ISSN 0130-1640
.Knowledge is power" (F.Bacon)
ЗНАНИЕ- СИЛА
93
Номер посвящается
Российскому открытому университету
▼^ i ^J - • .4 *
4

ЗНАНИЕ —
СИЛА 3/93
Ежемесячный
научно-популярный
н научно-художественный
журнал для молодежи
№ 3 (789)
Издается с 1926 года
Главный редактор
Г. А. Зеленко
Редколлегия:
Л. И. Абалкин
И. Г. Вирко
(зам. главного
редактора)
А. П. Владиславлев
Б. В. Гнеденко
Г. А. Заварзин
В. С. Зуев
Р. С. Карпинская
П. Н. Кропоткин
А. А. Леонович
(зам. главного
редактора)
Н. Н. Моисеев gj
В. П. Смилга
Н. С. Филиппова £
К. В. Фролов g
В. А. Царев |
Т. П. Чеховская g
с:
(ответственный
секретарь)
Н. В. Шебалин *
В. Л. Янин &
а
ш
От редакции
Этот номер редакция посвящает
Российскому открытому
университету — первому
в нашей стране учебному
заведению подобного рода.
Мы рады предоставить наши
страницы профессорам
и преподавателям университета
«без стен», открывающего
доступ к знаниям всем
' гражданам независимо
от возраста, образования
и социального положения.
В трудное время появился
в России открытый университет,
но он очень нужен ей для того,
чтобы преодолеть эти
трудности. Пусть путь его
будет успешным!
И еще. Создание РОУ,
деятельность его
исследователей — лучшее
свидетельство тех резервов
социальной активности, новых
путей развития, которые таит
в своих глубинах наше
общество. Голосами наших
авторов — ученых РОУ —
говорит активно действующая,
мыслящая российская
интеллигенция.
Пусть будут чистыми х
помыслы, как чист этот J
лабораторный лед о

В. Ill упер,
советник ректора, научный руководитель
географического факультета
Российский
открытый университет —
университет открытий
Университет нового типа — Открытый университет — был
впервые создан в Англии в 1971 году. Он ставил перед
собой благородную задачу — дать возможность получить
высшее образование тем, для кого оно недоступно в силу
отдаленности от больших городов или невозможности
регулярно посещать занятия. Основанный Королевской хартией,
он провозгласил своим главным принципом: «Открытый
университет открыт для всех». Обучение слушателей
происходит путем переписки, с помощью радио и
телевидения, видеокассет, самостоятельного изучения научной и
учебной литературы. Профессора встречаются со своими
студентами в региональных центрах образования и в
специальных летних школах.
С тех пор более чем в сорока странах созданы или
готовятся к открытию национальные открытые
университеты.
Российский открытый университет возник в
принципиально иных условиях, нежели открытые университеты в
других странах. РОУ не может ограничиться теми целями,
которые ставят перед собой открытые университеты
других стран, поскольку создается в условиях глубочайшего
кризиса российской науки и российского образования. Его
цель — вносить вклад в преодоление этого кризиса теми
средствами, какими это может и должен делать
университет.
Как сказал Ф. Ницше, больной не имеет права на
пессимизм. Наш единственный шанс — сделать нашу слабость
нашей силой. Как найти средства на поддержание
угасающей фундаментальной науки и одновременно поднять в
наших трудных условиях уровень подготовки студентов?
Выход один — сделать содержание исследований
содержанием образования, учить студентов непосредственно
в гуще исследовательской работы. Как дать студентам
систематические знания, когда само научное знание
совершенно не систематично — одни разделы разработаны лучше
других, да и в самих этих разделах одни концепции
противоречат другим? Тут тоже можно предложить только одно:
сделать преподавание дискуссионным, не прятать от
студентов противоречия и «белые пятна» на научной карте
мира, а возможно подробней рассказывать о них.
Да и уместно ли здесь само понятие «белого пятна»?
Ньютон уподоблял себя мальчику, играющему галькой на
берегу, в то время как огромный океан остается
неисследованным. А всегда ли мы ощущаем величие Океана
неизвестного, играя галькой на его берегу? Всегда ли он
манит нас?
I Знание сила № 3

В Шупер
Российский открытый университет —
университет открытий
'Б
ч
Заведующий кафедрой эпистемологии
и философии науки философского
факультета РОУ профессор М. А. Розов
предложил различать незнание и
неведение. Нельзя сказать, что Демокрит не
знал о спине электрона,— он не ведал
о нем. Незнание отличается от
неведения тем, что относительно незнания
может быть поставлен вопрос,
относительно неведения — нет. Из этого
естественным образом вытекает подразделение
наук на науки с большим запасом
незнания, где много сформулированных, но
не решенных задвч, таких, как физика,
математика (вспомним о единой теории
поля или о проблемах Гильберта) и
науки с малым их запасом, к числу
которых принадлежит большинство
гуманитарных наук, а также экология и
некоторые естественные науки.
Как придать импульс развитию наук
второго типа? Очевидно, недо
попытаться сформулировать наиболее важные
нерешенные задачи и по возможности
привлечь к ним силы научного
сообщества. Осуществляя эту идею, РОУ
планирует провести в 1993 году первые
Сократические чтения, посвященные
проблеме незнания в географии. Ведущие
ученые будут приглашены не для того,
чтобы рассказать о том, что сделано в
различных областях географии, а для
того, чтобы рассказать о том, что не
сделано. Вторые Сократические чтения
предполагается посвятить пересмотру
содержания преподавания иа
географическом факультете РОУ с учетом
результатов первых чтений. Мы должны нести
нашим студентам не только знания, но
и сведения о незнании, которые могут
им пригодиться в жизни еще больше.
Мы вовсе не предполагаем, что все
наши выпускники или хотя бы их
большинство станут учеными. Приобщение
к науке как процессу добывания
знаний, а не как к его результату,—
лучшая школа критического мышления,
необходимого всегда, но в особенности
в переломные периоды истории, полные
разочарований и противоречий.
Российская Академия наук
переживает глубокий кризис. Не имея дешевой
энергии и дешевых продуктов питания,
невозможно иметь и дешевую науку.
Содержать же огромное ведомство с
сотнями исследовательских институтов
при относительно дорогой рабочей силе
не может себе позволить даже
значительно более богатое государство, чем
наше. Но крах РАН был бы крахом
фундаментальной науки в России.
Огромный научный потенциал, накопленный
упорной работой поколений
отечественных ученых, может быть утрачен всего
за несколько лет. Слабость РАН
обернулась силой РОУ, создающего свои
факультеты на базе академических НИИ.
Факультеты востоковедения,
географический, прикладной математики созданы
на базе одноименных институтов РАН,
физико-энергетический факультет — на
базе Института высоких температур
РАН.
Создание факультетов иа базе
академических институтов позволяет не
только привлечь к преподаванию наиболее
ярких ученых (на одном только
факультете прикладной математики работают
пять академиков и
членов-корреспондентов РАН), но и поддержать
фундаментальные исследования. Это
достигается отбором для финансирования
наиболее интересных проектов, поддержкой
самых перспективных научных
начинаний, а не организационных структур,
буть то институты или лаборатории.
Даже в самых сильных институтах науку
развивают в лучшем случае 10—15
процентов сотрудников. Именно их и надо
сохранить для науки в сегодняшних
условиях.
В РОУ 4 тысячи студентов очного
и заочного обучения, два десятка
факультетов и колледжей, 1680
научно-педагогических, административных и
технических сотрудников, из которых
полторы сотни — докторов наук. Мы
гордимся нашей замечательной профессурой и
молодыми сотрудниками, которые
должны стать их достойной сменой. Но
больше всего мы гордимся нашим
вольным духом, духом открытости для
критики и сомнений. Ведь открытия
вырастают из критического взгляда на мир.

Б. Бим-Бад,
академик РАИ
ректор РОУ
Образование к свободе
Всего труднее и всего важнее — учить свободе. Учить не злоупотреблять ею.
Свобода — наука и искусство, овладевать коими отдельной личности приходится
всю жизнь, а странам и народам — столетиями.
Трудность этой науки и этого искусства в том, что они требуют постоянного
преодоления соблазнов и слабостей, таящихся в самой природе человека. Но и не овладеть
ими нельзя, иначе полная, безвозвратная гибель подстерегает каждого из нас
и наших потомков.
Учить пользоваться свободой, быть свободными, то есть не рабами, ие
заключенными, жить по законному и справедливому обычаю. Самостоятельно выбирать
свой путь, «творить, выдумывать, пробовать», не нанося вреда себе, семье и
другим людям,— значит учить преодолению. Как минимум в трех областях, в трех
сферах — интеллектуальной, ценностной, нравственной.
В число интеллектуальных сторои образования к свободе мы включаем:
наслаждение мыслью как трудом, преодоление страха перед умственным
напряжением, готовность к нему, к мукам умственного поиска («выбор — бремя сильных»);
культуру мысли как преодоление логических ошибок и преодоление в области
творчества, освобождение интеллекта от страстей («ум обслуживает страсти»,
оправдывает их);
дальновидность как преодоление расслабленности мысли, близорукости,
легкомыслия, безнравственности;
преемственность нравственности как преодоление нигилизма и невежества;
смирение ума как преодоление соблазна быть обладателем единственной истины.
Образование к свободе есть также образование мироотиошения, системы
ценностей, миропонимания, мировоззрения, ожиданий, стремлений, предвидений,
представлений о «рае» и «аде»! И в этой области не обойтись без преодоления:
соблазна делить весь мир на «своих» и «чужих», «наших» и «антинаших»
в благоговении перед жизнью и ее разнообразием, в синергетическом умножении
созидательной мощи, благодаря взаимодействию различий;
апатии и агрессивности в идее личного бессмертия, как естественного бессмертия
(дети, дела), так и сверхъестественного;
комплекса «раба» и «господина» в сотрудничестве, в бизнесе (деле), в партнерстве,
в соглашениях (договорах), во взаимовыгоде;
своеволия и злоумышления в понимании свободы как единственной возможности
добра и добра как единственного оправдания свободы;
покорности в принятии идеи справедливости как высшей и безусловной ценности
(«пусть рухиет мир, но восторжествует справедливость, которая требует
сохранения мира»);
беззакония в понимании общественного договора как шествия
упорядочивающего замысла в мире;

Б, Бим-Бад.
Образование к свободе
ф О
отношения к крови как «основе общности» в понимании нации как культурного
единства, культурного сотворчества, созидания культуры.
В нравственной сфере необходимо прежде всего преодоление:
страха свободы в ответственности;
радости самообмана в правдолюбии;
неуважение к себе в совести;
гордыни страдания в бодрости;
эгоизма и капризов в мужестве;
озлобленной слабости в великодушии;
зависти в любви;
паразитизма в идее долга;
равнодушия в уважении к трудностям других людей.
Созидательное мироотношение, мужественное и честное, в краткой форме
Томаса Манна «Да, юдоль скорби. Но не свалка для падали!» необходимо для того,
чтобы вступить в царство свободы. Иначе — духовное обнищание, вырождение,
безумие, погибель.
Отказ от насилия, то есть хитрости, неизбежен, чтобы конкуренция не
приняла разрушительных форм. Важна культура (опыт!) содействий, сотрудничества,
коопераций, честного соревнования в качестве и эффективности.
Связь образования с жизнью? Нет! Слияние с нею. Исходить из практики
и возвращаться к ней. Теория применяет практику, ориентирует в ней.
Нонконформизм и терпимость, усвоение инокультурного опыта и сохранение
оригинальности в лучшем, то есть в конструктивном. Культура — это процесс. Процесс
внимания другим. Внимать— вникать, постигать («Нам внятно все»).
Перед лицом тотального кризиса, угрозы страха, смерти и позора деятели
культуры, науки, искусства, образования должны забыть (отложить, оставить)
идейные разногласия, чтобы объединить созидательные свои усилия. И дать
неученым, недоученным, обманутым, обворованным культуру без купюр, без
предрассудков, без монополий, без авторитарностей, без насилий над чувством, без
доминант, без перетягиваний «одеяла», без подкупов, без инсинуаций.
Надобно объединение усилий лучших умов нации. Нужен духовный подвиг —
лазерный луч, сфокусированный в сияние, разрезающее тучи.
Нужны высоколобые, которые не спросят, сколько им заплатят за подвиг
спасения своего отечества, человечества, Земли, будущего. Как не спрашивает ничего
солдат, защищающий свою страну от грабителей.
Сверхприоритетность культурообразовательного строительства не видна. Иначе
не войти нам в свободу, иначе свобода погубит нас. И несвобода окончательно
добьет, и свобода без образования к ней добьет.
Родители и учителя — главные, самые желанные и наиболее чувствительные
к действительно полезному образованию люди. Увы, далеко не все, но другие —
и того меньше. Родителей и учителей надобно объединить неотразимо
привлекательным для них образованием, культурным его содержанием. Образование к
свободе есть, в частности, обучение родителей искусству и науке быть
учителями. Или оба зайца — или ни одного.
Наряду с массовым образованием — просвещением — всеми ощущается нужда
и в элитарном. Подготовка администраторов — «воспитание принцев», как
говорили в старину,— будущих «правителей», взаправду слуг народа, равно как и
образование высших интеллектуалов, также требует стимула, объединенных усилий,
поддержки лучших людей страны.
Научно-исследовательское и учебное заведение, объединяющее разыскание
истины с обучением искусству этого поиска, университет как форма, как
институция обеспечивает встречу выдающихся умов с многообещающими учениками, если
он строит обучение на основе результатов собственных исследований. И вместе
с тем университет способен охватить н массы начинающих и приобщающихся
к образованию. Поэтому-то объединяться интеллектуалам-патриотам с руки именно
в университете, решающем обе образовательные задачи — широкую и узкую,
массовую и элитарную.
Российский открытый университет, созданный три года назад (а один из его
прообразов — Колледж де Франс — в 1530 году), открыт для
добровольцев-патриотов. Вносите свою лепту, коллеги. Спасибо, ф

-РАЗДЕЛ 1~
Введение
в россиеведение
Изучать Россию, знать ее — одна из главных
задач, которые ставит перед собой РОУ.
Реальные проблемы, стоящие перед страной
в трудное для нее время, становятся
предметом исследований ученых.
о,
I

Б. Родоман,
доктор географических наук
География
и судьба России
Роковые географические особенности
нашего отечества — обилие природных
ресурсов, обширность территории,
окраинное и промежуточное положение в
Европе и Азии — отмечали многие
российские мыслители, и прежде других —
М. В. Ломоносов, П. Я. Чаадаев, Н. В.
Гоголь. Посмотрим, что можно сказать об
этом сегодня, на новом переломе истории
Россни.
Природные ресурсы
и национальный характер
В конце первого тысячелетия
христианской эры на месте Центральной России
преобладало не производящее, а
добывающее хозяйство. Природа в избытке
давала рыбу н мясо, шкуры и меха;
изготовлялись главным образом орудия лова
и емкости для хранения. Хозяйство было
экологически равновесным, ландшафт
делился на общинно-родовые участки. Осью
культуры был календарь, экологией (сре-
доведеннем) — язычество; рождаемость
регулировалась, но равновесие было
неустойчивым из-за отсутствия
географической изоляции.
Налаженные торговые пути позволяли
обменивать меха, мед, воск на золото,
серебро, предметы роскоши; тем самым
стимулировались алчность и
междоусобицы. Князья боролись за рыбные и
охотничьи угодья. Во главе племен все
чаще становились не избранники, а
завоеватели и их наследники. Источником
богатства казался не созидательный труд,
а готовые ценности. Если охота —
привилегия феодала, то вынужденное
земледелие — проклятие для крестьянина.
Частичный переход Древней Руси от добычи
к производству был неестественным, так
как вызван не истощением ресурсов и
ростом людности, а очевидным захватом
природных кормушек. Узурпация
запечатлелась в памяти и характере народа
и питала идею «экспроприации
экспроприаторов». Повстанцы требовали
справедливого распределения природных
угодий, какое было при отцах и дедах.
Производящее хозяйство не возникает
само собой, если каждый волен
перебраться на «свободные» земли или
поступить на службу, а любая собственность
может быть конфискована. Для
массового производства понадобилось
принуждение. Ремесло, строительство,
мануфактуры, латифундии требовались правителям

для личных и военных нужд.
Организатором хозяйства в России с самого
начала стало самодержавное государство.
В разные времена — от Юрия
Владимировича Долгорукого до Юрия
Владимировича Андропова — применялись
переселение ремесленников-специалистов по
решению правителя, крепостное право,
военные поселения, каторга вместо
смертной казни, паспортный режим,
прописка, закрытие границ, колхозы,
исправительно-трудовые лагеря,
спецпереселения, мобилизация на трудовой фронт,
стройбаты и т. п.
Столетие усадебной культуры вольного
дворянства (с 1762 года) и полвека
успехов промышленности и торговли в
пореформенной России (после 1861 года) не
сделали погоды в нашей тысячелетней
истории. Производящее хозяйство не
укоренилось и после военных ударов в
начале XX века рассыпалось,
расшатанное революционерами. Из-под смытой
культурной почвы показалась
материнская порода — стихия захвата и дележа.
При коммунистах все стали
государственными служащими, труд
превратился в ритуал, псевдопроизводство стало
разновидностью канцелярщины: для
отчетов переводились не только чернила и
бумага, но и уголь, руда, нефть, газ, лес, а
главное — «пускались в расход» люди.
Чествовались завоеватели, покорители,
изобретатели отмычек от кладовых
природы. СССР жил, Россия и сегодня живет
главным образом за счет ресурсов не-
возобновимых, как нефть, или
практически не возобновляемых, как лес.
Безбожно расточаются генофонд, жизнь и
здоровье людей, остатки трудовых
навыков и интеллектуального потенциала.
Сегодня, как и тысячу лет назад,
Россия оказалась на границе ареалов
производящего и добывающего хозяйства.
Сформировалась маргинальная
высасывающая экономика, огромная фактория
купцов-авантюристов на краю ойкумены.
После открытия торговых шлюзов из-за
разности экономических уровней
образовался разорительный для России поток
товаров и капиталов. Думается, что эту
воронку можно перекрыть, разделив
страну на самостоятельные части, чтобы
они входили в мировое хозяйство
разными темпами, сообразно своим интересам.
Надо дать мировому сообществу
переварить Россию по кускам, иначе и мир
нами подавится, и мы погибнем в его
глотке.
Попытки реформировать Россию всю
сразу и сверху, по столичным
шаблонам и меркам, до сих пор приводили к
тому, что после периода реформ
наступала реакция с восстановлением худших
черт дореформенной эпохи. История не
разбила этого заколдованного круга, так,
может быть, его сломает география?
Пока что России не до производства, не до
созидания — оиа, как и прежде,
озабочена захватом и дележом кормушек.
Российский колониализм
Почти вся территория России
образовалась путем завоеваний и
неравноправных договоров под угрозой силы. На
присоединенные земли направлялись
переселенцы из метрополии. Для
аборигенов в колонизации были и свои плюсы
(замирение, приобщение к иной
культуре), но возобладали минусы
(истощение природных ресурсов, нарушение
экологического равновесия, вымирание
малых народов).
На теле страны остались шрамы от
аннексий и депортаций
коммунистического периода. В составе Советского Союза
Россия получила шесть кусков
Финляндии и Эстонии, один уезд Латвии, Туву,
половину Восточной Пруссии, вернула
себе Южный Сахалин н Курилы,
прихватив заново горсть островов. Из
Восточной Пруссии и Южного Сахалина были
выселены почти все местные жители, из
Ленинградской области изгнано коренное
финское население: с Карельского
перешейка — финны-суоми, из Ингерманлан-
дии — ижорцы и водь; Петербург
лишился своих кормильцев — деревень и мыз.
Обезлюдевшие районы наспех заселялись
славянами, но до сих пор они толком
не освоены: традиционное сельское
хозяйство разрушено, современное
хромает, новый культурный ландшафт не
создан.
«Третий Рим» и в советское время
следовал древним традициям: селил
ветеранов на завоеванных землях (в Балтии,
Галицни), ссыльных и каторжников —
в колониях (в Приполярье, Сибири,
Казахстане). При коллективизации вся
деревня была завоевана и ограблена
городом. Административные области стали
колониями своих центров, а жители
больших городов привилегированным
классом. Столица отнимала
продовольствие у провинции. Московскую прописку,
подобно римскому гражданству, одни
наследовали, как апостол Павел, другие
получали за взятки и грязную службу,
как арестовавший его тысяченачальник.
Особенность России в том, что ее
колонии, за исключением давно утраченной
Аляски, были не заморскими, а
располагались на одном континенте с
метрополией. К северо-востоку, востоку и
юго-востоку от Москвы почти невозможно отде-
CL

Б. Родоман.
География и судьбе Росснн
лить собственно Россию от нерусских
территорий из-за отсутствия резких
рубежей. До начала XX века Сибирь не
считали Россией, а сегодня считают. Искать
в России коренную русскую землю —
все равно что очищать от листьев рыхлый
кочан капусты: можно так очистить, что
не останется ничего, кроме кочерыжки.
Тем самым затруднена деколонизация по
франко-британскому образцу.
Помимо этнополитических, отметим
социально-экономические черты
российского колониализма: экстенсивность
хозяйства, неэквивалентный обмен центра
с периферией, незакрепленность
населения на большей части территории,
пренебрежительное отношение строителей,
геологов, военных к местным жителям,
назначение наместников, не знающих
вверенного им края.
Большая часть России и сегодня
находится на положении колонии — это так
называемые «районы Крайнего Севера и
приравненные к ним». Работающие там
люди пользуются надбавками к зарплате
и укороченным трудовым стажем для
льгот и пенсий. Многие, отбыв
пятнадцать лет добровольной ссылки, селятся
в Центральной России, Поволжье, на
Северном Кавказе. Так поступают и
отставные офицеры.
Продолжаются массовые изъятия
земли с переселениями людей, живых и
мертвых (перенос кладбищ при
расширении городов). По возвращении из
зарубежья военные занимают землю под
городки, полигоны, дачи. Нефтяники и
газовики отнимают угодья у оленеводов и
охотников. Насильственное укрупнение
колхозов и селений поставило малые
народы, например шорцев, коряков, на
грань исчезновения. Москвичи поц свои
сплошь застраиваемые кирпичными
домами и гаражами «коллективные сады»
отбирают землю у тех, кто мог бы кормить
столицу профессионально. Туземный
царек уступал территорию и продавал в
рабство своих соплеменников. Директор
совхоза, глава администрации, мэр
города продает участки дельцам и
напористым ведомствам. Пригородная земля
считается «свободной», если она не
застроена или используется людьми, менее
3 влиятельными, чем те, кто на нее зарится.
S С покоренным ландшафтом в центре Рос-
I m сии обращаются так же бесцеремонно,
%t как на Новой Земле, под Семипалатин-
; 5. ском, в Афганистане,— гремят взрывы,
"i рычат бульдозеры, растут отвалы, зияют
8
карьеры, смердят самодеятельные
свалки...
При колониализме нет
преемственности между вытесняемой культурой
аборигенов и насаждаемой культурой
пришельцев. Новостройки и «подъемы хозяйства»
проводятся всякий раз словно на пустом
месте, а прежняя среда игнорируется и
разрушается, объявляется «целиной»
(распашка Северного Казахстана,
мелиорация Нечерноземья, реконструкция
Москвы, рост дачных мегалополисов в
Подмосковье). Культурному ландшафту
не дают отстояться и постепенно
развиваться, его захватывают и накрывают
лавинами новшеств.
На новую колонизацию неприятно
похожа деколонизация империи.
«Русскоязычные» уезжают в Россию из
отделившихся республик. С так называемого
Крайнего Севера половина европейцев
возвращается в метрополию. Я не хочу
бросать тень на всех беженцев,
оседающих в Тульской и Калужской областях,
хотя знаю, что некоторые, получив там
ссуду и стройматериалы, преспокойно
остаются жить у себя, например в
Кыргызстане, где их никто не преследует. Но
когда Воркута и Норильск затевают
великие стройки в лесистой подмосковной
Мещере и обращаются с нею, как с
тундрой, которую они завалили
металлоломом, я чувствую себя бесправным
туземцем, лишенным резервации.
Россия — страна размазанного
колониализма; метрополия и колония
перетекают одна в другую и даже меняются
ролями. Язва колониализма вернулась как
бумеранг, охватила и Центральную
Россию, превратившуюся в упадочный
регион.
Проблема удержания земель перешла
из военной сферы в экономическую.
Рыночное хозяйство не потерпит собаку на
сене. Кто освоит землю в сердце
России? Голландцы, итальянцы, грузины,
корейцы? Если не пустим пришельцев, то
окажемся фашистами и будем жить без
свежего молока, парного мяса, дешевых
овощей. Если примем всех без разбору,
отдадим землю приезжим богачам, а
своих бедняков с нее сгоним, то потеряем
привычный, родной сельский ландшафт,
колыбель русской культуры, источник
представлений о родине; русские станут
городским народом, рассеянным в
диаспоре по всем континентам и всюду
выполняющим непрестижную работу.
Не лучше ли третий путь — самим
становиться экономически активными,
чтобы в честной конкуренции удержать и
возродить сельскую местность силами
российских горожан?

Двуединая Россия
Поселившись в том или ином месте,
древний житель лесной зоны выбирал,
где свести лес под пашню, а где
оставить для охоты, получения дров и
строительных материалов. Естественно, что
для пашни выбирались места более
дренированные (с хорошим поверхностным и
подземным стоком), с плодородными гу-
мусными почвами, какие формировались
под широколиственными лесами; для
собирания даров леса — болотистые, плохо
дренируемые или, наоборот, слишком
сухие, песчаные, с неплодородными для
земледелия подзолистыми почвами, на
которых, однако, растут высокие и
стройные деревья.
Первоначальный контраст,
заложенный в почвах, усиливался и воплощался
в культурном ландшафте,
сформированном людьми. Земледельческие массивы,
7? ''
Нерусские названия рек, озер, некоторых городов
в Центральной России свидетельствуют о народах,
живших здесь более тысячи лет назад
П>
— западнофинские (в том числе мерянские)
— восточнофинские (главным образом мордовские)
— балтийские и балто-славянские (возникшие до разделения
балтийской и славянской языковых семей)
— иранские (скифские, сарматские)
i юркские
из неизвестного «палехско-лухского» языка
наиболее спорного происхождения

Б. Род Оман
География и судьба Росснн
из года в год удобрявшиеся остатками
растений и навозом, становились
плодороднее и превращались в искусственную
лесостепь — ополья. В
противоположность и дополнение к ним вблизи тех же
городов сохранялись таежные дебри —
полесья. Самая известная пара таких
ландшафтов — Владимиро-Суздальское
ополье и Мещерская низменность вокруг
Владимира. У Суздаля было свое малое
полесье на левом берегу Нерли. Такими
же сочетаниями леса и поля обзавелись
Рязань, Тверь, Брянск. Было свое ополье
и у Москвы — Северское, или Подольско-
Коломенское, оно занимало
правобережье Пахры и Москвы-реки,
простиралось вдоль реки Северки. Вспомним, что и
Киев, отец восточнославянских городов,
возник у границы полесья и степей.
С ростом Москвы и подчиненного ей
государства главная житница Москвы
перемещалась на юг и юго-восток, а
прежние очаги хлебопашества затухали;
некоторые малые ополья, в том числе
Северское, частично заросли осиново-
березовыми лесами. В XVII—XVIII
веках, через век-другой после завоевания
Дикого Поля (степей в верховьях Оки,
Дона и левых притоков Днепра), Москву
и Петербург уже хорошо кормили хлебом
центральные черноземные области; для
их колониального освоения
потребовались помещики и ужесточение
крепостного права — второе пришествие рабства
накануне буржуазных реформ,
В XIX веке главными хлебородными
краями стали Новороссия (Северное
Причерноморье) и Поволжье; самыми
работоспособными колонистами,
носителями культуры земледелия оказались
приглашенные Екатериной II иностранцы,
главным образом немцы, чьих потомков
сегодня выживают из страны. Интересно
отметить, что активные пионеры
хозяйственной колонизации XVIII—XX веков
не принадлежали к государственной
православной церкви: старообрядцы,
русские сектанты, протестанты из немцев и
следовавших им славян в отличие от
старого ядра России, где культурными
очагами были православные монастыри.
К концу XIX века центральные
черноземные губернии из-за сплошной
распашки и уничтожения остатков лесов
истощились, стали жертвой засух, неурожаев,
голода, а их жители по инициативе
правительства переселялись в Сибирь, на
Дальний Восток, в Туркестан.
Процветающим источником зерна, да еще и
превосходного сливочного масла, стал юг
Западной Сибири.
После распашки так называемых
«целинных и залежных» земель в ущерб
традиционному степному скотоводству к
всероссийским житницам присоединился
в 1954 году Северный Казахстан,
колонизованный в 1939—1945 годах
многонациональной армией репрессированных
«спецпереселенцев», а позже иа «целину»
переселялись распропагандированные
добровольцы. Для освоения «целины»
использовался еще один вид
традиционной для России командной системы
хозяйствования — совхозы
(государственные латифундии). Советский социализм,
колхозы, ГУЛАГ были третьим
пришествием рабства на континент Евразии,
перечеркнувшим буржуазные реформы
XIX века. И опять, как прежде,
крепостничество и тоталитаризм
поддерживались необходимостью и возможностью
захватывать новые земли, недра, леса.
Земледелие наше всегда развивалось
экстенсивно, колониальным путем, с
чрезмерным расширением пашни, быстро
истощавшейся. Для ее спасения
понадобился В. В. Докучаев с полезащитными
лесополосами и В. Р. Вильяме с
травопольной системой. Грубо говоря, и в наши
дни вся Россия состоит из двух частей.
Большую часть страны занимает
гигантское нечерноземное «полесье»,
меньшую — черноземное «ополье», а Москва,
как и прежде, располагается среди лесов
неподалеку от огромного поля, как
земледелец, пришедший отдохнуть под сень
деревьев. Только расширяться прежними
способами нам уже некуда. Значит, надо
как-то менять всю структуру хозяйства.
Географический кругозор
правителей и подданных
Судьба самодержавной страны во
многом зависит от географического
кругозора ее правителей. Кругозор зависит от
мест проживания и маршрутов поездок.
Мы помним, что значили для Петра I
Немецкая слобода в Москве и
Голландия, для Петра III — Голштиния, для
Н. С. Хрущева и М. С. Горбачева —
Черноземная зона, для Б. Н. Ельцина —
Урал, какие следы оставили поездки
Н. С. Хрущева в Швецию (дешевые
пятиэтажные дома) и США (кукуруза).
Столыпинские реформы родом из Виленской
и Витебской губерний. Скажи мне, где
ты бывал, и я скажу тебе, кто ты.
У каждого человека есть референтный,
или эталонный ареал — территория, на
которой формировались его
представления о стране и мире. Имеются такие
ареалы у художественных школ, обще-
10

Механизм формирования территории России и эксцентричного положения Москвы
Препятствия росту территории государства: 1 — военно-политические, 2 — природные:
а) непреодолимые, б) преодолимые с трудом; 3 — главное направление колонизации,
4 — обжитой треугольник.
ственных движений, политических
партий. Образ Древней Руси на картинах
В. М. Васнецова, М. В. Нестерова,
И. Я. Билибина складывался в
подмосковном Радонежье, а сегодня
тиражируется в книжках и городках для детей
от Мурманска до Сочи. Референтный
ареал писателей-почвенников охватывает
более всего Архангельскую и Вологодскую
области, Псков, Новгород, верховья
Волги, Южную Сибирь. Мекка
православных архитекторов, художников,
искусствоведов — так называемый Русский
Север (в основном это недавно обрусевшая
Восточная Карелия). Судя по
экономическим мероприятиям, в референтный
ареал российского правительства не входят
тундра, тайга, горы, дельты, поймы,
болота, то есть большая часть страны.
Интуристовским фасадом Россия до
недавнего времени была заслонена и от
иностранцев. Сегодня их как будто
пускают во все регионы. Увидеть страну
мешает то же, что и нашим
согражданам,— неспособность проникнуть «в
глубинку», оторваться от городов,
аэропортов, автодорог. Контрасты резки не
между удаленными регионами, а между
легко- и труднодоступными местами на
расстоянии в десятки километров.
Впечатления от местности зависят от
направлений и способов передвижения.
Почти все люди в России ездят по
радиальным путям, связывающим поселения с
вышестоящими административными
центрами. Так же протянулись и
экономические связи. Сформировался
своеобразный «тоталитарный ландшафт». Такой
централизации
экономико-географического поля нет в Западной Европе и
Северной Америке. По тангенциальным
направлениям передвигаются только
редкие любители туризма и комплексных
географических исследований. Но
государством управляют не пешеходы с
рюкзаками, а пассажиры самолетов и
легковых автомобилей. Судьбу российской
земли решают те, кто ее не видел.
Видевшие эту землю своими глазами
либо не умеют или не считают нужным
о ней говорить, либо не имеют доступа к
большой аудитории и средствам
массовой информации. Представления о
России ее правителей, рядовых граждан и
гостей слишком неравномерны, неполны,
необъективны, нерепрезентативны.
Восполнить эти пробелы могло бы
настоящее, разномасштабное географическое
образование.
Война и мир с разнообразием
География в Советском Союзе не
случайно была в загоне — она изучает
разнообразие и местные особенности на
поверхности планеты, а государство с ними
боролось. Орудием этой борьбы стало
повсеместное копирование одних и тех же
образцов. Между тем противоядие от
шаблонов давно наукою выработано —
это районирование. Оно для того и
существует, чтобы отражать местную
специфику и пространственные различия.
I о*
X „
и

Б. Родоман.
География и судьба России
В географических науках районирование
имеет такое же большое значение, как
классификация в ботанике и зоологии.
Географические и экологические
проблемы всплыли на шестом съезде
народных депутатов при обсуждении проблем
Крайнего Севера. Впервые после
шестидесятилетнего перерыва в высшем органе
власти прозвучало слово
«районирование». Не может, не должно быть единого
законодательства, общего свода норм и
правил для такой огромной страны, как
Россия. Они должны быть
дифференцированы по районам. Только не
ломитесь в открытую дверь, не изобретайте
велосипед!
Пока советский народ «строил
коммунизм» — то есть готовил себе
социальную, экономическую и экологическую
катастрофу,— советские географы
разделили страну на несколько тысяч
природных и хозяйственных районов, не
совпадающих с административным делением,
дали им названия и характеристики,
нанесли их на карты. Районы, выделенные
учеными, надо сгруппировать по зонам в
зависимости от поставленных целей, для
каждой зоны разработать, если нужно.
Аннексии и депортации
на Северо-Западе России:
1 — территории,
аннексированные Советским Союзом и
удерживаемые Россией
сегодня: а) вопреки
международным договорам; б) в
результате договоров Советского
Союза с побежденной Финляндией
и союзниками по
антигитлеровской коалиции;
2 — территории, с которых
выселили коренное население.

/
Север России — ее главная колония.
Две трети территории России занимают так называемые «районы Севера». Традиционная
культура коренного населения задавлена здесь бесцеремонным хозяйничаньем добывающей
и лесной промышленности. Основная часть «рабочей силы» завербована в обжитой части страны
и мечтает, выйдя на пенсию, поселиться в сравнительно теплых краях.
свои варианты законов, норм, правил,
различные налоги и тарифные сетки,
разные программы и сроки реформ. Либо
это районирование проведут сверху
ученые, сотрудничающие с правительством
и местной администрацией, либо снизу
начнется стихийное дробление страны на
конфликтующие между собой уделы.
Если парламент и правительство не
учитывают местные особенности, то эти
особенности начинают учитывать сами
себя: в демократических странах —
путем самоорганизации граждан и
местного самоуправления, на развалинах
тоталитарной империи — путем
политического и хозяйственного сепаратизма. Угроза
распада огромной страны из-за
чрезмерной централизации власти и неприятия
ею местных особенностей, из-за
отсутствия региональной стратегии — таков
главный урок географии, который жизнь
нам дает сегодня.
Пагубный гигантизм
Трудно отделаться от тривиальной
навязчивой идеи: огромность России —
причина ее бедствий. Громоздкое
государство, фактически унитарное, не может
эффективно защищать права и свободы
человека, потому что более всего
озабочено самосохранением. Люди приносятся
в жертву ради выживания государства,
но не общества. Не будучи в силах
остановить утечку сырья, мозгов и
культурных ценностей, Россия сосредоточилась
на удержании территории.
Своими огромными размерами Россия
обречена на геополитическое
одиночество, ей трудно быть равноправным
партнером и надежным союзником. Зайцы,
даже самые храбрые, не уживутся в
теремке с медведем, даже самым добрым.
Большой невольно обидит малого,
нечаянно придавит его хотя бы во сне.
Любая конфедерация на месте СССР и
России нежизнеспособна, она
вырождается в попытку сохранения империи
или номинальный союз, ни к чему не
обязывающий.
В гигантской унитарной стране
невозможен парламент, одновременно
представительный и работоспособный. Несколько
тысяч депутатов могут голосовать и
аплодировать в течение недели, но
высказаться успеет среди них лишь один
процент. Будут среди народных избранников
ф О-
■2*
13

ПОЛЬ
Полесье и Ополье.
Наша страна всегда состояла
из двух частей — промыслово-
промышленного Полесья и
земледельческого Ополья.
Города-ориентиры на картои-
де: для XII-XV веков —
Тверь, Серпухов, Коломна;
для XVIth-XlX веков
С.-Петербург,-Курск, Саратов;
для XX века — Мурманск,
Кишинев, Алма--Ата.
I <
Б. РодОман.
География и судьба России
изобретатели и филателисты, чукчи и
эскимосы, представители не только
национальных, но и сексуальных меньшинств,
да что от этого толку? Напротив, двести
парламентариев могли бы двести дней в
году работать, засучив рукава, и каждый
выступил бы не раз и на пленарных
заседаниях, и в комиссиях, но даже
ознакомиться со всеми требующими
законодательного решения проблемами
малых народов и мелких районов наши
парламентарии не успеют. Выход видится в
подлинной федерализации страны, в
передаче большей части законотворчества
на региональный уровень.
Этот абзац был написан в конце
1988 года и вскоре опубликован в моей
статье «Союз нерушимый... или
Советская федерация с точки зрения географа»
(«Молодежь Эстонии», 17 марта 1989
года). Последующая деятельность съездов
народных депутатов СССР и РСФСР
подтвердила наши опасения.
Большой стране положено иметь
большие космодромы и ядерные полигоны,
как крупному городу — обширный
аэродром, кладбища, мусорные свалки. Под
узкоспециализированную, простую,
однородную функциональную часть
гигантской страны отводится тот или иной
сложный, внутренне разнообразный
регион с древней культурой, экзотическим
населением, уникальным ландшафтом.
Ханты и ненцы принесены в жертву нефти
и газу, Казахстан и Русский Север —
космонавтике и ядерным взрывам. Ничто
из обжитого, построенного, выращенного
не защищено. Все может быть сметено в
угоду державным интересам.
Большую опасность несет стремление
сохранить и воспроизвести в Российской
Федерации все то, что имел Советский
Союз,— прежнюю армию, военные
полигоны, оборонную промышленность. Чтобы
оправдать их паразитическое
существование, придется снова запугивать народ
угрозой нападения извне, провоцировать
вооруженные конфликты. Россия похожа
на старуху, которая переехала в менее
просторную квартиру со всем скарбом
14

и натыкается на расставленную мебель.
Гигантские размеры страны, ее
предприятий и строек погубили наше
Отечество. По-видимому, мы присутствуем при
вымирании динозавра.
Тернистый путь к федерации
В составе многих государств
существуют автономные территории,
пользующиеся большими политическими
правами и степенями самоуправления, нежели
остальные
административно-территориальные единицы. Однако частичное
покрытие государства автономными
территориями не превращает его в федерацию.
В этом смысле Россия никогда не была
и сегодня не является федеративным
государством. Это унитарное
государство, включающее автономии (так
называемые «республики в составе России»,
бывшие автономные республики и
автономные области). Автономные
территории есть в Испании, Грузии,
Азербайджане, Узбекистане, Таджикистане, Ки
тае, но эти государства не являются
федеративными. Федерацией —
номинально и формально — был Советский
Союз, а внутри него — Закавказская
федерация (1922—1936 годы). Остальные
советские республики были унитарными.
Название РСФСР в 1917 году
предназначалось тому образованию, которое в
1922 году стало называться СССР.
Войдя в Советский Союз, Советская Россия
сохранила титул федерации, но до сего
дня его не оправдала.
Чтобы Россия на самом деле стала
федерацией, ее надо разделить на
равноправные политические единицы типа
североамериканских, австралийских,
бразильских штатов, канадских провинций,
германских и австрийских земель,
обладающих конституциями,
законодательными органами и собственными законами,
лучше всего — на основе традиционного
экономического районирования. Тогда
таких регионов будет от десяти до
пятнадцати, но включать в них республики
уже невозможно. Если Грозный и Казань
не хотят подчиняться Москве, то они
тем более не признают власть Ростова
и Самары. Остается другой путь —
приравнять существующие области и края
или составленные из них проектируе-
©-
т
О.
U
Q
ас
Традиционное экономическое районирование — возможная основа российского федерализма
— экономические районы, которые могут стать федеральными землями;
— политико-административные регионы нерусских этносов;
— территории иностранных государств, аннексированные Советским Союзом;
некоторые из них могут быть возвращены прежним владельцам.
15

Б. Родом вн.
География и судьбе России
• *
мые регионы (штаты) к республикам.
И такие попытки предпринимаются, но
они чреваты новыми осложнениями.
В этнократическом, недостаточно
демократическом и неправовом государстве
национальная автономия необходима для
охраны коренных этносов от ассимиляции
и колонизации. Но почему эта автономия
должна быть территориальной? Разве
этническим меньшинствам мало
культурной автономии, то есть гарантированного
права создания ассоциаций, обучения и
пользования родным языком, развития
своей культуры? Для иммигрантской
диаспоры достаточно, но недостаточно
для коренного этноса, давно
установившего тесную связь с землей.
Традиционное этническое землеприродопользование,
необходимый народу культурный
ландшафт, созданный предками, разрушается
при бесцеремонной колонизации извне.
Пока сохраняются пережитки
тоталитаризма, колониализма и шовинизма,
национальная территориальная автономия,
этническая резервация или независимое
суверенное национальное государство
дают малому народу и его языку
дополнительные шансы сохраниться.
Право меньшинства на автономию —
это право компенсационное, а не
привилегия, оно подобно правам детей,
инвалидов, престарелых. Приравнять
республики, входящие в Россию, к областям,
краям или иным ненациональным
(неэтническим) регионам — значит фактически
упразднить автономии. Это все равно,что
поставить инвалидов на одну беговую
дорожку со здоровыми спортсменами.
Такое «равенство» на деле означает
ущемление нерусских народов. Ответом
может быть усиление
национально-освободительного движения, сепаратизм и
выход республик из России.
Само существование этнократических
государств стало причиной
своеобразного понимания справедливости. Если
Мальдивы — суверенное государство,
член ООН, то почему этого статуса
лишена Якутия, которая по площади в десять
тысяч раз больше? Если латыши, со-
ставляющие в Латвии лишь половину
населения, добились восстановления го-
сударственной независимости, то почему
не могут создать независимое
государство татары, которых намного больше,
чем латышей? Если крохотное Сан-Мари-
ио окружено территорией Италии, то
почему не может стать таким же островом
вышедший из России Татарстан? Если
вернулись в сообщество суверенных
государств захваченные Советским Союзом
в 1940 году страны Балтии, то почему
бы не вернуться и Туве, аннексированной
в 1944 году?
В необходимости федерализации
сегодня мало кто сомневается. Как не
надеется никто всерьез ликвидировать
входящие в Россию республики, поскольку
понимает, что это не пройдет. Но попытки
превратить Россию в реальную, а не но
минальную федерацию — это огромный и
рискованный шаг в неизвестность.
Россия на распутье
Включившись в мировое хозяйство,
Россия займет в нем периферийное место,
отведенное ей историей и
географическим положением. Наши богатства —
это остатки военной промышленности и
науки, талант ученых, изобретателей,
художников, рабочая сила для труда в
развитых странах,' вторичное сырье в
рудничных отвалах и металлоломе, но
главное — разнообразные природные
ресурсы и обширная редконаселенная
территория. На этих товарах наша страна
специализируется в международном
разделении труда.
Территорией и природными ресурсами
мы можем распорядиться двояко. Если
сохраним остатки природного
ландшафта, спасем Байкал, Алтай, Камчатку,
перестанем рубить лес в горах, очистим
водоемы и воздух, то можем стать
всемирным природным парком и служить в
нем хранителями биосферы для всего
человечества. От туризма и охоты мы
получили бы больше прибыли, чем от
золота и алмазов; продавали бы не сырье,
а услуги; к ним можно добавить такие
легко самовозобновляющиеся продукты,
как рыба и лекарственные растения.
Если мы будем по-прежнему расточать
и портить — заливать тайгу нефтью,
оставлять древесину гнить на лесосеках,
уничтожать нерестилища, смывать и
разбавлять грязь чистой водой, кромсать
землю тяжелыми машинами да еще и
сжигать для этого нефтяное топливо,—
то наши потомки будут дебилами,
ловцами ворон и крыс на всемирной
мусорной свалке. Россия станет смертельной
раной на поверхности планеты.

РАЗДЕЛ II —
В лабораториях РОУ
РОУ готовит студентов в гуще
исследовательской работы, непосредственно
привлекая их к выполнению насущных проектов.
Разделы таких Проектов становятся курсовыми
и дипломными работами студентов.
14
г
'
! ,
С;
О
17

И. Котов,
кандидат исторических наук
О. Шкаратан,
доктор исторических наук
Проект
«Москва -
Санкт-Петербург»
или
Нетрадиционное решение
двух глобальных проблем
О конверсии
Сегодня у России есть шанс стать не
только могучим государством, но и
нормальным гражданским обществом. Для
этого надо вырваться из жестокого
социокультурного и экономического
кризиса. Вырваться, оставив в прошлом
претензии на переустройство мира по своему
образу и подобию.
В наследие от прежнего государства
нам остались не только воинственный
менталитет, сверхмилитаризованная
экономика, но и огромная армия. Трудно
и неровно, но идет конверсия
оборонных предприятий. Не менее тяжело
начинается беспрецедентная конверсия
«человеческого материала».
Как считают специалисты, России
необходима (и достаточна) мощная,
мобильная полуторамиллионная армия.
Имели мы больше четырех миллионов
людей в погонах. Очевидно, что должны
уволиться с военной службы несколько
сот тысяч (более точную цифру назвать
вряд ли сейчас может кто-либо, так как
полной ясности с темпами
реформирования армии и флота, судя по развитию
ситуации и выступлениям политических
лидеров, нет).
Как сложится судьба многих десятков
тысяч российских офицеров,
прапорщиков, мичманов? Владели они одной
профессией (помните: «Есть такая
профессия— защищать Родину»?), сейчас им
приходится оставить вооруженные силы
Однако известно, что начавшиеся
структурные изменения в экономике
России с неизбежностью сопровождаются
сокращением рабочих мест и массовым
высвобождением нескольких десятков
миллионов работников, то есть на рынке
18

труда возникает жесткая конкуренция.
В этой конкурентной борьбе
значительная часть бывших военнослужащих
окажется в заведомо проигрышном
положении, поскольку в отличие от
гражданских лиц им необходимо время на
восстановление утраченных
профессиональных навыков, психологическую
переориентацию, решение жилишно-бытовых
проблем (в Вооруженных Силах СНГ на
сегодняшний день около 300 тысяч
офицеров, прапорщиков и мичманов не имеют
квартир). Государственные органы не в
состоянии эффективно решить проблемы
переподготовки и трудоустройства
бывших кадровых военнослужащих.
Возникает реальная опасность массовой де-
социализации и обнищания людей, кото-
.рые обладали высоким социальным
статусом и относительным материальным
благополучием.
Штрихи
к социальному портрету
Итак, россияне — офицеры,
прапорщики, мичманы, живущие сегодня в самых
разных уголках матушки-России, которая
хотела бы (но пока получается
откровенно плохо) всех обустроить, обласкать.
Тревожно вслушиваются они в
выступления политиков и военных руководителей:
ну что они там? что там еще придумали?
будут ли изменения к лучшему? А
главное — когда уволят? где жить? кем быть?
Кто же они, эти без вины виноватые
«государевы люди»? Взглянем на них
глазами социолога. В своей основе это
высокообразованная, физически
полноценная, патриотически настроенная часть
россиян. Крепкие семьи (те жеиы,
которые прошли через «уют» дальних
гарнизонов — «самые надежные жены в
мире») , ориентация на высокий уровень
образования детей.
Вот некоторые данные Российского
информационного центра «Армия»,
характеризующие офицеров, прапорщиков
и мичманов, увольняемых с военной
службы и ориентированных на смену
места жительства и специальности.
Среди иих командиры и инженерно-
технические специалисты составляют
примерно 52 процента; офицеры по
работе с личным составом (бывшие
политработники) — 19,8 процента.
Остальные — специалисты самого широкого
профиля: врачи, юристы, переводчики и
так далее.
Из более четырех тысяч опрошенных
офицеров около тридцати процентов
высказали желание после увольнения с
военной службы обустраиваться на
жительство в регионе между двумя
столицами (Московская, Тверская,
Новгородская, Псковская, Ленинградская
области) , около двадцати процентов — в
других областях Центральной России,
одиннадцать процентов ориентированы на
южные области России. Жилье по
предполагаемому месту жительства имеют
лишь половина офицеров и
прапорщиков.
Больше всего опрошенных высказали
намерение заняться предпринимательской
деятельностью (в том числе быть
собственниками теле-радиомастерских,
малых предприятий, производящих
наукоемкую продукцию и так далее).
Значительная часть офицеров хотела
бы получить землю и вести фермерское
хозяйство после соответствующей
подготовки. Желающих работать в органах
МВД, службах безопасности — около
шестнадцати процентов. Почти три
процента офицеров ориентировано на работу
за границей по контрактам. Причем
половина из них — в возрасте до двадцати
пяти лет и почти все не имеют жилья.
Среди других возрастных категорий
желающих выехать на работу за границей
значительно меньше.
Итак, очевидно, что потенциал этого
социального слоя достаточно высок.
Традиция или инновация?
Нам представляется, что есть два
альтернативных варианта решения
проблемы конверсии военных кадров.
Первый — назовем его
«традиционный». Суть его в том, чтобы не
вмешиваться в естественный ход событий, и в
итоге несколько сот тысяч бывших
кадровых военных разъедутся по городам и
весям. Разъедутся, обустроятся, кто как
сможет.
Что произойдет (и уже происходило —
вспомним «хрущевское» сокращение
армии на 1,2 миллиона и его социальные
последствия) в этом случае? В конечном
счете бывшие военные будут
«переварены» массой, «усреднятся», утратят как
особая группа достаточно высокие
социальные характеристики.
Можно уверенно предсказать новый
виток падения престижа военного.
.Несмотря на то, что большая часть
офицеров заинтересована в радикальных
социально-экономических преобразованиях,
угроза резкого падения социального
статуса и пауперизации, осложненная
отчуждением от привычной среды, может
привести к тому, что многие
уволенные военнослужащие составят стойкую и
последовательную оппозицию социально-
экономическим переменам в стране или
даже будут рекрутироваться в крими-
II
19

•Ё
О. Шкврвтвн, И. Котов.
Проект аМосква — Санкт-Петербург»...
нальные структуры. Тем самым
ускоренное формирование такой черты
маргинального сознания, как комплекс
униженности и отверженности, окажет
неоценимую услугу реакционным силам,
рассматривающим кадровых офицеров в
качестве своего «ударного отряда».
Второй вариант — инновационный.
Суть его в том. чтобы создать условия
для добровольного приезда в один регион
части офицеров. Создать такие условия,
чтобы высокий потенциал этой группы
россиян был реализован и из них
формировался слой состоятельных
собственников. Формировалось ядро среднего
класса общества, которое составляет условия
и гарантию его стабильности, залог
процветания.
Системные ограничения
Где, на какой территории можно было
бы реализовать столь масштабный
проект? Обстоятельства накладывают на нее
некоторые системные ограничения. Во-
первых, наличие достаточных свободных
пространств. Во-вторых, необходимы
благоприятные природные условия для
поселения. Последнее обстоятельство
важно, поскольку нет оснований
предполагать, что офицеры добровольно
будут селиться там, где (как это было
привычно в прежние годы) нужно «для
строительства нового общества». Следует
также принимать во внимание, что
существует сильная конкуренция между
государствами бывшего СССР за
привлечение на свою территорию офицеров
бывшей Советской Армии. В-третьих,
ограничение, связанное с необходимостью
расселить военнослужащих так и в таком
месте, чтобы у них были надежные
предпосылки попасть в социально
продвинутые группы, а не оказаться на
социальном дне. В выбранном регионе мы
должны иметь объективные условия для
закрепления военнослужащих в достаточно
высоком социальном статусе. И, наконец,
четвертое ограничение связано с тем, что
офицеров следует расселять, по-видимо-
му, там, где будут удовлетворены их
культурные запросы и где они смогут
дать своим детям достойное воспитание
и образование.
С учетом перечисленных ограничений
(а существует, очевидно, и ряд других)
список возможных регионов сильно сужа-
ется. Различные области России не обла-
дают необходимым и достаточным набо-
ром услович для того, чтобы «поглотить»
большое количество офицеров.
Наилучшие предпосылки для этого оказываются,
на наш взгляд, у региона Москва —
Санкт-Петербург. Мы полагаем, что
больше нет нигде в России земли, так
сочетающей собственные интересы
увольняющихся офицеров и объективные
интересы Отечества — получение
необходимой рабочей силы для рыночной
экономики и необходимой социальной опоры
для гражданского общества.
Сердце России
Исторический регион между Москвой и
Петербургом называют «сердцем
России». Его города, усадьбы, монастыри —
подлинные хранители многовековой
истории русского народа. Возрождение этой
уникальной по своему культурному и
историческому значению земли —
благородная цель и давняя мечта многих
россиян. Территория между Москвой и
Петербургом имеет давние традиции
экономического и культурного развития.
Наибольшего могущества из городов, здесь
возникших, достиг Новгород, который в
X—XIII и затем в XIV—XV веках был
крупнейшим торговым и политическим
центром, столицей «вечевой республики»,
распространявшей свою власть на
огромную территорию. В XIII веке Новгород
вошел в Ганзейский союз и приобрел
большое значение в цепи крупнейших
торговых городов Северной Европы, замыкая
ее на Востоке. Во многом именно здесь
закладывались основы русской культуры.
Именно новгородская и псковская школы
иконописи и зодчества стали наиболее
значительными школами древнерусского
искусства. Широко известны основанные
здесь крепости и монастыри, на
территории одной лишь нынешней Новгородской
области их насчитывалось около
тридцати.
Ясно, что возрождение региона не
может быть самоцелью, а возможно лишь в
сочетании с решением самых насущных
задач. В ряду таких задач —
социальная поддержка, расселение и
обустройство кадровых военнослужащих,
увольняемых из ВС СНГ, а также мигрантов-
беженцев из бывших республик
распавшегося Союза. Мечты о возрождении
земель между Москвой и Петербургом
могут стать реальностью, а бывшие
военнослужащие и беженцы составили бы
ядро формирующегося российского
среднего класса.
Давнему освоению здесь во многом
способствовали достаточно
благоприятные для жизни населения природные
условия. Правда, сейчас этот обширный
регион площадью более 300 тысяч
квадратных километров представляет собой
20

зачастую экономическую и социальную
«пустыню», в которую он превратился за
последние сто лет. «Столичные
насосы» — Москва и Ленинград — с
огромной силой «выкачивали» людские
ресурсы из города и села. Если крестьянский
отход в крупные города во времена
становления российского промышленного
капитализма представлял из себя по сути
выталкивание из деревни избыточной
силы, то отток населения в столицы за
годы советской власти вел к
опустошению городов и деревень, особенно
деревень. За последние шестьдесят лет (1930—
1989), к примеру, плотность сельского
населения Новгородской области
сократилась в среднем в 4—5 раз, а в
некоторых ее районах в 10—12 раз. Сейчас в
ряде районов она не свыше двух человек
на квадратный километр, что позволило
исследователям назвать эти места «при-
столичной Сибирью*. Депопуляция
отмечалась и в целом ряде городских
поселений. Нынешнюю демографическую
ситуацию в этих краях можно
охарактеризовать как катастрофическую.
Другим «полюсом» этой проблемы
оказывалась сверхконцентрация населения
в столицах, гипертрофированный рост
крупнейших городов, их перегрузка, в
том числе самыми инерционными,
ресурсоемкими и «нестоличными» отраслями
и предприятиями (металлургические и
автомобилестроительные
заводы-монстры, текстильные комбинаты и так далее).
Сверхцентрализация, а по сути своей
«ложная» урбанизация, вела к
разрушению вековых традиций народов,
нивелированию индивидуальности и города, и
человека, появлению огромного
количества маргиналов. Одним из проявлений
такой урбанизации стала абсолютизация
городского, а скорее псевдогородского,
отношения к сельской местности,
навязывание ей системы «городских» взглядов,
стремление решить, как надо жить
крестьянину, не спрашивая об этом самого
крестьянина. Яркий пример тому —
«насаждение» в этом регионе, вопреки
природным и историческим предпосылкам,
зерновых культур, и в то же время —
значительное сокращение посевов льна,
при том, что качество льна,
выращенного в Псковской губернии, считалось в
конце прошлого — начале нынешнего
века лучшим в мире.
К разрушительным последствиям для
села привела коллективизация
крестьянских хозяйств. Мозаичность ландшафтов
исторически обусловила здесь очаговое и
выборочное сельскохозяйственное
освоение, небольшие размеры участков, что,
однако, совершенно игнорировалось
организаторами коллективизации,
насаждавшими здесь крупные коллективные
хозяйства. К шестидесятым годам методы
несколько изменились, хотя суть осталась
той же: мы имеем в виду политику
ликвидации «неперспективных» деревень и
«сселения» местных жителей в крупные
села.
Преобладание сильных центробежных
тенденций приводило к тому, что теряли
население не только периферийные
районы Новгородской, Псковской и
Тверской областей, но и пункты,
расположенные в зоне магистрали Москва —
Петербург. Автодорога и железная дорога до
сих пор выполняют главным образом
транзитную функцию и оказываются, по
выражению одного из исследователей,
«повернутыми спиной» к областям, по
территории которых они проходят.
Получалась парадоксальная ситуация: ввиду
технического прогресса на транспорте
расстояние между столицами
«сжималось», а промежуточные территории как
бы «вытеснялись», «выплескивались».
Находясь между двумя российскими
столицами, этот регион хотя и пришел в
экономическое и социальное запустение,
но все же обладает высоким
потенциалом развития, что в большой мере
связано с давними традициями его освоения.
Именно здесь существуют оптимальные
условия для быстрого создания
технополисов, современных фермерских
хозяйств, развития туризма и так далее.
Именно здесь можно успешно решить
задачу, которая сочетала бы в себе
социальную поддержку и обустройство
кадровых военнослужащих, увольняемых из
Вооруженных Сил СНГ, с возрождением
исторических земель России между
Москвой и Санкт-Петербургом.
Как реализовать проект?
За счет чего можно было бы решить
столь масштабные проблемы? За счет
бюджета? Да, но... увы. Как сказали бы
в иные времена, «казна пуста, государь».
Благотворительность? Ее не хватит даже
на сотую долю того, что задумано. Да и не
примет ее офицерский корпус.
Вероятно, единственно возможный в
нынешней ситуации механизм
реализации проекта — создание акционерного
общества «Москва — Санкт-Петербург»,
которое выступит соучредителем
дочерних целевых акционерных обществ по
реализации частных направлений дея-
тельности, в том числе — производство и
переработка сельхозпродукции; строи-
тел "тво (реконструкция) собственной
стройиндустрии, производство строитель-
ных материалов; малоэтажное строитель-
| m
ft
21

О. Шкаратан- И. Кото».
Проект «Москва — Санкт-Петербург»...

ство с созданием локальной развитой
инфраструктуры; строительство
(реконструкция) автомобильной дороги
Москва — Санкт-Петербург — Выборг —
Госграница с полным набором
сооружений дорожного сервиса.
Проект включает в себя и создание
технополисов по приоритетным
направлениям наукоемкого производства, и
организацию социального пространства
региона (развитие системы образования,
медицинского обеспечения, занятости
населения, личной и имущественной
безопасности граждан и так далее).
Местоположение района диктует и
развитие коммерческой туристической
индустрии и множество других видов
деятельности.
При финансировании проекта
предлагается в основном опираться на вне-
/
государственные ресурсы: отечественный
капитал, средства зарубежных
инвесторов, валютные накопления офицеров
из групп войск за рубежом, часть
целевых валютных средств Германии,
предназначенных для компенсационного
жилищного строительства в России, и так
далее.
, Для запуска этого сложного механизма
необходим пакет законодательных актов,
в частности необходимо решение или
закон о безвозмездной передаче
поселенцам-фермерам земли в частную
собственность. Коротко говоря, необходим
широкомасштабный экономический
эксперимент.
Следует иметь в виду также, что Россия
(как показывают предварительные
оценки) должна быть готова — в случае
развития неблагоприятных тенденций в
Средней Азии, на Кавказе — предоставить
защиту и убежище беженцам. По
официальным данным, на 1 октября 1992 года
их уже было в России более 300 тысяч.
Это в основном горожане, жители
крупных промышленных центров, столиц,
работавшие главным образом в
индустриальных отраслях производства. В целом
можно говорить о том, что это —
население с достаточно высокими
качественными (образовательными,
профессиональными и другими) характеристиками. На-
3
I
I
1
и

О. Ш каре тан, И. Котои.
Провкт «Москва — Санкт-Петербург
чало осуществления программы
социальной поддержки и обустройства
военнослужащих создаст важный прецедент для
выработки оптимального механизма
решения назревающей проблемы приема,
размещения и трудоустройства
беженцев. Кроме того, разумное сочетание
расселения бывших военнослужащих и их
семей с притоком в этот же регион
европейского населения, покидающего
Среднюю Азию и Кавказ, позволит
гармонизировать демографическую структуру
региона.
В процессе разработки и реализации
проекта имеется в виду еще одно важное
обстоятельство. Осуществление проекта
в полном объеме требует достаточно
длительного времени, в то время как задача
спасения и первоначальной адаптации
военнослужащих и мигрантов-беженцев
относится к разряду первоочередных.
В связи с этим особое значение
приобретает формирование структур и
элементов «быстрого pea гирова ния», что
связано с поиском соответствующих
вариантов создания жилых зон, выбором
тех сфер приложения ожидаемой
высококачественной рабочей силы, где прибыль
может быть получена в кратчайшие
сроки, формированием необходимых для
этого административно-правовых
механизмов. Очевидно, что следует также
предусмотреть комплекс мер, которые
сработают в случае, если ситуация станет
неуправляемой (такой вариант нельзя
сбрасывать со счетов). И вместе с тем
подобные структуры и экстренные меры
не должны перечеркивать общей
ориентации — не просто расселение
военнослужащих и мигрантов-беженцев, но
интенсивное включение их в процессы
формирования рыночных отношений и
гражданского общества, развитие как личностей.
В марте 1992 началась работа над этим
проектом. Сейчас в его разработке
участвуют должностные лица и эксперты от
Комитета Верховного Совета Российской
Федерации по делам инвалидов,
ветеранов войны и труда, социальной защите
военнослужащих и членов их семей.
Правительства РФ, Комитета по земельной
реформе и земельным ресурсам при
Правительстве Российской Федерации,
Министерства обороны Российской
Федерации, внутренних войск Министерства
внутренних дел Российской Федерации,
Министерства безопасности Российской
Федерации, Гуманитарной академии
Вооруженных сил. Российского
информационного центра «Армия», Института
проблем занятости Российской Академии
наук, Московского юридического института
и других.
Российский открытый университет
создал специальную мастерскую для
разработки экономико-географических
проблем развития территории проекта.
К разработке проекта привлечены
отечественные коммерческие организации.
Установлены контакты с рядом
американских, итальянских, испанских,
голландских компаний, которые проявили
деловой интерес к участию в программе.
Предполагается, что контроль за
реализацией программы будут осуществлять
Верховный Совет России, Правительство
России и специально созданный
наблюдательный совет акционерного общества,
в которое могли бы войти представители
различных общественных организаций
(офицерских собраний, фондов,
комитетов и так далее), духовенства,
авторитетные государственные и общественные
деятели.
Первоочередные шаги
На первом этапе (1993—1997 годы)
реализации программы предполагается
расселение и обустройство десяти тысяч
семей (или тридцати — сорока тысяч
человек), в том числе создание 300—
600 фермерских хозяйств.
Эти ориентиры принимаются для
относительно стабильной
социально-политической обстановки в стране. В случае
массового исхода европейского
населения из регионов повышенной
межэтнической напряженности (Средняя Азия,
Кавказ, Прибалтика и так далее), в
рамках программы будут приняты особые
меры по приему и размещению
репатриантов (имеется в виду
государственный заказ от Правительства России на
проведение этой работы).
Все намеченные поселения будут
тяготеть к двум полюсам территориального
развития (условно — «Северному» в
районе Новгорода и «Южному» — в районе
Твери). Это связано с некоторой
географической разнородностью региона
освоения, а также с естественными
различиями в занятиях будущих поселенцев.
Создатели программы ясно
представляют все сложности реализации проекта.
С многими они сталкиваются уже в самом
начале пути. Но общероссийская
значимость поставленной цели при решении
двуединой задачи — спасение
офицерства (разумеется, в социальном плане) и
возрождение исторического региона
России — добавляют энергии и оптимизма.
24

П. Краснощекое,
академик РАИ
Ю. Павловский,
член-корреспондент РАН
Проект «Модель»:
нет, это не игра
в бисер
На протяжении 1200 дней (не календарных, а «условно-машинных») пятеро
математиков-прикладников за дисплеями ЭВМ в мае — июле 1992 года испытывали
на себе тяготы руководства целыми странами, находящимися в сложных, порой
даже конфликтных отношениях. Получали от экспертов информацию о
действительных или мнимых намерениях и шагах глав других государств, оценивали
ее и принимали ответственные решения. Прошли через стадии вооруженного
столкновения с применением ядерного оружия, кто-то действовал успешней, от
кого-то удача отвернулась, а у кого-то, как выяснилось, выйти из заданной
ситуации без существенных потерь не было никакой возможности. Сейчас итоги
игры анализируются. Уверены, выводы представят интерес не только для ее
участников. Впрочем, этому будут посвящены другие публикации. А пока — разговор
об игроках. Почему удовлетворяют свое научное любопытство столь
дорогостоящим образом?
Этот эксперимент — важный этап научно-исследовательского проекта с длинным
названием «Разработка компьютерной системы математического моделирования
взаимодействия различных стран с учетом экономической и военной динамики»,
для краткости именуемого проектом «Модель». Он осуществляется на факультете
прикладной математики Российского открытого университета. Но рассказ о целях
проекта нам хотелось бы предварить несколькими соображениями о предмете
математического моделирования, математической имитации как методе научного
исследования.
Итак, математики изучают простое в реальных явлениях и процессах — их
схемы, лишенные индивидуальности, красок, неповторимости. Сложное в явлениях,
их неповторимость, индивидуальность изучают гуманитарные науки и искусство.
Одно без другого существовать не может: чтобы получить схему явления,
необходимо отбросить «все лишнее», а для этого как минимум его необходимо увидеть
(можно сказать и так: для этого необходимо это лишнее уметь «не видеть»).
С другой стороны, разглядеть и понять неповторимость явления, его красоту,
его индивидуальность, то, что отличает его от всех остальных, аналогичных, ти-
пичных, можно, лишь установив, что есть это типичное, обыденное, то есть зная
и понимая его схему.
Чем проще явление, чем больше места занимает в нем схема, тем в большей
степени важна математика (физика) при его изучении, тем точнее прогноз, давае-
25

П. Краснощеко», Ю. Павловский
Проект «Модель»: иет, это не игра в бисер
мый формальными моделями, описывающими это явление. Чем оно сложнее, инди-
видуальнее, чем больше выделяется «лица необшим выраженьем», тем более
эффективны при его анализе гуманитарные методы, основанные на интуиции, на
«расплывчатых», «размытых» (с точки зрения математиков) понятиях и
представлениях.
Эта граница между математическим и гуманитарным не остается неподвижной.
Совершенствуя свои инструменты, математика «отвоевывает» у гуманитарных
методов все новые области. Однако никогда она не будет способна завоевать все.
Двойственность простого и сложного, формального и интуитивного, точного и
«расплывчатого», математического и гуманитарного будет иметь место всегда.
Странным термином «имитационная модель» (что-то вроде «масляного масла»)
как раз и обозначаются математические модели сложных процессов, лежащие на
границе современных возможностей математики. Более точно этот термин означает
в настоящее время обладание некоторыми качествами из следующего набора:
сложность модели, наличие в ней случайных факторов, описание процесса,
развивающегося во времени, наличие экзогенных управлений, то есть не вычисляемых
внутри модели, а задаваемых экспертами извне, невозможность получения
результатов без использования ЭВМ. Имитационные модели отделяют математические
методы исследования от той области, где математика бессильна (пока), где
рациональна интуиция, «мягкие», гуманитарные средства анализа.
Мы написали «отделяют». Вот здесь как раз и находится самая верхняя
в иерархии целей, которые преследуют наш проект. В настоящее время
имитационные модели действительно отделяют формальные, математические методы
исследования от интуитивных, гуманитарных. Наша же главная цель—соединить
через имитационные модели изучение схемы явления и то, что выделяет его из
всех остальных явлений той же схемы. Сделать так, чтобы были одновременно
видны и его схема, и его индивидуальность.
Достичь этой цели в рамках проекта «Модель» мы пытаемся, исследуя проблемы
взаимоотношений государств в мировом сообществе. Человечество живет в
стремительно развивающемся динамичном мире, полном, с одной стороны, проблем, а
с другой — оружия, способного уничтожить все живое на Земле. Взаимодействие
стран с различным социально-экономическим укладом, уровнем экономического
и военного развития, с различным образом жизни — актуальнейшая и острейшая
проблема современности. Переживаемый исторический период характеризуется
сломом старых и созданием принципиально новых геополитических структур. Все эти
драматические изменения неизбежно затрагивают государственное устройство,
экономику, армию и весь уклад жизни.
Совершенно ясно, что прогнозировать политическое и социальное развитие в
современном мире чисто математическими средствами так, чтобы уверенность в
правильности предсказания была такая же, как в вычислении движения, например
кометы Галлея, совершенно немыслимо. Этот прогноз всегда, как и сейчас,
остается делом профессионалов: политологов, экономистов, социологов. Хотя специалисты
этих областей знания и обращаются иногда к методам формального анализа
(весьма редко—политологи, чаще — экономисты и социологи), тем не менее они
являются (и, по-видимому, всегда будут) специалистами гуманитарного профиля.
В то же время в процессе развития взаимоотношений между государствами
«содержатся» и схемы, которые можно изучать математическими средствами.
Например, экономическое функционирование государств, по крайней мере на уровне
макроэкономических показателей, если известны принимаемые органами
государственного управления решения, касающиеся развития экономики страны и
экономических связей с другими странами. Несомненно, что можно достаточно
достоверно представить результаты вероятных вооруженных конфликтов, то есть
оценить разрушения экономики, людские потери и другие виды ущерба в зависи-
« мости от того, какие виды оружия применяются и сколь интенсивными будут
боевые действия.
frt В основе этих моделей лежат тривиальные балансы. Утрируя ситуацию, но
• £ сохраняя суть дела, содержательный смысл соотношений моделей, описывающих
| о. экономику (и вооруженную борьбу), можно охарактеризовать так: количество
?! денег, которое будет у нас в кошельке завтра, равно количеству, которое есть
26

сегодня, плюс то, что заработано (получено) за сегодняшний день, минус то,
что истрачено за сегодняшний день; запас некоторого товара (например, картошки),
который будет у нас завтра, равен тому, что имелось сегодня, плюс то, что
произведено за сегодняшний день, минус то, что истрачено (съедено,
использовано) за сегодняшний день, плюс то, что куплено, минус то, что продано,
минус то, что испорчено при хранении, минус то, что уничтожено в результате
катастрофы или войны и т. д.
Этой материальной стороной не исчерпывается то, что можно по ходу развития
взаимоотношений государств изучать математическими средствами. Есть
направления в математике, называемые «исследование операций» и «теория игр», которые
изучают способы рационального поведения, когда на течение некоторого процесса
могут одновременно влиять несколько субъектов, имеющих несовпадающие цели.
В арсенале этих направлений большой запас изученных моделей и схем.
Главное в той схематизации, которая лежит в основе исследования операций
и теории игр,— наделение органов управления (или субъектов), имеющих
возможность оказывать влияние на течение некоторого процесса, четко
осознаваемыми целями, которые возможно сформулировать в виде функций, зависящих не только
от управленческих решений данного органа, но и от действий всех других
органов, могущих влиять на этот процесс. Простейшие схемы — это так называемые игры
с противоположными интересами. В них участвуют два игрока, функции
выигрышей которых противоположны. В более сложных случаях интересы игроков
непротивоположны (но не совпадают полностью), игроков много, у каждого из них
может быть не одна, а несколько целей, они по-разному информированы о
состоянии дел и значении «чужих» шагов.
Весь имеющийся к настоящему времени арсенал формальных моделей и схем
различных ситуаций практически не используется при прогнозировании развития
взаимоотношений государств и в практике принятия решений в этой области.
(С этим утверждением не согласны многие профессиональные политологи,
экономисты, социологи. Однако то, что они обычно называют моделями, с точки
зрения математиков, таковыми не являются. Прибегнем опять к утрированию для
того, чтобы подчеркнуть существо дела,— специалисты-гуманитарии склонны
считать, что они используют математическое моделирование всякий раз, как
складывают два числа. С другой стороны, нелестные оценки имеющихся математических
моделей и уровня понимания сложных процессов математиками, составлявшими
эти модели, часто высказывают специалисты-гуманитарии, и они, конечно, во многом
правы.)
Почему дело обстоит таким образом? Принципиально ли то, что средства
формального анализа практически не используются при принятии государственных
решений, может быть, математика не в состоянии анализировать такого рода
процессы? Или мы не можем справиться с этим «технически», то есть не
хватает информации и понимания процессов для построения «хороших» моделей,
«хорошие» модели слишком сложны, или политологам и лицам, принимающим
решения, не хватает понимания того, что такое математическая модель, какие
реальные факторы она учитывает, до какой степени ей можно доверять, как
использовать получаемые с ее помощью результаты?
Второе место в иерархии целей, которые преследует проект «Модель», отведено
попытке внедрения в сферу профессионального политологического анализа
методов: средств анализа схем, моделей происходящих процессов. Поставленная
нами задача не сводится к построению модели, получению с ее помощью
рекомендаций, которые надлежит принять к исполнению. К такому использованию
технологии математического моделирования мы привыкли, когда имеем дело с
физическими процессами. Поставленная задача — трудная, лучше даже сказать,
«тяжелая» проблема, связанная с разными сторонами жизни. Ее существенная часть —
организационная. Необходимо сформировать структуру, состоящую, с одной
стороны, из математиков, а с другой — из специалистов гуманитарного профиля.
Обе группы должны понимать друг друга и вести совместные исследования.
Здесь полезно отметить следующее. Неправильное использование любого
инструмента в любой сфере деятельности приносит не пользу, а вред, и тем больший, s
чем мощнее инструмент (вспомним Чернобыльскую АЭС!). Математические мо- I
дели—инструменты для прогнозирования свойств и течения реальных процессов, Is
и их неправильное, неквалифицированное использование в такой сфере, как анализ jj-
межгосударственных отношений, также способно принести вред, по сравнению 51
с которым Чернобыль будет казаться мелкой неприятностью. •*
27

П. Краснощекое, Ю. Павловский.
Проект -Модели» нет, это не игра в Бисер
Следующие цели связаны с практическим достижением поставленных «верхних
планок», о которых шла речь в предыдущем разделе. Для того чтобы объяснить
их, уместно более подробно охарактеризовать современное состояние технологии
математического моделирования.
Мы не случайно назвали математическое моделирование технологией.
Математические модели используются для познания свойств прогнозирования течения
реальных процессов. Для того чтобы получить этот прогноз практически,
модели недостаточно. Необходимо извлекать из соотношений модели интересующие
нас свойства, разработать и реализовать процедуру вычисления искомых величин,
идентифицировать модель, то есть определить содержащиеся в ней так
называемые внешние величины (коэффициенты, факторы), убедиться, что модель дает
практически приемлемые прогнозы, обеспечивает возможность получать нужную
информацию тогда, когда это требуется. Выполнение всех этих действий требует
инструментов и владеющих ими людей систем измерений, сбора и хранения
информации, ЭВМ. Таким образом, прогнозирование с помощью математических
моделей имеет все черты современной индустриальной технологии, в общем плане
мало отличающейся от любой другой.
В зависимости от характера изучаемого процесса перечисленные этапы
технологии математического моделирования могут иметь разное значение, требуют разныг
расходов, участия разных групп специалистов, оснащенных различными
инструментами. Например, для того чтобы вычислить траекторию движения спутника после
его вывода на орбиту, недостаточно располагать моделью его движения.
Необходимо знать его местоположение и скорость в некоторый момент времени, а для
этого придется произвести соответствующие измерения, что делается с помощью
специально для этого предназначенных наземных оптических и (или)
радиотехнических комплексов (радиолокационных станций). Расходы на создание и эксплуатацию
этих комплексов на много порядков превосходят расходы на разработку модели
движения спутника. Самый важный этап технологии математического
моделирования — составление модели — самый дешевый ее этап. Самый же дорогой в
большинстве случаев — этап идентификации модели, то есть насыщение ее информацией.
Мы упоминали о том, что имеется граница сложности явления, за
пределами которой математические методы использовать нерационально, и о том, что
эта граница не неподвижна: по мере совершенствования инструментов,
используемых в технологии математического моделирования, практически рационально
и экономически выгодно разрабатывать и эксплуатировать все более сложные
модели. До появления ЭВМ эта граница была практически неподвижна. В настоящее
время в связи со стремительным развитием вычислительной техники и основанных
на ней новых информационных технологий ее движение заметно ускорилось.
Такие элементы новых информационных технологий, как банки данных и средства
манипулирования информацией,— системы управления банками данных (СУБД)
системы программирования, инструментальные системы моделирования позволяют
создавать так называемые «проблемо-ориентированные имитационные системы»,
объединяющие в себе математическую модель изучаемого явления, алгоритм для
вычисления прогнозируемых в ее рамках величин, программу, реализующую на
ЭВМ эти вычисления, средства для модификации в определенных пределах модели,
алгоритмов, программ, средства для визуализации результатов расчетов, а также
для хранения и манипулирования всей информацией, связанной с моделью.
Одно из главных условий, без которых поставленные цели не будут
достигнуты,— участие в исследованиях профессиональных политологов, экономистов,
социологов. Взаимодействие с ними необходимо начинать с моделей, в
максимальной степени им понятных. Такими моделями являются имитационные модели, где
математическому моделированию подвергаются лишь тривиальные материальные
балансы, а все остальное, что определяет взаимоотношения между государствами,—
принимаемые экономические и политические решения, не моделируется на
формальном уровне, а задается извне — экспертами.
Общий характер таких моделей ясен. Изучается функционирование системы
государств со своей территорией, экономикой, вооруженными силами. Управление
странами, то есть решения, касающиеся их экономического и военного потен-
28

циала, взаимоотношений государств, принимают эксперты, олицетворяющие их
высшие органы. С помощью математических моделей рассчитываются
экономические и, если в системе случается война, то и военные последствия принимаемых
решений. Каждый эксперт или их группы получают сведения о состоянии своей
страны и других держав. В такого рода моделях то, что происходит в сфере
политики, в сфере взаимоотношений между странами, непосредственно на
формальном уровне не моделируется. Можно сказать, что все это воспроизводится на
«полунатурном» уровне. Тут очень многое зависит от квалификации экспертов,
от того, как они «вжились» в образы лиц, которых они «представляют», чьи
действия имитируют.
Исследования выполняются путем осуществления «имитационных
экспериментов» — воспроизведения с помощью модели развития взаимоотношений в
некоторой системе государств. Этому предшествует большая предварительная
работа — для каждого эксперимента разрабатывается «сценарий», уточняются
внешняя информация, правила и ограничения, которым обязаны подчиняться
участвующие.
Метод исследования, о котором идет речь, естественно назвать
«имитационными играми». В таких играх важную роль играет математическая модель. В
нашем проекте, однако, мы не ограничиваем себя именно этим методом
исследования. В зависимости от цели математические модели играют в нем разную роль.
Они могут иметь решающее значение, если, например, сопоставляются различные
варианты экономического развития стран на достаточно длительных временных
промежутках, могут носить вспомогательный характер, а могут вовсе не
понадобиться, если, например, исследуется развитие кризиса типа карибского, весь
процесс занимает несколько дней или месяцев. В первом случае мы имеем дело
с имитационными играми, во втором — с организационно-деятельностными играми.
Между ними могут быть различные переходные формы.
Чтобы осуществить исследования такого характера приходится использовать
весь арсенал средств и инструментов, которыми располагает сейчас технология
математического моделирования.
Разумеется, мы далеки от мнения, будто каждый математик-прикладник, как
и каждая кухарка, способен вести государственный корабль правильным курсом,
даже если в его распоряжении самая мощная и современная ЭВМ. Практическая
цель, приблизиться к которой мы хотели бы, выполняя проект «Модель»,—
создание самоподдерживающейся ячейки анализа и прогнозирования развития
взаимоотношений государств в мировом сообществе. Это будет достигнуто, если в сферах
профессионального политологического анализа и принятия государственных решений
будет возникать нужда в проведении имитационных и организационно-деятельност-
ных игр, если, другими словами, математическая наука будет «востребована»
этими сферами. Сценарии игр в конечном счете должны заказывать именно из
этих сфер. Оставаясь реалистами, имея в виду состояние отечественной сферы
принятия государственных решений, ее тяжелую наследственность, мы не
рассчитываем здесь на успех в ближайшее время.
Тем не менее даже без контактов с профессиональной сферой
политологического анализа и принятия решений возможно предпринимать содержательные
исследования, имеющие практический смысл.
Проведенные к настоящему моменту имитационные игры оказались нелегким
испытанием для их участников. Потребовали больших затрат нервной энергии.
Знаменитое приветствие «Здравствуй, брат! Писать очень трудно», с которым
обращались друг к другу при встречах писатели из литературной группы «Сера-
пионовы братья», наши математики вполне могли бы видоизменить так:
«Здравствуйте, коллеги! Играть очень трудно». Впрочем, это вполне компенсируется
значимостью некоторых выводов, касающихся обеспечения стабильного, бескризисного
развития системы государств, которые принес этот научный поиск. Выяснилось,
например, что сильнейшим дестабилизирующим фактором становятся неверная
оценка странами мотивов и целей, которыми руководствуются другие страны.
Всякий раз, когда допускалась такая ошибка, в моделируембй системе возникали
кризисы и войны между странами. Отсюда следует, в частности, что фактором,
дестабилизирующим сообщество государств, служит отсутствие у некоторых из
них четко объявленных целей, отсутствие преемственности в определении госу-
дарственных приоритетов при сменах политического руководства, непредсказуемость
поведения некоторых политических лидеров.
29

П. Краснощшкоя, Ю. Павловский.
ПрошкТ «Модшль»: н«т, это н* игра в бисер
Другой провоцирующий фактор — разные принципы и модели, лежащие в основе
оценок военной мощи друг друга. Дестабилизирующая роль этого фактора
аналогична непониманию намерений друг друга.
Эти выводы, сделанные в процессе игр, не преследовавших четко
поставленных целей и не претендовавших на воспроизведение каких-либо международных
ситуаций, позволяют тем не менее высказать практические рекомендации. Например,
можно попытаться перевести переговоры о разоружении с уровня согласования
количества вооружений, обеспечивающего паритет, на уровень согласования
методов, моделей, расчетов» на основе которых определяются уровни вооружений,
дающие паритет. Это обеспечивает гораздо более широкое поле для компромиссов
и достижения договоренностей, сводит на иет дестабилизирующий фактор, о
котором только что шла речь.
Остановимся еще на одном выводе, сформулированном по итогам игр. Он состоит
в том, что в многополюсиой геополитической структуре для обеспечения
стабильности становится рациональной гораздо большая степень информированности стран
о воружениях друг друга, чем в двухполюсной, характеризуемой глобальным
противостоянием двух сверхдержав. Чем более непротивоположны цели, преследуемые
государствами, тем, вообще говоря, выгоднее иметь больше информации друг
о друге. Необходимо подчеркнуть, однако, что каждой из стран нужна полная
гарвития достоверности соответствующей информации, иначе весь эффект
упрочения стабильности теряется. Отсюда следует практический вывод о том, что
национальным интересам России и США соответствует объединение глобальных
информационных систем, таких, например, как системы предупреждения о ракетном
нападении, а также совершенствование практики контроля.
Приведем примеры содержательных проблем, которые можно попытаться
проанализировать методом имитационных и организационно-дентельностных игр:
оценка влияния на стабильность мирового сообщества введения в
международное право нормы, обязывающей государство информировать ООН обо всех
потенциальных возможностях оказать глобальное воздействие иа природные
процессы, протекающие на Земле. Это будет означать, в частности, обязанность
предоставлять ООН полную информацию об имеющемся ядерном и химическом
оружии;
проработка на моделях проблемы «Север — Юг». Имеются в- виду возможные
противоречия между промышленио развитыми странами с высоким уровнем жизии,
но не обладающими сырьевыми ресурсами, и развивающимися странами с низким
уровнем жизни и с большими запасами сырья;
оценка вероятности возможного обострения взаимоотношений и возникновения
конфликтов внутри России между федеральными властями, автономиями России
и ее областями;
исследования возможных кризисов внутри СНГ.
Энтузиасты имитационного моделирования совсем не хотят уподобляться
игрокам в бисер из знаменитого романа Гермаиа Гессе, то есть изобретать язык,
понятный лишь узкому элитарному кругу посвященных. Одно из преимуществ
проекта состоит в его, если так можно выразиться, «доступности» и «открытости».
Практически любой образованный человек, даже не обладающий математическими
знаниями, может принять участие в исследованиях, если это привлечет его. Возможно,
наши читатели сформулируют более интересные проблемы, чем упомянутые нами.
Оии могут сформировать комаиду и поискать в игре ответы на сформулированные
« ими же вопросы — мы готовы предоставить им имеющиеся у иас модели и
программы, чтобы оии смогли приобщиться к серьезной исследовательской работе с исполь-
]*го зованием современного арсенала математики и информатики. Как и Российский
S? открытый университет, проект «Модель» открыт для участия в нем талантливых
| о. молодых людей — студентов, аспирантов, исследователей как математической, так
"* и политологической ориентации.

РАЗДЕЛ III
Исследовательская мысль
РОУ
На кафедрах и в мастерских, которые
возглавляются крупными учеными,
разрабатываются актуальные фундаментальные
и прикладные проблемы. Синергетика, создание
искусственного интеллекта, теория распознавания образов,
математические подходы к сложнейшим понятиям
в психологии — вот некоторые из тем, над которыми бьется
исследовательская мысль ученых РОУ.
1
I
31

А Петров,
член-корреспондент РАИ
32
Математические
модели экономики:
теория и опыт времени
экономических реформ
В одном из своих выступлений Е.
Гайдар заметил: «Ценовой скачок января
существенно превзошел уровень, который
можно было прогнозировать из
финансовых соображений». Однако были
основания ожидать именно такого скачка цен,
который произошел в начале 1992 года,
так же как и других сопутствующих ему
событий.
В мае 1990 года в Вычислительном
центре Российской Академии наук была
построена математическая модель,
описывающая некоторые краткосрочные
последствия «шоковой терапии> экономики
СССР.
История такова. В апреле 1990 года
широко обсуждалась радикальная
реформа советской экономики. Предлагали
разные варианты, в том числе
«шоковую терапию» по польскому образцу,
К тому времени мы уже пятнадцать лет
интенсивно разрабатывали принципы
системного анализа развивающейся
экономики. Целью нашей было понять
механизмы, регулирующие процессы
общественного воспроизводства в
экономических системах различного типа, и найти
для них подходящие математические
описания. Конечно, много в этой области
уже было сделано и за рубежом, и у нас
в стране. Однако системный подход,
который дает возможность полно и
корректно описать механизмы структурных
изменений в экономике, был развит еще
совершенно недостаточно.
К 1990 году некоторый опыт мы уже
накопили. В рамках единого подхода
удалось описать основные качественные
особенности эволюции и рыночной, и
плановой экономики. Поэтому нам было
интересно приложить теоретические
изыскания к конкретной и важной задаче —
оценке последствий одного из вариантов
радикальной экономической реформы в
СССР.
Была построена очень грубая модель
процессов переходного периода. В
экономике одновременно идут и
взаимодействуют процессы с разными временными
масштабами. Смена технологий занимает
годы, как и наращивание
производственных мощностей. Перестройка хозяйствен-

ных связей, колебание числа занятых
проявляются на промежутке времени
порядка года. Доходы и расходы,
накопления и задолженности основных
экономических агентов перераспределяются в
соответствии с уровнем производства за
месяцы. А цены на товарных рынках
меняются в считанные дни. Наша модель
описывала процессы, имеющие
характерный масштаб времени порядка месяца:
перераспределение финансовых активов
и пассивов и его влияние на уровень цен.
Предполагалось, что за это время
структурные изменения в экономике произойти
не успеют, поэтому нормативы затрат,
уровень производства были приняты
неизменными. С другой стороны,
предполагалось, что цены на рынках
устанавливаются мгновенно.
Модель представляла собой полную
систему уравнений материальных и
финансовых балансов относительно
переменных — показателей, характеризующих
состояние экономических агентов. Это
были особые «экономические агенты»:
не лица и организации, а некие
конгломераты с однородными экономическими
функциями; им и были приписаны
финансовые активы и пассивы. Так, все
предприятия объединялись в экономическом
агенте «хозяйство», и нас интересовала
общая величина их задолженности
(сумма остатков на всех их банковских счетах,
взятая с нужным знаком). Все, кто
получал заработную плату из доходов
предприятий, составляли «рабочих». Все
«бюджетники», включая пенсионеров,
военных, студентов, работников
госучреждений, объединялись в «служащих».
«Рабочие» и «служащие» вместе
составляли «население»; интересовали нас
величины их накоплений — сумма остатков
сберегательных счетов — и величина
наличности на руках. Высшие органы
принятия экономических решений
фигурировали в модели как «государство», и его
экономическое состояние мы задавали
величиной внутреннего долга. Скорость
изменения государственного долга была
равна дефициту государственного
бюджета. Система государственного банка
в модели была представлена
экономическим агентом «банковская система». Для
нее выписывался основной финансовый
баланс: равенство всех пассивов и всех
активов всех экономических агентов в
каждый момент времени.
Уравнения балансов дополнялись
соотношениями, которые описывали
«массовое поведение» экономических агентов,
а также экономическую политику
государства и государственного банка, и
уравнениями, которые описывали меха-
2 Знание—сила № 3
низмы колебаний цен и процентных
ставок по ссудам и по депозитам. Не буду
вдаваться в подробности, только замечу,
что все эти описания существенным
образом определялись сценарием реформы.
Мы считали, что реформа — это пакет
законопроектов, одновременно
вступающих в силу, что законы сразу же и
идеальным образом исполняются. В
результате, во-первых, полностью
отменяется централизованное планирование
производства и распределения.
Предприятия получают право продавать
продукцию по свободно складывающимся
ценам, после уплаты налога на
добавленную стоимость они свободно
распоряжаются своим доходом. В
неопределенных экономических условиях переходного
периода предприятия не склонны
инвестировать, а используют свои доходы
для выплат заработной платы
работникам. Во-вторых, основным доходом
государственного бюджета становится налог
на добавленную стоимость предприятий
(остальным для простоты пренебрегли).
Расходы бюджета — это прямые
выплаты населению и государственные
закупки. На рынке государство действует на
равных правах с предприятиями и
населением. В-третьих, государственный банк
становится коммерческим предприятием,
устанавливает ставки процентов за
кредит и по депозитам с учетом
рентабельности, но не стремится к
максимизации прибыли. В-четвертых, цена на
товар устанавливается на равновесном
уровне.
Теперь, если задать основные
параметры государственной экономической
политики — уровень, до которого снижаются
реальные государственные расходы,
характерный масштаб времени этого
снижения, ставку налога да добавленную
стоимость и долю инфляционного роста
цен, компенсируемую в доходах
«служащих»,— то система уравнений
замыкается и дает возможность рассчитать
развитие процессов от начального состояния
экономики.
Исследование модели привело к
интересным выводам. Оказалось, что
параметры экономической политики надо
назначать согласованно. Существует
некоторый критический уровень
государственных расходов. Он зависит от величины
ставки налога на добавленную стоимость
и от величины доли роста индекса
цен, компенсируемой в доходах
«служащих». Если уровень, до которого
снижаются реальные государственные
расходы, задать ниже критического, то
индекс цен после начального
инфляционного всплеска стабилизируется. В про-
33

.2
34
А. Петров.
Математические модели экономики:
теория и опыт времени экономических реформ
тивном случае индекс цен будет
неограниченно расти. И уровень, на котором
стабилизируется индекс цен, и темп роста
индекса цен зависят от величины, до
которой снижаются государственные
расходы.
Пусть, например, доходы служащих
совсем не компенсируются, а ставка
налога на добавленную стоимость
установлена равной 30 процентам. Тогда индекс
цен будет неудержимо расти с темпом
500—1200 процентов в год, если реальные
государственные расходы снизить менее,
чем наполовину. Если же их снизить
более, чем наполовину, то индекс цен
стабилизируется, но новый его уровень
будет в 3—8 раз выше, чем перед
реформой.
Соответственно обесцениваются
запасы денег у населения. По отношению
к годовому доходу — сумме заработной
платы «рабочих» и выплат
«служащими—сумма сбережений и сумма
наличных денег на руках населения падает
на порядок.
Поначалу с ростом цеи уменьшается
задолженность предприятий
относительно произведенной за год добавленной
стоимости. Но потом стремительно
дорожающий кредит вновь увеличивает их
относительную задолженность.
Жесткая политика государственных
расходов, конечно, очень скоро делает
государственный бюджет
бездефицитным. Однако достигается это за счет
примерно пятикратного снижения реальных
доходов «служащих» по отношению к
предреформениому уровню и
двенадцатикратной разницы между доходами
«рабочих» и «служащих».
Понятно, что такой вариант
государственной экономической политики был бы
очень опасным. Но может быть, есть
другие, более благоприятные варианты?
Наши сотрудники Г. Каменев и Д.
Кондратьев разработали математическое
обеспечение, которое позволяет
исследовать множество вариантов
экономической политики. (Этот метод разработан
по проекту МАТЭКОН, который
финансируется Российским открытым
университетом.) Мы изучили всевозможные
варианты экономической политики с
любыми величинами ставки налога от 10 до
90 процентов, с любыми величинами
выплат, компенсирующих «служащим»
(частично или полностью) рост цен, с
разной скоростью снижения реальных
государственных доходов во времени.
Даже беглого взгляда иа картину
(рисунок 2) достаточно, чтобы понять:
вариантов, которые дают инфляционный
всплеск цен менее 20 000 процентов в
год, куда меньше, чем вариантов, которые
дают астрономический всплеск
инфляции. Благоприятного варианта найти не
удалось.
Несмотря на всю схематизацию, с
помощью модели удалось ухватить
механизм, управляющий развитием во
времени, динамикой экономических процессов
переходного периода. Это механизм
взаимодействия роста цен и роста доходов,
который экономисты метафорически
называют «инфляционной спиралью».
Такое «динамическое» описание дает совсем
другие уровни роста цен, нежели
статические равновесные описания,
принятые в классических экономических
теориях. Взгляните на рисунок 3, вы
увидите, как сильно темп снижения реальных
государственных расходов до одного и
того же конечного уровня влияет на
характер инфляции. Обратите внимание,
насколько обостряет инфляцию
уменьшение темпа снижения реальных
госрасходов!
В целом модель качественно верно
отразила краткосрочные последствия
«шоковой терапии» для экономики
Польши. Мы познакомили с результатами
исследования комиссию по экономической
реформе Верховного Совета СССР,
специалистов из Госплана СССР и
Госкомимущества СССР. Увы, внимания на
наши результаты не обратили. В конце
1991 года, когда было объявлено о
либерализации цеи в России, мы
обратились в российское правительство с
просьбой дать нам информацию, чтобы на
подобной модели оценить последствия
«шоковой терапии» для экономики
России. Информации не получили.
Сейчас Россия переживает великий
слом общественных отношений. Все в
обществе зыбко, неопределенно. Борьба
групповых и просто эгоистических
интересов может самым неожиданным
образом направить социальные процессы.
Очень трудно в таких условиях делать
прогнозы, но делать их настоятельно
необходимо. Есть ориентиры, на
которые можно полагаться, прикидывая,
к чему могут привести те или иные
решения. Это экономические интересы
общественных групп и изменение их
экономического положения. Интересы
относительно устойчивы, и если бы удавалось
оперативно прогнозировать, хотя бы
качественно, влияние принимаемых
решений на экономическое положение людей.

то можно было бы судить, какие шансы
на успех будут иметь политические
кампании тех или иных партий и
группировок.
В разных отраслях науки накоплены
знания, которые можно и нужно
использовать для прогнозирования последствий
экономических решений. Мировой опыт
свидетельствует, что компьютерные
технологии обработки информации
открывают широкие возможности синтезировать
методы н результаты разных наук при
решении комплексных сложных проблем'
Нужна только программа исследований,
инициатором и попечителем которой
выступило бы правительство, нужна
концентрация усилий ученых, консолидация
научных сил на решении жизненно
важной для России проблемы. Иногда с
ужасом думаешь: неужели был нужен злой
гений Берии, чтобы сконцентрировать
усилия разных ученых на решении
научной проблемы государственной
важности!? А ведь проблема выживания,
обустройства России куда сложнее и
насущнее ядерно-ракетной проблемы.
Недавно в «Известиях>
член-корреспондент Российской Академии наук
Н. Карлов заметил: трагедия России в
том, что в ней никогда не была
возможной независимая экспертиза. Я
согласен с ним и рассказал о нашей
модели лишь затем, чтобы обсудить:
можно ли с помощью экономической теории
оценивать хотя бы на качественном
уровне последствия экономических
решений? Что сделать, чтобы возможность
стала бы практической потребностью?
Не буду скрывать, что это всего
лишь точка зрения теоретика, который
1. Изменение основных макроэкономических
показателей в первый период после
«шоковой терапии» плановой экономики:
а) инфляционный рост цен при разных
значениях уровня, до которого снижаются
реальные государственные расходы.
По горизонтальной оси отложено время
в месяцах после начала реформы.
По вертикальной оси отложен уровень
инфляции, который измеряется отношением
текущей величины индекса цен к начальной
величине индекса цен в процентах.
В окне показаны кривые снижения реальных
государственных расходов со временем
в процентах к начальному уровню.
Если реальные государственные расходы
снижаются меньше чем наполовину (кривые 3
и 4), рост цен не прекращается;
б) темпы инфляции при разных значениях
уровня, до которого снижаются реальные
государственные расходы. По вертикальной
оси отложен темп инфляции, который
измеряется отношением прироста индекса
а
цен в единицу времени к величине индекса
и выражен в процентах за год;
в) динамика финансовых показателей
при разных значениях уровня,
до которого снижаются реальные
государственные расходы.

2. Снятое с дисплея персональной ЭВМ множество качественных
характеристик всех возможных вариантов экономической
политики правительства.
Каждый вариант характеризуется тремя показателями:
по горизонтальной оси отложен десятичный логарифм максимума
инфляционного всплеска цены;
по вертикальной оси отложен минимум реальных доходов «служащих»;
цветом показаны варианты, в которых минимальная величина реальных
доходов «рабочих» С лежит в диапазоне, указанном
на шкале цветов вверху рисунка.
Во всех вариантах правее вертикальной линии максимальный уровень
инфляции превосходит 20 тысяч процентов.
е-
О-
I О"
«о-
36
А. Петров.
Математические модели экономики
теория и опыт времени экономических реформ
занимается математическими методами
описания и анализа процессов в
экономических системах. Я отнюдь не
преувеличиваю значение изложенных здесь
результатов. Кто-то может сказать, что
сами по себе кривые экономических
индексов всего лишь косвенно, в предельно
обобщенной форме отражают
относительно устойчивые совокупные
качественные результаты деятельности
многочисленных реальных экономических
агентов. Если такие кривые выведены, как
говорят, феноменологически, то может
статься, что им не соответствует
допустимое состояние большой системы —
экономики. Кроме того, гиперинфляция
опасна не огромными цифрами темпов
роста цен, а тем, как они влияют на
экономическое поведение людей: люди
бегут от денег. Перестают работать
финансовые механизмы регулирования
воспроизводства. Так что суть дела
реформирования экономики не в том, чтобы
назначить числовые значения
параметров экономической политики, а в том,
чтобы точными локальными
воздействиями преобразовать структуру живой,
косной н неустойчивой одновременно махн-
ны: экономических отношений и
стереотипов поведения многих миллионов
людей.
Так оно и есть, но я вовсе не склонен
и недооценивать эти результаты, потому
что они — наряду с другими — дают
право утверждать: наши исследования
(мы называем их системным анализом
развивающейся экономики) обогащают
язык, на котором можно содержательно

и конструктивно обсуждать
нетривиальные экономические проблемы. С
прикладной точки зрения наша модель могла
бы стать фрагментом комплекса процедур
компьютерной обработки информации
для оценки эффективности
экономической политики, если бы такой комплекс
существовал.
В СССР, а теперь в России, реформы
идут уже более пяти лет. Обсуждали
и предлагали планы реформ многие
экономисты — и наши, и западные. С
удручающим постоянством принятые
проекты реформ терпели неудачу. И теперь
вроде бы оказывается, что рецепты
западных экономических теорий не
годятся для России. Плохие экономисты? Если
и были плохие, то, конечно, не все.
Уж очень сложно прогнозировать
последствия принимаемых решений.
Экономика относится к числу открытых
самоорганизующихся систем, о которых
паука знает еще мало. Даже
относительно простые проблемы фазовых
переходов, химической кинетнкн в
теоретической физике — в числе труднейших.
Только в последнее время возникла
синергетика — направление в теоретической
физике, изучающее законы
формирования структур в физических средах.
Теория морфогенеза пока еще зарождается.
А теория формирования и эволюцин
социально-экономических структур и
вовсе не начата.
3. Инфляционный рост цен при разных
значениях темпа снижения реальных
государственных расходов.
В окне показаны кривые снижения реальных
государственных расходов со временем.
Кривая I совпадает с кривой 1 в окне
рисунке 1а.
Прогресс нашей цивилизации основан
на разделении труда и кооперации.
Согласованность действий огромного
числа людей, добывающих материальные
блага, обеспечивает система отношений
давления и подчинения, конкуренции и
соглашения экономических агентов. Эта
своеобразная управляющая и
самоорганизующаяся, саморазвивающаяся
система и есть экономика.
На виду в ней иерархически
организованные структуры государственного
регулирования, но не они определяют
характер эволюции системы. Государство
не может отдать приказ каждому
производителю или потребителю и вынуждено
полагаться на множество исполнителей,
имеющих собственные интересы и
собственное понимание ситуации. Именно
они все вместе нащупывают
согласованные действия, которые наилучшим
образом отвечают их интересам при
сложившихся внешних условиях. Внешние рамки
их деятельности устанавливает
государственная экономическая политика.
Нащупав экономически эффективные
способы действий, экономические агенты
обычно склонны повторять их, пока
сохраняются внешние условия. Если же
они изменяются, то экономические агенты
начинают искать новые способы
действий, которые были бы эффективными.
Это им удается сравнительно легко,
пока внешние условия изменяются
достаточно медленно н непрерывно.
В России старые экономические
структуры и устоявшиеся отношения
разрушаются быстро и скачкообразно.
Процесс идет неравномерно: одни структуры,
например производственные, еще
сохраняются, тогда как другие, скажем
отношения обмена и механизмы
распределения, изменяются. Соответственно,
основная масса участников экономических
отношений остается инертной, но
изменяются ее ожидания и мотивы.
Инициативное меньшинство активно ищет и
заполняет образующиеся экономические
ниши, формирует новые групповые
интересы. Интересы общественных групп раз-
баланснрованы, от превратностей борьбы
интересов зависит, какими сформируются
новые структуры.
Независимые действия массы
экономических агентов в повторяющихся
условиях проявляются как регулярность
хозяйственных отношений. Ее называют
экономическими механизмами н
законами. На это в первую очередь
обращают внимание классики политической
экономии. Этн идеи лежат в основе
теории общего экономического
равновесия, которая до сих пор, на мой взгляд,
1 о-
«о-
«Л
37

1 о*
X —
z _
А. Петро»,
Математические модели экономики:
теория и опыт времени экономических реформ
образует идеологический фундамент
западной политической экономии. Только
в самые последние годы возник так
называемый эволюционистский подход к
изучению экономических структур.
Теория общего равновесия — и самая
разработанная математическая теория
политической экономии.
Можно сказать, пока что успехи
экономической науки простираются до тех
пределов, в которых применима теория
общего экономического равновесия.
Равновесному состоянию соответствует
экстенсивный рост экономики с неизменными
пропорциями. Именно так развивались
промышленные страны в шестидесятые
годы, вплоть до начала сэнергетнческого
кризиса», н в это время экономические
прогнозы были очень точными. Однако
рынок труда и финансовые рынки весьма
условно можно считать равновесными,
поэтому экономическая теория
испытывает трудности с предсказанием уровня
деловой активности и структурных
сдвигов в хозяйстве, А уж в период
перестройки экономических отношений
область, где годится теория равновесия,
чрезвычайно сокращается, поэтому
классические методы не подходят нам для
оценки последствий решений. Эконо-
метрические методы, основанные на
экстраполяции сложившихся тенденций,
тоже не могут предсказывать, слома
тенденций. Популярные у нас балансовые
методы не дадут хороших результатов
по той же причине.
Значит, нужны новые теоретические
подходы к оценке последствий
принимаемых решений. Их можно
охарактеризовать как системные — критически
использующие методы, наработанные в
социологии, экономике, информатике,
математике, и синтезирующие их в
проблемно ориентированных экспертных
системах.
По-моему, чтобы разобраться в
механизмах, управляющих процессами
структурных перестроек в экономике, надо
разрабатывать принципы описания
экономических процессов и отношений массы
экономических агентов на микроуровне и
методы агрегирования микроописаний в
макросоотношения замкнутых моделей
эволюции экономических систем. Подход
очень трудоемкий, не уверен даже, что
когда-нибудь удастся превратить его в
законченную математическую теорию.
Однако пока других подходов я не вижу.
И дело вовсе не в приверженности к
редукционизму.
Одни и те же экономические агенты
играют разные роли. В известных
условиях роль сама навязывает агенту
подходящий стереотип поведения. Все роли
взаимосвязаны, поэтому с изменением
внешних условий н ролевые стереотипы
изменяются не независимо друг от друга.
а тоже взаимосвязанно. Все это
проявляется на микроуровне. Мне кажется,
трудно сформулировать независимые
гипотезы относительно механизмов
регулирования различных экономических
процессов на макроуровне, не исследуя
микроописаний массовых действий и
отношений экономических агентов.
Чтобы пояснить сказанное, мне придется
остановиться на одной знаменитой проблеме
математической экономики. Возникла она в
статистике потребительского спроса.
Статистические службы развитых стран собирают
данные, сколько потребительских товаров купшп
За определенный период времени разные
группы населения и по каким ценам. Они
нужны, чтобы анализировать изменения спроса
и цен. Спрос и цены на отдельные товары
сильно и беспорядочно колеблются, поэтому на
основе многолетних наблюдений выделяют
устойчивые группы товаров и для них
рассчитывают индексы спроса и цен —
относительные величины, которые характеризуют
изменения уровней спроса на эмпирически
выделенные группы товаров и уровней цеи на них.
Например, популярный во всем мире индекс
Ласпейреса строится как отношение
стоимостей неизменной потребительской корзины в
ценах текущего и в ценах базового года,
а в качестве корзины берут покупки в
базовом году. Индексы плавно изменяются со
временем, и по ним судят о тенденциях в
потребительском поведении, уровне жизни и т. д.
Разбиение товаров на группы эмпирически
характеризует структуру спроса, а
наименования групп как бы дают своеобразную
языковую характеристику уклада жизни.
Например, «продукты питания», «напитки»,
«одежда», «развлечения» и т. д. отражают
в сознании людей устойчивые формы
материального бытия. Когда в экономике
происходят сдвиги, они отражаются и на образе
жизни, да не скоро проявляются в языке.
Возникает проблема, как строго установить,
какую группу товаров можно характеризовать
индексами. Проблема агрегируемости микро-
описания потребительского спроса,
заданного функциями спроса — зависимостями
объемов потребляемых продуктов от цен
продуктов. (Заметим, статистика спроса дает
значения этих функций в отдельных точках.)
Ученым пришлось потратить много сил на ее

решение. Оказалось, что можно строго
определить индексы спроса и цен, построить их
для отделимых групп продуктов. Отделимой
называют группу взаимно заменяющих и
дополняющих друг друга продуктов, пропорции
спроса на которые зависят только от
пропорций цен на них же самих. Можно
построить зависимость индекса спроса от
индекса цен, которая будет агрегированным
описанием спроса на отделимую группу
продуктов.
Однако построить индексы можно только
при определенных условиях. Среди них —
знаменитые условия интегрируемости функций
потребительского спроса. Если они
выполнены, то можно вычислить приращение
индекса спроса (и цен) по малым приращениям
спроса (цен) на товары, образующие
отделимую группу. Сформулировал условия
интегрируемости итальянский ученый Дж. Анто-
иелли еще в 1886 году. Интересно, что по
форме оии совпадают с формулировкой
второго начала термодинамики, предложенной
немецким математиком К. Каратеодори в
1909 году.
Условия интегрируемости функций
потребительского спроса характеризуют глубокие
свойства структуры экономической системы.
Вот пример. Отрасль, производящая
однородный продукт, описывается иа
микроуровне распределением производственных
мощностей по технологиям. Оказывается, что в
условиях совершенно конкурентного рынка это
микроописание может быть сагрегировано в
макрозависимость суммарного выпуска
продукта отраслью от ее суммарной
производственной мощности и суммарных количеств
затраченных факторов производства (труда,
сырья, энергии и т. п.). Она называется
производственной функцией, в определенных
условиях производственная функция корректно
описывает особого экономического агента
«отрасль производства». Однако в хозяйстве
действует множество отраслей, выпускающих
разнородные продукты. Каждая из них
затрачивает в производстве продукты,
произведенные другими, какие-то из отраслей
производят продукты для конечного потребления.
Одним словом, между ними существуют связи;
они описываются известными уравнениями
межотраслевых балансов, которые так и
называются — модели межотраслевого баланса.
А. Шананин показал: если выполнены
условия интегрируемости функций
потребительского спроса, то с помощью индекса спроса
модель межотраслевого баланса может быть
сагрегироваиа в производственную
функцию — зависимость уровня производства
продуктов конечного потребления отраслями (он
измеряется величиной индекса спроса) от
суммарных затрат всеми ими производственных
факторов, поступающих извне, например
труда. И это описание будет корректно, потому что
ему соответствует детальное равновесие на
рынках всех товаров, выпускаемых
отраслями,— допустимое состояние экономической
системы.
Возникает представление, что если
выполнены условия интегрируемости, то экономика
хорошо структурирована, действие закона
стоимости проявляется не только через массу
обменов между отдельными экономическими
агентами, но и через обмены между
макрочастями системы. Система эффективно
регулируется через финансовые обратные связи.
Например, среди экономистов бытует
стереотип: в рыночных условиях самыми
эффективными будут инвестиции, сулящие
наибольшую прибыль. Между тем это верно лишь при
выполнении условий интегрируемости. Можно
было бы привести еще интересные примеры
того, какие глубокие суждения о структуре
экономики — о согласованности
распределения доходов в обществе с его потреби гель-
ским поведением, с политической
структурой — возникают при обсуждении
экономического содержания условий интегрируемости.
Однако рамки статьи останавливают меня.
Фундаментальная проблема в том, всегда
ли выполняются условия интегрируемости.
Возможность экспериментально проверять это
появилась совсем недавно, когда был
разработан так называемый непараметрический метод
исчисления индексов спроса и цен,
основанный на проверке, удовлетворяют ли
статистические данные о потребительском спросе
условиям интегрируемости. Если данные о спросе
на выбранную группу товаров удовлетворяют
им, то вычисляются индексы спроса и цен
для этой группы. Если группа входит в
другую, большую группу, тоже удовлетворяющую
условиям интегрируемости, то можно
проверить, отделяется ли она в большой группе —
законно ли будет в большой группе заменить
ее индексом. Тогда не эмпирически, а
теоретически осмысленно можно исследовать
структуру спроса.
А. Шананин и С. Вратенков
непараметрическим методом исследовали статистику
потребления в Венгрии в 1975—1984 годах
и обнаружили, что из принятых в
венгерской статистике двенадцати крупных групп
товаров только три удовлетворяли условиям
интегрируемости: «все товары»,
«продовольственные товары» и «напитки». Исследователи
установили, что все эти годы
потребительский спрос населения Венгрии систематически
смешался от продовольственных продуктов к
продуктам длительного пользования. Этим
можно объяснить, почему официально
принятая структура потребления ие совпала со
структурой, выявленной непараметрическнм
методом.
Самая широкая отделимая группа «все
I "

Л. Петров.
Me тематически • модели экономики:
теория и опыт времени экономических реформ
товары» содержит всю информацию об
отношениях взаимной замены и дополняемости
этих товаров, потому характеризует в целом
уклад жизни населения. Однако и эта группа
не всегда удовлетворяет условиям
интегрируемости. Исследуя данные о потребительском
спросе населения Швеции за 1921 —1938 годы,
А. Шананин и С. Вратенков установили, что
условия интегрируемости нарушались в 1933—
1935 годах. В эти годы после вел икого
кризиса и депрессии происходила смена
хозяйственного уклада западных стран.
Возникает подозрение, что условия
интегрируемости нарушаются, когда нарушается
эволюционный характер развития экономической
системы и происходит слом ее структур.
Непараметрический метод исчисления
экономических индексов позволяет ликвидировать
разрыв между экономической теорией, в
частности математической экономикой и
экономической практикой. Появились возможности
использовать компьютеры для исследования
структуры реальной экономики, корректно
считать экономические индексы в период
структурных перестроек. Выявлять отделимые груп
пы товаров, строить дерево индексов, вид
которого отражает образ жизни групп населении
Обоснованно формировать потребительскую
корзину и следить за ее изменениями.
Индекс Ласпейреса, основанный на
вычислении стоимости неизменной потребительской
корзины, годится только для равновесной
экономики, пропорции которой неизменны.
Кстати, в этом случае индекс, вычисленный
непараметрическим методом, по величине
совпадает с индексом Ласпейреса.
Нарушение условий интегрируемости
сигнализирует, что существенно изменилась
структура экономики и прежняя модель уже
неадекватна действительности. Надо искать
более глубокие принципы математического
описания. Потребительское поведение группы
агентов не совсем произвольно, но
подчиняется некоторым динамическим стереотипам.
А проблема в том, чтобы построить
математическое описание поведения группы
экономических агентов, из которого можно было
бы вывести функции спроса, удовлетворяющие
условиям интегрируемости лишь в некоторых,
выделенных состояниях ансамбля агентов.
Пока что большинство микроописаний
равновесно; строго говоря, их надо
интерпретировать как результат действия механизмов
совершенной конкуренции или эквивалентных
им механизмов эффективного распределения
н использования ресурсов. Они условиям
интегрируемости удовлетворяют. Это, конечно,
идеализация, но у нас еще нет иных
микроописаний, за исключением, пожалуй,
нескольких удачных попыток использовать принципы
отбора, чтобы описать процессы установления
равновесия. Поэтому, сохраняя общий подход,
приходится жертвовать строгостью. Строя
замкнутые макроописания механизмов,
регулирующих производство и распределение
материальных благ, мы стремимся детально
проанализировать отношения реальных экономи
ческих агентов, их стратегии и представить
себе эволюцию отношений и стратегий под
воздействием государственной экономической
политики. Мобилизуем весь опыт теории
агрегирования, эвристические соображения, чтобы
получить замкнутую модель, описывающую
эволюцию системы в зависимости от
параметров экономической политики государства.
Математическая модель, с помощью
которой оцениваются последствия крупных
экономических решений, всегда будет
базироваться на сценарии развития
общественных процессов. Чтобы разработать
сценарий, надо иметь системную, «очи-
щеннук» информацию о ситуации в
стране и тенденциях общественных
процессов. Чтобы получить ее, надо иметь
доступ к реальной информации и
организовать междисциплинарный системный
анализ ее силами экономистов,
криминологов, социологов, психологов,
историков, философов, системных аналитиков,
математиков и т. д.
Мы много лет стараемся развивать
такой подход, хотя наши
междисциплинарные связи довольно эпизодичны.
И все-таки уже достаточно материала,
чтобы можно было судить об
эффективности этого метода.
Построив математическую модель
централизованно планируемой,
административно регулируемой экономики, мы
смогли объяснить механизмы эволюции
советской экономики семидесятых —
восьмидесятых годов. В условиях
административной, внеэкономической
ответственности экономических агентов
перенапряженные или просто несбалансированные
планы выполняются за счет выпуска
некачественных продуктов, которые не
находят спроса. Возникает фиктивный
рост производительности труда, который,
в свою очередь, приводит к появлению
слншних> денег у населения, не
обеспеченных товарной массой, росту доли
накопления в национальном доходе,
устойчивому дефициту потребительских
продуктов, одним словом, к материально-
финансовой разбалансированности
экономики. Мы поняли, что
административно регулируемая экономика представляет
собой органическое целое, обладающее

собственной глубокой логикой связей и
структур. Поэтому н реформировать ее
можно только системным образом.
В разгар перестройки мы создали
математическую модель двухукладной
экономики, в которой кооперативный
сектор сосуществует с государственным,
арендуя свободные от госзаказа
производственные мощности. В модели были
описаны характерные экономические
отношения, возникшие в результате первых
постановлений о развитии трудовых
кооперативов. Исследовав модель, мы
убедились, что такая экономическая
система бесперспективна. Кооперативный
сектор будет расширяться только до
тех пор, пока не поглотит «лишиие>
деньги населения, образовавшиеся за
счет фиктивного роста
производительности труда.
О модели, оценивающей последствия
сшоковой терапии», уже рассказано
выше.
Сейчас по проекту МАТЭКОН,
который финансирует Российский открытый
университет, мы исследуем долгосрочные
последствия «шоковой терапии»
административно регулируемой экономики.
Предварительные результаты
показывают, что тот подход, который мы разви-
ваем, приводит к нетривиальным
выводам. Например, дает качественную
оценку колебаниям структурной безработицы,
банкротств предприятий, обнаруживает,
что государственные решения в сфере
занятости могут вызвать кризисные
последствия спустя несколько лет после того,
как были приняты.
У нас в стране есть и знания, и опыт,
которые с пользой можно было бы
использовать для анализа тех или иных
предложений, как реформировать экономику
России. Я рассказал лишь о части того,
что сделано одним из коллективов,
работающих в области экономических
приложений. У других свои достижения.
Но я глубоко убежден, что пока еще
практически любой заказ на оценку
последствий крупных мероприятий
государственной экономической политики
потребует провести обширные и серьезные
исследования. Последние годы мы
постоянно ощущаем, что исследования не
поспевают за развитием событий. Выход
один: во-первых, привести в систему то,
что уже наработано, и эффективно
использовать; во-вторых, вести
опережающие исследования, в том числе
фундаментальные.
Благое дело сделал ректор
Российского открытого университета академик
Б. Бнм-Бад, организовав факультет
прикладной математики под научным
руководством члена-корреспондента
Российской Академии наук С. Курдюмова,
одного из самых ярких наших
специалистов по синергетике. Во-первых, на
факультете неформально объединилась
большая группа сильных специалистов
в области математического
моделирования сложных систем разной природы.
Во-вторых, возник еще один центр
подготовки специалистов высокого класса в
области математического
моделирования. В-третьих — по счету, а не по
важности,— Российский открытый
университет финансирует фунадментальные и
поисковые исследования. Уже
упоминавшийся проект МАТЭКОН — одно из них.
Я не могу избавиться от такой
ассоциации. Наука аэродинамика возникла в
Высшем техническом училище, в
университетах, но самолетостроение никогда бы
ие возникло, если бы не был
организован ЦАГИ, а потом, на его базе,—
КБ, которые претворяли достижения
науки в опыт самолетостроения. Опыт
давался ценой неудач: известно, что из
нескольких моделей в серийное
производство шла только одна. А ведь
«проект» реформирования России
принципиально сложнее, чем проект любого
сверхсовременного летательного
аппарата. Так что необходимы государственные
организации, которые в интересах
России, а не отдельных высших
руководителей или партий, занимались бы тем,
что создавали информационную
систему обработки информации для
анализа правительственных решений,
систематически использовали ее для составления
прогнозов, сопоставляли прогнозы с ре-
альным развитием и давали материал
для совершенствования системы.
Наш научный потенциал достаточно
высок, чтобы создать такую систему,—
была бы общественная потребность.
41

Чему учить компьютер?
Беседа
доктора технических наук
Ш. А. ГУБЕРМАНА~
с нашим корреспондентом
М. КУРЯЧЕЯ
— Шеля Айзикович, хочу рассказать
вам такую историю. Однажды в
больницу привезли женщину с инсультом.
Ее подготовили к операции, даже успели
побрить голову, но тут хирург получил
прогноз от математиков: «Будете
оперировать — больная умрет, не будете —
выживет». И хирург сбросил перчатки...
— А женщина действительно потом
поправилась. Да, был в нашей жизни
такой случай. Клиника тогда сутки
бурлила. А что творилось со мной...
Конечно, у нас за плечами были пять лет
совместной работы с врачами, анализ
сотен историй болезни. Работой руководил
крупный математик Израиль Моисеевич
Гельфанд, большой авторитет в научном
мире. Наш метод прогноза прошел
трехлетнюю клиническую проверку.
Только это дало основание врачу
прислушаться к нашим рекомендациям. И все
же мы взяли на себя большую
ответственность. Зато с тех пор, днем или
ночью, когда привозили больного, врачи
нас спрашивали, что делать, оперировать
или нет. Четыре года это длилось.
А потом кончилось, и теперь таких
больных возят в другую больницу.
— А там разве ваша методика не
нужна?
— Видимо, нет. Так же, как многие
другие разработки. Здесь какая-то
любопытная закономерность: решение
проблемы оставляет чаще всего равнодушными
тех, кого оио должно интересовать «по
долгу службы>. До этого мы занимались
другим. Мы разработали метод,
позволяющий определить с малым количеством
ошибок нефтеносность пластов (иа
основе метода распознавания образов).
Однако я бросил иефть, поскольку увидел,
что никому такая работа ие нужна, и с
радостью принял в 1966 году
приглашение Гельфанда заниматься у него
медицинской тематикой. Уж спасать-то
больных кому-иибудь нужио?! Результат
вам известен. Потом мы
заинтересовались новой темой — предсказанием
землетрясений. Работа эта опубликована,
прогнозы подтверждаются. Отклик
нулевой.
— Но всем известно, что пробиванием
идей нужно специально заниматься. Или
у вас нет на это времени?
— Не только времени, но и желания.
Я давно понял, что борьба почти
бесполезна. И больше не борюсь. Я играю с
Господом Богом. Он задает мне задачки,
я их peni;iK>. радуюсь, рассказываю своим
товарищам, публикую результаты — это
долг ученого. И достаточно.
Вот, например, лет двадцать назад я
придумал, как научить компьютер
распознавать рукописный текст. Это
замечательно интересная задача. Внешне оиа
выглядит незамысловато, ребенок решает
ее запросто. Как научить машину
отличать букву «а» от «б»?
— С этого вопроса, видимо, и началась
ваша работа в области искусственного
интеллекта?
— Нет, начиналось все с нефти.
В 1952 году я закончил Институт связи
в Одессе по спецнальиости радиотехника
и радиовещание. Учился я очень хорошо,
и меня как передовика послали
работать в Каракумы, в контору связи
нефтяного треста. Делать там было
совсем нечего, и я с радостью согласился
перейти в геофизическую коитору того же
треста. Три года занимался ремонтом
аппаратуры. Но меня еще со школы
интересовала ядерная физика. К тому
времени ее методы стали использоваться
в геологии, и я начал ими заниматься.
Меня перевели в Татарию, где
геофизическая партия разрабатывала как раз
такие методы. А в 1958 году я поступил
в аспирантуру нефтяного института в
Москве и через три года подготовил
диссертацию по методам исследования
42

Так, например, выглядит фрагмент земной
коры в районе Калифорнии, разбитый
на блоки. Крупные блоки первого ранга
состоят из более мелких (второго ранга),
а те в свою очередь — из еще более
мелких (третьего ранга). Границы блоков
называют линеаментами. В точках
пересечения линеаментов (блоков первого
ранга) и лежат крупные месторождения нефти.
w / — *"
Карта выполнена Ю. Сарафамовым.

Ш. Губерман.
Чему учить компьютер?
ii
АЛ
геологического разреза с помощью
радиоактивных излучений.
Случилось так, что я попал на съезд
Радиотехнического общества имени
Попова (поскольку окончил Институт
связи). Пришел в Колониый зал, встретил
там старых друзей, давно разбросанных
по стране. Доклады были неинтересные,
и мы уселись в заднем ряду
поболтать. Но вдруг что-то изменилось, со
сцены послышалась другая речь, и говорили
что-то необычное. Я стал
прислушиваться.
Оказалось, доклад делал Марк
Аронович Айзерман — начальник
лаборатории Института автоматики и
телемеханики (теперь Институт технической
кибернетики). Просто, ясно и
последовательно он излагал идею персептрона.
Это устройство для распознавания
образов впервые предложил в 1957 году
Фрэнк Розенблатт, американский ученый.
Мысль сводилась к тому, что машину
можно обучать иа примерах. «Мы не
знаем, чем «а» отличается от «б»,—
говорил Айзерман,— но мы можем показать
ей некоторое количество «а», некоторое
количество «б» и научить ее
различать буквы».
Я сразу подумал, что у нас в геологии
аналогичная ситуация. Мы плохо знаем,
чем нефтяные пласты отличаются от
пустых. А если показать машине пласты
нефтяные и пустые? И она потом сама
сможет определять, где какие.
— Что значит «показать»?
— В данном случае — описать в дво-
нчиой системе объект и сообщить эту
последовательность единичек и нулей
машине. Иными словами, вы выбираете
набор параметров, достаточных, иа ваш
взгляд, чтобы различать объекты, и после
этого представляете их в виде единичек
и нулей. Допустим, первое место —
электрическое сопротивление: больше
какой-то величины — единичка, меньше —
ноль, второе — радиоактивность и т. д.
Каждый раз — своя последовательность
единичек и нулей. Вот такое описание
уже можно показать машине.
Эта идея — обучать машину на
примерах — повернула мою жизнь. Теперь я
хотел заниматься только методами
распознавания.
— Вот так сразу, без всякой
подготовки?
— Нет, пожалуй, тут многое совпало.
Поступив в аспирантуру, я одновременно
стал учиться на мехмате. Там случайно
набрел на семинар Михаила Львовича
Цетлина. Он закончил физфак, прошел
войну, был разведчиком. Еще в
студенческие годы вместе с Гельфандом сделал
замечательную математическую работу.
Это работа высокого класса, до сих пор
в математике используется такое
понятие — «разложение Гельфанда —
Цетлина». Потом он стал заниматься теорией
игр, точнее, играми автоматов. Теория
игр изучает математические модели
принятия оптимальных решений в условиях
конфликта. И Цетлин предложил
использовать игровой метод, как бы идущий
от жизни, от научения. Он взял автомат,
простое устройство, способное обучаться
выбирать ту или иную стратегию, и
пустил автоматы в игру. В ходе игры,
если их штрафовали, оии меняли
стратегию, начинали перестраиваться...
Короче, доклад Айзермана о персеп-
троне лег на подготовленную почву.
К тому времени я интересовался задачей,
прямо связанной с машиной. Я хотел
сделать алгоритм, позволяющий строить
геометрию пластов, находящихся на
глубине.
Вот «протыкают» Землю отдельными
скважинами, и в каждой есть какие-то
пласты. Нужно узнать, какой пласт здесь
соответствует такому же в другой
скважине, в третьей. Тогда легко понять,
как идут пласты, выпуклые они или
вогнутые. Нефтяникам интересны только
выпуклые, как опрокинутая чашка,
потому что под ними нефть скапливается
и остается, а если вогнутые, она
всплывает, уходит в другое место или вообще
на поверхность. Нефть легче воды, и та
подпирает ее снизу. Не будет сверху
купола непроницаемого пласта, например
глины, ей негде скопиться. А под
глиняным должен идти песчаный, потому что
необходима еще и пористость. Вот
геологи, собственно, такую геометрию
и ищут. А что уж там, вода или нефть,
это как Бог пошлет.
После доклада Айзермаиа я решил
попытаться научить машину различать
пласты нефтяные и водоносные. Мне
казалось очень заманчивым использовать для
этого методы распознавания.
Естественно, начальство в нефтяном институте
денег на такую странную идею не давало.
Тогда я пошел к профессору Всеволоду
Владимировичу ФедынсКому — один раз,
еще в Каракумах, он мне очень помог.
Федынский в то время был крупной
фигурой в геофизике и одновременно
заведовал кафедрой в МГУ. Я рассказал
о своей идее и объяснил, что в случае
удачи точность заключений повысится.
И он дал деньги. Мне выделили двух
человек. Мы начали собирать данные

по нефтеносным и водоносным пластам.
А потом я обратился к Михаилу
Моисеевичу Бонгарду, который очень
благожелательно отнесся к моей работе. Он
объяснил нам, как нужно подготовить
данные, пропустил наши данные через
машину, и мы увидели, что 95 процентов
ответов у нас правильные. Это была
наша первая удача.
— Вот так сразу и получилось?
— Когда хорошая идея, все
получается сразу. Конечно, потом бывают
трудности, но первый результат всегда очень
показателен. Разумеется, общение с
Бонгардом сыграло здесь не последнюю
роль. Это был замечательный ученый,
высшего класса. Он закончил физфак,
очень бедствовал — читал где-то лекции,
чуть ли не в планетарии. Потом его
взял к себе в лабораторию зрения
Николай Дмитриевич Нюберг, это в
Институте проблем передачи информации.
Михаил Моисеевич занимался зрением.
А когда познакомился с идеями
распознавания, предложил первые
логические алгоритмы — алгоритмы
распознавания. Благодаря Бонгарду я ближе
познакомился с Цетлиным, Гельфандом
и постепенно вошел в их среду.
Надо заметить, что работа по
распознаванию нефтеносных пластов имела
большой резонанс среди кибернетиков.
Проблема вроде бы абсолютно далекая
от интересов искусственного интеллекта,
и вдруг — практическая задача, да еще в
области, связанной с нефтью! Все очень
заинтересовались этой работой.
Проблему распознавания мы обсуждали очень
часто.
— А почему такой интерес именно к
распознаванию?
— Были и иные направления в
искусственном интеллекте,— например,
доказательство теорем, игра в шахматы. Те,
кто занимался этим, исходили из такого
определения: «Мозг есть машина для
переработки символьной информации».
Математика что делает? Оперирует
символами — интегрирование,
дифференцирование. Доказательство теорем — о, это
высший класс! А потом в течение
тридцати лет постепенно обнаружилось, что
машина может доказывать теоремы, но
при этом нельзя сказать, что она
обладает интеллектом. И наоборот, простые
вещи — чтение букв, расстановка мебели
в комнате или игра на бильярде —
оказываются задачами, действительно
требующими интеллекта.
Распознавание образов стоит в
совершенно особом ряду. Распознавание
могло бы реализовать загадочную
функцию человеческого мозга — обучение на
примерах. Казалось бы, замечательно
простая постановка вопроса — как
отличить «а» от «б». Как строится решающее
правило, никто не знает. Здесь требуется
сделать то, чего мы сами делать не
умеем.
— Но мы же умеем распознавать?
Конечно. Л как мы научились?
Научиться как? Никто не знает. И мы
много лет тоже не понимали, как.
Мы пишем букву «а», какие-то точки
на бумаге становятся черными,
остальные остаются белыми. Там, где черные,
на вход машины пойдут единички,
где белые — нули. Теперь в машине есть
описание буквы «а». А если одно
изображение «а» большое, другое маленькое,
третье наклонено вправо, четвертое —
прямое? Каждый раз будут
задействованы разные поля. Значит, чтобы получить
описание для всех «а», сначала надо
сделать букву нормального размера,
определенной толщины, выровнять наклон...
И все равно задача не давалась.
Сейчас-то я понимаю, почему —
изображение представлялось как
геометрическая картинка. Считали количество
дырок, сколько раз пересекаются
горизонтальные линии, сколько —
вертикальные и т. д.
Но в реальной жизни мы же совсем
иначе подходим к чтению. Когда мы
читаем рукопись, мы очень хорошо
представляем, что текст был кем-то написан.
Мы знаем, в какой точке он начинался,
в какой закончился, где перо
переносили по воздуху, а где возвращались
обратно, то есть для нас этот текст
в определенном смысле живой, он
порожден человеком. И когда слово
неразборчиво, мы пытаемся понять, как
человек написал это слово, следим за
движением его пера, мысленно как бы
повторяя его работу. Здесь главное —
след траектории пера, картина движения,
а не геометрический образ. Вот чего
мы не понимали!
Эта мысль стала для нас поворотной.
Мы поняли, что алгоритмы
распознавания не имеют решающего значения.
Важно, как описать то, что мы хотим
распознавать. Надо было выбрать, каким
способом описывать саму траекторию.
Для русского рукописного курсива мы
выбрали восемь элементов: каждой букве
соответствует определенная
последовательность одного, двух, трех и более
элементов — код. Как правило, каждая
буква имеет свой код.
Обычно чем быстрее пишет человек,
тем сильнее искажается траектория
написания букв. Их коды тогда тоже
меняются. Однако в этих изменениях есть
«о-
X —
X _
X tt
41
45

111. Губврман.
Чему учить компьютер?
своя закономерность. Так нам удалось
найти принцип решения одной из
старейших задач искусственного интеллекта,
задачу распознавания рукописного
текста.
Как научить компьютер понимать рукописный
текст? Чтобы он не путал, скажем, букву
«а* с *б»? Распознавание рукописных слов —
одна из старейших задач искусственного
интеллекта. Оказалось, прежние подходы
были непродуктивны, потому что изображение
необходимо интерпретировать не как
геометрическую картину, а как след
траектории пера при написании.
Для описания траектории выбрали восемь
элементов:
Каждой строчной букве русского курсива
можно сопоставить код — определенную
последовательность перечисленных элементов. Букве
<п», например, соответствует код . ж ^
V с
и о
а-
В последовательности
х-
X _
— Так просто?
— Решение должно быть простым, но
найти его совсем не просто. Хорошее
описание ситуации, как правило, ие
требует изощренных методов принятия
решения. Эта мысль принадлежит моему
учителю, Израилю Моисеевичу Гельфан-
ду. Великий математик, он весьма
скептически относился к попыткам строить
искусственный интеллект только на
математической основе. Для него умственная
деятельность вовсе не сводилась к
«оперированию символами». Гельфанд
считал, что мощь интеллекта во многом
определяется способностью адекватно
описывать внешний мнр. А потому в
искусственном интеллекте важно
выработать адекватный язык описания
объектов.
Например, при распознавании
рукописных слов — это способ описания
траектории пера. Мы тут использовали
принцип имитации Бонгарда. Кстати, когда
я рассказал о своей идее
распознавания письма, помню, он воспринял ее
довольно скептически. Но мне все-таки
казалось, здесь можно использовать тот
же принцип, что и при построении уз-
нающего автомата. Эту задачу как раз
и решил Бонгард. Чтобы построить
узнающий автомат, он предложил
рассмотреть другой автомат — генерирующий
задачу.
Вот конкретный пример —
распознавание картинок. На вход
автомата-генератора, находящегося в определенном
состоянии, подаются разные картинки, а
на выходе они появляются с пометками:
класс А или класс В, либо ни то ни
другое (мусор). Чтобы построить
распознающий автомат, нужно найти в нем
состояние, имитирующее
автомат-генератор. Таков в общих чертах смысл его
принципа имитации.
Но отсюда всего один шаг до идеи
адекватного языка — описывать объект
распознавания на таком же языке, на
каком можно описать работу устройства,
создающего объекты (генератора). В
нашем случае это означает, что, кроме
«текста» и «читателя», во внимание
принимается и «писатель», тот, кто породил
текст.
Тот же принцип имитации мы
применили, решая задачу распознавания
устной речи.
— Но вроде бы весь мир это уже
умеет?
— Умеет. Но очень ограниченно и
очень, как бы сказать,
«нечеловеческими» методами.
Вот я отвернусь и скажу нечто
нечленораздельное. Вы можете повторить это?
Можете, хотя и не видели, как я
говорил. Вы имитируете мое произношение —
движение моих губ, языка. И правильное
распознавание устной речи возможно,
лишь когда распознается артикуляция:
адекватным здесь будет язык
артикуляций. Опять используется принцип
имитации Боигарда. Артикуляционный
аппарат человека — это генератор речевых
сигналов. А распознавание сводится к
описанию изменяющейся во времени
геометрии такого генератора.
Алгоритмы распознавания сигнала в
данном случае становятся тривиальными.
Вновь (как и с письмом) важно, как
описать сам речевой сигнал. Объяснение
тут довольно сложное. Скажу только,
что существующая модель
последовательного речеобразования должна быть
заменена на модель параллельного
фонетического кодирования.
— Уже не первый раз вы
упоминаете принцип имитации Бонгарда. Он
что, универсален?
— Нет, существует целый ряд задач,
для которых адекватный язык
вырабатывается на иной основе. Скажем, в
сейсмологии, в неврологии, в кардиологии для
46

создания такого языка использовался
разработанный Гельфандом и его
учениками метод диагностической игры.
Разумеется, способ этот не родился в готовом
виде, сразу. Он возник в результате
работы над задачами, в том числе и
такими, как прогнозирование исхода
инсульта или поиск гигантских
месторождений нефти и газа.
— Как-то уж очень далеко они отстоят
друг от друга — нефть и медицина.
— Да нет, особой разницы в
постановке задачи иет. Месторождение
описывается набором каких-то характеристик.
И точно так же можно описать
человека — возраст, температура, давление,
гемоглобин и т. д.— уже знакомыми
единичками и нулями. Первая единичка
будет означать возраст (допустим,
старше пятидесяти или младше),
вторая— давление (больше 120 или
меньше), третья — еще что-то. Это описание
объекта вводится в машину. А дальше
показываем ей: вот здоровый человек,
а вот больной, у них разные описания.
Обучение идет на примерах,
представляющих, как мы говорим, разные классы
объектов. В итоге строится
классифицирующая функция, проще говоря —
решающее правило. С его помощью и
идет классификация, машина решает, к
какому классу отнести тот или иной
объект. Чем особенно привлекателен
способ, так это тем, что он не требует
явной модели объекта.
Чтобы понятнее было, давайте
рассмотрим конкретную задачу—
прогнозирование исхода инсульта. Я уже говорил,
что четыре года, днем ли, ночью,
нам звонили и спрашивали:
«Оперировать или нет?» Такое доверие
объяснялось просто: надежность нашего
прогноза составляла 90 процентов —
показатель очень высокий.
А проблема в следующем. Инсульт —
это кровоизлияние в мозг, гематома.
Давление, оказываемое ею, ухудшает
кровоснабжение соседних отделов мозга,
и «тогда перестают двигаться рука или
нога, наступает паралич, а то и дыхание
останавливается. Если бы можно было
удалить этот сгусток крови (гематома),
кровоизлияние не имело бы особых
последствий для организма. Есть хирурги,
которые делают такую операцию по
удалению гематомы.
Но встречаются разные случаи. Если
гематома поверхностная, она далеко от
главных нервных центров в мозгу,
поэтому не очень сильно их задевает,
тогда и инсульт не очень опасен. Он
потом проходит. Зато кровь здесь
откачать легко. Если гематома очень глубоко,
если прорвалась кровь в желудочки
мозга, то уже никто не поможет. А
бывают промежуточные случаи с неясным
исходом. С одной стороны, нужно
довольно глубоко забираться, и есть
рнск по дороге задеть внешние
структуры мозга, а с другой — если бы кровь
откачать, то больного можно спасти.
И вот мы сделали программу» которая
умеет предсказывать...
Больного привозят по «скорой
помощи», его осматривает врач, сообщает нам
данные, а мы говорим: этот человек,
если его оперировать, умрет, а если
лечить лекарствами, выживет. Вот две
такие тактики лечения — активная
(хирургическое удаление гематомы) и
консервативная (с помощью лекарств).
— Неужели машина может
конкурировать здесь с медиками?
— Видите ли, даже лучшие врачи
испытывают огромные сложности при
выборе тактики, обоснованный выбор очень
затруднен. А мы вместе с врачами
использовали тут обучающую
программу. Для построения решающего правила
в машину ввели десятки историй
болезни больных с инсультами:
оперированных и неоперированных, выживших и
умерших. На основе этих данных с
помощью обучающей программы мы
построили два решающих правила для двух
прогнозов. Первый прогноз — выживет
ли больной при консервативном лечении,
да или нет? Второй прогноз — выживет
ли больной при хирургическом лечении?
Опять да или нет. Вводим в машину
описание больного, она, используя
решающее правило, относит его к тому
или другому классу и выдает таким
образом ответ. К сожалению, в
медицинской практике бывают случаи, когда
врач, несмотря на все показания,
вынужден отказаться от операции:
например, возражают родственники больного
или известно, что человек не перенесет
наркоз. Так вот, почти во всех случаях,
когда врачи по каким-либо причинам
действовали вопреки прогнозу
компьютера, больные погибали.
— А как все-таки получилось, что вы
после нефти вдруг занялись медициной?
— В 1966 году совершенно внезапно
от какой-то непонятной болезни умер
Михаил Львович Цетлин, и на его место
Израиль Моисеевич Гельфанд пригласил
меня — в Институт прикладной
математики. Он хотел использовать методы
распознавания именно для медицинских
целей. И никакой сверхзадачи при этом не
ставил, а руководствовался
обыкновенным человеческим чувством сделать
что-то конкретное, полезное для людей.
X —
47

Ш. Губер мен.
Чему учить компьютер?
Израиль Моисеевич вообще с иронией
относился к глобальным проблемам
искусственного интеллекта: все задачи,
которые мы решали, отличались
практичностью.
Помню, пришли к нам люди и начали
произносить всякие слова про медицину,
про систему здравоохранения,
предлагали работать над каким-то
крупномасштабным проектом. А Израиль
Моисеевич говорит: «Ну, ребята, куда же нам
за вами тянуться. Мы вот ма-аленькую
задачку решаем: человека с инсультом
привезли, его как, оперировать или нет?»
И мы действительно эту задачу сделали.
Я не знаю другого примера такого
хорошего решения задачи распознавания
в медицине.
А вообще-то мы никогда не говорим:
давайте, мол, бороться с раком или с
пороками сердца. Нет, мы ищем прежде
всего хорошего человека. Умного врача,
например. Он занимается желудком?
И мы будем. Точно так же мы вышли
на землетрясения.
Гельфанд был близко знаком с
Владимиром Исааковичем Кейлисом-Бороком,
заведовавшим тогда большим отделом
вычислительной сейсмологии в Институте
физики Земли. Ученый высокого класса,
он занимался землетрясениями и
предложил эту тему Гельфанду. Так и
возникло новое направление в нашей
работе.
— Оно тоже связано с
распознаванием образов?
— Да, конечно. Это, можно сказать,
типичная задача на распознавание.
Обычно на вопрос, в каких местах
могут случаться сильные землетрясения,
геологи, геофизики отвечают: где раиь-
ше было сильное, там и опять будет.
Совершенно справедливый ответ. Но как
известно, в Газли, на крупном
нефтепромысле, десять лет назад произошло
сильное землетрясение, порушило очень
многое, и никто не ожидал, что такое
возможно. Потому как сведений о том,
что здесь бывали крупные землетрясения,
нет, по крайней мере^нет письменных
свидетельств. Сейсмограф записывает
землетрясения последние восемьдесят
лет. А раньше? Не было. Поэтому Газли
включали в семибалльную зону. А тут
вдруг девятибалльное землетрясение.
Отсюда задача: как распознать места, в
которых могут быть сильные
землетрясения, хотя раньше они там не
наблюдались?
Решали мы эту задачу вместе с
замечательным географом Елизаветой
Яковлевной Ранцман, Известно, что
поверхность Земли состоит из блоков. Они
перемещаются относительно друг друга.
В нутри макроблоков можно различить
блоки меньших размеров.
Каждый блок развивался по-своему, а
потому имеет свой рельеф. По форме
рельефа земной поверхности можно
определить и размеры блока, и где
проходят границы между ними. Скажем,
Араратское нагорье представляет собой
отдельный блок, поскольку отличается от
окружающих мест. Или горный хребет,
а рядом равнина — ясно, что это два
разных блока. А когда Елизавета
Яковлевна делала карту по Западной
Сибири — там же болота, гор нет,— многое
определяли по рекам. Куда они текут?
Направление течения зависит от наклона
блока. В разных блоках разные
наклоны. Так же хребты: одни вытянуты
в одном направлении, другие — в ином.
Следовательно, они принадлежат разным
блокам. Или две возвышенности, но
разной высоты — тоже разные блоки.
Оказывается, геоморфология очень
тонко отражает блоковое строение
Земли.
— А какое отношение имеют такие
блоки к землетрясениям?
— Самое прямое. Линии, границы
между блоками,— это линеаменты, а их
пересечения — морфоструктурные узлы.
Они-то и вызвали наш интерес. Здесь
при движении блоков возникают самые
сильные напряжения в земной коре. И
естественно, мы обнаружили, что
эпицентры сильных землетрясений лежат именно
в пересечениях линеаментов.
Но таких узлов на морфоструктурных
картах много. Задача в том, чтоб
распознать, где произойдут землетрясения, а
где нет. Иначе говоря, требовалось
разделить все узлы на три типа. К
первому отнести те узлы, где уже случались
сильные толчки (следовательно,
вероятны повторы); ко второму — узлы, в
которых сильные землетрясения неизвестны,
но возможны. Наконец, к третьему —
где они невозможны-
В этой задаче необыкновенно
важным оказался подход Елизаветы
Яковлевны. В ее методике линеамент был
понятием целостным. Она выделяла свои
блоки, а потом уточняла их границы;
вот одна однородная территория, вот
совсем другая, а линеамент — линия,
их разделяющая. Остальные подробности
пока неважны — состав пород там,
сплошность и т. д.

В геологии же обычно понятие лине-
амент соответствует разлому. А это
понятие локальное. Разлом определяется по
резкой смене пород в данной точке или
плоскости. Таким образом геологи
начинают с операции локальной, с разломов
(границ объекта), а по ним уже
выделяют блоки (сам объект).
Елизавета Яковлевна чисто
интуитивно использовала целостный подход. И он
прекрасно работал. На языке линеамен-
тов хорошо описывалась и
раздробленность коры, и следы вертикальных
движений. Израиль Моисеевич Гельфанд
постарался максимально формализовать
процедуру описания.
Снова была составлена обучающая
программа для машины, построено
решающее правило. Мы «показывали»
морфоструктурные узлы, где уже были
сильные землетрясения, а потом — по
уже знакомой схеме... Я в Л енинакане лет
за десять до катастрофы говорил, что
у них будет очень сильное
землетрясение, десять-одиннадцать баллов. Меня,
естественно, слушали, водили в ресторан,
но кто же в такое поверит? А потом
все так и случилось, как в нашем
прогнозе.
Эта работа выдержала самую
надежную проверку—проверку временем. За
прошедшее время в рассмотренных нами
регионах произошло шестнадцать
сильных землетрясений. Десять из них —
в узлах, в которых уже
регистрировались очень сильные толчки, пять — там,
где сильные землетрясения не были
известны, и лишь одно произошло вне
узла.
— Хорошо, машина выявила места
возможных землетрясений там, где об
этом раньше не подозревали. Но в
прогнозе важно еще и время. Когда
произойдет сильный толчок?
— А над этой проблемой я работал в
одиночку и еще в 1977 году составил
прогнозную таблицу для семнадцати
регионов в Средней Азии, Турции и
Закавказье, Италии, Калифорнии.
Максимальная ошибка во времени предсказания не
превышала полугода, а вероятность
пропуска землетрясения — менее 0,2.
— А как вам удаются такие прогнозы?
— Я строю прогноз на основе
гипотезы Д-волн. Идея эта совершенно
дикая (хотя и не противоречит законам
физики), но следствия из нее можно
проверять. Все невидимо и непонятно, как
происходит, но сравниваешь прогноз с
реальными фактами — и сходится!
— Что вы вкладываете в понятие
Д-волн?
— Я хочу повторить: это пока
гипотеза. Когда происходит сильное
землетрясение, блоки смещаются. Но если на
вращающемся теле — Земле —
смещаются блоки, изменяется распределение
масс, а значит, и скорость вращения.
Вот тогда на полюсах — северном и
южном — стартуют две волны. Я не знаю,
что они собой представляют, какова их
физическая природа (пока можно
сказать, что это какое-то возмущение).
Я знаю только, что две волны идут
навстречу друг другу. Если они
встретятся там, где в горных породах
накопились достаточные напряжения (блоки же
сжаты), произойдет землетрясение.
Если где-то случилось крупное
землетрясение, я могу сказать, что здесь
прошла Д-волна. Скорость
распространения Д-волн мне известна,
направление тоже (они идут от полюса к
экватору), а дальше нетрудно подсчитать,
где она будет в любой момент.
У нашего метода лишь один
недостаток — большое число ложных тревог.
Это связано с тем. что приход Д-волны
вызывает землетрясение, если в коре на
копилось достаточное напряжение.
Например, следующее землетрясение в
Калифорнии мы ожидаем в 1994 году.
Но я не могу утверждать, что оно
произойдет обязательно, я могу только
сказать, что до 1994 года (с
вероятностью 0,8) ничего не случится. Для
полного прогноза нужно знать, накопились
ли в этом месте достаточные
напряжения или нет. Впрочем, геофизики худо-
бедно уже умеют такие вещи делать,
надо только приборы поставить.
Кстати, о Калифорнии. В 1989 году
летом на семинаре в Институте физики
Земли я сделал сообщение, в котором
говорилось, что до ноября в Северной
Калифорнии случится землетрясение
(ибо Д-волна уже пришла туда в мае),
и называл его координаты. Позже я отдал
статью с этим прогнозом в «Доклады
Академии наук». Журнал вышел в начале
1990 года, но в нем указывалась дата
поступления статьи в редакцию — 25
сентября 1989 года, то есть можно
убедиться, что прогноз сделан не задним
числом. Землетрясение же действительно
произошло до ноября, оно случилось
18 октября и по шкале Рихтера
оценивалось выше шести баллов.
— Иу а нам когда ждать?
— В «Докладах»* мы опубликовали
* Губерман Ш. А. «Оправдался ли прогноз
землетрясений по Д-волнам?». «Доклады
Академии наук», 1990 год, том 311, № 2, с. 321.
49

Ш. Губврман
Чему учить компьютер?
X —
50
прогноз землетрясений по Д-волнам до
2000 года. Там есть данные по Тянь-
Шаню, Алтаю, Средней Азии.
— Шеля Айзикович, а узлы, в которых
не могут быть сильные землетрясения,
вообще никак себя не проявляют в
нашей жизни?
— Проявляют и иногда весьма
активно. На равнинах, в пересечениях линеа-
ментов, то есть в узлах, происходят
медленные движения коры, которые очень
опасны. Был такой случай в Новом
Иерусалиме: огромный, двухсотметровый
купол одного строения начал разрушаться.
Перекорежился, стали стрелять
заклепки, потому что он растаскивался по
частям. В чем причина, не знали. Туда
пригласили Елизавету Яковлевну, и она
выяснила, что объект стоял в
пересечении линеаментов. Там нет землетрясений,
зато есть медленные движения коры.
И тогда возникла такая идея. Любое
пересечение линеаментов — это
ослабленные места в коре. А что такое
ослабленные места? — по ним часто реки текут.
А пересечение? Это слияние рек. А
города хорошие где строят? Где хорошее
место для житья? Москву построили:
Неглинка впадала в Москву-реку. Нижний
Новгород? Ока впадает в Волгу. Все они
стоят на пересечениях рек.
Это замечательно с точки зрения
обороны, транспорта, водоснабжения,
рыбной ловли и многого другого. Такие
места действительно очень
привлекательны. А потому атомные
электростанции часто именно там и строятся.
Мы подумали, а не связаны ли
многие аварии на АЭС с этими
медленными движениями блоков? Атомный
реактор — чрезвычайно тонкий инструмент.
Совсем незначительное изменение его
геометрии сразу влияет на коэффициент
размножения нейтронов, и мгновенно
возникают неприятности. Потом всегда
найдется, на кого списать аварию:
аппаратура плохая, люди не смотрят,
трубопровод лопнул...
Отсюда вывод: в таких морфоструктур-
ных узлах не надо строить атомные
реакторы. Иначе неприятностей не
оберешься.
— Значит, ничего хорошего от
пересечения линеаментов ждать не приходится.
— Я бы так не сказал, потому что
именно с ними связаны месторождения
полезных ископаемых. Благодаря
изучению морфоструктурных узлов мне
удалось сделать работу по поиску гигантских
месторождений нефти и газа. Ее
инициатором был замечательный
геолог-нефтяник Юрий Иосифович Пиковский.
Наш метод поиска не требует бурения
разведочных скважин. Все, что нужно,
это топографические карты масштаба
1:500 000, общегеологические карты и
обзорные космические снимки. Наш метод
позволяет в пять и более раз сократить
площадь поиска гигантских
месторождений. Естественно, уменьшается объем
поисковых геофизических работ и бурения.
— Это задача, тоже связанная с
распознаванием?
— Да, причем очень старая. После
работы по распознаванию нефтеносных
пластов у меня возникла идея — что
если научить машину распознавать
крупные месторождения? Я пытался
использовать здесь геологическое описание:
глубину залегания, возраст, как там
пласты идут — разорваны или нет. И ничего
практически не вышло.
Спустя двадцать пять лет я вернулся
к задаче. Было это уже после работы
над прогнозом землетрясений. Именно
она натолкнула меня на мысль подойти
к описанию объекта совсем иначе.
Мы вновь обратились к карте с
блоками, сопоставили известные данные и
обнаружили, что нефтяные
месторождения приурочены к морфоструктурным
узлам. Оказалось, форма земной
поверхности, форма рельефа лучше отражает
условия образования нефти, чем
традиционное геологическое описание. Те чисто
геологические характеристики, которые я
поначалу считал необходимыми для
адекватного описании месторождения, здесь
не используются...
Осмысление задач — геологических,
географических — оказалось очень тесно
связанным с понятием целостности.
Существует некое понятие целостности,
которое обязательно надо учитывать во
всех задачах. Оно в сущности
идентично понятию «гештальта», введенного
фон Эренфельсом в качестве основы
при исследовании сложных психических
явлений. «Гештальт» — в переводе с
немецкого «форма», «образ», «структура».
Гештальт-психология возникла в начале
двадцатого века в условиях кризиса
механистических концепций. Оказалось,
что можно показывать человеку одно и
то же изображение, но воспринимать
его он будет по-разному — в
зависимости от контекста или просто
установки.
Возьмем, допустим, кусочек из
полотна Моне. Поместим в одну картину -
это будет дамская шляпка, в другую -

танк, а в третью — нечто невообразимое.
И гештальт-психология учит, как
разбить сложную систему на некоторые
части, как понять их взаимоотношения,
как описать. Основная идея здесь:
часть зависит от целого. Эта мысль
приписывается Аристотелю,
говорившему, что целое не сводится к сум ме
своих частей и часть зависит от
целого. Но для реализации целостного
подхода (гештальт-подхода) в виде
программы важно использовать именно
позитивную часть утверждения: часть
зависит от целого.
Благодаря такому целостному подходу
мы смогли решить задачу по анализу
флюорограмм грудной клетки. Там надо
найти черное пятнышко, которое
является опухолью. Три команды в США,
Англии и Японии десять лет делали эту
задачу и бросили: очень тяжелое
изображение. Там же прорва черных
пятнышек — то сосуд, то ребро. Человек
понимает: многое зависит от того, где
находится точка, остальные подробности
как бы и не важны. А машина —
иет. Мы смогли «научить» ее, только
когда сами овладели понятием
целостности.
— Задачи, которые вы решали, все
носят прикладной характер?
— Да, при выборе и решении задач
это стало одним из главных критериев.
Важно иметь критерий — вы решили
конкретную задачу или нет. Важно
сопротивление практической задачи — ее
трудно сделать удобной для решения, она
задается извне.
— «Одним из главных» означает, что
были еще и другие?
— Были, и мы о них много с вами
говорили, в частности о целостности и
адекватном языке. Кроме того, мы
старались решать задачи так, чтобы
исключить использование перебора вариантов.
Самый простой пример: как
распознавать букву «а»? В памяти машины
есть «а», «б», «в» и т. д. Приходит
что-то на вход, и она сравнивает с
«а», «б», «в». Вот, так сказать,
стандартный путь кибернетики и
искусственного интеллекта — перебор. Но для
человека это нонсенс. Когда показывают
букву, вы же не думаете: «Не «а» ли это,
не «б» ли?» Нет. Существует другой
способ распознавания. Вот почему
перебор у нас запрещен. Правда, иногда
мы его используем, когда не можем
найти хорошего решения. Но в принципе
это нечеловеческий способ. Мы же
стараемся сделать задачу хорошо.
Хорошо — значит человеческим образом, не
перебором.
— Иными словами, вы учите машину
работать по-человечески?
— Знаете, я испытываю огромные
стрессы, имея дело с компьютером: он
идиот! Раньше, лет двадцать назад, его
идиотизм проявлялся таким образом:
десятичные дроби следовало заносить
в компьютер на американский манер.
У них вместо запятой ставится точка.
А запятую пишут между числами,
которые вводятся. Допустим, 3,7 надо вводить
как «три точка семь», а потом —
запятую и следующее число. У меня же
много десятилетий воспитывалась
привычка писать в десятичной дроби
запятую. И, естественно, я иногда ошибался,
набивая данные. Раньше как было?
Набил данные, все приготовил, положил в
ящик — и жди своей очереди. Вот
проходит день, другой, наконец мою
программу пропускают. А машина мне
выдает на самом входе: «У тебя данные
дурацкие». «Ах ты, дура! — думаю.—
Неужели ты не понимаешь, что вот
миллион чисел, всюду дробь стоит через
точку и только в одном месте через
запятую? Тут и дурак сообразит!»
И много подобных вещей.
Программы, которые мы пишем, не
по-человечески делаются... Вот простой
пример — матрица. Внешне она
выглядит как квадрат, разбитый на клетки,
и в каждой клетке — цифра. Две
матрицы можно скадывать: берете первый
элемент из первой клетки одной матрицы
и из другой, складываете, а сумму
записываете в первую клетку новой
матрицы. Потом ту же операцию
проделываете со вторым элементом и так далее.
Так бы я объяснил порядок действий
человеку.
А программа пишется иначе. Там так:
«Сделай «п» раз», то есть по числу
строчек в матрице. Чего сделай «п»
раз? Неясно. Потом сделай «т» раз.
Чего — «т» раз? Это столько, сколько
здесь позиций. И только после этого:
«а» плюс «Ь» поместите в «с».
Человеку я говорю: «Надо «а»
прибавить к «Ь» и поместить в «с», потом
еще раз и так «п» раз. Ну а потом
сделай подобное с другими позициями
«т» раз. И лишь после я замечаю:
«Но помни, такой алгоритм работает
только при целых числах».
А в программе вначале вы должны
сказать: «Если числа целые, давай
работай, а если нецелые, уходи отсюда.
Эта программа не для того».
Получается: текст, ориентированный
на исполнение, и текст, ориентированный
на понимание, построены по разной
логике. Человеческая логика и компью-
ф О.
51

Ш. Губерман.
Чему учить компьютер?
1 с
с о*
терная чуть ли не диаметрально
противоположны. И если бы они были просто
обратны друг другу, то еще ничего:
я бы запускал алгоритм с конца. А тут —
чересполосица. Поэтому, если программа
кем-то написана и я хочу ее немножко
изменить для своих целей, чтобы
пользоваться, я не смогу в ней разобраться.
Очень сложно. Слишком тяжело, легче
новую написать. По той же причине
множество людей, имеющих компьютеры, не
занимаются программированием.
Короче, мы обсудили проблему с
Григорием Ильичем Дзюбой и Леонидом
Владимировичем Кузнецовым
(талантливые исследователи — они ие только
умеют хорошо программировать, но и задачи
умеют решать, что очень ценно). И мы
поняли, что трудность преодолима. Мы
можем создать язык свободного
программирования, который позволяет
отказаться от ориентации на машину. Мы
можем составить такую программу,, что вы
будете писать человечески м образом,
а она потом переставит все так, как
нужно для компьютера. И другому
человеку ваш текст будет тоже понятен —
он же написан по законам людской
логики. Причем можно использовать не
весь богатый русский язык, а работать
с очень ограниченным числом слов на
том же ФОРТРАНе или АЛГОЛе. Но
применять их по-человечески. Пусть я
знаю очень мало слов и говорю: «Твоя
моя не понимай». Вы меня все равно
поймете, потому что логика изложения
здесь нормальная.
— Шеля Айзиковин, оставаясь
сотрудником Института прикладной
математики, вы еще и директор по
перспективным исследованиям фирмы «ParaGraph
International». Я слышала, что ваша
фирма необыкновенно популярна в США
и во Франции. Чуть ли не каждую
неделю самые известные издания
помещают какую-то информацию о
«Параграфе».
Например, крупная калифорнийская
газета в сводке знаменательных
событий 1991 года рядом поместила такие
сообщения: «Август — путч. Октябрь —
фирма «A pple» подписала контракт с
«Параграфом». Всемирно известная
компьютерная фирма покупает
компьютерную технологию. И где? — в России!
Наверное, вам было приятно узнать
такую новость? Ведь в контракте речь
шла о вашей работе по распознаванию
рукописного текста.
— Конечно. Всегда радостно, ей
твоя работа кому-то интересна и нужна.
И когда меня пригласили прочесть
лекции по распознаванию в «Bell
Laboratory^ фирмы «AT&T», тоже было
приятно. Однако к новому положению дел
быстро привыкаешь. И в некотором
смысле приятные чувства, которые я тогда
пережил, можно назвать вполне
рядовыми. Существует же радость совсем
иного «качества». Я испытал ее в 1987
году, когда в мои руки попал перевод
книги Макса Вертхеймера
«Продуктивное мышление*. Выдающийся немецкий
психолог, один из создателей гештальт-
психологии, Вертхеймер написал свою
работу еще в тридцатые годы. Он умер
в 1943 году, а в 1945 книгу издал его
сын. У нас выпустили ее перевод спустя
сорок два года. Я прочел и был
потрясен, как далеко он видел! В его время в
исследовании и трактовке мышления
преобладали ассоцианистский и
логический подходы. И именно на них стали
опираться позже специалисты по
искусственному интеллекту.
Вертхеймер же не отвергал полностью
роль логики и ассоциаций в процессе
мышления, но он настаивал на
ограниченности их роли. И действительно,
когда в искусственном интеллекте
пытались строить понятия как результат
обобщения большого числа примеров,
они зашли в тупик. А Вертхеймер уже
тогда предложил кардинально отличный
путь построения понятий за счет
внутренних свойств единичного примера. Это
и был тот целостный подход, который мы
использовали в своих работах, сами
того не подозревая.
Мы бились над задачами
распознавания и постепенно подошли к тем идеям,
которые Вертхеймер высказывал еще
полвека назад. И когда в 1987 году я
впервые прочел «Продуктивное
мышление», я был просто счастлив. Я как бы
получил огромную поддержку:
Вертхеймер — это же большой авторитет.
Думаю, если бы у нас его работы были
опубликованы раньше, удалось бы
избежать многих глупостей. Хотя, быть
может, я ошибаюсь. У каждого свой путь
в науке.

С. Курдюмов,
член-корреспондент РАИ
Г. Малинецкий,
доктор физико-математических наук
Парадоксы хаоса
Время простых вопросов
Самая большая беда для науки —
превратиться в моду.
С. Цвейг
Молодость научного направления
связана с чувством удивления и с
парадоксами. Задается простой вопрос. На него
дается очевидный ответ, который
оказывается неверным. Это и ведет к
размышлениям. Поэтому попробуем вначале
удивиться.
Представьте себе, что мы находимся
на побережье небольшого острова в
океане, длина побережья которого...
бесконечна. Такого не бывает, скажет
здравомыслящий читатель. И окажется не прав.
Рисунок 1 показывает, как можно
построить такую фигуру.
На первом шаге берем обычный
равносторонний треугольник. Потом на каждой
стороне достраиваем по треугольнику,
сторона которого в три, а значит,
площадь в девять раз меньше, чем у
исходного. И так далее. То, что получится
после бесконечного количества таких
шагов, называется островом Коха. Почему
его побережье бесконечно? Это очень
просто. На втором шаге периметр
фигуры увеличится в 4/3 раза. На третьем —
еще в 4/3. Это произошло потому, что
каждый отрезок мы заменили ломаной,
длина которой в 4/3 раза больше.
А (4/3)" при л, стремящемся к
бесконечности, конечно, тоже стремится к
бесконечности. Если вспомнить знакомую из
школьных времен геометрическую
прогрессию, то можно убедиться, что
площадь острова Коха конечна.
Теперь представим себе, что мы решили
измерить периметр острова Коха,
пользуясь линейкой определенной длины. При
этом мы, конечно, будем заменять
сложную изрезанную береговую линию
ломаной со звеньями, не меньшими, чем наша
линейка, как это всегда делают
географы. Измеренный периметр будет зависеть
от длины линейки. Это кажется
совершенно неожиданным. Но действительно,
чем меньше длина линейки, тем больше
измеренная длина побережья.
Простейшая элементарная процедура измерения
длины оказывается совсем не так
проста, как кажется вначале.
Остров Коха обладает еще одной
забавной особенностью. Допустим, что мы
фотографируем этот остров в океане из
космоса. Мы можем фотографировать
с любым увеличением, но часть
побережья будет тем меньше, чем больше
увеличение. И мелкие детали в крупном
масштабе, естественно, будут теряться.
Типичная картина, которую мы увидим,
показана на рисунке 2. В крупном
масштабе видим большой зубец и
несколько маленьких. Увеличим маленький
зубчик. То есть по существу увеличим
маленький красный квадратик до
размеров первоначального. Опять выделим
маленький квадратик, опять увеличим и
опять увидим то же самое... И так до бес-
I гг,
1 с*
■3*
53

I
1. Первые четыре шага, приводящие
к построению острова Коха.
2. Побережье острова Коха
в различных масштабах.
конечности. Это свойство выглядеть в
любом, сколь угодно мелком масштабе
примерно одинаково сейчас называется
масштабной инвариантностью, а множества,
которые им обладают,— фракталями.
Можно спросить, как же
характеризовать фрактали, если, как в сказке про
Алису, размеры становятся какими-то
зыбкими, ненадежными и начинают
зависеть от размеров линейки?
На это математики могут ответить
просто и остроумно: «Важна не сама длина,
а то, как она зависит от размеров лнней-
ки, то есть важно некое число,
называемое фрактальной размерностью». Для
отрезка — I, для квадрата — 2, для
куба — 3. Для фракталей — дробное число.
Отсюда и само название «фракталь»,
происходящее от английского «fractal» —
дробный, неполный, частичный.
Например, для острова Коха оно лежит
между 1 и 2. Такое значение как будто
говорит, что это уже не обычная кривая,
но еще не плоскость.
Мы надеемся, после чтения всего
написанного наш читатель не утратил
способности здраво рассуждать. А для того
чтобы эту способность обострить, пусть
он представит, что авторы этнх строк
просят скромную, а может быть, и не очень
скромную сумму, например на
исследования фрактальной геометрии. Наверное,
сначала возникнет настроение, точно
выраженное словами одного грибоедовского
героя: «Ну нет, ученостью меня не
обморочишь», а потом и первое
конкретное возражение: «Если все так просто,
как здесь написано, то неужели об этом
раньше не знали?»
Конечно, знали. Первый пример
фрактали придумал классик математического
анализа Вейерштрасс еще в прошлом
веке. Так же, как к береговой линии
острова Коха, к этой линии нельзя
провести касательную ни в одной точке.
Такие функции не имеют производной.
Они вызывали у современников резкое
чувство протеста. Блестящий математик
Эрмит пнсал своему коллеге Сти-льтьесу:
«...С омерзением и ужасом
отворачиваюсь от этой зловредной язвы —
непрерывных функций, нигде не имеющих
производных».
И тут, наверное, рождается второе
возражение: «Все это очень занятно. Но,
конечно, фрактали не имеют никакого
отношения к математическому
моделированию реальных объектов и тем более к
природе. Да и вообще математика не
является естественной наукой. И ее роль
не следует переоценивать». Это сильное
возражение. Оно лежит в русле
классической научной традиции. Следуя тради-

ционным канонам, ценность такого
математического «монстра» в познании
реальности очень невелика. И хотя уже в
начале нашего века французский физик
Ж. Перрен высказал мысль о том, что
фрактали будут полезны во многих
физических задачах, в частности связанных
с броуновским движением, к фракталям
относились как к забавной математиче-
:кой безделице.
Ситуация кардинально изменилась с
появлением в 1977 году книги Б. Ман-
дельброта «Форма, случай и
размерность». В ией, собственно, и было
введено слово «фракталь» и показано, что
существование фрактальных множеств
позволяет объяснить, а в некоторых
случаях и предсказать
экспериментальные результаты, полученные в разных
областях. Среди них — космология, те-
3. Пример изображения, при хранении
которого информация может быть сжата более
чем в тысячу раз.
ория турбулентности, химическая
кинетика, физика полимеров, теория
просачивания жидкости и еще десятки других.
В последние годы к ним прибавились
физиология, физика полупроводников,
теория роста городов.
Более того, даже остров Коха имеет
непосредственное отношение к
реальности. Английские военные топографы
еще до войны заметили, что длина
побережья Великобритании зависит от
длины линейки, которой ее измеряют.
Аналогичная зависимость определяет длину
некоторых рек, побережье многих
островов, путь, проходимый частицей при
броуновском движении, и многое другое.
Еще пример. Оказалось, что при
вытеснении жидкостью с малой вязкостью
другой жидкости, с большой вязкостью,
первоначально плоская поверхность
раздела переходит в поверхность,
напоминающую пальцы перчатки. Такие
структуры получили название вязких пальцев.
■' • У»5/£У

о к
* л
II
с
с
' о-
Последовательное дробление кончиков
таких пальцев приводит к
возникновению фрактальных кластеров. Анализ
этого явления и способов борьбы с ним
очень важен для приложений. Пальцы
наблюдаются при закачке воды под
давлением в нефтеносный пласт для
повышения нефтеотдачи. Но из-за описанного
эффекта вода просачивается
значительно дальше, чем хотелось бы, и на
поверхность выкачивается смесь,
содержащая в основном воду.
Остров Коха показывает, что периметр
фигуры может быть никак не связан с
ее площадью. Точно так же можно
построить тело с конечным объемом и
бесконечной площадью поверхности. А
теперь вспомним школьную химию, в
которой говорится, что большинство
технологических процессов требует
катализа и что в большинстве случаев он
происходит на поверхности катализатора.
Теперь представим себе, что нам удается
создавать частицы катализатора в
определенном интервале масштабов,
устроенные как фрактали с бесконечной
площадью... Уже появились первые
сообщения о работах экспериментаторов,
двигающихся по этому пути.
Этот путь от парадоксального
математического объекта к обнаружению
новых явлений природы в самых разных
областях становится все более
традиционным для неклассической науки.
Именно это позволило создать новый
междисциплинарный подход — теорию
самоорганизации, или синергетику. В ее
основе, как догадался читатель,
глубокая аналогия между математическими
моделями, возникающими в различных
областях. Еще недавно синергетику
воспринимали как моду или игру ума.
Однако умение давать глубокие ответы на
простые вопросы, обнаружение ряда
замечательных эффектов заставили
воспринимать этот подход всерьез.
Синергетика — это часть большой
области исследований, все чаше
называемой нелинейной наукой. Десятки
международных журналов, посвященных
нелинейной науке, большое количество
конференций указывают на растущий
интерес к этой области знания. Одним
из основоположников нелинейной науки
можно считать А. Пуанкаре. На заре
нашего века он высказал мысль, что в
будущем удастся предсказать новые
явления природы, исходя из самых общих
представлений о математических
моделях, описывающих изучаемые объекты.
Можно сказать, что сегодня мы стали
свидетелями того, как это пророчество
сбывается.
Исследования, связанные с
нелинейной наукой, были начаты в апреле
1992 года на факультете прикладной
математики Российского открытого
университета в рамках проектов
«Самоорганизация и нелинейный анализ» и
«Информхаос» под руководством авторов этих
строк.
Анализу фракталей уделяется большое
место в проекте «Информхаос». С
анализом количественных характеристик
фракталей мы связываем новые методы
анализа различных течений, новые
методы анализа кардиограмм и
энцефалограмм и, следовательно, новые методы
медицинской диагностики.
И еще одно направление, которое
нам кажется очень важным. Оно
родилось еще из одного простого вопроса.
Тех, кто впервые знакомится с
информатикой, обычно поражает
несоответствие между огромным количеством
информации, которое содержится в цветном
изображении, и скромным объемом,
который может быть отведен под него в
головном мозге. Вывод из этого
несоответствия прост: информация в мозге
обрабатывается и хранится совсем не так,
как в компьютере. Вероятно, мозг
выделяет что-то наиболее важное в каждом
изображении, сцене, переживании, с чем
и имеет дело в дальнейшем. При таком
подходе главной проблемой становится
научить вычислительную машину
выделить необходимое и забыть ненужное.
Взгляните на рисунок 3. Чтобы
«запомнить» стандартным способом эту
картину, нарисованную на экране
компьютера, нужно хранить более одного мега-'
байта информации. Однако если
выделить «самоподобные» элементы в этом
изображении с помощью методов
фрактальной геометрии, достаточно одного
килобайта. Причем это число не зависит
от размеров экрана. Оно останется тем
же самым, если рисовать этот узор, а
может быть, дракона с гораздо
большим числом деталей. Здесь информацию
удается сжать более чем в тысячу раз.
Хорошо было бы научиться сжимать
информацию и для всех других
изображений. Трудно переоценить важность
этой проблемы. С сейсмических
станций, спутников, метеостанций поступает
гигантский объем информации. Широкое
использование томограмм,
энцефалограмм и кардиограмм, снимаемых в
течение больших интервалов времени,
сделали современные больницы
крупными поставщиками данных. Одна из целей
проекта «Информхаос» — научиться
сжимать, хранить и обрабатывать эту
информацию.

Среди придуманных миров
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И. Анненский
Опять простой вопрос. Почему
ученым вообще удается что-либо описать
и понять? Почему простые модели и
теории работают в нашем безумно
сложном мире? Одни из ответов,
предлагаемых нелинейной наукой, таков: все дело
в том, что происходит самоорганизация.
Сложные системы имеют очень много
степеней свободы. Однако все устроено
так, что в процессе эволюции
выделяется несколько главных, к которым
подстраиваются все остальные. Этн
главные степени свободы называют
параметрами порядка. Когда этих параметров
немного, есть шанс описать сложную
систему просто. Вот два примера
самоорганизации, показывающие, что это яв-
пение может быть очень полезным илн,
напротив, не очень полезным.
Организм обладает гигантским
числом степеней свободы. Однако, чтобы
поднести ложку ко рту, нам не надо
думать о всех или управлять ими. При
выработке навыков они подстраиваются к
основным, за которыми и надо
следить. Возникает иерархическая
структура управления и взаимосвязей, которые
физиологи называют синергиями (в
переводе с греческого это означает
совместное действие). Другой пример
самоорганизации — это возникновение иерархии
в стае волков или в колонии, на
вершине которой стоят «паханы»,
определяя поведение «шестерок» и других
членов иерархии.
Самые простые примеры
самоорганизации, в которых удалось разобраться
лучше, чем в остальных, дают
некоторые системы из физики, химии,
биологии. События в них развиваются не
только во времени, но и в пространстве.
Всех их роднит одна черта. Представим
себе диффузию, порожденную случайным
блужданием множества частиц,
вообразим поразительно сложные траектории
частиц жидкости или огромное
множество химических реагентов, причудливо
превращающихся друг в друга, или
множество людей, пользующихся городским
транспортом. Казалось бы, здесь все
совершенно случайно, или, как говорят
физики, имеет место хаос на
микроуровне. И во всех этих случаях средние
величины ведут себя вполне
детерминированным образом. Хаос на микроуровне
может приводить к упорядоченности на
макроуровне. Но какой странной может
быть эта упорядоченность! Реакция в
пробирке может пойти по колебательному
пути — раствор в пробирке может,
например, начать периодически менять
свой цвет. Транспортные потоки
распределятся в соответствии со вполне
определенными строгими законами. А
если диффузия происходит в некоторой
горящей среде, то могут возникнуть
причудливые структуры. Например, такие,
как показано на рисунке 4. На нем
показана пространственная форма волн
горения растущей амплитуды, сходящихся
к центру симметрии и сохраняющих
свою конфигурацию. Может быть, они
похожи на таинственные симметриады,
вырастающие из океана на планете
Солярис? Изучение этих и некоторых
других структур, которое ведется в
проектах факультета прикладной
математики,— не простое дело. Оно требует
разработки новых математических методов
и широкого использования компьютеров,
однако подчас оказывается очень
поучительным.
Имея дело с процессами, которые
разворачиваются во времени и пространстве,
мы сталкиваемся с новым элементом
реальности —- формой возникающих
структур. Мысли о совершенстве формы,
соразмерности гармонии были одним из
ключевых мотивов в познанни природы.
Идея о связи геометрии с идеальными
объектами, лежащими в основе
мироздания, восходит к Платону. Эта идея
была возрождена В. Гейзенбергом,
намечавшим контуры будущей единой
теории поля и элементарных частиц.
Именно в различии формы электронных
облаков в странном мире, придуманном
Э. Шредингером и другими создателями
квантовой механики, кроется разгадка
многих парадоксов атомной физики.
В той необычной вселенной, где
существуют структуры, показанные на
рисунке 4, форма также играет ключевую
роль. Она показывает, по каким
законам простые структуры могут быть
объединены в сложные. Форма определяет
время существования структуры.
Замечательный факт то, что для создания
сложной структуры, развивающейся во
времени, надо верно угадать ее форму.
Количество вложенной энергни не играет
здесь никакой роли.
Множество причудливых
конфигураций вначале порождали у исследова-
телей иллюзию того, что в этой вселенной
можно построить структуры любой слож-
ности. И одним из ключевых результа-
тов анализа стало доказательство того,
что в эт,ой среде могут быть по-
| е

li
58
4. Формы структуры, возможные в одной
среде, в которой есть только процессы
горения и теплопроводности.
Слева (а) показано, как они выглядят.
Справа — аналог географической карты,
показывающей все структуры, которые могут
возникнуть в такой среде. Красные точки —
максимумы, синие — минимумы.
Голубой крестик — точка, к которой
в процессе эволюции будет сходиться волна
горения. Сплошная черная линия — контур
структуры на уровне половины высоты.
строены только эти структуры и никаких
других нет. Есть правила запрета.
Попытки что-либо «навязать» этой системе
или действовать методом проб и ошибок
обречены на провал.
Не правда ли, здесь много аналогий?
С экономическими, социальными,
экологическими системами попытки
«перестроить» или «создать заново»,
которые поразительно редко приводят к
положительным результатам. С
современной медициной, обратившейся к
сверхслабым, «резонансным» воздействиям

на организм, подчас более эффективным,
чем сильнодействующие препараты.
С философией Древнего Востока, где во
главу угла ставилось выявление
внутренних потенций целого и следование им.
Наш мир слишком сложен. В нем
множество законов сохранения. События в
нем разворачиваются в гигантском
интервале пространственных и временных
масштабов. В нем поразительным
образом сочетаются случайность и
закономерность. И чтобы разобраться в нашем
мире, очень полезно строить другие миры.
Причудливые, необычные,
парадоксальные. Наверное, это сродни искусству, где
через уникальное и единичное удается
постичь всеобщее, где гипербола и
гротеск позволяют увидеть что-то важное
и необычное. При этом дистанция
между неведомым и очевидным подчас
оказывается поразительно малой.
Итак, еще одни мир. Его придумал
в 1970 году английский математик Джон
Конвей и назвал игрой «Жизнь».
Название связано с тем, что она имитирует
рост, распад и различные изменения в
популяции живых организмов. В эту игру
читатель может поиграть, ничего не зная
о каких-либо уравнениях, не пользуясь
компьютером, а имея под рукой лишь лист
бумаги в клетку. Хотя на компьютере
все выглядит, конечно, красивее.
Рассматривается бесконечная плоская
решетка квадратных ячеек — клеток.
Время в этой игре дискретно (/=1,2...).
Клетка может быть живой или мертвой.
Изменение ее состояния в момент (/+1)
определяется состоянием ее соседей в мо-
*мент / (соседей у каждой клетки 8, из
них 4 имеют с ней общие ребра, а 4 —
только вершины). Правила таковы.
Если клетка мертва в момент времени /,
она оживает в момент (/+1) тогда
и только тогда, когда трое из ее восьми
соседей были живы в момент /.
Если клетка была жива в момент
времени /, она погибает в момент (/+1)
тогда и только тогда, когда меньше, чем
две, или больше, чем три соседние клетки,
были живы в момент t.
Чтобы читатель почувствовал,
насколько причудливо могут развиваться
события в этом мире, проследим за
судьбой только одной конфигурации.
Некоторые из «моментальных снимков» ее
эволюции показаны на рисунке 5. Синий
«домик» из четырех клеток в отсутствие
красного «планера» стоял бы на месте, не
t =
5. Столкновение «планера*
со стационарной
структурой в игре *Жизнь».
Г /
Г =7
Q.
***
•
V
*
t~11 t -/2
t ~ 17 t =te
Т-20 t-21
а .*•
•■
«С
;
К*
■
•
i ■ i i
*•
,1.1 -
1 ■ ■ 1
1
II
я
О;
*
it :
> О:
1
T-t82

1_ О
О
■ 3
о к
м
М
х а.
. *>
I "»
меняясь со временем. «Планер» двигался
бы по диагонали, повторяя свою
конфигурацию через каждые четыре шага, так,
что им суждено столкнуться. Число
клеток растет, захватывая все большую
площадь, а потом уменьшается. Когда
эволюция закончена, возникает
несколько конфигураций, от времени не
зависящих (синие на рисунке с t= \ 82),
и других, которые повторяют себя на
каждом втором шаге.
Видно, что эволюция в этой игре с
примитивными правилами, с локальными
связями, включающими только
ближайших соседей, может быть довольно
сложной. Но этого мало. Математики
доказали, что эта эволюция может быть
сколь угодно сложной. Эта игра
эквивалентна универсальной вычислительной
машине. В принципе, имея достаточно
большую область из таких клеток, с ее
помощью можно проводить вычисления,
как на компьютере.
Главной тенденцией в электронике
стала миниатюризация. Возможно, в
будущем элементы компьютеров станут
сравнимы с размерами молекул, и связи в них
будут возможны только самые простые,
локальные. Возможно, тогда такие игры,
как «Жизнь», станут полезными для
микроэлектроники.
Сейчас они полезны, например, при
создании новых физических теорий. Вот
только два примера, связанных с игрой
«Жизнь».
Работа компьютера характерна тем,
что мы не можем предсказать результат
действия программы, не выполнив ее
полностью. Такие алгоритмы называют
вычислительно неприводимыми. Любая
величина в нашем мире может быть
измерена с конечной точностью, с конечным
числом десятичных цифр. Существуют
законы природы, определяющие
программы и алгоритмы, по которым
производятся действия с этими числами.
Поэтому американский исследователь
С. Уолфрем предлагает взглянуть на наш
мир как на гигантский компьютер. По его
мысли, те процессы, в моделировании
которых успехи невелики (а это
хаотические турбулентные течения, вихри в
атмосфере, экономические системы,
биологическая эволюция), описываются
неприводимыми алгоритмами. Не правда лн,
рискованный полет — от игры «Жизнь»
до прогнозов погоды?
Другая теория, называемая теорией
самоорганизованиой критичности,
обязанная своим появлением анализу игры
«Жизнь» и другим играм такого типа,
сейчас завоевывает все больше
приверженцев. Ее результаты используют
сегодня в космологии, гидродинамике, в
геофизике для прогноза землетрясений и
во многих других областях.
Модели такого сорта применяют,
например, при анализе химических реакций
на поверхности. В модели, исследованной
участницей проекта «Информхаос»
М. С. Шакаевой, существует только
три уровня концентрации. В этой модели
также были обнаружены движущиеся
конфигурации — «планеры». На
рисунке 6 показаны два таких планера и
«моментальный снимок» того, что произошло
после столкновения. Не правда ли,
красиво?
Участники проектов «Информхаос» и
«Самоорганизация» думают, что
создавать миры и обживать их очень
интересно. Мы надеемся, это занятие
окажется и небесполезным.
Форма и содержание
Пройдемся по коридорам
академических институтов. Пустые комнаты.
Огромные неоплаченные счета за свет i
воду. Печальным парадоксом стало то,
что академические институты платят
налоги как промышленные предприятия.
Лихорадочные попытки администрации
«выбить» миллион-другой в президиуме,
огромное желание сдать в аренду
помещения, машины, территорию. Грустные
лнца множества сотрудников, чья работа
в одночасье стала не нужна государству.
Заработная плата, на которую очень
трудно прожить, и реальная перспектива
скорой потери статуса.
Интеллектуальный потенциал — главное богатство
Академии наук — сейчас в огромной степени
остается невостребованным.
И вместе с тем активная работа ряда
блестящих сотрудников академии н
способной молодежи над
исследовательскими проектами в Российском
открытом университете. Материалом этой
статьи послужили идеи, развиваемые в
проектах «Самоорганизация и
нелинейный анализ» и «Информхаос».
Регулярные научные семинары, в которых
активно работают не только полтора
десятка докторов, два десятка
кандидатов и два члена-корреспондента, но и
молодежь из Фнзтеха, МГУ и,
конечно, Российского открытого университета.
Споры до хрипоты не о деньгах,
политике или проблемах богатых, которые
тоже плачут, а о науке. Желание по-
настоящему активно работать, не
считаясь со временем или другими
формальностями.
Почему это стало возможно в
Российском открытом университете? На наш
60

взгляд, здесь есть несколько причин.
Очень удачным оказался выбор
главного направления взаимодействия
Российского открытого университета и
академии. Это использование потенциала
научных школ, складывавшихся
десятилетиями и получивших мировую
известность. Коллектив исследователей
строится как творческая мастерская, в
которой объединены ученые разных
поколений, разных стилей мышления, имеющие
разные взгляды на изучаемые проблемы.
Это напоминает средневековую
мастерскую, где мастер и только мастер
решает, как воспитывать учеников, которые
сумеют пойти дальше него. Мастер
заинтересован в том, чтобы показать
последователям не только парадный фасад, но
и «кухню» науки, ввести в научную
дискуссию, подготовить не только к победам,
но и к поражениям в «драме идей». Это
значительно отличается от
«промышленного производства» специалистов,
практикуемого даже в лучших вузах. Мы
хотели бы воспитывать и выращивать не
специалистов, а творцов.
Мы постарались реализовать в своем
коллективе те идеи и принципы, которые
были блестяще воплощены при создании
ряда крупных научных школ в
Институте прикладной математики при самом
активном участии его первого директора,
замечательного ученого и выдающегося
организатора науки Мстислава
Всеволодовича Келдыша. Оии включают в себя
широкое и откровенное обсуждение всех
научных проблем, стоящих перед
коллективом, в котором на равных выступают
маститые ученые и те, кто только
начинает заниматься наукой. При этом
основное внимание уделяется тем проблемам,
которые не разделяют, а связывают как
разных ученых, так и разные области
науки.
Эта готовность браться за совершенно
новые, нетрадиционные задачи, большая
внутренняя свобода в сочетании с
организованностью и ответственностью перед
■
1 1 1
It
1 1
t
1
in11
'1 1
I
МММ
1
fa
t=l
■ 1
:
-
-
-
-
.
i
E
1
3
1
1
5
R
;=
N
4-
1^
■
==
TTf
Tfff-
xbfc
It г
::
?
• i
4-U-U-
IJTJ
+
i
+3=
■
Г i "
ГИТ
ИП , 1
-JtJP
m
■
!
! = = = =
+ — "
■F+--
Я ■::"
t=43
6. Столкновение двух «планеров»
в среде, имитирующей
колебательные химические
реакции.
:
|
;
:
1
!
i
—
i
--
1
1
-
i
1
ji
I
В
i
TT
i
:
Mil
1 '
&
ТГ1
lilL
I
4
1
?■
:
i
-H-
i-
1
i
I
_
t
I
i
I l i i i i
т
E
i
-
i
r
1
1
7
ПГП
ПМ
Ш
1
1
F
IL
1
1
r
A
:u
-r-
Vf
1 1 1
1
1
1
p
i
1
г
1 1 1
rf
1
n
i
i
1
i
t
!
S
i
;
I
T
i
ГТ
i
m
!
i
!
1
3
!
—
1
!
i
i
!
z
:
t-82

о "
и
* а
• *
II
коллегами. При таком подходе важную
роль играют семинары проектов,
позволяющие ставить задачи и обсуждать пути
их решения. При организации
исследовательских проектов мы постарались
учесть и огромный опыт научной школы
в области математической физики и
синергетики, созданной академиком
А. А. Самарским в Институте
прикладной математики и Московском
государственном университете.
Другая причина — возможность вести
широкие междисциплинарные
исследования, которым было тесно в
академических рамках даже при максимально
доброжелательном отношении руководства
академии. Типичным примером может
служить проект «Информхаос», в рамках
которого активно работают сотрудники
Института прикладной математики
имени М. В. Келдыша, Института
радиоэлектроники. Московского и
Ярославского государственных университетов,
Международного лазерного центра в
Минске. В течение ряда предыдущих,
относительно «благополучных» лет этим
исследован иям не на ходилось места в
академических программах, грантах,
хоздоговорах. Фундаментальные
исследования на стыке различных дисциплин
обычно трудно отнести к какой-либо
узкой епархии.
Очень полезной оказалась
возможность сломать традиционные
организационные рамки. Это возможность
оценивать сотрудников не по прошлым
заслугам и ученым степеням, а по
реальному вкладу в решение задач проекта.
Это создание мобильного коллектива,
который может привлекать специалистов
на относительно короткие сроки.
Наконец, это материальные возможности,
позволяющие сотрудникам проекта
заниматься наукой, не уделяя львиную долю
времени подрабатыванию и «халтуре».
Очень интересно следить за созданием
научного коллектива и соотносить этот
процесс с принципами синергетики.
Любопытно увидеть, как у целого
появляются свойства, которыми не обладает
ни одна из частей рождающейся
структуры. Порой происходит необычный
синтез различных стилей мышления.
Например, в проекте «Самоорганизация и
нелинейный анализ» работают не только
математики и специалисты по
моделированию, но также философы и даже
специалисты по культуре Востока. Они
стремятся дать философское осмысление
новейших результатов прикладной
математики, которые создаются у них на
глазах. Может быть, здесь, более чем где-
либо, появляется реальный шаис вернуть
изначальный смысл самому понятию
«университет». Университет, понимаемый
как школа научного метода, как
возможность для создания широких
междисциплинарных обобщений, опирающихся к»
результаты специалистов в разных
областях знания.
И еще одно наблюдение, которое
порой относят к законам Паркинсона, а
порой рассматривают как важное
свойство научно-учебных центров. Как это ни
странно, «звездные часы» создаваемые
структуры обычно переживают в первые
годы, в пору неустроенности и изрядной
организационной неразберихи.
Достаточно вспомнить «героическую эпоху»
создания МФТИ, МИФИ, обновление
физического факультета МГУ в пятидесятые
годы. Преподавание тогда еще не вошло
в накатанную колею, и происходил поисг.
нелегкий для преподавателей и ученых
и очень много дающий студентам. А
может быть, просто именно в этот период
мэтрам бывают особенно нужны молодые
коллеги и соратники. Быть может,
и факультет прикладной математики
Российского открытого университета,
и его научные программы именно сейчас
переживают свой «звездный час».
Однако есть и другая гипотеза.
Синергетика утверждает, что хаос иа одном
уровне приводит к созданию необычных,
эффективно функционирующих структур
на следующем уровне организации.
Блестящих исследователей в проекты
факультета удалось привлечь благодаря
кризису традиционных академических
структур и хаосу в их научной политике.
И до тех пор, пока этот хаос
продолжается, негосударственные структуры
будут иметь ряд стратегических
преимуществ. Именно они и помогут
сохранить интеллектуальный потенциал России
и не дать оборвать «времен связующую
нить». Впрочем, и партия Российской
Академии наук не закончена. По нашему
мнению, у нее в запасе сейчас есть
несколько сильных ходов.
Будущее покажет, какая из гипотез
верна. А мы верим, что у синергетики,
теории динамического хаоса и у
коллективов, которые занимаются этими
проблемами, есть будущее.

ПАНОРАМА РОУ
РОУ открывает школу
нового проектирования. Молодые
архитекторы, преподаватели
этой школы нацелены на то,
чтобы учить в первую очередь
не техническим, а, так
сказать, моральным аспектам
строительства новых зданий.
Так, в центре их внимания —
экологическая
целесообразность построек. Ни одно
здание не должно входить в кон-
флинт с природой,
переделывать ее. Принцип «природа —
мастерская, а человек в ней
хозяин» отброшен в сторону. Во
главу угла поставлен принцип
«не навреди».
Философия и дети... Эти
слова принадлежат разным
мирам, если под философией
понимать только вершины
теоретической мысли, сочинения
Аристотеля и Декарта, Канта
и Гуссерля. Но философия
многолика. Бе задача —
отражать и обобщать жизнь на
уровне не только высоких
абстракций, но и здравого
смысла, в формах, понятных
каждому, кто размышляет о сути
мира и смысле жизни, о
ценности собственного бытия.
А размышляем мы об этом
так или иначе всю жизнь. Вот
почему многие философы
подчеркивали: приобщиться к
сокровищнице мировой
культуры — философской
мудрости — необходимо с самого
раннего возраста, когда через
педагогику возможна «лепка»
умов, ибо «глина влажна и
мягка». «Поскольку
философия учит жизни и детский
возраст совершенно так же
нуждается в подобных уроках,
как и все прочие возрасты,
почему бы не приобщить к ним
и детей?»— вопрошал М. Мон-
тень. И все-таки мысль о
систематическом,
целенаправленном обучении детей
философии в доступных им формах
до недавнего времени
оставалась мечтой.
Большинство материалов,
помещенных под этой рубрикой,
взято нами из альманаха
Российского открытого
университета «Татьянин день».
В последние десятилетия в
США, Германии и других
странах начала обретать
реальные контуры «детская
философская педагогика».
Сегодня уже накоплен интересный
опыт приобщения к
философии детей от шести до
четырнадцати лет. Одна из
популярных методик принадлежит
американскому философу
Мэтью Липману. Его метод
воплощен в серии
художественно-философских
новелл, герои которых — дети.
Маленьких героев занимают
самые обыденные проблемы:
детская дружба, ссоры,
любимые и не очень любимые
учителя, отношения в семье. Но
вдруг в разговорах
промелькнет искорка обобщающей
мысли, и беседа постепенно
перерастает в философскую. Что
значит честность? Как мы
судим об этом качестве
человека? Что такое свойство? Чем
отношение отличается от вещи
или свойства? Учитель — от
него требуется
профессионализм и талант — бережно,
незаметно «дирижирует»
поиском истины, направляя
философские размышления детей,
но не навязывая готовых
ответов.
В основе этой и ряда
других программ — классический
философский метод Сократа.
Используются также находки
прагматизма,
«лингвистической» философии,
учитываются достижения
психологической науки, логики и
педагогики. Но задача построить
единый универсальный практикум
по детской философии вряд
ли разрешима. Слишком
многообразны не только сюжеты,
но и стили мышления, а
главное — позиции, накопленные в
философии за долгие века.
К тому же различны
исторические судьбы, культуры
народов, условия жизни и опыт
детей. По тем же причинам едва
ли перспективно простое
освоение готовых зарубежных
методик, их механический
перенос на совсем иную почву.
В России существует
собственная давняя традиция
формирования у детей
навыков самостоятельного
размышления, поиска ответов на
серьезные вопросы, которые
ставит перед ними жизнь. Это
отражено в
философско-педагогических трудах К. Д. Ушин-
ского, Л. Н. Толстого,
А. П. Щапова, В. В.
Розанова, И. В. Гессена, А. С.
Макаренко, В. А. Сухомлинского
и других. Великие русские
писатели отдали немалую дань
детской литературе, имеющей
философско-дидактический
характер. Синтез бесспорных
мировых достижений и
культурных традиций России способен
придать поискам в области
детской философии новый
поворот, обогатить ее
сокровищами российской духовной
культуры.
На философском
факультете Российского открытого
университета группой
специалистов выполняется поисковое
исследование по теме
«Философия для детей» с учетом
исторического развития и
современных условий
возрождающейся России. Всех
заинтересованных в этом коллег —
философов, педагогов,
психологов и других — приглашаем к
сотрудничеству.
В настоящее время в РОУ
создается межфакультетская
лаборатория
геоинформационных систем с двумя
руководителями во главе —
математиком и географом. В
задачи лаборатории входит сбор и
обработка самой
разнообразной информации о
территории, автоматизированная
подготовка карт и атласов,
обслуживание самых различных
заказчиков, обучение
студентов и, конечно же,
проведение исследований.
Как изменится социально-
экономическая ситуация в
городе или регионе в
результате создания новой фирмы?
Предпринимателю важно
знать последствия, в том числе
и неблагоприятные, прежде
всего для того, чтобы
определить, будет ли дело
прибыльным. Ему явно
предпочтительней проиграть различные
варианты на ЭВМ, прежде чем
реализовать один из них в
жизни.
Дальнейшее развитие
лаборатории предполагает
разработку экспертных систем для
принятия территориальных
решений. Эти системы должны
аккумулировать опыт
наиболее компетентных экспертов и
быть доступными в любое
время дня и ночи для любых
руководителей на местах,
предпринимателей
отечественных и зарубежных.
63

Камчатка неповторима.
Проделывая путь в тысячи
километров, едут сюда люди,
чтобы увидеть ее вулканы
и гейзеры, отведать потрясающей
ухи или окунуться в горячий
целебный источник. Казалось бы,
строй отели, разрабатывай
туристские маршруты — и греби
золото лопатой. Но есть
на Камчатке и другое золото,
то, что найдено геологами
и лежит в ее недрах. В поисках
этого золота, платины, нефти
и газа избороздили геологи
на вездеходах многие километры
камчатской тундры, взрывали
сопки, загрязняли реки.
В 1991 году по решению депутатов
и губернатора Камчатской
области была создана первая
в России рекреационная инспекция.
Их немного, инспекторов,
ведущих войну с браконьерами
и недобросовестными геологами,
буровиками и экологически
безграмотными туристами.
Труд их незаметен.
Но так нужен камчатской земле!
И вечный вопрос: что же есть
настоящее золото? То ли то,
что лежит в недрах, то ли
камчатские неповторимые
ландшафты, то ли эти люди,
которые, не жалея себя,
спасают Камчатку от уничтожения.
Г, Шевелева
Фото В. Бреля
3 Знание—сила № 3
65

ПАНОРАМА РОУ
Журнал «Философия иа-
укн», который начинает
издавать философский факультет
РОУ, задуман как журнал
достаточно широкого
профессионального сообщества,
работающего над философскими и
методологическими
проблемами науки. В этом журнале
будут представлены
многочисленные направления,
развиваемые в нашем сообществе, и
интересная работа на любую
тему непременно займет место
на его страницах. В
редакционном портфеле уже лежат
статьи и на весьма
актуальные темы, такие, как
методология истории науки, и на темы
«вечные», внимание к которым
не ослабевает на протяжении
многих лет и даже веков,
например о «платонизме» и
эмпиризме в философии
математики. Разумеется, найдется
место для публикаций и
переводов важных, но
малодоступных текстов. Так. в первом
номере мы планируем
поместить статью
основоположника интуиционизма Л. Э. Я. Брау-
эра.
Философия науки сама уже
обладает солидной историей.
Мы будем публиковать работы
и по згой теме, в частности
научные биографии отдельных
философов и целых научных
школ в философии науки.
Однако обсуждением
узкопрофессиональных тем
журнал не собирается
ограничиваться. Во-первых, среди
читателей журнала хотелось бы
видеть ие только философов, но
и ученых — представителей
конкретных наук. От
последних мы особенно ждем
откликов на опубликованные статьи,
надеясь на взаимное
обогащение в постановке научных и
философских проблем.
Во-вторых, есть вопросы
злободневные, обойти которые мы не
можем. Никогда, например,
наука не подвергалась такой
резкой критике, как в последние
годы. И речь уже идет не о
социальной организации
научной деятельности, а о самом
научном подходе к миру.
Знание, конечно же, сила, ио сила,
часто разрушительная. Если
учесть, что философские
исследования науки серьезно
поколебали убеждение, что
научное знание ценностно
нейтрально, весомость и
основательность критики
несомненна, тем более что исходит она
от самих ученых.
Необходима тщательная проработка
проблемы, соответствующая
степени ее важности для
общества.
Еще одна злободневная
проблема — выработка
корректного отношения к
религиозной сфере. В советское
время вопрос об отношении
науки к религии решался с
известной всем грубостью и
прямотой, однако значит ли
это, что простое отрицание
этого решения и есть
правильный ответ? На наш взгляд,
тема требует глубокого и
аккуратного обсуждения.
Мы приглашаем читателей
журнала «Знание — сила»
стать читателями и журнала
«Философия науки».
Культурология,
герменевтика (наука о толковании
текстов), интонология,
театроведение — это целый куст
дисциплин, которые будут
объединены колледжем эстетики.
ЮриЙ Борисович Борев —
автор фундаментальных
исследований по эстетике, всю
свою жизнь собирал
исторические анекдоты. В тех странах,
где интеллигенция не могла
себя реализовать в письменной
форме, интеллигентский
фольклор составляет целый пласт
культуры. В Америке
существует «Общество устной
истории». На нашу страну,
находившуюся долго под
тоталитарным колпаком, тем паче
нужно «смотреть в оба»:
глазами документа и устного
предания. В исторических
анекдотах, собранных Ю. Боревым
в книгах «Сталиниада»,
«Фарисеи» и «Забугорье», можно
найти множество фактов, не
запечатленных официальной
историографией. Хотя,
конечно, относиться к ним надо
скорее как к произведениям
художественным, чем
историческим.
По мифам «Илиады» была
найдена Троя. Так и Ю. Б.
Борев, несомненно, сделал
открытие в области культурологии,
основываясь на таком вот
«несерьезном» материале.
В РОУ создан цивилизаци-
онный клуб. Он объединяет
ученых, приверженных
разработке проблем цивилизации —
ее сущности, основ и истоков
прогресса, современного
кризисного состояния и, главное,
перспектив развития.
Перед клубом поставлены
задачи: выдвигать и
разрабатывать оригинальные
нетривиальные идеи; стремиться
поднять цивилиэационныЙ клуб на
уровень мирового
интеллектуального сообщества;
реализовать потенциальные
возможности России ставить и решать
проблемы мирового значения.
Колледж андрагогики
Российского открытого
университета — учебно-научное
заведение, не имеющее аналогов
в стране. Его миссии —
проведение сравнительных научных
исследований в области
образования взрослых, обучение
технологии учения,
подготовка андрагогов — специалистов
в области образования
взрослых.
Возникновение теории
обучения взрослых было
обусловлено
социально-экономическими потребностями развития
общества передовых стран
мира. В шестидесятых —
семидесятых годах вследствие
экономического роста, научно-
технического прогресса,
развития демократических
процессов в обществе стала
нарастать потребность резкого
повышения образовательного,
профессионального и
культурного уровня подавляющего
большинства взрослого
населения. В сферу образования
взрослых были вовлечены
миллионы людей. Именно тогда и
возникла необходимость
создания теории обучения
взрослых людей, которые
отличаются от молодежи по своему
жизненному опыту,
социальным ролям, психологическим
характеристикам,
мировоззренческим позициям,
отношению к обучению. Эти
особенности взрослых обучающихся
и приняли во внимание
создатели андрагогики.
66

РАЗДЕЛ IV
Экспедиция РОУ
Где же еще вырастить настоящего географа,
как не в экспедиции)!
Конечно, студенты РОУ узнают,
что такое экспедиционный быт
и дым от костра, и дальние маршруты.

Г. Шевелева
Десант на Камчатку
Вертолет, на котором мы прилетели, сделал круг над Налычевской долиной и
устрекотал в распадок между двумя сопками. А наша небольшая пестрая группа
потянулась к видневшимся невдалеке домикам. Мы шли по тропинке, след в след,
как старые, опытные туристы, но неожиданно возникла какая-то заминка. Шедшие
впереди вдруг опустились на корточки и стали медленно продвигаться в обе
стороны от тропинки.
— Что такое? Что такое? — задние кидались с вопросами, а в ответ слышали
совсем не академической тональности разъяснения:
— Посмотри под ноги! Ягоды!
Действительно, мы шли по ковру из невысоких кустарничков, сплошь
увешанных мелкими черными ягодами. Поначалу их просто не видно. «Это шикша,-—
объяснили встречавшие нас хозяева,— камчатская ягода. За ней американцы
специально приезжают, варенье варят. В ней куча витаминов, давление регулирует и
вкусная!»
Но москвичей не надо было агитировать. Побросав рюкзаки и забыв, зачем
приехали, доктора наук и редкие в поле зрения кандидаты ползли от кустика к кустику
и пригоршнями кидали в рот замечательную ягоду — шикшу. Это был один из
первых аргументов самой Камчатки в защиту уникальности ее ландшафтов.
А зачем, на самом деле, приехали? В начале сентября 1992 года группа
ученых из Российского открытого университета — географов, философов,
экономистов, математиков — была приглашена на Камчатку местной администрацией,
взявшей на себя значительную часть расходов, для проведения симпозиума
«Неклассическая наука и проблемы уникальных регионов». В симпозиуме приняли также
участие сотрудники Камчатской рекреационной инспекции, которые ведут огромную
работу по сохранению замечательных камчатских ландшафтов, ученые из
Петропавловска и местные краеведы.
Пожалуй, трудно было выбрать место более не подходящее для проведения
симпозиума, чем эта турбаза в Налычевской долине. Никаких тебе залов для
м заседаний. Никаких аудиторий, пюпитров или, не дай бог, мягких кресел вокруг
? круглых столов. Заседания проводили под дощатым навесом, куда загонял почти
в. беспрерывно моросящий дождь. Докладчик стоял у костра, и один его бок
$ блаженствовал от тепла, а второй слегка отмерзал, так как положение не позволяло
68

вертеться. Слушатели сидели на лавках и чурбаках вокруг и утирали слезы -
дым от костра согревал, но он же и выбивал слезу. Иногда, правда, заседали
и под крышей, в маленьком дощатом домике с двухэтажными нарами. Ночью
здесь спали, ну а днем на этих же спальных мешках в живописных позах
располагались участники симпозиума. Иногда вечерами движок прекращал работу
раньше, чем кончались заседания; тогда продолжали при свете единственного
фонарика, и тут уже только крайний энтузиазм участников не давал им сладко
заснуть.
Но в то же время нельзя было выбрать и лучшего места для разговора о
судьбе уникальных регионов, и в частности Камчатки. Именно здесь, на берегу
речки Горячей, со дна которой бьют горячие источники, на фоне знаменитых
Авачинского и Корякского вулканов, в долине, которую называют еще Медвежьей
тундрой (и впрямь однажды прибежали с криком «Медведица с медвежонком на
том берегу!», но она, умница, ушла от греха подальше, и мы ее не увидели), так вот,
именно здесь разговор о сохранении уникальных ландшафтов, споры о том, какими
путями идти, чтобы защитить природу от ограбления и разбазаривания, приобретал
остроту и предметность.
Думаю, что глава администрации Камчатской области В. А. Бирюков,
поддержавший сначала идею о проведении такого симпозиума, а затем встретившийся
с его участниками, проявил дальновидность. На этой встрече было решено создать
при Российском открытом университете научно-консультативный совет по
региональному развитию Камчатской области, объединяющий крупных ученых РОУ и
практических работников Камчатки. Совет будет координировать исследования
Камчатки, в нем будут проходить экспертизу проекты развития Камчатской области
и предложения по решению ее неотложных проблем. Совет займется согласованием
интересов различных организаций и социальных групп, применяя при этом
современные методы, учитывающие необходимость снижения социальной напряженности
в области. В открытом университете будут готовиться специалисты для работы на
Камчатке, университет берет на себя помощь во внедрении передовых методов
и технологий. Камчатка же может стать замечательным полигоном для проверки
практикой теорий — экономических, географических, социальных,—
разрабатываемых учеными РОУ.
ж

s:
Я была единственным представителем прессы на симпозиуме и, чтобы не
чувствовать себя лишней на этом празднике мысли, еще в самом начале поездки
на Камчатку спросила Наталью Ивановну Кузнецову, философа и очаровательную
женщину,— «Что такое неклассическая наука?» Пробел в моем образовании был
ликвидирован немедленно.
«Наука девятнадцатого века была занята поисками универсальных законов.
Их искали и находили: ученые открывали законы, управляющие миром, и
радовались тому, что все известные явления укладываются в рамки открытых ими
закономерностей. Но двадцатый век начал пробивать бреши в стройных рядах
явлений, подчиняющихся этим законам. Неклассическая наука началась с революции
в физике. Наш век стал веком исключений, веком открытия уникальных явлений,
веком Эйнштейна, Бора, Гейзенберга, открывавших явления, не укладывающиеся
в общий ряд. С них началось новое научное мышление и стала вырисовываться
новая картина мира. Наука двадцать первого века, рождающаяся в двадцатом, у нас
на глазах,— вот, что такое неклассическая наука».
Такое или примерно такое объяснение дала мне Наталья Ивановна Кузнецова.
И стала понятной связь между неклассической наукой и удивительным регионом
нашей страны — Камчаткой. Уникальная, неповторимая земля. Земля вулканов,
гейзеров, быстрых чистых рек, редкостных растений. А рыбные богатства? Слова
«уникальные», «исключительные» так и просятся все время иа язык. Нестандартная
земля требует нестандартных оценок, решений, подходов. Стало понятным, почему
одним из первых в программе симпозиума стоит доклад энтузиаста сохранения
Камчатки В. И. Меньшикова «Драма Камчатки». А в последующих докладах,
«круглых столах», деловых играх так или иначе сочетались слова
«неклассическая наука», «уникальные регионы», «геоэкологические модели», «проблема
ценностей» и так далее.
Было проведено практическое занятие в форме деловой игры, в котором участники
под руководством доктора философии Ю. Шрейдера пытались согласовать интересы
гражданского населения и военных (а их, конечно же, много на полуострове в силу
его стратегического положения) в выборе путей дальнейшего развития Камчатки.
Игра проводилась по методике, разработанной в США фондом Каттеринга. Это
было, очевидно, одно из самых первых применений методики фонда Каттеринга

в России. Поскольку деловая игра прошла успешно — позиции сторон удалось
значительно сблизить, найти целый ряд взаимоприемлемых решений,— эта методика
будет преподаваться на некоторых факультетах РОУ.
Высокая наука и реальные потребности региона, славящегося в мире красотой и
необычайностью своей природы,— таким было сочетание, выдерживавшееся в
докладах, сообщениях, практических занятиях симпозиума. Вот примеры. Кандидат
географических наук Л. Смирнягии: «Уникальные районы в контексте социальной
справедливости»; доктор географических наук Ю. Веденин: «Выделение и сохранение
уникальных исторических территорий». Или доклад доктора физико-математических
наук Г. Малинецкого: «Неклассическая наука и проблемы прогноза».
«Круглый стол», посвященный проблеме уникальности Камчатского региона,
собрал всех участников симпозиума. Уха из отнерестившейся красной рыбы, сваренная
в этот день на обед, стала одним из самых веских аргументов в пользу всемерной
защиты уникальной экосистемы Камчатки.
Я хотела бы отметить одну очень важную вещь, составившую фон всей поездки
на Камчатку, и «круглого стола» в частности. Замечательный микроклимат, умение
доброжелательно слушать, полная свобода в высказывании своих мыслей. Помните
«вольные университетские города», откуда, собственно, и пошла классическая наука?
Так вот, мне кажется, сейчас такая атмосфера насыщенности живой свободной
мыслью создается в Российском открытом университете. Это немного напомнило
мне тот «озон», которым вдруг повеяло в МГУ, когда ректором там стал Рем
Викторович Хохлов. К сожалению, это длилось недолго, трагическая гибель молодого
ректора оборвала едва начавшийся благодатный процесс в Московском
университете. Дай бог, чтобы в РОУ надолго сохранилась замечательная атмосфера
«вольных университетов».
В «круглом столе» приняли участие: В. МЕНЬШИКОВ — начальник Камчатской
рекреационной инспекции, А. ЦЮРУПА — научный сотрудник Камчатского
института охраны природы Дальневосточного отделения РАН, профессора и преподаватели
Российского открытого университета Ю. ВЕДЕНИН, Ю. ЛИПЕЦ, Н. КУЗНЕЦОВА,
Г. МАЛИНЕЦКИЙ, И. ПОСПЕЛОВ, Б. РОД ОМ АН. М. РОЗОВ, Л. СМИРНЯГИН.
Ю. ШРЕЙДЕР, В. ШУПЕР.
т с*

Местным жителям положена лицензия на отлов рыбы

«Круглый стол» «Знание — сила»
Уникальная Камчатка
в век
неклассической
науки
Часть первая.
Что такое «уникальность»?
Л. Смнрнягин: — Начнем с уточнения
терминологии. Уникальность — много-
обязывающий термин. Уникальность —
наверняка единичность. Однако мы все
время говорим об уникальных районах,
значит — их может быть много? Уже
какое-то противоречие в этом есть. Более
того, я много раз слышал здесь
суждения такого сорта: «самый уникальный>,
«более уникальный», «менее
уникальный», «не такой уникальный» —
оказывается, могут быть степени
уникальности. И ничего, никто никаких
претензий на этот счет не излагал. Термин,
очевидно, требует указать уникальность
по какому-то параметру,— скажем,
уникальность среди каких-то районов. Но
ведь можно сказать, что все районы
уникальны,— в том смысле, что каждый
чем-нибудь да уникален. Вот Камчатка.
Только тут есть вулканы, зато куча
вещей, которые есть иа Камчатке,
повторяются постоянно в других местах страны.
Возможно, другие районы уникальны
чем-то иным.
Ю. Липец: — Уникальность всегда
со знаком «плюс»? Или она может быть
и со знаком «минус»?
Л. Смнрнягин: — Это тоже момент
любопытный. Уникально гнусный район,
как я слышал однажды про Тикси,
между прочим, на совещании по Северу.
Кто-то сказал, блестяще, я считаю:
«Если мне придет мысль повеситься, я поеду
в Тикси. Там ничто не отвлекает от этого
намерения». Совершенно уникальный
район. Во всех остальных могут прийти
какие-то сомнения, стоит ли это делать.
В Тикси ничто не отвлекает.
Конечно, термин «уникальность»
может быть употреблен и в негативном
смысле. Вот коллега упоминал Урал,
который очень сильно загрязнен и
местами так обезображен, что хоть
луноходы там моделируй, настолько все
мрачно. Ландшафт может достигать
уникального состояния именно из-за
своего обезображивания. В Магаданской
области есть такие измученные драгами
места. Я предлагаю обсудить, почему
уникальность, требующая бережного
отношения как указание на единственность,
подвергается такому адскому
обращению?
А. Цюрупа: — Камчатка чистых
аналогов не имеет. Она напоминает и
Исландию, и Аляску, причем я могу сказать,
по каким именно параметрам она ближе
к Исландии, по каким — к Аляске,
а по каким является производным от
того и другого.
Н. Кузнецова: - - Уникальность
связана с осознанием ценностей. Я хотела бы
призвать присутствующих порассуждать
именно об этом. Когда вы нечто
называете уникальным, необходимо стараться
выявить, какой именно смысл в это
вкладывается. Можно говорить, что Камчатка
уникальна в географическом отношении,
то есть, скажем, в очертаниях своих,
ландшафтах, в каких-то географических
особенностях. Можно говорить, что
Камчатка уникальна как военный форпост,
можно говорить, что она уникальна как
I о.
X _
•21
73

| о.
рекреационная зона, есть еще и другие
ценностные компоненты. Но можно
сказать, что она уникальна для развития
определенного круга наук — это другой
ценностный момент. И эти
разграничения очень важны, так как пока мы не
понимали, что делали, мы не видели
уникального, все затаптывали. Вот теперь
мы вроде бы знаем, что уникальное —
это хорошо и важно, но давайте
посмотрим, на каких ценностных основаниях
мы каждый раз говорим об
уникальности, потому что здесь, вероятно, очень
большой спектр.
Л. Смирнягин: — Но можно ли с точки
зрения определенной системы ценностей
заклеймить какой-либо район как
уникально плохой?
Н. Кузнецова: — Безусловно. Михаил
Александрович Розов пытается развить
этическую систему, основанную на том,
что абсолютной ценностью объявляется
прошлое, прошлый опыт человечества.
И здесь сразу же возникает вопрос:
как же это возможно — ведь в
прошлом было ие только благородное,
прекрасное, светлое, но и убийства, и
подлости, и, скажем, Герострат.
Реплика из публики: — Уникальная
сволочь!
М. Розов: — Ответ очень простой.
Ценным является любой опыт. Но
некоторые образцы поведения мы объявляем
запретными, а другие —
положительными. Однако забывать, как бы нам ни
хотелось, о фашизме, о тоталитаризме,
об Освенциме не имеем права. Это
очень тяжелое испытание — помнить
об этом, но не помнить просто
невозможно, это было бы антикультурно, потому
что тогда все и будет повторяться. Это
тоже ценный опыт. Другое дело — какое
отношение мы к нему выработаем.
И. Поспелов: — Мы не забываем, но
ощущение ужаса со временем теряется,
и через какое-то время оно превращается
в нечто, достойное подражания,— в славу
Герострата, например,— именно потому
что об этом помнится.
А. Цюрупа: — Мие кажется, что
понятие уникальности невозможно осознать,
не имея в виду понятия типизации,
скажем, географической типизации. Мы,
таким образом, выходим на один вид уни-
кальности, скажем, типичный, хорошо
сохраненный ландшафт или биоценоз. Вот
будет у нас один уникум. Но раз есть
типизация, значит, есть и отклонение от
типизации или отклонения от уникаль-
ности.
Г. Малинецкий: — То, что мы
собрались на Камчатке, неспроста. Мы
должны иметь в виду: у нас не так много
денег и в принципе мы можем сохранить
лишь очень небольшое количество
действительно уникальных ландшафтных
памятников. Допустим, мы пришли к
кормушке, где лежат миллиарды, и говорим:
«Дайте нам, пожалуйста, денег для
сохранения и развития Камчатки, некое
количество миллиардов. То есть
остальным регионам не давайте, а вот именно
Камчатке дайте». Естественно, возникает
вопрос: почему Камчатке дать, а
остальным не дать? И в чем действительно
состоит уникальность Камчатки?
В. Меньшиков: — Здесь речь не идет
о том, чтобы в ущерб другим регионам
сохранить Камчатку. Речь о том, чтобы
к Камчатке не подходить с
традиционными способами хозяйствования. То есть
хозяйствовать здесь так, развивать
такую промышленность, которая не
вредила бы природе, оставила бы возможность
нашим потомкам любоваться этим
замечательным местом на Земле. Попробую
высказать свое мнение по проблеме
уникальности. Поскольку я общаюсь с
большим количеством туристов, то могу
сказать, что 99 процентов воспринимает
уникальность как редкое явление
природы, определенным образом
воздействующее на эстетическое, психологическое
состояние человека. На Камчатке есть
такие объекты, которые практически иа
всех оказывают такое воздействие. Это
Долина гейзеров, это Ключевская группа
вулканов, это кальдеры Мутновского и
Карымского вулканов. В следующем ряду
стоят Налычевские источники, Ходуткин-
ские источники и так далее. Это
редкие краеведческие объекты, каждый из
которых уникален.
М. Розов: — В общем-то, любой
район уникален, хотя бы по своему
положению в пространстве и времени. Ведь
известно, что, с точки зрения Лейбница,
на дереве нет двух одинаковых листьев —
каждый лист уникален. Но при таком
взгляде мы ценностных моментов на это
не накладываем. Доклад же Наталии
Ивановны Кузнецовой «Уникальность
как проблема XX века» по сути содержал
в себе такую идею: в XX веке само
слово «уникальность» приобрело некоторый
ценностный аспект. Речь идет не о том,
что, выделяя что-то как уникальное, мы
пользуемся ценностями, а дело в том,
что сам термин «уникальность»
приобрел ценностный аспект, — может, в си-
74

«Круглый стол» «Знание — сила»
лу того, что мы стали губить нашу
Землю, единственную в Солнечной
системе, губить отдельные ландшафты.
И вдруг осознали, что некоторые
неповторимые, невоспроизводимые
объекты, которые мы губим, нам очень важны,
и поэтому стали употреблять слово
суникальный» в позитивном смысле.
И когда, например, говорят так:
«Давайте спасать Камчатку, это
уникальный регион», то слово «уникальный» уже
содержит в себе ценностную оценку:
уникальность — это хорошо, это то, что
нам дорого. Но это уже не совсем
научный подход. Здесь ценность заложена
в самом понятии. Ведь нельзя же
сказать так: «Это уникальный подлец,
поэтому давайте платить ему повышенную
зарплату»! Звучит как нонсенс, вносит
противоречие в само понятие.
А. Цюрупа: — Но реализуется в жизнн
сплошь и рядом!
М. Розов: — Может быть, может
быть... Но я хочу сказать, цто в
контексте наших обсуждений слово
«уникальность» приобрело некоторые
ценностные аспекты и поэтому кажется
понятным: раз Камчатка — уникальный
регион, то, следовательно, ее и нужно
сохранять. Надо, вероятно, в дальнейшем
обсуждении все время фиксировать, в
каком значении мы употребляем слово
«уникальность» — в чисто научном или
в этом ценностном аспекте, иначе мы
запутаемся полностью.
Б. Родоман: — Слово «уникальность»
не подходит, на мой взгляд, чтобы
использовать его как оценочное. Вот слово
«драгоценный» годится, потому что в нем
уже заключается и редкость, и то, что
нам это дорого. «Уникальность» — это,
видимо, крайний случай редкости.
Лучше говорить о степени редкости, чем о
степени уникальности. «Уникальный» это
все-таки по первоначальному смыслу то,
что существует в единственном числе.
Мы же должны говорить о ресурсах —
рекреационных, духовных,
терапевтических. И что еще очень важно для
географов — как эти ресурсы располагаются
в пространстве. Что придает Камчатке
особую ценность? То, что в ней такие
величайшие творения природы, как
Долина гейзеров и Кальдера Узона,
расположены очень близко. Можно в один
туристский маршрут посетить и то н другое.
Что уже само по себе заставляет нас
умножить камчатские баллы во много
раз.
Ю. Шрейдер: — Абсолютно
невозможно выражение «более уникальный»,
«менее уникальный» и тому подобные. Это
полная неграмотность. Давайте
употреблять термины грамотно! Уникальный есть
уникальный. Что мы в это вносим? Я
думаю, это обязательно включает в себя
ценность, ио не нужно словом
«уникальный» заменять слово «ценный».
«Уникальный» — ценный постольку,
поскольку его нельзя разрушить без
необратимых потерь. В этом состоит ценность.
Мы можем спокойно есть помидоры,
потому что каждый помидор — такой же,
как другой. Но если бы мы знали, что
среди помидоров есть один, в котором
содержится эликсир молодости, мы
отнеслись бы к этой куче помидоров
гораздо осторожнее и искали бы тот самый!
«Уникальный» — это то, с чем нельзя,
скажем так, безболезненно
экспериментировать. Вот первое, что сюда входит.
Ю. Веденин: — Для меня
уникальность — неповторимость, непохожесть на
других. И если иа понятие
«уникальность» посмотреть с точки зрения
культуры, то очень важно, например,
различие между новационной культурой и
традиционной. Традиционная, народная
культура очень региональна. Для
каждого региона она имеет свою четкую
выраженность. Отсюда — необходимость
для характеристики уникального
региона, особого отношения именно к этому
слою культуры. Естественно, здесь очень
важную роль играет время. Ведь от
старых времен остаются лишь единичные
случаи. Поэтому чем раньше выпал из
хода истории тот или иной район, тот
или иной город, тем больше
вероятности, что он попадет в уникальные.
Вот почему мы говорим об
уникальности Праги, например. Она выпала из
процесса постоянной смены старого новым
в архитектуре и тем самым стала
неповторимой.
В. Шупер: — Юрий Александрович
Веденин говорил об уникальности
объектов, выпавших из времени. Мне хотелось
бы сказать, что уникальные объекты это
те, которых слишком мало осталось
в пространстве. Маленький эпизод: наш
замечательный коллега Пржевальский,
работая в экспедиции в Приморье, имел
обыкновение выйти из палатки,
настрелять около сотни фазанов и накормить
всю экспедицию фазаньей печенью.
С точки зрения сегодняшних воззрений,
это ужасно. Пржевальский был
человеком широчайшего образования, глубоких
профессиональных знаний и очень высо-
4i
75

ких моральных качеств. Но в те
времена для Пржевальского и его
спутников фазаны были неисчерпаемым
ресурсом. Их было столько, что даже
мысль об утрате этого вида просто не
приходила им в голову, такой вопрос был
совершенно неуместен в контексте эпохи.
Аналогично в контексте эпохи не
возникал бы вопрос и об уникальности
Камчатки, если бы перед нами во всей
остроте не встала перспектива ее утраты.
Когда мы уже почти потеряли, начи
наем плакать. Почему мы собрались
здесь, на Камчатке, а не в каком-то
другом месте, менее удаленном? Потому
что другая равноценная жемчужина —
Байкал — уже практически утрачена.
В шестидесятые годы научное
сообщество отшумело, что могли, сделали,
сказали. Известен эпизод, когда Хрущев
вызвал директора лимнологического
института, члена-корреспондента Галазия и
сказал: «Либо давай согласие на
строительство комбината, либо клади билет».
Тогда Галазий положил на стол перед
Хрущевым авиабилет Иркутск —
Москва. «Ты какой билет кладешь?!» «А у
меня другого нет».
Когда мы проиграли почти все, мы
осознали уникальность того, что еще
осталось, и стали судорожно за это цепляться.
Л. Смирнягин: — Я хотел напомнить
слова коллеги Поспелова об
упреждающих сигналах, которые возвещают о
будущей проблеме, поскольку, когда она
наступила, уже поздно с ней бороться. Так
и здесь: может уникальность быть
потенциальной, как, скажем, в случае с
фазанами? Оказывается, они обладали
потенциальной уникальностью, а поскольку
не было сигнала, что с появлением
вездеходов фазаны могут превратиться в нечто
уникальное, они таковыми и стали.
Может, надо в известной мере оберегать
природу от уникальности с помощью
упреждающих сигналов?
Уникальность — это, возможно, уже руины
нашей деятельности.
Ю. Шрейдер: — Я хотел бы все же,
чтобы понятие «уникальность» не
снижалось до понятия «руины». Уникальность
есть все-таки, и ее следует считать
неким объективным свойством. Хотя вы
правильно сказали, что она определяется
субъективными критериями. Но это не
мешает ей объективно существовать.
Два слова о нашей конференции. Дело
в том, что в классической науке самой
категории уникальности нет, как нет
категории ценности. Наука живет в мире
и изучает мир, не похожий на тот, в
котором живем мы. Там нет добра и зла,
там нет чего-то более ценного или
менее ценного. Никак нельзя сказать,
является ли некоторая точка более ценным
объектом, чем, скажем, множество из
двух точек или отрезок. Такая
категория там не приложима, ее просто нет.
И более того, может быть, математика
единственная наука, которая знает
уникальные объекты типа восьмимерной
сферы, обладающей уникальными
топологическими свойствами, но поскольку эта
сфера существует в идеальном мире,
то вопрос о ее сохранении не стоит.
Ей не грозит уничтожение. Вот вчера
еще один очень хороший пример был
рассказан про бозон Хиггса, который, по
некоторым воззрениям, существует один
на Вселенную. Ясно, что с ним надо
обращаться осторожнее — он уникален.
Но ведь только в современной науке
могла возникнуть идея, что какая-то
частица существует в единичном
экземпляре. Ни Эйнштейну, ни Бору и в голову
не пришло, что такое может быть. Даже
идея, что Вселенная уникальна, была
как-то неприятна классической науке.
Думаю, что у Джордано Бруно никакого
доказательства не было, что вселенных
бесчисленное множество, но у него была
убежденность в этом, потому что она
соответствовала некоторой ментальности
науки того времени.
А вот сегодня мы уже можем такой
вопрос задавать: единственна Вселенная
или нет? И это уже симптом
неклассической науки. Так вот, одна из
характеристик неклассической науки та, что
в ней возникает сама категория
уникального объекта как научная категория.
Часть вторая.
Камчатка уникальна.
Как ее сохранить?
Г. Малинецкин: — Мы все понимаем,
что Камчатка — уникальна, ее
уникальность требуется сохранить. Для этого
нужно продумать комплекс мер. И очень
важно, чтобы о ценности Камчатки
говорилось не только здесь, важно, чтобы
это стало стереотипом массового
сознания. Люди должны гордиться тем, что
живут в уникальном регионе, это должно
самым настоятельным образом
внедряться в сознание людей — газетами,
телевидением, радио и прочим. На мой взгляд,
необходимо не только внедрять в созна-
76

«Круглый стол» «Знание — сила»
ние людей понятие об уникальности, но
и сказать, что на страже этой
уникальности стоят некие наши камчатские
«комиссары Катани». Этих людей
можно сравнить с борцами с мафией, их
деятельность надо романтизировать, как
это делают итальянцы. На Западе
громадные усилия были вложены в
воспитание граждан. Чтобы наши дискуссии не
остались академическими,
методологическими, а принесли реальную пользу
реальной Камчатке, необходимо
выплеснуть тревогу на страницы газет.
Необходимо обеспечить поддержку тем людям,
которые охраняют природу Камчатки.
Н. Кузнецова: — Я хотела бы
обратить внимание,— может быть, прежде
всего хозяев, местных жителей,
которые нас сюда любезно пригласили,—
на то, что название конференции не
какое-то там схоластическое, а глубоко
связано с проблемой программы
развития уникального региона. В рамках науки
XIX века такая проблема, скорее всего,
просто не могла возникнуть. Но мы ведь
движемся к концу XX века, и есть
общее желание подвести какие-то итоги
века. По XIX веку такая работа была
проделана, и это очень правильно. Нам надо
осознать свой путь и те миры
мышления, которые были открыты, и те, что
были отброшены. XX век в этом
отношении был потрясающе интересный,
творческий век — сомневаться в этом не
приходится.
В проблеме Камчатки очень важен
вопрос, как довести до сознания людей
уникальность Камчатки? Надо, конечно,
использовать средства массовой
информации, надо объяснить, описать это
уникальное явление, провести огромную
работу. Но как ясно из методологии
анализа рефлектирующих систем, это не
изменит ситуации. Для того чтобы человек
изменил поведение, ему надо не только
дать указание — не делай так! но и
показать на конкретном образце, что
делать. Потому что он живет в двух
мирах: в мире осознания и в мире
непосредственных образцов. При этом
мир непосредственных образцов
доминирует, социальная эстафета доминирует,
а вербальные описания очень редко
влияют на поведение. Изменить
поведение людей через сознание можно только
у очень маленькой части населения.
Можно встретить человека, который
говорит: «Да, рыба гибнет». И тут же
шарахает ее динамитом. Он иначе не умеет,
он уже забыл, как пользоваться удочкой.
Мы видим это сплошь и рядом.
Я хочу привлечь внимание всех вас

еще и к вопросу о том, может ли
рекреационный туризм спасти Камчатку
как уникальный географический регион.
Это непростой вопрос. Надо принять
ряд довольно тонких мер, чтобы массовый
туризм не принес больше вреда, чем
геологи. Турист — это ужасно. Он плюет,
курит, срывает цветы, он бог знает,
что может сделать,— примеров тому мы
знаем предостаточно.
Уникальность места складывается из
социальных эстафет двух типов. Первые
условно можно назвать локальными. Они
связаны с приспособлением местного
населения к природным условиям и,
разумеется, с приспособлением самих этих
условий к своим хозяйственным и
культурным нуждам. Благодаря
традиционным промыслам,
национально-этническим и историческим традициям
местное население вписывается в ландшафт,
точнее, оно — становится частью
определенного культурного ландшафта,
изменяющегося достаточно медленно.
Социальные эстафеты второго типа, также
условно, можно назвать глобальными.
Они определяются ценностями
современной цивилизации, ее преклонением перед
девственной природой, стремлением к
разнообразию ландшафтов и
определенными эстетическими критериями.
Именно эти эстафеты прежде всего
определяют значение Камчатки для всего
человечества. Однако уникальность
Камчатки, безусловно, связана с сохранением
социальных эстафет обоих типов, оба эти
ряда надо уберечь от уничтожения.
Потому что затоптать можно не только
траву, можно затоптать, стереть и образ
жизни населения — печально и то и
другое.
Г. МалинецкиЙ: — Разговоры об
уникальности, на мой взгляд, свидетельство
глубокого кризиса иаукн, общества и
свидетельство их бессилия. Хочу
обратить внимание на примеры, о которых
сегодня говорилось. Очень точно было
сказано относительно этнографов —
когда речь заходит об уникальности, когда
люди ее осознают, как правило, племя
уже погибло, как правило, этот фольклор
уже загублен. Как только речь идет
об уникальности культурных памятников,
значит, от них уже почти ничего не
осталось.
Аналогичная ситуация в экологии —
она даже еще более суровая. Разговоры
об уникальности здесь начались тогда,
когда огромное количество природных
объектов уже загублено.
Брошенный вездеход неподалеку от озера Копыяье.
Заслужила ли Камчатка такого обращения с природой?

«Круглый стол» «Знание — сила»
На самом деле, мне кажется, когда
мы говорим об уникальности, это
свидетельствует — мы столь много потеряли,
что хотим сохранить себе хоть что-то.
И поэтому я бы обратил внимание на
эмоциональный контекст и сегодняшней
дискуссии, и нашей поездки на
Камчатку — он, скорее всего, глубоко трагичен.
Этот трагизм понял когда-то один из
первых создателей квантовой механики
Евгений Вигнер. Он обратил внимание
на следующее: триста лет наука давала
замечательные плоды, но может
оказаться, что начиная с какого-то времени
выживание человечества, его благо будут
определяться совсем не усилиями
научного сообщества. Уже сейчас объявилась
масса областей — микрофизика, физика
элементарных частиц, астрофизика,—
прогресс в которых совершенно
фантастичен. Вместе с тем они никак не
влияют на жизнь людей. Как правило,
большинство благ на нынешнем уровне
связано не с тем, что у нас появляются
видеомагнитофоны и системы
следующего поколения, а с уровнем организации
и уровнем сознания. Уровнем
экологического сознания и уровнем отношения
друг к другу, что на самом деле, по-
видимому, сейчас основное. Вот почему
я считаю, что обсуждение здесь проблемы
неклдссической науки, проблемы
уникальности, свидетельствует о трагизме
переживаемого нами момента.
Ю. Ведении: — Я не согласен с тем,
что мы вошли в трагедийный период.
Мы просто начали осознавать трагедии,
которые с нами происходят. Они не
новы, большинство из них идет давно —
и экологические трагедии, и процесс
гибели культурного наследия. Более того,
если мы посмотрим историю, историю
Москвы например, то увидим, что это
были постоянные трагедии, но люди ие
осознавали их. Происходит, однако,
эволюция в сознании, и те старые потери,
которых мы раньше не замечали, теперь
воспринимаем как трагедии.
Н. Кузнецова: — Драматизм ситуации
надо сознавать, может быть, даже
трагизм. Но все-таки я согласна — рост
сознания дает нам шанс. И это очень
важно.
Л. Смириягин: — Я напомню, что
громадная экологическая катастрофа
произошла уже при вымирании мамонтов.
Мир был на грани гибели. То есть
экологические катастрофы случались не раз,
просто сейчас мы это поняли.
И. Поспелов: — Это видно при
археологических раскопках под Москвой. Па-
леолитические стоянки времен мамонтов
располагались километрах в двадцати
пяти друг от друга, это были мощные
селения. На том же месте в мезолите
на огромной территории — жалкие
стоянки. По некоторым оценкам, население
упало в восемь раз. Вот когда была
переломная эпоха, когда произошла
климатическая катастрофа!
A. Цюрупа: — На границе меловых
и третичных отложений существует
глобальный слой сажи, объем которого
свидетельствует об одномоментном сгорании
примерно 90 процентов растительности,
существовавшей на Земле. По-видимому,
все сгорело. Так что природа способна
на то, что человеку явно не под силу.
Г. МалинецкиЙ: — Я хочу защитить
тезис об уникальности переживаемой
нами трагической ситуации. Конечно,
когда-то вымирали мамонты, динозавры,
но никогда в руках отдельного
человека не сосредоточивалась такая мощь,
которая грозит гибелью громадному
количеству людей. Никогда еще не было
Чернобыля, никогда еще не было таких
возможностей для массового
уничтожения. Сейчас загубить Камчатку — ну
просто ничего не стоит. Сейчас, как это
ни странно звучит, для уничтожения
государства средних размеров
достаточно одного стратегического
бомбардировщика. В руках пяти человек, которые
ведут этот бомбардировщик,— судьба
целого государства. Для выживания
нужно абсолютно изменить сознание.
Безответственные действия небольшой
группы людей способны загубить
уникальные регионы, как было в Чернобыле,
как может быть с Камчаткой. Одна
крупная ядерная авария — и Камчатки
уже нет. То есть в сущности мы имеем
дело с громадной неустойчивостью
системы. Это уникальная ситуация. Такого
не было еще никогда.
B. Шупер: — Если Наполеону, чтобы
начать войну, надо было убедить всех
маршалов, 80 процентов генералитета,
треть солдат, то команде стратегического
бомбардировщика достаточно
сговориться между собой, чтобы уничтожить
среднюю по размерам страну. Я думаю, что
они вряд ли это сделают. Но как
модель — это пример. Мы, например,
знаем, как несколько человек, члены
Политбюро, даже без кандидатов, приняли
решение о вводе войск в Афганистан
и начали самую бесславную из всех
наших войн.
79

4i
л
о
а.
3
Неизвестно, в каких кабинетах было
принято чудовищное в экологическом
отношении решение о строительстве
дамбы, перегородившей залив Кара-Богаз-
Гол. Меры контроля за принятием
подобных решений совершенно
необходимы. И в некотором смысле, чем более
жесток и демократичен контроль, тем
больше повышается безопасность.
Но если это вполне естественное и
разумное требование вполне адекватно
ситуации в обычных регионах, то в
уникальных ситуациях оно как раз может
оказаться неэффективным, ибо можно
совершенно демократическим путем на
основе длительного обсуждения и сугубо
разумного принятия решений загубить
уникальные природные объекты.
Немногочисленные эксперты могут быть
значительно ближе к истине, чем все
население, опрошенное, например, в ходе
референдума.
А. Цюрупа: — Я хочу привести
цитату: «Каждый житель прерий мечтает
заработать столько денег, чтобы
переселиться в Нью-Йорк, и заработать там
столько денег, чтобы иметь возможность
снова жить в Техасе». Это ОТенри.
Массовый туризм, я думаю, должен
рассматриваться как средство,
позволяющее продержаться трудное время. А
заработав на массовом туризме, потом
следует перейти только к туризму
профессиональному, квалифицированному,
с завоеванием права быть туристом,
может быть, со сдачей соответствующих
экзаменов. Мы надеемся дожить до
этого времени.
Ю. Липец: — Уникальность, судя по
всему, существует не менее сорока тысяч
лет. Она возникла тогда, когда
складывалась довольно четкая и
разнообразная система «табу» не только в виде
разного рода моральных норм, но и норм
поведения на территории,
контролируемой племенем. Уже тогда была
осознана уникальность определенных урочищ,
нерестилищ и других ключевых для
экосистем ареалов.
Что касается современного
положения, то оно определяется,
действительно, небывалой ситуацией. Практически
наша цивилизация сейчас управляется
демонстрационным эффектом, описанным
впервые довольно четко в середине
века известным американским экономистом
Дьюзенберри. Вначале смотрели
голливудские фильмы, теперь смотрят сериалы,
и в любой деревушке — в африканской,
азиатской, латиноамериканской, у нас —
все хотят иметь тот же жизненный
стандарт, который показан в сериале.
Л. Смирнягии: — Дьюзенберри вместе
с Липецом преувеличивают, я думаю.
Далеко не так податливо человечество на
все эти демонстрационные эффекты.
Огромное большинство людей вообще ие
реагирует на эти стандарты.
В. Шупер: Необходимо убеждать
население доверять экспертам. Это одно
из демократических правил — не во всем
полагаться на себя. Одно из свойств
ответственного гражданина как раз
должно состоять в понимании того, что но
многих вопросах есть специалисты,
которые намного компетентнее, чем он. Он
обязательно должен иметь свое суждение
по всем вопросам, стоящим перед
обществом, но не на основе своих весьма
скудных знаний, а на основе той
информации, которую предлагают ему
эксперты.
М. Розов: — Я поддерживаю тезис,
что профессионалам надо верить, я стою
за профессионализм. Но в последнее
время я немного столкнулся с проблемой
экспертизы и обнаружил, что это
архисложная проблема сама по себе, и просто
говорить «доверяйте экспертам» — это
значит ничего не сказать. Здесь самое
сложное — независимость экспертизы,
создание корпуса экспертов. Я могу
точно сказать, что у нас нет корпуса
экспертов. По сути дела, список наших
экспертов совпадал со справочником

«Круглый стол» «Знание — сила»
Академии наук, что совершенно
неправильно. Например, проблема Байкала.
Одни профессионалы говорили, что этого
ни в коем случае нельзя делать,
другие же профессионалы поддерживали
строительство Байкальского
целлюлозного комбината. Профессионал — это тоже
человек, в чем-то заинтересованный,
от кого-то зависящий. Вот почему
проблема экспертизы архисложна. Я не
против профессионалов и не против
экспертизы. Просто нам нужно еще до этого
дорасти. Это одна из очень сложных
проблем, без которой мы, кстати, и
Камчатку не спасем.
Н. Кузнецова: — И обязательный
элемент экспертизы — участие так
называемых представителей объекта,
заинтересованных лиц с места.
Б. Родоман: — По-видимому, нам
нужен какой-то ученый или попечительский
совет при каждом губернаторе. Видимо,
он не должен ничего сам решать, но
должен обладать правом вето. Вопрос
о том, делать или не делать что-то
в природе, должен иметь характер
состязательного процесса. Необходимы
адвокаты. Состязательный процесс должен
быть подобным суду, и так же должна
действовать презумпция — но не
невиновности, а неизменности. Тот, кто хочет
что-то менять, обязан доказывать, что это
необходимо. Не может быть равноправия
сторон, мол, «ты докажи, что Байкал
нельзя загрязнять». Нет, ты докажи, что
Байкал можно загрязнять! Статус кво
должен пользоваться преимуществом,
потому что провозглашена презумпция
неизменности. Должен быть здоровый
консерватизм, а необходимость
изменений надо доказывать.
'В. Меньшиков: - Я предлагаю
«вернуться к нашим баранам», то есть к
Камчатке. Я хочу сказать, что все, о чем тут
говорили, все опасности, которым она
может подвергаться, мы в общем-то видим.
И пути решения этих задач у нас тоже
есть. Например, только в этом году
было около ста выступлений по радио,
по телевидению, в газетах, журналах
именно об уникальности Камчатки, о
необходимости ее сохранять и т д. Мы
и на практике кое-что делаем. То есть
устанавливаем на свои жалкие
сбережения металлические кострища, очищаем
Камчатку от банок-склянок. Это все
только за счет благотворительности и за
счет энтузиазма Клуба туристов. Это
неправильно. Главную опасность я вижу
в том, что природопользование на
Камчатке, в частности использование
рекреационных ресурсов, уникальных для всего
населения планеты, происходит хаотично.
У нас до сих пор нет ни концепции,
не единой программы развития
Камчатской области. И если использование
рыбных богатств шельфа хотя бы как-то
планируется, то использование
рекреационных ресурсов происходит абсолютно
хаотично, без какого-либо контроля и без
какого-либо плана.
Необходимо управлять ситуацией.
А это можно будет сдел ать тол ько
в одном-единственном случае. Если вот те
попытки, которые осуществляет сейчас
группа энтузиастов, будут превращены
в государственную программу, хотя бы и
областного масштаба. Потому что сейчас
даже нашу рекреационную инспекцию
пытаются уничтожить, везде мы
встречаем противодействие. И это будет
до тех пор, пока программа не станет
государственной.
Почему я с радостью откликнулся на
этот симпозиум? Я считаю, что для
России Камчатка — ценность, ее надо
сохранить для детей, внуков, чтобы они
увидели кусочек первозданной природы.
А поэтому Камчатка тоже должна
внести свой вклад: помочь ученым,
которые стремятся взять ситуацию под
контроль, и сделать все, чтобы процессом
управлять, а не пускать использование
уникальных ресурсов на самотек.
Н. Кузнецова: — Уважаемые коллеги,
вне зависимости от того, какие
практические последствия будут иметь наши
разговоры, я думаю, что разговоры тоже
имеют некоторую самоценность. Поэтому
будем ценить то, что мы делали.
Осознание необходимости изменить ситуацию
все-таки дает шанс. Все начинается
со слова. И слава Богу, что мы с этих
слов и начали, хотя понимаю, что, может
быть, нашим хозяевам хотелось бы
большей утилитарной направленности. Мы
все ценим Камчатку как некоторое
вдохновляющее место, как место,
возбуждающее духовную активность. И потому еще
раз призываю обратить внимание: фон,
на котором мы рассматривали проблемы
Камчатки, мировоззренческий фон,—
нечто тоже очень важное для всей темы.
Это важная компонента темы.
Постановка вопроса была глубоко
мировоззренческой на фоне, я бы сказала,
единственности Вселенной. И это на самом
деле очень хорошо.
Подготовила к печати Г. ШЕВЕЛЕВА
Iff
81

ПАНОРАМА РОУ
Физико-энергетический
факультет создан в июне 1992
года на базе Института
высоких температур Российской
Академии наук.
Научно-исследовательские работы
факультета сосредоточены на трех
направлениях:
энерготехнология, экологические проблемы
энергетики, материалы и
рабочие тела для энергетики.
Работы по
энерготехнологиям ориентированы на
разработки новых и
совершенствование традиционных
энерготехнологий малой и средней
энергетики. Особое внимание
уделяется разработкам средств
нетрадиционной энергетики —
солнечной, ветровой, гетер-
мальной, приливной,
биогазовой и другим системам
утилизации с целью получения
электроэнергии, бытового и
промышленного тепла и
холода; утилизации потенциальной
энергии природного
магистрального газа на
газораздаточных станциях; процессам
сжигания муниципальных и
промышленных отходов;
утилизации тепловых потерь
пищевых производств.
Острой экологической
проблемой сегодня стала очистка
дымовых газов на
электростанциях, металлургических и
других крупных
производствах. Поэтому разработка
экономичных и надежных
методов очистки стоит в ряду
первостепенных
научно-технических разработок
факультета. Среди наиболее
перспективных методов
рассматриваются прежде всего
электрофизические, основанные на
газоразрядной и пучковой плазме,
которые позволяют
одновременно удалять как пыль, так
и оксиды серы и азота
при высокой эффективности
очистки.
Для энергетики
сегодняшнего дня и ближайшего
будущего характерна тенденция к
использованию рабочих тел с
увеличенной температурой и
плотностью, а также
находящихся в неравновесном
состоянии. Эти особенности
рабочих тел — жидких
металлов, плотных газов, плазмы —
предъявляют особые
требования к теплофизическим и
электрофизическим свойствам
контактирующих с ними
изоляционных и
конструкционных материалов. Изучение
физических свойств
перспективных материалов и рабочих тел
позволяет получить знания,
необходимые для создания
новых эффективных,
экологически чистых энерготехнологий.
В частности, эффективно
работающие гелиоустановки для
производства электроэнергии
немыслимы без специальных
керамических полупрозрачных
материалов с особыми
свойствами.
Среди многочисленных
разработок, использующих
энергию, стоит отметить
технологию получения жидкого и
твердого озона, основанную на
применении наносекундного
разряда при криогенных
температурах. Эта технология
позволит вдвое увеличить
энергетический коэффициент
полезного действия синтеза
озона и резко повысить
процентное содержание озона в
выходном потоке.
При РОУ открылась школа
тьюторов. Она работает на
базе психолого-педагогического
колледжа. Тьютор — новая
специальность. Это и
менеджер, и психологический
посредник, хорошо
разбирающийся в загадках и
парадоксах личности.
Для специалистов в области
музыкальной, театральной,
литературной, художественной и
технической деятельности
кафедра психологии творчества
предлагает программу,
которая включает изучение
предметов, способствующих
диагностированию и развитию
творческих способностей
обучающихся в учебных
заведениях соответствующего
профиля.
Систематические
радиопередачи — вот что может
сделать университет
по-настоящему открытым, доступным и
притягательным для любого
человека. Система почтовой
связи со слушателями,
связанная с проблемой мешков,
бечевок, оберточной бумаги,
оказалась явно несовершенной.
Подготовка специалистов по
информатике — одна из
ключевых позиций перехода
нашей страны к рыночной
экономике. При этом особую
ценность будут представлять
профессионалы-отраслевики
(технологи, инженеры, химики,
биологи и т. д.), которые могли
бы получить второе
образование на степень бакалавра или
магистра по информатике.
В конце 1991 года в РОУ
сформировался московский
факультет — колледж
информатики, документалистики и
маркетинга.
Одним из интереснейших
новых общественных
движений стало провозглашенное
известным общественным и
научным деятелем Греции
госпожой Агни Влавьяну Арвани-
тис движение «Биополитика»,
объединившее представителей
более пятидесяти восьми
стран. Главная идея этого
движения — привлечение
внимания политиков и ученых, всей
общественности к защите
живого мира от тех опасных
последствий, которые
вызываются непродуманными
новшествами научно-технического
прогресса и безудержным
вооружением.
Свой вклад в подготовку
специалистов, способных
разрабатывать уникальные
информационные модели в
области политологии, экологии,
демографии и антропологии,
призвана внести кафедра
социальной информатики и
биополитики
факультета-колледжа информатики и
документалистики Российского
открытого университета.
Цель деятельности
кафедры — подготовка бакалавров
социальных наук по
специальности «информатик по
социологии, экологии и
политологии» («информатик-биополи-
тик»). Выпускник кафедры
получает глубокие знания в
области системного подхода к
познанию мира и умение
решать проблемы исследования
взаимодействия человека с
природой и обществом. Состав
базовых курсов обеспечивает
подготовку специалиста,
способного грамотно и
объективно оценивать экологическую и
социальную обстановку в
любом регионе.
82

РАЗДЕЛ V
Нам обустраивать Россию
Как?
Как вписаться России со всеми ее
особенностями и противоречиями
в семью цивилизованных народов!
■s
ь

А. Трейвиш, доктор географических наук
В. Шупер, доктор географических наук
Пространство России:
богатство или бремя?
Профессионалы-географы с уверенностью утверждают, что никогда не удалось бы
построить «социализм в отдельно взятой стране», если бы эта страна не обладала
огромной и разнообразной территорией, где представлены почти все природные
условия и почти все мыслимые ресурсы. Победи пролетариат в стране поменьше,
пришлось бы ей активно участвовать в международном разделении труда, иметь
конвертируемую валюту, и тогда бы ценовая политика уже не проводилась по
усмотрению партии и правительства и контроль их над экономикой не был бы
безраздельным... В этом случае железный занавес не был бы опущен, ибо участие в
экономической гонке требует широких контактов, в том числе политических.
Можно смело утверждать, что игнорирование результатов географической науки
во внешней и внутренней политике бывшего СССР было вопиющим и явно ускорило
его кончину. Одним из самых впечатляющих примеров географического невежества
нашего политического руководства, без сомнения, явилось вторжение в Афганистан.
Русские военные географы второй половины XIX века (наиболее выдающимся
представителем этой славной плеяды был Н. М. Пржевальский) глубоко изучили
и описали «афганский театр военных действий», сделав из своих исследований
совершенно недвусмысленные выводы, к которым прислушалось царское
правительство, благоразумно решившее не переходить Амударью и, вероятно, не без
злорадства наблюдавшее за «успехами» англичан в Афганистане. Покорение же
Средней Азии, продолжавшееся более двух десятилетий, обошлось русской армии в
четыре тысячи убитых, из которых половина погибла в одной операции (при
взятии Геок-Тепе).
Во внутренней политике примеров географического невежества можно было бы
найти еще больше. Тут и осуществляемое без серьезной научной проработки
ограничение роста крупных городов в пользу малых и средних, и кампания по
ликвидации «неперспективных» деревень, и т. п. Да и сами по себе
«социалистические принципы размещения производительных сил» в случае их последовательной
реализации могли привести к экономической катастрофе. Характер
централизованного планирования, почти полное отсутствие географических различий в уровне
государственных цен вели к дезорганизации экономики и тяжелейшим социальным
последствиям.
Следует, однако, учитывать, что география — не только наука о различиях от
места к месту, хотя последние и играют в ней исключительно важную роль.
Любая человеческая деятельность сама дифференцирует даже абсолютно изотропное
пространство. Как только человек расположится в определенной точке такого
пространства, все остальные точки станут для него неравноценными просто по
причине разной удаленности. Разумеется, любое реальное географическое
пространство крайне неоднородно, изотропным может быть только идеальное пространство
теории — такая же абстракция, как идеальная жидкость или идеальный газ.
Процессы самоорганизации в том виде, как они протекают в идеальном
пространстве, изучает теоретическая география.
Одной из самых красивых и ярких теорий, созданных в русле теоретической
географии, является теория центральных мест, описывающая расположение городов
в идеальном пространстве1. В соответствии с этой теорией целостные системы
городов, зрелые и обладающие развитой иерархической структурой, могут занимать
территорию в десятки или сотни тысяч квадратных километров. В любом случае
невозможна единая система расселения в таких странах, как США или Россия.
Единая система центральных мест в масштабах огромной страны будет столь же
*3 5 'В. Шупер, «Понять пространство», «Знание — сила», 1992, № 8.
84

нежизнеспособной, как трехметровый человек — его массы не выдержит ни опорно-
двигательная система, ни система кровообращения, или трехкилограммовое
насекомое — на подобную массу совершенно не рассчитан хитиновый покров.
Продолжавшаяся семь десятилетий сверхцентрализация СССР поставила его в
положение именно трехкилограммового гигантского насекомого, чей хитиновый покров
не может выдержать пришедшейся на него нагрузки. И если мы хотим, чтобы
Россия не повторила судьбу Союза, мы должны твердо уяснить, что
децентрализация -— путь не к гибели России, а к ее спасению.
Необходим мощный каркас из крупных и развитых региональных столиц,
особенно в условиях постоянно дорожающего транспорта. Значение последнего
обстоятельства для будущности самого большого в мире государства еще не
привлекло должного внимания научных кругов, не говоря уже о широкой
общественности. Между тем децентрализация путем развития мощных региональных
столиц становится отчаянно необходимой; столь же отчаянно, как и нехватка
средств.
В два-три года станет ясно, какие именно города будут более интенсивно
развиваться под воздействием рыночных сил, какие — менее. Это позволит составить
прогноз, где существеннейшее внимание будет уделено учету географического
положения, и направить инвестиции на развитие именно тех центров, которые
способны придать импульс обширным регионам.
Границы наших областей проведены десятилетия назад зачастую так же бездарно,
как и границы республик, но перекраивать их сегодня столь же болезненно и
опасно. Те области, которые смогут встать на ноги сами н обеспечить для своего
населения многое из того, что раньше было только в Москве, не слишком нуждаются в
региональных столицах. Напротив, их центры сами могут стать таковыми. Но
следует осознать уже сейчас, что потребуется широкая и дорогостоящая программа
формирования региональных столиц в депрессивных районах. Эти столицы должны
будут стать полюсами роста, дающими импульсы деловой активности обширным
территориям, находящимся в состоянии стагнации. Таких будет немало, и без
оживляющих инъекций им не обойтись. Эффективная политика регионального
развития в нашей стране еще более необходима, чем в странах Западной Европы,
где ей уделяется весьма существенное внимание,— из-за крайне низкой
мобильности рабочей силы. У нас нельзя сказать безработным в депрессивных районах,
что следует ехать в процветающие и там искать работу,— найти жилье будет еще
труднее, чем работу.
Россия сталкивается сегодня с тремя большими группами региональных проблем.
Первую составляют проблемы, связанные с масштабами территориального
разделения труда (узкая специализация районов, усугубляющая региональные
последствия отраслевых кризисов, гигантизм предприятий, дальние связи и т. д.).
Ко второй относятся проблемы, связанные с контрастами в уровне жизни и
территориальной справедливостью (вообще говоря, в едином государстве
недопустимо, чтобы одни его граждане жили богаче других не потому, что трудятся лучше,
а потому, что родились и живут в более богатом регионе). Упомянутые контрасты
рассматриваются как нарушение территориальной справедливости не вообще, а
только тогда, когда они не обусловлены различиями в производительности труда.
Наконец, третью группу составляют проблемы, свойственные периодам
государственных переустройств и связанные с дисгармонией отношений части и целого
(сепаратизм, стремление районов к автаркии, отношения слабеющего патрона и
наглеющего клиента между Центром и местами).
Нельзя сказать, что в стране раньше отсутствовали стратегии регионального
развития. Но в условиях ведомственно разобщенного управления это развитие
зачастую складывалось как сумма отраслевых усилий. Были и разрозненные,
множившиеся в числе и, по сути, отнимавшие друг у друга ограниченные средства
региональные программы (например, принятые почти одновременно в семидесятых
годах программы БАМа и Нечерноземья).
Порочная практика бессистемного принятия все новых и новых региональных
программ продолжается и поныне с той только разницей, что в отсутствие у
государства свободных средств регионам теперь предоставляются их же собственные •
будущие доходы и сплошь придается особый статус — свободной экономической ж .
зоны, зоны особого благоприятствования и т. п. I ^
Можно выделить ряд устойчивых особенностей отечественных региональных %?.
стратегий. ; о.
Во-первых, это унаследованный от Российской империи колонизационный крен, "I
85

«ура-освоенческая» политика сдвига на восток, постоянного расширения
территориального плацдарма хозяйства, более равномерного размещения производства и
расселения. Плановые органы постоянно пытались сочетать несочетаемое —
выравнивать уровни развития, поднимать национальные окраины и т. д., повышая при этом
эффективность всего народного хозяйства. Выдвигалась концепция комплексности
районов, но ее практическое применение в виде территориально-производственных
о комплексов, по сути, служило лишь средством ударного строительства в новых
§■"■• ресурсных ареалах.
Во-вторых, центральные планирующие органы обходили вниманием закономерные
процессы вторичной деградации старопромышленных районов. Из четырех главных
объектов региональной политики в сколько-нибудь развитых странах
(слаборазвитые аграрные, пионерные, перегруженные столичные и кризисные промышлен-
'| 1 ные) советская политика, увлеченная «стройками века», наиболее откровенно
- о игнорировала именно последний.
<с В-третьих, преобладал унифицированный подход к модернизации крайне разных
в природном и культурном отношении регионов. Всюду применялась, по существу,
одна и та же модель индустриализации, одно и то же типовое проектирование.
В-четвертых, в региональной, как и в любой другой стратегии очевидна
приверженность к прямым рычагам централизованного планирования и госбюджетной
мобилизации средств при забвении косвенных методов, создающих условия для
развития. Были широко распространены средства лобового административного
противодействия нежелательным, по мнению Центра, пространственным тенденциям,
например росту крупных городов. Обычные в практике других стран стимулы или
компенсирующие региональное неравенство средства использовались слабо. Поэтому
часто считают, что классическая социальная региональная политика в западном
ее понимании у нас вообще отсутствовала.
Для сегодняшней России характерен большой диапазон различий в уровнях
развития регионов (под регионами в данном случае понимаются области, края и
республики РФ, а районами именуются экономические и другие «неформальные»
единицы). Эти различия мы и попытаемся рассмотреть подробней.
Колоссальны контрасты в освоенности российской территории, укладывающиеся в
известные схемы «суровый Север — благодатный Юг», «развитый Запад —
колонизуемый Восток». Поэтому все показатели на единицу площади варьируют
намного сильнее, чем любые душевые.
Много тысяч километров составляет пространственный разрыв между природ-
но-ресурсной базой на востоке и обрабатывающей промышленностью,
сосредоточенной на три четверти в Европейской России. Значителен и разрыв между
производством и потреблением в силу сложившейся глубины территориального
разделения труда, узкой специализации вплоть до монокультуры отдельных регионов.
Потому так велик у нас размах дальних связей — отнюдь не всегда
нерациональных — и так велика роль магистрального транспорта.
Классическое выражение получили у нас контрасты «город—село», «центр —
периферия», причем на всех уровнях — от общенационального до низового
административного района. Усиленные десятилетиями жесткого централизма,
вертикальной иерархии в распределении благ и закрепленные сетями инфраструктуры,
рисунком расселения, эти контрасты приобрели устойчивый характер почти во всех
сферах общественной жизни и еще долго будут влиять на региональное развитие.
Россия как многонациональное и многорегиоиальиое государство
характеризуется, помимо количественных различий, пестротой культурных ландшафтов,
хозяйственных укладов и т. п. Одни из них связаны с непреходящей природной и
этнической спецификой регионов, другие—с их разным положением на некой
универсальной траектории экономического развития. Все эти различия, сочетаясь,
определяют порой противоположную реакцию на местах на одни и те же решения
Центра. К примеру. Московский регион переживает переход к постиндустриальной
стадии (с преобладанием так называемых сервисных видов деятельности). А.
Дагестан, Калмыкия, Тува и некоторые другие регионы еще не вступили и в
индустриальную стадию (лидирует первичный сектор экономики — сельское хозяйство).
я
■
** Видны преимущества системы *ог моря до моря», захватывающей обширные
^£ территории и опирающейся одним концом в одно из омывающих ее морей,
|~ другим — в другое. Примеры: древняя Персия, США, СССР.
х% Все внимание государства обращено при этом на устроение внутренних
■ * водных и сухопутных сообщений и на внутреннюю колонизацию.
86

ф _
С X
>- V
Сильно различается положение в рамках одного или близких экономических
| типов, например индустриальных, ставших наиболее характерными для России.
Среди них есть весьма молодые и динамичные, но есть и откровенно депрессивные,
концентрирующие малоперспективные, технически и экономически устаревшие
производства. Об этом можно судить, в частности, по степени износа основных фондов и
возрасту промышленного оборудования. В обоих случаях выделяются старопро-
J мышленный Центр России (особенно Тульская и Ярославская области), Северо-
Запад, Урал, Чечено-Ингушетия и ряд регионов Южной Сибири. Примечательно, что,
к примеру, в угольно-металлургическом Кузбассе оборудование не особенно старое,
но физически очень изношенное и к тому же устаревшее морально.
Особо отметим то обстоятельство, что региональные экономические кризисы
необязательно совпадают по силе и времени с общенациональными. Ряд
российских регионов, скажем Уральский, может остаться в тяжелом положении и по
выходе из кризиса России в целом. Это подчеркивает важность региональной
<с политики. Она, хоть и связана с общеэкономической и социальной политикой
государства, полностью к ней не сводится и имеет самостоятельное значение.
Как показывают исследования, относительное благополучие или бедность регионов
не сводимы ни к их стартовым условиям (скажем, природным), ни к интенсивности
труда, ни к объему централизованных инвестиций. У районов разного типа
попросту существует еще и собственный жизненный цикл с чередованием фаз
подъема и спада. Регулируемый протеканием общеэкономических процессов, он
ввергает многие еще недавно передовые и приоритетные районы в состояние
депрессии и наоборот.
Едва ли не основным мотивом обострившихся отношений регионов между собой и с
Центром служит извечная коллизия между «сильными» и «слабыми», «богатыми» и
«бедными», производящими и потребляющими. Присутствующая в любой сколь
угодно развитой стране, эта коллизия представляет собой географическое проявление
универсального противоречия между равенством и эффективностью.
Механизм данного противоречия прост: стремясь к равенству и изымая доходы
богатых в пользу бедных, мы снижаем стимулы к более производительному труду
и общую эффективность хозяйства. И наоборот, повышая эффективность путем
отказа от благотворительности, получаем сильное расслоение. Относительное
равенство в богатых странах — это равенство в достатке, возможное именно
потому, что экономика там эффективна. У нас должно было бы наблюдаться равенство
в бедности. Действительно, межрегиональные различия в уровне потребления меньше
различий в производстве.
Между тем, если общество намерено соблюдать социальную и в том числе
территориальную справедливость, выравнивать слишком очевидные контрасты в
благосостоянии регионов (с неизбежным ущербом эффективности, но ради мира и
единства страны), оно должно сперва разбогатеть. Поэтому кривая соотношения
равенства с эффективностью в ее исторической динамике выглядит как
лестница. Каждая новая ступень экономического развития дается за счет временного
отхода от принципов равенства, раскрепощения рыночных сил. Позже полученный
эффект перераспределяют в пользу неимущих и пострадавших, чтобы снизить
социальную напряженность. Давно замечено, что за рубежом, особенно в Европе, это
соответствует чередованию правительств известной ориентации — консервативно-
либеральных (в западном понимании) и социал-демократических. И вполне
вероятно, что нечто подобное будет присуще России после ее перехода к нормальным
рыночным условиям.
Пока же мы имеем причудливую смесь новых и старых,
командно-распределительных установок. Одно из ее проявлений — это «зацикленность» обыденных и
даже научных оценок степени регионального благополучия именно на потреблении:
обеспеченности товарами и услугами, соцкультбытом, жильем и прочим. На Западе
для этого в первом приближении обычно хватает двух других параметров —
душевого дохода и уровня безработицы. Последняя для нас все еще непривычна
и пока не очень типична. Что касается доходов, то их география в России явно
не совпадает с географией потребления. Ведь максимальные уровни производи-
| тельности, зарплаты и т. п. характерны для ресурсных районов с экстремаль-
5 ными условиями жизнеобитания. Но средства там часто лишь зарабатывались, а
|£ тратились в престижных для жизни и лучше наполненных различными благами
£"Г южных, столичных регионах. В первой фазе реформ это положение не изменилось.
Д &■ Тем не менее начинают действовать новые факторы и тенденции региональ-
• * ного развития.
Россия превращается из чисто унитарного и к тому же уникально замкнутого,

привыкшего к амбразурному мышлению государства в новое, открытое и
самостоятельное. Предстоит либо болезненная перестройка внешних связей, либо
изменение хозяйственной специализации. От выбора тех или иных вариантов будет
зависеть и наша региональная стратегия.
Россию ждет мучительный процесс становления нового
территориально-государственного устройства, перераспределения полномочий в рамках только
рождающейся федерации- Соответствующая новым условиям децентрализация
управления влечет за собой переход от директивного распределительно-запретительного
механизма к согласованию интересов, косвенным методам воздействия на
региональное развитие (через создание делового климата, налоговую политику и т. п.). На
это накладываются региональные следствия экономических реформ, включая
неизбежное новое расслоение российских регионов, а также миграции, связанные с
национально-государственным переделом.
В течение кризисного периода будет происходить (и уже началось) «выравнивание
вниз» по главным показателям потребления и благосостояния. Прежние элитарные
центры теряют привычное привилегированное положение в снабжении, дефицитные
блага направляются в самые беспокойные районы с большим размахом
забастовочного движения, максимальными амбициями местного руководства. Глубинка,
особенно аграрная, остается в положении просителя и аутсайдера, хотя во многих
случаях ее непритязательность и привычка рассчитывать на свои силы ставят ее
даже в лучшее положение по сравнению с ведущими центрами.
В посткризисный период, как показывает опыт Польши, Китая и других
стран-аналогов, можно ожидать, во-первых, возвращения ведущих национальных
центров на позиции лидеров за счет инновационных форм и видов
деятельности — малых предприятий, СП, технополисов, банков, бирж. Во-вторых,
структурная перестройка экономики будет сопровождаться расширением депрессивных
промышленных ареалов. Появятся и новые очаги роста (вероятнее всего — в
Центральной России, в житницах Северного Кавказа, в специальных приграничных
экономических зонах). Скорее всего, усилится пространственная дифференциация
на меж- и внутрирегиональном уровнях.
Еще в 1915 году выдающийся отечественный географ В. П. Семенов-Тян-
Шанский2 в статье «О могущественном территориальном владении применительно к
России» сформулировал представления о типах устойчивой территориальной
организации государств. Наиболее устойчивой системой он считал систему «от моря
до моря». Именно такую систему образовали к тому времени английские колонии
в Африке. К созданию такой системы стремились в Африке и французы, но
преуспели меньше, чем англичане.
Деколонизация стерла с карты мира колониальные империи, не пощадив даже ту,
в которой многие окраины жили существенно лучше, чем метрополия. СССР можно
смело считать колониальной империей без метрополии, ибо Россия первой
приносилась в жертву экспансионистской политике и платила самую тяжелую дань
военно-промышленному молоху.
Географы рассматривают как очень важный и обнадеживающий факт, что
возрождающаяся на обломках СССР Россия остается системой «от моря до моря».
Само по себе это не гарантирует ей благополучия, но повышает шансы на
политическую и экономическую стабилизацию, подобно тому, как спасательный жилет
не обязательно спасает в случае кораблекрушения, но повышает шансы выжить.
Уместно, однако, думать не только об элементарной стабилизации положения
в России, но и о путях дальнейшего ее развития. Что касается региональной
стратегии такого развития, то она зависит в первую очередь от сценария
структурной перестройки российской экономики и будущего места страны в
международном разделении труда. В самом схематичном виде это может означать:
дальнейший сдвиг центра тяжести экономического развития на север и восток
в случае сохранения и усиления ресурсно-сырьевой специализации России;
сдвиг на юг, в зону плодородных земель и густого сельского населения, при
приоритете отечественного аграрного сектора с целью устранения зависимости от
импорта продовольствия;
сдвиг на запад с опорой на сложившиеся научно-технические центры при варианте |
специализации на современных высокотехнологичных и наукоемких отраслях с уско- 5
ренной конверсией оборонного комплекса.
2 В. П. Семенов-Тян-Шанский — внце-преэндент Русского географического общества, сын П. П. Семе-
нова-Тян-Шанского.
ш ^
89

Здесь особенно рельефно обозначается положение России как великого моста между Западом
и Востоком, между Атлантическим макрорегионом и Тихоокеанским.
Кстати, железная дорога до Якутска — дело ближайшего будущего.

С точки зрения дальней перспективы, можно ранжировать эти сценарии еле- *|
дующим образом: третий в конечном счете предпочтительнее второго, а второй 8.
предпочтительнее первого. На последовательность их реализации будет влиять и ха- *
рактер преобразований в экономике. 5
Сегодня, чтобы выйти из кризиса, мы просто вынуждены использовать то, что ■
дано природой,— нефть, газ, лес и т. п. И идти за ними дальше на север и восток. %
Однако ни в коем случае нельзя больше выдвигать лозунги великих строек и по- J
корения природы, тем более что природно-ресурсный потенциал страны сильно %•+
истощен. Надо брать из него лишь тот минимум, без которого никак не обойтись, >>»
и все меньше и меньше в расчете на единицу готовой продукции. А для этого— -ь
привлекать иностранный капитал прежде всего в ресурсосберегающие и трудо- _-2
сберегающие технологии, в сферу рационализации расходной части сырьевых ба- 2 |
лансов и т. п. '|р
Как и прежде, большая часть валютной выручки уходит на закупку про- . &
довольствия, ■ зерна, унизительную для такой потенциально хлебной страны, как <с
наша. Выход в том, чтобы поднять свой аграрный сектор, сосредоточив средства
на плодородном «русском» Предкавказье, в Черноземном Центре, а не разбрасывая
их по обезлюдевшей сельской глубинке Нечерноземья, как прежде. Тогда деньги
от продажи сырья пойдут не канадскому, а кубанскому, воронежскому фермерам,
которые накормят Север и большие города. Но это только чтобы выжить. Если
Россия намерена занять достойное место в мировом сообществе, ей нужно сохранить
и усилить свой научно-технический потенциал, провести глубокую конверсию,
использовать и продавать высокие технологии.
Последовательная реализация этой стратегии требует двух важиейших условий —
внешнего и внутреннего.
Нужно в полной мере использовать все выгоды глобального геополитического
положения России между Европой, Америкой и Японией (вместе с молодыми
«азиатскими тиграми»). Потенциальные инвесторы из всех этих мировых центров
должны конкурировать на нашем рынке и помогать в собственных интересах
развитию разных отраслей и районов. Роль государственной стратегии состоит
в том, чтобы сделать привлекательными как раз те из них, которые соответствуют
задачам данного этапа и конечной цели модернизации хозяйственного организма.
Нужно укрепить внутренний общероссийский рынок. Его отличают разнообразие
географических условий, глубокое территориальное разделение труда, огромный
размах дальних связей. Любые попытки расчленить этот рынок, соорудить внутренние
перегородки и замкнуть связи в рамках административных границ, совнархозов
или территориально-производственных комплексов не раз ломала жизнь. Опыт
развитой рыночной экономики, в том числе в странах с федеративным
устройством, подтверждает, что это устройство и политико-административные границы
хороши тогда, когда они стабильны и не препятствуют живому, подвижному районо-
образованию на чисто экономической основе. Регионы в идеале не должны
становиться самостоятельными и автономными хозяйственными субъектами, повторяя
на своем уровне национализацию 1917 года.
Наконец, есть еще одно условие — психологическое. Общество должно
подвергнуть радикальному переосмыслению устоявшиеся представления о пространстве и
его роли в экономическом и социальном развитии. Мы слишком долго бездумно
повторяли, что «могущество российское прирастать будет Сибирью» и Северным
океаном. На самом деле пространство не только открывает новые возможности,
но и требует колоссальных усилий для своего поддержания — обеспечения
коммуникаций, инфраструктуры, обороны и прочего. Еще в начале восьмидесятых
годов наш известный географ профессор В. М. Гохман говорил, что пространство —
наш бич. Мы отдаем нашим необъятным просторам больше, чем получаем от них,
оии как бы высасывают соки из организма страны. И если бы за Уралом плескался
океан, то, скорее всего, Россия уже давно была бы полноправным членом сообщества
цивилизованных стран.
Речь, разумеется, не идет об отказе от тех или иных пространств. Речь —
об осознании их роли, положительной и отрицательной, в развитии страны, о
необходимости уменьшить бремя расходов и увеличить экономический и социальный £
эффект путем разумной региональной политики и принятия правильных геополи- *
тических решений. Только осознвв, что пространство — ие всегда благо, мы сможем i?
правильно использовать его в интересах России. В этом должны помочь и теорети- |Т
ческая география, которой всегда высокомерно пренебрегали, и геополитика, до «|
недавнего прошлого—«буржуазная лженаука».
91

М. Корольков,
кандидат экономических наук
Я- Кузъминов,
кандидат экономических наук
Новая экономическая
теория:
для России
или для мира?
1 о-
ш о>
92
Политическая экономия умерла.
Студенты радостно отказываются от занятий
либо изводят наиболее упорных
преподавателей из числа прежних марксистско-
ленинских церберов каверзными
вопросами о тонкостях хозяйственного
законодательства для малых предприятий и
тенденциях обменного курса доллара.
Экономика, бывшая прежде набором
священных и малопонятных истин,
предназначенных для сдачи одного из четырех
экзаменов «на преданность Родине и
партии», стала практической школой
выживания.
Но как нужно в этой школе учить?
В окружающем нас мире, где
профессионалы говорят по-английски, есть
понятие «learning by doing>, что на русский
можно перевести как совет бросить
щенка в реку — авось выплывет.
Да мы уже, собственно, и брошены
в эту реку. И первый опыт барахтанья
«кто как может» сразу же показал,
что лучше все же плавать «стилем».
Вот этот фундаментальный стиль
экономического мышления и дает экономике»
наука об основах функционирования
экономики. Здесь есть «обо всем и для
всех», начиная от основ поведения
первичных экономических агентов —
потребителя и производителя, в роли которых
мы выступаем все, и кончая рецептами
по государственному регулированию
экономики. Вы найдете свое место в
экономике, если вы наемный работник, точно
так же, как если вы предприниматель.
Здесь вы прочитаете о тех вещах, с
которыми сталкиваетесь каждый день, и о
тех, по которым вам надо принять
решение один раз на всю жизнь.
Более практический смысл экономике
(особенно в сравнении с марксистской

политэкономией) привлек к себе
повышенный интерес российских читателей.
Стотысячные тиражи учебников даже не
появляются на прилавках магазинов и,
несмотря на, запредельные цены, не
особо залеживаются и на столиках уличных
торговцев. Возник типичный
ажиотажный спрос, снимающий на некоторое
время не только вопрос о качестве
изданий, но и куда более важный —
о применимости заключенных в них
знаний.
Но с этим вопросом нам еще
придется столкнуться — и уже в недалеком
будущем... Пройдет год-два, учебники,
надеемся, будут прочитаны, и люди
начнут соотносить написанное с тем, что они
видят вокруг себя. Наверное, главная
задача экономического образования
сегодня в том и заключается, чтобы
противостоять этому грядущему
разочарованию в экономической науке,
неизбежному при подобном стихийном
самообразовании.
Водка вместо ракушек
Итак, что будет, если механически
переносить «учебник в жизнь».
Начнем с анекдота. Но анекдота не
простого, а исторического. То есть
описывающего событие, имевшее место в
действительности, но вместе с тем столь
занимательное, что заслуживает войти в
историю.
И произошло это не далее как летом
1992 года. Движимые благородным
порывом просветить неразумную массу
русских студентов, преподавателей и
научных работников, профессора Лондонской
школы экономики проводили в
живописном подмосковном поселке
Валентиновка выездную школу. И учили они
той самой экономике, о которой и пойдет
речь в нашей статье. Так вот. одна из
самых важных категорий в этой самой
экономике, как и в нашей простой
жизни,— это деньги. Нет, это, конечно, еще
не анекдот. Мы все об этом знаем, да и
периодическое (постепенно
перерастающее в перманентное) отсутствие
презренного металла (простите, бумажек)
никак не дает значительной части
населения забыть об этом.
Так вот, речь не об этом времени
развитого денежного обращения. Известно,
что до эпохи металлических и
бумажных денег, так же как и при их
отсутствии по тем или иным причинам,
деньгами мог служить любой товар, который
более или менее соответствовал по своим
физическим свойствам выполнению
функций денег. Деньги как средство
обращения и мера ценности должны быть
компактны, легки, бесконечно делимы,
однородны, должны сохранять свои
свойства как можно более длительный
отрезок времени.
На итоговой контрольной наш
студент правильно ответил на все вопросы
о деньгах (что, надо сказать, было не
мудрено, поскольку все же таким вещам
учили и в нашей высшей школе), но
после этого он имел неосторожность
заметить, что в качестве денег в не
развитом обществе могут служить не
только ракушки, путешествующие деся
тилетиями из одного учебника экономике
в другой и звучащие все же
несколько экзотически для русского уха,
а и более хорошо ему знакомая бутылка
водки. Правда, вы не почувствовали
подвоха?
А профессор Лондонской школы
экономики не понял. Он, полный
праведного гнева на столь бестолкового
ученика, написал в заключение к
контрольной работе, что водка в принципе не
может служить деньгами (недоверчивому
читателю могу предъявить автограф),
что ученик не понял задания и
заслуживает низкой оценки. Итак, ракушки
могут, а водка не может.
Не знаю уж, что более возмутило столь
нетерпимого к «национальной традиции»
обучаемых профессора. То ли как
серьезный аналитик он подумал, что в случае
водки не все в порядке с
транспортабельностью, сохранностью и делимостью.
Но в любом случае—в учебнике этого
не написано. Ракушки — можно,
водку — нельзя.
Конечно, наш пример может
показаться несерьезным. Это и на самом деле
так. Но уж очень он ярок и характерен
для того взаимного непонимания,
перерастающего постепенно в отторжение,
с которым сталкивается человек,
собирающийся жить по учебнику экономике.
И так происходит не только в нашей
стране, но и во всем мире.
Но вернемся пока к России.
Иностранные экономисты не понимали нас уже
давно. Вот как складывался образ «этих
загадочных русских». Наиболее
знаменитой из книг, описывающих нашу страну
в допетровские времена, было
«Описание путешествия в Московию»
немецкого ученого Адама Олеария (Элыиле-
гера) (1599—1671). Что же поразило
рационального немца в нравах и обычаях
московских купцов?
«Я изумлялся,— писал он,— видя, что
московские купцы продавали по 3,5 экю
аршин сукна, которое они сами покупали
у англичан по 4 экю».
93

1 о-
ф (К
и
94
М Корольков, Я. Куэьмииои
Новея >кономич*ская теория для России или для мира Г
И правда, не очень соответствует
экономической теории. Какие уж тут
«рациональные ожидания», такого от
западного торговца и в наше время можно
дождаться только на самой последней
распродаже, а в средние века «чудно»
было бы и помыслить об этом. Хорошо
хоть у Олеария хватило ума не начать
сразу же переучивать неразумных
недорослей.
Потому как, познакомившись чуть
поближе с русскими предпринимателями,
немецкий путешественник все же
обнаружил истинный и вполне адекватный
экономической среде, а значит
грамотный, смысл столь странного поведения
купцов: «Но мне сказывали, что им это
очень выгодно, потому что, купив сукно
у англичан в долг и продавая его за
наличные деньги, хотя и дешевле своей
цены, они обращают вырученные деньги
на другие предприятия, которые не
только покрывают потери, понесенные
ими при продаже сукна, но и
доставляют сверх того значительные барыши».
Просим только читателей не подумать
после приведенных примеров, что авторы
считают, будто мы, мол, сами с усами и
нечего нам еще учиться у кого-то. Мы не
считаем также, что Россия такая уж
особенная, что ей нечему учиться у других
стран. Есть и другие страны, куда более
«особенные» по сравнению с
западноевропейской цивилизацией, которые,
однако, умело и с большим успехом
воспользовались опытом рыночной
экономики западных стран (и
соответствующей экономической теорией).
Достаточна ли economics?
Как бы вы не относились к
правительству Гайдара, высокий уровень
экономической грамотности ведущих
деятелей его команды не вызывает сомнения.
И вместе с тем сравнительно успешно
справившись с весьма рискованным
делом либерализации цен, правительство
споткнулось на «ровном месте». Ту
эпидемию неплатежей, которая захлестнула
Россию и ее ближнее зарубежье
весной — летом 1992 года, никак нельзя
было предвидеть, исходя из «чистой»
теории макроэкономики. Директора вели
себя «почему-то» совсем не так, как
полагалось бы по учебнику. Вместо того чтобы
сокращать масштабы производства, в
ответ на жесткую кредитно-бюджетную
рестрикцию со стороны государства и
снижение платежеспособного спроса на
свою продукцию, они коллективно
предпочли поставлять друг другу товары без
оплаты (это явление нельзя назвать
термином «в долг», поскольку
обязательства предприятий даже не
оформлялись как долговые), в прежних объемах.
Сами они тоже, естественно, не платили,
и получилась у нас на короткое время
такая долгожданная безденежная
экономика. Революция, о которой говорили
Маркс и Ленин, свершилась.
Все бы ничего, если бы такое
поведение демонстрировали десять
предприятий. Но когда такую линию проводят
абсолютно все производители, любое
правительство вынуждено будет пойти на
попятный. Отступление, связанное с
финансированием взаимозачета долговых
обязательств предприятий, дорого
обошлось экономике страны. Наряду с
некоторыми другими факторами оно
фактически сорвало финансовое оздоровление
страны.
Можно ли было этого избежать?
В принципе да, если бы можно было
предугадать такую реакцию предприятий
и принять предупредительные меры. Но
не сделано это вовремя потому, что все
рецепты были прописаны для других
институциональных и правовых условий.
Макроэкономика начинает работать,
«как написано в учебнике», только
тогда, когда, хотя бы вчерне, уже
сформированы основные институты
рынка, создана соответствующая
информационная инфраструктура и правовая
среда. Пока же у нас до этого еще
далеко, мы должны исходить из других
закономерностей — микроэкономическая
реакция предприятий в высокомонополи-
зированной экономике с несовершенной
конкуренцией, неразвитой
информационной сферой и нестабильной правовой
основой никогда не будет соответствовать
эталону свободного рынка.
Особенно наглядно это видно в
инвестиционной сфере. Если в
«нормальной» экономике катаются на одногорбых
верблюдах, то наши имеют целых два,
и растут они совсем не там, где
положено. «Горбы* — это всплески
инвестиций. Временную шкалу инвестиций
можно условно поделить на три сектора:
краткосрочные инвестиции (как правило,
пополнение запасов торговли или
спекулятивные операции), среднесрочные
инвестиции (с окупаемостью в 3—7 лет —
промышленные инвестиции),
долгосрочные инвестиции (8 лет и более — проекты
инфраструктурного характера). Так вот,
в «нормальной» экономике основная
доля инвестиций приходится на
среднесрочный сектор. И это неудивительно,

поскольку функционирование экономики
не может ограничиться
перераспределением (краткосрочный сектор) и не может
быть сведено к реализации
«фараоновских» строек, тянущихся из одного
десятилетия в другое. Более того,
средний срок окупаемости инвестиций в
экономически развитых странах неуклонно
снижается. При этом, естественно,
уменьшаются и издержки заимствования на
микроуровне, и издержки
«замораживания» средств в незавершенном
производстве в целом по стране.
Но вот мы попадаем в другую среду
обитания, которая называется
современной Россией, и здесь все не так. Нет,
для своей среды принимаемые решения
об инвестициях вполне экономически
оправданны. Например, при
галопирующей инфляции частный (или свободный)
финансовый рынок непременно
перестраивается с обслуживания
среднесрочных проектов в промышленности на
краткосрочные спекулятивные
финансовые и торговые операции. Так, главный
«горб» перемещается все ближе к нулю.
В то же время государство никак не
может оставить без поддержки
инфраструктурные и базовые отрасли, без
которых невозможно нормальное
функционирование экономики. Более того,
в условиях иеразделенности финансов
государства и предприятий в конечном
счете все виды государственного
финансирования сводятся чуть ли не к
безвозмездным дотациям. Второй «горб»
все больше стремится к бесконечности
по времени и к нулю по отдаче.
Мировая экономическая мысль уже
давно осознала, что законы и
возможности плановой экономики — другие,
нежели у свободного рынка. Уже в
тридцатые годы Ф. Хайек, Л. фон Меуес,
Э. Бароне предприняли попытку дать
объяснение «экономике советского типа»,
исходя из традиционного
категориального аппарата, но не из традиционной
теории. Со временем эти исследования
переросли в целый раздел экономической
науки, принявший (усилиями западных
и оказавшихся на Западе
восточноевропейских экономистов шестидесятых —
семидесятых годов) достаточно
завершенную форму.
Но для объяснения реальности
современной России и этого уже
недостаточно. За последние десятилетия
командная экономика в нашей стране была
разрушена. Мы уже не живем в
«экономике советского типа». Специфика же
ситуации в том, что ей на смену еще
не пришли никакие другие
цивилизованные структуры. Управляемость
экономики все больше снижается, идет
дезинтеграция и регионализация хозяйства.
Мы все так же далеки от той
институционно-правовой среды, из которой
исходят в экономике. Не обойтись без
наработок и в той части
экономической науки, которая занимается
изучением периферийных стран в мировой
экономике.
Подобная же картина будет
характерна для нас и тогда, когда мы выйдем
из кризисного провала. Как показал
опыт многих стран, шедших в XIX—
XX веках путем догоняющего развития,
общие экономические закономерности
при ускоренном развитии также
получают достаточно своеобразное
преломление.
Теория трансформации
Мы не первые, кому приходится
проводить либерализацию
внешнеэкономических связей. После второй мировой
войны этим путем с большим или
меньшим успехом прошли тридцать пять
стран Европы, Азии и Латинской
Америки... В экономической литературе
проанализировано около семидесяти случаев
реформ внешнего сектора экономики.
заканчивавшихся с переменным успехом.
И накопленный опыт позволяет сказать,
что действительно существует
безусловная необходимость подключения к
мировому хозяйству, но одного этого
абстрактного положения экономике совершенно
недостаточно для обеспечения успеха
реформы. Более того, все те, кто «по
учебнику» сразу же снимали все
внешнеторговые ограничения, обрекали тем
самым реформу на провал.
Во внешнеэкономической
либерализации есть строгая последовательность
действий (своеобразный алгоритм
решения), который и позволяет поддерживать
управляемость экономики в переходный
период.
Начнем с того, что, безусловно,
либерализация рынка капиталов должна
предшествовать внешнеторговой
реформе. Это первая ступень. Снятие барьеров
на пути притока иностранного капитала
позволяет сразу же поднять
инвестиционные возможности экономики,
повысить ее технологический уровень,
укрепить валютные резервы, то есть
повысить стабильность экономики перед
наиболее тяжелыми потрясениями
внешнеторговой реформы.
Критики могут сказать, что
иностранный капитал будет неохотно идти в еще
не реформированную экономику.
Напротив, опыт показывает, что иностранный
капитал всегда предпочитает страны со
01 №■
95

I о*
д) О»
М. Корольков, Я. Кузьмине».
Новея экономическая теория: для России или для мира?
стабильным внутренним режимом и
известной степенью протекционистской
защиты. Ведь для того чтобы наладить
производство, нужно определенное
время, в течение которого иностранная
фирма-новичок будет
неконкурентоспособна в сравнении со свободным
импортом.
Вторая ступень коснется внешней
торговли. Но опять-таки еще нельзя
снимать все ограничения, особенно на
импорт. Поэтому первым делом надо
освободить экспорт от административных
(квоты) и тарифных барьеров. Нужно
ввести систему стимулирования экспорта.
Лучше, если бы она была не
выборочная, а сплошная (всем экспортерам
в зависимости только от объема
экспорта). Еще лучше, если стимулирование
будет осуществляться не за счет
освобождения от уплаты налогов, ставящего
производителей в заведомо неравное
положение, а за счет льготного доступа
к кредитам. Тем самым мы создадим
действенный стимул для увеличения
валютных поступлений страны, что очень
пригодится на следующем этапе
освобождения импорта.
Итак, только к третьей ступени мы
дошли до импорта. Но и тут спешить
не следует. Первым делом надо убрать
административные ограничения.
Избавившись от волюнтаристского произвола
при определении, кому можно, а кому
нельзя ввезти тот или иной товар (и
вообще какой товар можно ввозить, а
какой—запрещено), мы не только уйдем
от неотвязного кошмара коррупции, мы.
наконец, дадим самому рынку, самим
потребителям определять, что стране
нужно, а что не нужно. Поверьте, в ста
случаях из ста у самых худших
потребителей это выйдет лучше, чем у самых
замечательных чиновников.
Если мы боимся за судьбу
национальных производителей, то на этом этапе
можно пока ввести таможенные
пошлины на разрешаемые к ввозу товары.
Это будет выгодно и в плане валютных
поступлений^ государства, и повысит
конкурентоспособность национальных
товаров (ведь при квотах национальные
товары все равно были
неконкурентоспособными; у них даже не возникало
никакого стимула к снижению
издержек, ведь все равно своя часть рынка
была им обеспечена), давая им
возможность побороться с импортом, повышая
эффективность производства.
На четвертой ступени мы приступаем
к выравниванию импортных пошлин. Тем
самым даем рынку еще больше свободы.
Он теперь сталкивается с тем же
соотношением цен (хотя их общий уровень
остается повышенным), что и на мировом
рынке. Российский импорт может теперь
сам решать, что ему покупать за
границей — готовые товары или оборудование
для их производства. Государство
больше никаким образом не вмешивается в
эти решения. Уже на этом этапе
начинается становление эффективной
специализации страны в мировом хозяйстве.
Ведь не всегда производить какой-то
товар выгоднее, чем его покупать в
другой стране. Возможно, у нас при тех же
издержках лучше получается с
производством какого-то другого товара, продав
который за границу, мы сможем купить
искомого товара больше и дешевле.
И только на пятой ступени мы
начинаем равномерно и постепенно (давая
время своим производителям
перестроиться) снижать импортные пошлины.
Три-четыре года — и мы снизили наши
импортные тарифы до принятых в
международной практике 10—15 процентов.
На этом можно считать
внешнеэкономическую либерализацию завершенной.
Пусть она заняла у нас 6, 8, 10 лет
(а не была проведена росчерком
начальственного пера), но зато была менее
болезненной и более успешной. Нам
жизненно необходимо провести нашу
экономическую науку и экономическое
образование от марксизма не к другому
набору абстрактных теорий, а к усвоению
конкретных уроков развития других
стран, шедших по схожему с нами пути.
Чем же мы располагаем для решения
этой задачи?
Российская экономическая наука:
портрет в интерьере реформы
В области общей теории разрыв
между отечественной и мировой
экономической наукой имеет принципиальный
характер. В СССР в течение семидесяти
лет под общей теорией подразумевалась
почти исключительно политическая
экономия. Сложившаяся в результате
сложного взаимодействия канонических
текстов Маркса, Энгельса и Ленина,
«программных» решений
Коммунистической партии и их дополнения со
стороны политэкономов-комментаторов,
советская политическая экономия имела
лишь внешний вид научной теории.
Во-первых, она не имела нормальной
фактологической базы, ее связь с
действительностью носила условный характер
(факты использовались только в качестве
иллюстраций, а доступная официальная
96

статистика состояла из нескольких
фальсифицированных показателей).
Во-вторых, руководящие социальные группы с
самого начала ставили перед наукой
чисто идеологические задачи.
Политэкономия должна была доказывать
преимущества социализма перед капитализмом,
оправдывать и обосновывать
формулируемую без ее участия экономическую
политику. Поэтому не имеет смысла
говорить о кризисе ее как научной теории:
мы скорее имеем дело с кризисом
научного сообщества, постепенно пришедшего
к мысли, что объединявшая его теория
таковой не является.
В первые годы перестройки (до 1991
года — время Абалкина) советское
руководство и все общество еще не осознали
полного краха своей экономической
науки (политической экономии) —
напротив, на нее возлагались большие
надежды. Научному сообществу ничего не
оставалось, кроме попыток объяснить
действительность, пользуясь наличным,
марксистским теоретическим аппаратом.
Это вело к смешным и заведомо
бесплодным попыткам создания,
например, теории рынка, пригодной для
использования его агентами, исключитель-'
но на базе трудовой теории стоимости.
Происходившее было не просто
изобретением деревянного велосипеда, но
деревянного велосипеда с квадратными
колесами.
Историческая неудача перестройки
привела на авансцену другую группу
экономистов, считающих наукой только
функциональную экономическую теорию.
Их часто повторяемый лозунг — «у нас
действуют те же самые экономические
законы, что и во осем мире».
Экономическая теория универсальна, и из нее
должны следовать одни и те же
практические рекомендации. Впервые они
появились с программой «500 дней», а
наиболее ярко представлены в команде Гай-
дгра. Квалификация этой,— надо
отметить, весьма молодой и очень узкой по
составу — группы экономистов не
вызывает сомнения у их западных коллег;
они говорят не просто по-английски,
а на том же категориальном языке,
что и все мировое академическое
сообщество. Но людей этих очень мало;
практически все они активно вовлечены
в разработку политики и, соответственно,
выключены из собственно научной
работы.
Третья группа, может быть, самая
многочисленная по составу, идет от
практических, конкретных знаний о состоянии
и тенденциях развития нашей экономики.
В условиях тоталитарного идеологиче-
4 Знание — сила № 3
ского контроля над наукой эти
исследователи выживали в нишах «узких
специалистов». Но сила этих коллег
представляет в то же самое время и их
слабость: политику можно строить только на
ясном видении общих закономерностей;
она не может складываться из
отдельных кусков потому, что конкретное
знание всегда противоречиво.
Состояние экономической науки в
сегодняшних условиях представляет собой
как бы реакцию на предшествующее
схоластическое теоретизирование:
подавляющее большинство советских
исследователей не использует ни старого, ни
нового (западного) теоретического
аппарата в виде абстрактных, общих
законов и категорий, не говоря уже о
попытках их систематизации. Но поскольку
теория без аппарата существовать не
может, на роль категорий выдвигаются
понятия, заимствованные из «обыденной
жизни»: это, как правило, формы
действующего хозяйственного механизма
(себестоимость, рентабельность, валовая
продукция и т. п.) и наиболее общие
категориальные понятия, разработанные
мировой экономической мыслью. Но
последние берутся вне определений, вне
точного контекста, разработанного
усилиями многих научных школ,— так
сказать, на уровне впервые прочитанного
учебника.
Это создает проблемы для общения
с мировой наукой: большинство докладов
наших исследователей, представляемых
на международные конференции и
семинары, вызывает интерес только как
первичное обобщение свежего
эмпирического материала. Теоретические
концепции практически не выдвигаются.
Обновление господствующих
теоретических концепций ставит вопрос о
пределах их изменения. Мы можем выделить
три основные точки зрения:
а) Консервативная. Основной
аргумент — «что нам может дать западная
техника экономического анализа и
западные концепции для исследования нашей
экономики?» Характерно незнакомство с
мировой экономической теорией.
б) Синтетическая. Признавая
банкротство советской политической экономии,
сторонники этой позиции соглашаются
с необходимостью коренного
обновления теоретического аппарата за счет
мировой теории, но делают упор на
параллельное заимствование из двух
источников: позитивные традиции российской
и ранней советской экономической мысли
и социология, социальная философия,
социальная психология, история (что
подразумевает расширение предмета и
97

АЛ. Корольков, Я. Кузьминок.
Новая экономическая теория: для России или для мира?
метода экономической теории как
таковой) .'Существует по крайней мере один
серьезный аргумент за эту позицию:
современное состояние экономики
советского типа едва ли может быть удачно
описано на базе стандартных эконо-
метрических моделей: в любом случае,
эти модели должны быть расширены
или пересмотрены. Действительно,
анализ переходного процесса в бывших
социалистических странах во всей его
сложности требует междисциплинарного
синтеза существующих разработок в
общественных науках.
Представители данной точки зрения
отличаются широким кругозором и
гуманитарной культурой, но чаще всего
недостаточно владеют техникой
собственно экономического анализа.
в) Колониальная. Характерно
нигилистическое отношение к советскому
научному сообществу: «у ненормальной
экономики была ненормальная наука;
и то и другое лучше поскорее забыть».
Выход видится в заимствовании
готовой теоретической парадигмы западной
науки. Большая часть представителей
этой группы — экономисты с хорошей
математической базой. Многие из них
заняты сейчас разработкой
государственной экономической политики как
макроэкономические эксперты. Полагаем, что
единственная слабость в нх позиции —
это их собственная недостаточная опора
на современную экономическую теорию.
Благополучен ли мир?
Два года назад Американская
экономическая ассоциация провела
фундаментальное обследование состояния
подготовки студентов-экономистов во всех
ведущих университетах страны. Выводы
были неутешительны. В обучении
основное внимание уделялось натаскиванию
студентов в решении формальных задач и
развитию абстрактной логики решения
теорем в ущерб таким дисциплинам,
как экономическая история,
стыкующиеся с практической деятельностью
прикладные области микро- и
макроэкономики и просто новые исследовательские
подходы и свежие гипотезы. В результате
средний выпускник университета и даже
свежеиспеченный доктор наук терялись
не только перед задачей выработки
практической политики фирмы, государства
и т. п., но и перед задачей
исследования новых, непривычных проблем.
Диагноз — «слишком много
математики» — конечно, не следует понимать
буквально (особенно нам, испытывающим
явный дефицит инструментов
количественного анализа). Просто формальный
уклон в преподавании! ставит под угрозу
саму возможность постоянного
обновления теории, освоения методов других
наук.
А потребность в расширении
теоретических рамок чувствуется буквально
всеми. Международный мир экономистов,
похоже, находится в преддверии новой
научной революции. Парадигма
неоклассиков, исходящая из гипотезы «чистого
рынка» и атомистических частных
собственников, свободно принимающих
рациональные решения, представляется все
более и более тощей.
Исходящие из этой парадигмы формы
государственной экономической политики
уже не один год критикуются за
неэффективность. Например, замешенное на
стандартном понимании конкурентного
рынка антитрестовское законодательство
США до последнего времени
преследовало любые формы объединений и
соглашений предпринимателей в рамках одной
отрасли, ориентируясь на совершенно
абстрактную цель — достижение так
называемого «совершенного рынка»
(описанного в учебниках идеального
состояния экономики).
В результате погони за абстракцией
концентрация производства не только не
была остановлена, но приобрела форму
малоподвижных объединений по
вертикали (объединение поставщиков и
потребителей) и соответствующее
окостенение производственных связей. Более
того, американские фирмы, растратив в
ценовой конкуренции значительную часть
инвестиционных ресурсов, оказались в
худшем положении по сравнению с
японскими, объединения которых
правительство даже поддерживает. Япония и
Италия демонстрируют здесь гибкость.
Как отмечает один из ведущих
западных исследователей, на смену выбору —
конкуренция на рынке либо жесткое
административное подчинение —
приходит новый тип координации деятель-
ности частных фирм: их кооперация и
консультативное взаимодействие по
конкретным вопросам, не отрицающие,
впрочем, ни ценовой, ни качественной
конкуренции. Наиболее яркий пример —
нашумевшее в прошлом году соглашение
«старых врагов» IBM и «Apple computer»
о совместном создании операционной
системы для нового поколения
персональных компьютеров.
Жесткой критике подвергается и
стандартная теория международной
торговли, основанная на идущем еще от Ри-
98

кардо постулате о наличии на мировом
рынке более чистой конкуренции, чем на
внутреннем. Действительно, удельный
вес каждой, даже самой крупной фирмы,
в мировом масштабе уменьшается. Но
зато на арене появляются новые игроки,
не учитываемые неоклассической
теорией, а именно сами государства.
Такие французские исследователи, как
Франсуа Перру, уже давно
сформулировали альтернативную теорию, согласно
которой международная торговля
предстает как сумма отношений власти,
конфликтов и коалиций между
неравными по силе игроками. (Бурно
развивающаяся в последние десятилетия
теория игр формализует эти отношения
и дает инструменты для их
прогнозирования.)
Теоретические «прорехи» сказываются
и на институционном уровне. Факультеты
экономики и менеджмента западных
университетов все более отдаляются друг
от друга, экономисты замыкаются в своей
«башне из слоновой кости», специалисты
в области практической экономики,
напротив, все сильнее погружаются в мир
«других подходов» — социологии,
психологии, права, технологии...
Кто может совершить революцию?
Нет сомнения, что попытки создать
принципиально новую теорию
«специально для России» будут несостоятельны.
Существует один класс явлений,
описываемый экономической наукой, и в силу
этого существует одно «тело»
экономической науки, ее предмет и
обусловленные им теоретические концепции.
Последние могут сильно разниться в трактовке
одних и тех же явлений;
использовать различные инструменты
исследования и категориальный аппарат;
полемизировать между собой и даже
отвергать друг друга. Но существует тем ие
менее некоторое единство на уровне
предмета и метода экономической науки.
Это единство обусловлено общими
требованиями к квалификации экономиста-
исследователя. Человек, отвергающий
что-либо, будет серьезно воспринят
остальными, только если последние
уверены, что он предварительно хорошо
ознакомился с тем, что отвергает.
В противном случае его порыв будет
списан на недостаток квалификации.
Определяя возможности
концептуальной перестройки экономической теории в
России, мы хотели бы подчеркнуть,
что невозможно планировать, каким
образом и насколько она будет
отличаться от сегодняшней западной наукн.
Нет сомнения, что усвоение концепций,
наработанных западными коллегами,
отечественным академическим
сообществом, и их применение к неподатливой
материи российской экономической
жизни приведут к качественно новому
состоянию экономической теории.
Возможно, что при этом предмет и метод
экономической науки будут расширены
по сравнению с их сегодняшним
традиционным пониманием, в том числе и за
счет заимствования у смежных иаук.
Возможно (хотя и менее вероятно)
и возрождение утраченных национальных
традиций. На деле теоретическое
наследие классиков российской экономической
теории конца XIX — начала XX века
(М. Туган-Барановский, В. Дмитриев,
П. Слуцкий, _Н. Кондратьев, А. Чаянов
и другие) сохранялось и изучалось в
западном академическом сообществе, а не
в каком-то «подполье» советской
экономической науки. Поэтому задача
использования теоретического наследия этих
авторов отдельно от использования
мирового (западного) теоретического
наследия не стоит. ,Но все эти изменения
будут иметь значение для мирового,
а не только для локального научного
сообщества.
Это означает, что фундаментальные
условия для национального возрождения
академического сообщества — это освое-
ние современной мировой науки. Мы
должны понять и постараться найти при-
менение уже созданным разработкам,
прежде чем создавать что-то новое.
| ^
4*

i
у
V
i
%
T
X
X
V
\
Рыночная экономика
и географическая наука
Экономика СНГ
мучительно и медленно входит
в систему свободного
рыночного
предпринимательства. Давно назревавший
процесс совершается в
условиях распада прежнего
имперского государства
и цементировавшей его
централизованной власти.
Он сопровождается
активизацией
национального самосознания
многочисленных населяющих
Россию народностей. Эти
обстоятельства
принципиально изменили карту
страны и заставляют
предвидеть возможные
направления сдвигов в
размещении производительных сил
и начать разработку
рекомендаций по его
оптимизации.
Жесткое планирование
из столицы не сумело в
прошлом обеспечить
гармоничное региональное
развитие и привело к
тому, что значительная
часть районов страны
превратилась или в сырьевые
комплексы, или в кузницы
военной техники. И в том
и в другом случае эти
районы зависят от
поставок извне в обеспечении
всеми основными
потребительскими товарами при
отсутствии развитой
инфраструктуры снабжения
и торговли.
На современном этапе
нарастание экологических
трудностей, истощение
отдельных видов
естественных ресурсов, с одной
стороны, и необходимость
осуществления
масштабной конверсии — с другой,
делают насущной
скорейшую трансформацию
отраслевой и неразрывно с
ней связанной
территориальной структуры
хозяйства.
В каком направлении
будут происходить
изменения под действием
крепнущих рыночных
факторов, вынужденных
действовать в суженном, по
сравнению с бывшим
СССР, государственном
пространстве? Ответ на
этот вопрос в
значительной степени предстоит
дать географам. От них
потребуется выявить, во-
первых, благополучные
районы, которые в силу
вещественного состава
накопленных
производственных фондов и своего при-
родно-ресурсиого
потенциала в наибольшей
степени готовы к восприятию
новых прогрессивных
отраслей хозяйства;
во-вторых, депрессивные
районы, которые нуждаются в
коренной структурной
перестройке, но без
внешней помощи не сумеют
возродиться под влиянием
исключительно рыночных
стимулов; и, в-третьих,
промежуточные районы,
которые смогут
постепенно преодолеть кризисные
явления за счет прежде
всего собственных усилий.
Для каждой категории
районов предстоит создать
перспективные модели
развития, учитывающие
внутренние возможности
территорий и
предпосылки межрайонного
сотрудничества, и предложить
пакет стимулирующих
мероприятий, включая
миграции населения из
малоблагоприятных очагов
местообитания.
Согласование интересов «центра»
и «периферии» — одна из
интереснейших сфер
географического
исследования — становится в
условиях рыночного
хозяйства важнейшей,
проявляющейся на разных
иерархических уровнях
задачей. Ее успешное
решение требует глубокого
понимания и тщательного
учета локальной
специфики.
Подобная работа
исключительно актуальна и в
связи с предстоящим
увеличением доли частных
инвестиций по сравнению
с государственными. Это,
несомненно, приведет к
преобл адающему росту
мелкого производства, для
которого характерно
распыленное размещение.
Последнее обстоятел ьст во
позволит «уплотнить»
хозяйственную ткань
страны и генерировать
импульсы для экономического
подъема многих малых
городов и поселков. Но
одновременно начнется
территориальное «расползание»
антропогенного
воздействия на природную
среду, так что географам
предстоит научно
обосновать и оценить весь спектр
последствий предстоящей
политики в отношении
использования естественных
ресурсов, введения платы
за пользование ресурсами
и другие последствия
проникновения рыночных
отношений в сложные
процессы взаимодействия
деятельности человека и
окружающей среды.
Эти проблемы требуют
научного осмысления,
подготовки грамотных
специалистов, понимающих
всю сложность новых
экономических отношений.
Эти проблемы и поиск
путей их решения будут
в центре подготовки спе
циалистов по вопросам
региональной политики и
другим направлениям
географического факультета.
В. ПУЛЯРКИИ,
доктор
географических наук,
профессор РОУ
100

= РАЗДЕЛ VI=
Философия
на пороге нового века
Мир вступает в XXI век. Он будет отличаться
своими взглядами на сложнейшие вопросы
мироздания, будет иметь свою
естественнонаучную философию. Рождается »тв
философия сейчас. Мы представляем вам статьи
профессоров РОУ, в работах которых — ростки
новых философских концепций.
I

Н. Кузнецова,
кандидат философских наук
Уникальность
как проблема XX века
1 о.
I
Пафос генерализации
Девятнадцатый век — век
удивительных прозрений, век замечательных
обобщений и «стираиия границ» между
явлениями. Вспомним хотя бы три научных
открытия, имеющих колоссальное
мировоззренческое значение, отмеченных
Энгельсом в работе, которая
десятилетиями изучалась всеми, кто сдавал
«кандидатский минимум» по философии и
хотя бы поэтому должен их хорошо
помнить. Это — формулировка закона
сохранения и превращении энергии;
открытие клетки (Т. Шванн),
продемонстрировавшее единство всего живого; теория
биологической эволюции (Ч. Дарвин),
которая установила генеалогическое
единство всего органического мира —
от амебы до человека. Прибавим сюда
успехи атомной гипотезы, создание
кинетической теории газов, таблицу
Менделеева, проникновение идей эволюционизма
во многие области естествознания
(наиболее очевидно — в астрономию и
геологию).
Главная особенность научного
познания, как оиа была осознана в XIX веке,—
обобщение, генерализация,
систематическое усмотрение общего в явлениях, на
взгляд здравого смысла, очень далеко
отстоящих друг от друга.
Фундаментальные законы Ньютона в простой и
лаконичной форме — и потому особенно
выразительно — указывали на единство таких
разноликих явлений, как движение
крестьянской лошадки, везущей телегу по
наезженной колее деревенской дороги,
качение шара по наклонной плоскости в
условиях лабораторного эксперимента,
однообразно мерный путь маятника,
колебание груза, подвешенного на
пружине, движение небесных тел,
неутомимо перемещающихся в необозримых
пространствах Вселенной. В этой
последовательно строгой генерализации,
отсекающей частное, индивидуальное,
неповторимое, виделась основная
особенность научного творчества, его пафос,
эстетическая сущность
интеллектуальных поисков и прозрений подлинного
ученого. Действительно, «звездный час»
всякого научного открытия —
усмотрение единства в разнородном
множестве видимых явлений. В итоге появляется
простая, но глобальная фраза, подобная
той, которая венчает результаты
многолетних наблюдений и расчетов Иоганиа
Кеплера: «Все планеты движутся по
эллипсам, в одном из фокусов которых
(общем для всех планет) находится
Солнце». Этим пафосом генерализации
завораживают известные строки И. М.
Сеченова: «Все бесконечное разнообразие
внешних проявлений мозговой
деятельности сводится к одному лишь
явлению — мышечному движению. Смеется
ли ребенок при виде игрушки,
улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за
излишнюю любовь к родине, дрожит ли
девушка при первой мысли о любви,
создает ли Ньютон мировые законы и пишет
их на бумаге — везде окончательным
фактом является мышечное движение».
Эта особенность научного мышления
была отмечена в философии науки и
названа генерализирующим способом
понимания действительности. Однако в
начале XX века немецкие философы Вин-
дельбанд и Риккерт указали на
недостаточность и иеполноту такого описания
мира и ограниченность такого способа
образования понятий, в основе которого
лежит обобщение. «...Существуют два
принципиально различных способа
понимания действительности,— писал
Риккерт,— генерализирующий и
индивидуализирующий, им соответствуют также
два с логической точки зрения
принципиально различных вида научной
обработки действительности, которые
отличаются между собой как своими
конечными целями, так и своими конечными
результатами». Речь здесь идет о
создании логических особенностей
исторических иаук. Метод этих наук —
индивидуализация, то есть попытка воссоздать
события или явления во всей их
особенности, неповторимости, так, как они
102

однажды произошли в этом мире. «Даже
если бы каким-нибудь образом нам и
были в совершенстве известны все
законы какого-нибудь объекта,— продолжает
Риккерт,— то все-таки его история
никогда не состояла бы из этих законов,
она бы лишь пользовалась ими... в
качестве обходных путей для
индивидуализирующего изображения исторических
причинных связей».
Выдающийся русский математик
А. А. Чупров в своей работе
«Очерки по теории статистики», изданной в
1909—1910 годах, наглядно показывает,
что одного знания законов недостаточно
прежде всего для ответа на вопросы
практической жизни. Недостаточность знания
«вечных и общих» законов легче всего
продемонстрировать, если встать иа
грубо утилитарную точку зрения. Если вы
заняты земледелием, то вам необходимо
знать индивидуальные особенности того
клочка земли, иа котором вы
хозяйствуете, знать состав почвы, выяснить,
где добыть азот или фосфор дли
удобрения, сколько стоит производство
селитры в Чили и доставка селитры в
Россию, и тому подобное. Если перед вами
такая практическая проблема, как иеуро-
жай и голод в данном районе, то вы
должны знать, какое количество людей
в нем проживает, каковы наличные
запасы, сколько имеется скота, из каких
ближайших районов можно подвезти про-
довол ьствие и т. д. «Есл и нет об -
стоятельных сведений подобного рода, то
самое полное знание общих законов,
которым подчиняются недород и голодовки,
не дает возможности организовать
продовольственную кампанию и ие помогает
облегчить иужду хоть одного
голодающего». Именно благодаря постоянно
усложняющимся запросам практической
жизни постепенно складываются науки
особого типа — идиографические (от
греческого идиос — особенный,
своеобразный), к числу которых Чупров
относит и статистику (наряду с историей,
географией, астрономией). По его
мнению, одностороннее увлечение ученого
мира номографией и отказ в признании
равноценности идиографических
исследований наложили свою печать на
развитие статистики, тормозили его,
заставляли приспосабливаться к гослодствующим
в науке логическим предрассудкам и
облекать идиографическое содержание в
мало идущие к нему обобщающие,
генерализирующие формы. Чупров
исключительно высоко в связи с этим
оценивает достижения философии науки,
прежде всего идеи Виндельбанда и Рик-
керта. «Фактически научная работа
никогда ие заключалась в цикле проблем,
связанных с раскрытием вечных
законов,— писал А. А. Чупров,— да и из
круга представителей философии
раздавались порой голоса, указывающие на
недостаточность одного знания «законов»
для объяснения того, что совершается
в мире. Но лишь в наши дни научный
авторитет Виндельбанда начинает
завоевывать для теории идиографической
иауки подобающее ей место в системе
логики».
Устойчивость,
она же уникальность
Итак, XX век начинается с осознания
и признания значимости
идиографических исследований. Это происходит
прежде всего в философии науки. Но
изменение в видении основополагающих
проблем происходит и в самой науке,
происходит знаменательный сдвиг в ее
интересах, постановке вопросов,
содержании научного знания. Если, как мы
видели, в XIX веке ученый мир
интересуется возможностями взаимных
превращений (энергии, состояний, видов
и т. п.), то в XX веке на первый план
выдвигается проблема устойчивости,
проблема сохранения некоторого состояния.
Эту вышедшую иа первый план
проблему можно назвать проблемой
уникальности.
Первоначально это — проблема
устойчивости атома, которую решал Н. Бор
(1913) и которая лежала в истоке
развития будущей квантовой механики. Еще
в конце XIX века появляются
фундаментальные работы, посвященные
решению проблемы устойчивости
механического движения. Работа А. М.
Ляпунова «Общая задача об устойчивости
движения» (1892) обессмертила его имя.
Предшественники Ляпунова в этой
области, на которых он ссылается и иа
труды которых опирается,— А.
Пуанкаре, Е. Раус и Н. Е. Жуковский.
Теория устойчивости движения имеет
огромное практическое значение:
устойчивым движением должны обладать
различного рода двигатели, автомобили,
самолеты, ракеты, системы
автоматического регулирования и т. д. В небесной
механике эти вопросы чрезвычайно
важны для объяснения длительности
сохранения структуры Солнечной системы,
двойных звезд и многого другого.
Происходит сдвиг познавательных
интересов в биологии. Об этом писал еще
в 1928 году В. И. Вернадский:
«Устойчивость видовых форм в течение
миллионов лет, миллионов поколений может
01 О*
103

быть, даже составляет самую
характерную черту живых форм, заслуживающую
глубокого внимания биолога...» После
Дарвина, подчеркнул Вернадский,
эволюция видов заняла центральное место
в биологическом мировоззрении,
«привлекла к себе внимание до такой
степени, что затемнила другие, не менее,
если не более важные биологические
явления». Уже в середине века эту мысль
подхватили и развивали Р. Л. Берг,
А. А. Ляпунов: «С течением времени...
полное обоснование эволюционной идеи
породило свою противоположность. В
науке двадцатого века вновь возродилась
идея устойчивости. И с тем же
благородным рвением, с каким человеческая
мысль разрушала теорию типов и теорию
неизменности видов, она устремилась на
поиски механизмов поддержания
устойчивости».
В философии науки, которая ставит
сегодня своей задачей изучение
исторических закономерностей развития
научного познания, аналогичную смену
интересов отметил Стефаи Тулмин. В книге
«Human understanding» (1972) он писал:
«В большинстве случаев при
рассмотрении интеллектуальной истории
стабильность и универсальность
фундаментальных форм мышления рассматривалась
как нечто естественное и необходимое.
Нуждающимся в объяснении и
объясняемым было интеллектуальное изменение.
Наша сегодняшняя установка полностью
преобразует ситуацию. В качестве
естественного и ожидаемого выступает теперь
именно интеллектуальное изменение, а не
стабильность. Любые непрерывные,
стабильные или универсальные черты,
обнаруживаемые в действительных
стандартах человеческого мышления,
становятся феноменом, требующим
объяснения».
Итак, если раньше наука стремилась
«растворить» все в едином потоке,
подчеркивая относительность всего
специфического и своеобразного, то теперь, в
XX веке, в самом естествознании в
центре внимания оказываются
принципиально иные проблемы и подходы —
прежде всего изучение механизмов
сохранения своеобразия (феномен
самоорганизации, теория стабилизирующего
отбора и т. п.), познание не генезиса,
а синхронии. Прибавим, что XX век —
это, несомненно, расцвет региональных
исследований, век глобального
картирования, аэрофотосъемки, глобальных
метеорологических служб (создание
всемирных синоптических карт), век
небывалых по размерам геологических
экспедиций. Масштабы познания синхронии,
индивидуального и неповторимого, не
имеют аналогов в прошлом, даже в эпоху
великих географических открытий.
Революция в гуманитарии,
или
Почему мы страшимся
встречи с инопланетянами
И наконец, в процесс перестройки
парадигмы научного мировоззрения
включились общественные и
гуманитарные науки. Они принесли в это общее
движение драматические и даже
трагические ноты.
К началу XX века ученый мир
приходит к ясному осознанию уникальности
и невоспроизводимости исторического
прошлого, к осознанию уникальности
человеческих сообществ и культур.
Началось это революционное
изменение, вероятно, в этнографии,
антропологии и культурологии и связано с име
нем французского антрополога Люсьена
Леви Брюля, его работами
«Мыслительные функции в низших обществах»
(1910) и «Первобытное мышление»
(1922). Исследования «первобытного
мышления» принесли ему мировую
славу и существенным образом
изменили господствующие принципы
исследований, которые были заложены
классическими работами Т. Моргана (1877)
и Э. Тайлора (1871). И Морган, и Тайлор
были эволюционистами по преимуществу.
Несмотря на некоторые оговорки,
главной задачей этих исследователей было
выявить единство человеческого рода и
продемонстрировать единообразие
культур на сходных ступенях развития.
«Даже при сравнении диких племен с
цивилизованными народами мы ясно видим,
как шаг за шагом быт
малокультурных обществ переходит в быт более
передовых народов, как легко распознается
связь между отдельными формами быта
тех и других»,— так выразил Тайлор
принципиальную основу своего подхода.
Леви-Брюль с самого начала был
настроен иа изучение своеобразия,
особенностей мышления неевропейских
народов и именно под этим углом зрения
он рассматривал и анализировал
накопленный этнографический материал.
Именно он первым внес драматическую ноту
осознания стоящих перед антропологией
и этнографией проблем. «Я должен, во
всяком случае, отметить,— писал Леви-
Брюль в 1910 году,— что попытки
научного наблюдения, основанные на
объективном, точном и тщательном методе,
одним словом, возможно более похожего
104

на то, которое применяется учеными в
отношении явлений природы, что попытки
эти весьма недавнего происхождения. Но
вот теперь, когда эти попытки
начались, самого объекта наблюдений по
какой-то иронии судьбы почти не стало.
Девятнадцатый век был веком
непоправимых потерь для сравнительного
изучения человеческих обществ. Быстро
угасали в разных местах земного шара как
раз те общества, учреждения которых
имели наибольший интерес для нашей
науки. А те низшие общества, которые
еще сохраиились, обречены на скорое
исчезновение: хорошие наблюдатели
должны поторопиться».
И они поторопились! Это было новое
поколение исследователей, создавшее
подлинную «полевую» антропологию.
Наиболее знаменитыми, вероятно, были
двое неутомимых ученых — Бронислав
Малиновский в Англии и Маргарет Мид
в Соединенных Штатах Америки.
Маргарет Мид отправляется в первую
экспедицию на Самоа после конгресса в
Торонто 1924 года, где каждый исследо-
ватель-аитрополог говорил о «своем»
народе, подчеркивая тревогу о том, что в
отдаленных частях земного шара под иа-
тиском цивилизации ломаются образы
жизни, о которых уже никогда никому
не будет известно. Описать их нужно
немедленно, теперь, в противном случае
они будут безвозвратно потеряны и
утрачены.
Главное, что отличало новое
поколение этнографов,— отношение к
изучаемым явлениям. Понятие «примитивное»
общество означало для иих
«бесписьменное» общество и только. «Мы
выходили в поле для того, чтобы искать ие
раиние формы человеческой жизни, но
такие формы, которые были отличны от
наших, отличны потому, что
определенные группы примитивных людей жили
в изоляции от основного потока великих
цивилизаций,— писала М. Мид.— ...Эти
изолированные народы — не звенья
генеалогического древа наших предков».
Будучи уже зрелым ученым, анализируя
начало своего пути в науке, Мид еще
и еще раз подчеркивала новизну
исследовательских установок, с которыми
выходили «в поле» молодые ученые.
Исследователь должен освободить свой ум
от всех предвзятых идей, в особенности
от обычных и глубинных представлений
своей культуры, носителем которой он
является. Нельзя поддаваться
искушению и воспринимать неизвестный мир
другой культуры по аналогии со своей
собственной. В каком-то смысле даже
самый вид жилища, простейшие обычаи
и установления должны удивлять
этнографа: «когда новое видится нам в
качестве одного из вариантов чего-то уже
известного, мы можем совершить очень
грубую ошибку». Именно с такой
установкой стал возможен расцвет
антропологии и этнографии XX века,
блистательные исследования народностей,
проживающих на Самоа, в Новой Гвинее,
Австралии и т. п. Перед
цивилизованным миром предстало огромное
полотно описаний своеобразных, уникальных,
неповторимых, по-своему весьма
сложных культур с иными, чем у европейцев,
представлениями о мире, религиозными
переживаниями и верованиями, иным
устройством грамматик, менталитетом,
мотивацией, способом иерархирования
социальных ролей и так далее. Увидеть
эту уникальность, разработать средства
ее описания было совершенно новой
методологической задачей.
Предшественники, даже лучшие из них, работали иначе.
Маргарет Мид писала в своей
автобиографической книге, каким прыжком
в неизвестность была ее первая
экспедиция. Этнограф выходил для работы
практически не вооруженным
методологически. Изменилось только
мировоззрение, установка: перед исследователем
иной, своеобразный, не похожий на
европейский мир. Его надо описать как
живое, уникальное явление, не имеющее
аналогов среди культурных явлений
цивилизованного мира. Таков
профессиональный долг. Но как это сделать? «До
моей поездки на Самоа я хорошо
осознавала, что категории описания культур,
употребленные другим и иссл едовател я-
ми, были ие очень оригинальными и не
очень чистыми. Грамматики, созданные
ими, несли на себе печать идей
индоевропейских грамматик, а описание ту-
земиых вождей — европейские
представления о ранге и статусе. Я сознавала,
что мие надо будет прокладывать свой
путь в этом тумане полуистин и
полузаблуждений».
Такую смеиу основной
исследовательской установки вполне правомерно
назвать иаучиой революцией, происшедшей
в сфере обществозиаиия и гуманитарии.
Представляется удивительным тот
факт, что установка на исследование
уникальности и своеобразия в
гуманитарных науках обнаруживается столь
поздно. Все-таки грандиозная встреча
двух культурных миров произошла еще
в конце XV века в результате
путешествий Колумба, когда Европа «открыла
Америку». Этот контакт по масштабам
взаимодействий и их последствиям
сравним только с возможной встречей оби-
IS)
«о-
x ■•-
X fc
1з
105

о
а.
с
* S
Г
ф О>
106
тателей двух планет, которая так волнует
воображение в наше время.
Гуманитарные уроки Колумбовых экспедиций
обязательно должны быть осмыслены и
поняты людьми нашего столетия.
В своей «Истории фольклористики
в Европе» (итальянское издание 1952
года) Дж. Коккьяра писал, что именно
открытие Америки, знакомство с
местными жителями — «дикарями» — привело
к возникновению в Европе нового цикла
гуманитарных исследований. Наряду
с изучением античного прошлого ученый
мир начал изучать и более древние
и более отдаленные народы и
цивилизации.
Но каким же образом европейцы
сумели описать и осмыслить новый
культурный мир, с которым так
неожиданно для себя столкнулись? Увы,
именно осознания уникальности и
неповторимости культур индейцев,
ацтеков, майя не было в тогдашней иауке.
Дж. Коккьяра отметил, что, с одной
стороны, моряки, конкистадоры,
путешественники и миссионеры видели перед
собой «дикаря», то есть более низкий
этап развития человеческого
сообщества, чем тот, который представляли
они сами, с другой — оии видели
«добродетельного дикаря», необыкновенно
похожего, если судить по их рассказам,
иа героев Древней Греции и Рима.
Кто-то заметил, что путешественники
и миссионеры, составившие первые
сводки сведений о вновь открытых
культурах, более всего напоминали поэтов
эпохи Августа, которые воспевали
сельскую жизнь и мечтали о наступлении
«золотого века». Разница состояла
только в том, что иа сей раз «золотой
век> был не просто мечтой или далеким
утраченным историческим прошлым, а
неким реальным, существующим миром,
который оии видели собственными глазами.
И даже проницательный Мишель Мон-
тень был поражен не новизной
открываемых явлений, а сходством с уже
известным. О «дикарях» в своих «Опытах»
Монтень писал: «Эпикур утверждал, что
веши, какими мы их видим вокруг нас,
существуют совершенно в том же виде
и во множестве других миров... Какие
сходства и какие совпадения существуют
между недавно открытым миром Вест-
Индии и нашим миром в его прошлом
и настоящем!..» В известном смысле
можно утверждать, что иа первых порах
географическое открытие Америки
повлекло за собой «сокрытие» ее
культуры, причем это -ксокрытие» было вызвано
самыми наилучшими намерениями и
мотивами. Европа смотрела на Америку
как на свое собственное «отображение»,
не замечая своеобразия и уникальности
открытого мира.
Другая сторона — коренные жители
Америки встретили чужеземцев на свой
лад, но тоже «узнавая» их. Так, когда
в 1519 году экспедиция Эрнандо Кортеса
высадилась на побережье нынешней
Мексики, в районе нынешнего города
Веракрус, посланцы правителя ацтеков
Моитесумы II преподнесли Кортесу
дары, которые явно были не просто
знаками внимания одного земного властителя
другому. «Скорее они являлись
священными дарами благочестивого народа
одному из своих богов. Ибо Монтесума
был убежден, что Кортес иа самом деле
был Кецалькоатлем — божественным
пернатым змеем в человеческом облике,
вернувшимся в Мексику из своего
мифического путешествия в дальние
страны». Об этом пишут современные
американские исследователи Г. Хартболл
и Ф. Уйганд. Они ссылаются иа
сохранившееся свидетельство испанского
летописца Бернардино де Саагуи,
который красочно описал дары Монтесумы
и церемонию дарения: ацтеки несли на
руках одеяние бога... Они облачили в него
капитана и возложили на него мозаич-
иую маску змея из бирюзы, а иа голову
ему был водружен головной убор
из перьев птицы Кецаля.
Сейчас сформулирован принцип,
который получил название «культурного
эффекта Гейзеиберга»: всякое
взаимодействие с наблюдателем приводит
к «возмущениям», «искажениям» в
изучаемой культуре. Американский
антрополог Р. Фергюссон пишет: «Если
представители западной цивилизации,
будь то антропологи или конкистадоры,
наблюдают за ходом событий в каком-то
регионе, само их присутствие способно
повлиять на местных жителей». Он
считает, что именно этими «возмущениями»
объясняется зачастую плохое качество
этнографических знаний. По его мнению,
существуют убедительные
доказательства того, что, например, племенные и
родовые структуры индейцев, которые были
описаны европейцами, были на самом
деле обусловлены присутствием самих
европейцев.
Все это — колоссально значимый
методологический урок, подытоживающий
развитие широкого круга гуманитарных
наук, причем интересно, что основу для
этого нелегкого вывода гуманитарии
нашли в опыте современной физики.
Сегодня мы можем отчетливо осознать
не только трудность познания иных
культур, но и саму гибельность культурных

контактов. Из науки этот факт давно
перекочевал в научную фантастику («Со-
лярис»), в литературу и кино
(вспомним хотя бы трагедию вождя
индейского племени, проживающего в
сумасшедшем доме,— историю одного из
персонажей фильма «Пролетая над гнездом
кукушки...»). Оказалось, что при встрече
более сильная культура обесценивает все,
чем живет племя в лоне более слабой
культуры,— его производственные
навыки, обрядность, бытовой уклад,
представления об устройстве мира.
Аборигены теряют смысл жизни. Это может
выражаться в утрате стимулов к труду,
равнодушии к продолжению рода,
душевной подавленности, пьянстве. И
погибают, хотя их не убивают. Быть может,
опыт открытия Америки заставляет иас
сегодня всерьез страшиться встречи
с инопланетянами.
Одиночество во Вселенной
Вернемся из сферы гуманитарных
наук к другим сферам познания и
практики. В XX веке мы впервые осознали
уникальность нашей обшей родины —
Земли, осознали свое одиночество не
только в рамках Солнечной системы, но
и Вселенной. Нельзя ие отметить, что
изменилась сама идеология выхода в
космос: в начале века люди были устремлены
на освоение «братского космоса», но
после первых же путешествий космических
аппаратов и экспедиций мы утвердились
в мысли о своем одиночестве. Наука
сегодня признала уникальность нашей
Вселенной, Вселенной человека. Антроп-
ный принцип подтвердил и выразил
в абстрактной форме наше одиночество:
даже если есть другие вселенные, мы
просто ие можем знать об их
существовании...
Наш век — это постановка глобальных
экологических проблем, тесно связанных
с пониманием уникальности биосферы,
иевоспроизводимости многих ресурсов.
Подобного глобального осознания еще
ие было в прошлом веке, хотя счет
утратам человечество начало много ранее. За
период с 1600 года по настоящее время
человеком было истреблено более
полутора сотен видов и подвидов птиц, еще
около четырех сотен находятся под
угрозой истребления. Из млекопитающих
исчезло уже более ста видов и почти
втрое больше — на грани исчезновения.
Исчезли и находятся под угрозой почти
половина сумчатых видов Австралии.
Навсегда исчезли некоторые экосистемы,
а это, в частности, означает, что
будущие поколения никогда не увидят
некоторых земных ландшафтов и пейзажей.
Такие списки постоянно составляют и
непрерывно обновляют ведущие экологи
мира. Что несут человечеству эти
необратимые потери, утрата множества
разнообразных видов флоры и фауны?..
«Разнообразие,— предупреждает
известный эколог Одум,— это необходимость,
а не только «приправа» к жизни».
А если вспомнить о людских потерях
XX века? Никогда раньше проблема
личности не стояла с такой остротой и в
сфере науки, и в сфере политики. Может
быть, еще одним фактом осознания
проблем уникальности и ее важности для
человека была колоссальная
стандартизация производства и «массовая культура»
XX века, о которых повествуют фильмы
великого Чаплина?.. Прибавим к общей
картине крах тоталитарных систем,
борьбу за права человека, расцвет
демократии в наиболее развитых странах
и осознание ее необходимости в качестве
глубинного ориентира развития
практически любых государств и сообществ,
ведущее место экзистенциализма в
современной философии... Не исключено,
что именно в таком общечеловеческом
контексте становится естественным и
понятным дать «право голоса» другим
эпохам и культурам, что привело в
конечном счете к столь важному повороту
этнографии и антропологии. И, как нам
представляется, в обществе, где не нашло
еще подлинного признания право
личности на индивидуальность и
неповторимость, вряд ли можно рассчитывать
на широкое движение за сохранение
уникального облика природных и историко-
культурных регионов.
В нарисованной картине, вероятно,
нельзя выделить решающий фактор, ио
все перечисленные явления, знакомые
и доступные практически каждому, в чем-
то очень созвучны и образуют в единстве
лицо современной эпохи. Понимаем ли
мы, люди XX века, в достаточной мере,
что человечество иа каждом шагу
сталкивается с производимыми им же самим
разрушениями? Можно, вероятно,
сказать, что уникальность как проблема
осознается только перед лицом гибели.
Или иначе: гибель уникальности (а счет
потерь велик и разнообразен — от
отдельных личностей, видов живого,
ресурсов, пейзажей, исторических памятников
до народов и целых культур) и явилась
основным фактором ее осознания в
качестве ведущей проблемы. В данном случае,
как мы стремились показать, сложная
научная и методологическая проблема
становится в какой-то степени не только
характерной, но и самой тревожащей
проблемой XX века.
? Q.
107

Ю. Пузаченко,
доктор географических наук
Экология
нестационарного мира:
взгляд из прошлого
в будущее
Наука XIX века утверждала, что в целом окружающий иас мир, природные
процессы прогнозируемы и управляемы, а если где-то мы и ошибаемся в прогнозах
и управлении, то это или досадная случайность, или оправданный, но в принципе
устранимый недостаток в наших знаниях.
В полном соответствии с общей научной концепцией XIX века К. Маркс
разработал теорию экономики и вполне естественно обосновал возможность научного
управления процессами развития и самого общества. Действительно, коль скоро
человек умеет предсказывать развитие явлений во времени и пространстве, то он
может организовать свою жизнь по некоторой наилучшей схеме, в частности,
организовав свою хозяйственную деятельность сообразно с природными условиями, своими
потребностями и техническими возможностями.
Эта идея, целиком опирающаяся на научные достижения XIX века, создавала все
необходимое для перевода социальных утопий иа научную основу. Но оиа бы не имела
той социальной силы, если бы не опиралась на исконно человеческие идеалы:
свободы, равенства и братства, на традиционное желание создания рая и мира
всеобщей гармонии на Земле. Все реальные катаклизмы и потрясения
человеческого общества рассматривались лишь как результат его текущего
несовершенства, отвечающего не более как частному этапу его развития.
Великие открытия человечества — электричества, радиоволи, атомной энергии,
синтеза химических соединений, генетических законов наследования,— быстрое
создание на их основе сложнейшей техники, на протяжении почти всего двадцатого
века только подтверждали неограниченные возможности науки и технического
прогресса в совершенствовании управления мирозданием.
Идея научно обоснованной, гармоничной организации мира столь естественна
и заманчива, что ради ее реализации человечество неизбежно должно было пойти
| на эксперимент глобального масштаба. То, что полигоном для его реализации стала
4$. территория Российской империи, скорее всего, не случайно, и то, что система,
108
| 5.

построенная на этой научной основе, просуществовала в течение почти столетия
выдержав тяжелейшие катаклизмы и в той или иной степени распространяя свое
идеологическое, политическое и экономическое влияние практически на все
человечество, позволяет утверждать, что эта научная основа в целом достаточно долго
успешно выдерживала проверку практикой.
Масштабность идеи всеобщей гармонии столь всеобъемлюща, что в той или иной
форме и степени она исповедовалась и исповедуется всем человечеством, и то, что,
например, равенство вообще трансформируется в равенство возможностей, по
существу не ставит под сомнение общности цели, а определяет лишь различие в
средствах. Вера в неограниченные возможности научного знания практически едина
для всей цивилизации, опирающейся на догматы христианского мировоззрения.
Первый сигнал о сомнительности идеи научного сотворения мира поступил от
математиков. В соответствии с общей идеей полной предсказуемости мира великим
математиком Давидом Гильбертом была поставлена задача доказательства
непротиворечивости классической математики, то есть создания математики абсолютно
надежной на все века. В 1931 году Гедель показал, что непротиворечивость
математической системы не может быть доказана ее собственными методами и для
доказательства непротиворечивости требуются более сильные методы, возможности
более обшей системы, поглощающей первую. Если доказательства Геделя верны,
то из этого следует, что идея построения гармоничного, а следовательно,
непротиворечивого мира средствами научного знания, которое в конечном итоге
всегда так или иначе формализует реальные отношения, недостижима и жизнь
всегда будет подносить сюрпризы ие укладывающиеся в представления
существующего научного знания, причем эти сюрпризы будут генерироваться в недрах
самого общества, знания которого и формализует наука.
Эта важная мысль стала осваиваться лишь в пятидесятые годы, в период
бурного развития кибернетики, однако массового сознания ученых она практически
не затронула.
Экологи стали накапливать свои сюрпризы. Одии из тяжелых ударов по всесилию
науки был нанесен насекомыми. Развитие химии в пятидесятые годы позволило
разработать ядохимикаты, которые сулили полное избавление сельского хозяйства от
насекомых-вредителей. В экспериментах соответствующие виды насекомых
уничтожали с великолепной полнотой. При практическом же применении ядохимикатов
выяснилось, что через несколько поколений насекомые становятся устойчивыми к
ядохимикату и для их подавления требуется разработка нового токсичного
химического соединения. Никакие существовавшие научные представления не давали
оснований для ожидания такого эффекта. Чем дальше, тем больше стало
накапливаться фактов о неожиданном изменении каких-то сторон образа жизни самых
разных видов животных, что никоим образом не вытекало из наших знаний.
Причем полнота знаний подтверждалась многими годами достаточно точного
прогноза.
По мере интенсификации использования биологических ресурсов экологи все
шире вовлекались в решение задач прогноза и управления. Соответственно стал
накапливаться и опыт «ошибок». Их масштабы и характер часто не позволяли
грешить на простое незнание. Возник даже специальный термин — контринтуитивное
поведение. Было замечено, что биологические системы вообще имеют склонность
«выскальзывать» из-под управления, то есть, длительное время подчиняясь
управляющему воздействию, вдруг полностью выходить из-под его влияния.
По сути дела животные, а для них такие эффекты наблюдались чаще, чем для
растений, делали неизвестные людям открытия, каким образом избавиться от
надоедливого внимания.
Все это привело к осознанию того факта, что мы имеем дело с открытыми
системами, то есть такими природными объектами, которые могут скачкообразно
принимать никогда не реализовавшиеся ими, а потому и непредсказуемые
отношения и состояния.
Всех, кто занимался прогнозами и управлением, постигло серьезное
разочарование. Стало ясно, что в наших представлениях о мире лежат далеко не полные,
упрощенные представления. »
Но те же разочарования постигли и экономистов, и социологов. Мощная вы- х
числительная техника, развитые методы экономометрики, сложные экономические \т
модели не гарантировали от принципиальных ошибок в прогнозах и в управлении. Все »£
пути совершенствовании методов не приводили к желаемым результатам. Некоторый « о.
благополучный период времени реальная динамика соответствовала прогнозам, "s
109

с
но вдруг в достаточно обычной ситуации система демонстрировала откровенно
непредсказуемое поведение.
Мысли о порочности концепции, применяемой в подходе к отображениям
явлений природы, наиболее дальновидные ученые начали высказывать уже в
шестидесятые годы. Однако их идеи были столь разрушительными для всего научного
с мироздания, столь непривычными и противоречащими всем существующим на-
| выкам, что они в большинстве своем воспринимались как претензии на ориги-
5 нальность.
Нужно было время не только для того, чтобы накопить факты, но и для развития
S начал соответствующих им представлений. Такие представления начали разра-
| батываться в рамках неравновесной термодинамики, теории нелинейных колебаний,
g. диссипативных систем, теории катастроф, теории конфликтов. Хотя первые достаточно
полные разработки, связанные с именем И. Пригожина, появились в семидесятых
годах, но по сути новое направление и новый взгляд на мир находятся иа самой
начальной стадии становления.
Вместе с тем стало ясно, что, используя научную базу XIX века, мы фактически
рассматривали и осознавали только одну сторону поведения реального мира.
I определяемую равновесными процессами и в целом опирающуюся на теорию
равновесной термодинамики замкнутых систем.
Эти представления приемлемы лишь для очень медленных процессов, которые
обладают свойством обратимости, стационарности. Соответственно, они с точностью
5 до вычисляемой вероятности ошибки предсказуемы и до тех пор, пока ие нарушается
i 5 равновесное течение процесса, управляемы. Только для таких отношений приемлема
модель, порождающая теорию вероятностей и весь аппарат статистики, то есть
основной метод современного научного анализа.
Неравновесные процессы фактически выпадали из поля зрения. Представления о
неравновесных системах, конечно, были известны очень давно. Например, ученые
давно поняли, что все организмы термодинамически неравновесны. Это порождало
определенные трудности, но положение спасало то, что на достаточно большом
интервале времени до поры до времени они вели себя как стационарные, что
внешне напоминало равновесие и позволяло применять к ним равновесную идеологию.
Неравновесные процессы принципиально отличны от равновесных: они протекают
очень быстро, они необратимы и строго непредсказуемы.
Соответственно, природные объекты в неравновесной области преобразований
находятся очень короткое время, а потому в этой области и относительно трудно их
наблюдать.
Система может быть неравновесна и находиться в стационарном состоянии, но для
поддержания этого состояния и развития она должна извлекать из среды энергию,
вещество и информацию. При этом всегда существует риск временной или
периодической потери стационарности.
Фактически же равновесные процессы идеальны и нереализуемы. Реальные
объекты могут находиться лишь в некоторой области, близкой к равновесию или
стационарности, где они медленно изменяются и более или менее предсказуемы по
своему поведению.
В отлнчие от неравновесных преобразований состояния в области равновесия как
более долгоживущие легче наблюдать во времени и пространстве, и именно они
создают иллюзию предсказуемости и управляемости мира.
Исследователи всегда наблюдали проявления неравновесных процессов. Они
выглядели как аномальные, единичные наблюдения, ничем не объяснимые, кроме
как грубой ошибкой наблюдателя. Они не укладывались в базовую концепцию
доказательства научной истины, требующей воспроизводимости результатов в
наблюдениях и экспериментах. Короче говоря, их просто игнорировали.
Неравновесные процессы, кроме того, по условию — открытие, то есть они всегда
могут породить ранее неизвестное состояние и траекторию. Именно поэтому они и
строго непредсказуемы.
Фактически эволюцию жизни на Земле можно рассматривать как процесс
периодических крупных открытий, новых возможностей самой жизни, выводящих
j всю биосферу из области, близкой к равновесию, в неравновесное состояние с
; последующим переходом в новое равновесие. Эти преобразования в биологической
I g; летописи читаются как катастрофы, но для их объяснения совершенно не обя-
;£ зательно допускать действия внешних разрушительных сил. До сих пор биосфера
; Ь. с честью выходила из кризисов, с каждым разом поднимаясь на более высокие
'З* ступеньки своего развития.
110

Тот же процесс происходит и в настоящее время у нас на глазах. Наши
представления о равновесии и гармонии природы справедливы постольку,
поскольку факты равновесия и гармонии легче наблюдать, а большинство
неравновесных процессов в биосфере протекает относительно нашей жизни медленно, но
очень быстро в масштабах ее собственного времени. Факты же,
свидетельствующие о быстрых темпах видообразования, были отмечены еще в начале этого
века. В настоящее время отмечены факты преобразования не только строения
и функции, но и генетического кода вида за десятки лет. Можно почти наверняка
утверждать, что живая природа бурлит вокруг нас, она полна дисгармонии и
конфликтов, и чтобы увидеть их, достаточно лишь изменить привычный угол
зрения.
Идея равновесия полностью отвечала состоянию развития человечества в
XIX и XX веках. Именно на ее основе была проведена инвентаризация всех
ресурсов планеты, именно эта идея заложена в теорию эволюции Ч. Дарвина и в
экономические построения К. Маркса, для которого неравновесный,
революционный процесс — лишь эпизод для конечной гармоничной и, соответственно,
равновесной организации общества. Оиа была исключительно конструктивна на ранних
этапах экстенсивного освоения природных ресурсов, позволяя провести их учет,
оценку и обеспечить обоснование простейших способов их использования. Мало этого.
Представление о равновесии — одно из главных в сознании человека: все его идеалы
отражают конструкцию равновесного мира. Само представление о рае как идеале есть
отражение идеала равновесия. Весьма сходно с этим и представление о нирване.
Равенство между всеми элементами в системе, с точки зрения термодинамики,
означает не более как термодинамическую смерть, ибо там, где нет градиентов
(неравенства), там нет движения и действия. Свобода каждого подразумевает
бесконечное число основных переменных системы, что представляет собой
предельно нереализуемое состояние. Все другие трактовки свободы неизбежно
закладывают в неявном виде формы зависимости.
В принципе идеалы как реально недостижимые образы явлений и чисто
логические умозрительные конструкции совершенно необходимы. Пользуясь ими как
началом отсчета, человек определяет свое текущее состояние. Математика, отражая
главные стороны мышления человека, успешно и осмысленно пользуется этим
приемом. Но попытки достижения идеалов в реальной жизни неизбежно
разрушительны и для индивидуума, и для окружающих. Субъект попадает в мнимую
область равновесия, и реальность быстро приносит ему глубокие разочарования.
Более того, биологические системы и, уж конечно, человек, достигнув некоторой
области равновесия, воспринимаемой им как комфорт, довольно быстро
пресыщаются достигнутым и вольно или невольно разрушают столь желаемую гармонию.
В экологии все более оформляется понимание того, что нестационарные
процессы, несмотря на свою скоротечность, более содержательны, чем стационарные,
и именно они ответственны за качественные преобразования структуры природных
систем, изменяющие их свойства, характер и интенсивность функционирования.
Человечество в своих отношениях с окружающей средой и в своем саморазвитии
все более начинает ощущать эффекты неравновесности и нестационарности. Совсем
недавно мировое сообщество организовывалось мощным фактором противостояния
двух систем, силы которых в глобальном масштабе уравновешивали друг друга.
На поддержание этого неустойчивого равновесия человечество затрачивало
огромные ресурсы. Все остальные взаимодействия и факторы были подчинены этому
основному организующему началу.
Казалось, что достаточно устранить это военно-экономическое противостояние,
как появятся огромные средства, которые можно будет разумным образом направить
на решение общих глобальных экологических, экономических и социальных проблем.
Ведущий фактор организации мирового сообщества был устранен, и сразу же начали
ощущаться действия тех сил, роль которых ранее была пренебрежимо мала. Именно
эти ранее подчиненные силы начали преобразовывать мировое сообщество, которое,
вполне понятно, оказалось к ним совершенно не подготовленным.
В полном смысле слова порвалась связь времен, и мир перешел в нестационарное »
состояние с быстрыми, трудно предсказуемыми изменениями отношений, с широким 1
распространением региональных конфликтов, с нарушением структур экономических fm
связей. Пока мы наблюдаем лишь первые проявления нестационарности. Хаоти- »£
ческое, нестационарное поведение охватило более чем одну шестую часть света, и | £.
есть все основания полагать, что это только начало. "*
111

• Важную черту нестационарности составляет бессмысленность и опасность
долговременных прогнозов, разработка четких стратегий развития, бессмысленность
долговременного планирования действий, огромная чувствительность всей системы к
малым возмущениям, к случайным событиям. Оправданны лишь оперативные дей-
g ствия, направленные на стабилизацию локальных отношений, в локальные моменты
§ времени, действия, порождающие разнообразие отношений, из которых можно
извлечь те, новые, ранее не известные и не опробованные, которые, возможно,
создадут основы для перехода на новый стационарный уровень с новой системой
ценностей и организующих взаимодействий. Даже привычное и удобное понятие
«ошибки» теряет свой смысл, так как одни и те же действия при ничтожных
различиях условий могут приводить к совершенно разным результатам. Такой
нестационарный мир совершенно непривычен обществу, и каждый из нас, за редким
I исключением, не готов к его адекватному восприятию.
Сходные проблемы возникают и в наших отношениях с биосферой.
Мощность общества становится соизмеримой с мощностью биосферных процессов, и
g соответственно повышается риск перехода в нестационарный режим. Результатом
этого в частном случае может быть и деградация биосферы до уровня,
исключающего существование цивилизации.
| ; Биосфера как таковая, конечно, выдержит, это будет для нее не более как еще
>-о один кризис. Но человечество, безусловно, начинает проявлять адаптивное
поведение, реагируя, иногда даже излишне панически, на не известные ранее
б
явления. Так, увеличение концентрации СО? или уменьшение слоя озона
рассматривается как обязательное следствие хозяйственной деятельности, что, вообще говоря,
совершенно не обязательно, и несмотря на все экономические и технологические
трудности, вырабатываются, хоть и медленно, некоторые практические действия.
Такая реакция и связанные с ней действия в нестационарных условиях вполне
оправданны, так как в этой ситуации оправданна любая, даже, как потом выяснится,
ненужная осторожность. В этом нестационарном мире есть лишь ощущения риска,
но не существует способов их измерения.
Автор настоящей статьи всегда считал, что увеличение концентрации СОг никак
не может привести к парниковому эффекту, но никогда не стремился доказывать
свою правоту, так как любые действия, направленные на снижение выбросов
СО2 в атмосферу, полезны безотносительно к проблеме изменения климата.
Правда, когда из проблемы, с практической точки зрения, высосано все, что можно,
желательно своевременно отказаться от ложной гипотезы. При этом можно не
сомневаться, что для таких макроявлений истинность любой гипотезы, по крайней
мере в ближайшие сто лет, недоказуема.
В нестационарном мире качественно меняется и роль естественных наук,
претендующих на исследования законов функционирования сложных природных и
социально-экономических систем. В условиях непредсказуемого мира эти науки не могут
брать на себя прямую ответственность в обосновании решений и действий. Они
способны поставлять лишь знания о возможных отношениях, возможных, но не
всех последствиях от тех или иных действий. Конкретные решения на базе этих
знаний и своего собственного опыта и умения принимает в каждом случае
непосредственно человек, который и несет ответственность за все последствия.
Для действительно функционально важных и сложных случаев наука никогда не
создаст надежных инструкций.
Есть все основания полагать, что нестационарность на длительное время, а может
быть и навсегда, становится ведущим условием нашего существования, так как уж
слишком «большими» мы стали для нашей маленькой планеты. Реальность будет
стимулировать изучение этих процессов как в природе, так и в обществе, будет
способствовать развитию теории, изменять мировоззрение людей, систему ценностей,
правила поведения.
Экология как область знаний об отношениях организмов с окружающей средой,
и в том числе об аналогичных отношениях человека, будет изменять и
методологию, и методы своих исследований, будет изменять мировоззрение, тем самым
влияя на развитие общества. Пока же мы находимся в самом начале этого пути,
и человечеству предстоит перейти в качественно новый этап своего развития с новыми
открытиями, привносящими с собой и новые, невиданные ранее проблемы.

Программа «Лицей» осуществляется
при участии и поддержке
Международного фонда
«Культурная инициатива»
КАФЕДРА
С. Шноль,
доктор биологических наук
«Нам нужно
как можно больше
умных,
образованных людей...»
...Я расскажу вам то немногое, что
знаю о генерале Шанявском. Расскажу
потому, что пока появляются в стране
такие генералы, страна будет жить,
несмотря ни на что.
«Для укрепления Польши и России» —
так официально объявлялась причина,
побудившая Николая I ввести в обычай
отправлять в Россию для обучения
мальчиков 7—10 лет из лучших дворянских
аристократических семей Польши.
В 1846 году в детский кадетский
корпус в Туле привозят из знатной
дворянской семьи Юноша-Шанявских
девятилетнего Альфонса Шанявского. Позже,
уже в Петербурге, он с отличием
заканчивает Константиновское военное
училище. Спустя еще несколько лет,
одновременно с занятиями в академии
Генерального штаба, начинает слушать
лекции в Петербургском университете.
Его имя — имя лучшего выпускника
академии — занесут на мраморную
доску А сам выпускник будет принят в
Генеральный штаб.
Казалось, блестящая карьера,
заманчивое будущее. Однако больной
туберкулезом Шанявский вынужден поменять
климат — уезжает в Сибирь. Десять лет
работы в Сибири, на Дальнем Востоке
не просто спасают ему
жизнь—возрождают к новой жизни. В верховьях
Этот выпуск «Лицея» подготовлен
совместно с газетой
«Открытое образование»
(И. Умнова, А. Берштейн),
издающейся Российским
открытым университетом.
113

I
ф О-
114
С. Шноль.
«Нам нужно кик можно больше умных,
образованных людей...»
Амура Шанявский основывает компанию
по добыче золота. Учится новому
золотопромышленному делу у Василия
Сабашникова — богатого купца, отца
знаменитых впоследствии книгоиздателей
братьев Сабашниковых (все золото
отца, свои сбережения они потратят
потом на дело просвещения России).
Там же, в Сибири, Шанявский
знакомится с Лидией Родственной, дочерью
местного золотопромышленника,—
женщиной удивительной. Она убедила
военного министра Д. Милютина открыть для
женщин высшие врачебные курсы и все
свое состояние — 50 тысяч золотом —
вложила в них. Встреча этих двух людей
оказалась поистине провидческой для
просвещения России.
Добыча золота была весьма
успешной, и Шанявские на свои доходы
открывают первую в Забайкалье
сельскохозяйственную школу (теперь это
сельхозинститут в Чите), основывают
гимназию в Благовещенске. В начале
восьмидесятых годов в чине генерал-майора
Шанявский уходит в отставку и вместе
с женой поселяется в Москве.
Это было очень непростое время
(правда, бывают ли простые времена, как и
люди?) — наряду с мощным экономическим
подъемом, развитием сети
профессиональных школ и училищ многие
профессора университетов лишаются
кафедр, возможности вести научную
работу, некоторые из них уезжают за
границу.
В 1871 году Александр II утверждает
подготовленный новым министром
просвещения графом Дмитрием Толстым
школьный устав (хотя большинство
членов Государственного совета и отвергло
его). Отныне в системе образования
«узаконен» сословный принцип. .Низшая
школа — для «народа». Реальные
училища, без права поступления в
университет,— для буржуазии. Гимназии и
университеты — для дворян. Были взяты под
контроль частные школы и домашнее
образование. Создан особый цензурный
комитет. Учреждены инспектора народных
училищ и внеклассный надзор. После
убийства Александра II в 1881 году
бывший министр просвещения станет
совмещать две должности — шефа
жандармов и президента петербургской
Академии наук.
Военный министр П. Ванновский,
сменивший Д. Милютина, в 1882 году
закрывает женские врачебные курсы:
«женщину надо возвращать в семью».
Более сотии раз «являлись мы в разные
инстанции с ходатайствами,
напоминаниями и предложением средств»,
вспоминал А. Шанявский. (Й только через
двенадцать лет было дано согласие на
открытие женского медицинского
института при условии, что «финансироваться»
он будет только частными лицами.
Шанявские собирают необходимые для
открытия деньги, сами жертвуют сотни
тысяч рублей.)
Но многолетней мечтой Шанявского
было создание в России высшего
учебного заведения, где могли бы учиться
без аттестата, независимо от возраста,
мужчины и женщины, «все, кто
пожелают». Он наблюдает за судьбой
«Высшей русской школы общественных наук»,
созданной в Париже в 1901 году
профессором государства и права М.
Ковалевским, изгнанным за вольнодумство из
Московского университета. Пишет ему
о путях улучшения высшего образования
в России, спрашивает, не согласится ли
тот «променять руководство своей
парижской школой на аналогичное
образование, предполагаемое в Москве». Так
впервые возникла идея создания
Российского Вольного Университета.
В 1901 году врачи Шанявского
констатировали: аневризм аорты. Понимая, что
болен смертельно, он спешит. Серьезным
стимулом к действию стала для него
победа над Российской империей
маленькой Японии. Он считал, что
«поражение — это кара за ту политику
правительства, которая тормозила в России
общее культурное развитие народа». Не
веря в возможность правительственных
реформ, А. Шанявский возвращается к
идее вольного университета.
Вольные университеты с середины
XIX века открывались в европейских
странах — Дании, Германии, Франции.
И означали прежде всего доступность
образования для всех, кто желал его
получить. К началу XX века и в России —
в Керчи, Москве, Ставрополе,
Петербурге и Уфе — существовали народные
чтения, общедоступные курсы. Однако
вольный университет создавался
впервые. Впрочем, от слова «вольный»
в названии скоро отказались: в 1905
году оно было невозможным. Его
заменило другое — «народный», свободный от
правительственной опеки в управлении,
открытый для всех общественных слоев
независимо от пола, национальности и
вероисповедания.
Шанявский обращается к Александру
Ивановичу Чупрову — экономисту,
публицисту, общественному деятелю. Пред-

лагает приехать из-за границы для
непосредственного участия в деле.
Профессор Чупров отвечает:
«...Прелесть нового учреждения
состоит в том, что в нем могут найти
себе место талантливые люди из числа
тех, кому не пришлось сделаться
магистром или доктором. ...На мой взгляд,
нет ни малейшей надобности устраивать
такую школу, которая призвана была бы
конкурировать с университетом. Это и не
нужно и невозможно, так как у частного
учреждения в России не может быть ни
стольких ученых сил, ни стольких
материальных средств, сколькими
располагает государство. Не в копии с
университетов, которые в значительной мере
изжились... а в чем-то новом, свежем,
до сих пор только намечающемся в не
совсем еще ясных контурах, нуждается
страна... Эта новая школа должна
существовать, как мне кажется, не как
замена, а как дополнение и корректива
ныне существующего университетского
образования».
Лето 1905 года уходит на
обдумывание идеи с друзьями — профессором
В. Ротом, братьями Сабашниковыми.
В августе специально для участия в
обсуждении приезжает М. Ковалевский.
Вопреки сомнениям многих, понимая,
как дорого содержание университета,
он настаивает на том, чтобы
университет принадлежал местному
самоуправлению, тогда судьба пожертвований ие
будет зависеть от колебаний в
образовательной политике правительства.
15сентября Шаиявский обращается в
Городскую думу Москвы: «В нынешние
тяжелые дни нашей общественной
жизни, признавая, что одним из скорейших
способов ее обновления и оздоровления
должно служить широкое
распространение просвещения и привлечение симпатий
народа к науке и знанию,— этим
источникам добра и силы,— я желал бы, по
возможности, оказать содействие
скорейшему возникновению учреждения,
удовлетворяющего потребностям высшего
образования». Получив одобрение думы,
Шанявский передает Городскому
общественному управлению принадлежащий
ему на Арбате дом с земельными
участками «для устройства и содержания
в нем или с доходов с него
народного университета». Шанявский считает,
что университет не должен входить
в систему учебных заведений,
контролируемых Министерством народного про-
свещения.
Он обращается к министру:
«Несомненно, нам нужно как можно
больше умиых, образованных людей;
в них вся наша сила и наше спасение,
а в недостатках их — причина всех
наших бед и несчастий и того
прискорбного положения, в котором очутилась
вся Россия. ...Печальная система гр.
Д. А. Толстого, старавшегося всеми
мерами сузить и затруднить доступ к
высшему образованию, сказалась
теперь... в крайней нашей бедности
образованными и знающими людьми на всех
поприщах. А другие страны это время,
напротив, всеми мерами привлекали
людей к образованию и знанию, вплоть
до принудительного способа
включительно. Все ясно сознали ту аксиому,
что с одними руками и ногами ничего не
поделаешь, а нужны и головы, и чем
они лучше гарнированы, и чем
многочисленнее, тем страна богаче, сильнее
и счастливее. В 1885 году я пробыл почти
год в Японии, при мне шла их кипучая
работа по обучению и образованию
народа во всех сферах деятельности, и
теперь мне пришлось быть свидетелем
японского торжества и нашей полной
несостоятельности. Но такие удары судьбы
даже такая страна, как наша, не может
сносить, не встрепенувшись вся, и вот она
жаждет теперь изгладить свое унижение,
она жаждет.дать выход гению
населения России... Но если оно коснеет
доселе в принудительном невежестве, то
теперь настало время, когда оно рвется из
него выйти, и со всех сторон
раздается призыв к знанию, ученью и
возрождению». Кроме непосредственно
образовательной пользы, создание по замыслу
Шанявского университета должно
принести еще и косвенную, «предоставив
обществу попробовать свои силы на работе
созидательной: доселе ему поневоле была
доступна лишь работа критическая».
Шанявский обращается к министру:
«Я усердно прошу отнестись к этому
делу с необходимым вниманием и
доверием, чтобы не прошло еще много лет
бесплодных ожиданий и ходатайств по
поводу такого безобидного и
справедливого дела. Конечно, есть вещи
непреложные, и свободное образование после
многих веков мрака придет когда-нибудь
и в нашу страну — в этом твердом
уповании я и несу на него свою лепту.

С. Шноль.
«Нам нужно кем можно больше умных,
образованных людей...»
Но зачем еще лишнему поколению
гибнуть в этом мраке».
25 октября 1905 года (все даты даны по
старому стилю) Городская дума Москвы
постановила: «Принять с
благодарностью жертвуемое генерал-майором
А. Шанявским имущество для устройства
и содержания из его доходов Народного
Университета», открыть сбор
пожертвований, создать общество для усиления
средств на создание университета,
«предоставив Шанявскому, согласно пункту
6-му его завещания, право избрать своих
представителей в комиссию по
организации университета». (Помня о годах,
ушедших на открытие женского
медицинского института, Шанявский оговорил в
завещании: если по истечении трех лет,
до 3 октября 1908 года, университет
не будет открыт, все даруемые ему
деньги передаются на другие
благотворительные, образовательные цели.) Днем
7 ноября нотариус делает дарственную
запись о передаче дома Шанявского
на нужды университета. Вечером того же
дня Альфонс Леонович умирает.
Он был прав, генерал Шанявский:
после его смерти начинается
удивительная, понятная лишь в России тягомотина.
Московская Городская дума 30 мая
1906 года утвердила устав университета
и уже осенью предполагала его открыть.
Однако московский градоначальник
А. Рейнбот опротестовал это решение.
С ним согласилось особое по городским
делам присутствие: дума не может
открыть университет без утверждения
проекта «Положения о Московском
городском Народном Университете» высшим
правительством. И проект отправляют
«по инстанциям», в установленном
порядке.
Более двух месяцев проект
«рассматривали» московский градоначальник и
генерал-губернатор. Затем, до февраля
1907 года, в Петербурге — Главное
управление по делам местного хозяйства.
К апрелю проект дошел до Министерства
народного просвещения. Министр
П. Кауфман потребовал единоличного
права на утверждение устава народного
университета, программ лекций, списков
преподавателей, пытался обязать
попечительский совет отчитываться перед его
министерством, разрешал чтение лекций
только на русском языке. Проект со
своими поправками он внес в
Государственную думу.
Слушание, назначенное на 25 января
1908 года, не состоялось. В день
заседания новый министр народного
просвещения Шварц отозвал законодательное
представление для новых поправок.
Спорить с ним, убеждать у «шаняв-
цев» не оставалось времени. Так было
нарушено основное требование
Шанявского — независимость университета от
правительства. Только 3 июня 1908 года
после ряда исправлений устав слушался
в Государственной думе.
Обсуждение было бурным, выступило
около двадцати человек. «Правые»,
понимая взаимозависимость просвещения и
общественного прогресса, были
категорически против открытия Народного
университета.
Марков 2-й: «...Та роль, которая
выпала на долю нас, правых, роль, которая
многим может показаться ролью
гасителей духа, гасителей просвещения, крайне
неприятна и несимпатична... Но мы
гордимся тем, что мы не разыгрываем
симпатичной, выигрышной роли. Мы
высказываем те убеждения, которые
считаем необходимыми доводить до сведения
народа, общества, избирателей и
Государственной Думы... Нельзя, однако,
забывать, что государство не может и в
дарственном порядке вводить
учреждения, которые государством признаются
вредными. Если государство в лице
правительства, в лице учреждений,
призванных служить ему, видит, что этот дар
ведет к вредным предприятиям, то хотя
такова была воля завещателя, все-таки
ее надо отвергнуть...
Стоять на полицейской точке зрения
есть обязанность правительства... Раз
Министерство стоит до известной степени
на полицейской точке зрения, то оно
охраняет порядок. Оно охраняет
общество, университеты... от вторжения в них
преступных элементов. Это — точка
зрения полицейская, но она заслуживает
всякого уважения».
Несмотря на это, большинством
голосов дума приняла решение открыть
Народный университет. Реакционная
пресса неистовствовала: «Оплот
кадетской пропаганды*, «Еврейский
университет», «Гнездо польской крамолы в
Москве, в сердце России». Было понятно,
что университет вызывает неприязнь в
кругах, близких к Государственному
совету. И стоило ему заменить в
«Положении» хотя бы один пункт, проект был
бы передан в согласительную комиссию,
а это означало, что в эту сессию вопрос
не будет решен, а значит, и университет
не состоится.
И все же 18 июня 1908 года законо-
116

проект об открытии университета имени
Шанявского после блестящей речи
А. Кони был утвержден Государственным
советом. А еще через неделю царь
Николай II начертал на нем: «Быть по сему».
Московский городской Народный
университет был открыт 1 октября 1908
года, за два дня до срока, указанного
А. Шанявским в завещании. После
разгрома Московского университета в
Народный университет пришли многие
его преподаватели и профессора -
Н. Кольцов, П. Виноградов, П. Лебедев,
К. Тимирязев. Народный университет
сохранял для России лучшие силы
отечественной культуры. В. Брюсов читал
курс лекций «Падение Римской
империи». П. Лебедев проводил в своей
лаборатории исследования ультразвука.
Преподавали здесь и В. Вернадский,
Н. Зелинский, С. Шацкий, П. Блонский,
A. Реформатский, М. Ковалевский...
Слушателем университета мог стать
любой человек старше 16 лет. Для этого
надо было лишь написать прошение —
университет Этот был единственным
учебным заведением России, где не
требовалось не только свидетельство о среднем
образовании, но и справка о
политической благонадежности. Плата была
минимальной. На научно-популярном
отделении, например, отдельный двухчасовой
годичный курс «стоил» 1 рубль 20 копеек.
Главными органами управления
университетом были попечительский совет и
правление. Часть попечительского
совета пожизненно была назначена самим
Шанявским. Это профессора М.
Ковалевский, С. Муромцев, А. Реформатский,
B. Рот, К- Тимирязев, а также М.
Сабашников, С. Сабашников, А. Шереметевский
и Л. Шанявская. Другие десять членов
выбирались Московской городской думой
на четыре года (причем по завещанию
Шанявского в попечительский совет
обязательно должны были зходить две
женщины и несколько человек с высокой
ученой степенью): профессора А.
Мануйлов, А. Алексеев, Н. Кулагин, С.
Федоров, графиня Е. Уварова, князья
Е. Трубецкой и В. Голицын, а также
В. Морозова, А. Вишняков и Н. Пере-
пелкин.
В первое правление университета
вошли Н. Сперанский, Н. Астров,
профессора А. Реформатский, Н. Кулагин.
В. Хвостов, возглавил его профессор
Н. Давыдов. Ректором университета стал
друг А. Шанявского профессор В. Рот.
В первом семестре 1908 года в
университете училось четыреста слушателей.
В 1917 — почти семь тысяч. При двух
отделениях — научно-популярном (общее
среднее образование) и академическом
(высшее естественно-историческое и об-
шественно-философское образование) —
работали курсы дошкольного воспитания,
библиотечной работы, внешкольного
образования, кооперации.
Шанявский понимал, что средств,
которые он может «дать на
университет, достаточно лишь для почина в
подобном грандиозном деле». Он был уверен,
что «дальнейшие средства будут тем
обильнее притекать, чем ярче в
университете станет выступать его
общественный характер». И он не ошибся. В 1914—
1915 учебном году, несмотря на трудное
время, переживаемое Россией, на счет
Народного университета поступило около
75 тысяч рублей. Общая же сумма
пожертвований, не считая вклада
Шанявского и пособий Московской
городской думы, к 1917 году составила
около миллиона рублей. Лишь за год
в основном на общественные
пожертвования специально для университета было
построено здание на Миусской площади.
Московский городской .Народный
университет имени А. Шанявского был
закрыт правительством в 1919 году.
В его здании появился
Коммунистический университет. Позже — Московская
высшая партийная школа. Теперь —
Российский Государственный
гуманитарный университет.
Записала И УМИОВА

АКТОВЫЙ ЗАЛ
Идеальный
математик
В 1980 году в США вышла в свет интересная книга —
«Математический опыт».
Авторы Ф. Дэвис и Р. Херш с достаточной долей
самоиронии анализировали
состояние современной математики
и некоторых ее острых проблем.
Однако, на наш взгляд, многое здесь
выходило за чисто математические рамки.
Публикуемый отрывок из книги вполне можно рассматривать
как вводную лекцию для тех, кто решил «учиться на математика».
Что представляет собой их будущая профессия? Как сложатся
их отношения между собой? С другими людьми? Какова судьба
профессиональных математиков?
Об этом с юмором и сочувствием рассказывают Дэвис и Херш, а переводит
и комментирует их лекцию хорошо известный нашим читателям С. Смирнов.
1 с*
о о-
118
Мы нарисуем портрет «идеального
математика». Это не значит совершенного,
универсального математика, свободного
от невежества и профессиональной
ограниченности. Напротив, мы хотим описать
математика максимально «чистого»,
идеального в той же степени, как
породистая болонка или безупречный монах
времен Фомы Аквинского. Мы строим
этот образ для того только, чтобы
выявить все сомнительные и
парадоксальные стороны математической профессии.
Нам особенно важно осветить пропасть,
что лежит между реальной работой
математика и его собственным
представлением о сущности этой работы.
Работа идеального математика
доступна пониманию лишь узкой группы
специалистов в десятки, в крайнем случае
сотни людей. Этот клан знатоков
существует не более нескольких десятилетий,
и, весьма вероятно, спустя такой же срок
он исчезнет навсегда. Тем не менее
идеальный математик рассматривает свою
работу как взгляд в самое ядро
мироздания, содержащее истины,
справедливые от начала времен во всех концах
пространства.
Убеждения нашего героя зиждятся на
строгих доказательствах; он верит, что
разница между строгим и нестрогим
доказательством очевидна и
принципиальна. Он не может придумать худшего
приговора студенту, чем слова «Да вы не
знаете даже, что такое доказательство!».
Однако наш математик не способен
вразумительно объяснить, что именно он
понимает под «строгостью» доказательства
и что необходимо для придания
доказательству полной строгости.
Чтобы поговорить о реальной
деятельности идеального математика, мы
должны выбрать для него конкретную
область изысканий. Пусть это будут
«неримановы гиперквадраты» (термин
вымышленный, но подобный реально
существующим «неабелевым группам»,
«неархимедовым полям», «неевклидовым
геометриям»).
Наш герой изучает объекты,
существование которых не ведомо никому, кроме
горсточки его коллег. И если
непосвященный (даже имеющий
математическую квалификацию) спросит его, что
именно он исследует, то наш специалист
не сможет ни показать эти вещи, ни по-

нятно рассказать о них. Чтобы понять
теорию, которой наш герой столь предан,
постороннему человеку необходимо
пройти трудное ученичество в течение
нескольких лет, только тогда его мозг будет
достаточно подготовлен для восприятия
объяснений Идеального Математика.
Ибо такое объяснение состоит из
определений, построенных так, что любая
попытка свежего человека понять их
обречена на неудачу.
Объекты, изучаемые нашим
математиком, были неведомы до двадцатого века;
как правило, они не были известны и
тридцать лет назад. Сегодня они
находятся в центре внимания нескольких
десятков или сотен людей, твердо
уверенных, что объекты эти существуют так же
реально, как Гибралтарская скала или
комета Галлея. Что здесь значит слово
«существуют»? — этот вопрос никогда
не приходит в их головы; о смысле этого
слова можно только догадываться,
наблюдая работу клана профессионалов.
Во всяком случае, для нашего героя не-
римановы гиперквадраты абсолютно
реальны, и он самозабвенно исследует (или
преследует?) их, проводя целые дни в
созерцании их совершенства. Жизнь его
наполнена смыслом в той мере, в какой он
может открывать новые факты о своих
любимых объектах.
Нашему специалисту крайне трудно
вести содержательный разговор с тем
большинством человечества, которое
никогда не слыхало о неримановых
гиперквадратах. Это доставляет ему уйму
неудобств: из двух его коллег, которые
кое-что смыслят в неримановых
гиперквадратах, один сейчас в отпуске, а
другой гораздо больше интересуется
неэйлеровыми полукольцами. Наш герой
вынужден ездить на конференции, тратить
свой отпуск на визиты к
немногочисленным людям, говорящим с ним на родном
языке и способным оценить его работу.
Их признание, одобрение или
восхищение — единственная награда, на которую
он может рассчитывать.
На конференциях речь идет в основном
о «проблеме разрешимости» или о
«проблеме построения», или о «проблеме
классификации» неримановых
гиперквадратов. Проблему эту впервые
сформулировал профессор Безымянный,
основоположник теории иеримановых
гиперквадратов. Профессор дал и первый набросок
частного решения проблемы, к
сожалению, в таком виде, который никто, кроме
автора, понять не мог. С тех давних пор
над нею неустанно работают лучшие
специалисты по неримановым
гиперквадратам, и она приобрела высокий престиж.
Нашему герою часто снится, что он
решил проблему. Дважды ему удавалось
убедить себя в этом наяву, но каждый
раз другие неримаиовы адепты
обнаруживали дыры в его доказательстве, так
что вопрос открыт и по сей день. Тем
временем наш герой продолжает
обнаруживать все новые и новые факты о
неримановых гиперквадратах. Коллегам он
сообщает о своих результатах легкой
скорописью такого рода:
«Применив тангенциальный сглажива-
тель к квазимартингалу, вы получите
оценку сильнее квадратичной, так что
сходимость в теореме Бергштейна
оказывается того же порядка, что степень
аппроксимации в теореме Штейнберга».
Столь легкого стиля не найти в
печатных работах нашего специалиста. Там за
тремя страницами определений следуют
семь лемм и, наконец, теорема, условия
которой занимают полстраницы текста,
а доказательство сводится к одной
существенной фразе: «Применить леммы 1—7
к определениям А—Ж».
Способ изложения статьи подчинен
нерушимому правилу: скрыть все
признаки того, что автор и предполагаемый
читатель — человеческие существа.
Возникает впечатление, будто желанный
результат вытекает из предпосылок с
абсолютной неизбежностью посредством
чисто механической процедуры. В
действительности, однако, никто не пытался (и не
попытается) построить компьютер, в
который можно было бы ввести исходные
определения и получить на выходе
утверждения теоремы. Более того, для
чтения доказательства нужно быть
посвященным в особую субкультуру,
включающую в себя возможные мотивы
действий автора, набор стандартных
доводов в его рассуждениях, а также
ансамбль фундаментальных примеров, из
которых выросла вся эта теория.
Читатели, адресаты этой статьи (все
двенадцать человек, сколько их есть на
Земле), могут легко расшифровать
формальное введение, заметить новую идею,
скрытую в лемме 4, пропустить рутинные
вычисления в леммах 1, 2, 3, 5, 6, 7 и в
итоге понять, что делает автор статьи и для
чего он это делает. Но для всякого не-

Ф. Дэиис, Р. Херш
Идеальный математик
ф О-
И
120
посвященного подобный стиль есть шифр
без ключа. Если (боже упаси!)
специалисты по неримановым гиперквадратам
когда-нибудь вымрут, то писания нашего
героя станут еще менее понятны, чем
рукописи древних майя.
Трудности общения нашего
идеального математика (ИМ) с внешним миром
можно продемонстрировать на примере
диалога с журналистом (Ж),
представителем университетской газеты.
Ж: — Я ценю вашу готовность
побеседовать со мной. По правде говоря,
математика всегда была моей ахиллесовой
пятой.
ИМ; — Что поделаешь, у вас своя
работа...
Ж: — Мне поручили сделать заметку
о продлении вашего договора на
исследования. Обычно у нас пишут просто:
«Профессор А получил субсидию в столько-то
долларов иа продолжение своих
исследований по проблеме разрешимости нери-
мановых гиперквадратов». Но, я думаю,
неплохо было бы дать людям
представление о сути вашей работы. Прежде
всего — что такое гиперквадрат?
ИМ: — Мне очень неудобно, но
продиктуй я вам определение, вы решили бы,
что я пытаюсь вас одурачить.
Большинству людей оно ничего не скажет.
Ж: — Но, может быть, инженер или
физик лучше понял бы его?
ИМ: - Н рт |>азве что некоторые физи-
ки-теоретики, однако таких совсем
немного.
Ж: — Тогда нельзя ли дать хоть общее
представление о характере и целях вашей
работы?
ИМ: — Ладно, попробую. Рассмотрим
гладкую функцию на пространстве с
мерой, принимающую значения в пучке
ростков, снабженном структурой
равномерной сходимости насыщенного типа.
В простейшем случае...
Ж: — Я, наверное, задал не тот вопрос:
можете ли вы сказать что-либо о
приложениях вашего исследования?
ИМ: — О приложениях?
Ж: — Ну да!
ИМ: — Я слышал, что были попытки
применить неримановы гиперквадраты в
моделях элементарных частиц. Но об
успехах этих попыток не слышал.
Ж: — Скажите, не было ли в последнее
время крупных оригинальных
результатов в вашей области? Каких-нибудь
заметных достижений, достойных общего
внимания?
ИМ: — Конечно, были! Вот есть статья
Штейнберга — Бергштейна, это лучший
результат за последние годы.
Ж: — О чем статья?
ИМ: — Не могу вам объяснить.
Ж: — Понимаю... Как вы считаете,
достаточна ли финансовая поддержка
вашего направления исследований?
ИМ: — Конечно, нет! Нас держат на
голодном пайке, многие талантливые
молодые исследователи не получают
никакой помощи!
Ж-" — Предвидите ли вы какие-либо
следствия из работ в вашей области,
способные повлиять на жизнь обычных
граждан?
ИМ: — Нет.
Ж: — А как насчет инженеров и
физиков?
ИМ: — Весьма сомнительно.
Ж: — А чистые математики, многие
ли из них знают ваши исследования и
интересуются ими?
ИМ: — Таких меньшинство.
Ж: — Не хотите ли вы сообщить
широкой публике что-иибудь особенное о
вашей деятельности?
ИМ: — Нет.
Ж: — Неужели вам не хочется, чтобы
общественность симпатизировала вашей
работе?
ИМ: — Хочется, но ие ценой ее
профанации!
Ж: — Что вы считаете профанацией?
ИМ: — Ею кончается любое
вмешательство публики в обсуждение научных
работ.
Ж: — Ну ладно, благодарю вас за то
время, которое вы мне уделили.
ИМ: — Не стоит, вы выполняли свой
долг.
Вот так с журналистом... А какой
диалог получился бы со студентом,
задавшим оригинальный вопрос?
С: — Сэр, что такое математическое
доказательство?
ИМ: — Вы этого ие знаете? Да с какого
вы курса?
С: — С третьего.
ИМ: — Невероятно! Вы же три года,
трижды в неделю видели, как я строил
доказательства на доске!
С: — Простите, сэр, я не сказал вам
главного. Я не математик, а философ, и
ваших курсов не слушал.
ИМ: — А! Тогда другое дело... Но хоть
немного вы математику изучали? Знаете
доказательство основной теоремы
анализа или основной теоремы алгебры?
С: — Я много раз слышал в геометрии,
в алгебре и в анализе рассуждения,
которые назывались доказательствами. Но
я вас спрашивал не о примере доказа-

тельства, а об определении, что это
такое? Без такого определения как мне
решить, что есть доказательство, а что им
не является?
ИМ: — Ну это дело выяснил Тарский,
да и другие, хотя бы Рассел и Пеано.
Фактически вам следует выписать все
аксиомы вашей теории на формальном
языке с данным алфавитом, то есть
набором символов. Потом надо записать
условия вашей теоремы в той же
символической форме. А потом необходимо
показать, что можно шаг за шагом
преобразовать эти условия по правилам логики до
тех пор, пока не получится заключение
теоремы. Вот это все и будет
доказательством.
С: — Правда? Вот здорово! Я учился
элементарной и высшей алгебре, анализу
и топологии, но ничего, подобного
сказанному вами, никогда не слышал.
ИМ: — Ну конечно, никто так и не
делает. Это бы заняло всю жизнь. Надо
только показать, что это можно сделать,
и хватит.
С: — Так, значит, математики не пишут
доказательств?
ИМ: — Конечно, пишут! Если теорема
не доказана, значит, ее просто нет!
С: — Но тогда что же такое
доказательство? Если та штука, о которой вы
говорили, с формальным языком и
преобразованием формул, то, значит, никто
никогда ничего не доказывает! Неужели
надо знать все на свете о формальных
языках и формальной логике, прежде
чем браться за составление
математических доказательств?
ИМ: — Да нет же! Чем меньше вы
знаете, тем лучше. Весь этот
формализм — совершенно излишняя вещь!
С: — Но тогда что же есть
доказательство?
ИМ: — Это такое рассуждение,
которое убеждает специалиста.
С: — Специалиста? В таком случае это
определение субъективно. Оно зависит от
личности эксперта. И надо сначала
выбрать экспертов, а потом определять, что
есть доказательство. Какое все это имеет
отношение к доказательству фактов?
ИМ: — Нет! Ничего субъективного тут
нет. Всякий знает, что такое
доказательство. Почитайте хороший учебник,
послушайте лекции специалиста-математика,
и вы поймете, что такое доказательство.
С: — Вы уверены?
ИМ: — Ну, может быть, не поймете.
Если вы лишены способности к
математике. Это тоже бывает.
С: — Значит, вы решаете, что такое
доказательство, и вы же решаете, что я
не способен к математике, если я не
соглашаюсь с вашими рассуждениями?
ИМ: — А если не я, то иго же?
Далее Идеальный Математик
встречается со Строгим Философом...
После этого Идеальный Математик
вполне готов даже к встрече с внеземным
разумом. Первым его шагом в таком
контакте была бы передача нескольких сот
знаков двоичной записи числа л.
Математику ясно: любой разум, способный к
межзвездной связи, обязательно владеет
математикой и поймет математические
рассуждения в отрыве от прочих мыслей
и действий человеческих существ. Более
того. Математик уверен, что как само
число л, так и его двоичная запись, суть
органические компоненты мирового
порядка.
Наш герой готов признать, что эти
вещи не являются природными объектами,
но убежден, что они открыты, а не
изобретены. Их открытие примерно в том
виде, который известен нам, он считает
неизбежным на восходящем пути разума
от первичной протоплазмы к уровню
межзвездной связи. Следующий диалог
произошел между Идеальным
Математиком и Скептиком.
Ск.: — Вы верите в свои числа и
кривые, как христианские миссионеры верят
в распятие. Если бы один из них попал
на Луну, то и там при встрече с местными
жителями он бы немедленно
перекрестился, ожидая, что луняне ответят ему тем
же. Вы же проявляете еще большую
самоуверенность, потрясая двоичной
записью числа л!
ИМ: — Это я-то самоуверен? Да число
л вычислено и проверено до
стотысячного знака.'
Ск.: — Я видел уже, как мало вы
можете сказать даже своему коллеге-
математику, если тот не знаком с вашими
гиперквадратами. Вы не способны
выработать хотя бы общие представления в
споре с физиком-теоретиком, и вы так же
беспомощны при чтении его статей, как
он — ваших. Да что говорить, работы в
вашей области, но написанные в прошлом
веке, непонятны вам, как завещание Ту-
танхамона! Почему вы уверены, что най-

I
Ф Дэвис, Р. Xeptu.
Идеальный
дете общий язык с внеземным разумом?
ИМ: — Если не я, то кто же?
Ск.: — Да кто угодно! Разве жизнь и
смерть, любовь и ненависть, радость и
горе имеют не больше шансов на
понимание во всей Вселенной, чем сухие
формулы, которые лишь несколько сот вам
подобных умеют отличать от детских
каракулей?
ИМ: — Мои формулы потому и
пригодны для межзвездного общения, что плохо
приспособлены для общения между
землянами. Их содержание не привязано к
Земле, оно свободно от чисто
человеческих ограничений.
Ск.: — Не думаю, чтобы миссионер
сказал то же самое о распятии. Но он
наверняка сказал бы нечто столь же
абсурдное и претенциозное.
Эти наброски не преследовали злых
целей. Их авторы сознают, что писали,
в частности, и о себе. В силу долгой
привычки математик рассматривает свое
творчество как обычный природный
процесс. Но слишком очевидно (и потому
часто забывается), что такая работа
выглядит загадочным, почти необъяснимым
феноменом для любого стороннего
наблюдателя, кто бы он ни был — профан,
научный сотрудник или даже
исследователь, использующий математические
методы в своей работе.
Математик обычно считает, что
единственная справедливая оценка его
деятельности исходит от него самого и его
коллег. Много ли найдется
профессиональных и культурных общин, со стороны
которых мы готовы терпеть такое
самодовольство? А может быть,
беспристрастное описание занятий этих адептов,
данное внешним, хорошо информированным
наблюдателем, все-таки справедливо?
И его следует предпочесть мнению
участника, не способного заметить, а тем более
усомниться в верованиях и
предубеждениях своих коллег?
Математики знают, что исследуют
объективную реальность. Но, на чужой
взгляд, они заняты лишь общением в
узком кругу друзей. Как же доказать
постороннему скептику, что наши
теоремы имеют смысл и во внешнем мире, за
пределами математического братства?
Всякий, кто захочет проникнуть в тайны
этого братства, вынужден пройти через
годы ученичества; за столь долгое время
он вживается в наш стиль мышления,
то есть перестает быть внешним
наблюдателем. Но эдак можно всякого критика
превратить в верующего]
Если студент не способен усвоить наш
образ мыслей, то мы изгоняем его как
глупца. Если же он, пройдя курс
посвящения, придет к выводу, что наши доводы
нестроги либо недостаточны, то его
отвергнут как безумца или не совсем
нормального. Конечно, все это еще не
доказывает несправедливость нашей
самооценки. Однако нам пора осознать, что
наша деятельность совершенно не
понятна вне собственного узкого круга. Да,
объекты нашей деятельности
«существуют», а действия с ними имеют смысл.
Но мы пока не располагаем средствами
для убеждения постороннего скептика в
этом. А такие аргументы нужны и
скептику, и особенно нам самим.
Перевод С. СМИРНОВА
I "
С. Смирнов, кандидат физико-математических наук
Все так — и все не так!
Интересный шарж на современных математиков нарисовали Ф. Дэвис и
Р. Херш. Соблюдены все законы жанра: говори только правду, постарайся
сказать много правды, даже больше, чем от тебя ждут, но не вздумай
сказать всю правду!
Так и вышло: получился Идеальный Математик, который непонятным образом
ухитряется творчески работать в вакууме, общаясь лишь с горсткой своих
единомышленников и успешно отгородившись не только от повседневных забот, что
еще куда бы ни шло, но и от всех прочих направлений научного прогресса.
Вот этому поверить невозможно.
122

Например, откуда взялись «неримановы гиперквадраш» и почему герой Дэ-
виса и Херша увлекся ими? Ответить нельзя, поскольку и термин, и герой
вымышлены. Поэтому заменим несуществующие «неримановы гиперквадраты» на
куда более реальные для профессионала (хотя столь же загадочные для
непосвященного) «супермногообразия» и «супергруппы Ли». Для чего придуманы
эти вещи?
Они были вызваны из небытия физикой элементарных частиц и пригодились
для объединения гравитации с тремя другими фундаментальными физическими
силами (сильным, слабым и электромагнитным взаимодействием элементарных
частиц).
Так рождаются все новые математические миры: математики вынуждены их
создавать для понимания кажущихся чудес, порожденных развитием и самой
математики, и смежных с нею наук. Новый математический мир играет роль
, колокольни, с которой заметны неожиданные связи между знакомыми, но
малопонятными фактами, и открывается вид на новые дали. Нет недостатка в
желающих залезть на новую вышку, да не каждому по силам...
А что оставляет такой математический мир после своей «естественной
смерти», когда научная работа на этом фронте прекращается? Дэвис и Херш
мрачно замечают, что остается лишь гора непонятных текстов. Но рассмотрим
судьбу математического анализа, основанного в конце XVII века. Во второй
половине прошлого века его развитие замерло, поскольку были решены основные
задачи, а фундаментальные определения, такие, как действительное число,
непрерывная функция, сходящийся ряд, и доказательства основных теорем приобрели
полную четкость. Что же произошло потом?
Основные идеи и понятия математического анализа стали массовым
достоянием, вошли в культуру. Школьник знает теперь, что такое производная и интеграл,
какие задачи можно решать с их помощью, инженер повседневно использует
их в своей работе, и даже биолог должен понимать суть «дифференциальных
связей» между природными процессами и уметь написать соответствующие
уравнения.
Конечно, не всегда исход бывает столь удачен. Есть другие примеры —
хотя бы знаменитая «проблема четырех красок» в геометрии. Она в течение века
не давала покоя профессионалам и любителям и лишь недавно была решена
в рамках новой «компьютерной математики». Удачно поставленный машинный
эксперимент подтвердил: любую карту на плоскости можно раскрасить
четырьмя цветами так, что любые соседние страны будут иметь разный цвет.
Почему же математики не рады финалу? Неужели ревнуют к компьютеру?
Нет, тут другое: профессионалы обманулись в ожидании. Красивая и трудная
задача не привела к созданию красивой новой теории, позволяющей решить
еще целый ворох сложных задач. «Проблема раскраски карт» не стала
зародышем нового математического мира, так что ее след сведется к двум-трем
строчкам в учебнике. Бывают и такие «неудачи» в научном творчестве.
Важное место занимают у Дэвиса и Херша диалоги Идеального
Математика с его вымышленными критиками. В этих беседах поднят ряд острых
вопросов, хотя некоторые из них имеют совсем простое решение. Например,
Идеальный Математик — никудышный педагог: он не смог объяснить Студенту, что
«понимание» математического доказательства равносильно умению прочесть или
прослушать его, потом забыть, а затем придумать заново, не заглядывая в
учебник. Если ты это умеешь и кто-то другой, выслушав твое доказательство,
тоже «поймет» его (в том же смысле слова), значит, ты вполне освоил черный
хлеб математической технологии и созрел для самостоятельных исследований.
А искать «строгое определение» того, что такое доказательство (или что
такое математика), значит попусту тратить время и силы.
С Журналистом еще проще: надо лишь объяснить, из каких
внематематических задач выросла данная математическая теория
и каковы обозримые последствия решения таких задач.
Это всегда можно сделать, правда, иногда ценою незаурядных
педагогических усилий. Но математик способен и на них, если,
конечно, он реальный, а не Идеальный Математик.

vlkb С. Смирнов.
к^ Все тек — и все не твк1
^
Работая с огромным множеством «вымышленных» объектов, математики не
растрачивают, а экономят свои силы! И заодно повышают и без того «непости-
жимую» эффективность математических методов в естественных науках.
Но откуда берется такая эффективность, если она не заложена изначально
в математических определениях и теоремах? Ясно, откуда — из жестких запросов
практики. Математические понятия применяются там, где иные, более привычные
подходы оказываются недейственны. Мы хватаемся за интегралы, когда
«здравый смысл», художественная интуиция и эмоциональные оценки ничего
удачного нам не подсказывают. В этой ситуации мы благодарны нашему
единственному поводырю — математике — за любую помощь. Если бы ее объем был
десятикратно больше или меньше, мы не заметили бы разницы, ведь сравнивать
не с чем! И не математику следует хвалить за то, что ее фонарь
высвечивает в безбрежном неведомом мире природы столь много полезных и интересных
вещей,— скорее, благодарить надо природу: ее мир так богат, что даже в узком
светлом круге математики умещается очень многое.
Наконец, последний и самый фантастический вопрос, поднятый Дэвисом и
Хершем,— о роли математики в общении с внеземным разумом. Вспомним для
начала, что дерзкая и плодотворная гипотеза о существовании жизни (и тем
более разума) на других планетах поныне не подтверждена и не опровергнута.
Не исключено, что она всегда останется в таком «подвешенном» состоянии.
Поэтому математик имеет право интересоваться самим вопросом или
игнорировать его. Но, допустим, он верит в существование внеземного разума,
способного принимать наши радиопередачи. Что передать, чтобы доказать нашу
разумность? Или иначе; что мы хотим услышать, чтобы поверить в разумность
нашего собеседника?
Идеальный Математик поверил бы в нее, приняв по радио достаточно
длинный отрезок двоичной записи числа л. Но только ли в этом случае? Вероятно,
его удовлетворит и двоичная (или иная) запись числа е, и последовательность
простых чисел, и числа Бернулли, и многое другое, лишь бы это имело смысл в
земной математике, но не имело физического объяснения в рамках законов
неживой природы. Таких вещей много, их число быстро растет с развитием
математики. И в «шорохе звезд» надо искать их все сразу, чтобы не упустить шанс
контакта с братьями по разуму, если таковые есть...
Это очень трудная задача, ио разрешимая в эпоху ЭВМ. А вот как
передать (или опознать в радиокоде) такие «вечные» и «универсальные» для всякой
жизни и разума понятия, как горе и радость, любовь и ненависть, пока
совершенно не ясно, здесь собеседник Идеального Математика заблуждается.
Скорее всего, усвоение таких вещей может идти лишь как у ребенка — в ходе
длинного диалога со взрослыми. Но для налаживания подобного диалога со внезем-
ным разумом надо сначала принять и понять его монолог. И вот это, видимо,
удастся сделать только на языке математики, точнее, на одном из множества
языков, соответствующих ее разным мирам. Найдется ли среди таких миров хоть
один, общий для нас и для другого внеземного разума,— этого никто не может
гарантировать. Однако вклад математики в наш воображаемый диалог с вообра-
жаемыми братьями по разуму представляется вполне реальным.

ЛАБОРАТОРИЯ КОНКРЕТНОГО ПОИСКА
М. Розин
«Ведь не зря же
страдаем!!!»
Я вынес в заголовок фразу из одного
сочинения, написанного среди других в
эксперименте, который был проведен в
Москве в рамках исследовательской
программы университета Кларк (США).
Целью эксперимента было исследование
социально-психологических причин,
формирующих у человека тот или иной образ
исторического прошлого. Методика
эксперимента была предельно проста: я
просил участников его (всего 33 человека)
написать сочинение об истории своего
народа. Сразу же хочу сказать, что
полученные данные ни в коем случае нельзя
рассматривать как полновесный
материал для каких-либо однозначных
выводов, но не сомневаюсь, они могут стать
началом очень серьезных вопросов к
проблеме понимания истории и себя в
истории. Вот почему я и хочу рассказать о
результатах эксперимента в надежде, что
они уже сейчас помогут
педагогам-обществоведам в их практической работе.
Хитрость методики была в одном: для
«сочинителей» я был американцем. Дело
в том, что «своему» легко объяснить
(даже не всегда объясняя), что именно
ты имеешь в виду, выговаривая то или
иное суждение,— и автор его, и адресат
находятся в одном историко-культурном
пространстве, и важнейшие, опорные
понятия любого послания кажутся столь
очевидными, что даже и не
формулируются. Но для «американца» эти
очевидности надо было обозначить,
сформулировать, а значит — самому задуматься
над ними и описать их.
В нашем случае такими
фундаментальными очевидностями были свое
ощущение истории, свое этническое,
национальное, культурно-историческое
самосознание.
Сразу скажу: для многих участников
эксперимента задание оказалось крайне
трудным. Основная особенность таких
сочинений — безэмоциональность и без-
оценочность, они направлены в пустоту,
до читателя ничего не доносится,
поскольку читатель просто не
предполагается. Такие сочинения — их было
восемь,— не содержащие явного посыла и
явной ключевой темы, я отнес к первому
типу. Вот достаточно характерный
пример.
«Что я знаю об истории своего народа.
Русский народ произошел от восточных
славян. Они занимались земледелием,
охотой, скотоводством. Сначала они жили
родовыми общинами. Далее они стали
распадаться, и образовывается семейное
хозяйство. В силу высокого уровня развития
славяне, перешагнув через
рабовладельческий строй, сразу перешли к
феодальному. Образовывается Древнерусское
государство. В это время выделяются три
наиболее крупных княжества (перечисляются
названия).
Позднее образовывается Российское цен
трализованное государство, в это время оно-
подвергается нападению
татаро-монгольского войска».
Выявилась и другая сложность.
Вопрос, который я задавал, был
сформулирован следующим образом: опишите ис-

I
M. Розин.
«Ведь не зря ж% стредв«м|||»
I "
о, о-
126
торию своего народа. В принципе можно
было спрашивать о истории страны или
государства — во всех случаях возникла
бы одна и та же проблема: необходимо
решить, о каком народе (о каком
государстве, какой стране) говорить. В условиях
«смутного времени», когда одна страна
почти исчезла, а другая не совсем
создана, очень трудно решить, что является
субъектом истории и, соответственно,
субъектом сочинения. И это выявляет
очень важный процесс, протекающий в
общественном сознании: люди теряют
одну социальную идентичность (перестают
ощущать себя частичкой «советского
народа») и вынуждены искать новую —
иногда это оказывается национальной
идентификацией (я был советским
человеком, а стал русским или украинцем),
иногда конфессиональной
(православный человек), иногда — семейной,
клановой, а нередко поиски новой
идентичности вообще не завершаются успехом.
В сочинениях второго типа (всего их
было пять) сама невозможность
идентифицировать себя с кем-либо и
выступила одним из главных посылов, который
испытуемые попытались до нас донести.
Приведу несколько примеров.
«Во-вторых, что значит «мой» народ?
А если я себя отождествляю со всем
миром или обособляю от всех?»
«Прежде всего — кто такой «мой
народ»?»
«Так же, как мне трудно ответить на
вопрос о моей национальности, так же
мне сложно решить, о какой «истории»
я должна рассказать. В данной ситуации
историей своего народа я должна считать
историю России, поскольку рождена и
живу в ней. Однако должна оговориться, что
в равной, а может, и в большей степени
меня интересовала история некоторых
европейских стран, в частности Англии,
Германии и т. д.»
«Я, пожалуй, расскажу историю
советского народа. Так как я не могу
принадлежать к другому народу (ни к русскому, ни
к православному). И я сама, и мои
родители родились советскими людьми. Я знак;
только советское общество, долгое время
потребляла советскую культуру. И хочу я
этого или нет, а я являюсь частью
советского народа».
Об этой же сложности свидетельствует»
например, распространенность темы
«смешения народов»; описывается, что
было «перемешано» все: «крови», язык,
культура — и это аргумент для
обоснования сложности национального
самоопределения.
«В XIII—XIV веках территория
Поволжья была под игом монголо-татар, все
нации перемешались, и чисто русских на
этой территории почти не осталось. Так же
на смешение наций повлияло близкое со
седство на территории Поволжья русских
с чувашами, мордвой. Так же на смешение
наций повлияло завоевание северных
территорий. Сибири.
Лично я считаюсь русской, но я в этом
не уверена, так как моя бабушка по отцу —
белоруска, дедушка был казаком, а папу
записали русским».
Можно выделить и еще одно
выразительное средство, реализующее тот же
посыл: рассказ об уничтожении культуры
и ассимиляции народа. Если
рассмотреть значение самого понятия
«ассимиляция», всегда можно выделить народ,
который ассимилировался и который
ассимилировал. В наших же сочинениях
к ассимилированным народам
причисляют себя представители практически
каждой нации.
В этих отрывках ярко проявилась и еще
одна распространенная идея
сочинений — неестественность,
преднамеренность всех отрицательных процессов.
Данная особенность исторического
сознания может быть названа
антропоморфизмом (за каждым нежелательным
событием стоит чья-то злая воля).
«У белорусского народа отняли его
культуру путем насильственного
ополячивания или русификации. Реформа
белорусского языка в тридцатые годы XX века
уничтожила весь колорит языка».
О казахах: «У нас же до революции
такая культура была! Много книг
издавалось... И после революции заявили, что у
нас-де нет собственной письменности,
объявили нас безграмотными степняками. Тех,
кто мог быть передатчиком культурных
ценностей, вырезали. Где те книги?
Неизвестно. Нас отрезали от собственной
культуры».
«Особенно пострадал русский народ, у
которого отняли национальную одежду,
песни, танцы. Когда я была в Средней
Азии, меня больше всего поразило то, что
почти каждый таджик мог танцевать свои
народные танцы, петь народные песни, и
многие носят национальную одежду. У
русских вес это делают только фольклорные
ансамбли».
Легко понять, к чему это говорится:
если народа как такового в чистом виде
не существует, то тем более невозможно
дать себе определение в термине «народ».
Наиболее показательно в этом
отношении сочинение, автор которого начинает

с утверждения о своей принадлежности к
русским, а кончает рассказом о евреях.
Главный импульс сочинения все тот же —
желание и одновременно невозможность
(благодаря незнанию языка и культуры)
ощущать общность с каким-либо
народом, в данном случае автору хотелось
бы назвать себя настоящей еврейкой, но
она на это не решается.
«Частично я ощущаю себя русской,
наверное, русской все-таки в большей
степени, чем еврейкой. Это проявляется в том,
что я говорю по-русски, не зная ни одного
из еврейских языков, в большей степени
знакома с русской культурой, нежели с
еврейской, считаю себя в большей степени
принадлежащей к православной церкви...
Россию я в большей степени ощущаю своей
родиной, но что касается русского народа,
то с ним я тоже не идентифицируюсь,
мне не хочется считать себя русской
полностью и забывать о своем еврейском
начале. Это трудно объяснить, но я тяготею
в большей степени к историческому пути
еврейского народа, его триумф и трагедия
вызывают во мне большой сердечный
отклик, большие переживания, нежели
история славян...
Вообще для меня проблема
национальной идентификации является очень
сложной. Казалось бы, неоткуда взяться во мне
интересу к еврейским корням, так как
воспитывалась я целиком и полностью в
русских, славянских традициях, при полном
игнорировании еврейского начала. Вся
семья, все родственники вели себя и ведут
себя так, как будто мы все целиком и
полностью русские. Долгое время я вообще не
подозревала о том, что во мне есть
еврейская кровь. Когда я об этом узнала, то
первой реакцией был испуг, страх за свою
жизнь и судьбу, постепенно это состояние
сменилось гордостью от сознания, что во
мне есть эта кровь. Это ощущение
сохраняется и по сей день».
Итак, невозможность выбрать, о чем
говорить, за которой стоит отсутствие
четкой национальной идентификации и
желание ее обрести, оказалась самой
важной информацией, которую пытались
донести до нас сочинения второго типа.
Иная ключевая тема — в сочинениях
третьего типа (всего их можно выделить
восемь); я обозначил ее темой «трагедии
и героизма». Рассмотрим одно из самых
показательных сочинений этого типа.
«Я — украинка. История моего
народа — это история Украины, полная
трагических, героических и значимых событий.
Это не просто красивые слова... Я горжусь
своей Украиной и историей моего народа».
Затем следует описание возникновения
народа и последовавшего за этим
периода славы, своего рода «золотого века».
Любопытно — испытуемый опасается,
что утверждение о «золотом веке» будет
поставлено под сомнение как
мифологическое, поэтому автор сочинения
специально подчеркивает: есть легенда о
«славе и подвигах» («В легендах воспевается
мудрость и разум киевских князей, их
славные походы и подвиги...») и есть
факты, которые подтверждают эту легенду.
Автор оговаривает возможность
преувеличения в легендах («Сейчас трудно
судить о том времени, каким оно было, и
все ли было так, как в легендах,
сказках»), но тут же сообщает и о наличии
четких исторических фактов:
«известно, что признана была Киевская Русь,
что знали ее греки (Геродот очень
подробно описывает не только быт, но и
обряды славян) и варяги». Таким образом,
автор страхуется от обвинений в
мифологизации.
Следующим описывается длительный
исторический период, когда начались
бедствия украинского народа: «...Потом
был распад Киевской Руси,
междоусобные войны, татаро-монгольское иго,
сожженный Киев, непомерные дани...
Украина была и под Польшей, и под Литвой,
и под Россией... Ее разрывали, делили,
гнули, ломали...», но при этом остается
героизм и как бы «отзвуки» «золотого
века»:
«...делили, гнули, ломали, но не
приручили, не согнули... Она выстояла несмотря ни
на что. Были герои — славное казачество
(Запорожская Сечь), свои гетманы и
войско, которое прошло и по Европе, и по
Азии (Турция, Константинополь); был
гетман Мазепа — умнейший,
образованнейший человек своего времени, который
«предал» Петра I и Российскую империю,
но не Украину...»
Третий период — нынешнее время,
которое можно трактовать как
кульминацию борьбы: самые сильные репрессии,
наибольшая вероятность полной потери
государственности, языка, культуры,
разрушение всего, что может быть
разрушено, и, одновременно, появление
источника для возрождения и победы:
«...и репрессии, начавшиеся на Украине
еще в 1928 году и за десятилетие унес-

М. Разин.
«Ведь не зря же страдеемШ»
i •>
«о-
128
шие лучших представителей украинской
интеллигенции — писателей, поэтов,
композиторов, актеров, и страшный голод 1932—
1933 годов, когда забирали последнее и в
селах наблюдались случаи людоедства, и
бандеровское движение (не против народа,
а за народ, но против Сталина, против его
режима!), и рост правозащитного,
национального движения в шестидесятые —
семидесятые годы, когда всем участникам
инкриминировалась «измена Родине> или
что-то в этом духе, чернобыльская авария
1986 года...»
И наконец, четвертый период
относится к будущему — автор ожидает
окончательной победы своего народа и в
какой-то мере возвращения «золотого
века»:
«Только теперь можно выпрямиться,
расправить плечи и не чувствовать того,
гаденького... Я — украинка!»
Мне представляется, что сюжетная
канва данного сочинения является как бы
каноничной: абсолютно то же
рассказывается другими авторами про русский,
еврейский, казахский и любой другой
народ.
Этот сюжет во многом выстроен по
литературным канонам, «закручен» вокруг
конфликта, представляющего собой
конфликт между внутренней силой,
«победным потенциалом» народа, который по
своим внутренним характеристикам
должен побеждать, и внешними
трагическими обстоятельствами, которые ставят его
на грань поражения. Авторы осознают
этот конфликт и формулируют его как
парадокс («Меня всегда волновал вопрос:
как сильные, свободные люди попали
«в рабство», почему такое стало
возможным? Я не знаю ответа на этот вопрос...»)
Главное для авторов сочинений
данного типа — это стремление донести до нас
ощущение ненормальности,
неестественности и трагичности нынешнего
положения народа и убеждение в том. что это
положение изменится (или должно
измениться). В принципе сам по себе тот
факт, что украинцы долгое время не
имели своей государственности, может не
вызывать отрицательных эмоций: есть
большие народы и малые, со своей
государственностью и без оной. Однако для
человека, отождествляющего себя с
Украиной, который одним из главных
достоинств народа видит наличие
государственности, неприемлемо отношение к
такой ситуации как к норме, и он стремится
доказать: то, что мы имеем,— не норма,
а трагедия, поскольку народ
потенциально создан для другого, в качестве же
лучшего доказательства служит
описанная сюжетная схема.
О глобальности и инвариантности этой
сюжетной схемы говорит прежде всего
то, что само противоречие, вокруг
которого строится сюжет, может варьировать
при неизменных структурных элементах
самого сюжета. Если в
проанализированном выше сочинении описывалось
противоречие между «победными потенциями»
народа и отсутствием собственной
государственности (то есть завоеванностью),
то, например, некоторые сочинения о
русских в качестве ключевого противоречия
выделяют оппозицию: тирания —
свобода, то есть описывают конфликт между
«свободно демократическим»
потенциалом народа и реальностью тирании
(слишком сильной государственностью).
«История русского народа неразрывно
связана с царями-тиранами, с диктатурой.
Военизированная с самого начала (с
исходной точки своего возникновения) нация
всегда находилась под диктатом
государства во главе с тираном. Таковым был
Иван Грозный, объединивший земли,
завоевавший Новгород, введший опричнину.
Затем Петр I, который привнес
европейскую культуру на русскую почву,
завоевавший новые земли. Дальше из наиболее
влиятельных тиранов-царей — Павел I,
Екатерина II, наконец, Ленин, Сталин...
В настоящее время происходит,
пожалуй, самое важное и интересное в истории
русского народа. Может быть, произойдут
некоторые переоценки, может наступить
чудесное возрождение русской нации,
русской души, задавленной годами тирании...»
Отдельные структурные элементы
могут выпадать, но в целом схема остается
примерно той же: свобода племен
(«золотой век») — годы тирании (начало
трагедии) — великие тираны XX века
(кульминация трагедии) — ожидание
возрождения и освобождения в будущем.
Неизменен и главный посыл: ненормальность,
трагичность того, что происходит (в
данном случае тирании), и жажда —
надежда — предвосхищение — утверждение
возможности иного состояния (свободы).
В наиболее общем виде описываемый
сюжет может быть представлен как
движение: плюс — минус — плюс. Плюс:
свобода, государственность, свой язык,
огромные территории и т. д. — все это в
далеком прошлом; минус: разрушение и
уничтожение всего названного — в
ближайшем прошлом и настоящем; и вновь
плюс: возрождение того, что было, в
будущем.

Теперь обратимся к четвертому типу
сочинений (их наибольшее количество —
одиннадцать), содержащих еще одну
ключевую тему. Условно ее можно
назвать темой «циклов». Собственно
говоря, описание цикла мы наблюдали и в
сочинениях, повествующих о «трагедии
народа», но в том случае цикл имел четкие
положительный и отрицательный векторы
и позволял делать некоторые оценочные
утверждения по поводу настоящего и
будущего: темой сочинений не являлась
собственно цикличность истории, идея
цикличности возникала невольно как
попытка разобраться в заявленном
противоречии между потенциями и реальным
положением народа. В сочинениях же, к
которым мы сейчас обратимся, наличие
цикличности без положительных и
отрицательных векторов является главной
темой всего сочинения.
«История России для меня начинается,
как и для многих «иегуманитариев>, с
истории разрозненных языческих славянских
племен... Затем Владимир Красно
Солнышко, Киев, крещение сначала Ольги княгини,
а затем Крещение Руси. Единение. И спад:
дробление Руси на княжества. Борьба этих
княжеств за влиятельность,
самостоятельность, независимость и опять объединение
нескольких княжеств в союз, чтобы снова
распасться. Короче, на всем протяжении
истории приблизительно одна и та же
картина: огромные затраты — и материальные,
и духовные, и физические — для
объединения и ие менее огромные затраты для
раздробления созданного».
Мы видим описание истории, где нет
ни «золотого века» в прошлом, ни особого
трагизма в настоящем, ни каких-либо
надежд на будущее. Это цикл, колебание,
где ни одна из сторон не стала плюсом
и ни одна не оказалась минусом — все
одинаково плохо или одинаково хорошо.
Историческое время описывается в виде
круга, постоянно возвращающегося в
исходную точку. В одном сочинении эта
метафора выражена впрямую:
«Я ощущаю себя русским человеком...
История этого народа — повторяющийся
круг со множеством выступов. Вначале
дикий народ превращается в язычников
и поклоняется богам, готов лоб расшибить,
потом объединение под какого-нибудь
князя, чтобы хоть кто-то ими управлял,
введение христианства и опять полное
поклонение. Объединение Руси, диктат, потом
реформизм, консерватизм, диктат,
консерватизм, восстания народа, незначительные
уступки, война, переживание последствий
войны, подъем, диктат, консерватизм,
реформизм и опять, и снова».
5 Знание — сила № 3
В этом сочинении с некоторой
приблизительностью можно выделить
положительный и отрицательный полюсы:
подъем и реформизм — хорошо, диктат и
консерватизм — плохо, но бесконечное
циклическое колебание между полюсами
совсем не похоже на достаточно логичное
движение от плюса через минус к плюсу,
которое мы видели раньше.
Что же стремятся донести до нас
авторы этих сочинений? Мне думается, здесь
попытка сформулировать утверждение о
бессмысленности истории перед лицом
личной судьбы отдельного человека. В
одном сочинении это сказано впрямую в
весьма ироничной форме.
«В один из голодных февральских
вечеров, когда за окном капает дождь, а в
желудке гуляет ветер, я беру авторучку
дрожащей от постоянного недоедания
рукой и пытаюсь отключиться от
единственного вопроса, который все последнее время
мучает меня: как прожить десять дней на
те жалкие пять рублей, что остались у нас
до получки? А так как эта проблема
придает моему существованию исключительно
минорный тон, размышления о судьбе
отечества будут пессимистичны и недолги.
...Промискуитет. Дикость. Варварстбо.
Межплеменные войны. Долгое и тяжелое
становление единого государства.
Киевская Русь. Московская Русь. Постоянная
борьба с внешним и внутренним врагом.
Укрепление. Расцвет. Иго. Вынужденный
отход назад. Длительная борьба.
Постепенное возрождение — уже более медленными
темпами. Значительное отставание от
Европы. Две сильные фигуры, давшие толчок
вперед. Медленное, но неуклонное
развитие с постепенным подтягиванием к
Западу... Грандиозный эксперимент,
прервавший нормальный ход истории... Огромное
количество побочных переменных.
Значительное отставание от Европы. Постоянная
борьба с внешним и внутренним врагом.
Укрепление. Расцвет. Закат. Перестройка.
Ускорение. Демократизация. Долгий и
тяжелый развал единого государства.
Межплеменные войны. Варварство... Дикость...
Промискуитет...»
Это сочинение мне кажется крайне
показательным для понимания психоло-

f*
М- Розин.
«Ведь не зря же страдаем!!!»
130
гнческого значения темы цикличности.
Многократными художественными
средствами доводится до читателя ощущение
бессмысленности: варварство и
промискуитет, с которых начинается история,
являются и ее конечной точкой; тяжесть
строительства оборачивается
разрушением. Вначале текста употребляются
длинные предложения, а затем
оказывается достаточно отдельных слов: «укреп-
леиие>, «расцвет», «закат» — этот прием
создает впечатление, что круги, которые
делвет история, сужаются, убыстряются;
как метафора этого процесса может быть
понято слово «ускорение»: если вначале
еще можно питать надежду на некоторый
осмысленный результат («Постепенное
возрождение — уже более медленными
темпами»), то круговерть затертых
журналистами штампов — «ускорение,
гласность, демократизация» — снимают все
иллюзии. Ну и наконец, пафос
бессмысленности сосредоточен в ключевом слове
«промискуитет», наукообразный
характер которого позволяет все сочинение
воспринять как своего рода пародию —
пародию иа бессмысленно научные
описания бессмысленной истории.
Первый же абзац сочинения дает
представление об источнике пафоса.
Существует вполне актуальная личная
проблема человека — голод, нищета, и
движение истории на нее никак не влияет,
история свершается по своим законам,
жизнь человека — по своим, история
абсолютно бессмысленна по отношению к
личной судьбе человека, и потому человек
решает занять по отношению к истории
позицию ироничного стороннего
наблюдателя.
Два последних типа сочинений во
многом сходны по своему ощущению
истории: в ней движущая сила — конфликт,
противоречие. Но в предыдущем типе
сочинений, повествующих о трагичной
истории народа, мы видим историю,
полную смысла. Впереди маячило
возрождение, причем оно обещало появление
даже более «совершенного» общества,
чем общество «золотого века»,
поскольку испытания, через которые проходит
народ, дают ему бесценный опыт. Очень
показательна в этом отношении фраза:
«...может наступить чудесное
возрождение русской нации, русской души,
задавленной годами тирании. Ведь не зря же.
страдаем!!!» Страдание народа
отождествлено с личным страданием человека
(«мы» в данном случае — это я и мой
народ) и утверждается, что это
страдание осмысленно. Причем это крайне
важный тезис для автора сочинения (может
быть, самый важный), о чем
свидетельствуют три восклицательных знака.
Предполагается, что историческое
развитие осуществляется от плюса через минус
к еще более совершенному плюсу и
современный период минуса (страдания)
осмыслен именно постольку, поскольку он
позволяет прийти к плюсу. То есть в
первом случае конфликт разрешается
(вернее, предполагается возможность
разрешения), в другом утверждается его
принципиальная неразрешимость, а значит —
бессм ысленность.
Обнаруженную разницу интересно
сравнить с довольно популярной
культурологической реконструкцией, в
соответствии с которой архаический человек
мыслил историческое время как круг,
цикл, отсутствовала идея развития, и
только новое время, опираясь на идею
прогресса, сформулировало
представление о историческом времени как
движении от худшего к лучшему. Сочинения
третьего типа (трагедия народа)
впрямую выражают архетип развития и
прогресса («сквозь тернии — к звездам»),
в то время как сочинения четвертого типа
(цикл) — отрицание идеи прогресса.
Дело не в том, что испытуемые, которые
написали эти тексты, обладают
архаическим сознанием, круговая цикличность не
стала для иих «данностью», наоборот,
утверждение о том, что история — это
бессмысленные круги, диалогично,
полемически заострено, направлено на
опровержение идеи прогресса.
В конце выскажу некоторые мысли "о
психологических особенностях
участников эксперимента, что и определяет
ключевую тему их сочинений.
Можно предположить, что тема
«трагедийности» возникает у людей,
обладающих сильной национальной
идентификацией. Вероятно, именно национальная
идентификация заполнила для них тот
«вакуум идентичности», который
образовался в связи с крушением Советского
Союза. Идентификация обозначает веру
в общность судьбы и общность качеств
некоторой группы (в данном случае
народа) и человека, а значит — все, что
утверждается относительно народа,
верно и по отношению к самому человеку
(отсюда идет большая эмоциональная
насыщенность этих сочинений).
Вспомним, что говорится про народ: по своим
потенциям он должен побеждать, его иы-
нешиее положение ненормально и даже
более того — трагично, но впереди —
возрождение, нынешние страдания

осмысленны, так же как осмыслен весь
исторический путь. Все это именно то,
что многим людям хочется сказать о себе,
когда они не удовлетворены своей
жизнью. Отождествляясь с народом,
история которого, с их точки зрения,
находится в важнейшей точке перелома, люди
находят объяснение своим трудностям
(дело не во мие лично, а в особом
историческом периоде, который переживает мой
народ) и у иих появляется основание для
надежды (возрождение вместе с
народом).
Иной процесс происходит в сознании
тех, кто утверждает бессмысленность
истории. Во многих случаях идея круга
соседствует с утверждением о сложности
выбора своего народа. Вероятно,
утверждение о бессмысленности истории —
это средство для разрыва
идентификации, оно проявляет желание отделить
свою судьбу от судьбы народа и выбрать
свой собственный путь, не связанный с
путем всего народа. Можно понять и
актуальность этой темы именно в
современной России. История творится прямо
сегодня. Люди ощущают кризис, им
обещают возрождение в некотором довольно
'абстрактном будущем, и многие
чувствуют опасность связывания своей
личной жизни с путем всего народа.
Утверждая, что никакого прогресса иет, люди
как бы убеждают сами себя в том, что не
имеет смысла ждать хорошего и
надеяться иа улучшение общей ситуации, а надо,
оставив надежды на возрождение
народа, устраивать свою личную судьбу
(отсюда, кстати, и популярность идеи
эмиграции).
Тот или иной образ истории
оказывается особым психологическим
средством, позволяющим организовать
представление о своей личной настоящей и
будущей жизни. В одном случае это
средство дает возможность объяснить
тяготы жизни и обосновать возможность
ее улучшения. Причем и то и другое ие
ставится в прямую зависимость от усилий
человека — являясь «функцией судьбы
народа», человек ие может повлиять на
свою личную судьбу, и ему остается либо
уповать на обещания национальных
идеологов, дожидаясь исполнения
пророчеств, либо самому влиться в ряды
«бойцов за справедливость». В иных
случаях представление об истории — это
средство, помогающее взять
ответственность за свою судьбу, отмежевавшись от
судьбы народа.
Думаю, не будет натяжкой сказать,
что во времена социального кризиса
формирование, особенно у подрастающего
поколения, того или иного представления
об истории — одно из главнейших
средств для осмысления своей личной
жизни и выбора своего пути. Когда
«рушится мир», человеку очень важно
понять, к какой конечной точке стремится
этот процесс,— станет ли смута
переломом к лучшему или порогом
окончательной катастрофы. Именно поэтому
сегодня столь остры исторические споры.
Формулируя представление об истории,
человек формирует концепцию своей
жизии в «смутное время».
ПРАКТИКУМ
В Москве есть давняя хорошая традиция — представители разных наук ищут
свой резерв, готовят будущую смену среди школьников. Для этого
проводятся вечерние школы, кружки при вузах, предметные олимпиады и другие
мероприятия, цель которых — помочь любознательным старшеклассникам
правильно найти свою любимую профессию.
Представители разных наук конкурируют между собой за души
учащихся. В конечном счете все они делают общее дело, и чем
больше разных предметов, тем меньше шансов, что выбор профессии
будет случайным.
Но есть в Москве одно школьное соревнование, которое
представители различных наук проводят совместно. Это — турнир
имени М В. Ломоносова.

s —
Турнир проходит следующим образом. Все участники разбиваются на группы
no возрасту и по предметам. Каждая группа приглашается в один из вузов,
«задействованных» в турнире, который проходит в этих вузах одновременно,
и его программа была в них почти одинакова. Проводилось несколько конкурсов
по различным предметам — математике, математическим играм, физике, химии,
астрономии, геофизике, биологии, лингвистике, истории. Каждый учащийся мог
принять участие в одном конкурсе или в нескольких — по своему выбору.
Задание в каждом из конкурсов было рассчитано на час или полтора. После
турнира проводятся награждения победителей, причем отмечались как хорошие
выступления по отдельным конкурсам, так и общее хорошее выступление по
нескольким предметам (грамота за победу в многоборье). Но главное — это
не грамоты, а те приглашения, которые учащиеся получают после турнира в
различные предметные кружки.
Турнир проводится и в настоящем, 1992—1993 учебном году. О времени и
месте его проведения будут извещены все школы. Оргкомитет турнира имени
М. В. Ломоносова просит директоров школ и учителей оповестить учащихся о
турнире, а учащихся, которые узнают о турнире от знакомых,— сообщить о нем
своим учителям.
И. КОНСТАНТИНОВ
Математические игры и задачи по лингвистике турнира
имени М. В. Ломоносова 1990—1991 годов
Сеанс 1
1. Ладья стоит в правом верхнем углу шахматной доски размером KXN. Два
игрока делают ходы по очереди. Одним ходом разрешается двинуть ладью на
несколько полей вниз или влево. Проигрывает тот, кто не может сделать хода. Кто
побеждает при правильной игре — первый или второй?
2. На листе выписаны подряд числа от 0 до 2 . Двое играющих по
очереди вычеркивают произвольные числа: сначала первый 2N~' чисел, затем второй
2 чисел и т. д., пока не останутся два числа. Их разность (по модулю) —
выигрыш первого и проигрыш второго. Найдите его оптимальное значение, то
есть чему он равен при правильной игре обоих партнеров.
Сеанс 2
1. Два игрока по очереди берут по одной из девяти фишек, на которых
написаны числа 1, 2...9. Выигрывает тот, кто первым соберет у себя какие-либо три
фишки, дающие в сумме 15. Кто победит при правильной игре?
2. На бесконечном листе клетчатой бумаги играют двое, ходят по очереди.
Первый ставит за один ход два крестика, второй — два нолика. Первый
стремится целиком заполнить какой-либо квадрат размером 2X2, второй — помешать
первому. Может ли первый добиться успеха?
Сеанс 3
1. Имеется куча из 31 камня. Двое играющих делают ходы по очереди.
Одним ходом разрешается разделить любую из имеющихся куч на две непустые
кучи. Проигрывает тот, кто не может сделать ход. Кто выиграет при
правильной игре — первый или второй?
2. На квадратном клетчатом поле 7X7 играют двое. Первый ставит крестик
на центр поля, второй может поставить нолик на любую из восьми клеток,
соседних с занятой. После этого первый может поставить крестик на любую
^ клетку рядом с уже занятыми и т.д. Выигрывает тот, кто первым займет ка-
j кую-либо угловую клетку. Кто выигрывает при правильной игре?
132

Дополнительные игры
1. Два программиста играют в следующую игру. Первый выбирает одно из
двух чисел 11 или 17 (вариант: 10 или 17) и вводит его в компьютер. Затем
второй выбирает одно из чисел, 11 или 12, и вводит его (второй больше не
участвует в игре). Компьютер складывает эти числа. Через минуту компьютер
к полученному результату снова прибавляет число, введенное вторым, еще через
минуту делает то же самое и т. д. Первый имеет право в любой момент
переставить цифры последнего из имеющихся на экране чисел. Если число на
экране станет трехзначным, выигрывает второй, иначе — первый. Кто выиграет при
правильной игре?
2. Двое играющих по очереди вычеркивают одно число из ряда I, 2...27 до
тех пор, пока не останется два числа. Если сумма этих чисел делится на 5,
то выиграл первый, иначе — второй. Кто выиграет при правильной игре?
3. На доску размером 2NX2N двое играющих по очереди ставят фишки так,
чтобы ни в одном квадратике 2X2 не было больше:
а) двух,
б) трех фишек.
Кто первым нарушит это условие, проигрывает. Кто выиграет при
правильной игре?
Лингвистика
Младшие классы
1. Даны фразы на шугнанском языке и их переводы на русский язык (шуг-
нанский язык — бесписьменный язык одного горного народа Таджикистана, на
нем говорят около 20 тысяч человек).
Старый волшебник делает глиняных кошек,
а собака думает о волшебнике.
Мысли волшебника пугают кошку.
Прыжки собаки пугают старых кошек.
Волшебники знакомят собак, а собаки воют
Пиир джооду шартьяк пиишеен кихт, ата
куд дарбоорайи джооду фикри кихт.
Джооду фикрийеен пииш хож кинеен.
Куд аллоозеен пиир пиишеен хоодж кинеен.
Джоодуйеен кудеен дууст кинеен, ата кудеен
ас хоодж бруувьаан кинеен.
от страха.
Задание. Переведите на шугнанский язык:
1. Старая кошка думает о вое собак.
2. Старые друзья думают о глиняной кошке, а глиняная кошка прыгает.
3. Даны слова на финском языке и их переволы на русский язык в
перепутанном порядке:
kaivolta avannolla huoneesta avannolta kaivossa
у проруби от проруби в колодце от колодца из комнаты
Задание. Установите, какой перевод соответствует каждому финскому слову.
Старшие классы
1. Даны словосочетания на шугнанском языке с их переводами на русский
язык.
кувшин воды
ведро земли
борода бездельника
горшок зерна
крышка кувшина
земля бедняка
Задание. Переведите на шугнанский язык:
ведро воды, зерно бедняка, кувшин
бездельника.
кузаа хац
чалак зимаадь
тамбал бююн
бииг дююнаа
кузаа гъэв
беечораа зимаадь

)[5j 2. Ниже даны фразы на таитянском языке с переводами на русский язык.
(^ причем переводы записаны в перепутанном порядке.
1. ? Ua pau te p-'
2. ? Ua papu ?'
3. ? Ua ha?apapu /i
4. ? Ua ha?apau hia te pape.
5. ? Ua ha?apohe ?oia i te mori.
6. ? Ua ha?amau hia te himene.
7. ? Ua ha?amau ?oe i te parau.
1. Он выключил свет.
2. Ты выучил легенду.
3. Вода была выпита.
4. Вода кончилась.
5. Я понял.
6. Песня была выучена.
7. Я объяснил.
Определите правильный перевод каждой таитянской фразы.
Примечание. ? — особый звук таитянского языка.
В первом номере журнала мы опубликовали статью М. Беркенблита
«Размышления о биологических задачах».
Как и было обещано, мы начинаем печатать
интересные и нестандартные задачи.
Будем рады, если школьники пришлют свои решения по адресу:
113114. Москва, Кожевническая ул., 19, строение 6,
редакция журнала «Знание — сила».
Не забудьте указать свой возраст и класс, в котором учитесь.
Фамилии читателей, приславших наиболее интересные решения,
будут опубликованы в журнале.
Задачи по биологии
«о-
•г!
134
1. Какие функции может выполнять
кровь или гемолимфа у разных
животных?
2. В романе А. Беляева
«Человек-амфибия» описан юиоша, которому
пересадили жабры акулы, так что он мог жить
под водой. Можно ли на самом деле
создать такого Ихтиандра? Ответ
поясните.
3. В каких случаях температура тела
насекомых отличается от температуры
окружающей среды? Каким образом это
достигается?
4. Известно, что у некоторых животных
(зайцы, киты и другие) молоко очень
жирное, а у других (обезьяны, волки) —
нет. Предложите этому свое объяснение
и на его основе попробуйте назвать
других животных, у которых должно быть
жирное или нежирное молоко.
5. У одного американского ковбоя в
перестрелке с бандитами грудная клетка
была пробита с двух сторон. Хотя оба
легких при этом остались невредимыми,
ковбой все же умер от удушья. Почему?
Дайте подробное объяснение.
6. Известно, что у некоторых
насекомых частота движений крыльев очень
велика. Вспомните, как противно пищит
над ухом комар. По высоте то а можно
сообразить, что частота взмахов его
крыльев равна примерно 1000 в секунду.
С другой стороны, нервные клетки
комара, как и других беспозвоночных, могут
возбуждаться не чаще, чем несколько
десятков раз в секунду. Как же получается,
что редко возбуждающаяся нервная
клетка заставляет мышечное волокно
работать с гораздо более высокой частотой?
7. У многих позвоночных камера глаза
за сетчаткой выстлана пигментным
эпителием, поглощающим свет. У других
позвоночных камера глаза, наоборот,
покрыта слоем отражающего свет
вещества. Из-за этого глаза таких животных
«светятся» отраженным светом).
Почему одним животным нужен
поглощающий свет пигментный эпителий, а
другим — отражающий слой? Как это
зависит от образа жизни животных?
8. В биологии сейчас широко
используются физические приборы для
измерения различных величин. Придумайте и
опишите достаточно подробно способ
(или способы) определения частоты, с
которой машет крыльями комар.
М. Беркенблит

ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
В Российском открытом университете с начала 1993 года намечено
прочесть курс этики, науки об ориентирах человеческого поведения.
Одна из фундаментальных категорий зтики — понятие свободы.
Оказывается, наиболее глубокий анализ этого понятия принадлежит
св. Фоме Аквинскому — доминиканскому богослову и философу, жившему
в XIII веке. Его мысли вновь оживают сегодня, когда пересматриваются
идеи, заложенные в основании общественного здания.
Возможно, его рассуждения об этических нормах жизни человека будут
еще пристальнее изучены в грядущем веке, который должен стать
веком торжества разума, добра и свободы.
Ю. Шрейдер,
доктор философских наук
Обладать свободой
или быть свободным?
1. Этика как основа политики
Нам часто кажется, что строгое иауч-
иое мышление начало возникать с
появлением науки нового времени.
Обращение к св. Фоме Аквинскому (1225—1274)
показывает, сколь сложные и тонкие
проблемы решались в XIII веке.
Продолжая и развивая традицию
Аристотелевой мысли, св. Фома тесно
связывает политику как учение об обществе
с этикой — как с учением о ценностно
ориентированном поведении
индивидуума. Христианская этика выступает
здесь в качестве основания социального
учения. Не экономика выбирается в
качестве базиса политики, но этика
берется как основание политической
стратегии, в том числе и в вопросах экономики...
Св. Фома Аквинский говорит о двух
основных ценностях, на которые должно
ориентироваться человеческое поведение.
Первая ценность — это спасение души и
достижение возможности созерцать Бога
как высшее благо. А вторая ценность —
это благо других людей. Наличие этой
ценности делает человека социальным
существом — в ней этическое основание
общественного бытия. Интерес к
социальным ориентирам христианства заставил
заново обратиться к наследию «ангели-
ческого доктора», как издавна называют
св. Фому Аквинского.
2. Этика поступка
и этика добродетели
Оказывается, само учение св. Фомы
долго не совсем точно передавалось.
Сейчас происходит интенсивное расчище-
ние, снятие наслоившейся пыли с работ
Фомы. Его основная работа называется
«Сумма теологии>. Святой Фома
рассматривает вопросы поведения человека
во второй части «Суммы теологии» и
рассматривает их в духе этики Аристотеля.
Все этическое учение Аристотеля
построено на выяснении того, что есть
добродетель. Не на том, что человек
должен делать, а на том, каковы должны
быть качества человека. Св. Фома
принимает эту позицию Аристотеля, причем
принимает ее по глубоким христианским
основаниям. У Фомы совершенно ничего
не говорится о долге человека в
отличие от Канта, у которого вся этика

Ю Шрейдер.
Обладать свободой или бить свободным?
построена на долге. У Канта
категорический императив — это некие абсолютные
требования, которые моральный закон
предъявляет к человеку и его поступкам.
Не выполнить их — значит разрушить
свою человеческую природу.
Ветхий завет построен на заповедях.
На перечне требований к человеку, что
надо делать и чего делать нельзя.
Заповеди блаженства в Нагорной
проповеди устроены совсем по другому
принципу. Там говорится именно о
добродетелях, если говорить языком античности,
о том, что делает человека хорошим или
достойным, близким к Богу, какие
качества улучшают человека, а не о том,
что человек должен конкретно делать.
Новый завет не требует от человека
определенных поступков, не налагает
жестких запретов. Он говорит о том,
каким следует быть. В этом смысле этика
Нового завета ближе к этике
Аристотеля, чем к этике Ветхого завета или
этической системе Канта. Требование
добродетельности практически не
ограничивает круг дозволенных поступков,
не претендует на управление
человеческим поведением. Моральный закон,
указующий, каким надо быть, не
вступает в конфронтацию со свободой
человека. Но при этом очень важно еще
и скорректировать привычное для нас
понятие свободы.
3. Свобода ценностно
ориентированная
и безразличная
к ценностям
Понятие свободы у Фомы имеет
ценностно ориентированный характер.
В дальнейшем оно было непорчено
средневековыми номиналистами,
направлением, идущим от Уильяма Оккама. После
Оккама распространилась точка зрения,
что свобода — это способность человека
поступать по своей воле, независимо
от того, на какой объект его воля
направлена. Можно говорить о свободе убить,
о свободе преступить закон -— это все
понимается как свобода. Так получается,
если иметь в виду понятие свободы,
идущее от Оккама.
Св. Фома понимал свободу совсем
не так. Он считал, что человек по своему
естественному закону склонен к добру
и нарушает эту склонность имеиио в силу
своей несвободы, в силу испорченности
природы человека в результате
грехопадения. Представим себе, что перед наии
пловец, которому связали руки и ноги
железными цепями и еще гирю
привязали на шею. Он несвободен, и это
несвобода приведет к тому, что он утонет,
неминуемо пойдет на дно. Вернуть ему
свободу — это значит снять с него цепи.
Он естественным образом всплывет,
потому что человеку свойственно плавать
в силу его природы. При этом надо еще
уметь правильно ориентироваться на
поверхности воды, но это уже вопрос его
умения владеть разумом.
Конечно, человек, который не связан
цепями, может пытаться нырнуть и
остаться на глубине. Это будет ему
довольно трудно и ему для этого нужно
делать серьезные усилия. И это тоже
связано с его некоторой несвободой —
над ним может тяготеть желание
самоубийства. Это уже не выбор, а некая
тяжесть, которая человека как гиря тянет
на дно. Но если это нормальный,
здоровый человек, то он всплывет и дальше
на поверхности он уже будет плавать
свободно, как захочет. Так вот,
свобода — это свобода от давления дурного
выбора, это свобода прежде всего от зла.
Так св. Фома понимает свободу.
Он считает, что речь идет не о том, что
человек принимает некое внешнее
послушание, а о том, что его собственная
воля становится доброкачественной, она
не направлена уже на дурные поступки.
Номиналистическое понятие свободы как
права избирать любой путь, дурной или
хороший, дает совсем иной образ
свободы. И нам досталось в наследство
именно это понятие свободы.
Св. Фома считал свободу имеющей
с самого начала ценностный характер,
она состоит в способности человека
творчески участвовать в добре. Возможно,
мы как люди своего времени этого не
понимаем, потому что у нас есть еще одно
исходное предположение, которого не
было у Фомы (оно показывает, что Фома
был лучше нас, более оптимистично
смотрел на человека, лучше думал о нем).
Мы считаем, что перед нами есть
масса дурных выборов и только один
хороший: есть очень много соблазнов, есть
очень много способов поступить дурно
и только один, какой-то уникальный
способ поступить хорошо. Если это так, то
сделать хороший выбор — значит резко
уменьшить количество поведенческих
вариантов ради необходимости поступать
хорошо.
Св. Фома придерживался обратного
мнения. Он считал, что в сущности грехи
и способы нагрешить довольно
однообразны и скучны. Вот когда человек сво-
136

боден от греха, то ему открывается
огромное поле возможностей, причем
дальше дело только в его сотворчестве с
Богом, не в пассивном послушании воле
Божьей, а именно в сотворчестве.
Скажем, человек может дружить с одним
или с другим, это его выбор, он может
отдать свою любовь нескольким людям,
а может отдать ее большому количеству
людей. То есть на самом деле в сфере
добра, в сфере блага есть грандиозные
возможности выбора. Выбор пути к благу
является творческим. Вот здесь и есть
различие между томистским пониманием
и нашим, сильно испорченным.
4. Воля и разум
Волю Фома рассматривает как
духовную побудительную способность. При
этом благо побуждает движение воли,
но волю и естественную склонность
ко благу дарует Создатель. Есть понятие
естественного закона — это закон,
который человеку дан по природе, который
он способен узнать в силу своей
природы. Воля устремлена к определенным
общим благам, то есть к познанию
истины, к созерцанию Бога, сохранению
бытия, в частности самосохранению.
Свобода воли состоит в том, чтобы достигать
наиболее естественной цели и быть при
этом в согласии с самим собой и с
Богом. Св. Фома предпочитает
использовать термин «свобода выбора»,
потому что выбор — это общее дело разума
и воли.
И вот тут начинается «фирменное
блюдо» Фомы, потому что для него очень
существен акцент на разуме как тоже
доброкачественной вещи. При этом
совесть, согласно св. Фоме,— это акт
практического разума. Совесть — это, в
сущности, способность внимательно
относиться к тому, что происходит вокруг,
ощущать последствия своих действий и,
соответственно, быстро их оценивать,
то есть совесть — «компас» для человека.
Свобода — это способность человека
к развитию, к улучшению,
предполагающая умение ориентироваться в
ценностях. Свобода бывает внешняя и
внутренняя. Есть внешние принуждения,
которые ограничивают свободу, и есть
внутренние «защелки», которые мешают
широко посмотреть на вещи с разных
сторон, мешают найти варианты своего
выбора, потому что есть какие-то
стереотипы «как положено делать». Абсолютная
внутренняя свобода — это наличие у
человека стабильной ориентации в
жизненных ситуациях, когда он не как щепка
плывет по житейскому океану, а точно
различает, где добро, а где зло. При
этом его выбор оказывается творческим
и свободным решением разума, потому
что определить в конкретной ситуации,
что есть добро или зло, можно, только
конкретно ее разобрав. Итак,
моральный закон — это всегда некоторая
ориентация.
Если свободу понимать по Оккаму, как
свободу поступать безразлично к добру
и злу, то оказывается, что добродетель
ограничивает человеческую свободу,
потому что человек добродетельный будет
поступать, как ему велит совесть. Тем
самым у Него есть ощущение точного
блага, и он злого уже не выберет.
По Оккаму, это означает сужение
свободы. И такое понимание свободы дошло
до Нового времени, дошло до нас.
Свобода в таком понимании оказывается
свободой от моральных ценностей.
Но Фома считал, что свобода — это
есть свобода от зла и тем самым
возможность творчески соучаствовать с Богом.
Свобода — эт,о не заранее данное
человеку что-то, а то, что человек призван
сотворить в себе вместе с Богом. У Фомы
главное внимание обращается на вот этот
акт сотворчества с Богом. Человек
выступает не в роли марионетки в руках Бога
и не в роли оторванного от Бога
существа.
Мы, сегодняшние, слишком легко
готовы признать, что моральный закон
так же ограничивает свободу, как и
дурной поступок или пребывание в дурном
состоянии. То понятие свободы, которое
выработалось в современном
мировоззрении, устроено таким образом, что
оно как бы вступает в
противопоставление с любым законом, в частности с
моральным законом. Это противоречие
снимается, если понимать свободу по Фоме
Аквинскому. Категория свободы, по
св. Фоме, относится не только к сфере
воли, но и к сфере разума. Начиная
с Уильяма Оккама, свобода стала
рассматриваться как нечто относящееся
исключительно к сфере воли.

I «
Ю. Шрейдвр.
Обладать свободой или быть свободным?
5. Свобода без разума,
или выбор буриданова осла
Буридан принадлежал к школе
номиналистов, и поэтому его понятие
свободы исключало понятие разума. Для него
существенны в свободе только
возможность свободного волеизъявления,
свободной реализации волевого акта
независимо от того, на что этот акт направлен.
И поэтому Буридан рассматривает
ситуацию, которая специально так
подобрана, что разум в ней ни при чем.
Рассматривается осел между двумя
одинаковыми охапками сена, удаленными на
одинаковое расстояние. Поэтому ни одна
охапка сена не обладает никакими
преимуществами для этого осла. Если
осел не в состоянии выбрать, то он
будет стоять между этими охапками сена
и в конце концов умрет с голоду,
потому что у него нет никаких оснований
предпочесть одну другой. Поскольку
трудно поверить, что осел умрет с голоду
и что две охапки хуже, чем одна,— это
все-таки неестественная ситуация, то
отсюда делается вывод, что осел
волевым усилием выбирает одну, не потому,
что она лучше и обладает какими-то
преимуществами, а потому, что он в
состоянии совершить волевое усилие,
потому, что его действия не детерминированы
целиком разумным выбором. До сих пор
рассуждения правильны. Действительно,
ситуация буриданова осла показывает,
что воля может действовать,
проявляться при отсутствии разумных причин,
при отсутствии каких-то ценностных
предпочтений. Осел выбирает между
двумя совершенно равноценными охапками
сена.
Но из того, что свобода может
проявляться в ситуации, где разум не иужеи,
отнюдь не следует, что разум здесь ни
при чем вообще. Сама ситуация
буриданова осла исключает вмешательство
разума. Отсюда вовсе не вытекает, что
разум не связан со свободой воли.
Фома утверждает даже более сильную
вещь — свободен тот, кто отвергает зло,
потому, что это зло, а не потому, что
оно запрещено. Это другое понимание
свободы, оно ценностно ориентировано,
оно состоит в том, что человек
свободный умеет различать зло и отвергает
его не потому, что есть запрет на злой
выбор, а потому, что он сознательно
отвергает зло и в состоянии этот акт
совершить. Этот акт и разумный — здесь
есть ориентация в ценностях, и
волевой — в нем есть решение, есть
способность выполнить действие, которое
человек задумал. В этом случае можно
говорить о ценностно ориентированной
свободе. Поэтому отсюда следует такой
вывод: для того чтобы быть свободным,
нужно стабильно ориентироваться в
этом мире.
Можно привести еще такой пример:
человек находится в лесу, ему нужно
пройти в какое-то место. Если он потерял
ориентацию и направление, то он уже
несвободен. Он может выбирать любую
тропинку, но это будет не выбор пути
домой, а выбор тропинки, о которой
неизвестно, нужна она ему или нет.
Свободен он оказывается в том случае, если
зиает, какая тропинка приведет домой.
Он свободен лишь тогда, когда он в
состоянии выбрать правильный путь и
пойти по нему. А для того чтобы быть
свободным, вовсе не достаточно иметь
возможность пойти по такой тропинке,
на которую его потянуло. Отсюда
возникает другое следствие: благоразумие —
это универсальная добродетель,
благоразумие, то есть способность отличать
добро от зла. Добродетель тоже
относится сразу к двум сферам — и к
разуму, и к воле. Она состоит, во-первых,
в некотором отчетливом ощущении, что
есть хороший поступок, и, во-вторых, в
способности его осуществить вопреки
каким-то соблазнам. Для человека,
который заблудился в лесу, благоразумие
требует искать дорогу домой, а не лечь
под кустиком и ждать, пока тебя найдут.
Если это глухой лес, то могут и не найти.
6. Страх свободы и долг
После Уильяма Оккама понятие
свободы деформировалось, превратилось в
понимание ее как чисто волевого акта.
Воля оказалась отделенной от разума.
Было забыто, что свобода небезразлична
к содержанию выбора. Отсюда, между
прочим, страх свободы в современном
обществе и подчеркивание, что важна
не столько свобода, сколько обязанность.
Страх этот связан с тем, что в
свободе видится прежде всего опасность
дурного выбора как наиболее
вероятного, а менее всего — условие единения
с Богом (и тем самым осуществления
пути к добру). Более того, возникает
поползновение подчинить свободу
каким то иным, более высоким ценностям.
Полученная через искупление свобода
есть высшая ценность. Но это не свобода
по Оккаму как возможность реализовать
138

любой импульс независимо от его
ценностной ориентации, но именно свобода
от дурной тяжести, препятствующей
свободно выбирать путь к добру.
Если свободу понимать как
безразличие к добру и злу, то такая свобода,
конечно, отнюдь не является высшей
ценностью и самым важным на свете.
Наоборот, она таит в себе опасность ложного
выбора, тот риск, на который пошел
сам господь Бог, когда создал
свободного человека, дав ему возможность
сделать и дурной выбор, вообще закрыться
от Бога, отвергнуть Бога. Но свобода,
по св. Фоме, свобода от зла,
несомненно,— высшая ценность. Такая свобода
выше любого закона.
Если сравнить этику Аристотеля и
этику Канта, то мы увидим их интересное
противоположение. У Аристотеля акцент
делается иа выяснении, что такое
добродетель, что человек хочет естественным
образом и что человек должен хотеть.
Кстати, слово «должен» применяется
именно к хотению, волеиию. Потому что
иногда говорят, что когда человек
делает то, что хочет, этот человек
свободен, ибо он делает то, что сам хочет.
В действительности каждый человек
делает то, что хочет, только вопрос, что
он хочет и почему. Добродетельный
человек отличается от иедобродетельного
тем, что у него сами его хотения
связаны с хорошим ценностным выбором.
Он свободен именно потому, что
выбирает добро. Так вот, у Аристотеля в
основу морального закона ставится
понятие добродетели. Довольно детально
исследуются виды добродетели, их
характерные искажения. Щедрость может
переходить в транжирство или может
переходить в свою противоположность —
скупость. Щедрость — это своего рода
золотая середина. У Аристотеля все
построено на выборе срединного пути,
разумного пути человека к добродетели.
А у Канта этика построена на том,
.что есть категорический императив —
некое абсолютное повеление, что человек
должен делать, одновременно — чего
не должен делать. То есть закон
формулируется как долг. Заповеди в Ветхом
завете сформулированы как некие
предписания долга. Это запреты и
рекомендации. Рекомендацией является заповедь
«Чти отца и матерь твою». А заповеди
«Не убий», «Не укради», «Не
прелюбодействуй» и т. д.— это заповеди
запретительные. Но и там, и там речь идет
о долге, о некоторых указаниях
человеку. Указаниях, естественно, не столь
конкретных, потому что в заповедях
любые моральные требования
формулируются на достаточно обобщенном
уровне, ио тем не менее это четкие
требования, предъявляемые человеку.
7. Воспитательная
роль закона
В Новом завете над всеми
заповедями ставятся заповеди любви, которые
в сущности не являются уже
требованиями. Это скорее призывы к
человеку, которому как бы указывается
основная добродетель, то, к чему надо
стремиться. Закон формулируется уже
другим способом. Так вот, Фома Аквин-
ский замечает, что закон играет прежде
всего роль воспитательную.
Известный польский богослов Войцех
Гертых замечает важную вещь, что у
Фомы, в его учении о нравственности
нигде вообще не употребляется понятие
долга. У Канта все построено на долге,
а у Фомы вообще такого понятия нет.
Заповеди, по Фоме,— это не абсолютный
закон, ио указания на то, что является
хорошим поступком, что дурным. Эти
указания должны приучить человека
предпочитать благо дурным вещам. И вот
такая привычка предпочтения блага
воспитывает добродетель, и человек уже
думает не о том, что ему запрещено,
а думает о том, что есть зло. В этом
есть очень нетривиальная вещь:
этическое принадлежит не к сфере закона,
а к сфере свободы, когда человек
свободно делает свой выбор, уже не
ориентируясь на заповеди, а ориентируясь на
свое различение добра и зла. Это
происходит тогда, когда человек подчинил
свою волю воле Бога. Здесь возникает
одна опасная аберрация. Когда мы
говорим: я хочу подчинить свою волю воле
Бога, мы представляем, что воля Бога
чем-то напоминает волю человека,
который может повести за собой других,
заставляет сделать все по-своему. Воля
Бога не ведет человека, а вступает с ним
в сотворчество. Настоящее подчинение
человека воле Бога — насыщение этой
волей, сотворчество.
Дальше появляется очень большой
простор для свободы как раз потому,

г*
I
ф О-
X —
Ю. Шрейдер
Обладать свободой или быть свободным?
что именно тогда, когда человек
выбирает благо, выбирает добро, он в
состоянии любить ближних и эту любовь
может реализовать творчески, потому что
отдать любовь тем, кому, с его точки
зрения, она нужнее всего, наиболее
плодотворно. Здесь появляется огромный
выбор. Отдать свои привязанности тому
или другому делу. Оказывается, что
огромная сфера жизни не
принудительная, а наоборот, творческая. Действие
в ней управляется уже не
запретительным законом, а законом любви, то есть
в сущности выходит за сферу
применимости закона.
Что было самое дурное в том
обществе, в котором мы прожили 70 лет?
Можно сказать: ложь, принуждение, но
самое страшное не в этом, а в
навязывании обществом привычки к
антидобродетели. Те законы, которые общество
давало как некие моральные
предписания, были антизаконами,
антиморальными предписаниями. Беспощадность к
классовому врагу, отказ в милосердии,
страх общаться даже с близкими
людьми, если они осуждались как «враги
народа». Выразить некие дружеские
чувства людям, которые осуждены, уже
считалось преступлением. То есть вся
ситуация в обществе воспитывала нечто
совершенно противоположное
естественным человеческим понятиям о добре,
о доброте, о честности. У Галича есть
такая строчка: «Били морду за
милосердье, рвали глотку за доброту».
Просто ложь — это менее страшная вещь.
У Ларошфуко есть такая максима:
«Лицемерие это дань, которую порок
платит добродетели». Хорошее определение
лицемерия. Порок все-таки хочет
выглядеть прилично. И нам всегда внушали,
что лицемерие это очень плохо. Однако
лицемерие — это как раз показатель
доброкачественности общества. Во всяком
обществе есть дурные люди, порок
не может быть уничтожен. Но если
порок вынужден платить дань добродетели,
значит общество нормально. В таком
обществе, как наше, наоборот, добродетель
платила дань пороку, потому что люди
добрые и хорошие в душе изображали
из себя непримиримых советских людей.
И вот это, может быть, самое
страшное: надо было казаться беспощадным,
нетерпимым к человеку, который хоть
сколько-нибудь позволяет себе
сомневаться в происходящем, или даже к тому,
кто недостаточно громко кричит «ура».
Вот почему это страшнее, чем ложь.
Лицемерие — это тоже ложь, но ложь может
быть вполне обыкновенным грешком, в
пределах допустимого для человека.
Однако лгать, выдавая себя за человека,
худшего, чем ты есть, гораздо страшнее.
Можно сформулировать такую
максиму о социальной жизни: общество не
должно быть идеальным, потому что
всякая попытка строить идеальное общество
приводит к тюрьме. Посюсторонний мир
идеально чистым и идеально хорошим
быть не может. Людям свойственно
грешить. Но в обществе должны быть
какие-то опоры, которые скорее
воспитывают добродетель, чем отказ от
добродетели. Сама обстановка в обществе
должна быть достаточно ясно
ориентирована морально. И вот с этой точки
зрения, если посмотреть на юрисдикцию
бывшего Советского государства, она
сплошь аморальна, потому что кара за
недоносительство означает: сам закон
толкает человека на такой шаг, как
донос, клевета — ложный донос.
Преступления политические карались гораздо
тяжелее, чем преступления уголовные
(кража, насилие). За изнасилование человек
мог получить гораздо меньшее
наказание, чем за рассказанный анекдот.
Наличие таких законов, таких идеологических
структур отнюдь не безобидно. Когда
общество устроено так, что оно своим
законодательством, своим устройством
учнт человека дурному, учит
восторгаться этой гнусной вл астью, это
показатель того, что общество не годится.
Утопия обычно ставит задачу
ликвидировать зло в этом мире. А
ликвидировать — это значит уничтожить
насильственными средствами, то есть за счет
другого зла, которое еще больше.
Ставить задачу уничтожить зло в этом мире
бессмысленно, бесполезно, потому что
эта задача решается только в финале
земного существования и не
человеческое это дело. Но вот задача ослаблять
влияние зла, противостоять злу в том
месте, где ты стоишь,— это и есть некая
необходимая вещь, это то требование к
человеку, которое как раз и ставит
церковь.
Вспомним еще раз две основные
ценности, согласно св. Фоме, регулирующие
поведение человека,— общее благо и
единение с Богом. Иногда в религиозных
обществах наблюдаются «перекосы»:
общее благо рассматривается как вещь,
как бы менее существенная, чем
единение с Богом, предполагается, что ради
единения с Богом можно, якобы,
поступиться общим благом. Вот тут коренится
очень большая ошибка. Именно социаль-
140

ная доктрина церкви всячески нас от
этого предостерегает. Она говорит, что
единение с Богом не должно
противостоять достижению общего блага. По
этому поводу прекрасно сказал Лев Пла-
тонович Карсавин, замечательный
православный богослов и философ: «Нет
любви к Богу, где нет любви к людям,
которая только и открывается на Божью
любовь». Эта фраза освещает
отношение между общим благом и
стремлением к Богу» потому что идти к Богу
можно, только 'если для тебя
небезразлично общее благо людей. Это
стремление к общему благу есть твоя
способность конкретно работать на это общее
благо, а не считать, что это
прерогатива государства, которое само
определяет, что есть общее благо. Это и есть
морально-теологические основания, на
которых зиждется социальная доктрина
церкви.
ОТКРЫТЫЙ УРОК
Е. Петровская
Кит как текст
Читая «Моби Дика»
Сознаюсь, где бы я ни находилась — в душном ли чреве библиотеки
(непременно «чреве», ведь речь пойдет и об участи Ионы и об огромной рыбе
моря, именуемой китом), потускневшей от прилипших к окнам туч, когда
каждый может ощутить себя Ионой и в особенности тот, кто все еще живет внутри
возлюбленного текста,— дважды проглоченный пророк; посреди ли залитого
солнцем пространства, равнинная либо горная память которого не хранит и вовсе
никаких океанических следов, повторяю, где бы я ни находилась, меня
настигает предчувствие, нет, потребность письма. Потребность написать о «Моби Дике».
Вопрос формы остается открытым. Я буду экспериментировать. Я
рассчитываю на снисхождение.
Разные романы читаются по-разному.
И все одинаково. Стоит нам решить
про себя, что «Моби Дик» — это
эпическая поэма в прозе, и мы будем
читать его, незаметно для самих себя
вооружившись для этой цели достойными
аналогиями. Американская одиссея,
переходящая в американскую трагедию. Наше
решение предопределило способ чтения:
вот одна эпическая часть плавно
сменяется другой, и нетрудно подсчитать,
сколько здесь таких циклических
переходов. Подсчеты дают неодинаковые
результаты, но сам структурный принцип,
вытекающий из схемы опознанного нами
жанра, жанра эпического повествования,
абсолютен и непререкаем. Значит, если
мы вдумчиво читали Гомера, мы читали
и все остальные эпопеи, а потому уже
являемся знатоками всеобщей морали
формы, связанной, между прочим, и с
нашим «Белым китом».
Но романы читаются по-разному. Как
прочитать «Моби Дика» так, чтобы не
совершить над ним насилия, чтобы
отказаться от поисков жанра, в который
нам с трудом удалось бы подобное
сочинение вместить? Как научиться быть
читателем так, чтобы состоялось не
прочтение, но чтение, в процессе которого
меняются и читающий, и сам роман?
Иными словами, что это за перекрестье и
каких путей, где читатель перестает быть
классическим читателем, а роман —
классическим романом, когда
внезапно — сквозь распад привычной формы —
• Полностью текст опубликован в новом фн-
лософско-литературном журнале «Логос»
(Москва, 1991 год. № 2).

I
E. Петровская-
Кит как текст
проступает свободный от конструкции,
фактурно оголенный текст?
Незадолго до выхода в свет «Моби
Дика», в письме к жене своего друга,
Мелвилл напишет: «Ни за что ее
(книгу о ките.— Е. П.) не покупайте... Это
не образчик тонкого и нежного спитал-
филдского шелка,— но сделана она из
грубейшей ткани, которую ткут из
корабельных тросов и канатов»*. А титульный
лист романа будет выглядеть так: «The
Text of Moby-Dick; or The Whale»,
буквально: «Текст Моби Дика, или Кита»,
а не роман о Моби Дике. Мелвилла на
свой лад волновали те же самые
проблемы. Он их ставил и вместе с читателем
стремился по возможности разрешить.
Овладеть глубиной
Наперекор ли поверхностным
восторгам читающей публики, из любви ли к
морю и потаенным истинам, но Мелвилл,
особенно в период сочинения «Моби
Дика», был одержим идеей глубины.
Подумаем, что это за глубина.
Обратимся к эссе о писателе Натаниэле Го-
торне, сочиненном в эти годы и
изобилующем эпитетами, связанными с глубиной.
Помимо ее вполне конвенциональных
классических параметров в глаза
бросается то, что перед нами
пульсирующая глубина, глубина обратимых
погружений. Интеллект «опускается» (drops
down) во Вселенную, но гарантиями его
«возврата» служат юмор и любовь,
каковые возвысились до небес.
Собственно, это точки, расположенные на одной
и той же оси — «оси реальности».
Колебания между ними носят заданный и
устойчивый характер. Челночный бег
интеллекта — вниз-вверх, вниз-вверх —
обеспечен. Таковы и шекспировские
«броски» все к той же отдаленной цели,
быстрые и короткие, как просветы
истины, за которыми следует возвращение,
обремененное знанием глубины. Итак, мы
имеем дело с управляемой глубиной, той,
142
* Заметим, что метафора ткачества будет
настойчиво повторяться на страницах «Моби Дика».
Начиная с главы «The Mat-Maker» (*Мы ткали
мат»; дословно: «Ткущий мат», «Ткач мата») и
кончая аллюзиями на ткацкий станок самой жизни.
«Технологизм» Мелвилла, связанный с его
интересом к процессу изготовления ткани, ее неровной
фактуре, выдает в том, кто занят неторопливым
сплетением ннтей, не Измаила н не Квикега (в
конце концов их двое, и мат ткется усилиями
двоих), но самого автора, описывающего
превратности изготовления текста, то есть превратности
письма.
что вновь становится поверхностью.
Иначе говоря, с глубиной ныряльщиков,
совершающих погружение лишь с тем,
чтобы снова оказаться наверху.
В том, что это так, убеждают слова
самого Мелвилла, который полутора
годами раньше в письме к своему другу
издателю Дайкинку делает следующее
энергичное признание: «Я люблю всех
тех, кто ныряет». И тут же добавляет:
«Любая рыба может плавать у
поверхности, но огромный кит потребен для того,
чтобы спуститься вниз на пять миль и
больше, а если и он не достигнет дна,
что ж, тогда всего галенского свинца
не хватит, чтобы изготовить
необходимый груз». Письмо от 3 марта 1849 года.
Первое, в личных бумагах этого
времени, отвлеченно метафорическое
упоминание о ките. Отнюдь не в связи с Моби
Диком — Моби Дик пока еще совершает
свое медленное восхождение из глубин
авторского воображения, чтобы, выйдя
на его поверхность, обрести плоть и
кровь, а равно и имя. Первое
упоминание о ките в связи с глубиной. И
далее, в пояснение к сказанному (это было
отступлением от затронутой в начале
темы): «Я не говорю сейчас о г-не
Эмерсоне, но о целом корпусе ныряльщиков
за мыслью (thought-divers), что ныряют
и всплывают снова с налитыми кровью
глазами с тех пор, как начался мир».
Глубина будет обсуждаться и на
страницах «Моби Дика». Помимо
регулируемой глубины ныряльщиков, единственная
примета которой — воспаленные глаза,
существует необратимая, невозвратная,
иными словами, смертельная для
человека глубина. Указания иа такую глубину
в романе неоднократны. Начиная с
«повести о Нарциссе», который, не в силах
уловить «мучительный, смутный образ»,
увиденный им в водоеме, бросается в воду
и тонет, и кончая историей Ахава,
гибнущего от патологической страсти к
господству над морем и китом. «Глубина»
постоянно мерцает в двух
взаимосвязанных значениях: бездонный океан
становится синонимом непостижимого, мерой
и воплощением «глубокой, синей» и
такой же «бездонной» души. Мелвилл как
будто спрашивает: как достичь сокрытых
(«отдаленных») пределов, не утратив при
этом собственной идентичности (слово
«identity» употребляет он сам), то есть
избежав печальной участи Нарцисса и
Ахава? Как познать, не став ни
мачтовым дозорным, который, растворяясь в
дремотном созерцании океана, рискует
в любую минуту навсегда сорваться вниз,
ни маленьким Пипом, корабельным
дурачком, чью живую душу затопило море,

унеся ее в «чудные глубины», покуда
покинутое всеми тело оставалось
наверху за бортом? Как быть ныряльщиком,
если глубина превосходит возможности
человека? Словом, как овладеть такой
глубиной?
Став китом. Мелвилл, похоже, сам же
первым и дает этот ответ. Но что
значит «стать китом»? Это не значит быть
похожим на кита, быть как кит. быть
китоподобным. Это значит быть самим
китом. (Но, конечно, не в
онтологическом смысле.) Превращение. Это
значит — научиться так дышать, как дышит
кит. Чтобы погружаться и всплывать в
ритмах пятимильной глубины и глубже,
став тяжелее и неизмеримо легче всего
галенского свинца.
Мелвилл был писателем. Он и сочинил
такой роман. Он как писатель испытал
превращение. Он рассказал о том, что
означает быть китом. Но, конечно, не
в самом рассказе. Скорее — на его
полях, в местах его повествовательных
перебоев. Симптом: нарративная аритмия.
Диагноз современников: несовершенство
композиции. И более ста лет лечения
литературной критикой. Без результата.
Овладеть глубиной — продолжает
отвечать автор «Моби Дика», но не
удивительным прозрением, каким обернулась
случайно брошенная фраза, а уже всем
опытом и биографией литературного
труда — можно овладеть глубиной, лишь
став той невидимой поверхностью, какую
создает письмо и повторяет правильное
чтение, став динамической поверхностью
снятой, преобразованной глубины. Она,
эта поверхность, волнообразно
колеблется в такт прозе в морской воде.
Пунктиром китовых перемещений, линией
интенсивности, расположенной между морем и
землей.
Мильтон и кит
«Моби Дик» начинается эпиграфом.
Опущенным в подавляющем
большинстве американских переизданий, не
нашедшим своего пути и в русское издание
романа.
Между тем это цитата из поэмы
Дж. Мильтона «Потерянный рай»:
«Там (в океане.— £. П.) левиафан,
самый громадный из всех живых
тварей, протянувшись на дне, спит или
плывет и кажется движущейся сушей;
он жабрами своими вдыхает воздух,
между тем как ноздрями выбрасывает
целые фонтаны воды».
(Предлагаемый вниманию перевод принадлежит
к числу ранних; он больше похож на прозаический
подстрочник.)
Эпиграф, очевидно, должен
зафиксировать двойную природу кита. Кит — вода
и суша, рыба и зверь. Кентаврическая
форма. Он — и то и другое, вернее, ни то
ни другое, и даже не условие, но
актуализация взаимного перехода и
круговращения стихий. Кит размещается на
границе перехода, собственно, он и есть эта
плывущая граница — подвижная,
размытая, а если и явленная наглядно, то
опять же в облике кита. Он — ничто,
ибо, строго говоря, кита нет. (По
крайней мере, в природе нет такого кита —
с жабрами и земным дыханием, и это
отлично известно рассказчику «Моби
Дика», но он, искушенный в цетологии и в
других естественных науках, настаивает
на том, чтобы теплокровный кит
считался рыбой. Он, при всех своих познаниях,
присоединяется к «мудрому старинному
взгляду» на китов как на рыб. Почему?
Чтобы использовать фигуру перехода,
благо она уже есть.)
Кит — «отражатель», «отбрасыва-
тель», но весьма своеобычный. Это знак
неузнавания отражаемого в отраженном,
мгновенный между ними зазор. Точка,
соединяющая вдох и выдох,— вдох суши
и выдох воды. Зеркало, возвращающее к
себе как другому. Ситуация
несоответствия там, где, казалось бы, соответствия
возобладали. Сумма с приростом,—
непременно больше, чем дало бы простое
складывание частей. В этом смысле
кит — «рефлектор» качественных
деформаций, а не кривое зеркало, в котором
мы, искаженные, продолжаем узнавать
себя. Соположенность и несводимость —
все это есть мильтоновский кит.
Эпиграф настраивает на роман. В
какой-то мере его поясняет: вот перед нами
большой дышащий кит, кит Мильтона;
за ним последует не менее
внушительный корпус ритмически
организованного текста. Но в момент чтения эпиграфа
вряд ли кто-либо предполагает подобную
связь. Ее осознание приходит задним
числом. Когда мы читаем эпиграф, суша
сдвигается и скользит, вступает в
отношения обмена с океаном. Кто-то дышит,
но кто — непонятно: присутствует лишь
сам дыхательный поток, превосходящий
любые органические возможности.

E. Петровская.
Кит как текст
Это дышит ландшафт; так
отпечатывается жизнь не сопоставимого с
человеческим мира. Дыхание океана, как и
земли, перестает быть метафорой. Океан
дышит китом, сочетается с земным через
кита, всегда себе не равного.
Бесконечность сочетаний. «Кит» — название для
взаимных проникновений воды и суши,
для их случайных, но повторяемых встреч.
И неожиданных конфигураций, когда
жабры и какой-нибудь земной орган,
временно сцепляясь, образуют одно.
Преходящие реальности вне всякой
мифологии. «Бесконечные процессии китов», как
определит их вскоре Мелвилл.
Эпиграф поражает «сборностью» кита;
неуничтожимым различием частей, его
составляющих. Это зияние в пределах
предполагаемой самотождественности,
разрыв, который насильственно стянут
знаком равенства, будет, как нам
представляется, одной из доминант чтения
романа. Другими словами,
мильтоновский кит проблематизирует всяческую
полноту и завершенность.
«...When Leviathan is the text...»*
«С порога отказываясь от всякого
обсуждения», рассказчик без дальнейших
проволочек зачисляет китов в разряд
рыб, призывая в свидетели побывавшего
в китовом чреве Иону. «Если не
вдаваться в детали, то кит,— узнаем мы,-— это
рыба, пускающая фонтаны и
обладающая горизонтальной лопастью хвоста».
Порукой тому — непререкаемость
священной истины, а также
самоограничение, приличное во всех делах («если не
вдаваться в детали...»).
Итак, кит есть рыба. Первая
регрессия. Ее пародийность вполне очевидна:
пафос метафизических тавтологий равен
пафосу, с каким они ниспровергаются.
Кит не есть кит.
«В зависимости от размеров я
разделяю китов первоначально на три КНИГИ
(с подразделением на главы)...»—
FOLIO. OCTAVO. DUODECIMO. И
чтобы это было совершенно ясно, чтобы
читатель усвоил, что кит — это текст, слово
«книги» набирается предельно крупным
шрифтом, а другое — «главы» — своей
разрядкой вторит ему. FOLIO. OCTAVO.
DUODECIMO. Так различаются сами
* «...Когда речь идет о Левиафане...»,
буквально: «...когда текстом становится Левиафан...»,
«Моби Дик», глава CIV
книги, размеры их страниц, печатниками
и книгопродавцами. Как быстро рыба,
пускающая фонтаны и имеющая
горизонтально расположенный хвост,
превратилась в книгу, обрела формат.
Дальше — игра слов и мерцание
смыслов. «Остается только брать китов
целиком, во весь рост, во всем их
исполинском объеме (a «volume» означает также:
«том, книга; книжный корешок».— Е. П.)
и смело приниматься за сортировку.
Именно такова принятая здесь
библиографическая система — единственная,
какая еще может привести к цели,
поскольку она только и приложима к
данному материалу»...
Впрочем, по-настоящему судить, что
происходит тогда, «когда Левиафан
становится текстом», может только тот, кто
этот текст читает. И, забыв обо всем,
мы продолжаем читать.
Тот, кто оставался с нами все это
время, не мог не заметить, что Моби Дик
так и не был упомянут. Разве что
мимоходом, да и то в контексте возможного.
Вообще говоря, наше рассмотрение
подводит нас к довольно парадоксальному
заключению, что Моби Дика в тексте
«Моби Дика» нет.
Моби Дик — это призрачная
реальность, которая в каждом конкретном
случае может опознаваться по-разному:
например, как болезнь Ахава («Моби
Дик» — ее имя и история), Моби Дик
может обозначать и топологическую
мерность перемещений корабля — в
дополнение к его картографируемому
маршруту...
Моби Дик — всегда чей-то, он
существует в соотнесении с чем-то или кем-то,
но едва ли сам по себе.
Говоря шире, Моби Дик — это имя
события, которое может случиться с
каждым читающим (список действующих лиц
не завершен, запишем себя, еще двух-
трех человек, плавание только
начинается), но равным образом может и не
случиться. «Если увидите белого кита,
кричите сколько хватит глотки»,— так
говорит Ахав. В самом деле, белый кит
сродни внезапности крика.
Моби Дик — прочерк, пустота,
белизна, то место (вне всяких мест), где
должна состояться еще одна — телесная —
запись. Если же читающему удастся
заполнить этот пробел (отголосок все той
же белизны) своим неповторимым
опытом и если запись тем самым состоится,
то появится «величественный крутовер-
хий призрак», Моби Дик, означающий
именем своим лишь встречу с текстом
как событие.
144

Наверное, анатомия и есть способ
чтения, способ текстовой «сборки», и
воображаемые «двойные ряды» — не столько
параллельные потоки, сколько
необходимое удвоение — кит как текст и как
физиологически постижимое устройство
этого текста,— позволяющее в
принципе читать. Соединяются они через
дыхание, через его грандиозные
ландшафтные вибрации и перепады («крутовер-
хий призрак» похож на «снеговую
вершину»). И чтобы еще раз показать, как
этот стык возможен, приведу три
цитаты, первую из которых пометил сам Мел-
вилл во время работы над «Моби
Диком»:
«...Участь сынов человеческих и
участь животных — участь одна; как
те умирают, так умирают и эти, и одно
дыхание у всех...»
(Екклесиаст)
«Полчаса китиха охотится на
глубине, затем всплывает подышать. Ее
легкие очищаются и освежаются; в
блаженном экстазе она втягивает в себя
чистый, ничем не загрязненный
воздух. Далеко слышно над водой
дыхание китихи, вторящее пению ветра,
точно шепот прибоя на песчаном
пляже. Другого такого звука не
услышишь на море».
(В. Шеффер «Год кнта»)
«Одни романы дышат как газели,
другие — как киты или слоны».
(У. Эко)
ПОПЕЧИТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
П. Рубинин
Письма из архива П. Л. Капицы:
«Не складывать оружия, а постепенно
делать лучшее, что можешь»
Меня всегда удивляло, как хорошо
помнил Петр Леонидович Капица своих
школьных учителей, до глубокой
старости их помнил, до последних дней...
Диктует мне письмо в Кронштадт, в
школу № 425, бывшее реальное
училище, которое он окончил в 1912 году,
перечисляет своих учителей и каждого по
имени-отчеству называет! Причем легко
и уверенно вспоминает, будто список
читает, а ведь с именами-отчествами у него
всегда неладно было, и мне нередко
приходилось писать для него
записки-памятки перед важной встречей — чтобы
подзубрил немного, во избежание конфуза.
А вот как зовут школьных учителей —
на всю жизнь запомнил...
Когда Петр Леонидович скончался, я
стал разбирать его архив и среди
юношеских его писем нашел большое письмо
к учителю физики и математики
Кронштадтского реального училища Василию
Евграфовичу Калинину. Черновик
письма. Или авторскую копию, как говорят
архивисты.
После окончания реального училища
Капица в 1912 году поступает на
электромеханическое отделение
Петербургского политехнического института.
В первые свои летние студенческие
каникулы он вместе с братом Леонидом,
студентом географического факультета
Петербургского университета,
отправляется в экспедицию на Север, где они
проводят антропологическое
исследование поморов и собирают
этнографический материал среди промысловиков и
рыбаков Крайнего Севера.
Письмо к учителю В. Е. Калинину
написано после возвращения из этой
поездки.

П. Рубинин.
Письма иэ архиша П. Л. Капицы
«Кронштадт, 26 октября 1913
Многоуважаемый Василий Евграфович!
Вы, может быть, припомните, когда
мы уезжали в Архангельск, а Вы в
Петербург, то я дал кондуктору на чай,
чтобы он устроил мне хорошее место.
Тогда Вы спросили меня, кажется, вот
что: «Неужели Вам не совестно?..» Или
что-то в этом роде. Несмотря на то,
что это пустяк, но он мне так засел
в голову, что я все время как-никак, а
вспомню.
Когда мы тогда ехали уже на поезде...
я с Леней стоял на площадке, и Леня
меня спросил: «А ведь знаешь, пожалуй,
Василий Евграфович и прав, ведь мы
свинство делаем». Хоть я и думал об
этом же, но пробурчал что-то вроде того,
что «не знаю» или «пожалуй».
Меня, знаете, больше всего поразило
то, что именно Вы, Василий
Евграфович, а не кто-либо другой, сказали мне
это. И вот почему: в реальном училище...
мне всегда казалось, что Вы ко мне
относитесь пристрастно (в отрицательном
смысле). Был ли это намеренный
педагогический прием или личная антипатия,
я до сих пор не знаю. Но больше
всего меня задевало то, что именно
Вы тогда так относились ко мне. Среди
наших тогдашних педагогов только двое,
а именно Вы и Владимир Михайлович*
были, по-моему, люди, которые глядели
выше других.
Пожалуй, насчет Вас тогда я не мог
этого окончательно сказать, вроде мне
это только казалось. Но еще больше
привлекли Вы мое внимание какою-то
поразительной своей двойственностью
(извините за неметкое выражение)...
С одной стороны, Вы, очевидно, очень
любили свое дело. Вы глядели, видно,
очень широко и на преподавание. Вы
уважали ученика. Главное, вот; что я
знал хорошо: что Вы отлично...
понимали и разбирались в нашей
психологии, а, с другой (стороны), хорошо
понимали и всех своих коллег — Леонида
Андреевича** и других. А с другой
стороны, Вы были довольно любезны с
этим самым Леонидом Андреевичем. Я
знал, что на совете Вы не всегда
выскажете свое убеждение, хотя, безусловно,
Вы никогда не сделаете (чего-то), что
не согласуется с Вашим убеждением.
8
tn3
* В. М. Иевлев — учитель русского языка.
*• Л. А. Поморский — директор
Кронштадтского реального училища.
но (можете) смолчать другой раз, найти
подходящий компромисс.
Вот это меня всегда удивляло в Вас,
и я решил тогда же непременно с Вами
познакомиться. Как видите, мне это
удалось, и довольно легко.
После знакомства с Вами я пришел к
тому же почти заключению, а именно,
с одной стороны, я в Вас нашел все
то, о чем я говорил, а с другой — вот
об этих самых компромиссах я пришел к
такому заключению. По-моему, у Вас есть
такое правило: если при данных
житейских обстоятельствах я не могу создать
такие условия, при которых мой взгляд
может пройти в жизнь, то я должен
провести в жизнь взгляд, наиболе
близкий к моему, хотя бы он и не был
столь благотворный, как мой. То есть,
одним словом, не складывать оружия, а
постепенно делать лучшее, что можешь.
Вот это и была та точка, в которой
Вы глубоко расходились с Владимиром
Михайловичем. Он того мнения, что
если нельзя провести моего взгляда, то я
складываю оружие.
Я думал тогда, что Ваш взгляд
правильнее, и теперь то же думаю. Мне
кажется, (что) в таком роде Ваших
убеждений немалую роль играет
самолюбие.
Вот теперь Вам и понятно, почему
на меня так подействовало Ваше
замечание. Получив его от человека, мнение
которого я не ставил бы высоко,
понятно, я бы не думал, (почему) этот
вопрос меня так затронул. Я долго
думал найти оправдание себе, но никак не
находил подходящего. С одной стороны,
мне казалось, что это мелочь, пустяк,
146

С*
но это уменьшает количество, но не
изменяет качество. С другой стороны, я не
уверен, что если когда-нибудь я опять
поеду, то не дам снова на чай за
хорошее место.
...Я бы (не) написал этого письма,
если бы мне не показалось, что
отношения между нами как бы разрываются.
Мне это показалось не только по этому
случаю, но вообще какое-то такое общее
впечатление. А это мне было бы искренне
жалко, так как это была бы большая
утрата.
Неизменно уважающий и любящий
Вас
Петр Капица».
Надо признаться, письмо это меня
поразило. В послании, написанном
девятнадцатилетним юношей, весь Капица
зрелых лет — прямой и искренний,
вдумчивый, душевный.
.Но особенно поразила меня в письме —
не побоюсь этого слова — мудрость
юноши в оценке весьма сложных
взаимоотношений в мире взрослых. Эти
отношения вдумчивый школьник внимательно
наблюдал и делал свой вывод. Он выявил,
в частности, основную линию поведения
любимого учителя: «не складывать
оружия, а постепенно делать лучшее, что
можешь».
В письме к В. Е. Калинину Капица
упоминает учителя русского языка
реального училища В. М. Иевлева, который
также «глядел выше других». Вот что
напишет он о нем два с половиной года
спустя своей невесте Надежде
Кирилловне Черносвитовой:
«Петроград, 17 апреля 1916 г.
... Вчера у нас был в гостях один
мой преподаватель, Владимир
Михайлович Иевлев. Он преподавал русский
язык, когда я был в реальном училище.
Также я брал, один или два года,
у него частные уроки.
Мы с ним изучали иностранную
литературу (Шекспира, Шиллера, Байрона,
Гете и других). Я ему многим обязан
в своем развитии в этом
направлении, и если теперь у меня есть хоть
маленькое тяготение к гуманитарным
наукам, то оно создано почти всецело
им.
Я его не видел почти три года и,
конечно, был очень ему рад. Я тебе
расскажу сейчас немного о ием, он далеко
не заурядный человек.
По природе он большой идеалист,
но с глубоким надломом.
Действительность надломила в нем веру, В нем
порой появлялось озлобление против
людей. Эта черта часто заставляла
людей понимать его не так, как
следовало бы.
Мне всегда казалось, что этот надлом
в его душевной жизни произошел от
какой-то большой драмы, почти наверное
происшедшей на личной почве. Я слыхал
немного об этом от его друзей, и он сам в
минуту откровенности (эти минуты у него
почти никогда не бывали) намекнул
мне. Но до сих пор я не знаю, в
чем тут дело.
Ум его, хорошо развитой и вполне
уравновешенный, прекрасно разбирался
в его любимых предметах — литературе
и истории. .На первый план он всегда
выдвигал человеческую личность и
особенно любил разбирать те порывы е
человеческих душах, которые всегда
разбиваются о каменную стену
действительности.
Педагог он прекрасный, может быть
самый тонкий и чуткий, которого я имел
за всю свою жизнь. Его ученики
очень любили, несмотря на его
строгость и требовательность...
Между прочим, он поставил мне по
русскому языку в аттестате 5, несмотря
на мою безграмотность. Ты теперь
совершенно хорошо можешь понять, что это

5!
I
П. Рубинин
Письма из архива П. Л. Капицы
I "
1 о-
в»
было с его стороны очень милостиво.
Он говорил мне, что это единственное,
что я не могу,— грамотно писать.
Он, как и многие, сильно
преувеличивал мои способности...»
Итак, два учителя — два
педагогических метода. Один относился к своему
ученику пристрастно — «в
отрицательном смысле», другой был очень к нему
«милостив» и «сильно преувеличивал»
его способности.
Что касается грамотности, то тут Петр
Леонидович прав с орфографией он
всю жизнь был не в ладах. Недаром
же родители перевели его из гимназии
в реальное училище. В гимназии к тому
же была еще и латынь, которая тоже
не давалась Капице.
«В 1905 году я поступил в
Кронштадтскую гимназию,— писал он в 1944
году в автобиографии. — Оттуда с
3-го класса за плохую успеваемость
был переведен в реальное училище».
В биографической справке,
предназначенной, по-видимому, для Лондонского
Королевского общества (Британская
Академия наук), Капица в 1929 году
написал: «expelled from the school for
stupidity» («исключен из школы за
тупость»).
Он был очень самолюбив, и этот свой
вынужденный перевод из гимназии в
реальное училище долго еще
воспринимал как поражение...
Весной 1929 года Капица был избран
действительным членом Лондонского
Королевского общества, о чем сообщили и
советские газеты. В это же время о
работах Капицы появились статьи в
«Огоньке» и в научно-популярных
журналах.
Представим теперь, какие чувства
должны были испытать школьные
учителя Капицы, читая восторженные статьи
о научных достижениях в Англии их
ученика...
Из письма П. Л. Капицы к матери,
Кембридж, 1 июля 1929 года:
«Недавно получил письмо от Вас(илня) Ев-
граф (овича) Калинина. Он в Херсоне,
узнал обо мне по газетам...»
А вот и само письмо:
«Херсон, 8.VI.29
Глубокоуважаемый Петр Леонидович!
Вероятно, Вы уже успели забыть
своего старого учителя по
Кронштадтскому Реальному Училищу В. Е.
Калинина. Позволю себе напомнить о своем
скромном существовании настоящим
письмом и обеспокоить просьбой, если
возможно, написать в ответ хотя бы
несколько строк о себе. По отрывочным
сведениям, какие изредка доходили до
меня от наших общих знакомых, н уже
немного знал о Ваших необычайных
работах в области физики, но не был вполне
уверен, что это именно Вы; в
блестящей Вашей будущности я и раньше не
сомневался, чем не один раз делился
с Леонидом Петровичем и Ольгой Иеро-
нимовной, но о таком размахе Ваших
работ, сознаюсь, я и не мечтал.
Мне крайне неловко свое первое письмо
Вам начиналось с просьбы, но если Вас
не затруднит, то напишите мне хоть
немного о Ваших работах, так как здесь,
несмотря на глубокий интерес, какой они
возбуждают, имеют о них самые
смутные представления, и я бы мог хоть
немного, небольшим сообщением осветить
их для местных работников
естествознания. Я немного разбираюсь в английском
В. Е. Калинин и 77. Л. Капица, 1945 год.
я
148

языке и был бы Вам очень благодарен и
за английскую литературу по этому
вопросу. (...) Откликнитесь, дорогой Петр
Леонидович, иа мое письмо и доставьте
громадное удовлетворение мне и моей
семье, которая Вас так хорошо знает:
жена знакома с Вами лично, а дети —
по моим рассказам о Вас и письмам, что
в свое время Вы писали мне и
которые сохранились у меня до сих пор...»
Петр Леонидович написал своему
учителю и послал ему оттиски шести своих
научных работ. К сожалению, письмо
это не сохранилось.
Из ответного письма В. Е.
Калинина: «.Нас глубоко тронула та
готовность, с какой Вы откликнулись на мое
письмо. Большое спасибо за
присланные работы. Сейчас я засел за них и,
благодаря тому, что я несколько отстал
от английского языка, а отчасти и
современных вопросов физики, работа идет не
так быстро, как я этого ожидал... Во
всяком случае, движение а-частиц и Ваше
описание оборудования для получения
магн(итных) полей большой
напряженности я разобрал...»
Есть в этом письме строки, которые
проливают свет на давний упрек
Капицы в «пристрастном» отношении к нему
учителя.
«Вы упрекнули меня в излишней
строгости и в том, что я не ставил
Вам полного балла,— пишет В. Е.
Калинин.— Но что мне было делать, если я и
сам иа этот полный балл не знал.
Конечно, если бы я мог предвидеть,
что со всего этого выйдет, я бы выбрал
другой выход из положения...»
В этом же письме, отвечая на вопрос
Капицы, Василий Евграфович
рассказывает, как пережил он тяжелые годы
разрухи. «Я работал в Вологде до
1919 года, затем переехал в Херсон и
занялся здесь педагогической работой,—
пишет он.— В голодовку 20—21 годов,
когда умственный труд не мог прокормить
меня и мою семью, я вынужден был
заняться в городе сельским хозяйством:
арендовал землю, купил коров и,
занимаясь молочным хозяйством, в то же
время пахал и вообще работал на
коровах. Так или иначе перебился до того
времени, когда можно было заняться
другой работой...»
О том, как Василий Еигрлфиинч
занимался «другой работой», то есть
своей, педагогической, мы узнаем из его
письма 1932 года. Он отвечает на
письмо, в котором Капица сообщил ему, что
собирается приехать в Харьков.
«Хотелось бы недолго поговорить с Вами
о том, что сейчас назревает в области
физики и о перспективах ее на
ближайшее будущее,— пишет Калинин.— Здесь,
на местах, чрезвычайно трудно сейчас
иметь свежую научную литературу и
даже «Успехи физики» получаются с
громадными перебоями: последний номер их
был с Вашей статьей о работах с
сильными магнитными полями*. Потому
отставание во всем чувствуется
катастрофическое. И при всем том придется
мне, как видно, только помечтать о
встрече с Вами — так трудно, почти
невозможно вырваться мне с работы:
бывают дни, когда у меня выпадает до
15 лекций в день по институту,
курсам, рабфакам и так далее.
Вспоминаю Кронштадт, где в дни
молодости я смертельно уставал от 7—8
уроков в день и чувствовал себя героем
труда...»
В сентябре 1934 года Капица, по
примеру прошлых лет, приехал в
Ленинград вместе с женой Анной
Алексеевной, чтобы повидать родных и друзей,
посетить Харьков, где он с 1929 года
был консультантом Украинского физико-
технического института, выступить с
лекциями о своих работах. Но в конце
сентября Капицу вызвали в Москву, в
Совет Народных Комиссаров, и сообщили,
что вернуться в Англию он не сможет.
Теперь ему надлежит работать в СССР.
Анна Алексеевна вернулась в Кембридж,
к детям, Петр Леонидович остался в
Ленинграде, у матери. В конце декабря
1934 года выходит постановление
правительства о строительстве в Москве
Института физических проблем. П. Л.
Капица назначается директором
института. Он переезжает в Москву и живет
* Речь идет о докладе «Экспериментальные
исследования в сильных магнитных полях»,
прочитанном на Сольвеевском конгрессе в
Брюсселе в октябре 1930 года. Был опубликован
в журнале «Успехи физических наук» (1931 год,
том II, стр. 533).

I
Л. Рубинин,
Письма из архива П. Л. Капицы
I "
It
в гостинице «Метрополь». И каждый
день пишет своей жене в Кембридж.
В одном из этих писем мы вновь
встречаем имя Василия Евграфовича
Калинина.
«Как-то я воднл в Большой В. Е.
Помнишь моего старого учителя по
реальному училищу, математика? Он был очень
доволен, так как в первый раз в жизни
был в Большом театре. Потом я угощал
его ужином в «Метрополе», и мы
вспоминали старые времена, когда он ни за что
не хотел ставить мне полный балл за мои
ответы н работы. Одним словом, кутиул
со стариком» (13 апреля 1935 года).
А вот еще одно письмо из архива
П. Л. Капицы. Адресовано оно декану
физического факультета МГУ
профессору С. Э. Хайкнну.
«Москва, 25 марта 1936 г.
Многоуважаемый Семен Эммануилович!
Обращаюсь к Вам с просьбой помочь
тов. Калинину поступить в
Московский государственный университет на
физико-математический факультет. Речь
идет о сыне преподавателя физики
В. Е. Калинина, живому и
неформальному отношению ко мне которого в
бытность в средней школе я многим
обязан. В. Е. Калинин теперь переехал из
Херсона в Москву и работает
преподавателем вуза; с отцом приехал сюда
и сын. У сына, как у отца,
чрезвычайно живой интерес к физике, и было бы
очень хорошо, если бы он мог
(продолжить) работу над собой в этом
направлении под Вашим руководством в МГУ.
За всякое содействие и помощь
тов. Калинину буду очень благодарен.
П. Капица».
В начале января 1938 года Петр
Леонидович получает письмо из г.
Пушкина (бывшее Царское Село) от своего
школьного учителя русского языка
В. М. Иевлева.
«Дорогой Петр Леонидович! — пишет
Владимир Михайлович.— Как только я
узнал о Вашем окончательном
переселении в Москву... я тогда же захотел
лнчно повидаться с Вами, своим бывшим
учеником, запросто побеседовать о
минувшем, о прожитом. ...Мое желание не
осуществилось по чисто объективным
причинам... И вот теперь, прочитав о
Вашем докладе на собрании Академии
наук... я решил написать Вам. ...
Вы теперь мировой ученый, и мне.
Вашему старому наставнику... хочется
приветствовать Вас и, вместе с тем,
самого себя подбодрить словами:
микроскопическая часть в деле развития из
Пети Капицы ученого мирового
значения есть и твоя. И это наполняет
мое сердце радостью, это
удовлетворяет меня и дает мне потенциал жизии —
а ее у меня осталось уже немного...»
Капица ответил ие сразу — на письме
есть пометка его рукой: «Отвечено
21/XI/38». Копия письма ие сохранилась.
Проходит год, и вот еще одно письмо
от В. М. Иевлева:
«Дорогой Петр Леонидович! Ваше
сердечное и задушевное письмо я получил
с год тому назад, но до сих пор не
собрался на него ответить вследствие
обстоятельств личного характера. Пнсь-
мо Ваше тронуло меня очень и
перенесло в далекое, далекое прошлое: 1909
год, я сижу в Вашем уютном домике
на Якорной площади, в самой задней
комнате (помните, Вашей?), у стола, и
беседую с юным, но адумчивым реалн-
стом на тему о роли личности.
Действительно, Вы правы: я был не очень
строг к Вашей орфографии, считая,
что не ею определяется степень
развития человека. Она ведь только
соответствующий навык, конечно,
необходимый, но в большей степени
приобретаемый механическим способом, н
достижение ее требует ряда
систематических упражнений по определенным
нормам, о которых я, начинающий
педагог, еще не имел понятия.
Итак, мы енднм рядом, обмениваемся
мыслями, немного спорим (мне было
около 30 лет, а Вам — 16 лет),
время летнт незаметно. Приходит мама,
уже теперь покойная Ольга Иеронимов-
на, и приглашает чай пнть... И вновь
беседа, задушевная и содержательная,
общего характера.
Все это ушло в прошлое и никогда
не вернется назад, но, вспоминая
(эти беседы) и ряд других моментов,
связанных с Вашим семейством, я весь
как-то оживаю и перерождаюсь душевно.
Смотрю на сохранившиеся у меня
фотографии; их у меня две: папа с
мамой — очень хорошо сняты, как
живые,— и семейная группа — Вы, Леня и
другие. Эти фотографии еще сильнее,
еше ярче н выразительнее заставляют
меня отдаться светлому, радостному
прошлому...»
150

Такова уж была жизнь в нашей стране
в конце тридцатых годов, что
прошлое, особенно дореволюционное,
воспринималось как светлое и радостное...
Других писем В. М. Иевлева я в архиве
П. Л. Капицы не обнаружил. Боюсь,
что онн так и не встретились больше.
А с Василием Евграфовнчем
Калининым, который жил теперь под Москвой,
Капица в те годы встречался
довольно часто, о чем свидетельствует
письмо, подобное которому, думаю, мечтал
бы получить каждый школьный учитель.
И такие пнсьма, уверен, хранятся у
старых учителей среди самых
«ценных бумаг».
«В. Е. Калинину
Москва, 3 июля 1940 г.
Дорогой Василий Евграфович!
Отвечая на Вашу просьбу, могу с
удовольствием описать ту роль, которую Вы
сыграли как преподаватель физики и
математики во время моего
пребывания в средней школе для меня и моих
одноклассников.
У нас у всех сохранилось
воспоминание о Вас как о наиболее
передовом, справедливом учителе, с
большой любовью относившемся к делу,
следующем за всеми новыми методами
преподавания н вкладывающем всю душу
в свое творческое дело. Те основы,
которые мы получили в средней школе,
и умение серьезно относиться к предмету,
которое Вы нам внушили, конечно,
благотворно отразились на воспитании
уменья работать и дальнейшем
образовании в жизни.
Очень живо помню, как Вы
организовывали физический кабинет, заставляя
нас, учеников, своими руками
принимать участие в этом деле. Также
прекрасно помню, как Вы создали в нашем
реальном училище астрономическую
обсерваторию, раздобыв четырехдюймовый
рефрактор. Помню те ночи, которые я
проводил вместе с Вами, наблюдая
раздвоение звезд, иша кометы и
наблюдая за кольцами Сатурна.
Я внжу, что и теперь, когда мы с Вами
встретились после долгого времени. Вы с
таким же интересом продолжаете
относиться к своей преподавательской работе
и так же следите за всем новым в
физике, с большим интересом
воспринимая, в частности, все то новое, что
я могу рассказать, что происходит в
нашей науке, и что Вы можете
использовать в своем преподавании.
Примите мои лучшие пожелания!
Искренне Ваш
П. Л. Капица».
В июле 1941 года Институт
физических проблем был эвакуирован в Казань,
и Капица первые два года войны — до
лета 1943 года — большую часть
времени проводил в Казани. Василий
Евграфович остался в Москве (он жил в
Пушкино, а работал в Москве). Когда
Петр Леонндовнч приезжал в Москву,
они встречались, несмотря на страшную
занятость Капицы, который работал
тогда над своими кислородными
установками, над внедрением их в
промышленное производство. Стоило уехать в
Казань, как старый учитель начинал
скучать по нему. Ему не хватало бодрости
Капицы, его творческого оптимизма,
разговоров с ним... Не хватало ему
и тепла этого дома, к которому он уже
прикипел душой...
Вот выдержка нз одного нз писем
Калинина тех лет. .Начинаются пнсьма
обычным обра щением: «Здравствуйте,
дорогие Анна Алексеевна и Петр
Леонидович!»
24 декабря 1941 года: «Был я недавно
в Ваших краях, на Калужской. Институт,
как Вы, вероятно, знаете, целиком
военизирован, везде военные, даже в Вашей
квартире. Калужская улица и шоссе во
многих местах перерезаны баррикадами,
противотанковыми надолбами и ершами.
Одно такое сооружение против вашего
института. ...От сына до сих пор вестей
не имею. Дивизия, в которую он был
зачислен, 39-я запасная, ростокинская,
попала в окружение, и что с нимн сталось,
никто сказать не мог: очевидно,
прорваться ему не удалось. Дочь, отказавшись
от эвакуации, осталась с внучкой у
меня, зять сидит на Дальнем Востоке...»
«Секретарю ЦК ВКП(б)
тов. Г. М. Маленкову
Многоуважаемый
Георгий Макснмильяновнч!
Буду Вам очень благодарен, если Вы
найдете возможным организовать
помощь моему старому учителю физнки
Василию Евграфовичу Калинину. Ему
сейчас под 70 лет, и чтобы
поддерживать семью убитого на войне сына и

П. Рубимнн
Письме из орхнвл П. Л. Капицы
больную дочь, ему приходится нести
непосильную'для него нагрузку по
преподаванию в вузе.
Этому прекрасному и передовому
учителю я обязан освоением основ науки,
которые он заложил во мне в бытность
мою в реальном училище в Кронштадте.
Если бы он был обеспечен на это
трудное время абонементом на сухой паек,
лимитной промтоварной книжкой и
персональной пенсией, я бы эту помощь
ему, конечно, рассматривал как очень
высокую оценку моей работы для нашей
страны н науки. (...)
Уважающий Вас
П. Л. Капица
3.1.1945 г.»
Выяснить, была ли просьба Капицы
удовлетворена, мне пока не удалось.
Обычно Петр Леонидович такие
обращения тщательно готовил, предварительно
обо всем договаривался по телефону
или при личной встрече. А с
Маленковым, который «курировал» тогда работы
по новой технике, Капица часто
встречался по делам кислородной
промышленности. Думаю, что осечкн с той
просьбой не было.
Последнее письмо Василия Евграфо-
вича Калинина:
«6.V.46
Дорогой Петр Леонидович!
Передаю Вам по Вашему указанию
мое заявление в местком ВВА* и копию
акта о пропаже моих вещей. Правила
бани, о которых я упоминаю в своем
заявлении, заключаются в том, что
администрация бани не отвечает за пропажу
верхнего платья, если номерок
гардеробной не был сдан на хранение вместе с
ценностями, каких у меня не было, и по
неведению я положил его в карман,
а неизвестный гражданин использовал
его по назначению.
Ваш В. Калинин».
.Не сомневаюсь, что кто-нибудь
обязательно скажет: а стоило ли приводить
это короткое письмо? Неужели нельзя
было обойтись без этих зощенковских
мотивов, без этой вульгарной прозы
жизни?
Бывают обстоятельства, отвечу я,
когда и украденное пальто — не такая
уж низменная проза. Вспомните
«Шинель» Гоголя... Конечно, Василий Евгра-
фович — не Акакий Акакиевич, но
ведь и время-то было какое — шли
первые послевоенные годы, жилось тогда
очень нелегко. Даже и таким жизнестон-
кнм, как Василий Евграфович...
Эту короткую записку я привел еще и
потому, что в ней сказано больше, чем
написано. Украли у человека в бане
пальто, и он не сражается в одиночку
с банно-прачечным трестом, а идет к
своему ученику и делится с ним своим
горем. И ученик, как видим, берется
помочь учителю...
Не знаю, удалось ли тогда Капице
помочь В. Е. Калинину. Знаю одно —
очень скоро в поддержке стал
нуждаться он сам: из-за конфликта с Берией
он был изгнан из созданного им
института. Начались тяжелые и очень
опасные годы опалы.
В архнве П. Л. Капицы ни одной
строчки от Василия Евграфовича —
после того короткого письма,
приведенного выше,— я не обнаружил. В семье
Петра Леонидовича мне тоже никто
помочь не смог. С августа 1946 до
лета 1953, когда был арестован Берия,
над домом Капицы висела угроза ареста
и гибели. В страшном напряжении тех
лет жизнь школьного учителя как бы
ушла в небытие...
Недавно я отправил письмо «членам
семьи Василия Евграфовича
Калинина» — в г. Пушкнно Московской области,
по адресу: ул. Кренкеля, д. 5, кв. 4.
Письмо вернулось ко мне с
перечеркнутым адресом. И я не знаю,
то ли никто из членов этой семьи
не проживает по старому адресу, то ли
и адреса этого уже нет на свете —
ни дома, ни улицы...
Откликнитесь, пожалуйста, кто хоть
что-нибудь знает о последних годах
жизни замечательных школьных
учителей — Василия Евграфовича Калинина
н Владимира Михайловича Иевлева.
Их память жива в доме Капицы.
О них вспоминают как о старых и доб
рых друзьях.
• Речь, по-видимому, идет о Военно-воздушной
академии, где, судя по всему, работал тогда
Василий Евграфович. Думаю, что не без
рекомендации Капицы.
152

СТРАНА ФАНТАЗИЯ
А. Азимов
Сообщество на краю
Если мэра и поразило это заявление,
она не подала виду.
Был уже второй час ночи, она
отчаянно хотела довести дело до конца,
но Тревица надо было сначала поводить
на леске. Она не хотела, чтобы он
сорвался с крючка, не сослужив службы, ведь
в таком случае его пришлось бы
устранить. Она сказала:
— Неужели? Вы утверждаете, что
повествование Аркади — ложь? Фантазия?
Розыгрыш?
Тревиц пожал плечами:
— „Не обязательно. Не в этом дело.
Может быть, Аркади правдиво описала
то, что знала. Предположим, все было
так, как она рассказала: Второе
Сообщество раскрыли и его людей устранили.
Но откуда мы знаем, что их выловили
всех до одного? Ведь Второе
Сообщество направляло историческое развитие
целой Галактики. Они манипулировали
не одним Терминусом и даже не одной
Федерацией. Их агенты, где-нибудь в
тысячах парсеков от нас, должны были
остаться. Выявить их всех было
невозможно, а раз так, то можем ли мы
утверждать, что победили? Возьмем,
к примеру, Мула. Он покорил Терми-
нус, а с ним и все подвластные
планеты, но Независимые Торговые Планеты
выстояли. Он покорил Торговые Планеты,
но и тогда остались трое беглецов: 36-
линг Мис, Байта Дарелл и ее муж. Он
подчинил обоих мужчин и только Байту,
одну только Байту, оставил без контроля.
Если верить роману Аркади, он поступил
так из сентиментальности, и это его
погубило. Из-за одного-единственного
свободного человека — Байты — Мул не
* Продолжение. Начало — в №№ 1, 2 за 1993 год.
смог обнаружить Второе Сообщество
и был разбит.
Достаточно было одной личности,
чтобы все изменилось. Роль личности
огромна, как бы ни пытались селдонисты
внушить нам, что индивидуум — ничто,
а масса — все.
А если остался не один, а хотя бы
несколько десятков людей из Второго
Сообщества? Они могли собраться,
восстановить свое содружество, вновь
пробраться на ключевые посты, набрать и
обучить пополнение и опять сделать нас
пешками.
— Вы так думаете? — серьезно
спросила Бранно.
— Я в этом уверен.
— Но скажите, член Совета, зачем им
это надо? Зачем жалким остаткам
Второго Сообщества цепляться за План
Селдона? Какая им польза удерживать
Галактику на пути ко Второй Империи?
А если даже эта маленькая банда желает
выполнить свою миссию, то почему бы
нам не принять путь Плана, не быть
благодарными за то, что они проследят,
чтобы мы не сбились с этого пути?
Тревиц потер глаза. Несмотря на
молодость, он выглядел более уставшим из
двоих. Он пристально посмотрел на
Бранно и сказал:
— Не могу поверить. Неужели вам
кажется, что Второе Сообщество старается
ради нас? По-вашему, они такие
идеалисты? Вы специалист в политике —
практике власти и манипулирования, неужели
вам не ясно, что они заботятся о себе?
Мы — двигатель, сила, режущая
кромка. Мы боремся, проливаем кровь,
страдаем. А они только управляют — легко
и без риска: где-то подрегулируют, где-то
прочистят контакты. Через тысячу лет,
когда нашими усилиями Вторая
Галактическая Империя будет создана, люди
153

А. Азимов.
Сообщество нл краю
|а
154
Второго Сообщества займут в ней место
правящей элиты.
— В таком случае,— сказала
Бранно,— вы хотите устранить Второе
Сообщество, рискнуть пройти без них
оставшуюся вторую половину пути ко Второй
Галактической Империи и самим стать
элитой? Так?
— Разумеется. Конечно. Разве вы не
хотите того же? Мы не доживем, но у вас
есть внуки; может быть, и у меня будут.
И у них будут дети и внуки. Я хочу,
чтобы плоды наших трудов достались
нашим потомкам, чтобы они, глядя назад,
видели, что мы совершили, и гордились
нами. Я не хочу, чтобы все заслуги были
приписаны тайному заговору Селдона,
которого я героем не считаю. Заявляю
вам: Селдон для нас опаснее, чем Мул,
если мы допустим, чтобы план
осуществился. И поэтому, я бы хотел,"
чтобы план действительно был разрушен
Мулом. Он-то был единственным в своем
роде и притом вполне смертным. А Второе
Сообщество, похоже, бессмертно.
— Но вы-то хотите Второе Сообщество
уничтожить?
— Если б я знал, как!
— А раз не знаете, не кажется ли вам,
что скорее уничтожат вас?
— Так вы, госпожа мэр, взяли меня
под стражу, чтобы защитить от Второго
Сообщества?
— До некоторой степени. Лионо Ко-
делл старательно записал ваши
высказывания, и мы эту запись опубликуем
не только для успокоения народа Тер-
минуса и Сообщества, но и для того,
чтобы успокоить Второе Сообщество.
Я не хочу, чтобы ваши глупые речи
привлекли его внимание.
— Подумать только,— с неловкой
иронией произнес Тревиц,— и все это ради
моих прекрасных карих глаз?
Бранно поморщилась, потом вдруг
негромко рассмеялась.
— Не настолько я стара,— сказала
она,— чтобы не заметить ваших
прекрасных карих глаз, и тридцатью годами
раньше, возможно, одного этого было бы
достаточно. Но сейчас я и на
миллиметр не сдвинусь ради спасения ваших
глаз и всего остального. Дело не в этом.
Если Второе Сообщество существует и
обратило внимание на вас, они могут
пойти дальше. Я должна позаботиться
о своей жизни и о жизни многих дру-
гих людей, более умных и ценных, чем
вы, чтобы спасти все наши планы.
— Судя по вашей реакции, вы вери-
те, что Второе Сообщество существует?
Бранно положила на стол перед собой
сжатую в кулак руку.
— Разумеется, верю, законченный вы
дурак! Разве мне было бы дело до
ваших глупых речей, если бы я не знала,
что Второе Сообщество существует, если
бы не боролась с ним упорно, изо всех
сил? Уже несколько месяцев я
собиралась заткнуть вам рот, пока вы не вышли
на публику, но у меня не было
достаточной политической власти для
подобного обращения с членом Совета.
Явление Селдона прибавило мне веса, дало
власть, пусть на время, и в этот момент
вы все-таки вышли на публику. Я сразу
приняла меры и теперь без малейших
угрызений совести, не колеблясь ни
микросекунды, убью вас, если вы не
выполните моего приказа. Весь наш
разговор, в час, когда я предпочла бы спать
в своей постели, нужен для того, чтобы
вы поняли: проблема Второго
Сообщества, которую вы сами мне обрисовали,
дает мне достаточное основание казнить
вас без суда.
Тревиц вскочил со стула.
— Ни шагу! — воскликнула Бранно.—
Я всего лишь старуха, как вы, вероятно,
мысленно меня называете, но прежде чем
вы дотянетесь до меня, вы будете мертвы.
Мы, молодой человек, под наблюдением
моих людей.
Тревиц сел. Слегка дрожащим голосом
он сказал:
— Вас не поймешь. Если вы верите,
что Второе Сообщество существует, то
почему вы говорите о нем так свободно?
Ведь вы подвергаете себя той же
опасности, что и я.
— Потому что у меня немного больше
здравого смысла, чем у вас. Вы верите,
что Второе Сообщество существует, и
говорите об этом свободно, потому что
глупы. Я тоже верю и говорю свободно, но
только потому, что приняла меры
предосторожности. Если вы внимательно
читали историю Аркади, вы должны
вспомнить, как она рассказывает об
изобретении своего отца, так называемой суета-
новке ментального глушения». Она
служила защитой от ментального
могущества Второго Сообщества. Эта глушилка
еще существует и даже
усовершенствована при соблюдении полнейшей
секретности. Ваш дом сейчас защищен от их
слежки, насколько это возможно. Так что
позвольте мне объяснить ваше задание.
— Что я должен сделать?
— Вы должны выяснить,
существует ли Второе Сообщество, и если да,
то где. Это значит, что вам придется
покинуть Терминус и отправиться неиз-

вестно куда, даже если в конце концов
окажется, что Второе Сообщество, как и
во времена Аркади, находится среди нас.
Это значит также, что вы не вернетесь
до тех пор, пока у вас не будет о чем
рассказать. А если вам не о чем будет
рассказывать, то вы не вернетесь никогда
и население Терминуса уменьшится на
одного дурака.
— Как,— запинаясь произнес Тре-
виц,— как, скажите ради Терминуса,
я могу их искать, оставаясь
незамеченным? Они просто убьют меня, и вы
ничего не узнаете.
— Не будьте ребенком! Не надо искать
их, ищите что-нибудь другое. Поверьте
сердцем и умом, что вы ищете что-то
другое, и если вы на них наткнетесь
во время поисков, они, может быть, не
заметят вас. Тогда вы можете послать нам
сообщение по зашифрованной
гиперволне, и в награду вам разрешат
вернуться.
— Вы, наверное, уже придумали, что
я должен искать.
— Конечно. Вы знаете Янова Пело-
рата?
— Никогда не слыхал.
— Завтра вы с ним встретитесь, и он
вам расскажет, что вы ищете. Он
отправится с вами на одном из наших
новейших кораблей. Вы летите вдвоем,
чтобы больше никем не рисковать. И если
вы попытаетесь вернуться до того, как
узнаете то, что нам нужно, вас уничтожат
в космосе за парсек от Терминуса. Это
все. Разговор окончен.
Она встала, посмотрела на свои
пальцы, потом медленно натянула перчатки
и повернулась к двери. Вошлн двое
охранников с оружием в руках и встали
по обеим сторонам от двери, освобождая
проход. В дверях она обернулась.
— На улице есть еще стража, так что
ведите себя разумно. Иначе избавите
нас от хлопот по вашей охране.
— При этом,— непринужденно сказал
Тревнц,— и вы лишитесь тех выгод,
которые я мог бы принести.
— Разумеется, мы постараемся нх не
упустнть,— ответила Бранно, невесело
улыбнувшись.
Лионо Коделл ждал ее на улице. Он
сказал:
— Я слышал весь разговор, мэр. Вы
были чрезвычайно терпеливы.
— И при этом чрезвычайно устала.
Мне кажется, что этот день длился
семьдесят два часа. Командуйте теперь вы.
— Хорошо, скажите только, в доме
действительно была сментальная
глушилка»?
— Ах, Лионо,— устало сказала
Бранно,— вы ведь все понимаете. Какова
вероятность, что за нами следили? Не
воображаете же вы, что Второе Сообщество
следит за всеми, везде и всегда? Это
юный Тревиц может так думать, а я не
столь романтична. И если даже у
Второго Сообщества повсюду глаза и уши,
«глушилка» выдала бы нас с головой.
Как только они обнаружат ментально
непрозрачную область, они поймут, что от
их могущества есть защита. Нельзя
раскрывать секрет этой защиты, пока мы не
будем готовы использовать ее в полной
мере. И ради сохранения этого секрета
можно пожертвовать не только Тревицем,
но вами и мной, вместе взятыми... И все-
таки...
Они ехали в наземном автомобиле,
Коделл был за рулем.
— И все-таки...— повторил Коделл.
— Что «и все-таки»? — спросила
Бранно.— Ах, да. И все-таки этот
молодой человек умен. Я несколько раз
обозвала его дураком, чтобы поставить на
место, но он не дурак. Он молод. Он
начитался книг Аркади Дарелл, и
поэтому думает, что Галактика так и устроена,
но он обладает интуицией. И будет жаль
его потерять.
— Вы уверены, что придется его
потерять?
— Абсолютно уверена,— грустно
сказала Бранно.— Может, это и к лучшему.
Зачем нам юные романтики, которые
стреляют вслепую и могут в один миг
разрушить то, что мы строилн годами?
И потом, он отвлечет на себя
внимание агентов Второго Сообщества. Они,
конечно, существуют и следят за нами.
И пока он будет их отвлекать, они,
быть может, не заметят нас. Может быть,
нам повезет, и они не только не
заметят нас, но и выдадут себя своим
интересом к Тревицу и дадут нам время и
возможность разработать контрмеры.
— Значит, Тревиц должен притянуть
молнию.
Губы Бранно дернулись.
— Ах. вот сравнение, которое я искала.
Он наш громоотвод.
— А этот Пелорат, в него ведь тоже
молния ударит?
— Тут уж ничего не поделаешь.
Коделл кивнул.
— Что ж, как говорил Салвор Хар-
дин: «Не позволяйте вашему
нравственному чувству мешать вам принимать
правильные решения».
— У меня сейчас нет нравственного
чувства,— пробормотала Бранно,— у
меня есть чувство страшной усталости.
И все-таки... Я могла бы назвать целый
ряд людей, которыми пожертвовала бы
1 о-
• о-
z *-

А. Азимов.
Сообщество не краю
156
охотнее, чем Тревицем. Он красивый
молодой человек... И, конечно, сам это
знает.
Последние слова она произнесла
невнятно, закрывая глаза и погружаясь
в сон.
Историк
7
Янов Пелорат был ни худой, ни
толстый, среднего роста. Он говорил и
двигался неторопливо и солидно. Его
маловыразительное лицо обрамляли седые
волосы, и выглядел он старше своих
пятидесяти двух лет.
За всю свою жизнь Янов не отлучался
с Терминуса — вещь необычная,
особенно для историка. Он и сам не знал,
получилось ли это из-за его глубокого
увлечения наукой или вопреки ему.
Историей он увлекся в пятнадцать
лет, когда однажды, во время болезни,
ему дали книгу древних легенд. В них
повторялась тема замкнутого одинокого
мира, который не сознавал своего
одиночества, так как не знал ничего другого.
Болезнь быстро пошла на убыль. За
два дня он трижды прочел книгу и встал
с постели. На следующий день он уже
сидел за своим компьютерным
терминалом в поисках каких-нибудь материалов
о подобных легендах. Он перерыл всю
библиотеку Университета Терминуса, но
там было мало данных. Став постарше,
он открыл для себя радости
межбиблиотечных обменов. По гиперлучевой
связи он приобретал распечатки из самых
дальних краев, даже из Ифнии.
Он стал профессором античной
истории. И вот теперь, впервые за тридцать
семь лет своего увлечения историей,
собирался в свой творческий отпуск
совершить космическое путешествие на Тран-
тор.
Пелорат, конечно, знал, как необычно
для жителя Терминуса ни разу не
побывать на других планетах. Он вовсе не
стремился отличаться от других. Просто
каждый раз, стоило ему собраться в
космическое путешествие, находилось
что-нибудь — новая книга, новая
работа, новое исследование. Он откладывал
путешествие и работал над новым
материалом, извлекал из него все, что
можно и добавлял еще один кирпич в свою
постройку. В конце концов, он жалел
только о том, что не побывал на
Транторе.
Трантор двенадцать тысяч лет был
столицей Первой Галактической Империи и
резиденцией Императоров. А до этого —
столицей одного из влиятельных царств,
которое постепенно поглощало другие
царства. В пору расцвета Трантор
представлял собой единый город, занимавший
всю планету, покрытую металлической
оболочкой. Пелорат читал о Транторе
в старинной книге Гаала Дорника,
который там бывал еще во времена Хари
Селдона. Этот редкий том стоил
половину годового жалованья профессора, но
Пелорат, конечно, не расстался бы с ним
ни за какие деньги.
На Транторе Пелората привлекала
Галактическая Библиотека, Имперская
Библиотека во времена Империи. Когда
Трантор был столицей самой большой в
истории человечества Империи и его
население превышало сорок пять
миллиардов человек, Библиотека была
собранием всех творческих (и не очень
творческих) произведений человечества.
Она была оснащена столь сложными
компьютерами, что с ними работали
только высококвалифицированные
эксперты.
Пелората всегда изумляло, что
Библиотека уцелела. Примерно два с
половиной века назад, во время Великого
Разгрома, Трантор был разрушен,
погибли миллиарды людей, но Библиотека
выстояла. Говорили, что ее защитили
студенты Университета при помощи
какого-то гениально изобретенного оружия.
Свидетельства о том времени были
противоречивы, и ко многим из них
историки относились с недоверием.
Говорили, что Эблинг Мис чуть не нашел
Второе Сообщество, работая в
нетронутой Библиотеке на разрушенной планете.
Представители трех поколений Дарел-
лов — Байта, Торан и Аркади —
каждый в свое время побывали на
Транторе, причем Аркади не посещала
Библиотеку. За последние сто двадцать лет
ни один гражданин Сообщества не
побывал на Транторе. О Библиотеке
ничего не было слышно, но Пелорат был
уверен, что она по-прежнему
существует. Разрушение Библиотеки вызвало бы
большой шум.
Библиотека Трантора была архаичной
еще во времена Эблинга Миса. Но это
и нужно было Пелорату. Чем старее
Библиотека, тем больше вероятность
найти то, что он искал.
В мечтах он входил в Библиотеку
и прерывающимся от волнения голосом
спрашивал, не была.ли Библиотека
модернизирована? Сохранились ли старые
пленки и блоки памяти? И древний, как

бы покрытый пылью библиотекарь
отвечал ему: «Что вы, профессор, в
Библиотеке все осталось, как было».
Скоро его мечта должна исполниться.
В этом его заверила сама мэр. Он не
совсем понимал, откуда она узнала о
его работе. Из множества его работ
широко опубликованы были немногие, да
и те не вызвали откликов. Но
говорили, будто Бранно Бронзовая знает
все, что происходит на Терминусе, и
будто у нее есть глаза на кончиках
пальцев рук и ног. Пелорат готов был
в это поверить, но не мог понять,
почему она не поддержала его работу
раньше, если уж так ценила.
В общем, с обидой думал Пелорат,
Сообщество мало интересуется прошлым.
Все они поглощены судьбой столицы.
Второй Империей, а те, кто занимается
прошлым, их даже раздражают.
Они, конечно, дураки, но ведь своей
головы не приставишь. Ему оставалось
в одиночестве лелеять свой проект и
верить, что настанет день, когда его
будут вспоминать как Великого
Основоположника.
Конечно, если быть честным, надо
признать, что он тоже поглощен
будущим, тем будущим, в котором его
признают и поставят рядом с Хари Сел-
доном. Он даже будет значить больше,
чем Селдон, ибо исследование легко
вообразимого будущего на тысячу лет
вперед не может сравниться с
исследованием утраченного прошлого
длительностью не менее двадцати пяти тысяч лет.
И вот долгожданный день наступил.
Мэр сказала, что это будет на
следующий день после явления Селдона.
Только из-за этого Пелорат
интересовался селдонским кризисом, который
занимал все умы Терминуса и Федерации.
Останется столица на Терминусе или
переместится куда-нибудь, ему было
безразлично. Он и теперь, после кризиса,
не знал, какую из сторон поддержал
Хари Селдон и коснулся ли вообще
дискутируемого вопроса.
Пелорату было достаточно того, что
Селдон наконец явился, и день,
обещанный мэром, настал.
Около двух часов дня у дверей его
загородного дома остановился наземный
автомобиль. Отворилась задняя дверца, и
вышел охранник в форме войск
Безопасности, затем вышел молодой человек
в штатском, затем еще двое охранников.
Это произвело на Пелората сильное
впечатление. Оказывается, мэр считала
его работу настолько важной, что его
будущему компаньону, пилоту
первоклассного корабля — а мэр обещала
первоклассный корабль — дали почетный
эскорт. В высшей степени лестно!
Служанка Пелората открыла дверь.
Молодой человек вошел в комнату, а
два охранника расположились по обе
стороны от двери. В окно Пелорат увидел:
третий охранник остался на улице и
подъехал еще один наземный
автомобиль. Еще охрана!
Поразительно! Пелорат обернулся к
вошедшему и с удивлением обнаружил,
что знает его по голопередачам. Он
воскликнул:
— Вы член Совета, вы Тревиц!
— Голан Тревиц. Вы профессор Янов
Пелорат? .
— Да-да,— сказал Пелорат,— вы тот,
кто...
— Мы летим вместе,— сухо сказал
Тревиц,— во всяком случае, так мне
сказали.
— Но ведь вы не историк.
— Нет. Я, как вы заметили, член
Совета, политик.
— Да-да, но, знаете, я подумал: ведь
я историк, какая же надобность в
другом историке?А вы, должно быть,
умеете пилотировать космические корабли.
— Еще бы!
— Отлично! Это как раз то, что нам
надо. Боюсь, меня нельзя считать
современным и практичным мыслителем, и
если окажется, что вы как раз такой,
то мы с вами составим хорошую коман-
ДУ-
— В данный момент,— сказал
Тревиц,— я вообще не мыслитель, но
думаю, нам не останется ничего другого,
как составить хорошую команду.
— К сожалению, член Совета, я
никогда не был в космосе, но будем
надеяться, что я преодолею свою
неуверенность. Я домосед. Кстати, не выпьете
ли чаю? Я попрошу Клоду что-нибудь
приготовить. У нас до отлета еще
несколько часов. Правда, я уже собрался,
все нужное для нас обоих готово. Мне
очень помогла мэр, ее интерес к этому
делу просто поразителен.
— Так вы об этом знали? — спросил
Тревиц.— Давно?
— Мэр обратилась ко мне,—
Пелорат нахмурился и как будто что-то
вычислил в уме,— недели две или три назад.
Я был польщен. Но теперь, когда
выяснилось, что в качестве пилота со мной
летит не историк, а вы, мой дорогой
друг, я польщен вдвойне.
— Две или три недели назад,— в
замешательстве повторил Тревиц.—
Значит, она готовилась все это время.
А я-то...— Он умолк.
— Простите?
П
157

А. Азимов-
Сообщество ни краю
I jp
«О»
158
— Ничего, профессор. У меня дурная
привычка разговаривать с самим собой.
Вам придется к этому привыкнуть, если
наше путешествие затянется.
— Затянется, затянется,— сказал Пе-
лорат, утаскивая Тревица к столу в
гостиной, где служанка старательно
накрывала на стол.— JHauie время не
ограничено. Мэр сказала, что мы можем
путешествовать, сколько захотим, и вся
Галактика лежит перед нами. Кроме того,
куда бы мы ни отправились, мы можем
рассчитывать на фонды Сообщества.
Конечно, она сказала, что мы должны
быть благоразумны, и это я ей обещал.—
Он кашлянул и потер руки.— Садитесь
же, дорогой друг. Возможно, это наша
последняя трапеза на Терминусе перед
весьма долгим путешествием.
Тревиц сел. Он спросил:
— У вас есть семья, профессор?
— Сын. Он на Сантанин, в
Университете. Я полагаю, химик или что-то
вроде этого. Пошел по стопам матери. Она
недолго была со мной, так что, как
видите, у меня нет ответственности перед
близкими. Надеюсь, и у вас.
Угощайтесь сандвичами, мой мальчик.
— Да, на данный момент у меня нет
близких. Было несколько женщин, но они
приходят и уходят...
— Да, да. Приятно иметь успех у
женщин. И еще приятнее» когда
оказывается, что к этому не нужно
относиться серьезно... Детей, полагаю, нет?
— Нет.
— Ну и хорошо. Знаете, вы меня
подбодрили. Признаться, когда вы вошли,
я сперва растерялся, но теперь вижу,
что вы как раз тот, кто мне нужен.
Мне как раз нужны ваша молодость,
энергия и способность ие заблудиться в
Галактике. Вы знаете, нам предстоит
интереснейший, необыкновенный поиск,—
выражение лица Пелората не
изменилось, но его голос стал необычайно
возбужденным.— Вам об этом
рассказали?
Тревиц прищурился.
— „Необыкновенный поиск?
— Поистине необыкновенный. Среди
десятков миллионов обитаемых миров
Галактики спрятано ценнейшее сокровище,
и для его поисков у меня есть только
слабые зацепки. Но если мы его
найдем, нас ждет великая награда. Если мы
с вами провернем это, мой мальчик,
простите, я должен был сказать
«Тревиц», я не хотел обращаться к вам
свысока, наши имена войдут в историю до
конца всех эпох.
— Награда, о которой вы говорите, это
ценнейшее сокровище...
— Я выражаюсь, совсем как Аркади
Дарелл,— знаете, писательница —
выражалась о Втором Сообществе, не так ли?
Неудивительно, что у вас такой
изумленный вид.— Пелорат откинул голову,
как бы собираясь расхохотаться, но
всего лишь улыбнулся.— Нет-нет, никаких
таких глупостей, уверяю вас.
— Так вы, профессор, говорите не о
Втором Сообществе?
Пелорат сделался серьезным и даже
виноватым.
— Ах, значит, мэр вам ничего не
рассказала? Знаете ли, это очень странно.
Десятилетиями я сердился на
правительство из-за его неспособности
понять важность моей работы, и вдруг мэр
стала так щедра...
— Да,— не скрывая иронии, сказал
Тревиц,— она обладает большим
скрытым человеколюбием, но о чем пойдет
речь, она мне не сказала.
— Так вы не знаете о моих
исследованиях?
— Нет. Извините.
— Не извиняйтесь, не нужно. Я не
привлек внимания общества. Но
позвольте, я расскажу вам. Мы с вами
будем искать — и найдем, потому что у
меня есть замечательная гипотеза,—
Землю!
8
В ту ночь Тревиц плохо спал.
Снова и снова он метался в тюрьме,
которую старуха воздвигла вокруг него,
и никак не мог найти выхода. Его
отправляли в ссылку, и он ничего не мог
поделать. Мэр действовала железной
рукой и даже не скрывала
противозаконности своих действий. Он полагался
на права члена Совета и гражданина
Федерации, но она даже для видимости
не проявила уважения к ним.
А потом этот Пелорат, этот
чудак-профессор, казавшийся не от мира
сего, сообщил, что проклятая старуха
готовилась не одну неделю.
Он действительно чувствовал себя
глупым мальчишкой, как она его
называла.
Историк, с которым его ссылали,
называл его дорогим другом и
предвкушал галактический поиск. Поиск Земли?
Какой еще, к бабушке Мула, Земли?
Он, конечно, спросил. В тот самый
момент, когда Пелорат упомянул о ней,
он сказал:
— Простите, профессор, но я невежда

в вашей области. Надеюсь, вы не
рассердитесь, если я попрошу у вас
объяснения самых простых вещей. Что такое
Земля?
Долгих двадцать секунд Пелорат
молча смотрел на него. Затем сказал:
— Это планета. Первоначальная
планета. Та, на которой впервые появились
люди, мой дорогой друг.
Тревиц вытаращил глаза.
— Впервые появились? Откуда?
— Ниоткуда. На этой планете
человечество произошло от низших животных
путем эволюционных процессов.
Тревиц подумал, покачал головой.
— Не понимаю, профессор, о чем вы
говорите.
На лице Пелората промелькнуло
выражение досады. Он откашлялся и
сказал:
— В далеком прошлом иа Терминусе
не было людей. Его заселили люди с
других планет. Это, полагаю, вам
известно?
— Да, конечно,— нетерпеливо сказал
Тревиц. Его раздражала неожиданная
лекция.
— Прекрасно. Это верно и для других
планет — Анакреона, Сантании,
Калгана, словом, всех. Все они были когда-то
колонизованы, люди прибыли туда с
других планет. Так было даже на Транторе.
Двадцать тысяч лет на нем размещалась
великая метрополия, но до этого ее там
не было.
— Что же там было?
— Ничего. По крайней мере, там не
было людей.
— Трудно поверить.
— Об этом свидетельствуют
старинные документы.
— Откуда же прибыл народ, впервые
заселивший Трантор?
— Точно неизвестно. На сотнях планет
существуют древние легенды о первом
прибытии людей. Историки не очень
склонны доверять древним легендам и
заниматься Проблемой Прародины.
— Как? Никогда не слышал о такой
проблеме.
— Это меня не удивляет. Сейчас эта
проблема непопулярна, но во времена
разложения империи этот вопрос
вызывал интерес среди интеллектуалов. Сал-
вор Хардин в своих мемуарах коротко
упоминает о проблеме. Проблема
заключается в определении местонахождения
той единственной планеты, с которой
началось заселение Галактики. Если мы
проследим развитие назад во времени,
то увидим, что человечество отступит
от сравнительно недавно заселенных
планет к заселенным ранее, затем к еще
более древним. И так до тех пор, пока
не соберется на одной планете —
Прародине.
Тревиц сразу увидел слабое место в
этом рассуждении.
— Может быть, таких планет было
множество?
— Разумеется, нет. Люди во всей
Галактике принадлежат к одному виду,
а возникновение одного вида на разных
планетах невозможно.
— Откуда вы знаете?
— Во-первых...— Пелорат загнул
большой палец левой руки большим
пальцем правой, но потом отменил
лекцию. Он упер руки в бока и важно
произнес:
— Мой дорогой друг, я ручаюсь вам
в этом своей честью.
Тревиц отвесил шутливый поклон.
— Я и не думаю сомневаться в ваших
словах, профессор. .Но даже если
Прародина одна, сотни планет могут заявить,
что эта честь принадлежит им.
— .Не только могут, но и заявляют.
Однако эти декларации ничего не стоят.
Ни на одной из этих планет не
найдено следов догиперпространственного
общества, не говоря уж о следах
происхождения человека из дочеловеческих
организмов.
— Значит, вы утверждаете, что
Прародина существует, но почему-то не
заявляет о себе?
— Угадали.
— И вы собираетесь ее искать?
— Мы собираемся. Это наша миссия.
Мэр Бранно все организовала. А вы
поведете наш корабль на Трантор.
— На Трантор? Но вы же сами
сказали, что это не Прародина.
— Конечно. Прародина не Трантор, а
Земля.
— Почему же вы не предложите мне
вести корабль прямо на Землю?
— Я выразился недостаточно ясно.
Название «Земля» взято из античных
мифов. Но какая именно планета в
реальном космосе является этой самой
«Землей», нам неизвестно.
— А на Транторе известно?
— Я надеюсь найти там информацию.
На Транторе величайшая Галактическая.
Библиотека.
Тревожный сон, который наконец
пришел к Тревицу, длился недолго. Кто-то
легонько тряс его за плечо.
Тревиц открыл затуманенные глаза и
совершенно не мог понять, где он
находится и почему.
— Что... что?..
0) О>
159

А. Азимов.
Сообщество на краю
Пелорат извиняющимся тоном сказал
ему:
— Простите, член Совета Тревиц, вы
мой гость, и я обязан дать вам
отдохнуть, но здесь мэр.
Он стоял у постели во фланелевой
пижаме и слегка дрожал. Тревиц
вспомнил все и окончательно проснулся.
Мэр сидела в гостиной Пелората. У нее,
как всегда, был бесстрастный вид. Рядом
с ней теребил свой белый ус Коделл.
Подтягивая пояс, Тревиц подумал:
разлучаются ли когда-нибудь эти двое?
Он насмешливо сказал:
— Что, Совет уже пришел в себя?
Его члены беспокоятся, что меня нет?
— Они подали признаки жнзни,—
ответила мэр,— но это вас не спасет. У
меня по-прежнему хватает власти, чтобы
заставить вас улететь. Вас увезут в кос-
мопорт Ультимат...
— Почему же не в космопорт Тер-
минус, госпожа мэр? Неужели меня
лишат прощания с плачущими толпами?
— Я вижу, к вам вернулась
склонность к подростковому юмору, член
Совета, и рада за вас. Это успокаивает
во мне нечто вроде угрызений совести.
Из космопорта Ультнмат вы с
профессором улетите тихо.
— И никогда не вернемся?
— И, возможно, никогда не вернетесь.
Конечно,— на ее губах мелькнула
усмешка,— смотря что вы найдете. Если что-то
важное и полезное для меня, вы
вернетесь. Вас даже могут встретить с
почестями.
Тревиц небрежно кивнул.
— Это может случиться.
— Случиться может что угодно.
Полетите с комфортом. Вы приписаны к
новейшему мини-крейсеру, в нем свободно
размещаются трое, хотя управлять
может один человек. Крейсер называется
«Далекая Звезда» — в честь
крейсера Гобера Маллоу; он полностью
оснащен.
Тщательно сохраняемое состояние
легкой иронии покинуло Тревица.
— И полностью вооружен?
— Крейсер не вооружен, но
оборудован всем остальным. В любом
секторе Галактики есть консул, к которому
вы как граждане Сообщества можете
обратиться в случае необходимости. Так
что оружие вам не нужно. По мере
надобности вы сможете брать средства из
наших фондов. Должна добавить: не
неограниченных фондов.
— Вы щедры.
— Я это знаю, член Совета.
Запомните, член Совета, вы помогаете
профессору Пелорату искать Землю. Вы
сами должны думать, что ищете Землю,
и все, кого вы встретите, должны так
думать. И всегда помните, что
«Далекая Звезда» не вооружена.
— Я ищу Землю,— сказал Тревиц.—
Это я понял.
— Тогда вы немедленно отправляетесь.
— Извините, мэр, мы еще не все
обсудили. Когда-то я пилотировал
корабли, но я совершенно не знаком с
последней моделью мини-крейсера. Что,
если я не смогу им управлять?
— Мне сказали, что «Далекая Звезда»
полностью компьютеризована, и вам не
нужно знать заранее, как обращаться с
компьютером последней модели, он вам
сам все расскажет. Еще что-ннбудь?
Тревиц сокрушенно осмотрел себя.
— Смену одежды.
— Вы найдете на борту корабля все,
включая вашн любимые кушаки или как
онн там называются. Вещи профессора
тоже на борту. Там есть все
необходимое. Хотя, добавлю, там нет
компаньонки женского пола.
— Ужасно,— сказал Тревиц,— это не
помешало бы. С другой стороны, вышло
так, что у меня сейчас все равно нет
кандидаток на это место. Но в
Галактике масса народа, и вдали от Термн-
нуса я волен делать все, что захочу.
— В смысле компаньонок?
Располагайте собой.
Она тяжело поднялась.
— Я не поеду вас провожать, но вас
проводят. И вы должны вестн себя
разумно,— если вы попытаетесь бежать,
вас просто убьют, поскольку меня рядом
не будет.
— Я не собираюсь делать ничего
неразрешенного, госпожа мэр, но я хочу
сказать...
— Да?
Тревиц подумал и наконец сказал с
улыбкой, которая, как он надеялся, не
выглядела слишком вымученной:
— Может наступить время, госпожа
мэр, когда вы меня о чем-нибудь
попросите. Я поступлю тогда, как сочту
нужным, но последние два дня я не
забуду никогда.
Мэр Бранно вздохнула.
— Избавьте меня от мелодрамы.
Если такое время наступит, оно наступит,
но сейчас я ничего не прошу.
Перевод Н. БОРУН и В. БОРУНА
Окончание следует
160

и

ЗНАНИЕ —
СИЛА 3/93
Ежемесячный
научно-популярны й
и научно-художественный
журнал для молодежи
Зарегистрирован 28.12.1990 г.
Регистрационный № 1319
№ 3 (789)
Издается с 1926 года
Редакция:
И. Бейненсон
Г. Вельская
В. Б рель
С. Глейзер
М. Курячая
В. Левин
Ю. Лекснн
И. Прусс
И. Розовская-
Н, Федотова
Г. Шевелева
Заведующая редакцией
А. Грншаева
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
Л. Розановой
Корректор
Н. Малнсова
Технический
редактор
О. Савенкова
Сдано в набор 21.01.93.
Подписано к печати 25.03.93.
Формат 70Х lOO'/ie-
Офсетная печать.
Печ. л. 10,0.
Усл.-печ. л. 13.0.
Уч.-над. л. 16,82.
Усл. кр-отт 52.0
Тираж 36 400 экз.
Заказ № 90.
Адрес редакции.
113114, Москва,
Кожевническая ул., 19,
строенке 6
Тел. 235-89-35
Ордена Tpvдoвoгo
Красного Знамени
Чеховский
полиграфический комбинат
Министерства печати и
информации РФ
142300, г. Чехоь
Московской области
Цена свободная
Индекс 70332
Рукописи
не рецензируются
и не возвращаются.
В НОМ ЕР Е
1 В. Шупер
российск
открытый
университет
университет
открытий
3 Б. Бим-Бад
ОБРАЗОВАНИЕ
К СВОБОДЕ
7 Б. Родоман
ГЕОГРАФИЯ И СУДЬБА
РОССИИ
18 И. Котов, О. Шкаратан
ПРОЕКТ «МОСКВА -
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ>,
или
НЕТРАДИЦИОННОЕ
РЕШЕНИЕ
ДВУХ ГЛОБАЛЬНЫХ
ПРОБЛЕМ
25 П. Краснощекое,
Ю. Павловский
ПРОЕКТ «МОДЕЛЬ*:
НЕТ, ЭТО НЕ ИГРА
В БИСЕР
32 А. Петров
МАТЕМАТИЧЕСКИЕ
МОДЕЛИ
ЭКОНОМИКИ:
ТЕОРИЯ И ОПЫТ
ВРЕМЕНИ
экономических
РЕФОРМ
42 Ш. Губерман
ЧЕМУ УЧИТЬ
КОМПЬЮТЕР?
53 С. Курдюмов,
Г. Малинецкий
ПАРАДОКСЫ ХАОСА
63, 66, 82 Панорама РОУ
64 Фотоокно «Знание — сила»
ЗОЛОТО КАМЧАТКИ
68 Экспедиция РОУ
Г. Шевелева
ДЕСАНТ НА КАМЧАТКУ
73 «Круглый стол»
«Знание — сила»
УНИКАЛЬНАЯ
КАМЧАТКА В ВЕК
НЕКЛАССИЧЕСКОЙ
НАУКИ
84 А. Трепвиш. В. Шупер
ПРОСТРАНСТВО
РОССИИ:
БОГАТСТВО ИЛИ БРЕМЯ?
92 М Корольков,
* Кузъминов
НОВАЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ-
ТЕОРИЙ:
ДЛЯ РОССИИ
ИЛИ ДЛЯ МИРА?
100 Курьер науки и техники
2 И. Кузнецова
УНИКАЛЬНОСТЬ
КАК ПРОБЛЕМА
XX ВЕКА
108 Ю. Пузаченко
ЭКОЛОГИЯ
НЕСТАЦИОНАРНОГО
МИРА: ВЗГЛЯД ИЗ
ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ
Лицей
ИЗ Кафедра
С. Шнолъ
«НАМ НУЖНО
КАК МОЖНО БОЛЬШЕ
УМНЫХ.ОБРАЗОВАННЫХ
ЛЮДЕЙ...»
118 Актовый зал
Ф. Дэеис Р- Керш
ИДЕАЛЬНЫЙ
МАТЕМАТИК
122 С. Смирнов
ВСЕ ТАК —
И ВСЕ НЕ ТАК!
125 Лаборатория
конкретного поиска
М. Розин
«ВЕДЬ НЕ ЗРЯ ЖЕ
СТРАДАЕМ!!!»
131 Практикум
МАТЕМАТИЧЕСКИЕ
ИГРЫ И ЗАДАЧИ
ПО ЛИНГВИСТИКЕ
ТУРНИРА ИМЕНИ
М. В. ЛОМОНОСОВА
" 1990—1991 годов
133 ЛИНГВИСТИКА
134 ЗАДАЧИ ПО БИОЛОГИИ
135 Теологический факультет
Ю- Шреидер
ОБЛАДАТЬ СВОБОДОЙ
ИЛИ БЫТЬ СВОБОДНЫМ?
141 Открытый урок
Е. Петровская
КИТ КАК ТЕКСТ
145 Попечительский совет.
П. Рубинин
ПИСЬМА ИЗ АРХИВА
П. Л. КАПИЦЫ
153 Страна Фантазия
А. Азимов
СООБЩЕСТВО НА КРАЮ
Вниманию читателей!
В редакции продаются номера журнала, а также с
предоплатой принимаются предварительные заказы на
следующие номера.
со
со
О)
О)
о
X
X
ЯЗ
X
СП
V
со
ел
ел