Автор: Тменов В.Х.
Теги: археология памятники архитектуры северный кавказ средние века северная осетия погребальные сооружения
Год: 1979
Текст
НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, экономики,
ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ ПРИ СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СО АССР
В. X. ТМЕНОВ
«ГОРОД МЕРТВЫХ»
(Позднесредневековые склеповые сооружения Тагаурии)
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ИР»
ОРДЖОНИКИДЗЕ * 1979
902.6
7 49
Тменов В. X.
1 49 «Город мертвых». (Позднесредневековые склеповые
сооружения Тагаурии).— Орджоникидзе: Ир, 1979.—
151с. с ил.— (Науч, исслед. ин -т истории, экономики,
языка и литературы).
Эпоха средневековья — малоизученная страница истории народов Северного
Кавказа — неразрывно связана со склеповой культурой, получившей широкое
распространение на территории Северной Осетии. Проанализировав большой
полевой материал, автор останавливается на образцах высокой материальной
и духовной культуры, рассматриваемых им в комплексе со всей склеповой
культурой Северного Кавказа.
10602-75_ 77-79
М131(03)— 79
902.6(С165)
© Научно-исследовательский институт истории, экономики, языка
и литературы при Совете Министров СО АССР, 1979
Введение
Р абота посвящена изучению одного из мно-
гих частных вопросов, касающихся эпохи позднего
средневековья Северного Кавказа. Близость этой
эпохи к нашему времени и определенная их связь,
принадлежность позднесредневековых памятников
материальной культуры современным народам,
органическая связь археологических материалов с
письменными источниками и этнографическими
данными, этническое формирование северокавказ-
ских народов и их национальных культур — все
это делает весьма актуальным исследование проб-
лем эпохи позднего средневековья.
Для археолога и этнографа Северного Кавказа
эпоха позднего средневековья неразрывно связана
с понятием склеповой культуры, настоящими хра-
нилищами которой в течение всей эпохи были мно-
гочисленные и чрезвычайно колоритные склеповые
сооружения. Последние представляют собой син-
тез архитектурно-строительных достижений того
времени и соответствующего уровня материаль-
ной культуры, во многих случаях дающей нам опо-
средствованное, но достаточно яркое представле-
ние о культуре духовной, особенно о системе рели-
гиозных воззрений и т. д. Если учесть, что целый
ряд письменных документов, дошедших до нас, ка-
сается либо довольно поверхностных описаний
горских народов заезжими путешественниками,
учеными, офицерами и чиновниками, либо носит
чисто официальный, тенденциозный и зачастую
односторонний характер, не создающий полной и
объективной картины жизни и быта горцев Кавка-
за,— значение склеповых сооружений и содержа-
щихся в них обширных бытовых материалов как
важных и очень интересных исторических источни-
ков вряд ли может вызвать сомнение. Более того,
3
широкое научное изучение позднего средневековья горских на-
родов Северного Кавказа трудно представить без привлечения
и максимального использования этих историко-археологических
источников.
Исходя из этого, археологической экспедицией Северо-Осе-
тинского научно-исследовательского института истории, эконо-
мики, языка и литературы был подвергнут исследованию круп-
нейший не только в Осетии, но и на Северном Кавказе комп-
лекс склеповых сооружений у сел. Даргавс (Пригородного рай-
она СО АССР), насчитывающий 95 склепов и образно именуе-
мый местным населением и в некоторых изданиях «Городом
мертвых».* Можно смело говорить о том, что опыт стационар-
ного изучения склеповых сооружений наглядно показал, каки-
ми большими и еще неиспользованными резервами располага-
ет археология в условиях горного Кавказа и сколь много она
может дать даже при исследовании такого позднего периода,
как XVII—XVIII вв.
Автор считает своим долгом выразить глубокую признатель-
ность В. А. Кузнецову, [ Е. Г. Пчелиной,| Т. Б. Тургиеву,
С. Ц. Умарову, И. М. Мизиеву, М. Г. Магомедову, Р. Г. Джад-
тиеву, Ф. В. Тотоеву, которые помогли своими ценными совета-
ми и замечаниями во время работы над темой и предоставили в
его распоряжение ряд неопубликованных материалов, впервые
вводимых в научный оборот.
* В работе археологической экспедиции Северо-Осетинского НИИ, воз-
главляемой В. А. Кузнецовым, принимали участие И. В. Арефьев, Г. С. Смир-
нов и Б. В. Хурумов (архитекторы), Р. С. Кочиев (антрополог), X. М. Тме-
иов, Т. Г. Юренева, Л. Н. Осетрова, О. Хаднкова, Е. Н. Беликова, А. В.
Сурнова, В. П. Мара-Новик, которым автор, пользуясь случаем, выражает
искреннюю благодарность за практическую помощь как в процессе полевых
исследований, так и при последующих лабораторных анализах. Мы всегда
с теплым чувством вспоминаем глубокую заинтересованность и дружескую
поддержку, проявленную по отношению к нам и нашим изысканиям со сто-
роны местных жителей, интеллигенции и представителей органов Советской
власти района.
Г л а в a I
АРХИТЕКТУРА СКЛЕПОВЫХ СООРУЖЕНИЙ
И ИХ ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ
КЛАССИФИКАЦИЯ
К истории изучения склеповой культуры
Северного Кавказа
В число исследуемых средневековых историко-
архитектурных памятников Северного Кавказа
можно включить жилые, оборонительные, культо-
вые и погребальные сооружения. Все они, будучи
важнейшим археологическим источником, являют-
ся в то же время оригинальными произведениями
самобытного кавказского каменного зодчества.
Однако до сих нор это историко-культурное насле-
дие прошлого изучено относительно слабо. Лишь
в последние годы появился целый ряд специаль-
ных исследований, освещающих те или иные ас-
пекты средневековой истории народов Северного
Кавказа1. Характерной особенностью данных ис-
следований является содержащаяся в них попытка
разрешить одну из наименее разработанных проб-
лем средневековой археологии — проблему генези-
са и развития склеповых сооружений, которыми
обильно усеяна вся нагорная полоса по обе сторо-
ны Главного Кавказского хребта. Склеповые со-
оружения представляют собой синтез архитектур-
но-строительных достижений и соответствующего
уровня материальной и духовной культуры се-
верокавказских горцев в эпоху средневековья.
Потому и не случаен интерес, проявляемый к ним
со стороны кавказоведов.
1 Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия. М., 1971;
М и з и е в И. М. Средневековые башни и склепы Балкарии
и Карачая. Нальчик, 1970; М ар ко в ин В. И. Чеченские
средневековые памятники в верховьях р. Чанты-Аргуна.
ДЧИ. М., 1963; его же: В ущельях Аргуна и Фортанги.
М., 1965; его ж е: В стране вайнахов. М., 1968; Мужу-
х о е в М Б. Средневековая материальная культура горной
Ингушетии (XIII—XVII вв.). Грозный, 1977 и др.
5
Первые сведения о склеповых сооружениях Северного Кав-
каза мы встречаем в трудах академиков Российской Академии
наук И. А. Гюльденштедта и П.-С. Палласа (последняя треть
XVIII в.)2.' В конце XIX — первой половине XX в их изуче-
нием занимаются известные кавказоведы В. Ф. Миллер, П. С.
Уварова, А. М. Дирр, Ф. С. Гребенец (Панкратов), А. А. Мил-
лер, Б. А. Куфтин, Г. А. Кокиев, Л. П. Семенов, Б. Плечке,
Г. Филд, В. В. Бунак, И. П. Щеблыкин, Е. И. Крупнов3 * *.
Названными авторами была разработана типологическая клас-
сификация склеповых сооружений, определена общая их дати-
ровка и создана эволюционная схема развития. Суть этой схемы
заключается в следующем: типы склепов в хронологическом от-
ношении образуют непрерывную генетическую линию. Наиболее
древние — подземные — склепы восходят к аланской поре — к
V—IX вв. н. э. Более поздние — полуподземные склепы датиру-
ются IX—XIV вв., а наземные усыпальницы—XIV—XVIII вв.,
хотя не исключено их использование даже в первой половине
2 Guldenstadt I. A. Reisen durch Russland und in Caucasischen Ge-
birge, bd. II. St. Peterburg, 1797, s. 10—11; Pallas P.—S. Bemerkungen
auf einer Reise in die Siidlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in
den Jahren 1793 und 1794, bd. I. Leipzig, 1799, s. 319, 358—359.
3 M и л л e p В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
I. М., 1888, с. 24—32, 53—62, 83—91; Уварова П. С. Могильники Север-
ного Кавказа. МАК, VIII. М., 1900; Дирр А. М. В Тагаурской и Курта-
тинской Осетии. ИКОИРГО, т. XXI, Тифлис, 1911; Гребенец Ф. С Мо-
гильники в Куртатинском ущелье. СМОМПК, вып. 44, отд. 3. Тифлис, 1915;
Миллер А. А. Краткий отчет о работах Северо-Кавказской экспедиции
Академии в 1923 г. ИРАИМК, т. IV. Л., 1925; Кокиев Г. А. Склеповые
сооружения горной Осетии. Владикавказ, 1928; его же: О раскопках Ко-
киева в Осетинской автономной области (Кобанское, Санибанское и Даргав-
ское ущелья). 1926. Архив ЛОИА АН СССР, ф. 1, on. 1, д. 207; Семенов
Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925—
1932 гг. Грозный, 1963; его же: Археологические разыскания в Северной
Осетии. ИСОНИИ, т. XII. Дзауджикау, 1948; Plaetschke В г. Die Tschet-
schenen. Forschungen zur Volkerkunde des norddstlichen Kaukasus auf Grund
\on Reisen in der Jahren 1919—20 und 1927—28 von Dr. Bruno Plaetschke.
Verdfentlichung des Geographischen Instituts der Universitat Konigsberg, H.
XI. Hamburg, 1928; Бунак В. В. Черепа из склепов горного Кавказа в
сравнительно-антропологическом освещении. СМАЭ, т. XIV. М.-Л., 1953;
Щебл ы к и н И. П. Архитектура древних ингушских святилищ. Владикав-
каз, 1930; его же: Искусство ингушей в памятниках материальной культу-
ры. Владикавказ, 1928; Fild Н. Contributions to the Antropology of the
Caucasus. Cambridge, 1953.
6
XIX в. Данная схема в принципе не вызывает никаких возраже-
ний у исследователей4, а последние материалы археолого-этно-
графического исследования склеповой культуры Северного Кав-
каза, несмотря на ряд дополнений, в основном подтверждают
ее.5
Исследовав архитектурно-конструктивные особенности скле-
повых сооружений Северной Осетии, Г. А. Кокиев разбил пос-
ледние на два локальных варианта: восточный— иронский, где
основные типы склепов круглые, 4-, 6-, и 8-гранные, двухскатные
ступенчатые, либо пирамидалы-ю-ступенчатые, и западный — ди-
горский, отличающийся наличием в полу склеповых камер по-
гребальных ям и отсутствием ступенчатых перекрытий.6 В даль-
нейшем И. М. Мизиевым подразделение интересующих нас па-
мятников на восточный и западный локальные варианты было
распространено на склеповые сооружения всего Северного Кав-
каза7.
Характерно, что, по мнению И. П. Щеблыкина, склепы, наря-
ду с некоторыми другими разновидностями средневековых па-
мятников, знаменуют собой «особо-горский стиль» кавказской
архитектуры8. О том же свидетельствует и факт распростране-
ния склеповых сооружений в Хевсуретии, Тушетии и Хеви9, т. е.
в тех областях горной Грузии, что непосредственно граничат с
Чечней, Ингушетией и Осетией.
Как считает В. И. Марковин, склепы (акалдама) в Хевсуре-
тии появились под влиянием чеченцев, если не выстроены сами-
ми чеченцами.10 Данный вывод отнюдь не лишен логики, ибо и
‘Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия, с. 90—91; Кузнецов
В. А. Аланские племена Северного Кавказа. МИА, № 106. М., 1961, с. 106.
® М и з и е в И. М. Средневековые башни и склепы, с. 72—76; Муж у -
х о ев М. Б Указ, соч., с. 49—53, 100—105 и др.
'Кокиев Г. А. Склеповые сооружения, с. 25—26.
7 М и з и е в И. М. Средневековые башни и склепы, с. 80.
8 Щ е б л ы к и н И. П. Искусство ингушей, с. 27.
’Макалатия С И. Хевсурети. Тифлис, 1940, с. 177—179; Тео до-
радзе Г. Пять лет в Пшавни и Хевсуретии. Тбилиси, 1941, с. 58, 64—65.
10 М ар ко в и н В. И. Чеченские средневековые памятники, с 268. Ду-
мается, вполне вероятно и предположение о том, что хевские склепы (сел.
Казбеги) могли быть выстроены осетинами или ингушами или даже при-
надлежать кому-то из них. Однако 3. Ш. Дидебулидзе считает, что неко-
торые погребальные сооружения, имеются в виду склеповые, Чечено-Ингу-
шетии и Северной Осетии все же испытывают на себе именно грузинское
влияние. Вряд ли данный вывод можно считать верным, ибо ему в корне
7
сам С. И. Макалатия, исследовавший хевсурские склепы, в об-
щем-то заметил, что отсутствие в инвентаре акалдама хевсур-
ского национального костюма и его элементов опровергает пред-
положение, будто в акалдама хоронили предков современных
хевсур.11
Обращает на себя внимание вышедшая из печати в 1953 г.
работа известного советского антрополога В. В. Бунака «Черепа
из склепов горного Кавказа в сравнительно-антропологическом
освещении», в которой наряду с чисто антропологическими про-
блемами автор рассматривает и проблемы северокавказской
склеповой культуры. Указывая на то, что некоторые склепы
«первоначально служили для культовых целей и лишь недавно
стали использоваться для погребения», В. В. Бунак связывает
зарождение склепового погребального обряда с формами погре-
бения, не связанными с зарыванием в землю, например, с абхаз-
ским обычаем хоронить умерших на деревьях.
Интересны предположения В. В. Бунака о возможном сосуще-
ствовании различных типов склеповых сооружений, о связи по-
гребений в склепах с родовым строем, о том, что «широкое ра-
спространение склепов в различных областях горной зоны... слу-
жит указанием на местное происхождение обряда коллективного
захоронения, хотя не исключает возможности тех или иных
влияний, проникших в горы извне». Любопытна попытка иссле-
дователя связать подземные склеповые сооружения с катакомба-
ми, а склепы в целом — с дольменами.12 Таким образом,
В. В. Бунак в основном разделяет выводы В. Ф. Миллера, Г. А.
Кокиева, Л. П. Семенова, Б. Плечке, И. П. Щеблыкина и других
кавказоведов, но в постановке некоторых вопросов его приори-
тет неоспорим.
Вслед за В. В. Бунаком о генетической связи катакомб и скле-
противоречат материалы раскопок северокавказских склепов. См.: Диде-
булидзе 3. Ш. Культурные взаимосвязи народов Грузии и Центрального
Предкавказья в X—XII вв. Автореферат кандидатской диссертации. Тби-
лиси, 1974, с. 34.
11 М а к а л а т и я С. И. Хевсурети, с. 178—179.
12 Бунак В. В. Черепа из склепов, с. 307, 309, 313, 316—317. Следует
отметить, что вопрос о социальной (родовой, фамильной или семейной) при-
надлежности склеповых сооружений у кавказоведов не получил пока еди-
нозначного решения, и к нему необходимо подходить с известной осторож-
ностью. Предположение В. В. Бунака о возможном сосуществовании различи
ных типов склеповых сооружений полностью подтверждено раскопками по-
следних лет.
8
нов говорит Л. Г. Нечаева13, однако, большинство исследовате-
лей эту точку не разделяет.14 Что же касается связи дольменов
со склепами, отрицаемой Л. Г. Нечаевой,15 то еще до В. В. Бу-
нака В. Н. Худадов писал: поздние склепы «являются непосред-
ственным продолжением склеяовых сооружений, находящихся
на хребте, окаймляющем ущелье р. Кяфар, и ущелье р. Ин-
дыш»,16 т. е. эволюция дольменов Западного Кавказа через
дольменообразные склепы и гробницы приводит к появ-
лению наземных склепов на территории Восточного Кавказа17.
Тем не менее, рассматривая данную проблему, следует отме-
тить, что дольмены, дольменообразные склепы и гробницы ге-
нетически связаны между собой, к тому же последние два ти-
па памятников синхронны и датируются VIII—XII вв. н. э.18 19 Но
между ними и дольменами существует ничем не объяснимый
хронологический разрыв1®: использование дольменов прекрати-
лось на рубеже или даже в первых веках нашей эры. Промежу-
13 Нечаева Л. Г. Об этнической принадлежности катакомбных и под-
бойных погребений Северного Кавказа и Нижнего Поволжья сарматского
времени. «Исследования по археологии СССР». Л., 1961; е е ж е: Осетинские
погребальные склепы и этногенез осетин. Сб. «Этническая история народов
Азии». М., 1972; ее же: Могильник Алхан-кала и катакомбные погребения
сарматского времени на Северном Кавказе. Л., Архив ИА АН СССР, ф. 2,
д. 1338.
14 См. напр.: М а р к о в и н В. И. Склепы эпохи бронзы у сел. Эгикал в
Ингушетии. СА, 1970, № 4, с. 84—85; Кузнецов В. А. Аланские племена,
с. 107—108.
15 Н е ч а е в а Л. Г. Происхождение осетинских погребальных склепов
и этногенез осетин. Тезисы докладов годичной научной сессии (май 1968 г.).
Л., 1968, с. 67.
16 X уд адо в В. Н. Мегалитические памятники Кавказа. ВДИ. 1937, № 1,
с. 197—198.
17 М а р к о в и н В. И. Склепы эпохи бронзы, с. 84.
18 К у з н е ц о в В. А. Дольменообразные склепы Верхнего Прикубанья.
КСИА, вып. 85. М., 1961, с. 114, 116.
19 Возможно, имела место смена коренного населения в указанном рай-
оне, вызвавшая в свою очередь разрыв в преемственности традиций. Одна-
ко сказать, насколько серьезным был этот разрыв, трудно. По крайней ме-
ре, В. А. Кузнецов полагает, что, несмотря на включение ираноязычного эле-
мента в местную среду (речь идет о Верхнем Прикубанье.— В. Т.), кавказские
племена, оставившие дольмены, не исчезли и не были окончательно асси-
милированы; «они сохранили такой важнейший этнографический признак, как
обряд погребения в наземных гробницах и дольменообразных склепах». Куз-
нецов В. А. Дольменообразные склепы, с. 116.
9
точные же формы, связывающие все эти памятники, к сожале-
нию, до сих пор неизвестны.
Исследуя памятники аланской культуры, В. А. Кузнецов об-
ратил внимание на то, что последняя «представляет собой слож-
ное историческое явление, огромный комплекс разнообразных
памятников, включающий в себя не только катакомбные погре-
бения ираноязычных алан, но и памятники автохтонных кавказ-
ских горских племен». К их числу относится множество камен-
ных ящиков, подземных и полуподземных склепов, распростра-
ненных по всему Северному Кавказу, а также наземные гробни-
цы и дольменообразные склепы Верхнего Прикубанья, упомяну-
тые выше. Все памятники аланской культуры, в широком ее по-
нимании, были разбиты исследователем на три локальных ва-
рианта: западный (Верхнее Прикубанье), центральный (Кабар-
дино-Балкария) и восточный (Северная Осетия и Чечено-Ингу-
шетия). В. А. Кузнецов дает обстоятельный анализ подземных и
полуподземных склеповых сооружений, выявляет их общие и от-
личительные признаки и отмечает, что конструктивно и хроноло-
гически они тесно связаны между собой.20
Типологию балкарских и карачаевских склепов разработал
И. М. Мизиев. Проанализировав работы В. Ф. Миллера, Г. А. Ко-
киева, Л. П. Семенова и других исследователей, автор сделал
вывод о близости наземных склепов Восточной Осетии и Ингу-
шетии, с одной стороны, и Западной Осетии (Дпгории), Балка-
рии и Карачая,— с другой. Выявление этих больших групп близ-
ких между собой сооружений фактически послужило основани-
ем для локализации склепов всего Северного Кавказа на вос-
точный и западный локальные варианты21.
О конструктивной близости подземных, полуподземных и на-
земных склепов пишет С. Ц. Умаров, одним из первых разрабо-
тавший типологию склепов-мавзолеев, получивших широкое
распространение в горной Чечне22. Общепризнано, что усыпачь-
ницы-мавзолеи возникают в эпоху развитых феодальных от-
ношений — в Золотой Орде (Маджары) —XIV в., в Чечено-Ин-
20 Кузнецов В. А. Аланские племена, с. 43, 56. 80, 103, 107.
21 М п з и е в И. М Средневековые башни и склепы, с. 80. В принципе,
мы принимаем предложенную И. М. Мизиевым локализацию северокавказ-
ской склеповой кхльтуры, но, следует признать, работа в этом направлении
еще далека от завершения. Вполне допустимо, что с дальнейшим расшире-
нием наших познаний о склеповой кутьтуре, количество локальных вариан-
тов может быть увеличено.
22 У м аров С. Ц. Средневековая материальная культура горной Чечни,
с. 17—18.
10
гушетии (Борга-Каш) —XV в., в Азербайджане—XII—XV вв.,
несколько более поздним временем —XIV—XVIII вв. датиру-
ет И. М. Мизиев склепы-мавзолеи Кабардино-Балкарии.23 Ду-
мается, не будет ошибочным предположение о том, что появле-
ние и распространение склепов-мавзолеев на Северном Кавказе
связано с проникновением и упрочением ислама. Процесс этот
сам по себе был очень длительным,24 но все исследователи схо-
дятся на том, что в конце XVIII в. ислам прочно завоевал ко-
мандные высоты в мировоззрении горцев — чеченцев, ингушей,
балкарцев.25.
Склепам горной Чечни уделяет определенное внимание
М. X. Багаев26; неизвестные ранее типы склеповых усыпальниц
выявил в Ингушетии М. Б. Мужухоев. Заметим, что типология
склеповых сооружений средневековой Ингушетии, разработан-
ная М. Б. Мужухоевым,27 в принципе идентична типологии
Л. П. Семенова,28 но отличается от последней более дробным
делением склепов на типы. Важные и зачастую основополагаю-
щие сведения о склеповых сооружениях Чечено-Ингушетии, как
п всего Северного Кавказа, имеются в упоминаемых выше ра-
ботах В. И. Марковина.
Интерес вызывают и работы Р. Г. Джадтиева, исследовав-
23 Ртве л а д з е Э. В. Два мавзолея золотоордынского времени в рай-
оне Пяти!орска. СА, 1969, № 4, с. 262—265; Семенов Л. П. Мавзолей
Борга-Каш. ИИНИИК, вып. I. Владикавказ, 1928, с. 217—232; Лавров
Л. И. Надписи мавзолея Борга-Каш. ИЧИНИИ, т. V, вып. I. Грозный, 1964,
с. 162—163; Бретаницкий Л. С. Зодчество Азербайджана и его место
в архитектуре Переднего Востока. М., 1966, с. 96—130, 167—201, 240—242;
Мизиев И. М. Средневековые башни и склепы, с. 84.
24 Абазатов М. А. О вреде пережитков шариата и адатов в Чечено-
Ингушетии и путях их преодоления. Грозный, 1963, с. 8; Шамилев А. И.
Религиозные культы чеченцев и ингушей и пути их преодоления. Грозный, 1963.
25 Ш и л л и н г Е. П. Ингуши и чеченцы. Сб. «Религиозные верования
народов СССР». М„ 1931, с. 10; Кушева Е. Н. Народы Северного Кавка-
за и их связи с Россией в XVI—XVII вв. М., 1963, с. 86; Марковиц
В. И. Чеченские средневековые памятники в верховьях р. Чанты-Аргуна.
ДЧИ. М., 1963; его же: К вопросу о язычестве и христианстве в верова-
ниях горцев Кавказа. Вестник КЕНИИ, вып. 6. Нальчик, 1972.
26 Б а г а е в М. X. Раннесредневековая материальная культура Чечено-
Ингушетии. Автореферат кандидатской диссертации. М., 1970, с. 10—11.
27 М у ж у х о е в М. Б. Средневековая материальная культура горной Ин-
гушетии, с. 49—53.
28 С е м е н о в Л. П. Археологические и этнографические разыскания в
Ингушетии, с. 19.
И
шего склепы Южной Осетии. Хотя территориально указанный
район расположен в Закавказье, он представлен великолепны-
ми образцами северокавказской склеповой культуры. По мне-
нию автора, «склепы (в основном полуподземные.— В. Т.) Юж-
ной Осетии проливают некоторый свет на время переселения
ираноязычного населения края с северных склонов Главного
Кавказского хребта».29
Подводя итоги всему вышесказанному, можно сделать сле-
дующие выводы.
1. Дореволюционные исследователи В. Ф. Миллер, П. С. Ува-
рова, А. М. Дирр и др., оставившие богатейшее научное насле-
дие последующим поколениям кавказоведов, достигли опреде-
ленных успехов в изучении средневековой склеповой культуры.
С количественным и качественным ростом археологов в совет-
ское время связано расширение ареала исследований, которые
в основном ведутся синхронно (начиная с 60-х годов) и интен-
сивно на громадной территории горной полосы Северного Кав-
каза — от Чечено-Ингушетии до верховьев р. Кубани включи-
тельно.
2. Планомерное и последовательное изучение склеповой
культуры значительно раздвинуло границы наших представле-
ний о материальной и духовной культуре горцев в средневеко-
вую эпоху, особенно в поздний ее период, когда в основном за-
вершается процесс этнического формирования современных се-
верокавказских народов. На протяжении многих десятилетий
кавказоведами успешно осуществляется работа над созданием
и конкретизацией типологической классификации склеповых со-
оружений, уточнением их хронологии и этнической принадлеж-
ности.
3. Важной и своевременной представляется попытка кавка-
зоведов локализовать склеповые сооружения Северного Кавка-
за. «Наличие в обшей массе могильных сооружений нескольких
локальных групп памятников, несомненно, свидетельствует об
относительной неоднородности... кавказской среды, о существо-
вании в ней нескольких различных этнических групп».30 По
и Д ж а дтие в Р. Г. Склепы верховьев р. Лиахвы, с. 247.
30 Местное, северокавказское происхождение склеповой культуры не вы-
зывает ныне никаких сомнений у исследователей. Точно подметил В. А.
Кузнецов: «Появившись еще в эпоху энеолита и бронзы, в III—II тысячелети-
ях до н. э, они (склепы) широко бытуют вплоть до XIX в, т. е. на протяже-
нии четырех тысяч лет. Следовательно, склепы ... в условиях Северного Кав-
каза являются глубоко исконными и традиционными типами могильных со-
оружений, необычайно устойчивыми во времени. Они являются археологи-
12
И. М. Мизиеву, северокавказские склепы делятся на два ло-
кальных варианта — западный (Дигория, Балкария, Карачай)
и восточный (Чечено-Ингушетия, Восточная Осетия). Однако,
несмотря на известную архитектурную близость погребальных
памятников внутри локальных вариантов, население, оставив-
шее их, за редким исключением так и не слилось в единый эт-
нический массив. Условность локализации на данном этапе со-
временного кавказоведения в том и заключается, что за любым
из ее ответвлений усматриваются отдельные и, возможно, не-
сколько обособленные группы древнего населения, каждая из
которых объединена общностью материальной и духовной куль-
туры, а также общностью языка в тех пределах, в каких она
могла существовать.
Склеповые сооружения Тагаурии
(«Город мертвых»)
Тагаурское общество, оставившее громадное количество па-
мятников и, в частности, склеповых сооружений, занимало не-
значительную по своим размерам территорию, расположенную
в верховьях рек Терек, Геналдон и Гизельдон. Соответственно
район этот состоит из трех ущелий — Терского, Геналдонского
и Гизельдонского. Терское ущелье отделяется от Геналдонского,
или Санибанского, высоким хребтом, соединяющим гору Кай-
джин с Адайхохом и Бутхузом. Между р. Терек и этим хребтом
расположено три тагаурских селения — Ларс, Чми и Балта,—
некогда принадлежавших алдарам Дударовым.
Как и р. Терек, р. Геналдон берет свое начало от Казбекских
ледников и имеет направление с юга на север. Правым ее при-
током является р. Кауридон, левым — р. Канидон. Долина
р. Геналдон с востока и запада ограничена отрогами Скалисто-
го хребта, постепенно понижающимися у слияния р. Геналдон
с ее притоками. На р. Кауридон расположены селения Верхняя
и Нижняя Саниба, на р. Геналдон — Верхнее, Среднее и Ниж-
нее Тменикау, на р. Канидон — Верхнее и Нижнее Кани и, на-
конец, на крутом склоне горы Урс-хох располагалось селение
Ганал (Генал), ныне покинутое жителями.
Гизельдонское ущелье фактически состоит из двух ущелий —•
Кобанского и Даргавского, отделенных друг от друга крутым ус-
тупом горы Тбау-хох («Кахтисар»), Жителям селений Верхний и
ческим отражением такой же устойчивой местной кавказской этнической сре-
ды». См.: Кузнецов В. А. Аланские племена, с. 120.
13
*arw—“'*»
Рис. 1. «Город мертвых».
Нижний Кобан принадлежали все земли от Кахтисара до слия-
ния рек Геналдон и Гизельдон (в 17 км от гор. Орджоникидзе),
но большая часть их была захвачена алдарами Кануковыми
(В. Кобан) и Тулатовыми (Н. Кобан).
Даргавская котловина вытянута с северо-запада на юго-во-
сток. Ее границы резко очерчены на севере и северо-западе, где
они образованы эскарпами Скалистого хребта с вершинами
Тбау-хох и Чнзджиты-хох. Западная, южная и восточная границы
котловины очерчены менее определенно и проходят по отрогам
массивов Мидаграбин и Казбеко-Джимарпнского. С запада кот-
ловина ограничена сравнительно невысокой перемычкой между
Боковым и Скалистым хребтами, с мягкими склонами и удоб-
ным Какадурским перевалом, связывающим Даргавскую котло-
вину с Куртатпнскнм ущельем. На востоке котловина замыкает-
14
ся также невысоким хребтом, па котором находится Даргавский,
или Зеленый перевал Размеры котловины в указанных границах
определяются следующими величинами: протяженность с запада
на восток составляет 8 км, с севера на юг — 6 км.
Главной водной артерией Даргавскоп котловины является р.
Г изельдон (местный гидроним — «Стырдоп»), принимающая в
себя несколько притоков — рр. Чататдон, Цагат- и Хуссар-Ла-
мардон, Бархиудон, Уаллагдон и Лаккадон. На их берегах рас-
положены селения Даргавс, Джимара, Какадур, Цагат- и Хус-
сар-Ламардон, Цагат- и Хуссар-Хпнцаг, Найфат. В настоящее
время некоторые из них покинуты жителями, а Найфат превра-
щен в дзуар (святилище), связанный с культом Уацилты (Свя-
той Илья)—покровителя хлебных злаков и земледельческого
труда, попечителя стихийных сил природы.
15
Такова вкратце специфика географических факторов, оказав-
ших определенное влияние на формирование склеповой культу-
ры Тагаурии, к изучению которой археологическая экспедиция
Северо-Осетинского научно-исследовательского института при-
ступила летом 1967 года. Основное внимание было уделено ис-
следованию широко известного в Осетии и за ее пределами
склелового могильника «Город мертвых» у сел. Даргавс (рис.
1). Даргавский некрополь является самым значительным по
размерам и количеству погребальных сооружений на всем Се-
верном Кавказе. Многочисленность склепов (95), сконцентри-
рованных на постепенно повышающемся к северо-востоку отро-
ге горы Рабины-рах — ответвлении Чизджиты-хох, объясняет
происхождение местного названия могильника.
Первые упоминания о Тагаурии и Даргавсе, известные нам,
встречаются в трудах И. А. Гюльденштедта, Ю. Клапрота, пу-
тешественника Штедера31, посетивших в разное время назван-
ное селение. Однако, несмотря на то, что все они неоднократно
останавливались в Даргавсе и в ряде случаев даже давали
подробные описания последнего, «Город мертвых» не нашел в
них своего отражения.
По существу, первое научное описание могильника принадле-
жит П. С. Уваровой, посетившей Даргавс в конце XIX в.32 Она
не только раскопала в селе могильник аланского времени (ка-
менные ящики), но и опубликовала снимок «Города мертвых»
и некоторые предметы из склепов, часть которых уже тогда
хранилась в Венском музее. Весьма вероятно, что предметы эти
были вывезены австрийским археологом Ф. Хегером, побывав-
шим с научными целями на Северном Кавказе во второй поло-
вине XIX в. Заслуживает внимания работа первого осетинско-
го антрополога М. А. Мисикова, изучившего и опубликовавше-
го серию черепов из склепов «Города мертвых»33. Разрозненные
сведения о могильнике и его фотографию можно найти в архео-
лого-этнографическом очерке Ф. С. Гребенца.34
В советское время небольшие раскопки на территории мо-
ги тьника были проведены Л. П. Семеновым, исследовавшим
погребения в каменных ящиках и незначительное количество
31 Осетины глазами русских и иностранных путешественников. Орджони-
кидзе. 1967, с. 31, 44, 74, 135.
32 У в а р о в а П. С. Могильники Северного Кавказа. МАК, VIII. М., 1900.
33 Миен ков М. А. Материалы для антропологии осетин. Одесса, 1916,
с. 7, табл. I—IV.
34 Г ребе и ец Ф. С. Могильники в Куртатинском ущелье. СМОМПК,
вып. 44, отд. 3. Тифлис, 1915, с. 80—81.
16
склепов.35 Материалы, собранные им, хранятся в Музее краеве-
дения Северо-Осетинской АССР. Примерно в эти же годы —
середина 20-х гг.— в Даргавсе побывали А. А. Миллер и Б. А.
Куфтин.
В 1928 г. вышла в свет работа Г. А. Кокиева «Склеповые
сооружения горной Осетии». В ней дано довольно полное и бо-
гато иллюстрированное описание склепов Осетии и привлечен
фольклорный материал. Однако сооружения «Города мертвых»
не получили у Г. А. Кокиева никакого освещения, хотя извест-
но, что он хорошо был знаком с могильником и инвентарем, со-
державшимся в его усыпальницах.36
В 1934 г. экспедицией, возглавленной американским антро-
пологом Г. Филдом, из склепов Даргавса была взята серия че-
репов, опубликованная им в 1953 г. В том же 1953 году выхо-
дит работа советского антрополога В. В. Бунака. В ней мы так-
же находим сведения о «Городе мертвых». Упоминания о мо-
гильнике есть и в последних историко-этнографических иссле-
дованиях Б. А. Калоева и А. X. Магометова.37
Из вышесказанного явствует, что глубокого и систематиче-
ского изучения «Города мертвых» не проводилось, и, несмотря
на свою популярность, этот уникальный историко-архитектур-
ный объект до сих пор оставался по существу неисследованным,
постепенно подвергаясь разрушению.
В процессе изучения склеповых сооружений Тагаурии мы
убедились в том, что для указанного района характерны почти
все типы интересующих нас памятников, бытовавших в Осетии,
в большая часть их сконцентрирована в даргавском «Городе
мертвых». К сожалению, часть сооружений со временем была
разрушена и таким образом пропала для науки.
Ниже мы приводим краткую типологическую характеристи-
ку исследованных тагаурских склепов.
Группа III, тип 1-А (рис. 2—3). Все склепы данного типа
35 С е м е н о в Л. П. Археологические разыскания в Северной Осетии.
ИСОНИИ, т XII. Дзауджикау, 1948.
36 К о к п е в Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии. Владикавказ,
1928; его же: О раскопках Кокиева в Осетинской автономной области (Ко-
банское, Санибанское и Даргавское ущелья). 1926. Архив ЛОНА АН СССР,
ф. 2, on. 1, д. 207, л. 9—34.
37 Буна к В. В. Черепа из склепов горного Кавказа в сравнительно-ан-
тропологическом освещении. СМАЭ, т. XIV. М.-Л., 1953; Калоев Б. А. Осе-
тины. М., 1971, с. 50—51; Магометов А. X. Культура и быт осетинского
народа. Орджоникидзе, 1968, с. 385; Fild Н. Отт frt, р. 104 1-05. - -
2 Город мертвых
17
Рис. 2. Склепы наземные, башенного типа, с пирамидально-
ступенчатым (1) и гладким (2) перекрытием.
18
Рис. 3. Склеп наземный, башенного типа (Даргавс)
19
сложены из крупных грубо обработанных камней. Каменная
кладка скреплена известковым раствором. Стены зачастую воз-
ведены на фундаменте из таких же крупных камней с высту-
пающим до 0,30 м от поверхности стены цоколем. Иногда в ка-
честве фундамента использовались выходы скальной породы
склонов, на поверхности которых были сооружены склепы. Уг-
ловая кладка выполнена в технике «тычком и ложком», т. е. че-
редованием продольной и поперечной кладки. Стены подавляю-
щего большинства склепов (не только данной группы и типа)
облицованы штукатуркой, покрытой желтой (охристой) кра-
ской. Внутри склепов штукатурка встречается крайне редко.
Толщина стен, составленных, как правило, из двух рядов
камней, колеблется от 0,50 до 0,75 м. У основания она несколь-
ко больше, что позволяет отлично выдержать тяжесть массив-
ной конструкции. В верхней части стены имеется незначитель-
ный, но ясно различимый под первым рядом сланцевых поло-
чек перекрытия скошенный карниз, обращенный выступающим
своим краем наружу.
Черно-серые сланцевые, преимущественно составные, плиты-
полочки перекрытия достигают толщины 0,03—0,05 м в сред-
нем; ширина их видимой извне части доходит до Э 25—0,30 м,
а расстояние между ними равно 0,25 м в среднем Опоясывая
кровлю склепа по периметру, они образуют так называемые
«гурты», число которых доходит иногда до 25—30.
Крыши склепов обычно венчают каменные конически-усечен-
ные грубо обработанные навершия до 0,50 м в высоту, при ши-
рине 0,20—0,25 м. Крепятся они раствором на верхней плите,
закрывающей отверстие в своде. Следует также заметить, что
внутренние своды склеповых сооружений выполнены почти без
исключения в технике «ложного свода», т. е. путем напуска од-
ного ряда камней над другим.
Наземные склепы башенного типа имеют обычно три яруса
погребений, проникнуть на которые возможно только через спе-
циально устроенные для этой цели отверстия — лазы, располо-
женные в средней части стены по разным сторонам склепов и
на разных уровнях. Число их доходит до трех, соответственно
чис ту ярусов склеповой камеры. Лишь в виде исключения мож-
но зафиксировать наличие одного лаза в склепах описываемо-
го типа («Город мертвых», склеп № 22; Какадур, склеп № 4;
Джпмара, склеп № 1—2; В. Кани, склеп № 1) или полное отсут-
ствие такого («Город мертвых», склеп № 20). По Г. А Кокиеву.
глухие склепы служат для индивидуальных захоронений.
Оформтение лазов предельно просто. Это прямоугольно-
квадратные, иногда с арочным завершением верхней части
20
(«Город мертвых», склеп № 68), отверстия, обычно несколько
больших размеров изнутри. Ширина лазов колеблется от 0,50
до 0,60 м, а высота — от 0,50 до 0,55—0,82 м.
В боковых стенах лаза устроены, как правило, пазы для за-
движки замкового устройства, включавшего в себя деревянную
(или, в редких случаях, сланцевую) дверку и стержень-задвиж-
ку.
Настилы для погребений крепились на балках, вмонтирован-
ных в стены камеры. Изредка балки покоились на сланцевых
плитах-упорах, выступающих из стыков стен, или специальных
полках, высеченных в скале. Расстояние между ярусами равно
1,20—1,30 м в среднем, но высота 1-го яруса обычно бывает не-
сколько меньше. Наружные размеры склепов описываемого ти-
па довольно значительны: ширина — 4,40 м, длина — 4,40 м, вы-
сота — до 10,35 м.
Таковы наиболее характерные особенности склепов башен-
ного типа. Заметим только, что перекрытие склепа с гладким
неступенчатым перекрытием (группа III, тип 1-Б), зафиксиро-
ванного в Хуссар-Хинцаге (рис. 2. 4), выложено из тщательно
обработанных и подогнанных друг к другу камней. Внутренние
конструктивные особенности описываемого склепа аналогичны
вышеуказанным. Лаз один. Перекрытие украшено коническим
навершием с шаровидным завершением. Высота навершия —
0,60 м, ширина — 0,25 м.
Склепы типа 1-А отмечены в Даргавсе, Какадуре, Джимаре,
В. Кани и Санное. Сооружение типа 1-Б встречается в единст-
венном числе и только в Хуссар-Хинцаге. Правда, по свидетель-
ству Г. А. Кокиева, аналогичный склеп был известен и в Ниж-
нем 1\обане,с'8 но до наших дней он не сохранился. Изредка со-
оружения типа 1-Б встречаются в Ингушетии, значительно ча-
ще в Дигории и Балкарии,89 но балкарские склепы имеют в ос-
новном двухскатные перекрытия..
Группа III, тип 2-А (рис. 5). Сооружения данного типа
зафиксированы в Даргавсе, Хуссар-Хинцаге, Цагат-Ламардоне
и Джимаре. По технике возведения и используемым строитель-
ным материалам они совершенно аналогичны склепам типа 1-А
и 1-Б. Фасадная стена гладкая, иногда украшена выемками —
38 К о к п е в Г. А. Указ. соч.. л. 15.
39 Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в
Ингушетии в 1925—1926 гг. Грозный, 1963, с. 19; Кокиев Г. А. Склепо-
вые сооружения..., с. 25—26; Мизиев И. М. Средневековая материальная
культура Балкарии и Карачая. Автореферат кандидатской диссертации. М-,
1967, с. 15.
21
Рис. 4. Склеп наземный, башенного типа (Хуссар-Хннцаг).
четырехугольными углублениями, расположенными в один или
несколько рядов. Значительно чаще, чем в склепах 1-го типа,
встречаются узкие вентиляционные отверстия, расположенные
обычно высоко над лазом. Число гуртов доходит до 12. Своды
двухскатных склепов завершаются каменными (составными,
скрепленными известковым раствором) валиками—«коньками»,
идущими по всей длине крыши и закрывающими шов в своде.
Высота валиков—0,10—0,15 м, ширина—0,25 м в среднем. Об-
работаны они более тщательно, чем конически-усеченные на-
вершия склепов башенного типа.
Погребальные камеры обычно двухъярусные, но не во всех
случаях на каждый ярус ведет отдельный лаз. Оформление ла-
зов и замковых устройств аналогично вышеописанным, за тем
22
Рис. 5. Склеп наземный, двухскатный (Даргавс).
23
лишь исключением, что лазы с арочным завершением верхней
части для двухскатных склепов Тагаурии не характерны. Систе-
ма крепления дощатых настилов для погребений также иден-
тична настилам склепов 1-го типа. Балки 1-го яруса почти во
всех случаях приподняты над полом, вырубленном в скальном
грунте. Своды камер выполнены в технике «ложного свода».
Ширина сланцевого гребня свода, составленного из отдельных
массивных плит, доходит до 0,70 м в среднем, но иногда строи-
тели так тесно сводили стены, что гребень сходил почти на нет.
Для усиления конструкции стены укреплялись деревянными
балками или сланцевыми плитами-распорками, расположенны-
ми чуть ниже свода.
Группа III, тип 2-Б (рис. 6—7, 1—4), Данный тип скле-
пов зафиксирован в Тменикау и характеризуется гладким
(неступенчатым) плоским перекрытием. Лаз арочной (из двух
камней) формы. Толщина стены по лазу — 0,15 м. Ширина греб-
ня «ложного свода» —0,50 м, ширина гребня перекрытия —1,20 м.
Камера склепа по форме приближена к овалу. Погребения
совершались на полу.
Группа III, тип 2-В. Наземные склепы, двухскатные, с глад-
ким (неступенчатым) двухскатным перекрытием зафиксирова-
ны В. Ф. Миллером в селении Ганал.40 Судя по описанию, они
были сложены из массивных грубо обработанных камней на из-
вестковом растворе. В фасадной стене имелось небольшое окно
(лаз), через которое умершего вносили в камеру склепа «со
сводчатым потолком». Размеры данных сооружений были незна-
чительными: длина—2,76 м, высота—1,83 м, ширина—1.65 м,
толщина стен —0,36 м.
Группа III, тип 3. Единственное сооружение этого типа, за-
фиксированное нами в Даргавсе («Город мертвых», склеп № 31),
сложено из разноразмерных камней на известковом раст-
воре, снаружи оштукатурено. Сильно повреждено. Свод обру-
шился. По сохранившимся обломкам сланцевых плит можно
предположить, что перекрытие склепа было выложено ими. Со-
хранилось круглое основание сооружения, имевшего, очевидно,
конусообразную форму. Максимальная высота основания 2,00 м.
Диаметр верхней сохранившейся части —1,85 м (с учетом тол-
щины стен).
Склепы данного типа известны в горах Северного Кавказа.
Встречались они и на территории Тагаурии, в В. Кани и Коба-
не, причем в последнем ниже уровня пола камеры Л. П. Семе-
40 Ми л те р В Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
I. М., 1888, с. 57, рис. 67.
24
Рис. 6. Склеп наземный с плоским перекрытием (Тменнкау).
новым был зафиксирован каменный яшик, примыкающий одной
из длинных сторон к стене склепа.41
Конструкция описываемых сооружений! могла, на наш
взгляд, быть позаимствованной на Востоке. Так, склеп из сел.
Кани внешне похож на ардебильский (Аз. ССР) мавзолей шей-
ха Сефи, датируемый специалистами XIV—XVI вв42.
В таком случае круглоплановые, конической формы, северо-
кавказские склеповые сооружения появились не раньше, чем в
41 Миллер В. Ф. Указ, соч., с. 27, рис. 40—41; с. 58, рис. 70; Семе-
нов Л. П. Отчет об этнолого-археологической разведке Государственного
научного музея г. Владикавказа (при Северо-Кавказском Институте краеве-
дения) в Кобаиском ущелье в феврале 1925 г. Архив ЛОИА АН СССР, ф. 2,
on. 1, д. 169, л. 54.
42 Усейнов М., Бретаницкий Л., Саламзаде А. История ар-
хитектуры Азербайджана. М., 1963, с. 254—255, рис. 233.
25
Рис. 7. Склепы: наземный (1—4), с шоским перекрытием
Пменпкау) и полуподземный (5-7) с нишей в фасадной стене
(Даргавс).
26
XVI, и не позже, чем в XVIII в. в связи с активным проникновени-
ем ислама на Северный Кавказ.
Правда, Е. И. Крупнов решительно возражает против данно-
го тезиса: «Существует мнение, что эту категорию памятников
(разнообразные наземные склепы и, в частности, круглоплано-
вые и многогранные.— В. Т.) следует связывать с архитектурой
мусульманского Востока, с такими, например, памятниками, как
«усыпальница дервиша» во дворце ширваншахов в Баку
(XV в.), мавзолей близ сел. Ходжалы и др. Тезис, на мой
взгляд, труднодоказуемый, поскольку распространение ислама
именно в горных районах (не только Ингушетии, но даже и Че-
чни) археологически прослеживается не ранее XVII в.» Думает-
ся, однако, что упомянутые нами круглоплановые склепы син-
хронны многогранным усыпальницам и относятся все же к
XVIII в., о чем иногда свидетельствуют арабские надписи с да-
тами на стенах последних43.
По свидетельству Г. А. Кокиева, на 'территории Тагаурии
(Саниба) встречался еще один тип наземных склепов, отличав-
шийся многогранностью в плане и призматическим ступенчатым
перекрытием (группа III, тип. 4). Судя по описанию, приведен-
ному исследователем,44 саиибанский склеп не был мавзолеем ни
в прямом, ни в переносном смысле, но последние, несомненно,
оказали существенное влияние на генезис его конструктивно-ар-
хитектурных форм. Достаточно сопоставить эту усыпальницу с
аналогичными склепами Балкарии,45 правда, отличающимися
способом захоронения умерших, а последние с азербайджански-
ми мавзолеями (хотя бы той же «усыпальницей дервиша»— мав-
золеем сейида Яхья Бакуви)46, мы увидели бы много общих черт
между этими сооружениями.
Несомненно, имеются черты различия не только между се-
верокавказскими и азербайджанскими мавзолеями, но и в спо-
собах погребения умерших. Так, саиибанский склеп, по Г. А. Ко-
киеву, отличался многоярусностыо погребений. В Балкарии, су-
дя по описанию И. М. Мизиева, склепы-мавзолеи не имеют под-
земной склеповой камеры, погребения совершаются в каменных
___________ /
43 Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия. М.. 1971, с. 92; Мизи-
евИ. М. Указ, соч., с. 16.
44 Копиев Г. А. Склеповые сооружения.... с. 14, 25, рис. 18; его же:
О раскопках Кокиева в Осетинской автономной области..., л. 14.
45 М и з и е в И. М. Средневековые башни и склепы Балкарии и Карачая,
с. 68—69.
46 Б ре та ницк и п Л. С. Зодчество Азербайджана и его место в архи-
тектуре Переднего Востока. М., 1966, с. 239—242.
27
Рис. 8. Склеп полуподземный, с гладкой фасадной стеноп и
подпорными стенками; перекрытие обложено камнями (Верх-
ний 1\ани).
ящиках. Но уже в 1 и 2-ом типах мавзолеев горной Чечни, по
С. Ц. Умарову, такие камеры имеются, и сообщаются они с по-
минальной камерой посредством специального входного отвер-
стия.47 В целом же описываемые сооружения, безусловно, очень
близки между собой.
Группа II, тип 1 (рис. 8—9, 2). Полуподземные, как прави-
ло, содержащие в себе один ярус погребений, склепы распрост-
ранены наиболее широко. Помимо даргавского «Города мерт-
вых», они встречаются почти повсеместно. Все склепы данного
типа впущены в склон. Внешнее перекрытие плоское, затянутое
(или засыпанное во время строительства) землей. Фасадные
стены не лишены элементов монументальности. В ряде случаев
47 У м а ров С. Ц. Средневековая материальная культура горной Чечни,
с. 17—18.
28
толщина их весьма внушительна —0,90 м, чего не отмечается
даже в склепах башенного типа, стены которых несомненно, не-
сут гораздо большую нагрузку.
Размеры полуподземных склепов равны; высота —2,80 м, ши-
рина— 3,70—4,00 м; размеры лаза — 0,50x0,50 м (наружный
обмер), 0,70x1,08 м (внутренний обмер).
Погребальные камеры полуподземных склепов обладали до-
вольно значительной вместимостью, достигая 5 и более (до
8,30, как в Тменикау) метров в длину. Высота — в пределах от
1,50 до 2,40 м. Ширина — от 1,20 до 2,40 м. Своды, как и в скле-
пах других типов данной группы, выполнены в технике «ложно-
го свода», ширина сланцевого гребня последнего колеблется в
пределах от 0,45 до 1,20 м. Камеры не оштукатурены, но изред-
ка выбелены. Система крепления погребальных настилов, имев-
ших легкий наклон в сторону лаза, аналогична ранее описанной.
Лазы арочного типа для склепов данной группы не характерны.
Группа II, тип 2 (рис. 7, 5—7 и 9, /). Независимо от наличия
многих общих конструктивных черт каждый склеп обладает
своими индивидуальными особенностями, что наглядно иллюст-
рируется на примере склепов 2-го типа (Даргавс, Хуссар-Хин-
цаг, Хуссар- и Цагат-Ламардон, Какадур, Саниба), характерным
элементом оформления которых является пристроенная к их фа-
садным стенам аркообразная ниша. Встречаются самые разно-
образные по форме ниши — стрельчатые, четырехугольные, тра-
пециевидные, полуциркульные. Все они являются как бы на-
ружным продолжением «ложного свода» камеры и возведены с
использованием той же техники кладки — путем напуска одного
ряда камней над другим.
Склепы (не только полуподземные. но и наземные) с анало-
гичными нишами встречаются и в Чечено-Ингушетии.48 Там ни-
ши выполняют роль открытых поминальных камер, т. е. спе-
циально приспособлены для исполнения различных культовых
обрядов. В целом же склепы с арочным оформлением фасадной
стены невольно наталкивают на мысль о восточных строитель-
ных традициях, где использование подобных элементов стало
обычным явлением со времени распространения ислама при со-
оружении строений самого различного назначения.49 Хотя, с дру-
гой стороны, вполне можно предположить, что ниши (поминаль-
ные камеры) возникли под влиянием местных религиозных
48 Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия, с. 92—93.
49 Бретаницкий Л. С. Указ, соч., с. 112, 300, рис 47. 190; Усей
нов М., Бретаницкий Л., Саламзаде А. Указ, соч., с. 102, 178,
324. рис. 95, 175, 306.
29
Рис. 9. Склепы полуподземчые с нишей в фасадной стене
(1), с гладкой фасадной стеной (2), с двухскатным ступен-
чатым перекрытием (3).
представлений, ибо общеизвестно, какую роль играл культ пред-
ков, культ умерших в жизни средневековых горцев.
Размеры склепов с арочным оформлением фасадной стены:
ширина — от 2,60 до 3,50 м и от 3,00 до 5,00 м; высота — от
1,00 до 2,45 м; ширина ниши — от 1,40 до 2,00 м; глубина пи-
31
ши — от 0,45 до 1,60 м; толщина перекрытия ниши — от 0,20 до
0,70 м.
Внутреннее устройство склепов 2-го типа аналогично устрой-
ству камер склепов 1-го типа, правда, в виде исключения опи-
сываемые сооружения содержат в себе два яруса погребений
(«Город мертвых», склеп № 66). Высота камеры — от 1,80 до
2,50 м, ширина — от 1,80 до 2,40 м; длина — от 3,30 до 5,55 м;
ширина гребня «ложного свода»—от 0,30 до 1,00 м. Размеры
лаза — до 0,60x0,50 м (наружный обмер) и 0,80x0,75 м (внут-
ренний обмер).
Группа II, тип 3 (рис. 9, 3). Склеповые сооружения этого ти-
па по своему внешнему и внутреннему устройству аналогичны
склепам группы III, тип 2-А, но отличаются от последних мень-
шими размерами и тем, что впущены в склон горы чуть ли не
под самую крышу. Фасадные стены названных склепов в неко-
торых случаях не лишены элементов декора в виде прямоуголь-
ных или квадратных углублений, расположенных в один или не-
сколько рядов. Незначительные размеры, а также случаи на-
хождения остатков детских костяков позволяют нам сделать
предположение о том, что эти усыпальницы служили именно для
детских захоронений.
Данные наружного обмера: длина — от 2,85 до 3,20 м, шири-
на— от 2,00 до 2,70 м; высота — от 1,45 до 2,60 м; перекрытие
украшено 5—6 выступающими сланцевыми полочками. Внут-
ренний обмер: высота камеры — от 1,75 до 2,85 м; длина — от
1,85 до 2,30 м; ширина — от 0,90 до 1,57 м; ширина гребня
«ложного свода»— от 0,30 до 0,40 м.
Склепы описываемого типа (их всего четыре) занимают осо-
бое место среди погребальных сооружений Тагаурии, если не
сказать — всего Северного Кавказа. Они, как и ингушские их
аналоги, являются, на наш взгляд, связывающим, а возможно,
и переходным звеном между склепами II и III групп.
Таким образом, все исследованные нами типы склеповых со-
оружений Тагаурии можно классифицировать по приведенной
таблице. Она обладает, на наш взгляд, достаточной ем-
костью и охватывает все основные типы тагаурских склепов,
но. тем не менее, в состоянии включить в себя и другие разно-
видности интересующих нас усыпальниц.50
50 Подземные склепы, представляющие значительный научный интерес и
выделенные нами в I группу, не были выявлены ни в Даргавсе. ни в других
населенных пунктах Тагаурии, хотя в других районах горной Осетии, напри-
мер в Дигории, они изредка встречаются.
32
Таблица
Группа Типы
2 3 4
I подземные склепы — — — —
II полуподзем- ные склепы с гладкой фасад- ной стеной и пло- ским перекрытием с нишей в фасад- ной стене и пло- ским перекрытием с гладкой фасадной стеной и двухскатным перекрытием —
III наземные склепы А — с пирамидаль- ным ступенчатым перекрытием Б — с пирамидаль- ным гладким (не- ступенчатым) пе- рекрытием А — с двухскатным ступенчатым пере- крытием Б — с гладким (не- ступенчатым) пло- ским перекрытием В — с двухскатным гладким (несту- пенчатым) пере- крытием круглые много- гранные
Завершая краткую характеристику склеповых сооружений,
следует заметить, что наземные склепы отличаются от полупод-
земных не только тем, что они полностью вынесены на поверх-
ность земли, но и конструкцией крыши. Она более сложна, чем
снаружи плоская крыша полуподземных склепов. В зависимо-
сти от типа склепов крыша бывает четырехскатной или двух-
скатной и непременно украшена множеством выступающих слан-
цевых полочек (речь, разумеется, идет о соответствующих типах
наземных сооружений). Интересной деталью, присущей только
склепам башенного типа, является конически-усеченное навер-
шие, венчающее крышу. Зато полуподземные сооружения в от-
личие от наземных снабжены иногда нишей арочной формы, а
двухскатные склепы (II и III групп)—«коньком», идущим по
гребню.
Таким образом, в конструктивно-архитектурном решении и
3 Город мертвых
33
оформлении наземных и полуподземных склепов наблюдается
существенная разница: наземные склепы монументальнее, вме-
стительнее и сложнее по устройству, в чем, вероятно, отразились
и социальные различия общества, оставившего склепы. Вместе с
тем, ряд элементов объединяет сооружения II и III групп и сви-
детельствует об общности строительно-архитектурных традиций
и приемов, лежащих в основе данных сооружений. Почти все
склепы возведены из камня на известковом растворе; снаружи
облицованы штукатуркой, покрытой светло-желтой (охристой)
краской; угловая кладка выполнена в технике «тычком и лож-
ком», своды камер — в технике «ложного свода». Склепы имеют
одинаковые по форме лазы и замковые устройства; одинакова и
система деревянных настилов для погребений.
Дополняя сказанное, заметим, что не совсем прав архитектор
Н. Б. Бакланов, пришедший к выводу, будто «все мастерство
техники (кладки) сказывается в умелой пригонке неотесанных
кусков камня».51 Правда, он отмечает, что «в этой областй ма-
стера-горцы достигают большого совершенства». Думается, что
при довольно высокой технике каменного зодчества столь ути-
литарный подход к творчеству местных строителей, пожалуй, не
оправдан.
Н. Б. Бакланов прав, когда говорит, что «ложные своды»,
ввиду сложности их выполнения и небольшой прочности, встре-
чаются не часто, главным образом в покрытиях «могильных
склепов, надгробных сооружений и башен; в жилых сооружени-
ях их можно наблюдать исключительно в нижних частях зда-
ния, предназначенных для складов или скота». Любопытно и
удачно решение устройства кровли над ложносводчатыми покры-
тиями. Как указывает Н. Б. Бакланов, «двух- или четырехскат-
ная крыша в таких случаях дает внутри кривую свода, а сна-
ружи устраивается по наклонной линии, в виде лестницы. Но
чтобы избежать затекания воды в швы «ступеней» кровли, каж-
дая «ступенька» накрывается тонкой плитой шифера, один край
которой свешивается над «ступенью», а другой закладывается
довольно глубоко под верхнюю «ступень». Вода при подобном
устройстве стекает с плиты на плиту, причем легкий их уклон
облегчает скатывание воды и не позволяет ей затекать в швы
по нижней поверхности плиты. Применен принцип античного
слезника, устраиваемого в спусковой плите карниза, но при со-
вершенной простоте конструкции, без всякой подтески камня.
Эта конструкция, несмотря на простоту, отлично достигла своей
51 Б а к л а н о в Н. Б. Архитектурные памятники Дагестана. Л., 1935, с. 12.
34
цели и предохраняла покрытия от протекания и разрушения
уже не одну сотню лет».52
Исследователи давно обратили внимание на характернейшую
черту горской архитектуры — ступенчатое строение крыш древ-
них сооружений. Л. П. Семенов убедительно доказал, что этот
факт не имеет ничего общего с архитектурными традициями Пе-
редней и Центральной Азии, как пытались доказать некоторые
авторы.53 Проследив эволюцию северокавказских архитектурных
форм, исследователь установил, что «ступенчатое построение
кровли наземных памятников, не восходящих, вероятно, далее
XIV в., связано с аналогичным устройством более древних мест-
ных памятников — подземных склепов, из которых впоследст-
вии развились полуподземные и еще позже наземные склепы».54
Мы полностью разделяем не только вывод Л. П. Семенова,
но и предположение Г. А. Кокиева о связи боевых башен с че-
тырехскатными (пирамидальными) ступенчатыми перекрытиями
и наземными склепами аналогичной формы. Тем более, оба типа
памятников возникают и развиваются почти в одно и то же
время, хотя, нам кажется, склепы башенного типа могут дати-
роваться несколько более поздним временем; однако хронологи-
ческий разрыв между ними и башнями не должен быть слишком
большим, ибо прогресс в строительстве жилых (и боевых) соо-
ружений не мог не сказаться относительно скоро на архитекту-
ре памятников погребальных. Что же касается истоков ступен-
чатости («чешуйчатости») перекрытий наземных сооружений
(склепов и башен), то их, вероятно, можно увидеть в древней-
ших памятных столбах-цыртах, имеющих аналогичное заверше-
ние.55 Столь же возможна связь между ступенчатостью столбов
и подземных склепов (и каменных ящиков).
«Сопоставляя памятники Кавказа и Западной Европы; не
приходится говорить о каких-либо влияниях, особенно, когда
речь идет о примитивах Кавказа. Большинство рассмотренных
памятников относится к XVII—XVIII вв., иногда даже к XIX в.
Предполагать влияния на них значительно более древних па-
мятников Европы невозможно по их культурным условиям.
Здесь, очевидно, приходится наблюдать результат воздействия
аналогичных социально-экономических условий на ход развития
“Бакланов Н. Б. Указ, соч., с. 12—14.
53 Д и р р А. М. В Тагаурской и Куртатинской Осетии. ИКОИРГО, т. XXI.
Тифлис, 1911, с. 265.
54 Семенов Л. П. Указ, соч., с. 63.
55 Щ е б л ы к и н И. П. Архитектура древних ингушских святилищ. Вла-
дикавказ, 1930, с 438—444.
35
зодчества. Если откинуть специфические черты высокогорности,
то все остальные материальные данные очень близки: и строи-
тельные материалы, и климат, и, главное, хозяйственные усло-
вия».56 Надо полагать, что приведенное нами высказывание
Н. Б. Бакланова точно отражает настоящее положение дел. Без-
условно, отдельные моменты его положений могут быть отверг-
нуты исследователями, но уникальность и самобытность кавказ-
ского зодчества сомнений ни у кого не вызывает.
Небезынтересно обратить внимание и на некоторые общие
элементы в оформлении фасадных стен склепов всех типов.
Речь, во-первых, идет об отпечатках рук, неоднократно встречае-
мых на фасадах склепов «Города мертвых» (рис. 10, 1). Интер-
претацию данного изображения пытался дать Г. А. Кокиев.57 По
его предположению, отпечатки рук на стенах осетинских скле-
пов являются следствием осетинского обычая прикладывать ру-
ку к покойнику, а после его смерти — к памятнику или могиль-
ному холмику.
Исследователи отмечают, что «модели, оттиски, рельефы и
вообще изображения человеческой руки, преимущественно дес-
ницы, встречаются во многих странах мира и, в частности, на
Кавказе с самых незапамятных времен, очевидно, с мистическим
назначением, подчас как эмблема силы, затем власти, в даль-
нейшем и в роли амулетов и талисманов (табу) и пр».58 С тече-
нием времени первоначальное значение знака было, видимо, за-
быто, и «рука» стала в представлениях местного населения
«росписью» мастера или отголоском обычая прикладывать руку
к покойнику и его могиле.
Количество отпечатков рук, встречаемых на даргавских скле-
пах, не превышает двух — слева и справа от лаза, но известны
случаи, когда фасадные стены осетинских склепов украшены
шестью отпечатками.59 В качестве аналога можно указать, что
«рука» встречается в петрографике аварцев (наскальное изобра-
жение у сел. Капчугай), на чеченских склепах (между сел. Воу-
ги и Туркали), башнях (сел. Хайбах) и так же, как в Дагеста-
не, на скалах.60
“Бакланов Н. Б. Указ, соч., с. 11, 24.
57 Кокиев Г. А. Склеповые сооружения..., с. 22—23.
58 М е л и к с е т Б е к Л. М. Рельефы руки на памятниках материальной
культуры феодальной Грузии. МЭГ, т. IX. Тбилиси, 1957, с. ПО.
59 Кригер С. Архитектура горных селений Северной Осетии. «Архитек-
турное наследство», 1953, № 3, с. 153, рис, 6.
60 М а р к о в и н В. И. Работа Аргунского отряда. М., 1958. Архив ИА
АН СССР, р-1, д. 1633, л. 93—94.
36
(2); ладье-
Рис. 10. Отпечаток руки на фасаде склепа (7); спинка резной люльки-качалки
видная погребальная колода (3)-, нательный крестик (4).
Другой любопытной особенностью внешнего оформления
склепов являются просверленные сланцевые плитки, вмонтиро-
ванные в фасадные, изредка в боковые, стены подавляющего боль-
шинства исследованных сооружений. Существует несколько то-
чек зрения о назначении этих плиток, согласно которым они
служили в качестве коновязи или места, куда вставлялись горя-
щие факелы или траурные флаги. Нам же казалось более до-
стоверным предположение Г. А. Кокиева о том, что плитки
предназначались «для привешивания кос, которые, по древнему
обычаю осетин, отрезались у... вдовы».61 Но в то же время мы не
могли не заметить, что некоторые плиты расположены на высо-
те, значительно превышающей рост человека («Город мертвых»,
склеп № 4—2,30 м; склеп № 22—2,90 м). Кроме того, неодно-
кратно встречаются плиты без отверстий, или плиты с двумя
просверленными отверстиями (Джимара), или в стену вмонти-
рованы две плиты с отверстиями, расположенными по обе сто-
роны от лаза (Тменикау). Г. А. Кокиев подтверждал свой вы-
вод свидетельством протопопа Иоанна Болгарского, возглавляв-
шего во второй половине XVIII в. Осетинскую Духовную Комис-
сию: «Потом, развернувши на шестах флаги и зажегши два или
три превеликие щука лучины и подхвати умершего, бегут с ним
весьма торопно до самого кладбища и спускают его в окно
сделанной из камня гробницы, к которой жена умершего, отре-
завши свои косы, привешивает».62
Любопытно отметить, что несмотря на указание Болгарского
о использовании флагов и горящих факелов при исполнении по-
хоронных обрядов, Г. А. Кокиев не связывает с ними интере-
сующие нас плиты с отверстиями. Основанием для этого ему
служат следующие обстоятельста: а) плиты в некоторых слу-
чаях расположены на такой высоте от земли, что возможность
применения их в качестве коновязей полностью исключается;
б) у осетин было принято сопровождать покойника на кладбище
и украшать могильные памятники красными, черными и белыми
флагами (цвет флага имел определенное символическое значе-
ние.— В Т.), но древки флагов достигали такой длины, что их
невозможно было использовать в склепах, имеющих арочную
нишу перед лазом; в) хотя осетины и могли нести покойников
на кладбище с факелами, совершенно неизвестно, вставлялись
эти факелы в просверленные плиты или нет. Весьма сомнитель-
но, чтобы осетины хоронили своих умерших в ночное время, ибо
61 К о к и е в Г. А. Указ, соч., с. 19—21.
62 Материалы по истории Осетии (XVIII в), т. I. ИСОНИИ, т VI. Ор-
джоникидзе, 1933, с. 171, док. № 65.
38
в их представлении с закатом солнца ворота загробного царства
закрываются.
Все вышесказанное привело нас к предположению, что дан-
ные плиты служили для исполнения какого-то, ныне забытого,
культового обряда, ритуал которого допускал разновысотность
плит, а также наличие или отсутствие одного или более отвер-
стий.
Кажется важным и то обстоятельство, что ряд сходных черт
•обнаруживается между склепами и некоторыми другими сред-
невековыми сооружениями. Так, например, двухскатные, особен-
но дигорские, склепы с неступенчатым гладким перекрытием
близки по форме культовым сооружениям — Нузальской часов-
не, а также святилищу Хуыцау-дзуар в Даргавсе63. Кстати, Ну-
зальская часовня имеет в нижнем основании перекрытия точно
такой же сланцевый козырек, что и склепы, с которыми
ее сравнивают Еще более близки между собой двухскатные
склепы со ступенчатым перекрытием и некоторые ингушские
святилища, например, Морч-сели, Цейлам, Мятцели.64
Помимо весьма характерного, типа склепового, перекрытия,
названные святилища имеют ложносводчатые камеры, под по-
толком балки-распорки, узкие окошки (или, точнее, вентиля-
ционные отверстия); стены сложены из больших длинных кам-
ней, с легким наклоном внутрь, покрыты штукатуркой охристо-
го цвета. Боковые стены дверного проема снабжены пазами для
задвижки замкового устройства.
Еще сильнее связаны между собой, как нам кажется, склепы
башенного типа с оборонительными сооружениями. Те и другие
сложены из местных пород камня на известковом, реже глини-
стом, растворе и покрыты желтой — охристой штукатуркой.
Стены склепов и башен устремляются ввысь с наклоном в не-
сколько градусов. Угловая кладка — «тычком и ложком». В сты-
ках стен склеповых камер и башенных ярусов отмечены слан-
цевые или каменные плиты, расположенные на разной высоте.
Идентична и система крепления погребальных настилов и меж-
дуярусных перекрытий. Одинаковы устройство лазов-входов (от-
личие лишь в размерах) и система затворов к ним. Иногда в
башнях имеется наружное отверстие (сбоку от входа) для ото-
двигания задвижки (Джимара, башня № 3 Дзанаговых). Скле-
пы и башни (преимущественно ингушские и отдельные — гру-
63 Кокиев Г. А. Указ, соч., с. 65.
64 Щ е б л ы к и н И. П. Указ. соч.. с. 430—434; его же: Искусство ин-
гушей в памятниках материальной культуры. Владикавказ, 1928, с. 22—24.
3»
зинские) имеют одну и ту же форму перекрытия — пирамидаль-
ную, ступенчатую, сложенную из сланцевых плит.65
По Г. А. Кокиеву, склепы, святилища и башни генетически
связаны между собой (по типам) и появились на Северном Кав-
казе, в частности в Осетии, единовременно, в XII—XIII вв.66
Можно оспаривать датировку Г. А. Кокиева, не соглашаться с
некоторыми его положениями, но одно остается несомненным:
при строительстве погребальных, культовых и оборонительных
сооружений использовались одни и те же архитектурные прие-
мы и традиции, выработанные горцами Северного Кавказа за
их многовековую историю. И это, пожалуй, самое главное.
Г. А. Кокиев и И. П. Щеблыкин почти одновременно пришли
к выводу, что «культура склеповых сооружений в Осетии при-
шла не с севера, а с юга, из Грузии», и что «оригиналами опи-
сываемых... сооружений..., частично в некоторых деталях, видо-
измененных местными или пришлыми мастерами, послужили
аналогичные же постройки Грузии, где также свои мастера,
взявши в основу византийский стиль, дали некоторые добавле-
ния, сообразно местным климатическим условиям, вкусам строи-
телей и другим причинам».67
Мы не отрицаем, да и нет в этом необходимости, великолеп-
ных традиций грузинской зодческой школы, но, думается, пос-
ледние выводы Г. А. Кокиева и И. П. ГЦеблыкина были несколь-
ко поспешными. Несмотря на громадное влияние грузинской ар-
хитектуры па строительное искусство горцев Северного Кавка-
за, склеповая культура и склеповые сооружения, рассмотрен-
ные нами в данной главе, имеют исконно местные и весьма глу-
бокие истоки. К тому же в самой Грузии склеповый погребаль-
ный обряд получил значительно меньшее распространение.
Завершая обзор склеповых сооружений Тагаурии, в частности
«Города мертвых», осталось лишь определить место, занимаемое
ими среди аналогичных памятников Северного Кавказа. Сопо-
ставив исследованные нами склепы со склепами других районов
Осетии, нельзя не подчеркнуть их родственную близость между
собой, как нельзя не подчеркнуть и тот факт, что склеповые мо-
гильники верховьев рек Гизельдон и Геналдон сконцентрирова-
ли наиболее характерные типы позднесредневековых осетинских
погребальных сооружений. Это дает нам право включить их в во-
сточный вариант осетинских склепов (по Г. А. Кокиеву), а в бо-
лее широком плане — в восточный вариант северокавказских
склеповых сооружений (по И. М. Мизиеву).
65 3 а к а р а я П. Древние крепости Грузии. Тбилиси, 1969, с. 68—69,
рис. 14.
66 Кокиев Г. А. Указ, соч., с. 57—58, 62—66.
67 К о к и е в Г. А. Указ, соч., с. 58; Щ е б л ы к и н И. П. Указ, соч.,
с. 447.
Г л а в a II
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ОБРЯД
Захоронения в склепах «Города мертвых»
и их типы
Погребальный обряд занимает одно из важ-
нейших мест в непрерывной цепи обычаев, обрядов
и традиций, исполнением которых до предела была
насыщена трудная и суровая жизнь горца-осетина.
Общественный характер его (погребального обря-
да.—В. Т.), наблюдаемый и в настоящее время,
выражается в участии всех родственников и знако-
мых в оплакивании покойника, в оказании мате-
риальной помощи при устройстве поминок, соблю-
дении траура и т. д.
В этнографических описаниях осетинского на-
рода, сделанных до 1917 г., данные вопросы затра-
гиваются едва ли не каждым автором. Объясняя
«дикостью» и «невежеством» народа своеобразную
форму и массовость обряда, они давали поверхно-
стную, и к тому же искаженную, картину действи-
тельности. Лишь некоторые из исследователей —
В. Ф. Миллер, М. М. Ковалевский, Б. Гатиев и
др.— пытались осмыслить, объективно показать
смысл погребального обряда, его исконно местные
(кавказские) истоки, уходящие в глубь многих ты-
сячелетий. Значительное внимание уделено осетин-
скому погребальному обряду и в современных
историко-этнографических исследованиях.
Вопросы, связанные с зарождением и развити-
ем погребального обряда, а также с его ролью в об-
щественной жизни различных по своему культурно-
му уровню народов, получили достаточно полное
освещение в советской исторической литературе.
Многообразие и противоречивость точек зрения,
высказанных исследователями, характерны и при-
менительно к Кавказу. Рядом авторов было выска-
зано утверждение, что в специфических кавказских
условиях погребальный обряд утрачивает свое осно-
вное значение — значение этнического показателя.
41
Так, Е. И. Крупнов писал: «Если для археологических куль-
тур степной и лесостепной полосы такие признаки, как курган-
ные, ямные, катакомбные погребения или погребения в срубах
и т. д., могут являться признаками устойчивыми, характеризую-
щими определенную культуру определенной эпохи, то в услови-
ях Кавказа эти признаки, как правило, теряют свою устойчи-
вость и исключительность».1 Солидарен с ним Н. Б. Шейхов:
«Нет сомнения, что погребальный обряд раннего средневековья
неустойчив и не может характеризовать тот или иной этниче-
ский массив вследствие значительного взаимопроникновения
племен»... Правда, он несколько более осторожен в своих выво-
дах: «Погребальный обряд и погребальные сооружения VI—IX
вв. н. э. на Северном Кавказе, не являясь чисто этническим по-
казателем, сохраняет значение исторического источника для
изучения общественной жизни и культуры племен Дагестана и
Северного Кавказа»2. Многообразие погребальных обрядов зна-
чительно усложняет изучение самих памятников, но не умаляет
их значения как источника.3 Эта мысль несколько ранее была
высказана В. А. Кузнецовым, доказавшим «полноценность сред-
невекового погребального обряда как источника... Несмотря
на кажущуюся путаницу,— пишет он,— все же можно выделить
большие группы погребальных памятников Северного Кавказа,
объединяемых общими признаками».4
«Глубокой стариной веет от всех этих обычаев и обрядов;
чуждыми и странными кажутся они современным людям. Но
под внешним покровом народных обычаев и обрядностей перед
нами развертывается глубоко поучительная история первых ша-
гов человеческой мысли. Следя за их возникновением и разви-
тием, мы как бы присутствуем при зарождении и последова-
тельном росте нашего собственного сознания. В этом и заклю-
чается огромная важность изучения обрядовой жизни народа».5
Исследование осетинских позднесредневековых сооружений?
зачастую затруднительно, из-за невозможности применить обыч-
1 Крупнов Е. И. Галиатский могильник как источник по истории алан-
осов. ВДИ, 1938, № 2—3, с. 113; его же: Из итогов археологических ра-
бот. ИСОНИИ, т. IX. Орджоникидзе, 1940, с. 130.
2 Ш ей х о в Н. Б. Погребальный обряд в раннесредневековом Дагестане
как исторический источник. КСИИМК, XVI. М., 1952, с. 109.
’Минаева Т. М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археоло-
гическим данным. Ставрополь, 1971, с. 209—210.
‘Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа. МПА, 106.
М., 1961, с. 102.
’Чурсин Г. Ф. Очерки по этнологии Кавказа. Тифлис, 1913, с. 189.
42
Рис, 11. Склеповые камеры до расчистки (1, 3—4)\ детский гроб (2).
ную методику археологического исследования. Большинство по-
гребений разрушено так, что стремление разобраться в принад-
лежности вещей к тому или иному погребению попросту неосу-
ществимо. Вещи и разрозненные части трупов, как правило,,
подвергшихся естественной мумификации6 и сохранивших воло-
сы, кожу и ногти, обычно разбросаны в беспорядке по камере
вперемежку с обрушившимися балками и досками настилов, на
которых совершались захоронения (рис. 11, 1, 3—4).
В силу указанных причин попытка стратиграфически зафик-
сировать состояние погребений в исследованных склепах Тагау-
рии, и в частности «Города мертвых», оказалась безуспешной.
Невозможной оказалась и попытка определить статистическое
соотношение типов погребений. Пожалуй, можно говорить о
преобладании лишь одного способа погребений — открытых
(без гробов), да и то с известной условностью. В целом же сле-
дует отметить, что речь в нашем исследовании идет не о комп-
лексах погребений, а о комплексах склепов.
В ритуале трупоположения нами выделены следующие ос-
новные способы захоронений, характерных для исследованных
погребальных памятников «Города мертвых».
Захоронения открытые. Данный тип захоронений, видимо,
наиболее древний. Труп покойного вносился в камеру склепа и
укладывался на погребальный настил (или на пол). В ряде
случаев покойник спеленут саваном. Аналогичная «упаковка»
известна и в аланских катакомбах станицы Змейской
СО АССР,7 причем материя наматывалась на умершего в 2—4
слоя. Иногда роль савана исполняли теплое стеганое одеяло,
войлок или бурки, обрывки которых встречались нами неодно-
кратно во время расчистки камер даргавских склепов. Некото-
рые погребенные покоились на настилах, причем головы их бы-
ли прикрыты куском холстины или плотно обмотаны ею. Ана-
логичное явление было зафиксировано Л. П. Семеновым в ин-
гушских склепах.8 Можно предположить, что в этом обычае на-
шел свое отражение страх перед мертвыми, а «укрывание» голо-
вы — рядовая мера предосторожности против потенциальной
опасности со стороны мертвых. Страх перед мертвыми — явле-
6 Иосифов И. М. Мумификация в горах Кавказа. Владикавказ, 1928_
7 Кузнецов В. А. Змейский катакомбный могильник (по раскопкам
1957 г.). Сб. «Археологические раскопки в районе Змейской Северной Осе-
тии». Орджоникидзе, 1961, с. 68—69, 74.
8 Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания и Ин-
гушетии в 1925—1932 гг. Грозный, 1963, с. 51.
44
ние столь же древнее, как и сам обычай хоронить покойников,
а может, и еще более архаичное.9
Изредка челюсти покойного раздвинуты тугим матерчатым
кляпом, а глазницы заткнуты обрывками холста, скрученными
в жгут; не исключено, что этот любопытный факт свидетельст-
вует о насильственном умерщвлении погребенного. В. Ф. Мил-
лер приводит в одной из своих работ сообщение древних авто-
ров, что некоторые кавказские племена «морят стариков свыше
70 лет голодом и потом выбрасывают их в пустыню».10 11 Следы
упомянутого обычая — насильственного умерщвления стари-
ков — встречаются в эпосе многих народов, в том числе и у
осетин. Может быть, именно этим, на наш взгляд, можно объяс-
нить странную, на первый взгляд, просьбу состарившегося нар-
та Урызмага поместить его в сундук и выбросить в море на во-
лю волн.и
Описываемый способ захоронений характеризуется вытяну-
тым, на спине, трупоположением, изредка правая или левая ру-
ка погребенного согнута в локте и покоится на груди. Мужские
и женские тела уложены вместе, что, в общем, свойственно и
ингушским погребениям в склепах/2 В переполненных сооруже-
ниях отмечаются двух-трехслойные погребения. Многослойность
погребений свидетельствует в пользу того, что горцы обычно
относились с должным уважением к трупам своих давно умер-
ших сородичей и продолжали сохранять их.в уже переполнен-
ных усыпальницах.
Захоронения в ладьевидных колодах (рис. 10, 3) довольно
широко распространены в эпоху позднего средневековья на
Кавказе и типичны не только для склеповых, но и других форм
погребений. Встречаются они у сванов и ингушей, в кабардин-
ских курганах близ г. Нальчика, в районе Пятигорья.13
Описывая быт сванов, Д. Маргиани приводит способ изго-
товления названных колод: «Гроб делают из соснового или ело-
вого дерева таким образом: берут толстое дерево, расщепляют
9 Ефименко П. П. Первобытное общество. Л., 1938, с. 429—430.
10 Миллер В. Ф. О некоторых древних погребальных обрядах на Кав-
казе. ЭО, 1911, № 1—2, с. 133.
11 Нарты кадджытге. Дзагуджыхъгеу, 1949, ф. 93—94.
12 К р у п н о в Е. И. Средневековая Ингушетия. М. 1971. с. 82.
13 М а р г и а и и Д. Сванеты (некоторые черты быта). СМОМПК, вып. X,
отд. 1. Тифлис, 1890, с. 78; Семенов Л. П. Указ, соч., с. 84; Мачин-
с к и й А. В. Кабардинские курганные погребения в окрестностях г. Нальчи-
ка. МИА, № 3. М. Л., 1941, с. 317—324, С а м о к в а с о в Д. Могильные
древности Пятигорского округа. «Труды V АС в Тифлисе». М., 1887, с. 43.
45
его в длину пополам, эти половины выдалбливают, после чего в
одну половину кладут тело покойника, а другою сверху его на-
крывают». По описанию Д. Самоквасова, колоды выдалблива-
лись из толстых бревен и перекрывались брусьями. Длина колод
зависела от длины тела умершего.14
Погребальные колоды из Даргавса двух разновидностей—-
плоскодонные и остродонные, состоящие из двух половин, со-
единяющихся железными скобами. Оба типа колод выполнены
в единой технике — выдолблены из цельного бревна, расщеп-
ленного пополам. На внешней и внутренней частях колод явст-
венно сохранились следы обработки топором. Длина колод ко-
леблется от 1,70 до 2,25 м, толщина стенок — 0,03—0,05 м, в
ногах и головах толщина значительно солидней — от 0,10 до
0,18 м. Ширина колод неравномерна по всей длине: в ногах она
меньше, чем в головах; в средней же части ширина колод рав-
на 0,38—0,45 м.
Существует мнение, что погребальные колоды связаны с
древним обычаем хоронить мертвецов на деревьях. Так, В. Ф.
Миллер указывает на то, что захоронения на деревьях в тече-
ние длительного времени бытовали у некоторых народов Запад-
ного Кавказа. Кремация и погребение в земле считались у них
преступлением, оскверняющим огонь и землю — две святые, чи-
стые стихии. Трупы, завернутые в бычьи шкуры или помещен-
ные в ящики-гробы, вывешивались далеко от селений. Причем
данный обычай касался, в первую очередь, мужчин. За тысячи
лет бытования указанного обычая хоронить умерших на деревь-
ях (по свидетельству письменных источников) последний пре-
терпел под сильным влиянием христианства и ислама лишь то
изменение, что «вешали на деревьях не всех и каждого, а толь-
ко своих князей, соблюдая относительно их древние языческие
обряды».'15
Обычай хоронить мертвых высоко над землей, на деревьях
или особых сооружениях весьма характерен. Он указывает на
желание предохранить труп от диких зверей и, следовательно,
не допустить полного его уничтожения. Это, несомненно, пере-
житок древнего обычая хоронить умерших в дуплах деревьев.16
Однако, на наш взгляд, более близок к истине Л. П. Семенов,
считавший, что «кавказский обычай погребения в колоде-челно-
ке, поздний по времени, является последним звеном в эволюции
14 Маргиани Д. Указ, соч., с. 78; Сам окв асов Д. Указ, соч., с. 43.
15 Миллер В. Ф. Указ, соч., с. 126—129.
16 Миллер В. Ф. Указ, соч., с. 136; Шурц Г. История первобытной
культуры, вып. 1. М., 1923, с. 229.
46
одного из древнейших погребальных обрядов в лодке, имевше-
го большое распространение у славян и у многих народов Запа-
да и Востока».17 Невольно вспоминаются предания о смельча-
ках-героях, путешествующих по подземным рекам и морям
загробного мира; река Стикс и перевозчик Харон из древнегрече-
ской мифологии. Аналогичные представления бытуют и в кав-
казских преданиях. «Ты оставил нас без покровителя, а сам сел
на золотую лодку»,— оплакивает одна из героинь поэмы «Алгу-
зиани» своего убитого мужа.18
Зарождение обычая хоронить умерших в челнах-колодах от-
носится, по-видимому, к тому периоду, когда люди предпочита-
ли всем видам погребения самый простой — бросить труп в во-
ду. «С ростом культуры и общения между соседними народами,
обычай бросания трупов в воду исчезает, так как не особенно
удобно посылать таким образом своих покойников другим пле-
менам. Как воспоминание об этом древнем способе погребения
долгое время держался обычай класть мертвых в челноки или
выдолбленные на манер лодки корыта и даже ставить в храмах
небольшие модели челна мертвых. Может быть, и гробы евро-
пейских цивилизованных народов, употребляющиеся еще в до-
историческое время, лишь остаток этого обычая».19
Связь между погребальными колодами и погребениями ни
воде не вызывает сомнения. Но откуда могли попасть колоды к
осетинам, живущим в горах вдали от судоходных рек и морей?
Видимо, это или память о далеких веках, когда аланы в соста-
ве сарматских племен кочевали по всему европейскому югу
страны, или же, что еще вероятнее, следствие культурного влия-
ния адыгов (напомним, что колоды обнаружены и в кабардин-
ских курганах XIV — XVI вв.), после нашествия монголов, пе-
рекочевавших с Западного Кавказа на северокавказские равни-
ны (тем более, что кабардинские курганы появляются в период
расцвета позднесредневековой склеповой культуры).
Захоронения в деревянных гробах — явление, очевидно, наи-
более позднее и, по-видимому, связанное с активным проникно-
вением христианства (для которого и свойственен данный тип
захоронений) в нагорную полосу Северного Кавказа. Встреча-
ются они и в склепах Ингушетии.20 Г робы составные, из отесан-
ных досок, скрепленных без применения гвоздей, при посредстве
17 С е м с и о в Л. П. Указ, соч., с. 85; Анучин А. Д. Об употреблении
саней, ладьи и коней при погребении. ДАО, XIV, М.. 1904, с. 152—184.
18 Алгузианп СМОМПК, вып XXII, отд. 1 Тифлис, 1887, с. 129.
19 III у р ц Г. Указ, соч., с. 228.
20 С е м е и о в Л П Указ, соч., с. 52.
47
системы пазов и шипов, вставляемых друг в друга. Даргавские
и идентичные им гробы из склепов Осетии и Ингушетии отлича-
ются от более ранних форм гробов-ящиков наличием дна и
крышки, вытесанных из цельных досок.
Захоронения детские. Детей, как и взрослых, хоронили в уз-
ких деревянных гробах-ящиках, устроенных по типу описанных
выше. Некоторые из них напоминают по устройству детские
подвесные люльки, в боковых стенах которых имелись спе-
циальные прорезы для крепления веревки. В одном из наземных
склепов (Цагат-Ламардон, склеп № 6) была найдена задняя
стенка резной люльки-качалки (рис. 10, 2). Согласно осетин-
ским преданиям, захоронения в таких люльках были широко
распространены. Известны они и в Ингушетии.21 Часть детей
хоронили без гроба, завернутыми в кусок ткани.
Захоронения детей в люльках осетины обычно связывают с
эпидемией чумы, холеры, оспы. В горных районах часто можно
услышать предания о том, как заболевшие этими болезнями це-
лыми семьями уходили умирать в свои склепы-усыпальницы, ви-
димо, из-за боязни остаться непогребенными. Нам неоднократ-
но приходилось слышать от местных жителей, что вплоть до не-
давнего времени в склеповых камерах можно было видеть скло-
нившихся над детскими люльками матерей.
Не меньшие страдания доставляли заболевания оспой. Мно-
гие осетины носили на себе ее жестокие метки. Сотни и тысячи
человек умирали в страшных мучениях, не получая абсолютно
никакой медицинской помощи. Охваченные суеверным ужасом,
осетины олицетворяли оспу и почитали ее как божество «Алар-
ды». Святилища в честь этого божества, сооруженные в виде
отдельно стоящих около села капищ, встречались в Осетии по-
всеместно, а обрядовые моления и жертвоприношения Аларды
устраивались в один из весенних дней.
Рассмотрим, однако, еще одну разновидность захоронений,
зафиксированную нами во время исследования склеповых со-
оружений «Города мертвых». При расчистке камер полуподзем-
ных склепов № 56 и 73 были отмечены погребения (в значи-
тельной части поврежденные) в обычных каменных ящиках из
сланцевых плит. Характерно, что оба каменных ящика сооруже-
ны на полу (а не под ним) склеповых камер и примыкают к
стенам, противостоящим лазовым
Описываемый тип захоронений с давних пор известен на Се-
верном Кавказе. Каменные ящики получили широкое распрост-
21 К р у п н о в Е. И. Средневековая Ингушетия, с. 93; Ахриев Ч. За-
метки об ингушах. ССТО, вып. 1. Владикавказ, 1878, с. 290.
48
ранение уже в кобанское время. Встречаются (и довольно ча-
сто) они и в средневековую эпоху. Так, П. С. Уваровой в кон-
це XIX в. были раскопаны в самом Даргавсе каменные ящики
аланского времени, датируемые VII—IX вв. Каменные ящики
XVI—XVIII вв. были исследованы в 30-е годы XX в. Л. П. Се-
меновым у селений Какадур, Джпмара и на территории даргав-
ского «Города мертвых».22 Пять каменных ящиков на террито-
рии могильника были доследованы нами в 1968 году совместно
с группой студентов исторического факультета Северо-Осетин-
ского Государственного педагогического института. Однако за-
хоронения в каменных ящиках, устроенных внутри склепов, на-
сколько нам известно, исследователями не отмечались.
В каменных ящиках Какадура и Даргавса, расположенных
вне склеповых сооружений и, в принципе, содержащих захоро-
нения, синхронные со склеповыми (давшие к тому же идентич-
ный погребальный инвентарь), мы склонны видеть проявления
социальной дифференциации тагаурского общества, которая ко
времени прекращения захоронений в склепах пустила довольно
глубокие корни. Об этом свидетельствует не только археологи-
ческий материал, но и данные письменных источников.23
Что же касается наступления христианства (да и ислама)
в Осетии, официальная религия так никогда и не смогла вытес-
нить из жизни языческие представления. Более того, «христиан-
ские проповедники вынуждены были идти на компромисс, при-
спосабливаясь под языческую действительность. Они не строи-
ли свои храмы в местах языческих святилищ, или совершали там
христианский культ под крестом».24 Христианизация осетин про-
ходила-крайне медленно. Так, по сообщению протопопа Иоанна
Болгарского, в 1766—1783 гг, в Тагаурии было крещено всего
лишь 301 человек, а по всей Осетии —2909 человек плюс 223
человека моздокских поселенцев.25 После присоединения Осетии
к России христианство было насажено почти повсеместно.
О том, что некоторая часть тагаурцев приняла христианст-
22 К р у п н о в Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.
с. 212—213; Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа. МАК, VIII.
М., 1900, с. 105; Семенов Л. П. Археологические разыскания в Северной
Осетии. ИСОНИИ, т. XII. Дзауджикау, 1948, с. 59—64.
23 История Северо-Осетинской АССР, т. I. М., 1959; Тотоев М. С. К
истории дореформенной Северной Осетии. Орджоникидзе, 1955.
24 Магометов А. X. Указ, соч., с. 486.
25 Материалы по истории Осетии (XVIII в), т. I. ИСОНИИ, т. VI. Ор-
джоникидзе. 1933, с. 166—167.
4<Торол мертвых 49
во, свидетельствуют случаи нахождения двух медных штампо-
ванных нательных крестиков в склепах Даргавса (№ 7 и 72).
Один из них любопытен своей орнаментацией и текстами, по-
крывающими его поверхность с обеих стопой (рис. 10, 4). На ли-
цевой стороне креста изображено распятие, по краям которого
отштамповано ЦРЬ СЛВЫ ИС ХР СНЪ БЖИ! (Царь славы,
Иисус Христос, Сын божий). Надпись оборотной стороны плохо
различима и к тому же фрагментарна (нижняя часть креста об-
ломана). Возможно, это было какое-нибудь евангельское изре-
чение. Крестики, к сожалению, датировать точно не удалось, но
как нам представляется, вряд ли они могут относиться ко време-
ни ранее конца XVIII в., периода работы Осетинской Духовной
Комиссии. ОДК была создана в 1745 г., но более или менее
«плодотворную» деятельность смогла развернуть лишь в 70—80
гг. XVIII в.26
Под влиянием ислама оказалась значительно меньшая часть
Осетии. Исламизация Осетии, в основном предгорных районов и
части Дигории, проходит под влиянием кабардинских феодалов,
длительное время сохранявших сюзеренные права над осетина-
ми. К XIX в. мусульманство проникает и в Тагаурию, первона-
чально распространившись среди алдаров, а затем, видимо, сре-
ди части рядового населения. Как сообщает Б. А. Калоев,
согласно преданиям, все тагаурские алдары строго придержива-
лись ислама. Они и их подвассальные не вступали в брак с хри-
стианами, не сидели с ними на торжествах, не посещали их по-
хороны и свадьбы.27
Между христианскими и магометанскими миссионерами ве-
лась острая борьба за души верующих, порой переходившая
границы разумного. Так. осетинские миссионеры в сопровожде-
нии грузинских священников крестили тагаурцев и из Даргав-
ской котловины перешли в Джераховское ущелье, к ингушам,
но «ингуши заключили их в деревянную башню за то, что они
хотели их крестить насильно, административными мерами Ви-
дя свое безвыходное положение, миссионеры вызвали к себе
Царского владетеля Дзахота Слонова-Дударова, магометанина,
просили его повлиять на своих единоверцев ингушей и добить-
ся для себя освобождения. Но ингуши, не желая вреда своему
26 Наша датировка была позднее подтверждена профессором Н. Д. Ус-
пенским (г. Ленинград), определившим, что нательный крест с надписыо
русской работы, выполнен в стиле Барокко и относится ко времени не рань-
ше XVIII в.
27 К а л ое в Б. А Осетины, изд. II. М., 1971, с. 292.
50
единоверцу Дзахоту Слонову-Дударову, вызвали его к себе, а
миссионеров в ту же ночь сожгли в деревянной башне».28
Следует отметить, что в Даргавсе и Какадуре рядом со скле-
пами были найдены одна целая сланцевая плита (Даргавс) и
фрагмент плиты с арабскими надписями, правда, относящиеся
к концу XIX в. Приводим построчный перевод надписей.
Даргавс. 1. Молодой человек (юноша), помилованный, 2. по-
лучивший прощение Нури-бек, 3. сын Дауда, да простит бог их
обоих! 4. в 1297 году... 5. ... (неразборчиво). 1297 год хиджры
соответствует 1880 г., точнее—15 декабря 1879 — 3 декабря
1880 гг.
Какадур — ... молодой, умерший... владелец этой могилы...,
(далее неразборчиво). Русский текст, высеченный над арабской
надписью, содержит имя умершего: 1 ... 02 28 (?) Мар ... 2. ...
ер (умер?) Элбиздико...29
Несмотря на насильственное внедрение ислама со стороны
кабардинских и осетинских владетелей, мусульманская религия
прививалась очень медленно. Это и понятно: с одной стороны,
исламизация сопровождалась усиленным угнетением трудового
осетинского населения, с другой — ожесточенным сопротивлени-
ем (как мы уже указывали) христианского духовенства. Имен-
но напряженная борьба ислама с христианством в немалой сте-
пени способствовала сохранению языческих представлений у
осетин в течение длительного времени. Это положение особенно
хорошо иллюстрируют погребения в склепах «Города мертвых».
Захоронения производились на погребальных настилах, уло-
женных на балки, вмонтированные в стены склеповых камер.
В склепах башенного типа первый, самый нижний ярус, как
правило, настила не имел. В таких случаях захоронения обыч-
но совершались на скальном полу камеры. Изредка захороне-
ния на полу отмечаются в сооружениях других групп и типов.
Трупы умерших укладывали рядами на спине, ногами к вхо-
ду, с руками, вытянутыми вдоль туловища или сложенными у
пояса. В отдельных случаях правая или левая рука согнута в
локте и уложена на грудь. Эти черты погребального обряда со-
вершенно одинаковы для всех типов позднесредневековых скле-
повых сооружений как Осетии, так и Ингушетии.30 Лишь триж-
ды нами отмечено поперечное (по отношению к продольной осн
камеры склепа) расположение костяков — в каменных ящиках
28 К о к и е в Г. А. Указ, соч., л. 3.
29 Считаем своим долгом выразить искреннюю признательность Л. И.
Лаврову за перевод данных надписей и датировку плит.
30 Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия, с. 82.
51
из склепов № 56 и 73 (Даргавс) и в полуподземном склепе, за-
фиксированном на кладбище селения Саниба.
Интересно, что в ряде случаев вместе с людьми в склепах
погребались (или подбрасывались) животные, а именно: собаки,
насильственно умерщвленные. Сам по себе обряд этот имеет
очень глубокие истоки. Так, в савроматских могилах зачастую
с костями барана, лошади, коровы находят кости собак. Соба-
ка, как и конь, должна была сопровождать «своего хозяина ско-
товода в загробный мир как его верный помощник и его собст-
венность». Захоронения собак встречаются и в аланских ката-
комбах X—XII вв.31
Возможно, что культ собаки, распространенный на Кавказе
и до прихода ираноязычных элементов был связан с охотой, од-
ним из основных занятий автохтонного населения или, по пред-
ставлениям древних, собака должна была выполнять охранные
функции. «Собака,— пишет Г. Ф. Чурсин,— как верный страж
своего хозяина и его имущества, естественно, должна была в
глазах некультурного человека приобрести характер защитника
не только от волков и других диких хищников, но и против не-
видимых злых сил. Осетины думают, что черт не выносит даже
имени собаки — «саукуй», «саукудз». Однако, как бы там ни
было, у осетин, генетически связанных с сармато-аланами, по-
священие собак (и кошек, и ослов) умершему считалось одним
из самых тяжких оскорблений, нередко приводивших к кровной
мести.32
Мы склонны считать, что в силу каки.х-то причин, возможно,
новых религиозных веяний, взгляд на собаку, как на культовое
животное, коренным образом меняется. Она, собака, из спутни-
ка и верного помощника человека превращается в «нечистое»
животное, а это, в свою очередь, оказывает влияние и на рели-
гиозные представления ираноязычных племен, при многовековом
общении с которыми происходило формирование осетинского
парода.
Нам кажется, что время и причины ломки взгляда на соба-
31 Смирнов к. Ф. Савроматы. М., 1964, с. 102; Анфимов Н. В.
Меото-сарматскии могильник у станицы Усть-Лабинской. МИА, № 23. М.-Л..
1951, с. 162. Антонович В. Б. Дневник раскопок, веденных на Кавказе
осенью 1879 года. V АС в Тифлисе, т. I. М., 1882, с. 231.
32 Ч у р с и н Г. Ф. Амулеты и талисманы кавказских горцев. Махачкала,
1929, с. 114; его же: Культ охоты у кавказских народов. БКИАИ, 1929,
№ 5; его же: Культ собаки у кавказских народов. БКИАИ, 1929, № 5;
Карг инов С. Кровавая месть у осетин. СМОМПК. вып. 44, отд. 2. Тиф-
лис, 1915, с. 200—201.
52
ку можно отнести ко времени монгольских завоеваний XIII—XIV
вв. Так, Н. М. Пржевальский, известный русский путешествен-
ник XIX в., отмечал, что монголы весьма своеобразно относятся
к смерти. Считается,—пишет он в своих дневниках,— что чело-
век, угодный богу, должен быть съеден собаками или хищными
животными. Этот факт, по мнению монгольского духовенства,
является божьим благодеянием. В записях путешественника
можно обнаружить описания, когда умирающего старика или
старуху окружали стаи собак, время от времени одна или не-
сколько собак подходили к умирающему, чтобы «удостоверить-
ся» в его кончине. II тогда, словно по сигналу, стая в мгновение
ока уничтожала покойника.33 Вполне понятно, подобное отно-
шение к покойнику, в корне отличное от мировоззрения кавказ-
цев, могло вызвать отвращение у осетин, а друг человека — со-
бака — превратиться в ненавистное, «нечистое» животное.
Провожая умерших в последний путь, осетины снабжали их
всем необходимым для «жизни» в царстве мертвых. Признавая
вечное существование душ, они, с другой стороны, совершенно
справедливо считали, что умершие не в состоянии обеспечить
себя теми предметами, к которым они привыкли на земле. Оче-
видно, у осетин, как и у многих других народов, бытовало пред-
ставление, что райская жизнь — это вечный отдых. Любопытно,
что работать небожители заставляли только тех, кто жил на
земле неправедной жизнью. В наказание за прегрешения умер-
шие должны были трудиться, мучаясь и страдая, и не пожиная
никаких плодов своей работы. Возможно, на таком понимании
загробной жизни осетинами сказались более поздние веяния,
связанные с утверждением ислама и христианства на Северном
Кавказе.
Сейчас нам трудно судить, как и в каком порядке по отно-
шению к покойному укладывался многочисленный и разнообраз-
ный склеповый инвентарь. Большинство предметов — стеклян-
ная и керамическая посуда, изделия из дерева и металла, быто-
вые предметы, украшения,— в беспорядке разбросаны по всей
камере склепа. Следует отметить сравнительно удовлетвори-
тельную сохранность тканей и одежд, обнаруживаемых на боль-
шинстве погребенных. Количество одежд на умершем доходило
до трех-пяти, а иногда и более. Часто встречаются покойники в
дорогих шелковых одеяниях, но рядом с ними встречаются и
очень бедно одетые. Обилие одежд на погребенных, их необыкно-
венная пестрота, своеобразный покрой послужили основанием
33 Пржевальский Н. М. Монголы и страна тангутов. М., 1946, с. 50,
83—84.
53
Г. А. Кокиеву для вывода, что в башенных склепах Тагаурии
погребены ногайцы. Подчеркивая крайнюю бедность осетин, ис-
следователь отрицал возможность захоронения последних в мно-
гочисленных одеяниях.34 Эти взгляды Г. А. Кокиева представля-
ются нам ошибочными.
Во-первых, ногайцы никогда не бывали в горах, а кочезати
на огромном пространстве степной полосы Северного Кавказа и
Северного Причерноморья вплоть до р. Прут.35
Во-вторых, археологические и письменные источники свиде-
тельствуют об относительно широких торгово-экономических свя-
зях Тагаурии с окружающими районами, что не могло не най-
ти своего отражения и в склеповом инвентаре, в число которо-
го включаются ткани и одежда. Часть последних попадала в ру-
ки тагаурцев в качестве оплаты за услуги купцам и путешест-
венникам, или трофеев в результате лихих набегов и разбоев,
которые в средневековую эпоху никому не казались делом по-
ст ыдным.36
В-третьих, «ногайскую теорию» опровергает сравнительно
немногочисленный пока материал антропологических исследова-
ний погребенных в склепах Тагаурии и Даргавса, в частности.
В работах М. А. Мисикова, Г. Филда, В. В. Бунака, И. 3. Коп-
шицер находим мы подтверждение тому, что погребенными в
склепах были именно осетины, причем без каких-либо сущест-
венных признаков монголоидности. К тому же выводу пришел
и антрополог Р. С. Кочиев, работавший в Даргавсе в 1968 году.
Что же касается многочисленности одежд на умерших, мы
можем согласиться с Г. А. Кокиевым и объяснить данное явле-
ние наличием широких контактов между осетинами и тюрко-
язычными элементами, оказавшими некоторое влияние на осе-
тинскую культуру.37
Необходимо обратить внимание еще на одну характерную
черту склеповых погребений. Часто, почти во всех склепах,
встречаются грецкие и лесные орехи, обычно просверленные
(или надрезанные). Встречаются орехи и в подземных склепах,
не только осетинских, но и ингушских. Обычай посыпать умер-
ших орехами имеет более чем тысячелетнюю давность: погребе-
ния с орехами зафиксированы в Камунте, Дзивгисе; датир) ются
34 К о к и е в Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии. Владикавказ,
1928, с. 47—56.
35 Народы Кавказа, т. I. М., 1960, с. 77, 391—393.
36 Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в
XVIII в. Тбилиси, 1968, с. 213.
37 К о к и е в Г. А. Указ, соч., с. 47—56.
«4
они VI—IX вв. н. э.38 и говорят об устойчивости кавказских
культовых пережитков.
У многих народов Кавказа, в частности у осетин, орехи счи-
тались талисманами. По свидетельству Г. Ф. Чурсина, «из дру-
гих амулетов растительного происхождения в коллекции музея
Грузии имеется подвеска из лесного ореха в серебряной опра-
ве. Известное отношение к растительному миру имеют также две
подвески из сероватого камня, обделанные в форме лесного оре-
ха или дубового желудя. Возможно, что наличие орехов в скле-
пах является отголоском «мардты бадан» или других поминаль-
ных обрядов, связанных с жертвоприношениями умершим пред-
кам».39
Уместно заметить, что обрядовое значение придавалось мно-
гим предметам повседневного быта, особенно железным, так как
последние имели отношение к культу железа и считались аму-
летами. Таковы, например, огниво (кресало), ножи, ножницы,
кинжалы. Все эти предметы, за исключением кинжалов, насчи-
тывающихся единицами, встречаются в исследованных тагаур-
ских (даргавских) склепах в массовом количестве. «Железо и
сталь, в качестве ограждающего и спасительного средства, упо-
требляются у народов Кавказа с самыми различными средства-
ми»,— писал Г. Ф. Чурсин.40 «Осетины навешивали детям на
шею мелкие кусочки железа, выкованные в среду первой неде-
ли великого поста; эти кусочки железа охраняли детей от злых
духов и дурного глаза»,— отмечал Г. Шанаев. Простой кусок
железа, по повериям осетин, уже сам по себе обладает магиче-
ской силой; еще более действенными считались оружие или
какие-либо орудия из железа и стали. «Осетины при случайных
встречах с «бесами» прибегают к горящей головне или кинжа-
лу, причем последний, если наточен с обеих сторон, является
самым лучшим средством к прогнанию нечистого».41
Злые силы боятся огня, и эта способность прогонять злых
духов приписывается не только огню, горящей головне, но так-
же орудиям добывания огня — огниву (или кресалу) и кремню,
38 С е м с н о в Л. П. Археологические и этнографические разыскания в
Ингушетии, с. 82—84- Уварова П. С. Кавказ. Путевые заметки, ч. I. М..
1887, с. 84.
39 Ч у р с и н Г. Ф. Амулеты и талисманы кавказских горцев, с. 17; Кар-
тинов С. «Ночь мертвых» в Осетии. ИКОИРГО, т. XXIII. Тифлис, 1915,
с. 72—73.
40 Ч у р с и н Г. Ф. Указ, соч., с. 23—24.
41 Ш а на ев Г. Народные сказания кавказских народов. ССКГ, т. IX.
Тифлис, 1876, с. 41—42. Чурсин Г. Ф. Указ, соч., с. 23—24.
55
из которого высекают огонь. Древесный уголь, как имеющий
ближайшее отношение к огню, тоже считается действенным
средством против злых духов, чар, волшебства и пр. Такие же
свойства приписывались пращурами извести, мелу, охре, просто
красной краске. В принципе, эти проявления погребального
культа, уходящие своими корнями в эпоху первобытно-общин-
ного строя и доживающие до позднесредневековых склепов (ибо
известны они и в «Городе мертвых»), можно ретроспективно свя-
зать с сармато-аланами.42
Кольцо, как узел, считается оковами для духа. Отсюда воз-
никает взгляд, что ношение на руке кольца или перстня препят-
ствует общению с духами (не потому ли их так много в склепах
Даргавса?). В некоторых районах Грузии, на страстной неделе,
кузнецы делают железные кольца, которые носятся потом муж-
чинами и мальчиками на большом пальце, для ограждения от
злых духов. «Вера в магическую силу кольца соединяется с ве-
рой в могущество святых. Ношению кольца на руке мусуль-
мане приписывают религиозное значение. По толкованию неко-
торых мусульманских мудрецов, совершение одного намаза с
серебряным или медным кольцом, носимым на мизинце правой
руки, равняется шестидесяти намазам, совершенным без коль-
ца».43
С магическими представлениями, безусловно, связаны цвет-
ные нити, пряди волос, остриженные ногти, иногда обнаружи-
ваемые в «кисетах»— сумочках, подвешенных к поясам некото-
рых погребенных. «Дикарь верит, что существует симпатическая
связь между ним и всеми частями его тела, что эта связь со-
храняется после того, как прекратилась физическая связь, что,
следовательно, человек чувствует на себе всякую неприятность,
которая причинена отдельным частицам его тела, как, напри-
мер, волосам и обрезанным ногтям». Подобная вера рождала
соответствующее отношение к отрезанным ногтям и волосам.
Несомненно, представления эти восходят к древнейшим про-
явлениям первобытных верований,44 но в качестве пережитка
они отмечаются и на более поздних ступенях развития челове-
ческого общества.
Неоднократно встречаются в склепах бараньи астрагалы
42 Чурсин Г Ф. Указ, соч., с. 23. С м и р н о в К. Ф. Указ, соч., с. 96;
Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа, с 33
43 Ч у р с и н Г Ф. Указ, соч., с. 26
44 Ф р е з е р Д. Золотая ветвь, вып. И. М., 1928, с. 75; Снесарев
Г. П. Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма.
И., 1969, с. 166—170.
56
(альчики), но их вряд ли стоит связывать с заупокойной пищей.
Не являются они и амулетами. Вне всякого сомнения, астрагалы
использовались для игры, широко распространенной среди осе-
тинских детишек, и в числе немногочисленных игрушек (в ос-
новном керамических свистулек, повторяющих формы некоторых
разновидностей гончарных сосудов, найденных нами во время
раскопок) попали в склепы. Как атрибуты детских погребений
они были известны еще в сармато-аланское время.45
Сравнивая погребальный обряд исследованных склепо-
вых сооружений Тагаурии с погребальным обрядом аналогичных
или близких им памятников Верхнего Прикубанья, Балкарии,
Карачая и Чечено-Ингушетии, нельзя не отметить ряд общих
черт, таких, как вытянутое (на спине) положение погребенных,
ногами ко входу; отсутствие угольной подстилки; неустойчивая
ориентировка погребений и самих погребальных сооружений;
коллективный характер захоронений; отсутствие погребальной
ямы внутри склепов и т. д. Следует, однако, оговориться: в на-
земных, как правило, склепах Балкарии и Дигории встречаются
захоронения в погребальной яме (или каменном ящике), что
отчасти сближает данные сооружения с мусульманскими мавзо-
леями. Существуют, безусловно, в погребальной обрядности и
другие отличительные черты, объясняемые спецификой того или
иного варианта интересующей нас культуры; тем не менее, они
не в силах опровергнуть утверждения, что племена и народы
Северного Кавказа в эпоху средневековья были связаны между
собой гораздо ближе, чем нам это порой представляется.
Говоря же об отличительных чертах, необходимо упомянуть,
что для наземных гробниц Верхнего Прикубанья более свойст-
венны индивидуальные захоронения. Погребения в деревянных
гробах, ладьевидных колодах и детские захоронения в люльках
характерны для Тагаурии и Чечено-Ингушетии, в то время как
в Дигории и Балкарии они почти не встречаются. Правда, позд-
ние могильники Балкарии содержат в себе погребения в дере-
вянных гробах, заключенных в каменные ящики,46 но этот факт
отношения к склепам, пожалуй, не имеет. Наличие углей среди
костей в склепах Чечни обычно, а в сооружениях «Города мерт-
вых» оно крайне редко. Чеченские склепы расположены группа-
45 Смирнов К. Ф. Указ, соч., с. 101; Кузнецов В. А. Змейскин ка-
такомбный могильник, с. 65, 96 и сл.
46 Кузнецов В. А. Аданские племена Северного Кавказа, с. 57; его
ж е: Археологические разведки в Кабардино-Балкарии и в районе Кисловод-
ска. «Сборник статей по истории Кабардино-Балкарии», вып. 9. Нальчик,
1961, с. 207—209.
57
ми и в одиночку непосредственно вблизи селений,47 а тагаурские
усыпальницы, за редким исключением, компактно сгруппирова-
ны в некотором отдалении от населенных пунктов, и количество
их колеблется от нескольких единиц до нескольких десятков со-
оружений (как в «Городе мертвых»).
Вместе с тем следует обратить внимание на тот факт, что в
даргавских склепах отмечается несколько типов захоронений,
включая захоронения в каменных ящиках, устроенных на полу
камеры. Подобное сочетание само по себе является крайне ред-
ким. Каменные ящики обычно располагаются вокруг наземных
склепов (в Балкарии, Чечне), имеются они и на территории
«Города мертвых», но количество их незначительно.
Многообразие типов захоронений позволяет думать, что осе-
тинский погребальный обряд в своем развитии прошел несколь-
ко этапов, но, несмотря на усиливающееся влияние ислама и
христианства, он сохранил многие особенности, которые были
выработаны в результате многовекового общения автохтонных и
ираноязычных племен.
В погребальном обряде осетин нашли красочное выражение
языческие представления народа, и их следует признать доми-
нирующими. «На степень сохранения архаических обрядов у
осетин большое влияние имела их принадлежность в прошлом
к разным религиям»,—пишет Б. А. Калоев.48 На наш взгляд, бо-
лее правильным будет говорить не «о принадлежности к разным
религиям», а о борьбе этих религий за души горцев. В этой
борьбе победителем оказалось язычество. Мы должны констати-
ровать, что тема, освещающая взаимовлияние язычества, ислама
и христианства, невероятно обширна, интересна и требует спе-
циального изучения, но последнее, к сожалению, выходит за
рамки нашего исследования.
Возможные истоки осетинских склепов и
склепового погребального обряда
Рассматривая или реконструируя погребальный обряд того или
иного общества в ту или иную историческую эпоху, необходимо
«едко разграничить: 1) погребальный культ (культ умерших) ,т. е.
совокупность религиозно-магических обрядов и представлений,
47 У м а р о в С. Ц. Средневековая материальная культура горной Чечни
(XIII-XVII вв). Грозный. 1970. Архив ИА АН СССР, р-2, д. 2075, л. 251.
48 Калпе:в Б А Указ, соч., с. 227.
•58
связанных с погребением умерших или самими умершими;
2j сами погребальные обычаи, т. е. различные традиционные спо-
собы обращения с телом умершего и другие связанные с этим
действия, которые могут и не заключать в себе ничего религи-
озного.49
Примерно такое же положение складывается при выяснении
возможных истоков склепового погребального обряда, а именно:
необходимо, если не разграничить, то, по крайней мере, учесть*
что склеповый погребальный обряд неразрывно связан с сами-
ми склеповыми сооружениями. Выяснение причин возникновения
последних в значительной степени содействует разрешению по-
ставленного вопроса.
Согласно В. Ф. Миллеру, «всякий, кто бывал в горах Кавка-
за, знает, какую громадную ценность для горцев представляет
удобная для посева земля, которой чрезвычайно мало. Понятно,
что при крайней тесноте для живых людей нельзя было отво-
дить много места для мертвых». Иными словами, экономические
факторы (малоземелье) служат первостепенной причиной воз-
никновения склеповых сооружений в горах Северного Кавказа.
Той же точки зрения придерживался и Ф. С. Гребенец, считав-
ший, что «необходимость хоронить покойников, в этих наземных
могильниках, вероятнее всего, вызывалась отсутствием свобод-
ной земли, которой много пришлось бы отводить под умерших,
но, может быть, и теми трудностями, с которыми сопряжено
рытье самих могил в сплошном камне».50
На связь между малоземельем, возросшей плотностью насе-
ления в средневековую эпоху и сооружением именно наземных
склепов указывал Е. И. Крупнов.51 Следует заметить, что не
только наземные, но и громадное количество полуподземных скле-
пов возводились в горах Осетии в эпоху позднего средневековья
(пример тому — «Город мертвых»), и располагались они на уча-
стках, обычно не приспособленных для возделывания злаков.
Размещение склеповых сооружений на скальных участках
как будто действительно подтверждает правоту В. Ф. Миллера,
Ф. С. Гребенца, Е. И. Крупнова. Но не лишена основания и точ-
49 Т о к а р е в С. А. Ранние формы религии и их развитие. М., 1964,
с. 158; И е ч а е в а Л. Г. Осетинские погребальные склепы и этногенез осе-
тин. Сб. «Этническая история народов Азии». М., 1972, с. 277.
50 Миллер В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
I. М., 1888, с. 112; Гребенец Ф. С. Могильники в Куртатинском ущелье.
СМОМПК, вып. 44, отд. 3. Тифлис, 1915, с. 64.
51 Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 81—82.
59
ка зрения В. И. Марковина, указывающего на то, что, напри-
мер, в Дагестане, где испытывалась не менее острая нехватка
земли, позднесредневековых склепов нет.52 Последнее, правда,
не означает, что склеповых сооружений в Дагестане нет вооб-
ще. Они известны в Каякентско-Хорочоевскую эпоху — склепы
у сел. Чох (рубеж II—I тыс. до н. э.) и в раннем средневе-
ковье— Агачкалинский могильник (V—X вв. и. э.).53 Однако
речь здесь идет об эпохе, более близкой к нашему времени, и
она характеризуется полным отсутствием интересующих нас со-
оружений. В этом, несомненно, сказалось торжество ислама,
одержавшего победу над языческими представлениями горцев
Дагестана.
Не отрицая всего вышесказанного, Г. А. Кокиев связывал
склепы с «эпидемией и с эпохой хищнических форм хозяйства...
Осетины, по-видимому, широко пользовались склепами для сво-
их погребальных целей как в суровую эпоху кровавых междо-
усобиц, так и во время эпидемии, опустошившей, по народным
преданиям, целые аулы». По мнению исследователя, склепы бы-
ли сооружены раньше, чем вступили в действие указанные им
же причины: «связь осетинского народа со склепами установи-
лась... с того момента, когда осетины... стали утилизировать го-
товые склеповые сооружения, несомненно, существовавшие за-
долго до этого времени». Однако не следует всерьез принимать
так называемую «утилизацию», ибо общеизвестно, что для осе-
тин, как и для всех горцев Кавказа, кладбища были священным
местом. Вера в загробное существование душ, в способность
умерших влиять на судьбу живых заставляла их — осетин — с
должным уважением относиться к тем местам, где души эти на-
ходили последний приют. Кстати, и сам Г. А. Кокиев в дальней-
шем приходит к тому же выводу,54 соглашаясь тем самым с
Миллером, отметившим, что наряду с чисто экономическими
факторами «построение этих наземных гробниц было, несомнен-
но, связано с представлениями о загробной жизни покойников и
верованием, не допускавшим погребения трупов в земле».55
Иными словами, В. Ф. Миллер и Г. А. Кокиев основными
52 Маркович В. И. Чеченские средневековые памятники в верховьях
р. Чанты-Аргуна. ДЧИ. М., 1963, с. 269.
53 М у и ч а е в Р. М. Археологические исследования в нагорном Дагеста-
не в 1954 г. КСИИМК, вып. 71. М., 1958, с. 41—53; Смирнов К. Ф Агач-
калинский могильник — памятник хазарской культуры Дагестана. КСИИМК,
вып. 38. М.. 1951, с. 113—119.
54 Кокиев Г. А. Указ, соч., с. 35.
55 Миллер В. Ф. Указ, соч., с. 26.
60
причинами возникновения склеповых сооружении считали эко-
номический уклад и религиозные представления людей, оставив-
ших склепы. Однако изучение данной проблемы вне времени и
связи с архитектурой последних существенно затрудняет \ спеш-
ное ее решение.
С одними лишь религиозными представлениями связывает
происхождение склеповых сооружений Л. П. Семенов. Согласно
его точке зрения, бытование культа мертвых у осетин, да и дру-
гих носителей склеповой культуры — чеченцев, ингушей, бал-
карцев — порождало желание сохранить покойника. А в таком
случае мертвецу прежде всего необходимо жилище. И если на
заре четовечества покойному просто оставляли дом, в котором
он умер, то на последующих этапах развития цивилизации лю-
ди пришли к другому решению, а именно, возведению для по-
койника новой постройки. «Так возникают египетские пирамиды
и обставленные всем необходимым усыпальницы многих наро-
дов».56
Аналогичного взгляда придерживается и В. И. Марковин, по-
лагающий, однако, что нельзя объяснять возникновение той или
иной культуры, того или иного обряда какой-то одной опреде-
ленной причиной. Любое событие в жизни народа следует рас-
сматривать комплексно, в ракурсе конкретных исторических
причин. Мы согласны с В. И. Марковиным и, в общем, должны
пересмотреть нашу точку зрения, объясняющую происхождение
склеповых сооружений только малоземельем в горных районах
Осетии.57
По мнению И. М. Мизиева, причиной возникновения склепо-
вых сооружений служила социальная дифференциация общества,
их оставившего. Исследователь считает, что, применительно к
Балкарии, лишь социально-экономические условия могут быть
поставлены во главу угла. Разумеется, мы не отрицаем роли
этих условий, но онч находят свое выражение лишь во внешних
формах погребального обряда. И. М. Мизиеву вторит X. X. Бид-
жиев: «Возникновение склепов следует, очевидно, связывать с
социально-экономическими процессами, протекавшими в кара-
чаевском обществе — выделение из общей массы населения, хо-
ронившего покойников в грунтовых могилах, крупных феодаль-
ных фамилий и родов привело к тому, что для этой аристокра-
56 Семенов Л. П. Археологические разыскания в Северной Осетии,
с. 66; Чурсин Г. Ф. Очерки по этнологии Кавказа, с. 160—161.
57 М а р к о в и н В. И. Указ, соч., с. 269; Т м е н о в В. X. Археологиче-
ское исследование «Города мертвых» у сел. Даргавс в 1967 году. МАДИСО,
т. II. Орджоникидзе, 1969, с. 157.
61
тин стали возводить специальные усыпальницы — склепы. Опре-
деленную роль в этом сыграл, по-видимому, культ вождей, ко-
торый обычно бывает сильно развитым в эпоху становления
феодальных отношений».58
Культ вождей, конечно, дело серьезное, мы этого не отрица-
ем, но, судя по высказыванию X. X. Биджиева, карачаевское об-
щество совершило в своем погребальном обряде большой каче-
ственный скачок — от грунтовых могил сразу к склепам. Скла-
дывается впечатление, что речь здесь идет не столько о социаль-
ной дифференциации карачаевского общества, сколько о корен-
ной смене населения на территории Карачая где-то после XIII
в., тем более каменные ящики названный автор считает «про-
должением местных форм погребальных сооружений».
С. Ц. Умаров, исследовавший склепы горной Чечни, так же
как и И. М. Мизиев, считает, что время возникновения склепо-
вых сооружений «характеризуется новым, более высоким, уров-
нем развития общественно-производственных отношений, а отра-
жение имущественно-сословной дифференциации общества в
погребальных памятниках горной Чечни,— по его мнению,—сле-
дует видеть прежде всего в характере самих погребальных соо-
ружений. Естественно, не все семьи имели возможность (а мо-
жет быть, и право —В. Т.) возводить великолепные склеповые
сооружения для своих умерших. Свидетельство тому — сущест-
вование на одних и тех же могильниках склепов и весьма бед-
ных инвентарем захоронений в каменных ящиках. Во-вторых,
то же самое сословно-имущественное расслоение ярко отражено
в резко выраженной по имущественному признаку разнице меж-
ду погребальным инвентарем склепов и сосуществующих с по-
следними каменными ящиками».59
В принципе, все сказанное С. Ц. Умаровым верно. Но здесь
необходимо учитывать тот факт, что и в Балкарии и в Чечне,
когда речь идет о склепах и каменных ящиках, отмечается зна-
чительное преобладание последних. На позднесредневековых же
могильниках Тагаурии, в частности в Даргавсе, количество ка-
менных ящиков не столь внушительно. Да и трудно себе пред-
ставить, что 95 склепов «Города мертвых» (или, по крайней ме-
ре, 30 из ни.х — наземных усыпальниц) принадлежали исключи-
тельно выделившейся из недр родового строя знати. Не слиш-
ком ли тесно было этой знати в рамках Даргавса? Было бы не-
68 Мизиев И. М. Средневековые башни Балкарии и Карачая. Нальчик.
1970, с. 81—86; Бпджиев X. X. Материальная культура Карачая XIII—
XVIII вв. Автореферат кандидатской диссертации. М., 1972, с. 11.
59 У м а р о в С. Ц. Указ, соч., с. 246, 249.
62
лепо предполагать, что население Тагаурии состояло из одних
лишь феодалов.
Любопытно решение вопроса, предложенное Р. Г. Джадтие-
вым, занимавшимся исследованием позднесредневековых памят-
ников Южной Осетии «Этот вид погребальных сооружений,—
пишет он,— вместе с соответствующим обрядом был перенесен
сюда (в Южную Осетию.— В. Т.) с северных склонов Кавказ-
ского хребта. И перенесли его не кто иные, как аланы-осетины,
большими массами переселившиеся на юг после татаро-мон-
гольского нашествия (XIII в.). Позднее (XVII—XVIII вв.), ког-
да из среды свободного юго-осетинского крестьянства стали
выделяться сильные фамилии, появляются и монументальные
наземные склепы. Видимо, расслоение это шло медленно, и поэ-
тому мы имеем в Южной Осетии только два наземных склепа».60
Таким образом, проблема возникновения склеповой культуры
получила политическую окраску, но, следует признать, по-преж-
нему осталась далекой от разрешения.
Говоря о причинах возникновения склепов, исследователи,
начиная с В. Ф. Миллера, основное внимание уделяли наземным
сооружениям, хотя погребения в последних являются не чем
иным, как трансформацией погребального обряда, связанного с
подземными и полуподземными склепами (правда, к этому по-
ложению, разработанному Л. П. Семеновым и Г. А. Кокиевым,
следует относиться с известной осторожностью, но оно, по край-
ней мере, не опровергнуто еще никем из исследователей). В
этой связи представляется крайне интересной точка зрения, вы-
сказанная Л. Г. Нечаевой, предположившей, что склеповый по-
гребальный обряд является продолжением в горных условиях
катакомбного аланского обряда, и в значительной части погре-
бенных в склепах, по мнению автора, можно видеть потомков
алан. Рассмотрим этот вопрос несколько подробнее.
По первому впечатлению, пишет Л. Г. Нечаева, склепы пред-
ставляют собой разновидность каменных ящиков, приспособлен-
ных под семейные усыпальницы, поскольку материал и строи-
тельные приемы, использованные при сооружении тех и дру-
гих, часто совпадают. Однако, продолжает автор, если присмот-
реться внимательно к устройству склепов, то приходится заклю-
чить, что они не могли сложиться в результате развития погре-
бального обряда в ящиках. Каменные ящики являются настоть-
ко простым и законченным видом погребальных сооружений,
60 Д ж а д т и е в Р. Г. Средневековые памятники Южной Осетии как ис-
торический источник (XIII—XVIII вв.). Автореферат кандидатской диссер-
тации. М., 1969, с. 14.
63
удобным в горных условиях, что трудно себе представить такие
причины, которые могли бы привести к замене ящика склепом.
Очевидно, при склеповых захоронениях погребальный ритуал
требовал, чтобы покойник был положен в закрытое помещение,
имеющее вход для вноса трупа, и не допускал опускания покой-
ника сверху в открытую могилу, как это делалось при похоро-
нах в ящике. Склеповый ритуал не позволял, вероятно, закан-
чивать постройку камеры после захоронения, как это имело ме-
сто при погребениях в ящиках.
«Ранние подземные склепы появляются в горных районах
сразу в виде законченного архитектурного сооружения, не имея
предшественников среди разновидностей каменных ящиков,—
заключает Л Г. Нечаева.— Поэтому возникновение погребаль-
ных склепов означает не развитие или разновидность погребаль-
ного типа в каменных ящиках, а свидетельствует о появлении в
горах Северного Кавказа совершенно новой погребальной тра-
диции, имеющей свои особые истоки, не связанные с традицией
каменных ящиков».61 Истоки же эти автор видит в катакомбах.
Так, камеры склепов Галиатского и Гижгидского могильни-
ков имеют подчетырехугольную форму и полусводчатое или пря-
мое перекрытие. Пол камер несколько опущен по сравнению с
полом входного отверстия (лаза). Последнее в Галиатском
склепе сделано как в Алхан-Кале — в широкой стене камеры и
сдвинуто к одному из углов, а в Гижгидском склепе, как у ку-
банских катакомб — в узкой стене. Даже среди поздних скле-
пов — наземных — можно отметить устройство входа, как в уз-
кой, так и в широкой стене склепа (исследуя склепы Тагаурии»
мы отмечали в Какадуре наличие наземного склепа с лазом в
широкой стене). Разница между катакомбами и склепами, по
Л. Г. Нечаевой, состоит только в строительном материале (ма-
териковая глина и камень) и в отсутствии у склепов входной
ямы. «Впрочем, кажется,— замечает автор,— отсутствие вход-
ной ямы отмечено и в устройстве поздних катакомб, к которым,
в некоторых случаях, ведет длинное входное отверстие почти со
склона горы. Подземные склепы появляются в горах почти вслед
за появлением там катакомб (например, катакомбы могильника
Байтал-Чапкан и склепы в Гижгиде). Возникновение склепов
обусловлено, очевидно, отсутствием в горах грунта, пригодного
для вырубания катакомб и обилием строительного камня. В
горных условиях племени с катакомбной погребальной тради-
61 Нечаев а Л. Г. Могильник Алхан-Кала и катакомбные погребения
сарматского времени на Северном Кавказе. Л., 1956. Архив ИА АН СССР,
р 1, д. 1791, 1791 -а, л. 191, 192.
64
цией пришлось приспосабливаться к новым условиям и воспро-
изводить катакомбы в камне».62
В соответствии с новой строительной техникой начинает из-
меняться и «архитектоника» могильного сооружения: сначала
склеп имеет наклонные (в технике ложного свода) стенки, что
делает его особенно близким к катакомбе; затем стенки становят-
ся прямыми, что придает склепу большую прочность; наконец,
склепы поднимаются на поверхность, где они приобретают двух-
скатную и четырехскатную кровлю, что в целом вновь сближает
склепы с камерой катакомбы. Различные усовершенствования в
архитектуре склепов приводят к тому, что склепы утрачивают
отличительные черты своих первоначальных катакомбных про-
тотипов, но спорадически эти прототипы уловить можно (напри-
мер, устройство лаза в широкой стене склепа).63
Такова суть положений Л. Г. Нечаевой, заслуживающая, на
наш взгляд, серьезного подхода к ней. Однако в последние годы
появился целый ряд работ, в которых, пожалуй, излишне кате-
горично утверждается несостоятельность точки зрения Л. Г. Не-
чаевой только потому, что она «противоречит стройной и хоро-
шо аргументированной классификации Л. П. Семенова и послед-
ним данным о возникновении на Кавказе склеповых сооружений
еще в эпоху бронзы».64 А4ы далеки от безоговорочного восприя-
тия «катакомбной теории» происхождения склепов и склепового
погребального обряда, но, безусловно, она требует к себе более
пристального внимания.
Как нам кажется, выводам Л. Г. Нечаевой в настоящее вре-
мя можно противопоставить следующие возражения.
1. Аланские катакомбы и ранние подземные (средневековые)
склепы появились на Северном Кавказе, по Л. Г. Нечаевой, в
одно и то же время, в V в.65, что само по себе исключает смену
катакомбного погребального обряда склеповым и свидетельству-
ет о их сосуществовании.
2. Катакомбы в своем развитии связаны со степными рай-
онами, а склепы, как и каменные ящики, возникли и развива-
лись в горах.66
62 Нечаева Л. Г. Указ соч., л. 193—194.
63 Н е ч а ев а Л. Г. Указ, соч., л. 195.
64 Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 81; Кузнецов В. А. Аланские пле-
мена Северного Кавказа, с. 108.
65 Нечаева Л. Г. Указ, соч., л. 195.
66 По по в а Т. Б. Племена катакомбной культуры. ТГИМ, вып. 24. М.,
1953; Миллер В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
I. М., 1888; Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыска-
5 Город мертвых
65
3. Катакомбы не всегда встречаются в тех же районах, что
и склепы (к примеру, Даргавская котловина представлена мно-
жеством склепов, а катакомбы здесь не известны), но и сопри-
косновение ареалов катакомбной и склеповой культур, о чем
упоминает Л. Г. Нечаева, не есть еще доказательство перерож-
дения одной культуры в другую.
4. Общие черты, обнаруживаемые в оформлении катакомб
и склепов (лазы, размеры камер, настилы или полки для по-
гребений, возможно, перекрытия камер), говорят об известной
близости архитектурных приемов, выработанных многовековым
опытом носителей катакомбной и склеповой культур, очутив-
шихся в одних и тех же специфических условиях кавказских
гор и в течение длительного времени соприкасавшихся друг с
другом. К тому же единые архитектурные традиции не могут
еще свидетельствовать с достаточной убедительностью о един-
стве или преемственности традиций в погребальном обряде
упомянутых культур.
5. Наличие в горах Северного Кавказа склеповых сооруже-
ний эпохи бронзы* 67 ставит под сомнение вопрос о трансфор-
мации средневековых аланских катакомб в склепы.
Правда, истоки склеповой культуры можно было бы попы-
таться увидеть в дольменах эпохи бронзы, широко распро-
страненных в Прикубанье? где Е. Д. Фелицыным и В. М. Сы-
соевым было исследовано не менее 1200 дольменов68. Между
склепами и дольменами есть некоторое сходство, отрицаемое,
кстати, Л. Г. Нечаевой. Оно особенно наглядно проявляется
при сравнении с дольменообразными склепами и наземными
гробницами на реке Кривой в Ставропольском крае. Дольме-
ны, дольменообразные склепы и гробницы генетически связа-
ния в Ингушетии в 1925—1932 гг. Грозный, 1963; Марковин В. И. В
стране вайнахов. М.. 1968 и т. д.
67 Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 81; М увчаев Р. М. Указ. соч. с. 41—
53; Смирнов К. Ф. Агачкалинский могильник, с. 113—119; Марковин
В. И. Склеп эпохи бронзы у сел. Эгикал. СА, 1970, № 4.
“Смирнов А. П. К вопросу о формировании кабардинского народа
по археологическим данным. УЗКНИИ, т. IV. Нальчик, 1948, с. 68; К у ф-
т ин Б. А. Материалы к археологии Колхиды, т. I. Тбилиси, 1949, с. 275;
Миллер А. А. Краткий отчет о работах Северо-Кавказской экспедиции
Академии в 1923 г. ИРАИМК, т. IV. Л., 1925, с. 37—38; Худадов В. Н.
Мегалитические памятники Кавказа. ВЛИ, 1937. № 1, с. 38; Фелиции
Е. Д. Западно-Кавказские дольмены. МАК. IX. М., 1904; Кузнецов В. А.
Дольменообразные склепы Верхнего Прикубънья. КСИА, вып. 85. М., 1961,
с. 116.
66
ны между собой, к тому же последние два типа памятников
синхронны и датируются VIII—XII вв. Но между ними и доль-
менами существует громадный хронологический разрыв: ис-
пользование дольменов прекратилось на рубеже или даже в
первых веках нашей эры69. Промежуточные же формы, связы-
вающие дольмены, дольменообразные склепы и гробницы, до
сих пор неизвестны, как неизвестно и то, чем был вызван упо-
мянутый хронологический разрыв.
С другой стороны, по Л. Г. Нечаевой, катакомбы связыва-
лись с подземными склепами, не имеющими ничего общего с
дольменами70. Судя по выводам Л. П. Семенова и Г. А. Кокие-
ва, подземные склепы — начальная стадия эволюции склепо-
вых сооружений в целом; следующими ступенями развития бы-
ли полуподземные, а затем наземные склепы71. С каким типом
склепов можно связать дольмены и производные от них со-
оружения? Очевидно, с полуподземными или с теми сооружени-
ями, которые, быть может, характеризуют переход от полупод-
земных склепов к наземным. Это положение в какой-то степе-
ни могли бы проиллюстрировать гробницы на реке Кривой; они
очень близки к полуподземным склепам, но перекрытия их по-
степенно начинают приобретать ступенчатость. Если это так,
то одно из основных звеньев эволюционной схемы Л. П. Семе-
нова и Г. А. Кокиева выпадает полностью.
Далее Л. Г. Нечаева категорически утверждает, что ката-
комбные погребения Предкавказья, так же как и склеповые и
катакомбные погребения раннего средневековья, должны счи-
таться аланскими72. Однако кажется более верным положение
В. А. Кузнецова, полагающего, что, несмотря на включение
ираноязычного элемента в местную среду (речь идет о Верх-
нем Прикубанье), местные кавказские племена, оставившие
дольмены, не исчезли и не были окончательно ассимилированы;
«они сохранили такой важнейший этнографический признак,
“Нечаева Л. Г. Происхождение осетинских погребальных склепов и
этногенез осетин. Тезисы докладов годичной научной сессии (май 1968 г.).
Л., 1968, с. 67; Фелицын Е. Д. Указ, соч., с. 84—86- табл. XIII, рис. 25—
26; Кузнецов В. А. Указ, соч., с. 106—107, 114, 116; его же: Наземные
гробницы на реке Кривой в Ставропольском крае. КСИИМК, вып. 76. М.,
1969, с. 83—89; ХудадовВ. Н. Указ, соч., с. 198.
70 Н е ч а е в а Л. Г. Указ, соч., с. 67—68.
71 С е м е н о в Л. П. Археологические разыскания в Северной Осетии,
с. 46, 66; его же: Эволюция ингушских святилищ. ТСАРАНИОН, т. IV, М.,
1929, с. 455; Кокиев Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии, с. 62—66.
72 Нечаева Л. Г. Могильник Алхан-Кала, л. 195.
67
как обряд погребения в наземных гробницах и дольменообраз-
ных склепах»73. В некоторой степени это положение верно и по
отношению к племенам, населявшим территорию горной Осе-
тии и оставившим после себя множество разновременных скле-
повых сооружений.
На наш взгляд, можно предположить, что разнообразие
форм и типов северокавказских склепов объясняется наличием
нескольких локальных очагов склеповой культуры, каждый из
которых развивался самостоятельно. Так, например, дольмено-
образные склепы Прикубанья могли иметь прообразом своим
дольмены, а склепы Центрального Кавказа — катакомбы (по
Л. Г. Нечаевой) или каменные ящики со сводчатым перекры-
тием, исследованные В. Б. Антоновичем и П. С. Уваровой в
Лаце и Дзивгисе74. При распаде этих очагов возникали различ-
ные ответвления в едином стволе склеповой культуры того или
иного региона. Ответвления эти различались рядом характерных
признаков, что особенно хорошо видно на примере склеповых
сооружений горной Осетии.
Более простое и, надо сказать, заслуживающее внимания
решение проблемы возникновения склеповых сооружений пред-
ложено С. Ц. Умаровым. Рассматривая эгикальские склепы
эпохи бронзы, исследователь обратил внимание на то, что они,
как и средневековые каменные склепы Северного Кавказа, сло-
жены из аккуратно подогнанных друг к другу камней, имеют
прямоугольное основание, сланцевые полки вдоль стены и пря-
моугольной же формы лаз, выходящий на склон горы. Отли-
чительной чертой эгикальских склепов является перекрытие,
состоящее из одной огромной каменной плиты. Выводы С. Ц.
Умарова очень важны. «Исходя из данных архитектуры эги-
кальских гробниц эпохи бронзы, -прообразом северокавказских
каменных склепов следует считать не каменные ящики, а дрей-
ние горские жилые постройки (хотя на территории Чечено-Ин-
гушетии они почти совсем не изучены)... На самом деле, эги-
кальские склепы архитектурно очень близки к горной сакле
(подчеркнуто нами.— В. Т.), сильно углубленной в скалу. На
примере этих древних сооружений мы видим, как в столь от-
даленное время на территории горной Чечено-Ингушетии чело-
век в монументальной архитектуре ограничивает пространство, из
которого в дальнейшем развивается архитектурный интерьер»75.
73 Кузнецов В. А. Дольменообразные склепы, с. 117.
“Антонович В. Б Указ, соч., с. 233; Уварова П. С. Путевые за-
метки, с. 83; е е ж е: Могильники Северного Кавказа, с. 286—287.
75 У м а р о в С. Ц. Указ. соч.. л. 245—246.
68
Этот взгляд не н'ов. Еще Г. Ф. Чурсин отмечал, что «гробни-
цы, являясь жилищами для мертвых, строятся обыкновенно по
образцу жилищ живых». О том же писал и Ю. В. Готье: «Меж-
ду жильем живого и могилой мертвого человека... была тесная
связь. Загробное существование представлялось продолжением
.земного; поэтому в обстановке могилы можно нередко встре-
тить черты, характерные для быта живых людей». Только, в
отличие от С. Ц. Умарова, Ю. В. Готье считал, что каменный
ящик есть «упрощенное, стилизованное уподобление дому: это
домовина в самом настоящем значении этого слова. Каменный
ящик поэтому можно рассматривать как первый эскиз насто-
ящего каменного дома, воздвигаемого для мертвеца»76.
В горах же неизбежно должны остановить внимание «груп-
пы склепов-гробниц, служившие для складывания в них покой-
ников. Их типы очень разнообразны..., но... они дают больше
вариаций в формах и украшаются иногда теми же декоратив-
ными деталями, как и жилые здания»,— пришел к выводу и
И. Б. Бакланов77.
Такова «архитектурная часть» проблемы возникновения
склепов и склепового погребального обряда. Как нам кажется,
ближе всех к ее разрешению подошел С. Ц. Умаров, и хотя
решение это довольно просто по своему содержанию, в нем за-
ключен глубокий смысл. «Человек, в его культурном развитии,
является самым беспощадным врагом своего же собственного
творчества, беспрестанно уничтожая и переделывая, сообразно
со своими новыми потребностями, все, что уже не удовлетво-
ряет его»78.
И действительно, конструктивные видоизменения, внесенные
горцами в свое жилище (и даже некоторые разновидности куль-
товых памятников), привели к тому, что реконструировать их
первоначальный вид возможно лишь при соответствующем изу-
чении памятников погребальных. Что же касается собственно
погребального обряда, то, по мнению исследователей, он свя-
зан с социально-экономическим укладом и религиозными пред-
ставлениями носителей склеповой культуры.
Попытки определить истоки склепового погребального об-
ряда народов Северного Кавказа, и в частности осетин, при-
76 Чурсин Г. Ф. Очерки по этнологии Кавказа, с. 161; Готье Ю. В.
Очерки по истории материальной культуры Восточной Европы до основания
первого русского государства. Л., 1925, с. 60, 63.
77 Бакланов Н. Б. Архитектурные памятники Дагестана. Л., 1935,
с. 23—24.
78 Бакланов Н. Б. Указ, соч., с. 6.
69
вели исследователей к зороастрийским погребениям. Так, В. Ф.
Миллер в качестве гипотезы допускал, что осетинские склепо-
вые сооружения могут быть связаны с верованиями, напоми-
нающими маздаизм. Более определенно по этому поводу вы-
сказался С. А. Токарев: «...наряду с христианскими и мусуль-
манскими погребальными обычаями у некоторых народов, осо-
бенно Северного Кавказа, сохранились и следы маздаистских
обычаев, связанных с погребением: старые могильники у ин-
гушей, осетин состояли из каменных склепов, в которых тела
умерших как бы изолировались от земли и воздуха»79, что счи-
талось одним из обязательных условий канонического зоро-
астризма.
С зороастризмом связывал небогатые осетинские склепы,
где хранились кости умерших, и К. А. Иностранцев.80 Сопостав-
ляя их с зороастрийскими дахмами и астоданами, исследова-
тель допускал, что у почитателей Заратустры очищение костей
умерших могло совершаться без участия животных (общеиз-
вестно, что, по зороастрийским представлениям, уничтожение
трупов животными считалось наивысшим благом, ибо это оз-
начало, что покойный — человек, угодный богу). Иными сло-
вами, указанные авторы признавали осетинские склепы одной
из разновидностей маздаистских костехранилиш. С другой сто-
роны, зороастрийские костехранилиша — астоданы — в форме
или элементах отделки иногда подражают архитектурным (по-
гребальным) сооружениям81. Налицо некоторое несоответствие:
склеповый погребальный обряд связывается с зороастрийцами,
а погребения последних находят себе ближайшие аналогии в
склепах. Это положение довольно точно подмечено К. А. Ино-
странцевым. Говоря об осетинских склепах, он пришел к выво-
ду, что последние могут быть древним астоданом, «восприняв-
шим в себя дахму», тогда как парсийская «башня молчания»—
суть древняя дахма, воспринявшая в себе астодан.
В то же время факты свидетельствуют, что на протяжении
длительного времени в той среде, где складывался зороастризм,
допускалось известное многообразие погребальных обрядов.
Можно предположить, что «теоретическое» обоснование выстав-
79 М ил ле р В. Ф. О некоторых древних погребальных обрядах на Кав-
казе, с. 134—135; Токарев С. А. Религия в истории народов мира. М.,
1964, с. 160.
“Иностранцев К. А. О древнеиранских погребальных обычаях и
постройках. ЖМНП, новая серия, ч. XX. М., 1909, с. 95—121.
81 Раппопорт Ю. А. Из истории религии древнего Хорезма, М., 1971,
с. 9.
70
ления трупов — догматическое учение о непрощаемом оскорб-
лении земли, воды и огня малейшим контактом с мертвым —
явление сравнительно позднее. На это указывал и В. Ф. Мил-
лер: «...учение Заратуштры о погребении могло канонизировать
и дать известное осмысление народным обрядам, существовав-
шим до него, как это бывает нередко в истории возникновения
новых вероучений»82.
Интересно, хотя и не бесспорно, высказывание Г. Шурца. Рас-
сматривая в своей работе различные формы захоронений, он
обрисовал зороастрийские погребения и в итоге пришел к то-
му же выводу, что и В. Ф. Миллер: «Уже несколько высшей
формой погребений является выбрасывание трупа или отдача
его на съедение диким зверям..., хотя и такое отношение к мерт-
вым также указывает на бесчувственность, возможную только
у очень малоцивилизованных народов. Несколько утонченнее
поступают парсы, приверженцы вдумчивого и высоконравствен-
ного культа огня, перенося своих покойников в башню молча-
ния, где они становятся добычей хищных птиц. В подобной
башне, в сущности более напоминающей арену римского цир-
ка, скопляются, таким образом, кости нескольких поколений;
с гигиенической точки зрения этот обычай очень похвален. За-
ратустра в своем учении запрещает осквернять землю, воду и
огонь прикосновением трупа; в данном случае это понятие о
чистоте имело очень благотворные результаты. Возможно,
впрочем, что персидский способ погребения древнее культа
огнепоклонников, и что огнепоклонники только приспособили
его к своим целям»83.
Исходя из всего вышесказанного, мы допускаем, что учение
Заратустры, отраженное в священной книге зороастрийцев
Авесте, могло в какой-то степени (очень незначительной.— В.Т.)
оказать влияние на религиозные представления горцев Кавка-
за, но ряд обстоятельств не позволяет нам согласиться с до-
минирующей ролью этого вероучения.
1. Согласно зороастризму, в мире борются два начала —
добро и зло; если человек способствовал на земле победе доб-
ра, то его душа попадает в рай, в противном случае он обре-
чен на вечные муки в аду; в конечном счете добро одержит пол-
ную победу над злом и возникнет идеальное царство на небе и
па земле.
Советскими и иностранными учеными доказано, что зороаст-
ризм, как учение, складывался в период, когда племена, его
82 М и л л е р В. Ф. Указ, соч.. с. 135.
«3 Шурц Г. Указ, соч., с. 227.
71
исповедовавшие, переходили от кочевого скотоводства к зем-
леделию, а общественные отношения этих племен находились
на стадии разложения родового строя (1 тыс. до н. э.)84. Скле-
повая же культура складывается действительно с разложением
родового строя, но носителями ее являются племена оседлые,,
со своими, давно сложившимися, строительно-архитектурными
традициями, со своим устойчивым погребальным обрядом.
2. Склеповые сооружения и связанный с ними погребальный
обряд появились на Северном Кавказе задолго до возможного
проникновения сюда зороастрийцев, в эпоху бронзы, и призна-
ны явлением исконно кавказским85.
3. Несмотря на «веротерпимость» зороастризма и на быто-
вание множества разновидностей погребений, Авеста требова-
ла неукоснительного соблюдения заповеди, не позволяющей
осквернять священные стихии. Захоронения зороастрийцев
буквально вознесены над землей «мощным изолирующим фун-
даментом, состоящим из бревен, поверх которых обязательно
клали камыш»86. В склепах же Дигории, Балкарии и Чечено-
Ингушетии захоронения часто совершались в грунте, что труд-
но связывается с зороастрийской догматикой. В ряде склепов
Тагаурии захоронения совершались на полу камеры, но изо-
лирующей прослойки под погребенными нам обнаружить не
удалось.
4. С зороастризмом связывает средневековые склеповые со-
оружения, полуподземные и, возможно, часть наземных, кото-
рые, согласно разработанной исследователями периодизации,
появляются, начиная с IX в. н. э.87 Историческая же судьба
маздаизма сложилась таким образом, что с VII в. н. э. под
нажимом ислама он повсеместно уступает свои позиции и
лишь в ряде случаев сохраняется как вероучение сектантами88.
Отсюда следует вывод, что, утратив значение официальной го-
84 Да и д а м а е в М. А. Зороастризм. СИЭ, т. 5. М., 1964, с. 707—708;
его же: Иран при первых Ахеменидах. М., 1963; Дьяконов И. М. Ис-
тория Мидии. М.-Л., 1956; Струве В. В. Надпись Ксеркса о «дэвах» и
религия персов. «Известия АН СССР», серия истории и философии, т. I, № 3.
М., 1944; Finegan J. The archaeology of world religions, vol. 1. Princeton
(N. J.). Princeton univ. press, 1965; Moulton J. Zoroastrianizm. Lon-
don, 1913.
85 Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа, с. 57, 85, 114..
86 С н е с а р е в Г. П. Указ, соч., с. 151.
87 С е м е н о в Л. П. Археологические разыскания в Северной Осетии,
с. 44, 46 и сл.
88Дандамаев М. А. Указ, соч., с. 707—708.
72
сударственной религии, зороастризм никоим образом не мог
повлиять на носителей склеповой культуры и на погребальный
обряд, которого они придерживались. Скорее возможно пред-
положить обратное: на формирование канонического зороаст-
ризма оказала влияние идеология восточно-иранских (опре-
деление территориальное.— В. Т.) племен89, очень близкая по
духу идеологии горцев Северного Кавказа.
Весьма близки нашим положениям выводы американского
ученого Ричарда Фрая. Так, анализируя взаимосвязь зороаст-
ризма с эпосом народов, его исповедовавших, исследователь
пишет: «О том, что эпос существовал и вне сферы распростра-
нения зороастризма, свидетельствует самостоятельный скиф-
ский цикл, представленный в современной его форме сказани-
ями иранцев-осетин на Северном Кавказе. Предки осетин не
были, очевидно, затронуты зороастризмом (подчеркнуто на-
ми.— В. Т.), об этом можно судить по осетинской культовой
терминологии, в которой, в частности, в отличие от других
иранских языков отсутствует слово, соответствующее древне-
иранскому daiva — «дэв, демон, злой дух»90.
В заключение заметим, что истоки осетинского склепового
погребального обряда следует искать (и пока они устанавли-
ваются именно там) в одном из древнейших культов — культе
предков, породившем стремление сохранить умерших своих
сородичей вблизи себя в надежде на их благорасположение и
помощь в борьбе с грозными стихиями и многочисленными
врагами, окружавшими горцев Северного Кавказа. И здесь
мы позволим себе кое в чем не согласиться с выводом Е. И.
Крупнова, который писал: «Какими-либо религиозными моти-
вами, скажем, влиянием зороастризма (что касается названной
религии, Е. И. Крупнов совершенно прав.— В. Т.).., или иным
воздействием появление многоярусных склепов не объяснишь.
Ибо следов этих влияний в горах не установлено. Культом
мертвых этого тоже не объяснишь, так как последний сущест-
вовал и раньше. Кроме того, его нельзя приурочивать только
к высокогорной зоне. Это — повсеместное явление в первобыт-’
пой религии»91.
Но дело не только в противопоставлении культа мертвых
религии — сумме многих культов. Дело даже не в том, что
культ — явление повсеместное (один и тот же культ у разных
народов имеет массу нюансов и проявляется по-разному). Глав-
89 Раппопорт Ю. А. Указ, соч., с. 99.
90 Ф р а й Р. Наследие Ирана. М., 1972, с. 61.
®’ Крупнов Е. И Указ, соч., с. 82.
73
ное, на наш взгляд, заключается в том, что идеи о загробной
жизни как продолжении земной являются религиозным освяще-
нием сложившегося социального строя. «С течением времени
гробницы получают важное общественное значение,— подчер-
кивал Г. Шурц,— могилы знаменитых вождей и общие, массо-
вые могилы становятся сборными пунктами и святилищами
целого народа и ядром кристаллизации более прочных общест-
венных наслоений»92.
* $ $
Суммируя все вышеизложенное, мы должны сделать следу-
ющий вывод: в возникновении и развитии склеповых сооруже-
ний и склепового погребального обряда важную роль сыграла
не одна определенная причина, а совокупность различных фак-
торов — и, религиозных, и социальных, и экономических. Из со-
вокупности же причин необходимо выделить религиозные пред-
ставления горцев Северного Кавказа. Тем самым мы разделя-
ем точку зрения Л. П. Семенова и В. И. Марковина, считавших
культ мертвых, культ предков «идейной» основой зарождения
склеповой культуры.
В ракурсе общественных отношений средневековые склепо-
вые сооружения являются памятниками длительной эпохи пе-
рехода от родового строя к феодализму. Следует, однако, пом-
нить, что «с прогрессом цивилизации погребальные обряды и
сооружения поглощают все меньшее количество энергии и ре-
сурсов общества. Создается впечатление, что, по крайней ме-
ре, у некоторых обществ на поздних стадиях варварства и в
начале цивилизации строительство гробниц и подготовка к по-
гребальным церемониям были главной целью накопления и
расходования индивидуального богатства. В дальнейшем по-
ложение меняется коренным образом. Это, однако, не означает
убавления родительской или сыновней любви. Если бы архео-
логия была в состоянии измерить это чувство, она, без сомне-
ния, доказала бы, что оно возросло и что более экономные сред-
ства его проявления, видимо, могут быть поставлены в связь с
более возвышенной идеологией»93.
82 Ш у р ц Г. Указ, соч., с. 231.
93 Ч а й л д Гордон. Прогресс и археология. М., 1949, с. 169
74
Г л а в a III
АНАЛИЗ ПОГРЕБАЛЬНОГО ИНВЕНТАРЯ
Суеверия и религиозные представления осетин на-
ходили свое овеществленное отражение в склеповом
погребальном инвентаре, анализу которого мы по-
свящаем настоящую главу.
Несмотря на картину варварского разгрома со-
держимого склепов, исследованные нами сооруже-
ния дали более 1600 предметов. В их число входят
керамика и стеклянная посуда, изделия из дерева,
кости и рога, оружие и бытовые предметы, обувь,
головные уборы, одежда, украшения и т. д. Боль-
шинство извлеченных из склепов вещей было най-
дено в завале из земли и камней, непременно за-
полнявших камеры всех склепов.
«История развития любого общества есть не
что иное, как история самих производителей ма-
териальных благ, история трудящихся масс. Вся-
кое изучение истории и культуры любого народа
следует начинать с освещения его хозяйственной
деятельности, его производства, а затем уже вы-
яснять и характер связанных с экономикой произ-
водственных отношений, внешних связей и над-
строечных категорий»1.
Материалы археологического исследования
склеповых сооружений Тагаурии, и «Города мерт-
вых» в частности, в сочетании с письменными ис-
точниками как раз и дают нам возможность вос-
создать некоторые стороны социально-экономиче-
ской жизни осетин в эпоху позднего средневеко-
вья. Правда, анализ самих предметов погребаль-
ного инвентаря из склепов «Города мертвых»
значительно затруднен слабой изученностью мате-
1 Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа.
М„ 1960, с. 300.
75
риальной культуры горцев Северного Кавказа в послемонголь-
ский период их истории.
Керамика
Принято считать, что после татаро-монгольского нашествия
ремесла на Северном Кавказе пришли в упадок или прекрати-
лись совсем. Сказанное, в первую очередь, относится к гончар-
ному производству. Так, В. И. Абаев, говоря о производствен-
ной деятельности осетин, писал: «Терминология гончарного де-
ла и гончарных изделий бедна и неоригинальна. По-видимому,
эта важная отрасль древней техники не получила у иранцев-
осетин большого развития»2.
Однако на примере склепов «Города мертвых» видно, что
керамика занимает исключительно важное место в погребаль-
ном инвентаре (зафиксировано более 200 сосудов различной
степени сохранности).
Вся керамическая посуда гончарного производства делит-
ся на две группы — поливную и неполивную. Первая группа
включает в себя 13 сосудов (включая отдельные крупные фраг-
менты), вторая — представлена значительно шире.
По способу употребления специалисты различают четыре
группы керамики: I — кухонная посуда; II — парадная или
столовая посуда; III — тарная керамика; IV — сосуды специ-
ального назначения: светильники, игрушки и др.3 Керамика из
склепов Даргавса представлена образцами только II и IV
групп, т. е. столовой посудой (кувшины, кружки) и сосудами
специального назначения (игрушки).
Единые принципы типологии позднесредневековой керамики
еще совершенно не разработаны в археологической литературе.
Каждый исследователь, занимающийся керамикой, подходит к
материалу с выработанными им определениями. Поэтому ес-
тественно, что при классификации склеповой керамики мы не
ограничиваемся одним каким-то признаком, а вводим более
дробную типологию, используя самые разнохарактерные при-
знаки, важнейшим из которых, по мнению специалистов, яв-
ляется способ употребления сосудов4.
По форме, размерам, характеру обработки поверхности, по
2 А баев В. И. Осетинский язык и фольклор. М.-Л., 1949, с. 56.
3 П л е т н е в а С. А. Средневековая керамика Таманского городища. Сб-
«Керамика и стекло древней Тмутаракани». М., 1963, с. 9.
4 Плетнева С. А. Указ, соч., с. 9.
76
наличию или отсутствию определенных деталей мы сочли воз-
можным выделить следующие типы керамической посуды (сто-
ловой), в том числе и поливной: сосуды-«чайники» (14 экзем-
пляров); кувшины: амфоровидные (3) и с петлевидным сли-
вом (И); узкогорлые (7) и с «бомбовидным» туловом (7);
с прямым горлом (35) и широкогорлые (12); кувшины с шаро-
видным (3), с вытянутым (3) и с приземистым (3) туловом,
кружки (3), «атипичные сосуды» (5)5 6.
Перечисленные нами сосуды обладают целым рядом сход-
ных черт. Ярче всего это иллюстрируют орнаментальные моти-
вы, нанесенные краской или отштампованные до обжига на сы-
рой глине; формы уплощенных ручек и носиков-сливов; наличие
рельефных валиков на корпусе или горловине сосудов; поддо-
ны, кольцевые или плоские и т. д. Этими же признаками харак-
теризуется и поливная керамика (кувшины), выделяющаяся,
однако, оттиснутыми изображениями человеческого лица на
корпусе сосудов. На днищах некоторых кувшинов (неполивных)
отмечены клейма в виде рельефных окружностей с различным
сочетанием прямых и плавно изогнутых линий вне или внутри
окружности.
Применение гончарного круга в сочетании с довольно слож-
ными приемами обработки поверхности сосудов, требовавшими
специальной технологии, клеймение сосудов и т. п. должны бы-
ли бы свидетельствовать о развитости гончарного производ-
ства и выделении его в самостоятельное ремесло. Однако, как
полагают некоторые исследователи, Северная Осетия снабжа-
лась (или могла снабжаться) гончарными изделиями Чечней и
Дагестаном, где их производство было особенно развито®.
Против данного положения возражать не приходится. Часть
тагаурской керамики носит явно привозной характер. Но, тем
не менее, при более близком ознакомлении с гончарной посу-
дой вайнахов и дагестанцев, грузин и азербайджанцев мы убе-
дились, что, несмотря на наличие некоторых сходных черт,
позднесредневековая осетинская (тагаурская) керамика суще-
ственно отличается от керамики соседей.
Своеобразие поздней осетинской керамики, слабая изучен-
5 Заметим, что подсчет произведен только по целым предметам и наибо-
лее крупным фрагментам, дающим возможность определить типы сосудов.
Сюда же включены и образцы поливной керамики.
6 М а р г г р а ф О. В. Очерк кустарных промыслов Северного Кавказа с
описанием техники производства. М., 1882, с. 147; Хижняков Б. Е. Кус-
тарно-ремесленная промышленность нацобластен С-К. края. ЗСККНИИ, т. II,
Ростов-на-Дону, 1929, с. 165—167.
77
ность ее (собственно, как и недостаточная изученность самой
эпохи) затрудняет датировку гончарной посуды. Большая часть
керамических изделий сохраняет устойчивость форм с древ-
нейших времен до начала XX в. Некоторые типы сосудов, на-
пример, сосуды-«чайники», как мы лично могли наблюдать в
в фондах республиканских музеев Чечено-Ингушетии, Кабарди-
но-Балкарии, Дагестана, Грузии и Азербайджана, в музеях
Москвы и Ленинграда, самым удивительным образом дожива-
ют даже до наших дней.
Ниже приводится типологическое описание извлеченной из
тагаурских склепов гончарной посуды. Думается, что со вре-
менем удастся разработать для нее более четкую, чем сдела-
но это нами, хронологическую шкалу, удастся определить ее
истоки. В настоящий же момент можно лишь предположить,
что массовость осетинской керамики говорит в пользу ее мест-
ного производства. Однако, идя по пути накопления фактиче-
ского материала, претендовать на единственно верное решение
проблем, связанных со склеповой керамикой, к сожалению, по-
ка не приходится.
Сосуцы-«чайники» (рис. 12, 1—2). Получили свое название
из-за трубчатых носиков-сливов, расположенных обычно в верх-
ней части тулова сосуда, у основания шейки. Все они почти
одинаковы по форме и пропорциям и лишь иногда отличают-
ся в деталях оформления тулова, носиков и венчиков. Носики
или прямые, или изогнутые. Расположены под острым углом к
тулову, изредка почти вертикальны. В оформлении горловины,
украшенной иногда поперечными рельефными валиками, отме-
чено несколько вариаций: горловина прямая, в виде раструба,
с зауженной нижней частью. Ручки плавно изогнуты или вылеп-
лены под прямым углом к корпусу сосуда. Тулово имеет или
шаровидную, чуть уплощенную, или слегка вытянутую форму.
Некоторые экземпляры сосудов снабжены невысоким поддоном,
плоским или кольцевидным.
Все сосуды сделаны на круге из хорошо отмученного теста.
Примеси в тесте отмечаются крайне редко. Степень обжига
разная, но в основном «чайники» красно-коричневого цвета.
Орнамент: зигзагообразное лощение но всему тулову; продоль-
ные красные и темные (серые) полосы, кружочки (по верхней
части тулова), «волна». Высота сосудов различна: от 13—18 до
24 см; диаметр днища — от 6.5 до 13.0 см; диаметр горла —
от 3,5 до 7,0 см.
Поливная керамика данного типа представлена лишь сосу-
дом, горло, ручка и восьмигранный носик которого сильно по-
вреждены. Тулово округлых, почти сферических, очертаний. По
78
Рис. 12. Керамика: сосуды-счайники» (1-2), детские свистульки (3-4), чашечка (5), сосуд
с приземистым туловом (6), сосуд типа горшка ( )
средней части его идут две выемки (желобка), разделенные
острым валиком. Нижнее основание горловины также опояса-
но валиком, но плоским. Носик почти вертикален по отноше-
нию к корпусу. Высота сосуда — 16,0 см, диаметр днища —
8,5 см, диаметр горла не устанавливается, высота кольцевого
поддона — 1,3 см. Полива зеленого цвета.
Описанные нами сосуды встречаются в склепах разных ти-
пов. Известны они не только в Восточной, но и в Западной Осе-
тии (Камунта) еще в аланское время7. Керамика данного типа
встречается в Дагестане (Балхар)8 и в средневековом Азербай-
джане. Очень близкий по форме сосуд с отбитым носиком най-
ден на поселении Норд-Ост-Култун, датированном XI—XIII вв.9
К тому же времени относятся сосуды из Орен-Калы10. «Чайни-
ки» из склепов отличаются от азербайджанской посуды отсут-
ствием росписи, красной краской и защипов в нижней части
ручки, образующих острый гребень. И хотя более близкие ана-
логии им мы находим среди погребального инвентаря ингуш-
ских склепов (раскопки Л. П. Семенова), наши сосуды свиде-
тельствуют о «живучести» данного типа керамики, о преемст-
венности и устойчивости ее форм, о древних и, возможно,
широких связях осетин, ингушей со странами Востока и За-
кавказья, в частности. Вполне вероятно, что на Северном Кав-
казе производство данных сосудов в эпоху позднего средневе-
ковья было налажено в дагестанском селении Балхар, откуда
они переправлялись в Осетию, где местное население приспо-
собило их для своих нужд.
Кувшины амфоровидные (рис. 13, 6). Встречаются редко.
За все время раскопок обнаружено лишь три экземпляра —
два в Какадуре и один в Даргавсе. Сосуды довольно высокие,
до 26,0 см, диаметр днища — 5,5—6,0 см, диаметр горла —
3,5 см. Днище плоское. Ручки расположены почти под прямым
углом. Нижняя их часть, чуть выше средней части тулова, пе-
реходит в острый ребристый валик (защип), верх которого ук-
рашен декоративным углублением каплевидной формы, на-
правленным острым углом вниз.
Сосуды красноглиняные, хорошо обожженные, гончарной
7 Уваров а П. С. Могильники Северного Кавказа. МАК. VIII, М., 1900,
табл. CCXVIII, рис. 12.
8 Шиллинг Е. Балхар. Пятигорск, 1936, с. 9.
9 Эти сведения и фотография сосуда-«чайника» любезно предоставлены
нам В. А. Квачидзе, научным сотрудником Музея истории Азербайджана.
10 Ахмедов Г. М. Неполивная керамика Орен-Кала IX—XIII вв.
ТА (ОК) АЭ, т. I. М.-Л., 1959, с. 215, табл. XI, рис. 1—2.
80
6 Город мертвых
Рис. 13. Кувшины: с «бомбовидным» туловом (1, 3), с прямым горлом (2, 4—5),
амфоровидный (6).
работы. Орнамент — зигзагообразное лощение по всему туло-
ву. Горло у одного из сосудов отбито.
Кувшины с петлевидным сливом (рис. 14, 1; 15, 2). Сосуды
данного типа двух разновидностей: поливные и неполивные.
Неполивные сосуды обнаружены в Какадуре и Даргавсе (1 и
3 экз. соответственно). От одного сохранилась лишь верхняя
часть тулова и горла, у другого несколько поврежден венчик
и отбита ручка. Два сосуда совершенно целые. Сосуды красно-
глиняные, гончарной работы; тесто хорошо отмучено. Орнамент
в виде поперечных красных полос, между которыми отмечены
вертикальные полосы и «волна». Тулово шаровидной формы.
Ручки плавно изогнуты. Венчик овальной формы. Носнк оття-
нут и сплюснут, в результате чего и была получена своеобраз-
ная его петлевидность. Высота сосудов (целых) — 15,0; 19,0;
22,0 см; диаметр днища — 6,0; 9,0; 11,0 см; диаметр горла —
5,0 см (по малому диаметру овала) и 6,5 см (по большому).
Ко второму виду сосудов описываемого типа можно отнес-
ти еще два кувшинчика, обнаруженных в склепах Даргавса.
Высота их равна 13,5 и 16,5 см; диаметр днища — 6,5 и 8,0 см;
диаметр горла — 4,5 и 5,0 см (по большому диаметру овала) и
4,0 см (по малому). Отличаются от сосудов первого вида тол-
стыми стенками и грубо замешанным тестом. Тулово вытянуто,
ручки уплощенные, плавно скругленные. Цвет сосудов корич-
невый, с неопределенным серым оттенком. Орнамент не отме-
чается.
Описываемый тип керамики в хронологическом отношении
весьма устойчив. Схожие (только внешне) образцы встречают-
ся и в дофеодальной Грузии и в средневековом Азербайджа-
не11. Известны они и в Дагестане (Балхар)12. Отличие между
ними и сосудами из тагаурских склепов мы усматриваем в
форме носика-слива: у первых петля слива достигает значи-
тельной ширины, в то время как на наших сосудах она обра-
зует иногда замкнутое кольцо. Более поздним временем наши
сосуды датирует и комплекс других предметов погребального
инвентаря.
Весьма любопытны, на наш взгляд, поливные сосуды этого-
же типа. Характерной деталью внешнего их оформления (в пя-
ти случаях из семи) является изображение человеческого ли-
ца помещаемого обычно в верхней части тулова, под узким
11 X а х у т а й ш в и л и Д. А. Уплисцихе (на груз, яз) т II. Тбилиси,.
1970, табл. VIII, рис. 1; К а з и ев С. М. Археологические памятники в Мин-
гечауре (на азерб. яз.Г МКА. т. I, Баку, 1949, с. 80, рис. 4.
12 111 и л л и н г Е. Указ, соч., с. 8—9.
82
Рис. 14. Поливные сосуды с изображением человеческого ли-
ца на корпусе: кувшин с петлевидным сливом (/), кувшин
с прямым горлом (2).
оттянутым сливом петлевидной формы. Лица выполнены в
разной манере. Одни из них «снабжены» челкой, ниспадающей
на лоб, другие — гладколобые; у одних четко выражена боро-
да, окладистая или клинышком, у других — ее нет, или она
плохо различима. В четырех случаях из пяти изображены ску-
ластые лица. Глаза или широко раскрыты, или чуть прикрыты
(в первом случае глаз прорисован несколькими штрихами, во
втором — одной чертой или налепом). Брови дугообразные.
Носы — прямые, тонкие; прямые, но утолщенные в нижней ча-
сти; короткие, утолщенные в нижней части. Рты — узкие, плос-
кие или широкие, улыбающиеся.
Тулово глазурованных сосудов порою настолько вытянуто,
что приобретает форму луковицы. Корпус гладкий, однотон-
ный — коричневый или зеленый. У нижнего основания горла
отмечены валики — от одного до трех, как бы отделяющие гор-
83
Рис. 15. Кувшины широкогорлый (1) и с петлевидным сливом (2)\ стеклянный графин (3~).
ло от тулова. Такие же валики в ряде случаев наблюдаются и
на горловине. Венчик слабо выражен. Горло сосудов данного
типа отличается значительной высотой, ручки плавно изогну-
ты и имеют, как правило, от одного до четырех шиловидных
защипов в нижней части (в одном случае — острый валик, за-
вершающий ручку). По размерам названные сосуды можно
подразделить на две группы. Первая: высота — 19,0 см, диа-
метр днища — 6,5—7,0 см, диаметр горла — 4,0—4,5 см, высо-
та горла — до 6,5 см. Вторая: высота — 24,5—26,0 см, диаметр
днища — 6,5—8,0 см, диаметр горла — 4,5—5,0 см, высота гор-
ла— до 12,0 см. Сосуды снабжены поддонами различной вы-
соты.
В заключение отметим, что два сосуда из этой серии не-
сколько выделяются. Один из них повторяет формы вышеопи-
санных сосудов, но отличается большими размерами и отсут-
ствием человеческого лица на корпусе. Горловина украшена
4—5 валиками, резко заужена у нижнего основания. Высота —
28Д см, диаметр днища — 8,5 см, диаметр горла — около 4,5—
5,0 см, высота горла—10,0 см. Второй сосуд, также без изо-
бражения лица, пестрой раскраски — сочетание коричневых,
желтых и зеленых тонов. Тулово вытянуто, венчик сильно отог-
нут. Горловина украшена рельефными валиками. Высота со-
суда— 15,3 см, диаметр днища — 5,8 см, диаметр горла —
6,0 см, высота поддона — 1,2 см, высота горла — 6,0 см.
Описанные сосуды были отмечены в Даргавсе еще П. С.
Уваровой13. По ее мнению, они восточной работы. Более точ-
ных сведений о их происхождении, равно как и датировке, у
нас нет. В совокупности с другими предметами погребального
инвентаря, включая аналогичные неполивные сосуды, данные
кувшины можно датировать XVII—XVIII вв.
Кувшины узкогорлые (рис. 16, 1). Встречаются в склепах
разных типов, в Даргавсе и Какадуре (6 и 1 экз. соответствен-
но). Отличаются шаровидным или вытянутым туловом, строй-
ным высоким горлом и длинной, плавно изогнутой или подпря-
моугольной ручкой.
Нижняя часть шейки сосудов имеет от одного до трех по-
перечных рельефных валиков, опоясывающих его. Один-два
валика имеются на самой горловине, у верхнего основания. У
двух (из трех) хорошо сохранившихся сосудов венчик отогнут,,
носик слегка оттянут и в некоторой степени напоминает слив
сосудов вышеописанного типа. У одного сосуда горловина за-
13 У в а р о в а П. С. Указ .соч., с. 109, табл. CCXXVIII, рис. 2.
85
Рис. 16. Кувшины: узкогорлый (1), с прямым горлом (2), с вытянутым туловом и широким
горлом (3).
ужена в верхней своей части, но венчик четко выражен в виде
плоского валика.
Все сосуды гончарной работы, красноглиняные (разных от-
тенков), хорошо обожженные. Орнамент в виде зигзагообраз-
ного лощения по всему тулову (три сосуда) и растительный
(два сосуда). Растительный орнамент очень прост по содержа-
нию: от вертикального «ствола», идущего от средней части
тулова до нижнего основания горловины, отходят под острым уг-
лом «ветви», направленные внешними своими концами вверх,
к горлу. На одном сосуде изображено три ствола, а на дру-
гом— пять. Один сосуд не орнаментирован. Размеры сосудов
колеблются в следующих пределах: высота — от 23,0 до 33,0 см;.
диаметр днища — от 6,0 до 9,0 см; диаметр горла — от 3,5 до
4,5 см. Точно такие же сосуды, хранящиеся в фондах Музея,
краеведения СО АССР, были обнаружены в тагаурских скле-
пах Л. П. Семеновым. Характерно повторение оригинального
растительного орнамента в виде вертикального «ствола» с
листьями. Прообразы узкогорлых кувшинов можно найти в ке-
рамике Азербайджана, датированной еще XI—XII вв.14.
Кувшины с «бомбовидным» туловом (рис. 13, 1, 3). Горло
сильно заужено, тулово книзу расширено, в двух случаях почти
шаровидно, что и придает им специфическую форму. Днища
плоские, венчики у всех сосудов отбиты. Только однажды про-
слеживается оттянутый носик-слив со слабо выраженной пет-
левидностью. Ручки подпрямоугольные или плавно скруглен-
ные; в нижней части их отмечается острый рельефный валик
(защип), в основании которого выделены подтреугольные или
каплевидные углубления, направленные острым концом вниз.
Сосуды гончарной работы, красноглиняные. Стенки украшены
горизонтальными валиками, резко выраженной «волной» и зиг-
загообразным лощением по всему тулову. Два сосуда (из ше-
сти) к тому же покрыты красной краской. Высота сосудов —
от 16,0 до 24,0 см; диаметр днища — от 5,5 и до 9,5 см; диа-
метр горла — от 2,5 до 4,5 см.
Описанные сосуды встречаются в полуподземных и назем-
ных, башенного типа, склепах в Даргавсе и Какадуре. Есть
они и в Ингушетии (раскопки Л. П. Семенова). В отличие от
тагаурских сосуды из ингушских склепов (сел. Бишт) имеют
более широкое горло, ручки уплощенные, венчик отогнут на-
ружу, верхняя часть тулова и горла испещрена перекрещива-
ющимися линиями. Средняя часть тулова образует как бы реб-
ро (грань), очерченное двумя узкими бороздками.
14 Ахмедов Г. М. Указ, соч., с. 215. табл. XI, рис. 6.
87
Кувшины с прямым горлом (рис. 14, 2; 13, 2, 4, 5; 16, 2).
Наиболее массовый тип керамики (найдено 35 сосудов раз-
личной степени сохранности, множество фрагментов). Встреча-
ются повсеместно, в склепах разных групп и типов. Типологи-
чески подразделяются на четыре вида.
Сосуды первого вида — небольшие по размерам сосудики с
шаровидным или чуть оттянутым туловом и прямым, в ряде
случаев с незначительным расширением верхней части, в по-
ловину всей длины, горлом. Красноглиняные, гончарной рабо-
ты, обжиг разных оттенков. Венчик — уплощенный, до 0,7 см
ширины в среднем. Носик-слив слегка оттянут. Ручки подпря-
моугольной формы, уплощенные. Орнамент: зигзагообразное
лощение по всему корпусу сосуда; поперечный орнамент в верх-
ней части тулова; «волна», заключенная между двумя попе-
речными линиями в средней части горла или в верхней части
тулова. Судя по изломам, тесто хорошо отмучено, почти без
примесей. Размеры: высота — от 14,0 до 19,5 см; диаметр дни-
ща— от 4,5 до 6,5 см; диаметр горла — от 4,0 до 8,5 см; вы-
сота шейки — от 6,0 до 9,0 см. Аналогичные сосуды в склепах
Тагаурии находил и Л. П. Семенов.
Сосуды второго типа несколько больших размеров. Тулово
шаровидной или чуть вытянутой формы. Сделаны на гончар-
ном кругу из хорошо отмученного теста. Встречаются в скле-
пах Даргавса. Горловина прямая, с незначительным расшире-
нием в верхней части. Венчик слегка оттянут наружу. Длина
шейки по сравнению с общей длиной сосуда не столь велика,
как у сосудов первого вида. Ручки уплощенные, плавно скруг-
ленные от средней части горла до отметки, расположенной
чуть выше средней части тулова. Внешнее оформление сосудов
отличается большим разнообразием орнаментальных мотивов.
Здесь и линейный орнамент, в виде узких и широких полос, и
«волна», и точечный орнамент, и короткие вертикальные ли-
нии, и рельефные поперечные валики. Для нанесения орнамен-
та употреблена красная краска. Узоры нанесены по. всему кор-
пусу сосудов, в одном случае раскрашена даже ручка. Высота
сосудов колеблется от 23,0 до 25,0 см; диаметр днища — от 9,5
до 11,0 см; диаметр горла — от 4,5 до 6,0 см; высота горла —
от 8,0 до 10,0 см.
Третий вид сосудов описываемого типа по форме тулова не-
сколько приближается к сосудам «бомбовидным», но отлича-
ется от последних более плавными очертаниями и наличием
прямой горловины. Венчик (сохранился лишь в одном случае)
в виде валика, носик-слив слегка оттянут. Ручки уплощенные,
у одного сосуда в виде почти круглого валика. В оформлении
S8
нижней части ручки отмечается подтреугольное углубление,
направленное острым концом вниз. Сосуды красноглиняные,
темные, тесто с незначительной примесью. Орнамент—рельеф-
ные полосы на горловине или верхней части тулова или зигза-
гообразное лощение по всему корпусу. Высота сосудов — от
14,0 до 17,0 см; диаметр днища — от 5,0 до 6,0 см; диаметр
горла — от 4,0 до 6,0 см; высота горла (у сохранившегося со-
суда) — 5,5 см. Сосуды описываемого вида найдены в Даргав-
се и Цагат-Ламардоне.
Четвертый вид представлен одним почти целым сосудом и
несколькими довольно крупными фрагментами. Отличается вы-
тянутым, зауженным книзу, туловом. Горловина, как бы пере-
хваченная у нижнего своего основания, затем расширяется и
приобретает форму, приближающуюся к шаровидной. Сосуды
данного вида отличаются также и отсутствием орнамента на
стенках. Сделаны они на кругу, в тесте незначительные при-
меси. Высота наиболее сохранившегося сосуда — 26,0 см, диа-
метр днища — 8,0 см, диаметр горла — 5,5 см, высота горла —
6,0 см. Описываемые сосуды, относительно близкие по форме
к амфоровидным, встречаются, как и последние, в Даргавсе и
Какадуре.
Кувшины широкогорлые (рис. 15, 1). Тулово вытянутое, кни-
зу расширено. Горло широкое. Имеют от одной до двух ручек,
расположенных обычно чуть ниже среза горловины, выражен-
ной в некоторых случаях очень слабо (сужающимися к устью
стенками). Венчики слегка отогнуты, изредка — в виде валика
или широкой — до 1,7 см — «ленты». Ширина горла доходит
до 13 см. Сосуды описываемого типа, представленные в основ-
ном фрагментами, встречаются в склепах Даргавса. Количе-
ство их невелико. Орнаментированы прочерченными поперечны-
ми линиями в несколько рядов, «волной», полосами разной ши-
рины, нанесенными красной краской, точками, переплетением
двух «волн».
Кувшины с шаровидным туловом (рис. 17, 2). Тулово сосу-
дов данного типа имеет шаровидную или несколько приплюс-
нутую форму и прямое горло, что сближает их с прямогорлыми
кувшинами первого вида. Различие между ними отмечается в
размерах и ширине горловины, которая у описываемых сосудов,
по сравнению с размерами самих сосудов, довольно значительна.
Выявлена «шаровидная» керамика в Даргавсе, Какадуре и
Тменикау, в полуподземных и наземных склепах. Все сосуды
гончарной работы, плоскодонные; иногда со слабо выраженным
поддоном. Тесто обычно хорошо отмучено. Орнамент в виде
рельефных полос, идущих по горлу или верхней части тулова,
89
Рис. 17. Глиняная посуда: вазочка (1), кувшины с шаровидным и вытянутым туловом (2—3), сосудик
кружки (5—7).
«волна» и полосы разной ширины по всему корпусу сосуда, на-
несенные красной краской. Ручки сосудов уплощенные; в од-
ном случае на ручке процарапано шесть вертикальных полос
в четыре ряда (2—1—1—2). По размерам сосуды можно раз-
бить на три группы. Первая: высота — от 13,0 до 15,0 см, диа-
метр днища — 5,5 см, диаметр горла — от 7,0 до 8,0 см. Вто-
рая: высота — от 16,0 до 19,5 см, диаметр днища — от 8,7 до
10,5 см, диаметр горла — от 7,0 до 8,5 см. Третья: высота —
26,0 см, диаметр днища — от 12,0 до 14,0 см, диаметр горла не
устанавливается.
Аналогичные кувшины найдены Л. П. Семеновым в ингуш-
ском селении Бишт. Горло у них прямое, венчик в виде валика,,
слегка отогнут. Нижняя часть тулова еле заметно оттянута.
Нижняя часть шейки украшена зубчатой насечкой, средняя
часть тулова орнаментирована поперечными полосами и «вол-
ной» в виде гирлянды («волны» в несколько рядов). Тесто хо-
рошо отмучено.
Кувшины с вытянутым туловом (рис. 17, 3). Представлены
тремя образцами из Даргавса (полуподземные склепы). Туло-
во сосудов, расширенное книзу, резко сужается в верхней ча-
сти, с небольшим отгибом горловины. Два сосуда на невысо-
ком поддоне. Все сосуды гончарной работы, тесто хорошо от-
мучено, обжиг примерно равный. Ручки плоские. Орнамент на-
несен красной краской по всему корпусу сосудов. Довольно
прост по содержанию: полосы различной ширины, узкие поло-
сы пересечены «волной», которая отмечается и межд широ-
кими полосами. В двух случаях раскрашены и ручки. Г .змеры
сосудов: высота — 15,0; 17,5 и 18,5 см; диаметр днища — 6,0;
7,5 и 8,2 см; диаметр горла — 5,5; 6,0; 8,0; 8,5 см; высота под-
донов — 0,6 см в среднем.
Кувшины с приземистым туловом (рис. 12, 6). Представле-
ны двумя образцами из полуподземных склепов Даргавса и Ка-
кадура. Тулово представляет собою как бы сильно сплюснутый
шар, переходящий в невысокий (0,3—0,5 см) поддон. Горло и
виде раструба, в одном случае чуть заужено у венчика. Послед-
ний отделен от тулова (в обоих случаях) мелкой насечкой, иду-
щей по окружности основания. Стенки покрыты несложным ор-
наментом в виде красных полос различной ширины. Ручки: од-
на — закруглена, другая — подпрямоугольная, обе уплощенные.
Сосуды довольно хорошей сохранности. Высота их равна 18,7
и 19,7 см, соответственно диаметр днища —6,5 и 7,5 см, диа-
метр горла — 8,0 и 8,5 см, высота горла — 11,0 и 11,5 см.
Сосуды с приземистым туловом хорошо известны в Закав-
91
казье, в мингечаурской керамике XII—XIII вв.15 Однако, учи-
тывая, что сосуды из Мингечаура идентичны тагаурским, а по-
следние датируются значительно более поздним временем (в
совокупности со всем погребальным инвентарем), можно, с из-
вестной осторожностью, отнести эту разновидность мингечаур-
ской керамики к эпохе позднего средневековья.
Более существенные аналоги находим мы в Ингушетии. Ис-
следуя склеповые сооружения в сел. Бишт, Л. П. Семенов вы-
явил интересующий нас тип посуды (правда, в единственном
экземпляре). Кувшин из Бишта гончарной работы, красногли-
няный, на днище — следы круга. Тулово от горловины «отделе-
но» желобком. Ручка уплощенная, согнута почти под прямым
углом. Высота сосуда — 17,5 см, высота горла — 9,5 см, диа-
метр горла — 8 см, диаметр днища — 8 см, высота плоского
поддона — 0,4—0,5 см.
Кружки (рис. 17, 5—7). Представлены всего тремя образ-
цами, найденными в склепах Даргавса (2) и Какадура (1).
Сильно отличаются друг от друга по форме, и потому мы при-
водим раздельную их характеристику.
Первая кружка: высота — 10,3 см, диаметр днища — 5,8 см,
диаметр горла —7,8 см, высота кольцевого поддона —0,7 см.
Тулово, расширенное книзу, сужается в верхней части. Наруж-
ная поверхность покрыта орнаментом в виде двух широких по-
лос по корпусу и «волной» по ободку горла.
Вторая кружка: высота — 11,3 см, диаметр днища — 7,3 см,
диаметр горла — 10,0 см, высота поддона — 0,3 см. По внеш-
нему виду близка к сосудам с приземистым туловом. Отлича-
ется размерами и пропорциональным соотношением ряда дета-
лей. Высота горла равна 4,6 см. Орнаментирована двумя крас-
ными полосками (одна по тулову, другая — по горлу), между
которыми прорисована широкая волнистая линия. Ручка скруг-
ленная; венчик слегка отогнут.
Третья кружка: высота — 8,6 см, диаметр днища—7,2 см,
диаметр горла—10,0 см. Представляет собой как бы сильно
сплюснутый шар; венчик слегка отогнут наружу. Ручка в ви-
де уплощенного кольца приподнята над венчиком. Поддон вы-
ражен очень слабо. Средняя часть тулова украшена красной
полоской, верхняя — короткими черточками, напоминающими
опрокинутые запятые, нанесенные красной краской, следы ко-
торой обнаруживаются и на ручке.
Все три кружки хорошей сохранности, сделаны на гончар-
15 Эти сведения были сообщены нам А. Оруджевым, сотрудником Инсти-
тута истории АН Азербайджанской ССР.
92
ном круге. Малочисленность этого типа посуды объясняется
широким распространением в быту осетин деревянной резной
или точенной на станке посуды, в частности пивных кружек и
бокалов, на описании которых мы остановимся несколько ниже.
«Атипичные» сосуды. Небольшую группу сосудов, найден-
ных во время раскопок, нельзя отнести ни к одному из пере-
численных типов, и потому мы выделили их из общей массы.
А. Красноглиняный сосуд гончарной работы, по типу напо-
минает горшок (рис. 12, 7). Тулово сосуда в виде приплюсну-
того шара, украшено «волной» и двумя рядами косых зубча-
тых насечек. Имеет две небольшие, диаметрально противопо-
ложные друг другу ручки, в сечении 'приближенные к овалу и
прижатые к корпусу сосуда. Высота горшка равна 20,0 см, диа-
метр днища — 16,0 см, диаметр горла — 13,5 см, диаметр кор-
пуса (в наиболее широкой его части) —22,0 см.
Б. Глиняная вазочка на круглом поддоне (рис. 17, 1), по-
крытая красно-коричневой поливой. Сильно повреждена. Вен-
чик вазочки и валик на стыке шейки и тулова украшены зубча-
той насечкой. Часть венчика и горла обломаны. В тулове име-
ется небольшое сквозное отверстие. Высота вазочки — 9,5 см,
диаметр днища — 5,0 см, высота поддона — 1,5 см.
В. Светло-коричневый сосуд гончарной работы (рис. 16, 3),
украшен темно-коричневыми полосами разной ширины, зубча-
той насечкой, рельефными валиками, переплетением «волн».
Ручка сосуда украшена наклонными прямыми линиями. Сосуд
имеет кольцевой поддон и по внешнему виду несколько при-
ближается к сосудам девятого типа. Высота его — 25,0 см, диа-
метр днища — 8,3 см, диаметр горла — 8,8 см, высота поддо-
на — 1,8 см.
Таковы основные типы столовой посуды, найденной среди
прочего погребального инвентаря в склеповых сооружениях
«Города мертвых» и некоторых других могильников Тагау-
рии. Следует особо остановиться на керамике специального на-
значения. Она, как мы уже отмечали выше, представлена всего
лишь четырьмя сосудами. Судя по размерам,— это детские иг-
рушки, которые по представлениям древних, должны были, ви-
димо, скрасить невеселую жизнь детей в потустороннем мире.
Сосуд с приземистым туловом (рис. 17, 4) отличается не-
большими размерами: высота — 8,5 см, диаметр днища—4,5 см,
диаметр горла — 5,2 см, высота горла — 4,5 см, высота поддо-
на— 0,7 см. Тулово приплюснутое, горло — в виде раструба с
оттянутым носиком-сливом, венчик —слабо выраженный плос-
кий валик. Ручка согнута под острым углом, в нижней части име-
ет утолщение в виде острого ребра, полуотделенного от самой
93
ручки маленькой выемкой. Сосудик, несомненно предназначав-
шийся для детских игр, покрыт светло-зеленой поливой. Орна-
мент нанесен темно-зеленой краской по всему корпусу (лома-
ные линии, вертикальные черточки, точки). Нижнее основание
горловины опоясано неширокой полосой, исполненной весьма
небрежно.
«Свистульки» (рис. 12, 3—4) представлены двумя образца-
ми из полуподземных склепов «Города мертвых». По форме
приближены к сосудам первого типа, но отличаются малыми
размерами, отсутствием ручек и наличием дополнительного
(духового) отверстия в носике-сливе, что и дало нам возмож-
ность определить их назначение. Один из сосудиков поливной,
двухцветный (коричневый и зеленый тона), другой — светло-
коричневый, корпус украшен красно-коричневыми полосами.
Высота сосудиков — 6,2 и 4,5 см, диаметр днища — 3,0 и 2,5 см,
диаметр горла —3,0 см (диаметр горла второго сосудика оп-
ределить не удалось), высота поддона у обеих свистулек оди-
накова — 0,7 см.
Фаянсовая чашечка с кольцевым поддоном (рис. 12, 5) бе-
лого цвета, узор нанесен голубой краской: сочетание заштрихо-
ванных треугольников, прямых, петель и т. д. Высота чашечки
4,5 см, диаметр днища —2,8 см, диаметр горла —6,3 см, высота
поддона — 0,8 см.
В заключение заметим, что тагаурская керамика представ-
ляет собой исключительно важный материал. Наиболее близки
к ней сравнительно немногочисленные кувшины из склепов Ин-
гушетии. И хотя, бесспорно, ингушская склеповая керамика
разработана в целом также слабо, как позднесредневековая
осетинская, она, в совокупности с другими предметами погре-
бального инвентаря весьма надежно датирована XIV—XVII вв,
этим временем Е. И. Крупнов определяет время бытования по-
луподземных и наземных склепов Ингушетии16.
Не приходится, однако, полагать, что керамическая посуда
из склепов «Города мертвых» может быть датированной XIV в.
Напротив, есть все основания считать, что могильники Тагау-
рии относятся к несколько более позднему времени. О том сви-
детельствует и сам характер погребального инвентаря. Наи-
более ранние по времени предметы — некоторые образцы тка-
ней, серег и т. д. — относятся к XVI—XVII вв. Рассматривая
тагаурскую керамику в комплексе с этими предметами, можно,
видимо, наиболее архаичные сосуды («чайники», кувшины с
петлевидным сливом, кувшины с приземистым туловом) отнес-
16 Крупнов Е. И Средневековая Ингушетия. М., 1971, с. 92
91
ти к этому же времени, т. е. к XVI—XVII вв. Большую часть
остальной керамики предположительно можно датировать XVIII
и даже первой третью XIX в.
Хронологически этот довольно поздний материал должен
подлежать изучению этнографией, но, к сожалению, этнографы
занимаются изучением быта и духовной культуры северокавказ-
ских горцев с середины XIX в., а археологи, как правило, за-
вершают свои исследования концом XVII в. Далее нарастает
поток письменных источников об осетинах и их соседях, но ма-
териальная культура горцев на протяжении почти полутораве-
кового 'периода остается, по существу, не исследованной. Все
это и затрудняет датировку нашей керамики, как и многих
других предметов.
Стеклянная посуда
Указывая на низкий уровень гончарного производства у
осетин, на недостаточно развитую терминологию гончарного де-
ла, В. И. Абаев в то же время отмечал: «Зато стекло носит
старое иранское наименование «авг». Судя по тому, что слово
было усвоено из осетинского в венгерский и кабардинский (язы-
ки), надо полагать, что эти народы именно от осетин-алан по-
знакомились со стеклянными изделиями»17. Возможно это и‘
так, но уже позднесредневековые склепы Осетии (Тагаурии) да-
ют нам довольно ограниченное (по сравнению с остальными
предметами погребального инвентаря) количество стеклянной
посуды. Вся она привозная, русская, и датируется концом
XVIII—началом XIX в., как о том свидетельствуют имеющие-
ся на посуде (бутылках) надписи с датами.
Типологически стеклянная посуда подразделяется следую-
щим образом: графин (I экз.); бутылки (28); штофы (7); фля-
ги (3); флаконы (6); баночки (3); стаканы (2): «графинчики»
(2).
В общем все они крайне маловыразительны, но, тем не ме-
нее, надежно датируются. Исключение составляет графин из
светло-зеленого стекла. С него мы и начнем описание найден-
ной в склепах стеклянной посуды.
Графин (рис. 15, 3). Высота сосуда — 22.5 см, диаметр гор-
ла— 8 см, высота горла — около 13,5 см, диаметр днища —
13,5 см. Горловина графина в нижней части круглая, выше она
становится шестигранной, с подтреугольными фестонами на гра-
17 А б а е в В. И. Указ, соч., с. 56.
95
нях. Наружная сторона горловины от нижнего основания до
верхней части ручки охвачена спиральной змейкой с острым
хвостом и плоской расширяющейся головкой. Ручка ребристая,
спаянная из трех округлых полос разной ширины. По всей ве-
роятности, была напаяна на графин в горячем состоянии. В
нижней части ручки овальный налеп. Днище вогнутое.
По свидетельству П. С. Уваровой, аналогичный графин хра-
нится в Венском музее18; весьма вероятно, что его и, может
быть, некоторые другие предметы вывез из Осетии венский ар-
хеолог Ф. Хегер, во второй половине XIX в. посетивший Кав-
каз.
Фрагменты такого же графина были найдены в Азербай-
джане в 1944 г. во время раскопок на территории бакинского
дворца ширваншахов19. В. Н. Левиатов, автор раскопок, дати-
ровал графин концом XIV—началом XV в. В то же время он
отметил, что уровень дворцового двора (где, кстати, и были
найдены упомянутые фрагменты) совпадал и в XV и XVI вв.
Казалось бы, что интересующий нас предмет можно датировать
XVI в., тем более культурные слои трехвековой давности, как
явствует из сообщения автора, дифференцировать не удалось.
Но даже эту сравнительно позднюю дату принимать во внима-
ние не приходится.
Так, Б. А. Шелковников, знаток старинного стекла, приво-
дит описание графина, совершенно аналогичного даргавскому,
но датируемому последней третью XVIII в. Описанный им гра-
фин отличается высоким качеством литья; его зеленое, с голу-
бизной, стекло красиво по цвету, на корпусе — изображение
скрипача в синем кафтане. Как полагает исследователь, гра-
фин мог быть изготовлен на заводе Мальцева (Петербург), ос-
нованном в 1724 г.20 Не вызывает сомнения факт, что даргав-
ский и бакинский графины, тождественные между собой, так-
же русской работы, и датировать их следует второй половиной
XVIII в.
Бутылки и прочая посуда. Бутылки в количественном отно-
шении преобладают над всеми типами стеклянной посуды. Вы-
дуты они, как правило, из толстого темно-зеленого стекла. Гор-
ло узкое, днище сильно вогнутое. На стенках бутылок встреча-
ются круглые или овальной формы налепы с монограммой, сви-
18 У в а р о в а П. С. Указ соч., с. 104, рис. 99
19 Л е в и а т о в В Н. Археологические раскопки близ дворца ширван-
шахов в Баку МКА, т. I. Баку, 1949, с. 141, рис. 20.
20 Шелковников Б. А. Русское художественное стекло. Л., 1969,
с. ПО.
96
детельствующей о русском их производстве, и датой выпуска.
Чаще всего повторяются монограммы СМР, ПГС, ФР, надпись
ПОЛУ и даты с 1816 по 1825 год.
Отсутствие бутылок с более ранними и более поздними по
времени клеймами можно, видимо, объяснить следующим об-
разом. В первом десятилетии XIX в. в торговле между Росси-
ей и Осетией наблюдается спад, вызванный распространением
на Кавказе эпидемических болезней и учреждением на русской
линии карантинной системы21. Кроме того, в данный момент
общая политическая обстановка не способствовала развитию
торговли между двумя странами. Войны с Турцией, Ираном и
наполеоновскими полчищами отвлекли на некоторое время вчп
мание России от Северного Кавказа. После 1812 года между-
народное положение России значительно улучшилось, что ока-
зало известное влияние на ее отношения с Осетией. Русско-иран-
ская (1826—1828) и русско-турецкая (1828—1829 гг.) войны
вновь изменили политическую обстановку на Кавказе и лишь
с 1830 по 1831 гг. положение здесь стабилизируется.
Датировка упомянутых выше бутылок, представляющих со-
бой массовый и достаточно надежный в хронологическом от-
ношении материал, удивительно точно укладывается между дву-
мя сериями войн, в которых решались исторические судьбы
многих народов, в том числе и кавказских.
Обращает на себя внимание отсутствие датированных буты-
лок после 1825 года. Чем могло быть это вызвано? Изменением
технологии стеклотарного производства? Вероятно. Но следует,
видимо, учесть и другие обстоятельства, например, политиче-
ские.
Так, несмотря на успешные в целом войны, которые вела
Россия в первой трети XIX в., одна острая проблема долгое
время не давала покоя царизму — кавказский вопрос, кавказ-
ская война. Кавказ для России был не только колониальной
окраиной и удобным рынком сбыта, но чрезвычайной важности
форпостом в ее борьбе с Турцией и Ираном. Однако горы Кав-
каза с 1817 года были охвачены пламенем войны, длившейся
с перерывами почти полвека (до 1864 г.). Горцы-мусульмане
(дагестанцы, чеченцы) под руководством Шамиля вели упор-
нейшую борьбу с русским царизмом, но последний обладал
громадными потенциальными возможностями как в людской
силе, так и в военно-экономическом отношении, что и сказалось
на исходе войны, закончившейся поражением горцев. Хотя Осе-
тия не принимала непосредственного участия в войне, ее тор-
21 Б л и е в М. М. Русско-осетинские отношения. Орджоникидзе, 1970, с. 28
7 Город мертвых 97
гово-экономические связи в известной степени были затрудне-
ны. и последнее, возможно, именно и нашло отражение в ин-
вентаре склеповых сооружений. С другой стороны, в Тагаурии
склеповый погребальный обряд в 30—40 гг. XIX в. прекраща-
ет свое существование. Может статься, именно поэтому нам ни-
чего не известно о датированных бутылках после 1825 г.
Второй вид стеклянной посуды из склепов представлен че-
тырехгранными штофами из темно- или светло-зеленого стекла
(рис. 18). Штофы разных размеров: встречаются узкие длин-
Рис. 18. Штофы 11—2). баночка (3).
ные (6x6 см. высота —25 см), широкие плоские (10,5x8,5 см.
высота — 23 см) с небольшим круглым горлышком и слабо
вогнутым днищем. Верхняя их часть плавных, скругленных или
слегка вытянутых, очертаний. Рядом с горлышком имеются
круг..ые или овальные налспы. сильно оплывшие при пзготовле
нин сцсудов. Надписи, монзграммы и даты на них не отмечаются.
Любопытно, что ,в ГИМе хранится интересный и редкий че
9S
тырехугольный штоф из светло-фиолетового стекла, с изобра-
жением хлопца в «казацких» шароварах и скрипача22. Датиру-
ется он XVII в., производство украинское (Черниговщина). Пэ
форме упомянутый штоф тождественен склеповым сосудам, но
красочное изображение хлопца и скрипача говорит о его бо-
лее высокой художественной ценности. Народное украинское
стекло было бесцветным или окрашенным в зеленоватые тона
разной интенсивности, в зависимости от чистоты взятых сырых
материалов. Оно находило сбыт не только на Украине, но и в
большом количестве вывозилось в Москву, где его называли
«черкасским». В XVII—XVIII вв. украинское стекло успешно
конкурировало с изделиями подмосковных и петербургских сте-
кольных заводов, которые, борясь с конкуренцией, выпускали
изделия, подражающие украинским. Вполне допустимо, что и
даргавские штофы отражают определенные этапы этой конку-
рентной борьбы.
Среди остальной стеклянной посуды можно выделить ф тяги
из светло-зеленого стекла. Поверхность последних «ребристая».
Днище вогнутое, горлышко круглое, невысокое. Высота фляг,
имеющих в поперечном сечении удлиненно-овальную форму,
достигает 17,5—18,0 см. Имеется также некоторое количество
небольших флаконов и баночек, круглых, четырехгранных, мно-
гогранных, возможно, предназначавшихся для парфюмерии и
медикаментов. Четырехгранные баночки сделаны: одна из свет-
ло-зеленого стекла, две другие — светло-йодистого цвета. Ба-
ночки удовлетворительной сохранности, хотя и не без повреж-
дений (рис. 18, 3).
Стаканы, граненый и гладкостенный, фабричной работы,
стекло толстое, белое, мутноватое; по размерам совершенно
аналогичны: высота — 9 см; диаметр основания — 4,5 см, диа-
метр устья — 5,6 см.
«Графинчики» — четырехгранной формы, с высоким узким
горлом, из светлого (прозрачного) стекла, тонкие. Вогнутость
днища еле заметна. Корпус в верхней части скруглен и плав-
но переходит в горло. Размеры: 6,6x6,5 см; высота—18,5 и
20,0 см; высота корпуса — 9,5 см.
Изделия из дерева
«Искусство точить и резать дерево в Осетии весьма древнее
п сильно развито повсеместно, а потому осетины в своем до-
I
22 Ш е л к о в н и к о в Б. А. Указ, соч., с. 55.
99
машнем обиходе пользуются почти исключительно деревянной
посудой, вытачиваемой и вырезаемой». Данный вывод С. Ко-
киева неоднократно подтверждался и современными исследова-
телями23.
Немало свидетельств тому получено и во время раскопок
склеповых сооружений Тагаурии, и «Города мертвых» в част-
ности. Более того, в конструкции самих склепов наблюдается
использование деревянных детален — балки, погребальные на-
стилы, дверки от лазов. На всех этих деталях отмечены следы
обработки топором. Из дерева изготовлялись ладьевидные ко-
лоды и составные гробы. Характерным приемом деревообра-
ботки было скрепление соприкасающихся поверхностей различ-
ных изделий при помощи системы пазов и шипов, без приме-
нения гвоздей, что также свидетельствует о высоком уровне
развития этого промысла. Инструменты, топоры, долота и т. п.,
употреблявшиеся при обработке дерева, изготовлялись почти
в каждом осетинском селении местными кузнецами. Резные и
точеные на токарном станке изделия довольно широко пред-
ставлены в погребальном инвентаре. Это посуда, шкатулки,
детские санки и т. д.
Посуда из склепов представлена кружками (11 экз.), бока-
лами (6), мисками (15), чашками (2), тыквенными сосуда-
ми (5).
Кружки (рис. 19) имеют цилиндрическую или усеченно-ко-
ническую форму. Верх и низ перехвачены ободками или жгу-
тиками из коры. Ино1да снабжены ручками, чаще без них.
Верх кружек или ровный, или с двумя полукруглыми выреза-
ми. Стыки вырезов оформлены в виде подтреугольных фесто-
нов. Днище вставное, круглое или чуть овальное. С внутренней
стороны корпуса, выточенного из цельного куска дерева, по
нижней кромке кружки, прорезана канавка, фиксирующая дни-
ще. Размеры кружек произвольны.
Интересна деревянная, ручной работы, кружка со вставным
дном и ручкой из дву х круглых соединенных петель. Анало-
гичная кружка была опубликована А. Гагстгаузеном, посетив-
шим Осетию в первой половине XIX в.24 Форма ручек проявля-
ет необычайную хронологическую устойчивость. Она встречается
и на керамических изделиях. Вполне вероятно, что ручка в ви-
-3 Кокиев С. Записки о быте осетин. СМЭДЭМ, вып. I. М., 1885,
с. 89—100; К а л о е в Б А. Осетины, изд. II Ай., 1971, с. 147; Магоме-
тов А. X. Культура и быт осетинского народа. Орджоникидзе. 1968. с. 138—
139.
24 Гагстгаузен А. Закавказский край, ч. II. СПб., 1885, с. 87.
100
Рис. 19. Кружки деревянные.
де двух соединенных петель является эволюционизированной
формой ручек, исполненных в так называемом «зверином сти-
ле», что наглядно иллюстрируется и аланской керамикой25. Ана-
логичные кружки встречаются и в Дагестане, где они зачастую
употребляются, как мера для сыпучих тел26. Известны здесь и
кружки с ручкой в виде двух соединенных петель.
Бокалы — токарной работы, конической формы, на тонкой
короткой ножке. Нижняя часть корпуса иногда украшена не-
сколькими рельефными валиками. Поверхность не раскрашена.
Средние размеры бокалов: высота — 19,0 см, диаметр основа-
ния— 5,5 см, диаметр устья — около 10,0 см. Некоторые из
имеющихся у нас образцов — отличной сохранности.
Вторая разновидность бокалов отличается отсутствием но-
жек. Днише плоское, со слабо выраженным кольцевым поддо-
25 Уварова П. С. Указ, соч., с. 181 —182 табл. CXXVIII, рис. 10;
Кузнецов В А. Аланские племена Северного Кавказа. МИА, № 106. М.,
1961, с. 152, рис. 24-А, 7; 24-Б, 5—6.
26 Материальная культура аварцев. Махачкала, 1967, с. 267, рис. 67.
101
ном. Форма корпуса — усеченно-коническая. Высота бокала —-
10,5 см, диаметр днища — 5,0 см, устья—около 9,0 см. Один
из бокалов этого вида украшен тремя рядами темных линий,
опоясывающих его верхнюю часть. Между линиями узор из
разноразмерных закрашенных кружочков. Очень удачно под-
черкнута фактура самого материала. Прожилки дерева, про-
свечивающие сквозь покрывающую сосуд коричневую краску,
значительно обогащают внешний вид изделия.
Чашки, миски, как правило, токарной работы. Четко про-
слеживаются следы резца. Формы разнообразные, но чаще все-
го повторяются плоские или с незначительно приподнятыми,
реже глубокими, и загнутыми бортами миски; чаще на поддо-
не, кольцевом или обычном, плоском; с широким устьем. Иног-
да чаши напоминают глиняную вазочку, описание которой при-
ведено нами выше. Поверхность чашек и мисок не окрашена,
не орнаментирована. Встречаются изделия, в которых просвер-
лены отверстия, в поддоне или верхней части корпуса. В неко-
торых из них сохранились обрывки веревки или сыромятной
тесьмы, предназначавшихся для подвешивания предмета. Ряд
изделий, поврежденных, видимо, при употреблении, скреплен
тесьмой, продернутой сквозь просверленные по линии излома
отверстия.
Другие предметы. Отдельные изделия следует выделить из
общей массы деревянных предметов, как, например, сосуды,
сделанные из древесной коры, а именно: маленькие чашечки
для питья (высота чашечек — 4,0—6,0 см). Они обычно ручной
работы и, быть может, предназначались для детей. Оригиналь-
ные небольшие сосуды из высушенной тыквы, отличающиеся
небольшими размерами и предназначавшиеся для хранения
воды или какой-нибудь другой жидкости. Вполне возможно,
что перед употреблением их пропитывали для лучшей сохран-
ности скрепляющим составом. Обычно подобной операции под-
вергали деревянные сосуды. Свидетельства тому мы находим в
литературе: «Мелкую деревянную посуду и предметы тонкой
работы обычно вырезали из твердой породы дерева и древес-
ных наплывов. Чтобы не трескались чашки и ложки, их вари-
ли в воде с золой и затем пропитывали маслом и жиром, в ре-
зультате чего им придавались не только прочность, но и опре-
деленная окраска»27.
Имеется у нас небольшая, плетенная из тонких прутьев,
корзинка типа сапетки (рис. 20, 1), конусообразной формы
(сапетка-корзина из тонких прутьев, предназначавшаяся для
27 Магометов А. X. Указ, соч., с. 139.
102
Рис. 20. Сапетка (1) и детские санки (2).
103
хранения или переноски зерна и других сельскохозяйственных
продуктов). Высота—15,0 см, диаметр днища —21,0 см, диа-
метр устья— 11,0 см.
Любопытна деревянная шкатулка овальной формы. Тонкие
стенки и крышка ее украшены солярным орнаментом. Знаки
расположены между прямыми полосами и треугольниками. Ме-
жду ними в свободном пространстве разбросаны кружочки раз-
ной величины. Краска заметно выгорела, но, видимо, она была
темных тонов — красная, коричневая и черная. Длина шкатул-
ки— 33,0 см, ширина—14,0 см, высота — 8,5 см. Шкатулка
найдена в Даргавсе, в склепе башенного типа. Сильно повреж-
дена.
Необходимо заметить, что солярный орнамент получил до-
вольно широкое распространение на Кавказе. Связанный с
обоготворением и почитанием неба и небесных светил, занима-
ющими существенное место в системе религиозных верований
древности, он свойственен «всем без исключения земледельче-
ским, скотоводческим и охотничье-рыболовческим племенам,
конвергентно возникая на определенной стадии общественно-
экономического развития»* 28. Так, в Западной Европе, на Кав-
казе, в Передней Азии развитие небесных культов совпадает с
началом разложения родового общества (эпоха бронзы), хотя
следы их прослеживаются и в неолите29. Колеса, круги, звезды,
свастика издревле употреблялись как изображения солнца. Из
свастики посредством уничтожения одной ветви образуется
триквестр (столь распространенный на серьгах и глиняных
трубках «Города мертвых») — знак огня, домашнего очага; три
изогнутых отростка его так и напоминают трепетные языки
пламени. Бытование упомянутых знаков у горцев Северного
Кавказа не удивительно. Общеизвестно почитание очага осети-
нами. Столь же глубоким и искренним было их отношение к
солнцу. В осетинском народном эпосе неоднократно можно
встретить сюжеты, связанные с этим небесным светилом, с до-
черьми Солнца и т. п.
Детские санки (рис. 20, 2). Полозья и сиденье скреплены
четырьмя деревянными шипами — по два с каждой стороны,—
вставленными в отверстия по сторонам полозьев. Полозья плав-
’ 1
28 Д а р к е в и ч В. П. Символы небесных светил в орнаменте Древней
Руси. СА, 1960, № 4, с. 56.
29 Д а р к е в и ч В. П. Указ, соч., с. 56; Р а в д о н и к а с В. И. Элементы
космических представлений в образах наскальных изображений. СА, 1937,
IV; Миллер А. А. Элементы «неба» на вещественных памятниках.
ИГАИМК, вып. 100. Л., 1933, с. 131.
104
но закруглены в передней части и обрезаны сзади. Верх поло-
зьев (спереди) завершается закругленными выступами. Сиде-
нье из двух досок. В передней доске просверлено круглое в се-
чении отверстие для веревки. Длина санок — 37,5 см, высота —
13,3 см, ширина — 26,0 см, толщина досок—1,3 см (сиденье)
и 2,0 см (полозья).
Сани издавна известны в горах Осетии и в других районах
Северного Кавказа, например, в Дагестане30. Их использовали
в любое время года — летом на сенокосах, зимой — для пере-
движения с грузом по крутым обледенелым дорогам. Делались
из твердых пород дерева. Случаи нахождения их в склепах, в
качестве атрибута детских игр, крайне редки.
Оружие
Оружие (кинжалы и свинцовые пули крупного калибра) в
количественном отношении наименее выразительный материал.
Малочисленность оружия в склепах, быть может, объясняется
его ценностью: им дорожили и тщательно хранили, передавая
по наследству от старших к младшим и т. д. Собственно, под-
тверждение этому мы находим и у Вахушти, отметившего, что
основное «богатство их (осетин.—В. Т.) составляют ружье,
шашка, панцирь, кольчуга»31. Лишь в особых случаях оружие
клали в могилу.
Приводим описание добытых нами образцов холодного ору-
жия. Кинжал найден в Даргавсе. Клинок обоюдоострый, ко-
роткий, сильно сужается от черенка к острию. Черенок закруг-
ленный. Рукоять крепилась двумя заклепками, зафиксирован-
ными в предназначенных для них отверстиях. Рукоять, очевид-
но, деревянная или костяная, утрачена. Дол на клинке отсут-
ствует. Кинжал покрыт коррозией. Длина — 33,7 см, ширина
верхней, черенковой, части — 4,5 см.
Второй кинжал из Даргавса аналогичен первому, но значи-
тельно уже. На клинке сохранились остатки деревянных но-
жен с железным перекрестьем. В остром трехгранном черенке
отмечены остатки заклепки, с помощью которой крепилась, ви-
димо, истлевшая рукоять. Дола на лезвии нет. Длина кинжа-
ла— 30.0 см, ширина черенковой части — 3,0 см. \
Длинный узкий кинжал обнаружен в Цагат-Ламардоне, в
полуподземном склепе. Клинок обоюдоострый. В средней части
30 Материальная культура аварцев, с. 88, рис. 22—23.
31 Вахушти. География Грузии. Тифлис, 1904, с. 142.
105
клинка с обеих сторон имеется дол. Черенок короткий, возмож-
но, обломан. Чуть ниже перекрестья просверлено отверстие для
крепления рукояти. Последняя утрачена. Длина кинжала —
41,7 см, ширина черенковой части — 3,5 см, длина желобка —
27,0 см. Клинок покрыт коррозией. Обломок черенковой части
еще одного кинжала был найден в 1970 г. при обследовании
жилой башни Табековых в сел. Тменикау. На линии перекре-
стья также отмечено отверстие для крепления рукояти, почти
совпадающее с долом.
Бытовые предметы
Предметы первой необходимости сопровождали умершего в
его последнем путешествии — в загробный мир. Ими он должен
был пользоваться, по повериям осетин, живя в царстве Бара-
стыра32. Склеповый инвентарь достаточно убедительно и кра-
сочно иллюстрирует заботу живых о своих покойниках. Ножи,
оселки, кресала, курительные трубки, кисеты, табакерки и ряд
других вещей представляют собой наиболее массовый мате-
риал, добытый в исследованных склеповых сооружениях.
Ножи (рис. 21, 1). Почти во всех склепах, независимо от
их типологической принадлежности, были зафиксированы но-
жи обычного горского типа, с коротким лезвием и длинной, ко-
стяной, роговой или деревянной рукоятью. Часто их обнару-
живали подвешенными к поясу или среди одеяний погребен-
ного.
Нередки случаи, когда ножи снабжены деревянными или ко-
жаными ножнами. Деревянные ножны вырезаны из двух поло-
вин, снаружи обвязаны кожаной тесьмой или веревочкой. Нож-
ны, как правило, значительно длиннее лезвия ножа и зачастую
последний утопает в них по самую рукоять. Деревянные ножны
обычно прямоугольной, а в сечении овальной формы и не име-
ют никаких инкрустаций и обкладок. Кожаные чехлы повторя-
ют в основном форму ножа. Сшиты из цельной узкой полоски,
кожи, реже из двух кусков. Прострочены грубыми нитками или
бечевкой. Строчка ручной работы. В верхней части ножен при-
креплялась кожаная тесьма в один или несколько витков. С ее
же помощью нож привешивался к поясу.
Сами ножи в основном однотипны, кустарной работы, но
встречаются и складные фабричные ножи. Число последних
весьма незначительно. Описанные нами горские ножи можно
32 Барастыр — бог мертвых в осетинской мифологии.
106
Рис. 21. Бытовые предметы: ножи (1), табакерки (2, 4), ки-
сет (3), кресало (5), курительная трубка (6).
107
отличить лишь по длине и ширине лезвия. Во время раскопок
склеповых сооружений неоднократно фиксировались Л. П. Се-
меновым, Е. И. Крупновым и другими исследователями33. Ин-
тересно, что некоторые ножи, найденные Л. П. Семеновым, до-
стигали 20—22 см в длину. Еще более длинные (29 и 36 см)
однолезвийные ножи были зафиксированы им в Ингушетии
(с. Шуан).
Вот что писал по этому поводу О. В. Маргграф: «Ножи,
употреблявшиеся кавказским населением, не похожи ни на
наши столовые, ни на ножи русского крестьянства. Местный
туземный нож отличается узким, длинным остроконечным лез-
вием, почему может служить и вилкой; черенок его, тоже длин-
ный и тонкий, в большинстве случаев делается из черного ро-
га и кости. Он удобнее русского ножа и годится на охоте и для
защиты... Так как местный нож никогда не делается складным,
то его обыкновенно носят в особых маленьких ножнах, вися-
щих на поясе или приделанных с исподней стороны ножен кин-
жала... Ножи отличаются хорошей закалкой и прочностью, но
никогда не полируются»34.
Железные скобы предназначались для скрепления крышки
и днища погребальных колод. Представляют собой узкую по-
лоску откованного железа, загнутую и заостренную с обоих
концов. Как и ножи, встречаются в средневековых погребениях
и за пределами Осетии. Так, например, аналогичные скобы бы-
ли найдены у аула Карт-Джурт в Карачаевской автономной
области35.
Крючковидные пластины откованы из листового железа.
Длина от 9,0 до 18,0 см и более. С одного конца чуть сплюще-
ны, другой — имеет заостренный загнутый отросток (крючок).
В пластинах просверливались одно или два отверстия Иногда
эти отверстия встречаются в сочетании с прямоугольными про-
резями. Количество пластин весьма значительно, но определить
их назначение пока не удалось. Правда, Е. И. Крупнов считал
их кресалами, однако, размеры большинства пластин настоль-
ко велики, что снимают, на наш взгляд, подобные предположе-
ния. К тому же, по Потоцкому, они привешивались к поясу,
33 Се м ено в Л. П. Археологические разыскания в Северной Осетии.
ИСОНИИ, т. XII. Дзауджикау, 1948, с. 77—78; Крупнов Е. И. Средне-
вековая Ингушетия, с. 87, рис. 32.
34 М а р гг р а ф О. В. Указ, соч., с. 221—222.
35 Отчет о работе КЧНИИ у аулов Карт-Джурт и Учкулан Карачаевско-
го р-на КЧАО. 1958 г. Архив ИА АН СССР, р-1, д. 1791, 1791-а, л. 32,
табл. 31—32.
108
с правой стороны36, тогда как обыкновенные кресала, встречае-
мые в массовом количестве, хранились в кисетах, вместе с
трубкой, трутом и кремнем.
Кресала отличаются весьма разнообразной формой. Наибо-
лее часто повторяются Р- и С-образные кресала. Одна сторона
у них широкая, другая — утонченная. Концы кресал обоих ти-
пов закруглены. Как и пластины, встречаются почти во всех
склепах, независимо от их типологической принадлежности.
Известны они не только в Осетии, но и в Балкарии (могильник
«Ташлы-Тала») и в Ингушетии37.
Интересно С-образное кресало из башенного склепа № 3
(«Город мертвых»), сваренное из трех стальных пластин высо-
кого качества. Средняя пластина, придававшая, видимо, повы-
шенную прочность изделию, несколько светлее двух других
(рис. 21, 5).
Оружие, ножи, скобы, кресала и масса других изделий, как
мы уже указывали, изготовлялись местными кузнецами. Об-
работка металла у осетин имеет глубокие традиции, уходящие
корнями в Кобанскую эпоху. Кобанцы были непревзойденны-
ми (по своему времени) мастерами-литейщиками, кузнецами.
Бронзовые предметы (оружие, украшения и т. п.), изготовлен-
ные ими, до сих пор поражают нас художественным вкусом и
высоким качеством обработки. Столь же высокого уровня до-
стигло металлообрабатывающее производство, включая кузнеч-
ное дело, у алан. Об этом говорят многочисленные находки
оружия, бытовых предметов и ювелирных изделий в аланских
катакомбах38.
Несмотря на пагубные последствия татаро-монгольского на-
шествия, эти добрые традиции не были утрачены осетинами и
в позднесредневековый период их истории. В каждом ущелье
горной Осетии имелись искусные кузнецы, из поколения в по-
коление передававшие свой опыт и мастерство. Некоторые
села превращались в своеобразные центры кузнечного произ-
водства. ’«Что касается именно железа, то можно было застать
36 Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 97, рис. 39; Pot ос к у J. Voyage dans
les steps d’Astrakhan et du Caucase, Paris, 1829, s. 126.
37 Мизиев И. M. Отчет об археологической экспедиции КЕНИИ 1968 г
Нальчик, 1968. Архив КЕНИИ, д. 1829-а, рис. 114; Крупнов Е. И. Указ,
соч., с. 97, рис. 39.
36 К а л о е в Б. А. Осетины, изд. I, М., 1967, с. 88; Кузнецов В. А,
Змейский катакомбный могильник (по раскопкам 1957 г.). Сб. «Археологи-
ческие раскопки в районе Змейской Северной Осетии». Орджоникидзе, 1961,
с. 110—115, 116—123.
109
еще в Даргавсе остатки некогда мощного кузнечного центра;
даргавские кузнецы были членами своей общины, но плата за
кузнечную работу поступала в личную собственность мастера:
ввиду весьма незначительной емкости даргавского рынка в
свободное от полевых работ и сенокоса время, преимуществен-
но зимою, мастер сам развозил свои кованые изделия по со-
седним обществам, спускаясь для этого и на плоскость»39.
Кузнечное дело, по поверьям осетин, находилось под покро-
вительством Курдалагона, своего рода горского Гефеста. Культ
кузнечного ремесла сложился, видимо, под влиянием магиче-
ского значения железа, которое придавалось ему в народных
верованиях осетин. Сами кузнецы как представители железо-
делательного искусства считались наделенными особой таинст-
венной силой.
Справедливости ради, следует отметить, что осетины умели
не только хорошо обрабатывать уже готовое железо, но издрев-
ле были знакомы с горнорудным делом и выплавкой металла.
Добыча и обработка руды производились в горах Куртатинско-
го, Алагирского и Дигорского ущелий. Это подчеркивается и
письменными источниками. Так, в документе, относящемся к
1743 г. и повествующем о жизни и нравах горцев Северного
Кавказа, включая осетин, говорится: «Оные народы весьма
военные и имеют ружье огненное, также сабли и кинжалы, и
сами делают серу горячую, порох, свинец и железо из руд, на-
ходящихся в тех же горах. И между ними частые бывают ссо-
ры, драки и перемирья»40.
Трубки курительные. По свидетельству Ю. Клапрота, осе-
тины уже в XVIII в., а возможно и несколько раньше, были
знакомы с табаком. «Все мужчины курят табак, а женщины
охотно нюхают его. Они делают трубки из глины, но не имеют
табакерок и завязывают нюхательный табак в тряпочку»41. Вы-
сказывание Ю. Клапрота, на наш взгляд, не совсем верно, по-
скольку табакерки, и особенно кисеты, встречались в исследо-
ванных склепах «Города мертвых» неоднократно.
Трубки в основном однотипны. Головки украшены тамгооб-
разными знаками-триквестрами, продольными и поперечными
бороздками и рельефными валиками. Мундштук деревянный,
---------- I
39 И е с с е н А. А., Деге п-К о в а л е в с к и й Б. Е. Из истории древней
металлургии Кавказа. ИГАИМК. вып. 120, М.-Л., 1935, с. 361.
“Магометов А. X. Указ, соч., с. 150; Материалы но истории Осетии
(XVIII в.), т. I. ИСОНИИ т. VI. Орджоникидзе, 1933, с. 33.
41 Осетины глазами русских и иностранных путешественников. Орджони-
кидзе, 1967, с. 163.
а ю
иногда очень длинный, до 20,0 см и более. Обычные глиняные
трубки, находимые в склепах в большом количестве, могут
быть местного, осетинского, производства. По сообщению того
же Ю. Клапрота, их изготовляли в Дигории, около сел. Мо-
ска.
Следует упомянуть о курительной трубке дагестанского про-
изводства, инкрустированной тонкими медными пластинками,
вбитыми в дерево торцом (рис. 21, 6). Она выполнена в техни-
ке, присущей мастерам по дереву из аварского сел. Унцукуль.
Побывавший здесь в 1837 г. русский офицер Костенецкий пи-
сал об унцукульских трубках с «разноузорной медной насечкой...
В этой деревне самые лучшие трубочные мастера на Кавказе».
Изящные курительные трубки с отделкой серебром, скорее все-
го унцукульского производства, зафиксированы в Кабарде вен-
герским путешественником Е. Зичи42. Некоторые из них напо-
минают по форме и узору трубку из Даргавса.
Насечка, или инкрустация, есть самая сложная и ответст-
венная операция в работе унцукульских мастеров. Главную роль
в насечке играет медная проволока и медная лента (хотя, впро-
чем, материал может быть и другим — золото, серебро, мель-
хиор). «Для укрепления той и другой требуется целый ряд
шильев... Накалывая (на изделии) место..., мастер быстро вкла-
дывает туда, смотря по требованию рисунка, то проволоку, то
узенькую ленточку, обрезает их ножницами и вбивает молоточ-
ком. По своему характеру и рисунку насечка бывает то точеч-
ная (как вбитые в подошву медные шпильки), то нитевидная,
то наподобие воробьиного следа, то лестницевидная попереч-
ная, то елочная, то звездчатая, лучевидная, то сетчатая. Эти
виды насечки — кривые и прямые орнаменты.., по существу,
однако, являются весьма древними»43.
Табакерки (рис. 21, 2, 4) представлены всего тремя экзем-
плярами из склепов Даргавса. Одна из них, деревянная, с
портретным изображением П. X. Витгенштейна, участника Оте-
чественной войны 1812 года, датируется первой третью XIX в.44
Сохранилась верхняя крышка. Аналогичные табакерки с изоб-
ражениями полководцев (М. И. Кутузов перед портретом А. В.
42 Ш и л л и и г Е. Унцукуль. Сб. «Дагестан». М., 1936, с. 252, 266—267;
Никольская 3. А. Аварцы Сб. «Дагестан». М., 1955. с. 58; Z i с h у J. G.
kaukazusi es Kozepazsial Utarasai, vol. 1. Budapest, 1897, tabl. X.
43 Пожидаев В. П. Деревообделочное производство в ауле Унцукуль.
Махачкала, 1931, с. 24—25.
44 Определение сотрудника ГИМ Г. А. Митрофановой.
111
Суворова) имеются в коллекции Государственного Эрмитажа.
Датируются они этим же временем.
Вторая — круглая коробочка, скорее похожая на пудрени-
цу. Диаметр — 7,2 см, высота — 2,0 см. Деревянная, покрыта
красной краской. Крышка, в 0,7 см от края, окантована черной
полосой (по окружности), в центре — темный круг (диаметр —
2,5 см) с узором в виде цветка. Полоса и узор инкрустированы
медными пластинками, круглыми, малого (0,15 см) диаметра.
Третья — медная табакерка, покрытая цветной эмалью, с
миниатюрой на крышке (крышка частично повреждена). Ми-
ниатюра изображает островок посередине реки. На островке
дерево с покрасневшей листвой (осень?), под деревом — рыбо-
лов с закинутой в воду удочкой. Рыболов в широкополой шля-
пе, красно-желтой рубахе свободного покроя и в синих шта-
нах. Неподалеку от островка находится лодка, типа фелуки,
с приспущенным парусом. Хорошо различима мачта и оснастка
лодки. На дальнем берегу изображены строения в несколько
этажей; на самом высоком из них — с четырехскатной кры-
шей — красный флаг или, возможно, флюгер. Рядом дерево с
зеленой кроной. Берег покрыт зеленой травой. Миниатюра вы-
рисована па белом фоне, переходящем в нежно-голубой при
прорисовке неба и голубой или светло-синий с оттенками при
прорисовке воды. Вся миниатюра обрамлена красноватой кай-
мой с золотыми (по цвету) узорами. В поврежденных местах
и по краям крышки хорошо видна ее медная основа. Боковые
стенки украшены узорами, бело-розово-желтыми цветами и зе-
леными листьями на красном фоне. Размеры табакерки —6,5х
5,0x3,5 см. Датируется серединой XVIII века, т. е. временем
царствования Елизаветы Петровны (1741—1761 гг.)45.
Кисеты (рис. 21, 3—22) предназначались для хранения мел-
ких изделий. Внутри кисетов часто встречаются наперстки, раз-
ноцветные нити, иголки, складные бритвы, трубки курительные,
кресала, кремни и даже остриженные ногти и прядки волос.
Кисеты, как и ножи, обычно привешивались к поясу или хра-
нились за пазухой. Изготовлялись из кожи или тканей, шелко-
вых, хлопчатобумажных или холщевых. Имели форму конвер-
та, но складывались пополам или скручивались; снаружи обма-
тывались кожаной тесьмой или веревочкой, крепившейся к «ки-
сету».
Кожаные «кисеты» иногда расшивались цветными нитями.
Орнамент прост по своему содержанию; преобладают «звери-
45 Производство русское (определение и датировка произведены сотруд-
ником ГИМ М. П. Постниковой).
112
Рис. 22. Кисеты.
8 Город мертвых
ные мотивы», в частности, неоднократно отмечаются разнооб-
разные сочетания бараньих рогов.
Оселки предназначались для правки острорежущих предме-
тов, к примеру, бритв. Вырезаны из мягких пород камня. Одно-
типны. Различия обнаруживаются лишь в размерах да в нали-
чии или отсутствии просверленного отверстия на одном из краев
оселка. Известны еще со времен кобанской культуры. Неод-
нократно отмечались Л. П. Семеновым и в тагаурских поздне-
средневековых склепах46.
Другие предметы. Мы уже упоминали о том, что в кисетах
часто встречаются наперстки, иглы. Названные предметы фаб-
ричной работы. Иглы стальные, с ушком. Наперстки — медные,
сплющенные или надломанные. Находят их в склепах Чечено-
Ингушетии и Балкарии47.
Несколько раз отмечалось наличие ножниц обычного типа,
из двух половинок, скрепленных осью. Сохранность удовлетво-
рительная. Производство, видимо, фабричное. Аналогичные
ножницы, но кустарной, по мнению В. И. Марковина, работы
были обнаружены в склепе башенного типа у сел. Харпе (ЧИ
АССР). В числе других предметов они датированы временем
с XV по начало XVIII в. Стоит, однако, отметить, что для ин-
гушских склепов более характерны различные железные нож-
ницы с душкой или кольцом на конце, датирующиеся тем же
временем48.
Туалетные принадлежности
В этот разряд вещей из склепов Тагаурии включены брит-
вы, зеркала, пинцеты и копоушки, гребни. Приводим их описа-
ние.
Бритвы встречаются двух типов: складные, очевидно, фа-
бричной работы, и нескладные, кустарные. Ручки костяные или
деревянные, у складных бритв — железные, с костяными или
деревянными обкладками, прикрепленными к ручке с помощью
46 К р у п н о в Е. И. Древняя история Северного Кавказа, с. 486, табл.
XVI, рис. 1—2; Семенов Л. П. Указ, соч., с. 78.
47 М а р к о в и н В. И. Отчет о работе I (Нагорного) отряда СКАЭ в
1966 г. Архив ИА АН СССР, р-1, д. 3293, л. 5; Крупнов Е. И. Средневе-
ковая Ингушетия, с. 97, рис. 39; М и з и е в И. М. Отчет об археологиче-
ской экспедиции КЕНИИ 1968 г. Нальчик, 1968. Архив КЕНИИ, д. 1829-а.
48 М а р к о в и н В. И. Указ. соч. л. 14; Крупнов Е. И. Указ, соч.,
с. 83—85.
114
заклепок. Ручки не орнаментированы. Лезвие — плоское, узкое,
реже — широкое, заточенное с одной стороны. Представлены
большим количеством целых и фрагментированных изделий.
Зеркала — фабричной работы, из тонкого стекла, покрыты
серебряной амальгамой. Найдено всего несколько экземпляров.
Степень сохранности удовлетворительная. Одно из зеркал в де-
ревянной оправе, лицевая сторона закрывалась крышкой. Сле-
ды раскраски на поверхности оправы не отмечаются. Можно
лишь зафиксировать обрывки ситцевой ткани, которой была
обтянута, по крайней мере, ее оборотная сторона. Аналогичное
зеркало в деревянной оправе (8x8,8 см) было найдено в Дар-
гавсе Л. П. Семеновым в 1928 г. Известны они в Ингушетии,
а также в поздних могильниках Балкарии49.
Пинцет и копоушки. Один пинцет и две копоушки, наса-
женные на медное колечко, были найдены в полуподземном
склепе со ступенчатым перекрытием («Город мертвых», склеп
№ 27). Все три предмета из того же материала, что и колечко.
Пинцет из тонкой цельной пластины, с обеих сторон постепен-
но сужающейся к середине. Пластина была согнута пополам,
и верхняя более узкая часть обработана в виде полукольца.
Рабочие края пинцета слегка загнуты внутрь. Поверхность
орнаментирована косыми линиями, соединенными между собой.
Длина пинцета — 5,6 см, ширина рабочей части — 0,6 см.
Копоушки сделаны из тонкой четырехгранной проволочки,
скрученной жгутом; конец расплющен и откован в форме ло-
жечки. Второй конец загнут колечком. Одна копоушка хоро-
шей сохранности, другая — с обломанной ложечкой (возможно
ее использование в качестве ногтечистки). Длина обоих пред-
метов равна 5,7 см.
Формы всех трех предметов корнями уходят в глубокую
древность, как и технический прием скручивания четырехгран-
ной проволоки. В коллекции предметов, собранных П. С. Ува-
ровой в Кобане и других местах Осетии, можно, пожалуй, най-
ти подтверждения высказанному положению50.
Гребни (рис. 23) встречаются повсеместно в склепах раз-
ных типов двух разновидностей — односторонние и двухсторон-
ние. Изготовлялись из рога, дерева, металла. Металлические
49 М у ж у х о е в М. Б. Средневековая материальная культура Ингушетии
(XIII—XVII вв.). Грозный, 1977, с. 88; Кузнецов В. А. Археологические
разведки в Кабардино-Балкарии и в районе Кисловодска. «Сборник статей
по истории Кабардино-Балкарии», вып. 9. Нальчик, 1961. с. 209.
50 Уварова П. С. Указ, соч., с. 225, табл. XXII, рис. 4—5, табл XXX,
рис. 7.
115
Рис. 23. Гребни,
(медные) гребни насчитываются единицами, небольших разме-
ров. Один такой гребешок найден в Даргавсе («Город мерт-
вых», склеп № 15), односторонний, с длинными частыми зубца-
ци, прямоугольной формы. В верхней части вырезаны отверстия
(три), чуть отступя от граней. Поверхность гребня украшена
насечкой в виде прямых, пересекающихся и идущих по окруж-
ности линий. Обнаружен в маленьком кожаном орнаментиро-
ванном футляре. Размеры гребня — 4,0x4,5 см, размеры футля-
ра — 5,0x5,5 см.
Деревянные и костяные двухсторонние гребни имеют частые
и редкие зубцы. Орнаментированы в исключительных случаях
прямыми и ломаными линиями. На изготовление гребней шли
твердые породы дерева, обычно самшит51. Гребни известны не
только в могильниках Осетии, но и за ее пределами, например,
в Ингушетии, в течение длительного времени. Так, П. С. Ува-
ровой опубликован гребень из аланских катакомб Балты (Осе-
тия), датированных VIII—IX вв.52
Обувь, головные уборы, одежда
Одежда осетин, включая обувь и головные уборы, XIX — на-
чала XX в. более или менее полно освещена в научной литера-
туре. Вопросам одежды посвящены специальные разделы исто-
рико-этнографических исследований Б. А. Калоева и А. X.
Магометова53. Однако до сего времени сведения об одежде
позднесредневековых осетин скудны и отрывочны. В некоторой
степени пробел этот восполняют материалы из склеповых со-
оружений горной Осетии.
Обувь (рис. 24, 1, 3—4). Основным видом обуви у осетин
были чувяки (дзабыртае) и ноговицы (заенгаейттае). Чувяки ши-
ли обычно из кожи, цельнокроенные, реже из двух кусков;.
Строчка проходила по подошве, от пятки до носка, и сбоку.
Иногда покрывались аппликациями из тонкого металла (меди,
жести?). Очень удобны на ноге. Тонкие медные (?) пластинки,
повторявшие форму обуви, были покрыты чеканкой. Узор по
своему содержанию очень прост — сочетание прямых и пересе-
51 Дендрологический анализ некоторых предметов произведен Г. Н. Лиси-
циноп. научным сотрудником споро-пыльцевой лаборатории ИА АН СССР.
52 Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 83, рис. 29; Уварова П. С Указ, соч.,
табл. XV, рис. 18.
53 К а л о е в Б. А. Указ, соч., с. 148—159; Магометов А. X. Указ,
соч., с. 271—288.
117
QO
Pul. 24. Изделия из кожи: женский башмак (1), чувяки (3—4), походный стаканчик (2).
кающихся линий. Пластинки нашиты были на матерчатый чу-
вяк, натянутый поверх кожаного.
Ноговицы делались из цельного куска домотканого сукна,
преимущественно светлых тонов, или сафьяна длиной выше ко-
лен. Как и чувяки, иногда украшались галунами. В нижней
части они снабжались штрипками из тесьмы, в верхней — вой-
лочными или кожаными подвязками, напоминавшими кавказ-
ские поясные ремни. Чувяки и ноговицы плотно обтягивали но-
гу и надежно предохраняли ее от непогоды. Сафьяновые ного-
вицы и чувяки были принадлежностью костюма состоятельных
осетин.
Другой разновидностью обуви были герчъитае, изготовляемые
из сыромятной кожи, с плетеной подошвой. Скроены из цельно-
го куска кожи, шов в виде строчки или «плетенки» проходил
по заднику. Подошва, сплетенная из нескольких полосок кожи,
не скользила и потому аерчъитад были особенно удобны в горных
условиях, на сенокосе. Мягкая сухая трава, которую клали в
обувь, значительно облегча та се ношение.
В зимнее время горцы носили «аерчъиаг дзабыртае»— чувяки
из кожи крупного рогатого скота, напоминавшие боты. Так же
как и аерчъита', они набивались мягкой сухой травой, хорошо со-
гревавшей ноги. Изредка в специальные прорези вдевался узкий
кожаный ремешок с помощью которого обувь стягивалась и
плотно сидела на ноге. /Ерчъиаг дзабыртае похожи на некото-
рые образцы дагестанской обуви54.
Получили у осетин, особенно среди женщин, распростране-
ние башмаки с кожаным верхом, на деревянной подошве, с же-
лезной подковкой Зачастую носы башмаков загнуты кверху,
чго сближает их с восточной обувью, например, азербайджан-
ской п дагестанской55.
Зажиточные осетины носили сапоги, сшитые на заказ у рус-
ских мастеров или приобретенные на рынке. Остатки одного
сапога были обнаружены нами в Даргавсе: голенище из двух
кусков, верх иельнокроенный, подошва тонкая. Каблук утра-
чен. Крепился четырьмя гвоздями (пли шипами).
51 Гаджиева С. Ш., Османов М. О. Пашаева А. Г. Материаль-
ная куттера даргинцев. Махачкала, 1967, с 235, рис. 13; Современная kv.ii,
тхра и быт народов Дагестана. ,М., 1971. с. 126. рис. 3.
55 Кильчевская 3. А. Азербайджанский женский косном XIX в. и<
селения Оджск. МКА. т. II Баку. 1951. с 189, табл. 1, рис. 6; Хозяйство и
win п1 гт KV.TTvp'i и потов Кавк-ы в XIX XX в в М. 19 1. с 151.
162. 184, гис. 42, 51. 8-1; Г а д ж и с в а С. 111., О с м а и о в М О.. 11 а in а
спа ' Г Vk:-'. с- ч.. с. 12. рис. 1
119
Головные уборы (рис. 25) представлены немногочисленными
образцами из склепов Даргавса. Основным типом имеющихся
у нас головных уборов являются колпаки, сшитые из двух и
более клиньев. Некоторые из них близки по форме к тюбетей-
кам; точнее, имеют вид небольшой круглой шапочки, получив-
шей особенное признание у женщин56. Другие колпаки — глу-
бокие, на подкладке. Все имеющиеся у нас головные уборы
сшиты из грубых тканей, типа холста или даже мешковины.
Однотонные, серые (иногда белые), изредка из цветных (крас-
но-сине-зеленых) лоскутов. Один колпак утепленный, на шер-
сти; лобная часть простегана, тыльная имеет две матерчатые
завязки.
Любопытны два убора из склепов № 75 и 7 («Город мерт-
вых»), Первый -- представляет собой упругий матерчатый жгут
с выступающим утолщением в лобной части и завязками в
-ычьной, постепенно суживающейся, части. К жгуту-основе при-
шит длинный колпак (плохо сохранившийся), на подкладке.
Весь убор из холстины, подкладка более тонкая. Насколько
удастся определить, колпак сшит из двух клиньев.
Второй — близок вышеописанному, но характерный жгут от-
сутствует. Лобная часть украшена диадемой из тонкой медной
пластины. Средняя часть диадемы несколько напоминает изо-
Го- жение человеческого сердца немного вытянутых очертании
(аналогичные диадемы дачи и средневековые склеповые мо-
гил! ники Балкарии XV—XVII вв.)57. От нее в обе стороны от-
ходят узкие полоски. Диадема вырезана из цельной пластины,
украшена зигзаюобразными линиями. К тыльной стороне убо-
ра пришит маленький красный колпачок (из холстины) с ост-
рым верхом.
Одежда. Наиболее распространенной верхней одеж он v
осетин была черкеска (имхъхъа). Она не имела какуто-"о оп-
ределенную длину. В XVIII — начале XIX в. встречается копот-
кая, до колен; во второй половине XIX в. черкеска очень длин-
ная. Длина ее зависела и от возраста. Молодежь носила более
короткое платье, нежели старики58. Черкеска служила прежде
всего праздничным, а не повседневным одеянием. По материа-
лу, из которого она шилась, можно было судить о степени з"-
ж1Г'очности ее владельца. Бедные горцы носили черкеску гз
домотканого сукна, чаще черного или серого тонов. Состоя-
тельные осетины шили черкеску из тонких привозных с кон и
:,ti \l ;i I' о м с I о в A. X. Указ. соч., с. 285.
57 М и з и ев И. М. Указ, соч., рис. 89
Ч а г о м е г о в V X. Укл i. соч., с. 273.
120
'Ада
Рис. 25. Головные уборы.
других дорогих тканей. Судя по находкам в склепах «Города
мертвых» (откуда мы имеем основные образцы одежды), на из-
готовление этой разновидности верхнего платья шли ткани не
только серого и черного цветов, но и красные, синие, зеленые,
золотисто-желтые, фиолетовые, коричневые.
По покрою осетинская черкеска почти ничем не отличалась
от аналогичных одеяний народов Кавказа. Она шилась в та-
лию, с цельной спинкой, со вставными боковыми клиньями,
обычно без воротника, но иногда снабжалась невысокой стоеч-
кой (2,0—4,0 см); подкладка до поясницы и в рукавах — до
локтя, из сатина, ситца или шелка. Рукава черкески делались
широкими и прямыми, намного длиннее кисти руки, поэтому их
приходилось подворачивать. Изредка рукава имеют разрез с
внутренней стороны, от подмышки и ниже локтя. Встречается
одежда и с укороченными, до локтя, рукавами. Спереди чер-
кеска снабжена глубоким, до талии, вырезом; по левому борту
матерчатые (воздушные) петельки, по правому — пуговки-
узелки. Борта обшивались с внутренней стороны тесьмой, часто
того же цвета, что,, и подкладка.
Частым, но вовсе не обязательным, элементом внешнего
оформления черкески являлись газыри (бзерцытзе), вставляе-
мые в газырнищ* (бгерцагъуд), которые пришивались не гори-
зонтально, а с некоторым наклоном. Газыри служили для хра-
нения зарядов -пороха и лекарственных трав, а в более позд-
нее время несли чисто декоративные функции. Газыри изготов-
лялись из дерева, выступающий же из газырницы край укра-
шался деревянными, костяными или роговыми насадками, круг-
лыми в сечении. Насадки из драгоценных металлов — серебра,
золота, распространенные среди знати, в склепах обнаружены
не были. Газырницы, Имевшие от 7 до 10 отделений, изготовля-
лись из кожи или, реже, из ткани.
В зимнее время поверх» черкески одевалась утепленная сте-
ганая на вате одежда того же покроя, с подкладкой из плот-
ной ткани или овчины, мехом внутрь. Верх зачастую шелковый.
Одежда прострачивалась широкими полосами. Рукав вшивном,
прямой, с длинной полуманжетой, подшитой цветной тканью.
По Б. А. Калоеву, появтение черкески может относиться к
послемонгольскому времени и связано с огнестрельным ору-
жием59. На наш взгляд, данное положение представляется не
совсем верным. С появлением и распространением огнестрель-
ного оружия у горпев Кавказа (XVI в.) следует связывать не
черкески, а газыри, в которых хранился порох и пули. Сама
59 Калоев Б. А. Указ, соч., с. 150—151.
122
же черкеска является результатом эволюции горской одежды
на общекавказской основе, а материалы из тагаурских склепов
только характеризуют один из этапов ее развития.
Бешмет (куырает). По покрою аналогичен черкеске, но зна-
чительно короче последней. Шился из холстины, хлопчатобу-
мажной или шелковой ткани, на подкладке. Воротник-стойка
(ширина 3,0—5,0 см), строчка в 3—4 ряда. Вырез на груди, до
пояса; отделан по краю и горловине тесьмой из подкладочной
ткани. Застежка — слева направо на пуговки-узелки и воздуш-
ные петельки. В нижней части одежды, по боковым швам, раз-
резы (до 10,0 см). Рукав вшивной, прямой, длинный, изредка
с полуманжетами, застегивающимися на узелки-пуговки. Беш-
мет предназначался для повседневного ношения и был распро-
странен как среди мужчин, так и среди женщин. Женский беш-
мет отличался от мужского отсутствием воротника, большей
длиной и более яркой раскраской60.
Рубаха (хаедон). Одевалась под бешмет. Шилась из холста
и других тканей, в зависимости от благосостояния владельца.
На отдельных погребенных встречается от двух до пяти рубах.
Мужчины носили укороченные, чуть ниже пояса, а женщины —
значительно более длинные рубахи прямого покроя; в бока
вставлены широкие клинья. Воротник-стойка узкий, строчка в
три-четыре ряда. Спереди глубокий, от горловины и почти до
пояса вырез, обшитый тесьмой. Завязывается одной-тремя па-
рами шнурков. Рукав вшивной, длинный, сильно сужающийся
книзу, с обшлагом или без него. Короткие рукава, как и от-
сутствие на рубахах воротника-стойки, отмечается очень ред-
ко. Внизу, с боков, имеются иногда разрезы по шву. На изго-
товление рубах шли однотонные, чаще всего белые или пест-
рые, типа холста, ткани.
Распространение холста, употреблявшегося при изготовле-
нии рубах и других видов одежды, объяснялось его дешевизной.
Холст стал основным видом ткани, поступающим из России.
После основания в середине XVIII в. города Моздока, холстина
фабричного производства при посредстве армянских купцов
проникла буквально во все уголки горной Осетии. Ею расплачи-
вались за проезд, переноску багажа и прочие услуги многочис-
ленные путешественники в даже дипломаты, проезжающие че-
рез осетинские ущелья. Несколько аршин холста и небольшая
сумма денег выдавались каждому осетину, принявшему хри-
стианство. Вся курьезность подобной оплаты заключалась в
том, что некоторые предприимчивые горцы по нескольку раз
60 Калоев Б. А. Указ, соч., с. 148—149.
123
принимали новую веру, вновь и вновь получая соответствую-
щую мзду61.
Штаны (хаелаф), Штаны типа шароваров получили распро-
странение среди мужчин и женщин. Покрой прост. Штаны пря-
мые, длинные, в шаг вставлен широкий клин. Верх штанов под-
шит и собран на вздержку (учкур), плетенную из ниток или в
виде тесьмы (веревочки). Нижняя часть штанин иногда зауже-
на. Шили штаны из-домотканого сукна, холстины, шелка и
других тканей, преимущественно темного цвета, реже пестрые
пли полосатые. В зимнюю пору носили штаны из овчины62. На
некоторых погребенных было надето сразу несколько пар шта-
нов. Штаны описываемого типа известны не только в Осетии,
но и в других областях Кавказа.
Другая одежда. Помимо традиционной осетинской (кавказ-
ской одежды) встречаются образцы платья, не типичные для
указанного района. Часть из них была собрана Б. А. Куфти-
ным и хранится в Музее этнографии народов СССР (Ленин-
град). Обнаруженные же нами изделия в большинстве своем
фрагментарны, но, бесспорно, дополняют коллекцию Б. А. Куф-
тина.
Куртка из серой бумажной материи на холщевой подкладке,
стеганная на вате, прямого покроя, с отложным воротником в
виде валика. Застегивается на пуговицы, сделанные из шнура,
концы которого нашиты на борта куртки в виде полос. Рукава
длинные, суживающиеся книзу, с простроченным в пять рядов
выступом (полуманжетой), прикрывающим тыльную часть ки-
сти. Низ куртки заканчивается валиком, украшенным цветным
шнуром.
Одежда, типа халата, из полушелковой ткани, синего, свет-
ло-коричневого и белого цвета с узором из растений и человече-
ских фигур. Покрой прямой, со швами на плечах, без ворот-
ника. Спереди разрез донизу; застежка на маленькую метал-
лическую пуговку у ворота. Рукав короткий, вшивной, широ-
кий.
Одежда, типа халата, из светлого шелка, затканного узо-
ром; спина и рукава из коричневой полушелковой ткани. По-
крой прилегающий, без воротника. Спереди донизу разрез, у
ворота завязывается на шнурки. Полы цельные. Спина выкрой-
ная, отрезная у талии. В бока вставлены клинья. Рукава ко-
роткие, широкие.
61 Магометов А. X. Указ, соч., с 272; Б л и е в М. М. Русско-осетин-
ские отношения. Орджоникидзе, 1970, с. 31.
62 Магометов А. X. Указ, соч., с. 274.
124
Одежда, типа халата, из светло-коричневой шелковой узор-
ной ткани. Покрой прямой, со швами на плечах, спереди раз-
рез донизу. Полы и спина цельные. Воротник шалевой, сзади
стоячий, спереди спускается до пояса. Рукав короткий, вшив-
ной, суживается книзу.
Платье из светлого ситца в мелкий красный цветочек, длин-
ное. Спереди — вырез до талии, обшит тесьмой и подшит план-
кой с внутренней стороны. На спине круглый вырез, также об-
шитый тесьмой. Застежка у шеи: две пуговки (узелки) и воз-
душные петельки. Рукав вшивной с ластовицей из шелка, пря-
мой по всей длине, у запястья перетянут тесемкой. Платье
найдено в Даргавсе («Город мертвых», склеп № 70).
Одежда, аналогичная даргавской, встречается и в Ингуше-
тии. Так, в экспозиции Музея краеведения ЧИ АССР выстав-
лены образцы мужской и женской одежды из склепов XVII—
XVIII вв. Мужской «халат» — прямого покроя, из цветной, по-
лосатой ткани, с коротким рукавом; перевязан кушаком. Шап-
ка — типа колпака, зеленого цвета. Лобная часть обшита бар-
хатной тесьмой восточного производства. Женский костюм —
также типа «халата», из хлопчатобумажной ткани зеленого
цвета, чуть заужен в талии и расклешен книзу. Рукав до локтя,
прямой, вшивной. Полы и борта одежды прострочены. Борт с
узким нашитым клином. Сбоку от пояса нашиты планки из
того же материала.
Количественно имеющаяся у нас одежда распределяется
следующим образом: черкески и утепленная верхняя одежда (2
и 4 экз., соответственно); штаны — 2; платье женское—1; го-
ловные уборы — 5. Фрагменты одежды не учитывались.
Мы указали выше, что часть тканей, употреблявшихся для
шитья, была привозной, но преобладание местных домотканых
изделий явно налицо. Осетинские женщины издревле были зна-
комы с ткачеством. Более того, широкое распространение в го-
рах Северного Кавказа получил ткацкий станок, который по-
всеместно называли осетинским. Состоял он из кресла, валька
и гребня, двух направил и челнока, неразрывно связанных меж-
ду собой63. Осетинки, в совершенстве овладев ткацким стан-
ком, не только полностью обеспечивали свое хозяйство тканя-
ми, но при соответствующих условиях изготовляли их на про-
дажу или для обмена. Довольно высокую оценку дает Вахуш-
тш и швейному искусству осетинских женщин, отмечая, что
«шитье их... отличается чистотою и добротою»64.
63 Март граф О. В. Указ соч., с. 83—84.
64 В а х у ш т и. Указ .соч., с. 143.
125
Пояса. Неизменным атрибутом одежды являются пояса. Они
подразделяются на три вида. Первый — кушаки из домотка-
ной холстины, широкие, сложенные в несколько раз, или узкие,
скрученные в жгут. Второй — обычно узкие кожаные ремешки
с медной или железной пряжкой. Третий — узкие кожаные на-
борные пояса, из двух-трех ремешков, скрепленных при помо-
щи металлических колец или скоб. Пряжки — железные или
медные. Пояса второго и третьего вида украшались разной
формы обоймочками, заклепками. Последним придавалась
иногда форма полусферических налепов. На поясах из Дар-
гавса были обнаружены (пришитые к ним) русский гривен-
ник 1754 г. ( серебряный, времени императрицы Елизаветы Пет-
ровны) и медный жетон с изображением трехмачтового парус-
ника и латинской надписью PLUS ULTRA, датируемый вто-
рой половиной XIX в.65
Украшения
Украшения представляют собой довольно немногочисленную
группу предметов из инвентаря склеповых сооружений Тагау-
рии. Абсолютное большинство из них найдено в склепах «Го-
рода мертвых».
Серьги (рис. 26, 1—3). Наибольшее распространение у осе-
тинских женщин получили штампованные серебряные или брон-
зовые серьги подтреугольной формы. В верхней — узкой части
имеется кольцо для привешивания, вдетое в ушко. К нижней—
широкой части подвешено от трех до пяти колонок с шаровид-
ным завершением. Грани серег (с плоским или дутым корпу-
сом) покрыты обычно сканью. С внешней стороны несложный
узор, с оборотной — тамгообразный знак (триквестр).
Любопытны ажурные сережки треугольной формы с четырь-
мя подвесными колонками. Кольцо для привешивания крепи-
лось к небольшой пластинке, посаженной на ось.
Плоская бронзовая серьга с неподвижными колонками най-
дена была в камере склепа № 17. Форма ее напоминает тра-
пецию с несколько сглаженными углами. В склепе № 68 обна-
ружены сережки шаровидной формы. К полукруглой, видимо,
позолоченной основе, в которую вправлен камень, подвешено
четыре колонки с утолщениями в нижней части. В утолщения
вставлены небольшие, слабо граненные полудрагоценные кам-
65 Определение монеты и жетона произведено С. А.- Яниной, научн. сотр.
отдела нумизматики ГИМ.
126
Рис. 26. Украшения' серьги (1—3), бусы (4). подвеска (5).
ни (величиной примерно со спичечную головку и даже мень-
ше). Аналогичная серьга из Махческа опубликована П. С. Ува-
ровой66. Она датирована исследователем XIV в. На наш взгляд,
некоторые разновидности серег (украшений вообще), аналогии
которым находим мы в склепах Осетии, кабардинских курга-
нах, балкарских каменных ящиках и т. д., следует отнести к
более позднему времени. Данное положение, кажется, под-
тверждается инвентарем самих кабардинских курганов, сум-
марно датируемых XIV—XVI вв., но большая часть предметов,
обнаруженных в них, относится к XVI веку.
Любопытно, что большинство серег (треугольных дутых,
штампованных) встречается, как правило, только в Осетии.
Еще П. С. Уварова отмечала их в Лезгоре и Махческе. В еди-
ничных случаях известны они в Ингушетии, в склепах XV—
XVII вв. Сказанное позволяет нам сделать предположение, что
названная разновидность украшений обладает известной мик-
ролокальностью. Это подтверждается тем, что в склепах Ингу-
шетии, наиболее близких осетинским, серьги и височные укра-
шения в корне отличны от тагаурских. Характерной особенно-
стью первых являются «лопасти» и плоский корпус, вторых —
подвесные колонки и дутый корпус67.
В Дагестане, где было сильно развито ювелирное искусст-
во, мы также почти не встречаем аналогий нашим серьгам, хо-
тя отдельные сходные элементы в их оформлении — треуголь-
ный корпус, колонки, висящие на цепочках,— имеются. Наи-
более близки дагестанским (аварским) серьгам плоские тре-
угольные подвески со стилизованными орнаментальными моти-
вами на корпусе68. Но у них, в отличие от даргавских, в ниж-
ней широкой части (основание треугольника) прикреплены к
колечкам от 4 до 10 цепочек, с шариками, цилиндриками и про-
чими украшениями на конце.
Следует также упомянуть и о подвеске из низкопробного се-
ребра, найденной в склепе № 27 («Город мертвых»). Она стре-
ловидной формы (рис. 26, 5). Острый конец — втульчатый, с
простеньким отчеканенным узором в виде косых полосок и то-
чек. Другой конец — плоский. Почти по всей наружной кромке
86 У в а р о в а П. С. Указ, соч., с. 268, табл. CVII, рис. 30.
67 Ув а ров а П. С. Указ, соч., с. 268, табл CVII, рис. 23—25; с. 107.
табл. IV, рис. 15; Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия, с. 94—95,
рис. 36—37.
68 Г а д ж и е ва С. LLL, Османов М. О., Пашаева А. Г. Указ, соч.,
с. 240, рис. 14; Материальная культура аварцев, с. 254, рис. 65.
128
«стрелы» идет точечная насечка. У основания «втулки» наса-
жено плоское полуколечко с подвешенными к нему двумя пе-
ночками. На одной цепочке — голубой камень, вправленный в
серебряную же основу, от которой «отходят» две короткие цеп-
ки; на другой — две булавовидные подвески. Выявить аналогии
вышеописанному украшению нам не удалось.
Кольца и перстни. Кольца, украшавшие пальцы погребен-
ных, изготавливались обычно из медной проволоки круглого
сечения. Кольца спаяны, реже с зазором в точке соприкосно-
вения. Перстни (рис. 27, 5) — медные и серебряные, с плоским
кольцом и головкой (круглой, прямоугольной или овальной
формы). В головку перстня, обычно покрытую с наружной сто-
роны сканью в сочетании с мелкой зубчатой насечкой, встав-
лялся обычно камень или стекловидная паста. Встречаются
широкие серебряные перстни без вставки. Интересен фрагмент
деревянного перстня с вбитыми в него торцом тонкими мед-
ными пластинками. Перстень был выполнен в технике дагестан-
ских мастеров из сел. Унцукуль. Колец найдено 15 экземпля-
ров, перстней—19. Один из перечисленных перстней является
печаткой.
Пряжки, нагрудники, бусы (рис. 26, 4; 27, 1—4). Пряжки муж-
ские обычно просты, четырехгранной формы, с язычком; мед-
ные или железные. Пряжки женские — фигурные, украшены
насечкой, круглыми, сферической формы налепами, иногда реб-
ристыми. С внутренней стороны снабжены зажимами для креп-
ления к поясу и соединения двух половин пряжки.
Нагрудники (застежки) узкие, из двух половин, одна из
них заканчивается кольцом, другая — круглым выступом, при
посредстве которых они и соединялись. По внешней стороне, в
средней части нагрудника ясно различимы долевые грани. Ук-
рашены нагрудники разнообразными узорами и насечкой. Пря-
жки и нагрудники — неизменная деталь праздничного (свадеб-
ного) женского наряда. Распространены и у других народов
Северного Кавказа — кабардинцев, балкарцев и др.
Бусы — круглые, продолговато-вытянутые, граненые, боро-
давчатые, дольковидные, втульчатые, конически-усеченные,
круглые плоские, круглые двойные, бисер и т. п„ обычно од-
нотонны — синие, голубые, зеленые, красные, коричневые, бе-
лые или желтые. Изготовлялись из стекла, стекловидной па-
сты и полудрагоценных камней. Лишь на одну бусину нанесен
краской лиственный узор. Судя по тому, что встречаются бусы
в незначительном количестве, носить их могли немногие осе-
тинки.
129
9 Город мертвых
Рис, 27.. Украшения: пряжки (1—4), перстень (5), застежка (6).
Хозяйство, торговля
Завершая анализ погребального инвентаря, следует отме-
тить, что основные средства производства и предметы домаш-
него потребления, от продуктов питания до вооружения, изго-
товлялись в замкнутом натуральном хозяйстве горца-осетина.
Однако с ростом производительности труда отмечается расши-
рение внешних экономических связей древнего населения Осе-
тии. Избытки производства сбывались или обменивались на не-
достающие товары. О торгово-меновых отношениях, отражаю-
щих уровень развития хозяйства средневековых горцев, нам
известно очень мало, но инвентарь склеповых сооружений по-
зволяет в известной степени восполнить этот пробел.
По свидетельству Вахушти, осетины приобретали в Грузии
изделия местного (грузинского) ремесленного производства
(хлопчатобумажные ткани, медные и железные предметы, по-
рох и т. д.), хлеб и ряд других сельскохозяйственных продук-
тов, импортные товары — соль, галантерея. Примерно этот же
перечень товаров приводит в своих путевых заметках и Ю. Клап-
рот69.
В то же время осетины при посредстве тбилисских купцов
вели торговлю с чеченцами и ингушами, дагестанцами, балкар-
цами и кабардинцами, съезжавшимися на рынок в Тбилиси.
Торговля между ними носила в основном меновой характер,
так как «в общественных условиях высокогорья деньги не име-
ли хождения, в них не было потребности ни как в мериле сто-
имости, ни как в средстве обращения»70. Однотипность форм
хозяйства, однообразие продукции, привозимой горцами на ры-
нок, накладывали соответствующий отпечаток и на сам про-
цесс торговли (обмена).
Осетины привозили на рынки Грузии грубошерстные ткани,
сукна, бурки, войлок, изделия из дерева, предметы женского
рукоделия, продукты животноводства (сыр, масло, жир, настри-
женную шерсть), пригоняли скот, главным образом баранту.
Учитывая то обстоятельство, что осетины, в известном смысле,
были фактически заперты в горных ущельях, мы не предпола-
гаем наличия в позднесредневековую эпоху прямых торговых
связей Осетии со странами Востока, но некоторые товары, пре-
имущественно шелковые и полушетковые ткани, вполне могли
69 Вахушти. Указ .соч., с. III; Осетины глазами русских и иностран-
ных путешественников, с. 173.
70 Г а м р е к е т и В. Н. Торговые связи Восточной Грузии с Северным
Кавказом в XVIII в. Тбилиси, 1968, с. 41.
131
попасть на Северный Кавказ (в Тагаурию) через Дагестан или
Восточную Грузию. В XVII и особенно в XVIII вв. Тбилиси
поддерживал оживленные торговые связи со многими крупны-
ми центрами Востока — Шемахой, Баку, Ганджой, Тавризом
и т. д.71, а Осетия всегда поддерживала связи с Тбилиси.
Мы уже отметили, что среди восточных товаров, попавших
в склепы Тагаурии («Город мертвых»), значительное место за-
нимали ткани. В их число можно включить плот-
ные шелковые и полушелковые ткани, украшенные сложным
растительным орнаментом и человеческими фигурами, а также
ткани типа кисеи, тафты и т. п. Большинство упомянутых из-
делий домашней работы; производились они с XV—XVI по,
XVIII—XIX вв. включительно72.
Текстильное производство занимало ведущее место среди
ремесел в Иране. Оно особенно заметно выросло в правление
шаха Аббаса I (1587—1629гг.). В эти годы в Иране появилось
много больших мастерских, производивших ткани, парчу и бар-
хат. Большинство персидских ремесленников составляли тка-
чи и красильщики. Шелкоткацкая промышленность обслужи-
вала потребность знати и крупного купечества и работала на
внешний рынок. Как отмечают исследователи, в иранских ков-
рах и тканях XVI—XVIII вв. преобладали растительные орна-
менты, нередки были изображения цветущего сада С' водными
бассейнами и протоками. Столь частые на ткацких изделиях
прежних веков сцены из быта феодалов, сцены конной охоты
и звериных гонов теперь постепенно исчезают, но в склепах
«Города мертвых», Джимары мы еще наблюдаем их существо-
вание (коллекция Б. А. Куфтина). Ткани XVII—XVIII вв. с
узором в виде стилизованных гвоздик и прочим растительным
орнаментом, производившиеся в Шемахе, также встречаются в-
осетинских и ингушских склепах. Внешняя торговля Ирана в
конце XVIII—начале XIX вв. была незначительной и играла
второстепенную роль в экономике страны. Междоусобные вой-
ны конца XVIII в. и разорение страны привели к тому, что к
началу XIX в. внешняя торговля, по существу, прекратилась.
Таким образом, большинство восточных (иранских и азербайд-
жанских) тканей, имеющих прямые аналогии с северокавказ-
I
71 Осетины глазами русских и иностранных путешественников, с. 173;
Г а м р е к е л и В. Н. Указ, соч., с. 31.
72 Определение и датировка некоторых образцов тканей произведены
Л. В. Ефимовой, научн. сотр. ГИМ и М. А. Джебраиловой, зав. этнограф,
фондом Государственного музея истории Азербайджана.
132
скими, могли попасть сюда только до начала XIX в., а именно
в XVI—XVIII вв.73
С восточными влияниями, по всей вероятности, связана и
часть керамики, найденной в склепах. Речь идет о сосудах-«чай-
никах», получивших распространение в Азербайджане и Даге-
стане еще в эпоху раннего средневековья. По определению
П. С. Уваровой, глазурованные кувшины с изображением бо-
родатого человеческого лица на корпусе — восточной работы
(правда, без уточнения места и даты производства). Среди
раннесредневековой азербайджанской (мингечаурской) керамики
встречаются и некоторые другие разновидности гончарной по-
суды, например, кувшины с приземистым туловом. Все они ха-
рактеризуются необыкновенной устойчивостью внешних форм,
несмотря на существенные изменения в экономической и поли-
тической жизни как народов Востока, так и северо-кавказских
племен и народностей.
Из Дагестана (Унцукуль) происходят имеющиеся у нас де-
ревянные перстень и курительная трубка, орнаментированные
вбитыми торцом медными пластинками. Видимо, унцукульской
работы одна из табакерок, выполненная в той же технике про-
изводства. Дагестан всегда занимал выгодное географическое и
стратегическое положение. Он не только надежно прикрывал
Азербайджан и другие восточные страны от нашествий с севе-
ра, но и служил одной из перевалочных баз, через которую они
могли вести торговлю с народами Северного Кавказа.
В 1735—1739 гг., преследуя свои политические цели на Се-
верном Кавказе, Россия начала строительство Кавказских ук-
репленных линий. По мере роста количества русских форпостов
и крепостей (Кизляр, Моздок, Владикавказ и т. д.) увеличива-
лось и число осетинских поселений на Кавказской линии, что
вело к установлению прочных торговых связей между Осетией*
и Россией. Поощряя торговые сношения с горцами, царское
правительство имело в виду «посредством оных приобрести до-
верие горцев и обеспечить прочное спокойствие на линии Кав-
казской»74. Однако русское правительство и купечество прида-
73 И и г у л е в с к а я Н. В., Якубовски й А. Ю., Петрушевский
И. П., Строева Л. В., Беленицкий Л. М. История Ирана с древ-
нейших времен до конца XVIII века. Л., 1958, с. 287—288; Гусейнов А
Азербайджано-русские отношения. Баку, 1963, с. 176—177; Фехнер М. В.
Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. М„ 1956;
Крупнов Е. И. Указ, соч., с. 100—101; Иванов М. С. Очерки истории
Ирана. М., 1952, с. 122.
74 Ф а д е е в А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960, с. 28.
133
вали своей торговой деятельности колониальный характер, об-
менивая дешевую мануфактурную продукцию на изделия, из-
готовление которых требовало неимоверных затрат времени и
сил. Тем не менее, торговля с Россией обеспечивала осетин ря-
дом необходимых для жизни товаров, производство которых в
горных условиях было крайне затруднено ити полностью ис-
ключалось.
Важное значение в русско-осетинских торговых отношениях
играла Астрахань — один из центров мануфактурного произ-
водства на юге России в XVIII в.75. Вполне возможно, что при
посредстве астраханских купцов попали в Тагаурию некоторые
образцы окрашенных шелковых тканей, типа азербайджанских
«дараи», но более близких к среднеазиатским шелкам76.
В целом же господство натурального хозяйства, частые эпи-
демические заболевания, войны между Турцией, Ираном и Рос-
сией за обладание Кавказом, а также напряженные отноше-
ния между Осетией и кабардинскими феодалами мало способ-
ствовали развитию торговли. В этом отношении выразительно
высказывание Ю. Клапрота: «Моздокский гостиный двор в на-
стоящее время очень беден, и только в одной лавке нахичеван-
ских армян можно найти европейские товары. Большая часть
остальных лавок закрыта, остальные заняты местными армян-
скими и осетинскими купцами, которые торгуют мелочными
товарами и продуктами. Между тем, торговля здесь была зна-
чительной (подчеркнуто нами.— В. Т.), но ненадежность на ли-
нии, карантин на русской территории и чума среди горцев чрез-
вычайно содействовали ее упадку»77.
Какое отражение получили русско-осетинские торговые от-
ношения в инвентаре склеповых сооружений? Ответ на этот
вопрос дают многочисленные предметы мануфактурного, а мо-
жет быть, и фабричного производства — складные бритвы и
ножи, самшитовые гребни, медные наперстки, иглы, стеклян-
ная посуда, ткани — ситцы, шелка, отчасти сукна и холст. Все
они не могут относиться ко времени раньше ХА III в., т. е. вре-
мени зарождения и развития мануфактурной промышленности
в России78.
Русского производства эмалевая (середина ХА III в.) и де-
. »
75 Курицын И. С. К истории мануфактурного производства в XVIII в.
ТГИМ вып. XIV. М, 1941, с. 133.
76 Определение М. А. Джебраиловой (музей истории Азербайджана,
Баку).
77 Осетины глазами русских и иностранных путешественников, с. 116.
78 История народного хозяйства СССР. Л1., 1960, с. 138.
134
ревянная с портретным изображением П. X. Витгенштейна
(первая треть XIX в.) табакерки, стеклянный графин (XVIII в.),
возможно, керамические игрушки — «свистульки». Производст-
во последних издавна практиковалось русскими гончарами79.
Наконец, об усилении торговых осетино-русских отношений го-
ворят серебряный гривенник времен Елизаветы Петровны и же-
тон с изображением трехмачтового парусника и латинской над-
писью PLUS ULTRA. Кстати, целый клад этих жетонов найден
был Р. Г. Джадтиевым в развалинах храма у сел. Гуфта Джав-
ского района Юго-Осетинской Автономной области. По сообще-
нию автора раскопок, они были определены И. Л. Джалагания
(Институт истории АН Грузинской ССР) как «шпильмарки»,
что должно означать «игральные фишки» или «игральный
знак».
Нам кажется, что монеты, находимые в склепах Осетии, в
том числе и в «Городе мертвых», свидетельствуют о качествен-
ном изменении характера горской торговли. Чисто меновые от-
ношения начинают постепенно заменяться отношениями това-
ро-денежными. И как знать, не расплачивалось ли русское ку-
печество, пользуясь доверчивостью горцев, теми самыми «шпиль-
марка ми», которых так много встречается в Южной Осетии?
Как нам кажется, монеты-жетоны в совокупности с большин-
ством предметов русского производства, следует датировать
если не второй половиной XVIII в., то по крайней мере, нача-
лом XIX в., первой его третью, поставив тем самым под сом-
нение датировку С. А. Яниной.
Хронология склеповых сооружений
«Города мертвых»
Найденный в исследованных склепах вещественный мате-
риал позволяет с уверенностью говорить о том, что материаль-
ная культура склеповых сооружений Тагаурии типично горская,
как и их архитектура. Подтверждается тем самым точка зре-
ния П. С. Уваровой—V А. Миллера—Л. П. Семенова о при-
надлежности данных сооружений местному, осетинскому, насе-
лению. Проанализированный нами склеповый инвентарь очень
однороден и представляет собой одну культуру, существовав-
шую в сравнительно небольшой исторический период.
Культура исследованных пол\ подземных и наземных скле-
79 Рабинович М. Г. Гончарная слобода в Москве XVI—Х\ III вв.
МИА, № 7. М -Л., 1947, с. 68—72.
135
пов как «Города мертвых», так и других склеповых могильни-
ков Тагаурии, не имеет каких бы то ни было принципиальных
различий и, по существу, синхронна. Поэтому нет основания счи-
тать, применительно к указанному району Осетии и судя по
полученному нами материалу, полуподземные склепы более
древними, чем наземные, и относить их к IX—XIV вв. (по Г. А.
Кокиеву и Л. П. Семенову). Поскольку основной вещественный
материал дали нам склепы Даргавса, определение датировки
«Города мертвых» в значительной степени может способство-
вать определению времени бытования склеповых сооружений
всей Тагаурии.
Согласно разработанной Л. П. Семеновым и Г. А. Кокиевым
схеме, типы склепов в хронологическом отношении образуют
непрерывную линию развития. Наиболее древние — подзем-
ные — склепы относятся к V—IX вв. Более поздние — полупод-
земные сооружения датируются IX—XIV вв., а наземные усы-
пальницы—XIV—XVIII вв., хотя Л. П. Семенов не исключал
возможности использования склепов башенного типа в XVIII и
даже первой половине XIX в. Указанная схема в принципе не
вызывала и не вызывает никаких возражений у исследовате-
лей.
Более того, археологи-кавказоведы, по существу, едины в оп-
ределении датировки склеповых сооружений, что особенно на-
глядно проявляется на примере датировки наземных склепов.
Так, еще В. Ф. Миллер датировал их XII—XIV вв., П. С. Ува-
рова— XVI—XVII вв., В. И. Марковин относит их к XVI—
XVII вв., С. И. Макалатия — к XVII—XVIII вв., А. А. Иессен—
к XV в.80 В целом же все исследователи сходятся на том, что
возникновение и наиболее активное использование наземных
склепов следует относить к XIV—XVIII вв., с учетом тех или
иных региональных особенностей.
Говоря об архитектуре склеповых сооружений, Л. П. Семе-
нов указывал на связь наземных склепов с аланской порой:
«Иногда у алан хоронили в подземных гробницах, имевших
двухскатную кровлю, покрытую каменными плитами, это про-
тотип будущего наземного склепа такого же типа. Переход од-
ной формы в другую произошел через посредство полуподзем-
80 М и л л е р В. Ф. Терская область. Археологические экскурсии. МАК,
I. М., 1888, с. 96; Уварова П. С. Указ, соч., с. 95—96, 242; Марко-
в и и В. И. Чеченские средневековые памятники в верховьях р. Чанты-Ар-
гуна. ДЧИ. М„ 1963, с. 269; Макалатия С. И. Хевсурети. Тбилиси, 1940,
с. 179; Иессен А. А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии.
МИА, № 3. М.-Л., 1941, с. 27—28.
136
кого склепа, часть камеры и кровли которого погружены в
землю, а фасад с лазом возвышается над нею. Таким образом,
наземный склеп со ступенчатой двухскатной кровлей по своему
устройству древнее других видов наземных склепов». Этот
взгляд разделял и И. П. Щеблыкин81.
В рамках хронологической схемы склеповых сооружений,
разработанной Г. А. Кокиевым, Л. П. Семеновым и другими
исследователями, датировка «Города мертвых» XIV—XVIII вв.
не вызывала ранее никаких сомнений. Правда, некоторые ис-
следователи опускали нижнюю хронологическую границу быто-
вания склепов до XII в. Так, Т. А. Гуриев82 датирует «Город
мертвых» XII столетием, ссылаясь на Г. А. Кокиева, но послед-
ний говорил о хронологии склеповых сооружений в целом, а не
конкретно о Даргавсе. Далее автор утверждает что в Даргавсе
«обнаружены уникальные склеповые сооружения, наиболее ран-
ние из которых восходят к VII в. н. э.». Но у Е. Г. Пчелиной,
на которую ссылается Т. А. Гуриев, говорится лишь о могиль-
никах из каменных ящиков, относящихся к VII—IX вв. н. э.83
Аналогичной точки зрения придерживается и Б. А. Калоев:
«Большое распространение имели у северных осетин, как и у
ингушей и балкарцев, подземные, полуподземные и наземные
склепы, возникшие в XIII—XVII вв. и генетически связанные,
как мы полагаем, с аланскими катакомбами... Несомненно, что
к средневековому аланскому периоду относится происхождение
известного даргавского «города мертвых», состоящего из мно-
жества склепов, а также монументальных склеповых сооруже-
ний в селениях Джимара, Даллагкау, Махческ и др.»84 Однако
даргавский «Город мертвых» не дал материала не только алан-
ского времени, но и XIV—XV вв. Все имеющиеся в нашем рас-
поряжении данные свидетельствуют о более позднем возникно-
вении и использовании даргавского некрополя, а именно: в
XVI—первой трети XIX в.
Приведем еще ряд доказательств, подтверждающих данное
положение.
’’Семенов Л. П. Из истории работы музея краеведения Северо-Осе-
тинской АССР по изучению памятников материальной культуры Северной
Осетии. Дза^джикау, 1952, с. 27—28; Щеблыкин И. П. Искусство ин-
гушей в памятниках материальной культуры. Владикавказ. 1928, с. 25—28.
82 Гуриев Т. А. Отражение монгольских влияний в эпосе и языке алан
(осетин). Автореферат докторской диссертации. М., 1970, с. 33.
83 П ч е л и и а Е. Г. Крепость «Зильде машпг». СЭ, 1934, № 3, с. 98.
84 К а л о е в Б. А. Осетины, изд. II. М., 1971, с. 226.
137
Склеповый инвентарь дал некоторое количество точно дати-
рованных вещей, например, русский гривенник чеканки 1754
года, сильно потертый, пробитый, использовавшийся в качестве
украшения. Следовательно, попасть в склеп он мог не раньше
второй половины XVIII в., а точнее — где-нибудь в конце сто-
летия или даже в начале XIX в. Мы имеем также более двух
десятков стеклянных бутылок, найденных в склепах разных
типов и- датированных русскими фабричными клеймами 1816—
1825 гг.
Ко второй половине XVIII в. относится табакерка русской
работы с миниатюрой на крышке, к первой трети XIX в.— де-
ревянная табакерка с портретным изображением П. X. Витген-
штейна. Серединой XVIII в. датируется стеклянный графин, из-
готовленный, предположительно, на заводе стеклопромышлен-
ника Мальцева. Этим же временем можно определить два на-
тельных крестика из меди. Ко второй половине XVIII—началу
XIX в., думается, следует отнести и жетон с изображением па-
русника и латинской надписью PLUS ULTRA, а также кера-
мические игрушки-свистульки, которые, как нам кажется, рус-
ского производства. Синхронны с ними складные ножи и брит-
вы, ножницы, медные наперстки, самшитовые гребни, зеркала
в деревянной оправе, некоторые разновидности шелковых, сит-
цевых и хлопчатобумажных тканей русского мануфактурного
производства85.
XVI—началом XIX в. датируются многочисленные образцы
тканей восточного (иранского, азербайджанского) производст-
ва. В их число входят различные шелковые и полушелковые
ткани, украшенные человеческими фигурами, изображениями
деревьев и прочим стилизованным растительным орнаментом;
ткани типа кисеи, тафты, азербайджанской «дараи» и т. д. (оп-
ределение М. А. Джебраиловой и Л. В. Ефимовой). Аналогич-
ные образцы тканей приводятся в работах М. В. Фехнер, А. Гу-
сейнова, Е. И. Крупнова и др. С тканью иранского производ-
ства (XVI в.), украшенной изображениями людей, животных и
к
85 Вопрос о датировке названных предметов детально исследован В. Б.
Виноградовым, полагающим, что «период последней трети XVII—начала
XIX нв. и был. очевидно, временем укомплектования наборов погребального
инвентаря, дающих соответствующие находки, массовые в «языческих» не-
крополях Балкарии, Осетии и Ингушетии». С этим выводом автора следует
согласиться, учитывая, конечно, что В. Б. Виноградовым рассматривалась
лишь определенная категория вещей из склепов.— Виноградов В. Б.
О некоторых критериях датировки позднесредневековых погребальных ком-
плексов Северного Кавказа. Известия СК НЦВШ, 1977, № 1, с. 68.
138
растений (как и на тагаурских образцах), мы имели возмож-
ность ознакомиться в экспозиции Государственного историче-
ского музея (ею, кстати, было обито кресло Ивана Грозного).
XVI—XVII вв. датировали мы суммарно наиболее ранние
образцы склеповой керамики (сосуды — «чайники», кувшины с
петлевидным сливом, кувшины с приземистым туловом). Ос-
тальная керамическая посуда может в основном датироваться
ХуШ и даже первой третью XIX в.
Отметим и то обстоятельство, что склеповый инвентарь «Го-
рода мертвых» и других могильников Тагаурии обнаруживает
определенную близость с инвентарем склеповых сооружений
Чечни и Ингушетии, Балкарии и Карачая, датируемых XVI—
XVII вв., не говоря уже об идентичных в большинстве случаев
способах захоронения в погребальных колодах, составных гро-
бах, детских люльках.
Однотипны найденные в северокавказских склепах, камен-
ных ящиках и курганах XIV—XVI вв. ножи и бритвы (склад-
ные и нескладные), кинжалы, гребни самшитовые, медные на-
перстки, железные скобы, иглы, кресала, некоторые разновид-
ности украшений — серьги, штампованные, треугольной формы
с подвесными колонками, серьги петлевидной формы (искусст-
вовед Э. В. Кильчевская, у которой мы консультировались,
большую часть серег и перстней по технике изготовления, ор-
наментике и скани датирует временем не ранее XVI в. и не
позднее конца XVIII —начала XIX в.), диадемы с отчеканенны-
ми узорами; одежда, обувь, головные уборы, наборные пояса
кавказского типа, пряжки, нагрудники и т. д. Все перечислен-
ные предметы или местного, северокавказского, производства,
или привозные.
Совокупность приведенных факторов вновь подводит нас к
мысли, что датировка даргавского «Города мертвых» и других
тагаурских склеповых могильников XVI—первой третью XIX в.
соответствует исторической действительности. Именно к этому
периоду относится большинство предметов, обнаруженных в та-
гаурских склепах.
Время прекращения захоронений в склеповых сооружениях
Северной Осетии, и Тагаурии в частности, характеризуется:
1) массовым переселением горцев на равнину; 2) завершением
этнического формирования осетинской народности; 3) включени-
ем в сферу политики Русского государства. Факторы эти явля-
ются общими почти для всех народов Северного Кавказа, но,
само собой разумеется, исторические судьбы осетин и балкар-
цев. чеченцев и ингушей, кабардинцев и др., независимо от ка-
ких-то общих закономерностей, складывались по-разному, чем и
139
объясняется хронологическое несовпадение у них трех перечис-
ленных принципов. Претворение их в жизнь не означало еще
коренной ломки социально-экономической структуры горского
общества. Она на протяжении многих десятилетий оставалась
незыблемой, сохраняя все свои основные признаки — отсутствие
централизации, разветвленную иерархическую лестницу с одно-
временным сохранением патриархальных устоев и обычного
права, примитивизм экономики, слабо развитые товаро-денеж-
ные отношения и связанные с ними отсутствие внутреннего и
ограниченность внешнего рынка.
«Но значительно позже, уже после присоединения народов
Северного Кавказа к России, царское правительство, достаточ-
но укрепив свои позиции, приступило к установлению колони-
ального режима, к превращению ранее присоединившихся к
России районов в колонии. Этот акт был насильственным и осу-
ществлялся вооруженной силой. Поэтому нет ничего удивитель-
ного в том, что присоединившиеся к России Кабарда и Черке-
сия (1557 г.), Ингушетия (1770 г.), Осетия (1774 г.), Дагестан
(1813 г.) в 30-х годах XIX столетия вели борьбу против Рос-
сии»86. Политический смысл этой борьбы состоял в том, что
она была направлена против реакционной сущности колониза-
торской политики царизма и утверждения самодержавно-кре-
постнических порядков. Этим и определяется освободительный
характер войны горцев.
В ходе ожесточенной борьбы рушились вековые устои гор-
ского общества, происходило приобщение к новому социально-
экономическому устройству. В известной степени развитие этих
исторических процессов в конце первой трети XIX в. было уско-
рено началом кавказской войны под руководством Шамиля.
Здесь, видимо, уместно вспомнить высказывание К. Маркса,
относящееся, правда, ко времени Крымской войны 1853—
1856 гг.
Характеризуя обстановку на Кавказе и, в частности, на
Военно-Грузинской дороге, связывающей ноги и туловище ги-
гантской Российской империи, основоположник марксизма писал:
«...она (дорога.— В. Т.) защищена непрерывной цепью укреп-
лений, но подвергается с обеих сторон беспрестанным нападе-
ниям кавказских племен. Если бы все эти кавказские племена
объединились под властью одного военного вождя, они могли
бы даже представить опасность для соседних казачьих облас-
тей»87.
86 Б л и е в М М. Осетия в первой трети XIX в. Орджоникидзе, 1964, с. 5.
87 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 9. М., 1957, с. 408—409.
140
Совершенно очевидно, мириться с таким положением вещей
Россия не могла. Весь ее военно-экономический потенциал был
брошен на подавление освободительного движения горцев,
представлявшего вполне реальную угрозу интересам русского
царизма на Кавказе. Горцы потерпели сокрушительное пора-
жение, но мир, воцарившийся в горных районах края, имел,
несомненно, положительную экономическую и общественно-по-
литическую окраску. С застоем в недрах горского общества
было покончено раз и навсегда.
Заключение
Изучение процессов становления народов и наций на раз-
ных этапах их развития является одной из главных задач, сто-
ящих перед советской исторической наукой. Рассмотрев вопро-
сы, связанные с генезисом и расцветом склеповой культуры Се-
верной Осетии, мы осветили лишь немногие из ее аспектов.
Формирование осетинского народа происходило в сложных
исторических условиях. Занимая важное стратегическое поло-
жение, будучи своеобразным мостом между Северным и Юж-
ным Кавказом, Осетия неоднократно подвергалась нашествию
иноземных захватчиков. Особенно пагубное влияние оказало
на нее нашествие татаро-монгольских орд, огнем и мечом ис-
требивших почти все и вся на Северном Кавказе.
Разгром Алании в XIII—XIV вв. на несколько столетий при-
остановил процесс социально-экономического развития предков
осетин.. Более того, «утрата основной базы аланского феода-
лизма — плоскостных земледельческих районов — и пребывание
в горах в условиях безземелья и примитивной техники, подрыв
производительных сил в результате татаро-монгольского наше-
ствия привели к регрессу социальных отношений. В новых усло-
виях феодальные элементы были ослаблены, оживились и ук-
репились элементы традиционных родовых отношений»1.
К XV—XVI вв. аланы окончательно исчезают с политиче-
ской арены Северного Кавказа2. Именно с этого времени и на-
чинается история собственно осетинского народа, сложившего-
ся в результате более чем тысячелетнего общения местных
(субстратных) и ираноязычных (аланских) северокавказских
племен3. Памятниками материальной культуры осетинского на-
1 Кузнецов В. А. Алания в X—XIII вв. Орджоникидзе, 1971, с. 242.
2 История Северо-Осетинской АССР, т. I, М., 1959, с. 87.
3 Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе. 1967, с. 325—326.
141
рода и являются исследованные нами склеповые сооружения
«Города мертвых» — у селения Даргавс и других склеповых
могильников Тагаурии, датируемых XVI—первой третью XIX в.
Мы уже указывали на причины относительной отсталости
социальных отношений у горцев Северного Кавказа. Главная
из них — сравнительно низкий уровень экономического разви-
тия. Однако и патриархально-родовой уклад к XVII—XVIII вв.
претерпевает существенные изменения. Очень медленно, но не-
обратимо протекает процесс становления горского феодализма,
отличительными чертами которого (в осетинских условиях) бы-
ли отсутствие централизованной государственной власти и уп-
равление народными массами при помощи вековых норм обыч-
ного права4.
В процессе исторического развития и становления феодаль-
ных отношений происходит выделение из общей среды «силь-
ных фамилий», накопивших в своих руках большую часть об-
щественных богатств. Последнее, однако, не означает, что все
члены «сильной фамилии» были экономически равноправны.
Напротив, отдельные представители фамилии эксплуатирова-
лись точно так же, как и основная масса осетинского (тагаур-
ского) населения. Социальные верхи (алдары) подчинили себе
крестьян, делившихся по степени зависимости на фарсаглагов,
кавдасардов и кусагов.
Тяжелое положение крестьян-горцев усугублялось вассаль-
ной зависимостью Осетии от Кабарды (вплоть до присоедине-
ния Осетии к России). Кабардинские князья неизменно оказы-
вали помощь алдарам и совместно с последними грабили осе-
тинский народ. Усиление эксплуатации крестьянства постоян-
но приводило к открытым выступлениям против алдаров и их по-
кровителей.
Социальная дифференциация тагаурского общества нашла
свое отражение не только в формах общественных отношений,
но и в форме погребальных сооружений. Можно предположить,
что монументальные наземные склепы, башенного типа и двух-
скатные, принадлежали более «сильным фамилиям», полупод-
земные — фарсаглагам. В каменных ящиках, повсеместно раз-
бросанных среди склепов, видимо, хоронили кавдасардов или
кусагов. Во всяком случае, каменные ящики дают аналогичный
склеповому материал, правда, уступающий в количественном
отношении. Более того, в расположении самих склепов отмеча-
ется тенденция «сильных фамилий» обособиться от слабых. На-
пример, в «Городе мертвых» наземные склепы сконцентрирова-
4 История Северо-Осетинской АССР, с. 92
142
ны главным образом в западной и северо-западной частях мо-
гильника; полуподземные — в восточной и юго-восточной час-
тях. Точно так же наземные склепы доминируют над полупод-
земными сооружениями и на остальных исследованных могиль-
никах Тагаурии.
Аналогичное выделение погребений господствующих слоев
северокавказского горского общества мы наблюдаем и на мо-
гильниках сопредельных с Осетией территорий. И. М. Мизиев,
описывая наземные склепы Балкарии и Карачая, отмечает, что
они не так многочисленны, как одновременные полуподземные
склепы и другие виды могил, и всегда находятся в окружении
последних. На этом основании исследователь совершенно спра-
ведливо заключает, что «поскольку они содержат всегда одно
или не более трех погребений и принадлежат отдельным княже-
ским липам или их семьям, постольку правомерно их считать
феодальными усыпальницами, мавзолеями балкарских и кара-
чаевских таубиев»5.
Вопрос о принадлежности склеповых сооружений той или
иной общественной группе достаточно сложен и запутан. Иссле-
дователи до сих пор не пришли к единому мнению. Одни счи-
тают, что склепы — это родовые усыпальницы, другие называ-
ют их фамильными, третьи — семейными усыпальницами. С
этими же затруднениями пришлось столкнуться и нам при оп-
ределении общественной принадлежности склеповых сооруже-
ний «Города мертвых» и других могильников Тагаурии. К со-
жалению, мы смогли уточнить фамильную принадлежность
лишь трех сооружений: один из склепов башенного типа был
усыпальницей Дзанаговых (сел. Джимара), другой — Саламо-
вых (Какадур), третий — двухскатный наземный склеп принад-
лежал фамилии Бежаевых (Какадур). Таким образом, вопрос
о принадлежности склеповых сооружений той или иной обще-
ственной группе горского населения остается, по существу, от-
крытым. Состояние изученности его на настоящий момент не
позволяет нам утверждать что-либо категорично. Думается,
вопрос этот должен явиться предметом специального исследо-
вания и, несомненно, историки-кавказоведы еще не раз вер-
нутся к нему.
К каким же, собственно, выводам приводит нас изучение
склеповой культуры средневековой Тагаурии, склеповых соору-
жений «Города мертвых» у селения Даргавс?
I. Полуподземные и наземные склеповые сооружения «Горо-
5 Мизиев И. М. Средневековые башни и склепы Балкарии и Карачая.
Нальчик, 1970, с. 87.
143
да мертвых» и других склеповых могильников Тагаурии сосу-
ществовали между собой и относятся к одному историческому
периоду. Они синхронны по времени возникновения и наиболее
активного использования, дают идентичный погребальный ин-
вентарь, принадлежат местному осетинскому населению и яв-
ляются ценным историческим источником, характеризующим
социально-экономический уклад и духовную культуру осетин-
ского народа в XVI—первой трети XIX в.
II. Склеповая культура средневековой Тагаурии имеет ис-
конно местные — северокавказские — истоки, уходящие корня-
ми своими в эпоху бронзы (III—II тыс. до н. э.), а затем и в
раннее средневековье. На архитектуру погребальных памятни-
ков — склепов — основное влияние оказали строительно-архи-
тектурные традиции горской зодческой школы; на формирова-
ние склепового погребального обряда — религиозные представ-
ления осетин, культ предков. Однако и архитектура, и погре-
бальный обряд отражали также социально-экономический ук-
лад, сложившийся в Тагаурии в эпоху позднего средневековья'
а инвентарь склеповых сооружений говорит о прочных торго-
вых и культурных связях Осетии со странами мусульманского
Востока — Ираном, Азербайджаном, возможно, Средней Ази-
ей, с феодальной Грузией, народами Северного Кавказа и Рос-
сией.
III. Склеповая культура Тагаурии, являясь составной частью
общеосетинской склеповой культуры, обнаруживает, как о том
свидетельствует инвентарь и архитектура погребальных памят-
ников, сходные и отличительные черты с аналогичными культу-
рами Северного Кавказа. Первое объясняется тождественными
условиями географической среды, тесными культурными кон-
тактами горцев, а также особенностями самой исторической
эпохи; второе — специфичностью осетинских национальных тра-
диций, это проявляется и в инвентаре, как, например, массо-
вость треугольной формы серебряных штампованных серег с
подвесными колонками, своеобразие и многочисленность образ-
цов керамической посуды, почти не встречающей аналогий на
Северном Кавказе, абсолютное, за редким исключением, отсут-
ствие оружия в инвентаре склепов и т. п.
Археологические раскопки «Города мертвых», равно как и
других склеповых могильников Тагаурии, показали перспектив-
ность такого рода исследований, важную их роль в воссозда-
нии позднесредневековой истории осетинского народа. Именно
склеповые сооружения могут дать и дают нам основной мате-
риал, освещающий духовную и материальную культуру горцев
Северного Кавказа.
144
Vitalij Tmenov
„The Town of the Dead"
(The Burial vault erections of Tagauria of the Late Middle Ages)
Summary.
The epoch of the Late Middle Ages is the most interesting
but insufficiently known page in the history of the North —
Caucasian peapies. For the archaeologist and ethnographer of the
Caucasus it is closely connected with the notion of the burial
vault culture which presents a synthesis of architectural and
constructional achievements of that time and the corresponding
level of the material culture of the mountaineers which in many
cases also gives an indirect but rather clear idea of the spiritual
culture especially of the system of religious views.
The archaeological expedition of the North — Ossetian Scien-
tific Research Institute of History, Economy, Language and Lite-
rature in 1967—1970 investigated the Dargavs necropolis, by far
the lagest in North Caucasus, which is known under the figura-
tive name of the «Town of the Dead». It is located in the Gizel-
don Canyon near the village of Dargavs in the Prigorodny dist-
rict of the NO ASSR. On the territory of the necropolis 95 burial
vaults — collective tombshave been fixed.
The investigation of he cells in burial vaults was carried out
under hard and specific conditions; the material collected (over
1600 articles of everyday life, tools of production, arms, decora-
tions, clothes, footwear, headdresses, etc.) yields much valuable
ecientific information. It has been analyzed and brought into a
system in the monograph now offered to the reader’ attention.
Chapter I reviews the history of the investigation of the North —
Caucasian burial vault culture beginning with the end of the
XVIII century when Acad. I. A. Giildenstadt and P. S. Pallas paid
attention to the numerous extraordinarily picturesque sepulchral
erections of the land. In the end of the XIX and the beginning
of the XX century the investigation of the burial vaults was car-
ried out by such outstanding scientists as V. F. Miller, P S.
Uvarova, A. M. Dirr; and in our times by L. P. Semyonov, G. A.
Kokiev, E I. Krupnov, V. I. Markovin and many others.
The burial vault erections of the North Caucasus are comprise
3 groups of collective tombs — underground, semi — underground,
10 Город мертвых
145
overground. The chapter outlines the typological classification of
the investigated funeral monuments of Tagauria — Eastern Osse-
tia— situated in the Upper Gizeldon, Genaldon and Terek and
also near the «Town of the Dead» at Dargavs which is the centre
of the region.
The material oftained by the archaeological expedition, enab-
les us to speak only about 2 groups of the burial vault erections
of Tagauria.— overground and semi — underground, which, in
their turn, are subdivided by the author into the corresponding
types.
Chapter II gives the analysis of the Ossetian vault funeral
ceremony which struck the imagination of many investigators by
its singularity and peculiar combination of the ways the bead
were buried. The dead were subjected to natural mummification
owing to certain factors.
Against the background of a number of common rituals the
following types of burials were singled out:
1) open interments — the body of the deceased is taken into
the burial vault cell an laid on the funeral deck (or on the floor);
in some cases the bead is swaddled in shroad;
2) the interments in blocks, flat — bottomed or sharp — botto-
med, consisting of 2 parts, made of wood and connected by iron
crampons. According to L. P. Semyonov, «the Caucasian rite of
burying people in blocks (dug — outs), late in time, is the last
link in the evolution of one of the most ancient rites of burying
in a boat which was very common with the Slavs and many other
peoples in the West and in the East».
The connection between funeral blocks and burials on the wa-
ter does not cause serious doubts, and the presence of blocks in
the Ossetian vaults can evidently be explained as the result of
the cultural influence of the Adygs (such blocks are also found
in the Cabardinian tumuli of the XIV—XVI cc.) who after the
Mongolian invasion, mo\ed from West Caucasus to the valleys
of Central Pre — Caucasus up to the Sunzha river;
3) the interments in wooden coffins are later phenomenon and
are evidently connected with the active penetration of Christiani-
ty into the highland of North Caucasus;
4) it is interesting to note that children w’ere often buried in
cradles. According to the Ossetian legend interments in cradles
were widely practiced in ancient times;
5) the interments in stone cased made of shale plates on the
floors of the cells in the vaults. They are known from the ancient
times but are rarely found in the vaults.
The variety of types of interment leads us to believe that the
.146
Ossetian funeral rite reflecting the heathen ideas of the mountai-
neers, has gone through several stages and has despite the gro-
wing influence of Christianity and Islam, preserved many specific
peculiarities.
The origin and development of burial vaults and of the respec-
tive funeral rite were not caused by one definite factor but by a
whole set of religions, social, and economic factors. Out of these
the most important role was played by the religions notions of
the mountaineers of North Caucasus, and in particular the cult
of the .dead (ancestors) which undoubtedly serves as the ideolo-
gical basis for the burial vault culture.
Chapter III is devoted to the analysis of the funeral stock
which gives the opportunity to conclude that the main means of
production and all the articles of everyday life were made in the
closed natural economy of the .Ossetian mountaineers. The growth
of labour productivity, however, resulted in extension of the exter-
nal economic ties of the Ossetian population with Iran, Azerbaid-
zhan, Daghestan, Russia, Central Asia in the XVII—XIX centuries.
The data collected give ample proof that the material culture
of the burial vault as well as the architecture of Tagauria are
typically mountainpus. This also confirms the views of P. S. Uva-
rova, A. A. Miller, L. P. Semyonov that these constructions be-
long to the local Ossetian population.
The «Town of the Dead» gave some amount of exactly dated
things referring to the XVIII—XIX cc., for example: the Russian
ten-copeek bit coived in 1754; glassware with Russian trade —
marks, snuff — boxes, ets. Synchronous with them are the folding
knives, razors, scissors, thimbles, box combs, mirrors, some kinds
of silk, cotton and other fabrics of Russian manufactory.
The numerous samples of oriental clothing go back to the
XVII — early XIX centuries. The earliest samples of vault cera-
mics and decorations are dated to the XVI—XVII cc. The burial
vault stock of the «Town of the Dead» reveals some similarity to
the stocks from the vaults in the Chechen — Ingush Republic,
Balkaria, Karachai dated to XVI—XVII cc.
The analysed archaeological material makes it possible to
draw the following conclusions:
I. The semi — underground and overground burial vault erec-
tions of the «Town of the Dead» and other vault necropoleis of
Tagauria belong to one and the same historic period. They were
built and most actively used at one and the same time, contain
identical funeral stock, belong to the local Ossetian population
and are a valuable historic source characterizing the social and
147
•economical structure of the Ossetian people in the XVI—XIX
centuries.
II. The burial vault culture of medieval Tagauria has primor-
dially local North — Caucasian sources, dated by the Bronze Age
and later also by the Early Aliddle Ages. The architecture of the
vaults was mainly influenced by constructional and architectural
traditions of the rnauntaineers’ architectural school, the formation
of the vault funeral rite — by the religious ideas of the Ossetians,
the cult of the ancestors.
III. The burial vault culture of Tagauria, being an integral
part of the All — Ossetian vault culture, has, alongside with its
specific features, much in common with the analogous cultures of
North Caucasus. The similarity is accounted for by the identical
conditions of the geographic invironment, the close cultural con-
tacts of the mountaineers, and also by the peculiarities of the
historic epoch itself; the dissimilarity is explained by the pecu-
liarity of the Ossetian national traditions, that were reflected in
the funeral stock.
The author is conscious that not all the questions touched
upon have been dealt with equally satisfactority. This is explai-
ned by the fact that in the study of the Late Medieval archaeolo-
gy of the North Caucasus science is still accumulating material.
Undoubtedly in the course of further investigations much of what
has been stated above will be precised. However already now it
is clear that one of the most popular historical and archaeologi-
cal monuments of North Ossetia and all the Central Caucasus —
the «Town of Dead» near Dargavs,— must enter the fund of the
main sourses in the medieval history and archaeology of the
Ossetian people on the eve of its joining Russia in 1774.
Список сокращений
АС БКИАИ — Археологический съезд — Бюллетень Кавказского историко-археологического инсти- тута
БСЭ ВДИ ВФ ГЭ ДАО дчи жмнп ИГАИМК — Большая Советская Энциклопедия — Вестник древней истории — Вопросы философии — Государственный Эрмитаж — Древности археологического общества — Древности Чечено-Ингушетии — Журнал Министерства народного просвещения — Известия Государственной Академии истории материаль- ной культуры
ИРАИМК — Известия Российской Академии истории материальной культуры
ииниик — Известия Ингушского научно-исследовательского инсти- тута краеведения
исонии — Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института
ичинии — Известия Чечено Ингушского научно-исследовательского института
КСИА ксиимк — Краткие сообщения Института археологии -— Краткие сообщения института истории материальной куль- туры
КЕНИИ кчнии кэс МАДИСО — Кабардино-Балкарский научно-исследовательский институт — Карачаево-Черкесский научно-исследовательский институт — Кавказский этнографический сборник — Материалы по археологии и древней истории Северной Осетии
МКА МИА МАК МЭГ СА СК нцвш — Материальная культура Азербайджана — Материалы и исследования по археологии СССР — Материалы по археологии Кавказа — Материалы по этнографии Грузии — Советская археология — Северо-Кавказский научный центр Высшей школы
149
СМАЭ смомпк — Сборник музея антропологии и этнографии — Сборник материалов для описания местностей и племен К'авказа
смэдэм — Сборник материалов по этнографии, издаваемый при Даш-
сиэ сск сскг ссто сэ ТА(ОК)АЭ ковском этнографическом музее. — Советская историческая энциклопедия — Сборник сведений о Кавказе — Сборник сведений о кавказских горцах — Сборник сведений о Терской области — Советская этнография — Труды Азербайджанской! (Орен-Калинской) археологиче- ской экспедиции
тгим тс ТСАРАНИОН — Труды Государственного исторического музея — Терский сборник — Труды секции археологии Российской ассоциации научно- исследовательских институтов общественных наук
УЗСОГПИ — Учебные записки Северо-Осетинского Государственного пе- дагогического института
эо — Этнографическое обозрение
СОДЕРЖАНИЕ
Введение ......................................................... 3
Глава I. Архитектура склеповых сооружений и их типологическая
классификация......................................................5
К истории изучения склеповой культуры Северного Кавказа . —
Склеповые сооружения Тагаурии («Город мертвых») . . 13
Глава П. Погребальный обряд 41
Захоронения в склепах «Города мертвых» и их типы ... —
Возможные истоки осетинских склепов и склепового погребаль-
ного обряда .................................................58
Глава III. Анализ погребального инвентаря.........................76
Керамика.....................................................75
Стеклянная посуда 95
Изделия из дерева............................................99
Оружие .....................................................105
Бытовые предметы . ........................106
Туалетные принадлежности....................................114
Обувь, головные уборы, одежда...............................117
Украшения...................................................126
Хозяйство, торговля . . ...............................: • 131
Хронология склеповых сооружений «Города мертвых» 135
Заключение 141
Резюме . 145
Список сокращений................................................149
Виталий Харитонович Тменов
«Город мертвых»
Редактор
А. М. Манукян
Художник
X. Т. Сабанов
.Художественный редактор
У. К. К а н у к о в
Технический редактор
А. В. Я д ы к и н а
Корректор А. Г. Царакова
ИБ № 451.
Сдано в набор 18.10.78. Подписано к печати 01.02.79. ЕИ 00149. Формат
бумаги 60}<841/]6. Бум. тип. № 3. Гарн. шрифта литературная. Высокая
печать. Jc.T.-n. л. 8,83. Учетно-изд. л. 8,86. Тираж 1500 экз. Заказ № 13484.
Цена 50 коп.
Издательство «Ир» Управления по делам издательств, полиграфии и
книжной торговли Совета Министров СО АССР, г. Орджоникидзе,
ул. Димитрова, 2.
Книжная типография Управления по делам издательств, полиграфии и
книжной торговли Совета Министров СО АССР, г. Орджоникидзе,
ул. Тельмана, 16.