ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ
Степи Европы в эпоху средневековья
4
том
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ НАН УКРАИНЫ
ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ
СТЕПИ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Том 4
Хазарское время
Сборник научных работ
ДОНЕЦК 2005
The European Steppes in the Middle Ages. V. 4. Khazarian times. Book of Collected Works/ E<L-in-Chief A.VTYevglevsky; Institute of Archaeology of the National Academy of Science of Ukraine; Donetsk National University.-V.4.-Donetsk: Donetsk National University, 2005. - 441 pp. (Proceedings in Archaeology).
Aperiodical edition of scholarly publications in archaeology of the European steppe area in the Middle Ages.
The book is intended for specialists in archaeology, ethnology, history, anthropology, numismatics, and local lore, for students of history and all those who are interested in ancient history.
Recommended for publishing by the Academic Council of the Faculty of History of Donetsk National University
Approved by the Academic Council of the Institute of Archaeology of Ukraine’s National Academy of Sciences
Editor-in-chief: A.V.Yevglevsky, Donetsk National University
Editorial Board:	Academician of Ukraine’s National Academy of Science Tolochko P.P.
(Kyiv, Institute of Archaeology)
Doctor of History N.Ye.Bespalov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History P.V.Dobrov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History G.P.Yerkhov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History A. VKrapivin (Donetsk, Donetsk National University)
Associate Member of Ukraine’s National Academy of Science A.P.Motsya
(Kyiv, Institute of Archaeology)
Doctor of History VN.Nikolsky (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History S.A.Pletneva (Moscow, Institute of Archaeology)
Doctor of History A. V.Komar (Kyiv, Institute of Archaeology)
Executive secretary, senior research worker T.M. Potyomkina (Donetsk, Donetsk
National University)
This edition is prepared by archaeological research group of the chair of History of Ukraine at the Faculty of History of Donetsk National University within the framework of the University Research Program 03-1 bb/3 (under the guidance of Professor P.V.Dobrov, Doctor of History, Academician of Ukraine’s Academy of History, Honoured Worker of Education of Ukraine) financed by the Ministry of Education and Science of Ukraine.
The series was launched in 2000
© Donetsk N ational University, 2005
© Author of project A. V. Yevglevsky, 2005
© Aksionov V.S., Balabanova M.A., Davydenko VV., Fliorov V.S., Galanov V.I., Kravchenko E.Ye., Krasilnikov K.I., Krasilnikova L.I., Kruglov Ye.V, Lebedev V.P., Lifanov N. A., Lvova Z. A., Miroshnichenko V.V., Petrenko A.N., Poliakova O. A., Tortika A. A., Vinnichek V. A., Yefimova S.G., 2005
© Translation: T. Ya. Volkova, D.VPilipenko, 2005
© Giver: a golden jug (the middle of the 9,h centory AD) from a hoard found near Nagyszentmiklos, 2005
ПРЕДИСЛОВИЕ
Четвертый том “Степей”, несмотря на широкий выбор тем, связанных с этнокультурными периодами кочевников эпохи Средневековья, включающих гуннов, аваров, аланов, венгров, печенегов, огузов, половцев, монголов и др„ вновь, как и 4 года назад (т.2), посвящен хазарскому времени. В этом нет ничего удивительного, поскольку данная проблематика сегодня, безусловно, переживает период своего небывалого подъема, что подтверждаетсв, в частности, появлением новых изданий сугубо хазарской направленности. Так, успешно развивается организованный в Харькове проект “Хазарский альманах”, под эгидой которого уже вышло три тома (2002, 2004, 2005 гг) и планируются к изданию четвертый и пятый. Недавно увидел свет сборник материалов Второго Международного коллоквиума по хазарам, прошедшего в 2002 г. Готовится сборник в Ростове-на-Дону. Кроме того, прошли конференции и семинары в Москве, Иерусалиме, Харькове. Это все не может не радовать, так как теперь исследования хазароведов не будут растворяться в огромной массе археологических изданий. Такое заметное улучшение организации дел в хазароведении должно способствовать дальнейшему наращиванию знания о Хазарском каганате и салтово-маяцкой культуре, которые, на наш взгляд, территориально не отождествимы.
Сборник собрал в себе разноплановый материал, который условно можно разделить как минимум на 4 блока: публикации новых источников, проблема распространения иудаизма и ислама, социально-политическое устройство Хазарии и нумизматические находки. Однако представлять их последовательно довольно сложно, поскольку указанные материалы во многих случаях пересекается между собой в одной работе.
Открывает сборник аналитическая статья А. А.Тортики о месте Северо-Западной Хазарии в политической системе Хазарского каганата. Кроме многих важных положений работы, последняя будет интересна специалистам н с точки зрения наметившегося в последнее время расширения ареалов отдельных культурно-типологических групп памятников, которые в совокупности с новыми раскопками в перспективе могут дать основания как для выделения новых локальных вариантов в салтово-маяцкой культуре, так и для постановки вопроса о сосуществовании хотя н родственных, но самостоятельных культурных пластов, т.с. разных культур.
К числу так называемых аналитических публикаций относится работа К.И. и Л.И. Красильниковых “Могильник у села Лысогоровка - новый источник по зтноисторнн степей Подонцовья раннего средневековья”, на материалах которой делается очередная в хазароведении попытка соотнесения определенных этносов с типами погребальных сооружений. Такая задача нам видится как исключительно сложная. Углубленного изучения, несмотря на ряд выдвинутых авторами весомых аргументов, требует и проблема истоков исламизации населения в Подонцовьс. По версии исследователей ислам постепенно проникал на данную территорию в процессе этнических миграций. Здесь важным представляется то, насколько ортодоксальным был источник ислама, н каков был характер его проникновения. Наконец, важно и то, какие местные условия ожидали переселенцев на новой территории.
Практически той же проблематике, что и упомянутая выше статья, посвящена работа Э.Е. Кравченко, г го вопрос распространения ислама среди населения среднего течения Северского Донца здесь уже рассматривается более глубоко и, главное, расширен до масштабов Восточной Европы. Правда, стоило ли развивать данную проблему до такого размаха? Даже сам автор пишет, что могильники у сея Сидорово, Маяки и ряд других являются крайними западными точками, на которых распространение ислама в IX-X вв. зафиксировано археологически. Если такие могильники пока не исследованы ни к западу, нн к северу от Северского Донца, то можно ли говорить обо всей Восточной Европе?! Ведь и среднее течение Северского Донца, и Волжская Булгария занимают на карте Европы лишь небольшие участки.
В то время как проблема мусульманского населения в раннесредневековых памятниках Восточной Европы приобрела уже характер целенаправлешгого изучения, где объекты анализа четко определены, археологические памятники, связанные с иудаизмом, здесь еще не открыты. Однако дискуссии на эту тему в последнее время заметно активизировались. В связи с этим невольно вспоминается одновременно методологический и иронический вопрос В.С.Флёрова “Иудаизм в археологии Хазарии: где и что искать?”. Вполне уместный вопрос. Совершенно прав наш коллега и когда сетует, что “архсологи-пеевреи вообще имеют поверхностные знания об иудаизме” (2002, с.93). К этому можно еще добавить и отсутствие у нас данных о самом распространении иудаизма средн народных масс каганата. В этих условиях, очевидно, нужно просто продолжать источниковедческое изучение уже добытого материала, а проступят ли конкретные свидетельства иудаизма в Хазарском каганате или пет — покажет время. Дел у хазароведов, как нам представляется, н без того хват ает.
5
Самое непосредственное отношение к упомянутой выше проблеме имеет статья З.А.Львовой “К вопросу о становлении иудаизма в Хазарском каганате. Инкубационный период”. Источником анализа здесь выступают данные булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы, на базе которой автор ведет тщательнейший поименный разбор всех правителей, причастных к появлению иудаизма в Хазарском каганате.
Крайне важное значение имеет введение в научный оборот одного из погребений Царевского могильника в Поволжье. Особое внимание здесь привлекает зеркало с изображением невооруженного всадника, перед которым находится растение. Автор статьи “О культурно-хронологической атрибуции кургана 27 Царевского могильника” - Е.В .Круглов полагает, что данная сюжетная композиция может трактоваться как образ хазарского кагана или бека (шада) во время ритуального обрядового иудейского празднества - зажигания культовой свечи Ханукии.
Ярким феноменам Хазарского каганата: соотношению социальных статусов беков и каганов, а также политической борьбе двух каганских родов, представлявших разные религиозные силы - исповедовавшего иудаизм рода Калги и тенгрианского - Кабана, посвящена другая статья 3.А.Львовой “Кем были царь Иосиф и его предки — беками или каганами?”.
В поиске этнических хазар невозможно переоценить значение сведений антропологии, поэтому выводы авторов статей: С.Г.Ефимовой “Влияние миграционных процессов на формирование антропологического состава средневекового населения юга Восточной Европы” и М.А.Балабановой “Антропология населения Нижнего Поволжья (koh.V - 1-й пол.1Х в.)” давно ожидаемы не только археологами, но и представителями других исторических дисциплин.
Существенный вклад в исследование военного дела средневековых кочевников внес Е.В.Круглов в фундаментальной статье “Сложносоставные луки Восточной Европы раннего средневековья”. Одна из ее главных особенностей состоит в том, что основным критерием типологического разделения луков автор предлагает считать не общепринятый до сих пор принцип “количества роговых накладок”, а их специфические особенности изготовления и крепления к кибити.
Исключительно интересны публикации материалов как недавно раскопанных, так и давно уже хранящихся в фондах. Это две статьи В.С.Аксенова: о комплексах конского снаряжения салтовского времени с начельниками и о новых поминальных комплексах воинов-всадников салтовского времени; большая работа Э.Е. Кравченко с соавторами об исследованиях в 2001-2003 гг археологического комплекса у с.Сидорово на Северском Донце; статья О.А.Поляковой о двух курганах хазарского времени с подквадратными ровиками из Северо-Западного Приазовья.
Выяснению этнокультурных связей огромного массива памятников хазарского времени немало способствует выявление их относительных хронологических позиций. Об этом идет речь в статье Н.А.Лифанова “К вопросам периодизации и хронологии памятников новинковского типа”.
В очередной раз к теме обезвреживания погребенных обратился В.С.Флёров. Новая его работа “Обряд обезвреживания погребенных Хазарии на археологическом фоне Восточной Европы I тыс. н.э.”, кроме, собственно, анализа “новых” источников, на наш взгляд, подводит некоторый итог его многолетним педантичным исследованиям. Один из его главных выводов - стадиальность данного явления - приоткрывает ученым огромное поле деятельности. К этому весьма важному и перспективному исследовательскому полю, мы надеемся, подключатся психологи, экологи и другие ученые. Тогда станет понятнее то, как законы стадиального развития коллективного мышления проявлялись в разных культурах по-разному, порой разительно.
Две статьи сборника (В.П.Лебедева, В.А.Винничека и В.ПЛебедева, В.И.Галанова) посвящены нумизматическому материалу, точнее, куфическим монетам VIII-XIII вв. Эти работы проливают свет на некоторые вопросы культурно-политической жизни регионов в соответствующие периоды истории.
Таким образом, с удовлетворением можно отметить, что генеральная нацеленность нашей серии на междисциплинарность исследований средневековой археологии Степной Европы успешно продолжается.
А.В.Евглевский
Коллектив археологической научно-исследовательской группы, осуществившей непосредственную подготовку сборника, и редколлегия тома выражают искреннюю признательность всем тем, кто так или иначе содействовал его выходу, но особые слова благодарности мы адресуем двум деканам: филологического факультета - Евгению Степановичу Отину и факультета иностранных языков - Владимиру Дмитриевичу Калиущенко за их всесторонние внимание и поддержку.
6
А. А. Тортика
СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ ХАЗАРИЯ В ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ХАЗАРСКОГО КАГАНАТА: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
Границы региона, получившего в специальной литературе условное название “Северо-Западная Хазария”, были определены в результате археологического изучения памятников лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры (Афанасьев Г.Е., 1993, с.6; Михеев В.К., 1985; Плетнева С.А., 1989, с.7; Плетнева С.А., 1999, с.24-26 и тд.). Учитывая наличие различных точек зрения по поводу конкретной локализации этих гранил, следует отметить, что, пожалуй, нн у кого не вызывает сомнений правомерность выделения достаточно компактной, культурно и хронологически однородной группы памятников СМК (салтово-маяцкая культура), расположенной в бассейне среднего и верхнего течения Северского Донца, Оскола н Тихой Сосны. Это ряд городищ-крепостей, протянувшихся цепочкой вдоль течения названных рек, связанные с ними посады илн находящиеся неподалеку селища, а также оставленные жителями данных поселений могильники. Наличие подобной группы памятников традиционно трактуется археологами как результат существования определенной этно-социальной общности у оставившего их населения. Не вызывает сомнений н факт вхождения этой группы населения в состав Хазарского каганата, подчинение ее центральной хазарской власти.
Обособленность н основные характеристики региона
В то же время эта группа памятников стоит достаточно обособленно в рамках территории Хазарского государства. Между ней и столицей Хазарин - Итилем находилось малозаселенное пространство сухих степей Волго-Донского междуречья, протянувшееся с северо-запада на юго-восток иа несколько сотен километров. По всей видимости, и сам Дон служил естественной границей, отделявшей обозначенный регион от кочевых хазар Волго-Донского междуречья и Северо-Западного Прикаспия.
С другой стороны, важность и обособленное положение отмеченного региона объясняются той военио-политнческой ролью, которую выполняло его население на границе с восточнославянскими племенами, а с koh.IX в. и с Древней Русью. Большое количество городищ-крепостей, высокий уровень вооруженности1 жителей соседних селищ неоднократно отмечались в специальной литературе и привлекали внимание исследователей.
В третьих, к настоящему времени неплохо изучен этнический состав населения Северо-Западной Хазарин. Его основу составляли переселившиеся в с ер. VIII в. с Северного Кавказа аланские родоплеменные группы, которые н локализуются возле отдельных городищ-крепостей. Их размеры и численность были не одинаковы, различаются и масштабы археологических комплексов, возникших в результате их жизни (например, крупного Верхнесалтов-ского и относительно небольшого Дмитриевского). Также, как известно, в состав этого населения входили довольно большие, зачастую военизированные (большинство погребенных мужчин на могильниках - это хорошо вооруженные вонны-всадники) кочевые или полукочевые протоболгарские группы (Нетайловка, Красная Горка н т.д.) разного этнического происхождения (иранского, угорского, тюркского) (Аксенов В.С., Тортнка А.А., 2001, с. 191-218).
Очевидно, что для осколков целого ряда этнических групп, традиционно воспринимаемых исследователями под собирательным именем протоболгар, такая общность культуры первоначально была вынужденной и обусловливалась военным поражением н подчинением хазарам. Но со временем возникает явная тенденция к культурному и социальному сближению разноязыких салтовских групп, созданию имн совместных территориальных объединений, полиэтничных общин (о чем свидетельствуют бнритуальные могильники Подоиья-Придо-
1В отличие от соседних славян, о которых Ибн-Русте пишет:"... Вооружение их состоит из дротиков, щитов и копий; другою оружия не имеют” (Известия о хазарах, буртасах, болгарах ..., 1869, с.31).
нечья). Вероятно, появляются предпосылки для сложения синтетической раннефеодальной народности - алано-болгар. Аналогичная ситуация развивается в Южном Крыму, на территории Крымской Готин, где подобным же образом формируется достаточно компактное алано-готское нас еден не, просуществовавшее как этническая целостность до cep.XVIII в. (Айбабин А.И., 1999, с.229-230). В то же время письменные источники свидетельствуют о том, что сами хазары в лесостепном Подонье-Придояечье, скорее всего, никогда не селились и не кочевали. Нет и археологических памятников, которые бы позволяли с уверенностью говорить о присутствии здесь сколько-нибудь значительных массивов хазарского населения.
Наконец, следует отметить, что Северский Донец и Дон в IX в. входили в систему речных путей, связывавших бассейн Балтийского и Черного морей, а Волго-Донская переволока соединяла Черное н Каспийское моря (Коновалова И.Г., 2000, с. 126-133). Эта пути использовались для транзитной торговли (Калинина Т.М., 2000, с. 106-119). Нередкие находки дирхемов, в основном на территории могильников, свидетельствуют об участии населения лесостепного региона (видимо, все же, пассивпом) в какой-то части этого товарооборота. По рекам Восточной Европы проходили маршруты масштабных военно-грабительских экспедиций (например, поход русов на Бердаа). По всей видимости, речные пути были открыты н для региональных торговых операций, связывавших Северо-Западную Хазарню с территорией Крыма или Таманского полуострова. Многочисленные амфоры (Айбабнн А.И., 1999. с.205; Якобсон А.Л., 1973. с.44-47), баклаги, ойнохон, стеклянные и сердоликовые бусы, обнаруженные археологами на поселениях и могильниках региона, являются надежным доказательством существования такой торговли.
По мнению А.В.Назаренко, в IX-X вв. через Восточную Европу проходил и сухопутный торговый путь “из немец в хазары” (Назаренко А.В., 2001, с.98-101), впрочем, восточная его часть, от Киева до Итиля, не поддается реконструкции в силу отсутствия данных источников. Если же исходить из информации, содержащейся в письме Хасдая ибн Шафрута царю хазар Иосифу, этот путь вел из Киева в Булгар и только потом - из Булгара в Итиль. Хасдай следующим образом описывает этот маршрут: "... прибыли посланцы царя Г-б-лим’ов и
вместе с ними два человека из израильтян.... Когда они услыхали о моем беспокойстве, они утешали меня, и сказали мне: “Дай нам твои письма, н мы доставим их царю Г-б-лим’ов (Чехия - А.Т.), а он, ради оказания тебе почета, пошлет твое письмо к израильтянам, живущим в стране Х-н-г-рнн (Венгрия — А.Т.), Точно также (хе) перешлют его в страну Рус (Киевская Русь—А.Т.) и оттуда в (страну) Б-л-гар (Волжская Болгария - А.Т.), пока не придет твое письмо, согласно твоему желанию, в то место, куда ты желаешь (т.е. в Хазарию, в столицу хазар-Итиль - А.Т.)” (Коковцов П.К., 1932, с.65-66). Однако при таком описании маршрута, это — уже не сухопутный, на чем настаивает А.В.Назаренко, а традиционный речной путь, проходивший через переволоки между речными системами Днепра, Дона (или Оки) и Волги.
Краткая характеристика письменных источников
Следует отметить, что прямых сведений письменных источников о Северо-Западной Хазарии практически нет. Ряд сообщений средневековых авторов лишь косвенно затрагивает интересующий нас регион Это — достаточно смутные и неопределенные данные арабо-персидских авторов: нбн-Русте (Известия о хазарах, буртасах. болгарах 1869), ибн-Хордадбеха (Ибн Хордадбсх, 1986), ал-Масуди (Гаркавн А.Я., 1870)2. нбн-Фадлана (Ковалевский А.П.,1956), ал-Идриси (Коновалова И.Г.. 1999, с.84,105) и пр.
В какой-то степени может быть связан с территорией между Доном н Днепром не менее туманный рассказ “Кембриджского анонима” о передвижениях “царя русов” Хельгу (Голб Н., Прицак О., 1997, с,138-142). Достаточно давно обсуждается в специальной литературе приведенный в письме хазарского царя Иосифа кордовскому сановнику Хасдаю ибн Шафруту список племен и народов, когда-либо входивших в состав Хазарского кагапата. Пространная редакция письма Иосифа дает следующий список народов, родственных хазарам по происхождению: “... у Тогармы было десять сыновей; вот их имена: первенец - Авийор; второй - Турне, третий - Аваз, четвертый — Угуз, пятый — Бнз-л, шестой - Т-р-на, седьмой - Хазар, восьмой -Янур, девятый — Б-лг-р, десятый — Савир” (Коковцов П.К., 1932, с.91-92). Далее Иосиф перечисляет восточно-европейские народы, подчи-
2 Например. ал-Масуди (30-50 гг X в.) пишет: “Между большими и известными реками, изливающимися в море Понтус, находится одна, называемая Танаис, которая приходит с севера. Берега ее обитаемы многочисленным народом славянским и другими народами, углубленными в северных краях ...” (Гаркавн А.Я., 1870, с. 140).
8
ненные хазарам: “Я тебе сообщаю, что я живу у реки, по имени Итиль, в конце реки Г-р-гана. Начало (этой) реки обращено к востоку на протяжении 4 месяцев пути. У (этой) реки расположены многочисленные народы в селах и городах, некоторые в открытых местностях, а другие в укрепленных городах. Вот их имена: Бур-т-с, Бул-г-р, С-вар, Арису, Ц-р-мис, В-н-н-тит, С-в-р, С-л-виюн. Каждый народ не поддается точному расследованию и им нет числа. Все они мне служат и платят дань” (Коковцов П.К., 1932, с.98-99).
Списку Иосифа частично соответствует, а частично дополняет его небольшой фрагмент (Таблица народов) из книги “Иоссипон”: “... Тогарма составляют десять родов, от них Козар, Пецинак, Алан, Кабнина, Турк, Буз, Занук, Угр, Талмац. Все они живут на севере, и имена стран их - по именам их, и они живут по реке Итиль. Только Угр и Булгар и Пецинак живут на реке великой, называемой Да-нуби, то есть Дунай .... Тирас - это Руси .... Руси живут на реке Киева, впадающей в море Гурган...” (Петрухин В.Я., 1995, с.36-40).
Среди этнонимов, названных в обоих документах, по всей видимости, нет имени жителей Северо-Западной Хазарии. В то же время идентификация и локализация всех обозначенных в данных перечнях народов позволяют лучше представить этногеографию Восточной Европы в хазарское время. Особого внимания заслуживает сообщение Константина Багрянородного о строительстве Саркела и о неких “девяти климатах”, из которых хазары получают все средства к жизни (Константин Багрянородный, 1991, с.53, 171-177), атакже сведения ПВЛ, связанные с походом (или походами) Святослава на Итиль, ясов и касогов (Повесть временных лет, 1999, с. 168). Реконструировать существовавшее положение дел можно также, используя знания об общем внутриполитическом устройстве Хазарского каганата, полученные из трудов мусульманских авторов.
Критический анализ основных гипотез и методов исследования
Необходимо напомнить, что в специальной литературе уже неоднократно высказывались определенные точки зрения на место населения Донского региона в политической системе Хазарского каганата. Во многом взгляды авторов на эту проблему зависели от того, как они, во-первых, решали вопрос о причинах переселения алан с Северного Кавказа в лесостепное Подонье; во-вторых, от того, как они оценивали степень развития социально-экономических отношений в
Хазарском каганате в целом; в-третьих, от определения степени развития и формы государственного устройства, существовавшего в Хазарии.
Специалистам известны основные гипотезы, объясняющие переселение части северо-кавказских алан в бассейн среднего Дона и Северского Донца. Они высказывались практически всеми ведущими исследователями хазарской истории. Так, по мнению И.И.Ляпуш-кина, аланы бежали от хазар, проводивших агрессивную политику в Северном Предкавказье (Ляпушкин И.И.,1958). С.А.Плетнева предполагала, что они ушли из родных мест, спасаясь от угрозы арабских нападений, разорения и дани (Плетнева С.А., 1967, с.91, 183). В.А.Кузнецов (Кузнецов В.А., 1964, с.34-39) и В.Б.Ковалевская (Ковалевская В.Б., 1984, с.168-174) считали, что аланы были вытеснены из Кисловодской котловины болгарами. А.В.Гадло (Гадло А.В., 1984, с.26) и В.К.Михеев (Михеев В.К., 1985, с.97) писали о том, что они были переселены хазарами специально для несения пограничной службы на границе со славянами. Г. Е.Афанасьев (Афанасьев Г.Е., 1981) настаивал на том, что переселение произошло в результате внутренних процессов развития аланского общества, но не без участия хазар, которые контролировали военно-политическую ситуацию в регионе. А.П.Рунич (Рунич А.П.. 1974, с.44-46) выдвинула оригинальную гипотезу демографического характера и предположила, что часть населения Северокавказской Алании, происходившая, вероятно, из Кисловодской котловины, ушла, спасаясь от эпидемии чумы и т.д.
В то же время, сравнивая аргументацию названных авторов, необходимо напомнить, что к сер. VIII в. активные набеги арабов на Северный Кавказ уже закончились, к тому же они не привели к установлению прочного господства Халифата в этом регионе. Аланы продолжали оставаться здесь наиболее крупным объединением и основной военной силой как в течение всего хазарского периода, так и после падения Хазарского каганата. В этой связи достаточно сомнительным выглядит и предположение об их вытеснении болгарами. Гипотеза об эпидемии чумы, как причине переселения алан, не нашла подтверждений в исторических источниках и не разделяется большинством специалистов. По всей видимости, наиболее правомерна точка зрения В.К.Михеева (близкую позицию занимали А.В.Гадло и А.П.Новосельцев), настаивавшего на целенаправленном переселении алан с Северного Кавказа в Подонье, осуществленном центральной хазарской властью.
9
Эта акция решала сразу две политические проблемы. С одной стороны, несколько ослаблялась лишенная части людских ресурсов Северокавказская Алания - важный стратегический союзник и потенциальный противник хазар. С другой стороны, переселенцы могли быть привлечены для выполнения военно-погра-ннчных функций в регионе, где сами хазары не жили, и, видимо, не хотели жить. Вероятно, хазар, как кочевников, вполне устраивали степи Прнкаспия н Волго-Донья (Михеев В.К., Тортика А. А., 2001). В то же время в районе Подонья они имели стратегические интересы, связанные с контролем над речными торговыми путями (по Дону н Северскому Донцу, а, возможно, н по Днепру) и данничеством славянских племен (вятнчей, сеаеряи, радимичей, полян) (Тортика А.А., 2002, с. 146-147). И, наконец, в-третьнх, как считает В.К.Михеев, хазары, переселяя в По-донье хорошо знакомых с навыками пашенного земледелия алан, таким образом расширяли свою земледельческую базу на вновь приобретенных территориях Восточной Европы (Михеев В.К.. 1991. с.46).
О том, насколько эти расчеты хазарских каганов были верны н дальновидны в VIII в., свидетельствует ситуация, описанная Константином Багрянородным: “[Знай], что девять Климатов Хазарин прилегают к Аланин, н может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять всликнн ущерб н бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарин. ...Экскурснократор Алании не живет в мире с хазарами... он может сильно вредить им, н подстерегая на путях, и нападая на идущих без охраны к Саркелу, к Климатам и к Херсонесу” (Константин Багрянородный, 1991, с.53). В X в. северокавказские алапы усилились, приобрели самостоятельность и могли “воевать Хазарню и климаты” н тем самым приносить сильный вред хазарам.
Что касается уровня развития социальных отношений у населения лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры в VII1-X вв., то, как отмечал В.С.Флёров (Флёров В.С., 1990), использование термина “феодальные отношения” для населения Хазарского каганата явно преждевременно. В источниках нет оснований для разговора о феоде, нет четко выраженных феодалов. Даже хазарская аристократия, проживающая зимой в экономически н социально развитом Итнле, кочует “родами”, хотя земельные владения этих родов и являются наследственными. Иосиф по этому поводу пишет следующее: “Каждый из наших родов имеет еще наследственное владение, полученное от своих
предков, место, где они располагаются; онн отправляются туда, н располагаются в его пределах ...” (Коковцов П.К., 1932, с.102).
Тем не менее, археологически все же наблюдается определенная социальная стратификация н имущественная дифференциация алано-болгарского населения лесостепного Подонья. Еще М.И.Артамонов квалифицировал эти отношения как племенной строй с элементами формирования раннеклассовых отношений “это было общество примитивного феодализма, сложившееся на местной варварской основе и не прошедшее рабовладельческой стадии” (Артамонов М.И., 1962, с.37-38).
Близкую точку зрения высказал и А.П.Новосельцев, считавший, что “сохранение реликтов родовой органнзацнн, свободы основным населением и в то же время выделение особого сословия знати (тарханов) свидетельствует о том, что Хазария может рассматриваться как раннеклассовое общество, где социальная дифференциация не достигла большой глубины, хотя и проявлялась в специфической форме” (Новосельцев А.П., 1990, с. 119).
Г.Е.Афанасьев на основе изучения материалов катакомбных могильников выделяет два общественных ранга в среде носителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры, которые определяет, используя традиционную для алан Северного Кавказа терминологию, как алдар (князья) и асфад (войско). В то же время, по его мнению, иет никаких оснований видеть в ннх сформировавшиеся классы феодалов и зависимых крестьян (Афанасьев Г.Е., 1993, с. 152). Передача функций военачальника еще не была наследственной, я это деление на две группы не носило классового характера, а соответствовало тому уровню развития общественных отношений, который квалифицируется как племенной строй.
Видимо, прав был и В.К.Мнхеев, писавший о том, что налогообложение (дань) для племен, входивших в состав Хазарского каганата, вероятно, было не индивидуальным или семейным, а имело форму коллективной ответственности, т.е. палогн (по всей видимости, в натуральной форме) взыскивались с определенных родоплеменных единиц (Михеев В.К., 1991, с.49). В то же время известно, что дань с населения, не входившего в состав каганата, в частности, со славянских племен, была в большей степени индивидуализирована. Поляне, по крайней мере, по версии древнерусского летописца, в легендарной форме отражающей какне-то реальные события и взаимоотношения, заплатили единоразовую дань - контрибуцию “от дыма по мечу” (Повесть временных лет, 1999, с. 148). Ра-
10
димичи, северяне и вятичи “платили по вервице с дыма” (Повесть временных лет, 1999, с. 150) и “по шелягу с сохи” (Повесть временных лет, 1999, с. 168). Так же и “царь булгар”, по данным ибн-Фадлана, “платит дань царю хазар: от каждого дома в его государстве - шкуру соболя” (Ковалевский А.П., 1956).
Возможно, что именно военно-пограничные функции алано-болгар Подонья и были той формой подчинения и своеобразным натуральным налогом (во всяком случае, если не единственным, то основным), который удовлетворял центральное хазарское правительство. Вероятно, также, что именно этим можно объяснить столь бурный расцвет экономики региона, высокий уровень производства, богатство его жителей, зафиксированное археологами по материалам могильников. Следует отметить, что для лесостепного региона распространения СМК это актуально как для катакомбных, так и для ямных могильников, т.е. как для собственно алан, так и для тех родоплеменных групп, которые традиционно воспринимаются археологами как протоболгары.
По всей видимости, термин “конфедерация”, применявшийся отдельными исследователями для определения внутреннего устройства Хазарии, не совсем соответствует исторической действительности VIII-X вв. и несколько модернизирует реальную ситуацию. Конфедерация предполагает добровольный принцип вхождения в нее всех ее участников, в случае же с Хазарским каганатом наблюдается обратное явление. Хазары тем или иным способом подчинили себе все входившие в их объединение народы, а потом различными средствами принуждения добивались их покорности: “И был ужас [божий на народах, которые] кругом нас, так что они не приходили (войною) на казарское царство” (Коковцов П.К., 1932, с. 116). Как только возможности для применения этих средств принуждения иссякли, Хазарский каганат прекратил свое существование. Хазарское государство называли также раннеклассовым или раннефеодальным, но эти дефиниции, помимо того, что они, по всей видимости, не совсем соответствуют действительности, на что обратил внимание В.С.Флёров еще в 1990 г, носят слишком обобщенный характер и плохо отражают систему управления, сложившуюся в каганате.
Нужно признать, что наиболее точным оказалось определение П.Б.Голдена, который сравнивал политическое устройство Хазарско
го каганата с Тюркским каганатом и находил между ними большое сходство3. Тюркская система государственного управления предполагала единовластие кагана, в рамках самого тюркского этноса это была взаимосвязанная система: каган (верховный правитель) - беги (аристократия) -будун (народ) (Бернштам А.П., 1946, с.98-105). Но и подчиненные племена имели своих бегов и свой будун. Аристократия, складывавшаяся в сложную государственную систему, носила название эля. У покоренных племен мог сохраняться собственный эль - т.е. система внутреннего управления и организации жизни, своего рода политическая организация, развивавшаяся пока еще в рамках племенного строя.
Историческая реконструкция
Можно предположить, что алано-болгары Подонья в известной степени сохранили свой эль, т.е. свою племенную организацию, существование которой облегчало для хазар, с одной стороны, управление этой группой населения и ее использование в военно-пограничных целях. Это сохранение племенной организации и правящей верхушки покоренного населения было принципом внешней и внутренней политики хазар, осуществлявшимся практически без исключений в течение всей истории Хазарского каганата, начиная с момента его образования и заканчивая 1-й пол.Х в.
Хазары, как сообщают Феофан и Никифор, еще в последней четверти VII в. приняли покорность хана приазовских болгар-утигуров Батбая (Батбаяна), сделали его своим данником и в полном составе подчинили его орду: “.. .[Этот народ -А.Т. - хазары], сделав своим данником первого брата, Батбаяна, властителя первой Булгарии, получает с него дань и поныне” (Чичуров И.С., 1980, с.61).
Так называемый “правитель” Готии после антихазарского восстания Иоанна Готского, произошедшего в 786 или 787 г, был помилован хазарами, и, по всей видимости, оставлен у власти. В то же время известно, что рядовые восставшие — “семнадцать рабов” - были казнены (Айбабин А.И., 1999, с.208-209; Васильевский В.Г., 1912, с.396-400).
Леведия, предводитель венгров в период их полного подчинения хазарам (вероятно, в 1-й пол.1Х в.), получил в жены хазарскую принцессу. Константин Багрянородный пишет об этом следующее: “... Они (венгры - А.Т.) жили вместе с
3 По этому поводу П.Б.Голден отмечал, “что Хазарский каганат являлся государством, привнесенным в Западную Евразию извне. Его формы управления, иерархию, должности следует искать в институтах тюркского каганата, с историей которого его образование тесно переплеталось” (Голден П.Б., 1993, с.211-233).
11
хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах. Хаган, архонт Хазарии, благодаря мужеству турок и их воинской помощи, дал в жены первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода, чтобы она родила от него” (Константин Багрянородный, 1991, с.159).
По данным Кембриджского Анонима, “царь” алан после попытки напасть на хазар, закончившейся для него поражением, был также прощен, а его дочь стала женой сына хазарского царя - Иосифа (это произошло, скорее всего, в 20-30-е гг X в.). Кембриджский Аноним так повествует об этих событиях: “... в дни Аарона царя царь алан воевал против казар ... алан пал перед Аароном, и (последний) захватил его в плен живым; но [царь] оказал [ему ве]ликий почет и взял его дочь в жены своему сыну, Иоси-фу. Царь алан поклялся ему в верности, и царь Аарон отпустил его в его [з]емлю” (Голб Н., ПрицакО., 1997, с.141; Коковцов П.К., 1932, с.117).
С другой стороны, эти элементы внутренней самостоятельности и сохранение традиционного способа политической организации, социальной структуры, военной системы, присущих тем или иным покоренным племенам, в том числе и аланам лесостепного Подонья-Придонечья, обеспечивали не только удобство управления для хазар, но и внутреннюю консолидацию данного населения. Все это давало возможность для сохранения достаточно самостоятельной и многочисленной племенной и военной аристократии, имевшей полную свободу во внутренних делах. Таким образом, постоянно существовала потенциальная возможность для приобретения независимости тем или иным народом.
Как известно, власть хазар над подчиненными народами держалась на военной силе и институте заложничества. Роль своеобразных заложников выполняли, как правило, многочисленные жены кагана - дочери вождей покоренных племен и народов. Ибн-Фадлан пишет об этом следующее: “... У царя хазар двадцать пять жен, причем каждая из них - дочь какого-либо царя соседних земель. Он берет их себе волей или неволей”. У него же находим и такую информацию: “Сын царя булгар находится заложником у царя хазар” (Ковалевский А.П., 1956). Известно, что в 30-40-е гг VIII в. заложником хазарского кагана в течение семи лет был один из грузинских князей, брат правителя Картли — Джуаншер. Следовательно,
подобная ситуация была традиционной для политической практики Хазарского каганата на протяжении всей его истории (Тортика А. А., 2004, с.2-4).
В случае, если хазары не в состоянии были самостоятельно справиться с восставшим народом, они искусно использовали вражду между покоренными народами и их соседями, привлекали к военным действиям союзников. Например, Кембриджский Аноним сообщает, что: “... в дни Вениамина царя, возмутились все народы против [казар], и они обложили и[х с помощью] царя Македона. Пошли воевать царь ‘SY’, и TWRQ[Y’...], и ‘ВМ, и PYYNYL, и Македон; только царь алан поддержал [народ казар].... Эти цари, [кто] воевал против Казарии; но царь алан пошел на их землю и разгромил ее...” (Голб Н., Прицак О., 1997, с. 140). В большинстве случаев эта политика оправдывала себя и привела к неудаче только в случае с печенегами, бежавшими от гузов на территорию самой Хазарии и занявшими степи Днепро-Донского междуречья, Северного Приазовья и Крыма.
Возможно также, что для алано-болгар Подонья союз с хазарами был длительное время объективно выгоден, и они сохраняли его по собственной инициативе уже тогда, когда Хазарское государство ослабло. Из требовательных владетелей хазары могли со временем превратиться в естественных союзников в борьбе со славянами, варягами-русами, печенегами, гузами. Относительно небольшие и, по всей видимости, не имевшие общего для всего лесостепного региона самоуправления родоплеменные группировки алан в районе Северского Донца, Оскола, Тихой Сосны не могли самостоятельно противостоять возникавшим в Восточной Европе крупным племенным союзам (например, печенегам) и раннегосударственным образованиям (Древняя Русь). Логика исторического процесса была такова, что, выйдя на историческую арену вместе с хазарами, в результате претворения в жизнь политики центрального хазарского правительства они и в конце хазарской эпохи не потеряли военнополитической, а, возможно, и династической связи с каганатом. Не зря Святослав после разгрома хазар под Итилем совершил поход на касогов и ясов (под последними некоторые исследователи понимают именно Донских алан4).
Вероятно, место Северо-Западной Хазарии в военно-политической системе каганата пережило
4 Например, А.П.Новосельцев считает, что “... аланы жили и в Подонье, где ясское население известно и позже, и где оии обитали вместе с оседавшими на землю булгарами. Киевский князь Святослав именно там воевал с яссами в 965 г.” (Новосельцев А.П., 1990, с. 105).
12
определенную эволюцию от практически полного подчинения центральной власти в момент переселения алан с Северного Кавказа в Подонье во 2-й пол.VIII в. до формирования относительно самостоятельной военно-племенной структуры к сер.-кон.1Х в. Степень самостоятельности региона и его обособленности от хазарской власти, вероятно, колебалась в зависимости от усиления или ослабления центрального правительства. Можно попытаться определить степень этой зависимости по косвенным признакам. К их числу можно отнести: во-первых, способ формирования и характер хазарской армии; во-вторых, ключевые внешнеполитические события хазарской истории.
Известно, что первоначально армия Хазарского каганата складывалась из ополчения всех подчиненных племен, в том числе и самих кочевых хазар. Именно такой характер хазарской армии зафиксирован во время набегов хазар на Закавказье в кон. VII - нач. VIII в., а также во время арабо-хазарских войн. Не зря Мерван в 737 г настиг хазарского кагана на берегу “реки славян”, где последний пытался собрать силы (ополчение подвластных и союзных хазарам племен) для отпора арабам (Артамонов М.И., 1962, с.218-220). Интересно, что это решение каган принимает не единолично, а посоветовавшись со “своими”, вероятно, старейшинами. Ибн-ал-Асир так пишет об этом: “... Царь хазар обратился за советом к своим и те сказали ему:... Если ты останешься (здесь) пока не соберешь (войска), то не скоро они соберутся у тебя;... Царь одобрил их мнение, и выступил туда, куда ему посоветовали...” (Ибн-ал-Асир, 1940, с.31).
Затем племенное ополчение приобретает форму раннеклассового, когда главы родов и объединений сами выставляют те или иные воинские контингенты под знамя хазарского кагана. Об этом прямо сообщает Ибн Русте: “Царь их (хазар) Иша, возложил на зажиточных и богатых из них обязанность поставлять всадников, сколько могут они по количеству имущества своего и по успешности промыслов своих”, - и далее. “Конное царское войско состоит из 10000 всадников, как обязанных постоянною службою, находящихся на жаловании у царя, так выставляемых (как сказано) людьми богатыми в виде повинности” (Известия о хазарах, буртасах, болгарах ..., 1869, с. 18). Этот факт свидетельствует об их большой внутренней самостоятельности, о начале формирования военного сословия в лице упомянутых арабскими авторами “тарханов” и “детей тарханов”.
Социальная стратификация салтовского населения Подонья, исследованная С.А.Плетневой, В.К.Михеевым, Г.Е.Афанасьевым, В.С.Флёровым, свидетельствует о том, что и здесь, в лесостепи,
происходили те же процессы. Далее, к нач.Х в. основной военной силой в Хазарском каганате становится наемная гвардия (притом, что для внешнеполитических акций могут привлекаться союзники, например, гузы или северокавказские аланы). В то же время степень вооруженности населения Подонья не уменьшается, а среди погребенных в катакомбных и ямных могильниках региона, по-прежнему, наблюдается высокий процент военачальников. Это может свидетельствовать только об усилении степени самостоятельности региона, наличии у его населения собственных вооруженных сил и своего командного состава, а, соответственно, и определенной независимости в политике.
Если обратить внимание на ключевые внешнеполитические события хазарской истории, то после обоснования алан в Подонье в сер.VIII в. первым внешнеполитическим катаклизмом для населения юга Восточной Европы становится переселение венгров в Леведию, точное расположение которой не известно, но, скорее всего, связано с междуречьем Дона и Днепра. К.Цукерман, в отличие от М.И.Артамонова и А.П.Новосельцева, склонен преувеличивать значение этого факта (Цукерман К., 2001, с.313) и пишет о том, что после 830 гг хазары потеряли свое влияние в Крыму и на правобережье Дона. Он же считает, что Саркел был построен на левобережье Дона именно для защиты от венгров (Цукерман К., 1998).
Трудно согласится с этой точкой зрения. Благодаря Константину Багрянородному известно, что вплоть до появления печенегов в междуречье Дона и Днепра, венгры сохраняли союзнические отношения с хазарами. Византийский император отнюдь не благоволит хазарам, повсюду ищет их врагов, оценивает те или иные народы Восточной Европы с точки зрения их способности вести войну с хазарами. Его труд во многом носит злободневный политический характер, и призван научить его сына Романа управлению империей, в частности, правильному поведению с соседними “варварскими” народами. Его задача — показать реальную расстановку сил, назвать вероятных союзников и противников Византии. В этой связи трудно заподозрить, что Константин стал бы приписывать хазарам излишнее влияние и рассматривать в качестве их союзников тот народ, который уже практически сто лет (если следовать выводам К.Цукермана) враждовал с ними.
Даже после того, как венгры были изгнаны печенегами из Леведии в Ателькузу (вероятно, междуречье Днепра и Серета), они сохраняют, по крайней мере, номинально подчиненное по
13
ложение по отношению к хазарам. Судя по сообщению Константина Багрянородного, венгерские вожди, хотя и не выполняют буквально предписаний хазар по поводу выборов верховного владетеля и не утверждают предложенную хазарами кандидатуру, все же ведут переговоры очень лояльно и уважительно. В результате этих переговоров хазарские представители признают избрание Арпада (т.е. декларируют легитимность его власти с точки зрения правительства Хазарского каганата) “по обычаю “закану” хазар, подняв его на щите” (Константин Багрянородный, 1991, с. 159-163). Если бы венгры к этому времени уже враждовали с хазарами и даже вытеснили их из Днепро-Донского междуречья, на чем настаивает К.Цукерман, вряд ли такая ситуация была бы возможна.
Географическое расположение Саркела также противоречит идее о том, что он был построен для защиты от венгров, печенегов или каких-то иных кочевников (Флёров В.С., 2002, с. 151-168). Через Дон можно было переправиться и в другом месте, ниже или выше по течению. Для нападения на центральные хазарские владения или их столицу - Итиль кочевникам не нужно было делать такой крюк и отправляться на Волго-Донскую переволоку, которую и прикрывал Саркел. Собственно, как совершенно верно отметил В.С.Флёров, никакая крепость в степи не может быть помехой для противника, если она не защищается достаточно сильной и мобильной полевой армией (Флёров В.С., 2002, с. 156).
Сомнительно, чтобы Саркел был построен для защиты от Древнерусского государства. Во-первых, ко времени создания крепости, т.е. в 30 гг IX в. оно еще не оформилось как некая целостная политическая сила и территориальная единица с какими-то явно выраженными завоевательными устремлениями. Во-вторых, как уже отмечалось
выше, Саркел с его немногочисленным гарнизоном, состоявшим из “трехсот таксеотов” (Константин Багрянородный, 1991, с. 171), не был помехой на сухопутном пути с запада на восток, его легко было обойти с севера или с юга, что и доказал поход Святослава.
Очевидно, что Дон, как главная водная артерия региона, и Волго-Донская переволока были нужны тому противнику хазар, который передвигался по рекам, а именно, речным кочевникам (по выражению О.Й.Прицака) - варяго-ру-сам. Не случайно время постройки Саркела (между 829 и 842 гг) практически совпадает с сообщением Вертинских анналов (839 г) о проявлении политической активности народа рос в Восточной и Центральной Европе. Донской и Волго-Донской пути уже использовались в это время варяго-русами5. представлявшими опасность, как для населения каганата, так и для международной торговли, проходившей по его территории (Кембриджский аноним живописно рассказывает о борьбе с этой опасностью, которую вел хазарский полководец Песах). В таких условиях пограничная роль, а соответственно и степень самостоятельности алано-болгарского военизированного населения лесостепного Подонья только повышалась.
Одновременно быстрое развитие экономики региона, постепенная этнокультурная консолидация входивших в него разнородных групп населения, происходившая на фоне ослабления влияния Хазарского каганата в Восточной Европе, свидетельствуют о появлении возможностей для оформления в лесостепном Подонье-Придонечье независимого от Хазарии этнополитического образования. В силу внешних военно-политических причин тенденция эта не была реализована, и Северо-Западная Хазария прекращает свое существование.
5Ибн-Хордадбех сообщает: “Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей славян. Онн доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисип и мечи из самых отдаленных [окраин] страны славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума взимает с иих десятину. Если они отправляются по Танаису — реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу ... Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах ...’’(ИбнХордадбех, 1986, с. 124).
Эта же информация, но с дополнительными подробностями воспроизводится в “Книге стран” Ибн-ал-Факиха (X в.): “Что касается славянских купцов, то они возят меха лисиц и меха выдр из дальнейшего конца Славонии, для чего они отправляются к Румскому морю, где владетель Рума берет с них десятину; затем идут по морю к Самкушу-Еврею (Тмутаракань), после чего оии обращаются к Славонии. Потом они берут путь от Славянского моря, пока не приходят к Хазарскому рукаву, где владетель Хазарии берет с них десятину; затем они идут к Хазарскому морю по той реке которую называют Славянскою рекою. Часто же оии выходят в Джурджан, где продают все, что у иих есть, и все это попадает в Райю ...” (Гаркави А.Я., 1870, с.251).
Таким образом, в приведенных цитатах, как представляется, описан не одни, а два маршрута: 1) Днепр -Константинополь - проливы ?; 2) Днепр — Черное море - Крым - Керченский пролив и Тмутаракань — Дон -излучина Дона - Переволока - Волга — Каспийское море.
14
Дискуссионные моменты
Вопрос о том, каковы были эти военно-политические причины, пока не может быть решен однозначно. Высказывавшееся неоднократно мнение о том, что упадок Северо-Западной Хазарии необходимо связывать с нашествием печенегов, не находит убедительных подтверждений. Следы погромов, обнаруженные в Саркеле и на Правобережном Цимлянском городище, свидетельствуют о чьем-то нападении, но совсем не обязательно печенежском (скорее всего, древнерусском - Святослава). На собственно лесостепных памятниках в большинстве случаев таких погромов не было, и население покинуло их самостоятельно, по-видимому, в достаточно спокойных условиях. Это подтверждают опубликованные материалы, как Дмитриевского, так и
Маяцкого археологических комплексов (Плетнева С.А., 1989; Маяцкое городище, 1984; Афанасьев Г.Е., 1987ит.д.).
Не все ясно и с датой этого переселения. Хронология салтовских древностей пока не дает возможности точно ответить на этот вопрос. Вполне вероятно, что на части салтовских поселений жизнь сохранялась на протяжении всей 1-й пол.Х в., т.е. в условиях пребывания печенегов в междуречье Дона и Днепра. Выселение алано-болгар с территории Подонья следует связывать, скорее, с политической активностью древнерусских князей, на что, впрочем, неоднократно обращали внимание различные авторы, в частности, М.И.Артамонов, А.П.Новосельцев, Г.Е.Афанасьев и другие. Но эта проблема так же, как и поиски мест их дальнейшего пребывания, уже выходят за рамки настоящей работы.
Литература и архивные материалы
Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь.
Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001. Протоболгарские племена Подонья и Придонечья VIII-X вв.: Проблема поливариантности обряда и этноисторической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Афанасьев Г.Е., 1981. К вопросу о происхождении аланского варианта салтово-маяцкой культуры// Античные государства и варварский мир. Орджоникидзе.
Афанасьев Г.Е., 1987. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIII-X вв.// Археологические открытия на новостройках. Вып.2. М.
Афанасьев Г.Е., 1993. Донские аланы. М.
Бернштам А.П., 1946. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв. Л.
Васильевский В.Г., 1912. Житие Иоанна Готского// Труды. Т.2. Вып.2. СПб.
Гадло А.В., 1984. Северный Кавказ в IV-X вв.: проблемы этнической истории. Автореф. дис.... докт. ист. наук. М.
Гаркави А.Я., 1870. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб.
Голб Н., Прнцак О., 1997. Хазаро-еврейские документы X в. Москва; Иерусалим.
Голден П.Б., 1993. Государство и государственность у хазар: Власть хазарских каганов// Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти. М.
Ибн-ал-Асир, 1940. Тарих-ал-Камиль. Баку.
Ибн Хордадбех, 1986. Книга путей и стран/ Пер. с арабского Н.Велихановой. Баку.
Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русах Абу-Али Ахмеда Бен Омара ибн-Даста, 1869. СПб.
Калинина Т.М., 2000. Заметки о торговле в Восточной Европе по данным арабских ученых IX-X вв.// Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М.
Ковалевская В.Б., 1984. Кавказ и аланы. М.
Ковалевский А.П., 1956. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу. Харьков.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка. Л.
Коновалова И.Г., 1999. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М.
Коновалова И.Г., 2000. Пути сообщения в Восточной Европе по данным средневековых арабоперсидских авторов// Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М.
Константин Багрянородный, 1991. Об управлении империей. М.
Кузнецов В.А., 1964. Глиняные котлы Северного Кавказа// КСИА. Вып.99.
Ляпушкнн И.И., 1958. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона// МИА. № 62.
Маяцкое городище, 1984. М.
15
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Михеев В.К., 1991.0 социальных отношениях у населения салтово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья в VIII-X вв.// Археология славянского Юго-Востока. Воронеж.
Михеев В.К., Тортика А.А., 2001. Историческая география Хазарского каганата и экологически возможная численность кочевых хазар// Вестник Международного Соломонова университета. Сер: Иудаика. № 3. К.
Назаренко А.В., 2001. Древняя Русь на международных торговых путях. М.
Новосельцев А.П., 1990. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М.
Петрухин В.Я., 1995. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI вв. Смоленск.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам: салтово-маяцкая культура. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье: Дмитриевский археологический комплекс. М.
Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. Москва; Иерусалим.
Повесть временных лет, 1999/ Пер. Д.С.Лихачева; под ред. В.П.Адриановой-Перетц. СПб.
Рунич А.П., 1974. Новые данные по раннему средневековью Северного Кавказа// IV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Орджоникидзе.
Тортика А.А., 2002. Восточнославянские племена Днепровского Левобережья, Подонья-Придонечья в контексте хазарской истории: этнополитическая модель взаимоотношений// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Тортика А.А., 2004. Династические браки как элемент внешней и внутренней политики Хазарского государства// Одиннадцатая ежегодная международная конференция по иудаике 3-5 февраля 2004 г. Иудеи и хазары. Археология. Тезисы докладов. М.
Флёров В.С., 1990. К вопросу о социальной дифференциации в Хазарском каганате// Вопросы этнической истории Волго-Донья в эпоху средневековья и проблема буртасов. Пенза.
Флёров В.С., 2002. Крепости Хазарии в долине нижнего Дона (этюд к теме фортификации)//Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Цукерман К., 1998. Венгры в стране Леведия: новая держава на границах Византии и Хазарии около 836-889 гг.// МАИЭТ. Вып.6.
Цукерман К. 2001. Хазары и Византия: первые контакты// МАИЭТ. Выл. 8.
Чнчуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: Хронография Феофана, Бревиарий Никифора. М.
Якобсон А.Л., 1973. Крым в средние века. М.
Summary
A. A.Tortika (Kharkov, Ukraine)
NORTH-WESTERN KHAZARIA IN ARMY-POLITICAL SYSTEM OF KHAZAR CHAGANATE: ON STATEMENT OF PROBLEM
The place of north-Western Khazaria in the army-political system of the chaganate had been modifying from virtually complete subordinacy to the central power at the time of migration of the Alans from Northern Caucasus to the Don reaches in the 2nd half of the VIII c., till the formation of the relatively independent army-tribal structure by the middle-end of the IXth c. The degree of regional self-sufficiency and its independence on the power of the Khazars varied depending on the strengthening or weakening of the central government.
It can be assumed that the Alans-Bulgars living in the Don areas to a certain extent retained their tribal organization which facilitated governing this group of population and its use as frontier guards for the Khazars. On the other hand, those elements of inner self-sufficiency combined with the traditional method of political organization ensured the inner integrity of that population.
Rapid development of the regional economy, the ethno-cultural consolidation of its inhabitants occurring against a background of weakening the influence of Khazar chaganate in Eastern Europe is indicative of the emergence of the opportunities for the establishment of an independent ethno-political entity. However, this tendency was not actualized due to outer army-political reasons.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
16
ЗЛЛьвова
КЕМ БЫЛИ ЦАРЬ ИОСИФ И ЕГО ПРЕДКИ - БЕКАМИ ИЛИ КАГАНАМИ?
Посвящаю светлой памяти М.И.Артамонова и
О.А.Артамоновой-Полтавцевой
Интерес к проблеме о социальном статусе хазарского царя Иосифа и его предков возник у автора после знакомства с русским переводом булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы, где даны жизнеописания хазарских каганов и беков - как тенгрианцев, так и иудаистов. В течение VIII-X вв. государством правили 14 каганов. Из беков названы только пять, бывших у власти в течение IX-X вв. (Бахши И., 1993, с.22-33,42-49,53-58,98,99; Львова З.А., 2001, с.40).
Встал вопрос о том, с кем их можно было бы сопоставить, и единственным интересным в этом отношении источником оказалось ответное письмо царя Иосифа еврейскому сановнику из Кордовы, потомку иерусалимской диаспоры в Испании, Хасдаю Ибн-Шафруту. В краткой редакции письма Иосифа перечислено 13, в пространной - 14 хазарских царей, правивших в течение IX-X вв. (Коковцов П.К., 1932, с.80,81,97,98). Но названные Иосифом хазарские цари с еврейскими именами и хазарские каганы и беки Гази-Барадж с тюркскими именами в большинстве случаев не сопоставимы. Однако сравнение этих двух источников все же возможно при условии, если мы будем знать, кем были царь Иосиф и его предки - каганами или беками.
Как известно, в Хазарском каганате было двоевластие. Глава государства - каган — со временем полностью утратил свою власть, которая перешла к лицу, занимавшему ранее второе место в государстве. Арабские авторы называли его Иша, Илк, Бак или Бек, византийцы - Пех (Хвольсон Д.А., 1869, с.16,55,56).
Согласно данным Ал-Истахрия, царь хазар (которого хазары называют “бек”) обладал неограниченной властью. Его свита достигала 4000 человек, он стоял во главе войска, составлявшего 12000 воинов. При царе было 7 судий. Источником доходов царя было взимание пошлины “на заставах на
сухих, морских и речных путях”. Обитатели городских кварталов и окрестностей доставляли ему необходимый провиант. И, наконец, как уже говорилось, Ал-Истахрий называет противостоящего кагану правителя хазар царем, и это соответствует (в русском переводе) тому титулу, которым величает царя Иосифа Хасдай Ибн-Шафрут (Караулов Н.А., 1901, с.43,44).
Все эти, а, возможно, и многие другие данные стали основанием для версии о том, что именно таким полновластным царем и был царь Иосиф. Его предки были беками. Но, согласно предлагаемой версии, они захватили власть в государстве, оттеснив кагана на задний план и закрепив за своими потомками право на ее наследование, стали называться не беками, а царями (Артамонов М.И., 1962, с.275,276,280). Но так ли это? Кем был в действительности царь Иосиф — беком или каганом?
Против того, что захвативших власть в государстве беков хазары стали со временем называть царями свидетельствуют, прежде всего, тексты Ибн-Даста и Ал-Истахрия, действительно называющих хазарского бека царем, но только от своего имени, подчеркивая при этом, что сами хазары называют этих правителей иша (Хвольсон Д.А., 1869, с. 16) или беками (Караулов Н.А., 1901, с.41).
Кроме того, переводимые на русский язык одним и тем же словом “царь” арабское слово Ал-Истахрия (малек?) и еврейское (хамелех1), с которым обращается к Иосифу сановник из Кордовы, должны были иметь разный смысл. И их перевод одним и тем же словом “царь” еще не дает права сопоставлять Иосифа с одним из всесильных беков, о которых пишут Ал-Истахрия и Ибн-Даста, называя их царями.
Еврейское слово “хамелех”, которым величает Иосифа Хасдай Ибн-Шафрут, означает знатное лицо очень высокого ранга, царь в полном смысле
1 Консультация была получена в Еврейском общинном центре Санкт-Петербурга, которому автор выражает свою благодарность. Слово “царь” русского перевода Ответного письма хазарского царя Иосифа в Пространной редакции (Коковцов П.К., 1932, с.89) было прочтено с иврита (Коковцов П.К., 1932, с.26) как “хамелех”.
этого слова. Этим словом называли царей Израиля и тех, кто в полной мере мог быть их продолжателями. Как видно из письма Хасдая Ибн-Шафрута, это - не официальный титул, с которым обращались к Иосифу хазары, а личное обращение (“мой царь”, “мой господин”) потомка угнетенной на чужбине еврейской диаспоры к знатному и почитаемому лицу Хазарского каганата, в котором иудаизм был господствующей религией.
“От меня, Хасдая, сына Исаака, сына Эзры, из потомков иерусалимской диаспоры в Сефараде (Испании), раба моего господина, царя, падающего ниц перед ним и склоняющегося из далекой страны по направлению к его высокому местопребыванию, радующегося его безопасности, радующегося его величию и покою, простирающего руки к небесам (в молитве), чтобы он долго жил и царствовал в Израиле. Кто я и что моя жизнь, чтобы я мог собрать силы начертать письмо к моему господину, царю, и обратиться к его почету и великолепию ...” (Коковцов П.К., 1932, с.54).
Хасдай Ибн-Шафрут жил в Кордове при халифе Абд-ал-Рахмане III (912-961), занимая в Халифате достаточно высокое положение. Через его руки проходила вся торговля страны, дары халифу от других государей и его ответные дары. Однако в чем-то самом важном он был постоянно ущемлен, сравнивая свое высокое положение с неволей, а себя - с рабом, у которого пробито ухо (Коковцов П.К., 1932, с.26,58-63). Поэтому Ибн-Шафрут был готов бросить все, что имел, пренебречь своим почетом, отказаться от своего сана и оставить свою семью, чтобы только прибыть к тому месту, где находится его господин, его царь (Иосиф), чтобы повидать его величие, его славу и высокое положение, чтобы найти место на земле, где никто не господствует над израильской диаспорой и не управляет ею (Коковцов П.К., 1932, с.66).
О какой неволе и о каком господстве над собою мог писать Иосифу всесильный и богатый сановник из Кордовы? Вероятно, имелось в виду ущемление не в силе и богатстве, а в знатности. В средневековом мусульманском государстве член еврейской диаспоры, даже всесильный и богатый, никогда не мог стать знатным - всеми почитаемым представителем своих предков и своей религии. Знатность, а не сила и богатство, была горькой и недосягаемой мечтой средневековой еврейской диаспоры. И царь Иосиф был для сановника из Кордовы олицетворением этой мечты.
Но некоторые данные позволяют думать, что такой фигурой, как царь Иосиф, в каганате был не всесильный бек, а каган. Прежде всего, бек и его дом не были опорой иудаизма. По свидетельству Гази-Барадж, бек был вынужден в своем сложном многонациональном государстве опираться то на
иудаистов, то на мусульман, то на язычников, смотря по обстоятельствам (Бахши И., 1993, с.49). Опорой еврейской диаспоры мог быть только полностью освобожденный от государственных дел каган. И именно каган, а не бек пользовался в государстве наивысшим почетом. В этом (и только в этом) отношении он был выше бека.
По данным Ал-Истахрия, бек (которого он называет царем) входил к кагану только в случае важного события и при входе к нему падал ниц на землю, и кланялся, а потом становился вдали, пока не разрешит каган ему приблизиться. И золотой трон, и балдахин были только у кагана, а его шатер и жилище были выше шатра и жилища бека. И выход кагана перед врагами, которые в ужасе перед его величием тотчас же обращались в бегство, и почитание его могилы говорят о том же (Караулов Н.А., 1901, с.53).
Другие данные также свидетельствуют о том, что царь Иосиф был не беком, а каганом. Прежде всего это касается того, как приходили к власти эти правители. Ал-Истахрия приводит на этот счет противоречивые данные. Он говорит о том, что кагана садит на престол бек, но в то же время подчеркивает, что каганом мог стать только человек очень знатного рода независимо от его материального положения. Приводится слышанный им рассказ о юноше, продававшем хлеб на рынке, который был единственным в государстве лицом, имевшим право наследовать власть кагана в случае его смерти, при условии, однако, если этот наследник исповедовал иудейскую религию (Караулов Н.А., 1901,с.53).
Булгарская летопись Гази-Барадж это противоречие разрешает. Согласно ее данным, власть хазарских каганов передавалась по наследству от отца к сыну на протяжении VIII-X вв. Но беки, действительно, низвергали с престола (и убивали) неугодных им каганов, однако, путем сложных интриг и не своими руками, сажая при этом на трон их сыновей, по-видимому, в чем-то для них более удобных. Так, летопись сообщает о том, что всесильный бек Ильяс убивает неугодного ему кагана Манаса, ставя вместо него его сына Исхака. Позднее и Исхак также был убит по инициативе другого бека - Арслана, посадившего на престол вместо него его сына Бакчуара (Бахши И., 1993, с.35, 49). А относительно того, что также по наследству стало передаваться и место узурпировавших государственную власть беков, не сообщает ни один из известных нам письменных источников, в том числе и Гази-Барадж. Приходящие к власти новые беки не называются ею сыновьями предыдущих беков. Так, в 870 г после смерти всесильного бека Ильяса к власти приходит Арслан, который назван сыном не Ильяса, а Чинавыза. А
18
сам Ильяс назван сыном Бураша, а не предыдущего бека Бургаса. Единственным беком, пришедшим к власти после своего отца, летопись называет сына Арслана Моджара (Бахши И., 1993, с.58). А относительно Арслана сказано также, что он “подобрался к каганскому престолу под маской друга кагана” (Бахши И., 1993, с.40,41,45). По-видимому, по закону беков действительно назначал на должность каган, как об этом сообщает Ибн-Хаукаль (Караулов Н.А., 1901, с.72). Однако, вероятно, это далеко не всегда соответствовало собственному желанию кагана.
Соответственно и сообщение царя Иосифа о передаче его предками власти по наследству свидетельствует о том, что он был не беком, а каганом, сохранившим при всем своем бесправии и наследственную власть, и почести. Более того, пространная редакция письма свидетельствует о том, что обычай передачи власти от отца к сыну существовал у предков Иосифа изначально (Коковцов П.К., 1932, с.98). А у всесильных беков, согласно рассматриваемой версии, наследственная власть должна была бы появиться сравнительно поздно (Артамонов М.И., 1962, с.275,276,280).
О том, что царь Иосиф был каганом, говорят и другие данные, в частности, описание его резиденции. Арабские писатели Ал-Истахрий, Эль-Балхи, Ибн-Фадлан, Ибн-Хаукаль свидетельствуют о том, что хазарский Итиль располагался на западном и восточном берегах реки (Караулов Н.А., 1901, с.41,45; Хвольсон Д.А., 1869, с.59, 60). Ал-Истахрий пишет, что в западной части города был дворец бека, и эта часть была полностью предоставлена и ему, и его войску, и истым хазарам. Судя по его описанию, эта часть города была достаточно большой - здесь размещались, кроме того, около 10 тысяч мусульман, 30 мечетей, базары, бани. Остальную часть города населяли иудеи. Восточная часть Итиля была предоставлена торговцам (Караулов Н.А., 1901, с.41,45).
По данным царя Иосифа, Итиль состоял не из двух, а из трех частей. Две из них были достаточно велики (50x50 и 8x8 фарсахов) и, вероятно, соответствовали описанным выше. Однако он сам со своими князьями, рабами, служителями и приближенными виночерпиями жил в третьей, меньшей части города. Здесь же размещались его поля, виноградники и все нужное для него. Эта часть была невелика - 3x3 фарсаха - и находилась на островке (Коковцов П.К., 1932, с. 102, 103). О трех частях Итиля пишет также и Масуди (Хвольсон Д.А., 1869, с.60). И описание этой третьей части города, занимающей островок, разительно отличается от описания западной части Итиля, где жил бек со свитой, охраной и войском.
И, наконец, в § 15 Книги о временах Иехуды Бен-Барзиллая рубежа XI-XII вв. царь Иосиф сын Аарона уже прямым текстом назван хазарским каганом (Коковцов П.К., 1932, с. 129).
Итак, приведенные данные говорят о том, что написавший ответное письмо сановнику из Кордовы Хасдаю Ибн-Шафруту царь Иосиф был не всесильным беком, которого хазары со временем стали называть царем, а каганом. А это дает возможность сопоставить и самого царя Иосифа, и перечисленных им царей с хазарскими каганами IX-X вв. (табл.1), о которых пишет булгарская летопись XIII в. (1229-1246) Гази-Барадж тарихы (Бахши И., 1993).
Летопись Гази-Барадж входит в состав свода, составленного в 1680 г по повелению сеида Джаг-фара секретарем его канцелярии Бахши Иманом. По данным последнего владельца русского перевода свода Джагфара Ф.Г.-Х.Нурутдинова, он был написан на булгарском тюрки арабским шрифтом, но пропал в 30 гг XX в. во время кампании по переводу мусульманских народов на кириллический алфавит. Нам известно, что она сопровождалась изъятием текстов, написанных этим шрифтом, и репрессиями их владельцев. Однако в кон.ЗО гг дяде Ф.Г.-Х.Нурутдинова И.М.-К.Нигматуллину удалось перевести на русский язык и тем самым спасти несколько древних текстов, в том числе и свод Джагфара. Ав 1993 гФ.Г.-Х.Нурутди-нов смог опубликовать сохранившуюся часть русского перевода свода Джагфара в Оренбурге и Казани (Бахши И., 1993, с.5,6).
Кульминацией темы является то, что в текстах летописи Гази-Барадж автор вычленила и суммировала данные о жизни и правлении хазарского царя Иосифа - известного адресата Хасдая Ибн-Шафрута. Однако это удалось далеко не сразу, так как данные о жизни и правлении кагана Юсуфа, который отождествляется с Иосифом, отрывочны и немногочисленны и перемежаются в тексте с описанием других событий. Поэтому в первой публикации автора, где перечислены хазарские каганы VIII-X вв., Юсуф не указан. Назван только его брат-близнец Алан (925-944 гг) (Львова З.А., 2001, с.40), хотя на троне в это время правили попеременно и Алан (ок.918-925,943 гг) и Юсуф (925-943,944 гг).
О возможности отождествления с царем Иосифом кагана Юсуфа говорит не только его имя - Юсуф-Иосиф, но и даты его правления. В тексте Кембриджского документа сообщается о том, что Иосиф царствовал во времена императора Романа в период преследования им евреев (Коковцов П.К., 1932, с. 117, 118). А этот период принято датировать 932-941 гг (Артамонов М.И., 1962, с.472). Основываясь на этих данных, О.При-
19
Табл.1. Хазарские цари, беки и каганы по письменным источникам
Ответное письмо царя Иосифа. Краткая редакция	Ответное письмо царя Иосифа. Пространная редакция	Летопись Гази-Барадж тарихы			
Хазарские цари	Хазарские цари	Хазарские каганы из рода Калги		Хазарские каганы из рода Кабана	Хазарские беки
		Калга - сын Алып-Бия (третья четверть VII в. -погиб не позднее 668 г)			
				Кабан - сын Уруса (со времени после 668 г до смерти, после 690 г)	
		Айбат, его сын (со времени после 690 года до 730/31 г)			
				Кук-Куян, его сын (732/33 г - до смерти, после 745 г)	
		Барджиль, его сын, был усыновлен убийцей отца Кук-Куяном (после 745 - 759 гг)			
Булан	Булан	Булан, его сын (761-806 гг)			
Обадья, из сыновей его сыновей	Обадья, из сыновей его сыновей	Бен Амин, СЫН Булана	Братья (806 - до начала 30-х ГОДОВ IX в.		
Изекия, его сын	Изекия, его сын				
Манассия, его сын	Манассия, его сын				
Ханукка, брат Обадьи	Ханукка, брат Обадьи	Карак, сын Булана			
Исаак, его сын	Исаак, его сын			У рус, правнук Кук-Куяна (нач.30-х гг -840 г)	
Завулон, его сын	Завулон, его сын				
Манассия, его сын	Моисей, его сын	Манас, его сын (840-858 гг)			(840-870 гг) иудаисты Буртас, Ильяс, сын Бураша
Нисси, его сын	Нисси, его сын				
	Аарон, его сын	Исхак, его сын (858-880 гг)			
Менахем, его сын	Менахем, его сын	Бакчуар, его сын (880гг-ок.918 г)			(870-921 гг) Арслан, сын Чинавыза из рода Кабана
Вениамин, его сын	Вениамин, его сын				
Аарон, его сын	Аарон, его сын	Алан, сын Бакчуара (918-925 гг, 943 г)	Братья-близнецы		(921-943 гг) Моджар, сын Арслана из рода Кабана
Иосиф, его сын	Иосиф, его сын	Юсуф, сын Бакчуара(925-943 гг, 944 г)			
				Угез-бек, сын бека Моджара и дочери хана туркменского Курука (944-966 гг)	(944-966 гг) Кубар, внук туркменского хана Курука и двоюродный брат Угез-бека, сына Моджара
20
цак датирует царствование Иосифа 920-960 гг (Голб Н., Прицак О., 1997, с. 163). Однако годы правления Юсуфа совпадают с годами реформ Романа значительно точнее (925-943,944 гг).
По данным Гази-Барадж, Юсуф был праправнуком кагана Карака из рода Калги, правнуком его сына Манаса (840-858 гг), внуком Исхака (858-880 гг) и сыном Бакчуара (880 гг - ок.918 г). Однако он был не единственным наследником Бакчуара, так как у Юсуфа был брат-близнец Алан (Бахши И., 1993, с.22-90; Львова З.А., 2001, с.39-40). Братья были наследниками, а потом каганами Хазарии в период правления всесильного бека Арслана (870-921 гг) и его сына бека Моджара (921 -943 гг) - единственного названного в летописи бека, оказавшегося у власти после смерти своего отца, однако, не по законному праву, а по стечению обстоятельств (Бахши И., 1993, с.584; Львова З.А., 2001, с.40).
Первое упоминание об Юсуфе относится ко времени, когда братья были еще наследниками. Арслан призвал их к себе и заявил: “Вы - братья-близнецы, и я могу незаметно для всех заменять Вас на престоле и вообще делать с вами все, что захочу. Так что служите мне верно, иначе в лучшем случае сгниете заживо в зиндане” (Бахши И., 1993, с.56).
Второе упоминание об Юсуфе также относится ко времени, когда он был еще наследником. Около 912 г были военные столкновения хазар и их союзников с булгарами. Наследнику Юсуфу было поручено охранять пленных — дочь и сына хана Кара-Булгара Алмьппа в Поднепровье - Зухру и Мала. Во время боя Юсуф бежал с пленными в Итиль. Другой наследник - Алан — попытался оказать сопротивление врагам, но попал в плен (Бахши И., 1993, с.48,53,54). Однако в 918 г бек Арслан произвел обмен пленных, и Алан был освобожден (Бахши И., 1993, с.56).
Можно думать, что примерно в это же время он был посажен Арсланом на каганский престол. Но в 921 г бургасское и куманское войско Хазарии восстало и свергло Арслана, поставив на место бека его сына Моджара. Потеряв власть, Арслан бежал в Семендер к бурджанам, но город был взят, и Арслан убит (Бахши И., 1993, с.58). Вскоре после этого -после похода Хума в 925 г - Алан был низвергнут с каганского престола и с сыном-мусульманином Даудом бежал в Булгар в Банджу, а каганским троном с помощью Кара-Булгар Поднепровья завла
дел Юсуф (Бахши И., 1993, с.83). Но в 943 г под ударами Хума пал Итиль, был убит бек Моджар, и Юсуф бежал к куманам, а Алан с помощью итильских баджанаков снова воссел на каганский трон (Бахши И., 1993, с.62). Однако ненадолго — в 944 г троном снова завладел Юсуф. Боясь нового переворота, Юсуф с помощью куманов стал убивать всех возможных претендентов на каганский престол. Тогда же был убит и знатный мусульманин Мухтасар - сын бека Моджара и побратим Алана, а Юсуф завладел его женой и дочерью (Бахши И., 1993, с.86, 93). Это вызвало негодование хазарских буртасов и бурджан2. И тогда Саманиды, опасаясь присоединения Хазарии к Булгарии, в 944 г сделали каганом своего ставленника - сына Моджара Угез-бека (переводчик Гази-Барадж считает возможным в дальнейшем называть его Узбеком) (Бахши И., 1993, с.86).
Непрерывное правление от отца к сыну потомков Булана, которых перечисляет царь Иосиф, то есть каганов из рода Калги, о которых пишет Гази-Барадж, прервалось. Вступивший на престол в 944 г и бежавший под натиском Святослава в 965 г вначале в Хорасан, а потом в Бухару Угез-бек принадлежал ко второму претендовавшему на престол каганскому роду - к роду Кабана. Юсуф же с остававшимся в Итиле князем Малом бежал на Днепр в Кара-Булгар, в Хорысдан. В Хорысдане, где утвердился Мал, у него произошли столкновения с Угырем, требовавшим с него тройной дани, из-за чего он и был убит. Овдовевшая Ульджай двинулась с войском на Хорысдан, и Мал с Юсуфом были взяты в плен и привезены в Баппу (Киев), где их постигла, однако, разная судьба. Юсуф был посажен в темницу, а эмира Мала с челядью разместили во Дворе его отца Алмыша и велели быть истопником в бане Ульджай .... После этого Ульджай сделала его первым урусским беком и окружила величайшим почетом (Бахши И., 1993, с.86,87). То, что события, связанные с жизнью Юсуфа в Поднепровье уже после 944 г, перекликаются с сообщениями Повести временных лет 945 г, касающимися Игоря, Ольги и Мала (Повесть временных лет, 1950, с.39,40), так же, как и то, что годы правления Юсуфа (925-943, 944 гг) почти совпадают с годами реформ Романа (932-941 гг), косвенно подтверждают достоверность Гази-Барадж, по крайней мере, в той ее части, которая касается правления кагана Юсуфа - предполагаемого царя Иосифа. Таким образом, текст Гази-
2 Согласно текстам Гази-Барадж, по существовавшим обычаям дети убитого становились детьми и наследниками убийцы. Так каган Кук-Куян, убив кагана Айбата, усыновил его сына Барджиля, и в 745 г Барджиль восходит иа каганский престол как его сыи (Бахши И., 1993, с.23,25). Однако, Юсуф стал преследовать дочь убитого им “хакан-муслима” Мухтасара красавицу Айсылу, и это вызвало особый гнев его противников, так как после убийства ее отца она механически стала дочерью Юсуфа.
21
Барадж изобилует данными о полной взлетов и падений жизни Юсуфа (Иосифа), начиная с того времени, когда он был еще наследником, и кончая его смертью на чужбине в темнице.
В тексте летописи описаны не только исторические события, но и личная жизнь и Юсуфа, и его близких, и дальнейшая судьба Мала при дворе Ульджай, и жизнь дочери убитого Юсуфом “хакан-муслима” Мухтасара — Айсылу, и то, как Юсуф проиграл ее в шахматы, и ее счастливое замужество (Бахши И., 1993, с.87,88,92-94). Однако особый интерес представляют не живые эпические повествования, а отдельные отрывочные данные, говорящие о политической ситуации в каганате в сер.Х в. и о постепенном распространении в государстве новой религии. Если переписка Иосифа с Хасдаем Ибн-Шафрутом рисует славу и могущество Иосифа и позволяет думать, что на период его правления падает самый пик господства в каганате иудаизма, то данные Гази-Барадж рисуют начавшийся в это время незаметный инкубационный период распространения мусульманства. Также описано в более ранних главах летописи и становление иудаизма, у которого тоже был ранний, инкубационный период. Проследить эти глобальные процессы замены одной религии другою в значительной степени помогает подробное изложение событий, сопровождаемое подчас казалось бы излишними нагромождениями и отдельных имен, и целых родословных, и названий многочисленных племен.
Однако эти данные дают представление о политической ситуации в Хазарском каганате сер.Х в., по-видимому, во многом зависящей от вероисповедания и целых племен, и правящих родов, и отдельных правителей. Так, во время захвата власти разными правителями их поддерживали разные народы: Юсуфа - буртасы и куманы, Арслана и Алана - те же буртасы, а также бурджане и баджанаки. Особый интерес в этом отношении представляет правивший в тот период, когда Юсуф и Алан были еще наследниками, и поставивший на каганский престол Алана всесильный бек Арслан (870-921 гг). В отличие от Юсуфа и Алана, Арслан принадлежал ко второму каган-скому роду, к роду Кабана, в котором никогда не было иудаистов, и который всегда защищал мусульман (Бахши И., 1993, с.58). К этому же роду принадлежал и прорвавшийся к власти в самый разгар гражданской войны в Хазарии каган Урус, известный своим противостоянием иудаизму и постройкой в 834 г крепости Саркел (Бахши И., 1993, с.27-33; ЛьвоваЗ.А.,2001,с.37-41).
Характерным для политики Арслана было то, что он признал себя вассалом Саманидов (Бахши И., 1993, с.55, 56) и вызволил из плена, и продвинул на каганский престол Алана, которого всегда предпочитал “коварному и ненадежному” Юсуфу. Характерно и то, что свергнутый своим сыном Моджаром в 921 г, Арслан бежал к мусульманам в Семендер, где временно нашел надежное укрытие. А бежавший в тот же Семендер в нач.1Х в. каган Карак из рода Калги вместе с сыновьями-иудаистами был изрублен на куски (спасти удалось только малолетнего Манаса) (Бахши И., 1993, с.32).
Ставленник Арслана и брат Юсуфа Алан также придерживался мусульманской ориентации. Сам принять мусульманство он, по-видимому, не мог, иначе он бы потерял право наследовать каганский престол. Но он был побратимом мусульманина Мухтасара, а его сын Дауд сам был мусульманином (Бахши И., 1993, с.83, 86).
Существенно и то, что низвергнутый с престола Алан бежал к мусульманам на Волгу, в Булгар (Бахши И., 1993, с.83).
Интересно и другое. Придя к власти в 944 г, Юсуф расправляется с возможными претендентами на каганский престол, и среди них оказывается мусульманин^) Мухтасар, которого его дочь называет “хакан-муслим”, что, вероятно, означает его право на каганский престол. Писавший около 930 г Ал-Истахрий сообщает, что наследовать каганский престол имел право только знатный иудаист (Караулов Н.А., 1901, с.53). Как же должна была измениться политическая ситуация, если уже в 944 г претендентом на престол назван мусульманин!
И, наконец, сменивший на престоле Юсуфа в 944 г ставленник Саманидов Угез-бек оказывается братом убитого Юсуфом “хакан-муслим” Мухтасара и, как и он, сыном Моджара из рода Кабана.
Таким образом, на всем протяжении VIII-X вв. шла непрерывная борьба за власть двух каган-ских родов3 - исповедовавшего иудаизм рода Калги и тенгрианского рода Кабана. И ставленником Саманидов оказывается не случайное лицо, а наследник каганского престола из рода Кабана, придерживавшийся мусульманской ориентации Угез-бек.
Итак, исламизация Хазарского каганата началась задолго до официального принятия мусульманства и завоевания Хазарии Хорезмом в кон.Х в. (Артамонов М.И., 1962, с.433-435). Каган Юсуф (Иосиф) был последним каганом-иудаи
3 Вероятно, род Кабана принадлежал легендарному тюркскому роду Ашина (Артамонов М.И., 1962, с.103, 104, 170, 171; Гумилев Л.Н., 1967, с.22, 24, 66).
22
стом, уже не игравшим в своем государстве значительной роли, но, судя по его переписке с сановником из Кордовы Хасдаем Ибн-Шафрутом, бывший опорой и поддержкой еврейской диаспоры в других государствах. В отличие от своих мусульманских соперников в борьбе за трон Юсуф опирался не на Саманидов и не на Булгары, а на язычников Поднепровья, вероятно, рассчитывая со временем распространить здесь религию своих предков. А данные летописи Гази-Барадж позволяют воссоздать ту непростую политическую обстановку, в которой он правил, и делают понятной одну из фраз его ответного письма Хасдаю Ибн-Шафруту, видимо, написанного в период временного затишья в государстве: “Я живу внутри островка. Мои поля и виноградники и все нужное мне находится на островке. С помощью Бога всемогущего, я живу спокойно ...” (Коковцов П.К., 1932, с. 103).
Что касается попыток отождествления других названных Иосифом хазарских царей с другими каганами Гази-Барадж, то это представляет
известные трудности. Количество правивших от Булана до Иосифа (Юсуфа) каганов в текстах письма царя Иосифа и летописи Гази-Барадж не совпадает. Кроме того, как уже упоминалось, Иосиф называет еврейские, а Гази-Барадж — тюркские имена правителей. Сопоставить можно только двух лиц, которых оба текста называют братьями. Это — Обадья и его брат Ханукка из письма царя Иосифа и Бен-Амина и его брат Карак, которых называет Гази-Барадж.
Интересно, что согласно тексту письма царя Иосифа, его предки и он сам восходят к роду не реформатора Обадьи, а его брата Ханукки (Коковцов П.К., 1932, с.80, 97). А по данным Гази-Барад, отождествляемый с Иосифом Юсуф и его предки восходят к роду Карака. Соответственно с “укрепившим царство и поправившим веру” Обадьей можно было бы сопоставить брата Карака—убитого им кагана Бен-Амина (Бахши И., 1993, с.28,32) (см. табл. 1). Однако данная тема выходит за рамки статьи и будет рассмотрена в других работах.
Литература и архивные материалы
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Бахши И., 1993. Джагфар тарихы. Том I. Свод булгарских летописей 1680 г./ Под ред Ф.Г.-Х.Нурутдинова.
Русский перевод И.М.-К.Нигматуллина. Оренбург.
Голб Н., Прицак О., 1997. Хазарско-еврейские документы X в./ Науч, ред., послесловие и комментарии В.Я.Петрухина. Москва; Иерусалим.
Гумилев Л.Н., 1967. Древние тюрки. М.
Караулов Н.А., 1901. Сведения арабских географов IX и X веков по Р.Хр. о Кавказе, Армении и
Азербайджане. 1. Ал-Истахрий. Тифлис.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.
Львова З.А., 2001. К вопросу о возможных причинах постройки крепости Саркел// Отделу археологии Восточной Европы и Сибири 70 лет. Тез. науч. конф. СПб.
Повесть временных лет, 1950.4.1. Подготовка текста Д.С.Лихачева. Перевод: Д.С.Лихачев, Б.А.Романов. Редактор В.П.Адрианова-Перетц. М.; Л.
Хвольсон Д.А., 1869. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда Бен Омар Ибн-Даста. СПб.
Summaiy
Z.A.Lvova (St.Petersburg, Russia)
WHO WERE TSAR JOSEPH AND HIS ANCESTORS - BEGS OR CHAGANS?
The paper raises a question as to who was the Khazar tsar Joseph ruling in the period of prosecution of the Jews in Byzantia (932-941) and known for his correspondence with a dignitary from Cordoba whose name was Khasdai Ibn-Shafrut. The given data indicate that Joseph was not a mighty beg, as has been so far believed, but a chagan. This assumption permitted Joseph’s comparison with one of 14 Khazar chagans described in the Bulgar chronicle “Gazi-Baradj Tarihy” (XIII c.) yielding the evidence of his life and ruling
23
that was unknown earlier. Joseph is identified as chagan Yusuf who ruled within the period of 925-943,944. In 944 he was dethroned by Ugez-beg, the placeman of the Samanids, and fled to the Dnieper where he was imprisoned.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
1А
НАЛифанов
К ВОПРОСАМ ПЕРИОДИЗАЦИИ И ХРОНОЛОГИИ ПАМЯТНИКОВ НОВИНКОВСКОГО ТИПА
Археологические памятники Самарской Луки эпохи раннего средневековья, известные под общим наименованием “памятников новин-ковского типа”, представляют собой курганногрунтовые могильники, локализованные на сравнительно небольшой территории у южной подошвы Жигулевских гор.
Исследования новинковских памятников, начатые Г.И.Матвеевой в 1970 гг, были продолжены многими ее учениками и стали одним из приоритетных направлений в средневековой археологии Самарского Поволжья. Вышедшие за прошедшие годы монографии Г.И.Матвеевой (Матвеева Г.И., 1997), Р.С.Багаутдинова, А.В.Бо-гачева, С.Э.Зубова (Багаутдинов Р.С. и др., 1998), А.В.Богачева (Богачев А.В., 1998), а также публиковавшиеся ранее статьи этих и иных авторов (Багаутдинов Р.С., 1995; Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993; Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995; Богачев А.В. и др., 1996; Бражник О.И. и др., 2000; Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986; Матвеева Г.И., 1975; 1995а; 19956; Рутто Н.Г., 1975; Седова М.С., 1995; Сташен-ковД.А., 1995а; 19956; 2001) содержат исчерпывающую информацию по материалам полевых исследований подавляющего большинства новинковских памятников.
Хронологическая проблематика является одной из наиболее активно разрабатываемых тем в изучении могильников новинковского типа. Г.И.Матвеева и А.В.Богачев, посвятившие ей специальные экскурсы в своих монографиях, опирались при этом, главным образом, на детали поясной гарнитуры. Оба исследователя выделили три этапа существования новинковских памятников, не совпадающих друг с другом содержательно.
Так, по Г.И.Матвеевой, к первой хронологи
ческой группе новинковских погребений относятся комплексы с деталями “геральдических” поясов, датируемые ею кон. 2-й пол.VII в. Вторая хронологическая группа объединяет комплексы 1-й пол.УШ в. с поясными наборами “неволинского” типа. Погребения третьей группы, судя по умолчанию автора, не отличаются своеобразием поясных гарнитур и отделяются от второй наличием гончарных салтовских кувшинов, датируясь по этому признаку 2-й пол.УШ в. (Матвеева Г.И., 1997, с.85-88).
А.В.Богачевым ранние новинковские комплексы разнесены по двум хронологическим этапам: по его терминологии, “Зиновьевекому” и “перещепинско-шиловскому”. При этом погребения обоих этапов оказываются синхронными (2-я пол.УП в.) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 153, 162), и, более того, одни и те же комплексы -Брусяны II2/11 и Брусяны IV 2/1 - причисляются то к одному (с. 151), то к другому (с. 156) этапу. “Зиновьевский” и “шиловский” хронологические этапы в новинковских материалах фактически неразделимы1 2.
Следующий за “шиловским” “брусянский” этап в ранней работе А.В.Богачева датируется кон.УП- 1-й пол.УШ в. (Богачев А.В., 1992, с. 156, 159,160), в более поздней - растягивается на весь VIII в. (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 162-164). При этом автор указывает на серьезные изменения в культуре новинковского населения, произошедшие в середине этого столетия (с. 165).
К раннему этапу существования новинковских могильников, вслед за Г.И.Матвеевой и А.В.Бо-гачевым, следует отнести детали поясов из Новинок II 7/1 (рис.1, //, 12), Брусян II 2/1 (рис.1, 8-10), Брусян IV 2/1 (рис.1, 1-7)3. Также к этому этапу,
1 Арабские цифры, разделенные косой чертой, означают номера курганов/погребений.
2 Выделение А.В.Богачевым особого хронологического “горизонта Перещепина-Шиловка” уже вызвало критику (Гавритухин И.О., 2000, с.28-31; Комар А.В., 20016, с.22-23, 28; Флёрова В.Е., 2001, с.171).
’ Помимо них, в первую хронологическую группу Г.И.Матвеева включила погребение Новинки II 4/2, в инвентарь которого входила калачиковидная серьга, датируемая временем не позднее VII в. (Богачев А.В.. 1996, с.101, 104; Матвеева Г.И., 1997, с.85; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.166). Данное захоронение, однако, являлось впускным (Матвеева Г.И., 1997, с. 16), что однозначно свидетельствует о его достаточно поздней хронологической позиции. Ныне допускается возможность бытования подобных серег и в VIII в. (История ..., 2000, с.204).
очевидно, относится и пряжка из Шелехмети П 11/44 (рис. 1,13). Однако предлагаемая исследователями датировка данных комплексов сер. - 2-я пол.VII в. выглядит излишне заниженной.
Так, наконечники поясов из Брусян II2/1 близки по форме находкам с территории Карпатской котловины не только среднеаварского, на что указывал А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 152), но и позднеаварского периодов (Балинт Ч., 1995, табл.З, 10, 11). Цветочный орнамент этих наконечников, а также четырехлепестковые бляшки из Брусян IV 2/1 имеют аналогии в Вознесенке (Амброз А.К., 1981, рис.4а, 34-3 7) и п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 12-14). Наиболее вероятной датой для последних комплексов представляется кон.VII - 1-я пол.VIII в. (Амброз А.К., 1981, с.19-20; Абрамова М.П., 1982, с.145).
Золотая серьга из п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 2) является ближайшей аналогией серьгам из Шелехмети II 11/4 (Лифанов Н.А., 2001, с.166-167, рис. 1,2). Серьга с пирамидкой из шариков из Брусян II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 24), судя по аналогиям из могильников Крыма и Северо-Восточного Причерноморья (Айбабин А.И., 2003, табл.39, 9, 12, 13; Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003, табл.73, 16), может быть датирована кон.VII - 1-й пол .VIII в.
Вещи “агафоновского” облика, которые можно было бы отнести к VII в., в новинковских материалах представлены лишь в двух комплексах: Брусяны IV 2/1 и Новинки II7/1. При этом в первом из них подобная пряжка входила в набор с уже упомянутыми “Вознесенскими” четырехлепестковыми накладками. Наконечники же из Новинок II 7/1 вряд ли могут служить решающим аргументом для удревнения новинковских могильников, тем более, что в качестве верхней даты “геральдического” периода для региона Поволжья и Приуралья допускается рубеж VII-VIII вв. и даже 1-я пол.VIII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.89). Именно этим периодом, на наш взгляд, резонно датировать ранние новинков-ские комплексы.
Ко второй и третьей хронологическим группам, по Г.И.Матвеевой (“брусянскому” этапу, по А.В.Богачеву), относятся погребения с пояса
ми из Брусян П 6/1 (рис.1,44), 13/1 (рис. 1,49), 14/4 (рис. 1, 78, 79), 22/4 (рис. 1,20-24), 34/2 (рис. 1,96-100); Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 51-55); Брусян III 1/1 (рис.1,83, 84); Малой Рязани I 5/3 (рис.1, 74-77); Новинок II 8/5 (рис.1,27-31), 8/6 (рис.1, 46-48), 13/2 (рис.1,32-36), 14/3 (рис. 1,17-19); Осиновки III 7/1 (рис.1,82). Сюда же, судя по характерным для данных гарнитур формам и декору, следует также причислить детали поясов из Брусян II 7/2 (рис.1,45)5; Новинки 17/1 (рис.1, 40-42), 7/“жертвенник” (рис.1, 37-39), он эволюционировал: появлялись новые детали, изменялись отдельные элементы существующих. К периодизации внутри “брусянского” этапа вплотную подошел А.В.Богачев, ограничившись, впрочем, датировкой отдельных комплексов.
Среди “брусянских” поясных наборов выделяются три группы, различающиеся особенностями конструкции и декора составляющих их деталей. Первая из них - так называемые “нево-линские” (“демёнковские”) пояса, включающие шарнирные пряжки, накладки и наконечники ремней, декорированные растительным (реже -зооморфным) орнаментом. В рассматриваемых материалах данная группа является наиболее многочисленной, в ней выделяются как минимум три подгруппы.
Подгруппу а) “неволинских” поясов составляют наборы из Новинок II 14/3 (рис.1, 17-19) и Брусян II22/4 (рис.1, 20-24), характеризующиеся декором в виде пальметты и шарнирными овальнорамчатыми пряжками. В подгруппе б) данные признаки дополняются новыми орнаментальными мотивами: сердцевидными и асимметричными завитками и изображениями животных, а также шарнирными накладками и наконечником ремня, пряжкой с трапециевидной рамкой - Новинки 17/“жертвенник” (рис.1,37-39); Новинки II 8/5 (рис.1, 27-31), 13/2 (рис.1, 32-36); Брусяны II 7/2 (рис.1, 45). “Неволинская” подгруппа в) отличается от предыдущей не шарнирными, а цельнолитыми пряжками, пальметтообразный орнамент в ней стилизован — Брусяны II14/4 (рис. 1, 78, 79); Малая Рязань 15/3 (рис. 1, 74-77).
Начальной датой “неволинских” поясов в Восточной Европе считается кон.VII - нач.УШ в.
4 Датировка шелехметского комплекса проведена по содержавшимся в нем деталям конской упряжи и серьгам (Бражник О.И. и др., 2000. с.192-193; Лифанов Н.А., 2001, с.166-167).
5 Данная находка входила в состав ожерелья, положенного в могилу девочки-подростка (Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993, с.28; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 195), и была интерпретирована авторами публикации как подвеска-амулет (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.98). Однако использование ее в этом качестве было, очевидно, вторичным: детали поясов подобной формы встречены в комплексах VIH в. самых различных регионов (Мажитов Н.А., 1977, табл.1,226; Ковалевская В.Б., 1990, рис.З, 54, 61; ГолдинаРД., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХУ, 26-29,31-32; Комар А.В., 20016, рис.1, 46).
26
очевидно, относится и пряжка из Шелехмети П 11/44 (рис. 1,13). Однако предлагаемая исследователями датировка данных комплексов сер. - 2-я пол.VII в. выглядит излишне заниженной.
Так, наконечники поясов из Брусян II2/1 близки по форме находкам с территории Карпатской котловины не только среднеаварского, на что указывал А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 152), но и позднеаварского периодов (Балинт Ч., 1995, табл.З, 10, 11). Цветочный орнамент этих наконечников, а также четырехлепестковые бляшки из Брусян IV 2/1 имеют аналогии в Вознесенке (Амброз А.К., 1981, рис.4а, 34-3 7) и п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 12-14). Наиболее вероятной датой для последних комплексов представляется кон.VII - 1-я пол.VIII в. (Амброз А.К., 1981, с.19-20; Абрамова М.П., 1982, с.145).
Золотая серьга из п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 2) является ближайшей аналогией серьгам из Шелехмети II 11/4 (Лифанов Н.А., 2001, с.166-167, рис. 1,2). Серьга с пирамидкой из шариков из Брусян II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 24), судя по аналогиям из могильников Крыма и Северо-Восточного Причерноморья (Айбабин А.И., 2003, табл.39, 9, 12, 13; Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003, табл.73, 16), может быть датирована кон.VII - 1-й пол .VIII в.
Вещи “агафоновского” облика, которые можно было бы отнести к VII в., в новинковских материалах представлены лишь в двух комплексах: Брусяны IV 2/1 и Новинки II7/1. При этом в первом из них подобная пряжка входила в набор с уже упомянутыми “Вознесенскими” четырехлепестковыми накладками. Наконечники же из Новинок II 7/1 вряд ли могут служить решающим аргументом для удревнения новинковских могильников, тем более, что в качестве верхней даты “геральдического” периода для региона Поволжья и Приуралья допускается рубеж VII-VIII вв. и даже 1-я пол.VIII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.89). Именно этим периодом, на наш взгляд, резонно датировать ранние новинков-ские комплексы.
Ко второй и третьей хронологическим группам, по Г.И.Матвеевой (“брусянскому” этапу, по А.В.Богачеву), относятся погребения с пояса
ми из Брусян П 6/1 (рис.1,44), 13/1 (рис. 1,49), 14/4 (рис. 1, 78, 79), 22/4 (рис. 1,20-24), 34/2 (рис. 1,96-100); Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 51-55); Брусян III 1/1 (рис.1,83, 84); Малой Рязани I 5/3 (рис.1, 74-77); Новинок II 8/5 (рис.1,27-31), 8/6 (рис.1, 46-48), 13/2 (рис.1,32-36), 14/3 (рис. 1,17-19); Осиновки III 7/1 (рис.1,82). Сюда же, судя по характерным для данных гарнитур формам и декору, следует также причислить детали поясов из Брусян II 7/2 (рис.1,45)5; Новинки 17/1 (рис.1, 40-42), 7/“жертвенник” (рис.1, 37-39), он эволюционировал: появлялись новые детали, изменялись отдельные элементы существующих. К периодизации внутри “брусянского” этапа вплотную подошел А.В.Богачев, ограничившись, впрочем, датировкой отдельных комплексов.
Среди “брусянских” поясных наборов выделяются три группы, различающиеся особенностями конструкции и декора составляющих их деталей. Первая из них - так называемые “нево-линские” (“демёнковские”) пояса, включающие шарнирные пряжки, накладки и наконечники ремней, декорированные растительным (реже -зооморфным) орнаментом. В рассматриваемых материалах данная группа является наиболее многочисленной, в ней выделяются как минимум три подгруппы.
Подгруппу а) “неволинских” поясов составляют наборы из Новинок II 14/3 (рис.1, 17-19) и Брусян II22/4 (рис.1, 20-24), характеризующиеся декором в виде пальметты и шарнирными овальнорамчатыми пряжками. В подгруппе б) данные признаки дополняются новыми орнаментальными мотивами: сердцевидными и асимметричными завитками и изображениями животных, а также шарнирными накладками и наконечником ремня, пряжкой с трапециевидной рамкой - Новинки 17/“жертвенник” (рис.1,37-39); Новинки II 8/5 (рис.1, 27-31), 13/2 (рис.1, 32-36); Брусяны II 7/2 (рис.1, 45). “Неволинская” подгруппа в) отличается от предыдущей не шарнирными, а цельнолитыми пряжками, пальметтообразный орнамент в ней стилизован — Брусяны II14/4 (рис. 1, 78, 79); Малая Рязань 15/3 (рис. 1, 74-77).
Начальной датой “неволинских” поясов в Восточной Европе считается кон.VII - нач.УШ в.
4 Датировка шелехметского комплекса проведена по содержавшимся в нем деталям конской упряжи и серьгам (Бражник О.И. и др., 2000. с.192-193; Лифанов Н.А., 2001, с.166-167).
5 Данная находка входила в состав ожерелья, положенного в могилу девочки-подростка (Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993, с.28; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 195), и была интерпретирована авторами публикации как подвеска-амулет (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.98). Однако использование ее в этом качестве было, очевидно, вторичным: детали поясов подобной формы встречены в комплексах VIH в. самых различных регионов (Мажитов Н.А., 1977, табл.1,226; Ковалевская В.Б., 1990, рис.З, 54, 61; ГолдинаРД., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХУ, 26-29,31-32; Комар А.В., 20016, рис.1, 46).
26
(Амброз А.К., 1973, с.297-298; Голдина Р.Д., 1979, с.83, рис.1, 129, 137, 138, 174', Голдина Р.Д., Во-долагоН.В., 1990, табл.LXVIII; Богачев А.В., 1992, рис.29; Голдина Р.Д., 1995, рис.5; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 162-163; Иванов А.А., 2001, с. 119-122; Иванов Б., Пелевина О., 2001, с.93; Айбабин А.И., 2003, с.60, 61). При этом аналогии наборам, объединенным нами в подгруппу а), тяготеют к 1-й пол.УШ в., а подгруппы б) и в) - ко второй (Айбабин А.И., 2003, табл.37).
Действительно, орнаментальный мотив в виде сердцевидных завитков виноградной лозы, крымско-византийский по происхождению (Комар А.В., 20016, с. 111), широко распространяется, начиная с сер.УШ в. (Комар А.В., 1999, с.126-127, табл.З, 101-105, 108-111, 115). Этим временем датируется пряжка из северокавказского могильника Верхняя Рутха (Ковалевская В.Б., 1981, рис.60, 83), декор щитка которой идентичен накладке из Брусян II7/2 (рис. 1,45).
Асимметричный растительный орнамент на щитке пряжки из “жертвенника” в к.7 Новинок I (рис.1, 37) весьма напоминает по композиции декор наконечников ремней из п.2 к.1 Садовского I могильника (Иванов А.А., 2001, с.121, рис.3,5), катакомбы 22 Старого Салтова (Комар А.В., 1999, с. 127, табл.З, 118), склепа 402 Скалистого (Айбабин А.И., 2003, табл.37,31). Все приведенные аналогии датируются временем не ранее сер.УШ в. (Генинг В.Ф., 1962, с.41; Иванов А.А., 2001, с.1216 7; Айбабин А.И., 2003, табл.37,35). Тогда же появляются и двусоставные шарнирные наконечники ремней, подобные найденному в Новинках II 8/5 (рис.1, 31) (История ..., 2000, с.169; Комар А.В., 1999, с.127,129,132).
Аналогии пряжке с гофрированной рамкой из Новинок II 8/5 (рис.1, 27) обнаруживаются в
п.60 Верх-Саинского (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.XXVI, 32)\ п.З уч.Т Неволинского (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХУ1,15) и п.24 Поломского I (Иванов А.Г., 1998, рис.49,2) могильников, содержавших инвентарь 2-й пол.VIII в.8.
Накладка с нейтральной прорезью из п.2 одиночного кургана Брусяны II (рис.1, 52) не имеет полных аналогий, кроме п.60 Верх-Саи и недокументированной находки из Бродовского могильника (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ1,58). Однако по оформлению углов она идентична “пышным” раннесалтовским накладкам из п.2 к. 1 Садовского I, п. 1 к.6 Веселовского I могильников (Иванов А.А., 2001, рис.3,11-13, рис.4, 2-3), п.1 к.2 могильника Обозное (Комар А.В., 20016, рис.2,24,25,27), а также из п.81 Бродовского могильника (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ, 75)9. Орнамент накладки из “лесного кургана” Новинковского I могильника (рис. 1, 92) сходен с деталями поясов из Дмитриевского и Старокорсунского могильников (см.: Комар А.В., 1999, табл.З, 16-17,33). Псевдошарнирные пряжки наборов из Малой Рязани I 5/3 (рис.1,74) и Брусян II 14/4 (рис.1, 78), отнесенных нами к “неволин-ской” подгруппе в), также датируются не ранее сер.VIII в. (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 162).
Следующая группа деталей “брусянских” поясов — цельнолитые неорнаментированные пряжки с овальными рамками и короткими полуовальными щитками10 11, представленные в Новинках17/1 (рис. 1,40) и Брусянах II6/1 (рис.1, 44), - появляется в сер.УШ в.11 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.162-163; Комар А.В., 1999,с.124,129,132; Иванов,2001, с.123-124).
Наконец, ряд деталей новинковских поясных наборов имеет аналогии в материалах IX в. и, очевидно, близок к ним хронологически. К тако-
6 Позволим себе не согласиться с высказанным А.А.Ивановым мнением по поводу датировки наборов выделенной им первой стилистической группы исключительно 1-й пол.УШ в. Косвенно это признает и он сам, приводя некоторым из них аналогии из Старокорсунского и Нетайловского могильников (Иванов А.А., 2001, с.121). В составе инвентаря упомянутого выше погребения из могильника Садовский I имеется пряжка с рамчагым щитком и подтреугольной рамкой (Иванов А.А., 2001, рис.3,10).
7 Щиток пряжки из п.60 Верх-Саинского могильника декорирован сценой охоты кошачьего хищника на оленя, идентичной сцене на щитке пряжки из Новинок II13/2 (рис.1,32). Помимо данной пряжки, набор из Верх-Саи включал также накладку и шарнирный наконечник (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ!, 54, табл.ХХХУ, 22), аналогичные находкам из Брусян II одиноч. курган/2 (рис.1,52) и Новинок II8/5 (рис.1, 37).
8 Щитки пряжек из Неволинского и Поломского могильников сходны с находкой из насыпн к.10 Малой Рязани I (рис.1,50). Помимо них, аналогию мотиву “проросшего креста” составляют пряжка и наконечник из упомянутого выше п.2 к.1 могильника Саловский I (Иванов А. А., 2001, рис.3,1), а также наконечники из п.52 могильника Мыдлань-Шай (Генинг В.Ф., 1962, табл.ТУ, 27) и пп. 134 и 1646 Нетайловки (Комар А.В., 1999, с.127, 129, 132, табл.З, 124-126).
9 Более поздней (IX в.) аналогией является накладка из п. 1 к.З Хусаиновского могильника на Южном Урале (Мажитов Н.А., 1981, рис.20, 21).
10 Так называемый вариант 1атипа “Старокорсунская”, по терминологии А.В.Комара (Комар А.В., 1999, с.125).
11В Центральной Азии такие пряжки появляются еще на рубеже VII-VIII вв. - к.5 могильника Катанда II (Гаврилова А.А., 1965, с.61-63; Могильников В.А., 1981, рис.19, 78).
27
28
Рис. 1. Погребальный инвентарь могильников новинковского типа, датирующие материалы: 1-7 -Брусяны IV2/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ЬХХ, 1-4, 8, 9, 11); 8-10 — Брусяны II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 18-22, 25); 11-12 — Новинки 11 7/1 (Матвеева Г.И., 1997, рис.35, 4, 5); 13-15 — Шелехметь II11/4 (Бражник О.И. и др., 2000, рис.4, 23); 16 — Рождествено III 1 /насыпь (Рутто Н.Г., 1975, рис. 6, 3); 17-19-Новинки II14/3 (Матвеева Г.И., 1997, рис.69, 11-13); 20-24 - Брусяны II22/4 (Багаутдинов Р. С. и др., 1998, табл.ХЬ, 1-9, 11-17); 25-26 - Новинки II14/4 (Матвеева Г.И., 1997, рис.74, 5, 6); 27-31, 63, 71 - Новинки II8/5 (Матвеева Г.И., 1997, рис.46, 1-4, рис.47, рис.51, 4, рис.122, 23); 32-36, 61, 62 — Новинки II13/2 (Матвеева Г.И., 1997, рис.59, рис.60, 3); 37-39 - Новинки I //“жертвенник ” (Сташенков Д.А., 2001, рис.8); 40-42, 67 - Новинки 1 7/1 (Сташенков Д.А., 2001, рис.6, 2, рис. 7, 1-3); 43, 64, 65 — Новинки II8/8 (Матвеева Г.И., 1997, рис.48, 1, 10, 11); 44, 69 — Брусяны II6/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХХХЬХ, 13, табл.ЫР, 2); 45 -Брусяны II 7/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХХХ1Х, 3); 46-48 — Новинки II8/6 (Матвеева Г.И., 1997, рис.45, 12, 13, 15); 49-Брусяны И13/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫП, 2); 50, 56, 57 — Малая Рязань 110/2 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ЬХУ!, 1, 4, 5); 51-55, 58, 59 - Брусяны II одиночный курган/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬХХШ, 1, 2, табл.ЬХХГУ, 1, 3, 5, 7, 9, 10); 60, 70 - Выползово 11/2 (Богачёв А.В. и др., 1996, рис.З, 1, 5); 66 - Брусяны II 6/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЫУ, 5); 68 - Брусяны IIодиночный курган/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУ!, 12); 72 - Новинки II 24/насыпь (Матвеева Г.И., 1997, рис.107, 1); 73-Новинки II11/2 (Матвеева Г.И., 1997, рис.55, 4); 74-77, 106- Малая Рязань 15/3 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл-LXIV, 1-4, табл.ЬУП, 1); 78-79 — Брусяны 1114/4 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫУ, 6, 7); 80 - Брусяны II 14/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫ11, 11); 81, 82, 105 — Осиновка III 7/1 (Богачёв А.В., Мышкин В.Н., 1995, рис.2, 2, рис.4, 11, 12); 83-91, 102, 111 - Брусяны III 1/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ХУП, 3-5, табл.ХУП!, б, табл.XIX, 1-6, 8-10); 92 — Новинки I “лесной курган " (Матвеева Г.И., 1997, рис.129, 7); 93-95, ПО - Малая Рязань 110/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУП, 4, табл.ЬХУ, 15-17); 96-100, 109 — Брусяны 1134/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.Ь, LV, 13); 101 - Брусяны II 18/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫИ, 12); 103, 104, 107, 108 — Брусяны II23/6 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬУ!, 1, 4, табл.ЬУ, 7, 8).
Fig. 1. The funeral inventory of Novinka-type burial grounds, dating materials: 1-7-Brusyany IV2/1 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table LXX, 1-4, 8, 9, 11); 8-10 — Brusyany II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table XL, 18-22, 25); 11-12 - Novinki II 7/1 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.35, 4, 5); 13-15 -Shelekhmet II11/4 (Бражник О.И. и др., 2000, Fig.4. 23); 16 — Rozhdestveno III 1/mound (Рутто Н.Г., 1975, Fig.6, 3); 17-19 — Novinki II 14/3 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.69, 11-13); 20-24 - Brusyany II22/4 (Багаутдинов PC. и dp. 1998, Table XL, 1-9, 11-17); 25-26 - Novinki II14/4 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.74, 5. 6); 27-31. 63, 71 — Novinki II8/5 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.46, 1-4. Fig.47, Fig.51, 4, Fig. 122, 23); 32-36, 61, 62 — Novinki II13/2 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.59, Fig.60, 3); 37-39 — Novinki I 7/“altar" (Сташенков Д.А., 2001, Fig.8); 40-42, 67 - Novinki I 7/1 (Сташенков Д.А., 2001, Fig.6, 2, Fig. 7, 1-3); 43, 64, 65 — Novinki II 8/8 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.48, 1, 10, 11); 44, 69 — Brusyany II 6/1 (Багаутдинов Р.С, и др, 1998, Table XXXIX, 13, Table ЫУ, 2); 45 - Brusyany II 7/2 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table XXXIX, 3); 46-48 - Novinki II8/6 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.45, 12, 13, 15); 49 -Brusyany II13/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 2); 50, 56, 57 - Malaia Ryazan 110/2 (Багаутдинов PC. и др, 1998, Table LXV1, 1, 4, 5); 51-55, 58, 59 — Brusyany IIsingle barrow/2 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table LXXIII, 1, 2, Table LXXIV, 1, 3, 5, 7, 9, 10); 60, 70 - Vypolzovo 11/2 (Богачёв А.В. и dp., 1996, Fig.3, 1, 5); 66 — Brusyany II 6/mound (Багаутдинов Р.С. и dp, 1998, Table LIV, 5); 68 — Brusyany Пsingle barrow/mound(Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table LVI, 12); 72-Novinki II24/mound (Матвеева Г.И., 1997, Fig.107, I); 73 — Novinki II11/2 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.55, 4); 74-77, 106 —Malaia Ryazan 15/3 (Багаутдинов Р.С. и dp, 1998, TableLXIV, 1-4, Table LVII, 1); 78-79 — Brusyany II14/4 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table ХЫУ, 6, 7); 80 — Brusyany II 14/ mound (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 11); 81, 82, 105 — Osinovka III 7/1 (Богачёв А.В., Мышкин B.FL, 1995, Fig.2, 2, Fig.4, 11, 12); 83-91, 102, 111 — Brusyany III 1/1 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, TableXVII, 3-5, Table XVIII, 6, Table XIX, 1-6, 8-10); 92 — Novinki I “forest barrow” (Матвеева Г.И., 1997, Fig.129, 7); 93-95, 110 - Malaia Ryazan 110/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table LVII, 4, Table LXV, 15-17); 96-100, 109 - Brusyany II34/2 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table L, LV, 13); 101 -Brusyany II 18/mound(Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 12); 103, 104, 107, 108 — Brusyany II 23/6 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, TableXLV1, 1, 4, Table LV, 7, 8).
29
вым относятся набор из Брусян II 34/2 (рис.1, 96-100) (Степи Евразии 1981, рис.37, 163; Уманский А.П., Неверов С.В., 1982, с.178-179,187; Плетнева С.А., 1989, рис. 86, 87; Голдина Р.Д., Во-долаго Н.В., 1990, табл-LXIX, 23; Голдина Р.Д., 1995, рис.6, 24-25) и двойная “коньковая” накладка из насыпи к. 14 Брусян II (рис.1, 80) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.164; Комар А.В., 1999, с. 125, 129, 132). Комплекс Брусяны III 1/1 включал миниатюрную пряжку с подтреугольной рамкой и коротким язычком (рис.1, S3), а также детали узды в форме бутонов лотоса (рис.1, 90) и бляху, украшенную характерным для салтовской культуры мотивом трилистника (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, рис.ХУП, 2).
Уточнить хронологические позиции различных групп и подгрупп “брусянских” поясов представится возможным после их корреляции с иными категориями инвентаря.
К таковым, прежде всего, относится керамика. Не претендуя на детальный анализ керамических форм, основной массив посуды из новинковских могильников можно распределить по пяти группам12. Первая включает в себя невысокие грубые лепные горшки, орнаментированные защипами по венчику, характерные, главным образом, для захоронений детей. Впрочем, их, как правило, не удается привлечь к анализу, так как обрядность детских погребений упрощена по сравнению со взрослыми, сопровождающий инвентарь значительно беднее, а положение костяка зачастую не может быть зафиксировано достоверно, в силу чего хронологическую позицию данной группы сосудов установить сложно. Возможно, поскольку данная керамика встречена исключительно в погребениях с восточной ориентировкой (см. ниже), она появляется ранее других групп.
Вторая и третья группы форм новинковских сосудов - это лепные горшки и кувшины высоких пропорций (рис.1, 64-71). Четвертая группа -приземистые гончарные кувшины салтовского облика (рис.1, 105-108). Пятая группа включает гончарные амфоры: одну целую из к. 1 Брусян III (рис.1,111) и фрагменты из Рождествено III 6/8 и насыпи к.8 Брусян II.
Сосуды второй и третьей групп весьма близки между собой по форме13 и технологии изго
товления, встречаются в одних курганах (кувшин и горшок в Брусянах IV 1/1, горшки в насыпи и п.5 к.8 Новинок II (рис.1, 71) и кувшины в пп. 7 и 8 этого кургана (рис.1, 64, 65), кувшин в насыпи и горшок в п.1 к.6 Брусян II (рис.1, 66, 69)), что позволяет рассматривать их совместно.
Случаи совстречаемости сосудов других групп единичны - в п.4 к.23 Брусян II горшок группы I соседствовал с приземистым гончарным кувшином, а в к. 14 того же могильника “высокий” горшок содержался в п.1, салтовский кувшин - в насыпи.
Интересно отметить влияние сосудов второй и третьей групп на горшки группы I. Оно отразилось в появлении среди последней подражаний в форме (Новинки II 8/1, Брусяны II 37/4, Малая Рязань 14/3 - ср. Новинки III1/1) (Матвеева Г.И., 1997,рис.45,2; Багаутдинов Р.С. идр., 1998, табл. LVI, 8, табл-LVII, 8; Багаутдинов Р.С., 1995, рис.5, 1), носиков-сливов (Брусяны II 37/насыпь) и их имитаций - шишечек на венчике (Малая Рязань I 2/1, Шелехметь II 11/114 — ср. Выползово I 1/2) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУП, 10; Бражник О.И. и др., 2000, рис.5,12; Богачев А.В. и др., 1996, рис.З, 1). Пример обратного влияния -орнаментированный венчик сосуда группы II из Брусян II 13/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЫУ, 16).
Г.И.Матвеева, исходя из общих соображений культурно-хронологического характера, предположила позднее появление погребений, содержащих керамику четвертой группы, относительно комплексов с сосудами второй и третьей групп (Матвеева Г.И., 1997, с.87-88). Действительно, если сосуды групп II и III обнаруживаются только в подкурганных новинковских захоронениях15, то салтовская керамика широко представлена также и в грунтовых, что, как будет показано ниже, свидетельствует об отличиях в их хронологии.
Это подтверждают и находки лепных кувшинов, подражающих по форме салтовским образцам: Брусяны II 34/2, Малая Рязань I 10/1 (рис.1, 109, ПО) и 1/516(Багаутдинов Р.С. идр., 1998, с. 143, рис.38,5-6, табл.ЬУП, 4-5), и “высокого” кувшина из Малой Рязани I 1/1, изготовленного уже на гончарном круге (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 139, рис.39,1, табл.ЕУП, 2).
12 Категории “кружки” и “миски”, присутствующие в классификации С.Э.Зубова (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 146), здесь не рассматриваются ввиду единичности подобных находок.
13 А.В.Богачев объединяет данные горшки и кувшины в одну группу лепных кувшинов, подразделяя их на кувшины с ручками и без ручек (История ..., 2000. с. 167).
14 Рядом с этим погребением был также найден фрагмент салтовского кувшина (Бражник О.И. идр., 2000, с. 189).
15 Единственное исключение - располагавшееся вне курганной насыпи п. 1 к.6 Брусян II.
16 П.5 к.1 Малой Рязани 1 является парным и синхронным п.6 того же кургана, сопровождавшемуся гончарным салтовским кувшином.
30
Показательно соотнесение групп керамических сосудов с группами новинковских поясных наборов. Так, не содержит керамики ни одно из погребений с поясами “геральдической” группы и “неволинской” подгруппы а) (Брусяны II 2/1, Брусяны IV 2/1,1, Шелехметь II11/4, Брусяны II 22/4, Новинки II 14/3). Набор “неволинской” подгруппы б) и пряжки типа “Старокорсунская” (Брусяны II 6/1, Новинки 17/1, Новинки II 8/5) находятся в одних комплексах с “высокими” сосудами групп II и III. Элементы наиболее поздних новинковских поясных гарнитур и “неволинской” подгруппы в) встречены только с посудой группы IV (Брусяны II к. 14, 34/2; Малая Рязань I 5/3) и с гончарной амфорой (Брусяны III1/1).
Намеченная взаимосвязь позволяет распределить большинство новинковских поясных гарнитур по хронологическим группам. В первую из них входят “геральдические” пояса из Новинок II7/1, Брусян II2/1, Брусян IV 2/1, Шелехмети II 11/4 (рис.1, 1-13). Хронологическая группа II — “неволинские” пояса подгруппы а) из Брусян II 22/4 и Новинок II 14/3 (рис.1, 17-24). К III хронологической группе относятся пряжки типа “Старокор-сунская” и сопутствующие им гарнитуры (Брусяны II 6/1 и Новинки I 7/1) и подгруппа б) “неволинских” наборов (Новинки I 7/“жертвенник”; Новинки II 8/5,13/2; Брусяны II 7/2 - рис.1, 27-42, 45), а также накладка из Новинок II 8/8 (рис. 1, 43У и щиток от пряжки из Брусян II13/1 (рис.1,49), сопровождавшиеся “высокими” кувшинами. К этой же хронологической группе, очевидно, принадлежит и пояс из Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 57-55), где такие сосуды находились в насыпи кургана и в п.1, парном рассматриваемому. В IV хронологическую группу включены, помимо гарнитур из Брусян II 14/насыпь, 34/2; Брусян III 1/1 (рис. 1, 80, 96-100, 83-91), пояса “неволинской” подгруппы в) из Малой Рязани I 5/3, Брусян II 14/4 и наконечник ремня из Осиновки III 7/117 18 (рис.1, 74-79, 82), датируемые салтовскими кувшинами.
К ней же, очевидно, следует причислить и железные детали пояса (рис. 1,93-95) из п. 1 к. 10 Малой Рязани I, где находился лепной кувшин — подражание салтовскому (рис. 1, ПО).
Еще одним хронологическим индикатором служит конская упряжь. Так, удила с псалиями из кости (рис.1,14), входившие в состав комплекса Шелехметь II11/4 совместно с пряжкой хронологической группы I, являются, очевидно, ранней формой19. Удила из Новинок II 14/420 (рис.1, 25) весьма сходны с ними, но несут в себе и более поздний признак - трензельные кольца. На основании расположения погребений 3 и 4 к. 14 могильника Новинки II рядом (в паре) данная форма удил синхронизирована нами с поясом II хронологической группы. Удила с S-видными дротовыми псалиями содержались в захоронениях Брусяны II одиночный курган/2 и Новинки II 13/2 (рис.1, 58, 61) в комплекте с поясными наборами III хронологической группы. Удила со стержневидными псалиями в Брусянах III 1/1 (рис.1, 102) встречены совместно с гончарной амфорой и пряжкой IV хронологической группы. С ними, очевидно, синхронны и удила с S-видными плоскими псалиями: в Брусянах II 23/6 они находились совместно с салтовскими кувшинами (рис.1,103,107,108), а в Малой Рязани I залегали в насыпи кургана, содержавшего погребение с гончарным сосудом (п.1, к. 1). Удила без псалиев в силу примитивности конструкции не являются показательными в хронологическом отношении, а удила с гвоздевидными псалиями (рис. 1, 56) по щитку от пряжки из разрушенного комплекса Малая Рязань 110/2 (см. выше) датируются в пределах 2-й пол.УШ в.
Ранней формой стремян в новинковских комплексах является округлая 8-образная (Шелехметь II11/4, Рождествено III 1 /насыпь)21 (рис. 1, 15, 16). Стремена с петельчатым ушком, но уже арочной формы из Новинок II 14/4 (рис.1,26), как и удила из этого же комплекса (см. выше), синхронизируются с поясом II хронологической
17 Идентична накладкам, составлявшим набор из Новинок II13/2 (рис.1,35).
18 В осиновском погребении находилась также своеобразная прямоугольная “двурамчагая” сбруйная пряжка (рис. 1,81). Аналогичные по конструкции пряжки содержались в Новинках II11/2 (рис. 1, 73) и насыпи к.24 того же могильника (рис.1, 72), несколько иная - в комплексе Брусяны Ш 1/1 (рис.1,88); в Восточной Европе они распространяются, начиная с сер.УШ в. (Генинг В.Ф., 1979, с.102; Комар А.В., 2001а, с.32).
’’Удила аналогичной конструкции происходят из к.5 могильника Катанда II (Гаврилова А.А., 1965, рис.8,10; Могильников В.А., 1981, рис. 19,69), гдеони, каки в Шелехмети 11/4, находились совместно с округлыми стременами.
“Г.И.Матвеева и С.Э.Зубов (Матвеева Г.И., 1997, с.66; Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.124) не отмечают на удилах из Новинок II14/4 наличия псалиев, хотя на это указывают скобы для их крепления.
21 А.В.Комар считает таковой также стремена с петельчатым ушком и прямой подножкой из насыпи к. 1 Шелехмети II и Брусян II12/4 (Комар А.В., 2001а, с.32). Такое же стремя было найдено над п.4 к. 11 Шелехмети II (Бражник О.И. и др, 2000, рис.5,3). Во всех случаях они отличались миниатюрными размерами, очевидно, являясь нефункциональными (вотивными?) (Багаутдинов Р.С., 1995, с.85; Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.121), и, следовательно, нх синхронизация с иными категориями инвентаря затруднительна.
31
группы. Существуют они и во 2-й non.VIII в. (Брусяны одиночный курган/2, 23/6 - рис .1, 59, 104) наряду с новой формой - стременами с пластинчатым ушком (Новинки II 13/2, 8/5; Малая Рязань 110/2 — рис. 1,57, 62, 63).
Трензели, подобные обнаруженным в Вы-ползово 11/2 (рис. 1, 60), встречаются в захоронениях салтовского времени (Плетнева С.А., 1981, рис.52,104; Дмитриев А.В., 2003, табл.88, 79).
Изменялся со временем и набор новинков-ского вооружения. Сабли и их фрагменты были обнаружены совместно с поясами хронологических групп I (Шелехметь П11/4 и Брусяны IV 2/1), II (Новинки II14/3) и III (Новинки II13/2)22, а также с керамикой второй и третьей групп (Брусяны IV1/1).
Наконечники копий достоверно синхронизируются с поясами как группы III (Новинки 17/1), так и группы IV (Брусяны III 1/1) и керамикой групп II (Выползово 11/2) и IV (Брусяны II 10/1 и 23/623). Появление этого оружия у новинковско-го населения нельзя относить к периоду ранее сер.VIII в.24. Аналогичное наблюдение предположительно (в силу их малой численности) касается кистеней (Брусяны III1/1; Малая Рязань I 10/2) и топоров (Новинки 17/1; Новинки II8/525).
Синхронизация с иными категориями материала встречающихся в новинковских могилах частей сложных луков оказалось невозможной из-за отсутствия их строгой типологии, сопряженной с реконструкцией. Наиболее перспективными на сегодняшний день являются ведущиеся в этом направлении разработки Е.В.Круглова (Круглов Е.В., 2003; 2004). Вероятно, выделению в новинковских материалах “тюркохазарских” и “хазарских” (по его терминологии) луков должна быть посвящена специальная работа. Массив новинковских наконечников стрел достаточно однороден: подавляющее их большинство - трехлопастные, различающиеся размерами и, видимо, назначением. Остальные типы представлены единичными экземплярами (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 116-120). Хронологической корреляции форм и размеров наконечников с иными категориями инвентаря не наблюдается.
Инвентарь женских захоронений сложнее отнести к определенному периоду в силу недостаточного для проведения статистического анализа количества обнаруживаемых в них серег и бус, а также типологической однородности первых26 и разнообразия вторых (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 102-104). Общие же их подразделения (“глазчатые”, “бородавчатые”, “полосатые” бусы) дают слишком широкие даты. Вероятно, они сосуществуют на разных этапах, но материал не позволяет проследить динамику статистических изменений.
Вышеизложенное позволяет наметить четыре этапа существования памятников новинков-ского типа, характеризующихся особенностями инвентаря захоронений (табл.1). Выделенные этапы не разграничиваются жестко: переходы от одного к другому маркируются комплексами, несущими как ранние, так и поздние признаки. Так, захоронения Новинки II 13/2 и Брусяны II одиночный курган/2 не содержали керамики, но детали поясных наборов и упряжи позволяют отнести их уже к этапу III. К тому же этапу, судя по наличию сосудов групп II и III, принадлежат и погребения Выползово I 1/2, Новинки I 7/1 и Брусяны II 6/1, однако, западная ориентировка первого из них и грунтовой характер последнего (см. далее), а также наличие в составе инвентаря наконечников копий свойственны также последующему, четвертому, этапу.
Ряд захоронений, не содержавших инвентаря, можно датировать на основании их расположения под насыпью кургана. Так, к этапу IV относятся погребения Брусяны II 23/1-5, Малая Рязань I 1/3-4 и Рождествено III 6/1, являясь периферийными по отношению к центральным захоронениям данных курганов (Брусяны II23/6, Малая Рязань 11/1, Рождествено III6/8), они не могли быть совершены раньше (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ХХХШ, /,табл.ЬМШ, ДМагвееваГ.И., 19956, рис.2,1).
В исследованиях Г.И.Матвеевой и А.В.Богачева особое внимание уделяется новинковской погребальной обрядности. Оба автора подразделяют новинковские захоронения на несколько
22 Интересно отметить на последних двух саблях наличие елмани (Матвеева Г.И., 1997, рис.73) - детали, отсутствующей у ранних сабель из Шелехмети II (Бражник О.И. и др., 2000, рис.4,15) и Брусян IV (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, таблХХХ1, 4).
23 Сюда же следует причислить и копье из погребения Брусян II23/1, периферийного по отношению к п.6 этого кургана.
24 В насыпи к.4 Новинок II копье было обнаружено в том же секторе, что и впускные пп. 1 и 2, характеризующиеся западной ориентировкой костяков (см. ниже).
25 Впрочем, топор из Новинок II 8/5, является, видимо, не боевым, а рабочим (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 115).
26 “Хазарские” серьги, по терминологии Д.А.Сташенкова (Сташенков Д.А., 1998, с.221; 2001, с. 144).
32
Комплекс
Этап I Этап II	Этап III	Этап IV
Малая Рязань I 1/1 Брусяны II 16/5 Брусяны II 15/1 Брусяны II 23/4 Рождествено 111 6/8 Брусяны II 8/1 Осиповка 111 7/1 Брусяны 11 34/2 Брусяны 11 14/4 Малая Рязань 1 5/3 Малая Рязань I 10/1 Малая Рязань 1 I /5 Малая Рязань 1 1/6 Новинки I р.2 п.2 Шелехметь II I 1/1 Шелехметь II п. 15 Брусяны III 1/1 Брусяны 11 18/1 Шелехметь II п.4 Брусяны 11 23/6 Брусяны II 10/1 Брусяны 11 23/1 Выползово I 1/2 Новинки 1 7/1 Брусяны II 6/1 Новинки 111 1/2 Новинки 111 1/1 Брусяны II 12/4 Брусяны 11 12/3 Брусяны II 12/2 Брусяны 11 20/1 Брусяны II 24/3 Брусяны 11 31/1 Брусяны 11 37/4
Брусяны II о.к./1 Малая Рязань 1 4/3 Брусяны IV 1/1 Брусяны 11 13/1 Новинки II 8/8 Новинки 11 8/5
Брусяны 11 о.к./2 Новинки II 13/2 Брусяны II 22/4 Новинки II 14/3 Новинки 11 14/4 Шелехметь II 11/4 Брусяны IV 2/1 Брусяны II 2/1 Новинки II 7/1
Табл. 1. Периодизация погребений новинковского типа: корреляция датирующих материалов.
Table 1. Periodization of Novinka-type interments: correlation of date materials.
33
обрядовых групп, располагаемых ими в хронологической последовательности. Показателями эволюции от одной группы к другой, по Г.И.Матвеевой, служат степень ритуального разрушения костяка и мощность надмогильного каменного панциря: в наибольшей степени они проявляются в ранней (первой) группе, менее - в более поздних второй и третьей (Матвеева Г.И., 1997, с.59-60,86-88).
С выводом Г.И.Матвеевой относительно эволюции надмогильных каменных панцирей можно полностью согласиться. Ранние новинковские захоронения совершены под панцирями из плотно уложенных камней - эта черта характерна для всех погребений этапа 1. На этапе II каменные панцири располагаются уже непосредственно над погребениями и между ними. Панцири курганов, содержащих захоронения этапов 111 и IV, часто имеют вид “закладок" над отдельными могилами и разреженных "набросок" (одиночный курган Брусяны II; кк.15, 23, 28, 34 Брусян II; к.5 Малой Рязани I; к.8 Новинок II; Шелехметь II п.4, п. 15). Многие погребения этих этапов вовсе не были перекрыты камнями (Брусяны II 6/1, 23/1-5, 28/1-4, 6, 7; Брусяны 111 1/1; Малая Рязань I 5/3, 10/1).
Напротив, предположение об эволюции обряда ритуального разрушения костяков не подтверждается: костяк в раннем комплексе Шелехметь II 11/4 разрушен не был, в погребениях последующих этапов фиксируется как полное, так и частичное разрушение. Применение того или иного варианта данного обряда зависело не от хронологической позиции захоронения, а от социального положения погребенного (Лифанов Н.А., в печати). Вторым фактором, определявшим степень разрушения костяка, являлся возраст погребенного: полное разрушение чаще фиксируется в могилах молодых людей, частичное характерно для среднего возраста, стариков не разрушали вовсе27 * (табл.2).
Основными чертами, демонстрирующими эволюцию новинковской погребальной обрядности, по А.В.Богачеву, являются: ориентировка погребенных, изменяющаяся от восточной в сер.VIII в. ксеверной/северо-западной и позже- к западной; глубина могильной ямы, умень
шающаяся со временем (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.64-71, 165; Богачев А.В., 1998, с.52). Последний параметр, даже если он и отражает общую тенденцию, сложно применять в большинстве конкретных случаев: замеры глубины ямы производятся от уровня ее фиксации, как правило, - материковой поверхности (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.63), а значит и не всегда отражают ее истинную величину.
В соответствии с нашей систематикой но-винковских захоронений ориентировка погребенных является основанием для разделения их на две обрядовые группы: А (погребения, ориентированные на восток/северо-восток) и Б (погребения, ориентированные на запад и северо-запад). Различие между ними определялось традицией положения покойного лицом к солнечному закату (группа А) или на восходящее солнце (группа Б) (Лифанов Н.А., 2004, с. 103-105).
Действительно, все известные новинковские комплексы lull этапов принадлежат к обрядовой группе А, напротив, погребения группы Б датируются не ранее этапа III. Тем не менее, вводить для них жесткое хронологическое разграничение (первые-досер-VIII в., вторые-после) нет никаких оснований: на этапах III и IV они сосуществуют (табл. 1).
Поздняя позиция “западных" погребений группы Б относительно “северных” подтверждается периферийным положением пп.З, 4, 6, 7 к пп. 1,2, 5, 8 к.28 Брусян II (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.XXXV, /) и впускным характером пп. I и 2 к.4 Новинок II по отношению к пп.З и 4 (Матвеева Г.И., 1997, рис.15). Однако выделение их в особый этап (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 165-166; Богачев А.В., 1998, с.52,78-79,89; История ..., 2000, с.203-204) безосновательно. Единственное датированное “западное” захоронение (Выползово I 1/2) характеризуется признаками этапов III и IV.
На основании единства категорий инвентаря подкурганных и грунтовых21* новинковских погребений Г.И.Матвеевой была показана их синхронность, а отсутствие над могилами курганных насыпей объяснялось социальным расслоением в новинковской среде (Матвеева Г.И., 1997, с.62). Новые данные показывают несколько бо-
27 Сведения о возрасте погребенных - см. Богачев А.В. и др. 1996. с.87-88; Газимзянов И.Р.. 1995. с.95-96. 104. 108; а также неопубликованные данные И.Р.Газимзянова по могильникам Новинки I (принош) благодарность Д.А.Сташенкову за ознакомление с ними) и Шелехметь П. Зависимость степени разрушения от пола погребенною не прослеживается.
2“ 11а наш взгляд, к грунтовым захоронениям, помимо зафиксированных как таковые, также след) ет относит ь погребения, расположенные на периферии курганов у самых границ насыпей. “Подкурганными" они стали лишь в результате расползания насыпи или “привязки" их к курганам при раскопках межкурганною пространства (см., например: Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл-LXI, 1).
34
Возраст погребенных
□ - не разрушено □ - частичное разрушение  - полное разрушение
Табл. 2. Соотношение степени разрушения костяка и возраста погребенных в могильниках новинковского типа.
Table 2. Correlation between degree of breakdown of skeleton and age of deceased buried in Novinka-type necropolises.
лее сложную картину. Грунтовые захоронения I и II этапов отсутствуют, но имеются комплексы этапов III (Брусяны II 6/1) и IV (Новинки I п.2 в раскопе 2; Шелехметь II п. 15, 11/1; Малая Рязань 11/5,1/6, 5/3, 10/1), принадлежащие как к группе А, так и к группе Б.
Похожая ситуация и с применением огня в погребальном ритуале. Если в могилах группы А присутствуют, как правило, лишь отдельные угли, то населению группы Б на этапе III свойственны совершенно иные действия с огнем: сожжение над могилой деревянных конструкций (Брусяны II 20/1; Новинки III1/1, 1/2) и обожжение останков покойного (Брусяны II12/2, одиночный курган/1). На этапе IV эти обряды сохраняются (Брусяны II 23/1, Малая Рязань I 5/3), но появляются и погребения с полностью кремированными костяками (Брусяны II 10/1, 23/6)29. Единично новые черты заимствуются и населением группы А: в погребениях Брусяны II 9/4 и 37/4 костяки были обожжены, в грунтовом п.4 Шелехмети II -кремирован.
Этапом IV датируются новинковские погребения, совершенные в скорченной позе. Одно, “западное”, (Брусяны II 23/2), занимало периферийное положение по отношению к п.6 данного кургана, датированного этим этапом; два дру
гих, ориентированных на север (Новинки I п.1) и северо-восток (Шелехметь II п.2), являлись грунтовыми. Скорченные захоронения на новинковских памятниках связываются с аналогичными салтовскими (Сташенков Д. А., 19956, с.З 8).
Можно констатировать на протяжении 2-й пол.VIII в. на Самарской Луке взаимодействие различных погребальных обрядов, в результате которого они обогащались новыми деталями. Новинковская погребальная обрядность развивалась не в направлении упрощения, как предположил А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 67, 71), а, наоборот, от простого - к сложному.
С выделенными этапами можно связать периоды функционирования отдельных новинковских могильников. Часть из них возникла уже на первом этапе: II и IV Брусянские, II Новинковский и II Шелехметский, но захоронения на них совершались и во 2-й пол.VIII в. В Новинках II комплексы этапа IV находились лишь в двух расположенных рядом курганах №№ 4 и 24. При этом “западные” погребения №№ 1 н 2 в к.4 являлись впускными, а№ 8 в к.24 - периферийным. Вероятно, на позднем этапе сооружение новых курганов на могильнике постепенно прекращается. Другая группа могильников возникает не ранее 2-й пол. VIII в. К ней следует отнести Новинки I и
29 Возможно, что данный обряд (или его имитация?) проявился в комплексах Брусяны II 9/5 и Новинки II4/3: их могильные ямы, ориентированные на СЗ, при отсутствии костяков и инвентаря содержали следы сильного горения.
35
Ш, Малую Рязань I и Брусяны Ш, где не зафиксированы комплексы этапов I и И. То же, очевидно, следует предположить и для грунтовой части Шелехмети II.
Мнение Д.А.Сташенкова о прекращении существования всех или большей части новинковских могильников в cep.VIII в., излагаемое им в ряде публикаций (Сташенков Д.А., Турецкий М.А., 1999, с.297; Сташенков Д. А., 2001, с.149; 2003, с.338-339), аргументировано крайне слабо. Фактически аргумент всего один - отсутствие в данных комплексах литых салтовских серег (Сташенков Д.А., 2001, с. 145). Едва ли он является решающим, а гипотеза об исчезновении новинковских памятников в результате разгрома в 737 г хазарского кагана армией Марвана бен-Мухаммада выглядит очень красиво, но не подтверждается археологическим материалом.
Приблизительно можно определить абсолютные даты выделенных в новинковских материалах хронологических этапов. Если в качестве начальной даты этапа I существования новинковских памятников мы предполагаем рубеж VII-VIII вв., то для этапа III - это 40 гг. VIII в., время становления салтовской культуры. Рубеж (вероятно, “размытый”) между этапами I и II следует, по-видимому, относить к 20 гг. этого столетия. Этап IV, очевидно, соответствует последней четв. VIII в., возможно, включая и нач.1Х в. Этот период соотносится с этапом 2 горизонта Столбище-Ста-рокорсунская, горизонтом I/П и началом горизонта II салтовской культуры, по А.В.Комару (Комар А.В., 1999, с. 132), сухоложской стадии неволинской культуры (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.94), мыдланьшайской - поломской культуры (Голдина Р.Д., 1995, с.28-29), урьинской — ломо-ватовской культуры (ГолдинаР.Д., 1985, с. 132-133).
Корреляция классификации и хронологии новинковских погребально-поминальных комплексов позволяет прийти к некоторым выводам культурно-исторического характера относительно хода освоения территорий лесостепного Поволжья раннесредневековыми кочевниками.
Так, первым в Среднее Поволжье начинает проникать кочевое население, характеризующееся погребальной обрядностью группы А. Помимо новинковских комплексов I и II этапов, ему принадлежит п. 1 второго Березовского кургана (Скар-бовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 166-171, рис.3, 5) и Шиловский могильник (Багаутдинов
Р.С. идр, 1998, с.183-190, табл. V-XIII, табл.XFV, 11, 13,14). Датировка последнего памятника является предметом дискуссии со значительным разбросом точек зрения. Так, Д.Г.Савинов синхронизирует шиловские курганы с эпохой I Тюркского каганата — не позднее сер.VII в. (Савинов Д.Г., 2002, с.204), А.В.Богачев относит их появление ко 2-йnon.VIIв. (БагаутдиновР.С. идр, 1998, с. 154), И.О.Гавритухин - ко времени не ранее конца этого столетия (Гавритухин И.О., 2000, с.ЗО), А.В.Комар -к 1-й четв.VIII в. (Комар А.В., 2001а, с.ЗО). Основное погребение Березовского кургана Д.А.Ста-шенковым датируется в пределах 3-й четв.VII в. (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 178), однако, его материалы вполне могут быть отнесены к кон. VII - Han.VIII в. (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с.173-177)30. Резонной, на наш взгляд, будет синхронизация данных памятников с этапом I новинковских могильников31. В этот период вполне укладываются и материалы кочевнического захоронения на III Полянском селище и так называемого “Коминтерновского кургана” (“Бураковского погребения”) с территории Татарстана (Казаков Е.П., 1986,с.121, 125; Мухаметшина А.С., 1999, с.21-24). Этап II новинковских памятников выглядит прямым продолжением предыдущего, отличаясь лишь некоторым усовершенствованием конской упряжи и распространением моды на “неволин-ские” поясные наборы.
На этапе III на Самарской Луке расселяются новые пришельцы, оставившие новинковские погребения группы Б с северной/северо-западной ориентировкой. Новоприбывшее население практиковало иной, по сравнению с предшественниками, погребальный обряд (что, несомненно, связано с религиозными воззрениями), было иначе вооружено (Лифанов Н.А., в печати). С его приходом возникает традиция установки в могилы взрослых людей сосудов II и III групп, конструктивно и орнаментально модернизируются пояса “неволинской” группы, а также распространяются принципиально новые типы пряжек, удил и стремян.
Этап IV характеризуется дальнейшей эволюцией этих процессов, что связано со становлением салтовской культуры. Характерная для нее гончарная керамика, по всей видимости, быстро вытесняет “высокую” лепную. На правобережье Волги, помимо новинковских, к этому этапу
30 Обоюдоострые клинки (мечи), подобные березовскому (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 170, рис.5, 21), отнюдь не исчезают в VII в., обнаруживаясь и в раннесалтовских захоронениях (Плетнева С.А., 1989, рис.34).
31 В Шиловке 1/2 и 2/2 находились гончарные сосуды, но они не имеют ничего общего с салтовской керамикой (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.189-190, табл.ХГ, 6, табд.ХТУ 11, 13, 14).
36
относятся пп.2 и 3 Березовского кургана (Скар-бовенко В. А., Сташенков Д.А., 2000, с. 171-173, рис.4, 6), характеризующиеся западной ориентировкой. В п.2 находился приземистый кувшинчик, подправленный на гончарном круге, а в п.З — прясло, изготовленное из стенки гончарного сосуда.
Если погребения предыдущих этапов обнаружены главным образом на Правобережье Волги32, то данный этап характеризуется появлением многочисленных комплексов на левом берегу Волги. В Симбирском Заволжье - это могильники Кайбельский (Сташенков Д.А., 2003), Урень II и Сгаромайнский I (Багаутдинов Р.С., Набоков А.В., 1993; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 180-183, табл.1-111, табл.ГУ, 5, табл.ХГУ, 1-10,12,15), в Самарском - п.2 к.6 Бобровки I (Скарбовенко В. А., 2001, с. 197-198), п.1 Екатериновки VI33 (Крамарев А.И., 1993, с. 133-134), раннесредневековые погребения из Золотой Нивы и Хрящевки (Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986, с. 164; Мерперт Н.Я., 1954, с. 100, 126-129)34. Интересно отметить появление на этом этапе значительного количества впускных и грунтовых захоронений.
Вероятно, с этого времени начинается процесс седентаризации средневолжских кочевников: фрагменты сосудов, близких к новинков-ской группе I, были обнаружены на Гундоров-ском поселении на р.Сок (Матвеева Г.И., 1997, с.99, рис. 128), салтовская керамика присутствует в культурном слое Севрюкаевского селища на Самарской Луке, связываемого с новинковским населением (Матвеева Г.И., 2003, с.122-124), на Абрамовском селище и городище Чертов Городок в Симбирском Заволжье (Семыкин Ю.А., 1996, с.67, 69,71,73-74).
Если на пространстве Заволжской лесостепи различные в культурном и этническом отношении группы скотоводческого населения существовали относительно обособленно, то Самарская Лука во 2-й пол.VIII в. являлась микрорайоном активного взаимодействия их между собой. Результатом этого процесса вполне могло бы стать формирование особой культурной группы внутри салтовской общности, однако, предположительно в кон. VIII — нач.1Х в. новинковские памятники прекращают свое существование.
Литература и архивные материалы
Абрамова М.П., 1982. Новые материалы раннесредневековых могильников Северного Кавказа// СА. № 2.
Айбабин А.И., 2003. Степь и Юго-Западный Крым// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Амброз А.К., 1973. [Рец. на кн.] Erdclyi I., Ojtozi Е., Gening W.F. Das Graberfeld von Nevolino// CA. № 2.
Амброз A.K., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V - первой половины VIII в.//
Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Багаутдинов Р.С., 1995. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки// Средневековые памятники
Поволжья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. У истоков истории татар
Волго-Камья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Набоков А.В., 1993. Новые материалы о погребальном обряде ранних болгар на Волге// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Балинт Ч., 1995. Введение в археологию авар// Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск.
32 За исключением упомянутых выше Полянского погребения и “Коминтерновского кургана”. Территориальная обособленность последнего от иных памятников предсалтовского круга вкупе с обилием предметов из драгоценных металлов вызывает аналогии с Перещепинским комплексом.
33 Оно абсолютно идентично грунтовым новинковским погребениям группы А.
34 Вероятно, с этапами III и IV следует соотнести предметы из так называемой коллекции Н.Ф.Высоцкого, хранящейся в фондах Государственного объединенного музея Республики Татарстан. Данные материалы имеют значительное сходство с новинковскими. Автор публикации определяет их дату как koh.VII - VIII в. (Бражник О.И., 2001, с.39), однако, на наш взгляд, датирующие вещи указывают, главным образом, на 2-ю пол.VIII века. Таковы наконечник ремня с асимметричным растительным орнаментом из “кургана I”, пряжка с прямоугольной рамкой и двойные “коньковые” накладки из “кургана V” (Бражник О.И., 2001, с.33-34, рис. 1,3, 5-8). Уточнить даты отдельных комплексов, входящих в коллекцию, помогла бы ее полная публикация. Ко 2-й пол. VIII в. следует отнести и недавно обнаруженные в Симбирском Заволжье находки у оз.Яик (Губайдуллов Р.З., 2004, с.54-56). Входящие в данный комплекс пряжка и накладка имеют сходство с новинковскими этапа III, а топор, копье и сосуд сближают его с материалами этапа IV.
37
Богачев А.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического датирования. Самара.
Богачев А.В., 1996. К эволюции калачиковидных серег IV-VII вв. в Волго-Камье// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Богачев А.В., 1998. Кочевники лесостепного Поволжья V-VHI вв. Учебное пособие к спецкурсу. Самара.
Богачев АЛ., Ермаков С.Ф., Хохлов А.А., 1996. Выползовский I курганный могильник ранних болгар на Самарской Луке// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993. Брусянский II могильник ранних болгар (раскопки 1988-89 гг)// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995. Раннеболгарский курган у с.Осиновка// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Бражник О.И., 2001. Коллекция Н.Ф.Высоцкого из фондов ГОМ РТ (об одной малоизвестной коллекции раннеболгарского времени)// Проблемы культурогенеза народов Волго-Уральского региона. Уфа.
Бражник О.И., Кирсанов Р.С., Лифанов Н.А., 2000. Исследование Шелехметского II курганно-грунтового могильника в 1999 г.//Краеведческие записки. Вып.1Х. Самара.
Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986. У истоков истории Самарского Поволжья. Самара.
Гавритухин И.О., 2000. К дискуссии о хронологии раннесредневековых древностей Поволжья// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Тезисы докладов III Международной археологической конференции 14-18 марта 2000 г. Самара.
Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.
Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003. Древности и памятники VIII-IX веков// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Гаврилова А.А., 1965. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л.
Газимзянов И.Р., 1995. Новые данные по антропологии населения Самарского Поволжья в эпоху раннего средневековья// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Генииг В.Ф., 1962. Мыдлань-Шай -удмуртский могильник VII1-IX вв.// ВАУ. Вып.З. Свердловск.
Геиинг В.Ф., 1979. Хронология поясной гарнитуры I тысячелетия н.э. (по материалам могильников Прикамья)// КСИА. Вып. 158.
Голдииа Р.Д., 1979. Хронология погребальных комплексов раннего средневековья в Верхнем Прикамье// КСИА.Вып.158.
Голдина Р.Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск.
Голдииа Р.Д., 1995.0 датировке поломской культуры// Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск.
Голдииа Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. Могильники неволинской культуры в Приуралье. Иркутск.
Губайдуллов Р.З., 2004. Находки VII-VIII вв. у озера Лик// Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы Третьих Халиковских чтений 27-30 мая 2004 г. Казань; Болгар.
Дмитриев А.В., 2003. Могильник Дюрсо—эталонный памятник древностей V-IX веков// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Иванов А.А., 2001. Находки поясных наборов из курганов хазарского времени Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Иванов А.Г., 1998. Этнокультурные и экономические связи населения бассейна р.Чепцы в эпоху средневековья. Ижевск.
Иванов Б., Пелевина О., 2001. Детали литых наборных поясов предсалтовского времени с “перевязанной” пальметтой из Болгарии// РА. № 3.
История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Ранний железный век и средневековье, 2000. М.
Казаков Е.П., 1986. Новые материалы П-Ш четверти I тысячелетия новой эры в Закамье// Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев.
Ковалевская В.Б., 1981. Центральное Предкавказье// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Ковалевская В.Б., 1990. Традиции прорезных поясов в памятниках Кудыргинского типа// КСИА.
Вып. 199.
Комар А.В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии)// Vita Antiqua. № 2.
Комар А.В., 2001а. К вопросу о дате и этнокультурной принадлежности шиловских курганов// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
38
Комар А.В., 20016. Происхождение поясных наборов раннесалтовского типа// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Крамарев А.И., 1993. Новые погребения раннесредневековых кочевников Самарского Заволжья// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Круглов Е.В., 2003. Сложные луки Восточной Европы раннего средневековья// Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. Ч.П. М.
Круглов Е.В., 2004. “Тюрко-хазарский” сложносоставной лук// Проблемы археологии Нижнего Поволжья. 1 Международная Нижневолжская археологическая конференция. Тезисы докладов. Волгоград.
Лифанов Н.А., 2001. Новые формы украшений новинковского населения// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Лифанов Н.А., 2004. Традиции ориентировки погребений раннесредневековых кочевников лесостепного Поволжья// Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы Третьих Халиковских чтений 27-30 мая 2004 г. Казань; Болгар.
Лифанов Н.А., в печати. Систематика погребально-поминальной обрядности новинковского населения.
Мажитов Н.А., 1977. Южный Урал в VII-XIV вв. М.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала УШ-ХП вв. М.
Матвеева Г.И., 1975. Памятники именьковской культуры на Самарской Луке// Краеведческие записки Куйбышевского областного музея краеведения. Вып.Ш. Куйбышев.
Матвеева Г.И., 1995а. Грунтовые погребения новинковского типа на Самарской Луке// Краеведческие записки. Вып.УП. Самара.
Матвеева Г.И., 19956. Результаты новых исследований Рождественского Ш курганного могильника// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Матвеева Г.И., 2003. Поселение ранних болгар в Среднем Поволжье//Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. Ч.П. М.
Мерперт Н Л., 1954. Материалы по археологии Среднего Заволжья// МИД. № 42.
Могильников В.А., 1981. Тюрки// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Мухаметшина А.С., 1999. Коминтерновский курган. Проблемы атрибуции// Болгар и проблемы изучения древностей Урало-Поволжья. 100-летие А.П.Смирнова. Болгар.
Плетнева С.А., 1981. Ранние болгары на Волге// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Рутто Н.Г., 1975. Рождественский III курганный могильник// Самарская Лука в древности. Куйбышев.
Савинов Д.Г., 2002. “Энциклопедия” тюркского мира// Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. T.I. СПб.
Седова М.С., 1995. Исследование Шелехметского II курганно-грунтового могильника// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Семыкин Ю.А, 1996. К вопросу о поселениях ранних болгар в Среднем Поволжье// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Скарбовенко В.А., 2001. Погребение кочевника салтовского времени в долине р.Самары// Самарский край в истории России. Материалы юбилейной научной конференции 6-7 февраля 2001 г. Самара.
Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000. Березовский курган и его место в системе раннесредневековых древностей Самарского Поволжья// Краеведческие записки. Вып.1Х. Самара.
Сташенков Д.А., 1995а. Археологические исследования у с.Новинки в 1992 г.// Краеведческие записки. Вып.УП. Самара.
Сташенков Д.А., 19956. Новые детали погребального обряда памятников раннеболгарского времени в Самарском Поволжье// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Сташенков Д.А., 1998. Евразийская мода в эпоху раннего средневековья (к постановке проблемы)// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара.
Сташенков Д.А., 2001. Половозрастная стратификация новинковского населения (по материалам украшений костюма)// Культуры Евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Сташенков ДА., 2003. Раскопки Кайбельского средневекового могильника в 1953-1954 годах// ВАЛ. Вып.З.
Самара.
39
Сташенков Д.А., Турецкий М.А., 1999. Погребение эпохи раннего средневековья у хутора Лебяжинка (к вопросу об этнокультурной ситуации в Самарском Поволжье в IX в.)// ВАЛ. Вып. 1. Самара.
Уманский А.П., Неверов С.В., 1982. Находки из погребений IX-X вв. в долине р.Алея на Алтае// СА. № 2.
Флёрова В.Е., 2001. Подкурганные погребения восточноевропейских степей и пути сложения культуры Хазарии// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Summary
N.A.Lifanov (Samara, Russia)
ON PERIODIZATION AND CHRONOLOGICAL ATTRIBUTION OF NOVINКА-TYPE MONUMENTS
The ground burials known under the general name of “Novinka-type monuments” are located on a comparatively small area of the southern part of Samarskaia Luka. The present paper offers synchronization of different categories of the inventory ofNovinka interments and their distribution into four chronological stages. The 1SI stage (the 1 s‘ quarter of the VIirh c.) includes complexes containing details of the belt outfit of Agafonov’s and Voznesensky’s appearances, rounded 8-shaped stirrups and bits with cheek-pieces made of bone. The 2nd stage (the 2nd quarter of the VIII**1 c.) is distinguished by belts having a decor in the form of a palmette, stirrups that acquired the arched form and bridle bits. Skeleton heads in the interments of these stages are orientated towards the east/north-east. The 3rd stage (the 3rd quarter of the VIII"1 c.) is associated with the interments orientated towards the north-west, and later towards the west, high moulded pots and jugs; new belting detail types and ornamental design motives, bits with S-shaped lance cheek-pieces, stirrups with lamellar rings, spear tips, axes and bludgeons appear. These innovations are linked to the inflow of a new wave of cattle-breeding population. The 4,h stage (the last quarter of the УШ* - the beginning of the IX*11 c.) is marked by Saltovo belts and earthenware, bits with S-shaped flat and rod-shaped cheek-pieces, spread of ground interments and cremations. Interments with different skeleton orientations coexist at the 3rd and 4*11 stages. The Is* stage should be synchronized with Kominternovskii, Berezovskii (the main burial) and Shilovskii barrows, the 4*11 stage - with Kaibelskii, Urenskii, Staromainskii burial grounds, Bobrovka, Khriashchovka and Zolotaia Niva intake interments. It is probably at this time that the process of sedentarization of the Medium Volga nomads started.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2004 г
40
С. I.Ефимова
ВЛИЯНИЕ МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ НА ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ЮГА ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Среди наук, занимающихся исследованием проблем этногенеза и этнической истории народов, важное значение имеет антропология, данные которой становятся самостоятельным историческим источником, позволяющим реконструировать этапы формирования населения - “демоса”, используя при этом биологические системы признаков и методы естественных наук. Современная антропология изучает широкий спектр различных систем признаков, сочетая при их разработке традиционные направления с новыми достижениями биологии человека, генетики популяций, экологии, математической статистики и многих других дисциплин.
Большое значение имеют антропологические исследования в изучении миграций древности. Направление и интенсивность миграционных процессов, характер взаимодействия новых и автохтонных групп невозможно рассматривать только на основе историко-археологических, лингвистических или этнографических данных. Население Европы после эпохи “Великого переселения народов” в значительной степени формировалось под влиянием таких миграционных процессов, изменивших не только политическую и этнокультурную карту Европы, но и ее антропологический состав.
Накопленный отечественной наукой огромный материал, характеризующий морфологические особенности черепа древних и современных групп Восточной Европы, позволяет рассмотреть изменчивость краниологических комплексов населения этого макрорегиона в диа-хронном аспекте с помощью картографирования антропологических комплексов. Построив карты распределения краниологических комплексов населения в различные хронологические интервалы, мы можем проводить их анализ не только в ракурсе исторической антропологии, но и в плане трансэпохальных сопоставлений уже не по отдельным признакам, а по их определенным сочетаниям.
Проанализировать антропологическое многообразие раннесредневекового населения Восточной Европы помогают методы многомерной
статистики, которые широко применяются в современной антропологии при обработке больших массивов измерительных данных. Статистическим приемом, на основе которого проводилось картографирование, был выбран канонический анализ (Дерябин В.Е., 1983, с. 136) - метод, позволяю-щий выявить градиенты межгрупповой краниологической изменчивости по комплексам измерительных признаков черепа. Информацию об этих комплексах несут значения канонических переменных, представляющие новые некоррелированные признаки, которые можно картографировать.
Для проведения первого этапа анализа нами использовался массив краниологических данных, включающий 61 серию черепов из раннесредневековых памятников Восточной Европы. На рис.1 представлены результаты картографирования 1 канонической переменной, которая описывает 41% общей изменчивости комплекса 12 основных краниометрических признаков раннесредневековых серий Восточной Европы и выделяет варианты по общим пропорциям мозгового черепа и лицевого отдела. Таким образом, карта, построенная по значениям 1 канонической переменной (рис.1), показывает территориальное распространение антропологических комплексов среди населения, обитавшего на территории Восточной Европы в V-IX вв. Разумеется, анализ антропологической карты в значительной степени должен проводиться с учетом данных истории и археологии, но, в свою очередь, и сама эта карта является ценным историческим источником, особенно при изучении миграций древнего населения.
Далеко не все миграционные потоки отражены на антропологической карте V-IX вв. (рис.1). Ареал расселения славянских племен на этой карте не показан ввиду отсутствия антропологических материалов, но представлены многие группы, с которыми взаимодействовали ранние славяне, это балтские племена земгалов, латгалов, жемайтов и аукштайтов, а также местные Поволжья и Приуралья. Отражена миграция ранних болгар на территорию Среднего Поволжья и имеется возможность рас-
Рис. I. Карта краниологических комплексов населения Восточной Европы и Кавкаia в \ I-IX вв.
[ ралапии <наченпй I канонической переменной, определяющие краниологические комплексы: 2.9 а; 3.0-3.9-б;4.0-4.9-в; 5.0-5.9-д; 6.0 i. 1-62-сравнительные краниологические материалы. Ipj шя: /
Те.ювани (II -/A вв.Л 2 (амтавро (П-1.\'вв). 3 t/пкии (II -/А вв). 4 Жнивам </Г-/А вв). 5 ( иоии (I II-Vвв ). 6 К'вабеби (П-1.\вв). 7 Аджария (II -1.\ вв ), 8 Карсниекеви (1Г-1\ вв ). 9 Маршам (П -1\ вв ), 10 Маграиепш (П '-1.\ вв.) Сев. Кавка и// сборная серия Черкесам (Адшох и др. I Ш-ХН вв.). 12 Гамовекое\ще1ье (l-l II вв ). 13 Мощевая 1млка (I III-IXвв.). 14 Ба/абанка (111-1 III вв.). 15 Верхний Чир-Юрт (1-ГПвв ). 16 Ьба-Юрт (1.\-.\ вв ). /"’ - Деева (I ///-/А вв.). IB Гоцаппь (ГП1-.\ вв.). 19 Баннова / (1'11-1.\ вв ). Подонье: 20 Маяцкий (I ///-/Л вв ). 21 Маяцкое се UMfe (I ///-/А вв ), 22 Лчитриевскип (l 'lll-l.\ вв ). 23 Верхне-( 'апновский (I П1-1Х вв ). 24 i 1ивкиискпй (I И1-1\ вв.). 25 Волоконовский (Г1И-1\ вв ), 26 Пижие- Чубяиский (I ///-/А вв.). 2" Ютановский (I ///-/А в< ) 28
Саркел, Правобережное городище (VIII-IX вв.). Крым: 29 Скалистое (IV-IX вв.), 30 Баштановский (77-17/ вв.),31 Суук-Су (V-VH вв.), 32 Инкерман, "Сахарная головка"(\'-\'11 вв), 33 Чуфут-Казе (VI-I 7/ вв.), 34 Гончарное (I 1П-1Хвв.), 35 -Херсонес, "Западные стены ” (IV-IXвв.). Среднее Поволжье и Приуралье: 36 Поломский (III-IX вв.), 37 Варнинский (V-Xвв.), 38 Бирский, поздняя группа погребений (11-111 вв.), 39 Куишаренковский (III-VIIвв.), 40 Манякский (VII-VIIIвв.), 41 Митинский (IV-Vee). 42 Деменковский (VI-VIIIвв.), 43 Мыдлань-Шай (VIII-IXвв.), 44 Суммарная серия из I (нинских могильников (VIII-IX вв.). 45 Болыие-Тарханский (\1П-1Хвв.), 46 Болыие-Тиганский (VIII-IX вв.), 47 Танкеевский (VIII-IXвв.), 48 Кайбельский (VIII-IXвв.), 49 Новинковский (VII-VIII вв.), 50 курганы Самарской Луки (111-1 111 вв.), 51 Старо-Хачшовский (IX-X вв.). 52 кочевники Южного Ураза (Бекешевские курганы, Каранаевский, 1Х-Хвв ). Прибалтика: 53 Одукалнс (VIII-XI вв); 54 Кисти (VII-XIIвв.), 55 Леясбитени (111-Хвв), 56 Диктарай (V-VI вв.), 57 Обялай (V-VI вв.), 58 сборная серия: Гринюиай, Кремаза, Гелува, Патушввие и op. (V-VIII вв.), 59 Плинкайгачис (7-17 вв.), 60 Пагрибис (V-VI вв), 61 Мауджиорай (VIII-IX вв.), 62 сборная серия: Мяльдиняй, Паистричай. Линксмучай (V-VI вв.).
Fig. I.	The map of craniological complexes of Eastern European and Caucasian population in the VI-IX cc. Values I of canonical variable gradations defining craniological complexes: 2.9 a; 3.0-3.9 - 6; 4.0-4.9 -в; 5.0-5.9 r; 6.0 д. 1-62 comparative craniological materials. Georgia: / Telovani (IV-IXcc.), 2 Samtavro (IV-IXcc.), 3 Armazi (IV-IXcc.), 4 Zhimali (IV-IXcc.), 5 Sioni (VH-Xcc). 6 Kvabebi (IV-IX cc.). " Adzhariia (IV-IX cc.), 8 Karsniskevi (IV-IX cc ), 9 Martazi (IV-IX cc.). 10 Magraneti (IV-IX cc.). The North Caucasus: // Circassian combined series (Adiiuh and others, VUI-XII cc ). 12 Gamovskoe gorge (V-VIIcc.). 13 Moschevaya Balka (Vlll-IX cc.), 14 Balabanka (VII-VIIIcc.), 15 ( pper Chir-Yurt (V-VII cc.). 16 Duba-Yurt (IX-Xcc.), Degva (VIII-IXcc), 18 Gotsatli (VIH-Xcc ), 19 Kazazovo I (Vll-IX cc ). Don reaches: 20 Mayatskii (VIII-IX cc), 21 Mayatskoe village (VIII-IXcc.), 22 Dmitrievskii (VIII-IXcc.). 23 Cpper-Saltovskii (VIll-lX cc.). 24 /Jivkinskii (VIII-IXcc.), 25 Volokonovskii (VIII-IX cc ), 26 Lower-I.ubyanskii (VIII-IX cc). 2" Yutanovskii (VIII-IX cc), 28 Sarkel, Right-bank hillfort (17//-l.\cc). Crimea: 29 Skalistoye (IV-IX cc.). 30 Bashtanovskii (VI-VIIcc), 31 Suuk-Su (V-VII cc ), 32 Inkerman, "Sugar-loaf" (V-VIIcc), 33 Chufut-Kale (VI-VIIcc.), 34 Goncharoye (VIII-IX cc.), 35 Khersones, ll'est walls (IV-IXcc.). Medium Volga and Ural reaches: 36 Polomskii (III-IX cc.), 3~ Varninskii (V-X co. 38 Birskii, late group of burials (VI-VII cc.), 39 Kushnarenkovskii (lll-VII cc), 40 Manakskii (VII-VIII cc). 41 Mitinskii (IV-Vcc.). 42 Demenkovskii (Vl-VHlcc.), 43 Mydlani-Shay (VIII-IX cc). 44 Total series of Tsninskii burial grounds (VIII-IX cc.), 45 Bolshe-Tarhanskii (VIII-IX ее.), 46 Bolshe -liganskii (VIII-IX cc). 4" Tankeievskii (Vlll-lXcc.), 48 Kaibelskii (VIII-IXcc.), 49 Xovinkovskii (VII-VIII cc), 50 Samarskaia Luka barrows (VII-VII1 cc.), 51 Staro-Halilovskii (IX-X cc.), 52 nomadsofthe South I ral (Bekeshevskie barrows, Karanaevskii, IX-X cc.). Baltic states: 53 Odukalns (VHl-XI cc.); 54 Kivti (VII-XII cc ), 55 Leiasbiteni (VH-Xcc.), 56 Diktaray (V-VIcc.), 57 Obialay (V-11 cc.), 58 combined series: Grinyunay. Kremala, Geluva, Pashushvvis and others (V-VIII cc.), 59 Plinkaygalis (V-VI cc.), 60 Pagribis (V-VI cc). 61 Maudzhioray (VIII-IX cc.), 62 combined series: Myalidinyay. Paistrichay, l.inksmuehay (V-VI cc.).
смотреть сложный состав населения, объединенного под властью Хазарского каганата (территория Подонья, Северного Кавказа и Крыма). Это разноплеменное население Восточной Европы было неоднородным и по своему антропологическому составу. Преобладал европеоидный комплекс признаков, хотя имелось несколько вариантов различного происхождения. Большое значение для выделения антропологических компонентов раннесредневекового населения имеет черепной указатель, размеры орбит, ширина лица и степень его уплощенности, угол выступания носа.
Территории, прилегающие с востока к Балтийскому морю, в основном были заняты населением с массивной длинной головой, низкими глазницами,
узким или среднешироким, невысоким лицом (минимальные значения 1 канонической переменной). Этот морфологический вариант (типы “а” и “б” на рис. 1) компактно локализуется на территории расселения аукштайтов и жемайтов, проявляется в материалах средневековых латгалов. В Поволжско-Приуральском регионе долихокран-ный узколицый комплекс отмечен в материалах из финских могильников бассейна р.Цны.
Необходимо подчеркнуть, что сходство основных пропорций черепа, определяемых значениями первой переменной, имеет исключительно морфологический характер, не обязательно связанный с общим происхождением. Хотя в ряде случаев можно указать на распространение сходных антро-
43
оологических особенностей в близкой этнокультурной среде. Одним из таких консолидированных в антропологическом отношении массивов этого времени были аланы, которые вместе с болгарскими племенами составляли два основных компонента населения Хазарского каганата VIII-IX вв. (ПлетневаС.A., I981.C.64). Долихокефальные аланы с узким и высоким липом, сильно выступающим носом, оставившие катакомбные могильники в верховьях Северского Донца. Оскола и Дона, были сходны со средневековыми группами Северного Кавказа, что наглядно демонстрирует преобладание средних значений канонической переменной (тип "в”) на этих территориях.
Широколицые, с небольшой уплощенностью в области скул и глазниц, с более коротким и широким черепом ранние болгары, обитавшие на территории Подонья, обладали антропологическим сходством со своими соплеменниками, продвинувшимися в VIII-IX вв. в регион Среднего Поволжья. Надо сказать, что кочевые группы этого времени во многом сохранили особенности физического типа европеоидного степного населения сарматского времени, а монголоидные черты проявляются в виде небольшой упло-щенности лица или несильно выступающем носе. Именно такой комплекс (тип “г” на рис.|) отмечен в материалах из болгарских могильников с разных территорий распространения салтово-маяцкой культуры, а также в ранневенгерском Больше-Тиганском могильнике с территории Прикамья и ряде материалов, характеризующих кочевые группы Южного Урала.
Максимальными значениями 1 канонической переменной характеризуются резко брахи-кранные, широколицые, с высокими орбитами и в ряде случаев с небольшой уплощенностью лица серии (комплекс “д” на рис. I), среди которых, пожалуй, только материалы из Правобережного Цимлянского городища, имеют выраженную уплощенность лица. Для населения Крыма этого времени был характерен, в основном, брахи-кранный вариант, с широким и низким лицом и величинами углов горизонтальной профилировки в пределах европеоидных значений. Для ряда групп отмечен обычай искусственной деформации головы. Антропологические материалы с территории Поволжья и Приуралья показывают, что, начиная с V-VII вв., здесь фиксируется проникновение групп, чей антропологический облик отличался от предшествующего населения. Этим объясняется распространение обычая кольцевой деформации и увеличение ширины лица в материалах Верхнего и Среднего Прикамья. Однако основу населения региона в это время составляло местное население (Акимова М.С., 1968, с.47), и
только к кон.1 тыс. н.э. произошли существенные изменения антропологического состава, связанные с миграцией ранних болгар и продвижением значительных массивов кочевого населения на Южный Урал(Ефимова С.Г., 1990, с.98-106).
Вопрос о соотношении антропологических и этнокультурных границ при исследовании древнего населения решается в каждом конкретном случае по-разному. Никакой причинно-следственной связи между антропологическим типом и этносом быть не может: это явления разного порядка (биологическое и социальное). Если консолидация языка и культуры сопровождается установлением брачных связей между группами, близкими по своему происхождению и территории обитания, то возникающая этническая общность по антропологическим особенностям остается в пределах изменчивости, характерной для данной территории. Затем в процессе расселения какое-то время могут действовать изолирующие барьеры (географические, социальные, этнические, религиозные) между местными и мигрантными группами или, если местное население значительно уступает по численности пришельцам, - длительное время может сохраняться их антропологическое своеобразие (Ефимова С. Г., 2002, с. 157-173).
Анализируя антропологическую карту раннего средневековья, мы фиксируем многие группы в тот период, когда они сравнительно недавно покинули территорию, на которой сформировались и какое-то время сохраняли антропологический комплекс, характерный для исходной территории. В связи с этим усиливается роль данных антропологии в разработке исторических проблем раннесредневековых государственных объединений, формировавшихся на многокомпонентной основе.
В исторической летописи Хазарского каганата, объединившего и подчинившего народы различного происхождения, остается еще немало дискуссионных вопросов, ответить на которые помогают выводы антропологов. Наиболее полно антропологическими материалами представлена территория бассейна Дона. Как упоминалось выше, в составе этого населения в хазарское время выделяется два основных антропологических типа. Первый долихокранный, с узким, высоким, резко профилированным лицом и сильно выступающим носом был впервые выявлен на материалах Верхне-Салтовского могильника, изучением которых занимались Г.Ф.Дебец (1948, с.251-254) и В.П.Алексеев (1962, с.48-87). В дальнейшем было показано, что этот тип является основным не только для верхнесалтовского, но и для населения, оставившего такие могильники лесостепно
44
го Подонья, как Дмитриевский и Маяцкий (Кон-дукторова Т.С., 1984, с.199-236; Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1990, с.94-105). В антропологической литературе не раз указывалось на антропологическое сходство этого комплекса со средневековыми аланскими группами Северного Кавказа (Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993, с.75), что явилось дополнительным аргументом для обоснования исторической концепции о переселении этой группы с территории Северного Кавказа (Плетнева С.А., 1981, с.70).
Однако антропологи никогда не связывали отмеченный морфологический вариант исключительно с аланским населением. Еще Г.Ф.Де-бец (1948, с.252) отмечал аналогии “верхне-салтовскому” варианту в эпоху железа (среди скифских и Черняховских серий) и рассматривал его формирование на основе расогенетического процесса, общего для многих групп юга Восточной Европы. В эпоху средних веков идентичный краниологический комплекс отмечен также в серии из Кушнаренковского могильника с территории Южного Урала (Акимова М.С., 1968, с.71), которая принадлежала населению караякупов-ского этнокультурного круга. А в современном населении влияние этого краниологического комплекса прослеживается в так называемом понтийском типе, широко распространенном не только на Северном Кавказе, но и среди украинского, южнорусского населения, и среди поволжских татар, например. Поэтому вряд ли правомочно краниологические признаки (форму черепа) включать, наряду с археологическими, для выделения территориальных вариантов салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 2000, с. 13).
Действительно, по имеющимся антропологическим данным в лесостепном населении Подонья наблюдается преобладание узколицего долихо-мезокранного компонента, хотя брахи-кранные варианты черепов в небольшом проценте выделяются на внутригрупповом уровне (в Верхне-Салтовском, Волоконовском, Нижне-Лубянском могильниках). Несмотря на некоторые следы начала метисации, все-таки данные антропологии свидетельствуют о существовании брачной изоляции лесостепного и степного населения Дона. Как писал Г.Ф.Дебец (1948, с.255), “тип зливкинских черепов, будучи также вполне европеоидным, существенно отличается от салтовских. Они короче и шире”.
Неоднократно изучавшаяся серия из Злив-кинского могильника стала своего рода эталоном для характеристики ранних болгарских племен. Действительно, наблюдается определенное антропологическое сходство брахикранных, среднешироколицых зливкинских черепов с серия
ми из Кайбельского и Больше-Тарханского могильников, принадлежавших продвинувшимся в регион Среднего Поволжья ранним болгарам. Однако при общем сходстве морфологического типа, отдельные группы ранних болгар имели некоторые краниологические различия. Этот факт во многом обусловил антропологическую дифференциацию отдельных групп городского населения Болгарского государства на Волге в последующее время (Ефимова С.Г., 1991 б, с. 129).
Необходимо отметить, что выводы о физическом типе населения Волжской Болгарии существенно корректировались по мере накопления антропологических материалов. После публикации Т.А.Трофимовой (1956) серии из могильника на Бабьем бугре в г.Болгаре, считалось, что долихокранный узколицый, с высоким переносьем и выступающим носом краниологический компонент был основным в составе волжских болгар. Однако проведенное впоследствии изучение значительного массива раннеболгарских и новых серий, характеризующих городское и сельское население Волжской Болгарии в Х-ХШ вв. (Постникова-Рудь Н.М., 1978, 1987; Ефимова С.Г., 1991а, 19916), показало, что наиболее распространенным был мезоморфный, брахикранный, с небольшой монголоидной примесью метисный комплекс, в формировании которого проявился и автохтонный поволжско-приуральский пласт, и компонент, связанный с ранними блгарами. Преобладание этого морфологического типа в домонгольское время свидетельствует о том, что миграция раннеболгарских племен на Среднюю Волгу была масштабной по численности. И напротив, группа, оставившая могильник на Бабьем бугре в г.Болгары, по своим антропологическим особенностям не находит аналогий на территории Волжской Болгарии домонгольского времени и, возможно, связана с миграцией населения, близкого к аланским группам верховьев Дона.
Таким образом, изучая антропологический состав более позднего населения, мы можем восстановить особенности облика предшествующих групп. Изображенная на рис.2 известная скульптурная реконструкция М.М.Герасимова по черепу из могильника на Бабьем бугре в г.Болгаре иллюстрирует то, что узколицый долихокранный комплекс в целом сохранился среди этой группы горожан Х-ХШ вв., но приобрел небольшую уплощенность в области орбит под влиянием метисации.
Большое количество антропологических материалов домонгольского времени, полученных при археологических раскопках двух столиц Волжской Болгарии (г.Болгара и г.Биляра) и много-
45
Рис. 2. Антропологическая реконструкция по черепу из г.Болгары, Бабий бугор, Х-ХШ вв. Автор - М.М.Герасимов (фонд МА МГУ, A-VIII-453).
Fig. 2.	Anthropological reconstruction by cranium from Bolgary town, Babii bugor, X-XIII cc. Made by M.M.Gerasimov (depository of Museum of Archaeology of Moscow State University, A-VIII-453). численных сельских могильников, отражены на карте X-XIII вв. (рис.3, 4). Рассмотрение этих материалов позволяет определить, из каких компонентов происходило формирование населения Болгарского государства на Волге. Выделяются группы, связанные с ранними болгарами, однако, как уже отмечалось, и среди них имелись некоторые антропологические отличия, вероятно, обусловленные их племенной дифференциацией. Особенно неоднороден был состав горожан, значительная часть которых по особенностям фи
зического облика была сходна с местными жителями Поволжья и Приуралья, в черте городов существовали также отдельные купеческие колонии. Необходимо подчеркнуть, что в изучении средневековых государств антропологические исследования играют заметную роль, помогая не только выделить отдельные группы горожан, оценить их социальное положение (по уровню продолжительности жизни), но также рассмотреть соотношение городского и сельского населения.
Необычайная миграционная активность раннесредневекового населения приводила к пере-комбинации антропологических комплексов разного происхождения и образованию зон активной метисации на Северном Кавказе, в Подонье, Среднем Поволжье и Приуралье. Но в этот период еще не было массового продвижения на территорию Европы групп монголоидного облика: в расообразовательных процессах участвуют в основном различные варианты европеоидного типа. Напротив, в последующее время доля населения с монголоидными чертами усиливается, что хорошо видно на антропологической карте (рис.4), построенной по тому же методу, что и карта (рис. 1). В каноническом анализе использовалось 163 краниологических серии1, относящиеся к периоду X-XIII вв., локализация которых представлена на рис.3.
Огромный ареал расселения восточных славян представлен на карте Х-ХШ вв. значительным количеством краниологических выборок, характеризующих городское и сельское население. С территории, занятой балтским населением, получены антропологические материалы, в основном, из могильников латгалов, земгалов и селов; имеется также ряд серий черепов литовских племен. Краниологические материалы по средневековым финно-уграм принадлежат эстам и ливам в Прибалтике и древним мари и удмуртам в Поволжье и Среднем Прикамье1 2. Несмотря на большое количество раскопанных кочевнических курганов, антропологических материалов домонгольского времени не так много, зачастую это единичные погребения, которые не всегда можно точно отнести к той или иной группе степняков. Этнически разнородное население Хазарского каганата представлено не всегда хорошо датированными сериями из могильников Крыма и материалами из некрополей Саркела Х-Х1 вв. В картографирование были также включены позднеаланские группы Северного Кавказа и серии среднефеодального периода Центрального Кавказа.
1 Более подробная информация по материалам, использованным для построения карт (рис.1,3,4), дана нами в публикации (Ефимова С.Г., 1999, с. 187-189, 192-196).
2 По северо-западным группам финского населения имеется ряд серий более позднего времени, которые не были включены в рассмотрение.
46
Рис. 3. Локализация антропологических материалов на территории Восточной Европы и Кавказа в X-XIII вв. Закавказье и Центральный Кавказ (среднефеодальный период): 1 -Гарни, 2—Мингечаур (христианские погр.), 3 - Сагварили, 4 - Авенизи, 5 - Эдиси, 6 - Дзвели, 7 —Дманиси, 8 — Пшави, 9 -Сиони, 10-Жинвали, 11 - Матани, 12 - Квемо Бодбе, 13 — Банис Квабеби. Северный Кавказ: 14 -Змейская (Х-ХПвв.), 15 — Узунтала (IX-XI вв.), 16—Миатли (ХП-ХШвв.), 17-Харх(Х-ХП1вв.), 18 — Казазово II (X-XIII вв.), 19—Нижний Архыз (IX-XII вв.), 20 — Ильичевское городище (XII-XIII вв.). Подонье: 21 - Зливкинский (христианские погр., Х-ХП1вв.), 22 — Саркел, насыпь 19/1 (X-XI вв.), 23 - Саркел, насыпь 25/1 (X-XI вв.), 24 - Саркел, насыпь 24/6 (X-XI вв.), 25 — Саркел, насыпь 17/10 (X-XI вв.), 26 - Саркел, могильник у юго-западной стены (X-XI вв.), 27 — Саркел, могильнику сев.-восточной стены (X-XI вв.), 28 — Саркел (кочевники, X-XI вв.). Южно-Русские степи: 29 — Калиновский (Х-ХП вв.), 30- сборная серия (печенеги, XI в. ?), 31 - сборная серия (половцы, Херсонская обл,.ХП1 в. ?), 32 - сборная серия (половцы. Запорожская обл.ХПв.?), 33 — Благовещенка (грунтовой м-к, ХП-ХШ вв.), 34 — сборная серия (кочевники Днепропетровской и Харьковской обл., Х-ХП вв.), 35 - Каирский (XI-XII вв.). Крым: 36— Судак и Коктебель; 37 - Херсонес, могильнику западных стен (ХП-ХШ вв.), 38 —Херсонес, “Храм с ковчегом ” (X-
47
XI вв.), 39—Херсонес, “Северный берег ” (XT-XIII вв.), 40 - Заречинский (Х-ХП вв.), 41- Эски-Кермен (XII-XIII вв.). Поднестровье: 42 —Бранешты (X-XI вв.), 43 - Василев (XII вв.). Среднее Поднепровье: 44 -киевские кладбища (IX-XIII вв.), 45 -хут.Половецкий (XI-XII вв.), 46 - Николаевка (XI-XII вв.), 47— Княжья Гора, Сагуновка (XI-XI1 вв.), 48 — Монастырей (Х-ХН вв.); 49 - Чернигов и Конотпоп (городские кладбища, X-XIII вв.), 50— Чернигов (Троицкий монастырь, Х-ХШ вв.), 51 — Гущина (X-XI вв.), 52 -Шестовицы (X-XI вв.), 53 — сборная серия Подесенья (Влазов, Меринка, Стольное, Кошары, 1Х-ХП1вв.), 54 - Липовое (Х-ХШ вв.), 55- окрестности Переяславля (Х-ХШ вв.), 56—хут.Ламанный и Леплява (Х-ХШ вв.), 57 — Медвежье (Х-ХШ вв.), 58 - Белгородка-Николаевка (Х-ХШ вв.), 59 — Гочево (Х-ХШ вв.), 60 — сборная серия Верхнего Сейма (Х-ХШ вв.), 61 — Зеленый Гай (XI-XII вв.), 62 — Каменное (IX-XII вв.), 63 — Любеч (XI-XIII вв.), 64 - Витачев (XI вв.), 65—Ягнятин (Х-ХШ вв.), 66 - бассейн р. Уж: Речица, Яжбердень, Норинск (Х-ХШвв.), 67 — сборная серия (бассейнр.Убороть: Олевск, Зубковичи, Андреевичи Х-ХШ вв.), 68 — левобережье р. Стырь (Вечулки, Усичи, Х-ХШ вв.), 69- междуречье р.Горыни и р. Стыри (Теремно, Поддубицы, Белев, Кладенка, Ст.Жуков, Пересопница Х-ХШ вв.), 70—Ровно (Х-ХШ вв.), 71 — сборная серия Волыни (Х-ХШ вв.), 72 - Новоселки (Х-ХШ вв.), 73 — сборная серия (Звенигород, Збуж, Ив-Злоте, Х-ХШ вв.), 74 — Зимно (Х-ХШ вв.). Верхний Днепр: 75—междуречье В.Днепра и Березины: Курганье, Гадзиловичи (Х-ХШ вв.), 76 —бассейн р.Сож (Х-ХП вв.), 77 — бассейн р. Снова и Ипути (Х-ХП вв.), 78 — сборная серия (Орша, Сенно, Х-ХП вв.), 79 — западная группа дреговичей (Х-ХШ вв.), 80 — юго-восточная группа дреговичей (Х-ХШ вв.), 81 — Гневково (IX-XHI вв.), 82 — Новогрудок (грунтовой могильник, XI-XII вв.), 83 - Новогрудок (курганная группа, Х-ХШ вв.), 84 — сборная из курганов Брестской области (Х-ХШ вв.), 85 — Вензовщина (Х-ХШ вв.), 86— сборная серия полоцких кривичей (Х-ХШ вв.), 87 — междуречье р.В. Сож и р.В.Десна (Х-ХШ вв.), 88 — сборная серия (Волочек, Березовка, Х-ХШ вв.), 89 -сборная серия Верхней Десны (Х-ХШ вв.), 90 —междуречье ЗапДвины и В.Днепра (Х-ХШ вв.), 91 — Гнездовский (XI в.), 92 — Смоленск (ХП-ХШ вв.). Верхнее Поволжье и бассейн р.Москвы: 93—Ржевское течение Верхней Волги (Х-ХШвв.), 94- бассейн р.Истры ир.Рузы (Х-ХШ вв.), 95 - Клинско-Дмитровская гряда (Х-ХШ вв.), 96 — Тверское течение Верхней Волги (Х-ХШ вв.), 97 - озеро Илово (Х-ХШ вв. ?), 98 — бассейн Истры и Рузы (Х-ХШ вв.), 99 — верхнее течениер.Москвы (ХП-ХШ вв.), 100 - среднее течение р.Москвы (ХП-ХШвв.), 101 - северо-восточная группа вятичей (ХП-ХШвв.), 102-нижнее течение р.Москвы (ХП-ХШ вв.), 103 — Старая Рязань (Х-ХП вв.), 104 — Слободка (Х-ХШ вв.), 105 - Исаковские Выселки (Х-ХШ вв.), 106 —Костромская группа кривичей (Х-ХП вв.), 107—Ярославская группа кривичей (Х-ХП вв.), 108 — Владимиро-Рязанская группа кривичей (Х-ХП вв.). Северо-Запад: 109 - курганы Вологодской обл. (Х-ХШ вв.), ПО - Никольский могильник (XI в.), Ill - Нефедьево-Шуйгино (XI-XII вв.), 112- Псков (XII в.), 113 — Н.Заречье (Х1-ХП вв.), II4 - сборная (Борницы и др., Х1-ХШ вв.), 115 — Ретенское озеро (XI-XIII вв.), 116 — сборная (Калитино, Таровицы ХП-ХШ вв.), 117 — Беседа (XI-XIII вв.), 118-Мокредь (XI-XIII вв.), 119 — Загривье (XI-XIII вв.), 120-Ольгин Крест (XI-XIII вв.), 121 - Юго-Восточное Приладожье (XI-XIII вв.), 122 - Которск (XI-XIII вв.), 123 -Хрепле (XI-XII вв.), 124 - курганы Верхней Луги (Х-ХШ вв.), 125 — курганы Вышневолоцкого и Весьегонского у. (ХП-ХШ вв.), 126 - жальники Приладожья (ХП-ХШвв.), 127—Новинки (XI-XIIIвв.). 128-Володино (Х1-ХШвв.), 129- жальники Шелонской пятины (ХП-ХШ вв.), 130 - Старая Ладога, Земляное городище (XI-XII вв.). Прибалтика: 131 - сборная серия (Лудза, Цибла, Рикополе, IX-XII вв.), 132 - Нукшинский (Х-Х1 вв.), 133- Кристапини (X-ХШ вв.), 134 - Идени (Х-ХШ вв.), 135 - сборная серия (ливы даугавские, Х-ХШ вв.), 136- сборная серия Правобережья Даугавы (Х-ХШ вв.), 137 - Каугуру-Бейтес (Х-ХШ вв.), 138 — Леясдопелес (XI-XII вв.), 139- Чунканы Дреньгери (Х-ХШ вв.), 140 — пограничье земгалов и селов (Яунейкяй, Жяймялис, Палигикяй и др., VIII-XI вв.), 141 — пограничье земгалов, куршей и жемайтов (Павирвите-Гудай, X-XI вв.), 142 -сборная серия Западной Эстонии (Кюти, Хаймере, Ыиви, Лахепера, ХТ-ХШ вв.), 143 — Карья (XIII в.), 144— Таммику (ХП-ХШ вв.). Среднее Поволжье и Приуралье: 145 -Дубовский (ХП-ХШвв.), 146— Качкашурский (IX-XIII вв.), 147 - сборная серия (Мрясимовский, Муракаевский XI-XII вв.), 148 — Руткинский (ХП-ХШвв.), 149—Кайбельский (X-XI вв.), 150—Воровский Враг (X-XI вв.), 151 —I Старо-Куйбышевский (Х-ХП вв.), 152 -Измерский (Х-ХШ вв.), 153 - II Семеновский (ХП-ХШ вв.), 154-Биляр, I могильник (XI-XIII вв.), 155-Биляр, Пмогильник (Х-ХП вв.), 156 — Биляр, IIIмогильник (1236 г.), 157 — Биляр, IVмогильник (Х-ХШвв.?), 158—Болгары, “Четырехугольник” (Х-ХШ вв.), 159—Болгары, “Бабий бугор" (Х-ХШвв.), 160 — Болгары, Братская могила (X-XVвв.), 161 — Старый Венец (Х-ХШвв.), 162 — Тетюшский (Х-ХП вв.), 163-Б.Тояба (XIIв.).
Fig. 3.	Localization of anthropological materials on the territoiy of Eastern Europe and Caucasus in X-XIII cc. Transcaucasia and Central Caucasus (Middle feudal period): / — Garni, 2 — Mingechaur (Christian burials), 3 -Sagvarili, 4-Avenizi, 5 -Edisi, 6 — Dzveli, 7-Dmanisi, 8 — Pshavi, 9 — Sioni, 10-Zhinvali, 11 — Matani, 12 - Kvemo Bodbe, 13 - Van is Kvabebi. The North Caucasus: 14 - Zmeiskaya (X-XII cc.), 15 -
48
Uzuntala (IX-XI cc), I6-Miatli (XII-XIIIcc.), I7-Kharkh (Х-ХШсс), 18-Kazazovo II (X-XIII cc.), 19-Nizhniy Arhyz (IX-XII cc.), 20 — Ilyichevskoie hillfort (XII-XIII cc.). Don reaches: 21 -Zlivkinskii (Christian burials, X-XIII cc.), 22 - Sarkel, mound 19/1 (X-XI cc.), 23 — Sarkel, mound 25/1 (X-XI cc.), 24 — Sarkel, mound 24/6 (X-XI cc.), 25 - Sarkel, mound 17/10 (X-XI cc.), 26 - Sarkel, burial ground beside south-west wall (X-XI cc.), 27 — Sarkel, burial ground beside north-east wall (X-XI cc.), 28 - Sarkel (nomads, X-XI cc.). South-Russian steppes: 29 - Kalinovskii (X-XII cc.), 30- combined series (Pechenegs, XI c.?), 31 — combined series (Polovtsy, Kherson region, XIII c. ?), 32 — combined series (Polovtsy, Zaporozhie region. XII c. ?), 33 -Blagoveschenka (burial ground, XII-XIII cc.), 34 — combined series (nomads of Dnepropetrovsk and Kharkov regions, X-XII cc.), 35 — Kairskii (XI-XII cc.). Crimea: 36 - Sudak and Koktebel; 37 — Khersones, burial ground beside west walls (XII-XIII cc.), 38 — Khersones, “Temple with ark” (X-XI cc.), 39 — Khersones, “Northern coast” (XI-XHIcc.), 40 — Zarechinskii (X-XIIcc.), 41 -Eski-Kermen (XII-XIIIcc.). Dniestr reaches: 42 - Braneshty (X-XI cc.), 43 - Vasilev (XII cc.). Medium Dnieper reaches: 44 - Kiev cemeteries (IX-XIII cc.), 45 — Polovetskii village (XI-XII cc.), 46 — Nikolaievka (XI-XII cc.), 47 — Knyazhia Gora, Sagunovka (XI-XII cc.), 48 — Monastyrek (X-XII cc.); 49 — Chernigov andKonotop (town cemeteries, X-XIII cc.), 50 — Chernigov (Troitskii monastery, X-XIII cc.), 51 - Guschino (X-XI cc.), 52 - Shestovitsy (X-XI cc.), 53 — combined series of Desna reaches (Vlazov, Merinka, Stolnoie, Koshary, IX-XIII cc.), 54 — Lipovoie (X-XIII cc.), 55 — Pereyaslavl vicinities (X-XIII cc.), 56 — Lamannyi and Lepliava villages (X-XIIIcc.), 57 - Medvezhie (X-XIII cc.), 58 - Belgorodka-Nikolaievka (X-XIII cc.), 59 - Gochevo (X-XIII cc.), 60 -combined series of Upper Seym (X-XIII cc.), 61 - Zeleny Gai (XI-XII cc.), 62 - Kamennoie (IX-XII cc.), 63 — Lyubech (XI-XIII cc.), 64 - Vitachev (XI cc.), 65 - Yagnyatin (X-XIII cc.), 66 - Uzh river basin: Rechitsa, Yazhberden, Norinsk (X-XIII cc.), 67 — combined series (Uborot river basin: Olevsk, Zubkovichi, Andreievichi X-XIII cc.), 68 — Styr river right-bank (Vechulki,Usichi, X-XIII cc.), 69- interfluve of Goryn and Styr rivers (Teremno, Poddubiysy, Belev, Kladenka, St.Zhukov, Peresopnitsa X-XIII cc.), 70 — Rovno (X-XIII cc.), 71 — combined series of Volhynia (X-XIII cc.), 72 — Novoselki (X-XIII cc.), 73 — combined series (Zvenigorod, Zbuzh, Iv-Zlote, X-XIII cc.), 74—Zimno (X-XIIIcc.). Upper Dnieper: 75— interfluveof Upper Dnieper and Berezina rivers: Kurganie, Gadzilovichi (X-XIII cc.), 76 — Sozh river basin (X-XII cc.), 77 — Snova and Iput rivers basin (X-XII cc.), 78 - combined series (Orsha, Senno, X-XII cc.), 79— the west group of Dregovichi (X-XIII cc.), 80 -south-east group of Dregovichi (X-XIII cc.), 81 - Gnevkovo (IX-XIII cc.), 82 - Novogrudok (burial ground, XI-XII cc.), 83 - Novogrudok (barrow group, X-XIII cc.), 84 - combined of Brest region barrows (X-XIII cc.), 85 -Venzovschina (X-XIII cc.), 86 - combined series of Polotsk Krivichi (X-XIII cc.), 87 — interfluve of Upper Sozh and Upper Desna rivers (X-XIII cc.), 88 — combined series (Volochek, Berezovka, X-XIII cc.), 89 — combined series of Upper Desna (X-XIII cc.), 90 interfluve of West Dvina and Upper Dnieper rivers (X-XIII cc.), 91 -Gnezdovskii (XI v.). 92-Smolensk (XII-XIII cc.). Upper Volga reaches and Moscow river basin: 93—Rzhevsk stream of Upper Volga (X-XIII cc.), 94 — Istra and Ruza rivers basin (X-XIII cc.), 95 — Klinsko-Dmitrovsk range (X-XIII cc.), 96 - Tver stream of Upper Volga (X-XIII cc.), 97 — Ilovo lake (X-XIII cc. ?), 98 — Istra and Ruza rivers basin (X-XIII cc.), 99 — upper stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 100- medium stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 101 - north-eastern group of Viatichi (XII-XIII cc.), 102 - lower stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 103 — Staraia Ryazan (X-XII cc.), 104 — Slobodka (X-XIII cc.), 105 — Isakovskie Vyselki (X-XIII cc.), 106 — Kostroma group of Krivichi (X-XII cc.), 107 — Yaroslavskaya group of Krivichi (X-XII cc.), 108- Vladimiro-Ryazan group of Krivichi (X-XII cc.). The Northwest: 109- barrows of Vologda region (X-XIII cc.), 110 - Nikoliskii burial ground (XI c), Ill — Nefedievo-Shuigino (XI-XII cc.), 112 - Pskov (XII v.), 113 — Nizhneie Zarechie (XI-XII cc.), 114 - combined (Bomitsy and others, XI-XIII cc.), 115 — Retenskoe lake (XI-XIII cc.), 116 — combined (Kalitino, Tarovitsy XII-XIII cc.), 117 - Beseda (XI-XIII cc.), 118-Mokred (XI-XIII cc), 119 - Zagrivie (XI-XIII cc), 120 - Olgin Krest (XI-XIII cc), 121 - south-east Ladoga reaches (XI-XIII cc), 122 — Kotorsk (XI-XIII cc), 123 - Khreple (XI-XII cc), 124 - Upper Luga barrows (X-XIII cc), 125 — Vyshnii Volochek and Vesiegonsk regions barrows (XII-XIII cc), 126 — zhalniki of Ladoga region (XII-XIIIcc), 127-Novinki (XI-XIIIcc), 128— Volodino (XI-XIIIcc), 129-zhalniki of Shelonskaia piatina (XII-XIII cc), 130 — Staraia Ladoga, earthen hillfort (XI-XII cc). Baltic states: 131 -combined series (Ludza, Tsibla, Rikopole, IX-XII cc), 132 — Nukshinskii (X-XI cc), 133 — Kristapini (X-XIII cc), 134 — Ideni (X-XIII cc), 135 — combined series (Daugava livy, X-XIII cc), 136—combined series of Daugava right-bank (X-XIII cc), 137 — Kauguru-Beytes (X-XIII cc), 138 — Leyasdopeles (XI-XII cc), 139-Chunkany Drenigeri (X-XIII cc), 140 - border ofZemgaly and Sely (Yauneikyay, Zhyaymyalis, Palishkyay and others, VIII-XI cc), 141 - border of Zemgaly, Kurshy and Zhemaity (Pavirvite-Guday, X-XI cc.), 142 combined series of the West Estonia (Kyuti, Haymere, Yivi, Lahepera, XI-XIII cc), 143 - Karya (XIII vj, 144 - Tammiku (XII-XIII cc). Medium Volga and Ural reaches: 145- Dubovskii (XII-XIII cc), 146-Kachkashurskii (IX-XIII cc), 147 - combined series (Mryasimovskii, Murakaievskii XI-XII cc), 148 —
49
Rutkinskii (XII-XIII cc.), 149 — Kaibelskii (X-XI cc.), 150 — Vorovskii Vrag (X-XI cc.), 151 — Staro-Kuibyshevskii I (X-XII cc.), 152 — Izmerskii (X-XIII cc.), 153 — Semenovskii II (XII-XIII cc.), 154—Bilyar, burial ground I (XI-XIII cc.), 155 - Bilyar, burial ground II (X-XII cc.), 156-Bilyar, burial ground III (1236), 157 — Bilyar, burial groundIV(X-XIII cc.?), 158 — Bulgary, “Quadrangle” (X-XIIIcc.), 159 — Bolgary, “Babii bugor” (X-XIIIcc.), 160 —Bolgary, Common grave (X-XVcc.), 161 —Staryi Venets (X-XIIIcc.), 162-Tetyushskii (X-XII cc.), 163 - Bolshaia Toyaba (XII c.).
В X-XIII вв. на антропологической карте Восточной Европы так же, как и в предыдущий период, преобладали европеоидные комплексы признаков, основные морфологические особенности которых описывают малые и средние значения первой канонической переменной. Соотношение таксономически ценных признаков почти такое же, как и в раннем средневековье, но произошел сдвиг в распределении антропологических типов: больше не встречается ультра-долихокранный узколицый вариант (рис.1, тип “а”) и произошло увеличение доли брахикранных, относительно широколицых вариантов (рис.4, типы “г”, “д”).
Распределение значений 1-й канонической переменной (рис.4) показывает, что славянское население Х-ХШ вв. характеризовалось, в основном, долихокранным узко- или среднешироколицым комплексом (типы “а” и “б”), с тенденцией к брахиморфии (тип “в”) на западе и северо-западе ареала. На карте видны зоны активной метисации антропологически разнородных групп: территория Волжской Болгарии, южнорусские степи, Крым и Кавказ. Среди населения этих регионов преобладали мезобрахикранные широколицые антропологические компоненты различного происхождения (максимальные значения I канонической переменной - типы “г” и “д”). В материалах Центрального Кавказа в этот период усилилось, по сравнению с ранним средневековьем, присутствие брахикранного широколицего европеоидного варианта - так называемого кавкасионского типа. В то же время, в западной части Северного Кавказа у позднеаланского населения сохранялся долихокран-ный узколицый комплекс.
Наши возможности в определении антропологического своеобразия отдельных групп кочевников южно-русских степей в домонгольское время ограничены небольшим количеством выборок, так как основной массив материалов степного населения относится к золотоордынскому периоду. В результате постоянных передвижений в степи сложился смешанный обряд погребения, в котором отражены черты обрядов трех основных народов домонгольской степи: печенегов,
торков (гузов) и половцев (Плетнева, 1981, с.219). Поэтому отнесение имеющихся краниологических материалов к конкретной группе кочевого населения не всегда возможно. Антропологические материалы также не позволяют выделить характерные особенности степных народов. Например, по тем данным, которыми мы располагаем, среди некоторых печенегов был представлен почти европеоидный комплекс признаков3, в то время как другие имели значительную монголоидную примесь (серия из кочевнического могильника у стен Саркела).
Антропологические данные свидетельствуют, что территория Подонья после взятия Саркела Святославом в 965 г осваивалась славянским населением. Наиболее наглядно эти изменения в антропологическом составе демонстрируют материалы Х-ХШ вв. из Зливкинского могильника (Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993, с.67). Массивный долихокранный низколицый европеоидный комплекс этой серии не имеет преемственности с предшествующими материалами, но вполне сопоставим с кругом восточнославянских серий. Среди жителей Саркела X-XI вв. типологически также выделяется сходный компонент в серии из кургана 17/1 (Гинзбург ВВ., 1963, с.260-307). Представление об этом морфологическом типе, скорее всего, связанного со славянами, дает скульптурная реконструкция на рис.5 (ГерасимовМ.М, 1949, с.135-137).
Однако в смешанном составе жителей Саркела X-XI вв. преобладали особенности двух основных европеоидных комплексов предшествующего времени: узколицего долихокранного, так называемого “верхне-салтовского” (насыпи 24/6, 25/1, 19/1 и могильник у юго-западной стены), и брахикранного широколицего “зливкинского” (насыпь 17/1 и могильник у северо-восточной стены). Монголоидные черты, как уже говорилось, отмечены в серии из кочевнического могильника (Вуич Л.Г., 1963, с.420-450) и на отдельных черепах городских некрополей. Именно такой метисный морфологический вариант изображен в скульптурной реконструкции на рис.6.
Вообще, судьбу населения территории Подонья в период после падения Хазарского кага-
3 Данные по ряду групп кочевников южно-русских степей (С.И.Круц, 2003, с.230).
50
Рис. 4. Карта краниологических комплексов населения Восточной Европы и Кавказа в Х-ХШ вв. 1-163 -сравнительные материалы (расшифровку см. рис.3). Градации значений I канонической переменной, определяющие краниологические комплексы: 10.9-а; 11.0-11.9-6; 12.0-12.9 - в; 13.0-13.9 - г; 14.0 д.
Fig. 4. The map ofcraniological complexes of Eastern European and Caucasian population in the X-XI II cc. 1-163 comparative materials (for expansion see Fig. 3). Values I of canonical variable gradations defining cranio logic al complexes: 10.9 a; 11.0-11.9-6; 12.0-12.9 в; 13.0-13.9-г; 14.0-д.
SI
Рис. 6. Антропологическая реконструкция по черепу из г.Саркела, насыпь 17/10, X-XI вв. (раскопки 1934-36 гг.). Автор-М.М.Герасимов (Герасимов М.М., 1949, с. 135-137).
Fig. 6. Anthropological reconstruction by cranium from Sarkel town, mound 17/10, X-XI cc. (excavations in 1934-1936). Made by M.M.Gerasimov (Герасимов M.M., 1949, pp. 135-137).
Рис. 5. Антропологическая реконструкция по черепу из 1.Саркела, насыпь 17/10, X-XI вв. (раскопки 1934-36 гг.). Автор-М.М.Герасимов (Герасимов М.М., 1949, с. 135-137).
Fig. 5. Anthropological reconstruction by cranium from Sarkel town, mound 17/10, X-XI cc. (excavations in 1934-1936). Made by M.M.Gerasimov (Герасимов M.M., 1949, pp. 135-137).
ната, отчасти, можно восстановить и по антропологическим данным. Значительная часть болгарского населения составила, вероятно, вторую волну переселенцев на территорию Волжской Болгарии, где в предмонгольское время наблюдается преобладание в городских и сельских группах антропологического компонента так называемого "зливкинского" типа. Отдельные групп-этого населения еще долго кочевали в южно-русских степях, о чем свидетельствуют материалы из Каменского могильника XII-X1V вв. (Кондукто-роваТ.С, 1957, с.55-59) и могильника Лимбарь того же времени (Великанова М.С., 1975, с. 114-138).
Возможно, с потоком переселенцев с территории Подонья во 2-й пол.Х в. связано и появле
ние в составе жителей г.Болгара долихокранно-го относительно узколицего населения, известного по материалам из могильника на Бабьем Бугре, о котором говорилось выше. С этим населением, оставившим катакомбные могильники в VII1-IX вв. в верховьях Северского Донца и Дона, происходила метисация и на границе славянского ареала, о чем свидетельствует антропологическое своеобразие ряда серий Х-ХШ вв. с территории расселения северян (материалы бассейна р.Псел).
В антропологической литературе почти не затрагивался вопрос о том, какую краниологическую характеристику можно дать той группе, которая представляла этнических хазар. Это
52
связано с тем, что “памятники, которые можно бы было безусловно связать с хазарским этносом, т.е. считать, что они принадлежали именно хазарам, единичны” (Плетнева С.А., 2000, с.4). Однако, по нашему мнению, косвенные данные для восстановления антропологических особенностей хазар имеются. Уже упоминался своеобразный широкоголовый, резкобрахикранный, с широким и низким уплощенным лицом краниологический вариант, представленный в серии из Правобережного Цимлянского городища VIII-IX вв. Этот комплекс больше на территории Подонья не встречается, возможно, поэтому дальнейшая его судьба как бы выпала из поля зрения антропологов. Но следует обратить внимание на факт появления в Крыму, по крайней мере, с рубежа IX-X вв., значительных групп населения с аналогичными особенностями черепа. Этот резкобрахикранный, с широким, низким и уплощенным лицом антропологический тип представлен и в сериях из средневековых могильников: Гончарное, Пампук-Кая (Беневоленская Ю.Д., 1970, с.196-201), Заречинского (Зиневич Г.П., 1973, с.61-79) и среди групп городского населения Крыма: в Херсонесе (“Храм с ковчегом”), Эски-Кер-мене и Мангупском городище (Зиневич Г.П., 1973, с. 192-209), а затем в позднесредневековых материалах из Шулдана, Кыз-Куля и Чилтера (Дебец Г.Ф., 1949). Имеющиеся данные не позволяют
рассматривать формирование этого антропологического пласта на основе предшествующего населения, скорее всего, это был миграционный массив, связанный с историей Хазарии. По мнению В.П.Алексеева (1989, с.349), этот морфологический комплекс находит аналогии в краниологических материалах из поздних караимских кладбищ Крыма. Систематизация крымских антропологических материалов, в связи с пересмотром их датировок, сделает возможным в дальнейшем более определенное отнесение начала этой мощной миграции либо к хазарскому времени, либо уже к периоду распада Хазарской державы.
Итак, картографирование морфологических комплексов средневекового населения Восточной Европы, столь разнообразного по своему происхождению и антропологическому облику, дает общее представление о распределении материалов по территориям и выявляет основные направления расообразовательных процессов в средние века. Конечно, в том размахе изменчивости, который задает антропологическая карта Восточной Европы, локальные особенности отдельных групп в какой-то степени нивелируются, но она выявляет основные тенденции формирования антропологического состава под влиянием миграционных процессов на юге в средние века и позволяет более полно использовать антропологический материал, как исторический источник.
Литература и архивные материалы
Акимова М.С., 1968. Антропология древнего населения Приуралья. М.
Алексеев В. П., 1962. Антрополопя СалПвського могильника// Матер1али з антропологи УкраТни.
Вип.2. К.
Алексеев В. П., 1989. Историческая антропология и этногенез. М.
Беневоленская Ю.Д., 1970. Антропологические материалы из средневековых могильников юго-западного Крыма// МИА. № 168.
Великанова М.С., 1975. Палеоантропология Прутско-Днепровского междуречья. М.
ВуичЛ.Г., 1963. Черепа из кочевнического могильника возле Саркела-Белой Вежи//МИА. № 109.
Герасимов М.М., 1949. Основы восстановления лица по черепу. М.
Гинзбург В.В., 1963. Антропологический состав населения Саркела - Белой Вежи и его происхождение//МИА. № 109.
Дебец Г.Ф., 1948. Палеоантропология СССР// Тр. ИЭ АН СССР. Новая серия. T.IV. М.
Дебец Г.Ф., 1949. Антропологический состав населения средневековых городов Крыма// Сб. МАЭ. Т. 12.
Дерябнн В.Е., 1983. Многомерная биометрия для антропологов. М.
Ефимова С.Г., 1990. Средневековые кочевники Южного Урала по данным антропологии//
Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа.
Ефимова С.Г., 1991а. Палеоантропология Поволжья и Приуралья. М.
Ефимова С.Г., 19916. Формирование антропологического состава населения Биляра// Биляр - столица домонгольской Булгарии. Казань.
Ефимова С.Г., 1999. Восточнославянский ареал на антропологической карте средневековой Европы// Восточные славяне. Антропология и этническая история. М.
Ефимова С.Г., 2002. Население средневековой Европы: соотношение антропологических и этнокультурных общностей// На путях биологической истории человечества. T.I. М.
53
Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993. Болгарский компонент в антропологическом составе населения салтово-маяцкой культуры Подонья// Вопросы антропологии. Вып.87.
Зиневич Г. IL, 1973. Антропологические материалы средневековых могильников юго-западного Крыма. К.
Кондукторова Т.С., 1957. Палеоантропологические материалы из средневекового Каменского могильника// Советская антропология. № 2.
Кондукторова Т.С., 1984. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника// Маяцкое городище. М.
Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1990. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей салтово-маяцкой культуры из села Дмитровское// Вопросы антропологии. Вып.84.
КруцС.И., 2003. Антропологическая характеристика ногайцев XVI-XVIII вв.// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып.4. Антропология ногайцев. М.
Плетнева С. А, 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С. А, 1981. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 2000. Очерки хазарской археологии. М.-Иерусалим.
Постникова-Рудь Н.М., 1978. К антропологии сельского населения Волжской Булгарии// Вопросы антропологии. Вып.58.
Постникова-Рудь Н.М., 1987. Антропологические данные к вопросу об этнических взаимоотношениях на Средней Волге в X-XIV вв.// Герасимова М.М., Постникова-Рудь Н.М., Яблонский Л.Т.
Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. М.
Трофимова Т.А., 1956. Антропологический состав населения г.Болгары в X-XV вв.// Тр. ИЭ АН СССР. Т.ЗЗ.
Summary
S.G.Yefimova (Moscow, Russia)
INFLUENCE OF MIGRATORY PROCESSES ON FORMATION OF ANTHROPOLOGICAL COMPOSITION OF MEDIEVAL POPULATION IN SOUTH OF EASTERN EUROPE
The results of statistical processing (using the canonical analysis) of the craniological data base of the medieval population of Eastern Europe are presented in the form of maps. The mapping of craniological complexes permitted to display variability of anthropological composition of East European population during V-XIII cc. and to mark out active metization zones. Special emphasis is made on the consideration of complicated migratory processes related with the history of Khazarian chaganat in the context of anthropological conclusions.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
54
М.А.Балабанова
АНТРОПОЛОГИЯ НАСЕЛЕНИЯ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ (KOH.V - 1-Я ПОЛ.1Х В.)1
Некоторые общие данные об этнических и расовых особенностях населения степей Восточной Европы раннего средневековья содержатся в письменных источниках, в основном, относящихся к хазарскому времени. С одной стороны, они характеризуют население степей как монголоидов, с другой - как европеоидов.
Чаще всего монголоидные качества хазар подчеркивают кавказские хроники (Моисей Калан-катуйский, 1984, XI и др.). Арабские авторы, наоборот, определяют хазар как носителей светло-пигментированных европеоидных типов (Путешествие Ибн-Фадлана .а, 1939).
Арабский автор Истархи, чье сочинение является одним из наиболее важных источников по нашей теме, пишет о многокомпонентности хазар. “Хазары не походят на тюрок, они черноволосы, разделяются на два разряда, один называется кара-хазар, они смуглы так сильно, что их смуглота отдает в чернь. Другой разряд - белые, красивые и совершенные по внешнему виду” (Заходер Б.Н., 1962, с.137).
Из еврейско-хазарской переписки в ее пространной редакции можно извлечь информацию о том, что сами хазары считают себя родственными по происхождению с уграми, аварами, гузами, барсилами, оногурами, болгарами и савирами (Коковцов П.К., 1932; Кёстлер А., 2001, с.227).
Отраженная в письменных источниках неоднородность этнического и расового состава населения восточноевропейских степей дополняется археологическими и антропологическими данными. В частности, давно доказана поливариантность погребальных обрядов носителей традиций салтово-маяцкой культуры (далее -СМК). Практически всеми как устоявшийся постулат отмечается существование двух вариантов этой культуры: степной, зливкинский, локализуемый в низовьях Дона, и лесостепной, собственно салтовский, в районах верховьев Дона и Северного Донца (Плетнева С. А., 1981, с.64). Первому приписывается болгарское происхождение, а второму - аланское. Однако сейчас исключительно болгарская принадлежность памятников
зливкинского типа СМК оспаривается (Афанасьев Г.Е., Лопан О.В., 1996, с. 18-20).
В 60-90 гг XX в. на территории Нижнего Дона и в Волго-Донском междуречье было исследовано значительное количество подкурганных кочевнических захоронений хазарского времени в ямах с подбоем или с заплечиками, зачастую окруженных квадратными в плане ровиками с перемычками по углам. Исследователи отмечают, что материальная культура, представленная в этих захоронениях, в целом, имеет предсалтовский или раннесалтовский облик. При этнокультурной интерпретации данных памятников исследователям наиболее вероятной представляется хазарская атрибуция (Семенов А.И., 1978, с.78; Плетнева С.А., 1981, с.71-75; 1986, с.45; Круглов Е.В., 1989, с. 164-165; 1990а, с. 159-171; Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990,с.149-150).
Изучение костных остатков населения восточноевропейских степей раннего средневековья в разное время проводилось Д.Н.Анучиным, Г.И.Чучукало, Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебецом, К.Н.Наджимовым, В.В.Гинзбургом, Л.Г.Вуич, Б.В.Фирштейн, В.П.Алексеевым, Т.С.Кондукто-ровой, С.Г.Ефимовой, Д.Г.Рохлиным, А.П.Бу-жиловой и др.
Первый антропологический материал хазарского времени был получен из Зливкинского могильника. Он послужил источником работ Д.Н.Анучина, Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебеца, К.Н.На-джимова, С.Г.Ефимовой и Т.С.Кондукторовой. Основываясь на результатах анализа особенностей черепов этого могильника, проведенного Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебец (1948, с.252) определил расовый тип зливкинцев как брахикранный европеоидный. Вопрос о монголоидной примеси у зливкинцев специально выяснял К.Н.Наджи-мов. В проведенный им анализ были включены признаки горизонтальной профилировки лица. Кроме монголоидного компонента, был выявлен и брахикранный европеоидный компонент (Над-жимов К.Н., 1955, с. 74). В результате, брахикранный компонент с монголоидной примесью у населения СМК стали связывать с этническими болгарами.
1 Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 03-06-80007.
Наличию собственно болгарского компонента у зливкинцев посвящено исследование С.Г.Ефи-мовой и Т.С.Кондукторовой (1993). Резюмируя межгрупповые сопоставления с выявленным болгарским компонентом зливкинцев, авторы данного исследования пришли к следующим выводам: болгарский компонент в Подонье не был доминирующим; болгарские племена Восточной Европы, расселившиеся на различных территориях, обладали общими чертами антропологического облика; основу формирования физического типа ранних болгар составил антропологический пласт, представленный материалами эпохи железа с территории юго-востока Западной Сибири, Казахстана и Алтая.
Другое сочетание признаков, без каких-либо следов монголоидной примеси, было выявлено на черепах Салтовского могильника. Морфологической доминантой данной группы признан длинноголовый европеоидный тип близкий типу средневековых алан, поэтому его и связали с аланами (Чучукало Г.И., 1926; Алексеев В.П., 1962).
Краниологические и одонтологические особенности Дмитриевского и Маяцкого аланских катакомбных могильников изучены Т.С.Кондукторовой и С.П.Сегедой (Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1987; 1992; Кондукторова Т.С., 1984). Согласно их данным, население, оставившее эти могильники, обладало долихокранной мозговой коробкой со средним продольным и малым поперечным диаметрами; высота свода средняя, а ее соотношение с поперечным диаметром указывает на большую величину; рельеф черепа развит средне. Лицевой скелет имеет малую ширину и среднюю высоту, профилировка его как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях резкая; глубина клыковой ямки средняя; орбиты и нос мезоморфного строения; переносье и носовые кости высокие и резко выводят нос к линии профиля. Размеры нижней челюсти средние.
Основой для этнического состава Дмитриевского и Маяцкого комплексов, по мнению авторов, послужила, по всей видимости, аланская группа населения (Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1987, с.80; Кондукторова Т.С., 1984, с.236). Для маяцкой выборки характерны более высокие значения коэффициентов полового диморфизма по сравнению с Дмитриевской. Такое распределение полового диморфизма можно объяснить, вероятно, тем, что смешение людей из Маяцкого проходило в исторически более позднее время, чем у “дмитриевцев”.
Патологические изменения на костях и демографию населения лесостепного варианта СМК изучала А.П.Бужилова (1995; 2005). Средний возраст смерти у населения, оставившего
Дмитриевский и Маяцкий могильники колеблется около 3 8 лет. Этот показатель несколько выше в Дмитриевской серии и различается по полу. Женщины обеих палеопопуляций в среднем жили на 5 лет меньше, чем мужчины. Детская смертность в могильниках колеблется в пределах 21-34%. По системе патологических признаков все группы населения лесостепных районов Хазарского каганата демонстрируют много общих черт, которые указывают на единство культурных и хозяйственных традиций. Отличия наблюдаются лишь в социальных группах, в более привилегированных группах уровень адаптации выше (Бужилова А.П., 1995, с.68-75; 2005, с.156-169).
Антропология археологических комплексов из южных районов Хазарского каганата до недавнего времени была малоизученной. Полученный Волго-Донской археологической экспедицией при раскопках Саркела - Белой Вежи материал показал, что собственно к хазарскому времени относится лишь небольшая часть погребений в круглых ямах со скелетами, лежащими в согнутом положении, безынвентарных и этнокультурно мало выразительных. По О.А.Артамо-новой, ранние саркельские погребения оставлены беднейшей частью населения, вероятно рабочими, занятыми при сооружении крепости (Артамонова О.А., 1963). К раннему периоду существования Саркела отнесены также два погребения в подбое землянки гончара и в материковом слое вблизи крепостной стены. По Л.Г.Вуич, это были мужчины возмужалого возраста, обладающие некоторым сходством друг с другом. При этом один из них диагностируется типом среднеазиатского междуречья, другой переднеазиатским (Вуич Л.Г., 1963, с.294).
Немногочисленный антропологический материал из ранних погребений Саркела показал, что наряду с брахикранным европеоидным типом встречаются монголоидные варианты (Вуич Л.Г., 1963, с.282-294). По своим морфологическим особенностям к данной краниологической выборке оказалась близка серия черепов из Правобережного Цимлянского городища, разрушенного уже в нач.1Х века. Материал оттуда был собран из завалов жилищ, расположенных на территории городища, причем положение скелетов указывает, что трупы не были захоронены, а оставались на месте гибели. Антропологический материал из Правобережного городища показал, что жившее здесь население принадлежало преимущественно к короткоголовому европеоидному расовому типу, в котором сочетаются признаки типов среднеазиатского междуречья и переднеазиатского, с явной примесью монголоидной расы (Гинзбург В.В.,
56
1963а, с.295-307). Население Правобережного города очень сходно с населением, оставившим Зливкинский могильник (Гинзбург В.В., 1963а, с.262). Только, по мнению В.В.Гинзбурга, монголоидная примесь в Зливкинском могильнике растворена в европеоидной расе, отражая несколько более раннее смешение по сравнению с более поздней примесью у населения Правобережного городища.
В 2003-2005 гг группа антропологов, в том числе и автор данной статьи, работала по проекту РФФИ № 03-06-80007 “Антропология археологических комплексов хазарского времени”2.
Наиболее полное исследование антропологических материалов из грунтовых и курганных могильников Нижнего Дона проведено Е.Ф.Ба-тиевой. Ею изучена половозрастная структура могильников, уровень травматизма и краниологические особенности (Батиева Е.Ф., 2002; 2004).
В выборке из грунтовых погребений Нижнего Дона наблюдается высокий процент детских погребений, от 33,3% до 60%. Соотношение по полу близко к норме (1:1). Для курганных могильников характерно незначительное количество детских и женских погребений. Их гораздо меньше, чем мужских. Такая демографическая ситуация больше присуща курганам с ровиками. В курганах без ровиков соотношение по полу близко к норме, и несколько выше процент детей. Средний возраст умерших в разнополых выборках одинаков и равен 35 годам (Батнева Е.Ф., 20 023, с.73-82).
Несмотря на то, что уровень травматизма для сборной выборки из грунтовых могильников весьма высок как для мужской, так и для женской части, в погребениях из курганов с ровиками частота встречаемости травм вдвое выше и чаще. Это множественные раны, которые нанесены, видимо, оружием. Так лицевые травмы составляют 35%, а травмы мозгового отдела черепа - 19,4%. Травмы посткраниального скелета - это, в основном, переломы, рубленные травмы, нанесенные оружием. У четырех мужчин наблюдались одновременные травмы черепа и костей скелета.
В мужской группе из курганов без ровиков травм черепа мало, и они составляют 13,3% на мозговом отделе и 11,1% на лицевом отделе. Из повреждений посткраниального скелета зафиксированы переломы костей голени и ключицы, весьма характерные для кочевников травмы (Батиева Е.Ф., 2002, с.82-87).
В морфологическом облике нижнедонского населения хазарского времени отмечена бешико-вая (колыбельная) деформация - этнографический признак восточных азиатских народов. Распространение обычая содержать детей в колыбели типа “бешика”, видимо, связано с тем, что основной этнический компонент населения, оставившего исследуемые могильники, составляли азиатские мигранты.
На всех уровнях изучения материала была зафиксирована расовая и антропологическая неоднородность населения хазарского времени. В целом на черепах преобладает монголоидный расовый комплекс. По суммарной серии около 70% черепов в той или иной степени имеют примесь центрально-азиатских монголоидов. В грунтовых могильниках черепов с монголоидной примесью несколько больше половины, а в группах из курганных насыпей - более 77%. Половой диморфизм в группах направлен на усиление монголоидных качеств у женской части населения, по сравнению с мужской. Так, на 80% женских черепов из грунтовых могильников фиксируются монголоидные признаки, и они же имеются практически на всех черепах из курганных захоронений. В мужских группах в грунтовых могильниках преобладают черепа с европеоидными качествами, а в курганах с ровиками - с монголоидными (Батиева Е.Ф., 2002, с.87-99).
В целом, антропологическая выборка из погребений в курганах с ровиками отличается от всего остального материала рядом особенностей, указывающих на военную специализацию погребенных.
В рамках указанного проекта была изучена также патология нижневолжского населения хазарского времени (Перерва Е.В., 2003). Результаты анализа позволили предположить, что по своей структуре оно было разнородным, хотя не исключались и близкородственные связи. Погребенные в курганах по маркерам механического стресса определяются как кочевники, проводящие большую часть времени верхом на коне. Образ жизни (нередкие периоды голодания, характерные для скотоводов-кочевников) накладывал свой отпечаток и на процесс адаптации населения к постоянно меняющимся условиям окружающей среды, что отразилось и на палеоантропологическом материале. Кроме того, нижневолжское население часто подвергались воздействию различных паразитарных и неспе
2 По завершении темы планируется выпуск коллективной монографии.
1 Выпуск “Донской археологии”, где опубликована статья, запаздывает на 3 года.
57
цифических инфекций. Из травматических повреждений, предположительно военного характера, зафиксирован всего лишь один костный дефект (Перерва Е.В., 2003, с. 184).
Таким образом, данные антропологии дают следующую картину распределения антропологических типов у населения Хазарского каганата.
1.	Сравнительный анализ и оценка основных параметров серий памятников СМК указывает на наличие двух основных компонентов: длинноголового европеоидного, названного аланским (верхнесалтовским) антропологическим типом, а также степного брахикранного, традиционно называемого болгарским (зливкин-ским), имеющего монголоидные черты.
2.	Наблюдается большое сходство лесостепных серий СМК с сериями аланских памятников Северного Кавказа. Полной аналогии, однако, нет; видимо, аланские племена при передвижении с Северного Кавказа претерпели влияние степного населения.
3.	В особую группу выделяется материал из курганных насыпей Нижнего Дона с ровиками. Видимо, это привилегированная часть населения Хазарского каганата, специализирующаяся на военном деле.
4.	Несмотря на присутствие длинноголового европеоидного компонента в грунтовых и курганных могильниках Нижнего Дона и Поволжья, в целом преобладают черты центральноазиатских монголоидов.
Для настоящего исследования использован костный материал из нижневолжских раннесредневековых погребений, зачастую уже опубликованный, но по ряду причин ранее не отождествлявшийся как таковой, а также результаты раскопок последних лет (табл.1).
Так, череп из Калиновского могильника был описан В.В.Гинзбургом, а его измерения использованы им в цифровых подсчетах средних величин деформированной группы позднесарматского времени (Гинзбург В.В., 1959, с.563). Два других опубликованных деформированных черепа из Иловаткн и Политотдельского также рассматривались Н.М.Глазковой и В.П.Чтецо-вым (1960, с.288-290) как позднесарматские. В настоящее время данные комплексы атрибутируются как раннесредневековые (Круглов Е.В., 19906).
Имеющийся антропологический материал делится на две группы: раннюю (кон. V-cep.VII в.) и позднюю (2-я пол.VII- 1-я пол.IX в.).
Сначала рассмотрим несколько черепов, относящихся к раннему хронологическому пласту.
Известно, что в раннем средневековье изменение политической ситуации Восточной Европы
было связано с очередной волной азиатских мигрантов. Для того, чтобы проследить расовые и типологические изменения в морфологическом облике населения юга Восточной Европы, связанные с гуннским, а затем и тюркским нашествием, следует вспомнить антропологический тип поздних сарматов. По комплексу краниологических признаков тип населения завершающего этапа сарматской эпохи определяется как длинноголовый европеоидный (Гинзбург В.В., 1959, с.571; Фирштейн Б.В., 1970, с.95; Балабанова М.А., 2000, с. 125; 2001, с. 111, табл.2, с.115,110. Монголоидная примесь в позднесарматском материале незначительна и встречается, в основном, лишь на женском материале. Большая часть позднесарматских черепов носит следы преднамеренной искусственной деформации (70%).
В исследуемой серии четыре черепа имеют следы искусственной деформации (табл.1). Тип деформации определяется как смешанный лобно-затылочный кольцевой (черепа из Иловатки, Политотдельского и Хошеутово); лобно-теменной (череп из Калиновкого) (Глазкова Н.М., Чтецов В.П., 1960, с.288; Гинзбург В.В., 1959, с.263). Ширина пояса давления деформирующей ленты Н.М.Глазковой и В.П.Чтецовым определяется в 2-3 см. По рентгенологическому снимку черепа из Хошеутово пояс давления определяется шире, в 4,5-5 см. В деформирующей конструкции этого черепа предполагается наличие дощечек (рис. 1). Кроме преднамеренной искусственной деформации, наблюдается уплощение затылочной области по типу бешика (рис.2).
Для четырех черепов ранней группы приведем индивидуальную характеристику.
Хошеутово, погребение 11. Череп молодого мужчины хорошей сохранности носит следы высокой кольцевой деформации (рис.1; табл.2). Мозговая коробка визуально некрупная. Череп в проекции norma verticalis овоидной формы, характеризуется малыми размерами длины и ширины, очень высоким сводом, по форме череп доли-хокранный. Усиленный макрорельеф наблюдается в области выйной линии затылочной кости. Наружный затылочный бугор выражен выше среднего. Основание черепа длинное и широкое. Лобная кость узкая по линии ft-ft, слегка уплощенная в горизонтальной плоскости и покатая в вертикальной плоскости. Затылочно-теменной индекс находится в рамках монголоидных вариантов (Беневоленская Ю.Д., 1980). У лобной кости и верхней чешуи затылочной кости под давлением деформирующей конструкции снижена кривизна. Лицо крупное, широкое и высокое, с резкой профилировкой горизонтальных структур на уровне на-зомаля^ных точек и умеренной на уровне зиго-
58
Рис. 1. Рентгенограмма и фотография мужского черепа со следами искусственной деформации i( •< ) из погребения 11 могильника Хошеутово.
Fig. 1. The roentgenogram and photo of a male skull with markings of artificial deformation 1 —) from burial 11 ofKhosheutovo burial ground.
максилярных точек. Hoc высокий, широкий, ме-зоринный. Наружный край грушевидного отверстия по форме - предносовые ямки. Глазницы очень крупные, широкие и высокие. Переносье узкое и высокое, носовые кости тоже узкие, но средневысокие и нос к линии профиля выводят умеренно. Клыковая ямка среднеуглубленная. На черепе наблюдается несоответствие сроков облитерации швов. Несмотря на молодой возраст, все черепные швы заросли, кроме височных. Зубы слабо стерты, степень стертости определяется в 2-3 бала. Резцы лопатообразной формы. Таким образом, несмотря на преобладание европеоидных черт, по некоторым признакам наблюдается расовая дисгармония.
Царев, курган 66, погребение 2 (табл.2). Череп очень плохой сохранности принадлежал молодой женщине 18-20 лет. Удалось отреставрировать
лобную область и лицевой скелет. В целом черепная коробка широкая, как и лобная кость, которая резко профилирована по поперечной линии, основание черепа очень широкое. Ширину затылочной кости не удалось измерить, так как с обеих сторон были зафиксированы дополнительные косточки - Os asterion. Многочисленные дополнительные косточки локализуются и по лямбдовидному шву. Лицо крупных размеров, высокое и широкое на обоих уровнях, горизонтальная его профилировка резкая на уровне на-зомалярных точек и плоская на уровне зиго-максилярных точек. Нос высокий и широкий, по указателю платиринный с энтропийным краем грушевидного отверстия. Глазницы тоже крупные широкие и высокие. Переносье средней ширины и высокое, а носовые кости узкие и высокие, но выводят нос к линии профиля слабо.
59
Рис.2. Ьеншковый inn (еформации на мужском черепе ит погребения 6 Во тянскою горо пина и на женском черепе и т1101 ребення I куpi ana 27 moi нльника Ьарановка I.
Iig.2 Beshik type of deformation on a male skull from burial 6 of Vodyanskoie hillfort and on a female skull from burial I of barrow 27 of Baranov ka I burial ground.
II нннинка. курган 3. погребение 2 Платкова II.M.. Чтецов В.П.. I960, iao.t.4. e.288-290). Черен co e.ie uimii иску eci венной теформаиии Ирина i 1ежа i мужчине. 1ак как программа и тмере-1111 я Kpaiiiiovie । рическнх при таков очень ко-poi кая. ю описание ею кранио! ина cooibcicibvci \apaKicpiieiiiKe. laimoii авюрами публикации. Мотювая коробка средних ратмеров. по инне и ширине с очень высоких) сводом, у ikhm лбом и широким липом, нос широкий и высокий. I.UIT-ннны крупные, переносье высокое. Но данным литров, нес 1едовавшнх >101 черен, он ". .. несет па себе ясные черты монголов iiioeni: дово тыю широкое и высокое лицо, плоский нос. большой у 10.1 юрн тонталыюй профилировки lima, высокие орои 1ы. сглаженный нижний край (рушевид-HOI о о| перс Гия. слабое ратвнше клыковой ямки".
Ih> miiiomiie /некое. курган I. погребение I (I нвкова 1I.M.. Членов B.l I.. I960.1абл.4.c.288-290). И11 tiiBii tya 1ьная xapaKiepiieuiKa ириво пися но опубликованным данным. Черен был. ви шмо. и loxoii сохранности, ia 11 iipoipaxixia итмерення не ио тая. Черен со с letuiMii искусственной деформации принадлежа i юноше 16-18 лет. средней 1.111НЫ. у ткий. с высоких) сводом, по форме меюкраиный: лоб и пню у ткие: i.iammibi высокие: нос высокий и сре шеширокий. но ука-taie.iio мсюрннный. В целом черен онре (еляется как евронеон шый. "не имеет хюнюлон дных черг".
1аким обратом. ин диви шальная пшоло1ня черепов евн leie.ibciByei о гом. чю. но крайней мере, на ipex черепах iioci ty ннскою ранне корк
скою (нредха lapcKoio) времени пару шеи расовый комплекс (Хошеугово. Царев и И ювижа). Краниотип их определяется как смешанный моню лоидно-европеои шый. Степень выраженности монголоидных черт ратная. Она сн u.iiee всею на черепе ит И юваткн. Усиление монюло-II шой примеси можно святагь с ирихо iovi ми- рантов нт I (енгра.1ыкй| \ ши.
Рассмотрим краниоиш [сформированной час in цшной выборки, не включенной в суммарную. Черепове искусственной (еформанней че-1ыре. и все они идентифицируются как мужские (табл.З). Данная группа черепов сочетает ши среднед шнный yiKiiii высокосво tnai ын. ю.ш-хомеюкранный с длинных) и очень широким основанием:лоб у них у ткий.покатый и у мереино профилированный на уровне поперечной ш-iiiui; taibuioK у гкий: кривишалобной и татыдоч-нон кос in. видимо, пол ив iciiiicM [сформирующей консгрукцин снижена. Лицевой ot тел ха-рактернтуется средней шириной и большой высотой с орто|наглой вер।икальной и умеренной । ори тонтальной нрофнлпровкамн: нос широкий и высокий, аорбшы и переносье сре [неширокие и высокие: носовые кости у ткие и ниткне. выво-1ят нос к шнии профиля умеренно. Общий iiiii (сформированных черепов, несмотря на ю. чю для некоторых in них О1раннчены игмеревня. дает представление о том. что чае>ь при таков искажена под влиянием (сформируlouteii кои-cipyKiuni. При сравнении нссле |уемой i руины с пот 1иесарма1скимн выборками 1еформиро-
«)
ванных черепов выявляется как сходство, так и различие по некоторым признакам. У сарматов слабая монголоидная примесь, и на уровне суммарных выборок она совсем незаметна. Тенденция изменчивости признаков под давлением деформирующей конструкции та же. что и у сарма гов.
I lepexo зим к характеристике серий ха зарско-IO времени.
Мужская группа черепов характеризуется средне i.iiiiiiioil очень широкой мозговой коробкой с низким сводом, коротким и очень широким основанием; форма черепа брахикранная; лобная кость сре (неширокая п юская и прямая; за- ы.ючиая коегь широкая. Линевой скеле! широкий. сре (невысокий. в гори зон 1алыюй плоско-С1П слабо профи шрованный. а в вертикальной opioiiiaiiibiii; пос широкий, по указателю пла-।прпппый; । шииты широкие и сре {невысокие; переносье сре (Неширокое и высокое, носовые кот и у зкие и сре (невысокие. слабо выеду и а ют к iiiiiiiii профиля (габ 1.3).
Женская серия ио своей усредненной ха-paKiepiiciiiKe по многим признакам повторяет му жску ю (лабл.З). Половой диморфизм направ-leii па иезпачи1е 1ьпые изменения некоторых при знаков. В О1лпчпе од краппогипа мужчин у женшип черепная коробка короткая, сво i сре i-певысокпй. а юб п лицо широкие. Кроме этого
лицо еше и высокое, а в горизонтальной плоскости умеренно профилированное; нос и глазницы широкие и высокие. Область переносья устроена также как у мужчин и гак же слабо выво ни пос к шнин профиля.
Таким образом, можно выделить некоюрые качества, определяемые как морфологические доминанты данной |руппы. )го сильное проявление монголоидных черт и широкое i ру шеви июе отверстие.
Несмотря на то. чю разнополые выборки также крайне малочисленны. все же aociaioniio отчетливо проявляется виу i pin ру пповой полиморфизм. Из-за ма ючпе leimocTii выборки п плохой сохранности пеко|орых черепов imyipii- рупповая структура опре шлялась нпзуа 1ыю. По cipoenino меновой коробки в i руине iimcioi-ся длинноголовый п широко! о.юный варианты. Длинноголовый тип uiai нос1ируе1ся на тух мужских черепах: зрелою мужчины из ши ребенка 2. кургана II могильника \6iaiicpoBo-lll (рис.З); пожилого мужчины из iioi рсбеппя 3 moiильинка Пльевка (рис.З). Остальные черепа брахпкрапные и большая их часы. по iлипе укладывается в сре шпе или малые мировые величины. Поперечный niaMeip. шже у i.ihii-ноюловых. очень большой. 5 мужчин он варьирует в пределах 141-163 мм.ау женишн 129-151. В серии деформированных черепов поперечный
Рис.З. Мужской череп TjIIHIHoi олово! о европеон тою типа из iioi ребепия 2 ку pi ana 11 moi и кишка \6i aiiepoBO-lll
I ig.3. \ male skull of the long-headed luropeoid ty pe from burial 2 of barrows 11 of Xbganeroco -III burial ground.
61
диаметр колеблется в пределах 122-145 мм. 5 женщин лишь череп из погребения кургана 27 могильника Барановка-1 по абсолютным размерам узкий, но черепной указатель находится в рамках брахикранных форм, остальные все черепа широкие. По высоте свода также выделяются два варианта: с высоким сводом и очень низким сводом. 11о строению лицевого скелета все черепа мало отличаются друг от дру га. Лицо чаше широкое и плоское с у меренно или слабо высту лающим носом к линии профиля. Единственный череп с резкой горизонтальной профилировкой при-на iлежал женщине из погребения I кургана 111 moi и.1ып1ка Ьережповка-П (Фпрштейи Б.В.. 1970. иол.26. е. 168-177).
Из вышесказанного можно сделать следующий. пока пре шаригельный. вывод, что население хазарскою времени Нижнего Поволжья по своему происхождению было крайне сложным п формировалось из носиiелей моиюло-и (пых пшов и. возможно, остаточного поздне-сарма1ского населения. \О1Я позтиесармагскнй ii.iaci в данный момент очень трудно вычленить из-за iieiipeieinaoeibiiocTii выборки. На некоторых черепах просыпают черты мозаичного на-еле юваипя пита ыинпоголовых высокосволча-। ых евронеоп юв и мош олои юв.
Складывается впечатление, что монголоидная примесь у населения хазарского времени даже сильнее, чем в золотоордынскую эпоху, по крайней мере, в сравнении с городским населением Золотой Орды. Монголоидная примесь отмечается как у населения из грхнтовых могильников. так и у погребенных в курганах (рис. I. 3,4). Особенно отчетливо она проявляется на женском черепе из погребения 3 могильника Верхняя Бу зиповка (рис.5). В суммарной выборке монголокдность сильнее проявляется в мужской группе (табл.3).
Для определения места исследуемых серий на фоне относительно синхронною населения проводился межарупповой анализе 29 iруппамп средневекового населения Хазарскою каганат и сопредельных территорий (табл.4, рпс.6. 7).
Межт рупповой анализ проводи>ся каноническим методом. Согласно резу пялам апапна первый канонический вектор (далее КВ) является разграничителем расовых типов. В разнополых выборках наблюдаются одинаковые теп leuiuiii. На полюсах изменчивости I КВ .чока иную гея. с одной сюропы. серии с монюлоп шоп примесью, с дру гой длинноголовые евронеоп шые серии с резкими чертами лицевого скелета. На положительном полюсе, а значит, с наибольшей монголоидной примесью оказались c ie lytoiiiiie i руины и иж не волжская серия хазарскою времени, ранняя серия из Саркела. выборка из Правобережного городища, серия из первою иша noiрсбений1
Рис. 4. Мужской череп с моию юн пюй примесью из noi ребеппя 3 И 1ьевскою moi и пятка.
rig. 4. A male skull with amongoloid admixture from burial 3 ol'lliexsk burial ground.
11 1ервый inn hoi рсбений upe ici:m leu комн |ексами шна Co ко ювекой ба ikii: шорой йог ребепнями i пни "поз шей СиванюнктС. Ку.илу pin -архео ioi ичсское к хроно ни ичсское обоснование тиною распре ie 1сния нами I ников х i lapcKoio времени Дока и Нижней Во к и ioiobiiich к из uiiihio I .В. Кру i юным.
62
Рис.5. Женский череп с монголоидными чертами из погребения 3 грунтовою moi ильника Верхняя Ьу зиповка.
Fig.5. Л female skull with Mongoloid features from burial 3 off pper Biizinovka earth burial ground.
xatapcKoio времени могильников Нижнего Дона. С меньшей монголоидной примесью оказались черепа болгарской выборки из могильника Четырех} гольник. злпвкипская серия и др. Все они сочетают широкую черепную коробку с узким лбом, широким лицом и слабо выступающим носом (рис.6. 7). Сопоставление женских групп отчнчается от мужских лишь тем. что на черепах и з второй гру ппы погребений могильников 11пжнего Дона такое же преобладание монголоидных черт, как и в серии черепов из первой группы погребений. Группировка серий при ранжировании по I КВ и при кластеризации расстояний Махаланобиса сохраняется, видимо, из-за того, что на I КВ приходится более 50% межгрупповой изменчивости. Таким образом, и мужская, и женская группы хазарского времени из moiилышков Нижнего Поволжья и первая группа погребений, а женщины и второй группы из могильников Нижнего Дона обнаруживают наибольшее сходство с ранним хронологическим пластом Саркела и Правобережного Цимлянского городища.
Па основе индивидуалыюй типологии и распределения меж>рупповой изменчивости раннесредневекового населения Хазарского каганата
можно сделать следующее предварительное заключение. которое со временем может быть скорректировано по мере накопления палеоантропологического материала.
I.	Черепа из курганных и грунтовых захоронений Нижнего Поволжья морфологически сходны.
2.	У населения фиксируется смешанный европеопдно-монголой лный тип.
3.	На отдельных черепах монголои дные черты проступают более отчетливо, чем европеоидные.
4.	Наибольшее сходство исследованная выборка обнаруживает с ранними погребениями Саркела и населением Правобережного Цимлянского городища, а также с первой группой однокультурных им погребений Нижнего Дона. К выборкам из Саркела. Правобережного городища и исследуемым группам примыкают материалы зливкинской серии. Сходство последних с саркель-ской и правобережной уже отмечалось (Вуич Л.Г.. 1963; Гинзбург В.В.. 1963а; 11а гжимов К.Н.. 1955).
5.	Длинноголовый морфологический тип и практика деформации некоторых черепов, возможно. отражают сохранение традиций поздне-сарматского населения.
63
О - a; • - б; О - в;  - г; • - д;
О - а;>- б;О - в;Я - г; 4* - д;
“хазары” Н.Поволжье
“хазары” Н.Дон**
“хазары” Н.Дон*
Зливкинский
Правобережное городише
Саркел ранний
Кайбелы
Чир Юрт
Старокуйбышевский
Волоконовка
Новинки
Мингечаур
Дуба Юрт
Измери
Гамовское ущелье
Нижний Архыз
Горькая балка
Змейский
Адиюх
Черкессия сум.
Маяцкий
Верхнесалтовский
Ютановка
Дегва
Узунтапа
о
О о о е о о
“хазары” Н.Поволжье О Правобережное городище О
“хазары" Н.Дон О
Четырехугольник ф
Зливкинский О
Гоцатль Я
Харх Я
Кайбелы Ф
Мингечаур Я
Новинки 4*
Старокуйбышевский ф
Гарни Я
Горькая балка Я
“хазары” Н.Дон** О
Змейский Я
Чир Юрт Я
Черкессия сум. Я
Гамовское ущелье Я Нижнелубянский О
Адиюх Я
Нижний Архыз Я
Верхнесалтовский Q
Мощевая Балка Я
Дегва Я
Дмитриевский Q
Маяцкий Я
Дуба Юрт Я
Ютановка Q
Узунтала Я
О
Рис. 6. Ранжирование мужских средневековых групп по значениям I канонического вектора (I КВ). * 1-я группа погребений Нижний Дон; ** - 2-я группа погребений Нижний Дон: а группы хазарского времени; б болгарские группы; в - сазтово-маяцкие группы; г - кавказские группы: д серия из могильника Куйбышевской области.
Fig. 6. Ranking of male medieval groups by values I of the canonical vector (I CV). * the I" group of burials, the Lower Don; ** the 2"J group of burials, the Lower Don: a groups of Khazarian time:6 the Bulgarian groups: в - the Saltovo-Mayaki groups; г - the Caucasian groups: d a series from burial ground of Kuibyshev province.
Рис. 7. Ранжирование женских средневековых групп по значениям I КВ (обозначения на рисунках 6 и 7 совпадают).
Fig. 7. Ranking of female medieval groups by values I CV (inscriptions to Figures 6 and 7 are the same).
Табл.1. Перечень и происхождение использованного в работе антропологического материала хазарского времени из могильников Нижнего Поволжья
№	Могильник / курган / погребение	Место хранения и инв. №	Пол	Возраст (годы)	Дата (века)5 6	Расовый тип
1	Абганерово-Ш, 1/2	ВолГУ: 30-32	М	35-40	2-я пол.УП- VIII	Е.Д.
2	Абганерово-V, 1/1	ВолГУ: 30-76**	рб	3-4	KOH.V-VII	*
3	Барановка-1,13/1	ВолГУ: 2-8	М	30-35	2-я пол.УП!	Е.-М.
4	Барановка-1, 27/1	ВолГУ: 2-28	Ж	25-35	VIII	М.
5	Бережновка-П, 111/1	МАЭ: 6169-148	Ж	25-35	2-я пол.УП	Е-Д.
6	Верхняя Бузиновка -/2	ВолГУ: 13-4	Ж	25-30	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.-Е.
7	Верхняя Бузиновка -/3	ВолГУ: 13-1	Ж	18-20	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.
8	Вербовский-1, 9/1	ВолГУ: 50-33	М	45-55	1-я треть VIII	М.-Е.
9	Верхнепогромное-1,1/12	МАЭ: 6169-148	М	35-45	2-я пол.УП	М.
10	Водянское городище -/6	ВолГУ: 22-7**	М	35-45	2-я пол.УП! — 1-я пол.IX	
11	Зергента-П, 4/1	КНИИИМК	М	50-60	VIII	М.
12	Ильевка -/3	ВолГУ: 38-2	м	45-55	2-я пол.УП - VHI	М.
13	Иловатка 3/2	МА МГУ	м	35-45	1-я пол.УП	М.*
14	Калиновский 11/2	МАЭ: 6118-53	м	40-50	2-я пол.УП	Е.*
15	Нагавский-П, 13/1	ВолГУ: 39-16**	м	35-40	сер. УШ	
16	Ольховка-1, 9/1	ВолГУ: 132-3	м	25-35	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.
17	Политотдельское-П, 1/1	МА МГУ	м	16-18	кон.У - VII	Е.*
18	Царев 66/2	ВолГУ: 18-41	ж	18-20	кон.У - сер. VI	М.-Е.
19	Хошеутово -/11	ВолГУ: 25-1	м	25-35	кон.У - сер. VI	Е.-М.Д.*
*	- черепа с искусственной деформацией;
*	*	— расовый тип не определен из-за плохой сохранности черепа;
Е.Д.	- европеоидный тип, длинноголовый;
Е.-М.	—	европеоидно-монголоидный метис (европеоидные черты преобладают);
Е.-М.Д.	-	европеоидно-монголоидный метис, длинноголовый;
М.	-	монголоидный тип;
М.-Е.	—	монголоидно-европеоидный метис (монголоидные черты преобладают).
5 Атрибуция погребений в качестве ранне средневековых и предлагаемые датировки Е.В.Круглова.
6 Фрагменты черепа ребенка без лобной и лицевой частей. В теменно-затылочной области фиксируются следы искусственной деформации.
65
Табл.2. Индивидуальные измерения черепов из погребений V-VI вв.
Могильник № кургана и погребения Пол Возраст № по Мартину и др. / № п/п	Хошеутово Погр. 11* Муж. 25-30 лет 1	Царев Кург. 66, погр. 2 Жен. 18-20 лет 3
1. Продольный диаметр	175	-
8. Поперечный диаметр	122	159
17. Высотный диаметр	144	— !
5. Длина основания черепа	107	—
20. Ушная высота (ро-ро)	120	— !
9. Наименьшая ширина лба	88	101
УПИЛ. Угол поперечного изг. лба	137,8	133.9
11. Ширина основания черепа	134	143
45. Скуловой диаметр	137	—
43. Верхняя ширина лица	105	108
46. Средняя ширина лица	101	109
40. Длина основания лица	100	—
48. Верхняя высота лица	74	72
55. Высота носа	59	53
54. Ширина носа	28	27,5
51. Ширина глазницы	45	42,5
52. Высота глазницы	37	35
МС. Максилофронтальная ширина	16,8	19,2
MS. Максилофронтальная высота	6,9	8,0
DC. Дакриальная ширина	18,2	—
DS. Дакриальная высота	12,8	—
SC. Симотическая ширина	4,5	7,5
SS. Симотическая высота	3,6	5
FC. Глубина клыковой ямки	6,0	з,о
77. Назомалярный угол	138,6	137,8
<zm. Зигомаксилярный угол	133,5	140,8
32. Угол профиля лба (nas.-met.)	69	—
72. Общий лицевой угол	88	—
74. Угол альвеолярной части лица	79	—
75-1. Угол высот, носа к линии проф.	26	18?
Надпереносье	3	2
Надбровные дуги	2	1
Нижний край груш, отверстия	Fossa ргаеп.	Anthropina
Переденосовая ость	2	3
Наружный затыл. бугор (по Брока)	3	2
Сосцевидный отросток	2	2
66
Табл.З. Средние значения и указатели краниологических серий хазарского времени Нижнего Поволжья
№№ по Мартину и др.	Мужчины										Женщины				
	Недеформированная группа					Деформированная группа					Недеформированная группа				
	п	X	S	min	max	п	X	S	min	max	п	X	S	min	max
1. Продольный диаметр	9	182.4	8.5	165	193	4	181.1	5.9	175	189	4	168.5	7.2	160	177
8. Поперечный диаметр	8	150.8	7.1	141	163	4	136	10.0	122	145	5	142.6	9.3	129	151
8:1. Черепной указатель	8	83.0	7.4	74	99	4	75.0	3.6	69.7	77.7	4	83.65	5.0	80.1	90.9
17. Высотный диаметр (ba-br)	5	127.2	8.8	116	138	4	143.2	5.1	136	148	4	128.0	6.1	122	135
17:1. Высотно-продольный диаметр	5	70.5	5.5	62.6	78	4	79.2	5.0	72	82.7	4	75.9	1.8	73.4	77.5
17:8. Высотно-поперечный диаметр	5	83.1	8.2	71.1	92.6	4	105.8	10.2	93.8	118	4	91.0	7.2	80.7	96.1
ОРВ. Обшеростовая величина	5	269.2	6.0	259.3	275.4	4	268.2	7.5	257.4	274.1	4	254.4	11.0	240	266.8
М2. Условное трансверсальное сечение	8	274.6	13.3	256.6	292.3	4	246.7	25.5	213.5	274.1	4	237.9	23.6	206.4	260.2
М3. Условный трансверсальный объем	5	1758. 6	124.4	1560.0	1885.3	4	1764.4	153.9	1537.2	1863.5	4	1525	194.6	1280. 0	1756.3
5. Длина основания черепа	5	93.8	12.3	72	101	4	107.2	6.3	101	116	4	92.25	3.0	93	100
20. Ушная высота	8	111.5	6.9	96	117	4	123.8	5.0	120	131	4	107.0	6.6	101	116
9. Наименьшая ширина лба УПИЛ. Угол поперечного изгиба лба	8 7	95.2 140.1	3.0 4.0	90 132.7	100 143.8	4 1	93.0 137.8	8.5	86	105	5 4	95.8 139.3	4.8 7.1	91 132.5	101 146.4
9:8.Лобно-поперечный указатель	7	63.3	3.8	57.7	67.6	4	68.4	4.6	63.2	72.4	5	67.3	3.8	61.6	72.1
9:10.Широтный лобный указатель	8	80.8	2.3	77.5	83.5	2	84.9		80.0	89.7	4	81.1	1.5	79.5	83
10. Наибольшая ширина лба	9	117.3	4.7	112	126	2	113.5		ПО	117	5	116.5	5.4	112	124
11. Ширина основания черепа	8	136.8	9.7	124	154	2	134.5		134	135	3	133	9.1	118	143
12. Ширина затылка	8	115.1	3.8	НО	120	2	105		101	109	4	113.7	7.6	105	119
26.Лобная дута	9	127.7	5.6	116	136	3	133.3	4.0	129	137	4	124.6	12.1	113	144
27. Теменная дуга	8	123.8	6.7	115	132	3	115	3.0	112	118	5	119.5	7.6	112	130
28. Затылочная дуга	6	118.2	6.5	ПО	125	3	128.7	6.5	122	135	5	106	7.2	95	113
29.Лобная хорда	9	112.2	4.5	102	116	3	125.0	3.5	121	127	5	110.4	13.0	102	133
30. Теменная хорда	8	109.8	5.4	103	118	3	97.3	2.5	95	100	4	105	7.4	98	115
31. Затылочная хорда	6	95	5.8	88	105	3	112.3	11.7	99	121	5	90	6.3	83	99
29:26. Указатель кривизны лобной кости	9	87.9	2.0	83.8	90.6	3	95.1	2.6	92.7	97.8	5	88.5	2.9	85.8	92.4
30:27. Указатель кривизны теменной кости	8	88.7	3.0	83.3	93	3	84.7	2.4	82.2	87	4	87.85	1.2	86.3	89.1
31:28. Указатель кривизны затылочной кости	6	80.4	2.8	76.9	84	3	87.1	5.2	81.1	90.7	5	85	3.5	80.5	89.2
28:27. Затылочно-теменной указатель	6	94.0	8.8	83.3	106.8	3	112.0	7.6	106.1	120.5	4	92.25	3.0	93	100
Табл.З (продолжение)
Указатель изгиба лобной кости	9	22.6	2.5	17.4	26	1	16.6				4	24.2	1.8	21.7	25.9
Указатель изгиба затылочной кости	6	30.0	3.3	27.3	33.0	1	23.4				4	26.4	3.9	21.8	31.3
Угол изгиба лобной кости	8	132.0	5.0	125.1	141.6	1	140.3				4	128.4	3.4	125.2	133.1
Угол изгиба затылочной кости	5	118.4	4.3	113.1	122.7	1	129.8				4	124.6	6.9	115.9	132.9
45. Скуловой диаметр	5	141.0	4.8	134	147	4	135.6	5.4	129	142	3	129.7	6.8	122	135
45:8. Поперечный фацио-	5	94.7	3.9	90.5	100.7	4	101.7	7.7	94.5	112.3	3	89.4	0.4	89	89.7
церебральный указатель 40. Длина основания лица	3	95.3	2.1	93	97	4	98.5	4.4	92	102	4	95.5	7.85	86	105
40:5.Указатель выступания лица	3	95.6	1.2	94.8	97	4	92.2	9.2	79.3	101	4	98.1	6.3	92.4	107
48. Верхняя высота лица	6	71.8	2.7	67	74.5	2	73.5		73	74	5	71	3.2	66	74.5
48:17. Вертикальный фацио-	3	53.8	3.7	49.6	56.4	2	51.4		51.4	51.4	4	55.4	5	50.4	60
церебральный указатель 48:45. Верхний лицевой указатель	4	51.4	1.6	50	53.6	2	53.8		53.7	54	3	53.6	0.6	53	54.1
43. Верхняя ширина лица	8	107.5	1.6	103	НО	3	102.3	3.8	98	105	5	105.5	3.0	102	109
46. Средняя ширина лица	4	100.5	5.4	94	107	4	100.5	4.5	94	104	4	99	8.3	90	109
55. Высота носа	6	51.6	2.2	48	54	4	55.5	2.6	53	59	5	52.2	3.3	49	57.5
54. Ширина носа	6	27.6	2.6	23	30	4	27.8	1.3	26	29	5	26.9	0.9	26	28
54:55. Носовой указатель	6	53.6	5.7	43	58.6	4	50.1	3.3	47.5	54.7	5	51.6	1.7	48.6	53.1
51. Ширина орбиты (от mf)	6	43.0	1.8	41	46	4	42.8	1.7	41	45	5	42.1	1.2	40	43
52. Высота глазницы	6	33.3	2.9	29	37	4	35.8	1.5	34	37	5	35	1.2	33	36
51:51. Орбитный указатель	5	77.8	9.5	63	90	4	83.6	3.0	81.4	88.1	5	83.1	0.6	82.4	83.7
МС. Максилофрональная ширина	8	18.9	2.0	16	21.4	4	21.7	3.5	16.8	25	5	18.6	1.0	17.3	20
MS. Максилофронтальная высота	7	6.2	1.7	4.1	8.6	2	7.2		6.9	7.5	5	7.1	0.7	6.1	8
MS:MC. Максилофронтальный ук-	7	32.8	6.6	24.7	42	2	36.85		32.6	41.1	5	38.2	4	32.7	42.1
ЛЬ															
DC. Дакриальная ширина	5	21.4	2.1	19	24.6	2	21.5		18.6	24.8	3	20.6	0.7	20	21.4
DS. Дакриальная высота	5	11.0	1.6	8	12.2	2	12.8		12.8	12.8	3	11.7	1.4	10.3	13
DS:DC. Дакриальный указатель	5	51.4	6.6	42	58	2	61.0		51.6	70.3	3	56.9	7.5	50.2	65
SC. Симотическая ширина	7	7.8	1.95	5.2	10.4	2	6.2		4.5	7.9	4	8.1	1.3	6.7	9.5
SS. Симотическая высота	7	3.4	0.9	1.7	4.6	2	3.2		3	3.4	4	4.2	1.2	2.5	5
SS:SC. Симотический указатель	7	44.4	12.1	27.9	60.7	2	55.2		43.6	66.7	4	51.0	13.3	37.3	66.7
FC. Глубина клыковой ямки	3	4.4	1.25	3	5.3	1	6				5	3.0	1.5	0.8	4.9
77. Назомалярный угол	7	148.5	4.5	142.2	154.2	2	142.5		138.6	146.4	5	142.2	6.0	137.8	150.4
<zm. Зигомаксилярный угол	4	139.2	3.8	134.8	144.1	2	133.25		133	133.5	4	133.1	5.6	127.6	140.8
32. Угол профиля лба от назиона	4	83.0	2.9	80	86	2	76		69	83	3	86.3	7.0	79	93
72. Общий лицевой угол	4	98.0	4.1	83	92	2	88		88	88	3	85	5.0	80	90
74. Угол альвеолярной части лица	4	80.5	7.2	72	87	2	83		79	87	3	72.3	2.9	69	74
75-1. Угол выступания носа	3	21.7	2.5	19	24	2	28.5		26	31	4	19.5	9.6	11	33
Табл.4. Краниологические серии, использованные в межгрупповом анализе
№	Краниологические серии	Дата	Автор и год публикации
1	Адиюх	IX-XII	Алексеев В.П., 1974
2	Болгары, Кайбелы ран.	Х-ХП	Герасимова М.М., 1956
3	Болгары, Старокуйбышевский	Х-ХП	Рудь Н.М., 1987
4	Болгары, Измери	XI-XIII	Постникова Н.М., 1978, Рудь Н.М., 1987
5	Болгары, Четырехугольник	Х-ХШ	Рудь Н.М., 1987
6	Гамовское и близкие ущелья	v-vn	Алексеев В.П., 1963; 1974
7	Гарни	ni-vni	Алексеев В.П., 1974
8	Горькая балка	VIII-IX	Балабанова М.А., 2004
9	Гоцатль	VIII-X	Миклашевская Н.Н., 1960
10	Дегва	VIII-X	Миклашевская Н.Н., 1960
11	Дуба Юрт	IX-X	ДебецГ.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1963; 1974
12	Змейский могильник	X-XII	Алексеев В.П., 1974; Шевченко А.В., 1986
13	Мингечаур	VII-IX	Касимова Р.М., 1960
14	Мощевая балка	Vl-VIII	Дебец Г.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1974; Герасимова М.М., 1986
15	Нижний Архыз	IX-XII	Алексеев В.П., 1980
16	Новинки	VIII	Рудь Н.М., 1987
17	СМК, Маяцкий могильник	Vin-IX	Кондукторова Т.С., 1984; Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1987
18	СМК, Нижнелубянский могильник	VIII-IX	Кондукторова Т.С., 1984
19	СМК, Верхнесалтовский могильник	VIII-IX	Алексеев В.П., 1962
20	СМК Волоконовка	VIII-IX	Кондукторова Т.С., 1984
21	СМК, Дмитриевский могильник	VIII-IX	Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1992
22	СМК, Зливкинский могильник	VIII-IX	Дебец Г.Ф., 1948, Наджимов К.Н., 1953; Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993
23	СМК, Ютановка	VIII-IX	Кондукторова Т. С., 1984
24	Саркел, ранний горизонт	IX	Гинзбург В.В., 1946; 1963а; Вуич Л.Г., 1963
25	Правобережное городище	IX	Гинзбург В.В., 19636
26	Узунтала	IX-XI	Гаджиев А.Г., 1962, 1975
27	Харх	Х-ХП1	ДебецГ.Ф., 1948, Алексеев В.П., 1974
28	Черкесия сумм.	Vin-XII	Алексеев В.П., 1963; 1974
29	Чир Юрт, грунтовой могильник	V-VII	Кондукторова Т.С., 1967
69
Литература и архивные материалы
Алексеев В.П., 1962. Антропология Салтовского могильника// Матер1али з антропологи Украши. К.
Алексеев В.П., 1963. Антропологические данные к проблеме происхождения населения центральных предгорий Кавказского хребта// АС. Bbin.IV. ТИЭ АН СССР. Т.82. М.
Алексеев В.П., 1974. Происхождение народов Кавказа. М.
Алексеев В.П., 1980. К палеоантропологии Кабардино-Балкарии эпохи позднего средневековья// Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. Нальчик. Вып. 1.
Артамонова О. А., 1963. Могильник Саркела - Белой Вежи// МИ А. № 109. Т.Ш.
Афанасьев Г.Е., Лопан О.В., 1996. Об одном исследовательском парадоксе в поисках этномаркирующих признаков протоболгар// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа. XIX-е “Крупновские” чтения по археологии Северного Кавказа. М.
Балабанова М.А., 2000. Антропология древнего населения Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Ранний железный век. М.
Балабанова М.А., 2001. Обычай искусственной деформации головы у поздних сарматов: проблемы, исследования, результаты и суждения// Нижневолжский археологический сборник. Вып.4. Волгоград.
Балабанова М.А., 2004. Краниологическая характеристика раннесредневекового населения Северного Кавказа (по материалам могильников Горькая Балка 1 и 2)// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.4. Армавир.
Батиева Е.Ф., 2002. Антропология населения Нижнего Подонья в хазарское время// Донская археология.
Вып.3-4. Ростов-на-Дону.
Батиева Е.Ф., 2004. Антропологические особенности населения Нижнего Подонья в хазарское время// VI Донские археологические чтения. Ростов-на-Дону.
Беневоленская Ю.Д., 1980. Мировое распределение затылочно-теменного указателя//Современные проблемы и новые методы в антропологии. Л.
Бужилова А.П., 1995. Палеопатологический анализ населения Маяцкого археологического комплекса (социально-экологические аспекты исследования)//РА. № 4.
Бужилова А.П., 2005. Homo sapiens: История болезни. М.
Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками в междуречье Сала и Маныча// СА. № 1.
Вуич Л.Г., 1963. Антропологическая характеристика черепов из ранних погребений Саркела// МИ А. № 109. Т.Ш.
Гаджиев А.Г., 1962. Данные по палеоантропологии Дагестана// Уч. зап. ИИЯЛДФ АН СССР. Т.Х.
Гаджиев А.Г., 1975. Древнее население Дагестана по данным краниологии. Махачкала.
Герасимова М.М., 1956. Скелеты древних болгар из раскопок у с.Кайбелы// АС. Вып. 1. ТИЭ. Новая серия.
Т.ХХХШ.
Герасимова М.М., 1986. Краниология могильника Мощевая Балка// Археологические открытия на новостройках. Вып. 1. М.
Гинзбург В.В., 1946. Антропологические данные к этногенезу хазар// СЭ. № 2.
Гинзбург В.В., 1959. Этногенетические связи древнего населения Сталинградского Заволжья. (По антропологическим материалам Калиновского могильника)// МИА. № 60.
Гинзбург В.В., 1963а. Антропологический состав населения Саркела - Белой Вежи и его происхождение//
МИА. № 109. Т.Ш.
Гинзбург В.В., 19636. Краниологические материалы из Правобережного Цимлянского городища// МИА. № 109. Т.Ш.
Глазкова Н.М., Чтецов В.П., 1960. Палеоантропологические материалы Нижневолжского отряда Сталинградской экспедиции// МИА. № 78.
Дебец Г.Ф., 1948. Палеоантропология СССР. М.; Л.
Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993. Болгарский компонент в антропологическом составе населения салтово-маяцкой культуры Подонья// ВА. Вып.87.
Заходер Б.Н., 1962. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье. М.
Касимова Р.М., 1960. Антропологическое исследование черепов Мингечаура (В связи с изучением этногенеза азербайджанского народа). Баку.
Кёстлер А., 2001. Тринадцатое колено. СПб.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л.
70
Кондукторова Т.С., 1967. Антропологическая характеристика черепов из Верхнего Чир-Юртовского могильника в Дагестане//ВА. Вып.25.
Кондукторова Т.С., 1984. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника// Маяцкое городище. М.
Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1987. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей из Маяцкого VIII-IX вв. н.э.// ВА. Вып.78.
Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1992. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей салтово-маяцкой культуры из села Дмитровское// ВА. Вып.84.
Круглов Е.В., 1989. К вопросу об этнокультурной характеристике подкурганных погребений салтово-маяцкой культуры (по материалам восточной группы памятников)// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тезисы докладов научно-практического семинара. Донецк.
Круглов Е.В., 1990а. О подкурганных захоронениях Калмыцко-Астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста.
Круглов Е.В., 19906. Памятники авиловского типа и проблема их этнокультурной атрибуции// Вопросы этнической истории Волге-Донья в эпоху средневековья и проблема буртасов. ТДК. Пенза.
Миклашевская Н.Н., 1960. Антропологический состав населения Дагестана в алано-хазарское время// ВА. Вып.5.
Моисей Каланкатуйский, 1984. История страны Алуанк. Ереван.
Наджимов К.Н., 1955.0 черепах Зливкинского могильника// КСИЭ АН СССР. Вып.ХХГ/.
Перерва Е.В., 2003. Палеопатологические особенности хазар из погребений Нижнего Поволжья// Нижневолжский археологический вестник. Волгоград. Вып.6.
Плетнева С.А., 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1986. Хазары. М.
Постникова Н.М., 1978. К антропологии сельского населения Волжской Болгарии (по материалам раскопок 1872 г. Измерского могильника Х-ХШ вв. Куйбышевского района ТАССР)// ВА. Вып.58.
Путешествие Ибн Фадлана на Волгу в 921-922/ Перевод и комментарии академика И.Ю.Крачковского. 1939. М.;Л.
Рудь Н.М., 1987. Антропологические данные к вопросу об этнических взаимоотношениях на Средней Волге в X-XV вв.// Герасимова М.М., Рудь Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. М.
Рудь Н.М., 1987а. Антропологические исследования средневекового населения из Новинковского курганного могильника Археологические исследования в Среднем Поволжье// Археологические исследования в Среднем Пвоволжье. Куйбышев.
Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону// Проблемы археологии. Вып.2. Л.
Фирштейн Б.В., 1970. Сарматы Нижнего Поволжья в антропологическом освещении// Антропологические данные к вопросу о великом переселении народов. Авары и сарматы. Л.
Чучукало Г.И., 1926. Черепа из Верхнее-Салтовского могильника//Материалы по антропологии Украины. № 2. Харьков.
Шевченко А.В., 1986. К краниологии Предкавказской Алании Х-ХП вв. н.э. (по материалам раскопок Змейского могильника 1981-1983гг.)//Этнокультурные проблемы бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе.
Summary
М. A.Balabanova (Volgograd, Russia)
ANTHROPOLOGY OF POPULATION OF LOWER VOLGA REACHES (END OF V - FIRST HALF OF IX CC)
The craniological analysis has shown that the population of the Khazarian time of the lower Volga reaches turned out non-uniform in its intragroup structure. Their anthropological composition formed on the basis of intermixture of the representatives of two race types: the newcomers, the carriers of the mongoloid types and
71
probably the remaining groups of the Late Sarmatian population, carriers of the long-headed Europeoid variant. Mongoloid-Europeoid intermixture is of the mosaic nature. On most skulls the half-breed Europeoid-mongoloid type is found, but on some skulls the mongoloid features appear more distinctly than the Europeoid ones. Apparently, both the long-headed Europeoid type, and the custom of artificial deformation are rooted in the Late Sarmatian antiquities. This is justified by the fact that the traces of artificial deformation are most often observed on dolichocranic skulls.
A search for ethnogenetic relationships has indicated that the examined samples displays the greatest resemblance with the early burials of Sarkel and with the population of the Right-bank Tsimlyansk hillfort, as well as with the first group of burials of the Lower Don that belongs to the same culture. Among the anthropological groups of Saltovo-Mayaki monuments only Zlivki series adjoin to the above listed groups which was pointed out earlier.
Статья поступила в редакцию в сентябре 2005 г
72
Е.В.Круглов
СЛОЖНОСОСТАВНЫЕ ЛУКИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
А.ИСеменову посвящается
Во 2-й пол.90 гт. XX в. на одно из первых мест по степени своей актуальности вышли проблемы хронологии и этнокультурной атрибуции археологических памятников степных кочевников Восточной Европы эпохи раннего средневековья (Ата-вин А.Г., 1996; Матвеева Г.И., 1997; Семенов А.И., 1997; Иванов А.А., 1997,1999,2000,2002а, б; Багаутдинов Р.С. и др, 1998; Плетнева С.А., 1998, 1999, 2003; Рашев Р., 1998, 2000, 2002; 2004; Айбабин А.И., 1999, 2002; Бражник О.И., 1999; Комар А.В., 1999,2000, 2001, 2004; Комар О.В., 2000; 2001; То-лочко П.П., 1999; Тортпса О.О., 1999; Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001; Афанасьев Г.Е., 2001; Афанасьев Г.Е., Атавин А.Г., 2002; Флёрова В.Е., 2001а, 22016; 2002а, 20026,2002в; Гавритухин И.О., 2002; Круглов Е.В., 2002а, 20026).
Разработка тем этого направления во многом тормозится недостаточно активной степенью ввода в научный оборот археологических источников. Например, из более чем 350 исследованных к настоящему времени курганных захоронений хазарского времени Северного Причерноморья, Дона, Нижней Волги и Прикубанья к настоящему времени полноценно изданы материалы всего лишь нескольких десятков комплексов. В результате дискуссия о характере и конкретных особенностях болгарского и хазарского погребально-поминального обряда во многом идет по неопубликованным памятникам, в полном объеме не известных ни одному из специалистов. Показательно, что до сих пор полноценно не изданы материалы п.2 из к.З у с.Сивашовка (Орлов Р.С., 1985) и погребение из к. 11 у Соколовской балки (Клейн Л.С. и др, 1972), давно уже успевших стать эпонимами больших групп археологических памятников Восточной Европы раннехазарского времени.
Для эпохи раннего средневековья одним из важнейших исторических источников являются сложносоставные луки, общее число находок которых только на территории степей Восточной Европы в настоящее время уже превысило 150 экземпляров (рис.1). Этого количества вполне достаточно для детального описания всех основных конструктивно-технологических особенностей дан
ного вида оружия, в силу специфики сохранности материала представленного лишь в виде остатков - роговых рефлексирующих накладок. Подобная работа началась в самом кон.80 - нач.90 гг (Кры-ганов А.В., 1988; Семенов А.И., 1988), но все еще остается далекой от своего завершения.
Придерживаясь традиционных принципов классификации сложно со ставных луков — по количеству сохранившихся накладок, можно выделить несколько вариантов данного оружия: со срединными и концевыми накладками, только со срединными или только с концевыми. Однако надежные и убедительные гарантии того, что остатки луков к моменту раскопок сохраняют первоначальный состав использованных при их изготовлении роговых накладок, отсутствуют. Некоторые памятники представлены разного рода нарушенными комплексами или случайными находками. Но даже и в непотревоженных, на первый взгляд, комплексах луки уже изначально могли быть сломанными или неполными. При этом следует понимать, что обычно мы имеем дело лишь с жесткими роговыми оленьими накладками, в то время как пластины из эластичного бычьего рога в земле практически никогда вообще не сохраняются. Но и более-менее сохраняющиеся жесткие роговые накладки почти всегда требуют специальной химической обработки и тщательной консервации. Их изучение обнаруживает многочисленные следы свежих сломов - сами археологи оказываются не всегда подготовленными к обнаружению и последущему ответственному хранению подобного материала. Следовательно, число накладок - признак, зависимый от слишком большого количества случайных условий самого разного характера, всю степень воздействия которых на сохранность оружия учесть практически невозможно. По существу, такой признак может учитываться для понимания общего устройства лишь тех конструкций, археологическая или этнографическая сохранность которых может быть не просто констатирована, а доказана чертежами, полевыми фотографиями и подробным описанием всех стадий процесса исследования того или иного конкретного памятника. Поскольку подобные случаи в
реальной практике единичны, основываясь только на фактах наличия произвольно сохраняющегося количества накладок, говорить о реальном существовании в древности тех или иных типов оружия дальнего боя можно лишь в качестве информации предварительного и самого общего характера.
Принципиально иной подход к изучению остатков раннесредневековых сложносоставных луков на материалах Центральной Европы pt работал венгерский этнограф К.Шебештьен (S Testyen К., 1930). Основные различия этого оружия он определял не по количеству произвольно сохранявшихся роговых накладок, а по специфическим особенностям их изготовления и крепления к ки-бити. В наше время использование именно этой методики позволило А.М.Савину и А.И.Семенову обосновать объективное существование в степях Восточной Европы нескольких конструктивно-технологических вариантов сложносоставных луков (рис.1-2) (Савин А.М, Семенов А.И., 1989; 1990; 1991; 1992а, 19926, 1992в; 1995; 1997; 1998; 1999; Семенов А.И., 1996).
Хотя после исчезновения в 1999 г А.И.Семе-нова дальнейшая разработка указанного вопроса приостановилась, преобладающая ныне в историографии этнокультурная оценка археологических памятников степных кочевников VII-VHI вв. Восточной Европы во многом базируется на выводах, сформулированных А.М.Савиным и А.И.Семе-новым. Исследователи заявили о существовании принципиальных технологических различий между двумя основными вариантами оружия этого времени - “гунно-болгарским” (“тюрко-хазарским”) и “хазарским” типами сложно составных луков и отсутствии между ними эволюционно-генетической взаимосвязи. Именно на основе этого представления А.И.Семенов сформулировал вывод и о том, что “гунно-болгарский” (“тюрко-хазарский”) лук был связан исключительно только лишь с памятниками типа Сивашовки, определенными им болгарскими, а “хазарский” - только лишь с памятниками типа Соколовской балки, атрибутированными тюркюто-хазарскими (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с. 104-107; 1991, с.6-7; 1992в, с.201-205; 1998, с.290-295; 1999, с.27-28).
При этом, как ни странно, А.М.Савин и А.И.Семенов даже не попытались хоть как-то обосновать столь категорично высказанные предположения, предложив их научной общественности в качестве якобы уже доказанной самим материалом научной аксиомы. Со временем они стали восприниматься в качестве таковых не только самими А.М.Савиным и А.И.Семеновым, но и многими другими исследователями. Между тем, некоторые из высказанных предположений уже изначально были не только сомнительными, но и бездоказательными. Возможно,
интуитивное понимание именно этого обстоятельства и стало причиной того, что, за исключением многочисленных тезисов, какой-либо иной работы по раннесредневековым восточноевропейским сложносоставным лукам А.М.Савиным и А.И.Семеновым представлено не было. Поэтому этнические наименования, которые получили выделенные исследователями конструкции, - “аварская”, “гунно-болгарская” (“тюрко-хазарская”, по моей терминологии), “хазарская”, “салтовская”, “венгерская”, “позднеаланская”, “печенежская” пока следует рассматривать лишь как указание на потенциально возможную взаимосвязь данных разновидностей оружия с теми историческими эпохами, в которые те или иные из указанных этносов доминировали или могли доминировать.
Луки “тюрко-хазарской” технологии: общая характеристика, типология и хронология
Деревянная кибить луков “тюрко-хазарской” технологии (“гунно-болгарской”, по терминологии А.М.Савина и А.И.Семенова) укреплялась комплектом из девяти жестких роговых пластин, включавших две боковые и одну тыльную срединные, четыре боковые и две тыльные концевые накладки. Случаи использования еще двух пластин - передних фронтальных, срединной и краевой известны, но они не свойственны для оружия этого типа. Для всех накладок характерна специфическая система нанесения на лицевые края и боковые грани тонких сетчатых насечек, способствовавших лучшей фиксации сухожильной обмотки. Срединные боковые пластины рукоятей имели ярко выраженные трапециевидные формы. Размеры этих накладок 20-35x2,6-3,2 см. Насечки покрывали не только фронтальные торцевые грани, но и обращенные к плечам края, на 0,1-0,2 см возвышавшиеся над средними частями. Тыльные срединные пластины рукоятей, имевшие полуовальные поперечные сечения, накладывались на торцевые стороны боковых и деревянную кибить. Размеры этих пластин 10-21-х 1,1-1,4 см. Края оружия были асимметричными и укреплялись разновеликими парами накладок. Концевые боковые имели размеры 21-30x1,8-2,4 см и были плавно изогнуты в нижней трети своей длины. Внешний край этих пластин округлый, без расширения. Расстояние от края до выреза для тетивы не превышало наибольшей ширины накладок. Насечки покрывали не только фронтальные торцевые грани сторон данных пластин, но и обращенные к плечам, приподнятые на 0,1-0,2 см, края-площадки. Концевые тыльные клиновидные пластины имели размеры 8-28x0,2-2,7 см. Функция этих специфических накладок заключалась в усилении рефлексии
74
плеч и создании мощного силового противодействия натянутой тетиве.
“Тюрко-хазарские” луки, имеющие разную фактическую степень комплектности используемых роговых накладок, в степях Северного Причерноморья обнаружены в п.12 к. 13 у п.Рисовое (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.218, рис.83, 8-1Г, Рашев Р., 2000, с.138, табл.32, 14-17', 2004, с.268, табл.33,14-17), п.12 к.7 у п.Христофо-ровка (Орлов Р.С., 1985, с. 102, рис. 18,26; Рашев Р., 2000, с.145, табл.39, 2-3; 2004, с.278, табл.43, 4-5, 12-13, с.279, табл.44, 2-3), во впускных погребениях из к.5 и к.35 у п.Виноградное (Орлов Р.С., Рас-самакин Ю.Я., 1996, с.112, рис.7, с.114, рис.8, 8-9; Рашев Р., 2000, с.126, табл.20, 1-8, с.127, табл.21, 8-9; 2004, с.256, табл.21, 1-8, с.257, табл.22, 8-9; Плетнева С.А., 2003, с. 184, рис.8, 1). По информации А.М. Савина и А.И.Семенова, луки этого типа в Северном Причерноморье были также обнаружены в п.2 к.З у п.Сивашовки, п. 1 к.2 у п.Сивашского, в п.1 к.19 и п.З к.24 у с.Малой Терновки и в п.5 к. 12 у п.Портовое (Айбабин А.И., 1985, с.200; Орлов Р.С., 1985, с.100, табл.2; Савин А.М., Семенов А.И., 1998, с.294, карта, № 82-96), но все указанные находки не опубликованы. На Среднем Дону остатки аналогичного оружия зафиксированы в п.2 Таганского грунтового могильника (Матвеев Ю.П., 1995, с.7, рис. 11; Матвеев Ю.П., Цыбин М.В., 2004, с.8-9, 46-48, рис.6-8). На Нижнем Дону они были обнаружены в заполнении оборонительного рва позднего Танаиса (Шелов Д.Б., 1972, с.323-324), в п.2 к. 14 могильника Красногоровка-Ш (Бабешко И.Г., 1988, с.31, рис. 144), в п. 12 могильника Матюхин Бугор на острове Перечный (Смоляк А.Р., 1995, с.57, 77-78, рис.249-254). На Кубани остатки оружия этого типа были встречены в заполнении мусорной свалки Ильичевского городища (Николаева Э.Я., 1986, с.1-84, рис.1, 11, с.187), в п.11 грунтового могильника поселения Мешоко (Дитлер П.А., 1995, с. 153, 185-186,216, табл.ХУШ, 233-234, табл.ХХХУ, XXXVI), в п. 1 к.5 могильника Лебеди-IV (Скарбовенко В.А., 1980, с.75-77, рис.34, 10-15), п.12 к.1 могильника Восточномалайский-П (Лимберис Н.Ю., 1986, с.22-23, рис.54, 7-10), п.З к.30 у ст.Калининская (Атавин А.Г., 1996, с.252, табл.15,1-3; Рашев Р., 2000, с.131, табл.25, 2, 7, 8; 2004, с.262, табл.27, 2, 7, 8), а также в погребениях могильников у п.Восточная ветвь, Малаи, Павловград и г.Темрюк (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с.105; 1998, с.294, карта, № 99-109), материалы которых не опубликованы. На Центральном Кавказе и в Дагестане эти луки обнаружены в катакомбе 29 могильника Клин-Яр III (Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37,4-10, 12-15; Флёрова В.Е., 2000, с. 158-159), в погребении из разрушенного кургана у п.Манас (Медведев А.Ф., 1966, с.35, приложение, № 13, с. 118, табл.2, 3) и в п. 19 грунтового могиль
ника Чирюрта (Путинцева Н. Д., 1957, с.31 -32, табл. XXVI, 13; Семенов А.И., 1996, с. 130). В Нижнем Поволжье остатки накладок луков этой технологии выявлены в захоронении коня из к.6 у х.Жирнокле-евский (Пиотровский Б.Б. и др., 1941, с.182-184; Круглов Е.В., 2005), в к.1 могильника Авиловский-I у х.Авилов (Синицын И.В., 1954, с.232-233, рис.2, 2а; Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1; Медведев А.Ф., 1966, с.36, № 21; Хазанов А.М., 1971, с. 119, № 15; Рашев Р., 2000, с. 117, табл. 11, ба-г; 2004, с.247, табл. 12, 1-6), п.12 к.1 у с.Верхнепогромное (Медведев А.Ф., 1966, с.38, № 88; Шилов В.П., 1975, с.46, рис.35, 2-5), в к.34 у с.Сидоры (Мамонтов В.И., 1972, с.18, рис.31,5-7; Круглов Е.В., 2004а, с.293-302), в п.8 к.7 у с.Старица (Шилов В.П., 1960, с.48), п.12 грунтового могильника у п.Комсомоль-ский (Плахов В.В., 1988, с. 13, 56-57, рис.26, 1-4). На Средней Волге они зафиксированы в к. 17 могильника Новинки-П (Матвеева Г.И., 1997, с. 187, 210, рис.89, 4-5, рис.115, 11-13; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.117, рис.25, 1). На Южном Урале - в яме-тайнике погребения Ново-Биккинского кургана (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35), п.1 грунтового могильника Манякский-I (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35), в инвентаре разрушенных погребений могильника у г.Уфы (Медведев А.Ф., 1966, с. 120, табл.2, 7, 11-12; Ахмеров Р.Б., 1970, с. 172-173, рис.2; Рашев Р., 2000, с. 136, табл.30,17-21; 2004, с.316, табл.81,17-21).
Отказ от традиционного принципа классификации сложносоставных луков, подсчета количества произвольно сохранявшихся роговых пластин заставил искать иные пути типологизации остатков стрелкового оружия даже одной технологии изготовления. Наиболее приемлемыми для этого оказались обычные метрические характеристики роговых накладок луков, такие как длина, ширина и толщина. Самой существенной оказалась информация о размерах пластин рукоятей, прежде всего, данные об их длине. К сожалению, вследствие плохой сохранности материала, истинные размеры накладок фиксировались далеко не всегда, довольно часто их приходилось произвольно реконструировать. Однако во многих случаях метрические характеристики накладок удавалось довольно точно восстановить по соотношению противолежащих друг другу пластин или по углам взаимных наклонов боковых граней и краев. В результате были выявлены две основные группы луков “тюрко-хазарской” технологии и несколько частных вариантов.
Группа А.
I. Луки, обладающие более-менее полным набором конструктивных признаков технологии (эталонные). Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 30-35x2,6-3,2 см, тыльных фронтальных: 19-21x1-1,4 см.
75
1.	Полнокомплектные1: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми.
а.	С четырьмя накладками рукояти (Лебеди-IV).
б.	С тремя накладками рукояти (Матюхин Бугор; Ново-Биккино; Сивашовка; Таганский; Тана-ис; Христофоровка).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными и концевыми боковыми и одной срединной тыльной пластиной (Восточнома-лайский-П; Комсомольский; Рисовое).
б.	Со срединными и концевыми боковыми (Старица).
в.	Со срединными боковыми и тыльной накладками (Виноградное, к.35; Красногоровка-Ш).
II. Луки с более менее полным набором конструктивных признаков технологии. Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 23-27x2,8-3,0 см, тыльных фронтальных: 13-19x1-1,4 см.
1. Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Авиловский; Мешоко).
III. Луки с более менее полным набором конструктивных признаков технологии. Размеры накладок рукоятей не установлены.
1.	Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Виноградное, к.5).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными и концевыми боковыми (Верхнепогромное-1).
б.	С концевыми боковыми (Ильичевское; Калининская; Манас; Чирюрт).
Группа Б.
I. Луки, имеющие отдельные конструктивные признаки технологии (модифицированные). Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 19-21x2,6-3 см, тыльных фронтальных: 10-14x1-1,4 см.
1.	Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Клин-Яр III; Манякский-1).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными боковыми, концевыми тыльными и передними (Сидоры).
б.	С боковыми и фронтальной срединными (Жирноклеевский).
в.	С боковыми срединными (Новинки-П).
Период использования восточноевропейских луков “тюрко-хазарского” типа в целом совпадает с финальной стадией бытования наборных поясов с пряжками и накладками т.н. геральдического стиля. В самых общих чертах это время может быть определено 2-й пол.УП — самым нач.УП! в. и связываться с перещепинским хронологическим горизонтом степных древностей Восточной Европы (Комар А.В., 1999). Определение более узких дат бытования изучаемого оружия в настоящее время возможно лишь для конструкций, происходящих из уже опубликованных памятников* 2, в частности, для лука из катакомбы 29 могильника Клин-Яр-Ш. В.Ю.Малашев по керамике датировал памятник 2-й пол.УП в. (Малашев В.Ю., 2000, с.25). А.В.Комар по факту наличия в комплексе пряжки с вытянутыми губами отнес его к горизонту Вознесенки — 1-й четв.УП! в. (Комар А.В., 1999, с. И 7). Последнее - ошибка, т.к. точно такие же пряжки из Келегеев и Кунбабоня самим же А.В.Комаром связывались также и с последней четв.УП в. (Комар А.В., 1999, с.113). Наиболее убедительная дата предложена автором раскопок, В.С.Флёровым, связавшим исследованный им памятник с рубежом VII-VIII вв. В ее основе лежит определение периода бытования серег с перевернутыми пирамидами из полых шариков зерни (Флёров В.С., 2000, с.45). Действительно, бытование поясных прямоугольно-рамочных накладок с прорезями по центру, коробчатых наконечников, штампованных блях, декорированных круглыми выпуклостями, брошей со стеклянными вставками, восьмеркообразных горизонтальноарочных стремян, обнаруженных в этой катакомбе (рис.25), относится, скорее, к финалу перещепин-ского горизонта, нежели к эпохе Вознесенки. Поскольку оружие из Клин-Яра оказалось в самом конце типологического ряда сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии, установление относительно точной абсолютной даты для этого опорного памятника получает принципиальное значение.
Луки “тюрко-хазарской” технологии и оружие дальнего боя У-У1 вв.
Предложение А.М.Савина и А.И.Семенова именовать луки “тюрко-хазарской” технологии “гунно-болгарскими” отражало взгляды А.М.Ха
’Деление сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии на полно- и частичнокомплектные во многом условно, т.к. оно в большей мере отражает не реальные особенности этого оружия, а, скорее всего, различные специфические условия обнаружения его остатков или даже состояние археологических памятников на момент раскопок.
2 Обсуждение хронологии нескольких памятников с остатками “тюрко-хазарских” сложносоставных луков предполагается в отдельных работах.
76
занова, полагавшего, что дистанционное оружие кочевников Восточной Европы хазарского времени в своей основе восходит к оружию I в. до н.э. - IV в. н.э. (Хазанов А.М., 1966, с.38). Действительно, в известном смысле любой сложносоставной лук 1 тыс. н.э., укрепленный жесткими рефлексирующими роговыми накладками, может считаться луком “гуннского” типа. Данный конструктивно-технологический прием был единственным признаком, общим для всех сложносоставных луков эпохи раннего средневековья. Но при этом применяемые для укрепления кибити роговые накладки изготавливались и крепились к ней в разное время совершенно по-разному. Уже сам А.М.Хазанов заметил это обстоятельство и указывал в своих работах не только на непостоянство количества, устройства и месторасположения использовавшихся накладок, но и на вытекающую отсюда конструктивно-технологическую вариабельность оружия дальнего боя I тыс. н.э. Исследователь отмечал, что термин “гуннский” лук можно употреблять лишь условно н в самом общем виде (Хазанов А.М., 1966, с.40-41; 1971, с.32-33).
К началу 90-х годов сложносоставные луки гуннского времени на территории степей Восточной Европы были представлены остатками роговых накладок из кострищ к. 17 и 18 у г.Покровска и к.Д-42 из под г.Ровное (Засецкая И.П., 1994, табл.29, 4, табл.31, 4, 9-10, 12-14, табл.36, 2-11, табл.47, 11), случайной находкой из Тиритаки (Медведев А.Ф., 1966, с. 119, рис.2, 8). На этом фоне существенно выделялись конструкции из Вены (Alfoldi А., 1932, S.19, Abb.l), Кубея (Субботин Л.В.. Дзиговский А.Н., 1990, с.42, рис. 18,2-3) и пещеры Кызыл-Адыр (Засецкая И.П., 1982, с. 154, рис.4). Из числа новейших находок сложносоставных луков гуннского и огуро-савирского времени к данному списку можно добавить оружие из п.2 к.66 у п.Царев (рис.4, 1-16), ошибочно введенного в научный оборот в качестве захоронения IX-X1 вв. (Мыськов Е.П., 1993, с.82, рис.5,2-3), погребения из к. 19 Западных могил (Скворцов И.Б., 1999, с.27-28, рис.246-247)3, погребения из раскопа на валу Булганакского городища (Храпунов И.И., 1991, с.22, 219, рис.37, 1-3, 5-6), впускного захоронения из склепа 635 Усть-Альминского могильника (Пуздровский А.Е. и др., 1999, с.200, рис. 15), а также из катакомбы, исследованной в 2001 г В.В.Дворниченко на бэровском бугре у п.Хошеутово4.
Кибить восточноевропейских луков гуннского времени укреплялась семью роговыми наклад
ками - двумя парами асимметричных друг другу концевых боковых и тремя срединными, двумя боковыми и одной тыльной. Концевые тыльные не применялись. Все концевые боковые пластины по форме были более-менее одинаковыми - массивными (толщина около 0,4 см), прямыми или слегка дуговидными. Характерным для них является наличие специфического трапециевидного внешнего края зауженного центра и довольно сильно расширенного плечевого края. Вырез для тетивы располагался на расстоянии, стабильно равном ширине пластин. Передние боковые грани покрывались крупными редкими насечками-зазубринами. Мелкие фрагменты концевых боковых накладок зафиксированы в Кызыл-Адыре (рис.З, 2-10), По-кровске (рис.З, 11-16), Цареве (рис.4, 10-11. 14-16) и в Тиритаке (рис.З, 19). В Западных могилах, во впускном погребении кочевника из Усть-Альмин-ского могильника и на Булганакском городище сохранились довольно значительные фрагменты краевых пластин (рис.5, 1-2, 6-7, 9. 12-13). Накладки из Западных могил имели размеры 22,5х 1,6-2,1 см, Усть-Альмы - 34х 1,8-2,3 см, Булганакского городища - 37x1,8-2,5 см, но при этом все они также были обломаны. В Вене, Кубее и Хошеутово накладки этого типа сохранились полностью. Пластины из Вены опубликованы без масштаба, размеры пары накладок одного края из Кубея - 39x1,8-2,2 см (рис.З, 20-21). В Хошеутово сохранились накладки обоих краев, асимметричные друг другу. Их размеры - 40x1,0-1,7-2,5 и 25,5x1,0-1,6-2,5 см.
В отличие от краев, рукояти луков гуннского времени укреплялись сравнительно тонкими пластинами. Выделяются две функциональные разновидности накладок этого типа. Боковая подовальная пластина рукояти первого типа лучше всего сохранилась в погребении из пещеры Кызыл-Адыр (рис.З, 1). Размеры ее 24x1,7-2,4x0,15-0,2 см. Менее выразительные фрагменты накладок этого же типа обнаружены в к. 18 Покровска (рис.З, / 7) и в Цареве (рис.4, 12-13). Большая часть лицевой поверхности пластин, в том числе и их узкие края, покрывалась мелкими хаотичными нарезками. Использование срединных тыльных пластин для рукоятей этого типа достоверно не установлено. Набор накладок данного облика близок к остаткам сложных луков из хуннских и сарматских погребений, хотя и не во всем аналогичен им (Хазанов А.М., 1966, с.37; 1971, с.28-35). Для оружия этого типа предлагается сохранить название “гунно-сарматское” (Круглов Е.В., 2003).
! Комплекс готовится к печати. Выражаю признательность Н.Б.Скворцову за возможность использования еще неопубликованных материалов.
4 Информация о материалах погребения у п.Хошеутово получена от начальника Поволжской археологической экспедиции ИА РАН В.В.Дворниченко.
77
Рукояти луков второго типа представлены накладками из Вены, Западных могил, Булганакского городища, Усть-Альмы и Хошеутово. От рукоятей первого типа они отличаются более значительными размерами и строго трапециевидной формой боковых пластин и наличием тыльных (25x1,4 см). В Западных могилах сохранились два фрагмента боковых накладок (рис.5, 10-11). Размеры большего обломка - 21,5x3,4x0,2 см, общая длина рукояти превышает 26 см. В Усть-Альме боковые накладки сохранились практически полностью, слегка обломаны лишь их края (рис.5, 3, 5). Размеры накладок 30x3 см. Насечки покрывают боковые грани пластин. Длина лука из Усть-Альмы, согласно информации авторов раскопок, составляет 1,1м, но, скорее всего, эти данные не учитывают существования М-образно изогнутых плеч. Для луков этого типа предлагается рабочее название - “огуро-савир-ские” (Круглов Е.В., 2003). Наиболее близкие аналогии им обнаруживаются среди находок остатков дистанционного оружия джетыасарской культуры (рис.7) (Левина Л.М., 1996, с.282, 284, рис.87, 89) и в катакомбе 10 Кенкольского могильника (Берн-штам А.Я., 1940, с. 12, табл.ХХУП-ХХУШ).
Сходство “гунно-сарматских” и “тюрко-хазарских” луков исчерпывается самым общим признаком оружия “гуннского” типа - наличием роговых накладок. Сами накладки при этом принципиально разные как по форме, так и по технологии изготовления. Прежде всего, они различны по размерам. Наибольшие отличия выявляются у пластин рукояти. Срединные боковые накладки луков “тюркохазарской” технологии шире, длиннее, мощнее и гораздо совершеннее аналогичных пластин луков “гунно-сарматского” типа. Качественно различаются системы нанесения насечек на поверхность накладок. На узких плечевых краях “гунно-сарматских” луков площадки для насечек отсутствуют, а сами края совершенно не отделялись от центра. Насечки покрывали только часть поверхности пластин, примыкавшую к их боковым граням. Хотя расстояние от внешнего края до места выреза для тетивы у всех концевых боковых накладок было примерно одинаковое —1:1, внешние края этих пластин оформлены по-разному. Наконец, все “гунносарматские” луки не имели тыльных фронтальных концевых накладок.
Переходными между оружием дальнего боя V-VI вв. и оружием 2-й пол.VII VIII в., возможно, являются луки “огуро-савирского” типа. Такие особенности как использование широких трапециевидных срединных боковых накладок, наличие тыльной срединной пластины внешнего наложения, специфический изгиб корпуса в нижней трети длины концевых боковых - признаки, характерные для технологии оружия тюрко-хазарского време
ни. Полного сходства, однако, не наблюдается и между этими конструкциями. Срединные боковые накладки рукоятей данных луков различаются как функционально - по толщине пластин (мощности), так и по способу нанесения насечек на поверхность пластин (технологии). У “огуро-савирских” луков, так же как и у “гунно-сарматских”, отсутствуют тыльные концевые клиновидные накладки.
Достаточно уверенно можно говорить о самостоятельных, качественно различающихся технологиях изготовления “гунно-сарматских”, “огуро-савирских” и “тюрко-хазарских” сложносоставных луков. Появление каждой такой формы в Восточной Европе носило характер распространения новации. Между ними всеми достаточно четко фиксируется конструктивный, а по отношению “гунно-сарматских” и “огуро-савирских” луков к “тюрко-хазарскому” также и довольно значительный хронологический вакуум, не позволяющий говорить о каком-либо непрерывном и поступательном развитии оружия. Именно это обстоятельство не дает использовать для именования восточноевропейского оружия 2-й пол.УП в. термин, предложенный А.М.Савиным и А.И.Семеновым, - “гунно-болгарский” лук. Понятно, что прямой связи с “гуннами” и гуннским временем это оружие не имело. Но и именование его “болгарским” также совершенно неприемлемо. “Болгарское”, понимаемое А.И.Семеновым как наследие “гуннского”, оказывается в данном случае не просто сужением понятийного термина, с чем еще можно было бы примириться, а глубоко ошибочным, по своей сути, представлением. Дело не только в том, что ареал распространения археологических памятников с этим типом оружия существенно выходит за пределы Восточного Приазовья, области расселения пра-болгар. Дело в том, что оружие этой технологии аккумулировало в себе практически весь известный к сер.VII в. общеевразийский опыт изготовления сложносоставных луков. Их рукояти поразительно близки оружию оседло-скотоводческого населения кокэльской культуры I-V вв. Тувы (Худяков Ю.С., 1986, с.64-68, 85, рис.22-24, 34). Концевые боковые пластины копируют накладки луков кенкольской культуры Тянь-Шаня, Ферганы и юго-восточного Казахстана V-VII вв. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, с.78-79, рис.1,1-6, 8, II, 2, 2-8), а также джетыасарской культуры Восточного Приаралья (Левина Л.М., 1996, с. 197, с.282-286, рис.87-91). Возникает вопрос: когда, где и в какой этно-поли-тической среде могло появиться подобное оружие?
Такой средой мог быть лишь Древнетюркский каганат. Как уже отмечалось, использование концевых тыльных фронтальных пластин является одной из самых важных и принципиальных технологических особенностей изучаемого оружия, но
78
именно это считается характерной чертой и наиболее ранних форм центральноазиатских луков “тюркского” типа (Худяков Ю.С., 1986, с. 139-143). Учитывая данное обстоятельство, представляется, что становление “тюрко-хазарской” технологии шло не в Восточной Европе, а в глубинных районах Центральной Азии, очевидно, во 2-й пол.VI - 1-й пол.УП в. В настоящее время из первоначального региона-очага формирования оружия этого типа можно уверенно исключить лишь Алтай и Туву. По сведениям Б.Б.Овчинниковой, в этих районах не зафиксировано находок срединных боковых пластин, имевших длину 30-35 см (Овчинникова Б.Б., 1990, с. 164-166, табл. 13). Отсутствуют роговые пластины таких размеров и на территории болотистых равнин Западной Сибири (Соловьев А.И., 1987). Некоторый интерес вызывает Восточное Приара-лье - область распространения памятников джеты-асарской культуры. Здесь, в культурных слоях городищ и в инвентаре 37(!) подкурганных погребений, были обнаружены остатки самых разнообразных сложносоставных луков и. что особенно важно, их многочисленных заготовок. Однако вырванные из конкретных археологических комплексов и детально практически неописанные джетыасарские сложносоставные луки, к сожалению, пока доступны для конструктивно-технологического исследования лишь по рисункам Л.М.Левиной. Большинство из них имели по две пары асимметричных друг другу разновеликих концевых пластин и по три срединных роговых накладки, близких оружию “огуро-савирского” типа. Совпадают размеры пластин и способы оформления их поверхностей. Но у многих приаральских луков при этом фиксировалась и исключительно редкая для Восточной Европы четвертая срединная накладка передняя фронтальная. Некоторая часть джетыасарских луков имела тыльные концевые накладки и отделенные от гладкой части, и выделенные насечками края срединных и концевых боковых пластин - особенности, свойственные восточноевропейским лукам “тюрко-хазарского” типа. Судя по всему, остатки именно таких луков были обнаружены в к. 165. 190, 256, 261, 488 могильников Алтынасар 4д, 4ж, 4м, 4т (Левина Л.М., 1996, с.197, 282-286, рис.87-91). Однако Л.М.Левина особенности погребального обряда и могильного инвентаря именно этих захоронений находит нехарактерными для джетыа-сарской культуры, а сами памятники считает инородными по отношению к ней (Левина Л.М., 1996, с.66, 200). Действительно, в указанных комплексах вместе с луками были обнаружены остатки деревянных седел, восьмеркообразные железные стремена, роговые подпружные пряжки, блоки-чумбу-ры и многие другие предметы, крайне редкие для Восточного Приаралья, но столь обычные для ко
чевнических погребений VII-VI1I вв. евразийской степи. Поэтому, возможно, что область формирования сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии изготовления следует искать в каких-то иных районах Средней или Центральной Азии, например, в умеренно холодных высокогорных долинах Тянь-Шаня, но оружие из археологических памятников этого региона для изучения доступно в еще меньшей степени.
Луки “хазарской” технологии
Края и передние грани лицевых сторон срединных боковых, а также плечевые края и острые передние грани концевых боковых накладок луков технологии “хазарского” типа также покрывались мелкой сетчатой насечкой. Ио при этом краевые площадки лицевых сторон этих накладок углублялись относительно своих центральных частей, отделяясь от них прорезными уступами. Это способствовало не только более жесткой фиксации жильной обмотки, но и позволяло избегать ее выступания над поверхностью. Срединные боковые пластины были более дуговидны и имели размеры 12-20x2,2-3 см (рис.32, 4-5; 33; 34, 2-3, 6, 10-11, 14-15). Срединные тыльные накладки для луков этой технологии не характерны. В отличие от луков “тюрко-хазарской” технологии, редкие пластины этого типа “хазарской” технологии не накладывались, а вставлялись между оборотными сторонами боковых, соответственно этому они имели грани, покрываемые сплошными косыми насечками (рис.32, 6-7). Концевые боковые имели изгиб в верхней трети своей длины. Вырез для тетивы располагался на расстоянии, в два и более раза превышавшем ширину самих пластин (рис.34, 4-5, 8, 13). Размеры этих накладок полностью соответствуют стандартным размерам аналогичных накладок луков “тюркохазарского” типа. В конструкции использовались два вида концевых фронтальных пластин: асимметричные тыльные клиновидные (длина - 8-29 см) и передние накладки-челноки (длина последних - 4-24 см), снабжавшихся поперечными вырезами для крепления тетивы. Концевые боковые использовались только вместе с концевыми тыльными (собственно “хазарский” вариант крепления; рис.34,8-13), а последние могли сочетаться также и с концевыми передними челноками (“салтовский” вариант; рис.34, 14-17). Во втором случае концевые боковые пластины уже не применялись. Концевые тыльные пластины этих двух вариантов крепления между собой несколько различаются.
Остатки сложносоставных луков, имеющие признаки оружия “хазарской” технологии, обнаружены на значительной территории сте
79
пей Восточной Европы. Укажем лишь некоторые опубликованные памятники. В Нижнем Подонье - Веселовский-I, к.6 (Мошкова М.Г., Максименко Б.Е., 1974, с.79, табл.ХХ1Х, 13-14); Дружба, к.З (Па-русимов И.Н., 1998, с. 109, рис.56, 4, 9); Житков-П, к.4 (Семенов А.И., 1988, с. 108, рис.8); Керчик, к.27 (Парусимов И.Н., 1999, с.24; Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27-29, рис.52); Западный, к.4 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2, /2); Кировский-V, к.2 и к.З (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с. 145, рис.5, I-2, 12-14. /9); Красноармейский-IV, п. 13 к.2 (Ильюков Л.С., Кляшторный С.Г., 1993, с.155, 261, рис.2, 20-2/); Новоаксайский, к. 13, к.25 и к.28 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2, 4-5, 7, 14-24)', Новосад-ковскпй, к.8, к. 16 и к.27 (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с.139, рис.2, 10, 12-13, с.143, рис.З, 9, с. 144, рис.4, /6-/7); Саловский-IV, п. 1 к.2 (Парусимов И.Н., 1998, с.74, рис.21, 8, 10); Соколовский, к.8 (Каталог ..., 1985, с.81, табл.40, /); Танаис, п. 1999 г. (Arseniewa Т., Piasecki К., Scholl Т., 2002, с.29); Чиков, п.1 к.27 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2,8-9). На Средней Волге Брусяны-11, п.6 к. 16 и Осиновка-1П, к.7 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.117, рис.25, 2, с.257, табл.ХЕУ, 8-10); Новинки-11, п.5 к. 14 (Матвеева Г.И., 1997, с. 173, рис.75, 2). В Нижнем Поволжье Кривая Лука-1Х, к. 12 и Кривая Лука-XXVll, к.5 (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с.84, рис.4, 2-3, с.90, рис.8, 5); Купцын Толга, к. 14 (Шнайдштейн Е.В., 1981, с.85-86, табл.4, 2); Пе-трунино-П, к.7 (Круглов Е.В., 1992г, с. 178, рис.2, 4); Три Брата-1, к. 18 (Медведев А.Ф., 1966, с.35, № 5; Хазанов А.М., 1966, с.41, рис.8). В Подонцовье Обозное, к.2 (Комар О.В., niopo В.1., 1999, с.157, рис.2, 1-9). На Ставрополье Типки, к. 1 (Ляхов С.В., 2005). На Кубани помещение VIII Ильичев-ского городища (Николаева Э.Я., 1986, с. 187). На Северном Кавказе Верхний Чирюрт, к.5 и к.20 (Магомедов М.Г., 1981, с.111, рис.2, 11, 19, 20-25, 29, с.112, рис.З, 22-23, 29; Семенов А.И., 1996, с.1-37-140). В Лесостепном Подонье - кат.5, 106, 140, 143, 169, 173 Дмитриевского могильника (Плетнева С.А., 1989, с.70, рис.32); кат.18, 28 и 30 Маяцкого селища (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, с.51, рис.22, /, 3-7, с.63, рис.30, 5, 33, 8-12); кат. 12 Старосалтовского могильника (Аксенов В.С., 1999, с. 143, рис.2, 21-24); Сухая Гомолыиа (Михеев В.К., 1985, с. 139, рис.30,1-2). В Южном Приуралье - Та-мар-Уткуль, к.З (Иванов В.А., 2001, с.157, рис.2,2). В Крыму - Скалистое, склеп 575 (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 134, рис.98, 1-6). На Нижнем Дунае п.ЗЗ могильника Нови Пазар (Станчев (Ваклинов) Ст., Иванов Ст., 1958, с.98, табл.Х!, 4, с. 104, табл.XXXI, 2-3; Йотов В., 2004, каталог, табл. I, 1-2).
Своеобразие сложносоставных луков “хазарской’" технологии ждет отдельного исследования. Придерживаясь предложенных выше принципов типологизации, группы этого оружия также выделяются по размерам накладок рукоятей, варианты - по взаимосочетаниям накладок краев.
Группа А. Со срединными боковыми пластинами (размеры 16-21x2,6-3 см).
1.	Со срединными боковыми пластинами:
а.	Со срединными боковыми и тыльной (Керчик)
б.	Только со срединными боковыми (Брусяны-11; Кривая Лука-IX; Новинки-Н, п.5 к. 14; Новосад-ковский, к.27; Чиков).
2.	Со срединными боковыми и концевыми фронтальными:
а.	Со срединными боковыми и концевыми тыльными (Купцын Толга; Саловский-IV; Танаис, и. 1999 г.; Верхний Чирюрт, к.5, к.20).
б.	Со срединными боковыми, концевыми тыльными и передними (Дмитриевский, кат. 106; 11ово-садковский, к.8; Типки).
в.	Со срединными боковыми и концевыми передними (Осиновка-Ш).
3.	Со срединными и концевыми боковыми (Скалистое; Три Брата-1).
Группа Б. Со срединными боковыми пластинами с размерами 12-18x2,3-2,6 см.
1.	Полнокомплектные:
1.	Только со срединными боковыми пластинами (Нови Пазар).
2.	Со срединными боковыми и концевыми тыльными (Дружба).
3.	Со срединными и концевыми боковыми (Веселовский-1; Ильичевское; Кривая Лука-XXVll; Новоаксайский, к.28).
4.	Со срединными боковыми, концевыми боковыми и тыльными фронтальными (Житков-П; Кировский-V; Новоаксайский, к. 13; Обозное; Соколовский; Тамар-Уткуль).
II.	Луки без срединных боковых накладок рукоятей:
I. Только с концевыми боковыми (Западный; Петрунин о-П).
2. С концевыми боковыми и тыльными (Высо-чино-VII, к.25; Кьюин Толга, п.2 к.6)’.
Погребения с луками “хазарской” технологии довольно часто сопровождаются находками византийских и арабских монет 674-757 гг (полностью опубликованные комплексы - Петрунино-П, к.7; Саловский-IV, п. 1 к.2; частично или совсем не опубликованные - Вербовый Лог-IX, к.З; Житков-11, к.4; Карповка, к.5; Нагавский-П, к.З; Ордынский Бугор, к.4; Подгорненский-lV, к.2 и 14; Романов-
' Данные памятники не опубликованы.
80
ская-I, к.1; Саловский, п.2 к.1; Соколовский, к. 11), что позволяет датировать появление оружия данной технологии не ранее самого нач.УШ в., а его бытование связывать со всем VIII в.
Определенное своеобразие имеют “салтов-ские” луки (Савин А.М., Семенов А.И., 1990, с. 169-171), выделяемые по факту использования крайне специфических концевых передних накладок-челноков (Дмитриевский, кат.5, 106, 140, 143, 169, 173; Золотая Нива, п.1 и 2 к.1; Кировский-V, к.2; Красноармейский-IV, п.13 к.2; Маяцкое, кат. 18, 28 и 30; Старосалтовский, кат. 12; Сухая Го-мольша). Хронология и характер использования этих специфических исключительно только для Восточной Европы накладок пока не совсем ясны и требуют более глубокой проработки. Основание для отнесения некоторых из них к оружию “хазарской” технологии дали конструкции из Новосад-ковского, к.8, Осиновки-Ш и Типков, сочетавших практику использования накладок-челноков с конструктивными особенностями луков именно этой технологии. Однако такую же накладку имела и конструкция оружия “тюрко-хазарской” технологии из Сидор (см. далее), датируемая рубежом VII-V111 вв. Кроме того, некоторые, вероятно, наиболее поздние луки с накладками-челноками вообще не обладали признаками каких-либо технологий. Отметив как тенденцию возможность увеличения с течением времени длины накладок-челноков, А.М.Савин и А.И.Семенов не исключали при этом вероятности общей дегенерации данной разновидности оружия (Савин А.М., Семенов А.И., 1991, с.7).
Индивидуальные особенности некоторых луков “тюрко-хазарской” технологии
Конструктивно-технологические различия основных вариантов сложносоставных луков “тюркохазарской” и "хазарской” технологий изготовления очевидны и достаточно велики. По мнению А.М.Савина и А.И.Семенова, не может быть и речи о какой-либо генетической связи между данными конструкциями. Допуская возможность эволюции лишь для оружия “хазарской” технологии, исследователи отрицали возможность подобного для “тюрко-хазарских” луков. Стадиальная относительная хронология памятников с этими вариантами оружия и наличие некоторого количества модифицированных конструкций обоих типов вынудили провести экспертизу данного положения, позволившую его
отвергнуть (Круглов Е.В., 2003, с. 117-120). Рассмотрим конкретные конструкции.
От лука из Верхнепогромного (рис.21,5-8), по В.П.Шилову, сохранились обломки четырех концевых боковых пластин. Однако, по А.Ф.Медведеву, в погребении находился и обломок боковой срединной накладки рукояти (Медведев А.Ф., 1966, с.38, № 88; Шилов В.П., 1975, с.46, рис.35, 2-5; ГЭ, инв. № 1953/62). Одна пара концевых пластин была обнаружена в засыпи захоронения среди остатков разрушенной надмогильной каменной выкладки. Вторая пара была найдена на дне ямы у черепа погребенного, оказавшегося совершенно непотревоженным (рис.21, 1). Видимо, мы имеем здесь дело с вертикально поставленным сложным луком, целостность остатков которого крайне проблематична. Не ясны конструкции сложносоставных луков, обнаруженных в заполнении мусорной свалки Ильичевского городища (две концевые боковые) (рис.20,2-3), в кургане у п.Манас (рис.21,20) и п. 19 грунтового могильника Чир-Юрта (по одной концевой боковой), У ст.Калининской (одна концевая боковая и две тыльные треугольно-клиновидные концевые) (рис.22, 20-22) (Николаева Э.Я., 1986, с.184, рис.1, 11, с.187; Медведев А.Ф., 1966, с.35, № 13, с. 118, табл.2, 3; Семенов А.И., 1996, с. 130; Атавин А.Г., 1996, с.252, табл.15, 1-3). Крайне неудачно опубликован лук из Христофоровки (рис.20, 4-6) - на представленной реконструкции оружия Р.С.Орлов отметил наличие срединных боковых пластин, но фактически издал лишь только одну пару концевых боковых (Орлов Р.С., 1985, с. 102, рис. 18, 25-26). Переизданные П.П.Толочко (Толоч-ко П.П., 1999, с. 16, рис.6,1-2) прорисовки накладок этого лука отличаются от рисунков Р.С.Орлова, что, вероятно, отражает современное состояние остатков этого оружия. Отсутствие информации о пластинах рукояти перечисленных луков не позволяет четко их типологизировать. Тем не менее, принадлежность их всех к кругу оружия “тюрко-хазарской” технологии сомнений не вызывает.
Обнаруженные в 1964 г в Танаисе на проложенной через оборонительный городской ров дороге накладки сложносоставного лука (четыре концевые боковые пластины и три срединных; ГАМЗ “Танаис”, hhb.VI-64-32, 2101) сохранились практически полностью (рис.20, 7-11). К сожалению, они были изданы без масштаба и крайне необходимого описания условий их обнаружения (Шелов Д.Б., 1972, с.323-324).
Остатки сложносоставного лука из Матюхина бугра наиболее уникальны6. От этого оружия in situ
'’Комплексы из Восточномалайского-П, Комсомольского, .Лебедей-IV, Матюхина бугра и Таганского в настоящее время готовятся к печати. Выражаю признательность Н.Ю.Лимберис, В.В.Плахову, В.А.Скарбовенко, А.Р.Смоляку и М.В.Цыбину за возможность использования еще неопубликованных материалов.
81
сохранился полный комплект роговых накладок - три срединные и шесть концевых пластин, что особенно важно - без каких-либо дефектов и утрат (Смоляк А.Р., 1995, с.57, 77-78, рис.249-254). Местоположение каждой пластины тщательно зафиксировано автором раскопок. После публикации всех материалов указанного комплекса остатки именно этого оружия могут быть признаны эталонными. Длина лука по прямой - 1,32 м. Изгиб его М-об-разных плеч, не укрепленных накладками, незначителен. Размеры боковых накладок рукояти - 34,5x3 см, тыльной срединной пластины 21,3x1,1 см. Размеры боковых накладок асимметричных краев - 24,5х 1,1 -2,3 и 29,9х 1,1 -2,4 см, тыльных концевых пластин - 16,2x0,2-1,2 и 19,7x0,2-1,7 см.
От обнаруженного в погребении у п.Комсомольский (рис.8) сложносоставного лука сохранились две боковые срединные и один фрагмент тыльной7 накладки рукояти, а также две боковые и одна тыльная концевые (Плахов В.В., 1988, с. 13, 56-57, рис.26,1-4). Все три концевые пластины располагались на краю одного плеча, длина которого без учета легкого изгиба кибити составляла 0,55 м. Общая длина оружия, видимо, не превышала 1,2-1,3 м. Концевые накладки второго плеча отсутствовали, вероятно, в могиле находилась лишь часть сложносоставного лука. Срединные боковые пластины имели ширину 3,1 -3,2 см, в длину они сохранились на 30,7 и 26,4 см и были симметрично обломаны на одном из своих узких краев (рис.9). Длина рукояти реконструируется в 34-35 см, что соответствует размерам срединных боковых накладок рукояти оружия из Матюхина бугра. Расположенные близ обломанной стороны этих пластин хаотичные насечки, вероятнее всего, вторично нанесены взамен насечек утраченной краевой части. Возможно, данный лук подвергался ремонту, на что косвенно указывает фрагментарность остатков срединной тыльной пластины. Пользоваться таким оружием стало невозможно, и оно было использовано в погребальном обряде.
Лук из могильника Лебеди-IV (Скарбовенко В.А., 1980, с.75-77, рис.34, 10-15) представлен набором из девяти роговых пластин, также, как и на Матюхином бугре, сохранивших на момент исследования памятника расположение in situ. Плечи лука были асимметричны, длина оружия по прямой составляла 1,36 см. В отличие от всех остальных сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии оружие из Лебедей-IV имеет в составе своей * 11
конструкции крайне редкую переднюю (фронтальную) накладку, наличие которой было особо отмечено еще А.М.Савиным и А.И.Семеновым (Савин А.М., Семенов А.И., 1992, с.204). Соответственно сечение его рукояти, со всех четырех сторон закрытой жесткими роговыми пластинами, реконструируется как квадратное. Размеры боковых накладок рукояти - 32,3x2,75-2,85 см, тыльной - 22,4х 1,5-1,8 см, фронтальной - 21,2x1,3-1,45 см. Указанные особенности требуют объективной индивидуальной оценки материалов данного памятника.
Сложносоставной лук из Ново-Биккинского кургана, исследованного в глубинном лесостепном районе Башкирии (рис. 10, 28-35), представлен двумя боковыми и одной тыльной срединными, тремя боковыми (изданы только две) и двумя тыльными1* концевыми накладками (Мажитов П.А., 1981, с. 17, рис.8, 30-32, 34-35). Обнаруженный в небольшой яме-тайнике, размеры которой 1,1x0,8x1 м, расположенной близ могилы с ритуально разрушенными останками погребенного9, Ново-Биккинский лук мог находиться там только сложенным или сломанным. Отсутствие планов с указанием конкретного местонахождения накладок не позволяет оценить условия обнаружения этого оружия. Срединные боковые пластины имели размеры 32x2,6 см, а длина тыльной, составленной из двух отдельных, частично накладывавшихся друг на друга пластин, определяется в 21 см. Помимо значительной территориальной удаленности от расположения погребальных памятников типа Сивашовки, комплекс вещевых находок из Ново-Биккинского кургана включает два оригинально орнаментированных сосуда кушнаренковского облика, имеющих западносибирское, предположительно, угорское происхождение (Мажитов Н.К., 1977, с.60, 69, 219-220, табл. XVI, 2, 4).
Оружие из Рисового представлено двумя боковыми и одной тыльной срединными, двумя боковыми концевыми накладками одного из краев (рис. 11, 6-10). Размеры боковых пластин рукояти 32x2,6 см, тыльной - 21,2x1,5 см. Отсутствие насечек на лицевой поверхности узких краев срединных боковых пластин сближает это оружие с “огуро-савирски-ми” и некоторыми луками из погребений джетыасарской культуры. Однако краевые площадки накладок из Рисового были отделены от центральной части пластин глубоко прорезанными бороздами, что позволяет различать данные конструкции. Отсутствие концевых тыльных клиновидно-треуголь
7 Требуется подт верждение данного определения.
11 Требуется подтверждение данного определения.
4 Человеческие кост и в могиле лежали разбросанно, но положение костяка, выгянугого на слипе, ориент ированного головой на север, тем не менее оказалось зафиксировано. Сохранились и ост ат ки довольно богатого и разнообразного погребального инвентаря, среди которых находились и украшения (Мажитов Н.К., 1981, с. 18). Как еще по-иному можно интерпретировать особенности обряда этого крайне интересного комплекса?
82
ных накладок не может быть принято во внимание, так как они могли быть утрачены или остаться неопределенными. В авторском описании памятника есть указание на местоположение всего лишь двух накладок из пяти. Расположенная близ бедренной кости левой ноги погребенного концевая боковая пластина явно смещена. Узкой плечевой стороной она обращена к стенке могильной ямы, широкой внешней — к центру ямы (рис. 11,1), а не наоборот, как должно было быть при положении накладок in situ (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.2-18, рис.83,4). Следовательно, лук из Рисового либо также был сломан еще до помещения в могилу, или же его остатки оказались потревожены непосредственно уже в самой яме. Действительно, хотя скелет погребенного видимых разрушений не имеет, в заполнении могилы были обнаружены череп барана, а также кости еще одного скелета человека и фрагменты лепного горшка, якобы происходящие из близко расположенного захоронения 11 эпохи ранней бронзы, основного в данном кургане. Но насколько разрушение п.11 было связано с сооружением п.12, как предположили авторы раскопок? Наклонная линия дна и округлая форма могильной ямы п. 12 (рис. 11,2) недвусмысленно говорят о первоначально существовавшей ступеньке и том, что разрушение обоих захоронений произошло одновременно и в гораздо более позднее время.
Остатки оружия из Старицы (рис.21, 10-11) представлены срединной боковой накладкой и обломком концевой боковой (Шилов В.П., 1960, с.48, пл.7). Высказанное ранее мной предположение (Круглов Е.В., 2005) о наличии в указанном комплексе тыльной срединной накладки не подтвердилось. Размеры срединной боковой накладки — 32,8x3,2 см. Хотя данное погребение не было разрушено (рис.21, 9), комплектность накладок и степень их реальной сохранности не позволяют говорить о целостности оружия и в этом комплексе.
Остатки оружия из Виноградного, к.35 (рис.21, 12-13) и Красногоровки-П1 представлены фрагментами боковой и тыльной срединными накладками рукояти. Размеры обломков срединных боковых пластин из Виноградного (23,5x3,5 см) и Красного-ровки-Ш (13,5x3,2 см) позволяют считать оружие из этих погребений более-менее аналогичным друг другу. Но обе конструкции, к сожалению, должны быть признаны заведомо неполными, так как сами памятники оказались практически полностью разрушены еще в глубокой древности (Орлов Р.С., Рас-самакин Ю.Я., 1996, с. 114, рис.8, 8-9; Бабешко И.Г., 1988, с.30-31, рис. 142).
Лук “тюрко-хазарского” типа из погребения могильника Восточномалайский-П сохранился в составе двух боковых и одной тыльной срединных накладок и одной пары концевых боковых. Также,
как и в Комсомольском, срединные пластины были симметрично обломаны близ одного из краев рукояти (Лимберис Н.Ю., 1986, рис.54, 7, 8, 8а, 86, 9, 10). Отнесение к конструкции длинной тонкой накладки (Лимберис Н.Ю., 1986, рис.54, 7а) требует дополнительной проверки. Данная пластина, хотя и повторяет изгиб концевых боковых, но значительно превышает их по длине и более похожа на накладку боковой грани полки седла, а не на тыльную краевую пластину сложносоставного лука. Это подтверждается указанием автора раскопок на отдельное от краевых боковых накладок местоположение фрагментов данной пластины. По отчетной фотографии обломки боковых накладок рукояти сохранились в размерах 26x3 см, тыльная срединная 20x1,2 см, что соответствует размерам накладок оружия из Комсомольского. Особо следует отметить упоминание автора раскопок о характере обнаружения остатков данного лука - “в сломанном виде, брошенным в заполнение входной ямы вперемешку с останками коня”, а также о сложном характере земляной засыпи данного захоронения (Лимберис Н.Ю., 1986, с.22). Достоверно зафиксированные факты отсутствия вторых пар концевых боковых накладок некоторых сложносоставных луков могут считаться указанием на одну из характерных и важных особенностей использования данного оружия.
Остатки сложносоставного лука из Таганского грунтового могильника сохранились в наборе из восьми роговых накладок - трех срединных и пяти концевых, четырех боковых и одной тыльной. Авторы раскопок установили, что лук был сломан в месте перехода от рукояти к одному из плеч еще до помещения оружия в могилу — накладки лежали на дне могильной ямы двумя отдельными группами (Матвеев Ю.П., 1995, с.7, рис.11; Матвеев Ю.П., Цыбин М.В., 2004, с.8-9,46-48, рис.6-8). Часть концевых пластин в момент раскопок были покрыты мощным слоем наслоений окаменелого ила и лишь недавно они были отреставрированы научным сотрудником ВОКМ А.Г.Черемушниковым (рис. 15-18). Срединные боковые трапециевидные пластины сохранились в длину на 25,5 и 28,9 см (рис. 12, 1, 3). Их узкие края были лишь незначительно обломаны, при этом следы сколов оказались свежие. Реконструируемая длина пластин рукояти приблизительно равна 30,0 см. Ширина пластин по центру - 2,9 и 3 см, толщина - 0,3 и 0,35 см, толщина дуги - 0,45 см. Фронтальные боковые грани пластин приострены и покрыты крупными косыми насечками-бороздами, тыльные грани, также покрытые косыми продольными нарезками, - прямые. Центральная часть лицевых сторон тщательно заполирована и сохраняет отпечатки черного цвета от клея или бересты. На лицевой стороне одной из пластин
83
— полоса из неглубоких, слабо выраженных, нарезок. Узкие края накладок покрыты мелкими косыми перпендикулярными друг другу насечками. Края пластин приподняты относительно гладкой центральной части на 0,1 см. Соединение с сухожилиями или с не сохранявшимися мягкими бычьими накладками - “внахлест”. Тыльная срединная накладка прямоугольная, слегка изогнута, в сечении овальная, без граней (рис. 12, 2). Длина пластины — 19,3 см, ширина по центру - 1,5 см, по краям — 1,6-1,7 см, толщина — 0,5 см. Ее узкие боковые края косо срезаны и покрыты насечками. Пластина накладывалась на торцевые грани срединных боковых и деревянную кибить. Сечение рукояти лука реконструируется как подтреугольное. Концевые боковые накладки различаются по взаимной состы-кованности пластин (рис. 13). Накладки противоположных сторон асимметричны. Длина одной пары пластин - 24,2 см. Одну накладку из этой пары удалось почти полностью отреставрировать (рис. 13, 2). Противолежащая ей пластина сохранилась в длину на 19,5 см, плечевой край этой накладки был обломан еще в древности. На расстоянии 1,3 см от внешнего края имеется округлый вырез для тетивы (рис. 13, 7). Ширина пластин по внешнему краю близ прорези для тетивы — 1,8-1,85 см, у плечевого края -0,7 см. Толщина накладок-0,5-0,55 см. Длина обломков второй пары краевых накладок - 22,5 и 23 см (рис. 13, 4-5). Общая длина пластин этой пары не установлена, но она значительно больше размеров первой пары накладок. Ширина пластин — 1,6-1,9 см и 1,4-1,7 см соответственно. Толщина — 0,4 и 0,6 см. На плечевых краях накладок - следы старых сломов, на внешнем краю - свежих. Все краевые боковые пластины имеют легкий изгиб в нижней части своей длины. Их фронтальные грани заострены и покрыты мелкими косыми насечками, у одной пары пластин начинающихся непосредственно ниже выреза для тетивы, у другой — примерно посередине ее длины. Плечевые края-площадки всех концевых накладок приподняты на 0,05 см и также покрыты мелкими косыми насечками. Центральные части лицевых сторон гладкие. Сечение пластин дуговидно. Сохранилась также одна концевая тыльная клиновидная пластина, широкой стороной обращенная к плечам, узкой - к внешнему краю (рис. 13,6, 18а). Сохранившаяся длина ее - 11 см. Острый край был обломан в древности. Общая длина накладки реконструируется в пределах 12 см. Ширина - 0,4-1,3 см, толщина на широком конце — 0,2 см, в центре и на узком - 0,3 см. Пластина имела выраженные грани, покрытые мелкими вза-имопересеченными насечками. Лицевая сторона близ широкого плечевого края имеет площадку, покрытую насечками, заглубленными относительно гладкой поверхности остальной части. Последнее
обстоятельство крайне примечательно, так как оно указывает, что данная пластина, в отличие от всех других, была изготовлена по технологии “хазарского”, а не “тюрко-хазарского” типа. К сожалению, информации о характере изготовления и системе крепления с кибитью концевых тыльных треугольно-клиновидных накладок других луков “тюркохазарского” типа в настоящее время у меня нет. Соответственно не ясно, имело ли данное явление всеобщий характер или было специфической особенностью исключительно только лишь оружия из Таганского погребения. Но в любом случае выявление даже на одном типичном “тюрко-хазарском” сложносоставном луке конструктивно-технологического приема, определяемого А.М.Савиным и А.И.Семеновым характерным исключительно только лишь для луков “хазарского” типа, имеет принципиальный характер и свидетельствует о невозможности слишком жесткого противопоставления друг другу указанных технологий.
Самым известным луком “тюрко-хазарской” технологии является оружие из погребения к. 1 могильника Авиловский-I, обнаруженное И.В.Сини-цыным еще в 1939 году (Синицын И.В., 1954, с.2-32-233, рис.2,2а; Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1; Медведев А.Ф., 1966, с.36, № 21; Хазанов А.М., 1971, с.119, № 15; Рашев Р., 2000, с. 117, табл. 11,6а-г; 2004, с.247, табл. 12, 1-6). Исследователем был найден набор из девяти роговых накладок (рис. 19, 1-9). Фиксация концевых боковых пластин вырезом для тетивы, обратным “боевому” расположению рукояти (рис. 19, 14), однозначно говорит в пользу того, что лук и здесь в момент раскопок находился не в “рабочем” состоянии. Это объясняет наличие у обеих срединных боковых пластин общего слома одного из их краев, а также отмеченный автором раскопок на плане захоронения неестественный изгиб верхней части отпечатка деревянной киби-ти и совершенно уж ничем другим необъяснимое отсутствие асимметрии плеч данного оружия (!). Насколько тогда реальной действительности соответствует информация о длине авиловского лука — 1,65 м, указанная И.В.Синицыным и вот уже 50 лет неоправданно цитируемая в научной литературе? На плане по прямой длина остатков этого оружия не превышает 1,42 м. С учетом некоторого изгиба центра она близка к 1,5 м. Но дело в том, что средние размеры “тюрко-хазарских” луков не превышали показателя 1,24-1,36 м. Полагаю, что деревянная кибить лука из Авиловского в древности была сломана в месте, совпадавшем с внешним краем срединной тыльной пластины, а само оружие помещено в могилу двумя отдельными частями, прямого соприкосновения между которыми не было. К сожалению, одним только этим дело не исчерпывается.
84
На опубликованных И.В.Синицыным рисунке и фотографии роговые накладки изучаемого лука не соответствуют друг другу. Полагаю, более реальной следует считать выполненную в масштабе 1:2 фотографию (Синицын И.В., 1954, с.233, рис.2а), на которой, однако, изображены не все пластины. По авторскому тексту, длина срединных боковых накладок рукояти составляет 27,5 и 30 см. Разные размеры, видимо, означают, что был обломан край лишь одной из накладок. Но на рисунке (Синицын И.В., 1954, с.232, рис.2) симметрично обломан один край у обеих пластин, а их размеры примерно соответствуют друг другу. По рисунку и фотографии сохранившаяся длина пластин определяется равной не более чем 22,8 см. Даже с учетом добавления размеров обломанных краев первоначальная длина средних боковых накладок рукояти не могла превышать 26-27 см. Между тем, сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа с указанной длиной срединных боковых пластин на территории степей Восточной Европы не известно. Поскольку все накладки авиловского лука оказались утрачены в годы Великой Отечественной войны, вопрос о его общей длине и фактических размерах накладок рукояти, видимо, пока следует считать открытым.
В этой связи важное значение приобретает лук из п.11 раннесредневекового могильника, исследованного в 1964-1965 гг А.Д.Столяром в предгорных районах Адыгеи на территории энеолитического поселения Мешоко (Каминский В.Н., 1991, приложение, рис.23; Дитлер П.А., 1995, с.153, 185-186, 216, табл.XVIII, с.233-234, табл.ХХХУ, XXXVI)10. Остатки данного лука сохранили в погребении расположение in situ (рис. 19а). Длина его составляла 1,45 м. По форме и общему количеству реально сохранившихся обкладок, три на рукояти и по четыре на обоих концах, всего - одиннадцать, лук из Мешоко для Восточной Европы уникален. Он близок к распространенному на территории Центральной Европы “аварскому” луку (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с. 106). Срединные боковые накладки его рукояти имели размеры 23x2,8 см; тыльная - 12,2 (ее первоначальная длина составляла -13,3 см) х 1-1,7 см. Покрытые мелкой сетчатой насечкой края пластин были приподняты относительно поверхности гладких центральных частей. Тыльная срединная пластина, полуовальная в сечении, накладывалась на торцевые стороны боковых и деревянную кибить. Края лука из Мешоко обкладывались четырьмя пластинами - двумя боковыми, фронтальной и тыльной концевыми. Парные концевые боковые накладки имели плавный изгиб в нижней трети своей длины. Их размеры - 27x2 см. Покрытые насечками плечевые края этих пластин,
согласно технологии “тюрко-хазарского” типа, были приподняты относительно гладкого центра. Однако расстояние от внешнего края до выреза для тетивы у краевых боковых накладок находилось в соотношении 1,8:1, что было более характерно уже для луков “хазарского” типа Кроме этого, краевые фронтальные накладки не накладывались, а, согласно “хазарской” технологии, вставлялись между концевыми боковыми. Характерные особенности оружия из Мешоко указывают нам общее направление модификации сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии - уменьшение длины их рукоятей. При этом характерно, что при несколько уменьшенных размерах рукояти оружие с подобными характеристиками все еще сохраняло основные признаки “тюрко-хазарской” технологии. В то же время конструктивные особенности краевых накладок ясно свидетельствуют о невозможности слишком жесткого противопоставления друг другу “тюрко-хазарской” и “хазарской” технологий изготовления оружия.
Модифицированные (экспериментальные) луки “тюрко-хазарской” технологии и эволюционный переход к технологии “хазарского” типа
Отрицая возможность эволюции луков технологии “тюрко-хазарского” типа, А.М.Савин и А.И.Семенов представили их как законченную и консервативную конструкцию, чрезвычайно специфичную и достаточно однообразную. Изначально технология допускала лишь малозначительные колебания длины роговых накладок рукоятей между 30 и 35 см и ширины между 2,6 и 3,2 см, вероятно, зависящие от особенностей сырьевых заготовок, а также отказ от использования передней срединной фронтальной пластины. Однако существование луков группы “Б” с нестандартной длиной накладок рукояти (19-21 см) отражает не что иное, как прямой эволюционный переход от “тюрко-хазарской” технологии изготовления сложносоставных луков к использованию технологии “хазарского” типа. Очевидно, что смена одной технологии другой в реальной действительности не была резкой, как представляли себе этот процесс А.М.Савин и А.И.Семенов, а отличалась существованием целого ряда переходных конструкций.
От лука из Виноградного, к.5 сохранились две боковые и одна тыльная срединные, четыре боковые и одна тыльная концевые пластины (рис.23,40-48). Принадлежность его к оружию “тюрко-хазарской” технологии несомненна. Ширина срединных
10 За указание о существовании этого памятника признателен А.В.Пьянкову и И.В.Цокур.
85
боковых накладок (2,6 см) совпадает с шириной аналогичных пластин из Ново-Биккинского. Но в Виноградном, к.5 эти пластины сохранились в длину лишь на 16,5 см, а тыльная срединная - на 13,3 см, что не дает возможности достоверно установить первоначальную длину его рукояти. Соответственно, точное определение его остатков (типичный или модифицированный вариант) затруднительно. Общая длина оружия составляет 1,27м. Несомненно, что оно было сломано, а в могиле, скорее всего, находились лишь отдельные его части. При этом, могли быть сломаны как края лука, так и его рукоять. Последняя, скорее всего, была сломана в месте перехода к покрываемым насечками приподнятым краевым площадкам (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с. 112, рис.7). Тогда ее длина реконструируется в пределах 19-21 см, хотя это предположение и не является абсолютно бесспорным. Следует также отметить, что погребение из Виноградного, к.5, несмотря на впускной характер комплекса и предельно раннее время его сооружения (перещепинский хронологический горизонт), имеет обрядовые признаки, в большей мере свойственные не для синхронных ему захоронений круга Сивашовки, а для захоронений типа Соколовской балки (западная ориентировка, сооружение подбоя с южной стороны входной ямы, сопровождение умершего останками целого коня и барана).
В п.1 Манякского могильника, исследованного на территории лесостепной Башкирии, было выявлено пять роговых пластин — две срединные боковые и одна тыльная, а также две концевые боковые (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35). Характер насечек на пластинах рукояти и система их крепления к кибити по материалам публикации не определимы. С “тюрко-хазарской” технологией это оружие связывают строго трапециевидная форма срединной боковой накладки и наличие тыльной срединной пластины. Однако срединные боковые накладки этого лука имели размеры 20x2,2 см, а тыльная - 14x1,2 см (рис.24, 3-4), что не соответствует размерам “тюрко-хазарского” оружия. Кроме этого, концевые боковые имели вырез для тетивы, расположенный от края в соотношении 2:1 длины к ширине (рис.24, 1-2), что было более характерно для луков “хазарской” технологии. В то же время эти пластины имели обычный для “тюрко-хазарского” оружия изгиб, совершенно не свойственный лукам “хазарской” технологии. Эти особенности позволяют определять манякские накладки в качестве модифицированного оружия “тюрко-хазарского” типа. Предположение автора раскопок о сохранении ими своего первоначаль
ного расположения в могиле (Мажитов Н.А., 1981, с.5) не убедительно. Во-первых, местоположение тыльной срединной пластины не было зафиксировано. Во-вторых, концевая боковая своим внешним краем была обращена к срединной боковой пластине рукояти, а не наоборот, как должно было быть при положении in situ (Мажитов Н.А., 1981, с.7, рис.2, /). В-третьих, останки умершего имеют явные признаки постпогребальных обрядовых действий - при наличии нестандартного и довольно разнообразного инвентаря у скелета погребенного отсутствуют кости грудной клетки, рук и таза (рис.24, 21). Связывать это с неудачной попыткой ограбления или жизнедеятельностью землеройных животных нет ни малейших оснований. Указанные обстоятельства позволяет ставить вопрос о степени сохранности остатков сложносоставного лука, обнаруженного в данном комплексе. Это оружие было сломано или до помещения его в могилу, или же его остатки оказались потревожены уже в самой яме, что и объясняет некомплектность сохранившихся накладок. В заключение следует снова отметить значительную территориальную удаленность Манякского 1-го могильника от памятников типа Сивашовки и наличие среди погребальных вещей этого комплекса двух специфических сосудов куш-наренковского типа (Мажитов Н.К., 1977, с.60, 69, с.222, табл.ХУП, 5, с.226, табл.ХХ, 1), аналогичных посуде из Ново-Биккинского кургана.
В ритуально потревоженной еще в древности катакомбе 29 аланского могильника Клин-Яр III, сохранились шесть концевых и три срединных роговых пластины сложносоставного лука (Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37, 4-10, 12-15). Сопоставив их с накладками лука из погребения кургана у п.Авиловского, воспроизведенных Е.К.Максимо-вым без использования масштаба (Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1), В.Е.Флёрова посчитала оружие из этих памятников аналогичным друг другу (Флёрова В.Е., 2000, с. 156-157). Однако подобная аналогия является не совсем корректной. Исследовательница не обратила внимание на ряд деталей, позволяющих уверенно различать данное оружие. Кавказские срединные боковые пластины имели размеры, нехарактерные для эталонных луков “тюрко-хазарской” технологии, - 16-17x2,5 см, а тыльная срединная - 13,2x1,4 см (рис.26). Даже с учетом обломанных краев общая длина накладок рукояти этого лука не могла превышать 20 см. Тыльная срединная пластина и система ее крепления с кибитью - “тюрко-хазарского” типа. Между тем, срединные боковые накладки изготовлены по “хазарской” технологии11. По своему внешнему виду
11 Признателен за помощь в определении типа лука из Клин-Яра Л.М.Носковой (Государственный музей искусств народов Востока, г.Москва).
86
они, скорее, дуговидны, чем трапециевидны, а покрытые сетчатой насечкой края пластин были углублены относительно своего гладкого центра. Концевые боковые накладки так же, как и в Мешоко, и в Манякском, при характерном “тюрко-хазарском” внешнем виде имели вырез для тетивы, расположенный от внешнего края в “хазарском” соотношении 2:1 длины к ширине. Максимальная их ширина (2,8 см) существенно больше соответствующих параметров аналогичных пластин других луков, как “тюрко-хазарских”, так и “хазарских” (1,8-2,4 см). Все это говорит об экспериментальном характере данного оружия. Совмещая признаки сразу двух технологий, лук из Клин-Яра гибриден. Своим существованием он завершает процесс технологической эволюции “тюрко-хазарского” оружия и обозначает начало перехода к использованию технологии “хазарского” типа.
Вторая линия развития “пормэ-хазарсмэй” технологии изготовления сложносоставных луков представлена конструкцией, обнаруженной в погребении к.34 у с.Сидоры (Мамонтов В.И., 1972, с. 18, рис.31, 5-7; Круглов Е.В., 2004а, с.293-302). В частично потревоженном еще в древности захоронении (рис.27, 1-2) сохранились две срединные боковые, две концевые тыльные и одна концевая передняя накладка-челнок (рис.28,29,1-5). Первые четыре пластины изготовлены в стиле, обычном для оружия “тюрко-хазарской” технологии. Срединные боковые накладки представлены обломками (их размеры 10,1x3,1x0,3 и 11,8x3,2x0,3 см), по которым длину рукояти установить не удается. Из двух жестких и почти прямых массивных концевых тыльных клиновидных пластин лишь одна сохранилась полностью. На лицевой поверхности этой накладки вырезано граффити (рис.28, 29, 30, б). Размер этой пластины - 28,3x0,9-2,3 см, что несколько необычно в сравнении со стандартными размерами соответствующих накладок “тюрко-хазарской технологии”. Подобные размеры более характерны для “хазарских” луков. На переходность и экспериментальность данной конструкции указывают и два сквозных отверстия, расположенных близ узкого края этой пластины. Они не являются следами ремонта, а связаны с процессом изготовления самого оружия. Отказавшись от концевых боковых накладок, мастера, видимо, просто не были уверены в “жизнеспособности” изготовленного ими лука и дополнительно скрепили накладку с кибитью двумя штырями. Подобный конструктивно-технологический прием был зафиксирован на накладках лука одного из раннетюркских погребений могильника Узунтал на Алтае (Савинов Д.Г., 1981, с.152-153, рис.3). Но предположение о принадлежности к сложносоставному луку накладок со сквозными отверстиями из погребения к.2 мо
гильника Брусяны-IV (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.116-117, рис.25, 4) совершенно не обосновано. Средневолжские накладки тоньше узунтальских и сидорских и, скорее всего, являются обкладками не лука, а седла. Для оружия из Сидор примечательно также сочетание жестких роговых пластин “тюркохазарской” технологии с накладкой типа “челнок”, по А.М.Савину и А.И.Семенову, специфической для “салтовского” варианта лука “хазарского” типа. Это свидетельствует о том, что формирование этого лука началось на рубеже VII-VIII вв. и также было связано с процессом эволюции оружия “тюрко-хазарской” технологии.
Третья линия технологической эволюции “тюрко-хазарских” луков выделяется на материалах конструкций, характеризующихся отсутствием жестких концевых обкладок. Существование таких форм, по А.М.Савину и А.И.Семенову, было характерно для наиболее ранних форм оружия “хазарской” технологии (Савин А.М., Семенов А.И., 1992в, с.204).
Погребение из к. 17 могильника Новинки-П было также разрушено еще в древности (рис.30, 14). Прекрасно изданная пара срединных боковых пластин из этого комплекса (Матвеева Г.И., 1997, с.187, 210, рис.89, 4-5, с.П5, 11-13', Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 117, рис.25,1) выявляет все основные характерные особенности оружия “тюрко-хазарской” технологии. Имея размеры 9,7x3 и 13,4x3 см, данные накладки являлись преднамеренно укороченными, очевидно, еще на стадии изготовления самого оружия. Общая длина рукояти уверенно реконструируется в пределах 19-21 см, по-видимому, стандартном размере рукоятей модифицированных луков “тюрко-хазарской” технологии (рис.30, 11-13). Для этого оружия примечательно отсутствие тыльной срединной накладки, конструктивно совершенно уже не нужной.
Останки коня из к. 6 у х.Жирноклеевский, возможно, являлись кенотафом. Могильный инвентарь этого комплекса в процессе раскопок оказался смешан с материалами близко расположенного от него погребения раннего железного века. Наличие в обоих памятниках функционально близких наборов костяных и роговых деталей конской узды надолго осложнило процесс первичного распознавания находок. На существование не одного, а двух разновременных археологических памятников впервые указал А.А.Иессен (Иессен А.А., 1953, с.91). Выделение погребального комплекса VIII-VII вв. до н.э. обосновал К.Ф.Смирнов (Смирнов К.Ф., 1961, с.66). В раннесредневековом захоронении вместе с останками коня (рис.31) были обнаружены предметы сбруи и роговые накладки сложносоставного лука — две срединные боковые и одна тыльная (Миллер М.А., 1934; Пиотровский Б.Б. и др., 1941, с. 182-183; Круглов Е.В., 2005). Оба края
87
одной пластины и один конец второй были обломаны. Передние грани выгнуты, задние имеют вырез для тыльной пластины. Размеры накладок — 11,2x3 и 16,5x3 см, тыльной — 10x1,1 см. Реконструируемая длина рукояти соответствует размерам модифицированных луков “тюрко-хазарской” технологии - 20 см. Края накладок покрыты тонкой сетчатой насечкой, приподнятой относительно полированной поверхности центральной части. Тыльная срединная пластина овальна в сечении (рис.31,11-13).
До появления такой формы технологическое развитие луков “тюрко-хазарского” типа шло как бы в рамках прочно устоявшихся традиций, несомненно оказывавших сильнейшее тормозящее влияние на весь процесс изготовления оружия. Появление формы типа жирноклеевской показало, что единственная возможность дальнейшей модификации сложносоставных луков могла предполагать только кардинально резкое изменение самой технологии их изготовления. Иными словами, постепенное накапливание количественных изменений подготовило появление совершенно нового качества. Наиболее наглядно это иллюстрирует конструкция оружия из к.27 могильника Керчик — стандартного погребального комплекса Соколовского типа, окруженного подквадрагным ровиком (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27-29, рис.52). Любопытно, что и этот памятник, так же как и большинство остальных, в древности был разрушен (рис.32, 1-2). Обнаруженные здесь остатки сложносоставного лука внешне абсолютно тождественны жирноклеевскому оружию. Конструкция из Керчика также состояла из двух срединных боковых и одной тыльной накладок рукояти. Но вот изготовлена и собрана она уже по принципам оружия “хазарской” технологии. Узкие края срединных боковых пластин оказались углублены на 0,2 см относительно полированной центральной части, отделяясь от нее резким горизонтальным уступом. Размеры сохранившихся обломков боковых - 12,4x2,9 и 14x2,9 см. Реконструируемая длина рукояти - 17,6 см. Тыльная накладка имела размеры 6,4x0,8 см. Обладающая покрытыми насечками гранями она плотно зажималась оборотными сторонами боковых пластин, что, по А.И.Семенову, соответствовало технологии сборки лука “хазарского” типа. Достаточно очевидно, что сохранение подобных вставок являлось не более чем постепенно вырождающимся рудиментом прежней технологии, технологическим действием “по привычке”. Подобное могло быть свойственно исключительно только лишь экспериментальному оружию, что позволяет считать луки из Жирно-клеевского и Керчика ближайшими друг к другу звеньями прямой эволюционной трансформации
“тюрко-хазарских” луков в “хазарские”. При своих, типологически зеркально различающихся характеристиках указанные конструкции технологически стоят гораздо ближе именно друг к другу, чем к любым иным вариантам оружия своих типов.
До настоящего времени переходными формами могли считаться лишь остатки накладок луков из к. 17 Новинок-П, к.1 Шиловки и п.6 к. 16 Брусян-II, выявленные самими А.М.Савиным и А.И.Семе-новым. Исследователи отмечали, что остатки этих луков сочетают в себе признаки как “гунно-болгарской” (“тюрко-хазарской” по моей терминологии), так и “хазарской” технологий. Отсутствие на гранях боковых срединных обкладок срезов для накладывания тыльных пластин сближает их с “хазарским” типом, а сохранение на краях боковых срединных накладок приподнятых рифленых площадок является переживанием “болгарской” (“тюрко-хазарской”) традиции (Савин А.М., Семенов А.И., 1995, с.76). При всем этом, А.М.Савин и А.И.Семенов, даже признав, что им не удалось классифицировать данные находки столь определенно, как значительно более многочисленные и обладающие полным набором устойчивых признаков остатки луков из впускных погребений сивашовского типа Подне-провья и основных курганов Дона и Нижней Волги Соколовского типа (там же, с.76), переходными их все же не посчитали. Несколько позже, они более определенно отнесли обкладки из Шиловки, к. 1 к наиболее ранним лукам “хазарской” технологической традиции (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27), что вступило в несомненное противоречие с праболгарской этнокультурной интерпретацией, предложенной для данного памятника авторами раскопок (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 169). Поэтому совершенно справедливо на весь этот клубок явных противоречий концепции А.И.Семенова и его последователей не так давно обратил внимание А.В.Комар - если подобное состояние конкретных находок не есть отражение прямой эволюции, то что это? (Комар А.В., 2001, с.25). Действительно, чем это может быть еще?!
Остатки оружия из Новинок-П, к. 17 отнесены мной к группе модифицированных (переходных, экспериментальных) луков, сохраняющих отдельные особенности “тюрко-хазарской” технологии, но уже имеющих и некоторые, пока еще только намечающиеся, конструктивные признаки технологии “хазарского” типа. Три срединные боковые накладки из п.6 к. 16 Брусян-П (два лука, ?, см.: Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.201, с.257, табл. XLV, 8-10), упоминание о наличии которых почему-то выпало из дневникового описания при публикации материалов этого комплекса, отнесены мной к оружию “хазарской” технологии - соот
88
ветствуют размеры пластин и имеется некоторая зауженностъ боковых краев, отмечаемая на сечениях, впрочем, все же требующая дополнительной проверки. Остатки лука из к. 1 Шиловки (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.222-223, табл.Х, 5, XI, 1-4), к величайшему сожалению, уже утраченные, были изданы авторами раскопок без необходимых для их более достоверного распознавания продольно-поперечных сечений и прорисовок боковых граней. Приписанные к этому оружию несколько обломков слишком тонких и очень широких накладок (там же, с.223, табл.Х1,5), скорее всего, являются нераспознанными обкладками передней луки седла, а не лука. Обломок тыльной срединной пластины имеет характерные особенности “хазарской” технологии - ярко выраженные боковые грани. Уменьшенные размеры рукояти (16,2x2,2 см, если, конечно, это - не ошибка художника в масштабе при прорисовке срединной боковой пластины) также могут быть сопоставлены только лишь с оружием “хазарской” технологии. Примечательно отсутствие в составе конструкции концевых боковых накладок и наличие двух довольно крупных асимметричных концевых тыльных пластин (размеры: 21,3x0,7-1,8 и 24x0,4-1,9 см), близких по размерам накладке из Сидор, что, в целом, также было свойственно наиболее ранним вариантам оружия “хазарской” технологии. Отсутствие концевого фронтального челнока не позволяет связывать данный лук со второй линией эволюции “тюрко-хазарской” технологии (типа лука из Сидор), но то, что он близок именно ей, несомненно. Так как погребальный памятник из Шиловки в древности, как и большинство других, был ритуально потревожен, данная накладка могла быть просто утрачена или остаться неопознанной.
В заключении раздела вынужден заметить, что полноценное изучение остатков сложносоставных луков гуннского, постгуннского, огуро-тюркского и особенно тюрко-хазарского периодов в настоящее время возможно только для оружия, показываемого на иллюстрациях в отчетах или публикациях максимально приближенным к своей натуральной величине, с предельно возможным числом продольных и поперечных сечений и профилей, с подробной текстуальной и графической характеристикой особенностей тыльных сторон, боковых граней и краев пластин, при точном воспроизведении способов нанесения на их поверхность краевых и боковых насечек (Савин А.М., Семенов А.И., 1995, с.74, 77). Вышеуказанное пожелание становится особенно важным именно для переходного оружия, так как при отсутствии в том или ином комплекте концевых накладок и наличии только лишь срединных боковых пластин по нечетким и мелким иллюстрациям уверенно различать модифицированные формы “тюрко-хазарской” или ран
ние варианты “хазарской” технологических конструкций без личного ознакомления бывает, порой, просто невозможно. В свете положений методики, разработанной А.М.Савиным и А.И.Семеновым, в настоящее время наиболее неопределенными оказываются остатки южносибирских, средне- и центральноазиатских сложносоставных луков. Но есть уверенность, что разработки и рекомендации этих исследователей носят универсальный общеевразийский характер и могут быть успешно применены при типологизации и изучении оружия и из этих областей. Пока же отсутствие прорисовок сечений краев и боковых граней накладок делает технологически не определимым абсолютное большинство хорошо известных по публикациям находок оружия дальнего боя азиатского региона. Между тем без их изучения не ясен характер генезиса оружия “тюрко-хазарского” типа в период, предшествующий его появлению в Восточной Европе. Но эти же проблемы в полной мере касаются и памятников самой Восточной Европы. Через руки А.И.Семенова прошла большая часть остатков сложносоставных луков этого региона, многие из которых он видел еще в полевых условиях или в период подготовки научных отчетов. Однако далеко не все из них, к сожалению, к настоящему времени сохранились в музеях и хранилищах в своем первоначальном состоянии, некоторые оказались уже полностью утрачены или недоступными для изучения. Повторить ту работу, которую почти 25 лет с фанатическим упорством делал А.И.Семенов, во многом невозможно уже чисто технически. Приходится только сожалеть, что богатейший архив этого исследователя после его трагического исчезновения может еще довольно долго оставаться недоступным для изучения. Именно эти обстоятельства и вынуждают меня говорить о поднимаемых проблемах лишь в рамках общей постановки вопроса, к обсуждению которого несомненно придется еще не раз возвращаться.
О причинах эволюции “тюрко-хазарских” луков
Естественная объективность процесса прямого эволюционного перехода от использования одной технологии изготовления сложно со ставных луков к другой, выявленная на материалах некоторых вполне конкретных находок, достаточно понятна. Надо полагать, что количество переходных конструктивно-технологических модификаций оружия в реальной действительности могло быть более значительным, чем это представляется сейчас. Поэтому до полного их выявления говорить о том, какие конструкции и в какой форме получили свое дальнейшее развитие, пока довольно сложно. Это
89
тема отдельного исследования и, вероятно, даже не одного. Пока же наиболее важным представляется изучение объективных причин, способствовавших такой эволюции.
Хорошо известно, что оружие для кочевника являлось одним из важнейших и основных средств производства (Плетнева С.А., 1967, с. 156; 1989, с.69). Однако, как было выше показано, большинство сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа были найдены сломанными или с заведомо неполным количеством роговых накладок. Лишь в некоторых случаях это отражало обстоятельства, связанные с состоянием археологических памятников, в частности, с их разрушением при ограблении или при некачественном исследовании. В других -это могло быть следствием широко распространенных в древности обычаев преднамеренной порчи оружия перед его непосредственным помещением в могилы или в ходе проведения постпогребальных обрядовых и ритуальных действий. Все это, несомненно, имело место в обычной практике. Но не менее логичным может быть и предположение о существовании проблемы относительной технологической неустойчивости самой конструкции. Дело в том, что наиболее часто надлом срединных боковых накладок рукоятей фиксируется в месте перехода от их центра к приподнятым краям-площадкам, покрытых насечками. Достаточно очевидно, что это место являлось своеобразным слабым звеном оружия данной технологии. Гладкая центральная часть рукоятей “тюрко-хазарских” луков обклеивалась берестой и дополнительно усиливалась. Соприкасавшиеся с вибрировавшими при стрельбе плечами края рукоятей оставались открытыми н незащищенными. При возникновении силового напряжения, создаваемого натягиваемой тетивой, пластины теряли свою гибкость и ломались по краям. Возможно, этому способствовала необычайно большая длина рукоятей (30-35 см) “тюрко-хазарских” луков, значительно превышавшая размеры человеческой ладони. Объективная необходимость устранения данной технологической проблемы, а отсюда и неизбежность общей модификации (эволюции) всего оружия становится понятной. Но изготовление сложносоставных луков являлось результатом апробации многолетнего исторического опыта и боевой практики многих поколений. Хорошо известны многочисленные сведения об исключительной ценности, значимости, сложности и длительности процесса изготовления этого оружия (Медведев А.Ф., 1966, с. 13). “Тюрко-хазарский” лук не мог быть результатом тиражирования заведомого и явного брака. Появление непрактичной конструкции в эпоху раннего средневековья вообще было исключено. От применения оружия зависела жизнь и благосостояние людей. Почему же
тогда столь неустойчивое оружие все-таки появилось и получило такое широкое территориальное распространение?
Согласно сведениям А.Ф.Медведева, в древности при изготовлении луков учитывались не только индивидуальные особенности лучников, но и климатические условия района использования оружия. В регионах с постоянно умеренным климатом использовались луки с узкими плечами, покрываемые роговыми накладками и большим количеством сухожилий. Для районов с широкой температурной амплитудой (крайне жарких, крайне холодных или очень сырых) наиболее подходящими считались цельнодеревянные конструкции с широкими плечами (Медведев А.Ф., 1966, с. 13-14). Луки “тюрко-хазарской” технологии крайне специфичны. Узкие плечи, широкая и длинная рукоять, покрытие жесткими роговыми накладками примерно 75% поверхности боковых сторон позволяют определять данное оружие изначально приспособленным для преимущественного пользования в открытых безлесных пространствах с постоянно умеренно холодным климатом и низкой амплитудой температурных колебаний. Поскольку соответствующие экологические условия в Восточной Европе в обозримый исторический период полностью отсутствовали, остается предположить, что “тюрко-хазарский” лук, не имеющий каких-либо устойчивых восточноевропейских технологических корней, изначально и не был приспособлен для климата данного региона.
Период VII — нач.УШ в. (598-722 гг) в степях Восточной Европы отличался резкоконтинентальным климатом с пониженной степенью влажности (коэффициент увлажнения 0,88 от современного) и необычайно резкой температурной амплитудой, суровыми и продолжительными, но малоснежными зимами и крайне жарким и сухим летом. Как известно, длительные сухие периоды, превышавшие 11-летний срок, вызывали гибель и оскудение пастбищ, резкий и быстрый рост пустынь. Уже к сер.VII в. степи Северного Причерноморья по своим экологическим характеристикам приближались к условиям наиболее аридных зон Евразии (Комар А.В., 2001, с.34; 2004, с. 194-200; здесь указана основная литература по данному вопросу). Кратковременное улучшение климата имело место лишь в 677-687 и 692-695 гг и быстро сменилось возвратом к жаркому состоянию.
Именно на это указывают хронология и топография археологических памятников — многократное превышение числа комплексов 2-й пол. VII - нач.УШ в. над памятниками кон.VI - 1 -й пол. VII в. Наиболее показательными для понимания глубинной сущности сложившейся экстремальной экологической ситуации являются комплексы 2-й
90
пол.VII в. Могильник у п.Комсомольский открыт на одном из бэровских бугров близ дельты р.Вол-га. Погребение на Матюхином бугре обнаружено на острове Перечный, в отдельные годы полностью заливаемым весенними разливами р.Дон. Таганский грунтовой могильник исследован в пойме р.Битюг (левый приток р.Дон), на небольшом дюнном возвышении, окруженном заболоченной местностью. Эти территории могли быть населены степными кочевниками лишь в условиях длительно сухого климата, близкого к экстремальному, и становились совершенно непроходимыми в периоды повышенной влажности. С точки зрения экологии сегодняшнего дня, данные захоронения можно считать классическими речными погребениями, существование которых признано характерным для 1-й стадии кочевания (Плетнева С.А., 1982, с. 13-35; 2003, с. 11-13). К трем вышеназванным погребальным комплексам примыкает Ново-Биккинский курган, расположенный на краю высокого оврага, в отдаленном северном районе современной лесостепной Башкирии. Примечательно, что остатки сложносоставных луков из вышеуказанных комплексов находятся в самом начале эволюционного ряда оружия “тюрко-хазарской” технологии.
Остальные археологические памятники со сложносоставными луками “тюрко-хазарского” типа Волго-Донского бассейна обнаружены в могильниках, расположенных на самых краях береговых надпойменных террас, т.е. и они были привязаны к естественным водным артериям, хотя и в несколько меньшей степени. Среди них: Авилов-ский могильник (терраса над поймой р.Иловля), Старицкий и Верхнепогромненский (края надпойменных террас правого и левого берегов р.Волга), Сидорский (край надпойменной террасы р.Тишан-ка, притока р.Медведица), Жирноклеевский (край террасы р.Россошки, притока р.Дон), Красного-ровский (левый берег р.Дон к югу от его дельты). Ситуация подтверждается изучением топографии расположения и других погребальных памятников этого времени. В Волго-Донском бассейне вообще не оказалось ни одного комплекса 2-й пол. VII в., который был бы исследован в могильнике, расположенном в глубинном районе открытой степи или на водоразделе рек. Наиболее значительная концентрация памятников этого времени оказалась связана с долиной р.Волга и пойменными районами р.Дон, которые были единственно пригодными для проживания в экстремальных экологических условиях.
Уместным будет напоминание о топографическом месторасположении и некоторых хорошо известных памятников этого времени из Северного Причерноморья. Богатейший комплекс из Переще-пины, в качестве одной из версий рассматриваемый
как классическое речное захоронение, был обнаружен в изолированном месте на песчаных дюнах среди низменных болот левой стороны р.Воркслы (Залесская В.Н. и др., 1997, с.88, 102). Точно такую же ситуацию - изолированность, близость воды и наличие песчаных дюн исследователи отмечают относительно условий обнаружения элитного комплекса из Глодос (Амброз А.К., 1982, с.217, 220), а также богатых погребений из Белозерки и Келе-гейских хуторов (Айбабин А.И., 1985, с. 197). Захоронения из Богачевкп и Рисового исследованы в курганах, расположенных вблизи многочисленных мелких озер Присивашья (Генинг В.В., Корпусова В.П., 1989, с.4; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 113). Вряд ли все это было случайным.
Помимо всего прочего, археологические памятники 2-й пол.VII в. отражают и необычайно интенсивный, повсеместный и практически одновременный процесс смещения кочевого населения из степи на север в современную лесостепь. Это не только уже упоминаемые погребения Маняк-ского грунтового могильника и Ново-Биккинского кургана (Мажитов И.А., 1981, с.5-18), но и такие комплексы как: Арцыбашеве (Монгайт А.Л., 1951, с. 124-130), Журавлиха (Crpixap М.М., 1992, с. 196-197), Зиновьевка (Рыков П.С., 1929), Новоселки (Богачев А.В., 1990, с.15-19), Осиповка (Беляев О.С., Молодчикова 1.О., 1978, с.87, 89), Препо-ловенка (Багаутдинов Р.С., Пятых Г.Г., 1987, с.58-59), Рябовка (Обломский А.М., Терпиловский Р.В., 2001, с.11, 15), Саратов (Гарустович Г.К. и др., 1998, с. 164), Терешковский Вал (Синюк А.Т, Кравец В.В., 1999, с.141-144) и т.д.
Потребность в адаптации пришлого центральноазиатского населения к суровым реалиям климата восточноевропейского региона VII в. могла оказаться основной причиной модификации оружия, используемого этим населением. Луки “тюрко-хазарской” технологии оказались совершенно не пригодными для длительного и непрерывного использования. Набухающие зимой и пересыхающие летом роговые накладки быстро теряли элементарную упругость и ломались. Кратковременные периоды улучшения климата лишь оттягивали необходимость кардинальной смены технологии изготовления используемого оружия. Его эволюция была неизбежной и привела к появлению луков “хазарской” технологии. Поиск экологически более оптимальных форм оружия дальнего боя диктовался и необходимостью изменения дистанции стрельбы и общим повышением роли лука в борьбе с противником, защищенным панцирем, - арабами, обострение отношений с которыми приходится на кон. VII в.
Основной тенденцией развития восточноевропейских сложносоставных луков на рубеже VII-
91
VIII вв. становится увеличение длины их плеч за счет уменьшения длины рукояти с 30-35 см до 19-21 см. Общая длина оружия при этом практически не изменилась (1,2-1,35 м). Сохранение мощности рукояти технологически можно было обеспечить или увеличением ширины срединных боковых роговых пластин, или усилением их толщины. Первый путь маловероятен, так как практически был не осуществим в связи с почти полным отсутствием соответствующего исходного сырья. Известны остатки лишь одного лука из п.5 к. 13 могильника Новинки-11, ширина срединных боковых накладок которого (3,4 см) заметно превышала соответствующие параметры рукоятей луков обеих технологий (Матвеева Г.И., 1997, с.27, с. 162, рис.64, 3), в связи с чем данное оружие можно признать локальным тупиковым ответвлением общего эволюционного процесса. Второй путь - увеличение толщины накладок оказался более простым и продуктивным, так как фактически именно он обозначил и обеспечил все необходимые условия перехода от “тюрко-хазарской” технологии к “хазарской”, для которой как раз и являлась характерной относительно большая толщина центра пластин, а не их краев. Этой же необходимостью диктовался и переход от сборки отдельных конструктивных деталей луков методом “внахлест” к технологии “встык”, исследованный А.М.Савиным и А.И.Семеновым. Но последнее было лишь малой составной частью комплексных изменений оружия дальнего боя кон. VII - нач-VIII в.
Поскольку в момент натягивания тетивы при общем уменьшении длины рукояти происходит естественное резкое увеличение силы натяжения на края, это требовало существенной реконструкции и их. Необходимо было сохранить мощность краев и одновременно увеличить их сопротивляемость усилившемуся натяжению более гибких и эластичных плеч. Результат можно было получить тремя путями: увеличением ширины концевых боковых накладок с 2,2 до 2,8 см (оружие из Клин-Яра), заменой концевых боковых системой из концевых тыльных и фронтальных (оружие из Сидор), полным отказом от использования жестких концевых пластин (оружие из Жирноклеевского, Брусян-II, Керчика и Новинок-Н, к. 17).
Вполне возможно, что сложносоставные луки с жесткими роговыми боковыми концевыми накладками, как в Мешоко, Манякском и Клин-Яре, смогли сохраниться лишь на окраинах степи или в лесостепи, в степных памятниках 1-й пол. VIII в. они не известны. Процесс технологической эволюции оружия “хазарской” технологии в степи шел в направлении полного отказа от использования жестких концевых боковых накладок и рудимен-тальных срединных тыльных фронтальных вста
вок-вкладышей (типа оружия из Керчика) (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27). В 1-й пол.VIII в. в степи значительное распространение получили луки с одними срединными боковыми накладками. Именно такое оружие лучше всего подходило к условиям аридного климата Восточной Европы кон.VII - 1-й четв-VIII в. Другой распространенной конструкцией сложносоставных луков 1-й пол. VIII в. было оружие со срединными боковыми и краевыми тыльными клиновидными пластинами. Только лишь к сер.VIII в. сформировалась еще одна принципиально новая форма оружия “хазарской” технологии, сочетавшая использование срединных боковых с концевыми тыльными и боковыми накладками. Еще одним вариантом оружия “хазарской” технологии являлись хорошо известные луки “салтовского” типа - с характерными для них передними краевыми накладками-челноками. Эволюция всех этих форм оружия проявлялась в непрерывном уменьшении длины срединных боковых накладок рукояти с 20 до 12-13 см.
О некоторых проблемах археологии раннехазарского времени
Как уже отмечалось, болгарская этнокультурная оценка археологических памятников степных кочевников VII-V111 вв. Восточной Европы во многом базируется на высказанных А.М.Савиным и А.И.Семеновым предположениях о существовании принципиальных технологических различий между “гунно-болгарским” (“тюрко-хазарским”) и “хазарским” типами сложносоставных луков и отсутствии между ними эволюционно-генетической взаимосвязи. А.М.Савин и А.И.Семенов также полагали, что “тюрко-хазарский” лук был связан исключительно только лишь с памятниками типа Сивашовки, а “хазарский” только лишь с памятниками типа Соколовской балки. Первые они связывали с населением Великой Болгарии, вторые - с центральноазиатскими тюркютами и хазарами. По их мнению, смена одного оружия другим произошла на рубеже VII-VIII вв. и в своей основе отражала не столько смену указанных выше археологических памятников, сколько стоявших за ними этнических групп, т.е. болгар хазарами (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с.104-107; 1991, с.6-7; 1992, с.201-205; 1998, с.290-295; 1999, с.27-28).
Между тем, во-первых, предположение А.М.Са-вина и А.И.Семенова об отсутствии эволюционной связи между “тюрко-хазарским” и “хазарским” сложносоставными луками следует считать ошибочным. Во-вторых, ареал распространения луков обеих технологий де-факто значительно шире районов обнаружения памятников типа Сивашовки
92
или Соколовской балки, и их якобы исключительная взаимосвязь между собой также совершенно декларативна. В-третьих, о какой Великой Болгарии и о какой смене населения в Хазарском каганате вообще может идти речь применимо к рубежу VII-VIII вв.?
Историческая концепция А.И.Семенова, как известно, формировалась под влиянием работ Й.Вер-нера по хронологии и культурной интерпретации наиболее элитного раннесредневекового археологического комплекса Восточной Европы из Пере-щепины. К сожалению, российская историография лишь к 70-80 гг XX в. подошла к объективному пониманию материалов этого уникального памятника. По мнению М.И. Артамонова, комплекс из Перещепины явился тайным кремированным захоронением правителя Хазарского каганата тюркского происхождения koh.VII в., не имеющего каких-либо специфических узкохазарских или узкоболгарских этнических признаков (Артамонов М.И., 1962, с. 175; 1970, с. 17-20; 1990, с.276). В археолого-хронологической системе А.К.Амброза этот памятник был отнесен к 80 гг VII в., что также позволяло связывать его с периодом наиболее ранней истории Хазарского каганата (Амброз А.К., 1971, с.98, рис.1, 2, 12, 3, 11, 118-120, 122; 1973, с.295, 297; 1981, с.11, 21; 1982, с.220). Однако в интерпретации немецкого ученого этот комплекс был датирован “около 650 г” и определен как погребение хана Кубрата, правителя Великой Болгарии (Вернер Й., 1988, с.35-36, 39-41). Тем самым памятник был отнесен к дохазарскому времени. На запаздывание обнаруженных в нем золотых византийских монет Й.Вернер отвел всего лишь 4 года, что совершено нереально даже по отношению к памятнику столь высокого социального уровня. Фактически время его выпадения было определено непосредственно по выпуску в обращение содержащихся в нем монет, что для условий VII в. является фантастическим и методически неверным предположением. Очевидно, что при этом Й.Вернер был не вполне свободен в своих выводах, т.к. сознательно исходил из заранее заданной им же самим великоболгарской атрибуции данного памятника, основанной на прочтении монограмм владельца перстней-печатей из Перещепины как личное имя “Кубрат”.
Несмотря на то, что предложенная Й.Вернером для Перещепины абсолютная дата уже изначально была не реальна, а спорность предложенной им конкретной персонификации комплекса была вполне очевидна, почти все погребения рядовых кочевников 2-й пол.VII в. после этого в той или иной форме стали отождествлять почти исключительно только лишь с протоболгарами эпохи Кубрата (Орлов Р.С., 1985; Орлов Р.С., Смиленко А.Т., 1986; Семенов А.И., 1988, 1997; Атавин А.Г., 1996; Мат
веева Г.И., 1997; Багаутдинов Р.С. и др, 1998; Торжка О.О., 1999; Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001; Рашев Р., 2000,2004). Во внимание не принималось даже то обстоятельство, что порой эти памятники имели или совершенно иную хронологию, или находились на значительном удалении от Восточного Приазовья, единственно достоверно известной нам области расселения северочерноморских праболгар. В итоге, роль и реальное историческое значение Великой Болгарии оказались раздуты до совершенно невероятной степени. В конце концов научная общественность получила закономерный итог - литературный пересказ “собственных” “летописей” праболгар, абсолютно недоступных для какой-либо серьезной научной палеографической, лингвистической и исторической критики (Бахши Иман ..., 1993), подсчеты возможного количества кочевого населения этого оказавшегося поистине безграничным политического объединения (Topri-ка О.О., 1999) и, наконец, вольные литературно-художественные произведения (Богачев А.В., 2003).
Получается, что праболгары эпохи Кубрата за десять лет существования своего независимого предгосударственного образования в условиях более чем экстремальной экологической обстановки, соответствующей 1-й стадии кочевания, смогли оставить в истории след более значительный, чем хазары за более чем трехсотлетннй период своего абсолютного политического господства практически на всей территории степей Восточной Европы. Подобное понимание сущности жизнедеятельности отдельно взятого кочевнического общества противоречит известному общеисторическому опыту, принижает и даже извращает его.
Существование в Восточном Приазовье прото-болгарского этнического субстрата, альтернативного Доно-Волжскому хазаро-тюркскому субстрату, отрицать нет необходимости, это реально зафиксированный исторический факт. Как известно, тюрко-хазарское посольство отправилось в Византию к Ираклию в 626 г не прямиком через удобные гавани Боспора, а через подконтрольные персам районы Закавказья, рискуя быть захваченными там своим вероятным противником. Причина этого связана с реальным присутствием праболгар в Восточном Приазовье и их враждебным отношением к тюрко-хазарам. Кратковременное возвышение Великой Болгарии пришлось на период политического кризиса в Западнотюркском каганате, имевшего место после 629 г, и действительно было связано с деятельностью хана Кубрата. По рассказу Никифора, между 634 и 640 гг Кубрат восстал против авар и изгнал их из своих земель, заключив мир с Византией (Чичуров И.С., 1980, с.153,161). Но уже после смерти этого предводителя, наступившей в 642 г (Артамонов М.И., 1962, с.163; Шабашов А.В.,
93
Шабашова М.Н., 2004, с.380), последовал быстрый распад Великой Болгарии, что показывает эфемерность и непрочность этого политического образования. Существование Великой Болгарии оказалось настолько кратковременным, что объединение кочевых племен, прижатых к плавням Восточного Приазовья, не могло изменить образ жизни восточноевропейских кочевников настолько, чтобы те в кратчайшие сроки смогли оставить после себя какие-либо реальные и улавливаемые археологические следы на всей территории региона.
Сейчас установлено, что предложенное Й.Вер-нером “удревнение” Перещепины было основано не столько на твердо доказанных фактах и достоверных датах, сколько на нескольких гипотетических и чисто интуитивных предположениях. Во-первых, перевод греческих монограмм, обнаруженных на перстнях-печатях из Перещепины, как “Кубрат” в действительности является лишь одним из нескольких возможных прочтений (Комар О.В., 2001, с.125-133). Уже это снимает основные инсинуации, накопившиеся в данном вопросе, т.к. значительно снижает шансы того, что в материалах этого комплекса мы действительно имеем дело с погребением болгарского хана Кубрата. Поэтому следует безоговорочно согласиться с заключениями А.И.Айбабина и С.А.Плетневой о том, что в материалах Перещепины в самом лучшем случае мы имеем дело лишь с потенциально возможным наследием хана Кубрата, попавшим к первым хазарским каганам, но не захоронение его самого (Айбабин А.И., 1999, с.181; Плетнева С.А., 2003, с.36). Во-вторых, если Перещепина была погребением, а не случайно зарытым кладом, то для определения абсолютной хронологии данного памятника необходимо обязательно учитывать гораздо большее время запаздывания наиболее младших из попавших в его состав золотых византийских монет, чем срок, отведенный на это И.Вернером (Круглов Е.В., 2002, с.80-84). Время обязательных (минимальных) поправок на запаздывание монет Фоки, Ираклия и Константа II Г.Е. Афанасьев предложил определять равным 28, 26 и 27 годам соответственно (Афанасьев Г.Е., 1979, с.47). Денежное обращение Византии в сер.2-й пол.VII в. находилось в состоянии настолько глубокого кризиса, что перестали функционировать большинство монетных дворов. Поэтому каких-либо веских оснований пересматривать величины предложенных Г.Е.Афанасьевым хронологических поправок в науке не появилось. Но дело еще и в том, что в настоящее время самыми младшими византийскими монетами в памятниках хронологического горизонта Перещепина - Сива-шовка уже следует считать даже не солиды Константа II выпуска 642-646 гг из Келегеев, Новых Сенжар и Перещепины, а солид того же императора
выпуска 646-651 гг из Журавлихи (Crpixap М.М., 1992, с. 197). С учетом добавления обязательных хронологических поправок Г.Е.Афанасьева, это обстоятельство подтверждает предположение, что Перещепина являлась захоронением не Кубрата, а одного из первых хазарских каганов, умершего не ранее 2-й пол.70 гг VII в. Вероятно не случайно, что предполагаемая дата выпадения этого комплекса, определенная по монетным находкам, поразительным образом совпадает с периодом 677-687 гг — временем улучшения экологической обстановки в Северном Причерноморье. Следует понимать, что активные военные действия и миграции в степи были возможными только лишь тогда, когда кони степных кочевников получали устойчивый корм и воду (Комар А.В., 2004, с. 199).
Наиболее объективно и полно исторические и экологические условия, существовавшие в степях Восточной Европы во 2-й пол.VII в., учитывает концепция А.В.Комара (1999; 2000; 2001; 2004; Комар О.В., 2000; 2001). Излишний скепсис в оценке взглядов этого исследователя как “кабинетного эксперимента” (Флёрова В.Е, 20026, с.97) совершенно неправомерен. А.В.Комар, по существу, всего лишь реанимировал взгляды, изложенные в свое время М.И.Артамоновым и А.К.Амброзом.
Для темы нашего исследования принципиально важно, насколько обладающие наборными геральдическими поясами и сложносоставными луками “тюрко-хазарского” типа степные захоронения рядовых кочевников Северного Причерноморья круга Сивашовки и близкие им памятники других регионов однокультурны друг другу и хронологически соотносимы с элитным комплексом из Перещепины? А.В.Комар попытался обосновать полное хронологическое и культурное соответствие Перещепины с погребениями рядовых кочевников круга Сивашовки. По его мнению, отличительные знаки рядовых воинов не использовались в одежде высших вождей и наоборот, но совпадали между собой в погребениях предводителей среднего ранга. В результате, по А.В.Комару, хронология большей части памятников рядовых кочевников круга Сивашовки замкнулась на абсолютных датах наиболее элитных комплексов, прежде всего, на погребении из Перещепины, а общекулыурная атрибуция социально-престижных памятников стала возможной через анализ погребального обряда обычных рядовых комплексов (Комар А.В., 1999, с.112-132). Таким образом, большинство археологических памятников степных кочевников VII в. были прочно связаны с эпохой Хазарского каганата, хотя вопрос о степени их узкой этнической однородности, в принципе, все еще остается открытым.
Предпринятая А.В.Комаром попытка “омоложения” времени существования памятников пере-
94
щепинского хронологического горизонта, имеющего абсолютные даты 670-705 гг для Северного Кавказа и 680-705 гг для Северного Причерноморья, синхронизация рядовых (Сивашовка) и элитных (Перещепина) комплексов, заключение об их археологической однокулыурности пока убедительны не для всех (Гавритухин И.О., 2001, с .45-46, 63; Флёрова В.Е., 2001а, с.170-171). Расхождение в 20-30 лет в вопросах абсолютной датировки указанных групп памятников, которое дает основание для появления абсолютно взаимоисключающих друг друга этнокультурных оценок, продолжает сохраняться. Конечно, можно полагать, что при неравномерном развитии отдельных территорий Восточной Европы одни и те же предметы в разных регионах могут иметь разную абсолютную хронологию (Флёрова В.Е., 2001а, с.175), но после выхода в свет работ А.К.Амброза подобная постановка вопроса, как аргумент разрешения возникшего спора, совершенно не приемлема. Практика показывает, что отклонения относительной хронологии отдельных регионов от общей системы не могут быть слишком значительными, скорее всего, региональные системы (“дунайская”, “лесоднепровская”, “степная”, “крымская" и целый ряд ’’кавказских”) не всегда корректно состыковываются исследователями между собой. Представляется, что любые попытки использования материалов степных кочевников в общей археологической и хронологической системе без учета свойственных им специфических историко-политических, экономических и экологических условий жизнедеятельности будут обречены на провал. Дело в том, что период всеобщей политической нестабильности в степи в основном соответствует таборной или 1-й стадии кочевания, от которой практически никогда не остается ярко выраженных остатков человеческой жизнедеятельности. Лишь установление относительно длительных периодов стабильности начинает способствовать выпадению в степи археологических памятников (Плетнева С.А., 1982; 2003). Начало такой эпохи в Подунавье И.О.Гав-ритухин, основной оппонент А.В.Комара, традиционно связывает с периодом, наступившим после разрешения там острейшего политического кризиса 620-630 гг (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.71). Почему же тогда объективные исторические условия, учитываемые этим и другими исследователями при изучении материалов аварского общества, не принимаются во внимание при изучении древностей восточноевропейского степного населения?
Письменные источники не дают нам практически никакой информации о наличии постоянного и активного населения в глубинных районах северочерноморских степей в 1-й пол.VII в., что пре
красно согласуется с данными археологии - крайней малочисленностью памятников этого времени. Вероятнее всего численность и военно-политическая активность кочевого населения восточноевропейских степей в это время была минимальной и полностью адекватной экологической ситуации.
Кризис власти, разразившийся в 629 г. в Западнотюркском каганате, в Восточной Европе был преодолен только после образования здесь в сер. VII в. Хазарского каганата, во главе которого оказались представители наиболее знатного тюркского рода Ашина. Вряд ли эти политические события, характер которых еще только предстоит выяснить, сопровождались приливом в Восточную Европу больших групп центральноазиатских кочевников, а тем более какой-либо кардинально резкой сменой этнического состава всего населения этого региона. В условиях крайне неблагоприятной экологической обстановки речь может идти только о централизованном переселении вместе с каганом лишь его немногочисленной военной дружины, с наследием которой мы, впрочем, можем связывать распространение в Восточной Европе сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа.
Так или иначе, но процесс образования Хазарского каганата, начавшийся со 2-й пол.640 гг и сопровождавшийся вливанием центральноазиатского этнокультурного импульса, способствовал усилению культурно-физической тюркизации хазар, наиболее кочевой части ирано-угорского восточноевропейского населения, и привел к довольно быстрому их возвышению. Источники сообщают о нескольких столкновениях арабов и хазар на Северном Кавказе, имевших место уже во времена правления халифа Османа (644-656 гг) (Артамонов М.И., 1962, с. 179). Вести длительные войны с арабами без угрозы получения удара в свой тыл от болгар было невозможно. В результате начинаются хазаро-болгарские войны, окончание которых М.И.Артамонов относил к 660 г, а К.Цукерман к 660-665 гг (Артамонов М.И., 1962, с. 174; Цукерман К., 2001, с.330-332). Разгром праболгар открыл хазарам дорогу на Боспор и в Северное Причерноморье. Установление хазарского господства в Керчи зафиксировано пожаром, датированным двумя медными византийскими монетами, выпущенными в период между 654-659 и 686-687 гг (Айбабин А.И., 1999, с.185-187). Неподчинившиеся хазарам праболгары Аспаруха ушли на Дунай и еще долгое время оставались там на таборной стадии кочевания. Но по оценке Р.Рашева, для погребального обряда дунайских праболгар не был характерен культ коня. Кочевой тюркский компонент в этой культуре связывается исключительно лишь с высшей аристократией и ближайшим ханским окружением (Рашев Р., 1993, с.250; 2002, с.86-87). Оставшиеся
95
в Приазовье праболгары Бат-Баяна полностью подчинились хазарам, были включены в структуру Хазарского каганата и надолго стали второстепенным фактором степной политики.
Лишь удачное для хазар окончание хазаро-болгарских войн, способствовавшее установлению на всей гигантской территории восточноевропейской степи юрисдикции Хазарского каганата, привело к установлению состояния общей политической и экономической стабильности. Очевидно, что именно с этим периодом истории и могло быть связано появление в степях Восточной Европы погребений сивашовского круга. Они были обнаружены на Южном Урале, Волге, Кубани, в Северном Причерноморье, на Кавказе и даже в Закавказье. Ареал распространения этих памятников маркирует территорию влияния Хазарского каганата и его наиболее ранние границы. Причем только лишь сами тюрко-хазары, являясь господствующей этносоциальной прослойкой, могли выполнять военно-административные функции одновременно на всей этой территории. Потребности верхушки Хазарского каганата в пышных погребально-поминальных церемониях привели к формированию традиции подчеркивания особого социального статуса при похоронах и способствовали появлению в степи элитных памятников типа Перещепины, Глодос и Вознесенки. Все это, впрочем, совершенно не исключает праболгар Бат-Баяна из процесса раннего культурогенеза Хазарского каганата. Но для данной конкретной ситуации важно то, что праболгар Бат-Баяна следует искать как бы в тюрко-хазарах, а не наоборот, как это делается сейчас. При этом совершенно нельзя исключать возможности присутствия в степях Восточной Европы также и угорского этнического компонента.
Нельзя сказать, что исследователи не предпринимали попыток поиска и выделения археологических памятников этнических хазар. Атрибуция экспедицией Л.С.Клейна материалов погребения, исследованного в к. 11 у Соколовской балки (Клейн Л.С. и др., 1972), в качестве памятника салтово-маяцкой культуры открыла новое направление в археологии хазарского времени. Успехи в разработке именно этого направления достаточно очевидны и, пожалуй, наиболее показательны.
Первая научная характеристика погребального обряда комплексов типа Соколовской балки - “подкурганные ямные захоронения, преимущественно в подбойных могилах, окруженных квадратными ровиками”, - была разработана С.А.Плетневой. Опираясь на поступающую непосредственно от полевых археологов информацию, она выделила данные памятники в третий тип погребений салтово-маяцкой культуры. Исследовательница безоговорочно указала на их связь именно с хазарами,
отметив, что обнаружение этих памятников — самое крупное открытие современного хазароведения, по своему значению сравнимое лишь с результатами работ Волго-Донской экспедиции 1948-1951 гг (Плетнева С.А., 1981, с.71; 1986, с.45; 1990, с.82).
Приоритет в изучении курганных захоронений хазарского времени, аналогичных исследованному Л.С.Клейном у Соколовской балки, и самая первая их сводка принадлежат перу А.И.Се-менова. В работах исследователя изучение этих памятников шло по линии выделения признаков, способных доказать центральноазиатское происхождение культуры данной группы степных кочевников. Таковыми А.И.Семенов считал: сооружение вокруг погребений ровиков-оград, существование поминальных курганов и устройство жертвенников, обычай труположения человека вместе с конем в могилах, использование камня в обрядности, нанесение насечек и инкрустаций золотом по металлу на предметах инвентаря, использование особых разновидностей сложносоставных луков и специфическую технологию их изготовления, знакомство с руническим письмом. Вывод, какие именно признаки погребального обряда и в каком конкретном сочетании могут считаться специфическими именно для памятников данного типа, а какие — нет, исследователь, однако, так и не сформулировал. Более того, он считал, что до выделения в степях Восточной Европы захоронений центральноазиатских тюркютов и богатых курганных погребений праболгар говорить об исключительно только хазарской атрибуции памятников типа Соколовской балки будет преждевременно (Семенов А.И., 1978; 1982; 1983; 1985; 1987; 1988). К сожалению, эта ценная мысль не была развита ни им самим, ни другими исследователями. В результате, опираясь на характеристику С.А.Плетневой, с хазарами стали связывать почти исключительно только погребения из т.н. “курганов с ровиками”, как в последнее время все чаще и чаще, крайне упрощенно стали называть памятники типа Соколовской балки.
Характеристика погребального обряда некоторой части захоронений этого круга предлагалась и мной (Круглов Е.В., 1989; 1990; 1992г; 1992д; 20026). Было отмечено, что окружение могил квадратными ровиками-оградами можно считать характерным почти исключительно только лишь для районов Нижнего Дона.
Определенным шагом в понимании особенностей этих памятников стала кандидатская диссертация и ряд статей А.А.Иванова (Иванов А.А., 1997; 1999; 2000; Иванов А.А. и др, 2000; Иванов А.А., Копылов В.П., 2005). К сожалению, крайне ограниченная источниковая база указанного исследования - 120 комплексов - является не более чем
96
случайной и достаточно произвольной выборкой12. Общее количество памятников этого типа, разбросанных на широкой территории степей юга Южно-русской равнины, в настоящее время представлено примерно 310 погребально-поминальными комплексами (Афанасьев Г.Е., Атавин А.Г., 2002, с.15). Не более чем третья часть из них имеет такой обрядовый признак, как ровик-ограда. Соответственно, термин “курганы с ровиками” значительно уже понятия “памятники типа Соколовской балки”.
Уже А.И.Семенов впервые отметил, что группа “курганов с ровиками” характеризует собой не весь, а лишь особый досалтовский период хазарской истории и считал их отличными от классических древностей салтово-маяцкой культуры. Исследователь допускал возможность лишь кратковременного сосуществования их с собственно салтовскими древностями (Семенов А.И., 1985, с.97). На несоответствие времени бытования “курганов с ровиками” со временем существования памятников салтово-маяцкой культуры обращала свое внимание и С.А.Плетнева (Плетнева С.А., 1990, с.82). Но сейчас одна из основных проблем раннехазарской археологии заключается в том, что, если понимать “курганы с ровиками” как некоторую часть захоронений Соколовского типа, то их нельзя датировать ранее нач.УШ в. Хронология “курганов с ровиками” не дает права считать именно их “соответствующими наиболее ранней истории Хазарского каганата” (Иванов А.А., 2002а, с.36-38). Из числа уже опубликованных “курганов с ровиками” самым ранним памятником может считаться погребение из к.1 Шиловского могильника, связываемого с памятниками новинковского типа. Праболгарская этнокультурная атрибуция этого комплекса, предложенная авторами раскопок (Багаутдинов Р.С. и др., 1998), а также его связь с памятниками новинковского типа совершенно справедливо были подвергнуты сомнению целым рядом исследователей (Бражник О.И., 1999, с.76; Плетнева С.А., 1999, с.202-203; Комар А.В., 2001, с.32-40). Наиболее реальная дата комплекса из Шиповки — 1-я четв.VIII в., а его несомненная связь с памятниками Соколовского типа была обоснована А.В.Комаром (Комар А.В., 2001, с.ЗО). Между тем, образование Хазарского каганата произошло не на рубеже VII-VIII вв., а в сер. VII в. Это означает, что в хазарской археологии вольно или невольно был искусственно сконструирован почти 50-летний хронологический период “отсутствия” памятников самих хазар. В результате, мы получили парадоксальную ситуацию, когда народ, давший свое имя государству, отстоявший его независимость в борь
бе с внутренним и еще более грозным внешним противником, подчинивший себе почти четверть территории Восточной Европы, постоянно упоминаемый во всех хрониках и летописях, в начальный период своей истории, во 2-й non.VII в., остается вне археологических реалий.
Абсурдность подобной ситуации в какой-то мере учитывает лишь мнение А.И. Айбабина о принципиальной возможности выделения памятников этнических хазар в археологических материалах уже 2-й пол.VII в. (Айбабин А.И., 1985; 1991; 1999, с.171-185; 2002), с которым полностью согласен и автор этих строк (Круглов Е.В., 1991; 1992а; 19926; 1992в; 2002а). В последнее время эту точку зрения активно поддержала С.А.Плетнева (Плетнева С.А., 2003, с.29-34), а наиболее плодотворно данное направление разрабатывает А.В.Комар (Комар А.В., 1999; 2000; 2001; 2004; Комар О.В., 2000, 2001).
Если признавать погребения из “курганов с ровиками” захоронениями этнических хазар, волей-неволей нам остается предположить, что во 2-й полЛШ в. последние практиковали погребальные традиции, отличные от классического обряда Соколовского типа. Но единственными захоронениями, предшествующими памятникам типа Соколовской балки, являются погребения сивашовского круга перещепинского хронологического горизонта, датируемые 2-й non.VII в., или, по А.В.Комару, еще уже — 670-705 годами. Они довольно многочисленны, представлены захоронениями как рядовых, так и знатных номадов, мужчин, женщин и даже детей, отличаются ярко выраженным культом коня и скотоводства и, на мой взгляд, достаточно отчетливо отражают состояние общественных отношений, свойственных переходу ко 2-й стадии кочевания. Имеющиеся антропологические определения указывают на повышенную степень монголоидности оставившего их населения (Балабанова М. А., 2005; Батиева Е.Ф., 2005).
Хотя памятники рядовых кочевников круга Сивашовки достаточно однообразны, среди них уверенно выделяются несколько разноуровневых обрядовых групп (Круглов Е.В., 19926, с.ЗЗ; 1992в, с.13):
I.	Погребения без останков сопровождающих жертвенных животных;
II.	Захоронения с останками жертвенных животных, расположенных на некотором удалении от человеческих скелетов в виде поминальных тризн и ситуаций;
III.	Погребения с ритуальными жертвенными животными, конем и бараном, помещенными непосредственно в могилах. По способам их взаимо
12По совершенно непонятным причинам А.А.Ивановым не были учтены даже материалы эпонимного памятника данной группы - к. 11 Соколовского могильника, исследованного экспедицией Л.С.Клейна.
97
расположения выделяются две подгруппы. Одна характеризуется положением останков животных над погребенными, вторая - положением останков животных рядом с умершими или на невысоких ступеньках. Первые обнаруживаются только в Северном Причерноморье и Крыму, вторые встречаются практически на всей территории степи;
IV.	Захоронения коня без останков человека, кенотафы.
Захоронения I-й, П-й и Ш-й групп, скорее всего, отражают особенности социальной стратификации кочевого общества 2-й пол.VII — нач.УТП в. Однако две подгруппы, выделяемые в составе Ш-й группы, вполне могут отражать и этнические различия населения, возможно, деление на праболгар и хазар или же на протоугров и хазар.
Следуя логике А.И.Семенова, мы должны были бы полагать, что погребения типа Соколовской балки (в целом — аналогичные захоронениям из “курганов с ровиками”), наиболее вероятные археологические памятники этнических хазар, не могут быть синхронными захоронениям сива-шовского круга, определяемым преимущественно болгарскими, и наоборот. Но в действительности какого-либо четкого хронологического, территориального и археолого-культурного распределения погребальных памятников степных кочевников Восточной Европы 2-й пол.VII - VIII в. не существует. Вероятно, именно поэтому до сих пор так и не сложилось четкого определения того, что же мы можем считать специфическими признаками вышеназванных археологических групп.
Если в качестве основного различия между сивашовскими и Соколовскими памятниками признавать хронологический аспект; то мы можем говорить минимум о двух последовательных стадиях развития одной культуры кочевого населения Хазарского каганата и об ее эволюционной трансформации примерно на рубеже VII-VIII вв.
Если в качестве основного различия между памятниками признавать территориальный аспект, то мы можем говорить о существовании нескольких разновременных политических центров Хазарского каганата, существование которых могло быть связано с той или иной конкретной военно-политической или экономической ситуацией, и не всегда совпадающих друг с другом - волго-донском, приазовском, днепровском, дагестанском и нижнедонском.
Если в основу различия археологических памятников восточноевропейских степей 2-й пол.VII - VIII в. класть этнокультный аспект, понимая под этим строго определенные системы устойчивых элементов погребального обряда, то в этом случае мы действительно можем говорить об обитании на территории региона двух близкородственных и
тесно сосуществующих все это время групп кочевого населения. Иными словами, с одной стороны, захоронения с явно формирующимися элементами Соколовской (по общему мнению - хазарской) погребальной обрядности (подбой к югу от входной ямы, западная ориентировка умершего, наличие в могилах останков сразу двух жертвенных животных, шкур или целых остовов коня и барана) начинают выявляться уже на стадии перещепинского хронологического горизонта (Бережновка, к.1 и 111; Виноградное, к.5; Дорофеевский, к.13; Комсомольский; Наташино, к.17; Портовое, к.12 п.5; Таганское). С другой — захоронения с элементами си-вашовской (праболгарской или протоугорской — ?) обрядности (могилы со ступеньками вдоль обеих длинных стен, подбои-ниши в коротких стенках), явно преобладающие на стадии перещепинского хронологического горизонта, не исчезают на рубеже VII-VIII вв., а продолжают встречаться на протяжении практически всего VIII в. Количественно не господствуя, они довольно часто обнаруживаются в общих с захоронениями Соколовского типа могильниках (Ближнеро ссошинский-1, к. 13; Вертячий, к. 1; Кастырский-VI, п.6 к.2 и п.5 к.З; Кировский-V, к.9; Красноармейский-IV, п.11 к.2 и п. 13 к.2; Криволи-манский-IV, к.5; Куцый-ХП, к.8; Новосадковский, к. 12; Потайной-П, к.1; Романовская-I, к.1 и 4; Тер-новский-П, к. 12; Центральный-IV, к.6; Центральный-VI, к. 19), что пока не дает нам возможности какого-либо их обособленного изучения.
Формирование традиции сооружения основных захоронений, изменение основного направления ориентировок погребаемых с восточного сектора на западный объясняются не сменой этнического состава населения в Хазарском каганате, а переходом в нач. VIII в. от первой и второй стадий кочевания к третьей, возникновением общеродовых территорий. Военные победы Хазарского каганата способствовали возвеличиванию правящих каганов и привели к усилению культурно-идеологической тюркизации всего населения. Отражением этого стало формирование общегосударственной идеологии в форме почитания тюркского божества Тенгри-хана, нашедшей свое яркое отражение в широком распространении культово-поминальных площадок, окруженных ровиками-оградами. Трансформация погребального обряда происходила на фоне общего улучшения экологической обстановки. К сер.VIII в. восточноевропейская степь стала влажной настолько, что впервые после I1-IV вв. оказались пригодными для обитания не только долины крупных рек и их притоков, но и открытые степные водоразделы. Большая часть памятников Соколовского типа выявлена именно на водоразделах рек. У значительной их части, особенно у имеющих внутрикурганные квадратные ровики-ограды,
98
на контактной границе насыпей и древних погребенных почв фиксируются пачкающиеся прослойки земли пепельно-зольного цвета. Они являются не остатками кострищ и ритуальных действий, а представляют собой результат активной естественной трансформации органики, а именно - минерализации или углефикации существовавшего в тот момент мощного дернового растительного покрова (Губин С.В., 1984).
Заключение
Возвращаясь к сложносоставным лукам, следует лишь повторить, что оружие “тюрко-хазарской” технологии, а не производное от него “хазарское” в основе своей было связано с прямым переселением в Восточную Европу в cep.VII в. какой-то небольшой группы центральноазиатских кочевников. Исходный район их обитания и роль в процессе образования Хазарского каганата еще предстоит выявить. Но даже изначально использование данного оружия не ограничивалось узкими рамками только этой группы, а имело широкое территориально-этническое распространение. Оружие, по описанию близкое к “тюрко-хазарскому” луку модифицированного переходного типа, найдено на территории Средней Азии в погребении близ г.Алма-Аты (Курманкулов Ж., 1980, с.191-197, рис.2). Луки из Ново-Биккин-ского кургана и п. I Манякского могильника сопровождались крайне специфической керамикой кушнаренковского типа, имеющей западносибирское угорское, а не центральноазиатское тюркское происхождение (Мажитов Н.А., 1977, табл.XVI, 2, 4, XVII, 5, XX, 1). Оружие из Клин-Яра и Мешоко обнаружено вообще вне степи, первое - в типично аланской катакомбе. Наконец, вспомним луки джетыасарской культуры.
Следует признать, что привнесенное в Восточную Европу оружие “тюрко-хазарской” технологии какого-либо исключительного отношения к праболгарам не имело. В число пользовавшихся этим оружием могут быть включены лишь с наименьшей долей вероятности. Авиловское, таган
ское, комсомольское, уфимские погребения, расположенные на столь значительном территориальном удалении от Восточного Приазовья, что никоим образом не могут быть идентифицированы в качестве праболгарских. Включение орды Бат-Баяна в состав Хазарской конфедерации могло привести эту ветвь праболгар к знакомству с данным оружием, но ушедшие на Дунай праболгары Аспаруха им однозначно не обладали. За исключением одной краевой боковой накладки из Сердики (Станчева М., 1981, с. 188, обр.2; Савин А.М., Семенов А.И., 1991, с.6), на территории всей Дунайской Болгарии не сделано ни одной другой более достоверной находки каких-либо остатков подобного оружия (Йотов В., 2004, табл.1-111). При этом следует иметь ввиду, что краевые боковые пластины “тюрко-хазарской” технологии достаточно легко можно спутать с соответствующими накладками луков V-VI вв., в то время как полное отсутствие специфичных и легко определимых пластин рукоятей, а также краевых фронтальных накладок ничем иным объясняться просто уже не может.
Такое же широкое распространение имели луки и “хазарской” технологии. Они встречаются не только в погребениях соколовского типа, но и в классических салтовских алано-болгарских могильниках. Одна из форм этого оружия обнаружена в захоронении позднекочевнического облика из к.З Тамар-Уткуля на Южном Урале (Иванов В.А., 2001, с. 157, рис.2, 2) и, что особенно интересно, в п.ЗЗ могильника Нови Пазар Дунайской Болгарии (Станчев (Ваклинов) Ст., Иванов Ст., 1958, с.98, табл.Х!, 4, с. 104, XXXI, 2-3).
Прямая генетическая взаимосвязь “тюрко-хазарского” и “хазарского” типов луков предполагает развитие их обоих в одной культурно-исторической и государственно-политической среде. В Восточной Европе такой средой мог быть только Хазарский каганат. Эволюция “тюрко-хазарского” сложносоставного лука и появление на его основе “хазарского” (рис.35) объясняются не субъективными изменениями этнической структуры населения этого государства, а объективными причинами экологического и военно-политического характера кон.VII - нач.УШ в.
99
Рис. 1. Раннесредневековые сложносоставные луки Восточной Европы (Савин А.М., Семенов А.И., 1998, рис. на с.294). Границы ареалов луков: 1(ГБ) - “гунно-болгарский ” ("тюрко-хазарский ’’) тип; 11(C) - “салтовский” тип; III(X) — “хазарский ” тип. Типология обкладок: 1 - фронтальная концевая; 2, 7, 9, 15, 1 б — концевые боковые; 3, 8, 12 — тыльные концевые; 4 - фронтальная рукояти; 5, 10, 14 — боковые рукояти; б, 11 - тыльные рукояти; 13 — фронтальная концевая (“челнок ”). А — "аварские ”; 15 -“венгерские”; 16- “позднеаланские”.
Fig. 1. The early mediaeval compound-complex bows of Eastern Europe (Savin A.M., Semenov A.I., 1998, Fig. on p.294). Borders of bow areas: I (ГБ) — “Hun-Bulgarian" (“Turki-Khazar") type; II (C) - “Saltovo” type; HI (X) - “Khazar” type. Facing typology: 1 -frontal of end-of-bow; 2, 7, 9, 15, 16 — lateral of end-of-bow; 3, 8, 12 - rear of end-of-bow; 4 -frontal of handle; 5, 10, 14 — lateral of handle; 6, 11 - rear of handle; 13 - frontal of end-of-bow ("shuttle”). A — “Avarian”; 15 — “Hungarian ”; 16- “Late Alanian ”.
Рис. 2. Две технологические линии развития раннесредневековых сложносоставных луков Восточной Европы (Савин А.М., Семенов А.И., 1997, с.42, рис.3). I— “гунно-болгаро-аварская ” (“тюрко-хазароаварская ”) линия. Способы и схемы сборки: А - “аварский” тип; ГБ — “гунно-болгарский ” (“тюркохазарский ”) тип. II - “хазаро-салтово-венгерская ” линия. Способы и схемы сборки: X- “хазарский ” тип; С — “салтовский ” тип; В - “венгерский " тип, варианты 1 и 2; БТ-лук из Боротала; МТ—лук из Монгун- Тайги.
100
Fig. 2. Two technological lines of development of the early mediaeval compound-complex bows of Eastern Europe (Savin A.M., Semenov A.I., 1997, p.42, Fig.3). I- a “Hun-Bulgarian-Avarian ” (“Turki-Khazar-Avarian ") line. Methods and configurations of assembly: A - an “Avarian " type; ГБ - a “Hun-Bulgarian ” (“Turki-Khazar”) type. II- a “Khazar-Saltovo-Hungarian” line. Methods and configurations of assembly: X - a “Khazar" type; C — a “Saltovo ” type; В — a “Hungarian ” type, the Iя and 2nd variants; БТ- a bow from Borotal; MT- a bow from Mongun-Taiga.
101
Рис. 3. Накладки сложносоставных луков гуннского времени Восточной Европы. 1-10—Кызыл-Адыр (Засецкая И.П., 1994, табл.36); 11 - Энгельс (Покровск), к.17 (СОКМ, инв.21247, 706/4-5); 12-18 -Покровск, к. 18 (СОКМ, инв.21237, 705/3); 19 - Тиритака (Медведев А.Ф., 1966, с.119, табл.2, 8); 20-21-Кубей, к.8п.2 (СубботинЛ.В., Дзиговский А.Н., 1990, с.42,рис.18, 2-3).
Fig. 3. Overlays of compound-complex bows of the Hun time of Eastern Europe. 1-10—Kyzyl-Adyr (Zasetskaia I.P., 1994, Tab.36); 11 - Engels (Pokrovsk), barrow 17 (Saratov museum of regional, ##21247, 706/4-5); 12-18 — Pokrovsk, barrow 18 (Saratov museum of regional, ##21237, 705/3); 19 — Tiritaka (Medvedev A.F., 1966, p.119, Tab.2, 8); 20-21 — Kubei, barrow 8 burial 2 (Subbotin L. V., Dzigovskij A.N., 1990, p. 42, Fig.18, 2-3).
102
Рис. 4. Царев, к.66 п.2 (1-9-МыськовЕ.П., 1993, с.77, рис.4,3, с.82, рис.5,7-9; 10-16-ВОКМ, инв.7621/ 52; 10-16 —прорисовки автора). 1 — план погребения: а —череп и конечности коня, б —кости барана, I -дерево, цифры 2-16 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 2-16 — инвентарь погребения. 2-6 - бронза; 7-9 — железо, 10-16—рог.
Fig. 4. Tsarev, barrow 66, burial 2 (1-9-Myskov Ye.P., 1993, p.77, Fig.4,3, p.82, Fig.5,1-9; 10-16-Volgograd museum of regional, ##7621/52; 10-16 - drawings made by the author). 1 - the burial layout: a-a horse skull and limbs, 6-the ram bones, I— wood, numbers 2-16 correspond to burial inventory drawing numbers; 2-16 - a burial inventory. 2-6 - bronze; 7-9 - iron, 10-16 - horn.
103
Рис. 5. Накладки сложносоставных луков гуннского времени. 1-8— Усть-Альминский могильник, впускное погребение кочевника из склепа 635 (Пуздровский А.Е. и др., 1999, с.200, рис.5, 15); 9-13 — Западные могилы, к. 19 (Скворцов Н.Б., 1999; Николаевский КМ, инв.416/21; 9-13 — прорисовки автора).
Fig. 5. Overlays of a compound-complex bows of the Hun time. 1-8 — Ust-Alminskiy burial ground, an intake burial of the nomadfrom a crypt 635 (Puzdrovskii A. Ye., et al.., 1999, p.200, Fig.5, 15); 9-13 — the Western tombs, barrow 19 (Skvortsov N.B., 1999; Nikolaiev museum of regional, ##416/21; 9-13 — drawings made by the author).
104
Рис. 6. Западные могилы, к. 19. Накладки сложносоставного лука.
Fig. 6. The Western tombs, barrow 19. Overlays ofacompound-complexbow.
105
Рис. 7. Накладки сложносоставных луков из погребений джетыасарской культуры, выборка (Левина Л.М., 1996, с.284-286, рис.89-91). 1-7 Алтынасар4ж, к. 165; 8-14 - Алтынасар 4м, к.261; 15-21 Алтынасар 4м, к. 256; 22-28 - Алтынасар 4д, к. 190; 29-39 - Алтынасар 4т. к. 488 (30-31 - изменены автором настоящей статьи).
Fig. 7. Overlays of a compound-complex bows from burials of Jetyasar Culture, extracts (Levina L.M., 1996, pp.284-286, Fig.89-91). 1-7 - Altynasar 4ж, barrow 165; 8-14 - Altynasar 4м. barrow 261; 15-21 -Altynasar 4м. barrow 256; 22-28 - Altynasar 4d, barrow 190; 29-39 - Altynasar 4m. barrow 488 (30-31 - were changed by the author of the present paper).
106
Рис. 8. Комсомольский грунтовой могильник, п.12 (Плахов В.В., 1988, с. 13,56-57, илл.21-22). 1 -план погребения: а — череп и конечности коня, б — череп и конечность барана, в — роговые накладки лука, цифры 2-8 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 2-8 - инвентарь погребения. 2 -бронза; 3-4, 6-8 — железо; 5 - рог.
Fig. 8. Komsomolsk burial ground, burial 12 (Plakhov V.V., 1988, p. 13,56-57, ill.21 -22). 1 - the burial layout: a - a horse skull and limbs, 6 - a ram skull and limb, в - horn overlays of a bow, numbers 2-8 correspond to burial inventory drawing numbers; 2-8 - a burial inventory. 2 - bronze; 3-4, 6-8 - iron; 5 - horn.
107
Рис. 9. Комсомольский грунтовой могильник, п. 12. Накладки сложносоставного лука.
Fig. 9. Komsomolsk burial ground, burial 12. Overlays of a compound-complex bow.
108
Рис. 10. Ново-Биккинский курган (1-35 - Мажитов Н.А., 1981, с. 17, рис.8,1-35; 36-37 - Мажитов Н.А., 1977, с.219-220, табл.ХУ!, 2,4). 1-37- инвентарь комплекса. 1-19-серебро; 20-21 - бронза; 22-35-кость, рог; 36-37 — глина.
Fig. 10.Novo-Bikkinskiybarrow(l-35—MazhitovN.A., 1981,p,17,Fig.8, 7-35; 36-37-MazhitovN.A., 1977, pp.219-220, Tab.XVI, 2, 4). 1-37 - the inventory of a burial complex. 1-19- silver; 20-21 - bronze; 22-35 - bone, horn; 36-37 - clay.
109
Рис. 11. 1-10 —Рисовое, к.13 п.11-12 (1-2, 6-10 - Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.218, рис.83, 4, 8-11; 3-5 — Баранов И.А., 1990, с.20, рис.6, 2, 6-7); 11-17—Таганский грунтовой могильник, п.2 (МатвеевЮ.П., 1995, с.7,puc.W; МатвеевЮ.П., Цыбин М.В., 2004, рис.6-1). 1-2,11 —планы погребений: а - череп и кости ног коня, б - накладки лука, в-удила(?), цифры 3-10 и 12-17 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 3-10, 12-17 - инвентарь из погребений. 3-5 — бронза; 6-10, 12, 14, 17—рог, кость; 13-кремень; 15-16 —железо.
Fig. 11. 1-10 - Risovoie, barrow 13 burials 11-12 (1-2, 6-10 - Shchepinskii A. A., Cherepanova E.N., 1969, p. 218, Fig.83, 4, 8-11; 3-5 — Baranov LA., 1990, p.20, Fig.6, 2, 6-7).; 11-17-Taganskiy burial ground, burial 2 (Matveiev Yu.P., 1995, p. 7, Fig. 11; Matveiev Yu.R, Tsybin M. V., 2004, Fig.6-1). 1-2; 11 - the layouts of burials: a — the horse skull and leg bones, 6 — the overlays of a bow, в — bits (?), numbers 3-10 and 12-17 correspond to burial inventory drawing numbers; 3-10, 12-17 - a burial inventory. 3-5 - bronze; 6-10, 12, 14, 17 — horn, bone; 13 —flint; 15-16 — iron.
110
Рис. 12. Таганский грунтовой могильник, п.2 (музей кабинета археологии ВГУ). Накладки рукояти лука: 1,3 — боковые, 2 - тыльная (прорисовки автора).
Fig. 12. Taganskiy burial ground, burial 2 (Museum of Archeology, Voronezh State University). Overlays of a bow handle: 1,3- the lateral ones, 2 — the rear ones (drawings made by the author).
Ill
Рис. 13. Таганский грунтовой могильник, п.2 (музей кабинета археологии ВГУ). Накладки краев и реконструкция внешнего вида лука (прорисовки автора).
Fig. 13. Taganskiy burial ground, burial 2 (Museum of Archeology, Voronezh State University). Overlays of ends-of-bow and reconstruction of a bow appearance (drawings made by the author).
112
Рис.
Fig.
14. Tai анский грунтовой могильник, н.2. Накладки рукояти лука.
14. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays of a bow handle.
113
Рис. 15. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лукадо реставрации, лицевая сторона.
Fig. 15. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow before restoration, the front side.
114
Рис. 16. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука до реставрации, оборотная сторона.
Fig. 16. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow before restoration, the back side.
115
Рис. 17. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука после реставрации, лицевая сторона.
Fig. 17. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow after restoration, the front side.
116
Рис. 18. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука после реставрации, оборотная сторона.
Fig. 18. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow after restoration, the back side.
117
Рис. 18а. Таганский грунтовой могильник, п.2. 1 - тыльная краевая накладка лука, лицевая сторона; 2 - тыльная краевая накладка лука, оборотная сторона. Фото М. В. Цыбина.
Fig. 18 а. Taganskiy burial ground, burial 2. / - the rear edge overlay of a bow, the front side; 2 the rear edge overlay of a bow, the backside. Л/. V.Tsibin s photo.
118
Рис. 19. Авиловский-1,к. 1 (Синицын И.В., 1954, с.231-234, рис. 1Л): 1-13,15-Г7-инвентаръ погребения; 14-тан погребения: а-кости коня, цифры 1-13, 15-17 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-9, 13-рог, кость; 10-12 - бронза; 15-17 -железо. 10-13, 15-17-без масштаба.
Fig. 19. Avilovskiy-I, barrow 1 (Sinitsynl.V., 1954,pp.231-234,Fig. 1Л): 1-13,15-17-the burial inventory; 14-the burial layout: a-horse bones, numbers 1-13, 14-17 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-9, 13-horn, bone; 10-12- bronze; 15-17-iron. 10-13, 15-17-unsealed.
119
Рис. 19а. Грунтовой могильник Мешоко, п.11 (1-5,8-19-ДитлерП.А., 1995, с.216,224,228-229,232-235, табл.ХХУ1, S,XXX,24,XXXI, 7-8,XXXIV, 2-6,XXXV-XXXVII; 6,7-КаминскийВ.Н., 1991,рис.23; 5-11,19-прорисовки накладок, реконструкции колчана и лука А.М.Савина и А.И.Семенова). 1-17,19 - инвентарь погребения; 18 - план погребения: а — накладки лука, б — колчан со стрелами; в - пряжки; г — нож; д -кочедык; е — кувшин; ж - стремя; з — кость животного. 1-4, 15 — железо; 5 - железо, дерево, кость; 6-11, 16—рог, кость; 12, 14 — серебро; 13 —железо, серебро; 17 — глина; 19 - дерево, рог, кость, сухожилия.
Fig. 19а. Meshokoburial ground, burial 11 (1-5,8-19-DitlerP.A., 1995, pp.216,224,228-229,232-235, TabXXVI, 8, XXX, 24, XXXI, 7-8, XXXIV, 2-6, XXXV-XXXVII; 6,7-Kaminskii VN„ 1991, Fig.23; 5-11,19-drawings of overlays, reconstructions of a quiver and bow by A.M.Savin and A.I.Semenov). 1-17, 19 - the burial inventory; 18 - the burial layout: a — overlays of a bow, 6 —a quiver with arrows; в - buckles; г- a knife; d — a kochedyk; e- a jug; ж —a stirrup; з-ап animal bone. 1-4, 15 - iron; 5 - iron, wood, bone; 6-11, 16- horn, bone; 12, 14 - silver; 13 — iron, silver; 17 — clay; 19 — wood, horn, bone, sinews.
120
Рис. 20. 1-5,7-11 - накладки сложносоставных луков; 6,12 - реконструкции луков. 1 -Новиковка (Медведев А.Ф., 1966. с. 119, табл.2, 7); 2-3 — Илъичевское городище (Николаева Э.Я., 1986, с.184, рисА, 11); 4-6 - Христофоровна, к. 7 п. 12 (Орлов Р.С., 1985, с.102, рис. 18, 25-26); 7-12- Танаис (7-8 - ГАМЗ “Танаис", инв. V1-64-32, 2101; прорисовки А.И.Семенова; 9-12-Шелов Д.Б., 1972, рис. на с.324).
Fig. 20. 1-5, 7-11 - overlays of compound-complex bows; 6, 12-reconstructions of bows. 1 - Novikovka (Medvedev A. F., 1966,p.119, Tab.2, 7); 2-3 — Iliichevskhillfort (Nikolaieva E.Ya., 1986, p.184, Fig. 1, 11); 4-6 - Khristoforovka, barrow 7 burial 12 (Orlov R.S., 1985, p. 102, Fig. 18, 25-26); 7-12 - Tanais (7-8 - State archaeological museum-reserve “Tanais", ##VI-64-32, 2101; drawings made by A.I.Semenov; 9-12 - Shelov D.B., 1972, Fig. on p.324).
121
Рис. 21. 1-8 — Верхнепогромное, к.1 п. 12 (Шилов В.П., 1975, с.42, рис.32, 10, с.46, рис.35; 5-8-ГЭ, инв.1953/62); 9-11 — Старица, к.7 п.8 (Шилов В.П., I960, рис.б/н); 12-16 — Виноградное, к.35 (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с.114, рисЛ); 17-20 — Манас (17-19 - Магомедов М.Г., 1981, с.122, рис.11; 20 — Медведев А. Ф., 1966, с. 118, табл.2, 3). 1, 9 — планы погребений: а —кости черепа и конечностей коня, б — камни; 2-8, 10-20 — инвентарь погребений. 2, 14-15, 17 — бронза; 3, 16 — железо; 4-8, 10-13, 18-20-рог, кость.
Fig. 21. 1-8 — Verkhnepogromnoie, barrow 1 burial 12 (Shilov V.P., 1975, p.42, Fig.32, 10. p.46, Fig.35; 5-8 - the Hermitage, ##1953/62); 9-11 — Staritsa, barrow 7 burial 8 (Shilov V.P., 1960. Fig. without number): 12-16 — Vinogradnoie, barrow 35 (Orlov R.S., Rassamakin Yu.Ya., 1996, p.114, Fig.%); 17-20 - Manas (17-19 — Magomedov M.G., 1981, p.122, Fig.ll; 20 — Medvedev A.F., 1966, p.118, Tab.2, 3). 1,9 — the burial layouts: a — bones of a horse skull and limbs, 6 - stones; 2-8, 10-20 — burials inventory. 2, 14-15, 17 — bronze; 3, 16 — iron; 4-8, 10-13, 18-20—horn, bone.
122
Рис. 22. Калининская, к.ЗО п.З (Атавин А.Г., 1996, с.249-252, табл. 12-15): 1-29 пиан и инвентарь погребения. 2, 18-22, 28 -кость, рог: 3-17 - бронза, серебро; 23-27, 29 - железо.
Fig. 22. Kalininskaya, barrow 30 burial 3 (Atavin A.G., 1996, pp.249-252, Tab. 12-15): 1-29 the buriallayou and inventory. 2, 18-22, 28 bone, horn; 3-17 bronze, silver; 23-27, 29 iron.
123
Рис. 23. Виноградное, к.5 (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с. 104,106,109, 113, рис.1,3.5,7): 1а. б. в планы погребения; 2-48 инвентарь комплекса. 2. 40-48 - кость, рог; 3. 34 железо: 4-19. 21-27 цветной металл (золото, биллон, серебро, бронза); 20, 28-33 цветной металл и стекло; 35-39 бронза и дерево.
Fig. 23. Vinogradnoie, barrow 5 (Orlov R.S., Rassamakin Yu.Ya., 1996, pp.104,106,109,113, Fig. 1.3.5.7): la, б, в the burial layouts; 2-48 the inventory of a complex. 2, 40-48 bone, horn; 3, 34 iron; 4-19. 21-27 nonferrous metal (gold, billon, silver, bronze); 20, 28-33 nonferrous metal and glass; 35-39 bronze and wood.
124
Рис. 24. Манякский-I грунтовой могильник, и. 1 (1 -18,21 -22 - Мажитов Н.А., 1981, с.7, рис.2,1, с.8, рис.З, 1-19; 19-20-МажитовН.А., 1977,с.222,табл.ХУП, 5, с.226,табл.XX, /): 1-20-инвентарькомплекса; 21-22 — планы погребения: а — кости коня, цифры 1-20 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-4 - рог; 5, 16-18 — железо; 6-15 — серебро; 19-20 - глина.
Fig. 24. Manakskiy-I burial ground, burial 1 (1-18,21-22-MazhitovN.A., 1981, p.7, Fig.2,7, p.8, Fig.3,1-19; 19-20 — Mazhitov N. A., 1977, p.222, Tab.XVII, 5, p.226, Tab.XX, /): 1-20—the inventory of a complex; 21-22 — the burial layouts: a — horse bones, numbers 1-20 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-4 -horn; 5, 16-18 - iron; 6-15 - silver; 19-20 - clay.
125
Рис. 25. Клин-Яр III, катакомба 29 (Флёров В.С., 2000, с. 138-140, рис.37-39): 1-28-инвентарь погребения. 1-2, 8-9, 13-19, 28 —бронза; 3-7, 12, 21-23, 27-28 — железо; 10 — белый сплав; 11, 14, 17 — золото, позолота; 20 — янтарь; 24-26 — глина.
Fig. 25. Klin-Yar III, catacomb 29 (Fliorov V.S., 2000, pp. 138-140, Fig.37-39): 1-28 - the burial inventory. 1-2, 8-9, 13-19, 28 — bronze; 3-7, 12, 21-23, 27-28 — iron; 10 — a white alloy; 11, 14, 17 - gold, gilding; 20 — amber; 24-26 — clay.
126
Рис. 26. Клин-Яр III, катакомба 29. Накладки сложносоставного лука (1-9 - Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37, 4-10, 12-15', прорисовка взаиморасположения накладок рукояти автора).
Fig. 26. Klin-Yar III, catacomb 29. Overlays of a compound-complex bow (1-9 - Fliorov V.S., 2000, p.138, Fig. 37, 4-10, 12-15; the author’s drawing of handle overlays interposition).
127
Рис. 27. Сидоры, к.34 (Мамонтов В.И., 1972; Круглов Е.В., 2004а): I-план кургана; 2 — план погребения: а — кости животного, б — накладки лука, цифры 3-8 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 3-8 — инвентарь погребения. 3 — рог, 4-7 — железо, 8 — глина.
Fig. 27. Sidoiy, barrow 34 (Mamontov V.L, 1972; Kruglov Ye. V., 2004a): 1-the barrow layout; 2-the burial layout: a - animal bones, 6 — overlays of a bow, numbers 3-8 correspond to burial inventory drawing numbers; 3-8 - a burial inventory. 3 — horn; 4-7 — iron; 8 — clay.
128
Рис. 29. Сидоры, к.34. Тамгообразный знак на тыльной концевой накладке сложносоставного лука.
Fig. 29. Sidory, barrow 34. A tamga-like sign on the rear end-of-bow overlay of a compound-complex bow.
Рис. 28. Сидоры, к.34. Накладки лука.
Fig. 28. Sidory, barrow 34. Overlays ofabow.
129
Рис. 30. 1-6 Сидоры, к.34 (Мамонтов В.11., 1972; Круглов ЕВ., 2004а; ВОК'М, инв. 12264; 1-6 прорисовки автора); 7-14 Новинки-11, к. 17 (Матвеева ГН., 1997, с. 184-187, 210, рис. 86-89, 115, 11-13; Багаутдинов Р.С'. идр., 1998, с.117, рис.25. 1; 11-12 прорисовки А. 11.Семенова). 1-5, 8-13 инвентаре из погребений; 6 прорисовка знака на накладке лука; 7а. б планы кургана; 14 план погребения; цифры 8-12 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-5, 8-9, 11-13 рог; 10 железо
Fig. 30. 1-6 Sidory, barrow 34 (Mamontov 17., 1972; Kruglov Ye. I', 2004a; Volgograd museum of regional, 12264; 1-6 the author's drawings); 7-14 Novinki-Il, barrow 17 (Matveieva Ci.I., 1997, pp.184-187, 210, /7g 86-89, 115, 11-13; Bagautdinov R.S., etal., 1998, p.117, Fig.25, 1; 11-12 drawings made by Л.I.Semenov) 1-5,8-13 the burials inventory; 6 the drawing of a sign on a bow overlay; 7a. 6 the barrow layouts; 14 the burial layout; numbers 8-12 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-5, 8-9, 11-13 horn; 10 iron.
130
Рис. 31. Жирноклеевский (Карповка), к.6, захоронение коня (Миллер М.А., 1934; Круглов Е.В., 2005; ГЭ,инв.1113/65-679; 1-8,10-прорисовки М.А.Миллера; 9,11-14-прорисовки А. И. Семенова/: 1-план захоронения, без масштаба; 2-14 - инвентарь комплекса. 2-3, 10, 14- железо; 4 — бронза; 5-9, 11-13 -рог, кость.
Fig. 31. Zhimokleievskiy (Karpovka), barrow 6, a horse burial (Miller M.A., 1934; Kruglov Ye.V., 2005; the Hermitage, ##1113/65-679; 1-8,10-drawingsmadebyM.A.Miller; 9,11-14-drawingsmadebyA.I.Semenov): 1 - the burial layout, unsealed; 2-14 - the inventory of a complex. 2-3, 10, 14 - iron; 4 — bronze; 5-9, 11-13 — horn, bone.
131
Рис. 32. Керчик (Гать-Ш), к.27 (1-3 - Парусимов И.Н., 1999, рис.51, 7-9; 4-7 - Савин А.М., Семенов А.И., 1999, рис.52): I - план кургана; 2-7 - план и инвентарь погребения. 2 - глина, 4-7-рог.
Fig. 32. Kerchik (Gat-III), barrow 27 (1 -3 - Parusimov I.N., 1999, Fig.51, 7-9; 4-7 - Savin A.M., Semenov A.I., 1999, Fig.52): I - the barrow layout; 2-7 - the burial layout and inventory. 2 - clay, 4-7-horn.
132
Рис. 33. Котельниково-П, к. 10 (Круглов Е.В., 20046; ВОКМ, инв.29016/39,40). Накладки рукояти сложносоставного лука “хазарской” технологии.
Fig. 33. Kotelnikovo-II, barrow 10 (Kruglov Ye.V, 20046; Volgograd museum ofregional, ##29016/39,40). Handle overlays of the “Khazaf”-made compound-complex bow.
133
Рис. 34. Роговые накладки сложносоставных луков “хазарской” технологии: 1-5 - Новоаксайский, к.28; 6-7 — Саловский-IV, к.2; 8-13 —Новоаксайский, к.13; 14-17 —Дмитриевский, катакомба 106 (1-5, 8-13 - Круглов Е.В., 19920, с.150, рис.2, 14-24; 6-7-ПарусимовИ.Н., 1998, рис.21, 8, 10; 14-17-Плетнева С.А., 1989, с. 70, рис.32).
Fig. 34. Hom overlays of the “Khazar”-made compound-complex bows: 1-5 - Novoaksaiskiy, barrow 28; 6-7 — Salovskiy-IV, barrow 2; 8-13 — Novoaksaiskiy, barrow 13; 14-17 - Dmitrievskiy, catacomb 106 (1-5, 8-13 — Kruglov Ye. V., 19920, p.l50, Fig.2, 14-24; 6-7 — Parusimov I.N., 1998, Fig.21, 8, 10; 14-17 — Pletneva S.A., 1989, p. 70, Fig. 32).
134
Рис. 35. Эволюция роговых накладок сложносоставных луков степей Восточной Европы раннехазарского времени (2-я пол.VII - нач.1Х в).
Fig. 35. Evolution of horn overlays of compound-complex bows: Eastern Europe steppes, the Early-Khazar time (the 2nd half of the VII - early IX c).
135
Литература и архивные материалы
Айбабин А.И., 1985. Погребение хазарского воина// СА. № 3.
Айбабин А.И., 1991. Келегейское погребение военного вождя// Проблеми на прабългарската история и культура. Т.2. София.
Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь.
Айбабин А.И., 2002. Археологическая культура хазар в Северном Причерноморье// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Аксенов В.С., 1999. Старосалтовский катакомбный могильник// Vita antiqua. Т.2. К.
Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001. Протоболгарские погребения Подонья и Придонечья V111-X вв.: Проблема поливариантности обряда и этноисторической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы, ч.1// СА. № 2.
Амброз А.К., 1973. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (1V-V11 вв.)// СА.№4.
Амброз А.К., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V-первой половины VIII в.// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Амброз А.К., 1982.0 Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре вопрос интерпретации//Древности эпохи великого переселения народов V-VI11 веков. М.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Артамонов М.И., 1970. Болгарские культуры Северного и Западного Причерноморья// ДГО.
Вып.15. Л.
Артамонов М.И., 1990. Первые страницы русской истории в археологическом освещении// СА. № 3.
Атавнн А.Г., 1996. Погребения VII начала VI11 вв. из Восточного Приазовья//Культура Евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. Самара.
Афанасьев Г.Е., 1979. Хронология могильника Мокрая Балка// КСИА. Вып. 158.
Афанасьев Г.Е., 2001. Где же археологические свидетельства существования Хазарского государства?// РА. №2.
Афанасьев Г.Е., Атавнн А.Г., 2002. Что же такое хазарский погребальный обряд? (Проблемы материала, археологического анализа и интерпретации)// Хазары. Второй Международный коллоквиум.М.
Ахмеров Р.Б., 1970. Уфимские погребения IV-VII вв. и их место в древней истории Башкирии//Древности Башкирии. М.
Бабешко И.Г., 1988. Отчет об археологических раскопках курганной группы Красногоровка-111 в г.Азове на территории дачного кооператива “Искра” в 1988 г.//Архив ИА РАН. Р-1. Д.№ 14211,14212; Архив АИАПМЗ. Д.№11177/1,2.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. Самара.
Багаутдинов Р.С., Пятых Г.Г., 1987.1 курганная группа у с.Преполовенка// Археологические исследования в Среднем Поволжье. Куйбышев.
Балабанова М.А., 2005. Краниологические варианты и происхождение населения Нижнего Поволжья раннего средневековья// ДА. В печати.
Батнева Е.Ф., 2005. К вопросу об антропологических особенностях населения Нижнего Подонья в хазарское время// ДА. 2002. Вып.3-4.
Бахшн ИманДжагфартарихы, 1993. Свод булгарских летописей. Оренбург.
Бернштам А.Я., 1940. Кенкольский могильник. Л.
Беляев О.С., Молодчикова I.O., 1978. Поховання коч!вник!в на р.Орель// Археолопя. Вип.28.
Богачев А.В., 1990. Погребение VI века на юго-западе Татарии// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Богачев А.В., 2003. Сокровища великого хана. Самара.
Бражник О.И., 1999. К вопросу об этнокультурной ситуации в лесостепном Поволжье в раннесредневековое время// Историко-археологические изыскания. Т.З. Самара.
Веймарн Е.В., Айбабнн А.И., 1993. Скалистинский могильник. К.
Вернер И., 1988. Погребалната находка от Малая Перещепина и Кубрат-хан на българите. София.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Власкин М.В., Ильюков Л .С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками в междуречье С ала и Маныча//СА.№ 1.
136
Гавритухин И.О., 2001. Хронология “среднеаварского” периода// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Гавритухин И.О., 2002. Проблемы хронологии “раннехазарской” археологии// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Гаврнтухнн И.О., Обломскнй А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.
Гарустович Г.К., Ракушнн А.И., Яминов А.Ф., 1998. Средневековые кочевники Поволжья (конца IX -начала XV века). Уфа.
Генинг В.В., Корпусова В.Н., 1989. Археологические памятники Крымского Присивашья. Курганы у с.Богачевка. К.
Губин С.В., 1984. Диагенез почв зоны сухих степей, погребенных под искусственными насыпями// Почвоведение. № 6.
Днтлер П.А., 1995. Раннесредневековый могильник Мешоко// Археология Адыгеи. Майкоп.
Залесская В.Н., Львова З.А., Маршак Б. И., Соколова И.В., Фонякова Н.А., 1997. Сокровища хана Кубрата. Перещепинский клад. СПб.
Засецкая И.П., 1982. Погребение у села Кызыл-Адыр Оренбургской области (к вопросу о гунно-хуннских связях)//Древние памятники культуры на территории СССР. Л.
Засецкая И.П., 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец 1V-V вв.). СПб.
Иванов А. А., 1997.0 поминальных курганах хазарского времени на Нижнем Дону// Проблемы истории и археологии Украины. Харьков.
Иванов А.А., 1999. Подкурганные конструкции в погребальном обряде кочевников хазарского времени Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Научные школы ВолГУ. Археология Волго-Уральского региона в эпоху раннего железного века и средневековья. Волгоград.
Иванов А.А., 2000. Раннесредневековые подкурганные кочевнические захоронения второй половины VII -первой половины IX вв. Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья. Автореф. дис.... канд. ист. наук. Волгоград.
Иванов А.А., 2002а. К вопросу об этнокультурной характеристике захоронений в “курганах с ровиками” Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Иванов А.А., 20026. К реконструкции этнополитической ситуации на Нижнем Дону и в Волго-Донском междуречье во второй половине VII начале IX вв.// Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века. Ростов-на-Дону.
Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С. А., 2000. Поясные наборы из курганов хазарского времени междуречья Дона и Сала// ДА. № 1.
Иванов А. А., Копылов В.П., 2005. Бронзовые зеркала из раннесредневековых подкурганных погребений Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// ДА. 2002. № 3-4.
Иванов В.А., 2001. Средневековые погребения могильника Тамар-Уткуль на Илеке// Археологические памятники Оренбуржья. Вып. V. Оренбург.
Иессен А.А., 1953. К вопросу о памятниках V111-V11 вв. до н.э. на юге Европейской части СССР// СА. №XV111.
Ильюков Л.С., Кляшторный С.Г., 1993. Руническое граффито из раннесредневекового кочевнического погребения в долине р.Сал// Ономастика и эпиграфика средневековой Восточной Европы и Византии. М.
Йотов В., 2004. Въоръжението и снаряжението от българското средновековие (V11-X1 век). Варна; Велико Търново.
Каминский В.Н., 1991. Вооружение племен аланской культуры Северного Кавказа I-XI11 вв. Дис.... канд. ист. наук. Владикавказ.
Каталог археологических коллекций (Соколовский курганный могильник), 1985. Новочеркасск.
Клейн Л.С., Раев Б. А., Семенов А.И., Субботин А.В., 1972. Катакомба скифского времени и салтовский курган на Дону// АО 1971 года.
Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987. Комплекс вооружения кенкольского воина// Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск.
Комар А.В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии)// Vita Antiqua. Т.2. К.
КомарО.В., Iliopo B.I., 1999. Кургани хозарського часу наЛуганщиш// Vita Antiqua. Т.2. К.
КомарО.В., 2000. Ранн! хозари у П!вшчному ПричорноморТ// Археолопя.№ 1.
Комар А.В., 2000. Горизонт Столбище-Старокорсунская и некоторые проблемы возникновения салтовской культуры// Finno-Ugrica. Вып. 1 (4). Казань.
137
Комар А.В., 2001. К вопросу о дате и этнокультурной принадлежности шиловских курганов// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Комар О.В., 2001. “Кубрат” i “Велика Bynrapia”: проблеми джерелознавчого анал’|зу// Сходознавство.
Вип.13-14. К.
Комар А.В., 2004. Кутригуры и утигуры в Северном Причерноморье//Сугдейский сборник. Киев; Судак.
Круглов Е.В., 1989. К вопросу об этнокультурной характеристике подкурганных погребений салтово-маяцкой культуры (по материалам восточной группы памятников)// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Донецк.
Круглов Е.В., 1990.0 подкурганных захоронениях калмыцко-астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста.
Круглов Е.В., 1991. К проблеме выделения раннехазарских памятников// VI 11-я конференция профессорско-преподавательского состава ВолГУ. Волгоград.
Круглов Е.В., 1992а. К проблеме выделения и этнокультурной атрибуции раннехазарских археологических памятников// Востоковедение в Башкортостане; история, культура. Т.2. Уфа.
Круглов Е.В., 19926. К проблеме формирования хазарской этносоциальной общности// Вопросы этнической истории Волга-Донья. Пенза.
Круглов Е.В., 1992в. К проблеме формирования хазарской этносоциальной общности// Межрегиональная конференция “Средневековые кочевники и городская культура Золотой Орды”. Волгоград.
Круглов Е.В., 1992г. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли// СА. № 3.
Круглов Е.В., 1992д. Хазарские погребения на реке Аксай// ДВДС. Вып.2.
Круглов Е.В., 2002а. Хазары — история только начинается// Хазары. Второй Международный коллоквиум.М.
Круглов Е.В., 20026. Некоторые проблемы анализа особенностей обращения византийских монет V1-V111 вв. в восточноевропейских степях// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Круглов Е.В., 2003. Сложные луки Восточной Европы раннего средневековья// Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. 4.11. М.
Круглов Е.В., 2004а. Погребение раннехазарского времени у с.Сидоры// Вопросы археологии Урала и Поволжья. Вып.2. Самара.
Круглов Е.В., 20046. Раскопки курганного могильника Котельниково-11. Отчет о раскопках// Архив ВОКМ. б/н.
Круглов Е.В., 2005. “Захоронение коня” из Волго-Донского междуречья// Материалы и исследования по археологии Дона. Т.2. Москва; Ростов-на-Дону. В печати.
Крыганов А.И., 1988. Вооружение и конское снаряжение кочевников юга Восточной Европы V1I-X вв. Автореф. дис.... канд. ист. наук. К.
Курманкулов Ж., 1980. Погребение воина раннетюркского времени// Археологические исследования древнего и средневекового Казахстана. Алма-Ата.
Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М.
Лимберис Н.Ю., 1986. Отчет Краснодарской археологической экспедиции о раскопках курганов в зоне строительства Понуро-Калининской оросительной системы, П-й очереди (Калининский район Краснодарского края) за 1986 год//Архив ИА РАН. Р-1.Д. № 12828, 12829.
Ляхов С.В., 2005. Раннесредневековый курган с ровиком из Северного Ставрополья// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Ставрополь. В печати.
Магомедов М.Г., 1981. Население Приморского Дагестана в VII-VIII вв.// Плиска-Преслав. Т.2. София.
Мажитов Н.А., 1977. Южный Урал в X1I-XIV вв. М.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала VII1-XII вв. М.
Максимов Е.К., 1956. Позднейшие сармато-аланские погребения V-V111 вв. на территории Нижнего Поволжья// Археологический сборник. Труды СОМК. Вып.1. Саратов.
Малашев В.Ю., 2000. Раннесредневековая керамика могильника Клин-Яр 111. Вопросы хронологии. М.
Мамонтов В.И., 1972. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской археологической экспедиции ЛОНА АН СССР в Михайловском, Калачевском, Кумылженском районах Волгоградской области в 1972 г.// Архив ИА РАН. Р-1. Д. № 4905, а; Архив ВОКМ. Д. № 31.
Матвеев Ю.П., 1995. Отчет о раскопках грунтового могильника у с.Лосево Павловского района Воронежской области в 1995 г.// Архив НИС ВГУ.
Матвеев Ю.П., Цыбни М.В., 2004. Таганский грунтовой могильник. Археологические памятники Донского бассейна. Вып.6. Воронеж.
138
Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской луке. Самара.
Медведев А.Ф., 1966. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы. Самострел// САИ. Вып. Е1-36.
Миллер М.А., 1934. Отчет о работах Ш-го отряда Волго-Донской экспедиции. Полевой дневник кургана № 6, опись находок// Архив ИИМК РАН. Ф.2, оп.1. Д. № 189/1934 г.
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Монгайт АЛ., 1951. Археологические заметки. Могила всадника у с.Арцибашево// КСИИМК. Вып.ХП.
Мошкова М.Г., Максименко Б.Е., 1974. Работы Багаевской экспедиции в 1971 гЛ Археологические памятники Нижнего Подонья. Т.2. М.
Мыськов Е.П., 1993. Погребения кочевников IX-X1 вв. на Ахтубе//ДВДС. Вып.З.
Николаева Э.Я., 1986. Находки оружия на Ильичевском городище// Проблемы античной культуры. М.
Обломский А.М., Терпнловскнй Р.В., 2001. Славянское поселение и кочевнический могильник V-VI11 вв наВорксле// Археолопчний лпопис Л|вобережноТУкраТни. № 1. Полтава.
Овчинникова Б.Б., 1990. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X веках. Свердловск.
Орлов Р.С., 1985. Культура кочевников IV-VI11 вв.// Этнокультурная карта территории Украинской ССР в 1 тыс. н.э. К.
Орлов Р.С., Рассамакнн Ю.Я., 1996. Новые памятники V1-VH вв. из Приазовья// Материалы 1 тыс. н.э. по археологии и истории Украины и Венгрии. К.
Орлов Р.С., Смиленко А.Т., 1986. Погребения кочевников и клады эпохи раннего средневековья// Археология Украинской ССР. Т.З. К.
Парусимов И.Н., 1998. Раскопки курганов в Зимовниковском районе// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.З. Новочеркасск.
Парусимов И.Н., 1999. Археологические исследования у х.Озерки в 1988-89 гг.// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.4. Азов.
Пиотровский Б.Б., Подгаецкнй Г.В., Миллер М.А., 1941. Сталинградская область. Дон// Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг. М.; Л.
Плахов В.В., 1988. Отчет о раскопках грунтового могильника у п.Комсомольский Астраханской области в 1988 г.// Архив ИА РАН. Р-1. Д.№ 14329, 14330; Архив АКМЗ,б/н.
Плетнева С. А., 1967. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М.
Плетнева С.А., 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1982. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.
Плетнева С.А., 1986. Хазары. 2-е изд. М.
Плетнева С. А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Плетнева С. А., 1990. Хазарские проблемы в археологии// СА. № 2.
Плетнева С. А., 1998. Древние болгары в восточноевропейских степях// ТА. Вып. 1. Казань.
Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. 1-е изд. Москва; Иерусалим.
Плетнева С. А., 2003. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья. Воронеж.
Пуздровский А.Е., Зайцев Ю.П., Неневоля И.И., 1999. Погребение воина гуннского времени на Усть-Альминском могильнике// Херсонесский сборник. Вып.Х. Севастополь.
Путинцева Н.Д., 1957. Отчет об археологических исследованиях в зоне строительства Чирюртовской ГЭС в 1957 году// АИА РАН. Р-1. Д№ 1513,а.
Рашев Р,, 1993. К вопросу о происхождении праболгар//МАИЭТ. Вып.Ш. Симферополь.
Рашев Р., 1998.0 возможности выделения самых ранних археологических памятников праболгар в степях Восточной Европы// ТА. Вып.2 (3). Казань.
Рашев Р., 2000. Прабългарите през V-V1I век. 1-е изд. Велико Търново.
Рашев Р., 2002. Множественность этнонимов и однообразие погребального обряда в степях Восточной Европы в VI-VII вв.// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Рашев Р., 2004. Прабългарите през V-VII век. 2-е изд. София.
Рыков П.С., 1929. Позднесарматское погребение в кургане близ с.Зиновьевки Саратовской губернии. Петровск.
Савин А.М., Семенов А.И., 1989. К типологии раннесредневековых луков Прикубанья// 1-я Кубанская археологическая конференция. Краснодар.
Савин А.М., Семенов А.И., 1990. К реконструкции лука хазарского времени// Проблемы исследования памятников археологии Северского Донца. Луганск.
Савин А.М., Семенов А.И., 1991. Две обкладки луков раннеболгарского периода// Болгаристика в системе общественных наук. Харьков.
139
Савин А.М., Семенов А.И., 1992а. Кудыргинские лучники// Проблемы сохранения, изучения и использования памятников археологии. Материалы конференции. Горно-Алтайск.
Савин А.М., Семенов А.И., 19926. Реконструкция Шестовицкого лука// Архпектурн! та археолопчш старожитност! Чершпвщини. Чершпв.
Савин А.М., Семенов А.И., 1992в. Средневековый лук из находки на р.Гогопс (по материалам архива М.П.Грязнова)// Северная Евразия от древности до средневековья: “К 90-летию со дня рождения Михаила Петровича Грязнова”. СПб.
Савин А.М., Семенов А.И., 1995. К методике изучения и публикации средневековых кочевнических луков// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара.
Савин А.М., Семенов А.И., 1997. Забытые, неопознанные и незамеченные луки гунно-болгарского типа// Проблемы истории и археологии Украины. Харьков.
Савин А.М., Семенов А.И., 1998.0 центральноазиатских истоках лука хазарского типа// Военная археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. СПб.
Савин А.М., Семенов А.И., 1999. Лук хазарского времени из могильника Керчик, курган 27// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.4. Азов.
Савннов Д.Г., 1981. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири// Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск.
Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону//Проблемы археологии. Вып.II. Л.
Семенов А.И., 1982. Центральноазиатские параллели погребальному обряду населения Хазарского каганата// Х11-е Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. М.
Семенов А.И., 1983. Романовское погребение и донские памятники предсалтовской культуры хазарского времени// Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. Ростов-на-Дону.
Семенов А.И., 1985. Художественный металл Романовского погребения на Дону// Художественные памятники и проблемы культуры Востока. М.
Семенов А.И., 1987. К культурной атрибуции раннесредневекового погребения из Уч-Тепе// КСИА.
Вып. 192.
Семенов А.И., 1988. К выявлению центральноазиатских элементов в культуре раннесредневековых кочевников Восточной Европы// АСГЭ. Вып.29.
Семенов А.И., 1996. Луки Верхнего Чирюрта: проблемы культурной атрибуции// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа(XIX-е Крупновские чтения). М.
Семенов А.И., 1997. К оценке различий погребального обряда курганных захоронений типа Сивашовки и типаСоколовской балки//Древности Кубани. Материалы семинара, посвященного 85-летию Н.В.Анфимова. Краснодар.
Синицын И.В., 1954. Археологические памятники в низовьях реки Иловли// Ученые записки СГУ. T.XXXIX. Вып. исторический. Саратов.
Синюк А.Т., Кравец В.В., 1999. Гуннское погребение на юге Воронежской области// Археология Центрального Черноземья и сопредельных территорий. Липецк.
Скарбовенко В.А., 1980. Отчет о раскопках курганных могильников в зоне строительства Понуро-Калининской оросительной системы на землях колхоза Заря в Калининском районе Краснодарского края (1980 г.)// Архив ИА РАН. Р-1. Д. № 8744, а, б.
Скворцов Н.Б., 1999. Отчет об охранных археологических раскопках в Николаевском и Урюпинском районах Волгоградской области в 1999 г.// Архив ВОКМ. Д. № 149.
Смирнов К.Ф., 1961. Археологические данные о древних всадниках Поволжско-Уральских степей// СА.№ 1.
Смоляк А.Р., 1995. Отчет об археологических исследованиях в 1993 г. на острове Поречный Усть-Донецкого района Ростовской области// Архив археологической лаборатории РГПУ.
Соловьев А.И., 1987. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья.
Новосибирск.
Станчев (Ваклииов) Ст., Иванов Ст., 1958. Некрополътдо Нови Пазар. София.
Станчева М., 1981. Сердика и прабългарите// Плиска-Преслав. Т.2. София.
Crpixap М.М., 1992. Коч!вницьке поховання 61ля с.Журавлиха на КиТвщин!//История и археология Слободской Украины. Харьков.
Субботин Л.В., Дзиговский А.Н., 1990. Сарматские древности Днестро-Дунайского междуречья. 4.111: Курганные могильники Васильевский и Кубей. К.
Толочко П.П., 1999. Кочевые народы степей и Киевская Русь. К.
140
Тортпса О.О., 1999.1сторична географ!я та населения Велико!' Болгарн (630-660 рр. н.е.): Методика дослщження кочових сусшльств середньов!ччя. Автореф. дне.... канд. icr. наук. Харюв.
Федоров-Давыдов Г.А., 1984. Погребения хазарского времени из кургана “Кривая Лука” в Нижнем Поволжье// Проблемы хронологии степей Евразии. Кемерово.
Флёров В.С., 2000. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М.
Флёрова В.Е., 2000. Лук из катакомбы № 29 могильника Клин-Яр III// Флёров В.С., 2000. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М.
Флёрова В.Е., 2001а. Подкурганные погребения восточноевропейских степей и пути сложения культуры Хазарии// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Флёрова В.Е., 20016. Хазарские курганы с ровиками: Центральная Азия или Восточная Европа?// РА. № 2.
Флёрова В.Е., 2002а. Болгары и археологическое районирование донских степей// Сучасш проблеми археолога. К.
Флёрова В.Е., 20026. Подкурганные захоронения и ранняя история Хазарии. Негативные вопросы историографии// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Флёрова В.Е., 2002в. Проблемы исследования ямных и курганных могильников хазарского времени на Нижнем Дону// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Хазанов А.М., 1966. Сложные луки евразийских степей и Ирана в скифо-сарматскую эпоху// Материальная культура народов Средней Азии и Казахстана. М.
Хазанов А.М., 1971. Очерки военного дела сарматов. М.
Храпунов И.Н., 1991. Булганакское позднескифское городище (по раскопкам 1981-1989 гг.)// МАИЭТ.
Вып.П. Симферополь.
Худяков Ю.С., 1986. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск.
Цукерман К., 2001. Хазары и Византия: первые контакты// МАИЭТ. ВыпЛТП. Симферополь.
Чичуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: “Хронография” Феофана, “Бревиарий” Никифора. Тексты, перевод, комментарии. М.
Шабашов А.В., Шабапюва М.Н., 2004. Этнонимия и антропонимия праболгар как источник реконструкции их ранней истории (к постановке проблемы)// Сугдейский сборник. Киев; Судак.
Шелов Д.Б., 1972. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры. М.
Шилов В.П., 1960. Отчет о раскопках Астраханской экспедиции в 1960 г.//Архив ИА РАН. Р-1. Д.№2155,а;
Архив ВОКМ. Д. № 10.
Шилов В.П., 1975. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья. Л.
Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969. Северное Присивашье в V-1 тысячелетиях до нашей эры. Симферополь.
Шнайдштейн Е.В., 1981. Раскопки курганной группы Купцын Толга// Археологические памятники Калмыкии эпохи бронзы и средневековья. Элиста.
Alfoldi А., 1932. Funde aus der Hunnenzeit und ihre ethnische sonderung// Archaeologia Hungarica. B.IX. Budapest.
Arseniewa T., Piasecki K., Scholl T., 2002. Zelazny wojownik// Archeologia zywa. Warchava.
Sebestyen K., 1930. Rejetelyes csontok nepvandorlaskori sirokban// Dolgozgatok a M. Kir Ferenz Jozsef Tudomanyegetem Archeologiai Intezetebol. Szeged.
Summaiy
Ye.V.Kruglov (Volgograd, Russia)
COMPOUND-COMPLEX BOWS OF EARLY MEDIAEVAL
EASTERN EUROPE
The paper considers the remnants of compound-complex bows, one of the major type of weapons of the steppe nomads in Eastern Europe at the time of Early Middle Ages. Using the technique applied by AM.Savin and A.I.Semionov, the author defines the principal constructive-technological distinctive features of this type of weapon of long-range combat not by the number of arbitrarily retained hom plates, but by the peculiar features
141
of their manufacture and fastening to the wooden bow. The general characteristics and a preliminary classification of two major designs of compound-complex bows of Eastern Europe in the Early Middle Ages pointed out by A.M.Savin and A.I.Semionov, i.e. the “Turkic-Khazarian” (or the “Hunnic-Bulgarian”, according to A.M.Savin and A.I.Semionov’s terminology) design and the “Khazarian” design, are given. A.I.Savin and A.I.Semionov’s assumption about the exceptional use of the “Turkic-Bulgarian” bow only by the ProtoBulgarians of Eastern Azov Sea areas is criticized. A general conclusion about the Central Asian and ancient Turkic origin of the “Turkic-Khazarian” type of bow has been made. The appearance of this weapon on the territory of Eastern Europe in the middle of the VIP c. is connected with the formation of Khazar chaganate headed by representatives of the ftlite Turkic Ashin’s clan and their nearest milieu. The author highlights inadaptability of the “Turkic-Khazarian” type of bow to the ecology and climate of Eastern Europe of the VIIth c., indicating the objective inevitability of the evolutional modification of this weapon. Amechanism of direct constructive-technological development of the “Turkic-Khazarian” type of weapon into a “Khazar” type of weapon has been exemplified.
Статья поступила в редакцию в мае 2005 г
142
З.АЛьвова
К ВОПРОСУ О СТАНОВЛЕНИИ ИУДАИЗМА В ХАЗАРСКОМ КАГАНАТЕ. ИНКУБАЦИОННЫЙ ПЕРИОД
Главным источником данных об иудаизме в Хазарском каганате в советское время была и остается в настоящее время известная монография П.К.Коковцова “Еврейско-хазарская переписка в X в.” (Коковцов П.К., 1932). В книге дается публикация нескольких средневековых текстов на иврите, комментарии к их возможным прочтениям, анализ текста и перевод.
Первая из публикуемых рукописей принадлежит писателю XVI в. Исааку Акриша и названа П.К.Коковцовым “Вступление Исаака Акриша к еврейско-хазарской переписке” (Коковцов П.К., 1932, с.3-7,39-51). Далее идет письмо еврейского сановника из Кордовы Хасдая Ибн-Ша-фрута хазарскому царю Иосифу (Коковцов П.К., 1932, с.7-19, 51-71), дошедшее до нас не только в сочинении Акриша, но и в так называемой Оксфордской рукописи (Коковцов П.К., 1932, с.XI-XIII), и ответное письмо царя Иосифа, согласно краткой редакции (Коковцов П.К., 1932, с.19-26, 72-89).
Публикуемое П.К.Коковцовым ответное письмо царя Иосифа, согласно пространной редакции (Коковцов П.К., 1932, с.26-33, 89-112), известно из II Собрания рукописей караима Авраама Фир-ковича, приобретенного у него в 1876 г Государственной Публичной библиотекой (Российская национальная библиотека) (Коковцов П.К., 1932, с.ХШ).
Еще одним публикуемым документом является открытая в нач.ХХ в. в фондах Кембриджского университета рукопись, получившая название “Кембриджский документ” и представляющая собой отрывок из письма неизвестного хазарского еврея X в., во многом повторяющего письмо царя Иосифа (Коковцов П.К., 1932, с.33-36, 113-123). Автором Кембриджского документа П.К.Коковцов считает византийского еврея ХП-ХШ вв., безусловно, знакомого с перепиской Хасдая Ибн-Шафрута с царем Иосифом, но не только с этими текстами, но и с литературными произведениями своего времени, которые оказали на него влияние (Коковцов П.К., 1932, c.XXVIII-XXXVI).
Посвящаю светлой памяти М.И.Артамонова и О.А.Артамоновой-Полтавцевой
Кроме перечисленных текстов, в труде П.К.Коковцова даны тексты и русские переводы отрывка из “Книги о временах” Иехуды-бен-Барзиллая (кон.Х1 в.); двух отрывков из “Хазарской книги” Иехуды Галеви (нач.ХП в.) и отрывка из “Книги предания” Авраама Ибн-Д’ауда (умер в 1180 г) (Коковцов П.К., 1932, c.XXXVI, 127-134).
Исчерпывающий анализ русского перевода опубликованных П.К.Коковцовым текстов, в том числе и тех, которые касаются принятия хазарами иудаизма, имеется в книге М.И.Артамонова “История хазар” 1962 г (Артамонов М.И., 1962, с.262-282).
Следует назвать также монографию Нормана Голба и Омельяна Прицака “Хазарско-еврейские документы X в.”, вышедшую из печати в 1997 г (Голб Н., Прицак О., 1997). В книге предлагаются вниманию тексты двух написанных на иврите документов: публикуемый впервые и открытый в 1962 г среди развалин каирской генизы текст рекомендательного письма, составленного членами еврейской общины в Киеве для попавшего в беду единоверца, — так называемое Киевское письмо — и текст, и новый перевод известного Кембриджского документа. К тексту приложены статьи и комментарии.
Всех названных древних текстов и переводов, и работ современных авторов, посвященных становлению иудаизма в Хазарском каганате, было бы достаточно, чтобы в ближайшее время не возвращаться к этой теме. Но в 1993 г в печати появился до этого времени неизвестный русский перевод Свода летописей Джагфара 1680 г (Бахши И., 1993, с.7-323). Поданным последнего владельца и издателя этих текстов Ф.Г.-Х.Нурутдинова, первоначально летописи свода были написаны на булгарском тюрки арабским шрифтом. Поводом для составления свода послужило башкирское восстание, перед которым надо было поднять дух повстанцев. Поэтому сеид Джагфар приказал секретарю своей канцелярии Бахши Иману составить свод летописей XIII -нач-XVI в. - так называемый свод Джагфара (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 1993а, с.5-6).
Изданный небольшим тиражом (1300 экз.) и не попавший в библиотеки русский перевод свода Джагфара очень долго оставался неизвестным для большей части историков и археологов, и отклики на его издание появились сравнительно поздно. Но сразу же читавшие (и не читавшие) эти тексты специалисты разделились на две группы — принимающие свод Джагфара за подлинный перевод древних летописей и считающие его подделкой.
Такое разделение кажется не случайным. Скорее всего, оно вызвано разными оценками событий последнего столетия — всплеск национального самосознания народов России, который мы наблюдаем сегодня, и бесчеловечные акции интернационалистов в первые годы советской власти, когда проводилась политика глобального уничтожения национального наследия народов России: запрещение религии предков, национальных праздников, обычаев и обрядов. И не случайно (а, может быть, преднамеренно?) именно в эти годы проводился перевод мусульманских народов на кириллический алфавит, в процессе которого у населения конфисковывались и уничтожались все написанные арабским шрифтом тексты, а их собственники арестовывались.
По данным Ф.Г.-Х.Нурутдинова, перевод первоначально написанного на булгарском тюрки арабским шрифтом свода на русский язык был сделан его дядей И.М.-К.Нигматуллиным в целях спасения текстов именно в это время-в 1939 г, и это сообщение кажется вполне убедительным (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 1993а, с.5-6). Среди татар в 30 гг еще сохранялась духовная элита, владевшая и булгарским тюрки, и арабским шрифтом и способная перевести свод на русский язык.
И обстоятельства гибели первоисточника, и удивительная информативность перевода, в котором зафиксировано до 500 совершенно неизвестных этнических и географических наименований (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 19936, с.348-387), вызвали большой интерес к его текстам и доверие к его подлинности у ряда ученых специалистов. Первым обратил внимание на одну из летописей свода Джагфара - Гази Барадж тарихы -И.А.Баранов на Международной конференции “Византия и Крым” в Севастополе в 1997 г (Баранов И.А., 1998, с. 19-21). Ю.И.Бегунов готовит к изданию труд по фундаментальной обработке всех летописей свода Джагфара. Предварительное сообщение об этой работе было им сделано на Седьмых Державинских чтениях в 2002 г (Бегунов Ю.И., 2002, с. 19-20). И.Р.Мусина проделала поистине титаническую работу, составив по текстам летописей Джагфар тарихы родослов
ные и русских князей, и правителей Хазарского каганата, и Великой Булгарии Поднепровья, берущих начало от древнего булгарского рода Дуло (Мусина И.Р., 2003, с.391-414).
И в то же время отсутствие текста летописей свода Джагфара на булгарском тюрки, вольный стиль и современный язык перевода и то, что его появление в свет совпало с периодом подъема национализма и появлением в печати ненаучных и тенденциозных книг, также нельзя сбрасывать со счетов. И недоверие к своду Джагфара у ряда исследователей вызвано именно этой литературой. Его, не глядя, сбрасывают в одну кучу с подобного рода изданиями.
Этой же причиной вызвано и недоверие к своду Джагфара и А.В.Гадло, который связывал его появление с повсеместными попытками коренных народов России обосновать свою историю, найти своих предков, но только посредством плагиата и подделок, как будто и не было никогда и этой истории, и этих предков (Гадло А.В., 2002, с.24). Соответственно А.В.Гадло склонен рассматривать свод Джагфара как составленный сегодня “препарированный” источник, делая особый акцент на том, что он неслучайно появился в печати после выхода работы М.И.Артамонова “История хазар”. Однако свод Джагфара был опубликован тридцать лет спустя после появления в печати монографии М.И.Артамонова. Кроме того, даже беглое знакомство со сводом приводит к выводу, что ни одна из его летописей к книге М.И.Артамонова “История хазар” никакого отношения не имеет.
По мнению автора данной статьи, оценивать подлинность русского перевода свода Джагфара надо исходя из политической ситуации как 30, так и 90 гг прошлого века. В 30 гг, в период борьбы с пантюркизмом и переводом мусульманских народов на кириллический алфавит, действительно мог исчезнуть подлинник свода и не он один. Но нельзя забывать и о националистических тенденциях последних лет, и о возможности каких-то современных включений в летописи свода Джагфара.
Поэтому, обращаясь к русскому переводу одной из летописей свода — Гази-Барадж тарихы, автор делает это с большой осторожностью, сравнивая его, когда это бывает можно, с русскими переводами безупречных письменных источников и не исключая возможного присутствия в тексте поздних добавлений (Львова З.А., 2001а, с.105-110; 20016, с.46-49; 2001в, с.37-41; 2002, с.221-226; 2003, с.134-141).
Обращаясь к текстам одной из летописей свода Джагфара - Гази-Барадж тарихы (1229-1246 гг), которые касаются истории Хазарского
144
каганата, следует подчеркнуть их уникальность. Тексты мусульманина Гази-Бараджа, возможно, намеренно не касающиеся ни войны арабов с “нечестивым” каганом (Артамонов М.И., 1962, с.206), ни его “яхудской” “лжеверы” (Бахши И., 1993, с.27), в то же время содержат совершенно неизвестные данные о жизни и правлении четырнадцати хазарских каганов и пяти беков. И это позволило сопоставить родословные двух боровшихся за власть с сер.VII в. до сер.Х в. каган-ских родов - Кабана и Калги (см. приложение в статье Львовой З.А. “Кем были царь Иосиф ...” в настоящем сборнике). И в то же время некоторых из этих каганов можно сопоставить с царями и каганами арабских и еврейских письменных источников (царь Иосиф, Обадья, Ханукка, воевавшие с арабами безымянные каганы, военачальник Барджиль, царь Булан и другие). Это позволяет объединить воедино разрозненные и почти не совпадающие друг с другом данные об их жизни и правлении, составить их биографии.
Обращаясь к каганам одного из названных родов - рода Кабана, Гази-Барадж каждый раз подчеркивает принадлежность их к тенгриан-ству, к древней традиции условного удушения кагана перед вступлением во власть, во время которого он должен был назвать количество лет, в течение которых ему суждено было царствовать (Бахши И., 1993, с.22, 23). Каганы второго рода -рода Калги, - напротив, придерживались иудаизма.
Роды Кабана и Калги были родственны между собой. Кабан назван племянником правившего до него кагана, под которым можно подразумевать отца Айбата Калгу. А сын Кабана Кук-Куян был племянником Айбата. Соответственно Айбат и Кабан были братьями, но не родными, так как отцом Айбата был Калга, а Кабана - Урус (Бахши И., 1993, с. 18, 21, 23, 27). Можно думать, что это могло быть родство по матери, или же каганы были двоюродными, или троюродными братьями, или же кто-то из рода Калги был усыновлен кем-то из знатного тенгрианского рода Кабана.
Первым каганом, открыто приобщившимся к иудаизму, назван сын Калги Айбат, взявший в жены еврейку из Бухары (Бахши И., 1993, с.22) (приложение). Однако, как показывают тексты летописи, представители знатных тенгрианских родов должны были брать в жены таких же знатных женщин из таких же знатных родов.
Так, жена внука кагана Кук-Куяна Асанкула была дочерью правителя Кара-Булгар Поднеп-ровья Тат Утяка. А по матери и она, и ее сестра Арья Аслан принадлежали к древнему урус-скому роду Услан, который вел свое начало от
прародителя сакланов богатыря Таргиза (Бахши И., 1993, с.27,40).
Грубому нарушению этой традиции, когда женой кагана становится иноплеменная иноверка, должны были предшествовать достаточно серьезные события, укрепившие позиции иудаизма пока еще не во всем государстве, но в какой-то части его правящей верхушки. Лицом, приобщившимся к иудаизму еще до Айбата, видится его отец Калга.
Согласно тексту Гази-Барадж, сын балтавара Алып Бия Калга (Бахши И., 1993, с.18) был вождем хазар, возглавившим хазарское войско и погибшим в битве во время войны хазар с сыновьями кагана Великой Булгарии Поднепровья Куврата. А поскольку непосредственно после сообщения о смерти Калги говорится о приходе к власти племянника прежнего кагана — Кабана, то можно думать, что Калга также носил титул кагана (Бахши И., 1993, с.21, 22) (приложение). В то же время он был военачальником. И в этой связи можно было бы вспомнить некоторые данные Кембриджского документа. Его автор говорит о давнем присутствии евреев в Хазарии и о том, что они породнились с жителями этой страны и научились их делам. Они выходили вместе с хазарами на войну и стали одним с ними народом, за исключением того, что держали завет обрезания и соблюдали субботу (Коковцов П.К., 1932, с.114). Среди хазар якобы не было царя, но они ставили над собой военачальником того, кто одерживал победу.
Продолжалось это до тех пор, пока один из евреев не проявил отвагу на войне и не обратил в бегство врагов. И тогда “хазары поставили его над собой военачальником”. У ставшего военачальником еврея и жена Серах, и тесть также были евреями, и жена, и тесть направили его на путь истины (Коковцов П.К., 1932, с.114).
Если отождествить упоминавшегося в Кембриджском документе военачальника хазар с Калгой, о котором говорит Гази-Барадж, то становятся понятными и поступки его сына Айбата, взявшего в жены еврейку из Бухары. По-ви-димому, в семье каганов-евреев Калги и Айбата древние обычаи знатных тюркских родов не соблюдались. А что касается до мнения окружавших трон знатных семей, то с ним вряд ли считались, так как Айбат пришел к власти путем переворота, посадив в темницу сына предыдущего кагана Кабана Кук-Куяна (Бахши И., 1993, с.23) (приложение).
С приходом к власти Калги и Айбата иудаизм еще не становится государственной религией, и вряд ли можно и дальше, вслед за Кембриджским документом, говорить о религиозном дис
145
путе, который организовал хазарский военачальник. Но данные Кембриджского документа о том, что в Хазарию уже при нем стали стекаться иудеи из Багдада, Хорасана и греческой земли (Коковцов П.К., 1932, с. 114) кажутся вполне правдоподобными. Просвечивает это и в тексте Гази-Барадж в глухих упоминаниях о событиях 2-й пол.VII — нач.УШ в. Можно думать, что какое-то давление на знатные тенгрианские роды упоминавшиеся иноверцы стали оказывать еще в бытность военачальника Калги, так как каган Кабан называет его ненавистным и радуется его гибели в битве с Бат-Бояном, которого он, напротив, называет своим братом по вере и языку (Бахши И., 1993, с.21) (приложение). Возможно также, что появление в Хазарии евреев, бежавших сюда от преследования мусульман и христиан, отразилось и на характере войны с арабами в 1 -й пол.VII в., который видится в некоторых ее эпизодах, о которых говорится далее, и на притеснении коренных народов Хазарского каганата иудаистами в сер. и 2-й пол.УШ в. (Бахши И., 1993, с.25,27,28), но не в IX-X вв., когда после реформ Обадия, но по другим причинам, наступила большая веротерпимость.
Согласно данным Гази-Барадж, после гибели Калги каганом становится знатный тенгрианец Кабан, умерший вскоре после 690 г (Бахши И., 1993, с.22). А после смерти Кабана на престол садится пришедший к власти путем государственного переворота сын Калги “зловредный” Айбат, посадивший в темницу сына и наследника Кабана Кук-Куяна.
Кроме того, что женою Айбата была яхудка из Бухары, об его правлении из текстов Гази-Барадж известно очень мало (Бахши И., 1993, с.22, 23) (приложение). Но названные летописью имена и сына, и внука Айбата встречаются также и в других источниках, и это позволяет составить достаточно полное представление об его правлении.
Если принять во внимание, что смерть Айбата наступила не с приходом к власти его сына после 745 г, а значительно раньше, так как после него какое-то время правили другие лица (Бахши Иман, 1993, с.24, 25), то время его царствования падает на 1-ю треть VIII в., когда, по другим данным, хазарский каган вел на Кавказе войну с арабами. Как сообщают арабские авторы, во время этой войны в 721 и 730/31 г хазарское войско возглавлял сын безымянного кагана Барджиль (Артамонов М.И., 1962, с.206,211, 217). Этим же именем называет сына Айбата Гази-Барадж (Бахши И., 1993, с.25) (приложение).
Соответственно этим данным обретает имя (Айбат) и тот безымянный хазарский каган, который неоднократно упоминается в связи с
войной хазар и арабов на Кавказе в 20-30 гг VIII в. Исчерпывающие сведения о войне этих лет сосредоточены в книге М.И.Артамонова “История хазар” (Артамонов М.И., 1962, с.202-232).
Другие данные позволяют думать, что в войне с арабами на Кавказе, которую вел Айбат, принимал участие не только его сын Барджиль, но и внук Булан. Булан упоминается в письме царя Иосифа. Он же подразумевается и под тем царем, о котором пишет Иехуда Галеви в Хазарской книге, как о первом приобщившемся к иудаизму. И.Галеви относит это событие ко времени за 400 лет до своих дней (Коковцов П.К., 1932, с. 132), а М.И.Артамонов интерпретирует это время как 1-ю пол.VIII в. (Артамонов М.И., 1962, с.266).
В письме царя Иосифа говорится о хазарском царе Булане, к которому трижды являлся ангел, и который должен был для постройки храма во имя Господа добыть серебро и золото в Ар-д-вил’е, что он и сделал, опустошив этот город (Коковцов П.К., 1932, с.76, 77, 93, 94). П.К.Ко-ковцов (Коковцов П.К., 1932, с.77, примечание 3), а затем и М.И.Артамонов (Артамонов М.И., 1962, с.269) отождествляют Ар-д-вил с Арбеди-лем в Азербайджане, на который хазары произвели набег в 730/31 г (Артамонов М.И., 1962, с.217). Вероятно, в нем участвовал и Булан, еще не бывший в то время каганом (царем), а князем. Говорится в письме царя Иосифа и о том, что после того, как ангел явился во сне к Булану и еще одному князю, и тот рассказал об этом царю (Булану), царь собрал всех князей, рабов и весь народ, изложил им все это, и они приняли новую веру.
Если верить Гази-Барадж, попытки обращения народов Хазарии в иудаизм были предприняты только после смерти Айбата, в бытность каганами его сына Барджиля и внука Булана (Бахши И., 1993, с.25-28). Но обращение и самого Булана, и верных Айбату князей, и тем более рабов и домочадцев должно было произойти в период царствования Айбата.
Более того, если сын Айбата был во время войны с арабами военачальником, то впервые приобщившийся к вере своего отца, матери и предков Булан должен был в ознаменование этого выполнить другую миссию - на добытое на войне золото и серебро построить храм. Согласно письму царя Иосифа, Булан посвятил добытые сокровища Богу и выстроил шатер, ковчег, светильник, стол, жертвенники и священные сосуды (Коковцов П.К., 1932, с.77, 94). Но поскольку Иосиф называет Булана царем, можно думать, что он исполнил этот завет позднее - когда сам воссел на престол. Вероятно, это событие было
146
значительным и торжественным, потому оно и запомнилось как личная инициатива Булана, на самом деле приобщившегося к принятой в семье религии предков и укрепившего ее.
Согласно данным восточных авторов, которые приводит М.И.Артамонов, незадолго до 730/31 г воевавший с арабами безымянный хазарский каган, у которого был военачальником его сын Барджиль, умирает (Артамонов М.И., 1962, с.217). Соответственно этому можно думать, что в это время завершился период правления известного из Гази-Барадж и сопоставимого с этим каганом Айбата.
Период правления Айбата, но, возможно, также и Калги, и Кабана можно было бы назвать начальным, инкубационным периодом становления иудаизма в Хазарском каганате. Начавшийся, вероятно, еще в VII в. постепенный рост в государстве еврейской диаспоры создал ту базу, на которую смог опереться, завладев престолом, Айбат.
Каганом становится противостоящий знатному тенгрианскому роду Кабана и взявший в жены еврейку из Бухары иудаист, при котором даже война с арабами на Кавказе носит в чем-то религиозный характер. В ней участвуют и каган Айбат, и его сын - военачальник Барджиль, и внук Булан, на которого возлагается особая миссия - создание шатра, ковчега, стола, жертвенников, а также священных сосудов и светильника на средства, добытые именно в этой войне с иноверцами.
И все же это - еще инкубационый период становления иудаизма в каганате, так как новая вера коснулась пока только одного из борющихся за власть в государстве каганских родов.
Время правления Калги, Кабана и Айбата можно уточнить, так как оно падает на период междоусобной войны сыновей кагана Великой Булгарии после его смерти в 660 году. Согласно Гази-Барадж, после смерти Куврата на престоле воцаряется его старший сын Бат-Боян. Но по прошествии трех лет в борьбе за власть на него ополчается его брат Атилькэсэ (Аспарух) и дядя Шамбат. Борьба между ними длится пять лет, и в нее втягивается Хазарский каганат. Война заканчивается битвой на р.Алмыш, гибелью хазарского военачальника Калги и приходом к власти кагана - Кабана (Бахши И., 1993, с.21 -22) (приложение).
Эти данные подтверждаются Именником болгарских царей, который, однако, вносит в них некоторые коррективы (Львова З.А., 2003, с. 139, 140).
В Именнике Бат-Боян традиционно значится под именем Безмер. После имени идет цифра
“три”, которая может означать только годы правления. Затем следуют слова “шегор вечем”, которые, согласно расшифровке г.Микколы, означают “год вола третий месяц”. Однако первый год вола после кончины Куврата в 660 г падает не на 661, а на 665/66 г, а третий месяц этого года, когда Бат-Боян вступает во власть, - на период с 22 марта до 19 апреля 665 года. Значит, Бат-Боян становится каганом только через пять лет борьбы с родичами, а три года его правления падают на 665-668 гг (Львова З.А., 2003, с.139, 140). А поскольку битва Бат-Бояна и хазарского военачальника, и кагана Калги на р.Алмыш произошла еще в бытность Бат-Бояна каганом, то смерть Калги должна была наступить не позднее 668 года. Соответственно годы его правления падают на 3-ю четв.УП века.
Вступивший на престол после смерти Калги, после 668 г, хазарский каган Кабан заключает с Бат-Бояном мир, по которому Бат-Боян лишается титула кагана и становится данником и союзником Кабана. Кабан помогает ему в борьбе с братом Аспарухом и дядей Шамбатом. Последний оплот во владениях бывшей державы Куврата -крепость Башту на Днепре — Аспарух покидает в 679/80 г и, согласно Феофану Исповеднику и патриарху Никифору, уходит на Дунай (Чичу-ров И.С., 1980, с.60-62, 161, 162).
По данным Гази-Барадж, Бат-Боян умирает в 690 г в возрасте 65 лет. Вскоре после этого умирает Кабан (Бахши И., 1993, с.22) (приложение). Соответственно годы правления Калги падают на третью четв.УП в. и заканчиваются не позднее 668 г, годы Кабана — на период вскоре после 669 г до времени после 690 года. Время правления Айбата, как уже упоминалось, падает на период после 690 г до 730/31 года. Соответственно и инкубационный период становления иудаизма в Хазарском каганате можно отнести ко 2-й пол.УП - 1-й трети VIII в. (до 730/31 г).
По данным Гази-Барадж, правление Айбата заканчивается тем, что его убивает освободившийся из темницы и провозгласивший себя каганом сын Кабана Кук-Куян (Бахши И., 1993, с.23) (приложение). И это делает понятными данные арабских авторов о том, почему после смерти хазарского кагана незадолго до 730/31 г не приходит к власти его сын Барджиль. Неясным остается только одно - после смерти безымянного кагана (то есть Айбата) два года государством правит его мать Парсбит, и только потом приходит к власти другой каган. И это вызвало в свое время сомнение в том, что Барджиль был сыном кагана. Если сын кагана не вступил на престол сразу после смерти отца, значит, он был еще несовершеннолетним и не мог командовать
147
войском ни в 730/31, ни тем более в 721 г (Артамонов М.И., 1962, с.217).
Данные Гази-Барадж снимают сомнения в том, что Барджиль был сыном кагана, но не проясняют вопроса о том, кем была Парсбит. Матерью Айбата она быть не могла. Если в войне с арабами участвовали не только каган и его сын, но даже и внук, то какой же старой должна была быть его мать? Кроме того, если принять, что Айбат был сыном Калги, а Калга — тем военачальником, о котором говорится в Кембриджском документе, то мать Айбата носила имя Серах. Значит, Парсбит была матерью Кук-Куяна или Барджи-ля. Последнее кажется более вероятным. Возможно, что после убийства Айбата Кук-Куяну не сразу удалось сосредоточить в руках всю полноту власти и пришлось преодолеть некоторое противодействие семьи Айбата. И не исключено, что в этот период временно оказалась у власти жена Айбата и мать Барджиля - безымянная яхудка из Бухары (Парсбит?).
Если Айбат сопоставим с каганом, умершим незадолго до 730/31 г, то Кук-Куян отождествляется с хазарским каганом, взошедшим на престол в 732/33 г и продолжавшим войну с арабами (Артамонов М.И., 1962, с.217). Гази-Барадж сообщает об этой войне немногое (Бахши И., 1993,
с.24) (приложение). Однако, эти неполные данные легко восполняются достаточно подробными сведениями арабских писателей о войне с арабами этого кагана. Подробный анализ этих событий дается в книге М.И.Артамонова “История хазар” (Артамонов М.И., 1962, с.217-225).
В связи с правлением Кук-Куяна следует упомянуть еще одно событие. По данным Феофана Исповедника, в 732/33 г византийский император Лев III женит сына Константина на дочери кагана, обратив ее в христианство и назвав Ириной. Лев III, а позднее его сын Константин (Константин V Копроним (741-775 гг)) проводили политику иконоборчества. Но Ирина противостояла политике свекра и мужа, порицая их нечестие (Чичуров И.С., 1980, с.68, 142; Артамонов М.И., 1962, с.233).
Согласно данным Гази-Барадж, после царствования Кук-Куяна к власти снова приходит каган-иудаист-сын Айбата Барджиль (745-759 гг) (приложение), однако, не путем переворота, а как сын и наследник усыновившего его после убийства его отца Кук-Куяна. И с этого времени начинается новый этап становления иудаизма в Хазарском каганате - открытое и насильственное обращение в новую веру его народов (Львова 3. А., 2001а, с.39).
Приложение1
Гази-Барадж тарихы (летопись Гази-Бараджа). 1229-1246 годы
С. 20, 21.
[Глава 3]. Время булгарских балтаваров
... Пока был жив такой хакан, в стране было спокойно. Но едва в 660 году его постигла смерть, как Шамбат при поддержке Атилькэсэ ополчился на нового хакана Бат-Бояна с целью завладения троном. Оии позволили ему править более или менее спокойно только три года, после чего начали против него открытую войну. Так как Курбат перед смертью запретил булгарам сражаться друг против друга, то Шамбат напал на кана с ак-балынскими ульчийцами и сакланами-урусами, а Атилькэсэ - с мурдасами, масгутами, тюрками и наемным отрядом тюркмен...
Война шла несколько лет. Атилькэсэ удалось разбить сабанов Бат-Бояна, после чего он разгромил Ас-Банджу и вместе с Шамбатом осадил хакана в Джалде. При этом людьми бека, особен
но мурдасами, было убито и немало булгар кана. Это вызвало большое недружелюбие между черными булгарами и этим сакланским племенем. Хакан пожаловался Атилькэсэ на действия его людей, но тот издевательски ответил: “Мур-дасы не могли отличить твоих булгар от сабанов - ведь они говорят на сабанском языке...”
Пять лет Шамбат при поддержке Атилькэсэ осаждал Джалду и считался на остальной части Саклан-Булгарской державы хаканом.
В разгар этой осады вновь усилившиеся тюркские хаканы напали из-за Агидели на Саклан. Говорят, через реку из Тюркистана переправилось тогда 150 тысяч куманов, тюркмен-кук-огузов и кыргызов, объединенных именем основателя Тюркской держа-вы Хазара. Шамбат с Атилькэсэ бросились навстречу врагу, но были разбиты и бежали с частью своих в Башту.
Разгром этот произошел вследствие того, что во
1 Отрывки взяты из работы Бахши И., 1993, с.20-26. Жирным шрифтом выделены фразы автором данной статьи.
148
время битвы джурашские тюрки, мурдасы и утиги перешли на сторону хазар, а сербийцы бежали на север и укрылись в сурских лесах. Хазарам досталось большое количество пленных бурджанских булгар, которых они заставили воевать на своей стороне.
Джалдайские булгары были так обозлены на прочих, что хотели тут же добить разбитых соплеменников в Башту. Но благородный Бат-Боян не дал воли своим чувствам и повел кимерцев на хазар. Противники съехались на реку, которую наши называли Алмыш, а кыргызы - Кельмес, и хакан Бат-Боян предложил вождю хазар Калге вернуть незаконно взятую им территорию Сак-лана. В ответ Калга велел своим переправиться через речку, и вспыхнула ожесточенная битва. Тангра помог своим рабам и заставил вождя бурджан Хумыка присоединиться к своим соплеменникам, вследствие чего булгарам, при поддержке отчаянных храбрецов - анчийцев, удалось одержать полную победу. С обеих сторон пало 90 тысяч воинов, из которых 50 тысяч были хазарами, а Калга был зарублен Хумыком, и с той поры хазары называли речку Алмыш “Калга”.
С. 21, 22, 23, 24, 25, 26.
[Глава 4]. Правление кара-бупгарских беков
Хазары чуть отошли, а когда Бат-Боян подошел к ним снова, новый хакан Кабан — племянник старого — предложил ему мир на следующих условиях: хазары сохраняют за династией Бат-Бояна Кара-Булгарскую и Булярскую части Саклана, а за родом Хумыка - Бурджан, в ответ на что балтавары отказываются от титулов хакана и кана, уступают тюркам сакланские степи между Нижним Широм и Джаиком и дают на внешние войны хазарам часть своих воинов или откупную дань за неучастие в них. Хумык согласился и отъехал в свой Бурджан, а Бат-Боян решил подумать и заключил с хазарами лишь перемирие. Однако на обратном пути он узнал, что в его отсутствие Шамбат и Атилькэсэ заняли его Джалду и двигаются на него. Хакан пришел в неистовство, нехарактерное для него. Опьяненный этим чувством он отправился к Кабану и заключил с ним предложенный им мир. Когда грамоты были скреплены печатями, хазарский хакан обнял Бат-Бояна и растроганно сказал: “У нас один Бог - Таигра, один род и одни тюркский язык.... Поэтому я считаю тебя родственником и братом. Кроме этого, я чувствую себя твоим должником, ибо твои люди прикончили ненавистного мне Калгу. Поэтому я помогу тебе стать хозяином в твоих собственных владениях”.
Они вместе направляются в Кара-Булгар. Когда они были у аула Харька, Шамбат с Атилькэсэ вышли из Джалды из опасения оказаться запертыми там и устремились на союзников. Когда они сблизились, Бат-Боян предложил им без боя подчиниться ему. Те только посмеялись и бесшабашно поскакали в бой... Кабан не позволил балтавару вступить в сражение. Бросив навстречу мятежникам тюркмен, он с кыргызами обошел место их столкновения, ударил им в тыл и добился победы. Шамбат и Атилькэсэ вновь укрылись в Башту. Кабан попытался взять город с ходу, но булгары Шамбата под знаменем рода харька сделали вылазку и обратили хазар в паническое бегство. Тогда хакан удалился в Джу-раш и сказал балтавару: “Устраивай теперь свои дела сам - я тебе помог настолько, насколько был в состоянии”.
Бат-Боян вступил с осажденными в переговоры и договорился с ними о разделе Кара-Булгара. Правобережная часть бекства осталась под властью Шамбата и Атилькэсэ, а левобережная досталась балтавару .... Миролюбивый Бат-Боян не делал попыток выбить мятежников из Башту силой, ибо верно полагал, что если Тангра пожелает, то он добьется этого без единого выстрела. И, действительно, через два года Шамбат умер, и Атилькэсэ, не чувствуя достаточной поддержки сакланов и анчийцев, предпочел уйти с частью бурджан и тюркмен в Кашан. А это — чрезвычайо укрепленная область, с трех сторон окруженная реками Бурат, Сула и Аудан-су, а с четвертой - Улагскими горами ... . Атилькэсэ провел здесь - в качестве бека своих булгар, местных ульчийцев и улагцев - несколько лет в полной безопасности. Только враждебные действия против него авар и союзных с ними рум-цев заставили его покинуть эту область и уйти в Искандеровы горы. Там он образовал свое царство, которое назвал Бурджан - в память о своем прежнем владении. Его потомки, как писал сеид Якуб, приняли от тамошних ульчийцев христианство, а вместе с ним - и ульчийский язык. А это произошло вследствие того, что попы ульчийцев проповедовали на своем языке, и что булгары поселились в домах ульчийцев. Только бурджанские кук-огузы, не бросившие жизнь в поле, сохранили свой тюркменский язык.
Уход бурджан сделал Бат-Бояна полновластным балтаваром всего Кара-Булгара, столицей которого стал Башту ...
Умер Бат-Боян в 690 году в возрасте 65 лет, прожив на пять лет больше отца. Ему наследовал его сын Бат-Тимер или Бу-Тимер, по прозвищу Джураш. Менла Абдаллах рассказывает: “Хакан Кабан настолько любил Бат-Бояна, что при
149
гласил его и внука Бу-Юргаиа Хумыка присутствовать при затягивании веревки на своей шее во время обряда спрашивания Тангры о времени и характере его царствования. Когда из Башту пришла весть о кончине Бат-Бояна, Кабан сразу сник и вскоре умер от расстройства. К власти пришел зловредный сын Калги Айбат. Его женой была одна бухарская яхудка, но она была настоящим страшилищем, и поэтому он решил жениться на красивой дочери бека кашэков .... Бек, знакомый с булгарскими обычаями, предложил хакану побороться с ним за дочь. Злобный, но трусливый Айбат испугался и упросил Бу-Тимера схватиться с беком кашэков за него. Балтавар одержал верх в единоборстве с богатырем-беком, но дочь того после этого вдруг заявила: “Я выйду замуж за подлинного победителя”. Тогда Айбат велел привести ее к себе силой. Однако, когда слуги хакана явились за ней, она покончила с собой ...
Айбат вызвал тогда Бу-Тимера к себе и сказал ему: “Завоеванная тобой для меня невеста скончалась. Если ты человек чести, то привезешь мне гурджийскую княжну”. Балтавар, для которого честь была дороже жизни, поневоле отправился в Гурджу. Ему удалось при помощи тамошних ханов, живших в особом княжестве Хонджак, разбить гурджийского бека и захватить в плен его дочь. Но на обратном пути уже сын бека Джухман напал на булгар из засады, пытаясь отбить сестру. Ему удалось прорваться к повозке бики и увлечь ее за собой. Нашим, однако, удалось перебить гурджийцев и настигнуть беглецов. Тогда Джухман выхватил саблю и зарубил свою сестру, чтобы она избежала позора плена. Бу-Тимер захватил его и привез к хакану со словами: “Я сделал все, чтобы выполнить свое обещание, но вот ее брат помешал мне”. Айбат пришел в ярость и, возложив на балтавара вину за гибель принцессы, велел своим слугам убить балтавара прямо в своем шатре. В действительности же хакан убил Бу-Тимера в надежде захватить взятую им в Гурдже добычу и внезапно овладеть Кара-Булгаром. Толпа тюрков накинулась после этого злодеяния на кара-булгар, но наши были начеку и в ответ перевернули хаканскую ставку вверх дном. При этом из зиндана был освобожден сын Кабана Кук-Куян, который тут же провозгласил себя хаканом и прикончил дядю. Сын Бу-Тимера Сулаби, возглавивший кара-булгар, удостоился чести присутствовать при затягивании веревки на шее нового хакана и сообщил всем о разрешении
Тангры на его 45-летнее царствование. А Джухман в этой суматохе сбежал к сакланам, а от них пробрался в Гурджу ...
... Кук-Куяи был несказанно обрадован успехом балтавара и необычайно возгордился. Опьяненный славой, в общем-то незлобливый, хакан дерзнул даже поднять меч на воинов исламского султана. Но по воле Всевышнего, карающего за чрезмерную гордыню, был наголову разбит в 737 году. Опомнившийся Кук-Куян решил загладить свою вину и объявил газиям, что хочет примирения с султаном и разрешает поэтому своим подданным принимать истинную веру. Тогда приняла ислам часть бурджан, дабы воины султана не разоряли их во время своих походов на хазар, а вот кара-булгары воздерживались по причине нечаянного разграбления газиями их торгового каравана ...
В 745 году Авару представился случай применить оружие и внутри собственной страны против восставших балынцев ...
... В это время как раз умер Кук-Куяи, и хазарским хаканом стал сын Айбата и приемный сын Кук-Куяна Барджиль. Новый хакан весьма обрадовался смуте в Кара-Булгаре и не только не вернул беглецов, но и построил для них город Урус. Точно также и галиджийцы радушно встретили урусов и построили для них на своем озере другой город Урус. Разгневанный Авар послал своего старшего сына Тат-Утяка на север, и тот разрушил Галидж и Урус до основания. Испуганные мятежники бежали еще дальше на север, но спустя некоторое время вернулись и возобновили свои поселения ...
Одновременно с возвращением Тат-Утяка в Кара-Булгар прибыло большое количество са-баров или сабанов, беки которых оказались замешанными в попытке свергнуть Барджиля. Оказывается, он отказался сесть на трон по обычаю из-за боязни быть придушенным и объявил о принятии им веры яхудов ...
... В 759 году, однако, мирная жизнь Мардуана была нарушена. Барджиль, горя жаждой мщения, натравил на булярских бурджан башкортов, и те перешли Джаик ...
... Тат-Угек выехал навстречу башкортам и разбил их благодаря тому, что воины сильного башкортского племени эсегов, называемого нашими азна, атня или азнак, перешли на его сторону. Этим поражением башкортов воспользовался сын Барджиля Булан для объявления отца слабым и последующего свержения его. Захватив власть, Булан велел придушить отца веревкой.
150
Литература и архивные материалы
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Баранов И.А., 1998. Великая Болгария и Крым: итоги и проблемы изучения// Международная конференция “Византия и Крым”. Севастополь, 6-11 июня 1997 г. Тез. докл. Симферополь.
Бахши И., 1993. Джагфартарихы. Т.1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
Бегунов Ю.К., 2002. Ханы Кубрат и Аспарух в своде булгарских летописей XVII в.// Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 14. Седьмые Державинские чтения “Современные и исторические проблемы болгаристики и славистики”. 4.1. 11-16 марта 2002 г. СПб.
Гадло А.В., 2002. Проблемы Великой Болгарии// Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 14. Седьмые Державинские чтения “Современные и исторические проблемы болгаристики и славистики”. 4.1. 11-16 марта 2002 г. СПб.
Голб Н., Прицак О., 1997. Хазарско-еврейские документы X в. Москва; Иерусалим.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л.
Львова З.А., 2001а. Летопись Гази-Барадж тарихы (1229-1246) и ее данные о древних булгарах// Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 15. Средневековые древности евразийских степей. Воронеж.
Львова З.А., 20016. Перещепинская находка в свете данных булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы// Эрмитажные чтения памяти Б.Б.Пиотровского (14/П 1908 - 15/Х 1990). Тез. докл. СПб.
Львова З.А., 2001в. К вопросу о возможных причинах постройки крепости Саркел// Отделу археологии Восточной Европы и Сибири 70 лет. Тез. науч. конф. СПб.
Львова З.А., 2002. “Именник” болгарских царей и Куврат, каган Великой Булгарии// Лев Николаевич Гумилев. Теория Этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. T.I. СПб.
Львова З.А., 2003. “Газн-Барадж тарихы”. Вопрос о подлинности летописи// АСГЭ. № 36.
Мусииа И.Р., 2003. Древняя Русь в булгарских летописях Бахши Имана “Джагфар Тарихы”// Табов. Йордан. Когда крестилась Киевская Русь. СПб.
Нурутдинов Ф.Г.Х., 1993а. Несколько слов о своде// Бахши Иман. Джагфар тарихы. Т. 1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
Нурутдииов Ф.Г.-Х., 19936. Краткий словарь средневековых булгарских географических названий и терминов, встречающихся в “Джагфар тарихы”. (Составлен на основе выписок из полного текста “Джагфар тарихы” и содержит известия утерянных частей свода)// Бахши Иман. Джагфартарихы. Т.1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
4ичуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: “Хронография” Феофана, “Бревиарий” Никифора. Тексты, перевод, комментарии. М.
Summary
Z.A.Lvova (St.Petersburg, Russia)
ONPROBLEM OF SPREAD OF JUDAISM IN KHAZAR CHAGANATE. INCUBATION PERIOD
The paper considers the evidence of the Bulgar chronicle “Gazi-Baradj Tarihy” (XIII c.) that casts light on the initial, incubation period of the spread of Judaism in Khazar chaganate when the new religion had already penetrated the ruling elite, though it did not become national yet. The chagan-Judaists ruling at that time could in some cases be compared to tsars and chagans mentioned in the well-known Arabic and Jewish written sources which enabled us to compile their biographies.
The ruling of the chagan-Judaist Aibat (after 690 till 730/31) can be considered a pinnacle of the initial period of Judaism spread. Aibat came to power by means of a coup d’etat. Contrary to the existing tradition, his wife was
151
not a noble Tengrian, but an adherent of different faith, a Hebrew woman from Bukhara. In the 20s-30s of the VUIth c. Aibat waged war with the Arabs in the Caucasus, and his son Bardjil was his commander-in-chief. The chagan’s grandson Boulan carried out a special mission. He spent the treasure obtained in the war with believers of different faith on erection of a shrine, a marquee, a Tabernacle, a luminaire and sacred vessels.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2003 г
152
Э.Е.Кравченко
МУСУЛЬМАНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ СРЕДНЕГО ТЕЧЕНИЯ СЕВЕРСКОГО ДОНЦА И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИСЛАМА В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ
В ХАЗАРСКОЕ ВРЕМЯ
“Скажи: возьму ли я себе покровителем кого-либо другого, кроме Аллаха, создателя небес и земли, Того, кто всем дает пищу, но сам не имеет потребности в пище? Скажи: мне заповедано быть первым из тех, которые покорны Ему, а вам - не быть многобожниками”.
(Коран 6:14. Перевод Г.С.Саблукова)
В 1976, 1978 гг на могильнике, примыкающем к крупному средневековому городищу (Царино), расположенному у с.Маяки Славянского р-на Донецкой обл. (рис.1, 3), вела раскопки экспедиция Артемовского краеведческого музея под руководством С.И.Татаринова. Исследования 1976 н 1978 гт носили охранный характер, т.к. основной их задачей было изучение участка древнего кладбища, который шел под снос в результате сооружения фильтраторной станции и отстойников п/о “Укрпромводчермет”. К моменту начала раскопок значительная часть площади могильника была уже сильно повреждена (Копыл А.Г. и др., 1990, с.53). Земляными работами был уничтожен верхний слой грунта, в результате чего исследователи расчистили лишь нижние части ям - щелевидные камеры, в которых лежали кости погребенных (Копыл А.Г. и др., 1979). В целом, на участке, раскопанном в 1976 и 1978 гг, было исследовано 104 захоронения, средн которых выделялись 3 группы: “1 — погребения по классическому зливкинскому обряду с очень бедным инвентарем”, 2 - мусульманские погребения, 3 —“погребения жертв военного разгрома городища” (Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.52). Авторы раскопок относили все эти группы к хазарскому времени. Мусульманские погребения они датировали сер.IX в. (Копыл А.Г. и др., 1979, с.346; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1979; Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.53; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.57-58). Таким образом, впервые было заявлено о наличии в
среднем течении Северского Донца салтовских раннемусульманских кладбищ.
Вопрос о времени функционирования мусульманского могильника Царина городища поднимался неоднократно. Это вполне понятно, поскольку безынвентарные кладбища вообще с трудом поддаются датировке. Так, В.К.Михеев в своей книге считал, что мусульманский могильник 4 относится к позднему этапу существования Царина городища - к XIII-XIV вв. (Михеев В.К., 1985, с. 18). В дальнейшем он все же склоняется к датировке этого объекта хазарским временем (Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.52-53).
В 1988-1989 гт под угрозой затопления оказался крупный участок могильника, расположенный к северу и западу от раскопов 1976, 1978 годов. Это дало основание к возобновлению исследований памятника, которые велись экспедицией под руководством М. Л.Швецова. Раскопками 1988-1989 гг была вскрыта площадь около 1,5 тыс. м2. На ней, кроме прочих, исследовано 47 мусульманских погребений. Абсолютное большинство могил на изучаемом участке не было повреждено, что позволило сделать ряд ценных стратиграфических наблюдений. Раскопки еще раз подтвердили точку зрения о наличии здесь нескольких могильников. Один из них был представлен безынвентарными салтовскими трупо-положениями, другой - салтовскими погребениями с кремацией, третий - мусульманскими могилами. Если считать неглубокие погребения с “фрагментированными скелетами” (у АТКопыла и
С.И.Татаринова — погребения 4 типа) (Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.55) отдельным кладбищем, то на этом участке находилось четыре кладбища.
Почти все мусульманские захоронения располагались компактной группой, рядами, вытянутыми вниз по склону отрога Ложникова Яра. Могильные ямы этой группы прорезали верхний слой, содержащий материалы салтово-маяцкой культуры. Зафиксировано два случая прямой стратиграфии, когда мусульманские погребения разрушили салтовские комплексы с кремацией. В заполнении двух могильных ям, наряду с обломками посуды и предметами хазарского времени, попавшими туда из верхнего слоя почвы (содержащего смытую с городища керамику, кости и предметы салтово-маяцкой культуры), встречены фрагмент золотоордынского красноглиняного керамического сосуда, покрытый прозрачной зеленой поливой, и фрагмент золотоордынского кирпича. В целом, кости мусульманских погребений имели лучшую сохранность, чем костные остатки в могилах, расположенных на этом же участке кладбищ хазарского времени (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, с.23).
Отсутствие повреждений на исследуемом участке позволило проследить конфигурацию могильных ям. “Узких щелевидных ям”, описанных А.Г.Копылом и С.И.Татариновым (Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1979, с.268; 1990, с.53), обнаружить не удалось. Погребальные сооружения мусульманского кладбища были представлены ямами с прямыми стенками (ширина 50-70 см не позволяет назвать их “щелевидными”), ямами с заплечиками вдоль длинных сторон и подбойными могилами (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, с.23; Ход-жайовТ.К., Швецов М.Л., 1992, с.75).
При этом следует обратить внимание на такие факты. На мусульманском могильнике Ца-рина городища количество погребений, имеющих отклонения от основных канонов мусульманской обрядности, достигает более 30% от общего числа могил. В основном они выражаются в повороте лицевой части черепа погребенного вверх или к северу. Довольно часто встречается расположение рук умерших в верхней части корпуса. Они сложены на груди, животе или помещаются в районе ключиц погребенного (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1989; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.60-63). Подобное положение рук также не является характерным для мусульманской обрядности. Отдельные ранние могильники, где руки в верхней части корпуса располагаются часто (например, на II Билярском некрополе) (Халикова Е.А., 1986, с.80), представляют, ско
рее, исключение, чем правило. Так, Е.А.Халико-ва, описывая группу погребений XII раскопа в Биляре, воспринимает подобное положение рук не иначе, как отклонение от мусульманской обрядности, вызванное “притоком в Биляр нового населения, у которого исламская обрядность еще не укоренилась окончательно” (Халикова Е.А., 1967, с. 148). Она же обращала внимание на нестабильное положение рук в ранней группе погребений Танкеевского могильника (Халикова Е.А., 1986, с.58). Могильник Бабий Бугор, на котором, наряду с прочими отклонениями, часто наблюдается размещение рук погребенных в верхней части корпуса, в том числе и на грудной клетке, Е.А.Халикова считала христианским (Халикова Е.А., 1978, с.211; сравните: Ефимова А.М., 1974, с.28; Газимзя-нов И.Р., 2002, с.132-136). В целом, такое расположение рук в самом деле характерно для кладбищ, на которых прослеживается влияние христианской погребальной обрядности. Так, руки в верхней части корпуса фиксируются в погребениях христианских могильников хазарского времени в Крыму (Баранов И.А., 1990, с.118-120; Майко В.В., 2003, с.96-97). Подобное положение рук часто наблюдается в погребениях древнерусского времени в Поднепровье (Максимов Е.В., Петрашенко В.А., 1988, с.59-62; Беляева С.О., Кубишев A.I., 1995, с.49-54; Довже-нок В.Й. и др., 1966, с.65-67). Встречается оно на христианском кладбище золотоордынского Бодянского городища (Полубояринова М.Д., 1978, с.76-77, рис. 15). Это явление известно и на могильниках, оставленных оседлым постсалтов-ским населением, проживавшим в степи в половецкое и золотоордынское время. Так, руки сложены в верхней части корпуса у значительного количества погребенных на кладбище Саркела - Белой Вежи, часть которых О.А.Артамонова связывала с притоком в город русского населения. В целом, она считала эти погребения могилами населения, находящегося под влиянием христианства (Артамонова О.А., 1963, с.42, 58, 59). Руки сложены в верхней части корпуса во многих погребениях могильника Мартышкина Балка, который содержал и явно христианское погребение (с крестиком) (Масловский А.Н., 1997, с.144; Дмитриенко М.В., 2000, с.220-225). Наблюдается подобное положение рук и на Новохарьковском могильнике, население которого, как нам представляется, могло находиться под влиянием христианства. По мнению авторов раскопок Новохарьковского могильника, материалы этого кладбища “отражают процесс зарождения новых явлений в идеологии, возможно, связанных с распространением ислама” (Винников А.З., Цы-
154
Рис. 1. Расположение городищ и раннемусульманских могильников в среднем течении Северского Донца. ЕЗ - городища: 1 - Райгородское; 2 - Осиянская Гора; 3 — Царино (Маяки); 4 - Сидорово; 5 -Татьяновское; 6 — Святогорское; 7 — Теплинское; 8 - Новоселовское; 9 - Кировское; 13 — Сухая Гомолыиа; 14 — Каменск-Шахтинский.	раннемусульманские могильники: 3 — Царино (Маяки); 4
- Сидорово; 10 — Новолимаревка; 11 — Лысогоровка; 12 — Платоновка.
Fig. 1. The location of hillforts and the early Muslim burial grounds at the Severskiy Donets medium reaches. О — hillforts: 1 - Raigorodskoie; 2 — Osiyanskaya Gora; 3 — Tsarino (Mayaki); 4 — Sidorovo; 5 — Tatiyanovskoie; 6 — Svyatogorskoie; 7 — Teplinskoie; 8 — Novoselovskoie; 9 — Kirovskoie; 13 — Sukhaya Gomolsha; 14 — Kamensk-Shahtinskiy. • — the early Muslim burial grounds: 3 - Tsarino (Mayaki); 4 -Sidorovo; 10 - Novolimarevka; 11 - Lysogorovka; 12 - Platonovka.
бин M.B., 2001, c.102-103). На поздней части могильника Зливки, который М.Л.Швецов считает христианским, руки погребенных также часто размещены в верхней части корпуса. Известны такие захоронения и на мусульманских кладбищах золотоордынских городов Поволжья, где, кстати, процент отклонений от погребальных канонов ислама довольно высокий (Герасимова М.М. и др., 1987, с. 152-153). В очень небольшом количестве подобные погребения встречены и на кладбищах золотоордынского Азака (Волков И.В., 1989, с.9-10; Гудименко И.В., Масловский А.Н., 1994, с.172-174).
Как видим, описанное выше положение рук на мусульманских кладбищах встречается нечасто. Этнографически оно зафиксировано у горных таджиков-нсмаилитов Каратегина и Дарваза (Писарчик А.К., 1976, с. 123), да и то наряду с другими положениями рук. Более характерно оно для христианских могильников или кладбищ,
оставленных населением, ранее исповедывав-шим христианство. Не удивляет, что могилы, в которых погребенные были уложены вытянуто на спине, лицом кверху, с руками, расположенными в верхней части корпуса или сложенными на животе, авторы публикации материалов мусульманского могильника Царина городища охарактеризовали как языческие (правда, со знаком вопроса) (Ходжайов Т.К., Швецов М.Л., 1992, с.77). По нашему мнению, такое определение представляется неверным.
Согласно исламским погребальным канонам, мусульманин не мог быть похоронен на немусульманском кладбище, равно как и не-мусульманин — на мусульманском (Хисматул-лин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.78, Положение 620; Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 18-19). На самых ранних этапах распространения ислама, когда число его приверженцев исчислялось едини
155
цами, погребение мусульманина рядом с иноверцами, по всей видимости, допускалось. Однако на этапе, когда появляются крупные могильники, насчитывающие многие десятки, сотни, а то и тысячи погребений (что, соответственно, предполагает наличие на населенных пунктах больших мусульманских общин), это вряд ли было вероятно. Совместное погребение мусульман и немусульман допускалось в случае массовой гибели людей в результате каких-либо экстремальных событий. Случай, когда в вавилонском городе Текрите (931 г), после погребения большого количества людей, погибших во время наводнения, не могли отличить, где похоронены мусульмане, а где иноверцы, А.Мец в приводит своей книге как исключительное явление, специально отмеченное источником (Мец А., 1996, с.53).
Отклонения от ортодоксальной погребальной обрядности, как правило, были обусловлены наличием пережитков более ранних верований. На Сидоровском могильнике 1, о котором будет рассказано ниже, это пережитки салтов-ской погребальной обрядности. На мусульманском же кладбище Маяки мы видим влияние обрядности, представленной на поселениях XI-XIII вв., оставленных постсалтовским населением степей. О присутствии этого населения на памятнике свидетельствует тот факт, что часть археологического комплекса у с.Маяки (поселение на берегу Северского Донца) активно функционировала в течение XI-XIV вв. (Кравченко Э.Е., 2000). Известны на золотоордынской части Царина городища и находки предметов христианского культа (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1995; Шамрай А.В., 1995). Часть этого населения могла в золотоордынское время принять ислам. Вполне возможно, что именно этой группе могут принадлежать могилы на мусульманском кладбище с не характерным для исламского обряда положением рук, а иногда и просто не отличающиеся по своему виду от современных им христианских захоронений.
Все это позволяет с большой степенью уверенности отнести погребения мусульманского кладбища Царина городища (могильник 4, по В.К.Михееву) к позднему этапу существования памятника - к золотоордынскому времени (Швецов М.Л., 19896, с. 55; Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а).
К сожалению, материалы раскопок кладбищ Царина городища (1988-1989 гг) нашли отражение только в докладах (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л.) и ряде публикаций тезисного характера (Швецов М.Л., 19896; Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, 19906; Ходжайов Т.К.,
Швецов М.Л., 1992). Введение в научный оборот всего объема материалов исследований, вне сомнений, сняло бы многие вопросы, связанные с датировкой этого интересного комплекса.
В 1995 г в короткой заметке идея о наличии в среднем течении Северского Донца мусульманских могильников хазарского времени вновь была поставлена под сомнение (Швецов М.Л., Кравченко Е.С., 1995, с.503-504). Тем не менее, в это время на участке салтовского безынвентарного кладбища Царина городища уже были известны несомненно ранние комплексы. В 1988 г два ранних погребения (№ 5 и № 6), произведенные с соблюдением мусульманских канонов, были раскопаны на салтовском безынвентарном кладбище. Расположение их среди могил салтовского кладбища, отсутствие прямой стратиграфии, состояние костей погребенных, идентичное остеологическому материалу салтовского могильника, не оставляло сомнения в том, что указанные погребения относились к хазарскому времени (Швецов М.Л., 1989а, с.10-11). В 1989 г в 300 м к западу от рассматриваемого нами салтовского кладбища, на сильно поврежденном строительными работами останце плато (т.н. “Останец 2”), была расчищена еще рдна группа мусульманских захоронений (Швецов М.Л., Кравченко Э.Е., 1991, с.30-33, табл.46, погребения 1-14). Большинство их было произведено в ямах с заплечиками. Наиболее вероятно, что этот могильник также относился к раннему, салтовскому, периоду истории городища.
В 1994, 1996-1997 гг производились археологические исследования мусульманского кладбища, входящего в Сидоровский археологический комплекс, расположенный в 5 км выше по течению р.Северский Донец от с.Маяки (рис.1, 4). Кладбище примыкало к посадской части крупного городища, общая площадь которого вместе с посадом составляет не менее 120 га. Исследования были начаты археологической экспедицией Донецкого областного краеведческого музея под руководством А.В.Колесника. В 1994 г было расчищено 4 погребения. В дальнейшем раскопки велись отрядом этой же экспедиции под руководством автора данной статьи. Результаты исследований 1994, 1996-97 гг были опубликованы (Кравченко Э.Е., 1998; Кравченко Э.Е. и др., 1998). В 2003 г в связи с разрушением ряда участков данного кладбища исследования на нем возобновились. В целом за четыре сезона работ на могильнике № 1 Сидоровского археологического комплекса было вскрыто 204 погребения (рис.2).
Раскопки различных участков кладбища показали, что захоронения на нем располагались
156
рядами, вытянутыми вниз по склону (рис.2). Абсолютное большинство могил были ориентированы длинной осью по линии запад - восток с отклонением к северу, достигающем 30-35° (рис.2; 4; 6; 7). Реже могилы были ориентированы строго запад-восток или имели отклонение к югу (рис.6, 1). Известно, что в мусульманской обрядности большое внимание уделяется направлению лица погребенного на кыблу (Ислам, 1991, с.136-137). При этом очень важным представлялось точное вычисление направления на святыни ислама с различных участков обширных территорий, населенных мусульманами (Ислам, 1991, с.257). Так, уже в ранних мусульманских географических сочинениях специальные главы посвящены тому, где находится кыбла по отношению к той или иной территории (Ибн-Хордадбех, 1986, с.55-56). Для определения этого служили разнообразные приспособления, начиная от несовершенных приборов типа гномона (Искусство ислама, 1990, № 19) и заканчивая сложными астролябиями. На окраинных территориях исламского мира ориентировка могилы иногда определялась просто “на глаз” (Халикова Е.А., 1986, с.48, 63, 80). Общиной, которая оставила Сидоровский могильник, были допущены существенные отклонения от направления на кыблу. Учитывая факт, что угол ориентировки могильных ям близок сезонным отклонениям на могильниках с немусульманским обрядом погребения, можно предположить, что установление их ориентировки производилось по солнцу.
Несмотря на большое количество могил, сконцентрированных на относительно небольшой площади, случаи прямой стратиграфии на мусульманском кладбище единичны. Пока обнаружен лишь один участок (раскоп 11), на котором имеются стратифицированные комплексы. Он расположен на западной окраине могильника, где некрополь практически примыкает к жилой части памятника. Кроме всего прочего, в раскопе 11, как и в соседнем раскопе 2 (1997 г), наблюдается очень высокая густота погребений. Здесь могилы иногда располагались на расстоянии 0,1-0,5 м друг от друга. Наряду с вышесказанным, привлекает внимание еще одна деталь. В раскопе 11 детские захоронения составляют 70% от общего количества погребений. Большинство детских погребений (53%) было обнаружено и в раскопе 2.
Совершенно иная ситуация наблюдается в раскопе 1 (1996 г) и в погребениях, расчищенных на восточной, северной и южной окраинах кладбища. Если в раскопе 1 детских погребений относительно немного (27,6%), то на окраинах они во
обще единичны. Здесь основная часть представлена захоронениями взрослых. На восточной же окраине кладбища детские захоронения практически полностью отсутствуют. По нашему мнению, таким образом, фиксируются ранняя и поздняя части могильника. Наиболее вероятно, что некрополь рос с запада на восток, от жилой части поселения. Причем в первую очередь использовался западный склон холма. В дальнейшем же захоронения стали производить к югу, северу и востоку от указанного участка. В пользу такого предположения свидетельствует как высокая густота захоронений в западной и центральной частях кладбища, так и наличие здесь очень высокого процента детских погребений. Последнее говорит о нормальном функционировании памятника на том этапе его истории, когда хоронили на этой части могильника. Высокая смертность в раннем возрасте была в средние века обычным явлением, таким образом, большое количество детских могил не является свидетельством какой-то эпидемии, уничтожившей исключительно детей. По всей видимости, западная часть могильника являлась ранним участком, что и привело к очень высокой густоте погребений на нем. Подобную картину можно наблюдать и на современных сельских (да и не только сельских) кладбищах, имеющих очень высокую плотность захоронений в центральной своей части и значительно меньшую дальше от центра.
Показательно, что О.А.Артамонова, указывая на очень малый процент детских погребений на поздней части могильника Саркела - Белой Вежи, писала, что для захоронения детей, по всей видимости, использовался отдельный участок кладбища, который не был ею раскопан (Артамонова О.А., 1963, с.48, 50). Если предположение, высказанное О.А.Артамоновой, верно, то здесь основную роль играли соображения не конфессионального порядка, т.к. она указывала, что значительная часть погребений могильника Белой Вежи несет сильное влияние христианства. Вполне вероятно, что обычай отводить для детских погребений определенный участок на кладбище (если такой существовал) мог быть характерен для каких-то групп степного населения хазарского времени. В дальнейшем он мог быть воспринят в более поздний период их потомками — пестром в этническом плане населением Белой Вежи. Не исключено, что подобный участок, отведенный для захоронения детей, был исследован раскопами 2 и 11 на раннемусульманском могильнике 1 Сидоров-ского археологического комплекса.
Вполне вероятна и другая трактовка указанного явления. Известно, что раскопками была вскрыта далеко не вся площадь беловежского клад
157
бища. При этом О.А.Артамонова писала, что у очень большого процента погребенных фиксировались следы различных заболеваний. Мало того, многие иэ скелетов несли следы насильственной смерти. Вполне возможно, что малый процент детских погребений на раскопанном участке Белой Вежи объясняется очень низким жизненным уровнем ее жителей. В противном случае трудно понять, почему часть детских захоронений как Беловежского, так и Сидоровского могильников располагалась в общих рядах с погребениями взрослых. Вполне вероятно, что на Беловежском кладбище были раскопаны участки, где хоронили в те периоды, когда жизнь населения этого пункта отличалась нестабильностью.
Таким образом, большая густота и большое количество детских погребений на территории раскопов 2 и 11 Сидоровского раннемусульманского некрополя могут свидетельствовать в пользу того, что здесь находился один из самых ранних участков кладбища. Не удивительно, что случаи прямой стратиграфии зафиксированы именно на этой его части. Причем в одном случае погребение 194 (в котором скелет был уложен лицом вверх, что делает его практически неотличимым от безынвентарных салтовских погребений), было прорезано погребением 173, в котором ребенок был уложен с соблюдением всех канонов мусульманской погребальной обрядности. В другом же случае ямы двух мусульманских погребений 197 и 188 практически соприкасались углами.
Очень низкий процент детских захоронений на северной и южной частях кладбища, отсутствие их на восточной части могильника — все это вряд ли свидетельствует о повышении жизненного уровня на позднем этапе истории городища. По нашему мнению, напротив, этот факт говорит о процессе вымирания жителей населенного пункта, обусловленном, скорее всего, повышенной военной угрозой в последний период его истории. В пользу этого говорят следы смертельных травм на черепах некоторых погребенных на восточной части могильника 1, а также отдельные находки на территории собственно городища, о которых будет сообщено ниже.
Малое количество случаев прямой стратиграфии на могильниках Сидоровского археологического комплекса, по всей видимости, обусловлено тем, что на поверхности могилы как-то обозначались. В качестве таких отметок могли служить глинистые вымостки (рис.6, 2; 7, 2), зафиксированные над некоторыми погребениями (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 118, рис.5, Г, 6,4; 7,1), или какие-либо иные знаки, которые, наиболее вероятно, были сделаны из дерева.
Обломков от надмогильных плит, обнаруженных на кладбище золотоордынского Азака (Волков И.В., 1989, с.7-11) или известных в находках золотоордынского времени на Северском Донце (Си-билев Н.В., 1926, с.10, табл.ХЬ, 3) и Приазовье (Миллер А.А., 1911), найдено не было. Собственно надмогильные плиты, по-видимому, не были характерны для раннемусульманских кладбищ Восточной Европы. Так, надгробий не обнаружено на раннемусульманских некрополях Волжской Болгарии (Халикова Е.А., 1986, с.97). В то же время они широко распространены на этой территории в XIII-XIV вв. (Хакимзянов Ф.С., 1978, с.25). Более ранним временем (XI в.) датируются каменные надгробия Дагестана. Вначале они появляются в р-не Дербента, откуда распространяются по территории Северного Кавказа. Тем не менее, даже самые ранние из дербентских надгробий относятся к более позднему периоду, чем раннемусульманские кладбища среднего течения Северского Донца (Шихсаидов А.Р., 1984, с.322-324).
Практически единственным видом погребального сооружения на могильнике № 1 Сидоровского археологического комплекса является яма с заплечиками (рис.З, а, в, г; 4; 6; 8; 9). Из 204 раскопанных на нем захоронений только 2 (погр.№ 71 и № 195) (оба детские) были произведены в ямах с подбоем (рис.З, б). Во всех случаях подбой производился в южной стенке погребальной камеры. Обращает внимание высокий процент погребений (90% от общего числа), совершенных с соблюдением основных норм мусульманского обряда. На уровне заплечиков камеры могил имели досчатое перекрытие. В абсолютном большинстве случаев оно продольное или поперечное (рис.З, д, е; 4, 2; 6, 2, 3; 7, 1, 2). Тем не менее, встречаются и более сложные типы. Так, изредка присутствует комбинированный вариант, когда на две поперечные лаги, лежащие на заплечиках, укладывались продольные доски (рис.З, ж). Для этого в заплечиках вырезались специальные пазы, в которые вставлялись лаги (рис.6, /). Благодаря этому доски лежали на одном уровне с заплечиками и плотно закрывали погребальную камеру, препятствуя попаданию в нее земли. В одном случае (погр.53) камера могилы имела двускатное перекрытие (рис.З, з; 7, 3), близкое по виду перекрытиям отдельных гробов на кладбище Саркела - Белой Вежи (Артамо-новаО.А., 1963,с.110,132,134,151,152,170,рис.32, 77). Отличием являлось то, что в этом погребении не было гробовища, роль которого выполняли стенки могильной камеры. В данном случае доски перекрытия нижним своим краем опирались о заплечики, а верхним о горизонталь
158
ный брус, вставленный в восточную и западную стенку могильной ямы. Остатки этой конструкции, просевшей в камеру, лежали на костях погребенного (рис.7, 5).
В погребальных камерах некоторых могил были установлены деревянные гробовища - рамы без дна (рис.З, и; 6, 2, 3; 9, 2). Подобные им встречены на могильниках хазарского времени, расположенных на Дону, Северском Донце и Осколе: Покровском (Плетнева С.А., 1967, с.92), Волоконовском (Плетнева С.А., Николаенко А.Г., 1976), Дмитриевском (Плетнева С.А., 1989, с.255, рис. 115, 1), Нетайловском (Жиронкина О.Ю., Цитковская Ю.И., 1996,с.354-355), Красногоров-ском, Червоная Гусаровка (Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001, с.2П, рис.З, 7; 7). Есть они и на кладбищах Крыма (Тепсень, Кордон-Оба) (Баранов И.А., 1990, с.74,81-82, табл.1-2, рис.З, 7), и в Поволжье (Болыпетарханский и Танкеев-ский могильники) (Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964).
Около 10% погребений имеют отклонения от норм мусульманской обрядности (рис.4; 9, 3, 4). Среди них - поворот лицевой части черепа погребенного вверх или к северу, следы разрушения скелетов. Погребения с нарушенными скелетами единичны. Поэтому определить, было ли нарушение анатомического положения костей скелета связано с какими-то обрядовыми процедурами, производившимися с останками умершего, на имеющемся в распоряжении материале затруднительно.
Интерес представляет наличие в отдельных могилах вещей. Они очень важны для датировки кладбища. Так, в заполнении ям двух погребений (45 и 135) (рис.5, 2, 3) были встречены фрагменты керамики салтово-маяцкой культуры. В погребении 28, которое, в целом, не отличалось от языческих захоронений могильников Зливкинского типа, слева от черепа умершего стояла чернолощеная кубышка (рис.4, /; 9, 4\ 5, 7). В погребении 190 в районе тазовых костей находился не бывший в использовании абразив (рис.4, 2; 5, 4). Особенно интересна находка в детском погребении 169. Предметы - черная пастовая бусина, инкрустированная желтыми глазками (рис.5, 6), крупный бубенчик (рис.5, 5) и три змеевидных подвески-амулета (рис.5, 7), вырезанных из тонкой медной пластины, находились за затылочной костью почти полностью разложившегося черепа ребенка, который, судя по положению зубов, был развернут лицевой частью к югу (рис.4, 3). Близкие аналоги подобным предметам (за исключением подвесок) присутствуют на памятниках салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 1989, с. 107, 111, рис.58). Фактически указанные
предметы представляют собой набор амулетов, близкие которым фиксируются и ныне у некоторых тюркоязычных народов. Так, у туркмен и других народов Средней Азии сильнейшим средством от сглаза считались черные бусы с белыми глазками; очень сильными амулетами являлись изображения змеи, которые делались из пестрой ленты, и бубенцы, звон которых должен был отгонять злых духов. Обычно подобные амулеты нашивались на головной убор ребенка (Васильева Г.П., 1986, с.184,190, рис.1). Трудно сказать, находились ли в нашем случае амулеты на головном уборе. Факт расположения их в районе затылочной части черепа погребенного ребенка может свидетельствовать и в пользу того, что они могли являться деталями накосника. Так или иначе, их смысловая нагрузка при этом не меняется.
Находки в погребениях отдельных вещей и деталей одежды известны на раннемусульманских могильниках (Халикова Е.А., 1986, с.58; Казаков Е.П., 1978, с.61). В этом отношении кладбище 1 Сидоровского археологического комплекса, в котором из 204 погребений встречено всего три могилы, содержащих вещи, является даже слишком ортодоксальным.
Не удивляет и наличие сосуда в погребении 28. Так, керамическая кружка встречена даже в одной из могил (погр.№ 4) на раннемусульманском кладбище Дербента, погребения которого, в общем, отличаются выполнением основных требований мусульманской погребальной обрядности (Кудрявцев А.А., 1985, с. 126).
Подобные отклонения, по всей видимости, связаны с пережитками языческих воззрений в среде населения недавно принявшего ислам. Употребляя выражение “пережитки языческих воззрений”, уместно коснуться точки зрения И.Л.Измайлова, по мнению которого отклонения от обрядности правильнее было бы назвать местной особенностью джаназы, т.е. мусульманского погребального обряда (Измайлов И.Л., 2002, с.64-65). В целом с тезисом И.Л.Измайлова, что отличия в мусульманской погребальной обрядности на различных территориях были связаны с обычаями, существовавшими на этих землях в домусульманский период (Измайлов И.Л., 2002, с.61), можно согласиться. При этом представляется, что в случае, когда ислам принимали язычники, характерные черты “местной особенности джаназы” вполне могут являться чертами именно языческой обрядности.
Обращает на себя внимание стабильное положение рук погребенных на Сидоровском могильнике 1. В подавляющем большинстве случаев они находятся в нижней части корпуса, что сближает
159
указанные погребения с могилами мусульманских некрополей Биляра (Халикова Е.А., 1967). Если же касаться захоронений, имеющих отклонения от исламского погребального обряда, то по положению погребенного они практически не отличаются от могил других безынвентарных (немусульманских) салтовских кладбищ. В публикации материалов могильника 1 эта группа погребений рассматривалась, как захоронения людей недавно принявших новую веру, которых родственники погребли как мусульман, на мусульманском кладбище, но с соблюдением отдельных элементов старых погребальных канонов (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 133). Могильник 1 Сидоровского археологического комплекса был отнесен авторами публикации ко 2-й пол.1Х - X в. Однако для уточнения его датировки требовались раскопки самого памятника, жителями которого это кладбище было оставлено.
В 2000 г экспедицией под руководством автора данной статьи были начаты исследования Сидоровского городища. Раскопки, которые в течение полевых сезонов 2000-2003 гг производились как на территории городища, так и на прилегающем к нему участке посада, существенно дополнили данные о памятнике и позволили уточнить датировку его мусульманских кладбищ. Результаты исследований Сидоровского городища частично опубликованы (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001). Материалы раскопок 2001-2003 гг, публикуются в данном сборнике.
В 2000 г на склоне Среднего Яра, разделяющего территорию памятника на две части, производились исследования еще одного мусульманского кладбища - могильника 2. В связи с тем, что данный объект расположен на территории современного населенного пункта, раскопки его ограничились вскрытием небольшого участка. Тем не менее, многолетние наблюдения за склоном, на котором располагалось кладбище, позволяют сделать вывод, что могильник 2 по своим размерам не уступал могильнику 1. В 2000 г на нем было вскрыто 11 погребений. Как и на первом кладбище, могилы были вытянуты рядами вниз по склону. Все погребения произведены в ямах с заплечиками, со строгим соблюдением основных норм мусульманской погребальной обрядности. Особый интерес представляет тот факт, что ряды могил кладбища 2 подходили вплотную к хозяйственным сооружениям жилой части памятника. При этом не наблюдалось ни одного случая
прямой стратиграфии, а ряд могил, подошедший к хозяйственной яме, на ней оборвался. Вышесказанное свидетельствовало об одновременности хозяйственных сооружений и мусульманских погребений могильника 2, а соответственно, и близкого ему могильника 1.
Следует отметить, что во всех раскопах, которыми на Сидоровском городище была вскрыта площадь более 2500 м2, фиксировался тонкий культурный слой (до 25-30 см). Среди обнаруженных комплексов (11 котлованов построек, 55 хозяйственных ям, 2 гончарных горна) не было прослежено ни одного случая прямой стратиграфии. Исключение составляют лишь раскопы 9-10 (2003 г), разбитые на участке, расположенном на большом расстоянии от описываемых кладбищ, в пределах линии укреплений. Именно здесь были обнаружены ранние слои городища.
На крупном участке (общая площадь до 1500 м2), вскрытом практически сплошной площадью (расстояние между раскопами 2, 5, 7 не превышало 10 м), планиграфическое расположение комплексов свидетельствует, что исследованные здесь сооружения представляют единую группу построек и хозяйственных ям, существовавших на протяжении небольшого промежутка времени1. Наиболее вероятно, он не превышал длительность жизни одного поколения. В пользу этого говорит и археологический материал, содержащийся в заполнении котлованов помещений и хозяйственных сооружениях.
Во всех археологических комплексах, расчищенных на городище (кроме раскопов 9 и 10), находки близки и представлены в основном керамикой и иногда костяными и железными изделиями.
Монет обнаружено немного. Все они найдены в подъемном материале на южной части городища, в пределах линий укреплений. Среди них — солид Константина V (741-775 гг), идентичный солиду из Славянского клада на Кубани (Semenov A.L, 1994, р.83, fig.2, 2), две половинки табаристанских(?) драхм, 1 целый и 4 обломка аббасидских дирхемов (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.249-250, рис.35,1-7), фрагмент (1/4 часть) медной монеты (фельса) (передан для определения в 1999 г А.И.Семенову). Обломок дирхема был найден и при раскопках В.К.Ми-хеева в 1971 г (тоже в подъемном материале) (Михеев В.К., 1985, с. 19). Еще одна половинка дирхема была найдена, а затем утеряна местными крае
1 См. иллюстрации в данном сборнике в статье Э.Е.Кравченко, В.В.Мирошниченко, А.Н.Петренко, В.В.Давыденко. Исследования археологического комплекса у с.Сидорово (по материалам экспедиций 2001-2003 гг).
160
ведами. Все эти монеты относятся к раннему периоду истории городища, и могут свидетельствовать о функционировании во 2-й пол.УШ -IX в. в той части памятника, где они были найдены. На этом участке были заложены пять раскопов (раскопы 3,4,6,9-10 и 12). Ранние слои, и то с небольшим количеством материала, были прослежены лишь в раскопах 9 и 10.
Оба мусульманских кладбища прилегают к той части памятника, где монеты в подъемном материале не встречались. Керамика, происходящая из расчищенных здесь комплексов, представлена почти исключительно гончарной посудой. Из лепных сосудов часто попадаются лишь обломки груболепных пифосов и жаровень. Кроме них, найдено до 10 маленьких сосудиков, фрагменты 3 лепных горшков и 2-3 лепных котлов, один из которых имеет близкий аналог в Роганинском комплексе (Колода В.В., 2001, рис.4,9).
Основную часть керамики (более 50%) составляют фрагменты гончарных кухонных горшков. Среди них есть как маленькие сосудики, так и горшки средних и крупных размеров, вплоть до обломков корчаг. Орнаментация их однообразна - полосчатое рифление по корпусу, иногда дополненное поясом многорядной волнистой линии или косых оттисков гребенчатого штампа на плечиках. Довольно часто встречается зональное рифление корпуса. В качестве примесей в тесте основной части горшков применялся хорошо просеянный мелкозернистый песок. Вероятно, в связи с этим в происходящей с памятника коллекции имеются крупные сосуды с довольно тонкими стенками. Иногда в качестве отощающей добавки использовались мелкие кусочки мела. Примесь крупнозернистого песка фиксируется на единичных фрагментах. Горшки различаются между собой и по профилировке. Наряду с сосудами с яйцевидным корпусом, встречаются горшки, имеющие приземистые пропорции. Их большинство. Иногда венчик горшков имеет усложненную профилировку: его тонкий край слегка загнут внутрь. Гончарные клейма встречаются редко. Большинство их представлено одной разновидностью - крест, заключенный в двойной круг. Значительная часть этих клейм была обнаружена в заполнении котлована постройки гончарной мастерской, исследованной в раскопе 2 и в ямах прилегающих к ней горнов, что дало основание связать их с продукцией этой мастерской (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.236-237, рис.34, 4). Интерес представляет факт, что одно из таких клейм присутствует на донышке маленького лепного сосудика. Последнее свидетельствует, что и лепные сосудики, обнаруженные на памятнике, могли изготавливать
ся гончарами, а не являться продуктами домашнего производства. Прочие виды клейм представлены единичными экземплярами, обнаруженными в подъемном материале (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.44). В хоз. яме 3 раскопа 1 (2000 г) найден горшок с клеймом, имеющим прямые аналоги на днищах сосудов из Роганинской мастерской (Колода В.В., 2001, рис.4, 6). Дно горшков часто имеет небольшой кольцевой валик по краю. Подобные клейма, равно как и усложненный профиль венчика, а также кольцевой выступ по краю дна горшка присутствуют на керамике Балкано-Дунайской культуры (Kozlov V.I., 1990, Taf. 1,4; 6, 8; 6, 4; 4, 2). В целом, описанная выше керамика в рамках салтово-маяцкой культуры имеет довольно поздний облик.
Лощеная керамика представлена фрагментами кружек, кувшинов, кубышек, шарообразных сосудов с петлевидной ручкой. На ручках некоторых небольших кувшинов имеется архаичная деталь - уплощенный налеп круглой формы (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.242, рис.21, 2). Наряду с ними в незначительном количестве встречены двуручные и трехручные кувшины и сероглинянные пифосы. В целом же, крупные сосуды единичны, в отличие от материалов раскопов 9-10, где в слое свалки, относящемся, судя по всему, к раннему периоду истории памятника, наряду с обломками керамических фляг крымского производства, было встречено довольно большое количество фрагментов серолощенных пифосов, корчаг и, возможно, двухтрехручных кувшинов.
В плане датировки обращает внимание наличие в керамическом комплексе Сидоровского городища гончарных и лепных крышек с высокими цилиндрическими ручками (рис. 12, 1-7). Иногда их внешняя поверхность имеет черный цвет за счет специального обжига, применяющегося при производстве лощеной керамики. В двух случаях (рис. 12, 6-7) ручки крышек орнаментированы полосчатым рифлением. Внешняя поверхность самих крышек украшена кольцевыми поясками параллельных линий, нанесенных гребенчатым штампом при вращении предмета, пальцевыми вдавлениями по краю, наклонными радиально расходящимися от центра насечками (рис. 12,1, 3, 4). Необожженные полуфабрикаты таких ручек с частями крышки были найдены в заполнении горна 2 в 2000 г (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.21, 6). Подобные крышки редко встречаются на памятниках салтово-маяцкой культуры, где они представлены, в основном, другой разновидностью (Плетнева С.А., 1959, с.230,рис.14, 15-20). Тем не менее, согласно сообщению
161
Т.А.Хлебниковой, среди керамики Саркела ею была обнаружена ручка крышки рассматриваемого нами типа (Хлебникова Т.А., 1984, с.95). Этот тип хорошо представлен в керамике Волжской Болгарии, где он относится к нач.Х в. (Хлебникова Т.А., 1984, с.95, 98, рис.28, 9-11). Наличие крышек с высокой ручкой среди материалов салтовского памятника представляет существенный интерес. В целой, они не характерны для керамики салтово-маяцкой культуры. Находка только одного обломка ручки от крышки этого типа среди многочисленных материалов Саркела, по нашему мнению, только подтверждает этот вывод.
Исследователи древностей Волжской Болгарии рассматривали датировку и происхождение данной категории материала по-разному. А.Х.Ха-ликов связывал эти крышки, “не имеющие аналогов в салтово-маяцкой культуре”, со средневековой керамикой Хорезма (джетыасарская культура) и поселений городского типа Южного Казахстана (Халиков А.Х., 1976, с.45, рис.12). Т.А.Хлеб-никова, напротив, считала крышки с высокими вертикальными ручками формой, восходящей “к крышкам кочевнической группы керамики салтово-маяцкой культуры” (Хлебникова Т.А., 1984, с.95,98). В качестве аргумента она приводила вышеупомянутый факт наличия в Саркель-ских материалах обломка от такой крышки. В целом же, датировала она указанные крышки более широкими хронологическими рамками, чем А.Х.Халиков, считая, что они существовали в продолжение всего домонгольского и раннезолотоордынского времени (Хлебникова Т.А., 1988, с.95, 97, рис.71,21-24).
Компромиссной точки зрения придерживается Н.А.Кокорина. Она указывает, что уже во 2-й пол.Х! в. в керамике Биляра количество крышек с высокой ручкой уменьшается в 10 раз. Собственно и до этого времени рассматриваемые крышки составляли, по подсчетам А.Х.Халикова, очень небольшую в процентном отношении группу - всего 0,03% от общего количества посуды. К концу домонгольского времени, по мнению Н.А.Кокориной, данный вид крышек полностью исчезает (Кокорина Н.А., 2002, с.72-73).
Особый интерес представляет тарная керамика, составляющая до 35-40% от общего числа обнаруженных на памятнике фрагментов посуды. Абсолютное большинство ее представлено обломками так называемых причерноморских амфор, причем ряд экземпляров частично или полностью реконструируется (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.244-246, рис.24-26; 45, 2). Абсолютное большинство амфор - небольшие сосуды (высотой 45-48 см, при наибольшем диа
метре до 25 см) с узким невысоким горлышком. Венчик обычно завершается валикообразным утолщением, реже имеет фигурную профилировку. Овальные в плане ручки, с одним или двумя сглаженными ребрами, крепятся на горлышке сразу под венчиком, далее, изгибаясь под прямым углом, опускаются на плечики сосуда. Корпус амфор яйцеобразной, слегка вытянутой формы, покрыт желобчатым рифлением. Оно иногда четко выражено, иногда несколько сглажено, но, в абсолютном большинстве случаев, присутствует (рис. 10, 11). В целом указанный тип сосудов полностью соответствует II типу причерноморских амфор (Якобсон А.Л., 1951, с.332-334; 1979, с.30-32, рис.13, 1-3; Паршина Е.А. и др., 2001, с.76). Амфоры Сидоровского городища в основном отличаются между собой характером керамического теста. Значительная часть их имеет примесь крупнозернистого шамота. Наряду с ними довольно много обломков сосудов с примесью в тесте мелко толченой слюды, мелкозернистого песка или известняка. Стенки таких амфор обычно имеют меньшую толщину, что, однако, не является правилом. Реже встречаются фрагменты небольших тонкостенных амфор с желобчатым корпусом. Полностью удалось восстановить одну амфору этого типа (рис. 10,1). Цвет черепка таких амфор варьирует от серого или желтого цвета до оранжевого. В ряде случаев зафиксировано покрытие внешней поверхности белым или серым ангобом. От остальных амфор указанная группа отличается очень тонкими стенками и высоким качеством обработки поверхности. Обломки таких сосудов не составляют большинства, но в небольшом количестве встречены практически в заполнении всех комплексов, расчищенных на памятнике.
В заполнении помещения 3, наряду с прочими сосудами, найдены фрагменты толстостенной амфоры с песчанистыми примесями в тесте. Она имела вытянутоовальный, практически гладкий корпус (рис. 10, 5). Близкий ей аналог известен на территории Юго-Западного Крыма и отнесен автором раскопок к типу амфор, бытовавших в 1-й трети IX в. (37 класс?). При этом сам аналог был обнаружен в комплексе, датируемом XI в. (Яша-ева Т.Ю., 1999, рис.8,1, с.354).
Кроме описанных, обнаружена небольшая группа обломков толстостенных амфор, сделанных из хорошо отмученного теста без крупных примесей. По общему своему виду и пропорциям они незначительно отличаются от основной группы амфор, встреченных на памятнике. Массивные ручки, как правило, имеют на внешней поверхности двойной валик (рис. 11,5). Цвет этих сосудов колеблется от светло-розового до желтого. Общая вы
162
сота их не известна, т.к. ни одного полностью реконструирующегося экземпляра пока не обнаружено.
Еще одна амфора, отличающаяся от основной группы, была найдена в заполнении хозяйственной ямы 2, расчищенной на склоне городища. Это - тонкостенный сосуд с невысоким горлышком, имеющим валикообразное завершение венчика. Ручки крепятся под венчиком и на плечиках. Корпус укороченный, яйцевидный, гладкий, слега расширенный в верхней части (рис. 11, 6). Тесто, содержащее мелкие примеси, в том числе примесь мелких блесток слюды, имело коричневатый цвет.
Кроме амфор, в подъемном материале и заполнении хозяйственных ям встречены фрагменты высокогорлых кувшинов с плоскими ручками (рис. 11,12-13). Несмотря на то, что их обнаружено сравнительно немного, обломки сосудов этого типа, наряду с амфорами, присутствуют в большинстве археологических комплексов. По своим параметрам найденные на Сидоровском городище кувшины как-будто относятся к типу, датировка которого определяется И.А.Антоновой и группой авторов X-XI вв. (Антонова И.А. и др., 1971; рис.20, а)
В небольшом количестве были обнаружены обломки донышек привозных тонкостенных красноглиняных сосудов малых размеров. В хоз. яме 4 раскопа 2 найдены фрагменты небольшой красноглиняной ойнохои (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.15,5).
Касаясь вопроса о датировке указанного комплекса хочется сразу указать на несколько существенных деталей. Во-первых, выше говорилось, что, несмотря на кажущееся разнообразие тарной посуды, абсолютное большинство ее представляют разновидности амфор т.н. II типа (Паршина Е.А. и др., 2001, с.76). Датировка указанных сосудов определялась авторами по-разному (Зинь-ко В.Н., Пономарев Л.Ю., 1999, с.199; Якобсон А.Л., 1951, с.332-334; 1979, с.30-31; Паршина Е.А. и др., 2001, с.77). Они четко фиксируются на памятниках Восточного Крыма с 1-й пол.IX в., однако, преобладают на них во 2-й пол.IX - 1-я пол.Х в. При этом обращает внимание факт полного отсутствия в заполнении археологических комплексов Сидорова амфор класса 24, датируемых 1-й пол.1Х в. (Романчук А.И. идр., 1995, с.50-52, табл.20-22) и класса 42, появляющихся во 2-й пол.Х в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.66-68, табл.28, 33; Майко В.В., 2001, с.119-120). Не обнаружено и амфор с “воротничковым” венчиком, появление которых также относят ко 2-й пол.Х в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.68-69, табл.34; Майко В.В., 2001, с. 118; Зеленко С.М., 2001, с.84). С этим
согласуется факт наличия в комплексах фрагментов кувшинов с плоскими ручками, нижняя дата которых, по мнению исследователей, колеблется от начала до последней трети IX в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.63-64). Один из фрагментов имеет у основания ручки граффити из точек, близкое представленному на кувшинах, собранных на месте кораблекрушения у пгт.Новый Свет вместе в “воротничковыми амфорами” и амфорами класса 42 (Зеленко С.М., 2001, с.84, рис.6,1).
Как видим, в комплексе материалов Сидоровского городища полностью отсутствуют находки, относящиеся как к 1-й пол.1Х в., так и ко 2-й пол.Х в. При этом имеются материалы, которые могут относиться к нач.Х в. (крышки с высокими ручками). Вышесказанное, по нашему мнению, позволяет отнести комплексы, раскопанные на основной части Сидоровского городища к кон.ЕХ — 1 -й пол.Х в. С этим согласуется и вывод, сделанный В.К.Михеевым по отношению к расположенному в 5 км ниже по течению р.Северский Донец городищу у с.Маяки (Царину городищу). Согласно этому выводу, Царино городище в кон.IX в. было разгромлено и более, как крупный памятник, в хазарское время не существовало (Михеев В.К., 1985, с.23). По нашим данным, в это же время резко вырастает в размерах соседнее с ним Сидоровское городище, бывшее до этого небольшим укрепленным поселением. Вполне возможно, этим ростом оно было обязано переселению на него жителей соседнего населенного пункта. Именно к этому -второму - периоду истории Сидоровского археологического комплекса относятся его мусульманские кладбища. Крупные размеры могильников как будто не согласуются с непродолжительным периодом функционирования городища. Тем не менее, рост размеров кладбищ связан не только и не столько со временем существования могильника, а находится в прямой зависимости и от таких обстоятельств, как количество населения и его жизненный уровень.
Выше указывалось об очень малом проценте детских погребений на южной, северной и восточной окраинах могильника 1. Последнее объяснялось нарушением естественного течения жизни населения городища, которое могло быть обусловлено сложной политической обстановкой. Указанный процесс завершился гибелью населенного пункта, о чем свидетельствуют находки на его жилой части.
Они представлены погребениями, произведенными прямо в культурном слое поселения. О наличии на Сидоровском городище таких погребений сообщал еще В.К.Михеев, исследовавший указанный памятник в 1971 г (Михеев В.К., 1985, с.20).
163
В 2001 г одно такое погребение было расчищено в раскопе 5. Скелет взрослого человека лежал в верхнем слое (-47 см от уровня современной поверхности), который соответствовал культурному слою хазарского времени. Погребенный лежал вытянуто на спине, лицом вверх, головой на запад. Из вещей при нем присутствовала лишь круглая серьга, скрученная из серебряной пластины, которая находилась у левой височной кости. Скелет лежал в непосредственной близости от строений, прямо на жилой части. Обращает внимание характерное положение рук погребенного. Они были вытянуты вдоль туловища и слегка расставлены в стороны. Создается впечатление, что раздутый труп был уложен на жилой части поселения и слегка присыпан землей. Понятно, что это могло быть лишь в том случае, котда на указанном участке жить более не собирались.
Еще один случай зафиксирован в раскопе 13 на восточном склоне городища. На этом участке, расположенном вне линий укреплений, была расчищена врезанная в склон постройка (помещение 11). Столбовые ямы, расположенные посредине западной и восточной стен котлована свидетельствовали, что помещение имело двухскатную кровлю. В засыпке центральной его части и у западной стены на уровне 0,4-0,5 м выше дна встречались находки отдельных человеческих костей: фрагменты черепа, нижняя челюсть, лучевые кости рук, фрагменты костей ног. На дне котлована сохранилась непотревоженной центральная часть скелета (от шейных позвонков до костей таза). Не были сдвинуты с места и плечевые кости рук. Судя по всему, погребенный был уложен на дне помещения, головой на запад вдоль матицы, ногами ко входу и к печи, располагавшихся в восточной части котлована. По всей видимости, первоначально он опирался головой о западный столб постройки. В дальнейшем, вероятно, незасыпанный (или слегка присыпанный землей) покойник стал пищей зверей. Причем параллельно с этим шел процесс разрушения котлована и обвала его стен. О конфессиональной принадлежности этого погребенного судить трудно. Тем не менее, в мусульманской погребальной обрядности подобный случай специально оговаривается: “Если закопать покойника в землю не представляется возможным, можно вместо погребения положить его тело в какое-нибудь строение” (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.77; Положение 614). Впрочем, подобный обычай существовал и у языческих народов Сибири (Косарев М.Ф., 2003, с. 192). Таким образом, в первой половине (или около середины) X в. Сидоровское городище было разгромлено, в результате чего жизнь на памятнике прекратилась.
Мусульманские могильники хазарского времени известны и ниже по течению р.Северский Донец от рассмотренного нами участка. Так, еще одно кладбище было обнаружено С.И.Татарино-вым у с.Платоновка Артемовского р-на Донецкой обл. (рис. 1, 12). К сожалению, на нем было раскопано всего несколько погребений, что не позволяет получить об этом могильнике какую-либо существенную информацию. Известно, что кладбище прилегает к крупному поселению салтово-маяцкой культуры (Татаринов С.И., Копыл А.Г., 1981).
Особенно интересным представляется факт обнаружения двух раннемусульманских кладбищ на территории нынешней Луганской области. Здесь, на левом притоке Северского Донца -р.Айдар — у с.Лысогоровка Новопсковского р-на (рис.1, 11) во время раскопок протоболгарского могильника К.И.Красильниковым была выделена группа мусульманских захоронений. По его же сведениям “признаки мусульманской обрядности, а также дирхемы” зафиксированы на Новолимаревском могильнике, расположенном на р.Деркул, в Беловодском р-не Луганской обл. (рис.1, 10) (Красильников К.И., 2001а, с.92; 20016, с.320).
Всего на Лысогоровском могильнике в 2001 г было раскопано 55 погребений и 5 кенотафов. Среди них выделялась компактная группа из 35 могил, в которых погребенные были уложены с соблюдением основных требований мусульманских погребальных канонов. Судя по публикациям (Красильников К.И., 2001а, с.91, 92; Красильников К.И., 20016, с.318-320, рис.11,1), по основным деталям обряда эти погребения не отличаются от сидоровских. Они лишены инвентаря. Часть ям имела заплечики, хотя автор публикации сообщает и о наличии ям иной конфигурации. Погребенный укладывался на спине либо с полуразворотом, или разворотом на правый бок. Наблюдается довольно стабильное положение рук, которые располагались в нижней части корпуса: “правая рука обычно вытянута, левая - накостях таза” (Красильников К.И., 20016, с.319). Подобное положение рук, абсолютно преобладающее на Сидоровском могильнике и раннемусульманских кладбищах Волжской Болгарии, вероятно, было связано с пеленанием покойника. В ряде могил имеются деревянные гробовища-рамы. К.И.Красильников применил для них термин “гробы-табуты-ящики”, с чем, по нашему мнению, нельзя согласиться. Судя по приведенному в статье чертежу одного из захоронений (Красильников К.И., 20016, с.319, рис.11,1), гробовища Лысогоровского могильника ничем не отличались от рам Сидоровского могильника 1 и идентичных им рам других салтовских кладбищ, в
164
том числе и языческих. О гробах “ящиках-табутах” пишет и Е.А.Халикова (Халикова Е.А., 1986, с.44). В данном случае имеются в виду гробовища с дном. Иногда термином “табут” обозначались носилки для переноски тела покойника к месту погребения (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.66-67, 82-87). Такие носилки хранились на кладбище или в мечети, брались на время похорон, а затем возвращались обратно.
В целом же, гробовища в мусульманских погребениях являются скорее исключением, чем правилом. Их обычно применяли, когда яма рылась в неплотном грунте, который мог обрушиться. В результате этого могло быть нарушено одно из требований мусульманского обряда - земля не должна соприкасаться с тлеющим телом. Довольно часто гробовища встречаются на языческих и раннемусульманских кладбищах Волжской Булгарии (Халикова Е.А., 1986, с.40, 44, 56, 63, 64). Есть они и на мусульманских могильниках более позднего времени. При этом, чаще всего, эти гробовища не отличались от тех типов гробов, которые использовались в то или иное время на различных территориях (Халикова Е.А., 1967, с.142-145,рис.83-84; 1986,с.110-111,121, рис.15,17; Орлов Р.С. и др., 1985; Гудименко И.В., Масловский А.Н., 1994, с. 171; Винников А.З., Цыбин М.В., 2001, с.98). Во всех этих случаях, если в наличии гроба не было необходимости, связанной с сыпучестью грунта, в котором была вырыта могила, гробовища являлись местной чертой мусульманской погребальной обрядности, обусловленной влиянием домусульманских традиций.
Та же ситуация наблюдается и на Сидоров-ском могильнике 1. Абсолютное большинство его ям вырублены в твердом мелу — целике, и, тем не менее, в качестве погребального сооружения (в 202 случаях из 204) присутствует яма с заплечиками “шик”, которую рекомендуется применять там, где нет возможности сделать подбой “ляхд”, т.е. в неплотных почвах (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 14). Мало этого, ряд погребений, наряду с ямами, вырубленными в мелу-целике, имеют гробовища-рамы, идентичные раме, изображенной на чертеже К.И.Красильникова. Таким образом, наличие гро-бовищ-рам, как и большое количество ям с заплечиками, наиболее вероятно являются местными особенностями джаназы. Собственно этот тип могилы имеет очень широкие территориальные и хронологические рамки. Ямы с заплечиками известны в подкурганных погребениях сарматского времени (Ильюков Л.С., 2000, с.101, 104, 105, рис. 11, 1-2). В качестве погребального сооружения они часто встречается в подкурганных захоронениях предсалтовского горизонта (так называемых погребениях с квадратными ровиками) (Флёро
ва В.Е., 2001, с.165; Круглов Е.В., 1992). Употреблялся этот вид погребального сооружения и на грунтовых языческих могильниках салтово-маяцкой культуры (Аксенов ВС., Тортика А. А., 2001, с.211, рис.З; Савченко Е.И., 1986, с.73, рис.3-5).
У народов, исповедующих ислам, яма с заплечиками известна уже в начальный период распространения этой религии. В более позднее время, наряду с ямами с подбоями-ляхдами и ямами с прямыми стенками, “шик” широко распространен на раннемусульманских некрополях Средней Азии и могильниках Золотой Орды. Известен он и по этнографическим материалам (Халикова Е.А., 1986, с.44-45; Хисматуллин А. А., Крюкова В.Ю., 1997, с.91; Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 14). По мнению Е.А.Халиковой, наличие на кладбищах этого типа ям не является свидетельством влияния домусульманских верований. Они могли распространиться и вместе с группами населения, исповедывавшего ислам (Халикова Е.А., 1986, с.45).
Что же касается рам, то присутствие их в раннемусульманских погребениях, по нашему мнению, связан^	’ием на местный мусульманский
погре(	ряд традиций салтовской языче-
ской обрядности, в которой подобный тип гробовища довольно широко представлен. Последнее, наряду с абсолютным преобладанием на мусульманских кладбищах Среднего Подонцовья ям с заплечиками (в которых не было надобности, т.к. могилы были вырыты в твердых грунтах), говорит в пользу того, что мусульманские могильники среднего течения Северского Донца оставлены не какими-то пришлыми группами, а местным населением, принявшим ислам.
Интересен факт находок в погребениях могильника Лысогоровка фрагментов тканей, не сохранившихся в могильниках Сидоровского археологического комплекса, а также остатков “войлочных шапочек-тюбетеек” (Красильников К.И., 20016, с.320). Последняя характеристика явно вызывает сомнения, т.к. наличие такого головного убора в погребении противоречит мусульманским канонам. Его снимали даже с шахидов, для которых были предусмотрены особые правила погребения (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.22-25,24). Исключение существовало лишь для лица, носившего при жизни чалму. По желанию ему могли сделать для погребения небольшую чалму в 2-3 оборота (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.50). Шахида могли похоронить в одежде, заменявшей ему саван (Халикова Е.А., 1986, с.49; Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997; Измайлов И.Л., 2002, с.62). При этом с него снимали “украшения, головные уборы, оружие, огниво и трут” “потому, что они не являются частями савана” (Халикова Е.А., 1986, с.49;
165
Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.22-25). Впрочем, в раннемусульманских могильниках подобные отклонения от обрядов известны (Измайлов И.Л., 2002, с.64-65). К сожалению, фотографий или рисунков указанных головных уборов в статье К.И.Красильникова нет. Вполне вероятно, войлочные “шапочки” могли быть остатками каких-либо подушек из войлока, положенных под головы покойников.
Для уточнения датировки погребений особенный интерес представляет факт наличия в двух захоронениях Лысогоровского могильника дирхемов 212 и 222 гг. X. (Красильников К.И., 2001а, 92; 20016, с.318). Одна из этих монет была обнаружена “в кисти правой руки” погребенного. Другая монета использовалась в качестве подвески (Красильников К.И., 20016, с.320). К.И.Красильников отнес время проникновения ислама в Среднее Подонцовье, а также Лысого-ровский мусульманский могильник к 1-й пол.IX в., возможно, основываясь на датах этих монет (Красильников К.И., 20016, с.320). Однако не стоит забывать, что бытование дирхемов Арабского Халифата на территории Восточной Европы обычно имеет широкие хронологические рамки. На различных территориях они могли находиться в обращении неодинаковое количество времени. Монеты с датами VIII в. иногда встречаются в археологических комплексах, содержащих предметы IX и даже нач.Х в. (Мажитов Н.А., 1981, с.124-126).
Куфическая монета воспринималась в Восточной Европе VIII-X вв. как серебро, о чем свидетельствует высокий процент обрезков монет в ранних кладах, обнаруженных на территории Северного Кавказа, Восточной Европы и Прибалтики (Янин В.Л., 1956, с.109; Виноградов В.Б. и др., 1991; Берга Т.М., 1988, с.27). В некоторых кладах, наряду с монетами, встречены серебряные кружочки или пластинки, по весу соответствующие дирхемам (Потин В.М., 1960). Обрезками представлено и абсолютное большинство монетных находок VIII-IX вв., происходящих с донецких городищ. Такая ситуация позволяла одновременно находиться в обороте разновременной монете, объединенной одной общей чертой, - металлом, из которого она была изготовлена. Наличие изображений на ней лишь удостоверяло качество этого металла. Благодаря этому в кладах, обнаруженных на территории Восточной Европы и Северного Кавказа, хронологический разброс между датами самой молодой и старой монет бывает довольно значительным (Кропоткин , 1971, с.78, 3,7; 79, 12, 20; 80,25, 31;Ь\, 34, 37; 82,48, 49, 50; 83,55, 56, 58; 85, 92; 88, 127; 90,146; 91,157). Та же ситуация наблюдается и в кладах Прибалтики (Берга Т.М.,
1988, с.27-29). Исключение как будто представляют находки золотых византийских солидов иконоборческого периода, которые, по мнению А.И.Се-менова, имеют узкие хронологические рамки обращения и являются прекрасным датирующим материалом (Семенов А.И., 1978, с.180-183; 1993, с.94-95; 1996, с.29-32). Тем не менее, изделия из этих солидов могут относиться уже к совершенно другому времени, и соответственно для датировки они мало пригодны (Schulze-Durrlamm М., 1999, S.271, Abb.4).
Рассматривая монеты на археологических памятниках Латвии как часть погребального инвентаря, Т.М.Берга разделила их на две группы: монеты-украшения и ритуальные монеты. По нашему мнению, эта классификация вполне может быть применена и к монетам из могильника Лысогоровка, несмотря на то, что он располагается в другом регионе. Монета, обнаруженная в кисти руки взрослого погребенного вполне подходит под определение “ритуальная монета”. При этом ее не обязательно определять как “обол Харона”. Наличие на монетах Халифата религиозных формул и цитат из Корана вполне могло привести к тому, что на далеких окраинах мусульманского мира подобную монету могли использовать для помещения в могилу в качестве сопроводительного текста. Эти тексты иногда вкладывались подмышку покойника (Хисматул-лин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.86), что, впрочем, не всегда одобрялось (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.9).
Срок нахождения таких монет в обращении иногда мог быть и небольшим. Тем не менее, это не значит, что дата, стояшая на такой монете, обязательно должна быть датой погребения. По наблюдению В.М.Потина, время хождения восточных монет даже в период интенсивного обращения серебра могло составлять 30-40 лет (Потин В.М., 1981, с.87). К сожалению, в статье К.И.Красильникова не указывается степень потертости данной монеты, и отсутствует ее фотография.
Монета в детском погребении представляет собой монету-подвеску, срок ношения которой мог быть очень долгим. Так хронологический диапазон между датами выпуска 13 восточных монет-подвесок в погр.309 могильника Сала-спилс-Лауксколе составлял более 200 лет (Берга Т.М., 1988, с.62). В целом же, учитывая, что даты обеих монет, найденных в разных погребениях могильника, близки, время попадания их в могилы вполне могло произойти через 30-40, а то и 50 лет после даты выпуска в оборот дирхемов. По нашему мнению, Лысогоровский могильник вполне мог функционировать во 2-й пол.IX в. Скорее всего, он был одновременным раннемусуль
166
манским погребениям Царина городища, и, соответственно, относился к более раннему времени, чем мусульманские некрополи археологического комплекса у села Сидорово. В пользу этого может свидетельствовать факт присутствия на его территории языческих погребений (погребений с отклонениями от обрядности?), а так же то, что к нему непосредственно примыкает языческое кладбище.
Таким образом, мы видим, что во 2-й пол.1Х -1-й пол.Х в. в среднем течении Северского Донца существовало несколько мусульманских общин. Некоторые из них (община Сидоровского городища) отличались крупными размерами. Места проживания этого населения маркируются кладбищами с мусульманским обрядом погребения, вытянутыми цепью вдоль р.Северский Донец и его притоков. Подобное расположение поселений, на которых проживали мусульмане, вызывает вопрос: с чем было связано проникновение ислама на далекие западные окраины Хазарского каганата в столь раннее время. Собственно о времени распространения ислама на территории Хазарии среди ученых не существует единого мнения.
Так М.И.Артамонов считал, что толчок к распространению ислама в Хазарии был дан еще во время арабо-хазарских войн. По его мнению, вынужденное обращение кагана в ислам после поражения 737 г и дальнейшее его отречение от новой веры “не помешали мусульманству распространиться среди населения Хазарии” (Артамонов М.И., 1962, с.262). Основной территорией, из которой происходило распространение ислама на хазарские земли, он считал Среднюю Азию (М.И.Артамонов, 1962, с.226). О распространении ислама на территорию Поволжья именно из Средней Азии писала и Е.А.Халикова (Халикова Е.А., 1986, с.44).
К раннему времени относил распространение ислама в каганате А.А.Быков. Он считал, что сперва ислам на территорию Хазарии проник вместе со взятыми в плен арабами-мусульманами, но толчком к широкому распространению этой религии все же было поражение хазар от войск Марвана ибн Мухаммада в 737 г и принятие ислама каганом (Быков А.А., 1974, с.60). По его мнению, высокое положение мусульмане в хазарском обществе занимали задолго до частого упоминания о наличии мусульманских общин в документах. Торговля с Востоком большей частью была в руках мусульман, связанных с Халифатом, “с которым желательно было бы поддерживать дружеские отношения” (Быков А.А., 1974, с.62). “Сторонники ислама в VIII и нач.1Х в. являлись в Хазарии носителями наиболее передовой куль
туры, с которой приходилось сталкиваться хазарам, к тому же территориально она была более близкой, чем византийская” (Быков А.А., 1974, с.63). Тем не менее, он указывает на факт, приведенный ал-Балазури и другими средневековыми армянскими и грузинскими авторами, о том, что в 854-55 гг группа из 300 семей (до 1000 чел.) для того, чтобы принять ислам, вынуждена была покинуть территорию каганата и переселиться в Азербайджан (Быков А.А., 1974, с.63). Приводя датировку XII типов подражаний дирхемам Халифата, относимых им к хазарскому чекану, А.А.Быков указывает, что минимальные даты подражаний, найденных в одном Девицком кладе, колеблются от 754 до 811-812 годов. Монеты же с надписью “Ард-ал-хазар” датируются еще более поздним временем - не ранее 835 г (Быков А.А., 1974, с.67). Чеканку и тех, и других монет А.А.Быков связывал с наличием в городах каганата, в частности в его столице, мусульманского населения, знающего арабскую письменность. При этом следует указать, что отношение подражаний к хазарскому чекану - вопрос далеко не бесспорный (Новосельцев А.П., 1990, с.117; Семенов А.И., 1996, с.31), а сходство их с монетами тех или иных типов может свидетельствовать лишь о том, что они появились не ранее времени бытования самих этих типов.
О наличии значительной прослойки мусульман в хазарской столице в 1-й пол.IX в. пишет А.Ю.Якубовский. В источниках, восходящих, по его мнению, к первоисточнику 1-й пол.IX в. указывается, что в столице Хазарии было “много построек, связанных с мусульманской частью населения” (Якубовский А. Ю., 1948, с.57).
Ряд ученых относил время распространения ислама среди городского населения Хазарского каганата к более позднему периоду. Например, С.А.Плетнева указывала, что “религия основного врага и обидчика — халифата вряд ли имела шансы быть популярной в каганате ...” (Плетнева С.А., 1976, с.59-60,62,66,68,70). Таким образом, исследовательница, по всей видимости, относила большинство мусульман хазарских городов к пришлому населению. Позднее ею был сделан более категоричный вывод: “При этом следует полагать, что менее всего в Хазарии популярностью пользовался ислам ... Каган и его ближайшее окружение вынужденно приняли ислам, но как только арабы оставили степи, отказались от этой религии, и более нет сведений ни письменных, ни археологических о каких бы то ни было политических или религиозных связях каганата с мусульманским миром вплоть до середины X в., когда Хазария ослабела и превратилась из могучей державы в сравнительно
167
небольшое владение” (Плетнева С.А., 2000, с.214-215). Согласиться с этим нельзя. Выше указывалось, что исторические источники фиксируют в столичных городах Хазарского каганата мусульманское население с 1-й пол.IX в., не говоря уже о той роли, которую они отводят мусульманам в городских центрах Хазарии в более поздний период. Ныне имеются и археологические свидетельства наличия мусульманских общин, причем не только в центре, но и на окраинных территориях этого государства. Тем не менее, ссылаясь на ал-Мукаддаси, С.А.Плетнева упоминает о “смене религии” населением Итиля на ислам в кон.70 гг X в. По ее мнению, решающую роль в распространении ислама на территорию каганата играл Хорезм (Плетнева С.А., 1976, с.70).
Вопрос о времени распространения ислама в Хазарии рассматривался и А.П.Новосельцевым. По его мнению, в VIII в. на территории Хазарского государства условия для распространения ислама были неблагоприятными. “Халифат оставался главным противником хазар, хотя больших арабо-хазарских войн во 2-й пол.УП! в. не было” (Новосельцев А.П., 1990, с.151). При этом он указывает, что даже рассказ о принятии каганом ислама после поражения 737 г фигурирует далеко не у всех авторов. Его нет ни у ал-Йакуби, ни у ат-Табари, ни у Ибн-ал-Асира и ал-Мас’уди. “Кроме того, надо иметь в виду, что в Хазарии в эту пору мусульман не было, их мало было даже в Закавказье и Средней Азии, а хакан вряд ли мог пойти на принятие религии, которую в его государстве никто не исповедывал” (Новосельцев А.П., 1990, с. 148). ВIX-X вв. исторические источники фиксируют в хазарских городах мусульманские общины, а также наемников-мусульман - ал-арсийа. Появление наемного войска А.П.Новосельцев связывает с социальными изменениями в обществе и сравнивает с таким же процессом в Халифате, где в IX-X вв. племенные ополчения были заменены наемниками, под влияние которых попал и халиф (Новосельцев А.П., 1990, с. 121-122). Следует напомнить, что в хазарском наемном войске из 12000 наемников до 7000 составляли мусульмане - ал-арсийа.
Таким образом, распространение ислама в крупнейших центрах Хазарии различные авторы относят к разному времени. Нам представляется более верной точка зрения, высказанная А.П.Новосельцевым. В самом деле, в VIII в. и даже в нач.1Х в. память о поражении в арабо-хазарских войнах была еще свежа, а отношения с ближайшими мусульманскими соседями в Закавказье - натянутыми. О широком распространении в это время ислама в центральных городах государства, а тем более на его дальних окраинах,
по всей видимости, не могло быть и речи. Вряд ли о широком распространении ислама можно говорить даже в нач.1Х в. Обращение в иудаизм верхушки хазарского общества, религиозная реформа каана Обадии, малоизвестная по историческим материалам междоусобная борьба (“гражданская война”) вряд ли способствовали развитию нормальных взаимоотношений между представителями различных конфессий. Сообщения, которые А.Ю.Якубовский датировал 1-й пол.1Х в., могли свидетельствовать как о начавшемся распространении ислама, так и просто о наличии в столице государства мусульманских купцов и ремесленников. О нестабильности положения мусульманского населения Хазарии даже в сер.IX в. свидетельствует факт выселения за ее пределы лиц, желающих принять ислам. Обстановка в корне меняется в более позднее время с появлением наемного войска, в том числе и гвардии, в значительной своей части состоящей из хорезмийских ал-арсийа. Не исключено, что изменения в армии, выражающиеся в том, что основное влияние от традиционного ополчения переходит к наемному войску, могли быть как-то связаны с внутренней борьбой в каганате (“гражданской войной” у М.И.Артамонова). В это и следующее за ним время в Хазарию переселяются мусульмане из других территорий, “ввиду справедливости и безопасности, господствующих там” (Новосельцев А.П., 1990, с. 131). Интересным представляется факт, что со 2-й пол.IX в. на памятниках салтово-маяцкой культуры резко сокращается количество амулетов, которые затем почти полностью исчезают (Флёрова В.Е., 2001, с.21,23). То же наблюдается и в аланских древностях Северного Кавказа. Резкое сокращение количества и ассортимента языческих амулетов на памятниках Кавказской Алании З.Х.Албегова объясняет унификацией родовых верований, завершившейся принятием аланами в нач.Х в. христианства (Албегова З.Х., 2001, с.94). Тем не менее, даже после принятия монотеистических религий амулеты в ограниченном количестве продолжают использоваться вплоть до этнографической современности (Албегова З.Х., 2001, с.94-95). Особенно ярко это прослеживается у детей, представляющих категорию, наиболее подверженную действию вредоносных сил. Показательно, что набор амулетов, встреченный в погр. 169 могильника 1 Сидоровского комплекса, прекрасно расшифровывается на современных материалах этнографических исследований, производимых на территории Средней Азии (Васильева Г.П., 1986, с.184,190).
Связывать исчезновение амулетов на памятниках салтово-маяцкой культуры только с
168
исламизацией определенных слоев общества Хазарии нет смысла. Наиболее вероятно, что факт постепенного их исчезновения является свидетельством широкого распространения монотеистических религий среди жителей населенных пунктов каганата, в том числе и в крупных поселениях, расположенных на его окраинах.
Начиная со 2-й пол.ГХ в., имеются многочисленные сообщения современников, повествующие о наличии в крупнейших хазарских городах больших мусульманских общин с элементами самоуправления, мечетей, школ для изучения арабского языка и Корана (Якубовский А.Ю., 1948; Артамонов М.И., 1962; Быков А.А., 1974; Новосельцев А.П., 1990). В качестве примера, свидетельствующего о влиянии мусульман Итиля на хазарского владыку в нач.Х в., обычно приводят историю о походе русов на Каспий в 911-912 годах. Тем не менее, по мнению авторов, даже в это время “влияние мусульман не следует преувеличивать и решение хазарского царя встретить русов в устье Волги было в этой ситуации выгодным прежде всего хазарскому владыке, который опасался таких союзников, как русы, и счел возможным уничтожить их руками атильских мусульман” (Новосельцев А.П., 1990, с.215). О том, что и в это время политика хазарского царя иногда расходилась с интересами мусульманского населения Хазарии, может свидетельствовать факт разрушения в 923 г минарета мечети в Итиле и казнь муэдзинов. Официально это было местью за разрушение синагоги в Дар-ад-Бабунадже. Фактически же подобный поступок кагана являлся актом, направленным против мусульман Хазарии, выразивших солидарность с независимой политикой Волжской Булгарии, принявшей в качестве государственной религии ислам (Новосельцев А.П., 1990, с. 198; Артамонов М.И., 1962, с.373).
Таким образом, распространение ислама в центральных городах Хазарского каганата, по всей видимости, начинается со 2-й пол.ГХ в. Тогда же, в сер.IX в., появляются мусульманские общины и в Волжской Булгарии (Халикова Е.А., 1986, с. 137-152). Причем, согласно мнению большинства исследователей, на территорию Среднего Поволжья ислам распространяется из Средней Азии. В пользу этого говорит и сообщение Ибн-Фадлана о том, что в крупной мусульманской общине, которую он встретил на территории Волжской Болгарии, читали икаму дважды (Путешествие..., 1939, с.69-70). Последнее было характерно для мусульман Средней Азии, исповедующих ислам ханафитского толка (Халикова Е.А., 1986, с. 143). Благодаря терпимости, упрощающей возможность контактов с иноверцами, ислам ханафитского мазхаба
получил широкое распространение в более поздний период (после XI в.) на окраинных территориях мусульманского мира, в том числе и в Европе (Ислам, 1991, с.273). Как видим, начало его продвижения на Запад было положено в более раннее время.
С миграцией мусульман из Средней Азии связывали распространение ислама в Восточной Европе Б.Н.Заходер (Заходер Б.Н., 1962, с. 15,154, 156) и А.ЮЛкубовский (Якубовский А.Ю., 1948, с.261, 262, 270). О влиянии на культуру Хазарии иранской культуры, в частности, на преобладание в степных украшениях мотивов иранского происхождения, что, наиболее вероятно, также было связано со среднеазиатским влиянием, писали Д.Данлоп (Dunlop D.M., 1967, р.231) и М.И.Артамонов (Артамонов М.И., 1962, с.409).
Ранее было отмечено, что все пока известные поселения, рядом с которыми располагаются мусульманские кладбища, обнаружены близ Северского Донца и его притоков. Здесь в эпоху раннего средневековья пролегала ветка торгового пути. Он шел через территорию Северного Кавказа, далее поднимался по Дону и Северскому Донцу, направляясь в лесостепную полосу Восточной Европы (Кропоткин В.В., 1978, с. 111-117; Даркевич В.П., 1976, с. 144-147, табл.50). Оттуда ответвления этой магистрали вели на территорию, заселенную славянами, и в Скандинавию. По этому пути в эпоху раннего средневековья в страны Восточной Европы шел ряд товаров, причем по нему же поступала и восточная серебряная монета. О его оживленном функционировании свидетельствуют находки куфических дирхемов на донецких городищах и прилегающих к ним поселениях (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 139), находка костей домашнего верблюда на поселении у с.Богородичное Славянского р-на Донецкой обл. (Обшьов М.В., 1950, с.102). Показательно, что на поселениях хазарского времени, расположенных на территории Луганской обл., наряду с находками арабских дирхемов и мусульманскими кладбищами известны печи - тандыры. Эти печи, характерные для стран Востока, пока фиксируются на памятниках среднего течения Северского Донца лишь в хазарское (Красильников К.И., 1986) и золотоордынское (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 19906; Кравченко Э.Е. 2000) время. И в первый, и во второй периоды появление их здесь, по всей видимости, свидетельствует о контактах населения этого региона со странами Средней Азии.
К числу восточных влияний можно отнести и наличие на Сидоровском городище характерных водосборных ям, стенки которых облицованы либо верхней частью крупного пифоса, поставленной на венчик, либо нижней частью та
169
кого же сосуда с выбитым дном. Подобные сосуды вставлялись в выкопанную яму, а затем вокруг (или в районе подхода к данной яме) делалась отмостка из фрагментов керамики. В целом, такие ямы напоминают санитарные сооружения “тош-на”, “тошнау”, широко распространенные на Востоке и известные в XII-XIII вв. на Нижней Волге, где они также, скорее всего, относятся к среднеазиатским влияниям (Васильев ДВ. и др, 2003).
Возможно, с Востока распространяются отдельные керамические формы, к числу которых относятся крышки с высокой ручкой. Появление их приблизительно в одно и то же время в двух регионах, разделенных большим расстоянием, может объясняться распространением этой керамической формы из одного центра, каковым могла являться территория Хорезма. В дальнейшем крышки указанного типа могли производиться на местах.
Путь, шедший с мусульманского Востока, являлся путем культурного диалога. Наряду с товарами и серебром по нему распространялись идеи. В населенных пунктах, расположенных на пути, обычно имелись прослойки людей, бывших выходцами из мира ислама. Постепенно вокруг них могли образоваться общины из новообращенных в эту веру местных жителей. Нам представляет�