91 ЯНВАРЯ
УНЫ
ВОЗВРАТИТЕ КНИГУ не позже
о&пмамвмиого XVQC* срзиэ
				
				
				
				
				
				
				
				
И. ГОРЬКИЙ
ДЕВЯТОЕ ЯНВАРЯ
В. CBAFOlA  и. СИМАКОВА
твтглльвый вввжгвг
со»«* воввлвжв
ЗДАТВЛЬСТВО ДАТСКОЙ ЛИТВРАГГРЫ
в*сввл 1»«А--лввавгр*й
44# С*ГД1ЧЖЛ> КЛиСМ
Сок	Г ОЛГг.
Пип»*) с и мп 1|П! >М?л
»•>— >1. и».w- •.
П.в Ы». 41
Рой|ринм.’дасин<п
... Толпа напоминала темный вал океана, едва разбу-
жеяный первым порывом бури, ежа текла вперед медлен*
wo; серые лица людей были подобны мутно-пенному
гребню волны.
Глаза блестели возбужденно, во люди смотрели друг на
Ж а. точно не веря своему решению, удивляясь сами
Слова кружились над толпоА. как маленькие серые
птицы.
Говорнли негромко, серьезно, как бы оправдываясь друг
перед другом.
— Нет больше возможности терпеть, вот почему по-
шли ...
— Без причины народ не тронется..
— Рачге «он» это не поймет?
Больше всего говорили о «нем», убеждали друг друга,
что «он» — добрый, сердечный и — все поймет... Но в сло-
вах которыми рисовали «его» образ, не было красок.
Чувствовалось, что о «нем» давно —а, мажет быть, и ни-
когда— ме думали серьезно, не представляли его себе
лнвым, реальным лицом, ме знали, что это такое, и хале
плохи понимали — зачем «он» и что может сделать. Но
сегидмк <окэ был нужен, все торопились понять его к.
а
яги хая нс ami.At мосг j tiaxQ —
"{шгоакчг *4hodu cua axMHoj —
"ixsd9 *N1 игохои rtf —
"|MT0U30J TV —
—xaoodu ан Aropc«j ;и£пидт<о£ —
hootj naw аж *usun —
ка-йлАу ац **;яшмоа maxnrotf —
-Nioodu пи — Чаянии ‘v«*h '«no* —
"ЯВИ MH MBS ‘MYWr XWOX RW —
ас*жХн цэоаэ x smh и и ин я much л nxwaodn eyrd
-BFodBH ««du эмягмгоз гитЛр “rxood ojMmadxXiw мшат
-Amo гвеяене омнаимоои уннтамя xood хохя и *₽гхх1 od
-xjrq уагсвг юаня ЧпангХ я «япигЛ см Hawwadau •оц
ЧХЙГИВ ОГаХОХ оно млдохпх
чхогмэжи. э х1оаз кгинЛиш я жзчхмсмхзсо зяяйи язсо я
сиоаиэтхсаул 'ввхэаШЛэ пт aMNrad иожтиш аииаяггЛгвсй
и хАххзи гшгох X игггяспя язогох нхс — ирээ айв Агю
в ан в ‘Хую OKHHHadxAMs свою я nvsndM охи тсах tjoroj
•юпссгх игвхэм oMbdcX oxojah Tadaun нгяппгвслк *чэвг«
-HraXi’Mda онжо«3зхзп нищ мсмАяг ох «иэаххлм кгЗхло
омма^озо ах-пхвх я ouxjyoxoaaaj эонхХмэ <оах*вьак
яс 'ЯГХОЯ зя м <ххж1хэ ojnirdua dMdaa»]( агах аэнцоЛхэ
'aoxnadx оип*о я ихзХм азя ох’япгнэ *агважз робзя ^охя
м xauaX в otodat игэп и чх.<я hq осгжхзаэо ахн ‘ox-ojax
зинсгижо aoiiKaxtsduoii спев оапр ‘ципэпиоэ эямэжодд
аошля.) чюгввонхзвХь |ря «— мохчвя еихтнж 'нонкэх
ЯПКГХ XHMVada? BTCBHIRF монз н всвклг мнахэ о чмвгвхвпх
ЪвГжХэтвй м xdoua ‘rraTAJ ‘nuu.Xdx апяягаГхо гм tjhbh
-H^cwd ’нпввЛ агвявм в «ивввхзаги ончиахнтаЛан виго£
хая нс hq —
-jkiubj пахо—’аж Лмох д —
-къгая *XDd9 —
••oxndMio мэвгаж пц» —
-BOHMdn нмвмзагим мяпкнажг^гЧпй м ияпвигхАи кзсвпз
-Afi-JBt вхавотам аогох н 'ииГотдоэн гяу (тцхюявэ оц
муз; мяв) iiiBBBHMFm/j *Н |ипив<!воо£ —
XJVO.I ^имэамвогм циясдаг мсвнвиввб аигох в otodou
V*3B3
Rdouo ИСТ оиохмгм HI*BB09MU МИО НТЯХГВН НГЯ1> нхмгад
-aoMModjo ох>.ан маояэ нинажвП^юв я нгвяггроз ончгояэй
‘эиэовчгахявха^ат я товхзатпЛэ vndoxax ‘охах кгяс ан
Высокий человек в черном сальто, с рыжей мплатой на
плече, встал а» тумбу и, окна шапку с лысой головы, ня*
чал говорить громко, торжественно, с огнем в глазах и
дрожью и голосе. Говорил о «мем», о царе.
Но и в словах н в томе сначала чувствовалось что-то
искусственно приподнятое, не слышна было того чувства,
которое способно, заряжая других, создавать почти чуде-
са. Казалось, человек насилует севак, пытаясь разбудить и
вызвать в памяти образ длапэ безличный, безжизненный,
стертый временем. Он был всегда, всю жизнь, далек от
человека, во сейчас се» стал необходим ему — а вето че-
ловек хотел вложить своя надежды.
И они постепенно оживляли мертвей» Толпа слушала
внимательно — человек отражал ее желание, она это чув-
ствовала. И хотя сказочное представление силы явно ве
сливалось с «его» образом, во асе .икали, что тяная сила
есть, должна быть. Оратор воплотил ее в существо. всем
известное во картинкам календарей, связал с сбраэом, ко-
торый знали по сказкам, — а в сказках этот образ был
человечен. Слова оратора — громкие, понятные — понятно
рисовали существо властное, доброе, справедливое, оте-
чески внимательное к нужде народа.
Вера приходила, обпимяла людей, возбуждала их. за-
глушая тихий шопот сомнений... Люди торопились под-
даться давно акданваму настроению, стаскивали друг дру-
га в огромный коя едиводушиых тел. и плотность, бли-
зость плеч и боков согревала сердца теплого* уверенно-
сти. надежды на успех.
— Не надо нам красных флагов! — кричат лысый чело-
веж. Рвшахнвая валкой, он шел во главе толпы, и его
голый череп тускло блестел, качался а глазах людей, при-
тягивая н себе нх внимание.
— Мы к отцу идеи'
— Не дзет в обиду!..
— Красный цвет —цвет кашей криви, товарищи! —
упрямо звучал над толпой одинокий, монкий голос
— Нет силы, которая освободит народ, кроме силы
самого народа.
— Не надо!..
— Смутьяны, черти!..
— Отец Галин — с крестом, а ом — < флагом.
— Молодой еще, но тоже чтобы командовать...
Нанменее уверовавшие шли в глубине толпы и оттуда
раздраженно н тревожно кричали:
— Гони его, который с флагом...
Теперь двигались быстро, без колебаний н с каждым
шагом все более глубоко заражали друг друга единством
настроении, хмелем самообмана. Только что созданный,
«он» настойчиво будил в памяти старые тени добрых ге-
роев — отзвуки сказок, слышанных в детстве, и. насы-
щаясь живою силою желания людей веровать, безудерж-
но рос в нк юлСрьжелмм—
Кто-то кричал:
— «Он» нас любит..
И несомненно, что масса людей искренно верила а вту
любом, существа, ею же только что созданного.
Когда толпа вылилась из улицы на берег реки н уви-
дела перед собою длинную, ломаную линию солдат, пре-
граждавшую ей путь на мост,— людей не остановила эта
тонкая, серак изгородь. В фигурах солдат, четко обрисо-
ванных на голубовато-светлом фойе широкой реки, не
было ничего угрожающего, они подмигивали, согревав
озябшие ноги, махали руками, толкали друг друга. Впе-
реди, за рекой, люди видели темный дом — там жди их
•ои>, царь, хозяин втого дома Великий и сильный, доб-
рый и любкший, он не мог, конечно, приказать своим сол-
датам, чтобы они не допускали к нему народ, который
его любит н желает говорить с ним о своей нужде
Но, все-таки, на многих лицах явилась тень недоумения
и люди впереди толпы немного хане длили свой нмг.
Иные оглянулись назад другие отошли а сторону, и все
старались повалять друг другу, что о солдатах - - они
знают, это не удивляет их Некоторые спокойно ногляды-
иали на эолотого ангела, бвеетеяшего высоко я небе над
унылой крепостью, другие улыбались. Чей-то голос, собо-
лезнуй. произнес:
— Холодно солдатам...
— Н-дл-а...
— А надо стоять!
— Солдаты —для порядка.
— Спокойно, ребята!.. Смирно!
— Ура, солдаты! — крикнул кто-то.
Офицер в желтом башлыке на плечах выдернул из во*
жен саблю и тоже что-то кричал встречу толпе, помахи-
вая в воздухе изогнутой полоской стали. Солдаты встали
неподвижно плечо к плечу друг с другом
— Чего это они? — спросила полная женщина.
Eft не ответили И всем, как-то вдруг, стало трудно
КТПН
— Назад! — донесся крик офицера.
Несколько человек оглянулось — позади их стояла
плошая масса тел, из улицы в нее лилась бескгличмым
потоком темная река людей; толпа, уступая ее капору,
раздавалась, заполняя площадь перед мостом. Несколько
человек вышло вперед и, взмахивая белыми платками, по-
шли навстречу офицеру. Шли и кричали:
— Мы — к государю нашему...
— Вполне спокоАно!..
— Назад! Я прикажу стрелять!.
Когда голос офицера долетел до толпы, ока ответила
гулким эхам удивления. О том, что не допустят до «не-
го» — некоторые из толпы говорили и рамьск ж> чтобы
стали стрелять в народ, который идет к «нему» спокойно,
с верою в его силу и доброту, — вто нарушало цельность
созданного оСрала. «Ою — сила выше в:якой силы, и
ему некого бояться, ему незачем отталкивать от себя
свой народ штыками и пулями...
Худой, высокий человек с голодным лимон и черными
глазами вдруг закричал:
— Стрелять? Не смеешь!,.
И, обращаясь к толпе, громко, ялоб«к> продолжал:
— Что? Говорил я — не пустят они...
— Кто? Солдаты?
— На солдаты, а —там...
Он махнул рукой куда-то вдаль.
— Выше которые— Ага? Я же говорил!
— Это еще неизвестно...
— Узнают зачем идем, — пустят!..
Шум рос. Были слышны гневные крики, раздавались
возгласы иронии. Здравый смысл разбился о нелепость
преграды и молчал. Движения людей стали нервнее, сует-
ливее; от реки веяло острым холодом. Неподвижно бле-
стели острия штыков
Перекидываюсь восклицаниями и подчиняясь напору
СМДИ. люди двигались вперед. Те, которые пошли с плгт-
кйин, амрмули в сторону, исчезай а толпе. Но ваередк
ке, — мужчины, желании, подростки — тоже махали бе-
лыми плитками.
— Каки там стрельба? К чему? — солидно говорил по-
жилой человек с проседью в бороде. — Просто они же
пускают на мост, — дескать—идите прямо по льду.,,
И вдруг в воздухе что-то неровно и сухо пр н ит-
лось» дрогнуло, ударило в толпу десятками невидимых
бичей. На секунду все голоса вдруг как бы замерзла. Мас-
са продолжала тихо подвигаться вперед
— Холостыми... — не та сказал, ие то спросил бесцвет-
ный голос.
Но тут и там раздавались стопы, у ног толпы легло
несколько тел. Женщина, громко охая, схватилась рукой
за грудь и быстрыми шагьмя гклнха вперед, ма штыки,
вытянутые встречу ей. За нею бросились еще люди и
еще. охватывая ее, забеги вперед ее.
И снова треск ружейного млла, еще более громкий,
более неровный. Стоявшие у забора слышали, как дрог-
нули доски, точно чьи-то невидимые зубы злобно кусали
мд А одна пуля хлеснуласъ вдоль по дереву забора и,
стряхнув с него мелкие щелки, бросила их в лица людей.
Люди падали по-двое, по-трое, приседали на землю, хва-
тмсь м животы, бежали куда-то, прихрамывая, ползли
по сиегу, и всюду на снегу обильно вспыхнули яркие
красные пятил Они расползались, дымились, притягивая
к себе глаза Толпа подалась назад, на миг остановилась,
оцепенела, и вдруг раздался дикий, потрасакнцяй ВОЙ co-
lts голосов. Он родился н потек по воздуху непрерывной,
напряженно дрожащей пестрой тучей криков острой бо-
ли, ужаса, протеста, тоскливого недоумения и призывов
на помечав
Наклонил головы, люди группами бросились вперед
подбирать мертвых н раненых. Раненые тоже кричали,
грозили кулаками, все лица вдруг стали иными, и во всех
глазах сверкало что-то почти безумное. Паннхн — того со-
стояния общего черного ужаса, который вдруг охваты-
вает людей, сметает теля, как ветер сухие листья в кучу,
и слепо тащит, ганит всех куда-то в диком вихре стрем-
Расстрел у Нарвских ворот.
леиия спрятаться. — втого не было Был ужас, жгучий,
как примерзшее железо, он леденил сердце, стискивал
тела н заставлял смотреть широко открытыми .'лазами
на кровь, поглощавшую смет, на окровавленные липа, ру-
ки, одежды, на трупы, страшно спокойные в треножкой
суете живых. Было едкое возмущение, тоосдиво-бессиль-
поя .моба, много растерянности и иного странно непо-
движных слал, угрюмо нахмуренных бровей, крепко сжа-
тых кулаков, судорожных жестов и резких слов. Но
камлэсь. что больше всего в груди людей влилось холод-
ного. мертвящего душу изумления. Ведь м несколько
ничтожных минут перед втнм они шли, ясно видя перед
собою цель пути, перед ними величаво стоил сказочный
образ, они любовались, влюблялись в него и питали дущи
своя великими надеждами. Два залпа, кровь, трупы, сто*
ны и — все встали перед серой пустотой, бессильные, с
разорванными сердцами.
Топтались на одном месте, точно опутанные чем-то,
чего не могли разорвать, одни молча и озабоченно но-
сили равеиых, подпирали трупы, другие точно во сне
смотрели иа их работу, ошеломленно, в странном бездей-
ствии. Многие кричали солдатам слова упреков, ругатель-
ства и жалобы, размахивали руками, снимали шапки, за-
чем-то кланялись, грозили чьим-то страшным гневом.
Солдаты стояли неподвижно, опустив ружья к моте,
лица у них были тоже неподвижные, кожа на щеках туго
натянулась, скулы остро высунулись. Казалось, что у всех
солдат белые глаза я свернись губы...
В толпе кто-то кричал истерически громко:
— Ошибка! Ошибка вышла, братцы!.. Не ва тех при-
няли! Не верьте!.. Иди, братцы,— надо объяснить^
— Галон — мэмемник* — вопил подросток-мальчик, вде-
вав на фонарь.
— Что, товарищи, видите, кян встречает вас?..
— Гкн-гой, — з-то ошибка! Не может втого быть, ты
пойми*
— Лай дорогу раненому!..
Двое рабочих к женщина вели высокого, худого чело-
века, он был весь в снегу, на рукава его пальто стекала
кровь. Лнио у него посинело, заострилось еще более, и
темные губы, слабо двигаясь, прошептали:
10
— Я говорил — не пустят!. Они «то скрывают, — кто
км народ!
— Конница!
— Баги’-
Стена солдат вздрогнула и растворилась, как две поло-
вины деревянных вирот. танцуя н фыркая, между ними
проехали лошади, рмдвлея крик офицера. над головами
конниыы взвились, разрезав воздух, сабли, серебряными
леятвии «ер«снулк замахнулись все в одну сторону. Тол-
па стояла и качалась, волнуясь, ожидая, не вер и.
Стала тише.
— Ма-арш! - раздался неистовый арии.
Как будто вихрь ударил в лицо людей, и земля точно
обернулась кругом под их иагаин, все бросились бежать,
толкая и опрокидывая друг друга, кидая раненых, пры-
гая через трупы. Тяжелый топот лошадей настигал, сол-
даты выли, кх лошади скакали через раненых, упавших,
мертвых, сверкали сабли, сверкали крики ужаса и боли,
парою был слшиен свист стали и удар ее о кость. Крик
избиваемых сливался в гулкий и протяжный стом...
— А-я-а!..
Солдаты взмахивали саблями и опускали их на толпам
людей, и вслед за уларом тела их наклонились набок.
Липа у них были красные, безглазые. Ржали лошади,
страшно оскаливая зубы, взмахивая головами
Народ загнали в улицы... И тотчас же, кан только то-
пот лошадей исчез вдали, люди остановились задыхаясь,
взглянули друг на друга выкатившимися глазами. На
многих липах явились виноватые улыбки, кто-то засмеял
Си. крикнув:
— Ну, и бежал же й!..
— Тут — побежишь' — ответили ему
И вдруг со всех сторон посыпались восклицания изум-
ления, испуга, злобы
— Чти же это, братиы, а?
— Убийство идет, православные!
— За что?
— Вот так правительство'
— Рубят, в? Конями топчут
Недоуменно мялись ня месте, делясь друг с Другом
свемм возмущением. Не понимали, это нужно делать, ни-
11
Увайсллс 4ij.< pefo'iu ьа Баышом
ярыгпсслм и ЗагЛм^счк' j лхцм.
нто не уходил, каждый прижимался к другому, стараясь
шЛти какой-то выход из пестро* путаницы чувств, смо-
трели с тревожным любопытством друг на друга и — все-
таки, более изумленные, чем испуганные — чего-то ждали,
прислушиваясь, оглядываясь. Нее были слишком подавле-
ны и разбиты изумлением, оно лежало сверху всех
чувств, мешало слиться настроению более естественмаму
в вти неожиданные, страшные, бессмысленно-ненужные
минуты, про питанные к р соею невинных.
Молодой голос энергично позвал:
— Эй! Идите подбирать раненых!
Все встрепенулись, быстро пошли ж выходу на реку.
12
А навстречу км, н улику, вползали по смету и входили,
шатаясь на ногах, изувеченные люди, в крови я снегу
Их брали на руки, несли, останавливали извозчике*. сго-
няя «доков, куда-то увозили. Все стали озабочены, угрю-
мы. молчаливы Рассматривали раненых взяеспивающнмл
гдаммж, что-то молча измеряли, сравнивали, углубленно
искали ответов пл страшны Л вопрос, вставший перед
ними неясной, бесформенной, черной тенью. Он умичто
жал образ недавно выдуманного «роя, царя, источника
милости и блага. Но лишь немногие решались вслух со-
знаться, что ЭТОТ образ уме разрушен. Сознаться в втом
было трудно, — ведь вто значило лишить себи единствеи-
мой надежды...
Шел лысый человек в пальто с рыжей заплатой, его
тусклый череп теперь был окрашен кровью, ов опустил
плечо и голову, ноги у него подламывались. Его вели ши
рокоолечий парень без шапки, с курчавой головой и жен
шина в разорванной шубке, с безжизненным, тупым лицом.
— Погоди, Михайло, — как же это? — бормотал ране-
ный—Стрелять в народ — не разрешает»!.. Не должно
это быть. Михайло.
— А — было! — крикнул парень
— И стреляли_ И рубили... — уныло заметила жен-
щина.
— Значит, приказание дано на это, Михайло...
— И было! — злобно крикнул парень —А ты думал —
с тобой разговаривать станут? Нина стакан поднесут?
— Погоди, Михайло .
Раненый остановился, опираясь спиной о стену, и за-
кричал:
— Православные!.. За что нас убивают'- По какому' за-
кону? По чьему приказу?
Люди шли мимо него, опуская головы
В другом месте, на углу, у забора, собрались несколько
десятков, и в середине их чей-то быстрый, задыхающий-
ся голос говорил тревожно и злобно:
— Гапик вчера был у министре, он знал все, что будет,
значит ои изменник нам, — он повел нас на смерть!
— Какая ему польза?
— А я — зндю?
Всюду разгоралось волнение, перед всеми вставали во-
просы еще неясные, но уже каждый чувствовал их неж-
ность, глубину, суровое, настойчивое требование ответа.
В огне волнения быстро истлевала вера в помощь извне,
надежда на чудесного избавителя от нужды
Посреди улицы шла женщина, полная, плохо одетая,
с добрым лицом интерн, с большими, грустными главами.
Она плакала и, поддерживая праной рукой окровавлен-
ную левую, говорила
Как буду работать? Чей кормить детей?.. Кому жа-
ловаться?.. Православные, где же у народа защитники,
если и царь против него?
Ее вопросы, громкие и ясные, разбудили людей, вско-
лыхнули и встревожили их. К ней быстро подход или,
бежали со всех сторон и, останавливаясь, слушали ее
слова угрюмо н внимательно.
— Значит, народу мет закона?
У некоторых вырывались вздохи Другие негромко ру-
гались
Откуда-то пронесся резкий, мой крик
— Получил помощь — сыну ногу раэбилм...
— Петру ху — насмерть!..
Кримов было много, оми хлестали по ушам и. все чаще
вызывая мстительное эхо. редкие отзвуки, будили чув-
ство озлобления, сознание необходимости защищаться от
убийц. На бледных лицах выступало некое решение.
Товарищи! Мы. псе-теки, идем в горал- Может,
чего-нибудь добьемся... Илеите, понемногу!
— Перебьют...
— Давайте говорить солдатам, — может, они поймут,
что нет закона убивать народ*
— А. может, есть, — почему мы жвем?
Толпа медленно, ио неуклонно изменялась, перерож-
даясь в народ. Молодежь расходилась небольшими груп-
пами, асе они шли в сыну сторону, aicaa к реме. И псе
несли раненых, убитых, пахло теплой кровью, раздава-
лись стоны, возгласы.
— Якову Зимину — прямо в лоб...
— Спасибо батюшке-царю!
— Да-а. встретил!
Раздалось несколько крепких слов. Даже за одно из них
четверть часа тому назад толпа разорвала бы в клочья
14
Маленькая девочка бежала и кричала всем:
— Не видали маму?
Люди молча оглядывались ив нее и уступали ей до-
рогу-
Питом раздался голос женщины с раздробленной ру-
но*:
— Здесь, здесь а...
Улица пустела. Молодежь уходила все быстрее, Пожи-
лые люди угрюмо, нс спеша, тоже шли куда-то по двое
н по-трое, исподлобья глади вслед молодым. Говорили
мало... Лишь порой кто-нибудь, ме сдержав горечи, вое
клицвл негромко:
— Значит, народ отбросили теперь?..
— Убийцы проклятые!..
Сожалели об убитых людях и, догадываясь, что убит
также одни тяжелый, рмбскиА предрассудок, осторожно
молчали о нем, ме лроиажкя более царапающего ухо
имени его, чтгбы не тревожить в сердце тоски и пива...
А, может быть, молчали о мем, баясь создать другой
на месте мертвого.
..Вокруг жилища заря стояли плотвой, неразрывной
цепью солдаты, под окнами дворца на площади располо-
жилась коннжиа. Запах сена, навоза, лоиадиного лота
окружал дворец, М8Г сабель, мои шпор. команда, топот
колебал си под окнами
Со всех сторож на солдат напирали плотной массой
люди, десятки тысяч холодно озлобленных людей. Гово-
рили они спокойно, но как-то особенно веско, новыми
словами. с новой надеждой, едва ли веной для мих. Рота
солдат, спираясь одним флангом о стену здания, дру-
гим — о железную решетку сада, преграждала дорог»' но
площадь к дворцу. Вплоть к ней, лицом к лицу, стояла
толпа, бесчисленно большая, немая, черная.
— Расходись, nxixixal — вполголоса говорил фельд-
фебель
Он ходил вдоль фрсегга, отодвигая людей от солдат
руками и плечом, стараясь не видеть человеческих лиц.
— Почему вы мае ее пускаете? — спрашивали его.
— Куда?
— К царю!
15
Illi
Фельдфебель на секунду остановился и с чувством, по-
хожим на уныние, воскликнул:
Да я же говорю — нет его*
Царя нет?
Ну, да! Сказало вам пет, и — ступайте!
Совсем ист царя? - настойчиво допрашивал ирони-
ческий голос.
Фельдфебель снова остановился, поднял руку.
— Зв такие слова, — берегись)
И другим током объяснил:
— В городе нет его.
Из толпы ответили:
— Нигде кет’
— Кончился!..	»
— Расстреляли вы его, дьяволы!
— Вы думали — народ убиваете?
— Народ —ие убьешь!.. Его на вс* хватит...
— Вы пари убили,— ггониммети?
— Отойди, господа) Не разговаривай’
— Ты кто? Солдат’ Что такое — солдат?
16
В другом месте старичок с бородкой клином вооду-
шевленно говорил солдатам:
— Ri<—люди, мы — тоже! Сейчас ьы о шинелкх, за-
втра— в кяфтьнйх Работать захотите, есть понадобится.
Работы пет, сеть нечего Придется и мм ребята, так же
вот, как мы... Стрелять. значит, в ык* надо будет? Уби-
вать, м то, что голодаете вы, а?
Солдатам была холодно. Оми переминались с погж на
могу, бмди каблуками в землю, терли уши, перебрасывая
ружья из руки в руку, Слушая речи. вздыхали, двигали
гладами туда и сюда, чмоналя озябшими губами. На ли-
пах. посипевших от холода, лежало что-то однообразно
унылое, растерянное, туповатое, глада мигали, прятались.
Лишь некоторые из них. прищуриваясь, как бы целились
во что-то, крепко стиснув зубы, должно быть с трудом
сдерживай злобу против зтой массы людей, ради кото-
рых приходится мерзнуть. От их сероА, скучной липни
веяло усталостью, тоской.
Люди стояли против них грудь с грудью и, поддаваясь
толчкам сзади, порою толкали солдат
— Тише! — негромко отзывался серый человек
Иные брали солдат за руки, горячо говоря им что-то.
Солдаты слушали, мигая, лица кривились пеопределсн-
Еымн гримасами, н нечто жалкое, робкое пвлнлссь на
них.
— Не трог ружо! - сказал одни из них молодому пар-
ию в мохнатой шлаке А тот тыква солдата пальцем в
грудь и говорил:
— Ты солдат, а ие пвлвч. Тебя позвали вычищать
Россию от врагов. а заставляют расстреливать народ...
Пойми! Народ —вто и сеть Россия!
— Мы — не стреляем! — ответил солдат.
Гляди —вот стоит Россия, русский народ’ Он же-
лает видеть своего царя...
Кто-то перебил речь, крикнув:
— Не желает'
— Что в том худого, что парод захотел поговорить с
царем о своих делах? Ну, сиали, а?
— Не знак» я! —смазал солдат, сплевывая. A/Mjr»
Сосед его добавил:	---------6Н1»о
— Не велено вам разговаривать...

Уныло вадохиул н опустил г лам.
Один солдатах вдруг лвсжово спросил стоявшего перед
мни:
— Земляк, — ис рязанский будете?
— Псковский... А что?
— Так... Я — рязанский...
И. широко улыбнувшись. зябко передернул плечами.
Люди колыхались зеред ровной серой стеной, бились
об нее, как волны реки о камни берета. Отходили, огам
возвращались. Едва ли многие понимали, зачем ими здесь,
wo хотят к ждут. Ясно сознанной ими. опрелелемного
намерения ие было. Было горькое чувство обиды, воаму*
щеыня, у многих — желание мести, вто всех связывало,
удерживало на улице, но не не кого было юлить втм
чувства, некому — мстить... Солдаты не возбуждали мо-
бы, не раздражали — они были просто тупы, несчастны,
иззябхи, многие не могли сдержать дрожи в теле, тряс-
лись, стучали зубами
— С четырех часов утра стоим! — говорили они. -
Просто беда!
— Ложись  — помирай...
— Уйти бы вам, а? И мы б<ы в казармы, в тепло
пошли...
— Сколько вреии-то?
Было около двух часов.
— Чего вы беспокоитесь? Чего ждете’ — говорил
фельдфебель.
Его слова, солидное лицо и серьезный, уверенный тон
охлаждали людей Во всем, что он говорил, был как бы
особый смысл, более глубокий, чей его простые слова.
— Нечего ждать!.. Только воАско нл-м вас страдает...
— Стрелять будете в нас? — спросил его молодой че-
ловек в башлыке.
Фельдфебель помолчал и спокойно ответил:
— Прикажут—будем!
Это вызвало взрыв укоризненных замечаний, руга*
тельетв, насмешек.
— За что? За что?—сграшивал громче всех высокий
рыжий человек.
— Не слушаете приказаний начальства’ — объяснил
фельдфебель, потирая ухо.
11
Солдаты слушали говор толпы м уныло мигали. Один
тихо воскликнул:
- Горячею бы чего-нибудь теоерь!..
— Крови mix А —хочешь? — спросил его чей-то .мой.
тоскливый голос.
— Я — не зверь! — угрюмо и обиженно отозвался солдат.
Много глаз смотрели в широкое, приплюснутое лицо
длинной линии солдат с колодным, молчаливым любо-
пытством, с презрением, гадливостью. Но бодьшкнстяо
пыталось разогреть их огнем своего возбуждения, поше-
велить что-то в крепко сжатых казармою сердцах, а го-
ловах. засоренных хламом каленной выучки. Большинство
людей хотело чтоимбудь делать, как-нибудь воплотить
свои чувства  мысли в жжзыь, и упрямо билось об втм
серые, холодные камни, желавшие одного — согреть свои
геля.
Все горячее звучали речи, все более ярки становились
слова.
— Солдаты! говорил плотный мужчина, с большой
бородой и голубыми гладами. Кто вы? Вы дети рус-
скою народа Обеднял народ, забыт он. оставлен без
защиты, без работы и хлеба. Вот он пошел сегодня про-
сить цари о помощи, а царь велит вам стрелять в него,
убивать. Солдаты! Народ — отцы и братья ваши — хло-
почет не только за себя, а и за вас. Вас ставят протия
народа, толкают на отцеубийство, братоубийство. Поду-
майте! Разве аы не понимаете, что против себя идете?
Этот голос, спокойный и ровный* хорошее лицо н се-
дые волосы в бороде, весь иблнк человека н его простые,
верные слова, видимо, волновлли солдат. Опуская глаза
перед его взглядом, они слушали виимятелзло, мной, по-
качивая юломою, вздыхал, другие хмурили брови, огля-
дывались, кто-то негромко посоветовал:
— Отойди — офицер услышит!
Офицер, высокий, белобрысый, с большими усами, ме-
дленно шел вдоль фронта н. натя1мвв« на правую руку
оерчатку, сквозь зубы гивормл
— Ра-азайднсь!.. Пэ-аюед прочь! Что? Патяпярм, л
тебе пагаварю'.
Лило у него Седло толстое, краевое, глаза круглые,
светлые, ни бел блеска. Он шел не торопись, твердо уда-
1В
ряя магами в землю, но с его приходом время полетело
быстрее, точно каждая секунда торопилась исчезнуть,
боясь наполниться чем-то оскорбляющим, гнусжым. За
ним точно вытягивалась невидимая линейна, ровняя
фронт солдат, они подбмрялн животы, выпячивали груди,
посматривали м носки сапог. Некоторые ил них упали-
нзлн , ;нн I. I3OM М О*МДО I ЯММЙ 0ЦШЙ1Ч
млей. Остановись на фланге, офицер крикнул.
— Смирно-о1
Солдаты всколыхнулись и замерли.
— Приказываю рв>эйтнсь! — сказал офицер и не торо-
пясь выжул из важен шашку.
Разойпкь было физически невозможно, — темпа густи
валяла всю малетлую площадь, а из улмпы, в тыл ей,
все шел и шел народ.
На офицера смотрели с венаэмстъю, он слышал насмеш-
ки, ругательства, но стоил под их ударами тверди, непо-
движно Его взгляд мертво осматривал роту, брони чуть-
чуть вздрагивали Публика шумела, ее раздражало »ти
спокойствие, слишком нечеловеческое, чтобы быть умест-
ным в аги минуты,
— Эпи — скомандует'
— Ои бел команды готов рубить...
— Ишь, вытащил селедку-то...
— Эй, баринI Убивать— готов?
Разрастался буйный задор, являлось чувство беээабог-
ной и 6ел1адежиой удали, крики звучали громче, насмеш-
ки — резче
Фельдфебель взглянул ня офацера, вздрогнул, поблед-
нел и тоже быстро выжул саблю.
Вдруг раздалось зловещее пение рожка. Публика смо-
трела иа горниста он так страинг. подул щеки и выка-
тка глаза, рожок дрожал в его руме и пел слишком долго.
Люди заглушили гнусавый, медный крик громким саа-
стом, воем, визгом, возгласами проклятий, словами уко-
ров, стонами тоскливого беесжлня, криками отчаяния и
удальства, вызванного ощущением возможности умереть
а следующий миг и невозможностью избежать смерти.
Уйти от же* было некуда. Несколько темных фигур бро-
сились на землю и прижались к вей; иные закрывали
руками лица, а человек с больший бородой распахнул на
20
Расотргл ни ДюрцоыЛ площади.
груди пальто и стоял впереди всех, глядя ня солдат го*
лубыми главами. И говорил, вс* говорил нм что-то, не-
слышное, утопавшее в хаосе криком.
Соддаты взмахнули ружьями, взяв ил прицел.  ке
оледенели в однообразной, сторожкой позе, вытянув к
толпе штыки
Било видно, что линия штыков висела в воздухе не-
спокойно, неровно — одни слишком поднялись вверх, дру-
гие наклонились вниз, лишь немногие смотрели прямо в
груди людей, и все они казались мягкими, дрожали и
точно таяли, сгибались.
Чей-то голос гровако, с ужасом и отвращением крикнул:
— Что вы делает* ? Убийцы I
Штыки сильно и неровно дрогнули, испуганно сорвался
залп, люди шжячиулысз. назад, отброшенные «мукой, уда-
рник и.лк. падениями мертвых и раамжых. Нмсоторые
стали молча прыгать через решетку сядл Брызнул еще
И еще.
Мальчик, застигнутый пулею ня решетке сада, вдруг
перегнулся и повис из ней кверху носами. Высокая, строй-
ная женщина с пышными волосами тихо ахнула и мягко
упала около пего.
— Проклятые!.. - крякнул кто-то.
Стало просторней н тише. Задние убегали о улицы, во
дворы, толпа тяжело отгтупвла. повинуясь невидимым
толчкам. Между ею и солдатами образовалось несколько
сажен земли, сплошь покрытой телами. Олни из них,
вставая, быстро отбегали к людям, другие подпнмалнсь
с тяжелыми усилиями, оставляя за собой пятна храни,
они, шатаясь, тоже куда-то шли, и кровь текла вслед за
ними. Много людей лежало неподвижно, вверх линим, и
вниз, и ва бону, но все вытянувшись, в странном напря-
жении тела, схвкчеиниго смертью и точно вырывавшегося
мз рук ее...
Толпа, отступая, ахала, проядятии, ругательства и кри-
ви боли сливались в пестрый вихре со (вистом, уханьем
и стонами. солдаты стояли твердо и были так же непо-
движны, как мертвые. Лица у них посерели, и губы плот-
но сжалжь, точно все зти люди тоже хотели кричать и
свистеть, но ме решались, сдерживались. Они смотрели
прямо перед собой широко открытыми г алыми и уже не
л
мигали В атом взглмде не было заменю что-лнбс челове-
ческое, казалкь, что ими не видит ничего, эти сстусто-
шеиыые. мутные точим на серых, вытянутых лицах, lie
хотят видеть —может быть, тайно боятся, что, увидал
теплую кровь, пролитую ими, еще мхотят пролить ее.
Ружья дрожали в их руках, штыки колебались. сверлили
воздух. Но »та дрожь тела нс мы ла разбудить тупого
бесстрастия в грудях людей, сердца которых была пога-
шены гнетом насилия над лелей, мозги туго оклеены про-
тинной, гнилой ложью. С земли поднялся бородатый го-
лубоглазый человек и снова начел говорить рыдающим
голосом, весь вздрагивая
— Меня — не убжли. Это потому, что я говорил вам
снятую правду.
Толпа сном угрюмо и медленно подвигалась вперед,
убнрии мертвых и раненых. Несколько человек встало ря-
дом с тем. который говорил солдатам, н тоже, перебивая
его речь, кричали, уговаривали, упрекали, безвлобво, с
тоской и состраданием. В голосах яс*? еще звучала наив-
ная вера в победу правдивого слом, желание доказать
бессмыслие и безумие жестокости, внушить сознание гя-
гостной ошибки. Стирались и хотели заставить солдат
понять позор и гадость их невольной роли...
Офицер вынул на чехла револьвер, внимательно осмо-
трел его  плевел к этой группе людей. Она сторожилась
от него нс спеша, как сторсжятся от камня, который не
быстро катится с горы. Голубоглазый бородатый человек
не двигался, встречая офицера словами горячей укориз-
ны, широким жестом укалывая на кровь вокруг.
— Чем это оправдать, подумайте? Нет оправдания!
Офицер встал перед мим, омбоченио насупил брони,
вытянул руку Выстрела не было слышно, был виден
дым.— ои окружил руку убийцы раз, дм и три. После
третьего раза человек согнул носи, запрокинулся назад,
взмахивая правой рукой, к упал. К убийце бросились со
всех сторон, — он отступал, махая шашкой, совал ко всей
свой револьвер . Какой-то подросток упад под иоги ему.
он его ткнул шашкой в живот. Кричал ревущим голосом,
прыгал во все сторожи, как упрямая лошадь. Кто-то бро-
сил ему шапкой в лицо, бросали комья окровззлемнс'ч»
снега. К нему подбежали фельдфебель и несколько СОЛ-
дат, выставив вперед штыки — тогда нападавшие разбе-
жались. Победитель грози* саблей вслед им, а лотом
вдруг опустил ее и еще раз воткнул в тело подростка,
ползавшего у его ипг, тер-кк кровь.
И снова гнусаво запел рожок. Люди быстро очищали
площадь пред этим звуком, а он тонко взывался в воз-
духе и точно дочерчивал пустые глаза солдат, храбрость
офицера, сто красную на коняе шашку, растрепавшие-
ся уси-
живай, красный цвет крови раздражал глаза и притя-
гивал их к себе, возбуждая хмельное и злобное желание
видеть его больше, видеть всюду. Солдаты как-то насто-
рожились, двигали шеями и, кажется, искали глазами еще
живых веде* дм своих пуль...
Офицер стоял на фланге и, взмахивая шашкой, что-то
кричал, отрывисто, гневно, дихо.
С разных коипоо в ответ ему неслись крики:
— Палач!
— Мерзавец!
Ои начал приводить в порядок свои усы.
Раздался еще залп, другой...
Улицы были набиты народом, как мешки зермом. Здесь
было меньше рабочих, преобладали мелкие торговцы,
служащие. Уже некоторые из инх видели кровь и трупы,
иных бела полиция. Их вывела из домов ив улицу треоо-
13, и они всюду сеяли ее, преувеличивая внешний ужас
дня. Мужчины, женщины, подростки, все тревожно or ля
дывалнсь, прислушивались, ожидали. Рассказывали друг
другу об убийствах, охали, ругались, расспрашивали лег-
ко раненных рабочих, порою понижали голоса до шопота
и долго говорили друг другу что-то тайнее. Никто не по-
нимал, что надо делать, и жнкто не уходил домой. Чувст-
вовали и догадывались, что за этими убийствами есть
true что-то ыжиое, бзлее глубокое и трагическое для
них. чем сотни убитых и раненных людей, чужих им.
До этого дня они жили почти безотчетно, какими-то
иенскыми. неизвестно когда, незаметно как сложивши-
мися представлениями о власти. законе, нахальстве, о
своих прозах. Бесформенность этих представлений не ме-
шала нм опутать мозг густой, плотной сетью, покрыть
Н
Залп по Даорцоапму мосту.
его толстой, скользкой коркой. — люди привыкли думать,
что  жнзии есть некая сила, призванная и способная м-
шищжтъ юс, есть — закон. Эта привычка давала уаерев-
мосгь в безопасности и ограждала от беса знойных ми с*
лей. С нею жилось недурно к. несмотря на то, что
жизнь десятками мелких уколов, царапни и толчков, а
иногда серьезными ударами, тревожила втн туманные
представления, они Айли крепки, вяжи я сохраняли
свою мертвую цельность, быстро варащявая все третн-
ым я царапины
А сегодня сразу мозг обнажился, вздрогнул, и грудь
наполнилась тревогой, холодом. Вс* устоявшееся, привыч-
ное опрокинулось, разбилось» исчезло. Все, более иди
менее ясно, чувствовали себя тоскливо и страшно оди-
нокими. беззащитными прел силой цинической и жесто-
кой, не знаюшей нм права, мн закона. В ее руках были
все жмзнн, и она могла безотчетно сеять смерть в мас-
се людей, могла уничтожать живых, как ей хотелось и
сколько ей было угодно. Никто не ног ее сдержать. Ни
с иен она не хотела говорить. Была всевластна и спо-
койно показывала безмерность своей власти, бессмыс-
ленно заваливая улицы города трупами, заливая ях
кровью. Ее кровавый, безумный каприз был ясмо ви-
ден. Ом внушал единодушную тревогу, едкий страх,
опустошавший душу. И настойчиво буднл разум, по-
нуждая его создавать планы нивой защиты личности, но-
вых построений для охраны жизни.
Нкжо опустив голову, качая окровавленными руками,
пил какой-то плотный, коренастый человек Его пальто
спереди было обильно млито кровью.
— Вы ранены?—спросили его.
— Нет
— А кровь?
— Не моя вто! — не осглиаьлиааясь, ответил он.
И вдруг остановился, оглянулся и заговорил странно
-рзмко:
— Это не моя кровь, господа, — вто кровь тек. кото-
рые верили!..
Не кончив, он двинулся дальше, сном опустив голову.
В толпу, помахивая м«13йкамн. вьехлл отряд конных.
От ник отскакивали во все стороны, давя друг друга и
.Работа* кмамрии.
малсаяя на стены. Солдаты били пьяни, они бессмнслсн-
ио улыбались, качавсь в седлах; иногда, как вы нехотя,
били нагайками по головам и плечам. Один ушибленный
упал, во, тотчас вскочив на моги, спросил:
— За что? Э-эх ты. зверь!
Солдат быстро схватил иэ*м плеча вмитонку и выстре-
лам в него с руки, ме ос тан а ал идея лошадь. Человек <мо-
ня упал. Солдат засмеялся.
Что делают ? - а страхе кричал почтенный, прилич-
но одетый господин, обращая во все стороны искажен
мое лицо. — Господа! Вы видите?
Непрерывным потоком струилси глухой, возбужденный
шум голосив» в муках страха, в треноге отчаяния —ро-
ждалось что-то медленно н иелвмет№э сбьедяняхшее
воскресшую из мертвых, не привыкшую работать, ее'
умелую мысль.
Но находились люди мира.
— Позвольте, зачем си обругал солдата?
— Солдат — ударил!
— Он доджей был посторойитъсн!
В углублении ворот две женщины и студент перевязы-
вали простреленную руку рабочему. Ом морщился, хму-
ро поглядывая вокруг, и говорил окружавшим:
Никаких тайных намерений не было у нас, об этом
говорят только подлецы да сышики. Мы шли открыто.
Министры знали, зачем идем» у ннх есть копия нашей пе-
тиции. Сказали бы, подлецы. что, мол, нельзя, не идите.
Имели время сказать кам ато, — мы не сегодня собра-
лись... Веч ЗНВ.1Н — н полиция, и министры, что мы пой-
дем Разбойники...
О чем вы просили? — серьезно, вдумчиво осведо-
мился седой и сухонький старик
— Просили, чтобы царь выборных позвал от народа я
с ними правил делами, а не с чиновниками. Разоряли
Россию, сволочи. ограбили всех.
— Действительно... контроль необходим! - заметил
старичок.
Рабочему перевнмли рану, осторожно спустили рукав
платья.
— Спасибо, господа' Я говорил товарищам — зря мы
идем? Не будет толку- Теперь докяааяо вто.
Ои осторожно засунул руку цежду путапкцаин пальто
И нс спеша пошел арс-чъ.
— Вы слышите, как они рассуждают? Это, батенька
мой...
— Н-дл-al Хотя, все-тякм, такую бойню устранить
— Сегодня — его, завтра — меня могут..,
- Н-да-а—
В другом месте горячо споркам:
— Он мог не знать!
— Тогда — зачем он?
Но люди, которые пробовали воскресить мертвец*. бы-
ли ужа редки, незаметны. Они возбуждали озлобление
своими попытками воскресить умерший прыарлк. На них
набрасывались. как ва врагов, н они испуганно исче-
зали.
В улипу въехала, стискивал людей, батарея артиллерии.
Соддиты сидели на лошадях и передках, задумчиво глядя
вперед, через головы людей. Толка мялась, уступая до-
рогу*, окутывалась угрюмым молчанием. Звенела упряжь,
грохотали яшики; пушки, кивая хсботами, внимательно
смотрели в землю, как бы нюхая ее. Этот поезд напоми-
нал о похоронах-
Где-то раздался треск выстрелов. Люди «амерлм, при-
слушались.
кто-то тихо сказал.
— Еще!..
И вдруг по улице пробежал внезапный трепет оживле-
ния.
— Где, где?
— На острове.. На Васильевском...
— Вы слышите?
— Ли неужели?
Честное слово! Оружейный мягамам захватили...
— Ого?
— Спилили телеграфные столбы, построили баррикаду
— Н-да-а... Вот как?
— Много их?
— Много'
— Эх, — хоть отплатили бы за кровь невинную!..
Идем туда1
- Иван Иванович, идемте, а?
Гал-р-.л <угж»Сли>
ла ihwuzMMWO* ж^*»«г.
— Н-да-а... Это, знаете.
Над толпой аыросдл фигура челавеха. и в сумраке
9»утно вжгудед призыв:
— Кто хочет драться » свободу? За нярол w право
человека на жила, на труд? Кто хочет умереть в Осю ы
будущее — иди на помощь!
Одни шли к мему, и среди улицы образовалось плот-
кое «дрю густо сомкнутых тел; другие спешно отходи-
ли куда-то прочь.
— Вы видите, как раздражен народ
— Вполне аажлнво, вполне!
— Безумства будут- ай-ай-ай’
Люди таяли и сумраке вечера, расходились по домам и
весли с собой незнакомую нм тр>еаогу, пугающее ощу-
щение одиночества, оолупрсснувскеся сознание драмы
своей жизни, бесправной, беосмысленвой жизни рабов...
и готовность немедленно приспособиться ко всему, что
будет выгодно, удобно..
Становилось страшно. Тьма разрывала свяяь между
людьми, слаблю сваи» внешнего интереса. И каждый, кто
ле имел огня в груди, спешил скорее в :пс-й привычный
угол.
Темнела. Но сейм не загорались..
— Драгуны! — крикнул хриплый голос
Из-за угла вдруг вывернулся небольшой конный отряд,
несколько секунд лошади нерешительно топтались на ме-
сте и вдруг помчались на людей. Солдаты страто завы-
ли. заревели, и было в втоес звуке что-то нечеловеческое,
темное, слепое, непонятно близкие тоскливому отчая-
нию. Во тьме и люди,  лошади стали мельче и червей.
Швами блестели тускло, криков были меньше и больше
слышалось у ж врой
— Бей нх чем попало, товарной! Кровь за кровь. —
бей!
— Баги!.,
— Не смей, солдат! Я тебе не мужик’
— Товарищи, камнями'
Опрокидывая маленькие темные фигуры, лошади гтры-
га.ш, ржаля. храпели, звенела сталь, раздавалась
команда.
— От-деление..
Пала труба, торопливо и меряно. Бежали люди, тол-
кли друг друга, падая. Улица пустела, а посреди нее на
земле «лились темные бугры, и где-то в глубине, за
поворотом, раздавался тяжелый, быстрый топот лоша-
дей...
— Вы ранены, товарищ?
— Отсекли ухо... кажется...
— Что сделаешь с голыми руками!
В пустой улице гулко отдалось ахо выстреле*.
— Не устали еще. — дьяволы:
Молчание. Торопливые шаги. Так странно, что мало
звуков и нет движения в втой улице. Отовсюду несется
глухой, влажный гул, — точно море влилось в город.
Где-то близко тихий стом колеблется во тьме Кто-то
бежит и дышит тяжело, прерывисто.
Треножный вопрос:
— Что, ранен?- Яков?
— Постай, ничего: — с.-тпечэет хриплый голос
Из-за угла, где скрылась драгуны, скова является тол-
па и густо, черно течет во »:>о ширину улицы. Некто,
31
идущий впереди и неотделимый от толпы во тым, го-
ворит:
— Сегодня с нас взяли кров**) обямтельство — отны-
не мы должны быть гражданами.
Нервно всхлипнув, его перебил другой голос:
— Дя, — поажылм себгя отцы маши!
И кто-то угрожая промзиес.-
— Мы не забудем этот день!
Шли быстро, плотной кучей, говор-ил и многие сразу,
голоса хаотично сливались в угрюмый, темный гул. По-
рою кто-нибудь, возвысив голос до крик*, заглушал на
минуту всех.
— Сколько перебито людей!
— За что?
— Нет* Нам наяомюжно забыть атот день!..
Со стороны ряддялся надорванный и хриплый возглас,
зловещий, нам пророчества.
— Забудете, рабы! Что зам — чужая кровь?
— Молчи. Яков...
Стало темнее и тише. Люди шли, оглядываясь а сторо-
ну голоса, ворчали
Из ониа дома ка улицу осторожно падал желтый свет.
В питие его у фонаря были видны двое черных людей.
Один, сидя на Юме, опирался спиной о фонаре дру-
гой, наклонясь ияд ним, должно быть хотел полнить
его. И енола кто-то из них скамл, глухо м грустно:
— Рабы