы в каком-нибудь
рискованном занятии. Это со всей очевидностью заметно «в
готовности простонародья завербоваться в солдаты или
отправляться в море... жизнь, полная приключений и
опасностей, среди которых человек находится постоянно на
волосок от смерти, не только пе устрашает молодых людей,
но часто, кажется, привлекает их к профессии моряка.
Нежная мать из низших слоев парода часто не решается
105

отправить своего сына в школу в портовый город, так как
опасается, что вид кораблей и рассказы матросов о
приключениях побудят его пуститься в море. Отдаленная
перспектива опасностей, из которых мы можем надеяться
выпутаться благодаря мужеству и ловкости, не неприятна
нам и ни в одной профессии не повышает заработную
плату. Иначе обстоит дело с теми профессиями, в которых
не помогают мужество и ловкость. В профессиях,
известных своей чрезвычайной вредностью для здоровья,
заработная плата всегда очень высока. Вредность работы для
здоровья представляет собою особый вид неприятности, и
ее влияние па заработную плату подчиняется общим
условиям».
§ 2. В предыдущем параграфе рассмотрены случаи, в
которых неравенство вознаграждения необходимо для
придания занятиям равной привлекательности, все это —
примеры уравнивающего действия свободной
конкуренции. Ниже следуют случаи действительного неравенства,
которое порождено иным принципом: «...заработная плата
изменяется в зависимости от большего или меньшего
доверия, которым должен пользоваться рабочий.
Заработная плата золотых дел мастеров и ювелиров
повсюду выше заработной платы многих других рабочих,
труд которых предполагает не только одинаковое, но и
гораздо большее искусство: это объясняется дороговизной
драгоценных металов, которые им доверяются.
Мы вверяем наше здоровье врачу, наше состояние, а
иногда нашу жизнь и репутацию — поверенному и
адвокату. Такое доверие нельзя безопасно оказывать людям,
не занимающим солидного общественного положения.
Поэтому вознаграждение должно достигать та!ких размеров,
чтобы обеспечивать им общественное положение,
требуемое столь серьезным доверием».
В данном случае превосходство вознаграждения
является результатом не конкуренции, но ее отсутствия, не
компенсацией за присущие рассматриваемому занятию
неудобства, а дополнительным преимуществом — своего
рода монопольной ценой, следствием не установленной
законом монополии, но того, что получило название
«естественная монополия». Если бы все работники были
надежны и достойны доверия, то не было бы необходимости
давать ювелирам дополнительную плату в счет оказывае-
106

мого им доверия. В тех случаях, когда предполагают, что
необходима необычайная степень честности, люди,
которые могут создать впечатление, что они обладают такой
степенью честности, способны извлекать из этой своей
особенности выгоды и получать более высокую плату
соответственно редкости этого качества. Это
обстоятельство вводит нас в круг соображений, которые в
слишком малой мере были учтены Адамом Смитом и
большинством других политэкономов и вследствие невнимания
к которым Адам Смит дал самое несовершенное
истолкование значительных различий между вознаграждением за
неквалифицированный труд и вознаграждением за
занятия, требующие квалификации.
Овладение некоторыми специальностями требует
гораздо более длительного времени и само обучение стоит
гораздо дороже, чем в других специальностях, и, как
объяснил Адам Смит, в этой мере существует имманентная и
неустранимая причина, в силу которой они
вознаграждаются гораздо выше. Если ремесленнику, прежде чем он
сможет зарабатывать хоть что-нибудь, приходится
трудиться несколько лет, обучаясь своему ремеслу, а затем
работать еще несколько лет прещде, чем он обретет
достаточное искусство в выполнении наиболее тонких
операций, то он должен иметь надежду на то, что в конце
концов будет зарабатывать достаточно для того, чтобы
получить плату за весь этот прошлый труд, с возмещением за
отсрочку платы и расходы на обучение своему ремеслу.
Следовательно, на протяжении того ряда лет, в течение
которых ремесленник надеется прожить и сохранить
трудоспособность, его заработная плата должна приносить,
помимо обычного заработка, еще и ежегодный доход,
достаточный для возмещения указанных сумм вместе с
обычными процентами по ним. Эта дополнительная
оплата, которая, если принять во внимание все обстоятельства,
необходима для того, чтобы уравнять преимущества
квалифицированных работников по сравнению с
неквалифицированными, является минимальным различием, какое
может существовать между вознаграждениями
квалифицированных и неквалифицированных работников в течение
какого-то времени, поскольку в противном случае никто не
стал бы обучаться профессиям, требующим высокой
квалификации. И величина этой разницы между заработками
квалифицированных и неквалифицированных работников
107

является единственным моментом, объясняемым АдаМоМ
Смитом. По-видимому, он полагает, что в тех случаях,
когда разница эта довольно значительна, ее величину
надлежит объяснять действием законов об ученичестве и
цеховых уставов, ограничивающих допуск ж> многим
требующим высокой квалификации занятиям. Но независимо от
этих или любых иных искусственных монополий,
устанавливаемых в пользу квалифицированных работников,
действует определенная естественная монополия, которая
увеличивает разницу вознаграждений так, что она
превышает, иногда во много раз, сумму, достаточную для
простого уравнивания выгод, которыми пользуются
квалифицированные и неквалифицированные работники.
Будь неквалифицированные работники в состоянии
вступить в конкурентную борьбу с квалифицированными,
попросту попытавшись выучиться ремеслу, различие в
заработных платах, получаемых этими двумя группами
работников, возможно, не превысило бы суммы,
которая составила бы компенсацию обучившихся ремеслу
за то, что они побеспокоились сделать это, при
сохранении обычной нормы вознаграждения за труд. Но
повсеместно тот факт, что обучение ремеслу требует от
желающих пройти .курс ученичества, хотя бы и весьма
недорогой, или что подвизающийся в сложных ремеслах работник
должен в течение значительного времени получать
средства к существованию из (каких-то посторонних
источников, оказывается достаточным для того, чтобы исключить
возможность вступления огромной массы трудящихся в
какое-либо подобие такой конкурентной борьбы. До
недавнего времени2 работников всех специальностей,
требовавших хотя бы весьма скромного образования,
заключающегося в умении читать и писать, можно было
набирать лишь из представителей избранного класса, так
как большинство людей не имело возможности приобрести
такие знания. Поэтому все такие должности
оплачивались сравнительно с обыкновенным вознаграждением за
труд чрезвычайно высоко. С тех пор как умение читать
и писать сделалось доступным для большинства людей,
эта монопольная цена за выполнение работ, требующих
низкого уровня образованности, существенно сократилась,
а конкуренция за получение такого рода работ обостри-
2 [Написано в 1848 г.]
108

лась Почти что в неправдоподобной степени. Однако
существующее неравенство в вознаграждении все еще гораздо
больнее, чем это можно было бы объяснить исходя из
принципа конкуренции. Если клерк, от которого не
требуется ничего, кроме чисто механического труда по
переписке бумаг, получает заработную плату, равную
заработной плате каменщика, то он получает больше, нежели
эквивалент за свои усилия. Его работа по крайней мере в
10 раз легче работы каменщика, обучиться ей столь же
легко, KaiK и профессии каменщика, а положение клерка
более надежпо, ибо его должность обычно является
пожизненной. Следовательно, более высокую ставку, по
которой вознаграждают труд клерка, следует приписать
отчасти монополии, ибо малая степень образованности,
требуемая для выполнения обязанностей клерка, даже
теперь все еще не стала настолько общераспространенной,
чтобы появилось естественное число людей,
конкурирующих между собой за получение должностей клерков,
отчасти же более высокие ставки оплаты клерков следует
приписать сохранившемуся влиянию древнего обычая, тре-
бовашшего, чтобы клерки одевались как представители
более высокооплачиваемого класса и поддерживали
соответствующий внешний вид. В некоторых разновидностях
физического труда, требующих такой ловкости рук,
обрести которую можно лишь благодаря длительной практике,
трудно, даже любой ценой, найти достаточное число
рабочих, способных выполнять самые тощкие операции.
И величина заработной платы, получаемой этими
рабочими, ограничена лишь ценой, которую соглашаются
платить за производимые ими товары покупатели. Таким
примером могут служить некоторые мастера часовых дел и
мастера по изготовлению отдельных астрономических и
оптических приборов. Если бы рабочих, способных к
выполнению таких операций, было в 10 раз больше, чем
сейчас, то на всю продукцию, какую они смогли бы
произвести, нашлись бы покупатели, правда, последние стали бы
расплачиваться за этл товары не по нынешним ценам, а
по более низким, являющимся естественным результатом
снижения заработной платы в этих отраслях. В еще
большей мере сходные соображения применимы к тем видам
деятельности, заниматься которыми пытаются разрешить
лишь ограниченному кругу людей, имеющих определенное
общественное положение. Таковы, например, так называе-
109

мые свободные профессии, к которым человек,
считающийся принадлежащим к низшему классу обществе,
нелегко получает доступ, а если и получает, то с трудам
добивается успеха. ' |
Действительно, разделение между различными
категориями работников до сих пор остается столь жестким, а
линия разграничения между ними столь резка, что эти
разграничения почти что равносильны наследственным
кастовым отличиям: каждое ремесло пополняется главным
образом детьми людей, уже работавших по этой
специальности или занимавшихся какими-то другими
профессиями, которые, по мнению общества, равны ей, или же
детьми людей, которые, даже если и родились в более низком
сословии, благодаря собственным усилиям преуспели в
жизни и достигли более высокого положения в обществе.
Свободные профессии пополняются преимущественно
сыновьями людей, занимающихся этими профессиями, или
сыновьями представителей праздных классов; требующие
наиболее высокой квалификации виды физического труда
пополняются сыновьями квалифицированных рабочих и
ремесленников или же стоящих на одной ступени с ними
торговцев; сходным образом привлекается рабочая сила и
для занятий, требующих меньшей квалификации; а
неквалифицированные рабочие, за некоторыми исключениями,
из поколения в поколение остаются в своем исконном
состоянии. Следовательно, величину заработной платы в
каждой из этих профессиональных групп до сих пор
определял скорее рост численности занятых в каждом ремесле,
нежели общий рост населения страны. Если в каких-то
профессиях наблюдается избыток работников, то
происходит это потому, что численность того класса общества,
из которого в основном привлекается рабочая сила для
этих профессий, значжтелыго возросла, и потому, что в
большинстве семей этого класса много детей и по меньшей
мере некоторые сыновья занятых в этих профессиях
работников приобщаются к профессиям своих отцов. Если
заработная плата ремесленников и квалифицированных
рабочих остается гораздо более высокой, чем заработки
чернорабочих, то это происходит потому, что
ремесленники составляют класс, отличающийся большим
благоразумием, и не вступают в браки в столь раннем возрасте и
столь неосмотрительно, как чернорабочие. Однако
изменения, столь стремительно происходящие ныне в обычаях
110

и понятиях, подрывают все эти различия; привычки или
препятствия, приковывавшие людей к тому положению,
которЬе досталось им по наследству, быстро стираются, и
каждый класс сталкивается с усилившейся и
продолжающей усиливаться конкуренцией со стороны по меньшей
мере (того класса, который стоит непосредственно ниже
этого первого класса. Общее ослабление традиционных
барьеров и увеличившиеся возможности получить
образование, которые уже находятся в пределах досягаемости
всех людей, имеют тенденцию, в дальнейшем все более
сильную, производить наряду со многими превосходными
результатами один отрицательный эффект — они ведут к
понижению заработной платы квалифицированных
рабочих. Неравенство вознаграждений, получаемых
квалифицированными и неквалифицированными рабочими,
несомненно, гораздо больше такого неравенства, которое
оправдывалось бы справедливостью, но это положение
желательно было бы исправить пе посредством снижения
заработков квалифицированных рабочих, а повышением
заработков неквалифицированных рабочих. Впрочем, если другие
происходящие в обществе изменения не будут
сопровождаться ужесточением мер, направленных на ограничение
роста населения и практикуемых всей массой
трудящихся, то проявится тенденция к распространению сферы
воздействия темпов роста населения, обусловленных более
низким уровнем жизни, нежели жизненный уровень
полуквалифицированных рабочих, на самих
полуквалифицированных рабочих и, таким образом, к ухудшению их
положения без какого-либо улучшения положения общей
массы трудящихся. Стимул, данный размножению самого
низшего класса, окажется достаточным для того, чтобы
его предсташители без труда заполнили то
дополнительное пространство, которое они отвоюют у групп, стоящих
непосредственно выше их.
§ 3. Остается отметить одно обстоятельство, которое в
известной мере накладывает отпечаток на действие
вышеизложенных принципов. Хотя, каде общее правило,
справедливо утверждение о том, что заработки
квалифицированных рабочих, и в особенности занимающихся теми
профессиями, которые требуют школьного образования,
определены по монопольной ставке — вследствие того, что основ-
цая масса людей лишена возможности получить такое
III

образование, — но также справедливо и то, что политика
государств или щедрые пожертвования частных лиц в
прошлом сделали многое для противодействия этому
ограничению конкуренции, предоставив бесплатное обучение
гораздо более широкому кругу лиц, чем тот, что
составляли люди, которые могли получить те же преимущества,
если бы им пришлось платить за обучение. Адам Смит
указал на то, что эта причина привела к снижению
вознаграждения за все вообще научные литературные
занятия, и в частности к снижению оплаты труда священников,
литераторов, учителей или других наставников молодежи.
Я привожу слова Адама Смита, так как лучше его
неовозможно изложить этот вопрос.
«Считалось настолько важным, чтобы должное число
молодых людей получало образование, позволяющее
заниматься определенными профессиями, что и общество, и
благочестивые частные лица постоянно учреждали с этой
целью всевозможные пособия и стипендии, привлекавшие
к этим профессиям гораздо больше людей, чем те, которые
могли бы претендовать на эти занятия при других
обстоятельствах. Полагаю, что во всех христианских странах
образование, которое получает большая часть духовенства,
оплачивается именно таким образом. Весьма немногие
священнослужители получают образование всецело за свой
счет. Длительное, утомительное и дорогостоящее
образование далеко не всегда обеспечивает людям, получившим
его, приемлемое вознаграждение, поскольку духовная
служба переполнена людьми, которые ради «получения
места готовы согласиться на вознаграждение гораздо более
скромное, нежели то, на какое им давало бы право их
образование, и, таким образом, конкуренция бедных
лишает богатых вознаграждения. Конечно, было бы
непристойно сравнивать викария или капеллана с подмастерьем,
занимающимся каким-нибудь обычным ремеслом. Однако
вполне можно считать, что получаемое викарием или
капелланом жалованье имеет тот же характер, что и
заработная плата подмастерья. Все три вышеуказанных лица
получают плату за свою работу в соответствии с
соглашением, которое им удалось заключить с их начальством.
До середины XIV в. обычная в Англии плата викарию или
получающему жалованье приходскому священнику
составляла, как явствует из определивших эту плату
постановлений различных государственных инстанций, 5 марок,
112

которые содержали серебра столько же, сколько содержат
современные 10 ф. ст. В то же самое время законам * было
установлено, что дневной заработок мастера-каменщика
составлял 4 пенса, который по количеству серебра
равняется современному шиллингу; заработок же
квалифицированного каменщика, работавшего по найму и не
являвшегося мастером, был определен законом в 3 пенса в день,
что равно современным 9 пенсам. Таким образом, если
предположить, что эти работники имели постоянную
занятость, их заработная плата была гораздо выше, чем плата,
получаемая викарием. Если предположить, что мастер-
каменщик треть года не имел работы, то его заработки
были бы как раз равны плате, которую получал викарий.
Законом, принятым в двенадцатый год царствования
королевы Анны, провозглашено, «что, поскольку в некоторых
местах вследствие недостаточности содержания и
поощрения младших приходских священников приходы заняты
неподходящими людьми, епископу предоставляется право
назначать распоряжением, за его собственноручной
подписью и с приложением печати, определенное достаточное
жалованье или пособие викариям, не выше 50 и не ниже
20 ф. ст. в год». В настоящее время 40 ф. ст. в год
считаются весьма хорошей платой младшему приходскому
священнику, но, несмотря на этот принятый парламентом
закон, во многих приходах они получают менее 20 ф. ст.
в год. Эта последняя сумма не превышает того, что
зачастую зарабатывают поденщики во многих сельских
приходах. Как бы закон ни пытался регулировать заработную
плату рабочих, он всегда стремился скорее понизить,
нежели повысить ее. Но неоднократно предпринимались
попытки в законодательном порядке увеличить заработки
младших приходских священников и во имя достоинства
церкви обязать приходских священников давать своим
помощникам более крупное вознаграждение, чем то
убогое содержание, на которое они, возможно, сами охотно
соглашались. И в обоих случаях за»кон был, по-видимому,
одинаково неэффективен и пикогда не был способен ни
поднять заработную плату младших приходских
священников, ни снизить заработную плату работников в той
мере, в какой это предусматривалось, потому что никогда не
был властен помешать младшим приходским священни-
* См. "The Statute of Labourers", 2Г> Edw. III.
8 Заказ N? 522
ПЗ

кам с готовностью соглашаться по причине их крайпей
бедности и множества конкурентов, оспаривающих эти
должности, на содержание меньшее, нежели то, что
установлено за(коном, как не мог помешать и рабочим
получать за свой труд больше, чем предписано, вследствие
имеющей противоположный эффект конкуренции между теми
людьми, которые рассчитывали извлечь из найма рабочих
либо прибыль, либо удовольствие от применения их
труда».
«Если бы для профессий, в которых нет бенефициев,
таких, как право (?) и медицина, за казенный счет было
бы обучено столько же людей, сколько получают
образование для духовной карьеры, то конкуренция между
представителями этих профессий вскоре стала бы настолько
сильна, что весьма существенно снизила бы получаемое
врачами и юристами денежное вознаграждение.
Возможно, что тогда ни один человек не считал бы выгодным
делом оплачивать из собственных средств образование,
которое позволило бы его сыну заняться одной из этих
профессий. Эти профессии были бы всецело предоставлены
людям, получившим образование с помощью
общественной благотворительности, такие специалисты в силу
своей многочисленности и стесненного положения вынуждены
были бы довольствоваться в общем весьма жалким
вознаграждением».
«То несчастное племя людей, которое обычно известно
под именем литераторов, находится приблизительно в том
же положении, в каком, вероятно, оказались бы юристы и
врачи в случае осуществления указанного выше
предположения. Во всех странах Европы большая часть этой
публики получила образование, подготовившее ее для
духовной карьеры, однако различные обстоятельства
помешали таким людям вступить в духовное знание. Поэтому
эти люди, в общем, получили образование на
общественный счет, и их численность повсюду столь велика, что
низводит цену на их труд до весьма жалкого
вознаграждения».
«До изобретения книгопечатания, единственное
занятие, из которого образованный человек мог извлечь кое-
какую- выгоду благодаря своим дарованиям, была
профессия школьного или частного учителя, сообщавшего
другим людям любопытные и полезные знания,
приобретенные им самим, и это занятие по-прежнему является более
U4

почетльш, полезным и в целом даже более прибыльным,
чем всякое сочинительство для книгопродавца —
порожденное возникновением книгопечатания. Затрачиваемые
на получение образования время, труд, одаренность,
знания и усердие, которые требуются для того, чтобы стать
выдающимся наставником, по меньшей мере равны тем
затратам и качествам, которые необходимы
прославленнейшим из практикующих юристов или врачей. Но
обычное вознаграждение выдающегося преподавателя никоим
образом не соизмеримо с вознаграждением юриста или
врача, потому что учительство является одной из тех
профессий, которые переполнены нуждающимися людьми,
получившими образование за казенный счет, тогда как
профессии юриста и врача обременены весьма немногими
людьми, получившими образование не за собственный
счет. Впрочем, обычное вознаграждение школьных и
частных учителей, каким бы малым оно ни казалось,
несомненно, было бы еще меньше, если бы на рыцке, где
учителя предлагают свои услуги, не была устранена
конкуренция еще более нуждающихся людей, занимающихся
сочинительством ради куска хлеба. До изобретения
книгопечатания понятия «ученый» и «нищий» были, по-видимому,
почти что синонимами. Известно, что в то время ректоры
различных университетов частенько выдавали своим
студентам разрешения просить милостыню».
§ 4. С тех пор как Адам Смит написал это, опрос на
литературный труд возрос столь существенно, что, хотя
возможности к получению бесплатного образования нигде
значительно не увеличились, а в странах, переживших
революцию, сильно сократились, бесплатное образование
оказывает на снижения вознаграждения за литературный
труд ныне лишь незначительное влияние. Но теперь почти
что равносильное действие производится до некоторой
степени сходной причиной — конкуренцией лиц, которых по
аналогии с другими искусствами можно назвать
дилетантами. Литераторство является одним из тех занятий, в
которых могут добиться успеха люди, отдающие большую
часть своего времени другим профессиям; а образование,
необходимое для литературных занятий, является
обычным образованием всех просвещенных людей. При
нынешнем состоянии общества и независимо от материальных
интересов все люди, стремящиеся либо удовлетворить свое
8*
115

тщеслайие, либо достичь каких-то личных или
общественных целей, испытывают сильные побуждения к
сочинительству. Ныне эти мотивы привлекают на литературную
стезю огромное и продолжающее возрастать числ*о людей,
которые не нуждаются в приносимых сочинительством
денежных выгодах и которые все равно обратились бы к
этому занятию, даже если бы оно вовсе не приносило
никакого вознаграждения. В нашей стране (сошлемся лишь
на известные примеры) наиболее влиятельный и в целом
наиболее знаменитый писатель-философ нашего
времени (Бентам), величайший политэконом (Рикардо), самые
прославленные в свое время и действительно величайшие
поэты (Байрон и Шелли) и имевший чрезвычайный успех
прозаик (Скотт) — все они не были профессиональными
сочинителями, и лишь двое из пяти перечисленных людей,
Скотт и Байрон, могли жить на гонорар за написанные
ими произведения. В значительной мере сходным образом
обстоит дело во всех высших литературных сферах.
Вследствие этого, хотя самые крупные денежные
вознаграждения, получаемые за произведения, пользующиеся
успехом, ныне несравнимо выше, чем в прежние времена, все-
таки при любом разумном исчислении шансов на успех,
учитывая современную конкуренцию, едва ли кто-нибудь
из писателей может надеяться на то, что извлечет
средства к существованию из сочинения книг; а добывать эти
средства работой в периодических изданиях становится
[1848 г.] с каждым днем все более трудным делом. Ныне
образованный человек может рассчитывать получить
средства к жизни, лишь занимаясь наиболее беспокойными и
неприятными видами литературного труда, причем
такими, какие не приносят никакой личной известности, —
вроде работы в газетах или второстепенных периодических
изданиях. Вознаграждение за работу такого рода в целом
довольно высоко, потому что, хотя это поприще и открыто
для конкуренции со стороны тех, кого принято называть
«•бедными учеными» (людей, получивших хорошее
образование за казенный счет или за счет частной
благотворительности), оно все же избавлено от 'конкуренции
дилетантов, которые, имея другие средства к существованию,
редко притязают на подобные занятия. Вопросы о том, не
связаны ли эти соображения с каким-то коренным
изъяном в представлении о писательстве как профессии,
пригодно ли любое общественное устройство, при котором
116

Наставниками человечества являются люди,
занимающиеся изложением учений ради получения хлеба насущного,
для того, чтобы быть вечным, ртли возможно ли, чтобы
такое общественоне устройство способно было
просуществовать вечно, составили бы предмет, в высшей степени
достойный внимания мыслителей.
Карьеру священнослужителя, как и литературную
карьеру, часто избирают люди, обладающие
независимостью в материальном отношении, делающие этот выбор
либо под влиянием религиозного рвения, либо ради почета
или пользы, которые присущи этой деятельности, либо
уповая на возможность получить высокие награды.
Главным образом по этой причине жалованье викариев ныне
столь низко. Несмотря на то что под давлением
общественного мнения это жалованье существено повысили, в
общем, как единственный источник дохода, оно
недостаточно для человека, который должен поддерживать
внешний вид, ожидаемый от служителя государственной
церкви.
В тех случаях, когда каким-то видом деятельности
занимаются люди, извлекающие основную часть средств к
существованию из других источников, вознаграждение за
такую деятельность может быть почти что в любой
степени ниже заработков, получаемых занятыми в других
профессиях людьми за равно тяжелый труд. Главным
примером этого рода является домашняя мануфактура. Коща
люди, извлекавшие основную часть средств к
существованию из занятий земледелием, пряли и вязали в каждом
деревенском домишке, цена, по которой продавалась их
продукция (и которая составляла вознаграждение за
ТРУД), зачастую была настолько низкой, что, для того
чтобы снизить ее еще более, потребовалось огромное
усовершенствование машин. В подобных случаях размеры
вознаграждения зависят главным образом от того,
достаточно ли количество товара, произведенного данной
разновидностью труда, для удовлетворения спроса. Если оно
недостаточно и, следовательно, имеется необходимость в
том, чтобы некоторые «работники всецело посвятили себя
данному занятию, то цена на производимый ими товар
должна подняться настолько, чтобы эти работники
получали обычную заработную плату; в этом случае рабочие-
надомники будут получать очень хорошее
вознаграждение. Но если спрос настолько ограничен, что домашняя
117

мануфактура может дать продукции больше, чем
требуется, то цена на производимые ими товары, естественно,
упадет до самого низкого уровня, при котором крестьянская
семья еще сочтет возможным продолжать работу*.
Несомненно, что именно поэтому швейцарские ремесленники не
извлекают средств к существованию всецело из работы
на своих домашних ткацких станках, Цюрих оказывается
в состоянии выдерживать на европейском рынке
конкурентную борьбу с английским капиталом, английским
топливом и английскими станками *. До сих пор мы говорили
о вознаграждении за побочные занятия, но результатом,
который оказывает на работников наличие у них этой
дополнительной возможности к заработку, почти наверняка
является пропорциональное сокращение заработной
платы, получаемой работниками за их основное занятие
(если только этому не противодействуют какие-то
специфические причины). Привычки народа (как мы уже столь
часто отмечали) повсюду требуют —как непременного
условия, без соблюдения которого люди не станут
обзаводиться детьми и растить их, — некоторого определенного
уровня жизни, и не более того. Извлекают ли люди доход,
который позволяет им поддерживать этот жизненный
уровень, из одного источника или из двух, им безразлично:
если имеется второй источник дохода, они требуют
меньшего от первого и размножаются (по крайней мере до сих
пор так было всеща) до такой степени, при которой оба
занятия дают им не больше, чем они, вероятно, получали
бы от любою из этих двух занятий, будь оно
единственным источником получения ими средств к существованию.
Обнаруживается, что по той же самой причине, caeteris
paribus (при прочих равных условиях), в общем, хуже
всего оплачиваются те занятия, в которых труду
ремесленника помогают жена и дети. Доход, которого требуют
привычки данного класса и до которого почти непременно
должны снизиться заработки его представителей вследст-
* Четыре пятых занимающихся промыслами в кантоне Цкь
рих составляют мелкие фермеры, являющиеся, вообще говоря,
собственниками своих ферм. В производстве хлопчатобумажных
тканей занято полностью или отчасти 23 тыс. человек, примерно
Vio часть населения, и в расчете на одного яштеля они
потребляют большее количество хлопка, чем потребляют его во Франции,
или в Англии. См. "Statistical Account of Zurich", p. 105, 108, 110,
на который ранее уже дана ссылка.
118

вие размпожепия, в этих ремеслах складывается из
заработков всего семейства, тогда как в других профессиях тот
же самый доход должен быть получен трудом одного лишь
мужчины. Вероятно даже, что совокупный заработок всего
семейства будет составлять меньшую сумму, нежели
заработок, получаемый одним мужчиной в других ремеслах,
потому что налагаемое благоразумием препятствие к
вступлению в брак необычайно слабо в тех случаях, когда
единственным непосредственно ощущаемым последствием
вступления в брак является улучшение материального
положения, ибо, объединив свои заработки, мужчина и
женщина могут после вступления в бра)к жить лучше, чем
до брака. Именно такое положение наблюдается среди
ткачей-надомников. В большинстве видов ткачества
женщины могут заработать, и в действительности зарабатывав
ют, столько же, сколько мужчины, а дети начинают
работать в весьма раннем возрасте; но совокупный заработок
семейства меньше, чем заработки почти во всех прочих
вцдах производств, а в брак ткачи-надомники вступают
раньше, чем представители других профессий.
Заслуживает внимание также то обстоятельство, что существуют
известные отрасли надомного ткачества, в которых
заработная плата гораздо выше обычной в этом ремесле нормы,
и это как раз те отрасли, в которых не заняты ни
женщины, ни дети. Истинность этих фактов засвидетельствована
расследованиями, проведенными комиссией по
изучению положения ткачей-надомников, которая
представила свой доклад в 1841 г.3 Из этого, однако, нельзя
заключить, что женщины должны быть лишены права свободно
конкурировать на рынке рабочей силы, поскольку даже в
тех случаях, когда мужчина и женщина зарабатывают
вместе не больше, чем мог бы заработать один мужчина,
преимущество, которое дает женщине работа и которое
заключается в том, что существование женщины не
зависит от господина, составляет, возможно, нечто большее,
нежели эквивалент ее труда. Нельзя, однако, считать
желательным сохранение в качестве постоянного элемента в
условиях существования рабочего класса такого
положения, при котором матери семейства (ситуация, в которой
находится незамужняя женщина, совершенно отлична)
3 [Первое и третье из следующих далее предложений были
впесепы в 3-е издание (4852 г.), второе —в 6-е издание (1865 г.).]
119

приходилось бы под давлением необходимости работать
ради получения средств к пропитанию — по крайней мере
работать где бы то ни было вне дома. Что же касается
детей, которые по необходимости находятся в зависимом
положении, то влияние их конкуренции на понижение
цены за труд является важным моментом в вопросе
ограничения их труда в целях создания более благоприятных
условий для их образования.
§ 5. Заслуживает рассмотрения вопрос о том, почему
заработная плата женщин в общем ниже, причем гораздо
ниже, чем заработная плата мужчин. Впрочем, она не
везде бывает ниже. В тех случаях, когда мужчины и
женщины занимаются одинаковой работой, к которой они в
смысле физической силы равно пригодны, они не всегда
получают неравную оплату4. На фабриках женщины иногда5
зарабатывают столько же, сколько и мужчины; то же
самое имеет место и в надомном ткачестве, которое, при
системе поштучной оплаты, служит верным доказательством
эффективности женского труда. Когда эффективность
труда одинакова, но плата за труд неравна, это можно
объяснить только обычаем, основанным на предрассудке или на
современном общественном устройстве, которое, превращая
почти каждую женщину в социальном отношении в какой-
то придаток к мужчине, дает мужчинам возможность
систематически поглощать львиную долю всего, что бы ни
принадлежало им вместе и наравне с женщинами6. Но
главный вопрос относится к {конкретным занятиям
женщин. Я уверен, что вознаграждения за эти виды работ,
выполняемых женщинами, всегда гораздо ниже
вознаграждений за работы, которые требуют равной
квалификации и столь же неприятны, но которые выполняют мужчи-
4 [Так, начиная с 3-го издания (1852 г.). Первоначальный
текст был таков: «... не представляется, чтобы их оплата в общем
была неодинакова».]
5 [Слово «иногда» внесено в 3-е издание.]
6 [Здесь из 3-го издания был опущен следующий отрывок:
«В тех случаях, когда какая-то работа подразделяется на
несколько операций (как это имеет место во многих производствах) и
считается, что выполнять некоторые отдельные элементы этой
работы могут только мужчины, тогда как выполнением других
операций заняты женщины или дети, естественно, что те, без кого
нельзя обойтись, должны иметь возможность выговаривать себе
лучшие условия найма, чем те, без кого можно обойтись».]
120

ны. Объяснение некоторым из этих случаев, очевидно, у&ё
дано — какг например, случаю с оплатой домашней
прислуги, заработная плата которой, вообще говоря, не
определена конкуренцией, но значительно превосходит
рыночную стоимость этого рода труда, и из этой положительной
разницы слуги мужского пола получают гораздо большую
долю, как это происходит почти во всех ситуациях,
определяемых обычаем. В тех отраслях промышленности, в
которых предприниматели в полной мере используют
преимущества, предоставляемые им конкуренцией, низкая
заработная плата женщин по сравнению с обычными
заработками мужчин является доказательством
перенасыщенности данных отраслей рабочей силой; доказательством
того, что, хотя женщин, живущих на заработки, гораздо
меньше, чем .мужчин, закон и обычай открыли женщинам
доступ к столь узкому кругу занятий, что отрасли
использования женского труда еще более переполнены
рабочей силой. Следует заметить, что при современном
положении вещей известная степень перенасыщения рынка
труда рабочей силой может вызвать понижение
заработной платы женщин до более низкого минимального уровня,
чем заработная плата мужчин. Заработная плата по
крайней «мере одиноких женщин должна быть достаточной для
того, чтобы обеспечить им необходимые средства к
существованию, но необязательно должна быть больше, чем
достаточно для этого; следовательно, минимальной
заработной платой женщин являются те жалкие гроши,
которые совершенно необходимы для поддержания
существования одного человека. Самый низкий уровень, до
которого сильная конкуренция может сократить на весьма
продолжительный срок заработную плату мужчин, будет все-
таки несколько выше минимального уровня заработной
платы женщин. Там, где жена рабочего, в соответствии с
господствующим обычаем, не дополняет его заработки
своим заработком, заработная плата мужчины должна быть
по меньшей мере достаточной для содержания его самого,
его жены и такого числа детей в семье, которое
необходимо для поддержания численности населения, ибо, если
заработная плата мужчин будет меньше указанной суммы,
численность населения будет сокращаться. Даже если
жена и зарабатывает что-то, общие заработки мужа и жены
должны быть достаточными, чтобы содержать не только
их самих, но также и их детей (по крайней мере в тече^
121

Шё нескольких лет). Поэтому пес plus ultra (пределЬйд
малый размер) низкая заработная плата едва ли может
(исключая периоды временных кризисов или упадка
какой-нибудь отрасли промышленности) иметь место в
какой-либо профессии, из занятия которой человек
должен извлекать средства к жизни — за исключением
женских специальностей.
§ 6. До сих пор на протяжении всего обсуждения
данной проблемы мы исходили из предположения о том, что
конкуренция свободна от вмешательства людей и
ограничена лишь естественными причинами или
непреднамеренными воздействиями общих социальных обстоятельств.
Но закон или обычай могут оказывать ограничивающее
воздействие на конкуренцию. Если законы об ученичестве
или уставы ремесленных корпораций делают доступ к
какому-то определенному занятию долгим, дорогостоящим и
трудным, то возможно, что заработная плата, которую
получают занятые в этом виде деятельности работники,
поддерживается в гораздо более высоком, нежели
естественное, соотношении с заработной платой за обычный
труд. Если бы не те обстоятельства, что превышающая
объгчную норму заработная плата требует
соответствующего роста цен и что существует цредел этого роста, по
достижении которого даже ограниченное число
производителей определенного товара не может сбыть всего ими
произведенного, заработная плата работников, занятых в
отраслях, допуск в которые ограничен, могла бы
подниматься беспредельно. В большинстве цивилизованных
стран некогда существовавшие ограничения такого рода
либо отменены, либо существенно ослаблены и вскоре,
несомненно, исчезнут полностью. Однако в некоторых
ремеслах до известной степени сходный эффект производят
объединения рабочих. Эти объединения оказываются не в
силах поднять заработную плату выше ее естественного
размера, если только они не ограничивают численность
конкурентов. Впрочем, иногда им удается достигнуть
этого. Рабочие многих специальностей смогли сделать почти
что невозможным для посторонних лиц доступ к этим
занятиям в качестве поденщиков или учеников, разве что
в ограниченном количестве и при условии соблюдения
посторонними лицами таких ограничений, какие решат
наложить на них члены объединений. В показаниях, дан-
122

пых комиссии по расследованию положения
ткачей-надомников, указано на то, что эти ограничения являются одним
из зол, усугубляющих прискорбное положение этого
угнетенного класса. Их собственная отрасль страдает от
избытка рабочей силы и практически пришла в упадок, но
существует много других специальностей, научиться которым
для ткачей-надомников не составило бы труда; однако
говорят, что действующие в этих других ремеслах
объединения рабочих ставят такому переходу пока еще
непреодолимые препятствия.
Несмотря на жестокость, с которой действует
характерный для этих объединений принцип исключительности
в данном случае, решение вопроса о том, чего больше
несут эти объединения — пользы или вреда, — требует
рассмотрения более широкого круга последствий их
существования, среди которых факт, подобный упомянутому, не
является одним из важнейших моментов. Оставим в стороне
жестокость, которую иногда совершают рабочие в порядке
запугивания или насилия над отдельными лицами и для
пресечения которой никакие меры не могут быть слишком
суровыми. Если бы господствующим в народе нравам
предстояло навсегда оставаться в их нынешнем состоянии,
тогда эти объединения, охватывающие узкий круг
рабочих, можно было бы рассматривать просто как
укрепления, ограждающие отдельные места от посягательств
избыточного населения и обеспечивающие зависимость
величины заработной платы отдельных профессиональных
групп от темпов увеличения численности населения
внутри этих групп, а не от темпов увеличения численности
класса, представители которого отличаются большим
безрассудством и непредусмотрительностью. Возникающее
на первый взгляд впечатление несправедливости
отлучения более многочисленной массы людей от участия в
разделе выгод, достающихся сравнительно немногим,
исчезает, как только мы принимаем во внимание то
обстоятельство, что, будучи допущена 'к такому разделу, эта масса
улучшит свое материальное положение лишь на очень
непродолжительное время; единственным постоянным
результатом, который возымеет этот допуск, станет
снижение благосостояния других групп до уровня жизни
самой этой массы. Вопросы о том, в какой мере это
соображение утрачивает свою силу в том случае, когда начинает
действовать тенденция к сокращению избытка рабочей
123

силы во всей совокупности различных профессиональных
групп, и какие основания иного рода могут иметь место
для того, чтобы считать существование профессиональных
объединений явлением скорее желательным, нежели
заслуживающим рез/кого осуждения, будут рассмотрены в
одной из последующих глав этой работы вместе с
проблемой законов об объединениях7.
7 [Публикуемый ныне текст этого абзаца относится к 5-му
изданию (1862 г.). В первоначальном варианте (1848 г.) после слов
«в данном случае» следовало: «При нынешнем состоянии
господствующих в народе нравов полагаю невозможным желать того,
чтобы не существовало каких-нибудь подобных объединений.
Акты жестокости, иногда совершаемые ими в порядке...
пресечены; и даже своей законной привилегией отказываться от работы
до тех пор, пока работодатели не дадут согласия на определенные
объединениями условия труда и оплаты, они зачастую
пользуются неблагоразумным, свидетельствующим об их
непросвещенности образом, который в конечном счете наносит большой ущерб
им же самим. Но в той мере, в какой им все же удается
поддерживать на высоком уровне заработную плату рабочих какой-либо
специальности посредством ограничения численности работающих
ио этой специальности, я рассматриваю их просто как укрепления
... от темпов увеличения численности самих этих групп. И я был
бы рад, если бы благодаря цеховым регламентам или даже тред-
юнионам численность защищенных таким образом занятий могла
увеличиться в гораздо большей степени, чем, как показывает
опыт, это практически возможно. Возникающее, на первый взгляд,
впечатление несправедливости... до уровня жизни самой этой
массы. Поистине, если бы основная масса людей испытала бы
такое улучшение своего жизненного уровня, что перестала бы
оказывать на сферы найма давление более сильное, чем то, что
оказывают эти ремесла; другими словами, если бы вне указанного
барьера существовал небольшой уровень избытка рабочей силы,
по сравнению со сферами, огражденными этим барьером,—тогда бы
не было необходимости в каких-либо барьерах, и если бы такие
барьеры вообще производили какие-то эффекты, то эффекты эти
непременно были бы скверны, но в этом случае барьер,
производящий такие эффекты, рухнул бы сам собою, поскольку более не
существовало бы каких-либо мотивов к его сохранению. По
сходным основаниям, если бы от пагубного наплыва ирландцев, в столь
значительной степени способствовавшего ухудшению положения
нашего сельского населения и некоторых категорий городского
населения, не было другого спасения, в сдерживании этого
разрушительного вторжения посредством запрещающих иммиграцию
законов я бы не усмотрел никакой несправедливости, а видел бы
акцию, наиболее целесообразную из всех возможных. Но
существует более совершенный способ положить конец этому злу, а
именно — улучшение положения самих ирландцев; и Англия
обязана предоставить Ирландии за прошлые обиды такое искупление,
что ей надлежит скорее претерпеть практически любые трудности^
124

§ 7. Завершая рассмотрение данного предмета, я
должен повторить уже высказанное замечание о том, что
существуют разновидности труда, заработная плата за
которые установлена обычаем, а не конкуренцией. К такого
рода заработкам относятся гонорары или вознаграждения
лиц свободных профессий, — врачей, хирургов, адвокатов
и даже поверенных. Вознаграждения, получаемые этими
специалистами, как правило, не изменяются, и, хотя
конкуренция воздействует па эти профессиональные группы
точно так же, как и на любые другие, ее воздействие
проявляется в общем не в сокращении ставок оплаты, а в
разделе между этими специалистами клиентуры.
Возможно, что причиной такой стабильности размеров
вознаграждений, получаемых представителями свободных
профессий, является преобладание мнения о том, что если
предоставлять таким специалистам высокую в
соотношении с объемом выполняемой ими работы плату, то
им можно больше доверять; господство этого убеждения
настолько сильно, что если адвокат или врач предлагают
свои услуги за плату меньше обычной, то вместо расши-
нежели упустить возможность сделать благое дело, используя для
возвышения этого несчастного народа свою мощь столь же
решительным образом, каким на протяжении многих мрачных
столетий она использовала свои силы для его угнетения.
В 3-м издании (1852 г.) этот текст был заменен следующим
(содержащимся также и в 4-м издании 1857 г.): «... вероятно, что
в прошлом их существование принесло больше пользы, чем
вреда. Оставим в стороне жестокость, которую иногда совершают
рабочие в порядке... от темпов увеличения численности населения
внутри этих групп. Прошло, однако, то время, когда друзья
прогресса человечества могли благополучно взирать на попытки
мелких групп общества — безразлично, относятся ли эти группы
к классу трудящихся или к какому-либо иному классу,—
организовать отдельный, частный классовый интерес в ущерб основной
массе трудящихся и оградить этот интерес посредством отлучения
всех конкурентов от своей более высоко оплачиваемой работы,
даже если этого отлучения они добиваются методом нравственного
принуждения. Нельзя более сбрасывать со счетов массу людей по
той причине, что масса эта слишком-де безнадежно груба для того,
чтобы оказаться в состоянии извлечь для себя хоть какую-то
пользу любой предоставленной ей возможностью, и что если она будет
допущена к конкурентной борьбе, то лишь наверняка снизит
положение других до своего собственного уровня. Цель всех попыток
ныне должна заключаться не в поддержании монополии отдельных
замкнутых групп рабочих, монополии, направленной против
остальных трудящихся, но в том, чтобы повысить нравственное
состояние и общественное положение всей массы трудящихся».]
125

рения практики они, вероятно, потеряют и тех клиентов,
которые у них уже есть. В силу аналогичных причин труд
всех тех лиц, на которых работодатель желает возложить
особое доверие или от которых он требует чего-то помимо
их прямых обязанностей, обычно оплачивается гораздо
выше его рыночной стоимости. Например, большинство
людей состоятельных платят своей прислуге больше того,
за сколько они могли бы купить на рынке труд людей,
совершенно в такой же мере способных для выполнения
требуемой работы. Работодатели идут на эти расходы не
просто ради того, чтобы произвести впечатление на
окружающих, но также и в силу более рациональных мотивов:
они или хотят, чтобы нанятые ими люди служили им
охотно, беспокоясь о том, чтобы остаться в услужении у
своих хозяев; или потому, что им не нравится принуждать
людей, с которыми они находятся в постоянном общении,
к тяжелым для них условиям работы; или потому, что им
не нравится иметь подле себя постоянно на виду людей,
внешность и привычки которых являются обычными
результатами скромных -вознаграждений. Сходными
соображениями руководствуются и предприниматели в
отношении своих клерков и других служащих. Щедрость,
великодушие, забота о своем добром имени являются теми
мотивами, которые, в какой бы степени они ни действовали,
мешают предпринимателям в полной мере
воспользоваться преимуществами, предоставляемыми конкуренцией
между претендентами на должности клерков; и
несомненно, что подобные мотивы могли бы оказывать
воздействие — и даже теперь оказывают его — на работодателей,
нанимающих рабочую силу во всех главнейших отраслях
производства, и в высшей степени желательно, чтобы так
оно и было. Но эти факторы никогда не смогут увеличить
размеры средней заработной платы выше того уровня,
который определен соотношением между численностью
населения и величиной капитала. Предоставляя каждому
работающему большее вознаграждение, эти факторы
ограничивают возможности предоставления работы большему числу
людей, и, каким бы превосходным ни был их нравственный
эффект, до тех пор, пока нищета тех, кто отлучен от этих
благ, пе приведет косвеппым образом к определеппой
общей перестройке, осуществленной посредством усиленного
ограничения роста населения, в экономическом отношении
эти факторы будут приносить мало пользы.

fЛа6а kV
О ПРИБЫЛИ
§ 1. Рассмотрев, какая часть продукта приходится на
долю работника, перейдем далее к рассмотрению доли
капиталиста — прибыли на капитал, или основной фонд, —
т. е. доходов, получаемых тем человеком, который
авансирует издержки производства, который из имеющихся в его
собственности средств выплачивает заработную плату
рабочим или содержит их в период работы, который
обеспечивает производство необходимыми строениями,
материалами и орудиями или машинами и которому по
обычным условиям трудового соглашения принадлежит продукт,
коим капиталист распоряжается по своему усмотрению.
После того как капиталист возместит свои издержки,
обычно остается некоторый излишек, составляющий его
прибыль, чистую прибыль на вложенный им в дело
капитал — ту величину, которую он может позволить себе
тратить на удовлетворение своих потребностей или
прихотей или &а счет которой он может увеличить свое
богатство посредством дальнейшей экономии.
Подобно тому, как заработная плата рабочего
является вознаграждением за труд, прибыль капиталиста,
согласно удачно подобранному Сениором выражению, также
является, собственно говоря, вознаграждением за
воздержание. Прибыль является тем, что выгадывает капиталист,
воздерживаясь от расточения имеющегося у него
капитала на собственные нужды и разрешая непосредственным
производителям потреблять этот капитал для
удовлетворения их нужд. За это воздержание капиталист требует
возмещения. В смысле личного пользования капиталист
зачастую выигрывал бы больше, растрачивая свой
капитал, — капитал, по раз-мерам превосходящий общую
сумму прибыли, которую этот капитал принесет своему
владельцу за то число лет, какое капиталист может
рассчитывать прожить. Но пока капиталист сохраняет свой
капитал в целости, он всегда имеет право и возможность
употребить его при желании или необходимости, после
127

смерти передать его другим люДям, при Шзни извлекать
из этого капитала доход, который можно использовать для
удовлетворения своих потребностей или склонностей, не
уменьшая своего богатства от этих расходов.
Впрочем, собственно эквивалент, уплачиваемый
капиталисту за пользование самим капиталом, составляет
всего лишь некоторую часть тех доходов, получение
которых возможно -благодаря обладанию капиталом, а именно
такую часть этих доходов, величина которой равна сумме,
какую пожелал бы уплатить за получение этого капитала
в долг платежеспособный человек. Эта сумма, которую,
как всякому известно, называют ссудным процентом, и
составляет все, что может получить владелец капитала
просто за то, что воздерживается от немедленного
расточения своего капитала и разрешает другим использовать его
в производительных целях. В любой стране величина
вознаграждения, предоставляемого за одну лишь
воздержанность, измеряется существующей в данный момент нормой
процента за ссуды, предоставленные под наилучшее
обеспечение. Такое обеспечение, которое исключает сколько-
нибудь значительную возможность потери ссудного
капитала. Капиталист, лично контролирующий применение
своего капитала, всегда рассчитывает извлечь из него
доход больший, причем в общем гораздо больший, нежели
ссудный процент. Норма прибыли весьма значительно
превышает норму процента. Положительную разницу между
нормой прибыли и нормой процента частично составляет
компенсация за риск. Ссужая свой капитал под залог,
безусловно, надежного обеспечения, капиталист рискует
немногим или вовсе не рискует ничем. Но если он
открывает собственное дело, он всегда подвергает себя
некоторому, а во многих случаях весьма значительному риску
утраты части или всего своего капитала. За эту опасность
он должен быть вознагражден — в противном случае он не
станет подвергать себя этому риску. Подобным же
образом он должен получить вознаграждение за трату
времени и труда. Контроль за производственными операциями
обычно осуществляет тот человек, который обеспечивает
данное производство большей частью или всем тем
капиталом, что делает возможным выполнение этих
производственных операций, и который в соответствии с обычным
порядком является либо единственным заинтересованным
в результате этих операций лицом, либо лицом, имеющим
128

наибольшую заинтересованность в этом результате. Если
предприятие велико и сложно, то для того, чтобы
осуществлять такой контроль эффективно, требуется величайшее
усердие, а часто и незаурядное искусство. Эти усердие и
искусство должны быть вознаграждены.
Общая сумма прибыли на капитал, т. е. дохода,
полученного людьми, которые обеспечивают производство
капиталом, должна быть достаточна для удовлетворения трех
следующих целей. Эта прибыль должна предоставить
достаточный эквивалент за воздержание, возмещение за
риск и вознаграждение за труд и искусство, необходимые
для осуществления контроля над производством. Капитал
или некоторая его часть могут быть взяты ©займы, могут
принадлежать человеку, который не берет на себя
сопряженные с предпринимательской деятельностью риск и
беспокойства. В этом случае заимодавец или собственник
капитала является тем самым человеком, который
практикует воздержанность в расходах и за это получает
вознаграждение в виде выплачиваемого ему ссудного процента,
тогда как разница между ссудным процентом и валовыми
прибылями составляет вознаграждение за усилия
предпринимателя и сопряженный с его деятельностью риск*.
Иногда капитал или часть его предоставляют лица,
называемые пассивными партнерами. Это люди, которые
разделяют сопряженный с производительным
использованием капитала риск, но не связанные с этим заботы
и которые в вознаграждении за этот риск получают не
просто процент за пользование принадлежащим им
капиталом, но некоторую оговоренную долю валовой прибыли.
Иногда один человек обеспечивает предприятие
капиталом и берет на себя сопряженный с предпринимательской
деятельностью риск — тогда предприятие функционирует
только под его именем, хотя все хлопоты по управлению
несет другой человек, нанятый с этой целью и
получающий за свою работу жалованье определенного размера.
Однако общеизвестно, что управление, осуществляемое
наемными служащими, которые не имеют иной заинтере-
* Приходится сожалеть о том, что это слово, в данном его
смысле, непривычно для английского слуха. Французские
политэкономы, имеющие возможность постоянно говорить о «les profits
de Tentrepreneur» (предпринимательской прибыли), пользуются
огромным преимуществом перед английскими политэкономами.
9 Заказ № 522
129

бованности в результате своей работы, кроме заботы о
сохранении своего жалованья, малоэффективно без
наблюдающего глаза и сдерживающей хозяйской руки того
человека, который главным образом заинтересован в
успешности предприятия, и благоразумие почти всегда
рекомендует давать наемному управляющему, не
подчиненному такого рода контролю, вознаграждение, величина
которого частично зависела бы от прибылей, что фактически
сводит данный случай к случаю компаньона, не
принимающего активного участия в делах. Или, наконец, один и тот
же человек может быть собственником капитала и вести
дело, вкладывая в него, если у него есть к тому желание и
возможности, капиталы тех лиц, которые пожелают
доверить ему свои капиталы. Но при любом из перечисленных
порядков и при каждом из них одни и те же факторы —
воздержание, риск, напряженный труд — требуют
соответствующего вознаграждения и должны получить его из
валовой прибыли. Три части, на которые, можно считать,
разделяется прибыль, могут быть представлены как
процент на капитал, страховая премия и заработная плата за
управление предприятием.
§ 2. Самой низкой нормой прибыли, какая только
может существовать продолжительное время, является такая
норма, которая © данном месте и в данное время
достаточна для того, чтобы предоставить эквивалент за
воздержание, риск и усилия, сопряженные с 'производительным
использованием капитала. Из валовой прибыли прежде
всего должна быть отчислена такая сумма, которая
составит фонд, в среднем достаточный для покрытия всех
связанных с производством издержек капитала. Затем из
валовой прибыли владельцу капитала должен быть
предоставлен такой эквивалент за то, что он воздерживается от
расточения своей собственности, чтобы в целом у
капиталиста сохранялся достаточно сильный мотив оставаться
бережливым. Насколько велика будет доля прибыли,
которая потребуется для того, чтобы составить данный
эквивалент, зависит от сравнительной ценности, которую
придают в данном обществе настоящему и будущему, или
(употребляя термины, которыми пользовались ранее) от
силы эффективного стремления к накоплению. Далее,
после покрытия всех издержек и вознаграяэдения,
предоставляемого капиталисту за то, что он воздерживается от
130

расточения имеющихся у него средств \ должна остаться
сумма для вознаграждения труда и искусства человека,
посвятившего делу свое время. Вознаграждение это также
должно быть по меньшей мере столь значительным, чтобы
собственники крупных капиталов могли получить за свои
хлопоты — или дать управляющим ъ качестве платы за их
хлопоты — такие суммы, какие будут достаточным
стимулом к тому, чтобы стоило брать на себя такой труд. Если
величина прибавочного продукта не превышает
описанного минимума, то производительно использоваться станут
лишь крупные массы капитала; а если величина
прибавочного продукта не оказалась бы равной даже этому
минимуму, то капитал изъяли бы из производства и
непроизводительно потребляли бы его до тех пор, пока вследствие
косвенного эффекта от сокращения его количества — эф*
фекта, который будет объяснен далее, — норма прибыли
не возрастет.
Такова, следовательно, минимальная норма прибыли,
но минимум этот в высшей степени непостоянен, и
иногда в некоторых странах он бывает крайне низок — по
причине значительного непостоянства, присущего двум из
трех составляющих прибыль элементов. То, что норма
обязательного вознаграждения за воздержание — или,
другими словами, эффективное стремление к накоплению —
существенно разнится при раличных состояниях
общества и цивилизации, было показано ii одной из
предшествующих глав. Еще более значительные различия присущи
элементу, заключающемуся в компенсации за риск. Я говорю
сейчас не о различиях в мере риска, сопряженного с
применением капитала в разных отраслях в пределах одного
общества, но о весьма неодинаковой степени защиты
собственности в различных состояниях общества. Там, где
постоянно существует угроза захвата собственности
тираническим правительством или состоящими у него на
службе хищными и плохо контролируемыми чиновниками, как
это имеет место во многих азиатских государствах, там,
где владеть собственностью или быть подозреваемым в
обладании ею значит стать объектом пе только
ограбления, но и физического насилия, применяемого к личности
собственника с целью вынудить у него признание в нали-
1 [Так начиная с 3-го издания (1852 г.). В первоначальном^
тексте— «за его самоотречение».]
9*
131

чии припрятанных ценностей и отказ от них, или же там,
где правительство, даже если само оно и не склонно к
угнетению, по слабости своей оставляет подданных
беззащитными и бессильными получить удовлетворение за
нанесенные им обиды перед любым могущественным
частным лицом, активно занимающимся грабежами и нагло
попирающим справедливые права, как это было в
средневековой Европе, — там норма прибыли должна быть очень
велика, чтобы заставить обычного человека
воздерживаться от немедленного потребления того, чем ему случилось
обладать, и подвергать свою собственность и самого себя
подобным опасностям. Эти обстоятельства воздействуют
как на тех, кто живет просто на проценты со своих
капиталов, так и на тех, кто непосредственно занимается
производством. В обществе, пребывающем в целом в состоянии
безопасности и гарантированности прав, риск, который,
возможно, сопутствует определенным занятиям в силу
самой их сути, редко ложится на человека, который
ссужает свой капитал, — если он предоставляет ссуду под
надежное обеспечение, но в общественном состоянии,
подобном тому, что существует во многих странах Азии,
никакое обеспечение (за исключением, пожалуй,
предоставления в залог золота и драгоценных камней) не является
надежным и сам факт обладания потаенными
сокровищами, в тех случаях, когда о них знают или подозревают,
подвергает богатство и его обладателя таким опасностям,
эквивалентом за которые едва ли будут любые прибыли,
на какие только мог бы /рассчитывать собственник
богатства. Поэтому накопление богатства в этих условиях было
бы гораздо меньше, чем оно есть в действительности, если
бы подобное состояние ненадежности и небезопасности не
умножало бы также и случаи, при которых обладание
сокровищем может оказаться средством спасения жизни
или предотвращения серьезных бедствий. Люди,
ссужающие деньги при таких плохих формах правления, делают
это, подвергаясь предельной степени риска никогда не
получить свои деньги обратно. В большинстве туземных
государств Индии самые льготные условия, на каких
люди соглашаются давать взаймы деньги, даже
правительству, таковы, что, если кредитор будет в течение
нескольких лет получать одпи лишь процепты, без возмещения
самой ссуженной суммы, он все же получит изрядную
компенсацию. Если в конце концов кредитор и должник
132

достигают договоренности, по которой должник
выплачивает несколько шиллингов с каждого фунта стерлингов
суммы, образовавшейся из ссуды и нарастающего па нее
сложного процента, то это означает, что кредитор
заключил, в общем, выгодную для себя сделку.
§ 3. Вознаграждение за капитал в различных сферах
деятельности в гораздо большей степени2, нежели
вознаграждение за труд, изменяется соответственно
обстоятельствам, которые делают одно занятие более
привлекательным—или более отталкивающим,—чем другое. Например,
прибыли в розничной торговле, соотнесенные с величиною
вложенных в дело капиталов, превышают прибыли,
получаемые купцами-оптовиками или
промышленниками, по той, между прочим, причине, что занятие
розничной торговлей пользуется меньшим уважением. Однако
наибольшими различиями в норме прибыли являются те,
которые обусловлены неодинаковой степенью риска в
разных видах деятельности. Прибыли промышленника,
занимающегося производством пороха, должны быть гораздо
выше средней нормы прибыли для того, чтобы
компенсировать особую опасность, -которой постоянно подвергаются
он сам и его собственность. Однако в тех случаях, когда,
как это имеет место в рискованных предприятиях,
например в мореплавании, известный риск можно уменьшить
за плату определенного размера, что обычно и делают,
страховая премия занимает постоянное место среди
издержек производства и компенсация, которую получает за этот
платеж судовладелец или владелец груза, не входит в счет
его прибылей, а предназначается для возмещения его
капитальных затрат.
Та доля валовой прибыли, которая составляет
вознаграждение, получаемое торговцем или промышленником
за его труды и искусство, также .весьма неодинакова в
различных сферах деятельности. Это как раз тот момент,
которым всегда объясняют необычайно высокую норму
прибыли, получаемой аптекарями, как замечает Адам
Смит; большей частью этой прибыли является не более
чем умеренная плата за специальное и квалифицирован-
2 [Слова «в гораздо большей степени» в 3-м издании (1852 г.)
заменили слово «подобно», присутствовавшее в первоначальном
тексте. Ср. с § 1, гл. XIV, кн. П.]
133

ное обслуживание, за которое до недавнего изменения
законов аптекарь не мог требовать вознаграждения ни в
какой иной форме, кроме как в форме высоких цен за свои
лекарства. Некоторые профессии требуют значительного
объема научных или технических знаний, и заниматься
ими могут лишь те люди, которые сочетают такую
образованность «с обладанием значительным капиталом. Такова
профессия инженера в обоих смыслах этого
слова—первоначальном, подлинном, означающем создателя машин, и в
обиходном, или производном, обозначающем
предпринимателя, занимающегося выполнением общественных работ.
Эти занятия всегда являются наиболее выгодными.
Бывают также случаи, когда для ведения дела, которое по
необходимости имеет ограниченные масштабы, требуются
немалые затраты труда и значительное искусство. В
таких случаях для того, чтобы занимающиеся этой
деятельностью люди получили вознаграждения всего лишь по
обычной, общей норме, необходима норма прибыли
несколько выше обычной. «В небольшом портовом городе,—
пишет Адам Смит, — какой-нибудь бакалейщик извлечет
из своей единственной сотни фунтов стерлингов 40 или
50% прибыли, тогда как крупный оптовый торговец в том
же самом городе получит едва ли 8 или 10% прибыли на
капитал в 10 тыс. ф. ст. Торговля бакалейными товарами
может быть необходима для удобства жителей города, а
узость рынка не допускает, возможно, применения в этом
деле более крупного капитала. Однако из своей торговли
бакалейщик должен извлекать не только средства к
существованию, но и средства, позволяющие ему жить в
соответствии с теми обязательными требованиями, которые
предъявляет его занятие. Помимо обладания небольшим
капиталом, бакалейщик должен уметь читать, писать и
считать, а также должен неплохо разбираться, может быть,
в 50 или 60 различных видах товаров, в ценах на эти
товары, в их качестве и неплохо знать рынки, где эти
товары должны быть дешевле всего. 30 или 40 ф. ст. в год
нельзя считать слишком большим вознаграждением для
человека, настолько подготовленного. Вычтите эти 30—
40 ф. ст. из тех кажущихся огромными прибылей,
которые он получает на свой капитал, и, возможно, останется
немногим больше того, что составляет обычную прибыль
на капитал. В этом случае большая часть того, что
кажется прибылью, является заработной платой».
134

Все естественные монополии (т. е. монополии,
порожденные не законом, а обстоятельствами), которые
производят или усугубляют неравенства вознаграждений за
различные виды труда, сходным образом действуют и в
различных сферах приложения капитала. Если какое-то
дело можно с выгодою вести лишь благодаря применению
крупного капитала, это обстоятельство в большинстве
стран настолько сужает круг людей, которые могут им
заняться, что последние имеют возможность поддерживать
норму получаемой ими прибыли выше общего уровня.
Возможно также, что круг лиц, подвизающихся в какой-то
отрасли, столь сильно ограничен, что соглашение между
торговцами, занимающимися сбытом продукции данной
отрасли, позволяет поддерживать высокую норму
прибыли на вложенный в эту отрасль капитал. Хорошо
известно, что такого рода объединение издавна существует
между членами даже столь многочисленной группы, какой
являются лондонские книготорговцы3. Я уже приводил
примеры газовых компаний и компаний по водоснабжению.
§ 4. С должной скидкой на эти разнообразные
причины неравенства норм прибыли, а именно на различия в
степени риска или привлекательности разных занятий и
на естественные или искусственные монополии,
необходимо отметить, что но»рма прибыли на капитал во всех
сферах его приложения имеет тенденцию к уравниванию.
Этого положения обычно придерживаются все политэкономы,
и при надлежащих объяснениях оно справедливо.
Та часть прибыли, которую составляет собственно
процент и которая образует вознаграждение за воздержание,
является в одно и то же время и в одном и том же
месте, строго говоря, одинаковой, какова бы ни была
сфера приложения капитала. Цри условии предоставления
равно надежного обеспечения норма ссудного процента не
изменяется в зависимости от целей, для которых
предназначается ссудный капитал, хотя и весьма сильно
колеблется время от времени в связи с изменением рыночной
конъюнктуры. При нынешнем состоянии производства нет
другой сферы, в которой конкуренция столь сильна и
3 [Так начиная с 4-го издания (1857 г.). В предшествующих
изданиях — «такого рода сговоры существуют, хотя частный
интерес иногда оказывается сильнее устанавливаемых ими правил,
да такие объединения и не охватывают всей отрасли».]
135

ш)с?оянна, Как в сфере предоставлений и получения
Денежных ссуд. Все предприниматели время от времени, а
большинство из них постоянно прибегают к займу денег,
в то время как все люди, не участвующие в
предпринимательской деятельности, но обладающие денежными
средствами, являются .кредиторами. Между этими двумя
большими группами людей находится класс многочисленных
проницательных, энергичных и умных посредников,
состоящий из банкиров, биржевых маклеров, дисконтеров и
прочих лиц, чутких к малейшему признаку вероятной
прибыли. Незначительное обстоятельство или событие,
произведшее на общественное мнение мимолетное впечатление,
способствует увеличению или уменьшению спроса на
займы как в настоящий момент, так и в перспективе и
немедленно сказывается на величине нормы процента; а в общей
экономической конъюнктуре постоянно происходят
изменения, обусловливающие эти колебания спроса на капитал,
по временам их влияние бывает весьма значительно;
известен случай, когда норма процента по надежным
коммерческим векселям за период немногим более года (в течение
которого не случалось даже так называемого торгового
кризиса) изменилась с 4% или менее до 8—9%. Но для
всех, кто может предоставить одинаково надежное
обеспечение, норма процента в одно и то же время и в одном и
том же месте одинакова. Установившаяся на рынке норма
процента всегда известна и определенна.
Совершенно иначе обстоит дело с валовой прибылью,
порма которой (как вскоре будет показано) хотя и не
слишком сильно изменяется в зависимости от отрасли, но
весьма значительно разнится у разных предпринимателей
и вряд ли может быть одинакова в любых двух случаях.
Норма прибыли зависит от знаний, талантов,
бережливости и энергии самого капиталиста или нанимаемых им
управляющих, от особенностей личных связей и даже от
удачи. Едва ли у каких-нибудь двух подвизающихся в
одной отрасли торговцев издержки или периоды оборота
капитала одинаковы, даже если товары, которыми они
торгуют, имеют одно и то же качество и цену. Считать общим
правилом утверждение о том, что равные капиталы дают
равные прибыли, было бы столь же ложным, как и
утверждать, что одинаковый возраст или одинаковые размеры
тела дают одинаковую физическую силу или что
одинаковая начитанность или одинаковый опыт дают равные
136

знания. Результат в столь же значительной мере зависит
от двадцати прочих факторов, как и от данной единичной
причины.
Но хотя норма прибыли, таким образом, колеблется, в
общем (при отсутствии каких-либо естественных или
искусственных монополий) в определенном и весьма
важном смысле поддерживается равенство нормы прибыли,
получаемой при различных способах приложения
капитала. В целом (каковы бы ни были время от времени
случающиеся колебания) различные сферы приложения
капитала сулят обладающим средними способностями и
преимуществами людям если и не равные прибыли, то равные
надежды4 на получение прибыли. Когда я говорю о
равенстве, я подразумеваю, что степень привлекательности и
безопасности той или иной отрасли принята в расчет.
Если бы это было не так, если бы обыденный опыт со всей
очеведностью свидетельствовал о том, что в одной сфере
имеются более благоприятные возможности к достижению
успеха в деле приобретения денег, чем в других сферах, то
в эту сферу большее число людей вложило бы свои
капиталы или подготовило своих сыновей для деятельности в
ней. Так в действительности всегда и происходит с каким-
нибудь занятием, которое, как, например, инженерное
дело в настоящее время [1848 г.] или любая только что
возникшая и процветающая отрасль промышленности,
переживает очевидный для всех период подъема и бурного
развития. Напротив, если то млн иное занятие не считают
процветающим, если полагают, что шансы на получение
прибыли в данной отрасли хуже, нежели в других
отраслях, то капитал постепенно покидает эту отрасль или же
по меньшей мере она не привлекает к себе новые
капиталы. Посредством этого изменения в распределении
капитала между менее и более прибыльными отраслями
восстанавливается своего рода равновесие. Поэтому расчеты
на прибыли в различных сферах приложения капитала не
могут долгое время оставаться весьма различными, они
тяготеют к среднему уровню, хотя, в общем, и
отклоняются от него в сторону повышения или понижения.
Этот уравнивающий процесс, обычно известный под
названием «перемещение капитала из одной отрасли в дру-
4 [Слово «надежды» заменило слово «шансы» лишь в 5-м
издании (1862 г.).]
137

гую», необязательно является той обременительной,
медленной и почти неосуществимой на практике операцией,
какой ее частенько представляют. Во-первых, этот
процесс не всегда предполагает физическое изъятие из той
или иной сферы уже вложенного в нее капитала. В
условиях стремительного роста капитала это регулирование
часто происходит благодаря новым ежегодным
накоплениям, устремляющимся предпочтительно в более
процветающие отрасли. Даже в тех случаях, когда необходимо
действительное перемещение капитала, такая необходимость
никоим образом не предполагает того, чтобы кто-либо из
предпринимателей, занимающихся деятельностью в
неприбыльной сфере, бросал свое дело или ликвидировал его.
Многочисленные и разнообразные каналы кредитования,
по которым в торговых странах свободный капитал
разливается по объемлющей все отрасли и занятия сфере
приложения капиталов, устремляясь в большем изобилии
на ее низшие уровни, являются средствами достижения
рассматриваемого нами выравнивания. Процесс выравнивания
заключается в ограничении одной группой торговцев или
промышленников и в расширении другой группой
торговцев или промышленников той доли их дел, которую они
ведут на капиталы, полученные в кредит. Среди сколько-
нибудь крупных торговцев и промышленников едва ли
найдется предприниматель, ограничивающий масштабы
своего дела соответственно своим личным капиталам.
Когда конъюнктура благоприятна, предприниматель не
только до предела использует свой собственный капитал, но
в дополнение к нему широко применяет средства,
полученные в кредит, который он имеет благодаря своему
капиталу. Когда же предприниматель обнаруживает, что
вследствие либо чрезмерного предложения его товара, либо
некоторого сокращения спроса на него товар сбывается
медленнее или за меньшую цену, он сокращает масштабы
своих операций и не обращается к банкирам или другим
финансистам с просьбами о предоставлении ему новых
ссуд в таком же размере, как прежде. Напротив, какое-то
переживающее подъем дело открывает виды на
прибыльное применение этого оборотного капитала в больших,
нежели прежде, количествах, и занимающиеся этим делом
предприниматели обращаются к финансистам с просьбами
о предоставлении им больших кредитов, в получении
которых они благодаря улучшившейся для них конъюнктуре
138

Ее испытывают трудностей. Изменение в распределений
оборотного капитала между двумя отраслями в деле
восстановления равновесия между получаемыми в этих
отраслях прибылями имеет такой же эффект, какой имел бы
место в том случае, если бы собственники капитала,
равного по объему оборотному, покинули одну отрасль и
переместили свой капитал в другую. Этот легкий метод в
сущности стихийного, спонтанного приспособления
производства к спросу вполне достаточен для исправления
любых неравенств, вызываемых колебаниями
конъюнктуры или другими обычными причинами. В том случае,
когда дело касается приходящей в упадок отрасли и когда
необходимо не просто изменять время от времени объем
производства, но существенно и надолго сокращать его или,
возможно, вовсе прекратить это производство, процесс
извлечения помещенного в этой отрасли капитала,
несомненно, замедлен и труден и почти всегда сопряжен со
значительными потерями, поскольку существенная часть
капитала иммобилизована в станках, строениях, сооружениях
длительного пользования и т. п., которые либо не пригодны
ни для какой иной цели, либо могут быть использованы
по другому назначению только после дорогостоящих
модификаций. Время, необходимое для осуществления данного
изменения тем способом, при котором оно было бы
совершено с минимальными потерями, а именно посредством
восстановления основного капитала по мере его
изнашивания, предоставляется редко. Кроме того, при полном
изменении назначения капитала приносится столь
значительная жертва в виде установившихся связей и
приобретенных навыков и опыта, что люди решаются пойти
на эту жертву очень не скоро и обыкновенно лишь тогда,
когда все надежды на перемены к лучшему
окончательно утрачены. Впрочем, подобные случаи весьма
исключительны, и даже в подобных случаях выравнивание в кон-
цен концов достигается. Может также произойти, что
восстановление равновесия затянется на долгое время,
если, прежде чем исправлено одно неравенство,
появляется другая причина неравенства. В таком, например,
положении, говорят, находилось в течение долгого ряда лет
производство хлопка в южных штатах Северной Америки.
Цена на хлопок поддерживалась на монопольном уровне
потому, что обусловленное серией улучшений в
производстве хлопчатобумажных тканей увеличение спроса на хло-
139

пОК происходило со стремительностью, настолько
превосходившей всякие ожидания, что в течение многих лет
предложение этого товара не могло вполне угнаться за спросом
на него. Однако редко бывает, чтобы нарушающие
равновесие причины появлялись целой серией, действуя в
одном направлении и следуя одна за другой почти без
перерыва. Там, ще не существует монополии, прибыли,
получаемые в той или иной отрасли, скорее всего, колеблются,
подобно маятнику, в известных пределах: иногда выше,
иногда ниже общего уровня, но всегда обнаруживая
тенденцию возвращаться к нему.
Поэтому, хотя прибыли весьма неодинаковы у разных
людей или у одного и того же человека в разные годы, Ъ
общем для данного времени и места в средних прибылях,
получаемых в разных сферах, не может быть
значительного различия (иного, чем постоянные различия,
необходимые для того, чтобы компенсировать неравенства в
степени привлекательности разных отраслей); исключение
составляют лишь краткие периоды времени или случаи,
когда какая-то отдельная отрасль промышленности
претерпевает значительные и резкие изменения. Если и
бытует мнение о том, что независимо от монополии или
таких редких случаев, какой был отмечен в отношении
торговли хлопком, одни отрасли прибыльнее других, то
мнение это, по всей вероятности, ошибочно. Если бы его
разделяли люди, которые имеют возможность получать
самые достоверные сведения и точно их проверять, то в
эти более прибыльные отрасли произошел бы такой
приток капиталов, который вскоре понизил бы получаемые
в них прибыли до общего уровня. Правда, людям,
располагающим одинаковыми исходными капиталами,
некоторые сферы предоставляют большие возможности сколотить
крупные состояния, чем другие. Но следовало бы заметить,
что в этих более прибыльных сферах и банкротства
случаются чаще, и шансы на больший успех уравновешены
большей вероятностью полного краха. Зачастую
вероятность краха даже превышает вероятность успеха, ибо, как
было отмечено в другом месте, шанс на получение
крупных наград привлекает конкурентов с большей силой, чем
это оправдано расчетами. Поэтому я не сомневаюсь в
том, что средняя прибыль, получаемая в отрасли, в
которой можно нажить крупные состояния, ниже средней
прибыли, получаемой в тех отраслях, в которых капиталы
140

растут медленными, ком й срайвдтбЛШ) уйерёнными
темпами и в которых в конечном счете не следует
надеяться на что-то необыкновенное. Торговля канадским
лесом являет собой [1848 г.] пример использования
капитала в деле, которое настолько сродни лотерее, что
создалось заслуживающее доверия мнение о том, что если взять
всех решившихся принять участие в этом рискованном
предприятии людей в совокупности, то в этой отрасли
торговли они теряют больше денег, чем приобретают,
другими словами, средняя норма прибыли ниже нуля. В
случаях, подобных этому, многое зависит от характеров,
присущих различным народам, — соответственно от того, в
большей или меньшей мере различные народы наделены
склонностью к риску, или, как называют это свойство
тогда, когда стремятся осудить его, азартному духу. В
Соединенных Штатах Америки этот дух гораздо сильнее, чем
в Англии, а в Англии — гораздо сильнее, чем в какой-
либо континентальной стране. В некоторых
континентальных странах наблюдается столь сильная противоположная
тенденция, что средняя норма прибыли на капитал,
занятый в безопасных и спокойных отраслях, вероятно, ниже,
чем в отраслях, которые сулят получение больших доходов,
но только ценой большего риска.
Нельзя, однако, забывать о том, что даже в тех странах,
где конкуренция наиболее сильна, значительную роль в
определении величины прибылей той или иной отрасли
играет обычай. Иногда в обществе бытует мнение о том,
какими должны быть прибыли в той или иной отрасли, —
мнение, которое по-прежнему оказывает определенное
воздействие на деятельность предпринимателей, хотя и не все
они придерживаются его, а возможно, никто из
предпринимателей не придерживается его со всей строгостью, но
оно оказывает воздействие на их операции. В Англии
было распространено — насколько широко, не знаю —
мнение о том, что надлежащая и удовлетворительная норма
прибыли в розничной торговле равна 50%: заметьте —не
50% со всего капитала, а 50% сверх оптовых цен; из этой
прибыли должны быть покрыты торговые обязательства,
плата за аренду лавки, заработки приказчикам и
продавцам, всевозможным агентам — короче, все издержки
розничной торговли. Если бы этот обычай господствовал
абсолютно и повсеместно и если бы его строго придерживались,
то конкуренция все же действовала бы, но потребитель не
141

извлекал бы из нее никакой выгоды, по крайней мере в
отношении цен. Способ, посредством которого конкуренция
уменьшала бы преимущества людей, занимающихся
розничной торговлей, заключался бы в более сильном
разделении данной сферы между большим числом торговцев.
В некоторых странах континентальной Европы норма
прибыли в розничной торговле достигает 100%. Однако
усиление конкуренции, по крайней мере в Англии, стремительно
ведет к уничтожению такого рода обычаев. В большинстве
отраслей (по меньшей мере в крупных центрах торговли)
ныне действует множество дельцов, девиз которых —
«маленькие прибыли, но часто», лучше большее количество
сделок по низким ценам, чем малое число сделок по
высоким ценам; добиваясь более быстрого оборота своих
капиталов и при необходимости увеличивая их за счет кредита,
отдельные торговцы часто получают более высокие
прибыли, хотя неизбежным образом снижают прибыли тех своих
конкурентов, которые не восприняли того же принципа5.
Тем не менее конкуренция, как отмечено в одной из
предшествующих глав *, пока лишь в ограниченной мере
воздействует на розничные цены; и, соответственно, доля
всего продукта земли и труда, поглощаемая вознаграждением
тех людей, которые занимаются всего лишь
распределением, остается непомерно большой; и в народном хозяйстве
нет сферы деятельности, которая содержала бы столь
непропорционально большое число людей по отношению к
объемам выполняемой ими работы.
§ 5. Предшествующие замечания, надеюсь, в
достаточной мере разъяснили, что имеют в виду, когда
употребляют общее выражение «обычная норма прибыли», а также
в каком именно смысле и при каких условиях эта обычная
норма прибыли существует в действительности. Остается
рассмотреть вопрос о том, какие причины определяют
величину этой обычной нормы прибыли.
6 Непосвященной публике кажется, что прибыли
предприятия зависят от цен. Производитель или торговец
получает прибыль, понвидимому, благодаря тому, что про-
5 [Остальная часть этого параграфа внесена в 3-е издание
(1852 г.).]
* См. ранее кн. II, гл. IV, § 3.
6 [Остальная часть этого раздела была внесена в 4-е издание
(1857 г.).]
142

дает свой товар но iieiife большей, чем та, в какую этот
товар обошелся ему самому. Люди склонны думать, будто
прибыль вообще является результатом купли-продажи.
Они полагают, будто производитель товара может извлечь
какую-то прибыль только потому, что на этот товар есть
покупатели, будто бы спрос—покупатели—рынок
составляют причину прибылей, получаемых капиталистами,
будто бы благодаря сбыту своих товаров предприниматели
возвращают свои капиталы и увеличивают их.
Однако думать таким образом — значит смотреть лишь
на внешнюю поверхность экономического механизма
общества. Мы обнаруживаем, что ни в одном случае сами
деньги, переходящие от одного лица к другому, не
составляют сущности какого-либо экономического явления.
Если мы глубже вникнем в деятельность производителя, то
поймем, что деньги, получаемые им за товар, являются не
причиной того, что он получает прибыль, но лишь
способом, посредством которого производителю выплачивается
его прибыль.
Причиною прибыли является то, что труд производит
больше, чем требуется для содержания выполнивших его
работников. Вложенный в сельское хозяйство капитал
приносит прибыль именно потому, что люди могут
произвести больше продовольствия, чем необходимо для их
собственного пропитания в течение того времени, пока
созревает урожай и пока люди занимаются изготовлением
орудий и выполнением других необходимых приготовлений;
из этого следует, что если капиталист берется кормить
работников на условии получения произведенного ими
продукта, то после того, как он получит возмещение за
свои предварительные затраты, ему достается еще какая-
то часть продукта. Изменим формулировку этой теоремы:
капитал приносит прибыль потому, что период
использования продовольствия, одежды, материалов и орудий
длительнее периода, потребовавшегося для производства этих
вещей. Так что если капиталист снабжает группу рабочих
этими предметами на условии получения всего
производимого рабочими продукта, то у рабочих, помимо времени,
которое они затрачивают на воспроизводство
потребленных ими предметов -первой необходимости и орудий,
остается какая-то часть времени для работы на капиталиста.
Таким образом, мы видим, что прибыль возникает не
^следствие обмена, являющегося побочным обстоятельст-
143

вом, а вследствие производительной силы труда; и
величина общей прибыли страны всегда такова, какой ее делают
производительные силы труда, независимо от того,
происходит обмен или нет. Не будь разделения труда, не было
бы и никакой купли-продажи, но прибыль существовала
бы все равно. Если продукт, производимый всеми
трудящимися страны, на 20% больше продукта, потребляемого
трудящимися в виде заработной платы, то прибыль
составит 20%, каковы бы ни были цены. Случайности
ценообразования на какое-то время могут позволить одной группе
производителей получать более 20% прибыли, тогда как
другая группа производителей будет получать менее 20%
прибыли, если один товар котируется выше его
естественной стоимости относительно других товаров, а другой
ниже, и так будет продолжаться до тех пор, пока цены вновь
не выровняются относительно друг друга; но в общем
между производителями будет распределено 20% прибыли.
Для разъяснения этих кратко изложенных
соображений я приступаю к более подробному показу способа
определения нормы прибыли.
§ б. Я предполагаю общераспространенным господство
такого порядка вещей, который, за немногими
исключениями, преобладает там, где рабочие и капиталисты
составляют обособленные классы, а именно такого порядка
вещей, при котором капиталист авансирует все издержки
производства, включая и все вознаграждение,
выплачиваемое рабочему. В том, что капиталист должен выплачивать
вознаграждение рабочему авансом, нет внутренней и
неустранимой необходимости — рабочий мог бы и подождать
до завершения производства с той частью своей
заработной платы, которая превышает его расходы на предметы
первой необходимости, или даже со всей заработной
платой, если он располагает средствами, достаточными для
того, чтобы прожить на них это время. Но в этом
последнем случае рабочий в той мере, в какой он располагает
необходимыми для самообеспечения средствами, по сути
дела, является капиталистом, который, предоставляя часть
необходимых для ведения дела средств, вкладывает в
данное предприятие свой капитал; и даже в первом случае
рабочего можно рассматривать также как капиталиста,
поскольку он предоставляет свой труд по цене меньше
рыночной и можно считать, что он эту разницу между ры-
144

ночной и фактической ценой своего труда ссужает своему
работодателю, получая ее впоследствии с процентами
(исчисленными на основе того или иного принципа) из
доходов предприятия.
Таким образом, допустим, что капиталист несет все
предварительные затраты и получает весь продукт. Его
прибыль составляет положительная разница между
произведенным продуктом и предварительными затратами на
производство этого продукта; норма прибыли капиталиста
есть соотношение, складывающееся между этой
положительной разницей и общей суммой предварительных
затрат. Но из чего складываются эти предварительные
затраты?
В данном случае необходимо предположить, что
капиталист не платит никаких арендных платежей и не
должен покупать право на пользование каким-нибудь
необходимым ему естественным фактором. В действительности
такое предположение едва ли когда-нибудь может
полностью соответствовать истине. Подвизающийся в сельском
хозяйстве капиталист — за исключением случаев, когда он
является собственником земли, на которой ведет
хозяйство, — всегда или почти всегда платит ренту за аренду
земли; и даже в промышленности на некоторой стадии
производства приходится платить за использование
употребляемых в производстве материалов (не говоря уже о
плате за аренду земли). Впрочем, пока мы не принимаем
во внимание природу ренты, и в дальнейшем
обнаружится, что пренебрежение ею при рассмотрении данного
вопроса не вызывает каких-либо грубых ошибок в
результатах анализа.
Если, исключив, таким образом, из сферы нашего
рассмотрения арендные платежи, мы займемся выяснением
вопроса о том, из чего же состоят предварительные
затраты, которые несет капиталист в целях производства, мы
обнаружим, что они состоят из платы за труд.
Значительную часть расходов каждого капиталиста
составляет непосредственно выплата заработков. Остальная
часть расходов состоит из затрат на материалы и орудия,
включая здания. Но материалы и орудия производятся
трудом, и так как наш воображаемый капиталист должен
представлять собою не отдельную специализированную
отрасль, а быть своего рода символом производительных
отраслей всей страны, то можно предположить, что он сам
10 Заказ № 5?2
145

производит необходимые ему орудия и сырье. Он делает
это посредством еще более ранних предварительных
затрат, которые опять-таки всецело состоят из заработной
платы. Если предположить, что капиталист «место того,
чтобы производить сырье и орудия, покупает их, то суть
дела не меняется, в этом случае он возмещает
капиталисту, произведшему сырье и орудия, средства, затраченные
этим вторым капиталистом на выплату заработной платы.
Правда, первый капиталист выплачивает второму
средства, ранее затраченные этим вторым капиталистом,
вместе с прибылью, которую принесли эти средства, а если бы
первый капиталист сам произвел необходимые ему вещи,
то сам должен был бы получить эту прибыль на ту часть
средств, которая была авансирована на производство этих
продуктов, как получает прибыль на любую другую часть
своих предварительных затрат. Остается, однако, фактом,
что во всем процессе производства, начиная с
изготовления материалов и орудий и кончая готовым продуктом,
г.се предварительные затраты состоят всецело из
расходов на заработную плату — за исключением того, что
некоторые из участвовавших во всем этом процессе
капиталистов ради общего удобства получили свою долю
прибыли раньше, чем процесс этот был завершен. Вся та часть
конечного продукта, которая пе является прибылью, есть
возмещение предварительных затрат капиталиста на
выплату заработков.
§ 7. Таким образом, мы видим, что доходы
капиталистов зависят от двух — и только от двух — элементов: во-
первых, от величины продукта, другими словами, от
производительной силы труда, и, во-вторых, от того, какая
часть продукта достается самим рабочим, от соотношения
между частью продукта, образующей вознаграждение
рабочих, и всем объемом произведенного ими продукта. Эти
два элемента составляют данные для определения общего
объема той части валового продукта, которая делится
между всеми капиталистами страны в виде прибыли; но норма
прибыли, выражаемая в процентном отношении к
капиталу, зависит только от второго из этих двух элементов —
от того, какую часть продукта получают рабочие, а не от
общей величины подлежащего разделу продукта. Если бы
продукт труда удвоился, а рабочие получали бы ту же
самую долю продукта, какую получали прежде, т. е. еслц
Щ

бы их вознаграждение также удвоилось, то капиталисты й
вправду получили бы вдвое большие прибыли, но
поскольку им пришлось бы вдвое увеличить предварительные
затраты, то норма получаемой ими прибыли осталась бь*
всего-навсего такой же, какой была прежде.
Таким образом, мы пришли к выводу Рикардо и
других экономистов о том, что норма прибыли зависит от
заработной платы — возрастает при падении заработной
платы и сокращается при ее росте. Принимая эту теорию,
я со всей решительностью настаиваю, однако, на
осуществлении одного крайне необходимого изменения ib ее
формулировке. Вместо того чтобы говорить, что прибыль
зависит от заработной платы, давайте скажем, что прибыль
зависит от стоимости труда (что в действительности и
имел в виду Рикардо).
Заработная плата и стоимость труда — то, что труд
приносит рабочему, и то, во что он обходится
капиталисту, — это понятия совершенно различные, и предельно
важно не смешивать их. Для этого надлежит не
обозначать их одним и тем же термином, как это почти всегда
делается. Поскольку люди, участвующие в ведущихся
устно и в печати дискуссиях на общественные темы,
гораздо чаще смотрят на заработную плату с точки зрения тех,
кто ее платит, чем тех, кто ее получает, то для них нет
ничего необычного сказать, что заработная плата высока
или низка, имея при этом в виду лишь то, что стоимость
тфуда высока или низка. Истина заключается, скорее, в
обратном: стоимость труда зачастую бывает максимально
высока тогда, коща заработная плата минимальна. Это
может происходить по двум причинам. Во-первых, труд,
хотя бы и дешевый, может быть малоэффективным. Ни в
одной европейской стране нет столь низкой заработной
платы, как в Ирландии (или по крайней мере не было
прежде)7; на западе Ирландии вознаграждение сельско-
хозяственного рабочего составляет не более половины
заработной платы, получаемой даже наиболее
низкооплачиваемым из англичан — сельскохозяйственным рабочим из
Дорсетшира. Но если по причине более низкого
мастерства или меньшего усердия ирландский
сельскохозяйственный рабочий за два дня выполняет не больше работы,
чем англичанин за один день, то труд ирландца стоит
7 [Это уточнение внесено в 4-е издание (1857 г.).]
10*
147

столько >tf6, сколько стоит труд англичанина, Хотя самому
ирландцу его труд приносит гораздо меньший заработок,
Прибыль капиталиста определена первым, а не вторым из
двух указанных моментов. То, что в степени
эффективности труда действительно существует такое различие,
доказано не только многочисленными свидетельствами, но и
тем, что, несмотря на низкую заработную плату в
Ирландии, люди не считают, что прибыль на капитал в
Ирландии выше, чем в Англии.
Другой причиной, по которой заработная плата не
может служить подлинным критерием стоимости труда и
наоборот, являются изменения стоимости предметов,
потребляемых рабочими. Если эти предметы дешевы,
заработная плата может быть высокой в том смысле, какой
важен для рабочих, а стоимость труда может между тем
быть низкой; если же предметы эти дороги, то рабочему
может житься скверно, хотя капиталисту труд рабочего
может обходиться дорого. Это последнее положение
наблюдается в странах, население которых слишком велико
по отношению к их площади: вследствие дороговизны
продуктов питания труд стоит здесь покупателю дорого,
несмотря на то что действительное вознаграждение
рабочего недостаточно; поэтому в этих странах низкая
заработная плата и низкая прибыль сосуществуют. Примером
противоположного характера являются Соединенные
Штаты Америки. Рабочий там пользуется большим
количеством удобств, чем в любой другой стране мира, за
исключением некоторых, основанных в самое недавнее время
колоний; но благодаря низким ценам на эти удобства
(сочетающимся с высокой эффективностью труда) стоимость,
в которую обходится труд капиталисту, по крайней мере
не выше — да и норма прибыли не ниже, — чем в Европе*.
Итак, говоря математическим языком, стоимость труда
есть функция трех переменных — эффективности труда,
заработной платы (т. е. реальной заработной платы
рабочего) и величины стоимости, по которой можно
произвести или приобрести предметы, составляющие это реальное
8 [Так начиная с 6-го издания (1865 г.). Текст более ранних
изданий был таков: «...стоимость, в которую обходится труд
капиталисту, значительно ниже, чем в Европе. Так и должно быть,
поскольку норма прибыли выше, на что указывает норма процента,
которая в Нью-Йорке равна 6, тогда как в Лондоне составляет 3
или 3,25%».]
148

возйаграждепие. бчевидйо, что ria стоимость, в которую
обходится труд капиталисту, должны оказывать влияние
каждое из этих трех обстоятельств — и никакие другие.
Следовательно, это также те обстоятельства, которые
определяют норму прибыли; и на норму прибыли нельзя
воздействовать каким-либо иным образом, кроме как путем
одного из этих обстоятельств. Если труд в общем стал
более эффективным, а вознаграждение за труд не
повысилось; если вознаграждение за труд, который не стал менее
эффективным, сократилось, а стоимость предметов,
составляющих это вознаграждение, не возросла или же если
предметы эти подешевели, но рабочие не стали потреблять
их в большем, нежели прежде, количестве — в любом из
этих трех случаев прибыли воз/растут. Напротив, если труд
стал менее эффективным (что могло произойти вследствие
уменьшения физической силы людей, ухудшения их
подготовки, уничтожения основного капитала); или если
рабочий стал получать более высокое вознаграждение, но
предметы, из которых слагается это вознаграждение, не
подешевели; или если эти предметы вздорожали, а
рабочий получает такое же вознаграждение, какое получал
прежде, — во всех этих случаях прибыли сократятся. И не
существует других сочетаний обстоятельств, при которых
общая норма прибыли, господствующая во всех без
исключения отраслях хозяйства страны, может падать или
повышаться.
На данной стадии рассмотрения этого вопроса
доказательства истинности этих теорем можно изложить лишь в
общей, хотя, надеюсь, убедительной, форме. С большей
полнотой и очевидностью эти доказательства предстанут
тогда, когда мы, рассмотрев теорию стоимости и цены,
получим возможность показать, как проявляется закон
прибыли в его конкретном виде — в том сложном
сплетении обстоятельств, в котором этот закон и функционирует
в действительности. Но это можно сделать лишь в
следующей книге. В этой же книге остается рассмотреть еще одну
тему, рассмотреть ее в той мере, в какой это возможно,
не принимая во внимание соображения, касающиеся
стоимости; этой темой является рента, к рассмотрению
которой мы теперь и переходим9.
9 [См. Приложение Q. «Прибыли».]
149

ГЛАВА Xvl
О РЕНТЕ
§ 1. Поскольку непременные условия производства
составляют труд, капитал и естественные факторы, то,
помимо трудящегося и капиталиста, единственным лицом,
согласие которого необходимо для ведения производства и
которое в качестве платы за это согласие может требовать
ту или иную долю продукта, является тот человек,
который в соответствии с господствующими в обществе
порядками обладает исключительным правом на некоторый
естественный фактор. Главным из поддающихся
присвоению естественных факторов является земля, и
компенсацию, уплачиваемую за пользование землей, называют
рентой. Землевладельцы составляют единственный
сколько-нибудь значительный по численности или важности
класс, который при распределении продукта имеет право
притязать на какую-то его долю, так как обладает
собственностью на нечто такое, что не произведено ни его
членами, ни кем-либо еще. Если и возникнут случаи
сродни этому, то их легко будет понять, постигнув природу и
законы ренты.
Сразу же становится очевидным, что рента есть
следствие монополии; это — естественная монополия; ее
можно регулировать, на нее можно смотреть даже как на опору
общественного строя, но ее существование нельзя
предотвратить. Землевладельцы могут требовать ренту за свои
земли потому, что земля является товаром, в котором
нуждаются многие, но который никто не может заполучить у
кого-либо еще, кроме землевладельцев. Если бы вся земля
в стране принадлежала одному человеку, он мог бы
установить ренту по своему желанию. Весь народ такой
страны относительно добывания предметов первой жизненной
необходимости зависел бы от воли этого единственного
землевладельца, который мог бы диктовать любые условия,
какие только пожелает. Так в действительности и обстоят
дела в тех восточных монархиях, где земля считается
собственностью государства. В этих странах рента и налоги
смешались в единый побор, и деспот может вымогать у
150

несчастных землевладельце© все, что только они в
состоянии отдать. Поистине, никто, кроме правящего страной
деспота, не мог бы быть абсолютным и единственным
собственником всей земли страны. Почти такое же положение
имело бы место в том случае, если бы земля
принадлежала столь узкому кругу людей, что они могли действовать
сообща, как один человек, и поступали бы так,
устанавливая размеры ренты путем соглашения между собой. Но до
сих пор неизвестно, чтобы такое положение где-либо
существовало; и единственным из возможных положений
остается положение свободной конкуренции,
предполагающее, что землевладельцы должны быть — как это и есть в
действительности — слишком многочисленны для того,
чтобы объединиться.
§ 2. Предмет, имеющийся в ограниченном количестве,
все равно является монополизированным предметом, хотя
бы его владельцы и не действовали согласованно. Но, даже
будучи монополизированным, предмет, являющийся даром
природы и не требующий в качестве условия своего
существования затрат труда или средств при наличии
конкуренции между людьми, располагающими им, приобретет
какую-то стоимость только в том случае, если он имеется
в количестве, не удовлетворяющем спрос. Если бы для
возделывания потребовалась вся территория страны, то
вся имеющаяся в стране земля могла бы приносить ренту.
Но ни в одной стране любой величины потребности
населения не создают необходимости в том, чтобы вся
пригодная для обработки земля была непременно возделана.
Продовольствие и другие сельскохозяйственные продукты, в
которых нуждаются люди и за которые они готовы и в
состоянии заплатить ту или иную цену, всегда можно
получить, и не возделывая всю землю, а иногда возделывая
не более, чем малую ее часть, причем на ранних стадиях
существования общества люди отдают предпочтение тем
землям, которые легче всего поддаются обработке \ а на
стадиях более высокого общественного развития —
наиболее плодородным или наиболее удобно расположенным.
Следовательно, всегда имеются какие-то земли, которые
при существующих обстоятельствах не приносят ренты;
[Это предложение внесено в 6-е издание (1865 г.).]
J5J

и никогда ни один участок земли не приносит ренту, если
только участок этот не относится к тем наиболее выгодным
в смысле плодородия или местоположения категориям
земли, площади которых недостаточны для удовлетворения
имеющегося на них спроса, — если этот участок нельзя
заставить производить любой необходимый обществу
продукт иначе, чем на условиях еще менее выгодных, чем те,
что сопряжены с обращением к не столь благодатным
землям.
Есть земли, подобные аравийским пустыням, которые
при любых затратах труда не принесут никакого урожая;
и есть земли, подобные тяжелым песчаным почвам наших
пустошей, которые и произвели бы какую-то продукцию,
но в количествах, при нынешнем состояпии этих почв
недостаточных для покрытия издержек производства этой
продукции. До тех пор пока к таким землям не будет
применена химия каким-то образом, который еще
предстоит изобрести, их нельзя возделывать в целях
извлечения прибыли, если только кто-нибудь не займется
созданием — в прямом смысле этого слова — почвы, рассеивая
по поверхности неплодородных участков отсутствующие в
их земле ингредиенты или перемешивая их с
имеющимися в этой земле веществами. Если пригодные для этой цели
иняредиенты залегают под почвенным слоем или
находятся где-нибудь поблизости, улучшение даже самых
малообещающих участков может оказаться выгодным
предприятием; но если ингредиенты эти дороги и их
приходится привозить издалека, то, как предприятие, начатое
в расчете на получение прибыли, улучшение почв редко
будет удачным делом, хотя иной раз «магия
собственности» и даст желаемый результат. Землю, из которой,
скорее всего, нельзя извлечь прибыль, земледельцы иногда
возделывают в убыток себе, частично удовлетворяя свои
нужды за счет других источников дохода. Так поступают
бедняки, а также некоторые монастыри ж
благотворительные учреждения, к которым можно причислить
бельгийские колонии для бедных. Самой худшей землей, какую
можно возделывать ради извлечения средств к
существованию, является такая земля, урожаи с которой только
возмещают семена, посеянные для производства этих
урожаев, и продовольствие, потребляемое обрабатывающими
эту землю тружениками, а также теми, кого д-р Чалмерс
называет помощниками этих тружеников, — т. е. работни-
152

Ками, труд которых требуется для обеспечений
земледельцев орудиями и остальными предметами жизненной
необходимости. Ответ на вопрос о том, может ли данный участок
земли произвести объем продукции больше указанного
количества, лежит за пределами политической
экономии, являясь фактом материального порядка. Согласно
исходному предположению, произведенный на такой
земле продукт не оставляет никакой прибыли, да и
произведшие этот продукт работники не получают ничего, кроме
количества продукта, позволяющего им удовлетворить
свои насущные потребности; следовательно, эту землю
могут возделывать только сами трудящиеся на ней люди—
иначе возделывание этой земли обязательно сопряжено
с денежными убытками и a fortiori (тем более) в любом
случае исключает существование ренты. Самой плохой
землей, какую можно возделывать, рассматривая
возделывание земли как способ капиталовложения, является
земля, урожаи с которой, возместив затраченные для их
производства семена, не только обеспечивают
пропитанием сельскохозяйственных рабочих и их помощников, но
и дают им общепринятую заработную плату, которая по
своей величине иногда бывает даже намного больше того,
что необходимо для удовлетворения самых насущных
потребностей рабочих. Кроме того, эта земля должна дать
людям, которые авансировали этим двум группам рабочих
их заработную плату, излишек продукта, по стоимости
равный той прибыли, на получение которой они могли
рассчитывать при любом ином использовании своего
капитала. Может ли данный участок земли принести нечто
большее, будет зависеть не толь|ко от физических условий, но
отчасти также от рыночных цен на сельскохозяйственную
продукцию. Величина прибыли, какую данная земля
может дать рабочим и капиталисту сверх того, что прокормит
всех тех, кто прямо или косвенно участвует в ее обработке,
зависит, разумеется, от того, по каким ценам можно
продать остаток продукта. Чем выше рыночные цены на
сельскохозяйственную продукцию, тем хуже могут быть
почвы, на которые распространяется земледелие, не нарушая
получение обычной нормы прибыли на капитал,
используемый в сельском хозяйстве.
Впрочем, поскольку плодородие земли — как и
доступность различных земельных участков, т. е. их удаленность
от рынков, — изменяется постепенными, почти незаметны-
153

ми переходами и поскольку имеются земли настолько
бесплодные, что при любых ценах на сельскохозяйственные
продукты полученные с этих земель урожаи не окупят
их возделывание, то очевидно, что, каковы бы ли были
цены, в любом обширном районе непременно есть какие-то
угодья, которые при текущих ценах дадут продукции
как раз столько, чтобы земледельцы смогли получить
заработную плату, а капиталист — прибыль по обычной
норме, и не более того. Поэтому до тех пор, пока цены
не поднимутся еще выше или пока благодаря
некоторому улучшению данные участки земли не станут
плодороднее, эти участки не могут давать какой-либо ренты.
Однако очевидно, что общество испытывает потребность в
продукции с земель того рода, ибо если бы для
удовлетворения потребностей общества хватало продукции,
получаемой с земель более плодородных или лучше
расположенных, то цены на сельскохозяйственную продукцию не
поднялись бы настолько высоко, что и возделывание менее
благодатных участков стало приносить прибыль. Поэтому
такие участки будут возделывать; и мы можем
сформулировать своего рода принцип, гласящий, что, до тех пор
пока какие-то имеющиеся в стране, пригодные для
земледелия и не изъятые из его сферы в силу юридических
или иных искусственных препон не возделываются, самые
плохие (в смысле и плодородия, и расположения) земли
из тех, что уже возделываются, не приносят никакой
ренты.
§ 3. Итак, если та часть возделываемой земли, которая
приносит минимальную отдачу на затраченные при ее
обработка труд и капитал, дает всего лишь обычную
прибыль на капитал, ничего не оставляя для уплаты ренты,
то мы получаем мерило, позволяющее оценивать
величину ренты, которую принесут все прочие земли. Любой
участок земли приносит настолько больше обычной
прибыли на капитал, насколько этот участок дает больше, чем
самый скверный из возделываемых участков. Этот
излишек и составляет то, что фермер в состоянии уплатить
владельцу занимаемой им земли в виде ренты. Если бы
фермер не уплатил этого излишка землевладельцу, то
получил бы прибыль по более высокой, чем обычно, норме
и конкуренция других капиталистов, та конкуренция,
которая уравнивает нормы прибыли, получаемой на раз-
154

пые капиталы, дала бы землевладельцу возможность
присвоить этот излишек. Следовательно, (рента, которую
принесет любой участок земли, есть положительная разпица
между полученным с этого участка продуктом и тем
доходом, который принес бы тот же самый капитал, будь он
использован на возделывание самой худшей из
обрабатываемых земель. Эта величина не является предельной
величиной арендных платежей, уплачиваемых
испольщиками или коттерами, да ее никогда и не считали пределом
рент, выплачиваемых этими двумя категориями
земледельцев. Но это предельная величина рент, уплачиваемых
фермерами. Ни один участок земли, сданный в аренду
фермеру-капиталисту, не будет приносить большей ренты
в течение сколько-нибудь продолжительного времени,
а если сданная в аренду фермеру-капиталисту земля
приносит меньшую ренту, то это происходит потому, что
землевладелец отказывается от части платежа, которую он
при желании мог бы получить.
Такова теория ренты, которая впервые была
выдвинута в конце прошлого века Андерсоном и которая осталась
тогда не замеченной; 20 лет спустя она была почти
одновременно открыта заново — Эдуардом Вестом, Мальтусом
и Рикардо. Это одна из основных теорий политической
экономии, и до тех пор, пока она не была усвоена, нельзя было
дать и логичного объяснения многим наиболее сложным
явлениям, наблюдаемым в сфере производства.
Справедливость теории ренты приобретет гораздо большую ясность
тогда, когда мы обратимся к выявлению законов,
присущих понятиям стоимости и цены. До тех пор пока это не
сделано, нельзя избавить эту теорию от всевозможных
возражений или дать людям, которые прежде не были
знакомы с проблемой ренты, нечто большее, чем просто общее
представление о рассуждениях, посредством которых
выведена эта теорема. Впрочем, на некоторые из обычно
выдвигаемых против вышеизложенной теории возражений
даже настоящая стадия нашего исследования позволяет
дать полный ответ.
Кое-кто отрицает тот факт, что может существовать
возделываемая земля, которая пе приносит ренты,
поскольку (как утверждают) землевладельцы не
позволили бы занимать принадлежащие им земли бесплатно.
Люди, делающие какой-то акцепт на этом обстоятельстве как
на возражении против вышеизложенной теории ренты,
155

должно быть, думают, что земли того качества, при
котором урожаи как раз покрывают издержки возделывания
этих земель, лежат вместе, крупными массивами,
обособленно от земель сколько-нибудь лучшего качества. Если
все земли какого-нибудь поместья такого же или худшего
качества, то вполне вероятно, что владелец этого поместья
не станет предоставлять свою землю в бесплатное
пользование; возможно, владелец поместья (если он богат)
предпочтет оставить свои владения для иных целей —
например, для всевозможных прогулок, для парка или для
охоты. Ни один фермер не смог бы предложить владельцу
этого поместья какой-нибудь платы за аренду земли в
целях ее возделывания, хотя кое-что и можно было бы
получить за использование этой земли в качестве
естественного пастбища или за иной продукт, который эта земля
производит сама, без затрат труда и средств. Но даже и такая
земля не останется непременно невозделанной. На ней
может вести хозяйство сам ее владелец, что нередко
случается даже в Англии. Отдельные участки такой земли могут
быть предоставлены в качестве наделов во временное
пользование семьям трудящихся — либо по филантропическим
мотивам, либо с целью экономии средств, поглощаемых
налогом в пользу бедных; кроме того, землевладелец
может разрешить поселенцам занимать его земли без
уплаты ренты в надежде на то, что когда-нибудь в
будущем его земли приобретут ценность благодаря их труду.
Оба эти случая встречаются очень часто. Таким образом,
даже если какое-то поместье полностью состоит из тех
самых плохих земель, которые можно еще возделывать, то
эти земли вовсе не обязательно должны оставаться
невозделанными потому, что не приносят ренту. Однако плохие
земли обычно не занимают целиком площадь в
несколько квадратных миль — они рассеяны тут и там,
вперемежку с участками более плодородной земли, и тот же
человек, который арендует хорошую землю, вместе с нею
получает и плохие участки, с которыми эта хорошая земля
перемежается. Арендатор платит ренту — номинально за
всю площадь своего хозяйства, но фактически эта рента
исчислена по продукту, производимому лишь на тех
участках арендуемой земли (сколь малую часть общей
арендуемой площади ни составляли бы они), которые позволяют
получить более высокую, чем обычная, норму прибыли на
капитал, затраченный на их возделывание. Таким образом,
156

с научной точки зрения, утверждение о том, что остальные
части арендуемой земли не приносят ренту, остается
справедливым.
§ 4. Но предположим, что указанное возражение не
лишено некоторой справедливости, с чем, однако, ни в
коем случае нельзя согласиться. Допустим, что спрос
общества на продовольствие взвинчивает цены на продукты
питания до такого уровня, при которой издержки
производства этих продуктов на почвах определенного качества
вознаграждаются, и тем не менее оказывается, что все
земли данного качества остаются невозделанными из-за
упрямства их владельцев, требующих за аренду таких
земель ренту не номинальную, не пустячную, но
достаточно обременительную для того, чтобы составлять
существенную статью расхода в расчетах фермера. Что
произошло бы в таком случае? Только то, что в течение
известного времени увеличение производства
сельскохозяйственной продукции, потребность в котором
обусловлена нуждами общества, достигалось бы не за счет
расширения возделываемых площадей, но всецело за счет
увеличения затрат труда и капитала на обработку уже освоенных
для земледелия площадей.
Мы уже видели, что при неизменности всех прочих
условий это увеличение затрат всегда сопровождается
пропорциональным снижением доходов на вкладываемый
в земледелие капитал. Исключим допущение о том, что
как раз в этот момент сделано какое-то новое, касающееся
сельского хозяйства изобретение или что благодаря
внезапному распространению сельскохозяйственных
навыков и знаний изобретения, уже частично используемые,
именно в этой ситуации, получают более широкое
практическое применение. Мы должны предположить, что, кроме
увеличения спроса на зерно и обусловленного этим
увеличением роста цен, никаких иных изменений не
происходит. Рост цен позволяет в целях увеличения производства
зерна принять меры, которые нельзя было с выгодой
осуществить при прежних ценах. Фермер использует более
дорогие удобрения или удобряет ту землю, которую
оставлял прежде обогащаться естественным путем;
обеспечивает доставку издалека извести или мергеля для
удобрения почвы или более тщательно разрыхляет и
пропалывает землю; осушает, об-водняет или наращивает
157

почвенный слой на тех участках арендуемой земли,
возделывание которых при прежних ценах не окупило бы
этих операций, и т. д. Все эти меры — или некоторые из
них — предпринимаются тогда, когда при росте
потребностей в продовольствии земледелие лишено возможности
распространяться на новые, еще не освоенные земли. А в
тех случаях, когда дан импульс к получению большего
объема продукта с земли, фермер или предприниматель,
занимающийся улучшением почв, будут учитывать лишь
одно обстоятельство — возместятся ли сделанные им
затраты на улучшение земли с обычной нормой прибыли,
пренебрегая вопросом о том, останется ли какой-то
излишек для уплаты ренты с этих участков. Поэтому даже
если бы положение, гласящее о том, что никогда не бывает
какой-либо возделываемой земли, за которую не
уплачивали бы ренты, причем в размере, заслуживающем того,
чтобы его принимали во внимание, было истинным, то тем не
менее оставалось бы также истинным утверждение о том,
что всегда существует какой-то вложенный в сельское
хозяйство капитал, который не приносит ренты,
поскольку норма прибыли, получаемой с этого капитала, равна
обычпой, нисколько не превышая ее; капитал этот
является той частью используемого в сельском хозяйстве
капитала, которая была вложена в эту сферу в последнюю
очередь, — той частью, благодаря которой достигнуто
последнее увеличение сельскохозяйственного продукта,
или (выразим сущность дела одной фразой) той частью
используемого в сельском хозяйстве капитала, которая
применена при наименее благоприятных обстоятельствах.
Но та же величина спроса и те же цены, которые
позволяют этой наименее производительной части капитала
только возмещаться, принося обычную прибыль, позволяют
любой другой части используемого в сельском хозяйстве
капитала приносить избыток прибыли, пропорциональный
преимуществам, которыми эта часть капитала обладает по
сравнению с наименее производительной его частью.
И этот избыток как раз и составляет то, что
землевладелец может присвоить благодаря конкуренции. Величина
ренты, взимаемой со всей земли, соответствует величине,
на которую доход, получаемый со всего используемого в
сельском хозяйстве капитала, превышает доход,
необходимый для восполнения затрат капитала с получением
обычной нормы прибыли, или, другими словами, тот доход,
158

который принес бы весь используемый в сельском
хозяйстве капитал, будь он использован при столь же
невыгодных обстоятельствах, при каких применяется наименее
производительная его часть, независимо от того, чем
обусловлена минимальная производительность этой части
капитала — тем ли, что ее прилагают к самым
неблагодатным почвам, или же тем, что ее применяют для получения
большего объема продукции с земли, которая на более
выгодных условиях уже дала столько продукции, сколько
могла дать.
Я не утверждаю, что в любом конкретном случае
факты с абсолютной точностью соответствуют этому или
любому другому научному принципу. Никогда нельзя
забывать о том, что истины политической экономии имеют
только общее значение: они так же достоверны, как и
выводы точных наук, но не так определенны, как
последние 2. Например, утверждение о том, что фермер не станет
возделывать землю и затрачивать капитал, если труд и
затраты принесут ему прибыль меньше нормальной, не
является абсолютно верным. Фермер рассчитывает
получить нормальную прибыль на основную часть своего
капитала. Но если фермер связал судьбу со своей фермой, раз
и навсегда обменяв свое искусство и усилия на то, что эта
ферма принесет ему, то он, вероятно, с готовностью
потратит капитал на ведение своего хозяйства любым
(сулящим немедленную прибыль) способом, который даст
ему избыточную прибыль, сколько угодно малую, но
превышающую стоимость его рискованной операции и
процент, который он должен уплатить за использование
капитала, если капитал этот получен им в кредит, или который.,
если это собственный капитал фермера, он сам получил бы
на этот капитал при ином его применении. Но уже фермер,
вновь заключающий договор об аренде, ведет свои расчеты
иначе и не пойдет на риск, если не надеется на получение
прибыли по полной обычной норме на весь капитал,
который он намеревается пустить в дело3. Опять-таки и цены
в течение срока действия договора об аренде могут
колебаться в каких-то пределах, будучи выше или ниже тех
цен, на которые рассчитывали стороны при заключении
договора об аренде, и потому рента может стать либо чрез-
2 [Эта разъясняющая фраза внесена в 6-е издание (1865 г.).]
3 [Это предложение внесено в 3-е издание (1852 г.).]
159

мерной, либо недостаточно высокой; и даже тогда, когда
невыгодный фермеру договор об аренде истекает,
землевладелец может проявить нежелание пойти на
необходимое сокращение ренты и фермер может скорее дать
согласие по-прежнему платить слишком высокую рейту,
нежели бросить занимаемую землю и искать ферму в другом
месте. Мы должны постоянно иметь в виду аномалии,
подобные указанным; в политической экономии
невозможно вывести общие теоремы, объемлющие то сплетение
обстоятельств, которое может повлиять на результат в
каком-нибудь частном случае. Далее, когда фермеры,
располагающие лишь небольшим капиталом, занимаются
земледелием скорее ради получения средств к пропитанию,
нежели ради извлечения прибыли и не помышляют о том,
чтобы бросить свои хозяйства, если последние позволяют
им кормиться, уплачиваемые фермерами ренты по своему
характеру сближаются с арендными платежами коттеров,
и конкуренция (если численность конкурентов превышает
количество сдаваемых в аренду ферм) может поднять
ренты сверх той величины, при которой фермер получит
обычную норму прибыли на свой капитал. Законы, которые мы
в состоянии сформулировать в отношении ренты,
прибыли, заработной платы и цен, справедливы лишь
постольку, поскольку заинтересованные люди, свободные от
влияния любых мотивов, за исключением тех, что обусловлены
общими обстоятельствами конкретного случая, и при этих
обстоятельствах руководствуются обычной меркантильной
оценкой прибылей и убытков. Если применить это
двоякое предположение к случаю с фермерами и
землевладельцами, то окажется справедливым утверждение о том, что
фермер требует обычной нормы прибыли на весь свой
капитал; что весь доход, какой бы ни принес ему этот
капитал сверх нормальной прибыли, фермер обязан
уплатить землевладельцу, но не согласится платить больше;
что некоторая часть используемого в сельском хозяйстве
капитала применяется при таких обстоятельствах ведения
производства, какие позволяют этой части капитала
приносить всего лишь нормальные прибыли, и что разница
между продуктом, который произведен при помощи этой
части капитала и любой другой сходной по величине части
капитала, используемого в сельском хозяйстве, является
мерой дани, которую под названием «рента» эта другая
часть капитала может принести и принесет землевладель-
160

цу. Это и составляет закон ремы — настолько близкий к
истине, насколько это возможно для такого закона; хотя в
конкретных случаях действие этого закона, разумеется,
изменяют и нарушают неопределенность, остающуюся при
заключении соглашений об аренде, просчеты отдельных
лиц, влияние обычая и даже своеобразие чувств и
склонностей людей, участвующих в арендных отношениях.
§ 5. Часто делают еще одно замечание, рассмотрение
которого нельзя здесь опустить, хотя я думаю, что этому
замечанию придали большую важность, чем оно того
заслуживает. Обычно в то, что называют рентой, включают
многие платежи, являющиеся вознаграждением не за
производительные силы самой земли, а за капитал,
затраченный на землю. По мнению некоторых авторов, ту
дополнительную ренту, которую приносит земля вследствие
этого расхода капитала, следует рассматривать не как ренту,
но как прибыль. Но прежде чем с этим можно будет
согласиться, надлежит провести разграничение понятий.
Ежегодный платеж арендатора почти всегда включает
в себя компенсацию за пользование возведенными на
ферме постройками — не только амбарами, хлевами и другими
хозяйственными постройками, но и жилым домом, не
говоря уже об изгородях и т. п. За все это землевладелец будет
требовать, а арендатор платить такую сумму, какая
считается достаточной для того, чтобы принести нормальную
прибыль или, скорее (не примем во внимание в данном
случае риск и хлопоты землевладельца), нормальный про-»
цент на стоимость строений, т. е. не на ту стоимость, в
какую обошлось возведение этих построек, а на ту, в
какую ныне обошлось бы возведение других, равно хороших
построек. Кроме того, арендатор обязан оставить эти
постройки в столь же исправном состоянии, в каком нашел
их, вступая в права аренды, ибо в противном случае с него,
разумеется, востребовали бы платеж гораздо более
крупный, нежели простой процент. Эти постройки являются
предметами настолько же отличными от фермы, насколько
отличны от фермы находящиеся на ней скот или лес; и
плату, взыскиваемую за пользование постройками, не
более позволительно называть земельной рентой, чем можно
было бы называть таким образом плату за пользование
скотом, если бы существовал обычай, в соответствии с
которым землевладелец должен был бы обеспечивать скотом
11 Заказ № 522
161

сдаваемую в аренду ферму. Постройки, как и скот,
являются капиталом, постоянно потребляемым и
воспроизводимым; и все платежи, вносимые в качестве
возмещения за использование этого капитала, являются,
собственно говоря, процентом.
Но что касается капитала, фактически вложенного в
улучшения земли, капитала, который не требует
периодического обновления, но раз и навсегда затрачен на то,
чтобы навечно придать земле более высокую
производительность, то мне представляется, что доход на такой
капитал полностью утрачивает характер прибыли и
подчинен принципам ренты. Действительно, землевладелец не
станет затрачивать свой капитал на улучшение поместья,
если не рассчитывает получить благодаря этим
улучшениям такое увеличение дохода, которое превосходило бы
величину процента на израсходованный таким образом
капитал. Это увеличение дохода в перспективе можно,
пожалуй, рассматривать как прибыль; но если расходы уже
осуществлены, а улучшения сделаны рентой, получаемой
с улучшенной земли, управляют те же правила, какие
регулируют ренту, получаемую с земли, не
подвергавшейся улучшениям. Одинаково плодородные земли приносят
равные ренты, независимо от того, является ли
плодородие этих земель естественным или приобретенным; и я не
могу согласиться, что доходы людей, владеющих землями
на Бедфордской низменности или равнинах
Линкольншира, следует называть прибылью, а не рентой, потому
что эти земли почти ничего не стоили, пока на их
улучшение не был затрачен капитал. Их собственники
являются не капиталистами, а землевладельцами; они
расстались со своим капиталом; их капитал потреблен,
уничтожен и не возвращается к этим людям за счет
производимого им цродукта, как возвращается к своему владельцу
капитал фермера или промышленника, да и не должен
возвращаться. Вместо капитала эти люди обладают теперь
землей определенного плодородия, приносящей такую же
ренту и под влиянием тех же причин, как если бы этой
земле изначально была присуща та степень плодородия,
какую ей придали искусственно.
Некоторые авторы, в частности Г. Ч. Кэри, отрицают—
еще более решительно, чем это попытался сделать я, —
различие между этими двумя источниками ренты,
отвергая один из них вообще и считая всю ренту результатом
162

затрат капитала. В доказательство Кэри утверждает, что
вся денежная стоимость всей земли в любой стране —
например, в Англии или Соединенных Штатах — не
достигает величины, хоть сколько-нибудь приближающейся
к сумме, которая затрачена или которую необходимо было
бы затратить теперь для того, чтобы довести страну от
состояния первобытного леса до ее нынешнего состояния.
Это поразительное заявление подхвачено Бастиа4 и дру1
гими авторами как средство, дающее возможность
привести в защиту земельной собственности доводы более
сильные, чем любые иные. В своем очевидном смысле
утверждение Кэри равносильно заявлению о том, что если бы к
имеющимся в Англии землям вдруг прибавилась какая-то
площадь пеосвоенных земель, равных по своему
естественному плодородию уже освоенным, то жителям Англии не
стоило бы заниматься освоением этих земель, потому что
прибыли с затраченного на такое освоение капитала не
равнялись бы нормальному проценту на этот капитал.
Если предположить, что на это утверждение требуется
дать какой-то ответ, то было бы достаточно заметить, что
в Англии постоянно осваивают для возделывания земли,
по качеству не равные уже возделанным, но гораздо хуже
их, и что впоследствии для полного возмещения затрат
достаточно возрастающей ренты за небольшое число лет.
Ко всему прочему изложенная выше доктрина полностью
противоречит экономическим воззрениям самого Кэри.
Нет человека, который энергичнее Кэри отстаивает ту
бесспорную истину,' что в обществе по мере роста населения,
богатства и прогресса в деле объединения труда стоимость
земли и цена на нее постоянно возрастают. Это
положение не могло бы, однако, быть истинным, если бы
нынешняя стоимость земли была меньше затрат, понесенных на
то, чтобы расчистить эту землю и сделать ее пригодной
для возделывания, ибо такова должна быть стоимость
земли немедленно после ее расчистки, а с тех пор, как
признает Кэри, стоимость земли постоянно возрастает.
Однако, когда Кэри утверждает, что вся земля любой
страны не стоит ныне того капитала, который
израсходован на нее, он не имеет в виду того, что каждое отдельное
4 [Упоминание о Бастиа внесено в 3-е издание (1852 г.).
Остальная часть этого абзаца и следующий абзац приобрели свой
нынешний вид окончательно лишь в 6-м издании (1865 г.).]
!!•
163

земельное владение стоит меньше средств, вложенных в
его улучшение, и что для собственников поместий
улучшение земли в конечном итоге явилось просчетом. Он имеет
в виду не то, что всю землю Англии нельзя было бы теперь
продать по стоимости вложенных в нее средств, но то, что
ее нельзя было бы цродать за эту сумму плюс затраты на
прокладку дорог, каналов и железных дорог. Вероятно,
так оно и есть, но это утверждение не более относится к
делу и не более важно для политической экономии, чем
заявление о том, что земли Англии нельзя было бы
продать по стоимости, слагающейся из сумм, которые
вложены в эти земли, и национального долга или издержек на
ведение войн с революционной Францией или любых иных
расходов, понесенных ради действительной или мнимой
пользы общества. Каналы, шоссейные и железные дороги
были сооружены не для того, чтобы придать земле
ценность, — напротив, их естественным результатом стало
снижение стоимости земли, ибо они сделали доступными
другие, способные к конкуренции земли; и
действительно, именно по этой цричине землевладельцы южных
графств обращались в парламент с петициями,
направленными против строительства шоссейных дорог.
Улучшение путей сообщепия имеет тенденцию снижать
существующие ренты, подрывая монополию земель,
лежащих на минимальном расстоянии от мест сосредоточения
больших масс потребителей. Дороги и каналы
предназначены не для того, чтобы увеличивать стоимость той земли,
которая уже снабжает рынки, но для того, чтобы (наряду
с другими целями) удешевить снабжение, открыв доступ
на рывки продукции, получаемой на других, более
удаленных землях; и с чем большим эффектом достигнута эта
цель, тем ниже будет рента. Если бы можно было
вообразить, что железные дороги и каналы в Соединенных
Штатах, вместо того чтобы только удешевлять сообщение,
выполнили бы свою функцию настолько эффективно, что
полностью уничтожили бы стоимость перевозки и
позволили бы продукту, произведенному в Мичигане, достигать
нью-йоркского рынка столь же быстро и дешево, как
достигает этого рынка продукт, произведенный в
Лонг-Айленде, то стоимость всей земли Соединенных Штатов (за
исключением такой земли, местоположение которой
делает ее удобпой для строительства) была бы уничтожена,
или, точнее, самая лучшая земля продавалась бы за сум-
164

му, равную затратам на ее расчистку и установленному
правительством налогу в 1,25 долл. за а!кр, поскольку е
такими расходами можно было бы завладеть в
неограниченном количестве землей в Мичигане, которая по своим
качествам равна лучшим землям в Соединенных Штатах.
Но странно то, что Кэри счел этот факт несовместимым с
теорией ренты, выдвинутой Рикардо. Если согласиться с©
всеми утверждениями Кэри, то все-таки остается
справедливым, что, пока есть земля, не приносящая ренты, земля,
которая приносит ренту, дает ее вследствие некоторого
имеющегося у нее преимущества, в смысле плодородия
или близости к рынкам, и что мера этого преимущества
является также и мерой ренты. Причиной же того, что эта
имеющая преимущества земля приносит ренту, является
то, что земля эта обладает естественной монополией;
количества земли, находящейся в таких же благоприятных
условиях, недостаточно для удовлетворения потребностей
рынка. Эти положения составляют теорию ренты,
изложенную Рикардо, и если они справедливы, то я не могу
понять, почему такое большое значение имеет
обстоятельство: больше или меньше рента, приносимая землей в
настоящее время, чем проценты с капитала, который был
вложен в эту землю для увеличения ее стоимости, вместе
с процентами на тот капитал, который был затрачен для
понижения ее стоимости.
Впрочем, высказанное Кэри возражение несколько
остроумнее обычно встречающихся доводов против теории
ренты, теории, которую можно назвать pons asinorum
(«мост для ослов») политической экономии, ибо я склонен
думать, что с ней должен согласиться всякий, хорошо
понявший ее. Весьма примечательны неясность и неточность
понимания теории ренты, обнаруживаемые людьми,
стремящимися ее опровергнуть. Например, многие
приписывают теории Рикардо нелепость, потому что нелепо
утверждать, будто бы возделывание худших земель служит
причиной получения также ренты с земель лучшего
качества. Рикардо же утверждает, что причиной, вследствие
которой хорошие земли приносят ренту, является не
возделывание земель худшего качества, а необходимость в их
возделывании, обусловленная недостатком хороших земель
для обеспечения продовольствием возрастающего
населения; между тем, что Рикардо сказал в действительности,
и тем, что ему приписывают, разница йе меньше, чем меж-
165

Ду спросом и предложением. Другие противники Рикардо
безосновательно выдвигают в качестве возражения
против его теории утверждение о том, что, если бы вся земля
была одинаково плодородна, она все равно могла, бы
приносить ренту. Но Рикардо и говорит именно то же самое.
Он утверждает, что если бы все земли были одинаково
плодородны, то те из них, которые расположены ближе к
рынку сбыта своей продукции и потому в меньшей степени
обремененные издержками перевозки продукции,
приносили бы ренту, эквивалентную этому преимуществу; и что
землей, не приносящей ренты, тогда была бы не
наименее плодородная, а наименее выгодно расположенная
земля, которая все-таки должна была бы обрабатываться для
удовлетворения потребностей общества. Столь же
очевидно, что частью учения Рикардо является и положение о
том, что если предположить одинаковую плодородность
всей земли какой-либо страны, то, даже не касаясь
различий в расположении земель, все они будут приносить
ренту при определенном условии, а именно в том случае, если
спрос общества требует, чтобы всю землю возделывали
до такой степени, по достижении которой дальнейшее
приложение капитала начнет сопровождаться
пропорционально меньшими доходами. Невозможно доказать, что
вся земля какой-либо страны может приносить ренту еще
при каких-нибудь иных условиях, за исключением,
конечно, случаев насильственного вымогательства 5.
§ 6. После этого обзора свойств и причин ренты
вновь вернемся к вопросу о прибыли и рассмотрим снова
одно из положений, изложенных в предыдущей главе. Там
мы говорили, что предварительные затраты капиталиста—
или, другими словами, издержки производства — состоят
единственно из заработной платы, что вся та часть этих
затрат, которую не составляет заработная плата, является
прибылью, выплаченной вперед, а все, что не составляет
выплаченной вперед прибыли, — есть заработная плата.
Однако, поскольку рента представляет собой элемент,
который невозможно свести ни к прибыли, ни к заработной
плате, мы должны были предположить тогда, что капита-
Б [Так начиная с 5-го издания (1862 г.). В более ранних
изданиях этот абзац заканчивался предложением: «Трудно доказать,
что вся земля какой-либо страны может приносить ренту еще при
каких-нибудь иных условиях».]
166

листу не приходится платить ренту, т. е. отдавать
эквивалент за пользование соответствующим естественным
фактором. Я обещал доказать в соответствующем месте,
что т^кое предположение допустимо и что рента
действительно не образует какой-либо части издержек
производства или предварительных затрат капиталиста. Теперь
очевидны основания, на которых было сделано это
утверждение. Действительно, все фермеры-арендаторы и
многие другие категории производителей платят ренту. Но
теперь нам понятно, что любой человек, обрабатывающий
землю, платя за нее ренту, получает взамен этой ренты
орудие, по силе своей превосходящее другие орудия того
же рода, за которые рента не платится. Превосходство
этого орудия находится в прямой и точной пропорции к
размерам ренты, уплачиваемой за пользование им. 'Если
бы у весьма немногих людей были паровые машины,
мощность которых превосходила бы мощность всех прочих
существующих паровых машин, но количество их
вследствие физических законов было бы ограниченно и не
удовлетворяло бы имеющийся на эти машины спрос, то ренту,
которую промышленник охотно платил бы за пользование
одной из таких паровых машин, нельзя было бы
рассматривать как увеличение в его расходах на производство.
Потому что, пользуясь этой машиной,
промышленник сэкономил бы на других издержках эквивалент той
суммы, в которую обошлось ему пользование этой
машиной, без нее он не смог бы выполнять такой объем работы
иначе, как ценой дополнительных затрат, равных величине
ренты. То же самое справедливо и в отношении земли.
Действительными издержками производства являются те
издержки, которые приходится нести при возделывании
самых скверных земель или при использовании капитала
в наименее благоприятных обстоятельствах. Такие земли
или такой капитал, как мы видели, не приносят ренты; но
издержки, с которыми связано ведение хозяйства в
наименее благоприятных условиях, являются причиной, в
силу которой все прочие земли или остальной используемый
в сельском хозяйстве капитал подчинены эквивалентным
расходам в форме ренты. Всякий, кто платит ренту,
получает за нее ее полную стоимость в виде дополнительных
преимуществ, и уплачиваемая им рента не ставит его в
положение худшее, чем положение тех его собратьев по
производству, которые не платят ренту, но располагают
167

Орудием меньшей эффективности; рента всего лишь
уравнивает их положение.
Итак, мы завершили изложение законов,
регулирующих распределение продукта земли, труда и (капитала, в
той мере, в какой возможно рассматривать эти законы
независимо от способа, посредством которого
осуществляется распределение в цивилизованном обществе, т. е. от
механизма обмена и цен. Более полному разъяснению и
окончательному подтверждению сформулированных нами
законов и выводу из них наиболее важных заключений
должно предшествовать объяснение природы и действия
этого механизма. Это — предмет столь обширный и
сложный, что для рассмотрения его требуется отдельная книга0.
6 [См. Приложение R. «Рента».]

КНИГА HI
ОБМЕН

fЛава t
О СТОИМОСТИ
§ 1. Предмет, к рассмотрению которого мы теперь
собираемся приступить, занимает столь важное и заметное
место в политической экономии, что в представлении
некоторых ученых его границы сливаются с границами самой
науки. Один известный автор предложил называть
политическую экономию «каталлактикой» или наукой об
обмене, другие называли ее наукой о стоимостях. Если бы эти
наименования казались мне логически правильными, я бы
должен был поместить «рассмотрение основных законов
стоимости в начало нашего исследования, не откладывая
его до третьей части; и уже одна возможность столь
долгой отсрочки — достаточное доказательство того, что
подобный взгляд на характер политической экономии
является чересчур ограниченным. Правда, в предшествующих
книгах у нас возникала необходимость преждевременно
коснуться отдельных вопросов теории стоимости, особенно
стоимости труда и земли. Тем не менее очевидно, что из
двух (больших разделов политической экономии:
производство богатства и его распределение — рассмотрение
стоимости связано только с последним, и то лишь в той мере, в
какой средством распределения является конкуренция, а
не установившаяся практика или обычай. Условия и
законы производства остались бы теми же, если бы устройство
общества не зависело от обмена или не допускало его.
Даже при нынешней системе производственной жизни,
при которой занятия подразделяются очень дробно и
вознаграждение каждого занятого в производстве зависит от
цены особенного товара, обмен не является основным
законом распределения продукции, так же как дороги
и кареты вовсе не важные законы движения, а просто
часть оборудования, посредством которого
совершается движение. Смешивать эти представления — значит,
по моему мнению, совершать не только логическую, но и
практическую ошибку. В данном случае мы имеем дело с
ошибкой, слишком распространенной в политической
экономии и состоящей в том, что не различают необходимо-
171

стй, проистекающей из природы вещей, и необходимости
созданной общественным устройством. Эта ошибка, кай
мне кажется, всегда порождает два противоположных
заблуждения: с одной стороны, заставляя политэкономов за:
числять чисто преходящие истины их предмета в состав
его постоянных и универсальных законов, а с другой сто
роны, приводя к тому, что многие по ошибке принимаю?
постоянные законы производства (такие, как законы, н.\
которых основана необходимость сдерживания роста
населения) за временные случайные свойства существующего
общественного устройства, — свойства, которыми те, кто
будет создавать новую систему общественного устройства,
вольны пренебречь.
Однадо при таком состоянии общества, когда
производственная система полностью основана на купле и
продаже и каждый индивидуум поддерживает существование
по большей части не с помощью вещей, в производстве
которых он сам принимает участие, а с помощью вещей,
добытых посредством двойного обмена — продажи, за
которой следует купля, — вопрос стоимости оказывается
основным. Почти любая гипотеза относительно экономических
интересов таким образом устроенного общества
предполагает некую теорию стоимости, и малейшая ошибка в
данном предмете привносит соответствующую ошибку во всо
наши другие выводы, и что-либо смутное или туманное в
нашем понимании стоимости создает путаницу и
неопределенность во всем остальном. К счастью, га законах
стоимости нет ничего, что осталось бы ['1848 г.] выяснить
современному или любому будущему автору; теория этого
предмета является завершенной. Единственная трудность,
которую нужпо преодолеть, состоит в том, чтобы,
формулируя теорию, заранее разрешить главные затруднения,
возникающие при ее применении; и добиться этого можно
только при известной скрупулезности изложения и
изрядной терпеливости читателя. Однако (если он новичок в
Зтих изысканиях) он будет щедро вознагражден легкостью
и быстротой, с которой глубокое понимание этого
предмета позволит ему постичь большинство остальных
вопросов политической экономии.
§ 2. Мы должны начать с определения нашей
терминологии. Адам Смит в одном часто цитируемом отрывке
коснулся наиболее очевидной двусмысленности слова «стои-
172

Мость», которое в одном своем смысле означает полезность,
а в другом — покупательную силу или, по его
собственному выражению, стоимость, проявляющуюся в
употреблении, и стоимость, проявляющуюся в обмене. Но, как
заметил Де Квинси, Адам Смит, поясняя примером это двойное
значение, сам впал в другую двусмысленность. Он говорит,
что предметы, обладающие самой высокой стоимостью,
проявляющейся в употреблении, часто имеют совсем
небольшую стоимость, проявляющуюся в обмене, или вообще
не имеют ее, что справедливо, поскольку то, что может
быть добыто без труда или жертвы, не обладает
стоимостью, как бы полезно или необходимо оно ни было. Но он
добавляет, что предметы с самой высокой стоимостью,
проявляющейся в обмене, как, например, алмаз, могут иметь
малую стоимость, проявляющуюся в употреблении, или
вообще не иметь ее. Это применение слова «употребление»
не в том значении, в котором оно используется в
политической экономии, а в том другом значении, в котором
употребление противопоставляется удовольствию.
Политическая экономия не имеет ничего общего с относительной
оценкой различных видов употребления, которую дает им
философ или моралист. В политической экономии
употребление вещи означает ее способность удовлетворять некое
желание или служить некой цели. Алмазам эта
способность присуща в высокой степени, и, если бы они не
имели ее, у них не было бы никакой цены. Стоимость,
проявляющаяся в употреблении, или, как ее называет Де
Квинси, телеологическая стоимость, представляет крайний
предел стоимости обмена. Меновая стоимость вещи может как
угодно мало уступать стоимости, проявляющейся в
употреблении; но думать, что она может превысить стоимость,
проявляющуюся в употреблении, — значит допускать
противоречие, ведь это предполагает, что ради обладания
вещью люди отдадут больше чем предельную стоимость,
которую они сами назначают ей как средству для
удовлетворения своих наклонностей.
Когда понятие «стоимость» используется без
определения, оно всегда означает в политической экономии
стоимость обмена или, как ее назвали Адам Смит и его
последователи, стоимость способности к обмену (оборот,
который никакие ссылки на авторитеты не могут сделать
хорошо звучащим по-английски). Де Квинси использует
вместо этого безупречный термин «меновая стоимость».
173

Меновую стоимость следует отливать от цены. Понятий
«стоимость» и «цена» использовались как синонимы
ранними политэкономами, и не всегда различаются даже
Рикардо. Но более точные современные авторы, стремясь
избежать расточительного расходования двух хороших
научных терминов на одно понятие, используют понятие
«цена» для выражения стоимости предмета в денежном
отношении — для выражения количества денег, на которое
он будет обменен. Под ценой предмета поэтому мы будем
в дальнейшем понимать его денежную стоимость; под
стоимостью, или меновой стоимостью, предмета — его общую
покупательную силу, власть, которую обладание данным
предметом дает над продаваемыми товарами вообще.
§ 3. Но здесь вновь необходимы определенные
разъяснения. Что подразумевается под властью над товарами
вообще? Один и тот же предмет обменивается на большое
количество одних товаров и на очень малое количество
других. Костюм обменивается на большое количество
хлеба и на очень малое количество драгоценных камней.
Стоимость предмета при обмене на одни товары может расти,
а при обмене на другие падать. Сюртук может быть
обменен в этом году на меньшее количество хлеба, чем в
прошлом году, если урожай был плохим, но на большее
количество стекла или железа, если с этих товаров был снят
налог или в их производство .внедрены
усовершенствования. Нельзя сказать, повысилась или понизилась в этих
условиях стоимость сюртука. Можно только оказать, что
она упала по отношению к одному предмету и возросла: по
отношению к другому. Однако есть другой случай, при
котором любой человек, нисколько не колеблясь, ответит,
как изменилась стоимость сюртука, а именно случай,
когда причиной нарушения меновых стоимостей было что-то
влияющее непосредственно на сюртук, а не на хлеб или
стекло. Предположим, например, что благодаря
изобретению в ткацком оборудовании стало возможным получать
сукно с издержками, вдвое меньшими, чем прежде.
Следствием этого стало бы понижение стоимости сюртука, и
если бы она понизилась по этой причине, то не только по
отношению к хлебу или зерну, но по отношению ко всем
вообще товарам, которые могут быть куплены, исключая
те, на которые в то же время повлияла сходная причина
падения стоимости. Поэтому мы сказали бы, что произо-
174

шло падение меновой стоимости, или общей
покупательной силы, сюртука. Понятие общей меновой стоимости
берет начало из того факта, что действительно
существуют причины, в силу которых предмет склонен менять свою
стоимость при обмене на предметы вообще, т. е. на все
предметы, которые сами не оказались под влиянием
сходно действующих причин.
При научном рассмотрении меновой стоимости
целесообразно отвлечься от действия всех причин, кроме тех,
которые коренятся в самом подлежащем рассмотрению
товаре. Причины, коренящиеся в товарах, с которыми мы
сравниваем данный товар, влияют на его стоимость по
отношению к этим товарам, а причины, коренящиеся в
самом данном товаре, влияют на его стоимость по
отношению ко всем товарам. Чтобы сосредоточить наше
внимание на последних причинах, уместно предположить, что
все товары, кроме данного, сохраняют неизменной свою
относительную стоимость. Когда нам приходится
обсуждать причины повышения или понижения стоимости
зерна, мы предполагаем, что сукно, шелк, ножевые изделия,
сахар, строевой лес и другие товары, хотя и различаются
по покупательной силе по отношению к зерну, сохраняют
неизменными пропорции, в которых они обмениваются
один на другой. При этом допущении любой из них может
быть принят в качестве представителя всех остальных,
поскольку, как бы ни менялась стоимость зерна по
отношению к любому другому товару, она меняется тем же
образом и в той же степени по отношению ко всем
остальным; и повышение или понижение его стоимости,
выраженной в каком-то одном предмете, — это все, что
требуется принимать во внимание. Поэтому его денежная
стоимость или цена будет не хуже прочего представлять его
общую меновую стоимость или покупательную силу и
ради очевидного удобства будет часто использоваться
нами в этом репрезентативном качестве с условием, что у
самих денег не меняется их общая покупательная сила, т. е.
что цены всех остальных предметов, кроме того, который
нам приходится рассматривать, остаются неизменными.
§ 4. Различие между стоимостью и ценой, как мы их
теперь определили, настолько очевидно, что едва ли
нуждается в каком-либо примере. Но в политической
экономии величайшие ошибки возникают из-за того, что не з&~
175

мечаются самые очевидные истины. Сколь ни просто это
различие, оно имеет последствия, с которыми читателю,
несведущему в предмете, было бы неплохо основательно
ознакомиться сразу же. Следующее последствие -- одно из
главных. Существует такое явление, как общее
повышение цен. У всех товаров может повыситься их денежная
ценность. Но общего повышения стоимостей быть не
может. Это логическая несообразность. Стоимость товара Л
может вырасти, только если он станет обмениваться на
большее количество товаров Б или Б, но в этом случае они
должны обмениваться на меньшее количество товаров Л.
Стоимости всех вещей не могут расти по отношению друг
к ДРУгу- Если при определенных условиях стоимость
половины товаров на рыпке повышается, те же самые условия
предполагают падение стоимости другой половины
товаров, и аналогичным образом падение предполагает рост.
Стоимость всех вещей, обмениваемых одна на другую, не
может одновременно упасть или возрасти, так же как не
может каждый из дюжины бегунов обогнать всех
остальных или каждое из сотни деревьев перерасти остальные.
Как бы проста эта истина ни была, сейчас мы увидим, что
она упускается из виду в некоторых самых
распространенных взглядах теоретиков и так называемых практиков.
И в качестве первого примера мы сошлемся на ту
огромную важность, которую в воображении большинства
людей имеет общий рост или падение цен. Оттого что
повышение цены какого-то товара обычно указывает на
повышение его стоимости при всеобщем росте цен, люди
испытывают смутное ощущение, будто у всех вещей
одновременно повысилась стоимость и все владельцы стали богаче.
То обстоятельство, что денежные цены всех вещей могут
расти или падать, при условии что это происходит в
равной мере, не имеет само по себе никаких последствий, не
считая влияния на уже заключенные контракты. Оно не
влияет ни на чью заработную плату, прибыль или ренту.
Каждый получает больше денег в одном случае и меньше
в другом, но не больше и не меньше, чем раньше, из всего
того, что покупается на деньги. Это имеет такое же
значение, как использование большего или меньшего числа
конторок для ведения подсчетов. Единственная вещь,
стоимость которой в данном случае действительно меняется,—
это деньги, и единственно кто оказывается в выигрыше
или проигрыше — это держатели денег или те, кто должен
176

получить или заплатить твердо установленные денежные
суммы. Такого рода изменение имеет одно значение для
получателей ренты и кредиторов и прямо
противоположное для тех, кто обременен рентой или долгами. Короче
говоря, происходит нарушение твердо установленных
денежных соглашений, и это — зло независимо от того,
выигрывает от него должник или кредитор. Но ни на одной
будущей сделке данное обстоятельство не отражается.
Поэтому давайте запомним (а вспоминать об этом нам
придется часто), что общий рост или общее падение
стоимостей является логическим противоречием и что общее
повышение или общее снижение цен всего лишь
равносильно изменению стоимости денег и не имеет никакого
значения, за исключением того, что оно влияет на
существующие соглашения, связанные с получением и выплатой
твердых денежных сумм *, и, следует добавить, того, что
оно влияет на интересы производителей денег.
§ 5. Прежде чем начать исследование законов
стоимости и цепы, я должен сделать еще одно замечание. Мне
следует раз и навсегда предупредить, что я рассматриваю
те случаи, когда стоимость и цены определяются только
конкуренцией. Лишь постольку, поскольку они
определяются подобным образом, их можно свести к
определенному закону, который возможно установить. Нужно исходить
из того, что покупатели столь же усердно стараются
покупать подешевле, как продавцы продавать подороже.
Поэтому стоимости и цепы, к которым применимы наши
выводы, — это коммерческие стоимости и цены; те цены,
которые приводятся в прейскурантах; цены оптовых
рынков, где купля, так же как и продажа, является деловой
операцией; где покупатели не жалеют сил, чтобы узнать,
и обычно действительно узнают, мипимальную цену, по
которой может быть получен товар данного качества, и где
поэтому верна аксиома, что на одном и том же рынке не
может быть двух цен у одного товара одного качества.
Наши утверждения будут верны в гораздо более
ограниченном смысле в отношении розничных цен, цен,
уплачиваемых в магазинах за товары личного потребления. На
такие вещи часто бывает не только две, а множество от-
1 [Последующие слова предложения были добавлены в 6-е из-
дапие (1865 г.).]
12 Заказ tf* 522
177

личных друг от друга цен в разных магазинах или даже
в одном и том же магазине, потому что привычка и случай
значат в этом деле не меньше, чем общие причины.
Покупки для личного потребления осуществляются даже
деловыми людьми не всегда по коммерческому принципу:
чувства, которыми сопровождаются операции по получению
и расходованию дохода, часто бывают чрезвычайно
различны. То ли по лености, то ли по беспечности, или
потому, что люди видят утонченность в том, чтобы платить,
не задавая вопросов, три четверти тех, кто может это себе
позволить, соглашаются на гораздо более высокие цены,
чем необходимо, за вещи, которые они потребляют; в то
время как бедные часто поступают так же по неведению
и недостатку рассудительности, из-за нехватки времени
для поисков и расспросов и нередко по принуждению,
явному или скрытому. Поэтому розничные цены не
подчиняются со всей правильностью, которую можно было бы
ожидать, действию причин, определяющих оптовые цены.
Влияние этих причин сказывается в конечном счете на
розничных рынках и является действительной причиной
таких изменений в розничных ценах, которые имеют
общий и постоянный характер. Но непрерывного или
точного соответствия здесь нет. Ботинки одинаково хорошего
качества в разных магазинах продаются по значительно
различающимся ценам, а цена на кожу может упасть без
того, чтобы более зажиточные покупатели начали меньше
платить за ботинки. Тем не менее цена ботинок иногда
действительно снижается; и, когда это происходит,
причиной тому является всегда какое-то общее условие,
такое, как подешевление кожи; а когда кожа дешевеет, даже
если ничего не меняется в магазинах, посещаемых
богатыми людьми, мастеровой и чернорабочий получают свою
обувь обычно по более низкой цене и происходит
заметное снижение договорных цен, по которым ботивйки
поставляются в работные дома или в полк. Во всех
рассуждениях о ценах должпа подразумеваться оговорка:
«...предполагая, что все стороны заботятся о своих
интересах». Невнимание к этим различиям вело к неправильному
применению абстрактных принципов политической
экономии и еще чаще — к их незаслуженной дискредитации
посредством сравнения с фактами иного рода, чем те, на
основании которых они выведены и которые, как можно
Обкидать, вполне с ними согласуются.
178

ГЛАВА II
ОБ ОТНОШЕНИИ СПРОСА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ
К СТОИМОСТИ
§ 1. Для того чтобы вещь обладала меновой
стоимостью, необходимо соблюдение двух условий. Во-первых,
она должна быть полезна в определенном отношении, т. е.,
как уже объяснялось, способствовать достижению какой-
то цели, удовлетворять какое-то желание. Никто не станет
платить что-то или расставаться с чем-то служащим
какой-либо из его целей, чтобы получить вещь, не пригодную
ни для чего. Во-вторых, вещь должна не только обладать
какой-то полезностью, но и ее получение должно быть
сопряжено с известной трудностью. «Любой товар, —
пишет Де Квинси *, — для получения того искусственного
рода стоимости, который подразумевают под меновой
стоимостью, должен прежде всего выступать средством для
достижения той или иной желаемой цели; и затем, даже
бесспорно обладая этим необходимым свойством, он
никогда не приобретет меновой стоимости в тех случаях,
когда может быть получен даром и без усилий. При этом
два последних условия являются необходимыми
ограничениями, ибо нередко случается, что какой-то желанный
предмет может быть получен безвозмездно; только
наклонись, и можешь собирать его у своих ног; но все же,
поскольку продолжительное1 повторение наклонов требует
утомительных усилий, очень быстро обнаруживается, что,
когда собираешь сам, это практически не безвозмездное
занятие. В обширных лесах Канады время от времени
можно даром собирать огромные количества земляники;
однако наклонное положение и монотонный труд
настолько изнурительны, что всякий вскоре рад передать работу в
наемные руки».
В предыдущей главе отмечалось, что полезность вещи,
как она оценивается покупателем, является крайним
пределом ее меновой стоимости, выше стоимость подняться
не может, и, чтобы она поднялась столь высозю,
требуются особые обстоятельства. Де Квинси прекрасно объяс-
* "Logic of Political Economy", p. 13.
12'
179

йй£т этот вопрос. «Зайдите в какой бы то ни было
Магазин, купите первый попавшийся товар; что будет
определять его цену? В 99 случаях из 100 просто элемент
Т — трудность его приобретения. Другой элемент, П, или
внутренняя полезность, будет совершенно
бездействующим. Пусть вещь, оцениваемая по ее полезным свойствам,
будет с точки зрения ваших целей равноценна 10 гинеям,
так что вы скорее отдадите 10 гиней, чем лишитесь ее,
несмотря на это, ебли трудность ее производства
равноценна всего 1 гинее, 1 гинея — это та цена, которую она будет
иметь. Но тем не менее хотя П не проявляет своего
действия, можно ли предположить, что она вовсе отсутствует?
Ни в коем случае, так 'как, если бы внутренняя полезность
действительно отсутствовала, вы бы наверняка не купили
товар даже по самой низкой цене. С другой стороны, в
одном случае из 100 мы можем предположить
противоположные обстоятельства: вы находитесь на пароходе, плывущем
по озеру Верхнему, и держите путь в незаселенный район
в 800 милях от цивилизованного мира, вы знаете, что в
течение 10 лет вам не предоставится никакой
возможности купить себе какой-либо предмет роскоши, будь то не
очепь или весьма роскошная вещь. У одного знакомого
пассажира, с которым вам предстоит расстаться до захода
солнца, есть прекрасная музыкальная табакерка; по
опыту зная власть такой игрушки над вашими чувствами,
волшебную силу, с которой она порой успокаивает ваше
умственное перенапряжение, вы страстно желаете купить
ее. Покидая Лондон, бы забыли сделать это, сейчас
предоставляется последняя возможность. Но владелец, не хуже
вас сознающий ваше положение, полон решимости
действовать с помощью доведенной до крайности нагрузки на
П, на внутреннюю ценность товара, согласно вашей
личной оценке с точки зрения ваших личных целей. Он и
слышать не хочет о Т как сколько-нибудь регулирующей силе
или смягчающем факторе в данном случае; и в конце
концов, хотя в Лондоне или Париже вы могли бы нагрузить
такими табакерками целый фургон по 6 гиней за штуку,
вы платите 60, лишь бы не потерять ее, когда отзвучал
последний удар часов, требующий от вас купить вещь
сию же минуту или утратить ее навсегда. Здесь, как и
раньше, действующим является только один элемент:
раньше им была Т, теперь это П. Но в конечном счете Т
не отсутствовала, хотя и бездействовала. Инертность Т по-
180

зволила П проявить свое влияние в полной мере. Когда
давление, оказываемое Т, устраняется, П резко возрастает,
подобно тому как поднимается вода в насосе,
освобожденная от давления воздуха. Тем не менее очевидно, что Т
была у вас в мыслях, хотя цена регулировалась иначе, кай
потому, что П и Т должны сосуществовать, чтобы имел
место какой бы то ни было случай меновой стоимости, тай
и потому, что, бесспорно, вы самым тщательным образом
принимаете во внимание эту Т, предельную трудность
приобретения (которая в данном случае является
максимально возможной, т. е. равна невозможности), прежде чем
согласитесь на цену, взвинченную до П. Определенная Т
исчезла, но на ее место в ваших мыслях пришла
безграничная Т. Несомненно, вы подчинились П как силе,
регулирующей цену, лишь находясь в безвыходном
положении, но это произошло с сознанием скрытого присутствия
Т. Между тем Т не проявляет никакой положительной
силы и устранение Т от какого бы то ни было действия на
цену создает как бы идеальный вакуум, и в этом вакууме
П устремляется к своему высочайшему и крайнему
пределу.
Этот случай, когда стоимость полностью регулируется
потребностями или желаниями покупателя, представляет
собой пример строгой и абсолютной монополии, при
которой, поскольку желаемый товар может быть получен
только у одного лица, последнее может требовать за него
любой эквивалент, впрочем не доходящий до цены, при
которой нельзя найти ни одного покупателя. Но даже при
полной монополии взвинчивание цены до крайнего
предела не является обязательным следствием, как будет видно,
когда мы рассмотрим, насколько закон стоимости
определяется другим элементом — трудностью приобретения.
§ 2. Трудность приобретения, которая определяет
стоимость, — это не всегда трудность одного и того же рода.
Иногда она состоит в абсолютной ограниченности
предложения. Есть вещи, количество которых физически
невозможно увеличить сверх определенного узкого предела.
Таковы вина, получаемые из винограда, который может быть
выращен только на особой почве, в условиях особого
климата и местоположения. Таковы также старинные
скульптуры, картины старых мастеров, редкие книги или монеты
или другие предметы, представляющие антикварный инте-
181

pec. Сюда же можно причислить дома и участки ДЛй
застройки в городе, размеры которого ограниченны (как,
например, в Венеции или каком-нибудь укрепленном
городе, где укрепления необходимы для его безопасности);
наиболее привлекательные места во всяком городе; дома
и парки, отмеченные особой естественной красотой, в
местах, где это преимущество встречается редко.
Потенциально вся земля является предметом потребления подобного
рода, и так действительно бывает в странах с высокой
плотностью населения, где вся земля обрабатывается
полностью.
Но есть еще одна категория (охватывающая большую
часть всех покупаемых и продаваемых вещей), в которой
единственное препятствие к приобретению заключается в
труде и издержках, необходимых для производства товара.
Без определенного труда и издержек этот товар получить
нельзя, но, когда кто-либо готов взять их на себя, для
увеличения количества этого продукта нет никаких пределов.
Если работники и машины имелись бы в достаточном
количестве, то вместо каждого ярда выпускаемой сейчас
хлопчатобумажной, шерстяной или льняной ткани можно
было бы производить тысячи ярдов. Несомненно, и в этом
случае настал бы момент, когда дальнейшее увеличение
производства было бы приостановлено из-за неспособности
земли давать больше сырья. Однако в политической
экономии нет необходимости рассматривать время, когда этот
идеальный предел станет реальным.
Существует, наконец, третий случай, гораздо более
сложный, занимающий промежуточное положение между
двумя предшествующими, на который я сейчас только
укажу, но его важность в политической экономии
чрезвычайно велика. Есть товары, количество которых можно
беспредельно приумножать посредством труда и расходов, однако
не с помощью фиксированного увеличения труда и
расходов. При данных издержках можно произвести только
ограниченное количество товара: если его потребуется
больше, его придется производить с большими
издержками. Как часто указывалось, к этому классу принадлежит
сельскохозяйственная продукция и вообще вся
необработанная продукция земли, и эта особенность — источник
очень важных последствий, одно из которых —
необходимость ограничивать рост населения, а другое — уплата
ренты.
182

§ 3. Таковы три класса, в одном из которых должны
занять свое место все покупаемые и продаваемые вещи;
поэтому рассмотрим их по порядку. И прежде всего речь
пойдет о вещах, количество которых абсолютно
ограниченно, таких, как старинные скульптуры или картины.
О таких вещах обычно говорят, что их стоимость
зависит от того, насколько редко они встречаются, но это
выражение недостаточно определенно, чтобы отвечать нашим
целям. Иногда говорят с несколько большей точностью, что
стоимость зависит от спроса и предложения. Но даже это
утверждение нуждается во многих разъяснениях, чтобы
стать ясным выражением отношения между стоимостью
вещи и теми причинами, влияние которых сказывается на
этой стоимости.
Предложение товара — выражение понятное: оно
означает количество товара, предложенное для продажи;
количество, которое в данное время и в данном месте могут
получить люди, желающие купить этот товар. Но что
подразумевается под спросом? Не просто желание получить
товар. Нищий может желать алмаз, но его желание, как бы
велико оно ни было, не повлияет на цену. Поэтому авторы
придали спросу более ограниченный смысл и определили
его как желание обладать, соединенное с покупательной
силой. Чтобы отличать спрос в этом специальном смысле
от спроса, являющегося синонимом желания, они
называют первый эффективным спросом *. После такого
объяснения обычно предполагается, что все трудности устранены
и что стоимость зависит от соотношения между
эффективным спросом, определенным таким образом, и
предложением.
Однако такие объяснения не могут удовлетворить
человека, требующего ясных понятий, вполне точного их
выражения. В таком противоречивом понятии, как
соотношение между двумя вещами разных наименований, всегда
должна содержаться определенная путаница. Какое
соотношение может быть между количеством и желанием,
пусть даже желание соединяется с возможностью? Соот-
* Адам Смит, который ввел выражение «эффективный спрос»,
использовал его для обозначения спроса тех, кто хочет и в
состоянии предложить за товар то, что он называет его естественной
ценой, т. е. цену, которая позволит постоянно производить товар
и доставлять его на рынок. — См. главу о естественной и
рыночной цене (кн. I, гл. 7).
183

ношение между спросом и предложением доступно для
понимания, если только под спросом мы подразумеваем
требуемое количество и если имеющееся в виду
соотношение — это соотношение между требуемым количеством и
предложенным количеством. Но, кроме того, требуемое
количество не является твердо установленным даже в
одно и то же время и. в одном и том же месте, оно меняется
в соответствии со стоимостью: когда вещь дешева, спрос
на нее обычно 'больше, чем когда она дорога. Поэтому
спрос частично зависит от стоимости. Но выше
утверждалось, что стоимость зависит от спроса. Как нам
выпутаться из этого противоречия? Как разрешить парадокс,
связанный с двумя вещами, каждая из которых зависит от
другой?
Хотя преодоление этих трудностей вполне очевидно,
сами они отнюдь не являются вымышленными, и я делаю
их достаточно выпуклыми, так как убежден, что они
смутно тревожат всякого исследователя предмета, кто
откровенно не рассмотрел и отчетливо не осознал их. Вероятно,
многие авторы давали их правильное разрешение, хотя я
не могу припомнить никого, кто сделал бы это до меня,
кроме Ж. Б. Сэя, которому в высшей степени присущи
ясность мыслей и искусство их изложения. Я, однако, мог
бы вообразить, что оно должно быть известно всем
политэкономам, если бы работы некоторых из них не
свидетельствовали об изрядном недостатке ясности в этом вопросе и
если бы пример Де Квинси не доказывал, что полное
непризнание и подразумеваемое отрицание этого вопроса
совместимы с большой интеллектуальной
оригинальностью и близким знакомством с предметом.
§ 4. Подразумевая при употреблении понятия «спрос»
требуемое количество и помня, что оно не является твердо
установленным и обычно меняется в зависимости от
стоимости, давайте предположим, что в какой-то известный
момент спрос превышает предложение, т. е. что есть лица,
готовые по рыночной цене купить большее количество
товара, чем предлагается для продажи. При этом
конкуренция имеет место на стороне покупателей, и стоимость
растет, но насколько? Пропорционально дефициту, как
могут предположить пекоторые, а именно: если спрос
превышает предложение на 7з, стоимость повышается на 7з.
Но это отнюдь не та/к, поскольку, когда стоимость вырас-
184

тет на Уз, спрос может всё еще превышать предложение;
даже при этой более высокой стоимости может
потребоваться больше товара, чем можно получить, и
конкуренция между покупателями будет по-прежнему
продолжаться. Если товар является предметом жизненно
необходимым, за который люди готовы скорее заплатить любую
цену, чем отказаться от него, дефицит в 7з может поднять
цену в 2, 3, 4 раза *. Или, напротив, конкуренция может
прекратиться до того, как стоимость вырастет хотя бы
пропорционально дефициту. Из-за роста цен, при котором
они не возросли на 7з, приобретение всего количества
товара может оказаться за пределами возможностей или
склонностей покупателей. Тогда в какой же точке
остановится рост? В точке, какой бы она ни была, в которой
уравниваются спрос и предложение: при цене,
устраняющей лишнюю треть спроса или вьщвигающей
дополнительных продавцов, достаточных для его удовлетворения.
Когда благодаря одному из этих способов или их комбинации
спрос станет равен, и не более чем равен, предложению,
рост стоимости остановится.
Противоположный случай столь же прост. Вместо
предположения о превышении спросом предложения давайте
допустим, что предложение превышает спрос. Теперь
конкуренция будет со стороны продавцов: лишнее количество
товара может найти сбыт, только вызывая
дополнительный равный себе спрос. Это осуществляется путем
удешевления товара: стоимость падает и делает предмет
доступным для более многочисленных покупателей или
побуждает тех, кто уже был его потребителем, покупать
больше. Падение стоимости, необходимое для
восстановления равенства спроса и предложения, в разных случаях
различно. Виды вещей, у которых оно обычно оказывается
максимальным, находятся на двух полюсах шкалы
потребления: это или предметы жизненно необходимые, или те
особые предметы роскоши, склонность к которым ограни-
* Цена пшеницы в Апглии повышалась от 1ии до 200% и
даже более, когда нехватка зерна по максимальной оценке не
превышала 7в—7з среднего урожая и когда этот дефицит
смягчался поставками из-за границы. Если бы нехватка верна дошла до
7з, причем не осталось бы запаса от прошлого года и не было бы
надежды на облегчение положения благодаря импорту, цена
могла бы вырасти в 5, 6 или даже 10 раз.—Т о о k e. History of Prices,
vol. I, p. 13-15. '
185

Чйвается узким кругом лиц. Что касается пищи, то,
поскольку те люди, которые уже имеют ее в достаточном
количестве, не потребуют больше вследствие того, что
пища подешевела, а предпочтут потратить на другие вещи
то, что они сберегли на еде, вызванный подешевлением
рост потребления, как показывает опыт, покроет только
малую часть дополнительного предложения, порожденного
обильным урожаем *, и падение стоимости практически
останавливается только потому, что фермеры изымают
свое зерно с рынка и придерживают его в надежде на
более высокую цену, или вследствие операций спекулянтов,
которые скупают зерно, когда оно дешево, и накапливают
его, чтобы выбросить на рынок в момент более острой
потребности в нем. Уравниваются ли спрос и предложение
благодаря увеличению спроса на товар в результате его
удешевления или благодаря изъятию с рынка части
предложения, не столь важно. Важнее другое — а именно что
они уравниваются в любом случае.
Итак, мы видим, что понятие о соотношении между
спросом и предложением неуместно и не имеет никакого
отношения к делу; правильной математической аналогией
является равенство. Спрос и предложение, требуемое
количество и предложенное количество обязательно
уравниваются. Если в какой-то момент они неравны,
конкуренция уравнивает их, и делается это посредством
регулирования стоимости. Если спрос увеличивается, стоимость
растет, если спрос уменьшается, стоимость падаетг с
другой стороны, если предложение падает, стоимость
возрастает, и, наоборот, она уменьшается, если предложение
увеличивается. Рост или падение продолжается до тех
пор, пока спрос и предложение не станут вновь равны друг
другу, и стоимость, с которой товар появляется на любом
рынке, не что иное, как стоимость, которая вызывает на
этом рынке спрос, как раз достаточный для поглощения
существующего или ожидаемого предложения.
В таком случае это закон стоимости, относящийся ко
всем товарам, количество которых не поддается
увеличению по желанию. Такие товары, несомненно, являются
исключением. Для того гораздо более обширного класса
вещей, которые допускают неограниченное увеличение,
* См.: То оке. Op. cit.; "Report of the Agricultural Committee
of 1821".
186

действителен другой закон. Но не менее необходимо
отчетливо понимать и твердо придерживаться теории этого
исключительного случая. Во-первых, он окажется весьма
полезен, помогая понять более общий случай. А
во-вторых, исключение простирается шире и охватывает больше
ситуаций, чем можно было бы вначале предположить.
§ 5. Имеется незначительное число товаров,
предложение которых естественно и неизбежно ограничено. Но
предложение любого товара может быть ограничено
искусственно. Любой товар может стать предметом монополии,
как, например, чай в Англии до 1834 г., табак во Франции,
опиум в Британской Индии в настоящее время [1848 г.].
Цена монополизированного товара предполагается обычно
произвольной, зависящей от воли монополиста и
ограниченной только (как в примере Де Квинси с музыкальной
табакеркой в дебрях Америки) предельной оценкой
покупателя ценности этого товара для него. В определенном
смысле это верно, но тем не менее данный случай не
составляет исключения в том, что касается зависимости
стоимости от спроса и предложения. Монополист может
по своему усмотрению назначить любую высокую, цену,
лишь бы она не превышала той, которую потребитель не
сможет или не захочет уплатить; но сделать это он может,
только ограничив предложение. Голландская Ост-Индская
компания получала монопольную цену за пряности,
выращиваемые на островах, но для этого она была вынуждена
в удачные сезоны уничтожать часть урожая. Если бы она
упорствовала в том, чтобы продать see, что произвела, она
должна была оказывать давление на рынок, понижая цену
столь низко, что, возможно, получила бы за большее
количество меньшую общую выручку; по крайней мере она
показывала, что придерживалась такого мнения, когда
уничтожала излишки. Даже на озере Верхнем барышник
у Де Квинси не смог бы продать свою табакерку за 60
гиней, если бы он располагал двумя табакерками и желал
продать их обе. Если бы цена издержек каждой равнялась
6 гинеям, он предпочел бы получить 70 гиней за две
табакерки, чем 60 за одну, т. е., хотя его монополия была бы
почти полной, он продал бы табакерки по 35 гиней за
штуку, несмотря на то что 60 гиней не превосходили оценки
вещи покупателем с точки зрения его целей.
Следовательно, монопольная стоимость определяется не каким-то осо-
187

бенным принципом, а является всего лишь
разновидностью обычного случая взаимодействия спроса и
предложения.
Кроме того, хотя существует лишь немного товаров,
предложение которых никогда не подлежит увеличению,
любой товар может временно оказаться таковым, а с
некоторыми товарами так обыкновенно и случается. Например,
количество сельскохозяйственной продукции не может
быть увеличено до следующего урожая; количество зерна,
уже существующего в мире, — это все, что можно
получить иногда в течение ближайшего года. В этот
промежуток времени зерно практически уподобляется вещам,
количество которых не может быть увеличено. Что касается
«большинства товаров, то для увеличения их количества
требуется определенное время, и если спрос
увеличивается, то до тех пор, пока не появится соответствующее
предложение (т. е. пока предложение не сможет
приспособиться к спросу), стоимость будет повышаться настолько,
чтобы приспосабливать спрос к предложению.
Обратимся к другому случаю, представляющему
прямую противоположность только что рассмотренному.
Имеются другие товары, предложение которых может
неограниченно увеличиваться, но не может быть быстро
уменьшено. Встречаются вещи, которые столь долговечны, что
имеющееся количество их всегда очень велико по
сравнению с годовым производством. Золото и более долговечные
металлы — вещи подобного рода; к ним относятся также и
дома. Предложение таких вещей могло бы быть сразу же
уменьшено посредством их уничтожения, но в том, чтобы
сделать это, мог бы быть заинтересован только их
владелец, если бы он располагал монополией на предмет и мог
возместить его частичное уничтожение увеличением
стоимости остатка. Следовательно, стоимость таких вещей
может долгое время оставаться из-за избытка их
предложения или сокращения спроса настолько низкой, чтобы
вызывать полное прекращение их дальнейшего
производства; но так как уменьшение предложения вследствие
износа является столь медленным процессом, даже при
полной приостановке производства требуется долгое время
для восстановления начальной стоимости. В течение этого
интервала стоимость будет регулироваться исключительно
спросом и предложением и станет возрастать понемногу
по мере износа существующего запаса, пока не окажется
188

выгодной для производителя, после чего производство
возобновится.
Наконец, есть товары, у которых, хотя их количество
может быть увеличено или уменьшено в большой и даже
в неограниченной степени, стоимость не зависит ни от
чего, кроме спроса и предложения. Это в первую очередь
касается такого товара, как «труд», стоимость которого мы
подробно рассматривали в предыдущей книге;
многочисленны и другие случаи, которые позволяют нам
привлекать данный цринцип для решения трудных вопросов
меновой стоимости. Необходимость эта в особенности
обнаружится, когда мы будем рассматривать международные
стоимости, т. е. условия взаимного обмена товарами,
произведенными в разных странах, или, вообще говоря, в
местах, удаленных друг от друга. Но на этих вопросах мы не
можем останавливаться, пока не изучим ситуации с
товарами, количество которых может быть увеличено
неограниченно и по желанию, и пока не определим, какой закон,
отличный от закона спроса и предложения, регулирует
постоянную или среднюю стоимость таких товаров. Это мы
сделаем в следующей главе.

ГЛАВА III
О СООТНОШЕНИИ МЕЖДУ ИЗДЕРЖКАМИ
ПРОИЗВОДСТВА И СТОИМОСТЬЮ
§ 1. Когда производство товара является результатом
труда и расходов, независимо от того, может ли
количество данного товара быть увеличено бесконечно или нет,
существует минимальная стоимость, являющаяся
необходимым условием его постоянного производства. Во всякое
данное время стоимость — результат предложения и
спроса, и ее величина всегда та, которая необходима, чтобы
создать рынок для существующего предложения. Но
производство товара не будет продолжаться, если эта
стоимость недостаточна для возмещения издержек
производства и получения, кроме того, обычно ожидаемой прибыли.
Капиталисты не станут продолжать производство,
постоянно приносящее убыток. Они не станут вести даже
производство, приносящее прибыль меньше той, на какую они
могут жить. Лица, капитал которых уже вложен и не
может быть легко высвобожден, будут в течение длительного
времени стойко продолжать производство без прибыли и,
случалось, упорно продолжали производство даже с
убытком для себя в надежде на лучшие времена. Но они не
будут делать это бесконечно или тогда, когда ничто не
указывает на возможную перемену к лучшему. Никакой
новый капитал не будет вложен в занятие, если это не
обещает не только некоторой прибыли, но и прибыли не
меньшей, чем можно ожидать от любого другого занятия
в данное время и в данном месте (при этом во внимание
принимается и степень приемлемости занятия в других
отношениях). Когда очевидно, что нельзя ожидать такой
прибыли, капитал если и не изымается фактически, то по
крайней мере не замещается новым по мере его
потребления. Издержки производства вместе с обычной прибылью
могут поэтому быть названы необходимой ценой или
стоимостью всех вещей, произведенных трудом и капиталом.
Никто добровольно не занимается производством, имея в
перспективе убыток. Тот, кто так поступает, делает это из-
за ошибки в расчете, которую он старается исправить как
можно быстрее.
190

Когда товар не только производится трудом и
капиталом, но может быть произведен ими в неограниченном
количестве, эта необходимая стоимость — минимум, которым
будут довольствоваться производители, — является также,
если конкуренция ведется свободно и активно,
максимумом, на который они могут рассчитывать. Если стоимость
товара такова, что она возмещает издержки производства
не просто с обычной, а с повышенной нормой прибыли,
капитал стремится участвовать в этой дополнительной
прибыли и, увеличивая предложение товара, уменьшает
его стоимость. Это не просто предположение или догадка,
а факт, известный тем, кто знаком с коммерческими
операциями. Как только появляется новый вид
предпринимательской деятельности, сулящий надежду на
исключительную прибыль, и как только какой-либо существующий
вид торговли или производства считается приносящим
прибыль больше обычной, в короткое время производство
или импорт товара становятся столь значительными, что
это наверняка не только уничтожает дополнительную
прибыль, по и понижает стоимость настолько же ниже
необходимого уровня, насколько раньше она была выше его,
причем до тех пор, пока избыточное предложение не
выравнивается общим или частичным прекращением
дальнейшего производства. Эти колебания в масштабах
производства, как уже упоминалось *, не предполагают и не
требуют, чтобы кто-либо менял свое занятие. Те, у кого
дело процветает, увеличивают свое производство, шире
пользуясь кредитом, в то время как те, кто не получает
обычной прибыли, сокращают свои операции и — по
выражению, принятому в промышленности, — работают
неполный рабочий день. Таким путем наверняка и быстро
уравнивается если, возможно, и не сама прибыль, то
ожидание прибыли от занятий разного рода.
Итак, общее правило заключается в том, что вещам
присуща тенденция обмениваться друг на друга по таким
стоимостям, которые делают возможным возмещение
каждому производителю издержек производства с обычной
прибылью, иными словами, по таким стоимостям, которые
приносят всем производителям одинаковую норму
прибыли на их затраты. Но чтобы прибыль могла быть равной
там, где равны затраты, т. е. издержки производства, вещи
* См. выше, с. 137.
191

Должна обмениваться друг на друга пропорционально
издержкам их производства: вещи, у которых издержки
производства одинаковы, должны иметь и одинаковую
стоимость, потому что лишь таким образом одинаковые
затраты будут приносить одинаковый доход. Если земледелец
с капиталом, равным 1 тыс. квартеров зерна, может
произвести 1,2 тыс. квартеров, приносящих ему прибыль 20%,
то все остальное, что может быть произведено
одновременно с капиталом в 1 тыс. квартеров, должно стоить
1,2 тыс. квартеров, т. е. должно обмениваться на них,
иначе производитель получит или больше, или меньше 20%.
Адам Смит и Давид Рикардо называли эту стоимость
вещи, пропорциональную издержкам ее производства, ее
естественной стоимостью (или ее естественной ценой).
Они подразумевали под этим величину, вокруг которой
колеблется стоимость и к которой она всегда стремится
вернуться, — центральную стоимость, к которой, по
выражению Адама Смита, постоянно тяготеет рыночная
стоимость вещи и всякое отклонение от которой является
временной некорректностью, неправильностью, само
существование которой приводит в действие силы, стремящиеся
ее исправить. В среднем за годы, достаточные для того,
чтобы дать возможность отклонениям в одну сторону от
центральной линии уравновесить колебания в другую
сторону, рыночная стоимость соответствует естественной
стоимости, но она очень редко точно совпадает с ней в
любое данное время. Море везде стремится к некоему
уровню, но оно никогда не бывает точно на этом уровне: его
поверхность постоянно изборождена волнами и часто
приводится в волнение бурями. Достаточно того, что, по
крайней мере в открытом море, нет точки, которая была бы
постоянно выше другой. Каждый участок попеременно
повышается и понижается, но океан в целом сохраняет свой
уровень.
§ 2. Скрытая сила, заставляющая стоимости вещей
согласовываться в конфшом счете с издержками
производства, заключается в том, что иначе изменилось бы
предложение товара. Предложение возросло бы, если бы
предмет продолжал продаваться дороже, чем это было
пропорционально издержкам его производства, и уменьшилось
бы, если бы цена упала ниже этой пропорциональности.
Но исходя из этого мы не должны предполагать, что пред-
192

ложение в действительности неизбежно должно умень*
шаться или увеличиваться. Предположим, что издержки
производства определенного предмета уменьшились
благодаря какому-нибудь механическому изобретению или
увеличились за счет обложения налогом. Стоимость
предмета через короткое время, если не сразу же, упадет в
первом случае и повысится во втором; и это произойдет
потому, что без этого в первом случае предложение
увеличивалось бы, пбка не упала бы цена, а во втором случае
уменьшалось бы, пока она не повысилась. По этой причине
п из-за ошибочного представления, что стоимость зависит
о г соотношения, складывающегося между спросом и
предложением, многие предполагают, что это соотношение
должно меняться всегда, когда происходит любое изменение
в стоимости товара; что стоимость не может упасть
вследствие сокращения издержек производства, если
предложение не будет постоянно увеличиваться, и не может
вырасти, если предложение не будет постоянно уменьшаться.
Но это не так: в том или ином реальном изменении
предложения нет необходимости, а когда предложение
меняется, то это изменение, если оно постоянно, является не
причиной, а следствием изменения стоимости. Правда,
если бы предложение не могло быть увеличено, никакое
сокращение издержек производства не привело бы к
снижению стоимости; но нет никакой нужды в том, чтобы
оно действительно было увеличено. Нередко достаточно
оказывается одной возможности: торговцы знают, что
должно произойти, и взаимное соперничество заставляет их
предупреждать этот результат понижением цены.
Возрастет ли постоянное предложение товара после
удешевления его производства, зависит совершенно от другого,
а именно от того, потребуется ли больше товара по этой
уменьшенной стоимости. Чаще всего большее количество
действительно требуется, но это не обязательно.
«Человек, — пишет Де Квинси *, — покупает товар,
непосредственно пригодный для достижения его личных целей,
охотнее и в большем количестве, когда тот становится
дешевле. Носовых платков, подешевевших вдвое, он, возможно,
будет покупать втрое больше, но он не купит больше
паровых машин оттого, что они подешевели. Размеры его
спроса на паровые машины почти всегда определяются об-
* "Logic of Political Economy", p. 230—231.
13 Заказ № 522
193

стоятельствами, в которых он находится. Если он и
учитывает стоимость, то в гораздо большей мере стоимость
работы этой машины, чем стоимость ее покупки. Но у
многих товаров сбыт, безусловно, ограничен только
существующей системой, к которой эти товары привязаны как
ее подчиненные части или члены. Можем ли мы благодаря
искусственному удешевлению часовых циферблатов
добиться того, чтобы их продавалось больше, чем
внутренних частей или механизмов таких часов? Может ли
продажа винных бочек увеличиться без увеличения продажи
вина? Или могут ли инструменты корабельных мастеров
найти расширенный сбыт, пока судостроение находится в
застое?.. Предложите городу с 3 тыс. жителей партию
катафалков, и никакая дешевизна не сделает для этого
города соблазнительной покупку более одного катафалка.
Предложите партию яхт; главные издержки тут связаны
с укомплектованием яхты личным составом, снабжением
его продовольствием, починкой яхты, и никакое
уменьшение в цене самой яхты не соблазнит купить ее ни одного
человека, чьи привычки и склонности не располагали его
к такой покупке. То же самое можно сказать о
профессиональной одежде епископов, адвокатов, оксфордских
студентов». Однако никто не сомневается в том, что цена
и стоимость всех этих вещей в конечном счете понизилась
бы при любом уменьшении издержек их производства, и
понизилась бы из-за опасения, что появятся новые
конкуренты и предложение возрастет; хотя большой риск,
которому подвергся бы новый конкурент в торговле товаром,
сбыт которого не может быть значительно расширен,
позволил бы прежним торговцам поддерживать их
первоначальную цену гораздо дольше, чем они могли бы делать
это с товаром, предоставляющим более заманчивые
возможности для конкуренции.
Рассмотрим теперь противоположный случай,
предположив, что издержки производства увеличились, например
из-за обложения товара налогом. Стоимость товара
повысится, и, вероятно, сразу же. Уменьшатся ли
предложения? Только в том случае, если увеличение стоимости
уменьшило спрос. Произойдет ли такой результат — это
обнаружится скоро. И если это произойдет, стоимость
несколько снизится от избытка предложения, пока не
сократится производство, после чего она вновь повысится. Есть
много товаров, для существенного сокращения спроса на
194

которые требуется весьма значительное повышение цены:
таковы в первую очередь предметы первой
необходимости, например обычные продукты питания народа, в
Англии — пшеничный хлеб, которого при настоящей цене
потребляется, вероятно, почти столько же, сколько
потреблялось бы нынешним населением и по значительно более
низкой цене. Тем не менее именно у таких предметов
дороговизна, или высокая цена, смешивается большинством
населения с недостаточностью предложения. Пища может
быть дорогой оттого, что предложение недостаточно,
скажем после неурожая; но, например, дороговизна,
являющаяся следствием налогообложения или принятия
хлебных законов, не имеет ничего общего с недостаточным
предложением, такие причины не слишком уменьшают
количество продуктов питания в стране; они скорее
уменьшают количество других предметов, а не продуктов
питания, поскольку из-за того, что у тех, кто тратит больше на
еду, остается не так много на другие расходы,
производство других предметов сокращается до пределов
уменьшившегося спроса.
Поэтому совершенно справедливо считать, что
стоимость предметов, количество которых может быть
увеличено по желанию, не зависит (исключая случайность и
время, необходимое для приспособления производства) от
спроса и предложения; напротив, спрос и предложение
зависят от нее. Существует спрос на известное количество
товара по его естественной стоимости или стоимости
издержек, и к ней в конечном счете стремится
приспособиться предложение. Если же предложению не удается
приспособиться к стоимости издержек, то это происходит
либо из-за ошибки в расчете, либо из-за изменений в
каком-то из элементов рассматриваемой проблемы: или в
естественной стоимости, т. е. в издержках производства,
или же в спросе в результате смены общественных
вкусов, изменения числа потребителей или размеров их
богатства. Действие этих причин нарушения равновесия
весьма вероятно, и, когда действие любой из них начинает
проявляться, рыночная стоимость товара перестает
соответствовать естественной стоимости. Истинный закон
спроса и предложения — их уравнивание — продолжает
оставаться в силе: если стоимость, отличная от естественной
стоимости, необходима для уравнивания спроса с
предложением, рыночная стоимость отклонится от естественной
13*
195

стоимости, но это случится только на время, так как
предложению присуща постоянная тенденция
приспосабливаться к такому спросу, который, как показал опыт,
существует, когда товар продается по своей естественной
стоимости. Существование предложения больше или меньше
подобного спроса — явление временное, позволяющее
получать прибыль больше или меньше обычного размера, что
в условиях свободной и активной конкуренции не может
продолжаться долго.
Резюмируем вышесказанное: спрос и предложение
управляют стоимостью всех тех предметов, количество
которых не может неограниченно возрастать; но и для этих
предметов, когда они производятся трудом, существует
минимальная стоимость, определяемая издержками
производства. У всех же тех предметов, количество которых
может увеличиваться неограниченно, спрос и
предложение определяют только колебания стоимости в течение
периода, по своей продолжительности не превышающего
времени, необходимого для того, чтобы предложение
изменилось. В то время как спрос и предложение управляют
таким образом колебаниями стоимости, сами они
подчиняются высшей силе, которая заставляет стоимость
тяготеть к издержкам производства. Эта сила устанавливала
и удерживала бы стоимость на этом уровне, если бы
постоянно не появлялись новые силы, нарушающие
равновесие, вновь вызывающие ее отклонение от этого уровня.
Придерживаясь того же метафорического стиля, скажем,
что спрос и предложение всегда стремятся к
равновесию, но состояние устойчивого равновесия наступает
только тогда, когда предметы обмениваются друг на друга
соразмерно их издержкам производства или — по
выражению, к которому мы уже прибегали, — тогда, когда цены
предметов находятся на уровне их естественной стоимости.

ГЛАВА IV
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ИЗДЕРЖЕК
ПРОИЗВОДСТВА
§ 1. Составные элементы издержек производства были
показаны нами в первой части настоящего исследования *.
Мы нашли, что главным из них, и настолько главным, что
его можно считать почти единственным, является труд.
То, во что производство предмета обходится его
производителю или ряду производителей, — это труд,
затраченный на его производство. Если мы будем рассматривать
в качестве производителя капиталиста, авансирующего
свой капитал, слово «труд» может быть заменено словом
«заработная плата»: то, во что обходится капиталисту
продукция, — это заработная плата, которую он должен
заплатить. Правда, на первый взгляд она кажется только
частью его затрат, так как он не только выдал заработную
плату рабочим, но также обеспечил их орудиями,
материалами и, быть может, зданиями. Однако эти орудия,
материалы и здания были произведены трудом и капиталом,
и их стоимость, как и стоимость предмета, производству
которого они служат, зависит от издержек производства,
которые в свою очередь сводятся к труду. Издержки
производства тонкого сукна не состоят исключительно из
заработной платы ткачей, которые одни получают плату
непосредственно от суконного фабриканта. Они состоят
также из заработной платы прядильщиков и чесальщиков
шерсти, к которым можно добавить и пастухов; всем им
суконщик заплатил в цене за пряжу. Они состоят также
из заработной платы строителей и изготовителей кирпича,
которую он возместил подрядчику в договорной цене за
сооружение фабрики. Они отчасти состоят из заработной
платы машиностроителей, литейщиков и горняков. К ним
должна быть добавлена заработная плата перевозчиков,
доставивших все средства производства и оснастку к
месту, где они были использованы, а саму продукцию — к
месту ее продажи.
* См. ранее, т. I, кн. I, гл. II, § 1.
197

Таким образом, стоимость товаров зависит главным
образом (сейчас мы увидим, зависит ли она единственно от
этого) от количества труда, необходимого для их
производства, включая в понятие производства доставку, товара
на рынок. «Определяя, например, меновую стоимость
чулок, мы найдем, — пишет Рикардо *, — что их стоимость
сравнительно с другими вещами зависит от всего
количества труда, которое необходимо для изготовления их и
доставки на рынок. Сюда войдет, во-первых, труд по
обработке земли, на которой выращивают хлопок; во-вторых,
труд по доставке хлопка в ту страну, где из пего будут
изготовлены чулки, сюда же включается также часть
труда, затраченного на постройку судна, на котором
перевозят хлопок, и оплачиваемого в фрахте; в-третьих, труд
прядильщика и ткача; в-четвертых, часть труда
машиностроителя, кузнеца и плотника, которые строили здания
и машины, с помощью которых изготовляются чулки;
в-пятых, труд розничного торговца и многих других лиц,
которых мы не будем перечислять. Общая сумма этих
различных видов труда определяет, на какое количество
других предметов будут обменены чулки, а чтобы
определить, какое количество каждого из этих предметов будет
дано в обмен за чулки, надо опять-таки сосчитать общую
сумму различных видов труда, затраченного на них.
Чтобы убедиться, что именно такова действительная
основа меновой стоимости, допустим, что сделано какое-
нибудь усовершенствование, сокращающее труд в каком-
нибудь одном из целого ряда процессов, через которые
должен пройти хлопок-сырец, прежде чем изготовленные
чулки поступят на рынок для обмена на другие
предметы, и посмотрим, каковы будут последствия этого. Если
бы для возделывания хлопка-сырца потребовалось теперь
меньше рабочих, или меньше матросов было занято на
его перевозке, или' меньше корабельных плотников
работало при сооружении судна, на котором он был доставлен
к нам, если бы меньше рук работало над сооружением
зданий и машин или была поднята производительность
последних, то стоимость чулок неизбежно упала бы, а
потому в обмен на них было бы получено меньше других
предметов. Стоимость их упала потому, что количество
труда, необходимое для их производства, уменьшилось.
* "Principles of Political Economy and Taxation", ch. I, sect. 3.
198

Вследствие этого они будут обмениваться на меньшее
количество предметов, в производстве которых не произошло
подобного сокращения труда.
Экономия в приложении труда всегда понижает
относительную стоимость товара, независимо от того, касается
ли она труда, необходимого для изготовления самого
товара или же для образования капитала, с помощью
которого товар производится. Цепа чулок уменьшится в любом
случае: оттого ли, что будет занято меньше белилыциков,
прядильщиков и ткачей — лиц, непосредственно
необходимых для их изготовления, или же матросов, перевозчиков,
машиностроителей и кузнецов — лиц, занятых в этом
производстве более косвенным образом. В первом случае все
сбережение труда придется на чулки, потому что эта доля
труда была всецело затрачена на их производство; во
втором — только часть придется на чулки, а все остальное
придется на прочие товары, производству которых
служили строения, машины и средства перевозки».
§ 2. Заметим, что Рикардо пишет так, как будто
единственное, от чего зависит стоимость товара, — это
количество труда, требующееся для его производства и доставки
на рынок. Но поскольку для капиталиста издержками
производства является не труд, а заработная плата и
поскольку при одном и том же количестве труда заработная
плата может быть и больше и меньше, могло бы
показаться, что стоимость продукта не может определяться
только количеством труда, а определяется трудом вместе
с вознаграждением и что стоимости частично должны
зависеть от заработной платы.
Чтобы решить этот вопрос, нужно принять во
внимание, что стоимость — относительное понятие: стоимость
товара означает не неотъемлемое и существенное качество
самого предмета, а количество других предметов, которые
могут быть получены в обмен на него. Стоимость одного
предмета всегда должна пониматься относительно какого-
то другого предмета или относительно предметов вообще.
А соотношение между данным предметом и другими не
может быть изменено никакой причиной, одинаково
влияющей на них. Повышение или падение общего уровня
заработной платы — факт, действующий одинаково на все
товары и потому не дающий оснований для того, чтобы
они стали обмениваться друг на друга в иной, а не в преж-
199

ней пропорции. Предполагать, что высокая заработной
плата делает высокими стоимости, — значит допускать, что
возможно такое явление, как высокая стоимость всех
вещей. Но это логическая несообразность: высокая
стоимость одних вещей синонимична низкой стоимости
других. Ошибка возникает из-за того, что внимание уделяется
только ценам, но не стоимостям. Но хотя не может быть
общего повышения стоимостей, приходится сталкиваться
с таким явлением, как общее повышение цен. Стоит
только отчетливо представить себе понятие стоимостей, как
становится ясно, что повышение или понижение
заработной платы не может иметь с ними ничего общего; тем
не менее широко распространено мнение, что высокая
заработная плата делает высокими цены. Вся
ошибочность, содержащаяся в этом предположении, может быть
полностью уяснена лишь тогда, когда мы приступим к
изложению теории денег; сейчас же нам остается лишь
сказать, что, если бы оно было верным, реальное повышение
заработной платы оказалось бы невозможным, ибо, если
бы заработная плата не могла расти без соответствующего
всеобщего повышения цен, она не могла бы со
сколько-нибудь значительным успехом расти вообще. Это,
несомненно, достаточное reductio ad absurdum (доведение до
нелепости), показывающее поразительную глупость
предположений, которые могут стать, и действительно
становятся и долгое время остаются, общепринятыми догмами
популярной политической экономии. Следует также
помнить, что высокие цены на все товары, даже если
предположить, что они существуют, не могут принести
производителю или торговцу, как таковому, никакой пользы,
поскольку если они увеличивают его денежные доходы, то
в той же степени увеличивают и все расходы. Нет
способа, которым капиталисты, воздействуя так или иначе на
стоимости или цены, могли бы возместить высокие
издержки на труд. Нельзя помешать тому, чтобы высокие
издержки на труд не понижали бы прибыль. Если рабочие
действительно получают больше, т. е. получают продукт
большего количества труда, то на прибыль должен
оставаться меньший процент. Этого закона распределения,
который заключает в себе простую арифметическую истину,
никоим образом нельзя избежать. Механизм обмена и цен
может скрывать его от нас, но решительно не в силах
изменить ого.
200

§ 3. И хотя общий уровень заработной платы,
независимо от того, высок он или низок, не влияет на
стоимости, тем не менее если заработная плата выше в одном
занятии, чем в другом, или если она постоянно растет и
падает в одном занятии без того, чтобы так же меняться
в других, эти неравенства действительно воздействуют на
стоимости. Причины, делающие различной заработную
плату в разных сферах деятельности, были рассмотрены
в одной из предыдущих глав. Когда в том или ином
занятии заработная плата постоянно превышает среднюю
норму, стоимость производимой вещи будет в той же
степени превышать уровень, определяемый простым
количеством труда. Например, вещи, произведенные
квалифицированным трудом, обмениваются на продукцию гораздо
большего количества неквалифицированного труда только
потому, что квалифицированный труд оплачивается выше.
Если бы благодаря повышению образования число
рабочих, способных к занятиям, требующим квалификации,
увеличилось настолько, что это уменьшило бы разницу
между их заработной платой и заработной платой рядовых
рабочих, то стоимость всех вещей, произведенных трудом
высшего порядка, понизилась бы по сравнению со
стоимостью вещей, произведенных рядовым трудом, а о
последних можно было бы сказать, что их стоимость возросла.
Ранее мы отмечали, что трудности перехода из одного
класса занятий в другой, гораздо более высокий, до сих
пор приводили к тому, что заработная плата всех тех
классов работников, которые отделены друг от друга
каким-нибудь весьма заметным барьером, зависела сильнее,
чем можно было бы предположить, от увеличения
численности рабочих каждого класса в отдельности, и что
различия в оплате труда гораздо больше, чем могли бы
быть, если бы конкуренция всего трудящегося населения
оказалась связанной практически с каждым отдельным
занятием. Из этого следует, что в различных сферах
занятости заработная плата повышается или понижается не
одновременно, а в течение короткого, а порой даже и
долгого времени и в одном занятии почти не зависит от
других. Эти несоразмерности очевидно изменяют
относительные издержки производства товаров и поэтому полностью
представлены в их естественной, или средней, стоимости.
Из этого следует, что принцип, который был
сформулирован некоторыми выдающимися политэкономами и со-
201

гласно которому заработная плата не входит в стоимость,
выражен с большей широтой, чем того требует истина и
их собственное понимание существа дела. Заработная
плата входит в стоимость. Относительная плата за труд,
необходимый для производства различных товаров, влияет на
их стоимость совершенно так же, как относительные
количества труда. Правда, абсолютная величина заработной
платы не имеет влияния на стоимость, но и абсолютное
количество труда также его не имеет. Если бы это
количество изменилось одновременно и в равной степени во всех
товарах, это не повлияло бы на стоимости. Если бы,
например, общая эффективность всех видов труда увеличилась
с таким расчетом, чтобы все предметы без исключения
могли бы производиться в тех же количествах, что и
раньше, но с меньшими затратами труда, это общее
уменьшение издержек производства не наложило бы никакого
отпечатка на стоимость товаров: Любое изменение, которое
могло бы произойти с ними, отразило бы только
неодинаковый уровень влияния, которое оказало
совершенствование производства на различные вещи, и состояло бы в
удешевлении тех вещей, для которых экономия труда была
наибольшей, в то время как у вещей с меньшей экономией
труда стоимость фактически повысилась бы. Поэтому,
строго говоря, плата за труд имеет такое же влияние на
стоимость, как количество труда, и ни Рикардо, ни кто-
либо другой не отрицали этого факта. Однако при
рассмотрении причин изменений в стоимости важнее всего
количество труда, так как, когда оно меняется, то обычно
только у одного, а не у нескольких товаров сразу, но
изменения в заработной плате (исключая случайные колебания)
имеют обычно всеобщий характер и не оказывают
значительного влияния на стоимость.
§ 4. До сих пор мы говорили о труде, или заработной
плате, как элементе издержек производства. Но в кн. I,
анализируя элементы производства, мы выявили, что,
помимо труда, есть другой необходимый элемент, а именно
к л питал. Поскольку он представляет результат
воздержания, продукция или ее стоимость должна быть достаточна
для оплаты не только всего потребовавшегося труда, но
и воздержания всех лиц, которые авансировали оплату
различных классов рабочих. Возмещение за воздержание
есть прибыль. А прибыль, как мы уже видели, не является
202

исключительно избытком, остающимся капиталисту посЛб
того, как он возместил свои затраты; в большинстве
случаев она образует немаловажную часть самих затрат.
Производитель льняной пряжи, часть расходов которого пошла
на покупку льна и машин, должен был оплатить в их цене
не только труд, с помощью которого был выращен лен
и сделаны машины, но и прибыль того, кто вырастил лен,
трепальщика льна, горняка, литейщика и
машиностроителя. Все эти прибыли вместе с прибылью самого
прядильщика были в свою очередь авансированы ткачом,
уплатившим цену за свой материал — льняную пряжу,
наряду с ними были авансированы прибыли новой группы
машиностроителей, а также горняков и литейщиков,
которые поставили машиностроителям изделия из металла.
Все эти авансы образуют часть издержек производства
льняного полотна. Вследствие этого прибыль, подобно
заработной плате, входит в издержки производства, которые
определяют стоимость продукции.
Но будучи явлением чисто относительным, стоимость
не может зависеть от абсолютных размеров прибыли
точно так же, как и от абсолютных размеров заработной
платы; она зависит только от относительных размеров
прибыли. Высокий общий уровень прибыли точно так же, как
высокий общий уровень заработной платы, не может быть
причиной высокой стоимости, потому что высокий общий
уровень стоимости — логическая несообразность. До тех
пор пока прибыль входит в издержки производства всех
вещей, она не может влиять на стоимость ни одной из них.
Она может оказать какое-либо влияние на стоимость,
только входя в издержки производства одних вещей в
большей степени, чем в издержки производства других.
Например, мы видели, что есть причины,
обусловливающие необходимость постоянной более высокой нормы
прибыли в определенных занятиях по сравнению с
другими. Здесь требуется вознаграждение за повышенный риск,
хлопоты и неприятности. Такую прибыль можно получить
только при продаже товара по более высокой стоимости,
чем та, что соответствует количеству труда, необходимого
для его производства. Если бы производитель пороха
получал за свой товар лишь такое количество других
товаров, которое пропорционально труду, необходимому для
изготовления пороха от начала до конца и не более, то
никто бы не стал строить пороховой завод. Мясники, не-
203

сомненно, составляют более зажиточный разряд
работников, чем пекари, и, кажется, подвергаются не большему
риску, так как незаметно, чтобы они чаще становились
банкротами. Следовательно, они получают, по-видимому,
более высокую прибыль, источником которой может быть
только более ограниченная конкуренция, объясняющаяся
непрестижностью и до определенной степени
непопулярностью их занятия. Но эта более высокая прибыль
означает, что они продают свой товар по более высокой
стоимости, чем та, что соответствовала бы их труду и затратам.
Все необходимые и постоянные неравенства прибыли
представлены в относительных стоимостях товаров.
§ 5. Однако прибыль может входить в условия
производства одного товара в большей мере, чем в условия
производства другого, даже когда между двумя занятиями нет
разницы в норме прибыли. Один товар может дольше не
приносить прибыль, чем другой. Этот случай обычно
поясняется примером с вином. Предположим, что
определенное количество вина и известное количество сукна
произведены с одинаковыми затратами труда и этот труд
оплачен по одинаковой цене. Хранение не улучшает сукно, но
улучшает вино. Предположим, что для приобретения
вином желаемого качества его требуется выдерживать 5 лет.
Производитель или торговец не станет выдерживать его,
если по истечении 5 лет он не сможет продать его по цене,
которая больше цены сукна на сумму пятилетней
прибыли, накопленной со сложными процентами. Вино и сукно
были изготовлены с одинаковыми первоначальными
затратами. Здесь перед нами случай, когда естественные
стоимости двух товаров соотносятся не просто в
соответствии с их издержками производства, но в соответствии с их
издержками производства, к которым добавилось что-то
еще. В действительности для того, чтобы придать нашему
выводу всеобщий характер, мы можем включить в
издержки производства вина прибыль, от которой винный
торговец отказывается в течение 5 лет, рассматривая ее как
вид дополнительных затрат сверх других его расходов, за
что он в конечном счете должен быть вознагражден.
Все товары, изготовленные машинами, могут быть, по
крайней мере приблизительно, уподоблены вину из
предыдущего примера. В издержки их производства прибыль
входит в большей степени, чем в предметы, изготовленные
204

Полностью йепосредственным трудом. Представим себе
два товара: А и Б; для производства каждого из них
требуется применение в течение года капитала, который мы
в данном случае выразим в деньгах, в 1 тыс. ф. ст. Товар А
полностью изготовляется непосредственным трудом, что
позволяет всю 1 тыс. ф. ст. затрачивать непосредственно
на заработную плату. Товар Б производится с помощью
труда, стоящего 500 ф. ст., и машины, стоящей 500 ф. ст.
и полностью изнашивающейся за 1 год работы. Два
товара будут иметь в точности одинаковую стоимость,
которая, если ее выразить в деньгах и если прибыль равна 20%
в год, составит 1,2 тыс. ф. ст. Но из этих 1,2 тыс. ф. ст. в
товаре А прибылью будут только 200 ф. ст., или 7б
стоимости, в то время как в товаре Б прибылью будут не
только 200 ф. ст., но и такая часть 500 ф. ст. (цены машины),
которая представляет собой прибыль машиностроителя;
если предположить, что для производства машины также
потребовался год, то эта часть равна в свою очередь 7б-
Таким образом, в товаре А прибылью является только
7б всего дохода, тогда как в товаре Б элемент прибыли
заключает в себе не только 7б всего дохода, но и еще 7б
значительной части дохода.
Чем значительнее часть капитала, состоящая из машин,
зданий, материалов или чего-то еще, что должно быть
заготовлено прежде чем можно будет начать
непосредственный процесс труда, тем в большей мере входит в
издержки производства прибыль. Так же справедливо, хотя
на первый взгляд не так очевидно, что более длительная
прочность той части капитала, которая состоит из машин
или зданий, оказывает совершенно такое же влияние, как
и больший размер капитала. Подобно тому как мы
только что предположили крайний случай с машиной,
полностью изнашивающейся за 1 год работы, давайте допустим
противоположный и еще более крайний случай с машиной,
которая существует вечно и не требует ремонта. В этом
случае, который так же хорош в качестве иллюстрации,
как если бы он был возможным, отпадет необходимость в
возмещении фабриканту 500 ф. ст., отданных им за
машину, поскольку он постоянно имеет в своем распоряжении
саму машину, стоящую 500 ф. ст., но, как и раньше, он
должен получить прибыль на нее. Поэтому товар Б,
продававшийся в предыдущем примере за 1,2 тыс. ф. ст., из
которых 1 тыс. ф. ст. возмещала капитал, а 200 ф. ст. были
205

прибылью, теперь может быть продан за 700 ф. ст.,
состоящих из 500 ф. ст., возмещающих заработную плату,
и 200 ф. ст. прибыли на весь капитал. Следовательно,
прибыль составляет в стоимости товара Б 200 ф. ст. из 700, или
2h, или 284/7%, всей стоимости, тогда как у товара А она,
как и раньше, составляет 7б, или 162/з%. Это, конечно,
чисто идеальный случай, так как никакая машина или
другая часть основного капитала не может быть вечной; но,
чем долговечнее она, тем ближе приближаемся мы к этому
идеальному случаю и тем в большей мере прибыль входит
в доход. Если, например, машина, стоящая 500 ф. ст., за
каждый год работы теряет 7б своей стоимости, то для
возмещения этой потери к доходу должны быть добавлены
100 ф. ст., и цена товара составит 800 ф. ст. Поэтому
прибыль составит в цене 200 ф. ст, из 800, или 74 цены, что
все же гораздо больше 7б, или 200 ф. ст. из 1,2 тыс.
Из неравенства пропорций, в которых в различных
занятиях прибыль входит в авансированные капиталистом
средства и, следовательно, в доходы, на которые он
рассчитывает, вытекают два следствия, касающиеся
стоимости. Одно из них заключается в том, что товары не
обмениваются просто пропорционально труду,
потребовавшемуся для их производства, даже если мы примем во
внимание постоянное неравенство в оплате различных видов
труда. Мы уже пояснили это на примере с вином, теперь
мы дадим дальнейшее подтверждение этому, приведя
пример с товарами, изготовленными машинами. Представим
себе, как и раньше, товар А, произведенный
непосредственным трудом, стоившим 1 тыс. ф. ст. Вместо же
товара Б, изготовленного непосредственным трудом, стоящим
500 ф. ст., и машиной, стоящей 500 ф. ст., представим себе
товар В, изготовленный непосредственным трудом,
стоящим 500 ф. ст., с помощью машины, которая была
произведена также непосредственным трудом, стоившим
500 ф. ст., причем на изготовление машины требуется
год и она изнашивается за год работы, а прибыль, как и
раньше, равна 20%. Товары А и В произведены
одинаковыми количествами труда, оплаченного по одной цене,
товар А обходится в 1 тыс. ф. ст. непосредственного труда,
товар В только в 500 ф. ст., но его цена доводится до
1 тыс. ф. ст. трудом, затраченным на постройку машины.
Если бы труд или его вознаграждение были единственным
элементом издержек производства, эти два предмета мог-
206

ли бы обмениваться друг на друга. Но будут ли они
обмениваться в действительности? Несомненно, нет, так как,
если машина сделана за год с затратами, равными.
500 ф. ст., и прибылью в 20%, то естественная цена
машины составит 600 ф. ст., включая дополнительные 100
фунтов, которые должны быть авансированы производителем
товара В сверх других его расходов и возмещены ему с
прибылью в 20%. Поэтому, тогда как товар А продается
за 1,2 тыс. ф. ст., товар В не может постоянно продаваться
меньше чем за 1,32 тыс. ф. ст.
Второе следствие состоит в том, что каждое повышение
или понижение общего уровня прибыли будет оказывать
влияние на стоимости. Правда, оно будет не повышать или
понижать общий уровень стоимости (что, как мы уже
часто говорили, является логически несообразным и
невозможным), а изменять степень влияния на стоимость
вещей различий в сроках ожидания прибыли. Когда две
вещи, произведенные одинаковым количеством труда,
имеют неодинаковую стоимость, потому что одна из них
должна приносить прибыль за большее число лёт или
месяцев, чем другая, это различие стоимости будет больше,
когда прибыль больше, и меньше, когда прибыль меньше.
Вино, которое должно приносить прибыль за 5 лишних лет
по сравнению с сукном, будет превосходить его по
стоимости гораздо значительнее, когда прибыль равна 40%, чем
когда она равна 20%. Товары А и В, которые, хотя и
производились одинаковым количеством труда, продавались
за 1,2 тыс. ф. ст. и 1,32 тыс. ф. ст., т. е. с разницей в 10%,
продавались бы, если бы прибыль была вдвое ниже, за
1,1 тыс: ф. ст. и 1,155 тыс. ф. ст., т. е. с разницей в 5%.
Из сказанного следует, что даже общее повышение
заработной платы, когда оно сопряжено с некоторым
действительным увеличением издержек на труд, в какой-то
степени влияет на стоимости. Оно не влияет на них так, как
имеют обыкновение предполагать, т. е. не повышает их
общий уровень. Но увеличение издержек производства
понижает прибыль и поэтому уменьшает естественную
стоимость вещей, в которую прибыль входит в пропорции выше
средней, и повышает стоимость вещей, в которую она
входит в пропорции ниже средней. Когда прибыль падает,
понижается относительная стоимость всех товаров, в
производстве которых значительную роль играют машины,
рсобещю если машины очень долговечны, или, что равно-
207

сильно сказанному, повышается относительная стоимость
других предметов. Эту истину выражают иногда в скорее
правдоподобной, чем правильной форме, когда говорят,
что рост заработной платы повышает стоимость вещей,
произведенных трудом, по сравнению с вещами,
произведенными машинами. Но вещи, изготовленные машинами,
совершенно так же, как и любые другие вещи,
произведены трудом, а именно трудом, который произвел сами
машины, и единственная разница в том, что прибыль
входит в несколько большей мере в стоимость тех вещей, при
изготовлении которых применялись машины, хотя главной
статьей издержек по-прежнему является труд. Поэтому
лучше связывать этот результат с падением прибыли, чем
с ростом заработной платы, тем более что это последнее
выражение крайне двусмысленно и внушает скорее мысль
об увеличении реального вознаграждения работника, чем
о том, что единственно относится в данном случае к делу,
а именно об издержках на труд для хозяина.
§ 6. Помимо естественных и необходимых элементов
издержек производства — труда и прибыли, — есть другие
элементы, искусственные и случайные, такие, например,
как налог. Налог на солод — такая же часть издержек
производства этого товара, как заработная плата работников.
Издержки, связанные с налогом, так же как издержки,
обусловленные природой вещей, должны быть возмещены
через обычную прибыль в стоимости продукции, иначе
производство вещей прекратится. Но влияние
налогообложения на стоимость подчиняется тем же условиям, что
и влияние на нее заработной платы и прибыли. Влияние
оказывает не общее, а дифференцированное
налогообложение. Если бы все производства облагались налогом с
таким расчетом, чтобы со всех прибылей взимался бы
одинаковый процент, соотношение между стоимостями
нисколько бы не нарушалось. Если бы налогом было
обложено только несколько товаров, их стоимость
повысилась бы, и, если бы только немногие товары остались не
обложенными налогом, их стоимость упала бы. Если бы
одна половина товаров была обложена налогом, а другая
нет, стоимость первой половины возросла бы, а стоимость
второй упала бы относительно другой половины. Это
необходимо для того, чтобы уравнять ожидаемые прибыли
во всех занятиях, без чего облагаемые налогом занятия
208

были бы в конце концов, если не сразу же, покинуты. Но
всеобщее равное налогообложение, не нарушающее
соотношения между различными производствами, не может
оказать никакого влияния на стоимости.
До сих пор мы предполагали, что все средства и
приспособления, входящие в издержки производства
товаров, — это предметы, собственная стоимость которых
зависит от их издержек производства. Однако некоторые из
них могут принадлежать к классу предметов, количество
которых не может быть увеличено ad libitum (по
желанию) и которые поэтому, если спрос превышает известный
объем, приобретают стоимость, определяемую редкостью
продукта. Материалом для многих декоративных изделий,
производимых в Италии, служат вещества, называемые
rosso, giallo и verde antico, о которых утверждают — не
знаю, насколько справедливо, — что их можно получать
только из обломков античных колонн и других
декоративных элементов, поскольку каменоломни, в которых
первоначально добывался камень, истощены или затеряны *.
Материал такого рода, если на него предъявляется
большой спрос, должен иметь определяемую редкостью
стоимость, и эта стоимость входит в издержки производства,
а следовательно, в стоимость готового изделия. Кажется,
приближается время, когда наиболее дорогие меха начнут
испытывать влияние стоимости, определяемой редкостью
материала. До сих пор уменьшение числа дающих эти
меха пушных зверей в пустынных просторах Сибири и по
берегам полярных морей влияло на стоимость только
посредством увеличения труда, который требуется для
получения установленного количества товара, поскольку,
несомненно, в течение некоторого времени еще будет
возможно получать товар в гораздо большем количестве,
затрачивая достаточное количество труда.
Но определяемая редкостью стоимость увеличивает
издержки производства прежде всего тогда, когда в нем
участвуют силы природы. Эти силы, когда они никем не
присвоены и всякий может их получить, не входят в
издержки производства, не считая труда, который может
потребоваться, чтобы сделать их пригодными к
использованию. Даже когда они присвоены, они обладают стоимо-
стью, как мы уже видели, не в силу простого факта при-
* [1862 г.] Некоторые из этих каменоломен, кажется, были
вновь найдены и опять разрабатываются.
И Заказ № 52?
209

своения, а в силу их редкости, т. е. ограниченности
предложения. Но также несомненно, что часто они
действительно обладают стоимостью, определяемой редкостью
вещи. Представим себе водопад в таком месте, где фабрик
требуется больше, чем может быть обеспечено силой
воды, использование водопада будет иметь определяемую
редкостью стоимость, достаточную для того, чтобы или
понизить спрос до размеров предложения, или оплатить
создание искусственной силы, паровой или какой-нибудь
другой, равной по эффективности силе воды.
Поскольку сила природы является вечным достоянием
и приносит пользу только продуктам, получаемым
вследствие постоянного применения, обычный способ извлекать
выгоды из владения ею — это получение годового
эквивалента, уплачиваемого лицом, пользующимся силой, из
суммы его выручки. Этот эквивалент всегда можно
называть и его обыкновенно называют рентой. Поэтому вопрос
о влиянии, которое присвоение сил природы оказывает на
стоимости, часто формулируется так: входит ли рента в
издержки производства? И наиболее известные
политэкономы отвечают на него отрицательно. Сильное искушение
прибегнуть к такому безоговорочному утверждению
испытывают даже те, кто осведомлен об оговорках, с которыми
следует делать подобного рода утверждения, так как
последние, бесспорно, запечатлевают в сознании общий
принцип с большей твердостью, чем если бы он был и в
теории огражден всеми его практическими
ограничениями. Но подобные утверждения озадачивают, вводят в
заблуждение и производят невыгодное для политической
экономии впечатление, будто она пренебрегает
очевидными фактами. Нельзя отрицать, что иногда рента входит в
издержки производства. Если я покупаю или беру в
аренду участок земли и строю на нем суконную фабрику,
земельная рента законно образует часть моих издержек
производства, которые должны быть возмещены в стоимости
продукта. А поскольку все фабрики строятся па земле, и
большинство из них в местах, где земля особенно ценна,
рента, уплачиваемая за нее, должна в среднем быть
возмещена в стоимости всех вещей, изготовленных на
фабриках. Но в каком смысле справедливо утверждение о том,
что рента не входит в издержки производства и не влияет
на стоимость сельскохозяйственной продукции, будет
показало в следующей главе.
210

fЛАЙА V
ОБ ОТНОШЕНИИ РЕНТЫ К СТОИМОСТИ
§ 1. Мы исследовали законы, определяющие стоимость
товаров двух классов: первого небольшого класса товаров,
количество которых строго ограниченно, а стоимость
полностью определяется спросом и предложением, за
исключением того, что их издержки производства (если они
вообще имеются) образуют минимум, ниже которого не
может постоянно находиться стоимость; и второго обширного
класса товаров, количество которых может быть ad libitum
(по желанию) увеличено трудом и капиталом, а
издержки производства устанавливают как максимум, так и
минимум стоимости, по которому они могут постоянно
обмениваться. Но есть еще третий подлежащий
рассмотрению класс товаров — это товары, имеющие не одни и те
же, а меняющиеся издержки производства; их количество
всегда может быть увеличено трудом и капиталом, но не
при одинаковых затратах труда и капитала; известное их
количество может быть произведено при данных
издержках, но дополнительное количество только с большими
издержками. Эти товары образуют промежуточный класс,
обладающий некоторыми характерными особенностями
обоих других классов. Главный представитель этого
класса — сельскохозяйственная продукция. Мы уже
многократно упоминали ту осповную истину, что в сельском
хозяйстве при данном состоянии мастерства удвоение
затрат труда не всегда удваивает продукцию, что, если
возникает потребность в большем количестве продукции,
дополнительное снабжение достигается с большими
издержками, чем первоначальное. Если в какой-нибудь
деревне, где от земли требуется в настоящее время давать
100 квартеров зерна, рост населения создал необходимость
выращивать еще 100 квартеров за счет распашки худших,
пока еще не обрабатывавшихся земель или путем более
тщательной обработки уже распаханных земель, то в
дополнительных 100 квартерах или по крайней мере в
некоторой их части удельные издержки могут вдвое или втрое
превысить удельные издержки в прежнем урожае.
211

Если первые 100 квартеров были выращены с
одинаковыми затратами (при обработке только лучших земель)
и если эти затраты вознаграждаются с обычной прибылью
при цене 20 шилл. за квартер, естественной ценой
пшеницы до тех пор, пока она не потребуется в большем
количестве, будут 20 шилл.; и цена пшеницы может
подняться выше или опуститься ниже этого уровня только
из-за превратностей погоды или других случайных
изменений в предложении. Но если население местности
возрастет, то наступит время, когда для того, чтобы
прокормить его, потребуется получать с земли уже свыше
100 квартеров. Мы должны исходить из того, что всякое
снабжение из-за границы в нашем случае недоступно.
Согласно принятой гипотезе, в местности не может быть
произведено более 100 квартеров без перехода к
обработке худших земель или без замены существующей системы
возделывания более дорогостоящей. Ни того ни другого
нельзя добиться без повышения цены. Это повышение
цены будет постепенно вызвано увеличением спроса.
Когда цена повысилась, но не настолько, чтобы возмещать
издержки производства дополнительного количества
зерна с обычной прибылью, увеличившаяся стоимость
ограниченного предложения близка по своему характеру к
определяемой редкостью стоимости. Предположим, что
обрабатывать менее плодородные или более удаленные
земли невыгодно при выручке меньше 25 шилл. за
квартер и что эта цена необходима также для вознаграждения
дорогостоящих операций, с помощью которых может быть
получен дополнительный продукт на лучших землях.
Если это так, то цена будет повышаться вследствие
увеличения спроса, пока не дойдет до 25 шилл. Эта сумма
станет отныне естественной ценой, ценой, без которой не
будет производиться то количество зерна, на которое
предъявляется спрос обществом по этой цене. Такая цена
может удерживаться еще некоторое время; она могла бы
постоянно оставаться такой, если бы не росло население.
Достигнув этого уровня, цена не будет вновь постоянно
понижаться (хотя она моЖет временно упасть вследствие
случайного избытка в предложении) и не будет расти до
тех пор, пока общество в состоянии получать нужное
количество зерна без увеличения издержек производства.
В этом объяснении я пользовался понятием «цена»
как удобным символом стоимости из-за большей привыч-
212

ностй этого понятия; так я буду поступать и впредь, когда
это покажется мне необходимым.
В рассматриваемом случае различные части общей
массы произведенного зерна имеют различные издержки
производства. Хотя дополнительные 20, или 50, или
150 квартеров были произведены с издержками,
пропорциональными цене 25 шилл., первоначальные 100
квартеров по-прежнему производятся ежегодно с издержками,
пропорциональными цене 20 шилл. Это само собой
разумеется, если первоначальный и дополнительный продукт
производятся на землях различного качества. Но это
также справедливо и в том случае, если они производятся на
одной и той же земле. Предположим, что земля лучшего
качества, приносившая 100 квартеров по 20 шилл., стала
приносить 150 квартеров благодаря дорогостоящему
способу, прибегать к которому было бы неразумно, не
рассчитывая на цену 25 шилл. Издержки, делающие
необходимой цену 25 шилл., производитель понес только ради
50 квартеров; первые 100 он мог бы постоянно
производить с первоначальными издержками и с прибылью на это
количество от общего роста цены, вызванного увеличением
спроса, никто поэтому не понес бы дополнительных
расходов ради дополнительных 50 квартеров, если бы они
одни полностью не окупили эти расходы. Следовательно,
50 квартеров будут производиться по их естественной
цене, пропорциональной их издержкам производства, тогда
как другие 100 будут теперь приносить по 5 шилл. с квар-
тера сверх их естественной цены.
Если производство любой, даже самой небольшой,
части предложения неизбежно требует определенной цены,
эту цену приобретет и все остальное количество. Мы не
можем покупать одну булку дешевле, чем другую, потому
лишь, что зерно, из которого она сделана, было выращено
на более плодородной почве и обошлось его производителю
дешевле. Поэтому стоимость товара (мы подразумеваем
его естественную, или, что то же самое, его среднюю,
стоимость) определяется стоимостью той части предложения,
которую производят и доставляют на рынок с
наибольшими затратами. Таков закон стоимости последнего из трех
классов, на которые подразделяются все товары.
§ 2. Если часть продукции, полученная при самых
неблагоприятных условиях, приобретает стоимость, пропор-
213

ЦйопалЬиую издержкам ее производства, все остальные
части, полученные при более благоприятных условиях,
будучи продаваемы, как и должно, по той же самой
стоимости, приобретают стоимость, более чем
пропорциональную издержкам их производства. Строго говоря, их
стоимость не является стоимостью, определяемой редкостью
предметов, так как определяется условиями производства
товара, а не той степенью дороговизны, которая
необходима для понижения спроса до уровня ограниченного
предложения. Однако владельцы этих частей продукции
пользуются привилегией: они получают стоимость,
приносящую им большую, чем обычная, прибыль. Если это
преимущество зависит от какой-то особой льготы, такой,
как освобождение от уплаты налога, какого-то их личного
превосходства, физического или умственного,
какого-нибудь особого, известного только им приема, от того, что
они владеют большим, чем другие люди, капиталом, или
от разных иных причин, которые можно было бы
перечислить, то они удерживали бы это преимущество за
собой как дополнительный выигрыш иной прибыли на
капитал в виде своего рода монопольной прибыли. Но если,
как в том случае, который мы более обстоятельно
рассматриваем, преимущество зависит от владения силой природы
особенного качества, например землей, более плодородной,
чем та, что определяет общую стоимость товара, и если
эта природная сила не принадлежит самим производителям,
лицо, владеющее ею, может взыскать с них в форме ренты
всю дополнительную прибыль, полученную от
пользования этой силой. Мы пришли, таким образом, другим путем
к закону ренты, который был исследован нами в
заключительной главе кн. II. Рента, как мы опять видим, — это
разница между неравными доходами на различные части
капитала, задействованного в земледелии. Какой бы
излишек ни приносила любая часть сельскохозяйственного
капитала сверх того, что приносит такое же количество
капитала на худшей земле или при самом дорогостоящем
способе обработки, к какому заставляет прибегать
существующий в обществе спрос, этот излишек естественно бу*
дет уплачен из того капитала в виде ренты владельцу
земли, на которой был применен капитал.
Долгое время политэкономы, в том числе даже Адам
Смит, полагали, что продукт земли всегда имеет
монопольную стоимость, потому что (как они утверждали) в
214

дополнение к обычной норме прибыли он всегда приносит
что-то еще в качестве ренты. Теперь мы видим, что это
ошибочное мнение. Предмет не может иметь монопольную
стоимость, когда его предложение можно увеличить в
неограниченных размерах, если только мы готовы взять на
себя соответствующие расходы. Если зерна выращивается
не больше теперешнего количества, то только потому, что
стоимость не поднялась достаточно высоко, чтобы
вознаградить дополнительное производство. Всякая земля (не
предназначаемая для другого употребления или для
удовольствия), которая при нынешней цене и существующих
способах обработки может приносить обычную прибыль,
будет почти наверняка обрабатываться при условии, что
не возникнет никакого искусственного препятствия, даже
если бы и ничего не оставалось на уплату ренты. До тех
пор пока есть хоть какая-нибудь пригодная для обработки
земля, которую при нынешней цене вообще нельзя
обрабатывать с прибылью, должно быть также некоторое
количество земли чуть получше, которая будет приносить
обычную прибыль, но не даст ничего для уплаты ренты,
и эта земля, если она находится в границах хозяйства,
будет обрабатываться земледельцем, а если она не
относится к хозяйству, то, вероятно, ее собственником или
другим лицом. По крайней мере некоторое количество такой
земли обязательно должно возделываться.
Вследствие этого рента не образует части издержек
производства, которые определяют стоимость
сельскохозяйственной продукции. Несомненно, можно представить
себе обстоятельства, при которых она могла бы входить в
издержки производства, и при этом в очень большой мере.
Можно представить себе страну, которая столь густо
заселена и в которой вся пригодная для обработки земля
обрабатывается в таких масштабах, что для производства
любого дополнительного количества зерна потребовалось
бы больше труда, чем могла бы прокормить эта
дополнительная продукция; и если мы предположим, что в таком
положении оказался бы весь мир или страна, лишенная
поставок из-за границы, то при продолжающемся росте
населения как земля, так и ее продукция действительно
возвысились бы до монопольной цены или до цены,
определяемой редкостью предметов. Но в действительности
такое положение дел не могло сложиться никогда и нигде;
оно возможно разве только на каком-нибудь островке, от-
215

резанном от остального мира; и нет никакой опасности,
что оно сложится в будущем. Его, несомненно, нет ни в
одной из стран, известных в настоящее время. Монополия,
как мы видели, может оказывать влияние на. стоимость
только посредством ограничения предложения. Во всех
странах каких бы то ни было размеров пригодной для
обработки земли имеется больше, чем ее обрабатывается
сейчас; и, пока имеется любой такой излишек земли
определенного качества, это равносильно тому, что она
существует в неограниченном количестве. На практике
ограниченно только предложение земель лучшего качества, и
даже за эти земли нельзя требовать такую ренту, которая
позволила бы еще не обрабатываемым землям
конкурировать с ними; рента за участок земли должна быть
несколько меньше всего избытка его производительности по
сравнению с лучшей из тех земель, обработка которых еще
неприбыльна, т. е. она должна почти равняться избытку
производительности по сравнению с худшей землей,
которую выгодно обрабатывать. Из реально используемых
земель и капиталов те, что находятся в самых
неблагоприятных условиях, не приносят ренты; но именно эти земли
и капиталы определяют издержки производства, которые
регулируют стоимость всей продукции. Таким образом,
как мы могли уже заметить, рента является не причиной
стоимости, а ценой привилегии, которую неравенство
прибыли в различных частях сельскохозяйственного продукта
дарует всем частям, кроме тех, что произведены в самых
неблагоприятных условиях.
Короче говоря, рента просто уравнивает прибыли
различных сельскохозяйственных капиталов, давая
землевладельцу возможность присваивать весь излишек дохода,
обусловленный естественными преимуществами его земли.
Если бы все землевладельцы единодушно отказались от
своей ренты, они просто передали бы ее земледельцам, не
принеся этим никакой пользы потребителю, так как
существующая цена на зерно оставалась бы необходимым
условием производства части поставляемого продукта, а
если его часть приобретет такую цену, то ее приобретает
и весь продукт. Поэтому рента, если ее искусственно не
увеличивают ограничительные законы, не ложится
бременем на потребителя и наносит народу такой же ущерб, как
если бы ее удерживало или взыскивало эквивалент в
форме земельного налога государство, что превратило бы
216

ренту в фонд, служащий общей пользе, a tie пользе
частных лиц.
§ 3. Сельскохозяйственные продукты не единственные
товары, имеющие одновременно несколько отличающихся
друг от друга издержек производства и приносящие в силу
существующей здесь разницы ренту, пропорциональную
ей. Рудники могут служить таким же примером. Почти все
виды сырья, извлекаемые из недр земли: металлы, уголь,
драгоценные камни и т. п., — добываются в рудниках,
значительно различающихся по своему богатству, т. е.
приносящих при одинаковых затратах труда и капитала весьма
неодинаковое количество продукта. Отсюда вполне
резонно возникает вопрос, почему же самые богатые рудники
не разрабатываются в такой мере, чтобы полностью
обеспечивать рынок? Подобный вопрос не может возникнуть
в отношении земли, так как само собой разумеется, что
самые плодородные земли просто не могли бы полностью
удовлетворить спрос в густозаселенной стране, и даже из
того продукта, который они приносят, часть добывается с
таким же трудом и затратами, какие необходимы для
выращивания такого же количества на худшей земле. Иначе
обстоит дело с рудниками; по крайней мере оно обстоит
так не во всех случаях. Возможно, бывают случаи, когда
из того или иного пласта в данный момент нельзя извлечь
больше определенного количества руды, потому что пласт
выходит на поверхность на ограниченном участке, на
котором нельзя одновременно использовать больше
определенного числа работников. Но этого нельзя сказать в
отношении всех рудников. Например, на угольных шахтах
следует искать какую-то иную причину ограничения
предложения. В одних случаях владельцы ограничивают
объем добычи, чтобы не слишком быстро истощить запасы
угля в шахте; в других — владельцы объединяются в
союзы, чтобы, ограничивая производство, поддерживать
монопольную цену. Но каковы бы ни были причины, фактом
остается разработка шахт и рудников, богатых
ископаемыми в различной степени; и, поскольку стоимость
продукции должна быть пропорциональна издержкам
производства на худшем руднике (учитывая как его запасы, так
и местоположение), она превышает издержки
производства на лучшем руднике. Поэтому все рудники,
превосходящие по продуктивности худший из реально разрабатывае-
217

мых рудников, будут приносить ренту, равную излишку
продукта. Они могут приносить даже больше того, так же
как ренту может приносить и худший рудник. Но
поскольку число рудников сравнительно невелико, переход по
качеству от одного рудника к другому не столь же плавен,
как у земель разного качества; и спрос может быть таков,
что стоимость продукции будет значительно превышать
издержки производства на худшем из эксплуатируемых
рудников, оставаясь в то же время недостаточной для
перехода к разработке еще более плохих рудников. В
данном интервале продукция действительно имеет стоимость,
определяемую редкостью продукта.
В качестве еще одного примера назовем рыбный
промысел. Районы рыбного промысла в открытом море никем
не присваиваются, но в озерах и рейах они почти всегда
имеют своих владельцев, так же как устричные отмели и
другие специфические участки промысла на побережье.
В качестве конкретного примера мы можем взять лов
лосося. В одних реках водится намного больше лосося, чем
в других. Но каждая из них, не истощая своих запасов,
может удовлетворить лишь самый ограниченный спрос.
Спрос такой страны, как Англия, можно удовлетворить,
лишь организуя лов лосося во многих различных реках
с неодинаковой продуктивностью, причем стоимость
должна быть достаточной для возмещения издержек добычи
рыбы в самой непродуктивной из этих рек. Поэтому все
другие реки, если они находятся в руках собственников,
будут приносить ренту, равную стоимости избытка
выловленной в них рыбы. Рента не может быть намного выше
этого излишка, если есть другие доступные реки, в
которых водится лосось и которые из-за их удаленности или
меньшей продуктивности еще не вовлечены в снабжение
рынка рыбой. Если таких рек нет, стоимость, несомненно,
может подняться до определяемой редкостью стоимости, и
тогда худшие из эксплуатируемых рыбных промыслов
смогут приносить значительную ренту.
И в случае с рудниками, и в случае с рыбными
промыслами естественный ход событий может быть нарушен
открытием нового рудника или нового района рыбного
промысла, превосходящего по качеству некоторые из уже
эксплуатируемых. Первый результат такого события —
увеличение предложения, что, разумеется за счет
уменьшения стоимости, вызывает увеличение спроса. Эта умень-
218

шенная стоимость может оказаться уже недостаточной
для возмещения издержек на худших из разрабатываемых
рудников или рыбных промыслов, из-за чего их могут
забросить. Если более продуктивные рудники или рыбные
промыслы после добавления к ним вновь открытых
производят нужное количество товара по понизившейся
стоимости, соответствующей их сократившимся издержкам
производства, падение стоимости окажется
долговременным и, следовательно, произойдет соответствующее
уменьшение ренты на тех рудниках или в тех районах рыбного
промысла, эксплуатация которых продолжалась. В
данном случае, когда положение вещей урегулировано
надолго, результат будет состоять в том, что в общей иерархии
рудников или рыбных промыслов, насыщающих рынок
своей продукцией и отличающихся различной
продуктивностью, окажутся отсечены низшие ступени, тогда как на
любом более высоком уровне в иерархию будет включена
новая ступень, и худшим из рудников или рыбных
промыслов, т. е. тем, который регулирует величину ренты на
более доходных рудниках или рыбных промыслах и
стоимость товара, станет рудник или рыбный промысел,
обладающий более высокой продуктивностью, чем тот, какой
прежде регулировал величину ренты и стоимости.
Наряду с земледелием земля используется и для
других целей, особенно как место проживания, и в этом
последнем случае она приносит ренту, определяемую
принципами, сходными с уже установленными. Земельная
рента за место, на котором выстроено здание, и рента за сад
или парк, прилегающие к нему, будут не меньше той,
которую та же земля приносила бы в сельском хозяйстве,
но они могут и превышать ее; при этом излишек предстает
в виде компенсации за красоту или удобство
местоположения, а удобство часто состоит в предоставлении более
широких возможностей для получения денежной выгоды.
Предложение удивительно красивых земельных участков
обычно ограниченно, и поэтому, если на них
предъявляется большой спрос, они приобретают определяемую
редкостью стоимость. Стоимость земельных участков, более
удобных по своему расположению, регулируется
обычными законами ренты. Земельная рента на участок под дом
в маленькой деревне только чуть-чуть выше ренты за
такой же клочок земли в открытом поле, но рента па участок
под магазином в Чипсайде превзойдет такую ренту на всю
219

ту сумму, в какую люди оценивают благоприятные
возможности для торгового предприятия в наиболее заселенных
местах. Рента за хранение грузов на пристани, за
использование силы воды и многие другие привилегии легко
анализируется на основе использования сходных принципов.
§ 4. В промышленности излишек прибыли,
аналогичный ренте, встречается чаще, чем иногда предполагают.
Возьмем, например, патент или исключительную
привилегию на использование процесса, уменьшающего
издержки производства. Если стоимость продукта продолжает
регулироваться затратами тех, кто вынужден
использовать старый процесс, владелец патента получит излишек
прибыли, равный преимуществу его процесса над
прежним. Этот излишек прибыли, по существу, сходен с рентой
и даже принимает ее форму тогда, когда владелец патента
разрешает другим производителям пользоваться его
привилегией за некую годовую плату. До тех пор пока он и те,
кого он включил в состав участников привилегии,
производят недостаточное для насыщения всего рынка
количество товара, первоначальные издержки производства,
являясь необходимым условием производства части товара,
будут регулировать стоимость всего товара, а владелец
патента окажется в состоянии получать ренту в полном
объеме того преимущества, которое дает ему его способ.
Правда, на первых порах он, вероятно, откажется от части
своей выгоды ради того, чтобы продавать товар по ценам
ниже, чем цены других производителей; вызванное им
увеличение предложения понизит стоимость и сделает
торговлю невыгодной для тех, кто не разделяет с ним его
привилегии; многие из них поэтому прекратят полностью
или будут постепенно ограничивать свои операции или же
войдут в соглашение с владельцем патента; по мере того
как он расширит предложение своего товара, их
предложение сократится, а стоимость тем временем будет
оставаться несколько пониженной. Но если он неожиданно
прекратит свои операции еще до того, как рынок
окажется полностью насыщенным товаром, произведенным с
помощью нового производственного процесса, положение
вещей вновь приспособится к тому, что было естественной
стоимостью до сделанного изобретения, и выгода от
улучшения будет причитаться только владельцу патента.
Излишек прибыли, который получает тот или иной
220

производитель или торговец в силу своих исключительных
способностей к делу или его исключительной
организации, по своему характеру похож на ренту. Если бы все
его конкуренты имели те же самые преимущества и
пользовались ими, выгода перешла бы к потребителям за счет
уменьшения стоимости товара; наш производитель
удерживает эту выгоду за собой только потому, что он может
поставлять на рынок свой товар с издержками
производства, меньшими, чем те, которыми определяется его
стоимость. В действительности же все преимущества,
которыми одно лицо располагает по отношению к конкуренту,
будь то естественные или приобретенные, личные или
являющиеся результатом социального устройства, вводят
товар в третий класс и уподобляют обладателя
преимущества получателю ренты. Заработная плата и прибыль
представляют собой всеобщие элементы производства, тогда
как ренту можно считать отражающей его отличительные
и специфические элементы: всякая разница в пользу
конкретных производителей или в пользу производства в
конкретных условиях является источником прибыли,
которая, хотя и не называется рентой, поскольку она не
уплачивается периодически одним лицом другому, управляется
тем не менее законами, совершенно одинаковыми с
законами ренты. Цена, уплачиваемая за отличительное
преимущество в производстве товара, не может входить в общие
издержки его производства.
Совершенно очевидно, что в отдельных случаях товар
может приносить ренту даже при самых невыгодных
условиях его производства, но только тогда, когда на
некоторое время он оказывается в положении тех товаров,
предложение которых абсолютно ограниченно, и поэтому
продается по стоимости, определяемой редкостью. Но это
положение никогда не бывает, не было и не может быть
постоянным ни для одного из главных товаров,
приносящих ренту; оно возможно только в результате их
близящегося истощения, если это минеральные продукты
(например, уголь), или в результате роста населения,
продолжающегося после того, как дальнейшее увеличение
производства стало невозможным, т. е. в случае, когда
этому событию должен предшествовать длительный
период почти неизбежного прогресса человеческой культуры
и усовершенствований, которые не позволяют нам считать
этот случай сколько-нибудь вероятным.
221

ГЛАВА VI
КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ
§ 1. И вот мы подошли к тому весьма удобному месту,
которое позволяет нам оглянуться назад и окинуть
взглядом тот путь, который мы проделали с начала этой книги.
Вот как выглядят принципы теории стоимости в той мере,
в какой мы их пока установили.
I. Стоимость — относительное понятие. Стоимость вещи
означает то количество какой-то другой вещи или вещей
вообще, на которое она обменивается. Поэтому. стоимость
всех вещей не может одновременно повышаться или
понижаться. Такое явление, как общее повышение или
общее понижение стоимостей, невозможно. Всякое
повышение одной стоимости предполагает уменьшение другой, а
всякое падение первой — рост второй.
П. Временная, или рыночная, стоимость вещи зависит
от спроса и предложения: она повышается, когда растет
спрос, и понижается, когда увеличивается предложение.
Однако спрос меняется вместе со стоимостью: при
дешевизне вещей он обычно больше, чем при их дороговизне;
и стоимость всегда устанавливается такой, чтобы спрос
равнялся предложению.
III. Помимо временной стоимости, у вещей есть также
постоянная, или, как ее еще можно назвать, естественная,
стоимость, к которой всегда стремится вернуться
рыночная стоимость после любого своего изменения; и эти
колебания уравновешивают друг друга, в результате чего в
среднем товары обмениваются примерно по их
естественной стоимости.
IV. Естественная стоимость некоторых вещей — это
стоимость, определяемая их редкостью, но в большинстве
своем вещи естественно обмениваются друг на, друга
пропорционально издержкам их производства, или
пропорционально тому, что можно назвать их стоимостью
издержек.
V. Определяемую редкостью стоимость естественно и
постоянпо имеют вещи, предложение которых не может
быть увеличено вовсе или в той мере, чтобы полностью
222

удовлетворить спрос, какой предъявлялся бы на них пб
стоимости издержек.
VI. Монопольная стоимость означает определяемую
редкостью стоимость. Монополия не может придать
стоимость какой-либо вещи иначе чем посредством
ограничения ее предложения.
VII. Каждый товар, предложение которого может быть
безгранично увеличено трудом и капиталом, обменивается
на другие вещи пропорционально издержкам,
необходимым для производства и доставки на рынок самой дорогой
части требующегося количества товара. Естественная
стоимость выступает синонимом стоимости издержек, а
стоимость издержек некой вещи означает стоимость издержек
производства самой дорогой части объема ее выпуска.
VIII. Издержки производства состоят из нескольких
элементов, некоторые из них постоянны и всеобщи, а
другие случайны. Всеобщие элементы издержек
производства — это заработная плата и прибыль на капитал.
Случайные элементы — это налоги и любые
дополнительные издержки, вызванные определяемой редкостью
стоимостью некоторых из необходимых элементов
производства.
IX. Рента не составляет элемента издержек
производства товара, который приносит ее, исключая случаи
(скорее воображаемые, чем реально существующие), когда
она выступает результатом и носителем стоимости,
определяемой редкостью. Но когда земля, способная
приносить ренту в сельском хозяйстве, служит какой-то иной
цели, рента, которую она приносила бы, оказывается
элементом издержек производства товара, для создания
которого она используется.
X. Если пренебречь случайными элементами, то вещи,
количество которых может быть увеличено безгранично,
естественно и постоянно обмениваются друг на друга в
соответствии с относительными размерами заработной
платы, которая должна быть уплачена за их производство, и
относительными размерами прибыли, которая должна
быть получена капиталистами, выплачивающими эту
заработную плату.
XI. Относительные размеры заработной платы не
зависят от размеров самой заработной платы. Высокая
заработная плата не делает стоимости высокими, так же как
низкая заработная плата не делает их низкими. Относи-
223

тельаые размеры заработной платы зависят й
определенной мере от относительного количества необходимого
труда и относительных размеров его вознаграждения.
XII. Точно так же относительная норма прибыли не
зависит от размеров самой прибыли, и высокая или низкая
прибыль не делает стоимости высокими или низкими.
Относительный размер прибыли зависит отчасти от
сравнительной продолжительности времени использования
капитала и отчасти от относительной нормы прибыли в
различных сферах деятельности.
XIII. Если две вещи произведены одинаковым
количеством труда и этот труд одинаково оплачивается и если на
заработную плату работников требуется авансировать
капиталы на одно и то же время и характер занятий не
предполагает постоянной разницы в нормах прибыли,
получаемой на эти капиталы, то эти две вещи будут в среднем
обмениваться друг на друга независимо от того, высоки
или низки заработная плата и прибыль и велико или
незначительно количество затрачиваемого труда.
XIV. Если одна из двух вещей в среднем имеет
большую стоимость, чем другая, причина должна заключаться
в том, что для ее производства требуется или большее
количество труда, или род труда, который постоянно
оплачивается выше; или в том, что капитал или часть капитала,
идущие на содержание этого труда, должны
авансироваться на больший срок; или, наконец, в том, что
производству сопутствуют определенные обстоятельства,
которые требуется вознаграждать постоянно посредством более
высокой нормы прибыли.
XV. Из всех этих элементов наиболее важный —
количество труда, необходимого для производства, влияние
других гораздо слабее, хотя все они имеют важное значение.
XVI. Чем ниже прибыли, тем менее важными
становятся второстепенные элементы издержек производства
и тем меньше отклоняются стоимости товаров от
стоимости, пропорциональной количеству и качеству труда,
необходимого для их производства.
XVII. Но всякое падение прибыли понижает в
некоторой степени стоимость издержек производства вещей,
изготовленных многочисленными или долговечными
машинами, и повышает стоимость вещей, сделанных вручную;
и всякое повышение прибыли дает противоположный
результат.
224

§ 2. Такоёа общай теорий Меновой стоимости. Однако
необходимо заметить, что в этой теории рассматривается
система производства, организуемая капиталистами ради
получения прибыли, а не работниками ради поддержания
существования. В той мере, в какой мы примем это
последнее предположение — а в большинстве стран мы
должны принять его, по крайней мере в отношении
сельскохозяйственной продукции, в весьма значительной степени, —
те из предыдущих теорем, которые касаются зависимости
стоимости от издержек производства, потребуют
некоторой модификации. Все они исходят из того, что цель и
намерение производителя заключаются в извлечении
прибыли из своего капитала. Отсюда следует, что он должен
продавать свой товар по цене, приносящей ему обычную
норму прибыли, иначе говоря, он должен обменивать его
на другие товары по стоимости издержек. Но крестьянин-
собственник, испольщик и даже крестьянин-фермер или
арендатор, т. е. работник, независимо от того, как мы его
назовем, ведущий производство за свой собственный счет,
ищет не сферы приложения для своего небольшого
капитала, а сферы выгодного использования своего времени
и труда. Его расходы сверх идущих на содержание самого
себя и семьи настолько малы, что почти всю выручку от
продажи продукции составляет плата за труд. Когда ему
и его семье удается прокормиться продукцией своего
хозяйства (и, возможно, одеться в материалы, выращенные
в нем и выработанные на дому), его можно сравнить — в
том, что касается дополнительного вознаграждения,
полученного от продажи излишнего продукта, — с теми
работниками, которые, извлекая средства для существования
из независимого источника, могут позволить себе
продавать свой труд по любой цене, какая представится им
достойной соответствующих усилий. Крестьянин, у которого
на содержание себя и своей семьи идет часть своего
продукта, нередко будет продавать остаток по цене гораздо
ниже той, что составила бы стоимость издержек
производства такого же объема продукции у капиталиста.
Однако даже в этом случае существует минимум, или
внутренний предел, стоимости. Продукт, доставляемый
крестьянином на рынок, должен приносить ему выручку,
равную стоимости всех необходимых предметов, которые
он вынужден покупать; кроме того, он должен давать
ему возможность платить ренту. При обработке земли
15 Заказ № 522
225

крестьянином рентой не управляют принципы, только что
изложенные в предыдущих главах; рента или
определяется обычаем, как в случае с испольщиками, или, если она
устанавливается в ходе конкуренции, зависит от уровня
заселенности территории. Следовательно, в этом случае
рента — элемент издержек производства. Крестьянин
должен работать, пока не покроет свою ренту и цену всех
купленных им необходимых предметов. После этого он
будет продолжать работу только в том случае, если сможет
продавать свой продукт по такой цене, какая возьмет верх
над его отвращением к труду.
Только что упомянутый минимум — это то, что
крестьянин должен получить в обмен за весь излишек своего
продукта. Но поскольку этот излишек не является твердо
установленным количеством, а может быть больше или
меньше сообразно со степенью трудолюбия земледельца,
минимальная стоимость всего излишка не сообщает
никакой минимальной стоимости какому-то определенному
количеству товара. Поэтому при таком положении дел едва
ли можно сказать, что стоимость вообще зависит от
издержек производства. Она полностью зависит от спроса
и предложения, т. е. от соотношения между величиной
излишка продуктов питания, который решают произвести
земледельцы, и численностью несельскохозяйственного
или, точнее, некрестьянского населения. Если бы
покупающий класс был многочислен, а производящий класс
ленив, продукты питания могли бы постоянно иметь
определяемую редкостью цену. Мне не приходилось слышать,
чтобы подобный случай действительно где-либо имел
место. Если производящий класс энергичен и трудолюбив, а
покупающий класс малочислен, продукты питания будут
чрезвычайно дешевы. Это тоже редкий случай, хотя
некоторые районы Франции, возможно, приближаются к нему.
А широко распространенными оказываются случаи, когда,
как до последнего времени в Ирландии, класс крестьян
ленив, а покупателей немного или когда крестьяне
трудолюбивы, а городское население многочисленно и богато,
как в Бельгии, северной Италии и некоторых районах
Германии. Цена продукта будет приспосабливаться к этим
различным обстоятельствам, если ее не изменят, как это
часто бывает, конкуренция производителей, не имеющих
отношения к крестьянам, или цены, существующие на
иностранных рынках.
226

§ 3. Другую аномалию представляет собой продукция,
выращенная рабами, но этот случай далеко не столь
сложен. Рабовладелец — тот же капиталист, и его побуждение
к производству заключается в получении прибыли на его
капитал. Эта прибыль должна достигать обычной нормы.
Что касается его расходов, он находится в таком же
положении, как если бы его рабы были свободными
работниками, трудящимися с их нынешней эффективностью и
получающими заработную плату, равную издержкам на
содержание рабов. Если по отношению к сделанной работе
эти издержки меньше, чем была бы заработная плата за
свободный труд, то настолько же больше прибыль
рабовладельца, но если все другие производители в стране
обладают тем же преимуществом, то оно совсем не
повлияет на стоимости товаров. Влияние на стоимости
товаров возможно лишь в том случае, если привилегия
дешевого труда распространяется только на особые отрасли
производства, а в остальных используются свободные
работники с более высокой заработной платой. В этом
случае, как и во всех случаях постоянного неравенства
заработной платы в различных занятиях, цены и стоимости
несут отпечаток подобного неравенства. Товары,
произведенные трудом рабов, будут обмениваться на товары,
произведенные трудом свободных работников, в пропорции
меньше той, какая соответствовала бы количеству труда,
потребовавшегося для их производства; стоимость первых
будет меньше, а последних больше, чем в том случае, если
бы рабства не существовало.
Дальнейшее приспособление теории стоимости к
разнообразным существующим или возможным
производственным системам может быть с большей пользой
предоставлено вдумчивому читателю. Как хорошо сказал
Монтескье: "И ne faut pas toujours tellement epuiser un sujet,
qu'on ne laisse rien a faire au lecteur. II ne s'agit pas de
faire lire, mais de faire penser" *. (Никогда не следует
исчерпывать предмет до того, что уже ничего не остается
на долю читателя. Дело не в том, чтобы заставить его
читать, а в том, чтобы заставить его думать».)
* Montesquieu. Esprit dcs Lois, liv. XI ad finem. [См.
Приложение S. «Теория стоимости».]
15*

ГЛАВА VII
О ДЕНЬГАХ
§ 1. До сих пор мы рассматривали общие законы
стоимости, не вводя понятие денег (не считая изредка
приводимых поясняющих примеров); теперь же наступило
время дополнить вышесказанное этим понятием и
рассмотреть, каким образом влияет на принципы взаимного
обмена товаров использование того, что именуется
средством обмена.
Чтобы понять многообразные функции средства
обращения, лучше всего рассмотреть, каковы главные
неудобства, которые мы испытывали бы, не имея такого средства.
Первым и самым очевидным было бы отсутствие общей
меры для стоимостей различного рода. Если бы портной
шил только сюртуки и хотел купить хлеб или лошадь, то
было бы очень хлопотно устанавливать, сколько хлеба он
должен получить за сюртук или сколько сюртуков он
должен отдать за лошадь. Всякий раз, когда он обменивал бы
свои сюртуки на товар другого рода, расчеты должны были
бы начинаться вновь на основе иных данных; и не могло
бы быть ни текущих цен, ни правильной котировки
стоимости, тогда как теперь у каждого предмета есть текущая
цена, выраженная в деньгах, и портной преодолевает все
трудности, оценивая свой сюртук в 4 или 5 ф. ст., а
четырехфунтовый хлеб в 6 или 7 пенсов. Подобно тому как
гораздо легче сравнивать различные расстояния, выражая
их на общем языке футов и дюймов, так же намного легче
сравнивать стоимость посредством общего языка фунтов,
шиллингов и пенсов. Никаким другим способом было бы
нельзя расположить стоимость по порядку одну за другой
или*егко сосчитать сумму своей собственности; ко всему
прочему гораздо легче установить и запомнить отношения
многих вещей к одной вещи, чем их бесчисленные
соотношения между собой. Это преимущество общего языка,
на котором могут быть выражены стоимости, столь важно
даже само по себе, что некий подобный способ их
выражения и исчисления, вероятно, употреблялся бы, даже если
бы фунт или шиллинг были не реальными вещами, а про-
228

сто счетными единицами. Говорят, что существуют
африканские племена, у которых на самом деле принят этот
несколько искусственный способ. Они исчисляют
стоимость вещей посредством известного рода счетных
денег, называемых макутами. Они говорят, что одна вещь
стоит 10 макут, другая — 15, третья — 20 *. В
действительности нет вещи, называемой макутой: это
общепринятая единица для более удобного сравнения вещей друг
с другом.
Но эта выгода составляет только незначительную часть
экономической пользы, которую приносит употребление
денег. Неудобства натурального обмена настолько велики,
что без определенного более удобного средства
осуществления обмена разделение занятий едва ли могло быть
доведено до сколько-нибудь значительных размеров.
Портной, у которого нет ничего, кроме сюртуков, мог бы
умереть с голоду прежде, чем сумел бы найти кого-нибудь,
имеющего для продажи хлеб и желающего купить
сюртук; кроме того, он не захотел бы получить сразу столько
хлеба, сколько стоил бы сюртук, а разделить сюртук
невозможно. Поэтому каждый человек всегда спешил бы
отдать свой товар в обмен на какую-то вещь, которая,
возможно, и не удовлетворяла бы его собственные
непосредственные потребности, но пользовалась бы большим и
всеобщим спросом и была бы легко делима, так как это
позволило бы ему быть уверенным в том, что, располагая
этой вещью, он способен купить все, имеющееся в
продаже. Предметы первой необходимости обладают этими
свойствами в высокой степени. Хлеб чрезвычайно легко делим
и является предметом всеобщего желания. Тем не менее
это предмет не такого рода, какой необходим, так как
никто не желает иметь сразу продуктов питания больше, чем
требуется для немедленного потребления, если только не
ожидается неурожай; поэтому владелец пищевых
продуктов никогда не может быть уверен, что немедленно найдет
на них покупателя, а их большая часть испортится, если
эти продукты не будут быстро проданы. Вещь, которую
люди могут избрать для того, чтобы, располагая ею,
делать покупки, должна не только быть делимой и
пользоваться большим спросом, но должна также не портиться
* Montesquieu. Esprit des Lois, liv. XXII, ch. 8.
229

при хранении. Это ограничивает выбор очень небольшим
числом предметов.
§ 2. По молчаливому согласию почти все народы в
очень раннем периоде своего существования остановились
на определенных металлах, в первую очередь золоте и
серебре, как отвечающих этой цели: Никакие другие
вещества пе соединяют в себе в такой большой степени все
необходимые качества со множеством второстепенных
преимуществ. На низшей ступени развития общества
самое сильное влечение, не считая потребности в пище и
одежде, а при известном климате только потребности в
пище, люди испытывают к личным украшениям и к тому
роду отличий, которые приобретаются редкостью или
дороговизной таких украшений. После того как оказывались
удовлетворенными непосредственные жизненные
потребности, каждый стремился накопить как можно больше
вещей, одновременно дорогих и способных служить
украшением, какими являлись главным образом золото, серебро
и драгоценные камни. Это были вещи, которые каждый
хотел иметь и на которые с наибольшей уверенностью
можно было найти покупателей, желавших получить их в
обмен на любой вид продукции. Опи принадлежали к
числу самых непортящихся из всех предметов. Их можно
было также легко переносить и прятать (малая масса этих
вещей обладала огромной стоимостью); последнее
соображение было весьма важным в смутные времена.
Драгоценные камни уступают золоту и серебру по своей делимости
и бывают очень разного качества, для точной оценки
которого требуется приложить значительные усилия. Золото и
серебро в высшей степени делимы и в чистом виде всегда
бывают одного и того же качества, в то же время их
чистота может быть установлена и удостоверена органом
власти.
Поэтому, хотя в одних странах в качестве денег
использовались меха, в других скот, в китайской Татарии
кубики сильно спрессованного чая, на побережье Западной
Африки раковины, называвшиеся каури, а в Абиссинии и в
наши дни куски горной соли, хотя даже из металлов порой
избирались менее ценпые, как, папример, железо в Лаке-
демоне из-за насаждавшегося властями аскетизма, медь в
ранний период Римской республики ввиду бедности
народа, золоту и серебру обычно отдавалось предпочтение у
230

народов, которые были в состоянии получить их путём
добычи, торговли или захвата. К качествам, с самого начала
говорившим в их пользу, добавилось еще одно, значимость
которого раскрывалась только постепенно. Они относятся
к числу товаров, которые испытывают самое малое
влияние любой из причин, вызывающих колебания стоимости.
Ни один товар не свободен полностью от таких колебаний.
Золото и серебро с начала истории испытали одно сильное
долговременное изменение стоимости вследствие открытия
американских рудников и несколько временных колебаний
вроде того, которое в последнюю великую войну { было
вызвано оттоком драгоценных металлов в скрытые
запасы и в казну огромных армий, постоянно пребывавших в
полевых условиях. В нынешние времена открытие новых
месторождений, столь богатых, как рудники Уральских
гор, Калифорнии и Австралии 2, может стать началом
другого периода падения их стоимости, о глубине которого
сейчас было бы бесполезно рассуждать. Но в целом
никакие другие товары не подвергаются столь незначительному
воздействию причин, вызывающих колебания. Издержки
производства золота и серебра колеблются в меньшей
мере, чем издержки производства почти всех других
вещей. А вследствие такой устойчивости их суммарное
наличие всегда столь велико по сравнению с годовой добычей,
что влияние на стоимость даже изменения издержек
производства не бывает внезапным, поскольку необходим
весьма продолжительный отрезок времени для сокращения
существующего наличия драгоценных металлов. Впрочем,
заметное увеличение их количества также не слишком
быстрый процесс. Поэтому золото и серебро лучше, чем
любой другой товар, подходят для того, чтобы служить
предметом сделок, связанных с получением или уплатой
определенного количества денег через значительный
промежуток времени. Если бы обязательство выражалось в
зерне, то в течение одного года неурожай мог бы вчетверо
увеличить бремя намеченного платежа, а в течение
другого обильный урожай мог бы низвести его до lU- Если бы
было оговорено осуществление платежа сукном, то любое
1 [То есть в наполеоновские войны.]
2 [Так начиная с 3-го издания (1852 г.). В 1-м издании
(1848 г.): «...столь богатых, как рудники Уральских гор и
Сибири». Во 2-м издании (1849 г.): «...к которым теперь можно
добавить Калифорнию».]
231

промышленное изобретение могло бы раз и ййвбеГДй
уменьшить платеж до Vio его первоначальной стоимости.
Такое случалось даже тогда, когда оговаривался платеж
золотом и серебром, но сильное падение их стоимости
после открытия Америки, продолжающееся до сих пор3,
служит единственным достоверным примером', да и в этом
случае изменения происходили чрезвычайно медленно,
в течение многих лет.
Когда золото и серебро реально стали средством
обмена, превратившись в вещи, за которые люди обычно
продавали и на которые они обычно покупали все, что им
требовалось продать или купить, изобретение чеканки монет
стало делом само собой разумеющимся. С помощью этого
процесса металл делили на удобные частщ которые могли
быть сколь угодно малы и находились в определенном
соотношении между собой, этим устранялись хлопоты по
взвешиванию и проверке пробы при всякой смене
владельцев, т. е. неудобство, которое при мелких покупках скоро
стало бы нестерпимым. Правительства нашли выгодным
для себя взять эту операцию в собственные руки и
запретить всякую чеканку частным лицам; действительно, их
гарантия нередко была единственной, которой можно было
доверять, однако и это доверие бывало очень часто
незаслуженным, так как расточительные правительства до
самого недавнего времени редко испытывали угрызения
совести, когда ради ограбления своих кредиторов они
предоставляли всем другим должникам разрешение грабить
их кредиторов, прибегая к махинациям, связанным с
понижением денежного стандарта, — к этому самому
откровенному из всех способов мошенничества, состоящему в
том, чтобы, назвав шиллинг фунтом, получить
возможность аннулировать долг в 100 ф. ст. уплатой 100 шилл.
План был бы так же прост и так же хорошо отвечал бы
своему назначению, если бы в законодательном порядке
было установлено, что «сотня» должна всегда означать 5;
это вызвало бы такое же сокращение во всех денежных
контрактах и вовсе не было бы более бесстыдным.
Использование подобных политических приемов все еще
продолжают рекомендовать, но к ним перестали прибегать, разве
только изредка через выпуск бумажных денег; в этом слу-
3 [«...продолжающееся до сих пор» добавлено во 2-е издание
(1849 г.).]
232

чае характер операции из-за большей непонятности
законов обращения бумажных денег оказывается чуть мене*
явным.
§ 3. Деньги, когда их употребление стало привычным,
выступают средством распределения доходов между
различными членами общества и мерой, с помощью которой
оценивается личное имущество. Так как люди
удовлетворяют свои разнообразные потребности всегда с помощью
денег, в их умах возникает прочная ассоциация,
заставляющая их считать, что деньги — это богатство в большей
степени, чем любой другой товар, и даже те, кто всю свою
жизнь занимаются производством самых полезных
предметов, приобретают привычку считать эти предметы
важными главным образом в силу их способности
обмениваться на деньги. Человек, расстающийся с деньгами ради
приобретения товаров, если только он не намеревается
перепродать их, предстает в воображении как лицо,
совершающее худшую сделку, чем человек, расстающийся с
товарами ради получения денег; первый представляется
расходующим свои средства, а второй приумножающим их. Это
заблуждение, хотя теперь оно в некоторой мере рассеяно,
долгое время было настолько сильным, что господствовало
в сознании всех европейских государственных деятелей,
как теоретиков, так и практиков.
Однако должно быть очевидно, что простое введение
особого способа обмена вещей друг на друга, состоящего
в том, чтобы вначале поменять вещь на деньги, а потом
обменять деньги на что-то еще, не производит никакого
существенного изменения в характере сделок. В
действительности вещи покупаются не на деньги. Никто (кроме
лица, добывающего золото или серебро) не извлекает свой
доход из драгоценных металлов. Не фунты или шиллинги,
которые человек получает еженедельно или ежегодно,
составляют его доход; они являются известного рода
квитанциями или распоряжениями, которые он может
предъявить для оплаты в любом магазине и которые дают ему
право на получение определенной стоимости в виде
любого товара, какой он только пожелает. Фермер платит
своим рабочим и своему землевладельцу этими квитанциями,
так как это удобнее всего для него и для них; но
действительный доход этих лиц состоит в известной доле его
зерна, скота и сена, и нет существенной разницы в том, рас-
233

пределяет ли фермер эту долю прямо между ними или
пролает ее за них, отдавая этим лицам цену их доли; но
поскольку, если бы он не продавал их долю, им самим
пришлось бы заниматься этим, а сам он в любом случае
выступает продавцом своей доли, постольку для всех
будет лучше, чтобы он продавал их долю наряду со своей,
оставляя рабочим больше свободного времени для работы,
а землевладельцу — для праздности. Капиталисты,
исключая производителей драгоценных металлов, не извлекают
никакой части своего дохода из этих металлов, так как они
получают их только в силу купли-продажи, отдавая
взамен свой собственный продукт, тогда как всем другим
лицам их доход уплачивается капиталистами или теми, кто
получил эти средства от капиталистов; но так как
капиталисты с самого начала не имеют ничего, кроме своего
продукта, следовательно, он, и только он, обеспечивает все
доходы, предоставляемые капиталистами. Короче говоря,
в общественной экономике нет ничего более
несущественного по своей природе, чем деньги, они важны лишь как
хитроумное средство, служащее для экономии времени и
труда. Это механизм, позволяющий совершать быстро и
удобно то, что делалось бы и без него, хотя и не столь
быстро и удобно, и, как у многих других механизмов, его
очевидное и независимое влияние обнаруживается только
тогда, когда он выходит из строя.
Введение денег не изменяет действия ни одного из
законов стоимости, изложенных нами в предыдущих главах.
Причины, по которым временная, или рыночная,
стоимость вещей зависит от спроса и предложения, а средняя
и постоянная стоимость — от издержек их производства,
относятся к денежной системе так же, как и к системе
натурального обмена. Вещи, которые посредством
натурального обмена обменивались бы одна на другую, при
продаже за деньги будут отданы за одинаковую сумму
последних и поэтому будут по-прежнему обмениваться друг на
друга, хотя процесс их взаимного обмена будет состоять
из двух операций вместо одной. Деньги не меняют
отношения товаров друг к другу; единственное впервые
вводимое отношение — это отношение товаров к самим
деньгам, определяющее, на сколь большую или сколь малую
сумму денег они будут обмениваться, или, другими
словами, какова будет меновая стоимость самих денег. И
решение этого вопроса не представляет никакого труда, когда
?34

устранено заблуждение, вынуждавшее смотреть па ДейЬГй
как на необычный предмет, не подчиняющийся тем же
законам, что и другие предметы. Деньги — это товар, и,
как и у других товаров, их стоимость определяется
временно спросом и предложением, а постоянно и в среднем —
издержками их производства. Следует дать достаточно
подробное разъяснение приложимости этих принципов к
деньгам ввиду той путаницы, которая царит в умах
людей, научно не подготовленных к восприятию этого
предмета, и которая объясняется остатками давнишних
обманчивых ассоциаций, а отчасти обилием туманных и
беспочвенных предположений, в последнее время опутавших этот
вопрос политической экономии сильнее, чем любой другой.
Поэтому стоимость денег будет рассмотрена мною в
отдельной главе.

глава vili
О ЗАВИСИМОСТИ СТОИМОСТИ ДЕНЕГ
ОТ СПРОСА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ
§ 1. К несчастью, в самом начале рассмотрения
данного предмета мы должны покончить с существующей
двусмысленностью этого выражения. Стоимость денег
кажется понятием столь же точным, столь же далеким от
возможности неверного истолкования, как и любой другой
научный термин. Стоимость вещи — это ю, на что она
будет обмениваться; стоимость денег — это то, на что будут
обмениваться деньги, покупательная сила денег. Если
цены низки, на деньги можно купить много других вещей,
и их стоимость, следовательно, высока; если цены высоки,
на деньги можно купить мало других вещей, и деньги
обладают низкой стоимостью. Стоимость денег обратно
пропорциональна общему уровню цен: она падает, когда он
повышается, и растет, когда он понижается.
Но, к сожалению, то же самое выражение
используется в современном коммерческом языке в совершенно ином
смысле. Деньги, которые обычно воспринимают как
синоним богатства, особенно употребительны как термин,
означающий богатство, когда оно выступает объектом займа.
Когда одно лицо ссужает другого, точно так же как и
когда оно платит другому заработную плату или ренту,
оно передает не просто деньги, но право на получение по
своему выбору известной стоимости из продукта страны;
кредитор прежде купил это право, отдав за него часть
своего капитала. В действительности это лицо ссужает не что
иное, как определенный капитал, а деньги служат только
средством передачи. Но капитал обычно переходит от
кредитора к должнику посредством либо денег, либо
письменного распоряжения о получении денег, во всяком случае,
в деньгах производят подсчет и оценку капитала. Поэтому
ссудный капитал повсеместно называют заемными
деньгами, рынок ссуд — денежным рынком; тех, у кого есть
свободный для помещения в ссуду капитал, называют
денежным классом, а эквивалент, даваемый за использование
капитала, или, другими словами, процент, зовется не толь-
236

ко процентом на деньги, но и вследствие еще большего
искажения понятий — стоимостью денег. Это
неправильное использование понятия, подкрепляемое некоторыми
ошибочными представлениями, которые мы укажем и
разъясним в дальнейшем *, породило общепринятое у
деловых людей мнение, что стоимость денег, означающая
норму процента, внутренне связана со стоимостью денег
в ее настоящем смысле, т. е. со стоимостью или
покупательной силой средства обращения. Несколько ниже мы
еще вернемся к этому предмету; сейчас же достаточно
сказать, что под стоимостью я всегда буду подразумевать
меновую стоимость, а под деньгами — средство обмена,
а не капитал, который переходит из рук в руки при
помощи этого средства.
§ 2. Стоимость, или покупательная сила, денег зависит
прежде всего от спроса и предложения. Но по отношению
к деньгам спрос и предложение предстают в несколько
ином виде, чем по отношению к другим предметам.
Предложение товара означает его количество,
предлагаемое для продажи. Впрочем, не принято говорить, что
деньги предлагаются для продажи. Обычно не говорят,
что люди покупают или продают деньги. Это лишь
случайная форма выражения. Фактически деньги, подобно
другим вещам, покупаются и продаются всякий раз, когда
другие вещи покупают и продают за деньги. Всякий, кто
продает зерно, жир или хлопок, покупает деньги. Всякий,
кто покупает хлеб, вино или одежду, продает деньги
торговцу этими предметами. Деньги, на которые люди
намереваются делать покупки, — это деньги, предлагаемые для
продажи. Тогда предложение денег равняется тому их
количеству, которое люди хотят израсходовать, т. е. всем
имеющимся в их распоряжении деньгам, за
исключением той суммы, которую они откладывают про запас или по
крайней мере держат при себе как резерв на случай
непредвиденных обстоятельств в будущем. Короче говоря,
предложение денег — это все деньги, находящиеся в
обращении в данное время.
Спрос на деньги в свою очередь состоит из всех
товаров, предложенных для продажи. К�