В. А. СИМАКОВ
СЕМЬЯ
идет
В ПОХОД
(362018
Москва
«Советская Россия»
1987
7А6.1.
С37
Художник В. К- Бисеигалиев
Симаков В. А.
С37 Семья идет в поход.— М.: Сов. Россия,
1987.— 208 с.: 8 л. ил.
О своем многолетнем опыте самодеятельного туризма, в котором
участвует вся семья — жена и двое детей, о приключениях в Пути, об
умении выбрать интересный маршрут рассказывает автор книги, ставя
целью ответить на вопросы, возникающие у начинающего туриста, н
предостеречь от опасностей, с которыми оя моЗкет столкнуться.
„ 42 2010000—129 7Ч_87
С М-105(03)87
7А61.
© Издательство «Советская Россия», 1987 г.
ОСТАНОВИТЬ МАХОВИК!
О чем говорят друзья-сослуживцы, собравшись
в тесном семейном кругу? О чем — разумеется, о
работе! И повод вроде бы совсем не деловой —
день рождения. И сначала все идет путем: о погоде,
о детях — как у людей. Но через полчаса, можно
смело предсказать, будет производственное сове-
щание.
Не знаю, как в других профессиях, но редак-
ционные работники даже на вечер не могут рас-
статься с дневными проблемами. Да и как тут
делить день и вечер: не втиснешь работу в часы
присутствия. Между служебным и личным вре-
менем граница нечеткая, так что и дома ни сна,
ни отдыха измученной душе. Во сне вдруг при-
думается удачный заголовок очерка. Или долго
не дававшаяся наяву фраза. Что для других
досуг — чтение газет, книг,— для нас тоже необ-
ходимая работа.
Крутится, вращается внутри маховое колесо.
И даже на ночь не останавливается, только при-
тормозит чуть-чуть...
Конечно, в выходные стараешься отвлечься.
Забыть, что на свете существует редакция. Иногда
удается, но далеко не всегда. Потому что будних
дней не хватает для служебных дел.
А если, кроме всего прочего, жена той же
3
профессии, что и муж — как в моем случае? И бо-
лее того, работает в той же редакции! Спра-
шивается: о чем говорят супруги в тесном семей-
ном кругу? Слава богу, обо всем на свете. Но все
же, все же... Я никогда не позволял себе ирони-
зировать над «производственными» романами,
в которых влюбленные объясняются не только
в любви.
Многие мои коллеги и во время отпусков не
отрываются от дел. Так и говорится: отпуск —
чтобы писать...
Это уже выше моего понимания. Жизненно
необходимо остановить на время маховик!
Авторитет мудрецов поддерживает эту мысль.
«Нельзя все время работать. Каждый год нужно
возобновить дыхание, перевести дух, набраться
сил у огромных живых источников, которые
сохраняют вечную свежесть». Французский
историк Жюль Мишле писал это тогда, когда еще
не знали оплачиваемых отпусков. «Весь год
живешь,— вторит историку другой француз,
актер Жан-Луи Барро.— Во время отпуска
позволено увидеть себя живущим».
Остановить маховик! Сменить обстановку.
Подальше от редакционных и домашних стен,
на волю, в пампасы! В нашей семье эту жажду
мы утоляем туризмом. И двадцать отпускных дней,
двадцать заповедных, священных походных
дней — это минимум, который мы с женой прино-
сим на алтарь богини отдыха. Потому что есть
еще — бывают-таки! - пригородные походы
в выходные дни, на майских праздниках; гля-
дишь, еще дней двадцать, а то и сорок наберется
за год.
Ура, мы стартуем! Мы отправляемся в поход.
4
С нами благословение судьбы, которая была
столь щедра, что открыла нам это наслаждение.
С нами благословение людское — во все времена
в народе доброжелательно относились к пу-
тешествующим...
НАША МОДЕЛЬ
Двенадцать
подвигов Папы
Папа — это я. Мама — это
жена Вера. Хотя уже семь лет
живет на свете человек, зову-
щий нас «дедушкой» и «бабушкой», мы между со-
бой все еще откликаемся на «папу» и «маму». Под
этими кличками знает нас пес Волча, самый млад-
ший член нашей туристической группы. Под этими
именами мы фигурируем в походных дневниках.
Последний отпускной поход — по реке Волко-
те — оказался, пожалуй, самым трудным из всех
наших водных путешествий. И уже через несколько
дней штатный летописец Мама, мудро льстя
моему мужскому самолюбию, предложила назвать
описание путешествия «Двенадцать подвигов
Папы».
С тех пор как пешие походы в отпусках сме-
нились у нас водными, груз стал постепенно и
беззастенчиво расти: ведь не на горбу нести,
лодка сама везет. Но прежде чем она повезет,
нужно весь багаж (в том числе и семнадцать
килограммов резиновой лодки) доставить к воде.
Два рюкзака (30+10 кило), коляска с лодкой
и продуктами (60 кило), кофр с фотоаппаратурой
(5 кило). Сколько всего? Все это следует погру-
зить сначала в такси, потом в поезд, потом в другой
поезд, потом в автобус. И выгрузить. К тому же
стоянка поезда одна минута, коляска не вписы-
5
вается в проход плацкартного вагона, рюкзак
застревает в автобусных дверях. А Волча (18 ки-
ло) внезапно рвется с поводка в самый непод-
ходящий момент, увидев пса-аборигена... Ве-
ликодушная Вера зарегистрировала всю эту
погрузку-выгрузку как «подвиг номер один».
Второй не заставил себя ждать. Непосвящен-
ный человек может подумать: нет ничего проще,
чем, находясь на берегу озера, спустить на воду
надутую и нагруженную лодку. На самом деле
большинство наших среднерусских озер окаймлено
непроходимой стеной камышей, болотами с чав-
кающим сапропелем. И, бывает, плывя в лодке,
часами выискиваешь хоть кусочек сухого берега,
куда можно было бы высадиться. А увидев, кри-
чишь, как Колумбов матрос: «Земля!» Не просто
и с берега добраться до воды. А тут нам повезло:
глубокий ручей вел в озеро. Одна беда — русло
завалено буреломом и всяким древесным хламом.
На расчистку, на этот богатырский труд у меня
ушло все утро.
В тот же день последовал «подвиг номер три»
(Вера была щедра). Вообще-то обносы препят-
ствий при плавании — дело обычное. Но трехсот-
метровый обнос — редкость. Да еще по пружи-
нящему болоту. Да солнце садится, подгоняет.
Да к концу дня усталось берет. А груз тот же,
что и вначале,— много ли кило съедено за сутки?
Четвертый был главным подвигом сезона. И
даже нескольких сезонов! Очередная протока
между озерами преподнесла сюрприз. Впрочем,
слово штатному летописцу.
«Болото, заросшее осоками, камышами,
рогозами. Направление течения можно определить
по чуть заметному следу, оставленному, видимо,
6
байдаркой. Лодка ложится тупым рылом на тра-
вы — и ни туда ни сюда. Весла бесполезны. Ше-
стом не обо что опереться — трясина! По Мами-
ному наущению Папа разделся до трусов, надел
кеды и прыгнул за борт. Сначала он действовал
как толкач; этот способ оказался малоэффектив-
ным. Потом стал буксиром: тащил лодку за нос,
придавливая собственной спиной проклятые
стебли. Под ногами клокотала торфяная безд-
на. Дна не было. Опираться ногами приходилось
о те же стебли и корни. Рывок — двадцать
сантиметров. Рывок — еще двадцать. Рывок —
стоим на месте, трава не пускает. И так метров
двести. Без отдыха».
Где-то между шестым и седьмым подвигом Ве-
ра сообразила, что их количество можно довести
до мифологически круглого числа двенадцать.
Чтобы выполнить «план по валу», пришлось при-
бегнуть к романтическим преувеличениям (попро-
сту говоря, к припискам)...
Планируя и обдумывая поход, меньше всего
собираешься стать героем, преодолевающим труд-
ности. Наоборот: делаешь все возможное, чтобы не
пришлось лезть на рожон. Упрощаешь маршрут.
Для того и тащишь эту гору вещей, чтобы
походный быт не был чересчур суровым. Не под-
виги, а комфорт! — вот стартовый лозунг похода.
Мы считаем удачей, если погода оказалась сухой,
хотя дожди, конечно, обещают больше приклю-
чений.
Но странное дело: когда всё позади, прежде
всего вспоминается то, что нарушало ровное тече-
ние похода, все эти несуразности, трудности,
чрезвычайности. Может создаться впечатление,
что в них-то и смысл. И что рвешься в дорогу
7
ради того, чтобы пухнуть от гнуса, мерзнуть от хо-
лода или без конца таскать лодку по болоту..
Нет и нет! Не самоцель все эти трудности; во
всяком случае, так мы ставим вопрос.
На Волкоте мы имели радости, о которых дей-
ствительно мечтали. Упивались роскошью мало-
людья. Труднопроходимые протоки охраняют
диковатое озеро Бросно, редкий байдарочник
доплывает до него. Теперь это озеро в золотом
фонде походных впечатлений. Приречные боры,
величественные, словно храмы,— тоже. В памяти
навсегда останется розовая дымка зарослей
иван-чая на вырубках. И зеленый тоннель «кань-
она»: так у туристов зовется то место, где
Волкота стремительно, но гладко скользит между
высоких и близких лесных берегов.
Многим, особенно молодым,
Туристу скромность наших запросов
девять месяцев покажется ПреСНОВЭТОЙ. В
туризме недаром придумана целая система ка-
тегорий сложности; есть люди (я их называю
«профи»), для которых шагать по этим категориям
и по спортивным разрядам не менее важно, чем
шагать по земле. А может быть, и важнее.
Даже в наших, совсем не категорийных, похо-
дах, на тех же маршрутах рядом оказываются
туристы, про которых мы скажем: нам такое не
дано. Была такая встреча и на Волкоте.
Поздним вечером ненастного дня мы уже не-
жились в спальном мешке и слушали по радио
последние известия, когда с реки раздались го-
лоса. На часах было пол-одиннадцатого. Натянув
болотники и штормовки, мы с Верой вылезли из
теплой и сухой палатки. Три байдарки, шедшие
снизу, против течения, уперлись в низкий непро-
8
ходимый мост, который шестью часами раньше
остановил и нашу лодку.
Разница была в том, что все эти часы мы, встав
ранним биваком, бездельно блаженствовали в
палатке, а «пришельцы» — плыли под дождем.
Когда их адмирал сообщил, откуда они стартовали
рано утром, я едва поверил. Потом мы, отнюдь
не ленясь, одолеем это расстояние за три с полови-
ной дня! Притом по течению и в сухую погоду. На
пути будут и обносы, и быстрины, и стены камыша,
и пролазы через густые кусты, а при дожде
сложность таких преград словно бы утраивает-
ся: мокро и холодно.
Но уж совсем диву мы дались, когда в ночном
сумраке разглядели «пришельцев»: на двух
мужчин — две женщины, акселерат лет пят-
надцати и трое детишек. Дрожавших от холода
(но не повесивших носа!) девочку Сашу и маль-
чика Илью мы заметили сразу; им было 9
и 11 лет. Экипировка группы показалась нам
довольно легкомысленной: мокрые до нитки тре-
нировочные костюмы, мужчины босиком, у детей
сандалеты на босу ногу. Единственным членом
группы, надежно защищенным от холода и дож-
дя, оказался третий малыш под маминым плащом,
безмятежно чмокая, сосала грудь девятимесяч-
ная, как выяснилось, девчушка...
Наша Оля в первый дальний поход отправи-
лась в восемь лет, Гриша — в семь. Доводилось
видеть в байдарках двухлетних путешественников.
А тут — грудной младенец!
Естественно, мы сразу предложили кров маме
с дочкой. Но нам доверили только среднее по-
коление; пока взрослые ставили палатки и разво-
дили костер, мы раздели Саньку и Илюшку, за-
9
сунули в свой спальник, накормили, напоили
горячим чаем. Когда у соседей лагерь был готов,
решили не будить заснувшую молодежь.
Выяснилось, что у новых знакомых (кстати,
земляков, москвичей) очень сложный кольцевой
маршрут, с многокилометровыми волоками из од-
них рек в другие, с бодрым темпом движения.
Их правила гораздо суровее наших. Кто-то бросит
у костра такую фразу: «Сушка — роскошь, утром
и в мокрое можно влезть».
Ночью мы с Верой то и дело просыпались,
умиленно прислушиваясь к сопению двух детских
носов. Когда-то, теперь уже много лет назад, точ-
но так же в два носа сладко посапывали в палатке
и наши ребята.
Утром в дневнике появилась самокритическая
запись: «Что и говорить, богатыри не мы».
Когда одну и ту же книгу чита-
Богатыри не мы ют разные людИ) КЗЖДЫЙ ВЫ-
читывает из нее свое (Анатоль Франс говорил да-
же «впитывает»). Туризм—как книга: каждый
находит в нем любезное своему сердцу.
Многие полагают, что походы не для тех, «кому
за тридцать». Это, дескать, типично молодежный
вид отдыха. Далеко не так! Я сужу по нашим
дорожным встречам. Как-то параллельно нам
шла на байдарках группа бабушек и дедушек —
младшим было по шестьдесят. Сами мы начали
ходить в свои семейные походы как раз с тридцати,
когда уже было двое детей.
Знакомые иногда считают нас «заядлыми»,
«бывалыми»; на мой взгляд, это перебор. Что
такое двадцать пять отпускных походов! Если
сравнивать с опытом «старых волков», «зубров»,
«классиков» туризма, а тем более «фанатиков» —
10
пустяк. Вот они с пеленок ходят в категорийные
маршруты. У них сотня-другая походов за пле-
чами. Они ухитряются копить отгулы и, помимо
летнего отпуска, имеют еще зимний, весенний,
осенний. Для кого-то туризм вообще единствен-
ный свет в окошке.
Для нас он все-таки — «потеха», которой
полагается, по пословице, час. А время — делу.
Туризм не профессия, а занятие в свободное вре-
мя. И не единственное. Есть еще книги, искусства,
друзья-нетуристы. И не хотелось бы нарушать
гармоничные пропорции досуга.
Туризм в сознании многих связан со спортом,
с рекордными достижениями. На полюс! По
высоким широтам! Через пустыню! На плотах
через водопады! Опасности, риск, трудности,
победы... А ежели без них, то незачем отправлять-
ся в путь.
Незачем? Но ведь спортсменов только тысячи.
А путешествуют миллионы — не ставя перед
собой сверхтрудных задач, не бросаясь грудью на
грозные стихии. Нет, мы решительно принадлежим
к этому неспортивному большинству.
Со спортом у нас вообще непростые отношения.
Если я в школьном детстве и студенческой юности
еще отдал дань гимнастике, бегу, прыжкам, лы-
жам, то Вера только в тридцать лет открыла
для себя утреннюю зарядку.
Вместе! Что ТУРИЗМ был роком моей
жизни, я уверен. Но кто знает,
какую форму он принял бы, будь Вера в молодости
поспортивнее. Не станем и гадать, ибо судьба
и так распорядилась благодетельно. Несмотря
на то, например, что Веру и в школе, и в универси-
тете освобождали от физкультуры: порок сердца!
11
Походные реалии были весьма далеки от Вериных
представлений о норме, от вкусов и запросов
интеллигентной городской девушки, не зря про-
званной подружками «маркизой».
Что’прикажете делать человеку, ставшему ее
мужем и склонному к путешествиям? Искать ком-
панию попутчиков «на стороне»? Вот этого не
хотелось: мне не приходит в голову «отдохнуть»
в дни отпуска от жены. Один был выход: разагити-
ровать жену, вовлечь, втянуть, убедить, что
поход — это здорово. А самому — смирить
спортивные амбиции.
Вере было двадцать шесть лет, когда мы собра-
ли рюкзаки в ее первый (самый первый в жизни!)
поход. Ей досталось двенадцать килограммов
груза. Когда добрались от дома до станции метро
(полкилометра!), Вера села на скамейку и ре-
шительно заявила, что дальше не пойдет: «Не
могу!» И это не был каприз. Ей действительно
казалось, что груз — не по силам. Но если ей и не
хватало сил, то не физических; она психологиче-
ски не была готова.
Я благодарен Вере, что в тот гамлетический мо-
мент (быть или не быть!) она выслушала меня.
У нее не отключилось здравомыслие — и она
восприняла мои аргументы. У нее достало душев-
ной смелости ринуться в неведомое, обернувшее-
ся, впрочем, прекраснейшим впечатлением жиз-
ни — десятидневным пешим походом по Крыму.
Так начала складываться наша семейная ту-
ристическая группа. В обиход стали входить
ближние, подмосковные вылазки с палаткой.
С тридцати лет мы уже без перерывов стали про-
водить отпуска только в походе. И вскоре Вера
как-то услышала от медиков: никакого порока
12
сердца у нее больше нет! Компенсировался. А у
жены появился вкус к утренней гимнастике, к
лыжам, не говоря уж о пешем хождении.
Поскольку своими непорочными сердцами мы
стремились навстречу друг другу, то легко делали
взаимные уступки. Я охотно поддавался ограни-
чениям, она повышала свою туристскую клас-
сность (для чего надобно было кое-что менять в
себе).
Главный принцип нашей походной этики —
быть вместе. Все остальное — следствия.
Какие мы есть люди — такой есть и наш ту-
ризм. Мы, как и все, «впитываем» свое в походную
книгу; что-то в ней — от меня, что-то — от Веры.
Жизнь, говорят, не те дни, что прошли, а те,
что запомнились. Если это так, то путеше-
ствия несомненно продлевают жизнь. Если
походы семейные — то и жизнь семейную, сов-
местную, супружескую.
Жалею ли я о почти нулевой
категория спортивности туризма в на-
шем варианте? Давно уж нет.
Я свыкся с тем, что мы не претендуем на Памиры
и Таймыры. А если разобраться, то можно об-
наружить и кое-какие преимущества нашей мо-
дели.
С «профи» нас разделяет понятие о резуль-
тате. Им нужны достижения, победы, подсчиты-
ваемые итоги — нас вполне удовлетворйт сам про-
цесс похода. Поэтому не грозят и поражения,
равно как и слава. Если даже в нас осталось
тщеславие, ему не найдется пищи.
В нашей модели мне импонирует полное от-
сутствие прагматического духа. Что имеет цену
у спортсменов? То, что продвигает по лестнице
13
спортивной иерархии. После «тройки» только
дурак пойдет в «двойку», то есть поход более
простой технически (даже если маршрут-двой-
ка на пять с плюсом по красоте). В самом
деле — к чему поход, если он не добавит очков
в гонке честолюбия! К технической сложности сво-
дится у «профи» вся привлекательность; а истин-
ные эстетические достоинства, все эти «сенти-
ментальности», отступают на второй, если не на
десятый план...
А у нас нет иерархии — как хорошо! Никаких
карьерных страстей! Этот вариант ориентирован
скорее внутрь, вглубь, чем вовне, напоказ. Не
категорийная повинность ведет в путь — жажда
дорожных радостей. Мы ходим, «за так», бесплат-
но, бескорыстно.
Нас обычно не подгоняет вперед обязательство
покрыть далекое расстояние. Лавры «пожирате-
лей пространства» не прельщают. Как-то на
Карельском перешейке, сняв бивак, прошли
всего метров четыреста — и решили опять встать:
набрели на исключительно красивое место!
Вот такие рекорды нам доступны.
Скромные маршруты не удивят первопрохож-
дениями. Мы исходим из наивного, но резонного
представления, что поход по незнакомым тебе
местам и есть для тебя самое настоящее перво-
прохождение, полное открытий. Может быть,
поэтому не повторяем своих маршрутов...
Нет, мы не спортсмены. Из чего вовсе не сле-
дует пренебрежение к техническим умениям, к
навыкам преодоления расстояний и преград.
Пусть «зубры» спортивного туризма кидают в
нас камнями презрения — все пролетит мимо.
14
Ядро нашей группы — двое.
Группа Вера и я с детьми бывало
равна семье	г	„
трое, четверо. В подмосковных
двухдневных походах собирались с друзьями
и вшестером. Но ни разу не ходили шумною тол-
пой; таборы по двадцать-тридцать человек не в
нашем вкусе.
Я подсчитал: в общей сложности к нашим
путешествиям присоединялись тридцать два
человека. Друзья доверяли своих детей-под-
ростков; так в отпускных походах вместе с
нами путешествовали Степа, Митя и Дима. Но
их папы и мамы не предлагали себя в попут-
чики.
Мы рады были бы соединиться с дружественной
семьей — и надоедали своими призывами к ко-
операции, тем более что есть среди друзей и при-
выкшие отдыхать в походах. Но сколько оказалось
несовпадений! Одному, геологу, в отпуске надо как
раз отдохнуть от «поля», он путешествует по го-
родам. Другому непонятны наши цели — вот если
бы по северным деревням, где можно разжиться
старинной прялкой. Третьему наш вариант пред-
ставляется слишком аскетичным... А чаще всего
стандартные отговорки: семья, дети, дача, при-
вычка к морю и курорту. Может быть, мы были
недостаточно энергичны в своих призывах? Не
знаю. Но чего никогда не приходило в голову —
это, не дождавшись отклика, отказаться от похо-
дов вдвоем, без компании.
Мне знаком терпкий, поэтически-грустный
вкус одиноких прогулок. Еще мальчишкой, лет
в шестнадцать, я был не прочь целый день побро-
дить в одиночестве по лесам. Иногда — с
фотоаппаратом. Да и сейчас случается такое. Если
15
Вера почему-либо не может или не хочет пойти в
поход (например, в октябре из-за холода), я могу
на два дня отправиться один. В последние годы,
естественно, не только с фотокамерой, но и с
Волчей. Мне не скучно. День-два одиночества —
это прекрасно (если ты не одинок!).
И все же такая радость — полурадость. Если
разделишь ее с другом, она станет полной.
Только не с кем попало! Признаться, я не
способен взять в толк, как можно находить
спутников по объявлению. Все-таки дружба
единомышленников — это важное условие. В груп-
пе, равной семье, оно есть.
Конечно, наша модель совсем не годится для
того, кто любит веселый гвалт, жизнерадостный
галдеж, хоровое пение. Не подойдет она тому,
кому надобна аудитория слушателей и зрителей,
поклонников или поклонниц. Она для тех, кто
умеет и любит помолчать вместе, прекрасно по-
нимая друг друга. Видимо, это не молодежный
вариант. И уж во всяком случае, не развлекатель-
ный.
Для многих в походе самое главное — обще-
ние: новые знакомства, общие беседы, обмен мне-
ниями, споры, гитара, песни у костра; не будь
этого, кто-то вообще не ходил бы в турпоходы.
Его наша модель вряд ли устроит.
А нам она — в самый раз! Редакционная служ-
ба настолько открыта общению, что один месяц
в году не грех от него отдохнуть. В Москве мы
страдаем как раз от дефицита уединения и ти-
шины. И потому во время путешествий ценим
малолюдье. Избегаем останавливаться в дерев-
нях. Отсутствие стационарных стоянок отдыха-
ющих автомобилистов для нас верный признак
16
того, что мы находимся в местах, милых нашему
сердцу.
Воспоминание о соседских локтях в утренних
автобусах и вечерних поездах метро достаточно
остро, чтобы заставить сторониться популярных
туристских магистралей, по которым движутся
бодрой поступью, повзводно и поротно, легионы
пешеходов и бороздят воды великие армады
байдарок. Всем хороша подмосковная река Нер-
ская, но после того, как недавно в первомайском
походе по ней у нас перед глазами прошла бес-
конечная череда байдарок — сотни, а может быть,
и тысячи,— мы вряд ли поедем туда еще раз.
Конечно, общение внутри малой группы огра-
ничено, но парадоксальным образом именно она
легче входит в контакт с туристами-соседями,
с местными жителями. Большая группа замкнута
на себе, а мы то и дело, по воле и поневоле, всту-
паем в общение с внешним миром.
Но едем-то специально для того, чтобы со-
средоточиться на своем, внутреннем. И это тем
легче, что в семейной группе не растрачивается
энергия на решение проблем психологической
совместимости (они давно и прочно решены не-
зависимо от походов). Внимание, порывы душев-
ные посвящаются природе. И песни, между про-
чим, не исключаются: в два три голоса они звучат
не хуже, чем хором. И задушевные беседы за
полночь не противопоказаны.
Мы — группа полностью са-
модеятельная. Что это значит?
Мы отдыхаем за свои деньги.
Не требуем льготных путевок на турбазы, не‘тря-
сем профсоюзную казну. Не берем н/прой^т
казенного спортинвентаря, у нас Ниау своК
AVSKSbTJS»
купленное в магазине или изготовленное соб-
ственными руками.
Сохранились денежные расчеты некоторых
отпусков. На 22 дневное путешествие по Средней
России (по р. Волчине) на троих (Вера, я и Волча)
потребовалось 93 рубля, считая провиант и дорогу.
Три недели в горах на Кавказе на четверых (Вера,
я, Оля и Гриша) стоили чуть меньше трехсот
рублей (причем от Москвы до Минеральных Вод
и обратно мы летели самолетом). Так что наш
туристский жанр обходится недорого. Нам просто
негде тратиться: ни квартирных хозяек, ни ре-
сторанов, ни базаров с фруктами.
Поскольку мы туристы «дикие», у нас полное
самообслуживание. Маршрут, вид похода, рас-
стояния, снаряжение, попутчики — все выбрано
по собственному разумению. И мы высоко ценим
свободу выбора.
От турбазовского, планового туризма такую
модель отличает отсутствие иждивенчества. Из-
вестно, иные путают турбазу с домом отдыха; но
даже намеренный путешествовать «плановик» все
же человек несамостоятельный. «Снова нас ведут
куда-то» — точно подмеченная Визбором особен-
ность такого туризма. Не раз убеждался: «пла-
новики» часто не могут сказать, где они ходили,
через какие перевалы, вдоль каких рек. «И не
ясен нам маршрут!» Что же удивительного, им и не
требовалось рыться в картах и путеводителях,
изучая маршрут и окрестности, заглядывать в
этнографические и исторические очерки краеведов.
За них подумали, разведали, выбрали — и при-
гласили: пожалуйте в путь. Даже в альплагерях
такое сплошь и рядом.
У нас обычай противоположный: все делай
18
сам — ищи, штудируй, сопоставляй, взвешивай,
рассчитывай, снаряжайся, снабжайся. Испытывай
все муки творчества...
И туристская искушенность приходит быстрее.
В большой группе за весь поход можно всего
лишь раз-другой удостоиться чести быть дежур-
ным по кухне. Так не научишься даже и костер
разжигать! Знаком с женщиной, которая раз пять
в плановых походах бывала, она призналась,
что ей ни разу не пришлось ставить палатку, она
так и не знает, умеет ли... А что уж говорить
об искусстве ориентировки, о тактике движения
и тысяче других дорожных премудростей? Для
этого есть инструктор!
А у нас каждый костер — мой. И каждый би-
вак — мой. Наш жанр обучает туризму вдесятеро
эффективнее.
Если его и можно сопоставить, то с жанром
турклубовским. Там тоже полная самодеятель-
ность, тоже много самостоятельности, тоже тен-
денция к универсализму. Только ведь и клубы, как
правило, молодежные. Двадцатипятилетний уже
считается безнадежным «стариком». Увы, мы
упустили время своих турклубов. Психология
студенческого общежития, пожалуй, не подошла
бы нам. И потом — там же господствуют спор-
тивные установки, а наше юношеское честолюбие
перегорело... И еще: там многолюдно, многотысяч-
ные слеты, там строем ходят...
По моим наблюдениям, «профи» к 30—35 го-
дам обычно остывают к походам, сходят с дистан-
ции, покидают «большой» туризм, становятся
бывшими. Остепеняются: предаются житейским
радостям, машине, даче, садовому участку. А вкус
к походам нашей модели долговечен; нам за
пятьдесят, а аппетит только разыгрывается...
О o<be х Один из походных стимулов —
желание трофея. Ради него
собирается в путь турист-охотник, турист-
рыболов. Добыча, как и спортивный результат,
тоже свидетельство борьбы, состязания и побе-
ды, символ умений, ловкости, зоркости.
Рыбалке я не чужд, в походе по реке всегда
с собою удочка. И если хотя бы раз или два я не
посижу у берега с удочкой, то буду огорчен. Два
раза за двадцать дней! Завзятый рыболов не
поймет меня. Но такова мера моего рыболовного
энтузиазма; пожалуй, в третий раз было бы и
скучновато. Про ружейную охоту молчу: сей род
любви к природе мне вовсе неведом.
Вот грибная и ягодная охота — другое дело.
Лес, полный боровиков, украсит любой маршрут.
Земляника со сгущенкой — среди наших любимей-
ших блюд.
В походе по подмосковной реке Лби мы стояли
как-то рядом с «лесом непуганых грибов». «Оля,—
говорили одиннадцатилетней дочери,— принеси на
сковородку лисичек». Оля шла на полянку в три-
дцати шагах от палатки и набирала лисичек
ровно на сковородку. «Оля, нужно пять подо-
синовиков среднего размера». Дочь шла в другую
сторону, где в папоротниках росли несчитанные
красненькие. Лишь тугие белые мы собирали для
сушки, для запаса впрок.
А июль на реке Великой запомнился феноме-
нальной малиной и экстраординарной земляни-
кой. Об этом могу говорить точным языком цифр:
сев на траву, я собрал все до единой земляничины,
до которых мог дотянуться. Итог: на четырех’
квадратных метрах — 976 ягод!
И все же наша алчность имеет пределы: ни яго-
20
ды, ни грибы никогда не стояли в первых строках
походных программ. С легкой иронией относим-
ся мы к тем «туристским» группам, которые
впору сравнить с заготовительными бригадами:
у них с собой килограммы соли для рыбы и запас
трехлитровых банок для маринадов и варений.
Где уж нам с ними тягаться?
Может быть, у нас нет охотничьих спо-
собностей? Талант ведь ищет себе проявления.
Наш зять Дима, Олин муж, обладает исключи-
тельным чутьем на грибы. Пусть кругом говорят,
что грибов нет,— он пойдет и принесет корзину.
Если даже и он не нашел грибов, значит, их
действительно нет. «Нравится мне тот лесок»,—
скажет он в незнакомом месте, — и точно, лесок
окажется грибным. Весною мы с Димой гуляли
по лесам. «Эх,— вздыхал он,— на эту опушку в
августе надо бы прийти, будут подберезовики».
Для него ходить по лесу — значит разведывать
грибные угодья. Когда охота пуще неволи, когда
она призвание, творчество — тут уж никуда от
нее не денешься.
А я из всех разновидностей добычи высоко це-
ню, пожалуй, только фотографическую.
Впрочем, нет, не только! Самые драгоценные
трофеи — все те живые впечатления, которые
другому потом хоть и не покажешь, но зато в себе
носишь радостно.
Разве не затем прежде всего мы и отправ-
ляемся на свидание с природой, чтобы получить
свою долю листвы и травы, росы и дождика,
реки и луга? Чтобы слиться с природой, стать
как бы ее частью? В такой корысти я признаюсь.
21
Модель
для всех?
Скромна наша туристская мо-
дель, но отнюдь не мало-
содержательна. Есть у нее
и такое достоинство: что-то в этом роде доступно
практически любому.
Наш пример показывает, что не надо быть
суперменом, чтобы стать путешественником. Не
обязательно быть чемпионом здоровья, под-
вижником, а уж тем паче кандидатом в мастера
спорта. Не стоит вздыхать и о своих годах: все
возрасты покорны туризму. Если нет под рукой
турклуба. можно без него. Не обязательно ста-
вить свои походы в зависимость и от друзей: пока
не собралась компания, начинать можно в семей-
ном составе Не обязательны утилитарные стиму-
лы; нечего стесняться, что поход «бесцелен»,—
если мы внимательны ко всему вокруг и не утеряли
способности чувствовать, цель обнаружится сама
собой.
Вот только значения образца наша модель
туризма не имеет. Да и кто решится утверждать:
так, как у нас, лучше всего? Туристский снобизм
не лучше любого другого. И хотя, я надеюсь, из
этой книги, рассказывающей о походах в нашем
вкусе, могут следовать кое-какие морали, цель
ее — не учить.
«Так надо» — на это у меня никакого права.
«У нас так принято» — это другое дело.
22
ПРЕДЫСТОРИЯ
Начальная	Склонность к путешествиям
школа	была во мне с детства естест-
походов венной, словно я с нею родил-
ся. Она только ждала случая проявиться. Может
быть, она вообще в человеческой природе?
Хорошо сегодня: кругом турклубы, знатоки-
инструкторы, газеты и телевизор зазывают в по-
ходы выходного дня. Начинающему есть куда
ткнуться. Того приохотили к туризму родители,
того — друзья. Человек с рюкзаком стал при-
вычен в городе. А когда-то выглядел чем-то вроде
чудака.
Лет сорок назад туризм был куда менее
популярен. Ни в родне, ни в многолюднейшем
нашем арбатском дворе, ни в трех школах, в
которых я учился, не встретилось ни одного
энтузиаста туризма, к кому можно было бы пойти
в ученики. Так у меня и не было наставников-
взрослых.
Откуда же тяга к дорогам? Почему само слово
«путешествие» волнует с малых лет?
А нужно ли объяснение? Был я нормальным
мальчишкой. Кто же в десять и пятнадцать лет
в душе не бродяга? К дорогам звали книги. Я
ставил Жюля Верна первым писателем всех
времен и народов. Кстати, географические
интересы, возникнув тогда, не исчезли из жизни; и
сейчас я им не чужд. Они сказались потом даже
профессионально (три года работы в журнале
«Вокруг света»),
В детстве я увлекался географическими карта-
ми. Любил их рассматривать, изучать, копировать.
23
Сочинял «свою страну», которая существовала
в воображении и на самодельной карте.
Лет в десять проштудировал (было интерес-
но!) книжечку об ориентировании. И многое
усвоил навсегда. С тех пор знаю, что такое азимут,
магнитное склонение, как по часам и солнцу найти
север... Любил игру в глазомер — определял
расстояния на глазок и проверял себя шагами.
Все это пригодилось потом.
Мои родители привыкли летом жить «на да-
че» — снимали угол в сельском доме; уже в пер-
вое послевоенное лето восстановилась эта тради-
ция. И я был «дачником». Сегодня странным это
кажется, но в двенадцать и даже в восемнадцать
лет я был в состоянии полдня торчать на речке,
на пляже. На одном то есть месте. Правда,
окрестный лес был изучен досконально. Захо-
телось даже сделать его топографический план —
на нем были «тропа Птичьего Гнезда», «дорога
Сваленных Деревьев», «Маслятный овраг»...
Только много лет спустя я осознал: тогда, в дет-
стве, я, в сущности, коллекционировал зритель-
ные образы леса, луга, поля, учился приглядывать-
ся к их мелким характерным признакам. Польза
была многократной. От тех впечатлений, думаю,
пошла бескорыстная любовь к среднерусской
природе, к лицезрению ее (Ромен Роллан гово-
рил: «любить природу ради самой природы»).
Я совершенствовался в умении ориентироваться.
И не случайно позднее стал питать слабость
к пейзажной живописи (как зритель). Что в дет-
стве приобретешь, на то в старости обо-
прешься.
Когда мне было четырнадцать, вся наша семья
перебралась на три года на Сахалин. Седьмой,
24
восьмой и девятый классы я учился в Южносаха-
линске.
Вот это было путешествие! Через всю страну!
Тысячи пейзажей, равнины и горы, великие
реки, моря... На всю жизнь запечатлелся в памяти
этот путь. Я жалел, что в вагоне приходилось
спать.
Сам Сахалин не мог не обострить романти-
ческого соблазна путешествий. Рядом — сопки,
пики, тайга, пади, распадки, елани... Слова-то
какие! Всю зиму я мечтал о походе и потихоньку
составлял список нужных вещей...
Помню ли я свой первый поход? Разумеется, до
подробностей. До сих пор не устал удивляться
той чудовищной простоте, с какою был решен
«вопрос» о старте. Вечером каникулярного летне-
го дня сидели, бездельничая, три пятнадцатилет-
них паЦана. Один из них (я) канючил: «Братцы,
ну когда же начнем собираться в поход?» —
«Да завтра и пойдем,— сказал Витя Загоруйко,—
чего собираться?» В пять утра мы трое уже гусь-
ком карабкались по тропе на сопку. Я преклонял-
ся перед опытом Вити и другого спутника —
Толи Емельяненко: они несколько раз бывали в
сопках, правда, без ночевок. В тот раз наш поход
был трехдневным.
С собой взяли полбуханки «черняшки» (у
кого-то дома нашлось, в магазин накануне ве-
чером не успели,) три-четыре больших куска
колотого сахара, чай, соль да 5—6 лавровых
листиков. Из провизии всё! Из снаряжения —
топорик, веревка, спички, котелок, ложки,
бинт с йодом.
Палатка? Где ж мы тогда могли ее взять?
Палатками не торговали. Спальный мешок? Да
25
само это сочетание слов, известное из книг, зву-
чало так же экзотически, как «москитная сетка»
или «тропический шлем». Не было у нас, естест-
венно, и штормовок (тогда еще говорили «штурмо-
вок»). Для утепления — вигоневые фуфайки
(то есть свитера), от дождя — городские плащи.
Да еще по паре запасных носков. В роли рюкза-
ков в ходу были вещмешки солдатского типа.
Как же мы питались? Очень просто: два-три
раза в день ели уху. Быстрота, с какой в сопках
ловилась ручьевая форель, казалась фантасти-
ческой. Каждый из нас имел по два метра лесы с
крючком и грузилом. Этой простейшей снасти
(без поплавка) было довольно: стоило опустить
в бочаг крючок с мухой, на наживку бросалась
стая рыбешек. В прозрачнейшей воде все на ви-
ду; на одну муху ухитрялись ловить по пять
рыбок: головка от мухи останется — все равно
клюет! Нет, мы не голодали.
А вот умению грамотно ходить в сопках нужно
было учиться. В первом же походе решили поко-
рить самую высокую в окрестностях Южно-
сахалинска гору — пик Чехова. Штурмовали
в лоб. Позднее мы обнаружим, что на вершину
ведет удобная, логично проложенная тропа, и не
раз воспользуемся ею. Но о какой логике могла
идти речь в том, первом моем маршруте? Наив-
ность новичков: лучший путь — кратчайший.
Километровой высоты гору одолевали по кру-
тому, градусов в сорок, склону. Цеплялись за
стволы деревьев, кусты, ползли на четвереньках.
Доползли под вечер — с пика проводили солныш-
ко. В сумерках пытались преодолеть густые за-
росли кедрового стланика по ту сторону пика,
но разумно отказались от рискованной затеи.
26
Так и заночевали под самой вершиной. Чтобы
не скатиться во сне с крутизны, привязались
веревкой к стволам. И, между прочим, спали!
Это был мой первый походный бивак.
Сегодня я считаю, что пройти школу ошибок,
глупостей, промахов было для нас, пацанов, по-
лезно. Имея минимум комфорта, мы то и дело сами
ставили себя в совсем бескомфортное положение.
Винить было некого — сам и терпи, привыкай к
крайностям, закаляйся.
Я много вынес из тех, первых своих походов.
Очень много — и на года! Во-первых, уверился,
что могу! Могу пройти, залезть. Могу проломиться
через таежные джунгли — такие густые, что не
видишь, куда ставишь ногу (позднее стали брать
с собой тесак, чтобы прорубать путь). Могу
спать под открытым небом, у затухшего костра;
в шалаше с худой крышей, сквозь которую льется
дождевая вода; в стоге сена. Могу ни во что ста-
вить неудобства! Вымок насквозь — ну и что:
согреешься и обсохнешь на ходу или у огня.
Комар и мошка донимают — смирись. Иной раз
проснешься утром, один глаз не открывается, за-
плыл, так накусали. Смочишь опухоль холод-
ной водой — через полчаса опять двуглазый.
Разной грамоте учили нас походы. Сушить
мокрые ботинки сухой травой. Понимать горные
тропы. Ходить по моховым болотам. Форсировать
речки, не намочив обуви и одежды. Не бояться
медведей (три раза я их видел). Вот только
нетребовательности в еде учиться не нужно было:
росли в войну.
И второе, что я понял: мне лишь чуть-чуть, с
краешку, приоткрылись тайны и правила дорожной
мудрости. Рядом с бодрым сознанием, что в похо-
27
де не пропаду, поселился скетпический чертик.
Его сарказмы поумерили во мне юную заносчи-
вость, которая явилась поначалу на смену робости
новичка. Предстояло еще учиться ' и
учиться.
В шестнадцать лет я впервые в жизни ночевал
в палатке. Это уже событие двухнедельного
школьного похода по Южному Сахалину. Он
был одним из трех и самым долгим «официальным»
походом, в котором я принял участие. За него нам
полагались значки «Юный турист». Но вручить
их почему-то позабыли. Так я лишился един-
ственного в жизни шанса быть отмеченным за
походы хоть какой-нибудь регалией.
Казалось бы, уже можно
Кавказ сказать о себе: я — турист.
Но это было бы несправедливо.
Потому что турист не просто тот, кто пять-десять
раз сходил в походы. А тот, в ком походы сотвори-
ли существенные черты характера, повлияли на
индивидуальность, стали одним из способов
существования. Я еще не созрел для этого.
Жизнь привлекала разнообразием радостей
и необходимостей, и многие были или казались
важнее туризма. Я отдавался целиком учебе
(а потом работе). Не последнюю роль играли
соображения финансовые: просить у родителей
большие деньги на развлечения было не принято
(да и откуда они взяли бы их?). Стипендию я
целиком вручал маме. Помню, как я заставил
себя не завидовать, узнав, что группа сокурсников
отправилась в горный маршрут по Кавказу.
Честно сказать, я сожалею о своей тогдашней
туристской пассивности. Подмосковье-то в любом
случае не было заказано! А за пять студенческих
28
лет — всего семь кратких походов по 2—4 дня
(в том числе два велосипедных).
На этом жалком фоне—одно великолепное
исключение. Летом после третьего курса я поехал
на газетную практику в Краснодар. Когда она
закончилась, в моем распоряжении оказалось
почти два месяца свободы, четыреста пятьдесят
(сегодня читай - сорок пять) рублей в кармане,
а рядом — Кавказские горы и знаменитое, но ни-
когда не виданное побережье Черного моря.
То было оригинальное путешествие Первые
недели я совершал его в одиночку — от Анапы
до Сухуми. Потом соединился с Володей Юдиц-
ким, школьным другом; с ним, облазив горные
окрестности Сухуми, мы подались в глубь
Кавказа, к Клухорскому перевалу, а потом в
Домбай и Теберду. На первых порах главным
способом передвижения были попутки (обычно
бесплатно); в горах — собственные ноги. Потом
я подсчитал: за два месяца пешком и на колесах
преодолено почти 1900 километров. На побережье
переезды обошлись в 32 рубля да по 75 потребовал
водитель турбазовского автобуса, забросивший
нас с Володей по Военно-Сухумской дороге
в горы. Путешествие было необыкновенно
экономичным.
Я, конечно, не держался в гордом уединении.
И мы с Володей — тоже. Просто не могли этой
роскоши себе позволить — ведь у нас не было ни
палатки, ни спальников, ни даже одеял; от других
людей, от контактов с ними зависели наши ноч-
леги, питание. И сколько хороших, отзывчивых,
готовых пойти навстречу людей попалось на пути!
Тем летом открылись мне «настоящие» горы.
Не низкорослые лесистые сопки, а суровые ска-
29
листые великаны с глетчерами, вечными снегами
и моренами. Альпика! Эти впечатления глубоко
западут в душу. Эти семена потом взойдут. Но
только через девять лет.
Просто удивительно, почему
Кры"’ все-таки не спешил я оконча-
снова Крым
тельно «записаться» в турис-
ты. Правда, поездок немало было и без того. После
университета работал сначала в районной газете
в Иркутской области, потом в областной в Ке-
мерове, потом в Москве, в журнале «Вокруг света».
Новые края, сильные впечатления, командировки.
Профессиональных хлопот и переживаний хватало.
Семейных — тоже: женился, дочь родилась. Как-
то обходились без туризма.
И все же именно в тот период произошло глав-
ное событие нашей туристской предыстории —
первый с Верой совместный поход. И самый пер-
вый Верин поход вообще. На десять дней бабушка
и дедушка остались с годовалой внучкой Олей, а
мы, ее мама и папа, поехали в Крым. Да, в Крым,
не куда-нибудь; пройдет еще немало лет, прежде
чем мы освободимся от магии рекламных
стереотипов.
Десять дней — от Севастополя до Алушты,
частью пешком, частью на попутках и автобусах.
Десять ночлегов: два в алупкинской гостинице,
два на ялтинской турбазе, шесть — в полевых
условиях. Первый Верин походный бивак, так не
похожий на мой «подвешенный»: ласковый
юг, берег Черной речки, палатка (хоть и не
своя—друзья одолжили). Первые в ее жизни
' километры с рюкзаком. Даже десятки километров.
Первое «восхождение» на Аю-Даг. И наконец,
недвусмысленное Верино «да» пешему туризму —
зо
итог того пробного, на страх и риск пред-
принятого и не столь обещающе начавшегося
путешествия. Стрела туристского Амура
попала-таки в сердце моей жены.
Увы, так сложились обстоятельства, что потом
два года подряд у нас не было отпусков, а следова-
тельно, и походов. А на третий — родился Гриша.
И Вера осталась дома, а я поехал. Снова в Крым.
Та поездка знаменует конец доисторической эры.
Я до чертиков устал на службе и ехал именно
на курорт, имея в виду самый беззастенчивый
отдых. И действительно, снял койку в Алупке,
чуть ли не днями напролет торчал на пляже,
плавал, загорал, играл с соседями в подкидного,
обзавелся компанией... И скучал. Через неделю
завыл с тоски. И вспомнил, что прихватил с собой
рюкзачок, а в нем — палатку (уже собственную!)
и спальный мешок (пока приятельский). Нашел
себе сотоварища — Олега Васильева, московского
студента, спелеолога,— и с ним мы устроили
несколько хороших вылазок в Крымские горы.
Скалы, сосны, пещеры, горные тропы, водопады,
яйлы, Большой каньон... Стало ясно, что дальше без
походов жить нельзя. И что поход без Веры рядом
теряет очень и очень много. А раз так, значит, нуж-
но не дожидаться счастливых обстоятельств, а
создавать их самим.
Вера уже была разагитирована. Оставалось
уговорить Софью Андреевну, Верину маму,
которая потом сыграла выдающуюся роль в нашем
семейном туризме. Это она брала на себя внучку и
внука, если не приходили на помощь детские
сады. Это она, когда мы гуляли по горам и рав-
нинам, жила в нашей квартире, кормя кошек и
поливая цветы. Что бы мы делали без нее? Во-
31
обще слово «теща» вызывает во мне самые
светлые ассоциации.
И вот в 1963 году мы вдвоем с Верой едем
на Кавказ, в Теберду. Начинается наш первый
в череде теперь уже ежегодных, регулярных от-
пускных походов. Традиция родилась. Становят-
ся обыкновением и пригородные, малые походы.
У нас теперь уже не только палатка своя —
и спальник свой, теплый, двухместный (сколько
их потом мы износим, сколько сменим!). Теперь
мы можем сказать о себе «туристы». Да, мы
туристы, правда, начинающие.
Нам было по тридцать лет.
КУДА МЫ ходили
Вслед Не знакомые с походами люди
за книжными иногда задают совсем странные
строчками вопросы. «Где вы спите? А где
обедаете? Неужели все тащите с собой?» Но
самый недоуменный — о маршрутах: «Откуда вы
знаете, куда ехать?» Даже иные «плановики»
полагают, что каверзнее нет вопроса. Вот если
бы адрес точно значился, как в турбазовской
путевке.
Как заманчиво дать такой совет: возьмите
карту, зажмурьтесь, ткните пальцем. Тем более
что не столь уж он ироничен: можно и так (или
почти так) определять «адреса». Останавливает
меня другое, легко задним-то числом быть
умным. А для своих первых кавказских походов
мы с Верой выбирали наипопулярнейшие, тра-
диционнейшие места. Те, что на слуху; те же,
что в путевках. Теберда и Домбай, Баксан,
32
Чегем и Безенги, Черек-Балкарский, Архыз...
Конечно, не так все просто делалось: слыша-
ли — поехали. Предстоящий маршрут всегда
досконально изучался по всем доступным источни-
кам. Я хорошо знал дорогу в библиотеку город-
ского клуба туристов. Искал отчеты о путешест-
виях, описания троп в путеводителях, свидетель-
ства краеведческие, исторические, художествен-
ные.
Стало привычкой и в книжных магазинах
выглядывать нужное. В итоге дома сегодня восемь-
сот с лишним брошюр-путеводителей и путевых
очерков, сотни три карт и схем, все выпуски
«Туристских троп» и «Ветров странствий», полный
комплект журнала «Турист» (с 1966 года начи-
ная). Да еще тысячи газетных и журнальных
вырезок. Разумеется, не только мы пользуемся
этой библиотечкой.
За редкими исключениями наши маршруты вы-
читываются из книжек. И сначала проигрываются
дома в воображении. Таким образом, без отрыва
от письменного стола можно путешествовать
хоть где; мне по нраву это гурманство, это сла-
дострастие платонического чтения путеводителей.
Каждый раз, прежде чем облюбовать какой-то
один вариант маршрута, переберешь, просмаку-
ешь пять или десять; выведаешь подробности
о соседствующих районах...
На листе бумаги, наклеенном на марлю (для
прочности), рисуешь карту-схему (кроки) мар-
шрута, на ней сводишь всю извлеченную из
прочитанного информацию: о тропах, мостах, се-
лениях, магазинах, транспорте, перевалах, рас-
стояниях... Это и будет главный штурманский
документ похода.
2 — 43
33
Вначале Мы с Верой начинали с гор.
были горы А из всех горных систем на-
всегда избрали Кавказ. Почему не Карпаты, не
Урал? Потому, честно сказать, что мне они пред-
ставлялись низковатыми; глаз жаждал снеж-
ных вершин, темной голубизны высокогорного
неба. Почему не Памир, Тянь-Шань, Алтай?
Потому, что далековато; ведь приходится и на
карман оглядываться.
Зато мы посетили чуть ли не все ущелья север-
ного склона Центрального Кавказа: от Терека до
Баксана, от Казбека до Эльбруса. Да на Западном
побывали в районах Гвандры, Теберды, Архыза.
Два первых кавказских похода заканчивались
на Черном море. По традиции. Это общепринятое
правило: полазал, помучился на моренах и лед-
никах, затем перевали в Грузию и спеши к теплу,
к пальмам, к пляжам, к фруктам. Они — приз
за неприятности горного путешествия. Но на
третий раз мы не рвались к побережьям: Вера уже
поняла, что горы сами — награда. С тех пор не
появлялись на южных пляжах.
Обычная наша манера в горах: подняться по
ущелью до его середины или до границы леса,
установить палатку и от этой базы совершать
однодневные экскурсии по округе. Налегке.
За восемь-десять часов успеваешь сбегать до
верховьев боковых ущелий, до ледников, даже
до перевалов — и вернуться. В первом походе,
кроме долины Теберды, мы посетили Уллу-
Муруджу, Бадук, Домбай-Ульген, Алибек,
Чотчу. С Баксана наведались на Ирик, Адырсу,
Терскол, Азау, Донгузорун, Адылсу и Шхельду.
И так далее.
В девятилетием возрасте впервые попала в го-
34
ры Оля — третьим членом группы. Из горных то
был легчайший поход. Мы начали от турбазы
«Голубые озера» и, явно не спеша, за неделю
поднялись по Череку-Балкарскому до приюта
«Дыхсу». Рядом с ним еще неделю стояла наша
палатка, а мы лениво прогуливались по округе.
Оля стала популярной личностью в долине: она
встречала и провожала плановые группы, и в каж-
дой у нее быстро заводились «тети подружки».
«Хозяин» приюта Бияка души в Оле не чаял:
ему не доводилось встречаться со столь юным
туристом. «Феей долины» прозвали мы дочь в то
лето.
Гришу на Кавказ взяли, когда ему было во-
семь (а Оле двенадцать). На сей раз в Архызе
группа в полном своем составе взошла налегке
на Софийское седло. Не бог весть какой, а все
же перевал. Во всяком случае, первый в жизни
детей.
Позднее будет еще один, самый интересный по-
ход с детьми по горам; начнем мы с Дарьяльского
ущелья, а кончим на Фиагдоне. Об этом маршруте
я потом расскажу. С тех пор подросшая Оля хо-
тя и часто появляется в долинах Кавказа, но уже
без нас; а Гриша только раз еще сходит в горное
путешествие — в Дигорию. С нами тогда будет его
сверстник Степа Шаболдин, сын сослуживца.
Коварство погоды, дожди и снегопады сделают
этот поход самым трудным из кавказских; увы,
он окажется и самым последним. И в нашем
туризме теперь уже окончательно возобладает
равнинная тенденция, все время спорившая
с горной.
2**
35
Да, мы делили свою любовь
А потом	между Кавказом и Средней
и реки	Россией. Страсть к родным
краям поначалу удовлетворяли лесные под-
московные походы в выходные дни. Потом почув-
ствовали: этого недостаточно. И стали чередовать
в отпусках горы с русскими равнинами.
Река Керженец стала первым опытом. И втройне
удачным. Это был Олин дебют в отпускном похо-
де. Восьмилетняя дочь не разочаровала нас: ей
не было скучно с нами, нам с нею. Ее не утомил
продолжительный поход. Погода, благоволя к нам,
подарила жару. Женщины, любительницы ку-
пания, не вылезали из воды. Таких великолепных
пляжей не видели нигде! Сначала шли по берегу
пешком, потом плыли на плоту. Даже на трех
плотах — по очереди: два пришлось бросить перед
непроходимыми «козлами» (заторами бревен).
На третьем, когда наскучило неторопливое пла-
вание, Торжественно спустили флаг; оставив его,
пошли лесами.
И все же обаяние неспешного продвижения
по воде успело нас захватить. Это с Керженца
поселилась тоска по собственному плавсредству.
Это с тех пор в Верином лексиконе появилось
выражение «река обетованная».
Речными берегами пролегали обычно тогдаш-
ние наши пешие маршруты. Вдоль подмосковных
Лби и Шоши (ставших самым ближним к
Москве «адресом» отпускного похода). Вдоль
Вёксы, Вочи и Костромы. Волчья и Вуокса вели
нас по Карельскому перешейку. И всюду напоми-
нало о себе это искушение — поплыть. Но
только на Костроме, под самый конец путешест-
вия, посчастливилось провести два дня на бре-
36
венчатом плоту. Недостатки такого жанра: не
всегда найдешь, из чего построить плот; ут-
кнувшись в низкое препятствие, придется его
бросить тяжел, не обнесешь.
Два этапных события произошли, наконец, в
нашей туристской жизни: приобретение лодки и
появление в доме Волчи, отметившее начало новой
походной эры.
Для первого отпуска на лодке я выбрал реку
Сим. Не скрою, фамильные соображения сыграли
тут не последнюю роль. Одним из моих прозвищ
в детстве было «Сим-Сим» (тот самый, который от-
крывал Али-Бабе дверь). Перебрав десяток баш-
кирских рек, я предпочел всем эту. Сим-Сим на
Симе — звучит! Кстати, восточнее (буквально ря-
дом с Азией!) и дальше от Москвы мы с Верой не
путешествовали. Должен сознаться, что фамиль-
ная река была скучноватой, слишком населенной,
безлесной и даже безгорной, даром что на
Урале.
В «новой эре» (то есть с псом) только в одном
плавании принял участие Гриша. Он вслед за
Олей, подросши, покинул нашу семейную тури
стическую группу.
Появление в семье Волчи решительным образом
сказалось на выборе маршрутов. Волча
ограничил радиус разъездов: двенадцать часов
в поезде от Москвы, не более (если без пере-
садки) . Дело в том, что псы не могут облегчаться
в вагонных местах общего пользования, им
нужна прогулка. Как показал опыт, проблема
не решается и на коротких промежуточных оста-
новках (не получается — и все тут). Вот
почему в «новой эре» рекорд дальности — только
до Вологодчины. Я имею в виду плавание по
37
Кубене, в котором участвовали Митя и Дима; их
присутствие сделало тот поход «самым педаго-
гическим» из всех. Но об этом позже.
А разве можно было избежать плавания по ре-
ке Волчине? Тем более что, как оказалось,
ударение в этом названии не на втором, а на пер-
вом слоге! Волча на Волчине — это не только
логично, это фатально!
Так же судьбою был предопределен поход и на
реку Волкоту (тот самый, с двенадцатью подвига-
ми). Потому что наш пес видом смахивает если
не на волка, то на волчонка.
Кстати, сведения о Волкоте в туристской лите-
ратуре весьма скудные. И само имя реки было
едва ли не самым весомым аргументом при выборе.
По одной только карте (описаний не обнаружено)
была облюбована для отпуска и речка Кунья, при-
ток Ловати. Разве такой метод так уж сильно
отличается от помянутого здесь метода «тыка» в
карту? Но что можно подчеркнуть: пусть это и ло-
терея — она всегда выигрышная.
Упомяну еще другие реки, по которым мы
ходили на своей «резинке»: Нерль-Клязьминская,
Нерль-Волжская, верховья Великой, Селижаров-
ка и Волга (до Ржева), верховья Ояти (притока
Свири).
А на примете — речка Песь. Ведем ее раз-
ведку. Нетрудно догадаться, что этот проект
также вдохновлен четвероногим и лохматым чле-
ном нашей группы.
38
«ЭФФЕКТ ШТОРМОВКИ»
г	Это похоже на волшебство или
I де стою —
там и сплю на гипноз: стоит надеть турист-
ские ботинки, походные брюки,
стоит накинуть на плечи штормовку — и ты уже
другой человек! Я сразу чувствую себя вдвое
здоровее и втрое сильнее. И, право, говорю это
не для красного словца.
Психологи считают, у каждого из нас в жизни
много-много ролей. Мы выступаем в амплуа
Пешехода, Пассажира, Родителя, Сына, Воспита-
теля, Воспитуемого, Подчиненного, Руководите-
ля... И так далее. Видимо, Турист — одна из
самых любимых моих ролей. Штормовка вызы-
вает могучие положительные ассоциации. Надел
ее — словно скинул с себя вериги.
«Эффект штормовки». Что это значит? Прежде
всего ощущение свободы. Свободы от чего? От
привычных обязанностей, от службы, от повсе-
дневной суеты? Да, но не только: еще и от множе-
ства бытовых условностей.
К примеру, присесть можешь хоть где. На тра-
ве, на камне, на ступеньке лестницы, на бревне, на
песке, на снегу. Одет просто, по-солдатски.
И незачем суетиться, некуда гнать. В рюкзаке
у тебя палатка — дом, а «куда спешить тому,
кто всегда в своем дому?». И ни от кого ты не
зависишь. Ни гостиницы тебе не надо, ни мотеля.
Ни деревни, ни избы. Ни даже обязательно уютно-
го места в лесу или на лугу — потому что и на
неудобице можно поставить палатку. Много ли
тебе ровной земли нужно? Всего два на три метра.
Все нипочем! Где застанет тебя ночь, там и
ночуй. Можешь спать на снегу — и это возможно.
39
На сыром лугу — тоже. Непогода, дождь, снего-
пад, ветер, буря — а ты ко всему готов.
Опоздал на автобус? Или на поезд? Значит,
на следующий не опоздаешь. Если даже сутки
ждать, что с того? Отошел с километр — и ставь
дом. Тобой владеет целительное благодушие. На-
слаждаешься каждым мигом бытия, и нет по-
терянной секунды.
Казалось бы, и в походе хватает своих обя-
зательностей, необходимостей, рамок, ответствен-
ности. Но почему-то все это не осознается как бре-
мя. К ответственности ты привычен; необходимость
простой работы воспринимаешь как благо.
Можно было бы и в походе себя подгонять, но
мы стараемся не ставить себе жестких заданий
и не даем клятвы всенепременно «достигнуть
пункта N». Иной раз, чтобы уложиться в от-
пущенные на поход сроки, приходится под конец
установить дня на три строгий режим движения
(короче говоря, «гнать»); всегда сожалеем об
этой необходимости.
Мы с Верой не принадлежим
Что	к числу здоровяков, не зна-
лечит туриста	'	-
ющих, что такое врачебный
кабинет. Увы... Но в походах мы не болеем.
В городе как: забыл зонтик, не надел кашне,
постоял на сквозняке — и уже хлюпаешь носом.
Но на горных ветрах только здоровеешь! Эту
загадку природы я объясняю просто; свежий
воздух, здоровая работа, сплошь положительный
эмоциональный фон. Все это лучшие профилак-
тические средства. И лучшие лекарства.
Как-то на московских майских сквозняках
я схватил изрядную простуду, лечился лениво,
и простуда обернулась гайморитом. Начало
40
отпуска подошло как раз тогда, когда врач наз-
начил целый курс уколов, процедур УВЧ и та-
блеток. Успел сделать один укол и один раз погрел
нос тубусом. Лечиться было некогда. Скоро
выяснилось, что и незачем! Улетели на Кавказ, и
хотя лето в горах стояло сырое, каждый день
промокали, я ни разу не достал носового платка.
Болезнь как рукой сняло! Для этого даже не по-
требовался высокогорный солнечный «кварц».
Не единственный такой случай был. В походе
быстро выздоравливаешь. И не заболеваешь.
Три исключения, на мой взгляд, лишь под-
тверждают правило. Два первых случая — давние,
произошли в «доисторический» период. И в обоих
кругом виноват был сам.
Почему-то в двадцать один год мне не хватало
ума сообразить, что в горах, на высоте, к вечеру
следует одеться потеплее. Разгоряченный подъ-
емом, я до темноты шел в одной футболке. А наутро
еще чуть-чуть пофорсил, омылся с головы до ног
ледяной водой: какой, дескать, закаленный! Но
закаленным я не был. Через два часа начал
мучить кашель, да такой, что слезы застилали
глаза. Тем не менее мы с Володей Юдицким не от-
менили намеченную прогулку, поднялись к Муруд-
жинским озерам, а когда вернулись к стоянке, ста-
ло ясно, что у меня температура и надо побыстрее
спускаться вниз — в Теберду, к турбазе.
Лечился я на ходу. От Теберды до железной
дороги ехали в кузове грузовика, и шофер дал
мне свою брезентовую куртку (первый раз в жизни
надел штормовку!). В поезде я отлеживался на
третьей полке, и в Москву прибыл уже здоровым,
хотя весьма похудевшим.
Второй случай — тоже пример мальчишества,
41
хотя мне и стукнуло тогда уже 26. В десятидневном
походе по Крыму мы были просто плохо экипиро-
ваны. Для постели взяли два тонких одеяла,
а в начале июня крымская почва по ночам ока-
залась совсем не по-южному прохладной. Короче,
возвращался в Москву с воспалением среднего
уха...
Все это было давно, в начале начал. Потом
на протяжении двадцати пяти лет ничего подобно-
го не произошло. Во-первых, мы стали поумнее и
предусмотрительнее. Во-вторых, частые походы,
мне кажется, создали стойкую психологическую
ориентацию: поход лечит, и болезни в нем просто
невозможны.
Благостную картину, увы, портит третий слу-
чай, недавний и загадочный. На Волкоте я вдруг
почувствовал, что у меня поднялась температура,
немного знобило. Невзирая на двадцатипятигра-
дусную жару, я попросил теплый свитер. Честно
говоря, так болеть я согласен. Лежишь на мягком
спальнике, на свежем воздухе, жужжат шмели,
кукуют птицы; дремлешь, а тебя обхаживают жена
и родной пес. Поят, кормят, вот только колыбель-
ных песен не поют. Болей себе на здоровье! Но
даже при таких привилегированных условиях я
выздоровел за сутки.
Мгновенное выздоровление было засчитано
Верой в число двенадцати знаменитых «Папиных
подвигов».
Но в число чудес я бы его ни за что не включил.
В одной книге описан такой случай. Группа
туристов приехала на Приполярный Урал
ранней весной, и в первый же день один из участ-
ников похода захворал: высокая температура,
кашель, насморк. Без него товарищи не могли
42
стартовать. Через сутки больной был здоров!
И группа отправилась в путь. Я охотно верю, что
именно так все и произошло. И знаю почему: нас
лечит ответственность перед спутниками. Если
не считать оздоровительного эффекта самой штор-
мовки. И никаких чудес!
Есть люди, которые служат
движения своему здоровью. Они ради
него бегают, обливаются хо-
лодной водой, голодают, изводят себя, стоят на го-
ловах, ходят босиком по снегу, вкушают то ли
«живую», то ли «мертвую» воду. Они ревностные
читатели книг и рукописей на любимую тему.
Их познания в медицине и физиологии энцикло-
педичны. Они вызывают в памяти чей-то афоризм:
если ты трясешься над своим здоровьем, значит,
ты уже нездоров.
Мы не принадлежим к этому племени. Честно
сказать, популярный журнал «Здоровье» я по-
листал только один раз за всю жизнь. Вот книгу
об оказании первой помощи — ту проштудировал
досконально. Так же, как «Болезни кошек и со-
бак».
Если кто-то подумает, что наши походы
задумываются как оздоровительные мероприятия,
то он ошибется. Нет, все верно, туризм — ради
здоровья. Будь я медиком или деятелем здраво-
охранения, то так бы и провозглашал. Но нам,
простым путешественникам-любителям, позволи-
телен бесхитростный взгляд на вещи: походы —
ради удовольствия.
«Всякое объяснение, почему увлечение полезно
или благотворно, превращает его из страсти
в профессию, низводит на унизительный уровень
«упражнений», сулящих здоровье, силу или выго-
43
ду». Так писал Олдо Леопольд, американский
писатель и эколог, размышлявший об этической
стороне туризма. Нам просто приятна сама ходь-
ба, это уже радость. Если природой мы пред-
назначены для хождения, она должна была
заложить в нас и высокую эмоциональную оценку
этого занятия, потребность в нем. Изначально
человека, как и волка, кормили ноги. Ходить —
завет природы.
В детстве я сформулировал такое славословие
движению: «Лучше сидеть, чем лежать; лучше
стоять, чем сидеть; лучше идти, чем стоять».
Потом, в юности, счел возможным добавить:
«Лучше бегом, чем пешком; лучше вверх, чем
вниз». «Лучше» — не в том смысле, что «полез-
нее». Больше удовольствия!
Приятно и носить груз. Прошу поверить мне:
да-да, этот проклятый, тяжелеющий с каждым
километром рюкзачина — одна из радостей
похода! Вере не знакомо это ощущение, а вот
дочь призналась, что оно ей ведомо: как хорошо —
добрый рюкзак за плечами! Бывает, идешь в одно-
дневный походик, много ли надо иметь с собой,—-
нарочно положишь в мешок побольше, пусть даже
балласту. Хочется почувствовать, как разогре-
ваются, как напрягаются все мышцы тела. При
этом как-то не думается, что все это еще и полезная
тренировка.
В первые дни пешего похода мышцы устают
и побаливают; но примерно к пятому-шестому
дню боль исчезает, организм адаптируется к ходь-
бе под грузом, приходит ощущение легкости. С
двадцатикилограммовым рюкзаком перепрыги-
ваешь двухметровой ширины ручьи. Сбросишь
с плеч мешок — кажется, что взлетишь, так и
44
подмывает разбежаться и подпрыгнуть, расста-
вив крылья-руки. Однажды мне пришлось за день
пройти пятьдесят шесть километров — и я не ус-
тал; на следующий день готов был повторить
рекорд. Человек в штормовке — особенный че-
ловек.
Вот какие ощущения сулит непрезентабельная
курточка из брезента. Вот почему я и в городе
люблю надевать ее, идя, например, в субботу по
магазинам с рюкзаком? Тридцать кило овощей,
круп и прочего нагрузишь — и хоть бы хны.
ПАРАДОКСЫ ОТДЫХА
Отдыхаем Вопрос, в самом деле, парадок-
ли мы? сальный. И ответить на него
можно странно: нет, не отды-
хаем! Если понимать это слово в значении «без-
дельничать». Но, слава богу, человечеством изо-
бретены и другие способы расслабиться — не
столь пассивные.
А как понимать выражение «активный от-
дых» применительно к нам? Так и понимать: мы
все время заняты. Дел великое множество — на-
сущных, хотя и не схожих с обычными, город-
скими. И не на кого их свалить. В большой группе,
пока дежурные колдуют у костра, пока штаб
осмысливает тактические задачи, ты можешь
поваляться, побродить без цели, посчитать ворон.
А мы каждый день дежурные! И сами штабисты!
Незанятые, бездельные минуты редки, а потому
в особой цене; ими не пресытишься.
В один из первых больших походов мы с Верой
45
взяли самоучитель польского языка; думали,
позанимаемся «в часы досуга». Как бы не так!
Только разок и выкроили час. Некогда!
Если я хочу вечером порыбачить, то вставать
на ночлег приходится рано, часов- в пять. Тогда
есть шанс, справившись без натуги с обычной
нормой хозяйственных дел, успеть до темноты
посидеть на берегу с удочкой или уплыть в рыбную
старицу. Можно, разумеется, свалить все хозяйст-
во на Веру, а самому смыться. Можно, но у нас
такое не принято.
Угнетает ли в туризме неизбежность простой
работы? Наоборот, на мой взгляд, она есть до-
стоинство, привлекательное свойство похода. «Че-
ловек так создан, что отдыхает от одной работы,
лишь взявшись за другую» (А. Франс). Празд-
ность, говорят, род самоубийства. И в отпуске
тоже.
Туристский труд сродни крестьянскому,
солдатскому. Для горожанина он как витамин.
«Ничто так не истощает и не разрушает человека,
как продолжительное физическое бездействие»,—
полагал Аристотель. Я благодарен туризму за то,
что он научил меня работе с топором, веслом,
шестом, ходьбе с грузом. Жалко, что так и не умею
оседлать и навьючить лошадь, поставить парус.
Почему-то детям компьютерного века это важно —
обращаться к изначальным истокам и формам тру-
да, к его атомам.
Я ни разу не был в доме отдыха. Но подозре-
ваю, что он бы мне не подошел. Вызывает ассоциа-
ции с больницей. Как это так: все делают за меня!
Постель «подадут», стол накроют, посуду вымоют.
Кто-то за меня решает, когда я должен встать,
Когда гулять, что есть. Даже специально пришлют
46
затейника, чтобы развлечь. Нет, «счастье разнуз-
данной лени» мне непонятно.
В самодеятельных группах иждивенцы нетер-
пимы. Если затешется беззастенчивый ленивец,
любитель развалиться на солнышке, перекурить,
не успевши устать, схватиться за гитару, пока
другие хлопочут,— в следующий раз его не
пригласят. Халтурщики отторгаются здоровым
организмом группы, как инородное тело.
Если человек настоятельно подчеркивает, что
поход — «прежде всего отдых!»,— я, признаться,
сразу начинаю опасаться: не означает ли сей
лозунг в сих устах то же самое, что и известный
девиз «работа любит дураков»? Потому что вся
сумма необходимых дел все равно будет сделана;
если кто-то примет на себя поменьше (отдых преж-
де всего!), то другим (дуракам!) достанется
побольше.
В туристском коллективе люди молчаливо дают
друг другу клятву взаимной помощи и ответствен-
ности. Красивая работа — вот этика и эстетика
похода! Наслаждайся точностью и толковостью
своих действий; за что ни берешься, делай только
на совесть; о товарищах и о себе суди по тру-
довому участию в общих делах. Как видим,
отпуск ни на микрон не удаляет нас от главных
жизненных понятий, одинаковых везде: на
службе, в семье, в походе. От кого-то слышал:
если поход — веселая игра, то он — веселая игра
в дисциплину и ответственность (туризм не может
без парадоксов).
47
Ну, а как же иначе: ложиться
ли мы? спать не уставши — грех.
И в отпуске, при активном
отдыхе тоже. Тут опять нечто парадоксальное:
напряжение как условие расслабления. Чтобы
отдыхали одни мускулы тела и души, другие
должны вовсю трудиться.
Одна история, когда-то, в студенческие време-
на, случившаяся со мной, до сих пор для меня
наглядна. Мне тогда довелось быть участником
университетских лыжных сборов. Всего десять
каникулярных дней в Красновидове длились
мои занятия в спортивном лагере — в группе
середнячков. Тренеры гоняли нас по лыжне
30—40 километров в день. По утрам — фундамен-
тальная зарядка; от одной ее у меня болели все
мышцы. Когда на четвертый день нам дали отдых,
так сказать, «дневку», я и товарищи по группе без
посторонней помощи не могли встать со стула.
Но пришел пятый — рабочий — день, и шестой, и
седьмой. И километры теперь не казались длин-
ными. В следующий день отдыха, восьмой по по-
рядку, уже не сиделось в палатах дома отдыха,
где мы жили: собрались компанией и махнули на
лыжах на Бородинское поле (от Красновидова с
десяток километров). А леса в тех местах сосновые,
воздух лечебный, проехаться по лыжне —
наслаждение. На общих финальных соревновани-
ях я, хоть и выжал себя, как лимон, пришел к фи-
нишу со средним временем (восьмидесятым из'
полутораста). Спортивных лавров не снискал.
Поддержал родной факультет только участием.
Истинная и недвусмысленная польза тех десяти
дней выяснилась, когда после каникул начался
учебный семестр. Оказывается, пока мы из-
48
нуряли себя чередованиями среднего темпа с
максимальным, пока с языком на плече делали
на подъемах-тягунах броски, наши мозги
вентилировались самым интенсивным образом.
Никогда до того не было у меня такой ясной
головы, как после лыжных сборов.
О памяти нечего и говорить: на пари я повто-
рил почти наизусть двухчасовую лекцию по исто-
рии философии. По рукам тогда ходила толстая
рукопись — сборник афоризмов великих людей.
Она попала мне в руки тоже на два часа. А потом
я целый месяц бравировал тем, что по любому
поводу мог процитировать кого-нибудь из великих.
Нельзя сказать, что позднее не доводилось
испытывать этого ощущения: голова ясна, ей все
по силам. Но такого, как тогда, в двадцать два
года, больше не бывало. Но никогда не было и та-
кой физической нагрузки!
Поистине: чтобы отдыхать, надо уставать.
„ ,	Мы с Верой застали те вре-
Проблема
талии мена, когда «отдохнуть» озна-
чало прежде всего «поправить-
ся». Теперь стандарты другие. Теперь рядом
с «отдохнул» ставят «похудел».
Проблема талии (назовем ее так) никогда не
вырастала для нас в чрезвычайную. Особенно для
меня. Но было бы опрометчиво утверждать,
что ее не существует вовсе. Не скрою, Вера не
раз хвасталась перед сослуживицами своими
послепоходными кондициями. А это означает, что
перед походом у нее не возникало такого желания.
Когда-то, много лет назад, в ташкентской
командировке я купил подарок жене — отрез хан-
атласа. Командировка шла к концу, денег было
в обрез, к тому же не нужно думать, будто я раз-
49
бираюсь в швейных делах. Кусок материи оказался
безнадежно мал, и все же Вера исхитрилась сшить
из него целое платье, которое стало эталонным.
До самых недавних пор Вера, возвратясь из похо-
да, доставала узбекское платье и совершала кон-
трольную примерку. Если влезла — значит, га-
бариты те же, что были в 18 лет.
Во все тяжкие приходится пускаться и женщи-
нам, и мужчинам, дабы проблема талии не до-
стигала катастрофической остроты. Поход решает
ее автоматически, как бы между прочим. Диета
неизбежна, переедание исключается: ведь весь
провиант на себе. Если даже ты с презрением
относишься к гимнастике, все равно будешь
ею заниматься, никуда не денешься.
Чтобы войти в палатку, чтобы взять воды из
ручья, надо присесть на корточки. Чтобы занять
место в лодке или вылезти на берег — проделать
небольшой комплекс упражнений. Работа у
костра — сплошные «приседания», «полуприсе-
ды», «махи», «повороты головы» и даже «выведе-
ние тазобедренных суставов то вправо, то влево».
Приготовить ужин — все равно что три занятия
по аэробике. Разгрузить лодку — два соревнова-
ния по тяжелоатлетическому двоеборью. Не быт —
физкультура на свежем воздухе! Не говорю уж
о гребле, о ходьбе, о плавании на короткие
дистанции (во время купания). Не говорю уж о
футболе (с Гришей, а теперь и с Болчей) и о
спортивной игре, именуемой «собачки» (только с
Болчей). А если маршрут предложит такие спор-
тивные снаряды, как подъем, мель, шиверу или
болото,— считайте, повезло. За день можно ски-
нуть килограммчика два-три.
Даже российская грунтовая дорога вдруг
50
подарит уникальную возможность потренировать-
ся. От станции Гриблянка нужно было дойти до
озера Маги (из которого вытекает Волчина).
Оставалось часа три светлого времени и всего
два километра пути. Шофер-калымщик предложил
подбросить на грузовике — за пятерку; гордо
отказались. Очень скоро выяснилось, что дороги,
как таковой, нет. Точнее, есть, но ремонтируется:
свеженасыпанный, еще не укатанный гравий и пе-
сок — вот что предстояло преодолеть с двумя
тяжелыми рюкзаками, с коляской в полцентнера
весом и маленькими колесами, с Волчей. И никаких
альтернатив: по сторонам дороги — болота.
Волче не пришлось отлынивать. Его я впряг
в коляску (кстати, уже не впервые), и он сущест-
венно облегчал труд. Но пес есть пес, в какой-то
момент унюхал нечто и рванулся вбок. Коляска
вверх колесами; я не устоял и грохнулся со своим
рюкзачищем тоже. Отчетливо помню ту сцену:
Волча с недоумением глядит на меня, а я, не
в силах самостоятельно подняться, валяюсь на
гравии и бессмысленно хохочу. Вера, шедшая
впереди, не слышит меня и с каждым шагом
удаляется. Когда же она обернулась наконец,
тоже не могла удержаться на ногах — и рухнула
на землю. От смеха. Так комично выглядели мы с
Волчей.
Помню, как волоча по песку коляску, вес
которой достиг уже не менее полутонны, я сквозь
зубы пел: «Мы шагаем, мы шагаем по песку и по
гравию; излагаем, излагаем мы свою биографию».
Помню, как кляли путеводитель, который,
впрочем, справедливо сообщал, что до деревни
Копачево два километра. Он только забыл доба-
вить, что по деревне до озера еще три. По песку
51
и по гравию. Не знаю, сколько кило я тогда по-
терял, но в моей жизни это был самый трудный
марш.
Что любопытно: походная физкультура — не
какие-то абстрактные, непонятные, искусствен-
ные движения. Напротив — вполне целесообраз-
ные, осмысленные, неизбежные. Просто живешь,
делаешь, что надо — и одновременно обретаешь
свою физическую норму.
ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ, МУЖСКАЯ ДОЛЯ
— Вера, постарайся ответить
Жженой0 на ВОПРОС: почему ты любишь
походы?
— Я люблю походы с тобой. Без тебя я бы не
пошла. Вот в компании близких мне существ —
в лучшей, какую я могу пожелать себе,— другое
дело. Волчу я считаю тоже.
Я люблю менять городскую «шкуру» на поход-
ную. Почта все, что ты сказал об «эффекте штор-
мовки», относится и ко мне. Поход для меня —
полное отсутствие рутины. В городе крутишься
на одном месте, утюжишь взад-вперед одни и те
же маршруты. Каждый день рано вставай, куда-
то беги; боишься не успеть, не вписаться в сроки.
Видимо, дом отдыха тоже вращение на одном мес-
те, тоже колесо, только другое. Я однажды, в
«доисторические» времена, попробовала так
отдыхать и чуть не умерла от размеренной скуки.
А в походе все дни непохожие: явственно чув-
ствуешь новизну существования. Вспомни наши
любимые строчки Вадима Шефнера: «Оттого, что
бессмертия нет на веселой земле, каждый день
52
предстает предо мною как праздник нежданный,
каждым утром рождаясь в туманной и радужной
мгле, безымянным бродягой вступаю я в мир
безымянный».
И еще я ценю в походе чувство своей принад-
лежности к природе. За полотняной стенкой
палатки лес, река, птицы, дожди, цветы, травы...
Один из лучших моментов — утро, когда иду
на реку умываться... Вообще трудно объяснять
любовь. Дома вдруг от штормовки пахнёт коп-
ченым запахом похода — сердце сожмется. В го-
роде меня всегда волнует дым сухих листьев,
когда их жгут в кострах.
— Вера, тебе пришлось многое преодолеть
в себе, пока ты все это поняла. Ведь от «маркизы»
до туристки — дистанция длинная?
— Ты знаешь, короче, чем можно было ожи-
дать. В первых наших отпускных походах я дейст-
вительно начинала тосковать по городу уже через
неделю. Мерещились антрекоты, салат из поми-
доров, ванна, мягкая чистая постель, книги...
Не потому, что было скучно,— накапливалась
психологическая усталось от непривычных
впечатлений. Все это давно прошло, я закалилась,
странно сегодня вспоминать о тех ощущениях.
Осталась разве что радость возвращения домой:
повседневная городская рутина вдруг обретает
привлекательность. И ты уже не прочь постоять
в проклятой магазинной очереди (особенно, если
за помидорами и антрекотами!) и даже посидеть
перед этим чертовым телевизором.
Ты, может быть, не знал, но ведь я когда-то
стеснялась ходить по городу с рюкзаком. Казалось,
все смотрят на нас и иронически думают: «Вот
ишаки!» От своего предрассудка, впрочем,
53
излечилась быстро — в самом первом нашем по-
ходе, в Крыму. Какой-то толстопузый курортник
похохотал, глядя на нас, и спросил, кто нанял
нас таскать тяжести. Помнишь? Нет? А я помню.
Когда мы отошли, ты заметил: «Он таскает
тяжесть не меньше нашей, только спереди». Это
было сказано точно и смешно. А у меня стало
легко на душе; видимо, в ту минуту я избавилась
от комплекса.
— А не пугала тебя простота походного быта?
— Ты же знаешь, я лишена чистоплюйства.
Что и говорить, походный образ жизни не для
чистюль. Близость к природе предполагает и
доверие к природе. Для меня земля — чистая, и
трава — чистая, и ягода с куста — чистая. Впро-
чем, моя неприхотливость, кажется, имеет гра-
ницы. Я так и не привыкла спать на жесткой земле,
нужна мягкая подстилка, а лучше матрац.
— Принцесса на горошине?
— Маркиза на горошине... Кроме того, заметь,
я так и не полюбила рюкзак. В отличие от тебя
и от Оли. Просто у нас разные пределы возможно-
стей. Я, конечно, протащу его, но это не значит,
что испытаю удовольствие. Не хмурься: даже
сложные отношения с рюкзаком никогда не стави-
ли под сомнение ценность нашего туризма. Он
стал частью моей натуры — во многом вопреки
моей же натуре!
Да, я люблю, чтобы было тепло, уютно и
спокойно. Я создание изнеженное. К тому же
домоседка! Органически не выношу холода;
от него или зверею, или впадаю в депрессию:
порог замерзаемости гораздо ниже твоего.
Поэтому моя любовь к горам, к ледникам слабее
твоей. И жару я не выношу.
54
— Постой, но ведь никто не подносит нам на
блюдечке умеренную погоду.
— А разве я когда-нибудь жаловалась? Хоть
раз просила прервать поход из-за холода или
жары? С чем не смиришься ради главного! Но
согласись, не без моей инициативы в списке
обязательных вещей появились теплые курточки
и вкладыши в спальник.
— Да, это твой вклад в походный комфорт. И
в груз — тоже... Хочу спросить тебя еще о труд-
ностях, ведь они в походах неизбежны.
— Пафос преодоления трудностей мне чужд,
я не героическая натура. Я жуткая трусиха. Не
решаюсь съехать на лыжах с мало-мальски крутой
горки; даже под пистолетом не прыгну с пара-
шютом или в воду с вышки.
— Не наговаривай на себя. Может быть, ты
еще и мышей боишься, и лягушек?
— Нет, не боюсь... Но ты прав: иногда и я
могу гордиться своими победами. Когда не сдаюсь
на милость трудностей, я рада. Вспомни шиверу
на Великой, прохождение порогов на Ояти. По-
мнишь, как на первой Нерли мы гребли против
ветра? Выгребла же! А посадка в автобус в Ко-
пылке? Я взяла командование на себя...
Так что бывают моменты, когда неизвестно от-
куда берутся силы. Вдруг в критический момент
в хилой горожанке пробуждается та женщина,
что «коня на скаку остановит»...
— В набитый автобус войдет. Или прыгнет
с парашютом...
— Нет, вот это — ни за что на свете!
55
Мой	Тут должен взять слово я. Ши-
комментарий вера на Великой — место не-
ожиданное. В средней поло-
се — и настоящая горная речка! Шестьсот метров
валунов, каменистых мелей, порожков. Крутой
уклон, вода мчит с камня на камень, как по лестни-
це. Менее всего приспособлена такая река для
плавания судов, некоторые байдарочники пред-
почли шиверу обвезти, нанимали «колеса» у де-
ревенских. В малую воду она, говорят, вообще
непроходима. Вроде бы вода и была как раз «ма-
лая», но мы решились: вперед! Скоро поняли, что
если не разгрузить, хотя бы частично, лодку,
придется ее просто волочить, скребя по дну. Тогда
и разделили труд. Я взваливал на себя самый
тяжелый — сорокакилограммовый — мешок и нес
его вперед по течению, сколько мог; скидывал,
потом возвращался к лодке, чтобы помочь Вере.
А она вела облегченную лодку, но что значит —
вела? Нужно было раскидывать камушки на пути,
углублять руками фарватер в песке, «подсажи-
вать» то нос, то корму, пихать и тащить лодку,
а на сливах, наоборот, придерживать, чтобы
ее не бросило на острые камни. Вера говорит, что
было страшновато. Я этого не заметил и все же,
если бы догадался вести счет Вериным подви-
гам, в тот день приписал бы ей полновесное очко.
Как бы ни скромничала Вера, в ее походном
опыте не так уж мало преодолений. Полагаю,
гораздо больше, чем в моем,— и естественно,
если учесть, что «порог героического» у нее тоже
ниже. Судьба подарила мне спутницу надежную,
мужественную.
Ей не изменяет выдержка (было лишь одно ис-
ключение) даже в напряженные дни транспортных
56
переездов. Что и говорить, железнодорожные,
аэрофлотовские нравы испытывают нашу нервную
систему на разрыв. Реагировать на них безмятеж-
но не получается; разве что философски. Много-
часовые дежурства у вокзальных касс. Полное
отсутствие билетов. Вырванные с боем места —
а потом до обидного полупустые вагоны и салоны
самолетов. Скандальные проводницы... Все это не
самые светлые воспоминания о путешествиях.
«Один из моих навязчивых снов,— говорит Ве-
ра,— про железную дорогу: то я не успеваю с тя-
желым грузом вскочить на высокую вагонную
ступеньку, то вагон, в который у меня билет,
оказывается в другом конце платформы».
А вот к автобусам у нас доброе отношение. По
нашим впечатлениям, местное автобусное дви-
жение в последние годы наладили четко. Про-
винциальные водители — народ приветливый,
нас, туристов, понимающий. Как-то на Кавказе
один шофер нас просто растрогал. «Как вам
нравится наше ущелье? — ревниво допытывался
он.— Приезжайте еще раз, будем рады».
С автобусом связан и тот эпизод в Копылке, о
котором упомянула Вера. Мы садились на
промежуточной остановке, автобус подошел на-
битый «под завязку». Влезть в него с нашими
вещами и с Волчей, казалось, было немыслимо.
Я уже, смирившись, стал настраивать себя на
рдиннадцатикилометровый марш до станции
Пустошка. Видимо, о том же подумала и Вера,
но перспектива эта вызвала в ней протест и ре-
шимость. Она издала воинственный клич —
что-то вроде «Вперед, ребята!» — и ввинтилась
в автобусное нутро. Свой рюкзак она скинула на
колени сидевшим парням, Волчу ухитрилась при-
57
строить под детской-коляской, стоявшей в проходе.
Затем буквально по головам был переправлен
куда-то мой рюкзачище. А потом шофер, умница,
минут пять ждал, пока я внедрял внутрь,
миллиметр за миллиметром, груженую коляску
и себя. Как это удалось, непонятно мне до сих
пор. «Вот это баба! — восхищенно реагирова-
ли парни.— Ей командиром быть!» А мне ос-
тавалось только смущенно улыбаться. Хотя в
душе я был рад и горд.
Однажды и я удостоился ком-
Солдат	плимента.
всегда солдат	_	..
В конце похода по реке Ко-
строме мы ехали на попутном грузовике из самой
что ни на есть глубинки в город Буй. Дети сидели
в кабине (Гриша на Олиных коленях), а Вера, я и
рюкзаки расположились в кузове. Ехали долго —
полдня. На ухабах изрядно подбрасывало: потом
выяснилось, что Григорий выбил головой вмятину
в потолке кабины. Вообще, должен сказать,
в средней полосе России я не видел дорог хуже
костромских. Несколько раз мы чуть не застряли
в громадных лужах, но все обходилось благо-
получно. Уже в темноте попали на печально
знаменитый участок дороги через «чертово
болото»: между двумя глубокими мокрыми ко-
леями высился «хребет» из густой и липкой,
словно клей, грязи. Машина села на него карда-
ном и приклеилась. Водитель помучился с пол-
часа, а потом выключил мотор и сказал: «Баста!
Ночуем здесь. Утром пойду в деревню за трак-
тором».
Ночлег нас не пугал — палатка под рукою.
Но не рано ли мы капитулировали? Водитель
целиком полагался на мотор, авось вывезет,—
58
а если помочь ему вручную? Я достал фонарик,
попросил у «шефа» лопату и стал срезать ма-
кушку у «хребта». Глина приклеивалась к лопате,
ее приходилось отдирать руками от железа.
Когда под шины бросили веток, выяснилось, что
грузовик можно стронуть с места. Метр, другой...
Теперь уже и водитель воспрянул духом, скинул
пиджак, и мы стали трудиться на пару: один
подрезает глину, другой отдирает ее от штыка
лопаты. Работенка каторжная, но посильная.
Часа через два «чертово болото» было пройдено.
Выглядели мы, облепленные грязью с головы
до ног, весьма живописно.
Потом Вера рассказала: шофер спросил ее,
не военный ли я. Нет, ответила Вера, совсем штат-
ский. «А то я почему-то подумал, военный чело-
век, солдат, не растерялся».
Этим «солдатом» шофер меня словно по шерсти
погладил. Оно, это слово, в моем понимании про-
тивостоит таким, как хлюпик, нытик, слабак, нюня,
лодырь, иждивенец. Оно в том же ряду, что рабо-
тяга, неунывака, опора, защитник, хозяин. Опыт-
ный турист — тот же окопник, и суп из топора сва-
рит, и свой маневр должен знать, из любого поло-
жения найдет выход — по-солдатски.
Вообще поход — хорошая мужская иг-
ра. Я бы даже сказал так: поход обнаружи-
вает в нас мужчин.
„	В обычной жизни вопрос о
О главенстве
семейном лидерстве повисает
в воздухе. Во всяком случае, у нас: жена и я
равно можем претендовать на титул главы
семейства. В одних сферах авторитет — она,
в других — я.
А вот в походе, нет сомнения, маршальский
59
жезл и адмиральски» кортик вручаются мужчине.
Ты глава похода, а следовательно, семьи. Хочешь
не хочешь, должен оказаться на высоте
Прежде всего — физически. Увы, приходится
признать, авторитет примитивной физической
силы достаточно важен. И хотя даже в штормовке
я далеко не Геркулес, все же заметно сильнее
остальных членов группы. Хорошо, если они
уверены: Папа сдюжит! Не на этом ли сомнитель-
ном преимуществе зиждется мужское первенство
в походе?
Не только. Приходится первому принимать на
себя и психологические тяжести — груз решений,
реакцию на неудачи. «Если не я, то кто же?» Имен-
но на мужчину ложатся комиссарские обязанно-
сти: задавай уверенный тон, не дергайся, не
суетись, сохраняй спокойствие, оптимизм и трез-
вую голову в любой обстановке.
Кроме того, от руководителя ждут умствен-
ного совершенства: твои решения должны быть
толковыми, дальновидными, мудрыми. Если бы так
получалось всегда! Непременно требуется органи-
зационная хватка: будешь размазня, рохля, недо-
тепа — отставка неминуема. Наконец, раз уж
ты руководитель похода, то, будь любезен, обза-
ведись эрудицией — и не только географической
(это само собой), но и практической турист-
ской. Нелегка ты, шапка главы похода! И в
то же время какой мужчина отказался бы
носить ее по праву?
0	Еще один парадокс туризма:
в походе его глава не только
«царствует», не только управляет, принимая ре-
шения, но и сам их исполняет. Маршал тут равен
солдату.
60
Вот в каких ролях приходится выступать мне:
инициатор, теоретик, снабженец, разработчик
маршрутов, капитан лодки, адмирал флотилии,
грузчик, носильщик, комиссар, лесозаготови-
тель, костровой, «примусовой», еще раз грузчик,
еще раз носильщик, казначей, врач, фотограф,
штурман, квартирьер, транспортный агент,
гитарист, запевала, рыболов, мастер-ремонтник
по резине, металлу, дереву, коже, фото- и радио-
аппаратуре, еще раз грузчик, еще раз носиль-
щик...
Кроме того, с Верой я делю права и обязан-
ности завхоза, родителя, хозяина Волчи, грибника,
ягодника, летописца и кашевара. Изредка при-
нимаю на себя амплуа юнги (то есть второго
члена лодочного экипажа).
И все это, не считая главной нагрузки — ру-
ководителя похода!
А вот собственно Верины роли: главный каше-
вар и летописец, постельничий (отвечает за при-
готовление постелей в палатке), кормитель Волчи,
юнга, капитан второй лодки, идеолог комфорта,
инспектор порядка, мастер-ремонтник по ткани,
метеоролог (способный по ломоте в костях де-
лать прогнозы). И это тоже, не считая глав-
ной роли — первого (а часто и единственного)
зама руководителя.
Мой друг, так же как и я, един-
МОЙроб3УКеТ ственный мужчина в своей
семейной походной группе,
высказал интересную мысль: «Мое главное ам-
плуа,— сказал он,— угодить жене!»
Не испугаемся этого парадокса. Не будем
накалять мужское самолюбие, ибо ничего обид-
ного в таком признании нет. А есть, по сути дела,
61
рыцарская клятва верности даме сердца. Может
быть, туристский поход вообще один из немно-
гих современных способов оказаться рыцарем.
Если расшифровать декларацию друга, то ока-
жется, что в ней провозглашена прежде всего муж-
ская неприхотливость. «Нам много ль надо? Нет:
ломоть хлеба, с ним капля молока. А солью будет
небо и эти облака». Впрочем, обойдемся и без мо-
лока. И без многого другого. Можно спать, посте-
лив штормовку и укрывшись ею же. И разносолов
в еде не надо. И всех этих подстилок, умягчающих
ложе. Окопнику доступен уют мокрой ямы. Разве
для себя мы таскаем все эти пуды комфорта?
Для себя пересаживаемся в резиновые корабли,
которые несут на себе ставший неприлично
громоздким багаж? Нам сошел бы и нетяжелый
вещмешок бродяги. Ей, только Ей, Женщине,
посвящено почти все, что заботит нас при под-
готовке похода,— все эти гигантские списки
снаряжения, запасы продовольствия и теплых
вещей. Она — вдохновительница тех форм, ко-
торые обретают наши совместные походы. Она
наша зрительница, болельщица и поклонница.
Было бы ей хорошо, а уж мы-то как-нибудь...
Вот почему я говорю: походы — это мое при-
знание в любви. Мой кирпич в фундамент семейно-
го дома. Мой букет роз.
ДОМ И ОЧАГ
Урок	Какой бивак идеален? Сухой
и экзамен	берег чистой речки. Хворосту
навалом. Комаров нет. Лес за-
щищает от ветра. Если прохладная погода, то
утром на палатке солнце; если жаркая, то
62
тень. Мягкая и нежная травка. Красивый вид
на окружающую среду. Деревня — в отдалении
и ниже по течению. Утром поют иволги и соловьи.
Что еще надо!
Сначала и я так думал. Да и теперь думаю так
же, но при единственном дополнительном усло-
вии. Оно, при случае, перевесит все остальные:
это безопасность.
Как-то в верховьях Клязьмы я гулял один.
Вечером поставил палатку на краю луга — у чис-
той речки, на мягкой травке, под красивым раз-
весистым дубом. Ночью случилась гроза. Она
запомнилась: ветром сорвало с палатки полиэтиле-
новую «крышу», пришлось выскочить под ливень,
чтобы укрепить ее. Ясным утром над палаткой по-
свистывала чечевица, всё было почти идеально.
Года три спустя мы с Верой оказались на том
же лугу. На месте «моего» дуба стоял обгорелый
пень. Прямое попадание молнии! В недвусмы-
сленной форме мы получили напоминание о бла-
горазумии.
Наглядный урок науки о биваках был нам
преподан в Домбае. Это был еще старый, патри-
архальный Домбай, без новомодных небоскребов.
На «диком поле» (то есть на лужайке, предназ-
наченной для самодеятельных туристов) было
тесным-тесно. Пришлось ставить свой дом в сто-
роне, на неудобном, лысом, неровном пятачке.
И палатку-то растянуть по-человечески было
невозможно: мешал большущий камень, зарыв-
шийся в землю выше по склону. На этом месте
нас застала мощная гроза. Через десять минут
после начала ливня лагерь на «диком поле» весь
был затоплен. Два ручья, которые обтекали
«наш» камень (а заодно и наш дом), сливались
63
в один стремительный поток, и он впадал прямо в
ближайшую от нас палатку. v Групп двадцать
терпели бедствие.
Может быть, «бедствие» — это и чересчур:
туристы народ молодой и веселый, ну, намокли
вещи, ну, не поспали ночь, подумаешь. Тем более
что в полусотне метров от «дикого поля» стояли
пустовавшие домики турбазы с двухэтажными
нарами и сухими казенными спальниками — по
70 копеек за место. Совсем малая плата за при-
ключение! Наутро встало теплое солнце, весь
лагерь занялся великой сушкой.
Наша палатка оказалась единственной, не
пострадавшей в тот вечер на Домбайской
поляне. Ни единой капли на брезенте! И опять
урок был преподан в форме счастливой случай-
ности.
Судьбе было угодно проэкзаменовать нас. Не-
сколько лет спустя на другой горной поляне —
Райской (это в Осетии) история повторилась. С
той разницей, что место для палатки было теперь
выбрано с умом. В предвидении возможного лив-
ня. И было оно отнюдь не самым привлекательным
на чудесной поляне, не зря прозванной Райской.
Зато приподнятое, на бугорке, а камни защищали
его со стороны склона.
И гроза грянула. Она застала нас километрах
в пяти от поляны. Переждали в лесу, укрывшись
полиэтиленом. Ливень утих, но дождь не кончился.
Двинулись к дому, и через минуту были мокрые
вдрызг, уже не было смысла беречься.
В сумерках заявились на Райскую поляну.
Глазу открылось знакомое зрелище: биваки двух
групп, стоявших рядом с нами, утопали в воде.
Поляну можно было принять за мелкое озеро.
64
Ребята, натащив в палатки валунов, сидели на
них, держа на коленях то, что осталось сухим.
Если бы и наш дом затопило, то ни единой
запасной сухой одежки не осталось бы. А ведь
из нас можно было выжимать воду! Райская
поляна местечко не теплое, это не курортный
Домбай; она расположена выше ледника — самое
настоящее высокогорье. Ночью может быть и око-
ло нуля...
Дождь продолжался всю ночь. Потом еще два
дня. С превеликим трудом соседи разожгли
костры, дымили, сушились, согревались сутками
напролет. Свои графики движения сорвали.
А у нас не возникло ни единой проблемы.
Палатка была суха, хотя в двух метрах от входа
дождевой ручей прорыл русло. Мы имели воз-
можность оказать соседям хоть какую-то
помощь: у нас был устроен склад сухих вещей.
_	Легко понять, почему с неко-
Бивачная	„ „ ,
этика ’ ТОРЫХ П0Р я начинаю искать
место для бивака с геодези-
ческой разведки. Это устойчивый рефлекс. Потом
уж следуют астрономические изыскания (где
солнце, где тень), метеорологические (куда дует
ветер) и все прочие.
Хорошо, например, если на деревьях легко
можно натянуть веревку (для сушки). Совсем
неплохо, если есть просторная полянка (Гришке
пофутболить, Волче поноситься). Кстати будет
и чужое кострище (зачем лишний раз ранить
землю?)
Мы не пренебрегаем чужими стоянками (иная
бывает оборудована скамейками, столом, навесом
из бревешек и веток — почти дача!), но сами
никогда не строили таких сооружений. И не из-за
3 — 43
65
лени: жалко деревья — сколько сосенок и
березок губится!
Наше правило: оставить после себя как можно
меньше следов. А потому мы избегаем становиться
на некошеных лугах; сохнущее сено не трогаем,
лапник не рубим. Лишь в самом крайнем случае
роем дренажные канавки. Колышки у нас пласт-
массовые, палки для костра возим с собой на лод-
ке, так что только один раз, в начале похода,
приготавливаем их.
Не сразу мы пришли к этим законам, впрочем,
уже давно для нас очевидным. Было время, когда
по глупости и цветы на букеты рвали. Теперь толь-
ко фотографируем их, это тоже правило. Исклю-
чения делаются лишь для зверобоя, душицы и
мяты; эти травы мы собираем (понемногу, конеч-
но), потом сушим и зимой, в Москве, добавляем
в чайную заварку. А в походе и свежий «веник»
из этих травок да еще черносмородинового листа
вполне уместен в котелке: «лесной чай» — лучший
напиток в мире.
Еще один наш принцип бивака — не навязы-
вать никому свое общество. Если хорошая поляна
занята, жди другую. Или встань в неудобном
месте.
Мы не ищем компанию, хотя не избегаем об-
щения. Если недалеко стоит группа, мы, конечно,
познакомимся. Привычно принимать соседей
в гости, привычно их посещать. Лишь бы не «тол-
каться локтями» в тесноте.
Не все так думают и поступают. Вот эпизод
похода по реке Волчине. Вечерело, пора было
высаживаться, искать место, притом для завтраш-
ней дневки. По известному туристам закону
вредности, именно в это время (после семи)
66
стоянки исчезают вообще: оба берега — болота.
А тут еще ходкая байдарка с парочкой обгоняет
нас, поставив, таким образом, в очередь сзади.
Так и есть: наконец-то недурной пляжик, от-
личная пристань, светлый сухой бор — и парочка
выгружается. Мы — мимо. Хорошо еще, что
метров через полтораста оказался сносный лужок;
пристань так себе, купания нет (сплошной «суп»
водорослей), но в сумерках это уже не в счет.
С соседями мы назавтра познакомились. И да-
же вместе совершили дальнюю экспедицию по
«большую малину». Вместе купались на «их»
пляже, здесь и воду брали. Но вечером наше
доброе и тихое соседство было бесцеремонно
нарушено.
Большая группа, байдарок шесть, с чадами
разных возрастов, облюбовала пляж. Началось с
того, что самым младшим разрешили пописать
с байдарок прямо в реку. Потом «пришельцы»,
не спросив ничьего разрешения, не извинившись
и даже не поздоровавшись, как будто они нас не
видели, поставили свой лагерь рядом с соседями.
Нравы их не были тихими. Часов до двух ночи
женская часть группы распевала у костра
«Ивушку», честно признаться, не очень артисти-
чески. Мы были изолированы от певиц толщей
леса, а каково пришлось соседям в эпицентре
чужих шумов, шуточек и обычаев?
Выбор стоянки, помимо всего прочего,
проблема этическая.
Сколько же в моей жизни
От нуля было походных биваков? Если
до 114
прикинуть — сотен семь, не
меньше. На особом счету, конечно, лучшие,
удачные. Например, где-нибудь «на верхотуре».
з*
67
На Селижаровке ночевали над песчаным обрывом,
от стоянки открывался вид на луга и лесные
дали, цапли летали ниже нас. А рядом — славный
бор с редкими соснами и частыми подосинови-
ками, торчащими из мха.
На Малой Истре, в Подмосковье, есть у нас
любимая гора над рекой, тоже с сосняком. Гора
крутая и высокая, метров пятьдесят, но мы не
ленимся втащить на нее весь свой нелегкий скарб
вместе с лодками. На Нерли-Волжской в не-
сколько приемов перенесли все свое хозяйство
метров на триста от реки — к уютному местечку
на опушке бора. Хороший привал стоит пота.
Если предстоит дневка (то есть палатке стоять
на одном месте минимум две ночи, а днем мы по-
кинем ее на произвол судьбы, удалясь на пешую
прогулку налегке), то специфический критерий
стоянки — «не на виду». Место ищется в стороне
от тропы, подальше от речного берега. Пусть
даже не очень комфортное. Лишь бы не бро-
салось в глаза.
В деревенской местности, отправляясь на про-
гулку, мы без опаски оставляем палатку с ее
содержимым (с собою — документы, деньги
и немного нужных вещей). И не было случая,
чтобы прохожий или пастух, или турист покусил-
ся на нашу собственность. Поближе к большим
селам, поселкам и городам, в местах многолюдных
мы обычно не решаемся на риск, хотя я не уверен,
что он так уж велик. Когда мы все-таки реша-
лись, все обходилось. Только раз за всю историю
наших походов мы пострадали.
Под вечер приехали на «Голубые озера», по-
ход только начинался. Место там оживленное,
турбаза, ресторанчик, магазин; то и дело наезжа-
68
ют автобусы с экскурсантами. Отошли с полкило-
метра в сторонку и в фруктовом саду, где вроде
бы нет пешеходных стежек, поставили палатку.
Утром застегнули ее и ушли на целый день
осматривать тамошние природные достопри-
мечательности. За это время в нашу палатку за-
глянули «злоумышленники». Вернувшись, мы не
обнаружили двух банок сгущенки и кулька с
конфетами «Первоклассница». Ясное дело, ре-
бятишки. Повторяю, такое было единственный раз;
и это вся наша плата за доверчивость.
Цитата для размышления: «Недоверие — свой-
ство варвара. Качество культурного человека —
наивность, разумеется, не наигранная и не пере-
ходящая в глупость. Наивность в смысле довер-
чивости. Будучи доверчивы, мы, безусловно,
рискуем получить удары, но только на этом пути
мы имеем возможность обрести полноценное
счастье» (А. Мидлер, советский философ).
Острословы от туризма (смотри книгу Феликса
Квадригина «На байдарке») уверяют, что су-
ществует ровно 114 пунктов, которым должна
удовлетворять образцовая стоянка. Но что не сле-
дует пренебрегать и стоянками с индексом 72,
47 или 12. Даже если место привала будет про-
тиворечить всем пунктам, придется и его почтить:
ночевать-то где-то надо...
В аварийных, чрезвычайных ситуациях нередки
такие «нулевые» стоянки. Близость ночи вынужда-
ет к ним и без чрезвычайностей.
Всякое бывало. То за питьевой водой приходит-
ся ходить за километр в деревню или плыть на
лодке к середине озера — у болотистого берега
вода оказалась гнилая. То лодка проколется —
и срочно выкидываешься на берег, довольствуясь
69
местом, какое бог послал. Походный опыт учит
не капризничать. Начинаешь понимать: не бывает
плохого привала, потому что всегда найдется еще
хуже.
На Плещеевом озере боковая волна все время
вбивала наш «Нырок» в берег. Как назло, ни
единого подходящего местечка для высадки: ши-
рокая полоса хвощей и тростника, торфяная жижа
у берега. А сил все меньше и меньше, скоро
сумерки. Что поделать — пропихнулись к берегу
и в приозерных джунглях вытоптали площадку два
на три метра для палатки. Эту стоянку назвали
«Волчье логово».
На Кавказе сильный дождь застал в лесу на
крутом склоне. Недалеко от тропы нашлось аб-
солютно сухое и ровное местечко под огромной
елью; мягкая хвоя пружинит, ни капли не проте-
кает сверху. Тут и поставили дом — хотя пло-
щадки хватило только на две трети ширины
палатки: слева ствол, справа камень. Но спать
было божественно!
Привал — импровизация. То вдохновенная,
то скучная. Всегда — незабываемая. Из семисот
биваков помнится каждый!
Никогда наш дом не затопля-
БкрепНтсОтВьаЯ ло ДожДевыми ручьями, и все
же не можем мы похвастать,
что ни разу не просыпались в луже. Было, было
такое — два раза. И не по причине геодезических
просчетов — из-за -элементарной небрежности
при установке палатки.
Полиэтилен, исполняющий роль «пола», дол-
жен быть уложен так, чтобы ни кусочка не тор-
чало наружу из-под палатки. Теперь мы прилежно
следим за этим — учены! Механика подмокания
70
проста: с «крыши» дождевая вода может попасть
на этой самый кусочек и, вместо того чтобы мирно
впитаться в землю, потечет без препятствий прямо
под палатку. Ночью просыпаешься потому, что под
тобой мокро! А сушить спальные мешки в палатке,
когда снаружи льет сутки напролет, это, я вам
скажу, работка.
На Нерли-Клязьминской мы как-то посвятили
этому целый день. Из коляски и веревок были
сооружены оригинальные вешала. Посреди па-
латки надсаживался примус. К вечеру спальники
уже можно было назвать скорее сухими, чем
мокрыми. Операция «Сушка» нанесла ощутимый
урон драгоценным запасам бензина; да еще часть
его пошла на котелок чая. Напиться чаю мы так
и не успели. Кто-то расслабленно потянулся, задел
котелок — и он опрокинулся на многострадальные
спальники. Вторая лужа по параметрам пре-
восходила первую. Хорошо еще, что никто не об-
жегся...
Говорят, некоторые сверхбывалые туристы
ночуют без палатки — под полиэтиленовой
пленкой. Говорят, при этом на каждый рюкзак в
группе экономится по целому кило веса. Возможно.
Но мы с годами все более ценим комфорт палатки.
Однажды и у нас поневоле был ночлег «под
скатертью», мы под ней и ливень перенесли бла-
гополучно. Было это в Сухуми, на какой-то строй-
площадке, после того, как на переполненной тур-
базе нам дали от ворот поворот. И еще одна по-
пытка была...
Но зачем из исключения делать правило? Уют
палатки — большая походная радость. Брезент
защитит от непогоды, от комарья и гнуса, от
чужого глаза.
71
Размещение вещей в походном доме мы пре-
вратили почти в точную науку. Исторически
сложившийся порядок был проанализирован и
откорректирован. Учтен каждый сантиметр
пространства вдоль стенок. Каждой вещи —
свое место! Подальше положишь — поближе
возьмешь! Цель проста: даже в полной темноте,
протянув руку, найти, что надо. Фонарик ли,
флягу с чаем, теплые носки, аптечку, ириски...
Не теряя лишних секунд и энергии на чертыхания.
По нашим наблюдениям, для многих турист-
ских групп это больная проблема. Поиски запро-
пастившихся вещей вызывают раздражение и кон-
фликты. Так что, если печешься о психологическом
климате, позаботься, чтобы вещи были дисципли-
нированными.
В заключение — небольшой топографический
обзор брезентовой крепости. Ближний правый
угол называется у нас Примусным, левый —
Обувным. Дальний правый — Фотоугол, левый —
Свечной. Много лет мы свечей не берем, но наз-
вание прижилось. В Обувном углу хранятся не
только кеды и сапоги, но и веревки, плащи, соба-
чий поводок... В Свечном углу лежит «Склад»,
тут же место карты, путеводителей и блокнота
для дневника. В Фотоуглу — фонарик, аптечки,
транзистор, кофр с аппаратами. Вдоль левой
стенки — на текущий день продукты, в головах —
мешки с бельем и одеждой, они же играют роль
подушек. Когда мы становимся на привал в ло-
дочном походе, вытряхивание вещей из мешков и
размещение их по местам в палатке занимает пол-
часа; в пешем походе — десять минут. Не такая
уж дорогая цена за порядок и уют.
72
В свое время мы, как и все,
У очага	г
отдали дань романтическому
отношению к костру. Проникновенно тянули под
гитару «Я смотрю на костер догорающий». Когда
однажды самого угораздило сочинить нечто
в традиционном духе, безотказный символ
походов оказался тут как тут: «пройди непройден-
ные перевалы, зажги неразожженные костры».
Лет пять назад в странную минуту опять потя-
нуло на версификацию, но теперь получилось уже
совсем другое: «перевоспетый песнями костер —
насущность очага, не более».
Как объяснить такой прозаизм?
Может быть, это просто укоренившийся с го-
дами приоритет целесообразности? Ведь не пля-
шем мы дома у газовой плиты и не слагаем в ее
честь романсов. Печка — она и есть печка.
Да нет, не в этом дело; скорее всего, это реак-
ция на те пиротехнические зрелища, в которые
превращают свои костры некоторые группы.
Похоже, главное для них — побольше учудить.
Пламя — чтоб выше деревьев! Для вящего эффек-
та идут в ход свежесрубленные хвойные
ветки.
Я не любитель костров-шоу. Громадные пи-
рамидальные сооружения из бревен и веток сжи-
гаются на слетах, в пионерлагерях, на турбазах,
даже в домах отдыха — «костры дружбы», тор-
жественные, прощальные. Почему это сомнитель-
ное развлечение называют «костром»? Явный
подлог.
Костер — это совсем другое. И он не потерял
для нас своего лирического обаяния; не такие уж
мы утилитаристы. Сварить пищу, обогреться,
обсушиться — это само собой. Но и тихо посидеть
73
после ужина, глядя на световую игру углей...
Костер не паяц и не лоботряс. Он скромный
трудяга, добрый товарищ, чуждый показухи.
В дороге он необходим, как хлеб. Он согревает
тебя, промокшего и прозябшего, еще до того, как
чиркнешь спичкой: пока полазишь по лесу за
хворостом, пока потаскаешь дровишки, пока
помахаешь топориком, уже тепло станет. Заготов-
ка дров — первый труд, который поручается в по-
ходе детям. Для Веры это любимый труд, «в нем
есть что-то от следопытства», говорит она.
Обращение с костром — и строгая наука, и тон-
кое искусство. Главное — уметь в любую погоду
разжечь огонь. Я не говорю «с одной спички»,
ибо спортивный азарт, как я уже заметил, у нас
пониженный. Пусть с пятой — на здоровье!
Но знать все хитрости разжигания — непременно!
Изо дня в день эта неизбежная в походах на-
грузка приходится на мужчин, они — истинные
хранители домашнего очага в путешествии.
По тому, как человек разжигает и поддержи-
вает костер, можно судить о его темпераменте, о
характере — так же, как по почерку. Я, например,
готовлюсь долго (сортирую веточки по толщине
и влажности, запасаю полуторное или двойное
количество топлива), но разжигаю быстро и на-
верняка. О чем это свидетельствует? Когда я
спросил об этом Веру, она, ехидно ухмыльнув-
шись, показала какой-то иностранный журнал с
гороскопом. Из него следовало, что я, как рожден-
ный под знаком Стрельца, вообще «трудолюби-
вый и упорный муравей», что мой метод дей-
ствия — «малые шажки на пути к цели и меткий
выстрел в конце» и что я в целом «агрессивный
оптимист». Вера иногда верит в гороскопы.
74
По штату Вера — шеф-повар. «Варить — это
отдых»,— считает она. А следовательно, кухня
в городе и в лесу — понятия диаметрально про-
тивоположные. Я что-то не слышал, чтобы в
Москве она отозвалась о необходимости приго-
товления обедов и ужинов с особой нежностью.
Какое там! Рутина, наказание, проклятие! Разве
что по праздничным случаям это творчество и
удовольствие.
Значит, костру мы обязаны таким парадоксом:
в лесной кухне отдыхаешь от городской.
У Веры есть немало наблюдений, просящихся
в теоретические обобщения. Оказывается, в кост-
ровой кулинарии совсем иная градация понятий,
чем в обычной. Сварить манную кашу на газо-
вой плите — пара пустяков. Сварить ее на
костре — целая эпопея. Сначала из сухого мо-
лока надо сделать жидкое, терпеливо давя лип-
кие комочки. Потом вскипятить молоко, при этом
сумев сохранить его,— ведь оно обязательно убе-
жит, и только мгновенная реакция и единственно
точные манипуляции спасут его. Потом еще при-
дется варить крупу, постоянно помешивая,—
а каково это на огне, который пляшет, неожиданно
вспыхивает и душит дымом? Поэтому манная
каша (любимое блюдо!) за поход варится от си-
лы два раза... Зато походные супы, не в пример
городским, даются легко: всех трудов — высыпать
концентрат из пакетика да раз-другой помешать.
Если, конечно, не считать, что костер и в этом слу-
чае будет капризничать, ибо это его органиче-
ское свойство.
А Вере нравится его стихийность. Нравится, что
в отличие от газовой плиты костер непредсказуем.
Дунет ветер — огонь распластается, полетит ми-
75
мо котелков. Зазеваешься- — дрова прогорели,
начинай чуть ли не сначала. Чтобы «сотрудни-
чать с костром», требуется вдохновение, талант.
Вера говорит: «Действия у костра — творчество,
почти поэзия, чтобы не сказать мистика. Чув-
ствую себя пещерной женщиной, которая
колдует у огня. Героиней киплинговской сказки».
Получается, что в небольших дозах такое воз-
вращение к пракухне кажется женщине второй
половины двадцатого века заманчивым. «Вероят-
но, кто-нибудь возразит, что вряд ли так уж важно
сохранять это первобытное искусство,— я опять
цитирую Олдо Леопольда, одного из моих лю-
бимых авторов.— Не стану спорить. Либо оно
у вас в крови, либо вы очень-очень стары».
В чем Вера глубоко права — костер дей-
ствительно требует уважения к себе. Относиться
к нему следует тактично, сообразуясь с его индиви-
дуальными особенностями, принимая как долж-
ное и его горячие вспышки, и его неожиданную
холодность. Костер учит мудрости.
В нашем последнем кавказском походе было
сделано важное открытие. Три дня мы торчали
на одном месте, у края леса. Шел к концу август, и
погода «повернула на зиму». Дождь сменился
снегопадом. Стоило выйти из сухого оазиса палат-
ки хотя бы на минуту, одежда и обувь намокали
сразу. Сушить их можно только костром, но ведь
огонь не под крышей: пока с одной стороны
сохнешь, со всех других мокнешь. Как разрешить
противоречие? Да очень просто, поняли мы на вто-
рой день: натянуть над костром веревки, а на них
укрепить полиэтиленовый навес. Под ним не каплет
и не сыплет, огонь не заливается — сиди, грейся
и сушись.
76
Мы сидели, грели босые ноги, в руках держали
мокрые носки и на мотив песенки Винни-Пуха
распевали только что сочиненные куплеты: «Нет
лучше средства от тоски, чем у костра сушить
носки». Но даже и эту скромную радость трудно
было бы осуществить, не окажись в десятке
метров от костра толстый сосновый пень: мокрый
снаружи, он был изнутри сухим и смолистым. За
два дня мы топориком отщипали от него треть —
и вполне хватило.
Костер под навесом — теперь это у нас обыч-
ное дело. Особенно при затяжном ненастье. И про
урок «пень под дождем» тоже не забыли.
Вот примус совсем не зависит
Вместо от походных стихий! Мы давно
тимиа	и неПременно берем его в похо-
ды. В каких случаях он незаменим? Ну, в горах,
выше границы леса, где нет дров,— это понятно.
А на равнине, рядом с полным хвороста лесом —
почему и зачем? Примус служит комфорту, говорит
Вера. Обслуживает нашу лень, говорю я.
После трудного дня, заполненного «подвига-
ми», когда дает о себе знать усталость, а стоянка
обнаруживается только в сумерках, наступает
очередь примуса. Можно, конечно, с фонариком
снарядить костер и в темноте, но зачем, если
примус разжигается в одну минуту? С костром
только через час мы имели бы огонь, а с примусом
через час все уже сыты и нос, как говорится,
в табаке...
Если мы встали на не тронутом туристами мес-
те и нет чужого кострища... Если стоит сушь, а би-
вак в бору и костер налаживать рискованно...
Тут опять уместен примус.
Сугубая причина — непогода. Весь день ли-
77
ло — вечером кухня устраивается в сухой палатке.
Утром проснешься, льет, неохота мокнуть у кост-
ра — оцять колдуем над завтраком в Примусном
углу.
Случай особый и долгожданный — когда Вера
решит устроить «блинный день». Испечь хорошие
блины на костре трудновато, а на примусе просто.
«Блинный день» затевается в середине большого
похода, когда наше внутреннее маховое колесо
уже утихомирилось, настрой благодушный, когда
встали на привал рано и есть время для священ-
нодействия в Примусном углу. В ритуале участ-
вуют четверо. Главную роль исполняет Вера. Я
помогаю переворачивать блины на сковородке.
Волча лежит рядом с сияющим взором. Все трое
мы обожаем блины, этот вечер станет праздником.
А кто четвертый участник ритуала? Как кто —
конечно, примус!
Эта нагревательная машина, эта выскочка,
казалось бы, должна сильно подорвать позиции
патриархального дуралея-костра. Роботы на
смену кустарщине! Какой соблазн, какой лозунг!
Увы, неосуществимый. Машине нужен бензин,
а запасы его с собой ограничены и не всегда во-
зобновимы. Кроме того, примусу, как и любой тех-
нике, присуще свойство ломаться. Справедливость
этой аксиомы мы постигли на собственном опыте.
Согласно следствию из аксиомы, примус ломается
в самый неподходящий момент — например, под
перевалом, рядом с ледником, когда на целый
километр вниз хвороста нет и в помине. Это мы
тоже знаем по опыту: зашвырнув бесполезный
примусный лом в ледниковую трещину, подальше
от людских глаз, мы с Верой в тот вечер под пере-
валом Ак-Тюбе вынуждены были глотать
78
застывший жир тушенки и пить ледяную воду.
В другой раз примус взбесился именно в сухом
сосновом бору. Огонь бил полуметровым про-
туберанцем из клапана. Удалось за крышку
быстро вынести примус из палатки и сразу залить
водой. Говорят, палатка сгорает за сорок секунд!
А если бы занялся лес?
Один из двенадцати «папиных подвигов» пря-
мо связан с примусом. Это был подвиг особен-
ный — он растянулся на всю первую половину по-
хода. Лето выпало дождливое, и мы частенько
зажигали примус. Но он артачился. Моей тех-
нической эрудиции не хватало, чтобы понять, чем
он заболел. Из бензина выделялась какая-то лип-
кая несгораемая субстанция; она, словно лава
в кратере, застывала в форсунке. Огонь фыркал
так сильно, что гасил сам себя. Примус бился
в судорогах. Можно было плюнуть на него и
призвать на помощь костер. Но была задета моя
гордость: кто кого — так встал вопрос. Часами
нависал я над разобранным механизмом. Пере-
брав все доступные моему разумению варианты,
я, наконец, «остриг» на миллиметр иглу, прочи-
щающую форсунку,— и все сразу образовалось!
Да, примус бывает строптивым и коварным,
это так. Но когда по палатке стучит дождь, а в
палатке уютно фырчит примус, понимаешь, что
жизнь прекрасна и удивительна. И даже костру
не дано то, что примус делает попутно,— обогре-
вать дом. Через десять минут в промерзшей
палатке уже Сочи.
Не понимаю, почему в обширном туристском
фольклоре нет гимнов примусу. Про котелок, про
ледоруб, про флягу поют Костер «перевоспели».
Примус обделили славой. Несправедливо.
79
ВЕЛИКИЙ lill
Романтика	Когда Руала Амундсена спра-
здравого	шивали о приключениях, ожи-
смысла	дая интригующих романтиче-
ских историй, великий путешественник отвечал
безжалостно по-деловому: «Для исследователя
приключение — не более как следствие скверной
плановой разработки, приведшей его к тяжелым
испытаниям». Либо же оно — «неприятное дока-
зательство той истины, что ни одному человеку не
дано предвидеть Псе случайности будущего».
Амундсен не любил «приключений», но высоко
ставил предусмотрительность и осторожность.
К превратностям судьбы относился без фатализ-
ма: «Победа ожидает того, у кого все в порядке,—
и это называют удачей. Поражение постигает
того, кто упустил принять вовремя необходимые
меры,— и это называют неудачей».
Впервые прочитав в детстве эти строки, я был
задет, уязвлен в своем мальчишеском романтизме.
Но очень скоро до меня дошло, что амундсенов-
ский парадокс не только справедлив — метит в
самое «яблочко» походных проблем.
Его мысль зазвучала в резонанс с какой-то
подспудной, затаенной потребностью. С детства
был я безалаберным, ленивым и стихийным
созданием и именно поэтому нуждался в стро-
гом планировании действий, тосковал по упо-
рядочению своей жизни. Борясь со слабостями
характера, потихоньку наживал уважение к чет-
кости и порядку, к предусмотрительности и само-
дисциплине.
Из Амундсена следовало, что эти общемораль-
ные ценности целиком относятся и к нравствен-
80
ности походной. В самом деле, организатор
путешествия просто обязан, включив воображение,
мобилизовав опыт, напрягши ум, загодя про-
анализировать все возможные неприятности,
осложнения в пути, чтобы подготовиться к ним.
«А что я буду делать, если...» Это вопрос вопро-
сов, когда готовишься к походу.
Вместо романтики случайностей и легкомыс-
лия — романтика толковости и здравого смыс-
ла! При таком подходе забывчивость Паганеля
уже не комичная безобидность, а настоящий
порок; привычка полагаться на авось — не лег-
кость характера, а безответственность.
Вот одно из упражнений на
дождь? предусмотрительность, самое
простое: что, если пойдет
дождь? Включаем воображение и начинаем ри-
совать картины. Сгустились, потемнели облака,
вот-вот грянет грозовой ливень. Что мы сделаем?
Остановимся и переждем его. Ливень обилен,
но недолог. Нужно иметь что-то надежно непро-
мокаемое, чтобы укрыть себя и вещи. Большого
куска полиэтиленовой пленки (2X3 метра), види-
мо, хватит и для небольшой пешей группы, и для
лодки на воде. Если экипаж лодки станет пережи-
дать грозу на берегу (а это предпочтительнее,
ибо гроза на воде небезопасна), то понадобятся
уже два куска пленки.
Нужно заранее обдумать, как укрепить за-
щитный полиэтилен на лодке — чтобы не сдуло
ветром, чтобы с него не текло внутрь. Для импро-
визации может не хватить времени.
Заманчиво придумать и соорудить специальное
устройство на лодке, с которым можно было бы
плыть под дождем,— например, жесткий каркас,
81
на котором натянут тент подходящего размера
(мы имели уже три варианта такого устройства,
они неплохо служили при тихом ветре, но силь-
ный их ломал).
Ну, а если дождь затяжной, как быть? Он
создаст больше проблем, чем ливень. Его не
переждешь. Денек, может быть, пересидишь в
палатке, отоспишься. От силы — два дня. А чтобы
шагать и жить под моросящим дождем, потре-
буется соответствующая экипировка.
Прежде всего — резиновые сапоги. Они и в
пешем походе не такая уж роскошь, особенно
в глинистых местах; в лодочном путешествии
без них просто нельзя. В дождливую погоду они —
спасение.
Одеваться в дождь придется потеплее (а то
замерзнешь). Но не слишком тепло (а то взмок-
нешь) . Куртка и штаны из водоотталкивающей
ткани незаменимы, но важно, чтобы ткань «дыша-
ла» (в пластиковом или болоньевом плаще ва-
ришься «в собственном соку»). Решительно
не подойдут вещи, которые долго сохнут.
И все же стоит отдать должное пластику: по-
лиэтиленовые накидки на каждого участника
похода весьма желательны. На привалах они
совсем не лишние. Идеальная конструкция —
пелерина с капюшоном, а капюшон с козырьком.
Козырек — совсем не пустяк для тех, кто в очках,
без него дождь заливает стекла. Не помешает
и полиэтиленовый фартук: если сапоги не высокие
болотные (бродни), то при ходьбе по траве и
сквозь кусты коленки намокнут вмиг.
Все средства защиты от небесной влаги должны
быть в рюкзаках или лодочных мешках близко,
под рукой, в минутной готовности.
82
Бывает, никакие укрытия и прикрытия не по-
могут, и будешь весь, как та самая мокрая курица.
Пока двигаешься, работаешь — ничего, не
замерзнешь. Но у работы есть конец. Неминуем
момент, когда пора забираться под крышу; а в
палатку даже Волче не полагается вваливаться
мокрым — у входа его сушим тряпкой (кстати,
не забыть взять тряпки!). Значит, переодевайся
в сухое. Значит, в вещах неизбежно должна быть
как минимум полная смена белья и одежды.
Как минимум... А что, если уже в сухом
попадешь ненароком под дождевой заряд? Или со-
скользнешь с крутого берега в воду? Или лодку
захлестнет разгулявшаяся волна? Или... Утром
проснешься — опять льет, намокшую вчера
одежду хоть выжимай, влезть в нее — страшно
подумать. А надо возиться с костром, вылезать
под дождь; так и второй комплект одежды станет
не суше первого. Не предусмотрительнее ли
иметь еще один?
Когда мы плаваем на лодке в холодный сезон
(весной, зимой, осенью), то два запасных комплек-
та — строгое правило, даже если поход одноднев-
ный. Рисковать здоровьем не следует. В летнем
отпускном походе наш норматив — две-три
запасные смены. Не много ли? Нет, убеждались
мы в дождливые лета, когда со стиркой и сушкой
было сложновато.
Защита вещей и особенно продуктов от воды —
особая забота. Намокший в рюкзаке спальный
мешок мало прибавит комфорту в палатке. Мок-
рые спички не зажгутся. Соль и сахар прекрасно
растворяются водой не только в котелке.
Гидроизоляция! Она тоже должна быть тща-
тельно продумана до походного старта. Значит,
83
запаси вдоволь полиэтиленовых мешков и па-
кетов: больших — для спальников, палатки,
носильных вещей, маленьких — для продуктов.
Водные путешествия к обычным дождевым
угрозам добавляют и свои: захлестнуло лодку
волной, прокололось на перекате днище — и вот
уже мешки с одеждой, с палаткой, со «складом»
продуктов (те, что по традиционному порядку
лежат на самом дне) купаются в луже. Вода везде-
суща: крохотных дырочек ей достаточно, чтобы
пробраться через несколько защит. Вот почему
страховка у нас многократная. Соль и сахар,
например, пакуем в четыре-пять пакетов! Пять
одежек — и все с застежками: горло каждого
пакета туго затягивается аптечной резинкой.
Супы-концентраты, конфеты, сыр, хлеб, вафли —
словом, все нерастворимое прячется минимум
в две полиэтиленовые емкости и «зарезинивается».
Завели даже штатную должность главного храни-
теля резинок, которую с успехом отправляет Вера.
При распечатывании мешочков иной раз и чер-
тыхнешься — сколько возни! Но смиряешься, ибо
понимаешь: мера оправдывает себя. Подмокали
у нас вещи не десять и не двадцать раз, и обычно
вода не успевала сотворить свое мокрое дело.
Только дважды пришлось даже крупы сушить,
но соль и сахар и в этих аварийных случаях вы-
держали осаду.
С туристской точки зрения, пластиковая плен-
ка — величайшее изобретение века. Допустим,
надо ставить палатку на мокрую после дождя
траву; брезентовый пол промокнет в два счета.
Но если постелить сначала полиэтиленовый «пол»,
в доме будет сухо. И поверх палаточной крыши
стоит натянуть еще одну — полиэтиленовую
84
«крышу» (3X3 метра); чтобы закрепить ее
на растяжках, понадобятся бельевые прищепки
(минимум восемь, а лучше с запасом).
А если придется ставить палатку в сильный
дождь? Можно ли при этом сохранить ее сухой?
С полиэтиленом — можно. Всякий раз нам
удавался этот фокус: сначала расстилалась «кры-
ша», потом мы забирались под нее и, держа ее
головами, стелили «пол» и проделывали все
нужные манипуляции с палаткой.
В дождливую погоду осложняются действия у
костра. Для растопки мокрого хвороста стоит
иметь про запас «газетку» (изоляция в полиэтиле-
не!) или свечку, или сухой спирт (он, правда, очень
коптит), или щепу. Если ночью предвидится
дождь, полезно с вечера положить добрую охапку
сухих дров под свес «крыши» — утром сэкономишь
силы и время. Если дождь не предвидится, все рав-
но полезна такая предусмотрительность, ведь
абсолютные прогнозы невозможны. А береженого
бог бережет. К тому же хорошая утренняя роса
стоит дождя.
Мокрые дрова долго разгораются и не скоро
дают хороший жар. Значит, на эти случаи в
продуктовом «складе» должны быть супы, которые
варятся 5—10 минут. Так что и на походном
меню отразится неизбежный перед походом воп-
рос: что, если дождь?
Можно, впрочем, обходиться без костра. Ма-
ленький туристский примус не так уж и тяжел. Но
вместе с запасом бензина все-таки это плюс 3—4
килограмма. Возникают новые проблемы: в чем
держать бензин, как доставать его на пути. Пол-
ная заправка примусного бачка горит примерно
час, за это время успеваешь сварить суп и
85
вскипятить чай, опять же при условии, что суп
не час и не полчаса варится. Примус — полезная
вещь, но если кто-то в группе не переносит
бензинового запаха, то лучше оставить - его
дома.
Еще одна забота, с дождями связанная,—
сушка. На что вешать намокшее? Опыт показал:
тридцатиметрового «конца» капроновой веревки
только-только хватит. Если на месте бивака
нет деревьев, то веревку можно натянуть на палках
или веслах; значит, потребуются колышки (такие
же, как при установке палатки), значит, надо
учесть их в списке снаряжения. Так же, как и
дополнительный запас прищепок (в общей слож-
ности для палаточной «крыши», лодочного тента
и сушки одежды мы берем их в отпускной поход
штук сорок).
И последнее: мокрый пес, несмотря на свою
шерстяную шубу, в прохладную погоду может
замерзнуть. Поэтому в обязательном списке
наших вещей — теплая курточка для Волчи. В ней
он возлежит в палатке и досыхает. Вот к каким
предусмотрительным ответам приводит всего
лишь один предусмотрительный вопрос.
Сколько их еще! Что, напри-
А если
заболеешь? меР> НУЖНО приготовить
на случай болезни? Что поло-
жить в аптечку?
Заведомо известно, что девять десятых меди-
каментов протаскаешь зря (и слава богу!). Бы-
вает, что и десять десятых (это идеал!). И все же
каждый раз упрямо, снова и снова закупаешь
свежие таблетки и эмульсии, возобновляя в пол-
ном составе запасы лечебных снадобий.
Святая предусмотрительность! А вдруг за-
86
болит зуб? Взять капли «Дента». Вдруг просту-
дишься? Взять перцовый пластырь, сульфади-
метоксин, фурациллин, аспирин, тройчатку...
Вдруг животом будешь маяться? Не забыть соду,
энтеросептол или беллалгин. Вдруг сердце екнет,
нога натрется, палец поцарапается?
Та одна десятая, которая все-таки идет в де-
ло,— главным образом, средства хирургические.
Напомню, врач — моя штатная должность. Па-
циентами бывали не только Вера, дети, я сам;
не только Волча (ибо я и главный ветеринар).
Лечили туристов из чужих групп, ухитрявшихся
отправляться в путь без продуманно составлен-
ной аптечки (иной раз даже без бинта!). Не раз
довелось помогать и местным жителям (кре-
стьяне на сенокос не берут с собой аптечки).
Самое ходовое у нас — клей БФ-2 и бакте-
рицидный пластырь. БФ-2 — вместо йода и зелен-
ки; он обеззараживает царапины, ссадины и
одновременно заклеивает их (можно обойтись
без перевязки). А пластырь — уже для неболь-
ших ран.
За двадцать пять лет у нас было шесть более
или менее серьезных травм.
Два раза были ожоги. В горах, на Башильской
поляне, я устроил оригинальный костер — в узкой
чаше, сложенной из камней. Всем он был хорош:
экономичен, удобен, неподвластен ветру, безопа-
сен, но не освещал пространство вокруг. Ослеплен-
ный светом костра, я не разглядел в тени только
что снятый с огня котелок с кипятком и нечаянно
поддал его ногой.:.
Потом выяснилось, что Веру ошпарило-таки
кипятком. Потом — ибо в тот момент она не по-
дала и виду: у нас были гости, ей не хотелось
87
акцентировать внимание на моей оплошности.
Лечили обожженную ногу бактерицидным пла-
стырем; с повязкой Вера вполне могла ходить —
и на следующий день успешно приняла уча'стие
в земляничном набеге.
В другой раз отличился Гриша — в первом сво-
ем большом походе, на речке Лби. Мы, конечно,
знали, что сын у нас как ртуть, но тут потеряли
бдительность. В тот момент, когда горячий суп
разливался в палатке по мискам (за дверью лил
дождь), Гриша легонько дрыгнул ножкой... По-
страдавшую Олину ногу мы врачевали дней
десять; все это время бедная дочь лишена была
счастья купаться. А на десятый день резко по-
холодало... Злой рок!
На Керженце пострадала моя нога. По причине
близорукости. Без очков я поплыл на другой берег
реки, где был пришвартован брошенный кем-то
полуободранный плот,— в надежде поживиться
какой-нибудь «запчастью». И сослепу прыгнул
прямо на ржавый гвоздь, острием торчавший из
бревна. Он воткнулся в ступню сантиметра на три.
Когда я нырнул в воду, чтобы плыть назад, ногу
аж свело от боли. А когда на карачках вылез на
берег, Вера уже приготовила раствор марганцов-
ки. Сразу же промыла рану, обсушила, заклеила
бактерицидным пластырем и перевязала.
Назавтра я еще побаивался ходить, было боль-
но. Вера с Олей воспользовались незапланирован-
ной дневкой и устроили экскурсию в ближайшее
Село с магазином. Я навинтил на фотообъективы
удлинительные кольца, ползал на коленках по
окрестностям палатки и снимал крупным планом
цветы... На другой день боль прошла, ранка была
чистая; мы решились плыть на своем плоту даль-
88
ше. Больную ногу перевязали и обули в кеду.
Именно на тот день пришелся технически са-
мый сложный участок плавания — Лыковские
мели. Четыре часа я работал вагой, проталки-
вая тупоносый плот сквозь песчаные наплывы; че-
тыре часа больная нога была в воде, и нагрузка
ей досталась изрядная. Но к тому времени она,
по-моему, была уже «практически здоровой». Уди-
вительное дело — в походе раны заживают как на
собаке.
Вере под перевалом Красивым понадобился
уже эластичный бинт: она растянула связки на но-
ге. Такое происшествие на высоте, на уровне сне-
гов и льда, событие чрезвычайное. Идти Вера
кое-как могла, но без груза и по ровному месту,
а предстояло спускаться по крутизне (подходил
к концу бензин, нужно было срочно добираться
до леса, где есть дрова). Нас было четверо; двое
(я и Гриша) челноками переносили все четыре
рюкзака, а Вера потихоньку шла, опираясь на
твердое плечо Степы и альпеншток.
А путь был не без сюрпризов. Тропа вдруг
прервалась, идти надо было по крутому глинисто-
му откосу, обрывавшемуся прямо в речку. Тут
и здоровой-то ноге испытание. Что делать, при-
шлось для каждого Вериного шага вырубать
топориком в глине ступеньку. Через каждые
полметра, всего с полтысячи ступенек, наверное...
А к концу дня, перед самым лесом, уже на пологой,
удобной дороге вдруг встала новая преграда: раз-
лившийся Фастаг затопил тропу и надо было
лезть в обход по крутой скале. Опять приклю-
чение...
Прав, решительно прав Амундсен: без при-
ключений лучше. Но прав он и в другом: их-то
89
и надо предусматривать в «плановых разработ-
ках», не теряться, ежели что, и знать, как дей-
ствовать, что иметь на такие случаи.
Включив воображение и моби-
Не только что, лизовав опыт, можно решить,
но и где как продуманно разместить
вещи — в рюкзаке ли, на лодке ли. Это тоже очень
важно. Что-то должно быть все время под рукой.
Поэтому в рюкзаке карманы, клапан отводятся
под самое срочное. В лодочной укладке один
мешок, самый верхний, так и называется — «Де-
журные вещи» (или попросту «Дежурности»).
Но в нем все-таки вещи второй степени срочности.
Самое насущное — вне мешков, все время наго-
тове. Что же это?
Топорик. Во время плавания иногда пускается
в дело, если надо прорубаться через завалы. При
экстренной установке палатки, перед дождем, он
тоже нужен — забивать колышки. В пешем походе
топорик всегда висит у меня на поясе.
Насос со шлангом. Баллоны лодки приходится
время от времени поддувать.
Полиэтиленовые накидки, тенты и вообще все
для защиты от дождей.
Фляга с подслашенным чаем и продукты для
дневного перекуса.
В карманах моей штормовки всегда лежат
пузырек с репеллентом от комаров, гидроизоли-
рованный коробок спичек, два-три небольших
конца прочного капронового шнура (в просторе-
чии—«веревочки»). На отвороте пришпилено
штук пять английских булавок.
У Веры в штормовке пакетик с резинками, а
когда комарья слишком много — персональный
пузырек с репеллентом. Кроме того, она носит
90
в кармане брюк свой нож, привязанный кра-
сивым шнурком.
Мой нож хранится в кармане фотокофра. Кофр,
надо сказать, давно у нас вместилище не только
фотоаппаратуры, но и многих мелких «дежурно-
стей». По правилам предусмотрительности он
всегда при себе — в нем мы держим запакованные
в полиэтиленовые пакеты документы, деньги.
Там же лежит авоська с 4—5 пакетиками (для
визитов в магазины). К кофру приписаны, кроме
ножа, другие инструменты. В том числе небольшие
ножницы, отверточка.
Очень нужная штука — пинцет. Он незаменим,
по крайней мере, в двух случаях. Если надо вынуть
занозу. И если надо вытащить впившегося клеща.
Надежный и безболезненный способ — прихва-
тить клеща пинцетом и, стараясь не раздавить его,
как бы «вывинтить» из кожи; двух-трех оборотов
бывает достаточно, клещ сам, по доброй воле
отпускает жертву.
С прошлого года включили в обязательный
список вещей хирургический зажим. Это пода-
рок деревенского мальчишки, у которого дядя
ветеринарный фельдшер. Увидев, как я мучаюсь
с ремонтом уключин и как мне не хватает плоско-
губцев, парнишка сгонял на велосипеде домой
и привез похожий по форме на ножницы зажим.
Он действительно прекрасно исполняет роль
плоскогубцев, но значительно легче их.
В кофре мы держим тюбики с клеем «Момент»,
вазелином (смазывать уключины и коляску), кре-
мом для рук и полтюбика с шампунем. Зачем сре-
ди срочных вещей шампунь? Спросите об этом
у Волчи. В главе, посвященной нашему своенрав-
ному псу, секрет будет раскрыт.
91
Наконец, в кофре законное место компаса,
карты, расчески, намордника, блокнота для
дневничка, 3—4 авторучек, запасных батареек
(для транзистора и фотоаппарата-автомата), а
также малой аптеки.
Весь медицинский запас мы делим на три час-
ти. Целиком он не поместился бы в кофре. Поэтому
малый аптечный пакетик в кофре включает в себя
лишь то, что может оказаться самым насущным,
и то, что в текущем ходу. Остальные лекарства дер-
жим или прямо под клапаном рюкзака, или в ло-
дочном мешке «Дежурности» — в трехминутной
готовности. Но и там все аптечное поделено на
две части. Особо выделена «хирургическая апте-
ка»: если придется срочно прибегнуть к ее помощи,
то не будет мешаться под рукою вся эта мас-
са коробочек с таблетками, запас которых и
помещается в третьем аптечном пакете.
Этот расчет, если хотите, один из перлов нашей
предусмотрительности.
Строгий	Вот так и проигрываешь весь
ДРУГ	поход, все происшествия, ка-
кие способен вообразить.
В один прекрасный момент мы с Верой пришли
к заключению, что Принцип Предусмотритель-
ности есть, в сущности, великий и объективный
закон похода.
Этот великий ПП деспотичен. Ему скажешь: в
пути и иголка тяжела! Ничего подобного, ответит
он, запас карман не тянет и мешку не порча.
Едешь на неделю — хлеба бери на две. Ты ему:
лучше поменьше! А он: побольше! Надо! Семь
раз примерь. Подстели соломки. Готовь телегу
зимой...
Иногда его, лучшего, можно сказать, друга,
92
вопринимаешь чуть ли не худшим врагом. Нель-
зя же все унести! Нельзя все предусмотреть! Да
и нужно ли? От предусмотрительности можно
осатанеть...
Так и не поймешь, то ли этот ПП бог, то ли
дьявол. То ли наша гордость, то ли проклятие.
Между его «больше» и нашим «меньше» все время
идет борьба. Мы балансируем посередине между
«так надо!» и «сколько можно?». Этот конфликт
составляет сюжет предпоходных драм.
Когда ПП слабеет, это плохо; потому что он
означает не просто «поменьше приключений», но
«практичную последовательность» и «предан-
ность порядку». Но когда он звереет, мы обзываем
его «ползучим прагматизмом» и «педантизмом
перестраховщика». Мы говорим: ПП — это «про-
клятые пуды»!
Он делает нашу походную жизнь основательнее
и безопаснее, но лишает ее прелести импровиза-
ций. Как-то мы с Верой поехали с вечера по грибы;
переночевать решили в стогу. Чтобы добраться до
него, надо было от станции протопать лесом
километра два. Лесом, хорошо, до подробностей
знакомым. Выйдя из электрички, обнаружили,
что забыли дома фонарик (и, таким образом,
изменили великому ПП).
Ночь была беззвездной, темнота в лесу — хоть
глаз выколи. И все же мы прошли. На ощупь, кра-
дучись, только что не ползком. Тропу я разведы-
вал, выстукивая землю ботинком. Если утоптанная
жесткость — значит, мы на тропе; если мягкая
податливость травы — уклонились вбок. Вот
упавшее дерево поперек — ясно, примерно треть
пути позади. Вот щека ощутила справа про-
хладу — правильно, здесь и должно быть бо-
лотце...	„„
С удовольствием и гордостью вспоминаю этот
подвиг ориентировки. И не свершиться бы ему,
не будь мы растеряхами.
Но, с другой стороны, согласитесь; забыть
фонарик — какая непростительная глупость!
Чем тут гордиться? Все-таки решительно прав
этот назидательный, занудный, этот непогре-
шимый ПП. С годами он все чаще берет надо
мною верх.
Дочь не упускала случая поиронизировать,
когда за месяц до начала отпуска я начинал
доставать с антресолей, проверять, чинить, обнов-
лять походный инвентарь. За месяц — с ума сой-
ти! Да еще Вера ехидно подливала в огонь масла:
я, дескать, уже с апреля терроризирую весь дом
предотпускными разговорами и хлопотами. Не
могли женщины постичь, что я всего лишь слепое
орудие в руках могучего, победоносного, объектив-
но существующего ПП. Не могли — до одного
случая.
Оля была в турклубе назначена руководителем
похода новичков. Готовиться к нему они начали,
естественно, не за месяц, а за неделю. А часа за
три до отхода их поезда в сторону Кавказа дочь
заявилась ко мне со слезной просьбой: папа,
выручи, не хватает палатки. За три часа — с ума
сойти! Кто-то у них там наобещал, кто-то подвел,
кто-то «продинамил». Я мог предложить только
нашу старенькую, выцветшую до белизны, рас-
ползающуюся от старости палатку. Вот и при-
шлось этому нерадивому «кому-то» у горных
ледников спать в дырявой палатке и без конца
ее латать.
С тех пор Олины иронические реплики по-
утихли. Да и Вера, по-моему, стала сдержаннее
94
комментировать мой энтузиазм предусмотри-
тельности. Чего же плохого: на ловлю ехать —
собаки кормлены.
ПП рано или поздно заставляет уважать себя.
ПП не случайно учит затевать
Чему	J	J
чит ПП подготовку к отпускным похо-
дам заблаговременно. По той
простой причине, что приходится приспосабливать-
ся к капризам торговли. Уже с осени начинается
магазинная эпопея: нужные товары еще ухитрись
застать в продаже. Родственники и друзья в курсе
наших запросов. И где-нибудь в декабре раздается
звонок дочери: «Папа, в гастрономе на площади
Восстания есть сублимат!» Разумеется, папа не
мешкает, получив столь важную информацию.
Где-нибудь в феврале товарищ по редакции
привозит из сибирской командировки килограмм
сухого молока. Громадное спасибо!
На последний момент ничего нельзя оставлять.
По опыту знаю: за день до отъезда нужный
отдел магазина будет обязательно закрыт на
учет; то, что мозолило глаза месяцами подряд,
вдруг, по закону вредности, исчезнет с прилавков.
Еще с зимы Оля знала, что к их походу следует
купить фляжку. Эти фляжки лежали везде, но
за неделю до срока их уже не было нигде. При-
шлось опять выручать нам.
Подготовка к походу распадается на полты-
сячи мелких дел. С некоторых пор мы стали
составлять нечто вроде сетевого графика. В нем
наглядно видно, что надлежит делать раньше, что
можно попозже, -что купить, что починить, что
выстирать; что делает Вера, что я.
Именно в этот период голова разбухает от
предусмотрительных «если». Что иметь на случай
95
холодов? (Починить папину теплую курточку.)
На случай жары? (Купить новые плавки.) А если
комары замучат? (Практичен ли рефтамид,
не купить ли, пока он есть в продаже?)
А если развалятся в пути ботинки? Кстати, не
такое уж фантастическое предположение. И
далеко не пустяковый вопрос: под угрозу может
встать весь поход, особенно пеший, особенно
в горах (где, например, в запасной обуви —
кедах — под грузом легко сбить ноги). Когда
мы еще не стали водниками, то обновляли бо-
тинки чуть ли не ежегодно: обычно один пеший
сезон не успевал доконать их окончательно,
но уверенности в том, что и второй они выдержат,
не было. А новую пару ботинок нужно успеть
разносить еще до дальнего похода. Лучше —
в пригородных вылазках, в малых походах. Зна-
чит, необходим запас времени...
С тех пор как однажды на Кавказе, в Цее, у
Олиного вибрама отскочила подметка (и только
обнаруженный в альплагере сапожник спас
положение), я стал класть в баночку походной
«мастерской» сапожные гвозди и скобочки. И, как
потом выяснилось, не зря.
Так и сопровождает тебя ПП все время. Раз-
рабатываешь маршрут — изучаешь не только
удобные подъезды и отъезды, но и возможность
прервать поход на полпути. Имеешь варианты
маршрута — минимум, оптимум, максимум. Кто
знает, как обернется дело, ведь бывают транспорт-
ные закавыки, да и погоде не чуждо самодур-
ство.
Если в поход отправляешься с детьми, число
«если» возрастает. Даже с псом — и то их по-
больше.
96
ПП учит: надо нажить всестороннюю грамот-
ность. Тактическую (предусматривать постепенное
усложнение пути, разумное распределение пико-
вых нагрузок во времени, в горах — адаптацию
к высоте). Медицинскую (первая помощь!).
Метеорологическую и вообще природную. Житей-
скую.
Все повседневное поведение человека в походе,
в сущности, подчинено идее безопасности. Взялся
помахать топориком — позаботься, чтобы в зоне
работы никто не вертелся. Собрался искупаться —
убедись, что не напорешься на корягу. Так хочется
подставить спину теплому солнышку; прекрасно,
но не злоупотреби — от ожога спина дня на три-
четыре «выйдет из строя», а она в походе не менее
важна, чем руки, на ней грузы таскаешь. Уж
лучше «недо», чем «пере».
В предусмотрительном человеке, естественно,
развивается наблюдательность. Он копит запас
аналогий, прецедентов, своего и чужого опыта.
Он с жадностью изучает литературу с практичес-
кими советами. Культивирует в себе критичность
ума. Даже нюх на неожиданности можно вы-
работать. А когда знаешь, что от чего ждать,
не попадешь впросак.
С предусмотрительностью рядом ходит от-
резвляющее чувство меры — оно схватит за
рукав, образумит, если вдруг тебя «понесет»,
если поддашься эйфории шапкозакидательства.
Что ни говори, грех ворчать на великий ПП. С
ним надежнее.
ПП учит нас культу порядка. Потери — бич
походов. Но и жестокие учителя. Каково было
остаться в горах без свитера! А я ухитрился
в своем самом первом кавказском походе
4 — 43
97
(напомню — не имея ни палатки, ни спально-
го мешка) где-то забыть свою теплую фу-
файку.
Посреди широкой асфальтовой площади перед
аэровокзалом «Минеральные Воды» мы останови-
лись на минутку, чтобы поправить что-то в рюк-
заке. Я снял фотоаппарат, потом рюкзак. Попра-
вил, надел рюкзак. И мы пошли к ресторану —
позавтракать. Спохватился через час... «Киев»
был казенный, из редакции, потом вычитали из
зарплаты его стоимость.
Когда был провозглашен великий ПП, вопрос
о потерях и забывчивости приобрел острейшую
остроту. Были сформулированы строгие правила.
Например: фотоаппарат может находиться только
в одном из трех мест — на шее, в кофре, в Фото-
углу палатки. А четвертому — не быть!.. Во время
переездов мы то и дело бубним про себя как
заведенные:	«рюкзак — раз, рюкзак — два,
кофр — три, весла — четыре, коляска — пять,
Волча — шестое место». Все цело! Ничто не поте-
ряно! Шутки шутками, а в поезде и рюкзаки
забывают.
И, если, несмотря ни на что, даже при культе
порядка все-таки вещи теряются, пропадают, ис-
паряются, то потому, что существует малоизучен-
ное явление. Оно подчиняется «правилу трех
потерь», ибо, по нашим подсчетам, именно
столько предметов забивается или загадочно
исчезает за один среднестатистический поход.
Мы радуемся и облегченно острим, если дело
обходится крышечкой от фотообъектива, пуго-
вицей, колышком от палатки. Но не всегда от-
делаешься столь дешево. На стоянке «Волчье
логово» пропал фотоэкспонометр. У него не было
98
ни малейшего шанса исчезнуть, и тем не менее...
Я прочесал каждый квадратный сантиметр округи.
Увы, экспонометр пошел в зачет.
Одно утешение: больше трех потерь не будет.
Не должно быть! В этом громадный психологиче-
ский эффект открытого нами правила. Я понимаю:
смысл такой выдумки — подсластить пилюлю, ве-
селостью компенсировать неприятность. Поэтому
и поддерживаю всячески такую игру. А что? Горе
не беда, где потерял — там и найдешь. И вообще,
все будет так, как надо, даже если будет наоборот.
Пусть не очень согласуется с ПП такой взгляд
на вещи, но ведь в поклонении даже великой
предусмотрительности не грех соблюсти меру.
Как во всем. Это тоже предусмотрительно.
ЧТО БЕРЕМ С СОБОЙ
«Всегда приятно читать перечисление запасов.
Запасы какой-нибудь экспедиции». Реплика из
«Записных книжек» И. Ильфа поощряет меня
приступить к этой главе. В ней будет перечислено
все наше снаряжение. Я приведу суперсписок —
свод всего, что когда-либо брали мы в путешест-
вия. Это главный интендантский документ семей-
ного туризма. Плод тридцатилетнего опыта. Знак
наших вкусов. Итог капиталовложений. И залог
того, что ничего не забудешь взять. На основании
этого свода составляется контрольный список
вещей на каждый поход (большой или одноднев-
ный, пеший или водный, вдвоем или вшестером).
Итак...
4*
99
1. Лодка или лодки в матерча-
Для водного тых чехлах. На сегодня у нас
похода	три КОрабля разных систем.
Самый почтенный — «Лгун», ему десять - лет.
Официальное заводское название — ЛГНУ-2
(лодка гражданская надувная уфимская; на
двоих). Сам бог велел его слегка переиначить.
У «Лгуна» добротная, прочная резина, легкий
ход, но борта низкие (на стоячих волнах, но-
ровящих захлестнуть лодку, этот минус весьма
ощутим). «Нырок-2» (ярославского производства)
имеет как раз высокие борта, но резина его тонь-
ше, быстро изнашивается. Наш первый «Нырок»
(«дедушка семейного флота») уже разрезан
на заплаты. Второй, еще не списанный, дышит на
ладан, весь израненный, клееный-переклееный.
«Славянка-М» — новинка нашего флота. Резина
прочная, борта средние; весит побольше, чем
«Лгун» или «Нырок». Будучи сложена, по-
объемистее их; будучи надута, на полметра
длиннее. Размещаться в ней удобнее, что и гово-
рить. Второй номер (юнга) сидит, как и гребец
(капитан), лицом вперед; в тесных «Лгуне» и
«Нырке» приходится садиться «валетом». И еще
плюс: у «Славянки» днище на капроновой
основе, трудно продираемое. В комплект каждой
лодки входят по два клапана (2), а у «Славянки»
еще две дюралевые распорные штанги (3) и два
деревянных сиденья(4).
5. Весла для каждой лодки. Если они нераз-
борные, как у «Лгуна», то еще и чехол для них
(6) — в него пойдут также удочка, палки; все
вместе составит так называемое «Длинное место».
Разборные весла умещаются в рюкзаке.
7. Насос и шланг. 8. Ключ для клапанов
100
«Нырка». 9. Резиновые надувные подушки. Они
продаются в комплекте с лодкой, а бывает, что
и отдельно. У нас их четыре. На всех типах лодок
они — удобные сиденья и спинки; в палатке —
вместо матрацев; у костра — вместо диванов.
10.	Лодочная аптека (ремнабор). Обычно
объемистая и тяжелая, потому что готовимся мы
к худшему. Доводилось ставить громадные запла-
ты и на днища, и на лопнувшие баллоны лодок.
Про небольшие дырки и говорить нечего. Даже
малолетка «Славянка» уже имеет изящную
заплатку на баллоне. Кто ж мог разглядеть не-
видимый, под водой торчащий гвоздь на заколе?
Тот, что заставил совершить очередной «подвиг»
прошлого лета — аварийный выброс на болото,
переправку всех вещей на другой, сухой берег?..
В ремнаборе — большие куски прорезиненной
ткани и резины, небольшие круглые заплатки,
наждачная бумага, запасные клапаны, ниппели,
уплотнители, пробки. Здесь же резиновый клей.
В большой поход по неглубокой, а значит, чре-
ватой проколами реке беру по 10 тюбиков на
лодку. Много, тяжко? Да. Зато спокойнее:
хватит.
11.	Мешки, склеенные из прорезиненной тка-
ри. Эти самоделки в прошлом году заменили
прежнюю, ненадежную систему гидроизоляции
вещей в лодке. За неимением лучшего раньше
приходилось доверяться большим полиэтиленовым
мешкам. Но они имеют порочную склонность
быстро протираться! Вот и засовывали каждый
тюк на лодке в три-четыре мешка: сначала в
целый, потом в дырявые (чтобы охранить целые
от механических повреждений). К концу похода
дырявыми становились все, и каждую секунду
101
мы рисковали подмокнуть... Теперь это средне-
вековье позади! Прорезиненная ткань прочна
(из такой делают надувные матрацы), быстро
сохнет, но, к сожалению, не «в весе пера-». Сна-
ружи мешок цветастенький, под ситчик; изнут-
ри — чистая резина. Мы сознательно не пересы-
паем ее тальком: очень хорошо, что при упаковке
горловина слипается — вода не сможет про-
никнуть внутрь.
12.	Кольца из резиновой тесьмы, роль которых
важна: их мы надеваем на заполненный мешок,
горловина которого или подогнута, или стянута.
Два кольца поперек, одно вдоль — и мешок ком-
пактен, не разваливается, не раскрывается;
запаковать и распаковать его—дело одной ми-
нуты. Всего таких мешков у нас шесть (три раз-
мером 1X1,5 м, три 1X1 м), потому что для пла-
вания все вещи распределяются по шести основ-
ным разделам. В чехол из-под лодки складывается
вся одежда — это тюк «Барахло». В рюкзаке,
вывернутом наизнанку (чтобы пряжками не рвать
мешок), продуктовый «Склад». Еще «Палатка»,
«Дежурности» (собранные в другой рюкзак),
«Кофр» и «Спальники» (в полиэтиленовом меш-
ке) .
13.	Да, большие полиэтиленовые мешки все-
таки нужны — для удобства упаковки, поддержа-
ния порядка в палатке. Они придадут нужную
форму «Спальникам». В таких мешках мы держим
и Верину одежку, и мою; есть еще мешок с общим
носочным фондом. Вещи не раскидываются где
и как попало. Из таких «блоков» в мгновение ока
собирается Верин рюкзак или «Барахло». В рюк-
заке полиэтилен сыграет традиционную роль —
защитную: все, способное промокнуть при
102
дожде, сначала упрятывается в пленку; даже
дырявая, она в этом случае честно несет служ-
бу.
14.	Коляска. Непременная спутница лодки.
В сухопутном дорожном варианте тюк с лодкой
(куда набито также много чего другого, глав-
ным образом, тяжелые продукты) привязывается
веревочками к раме коляски. Если путешествуем
с двумя лодками, то и тюков два. Бывало, ки-
лограммов шестьдесят на бедную коляску взвали-
вали, так что хрупкая повозка тут не подо-
шла бы.
15.	Спасательные жилеты. Они не роскошь
в походе по порожистой реке. 16. Надувной
спасательный круг. Надев на себя круг, сидела на
плоту маленькая Оля, а потом в лодке маленький
Гриша. В нем же они брали первые уроки плава-
ния.
17.	Фанерка (20X20 см). В водном походе
жизненно необходима. Когда клеишь резиновую
заплатку, есть что подложить снизу ровное и
гладкое (а сверху для тяжести — полиэтилено-
вые пакеты с песком, камни, иной раз сам сядешь).
В свободное от ремонтов время фанерка бывает
подставкой для примуса, кухонной разделочной
доской, крышкой для котелка.
18.	Ракетки для пинг-понга. Этот игривый
пункт включен в список потому, что ракетки
не что иное, как вспомогательные весла! Когда
длинные штатные весла глухо вязнут в густой
водной растительности и лодка застревает, как
приклееная, именно ракетки вызволят из плена
элодеи и кладофоры.
19.	Ножовка. В долодочные времена с ее по-
мощью строили плоты. Но и на кухне ей находи-
103
лось дело. 20. Большие металлические скобки
везли из Москвы опять же для быстрого соору-
жения плота.
21. Самодельная конструкция для растяги-
вания тента над лодкой. Это наша голубая мечта!
Пусть с утра до вечера моросит дождик — мы
сидим в лодке сухие и веселые, над нами не
каплет. Представьте себе: две тонкие дуги упи-
раются в борта, одна ближе к корме, другая —
к носу лодки; на дугах от носа до кормы натя-
нуты три капроновых шнура, на них и крепится
тент. Устройство гибкое, легкое, в пять минут со-
бирается и разбирается, компактно в разобранном
виде, а в собранном выглядит почти элегант-
но... Два варианта конструкции уже испытаны —
и забракованы. Им не хватало еще одного каче-
ства — прочности. Сильный ветер их ломал. Сей-
час проходит испытания третий вариант. Дуги
упираются в гнезда специально наклеенных на
борта резиновых «нашлепок» (обычно предназна-
ченных на «Нырках» для крепления лееров). Дуги
составляются из звеньев стеклопластиковых теле-
скопических удилищ и гибких пластмассовых тру-
бок, нарезанных из хулахупов. Все части дуги
соединены между собой деревянными вставками.
Натяжение шнуров регулируется «прусиками» —
самозатягивающимися узлами. Элементы для дуг
помешаются в рюкзак или же в «Длинное место».
Для дома 22. Палатки. У нас £сть двух-
и кухни	местная и одноместная. Двух-
местной вполне хватает на пя-
терых (считая Волчу): тесновато, но никто не в
обиде. Когда брали в походы и маленькую палатку,
в ней устраивали склад, а в большой — комфорта-
бельную спальню. Палатки у нас простецкие —
104
брезентовые, защитного цвета (пока не выгорят).
Яркие мы и не любим: чем скромнее, тем не-
заметнее. Такие легче замаскировать, если остав-
ляешь их на стоянке на целый день без надзора,
уходя на дальнюю прогулку.
23. Палки. В пути так же важны, как хорошие
ботинки. Хотя палок в лесу много, легкую, прочную
и «уютную» еще поищешь. Счастливо найденные
когда-то и подогнанные по руке березовые посохи
мы используем уже много лет. Они как раз такой
длины, чтобы на привале послужить стойками
для палатки. В лодке это важный инструмент
навигации. Для зимних плаваний и для гор хоро-
ши дюралевые лыжные палки с острыми штырями
на конце: они втыкаются в плотный снег, фирн,
лед (альпенштоки!).
24, 25. Полиэтиленовый «пол» и «крыша» на
каждую палатку. 26. Пластмассовые или дюра-
левые колышки. 27. Прищепки. 28. Надувные
матрацы. По этому, вроде бы тривиальному, пунк-
ту у нас с женой принципиальное расхождение.
Вера полагает, что без матрацев прожить нельзя,
ибо они повышают комфорт,— отсутствие их весь-
ма ощутимо (для боков). Мне, напротив, кажется,
что матрацы ощутимо (для плеч) утяжеляют мой
рюкзак и, следовательно, являются роскошью.
Нашли разумный компромисс. В ближние походы,
на два-три дня, поскольку рюкзаки весят не слиш
ком много, можно матрацы и взять. Тем более
ранней весной или поздней осенью, когда земля
холодная. Но в большой поход — увольте. Тем
более в водный, ведь С лодкой непременно берутся
надувные подушки; положи их под бока — и спи
на здоровье. И все-таки было одно исключение —
в последний кавказский поход шли с матрацами.
105
Потому что, во-первых, из четверых трое были
дюжие мужики; а во-вторых, мы не исключали
в горах ночевку и на снегу. Применяемые горными
туристами пенопластовые циновки и поролоновые
коврики; конечно, легки, но объемы у них просто
безбожные, и они, по мнению Веры, недоста-
точно мягкие.
29. Прочная капроновая веревка, тридцати-
метровый «конец». Служит для сушки мокрой
одежды, мешков. С ее же помощью растягивает-
ся тент над костром В горах может понадобиться
на страховке. 30. Капроновый шнур, десяток кус-
ков разной длины; одним словом, веревочки. Где
только не пригодятся! Две-три веревочки всегда
лежат в кармане моей штормовки — наготове для
аварийных и прочих спешных случаев.
31. Топорик (в чехле). Не только рубит дрова.
По совместительству он еще и молоток (подбить
подметку на ботинке), и лопата (накопать червей
для рыбалки), и толкушка (если, например, нуж-
но из таблетки стрептоцида сделать порошок).
32. Спальные мешки. Некоторые сами шьют ка-
кие-то сверхлегкие и сверхтеплые спальники из
сентипона и болоньи. И даже из пуха... У нас
обыкновенные, магазинные, на ватине. Застежки-
«молнии» расположены так, что из двух мешков
составляется один двухместный. Мы помещались
в нем вчетвером — когда дети были маленькими;
втроем — если все взрослые. Причем с некоторым
запасом: бывает, на рассвете, побуждаемый
утренней свежестью, Волча (спящий в ногах,
у двери) приходит к нам и, тыкаясь носом в щеку,
просится внутрь мешка погреться — ему всегда
находится место. Для четвертого взрослого берем
третий спальник; ему приходится спать отдельно,
106
что в минусовую температуру не является плюсом
(сосед не греет.) 33. Вкладыши из ситца Вера
сшила по собственной выкройке. Это простейшие
мешки в рост человека-- без застежек, но с капю-
шоном. Играют роль простыней. В жаркую ночь
можно спать в одном вкладыше. Если прохладно,
забираешься сначала во вкладыш, потом в спаль-
ник: даже в мороз тепло, как в домашней постели.
Собственным теплом во вкладыше можно до-
сушить влажные носки и прочие предметы туалета.
В сырую погоду это единственное надежное место,
где можно что-то высушить.
34. Котелки. В нашей туристской кухне котел-
ки разного калибра — «на двоих», «на четверых»,
«на шестерых». И каждого размера по два: один
для супа или каши, другой для чая. Есть и каны
(35) — «для десятерых». 36. Сковорода. Она
же — крышка для котелков. 37. Сковородник,
совсем не лишний, если сковорода без ручки. 38.
Алюминиевые ложки. 39. Пластмассовые миски.
40. Пластмассовые кружки. 4L Фляга для масла.
42. Пластмассовое ведерко или бидон. Позволя-
ет иметь на биваке запас воды; если до воды дале-
ко, то удобство очевидное. В бидон собираются
ягоды (если их много) и грибы (если нет корзин-
ки). 43. Корзина для грибов. 44. Фляги для питья.
Плотная, непротекаюшая пробка — главное до-
стоинство этих посудин. Им всегда обладают ме-
таллические фляжки, нб они тяжеловаты. У легких
пластмассовых надежная пробка — исключение.
Чтобы носить такую капризную фляжку в кармане
рюкзака, приходится принимать обычные меры
гидроизоляции: .запечатывать в два-три поли-
этиленовых пакета, затянутых резинками. 45.
Маленькая фляжка для спирта. Читатель должен
107
не сомневаться, что эта жидкость (если ее удается
достать) рассматривается не как напиток, а как
медицинское средство. Оно выручало нас,
например, на Кавказе, в походе с детьми по верхо-
вьям Терека: по пути было много бродов, после
ледяной воды растереть спиртом ноги — в самый
раз. 46. Щетка для мытья посуды. 47. Раза два для
той же цели брали специальный порошок.
48. Спички, гарантийный запас (5—10 короб
ков). Кроме того, по коробку лежит в примусе,
в кармане каждой штормовки (завернутые в
полиэтилен) и в кофре среди первейших «дежурно-
стей». Тройная страховка! Даже четверная: есть
еще патрон с аварийными спичками (49): в ци-
линдрической алюминиевой баночке из-под фото-
пленки запасены спички и терка; баночка плотно
закрыта и заклеена пластырем. Во время произ-
водственных испытаний патрон целую ночь про-
плавал в ванне — и хоть бы хны. С тех пор, то
есть четверть века, он так и не открывался, ибо
до аварийной остроты положение со спичками не
доходило. Тем не менее этот пункт обязательный в
списке вещей любого похода, даже однодневного.
Так требует великий ПП! 50. Зажигалка. Пока не
бросил курить, иногда брал с собой. 51. «Газетка»,
иными словами, запас бумаги для разжигания
костра. 52. Свечи. С их помощью тоже можно раз-
жигать костер. Вначале мы брали их для освеще-
ния внутри палатки. Но когда с годами стали печь-
ся об уменьшении веса рюкзаков, прежде всего
отказались от свечей. Тем более что существует
фонарик. Другое дело, если в программе похода
посещение пещер, тогда без свечей не обойтись.
53. Фонарик. Уже лет двенадцать мы предпочита-
ем динамический, известный под названиями «жу-
108
чок» и «вжикалка». От батарейного отказались по
двум причинам: он тяжелее (если считать с запас-
ной батарейкой), батарейки в сырую погоду быст-
ро садятся. Энергия же в собственных мышцах
практически неистощима. Работы у фонарика не-
много, если в палатке и на биваке порядок. Осве-
тить дорогу, когда поздно возвращаешься из
гостей. Осветить поле боя, когда перед сном в уже
застегнутой палатке идет жестокая облава на
комаров (облаве предшествует великий исход
комарья из палатки, поощряемый вращающимся
полотенцем). Если с привала во время дневки мы
отправляемся на дальнюю «радиальную» про-
гулку, то в дежурном рюкзаке, который собира-
ется «на всякий случай», обязательно должен
быть фонарик — наряду с веревкой, топором,
свитерами, аптечкой, накидками, полиэтиленовым
тентом, запасными носками, аварийными спич-
ками, примусом и запасом продуктов на две тра-
пезы. Вдруг кто-то вывихнет или, не дай бог,
сломает ногу; вдруг придется заночевать на
полпути; вдруг нужно будет ночью мчаться по
тропе за помощью. Готовность к ЧП — железное
правило, особенно в горах.
54. Костровые принадлежности. Имеются в
виду проволочные крючки для подвески котелков
и «кошки» (они цепляются к вбитым в землю ко-
лам на нужной высоте; на них кладется перекла-
дина). Если есть «кошки», то для костра не нужны
традиционные рогули. 55. Рукавицы брезентовые
для работы у костра. 56. Примус. 57. Воронка для
бензина. 58. Емкости для бензина. Лучшими ока-
зались пластмассовые бутыли из-под фотографи-
ческих химикатов: прочны, легки, герметичны.
59. Полотенце. 60. Туалетные принадлежно-
109
сти: мыло (оно идет также для стирки), зубная
паста и щетки, бритва, зеркальце, иногда кремы —
для рук и от загара, иногда одеколон в пластмас-
совом тюбике. 61. Тряпки. Обсушить мокрого
пса перед входом в палатку, обсушить резину
для срочного ремонта лодки в пути, обсушить лод-
ку перед упаковкой в чехол... У тряпки много от-
ветственных предназначений.
Аптечки	62. Большая аптечка: зубные
капли, сульфадиметоксин,
тетрациклин, аскофен, анальгин, таблетки от каш-
ля, перцовый пластырь, фурациллин, глюконат
кальция, апилак, энтеросептол (беллалгин),
тавегил, аснитин, пипольфен, сода. 63. Малая ап-
течка: БФ-2, бинт, бактерицидный пластырь,
лейкопластырь, тройчатка, стрептоцид в порошке,
цистенал, но-шпа, валидол, бальзам «Золотая
звезда», маленький патрон с содой, напальчник.
64. Хирургическая аптечка: вата, бинты, бакте-
рицидный пластырь, лейкопластырь, эластичные
бинты (в том числе трубчатые «чулки»), марган-
цовка, синтомициновая эмульсия, гидроперит,
ретинол, кривая игла, стрептоцид (в таблетках),
випросал, свечи с красавкой.
В кофре	Прежде всего, все фотографи-
ческое. 65. Фотоаппараты и
объективы. Всего у меня три камеры, чаще всего
беру в большой поход две: в одной широко-
угольник, в другой длиннофокусник. В запасе —
основной объектив, «полтинник». На сегодня
обладаю двумя старенькими надежными «Зенита-
ми» и капризной камерой «ФЭД-Микрон-2», для
которой еще и дефицитные батарейки (66) требу-
ются. 67. МТО-500. Этот объектив на особом сче-
ту: тяжел страшно, но для фотоохоты незаменим.
НО
Я позволял себе брать его в большие походы
дважды. 68. Фотоштатив — для работы с МТО.
69. Экспонометр. 70. Фоторукав. 71. Удлини-
тельные кольца. 72. Светофильтры. 73. Бленды.
74. Фотопленки. В кофре держишь 3—4 кассеты,
главный же запас в рюкзаке или в лодочных
«Дежурностях». В походе заводишь пакет с
отснятыми пленками.
75. Клей «Момент». 76. Расческа. 77. Компас.
78. Пинцет. 79. Нож,. 80. Хирургический зажим.
81. Отверточка. 82. Ножницы. 83. Авторучки, ка-
рандаши. 84. Блокнот. 85. Шампунь. 86. Вазелин
в тюбике. 87. Крем для рук в тюбике. 88. Собачий
намордник. 89. Брелок-термометр. 90. Ключи от
дома. 91. Запасные батарейки для транзистора и
фотоаппарата. 92. Карта и путеводитель. 93.
Авоська. 94. Запасные полиэтиленовые пакеты.
95. Кошелек. 96. Документы в полиэтилене
(паспорта, собачье удостоверение, транспортная
справка на Волчу), с ними же — запас денег.
97. Часы, если не на руке и не в кармане палатки
(ночью), то лежат тоже в кофре.
и еще кое-что 98. Темные очки в жестком
футляре. В горах — необходи-
мы, на воде желательны. 99. Запасные очки.
100. Полиэтиленовые накидки или болоньевые
плащи. 101. Полиэтиленовые тенты. Назначе-
ние: укрыть вещи и себя в грозу, сделать навес
над костром, крышу над лодкой. 102. Накомарни-
ки. Их роль на Ояти играли головные уборы пче-
ловода. Это пока единственный поход, в котором
пришлось прибегнуть к столь экзотической (и не-
удобной для жизни) мере защиты. 103. Репел-
ленты. В разное время у нас в ходу были репудин,
диметилфталат, «Ангара», эмульсия «ДЭТА-20»,
111
рефтамид. Теперь пользуем только «Ангару» и
«ДЭТА-20»; двух маленьких пластмассовых фла-
кончиков (их место — в штормовке или в кофре)
и одного побольше для запаса хватает на двоих
вполне. 104. «Мастерская». В небольшой ме-
таллической баночке чего только нет иголки,
нитки, гвоздики, шурупы, карабины, моточек лес-
ки, лампочки для фонарика, сапожные гвозди,
булавки, кусочки кожи, пуговицы, проволочки,
резинка-продержка. 105. Лейкопластырь. Не
только для лечебных нужд берется; быстро по-
чинить что-то, утолщить, скрепить; 2—3 моточ-
ка — приложение к «Мастерской». 106. Жир для
обуви. Обычно гуталин в тюбике. Обязательно
берем в любой пеший поход — по горам ли,
по равнинам. 107. Мешок для картошки, которая
покупается на пути, в деревнях. 108. Носовые
платки. 109. Термос. Для однодневных походов.
Обычные стеклянные колбы в термосах хрупки,
часто бьются Много лет ищу термос с метал-
лической колбой; говорят, бывают такие... ПО.
Зонтики. Не брезгуем брать их в однодневные
походы. 111. Железнодорожное расписание
пригородных поездов. 112. Удочка. 113. Рыболов-
ные принадлежности (леса, крючки, грузила,
поплавки). 114. Баночка для червей. 115.
Спиннинг. В Москве, на пустыре рядом с домом
я усиленно тренировался в искусстве точного
забрасывания блесны. Через месяц в трех из
десяти попыток попадал в спичечный коробок.
Собирались зрители, иногда аплодировали. Но
на реках, увы, успеха не было. Два сезона я пы-
тался поймать на спиннинг свою щуку. От этих
треклятых хищниц на Ояти река кипела вокруг
лодок. В чистой воде видно было, как они атакуют
112
мальков. Но металлический малёк так и не возбу-
дил в них аппетита. Зато я овладел новым ма-
стерством: ныряя, отцеплять на дне блесну... 116.
Подсачек, который так и не понадобился.
117. Бинокль. 118. Ледниковые маски. По-
просту говоря, куски марли с дырками для глаз
и завязками. В солнечную погоду в горах, на лед-
никах и снежниках, защищают лицо от ожогов.
119. Мяч. Пока с Гришей ездили в походы,
всегда брали мяч. Оценил его и Волча. 120.
Шнурователь для мяча. 121. Пасьянсная колода
(это для моего развлечения). 122. Карманные шах-
маты. 123. Гитара в чехле. 124. Определители рас-
тений, птиц, насекомых, зверей. 125. Свисток. Для
Веры — чтобы поддерживать звуковую связь на
расстоянии (ибо Вера сама свистеть на умеет).
126. Транзистор в чехле. Дешевенький, специаль-
но для походов. 127. Булавки английские. 128.
Собачий ошейник и поводок. 129. Аптечные
резинки.
Если добавить еще непременные в любом похо-
де рюкзаки (130), то список снаряжения, как
он сложился на сегодня, исчерпан. Честно сказать,
меня он пугает. Пунктов только больше сотни,
а предметов-то гораздо больше. Хранить все
это добро в малогабаритной квартире — и то
проблема. А компактно уложить? А унести? Или
хотя бы увезти? Ладно еще, что не все каждый раз
требуется.
Впрочем, пока рано суммировать вес груза:
еще есть одежда и продукты!
Гардероб Привожу примерный список
вещей давнего отпускного
похода с детьми. Для Мамы: три комплекта
белья, две футболки, купальник, шорты, двое
113
брюк, колготки, 3—4 пары носков, две рубашки
с длинными рукавами, свитер. Для Папы: двое
трусов, плавки, две майки, две рубашки, три пары
брюк, шорты, свитер, тельняшка, 5—6 пар носков,
портянки (в сапоги), анорак. Для Оли — то же
самое, что и для Мамы. Для Гриши — что и для
Папы.
Кроме того, для каждого берутся: штормовка,
теплая нейлоновая куртка, головной убор (обычно
кепочка с козырьком), теплая шапочка для сна,
ремень или пояс. Обувь: каждому туристские
ботинки (вибрамы), кеды; для равнинных похо-
дов — резиновые сапоги, для водных — бо-
лотники.
В холодную пору могут пригодиться и шапка-
ушанка (для сна), и перчатки, и даже меховые
рукавицы. Как-то поздней осенью Оля давала
мне свою куртку-пуховку; спишь в ней, как на печ-
ке, но уж больно она пухлая — в рюкзаке заняла
половину объема, что не очень практично.
В зимнем плавании я обуваюсь обычно в бо-
лотные сапоги, но если мороз ниже десяти, при-
хватываю и валенки.
Если не считать ставших в последние
годы дефицитными штормовок, походный гардероб
не стоит особых хлопот. Тем более что ни за
новейшей модой, ни за эффектностью мы не
гонимся. Избегаем броских цветов (впрочем, есть
у меня оранжевый анорак, но это подарок дочери,
ее руками сшитый и предназначенный для гор).
Обычно вещь, которая немного поизносилась и для
города «не очень», переводится в походный раз-
ряд. Вера говорит, что поход потому еще отдых,
что на двадцать дней освобождает ее от неизбеж-
ной в городе заботы о том, что надеть.
114
С тех пор как наш груз возит
Съестное лодка, мы стали брать съестные
припасы с собой на весь срок большого похода.
Полная автономия! К ней вынуждает опыт обще-
ния с торговлей.
Кое-что (тушонку, сгущенку, сублимирован-
ное мясо, хорошие супы-концентраты, бульонные
кубики) постепенно запасаем еще с осени. Кто даст
гарантию, что это можно купить по пути? Кто даст
прогноз торговой конъюнктуры на маршруте?
Путеводители не всегда спешат познакомить нас
даже с размещением торговых точек.
Что скажет в этом случае великий ПП? Все,
что надо съесть, имей с собой! Пусть это решение
прямолинейное, грубое, волевое, лишенное
фантазии и веры в будущее. Зато оно стопроцент-
но надежное. Твой желудок не будет зависим
от мистического графика работы сельмагов (за-
крыто на сенокос! уехала на базу!), от местных
правил торговли (хлеб сначала своим, а если
останется — «дачникам» и туристам). Он зависит
только от твоих физических возможностей. Если
центнер груза по силам — тяни и будь спокоен.
Что подкупается в магазинах на маршруте?
Свежий хлеб. Сахар, карамель, вафли, пряники.
Иногда банки с вареньем — в качестве празднич-
ного лакомства. Повезет — будут яблоки, по-
мидоры, печенье, сыр. У крестьян мы покупаем
картошку, лук. Иногда не продают, а дарят.
Яички и свежее молоко мы обычно не «промышля-
ем», обходимся. Вот и все. Что сверх обыкновения,
будет приятным сюрпризом.
В качестве примера — список продуктов на
один из последних водных походов. Расчет на тро-
их (Вера, я, пес) на 22—23 дня, по две горячие
115
трапезы в сутки. Вот что мы везли с собой из
Москвы.
Концентраты: супы —38 пакетов (щи, борщ
с мясом, вермишелевый с мясом, картофельный
с копченостями, картофельный с мясом, шампинь-
оновый), оладьи картофельные — 5 пакетов, мяс-
ная начинка — 12 пакетов. Сублимированное
мясо — чуть меньше полутора килограммов. Мяс-
ные консервы — 3 банки. Сгущенка — 6 банок.
Геркулес — 0,5 кг. Гречка — 0,35 кг. Манка —
0,5 кг. Вермишель — 0,5 кг. Сухое молоко — око-
ло килограмма. Яичный порошок — 0,3 кг. Са-
хар-рафинад — 0,5 кг. Соль — 0,3 кг. Блинная му-
ка — 0,5 кг. Чай — одна пачка. Плавленые сыр-
ки — 10 штук. Шоколад — три плитки по 100 грам-
мов. Вафли — 3 пачки. Какао — одна пачка. Чер-
нослив — 0,5 кг. Ириски — 0,3 кг. Фляга оливко-
вого масла (0,5 кг). Кусок вареной колбасы — на
первый день пути. Чеснок — 2 головки. Набор пря-
ностей для ухи. Вареные яйца — десяток (на
первые два дня).
В пешие походы берешь продуктов примерно
на семь-десять дней. Но уж тогда будь готов
иметь дело с магазинами по пути.
* * *
Чуть не полкомнаты занимает гора вещей,
приготовленных к большому лодочному походу.
Каждый раз удивляюсь: уложенные, они вме-
щаются в два рюкзака, правда, набитых до отказа,
и один-два компактных тюка на коляску. Всего-
то!..
Но еще удивительнее другое. Если для-пешего
похода надо «сжаться», свести груз до минимума,
то все насущное вмещается в два вполне сносных
116
рюкзака: у Веры 11 кило, у меня под 25. И пита-
ние на десять дней при себе! Разве что предметов
комфорта поменьше...
ВПЕРЕД К ПРИРОДЕ!
Полет щегленка «Он пьет по дороге свежий
н солнечный воздух и вдыхает здоровые за-
восход	пахи утра. Свою снасть он
оставляет дома. Он широко откроет глаза — этого
достаточно. Глаза у него вместо сетей, и образы в
них запутываются сами...»
Так рассказывает французский писатель Жюль
Ренар об «охотнике за образами».
«Он подбирает образы волнующейся ржи,
аппетитной люцерны, лугов, исполосованных ручь-
ями. Он схватывает на лету полет жаворонка
или щегленка. Потом он входит в лес. Он сам не
подозревал, что у него такое тонкое обоняние, ося-
зание, слух... Дрожа, он начинает чувствовать
все слишком остро, почти до боли... Наконец он
возвращается домой, голова его битком набита,
он тушит лампу и долго-долго, прежде чем
уснуть, с наслаждением перебирает в уме об-
разы».
Такое «бесполезное» занятие, без трофеев и
другой видимой корысти, известно людям давно.
Конечно, оно дает и познания; конечно, можно
говорить о ландшафтотерапии; при желании об-
наружишь и иную пользу. Но истинный смысл
этой ничуть не. странной охоты трудноуловим.
Так ходили мудрецы, ища философский камень
истины. Так бродят композиторы — у природы
они подслушивают музыку. Так может ходить
117
самый обыкновенный человек, если в нем душа
не устала отзываться на впечатления.
Как непросто объяснить смысл таких прогулок!
Почему-то напрашиваются слова неопределенные,
а то и выспренние. «Душевным университетом»
называет встречи с природой Леонид Леонов.
«Правда, любовь, счастье — все соединяется в
красоте»,— говорил Иван Тургенев. «Я ни разу
не пособил солнечному восходу, но будьте уверены,
что даже присутствовать при нем было крайне
важно»,— это из книги Генри Торо.
Что значит «важно»? Как это докажешь —
без учета тонн и километров выгоды, без миллио-
нов рублей вала и дохода? А между тем культура
и этика, как правило, имеют дело с тем, что не
поддается калькуляции.
Испытывая чувство солидарности, выписал я
цитаты из мудрых книг. Ничуть не боясь упрека
в несоизмеримости образов и понятий: щегленок —
и счастье, волнующаяся рожь — и правда. По-
тому что знаю: все это соединено пусть длинными,
но логичными и прочными нитями.
Не опасаюсь и обвинения в старомодности (ес-
ли это вообще обвинение!). Не возраст — желание
справедливости диктует мне утверждение, что
«вечное» всегда было, есть и будет важнее
«современного», мода на которое меняется. А
природа — поистине вечная нравственная и
эстетическая ценность.
Почему же в этой аксиоме сегодня очевиден
полемический заряд? Значит, есть у нее оппонен-
ты? Сколько угодно. Нет, не откровенных, не из
принципа. И не обязательно искать их среди
каких-нибудь заскорузлых хозяйственников,
небрежно наносящих урон реке, лесу, почве из-за
118
экологического невежества, близоруко понятой
выгоды, эстетической слепоты. В конце концов, и
слепцы и невежды порождаются средой, а среда —
мы сами, и имя нам — легион.
Несогласие с великими аксиомами начинается
на уровне самого что ни на есть обыденного со-
знания. Делая многократно попытки сдвинуть
знакомых с места соблазном загородной прогулки,
не раз я наталкивался на непробиваемый воп-
рос: а чего ради? Просто так, без всякого толку?
Вот если бы с бутылкой, с шашлыками, с «компаш-
кой» — это резон. На худой конец с бадминтоном,
с футбольным мячом. Хотя бы за грибами —
это понятно. Но «просто так»!
Вот как оно получается: даже когда мы реша-
емся одолеть некое расстояние от города, чтобы
оказаться к природе поближе, то предпочитаем
иметь ее в городских ролях спортплощадки, клуба,
кафе, даже пивнушки, но почему-то не в роли,
органически и исключительно ей присущей. Мы
меняем толкучку улицы всего лишь на толкучку
пляжа. Декорации — иные (на заднике лес!), а
пьеса заезженная, привычная, знаемая наизусть.
Такие пикниковые выезды «на природу» многие
склонны называть «туристскими походами» (осо-
бенно, если ночевка в палатке), но психология
пикника, на мой взгляд, кардинально отлична
от психологии похода.
Не умея унять в себе суетный зуд, мы пробова-
ли скомпрометировать самое слово «созерцание»
(недостойное активного члена общества!). А
понятие «любование», такое естественное на
Востоке, так и не прививается у нас; до сих пор
дико для нашего уха звучит выражение «уроки
любования», которые проводятся в японских
119
школах. Между прочим, социологи ведут от куль-
тивирования красоты природы прямую линию
к японской технической культуре, снискавшей
мировую славу: это для сведения прагматиков.
Даже индустрия использует духовный ресурс
природы; «охота за образами» оборачивается
большим совершенством инженера-творца.
Первые писатели-фантасты, рисуя будущее,
упивались достижениями техники, роботами,
пультами, кнопками. Казалось: чем индустриаль-
нее и автоматизированнее, тем лучше. Природа
была страдательным персонажем — ее покоряли.
Из нее выжимали соки. Нынче не то: люди
будущего у фантастов ох как нуждаются в
тишине, покое и девственности природы; они
проводят свои фантастические отпуска и кани-
кулы на сохранившихся необитаемых островах,
пробуют силы в допотопных альпинистских вос-
хождениях, совсем как мы, дети всего лишь два-
дцатого века, «по-первобытному» рискуя жизнью.
Фантастика — зеркало сегодняшней социоло-
гии. Как сместились представления в течение жиз-
ни одного поколения! Из безжалостного покорите-
ля природы современный герой превращается
в ее грамотного освоителя и понятливого друга.
В тридцатых годах поэт писал в индустриальном
экстазе: «И вырван из своей домашней скорлупы,
и, как слепой птенец, вытягиваю шею туда, где
мечутся прожекторов снопы, где вся страна лежит,
от дыма хорошея». Сегодня это «хорошея» про-
звучало бы кощунственно.
Я знаю человека, который над пейзажной ли-
рикой в живописи долго издевался, полагая, что
она не в духе времени. «Над вечным покоем!» —
припечатывал он, в его устах это должно было
120
звучать уничтожающе. Сегодня даже он, несмотря
на почтенный возраст, в котором нелегко меняются
взгляды, вынужден признать: лирический пейзаж
все более становится актуальным, даже злобо-
дневным жанром искусства. Очень и очень в духе
времени, написавшего на своем знамени эколо-
гические лозунги. И обращен не столько в прош-
лое, сколько в будущее.
Образы природы в искусстве, а тем более сама
природа становятся нравственной насущностью.
Прекрасный ландшафт имеет огромное вос-
питательное значение. Эту мысль, не сегодня вы-
сказанную (К- Ушинским в прошлом веке),
все чаще повторяют в прессе. И смирив антро-
поцентрическую гордыню, оставляют за природой
права Истока, Живительного Родника, Великого
Утешителя.
Словно туман рассеялся — яснее становится
значимость простых, старых, как мир, ценностей.
Бег чистой воды. Цветение дерева. Темнота ночи.
Тишина луга. Лиственный шум леса. Грохот гор-
ной реки. Наука подтвердила то, что люди знали с
древности: природные децибелы не утомляют —
врачуют. Словно музыка Баха и Вивальди.
А способность гор возвышать наш дух! У каза-
хов есть хорошая пословица: хоть один раз в жиз-
ни поднимись на гору, и ты постигнешь Человека.
Опять слова патетичны и неконкретны. Но кто
сам испытал и прочувствовал восхождение, не
будет придираться. Горы действительно распо-
лагают к мудрости, к несуетному размышлению.
«Ветер дует, снег лежит, не тает, все попередумать
времени хватает»,— сказано в чьих-то туристских
стихах.
121
На дальней
станции
сойти...
Поход, на мой взгляд, из того
же ряда впечатлений, что и
прочтение прекрасной книги,
прослушивание великой симфонии, знакомство
с замечательным человеком.
А пейзажный шедевр природы, по-моему, силь-
нее живописного шедевра; оригинал полноцен-
нее копии. Я готов согласиться с такой мыслью:
«Восторги от созерцания природы выше, чем от
искусства». Тем более что высказал ее не кто иной,
как Петр Ильич Чайковский.
В книге журналиста А. Васинского наткнулся
на примечательное рассуждение. «Хотите вы-
слушать одно верное предсказание? — сказала
автору героиня его очерка. - Через, сто лет
смотреть на восходы солнца люди будут ходить
так же, как сейчас ходят на выставки или в театры
на спектакли — заряжаться энергией красоты,
предаваться художественным впечатлениям,
испытывать катарсис, размышлять о мире, пости-
гать...»
Эти «сто лет» звучат трагично. Неужели на-
столько плохо дело? А ведь так несложно, так
экономично можно было бы приблизить бу-
дущее — всего-то купить билет на пригородный
поезд. На дальней станции сойти...
Счастье, великое преимущество перед Европой,
что у нас сохранилось довольно много дикой
природы. Можно радоваться тому, что в нашем
распоряжении не отредактированные ланд-
шафтоведами лесопарки, а самые настоящие
леса с болотами и буреломами, с заросшими тро-
пами и — пусть даже так! — с комарьем и гну-
сом.
Можно отъехать от Москвы на электричке ки-
122
лометров 50—60, бродить по лесам полдня и не
встретить ни человеческого жилья, ни человека.
Есть такие места, проверено не раз. По-моему,
это здорово. Там бы, вдалеке от многолюдья, и
праздновать рассветы... Доступно, пока не де-
фицит.
И если люди не торопятся занять зрительские
места «у колоннады леса», то это проблемы не
географические, не транспортные — нравствен-
ные. Час-два езды — не расстояние. Нежелание,
недооценка, непривычка — расстояние колос-
сальное.
Но преодолимое. В этом нас убеждает туризм.
Настоящий, походный, непикниковый туризм.
В походах встречаем мы «охотников за образами»,
сами становимся ими.
Или не становимся, бывает и так. В интересной
книге Я- Аркина и П. Захарова «Люди в горах»,
посвященной психологии альпинизма, можно
прочитать: «Бывает очень обидно, когда, спу-
стившись с вершины, альпинист не может рас-
сказать ни о чем, кроме как о количестве забитых
в скалы крючьев и подвешенных на них лесенок.
Ему и невдомек, что он сам себя лишает красивых
воспоминаний и чувств, восстановить которые
не удастся никогда».
Даже горы не могут пронять такого путешест-
венника. И вряд ли стоит ожидать, что на вершине
он «постигнет Человека». Гонка за спортивными
результатами чревата душевной слепотой; разря-
ды застят простой человеческий взгляд. Спортив-
ное потребительство ничуть не лучше любого
другого.
И все же я уповаю на туризм. Это самый корот-
кий путь к природе из доступных горожанину.
123
Не умаляя очевидных достоинств дачи и садового
участка, все же поставлю поход перед ними
Турист не привязан к стационарному обиталищу;
при одинаковой с дачниками чуткости к природе
он быстрее наживет натуралистский кругозор.
Смена мест, ночлеги в лесу, близкий контакт с
туманами, росами и дождями, созерцание плюс
взаимодействие с природой — все сулит куда более
широкий «репертуар» впечатлений. Сама по-
ходная обстановка, по словам известного австрий-
ского ученого и писателя Конрада Лоренца, по-
могает «вернуться к тому подсознательному все-
ведению, которое мы и называем природой».
Не наза	Сегодня, как и в старых утопи-
аеВперед ях, мы говорим о «возвраще-
нии к природе», а следователь-
но, «к себе самим». Словно это какое-то ретро-
чувство.
Экзальтированный автор дореволюционного
туристского журнала восклицал: «Назад к
природе! — этот клич звучит все яснее и громче;
в утраченной природе мы ищем потерянное боже-
ство и благоговейный экстаз, который навевает
общение с природой, не поможет ли он нам
приблизиться к идеалу цельного человека,
знающего, ради чего он живет, и найти нити,
связывающие его с миром...»
Кстати, совсем не худо сказано! Только опять
почему-то об «утраченном», о «потерянном», о
позабытом...
Подумаешь — и правда: есть в походе некое
качество, как бы соотнесенное с былым, этакое
воспоминание о первобытности, есть отказ от мно
того из того, до чего дорос современный комфорт.
Это воспоминание — как острая приправа. Но
124
и пропорция его та же, что у приправы — чуть-
чуть.
Потому что современные робинзоны экипиро-
ваны все-таки на уровне века и незачем им
«опрощаться». Туристский топорик не из камня вы-
тесан.
Да и не в вещах дело. В резиновой или бре-
зентовой пироге сидит человек своего века —
индустриального, электронного, космического,
кибернетического... Пусть он на пари добудет
огонь трением — все равно не станет дикарем.
Только ведь в том и фокус: чем более киберне-
тичен и индустриален современник, тем более
нуждается в вечных ценностях природы. Это
понимание уже выстрадано ошибками урбанизма,
односторонними увлечениями НТР. Уже нет
сомнения, что близость человека к природе будет
мощной частью культуры будущего. А сегодня —
это остроосознанная забота.
Нельзя вернуться в былое. Но будущее не-
избежно. И потому — вперед к природе!
Это, видимо, и есть главный лозунг туризма.
Во всяком случае, в нашем понимании, в нашем
жанре.
С ДЕТЬМИ
«Боюсь волков!» Оле было пять лет- когда она
вдвоем со мной пошла в первый
поход с ночлегом. Тогда еще не ввели сдвоенные
выходные дни, и мы отправились на вокзал в
седьмом часу субботнего вечера. А когда, слезши
с автобуса, дошли до опушки леса, августовское
солнце закатилось. Сзади еще видны были дома
Дубровиц, где-то слышались голоса гуляющих.
125
Но перед входом в лес дочь остановилась, раз-
ревелась и заявила, что дальше не пойдет: «Я
боюсь волков!». Небольшой лекции о животном
мире ближнего Подмосковья оказалось не-
достаточно. Пришлось обсудить еще проблему
избушек на курьих ножках и их обитательниц.
Оля вцепилась в мою руку, и мы пошли. Сумерки,
лесная дорога,— конечно, страшно. Потом в
темноте через кусты «скатились» по склону к реке.
Дочь впервые в жизни была в ночном лесу.
На месте привала, пока я с фонариком собирал
хворост, Оля, как привязанная, жалась ко мне.
Повеселела, когда загорелся костер. А когда была
поставлена палатка, страхи ее как рукой сняло:
свет есть, четыре стены дома есть!
Вдруг из лесной темноты вынырнула фигура.
Какой-то парень. Взрослому — и то впору
испугаться: мало ли кто по ночам ходит. Оля же
страшно обрадовалась! Есть собеседник, есть
перед кем похвастать, что уже не боишься волков.
Парень, оказалось, сам приезжий, разведывал
на Пахре места для рыбалки.
После ужина я поручил Оле сходить за во-
дой — чтобы вымыть посуду. И она пошла. Одна.
Нужно было покинуть круг света у костра,
отойти в густую темноту, спуститься к воде. Дочь
не отказалась, дома она уже привыкла помо-
гать по хозяйству.
«Ну как, не страшно?» — спросил я, когда
мы драили посуду. «Ой, было страшно»,— честно
призналась Оля. А я подумал: ну вот, поход на-
чинает свое воспитание.
На следующий день мы бродили по лесам
и полям. Дочь долго наблюдала, как комбайн
убирал хлеб. Это она тоже видела впервые.
126
Сегодня я, пожалуй, начал бы
водить детей в ближние походы
с двух-трех лет. А в дальние — лет с четырех. Наш
внук Юрка в три года участвовал в байдарочном
путешествии по Угре; «солдат Захаров» (так он
просил называть себя) был популярной личностью
у туристов на реке.
Мы с женой, теперь я понимаю это, слишком
много пеклись о своей «свободе» и все пытались
«пристроить» детей на лето то на даче в детском
саду, то у тещи Софьи Андреевны. Как я уже го-
ворил, в большой отпускной поход дочь поехала
с нами только в восемь лет, а сын — в семь. Позд-
нее, когда стало очевидно, что общение родителя и
ребенка в походе — незаменимая ценность и
радость, мы стали толковее распоряжаться летним
временем детей.
Сомнения насчет их физических возможностей
отпали скоро. Начинали дети с крохотного
рюкзачка (на три килограмма груза), а к пятна-
дцати годам и тот и другой тащили уже почти
взрослые рюкзаки. Григорий, правда, ныл, но не
потому, что было непосильно... Стоило добраться
до привала, он первым делом требовал мяч
и звал меня вместе пофутболить. А девятилетняя
Оля как-то после многокилометрового марша
вверх по горной тропе (у нас с Верой уже языки
на плече, скинули мешки — рухнули) устроила
показательный балет: силы в ней бурлили, и она
решила продемонстрировать, чему ее научили
в кружке Дома пионеров.
Те походы на всю жизнь оставили след в на-
ших ребятах. Но какой разный! Оля в 18 лет
естественным образом «отпочковалась» от
нас, пошла в турклуб, записалась в горную сек-
127
цию и вскоре стала участвовать в спортивных
походах. Даже слегка заразилась пресловутой
«спортивностью» и могла позволить себе этакий
снобизм: дескать, такой-то маршрут малоинтере-
сен, всего-навсего «тройка» по сложности, а вот
тот лучше — уже четверка с элементами «пя-
терки». Оля и сама водила группы по горам, на-
таскивала новичков. В турклубе же и Диму своего
встретила. Для дочери и зятя (им уже к тридцати)
походы стали привычной формой отдыха, похоже,
что навсегда. Они и Юрку туристом сделают.
А вот наш Гриша в туристы не вышел. Хотя
трижды путешествовал по горам, трижды бывал в
больших пеших походах (не считая подмосковных,
малых), четыре раза — в больших водных. С
семнадцати лет, когда он стал хозяином своего
времени, с походами (как мы их понимаем) «за-
вязал». Не стал искать компанию сверстников-
туристов. То, чем он целиком был поглощен,
находилось в городе, не отпускало от себя, при-
тягивало сильнее всех соблазнов. Григорий —
классический тип коллекционера. Года два он
собирал, например, все сведения об истории
советской песни (и соответственно грампла-
стинки). Сегодня его увлечение — поэзия и так
называемая авторская песня. Он будет несчастлив,
если пропустит в газете какую-нибудь десяти-
строчную заметку о Владимире Высоцком, «абсо-
лютно необходимую» для его досье.
На мой взгляд, он не избежал действительной
потери: так и не преодолел своей урбанисти-
ческой односторонности, так и не ввел природу в
круг близких друзей. Что поделаешь: люди бывают
разные в психологическом отношении. По соб-
ственному опыту знаю: даже практическая аги-
128
тация походом не всегда обращает человека в
туризм. Кто-то так и не может оторваться от
сложившихся представлений о комфорте, его
отвратят неизбежные в походе «трудности» (к
Грише это тоже относится).
И все же... Не может так быть, чтобы туризм
не оказал благотворного действия даже на того,
кто отталкивается от него.
— Что тебе, Гриша, дали наши
Интервью	..	г
С СЫНОМ	ПОХОДЫ?
— Сильные впечатления дет-
ства. И необычные. Помнишь, в походе на Лби
я увидал коров с колокольчиком, а потом в Москве
умолял купить игрушечную корову и чтобы обяза-
тельно с колокольчиком? Тогда же меня поразил
колодец с журавлем в Андрейкове; мы с Олей
на привале сами такой построили (не настоящий,
конечно) и играли. Это было в «Палаткинске-
Лесном». Кстати, эта наша манера давать наз-
вания стоянкам, дорожкам, осушительным кана-
вам мне нравилась. Чувствуешь себя Магелланом!
И конечно, песни на всю жизнь запомнились, те,
что вы с мамой пели: Визбор, Окуджава, Го-
родницкий, Якушева, песни военных лет.
— Старик, но неужели природа так-таки
не трогала тебя?
— Почему — трогала. Но, наверное, иначе,
чем тебя и маму. Листики, цветочки, птички меня
не волновали. Но Кавказ, особенно в последнем,
дигорском походе,— да. Сначала я думал, что
умный в гору не пойдет. Но тут получил на-
стоящее удовольствие! Между прочим, на перевал
Красивый мы пошли благодаря мне. Вы готовы
были отказаться из-за погоды, а я сказал: «Мне
хочется».
5 — 43
129
— Тем не менее, когда мы со Степой полезли на
гребень Суганского хребта, ты остался внизу
с мамой. Экономия силы, да?
— Но когда от Райской поляны вы со Степой
полезли вверх к пещере, я был с вами. Кстати,
о пещерах. Вот они впечатлили — ничего не ска-
жешь! Помнишь, в пещере на Симе, в Башкирии,
ты сказал: «Давай тихо постоим, мы услышим
настоящую, абсолютную тишину. Как в сурдо-
камере». Потом эта тишина мне в городе сни-
лась... На леднике Барту ты запел мелодию из
«Манфреда» Чайковского и сказал: «Для меня
это музыкальный образ гор». Потом в Москве
я заводил пластинку с «Манфредом», и передо
мной вставал Кавказ.
— Да, музыка и природа живут в людях где-то
рядом...
— Походные впечатления помогают в чте-
нии. Например, когда я читал Фазиля Искандера,
вспоминал то, что видел на Кавказе. А стихи
Заболоцкого и Пастернака о природе просто
не понял бы без наших походов по Средней
России.
— Давай и это запишем в пользу туризма.
— А благодаря книгам сильнее были походные
впечатления. На Карельском перешейке я увидел
русло пересохшей речки. Помнишь, то было
страшно жаркое лето; мы тогда еще лесной
пожар через Вуоксу наблюдали. Я знал из книг,
что в пустынях бывает такое — пересыхающие
реки, их на картах пунктиром обозначают. А
тут — в лесу! Под Ленинградом! В краю, можно
сказать, озер!.. Меня всегда волновало, когда
мы находили старые блиндажи, окопы военных
лет. Под Тургиновом впервые увидел железо-
130
бетонный дот, помнишь? Есть такой слайд: я из
амбразуры целюсь палкой в наступающих
фашистов... Вот еще твои слова: «Если увидишь
какую-нибудь непонятную штуковину, не трогай —
может взорваться». Мы видели только ржавые
гильзы от снарядов. Да колючую проволоку. Са-
мое сильное впечатление — поле боя под Ржевом.
Одно из сильнейших в жизни! Мне было уже
четырнадцать лет, из книг я имел представление
о войне. Недалеко от нашей палатки были какие-то
развалины. Мы ходили по полю, а ты говорил:
«Здесь пулеметное гнездо, это ход сообщения,
сюда, похоже, фугаска угодила...» Ты копнул
топориком землю — а в ней железки, железки,
еще не проржавевшие. У нас дома, в «музее»,
кусочек колючей проволоки с того самого поля.
Помнишь, мы там читали стихи? Твардовского —
«Я убит подо Ржевом». Орлова — «Его зарыли
в шар земной». Самойлова — «Сороковые, роко-
вые».
— Вот видишь, какие впечатления. Не зря был
ты в походах...
— Я и не говорю, что зря. И в то же время
уже на пятый день начинал тосковать по Москве.
По своим делам, по товарищам, которые все
были дачниками. На Кавказе, в ущелье Фиагдона,
вдруг увидели интуристовские «Икарусы» —
и сердце прямо кровью облилось! Такая город-
ская, такая столичная примета! По асфальту, по
автобусной вони скучал, представь себе...
— Если подумать: что хорошего воспитали в
тебе походы?
— Грести научился на Нерли. Хотя я не очень
любил физические нагрузки, все же походы были
моей главной физкультурой. Не думай, что
5**
131
я не способен это оценить. Вот еще: я ведь не
стал домоседом. Меня тревожит чувство дороги.
Жизнь на природе учила подолгу находиться вне
Москвы. Может быть, я не нажил вкуса к походам,
но к поездкам, уж точно, нажил. Когда мои кол-
лекционерские дела звали в другие города, я при
первой возможности снимался с насеста. Вы люби-
те «ненаселенку», я — «населенку». С удовольст-
вием осматривал города, знаю теперь Минск, Киев,
Одессу, Харьков, Ташкент, Самарканд, Горький,
Ригу, Куйбышев. И три года назад не случайно
поехал по туристской путевке во Львов, Дрогобыч,
Косов, Черновцы. Ты скажешь, это не то, это
автобусная экскурсия. Вам с мамой хорошо, вы
в командировках где только не бываете.
— Да нет, я молчу. Я понимаю: это тоже ин-
тересно.
— Благодаря нашим походам я стал с лег-
костью относиться к транспортным трудностям
в дороге. На перекладных? Ну что ж, можно и
так. Даже романтично! Это ведь ты меня на-
учил, что непреодолимых препятствий нет. Надо —
значит, будет! Помнишь, как мы плыли по Нерли
от города Петровского до суздальского моста?
Поставили задачу: во что бы то ни стало пройти —
и прошли! Видишь, оказывается, походы и верить
в свои силы научили. Как-то компания приятелей
устроила пикник с палаткой на Истринском водо-
хранилище, я смог только вечером выехать. Ночью
искал дорогу, заблудился, попал в болото. И
ничего: не испугался, не растерялся, сориентиро-
вался — помогли походные навыки.
132
„	У Оли связи, ведущие от
И нтервью	„
с дочерью	походных впечатлении дет-
ства к жизненным поступкам,
прямее, очевиднее.
Один уголок архызского леса напомнил мне
японские «сады камней». Мы с Олей долго любо-
вались тем местом, а я рассказывал, что знал
о Японии. С того «садика» началось двухлетнее
Олино увлечение японистикой. Она ходила в
кружок городского Дворца пионеров, учила
язык; как-то принимала детскую депутацию
далекой страны...
В Цее Оля впервые попала на горный ледник.
Увидела, как тренировались на ледопаде аль-
пинисты, как висели они на «кошках» на крутой
ледяной стенке. Тогда дочь дала себе клятву: я
еще не раз вернусь сюда, в кавказское высо-
когорье, хочу быть, как эти альпинисты. И
вернулась.
Работает Оля учителем-словесником, туризм
стал одним из эффективнейших приемов ее пе-
дагогики — во всяком случае, она на него весьма
уповает.
Оля отвечала на мой вопрос о роли семейных
походов, но слово «наши» означало у нее то
«с родителями», то «с товарищами по клубу».
— Первое, что в наших походах повлияло на
меня,— общение с местными жителями.
— Да? Ты знаешь, для меня это неожидан-
ность. Я-то полагал, что мы в походах скорее
нелюдимы. Не ищем встреч...
— Но они же все равно бывают! У спортивных
групп в горах отношения с местными жителями,
главным образом, коммерческие. Они к нам:
«Нужны свитера, носки?» Мы к ним: «Почем сви-
133
тера, носки?» Мы обычно ходим там, где тури-
стов много; небось надоели местным... Да и дру-
гое отношение к семейной группе: мама, папа,
ребенок — людям это понятнее. С первой же мину-
ты атмосфера улыбчивая и доверительная. Слово
за слово — разговор уже о жизни идет. Может
быть, потому еще, что ты умеешь наладить такую
беседу,— профессиональный навык, да? Вспом-
ни: под перевалом Трусо мы в гостях у чабанов, в
их палатке. В том же походе на Фиагдоне нас
зазвали пасечники. Ты с одним из них сванками
поменялся — в знак дружбы. Для меня такие
встречи значили много, я наблюдала, на каком
уровне вы общались с незнакомыми людьми. Со
всеми доброжелательны, любой человек вам
интересен. Уже из детства я вынесла ощущение
людского братства, родства со всеми соотече-
ственниками, с людьми других национальностей,
у которых только быт не такой, к какому мы
привыкли.
— Не зря говорится, что туризм обостряет
чувство Родины.
— Именно так! Но я хочу сделать акцент на
другом: наши (с вами!) походы были для меня
школой общения. Туризм учил быть проще,
доступнее людям (ведь между мною и людьми бы-
ла дистанция, причем эгоистического свойства).
Благодаря детским походам я потом без натуги
смогла войти в турклубовские группы.
— Ты знаешь, я этой психологической теме
придал бы еще и социальный оттенок. На мой
взгляд, контакты с деревенскими, вообще
с провинциальными жителями для вас, мос-
ковских детей, были в высшей степени полезны.
Согласись, вы с Гришей отдавали определенную
134
дань предрассудку, который я называю столичным
снобизмом. А, дескать, деревня, провинция!
Там, дескать, метро нет, и Третьяковки нет, того,
сего. Было такое у вас? То-то. Походы помогали
нам, родителям, бороться с этой фанаберией.
Уже в первом твоем большом путешествии, на
Керженце, началась корректировка мнений
и чувств.
— Понимаю, о чем ты говоришь: как мы гости-
ли на лесном кордоне. Да, егерь и его жена —
замечательные люди. Меня знакомят с крестьян-
ским хозяйством, я впервые вижу, как огурцы ра-
стут! Меня учат корову доить! Цыплят кор-
мить!
— Да не это главное. А то, что встретилась
с хорошими людьми и о многом вы думаете одина-
ково. Хотя в Большом зале Консерватории они
не были. Кстати, а давно ли ты в нем была?
— Папа, я понимаю, о чем ты. Все верно.
И даже более того: мы видели, как трудно до-
стаются хлеб, лен, сено, шерсть, дрова. Уважение
к любому труду — так это называется. Многие
ваши понятия я усвоила в походах. Но не все!
— Ты меня пугаешь.
— Например, твоя сверхпредусмотритель-
ность не по мне. И с Амундсеном я не согласна,
я за приключения. Кстати, некоторая безалабер-
ность наших студенческих походов мне нравилась.
Там и комфорта меньше. По мере того как я под-
растала, меня стали угнетать спокойствие и от-
сутствие риска в наших (с вами) походах.
На Тянь-Шане нас (без вас) однажды на перева-
ле засыпало в палатке снегом, двое суток отси-
живались. Вот это приключение! Но ты бы такого
не допустил.
135
— Почему — это же стихия! Нас тоже (без
тебя!) засыпало на Райской поляне.
— Но ночевать в метель прямо на гребне
хребта...
— Этого бы избежал. Хотя в детстве ночевал
и на гребне хребта.
—- А своих детей такой романтики лишал. Мне
нужны сильные ощущения! И экзотика!.. Вот
о чем я жалею — не стала таким знатоком приро-
ды, как вы. Дима ближе к вам в этом отношении.
Это мое упущение.
— Да и наше, видимо.
— Вы ни при чем. Мне изначально это не дано,
я не созерцательная натура. Я экстраверт...
— Как же ты, должно быть, скучала в нашей
нешумной компании?
— Вовсе нет. Вы же умели слушать. А когда
этого стало мало, я пошла в турклуб. От вас я
восприняла убеждение, что поход надо наполнять
духовным содержанием. Что поход — не тяжелая,
пусть даже героическая, обязанность, а удоволь-
ствие, радость, отдых. Что никаких склок не
должно быть. Что нельзя без атмосферы доб-
рожелательности и творчества. Я же не случайно
в клубе все время пеклась о «культурной про-
грамме» спортивных походов. Вы учили меня
романтике костров и песен...
— А я, честно сказать, мучился, что мало
вас, тебя и Гришу, развлекали.
— Игр маловато было, это верно.
— Если не считать того, что поход от начала
до конца есть самая настоящая игра!
136
Никакой Да’ игРа- А не Д°лг> как спра-
педагогики! ведливо заметила Оля. Дети,
великие мастера игры, потому
обычно легко и вписываются в поход. А взрослые
тем охотнее становятся туристами, чем больше
в них осталось от детства, от мальчишки или
девчонки. Они тоже играют в землепроходцев,
в первооткрывателей (в Магелланов, сказал бы
Гриша), в смелых разведчиков, экспедиционни-
ков.
А игра, как уверяют ученые-психологи, «прин-
ципиально непрагмантична». Если бы дети думали,
что поход — педагогическое мероприятие, разве
он прельстил бы их? Если взрослые так думают,
они могут убить самую душу туризма.
Очередной парадокс путешествия состоит в
том, что оно воспитывает ненароком, попутно,
без нравоучений. Самими обстоятельствами. Ра-
достью. Лаконичными реакциями окружающих.
Если для кого-то соблазн туризма ослаблен, то
вряд ли на такого случайного в походе человека он
окажет воздействие. Насильно не воспитаешь.
Но уж если ты поддался обаянию игры в путе-
шествие, если принял ее правила — сразу по-
падаешь в могучее педагогическое силовое поле
туризма.
Разумеется, воспитывает поход не автома-
тически. И взрослому хлопот не уменьшится.
Воспитательской мудрости потребуется не меньше,
чем обычно. Зато сама обстановка ему благо-
приятствует. Эти истины нагляднее всего от-
крылись предо мною' в походах не со своими, а с
чужими детьми.
Перед плаванием по Кубене, в котором участ-
вовали четырнадцатилетние Митя и Дима, я
137
выступил с принципиальной декларацией:
«Хлопцы,— сказал я,— мы с вами будем на рав-
ных товарищеских правах. Разница лишь в том,
что взрослые более опытны, а вы — менее и вам
придется много учиться. Но вашим воспитанием
мы заниматься не намерены. Вам это надоело со
своими родителями, нам — со своими детьми.
Сколько можно! Никакой педагогики!»
И как же не просто было
и’ХминХ держаться объявленной
программы! Оба парня были
если не «трудными», то в трудном возрасте. Их
родители связывали с походом некоторые свои
педагогические расчеты. И они правы: походы,
как позднее армия, способны «оптимизировать»
понятия и поведение начинающего мужчины.
Хотя парней звали одинаково, они разнились
больше, чем Онегин и Ленский. Поистине — «лед
и пламень». Уже в вагонном купе выяснилось, что
Дима «побаивается» спать на верхней полке,
в то время как Митя, которому вполне подходило
известное сравнение с ртутью, охотнее всего спал
бы на крыше вагона, будь это возможно. Митя
был ловок, быстр, изобретателен, инициативен.
Том Сойер! Подобно книжному герою, он меньше
всего мог служить образцом примерного ученика.
Да и Дима, обладая почти противоположным
темпераментом, в отличниках не хаживал. Что
касается привычки к домашнему труду, Митя
дал бы немало очков вперед своему тезке, ибо
Дима, в отличие от Мити, был единственным в
семье ребенком и к тому же рос при ба-
бушке.
Имея обо всем этом заведомое представление,
мы с Верой тем не менее заняли такую позицию:
138
относиться к парням так, как если бы они оба
уже были сознательными, сноровистыми, толко-
выми, жаждущими все постичь и всему научить-
ся. Ведь ребята стараются оправдывать ожидания
окружающих! Доверие — хороший педагог. И этот
тон полностью оправдал себя.
О, нет, конечно, не все было гладко! Мы, на-
пример, отнюдь не ожидали от Мити беспрерыв-
ных клоунад, но разве мог он удержаться? Уже
на первой стоянке, когда перед сном все, кроме
Мити, отправились прогуляться и ушли довольно
далеко от лагеря, вдруг со стороны палатки
донесся истошный вопль: «Караул! Убивают!»
Так, не без некоторого трепета, мы познакоми-
лись с первым «митингом» (этим словом стали
называться потом Митины штучки в отличие
от Диминых «димингов»).
Инициатива и фантазия били из Мити клю-
чом. В другой раз он высыпал Диме за шиворот
целый спичечный коробок живых слепней, любовно
собранных специально для этой дерзновенной це-
ли. Я предлагаю читателям представить себя
на месте Димы. А потом на моем: каково было
в подобных случаях удерживаться от нравоучений
(чтобы не сказать— от подзатыльников). Прихо-
дилось, педагогически смирившись, ограничивать-
ся веселыми репликами. В руках руководителя
похода было только одно действенное, даже страш-
ное наказание — отстранять от участия в общих
работах на привале. Однажды пришлось к нему
прибегнуть.
Но зато поощрения применялись каждодневно.
Дополнительная ложка сгущенки. Лишняя ириска.
Благодарность, объявленная «перед строем». И,
наконец, почетные звания. Митя, например, уже
139
на третий день был провозглашен главным «Митя-
орологом» — за точный прогноз погоды. Замеча-
лись все удачи, все достижения и победы над со-
бой. Вот Дима научился отличать сырые дрова
от мокрых сухих. Митя наконец-то открыл взятый
из Москвы учебник немецкого языка (настоятель-
ная необходимость подтянуть школьный «хвост»).
Дима в одиночку собрал все лодочные мешки
за час — рекордное время! Он же похвалил
походный суп — тоже достижение! Митя проявил
исключительные способности к грибной охоте,
набрав подосиновиков больше, чем руководитель
похода. Он же оказался самым метким по стрель-
бе камушками в консервную банку. Он же, страст-
ный рыболов, позволил себе взяться за удочку
только тогда, когда все дела были сделаны. Всего
один раз Митя сфилонил в разгар работы, за что
и был отмечен «нарядом вне очереди» — от-
странением от дел.
Так вот мы и жили. Я для пацанов был не
привычно воспитующий «папа», а скорее коман-
дир, доброжелательный, но строгий. Даже
чуточку суровый. Адмирал! Лишних слов на
ветер не бросает, взбучек не делает, но умеет так
ухмыльнуться... Такому образу я старался
следовать. Если бы кто-то захотел поплакаться,
пожаловаться, в резерве была «тетя Вера».
Вот еще «педагогические моменты». Дима бро-
сил на берегу носки. «Дима, что это там валя-
ется?» — спросила Вера. «Носки. Они гряз-
ные».— «А что с ними надо делать?» — «На-
верное, стирать».— «Кто дома стирает твои
носки?» — «Бабушка».— «Ну, что ж, завтра будет
село с почтой, вызовем телеграммой бабушку».
Ирония доходит, Дима впервые в жизни стирает
140
свои носки. А мы записываем в дневник еще один
«диминг».
Кончается день, часов десять, но светло: на
Вологодчине летние ночи белые. Как назло, все
нет и нет подходящей поляны для стоянки: то
болота, то некошеные луга. Наконец, можно
встать: на лужку сено уже сметано, высится
свежий стог. И только все мы сходим на берег,
Митя, лихо гикнув, бросается к стогу: «Ух, сейчас
покатаюсь!» Но его остановил приказ командова-
ния: «По лодкам!» Вера понимает меня с полу-
слова. А недоумевающим ребятам уже на воде
объясняется, что у нас принято уважать чужой
труд. Педагогическое действие этого пояснения
усиливается ситуацией: все устали, все хотят
есть, а когда-то еще будет привал, костер, ужин...
Мы плывем еще два часа! И только в полночь
находим подходящий причал и поляну. Тоже
со стогом, на который, естественно, уже никто
не покушается.
Вот при каких обстоятельствах был по-
ставлен наш не превзойденный до сих пор рекорд
дальности дневного плавания: 32 километра.
Разумеется, не все наши педагогические реак-
ции бывали точными, а импровизации удачными.
Но что «заниматься воспитанием» в походе
легче — несомненно. Там я действую не только
по праву родителя и старшего, а как бы от имени
походного кодекса. А кто же не знает, что он тре-
бует дисциплины?
Даже назидательные прописи, верх педа-
гогического занудства в обычных условиях, в по-
ходе могут быть приняты ребятами, если им
придать форму игры. С Димой и Митей мы, напри-
мер, сообща сочинили «Устав похода». Юные
141
законодатели старались сообщить его статьям
хохмачный характер, я — серьезный.
Подражая лаконизму суворовской «Науки по-
беждать», мы придумали такие аксиомы. 1. По-
ход — не пионерлагерь, здесь работать надо!
Следствия: турист сам ищет дела; кончил рабо-
ту — помоги товарищу; отдыхаем все вместе.
2. Турист не скучает! Кругом столько интересно-
го. 3. У природы нет плохой погоды! Если со-
ответственно одет. 4. Сумей сварить кашу из
топора! Турист — мастер на все руки: и швец, и
жнец, и на гитаре игрец. 5. Ни одной травинки,
загубленной зря! 6. Ты в ответе за каждую вещь,
которую «приручил» (то есть взял в руки). 7. Сло-
во адмирала — закон! 8. Волча не может быть
виноват. 9. Фотоаппарат — тоже член группы.
Требует внимания и времени. 10. Ни дня без строч-
ки! Дневник — святое дело. 11. Подальше поло-
жишь— поближе возьмешь. 12. Ешь, что дают!
Не хочешь — не ешь, другим больше достанется.
13. Спи, сколько влезет! Если другие еще не
встали. 14. За что ни взялся — не халтурь. Са-
мому же придется переделывать!
Набор этих формул стал педагогическим под-
спорьем. Объяснения адмирала с юнгами можно
было сократить до минимума: «Прошу вас, сэр,
перечитать параграф пятый». И все!
Все эти изощренные акции
%В|(пдУ а-ля Макаренко не имели
прямого отношения к цели да-
же «самого педагогического» из наших походов.
Мы всего-навсего старались держать молодежь
в рамках, без чего путешествие попросту было
бы невозможно. Поскольку это условие в целом
было соблюдено, поход удался. Все четверо
142
получили удовольствие. Наслаждались движени-
ем, маршрутом, рекой, лесом, обществом друг
друга.
И все-таки остается, томит душу вопрос ути-
литарного свойства — о педагогических результа-
тах, о коэффициенте полезного действия туризма.
Как об этом судить? Дима, например, возвращался
с Кубены уже на верхней полке купейного вагона.
Это что — успех? Но я не дам руку на отсечение,
что, явившись снова к маме и бабушке, он стал
сам стирать свои носки. Это что — знак неудачи?
Если бы просты были те дорожки, по которым
мы движемся к совершенствованию! Если бы
легко было разобраться в том миллионе причин,
от которых зависят наши характеры и души!
Часто слышу: в походе дети лучше, чем дома.
Мой опыт подтверждает: да, именно так. Это
легко объяснимо: исключительность обстановки,
приподнятое настроение, особые отношения между
людьми. Вернулся человек к набившей оскомину
домашней и школьной рутине — и снова все по-
прежнему. Трудолюбивый турист опять манкирует
семейными обязанностями. Любознательный
путешественник по старой привычке дремлет
на школьных уроках.
«Поход не педагогическая панацея»,—
говорил мне Сергей Шаболдин, папа Степы. С
его сыном мы ходили на Оять и в Дигорию. Товари-
щем Степа был безукоризненным. Приходится
прибегать к лексике положительных служебных
характеристик, чтобы подобрать надлежащие
эпитеты. Трудолюбив, деловит, аккуратен,
обязателен, сообразителен, терпелив, предупре-
дителен. Полное взаимопонимание. Полное взаим-
ное доверие. Конечно, у него были (и мы это по-
143
нимали) свои психологические проблемы, а у
кого их нет в 16—17 лет? Но, оказавшись впервые
в походной обстановке, Степан не ныл и быстро
стал вторым полноценным мужчиной группы
(роль, на которую наш Гриша не тянул). По
душе мне пришлись и его склонность к созерцанию,
поэтичность и мягкость.
Когда в такой вот восторженной манере я вы-
ступил перед Сергеем, он реагировал скептически
и явно не узнавал в моем рассказе своего сына.
Боюсь, на наши походы он возлагал повышенные
надежды. А «последующий итог оказался не
столь наглядным», и дома сын опять предстал
«несобранным, неорганизованным»... Но ведь
туризм и в самом деле не педагогическая пана-
цея. Вот если бы праздничную и ответственную
атмосферу похода да в повседневную жизнь!
В чем я убежден — походы концентрируют
импульсы к самосовершенствованию. В этом их
заслуга перед педагогикой.
Наживать добрые качества можно, только
упражняясь в добре. Что упражняют в нас
походы с их этикой?
Туризм дарит опыт побед над
Чему учит	своей ленью, пассивностью,
поход	,
робостью, недогадливостью,
малоопытностью, над своей глупостью, в конце
концов. Мы сколько угодно можем рефлектировать
по поводу своих слабостей — и не стронуться с
места. Поход же нам сразу предлагает сугубо
практические обстоятельства — арену для це-
лесообразных проб ума, характера, воли. До-
стоинство такой арены и в том, что она лишена
казенного духа. Только стоющая цель рождает
энергию действий, в том числе энергию само-
144
воспитания. Поход может быть такой целью.
Система ценностей, формируемая путешестви-
ями, высокой нравственной насыщенности. Чув-
ство долга мыслится как естественное состояние,
а не тяжкий крест и не жест на публику.
Поход тренирует в нас любознательность. Ею
начинается и продолжается туризм. Ее он и уто-
ляет, и возбуждает. Познания и странствия, по
слову К. Паустовского, неотделимы друг от друга:
«Чем больше знает человек, тем резче, тем силь-
нее он видит поэзию земли там, где ее никогда не
найдет человек, обладающий скудными знаниями».
Походы помогают нашему воображению. Снаб-
жают материалом для ассоциаций. Григорий
прав: туризм повышает читательскую квалифи-
кацию. И зрительскую. И слушательскую.
Я очень ценю в туризме неизбежность предпри-
имчивости. Так это доступно и так «непыльно» —
списывать на усталость свою лень. Но если соблазн
похода всколыхнул тебя, никуда не денешься: при-
дется скинуть обломовский халат. И тогда от-
куда что берется: бодрость, сообразительность, ре-
активность. Оказывается, все это пребывает в
твоем душевном резерве. И жизнь обретает
вкус...
Поход тренирует в нас коллективистов. Ос-
новополагающее туристское понятие — «мы».
Не я и ты идем — мы. Не две семьи —
одна группа. В хорошей группе индивидуалист
смешон. Позер — чужероден. Шкурник — просто
немыслим.
Еще я высоко ставлю туризм как школу
терпеливости, бытовой непритязательности, пси-
хологической выносливости. Да, в походе много
черной работы. Да что там — часто просто ломо-
145
вой. Не угнетает она тебя? Нет? Прекрасно.
И если ты не воротишь от нее носа, то, скорее
всего, нажил уважение к труду. А это качество,
без которого как жить?.. Да, в походе бывает
холодно, мокро, не всегда сытно, всегда досажда-
ет комарье. Но ведь неприятности обычны для
жизни. А терпеливость почти синоним мужеству.
Будем же ему учиться, поход все время создает
тихие, неэффектные поводы для этого. Походная
закалка — это устойчивость не только к непого-
дам, но и к житейским невзгодам.
Туристу подобает владеть искусством взве-
шивать шансы. Успех, интерес, а то и благопо-
лучие путешествия в прямой зависимости
от такого умения. Иной поход не грех сравнить
с шахматной партией. Вот мы и учимся поневоле
алгоритмическому мышлению. То и дело упраж-
няемся в решении путевых комбинаторных задач.
Расстояния и сроки, транспортные шансы и
собственные силы, запасы питания и пункты снаб-
жения, неожиданности и закономерности... Де-
бют, миттельшпиль, эндшпиль... Риск в гамбитах...
Бывалый организатор походов — и стратег и так-
тик.
Сильная сторона странствий — волевое воспи-
тание. Они учат точным реакциям на опасность:
без лишних слов, быстро и несуетливо, не теряя
головы, не поддаваясь панике. В домашнем и слу-
жебном обиходе все это тоже не лишнее.
Частое пребывание в пути помогает увязать
в одно существенное целое всю пестроту жизнен-
ных впечатлений. Московский сквер детства —
и далекий, но вовсе не чужой уральский бор.
Свое сегодняшнее занятие — и труды отчичей
и дедичей. Острее осознаешь то высшее «мы»,
146
без которого нет чувства Родины. Наша земля, моя
земля. Каждый из нас имеет свой, интимный образ
Родины, которую «при жизни никому нельзя от-
дать». Он может быть скромным, этот образ. Три
березы на пригорке’. Рябиновый куст при дороге.
Может быть и дорожным воспоминанием. У меня,
например, так...
В ГОРАХ
д ша	«Я вам завидую» Услышать
за облаками такое от горного «волка»,
от «профи»! От человека, ру-
ководившего тогда не то «четверкой», не то «пятер-
кой»! Ребята, студенты-воронежцы, за день до то-
го «ссыпались» с крутейшего перевала Фреш-
фильда, два-Б, и лечили полученные на белосне-
жной высоте солнечные ожоги. Мы, скромная
пара, по сравнению с ними платонически влюблен-
ные в горы, поставили свою палатку в полукило-
метре от их лагеря Познакомились, порасска-
зали друг о друге. Был устроен праздничный ужин
у нашего костра. С утра я сбегал в магазин бли-
жайшего аула, и к чаю подали варенье. Пели Но
веллу Матвееву, тогда только что ставшую из-
вестной.
А Валера Бредис, аспирант, говорил мне: он
думал, это его последний горный поход. Уже не
тот возраст, сила не та; ему было где-то около
тридцати. Семья, дочь подрастает. Учеба за-
кончится — работа станет поглощать целиком.
До походов ли? Так он думал еще вчера, до зна-
комства с Верой и со мной. А теперь понимает:
не все потеряно! Вообще ничего не потеряно. В го-
147
ры можно приезжать с женой и с дочкой, ведь
не обязательны все эти «пятерки» и даже «еди-
нички». Все проще и интереснее. Он думал, пора
сказать горам «прощай», а теперь говорит «до
свидания».
Такой парадокс: наш смиренный, только что
не стариковский вариант показался заманчивым
человеку, воспитанному на понятиях горного
спорта Может быть, потому, что это вариант
«для тех, кому за тридцать»?
Почему, собственно, при слове «горы» нас обя-
зательно должны посещать мысли о сложнейших
восхождениях и прохождениях, о вбитых в скалу
крючьях, о преодолении на грани возможного,
о жертвах камнепадов и лавин, об Эвересте или
на худой конец о траверсе Безенгийской стены? В
горах, кроме вершин, есть долины. Кроме стенок
с отрицательным уклоном, есть обыкновенные
тропы, протоптанные поколениями горцев.
Как-то встретили на леднике Кулак парнишку-
горца лет шестнадцати — с чемоданом. Он бодро
шагал по своим делам напрямки из Сванетии
в Балкарию. Прошел перевал Твибер: это значит,
преодолевает уже пятый ледник. Обыкновенное
дело, ничего чрезвычайного. То же, что встретить
москвича, бредущего из Кузьминок в Ховрино, где-
нибудь на Соколе.
На многие вершины и перевалы может забрать-
ся простой смертный, был бы здоров. Альпинисты
любят цитировать строки о горах, принад-
лежащие Пушкину и Лермонтову, но великие
поэты, как известно, альпинистами не были.
Не были и горными туристами в сегодняшнем по-
нимании. Но кто рискнет отрицать, что есть
Кавказ Пушкина и Кавказ Лермонтова? «Синие
148
горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли
детство мое; вы носили меня на своих одичалых
хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня
приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да
о небе».
Мое детство взлелеяли сахалинские сопки. И
уже тогда я записал в дневнике: «Меня волнует
всякая земная неровность». Тогда обрели на-
глядный смысл такие слова, как «склон», и «пере-
вал», «подъем» и «спуск», «пик» и «ущелье». От
диковатых голых скал мое сердце трепетало: в
свои шестнадцать я был уверен, что «именно
эта суровость навеки с горами роднит». Откуда
мог знать я тогда, что так оно и есть на самом
деле?
Легко было предсказать, что жену я стану
агитировать за горы. И я благодарен Вере за то,
что она, несмотря ни на какие свои предрассудки,
поддалась агитации. А потом сам Кавказ по-
старался ей понравиться. Сценарий их первой
встречи сочинил неравнодушный драматург. Из
Черкесска в Теберду автобус выехал на ночь
глядя; поэтому Вера не видела предгорий. На тур-
базу прибыли к полуночи. А утром... Близко,
рукой подать, казавшаяся вертикальной стена
горы, заросшая лесом. На стене, зацепившись
за елки, висят клочья облаков. Такого она ни-
когда еще не видела. Непрестанный шум горной
реки отражается от склонов. Такого шума она
никогда не слышала. А воздух был влажен и дей-
ствительно свеж, как поцелуй ребенка. Весь день
Вера ходила немного огорошенная...
Горы способны покорить хоть кого. Там все
возвышенно: и мысли, и чувства. Редко что может
вызвать в нас настоящий восторг, горам это дано.
149
Вера, как уже известно, влюблялась в них
вопреки внутреннему сопротивлению. Сначала ей
с трудом давались подъемы и спуски — не
хватало тренировки. Она мерзлячка, а наверху
холодно и дует. Она боялась перевалов. Гран-
диозность гор ее подавляла: богам и героям это,
может, и годится, но для слабого человека
чрезмерно.
Но впечатления из похода в поход накапли-
вались. Тренированность росла. И эмоциональ-
ный баланс все более клонился на плюс. Караб-
каться вверх тяжело — но только там, на высоте,
переживешь ни с чем не сравнимое ощущение:
увидишь мир сверху, у своих ног. При этом не
просто расширяются горизонты — меняется
масштаб мироощущения. Тебе, смертному, доступ-
на радость прикосновения к великому, к Вселен-
ной. Трепещешь, побаиваешься, но замираешь
от восторга: состояние, как Вера говорит, «душев-
ной заоблачности». И делаешь открытия в себе:
не боишься высоты, нет страха. Пропасть, тесни-
на, тропа над кручей — а тебе нипочем. «Что
приближает нас всего полней к полету птицы?
Белый склон горы...» В последних кавказских
походах о перевалах уже думалось без страха.
И гордишься: сумела дорасти до этого, сумела
взойти. Оказывается, без всяких сверхкатегорий
можно испытать чувство преодоления; и своя,
личная «грань возможного» где-то не так уж
далеко. На равнине не испытываешь «заоблачнос-
ти», там, как известно, «климат иной». Разве что
исключительной мощи гроза напомнит о Вселен-
ной. Или звездное небо, вдруг обретшее южную
сочность, но все равно оно уступает небу вы-
сокогорья.
150
Пятой	Наши горные маршруты, похо-
категории же, не уложатся даже в нор-
красоты	мативы «единички»: и рас-
стояния малые, и сложностей в меру. За десять
моих кавказских походов — всего пятнадцать
перевалов. За восемь Вериных — девять (только-
только на два зачетных маршрута). Да и какие
перевалы-то: Трусо, Кора, Згидский, Казоти,
Гулар, Думала — некатегорийные! Иное дело
Бечо, Ак-Тюбе, Красивый — наши рекордные,
но и они по сложности всего лишь один-Б.
Обычно мы даже не доходили до тех мест,
от которых туристы-спортсмены только еше начи-
нают. Высокогорье, альпику мы посещали
эпизодически и ненадолго, мы туристы долинные.
Для классных «горников» все, что до альпики,—
не идущие в зачет и потому малозаметные под-
ходы, которые проскакиваются мимоходом. Во
всяком случае, такое у меня сложилось впечат-
ление из рассказов Оли, Димы и их друзей по
турклубу (к двадцати восьми годам на Олином
счету уже полсотни перевалов — и похлеще, чем
наши; на Димином — почти восемьдесят).
Но если речь идет о впечатлениях души, какие
могут быть подсчеты? Пусть о гребнях хребтов они
знают больше, чем мы, но долины знакомы нам
лучше. Пусть у нас не полностью совпадают
эстетические мерки-: дети выше ценят красоты
льдов и снегов для нас долинный лес красивее
высокогорной пустыни; пусть так — каждый
имеет свою толику гор как часть своей души.
Увы, нам неведомо, что такое «красиво пройти
ледопад». Но ледопадов мы... чуть было не написал
«насмотрелись». Нет, не насмотрелись еще. Эта
неразбериха трещин, разломов и провалов,
151
ледяных башен, скульптур, столбов каждый раз
бывает новой. Нет, не насмотрелись.
Помню ощущение, родственное восторгу ре-
бенка, какое пережил у нижнего ледопада на
Мйжирги. Я вдруг понял, что передо мной целая
горная страна в миниатюре, сотворенная изо
льда: пятиметровой высоты хребты, глубокие
долины, узкие ущелья, котловины, пещеры...
Лилипутские горы были голубоватого цвета.
Из гротов выливались голубоватые реки и во-
допадами обрушивались на дно каньонов. Посреди
голубоватого озера крутилась воронкою вода,
стремившаяся в неизведанные бездны.
Мы видели много раз водопады — настоящие,
большие водопады — и не притерпелись к ним.
На водопад можно смотреть часами — как на
морской прибой, как на огонь костра, он тоже за-
вораживает.
Да, мы имеем свою толику гор. Вот мы стоим
над крутизной и, глядя вниз, наблюдаем, как пря-
мо на глазах из ничего в воздухе рождаются
облака. Сначала крохотные, они растут, набухают,
ветер гонит их на нас, и мы щеками чувствуем
прохладную влагу юных облаков.
Альпийские луга — наша неизменная и нежная
любовь. Их цветы не имеют равных на равнине
(так нам хочется думать). Если привычны на
вид — то втрое крупнее. Или иного цвета
колокольчики белые, ромашки розовые (правильно
называемые «пиретрум»). Горная душица пахнет
так сильно и так сладко, как среднерусской
скромнице и не снилось: медовый аромат кажется
густым. Про горные лилии я молчу — встретить
их где-нибудь на склоне под скалой равносильно
счастью.
152
С Думалинского перевала мы спускались в
облаке. Вдруг белая влага разошлась, и в про-
свете мы увидели на скальной полке орлиное
гнездо с птенцами. Всего метрах в тридцати.
Поспешили ретироваться: вдруг родители не-
правильно нас поймут?
Такие впечатления — самой высшей категории.
Вполне потянут на «пятерку»!
„	Ну, а если вернуться к спортив-
Где есть	„
уклон...	но-техническои стороне дела,
то нельзя обойтись без важной
оговорки. Даже наша нулевая категория слож-
ности не терпит легкомыслия. Везде, где есть
уклон, уже существует опасность. В горах Прин-
цип Предусмотрительности напоминает о себе
на каждом шагу. Понимание гор — условие путе-
шествия. Поначалу ему учишься из книг, потом
приобретаешь драгоценный опыт. Умение дви-
гаться в горах — целая наука. Наше правило —
«не рыпаться», не брать на себя то, что может
оказаться не по силам. Смиренность и еще раз
смиренность! Но, несмотря на свои минимальные
амбиции, мы специально учились ходить по
травянистым склонам, по мелким и крупным
осыпям, по снегу. Я знаю приемы страховки и при
случае (мало ли что может произойти!) готов при-
менить их. И уже применял.
Когда спускались с перевала Красивого, то
с неожиданным препятствием столкнулись на по-
логом, спокойном месте, на торной тропе. Накануне
пролились хорошие дожди (ночью насчитали
восемнадцать грозовых зарядов!), река Фастаг
разлилась и затопила тропу, проходившую по
низкому берегу под .стенкой бараньего лба. Об-
ход — через этот самый лоб. Подъем на него
153
хоть и крутой, но удобный, по траве, а спуск —
десятиметровый отвес с двумя неширокими полоч-
ками. Хочешь не хочешь, без скалолазанья, без
страховки не обойтись. Веру мы, трое мужиков
(Степа, Гриша и я), просто спустили на веревке:
скалолазка она неважная, да у нее еще было
растяжение связок на ноге.
Еще раз повторяю, речь идет не о каком-нибудь
«зеркале» Ушбы, на которое и карабкаются ради
трудностей, а, можно сказать, о «тракте», о боль-
шой дороге, где не полагалось быть ничему труд-
ному. Так что не роскошь все эти умения -—
обвязаться, двигаться в связке, спуститься дюль-
фером, подняться на самозатягивающихся
узлах... Все может пригодиться! Что из того, что
нам пришлось применить эти премудрости всего
три раза? Что из того, что мы не лезем на рожон?
Но мне, например, придает уверенности тот факт,
что я одолел-таки учебную скалу альплагеря
«свободным лазанием».
Хоть мы и не стремимся к горному черту на
кулички, но и в наших «нулевых» маршрутах
пришлось иметь дело, например, с камнепадами.
Дожди размыли крутой и обнаженный склон мо-
рены Караугомского ледника, а путь лежал как
раз вдоль него. Шли под канонаду скатывающихся
с морены на лед камушков, иные в три-четыре
обхвата. На некоторых участках проходили по од-
ному— от укрытия до укрытия (прятались за
громадными камнями), остальные трое дежурили
наблюдателями...
В бурную многоводную реку мы не полезем,
но это не значит, что на наших кавказских путях не
было бродов. Были — десятка два, я думаю.
Не везде же лежат мостики или бревна через
154
речки. Значит, правила переправы тоже не вредно
знать...
Нам с Верой было по тридцать лет, когда мы
в первый раз поехали в горный поход. И по сорок
пять — когда в последний. Если бы не Волча,
кто знает, сколько еще раз мы побывали бы
в любимых горах. Но с псом! Стоит только
представить его в самолете! Стоит только вспом-
нить пастушьих волкодавов! Во всяком случае,
мы так и не решились...
Зато Оля и Дима за эти годы в горах бывали
не раз и не пять. Доросли до «четверок» и «пя-
терок», сами водили группы.
А в последние три-четыре года их спортивный
жар стал остывать. К тому же Юрка подрастает,
нынче уже семь лет парню, пора его подключать
к туризму. И стали их походы приближаться к
нашей модели. Дошло и до переоценки ценностей.
В то лето, когда я усердно занимался «подвигами»
на Волкоте, наши дети проводили вдвоем отпуск
на Кавказе — так, как мы в их возрасте могли
бы его провести. Минимум спортивных амбиций
(правда, свой минимум). Ребята потом настаива-
ли на том, что прохождение пяти перевалов не
было для них самоцелью — просто красиво и
интересно. Один из этих перевалов ходили и мы —
Ак-Тюбе. А еще Оля призналась: «Я открыла
для себя кавказский лес! До сих пор не успе-
вала его толком заметить!»
Вместо Сколько можно успеть за трех-
огладл^ния недельный поход? Даже с на-
шими черепашьими темпами —
много. Каждое путешествие — как целая
книга: насыщено событиями, чувствами, мыслями.
И каждое достойно книги.
155
Взять хотя бы тот маршрут, который в фамиль-
ной летописи для краткости наречен «Терек»,
Все семейство приняло в нем участие; Оле было
шестнадцать, Григорию двенадцать лет. Вот как
могло бы выглядеть оглавление книги об этом
походе.
Красивый город Орджоникидзе. У врат Кавка-
за. «Излучистый Дарьял». Полет спутника. Гриша
сочиняет стих: «По небу полуночи спутник летел».
Все настроены на лермонтовскую волну. Хором
поем «Выхожу один я на дорогу».
Выходим на Военно-Грузинскую дорогу.
Пешком по ущелью. «Чертов мост». Сквозь тон-
нели. Замок царицы Тамары. Легкое разочарова-
ние (в замке жарят шашлыки, все замусорено).
Оля вспоминает стих: «От этого Терека в поэ-
тах истерика». Все настроены на маяковскую
волну.
Девдоракское ущелье. Мама вспоминает
стих: «Оттоль сорвался раз обвал». Настраиваем-
ся на пушкинскую волну. Озеро, окаймленное
камышами. Радуга над водопадом. В тени Казбе-
ка. Необыкновенный ледник. По снежным мостам.
Альпийские цветы. Отары, овчарки, пастухи.
Снова на Военно-Грузинской.
Ресторан в Казбеги. Автобусом до Коби. При-
глашение на грузинскую свадьбу. К верховьям
Терека! Вулканы, вулканы. Там, где застыли
лавовые потоки. Что такое андезит? Лекция
по минералогии.
Долина нарзанов. Фантастика! Что такое
травертины? Каменные кружева. Нарзанный
гейзер. Голубое и красное. Кругом нарзан: род-
ники, ручьи и реки.
Разживаемся бензином. Вброд через горные
156
реки. Брошенные селения. Где жил Синодал?
Снова Лермонтов! Смертельный номер: тропа
на отвесной скале. Долина башенных аулов. Ро-
мантический ночлег у башни. Подъем, подъем,
подъем...
Трусовский перевал. Кавказ подо мною! Папа
в фотоажиотаже. Спуск, спуск, спуск... Усталость.
Гриша ищет место для бивака. Приветливые
пастухи. В гостях у Сулико. Разговор о жизни.
На телеге вниз по Заккадону. Пещера с черепа-
ми и скелетами. Местные легенды. База живот-
новодов. Оля верхом на лошади. Гриша верхом на
лошади. Развалины часовни. Приют Рокского
перевала. Здесь будет строиться железнодорож-
ный тоннель.
Ущелье реки Гинат. По соседству с медведями.
Свежие следы.
Аул Нар — родина поэта. Папа вспоминает
стих: «Неизменно одна над аулом скала диким
мохом, как прежде, одета». Все настраиваются
на волну Коста Хетагурова.
Ардон, Кассарское ущелье. Потрясение. По-
хлеще Дарьяла! Вертикали в два километра.
С вершин грядет гроза. Стоянка «Красивая». Ма-
лина.
Автобусом в Цей. Папа: «Цей — это Соколь-
ники». Мама: «Самое красивое место на Кавка-
зе». Потаенная стоянка. Сапожник из альплагеря.
Папа играет в пинг-понг. Свежие газеты: что такое
Уотергейт? По ступеням Цейского ледника.
Ледопады и камнепады. Гриша у бараньих
лбов. Оля дает клятву: вернуться!
Мизур, город в ущелье. Магазины, столовая,
бензоколонка. От Мизура до Унала. Вахтовый
автобус: нам уступают лучшие места. Горняцкий
157
поселок. Подъем на перевал Кора. Старинные
склепы. Цветы' Панорама гор. Казбек во всей
красе. Гриша находит подкову: к счастью! Под на-
ми летают орлы.
Ущелье реки Фиагдон. Снова аулы с башнями.
Памятник долгожителю. Суар — значит «источ-
ник». «Лучший нарзан Осетии!» Аул Лац —
столица нартов. Ныхас: здесь заседали богатыри.
Еще город: Верхний Фиагдон, столовая, книжный
магазин. Памятник горцам, погибшим на войне.
Бронзовый конь понурил голову. Разговор с
детьми о боях на Кавказе.
Каньон. Гора раскололась надвое. Интуристов-
ские «Икарусы». Стоянка «Ореховая». Прогулка к
гроту. Аромат душицы. В гостях у пчеловодов.
Стоянка «Пещерная». Пещера называется
«Рисунчатой». Наши гиды-спелеологи. Под
землей.
Ядовита ли медянка? Только раз в сезон: ку-
пание в горной речке. Последние километры.
Кукурузные плантации. Здесь шли танковые
бои. Снова в Орджоникидзе. Незабываемое пу-
тешествие!
В ЛОДКЕ
Тише едешь — Инициатором водных походов
больше видишь была Вера. Стоит послушать,
что такое для нее река.
Оказывается, как человек, ленивый по природе,
она вообще предпочитает плыть по течению. Тем
более что течение само несет груз. Если топать с
рюкзаком для нее «функция служебная» (в пешем
походе главное — остановки), то на воде приятно
само движение — грести Вера любит. Кроме того.
158
она любит в жаркую погоду искупаться, и река
дарит эту телесную радость. Она несет также
радости душе и уму. «Извини,— говорит жена,—
но Кавказ для меня значит меньше, чем Средняя
Россия; наша природа и ближе, и соразмернее.
А что такое среднерусская природа без речки?»
Как говорил Аксаков: «Полная красота всякой
местности состоит именно в соединении воды
с лесом». Текущие воды не только насыщают ду-
шу — настраивают на философский лад. «И
радость, и горе уносит струя в безбрежное море не-
бытия». Река — словно модель жизни, ей равно
свойственны и постоянство, и изменчивость, а
стало быть, загадочность. Что там, за поворотом?
Так говорится о дороге вообще, но в особен-
ности — о речной дороге.
Плавать по морю "необходимо, говорили древ-
ние. Вера убеждена: плавать необходимо по
среднерусской реке.
Но на чем? Вопрос, уступающий по значению
только вопросу «с кем?» Байдарка или надувная
лодка? Когда эта дилемма встала перед нами,
колебания были слабыми. Двухместная лодка
на двадцать килограммов легче двухместной
байдарки, это весомое соображение. Двадцать
кило — не фунт изюму!
Теперь мы знаем, что у «резинки» еще одно
преимущество: она тихоходна. Есть такие стихи:
«Мне бы плыть на медленной байдарке по вечерней
розовой воде, чтобы всюду были мне подарки,
чтобы были праздники везде». Так мог написать
человек, который байдарку сравнивал с моторкой.
Какая там «медленная»! По нашему понятию,
байдарка — экспресс, чересчур быстрый: не ус-
певаешь ничего толком разглядеть кругом. По-
159
этому и подарков не густо. Скорость заворажива-
ет, увлекает — и отвлекает. Тише идешь — больше
видишь.
Восприятию природы, как и искусства, способ-
ствует неторопливость. Тургенев, когда ока-
зывался в Дрездене, по часу-полтора проводил
только перед одной картиной — «Сикстинской
мадонной». Это я готов понять. Но не понимаю
спринтерского бега по галереям. Лишь бы отме-
титься у картины (как на промежуточном фини-
ше) — и дальше. Нё успеешь проглотить одно —
давишься другим.
Нет, в походе нам не потребуется даже вторая
скорость. Нельзя всерьез принимать дорожные
впечатления из окна самолета, поезда, теплохода,
автомобиля. Жаль, если дорога — просто пере-
мещение, «служебная функция». Байдарка ближе
к искомому. А вот пешком (без рюкзака, добавит
Вера) и на резиновой лодке — это и есть искомое.
На мой взгляд, в плавании две главные радо-
сти. Одна — близкое общение с рекой и озером,
с камышами и кувшинками, со стрекозами и водо-
мерками, с зуйками и зимородками, постепенное
освоение загадочной «аква инкогнита». Другая —
радость навигации.
Если течение сдержанно и глубоко, плесы
тянутся километрами, нет в воде бурелома —
такую реку мы назовем «маминой». Здесь Вера
и погребет. Мне же такая навигация покажется
скучной на третий день; затоскуется по «быстрям»,
перекатам, прижимам, по лавам и порожкам.
Увлекательность навигации — черта «папиной»
реки (впрочем, и Верины вкусы не столь пресны!).
Преграды вынуждают поработать не только
мыщцами, но и мозгами. Нужно принимать
160
нестандартные решения, грамотно проводить ма-
невры. По нашей классификации навигационные
сложности подразделяются на пролазы, продеры,
прорубы, пропихи, распихи, перелазы, перевалки,
проводки, обносы и слалом; сюда же относится
преодоление порогов и порожков, шивер, стоячих
волн и снятие с камней в русле.
Особый род препятствий — «супы». Это слово
в наших устах означает участок реки, заросший
водными растениями, и метафоричность его почти
не ощущается. Алиса в Зазеркалье говорила:
«Было супно». Мы вполне могли произнести ту
же фразу на Кунье, на Волчине, на Волкоте,
не подозревая, что выразились необычно. «Супы»
могут быть редкими и частыми, короткими и длин-
ными, даже километровыми.
В одном из походных дневников Вера произве-
ла их классификацию по навигационной слож-
ности. Первая категория, или «супчик», создается
мало затрудняющими движение лодки растени-
ями: ряска, стрелолист, рдест, роголистник тут
обычные приправы, а главный компонент —
элодея (в Верином лексиконе — «традесканция»).
Если заросли элодеи не слишком густы, плыть
вполне можно. Хуже «суп» как таковой: в нем,
по калькуляции, главное «вложение» — кубышки
(называемые обычно желтыми кувшинками),
их стебли, словно витые канаты, намертво
держат весла. Но это еще цветочки, вторая ка-
тегория. Третья, нередко включающая в себя
элементы первой и второй, примечательна
прежде всего «зелеными волосами» кладофоры;
они все время наматываются на вязнущие весла,
а снять их можно только рукой или палкой.
Гребля в таком случае напоминает о галерах,
'/27 - 43
161
о каторжном труде, это уже самый настоящий
«супище»!
Исходя из всех психологических, физико-гео-
графических предпосылок, из гармоничного соче-
тания черт «маминой» и «папиной» рек, из тех-
нических возможностей наших судов, была со-
ставлена теоретическая модель Нашей реки.
Ширина у нее небольшая: пять метров лучше,
чем пятьдесят или даже пятнадцать. Плесы че-
редуются с быстринами. Пролазов и продиров в
меру. Обносов, скажем, один в день. Слаломных
участков, порожков — сколько угодно (в грозный
порог мы не полезем, нам таких пока и не попа-
далось). Берега лучше высокие (но с удобным
«вылазом»), а на них земляника, малина, смо-
родина. Болот поменьше бы. Поменьше бы и «су-
пов». Ловится ли в Нашей реке рыба — не очень
существенно.
Ни к чему, если сложные препятствия следуют
одно за другим метров через пятьдесят. Такие
речки есть под Москвой, и они полезны как
тренировочные. Но они — не Наши. Изобилие
навигационных радостей ведет к пресыщению.
Но уж решительно не Наша та река, которая
вся сплошной и широкий плес. Когда приятная
во всех отношениях, уютная речушка раздается
в берегах метров до тридцати, нам впору кончать
плавание; это угодье для легкокрылых байдароч-
ников. Зачем нам с ними тягаться? Особенно,
если в нос ветер и волна...
А вот к узким и мелким речкам, до которых
байдарочники не великие охотники, мы приспособ-
лены лучше. «Резинка» плоскодонна и устойчива,
мельче сидит в воде, она не жесткая, а мягкая.
Недаром для нее снижается на единицу спортив-
162
ная категория сложности маршрута. Если те-
чение посадит ее на камень в пороге, она не
опрокинется, не переломится (что грозит байдар-
ке) , а отпихнуться от дна палкой и сняться с кам-
ня — маневр элементарный.
Управлять плоскодонкой и байдаркой —
разные вещи. У нас ведь нет ни киля, ни руля;
мы в большой степени зависим от течения, от
инерции. Шкиперу надо уметь действовать с уп-
реждением: скажем, начинать поворот еще до
начала поворота, а то опоздаешь. «Резинка»
развивает предвидение.
Она может плыть бортом вперед, она короче
и потому в слаломе вертлявее. Четыре с полови-
ной метра байдарки на впишутся в иной зигзаг —
наши два метра проскочат.
А на обносах, кстати сказать, мы выигрываем
по сравнению с байдарочниками вдесятеро. Одно
из майских плаваний по Воре обернулось своего
рода экспериментом. В электричке до Абрамцева
ехали рядом с байдарочной группой, слегка по-
знакомились. На одной поляне начали «строить»
свои корабли. Через двадцать пять минут мы
(я и Гриша) уже уплыли. К середине следующего
дня две байдарки новых знакомых обогнали нас.
Посмеялись. Но через час смеялись снова: на
обносе непроходимого мостика мы «вырвались
вперед». И снова мы ночевали ниже их по течению.
На третий день, к концу путешествия, когда на
подпруженной речке исчезли препятствия, зна-
комые обошли нас. Но все равно мы смеялись по-
следними: прибыв в Красноармейск позже,
высушились и уложились раньше, с «резинкой»
это намного проще. Мы уже шли к автобусу, а они
еще сушились.
'/27»«
163
Важная оговорка: что-то вроде состязания
получилось ненароком, о скорости никто не пекся.
Дело в том, что в верховье весенняя Воря — реч-
ка суровых тренировочных кондиций (частые про-
пихи, пролазы, перелазы и обносы), и «резинка»
при такой навигации совершеннее байдарки.
Почти	Все пройденные нами реки в
Наша река	разной степени приближаются
к идеалу Нашей реки. Но
больше всех, как мы с Верой полагаем,— Оять,
приток Свири.
Так мы считаем, несмотря на то что продви-
гались по ней весьма медленно (за три недели
сто километров). Несмотря на то, что заплатки
на днища лодок ставили почти ежедневно. Не-
смотря на то, что это были самые в нашей жизни
комариные места — безграмотные оятские
комарихи кусались не только посреди реки
(что противоречит хорошему тону у комаров), но
даже под сильным дождем.
За что же такая привилегия Ояти? Что встает
перед глазами прежде всего, когда припоминаешь
тот поход?
Таежный лес. Фантастическая земляника. Бе-
лые ночи. Берега — нагромождение камней, осы-
пи, так что годятся кавказские ассоциации. А ре-
ка? То по-дачному песчаная, по пояс в глубину, мы
плыли не на лодках, а рядом с лодками и весели-
лись, как малые дети. То река валунов — в их
мелком лабиринте не хватало воды для плавания.
Пять дней — сплошная шивера. Шли буквально
пешком по реке — часами. Лодки вели, а чаще
волокли, то и дело наклоняясь, приподымая нос,
подпихивая с кормы. Стройность наших талий
гарантировалась.
164
И вот, наконец, набрала Оять воды, стала
шуметь на перекатах и реветь на порогах. На
сто километров — восемьдесят порогов и порож-
ков! Причем ни одного опасного. Может быть,
за это отличена Оять? Само слово «порог»
обладает магической привлекательностью. На-
рушение постепенности, вызов рутине, оживление
чувств!
Оять стала великой школой навигации. И для
меня, и для Веры — она командовала «Лгуном»;
ей еще повезло с юнгой — им был Степа, за-
мечательный парень. Одной такой компании
достаточно, чтобы на всю жизнь выделить
Оять.
Мы, трое мужиков (третий—Гриша), со
смаком скандировали строчку из стихотворения
Александра Прокофьева: «Фартовые парни
идут на Оять!» Имея в виду, конечно, себя. Поход
был трудный, нестандартный и веселый. Когда
застревали на камнях, распевали: «Мы про-
стимся с тобой у порога и, быть может, на-
всегда». Или что-нибудь другое, подобающее
минуте. Сколько было спето песен, сыграно игр;
весь поход каламбурили. Поскольку дневника
не вели, все забылось. Осталось в памяти разве
что одно из правил навигации на порогах, гла-
сящее: «Не так важно вписаться, как выписать-
ся». Намекающее на то, что грамотно войти в слив
порога - четверть дела, потому что за сливом
обычно поджидают подводные камни, стоячие
волны, необходимость слалома — там главные
трудности.
Хорошая река Оять. На ста километрах —
пять сел и леспромхозовских поселков. В среднем
по двадцать пять километров между соседними.
165
Всего две туристские группы обогнали нас. Ма-
лолюдно там. По-нашему, это достоинство.
Слайды с Ояти украшают «золотой фонд»
фотографий.
Под пасмурным небом тускло блестит вода —
тяжело движется, как серая магма, как рас-
плавленный свинец. Северная река!
Рябит, играет бегущая по перекату вода в
солнечный день. При большой недодержке ее
блики образуют на слайде серебристые линей-
ки-горизонтали. Вертикали камышинок, чуть тре-
пещущих на ветру, словно нотные знаки.
Утренний туман, не успевший растаять над
прибрежным лугом, сделал зримым пучок солнеч-
ных лучей. На лугу стожки, обращенные к нам
своей тенью. Воздух обрел вес, материальность,
глубину.
Подсмотреть такое — высшая радость.
Реки индивидуальны, как люди.
Плавать Плавания разнятся от места
круглый год!	гУ
к месту. Впрочем, у каждой
реки есть свои различия — сезонные. Несколько
подмосковных рек, облюбованных для коротких,
в один-три дня, сплавов, мы проходили не по
разу и могли наблюдать их (и свои) метаморфозы.
Апрельское плавание — джигитовка. На трассе
барьер за барьером. Будут приключения! Перека-
лы вздулись бурунами, смирные плесы взбесились.
Упавшие в воду деревья встают затворами: не
пропустим! Врешь, пройдем! Счастливы лихие се-
доки, а река, словно взмыленный скакун,
изнемогает в пене.
Май, берега в черемухе. Лодка мягко скользит
по зеленым коридорам — вся в белых лепестках,
словно в конфетти. Соловьи даже в полдень ак-
166
компанируют движению ладьи. Лирический
карнавал цветов, трав, листвы, птиц, людей.
Река — зрелище в сотню актов.
Разгар лета упрощает навигацию, сдерживает
ожидания. Все умеренно, почти академично:
бешеное стало быстрым, быстрое — тихим. Зной
растапливает чувства. Жаждешь пляжей, густой
тени, вечерней прохлады.
В августе и сентябре река обмелела, скукожи-
лась, как шагреневая кожа. Лодка едва вме-
щается в сужения. Даже быстрины заросли вод-
ной травой, плесы от дна до поверхности забиты
ею. По студенистой трясине не плывешь —
ползешь по-пластунски. Ломаются весла, не вы-
держивают уключины. В долгожданных боча-
гах смываешь пот.
Холода поздней осени не остужают водного
туриста. Весла просятся на воду. Пейзаж словно
очищен от летней патины: краски свежи, линии
четки. Мир легко воспринимается и в подробно-
стях, и в целом. Осень сосредоточивает чувства,
уплотняет мысли. Украшение маршрута — осен-
няя грусть.
Осталось сказать о зиме. Потому что и зимою
мы плаваем. Правда, в «мы» очень редко входит
Вера. «Ниже плюс десяти — не по мне»,— любит
говаривать она. Но друзья готовы выдерживать
и минус десять. Как-то в январе мы со Степой
сделали сплав по Истре при восемнадцатигра-
дусном морозе — было чудесно!
Если зима не лютует, то ниже больших пло-
тин, пропускающих теплую придонную воду,
река на длинном участке чиста ото льда. Такова
подмосковная Истра. Ходим мы и по зимней
Пехорке, ее «подогревает» теплыми стоками
167
индустрия. Плавание ранней весной, в самом нача-
ле паводка, во многом напоминает январское:
лед у берегов, берега в снегу, на обносах прова-
ливаешься по колено. При холоде прорезиненная
ткань, из которой сделаны лодки, уязвимее, и с
этим приходится считаться. Продиры и пропихи
тут немыслимы.
Зимою многое по-особенному. Никакие летние
навыки не помогут, когда вылезаешь на по-
крытый глубоким снегом берег; нужно иметь
какой-то инструмент (мы берем фанерку), что-
бы сначала «утоптать» с лодки снег, а не то,
неровен час, ухнешь в воду.
Осложняют жизнь забереги — льдины, при-
паявшиеся к берегу. Боишься, что они не выдержат
твоей тяжести (однажды я так рухнул в реку
по пояс). И если приходится высаживаться
в том месте, где тонкий припай, лучше сначала
его обколоть топориком.
Два раза брали с собой ледоруб. Он, конечно,
производительнее. Но когда колешь им лед,
то заостренный клюв ледоруба движется в опас-
ной близости от баллона лодки. И если он
вонзится... С тех пор как однажды такое слу-
чилось, мы отказались от ледоруба. Это я был не-
брежен. Пришлось спешно выбрасываться на
льдину, которую, слава богу, не успели разнести
в куски, и дожидаться помощи от экипажа «Лгу-
на», который доставил потерпевших и полусдув-
шийся «Нырок» на берег.
Не стоит преувеличивать страхов, если даже
случается и ЧП. Зимою у нас тот же закон, что
и летом: в запасе — минимум две полные смены
одежды и обуви. Намок — быстро на берег, туда
же мешок с вещами. Постелил куртку, на ней
168
переоделся в сухое. И для согревания — про-
бежка. Если снег очень глубокий, то и бегать не
надо: пройди полсотни шагов — станет жарко.
Зимние-плавания дарят ни с чем не сравнимые
впечатления. На Истре зимует много уток; если
замереть и отдаться течению, можно подкрасться
к ним на лодке очень близко. В солнечный
день воздух на реке пахнет так же, как горный,
ледниковый. Теплая вода парит; оттого все при-
брежные кусты и ветви деревьев, все былинки,
из снега торчащие, закуржавели. Они притяги-
вают к себе лучи, и кажется, что серебряное
солнце светит со всех сторон.
Уровень воды, текущей из водохранилища, ме-
няется. При высокой воде маленькие льдинки
нарастают вокруг ветки, опущенной в речку.
Если уровень упал, льдинка повисает в воздухе
шляпкой гриба, балкончиком. Если уровень падал
несколько раз, то на ветках остаются ледяные
гирлянды.
Слежавшийся, уплотненный ветрами снег
нависает с крутых берегов карнизами. Под ними
вода и солнце строят гроты с ледяными сталак-
титами и сталагмитами.
Однажды на Клязьме мы с Верой плыли рядом
с мелкими льдинками, почему-то отставшими от
главных сил ледохода. Нам повезло. Сталки-
ваясь, льдинки тихо и нежно звенели. Завора-
живающий стеклянный звук!
А в то самое, при восемнадцати градусах,
плавание со Степой нам посчастливилось на-
блюдать, как замерзает река. Причем все стадии
этого явления. Километра за два до конца пла-
вания мы попали в ледяное «сало». Ниже оно
все густело и густело. В тихих заливчиках уже
169
стоял тонкий лед. Наконец, и мы добрались до
тончайшей ледяной корочки на фарватере. Лодка
легко ее давила. Но последние сотни метров
Степе, сидевшему на носу, пришлось принять
на себя ледокольные функции. Палкой он
прорубал канал в ледяном поле и разгонял ле-
дяные осколки. Продвигались по пять метров в
минуту, пока не достигли финиша под железно-
дорожным мостом.
ВСТРЕЧИ НА ТРОПЕ
Ранним утром я проснулся —- потому
Добрососедство что по моей щеке ползла змея. Дав
ей благополучно миновать этот спе-
цифический участок пути, я скосил глаза: гадюка
или уж? Оранжевые пятнышки на висках! Здрав-
ствуй, приятель уж. Палатка стояла на песчаном
пляже, дверь не была застегнута, на рассвете пала
прохлада — почему бы ужу не погреться у нас?
Потом я проснулся второй раз — уже как
фотограф. Не делая резких движений, взял по-
лиэтиленовый пакет и накрыл им гостя. Толкнул
в бок Веру. Узнав, что в палатке змея, она про-
будилась мгновенно. После того как я зарядил
«Зенит» свежей пленкой, приступили к фотосъем-
ке. Ибо грех было не воспользоваться таким
шансом! Вера на песке поддразнивала нашего
приятеля палочкой, он, приняв боевую стойку,
грозно шипел, а я, скача вокруг, изводил пленку.
Последний кадр: уж, грациозно извиваясь, под-
няв голову, как перископ, улепетывает по воде.
Было это на реке .Керженец.
А много лет спустя наша палатка стояла на
170
каменистом берегу уральской реки Белой. Сог-
ласно путеводителю в том месте (близ устья
Сима) водится много гадюк. Но нам «не везло»—
ни одной не попадалось. Первым увидел их Гри-
ша (в ту пору ему было 13 лет). «А змеи здесь,
между прочим, есть!»— сказал он. Мы выглянули
из палатки: Гриша сидел на камушке и рисовал,
в полуметре от его босых пяток спокойно ползла
гадюка. Еще спокойнее чувствовал себя Гриша,
своего занятия не прервавший.
Я отчетливо представляю, как на его месте
повели бы себя многие. А он не испугался. И Оля,
в пять лет всерьез боявшаяся мифических под-
московных волков, в шестнадцать не испугалась
реальных кавказских медведей.
Что нижняя часть ущелья реки Гинат облюбо-
вана мишками, мы знали опять-таки из путево-
дителя. О том же напомнили нам и пастухи, про-
езжавшие мимо нашей палатки. Но мы не сменили
стоянки. Ночью без задних ног все спали (с нами
были Оля и Гриша). А утром выяснили, что удо-
стоились чести — мишка посетил нас! Шагах
в пятнадцати от палатки на крупном речном пес-
ке отчетливо отпечатались свежие следы.
Мы еще целые сутки стояли в том ущелье, гу-
ляли по нему, снова видели следы. У детей мед-
вежье соседство не вызвало страха — только
взволновало чувства и любознательность. А Веру,
кажется,, даже умилило. Беспечность? Или
храбрость?
Неизвестно, как держалась бы Вера, довелись
ей пообщаться-с медведем поближе. Но известно,
как она повела себя в неожиданной ситуации
на реке Индрюкой (это тоже Кавказ). Мы с ней
возвращались по тропе с дневной прогулки к
171
леднику; я шел первым, таща рюкзак с дежур-
ными вещичками. Когда проходили мимо па-
стушьего коша, из него выскочил огромный пес
и без звука, по-волчьи бросился сзади мне на шею.
Все произошло мгновенно. Я его и заметить-то
толком не успел. Испугаться тоже. А рюкзак,
даже тощий, помешал нападавшему сразу до-
стать челюстями мою бедную шею.
Что же сделала Вера? Она среагировала до
мудрости точно. Не завизжала, а тихо, совсем по-
домашнему, выговорила псу: «Ты что, с ума со-
шел, что ли?» Так она могла бы пристыдить Гришу.
Пес, хотя его родной язык карачаевский, пре-
красно понял Веру. «Всякий зверь знает, когда
он прав, а когда неправ» (если, верить Сетону-
Томпсону). В данном случае зверь был неправ;
ему стало стыдно, и он спрыгнул со спины своей
жертвы.
Когда перепуганный хозяин добежал до нас,
инцидент уже был позади. «Храбрая у тебя жен-
щина»,— восхищался чабан. Я тоже восхищаюсь
женой, хотя думаю, что во всех случаях, о которых
я только что рассказал, храбрость ни при чем.
Она нужна, когда боишься. Храбростью преодо-
левается страх. А мы не боимся зверей. Почему
так — в этом стоит разобраться.
Как раз в те годы, когда у нас подрастали
дети, началась эра популярной экологии. Мы, со
своими вкусами и опытом, оказались готовы вос-
принять азбуку экологических понятий. То, что
постигли сами, старались внушить дочери и сыну.
Уважение к природе и ее законам, к ее «сувере-
нитету» становилось естественным — так же, как
и чувство дружелюбия к «братьям нашим мень-
шим» (кстати, почему меньшим, а не большим?).
172
Сегодня мы бы уже не стали травмировать ужа
ради эффектного кадра. В сознании укоренилась
вера: если мы не собираемся трогать зверей, они
не тронут нас. Тем более, что панибратских от
ношений мы не ищем, навязывать свое общество
не рвемся, такого бесцеремонного самодовольства
теперь лишены. Экологическая пропаганда сверг-
ла «царей природы» внутри нас самих. Мы себя
стали чувствовать плебеями природы. Нас греет
чувство своего равноправия с медведями и вол-
ками, гадюками и муравьями. Даже комары
равны с нами (правда, это чувство нас не
греет).
Это от высокомерия проистекает желание ми-
ловать или казнить. Психология «царя природы»
такова, что он не может не трепетать в ожидании
бунта. Многие ходячие страхи в отношении при-
роды происходят просто от чванного незнания.
Непонятное легче давить, топтать, изводить.
И легче бояться. Есть люди, которые без разбора
бьют и убивают всех змей, каких увидят. А мы
не мстили даже той гадюке, которая укусила на-
шего Болчу. Да и за что? Животные, даже если
неправы, не могут быть виноваты — так же, как
и растения. Вина — это человеческая прерога-
тива.
Ни себе, ни детям не внушали мы никаких
стандартных страхов. Ни в форме сказок, ни в
форме псевдопедагогических реплик. Не стращали
дядей милиционером, не пугали волками в темном
лесу. Чего же удивительного, что наши ребята
не боятся ни милиции, ни волков? А также собак,
темноты, грозы, дремучего леса, змей, пауков —
чем там еще принято «пужать»? Естественная,
не нарушенная «воспитанием» расположенность
173
ребенка к животному сохранилась и в Оле, и в
Грише. Срабатывал эффект и личного примера
старших: если папа не боится, чего бояться детям?
«Наши» звери Встреча с диким животным - укра-
шение путешествия. Даже если
длилась она секунды - все равно крупное
событие.
На берегу подмосковной Северки судьба
подарила нам две минуты общения с выдрой. Точ-
нее, с выдренком. Он шел со стороны овсяного
поля к воде и оказался рядом с палаткой. У меня
в руке была охапка хвороста, я этот хворост —
прямо под его нос: стоп, голубчик! Он хочет обой-
ти слева, справа, я опять мешаю. Вере кричу:
«Скорей фотоаппарат!» Она замешкалась в па-
латке, а тут совсем близко раздались громкие
голоса (ночью мы слышали шум мотора, наут-
ро обнаружили автобус с большой компанией,
приехавшей на пикник). «Ладно, беги скорей до-
мой,— сказал я выдренку,— передай привет
маме». И мы с Верой помахали ему на проща-
ние.
Не в том дело, что жаль было поделиться
радостью с другими. Просто народ всякий бывает,
тем более на пикниках. К ним, сказать честно,
у нас предубеждение. А без фототрофея прожить
можно.
В Вараввинском овраге, под Загорском, было
сделано несколько снимков мышкующей лисы.
Правда, издалека. Рыжая бегала по лужку, де-
лала «свечки». Поскольку ветер дул навстречу,
я рискнул подползти поближе. И зря — она за-
метила нас и дала стрекача в лес.
На Кавказе, под перевалом Красивым, все
утро собирались в путь и завтракали, можно ска-
174
зать, в обществе ласки. Видимо, рядом был ее дом.
Она шныряла под камнями, застывала, высовывая
любопытный носик, и тревожно попискивала.
На краю Башильской поляны несколько дней
мы жили рядом с зайцем. Он то и дело попадался
на глаза. «Ну, как там поживает наш косой?»—
спрашивали мы с Верой друг друга, выходя утром
из палатки
На Ояти во время лесной прогулки мы под-
няли зайца с лежки. Я сошел с тропы (прове-
рить грибную конъюнктуру) и в папоротниках
едва не наступил на него. Ошалелый, он по-
чему-то не сразу бросился прочь, а, выскочив
на тропу, побежал навстречу Вере, Грише и Степе.
И проскользнул так близко — хоть за уши хва-
тай. Мы остолбенели. В том числе и я: только когда
заячий хвост уже мелькал между деревьями
вдали, сообразил, что на груди у меня висит
фотоаппарат.
Одно из прекраснейших походных впечатле-
ний — бобры. Их следы встречаешь на речках
часто: конические пеньки от сваленных деревьев,
кучи мелкой стружки, объеденные стволы осин,
затащенных в воду. А на Керженце довелось уви-
деть и самих зверей.
Ничего бы мы не увидели, если бы не егерь
Александр Иванович. Он подошел вечером к
нашему костру, присел, поговорил, а потбм при-
гласил к себе — погостевать. Наутро мы перебра-
лись в его лесной дом на кордоне Яры. Александр
Иванович был смотрителем бобрового заказника.
Он повел меня в глубину леса и показал на ма-
ленькой речушке плотины и хатки бобров. Под
вечер, оставив Олю на хозяйку дома (наша дочь
знакомилась с основами крестьянского домовод-
175
ства) и прихватив МТО-500, мы поплыли на ближ-
нюю бобровую старицу.
Полчаса, проведенные в тот вечер в бобровых
владениях, свежи в памяти, словно острое впе-
чатление детства. Ожидая, мы сдерживали ды-
хание — такая стояла тишина. Легкий всплеск —
и в полусотне метров от нас всплыл громадный
бобрище. Быстро темнело, я поспешил нажать
спуск затвора. Щелчок «Зенита» прозвучал как
выстрел. А сразу вслед за ним еще выстрел, во
много раз громче: зверь шлепнул хвостом плашмя
по воде и ушел в глубину. Эхо качалось от бе-
рега к берегу, от одной стены леса к другой...
Минут через десять в другой части старицы всплы-
ли два бобра и стали обгладывать плавающие
деревья. Я потянул время (чтобы насладиться
мгновением) и потом быстро сделал два снимка
один за другим. Два хвоста дуплетом ударили
о воду; то был заключительный аккорд вечера.
Сумерки сгустились в ночь.
Кто еще попадался нам? Лоси, олени, ежи,
кроты, суслики, в изобилии — полевки и мыши
(в Архызе они прогрызли палатку, пытаясь до-
браться до крупы). На реках — водяные крысы,
сплошь и рядом утки и цапли. На озеро Сомино
мы попали в августе, за день до открытия осен-
ней охоты; озеро напоминало «птичий базар»,
доверчивые утки плавали и летали тысячами...
Журавлей слышали много раз, а видели всего
трижды: два раза в полете, один раз — на земле,
на болоте.
Одна история на особом счету. Ее можно на-
звать «Как мы спасали...». Впрочем, расскажу
по порядку.
Ущелье Черека-Безенгийского. Вечер, пора
176
бы уж становиться. Как назло, попали как раз на
неприятное место: крутой склон, сыпучка, серая
порода тонка, как пудра, из-под ног уходит. Тропы
нет — сползла к речке. Увы, сползли и мы —
прямо к воде, на каменистую «банкетку» И тут
сквозь шум Черека услышали откуда-то сверху
жалобный звук, похожий на «ме-е-е». Подняв
головы, поняли, что за нашим позором наблюдает
некое животное. «Козленок,— сказала Вера,—
наверное, с перевалочной базы альплагеря. По-
терялся». До козленка было метров восемьдесят.
Он стоял на камне, как на пьедестале.
У меня было много работы: залезть налегке
наверх, найти продолжение тропы, втащить на
веревке оба рюкзака, а потом и Веру... И все это
время козленок издевательски мекал. Да что же
за зверь такой беспокойный! Ввинтив в «Зенит»
длиннофокусный объектив, решил рассмотреть
его получше. «Вера,— сказал я,— это не козле-
нок — рысь. И это не рожки — острые ушки».—
«Ты уверен?»--«Не очень. Далеко, не разгля-
дишь. На всякий случай сфотографирую твоего
козленка»
Наконец мы оказались на твердой тропе.
И Вера убедила меня, что нехорошо бросать на
произвол судьбы потерявшееся животное: вдруг
волки! Надо его словить, а утром отвести на базу
альплагеря. Люди только спасибо скажут. Я взял
через плечо моток веревки (чтобы заарканить!),
и мы пошли спасать козленка.
Слава богу, сомнения разрешились вовремя!
Оставалось метров тридцать. И веревка не по-
надобилась. Зверь, презрительно мяукнув в по-
следний раз, задрал короткий рысий хвост и спо-
койно удалился в заросли рододендрона.
8 — 43
177
Пройдя по тропе метров сто, мы поставили
палатку у речушки с живописным водопадом,
которую прозвали, конечно, «Рысь-су»...
Увидеть дикое животное на воле интересно,
и все же это не самоцель. Почти все наши встре-
чи — ненароком. Мы их не ищем. И хотя знакомы
с азами следопытства, животных не выслеживаем.
Исключение было: одно время мы
а птицами увлеклись орнитологическими эк-
скурсиями. С биноклем, с определителем птиц и
гнезд. Началось все так: перед рождением сына
врачи рекомендовали Вере длительные про-
гулки на свежем воздухе. За воздухом мы ехали
в пригороды. А чтобы иметь какую-то рациональ
ную цель, однажды прихватили с собой опреде-
литель А. Промптова «Птицы в природе». И уже
с первого раза были пленены и новым занятием,
и новым миром, который открывался нам в обыч-
ном подмосковном лесу. До тех пор мы «знали
в лицо» воробья, ласточку, голубя, ворону, со-
року — пожалуй, и все. Сейчас смешно, но сквор-
ца мы определяли по Промптову! Первую про-
гулку «за птицами» помню очень хорошо: в тот
апрельский день для нас обрели индивидуальность
такие обычные в Подмосковье птицы, как зяблик,
лесной конек, дрозд-рябинник.
От прогулки к прогулке росла наша орнито-
логическая образованность. Я уже дерзал пере-
свистываться с иволгами — и эти диалоги полу-
чались. Иволжий посвист — «фи-тиу-лиу» — мы
сделали звуковым семейным паролем, и не раз он
нас выручал в многолюдной людской толчее —
помогал отыскать друг друга.
Мы научились обнаруживать птичьи гнезда;
до тех пор как-то не приходило в голову, что лес —
178
многоквартирный дом, а мы в нем всего лишь
гости. Мы научились узнавать его жильцов по
повадкам: горихвостка подрагивает хвостом, а
сорокопут вертит им из стороны в сторону; стре-
мительно-легкий, волнообразный полет дятла не
похож на тяжеловесное трепыхание скворца. Се-
годня, я надеюсь, мы сможем «узнать в лицо»
примерно восемьдесят разных видов птиц. Честно
сказать, в птицах я разбираюсь теперь гораздо
лучше, чем, например, в марках автомобилей.
Мы стали ценителями птичьего вокала. И на
первое место ставим... Нет, не соловья — певчего
дрозда и славку-черноголовку. Под Звениго-
родом одна Черноголовка удостоила нас сольного
концерта: мы с Верой стояли в каких-нибудь трех
метрах от нее и слушали, слушали... Подходить к
птице, делая вид, что просто идешь мимо, скрады-
вать, таиться, замирать — всему этому пришлось
научиться.
Специально для фотоохоты на птиц был при-
обретен объектив МТО-500. На фотоприцел попа-
дали не только вездесущие зяблики, дрозды, тря-
согузки и пеночки — три раза я снимал самца
кукушки. Всем известна эта птица по голосу, но
редко кто ее видел. Мне повезло...
Теперь я знаю: можно прийти в лес, сесть на
траву, прислонившись к стволу дерева, замереть —
и через пять Минут «начнется кино». Птичья жизнь,
поначалу напуганная твоим появлением, станет
раскручивать свои сюжеты. Однажды я просидел
не меньше часа, наблюдая войну ворон и дроздов.
Давненько не брали мы в руки бинокля. Уже
лет пятнадцать не ходили в орнитологические
экскурсии. Стараюсь припомнить, как все это кон-
чилось. И вспоминаю: я стою с фотоаппаратом.
8**
179
передо мной невысоко на дереве дроздиное гнездо,
из которого торчат клювы птенцов. А их мама и
папа, тревожно вереща, скачут по веткам и время
от времени пикируют прямо на меня, бомбарди-
руя пометом... Природа дала нам свой сигнал.
Слава богу, нам хватило здравого смысла при-
знать, что природе не очень любезна бесцеремон-
ная любознательность. Мы же не ученые-натура-
листы, чтобы требовать от природы жертв ради
науки.
Смотри на птиц издалека, не вторгайся грубо
в их жизнь, а нечаянно вторгся — немедленно
уходи. Вот мудрость, которой мы следуем теперь.
на ста метрах в те Дни- на четвертом десятке
своих лет, я сделал важное для
себя открытие: сто метров пути содержат инте-
ресного не меньше, чем сто километров. Бинокль,
объектив МТО-500 укрупнили планы наблюдения.
Развивалось микрозрение, внимание к мелочам и
подробностям. Кстати сказать, в те же годы мы
бродили в выходные дни по лесам и лугам с оп-
ределителем растений; как-то брали его и в отпуск-
ной поход. Ботаника резко расширила диапазон
интересного. Пестики, венчики, соцветия, листи-
ки... А взгляд становился все пристальнее.
Первые прогулки «за растениями», как и «за
птицами», обнаружили наше дремучее неве-
жество. Вера еще знала кое-что с детства, а я...
Достаточно сказать, что мать-и-мачеху определял
по книжке. А что ожидать от человека, взрастав-
шего на городском асфальте? Представляю себе,
насколько юмористична фигура взрослого дяди, с
книжкой склонившегося над кустом пижмы, чтобы
определить, как «это» называется. Грустный удел
горожанина! На его натуралистической эруди-
180
ции — сильный книжный отсвет. Насколько
естественнее приобретает знания деревенский
мальчишка, усваивая ботанику и зоологию по-
вседневно, от бати и старшего брата, как бы между
прочим.
А что я знал из своего дачного детства? Что
можно жевать «былки», то есть молодой луговой
щавель. Играл в «петушка или курочку». И только
много лет спустя выяснил, что мы, дети, обрывали
кисточки мятлика. Знал василек, ландыш, иван-да-
марью, незабудки, львиный зев, подорожник.
А вот популярнейший иван-чай был безымян-
ным — так же, как тысячелистник, цикорий, лес-
ная герань, вероника дубравная, купальница...
Все это по книжке Нейштадта определяли уже в
весьма взрослом возрасте.
Сахалин меня познакомил с экзотическими
лимонником, кишмишем, курильским бамбуком.
С морошкой и голубикой, с «моховкой» И «КЛОПОВ-
КОЙ». Но сказать, что ботанический интерес во мне
пробудился, было бы сильным преувеличением.
Что ведомо с детства — это грибы. Тут моими
наставниками были отчим и двоюродный брат
Женя, который старше меня на четыре года (он
же учил меня рыбной ловле). Сегодня я в нашей
семье консультант по грибам, а вот по цветам, по
растениям — Вера.
Мы до сих пор не стесняемся учиться: читаем
книги о природе, приглядываемся к незнакомым
растениям и животным, роемся в определителях.
Стесняемся невежества.
181
«НОВАЯ ЭРА»
Я говорил уже: новая поход-
«Волча, дисциплина!» ная Эра связана с Волчей. Те-
перь мы получили два новых
стимула, два новых смысла путешествий: доста-
вить радость любимому псу, доставить себе ра-
дость наблюдать за ним.
Волча попал в наш дом шестимесячным щен-
ком, он — подкидыш. Помню, первое, о чем поду-
малось в ту минуту, когда звереныша решено было
принять в семью: «Как здорово будет спать в па-
латке с собакой!» Потому что всякий, вступающий
в нашу семью, обречен попасть в туристы.
Будущего туриста Волчу следовало закалить,
приготовить к походным превратностям. Эта
задача была сознательно сформулирована и са-
моотверженно исполнена. Пса на прогулках при-
учали ходить по бревну, взбегать на ледяную гор-
ку, прыгать через ямы и заборы, ходить по краю
вертикальной стенки. Мы с ним шастали по
снежной целине, барахтаясь в снегу,— привыкали
к физическим нагрузкам. Волча вырастал энергич-
ным, худым и здоровым.
В собачью школу его не водили, он получил,
на старый манер, домашнее образование. Как-то
мы подсчитали, сколько всего слов и фраз Волча
понимает надежно и однозначно,— получилось
чуть ли не две сотни. Немалая часть этого лек-
сикона связана с походами. Такие слова, как
«лес», «поход», «рюкзак», «штормовка», он пре-
красно понимает. Узнает их в любом контексте —
и начинается радостное верчение хвостом (точ-
нее, тем, что от него осталось: тайна Волчиного
купированного хвоста так и не разгадана). О по-
182
ходе он мечтает. Мы так и говорим: сколько Вол-
чу не корми, он все в лес смотрит.
Поскольку псу суждено было стать туристом-
водником, мы с ним отрабатывали команды «лод-
ка!» и «берег!» на надутой в комнате лодке. Очень
быстро он их усвоил.
Одно из нужнейших в походе — короткое слово
«стоп!». Когда однажды в лесу в полусотне мет-
ров мы увидели лосиху и Волча бросился к ней,
только мое истошное «стоп!» приостановило его.
Та же команда спасла слетка сойки, в которого
пес чуть ли не носом уперся на тропе; счастье
птенца, что я первым заметил его. Бывает, это
слово срабатывает даже тогда, когда Волча за-
нят самым увлекательным и беззаветным делом —
дракой с другим кобелем.
Да, наш милый, умный, интеллигентный пес,
в высшей степени доброжелательный к людям и
особенно к детям, имеет весьма сложные отноше-
ния с собаками своего пола. В каждом кобеле
он мнит коварного соперника, и этот закон приро-
ды нам приходится учитывать. Иногда не обой-
тись без самого сурового, самого страшного слова
из всех, знакомых Волче. Слово это — «дисципли-
на!». Как профилактическая мера оно действует
безотказно, на десять минут пес становится шелко-
вым.
Волча — отличный ходок. С ним не задумы-
ваясь можно отправляться по равнинам и горам,
по болотам и каменистым осыпям. Как-то зимою я
решил тряхнуть стариной и побежал на скорость
по лыжной дистанции на 30 километров. Волча
выдержал этот марафон, хотя ему пришлось по-
труднее, чем мне, не везде его держал снег. Он
даже нашел в себе силы достойно реагировать
183
на инсинуации собак, когда мы шли назад по
пристанционному поселку. Держаться до кон-
ца — это его звериное правило.
Идти, бежать — сколько угодно. Вот ехать...
Когда в системе Волчиного образования очередь
дошла до транспорта, мы столкнулись с наиболь-
шими трудностями. Это сегодня можно без опаски
садиться с ним в дальний поезд. Но до сих пор Вол-
ча не принял полностью идею передвижения на
автотранспорте. Сотню километров в автобусе он
выдержит, это проверено. Особенно, если по ас-
фальту. С проселками же он определенно не в
дружбе: качает. Может и укачать. Держим в кар-
манах наготове полиэтиленовые пакеты.
Да, новая походная эра принесла с собою но-
вые ограничения, ничего не попишешь. Вступив в
семейное туристское братство, Волча приобрел в
нем все законные права. Во всяком случае, никто
не может лишить его веры в то, что посчитаются с
его индивидуальными особенностями и каприза-
ми.
Ради него мы часто останавливаемся во время
плавания. К лодке Волча привычен, но это не
значит, что впечатления на воде он предпочитает
сухопутным. Монолог Волчи: «Мне гулять всегда
охота, не моряк я, а пехота». Самое вожделенное
слово для него на лодке — «берег». Мы щадим нер-
вы пса и не употребляем это слово всуе; приду-
мана уйма всяческих синонимов. Но пса не про-
ведешь: каким-то телепатическим образом он
всегда догадывается, когда мы решимся искать
«вылаз». Начинается верчение хвостом и задом
и нетерпеливый писк.
Бывает, от возбуждения пес, не дождавшись,
пока причалим, бросается в воду и доплывает до
184
берега сам. Если он примет за берег камыши, тор-
чащие из воды, то придется извлекать его за
шкирку, втаскивать назад -— и, само собой, он
нанесет в лодку воды с целое ведро. А потом
встряхнется — будем все мокрые до затылка.
Впрочем, можно ли на Волчу сердиться? Да и
нечасты такие инциденты. Обычно в лодке он гор-
до стоит на носу — впередсмотрящий! Вглядыва-
ется и внюхивается в берега. Реагирует на птиц,
иногда на рыб. И всегда со всей страстью
на стадо, на деревни, особенно с собаками, кура-
ми, гусями и утками.
Что Волча принадлежит к жи-
вотным весьма хищным, мы
Держи ухо востро догадывались. Один случай
наглядно доказал этот тезис.
В селе Лучки (это на маршруте по Нерли-
Клязьминской) жили на даче наши друзья. Два
дня мы гостили у них. В проулке, соединявшем
соседние улицы, Волча был привязан к столбу. По
улицам, как и положено, разгуливали куры. Они
совсем не опасались местных собак, для которых
домашняя живность, во-первых, привычна, во-
вторых, запретна. И Волчи не опасались тоже.
А ему куры казались дичью. Он косил желтым
глазом на хохлаток. И вдруг рванулся к ближай-
шей курице. Без видимого усилия разогнул сталь-
ной карабин и освободился от поводка. Все
произошло в пять секунд. Две секунды — и курица
в пасти. В это время я уже среагировал. Через
три секунды разжимал его челюсти. Через пять
секунд курица, потерявшая часть оперения, убе-
гала прочь, крича «караул!». Обошлось даже без
объяснений с хозяевами.
В другой раз за любовь к курятине Волча
185
едва не поплатился жизнью. Мы неожиданно вы-
шли на лесной кордон, пес был без поводка. Хо-
зяин уже побежал в дом за ружьем, но мне уда-
лось прежде схватить Волчу за ошейник и защи-
тить своею грудью. Впрочем, догнать курицу он так
и не успел.
Да, с Волчей держи ухо востро! На пешем
маршруте, завидев признаки жилья, мы тут же бе-
рем его на поводок. От греха подальше. И строго
наставляем: «Никаких кур! Никаких коз! Никаких
кошек! Дисциплина!» После такого внушения Вол-
ча делает вид, будто вообще никого не замечает,
даже деревенских псов. А они облаивают его почем
зря. Однажды Волча вел по деревне за собой це-
лую свиту: десяток туземных псов, держась на бе-
зопасной дистанции, следовали за нами, осыпая
нас отборными собачьими ругательствами. Вол-
ча шествовал, как басенный слон, не снисхо-
дящий до мосек. А некоторые моськи были по-
крупнее Волчи...
В лесу сложнее. Там он обычно без поводка.
А у него нет манеры жаться к хозяйским ногам:
бежит впереди или сбоку, метров за пятьдесят,
шастает по кустам... Именно в лесу сказывается
независимость Волчиного характера (согласно
Конраду Лоренцу, признак волчьей крови в со-
баке). И скорее всего, он первым почует какого-
нибудь лесного обитателя.
Вот он гавкнул (хотя вообще-то молчун, зря
не лает) и оперся передними лапами о ствол де-
рева — словно охотничья лайка. Значит, наверху
белка.
Вот он сунулся носом в куст и залаял. Мы
торопимся туда, движимые двойной тревогой: то
ли ежа от Волчи спасать, то ли Волчу от гадюки.
186
Нет, конечно, ежа он не съест. Однажды пытался
и уже держал в пасти, но «накололся». До зна-
комства с Волчей мы не подозревали, что в средне-
русских лесах так.много симпатяг ежей.
В молодости был у Волчи интерес к лягуш-
кам — он оказался недолгим. Другое дело мыши,
это его прочная привязанность. Раскапывать их
норы — любимый вид спортивной охоты. На лугах
Волча мышкует — совсем как лиса, делает «свеч-
ки» и иногда настигает-таки жертву. Сообщаю об
этом с горечью, потому что мы не поощряем его
охотничьих эскапад.
Однажды, подняв с лежки зайца и не вняв на-
шим крикам, он помчался за ним в вечернюю тем-
ноту. Но буквально через минуту (показавшуюся
нам долгой) подал издалека голос и вскоре вер-
нулся — явно виноватый. То ли не догнал, то ли
просто не знал, что полагается в таких случаях
делать... Мы очень беспокоились: не за косого —
за Волчу. Обороняющийся заяц может быть гро-
зен.
Сколько раз мы уводили Волчу от змей, пер-
выми обнаруживая опасность! Но однажды не
уследили. Было это в верховьях Великой. На
привале утром услышали из палатки лай. Выг-
лянули — Волча на лугу, где сушилось сено,
пытается лапой кого-то потрогать. Кого же? По-
бежали. Бог ты мой, гадюка, громадная, жирная,
в позе угрозы. Успела укусить? Может быть, нет?
Через десять минут уже знали — успела. Волча
мигом скис, ушел в ближайшие кусты и спрятался
там. Губа и нос его распухли. Самое паршивое
было то, что ничем, ‘буквально ничем мы не могли
помочь. Растолкли таблетку кофеина, смешали с
водичкой и влили ложкой в пасть — вот и все.
187
Оставалось уповать на здоровый Волчин орга-
низм.
В тот день мы поплыли. Пес стоял, как обычно,
на носу лодки, ловил распухшим носом соблазни
тельные запахи. Обойдется, думали мы...
События начались ночью. Волча (из деликатно-
сти, что ли) не разбудил нас — хотя бы для того,
чтобы мы расстегнули палатку. А ему стало
очень плохо. Его рвало. Только под утро, в пол-
четвертого, мы выпустили его наружу, он сразу
побежал к реке, долго пил, потом ушел в кусты и
залег. Я все-таки не хотел оставлять его в одино-
честве, хотя он поступил согласно звериным зако-
нам. Но в человеческих законах другие нормы.
Я налил во все миски свежей воды (чтобы Волче
не приходилось бегать к реке), развел костер
(было зябко) и прилег около огня. Пусть знает,
что я близко и душою с ним. Не заметил, как
задремалось. Разбудил Волча — ткнулся горячим
носом в плечо: «Я здесь, не волнуйся». И улегся
рядом с палаткой. На этом месте он и проле-
жал двое суток — долго мы торчали на этом при-
вале.
Ничего не ел. Только пил. И спал. Гулять мы его
заставляли: ведь надо же позадирать лапу, на-
до же выводить яды наружу. Шел с нами лениво,
вяло орошал кусты малины, потом ложился на
землю и смотрел умоляюще — дескать, не могу
идти, не судите строго. Приносили его на руках
назад.
На второй день после той тревожной ночи он
позволил себе слизать две ложки любимой сгущен-
ки и откусить два крошечных кусочка от ириски.
На третий день — одна ириска. На четвертый —
тоже. И лишь на пятый — красными чернилами
188
было вписано в дневнике это событие! — по-
просил: дайте поесть. Дали сублимата с ов-
сянкой.
Мы поплыли дальше. И с радостью подмечали:
Волча возвращается к жизни. То дремал в лодке на
маминых коленях, а вот встрепенулся, поднялся —
опять занял свой пост впередсмотрящего. На
прогулке обогнал Папу и побежал впереди! Рыс-
цой побежал! Перепрыгнул через сучок! Тихо
гавкнул — где-то в сотне метров прошел человек.
Заметался, нос заработал — мышей почуял. Сла-
ва богу...
А на шестой день произошло дважды знамена-
тельное событие. Во-первых, уникальная рыбал-
ка: с трудом в тамошних песчаных почвах раз-
жившись единственным червяком, я ухитрился
поймать на него пятерых окуней. Во-вторых, Вол-
ча предъявил свои права на сырую рыбу; это
одно из любимейших им блюд. За три дня до это-
го он отвернулся от миски пескарей, а теперь
схряпал одного за другим четырех окуньков. Пя-
того, самого крупного, получил в ухе — и тоже
принял с энтузиазмом. Беда миновала. А пес
еще долго, с месяц, будет держать себя на диете,
отказываться от жирного мяса, от молока. Ин-
стинкт мудр.
На следующий год на реке Кунье Волча опять
нашел свою гадюку. И все стало повторяться.
Наши сердца обливались кровью. Еще год назад
мы задались вопросом: возникает ли после змеи-
ного укуса иммунитет к яду? И ничего в книжках
не нашли об этом. Теперь знаем: возникает! К ве-
черу пес, отлежавшись, был в самой боевой форме.
И никакой диеты себе не назначал.
Хватит, хватит драматических историй, сколько
189
можно! Надо успеть сказать еще об одном песьем
инстинкте, который требует нашей бдительности.
Опасностью он не грозит, разве что головомойкой
(в переносном и прямом смысле слова).
Когда мы увидели в первый раз, что Волча
усердно катается спиной и затылком по траве, то
не поняли, что бы это значило. Но вот он прибли-
зился к нам, и смрад, исходящий от песьей шер-
сти, ударил в нос острее, чем нашатырный спирт.
Посмотрели — на траве-то останки дохлого зай-
ца! Этот ужасный собачий инстинкт объясняют
так: псы и волки набираются трупной вони для то-
го, чтобы заглушить собственные запахи и это
якобы дает преимущество на охоте. Не знаю, не
знаю. Я лично думаю, что Волче эти ароматы
просто нравятся. Не будем с ним спорить о вкусах.
Важнее другое: предупреждать подобные случаи.
А значит, научиться распознавать эти темные
пахучие пятна на земле и вовремя брать пса на
поводок.
И еще — найти действенное средство для го-
ловомойки. Мыло оказалось недостаточным. Пос-
ле многократной бани слабый запах держится
несколько дней. Шампунь в тюбиках гораздо эф-
фективнее. К тому же его удобно иметь все время
наготове, среди дежурных вещей первой необхо-
димости. Недурные результаты показала и торфя-
ная жижа. Впервые мы испробовали ее на привале
у Плещеева озера. Рыская по округе, пес нашел-
таки падаль. В тех местах у берега озера метров
на пятьдесят от суши сплошная грязь. Волча
был поставлен в эту грязь и безжалостно ею
вымыт. Очистительный эффект оказался высо-
ким. Замерзшего, дрожащего, завернули Волчу в
теплую курточку.
190
Да здравствуют Грех думать, что наш «мох-
инстинкты!	НаТЫИ СЫН» (ЭТО ОДИН ИЗ Вол-
чиных титулов) доставляет од-
ни сплошные неприятности и создает сплошные
проблемы. Бывает это с ним, что поделать — ас
кем не бывает? Грех думать, что Волча пользу-
ется одними лишь правами и привилегиями. Есть
у него обязанности, без которых, как известно,
не бывает и прав. И все он принял на себя сам,
добровольно. Тут, видимо, тоже не обошлось без
инстинктов, зато какие великолепные инстинкты!
Волча с почтением относится ко всем законам
нашей «стаи». Когда мы едем за город с друзьями,
Волча сразу понимает: они тоже приняты в «стаю».
А раз так, нужно проконтролировать, чтобы никто
не потерялся; он сам в детстве был кем-то брошен
и знает, какое это несчастье — остаться без кол-
лектива. И носится Волча по лесу от одного к дру-
гому, проверяет, все ли на месте. Если мы отпра-
вились по грибы, то, ясное дело, держимся не куч-
кой. Сколько забот это доставляет псу! В идеале он
всех бы согнал в одну отару. Компанейский па-
рень!
Ну, а разъединение Мамы и Папы он просто ор-
ганически не способен принять. Мы для него —
целое; именно благодаря Волче я постиг, что
слово «половина» в значении «супруг» или «суп-
руга» ничуть не иронично и выражает факт почти
физический. «Мы в одиночестве уроды, несовер-
шенство половин, и это наш мохнатый сын признал
от имени природы».
Вот Вера одна отправилась в ближайшую де-
ревню, в магазин. Безмятежный Папа, оставший-
ся в палатке, прозевал момент исчезновения Вол-
чи. Через четверть часа Вера возвращается, так и
191
не дойдя до магазина: обнаружилось, что Волча
тайно крался за ней по кустам. Чего он боялся? Что
Мама совсем уйдет? Кто разберется в пара-
доксах собачьей любви?
Вот, наоборот, Вера осталась на привале: днев-
ка, надо устроить постирушку. И позагорать.
Я приглашаю Волчу, мы идем в лес за грибами.
Сначала дорогой (поворот, еще поворот), потом
извилистой противопожарной бороздой, потом ов-
ражком. Волча почему-то нервничает. И в тот мо-
мент, когда я нахожу, наконец, большую семью
лисичек, он, гавкнув два раза, срывается с места и
целеустремленно бросается в лес. Не назад, нет,
куда-то вбок. «Стой!» не действует. Что он увидел?
Может быть, пока я был занят лисичками, он по-
чуял живую лисичку? Или, не дай бог, лося? Я но-
сился по лесу взад и вперед, свистел, звал и все
возвращался к овражку. Исчез! Можно себе пред-
ставить, с какой тяжестью на сердце после часа
поисков и ожиданий я поплелся назад, к палатке.
Этот сукин сын встретил меня метров за двести
до палатки. Боже мой! Только тут я сообразил, что
не вбок он тогда кинулся, а прямо — целиной, без
дорог к привалу, к Маме. Он бежал по азимуту!
У меня даже не было сил выговорить Волче. Да
и за что? Я же сам виноват — покинул Маму.
Мы запомним его способности к ориентирова-
нию. И позднее заведем для Волчи штатную долж-
ность главного штурмана походов. Когда в лесу
теряется тропка, мы не суетимся сами, чтобы найти
ее,— полностью доверяемся псу, тут его нос неза-
меним.
А штатная должность сторожа давно за Бол-
чей. Когда первый раз в жизни он увидел и обню-
хал палатку, то сразу понял: это наш общий дом и,
192
стало быть, его надо охранять. Никто его этому не
учил. Когда поблизости появляется чужой человек,
Волча издает предупредительное «вуф!». Если
человек продолжает приближаться, Волча вска-
кивает, гавкает и не торопясь направляется к на-
рушителю. Мы так и не знаем, что может произой-
ти дальше, потому что до этого не допускали.
Впрочем, я не верю, что наш пес способен бро-
ситься на человека. Порычать угрожающе, попу-
гать — это да, но не более. Злобность в Волче мы
не воспитывали, задобрить его ничего не стоит.
Но прохожие не знают об этом. А деревенские
жители, люди практичные, понимают так: зря пса
не берут. Сразу остановятся. К этому моменту я
уже держу Волчу за ошейник. «Не тронет?» —
«Хорошего человека не тронет»,— отвечаю я. Та-
кая слава про Волчу и идет по деревням. Слух
быстрее скорости нашей лодки. Дальше по пути
уже знают о нас. «Это та собака, что хороших лю-
дей не трогает?» — спросила нас женщина, ко-
торую мы видели первый раз в жизни. Она слы-
шала о Волче и «узнала» его.
На реке Кунье был такой случай. Утром (мы
еще дремали) вдруг ударил ливень. И сразу же —
два мужских голоса: «Хозяева, дали бы укрыться!»
Голоса уже не очень трезвые. Ну, а потом пошли
всякие слова: покуражиться мужикам захотелось.
Но тут Волча подал голос. Хороший такой рык на
максимально низкой ноте. Как сразу изменился тон
непрошеных гостей! «Извините», «Мы вот на
рыбалку собрались», «Еще раз извините», «Мы
пошутили», «Счастливого отдыха». Так что за-
пишем в заслугу Волче и его способность делать
мужчин вежливыми.
Что наш пес безоглядно храбр, мы знали. Ни
193
дога, ни овчарки не побоится. Но я простил бы ему
слабость, если бы он поджал остаток своего хвоста
перед тем быком. Какой был бык! Громадный, гор-
батый, злой. Когда к берегу (было это на Плеще-
евой озере) приблизилась лодка с отдыхающими,
он встал на берегу и, роя копытами землю, истошно
мыча, недвусмысленно давал понять, что не по-
терпит высадки десанта. Наша палатка - находи-
лась шагах в тридцати от того места. Бык во главе
десятка коров уже пытался проникнуть на нашу
полянку, но встретил отпор Волчи, остановился,
постоял в недоумении и повернул назад. Выручил
Волча и тех, в лодке. Видно, надоело ему надрыв-
ное мычание, он вышел за пределы своей законной
зоны охранения и, облаяв стадо, вынудил быка со
свитой удалиться в свои луга. Высадившиеся
(жители Переславля) сообщили, что бык этот
зверь в округе известный и прошлым летом затоп-
тал пастуха. Правда, пастух, по общему мнению,
был плохим человеком, много пил и постоянно
оскорблял быка...
Хороший и надежный спутник Волча. Возбу-
димый, нервный, он способен на подвиги спокой-
ствия в чрезвычайных ситуациях. На него и при-
крикивать не приходится. На том же Плещеевой
озере он выдержал «шторм». Меня почти укачало
в лодке, а каково было ему? И ни единой жалобы!
На Волчине мы попали в сильную грозу. Вера
и я бились с полиэтиленовым тентом, укрывавшим
нас, ветер рвал его, рук не хватало. Волча лежал
смирно, как никогда; похоже, дремал. Понимал:
положение серьезное, нечего мешать. Умница.
Он пришел к нам в семью как уполномоченный
природы. И природа в его лице отнеслась к нам с
доверием и любовью. Мы ценим это.
194
СТАРЕЕМ!
Несколько лет назад во время майского празд-
ничного похода наша палатка стояла невдалеке
от лагеря старшеклассников. За полночь ребята
все не угомонились: пели у костра, веселились,
хохотали. А про нас говорили нарочито громко:
«Как можно спать в праздничную ночь!» Вполне
допускаю, что в их возрасте и на их месте думал
бы так же. Да что говорить!
Как там в песне поется: «Когда мы были моло-
дые и чушь прекрасную несли...» '
Помню, в Архипо-Осиповке на турбазе какая-
то группа туристов, с двумя умелыми гитаристами,
хорошо спевшаяся, потчевала добровольных
слушателей песнями. Часов в одиннадцать адми-
нистрация напомнила о том, что поздно. Концерт
перенесли на пустырь, и длился он до рассвета;
я сидел и слушал до конца. Мне шел двадцать
второй год.
А на Тебердинской турбазе уже мы с Верой
сами давали вечерний «концерт». Когда нам
сделали замечание, тоже не утихомирились:
отошли с компанией слушателей подальше и стали
петь вполголоса. И тоже за полночь. Было нам по
тридцать.
Боже мой, сколько же лет я не брался за ги-
тару! Да и куда мне: сейчас, как соберутся Оля с
Димой и их ( а теперь и наши) друзья Игорь
Паверман и Шура Ротахин, как ударят в две, а то
и в три шестиструнки, как начнут выводить на
три голоса! И репертуар какой: рядом с их песнями
наши, старые, в большинстве кажутся простова-
тыми. А у них много отменных песен! Только вот,
чтобы запомнить их, приходится специально разу-
195
чивать. То ли дело раньше: все укладывалось
в памяти само собой, с ходу. Как сейчас у Оли.
Да, стареем. До чего доходит: раза два мы с
Верой отправлялись за город с ночевкой главным
образом затем, чтобы отоспаться на лесном воз-
духе. Не побродить, а поспать! Это чудовищное
намерение лукавая Вера прокомментировала так:
«Самая черная лень, гнездившаяся в самых тем-
ных углах души, начинает потихоньку наглеть.
И при этом еще маскируется под усталость, якобы
накопившуюся в нас за многие годы».
Вот именно — «якобы»!
По такому случаю произошел даже конфликт
с Волчей. «Пес осуждает нашу лень,— говорилось
в поэме, сочиненной в ленивый день — Он жаждет
прогуляться, а мы хотим валяться».
Впрочем, Волча и сам хорош! Восемь лет —
для пса не молодость. В последний год, несмотря
на вечную инфантильность, приличествующую
каждой собаке, стал Волча терять сверхрезвость.
Солиднее стал, даже поправился. Слыханно ли
было раньше, чтоб он первым забирался в па-
латку? Или подолгу лежал у палатки сфинксом?
А разве мы не были резвыми? Не так уж и дав-
но (когда же? да ровно десять лет назад!) в один
прекрасный вечер среди недели, когда вдруг так
защемило сердце, что нельзя было утерпеть, сор-
вались мы из дома втроем (Вера, Гриша и я) и
поехали за город, в лес, просто так — куда глаза
глядят. Налегке, с одним компасом. Вылезли, уже
при заходящем солнце, на какой-то станции по
Павелецкой дороге и пошли прямо на закат. Карты
не взяли, только общая топография тех мест была
в голове. Знали, что километрах в двадцати на за-
паде Курская дорога, куда-нибудь да придем,
196
целая ночь впереди. Шли лугами, лесами, пере-
лесками. Как раз на полпути угодили прямо к ав-
тобусной остановке на шоссе. Судьба! Последним
автобусом успели к последней электричке, так что
обошлось без «холодной ночевки».
Но все равно: какая опрометчивость, какое
легкомыслие! И какой энергичный душевный по-
зыв, какая прекрасная непредусмотрительность!
Позавидовать можно...
Под Боровском мы открыли неплохие грибные
угодья. Было время, каждый август ездили «на
промысел». Старт — в субботу, в середине дня;
от электрички ехали автобусом, а потом, уже в
сумерках, углублялись в леса и там, на поляне,
ночевали. С первым утренним просветлением на-
чинали грибную охоту. Искать грибы с полновес-
ным двухдневным рюкзаком не очень удобно, к
тому же корзины быстро тяжелеют; было решено
максимально сократить груз. И однажды поехали
мы без котелков (еда — сухомятка, питье во фля-
ге) и без палатки. Увы, ночь вышла бессонной.
Укроешься полиэтиленом — душно, откроешься —
комары лезут... Так они и загубили стоящую
идею.
Смешно! Испугаться хилого подмосковного ко-
мара, к тому же по-августовски немощного! Как
будто не было в моей биографии таежного гнуса,
как будто впервой спать под открытым небом...
Стареем. Отпускной Верин рюкзак в былое вре-
мя до 22 килограммов тянул. Когда минул чет-
вертый десяток годков, установили предельную
норму — 11 килограммов. Что поделать...
Реже стали выбираться из города на выходные
дни — когда-то недели не проходило без похода.
Реже стали плавать на лодке. «Стоит ли четыре
197
часа мучиться в транспорте, чтобы четыре часа
проплавать?» — по мнению Веры, это сильный
аргумент. Сколько уважительных причин нахо-
дится, а объяснение простое: тяжелее стали на
подъем.
Одно утешенье: по пословице, чем старее, тем
правее.
И под самый конец — немного стихотвор-
ных строк. На этот раз — без шуток, всерьез.
Слово предоставляется Вере. Это справедливо:
последнее слово по праву принадлежит женщинам.
Они лишены издержек мужского «агрессивного
оптимизма». Они умеют сказать все с той внутрен-
ней свободой, с которой лучше всего и говорить о
туризме. Ведь туризм есть для нас один из спо-
собов выразить свою подлинность. Итак, строки,
написанные в отпуске.
Отпускает меня забота
О куске насущного хлеба.
Окружает меня дремота
Отраженного в водах неба.
Здесь, очерченная рекою.
Пролегла полоса покоя.
Суета и тщета мирская
Отпускают меня, отпускают.
Где качает меня дорога
На своих крутых поворотах,
Отпускает меня тревога
За моих птенцов желторотых.
Отпускает меня усталость.
Надвигающаяся старость,
Хоть на время, да отступает,
Отпускает меня, отпускает...
198
ПОСТСКРИПТУМ
Пока суд да дело, пока эти
ы — мне, я — тебе главы пИСЭЛИСЬ, ПОДОШЛО ЛеТО,
Снова жаркий июль. И снова
отпускной поход. Он был вдвойне особенным. Во-
первых, мы ходили вшестером — вкупе с друже-
ственной семьей (Волча — седьмой). Во-вторых,
мы повторили свой же маршрут — прошлогод-
ний, по Волкоте, чего до сих пор не бывало.
Наконец-то! Наконец-то Шура и Лев Аннин-
ские, стариннейшие, еще со студенческих времен,
друзья вняли нашим призывам об объединении.
В их и наших понятиях о туризме оказалось так
много схожего! Как и нас, их ничуть не заботят
лавры спортивных успехов, они не жаждут сверх-
трудностей. «Главное — сменить образ жизни»,—
объяснил Лев свое туристское кредо.
Впрочем, за его плечами кавказские перевалы,
сплав на плоту по сибирской реке, байдарочные
походы по Карелии и Приполярному Уралу. Но
сегодня он так же, как и мы, владелец неспешной
резиновой «Славянки». И так же полагает, что она
лучше всего соответствует туристским запросам
его семейства (и его возраста).
Шура тоже давно туристка, хотя на маршруты
посложнее отпускала мужа с друзьями. В ее
(и Левином) «послужном списке» — Карпаты,
Север, Прибалтика. Две из трех дочерей Аннин-
ских вошли в нашу группу: у шестнадцатилетней
Кати уже опыт нескольких походов, двенадцати-
летняя Настя в многодневном походе была впер-
вые.
Несмотря на разницу прежнего опыта, обе
семьи в сегодняшнем итоге пришли к одинаковой
199
походной модели. Независимо друг от друга, они
и мы выработали схожие амбиции и ожидания,
одни и те же привычки, те же вкусы (даже пище-
вые!). Даже упущения делали одинаковые. Даже
во многих мелочах совпадения.
Правда, не во всех. Один из итогов совместного
похода — взаимное обогащение. В том числе кули-
нарное. Теперь мы будем, по Левиному патенту,
поджаривать тушенку с луком, прежде чем за-
правлять ее в кондер,— так очевидно вкуснее!
Недурна привычка брать с собою растворимый
кофе — и это намотаем на ус. В свою очередь,
друзья отдали должное нашим фирменным блю-
дам: лесному чаю, ягоде со сгущенкой, супу с
плавленым сыром и свежесобранными грибами.
Наша идея упаковывать вещи в мешки из
прорезиненной ткани еще до похода была при-
нята Аннинскими. И теперь прошла практическую
проверку у них на лодке. Результат снова бле-
стящий: ничто не подмокало.
И наша мечта о конструкции для противодож-
девого тента над лодкой заразила Льва. Он не
пожалел нескольких часов на дневке, чтобы
приклеить к бортам своей «Славянки» захвачен-
ные мною резиновые «нашлепки» с гнездами для
опор конструкции. Правда, опытной проверки
«халабуда» (так Лева назвал это безымянное до
тех пор сооружение) не прошла: дожди нас мило-
вали.
Ну, а то, что мы заимствовали у Аннинских,
сулит резкую перемену во всех наших устоявших-
ся навигационных рефлексах. Дело в том, что Лев
ходит на «Славянке» не с ее штатными веслами,
а с байдарочными. И, значит, уключины ему ни к
чему. При обычном же способе гребли, каким мы
200
и пользовались, на уключины приходится ой-ой-ой
какая нагрузка. Особенно при пролазах, слаломе в
камышах и кустах, плавании по «супам» и зарос-
лям хвощей. В прошлом походе по Волкоте мно-
гочисленные «подвиги» много стоили не только
нашим с Верой мышцам, но и резиновым уключи-
нам. И они не выдерживали. Трижды пришлось
ремонтировать их.
Но на этот раз, увы, уключины лопнули так, что
не починишь. Крах! Фиаско! Хорошо еще, у Ан-
нинских было с собою два байдарочных весла, од-
но из них и выручило меня. Его я и осваивал,
впервые в жизни взяв такой предмет в руки! Вто-
рую половину похода вовсю махал им и, говорят,
начальные уроки прошел не так уж безнадежно.
Вернувшись в Москву, сразу же купил два байда-
рочных весла: второе — для Веры, ей тоже пред-
стоит учеба.
Суровая походная практика и Леву заставила
пересмотреть кое-что. Буквально в последнюю ми-
нуту удалось убедить его взять с собой примус;
может быть, мою настойчивость он до сих пор
считал бы блажью, но один из двух дождей, слу-
чившихся за полмесяца путешествия, подал свой
голос за нашу концепцию походного очага. Под
вечер нас накрыл ливень, палатки ставили под
дождем. Часа полтора он лил. И не успел затих-
нуть, как горячий ужин из двух блюд был уже го-
тов. В нашей палатке два примуса хором попых-
тели минут сорок — и шесть голодных ртов были
накормлены. Удобство примуса было продемон-
стрировано столь наглядно, что Лев сдался: да,
для подобных случаев он отнюдь не лишний.
201
Одной семьей Поход с друзьями удался в
высшей степени! Не секрет,
общение в городе (эпизодическое — мы к вам в
гости, вы к нам) совсем не то, что в походе (с утра
до вечера вместе, мелкие слабости и нюансы харак-
тера могут приобрести неправомерно большой
вес). В нашем случае обе стороны оказались го-
товы прощать любые слабости — тем охотнее, что
по главному счету (в понятиях о туризме и жизни)
совпадение было почти полное.
Пусть Лева несколько преувеличивает, на наш
взгляд, значение трехразового питания — что с
того? Раньше посреди дня мы обходились легкой
трапезой всухомятку — теперь внесли коррективы.
На небольшом костерке или примусе кипятили
полкотелка воды для чая, кофе, бульона из куби-
ков, разогревали тушенку, оставшийся от завтрака
суп. Новый для нас обычай (горячее блюдо на
обед!) повлек за собой изменения в упаковке и раз-
мещении вещей. Был заведен особый мешок под
названием «Кухня» (вся посуда, костровые при-
надлежности, примус, нужные продукты); его кре-
пили на лодке в ближнем, самом доступном
месте.
Что с того, если Лев оказался не склонен к
дальним лесным прогулкам, которые у нас котиру-
ются весьма высоко? Мы гуляли по лесам вместе
с Шурой и девочками и в них обнаружили тот же,
что и в себе, интерес к цветкам и козявкам, грибам
и ягодам, деревьям и птицам. Лева (грибы и ягоды
волновали его только гастрономически) добро-
вольно принимал на себя роль дежурного по ла-
герю. Мне кажется, он радовался своему уедине-
нию, а кто станет оспаривать, что это святое право
человека?
202
Аннинские с уважением отнеслись к нашим по-
ходным обыкновениям. Они, никогда не бравшие
с собою радио, простили нам транзистор, а под
конец Лев даже стал требовать «Последние изве-
стия». Присутствие Волчи вызвало что-то вроде
восторга у женщин Левиного семейства, но отно-
шения самого Льва с собаками довольно сложны.
Только великим обаянием Волчи можно объяснить
такое чудо: к концу похода Лева чесал пса за уша-
ми и почти перестал на него сердиться за вылизан-
ные сковородки. «Я покорен»,— признался он.
Туристские доктрины обеих семей оказались
достаточно пластичными. Три-четыре встречные
уступки — и ни единой жертвы! Никаких ребусов
психологической несовместимости! В сущности,
это был поход нашего привычного жанра, только
в расширенном варианте. Две недели мы прожили
одной семьей.
В расширенном варианте мы имели и радости
общения. Старшие тешили свои ретрочувства и
пели у костра те же песни, что в молодости. А если
еще учесть, что именно Лева тридцать лет назад
учил меня гитарной игре и что от него я воспринял
тогда немало песен... Словом, было здорово. Млад-
шие подпевали: приятно, что они знают и «Бар-
барисовый куст», и «Парус», и «Дымки»...
Присутствие молодежи придало и этому по-
ходу педагогический оттенок. Катю мы учили
ориентировке, искусству выбора бивака; ее и
Настю — грибной и ягодной охоте. Я даже — по-
думать только!— провел несколько показатель-
ных сеансов рыбалки.
Атмосфера похода была не менее прекрасна,
чем ландшафты, нас окружавшие. Легкий весе-
лый тон держался все время, но не исключал серь-
203
езных вечерних разговоров. Нашу привычку к
«рифмическим досугам» друзья поддержали и
охотно включились в игру. Аннинские, все чет-
веро, рисуют, так что в программу радостей во-
шли еще и шаржи; главным их объектом был,
разумеется, Волча.
Еще новость: я побывал в шкуре
Дарить поход! руководителя двухсемейной
группы. Лева, как он признал-
ся, любит быть ведомым, я — ведущим. Так что и
здесь все благоприятно сошлось.
Тем удачнее давалась новая роль, что путеше-
ствовали по знакомым местам. Любопытное это
ощущение — повторять маршрут! Можно испра-
вить «ошибки прошлого». Что ожидает на пути,
расстояния, препятствия — все известно. Ту часть
маршрута, что стоила год назад целых четырех
«подвигов», на сей раз просто обошли посуху. Ум-
нее все было на этот раз, спокойнее, несмотря на
аварию с уключинами.
Я чувствовал себя как бы щедрым хозяином,
принимавшим гостей. Еще в прошлом году Волко-
та стала для меня своей. Ее я и дарил друзьям!
Особая, не испытанная до сих пор радость. Дарил
эти берега и заранее известные живописные стоян-
ки. И этот беломошный бор, поразивший вообра-
жение еще в прошлом году. И эту вырубку,
заросшую иван-чаем, словно розовым туманом
подернутую. «Угощал» заливными лугами, быст-
ринами, по которым катишься, словно с горы. Бы-
ли заготовлены такие сюрпризы, как озеро Брос-
но (редкий байдарочник добирается до него) или
Кауровские пороги на Западной Двине. «А в круж-
ках пенилась Двина, мы были пьяны без вина...»
И когда Шура воскликнула: «Какие красивые
204
места!» — я был польщен, словно то моя заслуга.
Теперь знаю: среди походных радостей одна из
самых радостных — подарить поход другу.
Не начало ли перемен в нашей
Минус пятнадцать! туристской жизни? Не сулят ли
они нам «новые эры»? Нет ни
малейшего основания говорить, что все в прошлом.
Года? Стаж? Опыт? Ну и что — только во вкус
входим. Не устали учиться и обновляться.
Да и не так уж мы сдали. Когда возвращались
из последнего майского похода, Юрка, внук, за-
снул в вагоне. Пришлось взять его на плечи, а за
плечами — рюкзак в тридцать кило. Всего, зна-
чит, пятьдесят. И ничего, сдюжил. Есть еще порох
в пороховницах.
В журнале прочитал: у тех, кто систематически
ходит в походы, биологический возраст по крайней
мере на пятнадцать лет меньше того, что в паспор-
те. Может быть, и нам досталось что-нибудь из
этих пятнадцати?
Когда-то еще доживем до сорока...
ОГЛАВЛЕНИЕ
ОСТАНОВИТЬ МАХОВИК! .	3
НАША МОДЕЛЬ......................................... 5
Двенадцать подвигов Папы. Туристу девять меся-
цев. Богатыри не мы. Вместе! Нулевая категория.
Группа равна семье. Сам себе инструктор. О тро-
феях. Модель для всех?
предыстория.........................................23
Начальная школа походов. Кавказ впервые. Крым,
снова Крым
куда мы ходили......................................32
Вслед за книжными строчками. Вначале были
горы. А потом и реки
«эффект штормовки» .....	. .	39
Где стою — там и сплю. Что лечит туриста. Ра-
дость движения
парадоксы отдыха....................................45
Отдыхаем ли мы? Устаем ли мы? Проблема талии
ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ, МУЖСКАЯ ДОЛЯ . .	....	52
Интервью с женой. Мой комментарий. Солдат
всегда солдат. О главенстве. О ролях. Мой букет роз
дом и очаг .	..............................62
Урок и экзамен. Бивачная этика. От нуля до 114.
Брезентовая крепость. У очага<" Вместо гимна
великий пп......................................... 80
Романтика здравого смысла. А если дождь? А если
заболеешь? Не только что, но и где. Строгий друг.
Чему учит ПП
ЧТО БЕРЕМ С СОБОЙ....................... .	.	99
Для водного похода. Для дома и кухни. Аптечки
В кофре. И еще кое-что. Гардероб. Съестное
ВПЕРЕД К ПРИРОДЕ! .	....................117
Полет щегленка и солнечный восход. На дальней
станции сойти... Не назад, а вперед
С детьми...........................................125
«Боюсь волков!» Оля и Гриша. Интервью с сыном
Интервью с дочерью. Никакой педагогики! «Ми-
тинги» и «диминги». К вопросу о КПД. Чему учит
поход
206
В ГОРАХ .	................................
Душа за облаками. Пятой категории красоты. Где
есть уклон... Вместо оглавления
в лодке...........................................
Тише едешь — больше видишь. Почти Наша река.
Плавать круглый год!
ВСТРЕЧИ НА ТРОПЕ .	.	...............
Добрососедство. «Наши» звери. За птицами. На
ста метрах
«НОВАЯ ЭРА» ......................................
«Волча, дисциплина!» Держи ухо востро. Да
здравствуют инстинкты!
СТАРЕЕМ! .	.	................................
ПОСТКРИПТУМ.......................................
Ты — мне, я тебе. Одной семьей. Дарить поход!
Минус пятнадцать!
147
158
170
182
195
199
Валерий Александрович Симаков
СЕМЬЯ ИДЕТ В ПОХОД
Редактор Л. П. Орлова
Художественный редактор Л. И. Безрученков
Технические редакторы И. И. Павлова
и В. А. Преображенская
Корректор Т. В. Носенко
И Б № 4860
Сдано в набор 15.01-87. Поди, в печ. 03.11.87.
А02378. Формат 70х100’/32. Бумага офсетная
№ 2. Гарнитура литературная. Печать офсетная.
Усл. п. л. 9,10 (в т. ч. вкл.—0,65). Усл. кр.-отт.
9,43. Уч.-нзд. л. 8,40 (в т. ч. вкл.—0,82). Тираж
75 000 экз. Заказ № 43. Цена 65 к. Изд. ннд.
ОИ-20.
Ордена «Знак Почета» издательство «Советская
Россия» Государственного комитета РСФСР по
делам издательств, полиграфии и книжно# торгов-
ли. 103012, Москва, проезд- Сапунова, 13/15.
Книжная фабрика № 1 Росглавполиграфпрома
Государственного комитета РСФСР по делам
издательств, полиграфии н книжной торговли.
144003. г. Электросталь Московской области.
ул. нм. Тевосяиа, 25.
Мы делили свою любовь между реками России и горами Кав-
каза. По Ояти. На Цейском леднике.
Дом и стол, кухня и гардероб — все на себе. И все ухитрись
вместить в рюкзаки. А если с собою лодки, то еще в компактные
тюки на коляску.
Среднерусское лето то пригреет, то намочит... Два снимка из
похода по Приокскому маршруту.
Шивера на Великой — место неожиданное. В средней полосе —
и настоящий горный поток! А знаменитая Нерль — класси-
ческая равнинная река.
Кавказ — не только снежные вершины и каменные осыпит
но и горные леса.
Общение родителя и ребенка в
походе — незаменимая
цен-
ность. С Гришей у родника.
Дети приобщаются к походному быту и ритуалам. Вверху —
Оля в своем самом первом походе, ей пять лет.
Не раз на наших маршрутах напоминала о себе Великая
Отечественная война. Памятник погибшим горцам в ущелье
Фиагдона. В лесу под Калинином Гриша впервые увидел дот.
Верховья Терека. Романтический ночлег у развалин старин-
ной башни.
Перевал Трусо. Только здесь, на высоте, переживешь ни с чем
не сравнимое ощущение: увидишь мир сверху, у своих ног.

Пастухи — наши всегдашние соседи и друзья в горах. Иной
раз выглянешь утром из палатки — вокруг стадо.
Смертельный номер: тропа на отвесной скале.
Походный быт.
Женщина везде женщина.
Мыть посуду — детская обязанность.
Горное лакомство — «мороженое»: в кружке смешиваются
чистый фирновый снег и сгущенка.
Один из немногих походных снимков, где мы в полном семей-
ном составе.
65 к.
СОВЕТСКАЯ РОССИЯ
в.А СИМАКОВ
СЕМЬЯ
идет
ВПОХОД