/
Текст
ISSN 0130-1640
*.*
Знание —
сила 7/93
Ежемесячный
научно-популярный
и научи о-художественный
журнал для молодежи
Зарегистрирован 28.12.1990 года
Регистрационный Л 1319
J* 7 (793)
Издается с 1926 года
Главный редактор
Г. А. Зеленко
Редколлегия:
Л. И. Абалкин
И. Г. Вирко
{зам. главного
редактора)
A. П. Владиславлев
Б. В. Гнеденко
Г. А. Заварзин
B. С. Зуев
Р. С. Карпинская
П. Н. Кропоткин
A. А. Леонович
Н. Н. Моисеев
B. П. Смилга
Н. С. Филиппова
К. В. Фролов
В. А. Царев
Т. П. Чеховская
(ответственный
секретарь)
Н. В. Шебалин
В. Л. Янии
СО
8
со
V
ПОНЯТЬ ИСТОРИЮ, ПОНЯТЬ СЕБЯ
В. Желягин
Российский
парламентарий
во времена
Государственной
думы
Из воспоминаний эмигранта
первого поколения
Режим думской монархии, введенный в России
царским манифестом 17 октября 1905 года, был
естественным результатом развития тех тенденций к
ограничению самодержавной власти, которые всегда
существовали в русском политическом самосознании.
Еще в Московской Руси XVI века, когда складывалось
понятие самодержавия в смысле государственной
самостоятельности, политическая мысль работала отнюдь не
только на оправдание абсолютной монархии.
На основе чисто рационалистического подхода к
проблемам власти н государства Иван Пересветов
доказывал царю, что государству нужна ие только
«грозная» власть, но и свободная самодеятельность
граждан, и народная поддержка власти. «Если люди
как-либо порабощены,— писал Пересветов,— онн
теряют мужество, нбо рабу ничего не значит позор,, и
честь для него ничего не стоит». Со своей стороны
Андрей Курбский, протестуя против абсолютистской
политики Грозного, говорил о «свободном естестве
человеческом» и о «естественном законе» (сегодня это
называют «правами человека»), призывая царя «быти
яко глава» и искать доброго и полезного совета не
только у своих государственных соратников, но и у
«всенародных человек»... Курбский считал, что мудрое
властвование должно непременно быть разделенным,
то есть ограниченным властвованием.
В политическом самосознании XVII века
доминировали как раз идеи «разделенного властвования»
Курбского над идеями абсолютного самовластвовання
Грозного... XVII век стал веком земских соборов, без
которых не принималось ни одно важное
государственное решение. В сознании Михаила Федоровича
«самодержавие» отнюдь не было синонимом
«абсолютизма»: именно при его царствовании земские соборы
работали почти без перерыва, разделяя с верховной
властью ответственность за управление государством.
Все эти «демократические» (по современной
терминологии) традиции государственной мысли н практики
пережили петровский «просвещенный абсолютизм» и.
утверждаясь в политическом
самосознании России» обеспечили психологическую
ориентацию государственной власти на
реформы, то есть — в конечном смысле —
на «ограниченное властвование», уже с
первых лет царствования Александра I.
Ибо только существование в обществе
ярко выраженных государственно
мыслящих и патриотических сил, которые не
представляли себе больше дальнейшего
развития России без реформ, могло
позволить власти думать о возможности
«самоограничения». И только наличие этой
общественной опоры позволило М. М.
Сперанскому говорить о возможности
преобразования государства не низвержением
его, а его же властью.
То, чего не сумел сделать, однако,
Александр I, сделал Александр II: он
«доверился» этим общественным силам и,
проведя Земскую реформу 1864 года,
окончательно вывел госуда рственную
власть на путь «раздельного»
управления. И уже ни бомбы народовольцев,
ни само убийство царя не сбили русскую
государственную власть с этого пути,
хотя и отсрочили введение
представительного строя в России на четверть века.
Как говорил П. А. Столыпин, «русское
государство росло и развивалось из
своих собственных русских корней и
вместе с ним видоизменялась и
верховная царская власть». Столыпин считал,
что манифестом 17 октября 1905 года с
высоты престола «было предуказано
развитие чисто русского, отвечающего и
народному духу и историческим
преданиям, государственного устройства».
Свою веру в духовные силы общества н
плодотворность этого устройства он
передал в беседе с редактором саратовской
газеты «Волга» известными словами,
которые были отмечены и подчеркнуты
всеми русскими газетами: «Дайте
государству двадцать лет покоя, внутреннего н
внешнего, и вы не узнаёте нынешней
России»!
Правовой строй
Манифест 17 октября, по словам
А. И. Гучкова, «заключал в себе
добровольный акт отречения монарха от прав
неограниченности...». Гучков
подчеркивал, что «тот государственный
переворот, который совершен был нашим
монархом, является установлением
конституционного строя в нашем отечестве».
Манифест был издан тогда, когда в
обществе уже начали проявляться
раздраженность и недовольство
«забастовщиками» и «подстрекателями»: 14 и
15 октября в Москве происходили
уличные столкновения между забастовщика-
1 Знанне-снла № j
ми и толпами городского населения,
которых подстрекатели революционного
движения окрестили «черной сотней».
Утром 17 октября начал снова
действовать в Москве водопровод и
заработали бойни. Служащие Казанской,
Ярославской и Нижегородской железных
дорог постановили прекратить забастовку.
Елецкое земское собрание приняло
резолюцию, в которой подчеркивалось:
«Пусть те, кто не хотят работать,
уходят с железных дорог и очистят место
нуждающимся в работе крестьянам...».
Все это говорит о том, что манифест
17 октября 1905 года был задуман не
только как мера для устранения
«непосредственной» угрозы — государь был
убежден, что восстановить общественный
порядок можно было и без манифеста,—
но как принципиальное переустройство
всей русской жизни на основе давно
уже выяснившейся в обществе идеи
правового порядка. Манифест 17 октября
закрепил в этом отношении
«незыблемое правило», по которому «никакой
закон не мог бы восприять силу без
одобрения Государственной думы» и по
которому «выборным от народа была бы
обеспечена возможность действительного
участия в надзоре за закономерностью
действий властей».
Издав Основные законы 23 апреля
1906 года, то есть до созыва
Государственной думы, Николай II избавил
народное представительство от соблазна
провозгласить себя Учредительным
собранием... Кадеты никогда ему этого не
простили и оставались в принципиальной
оппозиции в течение всего думского
периода. Ибо таким образом государь
не только устранил угрозу радикального
обрыва, но и обеспечил преемственную
связь учреждений, а это обстоятельство
позволяло ему не признавать
«иностранных» терминов — конституция и
парламент — и определять установленный
им новый порядок выражением
«обновленный, преобразованный строй».
Но это же обстоятельство внесло и
некоторую неясность в государственно-
правовую основу нового строя...
Если правые воспринимали
«обновленный строй» как «обновленное
самодержавие» (а свой политический идеал, по
словам Н. Е. Маркова, видели «в
развитии идеи Земских соборов»), то П. Н.
Милюков утверждал, что «да, наш
политический строй не есть обновленный, а
новый строй, при котором не только
Государственная дума и монарх, но и
граждане, избирательный корпус,
являются органами государственной
власти». Октябристы же, со свойственными
з X
. о
00 0.
земским деятелям настроениями в
1907 году, видели, главным образом,
практическую сторону дела и считали
вместе с Гучковым, что «теперь не
время заниматься
государственно-правовыми дебатами», «теперь нужно просто
констатировать тот факт, что даны
народу широкие права, возможность
участия в государственном строительстве,
возможность участия в общем
обновлении и возрождении нашего отечества».
Оставаясь обычно в стороне от этих
споров, П. А. Столыпин, однако, называл
крайне правых депутатов «маниаками
безусловной и безграничной
деспотичности верховной власти, которую они
ложно определяют термином
самодержавия», а по адресу левых говорил:
«Я не буду отвечать на обвинение,
что мы живем в какой-то восточной
деспотии. Строй, в котором мы живем, это
строй представительный, дарованный
самодержавным царем и, следовательно,
обязательный для всех».
Приветственное послание государю от
имени Думы было принято неожиданным
большинством — из центра и левых.
При новом строе монарх сохранял
полноту исполнительной власти в рамках
принятых Основных законов и следил за
тем, чтобы его права,— которые для него
были неотделимы от долга царского
служения,— не подвергались бы
умалению в «захватном порядке» путем
создания прецедентов. Вместе с тем не
будучи уже «своим собственным премьером»,
он предоставлял Совету министров
коллективно обсуждать вопросы и
принимать решения и соблюдал
установленный обычный порядок законодательства
и управления.
К этим отличительным признакам
«обновленного самодержавия» добавлялся,
однако, тот факт, что избранная
представительная палата отнюдь не была
просто консультативным органом. В
области законодательной, в области
финансовой народное представительство имело
реальное и существенное значение.
Обсуждение бюджета, в частности, давало
Думе огромное влияние на весь
государственный аппарат, и отдельные
ведомства буквально «дрожали» перед думской
бюджетной комиссией, которая могла
урезать и штаты, и ассигнования. Любой
новый налог, любое новое ассигнование,
любой государственный или
гарантированный государством заем мог получить
осуществление только с одобрения
законодательных учреждений. В общем
собрании при обсуждении смет отдельных
министерств публичной критике
подвергалась вся их деятельность. Ораторам
оппозиции тут открывались широкие
возможности, которыми они пользовались
тем более успешно, что в Думе была
обеспечена полная свобода слова и что
левая печать, конечно, приводила их
речи полностью.
Но эта думская монархия не была
еще «парламентской» монархией, хотя до
нее оставалось сделать всего одни шаг —
создать ответственное перед Думой
министерство...
Однако при всех своих теоретических
и практических недостатках, думский
строй был близок к парламентским
строям в том, что касается равенства
граждан перед законом (после
уравнения крестьян в правах в 1906 году и
реформы местного суда в сельских
областях), и в том, что касается уровня
гражданских свобод, которые
ограничивались только соображениями
необходимости самозащиты общества от «деста-
билизующей» (как принято сегодня
^говорить в странах демократии)
деятельности наследников Гриневицкого*. В
связи с этим попытки Столыпина ограничить
действие чрезвычайных положений не
удались, и ему самому пришлось
выступить по этому поводу в Думе с
правительственной декларацией: «Для всех
теперь стало очевидным, что
разрушительное движение, созданное крайне
левыми партиями.превратилось в открытое
разбойничество и выдвинуло вперед все
противообщественные, преступные
элементы... Дерзости врагов общества
возможно положить конец лишь
последовательным применением всех законных
средств защиты».
(Почти точно таким же языком
выражаются сегодня и демократические
правительства перед лицом
террористических действий со стороны различных
«автономных» группировок и «красных
бригад».) Именно как «защита»
воспринимались ограничения гражданских
свобод и в самом русском обществе,
несмотря на крики о «реакции»
левых партий. «Мы прекрасно понимаем,—
говорил один из представителей «Союза
17 октября» в ответ на вопросы «Нового
времени»,— что тот временный аппарат,
который работает сейчас в стране в
виде охран и усиленных положений,
есть очень тяжелый аппарат, трудно
переносимый для многих... Но наступило
ли время успокоения для полного
пользования всеми свободами, указанными
в манифесте 17 октября? Нас страшит
* И. И. Грнневнцкий 1 марта 1881 г. бросил
бомбу, которой убил императора Александра II.
мысль, чтобы из этих свобод не сделали
бы орудия для тех событий, которые
мы пережили так недавно».
Конструктивные силы
Роспуск Второй государственной думы
был встречен «убийственным» (по
выражению правых газет) спокойствием в
народе. И издание нового избирательного
закона на следующий день, 3 июня
1907 года, ие вызвало волнений ни в
стране, ни в партийных кругах (после
чего Ленин поспешил скрыть свое
бессилие за формулой «период реакции»).
Партия Народной Свободы хотя и
протестовала против акта 3 июня, однако
отказалась от идеи бойкота выборов по
новому закону. Партия земских деятелей
понимала, что издание нового
избирательного закона, вызывающего к жизни
конструктивные силы русского общества,
было вторичной попыткой самой власти
спасти и представительный строй, и
дальнейшее продвижение по пути тех
преобразований, которые были указаны
ею в манифесте 17 октября.
«Что же случилось 3 июня? —
спрашивал М. Меньшиков в «Новом
времени».— Революционная печать закричит,
конечно, что совершился
государственный переворот. Нет нужды доказывать,
что в серьезном смысле никакого
«переворота» в манифесте 3 июня не
содержится. Державная власть отказалась
давать средства революции...
Ошеломленные внешним разгромом, мы потеряли
ясное представление о державной власти.
Увлеченные гибельным расстройством
внутри, мы склонились к мысли, что этой
власти как будто нет. И вот она
нашлась...» Таким образом, те круги
земского и городского управления, которые еще
недавно считались опорой
«освободительного движения», заявляли себя
сторонниками власти и высказывались в
пользу сотрудничества с ней. Левая
печать приписывала эту перемену в
настроениях «классовому страху» перед
аграрными волнениями, но перемена
объяснялась, конечно, удовлетворением
предпринятыми и проведенными реформами.
Новые настроения проявлялись и в
студенческой, и в учительской среде.
Когда в январе 1913 года в Петербурге
открылся первый Всероссийский Съезд
Учителей (7000 участников), левые круги
недоумевали; каким образом — при
министре просвещения Кассо и министре
внутренних дел Маклакове —
допускаются такие «скопища». Однако, как
признавала почти с разочарованием
кадетская «Речь», «вместо закрытия
съезда, к нему проявили внимание,
участие и терпимость». Официальная «Рос-
I*
сия» оценивала это событие следующим
образом: «Кружковщина напрягала все
усилия, но в основной своей массе
народные учителя пошли не за ней, а
своей дорогой. Русская жизнь
осложняется, требования к школе повышаются,
видоизменяются и требования к
учителям. Но, во всяком случае, это не та
дорога, на которую изо всех сил тащат
народного учителя деятели кружковщины».
На выборах эта — теоретически
левая — масса учителей голосовала бы за
кадетов. Но в деловой работе она
поддерживала правительство, оказываясь
гораздо менее активно-оппозиционной,
чем думская фракция Народной
Свободы.
Для выборов в новую Думу стали
слагаться новые группировки.
Октябристам, выступавшим под лозунгом
сотрудничества с правительством, выпала роль
центра, и слева стали раздаваться
голоса о желательности блока октябристов и
кадетов для защиты конституционных
начал. В самый разгар предвыборной
кампании Милюков выступил в «Речи» с
нашумевшей статьей: напомнив о
прежнем сотрудничестве с крайне левыми,
он признавал, что «всей этой нашей
деятельностью мы приобрели право
сказать, что, к великому сожалению, у
нас и у всей России есть враги
слева... Те люди, которые разнуздали
низкие инстинкты человеческой природы
и дело политической борьбы превратили
в дело общего разрушения, суть наши
враги». (Правда, «враги слева» не
оставались в долгу и упрекали кадетов
в том, что они заговорили таким
языком только «после» поражения
революции.)
Опасения, что новый избирательный
закон при обнаружившихся новых
настроениях вызовет к жизни
«реакционную» Думу — Думу, которая окажется
правее самого правительства,— не
оправдались. «Провал монархических
партий иа севере, в центре и на юге
показывает, что никаких черносотенных
полчищ иет, а если и есть, то они
дезорганизованы и расстроены до
неспособности собрать около своего знамени
свыше тысячи человек»,— писал по этому
поводу М. Меньшиков.
Но и попытки партийных
компромиссов, которые обнаружились в ходе
предвыборной кампании, тоже не удались,
и это несмотря на первое совместное
голосование октябристов и кадетов
13 ноября 1907 года. Партия Народиой
Свободы оставалась в оппозиции
правительству в течение всего срока
существования Третьей государственной думы.
ф О*
а
«г,
в 5
Ж у
4
«Пока значительная часть Думы,— с
сожалением писал октябристский «Голос
Москвы»,— будет стоять под стихийной
властью мысли о плодотворности и
необходимости партийной борьбы, пока
выяснение и точнейшее обоснование с
думской кафедры программ и партийных
лозунгов будет главной задачей
партийных деятелей, словом,— пока Дума в ее
целом не перейдет от методов партийной
борьбы к методам партийных
соглашений, до тех пор крупнейшие вопросы
русской жизни будут решаться и
проводиться независимо от нее, помимо ее
влияния».
Правительственное большинство в
Третьей думе сложилось таким образом
из умеренно правых и октябристов, то
есть фактически выходцев из той
земской среды, в которой как раз
оформлялись понятия «уступок» и
«сотрудничества». В. В. Шульгин, который,
до того как стать депутатом, «не прочь
был что-нибудь делать по земству»,
писал в своих воспоминаниях, что он
«отстаивал с кафедры Государственной
думы программу Столыпина, потому что
считал предначертанный им путь
действий единственно правильным для
спасения России и ее дальнейшего
эволюционного развития». Умеренно правые и
примыкающая к ним справа небольшая
группа националистов насчитывали в
Думе 105 депутатов и к 1910 году
почти сравнялись с октябристами,
которых оставалось во фракции 117 человек.
Это были, в сущности, беспартийные
люди, объединившиеся только в
Государственной думе. Не имея почти никакой
организации в стране, это умеренное
течение наиболее соответствовало тому,
что сегодня на Западе иногда называют
«молчаливым большинством». Шульгин
считал, что именно к этому
большинству обращался Столыпин: «Его речь
проникала через стены и звучала где-то
на большом просторе,— он говорил для
России».
Близки к этому патриотическому
большинству были и октябристы. В августе
1908 года «Голос Москвы» опубликовал
перевод появившейся в английской «Дей-
ли Мейл» статьи, которая, вероятно,
соответствовала взглядам октябристов
на самих себя: «Октябристы верят в
себя, в Думу, в Россию,— писал
английский журналист.— Они не восторженные
ревнители самодержавия, но они верят,
что государь не обманывает Думу, ту
Думу, на плечи которой он переложил
часть тяжелого бремени управления.
Октябристы - практические политики...
Я бы назвал их русскими англичанами,
до того они сродны нам своей
уравновешенностью, своим консерватизмом, своим
практическим признанием реальных
условий, своей верой в свободу и в
представительные учреждения».
Законодательная работа
Третья государственная дума
заслужила звания «Думы народного
просвещения», приняв с самого начала принцип
ежегодного увеличения кредитов по
народному образованию на 20 млн. рублей:
10 млн. на постройку школ и 10 млн. на
их содержание- К 1914 году расходы
государства, земства и городов на
народное образование составили почти
300 млн. рублей, то есть около 800 млн.
золотых франков. (Во Франции в том же
году — 347 млн. франков.) «В
отношении народного просвещения,— отмечал
в июле 1908 года «Голос Москвы»,—
партийные обособленности почти
исчезли, и такие вопросы, как
всеобщее обучение, обязательность реформы
средней и высшей школы не встречают в
думской среде никакой оппозиции».
Октябристский орган считал, что за период
первой сессии Третьей думы «Дума и
министерство научились вместе
работать», что «Думе удалось сдвинуть с
мертвой точки ряд очень серьезных
вопросов, в частности, введение
всеобщего обучения, застывшего с 1860 годов» и
что «определение в законе 3 мая
минимального вознаграждения учителей в
360 рублей (в сельских местностях.—
В. Ж.) поставило сразу вопрос об их
обеспечении на реальную почву».
1908 год, по мнению газеты «Слово»,
был «небогат крупными социальными
реформами, но он отличался
необыкновенным подъемом внимания общества и
законодателей к вопросам социальной
политики» в России и во всей Европе.
Эта левая газета, в которой сотрудничали
такие видные публицисты, как А. И.
Кони, В. Д. Кузьмин-Караваев, В. А.
Маклаков, П. Б. Струве и кн. Е. Н. Трубецкой,
обвиняла правительство в
«истребительном походе против профессиональных
союзов», но признавала в то же время
«появление в стране зародышей
коллективных соглашений, примирительных
камер, касс для взаимопомощи и проч.».
«В Думе и около Думы,-*- писала
газета,— все партии заняты изготовлением и
обсуждением проектов социальных
реформ. Партия Народной Свободы успела
напечатать сборник своих проектов,
обнимающий 386 страниц. Такие же
сборники могли бы, вероятно, выпустить и
другие партии... В министерских
канцеляриях, по слухам, разрабатываются
проекты по важнейшим вопросам
рабочего законодательства, например, о
государственном страховании, о больничных
кассах, о рабочем времени и т. д.».
Действительно, законопроект о
страховании рабочих был внесен в Думу еще в
декабре 1907 года, то есть в самом
начале работы Третьей думы... Даже
большевистская «Правда» была вынуждена
признать в апреле 1917 года, что... «до
конца 1915 года в России существовала
(«крайне недостаточная», разумеется, по
ее мнению.— В. Ж.) законодательная
охрана труда». Напомнив о том, что еще
в 1897 году в России был установлен
в законодательном порядке 11,5-часовой
рабочий день (который потом
превратился фактически в 10-часовой), «Правда*
была также вынуждена признать, что «на
многих фабриках и заводах» рабочий
день не превышал девяти и даже восьми
часов. Большевистская газета
возмущалась поэтому, главным образом,
недостаточностью охраны женского труда:
«Женщины допускались к работе как
взрослые уже с 18 лет... когда организм
еще не окреп (!)»
Новые рабочие законы дополняли и
развивали уже существовавшее в
России социальное законодательство с
1856—70 годов, когда были созданы и
работали правительственные комитеты
по изучению условий жизни и труда
рабочих. Одним из первых законов в
этой области был закон 1866 года,
обязывавший владельцев крупных
предприятий (свыше 100 рабочих)
организовывать бесплатную медицинскую помощь
рабочим своих предприятий. В
результате действия этого закона на крупных
предприятиях были созданы
амбулатории или «приемные покои» и даже
часто образцовые больницы. Законом
1882 года был запрещен труд детей, а
труд подростков был ограничен восемью
часами с обязательным отдыхом в
середине рабочего дня. Ночью и в
праздничные дни труд подростков был вообще
запрещен. Закон 1903 года
(дополнявший законодательство 1897 года)
устанавливал компенсацию за несчастные
случаи в виде пенсии и
единовременного пособия в размере одной трети
заработка за время лечения. Пособие
выдавалось во всех случаях, а пенсия —
только в случае потери
трудоспособности.
Институт частной собственности
Центральным вопросом всего
исторического периода Третьей думы был
вопрос землеустройства, в решение которого
Столыпин вложил всю свою энергию.
Издав земельный указ 9 ноября
1906 года, Столыпин начал его
применять фактически с января 1907 года,
не дожидаясь в этом случае
прохождения законопроекта через
законодательные палаты. После долгого
обдумывания, взвешивания и подготовки
правительство двинулось по избранному пути с
энергией и настойчивостью, встречая
живой отклик на местах, как в
администрации, так и в земстве. Успех земельной
реформы в ее осуществлении на местах
доказывал в глазах премьера, что она не
была «выдумана чиновниками», что она
«может быть ошибочной в частностях»,
но что она «глубоко жизненна в своих
основах». Проведение реформы было
поручено уездным землеустроительным
комиссиям, большинство в которых
принадлежало выборным. Число землемеров,
обслуживавших эти комиссии, с 200
при самом начале работ превысило 5000
в конце первых трех лет реформы. За
этот же срок в землеустроительные
комиссии поступило свыше двух
миллионов прошений от домохозяев... Как
отмечал еще в октябре 1908 года «Голос
Москвы», «пока партии витали в
области теоретической разработки
программ осуществления аграрной
проблемы, практические политики, то есть
правительство, действовали».
В беседе с редактором саратовской
газеты «Волга» Столыпин говорил: «До
моего губернаторства в Саратове я долго
жил в Западном крае. Там я имел
возможность лично убедиться во всех
преимуществах крестьянского хуторского
хозяйства. Меня поражал самый вид
этих свободных хлебопашцев, бодрых и
уверенных в себе». Он считал, что
«прежде всего надлежит создать
гражданина, крестьянина-собственника,
мелкого землевладельца», и подчеркивал:
«сперва гражданина, а потом
гражданственность, а у нас обыкновенно
проповедуют наоборот»..Эту мысль Столыпин
развивал еще в 1907 году перед
Думой: «Пока крестьянин беден, пока он не
обладает личной земельной
собственностью, пока он находится насильно в
тисках общины, он остается рабом, и
никакой писаный закон не даст блага
гражданской свободы».
Указ 9 ноября, одобренный и
дополненный думской земельной комиссией,
начал обсуждаться в общем собрании
Государственной думы 23 октября
1908 года. Записалось 213 ораторов —
около половины всего состава Думы.
Чуть ли не все депутаты-крестьяне
сочли себя обязанными произнести речь
на тему «о земле»... «Такое число ора-
ф О*
.8
со а.
о. о-
"I
торов,— возмущалось «Новое время»,—
как нельзя лучше доказывает, что
Государственная дума или, вернее сказать,
большинство депутатов до сих пор еще не
освоилось даже с самой техникой
ведения дела в парламенте: они все еще
витают в области земских или дворянских
собраний, все еще собираются кого-то
«убеждать», совершенно забывая о
партийной технике и о партийной
дисциплине. Надо же, наконец, признать, что
Государственная дума не земское собрание,
что нельзя являться с легким сердцем и с
легкой головой на заседание Думы без
определенного решения своей партии!»
Но такое число ораторов объяснялось и
тем, что в области землевладения
решался вопрос о самих
культурно-философских основах дальнейшего развития
всего русского общества.
Докладчик комиссии, октябрист
С. И. Шидловский, говорил, что новые
земельные законы — возвращение на
истинно либеральный путь великих
реформ Александра II, путь, с которого
власть сошла во время реакции.
Крайне правые, хотя и не могли
симпатизировать распаду общины, не
могли, однако, и выступать решительно
против указа 9 ноября, дабы не оказаться
в оппозиции самой воле верховной
власти, которая полностью поддерживала
столыпинскую реформу. Крайне правое
думское крыло, таким образом,
старалось внести в законопроект некоторые
изменения с очевидной целью замедлить
переход земель в частную собственность.
Крайне левые выступали против указа
по идеологическим соображениям:
«Социал-демократы,— говорил, например,
депутат Белоусов,— в интересах
свободного развития классовой борьбы в
деревне требуют отмены личной
собственности крестьян, конфискации
удельных и кабинетных земель...» В. А. Боб-
ринский указывал по этому поводу, что
позиция социал-демократов идет вразрез
с их же собственными взглядами, и
цитировал слова Ленина из журнала
«Заря» о том, что «земли следует
отобрать, но не для передачи
крестьянам — это противоречило бы
обострению классовой борьбы,— а для
продажи их в частную собственность» (!).
Однако, как писала «Россия», «прошли
времена первой и второй Думы, и
истерические выкрики социалистов разных
наименований не собирают толпы
крестьян, смотревших, бывало, в рот
оратору, как бы ожидая, не вылетит ли
оттуда желанная земля...».
Октябристский «Голос Москвы» подчеркивал со
своей стороны, что «даже если
допустить спорность преимущества личного
землевладения над общинным, то, во
всяком случае, вопрос о том, нужно
ли дать возможность крестьянину
выйти из общинной крепости, является
бесспорным. Чем же объясняется такая
страстность оппозиции в желании
закрепостить в общине русских крестьян?
Дело в том, что крестьяне, становясь
собственниками, естественно, перестают
быть легким и благодарным для
пропаганды материалом...».
Наконец, возражения кадетов носили
чисто политический характер и
объяснялись, в сущности, все еще
непревзойденной боязнью «скомпрометировать»
себя сотрудничеством с властью.
Близкая к кадетским кругам газета «Слово»
еще в январе 1908 года писала: «Мы
уже много раз подчеркивали свое
сочувствие личному и мелкому
крестьянскому землевладению и твердо убеждены в
преимуществе хуторского владения перед
общинным, но в то же время мы
считаем глубоко ошибочным те способы
проведения этих правильных начал в
жизнь, которые избрало правительство.
Мерами принудительными и
искусственными нельзя привить населению
сознание преимущества одного вида
владения перед другим». В этих словах
раскрывалась тактическая позиция
партии Народной Свободы, которой
пользовался в Думе и сам А. И. Шингарев,
подчеркивая, что он не принимает
намерения «механически, насильственно
вводить институт частной
собственности в крестьянскую семью» путем
«революционного законодательства»
(эти слова вызывали одобрение правых).
Позиция, занятая кадетами по
земельному вопросу,— ни принципиально
против частной собственности, ни
принципиально за распространение
коллективной собственности — подвергала их
резкой критике на страницах всех
газет (кроме собственных). Комментируя,
в частности, выступление Ф. И. Родиче-
ва, официальная «Россия» отмечала,
что «его возражения против хуторов и
интенсификации хозяйства есть область
курьезов для развлечения читателей.
Оказывается, что хутора у нас
невозможны потому, что нет шоссейных
дорог... Удивительно, как могли до сих пор
существовать русские села и деревни,
как они возникли, не ожидая, когда
проложат между ними благоустроенные
шоссе».
Придавая земельному вопросу
преимущественно политический характер,
Милюков говорил в своей речи 31
октября 1908 года: «Борьба ведется в за-
висимости от чисто политических
взглядов на роль крестьянства в
государственной политике... Правительство
зашло так далеко в своих стремлениях
опереться на крестьян, что оно даже
поручило нашему товарищу по партии
Кутлеру разрабатывать проект
принудительного отчуждения помещичьих
земель. Кутлер готовил свой проект, а
дворянство готовило крестьянские
расстрелы...». На эту последнюю фразу
особенно резко отозвалась газета
«Россия»: «Сыскные действия привели
Милюкова к тому, что теперешняя точка
зрения правительства на крестьянский
вопрос есть, мол, точка зрения
крепостническая и дворянская... так как
провозглашает принцип святости института
частной собственности и не соглашается
во имя политических целей на «ограб-
ной» замысел наших специалистов и
почти социалистов».
Указ 9 ноября 1906 года стал
законом 14 июня 1910 года. Россия избрала
свой путь развития на основе принципа
неприкосновенности частной
собственности и вытекающих из него свобод.
Дума и общество
В своем выступлении перед Думой
31 марта 1910 года Столыпин давал
такую характеристику состояния страны:
«После горечи перенесенных испытаний
Россия, естественно, не может не быть
недовольной. Она недовольна не только
правительством, но и Государственной
думой и Государстенным советом,
недовольна и правыми партиями, и
левыми партиями. Недовольство это пройдет,
когда выйдет из смутных очертаний,
когда образуется и укрепится русское
государственное самосознание, когда
Россия почувствует себя опять Россией».
Внутриполитическое положение могло
казаться неудовлетворительным и даже
напряженным, и в то же время страна
жила полной жизнью, очень мало
соответствующей обличительным речам и
статьям оппозиционных политиков. Еще
в 1909 году либеральный «Вестник
Европы» с возмущением констатировал,
что... «в ресторанах с музыкой найти
свободного столика нельзя, на оперетту
надо заранее записываться...
Торжествует личный интерес.'»
Отвечая на обычные во время летних
каникул обвинения правительству в том,
что мол, «в целях успокоения
отсрочиваются реформы», газета «Россия»
писала в июле 1908 года: «Творческая
государственная работа совершается
медленно, совершается преемственно
Третья Дума за семь месяцев своей
работы практически познакомилась с
исторически сложившимся порядком
управления огромной империей... От
политической болтовни безответственной
русской интеллигенции она перешла к
ответственной государственной работе и
убедилась, что реформировать сверху до
низу в семь месяцев страну,
существующую тысячу сорок шесть лет, было
бы задачей, непосильной даже самым
гениальным политикам... Если кто
задерживает введение некоторых реформ, то,
конечно, не правительство, а его
противники... Идеологами мятежа все здание
русской государственности было
объявлено подлежащим слому, и безумие их
политических требовании укрепило
образованные и государственные слои
общества в мысли о необходимости зрелого
и всестороннего обсуждения выдвинутых
жизнью реформ».
Тем же летом октябристский «Голос
Москвы» подчеркивал: «Глубоко не
сочувствуя парламентаризму как
деспотическому владычеству партий и ни в
малейшей мере не стремясь к умалению
прав Верховной Власти, патриотическая
по своему настроению, умеренно
консервативная по своему большинству Третья
дума согрета одним объединяющим
желанием — честно послужить царю и
народу...». Высказав таким образом свою
лояльность по отношению к власти от
имени думского большинства,
октябристский орган заявил: «Пусть министры
будут ответственны только перед
Государем, но для того, чтобы эта
ответственность не была призрачной и не
прикрывала бы полной фактической
безответственности, пусть они будут иод-
отчетны Государственной думе».
Но министры менялись, и менялись
настроения. Не общество левело, а
министры правели, и на выборах в
Четвертую думу октябристы проходили уже
вопреки желанию властей: тот же
результат, который в 1907 году, при
Столыпине, считался победой правительства, в
1912 году оценивался властью как успех
оппозиции...
Дума «врастала» в политическую
структуру страны, становилась
важнейшим фактором русской политической
жизни, но верховная власть не
считала возможным увеличить ее влияние
на ход государственных дел даже тогда,
когда в 1915 году, преодолев наконец
свои партийные предрассудки, все
думские фракции за исключением тех,
которые стояли на службе своей
идеологии,— объединились в «прогрессивном
блоке» и создали новое думское
большинство. #
I "•
1 о-
x —
ig
7
РЕПОРТАЖ НОМЕРА
И. Галкин
в четырех
Земля
измерениях
Самые бойкие научно-популярные опусы не смогли сделать столько
для рекламы томографии, как январская, 1993 года, газетная заметка
о скандале с американским миллиардером. Изобретательная журналистка,
используя фотокамеру, соединенную с компьютерным томографом,
представила публике мужчину под костюмом. Не так ли специалисты
по сейсмотомографии пытаются «убрать» мантийные покровы Земли,
дабы узреть ее сокровенные тайны и укромные уголки,
ответственные за процессы геодинамики?..
Спасение утопающих...
Февральским днем високосного 1992
года они собрались в старинном
особняке на Мясницкой, чтобы выполнить
пожелание осеннего симпозиума по
вычислительной томографии.
Встречались, раскланивались,
обнимались, как старые добрые знакомые,
да, собственно, таковыми и были. Друзья,
коллеги, научные соперники, соавторы,
содокладчики, представители
дружественных и конкурирующих институтов и
фирм суверенных, независимых
государств. V симпозиум но вычислительной
томографии состоялся в ноябре 1991
года, в сложное для страны и науки
время. Синклит знаменовал собой
переход «от детства к отрочеству» совета
по томографии, созданного под
руководством академика М. Лаврентьева при
ГКНТ СССР в 1983 году в
Новосибирске. При совете возникли и
взаимодействуют секции: физическая, техническая,
математическая, медицинская,
геотомографии. Секция геотомографии была
хозяйкой «звенигородского бала» —
пятого симпозиума. На нем установилась
теплая неформальная обстановка. Это
было особенно важно на островке науки,
поскольку вокруг бушевал социальный
шторм и не существовало уже ни ГКНТ,
ни прежнего Союза.
И вот появилась на свет новая,
межрегиональная общественная
организация — Ассоциация научно-технического
и делового сотрудничества в области
томографии («Томография»). Ее
президент — А. Николаев, генеральный
директор - Г. Левин. Ее главная цель —
координация усилий научно-технической
общественности для решения насущных
практических задач. Ассоциация
займется подготовкой кадров и защитой прав
своих участников, координацией и
кооперацией в области использования и
внедрения томографических методов,
создаст информационные системы, будет
проводить независимую экспертизу,
рекламировать исследования, издавать
труды, популяризировать эту
удивительную и увлекательную сферу науки и
практики.
Автор этих заметок имел
удовольствие участвовать в названных
собраниях энтузиастов научных новаций- И
такие встречи дают импульс дальнейшим
исследованиям. Жаль, что собираться
ученьгм становится все трудней.
Такт! образом, соавторами ниженапи-
санного, по мнению автора, являются:
Бухштабер Виктор Матвеевич, доктор
физико-математических наук,
заведующий лабораторией Всероссийского НИИ
физико-технических и радиотехнических
измерений;
Левин Геннадий Генрихович, доктор
технических наук, заведующий отделом
Всероссийского НИИ оптико-физических
измерений РАН;
Николаев Алексей Всеволодович, член-
корреспондент РАН, профессор, директор
Института экспериментальной геофизики
Объединенного института физики
Земли РАН (ИЭГ ОИФЗ);
Санина Ирина Альфатовна, кандидат
физико-математических наук, старший
научный сотрудник ИЭГ ОИФЗ РАН;
Шаров Николай Владимирович, доктор
геолого-минералогических наук,
заведующий лабораторией Геологического
института Кольского научного центра
РАН;
Шубин Борис Михайлович, кандидат
физико-математических наук, старший
научный сотрудник ИЭГ ОИФЗ РАН;
Яновская Татьяна Борисовна,
профессор Санкт-Петербургского университета.
Почему эта тема представляется
актуальной для общества, для науки?
Наконец, интересной для читателей
журнала?
Что могут сделать ученые-сейсмологи
для людей Земли? Какие явления они
готовы контролировать, мониторинг
каких процессов и объектов проводить?
Явлений таких немало: наведенная
сейсмичность (эффект, возникающий при
наполнении водоемов и подземных ядерных
взрывах), размывание плотин,
сейсмическая безопасность АЭС и резервуаров
захоронения радиоактивных отходов.
Эти новые тонкие задачи (плюс задачи
«традиционные» — поиск
месторождений полезных ископаемых и прогноз вре-
х ш
is
. й
мени землетрясения) не решить без
новых идей, методов, без содружества
со смежными науками — физикой,
математикой. К счастью, «социальный
заказ», предъявленный наукам о Земле,
подоспел к периоду бурного развития
и экспансии в геонауки алгоритмов и
программ вычислительной математики.
Новое, более зоркое, более острое
видение картины устройства земных недр
и сфер, их многообразия в
пространстве и изменчивости во времени может
дать применение метода томографии,
одной из жемчужин науки конца
второго тысячелетия новой эры.
Томографическое древо
Что же такое геотомография и в чем
ее отличие и сходство с другими
ветвями томографии? Заглянем в
энциклопедию: «Томография (греч.) —
послойное описание». Ее принцип заложен в
нашем зрении. Расставленные хоть и
недалеко друг от друга глаза позволяют
ощутить объемность предмета. Чтобы
увидеть объект весь, нужно обойти его
с разных сторон, взглянуть то издали,
то поближе. Сначала этот прием усвоила
рентгеновская медицина. Изображение
органов тела стало объемным, когда
камеру с пленкой начали поворачивать
боком и двигать взад-вперед.
Сегодня идеи, методы, алгоритмы
томографии успешно применяются в фи-
Лучееая сейсмотомография: волны от взрывов
и землетрясений пронзают изучаемый объект с
разных сторон, под разными углами и
регистрируются на поверхности сейсмометрами. Так
удается подобрать ключ к таинственным неод-
народностям, которые являются причиной и
следствием геодинамических процессов.
зике, промышленности, математическом
моделировании, медицине, науках о
Земле. Используются разные по природе
волны, но существенно общее: лучи
«освещают» объект с разных сторон под
разными углами, проникая на разную
глубину. Объект геофизиков — Земля,
именно это подчеркивает термин
«геотомография». В ней имеется ветвь —
сейсмотомография, просречивание
осуществляется сейсмическими лучами,
упругими волнами.
Геотомография разнообразна, она
включает исследования ионосферы и
астероидов, океана и твердой оболочки
Земли. В сейсмической томографии тоже
имеются модификации — изучаются вол-
иы как от контролируемых источников,
так и от землетрясений, и на больших
удалениях, и в ближней зоне —
соответственно «освещаются» верхние слои,
кора, литосфера, мантия Земли. При
этом используются разные
характеристики различных сейсмических волн.
Прежде чем пойти дальше, в
Институт физики Земли,— небольшое и ие
вполне лирическое отступление...
«Туда» (о волне)
и «обратно» {о Земле)
Сейсмология в науках о Земле —
раздел «со знаком качества», ее
Способность разглядеть недра непрерывно
совершенствуется и вот ближе к столетнему
юбилею увенчалась томографическим
подходом.
Оружие сейсмологов — волны. От
землетрясений, взрывов, в последнее
время — от экологически безопасных
источников, вибраторов. Все, что «видит»
волна иа пути от источника до сейсмо-
приемника, закодировано в ее
особенностях. Важно их расшифровать — для
того и наука.
Восстановление свойств Земли по
сейсмограмме называется «обратной
задачей». В отличие от «прямой»,
природой заданной: имеется среда, источник
волн, получается колебание поверхности.
Обратную задачу решают, перебирая
варианты «прямых» — рассчитывая
волны для моделей среды, близкой к
натуре. Какая или набор каких моделей
дает отличие от наблюдений не больше
назначенного порога, те и есть решение
обратной задачи.
За свой век сейсмологи изучили
главные черты Геи — ее оболочки от
поверхности к центру, их изменчивость по
горизонтали. Чтобы рассчитать волновую
картину — времена пробега и
интенсивности разных волн — для реальной
или хотя бы близкой к реальной модели
Земли, сейсмологам не хватало отнюдь
не воображения, не полета мысли, а таких
реалий, как аппаратура, деньги, системы
наблюдений, вычислительные
мощности...
В последние годы такие возможности
увеличились, хотя именно в нашей стране
и в самое последнее время появились
и новые немалые сложности...
Поспешим к зоопарку. Нет, не в мир
живой природы, не к белым медведям,
куда однажды залез развеселый
незадачливый мужчина — крик его истошный
(да и не кусали, а лишь лапами его
переворачивали, да в пасти переносили
добродушные, сытые полярные мишки)
сорвал из конференц-зала и лабораторий
ученых Института физики Земли — окна-
то обращены на зоопарк.
Отвлек на время от изучения «жизни»
другой, геологической...
Институт наш, тоже почти юбиляр —
существует 65 лет — одно из самых
авторитетных научных заведений Союза,
извините, СНГ, и всего земного шара.
В нем отдел (вот уже субинститут)
Алексея Николаева —
экспериментальной геофизики; уместно сказать —
«нетрадиционной». Немало генерировано
здесь идей, касающихся
усовершенствования модели среды, возможностей
изучения ее тонких, не сразу очевидных
качеств. Но проявляющихся при
внимательном взгляде, позволяющих решать
сложные задачи. Мы стали осознавать,
что Земля неоднородна, нелинейна,
активна и изменчива по времени.
Сегодня на знамени отдела еще и «сейсмото-
мография».
В тесном кабинете водоворот
визитеров из отделов, институтов и ведомств,
даже из зарубежья ближнего и дальнего,
желающих получить подпись, назначить
семинар, высказать идею, рассчитать
смету и многое, многое другое. Все-таки
и нам удается вставить словцо по
интересующим вопросам. Итак, нечто вроде
«круглого стола».
Новое — это хорошо забытое старое
— То, что делали сейсмологи с начала
века,— строили пространственное
распределение скоростей в среде, то есть
решали обратную сейсмическую задачу,
это и есть в каком-то, широком смысле
томография,— говорит Алексей
Всеволодович.
— Не могу с этим согласиться —
Татьяны Борисовны здесь сейчас нет»
но тогда, на симпозиуме, она говорила
именно так —помню, на III
Всесоюзном симпозиуме по томографии в Киеве,
когда еще отрабатывали терминологию,
некоторые участники договорились до
того, что все обратные задачи структурной
геофизики — это томография. Это
чересчур общее определение. Томография,
как оно вытекало из рентгеновской, это
все-таки определение структуры объекта
путем просвечивания его лучами
сейсмическими, гамма, радио. При этом
подразумеваются пространственные системы
источников и приемников, двухмерные
и трехмерные.
В разговор вступает Виктор Матвеевич,
наш давний соратник, активист
томографического «братства», частый гость
в ИФЗ:
— Мы вдруг обнаружили, что давно
занижаемся геотомографией. Обратные
задачи в науках о Земле были поставлены
и решены, конечно, задолго до
геотомографии. В 1904 году немецкие
математики Герглотц и Вихерт решили задачу
восстановления одномерного скоростного
разреза по временам пробега рефраги-
рованных волн. Этот год можно считать
датой рождения геотомографии. Другая
дата — 1917 год — австрийский
математик Радон решил чисто
математическую задачу: как по интегралам от
функции восстановить всю функцию.
А Двадцать первый год этого
столетия — год рождения того, что мы теперь
называем аналоговым томографом.
Такую чисто инженерную задачу решил
французский инженер Бокаш. Он
получил патент, правда, потом выяснилось,
что изобрел, но ие запатентовал,
первый томограф еще в 1914 году венгерский
врач.
— Но почему такой взрыв интереса
к этой «древней» науке именно сейчас?
Все единодушны в ответе:
— Нынче томография стала вычисли-
11
а
U
. в
тельно-компьютерной. И именно с этим
связаны ее новые возможности.
Возможности переваривать гигантские массивы
данных, возможности строить объемное
(трехмерное) изображение объектов.
Удалить самого шумного...
Началом сейсмографии в ее
современном варианте можно считать работу
новосибирских сейсмологов А. Алексеева,
М. Лаврентьева, В. Романова,
изучавших в конце шестидесятых годов
литосферу на профиле Памир — Байкал.
Было обнаружено, что скорости волн
меняются как в вертикальном, так и в
горизонтальном направлениях. Земля
неоднородна. Сейчас разработаны и бытуют
в геофизической практике несколько
приемов сейсмотомографии. Общий
принцип для них — объект «просвечивается»
с разных сторон под разными углами.
В отделе экспериментальной
геофизики ИФЗ разработаны свои приемы.
Поясняет Ирина Санина, ученый
секретарь секции.
— По времени пробега волн
отыскиваются их скорости в среде. При этом
решается система линейных уравнений,
и разные авторы предлагают разные
подходы. Какой из них лучше?
Правильнее спросить — какой для каких условий
X
лучше годится? Наш подход
ориентируется на поиск отдельных контрастных неод-
нородностей. В природе это — зоны
активной тектоники, залежи полезных
ископаемых. Контрастные
неоднородности определятся надежнее, в то же время
они экранируют другие особенности
поля скоростей. Если вычесть эффект
самой сильной аномалии и затем
учитывать последовательно все более слабые,
то в итоге получается достаточно полная
скоростная картина. Отсюда название —
способ ПВА, последовательного
вычитания аномалий. Можно предложить
такую аналогию: шумит зал, и чтобы
услышать тихие голоса, нужно удалить
крикунов. Используются волны от
удаленных и от близких землетрясений,
важно, чтобы лучи пересекали зону
исследования с разными азимутами и под
разными углами. В последнее время нами
исследован и уникальный район —
Спитакского землетрясения 1988 года.
Именно сейсмотомография показала, что очаг
этого губительного толчка приходится на
самую неоднородную область земной
коры. Сам Спитак попадает на сочленение
глубоких разломов и контакт плит,
отличающихся контрастными аномалиями
скорости волн.
«Классика» и «модерн»
ищут консенсус
Выясняется, что, вопреки
утверждениям некоторых оппонентов, авторы
способа ПВА и вообще
«нетрадиционщики» вовсе не возгордились: не
отвергают традиционные подходы, а
дополняют их.
Традиционная сейсморазведка имеет
большие заслуги — найдены многие
структуры, которые оказались
нефтегазоносными. Однако рутинные приемы
основаны, во-первых, на простых системах
наблюдений — взрывы и регистрации
ведутся вдоль прямых линий профилей.
Во-вторых, при обработке сейсмограмм
среду предполагают слишком простой,
мало похожей на реальную. Ну, скажем,
однородные слои с горизонтальными
или малонаклонными границами и
постоянной скоростью в слое. Однако
сегодня назрели задачи более сложные,
например отыскать слабовыраженные
нефтегазосодержащие структуры. Для
их решения и нужны более тонкие,
изощренные методы, вычислительные
ухищрения. Применение методов
томографии дает дополнительные и очень
важные знания о среде. Оно позволяет
получить трехмерную картину
распределения свойств среды: скоростей,
времен пробега волн, интенсивности.
12
А?
-13
о
о
-11
е
-6
к
#-п3
.5"
•
- *
-3
О
^■т ■* *
-" *
7
«■ ._
Сейсмотомографическая сеть позволила
выудить секрет очага Спитакского
землетрясения 1988 года. Глубинные разломы приходятся
на границы блоков с контрастными аномалиями
скоростей. Гипоцентр толчка угодил на
пересечение разломов. В его районе происходит
сгущение изолиний выделяемой сейсмической
энергии (работа И. Саниной и О. Поповой).
Можно сказать, что геотомография
дает «второе дыхание» сейсмологии,
освежает ее. Томографическая картина в
общем согласуется с представлениями
геологии и притом что-то еще и
корректирует. Здесь как бы другая идеология.
И в ней существенно для геологии
выделение отдельных неоднородностей.
Причем неоднородностей, за которыми
стоят очень важные геологические
образы: разломы и зоны экологической
опасности, стратиграфические ловушки и
области максимальных напряжений.
с Падчерица» сейсмологии
Поймем вот что. Конечно,
геотомография - - очень нужная и увлекательная
сфера науки и практики. Но ведь и
очень трудоемкая и дорогая. По силам
ли нам, да и есть ли резон
заниматься столь дорогим и «каторжным» трудом
(да еще при нашей нищете и вопиющих
других проблемах)?
Отвечают все те же.
— Отличает геотомографию то, что
в ней, как правило, действует
«остаточный» принцип — мы имеем дело с
материалами, получаемыми не специально
для томографической обработки.
Независимо от нас проводится сейсморазведка,
изучение коры. Не мы «заказываем»
землетрясения, их все равно
регистрирует сеть сейсмических станций. Таким
образом, геотомография дешевле. Не
нужны дорогостоящие томографы. Это
плюс. Но с другой стороны, отсутствие
специальных систем заставляет при
обработке наблюдений изощряться в
математических, вычислительных приемах.
— Есть два подхода к решению задач
в геотомографии. Первый — решать
обратную задачу в лоб, напрягая
вычислительные ресурсы. Это, конечно,
недешево. Второй — оказывается, можно за
счет простых математических приемов
поставить задачу так, что моментально
находится решение. Но не одно. И тогда
важно среди многих решений найти
оптимальное, то есть то, которое
соответствует экспериментальным данным и в
то же время лучше согласуется с
представлениями о природе.
— Ученому всегда приходится чем-то
поступаться. Мы балансируем между
знанием «всего ни о чем» (предел
точности) и «ничего обо всем» (предел
детальности).
Геологическое «эхо»
томографических новаций
Итак, мы подошли к конкретным
результатам применения методов
томографии. Ради этого, собственно, весь сыр-
бор. Результаты есть, и довольно яркие,
особенно «у них»...
Например, такая уникальная
возможность, как томография океана и с ее
помощью — мониторинг климата океана.
Или проблема «рингов». Известно, что от
Гольфстрима отрываются потоки, они иод
влиянием вращения Земли образуют
кольца, которые медленно движутся и
независимо живут месяцами. Такой
огромный тепловой заряд в океане можно
зафиксировать. И именно томография
позволяет решать эгу задачу. Другой
яркий результат — применение
томографии для восстановления изображения
ядра кометы Галлея.
Похожая работа докладывалась на
звенигородском симпозиуме
сотрудниками ИКИ АН. Онн изучали кривые блеска
астероида и, остроумно применив
томографическую обработку, определили
фигуру астероида. А на физфаке МГУ
методом спутниковой томографии
исследовали неоднородности ионосферы, и
в ней на линии Мурманск — Москва
обнаружены гигантских размеров, в
сотни и тысячи километров, линзы и
провалы, что важно учитывать в системах
навигации и связи.
При изучении твердой Земли прямо-
таки сенсационный результат был
доложен Дзевонским (США) на Генеральной
ассамблее Союза геодезии и геофизики
ч!
в Вене летом 1991 года. Он провел
просвечивание мантии, обработал
гигантский объем наблюдений, определил
скорости волн. Оказалось, что относительно
«мягкий» материал (он имеет
пониженную скорость) идет струей вверх от ядра
и растекается в стороны около
поверхности. Вот вам и подтверждение
основного постулата тектоники плит —
существования конвекции в мантии Земли.
Т. Яновская в своих докладах на
симпозиуме рассказала о применении
томографии на поверхностных волнах.
Исследования проведены для разных
районов Азии и Европы. Например, для
Юго-Восточной Европы карта для волн
с периодом 10 секунд (что
соответствует глубинам 10—15 километров в
коре) хорошо коррелируется с известными
тектоническими структурами: аномально
низкие скорости отмечены в осадочных
бассейнах и на Апеннинах, где велика
мощность осадочного чехла, а высокие
скорости — на платформах и в горах.
Но исследователи не ограничились
подтверждением известного, а пошли
дальше — получили разрез коры до глубины
40 километров от восточного
Средиземноморья и Апеннин на северо-восток.
Построенный по методу томографии разрез
включал границы со сложным рельефом,
горизонтальную изменчивость скоростей,
то есть то, что обычным методом
построить не удавалось.
«Мы впереди планеты всей»
в области сейсмоэмисснонной
томографии
В одном варианте геотомографии мы
пионеры, зарубежных аналогов нет. Это
эмиссионная, или шумовая томография.
Классическая сейсмотомография имеет
дело с волнами, проходящими сквозь
изучаемый объект с разных сторон и под
разными углами, изучается их отличие
от волн, не затронувших объект. Такая
томография называется «лучевой»,
«кинематической». В отличие от нее
эмиссионная томография использует волны,
излученные самим объектом. В ИФЗ на
«шумовую томографию» брошены
большие силы.
Первые результаты были получены
А. Николаевым и П. Троицким еще в
1979 году. Они обнаружили
вертикальные неоднородности цилиндрической
формы, непрерывно излучающие
сейсмический шум. Поперечник таких
цилиндров — 20—30 километров, глубина от
поверхности земли — 150—200
километров.
Яркое сообщение, иллюстрированное
гни
Шумовая томография: шумящий (нагретый,
неоднородный) объект «звучит» — излучает
волны. По их интенсивности восстанавливается
образ подземной неоднородности.
Схематический разрез литосферы в районе
грабена Осло (Южная Норвегия). Так выглядят
магматические каналы, питавшие древние
вулканы. Они рассеивают волны от удаленных
японских землетрясений и обнаруживаются в
результате томографических ухищрений
(работа А. Николаева, П. Троицкого).
цветными картинками на дисплее, сделал
на симпозиуме Борис Шубик. Речь шла
о результатах сейсмологических
исследований в Северной Исландии. В
отличие от мнений, что микросейсмы — лишь
помехи и приносят только вред, удалось
показать, что они могут быть ценным
14
источником информации о среде.
Изображение шумящего, например нагретого,
объекта среды получается при
сканировании недр с помощью мобильной
площадной сейсмической «антенны»,
которая улавливает сигналы разной
интенсивности с разных глубин. С такой
«антенной» — группой сейсмометров —
сейсмологи передвигались в районе с
гидротермальными источниками. После
компьютерной обработки получено
изображение микросейсмически активной
области на глубине около двух километров,
которая совпала с очагом проявления
гидротермальной активности.
Томография — мониторинг —
экология помогут понять
и сохранить планету
Новые подходы, похоже, окажутся
незаменимыми для контроля эа опасными
тенденциями, возникающими при
неразумном обращении с Землей «человека
разумного».
Существуют объекты, меняющиеся во
времени так, что эти изменения могут
привести к катастрофе. Ну, например,
изменение напряженного состояния —
к землетрясению, размыв плотины — к
разрушению, подъем температуры в
области захоронения радиоактивных
отходов — к новому Чернобылю. За такими
Из темноты таинственных недр «светит»
сейсмическими шумами нагретый объект —
гидротермальный источник, красные участки
шумят сильнее. Результат получен по
томографическим алгоритмам В. Киселевичем и Б. Шу-
биком (экспедиция в Исландии под
руководством Л. Рыкунова).
объектами необходимо следить. А
следить за внутренней структурой можно,
только непрерывно просвечивая и
непрерывно обрабатывая данные. Здесь
решение томографической задачи
поднимается как бы на более высокий уровень,
становится четырехмерным.
Вопросы мониторинга, то есть
непрерывного контроля среды, становятся все
J
I
более важными, потому что усиливаются
антропогенные, инженерные воздействия
на Землю. Так, наведенная сейсмичность
возникает при эксплуатации
водохранилищ, разработке месторождений нефти и
газа, сооружении подземных выработок
для АЭС, закачке жидких
промышленных отходов. Влияют на нее, как
выяснилось в последнее время, и подземные
ядерные взрывы и даже запуски ракет.
Очень важно контролировать развитие
во времени конфигурации и состояния
объектов экологического риска. В этом
новая и очень перспективная область
приложения сейсмотомографии. Можно
периодически освещать объекты
виброволнами с разных сторон и после
непростой, но вполне посильной для
современных ЭВМ обработки получать
четырехмерный образ — объемную
картину, изменяющуюся во времени. Этакий
широкоэкранный и цветной кинофильм
о жизни земных недр...
Сейсмический «гиперболоид»?
Земля прекрасна! А поди-ты.
Как к ней науку приложить?
И поезд мчится в Апатиты —
Изведать: как нам дальше жить...
В купе поезда «Москва—Апатиты»
случилась небывалая концентрация
томографических лидеров и идей.
Председатель и генеральный директор
ассоциации, два ученых секретаря секции
и персональный собкор.
Международное научно-техническое совещание по
геотомографии приютил Геологический
институт Кольского научного центра РАН
(директор — член-корреспондент РАН
Ф. Митрофанов), Место синклита
выбрано не случайно. Балтийский щит
уникален по глубинной геологии, богатству
руд, многочисленности
геолого-геофизических изысканий.
Совещание не получилось
международным — жаль. Даже давние коллеги
из ближнего зарубежья не осилили
финансовых и таможенных препон. И все же
встреча была удачной. Под покровом
полярной ночи и в ночь лунного затмения
в уютном зале — рядом изумительная
ж X
15
- 0
in
коллекция камней музея, неподалеку
знаменитейший в России апатитовый
рудник — сорок пять ученых из двадцати
организаций Российской Федерации
заслушали двадцать два доклада, провели
«круглый стол», побывали на руднике,
на автоматизирова иной сейсмостанции.
Все за два дня. И поняв, что «все так
сложно, что даже просто», наметили,
как дальше жить и работать.
...Он был и прав, и не прав, жюль-
верновский фантазер профессор Лиден-
брок Проникнуть в глубь Земли можно,
но не через вулканический канал. В
недра всверлилась Кольская Сверхглубокая
скважина, но рекорд ее, диктуемый
давлением и температурой,— лишь две
десятых процента расстояния до центра.
А дальше, глубже? А глубже нужен луч.
Но не толстовский гиперболоид
честолюбивого инженера. А луч
сейсмический. Именно в регион Сверхглубокой
стянули геофизики профили глубинного
сейсмического зондирования,
организовали сеть мобильных сейсмических
станций. От поверхности до забоя брали
керн, мерили тепло, электричество,
магнетизм пород, радиоактивность и флюи-
донасыщенность. Об этом были в
основном доклады Кольских ученых.
Уникальный регион — Балтийский
щит: мантийные породы близ
поверхности. Изобилие геофизических
измерений. Но... не увязываются прямые и
косвенные данные. Не согласуются зоны
смены пород с сейсмическими
скоростными границами. К счастью, на этом
уникальном геополигоне реализована
пространственная, площадная система
сейсмических наблюдений разного
масштаба. Так что волны от малых и
промышленных взрывов и других зарядов,
горных ударов, мелкофокусных и
техногенных землетрясений пронзают массив с.
разных сторон на разную глубину.
Что и требуется для реализации
томографической обработки. И в ходе ее
получены новые обнадеживающие выводы.
Показана горизонтальная
неоднородность коры; выявлен прогиб поверхности
Мохоровичича, совпадающий с
северозападным простиранием ладожско-бот-
нической шовной зоны. Получена
картина устройства земной коры, лучше
согласующаяся с данными, добытыми
из скважины.
Но главный результат — «процесс
пошел», сейсмотомография «обречена на
успех». Нужна экспансия геотомографии
в новые области — использовать
глобальную сеть сейсмических станций,
развивать межскважинную томографию.
Нужно только захотеть и не робеть.
В сложное, во многом драматическое
нынешнее время задача ученых —
сохранить внутреннюю сущность науки: пафос,
честность, нравственность. Не дать
«экзогенным» силам — социальным вихрям,
вражде, раздорам — разрушить, стереть
то ценное, что взращивали веками
отечественная культура, наука, народная
мудрость. Чтобы оказались
провидческими надежды аж еще Михаилы
Ломоносова: «Посмотрите на благословенное
свое Отечество по сравнению с другими
странами. Не колеблется частыми
земными трясениями, которые едва когда у
нас слыхали. Но как земного недра, так
и всего общества внутренним покоем
наслаждается...». •
'3
3
3
:>:
3"
3
to
§•38
g <з а
о *я о
5; ж о
ВО ВСЕМ МИРЕ
Африканский ген
мстит
Оказывается, негры в США
в два раза чаще страдают
от высокого кровяного
давления, чем их африканские
собратья. Кроме того, от
гипертонии погибает гораздо
больше темнокожих
американцев, чем белых. Почему?
Согласно одной из гипотез,
африканцы обладают особыми
генами, обеспечивающими
включение в организм
дополнительных физиологических
систем для преобразования
соли. Возможность
задерживать соль, а значит и воду,
позволяла им выживать в
условиях африканского зноя.
Однако это свойство,
которое некогда было плюсом,
может пагубно сказаться на
здоровье сегодняшних
наследников африканцев. Среди
гипертоников в Америке
темнокожие граждане в десять —
восемнадцать раз чаще
страдают от почечных
заболеваний и в три—пять раз чаще
от хронических сердечных
заболеваний.
Американские ученые
провели сравнительное
исследование среди темнокожих из
США и Ободо-Ахиара в
Нигерии, районе, откуда в
Америку прибыла большая часть
негров. Из наблюдаемых ста
сорока человек в возрасте от
двадцати до шестидесяти лет
только 12 процентов
нигерийцев страдали от высокого
кровяного давления, причем
независимо от возраста. Из
американских темнокожих
32 процента имели
повышенное кровяное давление
и 60 процентов из них
были старше пятидесяти лет.
Африканский ген пока еще
не открыт, но эта гипотеза
имеет своих приверженцев и
оппонентов, которые мучаются
над этой загадкой.
Рекорд побит!
Французская фирма Жи
лар» стала рекордсменом в
строительстве передвижных,
жилищных или торговых, пло-
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
щадей в 1988 году, когда
воздвигла 250 квадратных
метров всего за 30 минут.
Теперь прежний рекорд улучшен
специалистами той же фирмы.
Они представили одноэтажное
здание для офиса площадью
сто квадратных метров со всем
оборудованием, воздвигнутое
с помощью специальной
гидравлической системы всего за
шесть минут! В конструкции
использованы сталь,
алюминий и пластмасса. Размеры
здания в рабочем виде —
13,25 на 8,27 на 3,61 метра,
а в собранном виде — 13,25
на 2,43 на 2,44 метра. Вес
здания в 12 тонн
обеспечивает необходимую
устойчивость, что позволяет не
прикреплять его к земле.
Перевозят такие здания на
грузовой платформе.
Аккумулятор-
автомат
Японские специалисты
разработали аккумулятор, в
который можно пять лет не
доливать дистиллированную
воду. Специальный катализатор
улавливает выделяющийся при
работе аккумулятора водород
и связывает его с
кислородом воздуха. Таким способом
получают необходимую
дистиллированную воду.
Золотая пыль
Антарктиды
Американские геологи
обнаружили, что крупнейший из
вулканов Антарктиды —
Эребус выбрасывает в
окружающую среду золото. В газах,
извергаемых им, содержатся
кристаллы драгоценного
металла диаметром от одной де-
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
сятой до двадцати микрон,
а на снегу вблизи горы они
достигают шестидесяти
микрон в поперечнике.
Разбогатеть на этом невозможно:
Эребус выделяет лишь
80 граммов золота в сутки,
причем это количество
рассредоточивается на большом
пространстве. Однако золотые
месторождения нередко
образуются в породах
вулканического происхождения,
поэтому понимание процессов
их концентрации поможет
поискам перспективных в этом
отношении районов.
Лава, истекающая из
кратера Эребуса, выпускает из
себя горячие газы, которые при
температуре 1000 градусов
увлекают с собой другие
продукты извержения.
Вступая в контакт с
воздухом, они охлаждаются ниже
ста градусов, и многие
вещества, в том числе цинк и
медь, при этом осаждаются.
Изучающий данную проблему
американский геолог Филипп
Кайл из Института горного
дела в Сокорро указывает, что
в самих газах содержится
слишком мало золота, чтобы
в воздухе образовывались
кристаллы. Он полагает, что
драгоценный металл
кристаллизуется на поверхности
лавы по мере ее дегазации.
Эребус отличается тем, что
газы выделяются из его
кратера и расщелин
относительно медленно. Поэтому у частиц
золота, выброшенных Эребу-
сом, в распоряжении минуты
и даже часы, пока газы
выделяются в атмосферу,
чтобы мог осуществляться
процесс роста частиц и
образования кристаллов золота.
17
X
о.
о.
Для определения
местоположения судна в океане
обычно используется специальное
радионавигационное
оборудование. Состоящее из системы
приемников и передатчиков,
установленных частично на
корабле, а в основном на
береговых станциях — маяках,
оно помогает определять
координаты в море довольно
точно — до плюс-минус
полумили. Такая навигационная
радиосвязь на сверхдлинных
радиоволнах широко
используется в мореходной
практике.
Однако с некоторых пор
записи стандартных
радиосигналов береговых маяков
привлекли пристальное
внимание ученых-геофизиков.
Оказалось, в частности, что в
некоторых случаях сигнал
приходит сильно искаженным,
содержащим как будто бы
сразу несколько максимумов на
разных частотах, создающих
картину интерференции. По
странному стечению
обстоятельств буквально через
несколько дней где-то по
трассе радиосигнала случалось
сильное землетрясение. Вот
исследователи и
заинтересовались, нет ли здесь
возможности активного
прогнозирования подземных толчков.
Прямыми экспериментами в
данном направлении
занимаются в Институте физики
Земли имени О. Ю. Шмидта РАН
и в Институте динамики
геосфер РАН. Ученые
обзавелись комплексом обычной
морской радионавигационной
системы «Омега» и стали
целенаправленно посылать
радиосигналы по трассам,
пролегающим через сейсмоактивные
районы С НГ, Среднего и
Ближнего Востока и
Средиземноморья. Поработав таким
образом весь 1991 год,
исследователи рискнули «забить в
набат» трижды. Они подали
прогнозы землетрясении в
Экспертный совет по оценке
сейсмической опасности,
«назначив» события в апреле —
мае, июне и ноябре —
декабре, причем даты подачи
прогнозов на десять дней
опережали предполагаемые толчки.
И толчки в тот период
действительно состоялись. Это
были Рачинское
землетрясение в Грузии — 29 апреля,
его афтершок 15 июня, а
также Румынское — 2 декабря.
Привет от моряков сейсмологам!
Осетры на диете
Неправда, что вся рыба в
наших реках повывелась,
сгинув под дружным натиском
потока загрязнений, ряда
гидростроек и массового
браконьерства. Она есть, и залог
тому — работа рыбоводных
заводов» неустанно
расселяющих по водоемам бережно
выращенную из икринок
молодь ценных пород. Так,
тринадцать осетровых заводов
выращивают ежегодно до ста
миллионов мальков. А до
отпуска рыб на волю их
содержат в «яслях-садах», где
усиленно кормят разной
пищей. И вот тут возникает
проблема диеты. Какая
пища нужнее малькам? От
которой быстрее растут или от
которой быстрее плавают?
И таких дилемм возникает
много, поскольку корм
малькам дают все равно не
естественный, а приготовленный
искусственно. Разобраться в
этом вопросе решили
исследователи из Института
эволюционной морфологии и
экологии животных имени А. Н. Се-
верцова РАН.
В Астраханской области
один из рыбоводных заводов
производит благородную
продукцию — выращивает
осетров. Рыбы живут здесь под
опекой только до достижения
веса в несколько граммов,
нагуливая все остальное уже
на воде — в Волге и
Каспии. Ученые, приехав сюда,
предложили малькам
несколько видов диет, специально
разработанных рационов
кормления. Среди них была
естественная пища — фарши из
моллюсков и рачков,
искусственная — фарши из
рыбы, мяса и яиц, крупы, я
также смеси разных кормов и
варианты их
последовательного чередования. Результаты
получились столь
многообразные, что заставляют
по-новому взглянуть на проблему
диетического питания вообще.
Так, охотнее всего мальки
осетров питались смесью
разных кормов. Наибольшего веса
они достигали при диете,
составленной , из моллюсков.
А выживали лучше всего на
вегетарианской пище — на
крупах. Вот тут и
задумаешься, что важнее. Еще более
разительные результаты были
получены при анализе
поведения мальков. Поскольку
рыбы жили еще в неволе, в
ограниченном пространстве
бассейна, то излишняя
подвижность, беспокойство были им
ни к чему. Из всех
вариантов самыми спокойными были
рыбы, «сидящие» на диете
чередования разных кормов.
Одновременно память у
мальков закладывалась лучше всего
при питании естественной
пищей и опять же при
чередовании, хотя искусственные
рационы и повышали
физическую выносливость молоди
осетра. Общий же вывод
ученые делают такой.
В «диетологии рыб» следует
отказаться от
сбалансированных по составу и
калорийности смесей, как это
делается ныне, и перейти к
поиску оптимальных алгоритмов
поочередного предложения
малькам разной пищи,
«подобно тому как это делается
в диетологии человека».
18
Тонкая структура фотона!
Затерянный мир одноклеточных
Световые волны, скорее
всего, не являются
электромагнитными колебаниями —
такое парадоксальное заявление
делает московский физик
Ф. И. Королькевич в своей
работе «Субкванты», недавно
вышедшей в издательстве
«Компас интернешнл*.
Почему? Потому что на скорость
света никак не влияют ни
магнитные, ни электрические
поля. А влияет на нее
только характер среды, где свет,
проходит. И что удивительно,
она, скорость света, может
скачком возрастать при
переходе границы двух сред.
Скажем, при выходе из стекла
в вакуум свет ускоряется
сразу, мгновенно, на сто
тысяч километров в секунду!
Скорость излучения поэтому
есть неотъемлемое свойство
среды, а не источника, от
которого зависит лишь длина
волны. И эффект Доплера —
прямое тому доказательство.
Среда, вакуум — это нечто
по имени Ничто — от начала
до конца определяет все
таинственные явления,
происходящие на наших глазах, в
наших опытах с излучением
и поглощением света. И
главной основой, определяющей
связь излучения со
свойствами вакуума, служит тонкая
структура фотона.
Оказывается, о ней
подозревал еще Макс Планк,
установивший одну из
фундаментальных постоянных
современной физики — постоянную
Планка — в день 14
декабря 1900 года. Он же
предположил, что она,
постоянная, есть численное значение
энергии единичного колебания
источника света. А будучи
помноженной на частоту этих
колебаний, она даст энергию
кванта света — фотона.
Очень хорошо, рассуждает
дальше наш современник,
физик-москвич, фотон —
порция энергии, которой
излучается свет. Но есть проблемы.
Например, возбужденный
атом криптона-86 излучает
один фотон. Длина волны
фотона известна, а какова
длина самого фотона?
Оказывается, без малого три метра!
Не слишком лн велик
«элементарный квант энергии»?
Ведь это цуг, очередь из
следующих друг за другом
настоящих элементарных
колебаний, которых умещается
здесь никак не меньше пяти
миллионов. И короче фотоны
этой частоты не бывают.
Та же картина с молекулой.
Она способна к
спонтанному излучению только тогда,
когда накопит в себе
энергию света только до одного,
но полного кванта — по его
длине и количеству
элементарных световых колебаний.
А сами эти элементарные
колебания? Ученый выделяет
их в качестве
самостоятельных объектов микромира —
субквантов и, опираясь на них,
выдвигает «вторую квантовую
гипотезу», способную, на его
взгляд, снять множество
противоречий, накопившихся в
теориях современной физики.
„.Здесь обитает целый
биоценоз. Популяции разных
видов бактерий, плесневые
грибы, актином и цеты, диатомовые
водоросли, простейшие — все
это живет и размножается в
равновесии и взаимосвязи
между собой. Одни формы
живого поедают другие,
выделения первых служат кормом
для вторых, умирающие тела,
разлагаясь, тут же
употребляются для обмена веществ
чуткими соседями. В целом же
весь микробиоценоз живет и
благоденствует за счет
утилизации растительной
клетчатки, поступающей извне,
взамен которой он
синтезирует аминокислоты, витамины,
другие ценные вещества. Где
же такой «хорошо устроенный
мир» одноклеточных
существует?
Его исследуют ученые из
Туркменского
государственного университета. А находят
его внутри любого организма
домашней птицы. Например,
в кишечнике у кур. Уже давно
ученые заметили, что
растительная пища, которую
потребляет домашняя птица,
весьма бедна белками и
незаменимыми пищевыми
компонентами, хотя именно из нее
организм птиц строит свои
полноценные белки.
Для решения этой насущной
«проблемы пропитания» и
заводит каждая курица у себя
внутри целый микробный
биоценоз. Обитатели
пищеварительного тракта, конечно, не
передаются по наследству.
Они каждый раз заново
заселяются в организм цыпленка,
когда он ест, пьет,
заглатывает камешки. Попадая а
кишечник в разных пропорциях,
разные формы одноклеточных
быстро приводятся там в
нужное равновесие благодаря
действию высокой температуры
окружающей среды — тела,
кислотности, наличию
ферментов, постоянному притоку
клетчатки. И весь этот
микроскопический ценоз,
обитающий в слепой кишке,
заменяет растительноядной
птице своей продукцией —
аминокислотами и витаминами —
все необходимые ей животные
белки.
Таково «простое решение»
сложной проблемы, найденное
природой в ходе эволюции.
X
х
JB
CL
19
БЕСЕДЫ ОБ ЭКОНОМИКЕ
О. Бессонова,
кандидат социологических наук
Экономика
фараонов -
племен
- Россш
Версия экономической эволюции
ч
смешалось в российской экономике.,. Государственные структуры
сменили вывески, частные фирмы сплошь и рядом пользуются
бюджетной кормушкой. Биржи и коммерческие банки, фермерские хозяйства
и акционерные общества совсем не похожи на свои рыночные двойники
в западной экономике. Потеряно чувство экономической реальности,
не ясно, куда движется страна — назад к капитализму или вперед
к рынку, идет реформа административной системы
или углубляется ее кризис.
20
Вот уже около ста пятидесяти лет рассуждения об эволюции экономической
жизни общества в основном опираются на марксистскую схему пяти общественно-
экономических формаций, ступеней общественного прогресса человечества.
Ею пользуются не только марксисты, ведь, по словам французского историка
Ф. Броделя, «ничего лучшего еще не предложено».
А что предложено этой схемой? Как видится экономическая история сквозь
ее призму? Может, это еще хуже, чем ничего?
Общества Древнего Рима и Древней Греции, давшие человечеству
демократию, гражданское право, рыночные отношения в полисах, понятие свободы,
числятся в этой схеме рабовладельческими и описываются только в
терминах частной рабовладельческой собственности, борьбы рабов и рабовладельцев.
А то, что именно рабов здесь в процентном отношении было меньше, чем при
феодализме, что вместо убийства врага ему давали работу и жизнь, что не раб
был центральной экономической фигурой,— ясно только
специалистам-историкам. В массовом же сознании эти общества прочно связаны с
отрицательным ярлыком рабовладения.
Парадоксальны и рассуждения о прогрессивности «феодального» общества
по отношению к «рабовладельческому». Переход к феодализму заключался не
столько в отмене рабства, сколько в отмене свободы: «раб» в Древней
Греции был противопоставлен не рабовладельцу (это понятие возникло только в
XIX веке), а свободному гражданину. Одновременно упала грамотность
населения и уровень научных знаний, вся жизнь была идеологизирована через
религиозные учения, резко снизилась товарность хозяйства и пришла в упадок
монетно-денежная система. Но главное — возникло общество «поголовного
рабства».
Опираясь на общепринятую марксистскую концепцию, невозможно понять и
экономику феодализма. Очевидно, считает американский экономист Й. Шумпетер,
феодальное общество не сводится к рыцарям и крестьянам: никакое общество
никогда не было структурно однородным. По мнению Броделя, этот неологизм,
ведущий свое происхождение из вульгарной латыни (feod), относится лишь к ленному
владению и к тому, что от него зависит, и ничего более. Помещать все страны
Европы с XI по XV век под этой вокабулой не более логично, чем
называть Россию в период XVII—XVIII веков феодальной при отсутствии феодов.
Еще более надуманной и поверхностной кажется эта схема при наложении
на географическое пространство. Две трети территории земного шара включены в
понятие (так и не расшифрованное) азиатского способа производства, куда от-
иесены без всякой дифференциации по времени весь Восток (Ближний и Дальний),
вся Азия, а в последнее время — Перу, доколумбова Америка, тропическая
Африка... Проще назвать то, что не попадает под это крайне неопределенное
внеисторическое понятие.
Хотя логика формаций претендует на то, чтобы охватить всю историю
цивилизации, она не характерна ни для одного конкретного народа. Германцы после
общинных отношений изобрели феодализм, Россия не знала ни классического
рабовладения, ни капитализма, Шумер, Египет и Китай явились законодателями
азиатского способа развития, Древняя Греция и Рим породили античную
организацию жизни. Факты свидетельствуют, что «пятичленка» — это всего лишь
умозрительное построение, не отражающее реальности.
Разнообразные улучшения марксистской схемы оказались достаточно
безрезультатными. Попытки соединить ее с азиатской историей привели к образованию
таких теоретических гибридов, как «феодально-рабовладельческая» формация и
«зависимые люди рабско-крестьянского типа». Гипотезы Циклического развития
вместо поступательного — от первобытного феодализма к античному
капитализму, от античного капитализма к феодализму, от него к новому
капитализму и так далее — внесли окончательную терминологическую путаницу, но не
прояснили направления развития. Усложнение схемы внесением в структуру
формаций «укладов» или открытием новых видов формаций (типа архаической или
африканской) сделали рисунок экономических отношений более многообразным,
но еще менее понятным.
Все эти, казалось бы, интеллектуальные игры не столь безобидны для современ-
ных обществ, выбирающих путь развития. Перед угрозой социализма «советского
типа» в послевоенной Европе Ф. Хаек предпринял отчаянную попытку изменить
21
О ч>
X X
О X
i
Off»
* восприятие экономической эволюции общества, заставить думать о нем не в терминах
jjj «капитализм — социализм», а в категориях «рынок, свобода и демократия*.
Экономическая эволюция, по Хаеку, выглядит иначе, чем в марксистской схеме.
В огромном море общинного хозяйства зародились товарно-денежные
отношения, которые развивались, формировали соответствующие социальные и
экономические институты и в конечном счете привели к саморегулирующейся рыночной
системе. С этой точки зрения только рынок является естественной
экономической средой, а нерыночные отношения рассматриваются как искусственные,
искажающие рациональную экономическую жизнь. Порожденные тщеславием
человеческого разума плановые системы — продукт вмешательства в
естественную экономику и результат ее подчинения идеологии, за которой скрываются
осознанные интересы правящего класса.
Однако два вопроса разрушают стройность этих рассуждений. Почему
экономическая жизнь практически вплоть до XVI века в Европе и до XX века в Азии
организовывалась искусственным образом (и на некоторых довольно
длительных этапах достаточно эффективно)? И почему «^социалистические» экономики —
творения человеческого разума — оказались неуправляемыми, функционируя
вопреки намерениям и желаниям центра?
В конечном счете столь непохожие схемы анализа экономической эволюции
приводят к одному и тому же результату — абсолютизации только одного из двух
типов экономических отношений. С точки зрения либеральной теории
капитализма единственно верный путь экономического развития — рыночный. С позиций
марксистской теории — нерыночный.
Но эти результаты не столь противоречивы, как кажется на первый взгляд,
если принять оба типа экономических отношений как естественные и
равнозначные с точки зрения экономического развития.
Анализируя экономические отношения, ученые сразу разделили их на внутри-
общинные и межобщинные. Теория рыночной экономики начинается с анализа
межобщинных отношений, называя их обменными, и подробно прослеживает их
эволюцию. Виутриобщинные отношения остаются за рамками каких бы то ни было
экономических рассуждений, несмотря на то, что именно они заполняли собою
практически все первичное экономическое пространство.
Попробуем восстановить простейшую цепь экономического воспроизводства
внутри одной абстрактной общины (вне зависимости от ее специализации,
религии, ландшафта). Принципиально она выглядит так: продукт, добытый совместным
трудом, сдавался на склад и затем раздавался по определенной логике всем
членам этой общины. Внутриобщинная экономика строилась на отношениях
«сдачи-раздачи», образуя примитивный «раздаток».
| Экономическая жизнь общества в целом с самого начала включала в себя
S как раздаточные отношения, так и обменные, причем обмен связывал разные
Ij хозяйственные единицы, а раздаток организовывал экономическую жизнь внутри
;^ обособленного хозяйства. И те, и другие отношения вполне естественны, ибо
5 £ порождались необходимостью выжить и, следовательно, были экономически
*« х целесообразны.
«— Но что значит мой сон и что
он хотел мне сказать?
— Фараон ошибается,— ответил
Иосиф,— думая, что он этого ие зиает.
Этот раб способен предсказать ему
только то, что он уже знает. Разве ты не
видел, как вылезали из воды коровы —
одна задругой, цепочкой, гуськом,
сначала упитанные, а потом тощие, без
перерыва, без остановки? Что выходит вот так
же из вместилища вечности, друг за
дружкой, не бок о бок, а гуськом, и
нет промежутка между идущими, и нет
разрыва в цепи?
— Годы,— воскликнул Аменхотеп,
подавшись вперед и щелкнув
пальцами.
22
— Разумеется,— сказал Иосиф...—
Ну, а колосья, что затем выросли, один
за другим, в таком же количестве,—
это, по-твоему, что-то совсем иное и
никак не поддается разгадке?
— Нет! — воскликнул фараон и
щелкнул пальцами снова.— Это тоже годы! ...
Красота и уродство коров связаны с
колосьями, с урожаем и неурожаем.—
Он замолчал и широко открыл глаза,
уставившись в пустоту.— Будет семь
сытых лет,— проговорил ои рассеянно,—
и семь лет голода.
— Непременно и вскорости,— сказал
Иосиф,— ибо это было тебе
объявлено дважды...
— По-твоему, хлеб нужно копить и со-
Следующий качественно новый этап — возникновение первых цивилизаций
Шумера, Египта, Китая, а затем, несколько позже, — античных обществ Древней
Греции и Древнего Рима. Явное различие Востока и Запада очень трудно поддавалось
описанию, поскольку экономический язык охватывает только современные реалии.
Используя этот язык, П. Шумпетер охарактеризовал Египет как плановую
экономику: «В Древнем Египте существовала определенного типа плановая экономика», а
немецкий историк Э. Мейер определил Древний Рим и Древнюю Грецию как
античный капитализм. Попробуем назвать вещи своими именами, а для этого рассмотрим
типичное хозяйство того времени.
Экономика древних обществ Востока объединяла царское и храмовые
хозяйства, а также хозяйства вельмож, занимающих высокие должности при дворе.
Все они устроены по одному и тому же принципу. Это были многоотраслевые
хозяйства, в которых работали земледельцы, пастухи, рыболовы, птичники,
огородники, садовники, пекари и пивовары, медники, ювелиры, гончары, каменотесы,
ткачи, сандальщики, плотники, столяры, судостроители, художники и скульпторы.
Многочисленный штат служащих — писцов, надсмотрщиков, учетчиков,
хранителей документов, управляющих — возглавлялся домоуправителем, который
организовывал и контролировал труд всех.
Характерная форма организации труда — рабочие отряды. Посевное зерно
доставлялось из хозяйской житницы, тягловый скот приводился из вельможного
стада. Собранный урожай принадлежал вельможе и после гумна поступал в его
же закрома. Работники получали довольствие из хозяйственных складов, здесь же
им выдавали одежду. Ремесленники разных специальностей трудились в общих
мастерских, принадлежавших владельцу всего хозяйства. Изделия, изготовленные
мастерами, поступали на склад. Внутри хозяйства был рынок для мелкого обмена:
все сделанное сверх нормы (урока) принадлежит работнику и могло быть
обменено.
Из этого описания, сделанного по материалам «Истории древнего мира», видно, что
даже усложнение хозяйства и специализация труда не могут скрыть
определяющие отношения типа «сдачи-раздачи». Однако перед нами уже не
примитивный общинный раздаток, а достаточно развитые, дифференцированные по
функциям раздаточные отношения.
Если заглянуть как внутрь «рабовладельческих» хозяйств древних
античных обществ, так и «феодальных» хозяйств древней Германии, можно увидеть тот
же организующий эти хозяйства в единое целое механизм «сдачн-раздачи».
Разница только в степени специализации хозяйств и ориентации их на внешний
обмен, а также в нормах раздач, зависящих от конкретной ситуации.
Значит, различие между европейскими и азиатскими обществами лежит не в
специфике «рабовладельческого», «феодального» или «вельможного» хозяйства, а в
отношениях между разными раздаточными хозяйствами в рамках всего
общества. В античном обществе раздаточные хозяйства связаны были между собой
отношениями купли-продажи, которые совершались в городах-полисах, где владельцы
рабовладельческих хозяйств и свободные труженики вступали в классические
рыночные отношения. Именно они доминировали в античном мире.
Азиатский способ производства представлял собой систему раздаточных хо-
и
бирать в амбары? — спросил
Аменхотеп.
— Самым решительным образом! — с
уверенностью сказал Иосиф.— В
совершенно иных количествах, чем когда-либо
за все время существования стран! ...
Фараон — это источник изобилия, и
любовь народа легко примирится с тем, что
он управляет изобилием с угнетающей
строгостью. Но зато, когда он сможет
раздавать хлеб в голод, исполненная
веры любовь народа возрастет так, что
ему останется только сидеть в ее тени
и учить!»
«Носитель опахала был одним из
наиболее щедро одаряемых слуг фараона,
и обильно сыпались на него сверхутеши-
тельиые вознаграждения за его ложное,
основанное на одних званьях бытие.
Добрый бог ежегодно платил ему
большими количествами золота, серебра и
меди, одежды, пряжи, курений, воска, меда,
масла, вина, овощей, зерна и льна,
пойманных птицеловами птиц, крупного
скота и гусей и даже кресел,
носилок, зеркал, повозок и целых
деревянных судов. Все это шло на нужды дома
только частично — как, впрочем, и
продукты собственного хозяйства,— изделия
ремесленников н плоды поля и сада.
Большая часть всего этого продавалась,
отвозилась на судах вверх или вниз по
реке иа рынки и обменивалась у купцов
23
зяйств, связанных друг с другом теми же отношениями сдачи-раздачи,—
царские работы, трудовые повинности, распределение рабочей силы по разным
вельможным хозяйствам и так далее. Например, в Древнем Риме рабы
распределялись через их куплю-продажу на рынке, в то время как по вельможным
хозяйствам Египта работников распределял правитель в соответствии со своими
представлениями о потребностях хозяйств.
Другими словами, исходя из предложенной схемы рассуждения,
раздаточные хозяйства, связанные рыночными отношениями, составляют существо
античного способа производства, а раздаточные хозяйства, связанные раздаточными
отношениями,— азиатского способа производства.
Европейская линия развития состоит из логики континентального развития
(на традиционном языке это известный путь от рабовладения через
феодализм к капитализму) и логики развития рынка.
Античное общество явилось отправной точкой экономического развития
Европы, Как мы говорили, оно, по сути, было системой городов-полисов,
связывающих механизмом купли-продажи раздаточные рабовладельческие хозяйства и
отдельных свободных граждан. Это было общество с доминированием рыночных
отношений, развивающихся по своим правилам. При установлении «феодальных»
отношений в Европе господствующей формой экономической организации стали
раздаточные хозяйства феодов, церкви и государства. Однако это общество не было
однородным. «Феодализм как историческая реальность,— отмечает Й. Шумпетер,—
представляет собой симбиоз двух существенно различных и в основном, хотя и не
полностью, антагонистических общественных систем». Главным чужеродным
элементом этого общества были средневековые города. «Города — это особые
экономики»,— замечают исследователи средневековья Жорж Гурвич и Марк Блок. Они
оставались рыночными островками в огромном море раздаточных отношений. По
мнению Ф. Броделя, «капитализм» в этих городах «был неким миром в себе,
отличавшимся от всей окружавшей его глобальной социальной и экономической
обстановки, даже чуждым ей».
Капитализм в Европе стал распространяться тогда, когда города — эти
резервуары рыночных отношений — стали наполняться, расширяться, выходить из
своих пределов, заполняя раздаточное, окружающее его экономическое
пространство. Поисками причин такого процесса занимались, как известно, К- Маркс и М. Ве-
бер, делая ставку либо на сугубо материальные факторы, либо на духовные,
религиозные. Но оба они исходили из того, что капиталистический рынок появился
впервые около XVI века. Мы же хотим подчеркнуть, что рыночные отношения
существовали в Европе, можно сказать, с самого начала ее экономической
истории. Безусловно, они менялись, совершенствовались вместе с изменениями
экономической жизни, технологии, усложнением связей. Но принципиально это один
и тот же тип отношений, которые в сочетании с иными технологиями
породил «капитализм».
Логика развития собственно рынка сложно взаимодействует с раздаточными
отношениями. Как в древних рыночных, так и в современных западных
обществах наблюдается такая закономерность: на подъеме экономика развивается
практически без вмешательства государства во взаимоотношения агентов рынка, а в
фазе спада необходимость выживания заставляет государство раздавать еду, работу
на другие товары, а также на чеканный
и нечеканный металл, наполнявший
хозяйское казнохранилище. Эта торговля,
столь неразрывно связанная с
хозяйством в собственном смысле слова, то
есть с производством и потреблением,
нуждалась во всяческом учете и
требовала обобщающего надзора.
Нужно было приготовить и
распределить на суточные пайки довольствие
работников и слуг: хлеб, пиво, овсяную и
чечевичную похлебку в будни, гусей в
праздники. Изо дня в день ставило
свои требования в части снабжения и
расчетов особое хозяйство гарема.
Ремесленникам — пекарям, сандальщикам,
клейщикам папируса, пивоварам,
вязальщикам циновок, столярам и
горшечникам, ткачихам,и прядильщицам — нужно
было отмеривать сырье, а их изделия, так
же как и плоды деревьев и овощных
гряд, частью распределять для
насущных нужд, частью же отправлять в
кладовые или на рынок. Ухода и
пополнения требовали и животные Потифаро-
ва дома — лошади, которые возили
хозяина, собаки и кошки, с которыми он
охотился,— большие, дикие собаки для
охоты в пустыне и тоже очень большие,
похожие больше на ягуаров кошки, хо-
24
и пособия. Очевидно, с помощью раздаточных отношений сглаживались перекосы в
рыночном развитии.
Азиатская линия имеет иную логику, основанную на развитии собственно
раздаточных отношений.
История цивилизаций Востока демонстрирует определенную регулярность в
образовании и распаде царств, империй и союзов, существовавших на одной и
той же территории. Общая историческая линия выглядит так. Раздаточные
общинные хозяйства объединяются в более крупные хозяйства — «номы». По самым
разным причинам эти номы присоединяются к сильнейшему, и образуется первое
экономически жизнеспособное древнее царство, в основе которого лежат первичные
раздаточные отношения. На определенном этапе происходит экономический спад,
ослабление центральной власти, усиливается процесс раскола и автономиза-
ции номов, возникают обменные отношения. Через некоторое время приходит
сильный правитель, который собирает номы в единое государство и устанавливает
сильную централизованную деспотическую власть.
Второе древнее царство набирает экономическую мощь, достигая более высокой
ступени экономического развития, чем первое. Экономику этого царства также
пронизывают отношения «сдачи-раздачи», но более развитые,
дифференцированные по функциям, чем в первом царстве. Через некоторое время и это царство
теряет свою экономическую силу. На стадии распада приходят политическая
раздробленность, экономический спад, крушение единого управления хозяйством.
Но одновременно значительно повышается местная инициатива, возникают новые
орудия труда, расширяются внутренний обмен и рыночные отношения. Спустя
какое-то время общество вновь выбирается из кризиса созданием следующего
царства с сильной центральной властью и раздаточными отношениями.
Институты раздатка становятся еще более совершенными и адаптированными к
усложненной экономической жизни. Проходит время — и вновь экономический
спад и политическая дезинтеграция, вновь рост товарно-денежных отношений и
инновационной активности людей. До тех пор, пока новое царство раздатка не
поглотит все новации и не поставит их себе на службу.
С нашей точки зрения, регулярное образование царств, а затем их распад —
единый процесс развития раздаточной системы, причем фаза товарно-денежных
отношений — внутренняя необходимая составляющая этого процесса.
Раздаточные отношения организуют экономическое пространство, рационально
используя экономический потенциал страны в период развития. Однако накапливаются
экономические проблемы, которые в рамках раздатка не могут быть решены.
Начинает ослабляться контроль и жесткость структур раздатка, в него проникают
отношения купли-продажи. Именно в это время раздаток ищет способы решить
те проблемы, которые возникли на предыдущей стадии его развития, из-за которых по
существу он и деградировал. Создаются новые организационные формы, новые
социальные институты, новые технологии. Когда проблемы сняты, возникают условия
для возрождения нового измененного раздатка, способного эффективно и быстро г
распространить новации на всю территорию своего господства. j
Принципиально важно почувствовать разницу между рынком и рыночными |.
отношениями в раздатке и, наоборот, между раздатком и раздаточными отно- $:
шениями в рынке. ;
Рыночные отношения в раздатке только внешне и по названиям похожи на "
дившие с ним на болотную птицу.
Было на самой усадьбе и некоторое
количество крупного рогатого скота; но
большая часть Потифарова стада
находилась в поле, на острове посреди реки,
чуть ниже в сторону Дендеры и храма
Хатхор: этот остров, подаренный ему в
знак любви фараоном, имел пятьсот
саженей пахотной земли, приносивших
ему по двадцати мешков пшеницы и ячме-
ия и по сорока корзин лука,
чеснока, дынь, артишоков и бутылочных
тыкв каждая,— прикиньте же, сколько
добра давали пятьсот саженей и с какими
заботами были сопряжены такие доходы!
Имелся там, правда, и свой
распорядитель, работник весьма умелый, писец
урожая и начальник ячменя,
переполняющий четверики и отмеривающий
пшеницу своему господину,— так
самодовольно, в стиле надгробных надписей,
именовал себя этот человек; но это
отнюдь не значило, что на него можно
было целиком положиться; все
оставалось на плечах Монт-кау: в конце концов
счета, относившиеся к посеву и урожаю,
проходили через его руки, точно так же,
как счета, относившиеся к
маслобойням, виноградным давильням,
крупному и мелкому скоту — словом, ко
25
6m
„o-
рынок. На самом деле они обслуживают раздаток, решая его проблемы»
обеспечивая более устойчивый способ организации экономической жизни по принципу
раздатка. В свою очередь раздаточные отношения в системе с
доминированием рынка помогают решить проблемы, вызванные рыночной организацией
хозяйства.
Если так понимать эволюцию раздаточных отношений, лежащих в основе
централизованных государств, можно утверждать, что экономика бывшего
Советского Союза была стихийно регулирующейся раздаточной системой. Для нее
характерны частичная денежная форма раздаточных отношений и индустриальная
стадия развития экономики. Ей предшествовал этап товарно-денежных
отношений, который марксисты описывали как «развитие капитализма в России».
Советский раздаток имеет ярко выраженную логику развития. Сначала это была
жесткая, организованная по отраслям целостность с максимально
централизованными потоками сдач и раздач, прокручивающими экономические ресурсы и
воплощавшими их в индустриальные образцы жизни. Новая экономическая ситуация
шестидесятых годов вызвала некоторое развитие товарно-денежных отношений.
Это позволило улучшить формы организации труда и заработной платы,
изменить роль территориальных структур. При неизменных правилах, установленных в
тридцатые годы, раздаток иашел способы самоотрегулирования. Ои стал менее
жестким, менее заорганизованным, открыл возможности прямых экономических
коммуникаций. Экономические условия восьмидесятых потребовали более
значительных перемен: понадобились качественно иные социальные институты,
которые позволили бы, решив проблемы предыдущего этапа, возродить
экономическую жизнь.
Но тогда экономическая реформа, происходящая сейчас в нашем обществе,—
это неосознанный поиск новых, адекватных современным экономическим
условиям институтов раздатка.
Возьмем, к примеру, жилищную реформу, основанную на приватизации квартир
и строительстве индивидуальных коттеджей. Ее интерпретируют как переход от
раздачи жилья к жилищному рынку. Если верна предложенная логика
рассуждений, то в действительности раздачу квартир заменит раздача жилищных
пособий, приватизация квартир облегчит обмены внутри построенного жилья,
изменение квартплаты приведет в соответствие потребности семей с их
финансовыми возможностями. Раньше распределяли дотации государственным строительным
организациям — теперь будут выдавать льготные кредиты частным
строительным компаниям. При этом будут освоены новые технологии и новые жилиш-
ные стандарты. В результате проблемы старого жилищного раздатка будут
решены новыми раздаточными институтами.
Экономическая система России — продукт длительной эволюции
нерыночных отношений* развивающихся спонтанно по своим внутренним законам.
То, к чему пришло общество в девяностые годы,— закономерный процесс
развития раздаточных механизмов. В эпоху хорошо изученных рыночных процессов,
регулируемых исходя из их внутренней логики, Россия стоит перед лнцом
непознанной стихии раздатка.
всему, что производит, поглощает,
вывозит и ввозит такой благословенный
дом, и в конечном счете ему еще
приходилось самому и присматривать за
полевыми работами, так как тот, кому все
это принадлежало, царедворец Потифар,
по своей изнеженности и в силу ложного
своего положения, не привык во что-либо
вникать и за что-либо браться».
«Они вышли на берег и пошли по
плодородному острову, проверяя посевы и
урожай, осматривая скот и пугая того,
кто «переполнял четверики», своим
проницательным видом; и тот, удивляясь
юноше, которому управляющий все
показывал и перед которым как бы даже,
26
в свою очередь, отчитывался,
предусмотрительно сгибался перед незнакомцем.
А Иосиф, представив себе, как легко мог
бы тот сделаться его начальником и
надсмотрщиком, попади он в поле в
неподходящее время, тихонько говорил
распорядителю острова:
— Смотри, не переполняй четвериков
так, чтобы самому поживиться! Мы это
сразу заметим, и тогда тебя обратят
в пепел!
Выражение «обратить в пепел» было в
ходу иа родине Иосифа, а здесь его
вообще ие употребляли. Но тем более
испугало оно писца урожая...»
Т. Манн, «Иосиф и его братья»
ВО ВСЕМ МИРЕ
Бумеранг,
но не из Австралии
Еще в прошлом веке в
гробнице египетского фараона
Тутанхамона были найдены
необычные предметы из
дерева, имевшие искривленную
форму. Недавно столетний
спор об их предназначении
наконец завершился.
Французский ученый Жак Тома
изготовил из дерева копии
предметов и испытал их в
качестве... бумерангов.
Бумеранги сработали отлично. Ока-
зывается, это оружие делали
не только австралийцы, но и
за три тысячи лет до них
древние египтяне.
Там,
где не ожидали
Ученые обнаружили
поразительно высокий уровень
некоторых токсичных веществ
в тех местах арктических
районов Канады, которые до
сих пор считались самыми
чистыми на Земле. Как
выяснилось, такие вещества, как*
РСВ (полихлорированный ди-
фенил) и пестициды
приносятся туда потоками
воздуха из Юго-Восточной Азии.
Концентрация РСВ может
увеличиться здесь в три
миллиарда раз по мере
прохождения его по пищевой
цепочке от водорослей до
белых медведей, замечает хи-
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
а.
о
о
о
о.
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
мик Дерек Мьюир из винни-
пегского Института проблем
пресной воды при канадском
правительстве. На вершине
этой цепочки находится
коренное население, питающееся
жирным мясом морских
животных. Одно из исследований
показало, что у шестидесяти
трех процентов детей на
острове Броутон в
Северо-Западной территории Канады
содержание в крови РСВ
намного превышает допустимый
уровень.
Микротранспорт
для лекарства
На конгрессе американской
фармацевтической ассоциации
профессор из университета
штата Нью-Йорк Джерем
Шентек продемонстрировал
специальную капсулу,
позволяющую лекарству, которое
не должно растворяться в
желудке, быть доставленным в
любое место в кишечнике,
где оно и будет
впитываться организмом. Новая
капсула поможет больным,
которые принимают лекарства на
основе протеинов, например
инсулин, разрушающийся
энзимами в желудке, не
доходя до места своего
назначения. Сейчас эти лекарства
вводятся с помощью инъекций.
В новую капсулу встроен
микроскопический
радиопередатчик. Сигналы принимают
восемь миниатюрных антенн,
вмонтированных в одежду
пациента. Компьютер следит за
продвижением капсулы и,
когда она достигнет места
назначения, подает сигнал о
впрыскивании лекарства.
Специальная одежда с антеннами
весит около пятисот граммов,
и ее можно носить всюду.
После того как лекарство
выделилось, капсула выходит
естественным путем.
Просчеты
в расчетах
К местам, где нефть уже
добывают со дна моря,
продолжают добавляться и
новые. Так, о полной
уверенности в наличии нефти у
северных берегов своей страны
сообщили недавно ученые
Германии. К перспективным
относятся некоторые участки у
побережья шестого
континента. Обнаружена нефть в
Мексиканском заливе и у
берегов Калифорнии. Но как со-
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
обшило министерство
внутренних дел США, основываясь на
отчете Бюро технических
оценок при Конгрессе,
оказывается, в прибрежных водах
страны нефти на 55, а
природного газа на 44 процента
меньше, чем предполагали
раньше. К такому выводу
пришли ученые США на
основании последних
пятилетних, в основном тщетных,
попыток бурения нефтяных
скважин у берегов Аляски
и на Атлантическом
побережье. Правда, некоторые
специалисты все еще возлагают
на эти районы определенные
надежды.
Микрочипы
пришли на помощь
Колонки с телефонами для
вызова дорожной или скорой
помощи в Германии
обновились — отныне микрочипы
будут заботиться и о том,
чтобы помощь пришла
быстрее.
Водителю достаточно
будет нажать кнопку с
определенным символом, чтобы
автоматически связаться с
дорожной помощью или
полицией.
Другая новость —
возможность этих служб при не-
обходимости^ позвонить в
соответствующую колонку.
Система опробована на двух
немецких магистралях. Если
результаты будут одобрены,
правительство оборудует новыми
телефонами одну из
магистралей на востоке страны,
поскольку там эта техника не
менялась с пятидесятых годов.
27
УЧЕНЫЕ РАЗМЫШЛЯЮТ
Борьба
за сосуществование
В мире животных и растительных сообществ
Наш сегодняшний собеседник — Владимир Васильевич ЖЕРИХИН,
известный исследователь, мыслящий неординарно, энтомолог и палеонтолог,
предложивший оригинальную теорию развития мелового
экологического кризиса. Сейчас он занимается разработкой
палеоэкологии, науки, изучающей экологию геологического прошлого
планеты. Разговор с ним ведет наш корреспондент Ю. ЛЮБАРСКИЙ.
В. Жерихин: — Изучая биоценоз, мы
исследуем принципиально иные объекты,
чем привычные для нас организмы.
Многие кажущиеся нам естественными
штампы «организменного» мышления
не пригодны для исследования
биоценоза, и многие мысли, которые мы
привыкли считать неправильными,
верны, но только для биоценоза.
Мне кажется, что все идеи, когда-
либо высказанные, верны, но только мы
не всегда знаем, где они верны, не
знаем области их применения. Мир
настолько велик и многообразен, что очень
трудно высказать что-то абсолютно
ложное. Так что самое главное для идеи —
указание области применимости. Для
иллюстрации этого тезиса я выберу
довольно смелый пример — отношение к
воззрениям Лысенко. Сейчас это как
красная тряпка — буквально все знают,
что Лысенко был не прав, всегда и во
всем. Однако из истории лысенковщи-
ны ясно, что были и вполне
квалифицированные биологи, которым
генетический редукционизм представлялся
неубедительным; их экологически
ориентированному мышлению импонировал
тезис о единстве организма и среды.
Конечно, такие выверты — иначе не
назовешь,— как порождение сосны елью
и кукушки — пеночкой, всегда были
смехотворны для любого мало-мальски
квалифицированного биолога. Я не говорю
уже о «методах» лысенковской
дискуссии, сводящейся не к «испытанию
природы», а к испытанию оппонента.
Но возможно ли найти область
приложения, для которой тезис о единстве
организма и среды был бы справедлив?
Такой областью является теория
биоценоза. Конечно, все не так просто, и,
конечно, правильнее говорить здесь не
о применении теории Лысенко, а об
аналогии, ведь Лысенко относил свои
выводы к организму. Однако впечатляет тот
факт, что тезис о прямом видоизменении
под влиянием среды во многом верен
для биоценозов; биоценозы прямо
включают элементы неживой среды —
биокосным телом является, например, почва,
да и вода в водоемах — тоже по
существу биокосное тело. Элементы среды
«наследуются> в живом покрове,
воспроизводятся им, пусть в измененном виде.
Так, заросшее сплавиной озеро долго
еще выделяется среди окружающего
ландшафта.
Вместе с тем в биоценозе главное —
именно живое, и биоценоз в целом
ведет себя как живое единство. Они,
в частности, растут и развиваются,
подобно организмам. Сообщество,
занимающее какой-либо биотоп, постепенно
изменяет его продуктами своей
жизнедеятельности и в конце концов делает
собственное существование в нем
невозможным. Тогда это сообщество
сменяется другим, которому подходит
именно такое измененное место обитания.
(Процесс смены сообществ, как читатель,
верно, уже знает, называется
сукцессией.)
При этом далеко не все виды
входят в такую систему периодически
сменяющихся рядов. Опять же странная,
если разобраться, вещь: как если бы одни
части тела объединились в развитые
организмы и тут же среди них
разгуливали не зависящие ни от кого руки, ноги,
отдельные клетки. Однако в
биоценологии выделяют виды-ценофилы — члены
сукцессионной системы, н виды-ценофо-
бы, находящиеся вне ее. Да и те, кто
входит в сукцессионные системы, не
одинаковы. Можно выделить, например,
виды, входящие в сукцессию и
необходимые для нее, и виды, которые
мигрируют между разными сукцессионными
системами или стадиями одной.
Корреспондент: — Традиционно
считается, что основу биоценоза
составляют высшие растения. Действительно,
их роль в поддержании жизни на
планете трудно переоценить. Благодаря им
создаются различные виды почв; в
качестве автотрофов они находятся в
основании цепей питания. Но может быть,
вы считаете, что какая-нибудь другая
группа организмов — главная в
биоценозе?
В. Жерихин: — Мне кажется, что это
довольно пустое занятие — выяснять в
живом, кто главнее. Нечто вроде вопро-
са, кто сильнее — кит или слон? Биоце-
ноз — целостная живая система, и пото-
му легко представить себе все затруд-
нения, возникающие от вопроса «кто
АЪ
I
главнее?», на примере другой целостной
системы — организма. Что важнее для
организма: голова? сердце? печень?
легкие? Лишившись любого из этих
органов, человек погибнет. Конечно, есть
заменимые члены живых систем, есть и
«сверхкомплектные», которых и
заменять не надо — есть оии, и ладио, а нет —
и без них обойдутся.
Растения, действительно, часто
считают основными компонентами биоценоза.
Так, при описании леса особое
внимание обращается на основную лесооб-
разующую породу деревьев, на вид,
ответственный за образование
почвенного горизонта. Правда, описанием
биоценозов занимались
преимущественно ботаники, так что неудивительно,
что растения считались основными
составляющими, а остальное население
биоценоза полагалось чем-то менее
важным и не привлекало большого
внимания. «Ботанический» взгляд на
биоценоз выразился, в частности, в том,
что основное внимание уделялось
пространственной структуре, морфологии
биоценоза. Функциональная
составляющая, физиология биоценоза начала
проясняться по мере изучения его
животного населения.
На уровне основных экологических
подразделений живого необходимыми
для биоценоза оказываются продуценты
и редуценты, упрощенно говоря —
растения и прокариоты. Консументы, то есть
животные, не являются абсолютно
необходимыми, но и лишними их никак не
назовешь. Здесь можно провести
следующую аналогию. Существуют животные,
не имеющие нервной системы, однако
у большинства животных она есть.
Нервная система играет роль
регулятора, обойтись без нее можно, но с нею
значительно удобнее. Консументы —
также регуляторы жизни биоценоза. Оии
позволяют сообществу набрать более
высокое разнообразие, уменьшают размах
колебаний численности, короче,
стабилизируют его жизнь.
Но не надо забывать и роль других
факторов в биоценозе, и шире — в
реальном ландшафте. Чтобы оттенить эти
факторы, я приведу несколько
примеров. Прежде всего надо запомнить,
что окончательная стадия сукцессии,
в которой геохимический цикл замкнут,
называется климаксом. Сукцессионные
ряды различными путями стремятся
к климаксу, но нечто может
воспрепятствовать их движению: выжгли лес —
гарь заросла иван-чаем, вырубили
дубраву — вырос березняк. Такие смены
именуются нарушениями. Внешнее препят-
S
S3
PI ^
1*
Is
3ъ
II
/!
О о
' с, ово
о о о о о
30
.жУ'-iii
. о
tarn
«о-
32
ствие, задерживающее сукцессию, может
остановить ее на любой стадии, тем
самым превратив эту стадию в
субклимакс, устойчивость которого зависит от
устойчивости внешнего фактора. Отличие
субклимакса от климакса — в механизме
стабилизации биогеохимического цикла,
в одном случае он внешний, в
другом — внутренний. Продолжительность
периода субклимакса зависит от
регулярности нарушений, а климакс,
поскольку в нем собственный оборот
сообщества, достигает равновесия,
самоподдерживается неопределенно долгое время.
В нашем климате самый
распространенный тип климаксного сообщества —
дубрава. Вот, казалось бы, и
очевидная роль растения: основная порода —
дуб, все от нее зависит, множество
других видов с ней связано. Но есть на
свете еще такая бабочка — дубовая
листовертка, ее гусеницы питаются
листьями дуба. Казалось бы, мелкая деталь:
вредит подлая бабочка могучему дубу,
а дуб ее и не замечает — ладно, живи,
ты мне не помеха. Однако вдруг
выясняется, что там, где исчезает
дубовая листовертка, например, в результате
обработок ядохимикатами,— там
дубрава гибнет, сохнет. Каким же образом
исчезновение лесного вредителя
способно повлиять на сверхустойчивое климакс-
ное сообщество? Оказывается, почва в
дубраве в значительной степени состоит
из экскрементов листовертки. Когда ее
мало, увеличивается количество сухого
листового опада, с которым почвенная
фауна перестает справляться. Кроме
того, дуб — порода светолюбивая, и
молодые дубки под пологом дубового леса
гибнут от недостатка света. Дубовая
листовертка прореживает кроны дубов и
позволяет подросту развиваться. Дело
не только в листовертке — дуб содержит
за свой счет богатейший комплекс
потребителей, включающий сотни видов.
Лес успешно возобновляется только при
постоянном изъятии части листвы, а без
него остаются только старые дубы,
которые медленно усыхают. Благодаря
усыханию дубрава прореживается и
может снова возобновляться, однако этот
процесс более катастрофичен, в большей
степени чреват опасностью вымирания,
чем регулируемое возобновление.
Блестящим примером зоогениого, то
есть поддерживаемого.животными, кли-
. макса может служить хорошо всем
знакомая степь. Регулятором по отношению
к растительной составляющей
сообщества здесь снова выступают животные:
копытные и грызуны. Они объедают
степную растительность, грызуны
перемешивают почву при рытье бесчисленных
нор, и в результате возобновляются
в степи ковыль и типчак, не давая
сукцессии двинуться дальше, не
позволяя подняться лесу от Курска до Крыма.
Если описыватьтакую сукцессию, то в
качестве основной жизненной формы,
порождающей общий облик ландшафта и
состав почв, будут выделены не деревья
определенной породы, как в лесу, а
копытные и грызуны.
Субклимаксы бывают разных видов, и
некоторые из них существуют так же
долго, как и настоящие климаксные
сообщества. Рецидивными субклимаксы
называются, когда одно и то же
нарушение вновь и вновь уничтожает одну
и ту же стадию сукцессии, сукцессия
возвращается на несколько шагов назад,
вновь добирается до этой стадии, вновь
откатывается и так далее. При отсутствии
вида, который должен определить
очередную стадию, возникает диаспориче-
ский субклимакс: скажем, время
вставать дубовому лесу, а дубов-то в округе
нет; все готово, все их ждет, но без них
сукцессия дальше двинуться не может.
В результате прежняя растительность
погибает, почва частично разрушается,
сукцессия отступает на один или
несколько шагов назад и вновь повторяется—
образуется сукцессионный цикл. И
последний вид субклимакса — ретардаци-
онный, при котором почвообразование
прекращается из-за действия внешнего
фактора: ветер ли выдувает свежий
опад, нли паводки уносят, или он весь
выедается и выносится вон из
сообщества... В общем, когда запасы
сообщества, необходимые для перехода к
следующей стадии, постоянно изымаются,
делая этот переход невозможным. Степь,
по-видимому, начиналась как ретарда-
ционный субклимакс в условиях
недостаточной влажности; после лесных
пожаров оставались огромные прогалины,
которые выгорали все снова и снова.
Потом уже на таких участках сложился
комплекс животных-регуляторов,
превративший субклимакс в климакс.
Можно вспомнить и другие случаи.
Например, на крутых горных склонах
поддерживается стабильное сообщество,
с точки зрения биоценолога —
субклимакс. Смена растительности не
происходит нз-за... рельефа. Для смены
древесных пород необходимо накопление
подстилки. Но на достаточно крутых
склонах опад постоянно сползает под
собственной тяжестью и
возобновляются одни и те же сообщества. Рельеф,
конечно, является внешним фактором по
отношению к биоценозу, и фактором
очень длительного действия. Для ланд-
шафтоведа теория моноклимакса
является лишь идеализацией, ценность
которой в том, что она указывает
направление развития одной из частей
экосистемы «при прочих равных>, но
реальность ландшафта как целого, конечно,
значительно сложнее, она включает и
геологию, и геоморфологическое строение,
и почву, и многое другое. Для ландшаф-
товеда, учитывающего и живую, и
неживую компоненты, системообразующим
видом становится сам хребет.
Как всякая идеализация концепция
климаксного сообщества помогает
ориентироваться в реальном многообразии,
а на границах своего применения
приводит к весьма оригинальным выводам,
которые мы должны принимать в рамках
данного типа описания реальности.
Возьмем, например, гидросерию. Это ряд
стадий сукцессии, начинающийся в
условиях избыточного увлажнения.
Классический пример гидросерии —
зарастающее озеро. Проходят сотни лет, на дне
озера растет слой отмерших остатков
водной растительности. Постепенно озеро
превращается в болото, потом на болоте
поднимаются отдельные деревца, а потом
это уже не болото, а лес, который по
своим, лесным законам и развивается
к присущему данному типу климата
климаксному сообществу. Это все
достаточно известно, но заметим, что
начальной стадией гидросерии является также...
океан. Мировой океан просто очень
большой и не успел «зарасти». Океан,
с этой точки зрения, представляет
собой ретардационный субклимакс. А его
окраинные части иногда успевают
зарастать, например, мангровым лесом.
Так что ответ на вопрос, кто
главнее в биоценозе, зависит от задачи,
которую мы перед собой ставим. Если нас
интересует реальное лицо сегодняшней
Земли, ее ландшафты, в «главные»
попадут не только растения и животные,
но даже реки, горные хребты и
равнины. Если же мы будем смотреть
только на живую часть биогеоценоза, то
«главными» чаще всего будут
оказываться лесообразуюшие породы деревьев.
Но в самом биоценозе «виды всякие
важны, виды всякие нужны».
Однако если нас интересуют
процессы эволюции, то следует остановиться на
изучении биоценозов, а не
биогеоценозов. Неживые компоненты не способны
к настоящей эволюции, и включение их
в наше рассмотрение может только
запутать дело. Здесь, впрочем, нужна одна
очень существенная оговорка:
некоторые неживые компоненты необратимо
2 Знание — сила № 7
меняются вместе с живыми, поскольку
представляют собой результаты их
жизнедеятельности. Важнейший такой
компонент — почва, которую В. И.
Вернадский справедливо назвал не живой,
но и не косной (неживой), а
биокосной системой. Итак, для решения
эволюционных задач под биоценозом
целесообразно понимать совокупность живых
организмов и продуктов их
жизнедеятельности, а прочую неживую среду
рассматривать именно как среду, в
которой существует система, а не как часть
самой этой системы.
Корреспондент: — Каков же уровень
целостности единиц биосферы —
сообществ? Насколько самостоятельны эти
единицы? Можно ли сравнить
сообщество и организм?
В. Жерихин: — Этот вопрос весьма
дискуссионен. Многие ученые
придерживаются так называемой
индивидуалистической гипотезы о том, что каждый
вид живых организмов
распространяется сам по себе, обитает там, где он
может выжить, а группировки видов есть
артефакт сходства природных условий.
Согласно этой точке зрения, в расти-
тел ьном покрове нет гр аниц, которые
позволили бы выделить объективные
единицы — сообщества, то есть
распределение живого на Земле непрерывно.
Эта точка зрения имеет под собой
достаточно серьезные основания.
Объединения организмов имеют различный
уровень целостности, причем человеку
наиболее знакомы наименее целостные
из них — так называемые группировки.
Группировка представляет собой
рыхлую совокупность слабо связанных друг
с другом видов, состав которых в
значительной мере случаен. Таковы,
например, набор сорняков на поле или сорная
растительность дорожной насыпи. В
природе группировки мало распространены,
но вокруг человека они легко занимают
большие площади, поскольку
естественные сообщества оказываются по
большей части уничтоженными. Группировки
не имеют отчетливых границ, легко
переходят друг в друга — здесь мы как раз
и встречаемся с непрерывностью. Но
есть и другие уровни объединения
организмов. Нарастание уровня
целостности переводит группировки в бесклимакс -
ные циклы, которые затем сменяются
нормальными сукцессионными системами
с климаксом. Такие сообщества — уже
не непрерывные и имеют достаточно
отчетливые границы, хотя часто очень
причудливой конфигурации.
Корреспондент: — Обычно считается,
что целостность даже таких сообществ
33
. 0
со ib
«I
34
значительно ниже ее организменного
уровня.
В. Жерихин: — Ну, смотря какого...
Следует учитывать, что, говоря об
организме, мы обычно бессознательно
используем в качестве стандарта самих себя,
в крайнем случае свою кошку или
собаку. По сравнению с ними любые
сообщества действительно мало
целостны. Но ведь в биологии без особых
оговорок признаются оргаиизмами и
бактерия, и амеба с ее непостоянной
формой, и даже лишайник, образованный
в действительности двумя совершенно
разными симбиотическими
организмами — грибом и водорослью. Да и клетки
высших организмов имеют по
современным представлениям, скорее всего, сим-
биотическое происхождение. Не всегда
можно определить и границы
организма: попробуйте сделать это, например,
у деревьев, идущих порослью от одной
корневой системы или тем более у
корневищных растений, например, у такого
надоедливого сорняка, как пырей.
Понятно, что в отношении границ и формы
корневищный организм куда больше
похож на сообщество, чем на человека
или собаку. Особенно четко сходство
и различие организменных и биоце-
нотических систем проявляется при
изучении их развития. Иногда сукцессию
пытаются рассматривать как эволюцию
сообщества. Это совершенно неверно,
если только понимать под эволюцией
то, что обычно называют этим словом
в биологии. Сукцессия скорее
напоминает индивидуальный цикл развития: она
стереотипна, стандартна, проходит
всякий раз одни и те же
последовательные стадии. Различные пути,
приводящие к одной и той же завершающей
стадии, тоже очень типичны и для
онтогенеза. Главное отличие сукцессии
от него заключается в том, что она
происходит по частям: как если бы у нас
поочередно омолаживались то левая
рука, то правая нога, то сердце, то
легкие... Применительно к человеку это
кажется совершеннейшим абсурдом, но в
онтогенезе некоторых низших
организмов, таких, как водоросли, может
наблюдаться довольно сходная картина.
Сходство между развитием сообщества
и индивидуальным развитием
удивительно, и в теориях этих процессов
можно найти много общего.
Индивидуальное развитие программируется генным
набором; что же программирует
сукцессию? Сукцессия запрограммирована
свойствами обитающих на данной
территории видов. Пока набор этих видов
остается одним и тем же, они будут вновь
и вновь воспроизводить одни и те же
сообщества в одной и той же
последовательности. Можно сказать, что
генетический аппарат сукцессионной системы
потому так трудно обнаружить, что она,
подобно вирусу, вся целиком состоит из
этого аппарата. Здесь, однако, надо
обратить внимание на одну тонкость. Вид,
подобно роду, семейству, классу —
понятие из области систематики, а не
биоценологии, а такое использование
понятий другого понятийного ряда очень
коварно. Что такое, например, вид
«сосна лесная»? Это и низкорослое кри-
волесье на болоте, и могучие мачтовые
сосиы. Место в сообществах разное,
связи с другими видами разные, а сам
вид — один. Поэтому в языке
биоценологии существует другое понятие,
соответствующее виду — экологическая
ниша, то есть способность использовать
среду, образно говоря, «профессия вида».
Отметим, что пустых ниш не бывает.
«Ничья» профессия — бессмыслица,
ниша без своего носителя не существует.
Для возможностей, которые
предоставляются сообществом и могут
использоваться или не использоваться видами,
существует другой термин — лицензия.
Всякая ниша определяется свойствами
ее носителя и свойствами лицензий,
которые она использует.
Различают фундаментальную и
реализованную нишу. Фундаментальная
ниша — это ниша вида в полном объеме,
она включает все потенциальные
возможности вида использовать среду в
пределах всей биосферы. Реализованная
ниша — это ниша вида в данном,
конкретном месте, в конкретных условиях.
Теперь ясно, как уточнить наше первое
предположение о возможной природе
генетического набора сукцессионной
системы: его образуют реализованные
ниши видов, обитающих на территории этой
системы. Поскольку ииша определяется
в равной мере свойствами организма
и характером среды, мы тем самым
возвращаем в область нашего
рассмотрения неживое окружение, которое
мы из нее до этого исключили. Но
возвращаем не само по себе, а
преломленное через его значение для данного
организма на данной территории. Если в
наборе реализованных ниш
происходит изменение, структура системы
меняется, прежняя структура
воспроизводится не точно, а с некоторым
отклонением. Если впоследствии это
отклонение продолжает воспроизводиться,
значит, произошел эволюционный акт —
пусть маленький, элементарный;
изменение ниши в сукцессионной системе
аналогично мутации в генетическом
наборе организма. В рамках этой
аналогии можно сказать, что внедрение
чуждых видов (интродукция)
аналогично вирусной трансдукции, то есть
непосредственному переносу генов
вирусами от одного организма к другому.
Главным отличием организмов и
сообществ выступает способ их
возникновения. Сообщества возникают путем
самосборки действительно «сами собой» в
отличие от организмов. Впрочем,
организмы тоже способны к самосборке
(формирование колониальное™, лишайники),
только для организмов такие примеры
достаточно экзотичны, а для сообществ
это норма. Сообщества оказываются
способными к росту в пространстве,
не имеющему внутренних ограничений,
но не к размножению. Организмы,
напротив, способны к размножению, а их
рост сильно ограничен внутренними
факторами. Такое же различие
наблюдается и в отношении ко времени:
продолжительность жизни сукцессионной
системы неопределенна. Даже
эволюционное возникновение новых биоценозов
не прерывает жизни старых:
биоценозы эволюционируют прижизненно.
Корреспондент: — А что можно
сказать о филогенезе сообществ? Об
эволюционном развитии самих сукцессион-
ных систем?
В. Жерихин: — Существует несколько
подходов к этому сложному вопросу.
Экологи-континуалисты считают, что
эволюция сообществ — суммарный
результат независимой эволюции
таксонов. Проще говоря, эволюционируют
только отдельные виды, новые виды
появляются среди старых, отношения между
видами меняются вместе с видовыми
свойствами, а потому изменяются и те
произвольно выделяемые отдельности,
которые называются ценозами. Но
никаких собственных закономерностей
эволюции ценозов не существует,
преемственности сукцессионных систем нет.
В действительности же имеет место не
случайное взаимодействие оказавшихся
рядом видов, а самоорганизация
сообщества посредством активного выбора
взаимосовместимых частей (видов).
Более того, можно указать на
обратные влияния. Есть основания полагать,
что филогенез не только не способен
«торопить» филоценогенез, но наоборот,
сообщество регулирует скорость
эволюции входящих в него видов. В
сообществе виды взаимно связаны, и когда
кто-то выбивается из компании,
изменяясь несогласованным с другими видами
образом, его «выбрасывают» из сообще-
2*
ства, так что у него остается не
много шансов выжить, а если и выживет,
жизнь ему предстоит трудная — один за
всех работать должен, сам себе
смежник. Поэтому во время прежних
глобальных экологических кризисов, когда
сообщества распадались и «тормоз» тем
самым снимался, резко возрастала
скорость эволюции большинства таксонов.
Сукцессионная система, как мы уже
говорили, воспроизводится благодаря
постоянной и неодновременной регенерации
своих частей. При такой регенерации
возможны отклонения от нормы
развития («мутации»). Эволюция
сукцессионной системы начинается тогда, когда
отклонения начинают устойчиво
воспроизводиться.
Чтобы выяснить механизм эволюции
сообществ, необходимо понять, какие
бывают «мутации» в «ценотическом
геноме». Выделяется пять типов таких
мутаций. Это изменение статуса вида в
сообществе, например превращение
доминанты в субдоминанту, при постоянном
видовом составе (аналогично изменению
степени доминантности аллеля). Другой
случай — исчезновение какого-либо вида
из сообщества. Заметим, что вид при
этом может не вымереть, а уйти куда-
то — для сообщества такое исчезновение,
разумеется, равносильно вымиранию
вида, так что этот ценотический эффект
не связан однозначным образом с
филогенетическими изменениями.
Следующий тип «ценомутации» — наоборот,
встраивание в сообщество новой ниши,
вселение популяции организмов в ценоз
(опять заметим, что это вовсе не
обязательно связано с филогенезом);
далее — вытеснение одной ценопопуляции
другой и, наконец, изменение в
сообществе вследствие эволюции вида. Это
единственный модус изменения
биоценоза, жестко связанный с филогенезом
видов.
Аналогия эволюции сообществ и
организмов имеет свои пределы. Изменения
организмов ограничены тем, что объект
таких изменений должен оставаться
живым, а то некому будет
эволюционировать. Заметим: организмов, а не
популяций, ведь структура популяции при
образовании нового вида может
разрушиться и кризис переживут именно
отдельные организмы. Но организм
должен выживать, и потому очень уж
радикальные перестройки организации в
короткие периоды времени филогенезу
не по плечу. А сукцессионная
система может быть разрушена каким-
либо воздействием, она распадется на
группировки и блоки «взаимопритер-
35
"I
36
тых» видов, и эти «содружества»
видов продолжат существование.
Когда впоследствии будет
формироваться новая система, эти группировки
будут выступать как «центры
кристаллизации», готовые блоки, к которым
будут присоединяться новые элементы,
срастаясь в новый сукцессионный ряд.
В филогенезе мы могли бы наблюдать
нечто подобное, если бы, по Эмпедоклу,
в моменты резких эволюционных
перестроек у нас изолированно
существовали различные органы; ноги, руки и
головы расхаживали бы сами по себе,
сливаясь иногда в различных монстров,
пытаясь добиться устойчивого
сочетания: «Первые поколения животных и
растений родились вовсе не цельными,
но разъятыми на несросшиеся части;
вторые — в результате сращения
частей — фантомообразными; третьими
были поколения цельнорожденных;
четвертое поколение родилось уже не от
элементов, как-то земли и воды, а друг от
друга» (Эмпедокл). Здесь мы опять
встречаемся с воскрешением идей: мысли
Эмпедокла, казалось, навсегда
отвергнуты наукой; но они оказываются
верными при изучении добиологической
эволюции макромолекул и некоторых этапов
существования биоценоза.
Но встречаются случаи и вымерших
типов сообществ. В юрском периоде
существовал совсем особый тип озер,
которому нет современных аналогов.
Упрощенно этот тип можно описать как
небольшой прогреваемый стоячий
водоем, в который обильно поступают
растительные остатки, но при этом вода
постоянно насыщена кислородом — на
уровне, может быть, горных быстрых
ручьев. В этих озерах жили
насекомые, которые сейчас способны жить
только в быстрых ручьях, а никак не
в стоячих водоемах с массой донных
отложений. Этот тип озер назван ги-
потрофным. Такие озера могли
существовать потому, что опавшая листва
тогдашней растительности подавляла развитие
бактерий в водоеме, некому было гноить
детрит на дне, и кислорода в воде
оставалось очень много. Можно сказать,
что сообщество, устроенное по типу
гипотрофного озера, исчезло, вымерло,
и аналогов ему сейчас нет.
Другой вымерший тип озер — псевдо-
олиготрофный, В этих озерах было мало
крупных зеленых растений, их населяли
в основном одноклеточные водоросли.
Планктонные организмы быстро
размножаются и быстро потребляют водоросли,
поэтому при высокой первичной
продукции система выглядит как олиготроф-
нан: биомасса все время находится в
обороте, а отходов образуется очень мало.
Это — «озерный» аналог тропического
леса, о котором говорилось выше.
Или еще пример удивительного
вымершего сообщества — полярные леса.
Известно, что климат Земли на
протяжении почти всей ее истории был
теплее современного и холодных зон,
аналогичных современным, не было.
Однако за Полярным кругом, как
сейчас, существовали полярный день и
полярная ночь по нескольку месяцев
длиной. В Приполярье было тепло, и
там росли леса. Но какими они были?
В темноте фотосинтез невозможен, при
этом метаболизм растений не
замедлялся холодами. Сейчас ничего подобного
в природе не существует, и мы с трудом
можем представить себе такое
сообщество.
Итак, то, что мы обычно называем
развитием сообщества, чаще всего
оказывается «онтогенезом», сукцессией,
развитием к климаксу. Возникновение
новых сукцессионных систем, то есть
процессы филоценогенеза, значительно
реже встречаются в истории Земли,
чем возникновение новых групп
организмов. Возможно, одним из самых
изученных кризисов древних сообществ
является меловой кризис. В середине
мелового периода истории Земли
происходит глобальная перестройка
растительности. Фауна насекомых, то есть
группы, тесно связанной с
растительностью и в этом смысле
индикаторной, сильно изменяется. Состав семейств
насекомых меняется почти наполовину.
Существенные изменения затронули и
все прочие группы животных. Конечно,
этот процесс занял миллионы лет, и
никакой буквальной «революции»,
взрыва себе нельзя представлять, но по
геологическим масштабам времени кризис
разразился очень бурный. При этом>
изучая меловой кризис, мы-можем получить
уникальный материал для сравнения с
нашим, антропогенным, вот-вот
ожидаемым экокризисом. О наступающем эко-
кризисе сейчас говорят много, может
быть, даже излишне много — доходят
до истерики, до апокалиптических
ожиданий. А такие вещи случались в
истории Земли, и не раз. Мы живем среди
сообществ, образовавшихся в результате
последнего кризиса. Так что в
конечном счете экокризис представляет не
«смерть всего», а сложение новых
отношений между видами. Конечно, если
«антропогенный» кризис не будет
существенно отличаться от природных
кризисных явлений. Однако по крайней
мере одно отличие вполне очевидно.
В природе кризис одномоментен, и после
катастрофы наступает сборка
сообщества. Человек же производит непрерывные,
причем разнохарактерные, изменения,
постоянно разрушая природные
сообщества. Если такое стрессовое воздействие
на природу будет продолжаться,
сообщества не смогут стабилизироваться.
Корреспондент: — Чем определяется
устойчивость сообщества? Ведет ли
возрастание сложности сообщества к росту
устойчивости?
В. Жерихин: — Как обычно и бывает,
линейной зависимости не наблюдается.
Я хочу напомнить простой житейский
пример. Предположим, вы спросите
меня: «Как лучше выполнять
определенную работу — в группе или в одиночку?»
Разве можно абстрактно ответить —
да или нет? Смотря какая группа,
смотря какая работа, и много еще
таких «смотря как». Надо сказать, что
группа работает медленнее, чем
отдельный человек,— уходит время на
согласование планов, распределение
обязанностей, а потом скорость работы
определяется самым медленным работником.
Кто присутствовал на любом собрании,
хорошо это знает. Другое дело, что есть
работы, не выполнимые в одиночку.
Точно так же нет однозначного
ответа на вопрос о росте сложности
сообщества. В определенных пределах при
росте сложности возрастает и
организованность сообщества, его
устойчивость. Большое количество разным
образом специализированных видов лучше
регулирует среду, чем небольшое. Здесь
хороший пример — агроценоз. Когда
видов в сообществе очень мало, в
пределе это монокультура, ее только
ленивый вредитель не ест. Никакой
защиты. При нормальном развитии
сообщества число видов в нем растет. Потом
наступает стадия «нулевого роста»,
когда сложность сообщества
увеличивается без увеличения его устойчивости.
Нейтральные виды могут составлять
все большую долю в видовом составе
сообщества, но его крупная структура
и устойчивость при этом не меняются.
В ходе этого усложнения каждый
член сообщества стремится наилучшим
образом соответствовать своей
«профессии», специализироваться. Но именно
благодаря специализации в тесно
сомкнутой структуре сообщества образуются
«щели»: слишком узкие специалисты не
способны действовать за пределами своей
специальности, на каждый случай
специалиста не заведешь, а универсалы
перевелись. В эти «щели» проникают
извне сохранившие универсальность
виды, чуждые сообществу,— ценофобы
и ценонейтралы. Такая ситуация может
сохраняться неопределенно долго, и это
сообщество можно назвать
«перенасыщенным». Сложность такого сообщества
слишком высока, и достаточно
неожиданного толчка, чтобы все покатилось к
хаосу. Разверзаются трещины в структуре
сообщества, из них выплескиваются
масса «помоечных» видов, обитателей
«трещин» в сообществах. В этом хаосе
отдельными островами кажутся
сохранившиеся ценотические блоки из
оставшихся верными друг другу «смежников»
бывшего сообщества.
Однако и эта ситуация не вечна —
напротив, эта стадия в жизни
сообщества чрезвычайно кратковременна по
сравнению со временем его стабильности.
Как только старое сообщество
разрушилось, не стало прежних ограничений,
и на освободившемся экологическом
пространстве «помоечники» стали
изгаляться, кто во что горазд, сразу
оказалось, что рудералам прямая выгода
специализироваться. Как только вид
приспосабливается не «вообще», а к
конкретным условиям, он устойчивее выживает,
чем его «анархические» соседи,
которые то здесь ухватят, то там, но
собственного «места в жизни» не имеют.
Бывшие «люмпены» становятся специа-
листами-«профессионалами»,
притираются друг к другу, составляют блоки,
включающие остатки старого ценоза.
Но «старые» блоки существуют уже
совсем в ином окружении, они вступают
между собой в новые связи. Поэтому
возникает новое сообщество — даже
старые виды, унаследованные от прежней
структуры, играют в нем новую роль
и имеют новые ниши, а потому с точки
зрения сообщества и сами являются
новыми. Организованность нового
сообщества растет, в него входит все
большее число видов, и вновь с ростом
сложности растет устойчивость, и вновь
между специализирующимися по все
более узкому профилю «профессионалами»
возникают «щели», в которых гнездятся
новые цеиофобы и цеионейтралы,
ждущие своего часа...
Так что возрастание
сложности-сообщества, если под сложностью понимать
богатство видового состава и число
связей между элементами сообщества,
ведет сначала к росту устойчивости,
а потом к распаду сообщества — на
разных фазах описанного цикла, ф
«I
«
МЕТАМОРФОЗЫ ТРАДИЦИОННОГО СОЗНАНИЯ
а
lO
CQ
О
5
■е-
'о
о
а.
8
С. Лурье
Прошлое в настоящем
Не зря говорят, что хуже всего человек знает себя самого и то, что
вокруг него. Сколько бы в России ни спорили об истории и традиции, историю
у нас знают неважно, а представления о традиции либо идеологизированы,
либо романтизированы — и так или сяк искажены до неузнаваемости. Да
и саму традицию путают с внешней формой ее выражения и видят либо как
упрямство и душевную боль, либо как красочную атрибутику и
символику славного прошлого.
Традиция — образ действия?
Между тем традиция является не
чем иным, как образом действия
человека в мире. Это по сути — угол
зрения, под которым человек смотрит
иа мир, его способ упорядочивать и
объяснять для себя мир и делать свое
дело так, чтобы действие
соответствовало устройству мира.
С традицией бесполезно бороться —
она пробивается, как трава сквозь
асфальт. Ее бесполезно восстанавливать,
поскольку абсолютно непонятно, что
именно надо восстанавливать.
Исторические формы? Но традиция — вещь
живая и гибкая, она сама может сто
раз менять свои формы, а мы могли
бы воссоздавать лишь символику и
исторический антураж.
И, может быть, нет иного способа
понять целостность традиции, кроме как
почувствовать ее, ощутить, что является
в ней существенно неизменным, а что —
лишь способ выражения, относящийся
к конкретным историческим
обстоятельствам и ситуациям.
Когда мы ныне, на заре аграрной
реформы в России, говорим об
экономических традициях русских крестьян,
мы должны прежде всего задать себе
такие вопросы:
Какие из установок крестьянского
сознания характерны именно для русского
крестьянства, а какие принадлежат
крестьянству вообще?
Какие из них существенны,
неизменны, связаны с этнической идентичностью
и потому должны быть учтены в
прогнозах на будущее?
Какие из этих установок в какой
связи проявляются?
Какие преходящи, связаны с
конкретными экономическими, политическими,
культурными условиями и могут смело
игнорироваться исследователем
современного крестьянства?
Мы имеем дело с многомерным
пространством жизни.
Этнические установки переплетаются с
социальными, а на все это
накладываются политические, географические,
климатические и т. д. условия
существования этноса. Наше описание
экономического сознания русских крестьян легко
упрекнуть в неполноте. Мы ничего не
будем говорить о функциях семьи как
экономического механизма, о том, что
каждый член семьи воспринимается
прежде всего как работник, о роли
главы семьи как хозяйственного
руководителя, о вовлечении детей в
трудовой процесс чуть ие с пеленок. Мы не
будем говорить о ритмичности жизни
крестьянина, заданной ритмом
сельскохозяйственных работ, будь то суточные
или годовые ритмы. Почему? Потому,
что нет ии одного крестьянского
общества ни в одной стране мира, где эти
черты отсутствовали бы. Чтобы
ответить на вопрос, сколь эти черты
сохраняются или меняются в процессе
культурно-экономического развития, нет
смысла изучать специально русское
крестьянство. Есть множество
исследований трансформации традиционного
социума, и можно перенести эти данные
на русскую почву. Мы же обращаем
внимание на те экономические
установки, которые были специфически
характерными для русского крестьянства.
На наш взгляд, важно не столько,
от какой точки к какой идут изменения,
сколько те установки сознания, которые
проносятся через все метаморфозы,
обретают в зависимости от условий те или
иные формы внешнего выражения, но
не исчезают. Не исчезают, хотя их
сохранение может казаться нелогичным.
Например, тот факт, что сибирские
заимки не становились подворной
собственностью, представляется крайне
удивительным. Эти заимки порой в течение
ряда поколений фактически передавались
по наследству, и вдруг поступали в
общий передел. И хозяин покорялся
решению «мира». Таким образом, то,
что они десятилетиями передавались
по наследству, было несущественной
чертой, ибо она отступала перед общим
. взглядом крестьян на землю как на
«мирское» достояние.
И еще одна оговорка. Нельзя понять
экономические установки русского кре-
стьянства вне общего контекста его
этнического сознания. Взгляд на землю,
например, присущий русскому крестьян-
I jp
28
I
ству, возможен только при его особом
отношении к государству, при русском
этатизме. Этатизм же, в свою очередь,—
следствие усвоенной когда-то народом
в качестве общенациональной
доминанты религиозного восприятия России как
Третьего Рима. Земство (фактически,
антитеза этатизма), будучи неразрывно
связанным с общиной, в свою очередь
тоже замыкается на идее Москвы как
Третьего Рима, как царства благочестия
и справедливости, но уже с другой
стороны. И в прогнозе развития
аграрных отношений в России необходимо
учитывать все эти переплетения.
Понятно, почему земля в России не
была в частной собственности; но
почему она не была и в собственности
общины даже там, где это было
возможно»— в Сибири, например? По сути,
община тоже только распоряжалась
землей, но не владела ей. Ведь столь
желанный «черный передел» означал то,
чего никогда реально в России не было:
передел всей русской земли, всерусское
поравнение. И что же такое тогда
права общины, которая всегда
защищала своих членов от посягательств со
стороны государства?
Итак, мы выделим определенные
установки русского крестьянского сознания,
относящиеся к экономической сфере,
которые представляются нам
существенными, связанными с общим контекстом
русского этнического сознания, и мы
можем попытаться представить себе, как
они могут функционировать в
сегодняшних условиях. Однако это только
первое приближение, и потому «улов»
может показаться незначительным. Но
если учесть, что это именно основные,
глубинные установки, то уже их
перечисление дает возможность понять,
что можно менять путем реформ, а чего
касаться не следует без риска вызвать
новую общенациональную смуту.
Оговоримся, что мы не допускаем здесь
никаких оценочных суждений, не
утверждаем, что если что-то присуще народу,
то это, следовательно, хорошо. Просто
этническое сознание это та реальность,
с которой любые политики должны
считаться.
Некоторые утверждения будут
отличаться от общепринятого взгляда.
Например, мы утверждаем, что за
исключением определенных сфер жизни
(таких, как землевладение) для русских
крестьян был характерен крайний
индивидуализм (скажем, в распределении
продуктов труда). Эта проблема
заслуживает особого внимания. Чтобы
понять возможную динамику аграрной
реформы, необходимо выделять те
области деятельности, которые лежат для
крестьянства в разных сферах. У людей,
принадлежащих к иной культурной
традиции/может быть иной взгляд на
вещи. Мы, например, не склонны
замечать принципиальной разницы между
уравнением земли, уравнением скотины,
уравнением вложенного труда и
уравнением продукта труда, а для русских
крестьян их сопоставление казалось
абсурдным. Американский антрополог
Э. Холл писал, что чертой,
определяющей ту или иную культуру, является
то, между какими событиями все
100 процентов членов данной культуры
видят разницу, тогда как внешнему
наблюдателю они представляются
аналогичными. И здесь не стоит забывать,
что мы, к сожалению, все-таки
значительно оторвались от прежней народной
культуры и не умеем судить о ней по
ее собственной логике. Мои предки как
по отцовской, так и по материнской
линии — крестьяне, одни из Тверской,
другие из Рязанской губернии, но мне
сегодня приходится изучать их культуру,
если не как чужой, то как хорошо
забытый язык. Но это язык народной
России, и если она жива, то новые
современные диалекты будут возникать
на той же традиционной основе.
Крестьянская община и отношение
к земельной собственности
Слова «община» и «мир» синонимы,
и понятие «мир» было в представлениях
русских крестьян центральным.
Крестьянин осознавал себя членом русского
общества не как индивид, а как член
своей общины, своего «мира». «Мир» —
автономная самодостаточная единица.
В древности он занимал место
государства, в нем как в фокусе
сосредотачивались все общественные устремления.
Но и с образованием государства
«мир» в глазах народа оставался
самодовлеющим целым и обладал верховным
авторитетом. Более того, по народному
воззрению, само государство являлось
системой, объединяющей
многочисленные «миры», то есть «миром» в более
широком смысле.
Земля находилась в пользовании
общины как единого целого. Оговоримся.
Мы имеем в виду великорусских
крестьян. Для малороссов более характерна
не общинная, а подворная форма
землевладения. Так, по данным русского
экономиста-аграрника К- Р. Качаровско-
го, в Великороссии к началу XX века
в общинном пользовании находилось
95 процентов всех крестьянских земель-
40
ных угодий, на Левобережной
Украине — только 33 процента, а на
Правобережной — менее 14 процентов.
Подворное землевладение было значительно
распространено и в Новороссии.
Вплоть до XX века переход крестьян
от общинной формы землепользования
к подворной был большой редкостью.
Более того, исследователи отмечали, что
даже в тех случаях, когда этот переход
формально совершался, крестьяне
зачастую о нем забывали и отрицали его.
Даже после того, как права частной
собственности на землю
распространились на крестьян, они хотя и покупали
земельные участки, но не верили, что
земля действительно становится их
собственностью, полагая, что купленный
ими участок рано или поздно поступит
в общий передел. Часто так и
происходило. Община выкупала у крестьянина
землю и включала ее в свой общий
земельный фонд. А. Кауфман указывал,
что при всем разнообразии форм
землепользования в Сибири, при
хаотичности и стихийности земельных
отношений, там подворное землевладение не
встречается вовсе.
Уточним, общинным называется такой
тип землевладения, при котором
субъект владения — это общество, в
котором права каждого из составляющих
его членов равны. Права отдельных
членов сливаются в общине в единое
общее право, а не составляют только
совокупности прав отдельных членов.
Земля дробится на участки,
находящиеся в пользовании отдельных членов, но
это только временное пользование,
границы участков непрочны, они - легко
стираются и не нарушают целостности
объекта владения.
Дети не наследуют участок отца.
Сыновья требуют себе участок земли,
равный участкам других членов общины,
не в силу права наследства, а в силу
личных прав — прав членов общины.
Ничье право в отдельности ничем не
определено, и доля каждого изменяется
по мере изменения отношения между
количеством земли и ее владельцев.
Таким образом, как писал К. Р. Качаров-
ский, русская крестьянская община
«осуществляет право распоряжения
(право пользования также всегда ей
принадлежит, но сравнительно редко
осуществляется), а каждому члену ее
в отдельности принадлежит лишь право
пользования (право распоряжения
принадлежит ему лишь в отдельных случаях
и лишь условно, с санкции общины).
Все разновидности общины подходят
в общем под это определение».
Земля в глазах русского
крестьянина — Божья или государственная
(что для него практически одно и то
же). Она не принадлежит никому, не
может быть ничьей собственностью. Она
может быть в пользовании любого, кто
поселится на ней и начнет ее
обрабатывать. Право на землю появляется, если
в нее вложен труд, и исчезает, коль
скоро прекращается использование
земли.
Основной, исконной формой
землепользования было захватное, когда
крестьянин занимал в понравившемся месте
столько земли, сколько ему было
нужно. Эта форма землепользования
существовала в те или иные времена у
всех земледельческих народов, но у
русских она сохранилась вплоть до XX века
(в Сибири, на Дальнем Востоке, в
Туркестане и т. д.). Таким же образом
русское сельскохозяйственное население
расселялось по территории Русской
равнины, так же происходила колонизация
всей Европейской России (которая
закончилась только к концу XVIII века)
и заселение всех новоприобретенных
территорий. Благодаря трудам предков
земля становится достоянием потомков.
Уравнительная система, то есть
система регулярных переделов земли,
возникает позднее, когда дальнейшее
переселенческое движение по тем или иным
причинам становится невозможным.
В этом случае земля. Божье достояние,
по-божески же, по-справедливости
делится — переделивается между собой — по
числу едоков или по числу работников
в каждой семье.
Однако К- Качаровский пишет, что
«это право уже, несомненно, основано
на коллективном начале, на равном
праве всякого крестьянина, то есть всех
крестьян на «ничью» или «царскую»,
точнее, государственную землю. Таким
образом, мы с очевидностью видим, что
самое неограниченное проявление
личного семейно-захватного владения
основывается уже как на необходимо
подразумеваемой посылке, на понятии
общего, то есть коллективно-общественного
земельного фонда, открытого для
владения и пользования всего крестьянства
как целого. Таким образом, в самом
захвате уже таится корень
коллективного владения».
Коллективное и индивидуальное
Через труд земля приобретает новое
особое качество — она становится чьей-
то землей. Быть обрабатываемой —
должное состояние земли.
Обрабатывание земли — это должное состояние
41
Л О
а ■;
«I
крестьянина, деятельность, которая дает
человеку особый статус — хлебопашца,
определенное положение в мире.
Труд для крестьянина — процесс
сакральный. В России это тоже было так
вплоть до революции. Земледелец связан
с природой связями и практическими,
и магическими. Это те рычаги, которые
дают ему возможность влиять на
природу, созданную специально для того,
чтобы быть управляемой человеком.
Природа обретает свой смысл, получает
свое имя через человека, который
трудится на земле, и сохраняет его, пока
он на ней трудится. Но трудовая
деятельность для русского крестьянина
никогда не индивидуальна. Он почти
никогда не оставался с природой один
на один. Связь опосредовалась
крестьянской общиной, а потом —
колхозом.
Труд в крестьянской общине носил
коллективный характер. Но это не
означало, что крестьяне все вместе
обрабатывали одну и ту же ниву. За
исключением помочей (толоки), когда все
вместе помогали нуждавшимся семьям или
выполняли определенные работы (в
каждой местности перечень таких работ
особый), крестьянин сам обрабатывал
свой участок, но все делали это
одновременно. Срок начала каждого вида
работ определялся «миром», ведь любая
работа сопровождалась коллективными
магическими действиями.
Одновременность земледельческой работы
объяснялась, таким образом, ее магическим
подтекстом. Сельскохозяйственные
работы не только начинались и
оканчивались коллективными обрядами, но
сопровождались ими. Крестьянскую
общину можно назвать
хозяйственно-магическим механизмом.
Земля по обычному праву
(юридическим нормам, принятым в крестьянской
среде) — это не объект собственности,
а условие труда, на которое имеет право
каждый член общины по достижении
им определенного возраста.
Согласно обычному праву, предметы,
которые произведены трудом человека,
принципиально отличаются от того, что
дает земля сама: то, что сделал человек
своим трудом, — его собственность;
то, что выросло само, без участия труда
человека,— ничье или общее, бери
каждый, сколько хочешь. У
исследовательницы крестьянской общины А. Ефимен-
ко мы встречаем такое, например,
наблюдение: «Вот ловят крестьянина на
лесной порубке, обзывают его вором.
Того даже слезы прошибают от такой
обиды. «Отродясь вором не был, а тут
вот,— на-поди, вором величают>,—
плачет он и вполне убежден, что его
обидели напрасно. В суд идти и понести
наказание, когда поймали, это так, это
следует по закону,— что поделаешь,
когда такой чудной закон выдумали?—
А все ж таки не вор и вором отродясь
не был».
Ценность труда, безусловно,
превосходит в крестьянском сознании ценность
земли. Например, если хозяйственная
постройка возводилась иа чужой земле,
то «мир» обычно приговаривал
нарушителя к штрафу в пользу владельца
земли, но строение не подлежало сносу.
Если кто-либо засевал чужое поле, то
ему присуждалось от половины до двух
третей урожая.
Понятие о том, что право иа
пользование землей дает труд, отсутствие в
обычном праве представления об
индивидуальном наследовании и частной
собственности на землю, служило
постоянной причиной крестьянских волнений,
направленных против помещичьего
землевладения. Даже признавая свою
личную зависимость от помещика, крестьяне
продолжали отрицать права помещиков
на землю и считали, что сами они
господские, но земля находится в
совместном владении крестьян и помещиков.
То, что произведено трудом человека:
урожай, продукты промыслов, а также
деньги — неприкосновенно в глазах
крестьян. Крестьянин может скосить
чужое поле и увезти себе все сено
(трава ведь выросла сама!), но из чужого
стога он не возьмет и малости, а в
случае крайней нужды оставит на месте
деньги за взятое.
В том, что касается личной
собственности на продукты труда, можно
поражаться индивидуализму крестьян.
Так, муж не имел права потратить
сбережения жены, заработанные ею в
свое свободное время. У каждого члена
семьи имеются свои собственные
сбережения. Их он может завещать по своему
произволу.
Такое представление о собственности,
нажитой своим трудом, повлияло и на
права наследования, существовавшие
в купеческом сословии и среди русских
промышленников, которые в своем
большинстве были выходцами из крестьян.
Богатство воспринималось не как
семейная, а как индивидуальная
собственность. Дети никогда не могли быть
уверенными, что они станут
наследниками капиталов своих отцов. Купеческие
богатства были по большей части
«благоприобретенными», и иаследова-
тель мог делать с ними что хотел.
Трансформации
русской крестьянской общины
Русская крестьянская общииа только
относительно недавно приобрела вид,
который многие исследователи
принимали за древнюю форму.
В XV—XVI веках крестьяне селились
на так называемых черных землях
(принадлежавших князьям и боярам, но
находящихся в пользовании свободных
хлебопашцев, обязанных нести в пользу
владельцев известные повинности),
обычно дворами — хуторами. Слово
«деревня» относилось к экономии данного
двора. Иногда два-три двора, редко
больше, располагались рядом. Общиной,
«миром», была волость, которая
объединяла такое количество дворов, что
существовала возможность
самоуправления, нормального функционирования
«мира». В условиях свободного
перехода крестьян и посадских людей состав
общины постоянно менялся. Отсутствие
оседлости не уничтожало общинного
быта; уходя из одной общины, крестьянин
становился членом другой.
Но, несмотря на столь значительные
внешние отличия древней русской
общины от позднейшей, существенный
характер той и другой оставался один
и тот же. Миграция, всегда в большей
или меньшей степени присущая русской
жизни, никогда не мешала
стабильности общины.
В любом новом месте, куда доходили
потоки крестьянской колонизации,
вскоре возникала община. Причем иа
каждом новом месте поселения русских
община проходит заново весь путь
своего развития, и в различных
регионах государства одновременно
существовали общины разных типов.
Общины-волости встречались во
многих районах Сибири даже в начале
XX века и преобразовывались в общины-
деревни лишь с ростом населения.
Процесс этот, подробно описанный
известными исследователями русской
крестьянской общины А. Кауфманом и К. Ка-
чаровским, делился на несколько стадий
и сопровождался быстрым и
психологически относительно легким изменением
прав крестьян на пользование землей,
происходившим во всех местностях
по примерно одинаковому порядку.
Если при многоземелье заимка,
безусловно, находилась во владении того,
кто первый ее захватил, вне
зависимости от того, как он ее использовал,
и община всегда вставала на его
сторону, в случае если кто-либо покушался
даже на земли, необрабатываемые им в
данный момент, то при сокращении
земельных ресурсов община начинала
передавать неиспользуемые земли
другим своим членам. Затем, если
земельный дефицит усиливался, община
урезала участки наиболее обеспеченных
землей крестьян в пользу
малоземельных, а впоследствии переходила и к
регулярным земельным переделам. Если
крестьяне, даже целой общиной,
выселялись на новое место, где существовал
избыток земли, форма землевладения
вновь становилась захватной. В основе
мировоззрения крестьян лежало понятие
о том, что земля должна использоваться
по-божески.
Изменения общины постоянно шли
в сторону ее укрепления вплоть до
XX века. Одновременно развивался и
совершенствовался и сам принцип
уравнительности. Происходил, например,
переход от подворного поравнеиия к по-
душевному или «по иужде».
Крестьянская обшина
у других народов
Община не была исключительно
русским явлением. Более того, большинство
ее черт, которые приводятся в качестве
43
• X
л О
о. ъ
ц
. а.
44
примера характерно русских —
общинная солидарность и обычай соседской
взаимопомощи,— широко
распространены во многих странах мира. Однако
общину нельзя рассматривать просто
как стадиальную форму развития
сельскохозяйственного коллектива, она не
является архаическим пережитком (в
России она возникла только в XIII—
XIV веках), генезис и тенденция ее
развития в разных странах различны, и
можно даже высказать предположение,
что часто одним словом «община»
исследователи называют явления, сходные
по своим внешним чертам, но
абсолютно различные по своей сущности.
Так,русскую общину иногда
сравнивают с немецкой маркой. Но, если в России
роль крестьянской общины вплоть до
конца XIX века постепенно возрастала,
и со временем крестьянский «мир» все
более и более регулировал
хозяйственные отношения в деревне, то,
например, в Германии шел обратный процесс.
Здесь по мере развития поземельных
отношений индивидуалистические
устремления общинников проявлялись все
с большей силой; шаг за шагом они
ломают те преграды, которые
накладывает на них общинная солидарность,
пока «мирской» дух не исчезает
окончательно. И если и у немцев
неизбежно сохраняется коллективное
использование отдельных видов угодий
(например, пастбищ), то для них характерно
не общинное, а общее владение. В
Германии крестьяне были коллективными
собственниками, каждый имел в
собственности свой пай.
Немецкое крестьянское хозяйство в
чем-то сходно с маленьким феодальным
замком, отгороженным от всего мира.
У крестьян бывали даже собственные
гербы, имеющие многовековую давность.
Замкнутость жизни крестьянского двора
исключала «мирской» дух.
Если в России земельные переделы
начинались в связи с ростом дефицита
земли, то в Германии, напротив, под
влиянием роста населения исчезают
права совместного пользования, и идет
обратный российскому процесс.
А вот крестьянская община
Восточного Средиземноморья и Среднего
Востока по своему хозяйственному и
организационному устройству сходна с
русской общиной. Однако несмотря на
близость хозяйственных форм, переднеазиат-
ская община не является хозяйственно-
магическим механизмом. В
мусульманских странах вообще не было развитой
сельскохозяйственной обрядности. Но,
что более существенно, крестьянская
община у мусульманских народов не была
в полном смысле слова «миром».
Кроме того, уже в XIX веке в
арабской, персидской, турецкой и курдской
крестьянских общинах существовала
тенденция перехода к частной
собственности на землю, и переделы
производились все реже.
«...Как на западе, в Ираке, так и на
востоке, в курдских районах Северо-
Восточной Турции и Западного Ирана,—
пишет А. Давыдов в книге «Сельская
община и патронимия в странах
Ближнего и Среднего Востока»,— в
сравнительно больших деревнях и небольших
горных поселках исследователи отмечают
лишь существование
крестьян-собственников или крестьян — арендаторов
помещичьей земли». Таким образом, если
считать, повинуясь обычным канонам,
переход от общинного землепользования
с его уравнительными механизмами к
частной собственности на землю
прогрессивным явлением, то курдские
племена оказываются самым передовым
народом Востока. У народов Ближнего
Востока иным являлся и генезис
общины — он связан с оседанием кочевых
племен на землю, и по мере отхода от
кочевых традиций общинные структуры
приходят все в больший упадок.
Зато, например, в армянской общине
тенденции сходны с русскими. Она была
крестьянским «миром» со всем
многообразием его функций (включая
экономические, административные,
управленческие, культурные, карательные,
оборонительные), то есть, по сути, была мини-
государством. Весь XIX век в Восточной
Армении сохранялись традиции
захватного землепользования. И механизм
трансформации армянской общины
подобен описанному А. Кауфманом
процессу, происходящему в русской общине
в Сибири в XIX веке.
У другого восточно-христианского
народа — грузин община была
значительно менее распространена. В тех же
районах, где она существовала,
преобладали семейные общины, причем они были
весьма разветвленными. Хотя
определенные черты «мирского» духа были и здесь,
но в менее выраженной форме.
У украинцев и белорусов
преобладала подворная форма землепользования.
Нечто напоминающее нашу общину мы
встречаем в Сербии. Но сербские
«задруги» были в отличие от русских
общин кровно-родственными союзами. Тем
не менее определенные черты
экономического сознания были общими для всех
славян. Это выражается, например, в
различии отношения к тому, что
произведено природой с участием труда
человека или без него. Эта установка
отличала хорватов от немцев,
проживавших бок о бок в границах
Австро-Венгрии. При этом и хорватам, и немцам
была свойственна частная собственность
на землю. В обычном праве болгар
четко фиксируется, что право на землю
дает вкладываемый в нее труд. Тот,
кто обрабатывает землю в течение
десяти лет, по мнению болгар, может
присвоить ее себе. Поэтому владельцы
земли меняли своих работников по
крайней мере два раза в десять лет.
Почему же близким по крови и по
языку народам, живущим в тесном
соседстве — русские и украинцы, сербы и
хорваты,— свойственны различные
установки в отношении Собственности на землю,
а народы» культурно очень далекие,
например русские и персы, имеют
сходные формы хозяйственной
организации? Почему из одинакового исходного
состояния у русских развитие пошло
в сторону общины, а у украинцев —
подворного землевладения,— на этот
вопрос экономист ответить не в
состоянии. Это проблема этнической
психологии. #
□ □DDDDDDGD
DD, DDDDDDDD
ОХ УЖ ЭТИ
ВЕЛИКИЕ МУЖИ!
На торжественном
заседании в честь Эдисона одна
болтливая дама начала
чрезмерно превозносить великого
изобретателя. И когда в конце
концов она заявила:
«Господин Эдисон изобрел также
первую в мире говорящую
машину...», он резко прервал
ее: «Ошибаетесь! Первую
говорящую машину изобрел Бог.
Это — женщина. А я
сконструировал первую говорящую
машину, которую человек
может остановить, когда ему
надоест ее слушать!»
В начале научной карьеры
Эйнштейна один журналист
спросил его супругу: «Как вы
оцениваете своего мужа?» «Он
гений! — ответила госпожа
Эйнштейн.— Он умеет делать
абсолютно все, кроме денег».
DDaDDDDDDDDDDnDnpnDDD
Студенты Мюнхенского
университета не всегда
внимательно слушали лекции
великого физика Рентгена.
Нередко в аудитории было
шумно. Однажды Рентген потерял
терпение и заметил: «Если
господа, которые
разговаривают между собой, перейдут
в состояние тех студентов,
которые спят на моих лекциях,
это, бесспорно, с
удовольствием будет встречено теми,
кто пришел сюда, чтобы
послушать меня».
Высокопоставленная дама
решила продемонстрировать
свое увлечение философией
и спросила Эйнштейна:
«Господин Эйнштейн, не могли бы
вы объяснить мне, в чем
разница между временем и
вечностью?»
«О госпожа,— ответил
Эйнштейн, заметив фальшивую
заинтересованность дамы,—
у меня достаточно свободного
времени, чтобы объяснить вам
эту разницу, но вам
потребуется целая вечность, чтобы
понять ее».
Углубившись в сложную
математическую проблему,
знаменитый немецкий
математик Гаусс однажды
воскликнул: «Я уже ясно вижу
решение, но еще не знаю,
каким путем прийти к нему!»
Альберт Эйнштейн любил
фильмы Чарли Чаплина и
испытывал большую симпатию к
созданным им героям.
Однажды он написал письмо актеру:
«Ваш фильм «Золотая
лихорадка» понятен людям всего
мира, и Вы непременно
прославитесь. Восхищающийся
Вами Эйнштейн».
Чарли Чаплин ответил: «Я
еще больше восхищаюсь Вами.
Ваша теория относительности
не понятна никому и,
несмотря на это, Вы стали
знаменитым. Чаплин».
45
ПРОБЛЕМА: ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗДУМЬЯ
— ... Теория относительности уже давно не удовлетворяет практиков,
ее постулаты чугунными веригами висят на нашей творческой мысли.
Накопилось множество фактов, которые говорят, что она — всего лишь
ложный зигзаг на столбовом пути науки. Она мешает дерзновенным
планам создания летающих со сверхсветовыми скоростями «тарелок»,
держит запертыми двери в соседние многомерные миры-пространства.
Сегодня к такому выводу пришли не только энтузиасты-изобретатели,
но и профессионалы-ученые. — Энергичный, быстрый в движениях
человек на экране телевизора положил руку на внушительную стопку
лежавших перед ним книг и журналов. — Об этом свидетельствует
квантовая механика, в этом убеждают нас
астрофизические наблюдения...
Неужели это так? Теория, которая является фундаментом всей
современной физики, и всего лишь — досадное заблуждение?
С ее помощью построены и отлично работают гигантские ускорители
частиц, она лежит в основе наших представлений о рождении и эволюции
Вселенной, а теперь, выходит, ее нужно просто отбросить?..
А может, ошибаются сами критики? И вообще, какие факты опровергают
теорию относительности?
В. Барашенков,
доктор физико-математических наук
Кто опроверг теорию
относительности?
Немного истории*
Ни одна научная теория не возникает на пустом месте. Теория относительности —
не исключение, у нее тоже многовековые «корни».
То, что в природе существует некая особая, связанная с неподвижными
звездами система отсчета, где любое движение рано или поздно прекращается
и тело переходит в состояние покоя, античным и средневековым ученым
представлялось вполне очевидным. Можно ли отличить движение от состояния
покоя и как это сделать — у них таких вопросов просто не возникало. Как
говорится, зачем лишние слова — смотри и сам увидишь!
Сформулированный Галилеем принцип относительности — все равномерно и прямолинейно
движущиеся системы отсчета равноправны, и нет способов установить,
пребываем мы в состоянии покоя или движемся, был одной из тех
«сумасшедших идей», которые, образно говоря, взрывают мировоззрение современников.
Казалось, мир потерял свою вековечную устойчивость, стал иллюзорным,
зависящим от точки зрения. Выходило, что во Вселенной нет ничего» что можно
было бы использовать в качестве исходного «верстового столба», и мы никогда
не узнаем, движется окружающий нас мир в пространстве или же «стоит на
якоре». Неудивительно, что общепризнанной истиной идея относительности стала
далеко не сразу. Те, кому испытанная временем античная картина мира была
ближе и понятней, опровергали галилеевский принцип рассуждениями и опытом.
* Статья подготовлена на основе обзора В. С. Барашенкова и М- 3. Юрьева «Нарушается ли
принцип относительности?», выходящего в свет в журнале «Физика ядра и элементарных частиц».
46
Впрочем, такова судьба всех новых идей: утвердить себя на страницах
учебников — дело весьма непростое! Конечно, в этом есть и
положительная сторона — инертность нашего мышления помогает отсеивать
необоснованные теории и скороспелые выводы. Конкуренцию выдерживает лишь нечто
действительно стоящее.
Но время шло, неудачные попытки опровергнуть принцип относительности
убеждали недоверчивых, и в середине прошлого века уже мало кто сомневался
в его справедливости. Механика, являвшаяся тогда основным содержанием
физики, хорошо с ним согласовалась и стала его надежной опорой. Наглядный
пример затерянного в океане маленького плота, пассажиры которого никак не
могут решить, плывут оии или стоят на месте, приводился как
неопровержимое доказательство того, что покой и движение относительны.
Тем более неожиданными стали результаты опытов с магнитами и токами.
Выяснилось, что с точки зрения неподвижного и движущегося наблюдателей
они выглядят совсем по-разному. В том, что это так, легко убедиться, если
вспомнить хорошо известный из школьной физики факт: неподвижный
электрический заряд не создает вокруг себя магнитного поля, а вот движущемуся
заряду такое поле обязательно сопутствует. Другими словами, измеряя с
помощью достаточно точных приборов магнитное поле, пассажиры дрейфующего
в океане плота, казалось бы, могут безошибочно установить, движется их плот или
остается неподвижным.
В отличие от механики электродинамика ие подчиняется принципу
относительности Галилея. Это означает, что существуют тела, о которых можно
точно сказать, что они находятся в состоянии абсолютного, «вселенского»
покоя. Это как бы остов, своеобразное «дно мира», относительно которого
совершаются все движения и процессы. Связанная с ними система координат
будет «самой главной», привилегированной по сравнению со всеми другими.
Ну а когда выяснилось, что свет — это электромагнитные волны, пришлось
признать, что «самая главная система» связана с особой средой — мировым
эфиром, колебания которого в кажущемся иам пустым пространстве передают
свет подобно тому, как колебания воздуха передают , звуковые волны. Только
в этой, одной-единственной, координатной системе эфир остается абсолютно
неподвижным. Во всех других дует эфирный ветер — наподобие того, который
мы ощущаем, стоя в кузове быстро мчащегося грузовика, и если уметь
измерять скорость этого ветра, то всегда — даже в закрытой со всех сторон
глухой бочке — можно точно установить направление и скорость своего
движения.
Вот так представляли себе физики пространственно-временной «каркас» нашего
мира в конце прошлого века*. Казалось, электромагнитные явления навечно
похоронили принцип относительности, оставив ему лишь узенькую область самых
простых, чисто механических процессов.
Однако идея эфира крайне противоречива. Для объяснения одних явлений
нужно было учитывать эфирный ветер, в других же случаях приходилось считать, что
эфир почему-то увлекается движущимися телами (как бы прилипает к ним)
и «ветер» почти не заметен.
Знаменитый опыт Майкельсона и Морли, измерявший скорость света в
двух направлениях — вдоль и поперек скорости движения, вообще не обнаружил
никаких следов эфира. Оказалось, что свет движется всегда одинаково —
независимо ни от скорости его источника, ни от направления самого светового
луча. Это похоже на то, как если бы скорость яблока, брошенного из кузова
проезжающего мимо автомобиля, не зависела ни от его скорости, ни от того,
в каком направлении — вперед, назад или в сторону — брошено яблоко.
Физики были в полной растерянности.
Две теории
Для преодоления затруднений были предложены два пути — один голландским
физиком Лоренцем, другой — в ту пору швейцарцем Эйнштейном и
французским математиком Пуанкаре. •
Лоренц доказал, что физику можно привести в порядок, если допустить, что S
размер тел и темп связанных с ними процессов зависят от скоростей их |
* Для особо придирчивых читателей заметим, что идеи эфирной среды возникла раньше
электромагнитной теории. Впервые она стала обсуждаться в оптике. Тогда физики еще не зналн, что
свет — это разновидность электромагнетизма.
ff О-
47
1\ движения — диаметр движущихся часов уменьшается в направлении их ско-
Ц! рости, а ход замедляется.
|l Логические противоречия при этом устранялись, но какой ценой! Прямо ска-
*| жем — гипотеза более чем странная; действительно, из разряда «сумас-
г| шедших».
Некоторые физики пытались объяснить ее лобовым сопротивлением эфирной
^ среды. Но при чем тогда тут часы, почему они отстают? Это оставалось
«I необъяснимым...
g щ Впрочем, как бы там ни было, последующие эксперименты подтвердили
* | теоретические догадки Лоренца — длина и время и вправду зависят от
£с] скорости. Ниже мы еще вернемся к этому вопросу.
■£ с| Из лоренцевской теории следовало, что эффекты сжатия и запаздывания
«' можно наблюдать для любого движущегося тела, стоит только сравнить их с
неподвижными линейкой и часами, но вот движение самой системы координат
обнаружить нельзя. Дело в том, что ее скорость является общей для всех тел;
соответственно и размеры тел тоже сжимаются в равной степени, в том числе и у всех
линеек, а это означает, что для измеряемых с их помощью длин всегда будут
получаться не зависящие от скорости значения. Всякий раз, переходя к новой системе
координат, мы как бы надеваем аювые очки — и весь мир сразу изменяет свой
масштаб. У землянина и у пилота космической ракеты он разный, но какой лучше,
сказать нельзя.
То же самое происходит и со временем — темп всех процессов и ход всех часов
изменяется одинаково, поэтому никакого смещения времени мы не ощущаем.
Пассажиры затерянного в океане плота ошибались, надеясь определить свою
скорость путем наблюдений электромагнитных процессов. Они пользовались
неправильной теорией. В исправленной Лоренцем физике принцип
относительности становится универсальным — под его власть попадают не только
механические, но и все электромагнитные процессы.
Суть лоренцевской теории, как и старой теории Галилея, можно выразить
словами: все познается лишь в сравнении.
Вместе с тем великий голландский физик никак не хотел отказаться от
идеи мирового эфира. Он еще не знал квантовой теории, и картина
распространения световых колебаний в абсолютной пустоте казалась ему абсурдной.
Поэтому в его теории равноправны все координатные системы за исключением
той, которая «привинчена» к эфирному веществу. На нее принцип относительности
не распространяется, и физические явления в ней протекают не так, как в
других. Лоренц не указал, каким способом, с помощью каких приборов можно
обнаружить такую систему. Он просто верил в ее существование и был убежден,
что когда-нибудь физики придумают подходящие методы.
Пуанкаре и Эйнштейн были согласны с тем, что изменения длин и времени — это
реальные, измеримые в опытах явления, но в отличие от Лоренца считали
это свойством не самих тел, а следствием более точного определения того, что следует
называть длиной. Обычно мы над этими вопросами не задумываемся и считаем
безразличным, в какие моменты времени измеряются координаты ее конца и начала.
Можно, например, зафиксировать начало линейки сегодня утром, а ее конец — в
четверг или через месяц, и результат будет одинаковым. Однако если длина и время
зависят от скорости, то фиксировать конец и начало нужно точно в один и тот
же момент времени, так как иначе успеют произойти смещения координат. Такой
подход стали называть теорией относительности, поскольку тут все зависит от
относительной скорости: никаких особых, привилегированных систем здесь нет —
они все равноправны.
Эйнштейн представлял себе свет в виде волнообразно распространяющегося
потока частиц-фотонов. А частицы, понятно, могут лететь и в пустоте, поэтому
эфир Эйнштейну просто не был нужен, нет и связанной с ним
привилегированной системы. Представления Пуанкаре были более сложными, связанными с
философией, и мы оставим их в стороне. Важен главный вывод: если пассажиры
» упоминавшегося выше плота обнаружат, что вокруг электрического заряда нет маг-
5 нитного поля, это будет означать лишь то, что он неподвижен относительно
I g их плота — и только; что же касается скорости последнего, то она остается
• * неизвестной.
| i Конечно, сразу усвоить все это непросто, и у читателя, наверное, возникло
О
х немало вопросов. Однако мы не будем на них останавливаться, нас
48
интересует не содержание теории относительности (этому посвящены хорошие
научные и научно-популярные книги), а вопрос о справедливости ее следствий.
Подчеркнем лишь еще раз, что подходы Лоренца и Пуанкаре—Эйнштейна различаются
только тем, что в первом случае постулируется существование неподвижной
(так сказать, «королевской»!) системы отсчета, а во втором ее нет; в остальном же
теории совершенно одинаковы и приводят к одним и тем же выводам.
Поскольку ни один эксперимент, а их было немало, пока еще не обнаружил
никаких следов «королевской системы», то большинство физиков верят сегодня в
теорию относительности так же твердо, как в законы арифметики. Тем не менее
тут следует быть осторожным — уже не раз случалось так, что ревизия,
казалось бы, совершенно очевидных и давно установленных фактов приводила
к неожиданным результатам. Да и вообще, едва ли в природе существует
какая-либо закономерность, применимая всегда и всюду. Это побуждает «еретиков», и
не только дилетантов-любителей, но и профессионалов-физиков, размышлять о
границах применимости теории относительности и ставить новые опыты по поиску
«королевской системы». Может, в каких-то редких, исключительных случаях она все
же проявится? Это позволило бы воскресить почти забытую сегодня эфирную
теорию Лоренца.
К мысли о том, что эфир в какой-то форме все же может существовать в
природе, подталкивают открытие заполняющего все пространство космического
фона нейтрино и фотонов, выводы квантовой теории о невидимом нам «газе»
частиц в микроскопических «порах» пространства и некоторые другие факты*...
Испытание опытом
Наверное, все помнят о том, что, вращая прямоугольную, декартову систему
координат вокруг ее «начала», мы получим бесконечное количество
эквивалентных координатных систем, отличающихся направлениями своих осей и
связанных простыми тригонометрическими формулами. Можно доказать, что переход от
одной равномерно движущейся системы отсчета к другой тоже представляет
собой поворот, но только не в обычном, а в четырехмерном пространстве,
у которого три координаты «чисто пространственные», а четвертая — время.
Оказывается, угол поворота в таком необычном пространстве зависит от
относительной скорости координатных систем — чем она больше, тем шире угол. Формулы,
выражающие координаты одной системы через координаты другой, называются
преобразованиями Лоренца — он одним из первых вывел эти формулы и
изучил их свойства.
Так вот, если бы в опытах проявились какие-либо отклонения от этих
формул, можно было бы сказать, что теория относительности неверна. Сокращение
длин и замедление часов в этом случае подчинялось бы каким-то иным законам.
Однако лоренцевские формулы очень точны. Специально предпринимавшиеся
для их проверки эксперименты показали, что если отклонения от них и
существуют, то лишь за пределами точности опытов — во всяком случае они
меньше сотой доли процента.
Огромное количество экспериментов, выполненных с элементарными частицами
на ускорителях, тоже свидетельствует о том, что формулы теории относительности
верны по крайней мере до сотых долей процента.
Вместе с тем известно несколько опытов, авторы которых упорно настаивают
на том, что им удалось не только обнаружить отклонения от лоренцев-
ских преобразований, но и доказать существование в природе абсолютно неподвижной
системы координат.
Водном из таких экспериментов, выполненном несколько лет назад болгарским
физиком С. Мариновым, лучи двух лазеров направлялись навстречу друг другу
сквозь расположенные один против другого отверстия в двух черных,
поглощающих свет дисках, укрепленных на общей оси. Когда ось приводится во
вращение, световые лучи уже не попадают точно в центры противостоящих
отверстий, так как за время движения света от одного диска к другому последний
успевает чуть-чуть повернуться, и часть света уходит за край отверстия. Чем быстрее «
вращается ось, тем большая часть запаздывающего света поглощается дисками. *
Интенсивность прошедших сквозь два отверстия лучей фиксируется высокочув- |<
ствительными детекторами. %'■
* Подробнее об этом можно прочитать в книге автора «Кварки, протоны, Вселенная». М., «Зна- *
ние», 1989 г.
49
gal
Q.
Ю
Одно из основных положений теории относительности состоит в том, что скорость
света не зависит от направления его движения, поэтому ослабление обоих
лазерных лучей вращающимися дисками должно быть одинаковым. А вот эксперименты
Маринова показали, что это не так!
Опыты повторялись в нескольких вариантах на установках, где трудно
контролируемая, подверженная деформациям механическая система дисков заменялась
оптической, с отражающими зеркалами; и тем не менее результат получался один
и тот же: скорость света во встречных пучках разная. И самое главное — добавка
к скорости, которая в одном пучке увеличивает, а в другом уменьшает среднюю
скорость света, во всех опытах оказалась равной 300—400 километрам в секунду,
то есть такой же, как измеренная астрономами скорость движения Земли по
отношению к заполняющему космос фону нейтрино и фотонов.
Измерения повторялись в разное время суток и разное время года с тем,
чтобы поверхность планеты, а вместе с ней и измерительная установка были
по-разному ориентированы относительно скорости Земли. Это позволило вычислить
не только величину добавки к скорости, но и направление. Оно тоже оказалось
близким к тому, что дают астрономические наблюдения.
Если это так, то космический фон — это как раз тот «якорь», к которому можно
прикрепить «королевскую» систему отсчета.
Результат удивительный! Что это — следствие методических погрешностей
опытов, одно из тех труднообъяснимых совпадений, которые не раз встречались
в истории физики, или же, действительно, фундаментальный вывод?
Большинство физиков склоняются к первой версии, однако, чтобы быть
уверенным, следует прежде всего повторить опыты Маринова и его коллег — ведь
результат можно считать достоверным лишь в том случае, если он воспроизведен
несколькими независимыми группами физиков.
Природа лоренцевского сжатия
К проверке теории относительности можно подойти и с другой стороны. Как
уже говорилось выше, положенный в ее основу подход Пуанкаре и Эйнштейна
рассматривает сокращение длины как следствие изменений временных координат ее
конца и начала. Это происходит со скоростью света, поэтому, оставаясь в
рамках теории относительности, нельзя увидеть контуры перестраивающегося
тела, соответствующие сразу его старой и новой скоростям. Для этого нам
пришлось бы обогнать свет, а это невозможно, поскольку скорость его самая
большая из всех возможных в природе. Иное положение в теории Лоренца,
который считал сокращение длины свойством самого тела. В этом случае^ переход к
новой системе координат должен происходить с той скоростью, с какой в данном
теле передаются деформации. В принципе это можно заметить и даже заснять на
кинопленку.
Итак, наблюдая за телом, когда оно изменяет свою скорость, можно узнать,
какой из двух альтернативных подходов правильный — Лоренца или
Пуанкаре—Эйнштейна.
Недавно в немецком физическом журнале «Натурфоршунг» («Исследование
природы») появилась статья, предлагающая использовать для этого равномерно
50
движущийся и одновременно вращающийся стальной крест. Понятно, что, когда
его плечи параллельны скорости поступательного движения, они должны
сокращаться, а повернувшись в перпендикулярное положение,— растянуться.
Другими словами, при вращении креста будет наблюдаться пульсация его плеч. К такому
выводу приводят обе теории — и эйнштейновская, и лоренцевская, но в последней
концы плеч будут запаздывать по сравнению с центром и форма креста должна
отличаться от той, которую предсказывает теория относительности.
Расчеты показывают, что если крест состоит из двух стальных (достаточно
крепких на разрыв) стержней толщиной 0,5 сантиметра и длиной 20 сантиметров
и вращается он со скоростью в несколько тысяч оборотов в секунду (это скорость
ультрацентрифуги), то деформация стержней вблизи их концов составит уже
несколько миллиметров. Такую величину легко заметить.
Пока такой опыт еще не выполнен
Кандидаты на царский трон
Теория относительности изгнала из физики мировой эфир. Он ей не нужен, ни
одна ее формула ие использует этого понятия. Но как тогда быть с квантовой
теорией, которая доказывает, что вакуум — это не пустота, а некая особая
материальная среда, образованная флуктуациями (образно говоря, миганиями)
мириадов рождающихся «из ничего» и тут же аннигилирующих частиц и
античастиц? Разве это — не тот же эфир? Ведь недаром говорит пословица: что
в лоб, что по лбу!
Нет, между мировым эфиром и квантовым вакуумом есть
принципиальные различия. Вот, например, одно из них. Если выделить кусочек эфира, то
его скорость, как и скорость простого уличного булыжника, будет разной в
зависимости от того, рассматриваем мы их из окна комнаты, из кузова движущегося
автомобиля или через иллюминатор стремительно летящей ракеты. В то же время,
если, пользуясь методами квантовой механики, посмотреть, как происходит «кипение»
вакуумных флуктуации, рассчитать их энергии и скорости, мы увидим, что они
всегда одинаковы, как их ни рассматривай. Более того, нельзя понять, покоится
вакуум или плывет подобно воздушному потоку,— понятие скорости к нему
просто не применимо. В нем иет ничего, за что можно было бы зацепиться, —
ни устойчивых не одно родное те й, ни стабильных скоростей. Все мерцает,
мгновенно изменяется — как в калейдоскопе.
Квантовый вакуум — явно неподходящий кандидат на царский трон,
«королевской системы» координат с ним не свяжешь.
А нельзя ли вместо гипотетического эфира использовать в качестве
«якоря» координатной системы реально существующий фон космических фотонов
и нейтрино? Эти частицы, доставшиеся нам в наследство от «первичного
взрыва», в котором «родилась» наша Вселенная, очень слабо взаимодействуют
с веществом и, подобно эфиру, равномерно заполняют пространство. Казалось
бы, такой фон может служить отличной основой для «наклеивания»
координатной сетки. Опыты Маринова и его коллег тоже говорят в пользу такого вывода.
Идея «реликтовой системы координат» обсуждается во многих
научно-популярных статьях и книгах. По мнению их авторов, уже сама возможность ее построения
доказывает ошибочность эйнштейновской теории относительности, строго-настрого
запрещающей какие-либо привилегированные системы отсчета.
Это не так. Реликтовый фон существенно отличается от мирового эфира тем,
что тот представляет собой принципиально неустранимую всепроникающую среду,
и если бы он существовал, мы, образно говоря, находились бы в
положении пассажиров стеклянного вагона, которые по мельканию эфирных «шпал и
гравия» всегда могут судить о скорости своего движения. Напротив, от реликтового
излучения, электромагнитного и даже нейтринного, всегда можно заэкраниро-
ваться (технические трудности сейчас не в счет) и создать полностью
изолированную от внешнего мира физическую систему (так сказать, вагон без окон), внутри
которой опять нет ничего, что можно было бы использовать в качестве меток для
отсчета скорости.
Существование реликтового фона не опровергает теории относительности, 5
а «наклеенная» на него система координат оказывается не универсальной и не |
может играть роль «королевской». I«
Тем не менее есть обстоятельство, которое, с первого взгляда, позволяет •?
превратить Золушку в принцессу. Представим себе надувной резиновый шарик, на | 5
котором отмечено несколько точек. Когда его надувают, его поверхность рав- *2х
51
So,
• 5
ш о
. t-
номерно растягивается и нарисованные на ней точки разбегаются друг от друга.
Астрономические наблюдения показали, что точно так же ведет себя
пространство нашего мира: оно непрерывно распухает во всех своих точках,и все погруженные
в него космические объекты — звезды, галактики, их скопления — все быстрее и
быстрее удаляются друг от друга.
В одной из сказок рассказывается о волшебном горшочке, без устали
извергающем из себя кашу. Наш мир устроен так, как если бы в каждой его точке был
Ц спрятан такой извергающий пространственную «кашу» горшочек. Не зря говорят,
что реальность удивительнее любой самой причудливой сказки!
И вот тут мы подходим к самому главному. Рождение «пространственной
| |j каши» можно рассматривать в разных системах координат — с Земли, с точки
зрения жителя далекой быстро удаляющейся от нас галактики и так далее. Среди
этих систем можно найти такую, где распухание пространства и разбега-
ние небесных тел происходит симметрично, без перекосов — совершенно
одинаково по всем направлениям. В принципе с помощью достаточно точных приборов
это удивительное явление можно наблюдать не только в космосе, но и в любом
небольшом, изолированном от внешнего мира объеме. А это означает, что подобно
всепроникающему гипотетическому эфиру процесс изотропного разбегания
материальных предметов выделяет особую, привилегированную систему отсчета,
применимую всегда и всюду.
Вот теперь-то, казалось бы, королевский трон наконец занят, а теория
относительности опровергнута!
Но этот вывод опять-таки неверен. Нет спора — мы действительно нашли
привилегированную систему отсчета, но, если присмотреться внимательнее, она
совсем не того типа, который нам нужен. Ведь принцип относительности имеет
дело с равномерным движением, а по отношению к нашей системе все другие
будут двигаться с ускорением — их будет уносить разрастающийся «поток»
извергающегося пространства. Во всех этих системах мы будем ощущать силу
инерции, подобную той, которая прижимает нас к спинке кресла в резко
стартующем автомобиле или поезде. Такие системы отсчета изучает общая теория
относительности, в которой преобразования Лоренца заменяются уже более сложными
формулами.
Образно говоря, занимаясь претендентами на царский трон, мы не заметили,
как перешли границу другой страны, где монархия упразднена, а царский трон —
в музее!
Впрочем, учитывать расширение пространства и вводить поправки в
формулы Лоренца приходится лишь в астрофизике, в земных условиях, как уже говорилось
выше, они меньше сотых долей процента.
Так что же получается?
А то, что сегодня нет никаких данных, ни экспериментальных, ни
теоретических, которые бы «закрывали» теорию относительности. Требующие еще
подтверждения и проверки опыты С. Маринова и несколько им подобных не в счет. Теория
относительности по-прежнему остается фундаментом современной физики, хотя ее выводы
и не нравятся некоторым энтузиастам-практикам (так же, как не нравится и закон
сохранения энергии — в институты до сих пор приходят проекты вечных
двигателей!)
Вместе с тем следует еще раз отметить, что «абсолютных теорий»,
применимых всегда и всюду, не существует. В любой есть противоречия и вопросы,
на которые она ответить не в состоянии,— для этого требуется более широкое
теоретическое построение. Теория относительности не выпадает из этого ряда.
Мы уже видели, что в расширяющемся пространстве на смену ей приходит общая
теория относительности*. Можно думать, что обобщений потребуют понятия
длины и момента времени в области очень малых масштабов — внутри
элементарных частиц. Там уже сегодня приходится вводить образ четырехмерного
электрона, имеющего размеры не только в пространстве, но и во времени, хотя
не совсем понятно, что это значит физически.
Все это — предмет для дальнейших размышлений. Тут есть над чем
подумать и специалистам, и тем, кто просто увлекается необычными идеями «за
горизонтом нашего знания». •
Is
* Об этом можно прочитать в статье сТайна всемирного тяготения», «Знание — сила>, № 1, 1987 г.
52
АССОЦИАЦИЯ
СТУДЕНТОВ-ФИЗИКОВ РОССИИ
РОССИЙСКОЕ ФИЗИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО
БЕЛОЯРСКАЯ АЭС
ТЕХНОПОЛИС «ЗАРЕЧНЫЙ»
проводят
Всероссийский конкурс проектов, идей, разработок
и технологий на тему:
«Альтернативные источники энергии»
а также по проблемам:
эффективность использования энергии;
уменьшение потерь энергии.
Заявки на конкурс с концепцией своих предложений (объемом 1—2 страницы)
присылайте по адресу:
620063, г. Екатеринбург, а/я 759 —
с пометкой «На конкурс»
Телефон: (3432) 22-63-10, факс: (3432) 555-964
Заявки принимаются до 10 ноября 1993 года (по штемпелю).
Финал конкурса в виде специализированной конференции состоится
с 6 по 10 декабря 1993 года
в технополисе «Заречный» (близ Екатеринбурга)
ф Гарантируется конфиденциальность и нераспространение ваших предложений;
ф В случае необходимости готовы оформить патент и юридическую защиту
проекта за счет организаторов конкурса;
ф Победителей конкурса ждут солидные денежные призы, а также возможность
заключения контракта на реализацию проекта (идеи, разработки, технологии).
НЕ ЗАБУДЬТЕ УКАЗАТЬ ОБРАТНЫЙ АДРЕС И ТЕЛЕФОН!
ЖДЕМ ВАШИХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ!
53
ОПЫТ НОВОГО ЯЗЫКА
Аркадий Ковельман, постоянный автор нашего журнала, как-то
написал в «Независимой газете»: «Все народы покидают советскую
цивилизацию... Все народы поодиночке возвращаются в мировую цивилизацию. А та
цивилизация, которая их объединяла, та, что семьдесят с лишним лет назад
начала свой цикл, лежит, всеми покинутая на арбатских ларьках и продается
немецким и японским туристам. Пять долларов за бюст вождя, три марки за
красное знамя, йена за офицерский мундир». Горькое и ностальгическое
наблюдение...
В самом деле, погружается в небытие целая Атлантида, и в душу
вкрадывается страх, что уйдет она непознанной, неописанной. Непонятой! Но она
ведь пока живет, живет в нашей походке, осанке, жесте, в нашем сознании,
языке. В культуре то есть. И, конечно, в литературе, советской литературе,
которая является бесценным источником самопознания. Надо только суметь
задать нужные «хорошие» вопросы, найти неожиданную оптику. И тогда
С. Зимовец
Сын полка:
«Мальчик спал. Каждую минуту его
лицо меняло выражение. То оно
застывало в ужасе; то нечеловеческое
отчаяние искажало его; то резкие
глубокие черты безысходного горя
прорезывались вокруг его впалого рта, брови
поднимались домиком и с ресниц
катились слезы; то вдруг зубы начинали
яростно скрипеть, лицо делалось злым,
беспощадным, кулаки сжимались с такой
силой, что ногти впивались в ладони
и глухие, хриплые звуки вылетали из
напряженного горла...».
Эти замечательные строки повести
В. Катаева рассказывают о том, как
разведчики находят ночью в тылу
противника мальчика — Ваню Солнцева.
Ваня попадет на фронтовую батарею и
в конце концов останется там в
качестве «сына полка*. Более чем
двухлетние скитания в лесу и полуживотное
существование — вот что отражают муки
сновидения мальчика. Сон Вани не зиает
гомогенной суверенности, он децентри-
рован и не соотносим с единичным,
единственным Лицом в качестве Субъекта.
Можно было бы сказать, что долгое
единичное существование мальчика
вобрало в себя множественность ситуаций,
нарушающих исходную единичность и
сдвигающих тем самым ее с
привилегированного центра субъекта
изменений. Эта единичность становится лишь
одной из множества: формула лесного
Вани здесь всегда «п±1», но никогда
не «1».
Такова логика становления животным:
пребывать разнонаправленно и
ситуативно в зависимости от состояний среды,
то есть никогда не быть равным самому
себе, локализованным, а лишь
принадлежать молекулярному порядку событий,
элементов, интенсивностей. И оценка
сержанта Егорова вполне достоверна:
«Совсем одичал, зарос волосами. Злой
стал. Настоящий волчонок».
Лишь два предмета связывают Ваню
с миром людей: оружие (большой
отточенный гвоздь) и букварь. И если
первое способно в актах применения
восстановить потерянную суверенность,
то второе возвращает
коммуникативную связь с Другими. Эти предметы
так или иначе тормозят, сдерживают
дегуманизацию русского Маугли и не
позволяют окончательно раствориться
в природе; они отклоняют его от леса,
чтобы затем возвратить в
человеческий мир; они предохраняют его от
окончательного слома идентификации. Таков
их смысл.
Итак, лес отпускает Ваню, чтобы он
вновь обрел человеческое измерение.
Сержант Егоров — Другой — входит в
жизнь Вани двояко: изнутри, как
пробуждающий сигнал опасности, и извне —
из яркого луча электрического фонаря.
Темная сила внутреннего чутья
заставляет мальчика молниеносно выхватить
свое отточенное оружие, свет и голос
извне гасят скорость этого жеста.
Интенсивная напряженность зверя
сменяется обретением пространства встречи,
которое заключает в себя, в свои
границы все предшествующие стадии
становления животным и калейдоскоп си-
54
расхожие, хрестоматийные произведения, на которых воспитывался
советский человек, смогут проговориться о самых сокровенных основах его 6utun.
Автор предлагаемой статьи берет именно такой текст и использует для
его анализа методику постструктурализма: структурный психоанализ,
сравнительно-исторический метод, элементы палимпсеста (прием,
основывающийся на письме по уже как бы написанному тексту, так что
предшествующая запись то и дело «проступает» на первый план). Иными
словами, методику постмодернизма, которая, как известно, допускает
сочетание чего угодно с чем угодно, отказываясь только от признания того или иного
метода в качестве единственно верного.
Особую сюжетную линию статьи составляет ирония и даже
пародирование постмодернистского анализа текста. Безусловно, при чтении статьи
С. Зимовца могут возникнуть какие-то трудности, которые, по замыслу
автора, преодолеваются простотой и общеизвестностью анализируемого
литературного материала.
Вчитайтесь в этот материал. Не пожалеете!
бог из машины
туативных игр, полагая им предел
силою гравитации поля человеческой
суверенности.
Характерно, что возвращение в мир
человека требует от лесного Вани
создания «своей истории»—такого
повествования, которое упорядочило бы хаос
событийности, собрало его причинно
и однонаправленно. При этом пробелы,
сдвиги и разрывы, конкретная разно-
направленность и роеиие
множественного исключаются, ибо микрофизика
становления животным непереводима в план
сюжетного повествования. С помощью
нарратива своей истории мальчик
прививает себя к большой социальной
машине, подчиняясь тем процедурам, которые
организуют общественный мир и весь
универсум окружающей природы.
Таковы первые известные нам предпосылки
возвращения к людям.
Это возвращение делает Ваню
открытым для воздействия социума. Он сам
становится полем возможностей, которое
доселе было взорвано рядом катастроф
и истощено спонтанными
перекомбинациями леса. Предшествующее состояние
ребенка определено как болезнь,
клинические признаки которой «записаны» на
его лице и теле. Клинический образ
мальчика соответствует тому
фундаментальному расстройству мира, которое
приписывается неразумию природы «в
себе», то есть природе, взятой вие
человеческих измерений. Возвращение же
отмечено знаками здоровья и
нормальности. Здесь полагается граница
нечеловеческому, удерживаемому силой
социального пространства «по ту
сторону» принципа реальности.
Первое, что получает Ваня по эту
сторону,— новое имя «пастушок», которое
обслуживает крестьянский фантазм —
устойчивый ментальный образ взрослого
окружения. Заметим, что кочевнические
ассоциации, скрывающиеся за этим
именем и приписанные мальчику, здесь
отнюдь не случайны. Обретение имени
как предваряющая процедура вхождения
в социальное поле осуществляется в
соответствии с принципом универсальной
книги — букваря, грамматика которого
призвана не только установить
коммуникацию, связь, но и локализовать
сознание мальчика в актах знаковой
идентификации. Букварное имя вовлекает его
в знаковый контекст, делает
возможным его знаковое присутствие в цепях
означиваний, а также возможность быть
адресатом и отправителем. Ваня
вписывается в символический строй и отныне
должен соответствовать его анонимной
грамматике. Вместе с именем
появляется право присутствовать и участвовать
в коллективном сцеплении высказываний.
Таким образом, принятие на себя
образа (имаго), отождествление с ним
останавливает ход трансформаций, заданных
лесом, и окончательно нормализует
механизм идентификации, в котором
функция «Я» принимает антропоморфный
вид.
Однако лес еще несколько раз заявит
о себе: он переметнется на сторону
Вани, когда тот сбежит от Биденко-
шкелета. Рационально исчислимой тех-
II
55
о
. 2
ии
41 О^
нологии поиска бывалого разведчика
он противопоставит динамизм
ситуативной игры: Ваня бесследно растворится
в хлорофилле как его частичный
элемент. И только нерастворимый
человеческий предмет — все тот же букварь! —
опять выдаст мальчика социальности.
Подобное стремится к подобному.
Несомненно, что лес противостоит
социальному организму, и его спор за
обладание Ваней не заканчивается с его
уходом к людям.
Между тем социальный организм, к
которому примыкает пастушок,
структурирован как машина войны.
Коммунально-военное сообщество является
основным пространством социализации в
процедурах намечающегося воссоздания
человеческого измерения, то есть
коллективные воздействия здесь будут
решающими по отношению к
приватно-семейным, характерным в значительной мере
для новоевропейского человека.
Ваня — мальчик. И круглый сирота.
Что касается половой идентичности, то
она определена В. Катаевым сразу и
бесповоротно: глаза и чутье разведчиков
безошибочны при ночной встрече со
спящим ребенком. Однако сиротство его
требует особого обсуждения.
Онтогенез Вани был обусловлен
русским патриархальным крестьянским
каноном, который не соответствует
европейскому. Социальность
новоевропейского типа транслирует себя через
семейные структуры. Организация
пространства личностного суверенитета, как
основной «клеточки» социума, опирается
на последовательные отождествления
индивида с собственным зеркальным
образом, а затем с образом Отца (для
мальчика) или Матери (для девочки).
Причем символическое поле зеркала,
через которое новоевропейское Я
обнаруживает и «собирает себя»,
организуется законодательным взглядом Отца-
ортопеда, предписывающего и
гарантирующего ребенку функцию Я-
В отличие от европейской практики,
символическую матрицу русского Я
воссоздает не личностная геометрия
носителя Я, а множественность отношений
коммунальных сил, когда индивиду
противостоит не просто Другой (Отец),
а орда, колхоз, полк, партсобрание
недифференцированных других.
Социальность здесь в меньшей мере
передается через семью, да и сама семья не
может быть сведена к треугольнику
папа — мама — я. Коммунальные,
общинно-групповые формы жизни, как
правило, не позволяют конституироваться
Отцу-законодателю в качестве вершины
социального треугольника. В русской
семье существенной оказывается роль
Деда (отсюда и пространный пантеон
русского дедовства от дедушек Мазая
и Ленина до дедушки Брежнева и Деда
срочной службы). Здесь за ребенком
надзирает отец, а за отцом — дед,
низводя его в свою очередь к ребенку.
Дед (и его субституты — Начальник,
Генерал, Вождь) оказывается истинно
взрослым в структуре коммунального
круга. Редукция отца к ребенку делает
исходного ребенка по существу
сиротой (если говорить в терминах
психоанализа, то как бы «дважды Эдипом»),
но в то же время и сыном, «сыном
полка».
Итак, сиротство Вани — нечто
большее, чем биографический факт. Это в
высшей степени онтологическое явление
русской культуры. Полковая коммуналь-
ность не позволяет формироваться
пространству личностного суверенитета
пастушка. Полковое «группен-зеркало», в
котором отражается русский
Ваня-сирота, не гомогенно — его фасетчатость
делает образ сироты фрагментарным,
«собирает его тело» как
коммунальное, а-личностное и одаренное «груп-
пен-мышлением». Очевидным
коррелятом между Ваниным Я и полком
выступает онтологическое сиротство
русского индивида: Я усыновляется полком.
Следовательно, в пределах
коммунальных структур Ваня не должен
обладать самочинностью, самоволием,
самодостаточностью, одним словом, самостью.
Все эти атрибуты переданы
Начальнику. Показателен в связи с этим
захватывающий эпизод разведывательной
операции с участием Вани, с его
пленением и последующим освобождением.
В соответствии с логикой
коммунальной стратегии и машины войны Ване
предоставляется возможность пройти
испытание на соответствие
коммунальному канону: пастушка берут в
разведку. Разведгруппа является особым
подразделением военной машинерии, ибо
она обладает сверхскоростью. Еще до
начала боя она кардинально преобразует
территорию предназначенной атаки.
Разнородные ландшафты и складки,
скрывающие угрозу, разведчики
разворачивают на плоскости, уничтожая
неоднозначность и тайну. Полученная
плоскостная структура позволяет производить
маневры сверхскоростей, сворачивая
пространство и уплотняя время,
развивает успех из неожиданностей и
непредсказуемости. Картографическая
оптика военных действий фиксирует
моментальное возникновение точек пора-
56
жения и захвата, создавая
необходимый военный приоритет. (Поэтому не
случайно, что стратегия разведчиков
основывается на кочевой линии
движения, самой скоростной стратегии в
истории общества.) Ваня-пастушок
перегоняет по территории противника старую
лошадь Серко; его невидимо
сопровождают разведчики и уничтожают тайны
складок и ландшафтов местности, делая
невидимое видимым. Таким образом, «па-
стушковость» становится основным
мотором этого движения.
Но Ваня попадает в плен. Лес не
может прийти к нему на помощь,
потому что Ваню выдают все те же
очевидные человеческие улики — все тот
же злосчастный букварь! Определенно,
этот букварь требует особого анализа.
Знаки, нанесенные на его страницах,
квалифицируются как знаки
преступления. Они говорят сами за себя, то есть
вопреки Ване, они — свидетельство Ва-
ниного своеволия и самочинности. Так,
Ваня нарушает предшествующие
каноны своего существования — и принцип
леса, и принцип коммунальной
частичности: уроки леса отрицаются
букварем, коммунальная организация —
ячеством, чрезмерной самооценкой.
Ваня желает быть цельным,
автономным, самодостаточным; можно было бы
сказать, что Ваня желает быть
европейцем,— и жестоко наказан за это
отклонение от коммунального принципа.
Коммунальность присваивает индивида,
даруя ему возможность принимать ее
как свою сущность и убежище для
идентификационной процедуры. Фигура-
тивность коммунального тела,
определяемая всеобщей военной стратегией,—
вот то пространство, которое задает
новую формулу Вани. Эта формула учит,
что быть русским означает быть
сыном полка, коммунальным чадом.
История Вани незатейлива, но
показательна. Пережив драму пленения и
радость освобождения, освоив надлежащий
урок, пастушок вплотную подходит к акту
инициации. Становление сыном полка,
то есть русским, приобретает
институционный характер: Ваню ставят на все
виды довольствия и выдают военную
униформу.
Баня и стрижка волос в
артиллерийском стиле представляются некой
процедурой приближения его к
общепринятому канону. Чужое-свое лицо, которое
затем обнаруживает Ваня в зеркале,
это лицо, помеченное знаками
коллективного тела, лицо, на котором полк
отцов «записывает» свой социальный код,
легализуя статус сына. Окончательную
точку в деле инициации, как то и
полагается, поставил Дед полка — капитан
Енакиев. Его «неузнавание» не по
форме обратившегося пастушка имело
характер окончательного превращения
мальчика в полкового сына, в
русского солдата. Неконтролируемая
аффектация Вани еще раз подвергается
нормализации порядком машины войны.
«И тут только мальчик сообразил, что,
занятый своим обмундированием, он
забыл все на свете — и кто он такой,
и где находится, и к кому явился
по вызову».
И опять в судьбе Вани происходит
перемена: он становится связным
командира батареи. Но закон перемены
состояний в коммунальном организме
не тождественен спонтанным переменам
леса, ибо имеет ранговый,
контролируемый характер. В соответствии с этим
законом сын полка должен пройти и
освоить все превращения, согласно
номерам орудийного расчета. «Но что
особенно поразило воображение мальчика...
это орудие. Уже самое это слово —
орудие — всегда звучало для мальчика
заманчиво и грозно. Оно было самое
военное изо всех военных слов,
окружавших Ваню».
Тема орудия — одна из центральных
тем повествования, и это не случайно,
поскольку фигуративность
коммунального телесного ансамбля не может не
соотноситься с устойчивой половой
идентичностью. Именно поэтому эта тема
выделяется особым эротизмом письма,
эмоциональными и детальными описаниями,
тонким, мастерским раскрытием
душевных переживаний мальчика и его
восприятия эрегированной стали. Домина-
ция фаллического атрибута в составе
машины войны очевидна хотя бы
потому, что именно артиллерия именуется
«богом войны». «Ваня знал, что
артиллерию называют «богом войны». И
смутно представляя себе этого
могущественного громадного бога, Ваня ясно
слышал единственное слово, которое
говорил этот бог: «орудие».
Тема орудия образует сложный узел
коннотаций, которые позволяют
обнаружить внутренние символические
серии авторского рассказа. Так фамилия
Вани — Солнцев отсылает к
архаическому культу Ярилы в русском
языческом социуме, а фаллическая символика
языческого идола — к богу из машины,
то есть к пушке. Серия гелиотропа
замыкается. Причастность Вани к
артиллерии как бы заранее предусмотрена.
Вместе с тем в истории культуры
фаллос символизирует функции власти, и
57
0 5
I-
. 2
uu
следовательно, фалломорфный бог войны
символизирует властные функции маши-
*ны войны. Это означает, что
фаллический канон является решающим в
организации человеческого измерения
того поля социальности, к которому
принадлежит теперь Ваня. Так замыкается
еще одна серия. Становление сыном
полка все ближе и ближе подходит к
символическому источнику власти, к той
«грамматике», законы которой
управляют полковым телом. Символическая
функция фаллоса здесь является тем
стержнем, вокруг которого собирается,
упорядочивается коммунальный космос.
Процесс нарастания напряжения
коллективной артиллерийской деятельности
описывается В. Катаевым в откровенно
сексуальном ключе. Обобщенная
эрекция, охватившая пушечно-человеческий
организм, передается и Ване, когда он
наконец получает спусковой шнур:
«Он сжал его с такой силой, что
косточки на его кулачке побелели.
Казалось, никакая сила в мире не могла бы
теперь вырвать у него эту кожаную
колбаску с колечком на конце. Сердце
мальчика неистово колотилось. Одно
лишь чувство в этот миг владело его
душой: страх, как бы не дать
осечку». В результате коллективный
военный эрос находит свое экстатическое
завершение в оргазмическом финале
эпизода: «Он почувствовал, что пушка в
один и тот же миг встрепенулась
возле него, как живая подскочила и
ударила. Из дула метнулся платок огня».
Ряд последующих событий опять
производит перемену в судьбе сына полка:
его отправляют в суворовскую школу.
И первое, с чем сталкивается там
Ваня,— это новый принцип организации
социального поля, вернее, глобальная
технологическая схема осталась той же,
обновился лишь фаллический субститут
«сборки коммунального организма»: им
стал медный горн. «Здесь все
совершалось по трубе. Труба управляла
невидимой жизнью этого дома. Труба вдруг
вызывала слитный шум сотен голосов и
шарканья сотен ног. Она же водворяла...
мертвую тишину...» Звук горна полагает
измерения, границы и структуру
коммунальной телесности, определяет ее
движение и остановки, скорость и
последовательность действий, разрешает и
запрещает.
Заканчивается повесть на манер
рондо — тем, с чего она и начиналась,—
сном Вани. Удивительно, что во сне
пастушок как бы освобождается от
деспотического воздействия своего
социального окружения. Его состояние вновь
обретает форму спонтанного
становления, фрагментационных пробежек по
сновидениям: лицо мальчика
беспрестанно меняет свое выражение — это лес,
он не отпускает Ваню, ои входит в его
сны, он предлагает свои заманчивые
неупорядоченные игры, он настаивает
иа Ваниной формуле п±1. Лес еще раз
направляет его к элементарной свободе.
Лес предпринимает еще одну, кажется,
последнюю попытку.
«Была ночь. По всему лесу
потрескивал мороз. Верхушки вековых елей,
призрачно освещенные звездами,
блестели и дымились, словно были натерты
фосфором. Ели, стоявшие по колено
в сугробах, были громадно высоки».
Сновидение Ваий блуждает между
деревьями, а сам ои стоит у траурного
изголовья, здесь вместе с елями, снегом
и звездами он прощается с капитаном
Енакиевым. Социализующий знак
машины войны — бог из машины — мертв.
Мальчик вновь принадлежит лесу —
без обязательств, значений, судьбы и
фаллической привязки. Лес не имеет
порабощающей технологической схемы,
он открыт чистому становлению и
напрямую сводит элементы мира, устраняя
деспотизм универсального означающего.
Это мир без посредника, и пребывать
в нем — значит отсутствовать, то есть не
принадлежать гуманистическому
садизму машины и содомии власти, ио
растворяться в условиях молекулярного
снования множественностей.
Но внезапно «какой-то звук раздался
в темной глубине леса». Этот звук не
принадлежит лесу. Это — голос
социального кода: «Ваня сразу узнал его:
это был резкий, требовательный голос
трубы. Труба звала его». И Ваня
вынужден подчиниться деспотизму трубы:
«И тотчас все волшебно изменилось.
Ели по сторонам дороги превратились
в седые плащи и косматые бурки
генералов. Лес превратился в сияющий зал.
А дорога превратилась в громадную
мраморную лестницу, окруженную
пушками, барабанами и трубами».
Конверсия леса в полк
стариков-генералов и солнечно сияющий зал
окончательно отбрасывает любые
неконтролируемые трансформации и заключает
Ваню в строго структурированное
пространство. Теперь ему уже не
вырваться отсюда — так внушительны и
многочисленны субституты власти, взявшие его
в плотное окружение. А там — выше по
лестнице — его уже схватил цепкой
рукой старик Суворов и, фальшиво
взывая к Ваниной смелости, потащил
кверху.
58
ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Вулканы
на Венере есть!
Наши автоматические
станции «Венера-15 и-16»,
осуществив съемку четверти
поверхности Венеры, впервые
дали информацию, говорящую,
что в северном полушарии)
этой планеты должны суще-j
ствовать вулканы. Об этом
свидетельствовали
изображения двадцати «корон»
(кольцевых образований,
вызванных извержениями), заметных
на полученных тогда снимках.
Американский
межпланетный аппарат «Магеллан»
провел радиолокационное
картирование Веиеры, подтвердив
это открытие и обнаружив
ряд «новых» вулканов.
Группа специалистов,
возглавляемая Эллен Стофан из
Лаборатории реактивного
движения в Калифорнии, пришла
к выводу, что количество
вулканов там достигвет по
меньшей мере сорока.
п п
D П
П D
D D
□ П
□ П
□ □
□ □
Р п
G D
□ □
D □
D □
D □
П П
D П
□ □
□ П
□ □
С □
п п
□ п
D □
□ П
П П
□ п
□ □
D □
О □
□ D
На снимках «Магеллана»
хорошо различимы крупные
вулканы с поперечниками от
ста шестидесяти до одной
тысячи километров,
окруженные «коронами» сильно
зазубренных хребтов и вершин
высотой в один-дна километра.
Имеющиеся данные не дают
возможности судить, идет ли
на Венере активный
вулканизм и сегодня. Этот вопрос
станет разрешимым только
после того как «Магеллан»
проведет вторую, более
детальную серию съемок
отдельных районов поверхности
планеты. Если на снимках
запечатлеются какие-либо
изменения по сравнению с
первыми (например, свежие
лавовые потоки или новые
«короны» и кратеры), то ответ
будет очевидным.
Опасная чистота
Мир не скоро забудет
потрясение, которое он испытал,
когда в 1989 году
гигантский танкер «Эксон Вальдес»
напоролся на скалы в заливе
Пршгс -Уильям и девственные
до того берега Аляски и
омывающие ее воды были
залиты 35 тысячами тонн сырой
нефти.
Понадобилось полтора года,
чтобы весь 600-километровый
участок побережья был
«отмыт» от самого большого я
истории черного жирного
пятна. Урон, понесенный за это
время природой, был велик:
согласно различным
экспертным оценкам, здесь погибло
от 3500 до 5000 каланов,
□ □
□ □
□ П
G D
D □
D □
П D
D П
□ □
□ D
П П
П □
□ П
П П
П П
П □
П □
□ П
□ □
П П
П П
D П
О О
П D
□ D
□ □
П П
D П
П D
□ С
200 пятнистых тюленей и не
менее 400 тысяч различных
птиц. Нефтепродукты еще
долго будут оказывать
болезнетворное влияние и на тех
представителей фауны и
флоры, кому посчастливилось
уцелеть сразу после катастрофы.
Теперь Национальное
управление по изучению океана
и атмосферы США
опубликовало подробный официальный
отчет, содержащий, в
частности, оценку различных
методов очистки берегов от
загрязнения, примененных вслед
за этой аварией. В нем
указывается, что широко
использованная тогда очистка
песчаных и каменистых
побережий при помощи струй
горячей воды под высоким
давлением может быть даже
более вредной, чем само
загрязнение.
В ряде мест температура
подававшейся воды достигала
семидесяти градусов. При этом
П П
□ п
п п
□ □
□ п
п п
□ □
D П
D □
D П
□ □
□ □
□ D
D D
D П
G D
G □
□ □
П П
п □
Р Е
d a
□ □
□ □
о □
D □
□ □
п □
□'с
□ □
смытая ею нефть, прежде чем
уйти в море, где ее
«засасывали» специальные насосы,
установленные на судах,
образовывала на морской
приливной полосе крупные
лужи, в которых погибали все
моллюски и ракообразные.
По существу сам этот
«кипяток» зачастую полностью
стерилизовал многие участки
побережья, уничтожив там
всех представителей усоногих
раков, разинек, яенерак
(морские съедобные моллюски),
мидий, а также фукус и зоо-
стеру (морская трава). Напор
воды кое-где изменил
строение берегов, смыв
мелкозернистый песок и гравий с
более высоких мест вниз и
захоронив тем самым нефтяные
лужи на низменностях.
Отмечены случаи, когда флора
и фауна участков побережья,
слабо затронутых очисткой
или не затронутых ею вовсе,
оправились от катастрофы
быстрее, чем те, которые были
обработаны мощными струями
горячей воды.
По-видимому, более
эффективными являются методы
биовосстановления. Так,
положительно зарекомендовала
себя обработка местности
различными удобрениями,
поощряющими жизнедеятельность
тех микроорганизмов, которые
питаются нефтью. В этом
случае процесс очистки
ускорялся впятеро по сравнению
с другими участками.
Рисунок Б' Сарафаноол
ВРЕМЯ И МЫ
Медведкова, Клинтон и
Разговор с эконом географом о науке, политике и о политике в науке
На Западе людям, далеким от науки, Ольга Медведкова известна как одна
из тех, кто положил начало независимому «мирному движению» в СССР. Недавно
она приехала в Москву уже как гражданка США, профессор частного
университета в Колумбусе (штат Огайо), и легко было убедиться, что здесь ее прекрасно
помнят и как специалиста по экономической географии.
Бывший младший научный сотрудник Института географии АН СССР, ныне
американский профессор, Ольга продолжает (в числе прочего) заниматься
социально-экономической географией России. Что, как выясняется, в некоторых
отношениях в Америке даже проще, чем здесь. «Первое, что меня ошеломило,—
статистика. У них с лупой облазили каждый клочок земли и описали по тысяче
параметров. И все это совершенно доступно. Наши специалисты поймут, о чем я говорю:
у нас статистика ничтожна, социальной практически нет, а которая есть — вся
засекречена». Засекречена, добавим, для собственных граждан более, чем для
американцев; во всяком случае данные для карт и графиков, которые здесь
представлены, Ольга получила в Америке.
60
Комитет защиты мира СССР
за
На первой карте вы видите, где на территории бывшего СССР люди живут
лучше, где — хуже. Уровень благосостояния (данные 1991 года) Ольга Медведкова
рассчитала по тридцати с лишним показателям — экономическим, политическим,
социальным, экологическим. Обобщающий индекс отражает не только среднюю
величину доходов на душу населения, но и разнообразие видов работы,
доступность центров, возрастную структуру населения, образование, число
многодетных семей, степень политической стабильности (число вооруженных конфликтов на
территории) и так далее. Все показатели брались не для республик в целом,
как это было у нас принято, а по областям — ив результате, как вы видите,
резко вырвались вперед по уровню благосостояния* две русские и украинская
столицы, далеко обогнав Прибалтику, которая обычно лидировала среди
других республик.
Конечно, теперь, к 1993 году, многое изменилось; во всяком случае москвичи
убеждены, что они стали жить много хуже,— и, наверное, в этом есть правда.
Однако стоит взглянуть на график, построенный по данным 1989 года, чтобы
вспомнить, что и тогда мы жили не так прекрасно, как порой теперь кажется. 55 миллионов
ч
61
Ь наших сограждан, живших в Средней Азии, Туве, Казахстане, Чечено-Ин-
и гушетии, Дагестане и Читинской области, отнесены к наименее обеспеченным и
защищенным во всех отношениях.
Вторая и третья карты отражают национальную структуру трудовых
ресурсов в регионах; точнее — долю коренного населения республик в этих ресурсах
вообще (№ 2) и в научных кадрах в частности (№ 3). Это как бы комментарий
экономгеографа к распаду Союза, материал для размышлений об
экономическом будущем новых независимых государств — ведь трудовые ресурсы не менее важ-
* ны для этого будущего, чем месторождения нефти и газа (в основу карт положены
данные 1987 года).
Профессор Ольга Медведкова преподает не только социальную и
экономическую географию бывшего СССР, она создала курс геоурбанистики, на восемьдесят
процентов основанный на материалах североамериканских городов.
Почему Медведкова голосовала за Клинтона
— Американские города не похожи на европейские, совсем другие. В Европе,
где дорожат каждым клочком земли, города не расползались в разные стороны:
земля занята. Все главное сосредоточено в центре города. Жить стараются поближе к
центру, во всяком случае средний класс остался в границах старых городов.
В Америке государственная политика одно время направлена была на то, чтобы
разгрузить центральные части городов. Настоящую революцию в расселении
вызвали скоростные трассы — они ие просто соединяют города, они их рассекают,
никаких светофоров, и ты без проблем очень быстро можешь добраться куда
угодно. Финансовая политика поощряла строительство в пригородах. Вместе
с тем земли много, государственный контроль за использованием земли намного
слабее, чем в Европе, каждый штат регулирует это по-своему или не регулирует
вовсе. Короче говоря, так успешно разгружали города, что создали другую
проблему: пригороды съедают город, он разваливается.
Конечно, в Чикаго, старом городе, центр остался центром. Манхеттен в
Нью-Йорке остался Манхеттеном. А в огромном Сан-Франциско деловой центр
крошечный, и не он определяет лицо города. В Лос-Анджелесе центров несколько,
а не один. Новые города сразу складываются без центра. Так же, как старые
города вставали у рек, а новые — в стороне.
После второй мировой войны черные массами стали переселяться с Юга иа Север
и стремились обосноваться в центре — из-за транспорта: общественного
транспорта практически нет, автомобили для каждого члена семьи — не по карману.
Но стоит черному поселиться в белом квартале — белые начинают оттуда
уезжать. Сегрегация — не выдумка советской пропаганды, сегрегация — железное
правило американских городов.
Так образовались два потока: в города, в центр — черные, из города, в при-
городы — белые, те, кто побогаче. За ними начал выезжать сервис. Ушла промыш-
ленность.
Жители центра попали в замкнутый круг: они же ехали поближе к работе, но
работа от них ушла...
62
— Судя по всему, вы голосовали за Клинтона?
-Да.
— В отличие от большинства эмигрантов из России?
— Да. Это поразительно, русские либералы, приехав в Америку, тут же
становятся консерваторами. Они сознательно закрывают глаза на американские
проблемы. Более того, они становятся расистами. Я не раз от них слышала, что черные сами
виноваты в своих бедах, что они бездельники, хулиганы и так далее.
— С другой стороны, я понимаю, как могут раздражать ярко-розовые
американские профессора. Симпатизируют марксизму, уверяют, что у нас социализм
был неправильный, что возможен правильный. Человека с нашим опытом и с нашей
биографией это может шокировать.
— Я бы не сказала, что они все сплошь социалисты. Они в
подавляющем большинстве либералы, а не социалисты. Но я полагаю, если бы вы выросли в
Америке, вы бы тоже стали либералом.
— Вполне возможно. Как говорят, нам бы ваши проблемы...
— Ну и глупо. Вам легче станет, если вашим бедам человечество присвоит
первый ранг, а бедам черных — второй? Как в очереди к врачу в советской
поликлинике, когда каждый стремится доказать, что его болезнь самая
неизлечимая.
— Интересно, а в советских городах есть сегрегация?
— Есть. Я знаю, например, по Казани: русские живут отдельно, татары —
отдельно. Так повелось исстари...
Должен ли профессор быть коммивояжером
— Очень известный правозащитник Владимир Буковский прямо из советской
тюрьмы попал на биологический факультет Кембриджа и потом долгое время
занимался биологией в Америке и в Англии. Он говорит, что научная среда
Запада и научная работа на Западе его сильно разочаровали. У нас в
естественные науки шли те, кто хотел уклониться от идеологического прессинга,
лучшие умы, лучшие люди. Там науку выбирают, как любую другую
профессию: можно стать таксистом, парикмахером, можно ученым. Нет того напряженного
интеллектуального поля, которое создавало особый мир советской науки. А
зависимость от финансирования та же, что и у нас, только у нас это решает
чиновник, там — богатые люди, фирмы, фонды. И надо быть коммивояжером при своей
теме, чтобы выбить на нее грант. У вас такое же впечатление?
— Совершенно другое. Я очень уважаю Владимира Буковского, всегда
относилась к нему с огромным пиететом, но боюсь, он психологически оказался
закрыт для Запада. Понимаете, такие заслонки, внутренние барьеры. Если человек
ставит их между собой и новой реальностью, в которую попал, то через это
уже не пробьешься.
К одним и тем же фактам можно относиться по-разному. Коммивояжер
при своей теме? Звучит обидно. И хотя действительно надо найти деньги для
исследования самому, это выглядит совершенно иначе. Ты не совращаешь ничего не
понимающего клиента, не морочишь ему голову, ты не должен надувать щеки
Ая
63
и приписывать своей теме планетарный масштаб и важность. Во всяком случае
мне и моим коллегам, насколько я знаю, проделывать все это не нужно.
Мы действуем по давно отработанной схеме. Пишем заявки на исследование в
несколько фондов, публично объявивших о своих интересах в близкой области.
Фонд посылает заявку на рецензию трем профессионалам. Обычно это специалисты
очень высокого класса. Если рецензии положительные, вам дают грант. Вот и все.
Разве это похоже на торговлю подтяжками или стиральными порошками?
Потом неправда, что нет разницы в выборе — таксистом стать или ученым.
Таксистом, квалифицированным рабочим, парикмахером — выгоднее и легче.
Ситуация там чем-то напоминает нашу. У нас инженер получает меньше рабочего,
научный работник низкого или среднего ранга — намного меньше. В Америке
ученые тоже получают относительно специалистов других профессий не слишком
много, и особых перспектив резко поднять уровень доходов нет. Менеджер
среднего уровня может двигаться вверх, «полному» профессору больше двигаться
некуда. А затраты на обучение могут быть огромными. В частном университете
Колумбуса, в котором я преподаю, год обучения стоит двадцать тысяч долларов;
мы с мужем оба работаем, у нас двое детей — мы не могли бы учить их
одновременно в этом университете.
Конечно, можно получить образование практически бесплатно или
совершенно бесплатно и не хуже, чем в иных частных университетах,— уровень
преподавания вовсе не связан с тем, частный университет, федеральный
или принадлежит штату. Но каждый имеет одну-две сильные школы в той или иной
сфере. Мой, например, знаменит своими программами изучения Юго-Восточной
Азии и своей славянской программой. Так, у меня есть студент, который ехал
к нам учиться через всю Америку, потому что у нас лучшие специалисты по
Юго-Восточной Азии.
То есть, с обывательской точки зрения, нужно быть слегка сумасшедшим,
чтобы выбрать себе такое дело: затрат много, выгоды довольно относительны.
Я работаю рядом и вместе с прекрасными людьми, великолепными
специалистами. Среда очень интернациональная и очень насыщенная жизнь. Казалось бы,
мне, москвичке, с нашим открытым домом, в котором с утра до вечера толклись
люди, с привычкой к громадному городу,— да мне с тоски можно взвыть в
американском городишке. Впрочем, к городу мы практически никакого отношения не
имеем, университет живет отдельно от него, так что пространства жизни еще
меньше. И в гости просто так, «заскочить на минуточку» никто ни к кому не ходит, не
принято. Так вот, мне профессионального общения вкупе с преподаванием
хватает выше головы — я вечером возвращаюсь без сил, и действительно не до гостей.
Так сложилось: университет маленький, а на кафедре социологии есть
специалист, занимающийся Россией, на кафедре политологии коллега изучает
американо-русские отношения. Есть специалист по русской экономике и, конечно,
по русскому языку и литературе. Вот сейчас мы в отпуске, и здесь, в Москве,
мой коллега-экономист, должен подъехать еще один из наших; на свои, между
прочим, деньги едут и в свой кровный отпуск. Вот и говорите после этого,
что им все равно, колбасой торговать или наукой заниматься.
Мы создали русскую программу. Проводим семинары, коллоквиумы. Нам
выделили немного денег, и мы можем приглашать на семинары специалистов из
других университетов. Хотим здесь договориться вести совместные исследования.
Американские университеты
— А преподавательской работой довольны?
— Очень. Главное — полная свобода. Тут спрашивают: какие у тебя
отношения с начальством? Ну нет у меня начальства, нет — и все. Я сама строю свой курс,
сама выбираю темы, литературу. Это не значит, что можно просто ничего не
делать или на лекциях анекдоты рассказывать. Во-первых, студенты не
позволят: анекдоты можно получить и подешевле. Если на твои занятия не ходят,
вот тогда насторожатся. Потом, студентов каждый год опрашивают, нравится ли
« им курс, считают ли они его содержательным и полезным. Опрашивают и
j коллег, которые время от времени приходят к тебе на занятия. И все.
I л Особенность американских университетов создает свои трудности для преподава-
$- теля. Там ведь нет жестко закрепленного набора предметов, и на моих занятиях сидят
| к рядом экономист, журналист, историк. Я должна вести курс так, чтобы было понятно
"I журналисту и интересно экономисту.
64
— Студенты сильно отличаются от наших?
— О главном отличии я уже говорила: они платят, значит, они не склонны валять
дурака. Некоторые из наших эмигрантов, преподающие в университетах,
жалуются, что студенты необразованные, плохо подготовлены, что интересы у них
ограниченные. Не знаю. Если у меня в группе два блестящих студента, я довольна.
А разве здесь их было больше?
— Все-таки разница в подготовке есть?
— Пожалуй, наши лучше владеют техникой в самом широком смысле
слова. Я, например, долго не могла сообразить, что американские студенты не умеют
высчитывать проценты. Чувствую — какой-то барьер, а какой — не понимаю. Ну
не учат их этому в школе. Зато, пожалуй, они быстрее схватывают суть того,
о чем я говорю.
Потом, атмосфера в университете совсем другая. Нет жесткой субординации.
Профессор не может быть прав только потому, что он профессор. Я думаю,
это ощущение свободы, ощущение своей значимости воспитывается с детства.
Ребенок или молодой человек сделал ошибку или неловкость — ему скажут: «Tts OK» —
все в порядке, это ничего. Там не услышишь: «Девушка, как вам не стыдно,
такая короткая юбка...» или «Неплохая работа, но ты мог бы сделать
лучше...» Стремятся лишний раз похвалить, поддержать.
Студенты могут учиться не четыре года, а восемь — год учиться, а год
зарабатывать деньги, чтобы учиться дальше. Могут пойти учиться после того, как вырастят
детей.
Я люблю преподавать. Я экстраверт, чувствую себя на сцене.
Знаете, я только в Америке оценила, как много мне дали наши
диссидентские семинары в Москве, в квартире с отрезанным телефоном, между двумя
повестками в милицию. Без академической строгости, с самыми разными людьми, на
самые разные темы.
Очень раскрепостило мозги. Такие «кухонные» семинары были одним из способов
выживания науки, когда кругом все затвердело, закостенело. Самое интересное
происходило там — на семинарах Левады, у Щедровицкого, у Библера.
Напишите когда-нибудь о таких семинарах, это же ваша тема.
— Для начала расскажите о своих семинарах — тех, что были в Москве.
— Тогда всю историю нашего движения надо рассказывать.
Советские пацифисты времен перестройки
В 1981 году мы с мужем подали заявление на выезд из страны. Нам отказали.
Мою книжку тут же выкинули из плана издательства, студентов у меня отобрали,
печататься практически было невозможно. Классический сюжет для всех отказников.
И нас с мужем, известным эконом-географом — он действительно очень интересный
ученый и помешан на своей работе,— нас, конечно же, выкинули бы из института,
если бы...
Понимаете, мы были слишком деятельны, и вся эта унизительная ситуация,
конечно, нас оскорбила, и мы понимали, что работать больше не дадут. Мы
решили бороться; но если уж бороться, так не за себя лично, а за какое-то
настоящее дело.
Ясно, что речь шла о правах человека. Но объявить себя правозащитником
в начале восьмидесятых — все равно, что написать в КГБ заявление с просьбой
немедленного ареста. Каковая просьба была бы тут же удовлетворена. И сделать
ничего не успеешь.
Мы решили бороться за одно конкретное право всех людей на Земле —
за право на мирную жизнь. 4 июня 1982 года считается началом независимого
«мирного движения» в СССР.
Я действительно думаю, что мир зависит от каждого. Как здоровье. Спросите
любого врача, к которому мы бежим, когда болезнь уже запущена донельзя.
Мы старались быть позитивными: не критиковали правительство, не обличали нашу
внешнюю политику, а просто действовали параллельно и независимо. Именно такие
движения снизу, которые объединяют людей, озабоченных одними проблемами, и
составляют отличительную черту жизни гражданского общества. Мы не считали себя *
диссидентами. В чем дело? Борьба за мир — официальная политика нашего госу- \%
дарства, мы делаем то же самое, но по-своему. $-
Как? Ну, прежде всего пытаемся разрушить образ врага в общественном созна- | й
нии. Корреспондент Си-эн-эн, который был на первом нашем семинаре, который "I
3 Знание — сила № 7 65
и
потом не раз защищал нас от властей просто фактом своего присутствия, про-
С вел такой эксперимент. В четвертых классах нескольких московских школ он
спрашивал ребят, на чьей стороне были США во второй мировой войне. Большинство
отвечало — на стороне Гитлера. Между прочим, много позже я повторила этот
опыт в Америке. Меня часто приглашали в американские школы рассказать о
нашем движении, и я под конец задавала детям тот><е вопрос. С тем же результатом:
СССР воевал на стороне Гитлера. О каком же доверии можно говорить?
К] Мы еще тогда предлагали наладить обмен между советскими и американскими
|| школами: невозможно считать врагами людей, у которых жил, с которыми
дружишь. Но именно это и ие устраивало наши власти. Все, что позже осуществилось
(кто бы тогда мог подумать!), мы предлагали: совместные медицинские центры,
телемосты...
Мы проводили семинары, самый привычный для иас способ работы. Ведь сначала
группа была довольно академической. Но только сначала: мы принципиально
были открыты для всех желающих, никогда не выясняли, кто откуда, стукач
или не стукач. Никаких судов чести, какую бы грязь ни лили гэбэшники, разго-
варивая с кем-то наедине, на других членов группы. На семинарах были серьез-
ные доклады. После Чернобыля, например, мы целую неделю каждый день
проводили семинары по последствиям радиации н как ее измерить, и чего надо бояться,
и как беречься. Это очень важно для всех. Мы первые отправились по
московским рынкам и спрашивали у теток, откуда огурчики. На нас глаза таращили, а
потом все -стали спрашивать. Мы листовки выпускали — не против режима, а как
уберечься от радиации. Когда в Парке культуры мы только успели развернуть
жалкий плакатик по поводу Чернобыля, нас сразу милиционеры со всех сторон
зажали — и эти самые милиционеры наши листовки по карманам рассовывали, тоже
хотели знать, как себя вести после катастрофы. Вообще у нас много было
семинаров по мирному атому.
И первый же прогремел по всем западным радиостанциям из-за простого
стечения обстоятельств. Именно в тот день, когда он состоялся, к
ленинградскому порту причалил знаменитый пацифист Даниил Элсбер, который
предпринял это путешествие в знак протеста против производства атомного
оружия в СССР. Он подплыл с надувными шарами, с футболками в подарок всем
желающим. Его аккуратненько сняли и тут же выдворили из страны. Ну а тут еще наш
семинар с иностранными корреспондентами и тоже об атомном оружии.
К нам стали приезжать западные пацифисты, и квакеры, и мормоны, и
зеленые, и кого только не было—выступали на наших семинарах, рассказывали
о своих делах. И наших становилось все больше. Самые разные люди — много
студентов, художники... Кто просто послушать, ктр рассказывал о чем-то своем.
Дверь почти не закрывалась; мама иногда с ужасом спрашивала: «Оля, а ты этих
людей знаешь?!» Кого-то знаю, кого-то первый раз вижу. Но мама зря боялась —
за четыре года ни одной вещи не пропало.
— Вы, значит, себя диссидентами не считали. А власти?
— А власти, конечно, считали. Мы же влезли в сферу, которая была в их
полной монополии,— в международную политику. Советское государство
рассматривало западных пацифистов как своих верных соратников в борьбе против гонки
вооружений. Не у себя, разумеется, а в Америке. И никакой конкуренции в
отношениях с пацифистами, никакой утечки неконтролируемой информации оно допустить
просто не могло.
С другой стороны, невозможно нас посадить за то, чем мы занимались.
Правда, это бы их не очень затруднило, но мешала наша известность на
Западе. Поэтому наши сидели по психушкам или их судили за хулиганство. Меня,
например,— за избиение милиционера; и одиннадцать свидетелей представили.
Телефон в нашей квартире вообще не работал, по почте мы получали только
повестки, больше ничего. Во время суда меня все склоняли к тому, чтобы я не
превращала его в политический: по «хулиганке» меньше дадут. А я беременная.
А перед зданием суда стоят четыре советника — американского, английского,
канадского и австралийского посольств. Адвокат уверял, что я рожать буду в
j специальном для мамаш лагере. И я думала, что так будет. У меня уже готов был мешок
5 с теплыми вещами, меня научили вязать спичками вместо спиц. Как-то неожидан-
II m но в последний момент все повернулось, что-то где-то сработало— меня отпустили.
2- Я домой вернулась, а там сидят канадские пацифисты: «Юра! Я же мертвая, с
11 ног валюсь — почему у нас, почему сегодня?» — «Откуда же я знал, что тебя отпустят!
*2х Мне за тебя драться надо было...»
66
А врача Владимира Бродского посадили. И выпустили только оттого, что
западные деятели движения «Врачи за мир», когда Чазов приехал к ним с пальмовой
ветвью от советского правительства, потребовали от него освободить Бродского. Он
обещал. И Бродского выпустили. Если вдуматься — полный сумасшедший дом:
министр здравоохранения обещает выпустить из тюрьмы человека, осужденного
на три года за хулиганство...
Западные пацифисты совсем не сразу поняли, что у нас официальная
борьба за мир идет вот по такой логике сумасшедшего дома. Поначалу трудно было
им что-нибудь объяснить, и вообще с ними было трудно.
— Они подозревали, что ваше движение организовано КГБ?
— Да нет, наоборот. Нас они воспринимали совершенно естественно —
нормальная составная часть пацифистского движения, как у них на Западе. Они с
большим доверием относились к нашему правительству и думали, что гонка
вооружений в СССР на самом деле носит только оборонительный характер, что к
этому вынуждает агрессивная политика Америки. Просто они на веру принимали
всю нашу официальную пропаганду. Их же умасливали, принимали на самом высшем
уровне. Вечером являются к нам, а утром их в ЦК принимает Косыгин. Они и нас
с собой зовут.
Они были убеждены, что наш Комитет защиты мира —такая же инициативная
организация, как и у них. Мы их не разубеждали. Просто однажды я пошла в
Комитет защиты мира вместе с ними. Нацепила майку, джинсы, разлохматила волосы,
стала от них неотличима. Пришли, уселись за стол друг против друга —
с одной стороны наши высокие чины из Комитета, с другой — три англичанки,
основательницы зеленого движения, и я с ними. Они по очереди рассказывают о
своих делах, я молчу. Доходит очередь до меня, и я на нормальном русском
языке отрапортовала, что у нас за группа, чем мы занимаемся. Шок был такой,
что я успела всю нашу программу изложить. Зато потом в полный шок впалн англичанки,
когда председатель начал стучать кулаком по столу и орать, что он здесь самый
главный, а остальные должны молчать.
Из института нас с Юрой выгнали только накануне отъезда на Запад. Юра
организовал лабораторию экологии человека, мы были включены во множество
международных проектов, звонили нам из-за границы исключительно на работу —
дома же телефон отрезан. Так что втихую от нас избавиться не удалось бы.
А Колю Храмова с факультета журналистики выгнали и тут же забрали в армию,
хотя у него очень плохое зрение. Он объявил, что не будет служить по своим
пацифистским убеждениям. Его загнали в Благовещенск, перекидывали из одного
госпиталя в другой. Ни одно письмо от нас не доходило, он не знал, что мы за него
деремся. Остался совсем один— 19 лет; это вам не чаю попить, не потрепаться
на кухне. Для него было неожиданностью, когда его через полгода отпустили.
— Когда вы почувствовали, что лед тронулся — не у них на Западе по отношению
к нам, а у нас, в общественном сознании?
— После Чернобыля. Правительство, которое скрывает информацию о такой
катастрофе от своих граждан, когда им можно помочь этой информацией,—
преступно. Когда не прекращают праздничную демонстрацию в зараженном
городе, когда идут уроки физкультуры на открытом и совершенно ядовитом
воздухе,— такое простить нельзя. Это был самый серьезный урок антикоммунизма, и,
по-моему, его усвоили все. Наши зарубежные гости пытались привозить счетчики
Гейгера индивидуального пользования — их изымали на таможне. Это было при
Горбачеве. Вся демагогия о больших и глубоких переменах потеряла смысл —
режим остался бесчеловечным.
— И что дальше?
— А дальше нас выкинули. Когда освободили Бродского, ему, его жене Дине,
потрясающего характера женщине, и нам с Юрой дали два дня на сборы. Уже не
имело значения, что за такой срок невозможно оформить документы,— теперь
нам верили на слово, без справок, лишь бы уехали.
— В 1986 году?
— Да. Несколько месяцев мы разъезжали по Европе, нас приглашали
пацифистские организации, зеленые и так далее; нас пригласили и на конгресс, *
который проводил СССР в Копенгагене, очевидно, чтобы мы как-то уравновесили *
беззастенчивую демагогию советских устроителей. Конгресс был посвящен проблемам | %
сохранения мира. S-
Еще когда мы были дома. Юре привезли и торжественно вручили диплом | z
почетного доктора наук американского университета и приглашения на работу из ?!
3* 67
двух американских университетов. Это было очень трогательно, но, конечно, воспри-
у нималось как нечто абсолютно нереальное — просто дружеский жест, поддержка. Но
на следующий же день после приезда в Вену нам позвонили и
подтвердили эти приглашения: университет в Лос-Анджелесе и в Колумбусе, на выбор. Мы
выбрали Колумбус.
Снова о науке, теперь — о нашей: может, не так плохо?
— Мой интерес к тому, как в Америке организована научная работа, связан
| с нашей нынешней ситуацией. Прежде науку полностью содержало государство,
и это был особый механизм функционирования, основанный на избыточности:
на сто ученых, переливавших из пустого в порожнее, обязательно находился
один, который с лихвой окупал все затраты не только на себя, но и на всех
остальных. В Америке и в Европе принципиально иной механизм; государство
финансирует лишь часть научных исследований, остальные зависят от частных
0 спонсоров. По идее мы переходим к такому типу организации науки, но пока
только по идее. Государственное финансирование резко сократилось. Частных
у спонсоров нет. В этот зазор между двумя способами существования может
* провалиться вся наука...
— Вы не драматизируете? Вам, конечно, виднее. Но я успела побывать
в Российском открытом университете, встретила много друзей, моих коллег и по
Институту географии, и по университету. У них, кажется, дела идут очень неплохо.
Это независимый университет, он от государства ни копейки не получает. Мне
рассказывали, что появилось много новых исследовательских групп, целые институты,
во главе которых оказались лучшие специалисты моего поколения. Раньше у них не
было особых перспектив, прежде всего по идеологическим соображениям, да и
мафиозность старых научных кланов известна. Вообще у меня не сложилось
впечатления, что стоящие ученые пропадают.
И не только ученые. Сейчас вверх поднялось много прекрасных людей,
которые в свое время и думать не могли о такой карьере. Но одновременно
делают карьеру и совсем другие. Я, например, с изумлением узнала, что в Моссовете
председатель подкомитета по борьбе с организованной преступностью — Александр
Анатольевич Цопов, сотрудник КГБ, который у меня обыск проводил. Этот
подкомитет входит в состав комиссии по законности, правопорядку и защите прав
граждан — изумительный защитник ваших прав! Я очень прошу, вы это напечатайте,
пусть все знают...
Но вернемся к науке.
Я думаю, очень большая проблема — сознание самих ученых. Надо внутренне
быть готовым жить по-другому.
— Ходить с протянутой рукой?
— Да бросьте! Если вам не подносят все необходимое на блюдечке с
голубой каемочкой, это еще не значит, что вы стали нищими или никому не нужными.
Надо шевелиться, пробовать, осваивать новые способы жизни. Вам нравится, как
было раньше? Зависимость от некомпетентного чиновника? От партбюро? Закулисные
интриги в академии? Ведь это все взаимосвязано, нельзя отказаться от плохогои
оставить себе только хорошее. Да это и не факт, что механизм избыточности был
таким уж эффективным. Конечно, время перемен самое трудное, особенно если
ждать, когда кто-нибудь для тебя эти перемены устроит.
А те самые сто человек, которых содержал своим трудом один — это он
* содержал, не государство, а он, потому что от его труда государство получало
средства для финансирования всех остальных,— эти сто человек действительно
1 s должны уйти. Вот их положение драматическое, если они больше ничего не умеют де-
** лать и не хотят ничему научиться, ф
У Беседу вела И. ПРУСС
ОБЫЧАИ. ОБРЯДЫ,
ТРАДИЦИИ
Видишь Москву?
Здоровенный
верзила-переросток хватает за уши шуп
лого мальчишку, тянет вверх,
издевательски спрашивая:
«Видишь Москву?» Тот
верещит, отбрыкивается, гундосит:
«Отпусти, больно! Ну вижу,
вижу! Отпусти только!»
Знакомая сценка?
„В середине прошлого
века на праздник Вознесения
крестьяне шли в поле
смотреть, как растет хлеб. Они
.ели принесенные с собой
ячменные блины и яйца, а
после поднимали маленьких детей
за уши, слрашнвали: «Видишь
Москву?» Старались поднять
повыше, приговаривали:
«Расти, рожь, большая, вот
этакая». Такой обычай
засвидетельствован в Верейском
уезде Московской губернии.
Получается, что нынешняя
жестокая подростковая забава
восходит к давнему народному
обычаю? Но что за странный
такой обычай?
Праздник Вознесения
справляется на сороковой день
после Пасхи в память о
вознесении Христа на небо.
В это врем я года
хлебопашец более всего желал
добрых всходов и полновесного
будущего урожая. В
соответствии с этими ча яннями и
Переосмыслялось в народе
понятие Вознесения. Народные
обряды этого дня были
направлены на то, чтобы
посевы повыше возносились. В
разных местах России на
праздник Вознесения крестьяне
шли в поле, осматривали
хлеба, устраивали там обрядовую
трапезу. Обычно ели
яичницу, причем бросали вверх
либо куски яичницы, либо ложки:
«Как высоко ложка летает.
D
D
D
D
D
D
D
□
D
□
D
D
D
□
D
О
D
D
О
D
D
D
О
D
D
D
D
D
D
D
П
так бы высока рожь была».
Дети катались по ниве,
приговаривали: «Рожка, рожка,
хватись за Хрнстосовы ножки!»
Так что и подмосковный
обычай тянуть детей вверх
вполне соответствует всем
прочим магическим действиям на
Вознесение, направленным на
то, чтобы стимулировать рост
посевов. Если так, то
понятно, что отношение к этому
старинному обычаю было в
прежние времена вполне
серьезным.
В описании старинного
подмосковного обычая не
упоминается, отвечал ли ребенок
на вопрос о Москве. Скорее
всего, такой ответ был или, по
крайней мере, подразумевался.
Новогодняя обрядность у
восточных славян также была
связана с хлебом и заботами
об урожае наступающего года.
В дом вносили снопы, и
хозяин прятался за ними. Затем
входили дети, и их
спрашивали, видят ли они отца.
Диалог был особенным —
обрядовым, поэтому они должны
были непременно отвечать:
«Нет». Отец же в свою
очередь говорил: «Пусть и рожь
будет такая же высокая и
густая, чтобы за ней не было
видно человека». Сам по себе
об ыча й прятаться за с нопа -
ми хлеба или за пышным
караваем и вести обрядовый
диалог с целью повлиять
таким образом на будущий
урожай восходит к очень
архаичным славянским
представлениям. Вот почему в
соответствии с этой древней
обрядовой традицией и
крестьянские дети Подмосковья
на праздник Вознесения
никак не должны были видеть
Москву.
_.Как все-таки изменилась
Россия! Местный
подмосковный обычай потерял свой
обрядовый смысл, перешел к
детям, превратившись в
бессмысленную, зато повсеместно
известную забаву. На
распространенность этого
развлечения повлиял, возможно, и
обычай, приуроченный к
празднованию чьего-либо дня
рождения, когда молодого
виновника торжества тянут за уши,
чтобы он «рос большой».
В. КОРШУИКОВ.
кандидат исторических наук
О
D
D
D
D
D
О
П
D
D
D
D
D
D
D
D
□
D
D
П
D
□
D
D
D
D
D
□
D
D
D
□
D
D
D
D
D
D
D
ВО ВСЕМ МИРЕ
Одним выстрелом —
двух зайцев
Мясо можно сохранить
свежим гора зло дольше — до
месяца, если обработать его
препаратом из хитина,
получаемого из панциря
ракообразных. Кстати,
рыбоперерабатывающие заводы не знают,
что делать с этими
панцирями.
Таким образом,
американские ученые из Нового
Орлеана Д. Уэрсэлот и А. Аи
жело, предложившие новый
препарат, «одним выстрелом
убили двух зайцев». Действие
хитинового препарата
основано на том. что* связываясь
с железом гемоглобина, он
останавливает каталитическое
окисление жиров и
предохраняет мясо от порчи.
Препарат годится также для
обработки птицы, рыбы и молока.
Самое главное, что он
абсолютно безвреден.
Компьютер заботится
о стариках
В полицейском управлении
американского город* Осейд-
жа есть компьютер, который
заботится об одиноких
пожилых людях. Каждое утро,
точно в определенный час, он
автоматически набирает их
телефонные номера, желвет им
доброго утра и спрашивает,
все ли в порядке. Если
получает утвердительный ответ, то
связь прерывается и он
набирает следующий номер. Если
никто не отвечает —
включается тревога.
о
е-
о
*
и
D
О
Система разработана
молодым
программистом-любителем. Эта добрая и гуманная
идея может быть применима
и у нас — в нашем
больном обществе очень много
одиноких старых людей, и
забота о них не по силам
только органам социального
обеспечения.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ
Я. Андреев
Триста лет спустя...
Известно, что историческое
неследование очень часто похоже на детектив,
а детектив, прикоснувшись к
запутанным сюжетам прошлого, превращается
в историческое расследование. Вспомним
хотя бы об Угличском деле, столь
противоречивом и запутанном, что
исследователи поневоле превращаются в
этаких Шерлоком холмсов из истории,
рыскающих в архивах в поисках
виновных в гибели царевича Дмитрия.
Наше «расследование» посвящено не
столь громкой теме. Поэтому и
последствия скромнее: там — таинственная
смерть наследника престола, давшая
повод к лихолетьям Смуты, здесь... ну.
скажем, окончательно и бесповоротно
проигранная война.
Вот сюжет нашей истории. В 1632
году вспыхнула война с Речью Посполн-
той за Смоленск, который отошел к
польской короне по Деулинскому перемирию
1618 года. Русские войска под
предводительством боярина Михаила
Борисовича Шенна осадили город. Осада шла
вяло и неудачно. К тому же летом 1633
года на помощь гарнизону поспешил
только что избранный польским королем
Владислав IV. Получилось что-то вро-
слоеного пирога, где «начинкой:
служил Шеин. Положение царских
полков настолько ухудшилось, что «большой
воевода» вынужден был на свой страх и
риск капитулировать. Преклонив перед
Владиславом IV знамена и оставив
победителям почти весь пушечный наряд,
русские полки вернулись в Москву. Здесь
Шеин и второй воевода, окольничий
А. Измайлов, были обвинены в измене
и казнены. Такова внешняя канва
событий.
Но здесь начинается самое
интересное. Так ли все было? Действительно
ли была измена и подобное обвинение
справедливо? Или же это — убийство?
Сомнения проскальзывают тотчас после
казни в противоречивых н странных
слухах, в рассуждениях «последнего
летописца» Татищева. Согласно этим
слухам, виновниками смерти Шеина были
некие «корыстные злодеи», и дело не так
^[>осто, как кажется поначалу. Словом,
повод для «расследования» есть.
Тем более что за внешней,
детективной стороной дела боярина Шеина
вырисовывается нечто более важное — от-
голоскн политической борьбы в России
XVII века.
Михаил Борисович Шенн принадлежал
к ста ромос ковс ком у боярскому роду.
В середине XVI века трое Шенных
сидели в Думе боярами. Затем для ннх
наступает черная полоса и один за
другим они сходят с политической сцены.
К концу столетня остается лишь один,
тогда еще малолетний сын
окольничего Борнса Васильевича Шеина, наш
герой — Михаил Шенн. Происхождение
позволяло ему если и не быть на
первых ролях, то уж, конечно, не
затеряться среди придворных и московских
чинов. Однако нашего героя угораздило
родиться в переломную эпоху,
открывающую перед людьми куда менее
знатными и родовитыми головокружительные
возможности.
Выдвижение Михаила Шеина
начинается с появлением в Московских
пределах первого самозванца. В бою под
Добрыничами 20 января 1605 года он
сумел отличиться н с известием о победе
был направлен в Москву. Из Москвы,
уже в чине окольничего, Шеин
отправляется воеводой в Новгород-Северский.
Город этот занимал важное положение,
и подобное назначение
свидетельствовало, что молодому окольничему
доверяли и считали удачливым
военачальником. Со временем с репутацией
преданного и распорядительного воеводы
Шеин двинется вверх по служебной
лестнице.
Движение это будет необычайно
скорым. В 1607 году, успев заручиться
поддержкой Василия Шуйского, Шеин
получает боярское звание. Затем следует
назначение воеводой в Смоленск.
А Смоленск — одни нз крупнейших
городов Московского государства. И
значение его определялось не только
размахом торговли и ремесла, а размах,
надо сказать, был огромный. Первейшую
роль играло его стратегическое
положение. Смоленск в те времена — ключ-
город к Москве. И не случайно такой
умный и проницательный политик, как
Борис Годунов, задумал в конце XVI
века опоясать город каменной стеной.
Строительство шло необычайно быстро,
даже ночью. Кроме того, было
запрещено возводить где-либо частные каменные
постройки —совсем как при Петре I.
который ради своего любимого
«парадиза» на болотах — С.-Петербурга —
прекратил каменное строительство во всем
государстве! Вот на такой
ответственный, и нелегкий пост, был назначен
Шеин.
Для Шеина это стало ясно очень
скоро. Осенью 1609 года польский король
Сигизмунд 111 осадил Смоленск.
Королевская армия не отличалась
многочисленностью и не могла похвастаться
сильной артиллерией. Впрочем, это
обстоятельство не особенно беспокоило Сн-
гизмунда. Он был уверен, что до серьез-
71
И. Андреев
Триста л«т_
I*
4 i
ного столкновения дело не дойдет. «Стоит
только обнажить саблю, чтобы кончить
войну»,— заверял король своих
сторонников.
В этом заявлении было не одно
только хвастовство— резкое падение силы
и авторитета центральной власти
пагубно отразилось на боеспособности
русского войска. Общая усталость от
смутного лихолетья и «расцаревшины» и
социальная вражда расшатывали
стойкость дворянского ополчения гораздо
больше, чем сила интервентов. Но в
отношении Смоленска польский король
крупно просчитался: свсе помереть, а
литовскому королю и его панам... не
поклонитьца». Такое решение приняли
его жители. Со своим воеводой во
главе смоличане отбивают все приступы
неприятеля.
Однако положение осажденных с
каждым днем становится все тяжелее.
Сохранились письма дворянских жен, их
основной мотив — содва чють живы».
И это пишут помещицы, имевшие
осадные дворы н кое-какой припас в них'
А что приходилось переносить «молод-
шим» посадским людям, пришлым
крестьянам! То были все мизансцены
огромной снародной драмы», по словам
А. Пушкина, под названием Смута!
Изменилась не в пользу Смоленска
и общая обстановка в стране. 24 июня
под Клушнным войска Шуйского терпят
сокрушительное поражение и именно оно
предопределяет дальнейшую судьбу
незадачливого царя. Низведенный с престола
н постриженный в монахи, он до конца
выпьет горькую чашу позора — в 1611
году его провезут по улицам Варшавы,
приветствовавшей трнумф польского
гетмана Жолкевского... Кстати, среди
«трофеев» окажется н пленный к этому
времени Шеин.
Сменившая Шуйского «семибоярщи-
на» заключила в августе 1610 года
договор с гетманом Жолкевскнм об
избрании на русский престол сына Сн-
гнзмунда III, королевича Владислава.
В итоге все становилось с ног на
голову: сопротивление королю
превращалось в государственное преступление,
а бесконечные уступки и
предательство — в политическую добродетель.
Но Смоленск по-прежнему оставался
неодолимым препятствием на пути
королевских войск. Лаже прибывшая в
конце мая из Риги осадная
артиллерия не поколебала решимости его
защитников. Правда, между сторонами
возобновились переговоры, однако Шеин
упорствовал н не собирался отдавать
город королю. Прн этом на него
сильно давило дворянство. Его смущали не
только факт признания королевича
Владислава русским царем, но и
раздача Снгнзмундом III въездных грамот на
их поместья переметнувшимся
изменникам.
Шеин остался глух к беспокойству
помещиков, чем вызвал сначала недо
вольство. а потом — лютую ненависть
своей персоне. В дворянской среде его
даже сравнивали с Иваном
Болотниковым: «Воцарился де Михаила Борисович
ныне в Смоленске так же, что
Болотников в Туле, и Болотников де смерти
на себя дождался жг а Михаила де
Борисович того не ведает, что над ним в
Смоленске будет». Аналогия с
Болотниковым, конечно, чисто поверхностная—
помещикам просто невмоготу стало
сидеть в осаде, «за мужика битца», и уж
тем более запаздывать к королевской
раздаче нменнй. Но вот угрозы в адрес
воеводы были отнюдь не пустыми. В
среде дворян зрел заговор: «Мы ден Шеи-
на, зграбя, выдадим за стену, будет деи
в Польше с Шуйским».
Чем можно объяснить «крепкостояние**-
Шенна?
Трудно ответить однозначно. Без
всякого сомнения, большое значение имел
патриотизм смоленского воеводы.
Недаром в знаменитых письмах, которыми
обменивались города в период
создания первого ополчения, его
сравнивали с патриархом Гермогеном,
уморенным «гладом» за свое «крепкостояние»
Сигизмунду III: «А тем и утешаются
(русские люди.— Авт.) Божьим
милосердием, что дал Бог за православную
веру крепкого стоятеля, святейшего
Ермогена, патриарха Московскаго и всеа
России, а в Смоленску архиепископа
да премудрого боярина Михаила
Борисовича».
Заметим, что Смута основательно
перетрясла многие нравственные
представления современников. Бесчисленные нзме-
ны, «перелеты» от Шуйского к Лж^
Дмитрию II и обратно, ннтрнги и
непостоянство возвысили до уровня
высочайшей добродетели то, что раньше
воспринималось как обычная норма
поведения. И если вдуматься — то, что делал
в этн годы Шеин, делали без особого
шума многие воеводы XVI века. Мы это
подчеркиваем не для того, чтобы
умалить роль Шенна — просто иная эпоха
принесла с собой иную шкалу ценностей.
Был в позиции «премудрого боярина»
и свой политический расчет, ориентация
на те круги, которые не верили в воз- А с 1613 года он уже сне тот са-
можность «унии» с Речью Посполитой. мый» ростовский митрополит. Он—отец
«Уния» действительно была трудновы великого государя, избранного на пре-
полнимой — слишком несовместимы бы- стол Михаила Романова. Шедший сле-
лн целн договаривающихся сторон, дом за митрополичьей колымагой Шеин
И прежде всего самого Сигизмунда III, оставшиеся неполных пятнадцать лет
который, вопреки августовским статьям, своей жизни так же послушно прой-
стремился отторгнуть Смоленск, а в бу- дет следом за государевым отцом. Он
душем обосноваться на Московском пре- будет ангелом-хранителем боярина. Он
столе, уже «занятом» собственным сы- же окажется и косвенным виновником
ном. «Седьмочисленные» бояре готовы его гибели. И потому «привлечь» к
распыли пойти и на это, предписав Шеи- следованию Филарета совершенно необ-
ну сдать город, но тот отказался, за ходимо.
что получил новую порцию обвинений: Сразу скажу, что жизнь Филарета
мол «так затвердел», что не хочет (в миру Федора Никитича Романова) —
видеть «государскаго добра». настояший авантюрный роман. И может
Агрессивные планы Снгизмунда III быть, кто-нибудь его напишет. Я же огра-
стали особенно явными после появления ничусь самыми общими замечаниями,
под Смоленском «великого посольства» В отличие от тех же Шейных Захарьины
из Москвы, которое возглавлял боярин Романовы пережилн царствование Ива-
В. В. Голицын и ростовский мнтро- на IV вполне благополучно. Даже,
полнт Филарет. Переговоры зашли в ту- напротив, возвысились, породнившись
пнк, закончились арестом н высылкой через царицу Анастасию с правящим до-
послов в Речь Посполитую. Шеин, не- мом. Когда умер бездетный Федор
сомиенно, знал о переговорах н пони- Иванович — «царский корень перевел-
мал, что для русских послов сопротнв- ся>1 двоюродный брат усопшего царя,
ляющийся Смоленск был едва ли не старший нз пяти сыновей боярина Ни
единственный козырь в общении с коро- КНТЬ] Юрьева, Федор Никитич оказал-
лем. Это придавало ему стойкость. ся в числе немногих искателей пре-
^ Впрочем, к этому времени Смоленск уже стола Однако «братаничу» оказалось
перестал играть незавидную роль размен- не по снлам тягаться с шурином ца-
ной карты в политической игре. И де- ря федора. Борисом Годуновым.
Окало здесь не просто в мужестве и упор- завшись На вершине власти, Борис был
стве жителей и их воеводы, а в послед- склонен поддерживать мнр с влия-
ствии ими содеянного: осажденный го- тельными Романовыми. Но Романовым
род придал патриотам веру н одно- трудНо было примириться с венчанным
временно накрепко приковал к себе ко- «выскочкой». И потому, думаю, они
ролевскую армию, создавая условия для были причастны к появлению самозван-
организации сил, которые затем ua^ который, по меткому выраже-
вышвырнут интервентов вон из страны. нию в о Ключевского, «был только ис-
Но дни самого Смоленска были сочте- печен в польской печке, а заквашен в
ны. Голод, болезни, штурмы подточили Москве». Годунов не без умысла —
силы защитников. Приступ 3 июня в назидание остальным — основательно
161! года ослабленный гарнизон не су- разОрил гнездо Романовых, разослав
мел отразить. Шеин отбивался до послед- Никитичей н нх многочисленных род-
него, был схвачен, посажен в «желе- ственников и свойственников по мона-
за» н пытан по 27 «допросным пунктам». стырским тюрьмам и дальним городам.
Затем, как уже отмечалось, был варшав- а самого старшего и самого опасно-
ский триумф Сигизмунда III и восемь го — Федора Никитича, насильно
полет плена. стриг, превратив из гордого боярина в
> смиренного старца Филарета.
* Освобождение состоялось летом Без сомнения, монашеский клобук
1619 года, спустя полгода после заклю- перечеркнул честолюбивые замыслы Ро-
чения перемирия с Польшей в местеч- манова, мечтавшего о головном уборе
ке Деулино. Пленников встречали тор- иного фасона. Но и царь Борис, который
жественно — со звоном, воеводой и духо- думал, что покончил со своим протнв-
венством на дорогах. Причина простая ником. тоже просчитался: Филарет толь-
и одновременно уважительная: впере- ко затаился в Антониево-Сийском мона-
дн пленных на колымаге ехал мнтро- стыре в ожидании своего часа. И этот
полит Филарет, тот самый, кто вел в со- час наступил.
ставе «великого посольства» переговоры Наступил на удивление скоро, в тот
с Снгизмундом под стенами Смоленска, момент, когда самозванец переступил
Но то было в 1611 году. московский рубеж. По мере успехов
Jj
И. Аидр«*а.
TP^St■ _n?T_ спусти...
самозванца росла и уверенность старца.
Он то смеялся сневедомо чему», то
вспоминал «про мирское житье, про птицы
ловчне и про собак», то просто
грозил своим тюремщикам: с...увидят они,
каков он будет вперед».
Победа Лжедмитрня I была победой
и Филарета. Он возвращается в
Москву и возводится в сан Ростовского
митрополита. Вступив на престол,
Василий Шуйский отличает его. В Москве
ходят слухн, что быть Филарету скоро
патриархом всея Русн. Но то ли это
была очередная уловка изолгавшегося
Шуйского, то ли между иарем и
митрополитом в последний момент возникли
какие-то трения, но только владычий
посох в 1606 году уплыл из рук
Филарета в руки казанского митрополита
Гермогена. Филарет отбыл в свою
епархию, где вскоре был пленен
поляками, привезен под Москву и возведен в
сан «тушинского» патриарха.
Федор Никитич был слишком
опытным политиком, чтобы всерьез
принимать шутовскую фигуру Лжедмитрня П.
Вместе с другими русскими «тушинца-
м н» ои склон яетс я к ка нди дату ре
королевича Владислава, который должен
сменить Шуйского. В мае 1610 года,
уже после распада стушинского» лагеря,
Филарету предоставляется возможность
осуществить свой замысел:
«воровского» патриарха отбивают царские войска
н привозят в Москву, где последний
тотчас подключается к заговору против
царя. После падения Шуйского
Филарет отправляется в составе
«великого посольства» под Смоленск для
переговоров с Сигизмундом III. Известно,
что занявший Москву гетман Жолкев-
ский повлиял на выбор послов,
постаравшись удалить из столицы наиболее
сильные и опасные для польской партии
фигуры. Филарет и был такой фигурой,
за что затем и поплатился пленом.
Появление в 1619 году в Москве
властолюбивого Филарета, поставленного
вскоре в патриархи, привело к
большим изменениям в ближайшем
царском окружении. Наиболее одиозные,
скомпрометировавшие себя общением с
Сигизмундом III лнца, отправились в
ссылку. Это была не просто
расправа — целый поворот в политической
жизни, а с ним и озлобление.
Отзвуки подобных настроений
дошли до нас. «Сей же убо Филарет..,—
чнтаем в хронографе архиепископа Па-
хомня,— возрасту и сану был средня-
го, божественного писания отчасти
разумел, нравом опальчив и мнителен,
и владнтелен таков был, яко и самому
царю боятнся его». В ядовитой
характеристике немало правды: Филарет
действительно не утруждал себя чтением
Священного писания, в вопросах
обрядности мог много перепутать и переврать;
с . царствующим же сыном Михаилом,
избранным на Соборе, поступал круто,
даже, как будто, иногда прикладывал
отеческую руку и кричал: «Дурень, бла *
га своего не понимаешь!». Что уж тут
говорить о думных чинах, которых
патриарх «зелотомляше заточенми необрат-
нымн. н инеми наказании». Однако в
характеристике Пахомня нет главного:
«великий патриарх» явился ко двору
со своей программой, с твердым
убеждением, что многочисленные — от
династических до территориальных —
противоречия неминуемо приведут к
столкновению с Речью Посполнтой. Понимая
это, начал деятельно готовиться к войне.
И в замыслах свонх Фнларет
выступил смелым и энергичным политиком.
В начале тридцатых годов, благодаря
его усилиям, стали вырисовываться
контуры антипольского союза в составе
Московского государства. Швеции и да**
же... Турции.
Был ли в курсе дел Филарета
Никитича смоленский герой* Несомненно.
Он принимает участие в переговорах
самого высокого ранга, документы
которых тщательно скрывают даже от
думных чинов: «А что с ним
(шведским послом Б. Бароном.— Авт.) он
(М. Б. Шеин.— Авт.) о государевых
делах говорил и тому записка особая,
и та записка у думного дьяка
Федора Лихачева в ящике».
Впрочем, для заносчивого боярина
дипломатическое поприще мало
подходило. Патриарч приберегал его для
ратных дел, тем более, что за Шейным
было безупречное и громкое прошлое.
Начавшаяся война с Речью Посполитой
привела в 1632 году его на пост
главнокомандующего.
Затеянная патриархом война далеко но
у всех вызывала сочувствие.
Оппозиционные настроения вызвали взрыв
негодования у Шенна. Если вернть
смертному приговору, вынесенному два года
спустя, то «на отпуске у руки» государя
боярин разразился гневной тирадой в
адрес затаившихся недругов: мол, его-то
службы известны, тогда как многие,
покуда он служил, «по-запечью сидели, а
сыскать будто было неможно». Словом,
Шеин «поносил всю свою братью...
Заседание Боярской думы.
План Смоленска, XVII век.
Русский конный воин, XVII век.
Московский стрелец, XVII век.
с большой укоризную и службую и
отечеством никого сверстником не
поставил». По признанию думных чинов, они
тогда, сне хотя его государя тем рас-
кручинивати... умолчали». Но
молчание, конечно, порождено было страхом
"?• перед всесильным Филаретом,
нежели благородным стремлением не
расстраивать мягкосердечного царя
Михаила.
В поход русское войско вышло
только в конце августа 1632 года. Вре-
мя крайне неудачное для начала
боевых действий и уж тем более для осв-
ды городов — шло осеннее ненастье,] а
за ним рукой подать и до зимних ха1о-
дов. Но в выборе времени не было ви-
иы главнокомандующего так же, как и
в затянувшемся, похоже, походе войска к
Смоленску.
Под началом Шеи на было с нл ьное'
войско, но сам воевода оказался не на
высоте поставленной задачи,
собственной головою доказав, что защищать
крепости много легче, чем брать.
По-видимому, свою роль сыграл и
вспыльчивый характер боярина, который не
советовался ни с
иноземцами-полковниками, ни с товарищами-воеводами,
пребывая в «гордости н упрямстве».
Осада Смоленска началась в декабре
1632 года, а весной, по изъеденным
оттепелью дорогам, с превеликим
трудом подтащили из Вязьмы «большой
наряд» и стали по городу бить «в день
и в ночь». Войска несколько раз
приступали к стенам, неудачно. А 25 августа
1633 года на помощь осажденному
Смоленску явнлся недавно избранный на
польский престол Владислав IV, тот са-
и. Андрее» го короля утеснение и в хлебных запасех
трист. лут^пустд, н в соли ОСКуДеньеЭ( О5 этом знают
в Москве, обещают помочь, но помощи
мый «королевич» Владислав, которому в нет Не значит лн это, что надо са-
1611 году присягали русские люди. В ито- мому ИСкать мир? После долгих колеба-
ге командующий русской армией, не су- нии и отступлений Шеин соглашается
мевший толком распределить силы, сам на сдачу. В середине февраля рус-
оказался в осаде. ские войска покидают свои «таборы».
Надо заметить, что к этому време- Жалкие остатки — около 8 тысяч че-
ни боярин стал испытывать огромные ловек — все, что осталось от некогда
трудности — ратные люди нз полков бе- огромного, преимущественно разбежав-
жали сотнями. «Рать твоя, государь, шеГося войска — отпущены на волю.*
разбежалась».—в отчаянии писал в Вместе со своим воинством бредет в
Москву Шенн, и это не было пре- Москву и «большой воевода». Судьба,
увеличением. связав его жизнь со Смоленском, повто-
Но главным ударом для «большого рила свои виток. Но только на этот раз
воеводы» стала неожиданная смерть он пожинает бесчестье. Ореол героя
патриарха Филарета. Скончался он в ИСчез бесследно. Князь Ф. Волконский,
ночь с 1 на 2 октября 1633 года, н возглавивший оборону Белой (она сыгра-
подобно тому, как его появление в ла в i634 году примерно ту же роль,
1619 году при царском дворе привело чТО и Смоленск в 1609—1611 гг.), мог
к большим изменениям в политической с полным основанием кричать с деревян-
жизни. так и уход резко изменил ситуа- ных стен осаждавшим полякам: «Я вам
цию прн дворе: из ссылки возвращают- н€ Шенн!» (И действительно, Белую
ся польские «доброхоты», которых Фнла- он не сдаЛ( заставив королевскую ар-
рет отстранил от власти. . мню бесполезно протоптаться у ничтож-
Лишнвшись высокого покровителя, нои крепостцы два месяца.)
Шеин. должно быть, теряется в догад- в Можайске М. Б. Шеина с товари-
ках: в Москве ищут мнра и, значит, щами ^рут «За приставы» и везут в
ему надо менять образ действия. Поло- Москву, а следом за ним, и даже пере- v
жение воеводы осложняется тем. что он ГОНяя, летнт страшное обвинение в из-
почти лишен связн с Кремлем: поля- мене
ки перехватывают «проходцев», выужи- Заметим, что в XVII веке сама из-
вая тайные грамотки из пустых посо- мена трактуется достаточно широко —
хов и из-под стелек сапогов. Прн от «прямой» измены н предательства до
этом они спешат испортить настрое- «нерадения государеву делу». В смерт-
ние боярина: «Нам подлинно известно ном приговоре Шеин обвинен и в том.
о всех ваших планах»,— похваляется в и в другом.
своем послании царскому воеводе князь Уже некоторые современники усомнят-
Радзивилл в декабре 1633 года. ся в справедливости такого решения.
Заметим, что лишая Шеина всякой ин- а в следующем столетии Татищев их
формации, сами-то поляки были хорошо отвергнет. Отрицать предательство Шеи-
осведомлены о происходящем в Москве. На станут и С. М. Соловьев, В. О. Клю-
Прибегая к «детективной терминологии», цевский, А. Н. Зерцалов и другие исто-
можно сказать, что агентурная сеть бы- рикн> для которых казнь боярн-
ла заброшена ими широко — в итоге на — «боярская интрига». Но вот ието-
и «улов» был богатый, благо охотни- рик д. и. Иловайский, бойкое перо
коков, мечтающих досадить Филарету н по- торого сделает его автором моногра-
служитьВладиславу, хватало. Шеину ме- фии н гимназических учебников, возь
шают, выдают с головой Владиславу. мет на себя роль прокурора: даже ес-
Враги, врагн тайные и затаившиеся— ли Шеин н не был предателем, то
вот что страшно... пострадал вполне заслуженно «за сво&
Имея отрывочные, а затем н вовсе образ действия или, точнее, бездейст-
не имея никаких сведений из столицы, вня».
Шеин мечется в поисках решения. Но вряд ли поиск истины следует
Он собирает нечто вроде военного со- вестн в одной плоскости: измена или
вета: полковники, не видя возможности интрига, предательство или коварство,
сопротивляться, предлагают капитул и- В результате такой предвзятости вне
ровать, тем более что королевские ус- внимания оказываются многие любопыт-
ловия почетны. Воеводы Прозоровский ные факты. Какие же?
и Белосельский предлагают пойти в про- Специально созданный розыскной при-
рыв. а «большой наряд испортить». каз вел следствие на основе расспро-
Шсин растерян: в полках «от польско- сов ратных людей. Понятно, что они
не питали симпатий к Шеину.
Однако неудовольствие их отнюдь не
сводилось к незадачливому воеводе. Оно
оказалось много глубже. Выяснилось, что
ратные люди ссетуют, что от них
люди уходят к казакам.., а казакн де в их
поместьях и вотчинах, и детей
позорят и поместья разоряют... А чают от
тех воров тамошних городов
служилые люди — большого дурна». Это бы-
лн не пустые опасения: своровские
казаки» насчитывали в своих станицах
несколько тысяч человек и пугали
помещиков сильнее, чем Владислав с польско-
литовскими отрядами. В памяти
господствующего класса были свежн
воспоминания Смуты с ее вольным
казачеством, которое едва не разорило
помещиков и вотчинников.
Так постепенно в Москве стали
осознавать, что собравшиеся в столице
ратные люлн готовы предъявить свой
счет не одному только Шеину, но и
иным виновникам их бедствий. Адресат
их был известен. «Послал де ратных
людей под Смоленск патрнарх да
старцев сын» (то есть царь Михаил
Федорович.— И. А),— толковали между
собой служилые люди. Словом,
возникла ситуация, когда необходимо было
успокоить армию и вывести из-под
удара высокие имена. Рецепт для таких
случаев известный, универсальный для
всех времен н государств — свалить вн-
ну на явных неудачников, приписав им
то, что было, и то, чего не было.
Относительно Шеина н Измайлова это
было сделать очень просто, потому что
с...во всех ратных людях сетование
большое о том, что по ся лето Михаилу
Шеину и Ортемню Измайлову и сыну
его за их измену государева указу
нет»,— сообщали в розыскной приказ.
Реконструируя ситуацию, ясно понн-
м аешь, что на деле все было елож-
нее. 17 апреля 1634 года боярская
дума вынесла Михаилу Шеину смертный
приговор, но шлн дни — Шеин
оставался в темнице. Почему?
В окружении царя не было еднно-
,л,ушия и оставалось немало
влиятельных лиц, причастных к курсу
патриарха Филарета. Остается гадать,
хотели ли они всерьез спасти Шеина
нлн нет, поскольку в ход
придворной борьбы вмешалась... улица.
Любознательный секретарь Голштинского
посольства Адам Олеарнй писал по
горячим следам событий: вернувшееся из-
под Смоленска войско крепко
жаловалось на измену «генерала Шеина», но
когда «жалобы войска не уважили»,
тогда «вспыхнуло всеобщее восстание.
для утешения которого» 28 апреля
Шеина казнили.
Определение «всеобщее восстании»,
бесспорно, преувеличено. Источники
позволяют говорить о волнениях в среде
ратных людей, последовавших вслед за
очередным московским пожаром. Пожар
вспыхнул 25 апреля. Выгорело «поло-
внно Китая» и «кинуло за Белый город».
Как это нередко случалось, пожар
обострил ситуацию, вызвал волнения,
для успокоения которых власти
поспешили выдать Шеина.
Сама казнь Шеина — странная н на
первый взгляд малообъяснимая.
Олеарнй пишет, что для того «чтобы Шенн,
без вреда другнм», согласился на казнь,
ему обещали помилование: нужно лишь
было для «удовлетворения народа» вый-
тн к месту экзекуции. Шеин вышел,
положил голову на плаху—тут н уда-
рнлн топором. Татищев, опиравшийся
на неизвестные нам нсточникн, к
этому добавляет, что боярин «имел
некие письменные к своему оправданию
доказательства, однако же поверя...
корыстным злодеям» помалкивал до тех
пор, пока не увидел топор. Здесь он
опомнился, начал говорить, что
может оправдаться, но было поздно.
Как не вспомнить сцену казни из
романа «Сорок пять», а зводно н совет
Генриху III, который дает королева-
отравительница, его мать Екатерина
Медичи, сменить палача, тайного
сторонника Гизов, поспешившего удавкой
оборвать жизнь опомнившегося
заговорщика Сальседа!
Наша история знает подобный
случай н в XVIII столетии: существует
версия, что Мнрович «организовывал»
неудачный побег Ивана Антоновича по
прямому наущению Екатерины II.
Отсюда и то необычное самообладание,
с каким поручнк отправлялся на казнь,
ожидая помилования благодарной импе-
ратрнцы...
Впрочем, в обоих случаях это лишь
предположения, правда, очень
убедительные. С определенностью же можно
сказать, что головой Шеина
правительство откупалось от ратных людей,
успокаивало их, пытаясь выйти из
политического кризиса политическим убийством.
Мы предприняли это «расследованне»,
чтобы отдать дань памяти одному нз
героев смутного времени, чье нмя
долгое время стояло в ряду с именами
Пожарского, Кузьмы Минина, Скопина-
Шуйского. Ведь неблагодарность в
истории столь же пагубна, как и
чрезмерное восхваление. #
X
и
IS
]]
УРОКИ НАУКИ
Ю. Шрейдер,
доктор философских наук
Неустранимость человека
Свои воспоминания я адресую тем, кто будет определять суть и смысл наукн
XXI века, и с тем, чтобы печальный опыт остающихся в XX столетии, хоть чем-то по-*
мог им. Время — это единственно доступный нашему восприятию образ вечности,
и потому, выражая свое время, пропуская через себя его зов, мы соприкасаемся с
вечными общечеловеческими проблемами, соотносимся со смыслом собственного
существования. Невозможно следовать зову времени лишь частично, вынужденно
поступаясь конъюнктуре лишь в чем-то, ибо любое частное отступление от
истины есть ложь, тем более опасная, чем она более смахивает на истину. Может
быть, это главный урок моего века. Мы привыкли радоваться, если
удается сказать лишь небольшую часть правды, забывая, что время нас будет судить
по тому, какую часть правды мы умолчали.
Дело не только в том, что мы не смели, не могли, не имели физической
возможности высказаться до конца,— мы не научились додумывать до конца, а
это требовало и всегда будет требовать еще большего мужества и, скорее всего,
не одной попытки от каждого нз нас.
Опыт истории науки учит, что границ, отделяющих науку от культуры, просто
нет. Что же произошло с наукой в XX веке? Было ли закономерным
нарастающее отчуждение естественных и технических наук от основного
пласта культуры? И как оно реально повлияло на науку? Мыслимы разные
варианты ответов на эти вопросы. Лично мне кажется, что существующий*,
разрыв между естественнонаучным н общественно-гуманитарным знанием есть
последствие гипертрофированного развития первого и происходившего резкого
отставания общественных наук, связанного с повсеместным увлечением
позитивистской философией н другими факторами, в том числе специфическими
для нашей страны.
Само развитие науки мы стали рассматривать как механический прогресс,
вырабатывающий не особое понимание реальности, а необходимый для технического
развития запас идей и фактов. В так осмысляемой науке нет места
разнообразию мнений, представлений, подходов. Она осуждена создавать лишь то, что
легко может быть понято и освоено всеми. Декартовский идеал
рациональности поставил во главу угла разработку универсальных методов,
воспроизводимых одинаковым образом любым участником познавательного процесса.
К сожалению, мы долго изгоняли слова «личность», «личное мнение» из обихода
науки. А ведь истина в науке постигается личными усилиями н часто
противоречит общепринятым мнениям. Будучи добытой и обоснованной, она может быть
аргументирована и передана другим, но без личных усилий мысли не было бы ни
Коперника, ни Галилея, нн Ньютона, ни многих им подобных, если не по масштабу,
то по способности самостоятельно мыслить и пониманию, что истину нельзя
предавать. Думать, что с утверждением науки Нового времени пропала надобность
в этой способности, оказалось тягчайшим заблуждением. В науке, когда она
ориентирована прежде всего на прагматические цели, может создаваться
впечатление, что все взанмозаменимы. На смену яркому таланту приходит просто рабо1*
тоспособный человек, и работа не останавливается — что-то происходит, отчеты
и статьи пишутся, результаты какие-никакие получаются. А то, что возникает
идейный вакуум, который через несколько лет приводит к тупику, этого можно прн
желании (помноженном на малую компетентность и неинтеллигентность руко-
, водителя) долго не замечать. Так возникает убеждение: ученым можно назначить
» любого человека с подходящим (нли даже не очень подходящим) дипломом.
I £ Так рвутся культурные традиции в науке.
•£ Конкретные примеры тому можно привести из любых областей науки, я же
|* остановлюсь на процессах, происходивших в информатике — науке, которой я
?! занимаюсь много лет.
В начале развития советской информатики был нужный запас безумных идей
и были люди, способные эти идеи отстаивать и пытаться реализовывать. Я не
берусь выступать здесь в качестве историка науки — для этого нужна большая
предварительная работа: сверка дат, свидетельств, публикаций. Я хочу попытаться
лишь восстановить духовную атмосферу тех лет, коей я был непосредственным
свидетелем и участником.
Прежде всего это были пятидесятые годы, с их характерной верой в
спасительную роль и безграничные возможности науки. В науку тогда шли люди,
верящие в служение науке как высшей ценности, и сама наука рассматривалась как
способ выявлять и обосновывать ценности, как высший авторитет во всех областях
человеческого бытия, свободный от произвола человеческих мнений и предрассудков.
Интерес к кибернетике, начавшийся у нас несмотря на то (а отчасти и потому),
что последняя была объявлена «буржуазной лженаукой», был вызван отнюдь не
только ее практическим значением, которое в начале пятидесятых годов только
предчувствовалось, но именно надеждой через ее посредство познать объективную
природу человеческого разума.
Алексей Андреевич Ляпунов, Аксель Иванович Берг и их соратники сделали
невероятно много для того, чтобы работы по кибернетике начали развиваться в
нашей стране. Сам я тогда занимался вопросами логической структуры
вычислительных машин и был привлечен Ляпуновым к участию в его кибернетических
семинарах в МГУ. Под влиянием Алексея Андреевича я заинтересовался
игровыми задачами и моделями обучения. Это привело меня к занятиям по
исследованию выработки лабиринтного навыка у крыс, проводимым в лаборатории
С. Н. Брайнеса. Наблюдая за ходом экспериментов, проводимых с крысами
О. Я. Кобринской, я обратил внимание на роль скрытого (латентного) периода
обучения, в течение которого обучение как бы не происходило. Данные по
этому периоду первоначально не фиксировались в протоколах опытов. Но оказалось,
что длина этого периода служит важнейшей характеристикой процесса обучения,
и это обстоятельство было отмечено в наших совместных публикациях. В моем
тогдашнем «кибернетическом» умонастроении мне казалась обидным поражением
сама невозможность создать математическую модель механизма латентного,
скрытого обучения. Сегодня я это вижу по-другому.
Мы тогда впервые на эмпирическом материале столкнулись с феноменом
«неявного знания», играющего сегодня первостепенную роль в информатике. Но для
меня эти работы не остались без следа, они позволили интуитивно почувствовать
слабость ряда скороспелых формальных моделей интеллектуальных процессов, с
которыми приходилось сталкиваться за все эти годы, и пытаться вводить в
разрабатываемые модели размытость и неопределенность, связанные с
«человеческим фактором». Сегодня я твердо убежден в объективном существовании
принципа неустранимости человека из интеллектуальных систем, действующего
тем более явно, чем выше «интеллектуальность» реализуемых в ЭВМ процессов.
Способность А. А. Ляпунова к научному предвидению проявилась, в частности, в
том, что он в самом начале пятидесятых годов стимулировал работу своих
учеников по машинному переводу, хотя, как сейчас очевидно, тогдашние ЭВМ
не имели для этого достаточных технических возможностей. Но это были первые
у нас научные попытки реализовать в ЭВМ процессы, считавшиеся исключительной
прерогативой человека. Пионерские работы Ольги Сергеевны Кулагиной, ученицы
Ляпунова, сыграли неоценимую роль, показав принципиальную возможность
подступиться к этой задаче. Ольга Сергеевна разработала первую у нас в СССР
оригинальную математическую (теоретико-множественную) модель языка, и ее
работа, опубликованная в 1958 году, стала классической, открыв целое направление
исследований по математической лингвистике. Принципиальным здесь мне
представляется не только создание Кулагиной действующего алгоритма франко-
русского машинного перевода, но и создание математической модели, лежащей в
основе обработки текстов.
Идея построения модели языка, на основе которой строится такая обработка,
оказалась основополагающей для последующего развития информатики. Правда, для i
информатики оказались решающими другие процессы обработки текстов, нежели ;
сам машинный перевод, но последний послужил очень естественной областью для | g
развития многих важных идей. В некотором смысле проблему машинного пере-
завода до сих пор нельзя считать решенной, ибо перевод текста опирается на 15
столь большой запас неявных знаний, который не способна вместить ни одна современ- "х
79
ная «интеллектуальная система», реализованная на ЭВМ. Но эта проблема
" сыграла и играет сейчас огромную роль в развитии информатики. Говорить о
неуспехе здесь не приходится: просто в те годы, да и позднее, не осознавалась
реальная глубина проблемы. А понимание глубины проблемы — это немаловажное
научное достижение.
Но в те годы был запас идей, не уступающих лучшему мировому уровню, и
J-g казалось, что дело только за тем, чтобы организовать их планомерную реализацию.
И с шестидесятых годов начало расти влияние чиновников на процесс научных
исследований. Сначала чиновники держали себя сдержанно, даже робко.
Составляя сложные сетки плановых заданий, они советовались с реальными
исполнителями. Потом уверовали в собственные способности управлять наукой. Тем
более что в чиновничий аппарат стали приходить люди, оснащенные учеными
степенями, добившиеся «успеха».
Наука, как и спорт, вообще гипертрофированно ценит удачу и успех. Это в
поэзии — как и в философии, и в настоящей жизни — действует аксиома:
«И поражений от победы ты сам не должен отличать». В сущности, и вся наша
жизнь кончается событием, которое довольно трудно отличить от поражения. Но,
несмотря на это, существует особый тип людей, которые панически боятся неудач и
не только своих, но и вокруг. Самого запаха неуспеха не выносят. В этом
заключается утрата вкуса к подлинности, не измеряемой показанным результатом.
В шестидесятые годы эта ориентация на жизненный успех,— а он определялся
научной степенью и должностью — и стремление его демонстрировать перед
окружением, стала бешено распространяться.
Наука становилась все более прагматичной и зарегулированной текущими
планами. Эти планы вначале выглядели как признание соответствующего научного
направления. Работы по машинному переводу и математической лингвистике
вошли в государственные планы, что позволило организационно оформить
полезные контакты, в первую очередь с венгерскими и чехословацкими
специалистами. Наладился живой обмен информацией, хотя осуществить реальную совместную
работу так и не удалось. Выезд на формальное совещание по координации планов
удавалось оформить, но организовать научную конференцию было гораздо сложнее.
Когда осенью 1971 года наши венгерские коллеги устроили международную
конференцию в Дебрецене, то из девяти советских представителей восемь
приехали по частным приглашениям, о которых догадались позаботиться
организаторы. Это дало возможность дополнительно побыть несколько дней в Будапеште,
так что участникам было даже удобнее. Но на этом строить регулярные научные
контакты невозможно.
Особенность занятий наукой в том, что здесь надо всегда находиться на
переднем крае. Тот, кто не входит в «невидимый колледж», делающий
современную науку, выпадает из ее триумфальной колесницы. Поэт или мыслитель
может не ориентироваться на моду — он по-настоящему живет в истории,
водоворот сегодняшних событий его может и не касаться. Он даже должен быть
незапрограммирован «интеллектуальной модой», «духовной злобой дня», ибо он сам
слушает голос времени и выражает его. Ученому, исследователю нужно быть в
курсе событий сегодняшнего дня на передних фронтах науки. Для этого мало читать
литературу и получать своевременную научную информацию. Надо в этом
участвовать. Нужны личные встречи, переписка, впечатления. Нужны семинары,
конференции, международные контакты. Обрыв коммуникаций создает вокруг
ученого мертвую зону. То, что сделал он сам, должно быть ассимилировано, оценено,
пущено в оборот научным сообществом. Иначе это устаревает, и исследователь
лишается каких-то очень существенных стимулов.
В шестидесятые годы международные связи расширялись, и в этом виделась
благая тенденция. В семидесятые годы (я говорю прежде всего о своей области
науки) эти контакты формализовались и бюрократизировались. Управляли ими
люди, чьи интересы не имели с наукой ничего общего, а заграничная командировка
стала рассматриваться не как условие научной деятельности, а как некое
общественное поощрение. Стало престижным одеваться в заграничное, появился
= характерный термин — «выездной». Быть «выездным» означало достичь некоего
i положения в советском научном социуме. Разумеется, были настоящие ученые, кото-
]% рые относительно регулярно попадали в научные командировки за границу. Но это
*t было как бы «жалованное право» данному лицу представлять советскую науку.
| е Так постепенно сложилась обстановка, когда послушный обстоятельствам
"I здравомыслящий исполнитель ценится больше, чем мыслитель, способный проявить
80
свою личность. А это всегда приводит к утере ценностной ориентации, а затем
и смысла научной деятельности. На сцену выдвигаются уже просто некомпетентные
люди, умело манипулирующие нужными словами и послушно выполняющие
требуемые действия. Возникает специфический слой людей, претендующих на
первые места в силу занятого положения, а не способности к научной деятельности.
С ними можно сработаться и, при некотором здравомыслии, благополучно
существовать, стараясь не очень себя проявлять.
В семидесятые годы мы здорово научились адаптироваться. Даже те, кто сумел
сохранить свои принципы. Здравый смысл велел о них не заикаться, что и вело к
постепенному загниванию науки, творчества и тех же принципов, разрушению
естественно складывающихся процессов «ферментизации» научной почвы.
Руководители информатики семидесятых годов решили, что можно получать урожаи с
почвы, все более заливаемой асфальтом. Им было очень удобно считать, что все
основные теоретические позиции определены, что перспективные научные разработки
на информатику как бы и не влияют, а надо прямолинейно развивать структуру
служб научно-технической информации, призванных определять и
удовлетворять информационные потребности приписанных к ним пользователей. В
результате, когда в Академии наук было создано отделение вычислительной техники,
информатики и автоматизации, то слово «информатика» здесь означало —
программирование и использование ЭВМ, а старая информатика потеряла права на
существование. Она как бы и не состоялась вовсе. За этим решением стоял вердикт
Академии наук, как бы от лица самой Науки.
Еще в середине шестидесятых годов я стал задумываться над эффектом
неправомерного доверия к авторитету науки. Да, наука способна получать
замечательные практические вещи, способна получать надежное знание о законах природы и
математических конструкциях. Но когда она вторгается в сферу человеческих
интересов, где надо учитывать ценностные моменты, то ее выводы далеко не всегда
обладают большей доказательностью, чем рекомендации традиционного
человеческого опыта.
Наука не имеет своих способов судить о том, что должно быть, как следует
поступать. Если цель задана, то наука может помочь найти пути к ее достижению.
Но в состоянии ли наука помочь избрать хорошую цель и допустимые средства?
Всегда ли необходимо ориентироваться на ясно поставленную цель? Целью
всегда можно пытаться оправдывать средства. Не лучше ли ориентировать свое и
социальное поведение на соблюдение определенных ценностей?
В пятидесятые и шестидесятые годы умами овладели надежды, что
распространение точных научных методов — это и есть универсальная отмычка к
решению важнейших социальных и личностных проблем. Занятия точными и
естественными науками казались привлекательными не только как способ познания того,
что науке суждено познавать, но и как более высокое служение истине. Сегодня
все это выглядит крайне наивно, и вера в науку как в некий надкультурный и
надчеловеческий абсолют утратила былую притягательность.
Но в шестидесятые годы подобная вера в науку еще привлекала не только умы,
но и сердца. Еще были иллюзии, что именно ученые, вооруженные полностью
свободным от человеческих предрассудков (и, заодно, от культурных традиций)
знанием, способны лучше всех управлять обществом. Еще в шестидесятые годы я
всерьез размышлял над этой проблемой, которая сегодня формулируется как
проблема человеческого фактора. Мне пришлось переоткрывать для себя многое из
того, что человечество знало давным-давно. В 1967 году я познакомился с
приехавшим в Москву из Ульяновска Александром Александровичем Любищевым, с которым
вступил в оживленную переписку по этим вопросам.
Для меня было важно понять человеческие истоки и основания науки, чтобы
освободиться от диктата норм, якобы рекомендуемых наукой, чтобы отстоять
независимость культурного творчества. Для Любищева важно было самоосвобождение
науки от якобы окончательных истин в последней инстанции, ему важно было
показать, что в самой науке необходимо плодотворное сомнение, не позволяющее
отвергать с порога все то, что сегодня не вписывается в рамки научных представ- *
лений. После смерти А. А. Любищева в 1972 году я оказался тесно связан с группой I
людей, занимавшихся его научным наследием. Вместе с Сергеем Викторовичем |^
Мейеном и Рэмом Георгиевичем Баренцевым мы поехали осенью 1972 года в $2:
Ульяновск, чтобы ознакомиться с состоянием архива Любищева. Через некоторое | £
время архив был вывезен в Ленинград и сдан в архив Академии наук. "х
81
Под влиянием общения с Любишевым (вначале не очень ясно мной
осознаваемым) я стал серьезно размышлять над ролью человеческих (социокультурных)
оснований науки в ее собственном развитии. Я проделал исследование
используемых в науке познавательных установок, которые исследователь обычно не выбирает
сознательно, а принимает в силу готовой традиции отнюдь не под влиянием
исследуемого объекта. Оказалось, что вместе с каждой используемой установкой наука
применяет (в других ситуациях) и равно противоположную. Склонность интересо-
~ £ ваться ролью субъекта научного исследования, методами, установками, вообще
1 человеческими основаниями науки — все это я попытался осознать как процесс
гуманитаризации знания, а последнее словосочетание стал регулярно употреблять в
докладах, статьях и даже в заглавии так и не вышедшей в «Прогрессе»,
«Политиздате» и «Науке» книги.
Этот термин встречал поначалу ряд возражений, но потом стал привычным и
даже примелькавшимся, по сути, ведь речь идет о правильной оценке роли
человеческого фактора в развитии науки.
Сегодня уже выходят философские монографии, где гуманитаризация знания
трактуется как очевидная задача современной науки, где отчетливо различаются
гуманизация и гуманитаризация науки. Первое — это оглядка на ее человеческие
истоки, отказ от придания научным рекомендациям сверхчеловеческого авторитета,
анализ человеческих средств научного познания.
Второе же — подчинение науки человеческим интересам, приоритетный выбор тех
научных исследований, которые наиболее полезны для человеческих задач, служат
развитию человека.
Гуманизация — это просто ясное понимание, что человечество может себе
позволить оплачивать лишь служащую его интересам науку, а ценность знания
самого по себе не выше других общечеловеческих ценностей. Гуманитаризация —
это понимание человеческих истоков науки, возникающее при тщательном
исследовании этого феномена. Это понимание помогает не создавать из науки кумира, то
есть не считать ее рекомендации абсолютистскими.
Модель, вырабатываемая наукой, не является пассивным слепком объективной
реальности, но результатом творческой деятельности исследователя, на которую
накладывают свой отпечаток культура и мировоззрение этого исследователя
(его принадлежность к определенным культурным традициям) и его способность к
самостоятельному мышлению, его личностное отношение к предмету. Поэтому модель
не может иметь принудительную силу. Более того, модели постоянно сменяют друг
друга в процессе развития науки, а эта смена есть дело «рук человеческих», хотя
поводом для такой смены обычно оказывается неудобство сопряжения имеющейся
модели с моделями, существующими в смежных областях.
Это неудобство может еще только смутно ощущаться, как некая некрасивость,
неполнота рассуждений, выполняемых с помощью принятой модели (теоретической
концепции). Прямого противоречия модели с действительностью обычно не
фиксируется, поскольку с помощью разного рода оговорок и условных интерпретаций
модель удается довольно долго приспосабливать к «неудобной» действительности.
Последняя не дает исследователю недвусмысленного сигнала о необходимости
радикальной смены установок и моделей. Исследователь должен быть в достаточной
мере личностью, чтобы по собственному выбору совершить необходимую смену.
Потребности получать «информацию» у нормального человека изначально нет и
быть не может, она возникает только с опытом реконструкции знаний из
информации. Создание и использование знания — это сугубо локальный процесс,
происходящий в данном месте и в данный момент.
В шестидесятые годы мы все были заворожены успехом понятия «информация»,и
просто не пришло в голову продумать его отношение к понятию «знание». Казалось,
что последнее слишком неопределенно и должно быть заменено более четким понятием
информации.
Информационный фетишизм привел к необоснованной уверенности в том, что
некая внешняя по отношению к человеку «Информационная служба» способна
определить его «информационные потребности» (или даже предсказать их) на основе
* анализа его деятельности. Это типичный пример того, как иллюзорное осознание
х собственной деятельности направляет ее в неправильную сторону. Убежденность
I m в том, что «информационные потребности» ученого целиком диктуются стоящей
2- перед ним задачей (темой, проблемой и т. п.) заставляла тратить усилия ин-
1 г форматиков на пояытки как можно точнее определить эти потребности, то есть
"х поставить им заранее заданные пределы, в то время как нужно было искать
82
способы предоставить больше свободы для контакта деятеля с потенциальными
источниками информации, обеспечить легкость и удобство его «общения» с
информационной средой, в процессе которого возникает его осознание своих нужд.
В таком подходе знание уже не осознается как сводящееся к информации.
Знание существует «здесь и теперь», у конкретного обладателя этим знанием, а
информация есть как бы «везде и всегда». Раз поступив в общественное
достояние, она в принципе становится доступной любому. Процессы
взаимопревращения знания и информации происходят отнюдь не только в науке, но практически
в любой области жизни. Словесное выражение мысли, воплощение знания в
словах требует усилий по осознанию этого знания прежде чем воплотить его в
информацию — превращенную форму знания.
Воссоздание знания на основе информации нуждается в переживании этой
информации, в достраивающих ее усилиях воображения. Познавательные «операции»
идут сообразно человеческой природе, а не стоят над этой природой. Понимание
человеческой природы знания помогает освободиться от информационного
фетишизма, хотя возник он вполне закономерно, как плод постоянных и необходимых
усилий по объективации знаний, прежде всего — знаний, добываемых наукой.
Не случайно наука возникла из совершенно определенного культурного
феномена — демократии древних Афин. Появление практически публичного обсуждения
общественных вопросов и возникновение демократического судопроизводства
привели к созданию особой культуры обсуждения, в котором перед участниками
стояла необходимость убедительно выражать свои мнения и тщательно их
аргументировать. Из умения убеждать выросла риторика, а из умения аргументировать —
логика, оказавшаяся необходимым инструментом научного познания. Древние
египтяне и вавилоняне знали способы решать геометрические задачи, нужные для
практики, но не умели еще логически рассуждать. А без этого нельзя доказывать
теоремы, нельзя обосновывать те или иные представления о движении
материальных тел или о строении Вселенной. Наука возникла один раз — в Древней Элладе,
будучи детищем афинской демократии. Она не могла возникнуть в деспотических
азиатских монархиях, где уровень цивилизации был не ниже, чем в Афинах, но
авторитет власти стоял выше, чем стремление к истине.
Вот почему сегодня хочется говорить не только о том, что необходимо изживать,
но и о каких-то новых формах жизни науки, которые могли бы сделать ее свободней
для реализации творческой личности и более приспособленной для того, чтобы в
ней существовали не только исследователи, но и мыслители.
Было бы легче, если бы задача сохранения и развития науки в принципе
решалась бы организационно-экономическими средствами — созданием новых институтов
и лабораторий, привлечением большого количества специалистов. То, что требуется —
гораздо труднее. Нужно воссоздать культурную атмосферу научной деятельности,
вернуть утраченные ценности, добиться того, чтобы судьбы науки определялись
компетентными учеными. Нужна обстановка, когда научные доклады, публикация
результатов, самостоятельная научная работа станут снова нормой, а не будут
рассматриваться как уклонение от «общественно полезного» труда по написанию
казенных справок. Нужно удобрять почву, на которой произрастает наука.
Система, наделенная разумом, будет действовать так, чтобы решать стоящие
перед ней проблемы, которые она в состоянии осознать. Но для этого система должна
состоять из людей духовно свободных, способных к не запрограммированным
жесткими системными связями оценкам и непредвзятому выбору.
Сегодня разуму дан некий шанс.
P. S. Увы, на этой оптимистической ноте закончить обзор я не могу. Инерция
несвободы еще с нами, проявляется иногда самым неожиданным образом, и как
свидетельство тому вынужден привести заявление, которое я сделал уже после того,
как рукопись была сдана в редакцию.
«На юбилейном заседании ученого совета ВИНИТИ 17 декабря 1992 года
докладчик привел перечень наиболее значимых ученых в области информатики. К
сожалению, моя фамилия тоже оказалась в этом перечне. Я воспринимаю это как личное
оскорбление, ибо в этом перечне нашлось место для бывшего заместителя директора
ВИНИТИ по режиму Ильи Борисовича Почкая, никакой научной работой не
занимавшегося (не считать же брошюру «Ленин и информация»!), но с таким §
успехом свирепствовавшего в карательных органах, в частности на посту зам- f
министра внутренних дел Литвы, что в хрущевскую «оттепель» был из них выдворен...
В кулуарах докладчик признался мне, что произнес это имя, опасаясь, что сам | £
Почкай может явиться на юбилей...» Ш "I
83
^
С. Казнов,
В. Большаков,
В. Жариков
Возрождение
деревянного
зодчества
России
Когда-то почти вся Русь была деревянной.
Испокон веков русский человек селился в
лесистых местах, по берегам озер и рек. Лесные
чащи давали ему кров и пищу. Из дерева
крестьянин рубил себе избы, строил города,
обносил их мощными стенами, возводил церкви,
соборы, и оборонительные башни, мастерил
почти все, что было ему необходимо,— от
сохи до ложки.
Истоки русского народного деревянного
зодчества восходят к древней
художественной и архитектурно-строительной культуре
Киевской Руси, Великого Новгорода, Влади-
миро-Суздальского княжества. Но расцвет его,
кристаллизация в классически совершенных
формах шатрового зодчества находятся в
теснейшей зависимости от становления
Московской Руси в XV—XVII веках.
Изучение народного зодчества, которым
занимается Нижегородская государственная ар-
хитектурно-строительна.я академия, дает
возможность проследить историческую эволюцию
взглядов на наше архитектурное наследие.
Естественно, по мере углубления и
расширения наших знаний оказывается возможным
дать ответы на такие вопросы, которые
раньше и не ставились. И это не удивительно.
Сегодня в современных проектах
используется огромный опыт народа, те приемы,
которые были найдены в результате
длительного отбора, подобно тем, какие вы видите на
фотографии в журнале. Кстати, этих проектов
много и все разные. И это — плоды труда
нижегородцев. Воспользоваться ими могут все
желающие. Те, кто мечтает построить себе
дом, обращайтесь в фирму «Русский стиль»,
которая сотрудничает с Нижегородской
государственной архитектурно-строительной
академией.
85
УРОКИ ИСТОРИИ
Фантасты под надзором ЦК КПСС
В. Ревин
Дела
давно минувших дней
В этом номере журнал «Знание — сила» публикует пакет документов,
которые до недавних пор хранились в папках ЦК КПСС с грифом «Секретно».
Как минимум одну государственную тайну документы эти раскрывают: они воочию
демонстрируют механизм того жесткого прессинга по всему полю, под
напором которого приходилось жить и работать в 60—70 годах писателям и
редакторам. Здесь идет речь только о такой узкой сфере как фантастика,
но это лишь подчеркивает всеобъемлющий характер самого механизма.
Поучаствовав прямо или косвенно во многих литературных баталиях тех лет,
я могу сегодня вспоминать о них со скептической усмешкой, но заверяю вас,
что непосредственным участникам событий бывало не до смеху.
Документы расположены по хронологии, но я начну с тех, которые
касаются повести Аркадия и Бориса Стругацких «Сказка о Тройке». Теперь уже, наверно,
мало кто помнит, что за публикацию «Сказки...» в 1968 году был расформирован
альманах «Ангара», а его непосредственные руководители изгнаны с волчьими
билетами.
Сейчас-то мы понимаем, что в «Сказке...» Стругацкие нанесли удар по самой
системе. Но в те годы, боюсь, даже авторам представлялось, что они сражаются только
с ее извращениями. Они (и мы) еше не знали, что система называется
административно-командной, что ее необходимо разрушить до основания, дабы в нашей
стране могло начаться какое-нибудь «затем», что мероприятие это окажется
невероятно трудоемким и что при жизни по крайней мере одного из авторов оно не
завершится. Что ж до реакции партийных органов на публикацию «Сказки о Тройке»,
то оиа представляется мне, если так можно выразиться, адекватной. Товарищи
из Иркутского обкома без труда распознали в кривых зеркалах собственные
отражения и всполошились.
Думаю, редакторы «Ангары» прекрасно понимали, какие оргвыводы будут сделаны в
«инстанциях». И сегодня остается только отдать должное их мужеству.
(Имена названы в «докладных записках».)
Конечно, умные люди сделали бы вид, что «Сказка...» написана вовсе не про них, и
сперва заявили бы, что КПСС в целом и Иркутский обком в частности
тоже против бюрократизма и именно партия возглавляет эту борьбу. (Могла
ли тогда партия чего-нибудь не возглавлять?) Но умные — если они и попадались
в идеологических отделах — тщательно скрывали эту черту своего характера. Во
всяком случае составители докладной не стали утруждать себя обходными
маневрами. Нет, одну фразу в духе обязательной демагогии тех лет они все-таки написали:
авторы повести-де «отделили недостатки от прогрессивных общественных сил,
успешно (конечно же.— В. Р.) преодолевающих их», и «в результате частное и
преходящее зло приобрело всеобщность». Понятно, раз автора «отделили», то с ними
церемониться не приходится. В ход был пущей весь большой джентльменский
набор проработочной критики: «злословят», «охаивают», «очерняют», «глумятся»...
86
Но если в случае со «Сказкой о Тройке» расклад противоборствующих
сил предельно ясен, то в той гласной и негласной возне, которая была поднята
вокруг других произведений Стругацких, есть и непросматриваемые с первого
взгляда глубины. Хотя на поверхности вроде бы все то же самое. С одной стороны,
очернители самого передового строя и единственно правильного учения, с другой —
истовые защитники и того, и другого. Но попробуем заглянуть немного
поглубже.
Когда я прочел докладную записку отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС от
5 марта 1966 года, у меня возникло смутное ощущение, что я это где-то уже
читал. Но как же я мог читать то, что четверть века пролежало в сейфе? Пришлось
вспомнить,— где. Как раз в ту пору в прессе была развернута мощная кампания
против «философской фантастики». (Под этим эвфемизмом, где главная нагрузка
ложится на иронические кавычки, подразумевалось исключительно творчество
Стругацких.) Писатель Немцов и обществовед Францев в «Известиях», Сапарин в
«Коммунисте», Котляр в «Октябре», несколько позже Свинников и Краснобры-
жий в «Журналисте», не помню уж кто в «Молодой гвардии» — тот же стиль, та
же аргументация, одни и те же примеры... Каким образом возник параллелизм
писательских раздумий и докладных записок отдела пропаганды, можно только
догадываться. Хотя догадаться нетрудно.
О Стругацких вообще и о тех трех повестях, которые «анализируются» в
докладной, написано много, но все же, дав заново слово одной из сторон, может
быть, не лишне хотя бы вкратце высказать еще раз и контрдоводы. Да, как большие
писатели Стругацкиесмотрели на окружающую действительностьболее мудрыми, более
дальнозоркими глазами, чем многие, но парадокс заключается в том, что именно в
этих повестях никаких посягательств на коммунистические идеалы Стругацкие
не предпринимали, с каких бы ортодоксальных позиций к ним ни
подойти. И не потому, что они боялись или приспосабливались. В официальных
лозунгах КПСС было немало общечеловеческого. Что дурного, например, в лозунге
интернационализма? Другое дело, что к декларируемым лозунгам руководители
компартии никогда всерьез не относились.
Наиболее проста «разборка» с «Попыткой к бегству». Эта повесть
антифашистская, и никакого другого тайного, подтекстового смысла в ней нет. А потому лягать ее
удавалось, только исказив авторскую идею. Что и было сделана Главный герой
повести, советский офицер, как раз и совершивший попытку к бегству в
будущее из гитлеровского концлагеря, пришел к убеждению, как утверждается в
докладной, «что коммунизм не в состоянии бороться с космическим фашизмом» и
«возвращается (надо полагать, с отчаянья.— В. Р.) снова в XX век, где и погибает
от рук гитлеровцев». Ничего подобного, даже отдаленно. Он возвращается к месту
последнего боя, потому что, побывав в будущем, убеждается: борьбу с фашистской
заразой нельзя откладывать на потом, иначе она может опасно распространиться.
Попытка уйти от выполнения этого долга в своем времени й на своем посту не может
расцениваться иначе как дезертирство. О чем в повести и сказано — черным по
белому: «Дорогие мальчики! — пишет герой в прощальной записке юношам из
коммунистического далека.— Вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж
доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду...».
Правда, этих двух коммунистических мальчиков суровые дяди из XX века
упрекнули в том, что, увидев на другой планете гнет, невежество, издевательства
над разумными существами, они сначала стали раздумывать, с чем же таким они
столкнулись, нет, чтоб немедленно схватить автоматы или лайтинги и приступить к
массовым расстрелам...
Гораздо более резко проблема вмешательства в чужую жизнь, в чужую
страну, в чужую цивилизацию была поставлена в одном из лучших произведений
Стругацких и, может быть, всей мировой фантастики нашего столетия романе
«Трудно быть богом». Авторы записок не поняли, а может быть, не были
тогда в состоянии понять, что в романе затронут один из самых кардинальных
вопросов существования современного человечества — возможно ли, приемлемо ли
искусственное, насильственное ускорение исторического процесса? Они деланно я-
возмущаются: да как же так — представители высокоразвитого коммунистическо- |
го человечества, маскирующиеся под местных жителей на планете, где правит бал "
средневековое варварство, стиснув зубы, наблюдают пытки, казни и тому подобные «&
ужасы — и не вмешиваются. В докладной им прямо так и предложено: «Земное * *
оружие могло бы предотвратить страдания несчастных жителей Арканара». Пове- ™|
рим на время в искренность этого возмущения и предложим возмущенным, до-
87
ьс
и ведя свою мысль до конца, конкретно представить себе ход и результат вме-
шательства земных «богов». Высаживаем, значит, карательный десант, «огнем и ме-
чем» проходимся по городам и весям Арканара, палачей, аристократов, солдат,
г подручных — к стенке, к стенке, к стенке!
Не стану напоминать, что все мыслимые варианты вмешательства разобраны в
самом романе и что Стругацкие дали единственно правильный ответ — спасать
разум планеты, ученых, книгочеев, рукописи, поддерживать ростки просвещения и обра-
о| зования. Ну, постреляем мы угнетателей. А потом — что? Мы еще недостаточно
насмотрелись иа «кухарок», поставленных управлять государствами? Нам еще
недостаточно опыта экспериментов над собственным народом? Тогда вспомним Камбоджу,
Афганистан, Эфиопию, Мозамбик, Северную Корею... Разве не эту модель —
нищета, отсталость, моральный и физический террор — мы пытались
распространить на весь земной шар? Правда, все эти примеры приобрели убедительность
уже после появления романа, но это и доказывает прозорливость Стругацких...
Скучно, да и наверно сейчас уже, действительно, ни к чему приводить
аргументы в защиту третьей, тоже оболганной повести — «Хищные веши века». Можно только
удивляться тому, как авторы статей и записок были не в состоянии допустить,
что» перебрасывая действие в некое условное будущее, фантасты очень часто вовсе не
собирались ни воспевать, ни осмеивать коммунизм: у них могли быть совершенно
иные заботы, как в той же повести Стругацких, как в романе Ст. Лема
«Возвращение со звезд», которые говорят об опасностях, возникающих при утрате
духовности.
Даже с позиций того времени затруднительно назвать подобную критику
защитой материалистического мировоззрения или борьбой с проникновением
буржуазного влияния. Но она велась — прицельно и беспощадно. Только истинные
намерения у ее организаторов были иными.
Ну, в случае с инициаторами кампаний коллегами Стругацких по
фантастическому цеху разгадка не простая, а очень простая. Они писали доносы,
побуждаемые обыкновенной завистью, по опыту зная, что в нашей стране это наиболее
действенный способ устранения конкурентов. За долгие годы Немцов, Казанцев, Томан,
Шпанов и еще с десяток литераторов того же уровня привыкли считать, что
они-то и есть советская фантастика. И вдруг появляются дерзкие мальчишки,
которых называют — подуматьтолько! — талантливыми, которых все читают, которых
охотно — это самое непереносимое! — печатают за рубежом. Тут же был объявлен
крестовый поход, который не закончился и по сей день.
Эти настроения нашли сочувственный отклик в партийных структурах, хотя
структуры руководствовались иными соображениями. Творческая интеллигенция,
всегда вызывавшая головную боль у идеологических отделов, делилась четко —
«наши» и «ненаши». На «ненаших» опереться было невозможно, они ежеминутно
могли подвести, ляпнуть что-нибудь неподобающее. Ясно, что нечего было и предлагать
им подписать очередной пасквиль против Сахарова или Солженицына— не
подпишут, да еще и оскорбить могут. Поэтому эта категория подлежала травле и запретам,
что бы она ни писала в своих сочинениях, хотя бы и вдохновенные поэмы
о светлом будущем. (Было и такое в творчестве Стругацких, да и сатирический
гнев «Сказки о Тройке» тоже имел основанием позитивные идеалы, а отнюдь
не маниакальное стремление охаять строителей коммунизма.)
Зато с «нашими» иметь дело — одно удовольствие. Неважно, что в массе своей
они были бездарны, неважно, что в силу этой бездарности они несли в своих книгах
несусветную чепуху, часто оказываясь не в ладах ни с коммунистическими идеями,
ни со здравым смыслом. Это никого не волновало. Зато если надо было
организовать так называемые писательские отклики — никаких проблем. «Ручку, пожалуй-
те-с!» (В данном случае я имею в виду — шариковую.)
Я думаю, даже знаю, что иные из «докладных записок», к счастью,
составлялись достаточно формально, как обязательный отклик на сигналы «писательской
общественности», и благополучно укладывались под сукно. Наверное, не меньше было и
«указов прямого действия», за их появлением следовали выговоры, снятия и
исключения... Но и те, и другие служили, с позволения сказать, правовой базой для
* идеологических воздействий. Иногда — в непосредственной форме, например, путем
j снятия стружки с главных редакторов — грубой плотницкой операции, регулярно и
12 публично проводившейся в кабинетах на Старой площади. Иногда — подспудно,
%* ведь «доклады» никогда необнародовались. И часто оставалось только гадать, почему
1 £ книги вылетали из планов, почему запрещались и даже прерывались публикации в
"х периодике, почему те или иные немилости обрушивались на головы авторов и издателей.
88
Помню, Аркадий Стругацкий рассказывал, как, устав жить в обстановке
открытого и скрытого недоброжелательства, он, может быть, с изрядной долей наивности,
напросился на разговор к секретарю ЦК П. Демичеву, был вежливо принят и
внимательно выслушан. «Аркадий Натанович,— было сказано ему,— ищите врагов
пониже, в Центральном Комитете их нет». Об искренности этих слов теперь можно
судить воочию. Да и тогда... не помню уж точно, в каком году, где-то в 70-х, в
Японии состоялся Всемирный конгресс фантастов, куда Стругацкие получили
персональное приглашение. Добавлю еще, что Аркадий Натанович в совершенстве знал
японский — он был офицером-переводчиком, участником войны на Дальнем Востоке.
Но поехал на конгресс стопроцентно «наш» человек, не написавший в фантастике ни
строчки. Где тогда решались вопросы такой государственной «важности»?
Но почему только Стругацкие да Стругацкие? Ведь документы в преамбулах
заявляют, что будут толковать о положении во всей советской фантастике.
И сами тут же сводят разговор к «Хищным вещам века». Стругацкие были
главным раздражителем, красной тряпкой, потому что они — самые талантливые.
С безошибочным чутьем, с, так сказать, абсолютным слухом система выбирала для
расправы самое лучшее, самое заметное. Все выдающееся — то есть то, что выдается,
высовывается — представляло для нее опасность. В самом деле, много ли в России
40—50-х годов было поэтов, равных по дарованию Анне Ахматовой и Борису
Пастернаку? Композиторов ранга Шостаковича или Шнитке? Есть ли сейчас хоть один
прозаик под стать Солженицыну? Линия эта проводилась очень
последовательно. В записке среди наиболее неприемлемых для советского народа названы три
самых крупных фантаста мира — Азимов, Брэдбери и Лем. Не буду приводить
примеры из смежных областей, науки, скажем. Не буду вспоминать, от какого
огромного духовного богатства мы были напрочь отсечены. Шло планомерное,
целеустремленное изничтожение культуры. Культура и тоталитарная идеология
оказывались вещами несовместными.
Еще несколько слов о смысле обнародования этих документов сегодня. О
шестидесятниках ведется много разговоров, часто высокомерно-брезгливых. И того-то они
не поняли, и того-то недоучли... Ах, как легко сейчас рассуждать об этом бойким
вертихвосточкам и нагловатым, не совсем уж юным акселератам. Да, писателям,
и редакторам, и даже иным работникам идеологических отделов приходилось
быть осмотрительными, произносить ритуальные речи на партсобраниях, порою
жертвовать второстепенным, чтобы сохранить главное — очаги культуры, очаги
разума, чтобы спасти людей. Если угодно, совсем как посланники Земли на Арканаре.
За эти компромиссы платили дорого, иногда жизнью. Тех же Стругацких очень
настоятельно выставляли за бугор, многих их отъезд крайне устраивал. Жили бы
они там по-комфортабельнее, чем здесь, стоит только взглянуть на казенные
малогабаритные квартирки, в которых и до сих пор обитают писатели с мировым
именем или их семьи.
Я ничего не имею против уехавших, каждый волен жить там, где ему лучше. Пусть
живут. Пусть приезжают в гости. Но я отрицаю их право учить нас, как надо жить.
(Я не имею в виду тех, кого выселили из страны насильно.) Напротив, я думаю, что
те, кто остался, как Стругацкие, как Юрий Трифонов, кто сохранил, несмотря на все
чинимые препятствия, своих издателей, своих читателей, принес народу, стране
гораздо больше пользы, больше способствовал разрушению той системы, под обломками
которой мы и поныне задыхаемся. И было очень странно уже в наше время увидеть в
двух прогрессивных журналах — «Знамени» и «Новом мире» — статьи, разделываю-
щие Стругацких под орех за их некий конформизм. Синхронность выступления и
сходство в умонастроениях никому не известных критикесс снова заставляет заподоз-
рить единую режиссуру. Я, например, уверен, что появление этих статей ускори-
ло смерть Аркадия Стругацкого.
Аркадий
Борис Стругацкий
Жук
в муравейнике
А. Стругацкий.
Б Стругацкий
Жук
в муравейнике
ЗАПИСКА ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ ДО КПСС
19 нарта 1984г,
.Секретно,
Щ КПСС
О серьезных недостатках в деятельности клубов
любителей фантастики.
Отдел пропаганды Щ КПСС изучил деятельность клубов любителей
фантастики, которые широко создаются в последние годы при обществе
книголюбов, ыолодежных газетах, отделениях союзов писателей и «урна-
листов, библиотеках, домах культуры, школах, техникумах, вузах.
ЗАПИСКА ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ
И АГИТАЦИИ ЦК КПСС
О НЕДОСТАТКАХ В ИЗДАНИИ
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ*.
5 марта 1966 г.
Отдел пропаганды и агитации
ЦК КПСС считает необходимым
доложить о серьезных недостатках и
ошибках в издании научно-фантастической
литературы.
Особого внимания, по нашему
мнению, заслуживают произведения так
называемой «социальной» или
«философской» фантастики, в которых
моделируется будущее общество, его
политические, моральные, человеческие
аспекты.
Научно-фантастическую литературу в
СССР издают около 20 издательств —
центральных, республиканских,
областных. Ее регулярно печатают более
50 журналов и газет, многие из
которых выходят миллионными тиражами.
Если с конца прошлого века до 1958
года в нашей стране на русском
языке было выпущено около 450 названий
произведений фантастики, то с 1959 по
1965 год включительно только на
русском языке было издано более 1200
научно-фантастических произведений,
включая переиздания, общим тиражом
около 140 миллионов экземпляров.
Литература по фантастике стала как бы
литературной модой. Особенно большую
популярность научно-фантастическая
литература снискала себе среди
молодежи и подростков. Произведения
этого жанра читаются молодежью
буквально запоем.
Советская фантастика всегда
отличалась своими прогрессивными
тенденциями, твердо стояла на основах
научного мировоззрения, смело вторгалась
в сложные и малоизученные
жизненные проблемы. Для нее были
характерными высокий гуманизм, глубокая
вера в силу человеческого разума,
оптимистический взгляд в будущее
человечества, неизменно связанное с победой
и торжеством коммунистических
идеалов.
Однако в последние годы в
результате снижения требовательности со
стороны издательств и редакций
журналов к авторам, к
идейно-художественному уровню произведений
научно-фантастическая литература претерпела опре-
• Тексты сохраняют орфографию оригиналов.
деленную эволюцию. Книги этого
жанра начали все дальше отходить от
реальных проблем науки, техники,
общественной мысли, их идеологическая
направленность стала все более
притупляться и, наконец, стали появляться
произведения, в которых показывается
бесперспективность дальнейшего
развития человечества, крушение идеалов,
падение нравов, распад личности. Жанр
научной фантастики для отдельных
литераторов стал, пожалуй, наиболее
удобной ширмой для легального
протаскивания в нашу среду чуждых, а
иногда и прямо враждебных идей и нравов.
По мнению литераторов А. Громовой,
Р. Нудельмана, 3. Файнбурга,
основоположником «философской»
фантастики является современный польский
писатель Станислав Лем. В его
многочисленных романах и повестях,
которые, кстати сказать, печатаются
главным образом в СССР (за последние
пять лет его книги вышли у нас
тиражом в 1 млн. 250 тыс. экземпляров),
будущее коммунистическое общество
представляется абсолютно
бесперспективным и вырождающимся.
Каково главное кредо С. Лема в
изображении будущего человечества?
Человек, по мнению писателя, в конце
концов создаст такую совершенную
технику, которая будет делать за него
все. От человека, чтобы жить, не
потребуется никаких усилий»
никакого напряжения, никакого героизма.
В результате полностью
механизированного комфорта человек превратится
«в существо разленившееся,
изнеженное» несамостоятельное». Перед
человечеством стоит дилемма: либо человек
создаст условия абсолютного комфорта
и абсолютной безопасности, и тогда он
выродится, либо он сможет создать
идеально обслуживающий его
кибернетический мир, и тогда он слаб и
ничтожен, хотя и останется человеком.
И вот, усвоив эту «философию»,
полную пессимизма и неверия в силу
разума, представители отечественной
«философской» фантастики вступили в
противоборство с идеями
материалистической философии, с идеями научного
коммунизма. Для иллюстрации
считали бы возможным подробно
остановиться на содержании наиболее
показательных в этом отношении
произведений, принадлежащих перу братьев
А. и Б. Стругацких1.
«Попытка к бегству» — повесть,
рассказывающая о своеобразном быте
будущего коммунистического общества,
когда космические перелеты стали ничуть
не труднее современной загородной
поездки на автомобиле. Два героя
произведения решают провести свой отпуск
на одной из неисследованных планет.
Во время подготовки к прогулке в космос
к ним обратился некто в белом, Саул,
уговаривая взять его с собой.
Отпускники берут его, и в скором времени без
хлопот оказываются на неизвестной
планете, которую называют в честь своего
спутника — Саулой.
Планета оказалась обитаемой
существами, удивительно похожими на людей.
Но у них фашистский строй, концла-
гери, гнет и несправедливость. На
планете нескончаемым потоком движутся
неведомые машины, влезая из одной
дыры в планете и скрываясь в другой.
Намекнув, что машины эти созданы
некой высшей цивилизацией, авторы
показывают, как заключенные ценою жизни
сотен и тысяч своих товарищей
понуждаются голыми руками захватить одну из
этих машин и разгадать секрет
управления ими.
Основа замысла повести в том, как
будут реагировать земляне, члены
коммунистического общества, при
столкновении с инопланетным фашизмом.
Оказывается, они бессильны, не должны и
не хотят вмешиваться, ибо всякое их
вмешательство, по мнению авторов,
обречено. Авторы иронизируют: «Можно
напялить белые хламиды и прямо в
народ... И мы станем проповедовать
социализм... Местные фарисеи посадят нас
на кол, % люди, которых мы хотели
спасти, будут с гиком кидать в нас
калом.
А в стране воцарится хаос, из
которого вынырнут какие-нибудь саддукеи».
И далее: «Вы понимаете, что
хотите сделать? Вы хотите нарушить
законы общественного развития! Хотите
изменить естественный ход истории! А
знаете ли вы, что такое история? Это само
человечество! И нельзя переломить
хребет истории и не переломить хребет
человечеству».
Так заканчивается прогулка людей
коммунистического общества в мир
фашизма. И тут их спутник Саул
исчезает. Кто он? Почему он острее, чем
его спутники, принимает к сердцу
злодеяния фашизма? Ответ на это и
обнажение сути замысла повести дает ее
заключение.
Вернувшись в коммунистическое
благополучие, путешественники находят
записку, оставленную Саулом, в
которой сообщается, что вовсе он и не Саул,
а командир бронетанковых войск
Красной Армии Репнин, заключенный гитле-
91
и
с
ас
е
ровского концлагеря, пытавшийся
бежать из прошлого, чтобы спастись в
будущем. Что же нашел в будущем этот
советский человек? Он пришел к
убеждению, что коммунизм не в состоянии
бороться с космическим фашизмом, и
«возвращается» снова в XX век, где и
погибает от руки гитлеровцев.
Может быть, эта повесть —
случайный срыв авторов? Знакомство с
другой повестью «Трудно быть богом»
убеждает, что проблема вмешательства или
невмешательства в развитие других
цивилизаций есть вполне продуманная и
обоснованная авторская концепция.
На этот раз действие повести
происходит на планете, где существует
средневековье. Оно по воле авторов
уживается с элементами фашизма. При этом
фашизм у Стругацких внеклассовый,
он противопоставляется земному
историческому фашизму, иначе говоря, это
«необыкновенный фашизм», о
возможности возникновения которого стало
модно говорить в последнее время, проводя
различные аналогии, делая весьма
прозрачные намеки.
Итак, на планете со средневековым
строем, с крестьянскими войнами и
охотами на ведьм, с инквизиторскими
пытками и самодурством абсолютизма
живут двести пятьдесят тайных
сотрудников земного института
экспериментальной истории. Эти земные резиденты,
принявшие облик монахов и рыцарей,
шаманов и аристократов, закрывая
глаза на все ужасы, свидетелями
которых являются, стиснув зубы и
сжимая в руках запретное оружие,
которое могло бы предотвратить
страдания несчастных жителей империи Арка-
нар, «изучают» все происходящее,
добывая подтверждения различным
историческим теориям, рожденным в умах
земных ученых, которые уже давно живут
в спокойной и блаженной обстановке
коммунизма. Земляне не могут
вмешаться в жизнь инопланетной
цивилизации не потому только, что им дана
жесткая директива не вмешиваться в
дела жителей планеты, оставаться
беспристрастными исследователями, но и
потому, что это совершенно бесполезно,
ибо жители Арканара даже
биологически еще не дозрели до уровня
человека в общепринятом понимании.
«Было в них что-то общее... Наверное,
то. что все они без исключений
были еще не людьми в современном смысле
слова, а заготовками, болванками, из
которых только кровавые века истории
выточат когда-нибудь гордого и
свободного человека» и далее: «Никаких сил
не хватит, чтобы вырвать их из
привычного круга забот и представлений.
Можно поселить их в самых
современных спектроглассовых домах и научить
их ионным процедурам, и все равно по
вечерам они будут собираться на кухне,
резаться в карты и ржать над
соседом, которого лупит жена».
Наиболее ярко «философские»
концепции Стругацких изложены в их
последней книге «Хищные вещи века».
В ней рассказывается об образе
жизни некой «Страны Дураков». Эта
«капиталистическая», по утверждению
авторов, страна представляет собой
общество всеобщего благоденствия, общество
изобилия. Здесь жители получают
многие блага бесплатно за счет
«фонда обеспечения личных
потребностей» — одежду, продукты питания,
книги... И в то же время никаких
духовных интересов у людей Страны
Дураков нет. Они не знают, кому
поставлен памятник на центральной
площади столицы. Книги в их глазах не
представляют никакой ценности.
Общество лишено классовой
структуры, поэтому в нем нет и никаких
социальных движений. Людям здесь
смертельно скучно. Они всем пресытились.
Об уровне духовной жизни Страны
Дураков можно судить по ее прессе.
«В общем-то читать в
еженедельниках было нечего. Я бегло просмотрел
их и они произвели на меня самое
тягостное впечатление. Их заполняли
удручающие остроты, бездарные
карикатуры, среди которых особенной
глупостью сияли серии «без слов»,
биографии каких-то тусклых личностей,
слюнявые очерки из жизни различных слоев
населения, бесконечные полезные советы,
как занять свои руки и при этом, упаси
бог, не побеспокоить голову, страстные
идиотские выпады против пьянства,
хулиганства и распутства.. Были там
воспоминания участников «заварушки» (?),
поданные в литературной обработке
каких-то ослов, лишенных совести и
литературного вкуса, беллетристические
упражнения явных графоманов со
слезами и страданиями, с подвигами, с
великим прошлым и сладостным будущим,
бесконечные кроссворды, чайнворды,
ребусы и загадочные картинки...
Я швырнул эту груду макулатуры
в угол. Ну что у них здесь за тоска!..
Дурака лелеют, дурака заботливо
взращивают, дурака удобряют... Дурак стал
нормой, еще немного—и дурак станет
идеалом, и доктора философии заведут
вокруг него восторженные хороводы.
Ах, какой ты у нас славный, дурак!
92
Ах, какой ты бодрый и Здоровый,
дурак! Ах, какой ты оптимистичный,
дурак, и какой ты, дурак, умный, какое
у тебя тонкое чувство юмора, и как
ты ловко решаешь кроссворды!.. Ты,
главное, только не волнуйся, дурак, все
так хорошо, все так отлично, и наука
к твоим услугам, дурак, и литература,
чтобы тебе было весело, дурак, и ни
о чем не надо думать... А всяких там
вредно влияющих хулиганов и
скептиков мы с тобой, дурак, разнесем (с
тобой, да не разнести!). Тоска, тоска...
Какое-то проклятие на этих людях,
какая-то дурная преемственность угроз и
опасностей. Империализм, фашизм...
десятки миллионов загубленных жизней,
исковерканных судеб... в том числе
миллионы погибших дураков, злых и
добрых, виноватых и невиновных...
Последние схватки, последние путчи, особенно
беспощадные, потому что последние.
Уголовники, озверелые от безделья
офицеры, всякая сволочь из бывших
разведок и контрразведок, наскучившая
однообразием экономического
шпионажа, взалкавшая власти... И снова все
висит на волоске, а дураки решают
кроссворды, пляшут фляг, желают
одного: чтобы было весело. Но где-то кто-то
сходит с ума, кто-то рожает
детей-идиотов, как-то странно умирает в
ваннах, как-то не менее странно умирает
у каких-то рыбарей, а меценаты
охраняют свою страсть к искусству
кастетами... И еженедельники стараются
прикрыть это смрадное болото приторной
корочкой благополучной болтовни.
Дураков убеждают, что все хорошо, что
космос осваивается небывалыми темпами
(и это правда), что энергии хватит на
миллиарды лет (и это тоже правда),
что жизнь становится все интереснее и
разнообразнее (и это, несомненно, тоже
правда, но не для дураков), а демагоги-
очернители (читай: люди, думающие,
что в наше время любая капля гноя
способна заразить все человечество, как
когда-то пивные путчи превратились в
мировую угрозу), чуждые интересам
народа, подлежат всемерному
осуждению... Дураки и преступники...
Преступники и дураки».
Поскольку духовных интересов у
жителей Страны Дураков нет, они ищут
всевозможных наслаждений, любых,
лишь бы давали острые ощущения.
Не зная, куда себя девать,
скучающие, сытые, бездельничающие люди идут
к «рыбарям» в развалины Старого
метро, где полуумные молодчики
предоставляют им всякого рода «сильные
ощущения», вроде зрелища гирлянд дохлых
крыс или нападения ржавого робота.
На площадях города устраиваются
особые радения — «дрожка», во время
которых людей с помощью массовых
стимуляторов приводят в истерическое
состояние.
И вот в такой обстановке
всеобщей идейной и нравственной
деградации в мире возникает новая грозная
опасность. В Стране Дураков нашли
средство — нейростимулятор — «слег»,
воздействующий на центры
наслаждения в мозгу. Главный герой повести
Жилин испробовал его на себе и
вынужден был признаться самому себе,
что «никогда так ярко и горячо не жил»,
как под воздействием «слега».
«Я боюсь за человечество,—
размышляет Жилин.— Это же конец». «Все
миллиарды людей в ваннах, погруженные
в горячую воду (условия процедуры)
и в самих себя. Только в себя...» «И
когда в иллюзорные миры уйдут все,—
а ты знаешь, этим может кончиться,—
история человчества прекратится».
Книга заканчивается размышлениями
о предстоящей длительной новой
войне по спасению человечества, «самой
бескровной и самой тяжелой для ее
солдат».
Показ целой страны как «Страны
Дураков», понятие о целом народе как о
«народе проклятом», о трудящихся
«огромного большинства стран мира»
как об аморфном сплошняке в
социальном отношении, стремящихся лишь к
удовлетворению самых примитивных
инстинктов,— это проявление не только
высокомерного пренебрежения к
материалистической философии, но и
неуважение к самому Человеку, ко всей
истории человечества, к человечеству
сегодняшнего дня.
Моделирование условной Страны
Дураков, общества без признаков классов,
достигшего необъяснимым образом
изобилия материальных благ для всех
своих членов — сопутствуемого упадком
духовной жизни — тоже без всякой
конкретизации причин, может вызвать у
неискушенного читателя ошибочное
представление, что изобилие материальных благ
вообще ведет к упадку духовной жизни.
Отдавая себе отчет в том, что Страна
Дураков выглядит слишком пасквильно,
авторы решили оградить себя
предисловием, в котором пишут: «Речь в
повести идет о чрезвычайно тревожной и все
усиливающейся тенденции, свойственной
современному капиталистическому
миру». Стругацкие поясняют, что они имели
в виду «массовую идеологию,
ежедневно и ежечасно порождаемую прак-
93
и
с
о
Q
О
I "">
щ Р4
тикой частнособственнического
предпринимательства». Эта практика приводит
к тому, что «меркантильные интересы
тогда готовы поглотить все другие
человеческие чувства, а само общество
выглядит как толкучка стяжательских
страстей».
Однако следует заметить, что ни
К- Маркс, ни В. И. Ленин не
рассматривали целое общество как всеобщую
толкучку стяжательских интересов —
ни исторически» ни в перспективе.
Равным образом марксизм не
рассматривает буржуазную идеологию как
идеологию масс в капиталистическом
обществе, а различает разную идеологию
у разных его классов.
Массовая идеология, разделяемая
всеми членами общества,— это особенность
и один из главных признаков общества,
в котором нет антагонистических классов
или нет классов вообще — иначе
говоря — это особенность
коммунистического общества.
Писатели далее говорят, что особенно
страшным представляется действие
массовой буржуазной идеологии в условиях
материального довольства. После этого
делается неожиданное и весьма
парадоксальное заявление: «Мы не ставили
перед собой задачи показать
капиталистическое государство с его полюсами
богатства и нищеты, с его неизбежной
классовой борьбой. Да и в одной
небольшой повести нам никогда не удалось
бы осветить все стороны, все
социальные противоречия капиталистического
государства».
Разумеется, все стороны и все
социальные противоречия
капиталистического государства невозможно осветить
в одном произведении, о чем можно
вполне согласиться с авторами, но
отсюда вовсе не следует, что можно
обходить все эти стороны ид все
противоречия в повести, специально написанной
для того, чтобы разоблачить
вредоносность буржуазной идеологии.
В сущности опубликование повести
«Хищные вещи века» есть
беспрецедентный случай в истории советской
литературы, когда писатели, взявшись написать
книгу об образе жизни
«капиталистического» государства, не только не
стремятся к анализу социальных сторон, но
начисто отказываются от социальных
оценок вообще, причем делают это, согласно
авторскому замыслу, сознательно
преднамеренно.
Слабость и путанность
идейно-теоретических позиций многих произведений
современной литературы по научной
фантастике усугубляется их низким
литературно-художественным и эстетическим
уровнем. В книгах по научной фантастике
встречается немало натуралистических
картин, смакования всякого рода
низостей и непристойностей. Некоторые герои
их нарочито упрощены и огрублены.
Говорят они на какой-то тарабарщине,
в которой смешались арго уголовников
с заумью снобов и развязностью стиляг.
Вот несколько иллюстраций:
«В конце коридора дона Окана
внезапно остановилась, обхватила Румату
за шею и с хриплым стоном,
долженствующим означать прорвавшуюся
страсть, впилась ему в губы. От феи
несло смешанным ароматом немытого
тела и эсторских духов. Губы у нее были
горячие, мокрые и липкие от сладостей.
Ну, я тебя, потаскуха, подумал Румата
и сжал ее в объятиях. Что-то хрустнуло,
не то корсаж, не то ребра, красавица
жалобно пискнула, изумленно раскрыла
глаза и забилась, стараясь освободиться.
Румата поспешно разжал руки.
— Противный... тяжело дыша, сказала
она с восхищением.— Ты чуть не сломал
меня...
— Я сгораю от любви,— виновато
пробормотал он.
— Я тоже. Я так ждала тебя! Пойдем
скорей...
Она потащила его за собой через
какие-то холодные темные комнаты.
Румата достал платок и украдкой вытер
рот... Она втолкнула его в жарко
натопленный будуар, бросилась на
огромную кровать и, разметавшись на
подушках, стала глядеть на него влажными
гиперстеническими глазами. Румата
стоял как столб. В будуаре отчетливо
пахло клопами.
— Ты прекрасен,— прошептала она.—
Иди же ко мне. Я так долго ждала!...
Трясущимися от нетерпения пальцами
она принялась расстегивать его
камзол.— Ты прекрасен...— задыхаясь,
бормотала она.— Но ты робок, как
новичок...
—... Скверно, подумал он. Ничего не
выйдет... Не могу.
— Как ты смеешь? — прошептала
она, но он уже выскочил в коридор
и быстро пошел прочь. С завтрашнего
дня перестаю мыться, подумал он.
Здесь нужно быть боровом...
— Мерин! — крикнула она ему
вслед.— Кастрат сопливый! Баба! На кол
тебя!» (А. и Б. Стругацкие. «Трудно быть
богом») .
Так поступают герои некоторых
современных фантастических произведений.
А вот как они разговаривают: «К
черту — сказал однажды Сергей.—
94
Я хочу сладко пожрать, и мне наплевать
на эту самую биотозу», «а на Атоса я
вообще чихал», «свинство», «дурак»,
«как вот врежу», «из пяти ответов
четыре пальцем в ноздрю», «душу выну
из мер-рзавца», «изобью в кровь»,
«паскуда», «сучий потрох», «собаки
свинячьи», «стерва», «пархатые суки»
и т. д. в том же духе.
Как же могло случиться, что в научно-
фантастическую литературу проникли
идейно-чуждые влияния,
идеалистические философские концепции,
пессимистические настроения? Вольно или
невольно в ряде произведений этого
жанра проповедуются
антиматериалистические взгляды на человека, природу,
общество, и в сознание читателей
вносят идеи, противоречащие
элементарным научным истинам о развитии
человеческого общества.
Все дело в том, что ни партийная
печать, ни литературная критика никогда
всерьез не занимались анализом научной
фантастики. А это привело к тому,
что издательства и редакции журналов,
главным образом, издательства
«Молодая гвардия», «Детская литература»,
журналов «Техника — молодежи»,
«Знание — сила», «Молодая гвардия»,
«Смена», редакции сборников по фантастике
и приключениям, крайне невзыскательно
стали подходить к отбору произведений
писателей-фантастов. Стремясь получить
дополнительные прибыли, любой ценой
увеличить тиражи своих изданий,
печатают почти все, что приносят авторы
и переводчики. Неразборчиво публикуя
произведения западных фантастов,
руководители издательств и журналов
открыли зеленую улицу для
проникновения буржуазной идеологии в среду
советских читателей и, особенно в среду
молодежи.
При издательстве «Молодая гвардия»
сложилась группа молодых писателей
и критиков, которые напрочь
отбрасывают все, что было сделано советскими
фантастами прежде, стоят в фарватере
современной западной фантастики. Эта
группа монополизировала издание
литературы и публикации статей в газетах
и журналах по проблемам научной
фантастики. Парнов и Емцов хвалят
Стругацких, Стругацкие — Парнова и
Емцова. Нудельман хвалит Громову,
Громова — Нудельмана. А все они
вместе взятые взахлеб расхваливают
Айзека Азимова, Рея Брэдбери, Станислава
Лема, монолитно и беспощадно
выступают против советских писателей
старшего поколения А. Казанцева, В.
Немцова и других.
Писательская общественность
неоднократно обращала внимание ЦК ВЛКСМ
и руководителей издательства «Молодая
гвардия» на неблагополучное
положение с изданием литературы по научной
фантастике, однако эти сигналы не были
приняты во внимание. Более того,
руководители «Молодой гвардии» до
последнего времени склонны считать, что
с выпуском научно-фантастической
литературы у них все обстоит
благополучно.
Учитывая серьезные недостатки и
ошибки в издании литературы по научной
фантастике, Отдел пропаганды и
агитации ЦК КПСС считал бы
целесообразным осуществить следующие
мероприятия:
1. Поручить редакции журнала
«Коммунист» опубликовать обстоятельную
критическую статью авторитетного
автора об ошибочных тенденциях в
современной научно-фантастической литературе.
Это необходимо, поскольку в двух
статьях, опубликованных ранее на страницах
«Коммуниста» (Е. Брандис и В.
Дмитревский «Будущее, его провозвестники
и лжепророки» № 2 за 1964 г. и М. Емцов
и Е. Парнов «Наука и фантастика» № 15
за 1965 г.), содержатся путанные оценки
современной научно-фантастической
литературы, всячески восхваляется
творчество братьев Стругацких, что, в
известной степени, дезориентировало
общественность.
2. Поручить ЦК ВЛКСМ рассмотреть
вопрос о работе издательства «Молодая
гвардия» по изданию
научно-фантастической литературы и принять меры по
укреплению издательства более
квалифицированными кадрами*.
3. Предложить Комитету по печати
при Совете Министров СССР навести
надлежащий порядок в издании
литературы по научной фантастике как в
центре, так и на местах, обратив особое
внимание на выпуск произведений
западных литераторов.
4. Рекомендовать Союзу писателей
СССР обсудить вопрос об ошибочных
тенденциях в современной
научно-фантастической литературе и принять меры
к улучшению работы с литераторами,
работающими в этом жанре.
5. На очередном информационном
совещании в Отделе пропаганды и
агитации ЦК КПСС обратить внимание
редакторов газет и журналов,
директоров издательств на неправильные
тенденции в современной
научно-фантастической литературе и на поверхностное
обсуждение проблем, связанных с этим
95
ё
жанром, на страницах периодической
печати.
Просим согласия.
Зам. зав. Отделом пропаганды и агитации
ЦК КПСС А. Яковлев
Инструктор Отдела И. Кириченко
Резолюция: «Согласиться. П. Демичев. М.
Суслов. Ю. Андропов. Б. Пономарев.
Д. Устинов
ЦХСБ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 236. Л. 96—105.
Подлинник.
ЗАПИСКА КОМИТЕТА ПО ПЕЧАТИ
ПРИ СМ СССР
ОБ ИЗДАНИИ
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
18 марта 1966 г.
ЦК КПСС
Комитет по печати при Совете
Министров СССР совместно с ЦК ВЛКСМ»
при участии Союза писателей СССР,
провел совещание с писателями,
литературоведами, критиками и издателями
об издании научно-фантастической
литературы. В совещании участвовало более
90 человек.
Выпуск этой литературы в нашей
стране заметно вырос, ее публикуют
около 20 центральных, республиканских
и областных издательств, более 50
журналов и газет. За 1959—1965 гг. только
на русском языке было выпущено 1200
произведений общим тиражом 140 млн.
экземпляров. Спрос на
научно-фантастическую литературу огромен, но он
удовлетворяется еще далеко не полностью.
Значение научно-фантастической
литературы особенно возрастает потому,
что через нее любознательный
современный читатель пытается заглянуть
в будущее человеческого общества,
представить себе мир через сотню и
более лет.
Марксистская наука дает
определенный ответ на вопрос о будущем.
Однако некоторые писатели-фантасты
полагают, что будущее не обязательно
связывать с законами научного kommv-
низма, что фантастика «поднимается»
над научной социологией и может
развиваться по своим законам.
Другие писатели-фантасты рисуют
в своих произведениях какое-то
уродливое общество будущего, в котором как
будто есть и элементы коммунизма,
но вместе с тем сохраняются
хищнические черты, присущие буржуазному
строю. Такая путаница дезориентирует
молодого читателя, мешает правильному
формированию марксистского
мировоззрения.
Наряду с хорошими книгами,
помогающими правильному воспитанию
читателей, в Москве и союзных республиках
еще издается значительное количество
идейно и художественно неполноценных
произведений, наносящих ущерб
идеологической работе.
Издательство «Молодая гвардия» не
всегда с достаточной требовательностью
решает вопросы издания
научно-фантастической литературы. В 1965 году оно
выпустило книгу польского писателя
С. Лема «Возвращение со звезд»
тиражом 215 тыс. экз. В этом произведении
широко известный, в общем
прогрессивный польский писатель рисует картину
будущего человеческого общества,
достигшего очень высокого уровня
материальной жизни примерно где-то в 2150—
2200 годах. Можно думать, что автор
пытается показать читателю что-то
похожее на коммунизм. Но черты этого
«коммунизма» столь непривлекательны,
что великая идея, которая в настоящее
время вдохновляет на борьбу сотни
миллионов людей, в лемовском
воплощении выглядит отталкивающе.
Роботы, обслуживающие человека на
каждом шагу, начинают мыслить, а
изнеженное общество постепенно утрачивает
инициативу и движется к вырождению.
Фантастика такого типа не зовет к
коммунизму.
Это произведение некоторые критики
склонны рассматривать как роман-
предупреждение; якобы С. Лем
предупреждает человечество — бойтесь такого
будущего, которое изображено в моем
романе.
То же издательство в 1965 году
выпустило книгу японского писателя Абэ
Кобо «Четвертый ледниковый период»
тиражом 215 тыс. экз. Автор этого
произведения от имени «машины времени»
обещает человечеству в будущем вместо
коммунизма всемирный потоп.
Сохраняется только часть населения Японии,
которая усилиями ученых
заблаговременно была приспособлена к жизни под
водой.
Братья Стругацкие, которые занимают
видное положение среди писателей-
фантастов, несколько опьяненные, как
нам кажется, фимиамом неумеренных
похвал, выпустили в 1965 году в
издательстве «Детская литература» новую
книгу «Понедельник начинается в
субботу» (тираж 100 тыс. экз.). В этой
вычурно написанной книге,
перенасыщенной всевозможными невероятными
ситуациями, сумбурное нагромождение наду-
*)6
манных эпизодов и событий. Возможно,
авторы книги ставили своей целью
написать сатирический гротеск,
направленный против мещанства, обывателей,
дельцов от науки, но получилось это
неубедительно, м ногословно и путанно.
В издательствах некоторых союзных
республик в последнее время выпущен
ряд изданий, не выдерживающих даже
снисходительной критики. Авторы
проявляют идеологическую, научную и
художественную беспомощность. Эти
издания, выпускаемые значительными
тиражами, способны только
дезориентировать молодого читателя. Среди них —
романы О. Бердника «Подвиг Вайвас-
ваты» (журнал «Радуга», 1965 г., г.
Киев), К. Станюковича «Тайну охраняет
пламя» и другие.
Даже приведенные примеры, а их
могло бы быть значительно больше,
показывают, что с изданием научно-
фантастической литературы в стране не
все обстоит благополучно.
В центральной и местной печати время
от времени публикуются рецензии на
произведения научно-фантастической
литературы, написанные не всегда с
правильных позиций и подчас
противоречащие друг другу. Отсутствует сколько-
нибудь серьезная разработка
теоретических проблем в области развития этой
литературы, почти не издаются
монографии о творчестве советских и
зарубежных писателей-фантастов.
Комитет по печати при Совете
Министров СССР 4 февраля 1966 г. обсудил
вопрос об издании
научно-фантастической литературы и принял
соответствующее решение. Издательствам
предложено: повысить требовательность к научно-
фантастической литературе,
поддерживать все подлинно талантливое и не
допускать выпуска неполноценных в
идейно-художественном отношении,
халтурных произведений; строже отбирать
к переводу для издания произведения
зарубежных писателей, сопровождать их
в необходимых случаях предисловиями;
планы издания научно-фантастической
литературы обсуждать с творческими
союзами и научными учреждениями.
Комитетам по печати при Советах
Министров союзных республик
рекомендовано обсудить положение дел с
выпуском научно-фантастической
литературы в местных издательствах и
принять необходимые меры по улучшению
организации этой работы.
Вносим предложение: поручить Союзу
писателей СССР совместное ЦК ВЛКСМ
и Комитетом по печати провести в
текущем году Всесоюзное творческое со-
4 Знание - - сила № 7
вещание писателей, литературоведов,
критиков и издателей для обсуждения
вопросов развития и повышения
качества научно-фантастической литературы.
По нашему мнению, было бы целе-
сообразно провести в 1966-1967 гг.
конкурс на лучшее произведение этого
жанра.
Председатель Комитета по печати при Совете
Министров СССР И. Михайлов
ЦХСД. Ф. 5. On. 36. Д. 155. Л. 145—148.
Подлинник.
СПРАВКА ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ
ЦК КПСС О МЕРАХ В СВЯЗИ С
ЗАПИСКОЙ ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ
И АГИТАЦИИ ЦК КПСС
ОТ 3 МАРТА 1966 г.
22 декабря 1966 г.
ЦК КПСС
В связи с запиской Отдела
пропаганды ЦК КПСС о серьезных
недостатках и ошибках в издании
литературы по научной фантастике, приняты
следующие меры.
На информационном совещании в
Отделе пропаганды обращено внимание
редакторов газет и журналов, директоров
издательств на неправильные тенденции
в современной научно-фантастической
литературе и на поверхностное
обсуждение проблем, связанных с этим
жанром, на страницах периодической печати.
ЦК ВЛКСМ рассмотрел вопрос о
работе издательства «Молодая гвардия»
по изданию научно-фантастической
литературы. Пересмотрен план выпуска этой
литературы, укреплена кадрами
редакция2.
Правление Союза писателей СССР
совместно с издательством «Молодая
гвардия» готовит совещание-семинар
писателей-фантастов и критиков,
специализирующихся в этой области
литературы.
Комитет по печати при Совете
Министров СССР провел в апреле 1966 г.
совещание по вопросам издания научно-
фаитастической литературы, замечания
Отдела пропаганды ЦК КПСС по
ошибкам и недостаткам в книгах по научной
фантастике были учтены Комитетом по
печати при Совете Министров СССР
при обсуждении сводного тематического
плана выпуска литературы на 1967 год.
Редакция журнала «Коммунист»
готовит к опубликованию статью с учетом
замечаний, высказанных Отделом
пропаганды ЦК КПСС о серьезных недостат-
» X
97
ках и ошибках в издании научно-
фантастической литературы3.
Зав. сектором издательств Отдела пропаганды
ЦК КПСС
И. Чхиквишвили
Инструктор Отдела
В Севрук
ЦХСД. Ф. 5. On. 33. Д. 236. Л. 106. Подлинник.
СПРАВКА ОТДЕЛОВ ПРОПАГАНДЫ
И КУЛЬТУРЫ ЦК КПСС О
РАССМОТРЕНИИ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
КОМИТЕТА ПО ПЕЧАТИ ПРИ СМ СССР
ПО РАЗВИТИЮ
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
30 мая 1966 г.
ЦК КПСС
Председатель Комитета по печати при
Совете Министров СССР т. Михайлов
вносит предложение провести в
текущем году Всесоюзное совещание
писателей, литературоведов, критиков и
издателей для обсуждения вопросов
развития и повышения качества иаучно-
фантастической литературы, а также
провести в 1966—1967 годах конкурс на
лучшее произведение этого жанра.
Учитывая, что писательская
общественность в настоящее время занята
подготовкой к своему очередному съезду,
считаем нецелесообразным проводить
Всесоюзное совещание по этим
вопросам. По нашему мнению, следовало
бы рекомендовать правлению Союза
писателей СССР уделить на предстоящем
съезде вопросам научно-фантастической
литературы больше внимания, чем это
делалось до сих пор.
Что касается предложения о
проведении конкурса по научной фантастике,
как меры дополнительного поощрения
писателей, то это также не вызывается
особой необходимостью, поскольку
произведения научной фантастики охотно
издаются и публикуются во всех
издательствах и многих печатных органах.
Авторы наиболее удачных
произведений достаточно хорошо материально
поощрены, так как их книги издаются
огромными тиражами.
Тов. Михайлову об этом сообщено.
Зав. Отделом
пропаганды
ЦК КПСС
В. Степанов
Зав. Отделом
культуры
ЦК КПСС
В. Шауро
На полях документа расписался
секретарь ЦК КПСС Я. Демичев
ЦХСД. Ф. 5. Оп. 36. Д. 155. Л. 149.
Подлинник.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ОТДЕЛА
ПРОПАГАНДЫ И АГИТАЦИИ
ИРКУТСКОГО ОБКОМА КПСС
Не позднее 25 февраля 1969 г.'
БЮРО ОБЛАСТНОГО КОМИТЕТА
КПСС
О повести Стругацких «Сказка о Тройке»,
опубликованной в альманахе «Ангара»
(№№ 4 и 5, 1968 г.)
В 4-м и 5-м номерах литературно-
художественного и
общественно-политического альманаха «Ангара» (орган
Иркутской и Читинской писательских
организаций РСФСР) опубликована
идейно ущербная повесть Аркадия и
Бориса Стругацких «Сказка о Тройке».
Под предлогом фантастического
сюжета авторы повести широко используют
средства иносказания и в нарочито
искаженном виде представляют
советское общество.
О том, где все это происходит, что за
«Город Тьму-скорпионь» и «Колония Не-
объясненных явлений», авторы повести
недвусмысленно пишут:
«— Какой такой грамматики?» — «А
нашей русской грамматики» (№ 4,
стр. 9). И далее: «Мы втроем, рука об
руку, пошли вдоль улицы Первого мая»
(№ 4, стр, 12). И здесь же: «Потомки
Олеговых дружинников и Петровских
гренадеров тихо, культурно сидели на
своих крылечках и молча трещали
семечками... а крылечки были резные
с узорами, резные с фигурами, резные
с балясинами и просто из гладких
досок — замечательные крылечки,
среди которых попадались и музейные
экземпляры многовековой давности, взя-
ные под охрану государства и
обезображенные тяжелыми чугунными
досками, об этом свидетельствующими».
Повесть «Сказка о Тройке»
антинародна и аполитична по своему
содержанию и характеру. Достаточно
привести такие примеры из ее текста:
«Поставим вопрос следующим
образом: что вы, люди, ... можете? Вы много
хвастаетесь, что умеете изготовлять
орудия труда и пользоваться ими. Простите,
но это смешно. Вы уподобляетесь
калекам, которые хвастают t своими
костылями. Вы строите себе жилища,
мучительно, с трудом... и все никак не
можете себе найти удобной рациональной
формы жилища» (№ 4, стр. 13). «Вы
хвастаете, что все время развиваетесь
и что вашему развитию нет предела.
Нам остается только хохотать. Вы ищете
то, что давным-давно найдено, запатен-
98
товано и используется с незапамятных
времен».
Авторы повести, щеголяя своим
универсальным скептицизмом, предрекают
неизбежные бедствия, которые будто
бы грозят человечеству, и
неосуществимость самых заветных желаний.
Они пишут: «Вторая природа... Третья
стихия, четвертое царство, пятое
состояние, шестое чудо света... Один крупный
человеческий деятель мог бы спросить:
зачем вам две природы? Загадили одну,
а теперь пытаетесь заменить ее другой...
Вторая природа — это костыли калеки.
Что касается разума... Сто веков эти
бурдюки с питательной смесью
разглагольствуют о разуме и до сих пор
не могут договориться, о чем идет
речь». (№ 4, стр. 13).
«У каждого вида существует своя
исторически сложившаяся,
передающаяся из поколения в поколение мечта.
Осуществление такой мечты и называют
обычно великим свершением. У людей
было две исконных мечты: мечта летать
вообще, проистекшая из зависти к
насекомым, и мечта слетать к Солнцу,
проистекшая из невежества, ибо они
полагали, что до Солнца рукой подать...
Каждому племени своя мечта. Не надо
хвастаться достижениями перед своими
соседями по планете. Вы рискуете
попасть в смешное положение. Вас сочтут
глупцами те, кому ваши мечты чужды,
и вас сочтут жалкими болтунами те,
кто свою мечту осуществил уже давно».
(№ 4. стр. J4).
В недопустимо издевательском тоне
авторы пишут о науке, ее главных
направлениях.
Так, например, они пишут: «У них,
у людей, космос-мосмос,
фотосинтез-мотосинтез». И делают такой вывод:
«Однако людям (он космос) тоже ни к
чему». Отбирают самые язвительные
слова и выражения для названия и
характеристики научных учреждений
(НИИЧАВА* Академии наук, «Тпруня»,
лаборатории ФИЛ НА»).
Буквально в каждой фразе они
оставляют следы своего скептицизма,
охаивания науки и философии. Прячась
за складки пышной мантии фантастики,
авторы представляют советский народ
утратившим коммунистические идеалы.
Они пишут: «Однако здесь, у нас,
на земле все патетическое в силу
обстоятельств претерпело за последний век
решительную инфляцию... Наша
массовая психология базируется на эгоизме,
• Так в тексте. Правильно — НИИЧАВО
(НИИ чародейства и волшебства) (прим. сост.).
утилитаризме и мистике». (№ 5, стр. 52).
И затем: «Наш утилитаризм породит
у огромной части населения
стремление бездумно пользоваться
материальными благами прогресса, доставшегося
без усилий, даром, грозит необратимо
повернуть души к тунеядству и
потребительству, а, видит бог, мы уже сейчас
отчаянно боремся с этим, как со
следствием нашего собственного научно-
технического прогресса».
«Что касается нашего закоренелого
мистицизма, нашей застарелой надежды
на добрых богов, добрых царей и добрых
героев, надежды на вмешательство
авторитетной личности, которая придет
и снимет с нас все заботы и всю
ответственность, что касается этой
оборотной стороны нашего эгоизма, то вы,
вероятно, даже представить себе не
можете, каков будет в этом смысле
результат вашего постоянного
присутствия на планете». (№ 5, стр. 52).
И по-прежнему средствами аллегории,
прямо-таки судят человека. Вот какую
мысль они вкладывают в уста Клопа:
«Может быть, хоть один представитель
гомо сапиенс снизойдет до прямого
ответа на те соображения, которые мне
позволено было здесь высказать? Или,
повторяю, ему нечего возразить? Или
человек разумный имеет к разуму не
большее отношение, чем змея очковая
к широко распространенному
оптическому устройству?» (№ 4, стр. 15).
Они глумятся над общественностью,
ее ролью в воспитании человека. Вот
что и как они пишут об этом:
«Воспитательная работа в Колонии Необъяснен-
ных Явлений поставлена безобразно.
Политико-просветительные лекции почти
не проводятся, доска наглядной агитации
отражает вчерашний день, вечерний
университет культуры практически не
функционирует. Все культурные мероприятия
в Колонии сведены к танцулькам, к
демонстрациям заграничных фильмов,
к пошлым эстрадным представлениям.
Лозунговое хозяйство запущено.
Колонисты предоставлены самим себе, многие
из них морально опустошены, почти
никто не разбирается в международном
положении, а самые отсталые из
колонистов, например, дух некоего Винера,
даже не понимают, где они находятся.
В результате аморальные поступки,
хулиганство и поток жалоб от населения»
(№ 5, стр. 54).
Доктор филологических наук
профессор тов. Зиннер, в своем отзыве
на повесть Стругацких «Сказка о
Тройке», допускает мысль о том, что авторы
п
99
(J
и
1=
в, о-
100
поставили себе цель сатирического
разоблачения отдельных недостатков нашей
жизни и показа конкретных носителей
зла, еще встречающегося в
действительности, но предельно заострили это
зло и с помощью фантастического
сюжета вырвали его из конкретного
контекста. Авторы придали злу
самодовлеющий характер, отделили недостатки
от прогрессивных общественных сил,
успешно преодолевающих их. В
результате частное и преходящее зло приобрело
всеобщность, вечность, фатальную
неизбежность. Повесть стала пасквилем.
Костяк сюжета повести, ее
художественный строй, отбор и характеристика
персонажей, особенно язык и стиль их
деятельности всем острием направлены
на охаивание научно обоснованных
методов в решении социальных проблем,
в руководстве обществом и устройстве
нашего государства.
Вот как представляется это в
повести: наш мир — огромный дом, и много
в нем этажей. Много отделов — Отдел
Линейного счастья, отдел Смысла жизни.
Но лифт неисправен, и выше 13 этажа
не попадешь. А ведь на семьдесят
шестом хранится до лучших времен
все собранное, что на каждом этапе
научного, технического и социального
прогресса не могло быть разумно
объяснено. А когда-то капризный лифт
забросил на 76 этаж санитарно-канали-
зационную комиссию Соловецкого гор-
комхоза. И состоит она из совершенно
тупых негодяев, хамов, невежд. К ней
примыкает профессор, который своими
«учеными» фразами и французским
выражением только украшает бесплодные
деяния комиссии. Но эта
канализационная комиссия превратилась в Особую,
затем во Временную тройку.
Эта тройка бесконечно заседает, и свою
дикую и бессмысленную деятельность
обильно уснащает фразами «Народ нам
скажет спасибо... Народ нам не простит,
если...»
Приведем несколько примеров
авторского текста:
«Бывшая комиссия горкомхоза
узурпировала власть в Тьмускорпиони и что
распорядиться этой властью она была
не в состоянии». (№ 4, стр. 5).
«Главная опасность заключается в том,
что в распоряжении этих проходимцев
находится небезызвестная Большая
Круглая Печать. Я надеюсь, вы понимаете,
что это значит...» (там же).
Далее:
«Лавр Федотович поднялся и забрал
себе слово. Он рассказал о задачах
вверенной ему тройки, вытекающих из
возросшей ее ответственности. Он
предложил присутствующим развернуть еще
более непримиримую борьбу за
повышение трудовой дисциплины, против
бюрократизма, за высокий моральный
уровень всех и каждого, за здоровую
критику и самокритику, против
обезлички, за укрепление противопожарной
безопасности, против зазнайства, за
личную ответственность каждого, за
образцовое содержание отчетности и против
недооценки собственных сил» (№ 5,
стр. 55).
Затем; .
«Тройка оказалась более крепким
орешком... Разумная, рациональная
сторона ее психологии оказалась сверх-
естественио консервативной и
сверхупругой... Запасы разумного, доброго и
вечного у Тройки были весьма
ограничены... Эти бывшие канализаторы
разучились учиться» (№ 5, стр. 56).
«У Лавра Федотовича даже и
преимущества есть. Он и сам не думает,
и другим не велит» (№ 5, стр. 66).
Авторы повести глумятся над
девизами, лозунгами и принципами жизни
нашего общества, отражающих его
прогресс и ставших привычными и дорогими
для советских людей.
Повесть Стругацких «Сказка о Тройке»
была направлена авторами для
альманаха «Ангара» по личному письму-
просьбе главного редактора альманаха
тов. Самсонова Ю. С. Только четыре
члена редколлегии альманаха из 16 были
ознакомлены с повестью. Четвертый
номер «Ангары» был подписан и направлен
в набор 12 мая 1968 года ответственным
секретарем альманаха редактором
Восточно-Сибирского книжного
издательства тов. Васильевой Л. А. и главным
редактором издательства тов.
Фридманом В. Г. Пятый номер альманаха
подписан в набор этими же лицами 8 июля
1968 года.
В печать четвертый номер был
подписан так же ими 6 августа, а пятый
номер — 25 ноября 1968 года этими
же товарищами.
Разрешение к печати сотрудником
Обллито было дано на четвертый номер
12 августа и на пятый номер —
25 ноября.
Подписчикам и в продажу четвертый
номер альманаха поступил в сентябре,
а пятый — в декабре прошлого года.
Вышли они тиражом 3000 экземпляров
каждый, в том числе по подписке
1147 и остальные 1853 — в розницу.
Появление в альманахе «Ангара»
повести Стругацких «Сказка о Тройке»
стало возможным в результате неудов-
летворительной работы редакционной
коллегии альманаха и личной
безответственности главного редактора
альманаха тов. Самсонова Ю. С. и гл.
редактора Восточно-Сибирского книжного
издательства тов. Фридмана В. Г.4.
Зав. отделом пропаганды
и агитации обкома КПСС Макаров
ЦХСД. Ф. 5. Оп. 61. Д. 42. Л. ПО—115.
Подлинник.
ЗАПИСКА ИРКУТСКОГО ОБКОМА
КПСС О РАССМОТРЕНИИ ВОПРОСА
«ОБ ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ
ОШИБКАХ, ДОПУЩЕННЫХ В
АЛЬМАНАХЕ «АНГАРА»»
31 марта 1969 г.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС
В четвертом и пятом номерах
альманаха «Ангара» (за 1968 год)
опубликована идейно-ущербная, аполитичная
повесть Стругацких «Сказка о Тройке».
Повесть прочли члены бюро обкома
КПСС, многие партийные, советские,
профсоюзные и комсомольские
работники, ученые-литературоведы,
преподаватели учебных заведений, критики,
которые пришли к единодушному
мнению, что повесть «Сказка о Тройке» —
произведение антипартийное и
антинародное по своему содержанию и
характеру. Авторы повести, попирая принципы
социалистического реализма,
партийности и народности, прикрываясь
фантастикой, глумятся над нашей советской
действительностью, зубоскалят над всем
тем, что дорого и близко советским
людям, представляя их утратившими
коммунистические идеалы.
25 февраля с. г. бюро обкома КПСС
рассмотрело вопрос «Об
идейно-политических ошибках, допущенных в
альманахе «Ангара»», дало принципиальную
оценку идейно и художественно
порочному произведению Стругацких и строго
наказало ответственных лиц,
допустивших его появление в свет.
(Постановление бюро обкома КПСС и докладная
записка, представленная на бюро,
прилагаются.)
С постановлением бюро обкома КПСС
ознакомлена Иркутская писательская
организация, большинство писателей
выразило одобрение выводам, сделанным
бюро ОК КПСС и осудило повесть
Стругацких.
На бюро обкома КПСС представлен
для утверждения редактором альманаха
«Ангара» тов. Шастин А. М. (писатель,
секретарь партбюро писательской
организации) и новый состав редколлегии
в количестве 10 человек, в числе которых
и тов. Говорин И. К. (зав. сектором
печати обкома КПСС, член Союза
журналистов СССР).
28 марта с. г. бюро обкома КПСС
утвердило главным редактором
Восточно-Сибирского книжного издательства
тов. Милюкова Д. Е. (бывшего
инструктора обкома КПСС, редактора
газеты «Восточно-Сибирский путь»,
писателя) . Тов. Фридман В. Г. от
занимаемой должности освобожден.
В газете «Восточно-Сибирская правда»
подготовлена рецензия на повесть
Стругацких «Сказка о Тройке».
Новым составом бюро писательской
организации и книжным издательством
разработаны конкретные меры по
улучшению идейно-художественного уровня
альманаха «Ангара».
Секретарь Иркутского обкома КПСС
Банников
ЦХСД. Ф. 5. Оп. 61. Д. 42- Л. 108—109.
Подлинник.
СПРАВКА ОТДЕЛОВ ПРОПАГАНДЫ
И КУЛЬТУРЫ ЦК КПСС
18 апреля 1969 г.
ЦК КПСС
В №№ 4 и 5 за 1968 г.
литературно-художественного и общественно
политического альманаха «Ангара»
(орган Иркутской и Читинской
писательских организаций РСФСР)
опубликована повесть А. и Б. Стругацких «Сказка
о Тройке».
После ознакомления с повестью Отдел
пропаганды и Отдел культуры ЦК КПСС
обратили внимание Иркутского обкома
партии на серьезные недостатки,
содержащиеся в этом произведении.
С мерами, предпринятыми бюро
Иркутского обкома КПСС для
повышения идейно-художественного уровня
альманаха «Ангара», согласны.
Секретариату правления Союза
писателей СССР (т. Воронкову)
рекомендовано дать по этому вопросу
публикацию в «Информационном бюллетене»
СП СССР.
Зам. зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС
А. Яковлев
Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС
Ю. Мелентьее
На полях документа расписался
секретарь ЦК КПСС П. Демичев
ЦХСД. Ф. 5. Оп. 61. Д. 42. Л. 116.
Подлинник.
101
в
ЗАПИСКА
ЦК КПСС
ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ
19 марта 1984 г.
Секретно
о
4,0-
х —
102
ЦК КПСС
О серьезных недостатках в деятельности
клубов любителей фантастики
Отдел пропаганды ЦК КПСС изучил
деятельность клубов любителей
фантастики, которые широко создаются в
последние годы при обществе
книголюбов, молодежных газетах, отделениях
союзов писателей и журналистов,
библиотеках, домах культуры, школах,
техникумах, вузах. Среди членов
клубов — школьники, студенты,
представители художественной и технической
интеллигенции. В основном — это
молодежь до 30 лет. Многие из них
называют себя «фэиами», подражая членам
подобных клубов в США и Англии,
которые появились там еще в 50—60-е годы
по инициативе фирм, издающих научно-
фантастическую литературу.
«Фэн-клубы» широко используются буржуазными
идеологами для пропаганды
антинаучных идей.
Появление клубов любителей
фантастики в нашей стране объективно
отражает большой интерес молодежи к
научной фантастике. Ряд клубов помогает
юношам и девушкам глубже
ознакомиться с советской фантастикой,
способствует развитию у них творческого
воображения, стимулирует интерес к
науке и литературе. Вместе с тем анализ
показывает, что в их деятельности
имеются серьезные недостатки.
У руководства некоторых клубов стоят
люди, не имеющие ни соответствующих
знаний, ни правильной пол ити
ко-идеологической ориентации. Многие клубы
создаются стихийно и действуют
бесконтрольно. В них нередко изучаются
произведения фантастики американских,
английских, французских и других
зарубежных авторов, в которых социальные
проблемы трактуются в духе воззрений
буржуазных философов.
В отдельных клубах практикуется
перевод зарубежных книг, не
издаваемых в СССР, наблюдаются случаи
размножения и перепродажи этой
литературы. Участники клубов создают
собственные произведения фантастики,
причем во многих случаях низкого
идейно-художественного уровня. Часть из
них публикуется в местной
молодежной печати.
В нарушение положения о
любительских объединениях городские клубы
фантастики организуют свои филиалы в
учебных заведениях, библиотеках,*
направляют в другие клубы различные
материалы, выпускают рукописные
журналы, информационные бюллетени. Без
разрешения органов культуры они
проводят диспуты, тематические вечера и
спектакли на фантастические темы в
крупных залах, школах, пионерских
лагерях. Вообще «выходу в массы»,
за пределы клуба уделяется много
внимания. Такая задача
сформулирована в большинстве программ и уставов
клубов, об этом постоянно пишется
иа страницах ряда комсомольских
журналов и газет. Особую активность
проявляют журналы «Техника —
молодежи», «Литературное обозрение» и
«Уральский следопыт» (г. Свердловск).
Имеет место попытка клубов
любителей фантастики уйти из-под контроля
органов культуры, профсоюзов и
комсомола, вести свою работу без их ведома5.
По этой причине материалы,
рассылаемые в другие клубы, часто
направляются на домашние адреса, перечень
которых постоянно публикуется в
молодежных газетах и журналах. Не
случайно иногда указывается и такой адрес
для переписки: «Главпочтамт. До
востребования».
Некоторые руководители «фэн-клубов»
ведут переговоры о создании единого
в стране методического центра,
намереваясь сделать его самостоятельным.
Так, в письме без подписи,
разосланном во многие клубы, говорится:
«Существует неприятная возможность
навязывания съезду необходимости
утвердить объединение КЛФ под
лозунгами хоть и неплохими, но исходящими
не от самих КЛФ, что означает подмену
живого энтузиазма фэнов энтузиазмом
казенным (энтузиазмом Павки,
энтузиазмом нынешнего комсомольца)».
Свердловский, калининградский н
ростовский клубы организуют всесоюзные
и региональные семинары, нарушая
установленный порядок участия
самодеятельных коллективов в подобных
мероприятиях. Так, в семинаре, проведеииом
в апреле 1983 г. в Свердловске
журналом «Уральский следопыт» и клубом
«Радиант», участвовали 35 клубов из
34 городов страны. В апреле с. г. вновь
планировалось провести всесоюзный
семинар в Свердловске.
Изучение показало, что некоторые
профсоюзные и комсомольские комитеты,
органы культуры, народного и
профессионально-технического образования,
вузы, отделения Всесоюзного доброволь-
иого общества любителей книги и Союза
писателей СССР самоустранились от
руководства клубами любителей
фантастики, не анализируют содержание
их деятельности, не принимают
необходимых мер по наведению в них
должного порядка.
Отдел пропаганды ЦК КПСС провел
совещание по данному вопросу с
участием заинтересованных ведомств и
организаций, на котором определены меры
по упорядочению работы клубов
любителей фантастики.
Министерству культуры СССР и его
научно-методическим центрам поручено
организовать методическое руководство
этими клубами, независимо от их
ведомственной принадлежности.
Считали бы целесообразным
рекомендовать ЦК компартий союзных
республик, крайкомам, обкомам КПСС,
Министерству культуры СССР, ВЦСПС,
ЦК ВЛКСМ, Минвузу СССР, Мин-
прому СССР, Госпрофобру СССР, Союзу
писателей СССР, Всесоюзному
добровольному обществу любителей книги:
— рассмотреть деятельность клубов
любителей фантастики, устранить
имеющиеся в их работе недостатки;
— отстранить от руководства клубами
людей, идейно незрелых, нарушающих
Положение о клубах по интересам и
любительских объединениях. Распустить
те клубы любителей фантастики,
деятельность которых наносит вред воспитанию
молодежи;
— осуществить меры, исключающие
нарушение клубами установленного
порядка выпуска и распространения
бюллетеней и других информационных
материалов;
— определить, что клубы любителей
фантастики могут проводить массовые
мероприятия, семинары только под
руководством органов культуры и
профсоюзов.
Проект постановления ЦК КПСС
прилагается6.
Зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС
Б. Стукалин
ЦХСД. Ф. 4. Оп. 28. Д. 873. Л. 177—180.
Подлинник.
Совершенно секретно
ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА № 148
ЗАСЕДАНИЯ СЕКРЕТАРИАТА
ЦК КПСС
от 16 апреля 1984 года
О серьезных недостатках в
деятельности клубов любителей фантастики
\ ■ ЦК КПСС отмечает, что в
деятельности возникших в некоторых
местах клубов любителей фантастики
проявляется ряд негативных моментов.
Вследствие слабого контроля в них
нередко пропагандируется западная
фантастика, культивирующая буржуазную
мораль и идеологию. Такого рода
проявления недопустимы, они наносят вред
воспитанию советской молодежи.
2. Поручить ЦК компартий союзных
республик, крайкомам, обкомам партии.
Министерству культуры СССР, ВЦСПС,
ЦК ВЛКСМ осуществить меры по
упорядочению деятельности клубов любителей
фантастики, нацеливая их на решение
задач коммунистического воспитания
молодежи, развитие интереса к науке,
технике, формирование у нее
непримиримости к буржуазной идеологии и
морали, западному образу жизни.
3. Записку Отдела пропаганды
ЦК КПСС по данному вопросу
направить в ЦК компартий союзных
республик, крайкомы, обкомы партии и
соответствующие министерства и
ведомства (прилагается)7.
Секретарь ЦК КПСС
ЦХСД. Ф. 4. Оп. 28. Д. 889. Л. 14—15.
Подлинник.
Примечания:
1. Эта н другие повести А. и Б.
Стругацких, подвергшиеся анализу в ЦК КПСС,
впервые опубликованы:
«Попытка к бегству» — в 1962 г.
«Трудно быть богом» — в 1964 г.
«Хищные вещи века» — в 1965 г.
2. 11 марта 1966 г. Секретариат ЦК ВЛКСМ
принял постановление «О недостатках в
выпуске научно-фантастической литературы
издательством «Молодая гвардия». В нем
осуждается появление «произведений низкого ндей-
н о-художественно го уровня, лишенных четкой
классовой окраски» (роман братьев
Стругацких «Хищные вещи века», повести М. Емце-
ва и Е. Парнова «Уравнение с бледного
Нептуна» и «Душа мира»).
а> о-
«I
103
3. Опубликованная в журнале «Коммунист»
статья В. Сапарина «Будущее человечества
через призму фантастики» (№ 12, 1967)
целиком посвящена разбору повести А. н Б.
Стругацких «Хищные вещи века»; в основе
повести отмечено «немарксистское,
ограниченное представление о путях развития
человечества». В целом статья выдержана в духе
инициативной записки отдела пропаганды
ЦК КПСС.
4. В приложенном постановлении бюро
обкома КПСС от 25 февраля 1969 г.
предусмотрены меры фактически по разгрому
редакции альманаха, в т. ч. снятие со строгим
партийным взысканием гл. редактора
Ю. С. Самсонова, «укрепление»
редколлегии альманаха «наиболее работоспособными,
высокообразованными и принципиальными
творческими работниками».
5. В архиве найдена интересная
переписка по этому поводу. Оказывается — судя
по письмам активистов
образцово-показательного Клуба любителей фантастики,
созданного еще в 1974 году под эгидой ЦК ВЛКСМ
в издательстве «Молодая гвардия»,—
деятельность этого клуба уже через полгода была
свернута из-за чрезмерной опеки со стороны
его организаторов. (ЦХСД. Ф- 5. On. 69.
Д. 413. Л. 112—131.)
6. Запнска отдела вместе с приложенным
проектом одноименного постановления
Секретариата ЦК КПСС была возвращена после
обсуждения 3 апреля 1969 г. на заседании
Секретариата на доработку.
7. В материалах протокола заседания
Секретариата ЦК КПСС, состоявшегося 16 апреля
1984 года, имеется первоначальный вариант
этого постановления. Внесенные изменения
коснулись только первого пункта. До
исправлений рукой секретаря ЦК КПСС М. Зимя-
ннна и последующего редактирования в
отделе пропаганды ЦК он выглядел таким
образом: «1. ЦК КПСС отмечает, что в
содержании работы многих клубов любителей
фантастики, получивших широкое
распространение и пользующихся у молодежи
известной популярностью, имеются серьезные
недостатки. В них нередко пропагандируется
реакционная западная фантастика, что наносит
вред воспитанию юношей и девушек».
Приложенная к принятому постановлению запнска
для рассылки в местные партийные
органы, несколько сокращенная по объему, по
содержанию повторяет записку отдела
пропаганды ЦК от 16.03.84 г.
Публикация и примечания Л. ПЕТРОВА
DO
эо
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
oo
00
oo
Сверхпрочный
бетон
Бетон, прочный и дешевый
строительный материал,
широко используется уже более
столетия. Но есть у него
и недостатки. Один из
главных — пористая структура,
не заметная невооруженным
глазом, но очевидная под
микроскопом. В результате
химического соединения воды с
цементом в бетоне
образуется множество мельчайших
пустот, каждая из которых в
сто раз меньше толщины
человеческого волоса. Эти
пустоты могут положить начало
образованию трещин. Кроме
того, вода, скапливающаяся
на затвердевшем цементе,
может собираться в этих
порах и трещинах и затем
просачиваться внутрь бетонной
массы. Расширение воды при
замерзании приводит к
разрыву бетона. В воде могут
также содержаться вредные
химические вещества,
например едкие хлориды,
входящие в состав
противогололедных солей.
Американские ученые из
Научно-технологического
центра перспективных цементных
материалов при
Северо-Западном университете в
Эванстоне добились заметных
успехов в устранении пор,
применив органические, или угле-
родсодержащие соединения,
которые уменьшают
содержание воды в бетоне, не
снижая его вязкость перед
началом стадии затвердения. В
результате крупных пор уже не
возникает, и вся структура
бетона становится более
однородной. Устранению пор
способствует также введение в
бетонную смесь минеральных
веществ, например,
чрезвычайно тонко измельченной
двуокиси кремния, твердого
стекловидного материала, который
заполняет оставшиеся
пустоты.
Новый бетон менее
подвержен коррозии и позволяет
выдерживать огромные нагрузки.
Его прочность на сжатие
можно повысить с 210 до 1400
килограммов на квадратный
сантиметр.
На фото: проектируемый
небоскреб «Чикаго Тауэр» будет
построен из высокопрочного
бетона.
104
Программа «Лицей» осуществляется
при участии и поддержке
Международного фонда
«Культурная инициатива»
КАФЕДРА
Два года назад в нашем журнале («Знание — сила», 1991 год, № 5) появилась
первая статья о вальдорфской педагогике, и для многих это словосочетание
прозвучало впервые как новое понятие. Тогда мы рассказали о принципах вальдорфской
педагогики, о том, как зарождалось вальдорфское движение и развивалось в
течение семидесяти лет в разных странах, о самых первых его ростках,
пробивающихся на нашей почве. Теперь можно уже говорить о результатах неустанной работы
последних лет — о самом главном, ради чего живут и работают последователи
сторонников вальдорфской педагогики: появились первые детские сады и школы, есть
дети, которые туда ходят; таким образом, новое понятие стало новой реальностью.
Эта реальность несет с собой и трудности, и радости, но прежде всего заключает
в себе огромный потенциал роста: его источник известен каждому истинному
учителю — повседневная не прекращающаяся ни на минуту внутренняя и внешняя работа.
На тот живой импульс, которым пронизана вальдорфская педагогика,
откликаются не только дети. Родители, учителя обычных государственных школ, работники
министерств и управлений удивительно по-человечески переживают то новое, что
появляется перед ними подчас в очень разных проявлениях. И поразительно, как
возникает отклик там, где, казалось бы, его трудно ожидать.
Перед вами — выступление Вальтера Либендорфера, реферат которого
подготовила М. Шаскольская. Оно прозвучало на Международном симпозиуме по
вальдорфской педагогике, состоявшемся в сентябре 1992 года в Москве, и адресовано не только
тем учителям, которые взялись за совершенно необычную профессию вальдорфского
классного учителя. Напомним, классный учитель ведет все основные предметы с 1 по
8 класс,— шаг за шагом, день за днем постигая не только, как строится
преподавание в первом, втором и т. д. классе, но и почему оно так строится, что это естественно
вытекает из того, чем является человек, который приходит в первый, третий,
восьмой класс. О подростковом возрасте написаны горы книг и исследований, и,
быть может, нелишне напомнить, что эта статья — результат той самой
многолетней внешней и внутренней практической работы учителя и ученого. В, Либендорфер,
биолог по образованию, сейчас руководит семинаром подготовки вальдорфских
учителей в г. Иерна, Швеция.
В. Либендорфер
О подростках
Каждому случалось видеть, как
молодая мать входит в комнату с
новорожденным на руках. Вряд ли встретится
взрослый, которого такая картина
оставит равнодушным или который проявит
при этом защитную реакцию. Совсем
иное, когда входит подросток,
находящийся на пике переходного возраста —
возраста полового созревания
(пубертата). Большинство людей тут сразу
чувствует некий диссонанс.
Если в маленьком ребенке все было
нацелено на достижение гармонии,—
преисполненный симпатии к миру, он
осваивается в своей семье, в квартире,
в мире, где живут кошки и поют
105
' я:
106
птицы,— то у подростка, зачастую
внезапно, проявляется глубокое
противоречие по отношению ко всему, из
чего состоит его жизнь. Эти диссонансы
дают себя знать в школе, часто
ощущаются как большая помеха в
общественной жизни, переживаются как
революция в родительском доме. Все, что
было достигнуто в результате
воспитания, грозит обратиться в хаос. В школе
кажется, что ребенок словно позабыл
все, чему он раньше научился и умел.
Многие пожилые люди при
появлении подростков чувствуют себя в
опасности.
Несмотря на различия во внешних
проявлениях, между маленьким
ребенком и созревающим подростком есть,
как кажется, и нечто общее. Они все
делают с большой интенсивностью.
Маленький ребенок полностью отдается
овладению миром. Он усваивает и
переживает чувственные впечатления, пищу,
собственное движение с какой-то
алчностью. Об этих жажде действия и
интенсивной деятельности мы говорим как
о деятельности воли. Маленький
ребенок переживает самого себя и реальный
мир через интенсивную деятельность
воли. Он утверждает самого себя через
осязательное соприкосновение, то есть
через сопротивление.
Если мы поближе познакомимся с
подростком, то столкнемся с такой же
интенсивностью, только деятельность
воли теперь имеет другое направление.
На первый взгляд в подростке все
производит впечатление отторжения, а
нередко и закрытости; и, казалось бы,
это можно посчитать признаком
совершенно пассивной, отторгающей
жизненной позиции. Но при более пристальном
рассмотрении видно, что здесь речь идет
об отграничении, отделении себя от
мира, причем делается это с такой
же энергией, с какой маленький
ребенок стремится к объединению с миром,
даже к растворению в нем.
Есть, однако, нечто совершенно иное
в этом новом процессе: теперь в нем
участвуют сильные, прорывающиеся
наружу эмоции, чувства. Мелочи,
встречающиеся на пути подростка, могут
вызвать реакцию, сходную буквально
с извержением вулкана. Его ранимость
простирается даже на легкие
физические прикосновения, которые отпугивают
его.
Правда, иногда выясняется, что
подросток, которого мы воспринимаем так,
будто его душа упрятана в густой
мех или в кожаную куртку, в других
ситуациях — помимо школы и роди-
^ i
Вальтер Либендорфер.
тельского дома — может быть
исключительно разговорчив (скажем, девочки
могут часами беседовать с подругой
по телефону о ничего не значащих
мелочах) . Или мальчик работает после
школы и в выходные дни в продуктовом
магазине, и там в нем видят человека,
который готов помочь другому, который
способен проявить инициативу и у
которого, прежде всего, достаточно
фантазии, чтобы настроиться на совершенно
незнакомую ситуацию и овладеть ею.
Учитель же в общем и целом не имеет
об этом никакого представления. Таким
образом, у подростка как бы два лица:
ои и замкнут и как бы влюблен в
мир, причем и то, и другое с одинаковой
интенсивностью чувства.
Порой учителя сердятся, обнаруживая
это. Однако в чем причина, что
подросток равнодушно относится, например,
к изучению наук? Причина не в том,
что он внезапно утерял интерес к миру —
нет, совсем напротив. Но в нем теперь
открылась совершенно новая область
души. Теперь все освещает новый свет,
и подросток внезапно узнает это новое.
Однако мы глубоко ошибемся, если
решим, что ои уже обладает этим новым,
например, если мы будем ждать от него
взрослого, то есть разумного поведения.
Он по-прежнему ребенок, правда, бурно
растущий.
Раньше, в прошлом столетии,
начинающийся иа ранних стадиях пубертата
телесный рост шел рука об руку с
душевным созреванием. В наше время рывок
в физическом росте явно передвинулся
на время детства. С конца прошлого
столетия сексуальная зрелость тоже
наступает на 2—3 года раньше.
Эмоциональное же созревание, напротив,
замедляется. При этом можно, вообще говоря,
заметить, что интеллектуальные
способности тоже пробуждаются относительно
рано. Другими словами, эмоциональное
созревание детей и подростков менее
чем когда-либо базируется на телесном
процессе или сопровождается им.
Поэтому созревание совершается как
самостоятельное событие, что порождает
проблемы, но одновременно делает
возможным н свободное личностное
развитие.
Рассмотрим вкратце телесное
развитие. Начинаясь между 10 годами (у
девочек) и 12 годами (у мальчиков),
оно наблюдается как рывок физиче-
ского роста, а кульминация его наступает
примерно двумя годами позже. При
этом конечности растут по направлению
от периферии к туловищу. На лице растут
нос и подбородок. Но речь идет не
только о росте, связанном с
увеличением длины. Одновременно усиливается
и формирование костей, особенно
суставов. Формирование костей происходит
в течение всей жизни — позднее в
большей степени уже как перестройка,
а не как увеличение длины — и зависит
от того, какими были нагрузки на
скелет, то есть от того, каким образом
растущий человек, исходя из своей воли
к действию, займет свое место по
отношению к силовым закономерностям
мира, в особенности — по отношению
к силам притяжения. Воздействия этих
силовых закономерностей
воспринимаются стихийно и затем формируют
тонкую структуру скелета. Допустим, из-за
болезни мы не будем активизировать
свою волю и пролежим шесть недель
в постели, у иас начнет
дегенерировать именно эта тонкая структура.
Конечно, если ребенок растет в длину
в период, предшествующий пубертату, то
тонкие структурные изменения тела этим
не ограничиваются. Архитектоническая
структура находится в постоянной
зависимости от деятельности воли. И теперь
воля молодого человека активизируется,
он хочет познать мир, ои любит
приключения. Раньше или позже его тянет
прочь из безопасного существования в
родительском доме и школе, и он ищет.
Чего же он ищет?
Ои ищет свою жизненную цель,
лейтмотив своей личности, иить своей судьбы.
В этих поисках ои часто проявляет
известную радикальность, энергию воли,
интенсивность и непреклонность по
отношению ко взрослым, которые хотят
обратить его внимание на риск и, может
быть, отвратить его от каких-либо
попыток. В этом ищущем движении мы
можем — несмотря на различия —
распознать ту же самую силу, которая иным
образом проявляется в маленьком
ребенке. Тогда человеку было важно
освоиться в мире. Теперь, в возрасте
созревания (пубертата), человек ищет
свое Я, которое он сначала может
познать лишь опосредованно, как бы
через отражение в зеркале.
У Вацлава Гавела есть слова о
скрытой сфере, которую несет в себе каждый
человек. Он подразумевает под этим
сферу истины, противоположную сфере
лжи, с которой может познакомиться
каждый человек в тоталитарной
системе. Молодой человек ищет именно
такую скрытую сферу, и многое зависит
от того, каких людей он встретит иа
своем пути. В одиночку он ие может
найти искомое — для этого ему нужно
встретиться с другими людьми. Ими
вполне могут быть его учителя, но
сначала он к ним долго присматривается
и критически проверяет. Как относится
учитель к своей профессии, к науке,
которую ои представляет, к искусству,
к жизни вообще?
Школьники иногда задают вопрос:
можно ли учителю верить? Это вовсе
не означает, что учитель должен все
знать и все уметь. Это вопрос: несет
ли учитель в себе то самое движение,
связанное с поиском скрытой сферы?
Какую часть своей жизни он связал
со своей собственной судьбой? Является
ли он просто представителем системы,
лишь следующим учебной программе,
или он — спутник, а может быть, и
пример на трудном пути? Постепенно
подросток узнает, что в жизни не так
легко достичь необходимой уверенности
и равновесия.
Мы все должны понять, что речь
идет о процессе, протекающем во
времени, который, таким образом, вообще
никогда не может превратиться в нечто
застывшее, действительное раз и
навсегда. Сегодняшняя жизнь с ее постоянным
изменением условий ставит перед нами
свои определенные требования. Условия
нашей жизии порой радикально
изменяются. Многим людям приходится не
один раз менять профессию, а зачастую
и место своей деятельности.
Единственно возможной стабильности здесь
можно достичь лишь в процессе постоянного
' -j
107
5
становления, то есть в ходе развития.
Сегодня есть немало подростков,
которые лишены помощи, необходимой для
них в ходе такого процесса. Школа
превратилась в окаменелую систему, из
учителей воспитывают слуг этой системы.
Что же происходит с подростками?
Некоторые — среди лучших — впадают
в различные мании, молодые люди
обращаются к идолам, а иногда к
политическим группировкам радикального
толка, в которых можно полностью
раствориться. Некоторые ориентируются на
фиксированные роли и
приспосабливаются к ним.
Несколько лет назад на Западе еще
можно было видеть молодых людей,
которые быстро добивались экономической
выгоды путем остроумных, рискованных
финансовых операций. Однако из-за
кризисов, потрясающих ныне людей в
некоторых странах Запада, тип «яппи»
как идеал внезапно ушел в прошлое.
Теперь гораздо больше говорят о
работе, о компетентности. И это вопрос,
который стоит перед школой: как
приобрести молодому человеку компетентность,
нужную для жизни в следующем
столетии, когда все будет выглядеть совсем
иначе, чем сейчас? Конечно, им
необходимо знакомиться с автоматикой, с
компьютерами. Но компьютеры изменятся,
и все усилия приспособиться канут в
пустоту.
В противоположность этому в валь-
дорфской школе мы считаем важным
все то, что апеллирует к глубоко
внутренней, ищущей воле молодого
человека. Тем самым мы, с одной стороны,
способствуем раскрытию способностей,
которые позднее будут активно
развивать культуру, а быть может, даже
оказывать на нее в будущем решающее
влияние. С другой же стороны, подростку
дается возможность найти себя, найти
ведущие мотивы собственной жизни, в
результате чего достигается гармония
противоборствующих сил, действующих
в его душе.
У школьников юношеского возраста
(к концу периода пубертата) на
утреннем главном уроке ' усиливают научный
элемент. Речь идет не только о том,
чтобы передать ученикам некие
фиксированные знания. Скорее, дело
заключается в том, чтобы развивать их
способности и прежде всего вырабатывать
у них исследовательский интерес к тому
5 *
1 о
108
1 Главный урок идет два часа без перерыва
каждое утро, и на этом уроке преподается одни
и тот же предмет в течение нескольких недель —
«учебная эпоха», которая затем, сменяется
следующей.
материалу, который необходимо
разобрать.
Что для нас означает исследовать?
Это значит — учиться наблюдать,
активизировать свои чувства, то есть
развивать волю к наблюдению.
Наблюдение происходит только благодаря
целенаправленному усилию воли, а для
этого необходима тренировка, в
особенности в области естественных иаук.
Но для этого необходимо, чтобы мы не
просто знакомили с готовыми
результатами или, тем более с готовыми
теориями — нет, нужно, чтобы снова и снова
активизировалось выносящее суждение
мышление, взвешивающее, критическое
мышление каждого отдельного ученика.
Наука никогда не бывает завершенной,
ведь речь здесь идет о выработке
метода . Центральн ое место в подобном
преподавании занимает выработка
суждения — и это не должно завершаться
слишком быстро. Суждения и понятия,
которые рождаются в таком процессе,
должны иметь возможность созреть.
Школьный учитель-практик вновь и
вновь видит, как трудно некоторым
ученикам отделить свой интерес от себя
самого, от собственного субъективного
переживания и перенести деятельность
суждения в собственную душу, давая,
однако, при этом миру высказать себя
через содержание суждения. Будучи
молодым учителем, я пережил однажды
такой момент, когда попытался
разобрать с учениками геологическую
структуру альпийской цепи. Я описывал
высокие горные вершины и глубокие
ущелья, где в глубине шумят потоки,
и куда редко заглядывает солнце.
В ответ один меланхоличный мальчик
вздохнул: «Вот и у меня все точно
так же». Там есть свои высоты и
глубины — по большей части все-таки
глубины.
Требуется определенное усилие
фантазии, чтобы усвоить формирование гор,
окунуться в события многих
тысячелетий и мысленно обозреть все это, то
есть развить динамические мысли,
соответствующие реальным событиям. Так,
говоря словами Рудольфа Штейнера,
знание проникается живой кровью.
Можно также сказать, что знание приходит
в движение, что воля несет его.
А это значит, что ищущая воля
подростка находит область деятельности и
цели, для которых стоит жить.
Мы говорим о способности
самоотдачи, которой подросток во многих
отношениях обладает. Но эта способность
должна быть проникнута светом разума,
ясными мыслями. Самоотдача, соединен-
ная с одной только чисто волевой
деятельностью, может выродиться в
жестокость. Разумная же деятельность
продвигает мир вперед. Если деятельность,
связанная с созерцанием, научная
деятельность происходят правильным
образом, то мы радостно переживаем их на
уровне чувства.
После этого в человеке возникает
жажда продуктивной формирующей
деятельности, связанной с
непосредственным приложением воли. В том же
учебном плане вальдорфских школ
учитывается и то, что подростку хочется
непосредственно что-то осуществлять
при помощи своего тела, в
особенности что-то делать руками. Он хочет
стать более умелым. Ведь наши руки —
это как раз тот орган, который
абсолютно не сформирован, они способны
совершенствоваться в течение всей
жизни, становясь более умелыми. Такой
деятельностью школьники занимаются
после обеда. А потом, на следующее
утро, мы снова получаем радость от
созерцания, мышления и выработки
суждений.
Если все эти виды деятельности
пойдут на лад,— появится как
результат подлинная близость к жизни.
И лишь на этой основе может
возникнуть то, что сегодня ищут повсюду
в мире — само собой оно не возникает —
личная ответственность. А в нашу
драматическую эпоху в качестве основного
идеала она может быть путеводной
звездой как для учителя, так и для
ученика.
ОТКРЫТЫЙ УРОК
С. Морозов
Космонавтика без ракет
Реальность наших дней
В предыдущем номере журнала мы
говорили о перспективах тросовых систем.
Так что же, все это только в будущем?
Нет, конечно, системы вполне можно
использовать уже сегодня и даже сейчас.
Пример тому — итало-американская
разработка «Привязная спутниковая
система» (ТСС). Эта система базируется на
американском орбитальном корабле
Спейс Шаттл «Атлантис», и в ней
предусмотрены два варианта выпуска
тросов: один вверх, на двадцать
километров, электропроводный, другой вниз,
до ста километров длины, но не
проводящий. Зачем же токопроводящий?
Как известно, Земля обладает
магнитным полем. Спутник, обращаясь вокруг
нее, пересекает магнитные силовые
линии, причем с довольно высокой
скоростью. Значит, если спутник —
проводник тока, в нем непременно
возникнет и будет поддерживаться некая
разность потенциалов. Она тем больше, чем
длиннее спутник. Подсчитано, что на
низкой околоземной орбите генерируется
напряжение в 200 вольт на каждый
километр длины проводника. При
замыкании электрического контура через него
начинает течь ток.
Задача 1
Как можно замкнуть такой контур?
Фактически вся система представляет
собой движущийся глобальный виток с
током, вырабатывающий
электроэнергию.
ТСС — спутник экспериментальный.
Но уже существуют инженерные
проекты космических генераторов тока для
реальных орбитальных станций,
например для «Фридом» (США). При длине
20 километров и обшей массе троса
Продолжение. Начало — в № 6 за 1993 год.
Ответы на задачи — в конце статьи.
109
S£
НО
2824 килограмма с него можно получать
мощность 25 киловатт в номинальном
режиме при силе тока от 8 до 14,6 ампер.
Что ж, технические характеристики
неплохие. А экономические?
Экономический анализ тросовых
генераторов тока весьма обнадеживает: они
сравнительно просты в исполнении,
значительно выгоднее, чем панели солнечных
элементов или химические источники
тока, и дают в десять — сто раз более
высокий выход полезной энергии на
единицу массы конструкции.
Правда, без недостатков тоже не
обошлось. Главный из них — тормозящие
силы, возникающие при генерировании
электрического тока. Из-за них
снижается высота орбиты космического объекта,
несущего трос. Скажем, искусственный
спутник Земли массой 2,5 тонны, дающий
500 ватт мощности, за 50 суток снизит
высоту орбиты с 300 до 120 километров.
Такова плата за дешевую
электроэнергию от тросовой системы. Чтобы
поддерживать высоту орбиты, можно, например,
расходовать топливо бортовой
двигательной установки. Но даже тогда
тросовые генераторы тока выгодны.
Однако инженерная мысль всегда
движется вперед. А нельзя ли из
недостатка извлечь пользу? Оказалось, можно.
Варианты здесь существуют разные.
Первый, самый простой, — использовать
трос-электрогеиератор. Второй —
пустить процесс в обратном направлении,
что в принципе возможно в любой
электрической машине, а значит, и в тросовой
системе.
Задача 2
Как можно использовать это свойство,
чтобы компенсировать потерю высоты?
Третий вариант — малоэффективный,
но принципиально возможный — поднять
высоту орбиты выше геостационара.
Тогда относительное движение троса и
магнитных силовых линий изменится на
обратное (рисунок 6). Плохо лишь, что
относительная скорость их мала, да и
геомагнитное поле на этих высотах тоже
невелико. Но важен принцип. Что ие
работает у Земли, может оказаться
весьма эффективным в другом районе
Солнечной системы.
И такой район есть — это Юпитер,
возможности которого поистине
великолепны. Весьма сильное магнитное поле,
простирающееся очень высоко, обладает
замечательным свойством: иа высотах
более 2,2 радиуса планеты оно
вращается быстрее спутника (период вращения
Юпитера — 10 часов). А потому
одновременно с генерированием мощности на
б. Электродинамическая сила, действующая на
трос, зависит от относительных скоростей
магнитных силовых линий и троса. Линейная
скорость троса падает с удалением от Земли,
линейная скорость магнитных силовых линий
растет. На геостационаре эти скорости
совпадают.
борту спутника с тросовой системой
будет создаваться и тяга («торможение
вспять»). Ясно, что высота орбиты троса
начнет здесь возрастать.
Наконец, четвертый вариант,
«подсказанный» Юпитером с его сильным
магнитным полем, — электродинамический
выход на орбиту искусственного
спутника этой планеты. Иными словами, при
подлете к Юпитеру можно тормозиться
с помощью электродвижущей силы,
возникающей в тросовой системе.
Что может ТСС?
Вернемся, однако, к
итало-американскому проекту ТСС. На второй стадии
его осуществления предусмотрен выпуск
стокилометрового неэлектропроводного
троса вниз. А это зачем?
Главная задача ТСС-2 — исследование
околоземного пространства на высотах
100—130 километров, ранее недоступных
для прямых измерений. Что значит
«недоступных»? Неужели современная
техника не может одолеть такой рубеж?
Увы, самолеты, вертолеты, аэростаты
здесь не летают, ракетные ступени по
пути на орбиту «проскакивают» этот
диапазон на больших скоростях, спускаемые
аппараты тоже, а спутники тут долго не
живут — слишком велико
аэродинамическое торможение.
И вот трос, на конце которого
небольшой субспутиик, много меньший, чем
масса корабля Спейс Шаттл «Атлантис»,
а потому его почти не тормозящий
(рисунок 7). Возможности перед ТСС-2
открываются грандиозные.
■ Высоты 90—160 километров —
переходная область от нижней атмосферы к
ионосфере. И наладить здесь регулярные
7. Транспортировка субспутника для
исследования верхней атмосферы.
измерения интенсивно протекающих
ветровых, физико-химических,
климатических и прочих ионосферных процессов
очень важно. Ведь их особенности
можно выявить только в течение
продолжительных непрерывных наблюдений с
достаточно высоким разрешением. Трос
здесь — вне конкуренции, особенно если
его снабдить рядом разнесенных по
высоте субспутников, оснащенных
специализированной (по высотам их
расположения) аппаратурой. Вопрос особой
важности — исследование процессов,
связанных с образованием озонных дыр на
высотах менее 80 километров.
Другая задача не менее интересна:
как протекают процессы, вызванные
взаимодействием солнечного ветра и плазмы
с околоземной средой? Чем, например,
можно объяснить такой феномен
ионосферной активности, как существование
на высотах 90—130 километров
довольно мощной экваториальной струи
электрического тока шириной 15 километров?
Что представляют собой токи Бирклан-
да (силой около 3,5 миллиона ампер)
в районах магнитных полюсов? Они, по-
видимому, замыкают электрический
контур внешней магнитосферы. Детальное
изучение этих процессов станет
возможным с помощью систем типа ТСС-2.
А тонкая структура геомагнитного и
гравитационного полей? Ее исследование
(разумеется, тоже с помощью
субспутников) имеет принципиальное значение.
Или чисто практическое применение
ТСС-2 — испытания аэродинамических
моделей летательных аппаратов в
естественных условиях. Здесь можно снять
характеристики, которые не удается
получить в наземных аэродинамических
трубах; тут удобно испытывать,
например, гиперзвуковые аппараты и
теплозащиту для них, а также средства
торможения в атмосфере, разрабатываемые
для межорбитальных буксиров.
Наконец, субспутники могут оказаться
весьма полезными для задач
картографии, экологии и исследования
природных ресурсов. Чтобы повысить
разрешающую способность видеоаппаратуры на
местности, логично вывести спутник на
максимально низкую орбиту. И обычный
искусственный спутник здесь не так
удобен: высота его орбиты «снизу»
ограничена атмосферным торможением.
Зато для субспутников такое
ограничение менее критично. Кроме того, их
скорость относительно поверхности (и
атмосферы!) будет меньше, чем у обычного
спутника, существующего на той же
высоте. А это тоже важно: во-первых,
аэродинамическое торможение
значительно меньше (оно прямо
пропорционально квадрату скорости), и, во-вторых,
высокое качество измерений легче
обеспечить при малых скоростях прибора и
исследуемого объекта. Классический
пример тому — «смаз» изображения бы-
стродвижущихся предметов при
фотографировании. Субспутник в идеале можно
привязать тросом к геостационарному
спутнику, и получится «телеглаз»,
неподвижно висящий на любой нужной
высоте. Для Земли это, может быть, и не
столь уж важно, однако для Марса и
особенно для безатмосферных небесных тел
очень привлекательно.
Субспутники могут сильно облегчить не
только видеосъемку, но и комплексные
исследования других небесных тел:
упрощается отбор проб атмосферы с
различных высот и даже вещества с
поверхности исследуемого объекта. Вспомним
недавние полеты к комете Галлея. При
сближении с головой кометы космический
аппарат рискует оказаться
поврежденным. Этого легко избежать, вынося
исследовательскую аппаратуру на тросе.
Защитить ее от механических воздействий
проще, чем космический аппарат
целиком. После пролета капсула с
приборами (вместе с пробами кометного
вещества) будет втянута обратно на борт.
И наконец, еще одно преимущество.
Если после завершения экспериментов
субспутник необходимо вернуть на
Землю, например с отснятой пленкой, это
очень просто сделать. Ему не нужна
мозная двигательная установка.
111
■Si
Задача 3
Как можно вернуть субспутник на
Землю, не пользуясь тормозной
двигательной установкой?
Военным надо одно, а космонавтам —
другое...
Одно здесь плохо. Бдительные службы
противокосмической обороны давно
привыкли, что над их головами летает
множество спутников, и спокойно реагируют
на такие полеты. Ведь в их распоряжении
аппаратура радиолокационных станций
раннего обнаружения, которая в
автоматическом режиме определяет скорость и
высоту полета искусственного спутника
Земли. Более того, подобная аппаратура
обладает логикой, позволяющей
благодаря этим данным судить о том, что
отслеживаемый объект — именно мирный
спутник, а не головка вражеской
баллистической ракеты.
Иное дело субспутник. Скорость и
высота полета у него как раз такие, как у
головной части боевой ракеты в апогее
ее траектории. Да и габариты
подходящие. Чтобы уверенно отличить одно от
другого, требуется слишком много
времени. Значит, прежде чем запускать
подобного рода привязные объекты, надо
договариваться о способах их опознания.
Военные — люди недоверчивые, и
логика их рассуждений безупречна. Что
если, объявив о мирном научном
субспутнике, коварный супостат подвесит на
тросе ядерный заряд? Короче, мало ли
какие недоразумения могут произойти!
Вопрос этот — для военных и
дипломатов, причем достаточно серьезный.
Зато у космонавтов сложности совсем
иного рода. Известно, какие проблемы
создает для них невесомость.
Идеальный вариант для космонавтов — чтобы
гравитация на орбитальных станциях
была порядка земного go. В то же время
для проведения экспериментов требуется
низкая микрогравитация на уровне
10" 8—10~9 go- Однако на пилотируемых
орбитальных станциях типа «Мир» чисто
нулевая гравитация недостижима:
работают системы ориентации и
стабилизации, различные другие механизмы,
перемещаются космонавты и т. д. Все это, не
говоря уж о стыковках, заправках,
коррекциях орбиты и прочих динамических
операциях, сильно осложняет работу.
С другой стороны, для ряда материало-
ведческих технологий нужен более
высокий, чем 1(Р8—10~9 go, но стабильно
поддерживаемый уровень микрогравитации.
Иные задачи вообще требуют наличия
поля переменной тяжести. Как быть?
Справиться со всеми этими проблемами
помогут тросовые системы.
Начнем с больших значений
гравитации. Вспомним, на трос действует
растягивающая его сила. По существу ее
можно рассматривать как искусственную
гравитацию. Она пропорциональна длине
троса, отсчитываемой от центра масс
системы, и на низкой орбите на каждый
километр длины троса составляет 4 ■ 10~4 go-
Расположив систему по местной
вертикали, можно отказаться от вращения —
ранее его предлагали, чтобы создать
искусственную гравитацию на обитаемых
космических объектах (в экспериментах
с кораблем «Джемини» и ступенью «Ад-
жена»). Использовав тросовые системы
вместо вращающейся тороидальной
конструкции, легко избежать нежелательных
эффектов, вызванных ускорением Корио-
лиса, одновременно исчезает и перепад в
гравитации между полом и потолком
орбитального отсека. Все, что нужно при
использовании троса,— противовес на
другом его конце. Им может служить
кусок бетона, несколько вышедших из строя
спутников и т. д.
Правда, при создании ускорения 0,1 go
масса троса составляет уже
значительную долю массы станции, а при создании
нормального земного ускорения
существенно превышает ее. Но если нужна
микрогравитация (для выращивания
кристаллов, электрофореза и т. д.), можно
обеспечить практически любой — на
выбор — ее уровень. Достаточно поместить
лабораторный модуль, в котором идет
технологический процесс, в центр масс
тросовой системы.
Задача 4
А как быть, если необходима
переменная гравитация?
Безопасность — дело серьезное
Космос таит немало опасностей. Не
будем говорить о тех страхах, которые
любят описывать фантасты. Существует
множество вполне реальных, но от этого
не менее рискованных ситуаций,
которые обязаны предусмотреть специалисты
по космическим аппаратам. Как,
допустим, избежать повреждений станции при
стыковке? Как обеспечить высокую
надежность оборудования, скажем, систем
электропитания? Вопросы не праздные.
От их решения зависит не только успех
полета, но и жизнь космонавтов.
С этой точки зрения, тросовые
системы заслуживают пристального внимания.
Используя их в составе орбитальных
станций, можно повысить безопасность
(не говоря уж об удобстве) разных ди-
намических операций. Например, с
помощью тросовых систем полезно вынести
причальную конструкцию орбитальной
станции на некоторое расстояние. В
итоге легко устраняется риск повредить
станцию при стыковке, например с
межорбитальным буксиром. После стыковки
причальная конструкция с
пристыкованным объектом подтягивается к станции.
Не менее эффективно другое
предложение — организовать заправочные
операции подальше от орбитальной
станции. Если емкости-хранилища
компонентов топлива удалить примерно на
километр, то какое бы ЧП при заправке ни
случилось, самой станции ничего
угрожать не будет. Кроме того, подобное
расположение дает ряд преимуществ.
Во-первых, существенно меньше
загрязняется среда вокруг самой станции.
Во-вторых, на таком расстоянии
работает микрогравитация (4-10~4 go на
километр), достаточная для
гравитационного осаждения топлива.
И наконец, в-третьнх,
микрогравитация может заменить специальные
устройства для перекачки топлива: вместо
топливных насосов станут работать
приливные и центробежные силы.
Похоже, что будущие долговременные
станции вообще целесообразно создавать
в виде связки платформ различного
назначения: жилой модуль, стыковочные
узлы, заправочные емкости и станции,
лабораторные модули, энергоблоки и т. д.
Это значительно лучше, чем окружать
станцию автономными платформами,
ведь для каждой потребуются свои систе*
мы электропитания, двигательные
установки и прочее. Зато платформы на
тросе можно просто подтягивать к
станции, когда это нужно.
Кстати, такая конструкция позволяет
решить проблему снижения высоты
орбиты спутника (при генерировании
электроэнергии тросовой системой на низких
околоземных орбитах).
Задача 5
Представьте: грузовик пристыковался
к причальному узлу, разумеется,
связанному со станцией тросом, разгрузился,
однако его «пустая» масса достаточно
ощутима, И тут-то его транспортируют
вниз по тросу куда-то в район 100—90-
километровой высоты, а там отделяют от
троса. За счет чего произойдет
корректировка орбиты?
Еще немного экзотики
Как сегодня выводят на орбиты
искусственных спутников планет
космические аппараты? Пока наиболее
эффективным признают аэродинамическое
торможение в верхних слоях атмосферы
всего аппарата, приближающегося к
планете. (Примерно так поступали с
нашими возвращаемыми mftne облета
Луны на Землю аппаратами серии
«Зонд».) Чтобы решить эту задачу,
конструкторам предстоит немало «попотеть».
Пугает необходимость снова, после
многомесячного полета в космосе,
складывать и упаковывать все развернутые
системы под аэродинамический
обтекатель, закрывать все щели теплозащитой.
Это осуществимо, хотя и сложно
технически. Но нет ли других способов
решения? Оказывается, есть. Это — тросы!
Попробуем разобрать пока что ,«экзо-
тический», но довольно понятный пример
использования троса для принципиально
иного выхода на орбиту. Тросовую
систему можно использовать, как тормозной
парашют при посадке истребителей на
борт авианосца. Схема такая: при
подлете к планете с атмосферой
космический аппарат выпускает по направлению
к планете достаточно длинный трос с
аэродинамическим тормозом на конце
(траектория пока гиперболическая). Как
только тормоз войдет в достаточно
плотные слои атмосферы, начинается более
резкое, чем при обычном пролете,
искривление пролетной траектории аппарата.
Одновременно гасится гиперболический
избыток скорости, это продолжается
вплоть до выхода аппарата на
околопланетную орбиту, эллиптическую или
круговую (рисунок 8). После маневра
трос отстреливается (отделяется).
Кстати, такой способ годится и для
перевода искусственного спутника планеты
на более низкую орбиту. Он несколько
проще, чем аэродинамический «захват»
космического аппарата, и, кроме того,
подобный перевод вполне можно
совместить с исследованием верхней
атмосферы Земли субспутниками. Это получится
особенно удачно, если искусственные
спутники подвесить к Спейс Шаттлу нли
«Бурану». Субспутники и будут играть
роль аэродинамического тормоза.
Для безатмосферных небесных тел
подобный маневр также принципиально
возможен. Только вместо аэродинами
113
8. Схема выхода на орбиту искусственного
спутника планеты — или перехода с высоко-
эллиптической на околокруговую орбиту —
с использованием тросового аэродинамического
тормоза.
ческого торможения здесь придется
работать силам трения: трос, выпущенный с
космического аппарата, будет волочиться
по поверхности планеты, тормозя
движение. Бред? Как знать, все зависит от
конкретных условий.
А вот еще более фантастические, но
принципиально возможные прожекты.
Они напоминают предыдущий только с
той разницей, что трос, достигший
небесного тела, заякоривается на его
поверхности. Отбросим пока в сторону
такие «грубые материи», как прочность
троса и перегрузки. Давайте
порассуждаем, какие выгоды в принципе может
принести подобная операция.
В небесной механике, да и в
практической космонавтике, хорошо известно
понятие пертурбационного маневра. Суть
его — в использовании гравитационного
поля какого-то небесного тела для излома
траектории пролетающего мимо
космического аппарата. Излом траектории
оказывается в некоторых случаях весьма
полезным для достижения удаленных
или, наоборот, близких к Солнцу районов
Солнечной системы. Но, к сожалению,
планеты земной группы — Меркурий,
Венера, Земля и Марс — обладают
слишком слабым гравитационным полем. А
потому не удается заметно искривить
траекторию, обладающую к тому же весьма
большой гелиоцентрической скоростью
(в районе орбиты Земли — около
30 километров в секунду).
У планет-гигаитов картина другая:
там гелиоцентрические скорости малы,
а гравитационное поле мощное. Поэтому
гигант Юпитер может сильно
видоизменить траекторию пролетающего
космического аппарата. В зависимости от
конкретной геометрии облета космический
аппарат, миновав Юпитер, либо начнет
«падать> на Солнце, либо выскочит из
плоскости эклиптики под углом 90
градусов, либо по гиперболе устремится за
пределы Солнечной системы.
Но Юпитер далеко. Перелет к нему
требует значительных затрат топлива на
разгон, а потом нескольких лет полета
в дальнем космосе. Неплохо было бы
где-то значительно раньше Юпитера
иметь небесное тело, способное
радикально искривить траекторию полета
космического аппарата.
Естественные небесные тела в этом
районе есть, это планеты земной группы,
их спутники и астероиды. Однако у них
слабое поле тяготения (у астероидов и
спутников и вовсе ничтожное). А что если
использовать трос? Это хорошая
идея.
Масса любого из этих
естественных небесных тел на много порядков
превышает массу космического аппарата.
Значит, по крайней мере, астероиды и
естественные'спутники Земли и Марса —
готовые «поворотные столбы> для заяко-
ривания и разворота траектории.
Гравитационные поля планет могут усилить
(либо ослабить) эффективность маневра.
И в принципе здесь широкий простор
для построения различных траекторий.
Замечено, что удачные новые научные
и технические концепции имеют
своеобразный лавинный эффект: чем детальнее
они изучаются, тем больше
обнаруживаются возможности для их практического
использования. Так обстоят дела и с
тросовыми системами.
Ответы на задачи
1. Чтобы замнуть таким способом
контур, необходимо снабдить концы троса
специальными контакторами,
используемыми для сбора электронов на одном
конце троса и эмиссии (утечки)
электронов на другом. Нижний конец троса —
катодный, на нем и сбрасываются
электроны. Замыкание цепи будет
обеспечиваться за счет ионосферных токов
распространения отбрасываемого заряда
вдоль силовых линий геомагнитного поля,
которые сходятся в авроральных точках.
2. Известно, что каждый
электрогенератор может стать электромотором и
наоборот. Так же и тросовый. Если через
трос пропускать электрический ток от
бортового источника энергии,— а элек-
114
тронная пушка-катод при этом
монтируется на верхнем конце троса,— возникает
электродвижущая сила. Она обеспечит
некоторый импульс тяги,
«подталкивающий» спутник вперед. Проектные
проработки показали, что такой способ
разгона вполне достаточен, чтобы
компенсировать аэродинамическое торможение
иизкоорбитальных искусственных
спутников Земли и более выгоден по
сравнению с прочими способами поддержания
высоты орбиты.
3. Если это — субспутник, то и
скорость у него не круговая, а
суборбитальная. Будучи просто отцеплен от троса,
субспутник перейдет на траекторию
спуска к поверхности Земли, тем более что,
летая на привязи в верхней атмосфере,
он обязан иметь «аэродинамическую*-
компоновку (рисунок 7).
4. Если необходима переменная
гравитация, нужен лишь механизм,
перемещающий (на манер космического лифта)
лабораторный модуль по тросу с учетом
.—4
go на километр.
того же закона 4-10"
Вот и вся проблема.
5. При такой операции центр массы
системы «транспортник — орбитальная
станция» останется на прежней орбите,
а станция переместится вверх. На новой
своей высоте она приобретет линейную
скорость, большую, чем раньше, когда
станция находилась в центре масс.
Поэтому после отделения транспортника
тот, будучи субспутником, войдет в
плотные слои атмосферы и, если это
предусмотрено, совершит посадку на Землю, а
орбитальная станция перейдет на более
высокую орбиту. Тем самым
компенсируются и аэродинамическое, и
электродинамическое торможение.
Применительно к конкретной американской
орбитальной станции «Фридом» подсчитано, что
экономия на меньшем бортовом запасе
топлива, нужном для коррекции высоты
орбиты, позволит установить
дополнительно около трех тонн полезной
нагрузки.
СЕМИНАР МИРОВОГО ОПЫТА_
Г. Онуфриенко
Япония:
эстетический вызов
Школа и за ее порогом
Японцы придерживаются
демократической системы художественного
воспитания, в соответствии с которой
педагоги заботятся о достижении равного
развития для всех детей, не деля их на
более или менее художественно
одаренных, «доводя» каждого ученика до
уровня, четко определенного программой.
И только в десятых—двенадцатых
классах, то есть за рамками обязательного
образования, предусмотрен переход к
усиленному развитию индивидуальных
склонностей и способностей.
В начальной и средней школе
(первые — десятые классы) на предмет
«изобразительное искусство и труд»
отводится по два часа в неделю (он
объединяет занятия по
изобразительному и всем формам прикладного
искусства). В вышесредней школе
(десятые—двенадцатые классы), когда, по
данным психологов, визуально
пространственные способности начинают играть
большую, нежели вербальные
способности, роль в обучении математике и
другим наукам, предметам эстетического
цикла отводятся уже шесть часов в
неделю в зависимости от выбранного курса
Причем ученик должен выбрать не мене<
двух из четырех предложенных пред
Статья первая — в «Знание — сила», 1993 год,
№ 6.
115
метов — музыка, иероглифика,
изобразительное искусство, дизайн.
Основной методологический принцип
художественного развития учащихся —
выполнение четко поставленных
заданий четко определенными средствами.
Иными словами, японский метод как
бы противопоставлен популярному на
Зйпаде идеалу «спонтанного», то есть
са мопроизвольного, неконтролируемого,
ненаправляемого детского творчества.
Особое внимание японские педагоги
уделяют цветоведению.
'{Sj «Выработать способность к выраже-
Сц нию функции цвета в утилитарных ве-
£2* шах (жилище, одежда), в процессах
^, (повышение производительности труда,
g рациональных трудовых навыков), в ин-
^ дивидуальной общественной и
политической жизни» — так звучит одна из
задач использования цветового обучения
в средней школе. Все это изучается
теоретически и «пробуется» на
практических занятиях. Например, один из
элементов этих знаний — значение цвета в
одежде. Даже праздничный стол —
тоже предмет теоретического изучения.
(Для японцев очень важна внешняя,
эстетическая сторона восприятия пищи.
Любой, даже самый простой завтрак
раскрывает эстетические представления
японцев в не меньшей степени, чем
композиции икебаны или пейзажи).
В Японии действует цветовая система
«Ироритай», обязательная для
применения на любом производстве. На ее
основе Институт цветоведения разработал
систему «минимальной компетенции
школьника» из 240 цветов. Созданы
специальные пособия, которые дают
возможность постепенно с учетом возраста
развивать зрение у ребенка до
такого уровня. Хотя тренировка цветом
начинается уже в детских садах, широкий
диапазон она приобретает именно в
общеобразовательных школах. К седьмому
классу различительные способности
глаза каждого ребенка должны быть
доведены до уровня минимальной
компетенции. Все двести сорок цветов имеют
свои названия и номера, и поэтому
знания легко контролируются. К шестому
классу учащиеся уже различают цвета:
тяжелые — легкие, прозрачные —
глухие, густые негустые, холодные —
теплые, сильные — слабые, жесткие —
мягкие и т. д. В следующих трех
i классах они занимаются вопросами цве-
; товой гармонии, добиваются ее реали-
I? зацни во всех возможных вариантах
(контрастные — сближенные, ослаблен-
х £ ные — обостренные, спектральные — еле
"х подцвеченные и т. д.).
Изучение цвета (а также формы) на
таком уровне дает возможность
довольно широко развить различительные и
аналитические возможности зрения, что
приносит человеку огромную пользу в
дальнейшей жизни. И токарь, и хирург,
и ученый-экспериментатор — все
профессии, где нужна тонко развитая
наблюдательность, получают от
подобного образования несомненную пользу.
Причем, повторю, цель здесь — не
просто совершенствование технических
возможностей зрения, а развитие мозга,
особых ассоциативных форм мышления.
В программе первого—второго классов
это определяется так: «Группа заданий
на развитие способности переносить
качества одних вещей на другие, на
развитие фантазии, находчивости,
гибкости мышления, способность видеть
скрытые возможности, обострение
видения заложенных качеств там, где они
явно не просматриваются».
Развитие зрительных способностей
неотрывно от духовного мировосприятия.
Японские педагоги убеждены: понимать,
постигать красоту как жизни, так и
искусства, невозможно без переживания,
наслаждения от самого процесса
любования красотой. «Развивать понимание
разных типов красоты, разных форм
красоты не столько в виде объяснений,
сколько в творческом процессе,
вырабатывая определенные критерии,
концепции» — так сформулирована эта задача
в программе седьмого класса, которая
решается с помощью разнообразных
заданий, подобных, например, цепи
заданий, обучающих любованием «силы
жизни» — красотой в природе и в вещах,
созданных человеком.
«Мы стремимся, чтобы наши уроки по
искусству смогли помочь взрастить
душу»,— пишет специалист по
художественному воспитанию С. Тюрё. И
делается это и изобретательно, и с учетом
детской психологии. В погожий день,
например, директор школы может
отменить все занятия, чтобы учащиеся
отправились на воздух рисовать с нату:
ры или слушать объяснение учителя о
ччж, как постигать красоту природы.
Преподавателя с учениками часто можно
увидеть на территории храма, у
подножия древней крепости, на лужайке в
парке. Причем бывает сложно сразу
угадать, какой урок он проводит,—
истории, литературы, музыки или
ритмики. Во время изложения материала
учитель то рассказывает, то поет, то
танцует, поощряя и вовлекая ребят в
активное сотворчество.
Поэтому с первого класса одним из
важных методов обучения является игра.
В ходе ее дети запоминают понятное и,
сопоставляя увиденное на улице, на
прогулке, воспроизводят это. Игра строится
таким образом, чтобы ребенок привыкал
мужественно относиться к
неудачным рисункам, отказываться от них
и начинать работу снова, пока
рисунок ему не понравится. На прогулке во
время творческой игры учащиеся рисуют
мелом на асфальте, прутиком на песке.
При этом детям предлагают изобразить
сцены из их жизни, пофантазировать
на тему сказок, понаблюдать и
воспроизвести окружающую природу. Для
выполнения задания ученики могут
использовать камешки, ветки деревьев, цветную
бумагу, краски.
Игра и природа как источник
впечатлений — основные учителя в
воспитании художественного вкуса и подхода к
творчеству у японских ребят.
Поступая в школу и переходя из
класса в класс, ученики получают
красочные пособия (гайды), в которых
дается изображение инструментов для
гравирования и ручного труда, помещены
цветные репродукции детских рисунков
(образцы для ознакомления). По' ним
учащиеся в конце года сдают экзамен
на знания и владение инструментами.
Эти красивые книжки с картинками и
таблицами по цветоведению
министерство образования обновляет и переиздает
каждые два года. Папки
(приблизительно 150 страниц) с бумагой различного
цвета для выщипывания, резания,
рисования, живописи, сборки, письма и
печатания, фетровые и войлочные
карандаши, разнообразные ручки, комплект
красок, масляные и восковые мелки —
все это обычные принадлежности
учеников на уроках изобразительного
искусства. Выбираясь на пленэр, дети берут с
собой легкие пластмассовые этюдники
(в них имеется палитра, мешочек для
воды, губка и кисточки) и складные
мольберты. При школах часто создаются
мастерские гравюр со станками и
инструментами, а также маленькие
керамические мастерские.
В обязательную школьную программу
входят экскурсии в музеи,
художественные галереи, походы в театр, концертные
залы, путешествия по памятным местам,
а также на больших океанских
теплоходах в соседние страны.
На уроках, в галереях, музеях ученики
знакомятся с историей японской
живописи, как с традиционной — нихонга
(японская картина), так и
западноевропейской — ёга (западная картина), и
наконец, с нибонга, соединяющей
японские художественные традиции с
европейской техникой масляной живописи.
(Художники первого направления пишут
в основном водяными красками и тушью
на шелке и бумаге, а второго —
масляными красками на холсте.)
Нельзя не сказать, что значение
художественного воспитания в Японии
выходит далеко за пределы чисто
эстетического. Японские художники, в большей
или меньшей степени затронутые
влиянием дзэн, используют минимальное
количество мазков, чтобы передать свои
чувства. Считается, что слишком полное
самовыражение не оставляет места для
домысливания. «Пустые места на свитке
исполнены большего смысла, нежели то,
что начертала на них кисть»,—
утверждают живописцы.
Дзэнское учение проповедует
несовместимость изменчивости мира с идеей
завершенности в искусстве.
Совершенствование прекраснее, чем совершенство;
вершение полнее олицетворяет жизнь,
чем завершенность. Поэтому больше
всего способно поведать о красоте то
произведение, в котором не все договорено
до конца.
Японское искусство взяло на себя
задачу быть красноречивым на языке
недомолвок. И преподаватели учат своих
подопечных видеть на картине
неизмеримо больше того, что на ней
изображено. Прелесть недосказанности, говорят
они, не замечает лишь человек,
лишенный вкуса или душевного покоя.
Считая завершенность несовместимой
с вечным движением жизни, японское
искусство на том же основании
отрицает и симметрию. Асимметрия —
отличительная особенность японской
живописи. Существует несколько теорий,
объясняющих, почему японцы тяготеют
к ней. Некоторые связывают это явление
с приверженностью дзэнскому учению,
ориентирующему людей на «величие
единого». Масса изображаемых
объектов всегда сдвигается в сторону,
освобождая основное пространство для
единичного. Согласно дзэн, единица
является, с одной стороны,
совершенством, а с другой — воплощением
117
fe
ы
всеобщности. Отсюда стремление
японского искусства к единице — цветку,
ветке, отдельной личности. Японское
искусство и вся японская культура,
отмечает Д. Судзуки, исходит из
кардинального положения дзэн: «Один во
всем, и все в одном».
Стремление японцев к единичному
имеет отношение не только к
изобразительному искусству. Оно
характеризует их важнейшую
национально-психологическую особенность —
постоянно стремиться к тому, чтобы в л ич -
ностн отдельного человека видеть группу,
к которой он принадлежит, или даже
всю нацию, и в то же время
отождествлять группу или нацию с конкретным
ее представителем. В западной культуре
в центре стоит личность. Вокруг своего
«я» человек располагает эталонные
группы — семью, родственников, друзей,
сослуживцев,— членом которых он
является. Японец же отводит себе место
где-то на краю этих групп, находясь
как бы в тени, но в то же время
оставаясь неотъемлемым их элементом. В
психологическом отношении такой взгляд
на жизнь порождает деление
социальных общностей на две неравные части:
с одной стороны, отдельная личность, а
с другой — группа, нация.
Объем обзора позволил остановиться
(и то вкратце) лишь на проблемах
художественного образования. Но даже
из сказанного, надеюсь, видно:
основополагающая установка начального и
среднего образования, которое готовит
«человеческий капитал» Японии,— массовое
развитие средних способностей до
максимальных высот по принципу «успехи
детей зависят от труда», а не
формирование блестящей, но малочисленной
элиты по принципу «успехи детей зависят
от способностей» (как это практикуется
на Западе). В японской школе равное
внимание уделяется приобретению
учащимися «познавательных» и
«эмоциональных» навыков. В результате уровень
знаний выпускника японской школы
примерно эквивалентен уровню выпускника
американского колледжа. Молодой
японец при этом выходит из стен школы
подготовленным к японскому стилю
жизни и работы. У него развиты привычка
и положительное отношение к
напряженной работе, дисциплине, порядку,
чистоте, внимание к мелочам, уважение
к собственному труду, настойчивость,
психологическая гибкость,
коммуникативность, умение работать сообща,
самодисциплина, ответственность,
уважение к авторитетам, а также
качество, к осознанию уникальной ценности
и необходимости которого западные
специалисты подошли лишь в
последние годы,— потребность в перманентном
обучении.
Следует отметить, что жажда знаний в
Японии не есть нечто новое. Еще в
эпоху Мейдзи, в конце XIX века, японское
правительство провозгласило, что
необходимо искать знания во всех уголках
земного шага. В 1871 году миссия
Ивакары восемнадцать месяцев изучала
системы образования во многих странах
мира. 30 процентов средств, выделенных
на образование, правительство
направило на приглашение преподавателей
(«живых машин>) из других стран. В
результате сегодня Япония — одна из
самых конкурентоспосбных стран в мире,
опережающая США, Англию,
Германию...
Однако останавливаться на
достигнутом недопустимо, считают японские
специалисты. Есть проблемы, которые
необходимо решать обществу и школе
уже сегодня, пока не поблекли
фантастические успехи Японии. Одна из
важнейших — повышение самостоятельности
мышления учащихся, их инициативности,
стимуляция творческого потенциала, что,
естественно, не может обойтись без
дальнейшего совершенствования форм
и методов эстетического воспитания.
ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
Б. Берман, И. Мардов
Отец и сын
Но как же Бог предписал этот закон?
Почему сын?..
(«Война н мнр>,
том 3, часть III,
глава XXXII
1
«...Еще раз оно надавило оттуда.
Последние, сверхъестественные усилия
тщетны, и обе половинки отворились
беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть.
И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер,
князь Андрей вспомнил, что он спит, и
в то же мгновение, как он умер, он,
сделав над собой усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер — я
проснулся. Да, смерть — пробуждение»,—
вдруг просветлело в его душе, и
завеса, скрывавшая до сих пор неведомое,
была приподнята перед его душевным
взором. Он почувствовал как бы
освобождение прежде связанной в нем силы
и ту странную легкость, которая с тех
пор не оставляла его».
«С этогр дня началось для князя
Андрея вместе с пробуждением от сна
пробуждение от жизни. И относительно
продолжительности жизни оно не казалось
ему более медленно, чем пробуждение от
сна относительно продолжительности
сновидения. Ничего не было страшного
и резкого в этом относительно
медленном пробуждении».
Толстой специально подчеркивает, что
«болезнь его шла своим физическим
порядком» — к умиранию, и смерть
победила теперь в решении вопроса о
жизни и смерти в его душе. Не
умозрением только и даже не в акте
озарения, а действительно так, как если бы
он умер; герой Толстого узрел
посмертное существование — не сущность его,
а его само. Князь Андрей еще
продолжает существовать на земле, но
чувствует и сознает себя не по-земному. И
Толстой рисует нам это его состояние через
восприятие живых людей — Наташи и
княжны Марьи.
Через два дня после его
«пробуждения» в Ярославль вместе с Николинькой
прибыла княжна Марья. На ее вопрос
о состоянии брата Наташа ответила, что
все было ничего, «но два дня тому назад
вдруг это сделалось... Я не знаю отчего,
но вы увидите, какой он стал.
— Ослабел? Похудел?
— Нет, не то, но хуже. Вы увидите.
Ах, Мари, он слишком хорош, он не
может, не может жить, потому что...»
Как можно было понять Наташу? Так,
как и поняла ее княжна Марья,—
брат лежит сейчас просветленный,
говорит тихие нежные слова «и что
смягчение и умиление эти были признаком
смерти». Если бы она нашла своего
брата в агапическом состоянии, то и тогда,
после предупреждения Наташи, не
удивилась бы и, целуя его руку, плакала бы
так же тихо и умиленно, как он. Она
и «чувствовала уже в горле своем
готовые рыдания».
«...Увидав его лицо и встретившись с
ним взглядом, княжна Марья вдруг
умерила быстроту своего шага и
почувствовала, что слезы вдруг пересохли и
рыдания остановились. Уловив
выражение его лица и взгляд, она вдруг
оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» —
спросила она себя. «В том, что живешь и
думаешь о живом, а я!..» — отвечал
его холодный строгий взгляд. В глубоком,
не из себя, а в себя смотревшем его
взгляде была почти враждебность, когда
он медленно оглянул сестру и Наташу».
Что это? Зависть к оставшимся жить,
упрек, что он уходит раньше их?
Княжна Марья хорошо поняла потом, что и его
взгляд, и все его поведение
«доказывали, как страшно далек он был теперь
Фрагменты из статьи «Откровения князя
Андрея», опубликованной в кинге Б. Бермана
«Сокровенный Толстой», М. «Геидальф», 1992 год.
119
hi
в, о-
от всего живого», «что что-то другое,
важнейшее было открыто ему — такое,
чего не понимали и не могли понимать
живые и что поглощало его всего».
И если она «виновата» перед ним, то
совсем не в том, что, оставаясь жить,
имеет непростительное преимущество
перед умирающим, а, напротив, в том, что
она, как сказано, «живет и думает о
живом», то есть живет такими
интересами, которые для него, в его
духовном величии уже ничтожны и чужды.
Наташа правду сказала: «он слишком
хорош», чтобы продолжать жить.
Состояние, в котором застала брата
княжна Марья, в рукописи-конспекте
Толстой определяет так: «Князь Андрей
испытывает не страх смерти, но теперь
холодное сознание отчужденности, и не
столько конца, сколько грозного
вступления в неведомое, но существующее,
ощущаемое».
В таком состоянии князь Андрей
находился всего неделю, но мог и год, и два,
и десять лет. Он мог умереть через
сутки и мог еще жить годы и
десятилетия — какое значение имеют теперь
процессы в его теле й даже его душе?
Стоит ли удивляться, что он говорит
голосом «ровным и чуждым» и не
понимает, что же такого страшного в том,
что Москва сгорела.
При этом князь Андрей не был лишен
способности понимания, он даже не
утратил свою обычную житейскую
проницательность. На все робкие попытки
сестры возвратить его к жизни князь
бодрей отвечает тихой насмешкой высшего
и куда более глубокого понимания
жизни и смерти. Когда она все же
расплакалась, он точно определил, чем вызваны
ее слезы.
«— Ты о Николушке? — спросил он.
Княжна Марья, плача,
утвердительно нагнула голову.
— Мари, ты знаешь Еван... — но он
вдруг замолчал.
— Что ты говоришь?
- Ничего. Не надо плакать здесь,—
сказал он, тем же холодным взглядом
глядя на нее».
Вот как сам Толстой объясняет
этот разговор:
«Когда княжна Марья заплакала, он
понял, что она плакала о том, что
Николушка останется без отца. С
большим усилием над собою он постарался
вернуться назад в жизнь и перенесся
на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться
жалко!..— подумал он.— А как это просто!».
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но
Отец ваш питает их,— сказал он сам
себе и хотел то же сказать княжне
— но нет, они поймут это по-своему,
они не поймут! Этого они не могут
понимать, что все эти чувства, которыми
они дорожат, все эти мысли, которые
кажутся нам так важны, что они —
не нужны мы не можем понимать друг
друга!» — И он замолчал».
Из этого отрывка всего легче понять
то, что кажется всего непонятнее: с той
достигнутой* им уже вне пределов этой
жизни высоты взгляда все — и
затаенные мысли княжны Марьи о замужестве,
и сожаления о пожаре Москвы или о
его маленьком сыне — все чувства и
мысли живущих и думающих о живом
людей ничтожны и чужды. Сама по
себе фраза о птицах небесных
определенно неуместна тут, но и ее при
желании можно понять в том же смысле.
Отрицательный смысл фразы Нагорной
проповеди о птицах небесных все видят
в том, что людям не нужны ни суета
жизни, ни стремление личности к
исключительному самоутверждению, ни
заботы о плотской жизни, ни
приготовления к жизни, делающие людей
несвободными в делах и мыслях. И князь
Андрей в своем утверждении, что вообще
все земные чувства и мысли людей не
нужны, только предельно расширяет
разделяемый всеми смысл евангельского
стиха. Если мы поняли значение его
холодного, почти враждебного взгляда,
то можем понять и это.
Но в том-то все и дело, что именно
в тот момент, когда князь Андрей
говорит о птицах небесных, он смотрит
на сестру совсем не «тем же
холодным взглядом», которым он оглянул ее
и Наташу, когда они вошли к нему в
комнату. Связь его речи не логическая —
в начале и конце ее князь Андрей
находился в двух различных и
несовместимых состояниях сознания жизни.
Сначала он «с большим усилием над
собою постарался вернуться назад в
жизнь», опять войти «в жизнь» и
взглянуть «из себя», а потом вновь
возвратился из жизни, «в себя».
Первый момент соответствует той
части его речи, где он, стараясь
перенестись на точку зрения людей,
понимает, что «им должно это казаться
жалко». «А как это просто! — думает
он.— Птицы небесные ни сеют, ни жнут,
но Отец ваш питает их». Это-то он и
хотел сообщить сестре: «Мари, ты знаешь
Еван...» Тон тут отнюдь не холодный.
он вроде бы даже задушевный, словно
он собрался сообщить ей что-то очень
важное, какую-то тайну Евангелия, ко-
120
торую сам прежде всяких разговоров
с ней открыл для себя. Но тотчас он
обрывает себя: нет, не поймет, не
смогут понять. «Мы не можем понимать
друг друга!» — подытоживает он, и
взгляд его опять стал холодный и
спокойный: «— Что ты говоришь?» —
«Ничего. Не надо плакать здесь...» Вот
как читается эта сцена.
Смысл его речи не только в том, что
люди, потому что они живут и думают
о живом, не смогут понять всю
глубину и значение, которое он вкладывает
в слова о птицах небесных.
Что же это за загадочный и вместе
простой («Как это просто!») смысл
ясного стиха Евангелия, который
доступен только герою Толстого и, надо
полагать, самому автору? Ведь не о
каких-то частностях собрался поведать
князь Андрей, а о том высшем
понимании жизни и смерти, которое рн сам
— уже ушедший из жизни — обрел
только после пробуждения в последние
дни своего пребывания на земле.
Вспомним тот момент в Мытищах,
когда князю Андрею «открылось новое
счастье». Есть два рода откровения —
нормальное, добываемое душою,
естественное откровение, и откровение
мистическое, многократно усиливающее
религиозное зрение души, откровение,
для которого необходимо озарение
свыше. То, что происходит с князем
Андреем в Мытищах, действительно
подобно озарению: та же высшая, как
никогда прежде, работоспособность души,
та же ослепительная ясность и
глубина мысли, то же напряжение всех сил,
которое долго не выдерживает мозг.
Князь Андрей здесь и не является
деятелем своих душевных сил: «все силы
его души... действовали вне его воли»,—
говорит Толстой. Князь Андрей не автор,
а как бы адресат своих «неожиданных
представлений».
Вот этот «бред» князя Андрея в
Мытищах и приводит нас к пониманию
той загадочной фразы о птицах
небесных, с помощью которой он пытался
объяснить сестре какую-то тайну.
В понимании князя Андрея птицы
небесные — не галки, стрижи и воробьи,
не вороны, как у Луки, а то, что
прежде, при жизни, связано в человеке и
освобождается в нем в момент
«пробуждения от жизни», образ того
«неведомого», что вновь воскресает в нем.
Это есть иное, новое, небесное бытие.
Птица небесная — «странная легкость
бытия», та форма, в которую
превращается, воплощается после смерти
исходно вложенная в человека бессмертная
сущность его души. Птица небесная
в речи князя Андрея — образ
жизни иного мира.
Князь Андрей Болконский
незаметно, но весьма существенно препарирует
евангельскую фразу: изымает слово
«взгляните» и, главное, заменяет «и» на
«но». От этого вся фраза получает иной
смысл: «Птицы Небесные ни сеют, ни
жнут, но (то есть взамен этого) Отец
ваш питает их» (то есть питает
прямиком, непосредственно).
Голос этой птнцы небесной князь
Андрей и слышал в своем бреду в
Мытищах: он лежит в темноте и, «глядя
вперед лихорадочно-раскрытыми,
остановившимися глазами», думает о счастье,
которое «вне материальных сил, вне
матернальных внешних влияний на
человека». «Но как же Бог предписал этот
закон? Почему сын?..» — спрашивает
он, и тут мысль его обрывается н как
бы в ответ на его вопросы
заменяется «неожиданным представлением»:
«И князь Андрей услыхал (не зная, в
бреду или в действительности он слышит
это), услыхал какой-то тихий
шепчущий голос, неумолкаемо в такт
твердивший: «И пити-пити-пити» и потом «н ти-
ти», и опять «и питн-питн-пити», и опять
«и ти-ти».
«Вместе с этим под звук этой
шепчущей музыки князь Андрей чувствовал,
что над лицом его, над самой
серединой воздвигалось какое-то странное
воздушное здание из тонких иголок или
лучинок. Он чувствовал (хотя это и
тяжело ему было), что ему надо было
держать равновесие для того, чтобы это
воздвигающееся здание не завалилось,
но оно все-таки заваливалось и опять
медленно воздвигалось при звуках
равномерно шепчущей музыки. «Тянется!
Тянется!* Растягивается и все тянется,—
говорил себе князь Андрей».
* Обратите внимание на восклицательные
знаки. В своих воспоминаниях свояченица Толсто
го Т. А. Кузьминская рассказывает, что, заболев
в 1863 году, она в бреду просила стоявших
возле ее постели Льва Николаевича и сестру:
сТянется, тянется, снимите с меня»,— ей чуди
лась какая-то густая паутина, которая обвила ее
и от которой она не могла освободиться. «Ск
I
Звуки небесные, хор птиц небесных *.
И под этот хор воздвигается (семь раз
повторил Толстой здесь это слово) какое-
то неведомое, странно легкое,
«воздушное», но так тяжело рождающееся
новое здание-тело «из иголок или лучинок».
Тело птицы небесной пока что только
воздвигается, выдвигается, тянется,
князь Андрей все еще живет в этом
мире, и чувства его продолжают
воспринимать впечатления земного бытия.
И Толстой описывает это его состояние —
этого и того бытия вместе.
«К язь Андрей не только знал, что
он v ,<рет, но он чувствовал, что он
умирает, что он уже умер наполовину.
Он испытал сознание отчужденности от
всего земного и радостной, странной
легкости бытия. Он не торопясь и не
тревожась, ожидал того, что предстояло
ему. То грозное, вечное, неведомое и
далекое, присутствие которого он не
переставал ощущать в продолжение всей
своей жизни, теперь для него было
близкое и — по странной легкости бытия,
которую о& испытывал,—: почти понятное
и ощущаемое».
И далее целая строка в тексте
заполнена вместо слов и букв одними
точками: то «понятное и ощущаемое»,
что видит и знает автор, он — Лев
Толстой! — не может выразить и
ставит точки.
«Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы
даже ОН был доволен...» —
воскликнул, проснувшись среди ночи,
пятнадцатилетний Николинька Болконский. На
этих словах роман «Война и мир»
окончен. Что-нибудь да значит, какими
словами завершается такая книга?
Слово «отец», дважды повторенное,
снабженное восклицательными знаками,
все-таки кажется Толстому недостаточно
выразительным, и он еще раз выделяет
в прямой речи — «даже ОН»...
Прощаясь, Толстой указует ввысь и вдаль,
4) О*
122
ко раз позднее уже, когда ему (Льву
Николаевичу) неможнлось,— продолжает Т. А.
Кузьминская,— н когда, бывало, спрашивали его,
что с ним, он жалобным моим голосом
отвечал: «Тянется... Тянется»,— то есть «тянется»,
«вытягивается» жизнь, душа из тела. В бреде же
князя Андрея не то важно, что «тянется», уходит
жизнь, а что-то новое воздвигается «при
звуках равномерно шепчущей музыки».
* Смерть князя Андрея оставила в Наташе
и княжне Марье впечатление «таинственного,
величественного, дальнего хора»: «Все в этой
вольной жизни, не касающееся смерти, казалось им
оскорбительным, все нарушало тот таинственный,
величественный, дальний хор, к пению которого
они продолжали прислушиваться с напряженным
вниманием».
на свое видение существа, хотя и не
мира нашего, но оставшегося и ставшего
отцом для сына князя Андрея,
Николиньки Болконского.
Правомерность прямого сопоставления
сна-пробуждения князя Андрея с
завершающей «Войну и мир» сценой сна-
пробуждения Николиньки нам пришлось
бы доказывать сложными обходными
путями, но счастливый случай избавил
нас от этой работы. Просматривая
первую, вчерне законченную рукопись
эпилога, Толстой делал на ее полях
заметки, по которым мы теперь можем
попытаться определить ход его мысли. Возле
сна Николиньки он написал: «Князь
Андрей СОН ДВЕРИ».
Запись эта прямо свидетельствует о
внутренней связи двух снов.
Ужас сна князя Андрея — смерть и
вызван страхом смерти. Ужас сна
Николиньки вызван иным страхом. Князь
Андрей видит свой сон перед своей
смертью, уходя из жизни, тогда как его
сын Николинька, входя в жизнь, перед
своей жизнью видит во сне себя в
наступающей радостной свободной
легкости полета.
«Он видел во сне себя и Пьера в
касках, таких, какие были нарисованы в
издании Плутарха. Они с дядей
Пьером шли впереди огромного войска.
Войско это было составлено из белых,
косых линий, наполнявших воздух
подобно тем паутинам, которые летают
осенью и которые Десаль называл
нитями Богородицы. Впереди был а слава
такая же, как эти нити, но только
несколько плотнее. Они — он и Пьер —
неслись легко и радостно все ближе и
ближе к цели. Вдруг нити, которые
двигали их, стали ослабевать, путаться;
стало тяжело. И дядя Николай Ильич
остановился перед ними в грозной и
строгой позе.
— Это вы сделали? — сказал он,
указывая на поломанные сургучи и перья.—
Я любил вас, но Аракчеев велел мне,
и я убью первого, кто двинется
вперед.— Николинька оглянулся на Пьера,
но Пьера уже не было. Пьер был
отец — князь Андрей, и отец не имел
образа и формы, но он был, и, видя его
Николинька почувствовал слабость
любви: он почувствовал себя бессильным,
бескостным и жидким. Отец ласкал и
жалел его. Но дядя Николай Ильич
все ближе и ближе надвигался на них.
Ужас охватил Николиньку, и он
проснулся.
«Отец,— думал он.— Отец (несмотря
на то, что в доме было два похожих
портрета, Николинька никогда не вообра-
жал князя Андрея в человеческом
образе), отец был со мною и ласкал
меня. Он одобрял меня, он одобрял
дядю Пьера.— Что бы он ни говорил, я
сделаю это. Муций Сцевола сжег свою
руку. Но отчего же и у меня в жизни
не будет того же? Я знаю, они
хотят, чтобы я учился. И я буду учиться.
Но когда-нибудь я перестану; и тогда я
сделаю. Я только об одном прошу Бога:
чтобы было со мною то, что было с
людьми Плутарха, и я сделаю то же. Я сделаю
лучше. Все узнают, все полюбят, все
восхитятся мною». И вдруг Николинька
почувствовал рыдание, захватившее его
грудь, и заплакал.
— Вы нездоровы? — послышался
голос Десаля.
— Нет,— отвечал Николинька и лег
на подушку.
«Он добрый и хороший, я люблю
его,— думал он о Десале.— А дядя
Пьер? О, какой чудный человек! А отец?
Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы
даже ОН был доволен...»
И сон князя Андрея, и сон Нико-
линьки есть прозрение в то, что
предстоит: в смерть для князя Андрея и в
жизнь — для Николиньки.
Пробуждение князя Андрея — «от жизни»,
Николиньки — «в жизнь». И во сне
князя Андрея, и во сне Николиньки
идет борьба. В первом случае —
борьба со смертью, во втором — борьба
темных и светлых сил жизни. Князя
Андрея охватил ужас, когда половинки
двери отворились, и смерть готова была
поглотить его; Николиньку же охватил
ужас, когда темная, грозящая
уничтожением сила его сна — дядя
Николай Ильич «все ближе и ближе
надвигался на них» — своего рода
открывающаяся дверь сна князя Андрея. Но если
князь Андрей ужасается смерти,
готовой поглотить его, то Николинька
страшится того, что силится погубить не
только его, но, что главное, его отца. И в
ужасе за себя и отца, за то целое,
которое составляет он и отец,
Николинька просыпается.
Толстой особенно подчеркивает, что
князь Андрей сна Николиньки «не имел
образа и формы». Для Николиньки
отец — птица небесная, то есть то,
кем князь Андрей стал по своем
«пробуждении от жизни».
Можно ли представить или
изобразить белые косые нити — паутины сна
Николиньки такими, каковы они у
Толстого, когда они сами двигают
Пьером и Николинькой, легко несущихся
впереди них «все ближе и ближе к цели»?
А как представить то, что есть «цель»
их движения, то есть «слава, такая же,
как и эти нити» (!), «только
несколько плотнее»... Все это — воинство-нити.
слава, отец без образа и формы —
удобно перевести на язык мистики, но никак
не на язык зримых образов.
В годы работы над «Войной и миром>
Толстой пришел к мысли, что страшно не
плотское уничтожение, смерть в итоге
жизни, а уничтожение духовного в
живущем человеке, смерть в процессе
жизни. «Надавливаемые ужасным» двери сна
князя Андрея для Толстого не только
образ смерти, но и образ самой жизни
человеческой. И не только потому, что
в каждое мгновение жизни ее
стережет смерть. А потому, что в душе
человека не утихает противоборство сил
«света» и духовного тяготения, с одной
стороны, и того, что путает,
обессиливает тончайшую паутину нитей
тяготения, загораживает косые лучи
духовного солнца и в каждое мгновение
грозит разорвать нити и застлать свет.
«Война и мир» потому и завершается
сном Николиньки, что этот его сон
вбирает в себя то главное, что понял о
жизни Толстой в последние годы работы
над романом. Сон этот устремлен в
будущее, в грядущую жизнь Николушки. Он
есть видение о земной жизни.
Не смерть главная опасность жнзни
человека, а подавление духовного начала
в нем в процессе жизни.
Кто же или что же способно
выдавить из человека его духовное?
«Магницкий, Аракчеев и тому подобное», то
есть, по определению Пьера в
эпилоге, «люди без веры и совести, которые
рубят и душат все сплеча»? Нет, им это
не по силам. Кто же тогда?
Николай Ростов. Человек во многих
отношениях достойный, но в нем есть то,
что ослабляет силу духовного
тяготения души и приводит человека к
духовному равнодушию. В нем нет
потребности духовного роста, и этим самым —
началом косности души — он антипод
князя Андрея и Пьера и противостоит
им. И во сне Николиньки, в видении
грядущей жизни души, его отец, его
светлое духовное Я борется с чем-то г
123
I
ным, строгим и могучим. Николинька
чувствует, что счастливый исход борьбы
отнюдь не предрешен, его охватывает
ужас, и он просыпается в холодном
поту. В этом суть его сна.
Восемь лет назад у постели
умирающего брата княжна Марья плакала о
том, «что Николинька останется без
отца», без непосредственного общения с
ним. И теперь, накануне юности,
Николинька постигает, что отец пребывает с
ним и в нем. И этот его родной отец
и его духовный родитель — не понятие,
не отвлечение, а «почти понятное и
ощущаемое» в себе, виденное и в глубинах
его «я», реальное, духовным
прикосновением осязаемое. В такой связи Нико-
линьки с князем Андреем нет ничего
генетического, нет ни сева, ни жатвы —
тут непосредственно в духе «отец»
питает «сына».
Князь Андрей был прав: его сестре
нечего было сокрушаться о душевном
развитии мальчика, потерявшего отца.
Князь Андрей сказал ей, что отец
пребудет в сыне, и Николинька уже тогда
понял его... Попробуем понять и мы.
Как только человек становится
личностью, он приобретает способность
судить самого себя. И если при этом он
сам не препятствует себе, то неминуемо
ощущает таинственность этой своей
способности. По крайней мере духовная
жизнь человека часто зачинается
именно с этого осмысления.
Сначала то, что судит меня во мне,
переживается мною как некоторая
высшая инстанция, меня превосходящая и
мне принадлежащая. Я обладаю
способностью рассматривать себя с некоторой
высшей и непогрешимой точки зрения.
И эту-то свою способность называю
совестью. Но носитель совести — Я, и
вчувствоваясь все глубже и глубже, я
нахожу, что вовсе не переживаю свою
совесть как нечто само по себе
непогрешимое (я даже могу не доверять ее
голосу), а только как ответственное. Я
начинаю понимать, что муки совести есть
муки ответственности перед кем-то
превосходящим меня и истинно
непогрешимым.
Как только человек узнал, что он
судит себя в своей совести лишь по праву
с воей ответственности пе ред кем-то
непогрешимым, он уже не может
сомневаться в существовании некоторой
духовной инстанции. Он не может не
чувствовать, что его Я и эта духовная
инстанция находятся в постоянном
взаимодействии.
Но человеку мало ощущать или даже
«сознать», ему еще обязательно нужно
определить, назвать. Но — как? Как
обратиться к этой духовной инстанции?
Хотя бы — в каком лице?
Конкретный живой опыт переживания
своего духовного Я трудно описать только
в понятиях «я», «не я», «ты», «мы», «он»,
«оно». Необходимо какое-то иное лицо,
которое не было бы ни первым, ни
вторым, ни третьим, но включало бы в
себя их всех и притом передавало бы
живое чувство.
Отец есть такое «он», в котором
дано Я и вместе с тем — более полное,
более «целое» Я, то, что произвело
зачатие моего Я из самого себя. И
потому чувство и сознание духовного Я
лучше всего выражается в четвертом
лице — в форме отношения и
взаимозависимости сына и отца.
В духовных своих глубинах человек
знает себя как сына — узнает себя в отце
и его в себе. Но если в отношении
плотского отца человек рано или поздно
стремится к саморазличению и тем самым
утверждает свою автономность, то в
духовной жизни, в отношении духовного
отца человек стремится к обратному —
к утверждению своей сыновности как
силы своего духовного тяготения.
Князь Андрей для Николиньки есть
центр ближайшего духовного тяготения,
его «духовное солнце», которое дает ему
свет, непосредственно «питает» его. Или,
выражаясь языком персонализма, князь
Андрей есть личная духовная ипостась,
личное Божество Николиньки, и в этом
чисто персоналистическом смысле — его
«отец», его «четвертое лицо».
В последней сцене «Войны и мира»
«отец», князь Андрей, посылает в мир
своего, подобного себе сына и
предписывает ему самоотвержение,
славу-добро и любовь. То есть то
«неотъемлемое от человека» счастье,
«находящееся вне материальных сил», «счастье
одной души, счастье любви», которое
открылось князю Андрею в лазарете
Бородина и о котором он думал перед
бредом в Мытищах.
«Понять его может всякий человек,
но сознать и предписать его мог
только один Бог»,— утверждал он тогда и
спрашивал себя: «Но как же Бог
предписал этот закон? Почему сын?..» Мы
можем наметить ответ на этот вопрос:
Бог предписал счастье одной души, закон
любви, добра и самоотвержения
посредством духовного тяготения между
«отцом», личной духовной ипостасью, и
«сыном», человеком. Или: предписание
Богом закона душе человеческой возмож-
124
но благодаря сознанию ответственности
«сына» перед «отцом».
В той фразе, которой заканчивается
роман, все время восходящее чувство
Николиньки перешло на еще одну,
последнюю ступень: он уже мечтает не о
своей славе и не о том, чтобы все
узнали, полюбили и восхитились им, а о
том, чтобы «даже Он был доволен».
Здесь уже не столько «я сделаю» и буду
славным, сколько сделаю себя перед его
«славою» — сделаю то, чем бы даже
ОН был доволен. Цель его стремлений —
исполнить некий сыновний долг, явить
в сёб_е духовного отца, стать им.
Достигнуть «славы» — и той, которая^*была
«впереди» во сне Николиньки, и той,
которую он желает по пробуждении,—
означает реализовать в себе, своею
жизнью свое духовное Я- Эта цель предписа-
.на законом духовного тяготения.
Об этом-то внеэмпирическом законе
воплощения отца в сыне и «говорил»
перед смертью князь Андрей своей
сестре и Николиньке. И по тем же
каналам духовного тяготения между отцом
и CbiHQM Николушка «понял значение»
той сцены в Ярославле, понял то,
что хотел сказать «отец» княжне Марье,
«все понял».".. Тогда он понял душою;.
теперь же, через восемь лет, накануне
жизни, понял его и волею: •*;
«Отец! Отец! Да\ я сделаю то, чем
.бы даже ОН был доволен...»
Всего интереснее отражение судьбы
князя Андрея в дальнейшей жизни и
душевной судьбе самого Толстого.
«Самое сильное, я скажу единственное
сильное впечатление, полученной мною
от этого посещения,— говорил П.
Струве о своем посещении Толстого в 1909
году,— можно выразить так: Толстой живет
только мыслью о Боге, о своем
приближении к Нему. Он уходит отсюда —
туда. ОН УЖЕ УШЕЛ (подчеркнуто
Струве). Телесно он одной ногой в
могиле, потому что ему 81 год, но он может
еще прожить немало дней, месяцев и лет,
ибо тело его еще не разрушилось (...).
Но душевно и духом он там, куда
огромное большинство людей приходит только
через могилу, незримо и неведомо для
всех других. А он ушел, И Я ЭТО
ВИДЕЛ, чувствовал о нем и с ним. И в то
же время я видел его. В этой
очевидности ухода из жизни живого человека
было нечто громадное и для меня
единственное... Его смерть поэтому так
исключительна и значительна. В ней, кроме
физиологического состава умирания, не
было смерти. Для меня это не
«фраза», не «построение», для меня это
очевидный психологический факт.
Очевидный, ибо я его видел. Я видел не фнзн-
ческое умирание Толстого, не
естественный физиологический акт, а
таинственное религиозное преображение. Я видел
воочию и с трепетом ощущал, как
живой Толстой стоял вне жизни. И так же,
как я считал своим долгом при жизни
Толстого молчать об этом, так теперь
перед всеми здесь собравшимися,
объединенными одной мыслью и одним
чувством, религиозно почтить отошедшего
Толстого, я считаю своим долгом
свидетельствовать об этом великом факте его
религиозной жизни. Великом, ибо тут
была одержана трудлейшая победа, тут
свершилось величайшее торжество
человека над смертью».
П. Струве счел своим долгом
свидетельствовать о «таинственном,
религиозном преображении» Толстого, о том
самом «преображении», которое сам
Толстой полстолетия назад изобразил в
«Войне и мире». Мы подошли к
какой-то тайне, но сколь мало мы
приблизили вас к тому, что хотели бы
высказать...
ПОПЕЧИТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
Г. Шевелева
Танцы
на немецком языке
«Мне повезло в жизни. Не во всем, конечно, но в одной очень важной ее
части — мне повезло на школьных учителей. Это очень много. И поэтому я
без опаски написала первую фразу».
Так начинался мой очерк о школьных учителях, который был опубликован
двенадцать лет назад в газете «Московский комсомолец». Тогда-то я, ничто-
же сумняшеся, написала эти слова про «повезло», а вот теперь
призадумалась...
*л
Итак, начнем с директора. В ту
пору в центре Москвы (вернее, в той
его части, которая располагалась в
районе Арбата, улиц Герцена,
Кропоткинской, Метростроевской) было несколько
известных школ. Думаю, что и сейчас
для многих так называемых
«шестидесятников» эти цифры — не пустой звук:
110-я, 31-я, 59-я и так далее. Это
были школы мужские. А вот среди
женских школ (кто ж не помнит!)
славились два «монастыря» — 29-я и 43-я.
Знаменитые школы! С двумя
знаменитыми директрисами во главе -•-
Екатериной Васильевной Мартьяновой и
Любовью Георгиевной Багдасаровой. Вот
Любовь Георгиевна, в просторечии
«Любаша», и была нашим директором.
Мы боялись Любашу до дрожи в
коленках. Стоило в конце коридора
появиться ее силуэту — согнутая в три
погибели, руки за спиной и в них
огромная связка ключей, нос крючком и
колючий взгляд из-под бровей,— всех
сдувало из коридора или прижимало к
стенкам, и вмиг кипящий детский
круговорот превращался в картинку с
выставки: советские дети в советской школе на
советской переменке прогуливаются
парами. Черные фартуки, коричневые
платья, тугие косички и преданный
взгляд.
Но! В нашей школе, как теперь я
понимаю, у половины девочек отцы или
сидели, или были расстреляны. Или
пропали без вести на войне. Отцы
были у одной-двух на класс. Однако
никогда никаких разговоров на эту
тему в школе не было. Никогда. И
никаких различий. Мало того. Как я теперь
соображаю, тем, у кого не было
отцов, оказывалась материальная помощь.
Любаша дружила с московской
артистической знатью, и в школе
устраивались благотворительные концерты.
Ученицы из более благополучных семей
относили билеты родителям, чтобы те и
сами купили, и знакомых к этому
делу привлекли. Концерты давали
Мария Миронова, Ираклий Андроников,
Игорь Ильинский, чтец Эммануил Ка-
минка и кто-то еще, кого я сейчас уже
не помню. Выступить в 43-й школе —
это было даже вроде бы и приятно.
Деньги Любаша распределяла тем, кто
особо нуждался. И делалось это без
помпы, очень тихо, так, что никто, кроме
получивших, и не знал ничего.
В начале десятого класса, движимые
нормальными порывами, мы
организовали «смычку» с соседней мужской 36-й
школой. Это нашло свое отражение в
стихах, которых в нашем классе писалось
очень много. Писали стихи, пускали их
по партам, пририсовывали к ним
картинки. Такой был класс, как сейчас бы
сказали «гуманитарный». Вот куплет,
застрявший в памяти:
Довольно нам ходить в монашках,
Довольно ждать, пришла пора.
Довольно вышивать рубашки/
Виват мальчишкам и ура!
Рубашки вышивались на уроках
рукоделия, которые всем осточертели.
Собирались по вечерам, что-то читали,
играли на рояле, готовились к этим
встречам, какие-то доклады тематические
делали. Тогда только-только появились
у нас переводы Хемингуэя, и мы что-то
читали вслух, обсуждали. Просущест-
126
вовало это мероприятие ровно до того
дня, как Любаша приехала из отпуска.
Как же она на нас кричала! И как
же мы были злы на нее, как
высмеивали и передразнивали! И как же она
была права. Это в наших-то арбатских
переулках, в доме у девочки, отец
которой сидел,— какие-то доклады, книжки,
которые передаются друг другу...
Страшно подумать, но Лубянка по нас
плакала, и Любаша этот плач слышала
отлично. И топала ногами, и
кричала, и звенела перед носом своими
знаменитыми ключами.
Школа наша была по тем временам
очень неплохо оборудована. Химический,
физический, биологический кабинеты
были просто богатыми. Дело в том, что
во время войны была закрыта
знаменитая 32-я школа — «мопшик» оиа
называлась в округе, так как у нее
была аббревиатура МОПШК, Московская
опытно-показательная школа имени Ле-
пешинского. Это была знаменитая
школа, созданная когда-то как детская
коммуна старым большевиком, историком и
педагогом П. Н. Лепешинским. Стояла
она в тихом 2-м Обыденском
переулке, над Москвой-рекой, а как раз
напротив, за рекой, высился известный
«Дом на набережной». В 32-й учились
многие дети из Дома на набережной,
и поэтому школа была очень
прилично оснащена. Так вот, когда школу
закрыли, Любовь Георгиевна Багдасарова
на саночках собственноручно перевезла
оборудование всех учебных кабинетов в
свою, 43-ю школу. Раз сто из своего
Островского переулка во 2-й
Обыденский с саночками. В крутую зиму
сорок первого года.
А потом и учителей всех оттуда
переманила к себе. Тут они
действовали с Мартьяновой на пару: одних
одна переманила, других — другая.
Вообще ради хорошего учителя готова
была Любаша унижаться и упрашивать,
льстить и обещать, лишь бы заполучить
в свою школу. Вот откуда и пошло
мое везение на учителей.
Я помню их всех. Помню
добрейшего учителя ботаники Степана
Васильевича: всегда бегом, под мышкой карта,
в руках том Брема или сытинской
Народной энциклопедии, или
«Путешествие Чарльза Дарвина на корабле
«Бигль» — все это Степан Васильевич
приносил с собой из дома. Помню,
как он с уважительным трепетом
произносил географические названия —
«Пустыня Гоби, или Шамо», и мы, вслед
за ним, никогда не говорили просто
«пустыня Гоби», а всегда
прибавляли это «или Шамо», что делало пустыню
еще огромней и пустынней.
Помню Павла Афанасьевича
Ларичева, того, по чьим учебникам
математики занимаются дети сейчас. А когда
я училась, учебник этот только
создавался, и на нас испытывались все
хитроумные его задачи, написанные на
маленьких квадратиках бумаги и
раздававшиеся классу — каждому своя.
Павел Афанасьевич начинал каждый урок
с какой-нибудь забавной интермедии.
Да и на самом уроке обязательно
что-нибудь придумывал, чтобы сорок
пять минут разбить, разнообразить,
внести в урок игру. Интермедии
менялись, но неизменно доставляли острое
удовольствие как классу, так и учителю.
Мы любили Павла Афанасьевича.
Однажды даже переложили в стихи
несколько доказательств геометрических
теорем, должно быть, не без
смутной надежды, что в таком виде они
войдут в его новый учебник. Стихи
были снабжены чертежами, и их
торжественно преподнесли учителю. Строчки
были слегка корявые, но
геометрическая их суть была совершенно точной.
Вот, например, условия теоремы,
которая именовалась в учебнике как
теорема о двух перпендикулярах.
Г
Чтоб решить простейшую задачу
Про кубы, про конус, даже шар.
Нужно знать: а что же это значит.
Что такое — перпендикуляр.
К плоскости? На то есть теорема.
127
S!
1
"I
Вот она. Прямую взяв (причем
Для наглядности смотрите схему),
С плоскостью ее пересечем.
Если же теперь сия прямая
Перпендикулярна будет к двум,
Двум прямым (на схеме AF с АЕ).
То тогда мы смело утверждаем:
К третьей, взятой просто наобум.
Перпендикулярна AM. Просто?
Носа не подточит и комар/
Значит, AM и на всю на плоскость
Будет перпен-будет-ди-куляр!
Нынешние школьники, пожалуй, умрут
от смеха. Придет ли кому в голову
сейчас излагать теоремы в стихах?
Покрутят пальчиком у виска... А мы
любили учиться (вот ведь в чем дело!),
и учителя наши любили учить.
Помню Ирину Николаевну Шарову —
учительницу литературы, которая
позволяла нам на своих уроках
уноситься в такие заоблачные выси, что мы
еле-еле выбирались оттуда к звонку;
и строжайшую «биологичку» Марью
Николаевну, на уроках которой слышно
было, как пролетает муха, возможно, та
самая, которую мы сейчас изучали; и
видевшего нас со* всеми нашими
проделками насквозь завуча Константина
Петровича Сикорского... Всех не
перечислишь.
Но, пожалуй, самый неизгладимый
след оставили в душе и памяти
уроки немецкого языка, которые вела
у нас Дора Дмитриевна Павлова. Да-
да, немецкого, далеко не самого
главного предмета, не входившего в список
основных.
Только что кончилась война.
Страшнее слова, чем «немец», которое
бескомпромиссно приравнивалось к слову
«фашист», не было в нашем сознании и
лексиконе, а мы с наслаждением
изучали немецкий язык, пели немецкие песни
и даже, в это трудно, я понимаю,
поверить, танцевали на уроках
немецкого языка под произносимые нараспев
стихи великих немецких поэтов.
Сейчас расскажу, как это было.
Первая и большая часть урока
немецкого отводилась изучению
грамматики, чтению и переводу параграфов
из учебника, то есть всему тому, что
требовалось по программе. Мы
старательно лавировали между
бесконечными артиклями, конечно же, путались в
der — die — das, сильных и слабых
глаголах, перфектах и плюсквамперфектах.
Но старались изо всех сил преодолеть
эту первую часть урока без
происшествий. Уроки шли всегда в очень
хорошем темпе, потому что и мы, и
учительница знали, что за первой частью
последует вторая — мы будем читать
стихи.
Читала Дора Дмитриевна прекрасно.
Между нами ходили легенды, что она
бывшая актриса, и мы этим легендам
изо всех сил верили, потому что так
читать, так доносить до нас
тончайшие оттенки речи и красоту стихов на
чужом языке мог только человек
необыкновенной судьбы. А что же
привлекательнее и необычнее могло быть для
девчонок, чем актриса, ставшая
учительницей?
В этой второй части урока мы
узнавали много такого, что, наверно, не
входило в школьную программу. Она
приносила в класс томики Гейне,
безбоязненно раздавала их нам домой и
предлагала к следующему уроку не
только выучить любое понравившееся
стихотворение, но и попробовать сделать его
русский перевод в стихах. Да, в
стихах! Мы были юны и самонадеянны и,
конечно же, безо всяких сомнений
брались за такие переводы.
Мы сравнивали переводы из
Шиллера, сделанные В. А. Жуковским и
Таней Ивановой, и находили, что в
некоторых местах Жуковский грешит
против музыки стиха, а вот у Тани
Ивановой хоть и не все в порядке с рифмой,
но зато ритм выдержан!
— Сегодня мы начинаем с вами учить
балладу Шиллера «Перчатка»,—
сказала нам Дора Дмитриевна и
приколола к доске гравюру, на которой мы
увидели и короля Франца, и
воздушный полукруг дам, и огромного царя
зверей, н отважного рыцаря,
стоявшего посреди арены с поднятой им
перчаткой.
Дора Дмитриевна прочитала нам
балладу, а потом сказала:
— Не верьте тому, кто станет вам
говорить, что немецкий язык — язык
маршей и лающих военных команд. Это
очень красивый и поэтичный язык.
Вы слышали сейчас музыку стиха?
А ведь под это стихотворение можно
даже танцевать.
И вдруг наша учительница,
ходившая всегда, как ей и было положено,
в строгих костюмах и белоснежных
воротничках, приподняла немного край
юбки и, начав снова читать балладу,
задвигалась перед нами в ритме и музыке
шиллеровского стихотворения.
Когда она кончила, класс некоторое
время сидел не дыша, а потом взвыл
от восторга. Мы должны были этому
научиться!
С тех пор в наших уроках
немецкого языка появилась третья часть, и назы-
128
валась она «Rytmus tanzen». Мы
танцевали стихн. Мы вытягивали вверх руки
на долгих звуках и быстрыми
перебежками обозначали каскад безударных
слогов. Мы старательно отставляли вбок
или назад ногу в валенке (тогда в
школу ходили в валенках), а Дора
Дмитриевна, глядя на этот «пуант»,
говорила с некоторой долей умиления
загадочные слова: «Ewige Weiblichkeit»,
Которые, как позднее открылось,
означали «вечная женственность».
Мы получали за «Rytmus tanzen»
отметки, и они засчитывались
учительницей, как и все прочие.
Вскоре класс оказался нам тесен.
Мы спускались на уроках немецкого в
физкультурный зал и там танцевали уже
все вместе, нараспев повторяя стихи.
Эти стихи лично мне запомнились
навечно.
В зал заглядывали удивленные
физиономии: «У вас что — физкультура
такая?
— Нет, у нас немецкий!
— У нас «Rytmus»!
— Не мешайте!»
Дело в том, что танцевала Дора
Дмитриевна только с одним классом —
с нашим. Ну что ж, бывают же
любимые ученики, а мы были любимым
классом.
Но уж зато и немецкий мы
знали блестяще. Куда водили районных
методистов? К нам! И городских — к
нам! И студентов — к нам! И
повышение квалификации — к нам!
Мы платили любовью за любовь и
учили суффиксы, префиксы и
модальные глаголы не за страх, а за совесть
и, между прочим, на всю жизнь.
Во время учебы в университете
меня не раз спрашивали: «Откуда вы так
хорошо -знаете язык? Откуда такое
произношение?» Я скромно опускала
глаза и молча принимала комплименты.
Ведь не расскажешь же про «Rytmus
tanzen», про наш смешной и немного
сумасшедший класс, про нашу Дору,
как мы ее звали, если пришла
сдавать так называемые «тыщи». Вы не
знаете, что такое «тыщи», или
«странички», или «знаки», как их еще называют?
За семестр нужно сдать столько-то
тысяч знаков — и все. Ты приходишь с
переведенными кое-как «тыщами»,
преподаватель тычет наугад пальцем, ты
наугад переводишь — и получаешь зачет.
Так было в наше время. Сейчас,
кажется, дело в институтах поставлено
лучше. Есть лингафонные кабинеты,
магнитофоны, пластинки. Во сне некоторые
учатся...
А у нас был замечательный
преподаватель, научивший нас любить
чужой язык, понимать его красоту, его
движение, его внутренние пружины.
Дора Дмитриевна говорила нам:
— На предложение нужно смотреть,
как на картину. Сначала рассмотрите
главное, а потом к нему прибавятся
детали, украшения, оттенки.
И мы не путались в немецких
необъятных периодах, мы переводили их
с легкостью, поражавшей методистов.
Уже взрослыми мы иногда
встречали своих, все более стареющих, все
сильнее хворающих учителей. Дору
Дмитриевну навещали часто. Она
любила говорить:
— У меня были очень талантливые
дети...
Это не так. Талантливой была она.
Когда она умерла и ее отпели в
Обыденской церкви, я разговорилась на
поминках с ее подругами, старыми
женщинами с повадкой «арбатских
старушек». Оказалось, что Дора Дмитриевна
была поклонницей и последовательницей
Рудольфа Штайнера, одного из
создателей Вальдорфской педагогической
школы. В его системе огромное
внимание уделялось совершенству
человеческого тела, умению двигаться и
вписываться в мир движения, звуков, красок.
Он создал свою антропософскую систему,
и наша учительница, оказывается,
преклонялась перед ним. А мы-то
думали, что Дора придумала «Rytmus»,
чтобы мы стихи лучше запомнили...
Вот такие были у меня учителя.
Теперь уж безо всяких оговорок
скажу — повезло, сильно повезло.
5 Знание — сила № 7
129
IS!
АРХИВНЫЙ КАБИНЕТ
52
А. Кузякин
Образование в России
Историко-статнстнческий обзор
До XVI века в России не
существовало государственно организованного
образования. Обучение было частным,
индивидуальным, домашним, церковным.
Правительственные школы
открываются в начале XVIII века — вначале
чисто профессиональные,
узкоспециальные (например, Навигационная школа
в Москве для нужд народившегося
азовского флота; она стала
родоначальницей морского училища и Морской
академии). Цифирные школы готовили
низших техников для войск и
казенных строительных работ, знакомых с
арифметикой, геометрией, геодезией.
В некоторых городах появились
гарнизонные школы, призванные готовить из
солдатских детей грамотных
унтер-офицеров и сержантов.
Дело обучения грамоте считалось
частным делом граждан; при этом для двух
сословий — дворян и духовенства —
обучение было обязательным, иначе
дворянские или поповские дети лишались
некоторых привилегий (более выгодное
служебное положение, продвижение в чинах
и другое). Были введены
государственные экзамены, обязательные дл я
всех дворянских «недорослей».
Ряд архиереев открывают при
архиерейских дворах (или в непосредственно
подчиненных им монастырях) школы для
подготовки священнослужителей; эти
школы стали основой будущих
духовных семинарий. Большинство детей
были из духовенства, что усиливало
традицию русского белого духовенства
делать свою профессию наследственной.
1775 год — открытие Московского
университета. В последней четверти
XVIII века возникли женские
институты. Образование становится уже
государственной задачей. В 1786 году, в
конце века, появился проект школ трех
типов: малые двухклассные училища (два
года обучения), средние, трехклассные
и главные. Далее средний тип был
исключен, в городах (и только с
двухгодичным сроком обучения) существовали
малые и главные (четыре года)
училища, включавшие в себя и курс малых.
В начале XIX столетия малые училища
в большинстве случаев были
переделаны в уездные, а главные — в
губернские гимназии.
В начале XIX века (1802 год)
возникло специальное ведомство —
Министерство народного просвещения, которое
выработало план организации дела
народного образования.
Согласно плану, Россия была
разделена на учебные округа (Петербургский,
Московский, Белорусско-Литовский,
Дерптский, Казанский и Харьковский).
Во главе каждого округа был
поставлен университет с его ученой
коллегией — советом и попечителем при нем.
С университетом были преемственно
связаны три ступени образовательных
школ: гимназии с четырехлетним курсом,
уездные училища с двухлетним курсом
обучения и приходские училища с
одногодичным курсом.
Система стала осуществляться сверху:
в дополнение к трем существовавшим
уже университетам — Московскому,
Виленскому (польскому) и Дерптскому
(немецкому) — были открыты еще три:
Казанский, Харьковский, Петербургский.
В 1808 году было 32 губернские
гимназии, 126 уездных училищ
(низшая ступень в большом масштабе так
и не состоялась). Важной особенностью
этой системы стало ее единство. Все
ступени образования не только
естественно продолжали предыдущие, но и
находились в педагогической связи
между собой. Смотритель (начальник)
уездного училища был в то же время
начальником и руководителем всех
приходских училищ уезда, директор
гимназии руководил всеми школами
губернии, а университетский совет — всеми
школами округа, которые ежегодно
ревизовал.
Соответственно трем группам
многочисленного чиновничества — высших
государственных учреждений,
центральных ведомств и губернских
учреждений — существовали три типа
учебных заведений: лицей для первых,
университет и гимназии для вторых и
третьих. Уездное училище с
четырехгодичным курсом имело целью дать
законченное образование детям провинциаль-
130
ного купечества, раЗночинцев и низшего
чиновничества. Низшую ступень
составляли приходские училища с
двухгодичным курсом, городские и сельские. О
помещичьих крестьянах заботились их
владельцы, о государственных и
удельных — управлявшие ими ведомства.
Новым типом, хотя и редким, стали
устроенные просвещенными и
либеральными помещиками школы для
крепостных.
В первой половине XIX столетия в
России возникли (около 1820 года)
учреждения по Белл-Ланкастерской
системе взаимного обучения. (Движение,
вызвавшее появление этих школ в
Англии, было чисто филантропическое:
общество взяло на себя заботу о
предоставлении детям беднейшей части
населения бесплатного обучения, тогда как
обучение во всех остальных школах
было платным. При этой системе один
учитель при помощи старших учащихся
одновременно обучал большое число
учеников.) Однако эта система
просуществовала недолго.
С 1857 по 60-й год возникло по
частной инициативе до 500 воскресных школ
(добровольный и бесплатный
учительский труд); учащимся — детям и
взрослым — давали элементы грамотности
и математики, а также первоначальное
общее образование.
В шестидесятых годах открылись
тысячи крестьянских школ грамоты. Они
возникали по почину населения и
исключительно на его средства и послужили
основанием для развития сети земских
школ. По положению 1866 года о
начальных народных училищах начальное
обучение считалось делом самого населения,
а не правительства. За последним
оставлен контроль и поощрение.
Широкую сеть представляли земские
школы. Основные черты земской школы:
трехлетний курс обучения, один учитель,
занимающийся с тремя отделениями,
обеспечение содержания учителя и
обеспечение школы учебными пособиями от
земства, участле местного
крестьянского населения в содержании школьного
помещения, отсутствие (до 1891 года)
твердо установленных программ, свобода
учителя в выборе методов обучения
и учебников.
С начала семидесятых годов
Министерство народного просвещения
образует собственные — сначала одно-
классные, затем двухклассные —
образцовые училища министерства. Этот тип
делается ведущим в неземских
губерниях. В это же время основным типом
общеобразовательного учебного
заведения стала восьмилетняя классическая
гимназия. Согласно уставу о гимназиях
1870 года, возросло значение древних
языков.
Кроме гимназий в городах имелись
разнообразные типы школ: по
помещению, образовательному цензу учащихся,
формам управления, количеству лет
обучения, программам.
В 1884 году было издано
положение о церковноприходских школах
(наряду с земскими школами, дававшими
светское образование).
Во второй половине XIX века и
начале XX века существовало множество
средних школ и школ повышенного типа:
классические гимназии (наряду с
институтами) — сначала Мариинские, затем
министерские, разнившиеся по
программам, порядку управления и по
числу лет обучения.
С восьмидесятых годов XIX века
возникают частные средние школы, в
девяностых годах — коммерческие училища
ведомства Министерства финансов,
затем перешедшие в ведение Министерства
торговли и промышленности. Уездные
училища заменяются городскими
училищами по положению 1872 года.
В 1896 году утверждается
«Положение о коммерческих учебных
заведениях», которое определило систему
коммерческого образования в России,
состоявшую из коммерческих институтов и
училищ, торговых школ, курсов и
классов. Восьмиклассные коммерческие
училища имели более широкую
общеобразовательную программу, чем
правительственные классические гимназии и
училища.
Несколько слов о развитии женского
образования в России. До 1858 года
проходило в закрытых учреждениях Ма-
риинского ведомства. В 1858 году в
Петербурге появилось первое открытое
женское училище (В. Вышеградского)
Мариинского ведомства. В 1860 году при
училище организуются педагогические
классы, которые затем преобразуются
в педагогические курсы по словесным
и физико-математическим отделениям,
которые положили начало подготовке
учительниц для женских гимназий. Жен
131
I
132
ские гимназии по уставу учреждались
семиклассные с подготовительными
классами и восьмиклассные с
педагогическим классом. Программы были
приближены к программам мужских гимназий
(меньше по объему был курс
математики и физики, совсем не было
тригонометрии). Окончившие восьмой класс
получали аттестат на звание
домашней учительницы; аттестат давал также
право на получение высшего
образования.
С конца XIX века и до 1917 года в
классической гимназии были изменены
планы и программы (отмена
греческого языка; введение в младших
классах природоведения и истории, а в
старших — законоведения и
пропедевтического курса философии (психология и
логика). В 1903 году министр
просвещения Зенгер восстановил по одной
классической гимназии в каждом учебном
округе. В мае 1906 года был
опубликован новый учебный план реальных
училищ, приблизивший их
общеобразовательный уровень к гимназии. Реальные
училища стали 7-классными
общеобразовательными учебными заведениями;
выпускники получили право поступать в
университет, выдержав дополнительный
экзамен по латинскому языку.
В 1915 году министр граф Игнатьев
готовил очередную школьную реформу:
общеобразовательная школа в России
должна быть единой, национальной по
своему характеру, дающей основы
общего образования и не ставящей своей
целью готовить молодых людей в вузы.
Структура: 4-летняя начальная школа
и 2 ступени 7-летней средней (1
ступень — 3 года, 2 ступень — 4 года).
В средней школе высшей ступени
выделяли три этапа: новогуманитарная
средняя школа, гуманитарно-классическая
и реальная средняя. Русский язык
считался важнейшим предметом. Однако
этот проект Игнатьеву реализовать не
удалось.
До Февральской революции в
России имелось 62 типа начальных
общеобразовательных школ, которые
принадлежали 17 различным ведомствам (в том
числе ведомству императрицы Марии;
человеколюбивое общество, церковь и др.).
Начальные училища ведомства
Министерства народного просвещения были
сведены в официальной статистике к
двум типам; одноклассные и
двухклассные школы. Одноклассные распадались
на городские и сельские. Двухклассных
училищ было тринадцать типов, одно-
классных — семнадцать. (Городские:
казенные, содержимые на средства
городских управлений; частные: при
фабриках и заводах, при станциях
железных дорог, содержимые общественными
организациями, обществами и
кооперативами, начальные, подготовительные;
сельские казенные: русские,
русско-инородческие, еврейские казенные;
сельские земские: русские,
русско-инородческие; сельские частные: при фабриках
и заводах, при станциях железных
дорог, содержимые общественными
организациями и кооперативами, частные
начальные, частные, содержимые
сельскими обществами.)
В Московском губернском земстве
стали возникать начальные школы с
шестилетним курсом обучения. Начальные
училища могли быть отдельными для
мальчиков и девочек. Были
немногочисленные школы для дефективных детей
(умственно, морально дефективные, слепые,
глухонемые).
Что касается церковноприходских
школ, то можно выделить десять типов,
включая школы при фабриках, заводах,
железных дорогах, открываемых по типу
церковноприходских.
Общим для всех их было подчинение
(в том числе частных) Министерству
народного просвещения, но программы,
источники существования, состав
учащихся и строй внутренней жизни были
всегда различны и особенно резко
различны у учебных заведений
правительственных и частных.
Частные пансионы и школы по своим
целям, планам должны были строго
приближаться к соответствующим
учебным заведениям — гимназиям, уездным
и приходским училищам.
Частные учебные заведения и лица,
занимающиеся обучением, были
подчинены строгому контролю официальной
учебной администрации. Частные
учебные заведения было разрешено
открывать (1833 год) при «добром
поведении»: русском подданстве, с
разрешения попечителя округа и при
осуществлении надзора инспекторами под
руководством дирекции училищ.
В особую грушпу были выделены:
учебные заведения ведомства
императрицы Марии — женские институты,
закрытые воспитательные учреждения,
мужской сиротский институт, женские
гимназии, Мариинские школы,
воспитательные дома и другие. Было и высшее
педагогическое учебное заведение, и
профессиональные училища.
Кроме того, специальные учебные
заведения были почти у всех других
ведомств.
У Министерства торговли и промыш-
ленности — коммерческие училища,
торговые школы, ремесленные школы; у
Министерства внутренних дел —
императорский лицей, медицинские и
ветеринарные фельдшерские школы, школы
волостных писарей; у Святейшего
синода духовные училища, семинарии,
церковные учительские школы, женские
специальные училища, миссионерские
школы; у Военного министерства —
юнкерские училища и школы, кадетские
корпуса, военная прогимназия, военно-
фельдшерские школы, школы для
солдатских детей, приюты-школы для сирот
детей военных; у Министерства
юстиции — училище правоведения (с
высшими классами), межевой институт;
у Морского ведомства — морской
корпус, морское техническое училище,
мореходные школы, лоцманские школы,
школы юнкеров; у Министерства
путей сообщения — железнодорожные
школы, школы техников путей
сообщения, школы дорожных десятников.
Надо отметить, что многие
специальные учебные заведения открывались
и содержались частными лицами и
частными обществами по особым, каждый
раз отдельно утвержденным планам.
Средства, расходуемые на школу (все
равно из какого источника), составляют
главную часть расходов на народное
образование. В зависимости от системы
организации школьного дела большую
или меньшую часть этих расходов
принимало на себя государство,
остальная падала на местные средства или на
родителей учащихся.
По данным Центрального
статистического комитета Министерства
внутренних дел, в 1856 году (без Польши и
Финляндии) насчитывалось 8227 училищ
(приходских и уездных) и 450 002
учащихся в них; в среднем на 100
жителей приходилось лишь 7 учащихся. Но
уже 1 января 1893 года в Европейской
России в городах школы посещали
75,0 процента мальчиков и 38,8 —
девочек; в сельской местности
соответственно 69,5 и 18,0 процента.
Всего в России в 1894 году
начальных училищ было 88 080, училось в них
3548,2 тысячи учащихся, к январю
1911 года—100 749 и 6629.98
соответственно.
ПРАКТИКУМ
Задачи по биологии
1. Всем известно, что чеснок
высаживают отдельными зубчиками, из
которых вырастает головка. Опишите и
нарисуйте схематически промежуточные
этапы между зубчиком и головкой.
Чтобы лучше справиться с этим
заданием, попытайтесь установить, из каких
органов состоит зубчик и головка.
2. Специалисты утверждают, что
колючки у разных растений могут
возникать из самых разных органов и
тканей. Как доказать, что колючки
облепихи, кактусов, чертополоха, розы, эуфор-
бий (у многих пустынных видов этого
рода) различного происхождения?
3. Почему окучивание картофеля
способствует образованию клубней?
4. Многие растения пустынь
(например, кактусы) сталкиваются с жизненно
важной проблемой. Как известно,
растениям для фотосинтеза нужен свет и
углекислый газ. Чтобы углекислый газ
проникал в растения, устьица должны быть
открытыми. Однако открывать устьица
небезопасно: растение может потерять
слишком много воды. Как пустынные
растения выходят из этой ситуации?
5. Под герметичный прозрачный
колпак поместили два растения: горох и
кактус. Воды, света и минеральных
солей у каждого из них в достатке, в
дефиците — углекислый газ. Какое из
133
растений погибнет первым? Почему? Что
произойдет, если взять другие пары
растений: горох и кукурузу; кукурузу и
кактус?
6. Абсциэовая кислота — важное
вещество-регулятор многих процессов в
растениях. В частности, при
опрыскивании раствором абсцизовой кислоты
листьев устьица закрываются. Абсцизо-
вая кислота определяет форму
закладывающихся листьев у водных растений с
разными листьями (надводными и
подводными).
а) Что произойдет с растением с
надводными и подводными листьями,
если в воду добавить абсцизовую
кислоту?
б) Что произойдет с растением только
с подводными листьями, если в воду
добавить абсцизовую кислоту?
в) Что произойдет с растением только
с надводными листьями, если его
опрыснуть раствором абсцизовой кислоты?
7. Почему некоторые южные
растения (например, хризантемы) при
выращивании на Севере либо не успевают
зацвести, либо цветут ближе к
заморозкам (в октябре — ноябре), хотя на
родине они зацветают летом (в августе —
сентябре)? Можно ли с этим явлением
как-то бороться?
Составитель В. ЧУБ
С. Смирнов
«Как память наша
отзовется...»
шо.
Текст с ошибками.
Англия
Томас Лэнгтон, кардинал Йоркский,
был встревожен. И не он один — вся
Англия потеряла покой с того дня, когда
погиб на турнире доблестный король
Ричард. победитель мавров и
французов, князь Иерусалимский и герцог
Бретонский. Всего год прошел с этого
рокового дня, а бездарный брат Ричарда Джон
успел растерять все наследие отца и
брата! Он продал французскому королю
крепость Шато-Гайяр — последний оплот
англичан в Нормандии, построенный еще
Вильямом Завоевателем. На
вырученные деньги король нанял войско из
шотландцев и голландцев и вторгся в
папские владения вокруг Бордо,
рассчитывая на поддержку местных еретиков-
катаров.
Кощунство и глупость! Папа
Иннокентий немедленно отлучил Джона от
церкви, а богомерзкие катары и пальцем не
шевельнули. Зато король Филипп
Красивый возликовал: он сразу объявил
крестовый поход в защиту папы, поставил
во главе войск графа Симона де Мон-
фора — славного победителя язычников-
монголов в венгерских степях. Теперь
армия Симона движется на юг. Папа
прислал ему свою хоругвь, а
обезумевший Джон непрерывно требует из
Лондона подкреплений деньгами и
людьми. Кажется, он один не видит, что его
игра проиграна! Что же делать Англии,
чтобы не погибнуть вместе со своим
королем?
Эх, если бы короля с его наемниками
побрал черт! — Прости, Господи, грех
мой! — кардинал набожно
перекрестился. В самом деле, во всем войске
Джона не найдется сотни людей, о
которых заплачет кто-нибудь в доброй старой
Англии! И преемник королю готов:
принц Эдвард Долговязый. Ему уже
15 лет, он храбр и смышлен, народ его
любит — а помочь ему в делах
правления есть кому. Но пока Джон жив —
будь он трижды отлучен от церкви,
все равно он остается законным
королем Англии, и Бог не допустит
помазания принца Эдварда! Только папа
Иннокентий — викарий Христа — мог бы
разрешить это. Лэнгтон готов сам
просить папу — своего бывшего коллегу
по учебе в Парижском университете.
С кардиналом согласна и королева-
мать Элеонора — но все равно: папа не
одобрит кучку заговорщиков, готовых
предать своего короля!
134
Вот если бы весь народ Англии
попросил папу об этом... А почему бы и нет?
Конечно, сейчас не время объезжать
страну, собирая подписи жителей — как
делалось во времена Эдварда
Исповедника. Но можно собрать в Лондоне
парламент из выборных рыцарей,
священников и горожан — и предложить
им просить папу об избавлении
английского народа от короля, которого
Христос лишил разума и, очевидно, намерен
погубить! А чтобы такие события не
повторялись впредь — надо сделать
собрание парламента регулярным,
записать его права и обязанности в особом
документе.
Как бы назвать этот документ?
Хартией? Но королевских хартий было уже
много: пусть это будет Великая
Хартия! Если папа ее утвердит — он
может быть уверен, что в Англии всегда
будет закон и порядок!
Через неделю новорожденный
парламент Англии принял Хартию Вольностей,
и кардинал Лэнгтон повез ее в Рим, в
сопровождении принца Эдварда, под
охраной доблестного рыцаря Вильяма
Маршала. Управление страной взяла на
себя королева Элеонора. В Риме Лате-
ранский собор под председательством
Иннокентия IV утвердил нового
английского монарха и первую английскую
конституцию. Тем временем король Джон
был разбит французами в бою при
Бувине и вскоре умер с горя. А
возможно, его отравили?
Никто не пытался выяснить это;
новый английский король вскоре женился
на дочери короля Филиппа —
Изабелле, столь же красивой, как ее отец. Этот
брак положил конец столетней войне
между Англией и Францией. Кардинал
Томас Лэнгтон, ставший по воле Божьей
инициатором всех этих событий, был
впоследствии канонизирован
англиканской церковью.
Комментарии к задачам
о высоком средневековье
(№ 6)
1. Императоры-иконоборцы пытались
сделать православную церковь своей
политической партией, но безуспешно.
Григорий VII достиг этой цели в
католической церкви.
2. Цель Григория — возродить
единую Европу в рамках церкви, раз это
не получилось в рамках империи. Идея
единства была близка многим
европейцам, но идеи центра и формы такого
объединения были самые разные.
3. Григорий выдвинул альтернативу
неудавшемуся объединению Европы в
Священной Римской Империи, а
византийские императоры пытались увеличить
свою власть в уже единой империи, это
многим казалось лишним бременем.
4. Большинство европейцев не хотело
полной победы в этом споре ни светской
власти, ни церковников.
5. Отлученный от церкви не мог
получить отпущение грехов, не мог
вступить в брак, не мог быть похоронен по
христианскому обряду. Теоретически
всякий добрый христианин должен был
отказаться от любого общения с
отлученным.
6. Для успеха крестового похода
необходимо было согласие всех королей
Европы на сбор крестоносцев в их
владениях и активная поддержка хотя бы
нескольких графов и герцогов. Пока
Григорий воевал с императором —
половина Европы не послушалась бы
призывов папы.
7. Генрих IV, видимо, смог бы послать
наемных убийц к Григорию VII, но в
случае их успеха или неудачи все
европейские правители ополчились бы на
«антихриста», и его царствование
закончилось бы вместе с жизнью. Филипп IV
опирался на организованную церковь
Франции, которая не желала
подчиняться Риму и готова была «простить»
своему королю все, кроме явного
убийства папы. К тому же было известно,
что сам Бонифаций отравил своего
предшественника на престоле.
8. Активнее прочих крестоносцев были
французы и немцы. Во Франции не было
тогда внутренних войн, а феодализм
был уже высоко развит, так что было
много «безработных» малоимущих рыца-
135
рей. В Германии только что отгремели
«войны за инвеституру»; многие
побежденные готовы были заработать
прощение в крестовом походе.
9. Самое главное отличие: Александр
вел единую греческую армию против
единой персидской армии, а крестоносцы
вели сброд феодалов Европы против
разобщенных феодалов-сельджуков.
Далее: в эпоху крестоносцев конница стала
ведущим родом войск.
10. После смерти султана Малик-
шаха (1092) держава Сельджуков
разделилась, в ней начались усобицы.
11. Византийцы в 1096—97 устроили
переправу крестоносцев через Босфор.
В последующих походах крестоносцы не
имели такой помощи, а переправлялись
из портов Франции и Италии на судах
Венеции и Генуи.
12. Противниками крестоносцев на
Востоке были турки-сельджуки, сирийские
арабы, персы, курды, египтяне;
позднее — турки-османы.
13. В XII веке европейцы не имели
заметного культурного превосходства
над мусульманами — напротив, наука,
техника и политика в городах Ближнего
Востока были лучше развиты, чем в
Западной Европе. После Возрождения
положение изменилось.
15. Надо ссорить между собой
предводителей крестоносцев и убеждать тех,
кто слабее, стать вассалами императора,
а не короля иерусалимского.
16. Разговорным языком среди
крестоносцев была исковерканная латынь,
близкая к тогдашнему французскому
языку. Все чиновники-византийцы пони
мали этот язык, хотя в официальных
переговорах велся перевод с греческого.
Писали в Западной Европе тогда только
по-латыни.
18. Европейцы переняли у «сарацин»
саблю из гибкой стали (прежде умели
ковать только мечи — ими утомительно
фехтовать), арбалет, пороховые мины
(пушек не было до XIV века), навыки
химии («алхимии»), арабские цифры,
общественные больницы (госпитали), а
также научные труды Авиценны (по
медицине) и классиков-греков (Евклида,
Аристотеля).
19. Иерусалим потеряли местные
(разложившиеся) крестоносцы в борьбе с
усилившимися мусульманами.
Константинополь захватили новые французы и
венецианцы, воспользовавшись усобицей
среди византийцев.
20. Крестовые походы в начале XIII
века шли в Испании против мавров, в
Прибалтике — против литовцев, эстов и
русских, на Балканах — против византийцев
и болгар, на юге Франции — против
еретиков-катаров. Их вели местные
феодалы-католики.
" 21. Фридрих Барбаросса боролся с
папой, опираясь только на феодалов, но
они готовы были изменить, не желая
особого усиления императора. Полезнее
было бы опереться на города Рейнской
области и Северной Италии, так позднее
успешно делал Фридрих II Штауфен.
136
Дорогой и верный наш читатель!
Мы очень рады, что наш журнал по-прежнему
приходит в ваш дом.
Это значит — диалог продолжается.
Нам есть что сказать друг другу. А сегодня это
особенно важно — быть вместе, преодолевая сомнения,
неуверенность, суетность жизни, сохраняя верность
вечным человеческим идеалам.
Нам хочется, чтобы наши дети не стали иванами,
не помнящими родства, чтобы не прервались традиции
великой русской культуры — почтение к мысли,
вера в целительную силу разума и совестливости. ,
Это неправда, что мир рушится, он — меняется.
И мы в этом меняющемся мире хотим свидетельствовать,
что Добро и Свет неизменны так же,
как и стремление к истине.
В заключение, после лирического обращения к читателю,—
несколько слов о суровой прозе жизни. Во втором квартале нынешнего
года себестоимость производства одного экземпляра журнала достигла
150 рублей, при том, что подписчик заплатил за него 50 рублей.
Недостающую сумму редакция получила в виде государственной
дотации (основной вид поддержки), помощи спонсоров и т. д. Подобная
картина сохранится и во второй половине текущего года, и в следующем
году. При постоянном росте цен и таком же постоянном
сокращении реальных доходов читателей редакция не считает возможным
рассчитывать цену журнала, исходя из затрат на его производство.
Цену приходится рассчитывать, исходя из оценки возможностей
читателя.
Поэтому на первое полугодие 1994 года редакция назначила
максимально низкую цену: 750 рублей за один месяц, 4.500 рублей —
за полугодие.
Цена подписки на I полугодие 1994 года —
почти символическая!
Огромный массив информации
читатель получает почти бесплатно!
РАССКАЖИТЕ ОБ ЭТОМ СВОИМ ДРУЗЬЯМ И ЗНАКОМЫМ.
РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ
Лилий
138
Ночь за ночью автор книги сидела неподвижно у бобровой запруды,
забывая о своих неудобствах, подчиняясь только всепоглощающему интересу
и научной добросовестности. Ее усилия не пропали даром. Нарисованная
ею картина семейной жизни бобров пронизана радостью, которую она
испытывала, когда познакомилась с ними поближе и научилась понимать, как они
общаются друг с дружкой,— все те тонкие различия в звуках и движениях,
позволяющие им так хорошо ладить между собой в тесноте их хатки на
протяжении зимы, пока их мирок скован льдом.
Для меня чтение этой книги было путешествием в завораживающий
новый мир, бесконечно меня обогативший.
Джейн ГУДОЛЛ
Иногда новое место покоряет меня с
такой внезапностью, что я начинаю
думать, уж не бывала ли я тут в какой-
нибудь предыдущей жизни. А может
быть, это пророческое чувство: намек на
то, что сулит грядущее, точно
музыкальный переход, предвещающий одну-един-
ственную, неповторимую мелодию. Вот
что я ощутила, когда в первый раз
увидела Заводь Лилий, воплощающую идею
художника-импрессиониста об идеальной
заводи. Поверхность ее покрывал ковер
из кувшинок немыслимого совершенства.
На круглых зеленых листьях восседали
пучеглазые леопардовые лягушки,
толстые шмели погружали голову в лепестки
плавающих цветков. Было утро, и в
заводи всюду кипела жизнь.
Осторожно пробираясь по каменистому
берегу, я вспугнула расписных черепах,
гревшихся под солнечными лучами на
стволе упавшего дерева. Плюх-плюх-
плюх! Одна за другой они спрыгнули
в спасительную воду с высоты,
десятикратно превосходившей их рост. В
бобровой заводи создаются питательные
* Дайджест книги.
вещества, поддерживающие чрезвычайно
сложную паутину жизни — сплетение
взаимоотношений, которые захватывают
сушу и поддерживают существование
обитателей воздуха. А потому я
посмотрела вверх и увидела кедровых
свиристелей, рыбьей стайкой круживших на
голубом небесном фоне, выискивая
насекомых, которые только-только обрели
крылышки и поднялись с поверхности
воды. Трубный клич канадской казарки
заставил меня вернуться с небес на
землю. Птица обнаружила мое присутствие
и подала сигнал тревоги своей подруге
и трем птенцам, щипавшим траву на
берегу. Все семейство бесшумно
спустилось в воду и выстроилось в подобие
венецианской гондолы — впереди
взрослая птица с длинной шеей, сзади
взрослая птица с длинной шеей, а между
ними пять «пассажиров» — маленьких
казарок с короткими шейками.
Я взобралась на плотину из хвороста
и ила, замыкавшую эту прелестную
заводь, исполненная надежды, что
воздвигшие ее бобры все еще обитают тут
и поддерживают в порядке свой
инженерный шедевр. Ведь если их здесь
больше нет, полутораметровая плотина под
139
моими ногами будет мало-помалу
разрушена давлением миллиона литров воды,
которую она сдерживает, а с ней и все,
чем я так восхищаюсь сейчас.
— В этой хатке может жить хоть
десяток бобров, а мы все равно не увидим ни
легче, чем волочить их по неровной
земле. Однако доставка материала к
заводи далеко не всегда решает проблему
его транспортировки. Отбуксировать
ветвистую верхушку через отмели и сквозь
гущу водных растений далеко не так
единого,— произнесла я после долгого просто. Поэтому бобры прокапывают
молчания.— Даже если они и выйдут,
заводь так густо заросла лилиями, что
ничего разглядеть невозможно.
Душистые кувшинки, желтые кубышки
одевали поверхность воды столь плотным
глубокие траншеи на мелководье и
пользуются такими фарватерами, чтобы
избегать препятствий.
Как удивительно, думала я, что
животное, настолько далекое от человека,
ковром, что даже легчайший ветерок способно создавать каналы и расчищать
приподнимал их круглые наложенные фарватеры. В конце прошлого века, когда
друг на друга листья, открывая красную Джованни Скьяпарелли обнаружил на
Марсе «каналы», тогдашние астрономы
поспешили истолковать его открытие как
свидетельство того, что на этой планете
обитают «существа, сходные с родом
человеческим». Неужели звездочеты де-
присутствие бобров. Однако кое-где в вятнадцатого века даже не слышали, что
цветущем ковре были разрывы — узкие на Земле столь взволновавшие их соору-
нижнюю сторону. Эти задирающиеся
листья не позволяли сосредоточиться.
Вновь и вновь они отвлекали мое
внимание, пока я всматривалась в заводь,
стараясь заметить движение, выдающее
полосы чистой воды, образующие
геометрически правильный узор, наводивший на
мысль, что тут поработали бобры.
Сверкающее рябью кольцо охватывало весь
периметр заводи, а от хатки эти полосы
расходились лучами к различным точкам
берега.
жения постоянно создают бобры? И что
делают они это превосходно? В штате
Колорадо великолепный бобровый канал
достигает в длину четверти километра.
Но, как ни парадоксально, немало
ученых, охотно признающих возможность
существования «разума» где-то в просто
Эта четкость ободрила меня: бобры pax Вселенной, не желают замечать его
расчищают в водной растительности
такие каналы, чтобы свободно
передвигаться самим, а также доставлять ветки
и стволы деревьев туда, где они могут
потребоваться. Например, постройка
хатки, на которую мы смотрели,—
внушительного конуса, сложенного только
из веток, скрепленных илом,—
несомненно, потребовала множества подобных
доставок. Деревья нужно было пова-
признаки у земных животных.
Достижения любых существ, не
принадлежащих к роду человеческому, принижаются.
Бобровые каналы, фарватеры и плотины
пренебрежительно объявляются
конечным продуктом «инстинктивного
поведения». Но что, собственно, означает
этот термин?
В любом случае инженерные
достижения бобров поистине замечательны.
лить, разгрызть на транспортабельные Голова идет кругом при одной только
части и стащить в заводь, а затем мысли, что какое бы то ни было жи-
отбуксировать их к южному берегу.
При всякой возможности бобры про-
вотное способно упорно заниматься чем-
то одним расчищать канал или
капывают каналы от заводи до рощи углублять дно ради того, чтобы облег-
пригодных в пищу деревьев, потому что
сплавлять тяжелые куски стволов много
чить себе труд по доставке корма и
строительного материала из одного места
140
в другое. Невольно спрашиваешь себя,
уж ие способны ли бобры предвидеть
будущее?
— По-моему, бобр,— сказал Джон с
нарочитым равнодушием, не желая
вносить свою лепту во взрыв восторга,
который такие слова могли вызвать
у меня.
И тут из воды выглянула мохнатая
морда, а затем на поверхность медленно
поднялось длинное бурое туловище с
широким безволосым хвостом-лопастью.
Помедлив несколько секуид, бобр
скользнул мимо нас, почти целиком
уйдя в воду, точно перегруженная баржа.
— Ну н великан! — ахнула я.
Мы оба окаменели, и бобр словно бы
нас ие заметил. Его сородичи, подобно
всем диким животным, остро реагируют
на любое движение, попавшее в поле
их зрения, однако могут ие заметить
высокую, ио неподвижную фигуру прямо
перед собой. Бобр дважды проплыл
вдоль плотины туда и назад, так что
мы успели хорошо его рассмотреть, а в
третий раз нырнул и проделал тот же
путь уже под водой, выпуская пузыри
воздуха.
Я воспользовалась этим моментом,
чтобы принять позу поудобнее и шепнуть
Джону, что бобр словно бы инспектирует
плотину, проверяя, нет ли где-нибудь
течи. Джон кивнул, посмотрел на меня,
и мы дружно засмеялись.
— А имя ему ты уже подыскала? —
спросил Джои, обнимая меня за плечи в
знак поздравления.
— Ну пока ои будет Номер Первый.
Будем надеяться, что тут есть и Номер
Второй, и Номер Третий, и Номер Четвер-
тый. Будем надеяться, что ои ие окажется
убежденным холостяком,— ответила я
очень ровным голосом, стараясь ие
выдать охватившего меня волнения.
Мы увидели, как Номер Первый
поднялся на поверхность у дальнего конца
плотины, и в бинокль следили за его
водяным следом, пока ои неторопливо
плыл в полосе открытой воды,
соединявшей плотину с хаткой. Затем ои
нырнул и, вероятно, воспользовался одним
из входов в свое жилище.
Значит, хатка не пуста! Эту запруду
бобры еще ие покинули! Я получила
первую скудную порцию наблюдений —
одни толстый бобр осматривал
плотину! — и была счастлива.
Мне ие удалось бы сохранить даже
подобие невозмутимости, знай я в ту
минуту, что замеченный мною бобр
окажется основателем целой династии, за
которой я буду внимательно следить во
всякую погоду, в любое время года —
и так иа протяжении четырех лет!
Каждое утро бобр-великан исполнял
одни и тот же ритуал: ровно в 6
часов 10 минут ои покидал хатку через
подводный выход, выныривал и около
минуты покачивался иа поверхности,
возможно, выжидая, пока его глаза-
бусины не свыкались со светом. Затем
ои устремлялся к плотине и придирчиво
ее осматривал: проплывал туда и назад
все полета метров ее длины,
выглядывая и выслушивая, нет ли где-нибудь
течи. Убедившись, что вода через ее
гребень нигде не переливается, он нырял
и проплывал вдоль ее основания,
проверяя, не образовалась ли протечка там.
Подобная постоянная заботливость о це-
«а*£*?*Щ^»
141
лости и сохранности этого
поразительного сооружения, которое с внешней
стороны было полтора метра о высоту,
побудила меня дать Номеру Первому
кличку «Главный Инспектор».
Ьобрам присуще таинственное нечто,
пробуждающее в нас прапамять о
троллях, гномах и прочих фольклорных
«обитателях холмов». И дело не только в том,
что они способны за одну темную ночь,
как по волшебству, преобразить все
вокруг, но н в своеобразии их
внешнего несуразного облика. Точно какой-то
сказочный зверь, бобр словно был собран
из запасных частей, предназначенных
для других животных. Пятипалые
передние лапы, как у енота, способные искусно
управляться с самыми разными
материалами, абсолютно не похожи на задние
конечности, большие, широкие и
снабженные перепонками, как у гагары или
утки. Туловищем бобр напоминает
разъевшегося к зимней спячке сурка, а хвост
прямо-таки заимствован у утконоса —
плоский, смахивающий на лопасть весла
и весь в красивых бороздках, словно
вышел из рук прекрасного мастера-
кожевника.
Я с самого начала отдавала себе
отчет, что разобраться в этом существе
будет несравненно труднее, чем близко
познакомиться с дикими лошадями,
койотами или рысями. К тем у меня был
готовый подход. Хотя бы потому, что у
всех у них имеются родичи среди
домашних животных (лошадь, собака и
кошка). Но бобр ие походил ни на одно
известное мне животное, домашнее или
дикое. Правда, у меня были основания
полагать, что он, как и прежние объекты
моего изучения, принадлежит к
общественным видам, поскольку известен
своими крепкими семейными связями.
Как правило, каждая колония состоит
из взрослой пары, остающейся вместе
на всю жизиь, их детенышей (от одного
до шести); рожденных в этом году, н всех
уцелевших годовиков, как называют
бобрят предыдущего помета. Всю зиму эта
семья, иногда насчитывающая до
четырнадцати членов, проводит в темной хатке
и делит корм из общей кладовой. Чтобы
вести такую жизиь, обходясь без
кровопролитий, канадский бобр должен был
выработать множество сложных форм
общественного поведения, в том числе
способность заботиться о других и
принимать их заботу, средства умиротворять
и настаивать на своем, умение
общаться при помощи звуковых контактов
и демонстративных поз, а главное —
обладать высоким порогом агрессивного
поведения. Особенно интриговали меня
данные о том, что бобры не только
имеют богатейший репертуар форм
общественного поведения, но и распростра-
ияют их иа иебобров и строят иа той же
основе взаимоотношения с людьми.
Несколько лет назад я убедилась в
этом на примере Хоуп Байюкмиси и
диких бобров, живущих в ее «Нежданном
приюте лесных зверей» под Ньюфилдом
в штате Нью-Джерси. Сказать, что
обитатели тамошней запруды узнают ее.
значит не сказать ничего. Они являются на
ее зов. Не менее поразительны были
и бобры, жившие дома у покойной
Дороти Ричарде в нью-йоркских горах
Адирондак. Я побывала у Дороти на
восьмидесятом году ее жизни. Под ее кровом
тогда обитали четыре взрослых бобра
(одному перевалило за двадцать
четыре года, и весил ои двадцать семь
килограммов). Дороти переоборудовала одну
из нижних комнат в плавательный
бассейн. Открывающаяся в обе стороны
дверь вела оттуда в ее гостиную.
Вечером я наблюдала, как пробудившиеся
бобры прошествовали через эту дверь
и завладели нижним этажом. Один
направился к камину и забрал всю
приготовленную растопку. Прижимая охапку
подбородком, он на задних лапах
вернулся с ией в комиату-бассейн и палку
за палкой добавил свою добычу к
строящейся хатке. Будь на ием комбинезон,
он выглядел бы точь-в-точь как персонаж
детской книжки, проиллюстрированной
Беатрис Поттер.
Другой член этой удивительной
колонии, ие обращая ни малейшего
внимания иа то, что с него течет вода,
словно ласковый спаниель, взобрался по
вытянутым ногам Дороти к ней на колени,
которые оиа успела молниеносно укрыть
тряпкой, всегда имевшейся рядом на
такой случай. Просительное похныкиваиие
объяснило ей, что ему требуется яблоко
из вазы у ее локтя, которое ои затем
вежливо принял своей пятипалой
«рукой». Доев яблоко, он с удовольствием
взял кукурузный початок и с ловкостью
озорного мальчишки принялся
вышелушивать зерна, поворачивая его обеими
лапами, ну совсем на человеческий
манер. Мне тогда пришло в голову, что
бобров, видимо, можно было бы
одомашнить без особого труда. Главная
помеха тут — их физиологическая
потребность в водоеме, причем они
обязательно должны сами контролировать
уровень воды в нем.
И вот теперь я загорелась надеждой,
что Главный Инспектор удостоит меня
тем же доверием и привилегиями,
которыми были отмечены взаимоотношения
Хоуп и Дороти с их друзьями из
бобрового племени. Порой мне казалось, что
он ие прочь признать меня своей: иногда
он переставал плыть и. покачиваясь на
воде, устремлял взгляд на мою
неподвижную фигуру. Что происходило в эти
минуты в его бобрином мозгу?
Но вскоре в нем пробуждалась
лесная дикость, и мое присутствие
приводило его в возбуждение. Приподняв
голову, шевеля ноздрями, он
принимался быстро плавать взад и вперед, чтобы
поймать мой запах. Выразив так
обуревавшие его подозрения, он снова
останавливался и впернвал в меня глаза,
обрамленные пленкой, а я совсем уж
окаменевала в ожидании, какой приговор
он вынесет. Если ветер дул в мою сторону,
ои обычно утрачивал ко мне интерес
и уплывал, ибо в отличие от людей бобры
не верят всему, что видят. Однако если
он улавливал мой запах, либо я
допускала какое-нибудь неосторожное
движение или шорох, хвост у него
задирался так, что почти ложился ему иа
спииу и затем шлепал по воде с такой
силой, что в воздух взлетала туча брызг.
Что пытается сказать бобр, ударяя
143
•х ч
хвостом по воде? Почти все авторы
убеждены, что это сигнал, который
предупреждает остальных бобров об
опасности,— как резкий крик сойки,
оповещающей всех о приближении кошки, или
белая вспышка задранного оленьего
хвоста, обозначающая «беги, спасайся!».
В какой-то мере я согласна с таким
ответом, поскольку часто видела, как члены
моей колонии, едва раздавался этот
взрывчатый далеко разносящийся звук,
тут же ныряли или быстро уплывали
прочь. Однако так бывало не всегда.
Порой они с полным спокойствием
продолжали жевать листья кувшинок, а член
их семьи все хлопал и хлопал хвостом.
Иногда они реагировали, но очень
вяло и плыли к глубине весьма
неторопливо. Быть может, важно, кто именно
подает сигнал. Бобрята и годовики не
способны шлепнуть своими хвостишками
по воде достаточно звонко, и очень часто
остальные оставляют их сигналы без
внимания. Что, впрочем, и к лучшему,
так как чаще всего тревога
оказывается ложной. Но шлепки Главного
Инспектора отличались большей звучностью
и всегда производили должное
впечатление на остальных бобров, ие говоря
уж обо мне.
За годы наблюдений над бобрами в
Заводи Лилий я видела немало случаев,
подтверждающих мое убеждение, что
шлепок хвостом служит не только
сигналом остальным бобрам, побуждающим
их прятаться, но иногда и прямым
угрожающим предупреждением
потенциальному врагу. В частности, я
заметила, что нередко бобры плывут в
направлении объекта, вызвавшего у них
тревогу, а уж потом бьют хвостом по воде.
Мне даже доводилось видеть, как бобры
делали крюк, чтобы произвести эту
угрожающую демонстрацию перед
зрителями. Например, Главный Инспектор
как-то проплыл сотню метров, чтобы
шлепнуть хвостом перед поганкой, самой
безобидной из водоплавающих птиц.
Причем маленькая поганка, нырявшая
за рыбешками и вообще занятая только
своим делом, была хорошо знакома
бобрам: она часто навещала их запруду и,
если не считать этого случая, они
спокойно терпели ее присутствие. Но тут
Главный Инспектор поплыл к ней по прямой,
метрах в двух повернулся мордой к вдруг
обнаруженному противнику и со всей
мочи хлопнул хвостом по воде.
Перепуганная поганка нырнула с такой
стремительностью, что словно растворилась
в воздухе, и вынырнула в почтительном
отдалении от Главного Инспектора.
В другой раз я наблюдала, как тот же
бобр проплыл такое же расстояние к
самке белохвостого оленя, щипавшей
листья кувшинок по брюхо в мутной воде.
Он вновь старательно занял позицию
перед мордой врага, которого решил
вспугнуть. После чего выдал такой
оглушительный шлепок, что бедняжка
пулей вылетела из воды и с треском
умчалась сквозь заросли кальмии. А ведь
мне много ночей доводилось видеть, как
Главный Инспектор и оиа мирно обедали
в нескольких метрах друг от друга. Джон
рассказывал, что в штате Мэн на его
глазах бобр проделал ту же операцию
перед лосем, но без такого эффекта. Лось
не шелохнулся. Видимо, лосиная туша
в полтонны весом ие дрожит перед
тридцатикилограммовым бобром.
Что же толкало Главного
Инспектора выискивать и пугать такие кроткие
существа? Либо в нем жила
потребность шлепать хвостом и время от
времени она требовала удовлетворения, либо
у него было чувство юмора.
Гораздо понятнее попытки бобров от-
144
пугивать тех, кто приближается к их
детенышам. Однажды я видела, как
Главный Инспектор отреагировал на
жалобы бобренка, которому досаждало
слишком близкое присутствие еще одной
постоянной посетительницы запруды —
канадской казарки. Бобренок принялся
вопить, н Главный Инспектор тут же
проплыл сто с лишним метров,
торопясь к нему иа помощь. Затем
могучий бобр прибегнул к своему
излюбленному приему и наглядно показал
казарке, на что годится бобровый хвост,
сразу же освободив заводь от ее
нежелательного присутствия.
Меня очень огорчало, что мое
присутствие продолжает вызывать тревогу у
Главного Инспектора, и мне
оставалось только уповать, что со временем
он к нему привыкнет. Мало-помалу так
и произошло. К середине лета его
настороженность исчезла. Увидев, услышав
или почуяв меня, он больше не
высовывал голову из воды и не
принимался описывать в воде быстрые круги.
Порой он даже рисковал выбираться из
воды довольно близко от меня — и чтобы
осмотреть плотину, и чтобы пощипать
вкусную травку на берегу.
Появлеиие из воды бобра таких
размеров — зрелище поразительное. Я
убеждена, что весил он не меньше
тридцати килограммов. Пока он плавал, вода
скрывала его туловище, но покидая
водную стихию, Главный Инспектор являл
взгляду поистине фальстафовскую тушу.
Понятно, почему канадский бобр
предпочел для обитания воду, в которой
обретают легкость движения многие очень
тяжелые животные, например, киты и
моржи.
На суше Главный Инспектор
выглядел весьма нескладным. Садясь, он
подсовывал плоский хвост под себя, и тот
торчал наружу между перепончатыми
задними лапами. Если он вставал иа все
четыре йоги, спина изгибалась так
круто и высоко, что внушительная
голова по сравнению с ней казалась
небольшой. Когда он шел, кожистый хвост,
достигший впечатляющей длины,
казался весьма увесистым прицепом, каким-то
садовым орудием, предназначенным
выравнивать землю. Тем не менее в мо-
меит испуга он был способен иа
весьма энергичный отскок в сторону
(движение, характерное для бобров). После
чего удирал к воде с неожиданной
быстротой
Со временем, когда я поближе
познакомилась с остальными членами
колонии, мне стало ясно, что Главный
Инспектор — редкий по красоте бобр. Мех его
был ровного рыжевато-бурого оттенка,
н ухаживал он за ним с величайшим
тщанием. Хотя внушительные размеры
указывали, что за спиной у него немало
лет, ии малейших признаков этого в его
внешности не было. На морде никаких
следов седины, на красивых бороздках
хвоста ни единого шрама. А когда он
садился и чуть опускал нижнюю челюсть,
приоткрывая длинные ярко-оранжевые
резцы, я всякий раз убеждалась, что
они в прекрасном состоянии.
<0 О
Ночь за ночью дежурила я у заво- его пойти со мной на запруду. Мы укры-
ди до полуночи или часа и успела уста- лись за большим камнем в нескольких
новить, что в ней, кроме Главного Ин- шагах от бухточки, где я положила вет-
спектора, обитают еще три бобра. Для ки в воду. Пока мы ждали, Дэн расска-
этого мне пришлось дожидаться случая, зывал, как мальчишкой он тоже наблю-
когда я сумела удержать одновременно дал бобров. Однажды он видел, как два
всех четверых в поле моего зрения (что
куда легче сказать, чем сделать!), ибо я
быстро убедилась, что бобр,
вынырнувший в дальнем конце заводи, вполне
может оказаться тем, которого я несколь-
бобра, забравшись на плотину, терлись
мордами друг о друга, нежио
похныкивая.
— Ну прямо целовались,— сказал он.
Я не удивилась. О таких проявле-
ко секунд назад засекла у плотины. Ведь ниях взаимной привязанности сообща-
неторопливо бобры плавают только на
поверхности, под водой же оии
стремили люди, изучавшие бобров с
совершенно разных позиций, например, и Дороти
тельны, как рыбы. К тому же члены ко- Ричарде, для которой они были домаш-
лонии все время то покидали хатку, то ними друзьями, и Ларе Вильссон, швед-
возвращались в нее. Различать их инди- ский биолог, строгий детерминист, чье
видуально я еще не научилась и не
могла решить, то ли этот бобр уже
показывался на поверхности и я его
засчитала, то ли едва проснулся и ни в какой
прежний подсчет включен не был. По-
исследование обыкновенного бобра при-
зиано основополагающим трудом.
Вильссон следующим образом описал
поведение пары в брачный период:
«Днем они спят рядом, свернувшись
этому я вынуждена была исходить из клубком, а по ночам через определен-
того, что в Заводи Лилий обитает ровно ные промежутки времени разыскивают
столько бобров, сколько мне удалось уви- Друг ДруГа, чтобы заняться туалетом
деть одновременно, а именно — четверо, партнера, или просто сидят бок о бок и
Оии, несомненно, питались кувшинка- «разговаривают», прибегая к особым
ми. Вечером, между шестью-семью часа- звукам, тон и нюансы которых на чело-
ми, оии покидали хатку и до конца долгих веческий слух выражают только неж-
летиих сумерек поедали бутоны, листья НОсть и близость».
и цветки кувшинки пахучей. Частенько Вот такое общественное поведение
мне удавалось обнаружить бобра только мне больше всего и хотелось наблюдать
по громкому чавканью. самой, но пока мои подопечные столь
Мои бобры наедались досыта иеисто- очаровательных сцеиок передо мной не
щимым урожаем кувшинок. Но
наткнувшись на осиновые ветки, они съедали их,
как я сама после обильного обеда
нахожу еще местечко для десерта.
Чтобы снабжать их этим десертом,
мне пришлось прибегнуть к помощи
друга, Дэна Пирсона,— у него на участке
росло много осин. Дэну было интересно
посмотреть моих бобров, и я пригласила
разыгрывали. Наиболее интимное
поведение, какое я видела, сводилось к
«эскимосскому поцелую», как я его
называла: два члена моей колонии плыли
навстречу друг другу, на несколько
секунд соприкасались носами, а потом
каждый продолжал свой путь.
Дэн, казалось, был готов сидеть у
запруды сколько угодно времени и после за-
146
хода солнца, когда видеть мы могли
только лунные отблески иа открытой воде
расчищенных каналов. Однако в темноте
все наши чувства обострились. Любое
бульканье, любой всплеск несли
информацию нашему мозгу, и, сидя молча,
сливаясь с тем, что нас окружало, мы
по-особому ощущали резкие запахи запруды.
И тут мы услышали это —
отрывистое поскрипывание зубов о
древесину, причем иа расстоянии двух шагов.
Отчаянно напрягая глаза, мы
вглядывались во мглу. Мало-помалу,
научившись смотреть на объекты наблюдения
чуть искоса, я различила четыре силуэта.
Два крупных и два средней величины.
Теперь, когда все четверо бобров
расположились напротив меня, я наконец
смогла установить, что колония состоит
из взрослой супружеской пары и их
детенышей, видимо, рожденных весной
прошлого года.
Мы просидели у заводи до глубокой
ночи, а бобры появлялись, удалялись
и снова возвращались, чтобы по одной
вытаскивать и обгрызать ветки из моей
охапки. Часто оии ели бок о бок, лишь
изредка испуская протестующие звуки.
Звуки эти становились громкими и
негодующими, когда бобр, выискивающий
в куче веток новую порцию вкусной еды,
оказывался слишком близко к другому
бобру, и в том вспыхивало опасение
за ветку, которую обгладывал ои. Если
устное предупреждение не производило
должного и мгновенного впечатления,
второй бобр делал быстрое чисто
демонстративное движение к невеже, который
сразу же ретировался. Бобры умели
шипеть и ворчать, если этого требует
ситуация, но в подобных случаях я ни
разу не слышала такого выражения
агрессивности. Наоборот, их протесты боль-
ше напоминали просьбы, чем угрозы,
и приводили на память лепет
младенцев, еще не умеющих говорить,
однако дающих совершенно ясно понять,
чего им хочется.
— Ах, ах, ах, ах!
В переводе это ясно означало:
— Моя ветка, моя ветка, моя ветка!
Эта ночь принесла богатые плоды, как
ни трудно было вглядываться в
темноту, и мои надежды вспыхнули с новой
силой. Накоиец-то я стала
свидетельницей подлинной сцены из жизни бобров.
Я наблюдала, как бобровая семейка
лакомилась осиновыми ветками, делясь,
общаясь и старательно избегая
серьезных стычек. Мне вспомнились стаи
койотов, пирующих вокруг туши: каждый
бобр точно так же оберегал свое место
и в то же время остерегался
вторгнуться в чужое пространство.
Как ии различны эти два вида —
койоты и бобры,— у них есть три общие
черты: те и другие имеют смертоносное
оружие — острые зубы, способные
нанести тяжелую рану; и в тех и в других
заложено сильное нежелание обращать
это оружие против себе подобных; у тех
и у других выработались ритуалы,
которые не дают ослабеть этому
нежеланию. Койот, чтобы дать выход своей
агрессивности, широко открывает пасть, а
бобр выражает свои обиды вслух или
притворно кидается на родича, который
пренебрег его предупреждением.
Собственно говоря, вновь лишь жалкая
капелька информации, но для меня эти
откры t ия были великолепной и давно
заслуженной наградой за мои долгие
бдения.
Продолжение следует
Перевод с английского И. ГУРОВОЙ
ВО ВСЕМ МИРЕ
Фотовидео
Рынок видеотехники
становится все разнообразнее —
вслед за классическим
видеодиском появился и фотодиск,
В сущности он
представляет собой компактдиск, на
котором можно записать до ста
изображений. Имеются в виду
статичные снимки. Причем
качество изображения выше,
чем у телевидения с
высокой разделительной
способностью — 6 миллионов
точек на изображении одного
цвета или 18 миллионов
точек для трех основных
цветов вкупе. Чтобы
поддерживать изображение,
необходима память 18 мегабайт на
кадр. Разработан фотодиск
фирмой «Кодак».
О
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
Поиски магнитного
МОНОПОЛЯ
продолжаются
В Апеннинах, в ста
километрах восточнее Рима,
завершается создание самого
большого подземного детектора
космического излучения,
названного Обсерваторией
монопольных астрофизических и
космических лучей. Он
представляет собой прямоугольник
из железобетона размером с
футбольное поле. Состоит
детектор из двух слоев.
Нижний уровень имеет различные
секции, которые уже собирают
данные.
Основная цель проекта —
открыть магнитный монополь.
Физики-теоретики
предсказывают, что магнитные монопо-
ли, если они, конечно,
существуют, должны обладать
большой массой и двигаться
медленнее других субатомных
частиц. Предполагают, что
большой взрыв создал много
монополей, и лишь
небольшое их число уцелело до
corn времени. Но даже если
детектор и не поймает
монополь, он может улавливать
сигналы нейтрино и
космических лучей.
Тайга и джунгли:
есть
сходство
По мнению некоторых
международных экспертов,
обширные леса Сибири могут
исчезнуть за одно десятилетие, так
же как и тропические
влажные джунгли, причем с
теми же ужасными
последствиями. Сибирская тайга,
которая занимает 6,5
миллионов квадратных километров
и составляет примерно 21
процент всех лесных участков
Земли, поглощает из
атмосферы на три четверти
больше углекислого газа, чем леса
вдоль Амазонки, сообщает Ар-
мен Розенкранц, президент
Тихоокеанского центра
энергии и природных ресурсов
в Калифорнии. Вырубка
лесов — самая
распространенная форма заготовки
древесины в России — уничтожает
места обитания многих
видов животных, в том числе
и находящихся под угрозой
исчезновения, и нарушает всю
экосистему в результате воз-
О
О
о
.о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
никших эрозий, засоления
и загрязнения рек и озер.
А происшедшие недавно
политические изменения могут
даже ускорить уничтожение
лесов, так как власти на
местах и различные
этнические группы борются между
собой за лесные богатства.
1 л
ft
щ
А помогли
насекомые
Этот робот умный и очень
способный. Например, он
может ходить» по стенам! Его
зовут «Робаг-П». Хоть «Ро-
баг» и второй, но относится
к первому поколению
подобных аппаратов. А создан он
английскими конструкторами,
внимательно изучавшими
движения насекомых по
вертикальным поверхностям.
Каждая нога этого сложного
аппарата, соединенная
шарнирами, имеет автономное
управление, которое позволяет
«разуму» робота найти
нужные точки опоры для каждой
ноги. А зачем это,
собственно говоря, нужно? Ну,
например, аппараты подобного
типа будут полезны для
различного рода проверок в
ядерных реакторах, корпусах
судов. Вероятно, их можно
будет использовать и для
обследования небоскребов.
148
СТРАНА ФАНТАЗИЯ
Ч. ВпЛЬЯМС
о
Война
в небесах
Глава 6
Шабаш
— Я встретил сегодня в деревне Пер-
симмоиса,— рассказывал Бетсби
архидиакону.— Он справлялся о вашем
здоровье, хотя, что справляться, ему и так
каждый день сообщают. Это ведь он
подобрал вас тогда на дороге и привез
домой. Очень удачно, что у вас в
соседях такой симпатичный и влиятельный
человек. В маленьких приходах так
важно иметь добрые взаимоотношения.
— Да,— покорно сказал архидиакон.
— Мы довольно долго болтали,—
щебетал Бетсби.— Жаль, конечно, что он
не совсем христианин, но к Церкви
относится весьма уважительно, особенно к
роли Церкви в образовании. Он называет
образование «путеводной звездой
будущего». А еще он считает, что
нравственность важнее догмы, и я, конечно же,
согласился с ним.
— Вы сказали: «конечно, я
согласился», или «конечно, я согласен»? —
спросил архидиакон.
— Да нет, просто я думаю так же,—
не заметив подвоха, объяснил Бетсби.
Он и раньше считал архидиакона
немножко туповатым.— Самое главное в
жизни — это поведение, ну то, как
человек действует. «Прав тот, кто обратил
свою жизнь на благо; мы ощущаем
потребность в любви вышней, когда зрим
Его». И он дал мне пять фунтов для
фонда воскресной школы.
— Но ведь в Фардле нет воскресной
школы,— слегка приподнявшись в
кресле, сказал архидиакон.
— Ну и что же,— не смутился
Бетсби.— Ему просто хотелось, чтобы
деньги пошли на какое-нибудь настоящее
дело. Он так настаивал, и я согла...
иу, я думал так же, чтобы, значит, дела
делались. Он еще сказал, что Церкви
надлежит стать орудием прогресса, и
процитировал такой красивый текст про
Продолжение. Начало — в №№ 5, 6 за 1993 год.
149
11
Л!
II
150
то, чтобы не спать, пока мы ие
отыщем прекрасный Иерусалим в зеленой
английской земле. Я был просто
потрясен. Он идеалист, по-моему. А идеалисты
в Англии очень нужны сегодня...
— Разумеется,— перебил его
архидиакон,— только деньги все-таки лучше вер-
иуть. Он же не христианин.
— Да Христиании он, христианин,—
замахал руками Бетсби.— Ои же считает
Христа вторым среди величайших людей
мира.
— А кого же он считает первым? —
холодно поинтересовался архидиакон.
— Первым? — Бетсби удивленно
заморгал.— Вы знаете, я забыл его
спросить. Но вы же видите, у него
сочувствующий дух. В конце концов, ои,
наверное, долго шел ко Второму
Величайшему. Дети, любите друг друга! Я
надеюсь, эти пять фунтов помогут школе
обучить детей добру. Моих, во всяком
случае. Я знаю, они давно хотят полное
собрание иллюстраций к Библии.
В разговоре возникла длинная пауза.
Отцы сидели после ужина в
приходском саду. Архидиакон, всегда склонный
поразмыслить, имел тем не менее вид
внимательно слушавшего человека, чем,
конечно, поощрял Бетсби развлекать
себя с удвоенным рвением. Наверное,
архидиакон предпочел бы тему, более
близкую к непосредственным
обязанностям своего сменщика, тогда ему не
пришлось бы сосредоточиваться, отделяя
плевелы от злаков, для этого он все-таки
еще недостаточно окреп. Впрочем, он
знал, что Бетсби склонен к
проповедничеству, взгляды его полагал глупыми
до нелепости, не забывая при этом, что
его собственные могут быть ничуть ие
лучше. Люди обзаводятся «собственными
взглядами» ради удобства, но при этом
вовсе не обязательно придавать им такое
значение.
На дороге показался автомобиль.
Оттуда священникам приветственно
помахали. Грегори Персиммонс
удовлетворенно наблюдал двух священнослужителей,
сидящих рядышком. Он бы с
удовольствием колотил архидиакона по голове
хоть каждый день, а у другого и
головы-то не было.
Несколько дней назад, когда Персим-
моис пленной мухой бился перед дверью
грязной лавчонки, иа него накатила
волна паники. Ему вдруг показалось,
что его обманули в самом конце, что
выхода иет и ои останется здесь
навсегда. Так уже бывало пару раз в его
жизни... Но сейчас-то что вспоминать
об этом? Нынче ночью, думал Персим-
моис с замиранием, ныиче ночью что-то
должно случиться. Ныиче иочью он,
наконец, узнает, как выглядит то, о чем он
читал в книгах, о чем слышал от
разных людей, ненадолго входивших в его
жизнь и исчезавших без следа. Он пом-
иил, как когда-то, еще мальчишкой,
ои читал про шабаш, но тогда его
убедили в том, что все это неправда.
Его отец отличался рационалистическим
складом ума, свойственным викториан-
цам. Впрочем, архидиакон тоже викто-
риаиец, подумал он, но по-своему.
Машина быстро шла по направлению
к Калли, и Персиммонс ощущал внутри
все растущую неприязнь.
Этой ночью Бетсби спал, архидиакон
как викториаиец молился, а Грегори
Персиммоис стоял один посреди своей
комнаты. Только что миновала полночь.
Он выглянул в окно и встретил
ответный взгляд полной луны. Медленно,
очень медленно он разделся донага, взял
со стола коробочку с мазью и открыл
крышку. Сначала Грегори показалось,
что розоватая, телесного цвета мазь
ничем не пахнет. Но уже в следующую
минуту по комнате разлился слабый
запах. Он быстро окреп, заполнил все
пространство комнаты, вытеснил из души
Персиммоиса остатки неуверенности.
Грегори помедлил еще немного, вдыхая
гибельный аромат. В нем крепла
убежденность: да, ои действительно может
вторгаться в чужие жизни, касаться их
и сбивать с безопасного проторенного
пути на скользкую тропу, грозящую в
конце самоуничтожением. Ах, как это
было легко — здесь пять фунтов, там —
л овко прикрытая издевка; он с
удовольствием находил и разбивал
островки безопасности, созданные людьми для
себя с помощью убеждений. Помнится,
его отец под старость, придавленный
грузом проблем, вдруг решил поискать
смысл в религии. Это был первый
настоящий эксперимент Грегори.
Осторожно, незаметно для дряхлеющего
мечущегося сознания он вливал в уши старца
яд сомнений: да, возможно, Бог
существует, но ои ревнив и жесток. Этот Бог
не простил Иуде предательства и довел
беднягу до петли. Этот Бог изгнал целый
народ, не внявший Ему, и обрек на участь
вечно гонимых скитальцев. «А Петр? —
говорил тогда отец.— Петр ведь получил
прошение?» Грегори сделал вид, что
принял довод, и начал размышлять вслух.
Да, конечно, Петр был ие только
прощен, но и возвеличен. А не замыслил ли
Бог ужасную месть, орудием которой и
стал Петр? Ведь это он — основание
церкви, а значит, от него потянулась
цепочка, в звеньях которой и аити-
христ, и Торквемада, и папский
престол... Грегори легкими штрихами
набрасывал полотно коварного, мстительного
замысла, охватывающего весь мир.
И отец дрогнул. Он больше не говорил
о Боге н умер, тратя последние силы
на то, чтобы ие допустить веру в сердце
и не принять проклятия поклонения
ложному.
Грегори улыбнулся и тронул мазь.
Мгновенно, словно его пальцы стали
маленькими насосами, мазь добралась до
ладони. Он вздохнул и начал натираться.
Руки его заскользили по коже от ступ-
иен и вверх длинными, ритмичными
движениями. Наклон — и вверх, наклон —
и вверх длинными, ритмичными
движениями. Наклон — и вверх, наклон —
и вверх; он дошел до коленей, до бедер,
наклоняться уже не нужно, вот пришла
очередь груди... Розоватые мазки на коже
взблескивали в лунном свете и быстро
исчезали, впитываясь в тело. С самого
начала Грегори, следя за ритмом,
выпевал заклинание, стараясь двигаться в
такт округлым, удобно следующим одно
за другим словам, похожим на длинный
перечень чьих-то титулов. Наконец он
коснулся обеими руками висков н лба н
замер на мгновение.
Голос его стал глубже, теперь в нем
появилось напряжение, хотя ритм не
изменился; он начал повторять процедуру
сначала, касаясь в отличие от первого
раза лишь отдельных мест — подошв,
кистей рук, подушечек пальцев, мочек
ушей, век, крыльев носа, губ, гениталий.
Два, три раза он исполнил весь ритуал,
и напряжение ушло. Пришла пора
начертать мазью на каждой подошве по
кресту, обратный крест ото лба до ног и,
наконец, очертить на теле перевернутую
магическую пентаграмму. Здесь голосу
надлежало подняться до торжественной
декламации. Звуки, проходя через
обработанные мазью уши, приобретали
странную силу, напитывавшую обнаженное
тело, одновременно под закрытыми
веками начал разгораться слабый
призрачный свет. Свет и звук слились в
предчувствии некоего приближающегося
переживания, голос Грегори задрожал и
замолк. С трудом переставляя ноги, он
подошел к постели, лег и вытянулся,
обратив лицо к громадной луне за окном.
Безмолвное большое тело отдалось во
власть ночи, и тайные ночные силы ие
замедлили начать в нем свою работу.
Если бы кто-то спустя час проник
в запертую комнату, он обнаружил бы
все то же тело, распростертое на ложе.
Но дух Грегори давным-давно
отправился в странствие. Нет, чтобы попасть на
шабаш, Грегори не понадобилась метла,
он не плясал вместе с другими
колдунами на продуваемой вересковой пусто-
шн в ожидании явления козлиной
головы Проклятого. Рассеянные над
землей, невообразимо далекие друг от
друга и все-таки близкие для мысленного
полета перекликались в эту иочь
неприкаянные духи, а Тот, кто стоял за ними,
Тот, кого одни считают лишь
отрицательным полюсом собственной души, а
другие уравнивают в правах с истинным
добротвориым началом, Тот, кто стоял за
ними, отвечал на каждый призыв,
сотрясал ткань ночи, вливал силы и управлял
ратями тьмы.
Ложась в постель, Грегори попытался
привычно сосредоточиться, изгнав из
сознания все окружающее. Но
могущественная мазь сладким ядом растекалась
по жилам, коснулась сердца и так
быстро овладела его плотью, что мир
захлопнулся перед ним, едва он
вытянулся на постели. В следующий миг
сознание Грегори оказалось слитым с чем-
то огромным вне его, и он принял
этот союз со вздохом глубокого
удовлетворения.
Ощущение единения с могуществом
достигло высшей точки и разом
оборвалось. На смену ему пришла небывалая
легкость, тело больше не чувствовало
постели, оно словно взмыло ввысь, и
теперь пришел черед проявить свои
подлинные стремления. Усилием, идущим
нз глубины бессознательного, он овладел
полетом и бросил себя навстречу силе,
ожидавшей его. Ощущения полета
остались позади, сознание, стряхнув
первоначальную апатию, принялось
переводить новые звуки и образы на язык
привычных символов, н вскоре Перснм-
монс уже не отличал непосредственное
восприятие от интеллектуального. Так в
самом начале своего путешествия, еще
наслаждаясь полетом к незримому пока
источнику всепоглощающего
наслаждения, ему казалось, что из
неимоверного далека он слышит приятные
голоса, звавшие не то его, ие то друг друга,
и что он в свою очередь испустил
единственную ответную ноту ликования.
А теперь он спускался, все глубже
и глубже входил в плотные, мрачные
атмосферные слои. Легким усилием он
замедлил полет и почти застыл в воздухе.
Вокруг простиралась не просто ночь,
Грегори ощущал тяжесть, как бывает в
толпе, когда тебя стиснут и гы ожидаешь
скорого избавления. Как в сознании
погруженного в молитву человека вдруг
рождаются воспоминания о великих свя-
( о-
41 (Ь
151
„о-
тых других времен и народов, так теперь
приходило к нему чувство
сопричастности к господству над материей, оно
усиливалось преданностью неофита и
завершалось где-то там, впереди, в том, кто
ждал его на пути.
Мазь повергла тело в глубокий транс,
запах мази пропитал все его существо,
и все же Персиммонс сохранил
необъяснимую способность не только двигаться,
но и общаться с незримыми
спутниками, присутствие которых он ощутил
уже давно.
Внезапно, точно так, как это бывает
в возбужденной толпе, когда человек,
еще минуту назад кричавший что-то
своему соседу, в следующую минуту уже
движется, одновременно влекомый
толпой и создающий вместе со всеми это
движение, Персиммонс с жаром,
вспыхнувшим в сердце, ринулся, чтобы
отдать себя, раствориться в источнике
силы, повелевающей всем и питающей
все. Он испытывал сильнейший голод,
но не пища влекла его, жаждал
и понимал, что никакая влага не
утолит эту жажду, пылал страстью, но не
к плоти. Он почти потерял себя в
древнем пароксизме желания немедленно,
сейчас же взять всю вселенную, как
берут новобрачную в долгожданную ночь.
Перед ним промелькнул образ отца —
жалкий, дряхлый старец; жена, сбитая
с толку и в конце концов сломленная
несчастная женщина; сын Стефен, вечно
обеспокоенный, неуверенный ни в чем н
подавленный. Вот они, его свадьбы, его
брачные пнры. Начался свадебный танец.
Когда-то близкие ему люди, он сам и
мириады тех, кого он ощущал рядом,
двинулись, подхватывая днкий ритм
наполнившего весь мнр желания. Под
призрачными туманами ничтожных забот и
прихотей рода человеческого от века
мерно колышутся волны этого океана,
он - незыблемая основа мира. И вот
теперь те, кому удалось подчинить своей
воле эти огромные валы, и те, кто
оказался раздавленными ими, слились в
едином гибельном движении. Дух Грегори
влился в круг равных ему, и только
что-то неуловимо малое удерживало его
Я от полного растворения.
Было что-то,— из бездны транса он
сумел докричаться до своего смертного
сознания и сообщить ему об этом,—
было что-то необходимое для
победного финала, некое приношение, с
помощью которого он сумеет прорвать
пелену черной опоенностн и достичь
высшей награды. Какая же еще жертва
требовалась от него, какое еще
подношение превышало вызванную им гибель
всех этих бесприютных душ? Он
чувствовал опаляющий жар, где-то рядом
пылал гигантский костер, требуя чего-то
большего. Он был готов, только не знал,
чего же от него хотят, и это
незнание вселяло страх, не позволявший
до конца отдаться страстям,
бушевавшим вокруг. А вот теперь к жару
прибавился еще и звук, нарастающий рокот,
в котором можно было различить
одобрительные выкрики, а поверх них —
грохот, сопровождавший приближение
чего-то грозного и ужасного. Звук
наплывал, он нес с собой экстаз
абсолютного господства, приближалась
адская свадьба, и сатана готовился
сойтись с той, что была с ним рядом.
Чего-то крошечного не хватало Пер-
симмонсу, какой-то малости, которой у
него не было, но из-за нее он не
попадет на этот величайший брачный
пир. Он напряг волю и заставил
стихнуть готовое впасть в панику сознание
Ему удалось обуздать его, и в тот же
миг пришло воспоминание.
Из призрачного, давно забытого, так
называемого «реального» мира пришло
воспоминание о ребенке, о серьезном
малыше Адриане, и страх исчез. Всем
богам нужны миссионеры. Он приведет
своему богу этого неофита и тогда
будет посвящен. Он опустился вслед за
воспоминанием в глубины памяти, собрал
нектар свежести и невинности,
сопровождавший маленькую фигурку, и
преподнес на пробу инфернальным силам,
окружавшим его. Да, Адриан был для
них желанной жертвой, будущим рабом-
посвященным, избранником рока и
выкупом за посвящение Грегори Персиммон-
са. Отныне этой цели должен был
посвятить себя мужчина, чье тело
неподвижно лежало на постели в
крошечном Фардле, этой цели должна была
посвятить себя душа, остановленная у
подножия великого престола, в зале, где
хозяева жизни и повелители вселенной,
двигаясь в танце, с усмешкой
наблюдали за вечностью, уступающей их
коварной силе. Призрачная фигурка
ребенка втянулась в круг танцующих; и в тот
момент, когда Адриан коротко простонал
во сне, повернувшись в кроватке в
далеком Лондоне, похожий стон раздался
в другой спальне. Это сквозь тело
новообращенного прокатилась волна
жгучего холода, многократно усиливаясь в
местах, дважды намазанных мазью.
Ступни, кисти рук, гениталии Персии-
монса пронзилн ледяные гвозди, и его
дух рухнул в боль такой силы, что она
мгновенно обернулась экстатическим
восторгом, стократ превосходящим все его
152
грезы. Вселенная исторгла его,
добровольно отринувшего благость и
красоту. Через обещанное
жертвоприношение ребенка Перснммонс обручился с тем,
для кого понятия детства, возраста,
да и вообще времени не имеют
никакого смысла, с тем, кто был и есть
кривое отражение и отрицание вечно
сущего Бога, с тем, кто существует
сверхъестественно и правит адом...
Спустя некоторое время возникший
было союз начал распадаться.
Возвращение Персиммонса сопровождалось
ураганом чувств, все сметавшим на своем
пути. Зной и холод, внутренний мир и
внешний, образы н призраки, звуки и
запахи схватились в его душе насмерть,
хаос рухнул ему на голову, вихрь
подхватил и помчал его прочь, в сердце
бесконечной пустыни анархии. Персиммонс
сопротивлялся, отчаянно пытаясь
сконцентрировать внимание то на
внутренних ощущениях, то на проступавших
перед его затуманенным взглядом
фрагментах комнаты, но стоило ему выделить
что-нибудь, как оно исчезало. Его
охватила паника, он едва не закричал и
удержался лишь потому, что закричать
означало сгинуть. Перед внутренним
взором снова проплыл образ Адриана н
напомнил, как много ждут от него, как
много еще предстоит сделать. Держась
за эту мысль, он уже более
уверенно стал подниматься к поверхности
сознания, минуя покровы иллюзий. И
когда стена, отделявшая его от
собственного имени, поблекла и растаяла, он
понял: шабаш закончен, он вернулся.
- Он очень вертится,— обеспокоенно
сказала Барбара Лайонелу.— Я боюсь,
не повредила ли ему эта пшеничная
лепешка на ночь. Успокойся,
маленький, успокойся!— она погладила
спящего сына по голове.
— Может, ему просто переезд
снится,— тихонько ответил Лайонел.—
Надеюсь, ему понравится и место, и
Персиммонс, и все остальное.
— Тише, радость моя,— шептала
Барбара, склонившись над постелькой,— все
хорошо, спи спокойно.
Глава 7
Адриан
Обдумывая события последних дней,
архидиакон неизменно возвращался к
нескольким вопросам. Действительно ли
похищенный потир является святым
Граалем? Если да, то охотились ли
преступники именно за ним? Причастен ли
к похищению Персиммонс? Надо ли
пытаться вернуть сокровище, и как это
сделать?
С одной стороны, архидиакону
претило заниматься розысками какого бы
то ни было имущества, хотя бы даже и
Грааля. С другой стороны, если его
подозрения в отношении Персиммонса
верны, не мешало бы кое-что выяснить.
Однако не звонить же в полицию!
Архидиакону очень не хотелось в поисках
Грааля прибегать к помощи властей.
К тому же неизбежная огласка...
Именно эти вопросы и занимали ар
хиднакона по пути в деревню спустя
несколько дней после приезда в Калли
семейства Рекстоу. Об нх приезде
архидиакон узнал, встретив на ранней
воскресной литургии Барбару.
Бетсбн совершал сложные
дипломатические маневры, иоровя как можно
дольше не подпускать архидиакона к
алтарю. Он настойчиво пытался
отправить его в отпуск, но архидиакон
успешно сопротивлялся. Что-то у него
внутри противилось самой мысли
покинуть окрестности Калли, где, может быть,
до снх пор пребывал Грааль.
На окраине деревни священника
окликнули. Подняв голову, он увндсл
подходивших Грегори Персиммонса и с ним
незнакомого мужчину.
— Дорогой отец наш!— радушно
воскликнул Персиммонс.— Я рад видеть вас
в добром здравии. Но вполне ли вы
окрепли после ваших приключений? Может
быть, стоило съездить отдохнуть на не-
дельку-другую?
— Благодарю вас,— вежливо ответил
архидиакон,— и не только за то, что
подобрали меня на дороге, но и за ваше
беспокойство по поводу моего здоровья.
Вы были так... внимательны ко мне,—
в последний момент интуитивное знание
правды заставило архидиакона словом
«внимательны» заменить слово «добры»
— Ах, пустяки!— отмахнулся
Персиммонс,— я рад, что вам лучше. Вы не
встречались раньше с сэром Джайлсом
Тамалти? Позвольте вас представить:
сэр Джайлс — архидиакон Фардля.
— Я слышал, на вас напали
бандиты,— пр'оговорил сэр Джайлс,
пожимая руку архидиакону.— И много их у
вас здесь?
Архидиакон собрался ответить, но в
этот момент на дороге показались
Барбара Рекстоу с Адрианом, и
Персиммонс, извинившись, поспешил им
навстречу. Маленькая заминка позволила
архидиакону замять разговор о
плотности криминального элемента в Фард-
ле и свернуть на другую тему.
153
SSI
— Я только что прочел вашу
последнюю книгу, сэр Джайлс,— сразу
прикрывшись налетом клерикализма, сказал
архидиакон.— Очень, знаете ли,
интересно. Особенно статья о Граале. И что
же, вы полагаете, это правда?
— Что значит «правда»? —
мгновенно ощетинился сэр Джайлс.— Что вы
имеете в виду? Это же историческое
исследование. С таким же успехом
можно спросить, насколько правдивы
индийские криптограммы.
— Именно так, именно так,—
медоточиво пел архидиакон, просто исходя
интонацией о\-; одоксального
церковника.— Раз уж нам пришлось столь
приятно встретиться, я должен вам кое
в чем признаться и заодно задать один
вопрос. Надеюсь, вы простите мне и то,
и другое.
Сэр Джайлс испытал острый приступ
скуки и с надеждой посмотрел на
дорогу. Персиммонс, ухватив Адриана за
руку, медленно удалялся, болтая с
Барбарой. Голос собеседника надоедливой
мухой жужжал над ухом, но сэр Джайлс
сумел сосредоточиться, лишь услышав
конец фразы.
— ...и это, конечно, самое интересное.
Тут только я виноват, но я же понимаю
и тайну, конечно, сохраню. Но если бы
вы могли сказать мне — строго
конфиденциально, разумеется,— почему, вы
решили снять ваш посл(*1пий абзац, я был
бы вам очень признателен.
Голос архидиакона выжидательно
замолк, и сэр Джайлс подобрался. О
каком, черт побери, абзаце толкует этот
святоша? Он снимал только один абзац,
но откуда здесь, в деревне, какому-то
священнику об этом .жать? Что это он
там болтает о своей вине?
— Я сожалею, что он попался вам на
глаза,— сокрушенно покачал головой
ученый.— Впрочем, ничего плохого я в
этом не вижу. В конце концов это ваш
приход, и у вас есть определенные
права... А абзац пришлось снять... Эй,
Персиммонс!— заорал он вдруг.—
Идите-ка сюда! Перснммонс!
— Помилуй Бог, сэр Джайлс,— в
притворном ужасе вскинул руки
священник,— он же с дамой беседует.
— Да будь она проклята,—
проворчал сэр Джайлс.— Какая-нибудь
местная вертихвостка! Откуда здесь даме
взяться? Персиммонс!— снова с
раздражением крикнул он.
Грегори торопливо распрощался и
поспешил назад.
— Ну? Что стряслось? —
осведомился он, подходя.— Чего ради я вдруг
так понадобился?
Сэр Джайлс недобро усмехнулся.
— Заварил кашу, теперь расхлебывай.
Оказывается, отец архидиакон видел тот
абзац моей статьи, который пришлось
снять по твоему настоянию. Он знает,
что Грааль должен был храниться у
него в церкви. А вот тот самый
Персиммонс,— обратился он к
архидиакону,— это он заставил меня сократить
статью. Ему, видите лн, мои аргументы
показались неубедительными. Да они
кого угодно убедят!
Адриан у поворота дороги обернулся
и еще раз крикнул Персиммонсу «до
свидания». Грегори, ни на минуту не
забывавший о своей сверхзадаче,
повернулся и помахал малышу рукой. Это
дало ему возможность собраться с
мыслями, поэтому он спокойно присоединил
свою улыбку к
вежливо-выжидательной улыбке священника и глумливой
ухмылке сэра Джайлса. Это дало
повод случайному велосипедисту,
объехавшему улыбчивую троицу на
дороге, горько подумать о власть
имущих, легко и весело живущих иа этой
печальной земле.
— Господи!— всплеснул руками
архидиакон, словно только что припомнил
давний эпизод.— Персиммонс, уж не в
этом ли причина нужды вашей
миссионерской церкви?
— Допустим, так оно и есть,— без
тени смушеиия ответил Грегори.— В свое
время я собирал нечто вроде
коллекции, и когда узнал от сэра Джайлса,
чем может оказаться старый потир,
конечно, не утерпел.
— Да, я слыхал, что
коллекционирование — это страсть,— серьезно
произнес архидиакон.— Наверное, она может
вспыхнуть в любой момент и по
отношению к чему угодно. И много ли в
вашей коллекции церковных потиров?
— Ни одного нет,— усмехнувшись,
ответил Грегори.— Ваш-то я ведь так и не
получил. Подумать только! Грааль
достался какому-то воришке, а сейчас он,
поди, и вовсе пылится в лавке
ростовщика. Вы уже пустили по следу
полицейских ищеек, святой отец?
— Вряд ли полиция тут поможет,—
вздохнул архидиакон.— Наш
деревенский сержант за своими детьми усмотреть
не может, куда уж ему разыскивать
церковное добро! Что ж, всего доброго,
сэр Джайлс, всего доброго,
Персиммонс.
— Подождите-ка уходить,—
остановил священника Персиммонс.— Зашли
бы в Калли, посмотрели на мои игрушки.
Вы же не держите на меня зла, я
154
правильно понимаю? Мне ведь ие
удалось вас надуть.
— Я бы с удовольствием зашел,—
неожиданно согласился архидиакон.—
Коллекции — это всегда интересно.
С миру по нитке, так сказать...
По дороге к Калли архидиакон тн-
хонько затянул: «Благословен Господь
Бог наш, ибо милосерд, н милость Его
пребудет во веки веков...»
— Простите? — не понял Грегори.
Одновременно и сэр Джайлс
недоуменно осведомился: «Э-э?»
— Нет-нет, ничего,— торопливо
заверил архидиакон.— Это я так...
импровизирую. Какая погода славная стоит!—
Он улыбнулся своим спутникам
фальшивой улыбкой, ощущая в то же время
спокойное веселье в сердце.
Грегори припомнил, как однажды
импровизированный монолог священника
унес его чуть ли не на другой конец
графства, и впервые подумал, все ли в
порядке с головой у этого клирика. Сэр
Джайлс в свою очередь внимательно
и с интересом взглянул на
священника. Искоса бросив взгляд на
Грегори, он уловил его легкую
растерянность и ухмыльнулся про себя. Выезд
на природу, в эту дыру, оказался
более интересным, чем он предполагал
поначалу. И дома, и за границей сэр
Джайлс с особым тщанием выискивал
разных религиозных экстремистов,
бродивших независимо от
конфессиональной принадлежности в пограничных
областях метафизики, мистицизма н чуть
ли не юродства. Эти восхитительные
представления доставляли сэру Джаилсу
особое удовольствие. Сам он не верил
ни в Бога, нн в дьявола, считая их
не более чем забавными
антропоморфическими конструкциями, и развлекал
свой скучающий ум тем, что сбивал с
панталыку встречавшихся религиозных
фанатиков. Во время своих
многочисленных путешествий, собирая сведения по
крохам, сэр Джайлс заинтересовался
упоминаниями о таинственной
волшебной мази. Он по-прежнему мало
знал о ее составе или способе
приготовления,— эти секреты хранились
людьми другого круга, выйти на них было
непросто, но в действенности мази,
способной ввести неофита в
исступление, он не сомневался. Поэтому, как
только случай сводил его с
подходящим субъектом, сэр Джайлс
исключительно в научных целях всеми силами
подсовывал несчастному колдовское
зелье. К сожалению, нужные субъекты
попадались редко. Здесь требовался
особо мерзкий склад характера и
садистская натура. В настоящий момент сэр
Джайлс прикидывал, достаточно ли Пер-
снммонс подходит на роль подопытного
кролика. Впрочем, процесс пошел, и
теперь оставалось только извлечь из
эксперимента максимум возможного
удовольствия.
Примерно так же думал он и о Граале.
В том, что потир из Фардля и есть
легендарный Грааль, он не сомневался.
Доказательства подобрались хоть и
пестрые, но надежные. Пожалуй, он слегка
сожалел, что необратимость времени не
позволяет ему изучить происхождение
чаши и ее первого хозяина вместе с
окружением. «Все мученики —
мазохисты,— думал он,— но распятие —
это какая-то слишком извращенная
форма». Если помнить, как Он убеждал
иудеев в своей любви к миру, чем же
еще могли быть страсти, как не
мазохизмом? Тогда, естественно, любой,
принимающий участие, страдает садизмом,
а у церкви просто не было другого
пути, как объединить в себе два этих
извращения. Оставалось лишь понять, к
какому нз них ближе фардльский
настоятель.
Архидиакон, не подозревая о попытках
классифицировать себя, весело шагал
между двумя спутниками по дороге к
Каллн. Он намеревался недвусмысленно
довести до сознания Перснммонса мысль
о том, что ему известно нынешнее
местонахождение Грааля. Жаль,
конечно, что в первые дин после удара
по голове он как-то раз по слабости
признался Бетсби, что потнр у него
похитили. Конечно, эта сорока тут же
растрезвонила новость на всю округу.
Сам архидиакон предпочел бы
сохранить пропажу в тайне.
«Интересно,— гадал он,— кому же и
зачем до такой степени мог
понадобиться старый потир? Что ж,
коллекционирование — причина достаточно
убедительная».
— Вы собираете что-нибудь
определенное? — спросил он у Грегори.—
Или так, что попадется?
— У меня есть несколько раритетов,—
ответил Грегори,— две-три старых рнзы,
ну и еще кое-что. Остались с той поры,
когда я интересовался патристикой. А
потом я увлекся Древним Китаем,
ритуальными масками в основном.
— Да, маски — это интересно,-*- с
неопределенной интонацией проговорил
архидиакон.— Мне кажется, что
китайские маски должны быть совсем без
бороды, а?
— У моих-то бороды точно нет,—
сказал Грегори,— разве что усы.
U
155
«a.3
• о
з-cfi
41 О*
156
— Да,— продолжал архидиакон,—
как маске бороду приделаешь? А
фальшивые сразу видно. Недели две-три
назад ко мне все рвался какой-то
посетитель с фальшивой бородой. Просто не
представляю, что за причина может
заставить человека нацепить фальшивую
бороду?
— Насколько я мог заметить,— как-то
уж очень развязно заговорил Грегори,—
наши священники обычно не носят бород.
Почему бы это?
— Ну как же,— принял участие в
разговоре сэр Джайлс,— они же
посвятили свою мужественность Богу. После
принятия сана их и мужчинами то не
назовешь. Для Бога они женственны,
а для мира все равно что умерли.
Этакий, знаете ли, женский труп,— он
хихикнул и тут же попросил
извинения у архидиакона.
- Хотел бы я, чтобы в этом было
больше правды,— рассеянно отвечал
архидиакон.
—- Ну не все же священники таковы,—
сказал Грегори.— Есть разные религии,
в том числе и такие, в которых
поклоняются силе и власти. Там-то
священник просто обязан быть
мужественным.
— Поклоняться силе, значит,
исповедовать слабость,— живо отозвался сэр
Джайлс.— Другое дело иметь власть,
но тогда ей не поклоняются. Мечтать
о могуществе — это удел самых
немощных. Посмотри хоть на иных
мистиков.. .
— Пет уж, уволь,— со смехом
перебил его Грегори и обратился к
архидиакону: — Входите, святой отец,
посмотрим лучше мои сокровища.
Калли выглядел на редкость
бестолковым домом, носившим явные следы
недавних «усовершенствований». Грегори
провел своих спутников красивой
лестницей на галерею. Двери, выходящие
сюда, вели в личные комнаты хозяина.
В небольшом зале без видимой системы
размещались старые доспехи, изящная
женская головка явно греческой работы,
пара причудливых сосудов минойской
культуры и горка со старинным
фарфором. На стенах висело множество
китайских масок. Осмотр экспозиции
занял немного времени, и гости во главе с
хозяином перешли в следующий зал.
Здесь все свободное пространство
занимали книги, а в простенках между
шкафами и стеллажами висело несколько
старинных гравюр.
— Если бы тебе удалось нагреть
архидиакона с Граалем,— озираясь,
заметил сэр Джайлс,— ему бы здесь было
самое место.
— Ну либо здесь, либо поблизости,—
согласился Грегори.— Здесь ведь когда-
то была часовня, а потом все
переделали, и теперь на ее месте у меня
гостиная, спальня, ванная и прочее.
Я смотрел старый план, так вот, моя
ванная как раз над тем местом, где
был алтарь. Туда бы я и поставил
потир, окажись он у меня. Самое
приличное место, по-моему.
— Да, пожалуй, разницы в приличиях
особой нет,— сказал архидиакон,— что
ставить потир в ванную, что красть его
из церкви. Нет, Боже сохрани, мистер
Персиммонс, я никого не имею в виду,
просто привожу пример сравнительной
морали.
— Вряд ли это удачное сравнение,—
не согласился сэр Джайлс,— ведь в
одном случае вы имеете дело со страстью
коллекционера, н она, конечно, влияет
на поступки. А в другом случае, то
бишь в краже, действие относительно
свободное.
— А мне оба эти действия
представляются одинаково свободными,— стоял
на своем архидиакон, неотступно
двигаясь по комнате вслед за Грегори.—
Человек волен знать свою судьбу, он
просто не может избежать ее.
— Но выбрать-то он может,—
ответил Грегори, снимая с полки книгу.—
Это же в его власти: решить, какой
звезде или каким богам следовать.
— Если иметь в виду Бога и Судьбу,
то нет,— сказал архидиакон.— Все
судьбы, все боги ведут к Нему, но каждый
постигает Его по-своему.
— Это не обязательно,— отмахнулся
Грегори.— Можно ведь н не обращать
на Него внимания, отречься навсегда
в конце концов.
Конечно.— Ничего не стоит
отречься от воздуха или от воды,—
благодушно заметил архидиакон,— только в
этом случае придется умереть. Разница
лишь в том, что, отказавшись дышать,
вы можете довести себя почти до
предсмертной агонии, но все-таки
окончательно не погибнете.
Их дискуссию прервал сэр Джайлс.
— Пойду-ка я посмотрю еще раз свою
последнюю лекцию,— сказал он.— Я,
конечно, знаю и кредо ортодоксов, и все
возражения на эту тему тоже.
Интересно бы послушать все это в
изложении отца архидиакона, но твою
«апологию», Грегори, я выучил наизусть.
Должен сказать, что один мой знакомый
перс излагает ее куда убедительнее.
Когда в этой вашей дыре ужин подают? —
небрежно бросил он через плечо,
направляясь к двери.
— В половине восьмого,— ответил
Грегори, продолжая показывать
архидиакону свои экспонаты. Редкие
издания и библиографические курьезы
действительно представляли некоторый
интерес, и архидиакон уже через
несколько минут почти забыл о своей
неприязни к хозяину дома и вместе с ним
с увлечением изучал титульные листы
и комментарии. Наконец, Грегори
достал из ящнка стола сафьяновую папку.
В ней оказалась всего одна тоненькая
невзрачная брошюра. Он протянул ее
священнику.
— Обратите внимание на инициалы,—
посоветовал он.
Архидиакон осторожно принял
книжечку. Это оказался экземпляр до-
шекспировского «Короля Лнра»,
конечно, далеко не в идеальном
состоянии. На обложке сверху, прямо над
названием, чья-то рука плохим почерком
накарябала две буквы «В» и «Ш», чуть
ниже другой рукой, уверенной и точной,
было выведено: «Д» н «М».
О небеса!— воскликнул
пораженный архидиакон.— Уж не хотите ли вы
сказать...
— В том-то и дело,— гордо кивнул
Грегори.— Было или не было? С «Д» н
«М» все точно, я проверял автографы
в библиотеке Королевского колледжа —
точь в точь. С «В» и «Ш», конечно,
сложнее. Сразу поверить трудно. Но и на
совпадение не похоже. Если бы только
один инициал, а тут сразу оба.' Ну
хорошо, а почему бы и нет? Может быть,
Шекспир не повез все свои книги обратно
в Стратфорд, тем более, что его-то
пьеса получше. А потом откуда мы
знаем, может, он и знал Мильтона,
тот, кажется, нотариусом был*.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите,— резко сказал Грегори.
Дверь открылась, и слуга с порога
почтительно произнес:
— Извините, сэр, вас просят к
телефону. Насколько я понял, это господин
Адриан, сэр.
Черт!— пробормотал Грегори.—
Я ведь сам сказ ал, чтобы он звон ил
мне в любой момент. Это мальчишка-
сосед,— пояснил он.— Ему жутко
нравятся телефоны, вот он и... аппарат-то
у меня в зале.
Конечно,— сказал архидиакон.—
Не стоит его огорчать. Обо мне не
* В год смерти В. Шекспира Джону
Мильтону исполнилось восемь лет. (Примечание
переводчика.)
беспокойтесь, я здесь с удовольствием
осмотрюсь,— взгляд его не отрывался
от книг, разложенных на столе.
Впрочем, Грегори смотрел туда же, н
в глазах у него явно читалось
сомнение. В библиотеке хранилось несколько
уникумов, н некоторые были совсем
маленькие... Нет, Адрнана огорчать,
конечно, нельзя, решил он, это могло бы
повредить их отношениям н помешать
выполнению его задачи. Уже выходя из
гостиной, Грегори шепнул слуге:
— Присмотри-ка за ним, Леддинг, как
бы он по забывчивости чего в карман
не сунул. Побудь здесь, пока я не
вернусь.
— А он меня не узнает, сэр?
— Ладно. Наблюдай за ним в
щелочку, но гляди в оба! Я ненадолго.
Грегори быстро прошел по галерее,
спустился по лестнице, а Леддинг все
пристраивался у двери» пытаясь смотреть
за архидиаконом в оба.
На первый взгляд священник был
поглощен изучением книг на столе, но на
самом деле внимание его
сосредоточилось на галерее. Он слышал
удалявшиеся шаги Персиммонса, одного Пер-
симмонса. Значит, слуга остался за
дверью и, видимо, наблюдает.
Архидиакон низко склонился над столом, потом
издал горлом странный, нездоровый звук
и, выхватив платок, прижал его ко рту.
Сделав несколько конвульсивных
движений, он вылетел из комнаты. Леддинг,
едва успевший отскочить от двери,
оторопело уставился на священника.
— Мне плохо,— проговорил сдавлен
ным голосом архидиакон,— где здесь у
вас... Ох!— он затрясся н схватился
за живот.
— Здесь, сэр,— Леддинг метнулся
к соседней двери и распахнул ее.
Архидиакон влетел в ванную, с лязгом
заперся и неторопливо огляделся. В
углу за дверью лежал на боку Грааль.
Он поднял потир и внимательно осмотрел
его, потом выглянул в окно. О том,
чтобы вынести Грааль самому, нечего
было н думать. Он опять получит по
голове прежде, чем доберется до дома.
Либо придется оставить его здесь, либо
выбросить в окно. Чтобы успокоить Лед-
динга, пришлось создать естественный
для внезапно занедужившего человека
шумовой фон. Под окном терраса и
лужайка, дальше сад, но все это
относится к усадьбе. Допустим, он выбросит
потир, но как его потом искать? Пер-
симмонс не дурак, он поймет, что
случилось, и найдет его раньше, ведь все
преимущества на его стороне.
Архидиакон предпочел не терять преимущества
157
l
IJ
158
и оставить Грааль на месте. Это меняло
расклад. Архидиакон в этом случае
приобретал некоторую уверенность, а
Перснммонс, наоборот, утрачивал ее.
— Фу-у!— произнес он громко,
положил потнр на место и улыбнулся в
душе. «Господи, пресветлый и
сладчайший, даруй людям счастье
постижения Тебя»,— безмолвно помолился он и
приник ухом к дверн. За ней тихо
перешептывались. Тогда, уже не таясь,
он потянул за цепочку, выждал
полминуты, открыл дверь и, пошатываясь,
вышел в коридор. Мимо него в ванную
тотчас же проскользнул Леддинг.
— Дорогой вы мой!— преувеличенно
участливо воскликнул Грегори— Что же
это с вами приключилось? Я
волновался!— Однако в глазах у него ясно
читалось волнение совсем по другому
поводу. Пока Леддинг не появился за
спиной священника и не кивнул
хозяину, Грегори на всякий случай занял
позицию между гостем и лестницей.
Получив знак, он облегченно вздохнул
и внимательно посмотрел на
архидиакона. Тому пришлось принять самый
несчастный вид, на какой он только был
способен.
— Эк меня скрутило,— проговорил он
слабым голосом.— Сейчас уже полегче.
Желудок, знаете ли, слабоват у меня
стал в последнее время. Пожалуй,
лучше бы мне домой пойти.
— Леддинг, машину подгони к
подъезду,— распорядился Грегори.— Может,
вам лучше побыть у меня немного? —
предложил он священнику.
— Нет уж, извините,— отказался
архидиакон, тяжело дыша.— Я пойду.
На воздухе мне легче.
— Ладно. Обопритесь на меня, а то
вы едва на ногах стоите.
Так с бормотанием, сдавленными
восклицаниями, извинениями и
причитаниями двое спустились по лестнице в залу.
Тем же вечером после ужина
Грегори поведал об инциденте сэру Джайлсу.
— Может, его и вправду скрутило,—
закончил он,— но что-то мне плохо
верится. Но потир он не тронул, я сразу
проверил.
— Зато теперь он знает, где его
искать,— заметил сэр Джайлс.
— Да и пусть знает,— ответил
Грегори.— Я такую легенду сочиню...
Допустим, мне его Стефен подарил. Пусть
этот поп только рыпнется, я против
него тут же полдюжины свидетелей
выставлю. Знаешь, Тамалтн, как это
будет выглядеть? Клирнк обвиняет
доброго самаритянина, спасшего ему жизнь,
в воровстве только на том основании.
что после удара по голове ему
привиделся украденный из церкви старый
потир. Сам видишь, это не проходит.
— Ну а если бы он его унес? —
полюбопытствовал сэр Джайлс.
— Отнял бы, и все дела. После того,
как этого мальчишку оторвали от
телефона, я шел по лестнице н
прикидывал этот вариант. Мне бы и бить его
не пришлось, просто отнял бы, да еще
сообщил в полицию.
— Да, а они бы стали разбираться,—
усмехнулся сэр Джайлс.— Тут бы и
всплыла твоя идея с книгой. И какой
идиот показал ему рукопись?
— Один из придурков моего
сыночка,— презрительно сказал Грегорн.—
Нет, с легендой у меня все в порядке.
Не бери в голову, Тамалти.
— Не бери в голову! — взорвался
сэр Джайлс.— Ты с кем
разговариваешь, Перснммонс, черт тебя побери?
Мне-то с какой стати беспокоиться из-за
твоих бандитских выходок? Слушай, ты
в безопасности до тех пор, пока
кто-нибудь поумнее этого жалкого маразматика
не сообразит, чем ты задумал
пополнить свою дрянную коллекцию.
Китайские маски! Господи, тебе бы
еврейским банкиром быть! И что же,
наконец, ты собираешься делать с этим
тазом?
— Да, вот теперь я наконец решил,—
сказал Грегори.— Теперь я знаю, что с
ним делать. Для начала утрясти дельце
с ребенком.
— Н-да? — скептически произнес сэр
Джайлс.
— Да, да. Если это действительно та
самая штука, значит, она ближе всего к
тому полюсу мира,— возбужденно
говорил Грегори.— Там встречаются все
вещи, все души на свете, их души,
конечно. И там я получу за этот таз
своего ребенка, самого настоящего, а уж
с ним мои дела здесь пойдут как по
маслу. Это — первое. Потом, когда он
согласится, я совершу приношение там,
и тогда, наконец, мы отправимся на
шабаш вместе!
— Что ты плетешь, Грегори? — резко
сказал сэр Джайлс.— Ты и вправду
думаешь, что от этого проклятого Грааля
может быть больше толку, чем от
кофейной чашки?
— Я уверен, это н есть великий
потир их посвящения,— воскликнул
Грегорн.— И теперь я знаю, как
воспользоваться им. Я с моими людьми не
промахнусь. Мне нужно только привлечь
Адриана, обратить его. А в этом потире
есть сила, он — врата. Раз я знаю
о силе, я могу использовать ее, а врата
служат для выхода ннчуть не хуже, чем
для входа.
— Ну что ж, славно, славно,—
одобрил сэр Джайлс, слегка наклонив голову
набок.— И когда же твое блаженное
дитя заблеет в воротах загона? Ты не
забыл? Я хочу поглядеть.
— Ты вряд ли увидишь что-нибудь
интересное. По-моему, тебе будет
скучно!— фыркнул Грегори.
— Я увижу тебя,— ласково, почти
нежно сказал сэр Джайлс,— вот мне и
не будет скучно. Я уже видел нечто
подобное в Бразилии. Там им пришлось
убить раба. А ты не собираешься
прикончить Леддинга при случае?
— Не говори ерунды.— насупился
Грегори.— Ладно. Приводи, если хочешь.
Мне все равно. Ты со своим
«научным подходом» так далек от темных
миров, что даже захоти помешать —
не сумеешь. Но еще раз
предупреждаю, смотреть будет не на что.
— Ты только не помри ненароком,
очень тебя прошу,— заботливо
проговорил сэр Джайлс.— Тогда в Бразилии
один из них окочурился, но там намного
проще подкупить полицию.
Из столовой они перешли в
небольшую комнату. Дверь в ней отпиралась
особым ключом, который Грегори
постоянно носил при себе. Ни стола,
ни стульев в комнате не было, только
несколько ковриков да шкаф у стены
составляли ее обстановку. Но в центре
комнаты на возвышении покоилась
каменная плита с двумя подсвечниками.
Помост опоясывал меловой круг с
одним-единственным разрывом. Грегори
достал из-за двери Грааль, вошел с ним
внутрь круга, установил потир между
подсвечниками и повернулся к своему
гостю.
— Тебе бы лучше сесть,—
озабоченно посоветовал он,— и хорошо бы внутри
круга. Знаешь, любопытные силы
освобождаются иногда на таких сеансах.
— Знаю, знаю,— спокойно ответил сэр
Джайлс, внося через разрыв внутрь круга
два мягких коврика,— в Исфагане мне
пришлось наблюдать человека,
оставшегося снаружи, так вот он чуть не
задохнулся. Я понимаю, что возникают
воздушные вихри, но откуда? Не может
ведь твоя воображаемая деятельность
приводить в движение воздушные
массы. Впрочем, ладно, оставим это. Лучше
мне помолчать.— Он удобно устроился
на ковриках, прислонясь к возвышению.
Грегори достал из шкафа и надел
белую рясу, расшитую
каббалистическими знаками. Сняв с другой полки
древний кувшин, он наполнил Грааль до
краев темно-красной жидкостью, судя по
запаху, вином, положил рядом с Граалем
короткий жезл, а потом разжег
курильницы с благовониями. В следующий
заход он с огромными
предосторожностями извлек из шкафа и перенес на плиту
пергамент, испещренный странными
символами, а потом высыпал в вино из
крошечного пакетика несколько крупинок.
Закончив приготовления, Грегори
оглядел импровизированный алтарь, вышел
из круга, запер шкаф, снова вернулся
к плите, взял желз и,
сосредоточившись, закрыл проход, медленно, с
усилием проведя жезлом по полу против
хода солнца. После этого он надолго
замер перед своим алтарем.
Сэр Джайлс не сводил глаз с Пер-
симмонса, отмечал малейшие изменения
в лице, видел, как менялся взгляд,
приобретая все более отрешенное
выражение. Без малого час Грегори простоял,
не шевелясь, как статуя. Но вот глаза
его снова ожили, отыскали Грааль,
озаренный светом двух свечей. Чуть
дрогнули губы. Медленно-медленно Грегори
простер над потиром руки и заговорил.
Сэр Джайлс находился всего в двух
шагах от него и тем не менее
разбирал только отдельные латинские слова.
— Отче наш, иже есн во адских
безднах... К Тебе, всемогущему, ныне
и присно, и во веки веков... Сие есмь
Чаша, сие есмь место крови врага
Твоего... В Тебе Царство смерти, в Тебе
радость греха, в Тебе путь и жизнь
черного знания... Ты, безначальный, Ты,
присносущиЙ... Аминь!
С последним словом Грегори взял
жезл и все так же медленно
коснулся вина в чаше.
— Моим замыслом, властью Твоею
возьми душу из плоти... воплоти в образ...
пошли ко мне душу раба Твоего
Адриана... Имя, на крови писанное, кровью
вражеской заклинаю... приношу в жертву
раба твоего Адриана... жертву
искупительную за душу его и за меня... во
имя Твое.
Жезл, едва не касаясь поверхности
вина, чертил в воздухе магические
символы.
— Ты, властный над плотью, Пастырь
и Отче, Мрак и Свет во адских
глубинах, Ты, престол отвергающий...
Как только умолк высокий
вибрирующий голос, над потиром соткалось на
мгновение и тут же рассеялось облачко £
легчайшего тумана. Снова зазвучал го- *
лос, но уже глуше, тише, и промежут- | 5
ки между фразами стали теперь намного 1-
длиннее. ? |
— Адриана, раба твоего, агнца »*
159
Ч. Вильяме.
Война в небесах
твоего... прими труды мои и достояние
мое... Ты, присносущий, пошлн мне
Адрнана, пошли мне...
Снова последовала длительная пауза,
н опять голос Грегорн глухо
забормотал: «Адриан, Адриан, Адриан...» Над
потиром опять сгустился туман, и сэр
Джайлс увидел, как глаза Грегори
впились в одну точку, словно узнавая
лишь ему видимый образ. Маг
по-прежнему не двигался, и все-таки казалось,
что он подался вперед и теперь уже
по-английски внушает кому-то перед
собой: «Адриан, это говорю я, мой
образ говорит с твоим образом, я
обращаюсь к тебе через твою тень.
Хорошая встреча, Адриан. Ты узнаешь
меня, твоя душа узнает твоего друга и
повелителя. Узнай меня, Адриан, в твар-
ном мире, узнай меня, Адриан, в
призрачном мнре, узнай меня, Адриан, в
мире Господа нашего. Я еще не раз
вызову твой образ, мальчик мой, мое
приношение и причастие, и когда я позову
тебя во плоти, ты придешь ко мне.
А пока я приказываю: вернись в
покинутую плоть, душа, соединись с
телом, но помни отныне мое повеление.
За сим отпускаю тебя».
Туман исчез. Маг опустился на
колени, положил жезл на алтарь, взял
потир и отпил глоток вина.
— Сие во мне, и я в нем, и Ты,
Отец и Господь того и другого...
Он снова замер н долго оставался
погруженным в себя.
Еще на полдюйма успели сгореть
свечи на черном алтаре, прежде чем
предельно усталый Персиммонс поднялся
на йоги и погасил их. Двигаясь
шаркающей походкой, он разорвал круг н
поочередно, в обратном порядке убрал
в шкаф магические принадлежности, а
перевернутый вверх дном Грааль
поставил на пол. Сняв облачение, он надел
ту же кофту, в которой был за обедом,
и повернулся к сэру Джайлсу.
Ты как хочешь, а я нду спать,—
сказал он.
Продолжение следует
Перевод с английского
Н. ГРИГОРЬЕВОЙ и В. ГРУШЕЦКОГО
160
ЗНАНИЕ —
СИЛА 7/93
Ежемесячный
научно-популярный
и научно-художественный
журнал для молодежи
М 7 (793)
Издается с 1926 года
Редакция:
И. Бейненсон
Г. Вельская
В. Брель
С. Глейзер
М. Курячая
В. Левин
Ю. Лексин
И. Прусс
И. Розовская
Н. Федотова
Г. Шевелева
Заведующая редакцией
А. Грншаева
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
А. Обросковой
Корректор
Н. Малнсова
Технический
редактор
О. Савенкова
Рукописи
не рецензируются
и не возвращаются.
Сдано в набор 05.05.93
Подписано к печати 12.07.93.
Формат 70X100 1/16.
Офсетная печать.
Печ. л. 10,0.
Усл.-печ. л. 12,23.
Уч.-изд. л. 17,62.
Усл. кр.-отт. 52,00.
Тираж 22 700 экз.
Заказ № 673.
Адрес редакции:
113114, Москва,
Кожевническая ул., 19,
строение 6
Тел. 235-89-35.
Ордена Трудового
Красного Знамени
Чеховский
полиграфический комбинат
Министерства печати
к информации
Российской Федерации,
142300, г. Чехов
Московской области
В НОМЕРЕ
II Понять историю, понять себя
В. Желягин
РОССИЙСКИЙ
ПАРЛАМЕНТАРИЙ
ВО ВРЕМЕНА
ГО СУДА РСТВЕ Н НОЙ
ДУМЫ
8 Репортаж номера
И. Галкин
ЗЕМЛЯ
В ЧЕТЫРЕХ
ИЗМЕРЕНИЯХ
17 Во всем мире
18 Курьер науки н техники
20 Беседы об экономике
О. Бессонова
ЭКОНОМИКА ПЛЕМЕН —
ФА РАО НОВ ~
РОССИИ
27 Во всем мнре
28 Ученые размышляют
БОРЬБА
ЗА СОСУЩЕСТВОВАНИЕ
38 Метаморфозы
традиционного сознания
С Лурье
ПРОШЛОЕ
В НАСТОЯЩЕМ
45 Ох уж эти велнкне мужи1
46 Проблема:
исследования н раздумья
B. Барашенков
КТО ОПРОВЕРГ
ТЕОРИЮ
ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ?
54 Опыт нового языка
C. Зимовец
СЫ Н ПОЛКА:
БОГ ИЗ МАШИНЫ
59 Понемногу о многом
64 МЕДВЕДКОВА, КЛИНТОН
И КОМИТЕТ
ЗАЩИТЫ МИРА СССР
69 Обычаи, обряды, традиции
69 Во всем мнре
70 Исторический детектив
И. Андреев
ТРИСТА ЛЕТ СПУСТЯ...
78 Уроки науки
Ю. Ш рейдер
НЕУСТРАНИМОСТЬ
ЧЕЛОВЕКА
84 Фотоокно «Знание—сила»
86 Урокн нсторнн
В. Ревич
ДЕЛА
ДАВНО МИНУВШИХ
ДНЕЙ
104 Во всем мире
105 ЛИЦЕЙ
Кафедра
B. Либендорфер
О ПОДРОСТКАХ
109 Открытый урок
C. Морозов
КОСМОНАВТИКА
БЕЗ РАКЕТ
115 Семинар мирового опыта
Г. Онуфриенко
ЯПОНИЯ:
ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ
119 Теологический факультет
Б. Берман. И. Мардов
ОТЕЦ И СЫН
126 Попечительский совет
Г. Шевелева
ТАНЦЫ НА НЕМЕЦКОМ
ЯЗЫКЕ
130 Архивный кабинет
А. Кузякин
ОБРАЗОВАНИЕ
В РОССИИ
133 Практикум
С. Смирнов
ЗАДАЧИ ПО БИОЛОГИИ
134 с Как память наша
отзовется...»
138 Рассказы о животных
X. Райден
ЗАВОДЬ ЛИЛИЙ
148 Во всем мнре
149 Страна Фантазия
V. Вильяме
ВОЙНА В НЕБЕСАХ
160 Понемногу о многом
с
ВНИМАНИЮ ЧИТАТЕЛЕЙ!
В редакции продаются номера журнала,
а также с предоплатой принимаются
предварительные заказы на следующие номера.
о
СО
Цена свободная
Индекс 70332
о
Z