ВИЛЬГЕЛЬМ ВЕГНЕР
РИМ
НАЧАЛО, РАСПРОСТРАНЕНИЕ И ПАДЕНИЕ ВСЕМИРНОЙ ИМПЕРИИ РИМЛЯН
ТОМ II
МИНСК ХАРВЕСТ 2002
УДК 937 ББК 63.3(0)3
В 26
Серия основана в 2000 году
Охраняется законом об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части запрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Вегнер В.
В 26 Рим: Начало, распространение и падение всемирной империи римлян. Т. 2.— Мн.: Харвест, 2002.— 448 с., 8 л. ил.— (История культуры.)
ISBN 985-13-0822-6.
Книга немецкого автора Вильгельма Вегнера охватывает историю Древнего Рима от его основания (753 г. до н. э.) до падения Западной Римской империи (476 г. н. э.).
Второй том книги описывает вспышки гражданской войны в Риме, когда все большую роль в социально-политической жизни страны стали играть армии и ее вожди (Л. К. Сулла, Г. Марий, Г. Помпей и др.). В 49—45 гг. неограниченным правителем государства стал Цезарь, затем новый период гражданской войны завершился победой Октавиана, когда Рим и стал империей. Во II в. империя достигла своих максимальных границ, но восстания местного населения в завоеванных землях в сочетании с вторжением варваров привели к разделу империи на Восточную и Западную.
Интерес читателя вызовут переплетение фактического материала с легендами и мифами, а также многочисленные иллюстрации.
УДК 937 ББК 63.3(0)3
ISBN 985-13-0822-6
© Оформление. Харвест, 2002
БОРЬБА ПРЕДЮДИТЕЛЕИ ПЛЕБЕЕВ И ПАРТИЙ ВНУТРИ И ВНЕ ГОСУДАРСТВА
ПЕРИОДПЕРВЫЙ. БОРЬБА ПАРТИЙ ПЛЕБЕЕВ И ВНЕШНИЕ ВОИНЫ (133—100)
Плугом среди мира и мечом в войне окрепло и упрочилось великое могущественное Римское государство, опираясь на доблестный дух граждан и мудрость великодушных именитых правителей его. Но разорились граждане, отлетел от них древний доблестный дух, самоотверженность на пользу отечества сменилась продажностью, граждане превратились в наемных слуг и пошли толпами вслед за тем, кто больше стал им платить. Загремели постыдные междоусобия в самых недрах государства до тех пор, пока их не остановил на время и не воссел в пурпурной тоге на развалинах древнего римского величия исполинский победитель.
Гракхи
Корнелия, дочь знаменитого Сципиона, достойная своего отца как величием духа, так и умственным развитием и образованием, выдана была замуж за Тиберия Семпрония Гракха. Супруг ее еще в звании эдила обратил на себя общественное внимание заботами своими о народных играх и празднествах; впоследствии в звании консула и цензора прославился храбростью, правосудием и высокой нравственностью. Мы уже выше говорили о том, как
 К началу Ш в. до н. э. аграрный вопрос, остро стоявший в период борьбы патрициев и плебеев, был в значительной степени смягчен благодаря завоеванию Италии и систематически проводившейся политике колонизации. Но затем он снова начинает обостряться, с тем чтобы в середине И в. до н. э. стать важнейшей проблемой римской жизни.
3
ЙЙИЙВЙЙВИИПНЯИИ
Корнелия.
 Гракхи, братья: Тиберий (162—133 до н. э.)— римский народный трибун. Гай (153—121 до н. э.)— римский народный трибун. Из знатного плебейского рода. Пытались проведением демократических земельных реформ приостановить разорение крестьян. Гаем был предложен также закон о предоставлении прав римского гражданства италийским союзникам. Погибли в борьбе с сенатской знатью, выступавшей против реформ.
Тиберий Гракх, будучи еще трибуном, восстал против ареста Сципиона, хотя последний был в то время его личным врагом, и как этот великодушный протест Тиберия подружил его с великим героем и даже породнил его с ним. Цеж-ная любовь Тиберия к супруге вошла у римлян в поговорку. Он был значительно старше Корнелии и, естественно, умер раньше ее.
Тиберий Семпроний Гракх. После смерти мужа Корнелия всю любовь сосредоточила на своих детях. Их осталось у нее в живых трое из девяти: два сына и дочь. Никому постороннему она не доверяла развитие способностей будущих слуг отечества. Сама воспитывала в их сердцах любовь ко всему великому и благородному, не забыла обогатить их ум плодами эллинского просвещения и развила в них дар красноречия, одним словом, переселила в детей все собственные свойства и дарования. И судьба послала добродетельной женщине величайшую из материнских наград. Корнелия дожила до счастья гордиться детьми своими, выросшими на славу и гордость отечества. Говорят, что однажды какая-то старинная приятельница Корнелии после долгой с ней разлуки посетила ее и выразила желание полюбоваться ее праздничными уборами и драгоценностями. Это было поздно вечером. Корнелия провела свою подругу в самую уютную часть дома и, тихонько приподнимая занавес, за которым в просторной спальне почивали ее дети, сказала: «Вот тут все мои драгоценности. Вот они — мои дети!» Старший из сыновей ее, Тиберий Семпроний Гракх, в 18 лет поступил на военную службу и при штурме Карфагена мужественно сражался рядом со своим двоюродным братом и начальником Сципионом Младшим, который впоследствии женился на его сестре. Потом в Испании, мужеством, справедливостью и добротой он заслужил такое уважение народов, даже враждебных Риму, что в одном несчастном для консула Манцина деле, где последний из-за своей оплошности попал в безвыходное положение, неприятель, положившись на слово Тиберия, согласился вступить в переговоры о мире и заключил его. К несчастью, сенат не подтвердил условий этого договора. На обратном пути из Испании Тиберий Гракх ужаснулся, видя, как в Этрурии и в других районах Италии повсюду на полях закованные рабы заменили собой недавно бывших здесь свободных земледельцев. Он содрогнулся при мысли, что, покорив полмира, сами граждане Рима разорились и, превратив-
aaasssssaassassraa
шись в толпы нищих, готовились скоро утратить последние остатки стародавней римской доблести. В это время у Гракха, может быть, впервые зародился план — более справедливым, равномерным распределением земель восстановить независимое доблестное гражданство. Уже зять его, Сципион, и друг последнего, Лелий, думали о том, чтобы чрезмерно накопившиеся в частных руках государственные земли разделить между большинством граждан, по их останавливало опасение вызвать этой мерой
Корнелия и ее сыновья.
сильные общественные потрясения. Они видели, что это зло, которым страдало государство, происходило главным образом от неправильного распределения богатства, с одной стороны, и от всеобщего упадка духа большинства граждан — с другой.
Не обращая внимания на предостережения друзей, Тиберий 1ракх упорно стоял за свою идею и искал возможность ее осуществления. Нашлись люди, которые обещали ему поддержку, например тесть его, Линий Клавдий, и знаменитые юристы того времени, Красс Муциан и Муций Сцсвола. Народ, узнав о великодушных намерениях Гракха, выбрал его в народные трибуны. Немедленно новый трибун предложил закон (в 133 г. до н. э.), чтобы все общественные земли, пользование которыми патриции постепенно забрали в свои руки, отобрать у них и участками (каждый в 30 югеров, т. е. около 8 десятин) распределить по жребию между согражданами не в полное владение, а в наследственную аренду. Крупным владельцам общественных полей предоставить: на каждое семейство — известный участок, смотря по числу членов, семьи — на долю отца семейства 500 югеров, т. е. около 125 десятин, а на каждого сына по половине части отцовской, но в то же время назначить, чтобы на одну семью не определялось земли более 1000 югеров, или около 250 десятин. Вот с каким законом Тиберий Семпроний Гракх вошел с представлением прямо в собрание общины, а не в сенат, как следовало по существовавшему положению. Нечего и говорить, с каким восторгом
 Олтиматы — идейно-политическое течение в Римской республике (кон. II— 1вв. до н. э.), отражавшее интересы нобилетета и противостоящее популярам.
встречен был в собрании проект нового закона, большая часть: членов собрания были народ безземельный. Но товарищ Тиберия, трибун Октавий, поддерживавший не только плебеев, но и римских патрициев, не соглашался с Тиберием и продолжал возражать ему даже и тогда, когда последний запечатал общественную кассу, на что, по своему званию, имел право. Бесплодны были все усилия Гракха договориться как с Октавием, так и с сенатом, с которым Тиберий вступил в переговоры по поводу своего закона. Тогда Гракх решился на совершенно противозаконную, небывалую дотоле меру: он предложил общине низложить Октавия. Эта мера имела успех. Собрание произнесло приговор Октавию, и многие из недальновидных членов собрания, не заботясь о последствиях, шутками и насмешками проводили бывшего трибуна, который, повинуясь приговору, оставил заседание. Вскоре проект Тиберия Семпрония Гракха был единодушно возведен в силу закона и немедленно назначена комиссия для приведения его в исполнение. В комиссию были выбраны сам законодатель, его двадцатилетний брат Гай и тесть Аппий Клавдий. Это обстоятельство окончательно раздражило партию патрициев, или оптиматов, как их стали называть с тех пор. Поверенным от общины назначено сенатом как бы в поношение по 24 асса на каждодневное содержание. Оптиматы не сдерживали угроз общине, изощрялись во всевозможных препятствиях членам комиссии с очевидным желанием только протянуть год трибунства Гракха. И успели. И то надо сказать, что исполнение закона Гракхов на практике представляло огромные затруднения: многие из полей уже несколько столетий находились в частном владении, куплей и продажей переходили в третьи и четвертые руки и отчасти были обременены долгами.
Встреченные затруднения не ослабили, впрочем, в Тиберии надежды на успех. Чтобы надежнее привязать к себе изменчивую, нерешительную народную толпу и чтобы подготовить себе новое избрание в трибуны, Тиберий вошел в собрание общины с новыми выгодными для нее предложениями, между прочим, предложил разделить между будущими новыми землевладельцами сокровища пергамского царя Аттала для помощи при обзаведении хозяйственными и земледельческими орудиями. Кроме того, другими предложениями он стремился уравновесить права народных сословий. Среди подобных приготовлений окончился срок его три-
ОООООО 6 --------------
вннв®ааайаавна®в
буйства. Вдень выборов он снова появился перед общиной в числе соискателей трибунского звания. Это было время жатвы. Собрание общины оказалось немногочисленным. Впрочем, все-таки голоса первой трибуны все склонились в его пользу. Противники этих голосов подняли тревогу. Они напомнили народу, что закон не позволяет одному и тому же человеку два года подряд быть облеченным в достоинство трибуна. Прения, перешедшие в ссору, протянулись до позднего вечера. Собрание разошлось, не решив в этот раз ничего. На следующее утро снова собрался народ; говорили, что сенат обдумывает в храме Верности меру строгую и несправедливую. Опоясавшись решительностью, приверженцы Грак-ха кулаками выпроводили своих противников нз народного собрания. Вдруг появляются на площади эти противники: кто с палкой, кто с обломком стула или скамейки в руке. Община разбегается кто куда, за ней хочет спастись и Гракх, но его настигают удары озлобленных оптиматов, и триста тел, в том числе и Тиберия Гракха, разметаны на площади. В это время сенат должен был созвать в столицу депутатов от всего римского гражданства и их собранию предоставить обсуждение и решение капитального вопроса о распределении государственных земель. Сенат этого не сделал. Вот в чем и заключается его огромная ошибка, которая повлекла за собой неотвратимые бедственные последствия для всего государства, а именно мятеж и ниспровержение существовавшего порядка вещей.
События в Риме и вне его. Оптиматы продолжали торжествовать. Многие участники последних волнений были схвачены и казнены. Сципион Назика, подавший знак к казням, не стыдился хвалиться своей энергией, однако, уклоняясь от опасности, он выпросил себе у сената назначение в Азию и немедленно оставил Рим. Сам Сципион Эмилиан не отважился взять под защиту своего родственника. Кажется, что и он (т. е. Эмилиан) не пользовался у плебеев особенным расположением. Когда однажды насмешки толпы провожали его по улице, напоминая ему, как родственника его, Сципиона Назика, выслали из Рима, Эмилиан обратился к толпе и с презрением воскликнул: «Вы, проходимцы, что так расшумелись? Вы забыли, что вам Италия не мать, а только мачеха! На Римском Форуме вам следует не сметь и голоса подать. Не думаете ли, что испугаюсь я толпы рабов, которых не раз отправлял в цепях на римский рынок?» И действи-
 В первый раз за всю историю Рима на улицах столицы произошла открытая схватка между враждующими партиями, в которой приверженцы Гракха, демократы (популяры), потерпели поражение: часть их была убита, а другие разбежались. В числе погибших находился и сам Тиберий Гракх; всего погибло около 300 человек. Трупы убитых, в том числе и Тиберия, ночью были брошены в волны Тибра.
Началась жестокая реакция. Власть в Риме захватили самые крайние реакционеры, которые стали жестоко расправляться со своими противниками. По распоряжению сената, были сформированы особые комиссии для следствия и суда над сторонниками Тиберия. Некоторые его друзья подверглись изгнанию, другие были казнены.
oBSSSSsasssssssae
Закованный в цепи раб.
тельно, толпы, на улицах Рима разглагольствовавшие о государстве и римском праве, представляли не что иное, как сброд всякого нравственно ничтожного люда, свободных и рабов, мужчин и бесстыдных женщин. Вся эта толпа кичилась званием римского народа.
Положение рабов, занятых обработкой полей богатых землевладельцев, было печальнее, нежели состояние столичной общины. Они были приблизительно в том же положении, в каком находились негры у американских плантаторов. Полунагие, скованные цепями, под бичом беспощадных надзирателей, эти несчастные с утра до ночи сгибались над плугом или сохой, не имея утешения для души и ни одного дня отдыха для изнеможенного тела. Положение рабов, пасших стада своих владык, было более сносным: само занятие их, устремлявшее их вслед за стадами в горы и долины, обеспечивало им род независимости или по крайней мере бродяжничества. Иногда эти рабы-пастухи разнообразили свой отшельнический быт нападением на запоздалого путника где-нибудь на уединенной поляне или в темном ущелье. Эта статья промысла обеспечивала номадам подчас обильный доход, а владельцы пастухов глядели сквозь пальцы на их преступные проделки. Если же случалось, что таких грабителей хватали и отдавали на расправу владельцам, то, по понятным всякому причинам, пойманный раб рисковал не Бог весть чем. Особенно в Сицилии распространено было это хозяйство, основанное на принудительном труде. Оно утвердилось во всех углах этого богатого, некогда благословенного острова, и при благодатном климате и прекрасной почве острова рабовладельцы легко и быстро наживали себе сокровища благодаря бесплатному труду.
Понятно, что при таких условиях спрос на рабов постоянно возрастал. Войны, набеги и сами опустошения соседних стран сицилийскими морскими разбойниками едва успевали удовлетворять эти запросы. На острове Делос, т. е. на главном невольничьем рынке, торговля рабами шла в огромных размерах. Иногда в день здесь продавалось и перепродавалось до 10 тысяч жертв. Что рабы, угнетаемые неволей, пользовались малейшей возможностью, чтобы разорвать постыдные цепи, — это всякому понятно. И в Риме, и в провинциях часто разоблачались заговоры рабов, и только неутомимое наблюдение и кровавые казни сдерживали или душили восстания. Наконец, в Сицилии вспыхнуло восста-
Ssasosssssssssseii
ние. Начали его толпы рабов близ Энны, умертвивших своего владельца, какого-то богатого Дамофила. К ним примкнули и другие соседние толпы, и все это устремилось в близлежащий город Энну. Каждую минуту росли полчища восставших рабов, отовсюду устремлявшихся к Энне. Какой-то чудодей из Сирии по имени Эвн пророчил восставшим победу и добычу. Назвавшись царем Антиохом, Эвн провозгласил себя предводителем восставших. К ним присоединилось еще несколько тысяч рабов, поднявшихся в другой части острова и уже под предводительством сицилийца Клеона, бывшего пирата, успевших овладеть городом Агригентом. Весь остров трепетал от ужаса, распространенного злодействами восставших (132 г. до н. э.). Несколько преторов с легионами были разбиты рабами в открытых сражениях. В Тавромении, на восточном берегу острова, восставшие захватили гавань и корабли. Только консулу Фульвию Флакку удалось победить рабов при Мес-сане, а преемник Фульвия, Рупилий, отнял Тавромений и после долгой осады Энну. Клеон погиб в битве, предсказатель Эвн — в темнице, а его сторонники — под секирой палачей. Восстановлено было спокойствие в провинции, но не в столице. Здесь умы волновались под влиянием вопросов, поднятых Гракхом.
Гкй Семпроний Гракх. Нашелся человек, который отважно взялся привести в исполнение проекты Тиберия Гракха. Это был не кто иной, как брат Тиберия, Гай Семпроний, не уступавший ему высокой нравственностью, но далеко превосходивший его проницательностью в соображении всех обстоятельств и решимостью в исполнении. Вместе с Фуль-вием Флакком и Папирием Карбоном он обдумал план, как приступить к отбиранию общественных земель и равномерному их распределению. Так как делу этому благоприятствовали Метелл, победитель Македонии, со своими многочисленными приверженцами, и даже Сципион Эмилиан, то оно в самом начале имело успех (129 г. до н. э.). Во всех частях Италии появилось немало свободных поселян-собственников, и через несколько лет на листах народной переписи Рим мог видеть увеличение количества свободных граждан: тысяч 70, способных носить оружие. За это время много было отобрано земель у таких собственников, которые не могли неопровержимо доказать законное право на владение этими землями. Но, когда коснулись отбирания тех общественных
Наказание раба платно.
 Продолжателем реформаторской деятельности Тиберия Гракха и мстителем за поруганную честь трагически погибшего брата выступил Гай Гракх, младший брат Тиберия. В отношении личных качеств между обоими братьями имеются как сходство, так и различия, обусловленные врожденными наклонностями, с одной стороны, и социально-политической обстановкой, при котороый им приходилось действовать, с другой.
saeesseassssssss
 Гай Гракх выступил уже с более широкой и продуманной социально-политической программой. При кажущейся случайности и хаотичности предложенные и проведенные Гаем Гракхом законы метили в одну основную цель: сокрушение сената и замену олигархической конституции демократической по греческому образцу.
Для обеспечения интересов Римского государства в целом, для ведения твердой внешней политики и для упрочения господства свободных римлян и италиков над рабами сенатская олигархия оказывалась бессильной. Исходя из этого, Гай Гракх считал необходимым высшее руководство в государстве от сената передать народному собранию, возглавляемому народным трибуном, избираемым непосредственно самим народом. Иное соотношение классовых сил и иные задачи внешней и внутренней политики требовали новой конституции. Политическим идеалом Гая Гракха была Афинская демократическая республика эпохи Перикла.
земель, которые находились в пользовании римских союзников, частью на основании особых договоров, поднялись громкие жалобы на произвол и даже на вероломство римского народа. Сам Сципион Эмилиан горячо вступился за права союзников. Несмотря на сопротивление Метелла и Карбона (который в это время занимал должность трибуна), Сципион успел достигнуть того, чтобы народ утвердил на будущее следующую меру: все споры об общественных (или государственных) землях должны рассматриваться и решаться консулами, а не вышеупомянутой комиссией из трех членов.
Между тем борьба партий как за этот, так и за другие вопросы не улеглась. Сципион получил в сенате такое преобладающее влияние, что по окончании одного из заседаний, где он произнес красноречивую речь, его почтительно провожала с собрания большая часть сенаторов. Утром следующего дня Сципион обещал выступить с речью к народу. С первыми лучами солнца народ стал сходиться на сенатскую площадь, и вскоре вся она покрылась толпой граждан, нетерпеливо ожидавших оратора. Вдруг является вместо Сципиона его противник, Метелл, и объявляет собранию(129 г.) весть, возмутительную для всякого честного человека: герой, опора римского государства, одним словом, Сципион найден в постели зарезанным рукой убийцы, подосланного неизвестно кем. Искренно пожалели жители о гибели благородного храброго человека, ставшего жертвой дикой ненависти противной партии. Метелл отправил сыновей своих участвовать в почетном погребении знаменитого гражданина. В то время как пламя пожирало бездыханные останки славного героя, народная молва обвинила Карбона в гнусном убийстве. Лишившись народного расположения, бесхарактерный Карбон пристал к оптиматам, но все-таки лет десять спустя попал под обвинение в беспокойствах, причиненных обществу по поводу законов Гракхов, и, предчувствуя плачевный конец, сам лишил себя жизни.
Потеряв своих главных предводителей, враждебные партии уже с меньшей энергией продолжали борьбу, но плебеи выступили с новой силой, когда прибыл в Рим Гай Гракх, окончив службу квестора в Сардинии. В 123 г. он изъявил желание быть избранным в звание народного трибуна. Само собой разумеется, что он был избран. Отличившись под Ну-манцией как храбрый, неустрашимый воин, теперь он раз-
вернул свои способности к государственным делам. В течение нескольких лет созревал в его пылкой душе план, каким образом улучшить жалкое, извращенное положение большинства жителей и ослабить перевес оптиматов, которых он считал главной причиной бедственного состояния простого народа. Тень умерщвленного брата также призывала его к отмщению. Теперь, казалось, настало благоприятное время для исполнения обдуманного предприятия. Несмотря на предостережения своей матери, Гай со свойственной ему отвагой приступил к делу. Его брат, соболезнуя бедственному положению безземельной толпы, стремился главным образом только к тому, чтобы улучшить это положение; Семпроний же задумал более важное дело: взять власть из рук оптиматов и самому стать во главе плебеев. Он ступил на тот путь, на котором некогда действовал великий Перикл, и, конечно, Семпроний подвизался с не меньшими бескорыстием и великодушием, но не то теперь было время и не с тем народом пришлось Семпронию действовать, с каким действовал Перикл. Семпроний должен был развивать свое дело мерами крутыми, идти с большей решительностью против существовавших прав и бесправия, а это-то и затрудняло успешное развитие его предприятия и делало исход его сомнительным.
Прежде всего трибуну нужно было привлечь на свою сторону всех находившихся в столице граждан с правом голоса, чтобы обеспечить себе силу, готовую немедленно исполнять все его распоряжения. Для достижения этой цели он вошел в народное собрание с предложением каждому являющемуся гражданину отпускать ежемесячно из государственных запасов, накоплявшихся от десятинного (земельного) налога, известную меру хлеба и притом по какой-то ничтожной цене. Понятно, что голодные члены комиций с удовольствием утвердили это предложение и возвели его в степень закона. Этот закон разом выводил народ из зависимости от временных вспомоществований сената и в то же время обеспечивал Семпронию признательность плебеев. Правда, в силу нового закона в Рим стало стекаться все больше и больше праздного дикого люда, жадного к почти даровому содержанию, но зато значение Семпрония в обществе устанавливалось прочнее и грознее для противников. Далее Семпроний добился того, чтобы военная повинность, которая до сих пор часто зависела от произвола чиновников, была преобразована на основании
 Оплотом нобилей был сенат, на который в первую очередь Гай Гракх и направил свои удары. В 124 г. 29-летний Гай был избран народным трибуном и тотчас же после избрания внес два законопроекта, направленных против врагов убитого брата и против собственных врагов.
Первый закон лишал права выставлять свою кандидатуру на общественные должности лиц, лишенных народом какой-либо магистратуры. Этим снималась кандидатура Марка Октавия, выступавшего против Тиберия и лишенного по воле комиций звания народного трибуна.
Второй закон предоставлял народу право привлекать к суду магистрата, изгнавшего из Рима без суда римского гражданина. Этот закон имел в виду Попилия, изгнавшего из Рима сторонников Тиберия.
Вслед за этими предварительными мерами, закреплявшими положение народного трибуна, Гай провел: 1) аграрный закон и 2) хлебный закон.
п темоо
asasassasasassssss
Нищий (попрошайка).
справедливости, чтобы воины получали оружие и обмундирование от казны, чтобы, наконец, всякому гражданину, обвиняемому в уголовном преступлении, предоставлено было право свободной апелляции в народное собрание. Последнее право, впрочем, значилось еще в знаменитых таблицах законов децемвиров, но на практике давно уже вышло из употребления. Суждения по высшим степеням уголовных преступлений, как, например, убийства и в особенности отравления, Семпроний предоставил особым судебным комиссиям. На решения этих комиссий апелляции не допускали. Другие распоряжения трибуна, как, например, проведение и постройка новых дорог, очевидно, имели целью выиграть расположение работающего населения, ибо такие распоряжения открывали новые средства заработка и материального благосостояния.
Вскоре Семпроний заметил, что в одной черни он не может еще иметь для себя надежную опору, поэтому он стал стараться внести разлад в саму партию оптиматов. И внес. В «змеиное логовище», какой называл противников, «он бросил ножи и мечи, чтобы змеи, киша в своем гнездилище, сами перерезались и истребили друг друга». Здесь необходима была оговорка. Дело в том, что патрициат состоял из двух классов: потомков древних правительственных родов, заседавших в сенате, и денежных людей, накопивших несметные богатства торговлей и разными спекуляциями, купивших себе также первостепенное значение в государстве и крепко державшихся за свои привилегии. Эти-то патриции по своему огромному состоянию все принадлежали к сословию всадников, из которого сенаторы еще в силу прежнего закона были исключены. Впрочем, оба подразделения римских патрициев одинаково усердно истощали провинции в пользу своего кармана, только дело в том, что если из провинций поступали жалобы на притеснителя, то в разбирательстве этих жалоб выходило различие, несколько обидное для самолюбия всадников-финансистов: притеснителя-сенатора судила особая, государственная, комиссия; что же касается притеснителя-финансиста, то весьма часто достаточно бывало влияния уже имеющихся властей, чтобы сдерживать произвол наместника в пределах умеренности или по крайней мере приличия. Возвращаемся к 1ракху Он установил, чтобы и провинция Азия была обложена податью по примеру прочих римских провинций и чтобы подати эти вносились в самом Риме, т. е. что-
яваиаяявваваиа»
бы сбор их был отдан в руки богатым откупщикам, которые одни имели средства исполнить эту важную государственную операцию. Понятно, что, введя новую отрасль откупа (подати других провинций уже и до этого времени были на откупе), Семпроний, так сказать, открыл богачам новое золотое дно и уж, конечно, мог рассчитывать на их сильное содействие в случае на
добности. Он еще немало угодил финансистам и тем, что от- Гробница.
нес к их ведению разбирательство по провинциальным тя
желым делам.
Ослабив, таким образом, значение сената и будучи выбран трибуном и на следующий год, Гай Семпроний 1ракх поднял опять знаменитый закон о разделении полей. Он успел получить согласие сената и, наконец устроить две новые колонии в Италии, значительное же число переселенцев он переправил в Африку, чтобы построить город на развалинах Карфагена. Итак, мы видим, что Семпроний Гракх благодаря своей энергичной безостановочной деятельности поднял самые важные и разнообразные отрасли государственного управления. Плебеи привыкли видеть в нем своего предводителя. Противная партия, не имея главы, безмолвно и тревожно следила за возраставшим значением трибуна. Наконец, Семпроний вспомнил и о римских союзниках, так мужественно до сих пор сражавшихся за свободу и честь Рима, жертвовавших ему кровью и достоянием. Семпроний намерен был даровать им полное право гражданства и тем, естественно, прибавить новое огромное количество к массе своих приверженцев и еще больше увеличить свое влияние на общественные дела. Но на этот раз трибун встретил сопротивление уже в рядах собственных сторонников. В намерении трибуна последние видели ущерб своим гражданским правам. «Неужели вы думаете, — говорил консул Опимий народному собранию, — что когда латины сделаются равноправными с вами, то для вас и в комициях, и на играх, и празднествах останется столько же места, сколько бывало до сих пор? А я думаю, что вам скорей придется уступить места латинам!» Очевидно, что консул в своей речи к народу умел облечь свою тайную мысль в такую форму, которая должна
13 ОЖЖО
000000^^00^0000000
Пастух коров.
была поразить самое тупое понимание. Когда вслед за Опимием еще и Ливий Друз, другой народный трибун, привел несколько возражений на проект своего товарища, Семп-рония, то народ единодушно отверг предложение, не желая в пользу союзников наносить самому себе ущерб. С неудовольствием покинул Гракх столицу и отправился в Африку — заняться постройкой нового города. Между тем Ливий, поддерживаемый сенатом, пошел дальше: он одолел своих противников предложениями, которые
льстили толпе. Так, например, он предложил, чтобы поселенцам новых колоний, образовавшихся в последнее время, даровано было полное право собственности на предоставленные им земли, даже без взноса какого бы то ни было процента с земель в казну, и далее, чтобы в Италии основать еще 12 подобных колоний, и притом за счет латинов. Народное собрание потирало руки от удовольствия, утверждая такие либеральные (на чужой счет!) меры, и так увлеклось самообольщением, что и забыло о своем прежнем благодетеле. На предстоявших выборах Семпроний Гракх получил лишь незначительное меньшинство голосов.
У оптиматов теперь были развязаны руки. С успехами росла у них и отвага. Они уже подумывали (121 г. до н. э.) о том, как бы постепенно, один за другим отменить все законы недавнего народного предводителя. Прежде всего осторожно потребовали они представить плебеям, что учреждение колоний на развалинах Карфагена есть дело, противное богам. Видя замыслы противников, Гракх, который до сих пор все еще надеялся дождаться более благоприятного времени, начал, наконец, действовать. Вместе с Фульвием Флак-ком, своим приверженцем и товарищем по службе прошлого года, Семпроний вступил в Капитолий, где проходило народное совещание. За ними следовала многочисленная толпа друзей и приверженцев, большей частью вооруженных. Вышло смятение, убит был один из ликторов. За шумом и криком толпы не слышно стало голоса Семпрония, желавшего восстановить порядок. Но оптиматы, заранее
оотоо 14

предвидя возможность смятения, подготовили и свои меры. Эти меры были такого свойства, что толпе не оставалось ничего более, как разбежаться.
Зато ночью Флакк приготовился силой отразить силу. Не так распорядился Семпроний: он отдыхал среди своей семьи и, по-видимому, был спокоен. Кажется, он уже совершенно предоставил себя на волю судьбы. Рассказывают, что когда-то во сне явилась к Семпронию тень старшего его брата и возвестила: «Брат! Не медли: судьбы наши одинаковы; как мне, назначено тебе действовать и так же, как мне, — умереть!» В эту ночь, когда Флаккторопился окончить к утру вооружение, Семпроний наедине со своими мыслями и с воспоминанием о брате думал: «Скоро настанет мой последний, неотвратимый час!» Утром, когда Семпроний готовился уже выйти по делам, жена его, Лициния, крепко обняла мужа, как будто предчувствуя близкую беду, и молила его не покидать дома, не идти на встречу со своими озлобленными врагами, но Семпроний вырвался из се объятий и, уходя, услышал пророческие слова Лицинии: «Сила одолеет, и судьей явится меч». На улицах уже толпились вооруженные воины, приверженцы противной партии. Капитолий был занят критскими стрелками, Форум кипел вооруженными сенаторами, всадниками и множеством воинов. Партия плебеев, под предводительством Флакка и Гракха, двинулась на Авентин. Попытка начать переговоры окончилась неудачей. Осталось одно — решить дело силой. И сила решила: перед отчаянным натиском оптиматов, возглавляемых консулом Опимием, народное ополчение расстроилось и разбежалось в разные стороны. Флакк был захвачен в засаде и умерщвлен. Его несчастный товарищ Семпроний в минуту отчаяния хотел было лишить себя жизни, но его удержали друзья, окружили его плотной стеной и, отбиваясь от неприятеля, успели, наконец, оттеснить Семпрония к городским воротам и далее — к мосту через Тибр. Но напрасны были великодушные жертвы друзей. Семпроний не спасся от судьбы, возвещенной ему тенью брата. В священной роще Фурины было найдено тело Семпрония и рядом — тело его верного слуги. Естественно, что после победы опти-маты с яростью устремились на приверженцев убитого предводителя. Говорят, что погибло в Риме около 3000 человек: одни в битвах на Авентине; другие, захваченные в плен, — в тюремном заключении.
 В исторической литературе значение реформ братьев Гракхов оценивается различно. Одни историки слишком снижают их значение, другие, наоборот, преувеличивают. Трудность объективно-правильной оценки реформаторской деятельности Гракхов заключается в многообразии этих реформ.
Своими реформами Гракхи развязали внутренние силы римского общества, усилили романизацию Италии и подготовили почву для включения в состав римского гражданства италиков. Разделом общинных земель, основанием колоний, постройкой дорог и улучшением государственного аппарата Италии они открыли широкое поле для развития торгового капитала, денежного хозяйства и частной собственности на рабовладельческой основе и тем самым ускорили превращение Рима в Средиземноморскую империю.
asssssassssssrasasa
Война с Югуртой
 Югурта (160—104 гг. до н. э.) — царь Нумидии (Северная Африка) со 117 г. Потерпел поражение от римлян в войне 111—105 гг. и был проведен пленником в триумфе Г. Мария (своего победителя), казнен.
 Период от Гракхов до Мария (120 —105 гг.) представляет самую позорную страницу римской военной истории и дипломатии. Такова была действительность. Между тем интересы римского торгово-ростовщического капитала и рабовладения требовали ведения энергичной внешней политики, поддерживаемой всадниче-ством и богатыми плебеями. На почве внешней политики главным образом и разгорелась политическая борьба в Риме конца II и начала I в. до н. э. Исходным пунктом острых политических конфликтов между оптима-тами, всадниками и популярами послужила война с союзником Рима африканским царем Югуртой.
Югурта. Высоко подняла теперь голову партия оптиматов. Очевидно, что чернь, способная только к уличным схваткам, далека была от возможности победить в открытой битве с оп-тиматами. Замечательно, как успели укорениться в народном сознании основные начала законов факхов и как установился обычай — эти законы не только не уничтожать, но, напротив, развивать еще больше. Впрочем, когда партия плебеев ослабла, сенат забрал в свои руки эти законы и сумел из них извлечь пользу для себя. То, что было сделано Гракхом относительно ежемесячной выдачи хлеба народу, относительно системы налогов на провинцию Азию и судебных прав сословия всадников, осталось и теперь, но сенат не позволил свободным гражданам селиться в тех из римских провинций, которые до сих пор служили для сильных и знатных неистощимой золотой жилой. Итак, не исполнилась мысль Семпро-ния: оптиматы, к их счастью, отстояли прежний порядок, т. е. провинции были оставлены в безусловном подданстве, над всеми городами владыкой остался Рим, а над Римом — патриции. Вскоре была уничтожена сама комиссия, учрежденная для разделения государственных земель, а владельцам, у которых еще не были отняты земли, обеспечено их право собственности. То же право обеспечено и союзникам, поэтому последние, естественно, стали на сторону оптиматов. Упрочивая за собой владение общественными землями и в то же время стараясь всеми средствами откупать земли у новых поселенцев, богатые помещики своими обширными хозяйствами, основанными на принудительном труде, стали решительно давить мелких независимых владельцев. Теснимые ими, последние исподволь стали вовсе покидать или продавать за бесценок свои земли и хозяйства, не дававшие им больше средств к жизни. Все это изнуренное население скоплялось в столице, предпочитая лучше получать почти даровой хлеб, чем у себя дома бесплодно трудиться над плугом. Само собой разумеется, что неограниченный произвол богатейших владельцев был зародышем различных злоупотреблений власти над рабами-работниками и толкал последних к восстанию, но не под силу было толпам рабов бороться с оптиматами, имевшими в своем распоряжении регулярное войско. В Сицилии
МММ 16
авввэвваааивавеэв
отчаянная борьба рабов с аристократами длилась насколько лет и окончилась их поражением.
Сицилийские морские разбойники, поставлявшие рабов на все рынки, промышляли своим делом с такой неслыханной дерзостью, что, наконец, римское правительство, как оно ни ослабело, решилось ограничить наглость пиратов. Претор Марк Антоний вышел с флотом в море, забрал у разбойников множество кораблей в бою, взял у них несколько укрепленных притонов в Сицилии, и занял их римскими войсками, но все-таки не искоренил морских разбоев. Вскоре пираты опять появились на всех морях и пуще прежнего стали промышлять своим доходным делом.
С не меньшим успехом один африканский князь поднялся на Рим. Впрочем, чтоб понять такую дерзость, надо знать, что у этого князька, кроме отваги и оружия, была и казна небедная, а перед золотом извращенный Рим давно уже благоговел, как перед божеством. Князь, о котором мы говорим, был Югурта, внук Масиниссы, ловкий, отважный, неутомимый, как истинный сын степей, но в то же время коварный и хитрый, как змея, воспитанная под знойным солнцем Африки. Когда умер отец Югурты, дядя его, Миципса, единственный оставшийся в живых сын знаменитого Масиниссы, взял мальчика к себе в дом и воспитал его. Выросши, Югурта во главе нумидийской конницы отличался в войсках Сципиона перед Нуманцией и храбростью и ловким обращением приобрел расположение как Сципиона, так и своих соратников, молодых римлян. Престарелый Миципса старался благодеяниями привязать к себе и своему семейству отважного, непреклонного юношу и перед смертью своею распорядился, чтобы его царство было разделено между сыновьями его, Адгербалом и Гиемпсалом, а также и Югуртой. Лишь только старик закрыл навеки очи, между наследниками вспыхнула ссора (118 г. до н. э.). Гиемпсал оскорбил Югурту, назвав проходимцем, несправедливо отнявшим у него и его брата наследственную долю. Вскоре после этого Гиемпсал погиб от ножа неизвестно кем подосланного убийцы. Хотя Адгербал поспешно отправился в Рим и там в сенате явно обвинял в убийстве Югурту и молил о заступничестве, но и Югурта принял свои меры. Посланные им адвокаты высыпали перед сенатом такие полновесные, чистого золота, аргументы, что последние безмолвно приняты были за неопровержимые, и дело с Адгербалом замяли, а царство нуми-дийское сенат разделил между Адгербалом и Югуртой. Для
Монеты:
1 —- нумидийский царь Миципса;
2 — Югурта.
ssBss»«a«sss®a
Горы Нумидии.
приведения в исполнение воли сената была отправлена в Африку специальная комиссия под начальством бывшего консула Л. Опимия. Одной рукой принимая богатые подарки, другой Опимий отделил щедрому Югурте плодоносную западную половину царства.
Лишь только удалилась комиссия, Югурта пошел войной на своего двоюродного брата и, одержав над ним несколько побед в открытых битвах, загнал его в город Цир-
ту (Константина) и там осадил. Римские поселенцы Цирты —
а их было немало — храбро отстаивали город. Осада затя-
нулась. Из Италии прибыло чрезвычайное посольство под начальством почтенного главы аристократической партии М. Эмилия Скавра и повелело прекратить военные действия. После отъезда посольства Югурта снова напал на город, взял его, а жителей, не разбирая, кто они: нумидийцы, ливийцы или римляне, истребил. Во время штурма погиб и несчастный Адербал. Такой вопиющий поступок Югурты поднял всю Италию. Трибун Меммий и жаловался, и грозил. Наконец, консул Кальпурний со значительным войском отправился в Африку. Он взял несколько нумидийских городов. Югурта предложил мир и при содействии золота успешно заключил его. Мы говорим успешно, потому что за ним оставлено было все нумидийское царство в тех пределах, в каких владел им в последнее время Масинисса, т. е. начиная от границ с Мавританией на западе, вся приморская часть Африки до южных
и восточных сопредельных римских провинций, следовательно, до Малого и Большого Сирта.
Мир произвел в столице Тибра неблагоприятное впечатление. Для римлян он казался ни больше ни меньше, как делом постыдным. Югурта был вызван в столицу и имел смелость
явиться к ответу в сопровождении многочисленной блестящей свиты. В этот раз Югурта окончательно убедился, каким безграничным влиянием в Риме пользуется полновесное золото. Само собой разумеется, что Югурта не только вышел чистым из всех обвинений, но еще сумел посредством подосланного убийцы отделаться от другого внука Масиниссы, ожидавшего значительных успехов в Риме по поводу своих притязаний на
ОООООО 18
®ssbsossss®sbsbss
часть Нумидии. Говорят, покидая Рим, Югурта в следующих словах выразил свое презрение к нему: «О, город продажности и беззаконий! Нет такого богатого покупателя, но если бы нашелся, ты продал бы и себя!» После отъезда Югурты партия людей, оскорбленных постыдным миром и последними действиями нумидийского царя, успела, однако, взять верх над подкупленными. Следствием этого обстоятельства было то, что в Африку послали новое войско под начальством консула Спу-рия Постумия Альбина и велели продолжать войну. Консул нашел в Африке римское войско в самом печальном состоянии: то была не армия а скорее скопище разбойничьих шаек, унижавшихся до грабежа и убийства в собственных, римских, провинциях. Замечательно, что консул, вместо того чтобы заняться исправлением войска, сам принял деятельное участие в грабеже мирных жителей, получая, конечно, и от Югурты полновесную благодарность за его похвальный образ действий. Брат консула, Авл Постумий, которому Спурий перед возвращением своим в Италию передал начальство над войском, распорядился еще лучше. Не довольствуясь подарками Югурты, он предпринял попытку разом овладеть царской казной и для этого напал с войском на город Сутул, где, как ему известно было, находилась значительная часть сокровищ Масиниссы. Попытка Авлу не удалась. Отбитый от города, он тогда деятельно принялся гоняться за неприятельскими отрядами. Югурта изменил свои действия. Он вдруг стал казаться таким запуганным, покорным, уступчивым и заискивал не только перед римскими военачальниками, но даже перед простыми воинами, что римляне сочли лишним иметь над ним какой бы то ни было надзор. Обманув римлян хитростью, Югурта в одну темную ночь с сильным войском напал так неожиданно на неприятельский лагерь и произвел такие страшные опустошения в легионах, что к утру римлянам оставалось одно из двух: или погибнуть окончательно, или согласиться на постыдную мирную сделку. В этот раз в среде римлян не нашлось уже ни одного великодушного Деция, нужда сломила последний остаток доблести, и военачальник со всем войском, лишенным знамен и оружия, должен был пройти сквозь позорное иго и потом очистить всю Нумидию, подтвердив условия первого мира. По всему царству и даже по соседним землям пронеслась слава деяний Югурты. Народы Африки стали смотреть на него как на залог своего освобождения от римского владычества и начали отовсюду сходиться под его победоносные знамена.
sossssosossssssoas
 Метелл Нумидийский (?— 91 гг. до н. э.)— римский полководец, консул (109 г.). В 109—107 гг. возглавлял римские войска в Африке в войне против нумидийско-го царя Югурты. В 100— 99 гг. находился в изгнании за отказ поддержать в сенате законопроект Апулея Сатурнина.
Монета Сирта.
Цецилий Метелл. Неслыханный, позорный для римлян исход войны с Югуртой, возбудил в Риме страшное негодование народа. Как ни сильны были оптиматы, но и они не могли на этот раз ни прикрыть, ни оправдать поступки людей своей партии, т. е. распорядителей в последних походах в Африке. Назначена следственная комиссия, и хотя во главе ее находился уже не раз упомянутый выше Скавр, сам не свободный от многих важных проступков, однако приговору комиссии подверглись многие люди высокого общественного положения, в том числе Кальпурний, Бестия, Опимий (убийца Гракха) и Альбин. Все они пошли в изгнание. Покончив с этими преступниками, сенат в своей измельчавшей талантами среде с недоумением выискивал человека, которому не опасно было бы поручить разрешение трудного африканского вопроса. Наконец, взоры всех остановились на Цецилии Метелле, племяннике Метелла Македонского. И сенат не ошибся в своем выборе.
Новый консул осенью (109 г. до н. э.) отправился на место своего назначения. Все время до следующей весны он употребил на то, чтобы восстановить в войске дисциплину и беспрерывными военными упражнениями, крепостными работами и маршами подготовить его к походам и победам. Весной Метелл перешел Гранину Нумидии и двинулся на запад от Утики. Югурта предложил переговоры о мире, и Метелл не отверг предложений. Надеясь на счастливый исход дела, Югурта приказал повсюду оказывать римлянам дружественный прием и даже велел отворить им город Вагу. Вскоре он заметил, что Метелл желает только выиграть время, т. е. на хитрость отвечает хитростью. После этого Югурта стал готовиться к решительной, отчаянной борьбе. Зная, что он никогда не будет в состоянии приготовить своих нумидийцев к битве в открытом поле с римскими легионами, он избрал другой план действия: завлекать врагов в горы или на безводные равнины, там утомлять их в мелких стычках и здесь же подготовить им погибель. Поняв из маневров Метелла, что он с войском идет к реке Мутуле, Югурта отрядил против него своего полководца Бомилькара с кавалерией и слонами, а сам засел с пехотой и нумидийской конницей под прикрытием холмов, увенчанных масличными и миртовыми деревьями. Холмы эти господствовали над безлесной равниной, по которой римлянам непременно нужно было пройти, чтобы добраться до Мутулы. Метелл послал вперед своего храброго легата Рутилия с от-
sssseaassaessssse
борным авангардом. На авангард Югурта не нападал, ожидая консула, и лишь только последний со всеми силами показался на равнине, свирепые дети степей устремились отовсюду на римские когорты. До самого вечера длился ожесточенный бой, наконец, победа стала склоняться на сторону римлян, консул успел снова привести в порядок колонны, расстроенные порывистыми и жаркими атаками нуми-дийцев, а другой легат Метслла, Гай Марий (храбростью и заслугами из простого состояния возвысившийся до значительных степеней), очистил тыл у римской армии, и тогда объединенными силами римляне сбили неприятеля с холмов. Несмотря па усталость войска, Метелл, не останавливаясь пошел вперед, ибо имел причины опасаться неприятельских засад и в других местах. Уже к ночи он соединился с авангардом, имевшим с неприятелем также удачное дело.
Впрочем, победа принесла римлянам мало пользы: неприя- Вид Цирты.
тельская конница рассеялась по окрестности, и римляне не могли ее преследовать. Метелл угвердил свое владычество над той местностью, где находился сам с войском, опустошил нивы, занял несколько городов и обложил сильно укрепленный город Заму. В то время как он все свое внимание сосредоточил на крепости, Югурта неожиданно напал на римский лагерь. Горсть воинов мужественно отбивалась от многочисленного неприятеля, но лагерь погиб бы неминуемо, если бы Марий с подкреплением не подоспел на защиту его и не прогнал врагов. Югурта на этой попытке не остановился: то здесь, то там внезапно нападал на римлян и довел консула до того, что он должен был снять осаду Замы и с наступлением дождливого времени года удалиться в дружественную соседнюю местность. Как сам Югурта желал скорее окончить войну, видно из того, что в течение зимы он самым деятельным образом вел перего-
assaaassosssssssss
Гаи Марий. Мраморный бюст из Ватикана.
 Марий Гай (ок. 157—86 гг. до н. э.) — римский полководец, консул 107, 104 — 101, 100, 86гг. до н. э. В 105 г. одержал победу над царем Нумидии Югуртой, разбил племена тевтонов (в 102) и кимвров (в 101). Проведенные им преобразования в армии способствовали профессионализации войска. Противник Сулпы, Марий в союзе Цинной взял в 87 г. Рим, жестоко расправившись со своими врагами.
воры о мире и выказал замечательную уступчивость. Казалось, что мир уже недалек: Югурта уплатил римлянам требуемую сумму, выдал слонов, военные припасы и даже перебежчиков, но когда Метелл потребовал, чтобы и сам он сдался на милость победителей, то он решил лучше продолжать войну до последнего, нежели прямо рисковать своей головой. Метелл склонил Бомилькара на свою сторону. Открыв заговор, Югурта казнил своего храброго полководца и тем задавил попытку заговорщиков в самом начале. Затем он снова устремился навстречу Метеллу, когда последний двинулся внутрь Нумидий-ского царства. Несмотря, однако, на неутомимые и ловкие маневры Югурты, римское войско победоносно через безводные степи дошло до города Талы, главного места на плодоносном оазисе. Югурта поспешил на защиту Талы, ибо здесь была скрыта большая часть его сокровищ. Когда после долгой осады Метелл взял этот город, Югурта с противоположной стороны города спасся в степи путями, одним нумидийцам известными, и увез с собой сокровища. Южные склоны Атласа, населенные полудикими гетулами, дружественно отозвались на клич Югурты и присоединились к нему. Далее Югурта успел приобрести в союзники Бокха, царя Мавритании (Марокко), своего тестя. И сильнее, чем до начала последних мирных переговоров, стал опять Югурта. Правда, и Метелл приготовился дать отпор союзным царям, но неожиданное обстоятельство заставило его прервать на время военные действия: пришла весть из Рима, что бывший у Метелла легатом Гай Марий выбран на его место в консулы.
Гай Марий. Недалеко от дороги, которая вела из Рима через Фрегеллу в Кампанию, находился на вершине какого-то нагорья городок Арпин, имеющий право римского гражданства. От нагорной цепи до самого ложа светлоструйного потока Л ириса тянутся зеленеющие холмы, чередуясь с плодоносными долинами, а к северу от них несет в Л ирис свои млечно-белые струи поток Фебренус. Вот в этой-то местности в ничтожной деревушке родились трое мужей, именами которых гордится римская история: Марий, Цицерон и Агриппа. Первый из них был сыном свободного, но бедного землевладельца из небольшой деревушки Цереаты. Отец Мария, всю свою жизнь собственными руками обрабатывая небольшую свою землицу, готовил и сына своего к тому же, но последнему было не по сердцу занятие земледельца: взлелеянный свободной горной природой, могучий телом и твердым, непре-
аииишииив
клонным духом, он с юности чувствовал влечение к полю битвы и победам. И однажды ступив на свой истинный путь, Марий зашагал по нему твердо и уверенно. В Испании, под знаменами Сципиона, он на практике изучил военное дело и узнал достоинство строгой дисциплины. Вскоре после испанского похода он в звании центуриона, а потом трибуна исполнил столько немаловажных дел, что в короткое время заслужил известность как воин сильный, предприимчивый, способный, и во мнении народа далеко вперед вышел из радов своих обыкновенных сослуживцев. В надежде на поддержку со стороны товарищей и богатой родни, которую Марий приобрел себе весьма удачной женитьбой, он вступил в число соискателей почетных городских должностей и преуспел. В звании квестора, а потом претора Марий заявил себя человеком способным и неподкупным; будучи же народным трибуном, он отличился тем сильным, хотя и безыскусным словом, которое дается только бескорыстным служением делу и верным пониманием общественных интересов, а потому и увлекает всегда за собой большинство.
При жертвоприношении, которое Марий совершил в начале похода из Утики, жрец-гадатель объявил ему, что впереди ожидает его великое и блестящее поприще и что он достигнет цели своих желаний. А желание его было ни больше ни меньше, как достигнуть консульского звания. Когда Марий сообщил об этом желании Метеллу, который всегда до сих пор оказывал ему покровительство, гордый патриций был немало удавлен дерзостью плебея. Отказав ему в отпуске, Метелл советовал Марию отложить хлопоты о невозможном и лучше оставаться на своем месте, не забираясь в знать. Марий настаивал на отпуске. Тогда Метелл насмешливо заметил ему: «Зачем спешишь? Вот погода: подрастет мой сын (тогда бывший еще отроком), и тогда вы с ним вместе будете состязаться для получения консульства». Только за двенадцать дней до выборов получил Марий отпуск, но он так ускорил свою поездку, что прибыл в Рим еще вовремя. Сильными речами, направленными против оптиматов, и в особенности горячими упреками по поводу способа Метелла вести войну Марий привлек к себе огромное большинство плебеев, был избран в консулы и назначен, как выше упомянуто, на смену Метеллу.
Марий повел дела в Африке с энергией, но в то же время и с дальновидностью. Ни в одном из частых нападений гетулов (107 г. до н. э.) он не дал им добиться успеха. Отважно по пло-
Марий.
 Политическая карьера Мария началась с 119 г., когда он был избран народным трибуном и провел закон об ограничении подкупов на выборах и установил норму хлебных пайков, отпускаемых государством столичному плебсу. На этом политическая карьера Гая Мария, казалось, должна была окончиться. Как человек простого происхождения, он не мог занимать высших общественных должностей. Но Мария спасла женитьба на аристократке Юлии, тете Юлия Цезаря, будущего диктатора. В 114 г. Марий получил прету-ру в Испании, где он мог проявить свои военные доблести, приобрести славу честного и твердого человека и в то же время поправить состояние. Затем последовала война с Югуртой, и, наконец, в 108 г. Марий в первый раз выставил свою кандидатуру на консульство.
Бокх.
 Сулла (138—78 гг. до н. э.) — римский полководец, консул (88 г.). В 84 г. одержал победу над Мит-радатом VI. Победив Мария в гражданской войне, стал в 82 г. диктатором, проводил массовые репрессии. В 79 г. сложил полномочия.
хим, малознакомым степным путям Марий совершил походдо самых южных пределов Нумидии, где неожиданным нападением захватил и разорил город Капсу. Оттуда прошел он к западу, по направлению к Мавритании. Здесь перед крепостью, построенной на труднодоступной скале, Марий встретил немало затруднений, но в его войске было много соддат-лигу-рийцев, хорошо знавших дикие Альпы: им-то он обязан был удачным штурмом скалистой крепости. На обратном пути его поджидали объединенные силы обоих царей, Бокха и Югурты. С двух противоположных высот напали они под вечер на римское войско, смяли его неожиданной атакой и к утру надеялись полностью рассеять, но ослепленные блестящим успехом, они не приняли должных предосторожностей. Марий, оправившись, в свою очередь напал на союзников и нанес им сильное поражение. Усиленные новыми многочисленными толпами союзники повторили нападение. Толпы неприятеля врезались внутрь легионов и охватили их со всех сторон. Воинственный квестор Корнелий Луций Сулла, успев собрать свои когорты, стремительно ударил по неприятелю и освободил тыл римской пехоты. Это обстоятельство дало битве счастливый доя римляи оборот. Римляне отбились от врагов, и Марий получил возможность беспрепятственно стянуть свои войска на зимние квартиры. Впрочем, консул убедился, что при таком способе ведения войны последняя, пожалуй, никогда не кончится. Он решил возобновить с Югуртой мирные переговоры и поручил это дело вышеупомянутому квестору, дав ему необходимые наставления; себя же как воина, привыкшего действовать единственно мечом и ничего не понимающего в дипломатических тонкостях, Марий считал решительно не способным к переговорам.
Сулла принадлежал по происхождению к партии оптима-тов, но его род давно уже измельчал, а сам он, сластолюбивый, расточительный, как вообще патрицианская молодежь того времени, не имел никакой надежды поправить свои финансовые дела. С греческим образованием, быстрым умом и тонким дипломатическим чутьем Сулла соединял безмерную отвагу, презирающую любую опасность. Он уже прежде бывал при дворе мавританского царя, теперь снова явился, сначала в качестве советника, потом полномочного посла. Напомнив царю о его поражении и силе римского народа, Сулла дал ему понять, что если он откажется от союза с Югуртой, то римляне не взыщут с него за его враждебные действия; если же он согласится выдать Риму своего зятя, то даже по-
HSSSSBSSSSSSSBBse
лучит в награду часть Нумидии. Царь сначала колебался, потом уступил соблазну. Сулла возвратился к консулу с самыми благоприятными вестями. Вскоре Бокх попросил Мария прислать полномочного посла для формальных переговоров о мире и прибавил, что желает, чтобы этотим послом был не кто иной, как тот же Сулла. Римляне заподозрили Бокха в намере-
нии захватить их посла и тем лишить их лучшего начальника Туллианум. кавалерии. Действительно, когда Сулла с вооруженной свитой явился к неприятелю, то, казалось, что подозрение было обоснованным: под предлогом почета сын царя выехал навстречу римскому послу и предложил себя в проводники, а между тем направил шествие не к царскому дворцу, а в нумидийский лагерь. Товарищи Суллы, предвидя засаду и гибель, упрашивали его схватить царевича и вместе с добычей спастись бегством. Что же Сулла? Он с таким царственным величием и с такой самоуверенностью прошел весь лагерь, что неприятель в изумлении проводил его сверкающими глазами — и только: ни одна рука не осмелилась подняться. С той же уверенностью в себе и с замечательным дипломатическим искусством выдержал Сулла окончательное совещание с царем. Следствием переговоров было то, что Югурту заманили в засаду, истреби
ли его свиту, а его самого с детьми выдали римлянам.
Война окончилась (106 г. до н. э.). В награду за вероломный поступок Бокх получил граничащую с Мавританией часть Нумидии, остальные владения Югурты почти целиком были превращены в римскую провинцию, ничтожную их часть отдали последнему представителю рода Масиниссы, и то потому, что этот представитель, слабый телом и умственными способностями, вовсе не был опасен для Рима. Югурта украсил собой триумф Мария: он шел за победной колесницей консула в царской диадеме, в величественной одежде, но с золотыми цепями на руках. Югурта окончил свое существование в холодном туллиануме, древнейшей государственной темнице. Торжествовали плебеи, прославляя подвиги Мария, но торжествовали и оптиматы, восхваляя заслуги Ме-телла, подготовившего успех войны, и Суллы, извлекшего из нее существенные для Рима выгоды.
25 оооооп
asssaaaassaasassss
Кимвры И ТЕВТОНЫ
 Кимвры — германские племена. В конце II в. до н. э. вместе с тевтонами вторглись на территорию Римской республики, в 101 г. до н. э. разбиты Г. Ма-рием при Верцеллах.
Первое нашествие кимвров и тевтонов. Долгое время оставались почти неизвестными Риму разные племена, жившие по ту сторону Альп или кочевавшие на пространстве от берегов Атлантического океана до скифских пустынь. Только дружественные римлянам массилийцы давали им иногда знать о северных варварах, а вторжения кельтов в Италию показали, что, наконец, и отдаленные варвары почувствовали желание выступить на историческое поприще и заявить о своем существовании громкими делами. Когда страны, прилежащие к Средиземному морю, были уже большею частью покорены римлянами, римское правительство стало стараться, чтобы рядом крепостей оградить северные границы своих владений, держа таким образом в страхе пограничных полудиких соседей. Кроме этой меры, правительство деятельно занялось строительством хороших путей сообщения, чтобы сделать удобными и постоянными связи отдаленных частей Римского государства, начиная от Испании и Италии до окраин Македонии и Греции.
Народы, жившие на границах римского государства и далее внутри Европы, были очень разнообразны как по происхождению, так по нравам и обычаям, но все же племя кельтов составляло основу этих народов и наибольшую их часть. В местности от Альп и до Майна жили богатые и могущественные гельветы, к востоку от них и даже за цепью Богемских гор (Бе-мервальда) — бойи, а в Штирийских, Норических и Юлихс-ких Альпах — тавриски, или норики, народ крепкий и деятельный, издавна узнавший выгоды горного дела и уже в те отдаленные времена умевший не только извлекать из недр земли железо и золото, но и пользоваться ими. Среди этих народов жили, не смешиваясь, однако, с ними, ретийцы. Они занимали долины и возвышенности нагорного Тироля и вели со своими стадами пастушеский образ жизни. Но гораздо больше беспокойства испытывали римляне не от этих всех народов, а от япидов, живших в Альпах Юлихских; от воинственных скор-дисков, которые простирали свои хищничества иногда до самой Македонии; наконец, от далматов, гнездившихся в скалах и ущельях суровой приморской полосы (Далмации). Эти беспокойные соседи после долгой кровопролитной борьбы с
HesssasaaasaBBsaB
ними были по крайней мере приведены римлянами в некоторую зависимость. Борьба с западными лигурийцами и кельтами была еще упорнее, но зато, правда, и обильнее выгодными для римлян результатами. Долина Дора-Бельтея с ее золотыми рудниками была завоевана; жители — саласы — порабощены, и на их земле построен римский город Эпоредия (Ив-рея). На этом римляне не остановились: они дальше и дальше прокладывали себе мечом путь в негостеприимную альпийскую местность. Фульвий Флакк, товарищ Гракха, после ожесточенной борьбы покорил племена, живущие у Родана(Роны). Преемник Флакка, Секстий, победил и аллоброгов, которые устремились было на выручку покоренных Флакком их собратьев. От Родана Секстий проник в собственную область аллоброгов, находившуюся по течению реки Изары (Изера). Здесь поднялся на защиту своих союзников Бетуит, царь ар-вернов. Это был могущественный владыка, повелевавший кельтскими племенами на всем пространстве от океана и до Рейна. Обозревая города своего обширного царства, Бетуит вступал в них в сопровождении блестящей свиты знатных воинов, охотников и певцов, ездил в колеснице, окованной чистым серебром, а во дворце держал открытый стол, к которому имели доступ не только жители города, но даже и странники, и люди безродные. Царь был храбр и благодушен, ласков и щедр. Вот этот-то владыка и вздумал теперь со своими народами положить предел ненасытной жадности пришельцев. По его повелению, на Роне, у устья Изеры, построен был мост, и Бетуит перешел на противоположную сторону во главе многочисленного ополчения. Римлянами командовал в это время консул Квинт Фабий Максим. Римлян было немного сравнительно с полчищами аллоброгов, однако консул сразился с ними, одержал блистательнейшую победу, за которую и получил почетное прозвище Allobrogicus (т. е. Аллоброгский). Преемник Фабия, проконсул Домиций, воспользовавшись изменой, захватил в плен самого Бетуита и вторично одержал над арвер-нами такую значительную победу, что вследствие ее побежденные уступили римлянам все свои земли у Средиземноморья. Немедленно принялись римляне строить во вновь покоренной стране крепости и дороги, поселили колонию свободных граждан в Нарбоне (Нарбонна), сделав ее главным местом провинции, а возле теплых ключей, где Секстий одержал победу над аллоброгами, построили постоянный крепкий римский лагерь. Под его защитой росли в этой местности мир-
 Огромная орда двигалась вместе с женщинами и детьми, со всей своей утварью и скотом. Жилищем служили повозки. Они же в случае надобности играли роль укрепленного лагеря. Военный строи и вооружение кимвров были довольно примитивны. Они были страшны своей храбростью, граничавшей с полным презрением к смерти, стремительностью натиска и многочисленностью.
Кимвры подошли к проходам в Северо-Восточных Альпах. Навстречу им выступил консул Гней Папирий Карбон с большим войском. Он приказал кимврам удалиться. Кимвры повиновались: от вторжения в Италию их удерживал страх перед римлянами. Но Карбон жаждал дешевой победы и решил заманить варваров в ловушку. Проводникам из местных жителей было приказано завести кимвров в засаду, где на них напали римляне. Вероломство Карбона было жестоко наказано: римляне понесли огромные потери, и, если бы не страшная гроза, прекратившая битву, все римское войско было бы уничтожено. Однако и после своей победы кимвры не пошли в Италию. Они повернули на запад, перешли Рейн и появились на Верхней Роне.
Кимвры и тевтоны,
защищающие свой обоз
ные поселения граждан. Место это в честь победителя названо Аквы Секстия(Экс).
Около этого времени или несколько раньше произошло передвижение тех отдаленных северных народов, о которых мы упомянули, — передвижение могучее, бурное, как море, которое омывало негостеприимные берега их родины, как те страшные, разрушительные потоки, которые, если верить преданию, оторвали в это время целые области от материков
и, лишив народы их древнего местопребывания, заставили их
искать себе новые отечества силой. И действительно, даа мно
и семейства.
гочисленных племени германского происхождения двинулись от берегов Балтийского моря к югу искать себе новые жилища. Это были кимвры и тевтоны. Кимвры жили, кажется, первоначально на том полуострове, на котором сейчас находятся Голштиния, Шлезвиг и Ютландия, тевтоны же — у Балтийского моря. И потянулись эти народы с женами и детьми и со всяким хозяйственным скарбом, прокладывая себе путь вперед мечами и косами, питаясь грабежом, усиливаясь толпами других полудиких орд, присоединявшихся к ним на пути. То были племена, и по виду не похожие на образованные народы Южной Европы: высокорослые как мужчины, так и женщины, с голубыми глазами и русыми длинными волосами; одежда их состояла из полотняных рубах и коротких шуб. Вместо
шляпы или шлема на мужчинах очень часто попадалась звериная шкура, целиком снятая с головы медведя или быка. В левой руке воины держали широкий дощатый и размалеванный щит, а в правой — копье, приспособленное и для метания, и для удара, а иногда — меч или же косу, укрепленную на древке. Дряхлые старцы и женщины смотрели за священными сосудами и другими принадлежностями религиозных обрядов. На них же лежала обязанность совершать ночные жертвоприношения в честь своих божеств (иногда в жертву этим божествам приносили и людей), гадать и возвещать народу смысл гаданий, предсказывать будущее.
Так двинулись эти шумные несметные орды через озера и потоки, через равнины, леса и горы, словно необъятная ла-
айаввэввваававвввв
вина, которая, чем дальше стремится, тем громаднее становится, увлекая за собой по пути обвалы снега и точно так же, как лавина чем дальше, становится ужасней и опустошительней. Из упомянутых нами выше народов Средней Европы бойи первыми встретились с опустошительным движением кимвров и тевтонов. Отступая переднеодолимой силой, бойи скрылись по ущельям и теснинам своих Сосновых гор и дали пройти всей массе варваров. Отсюда нашествие двинулось в область таврисков, и здесь-то пришельцы впервые услышали (113 г. до н. э.) о римлянах и о том, какое у них обширное и сильное государство. И в Рим впервые пришла весть о новых, невиданных дотоле варварах, показавшихся у границ римской державы. Консул Папирий Карбон послан был в Аквилею и получил приказ охранять границы республики. Орда не отважилась на первых же порах употребить силу, напротив, обратилась к римскому правительству с просьбой выделить свободные земли для поселения и проводников через горы. Из Рима был прислан пришельцам благосклонный ответ и дано приказание о выделении им проводников. Казалось, будто почтение к римскому имени отвратило опасность.
Битвы северных варваров с римлянами. Консул, по тогдашним римским понятиям, был того мнения, что против неприятелей, а тем более против диких варваров все позволительно, следовательно, для собственной безопасности позволительно и прогнать их. Поэтому он двинулся навстречу им, и у Нория (около Гёрца, в Иллирии) стал их поджидать. Лишь только приблизились северные люди и увидели, что их обманули, то, не устрашившись блестящих римских легионов, шедших прямо на них, они схватились за оружие и построились в боевой порядок — густой сомкнутой фалангой. Дикая воинственная песнь, которую кимвры и тевтоны обыкновенно запевали перед началом битвы, впервые пронеслась в Иллирийских горах и отдалась свирепыми зловещими перекатами. Терять этим воинам было нечего: все, что оставалось у них драгоценного на свете: религия, жены, дети, — все это было здесь же, позади; в обозе, следовательно, находились и родина, и имущество, и все радости жизни. Впереди — ряды коварных неприятелей, и, следовательно, одно из двух: или победа, или славная смерть, которая приведет их прямо в жилища богов, где они воссядут рядом с родными и предками. Началась битва. Хотя римские копья и пробивали слабые
Шлемы воинов римской конницы»
29 IMS®»
Битва с кимврами. Римский саркофаг.
дощатые щиты неприятелей, но нападение последних было до того стремительным, что не выдержали его ни гастаты, ни принципы, ни триарии: все смешалось и побежало пред страшным натиском варваров. Впрочем, кажется будто само небо сжалилось над побежденными: при громе и молнии полил ли-
вень в лицо варварам, помешал им преследовать неприятеля и тем спас остатки разбитых легионов.
Отдохнув прямо на поле битвы и потом разграбив римский лагерь, кимвры и тевтоны, вместо того чтобы преследовать врагов, предприняли несколько набегов на соседние местности. Отсюда они двинулись далее к северо-западу. Гельветы оказали варварам дружеский прием. Многие из гельветов пожелали даже оставить свою родину и пойти вместе с новыми друзьями. Такое желание заявили целое племя тигу-ринов и родственные кельтам по происхождению амброны. Через Юру орды перешли в собственно Галлию, в которой и странствовали насколько лет подряд, народы же, изъявившие желание пойти следом за кимврами, действительно отправились в путь. Они наткнулись на римское войско. В первой встрече они разбили консула Силана, а два года спустя — Кассия Лонгина. И Кассий и его легаты пали на поле битвы (109 г. до н. э.). Преемник его, Квинт Сервилий Це-пион, усмирил восставший город Толозу (Тулузу), разграбил его и за свой геройский подвиг вознаградил себя тем, что искусно утаил богатые сокровища, похищенные из толозского храма. В то время как он в качестве проконсула еще управлял галльской провинцией, получена была весть о приближении новых полчищ варваров. Заслышав об опасности, консул Манлий со значительными силами двинулся на помощь правителю Галлии. В то же время легат Марк Аврелий Скавр вывел вперед свой отряд, чтоб задержать варваров и дать возможность Манлию соединиться с Цепионом. К несчастью, последние проводили время в споре за право быть главным и стояли лагерями на противоположных берегах реки Родан возле Аравсиона (Оранж). А между тем варвары, предводимые храбрым Бойориксом, приблизились, развернули свои необозримые толпы, окружили отряд Скавра и истребили его. Сам Скавр взят был в плен и умерщвлен рукой предводите-
ossssssosssssssssa
ля. В римских легионах на Родане было еще тысяч 80, но полководцы до тех пор спорили о первенстве, пока в ушах их не раздалась боевая песнь варваров. Застигнутые врасплох погибли сначала легионы Цепиона, а потом и консульские (106 г. до н. э.). Разграблены и лагери римские, и обширное поле битвы обратилось в торжественный пир победителей. Если варвары прямо отсюда не устремились на Рим, так, надо полагать, оттого, что и им победа стоила недешево. Достоверно, что они отступили в Галлию, потом проникли за Пиренеи и опустошали Испанию в то время, как в Риме сенат выносил приговор Цепиону. За позорное поведение и потерю римской армии бывший проконсул лишен был всего состояния, исключен из сената и, выдержав долгое тюремное заключение, осужден на изгнание из отечества.
Марий в борьбе с варварами. Весть о поражениях при Аравсионе произвела в Риме почти такое же ужасное впечатление, как после битвы при Каннах. Сенат распорядился сократить срок траура по павшим воинам и усердно принялся отыскивать человека, на которого можно было бы положиться в предстоящей борьбе. В среде оптиматов были еще люди способные и в военном деле опытные, например Метелл и Рутилий, но они уже потеряли народное доверие. Взоры всех обратились на Мария, в это время бывшего еще в Африке. Казалось, что если кто может спасти отечество от грозящего бедствия, так не кто другой, как Марий. Потому-то не в пример прочим Марий снова был выбран в консулы и даже, чего еще никогда до тех пор не случалось в Риме, пять лет подряд был утверждаем в этой должности.
В 104 г. Марий явился в Галлию с большим войском и с многочисленным штабом испытанных военачальников. Нельзя сказать, чтобы Марий отличался какими-нибудь замечательными стратегическими способностями, но он был отличным практиком, строго уважавшим свои обязанности и между тем добротой и простотой обращения заслужившим любовь как войска, так и вообще народа. До встреч с варварами прошло немало времени, и Марий употребил это время на пользу войску и окрестным жителям. Постоянными военными упражнениями и фортификационными работами он приучил воинов к трудолюбию, бодрости духа и знанию всех подробностей своего ремесла, а между тем руками же армии вырыл канал в дельте Родана, для того чтобы сделать судоходным нижнее течение этой реки, засоренное пес-
---------------------------------------------- 31
Щит воина римской конницы.
Римский большой щит-скутум.

Взятие Тевтобота в плен при Аквах Секстиевых.
чаными наносами. Таким образом Марий облагодетельствовал жителей Массилии и весь прилежащий край. Марий не пускался отыскивать варваров, но ждал в тревожном напряжении, не вернутся ли они снова к тем местам, где огромные могильные холмы остались памятниками ужасного побоища и побед варваров над римскими легионами.
Между тем кимвры, соединившись с кельтиберами и прогулявшись с ними по всей Испании, снова перешагнули Пиренеи, разлились опустошительным потоком по всей стране, прилежащей океану, до самой Секваны (Сены), даже проникли дальше и напали на воинственных бельгийцев. Только пе-
ред крепостными стенами бессильной оказывалась стремительность этих диких орд. Но зато их число стало еще больше, ибо в это время присоединились к ним гельветы и, наконец, тевтоны под начальством царя Тевтобота. Теперь-то варвары решили идти в Италию. Битвы и победы, добыча, сладкое вино и все удовольствия жизни мелькнули перед ними в отдаленной перспективе, там, под благословенным небом Апеннинского полуострова и сотни тысяч алчных варваров вторили призыву своих полководцев: «В Италию! В Италию!»
Варварам известны были трудности перехода через Альпы, и потому для обеспечения себя продовольствием они решили разделиться. И пошли (102 г. до н. э.) кимвры с тигури-нами обратно за Рейн, чтобы оттуда Восточными Альпами пробраться в желанную страну, тевтоны же потянулись к югу по направленно к Аравсиону, надеясь соединиться о своими товарищами на Паде. Через Родан они перешли беспрепятственно, но по ту сторону стоял консул в укрепленной позиции у реки Изары. Завидев римские окопы, из-за которых блистало римское оружие, варвары густыми толпами бросились на лагерь, желая прибавить новую победу к прежним. Римляне не покидали своих окопов. Три дня длились бурные атаки пришельцев, но безуспешно. Тогда, издеваясь над трусами, не
ИИШ 32
смевшими выйти из-за своих окопов, и не желая бесполезно тратить свои силы, варвары бросили римский лагерь и потянулись к югу, вдоль Родана. Дней шесть вся эта орда воинов с женами, детьми и обозами шла до плодоносных окрестностей Акв Секстиевых. Здесь варвары вдруг заметили, что враг идет за ними по пятам. Марий расположился опять крепким лагерем на соседней высоте, на которой тевтоны не решились атаковать его. Однажды из-за водопоя вышла у неприятелей кровавая стычка. Римляне побили здесь отряд тигурийцев и амбронов и прогнали их до самого обоза. С обеих сторон разгоралось желание вступить в решительную битву. И Марий приготовился к ней. На следующее утро он в полном боевом порядке покинул лагерь и спустился с высот. При нем безотлучно находилась пророчица Марта, та самая, которая ему некогда предсказала седьмое консульство, а теперь — верную победу. Два коршуна сопровождали консула, паря над ним в воздухе, а такое обстоятельство всегда у римлян считалось предзнаменованием блестящего успеха. И предзнаменование оправдалось. Когда тевтоны, радуясь приближению битвы, с обычной стремительностью бросились на высоты, с которых спускались стройные ряды римлян, тогда уже можно было предвидеть поражение варваров, ибо они в увлечении своем не подумали о том, как удобнее отступить, если бы понадобилось. Вновь окрестность загремела от диких воинственных песен и рогов, команд предводителей и непрерывного стука копий и мечей. До самого полудня северные исполины мужественно бились с храбрыми легионами. Полдневный жар истомил их мечи. В это время трибун Марцелл, с отрядом кавалерии искусно обошедший неприятеля, вдруг ударил на него с фланга и тем произвел у него общий страшный беспорядок. Напрасно напрягал все усилия предводитель тевтонов Тевтобот, не хотевший отступить побежденным: он был окружен, схвачен, обезоружен и связанный приведен к Марию. Поражение тевтонов было полным. Еще раз собрались остатки орды у обозов, но и здесь настиг их меч победителей. У обозов же погибли и мужественные тевтонки. Большей частью они в перспективе позорного плена поражали сами себя и детей своих, чтоб не сдаваться живыми. И над обширным пространством битвы, усеянным трупами, засверкали победоносные серебряные орлы (Марий ввел в своих легионах орлов вместо знамен). Не стало могучих тевтонов и амбронов, исчезла слава их прежних подвигов, о которых у римских историков остались лишь скудные предания.
 В 102 г. кимвры и тевтоны вновь появились на горизонте. Кимвры, встретив упорное сопротивление кельтиберов, покинули Испанию и двинулись в Северную Галлию, где соединились с тевтонами. После того как варвары были отбиты храбрым племенем белгов, их вожди решили, наконец, напасть на Италию. Для этого они разделились на две части: тевтоны должны были вторгнуться через западные альпийские проходы или вдоль лигурийского побережья, кимвры же собирались проникнуть в Италию через знакомые им по прежней кампании северо-восточные проходы.
Марий в это время находился в Риме. Узнав о появлении врагов, он спешно вернулся на Рону. Второй консул 102 г. Квинт Лутаций Катулл остался в Цизальпинской Галлии для встречи кимвров.
зз ООООПО
2 Рим, т. 2
sssaaseessssesHss
Панцирь богатых римских всадников.
Панцирь римских всадников.
Пока описанное происходило в районе Родана, кимвры и союзные с ними племена прошли за Рейн и потом альпийскими долинами спустились к тем плодоносным равнинам, о которых узнали по пути от дружественных кельтов. Второй консул, Лутаций Катулл, стоял с войском по обе стороны реки Атезиса (Эча), поблизости от нынешней Вероны. Посредством моста оба лагеря поддерживали постоянную связь, в случае надобности войска могли сосредоточиться на том или на этом берегу реки. Показались кимвры, понеслись по течение реки пни и бревна, пущенные ими с целью разрушить римский мост; на римское войско, находившееся на левом берегу, напал такой страх, что оно бросилось бежать. Один легион, который не мог следовать достаточно быстро, был отрезан от своих. Малодушный трибун предложил сдаться, какой-то центурион убил его тут же на месте и, приняв командование, успел пробиться сквозь редкие передовые отряды неприятеля и благополучно перевел легион на ту сторону, к главнокомандующему Лутаций собрал все войско и отступил за Пад, заняв на правом берегу этой реки выгодное место, кимвры же, вместо того чтобы немедленно преследовать слабое римское войско, расположились на отдых в прекрасной плодоносной местности и так провели всю зиму.
Повеяло весной (101 года), зацвели луга, и жадно вдохнули варвары благовонный воздух Италии, с наслаждением взглянули на окрестные леса, которые в этой местности так рано, по сравнению с севером, покрываются новой листвой. Беззаботно потом пошли они на запад, переступая альпийские ручьи и речки и ожидая верховьев многоводного Пада, чтобы удобнее было перейти. Никакие тревожные вести не смущали кимвров на пути: они двигались вперед не спеша, останавливались на отдых надолго и наслаждались сколько хотели благодатной природой, вкусной пищей и сладким, жгучим южным вином. Только у Верцелл почуяли они предвестников предстоящих трудов. Передовые отряды сообщили, что недалеко впереди показалось многочисленное римское войско. Действительно, то был Марий, который уже успел соединиться с Катуллом и перешел Пад с целью идти навстречу врагам. Вместе с вестью о приближении римлян кимвры узнали и о поражении тевтонов, но они не устрашились и быстро приготовились к битве на обширных полях, известных под названием Раудинских. На заре римляне были уже на месте боя. Густой туман покры-
gsssgssssssaasssas
вал поляну. Немногочисленные передовые отряды кимвр-ской конницы столкнулись с римской кавалерией и, отброшенные назад на пехоту, произвели в ней замешательство. Лишь только пехота оправилась, разошелся туман, и блеснули орлы римских легионов. Римляне двинулись в бой, построившись, как при Каннах, т. е. вогнутой линией центр, под начальством Катулла, а оба фланга несколько впереди центра. При Каннах этот порядок римлянам не удался, но у кимвров не было Ганнибала, который, предводительствуя центром, ударил бы прямо на центр врага, в то время как оба крыла обойдут и охватят его фланги. Кимвры сражались храбро, стояли твердо, но расстроенные в центре и застигнутые с обоих своих флангов, они не выдержали страшного натиска легионов, поражавших их спереди, и кавалерии, напавшей на них сбоку. Битва окончилась полной победой римлян. Кто не погиб в бою вместе с храбрым Бойо-рисом, предводителем кимвров, тот в цепях обречен был до самой смерти оплакивать свое покинутое отечество и утраченную навеки свободу. Больше всех в эту достопамятную битву отличился Катулл: он взял в бою более 30 знамен. Марию устроен был блистательный триумф в Риме. Народ справедливо величал его спасителем государства, ибо он наголову поразил скопища северных варваров.
 На равнине около города Верцеллы, в верховьях реки По, произошла битва, в которой римляне широко и умело использовали свою превосходную конницу.
Кимвров постигла та же страшная судьба, что и тевтонов за год до этого: не менее 65 тыс. их было уничтожено, уцелевшие попали в плен и наполнили собой невольничьи рынки (лето 101 г.). Спастись мало кому удалось.
Внутренние беспокойства
Луций Апулей Сатурнин. Победы вознесли выходца из Арпина на высокую ступень государственного значения и еще сильнее пошатнули уж и до того поколебавшееся влияние оптиматов. Оно и понятно. Немалое время отсутствовал Марий, теперь он возвратился. Народ преклонялся перед его подвигами, партии искали его участия или благоволения, но патриции все-таки питали презрение к выходцу из низов и не упускали случая подшучивать над его мужичьими привычками. Марий знал, как понимать покачивания головами, когда он, принимая участие в прениях просвещенных ораторов в сенате, в резкой, а иногда напыщенной речи развивал свои мысли или поддерживал свои предложения. От его внимания не ускользали оскорбительные улыбки знатной молодежи каждый раз, когда
35 оотеоо
aoaaBesaasssesssBS
 Апулей Сатурнин (?— 100 гг. до н. э.), в Древнем Риме популяр, народный трибун (103 и 100 гг. до н. э.). Провел через народное собрание закон о наделении землей ветеранов Мария; убит сторонниками оптиматов.
Марий, чувствуя себя неловким в этом обществе, не знал, как обращаться, что сказать, а между тем из уважения к его консульскому званию молодежь эта каждый день толпилась в его доме. Но как бы то ни было, а назад идти Марий и не хотел, и не мог: почет и влияние на государственные дела вскружили ему голову; не обращая внимания на мелкие неудобства своего положения, он стремился к тому, чтобы еще больше усилить свое политическое влияние. Опереться ему было на что: с одной стороны, расположение плебеев, а с другой, легионы, которые он умел делать послушным своим орудием. Марий ввел в войске некоторые изменения, еще более сплотившие его в однородную, единую массу. Так, например, он отменил существовавшее до сих пор в войске различие в вооружении и разделение, основанное на состоянии граждан-воинов. Он завел такой порядок, что в армию мог быть принят всякий свободный гражданин, а однажды принятый, любой воин получал одинаковое с другими вооружение и подвергался такому же обчению, как и все. Точно также и награды за храбрость и военное искусство Марий распределял сам, по собственному усмотрению, не обращая внимания ни на происхождение, ни на состояние отличившихся. Так, двум союзническим когортам, наиболее отличившимся в битве при Верцеллах, победитель кимвров и тевтонов даровал в обход существовавших законов право римского гражданства.
Прежде всего Марий еще более сблизился с плебеями. Главными представителями плебеев были Сервилий Главций и благородный Луций Апулей Сатурнин. Первый — бойкий, остроумный уличный оратор, подчас озадачивавший толпу своими замысловато-темными речами, как часто замечается у людей подобного разбора; последний же, искренно желавший улучшить положение плебеев, готов был на все, лишь бы достигнуть своей цели. Из прежних действий Сатурнина достаточно указать на следующие: в звании трибуна он обнародовал подкупность патрициев; Цепиона за похищение сокровищ из толозского храма и за постыдное поражение при Аравсионе преследовал всей силой закона. Теперь, объединившись с Ма-рием и Главцием, Сатурнин употребил все свое влияние, чтобы доставить Марию в шестой раз консульство, Главцию — претуру, себе же самому — во второй раз трибунат. Напрасно старались патриции не допустить их успеха. Некто Нонний, стоявший у них на пути, был без дальних околичностей убит. Союзники достигли того, чего хотели (100 г. до н. э.).
оомт зб ---
eseasssssesassa»
Поддерживаемый товарищами, Сатурнин вошел с предложением законов о колонизации провинций в чрезвычайно обширном размере. Предложено дать земли (и притом от 25 до 100 югеров на каждого колониста) в Африке тем из воинов, которые сражались под начальством Мария, а безземельных граждан, как римлян, так и союзников, расселить в Верхней Италии и по ту сторону Альп. Предложено также возложить на Мария поручение указать и распределить между поселенцами земли. Таким образом, по плану Сатурнина, консулу продлили бы его должность на неопределенный срок, по крайней мере до тех пор, пока он окончил бы завоевание Заальпийской Галлии; следовательно, в руках Мария сосредоточилась бы вся военная сила, а в руках Сатурнина — гражданская. В народном собрании другие трибуны высказали возражения на предложение Сатурнина, удар грома возвестил гнев Юпитера, квестор много говорил о несостоятельности общественной казны и даже с помощью вооруженной силы разогнал собрание. Все напрасно: Марий выдвинул своих испытанных солдат, готовых тотчас в дело, и сенату ничего не оставалось больше делать, как поклясться в том, что он узаконит вышеупомянутое предложение. Метелл, осмелившийся противоречить, осужден был на изгнание.
Казалось, главная цель партии плебеев была достигнута, но сословие всадников, поддавшись вначале на расширение своих судебных прав, теперь пришло в ужас при неожиданно резких отступлениях от закона. Всадники не прочь были законным образом выжимать из должников непомерные проценты, переводить в свои карманы скромное имущество поселян, даже, пожалуй, пустить их по миру, но допустить больше было вовсе не в их целях. Поэтому владельцы капитала решительно стали на сторону сената. Сам Марий, на которого взвалили ответственность в новом общественном деле, был этим крайне озабочен. Переговариваясь с обеими сторонами, стараясь примирить и тех, и других, он ничего решительного не успел выиграть для своих товарищей. Тем настойчивее действовали последние, видя, что у их предводителя, восседающего на курульном кресле, в голове солома вместо мозгов. Сатурнин добился того, чтобы его избрали трибуном и на третий год; какого-то вольноотпущенника, которого он выдал за сына Тиберия Гракха, Сатурнин сделал себе товарищем. Главций заявил притязания на консульство и с помощью своих уличных сподвижников успел удалить с глаз
Монета Луция Апулея Сатурнина.
Ssaessssssssess»
 Выступление Сатурнина знаменует собой новый этап классовой борьбы. Сильнее, чем прежде, сказывается различие интересов городского и сельского плебса. Особенно отчетливо обнаружилось это во время голосования по аграрным законам.
Среди городского плебса были сильны клиентские связи с видными оптиматами. Кроме того, он не был заинтересован в разрешении аграрного вопроса, и поэтому в решительный момент некоторая часть его выступила даже против вождей популяров.
Законы Сатурнина знаменуют собой начало нового этапа аграрного законодательства: они имели в виду в первую очередь наделение землей ветеранов; это было одно из последствий тех изменений, которые произошли в составе армии. Землей наделяются не малоимущие или обезземеленные крестьяне, а отслужившие свой срок солдаты.
Колебания Мария говорят не только о его политической беспринципности; они характерны, по-видимому, для той группы, которая всегда его выдвигала и поддерживала, — для всадничества.
народа своего опасного соперника-соискателя Меммия. Сенат прибегнул к силе. Консулы получили приказание охранять безопасность государства, и Марий волей-неволей должен был выступить против своих старых друзей. На Форуме появились сенаторы, всадники, их клиенты и приверженцы патрициев, все в полном вооружении. Забыты закон и право, забыто охранение спокойствия и личности. После краткой битвы толпы под предводительством трибуна должны были отступить в Капитолий. Отсутствие воды принудило их сдаться. Марий, желавший как-нибудь спасти друзей от гибели, запер их в курии, но противники вскрыли кровлю здания и избили пленных камнями.
Торжество партии оптиматов. Оптиматы торжествовали. Метелл был возвращен из изгнания. Марий, которого презирали теперь обе партии, удалился в Азию выжидать благоприятного времени и исполнения других предсказаний старой вещуньи. В Риме же месть победителей беспрепятственно разразилась над голавами предводителей плебеев. Ростовщики и представители власти объединились, и горе было всякому, кто дерзал возвысить против них голос. Правда, смертная казнь была почти запрещена, ибо этот приговор могли выносить только специальные уголовные комиссии, но лишение имущества и уничтожение гражданских прав и без казни давали себя сильно чувствовать подсудимым, попавшим теперь подгнет оптиматов. Многие и многие из граждан, потеряв веру в свою безопасность в Риме, заблаговременно выселились в Понтийское царство (у Черного моря), царь которого, Митридат, готовился поднять меч против римского господства.
Господство патрициев обозначилось следующими нововведениями в законодательной сфере (98 г. до н. э.). Так, консул Метелл Непот определил, чтобы всякое предложение нового закона объявлялось жителям в рыночные дни три раза, прежде чем приступать к обсуждению этого закона; далее, чтобы в одном проекте не заключалось нескольких предложений. Также возобновили приказание не допускать к участию в народных собраниях как союзников, так и вообще людей, не имеющих полных прав римского гражданства. Само собой разумеется, что новое господство если не уничтожило полностью проект Сатурнина о колонизации вне итальянских земель, то по крайней мере обставило его всевозможными затруднениями, чтобы не допустить исполнения.
«ивижиияеиаеввв
А в это время между самими патрициями возникли распри. Замечательно, что они возникли именно там, где наиболее бесчинствовали владельцы капитала, державшие на откупе государственные подати, где взяточничество и произвол гуляли на просторе, и всякий из участников шайки местных правителей глядел на проделки собрата сквозь пальцы по пословице «рука руку моет»; одним словом, распри возникли в азиатских провинциях. Нашлись там люди, которых тронуло жалкое положение несчастных римских подданных. Между такими людьми особенного внимания заслуживает Муций Сцевола, не уступавший отцу своему в отличном знании законов, человек честный и правдивый. В звании претора в Азии он вместе с другом своим, Рутилием Руфом, восстал на тех распорядителей, которые обкрадывали провинции; еще более восставал на крупных распорядителей в этом позорном, ничем не оправдываемом своекорыстии, и горе тем их агентам, которые в Азии подвертывались под руку Сцеволы: он их не только подвергал жестоким денежным штрафам, но зачастую просто-напросто распинал на кресте. Патриции не посмели погубить самого претора, зато погубили его товарища и друга. Обвиненный подкупленными негодяями в разных противозаконных действиях, Рутилий был вызван в Рим и осужден. Той же участи подверглись и многие другие, вы-сокостоявшие люди. Самому М. Скавру, семидесятилетнему председателю сената, пришлось оправдываться перед судилищем, составленным из таких людей, которых следовало бы назвать отъявленными государственными грабителями, а не судьями. Лучшая часть сената утратила свое нравственное влияние и была вынуждена возвратить во что бы то ни стало ту судебную власть, которую обстоятельства отняли у сената и передали владельцам капитала.
 Вмешательство военного элемента не укрепляло, а ослабляло демократию. Военные элементы сами по себе еще не были достаточно сильны, чтобы послужить базой демократической диктатуры. Политическая неспособность Мария с этой точки зрения не столько являлась его личной чертой, сколько отржала незрелость новой армии.
Политическая борьба в 100 г. перешла в гражданскую войну. В этом году военный вождь, возвысившийся благодаря поддержке плебса, подавлял вооруженной силой демократическое движение; это явление можно считать одним из первых симптомов падения Республики и утверждения военной диктатуры в форме монархии.
Союзническая война
Народный трибун Ливий Друз. Стоя перед судьями и в торжественной речи ниспровергая все возведенные на него обвинения, престарелый Скавр взывал к народному трибуну Ливию Друзу и убеждал его ради спасения отечества законным путем постараться отнять у спекулянтов судебную власть и возвратить ее снова

 Усилившееся влияние всад-ничества вызывало тревогу среди нобилей, вождем которых в сенате в то время был Марк Ливий Друз Младший, сын Друза, противника Гая Гракха. Среди оптима-тов Друз пользовался большим авторитетом и влиянием как один из самых честных, богатых, образованных и умных людей. Поводом к выступлению Друза послужило его столкновение в сенате с Сервилием Цепи-оном, не менее богатым и влиятельным аристократом, но державшим сторону всадничества. Столкновение начал Цепион, обвинивший в подкупе одного из вождей оптиматов— Скавра.
Противник Цепиона Марк Ливий Друз с целью привлечения на свою сторону широких масс римлян и италиков и повышения поколебленного сенатского авторитета выступил в качестве народного трибуна в 91 г. с целой программой реформ, в основе повторявших реформы Гракхов.
сенату. Знаменитый оратор Луций Красс повторил то же самое в курии, и трибун с радостью принял этот вызов, ибо давно уже сам сознавал потребность в такой настоятельной мере. Ливий Друз по происхождению и по прежнему образу действий вполне принадлежал к партии патрициев. Отец его содействовал падению Гракха, сам Ливий был в числе противников Сатурнина, но все-таки это был человек, стоявший за право и справедливость, и поэтому он не мог оставаться равнодушным к вопиющим беззакониям правителей провинции. В 91 г. Ливий Друз вошел с предложениями: сенат, состоявший в то время из 300 членов, пополнить еще таким же количеством членов, избрав их из сословия всадников, и по-прежнему возвратить этому верховному учреждению право судебного разбирательства жалоб, вызванных лихоимством и произволом; особенной комиссии предоставить право приговора по делам, касающимся подкупности судей; наконец, увеличить количество ежемесячно раздаваемого народу хлеба и все государственные земли, находящиеся в Кампании и Сицилии, разделить между бедными гражданами. Из этого видно, что трибун-патриций для достижения цели употребил те самые средства, какие употребляли и его предшественники из плебеев. Ливий понимал, что для успеха в избранном им деле надо было прежде всего расположить к себе толпу Он преуспел в этом, даже сделал больше: в тайных переговорах с предводителями союзников успокоил умы последних обещанием им в близком будущем полного права римского гражданства. Этот успех трибуна имел немаловажное значение, ибо отношение союзников к Риму становилось все напряженнее и опаснее. За обещание гражданства союзники поклялись Ливию в том, что во всех опасностях, которые могут встретиться ему на пути, они явятся к нему на помощь. Клятва их сохранилась до сих пор. Итак, предстояло теперь трибуну добиться, чтобы его предложения получили силу закона. Ливий представил все свои предложения в виде одного общего проекта. Денежное большинство дало свое согласие без особенных затруднений. Очевидно, что финансистам не настолько были ценны привилегии судебной власти, насколько близки к сердцу полные карманы и тучные поля.
Казалось, что близко полное благоприятное решение дела, но в самом сенате возникли затруднения. Консул Филипп воспротивился проекту Ливия, отвергая его прежде все-
ssssaasaasssiasBesa
го на том основании, что он, противореча недавним постановлениям, заключает в себе несколько отдельных предложений под видом одного, общего. Большинство сенаторов выступили против мнения консула. Тогда последний среди народного собрания возвестил, что существующий сенат, по-видимому, одряхлел, его члены утратили всякую способность к делу, и потому необходимо выбрать новый сенат. Бурным было собрание, последовавшее затем в курии, и немало было высказано консулу язвительных укоров. Особенно сильно говорил знаменитый оратор Луций Красс, за что консул и подверг его денежному штрафу. Оскорбленный этим приговором еще раз, и в последний, восстал почтенный старец. Казалось, к нему на краткий срок возвратились юношеские силы, чувства и слова. В пламенной речи он обличил консула, превысившего поступками свою власть, напомнил присутствовавшим о священном достоинстве собрания, столько веков достославно управлявшего государством, и, наконец, обращаясь к консулу, воскликнул: «В достоинстве консула издавна государство римское видело залог величия и доблести сената, но ты попрал свое достоинство пред лицом всего народа и чем же теперь думаешь устрашить меня? Повторяю, что напрасно же ты уронил себя, и если бы ты вырвал язык, который тебя здесь обличает, то и тогда последний мой свободный вздох обнаружил бы перед целым светом твое беззаконие!» Речь Луция Красса увлекла весь сенат, но самому оратору она стоила жизни. Старец не выдержал чрезмерного напряжения, после речи он уж не являлся больше в сенат и через несколько дней умер. Так рушилась последняя надежная опора нового порядка вещей. Вскоре разнеслась весть о тайных переговорах трибуна с союзниками, и отовсюду поднялись вопли, возбужденные страхом государственной измены. Тревога охватила и членов сената. Все снова примкнули к консулу. Последний предложил полностью отвергнуть вышеупомянутые предложения Ливия Друза. Сам Ливий опасался настаивать. Он, впрочем, все-таки не избежал мести оптиматов. Через некоторое время после всей этой описанной нами бури в сенате, возвращаясь вечером домой, он был убит кем-то, бросившимся на него сзади из толпы, сопровождавшей его. На могиле трибуна вспыхнуло страшное пламя междоусобной войны, которую он старался предотвратить путем собственных установлений.
 Предполагалось созвать народное собрание, на котором должна была решиться судьба римских союзников — италиков, но оно не состоялось вследствие внезапной смерти инициатора законопроекта Марка Ливия Друза, сраженного кинжалом убийцы у порога собственного дома накануне его выступления в народном собрании. Так сошла в могилу эта любопытная фигура римской истории, которую один анонимный источник назвал «бледным отражением Гракхов».
 Смерть Ливия Друза послужила сигналом к началу общеиталийского восстания, или Союзнической войны (91—88 гг. до н. э.).
Учрежденные после смерти Друза чрезвычайные уголовные суды осудили массу людей за сочувствие Друзу и за участие в тайных союзах. Террор прошел по всей Италии. Многие видные деятели партии Друза поспешили оставить город и рассеялись по Италии.
Клятва восьми народов (присяга).
Бык, топчущий волчицу.
Начало и дальнейший ход Союзнической войны. Как перед началом бури вся страна принимает какой-то особенный, не свойственный ей таинственно-грозный вид, так было в Италии перед тем, как вспыхнула война между народами, которые столько веков плечом к плечу сражались против внешних врагов. Послы, таинственные посредники чаще и чаще стали переезжать из города в город в областях, союзных Риму. Знаменательные выражения лиц, смелые речи, загадочные намеки — все заставляло предполагать, что готовится что-то необыкновенное, о чем никто еще не решается громко заговорить, но всякий посторонний может догадываться. Трибун К. Вар, человек, достойный всякого презрения (его народная молва обвиняла в убийстве Ливия Друза), установил закон, по которому объявлялись ответственными все, когда-либо способствовавшие дарованию союзникам прав римского гражданства. Множество почтенных граждан попало, таким образом, под наказание. Тогда исчезла всякая надежда на уравнение прав граждан. Казалось, что гнет произвола римских чиновников, бесстыдные поборы под видом военных потребностей, бесконтрольная, нередко до пролития крови, строгость военачальников — все это так и будет упрочено в римском государстве, и до каких пор неизвестно. Беспощадные законы военной дисциплины смягчены были только для одних римлян, над головами же союзников по-прежнему висела ликторская секира. Один консул прилюдно осмелился высечь первого сановника какого-то города в Кампании за то, что он недостаточно быстро приготовил городскую баню для жены консула. Очевидно, что при таком вопиющем произволе над союзниками последние не могли считать себя удовлетворенными тем, что торговые права их в римских провинциях, точно так же как и права приобретения в тех местностях земель, ничем не уступали правам действительных римских граждан. Напротив, извращенные законы о хлебе и рабство содействовали тому, чтобы довести до полного отчаяния многочисленное горское население, ибо последнее убедилось, что и его самостоятельность висит уже на волоске.
В то время, когда готовилось всеобщее восстание, римский претор Сервилий узнал (91 г. до н. э.) об умыслах и кознях, происходивших в городе Аскулуме Пиценской области. Он поспешно прибыл в этот город и в театре произнес обращенную к гражданам грозную речь. Но страх перед секирами его ликторов уже не оказал ни малейшего действия на

взволнованную толпу: она бросилась на претора, умертвила его самого, всю его свиту и всех римлян, находившихся в городе. Событие это послужило сигналом к общему восстанию. Связанные тайной клятвой патриции в течение всей зимы открыто занимались вооружением народа. Поднялись народы, жившие у источников Велина, по течениям Труента и Атерна, по нагорьям, которые тянулись до самого моря, незаметно понижаясь, чтобы дать выход водам вышеупомянутых рек; поднялись и обитате-
ли долин и возвышенностей, окружавших Фуцинское озеро и Верхний Лирис. Раздался звон оружия в деревнях храбрых марсов, пламенных пелингов, маруцинов, френтанов и других народов сабеллинского корня. С не меньшей энергией готовились к борьбе самнитские племена и воинственные луканы, вспоминая громкие дела своих предков. Средоточием восстания избран город Корфиний, находившийся почти в центре взволновавшихся областей, на богатой равнине, окруженной венком гор и прорезанной светлым течением Атерна. В Кор-финии учреждены центральный форум и курия, а из 500 благороднейших представителей союзных племен составлен сенат. Избраны в консулы Помпедий Силон и Папий Мутил, уже до того бывшие руководителями восстания. Наконец, избраны двенадцать преторов, людей испытанной храбрости и надежных во всех отношениях.
Со своей стороны и римское государство стало готовиться к великой борьбе с не меньшей деятельностью. Сенат гордо и решительно отверг требования посольства, которое прибыло от союза, с тем чтобы в последний раз испросить для союзников право полного римского гражданства. Умолк в Риме на время голос партий, и все значительные люди подали друг другу руки ввиду общей грозной опасности. Рассеянные по Италии римские и латинские колонии остались верными Риму и стали опорными пунктами для военных действий в восставших областях. Эти колонии мужественно вынесли на себе первые удары войны. Собраны были войска, и в их состав вошли не только римские граждане, но также народы из области кельтов,
Развалины Лохр.
 Перед открытием военной кампании союзники еще раз попытались обратиться к сенату с предложением образовать комиссию, признать за ними права гражданства и не начинать воины. И лишь после того как предложение италиков было отвергнуто, они стали готовиться к войне за независимость.
43 OQMOO
BseaaHseaasssssess
из Нумидии, Испании и даже Азии. Сотни тысяч вооруженных выступили с обеих сторон, и сотни же тысяч легли на полях битв и на местах бесчисленных кровавых стычек. И с той, и с другой стороны сверкали одинаковые мечи и копья, и римские, и союзнические полководцы одинаково знакомы были со всеми приемами военного искусства, со всеми особенностями тактики и стратегии.
Аскул.
 Силы противников — римлян и италиков — приблизительно были равны: римских граждан, рассыпанных по всему полуострову и провинциям, способных служить в ополчении, насчитывалось около 500 тыс., италиков — несколько больше. Каждя из сторон могла выставить армию в 100 тыс. человек. Главная трудность предстоящей войны для Рима заключалась в разъединенности театра военных действий, так как повстанческие отряды откры-
ли военные действия одновременно во всех частях Италии, осаждая и захватывая римские города и крепости. Кроме того, римским армиям приходилось действовать в горах, незнакомых местностях, при отсутствии дорог, пробираясь по горным тропинкам, пользуясь малонадежными проводниками.
На севере претор Помпей Страбон двинулся (90 г. до н. э.) в область Пицен, чтобы угрожать Аскулуму. Консул Рутилий Лупус расположился на границах владений марсов, в том месте, где Толенус, приток Велина, пересекает путь. Напротив его стали лагерем марсы под предводительством Публия Катона, а Помпедий Силон обложил крепость Альбу, что у Фу-цинского озера. Напрасно Марий убеждал пылкого Рутилия не спешить с нападением, ждать подкрепления. Рутилий не послушался, сразился. Авангард перешел через реку и был уничтожен храбрыми марсами, консул поспешил с войском за реку. Его постигла та же участь, и сам он пал в битве. Зато Марию удалось захватить неприятельский лагерь и собрать остатки консульской армии. На Мария устремился Помпедий, разбил передовой римский отряд, но, столкнувшись с армией, которую возглавлял победитель кимвров и тевтонов, должен был попятиться. Отступление, впрочем, не спасло Помпедия. Произошла вторая битва, и в ней Помпедий потерпел полное поражение, ибо вместе с Марием ударил с тыла Сулла, прибывший со значительным войском с юга.
Пока описанное происходило у Фуцинского озера, Страбону не посчастливилось в Пицене: его заперли в Фирмуме, и оттуда претор бездейственно должен был глядеть, как торжествующий неприятель забирал города — Канузий, Венузию и почти всю Апулию. Но скоро прибыл к нему на помощь Суль-пиций, счастливо покончивший с пелигнами. С помощью Суль-пиция Страбон разбил неприятеля и осадил Аскулум.
В южных областях, где приходилось иметь дело с самнитами и луканами, воинственный Папий Мутил подступил к латинскому городу Эзернии, прогнал защищавшее его войско под начальством консула Луция Юлия Цезаря и взял го-
швеавияжавааииэ
род. Еще до взятия Эзернии он захватил Венафрум, прикрывавший путь в Кампанию, и утвердился в этой богатой области. Скоро к нему перешли Нола, Салерн, Помпеи и другие города. Правда, при штурме римского лагеря Папий потерпел поражение, но за него отомстил самнит Эгнаций: неожиданно напал на победителей и обратил их в бегство. Несчастливо сражались римляне и в Лукании: при Грументе их войско было разбито, окружено и взято в плен.
Положение Рима становилось с
каждым днем хуже и хуже. Не было ни денег, ни хорошего войска, а у вооруженных толп недоставало и храбрости. Да и сенат состоял не из героев, как было в те времена, когда над Римским государством навис гений Ганнибала. А тут еще получена была весть, что Умбрия и вся Этрурия грозят отпадением. Малодушие проникло в сердце сената. В течение зимнего прекращения военных действий какой-то трибун предложил закон, чтобы впредь для разбирательства случаев государственной измены судьи выбирались не из сословия всадников, а из народных триб, оттого в состав комиссий по таким делам получили доступ люди умеренные. Несколько позже получило силу закона следующее предложение консула Луция Юлия Цезаря: принять в сословие римского гражданства все те общины, которые еще не приняли участия в восстании. Наконец, по предложению трибунов Плавтия и Папирия, также получившему силу закона, всякому свободнорожденному человеку итальянского происхождения открыта была возможность получить право римского гражданства, лишь бы он только заявил о своем желании не далее как в двухмесячный срок по обнародовании этого закона. Понятно, что эти три постановления чувствительно ослабили силу союзников, поселили в их среде разлад и тем оказали благоприятное для Рима влияние на дальнейший ход войны.
Еще снег не сошел с гор, когда (89 г.) отряд марсов проник в Этрурию, чтоб содействовать восстанию этой области. Гней Помпей Страбон встретил его с превосходящими силами и уничтожил. После этой победы и после того, как претор Катон
Ферентинум.
 Из римских полководцев в Кампании и Самнии успешнее всего действовал Сулла, жестоко расправлявшийся с отпавшими городами и заставивший капитулировать главный город самнитов Бовиан. Захваченная Суллой территория напоминала огромное пожарище, заполненное развалинами, трупами, тлеющими зданиями и обгоревшими полуразрушенными крепостями. Покорение юго-восточных италийских племен (самнитов, янигов, луканов) знаменовало конец Союзнической войны.

 Подавлением восстания италиков Рим был обязан дипломатии, талантам своих полководцев, в особенности Суллы, стоявших во главе профессиональных, дисциплинированных и технически хорошо вооруженных армий, и, самое главное, розни среди самих союзников.
Минерва Геркуланума.
пал в какой-то несчастной битве, Помпей Страбон получил главное начальство над войсками в северных частях возмутившейся Италии. Аскулум все еще был в осадном положении. Вблизи этого города Страбон дал генеральную битву всему пиценскому ополчению и одержал над ним решительную победу. Остатки ополчения пробились сквозь ряды римлян и укрылись за стенами Аскулума. Наконец, голод заставил город сдаться. По римскому обычаю, с жителями города поступили без всякого милосердия. После целого ряда жестоких битв, после дикого опустошения всей страны римский меч восторжествовал, наконец, над восстанием возле Фуцинского озера и в горных районах, простиравшихся до самого Адриатического моря. Город Корсиний, принявший во время восстания гордое имя Italics (т. е. Итальянский, в смысле столицы Италии), должен был теперь открыть победителям свои ворота. И в Апулии дела тоже кончились счастливо для римлян. Храбрый Эг-наций пал в битве, сражаясь с неравными силами.
В Кампании Сулла действовал с особенной стремительностью. Он штурмом взял Стабию (88 г.), а его легат — Геркуланум. Вслед за этим Сулла осадил Помпеи и наголову разбил самнита Кдуэнция, который пришел на выручку этому городу. Минуя Нолу и другие крепости, находившиеся в руках союзников, Сулла вторгся в Самний, покорил страну гир-пинов и после двойной победы взял главный город области Бовиан. Самниты решили продать недешево свою свободу. Восстал каждый, кто только мог действовать оружием, собралось многочисленное ополчение под предводительством Помпедия и Мутила. Оба этих полководца после поражений, испытанных ими в районе Фуцинского озера, успели отступить с остатками войска к горцам в Самний. Даже рабы примкнули к ополчению, увлеченные вдохновенным воззванием Помпедия, и скоро последний увидел себя во главе пятидесятитысячной армии. Сначала успех этой армии был поразительным: после нескольких битв, быстро следовавших одна задругой, римлян вытеснили из долин, Бовиан отняли и Эзер-нию укрепили, но, опомнившись от ударов, легионы снова взяли верх, а после того как сам Помпедий, душа всего движения, пал в кровопролитной битве, вся область потеряла силу и не могла уже держаться против римлян. Долгое время еще бродили в Самнии и Лукании отдельные малочисленные шайки, остатки разбитых ополчений, но они не представляли уже никакой опасности.
ОООООО 46
sassaeseewsssss
ПЕРИОД ВТОРОЙ. МАРИЙ, СУЛЛАИ ПИННА (до78 г.дон. э.)
Нет у них владыки, кто бы мощной дланью Внутренним крамолам начертал конец. Явится ли? Нет ли? — Рим терзаем бранью... Где же тот, чьи слава и побед венец?
Сулла — консул. Буря, грозившая разрушением римскому государству, почти улеглась. Пожарища, развалины и могильные холмы обозначили собой тот страшный путь, которым она прогремела по Италии. Миновала для Рима опасность извне, возник опять ненавистный дух партий. Еще с большей дерзостью, чем когда-либо, это чудовище подняло голову, попирая все законное и человечное. Все многочисленное собрание новых граждан, к которому принадлежали и общины из Этрурии и Умбрии, и многие из вновь подчиненных областей: Неаполя и других эллинских городов — все это было стеснено в 8 или 10 триб, т. е. по значению поставлено на один уровень с вольноотпущенниками, а не со старыми гражданами. Следовательно, при подаче голосов все это собрание не могло иметь большого значения. Это обстоятельство давало каждому предводителю партии легкий способ привлекать на свою сторону значительную массу народа: стоило только посулить уравнивание прав граждан. К общественному бедствию присоединялось еще и то, что многие из почтенных граждан томились в изгнании за то, что, по закону Вара, были обвинены во вреде, который они наносили государственному спокойствию своими мнениями и действиями. Понятно, что друзья этих невинных изгнанников не могли быть доброжелательны к новому правительству. Но наибольшим препятствием к соблюдению законного порядка вещей явилась, как и в былые времена, неправильность законов о праве взыскания долгов. Не одна только Союзническая война могла привести вслед за собою расстройство финансовых и имущественных дел: последнему способствовали еще больше битвы в Азии, где царь Митридат Понтийский установил некоторые меры для ограничения произвола римских спекулянтов. Следствием этих мер
Корнелий Сулла.

Сулла.
оказалось то, что ростовщики предъявили свои требования и захотели взыскать с должников как капиталы, так и проценты, разумеется, непомерные. Сначала должники, придя в отчаяние, стали молить об отсрочке, а потом, опираясь на древние законы против чрезмерного роста процентов, подали куда следовало жалобы на ростовщиков. В это дело вступился городской претор и, основываясь на старинном праве, которое, конечно, было уже давным-давно утеряно, принял такое решение: взыскать с заимодавцев в пользу притесненных должников четверные против незаконно назначенных с них процентов. Чем же разрешилось это дело? При каком-то торжественном жертвоприношении ростовщики просто-напросто убили претора, — и ни одна рука не поднялась, чтобы отомстить за совершенное беззаконие.
Так в необъятной столице Италии накопилось множество предпосылок для взрыва, недоставало лишь удобного случая. Случай этот был предоставлен трибуном Сульпицием Руфом (88 г. до н. э.). Подобно своему умерщвленному другу Ливию Друзу, Сульпиций Руф был членом сенаторской партии и так же, как он, старался восстановить в обществе право во всем его благородном значении, но вместе с тем он настаивал на необходимости некоторых видоизменений в учреждениях в соответствии с духом времени. Препятствия, на которые он натолкнулся, преследуя свою цель, возбудили в его душе бурю страстей, которые до сих пор таились в ней, может быть, без ясного о них сознания самого трибуна. С тем же мужеством, с каким он недавно отличался в Союзнической войне, восстал теперь Сульпиций на защиту своих благонамеренных предложений и призвал на помощь силу слова и материальную поддержку толпы. В числе новых требований трибуна находились, между прочим, следующие: исключение из сената всех тех его членов, которые имели долгов больше чем на 2000 денариев; возвращение из ссылки вышеупомянутых изгнанников и уравнение прав граждан как старых, так и новых и вольноотпущенников, посредством равномерного распределения их в соответствующие трибы.
Сенат был решительно против этих предложений и потому уполномочил консулов отвлечь от них внимание чрезвычайным празднеством в честь богов. Узнав об этом, Сульпиций является в сенат с горстью отчаянных людей, т. е. таких, для которых жизнь человека не стоит пригоршни денариев. Поднимается невообразимая суматоха: кресла, столы летят в
шжияавиивйвиае
сторону; разбиты руки, ноги, головы; сенаторам, жрецам и самим консулам ничего более не остается делать, как бежать куда попало. Те из членов собрания, которые уцелели в страшной свалке, конечно, согласились безусловно на все требования трибуна. Между тем один из спасшихся бегством консулов, именно Корнелий Сулла, отправился прямо к своим легионам, которые все еще заняты были осадой Нолы. Там он деятельно принялся готовиться к походу на Митридата и понемногу совсем изгнал из головы воспоминание о последней жестокой схватке в сенате. Вдруг приходит весть: Сульпи-ций отменил назначение Суллы в Азию и сделал так, что на его место посылается туда Марий. Это неожиданное обстоятельство изменило намерения Суллы. До сих пор этот человек требовал от жизни одних наслаждений; незнакомый с нуждой, чуждый политических стремлений, он пил полную чашу радостей и безрасчетно тратил свои силы. Законы нравственности, отечество, кровь гражданина, божество и человечество — все это для него были лишь слова без значения, или, лучше сказать, всем этим он пользовался для достижения своей единственной, эгоистичной цели. Легкомысленно, как бы в чаду, скользил он по житейской волне, не позволяя себе вдумываться в явления жизни общественной, а скорее тешась ими, но благодаря своим необыкновенным способностям, своему гениальному чутью он никогда не проходил мимо намеченной цели.
Когда сказали этому необыкновенному человеку, что прибыли два народных трибуна с вестью о его низложении, он созвал свои шесть легионов (около 36 000 человек) и объявил им: «Мария назначают на мое место; не с вами, а с другой армией отправится он в Азию; ей, а не вам достанутся победы, добыча и слава. Решите сами, следует ли нам подчиняться этому распоряжению». Легионы поняли. Предводители, которых страшило слово «измена», уклонились от решения, но массе солдат, у которых на руках еще не обсохла кровь прежних предводителей, страшиться было нечего. «На Рим! Идем на Рим!» — раздалось в их рядах, и двинулись орлы и значки по направлению к столице, и по трупам обоих умерщвленных трибунов пошли пехота и конница, потянулись обозы и все походные принадлежности многочисленной армии, а во главе всего движения — человек в пурпурной тоге, с холодным решительным взглядом и еще более холодным сердцем.
 Своим походом на Рим Сулла открыл новую, полную крови и драматизма страницу римской истории— истории борьбы командиров за верховную власть. Последнее столетие Римской республики представляет сложный и интересный период античной истории. Сложная сама по себе борьба между командирами в еще большей степени осложнялась столкновениями социальных интересов различных групп римского общества, втянутых в борьбу. Борьба между командирами являлась одной из разновидностей классовой борьбы в античном обществе. Так дело понимали и античные историки, писавшие об этом периоде.
sssssssssssssssasa
Междоусобные битвы на улицах Рима.
Беспрепятственно шла армия все дальше и дальше, и, наконец, с высоты полуобвалившихся крепостных стен завидели римские граждане стройные колонны войск. Вот они проходят Коллинские ворота, потом Эсквилинские, наконец, они в городе... и начинается страшное побоище на улицах столицы. Встреченное градом камней и копий, которые полетели из окон и с кровель домов, войско Суллы поколебалось и готово было отступить. Но Сулла велел бросить зажженные пучки соломы и хворост в дома, и по трупам и обожженным развалинам достиг Эсквилина. Здесь встретил его Марий с многочисленными вооруженными толпа-
ми. Снова Сулла должен был попятиться, но поддержанный подоспевшим арьергардом, он опять устремился на защитников города и оттеснил их до того места (до Карин), откуда начинается спуск к Форуму. Здесь, собравшись с последними силами, мужественно отстаивал Марий каждый шаг, но перебиты были всадники и сенаторы, окружавшие его, перебиты нестройные массы народа, и осталось одно — спасаться бегством. Марий спасся в Остию, товарищ же его, Сульпиций, был схвачен на пути и умерщвлен.
Итак, Сулла завоевал город и стал распоряжаться им по произволу, не думая прикрывать свои действия какими-либо законными основаниями, кроме права сильного. Марий и одиннадцать его сообщников были объявлены состоящими в
опале; сенат пополнен тремястами членами, назначенными самим Суллой; восстановлено старинное разделение граждан на классы на основании количества их имущества; те из народа, которые не имели никакого имущества, вовсе лишены права подачи голосов в центуриях; предложения трибунов и чиновников для получения силы закона должны были подвергаться предварительному обсуждению и согласию сената.
Всеми этими мерами, узаконенными силой меча, Сулла надеялся положить прочную преграду дальнейшим стремлениям предводителей народных партий и прекратить меж-
ооооао so ------------
эваиииэижииееия
доусобия в самом их корне. Возобновив законы о хлебе для облегчения нужд бедного населения, устроив порядок взысканий долговых обязательств и установив строгие правила против владельцев капитала, взыскивавших неумеренные проценты, Сулла деятельно стал готовиться к походу против Митридата, который с сильным войском серьезно грозил римскому господству в Азии и Греции.
Прежде чем покинуть надолго Рим, страшный предводитель велел избрать на предстоящий год двух консулов. При этом Сулла ни в чем не изменил существовавших на этот счет законов и сам не намерен был принимать никакого участия в выборах. Тогда диктатор скоро убедился, как силен был в гражданах дух партий и как мало были они расположены жертвовать в пользу государства своими личными выгодами, не страшась даже и легионов Суллы. Раздраженные постановлениями Суллы о долгах, ростовщики всеми возможными способами достигли избрания в консулы Корнелия Цин-ны. Цинна был человеком беспокойным и отъявленным противником сената. Сулла схватился было за меч, но на этот раз не обнажил его, он только обязал Цинну клятвой поступать по законам существующих учреждений. Клятва запечатлена страшным воззванием к богам на вершине Капитолия. Когда камень, который Цинна бросил оземь, разбился вдребезги, новый консул торжественно воскликнул: «Боги мести пусть раздробят меня так же, если я нарушу верность законам и изменю дружбе к моему покровителю, Сулле!» Но что значат клятвы богами, когда из сердца и из самой жизни исчезла у людей всякая вера в божественное? Не успел страшный повелитель скрыться со своими легионами за пределами Кампании, как Цинна снова поднял проекты Сульпиция, собрал толпы продажного люда, нескольких трибунов переманил на свою сторону и принялся убеждать Помпея Страбона присоединиться к нему со всем войском.
Сулла предугадывал, что в тылу возникнут снова гражданские затруднения и крамолы, но, забыв о них на время, он решил заняться исключительно делами на Востоке, ибо там опасный противник свирепствовал уже на приволье и мечом, и ножом, и отравой. В 87 г. Сулла отплыл со своими легионами от берегов Италии. Теперь Цинне представился полный простор действий. Однако же он встретил сопротивление, которого не ожидал. В день комиций, когда при подаче голосов толпа приверженцев Цинны пустилась было врукопашную
 После разгрома Мария хозяином положения в Риме сделался Сулла. В спешном порядке была провозглашена новая конституция. Высшее руководство в государстве вверялось сенату, в состав которого было введено много приверженцев Суллы, восстанавливались центуриатные комиции, урезывалась власть народных трибунов, отменялось также распределение италиков и вольноотпущенников по всем трибам.
Монета Луция Корнелия Цинны.
Марий, скрывающийся в болотах Минтурны.
для поддержания своих доводов, оказалось, что и противники Цинны также заранее приняли свои меры. Сослуживец Цинны, Октавий, во главе хорошо вооруженной партии в кровопролитной схватке с толпами Цинны одержал решительный верх, заставил самого Цинну бежать и добился его низложения. Так как Цинну не преследовали, то он, не теряя духа, в других районах Италии с избытком вознаградил себя за то, что потерял в Риме. Уверениями в том,
что он хлопочет об освобождении союзников от притеснений римского правительства, Цинна успел снова составить себе чрезвычайно значительную партию приверженцев из новых граждан и недавно опять порабощенных Римом народов. Цинна собрал даже значительные суммы на общественное будто бы дело. Римский отряд, расположенный в Кампании, объявил, что поддерживает его, но больше всего помог ему человек, о котором в последнее время не было никаких сведений. Этот человек был знаменитым победителем кимв-ров и тевтонов. Точно из мертвых воскресший, он опять по-
явился на политическом поприще и неожиданно круто по
вернул дела.
Марий в изгнании. После несчастных событий в Риме Марий, не считая себя в Остии в безопасности, искал средства укрыться где-нибудь подальше и при первом благоприятном случае поплыл в Африку. И воздух, и воды, казалось, были против него: пришлось от бури спастись на мыс Цир-цейский. Немало он постранствовал по суше, пока нанял другое судно, поплыл, и снова буря встретила его на море. Еще раз высадился он на берег Италии. Изнеможденный от усталости, преследуемый сыщиками, Марий сначала скрывался поблизости от Минтурны в какой-то заброшенной рыбачьей хижине, а потом то в лесах, то в болотах и камышах. Однако его и здесь отыскали и привезли в Минтурны так, как нашли его, оборванного, растрепанного, покрытого рубищем и болотной тиной. В таком виде провел он всю ночь в тюрьме. Наутро является в тюрьму исполнить приговор какой-то раб-палач, по происхождению кимвр. «И ты дерзнешь поднять
в1ижиииия®®®ав
руку на старого Мария?» — восклицает громовым голосом узник, выпрямившись и сверкнув очами. При имени Мария меч выпадает из рук палача, и сам он опрометью бежит, забыв даже захлопнуть дверь темницы.
Городское начальство объяснило это событие не иначе, как волей самих богов, и потому распорядилось немедленно отослать узника на судне куда-нибудь, лишь бы от Минтурн подальше. Мария отвезли на островок Энарию (Иския). Здесь он встретил еще несколько таких же, как и он, опальных беглецов. Они попробовали было высадиться в Сицилии, но правитель острова, боясь ответственности, убедил их оставить Сицилию, грозя в противном случае выдать их кому следует. С величайшим трудом и ежеминутно подвергаясь опасности, беглецы, наконец, перебрались в Африку. Марий скрывался в развалинах Карфагена и питался подаянием бедных колонистов, рассеянных на пространстве некогда блистательной столицы Африки. Не раз, сидя на развалинах какого-нибудь здания, Марий вспоминал свои победы, годы минувшей славы и страдал душой, сравнивая блестящее прошедшее с печальным настоящим. Среди развалин и он сам бродил развалиной исчезнувшего величия, покрытый рубищем и грязью, мрачный, угрюмый. В душе его кипела злоба на судьбу и на богов, покинувших его; с каждым днем крепло в нем убийственное чувство ненависти и зрела жажда мести, ибо Марий еще не потерял надежды удовлетворить себя кровавой местью, еще не исполнилось его седьмое консульство, предсказанное пророчицей. И вдруг получает Марий приказание от владыки Рима, Суллы, немедленно оставить римскую провинцию. Молча выслушал Марий вестника и сказал ему: «Передай твоему владыке, что ты видел Мария на развалинах Карфагена». Марий оставил место своего убежища, удалился на берега Нумидии, но и оттуда должен был спасаться бегством, ибо нумцдий-ские всадники бросились везде разыскивать как его, так и сотоварищей. С большим трудом преследуемые скрылись на близлежащем островке. Здесь уже Марий узнал, что в Риме обстоятельства изменились. Настало его время, время беспощадной мести. И поплыл он снова к берегам отечества не как герой, вестник победы и спаситель отчизны, а как рассвирепевший лев африканских пустынь, жаждущий мести и крови, одичавший внутри и внешне. С 500 вооруженными товарищами Марий высадился в этрусской гавани Теламоне, поднял окрестную страну, перерезал притеснителей рабов, собрал
Луций Корнелий.
И Цинна (? — 84 гг. до н. э.) — в Древнем Риме популярный консул (87 и 86 гг.); вместе с Марием произвел в 87 г. антисулланский переворот.
 Наконец, в июне 87 г. Рим сдался на милость победителя. Тотчас же по данному сигналу началось избиение знатных граждан, подозреваемых в сочувствии Сулле. Избиение сопровождалось невероятными жестокостями, конфискациями и высылками.
Особенно свирепствовал сам Марий, обезумевший старик, стоявший во главе отряда бардиейцев, навербованного из рабов. Вернувшийся из Африки Марий казался еще более великим вследствие своих несчастий. Тюрьма, цепи, бегство и ссылка как бы окружили его прочным и страшным величием. Имя столь великого человека привлекало к нему людей со всех сторон. Резня продолжалась целых пять дней. В течение этих дней погибло множество людей, сгорело много домов, в том числе и дом Суллы.
суда, вооруженные шайки и запер низовье Тибра на воде и на суше, а Цинна тем временем, передав Марию руководство движением, пошел к Риму с другой стороны.
Удина и Марий в Риме. Консул Октавий вооружил граждан (87 г.) на защиту столицы; прислали помощь союзники, которым даровано было в награду право римского гражданства. Помпей Страбон со своими многочисленными легионами расположился перед Коллинскими вратами. Помпей имел довольно сил, чтоб совершенно истребить неприятеля, но он, к несчастью, удовольствовался несколькими мелкими, хотя и удачными, стычками и дал возможность Цинне утвердиться на правой стороне Тибра, а храброму Серторию — на левой. Казалось, будто Помпею Страбону самому хотелось стать консулом и захватить в свои руки верховное владычество над всеми силами Рима. Сенат решительно воспротивился как его неумеренным запросам, так и требованиям самнитов, но Метелла по необходимости пришлось вызвать в Рим и тем отвлечь его от успешных действий против горцев в Кампании. Тем временем Марий то изменой, то силой захватил Остию, Анций, Данувий и, наконец, соединился с Цинной, обозначив свое пришествие страшным кровопролитием. Итак, враги почти обложили столицу. Голод и заразные болезни уничтожили немало народа среди неустроенных вражеских полчищ: говорят, за несколько недель погибло у Мария и Цинны до 17 тысяч человек. Помпей Страбон убит был молнией, его войско присоединилось к консульскому, и сенат как будто опять приобрел на время утраченный перевес в общем движении, но вскоре обнаружились раздоры между предводителями народной партии. Солдаты Метелла толпами переходили к неприятелю, их примеру следовали рабы, помощь от самнитов прибывала с каждым днем. Сенат увидел, что остается один исход из бедственного положения — вступить с неприятелями в переговоры о сдаче Рима.
Окруженный военачальниками восседал Цинна на своем курульном кресле, когда привели к нему послов из Рима. Последние заявили ему о покорности Рима и только просили его войти в столицу без кровопролития. Цинна обещал. Рядом с ним находился и Марий, все еще в грязной одежде, с всклокоченной бородой и с диким взглядом. Во время совещания он не произнес ни слова, упорно храня мрачное, зловещее молчание. Когда послы обратились и к нему с предложением вступить в столицу, Марий с жуткой насмешкой воз-
оотеоо 54 -------------
авйэйившвнявияи
разил, что он, как изгнанник, не смеет вступить в Рим. Вскоре в открытые врата злополучной столицы вошел Цинна со своими полчищами и немедленно созвал народное собрание для совещания о том, снять или не снять с Мария опалу. Еще не кончилось совещание, когда Марий, не будучи в состоянии дальше сдерживать свою жажду мести, ворвался в город, и следом за ним его многочисленная свирепая орда. И полилась кровь рекой; погибнуть должен был всякий, кто встречался орде на пути, если только Марий не сделал встречному поклона; пять дней продолжались убийства на улицах и площадях. Потом началась форменная охота за теми, кто укрылся от ножа убийц, преимущественно же за приверженцами Суллы, за богатыми, ненавистными Марию оптиматами. На Яникуле консул Октавий ожидал смерти и принял ее. Погибли Луций и Гай Цезари, знаменитый юрист Марк Антоний, храбрый Публий Красс и сподвижник Мария в войне с кимврами Катулл. Погибло множество других знатнейших и заслуженных граждан. Когда-то знаменитый и почтенный полководец превратился в палача своих сограждан. Сам Цинна страшился остановить Мария; напротив, он распорядился так, что Марий был избран в товарищи Цинны. Исполнилось предсказание пророчицы: ужасный человек достиг седьмого консульства (86 г. до н. э.). Но и консульство, по-видимому, не радовало жестокого мстителя: чем больше пил он крови граждан, тем жажда мести казалась неутолимее. Он совсем потерял надежду на покой. А тут пришли в Рим вести об успехах Суллы на Востоке. Марий приходил в неистовство при мысли, что у него отняли блестящий жребий и отдали Сулле, не мог прогнать от себя и другой мысли: что победитель, возвратившись в Рим, потребует суда и его казни. И не находя больше успокоения в пролитой крови, Марий принялся топить свою тревогу в вине, день и ночь он предавался самым неистовым оргиям, пока не сломила его болезнь.
Цинна остался один повелителем Рима. С его позволения К. Серторий истребил ужасную шайку Мария и тем по крайней мере защитил, хоть отчасти, жителей Рима. Цинна избрал себе товарища и стал распоряжаться судьбами Рима. Ни о народном праве, ни о потребностях народа он не заботился, а еще меньше заботился о том, чтобы наладить правильный порядок работы учреждений, и таким образом хоть сколько-нибудь удовлетворить справедливые требования старых и новых граждан, союзников Рима и подданных из
 Последние дни жизни Мария были полны всевозможными, душевными и телесными страданиями. Один, без друга, без участия, метался он на смертном своем ложе, и в лихорадочном бреду ему чудились битвы то с тевтонами, то с войсками Митридата, то он боролся с Суллой, то его одолевали тени недавно умерщвленных им невинных жертв. Одним словом, в последние дни жизни Марий волей-неволей должен был глядеть в лицо грозной богине справедливого отмщения Неме-сиде, той богине, которая для древних олицетворяла ничем не отвратимые терзания грешной совести. Марий умер на 71-м году жизни, на 17-й день своего седьмого консульства.
Митридат VI Евпатор.
 Митридат был одной из самых колоритных фигур позднего — эллинистического Востока. В его жилах текла смешанная греко-персидская кровь. Оставшись 11-летним мальчиком после смерти отца, боясь своих опекунов и матери-соправительницы, Митридат, как говорит традиция, в течение 7 лет скитался в горах, окруженный кучкой верных слуг своего покойного отца. Эта бродячая и полная опасностей жизнь закалила дух и тело юноши. Достигнув 18 лет, он сверг и отправил в тюрьму свою соправительницу и стал царем не только de jure, но и de facto.
отдаленных провинций государства. Поэтому владычество Цинны не принесло Риму никакой пользы, а меры, которые он предпринимал против побеждающего в Азии Суллы, не имели никакого важного значения. Итак, триумвират, хотя триумвиратом вовсе не следовало бы обозначать период времени, в который видим на сцене государства действующими лицами Суллу, Цинну и Мария, разрушился со смертью Мария; верховное правление над государством сосредоточилось в руках Суллы и Цинны. Первый властвовал на Востоке, последний — на Западе.
Борьба Суллы с Митридатом Понтийским. На южных берегах Черного моря находилась незначительная область Понт. Здесь царствовала династия правителей, возводивших свой родкзнаменитому персидскому царю Дарию. Среди всех политических тревог и переворотов понтийские правитетели сумели не только сохранить свою землю, но даже расширить ее присоединением частей Каппадокии, Великой Фригии и Пафлагонии. Богатый греческий город Синоп также был завоеван и сделан столицей государства. Население царства, жившее по селам и деревням, занималось земледелием, по обычаю предков, но в столице, особенно при царском дворе, господствовал греческий быт, по крайней мере настолько, чтобы скрыть невежество под лоском внешней образованности. Вот в этой-то стране родился человек, дерзнувший мечтать о том, чтобы помериться силами с Римом. Мы говорим о Митридате. Ему было одиннадцать лет, когда он унаследовал корону своего отца, умершего насильственной смертью. Он заметил, что не только его опекуны, но и сама мать стараются захватить государственное правление в свои руки, его же, малолетнего, замышляют так или иначе отстранить от престола или даже погубить. Митридат бежал из столицы и несколько лет скрывался в горных и лесных пустынях своей отчизны. Под влиянием суровой жизни отрок, конечно, не имел возможности развить в себе нравственные качества, необходимые правителю государства, но зато быстро вырос и возмужал. Мало кто мог равняться с ним в силе телесной, привычке переносить труд и лишения и в искусстве владеть оружием. Мало кому приходился впору его исполинский панцирь; редко какая дичь или лесной зверь могли увернуться от ловко пущенной стрелы или меткрго копья Митридата, а в беге не было ему соперников, и дикого степного коня обуздывал он без труда. Природный ум его, обнимал самые разнооб-
56
теоооооооооооооооо
разные предметы, и когда он воссел на родительском престоле, понимал языки 22 народов, которые он успел впоследствии покорить. Не был он чужд и эллинского образования и беседовал по-гречески с эллинскими поэтами, философами и полководцами, которых держал у себя при дворе. Но не надобно предполагать в нем истинно нравственного величия духа: нет, под внешним блеском просвещения в Митридате нетрудно было узнать действительного варвара, со всеми привычками восточных деспотов: на пирах первый среди отъявленных застольных собеседников и собутыльников, а в битве жизни действующий не всегда одним мечом, но очень часто ножом и отравой. Кого считал он для себя опасным, того без околичностей удалял с пути своего, не останавливались ни перед дружбой, ни перед родством. Так погибли не только многие из бывших его доверенных слуг, но и братья, и мать, и даже его дети. Для исполнения своих завоевательных намерений он умел собрать многочисленные полчища, и даже благодаря греческим выходцам, находившимся у него на службе, обучил их хоть поверхностно военному делу, но до тех новейших совершенств военного искусства, которыми в то время отличались римские легионы, Митридат не дошел.
Приготовившись действовать, Митридат начал с порабощения народов, живших на восточных и северных берегах Черного моря, и преуспел: он покорил Колхиду (Закавказье), проник в горные области Кавказа, прогремел оружием своим в долинах Терека и Кубани, покорил тавров, живших в Херсонесе (Крыму), а язиги, роксоланы и другие степные народы напрасно думали спастись от Митридатовой конницы или бороться с его многочисленными фалангами. В тех греческих городах, которые чувствовали неудобство соседства полудиких окрестных орд, как-то: в Пантикапее (Керчь), Херсонесе (возле Севастополя), Ольвии, Митридата встречали с радостью, как освобод ителя от ига варваров. Эти-то города послужили основными точками опоры для нового государства, которое Митридат основал здесь и которое получило название Боспор-ского. Покончив с завоеваниями на северной стороне Черного моря, Митридат обратил свои взгляды на Малую Азию, но там он имел причины пока еще опасаться столкновений с римской силой. При содействии зятя своего, могущественного царя Армении Тиграна, Митридат захватил Каппадокию и Пафлаго-нию, впрочем, больше хитростью и тайными убийствами, нежели открытой силой оружия. В то время Сулла был претором
 Митридат поражал современников своим гигантским ростом и необычайной силой. В верховой еде и стрельбе из лука ему не было равных. Он говорил на 22 языках и наречиях своего разноплеменного царства, любил греческое искусство и окружал себя художниками, историками, поэтами и философами. Однако поверхностное греческое образование не мешало ему быть коварным и жестоким тираном. Испив в ранней молодости горькую чашу страданий и унижений, Митридат в высокой степени развил в себе притворство и лицемерие как защитные приспособления. Ни родственные узы, ни старые заслуги не служили гарантией против жестокой подозрительности деспота. За время своего долгого царствования Митридат погубил почти всех своих близких и в конце жизни в минуту смертельной опасности остался одиноким.
---:----------- 57 OOOQOO
aaSBBSSSBB^BSBSsss
Никомед П1.
в Сицилии и держал в страхе морских разбойников. Услышав об успехах Митридата, он поспешил в Азию. С несколькими римскими когортами и азиатскими ополчениями Сулла перешел Таврские горы, разбил армию, собранную Митридатом в Армении и Каппадокии, и достиг Евфрата. Здесь он горделиво принял парфянское посольство. Митридату пришлось волей-неволей (88 г. до н. э.) очистить малоазиатские провинции. Сул -ла удалился из Азии, и Митридат снова начал прерванное дело завоеваний. Когда подученный римским правителем азиатской провинции Никомед Вифинский вторгся во владения Митридата, последний поднялся со всеми своими силами.
До 250 тысяч войск под начальством Митридата двинулись в соседние страны; до 300 кораблей рассеялись вдоль побережья Черного моря. Вифинское ополчение было уничтожено братьями Неоптолемом и Архелаем; римские когорты, занимавшие Каппадокию, уничтожены; претор Кассий должен был удалиться из Фригии, а Оппий — из Памфи-лии; Аквилий потерпел в Вифинии абсолютное поражение. Города один за другим с радостью встречали счастливого победителя, вида в нем освободителя от произвола римских чиновников и ростовщиков. Увлеченный восторгом освобожденного населения городов и полагаясь на свои силы, Митридат повелел из Эфеса за один день истребить всех тех римлян, на кого только угнетенные горожане могли иметь жалобы, не разбирая ни состояния, ни возраста, ни пола. И было уничтожено в тот день до 80 тысяч мужчин, женщин и детей итальянского происхождения.
Ошеломленный таким громадным успехом, Митридат и не подумал, что он своим поступком бросил Риму вызов на смертельную борьбу; он перенес свою резиденцию в Пер-гам и стал помышлять о том, чтобы обратить в прах сам Рим, который в то время раздирали междоусобные партии. Митридат приобрел союзников в Македонии и Греции, захватил острова на Эгейском море, потом велел своим войскам двинуться из Фракии в Македонию, а воинственному Архе-лаю — в Элладу. Под покровительством Митридата философ Аристион захватил Афины и сделал этот город опорным пунктом для понтийской силы. Послы Митридата были отправлены в Нумидию, Египет, во Фракию и Иллирию, чтобы повсюду поднять всеобщее восстание народов против Рима. В Италию царь еще не отваживался послать флот, хотя самниты и луканы, еще не сложившие оружия перед римскими
«иееиииииивиа
войсками, протягивали уже руку к понтийскому владыке и звали его идти вместе на Тибр.
Вот в каком положении находились дела, когда Сулла, покинув итальянские волнения, высадился с легионами в Эпире. Не заботясь уже о том, что делается у него в тылу, Сулла, не останавливаясь, двинулся в Беотию. Блистательная победа, которую он одержал здесь, сделала абсолютно покорными восставшие было греческие области. Только еще Афины оставались в руках Аристиона, да гавань Пирей — в руках Архелая. Против них-то Сулла расположился возле Элевсина и в самом Элевсине. Он попытался взять Афины и Пирей штурмом, но оказалось, что Архелай — противник достойный и не только храбрый, но даже хорошо знакомый со всеми тонкостями тогдашнего военного искусства. Штурмы стоили Сулле напрасного пролития крови. Не больше успеха получил он и от правильной осады. Хотя у Суллы было пять легионов (около 30 тысяч), не считая тех когорт, которые и до его прибытия были расположены в Греции, однако же, так как он должен был выделить несколько отрядов в Пелопоннес и Фессалию, силы его оказались недостаточными, для того чтобы полностью обложить осаждаемые города, а тут еще приближалось понтийское войско на выручку последних. Сулла с обычной решительностью оставил на время осаду, быстро устремился навстречу понтийскому корпусу, разбил его наголову и снова принялся за осаду. Стены Пирея жестоко пострадали от осадных римских орудий, но за стенами оказался уже готовым второй ряд оборонительных укреплений. Несколько раз Сулла пытался взять их штурмом — все напрасно. Так прошла зима 86 г., а между тем из Рима приходили самые неутешительные вести. Другой, может быть, бросил бы все дело, но Сулла любил завершать то, что начал. Захватив сокровища из Олимпийского и Дельфийского храмов, он послал своего друга Л ициния Лукулла в Египет и другие места собрать галерный флот. Ни стоны умерщвленных в Риме во время борьбы партий, ни призывные крики беглецов, спасшихся от жестокостей Мария, ни низложение и опала, произнесенные ему (Сулле) Цинной, — ничто не отвлекло твердого мужа от предпринятого дела. Казалось, он на время позабыл все и устремился исключительно к одной цели, — уничтожить дерзкого врага римского могущества.
К весне жители Афин доведены были голодом до последней крайности. Наконец, штурм Афин увенчался успехом.
Монета Архелая, полководца Митридата.
 Афины были захвачены и подверглись страшному опустошению. Такая же участь постигла и Пирей: он был очищен Архелаем и разрушен по приказанию Суллы, который хотел лишить Митридата важного порта в Эгейском море. Вожди восстания были казнены. Однако из уважения к прошлому Афин городу была оставлена «свобода» и возвращены его владения, в том числе даже о. Делос.
Пирей.
После страшного кровопролития и грабежа Сулла даровал Афинам свободу. Архелай вслед за падением Афин оставил Пирей и двинулся на соединение с понтийской армией. В это время стотысячная неприятельская армия — пехота, конница и колесницы — приближалась с севера к Фермопилам, чтобы пробраться в Беотию, где ей удобно было бы развернуть свои
силы. Войско Суллы начинало уже страдать от недостатка
 Впервые в мировой военной практике Сулла использовал не просто традиционный для римской тактики укрепленный лагерь, но продуманную систему полевых укреплений: фланги его армии защищали от атаки митридато-греческой кавалерии рвы, а для защиты фронта от колесниц противника был воздвигнут палисад. Битва началась атакой митри-датовой конницы, часть которой сумела, обогнув палисад, преодолеть ров; построенные в каре легионы без труда отразили нападение. План Суллы оказался безошибочен и в отношении колесниц: лошади противника, кинулись обратно— на фалангу, а Сулла немедленно предпринял контратаку совместными силами пехоты и конницы. Противник в панике отступил, оставив поле боя за римлянами.
съестных припасов, сверх того, пронеслась весть, что враждебные ему легионы оставили Италию и идут в Грецию. Итак, терять нельзя было ни минуты. Недалеко от Херонеи Сулла сразился с авангардом понтийской армии, разбил его и обратил в бегство. Еще несколько удачных сражений, и Сулла стал бы полным господином местности, но все-таки без флота он не мог продолжать решительных действий. Приблизительно в это же время появился в Греции с легионами Валерий Флакк, посланный против Суллы. Из Фессалии он прошел мимо Суллы дальше на юг. Стычки между обоими римскими полководцами не было. Вероятно, Валерий рассчитал, что вблизи понтийской армии невыгодно будет римлянам вступать в междоусобную битву. Отборная часть войска Митридата вторглась в Беотию. При Орхомене произошла ожесточенная битва. Римляне победили благодаря отчаянной храбрости самого Суллы, который в роковую минуту, когда уже легионы его дрогнули, сам бросился со знаменем вперед и увлек всех за собой.
Разбиваемые повсюду понтийцы стали отступать и, наконец, оставили Грецию. Победитель построил корабли и в соединении с теми, которые доставил Лукулл, приготовил значительный флот в Геллеспонте с целью перенести войну в Азию. А между тем в Азии Митридат давно уже потерял свою популярность. Те города, которые несколько лет назад встречали его как освобод ителя, теперь готовы были восстать против него при первом удобном случае, ибо деспотизм Митридата дал им себя почувствовать еще больше, чем корыстолюбие римлян. Вероятно, этим обстоятельством и должен объясняться успех какого-то искателя приключений, Фимбрия. Этот Фимбрий подговорил римские легионы умертвить
отеоте во -------

консула своего, Валерия Флакка, и, когда было совершено это преступное дело, отправился с ними странствовать по Малой Азии и собирать плоды народного негодования на Митридата. Повторяем, Фимбрий действовал так удачно, что заставил понтийского царя бежать из своей столицы. Поэтому не удивительно, что, узнав о намерении Суллы, понтийский деспот стал просить переговоров и мира. Громко кровь умерщвленных Митридатом в Малой Азии римлян взывала к отмщению, но еще громче раздавался в ушах Суллы отчаянный призыв на помощь из Рима, и, несмотря на все желание показать деспоту, как римляне мстят за коварство, Сулла ограничил свои требования выдачей военного понтийского флота и возвращением завоеванных Митридатом земель. Напрасно противился деспот принять эти условия: Сулла с войском сел уже на корабли и грозил свергнуть его с трона и изгнать из царства. Нужда сломила гордость монарха, и он согласился на все, чего требовал победитель (84 г. до н. э.). После этого Сулла двинулся против Фимбрия — тут дело закончилось скоро. Сознавая безрассудность борьбы с сильным и решительным полководцем, шайки перешли к Сулле; Фимбрий, вскормленный в школе гражданских междоусобий, но не способный вести войну с опытным предводителем, в отчаянии лишил себя жизни.
Сулла восстановил порядок в возвращенных провинциях, наказал виновных, за счет самих провинций собрал значительные суммы как в награду своему храброму войску, так и для выполнения дальнейших своих предприятий и, отправив вперед вестника в сенат, поплыл с 40-тысячной армией к берегам Италии. Попутные ветры сопровождали его в отчизну. Сулла высадился в Брувдизии.
Диктаторство Суллы. Народной партии, господствовавшей в Риме, было известно, какая опасность грозит ей со стороны счастливого полководца. Цинна еще осенью прошедшего года собрал значительное войско, чтобы встретить противника в Греции, но сам был умерщвлен кем-то из недовольных им воинов. Сулла писал в Рим, что он не намерен изменять существующий в столице порядок, но в Риме так уже привыкли к измене и вероломству, что и обещаниям Суллы не поверили. Новые граждане и союзники, в особенности луканы и самниты, продолжали вооружаться, а старые граждане на случай предстоящих, кровавых переворотов готовились к сопротивлению. Вся Италия загремела оружием, собралось гораздо
Дельфы.
 От предложенного Митридатом союза Сулла отказался и заключил с понтийским царем мир на сравнительно выгодных для царя условиях. Конечно, при других обстоятельствах Сулла никогда не пошел бы на мир с Митридатом. Он понимал, какого страшного врага имеет в его лице Рим, и не успокоился бы до тех пор, пока не уничтожил понтийского царя и его царство. Но теперь ему нужно было как можно скорее развязать руки на Востоке, чтобы вернуться в Италию, где почва ускользала из-под его ног. Поэтому Сулла предложил довольно мягкие условия: возвращение Митридатом всех завоеваний, сделанных в Малой Азии с начала войны, уплата 3 тыс. (по другим данным, 2 тыс.) талантов контрибуции, выдача 80 боевых судов и другие более мелкие условия.

Пренесте.
более ста тысяч вооруженного люда, но недальновидные консулы, Норбан и Сципион, не заняли войсками те районы, где следовало ждать неприятеля: Апулию и в особенности Брундизий.
Без малейшего препятствия Сулла вступил в Брундизий. Здесь воины поголовно поклялись ему в непоколебимой верности и дали торжественное обещание поступать с гражданами и союзниками, как подобает честным воинам. Сулла надеялся привлечь граждан к но-
вому, затеянному им порядку миролюбиво, без насилия. Дей-
ствительно, он успел без труда привлечь на свою сторону Мессану и Апулию и привязать к себе возвратившихся из изгнания оптиматов, в том числе храброго Метелла, Красса, Филиппа, воинственного Офеллу и юного Гнея Помпея, сына Страбона. Юноша успел уже отличиться тем, что покорил весь Пицен и присоединился к Сулле со своими тремя легионами. В величайшем порядке и с самой строгой дисциплиной все войско прошло через Самний в Кампанию, над которой, как казалось, должна была разразиться вся накопившаяся военная гроза. В первой же стычке войска под начальством Норбана, хотя и превосходили числом, были разбиты армией Суллы и бросились к Капе. Сулла прошел мимо этого города, направляясь к Теануму, главной квартире другого консула. После нескольких переговоров легионы Сципиона присоединились к армии Суллы, и все вместе расположились на зимний отдыхе плодоносных окрестностях Теанума. Это было зимой 82 г. до н. э.
Чем ближе приближалась опасность, тем больше народная партия в Риме напрягала свои силы к встрече с опасностью. Новыми консулами были избраны люди храбрые и решительные — Гней Папирий Карбон и Гай Марий, племянник победителя кимвров. Не рассуждая о последствиях, они захватили храмовые сокровища и разослали по всей Италии
призывы к оружию, приглашая и городское, и сельское население. И действительно, местные ополчения росли с каждым днем. Опираясь на них, Карбон расположился и стал действовать в Верхней Италии. Несмотря на несколько про-
шжиаияи»шжии»в
игранных им сражений с Метеллом и Помпеем, он, однако, успел утвердиться в Аримине. Карбон располагал половиной сил, собранных в этой части Италии; с другой половиной Марий двинулся навстречу Сул ле, сразился, но, несмотря на все проявленное им мужество, был разбит и окружен в Пренесте. Победитель вступил в Рим и, не останавливаясь здесь, прошел далее, в Этрурию, чтоб уничтожить Папирия Карбона. В долине Кланиса, близ Клузия, состоялась битва, но нерешающая, а между тем в тылу у Суллы произошло следующее: союзные легионы самнитов и луканов под предводительством храбрых Понтия Телезина и М. Лампония, двинулись мимо Капуи и, забирая на пути приверженцев народной партии, прямо к Пренесте, чтобы выручить из осадного положения Мария, на которого эта партия возлагала свою последнюю надежду. Но Сулла вовремя подоспел к Пренесте и занял такое выгодное положение, с которого мог оказывать содействие осаждавшим. Знаменитый храм Фортуны, нисколько еще не пострадавший от осады, взирал на междоусобные битвы, но сама богиня была, конечно, уже на стороне своего любимца: недаром же Сулла все свои удачные и блестящие дела относил единственно к благосклонности Фортуны и прямо называл себя фортунатом, т. е. счастливцем. Как ни старались самниты выбить Суллу с его выгодной позиции, как ни мужественно бились осажденные, надеясь разорвать линии Офеллы, обложившие город, ничто не помогло. Карбон прислал на помощь союзникам два своих легиона, но им он не помог, а только себя ослабил: Метелл и Помпей разбили его наголову. Потеряв и войско, и всякую надежду на успех, Карбон бежал в Африку.
Но не так распорядились мужественные самниты и товарищи их. «Оставим Пренесте и идем в Рим! Разрушим само гнездо хищников!» — раздалось в войсках. И воодушевленные воинственным Понтием легионы бурно устремились по дороге к столице. Решено было разрушить гордую столицу до основания. Победа казалась легкой, добыча — несметной, и каждый из спешивших на штурм воинов думал про себя: «Теперь расплатится с нами Рим за наше долгое порабощение!» Вот в вечернем сумерках показался Эсквилин, потом Капитолий с почерневшими обломками храма Юпитера, сгоревшего в 83 г. Городское ополчение, вышедшее на защиту Рима, было разбито и рассеяно. Победители разбили бивак на месте битвы, чтобы рано на следующий день завершить великое дело.
Ларец Пренесте.
бз оотеоо
Ликтор. I в. до н. э.
Утром стали готовиться к штурму полуразвалившихся стен. Вдруг по дороге из Пренесте показались всадники. То были передовые с вестью, что вся армия Суллы идет спешно к Риму. И действительно, через несколько часов показались легионы во всей их грозной силе, и около полудня под стенами столицы закипел ужасный, беспощадный бой, не на жизнь, а на смерть. Бой длился день и всю ночь, и только на следующее утро окончился победой Суллы. Все поле было усеяно тысячами трупов, пленных не брали в этом ожесточенном бою, лишь немногие из союзного войска спаслись бегством, да 3000 человек, в том числе тяжелораненый Понтий и римские военачальники Дамазипп и Карина, сложили оружие. Этим решительным ударом под стенами Рима Сулла положил конец и самой войне. Дальнейшие выступления народной партии не заслуживают внимания. Пренесте сдался, но Марий предпочел плену самоубийство. Сулла принялся за дела. Убедившись, что его попытки действовать с враждебной партией посредством милосердия и ласки не ведут ни к чему, кроме послабления и вреда общественному порядку, Сулла изменил систему. Он решил истребить эту партию и приступил к исполнению своего намерения с тем же невозмутимым хладнокровием, с каким выигрывал блестящие сражения. Так же поступил он с приверженцами этой партии в Неаполе, Капе, Ноле, в этрусских городах Популонии, Воль-терре и других. Пощады не было ни полу, ни состоянию. В Сардинии и галльских провинциях волнение подавлено с меньшим трудом, нежели в Сицилии и Африке. В Африке блистательно исполнил свое поручение юный герой Помпей. Он потребовал себе триумфа по возвращении из похода и получил его, несмотря на то что не был сенаторского звания, а Сулла (ему Помпей приходился зятем) дал ему прозвище «Великого». Один только оставался еще предводитель народной партии. Это был благородный Серторий, не запятнавший себя кровью сограждан. Он старался удержаться в Испании, но безуспешно. Ополчение его расстроилось. Сопровождаемый горсткой своих верных приверженцев, Серторий сел в Новом Карфагене на суда и пустился искать себе родины и счастья.
Чего Сулла хотел, то и получил: его избрали диктатором. На третий день по избрании он с обычным своим (когда хотел) презрительным хладнокровием произнес речь к сенату, собравшемуся в храме Беллоны, что у Ратуменских ворот.
Гай Юлий Цезарь (102 или 100—44 гг. до и. э.).
Август, триумфальная статуя. I в. до и. э.
«врвВЯИВВРВВ»
Среди заседания донеслись в храм звон оружия и за ним стоны и хрипы умирающих. В ужасе некоторые из сенаторов поднялись, но Сулла тихим ровным голосом заметил им, что это обстоятельство не должно нарушать спокойствие заседания, что это по его распоряжению уничтожают нескольких беспокойных для государства людей, но что за ними скоро последует и много других, ибо, заключил диктатор: «Я положил очистить государство до основания». Уже после заседания сенаторы узнали, что страшные звуки, смутившие их, происходили от того, что в тот момент истреблены были тысячи военнопленных.
Облеченный безграничной властью над имуществом и жизнью каждого из граждан, и притом на все время, какое диктатор сочтет нужным для устройства нового порядка в обществе, диктатор окружил себя 24 ликторами, составил себе гвардию из 10 тысяч вольноотпущенников, которых назвал корнелианами, и объявил, что всякий, участвовавший в партии, враждебной новому порядку, подвергается опале и даже лишению прав состояния и жизни. Чтобы придать своему произволу личину законности, Сулла велел на публично выставленной таблице обозначить имена лиц, подвергавшихся опале. Такой способ действия назван проскрипциями (proscriptio), а виновные — проскриптами. Так, буря войны улеглась, а убийства продолжались как бы законным путем. Ни состояние, ни возраст, ни храм, ни алтарь — ничто не могло защитить жертвы от преследований проскрипций. Полагают, что от нее погибли до 40 сенаторов, до 1600 всадников и множество граждан других званий. Наконец, на роковой таблице появилось до 4700 имен. Даже Офелла, победитель Пренесты, должен был погибнуть и только за то, что раньше узаконенного срока объявил себя кандидатом на звание консула. В народе, наконец, поднялся ропот на бесконечные и беспощадные казни. Диктатор созвал народное собрание и в речи своей к нему сказал между прочим следующее: «У крестьянина с быком случилось несчастье. Бык был здоровый, работящий, но на него насели бесчисленные, отвратительные насекомые. Хозяин очистил его раз, очистил другой, но, видя, что ничто не помогает, бросил в огонь и быка, и всю его паршу, чтобы спасти стадо. Это средство — единственное и вернейшее. Так и я теперь делаю с паршой на нашем государстве». И снова пошли казни и продолжались даже после 1 июня (81 г. до н. э.), которое Сулла назначил
 Проскрипции — в Древнем Риме списки лиц, объявленных вне закона (при Сул-ле, 82—79 гт. до н. э.; при 2-м триумвирате, 43 г. до н. э.). Использовались в политической борьбе, для сведения личных счетов, а также как средство обогащения (имущество проскрибиро-ванного подвергалось конфискации).
3 Рим, т. 2
 Опустошение было страшное, повсюду валялись неубранные трупы людей и животных. Самний был превращен в настоящую пустыню, демократическая партия была совершенно разгромлена. Гнев победителя простирался не только на живых, но даже и на мертвых. Труп умерщего четыре года назад Мария по приказанию Суллы был вырыт и брошен в реку Анно. Все памятники, связанные с именем Мария и демократической партией, были сняты и уничтожены.
было для них крайним сроком. Много выгод нажили себе исполнители опал и казней. Они не только получали по 12 000 денариев с головы, но еще могли, если хотели, по ничтожным ценам приобретать имущество казненных граждан.
Уничтожив или разогнав во все концы мира приверженцев ненавистной партии, Сулла утвердил прочный порядок вещей, имея в виду не изменить существовавшее до тех пор право, а только уничтожить на будущее время всякую возможность ниспровержения гражданского устройства. Всем общинам Италии даровано было полное право римского гражданства; исключались лишь те лица, которые принимали участие в войне против диктатора. У этих последних отняты их земли и причислены к государственным имуществам или же розданы по жребию воинам в награду за службу. Таким образом в Этрурии, Лации и Кампании выкроено до 120 тысяч таких земельных участков. Самний оставлен пастбищной страной.
После этого диктатор занялся восстановлением сената в прежнем его значении верховного правительственного учреждения. Так как в последнее время состав сената очень уменьшился, Сулла пополнил его избранием 300 новых членов из зажиточного класса граждан. Таким образом наличный состав сената был доведен снова до 500 или 600 членов. Постоянным резервом для пополнения состава сената были все квесторы. Число их доведено до 20. Всякий квестор по окончании срока своей службы получал теперь право заседания и голоса в сенате как готовый кандидат на звание сенатора.
Диктатор определил, чтобы отныне все правительственные распоряжения и все законы исходили единственно от сената; народу же было предоставлено право только принимать их или отвергать. Зато гражданам сохранено право избрания почетных должностных лиц, хотя при сборе голосов и уничтожено прежде бывшее в силе разделение граждан на классы. Это последнее объясняется тем, что Сулла везде, где только мог, ограничил влияние владельцев капитала. Чтобы предотвратить в будущем злоупотребления опытности и власти, Сулла постановил, что гражданин, окончив срок своей службы, не раньше чем через 2 года имеет право искать высшей должности и не раньше чем через 10 лет может опять записаться в кандидаты на ту должность, которую уже занимал в последний раз. Власть цензоров, консулов, преторов и
WSSIfi 66 ------

народных трибунов обставлена также разными ограничениями. Это для того, чтобы честолюбие таких высоких сановников не сделалось опасным для общественного спокойствия и не послужило в ущерб установленным учреждениям. Цензорам оставлен только вид прежнего их значения, ибо отнято право как включать граждан в число сенаторов и всадников, так и исключать их из этих званий. Что касается консулов и преторов, у которых, как известно, до сих пор сосредоточивались в руках власти военная и гражданская, то пределы их распоряжений ограничены отныне собственно так называемой римской областью, простиравшейся на север до Арно и Рубикона. Консулам оставлена в этих пределах власть правительственная и административная, преторам — судебная и исполнительная. По окончании своего года службы консулы и преторы получали в качестве проконсулов и пропреторов в заведование одну из 10 внешних провинций (сатрапий, или генерал-губернаторств) и тогда к прежней своей власти приобретали и военную. За трибунами оставлено их прежнее право наблюдать за точным исполнением обязанностей должностными лицами, наказывать отступления от закона, но не предлагать новых законов и вообще решать дела, подлежащие рассмотрению их вместе с народным собранием, не испрашивая на решения свои особого согласия сената. Для того чтобы поставить преграду чрезмерно честолюбивым стремлениям народных трибунов, Сулла постановил: кто получает должность трибуна, должен быть уволен со всех прочих государственных должностей.
Далее правитель постарался привести в порядок государственные доходы и расходы. Он отменил откупную систему податей и пошлин, существовавшую до сих пор в Азии, и дал этим статьям государственного дохода ббльшую определенность и большее соответствие в их распределении. Выдача хлеба гражданам в начале каждого месяца, существовавшая до сих пор, также была отменена, а государственная казна получила, таким образом, возможность обогатиться довольно скоро посредством превращения в деньги излишних запасов хлеба. От этих распоряжений было, конечно, невесело ни откупщикам, ни вообще владельцам капитала, но Сулла еще более подорвал значение последних тем, что лишил их судебной власти. Для разбирательства дел законодатель учредил повсюду особые судебные приказы, или палаты, как гражданские, так и уголовные. В палатах разбирали и судили
67 оооооо
asesBHSssessBsaaa
 Одной из наиболее характерных особенностей конца Римской республики является повышенная роль войска, придающая всему периоду специфический отпечаток военной диктутры и борьбы между командирами за верховную власть. Эпоха Мария — Суллы и в этом отношении может быть названа переломной. Как бы велико ни было значение войны и войска в предшествующие периоды, все же никогда прежде армии и военные вожди не играли такой решающей роли в общественной жизни, как в последний век Республики, начиная с Мария и Суллы.. Это был в полном смысле период военных диктатур и предимператоров, силой вещей превращавшихся в настоящих императоров.
исключительно сенаторы под председательством претора. Для разбирательства дел по обвинению в государственной измене учрежден был специальный приказ, и так как даже в этом приказе судьям не дано права произносить осужденному смертный приговор или тюремное заключение, ибо это право оставлено единственно народному собранию, то мы, конечно, можем сказать, что Сулла фактически отменил смертную казнь.
Если внимательно вглядеться в последние распоряжения Суллы и вообще вникнуть строй данного им государственного порядка, то нельзя не удивляться благоразумию и умеренности диктатора. Умеренность со стороны того, кто так недавно с невозмутимым хладнокровием велел истребить тысячи граждан! Сулла не создавал ничего нового, неиспытанного; напротив, он выбирал из готового и развивал это выбранное по потребностям времени и обстоятельств. Затем он старался всевозможными способами дать учреждениям прочность и незыблемость. Вот в чем его заслуга. Он ошибся только в том, что думал, будто, действуя страхом, он в потоках пролитой крови смыл всю порчу государства и создал новое поколение граждан. Для этого последнего нужны бы другие руки, другие средства и более продолжительный срок. Во всяком случае не Сулла искал власти, сами обстоятельства выдвинули его и поставили так, что ему оставалось одно из двух: или идти вперед, или погибнуть. Он предпочел первое и, опираясь на свой гений, исполнил дело.
Скажем несколько слов вообще о внешности этого замечательного человека и о его домашнем быте. Сулла был высокого роста, блондин, с голубыми глазами, белолицый, приятный и живой в общении. Вспышка гнева немедленно проявлялась ярким румянцем на его лице, но он умел владеть собой. Сулла был общителен и любезен с близкими. Далеко не угрюмый, он даже и в то время, когда особенно сильно бывал занят государственными делами, любил заканчивать день за веселым обедом в кругу друзей, любил при этом частый звон бокалов, шутки, остроты, песни и не разделял мнения Катонов, которые думали, что за обедом должно быть вино, хоть и кислое, да лишь бы доморощенное. Любимейшими из божеств его были Фортуна, Бахус и Афродита, и им он приносил частые и усердные жертвы. Гений не погас в нем, несмотря на то что Сулла не уклонялся от земных радостей и развлечений. Любимым чтением его были сочинения Аристотеля. Сулла написал собственную автобиографию. В
йиииииии
ней он не кичится своими талантами и заслугами; напротив, свои громкие дела и успехи он приписывает почти исключительно влиянию своей покровительницы Фортуны. Не придавая внешнему величию большой цены или, быть может, пресыщенный уже властью, Сулла, считая свое дело исполненным, пожелал добровольно и без лицемерия отойти на покой и наслаждениями жизни сменить заботы государственного правления. В 80 г. он велел избрать консулов, чтобы убедиться, насколь-
ко упрочился в обществе данный им порядок. В следующем Сулла слагает с себя году он сам принял на себя обязанности консула и уже не звание диктатора, раз в важнейших случаях законодательства советовался с сенатом и народом. Наконец, это случилось в конце 79 г.
до н. э., Сулла явился перед собранием граждан на Форум и потребовал, чтоб граждане рассмотрели все его, диктато-
ра, поступки и произнесли ему по совести, что он заслужил: одобрение или порицание. Естественно, что ни один голос не поднялся против него. Тогда, всенародно сложив с себя диктатуру, Сулла уволил вооруженную свою свиту и удалился домой, где после вкусного обеда прочел своему другу, знаменитому актеру, какую-то забавную повесть собствен-
ного сочинения.
Через некоторое время после своей добровольной отставки Сулла удалился в свое поместье возле Путеол. С этих пор он полностью оставил государственные занятия; часто друзья видели его гуляющим в тенистых рощах или на берегу задумчивого озера. Иногда целые часы проводил он у моря, любуясь чудесной перспективой вод, замкнутых по краям заливами Байя и Неаполитанским; то пускался на звериную охоту или рыбную ловлю, то отдыхал дома среди друзей и приближенных, то принимался дописывать свои автобиографические очерки. Изредка только отрывался он от своего мирного быта. Это случалось, если из окрестностей или из Рима приезжали к нему за советом и руководством по какому-нибудь важному делу. Но недолго наслаждался Сулла своим спокойствием. Он умер от внезапного удара лишь год спустя
sssassss®s»a®«
после своего отречения от диктатуры. Некоторые историки утверждают, что не удар, а какая-то долгая, мучительная и в высшей степени злокачественная болезнь была причиной смерти Суллы. Все легионы сопровождали погребальное шествие из Путеол. В Риме присоединились к нему сенаторы, чиновники и жрецы, и долго стояла тысячная толпа вокруг костра, на котором пламя пожирало бренные останки того, перед кем так недавно трепетал весь Рим.
ПЕРИОДТРЕТИЙ. ПОМПЕЙ И ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ
(78—48)
Гней Помпей и его время
 Помпей прежде всего был военным человеком и второстепенным политиком. Притом политические убеждения Помпея не отличались устойчивостью. Сулланец-оптимат вначале, впоследствии он перешел к популярам, а позже вновь вернулся к оптиматам. Подобно многим своим современникам, на политику Помпей смотрел с чисто утилитарной точки зрения. Для него политика важна была постольку, поскольку он мог из той или иной политической комбинации извлечь пользу для своих личных целей. Своей политической карьерой Помпей обязан не столько личным качествам и военным доблестям, сколько своему огромному богатству и громадной клиентеле.
Борьба партий в Италии. Не стало человека, который смотрел на важнейшие события жизни не более как на игру, отважно пускался в эту игру, выигрывал и потом добровольно отклонял от себя добычу, как недо-стойную занимать его долее. Не стало Суллы, но остались целы в римском обществе те элементы разложения, которые диктатор считал уничтоженными. Во всем государственном римском теле поднялось какое-то неопределенное брожение. Владельцы капитала тайно негодовали на уменьшение их влияния, честолюбцам хотелось восстановления старинных прав народного трибунала, народ вздыхал по отнятым у него ежемесячным выдачам хлеба; наследники родителей, потерявших в опале свое имущество, вздыхали по этому имуществу; общины — по отнятым у них землям, и сами ветераны Суллы, тяготившиеся подаренными им поместьями, томились в бездействии. Снова стали собираться партии: кто за, кто против; общественные интересы раздробились, и дух партий выразился в делах государственного правления и в судопроизводстве. 1осударственная почва стала похожа на местность, под которой слышно глухое брожение вулканических сил, грозящих извержением, и посреди всего этого сенат стоял без надежных руководителей и даже безоружный, ибо, по новому положению, он не имел права составить в недрах гражданства вооруженную силу. Одни только Метелл Пий и братья Луций и Марк Лукуллы, славные сподвижники Суллы,
aeossssssssssasss
могли еще кое-как поддерживать правительство. Зато богатый Марк Красс и хотя юный, но уже покрытый славой Гней Помпей работали каждый ради собственной выгоды. Первый, одаренный способностями единственно для денежных спекуляций, был того мнения, что посредством туго набитых золотом карманов можно добиться и царской диадемы; последний же, исполненный благородно-честолюбивых и отважных помыслов, был уверен, что народ скоро устанет от всех тревог самоуправления, а устав, он не кому иному, как ему, юному, но заслуженному герою, не вручит вместе с короной заботы управления государством. Кроме этих личностей, достигли уже в это время некоторой известности молодой оратор Марк Туллий Цицерон и Гай Юлий Цезарь. Первый, родом из Арпина, следовательно, земляк Мария, по происхождению принадлежавший к сословию всадников; последний, хотя юноша, но уже проявивший большую силу воли. Ему было только 18 лет, когда он дерзнул не исполнить приказания Суллы — прогнать свою молодую жену (дочь Цинны). Правда, друзья Суллы упросили его простить Юлия Цезаря, но диктатор заметил: «Этот мальчишка (!) один стоит десяти Мариев». Впрочем, время Цезаря еще впереди.
Во главе плебеев видим беспринципного Марка Эмилия Лепида. Он уж раза три менял свои убеждения, а между тем в Сицилии промышлял морским разбоем. В 78 г. Эмилий Ле-пид вошел с предложениями восстановить в прежней силе народный трибунат, призвать обратно еще оставшихся в живых проскриптов, возвратить прежним владельцам отнятое у них имущество и восстановить ежемесячные выдачи народу хлеба. Прошло немного времени, и на улицах Рима снова послышались дикие вопли черни, с безобразным буйством выражавшей сочувствие к своему предводителю и его требованиям. Так как приблизительно в это же время в Этрурии некоторые общины силой захватили свои прежние земли, то сенат, согласившись на требование ежемесячной выдачи хлеба, поручил вместе с тем консулу подавить восстание в Этрурии и схватить его предводителей. Приказ этот развязал Лепиду руки. В следующем году он, во главе своих шаек двинулся на Рим, а товарищу своему, Марку Бруту, приказал действовать на Паде. Консул Катулл с большим войском занял Яникулум (77 г. до н. э.), а Гней Помпей, которому сгоряча и даже противозаконно сенат дал право главнокомандующего, отправился в Верхнюю Италию. Но Лепиду не посчастливилось: сам он
Гней Помпей.
71 1ИИ1
asaasesssseesieas
 Сертории Квинт (ок. 122— 72 гг. до н. э.)— римский полководец, претор в Испании в 83—81 гт. до н. э. В 80 г. возглавил антиримское восстание иберийских племен. Объединив почти всю Испанию, нанес римлянам ряд поражений (76, 75 гг.). Убит своими приближенными.
погиб на Марсовом поле, его товарищ был выбит из Мутины, дважды потерпел сокрушительное поражение от Помпея, бежал на остров Сардиния и там умер.
Квинт Сертории. В то время как дети Рима делили его между собой, каждый преследуя свою собственную, честолюбивую или корыстную, цель, в Испании поднято было знамя Римской республики рукой отважной и великодушной. Мы говорим о Сертории. Этот уроженец Нурсии (в Сабеллин-ских горах) был незнатного рода, но высоко поставил себя в глазах римлян своими подвигами в войне с кимврами и в Союзнической войне. Не имея ничего общего с аристократами, Серторий с негодованием вспоминал и о тех преступлениях, которыми запятнали свои имена предводители народной партии, но все-таки склонялся больше на сторону этой партии, ибо она выступала по крайней мере хоть под знаменем народного права и народной свободы. Мы расстались с Серторием в то время, когда он, спасаясь от преследований, выехал из гавани Нового Карфагена искать себе на свете приюта и спокойствия. Последуем же за ним.
Долгое время только море служило бесприютной отчизной для Сертория: ни в одном городе не осмеливались принять человека, над которым тяготела диктаторская опала. Римские крейсеры гонялись за ним, пираты также подстерегали его то тут, то там, ожидая богатой добычи от его ничтожной флотилии, но Серторий храбро и счастливо лавировал среди тысячи опасностей и под конец даже заслужил у пиратов удивление и помощь. Часто он высаживался то здесь, то там на африканский берег, но каждую пядь земли приходилось брать с боя у диких ливийских или мавританских орд Уже Серторий пустился было через Гадетанский пролив (Гибралтар) на юго-запад искать в неизвестной дали те дружелюбные острова, о которых он был наслышан от моряков, уже развернулся перед ним беспредельный океан, но тут Серторий узнал, что разгорелась война в местности Тингиса (Тангера). Он направил свои галеры туда же. Дикие племена, старавшиеся свергнуть деспотическое иго своего повелителя, обрадовались появлению Сертория, о храбрости и способностях которого знали уже давно, и охотно избрали его своим начальником. Серторий сверг деспотов, разбил римские когорты, поддерживавшие их, и взял Тангер. И близкие, и отдаленные народы узнали о подвиге Сертория. От лузитанских племен прибыли к нему послы и просили его согласиться быть их предводителем.
ssssaaeess«HH®s
С радостью последовал Серторий на зов в Испанию. И эта страна, и ее народы были ему хорошо известны. С оружием в руках пробил он себе путь сквозь римские флотилии и достиг места назначения. Сделав необходимые приготовления, Серторий с 8-тысячным корпусом вышел в поле и возле реки Бетис (Гвадалквивир) разбил наголову войско римского правителя западной части Испании. Отовсюду стали сходиться охотники под знамена Сертория, и победа следовала за ним по пути. Претор Кальвин был разбит и сам пал в битве, войско Маллия, пришедшее на помощь из Галлии, было истреблено полностью. Явился Метелл с превосходящими по численности силами, проник в Лузитанию, но Серторий, хорошо знакомый с искусством ведения войны в горной местности, заставил Метелла потерпеть несколько поражений и перейти обратно за Бетис.
После этих решительных успехов Сертория поднялись все народы Испании и присоединились к нему. Благороднейшие воины сошлись к Серторию и клялись жить с ним и умереть, римские беглецы нашли приют под его крепкой рукой от преследований диктатора. Сам Серторий смотрел на себя как на истинного правителя провинции Римского государства, создал у себя сенат из трехсот членов и настолько улучшил внутренний быт провинций, что народы, долгое время терпевшие от гнета римского правительства, наконец, вздохнули свободно под мудрым и справедливым правлением Сертория. Серторий позаботился даже об основании в своей провинции школы, в которой дети знатных родителей могли бы получать воспитание и образование, приличные их будущему положению в обществе и их деятельности. Белая лань всегда сопутствовала Серторию как в его походах, так и в уединенных прогулках. Это обстоятельство послужило основанием слухов, будто бы сама богиня Диана внушает Серторию добрые помыслы и руководит им в делах. С корсарами Серторий заключил договор, по которому обязал их не мешать на море торговцам, а за это дал им на восточном берегу Испании очень удобное место как для постройки кораблей, так и для торговли.
. После поражения Лепида некто М. Перпенна с остатками его войска бежал в Испанию. Здесь он соединился с Сер-торием. Дела последнего пошли хорошо: он уже успел стать таким же господином в районе Ибера (Эбро), каким был в районе Бетиса. В конце 76 г. обстоятельства изменились: в Испании появился Помпей с войском. Помпей прибыл поздней
Лань Сертория около трофея.
ssssaasssssssesss
осенью и с началом весны начал военные действия. Битвы были жаркие и частые. Серторий надеялся четырьмя армиями оградить свою область с севера, но Помпей разбил в нижней части течения Ибера Перпенну, а потом при Валенсии храброго Геренния. Зато Серторий почти на глазах Помпея взял с боя город Л ауро на реке Сук-ро, а в следующем году на берегу этой же реки разбил и самого Помпея. Тем временем Метелл уничтожил армию, находившуюся под
Убийство Сертория.
 Серторий принадлежал, несомненно, к вьщающим-ся римским деятелям. Храбрый и талантливый полководец, он первый из римских администраторов показал, что римляне, если они хотят властвовать над провинциями, должны опираться на местную аристократию и в этих целях должны забо-
начальством Гертулея и соединился с Помпеем. Объединенными силами они одержали над Серторием победу при реке Турий; однако герой, не теряя духа, ограничился малой войной и, вероятно, с успехом вел ее, ибо известно, что легионы за легионами шли из Италии на помощь римским полководцам в Испании. Нет сомнения, что в неравной борьбе средства Сертория с каждым годом истощались, и народы, избравшие его своим предводителем, утратили всякую надежду на успех. В 74 г. товарищ Сертория Перпенна организовал против него заговор и умертвил благородного, доверчивого человека за обедом. Сама судьба наказала Перпенну за его низкий поступок. В каком-то непонятном самообольщении он вступил в битву с Помпеем. Его малочисленное войско было разбито наголову, сам он захвачен в плен и брошен в
титься о распространении романизации.
тюрьму.
Серторий был достоин лучшей участи. У народов Испании, снова порабощенных римлянами, надолго сохранились воспоминания о Сертории наряду с их национальным героем Вириатом.
Спартак. Замечательна живучесть римского государства. Как ни ослабляли его беспрестанные гражданские междоусобия, сколько ни подтачивали его силу нескончаемые крамолы и борьба партий, а все-таки государственный организм выдержал потрясения и достиг монархии, обновившей в нем крепость и возвратившей ему порядок и спокойствие. Но в ожидании монархии положение Римской республики достигло высшей степени расстройства, и это расстройство тяготело над всеми классами общества и во всех пределах государ-
sessssssassassMse
ства. Высшая аристократия и ростовщики недоумевали, как и чем оградить свои головы и имущество от тысячи опасностей; толпа стонала под гнетом нищеты, а провинции — от деспотизма правителей и богачей. Еще в более отчаянном положении находились рабы, обреченные на одно из двух: или целый век видеть себя прикованными к плугу господина и собственным потом орошать его земли, или в качестве гладиаторов отдавать на съедение зверю свое тело для потехи господина. Множество рабов захвачено из Фракии, Галлии и диких лесов Германии, где эти несчастные провели на родине свою молодость на свободе. Очевидно, рабство не могло отнять у этих несчастных воспоминания об отчизне. Не удивительно поэтому, что, если обстоятельства хоть немного благоприятствовали им, рабы рвали свои цепи и вооруженной рукой стремились возвратить себе драгоценное право человека — свободу.
Мы уже видели не раз подобные восстания рабов, но ни одно из них не было таким решительным, как то, которое в 73 г. до н. э. вспыхнуло в Южной Италии под предводительством Спартака. Спартак, уроженец Фракии, одаренный замечательными умственными и нравственными качествами, в другой обстановке не уронил бы себя, если б ему пришлось быть руководителем судеб благородного народа, но ему выпало на долю иное. Подготовленный в капуанской гладиаторской школе к свирепому и унизительному ремеслу, он воодушевил своих товарищей и увлек их за собой. «Если уж жертвовать жизнью, то лучше отдадим ее за свободу наших братьев, чем бросать ее на потеху черни!» — сказал Спартак, и горсть отважных товарищей повторила его слова. Цепи были разбиты. К 70 отважным атлетам присоединилось еще несколько рабов, и с ними Спартак ушел из Капуи и укрылся в ущельях Везувия. Легат Клодий погнался за беглецами, но последние, спустившись ночью со скалы по веревкам, скрученным из виноградной лозы, напали внезапно на отряд Клодия, разбили и рассеяли его. Против Спартака отправлен был другой отряд, но храбрый предводитель искусно увернулся в Луканию и там собрал значительную шайку из пеших и конных пастухов, народа сильного и готового идти навстречу всяким опасностям. Затем Спартак одержал победу в открытой битве с римским войском, подняв рабов в Кампании, и с боем взял города Фурии, Метапонт и даже крепость Нолу. Армия Спартака увеличивалась с каждым днем, и он получил уже
 Спартак (?— 71гг. до н. э.) — вождь крупнейшего восстания рабов 73 (или 74) — 71 гг. до н. э. в Италии. Уроженец Фракии. Бежал с товарищами из школы гладиаторов в Капуе. Восстание охватило сначала Южную Италию, затем фактически всю Италию; армия восставших насчитывала около 70 тысяч человек. В 71 г. Спартак был разбит римской армией под руководством Красса и погиб в бою.
Фракийский гладиатор.
sssssoaeasBBsoss»
возможность мимо Л ация двинуться к Альпам и освободиться, возвратившись на родину, но в это время присоединившиеся к нему толпы галлов, думавшие единственно о грабеже, дерзнули под начальством галла Крикса вступить в сражение с римскими войсками при реке Гаргане в Апулии и были разбиты и уничтожены. Это обстоятельство испортило все дело Спартака. Ему самому консулы и преторы закрыли путь к Альпам. В
Легкое судно типа судов нескольких жарких битвах Спартак по частям разбил рим-иллирийских пиратов. ские войска; в битве при Мутине пали проконсул Марк Кассий и претор Манлий со своими легионами (72 г. до н. э), и дорога на север была открыта. Удачи вскружили голову армии Спартака, и прежде чем вырваться на родину, недавним рабам захотелось мечом и огнем отомстить своим притеснителям. И Спартак, хотя и против воли, остался, чтобы разделять судьбу своих товарищей.
Новый главнокомандующий, претор Лициний Красс, отправлен был с легионами против разбойничьих шаек (как называли в Риме армию Спартака). Лициний стеснил их(71 г. до н. э.) в южных частях Бруттия (оконечность Италии) и загородил им выход оттуда, прокопав рвы и насыпав валы от моря и до моря. Спартак, впрочем, пробился ночью за эти укрепления, но его окончательно погубила жажда корысти тех галльских шаек, которые были при нем: они бросились грабить окрестности, были в первой стычке с римлянами разбиты, а в следующей кровопролитной битве пал и Спартак, покрытый ранами. Вся армия его, потеряв вождя, была расстроена и рассеялась по области. И долго еще по всей Италии бродили мелкие вооруженные шайки, остатки этой армии, наводя ужас на города и деревни, пока Помпей, возвратившийся из Испании, не уничтожил их окончательно.
Сицилийские пираты. С тех пор, как Сулла покинул Азию, не умолкала военная буря по всем восточным провинциям Римского государства. Римляне не везде действовали удачно. Иллирийцы, разбойничавшие долго на земле соседей, были усмирены после взятия штурмом их города Салона, также и фракийцы, жившие на Гемусе, и римляне предприняли
sasssssassassosass
поход даже к берегам Истра (Дуная) с целью восстановить порядок и спокойствие во всей прилежащей стране. Но не так шли дела в Азии. Митридат снова поднялся, а Тигран наводнил своими многочисленными армиями все земли на Тигре и Евфрате и даже сирийские провинции, до самого Средиземного моря, не обращая внимания на угрозы римлян. Он окружил себя азиатской пышностью. В пурпурной мантии и в сияющей короне он со свитой царей разъезжал по своим недавно завоеванным владениям, созывая покоренные народы в столицу свою, Тигранакерт, воздвигнутую им на приток Тигра.
В Риме должны были смотреть сквозь пальцы на проделки Тиграна, ибо Рим в то время страдал сам от раздора партий. Это случилось вскоре после смерти Суллы, следовательно, в ту пору, когда пошатнулся весь порядок, заведенный знаменитым диктатором. Повсюду раздавались громкие жалобы на новые судебные приказы, составленные из сенаторов: такого взяточничества и произвола, как в этих новых судах, римское государство до тех пор еще никогда не видало. Чиновники же, если только были заодно с этими судами, могли безнаказанно творить, что угодно. Потому-то Цицерон в одной из своих речей, намекая на правителя Сицилии Бересса, говорил между прочим: «По эту сторону океана нет ни одного местечка, которого бы не посетил деспотический гнет римский! Напрасно тревожимся мы слухами об отдаленной войне, стоны и вопли угнетенных нами народов — вот чего должны мы страшиться, вот откуда последует наша погибель!» Сколько ни появлялось предложений об изменениях как в законодательстве страны, так и в работе учреждений, все оканчивалось только ущербом для тех, кто выходил с подобными предложениями. Так шли дела до возвращения Помпея из Испании. Во главе своей победоносной армии, опираясь на расположение народа, Помпей, хотя и вопреки учрежденному порядку, потребовал триумфа и консульства и получил то и другое (71 г. до н. э.). В товарищи себе Помпей успел приобрести Марка Красса, победителя Спартака. В союзе с ним Помпей добился того, чтобы отвергнутые недавно сенатом предложения были приняты, а именно: чтобы власть народных трибунов была восстановлена в прежнем значении, чтобы в состав судебных приказов прибавлены были к сенаторам члены, избранные из сословия всадников и из числа плебейских чиновников государственного казначейства, наконец, чтобы цензорам было возвращено их прежнее значение. Так
Помпей.
OSSSSOOOSOOOSOOSSO
 Одним из острых вопросов римской политики в 70-х гг. была борьба с пиратством, принявшим огромные, дотоле неслыханные размеры, причинявшим страшный вред римской торговле и державшим город в голодной осаде. Средиземное море превратилось в настоящее пиратское царство, главные центры которого находились на острове Крит и в Малой Азии, в Киликии — горной области, примыкавшей к морю. Стоянки пиратов были разбросаны по всему Средиземноморскому побережью, повсюду по островам и горам возвышались их сторожевые башни.
прославленный юноша сделался вполне любимцем народа. На блистательные игры, устроенные Помпеем, стеклись бесчисленные толпы, и его богатый товарищ Красс не жалел угощения за общественными столами. Впрочем, льстя народу, Помпей не сближался с ним, держал себя важно и горделиво, как подобает аристократу, и преследовал свои собственный цели, а цели эти были — верховное владычество, первенство в государстве, а может статься, и царский венец.
По окончании срока своей службы Помпей сделал вцд, будто удаляется от дел, а между тем не переставал втайне действовать через своих приверженцев. Время и обстоятельства сложились так благоприятно в пользу Помпея, что вскоре на него стали глядеть как на единственную надежную опору государства. Именно в это время морские разбои достигли неслыханных размеров. Уже два раза были нанесены разбоям чувствительные удары: знаменитым оратором Марком Антонием, а потом храбрым Сервилием, который не дал разбойникам покоя даже в лесах и скалистых районах Исаврии, но ремесло прельщало своими выгодами, и, несмотря на опасности, отважные обитатели берегов Сицилии, Памфилии, Ликии и других районов следовали примеру своих предприимчивых, хотя и погибших, предшественников. Разбойничали и не только беглецы, бобыли, искатели приключений, всякого рода бездомный, отчаянный люд — все охотно устремлялись на кровавый, доходный промысел и, стекаясь со всех сторон, братались между собой общими опасностями и общностью цели. Особенно много среди этих людей было критян, жадных до прибыли. Пираты строили себе крепости на береговых частях Сицилии, обыкновенно на утесах или вообще в каких-нибудь труднодоступных местностях, а слабые римские гарнизоны, расположенные по городам Сицилии, не смели тревожить их в этих гнездилищах. С тем обществом, которое отвергло их, разбойники, естественно, находились постоянно в отношениях враждебных. Атаманы разных шаек, действуя всегда дружно и полагаясь на свою дерзкую отвагу и силу, разгуливали хозяевами по знакомому привольному морю и где попало хватали добычу, считая это своим правом. Иногда они не уклонялись и от открытой битвы с римским войском. Так, в одной из морских схваток римляне были разбиты критянами, а претор, возглавлявший их, Марк Антоний (сын только что упомянутого оратора), захвачен в плен. Разбойничьи флотилии вторгались в сиракузскую гавань, грабили по берегам Сицилии и
f
Италии, а напоследок даже увели из Мизенума несколько су-дов, а в гавани Остии, на виду у Рима, сожгли римские военные корабли. Ни храмы, ни государственная, ни частная собственность ничто не пользовалось в глазах пиратов правом уважения и неприкосновенности, а гордая республика на Тибре негодовала и молчала, ибо без флота нельзя было предпринять против разбойников ничего решительного. Правда, проконсулу Метеллу удалось высадиться (68 г. до н. э.) на Крите и проучить пиратов раз-другой, но все это не могло уничтожить зла в самом его корне.
Понимая ничтожность подобных полумер, один из трибунов предложил облечь Помпея правом главнокомандующего морскими силами, на три года дать ему неограниченную власть распоряжаться во всей прибрежной части государства на 70 верст от моря внутрь страны, притом дать ему флот из 300 судов и армию из 120 тысяч, да еще 6000 талантов на военные расходы. Сенат воспротивился было, но народная воля победила, и Помпей облечен был (67 г. до н. э.) почти царственной властью и силой.
Приготовления к походу начались с необычайной активностью. По всем гаваням стали снаряжать флотилии, по всем берегам стали собираться легионы и ополчения союзников. Главнокомандующий разделил всю вверенную ему область на 13 округов. Сам он пустился крейсировать в водах сицилийских, сардинских и африканских, легатов же послал к берегам Испании и Галлии. И тут уж не спасли пиратов ни быстрота, ни ловкость. Всем им пришлось узнать смерть или плен. С тем же успехом окончил Помпей дело и на восточных морях. За 49 дней Помпей блистательно совершил всю кампанию, уничтожил разбойничий флот, разрушил их притоны и от Испании до Тавра очистил прибрежные страны от страшной чумы. Пленных он не истреблял, а расселил по опустевшим городам и селам и придумал им такую мудрую обстановку, что, позабыв о своем хищническом промысле, разбойники превратились в земледельцев и стали полезными членами государства.
Борьба с Митридатом и его конец. Быстро выполнил Помпей трудное дело, возложенное на него: моря стали безопасными, свобода торговли восстановлена. В то время, когда удивительный человек занимался окончательным устройством провинции Сицилия, народное доверие вызвало его снова, чтобы окончить войну с Митридатом. Уже восьмой год
 Около 10 тыс. наиболее отчаянных пиратов погибли или попали в Плен, более 800 судов были захвачены, 120 пиратских крепостей разрушены. Средиземное море на некоторое время было очищено, и нормальные торговые отношения восстановились.
Такая быстрота в значительной мере объясняется тем, что Помпей действовал не только силой, но и дипломатией: он сохранял жизнь и свободу всем, кто слагал оружие.

Дворец персидских царей.
тянулась эта война и в последг|ее время приняла чрезвычайно неблагоприятный для римлян оборот. Трибун Манилий предложил (66 г. до н. э.) распространить власть проконсула Помпея на морях на рее восточные провинции государства и, кроме того, дать ему полномочия по собственному усмотрению вести войну и заключать мир. Оптима-ты, конечно, противоречили, однако предложению дана была сила закона, и вот Помпей стал чуть не монархом восточной половины государства. До рассказа о подвигах Помпея в Азии посмотрим, что совершилось в этой стране с тех пор, как мы ее оставили.
Последний царь Вифинии, Никомед, завещал Риму свое царство. Так по крайней мере говорят римские историки. Правда, и до завещания Вифиния была уже давно в руках римских торговцев и спекулянтов. Теперь же римляне формально приняли царство во владение. Это обстоятельство прямо угрожало Митридату, и неудивительно, что последний схватился за оружие и покорил Вифинию. Многие малоазий-ские города, как и прежде, стали на сторону Митридата и вместе с ним, где мечом, а где ножом, восстали против всего римского. В 74 г. был послан в Азию Луций Лукулл, сподвижник Суллы, с пятью легионами. Мы уж не раз говорили о Лукулле, знаменитом богаче. Во многом он был похож на Суллу. Любя вино и наслаждения жизни, он был в близкой дружбе с наукой и искусством, но в доспехах и с мечом в руке являлся отважным и дальновидным полководцем. Лукулл составил такой план: прямо через Фригию вторгнуться в Понт, но пришлось отказаться от этого. Бесчисленные полчища Митридата наводнили Малую Азию и грозили римским провинциям по эту и по ту сторону моря. Другой проконсул, Котта, потерпел поражение, флот его был сожжен в халкедонской гавани, напротив Византии. С суши и с моря Митридат обложил важный по своему положению город Кизик, что на Пропонтиде (Мраморное море). Жители, однако, держались, несмотря на то что все море вокруг их покрыто было неприя-
ОООООО 80 -------------
й^вэ^ини^аниававв
те{1ьскими судами и стены городские трепетали под ударами стенобитных орудий. В это время прибыл Лукулл со своими легионами и занял возле города такое выгодное положение, что сам себя обезопасил от неприятеля, а ему отрезал пути к получению съестных припасов. Неповоротливые массы Мнтридатова воинства не знали, как им выйти из неприятного положения; целую зиму провели они на узком пространстве и страшно пострадали от болезней. Митридат прекратил осаду и с остатком армии сел на корабли. В море ему также не посчастливилось: сначала он потерпел от бури, потом Лукулл, успевший тем временем припасти себе эскадру, сам погнался за ним, не давая ему укрываться ни за скалами, ни за островами, и, наконец, преследовал так удачно, что понтийский флаг исчез с Архипелага.
Между тем римские легаты оружием отняли Вифинию (73 г. дон. э.). Лукулл принял командование войсками. Не обращая внимания на ропот утомленных беспрестанными походами легионов, Лукулл преследовал Митридата и на суше и через Пафлагонию загнал его внутрь Понта. В течение зимы царь собрал в своих босфорских владениях новое многочисленное войско, перед которым, уступая численности, Лукулл должен был весной отступить в горные и лесные районы. При Кабире Митридат остановился лагерем напротив Лукулла. Подстерегая римский транспорт, отряд отборной понтийской кавалерии и пехоты несколько отделился от лагеря, так что застигнутый в ущелье римлянами был полностью уничтожен. В то же время Лукулл бросился на лагерь и произвел в нем страшный беспорядок и опустошение. Только с 2000 всадников успел Митридат ускакать к зятю своему, могущественному Тиграну. Тигран сначала пристроил своего тестя в каком-то пограничном городе, а уж потом, когда отношения к Риму стали запутаннее прежнего, принял его к себе в столицу. Два года продолжалась осада городов, особенно упорно защищались Гераклея, Синоп и Ами, но, наконец, один за другим сдались римлянам. В течение этого же времени Лукулл устроил судьбу тех несчастных подданных, которые от разорения совершенно не имели сил внести наложенные на них Суллой штрафы, а потому терпели всевозможные притеснения римских чиновников и ростовщиков. Особенно последние жестоко истязали несчастных должников: они изловчились так, что умели в шесть раз увеличить количество первоначального долга — посредством страш-
Луций Лициний Лукулл.
74 г. до н. э.
 Лукулл (ок. 117— ок. 56 гг. до н. э.) — римский полководец. Сторонник Суллы. В войне против Митридата VI, командуя римскими войсками в 74—66 гт., добился значительных успехов. Славился богатством, роскошью и пирами («Лукуллов пир»).
Крепостные стены Тигра-накерта. I в. до н. э.
ных процентов. Проконсул ограничил величину процентов двенадцатью и вовсе запретил проценты на проценты. Само собой разумеется, что он не обратил внимания на вопли ростовщиков, возбужденные этими распоряжениями. Впрочем, вопли эти дошли до Рима и повредили Лукуллу особенно тем, что появились одновременно со слухами о том, будто проконсул готовился на какое-то предприятие против Тиграна, не имея на то полномочий от правительства.
Слухи эти действительно имели основание. Не желая терять времени в ожидании исхода многоречивых прений в курии или бурных толкований уличных демагогов, Лукулл не сообщал в Рим о своих дальнейших намерениях. Обстоятельства в Азии были благоприятными. Лукулл прекратил переговоры, не обещавшие никакого хорошего исхода, и двинулся со своими двумя легионами да еще несколькими тысячами наемников прямо к границам Армянского царства. Перешли Евфрат, Тигр и дальше на восток в малоизвестные страны. Смутились и сердца храбрейших, когда они увидели себя в чуждых пределах, среди многочисленного враждебного населения, которое могло со дня на день восстать на пришельцев всей массой, но Лукулл положился на своих опытных сподвижников, доверился судьбе и подступил к Тигранакер-ту. Столица Тиграна, город новый, но уже многонаселенный и украшенный замечательными архитектурными произведениями, защищался храбро. На осаждающих летели тучи стрел и камней, а со стен обливали штурмующих зажженной нефтью. На выручку городу явился сам царь с 200-тысячной армией, в числе которой было до 17 тысяч панцирных всадников. Лукулл и тут не растерялся. Внезапно ночью он напал с холма на неприятельскую кавалерию, смял ее, по-

гнал на пехоту и, нападая с тыла, с фланга, не давая ни на минуту опомниться, произвел такое смятение в нестройных полчищах Тиграна, что они в беспорядке бросились бежать. Тигранакерт сдался. Примеру столицы последовали другие города до самой Сирии. Сам Тигран потерял мужество и передал дело своему тестю. Митридат вызвал из отдаленных и близких своих владений новые толпы, преимущественно конных стрелков (68 г. до н. э.), но Лукулл неудержимо, несмотря на свое немногочисленное войско, шел вперед и вперед. Теперь он двинулся уже к Арташату, столице Армении.
Как ни труден был этот поход, римляне переносили все, но ранняя зима с морозами и метелями, вызвала в воинах страшный ропот. Лукулл вернулся, по пути завоевал еще Ни-зибис в Месопотамии и расположился там на зимовье (67 г.). С этих пор Лукулл не мог уже ни прекратить неудовольствия войска, ни помешать неприятелю усилиться. Действительно, Митридат располагал еще большими средствами. Он опять собрал большое войско и не только уничтожил в разных местах мелкие римские отряды, но даже одержал важную победу над храбрым легатом Триарием. Лукулл двинулся против Митридата, с горестью видя потерю всех своих недавних завоеваний. И этот поход не удался: неприятель, значительно превосходивший римлян в числе, не покидал их из виду, тревожил где только мог, и, наконец, понтийская конница отрезала у римлян все пути получения продовольствия. Среди таких бедствий легионы принудили Лукулла вернуться, но и при отступлении полководец показал свои замечательные дарования: несмотря на множество самых разнообразных препятствий и опасностей, он сумел привести свои легионы в провинцию Азия в целости и порядке. Это знаменитое отступление было последним подвигом Лукулла в настоящую войну: уже прибыл ему на смену новый главнокомандующий Помпей.
Помпей успокоил и ободрил легионы подарками и обещаниями. Когда прибыли к нему сицилийские легионы (66 г. до н. э.), римская армия возросла до 50 тысяч человек, а с такими силами можно было не только брать города и крепости, но даже и преследовать самого Митридата, который теперь начал благоразумно отступать. Помпей, не откладывая, вступил в пределы понтийского царства и неотступно преследовал старого царя. Он настиг его у реки Ликус, где впоследствии построен Никополь, и здесь произошло сражение,
Монета, изображающая триумф Лукулла.
Медальон с портретом парфянского царя.
 После возвращения Митридата в свои боспорские владения неутомимый царь принялся за подготовку грандиозного плана. Он собирался объединить варварские племена Северного Причерноморья и Дуная и вторгнуться с ними в Италию. С этой целью Митридат организовал войско в 36 тыс. человек, состоявшее частью из скифских рабов, и военный флот. Но этот план, при осуществлении которого Митридат хотел опереться главным образом на варваров, вызвал резкое недовольство греческого населения Боспора. Недовольство перешло в возмущение, когда Митридат стал вымогать у своих подданных средства для похода, применяя для это меры крайнего насилия.
Первой восстала Фанагория (на Таманском полуострове). За ней последовали Херсонес, Феодосия и другие города Боспорского царства. Царь, потерявший голову от ярости и отчаяния, обрушился на своих приближенных с неслыханной жестокостью. Тогда во главе мятежников встал любимый сын Митридата Фарнак. Армия и флот перешли на его сторону; Пангикапей, столица Митридата, открыла ворота восставшим. Царь был осажден в своем дворце.
решившее исход войны. Ночью застигнутый врасплох, обойденный с тыла Митридат был разбит полностью и едва успел спастись бегством сам, да еще с ним двое проводников и одна из его жен, которая в панцире бывала всегда безотлучно при царе как в походах, так и в сражениях. Через некоторое время собрались к Митридату его верные и преданные слуги и друзья. Образовался незначительный отряд. С этим отрядом и забрав все, что было самого ценного, царь ускакал в Армению. Он опять хотел было пристроиться к зятю, но у зятя самого дела были очень плохи. Его теснили парфяне, против него же восстал его родной сын. Одним словом, Тигран отказал в содействии тестю. Потеряв и здесь надежду, Митридат направился к Черному морю, в свои босфорские владения, собрал кое-какое войско и задумал безумное дело — сухим путем пробраться в Италию и ударить на Рим. Очевидно, царь уже достиг предела своих деяний. В самом деле, ни города, ни полководцы, ни воины уже не слушали его. Сын Митридата, не спрашивая разрешения отца, принял в свои руки все дела царства. Престарелый воин не в силах был вынести этого последнего огорчения, он велел принести яд, приказал выпить своим женам и дочерям, потом выпил остальное сам, а когда на него яд не произвел желанного действия, приказал рабу мечом убить его и тем оказать господину последнюю услугу.
Помпей не преследовал уже Митридата с тех пор, как он бежал к Черному морю, а устремился на Тиграна, и, благоприятная судьба к прежним победным венкам Помпея услужливо прибавила еще один, свежий. Мы говорим: услужливо, потому что Помпею победа над могущественным Тиграном досталась сверх ожидания почти без труда. Последние обстоятельства сильно подорвали мужество Тиграна. Недалеко от Арташата царь, встреченный римскими легионами, сложил перед Помпеем свою диадему и себя отдал ему в безусловное распоряжение (65 г. до н. э.). Помпей великодушно возвратил ему царское достоинство и даже по-прежнему оставил его на царстве, только на праве вассальной зависимости от Рима и, отобрав у него все покоренные им провинции, оставил ему лишь родовые владения. Отсюда Помпей устремился далее на север, к реке Фазису, к легендарной Колхиде, оттуда — на восток, где у подножия Кавказских гор иберы и албанцы пасли свои стада и кое-где занимались земледелием. Вершины здешних гор, покрытые вечными снегами,

видели победы Помпея над бедным и плохо вооруженным населением края. Окончательно устро-ив дела в Понтийском царстве, Помпей вернулся на юг. Весь его обратный путь был похож на торжественное шествие царя по вновь приобретенным им владениям
(64 г.). Города и крепости, народы и цари преклонились перед владыкой Востока. Племя ливанское, хищные бедуины, народ иудейский, управляемый потомками Маккавеев, сирийцы, арабы и финикийцы — все эти народы признали над собою верховное владычество Римского государства, лишь только появился в их владениях Помпей во главе своих победоносных и блестящих легионов. Даже парфяне не осмелились возразить, когда Помпей проник в их область. Помпей занялся устройством отношений новых его вассальных владений к Риму, назначил подати, основал несколько городов. Само собой разумеется, что, устраивая государственные дела, ни Лукулл, ни Помпей не забывали и своих собственных и отложили для себя из добычи немалый запас серебра, золота и всяких драгоценностей. Покончив со всеми делами в Азии, Помпей собрал свою армию в Эфесе, разделил между воинами 200 миллионов сестерциев и отплыл со всеми своими сподвижниками в Брундизий. В это время, конечно, Помпей на деле был повелителем всего государства, и если бы ему показалось, что ему для полной власти еще чего-нибудь недостает, то чего бы он не посмел требовать, опираясь на 50 тысяч храбрых и признательных воинов!
Марк Туллий Цицерон. Знаменитый когда-то римский сенаФ вследствие исключительного положения Помпея в го
Скифские воины.
 Вцдя, что все погибло, Митридат сначала заставил отравиться всех своих жен и дочерей, а затем сам принял яд. Но так как отрава действовала слишком медленно (говорят, что Митридат с молодых лет приучал свой организм к действию ядов), то он приказал одному из наемников убить себя (63 г.).
сударстве до такой степени потерял свое значение, что всякий негодяй мог позволить себе сыграть с ним шутку, лишь бы только шутка эта была такой, чтобы за нее можно было удостоиться безмолвного одобрения народа. Главное, что такие шутки удавались, ибо всегда метили на какую-либо из многочисленных слабых сторон или даже ошибок когда-то достославного учреждения. Так, например, удалось поднять вопросы о том, зачем иноземных послов томят в Риме месяцами, иногда годами, прежде чем принять их как следует? За
чем иноземные аристократы, если случается им иметь дела в Римском государства, преуспевают в них и тогда, когда рим-
aaesasassssssaaee
Марк Туллии Цицерон.
лянам не аристократам и не богачам ни за что бы не преуспеть? Зачем пронырливостью получаются должности? Зачем подкуплен даже сенат? И много поднято подобных зачем? Негодование народное на такое положение вещей выражалось иногда в резких выходках против аристократов. Так, например, полководцев-аристократов, Метелла и Лукулла, долго заставили прождать перед воротами столицы, прежде чем дать им триумф, вполне, однако, заслуженный ими. В среде сената истинно честных людей осталось очень немного. Первое место между ними в это время принадлежит Марку Порцию Катону Младшему. Подобно своему знаменитому предку, цензору Катону Старшему, этот еще и теперь мечтал о возможности возвратить Риму его древнее нравственное величие. Действительно, в нравственном отношении Катон Младший не уступал своему предку, но у него недоставало ни того обширного ума, ни той энергии, всегда готовой к делу, ни того меткого, озадачивающего слова, — одним словом, недоставало тех качеств, которыми отличался Катон Старший. Если бы понадобилось, Катон Младший не стал бы колебаться и сложил бы голову свою в защиту чистых республиканских понятий, но в военном деле он был вовсе несведущ, да и в делах государственного правления редко придумывал хорошую, практически полезную для общества меру. Зарывшись в книжные свитки, погрузившись в философские мечтания, он упускал из вида настоящее и напоминал собой человека, который, утешаясь славными подвигами предков, думает бесплодную думу о победах и об утрате древней доблести. Впрочем, и другие члены-правители, стоявшие на первом плане в числе государственных людей, не яснее Катона Младшего понимали, что выйдет из запутанного положения государства. Даже Красс и отважный Юлий Цезарь при всем стремлении к господству, при всем желании достичь положение, подобное тому, какого достиг Помпей, все-таки не сознавали, что для этого необходимы царская власть и многочисленное надежное войско. Цезарь стал стараться завладеть расположением демократической партии. Он не жалел денег на устройство общественных игр, покровительствовал всяким нападкам на оптиматов, при похоронах вдовы Мария выставил торжествующей толпе портрет ее мужа и даже осмелился восстановить на прежнем месте трофеи Мария, выброшенные из Капитолия после смерти этого страшного консула. Он не без удовольствия замечал, что толпа косится на
ОООООО 86 -------
sssssseeseasssMS
богатство и роскошную жизнь аристократов, а при случае даже высказывает кое-что вроде того: «Довольно уж насладились богатые господа, пора бы и простому человеку отведать устриц и узнать поближе, что это за фалернское вино».
Не одна толпа роптала на неравенство распределения имущества между гражданами: с толпой заодно было немало и аристократов, промотавших свое состояние и навязавших себе на шею множество долгов. Они мечтали и выражали свои мечтания: имущество разделить поровну, долговые книги уничтожить, а кому эти порядки не понравятся, тех в проскрипции. Между такими промотавшимися аристократами первое место занимал Луций Сергий Катилина, личность крайне непривлекательная даже и в физическом отношении, не только в нравственном. Катилина служил у Суллы в числе палачей и за усердное исполнение своей обязанности (однажды он по всем улицам столицы носил на копье голову какого-то гражданина) за бесценок приобрел имущество умерщвленных. Впрочем, должно быть, это добро впрок ему не пошло: оно очень быстро промоталось среди бесстыдных оргий. Тем же путем ушло и все другое, что успел награбить Катилина в бытность свою претором в Африке. В последнее время дела его до того запутались, что действительно он мог ожидать спасения от заимодавцев лишь с помощью государственного переворота. Замыслив это дело, Катилина искал соучастников и нашел их немало.
Заговорщики образовали целый союз: более 400 прямых участников и много тайных покровителей. В числе последних, говорят, были замешаны и Красс, и Цезарь. Заговорщики имели своих агентов и приверженцев в Испании, Африке, но преимущественно рассчитывали на падуанских кельтов, которым заранее обещано было право римского гражданства. Уже в 66 г. заговорщики составили план: немедленно взять штурмом курию, избрать диктатора и начать проскрипции, обещавшие им неисчислимые выгоды, но ни в этом, ни в следующем году план не был приведен в исполнение из-за недостатка взаимодействия членов организации. А между тем Рим узнал о заговоре, но по слабости или по другим причинам правительство не преследовало заговорщиков законным образом. Только на Катилину было подано обвинение в лихоимстве и грабительстве, да и то прошло без последствий. В надежде на своих покровителей дерзкий преступник явился в числе кандидатов на консульское звание. Его
 Цицерон Марк Туллий (106—43 гг. до н. э.) — римский политический деятель, оратор и писатель. Сторонник республиканского строя. Из сочинений сохранились 58 судебных и политических речей, 19 трактатов по риторике, политике, философии и более 800 писем. Сочинения Цицерона — источник сведений об эпохе гражданских войн в Риме.

В Катилина (ок. 108—62 гг. до н. э.) — римский претор в 68 г. В 66—63 гг. пытался захватить власть, привлекая недовольных обещанием кассации долгов. Заговор был раскрыт Цицероном.
не выбрали, а выбрали Марка Тулия Цицерона, знаменитого оратора, и Марка Антония, который, кажется, втайне подружился со злоумышленниками.
Катилина злобствовал на неудачу плана. Собрав заговорщиков, он связал их ужасной клятвой. Решено было умертвить консулов, со всех концов зажечь город и среди смятения достигнуть цели.
Против этого злодея выступил всей силой красноречия Цицерон (63 г. до н. э.). Нельзя сказать, чтобы этот оратор обладал качествами, необходимыми для твердого государственного мужа. Это был человек с добрым сердцем, с благородными побуждениями, отлично образованный, но, лелея в душе образ сильного государства, он в то же время нуждался в той катоновской твердости и энергии, которые образуют славных полководцев и великих государственных людей. Иногда он, поддаваясь силе обстоятельств, уклонялся от цели, к которой начал было стремиться. Поэтому название сильного характера не идет к Цицерону. Уже на 26-м году жизни, Цицерон проявил на деле свои замечательные ораторские способности — в защитительной речи, произнесенной в пользу Росция, любимца Суллы. Несколько лет спустя он получил квестуру в Сицилии потом, на законном основании, был эдалом, претором и, наконец, теперь стал консулом. Против Катилины и его сообщников Цицерон восстал со всею силой, ибо здесь дело касалось не только его собственной головы, но и вообще всего государства. О подробностях заговора Цицерон узнал от одной знатной римлянки, Фульвии, бывшей в близких отношениях с Курием, одним из заговорщиков. От Фульвии же консул узнал, что Катилина набирает сообщников в Риме, вербует войско как в столице, так и вне
ее и готовится к решительному удару.
В октябре консул был в состоянии сообщить сенату подробности о ходе и цели заговора. Обвиняемый, находившийся тут же, заметил сенату, чтобы он действовал осторожнее, если не желает возбудить пожар, который загасить можно будет не водой, а разве только развалинами Рима. Сенат, однако, не испугался угрозы и послал войска в Этрурию и другие провинции, где собирались шайки заговорщиков. Несколько дней спустя, именно вдень выбора консулов на следующий год, появились у сената заговорщики с оружием в руках, но и при консулах, и возле комиций они встретили достаточно сильную охрану. Попытка не удалась, Так же не уда-

лась другая попытка — умертвить консула в доме. Когда после этого Катилина явился в сенат, все отвернулись от него. Напрасно силился Катилина опровергнуть доводы, представленные против него в новой сильной речи Цицерона. Произошло всеобщее движение сенаторов. «Изменник! Враг отечества!» — раздалось в собрании. Преследуемый этими восклицаниями, затаив свою ярость, Катилина оставил собрание и город и бросился к своим шайкам в Этрурию.
Опасность не миновала, ибо уже прежде между заговорщиками было условлено, что лишь только Катилина подойдет к Риму, приверженцы его, остававшиеся в столице: Лентул (он же был и претором), Цетег, Габиний и другие — поднимут чернь, умертвят консула и зажгут город. После удаления Катилины сенат получил и письменные доказательства заговора: послы от аллоброгов доставили в сенат письма, в которых Катилина приглашал их в свой союз. С та-
ким доказательством в руках Цицерон под собственную ответственность, велел схватить злоумышленников, находившихся в Риме, и потом в блистательной речи к сенату и народу изложил основание своих действий. В честь его как спасителя отечества, назначен был благодарственный общественный праздник, а через несколько дней собран совет, чтобы решить, что делать со схваченными заговорщиками. Первый сенатор, а за ним и другие проголосовали за смертную казнь, Юлий Цезарь обратил внимание сенаторов на опасность произносить смертный приговор римскому гражданину, ибо, по закону, это право предоставлено было только народному собранию. По мнению Цезаря, сенат должен передать дело это на рассмотрение в уголовный приказ. Тогда встал Катон и объявил, что, по стародавнему праву и обычаю предков,

Ростра (ораторская трибуна). Речь Цицерона против Катилины.
aaaassasssasaasssa
 5 декабря сенат собрался для суда над заговорщиками. Это был акт незаконный, так как сенат не имел судебной власти. Но Цицерон имел ис-нования торопиться: в городе шла энергичная агитация среди ремесленников, вольноотпущенников и рабов за насильственное освобождение арестованных. На вопрос консула, как поступить с заговорщиками, Юнии Силан, избранный консулом на 62 г. и поэтому спрошенный первым, высказался за «высшую меру» (extremum supplicium). К этому мнению присоединился ряд других сенаторов. Когда очередь дошла до Цезаря, выбранного претором на 62 г., он произнес весьма дипломатичную речь, в которой указывал на незаконность применения смертной казни по отношению к римским гражданам без решения народного собрания. Цезарь предлагал конфисковать имущество заговорщиков, а их самих заключить под стажу в наиболее крупных муниципиях. Речь Цезаря изменила прежнее настроение сенаторов, которые стали колебаться. Но выступления Цицерона и особенно Марка Порция Катона Младшего, настаивавшего на смертной казни, создали резкий перелом. При голосовании сенат высказался за смертную казнь.
государственная измена наказывается смертью и что в случаях такой особенной важности сенаторы должны думать о немедленном спасении государства, а не о формальностях или личных отношениях. Вследствие речи консула Цицерона сенат присудил преступников к смертной казни, и в тот же день они были задушены в древнем Туллиануме, где их содержали. Судьба, постигшая соучастников Катил ины, испугала не его, а тех воинов, которых он завербовал в свои шайки. Приближалось разрешение всего задуманного преступного дела. В 62 г. с 10 тысячами всякого дикого, отчаянного сброда Катилина был встречен при Пистории многочисленным римским войском, загнан в тесную долину и уничтожен со всеми сообщниками. Остатки кровавого союза в Риме были истреблены мечом или позорной петлей. Впрочем, кстати здесь заметить, что, несмотря на благодарность консулу за спасение отечества, в народе слышалось громкое неодобрение того, что правительство в деле Катилины поступило несправедливо в том смысле, что с римскими гражданами распорядилось не по существующим законам, а по собственному произволу и попрало древнее священное право народного собрания. Таким способом действий сенат как будто бы открыто заявлял о несостоятельности существующих законных порядков и пролагал каждому гражданину путь к ниспровержению или перемене их, лишь бы была у этого гражданина достаточная власть. А что в подобных гражданах Римское государство не имело недостатка, нет никакого сомнения. Сами Красс и Цезарь и знали о заговоре, и более или менее участвовали в нем, а быть может, и руководили заговорщиками. Теперь предстояло только узнать, с какими мыслями и намерениями насчет государства возвратится с востока повелитель царей—Помпей, ибо в его руках вследствие обстоятельств и его подвигов сосредоточилось главное влияние на государственные дела. Вскоре разрешилось томительное ожидание правителей.
Возвращение Помпея. Перед владыкой Востока вернулся в Рим его верный щитоносец Метелл Непот. Он прибыл в столицу еще во время Катилины. Он рассказал сенату о подвигах Помпея и потребовал отсрочки выборов в консулы, ибо и его господин желал быть в числе кандидатов на эту высокую должность и хотел получить неограниченную военную власть, чтобы уничтожить заговорщиков. Народное собрание решило предоставить герою два царских отличия: золо-
ОООООО 90 -------
gBSS^eSSSSSSSSB^S
тую повязку на голову и право являться в собрания в вышитой золотом тоге. Сенат же отвечал нерешительно на требования Метелла Непота. Последний хотел было войти с этими предложениями в народное собрание, но Катон, занимавший в это время должность трибуна, и другой народный трибун решительно воспротивились и грозили в случае дальнейшего упорства употребить силу. Метелл должен был бежать из Рима. Он передал Помпею подробный рассказ о том, как в Риме оптиматы нарушают священное право народной власти. Следовательно, Помпею представлялся весьма удобный повод к тому, чтобы идти с войском в столицу и с оружием в руках возложить себе на голову царскую диадему.
В 61 г. Помпей высадился в Брундизии. С ним и легионы, украшенные победными венками. Теперь или никогда предстояло Помпею решиться идти с армией на Рим и возложить на голову свою царский венец. Но он стал обдумывать затруднения, которые могли бы представиться при ниспровержении порядка, пустившего глубокие корни в почву римского государства; с другой стороны, он сообразил, что в рядах противников он может встретить таких отважных и даровитых полководцев, как Лукулл, Метелл и другие, а кто в подобных случаях думает слишком долго, тот уничтожает свою решимость. Так вышло и с Помпеем. В надежде на свое значение он отпустил армию и как частное лицо отправился в Рим. Республиканцы вздохнули свободно. Хотя чело героя украсилось царской повязкой, но корона без поддержки меча ненадежна. Сам Помпей скоро убедился в этом, к собственному сожалению. Когда он стал хлопотать о том, чтобы воинам его были розданы в надел государственные земли в Италии, именно в Кампании, сенат стал колебаться. Помпею возразили, что свободных земель осталось немного, что в государственном казначействе нет денег на покупку недостающих полей и что, наконец, следует прежде удовлетворить критские легионы Метелла, которые раньше Помпеевых заслужили такую награду. Требования Помпея были подвергнуты рассмотрению общины, но и здесь они имели не более успеха. Еще сильнее протестовал сенат против безусловного принятия всех сделанных Помпеем распоряжений в Азии. На заседании Лукулл с горечью заметил, что когда он представлял сенату на утверждение свои собственные, не менее законные, распоряжения в Азии, то сам же Помпей энергично содействовал тому, чтобы отвергнуть их. Помпею даже не
 В 62 г. Помпей высадился в Брундизии. В следующем, 61 г., был отпразднован блестящий триумф, ставший образцом для всех последующих триумфов. Во время триумфа несли доски с именами стран и народов, побежденных Помпеем. Наряду с множеством других пленников в триумфе шествовал сын армянского царя Тиграна, иудейский царь Аристобул, дети Митридата, албанцы, иберийцы и многие другие, дотоле малоизвестные Риму народности. Взятые крепости , города и корабли исчислялись тысячами. В государственное казначейство было внесено 20 тысяч талантов золотом и серебром, деньгами и вещами, так что государственньй доход поднялся с 15 до 86 млн денариев.
91 00^^00
sa»sssBssssss®sas
Юлии Цезарь.
 Гай Юлий Цезарь принадлежал к древнему патрицианскому роду Юлиев. Отец Гая был претором, мать его принадлежала к видному плебейскому роду Аврелиев. По протекции Мария, женатого на тетке Цезаря, последний еще тринадцатилетним юношей избран был жрецом Юпитера (flamen Dialis); сам Цезарь вступил в первый брак с Корнелией, дочерью Цинны, и не пожелал с ней развестись, когда того потребовал Сулла.
было позволено баллотироваться на должность консула, а следовало выждать законный срок. И на все это Помпей с прискорбием должен был согласиться. Его не утешил блистательный триумф, совершившийся в 61 г., в тот день, когда герою исполнилось 46 лет. А триумф был поистине блистательным: в числе особенностей его были изображения 2000 завоеванных Помпеем крепостей и городов, 39 городов, основанных им в Азии, 800 взятых с боя неприятельских судов, наконец, шар как эмблема покоренного Помпеем полушария, 324 знатных пленника, большей частью царственных фамилий. В тот же день государственная казна приняла 20 000 талантов — также результат побед счастливого полководца. Таким образом, безвозвратно пало величие Помпея, и разве только своим несметным богатством он мог впредь снова добиться первостепенного значения в государстве, и то не для себя, а для своих приверженцев.
Гней Помпей, Юлий Цезарь и Марк Красс (Первый триумвират)
Личность Юлия Цезаря. Во время описанных нами последних событий постучался в ворота Рима человек, который шаг за шагом с необыкновенным тактом сумел возвыситься во мнении народа. Мы говорим о Цезаре. Этот человек, призванный к тому, чтобы достигнуть самой высшей власти в государстве, во всю предшествовавшую службу отличился необыкновенным умением подготовить себе обстоятельства. Будучи претором, он заслужил дружбу Помпея тем, что поддерживал его предложения, потом получил в управление Испанию. Но еще прежде, в должности эдила, он так усердно тратился на общественные игры и устройство разных народных увеселений и вошел в такие долги, что его друг Красс должен был поручиться за него в огромной сумме 800 талантов, без этого Цезарю невозможно было бы выехать во вверенную ему провинцию. В богатой Испании Цезарь скоро поправил свои финансы, а мудрым управлением и военными подвигами доказал, что и в администрации края, и на полях битв он способен не меньше, чем в борьбе партий на Римском Форуме. Вот этот-то человек появился теперь у врат столицы (60 г. до н. э.), ожидая
заслуженного триумфа. За особенной пышностью триумфа Цезарь не гнался, ибо в комициях приближался день выборов в консулы, а Цезарю хотелось быть в числе кандидатов. Консульство представлялось ему первой ступенью к монархической власти, той власти, к которой он исподволь стремился с самого начала своего политического поприща. Цезарь знал, сколько ему нужно преодолеть препятствий, чтобы достигнуть отдаленной великой цели. С гениальной прозорливостью он призвал на помощь опытность чужую и свою и выбрал пути и способы. История Гракхов показала Цезарю, что в толпе народа государственному человеку нельзя получить прочную опору для своих действий, ибо сама толпа изменчива и легко поддается власти разных влияний. Аристократия, державшая в своих руках управление государством, на каждом шагу и бессознательно проявляла такое нравственное убожество, что положиться на нее, а тем более восстановить ее полное значение, как сделал было Сулла, решительно не входало в намерения Юлия Цесаря. И, следовательно, ему оставались лишь его собственные средства, но зато средства эти были так неистощимы и разнообразны, как редко встречается в одном, хотя бы и необыкновенном, человеке. Цезарь во всех отношениях представляет чистейший тип римлянина в благороднейшем значении этого слова, и в то же время просветленного всеми благами эллинского образования. И наружность этого необыкновенного государственного мужа производила самое благоприятное впечатление, служа, таким образом, дополнением его прекрасной, умной речи. Во всех упражнениях, требовавших силы и ловкости физической, например в уменье владеть оружием, в верховой езде, плавании и т. п., мало кто мог соперничать с Цезарем. Но явное преимущество Цезаря перед прочими знатными его современниками представляется во всем, что говорит о чувстве, о сердечной привязанности. Мы видели, как еще юношей Цезарь решился лучше подвергнуться гневу диктатора Суллы, нежели оставить свою любимую жену. Каков он был в любви, таков и в дружбе. На его дружбу можно было положиться. В молодости Цезарь не отставал от товарищей ни в каких затеях и шалостях, обыкновенно сопровождающих этот возраст, в котором жизнь кипит, даже пописывал стишки — впрочем плохонькие — в честь римских красавиц, на равнодушие которых далеко не имел повода жаловаться, зато в лета мужества он всей душей предался серьезной жизни.
 Несколько лет Цезарь провел в Азии и вернулся в Рим только после смерти Суллы. Цезарь выступил против двух видных сулланцев-аристократов, обвиненных в вымогательстве, но, симпатизируя популярам, Цезарь проявлял все же известную осторожность и не принимал участия в политике во время Серторианской войны. Громадные средства тратились им на то, чтобы заслужить в народе популярность. В 68 г. Цезарь был квестором. Похороны тетки своей Юлии и похороны первой жены Корнелии Цезарь использовал для своеобразной политической демонстрации: в своих похоронных речах он восхвалял род Юлиев, прародитель которого Юл бь1л сыном Энея и внуком самой богини Венеры. Вместе с тем в речи Цезаря прославлялись руководители партии популяров — Марий и Цинна. В похоронных процессиях открыто несли изображения Мария и Цинны, чего никто не решался до этого делать. В 67 и 66 гг. Цезарь выступал в защиту законов Габиния и Манилия. В эти годы он действовал как сторонник сближения Помпея с популярами, во время же восточных походов Помпея Цезарь сближается с его противником Крассом.
9з оотоо

Цезарь в покрывале Великого понтифика.
Вот несколько слов об этой удивительной организации, гибкой, но в то же время полной силы. Не странно ли, что такая могучая натура появляется среди всеобщего расслабления римского мира! А впрочем, над гнилью и разложением вырастает зеленый пышный, грациозный колос, волнуется и зреет роскошная нива или развивается могучее и величественное дерево.
Прежде чем продолжать повесть о государственной деятельности Цезаря, укажем еще на некоторые черты его характера и приведем некоторые подробности из его жизни.
Цезарь родился в 100 г. до н. э., следовательно, он был моложе Помпея на шесть лет. По происхождению он принадлежал к древнейшей патрицианской фамилии, но это не мешало ему почти в самом начале своего политического поприща войти в союз с партией Мария и Цинны. Чтобы не попасть в руки палачей Суллы, Цезарь бежал в Азию и там, под начальством Сервилия, отличился в битвах с морскими разбойниками. По возвращении в Рим он снова оказался в рядах передовых борцов за выгоды народной партии и стал известен жалобами на то, что оптиматы выжимают деньги из римских провинций. Из Рима Цезарь поехал на остров Родос — учиться красноречию у какого-то знаменитого тамошнего оратора. Судно, на котором он ехал, было захвачено пиратами, но Цезарь и в плену сумел внушить разбойникам такое почтение к себе, что они терпели, когда он в шутку обещал им всех их перевешать. Выкупленный из плена за 50 талантов Цезарь действительно исполнил это обещание: на собственных галерах он пустился на охоту за пиратами и перехватал их. Укрепившись этими военными упражнениями, Цезарь опять возвратился в Рим, где и начал действовать уже с большей уверенностью, сначала в интересах Помпея, а потом в своих собственных. В борьбе партий, где Цезарь действовал в союзе с Крассом, влияние первого возросло так очевидно, что сам великий победитель Азии глядел на него как на довольно важную политическую личность. Но ни он, ни другие государственные люда не подозревали истинных целей и стремлений Цезаря. На законном основании Цезарь был допущен к последовательному занятию нескольких государственных должностей, но не прошло без удивления для сенаторов то обстоятельство, что при выборе на должность верховного жреца (первосвященника) Юлия Цезаря предпочли многим другим кандидатам, имевшим, однако, высо-
SBBSSBSsSSSSsSBSe
кое положение в сенате. Во время претуры Цезарь поддерживал предложения Метелла Непота так сильно, что сенат запретил ему исполнение его обязанностей. Не обращая внимания на запрещение, претор продолжал делать то, что ему полагалось в его звании. Тогда сенат пригрозил ему силой. При этом Цезарь, будто бы из благоговения к сенату, отпустил своих ликторов, торжественно сложил знаки (praetexta) своего звания и еще сам успокаивал народ, который поднялся было на его защиту. За такое кажущееся смирение Цезарь получил благодарность близорукого сената и опять был восстановлен в должности. С той же осмотрительностью Цезарь поступил в следующем случае, наделавшем шуму во всей столице. В доме Цезаря римские матроны отправляли празднество в честь Доброй Богини, покровительницы женского пола. В собрание матрон пробрался в женском платье некто Клодий, известный своими порочными наклонностями и развратным, дерзким поведением. Клодия узнали, схватили и предали суду за оскорбление священного обряда. От наказания Клодий увернулся, подкупив судей, Цезарь же ограничился тем, что прогнал жену, оказавшую благосклонность нечестивому юноше, но остался с последним в отношениях дружественных, по крайней мере по виду.
До сих пор Цезарь шел по своему пути медленно и осторожно, но, когда ему исполнилось 40 лет, он счел нужным действовать решительнее и отважнее, да и обстоятельства способствовали этому. Желая еще больше обеспечить себе успех, он сблизился с Помпеем и обещал содействовать тому, чтобы отвергнутые предложения Помпея получили силу закона. Со своей стороны Помпей обещал поддержать его и влиянием, и деньгами при выборах в консулы. Благодаря этому влиянию, а может быть, еще больше благодаря щедрости Помпея и Красса Цезарь действительно был выбран в консулы. Другим консулом избран аристократ Бибул.
Новый консул начал с того, что вошел в сенат с предложением (59 г. до н. э.) разделить между гражданами государственные земли, находившиеся в Италии, а если их не хватит, то прикупить новые за счет того приращения податей, которое теперь доставлено новыми азиатскими провинциями. Таким образом, консул хотел обеспечить земельными наделами всех бедных граждан, всех отцов многочисленных семейств, преимущественно престарелых, и, наконец, старых заслуженных воинов. Предложению дан был такой характер благонаме-
Палмнтон — метательное оружие для выбрасывания стрел длиной до 88 см на расстояние до 370 м. Он же метал фунтовые ядра на 300 м.
 Триумвират (от лат. fres — три и v'r — муж) — в Древнем Риме в период гражданских войн I в. до н. э. союз влиятельных политических деятелей и полководцев с целью захвата государственной власти. Первый триумвират в 60 (или 59) — 53 гг. до н. э. между Ю. Цезарем, Г. Помпеем и М. Крассом; второй— в 43—36 гг. (формально до 31 г.) до н. э. между Октавианом (Августом), М. Антонием и М. Лепидом.
ренности, что, казалось, нет возможности его отвергнуть. Вместе с ним Цезарь представил сенату соображения о принятии предложений Помпея и, наконец, предложил понизить на целую треть откупную сумму в пользу тех чиновников, которым предоставлены на откуп государственные подати. Сенат тотчас понял, что все эти предложения имели целью услужить и голодной толпе, и военачальникам, и ростовщикам, и потому отверг их без дальних околичностей. Цезарь вошел с этими предложениями в собрание общин и горько жаловался на враждебную позицию, которую сенат занял относительно выгод народа. Все члены сената восстали на Цезаря, особенно Катон и другой консул, Бибул. Последние два даже грозили прибегнуть к силе, но когда Помпей объявил при этом, что он также покажет оружие всякому, кто осмелится в этом деле прибегнуть к силе, и когда действительно значительное число его воинов, большей частью вооруженных, явилось в собрание, то и Катон, и Бибул, и другие сенаторы стали придумывать иные средства. Бибул возвестил, что решение собрания общин не может иметь никакой силы, потому что он, Бибул, видел нынче на небе неблагоприятные знамения. О небесных знамениях народ выслушал, а за предложения Цезаря все-таки ухватился крепко, потому что понимал всю их выгодность для граждан. Снова явился в собрание второй консул стремя трибунами, своими приверженцами, и с несколькими сенаторами, поднял шум, стал браниться. Тогда уж не прения, а буря поднялась в собрании: ликторам консульским переломали их фасции, разбросали их секиры, сам консул с товарищами едва успел скрыться в каком-то храме. Не больше посчастливилось и Катону, хотя он несколько раз вскакивал на ораторскую трибуну. Как он ни сопротивлялся, но речей его не слушали, а его самого увели из собрания, предложения же Цезаря получили полное значение закона. Влияние консула Бибула, сильно поколебавшееся в первой стычке с Цезарем, во второе полугодие консульства окончательно ушло на задний план.
Итак, Цезарь сдержал слово. С этих пор дружба, соединявшая его с Помпеем, стала еще теснее. В действительности не сенат, а эти два правителя с этого времени возглавили государство. Кроме личных выгод и дружеского чувства, Помпей привязался к Цезарю еще больше с того времени, когда оценил красоту и душевные качества дочери его, Юлии. К ней победитель Азии испытывал серьезные чувства, и отец
Октавиан Август в образ® Юпитера. 1 в. и. э.
Торжество Аваста. 1 в. и. э.

с радостью благословил их брачный союз, который послужил для Помпея началом новой жизни, полной семейного счастья, ибо Юлия унаследовала от отца все его прекрасные свойства. Скоро вслед за родственным союзом между Цезарем, Помпеем и Крассом заключен был союз другого рода, имевший целью совместное правление римским государством. Это был союз ума, власти и богатства. Союз назван триумвиратом. Этот триумвират составлен был, конечно, гораздо прочнее уже по тому одному, что состоял из элементов, дополняющих друг друга: ума (Цезарь), власти (Помпей), богатства (Красс). По уговору, Цезарь получил в управление сначала Галлию Цизальпинскую (т. е. по эту сторону Альп), а потом и Галлию Трансальпийскую (т. е. по ту сторону Альп) на правах диктатора на 5 лет; Помпей остался в Риме в качестве главного начальника столицы; Крассу же были обещаны азиатские провинции с полномочием пополнять свои мешки золотом и пожинать лавры парфян.
Герои улиц. Разделив между собой государственную власть, триумвиры постарались удалить со своего пути несколько беспокойных людей и преуспели в этом. Неисправимый отъявленный республиканец Марк Катон получил (58 г. до н. э.) назначение устроить дела на Кипре, а Цицерон... Впрочем, о Цицероне нужно сказать несколько подробнее. Триумвирам давно уже не нравилось, что человек, специальностями которого были науки и красноречие, старается удерживать за собой значительную роль в совете сильных мира. Поэтому они решили выпроводить как-нибудь оратора и ждали только удобного случая. Случай представился. В их руках стал удобным орудием тот самый повеса Клодий, которого в свое время так сильно поражал речами Цицерон за тот проступок, о котором мы говорили выше. Настало время, и Клодий с лихвой отплатил оратору. Предложением некоторых нововведений, понравившихся народу, Клодий приобрел у толпы такое расположение и доверие, что его избрали в трибуны. В этом звании Клодий внес в совет предложение, чтобы всякий гражданин, который осмелится помимо законного разбирательства, нанести другому гражданину вред в общественном мнении каким бы то ни было способом, был лишен воды и огня (т. е. наказан изгнанием из отечества). Сенат очень хорошо понял, чего добивается трибун и против кого направлен этот закон. В скорбной одежде отправился сенат к Цезарю, который был еще недалеко от Рима; Цицерон же,
 Для планов Цезаря огромное значение имело то, какую провинцию он получит после окончания срока своего консульства. По закону Г. Гракха, сенат еще до выборов должен был назначать будущим консулам провинции. Допуская, что одним из них станет Цезарь, сенат предусмотрительно определил консулам 59 г. две второстепенные провинции. Не это нужно было Цезарю. Его сторонник народный трибун Публий Ватиний провел через народное собрание постановление, чтобы в отмену прежнего сенатского решения Цезарю были даны в управление Цизальпинская Галлия и Иллирия сроком на 5 лет с правом держать там 3 легиона.
Тогда сенат, чтобы поддержать свой престиж, по предложению Помпея, прибавили Цезарю еще Трансальпийскую Галлию с 1 легионом (без указания срока).
4 Рим, т. 2
aassaBBaaaaassassa
 Еще юношей Клодий служил в армии Лукулла. Он был недоволен своим начальником и даже пытался поднять против него восстание. По возвращении в Рим Клодий обвинил Катилину в вымогательстве, хотя обвинение это поддерживал вяло и сам был впоследствии в числе его сторонников. В 62 г. во время праздника в честь Доброй Богини, на котором могли присутствовать только женщины, Клодий, переодетый в женское платье, пробрался в дом верховного понтифика и претора Юлия Цезаря, где справлялся этот праздник, наг свидание к жене его Помпее. Клодия обвинили в святотатстве, но Цезарь отказался поддерживать обвинение и ограничился лишь тем, что послал развод своей жене. Судебное разбирательство дела о святотатстве закончилось оправданием Клодия. В числе тех, кто хотел осуждения Клодия, был Цицерон, и это привело к личной вражде Клодия и Цицерона, которая сказалась особенно в последующее время, когда личная неприязнь соединилась с политической враждой.
посыпав голову пеплом, смиренно явился к Помпею на его альбанскую виллу. Помпей посмеивался, а дела между тем шли своим чередом. Заступничество не помогло. Предложение Клодия приобрело силу закона, и несчастный консулар, спасаясь заранее от приговора, покинул отечество, вздыхая по друзьям, по привычному креслу в сенате и по ораторской трибуне, свидетельнице его подвигов.
Это торжество удесятерило дерзость Клодия. Теперь он уж и знать не хотел закона. Набрав шайки гладиаторов, он полным хозяином распоряжался на улицах и площадях столицы, разорил дом Цицерона, на его месте построил храм; усадьбу несчастного изгнанника опустошил, издавал законы по произволу, торговал званиями и должностями и не щадил самих триумвиров, рассчитывая, что один из них далеко в Галлии, и там у него дел полны руки; другой — не расстается со своим прелестным уединением, а третий считает деньги. Сенат увидел, что надобно принять решительные меры против отважного забияки. Консул Габиний также сформировал шайки гладиаторов, но, видно, Клодий лучше знал свое дело, ибо во всех уличных схватках, хорошо зная все закоулки столицы и опираясь на поддержку праздной черни, он оставался победителем. Он набрал такую силу, что сумел разрушить все попытки, предпринятые с целью возвратить Цицерона, и даже объявил законы Цезаря не имеющими значения. Наконец, поднялся сам Помпей. Он также собрал отряды гладиаторов, но и эти были изгнаны из Рима, и великий победитель Востока несколько дней был осажден на собственной вилле. Гораздо большего добился трибун Т. Анний Милон. Он хорошо вышколил свои шайки и в ежедневных стычках на улицах везде колотил Клодия. Под защитой этого трибуна сенат опять осмелился (!) подать голос за возвращение Цицерона. Помпей также на этот раз благосклонно отозвался на предложение, и консулар возвращен был в Рим из Македонии, где он нашел было приют в своем горе. В 57 г. Цицерона встретили в столице с большим торжеством, его провожали по улице все, кто еще оставался в Риме честным и благородным. В вознаграждение за его разоренное имущество Цицерону выдали 150 000 рублей серебром
Кратковременное несчастье сильно, однако, подорвало здоровье Цицерона. Он понял, что не ему при всеобщем расстройстве общественных дел можно взяться за поддержание порядка, и потому знаменитый человек скромно приютился под
«gggggagggggagaw
крылышком Помпея; за дела же принялись те немногие почтенные и мужественные люди, которые давно уже были все наперечет в сенате. Попробовали потребовать Клодия на суд. Мера эта не удалась: сами же преторы и трибуны держали руку забияки, но все же, получив отпор, Клодий стал держаться несколько тише. Наступила в Риме такая дороговизна съестных припасов, что народ стал требовать, чтобы поручено было Помпею помочь общественной нужде, т. е. чтобы продовольственное ведомство передано было триумвиру и с тем вместе дана ему была проконсульская власть на суше и на море. Сенат, не находя сам средств выйти из затруднения, согласился поручить продовольственное ведомство управлению триумвира, но военную власть отделил от этой должности. Впрочем, Помпей показал, что он и без легионов может сделать многое. Действительно, как по волшебству, за короткое время, он восстановил в столице прежние цены и облегчил быт граждан, а все-таки и теперь не могубедить сенаторов в том, что он, Помпей, единственный в Риме человек, который мог бы еще совладать с очень запутанными общественными делами. Когда пришла весть, что из Египта изгнан царь, Помпей сказал, что он готов отправиться туда и заняться египетскими делами. Сенат колебался, многие не соглашались, в том числе и сам Красс. Не только в этот раз, но и в других случаях, Помпей заметил, что его отношения с сенатом окончательно разладились и его прежнему политическому значению нанесен во мнении народа чувствительный удар. Избегая дальнейших неприятностей, Помпей с неудовольствием покинул город (56 г. до н. э.), будто бы слагая с себя звание главноначальствующего над ним, а собственно для того, чтоб отправиться на свидание с Юлием Цезарем, на которого он по-прежнему продолжал глядеть как на своего друга и клиента.
В Луке — городе, находившемся в Галлии Цизальпинской, встретились два мужа, которые три года назад разделили между собою римский мир: Помпей — с поблекшими лаврами, с горькими воспоминаниями о неудачах, которые потерпел от уличных героев, Цезарь же со свежим венком побед над неизвестными северными варварами. На встрече собралось около 200 сенаторов и государственных сановников с почетной стражей из 121 ликтора. Прибыл и Красс. Дружелюбно встречал каждого галльский проконсул и за короткое время устранил все разногласия, которые ослабили было взаимный союз триумвиров. Снова переговорили о делах и
 Клодий и после 58 г. продолжал вести чрезвычайно демагогическую политику, чем восстановил против себя Помпея, остававшегося в Риме. Чтобы парализовать влияние Клодия, Помпей сблизился с народным трибуном 57 г. Аннием Милоном. Этот человек, по выражению Аппиана, «был еще нахальнее Клодия» (И, 16). Охлаждением между Помпеем и Клодием воспользовались сторонники изгнанного Цицерона. С помощью Милона и Помпея Цицерон был амнистирован и в сентябре 57 г. вернулся в Рим, торжественно встреченный населением. Имущество было ему возвращено.
Разрыв Помпея с Клодием явился началом его постепенного сближения с сенатом. Благодарный Цицерон отплатил услугой за услугу и помог Помпею получить на 5 лет чрезвычайные полномочия для снабжения Рима продовольствием (сига аппопае). В Италии ему была дана проконсульская власть.
aasssssassaasssaas
решили на общем совете, что Цезарю по окончании срока службы продлить его диктатуру в Галлии еще на 5 лет, остальным же триумвирам предоставить на следующий год консульство и какие-нибудь выгодные назначения по их собственному выбору
Договор был заключен и произвел желанное действие: слабые республиканцы умолкли, более твердые продолжали сопротив-
Римские воины.
 Красс (ок. 115—53 гг. до н. э.) — римский полководец. Сторонник Суллы (нажился на казнях и конфискациях во время проскрипций Суллы). В 71 г. подавил восстание Спартака. В 60 г. вместе с Цезарем и Помпеем входил в 1-й триумвират.
ляться, но безуспешно. Цезарь достиг того, что все его распоряжения были утверждены сенатом; выдано жалованье его легионам и назначен пятнадцатидневный праздник в честь его побед. Выбор консулов произведен с небывалой энергией, но только лишь в следующем году (55) консулы настояли на исполнении их воли, а при выборе эдилов Помпею пришлось даже схватиться за меч, чтобы угрозой прекратить бурю противоречий. Наконец, почти насильственно получено было у народа решение, которым постановили дать Помпею в управление Испанию, а Крассу — Сирию вместе с полномочием воевать с парфянами. В благодарность народу Помпей построил в Риме каменный театр, т. е. первый постоянный театр, и организовал такие великолепные общественные игры, каких до тех пор Рим никогда еще не видал. Пятьсот львов и 18 слонов были приведены в цирк развлекать зрителей борьбой. На сцене комические представления чередовались с серьезной драмой, в которой некоторые места, очевидно, намекали на могущественного виновника народных увеселений. Необычайное движение в публике и неумолкаемый гром рукоплесканий вызвали следующие слова в одном из таких мест:
Время настанет — и сам ты оплачешь
Величие и славу, что приготовил ты в гибель себе.
Народ как будто бы чувствовал, что скоро исполнятся эти пророческие слова.
По окончании срока консульства и даже несколько раньше Красс, с нетерпением желавший поближе посмотреть на парфянское золото, отправился в свою провинцию; Помпей же послал в Испанию легатов, а сам остался в Риме, чтобы
ннвнваиявииввш
решить возрастающие проблемы, ибо все чаще и чаще начали случаться в столице пожары, убийства и прочие признаки глубокого общественного кризиса. Помпей намерен был присматривать за городом до тех пор, пока не потребуется его возвращение в Испанию.
Помпей — верховный правитель государства. Помпей удалился на свою виллу, в семейный круг, и оттуда спокойно следил за тем, как в столице разыгрывались страсти. Еще не наученные опытом, друзья республики и во главе их Катон опять задумали восстановить прежний порядок вещей. Они потребовали на суд некоторых из приверженцев триумвиров за вопиющую подкупность, но правосудие действительно оказалось способным на подкуп: оно оправдало щедрых подсудимых. В числе последних был и проконсул Габиний, который вопреки воле сената единственно по приказанию Помпея оружием восстановил изгнанного из Египта царя на его престоле. Оправдание Габиния в таком вопиющем преступлении возбудило всеобщий ропот негодования. Габиний снова вызван был на суд по поводу нового подкупа, и в этот раз не оправдан. Снова надежды патриотов оживились, но едва ли они могли уже достигнуть какого-нибудь удовлетворительного результата для общественного блага: так перемешались все желания, надежды и стремления граждан.
Положение дел в столице становилось час от часу невыносимее. Милон, ратовавший то за сенат, то за собственные выгоды, не переставал состязаться с Клодием. Теперь в городе, кроме шаек Клодия и Милона, расплодилось множество и других с собственными предводителями и стремлениями. И все это буйствовало в разных частях столицы, гнездилось в домах, превращая их в крепости, билось, резалось, доказывая своими действиями всем и каждому, что Рим, повелитель мира, сделался добычей вольницы самой необузданной, рассадником пороков и центром беспорядков самых неслыханных и отвратительных. Кулачное право и золото царствовали всюду на просторе. Никто из жителей, засыпая вечером, не знал, проснется ли он завтра. В 53 г. шесть месяцев не могли никак устроить выборы консулов. Все это время должны были довольствоваться временными правителями. В следующем же году и временного не было. В 52 г. Милон, выезжая с женой в Лану-вий, встретил на пути своего смертельного врага Клодия. Гладиаторы, спутники последнего, втолкнули его в какой-то дом, но Милон приказал своим приближенным отыскать беглеца.
ssBsssaaaas^sBHsss
Римские воины.
Клодия вытащили из дома и тут же умертвили. «С убитым и концы в воду», — подумал Милон. Правда, часто так и бывает, но в этом случае вышло наоборот. Тело принесли в Рим. Около него собралась вся шайка убитого и в виде погребальной процессии двинулась с убитым в курию, где из скамей и стульев устроили костер. Костер разожгли, но, пожирая останки Клодия, пламя охватило сначала здание курии, а потом соседние строения, и вскоре страшный пожар возвестил столице о смерти уличного героя. С пожарища шайка разбежалась по улицам, зажигая все, что могла. Милон, разумеется, обречен был на гибель, но он заранее уже принял меры, и, когда разбойники бросились к его дому, они были встречены стрелами и копьями. А между тем в городе началась необыкновенная сумятица. Разбойники разломали двери тюрем, и выпущенные на волю преступники, холопы, вся сволочь и грязь общества — все это с неистовыми криками, с жаждой мести и грабежа распространилось по городу. Пожар забушевал неудержимо; убийства, вопли, неистовые крики разбойников наполнили столицу, дня которой, как казалось, настал последний час.
Среди этого небывалого до сих пор бедствия благомыслящие граждане недоумевали, кто бы мог спасти Рим от окончательной гибели. Вспомнили о Помпее и, забыв уже всякий страх, сенаторы и плебеи, ростовщики и ремесленники, знатные и простолюдины, передовые и отсталые — все бросились к Помпею молить его о спасении Рима, ибо действительно во всем хаосе безначалия и бурного разгара страстей этот человек был единственным, способным отвратить от Рима близкий и бесславный его конец. Сенат облек триумвира неограниченной властью для восстановления порядка, а по предложению Бибула и с согласия Катона объявил его, чего до сих пор еще ни разу не случалось, единственным полномочным консулом. Так желания Помпея увенчались успехом. Теперь он забыл о том, как часто в Риме издевались над его нерешительностью, забыл даже о том, что ему в последнее время не раз приходилось терпеть насмешки героев, подобных Клодию; все свои мысли устремил он к тому, чтоб доказать, что народ не ошибся, поручив ему, а не кому другому спасение Рима. Помпей исполнил возложенное на него поручение с величайшей осмотрительностью и в то же время с необычайной энергией. Он призвал из Этрурии к оружию всех военнообязанных граждан, поставил достаточный гарнизон
asaaosssaesaaasasa
в Капитолии, а главные места в городе занял своими отрядами. Потом немедленно принялся Помпей за уличных бандитов. Разосланные им по всем улицам отряды уничтожили или забрали всех, на кого падало подозрение в участии в последних смутах, или же заставили негодяев попрятаться в самые недосягаемые закоулки столицы. Затем назначили суд над главными коноводами шаек и их сообщниками. Чтобы воспрепятствовать всяким судебным проволочкам, Помпей запретил при этом прения защиты, и срок всей процедуры ограничил четырьмя днями. Заседателей в судебную комиссию он выбрал сам из приверженцев разных партий, в том числе республиканца Катона. Сторонники Клодия возмутились было против приговора комиссии, но Помпей оцепил Форум войском и сам присутствовал при исполнении приговора. Приговор настиг и Милона, несмотря на защиту Цицерона. В угоду правосудию Помпей не защищал и многих из своих собственных приверженцев, если суд выносил и им свой приговор.
Для предупреждения беспорядков в будущем заботливый консул установил правила, обязательные при выборе чиновников, сделал несколько распоряжений, направленных против уличных собраний и против ограничения цензуры, и постановил законом, чтобы на управление провинциями чиновники посылались лишь через 4 года после того, как они прослужили на городских должностях. Такими решительными мерами триумвир восстановил в Риме спокойствие и на остальные месяцы своего консульского года избрал себе в товарищи по службе Метелла Сципиона. Этим Помпей хотел показать, что он вовсе не имеет намерений (хотя намерения на самом деле были) упрочить свое единовластие. Очевидно, Помпей заботился о том, чтобы никакая партия не могла обвинить его в пристрастии; он хотел заслужить всеобщее доверие и признательность и убедить всех граждан, что он — Помпей — единственный человек, который в состоянии предотвратить падение государства. Никак нельзя отрицать, что в этом случае Помпей осторожно и энергично шел к цели, чтобы без кровавых переворотов поставить себя во главе правительства. Нам кажется, что ошибаются те историки, которые желают представить Помпея с характером слабым, прибегающим только к полумерам и часто не имеющим даже ясного понимания о том, что он делает и чего хочет. По всем распоряжениям Помпея видно, что он непременно достиг бы
Комический актер в маске свиньи, изображающий сенатора.
ЮЗ
своей цели, если бы не выступил против него человек более сильный. Конечно, Цезарь как государственный человек и как полководец далеко превосходил Помпея и умственными дарованиями, и отвагой. С этим-то Цезарем Помпей и начал теперь неравную борьбу.
Сама судьба разрушила узы, соединявшие триумвиров. Жена Помпея, нежная Юлия, умерла, Красс нашел на Востоке вместо побед и золота поражение и смерть. Так Цезарь с Помпеем остались вдвоем на политическом поприще, на котором должны были решиться дальнейшие судьбы Римского государства. Борьба была неизбежна, и она началась — сперва дипломатическими путями, в курии. Цезарь продолжал воевать с кельтскими племенами, хотевшими во что бы то ни стало свергнуть римское иго. Иногда приходилось Цезарю действовать значительными армиями против неприятельских скопищ, иногда биться с варварами чуть не поодиночке в лесах и пустынях, но так или иначе Цезарь повсюду был предводителем, и повсюду победа следовала за его знаменами. Потому-то в Риме его имя стало как бы символом победы. Не надо упускать из вида и того, что для завоевания уважения и признательности римлян Цезарь не скупился на подарки кому следует. За это и получил он знак особенного благоволения сената: ему было позволено баллотироваться в консулы, не покидая своей провинции, заочно. Между тем, по распоряжению Помпея во время его диктатуры, состоялось строжайшее подтверждение прежнего порядка при выборах, т. е. каждый соискатель этой должности обязан сам, лично, заявить себя в кандидаты. В следующем году (51 г. до н. э.) снова подняты было вопросы о том, кого следует назначить на управление обеими Галлиями; сколько нужно отпустить в отставку воинов, уже выслуживших срок; как быть с разнообразными степенями римского гражданства, дарованного Цезарем в Верхней Италии, и т. п. Приверженцы галльского проконсула требовали, чтобы в 49 г. за Цезарем оставлено было вместе с консульством и право управления провинциями. Помпей отклонил это требование, а когда ему стали говорить, что Цезарь будет твердо настаивать на своем (мнимом) праве, правитель прибавил: «Не поднимет же сын палки на своего отца». По похвальному обычаю, который в это время успел уже достаточно утвердиться в римской администрации, дело это отложили. Цезарь даже отпустил два легиона: один — из своих собственных, а другой — занятый им у Помпея. Из этих двух легионов сформировали корпус,
чтобы выступить против парфян. Зато, уступая в одном, Цезарь получил преимущество в другом. Огромной суммой он подкупил в свою пользу консула Эмилия Павла, ловкого трибуна Куриона и многих других влиятельных людей. После долгих переговоров и прений в сенате Курион предложил следующую меру: как Цезарю, так и Помпею в одно время сложить с себя должности правителей Галлий и Испании. Сенат значительным
Битва римлян с галлами.
большинством голосов утвердил это предложение, но ни тот, ни другой из первостепенных сановников государства не спешил исполнить это приказание. Вдруг приходит в Рим весть, будто проконсул стягивает свои легионы на Паде. Тогда к Помпею является делегация (она, впрочем, не имела полномочий ни от всего сената, ни от всего народа) и предлагает призвать к оружию все итальянские легионы, чтобы приготовиться силой отразить силу. Среди приготовлений сенат получает от Цезаря письмо, в котором проконсул объявляет, что он готов отказаться от управления Галлией Цизальпинской, и даже Галлией Трансальпийской будет править только до окончания консульских выборов и что он готов распустить из своей армии восемь легионов, и все это с тем единственным условием, что Помпей решительно откажется от исключительного командования, которое забрал в свои руки. Думал ли Цезарь серьезно об исполнении того, что он обещал сенату, — сомнительно. По поводу письма Цезаря в курии долго совещались и никак не могли найти подходящего решения; наконец, сенат, вероятно, вдохновленный войсками, которые Помпей стал стягивать в Рим, послал Цезарю такое решение: управление провинциями передать избранному преемнику, а легионы отпустить; в противном случай сенат грозил объявить Цесаря изменником отечества. Вот к какому решению привела дипломатия! Увидим, как решат мечи легионов, а теперь пока взглянем на то, что сделал Красс в Азии.
Поход Красса на парфян. До прибытия Красса в Азию там произошло следующее. Парфянский царь Митридат после убийства его отца Фраата объявил войну Армении, находившейся под покровительством римлян. Во время этой
юз оооооа
войны брат Митридата, Ород, благодаря содействию храброго полководца Сурены сел на парфянский престол. Митридат попытался с помощью римлян возвратить свое царство, но в битве при Вавилоне потерял и победу, и жизнь. Во время еще продолжавшихся событий прибыл проконсул Красс (54 г. до н. э.). Вместо того чтобы немедленно занять-
Атака парфян на римский	ся делами Армении и начать борьбу с Парфянским царством,
передовой отряд.	Красс предпочел обратить внимание на предметы более до-
ходные. Он ограбил несколько храмов, которые были побогаче, и потом с корыстной целью сделал несколько набегов на Месопотамию. Набеги были удачными. Земля парфян показалась ему легкой добычей; он надеялся, подобно Александру Великому, победоносно пройти Азию, посмотреть на чудеса Индии и ближе познакомиться с богатствами этой страны.
В следующем году (53 г. до н. э.) Красс с семью легионами, 4000 кавалерии и с не меньшим количеством легковооруженных перешел Евфрат возле города Зевгма, хотя путь через Армению был безопаснее, но тот путь был дальше и пришлось бы пробираться горами. Красс предпочел ближайший, хотя и малоизвестный. И вот римская армия ступила на обширные песчаные степи Верхней Месопотамии, раскаленные знойным солнцем юга. Вскоре увидел Красс, что этот ближайший путь на каждом шагу вызывал страшные затруднения. Собрали военный совет. Квестор Кассий Лонгин и легат
Орел римского легиона.	Октавий советовали идти на юг вдоль реки, до того места, где
Тигр, описав широкую дугу, заворачивает к Евфрату и касается больших городов Селевкии и Ктесифона. Абгар, предводитель племени бедуинов, находившихся при римском войске, советовал, напротив, преследовать многочисленное, но слабое парфянское войско, которое быстро отступает, чтобы избежать столкновений, но которое можно еще нагнать. Это известие заставило умолкнуть все остальные соображения. Римские орлы двинулись вперед, и легионы исчезли в тучах степной пыли. Труден был поход по глубокому песку, среди обнаженной и опаленной зноем пустыни. Вот возле какого-то притока Евфрата показалась часть неприятельской конни
цы. Абгар бросился в погоню. Всадники скрылись. Легионы перешли поток, и опять потянулась однообразная песчаная равнина. Под вечер показались на горизонте блестящие военные значки и послышался в разных направлениях неопределенный шум неприятельских литавр. Наконец, появился и сам неприятель. Но это не было войско в том виде, в каком римляне привыкли встречать неприятеля в Азии. Это были многочисленные, но в отдельности мелкие отряды легкой конницы, вооруженной луками и стрелами; главные же силы неприятеля состояли, по-видимому, также из кавалерии, но тяжелой, потому что всадники были в панцирях, а вооружение их состояло из длинных копий. С диким гиканьем бросились эти эскадроны на римлян (и с ними изменник Абгар), рассыпались вдоль всего римского фронта, а потом охватили легионы и с обоих флангов. Их длинные стрелы с перьями, выкрашенными в разные цвета, засвистели в воздухе, разогнали велитов и пращников, а потом впились в густые когорты.
Летучие парфянские отряды начали было уже заскакивать в тыл легионам, угрожая охватить римлян со всех сторон. В это время Публий Красс, сын триумвира, отличившийся в прежних походах под начальством Цезаря, с 6000 легковооруженных и кельтской кавалерии напал на неприятеля, разорвал цепь его и преследовал парфян до тех пор, пока и сам скрылся из вида. Теперь легионам путь был открыт; оставшиеся неприятельские отряды хотя еще продолжали беспокоить, но большого вреда нанести римлянам не могли. После короткого отдыха легионы двинулись в том направлении, куда скрылся храбрый Публий Красс. Недолго они оставались в неведении. Опять навстречу им понеслись тучи всадников, которые возобновили свирепую атаку. Римляне могли разглядеть голову несчастного Публия, которую парфянские панцирники с торжеством держали на копье. Дело в том, что весь отряд храброго юноши был истреблен в ужасной сече. Та же судьба, вероятно, постигла бы и легионы, если бы ночь не прекратила битвы. Не ожидая утра, Красс с разбитыми остатками своей армии ушел к северу и, достигнув дружественного города Карры, укрылся за его стенами. Впрочем, долго оставаться было и здесь небезопасно. Красс спешил укрыться в горах Армении, но, преследуемый даже и по ночам, успел лишь достигнуть хорошо укрепленного города Синнаки. Здесь торжествующий Сурен предложил
 Парфянский царь собрал многочисленное войско из легкой и тяжеловооруженной конницы, пращников и стрелков, засьпавших римские каре тучами стрел. После упорного боя римская армия вынуждена была отступить и во время отступления при Каррах потерпела полное поражение. Крассу под давлением войска пришлось согласиться на переговоры, во время которых он был убит.
Почти вся армия Красса, в начале похода насчитывавшая более 40 тысяч человек, частью погибла, частью попала в плен.
Часть армии под командой Кассия отошла с тяжелыми потерями, оставив неприятелю в качестве трофея римские знамена (серебряные орлы). После смерти Красса триумвират из союза троих автоматически превратился в союз двоих, т.е. в дуумвират Помпея и Цезаря.

Корабль венетов. Конструкция основана на описании Цезаря, который говорит, что корпуса были из дуба, а обшивка прибивалась к каркасу железными гвоздями. Цезарь обращает внимание на тот факт, что якоря у них привязывались к железным цепям, а не к веревкам и что паруса были полотняными, а не кожаными. Весел на кораблях венетов не имелось, они всецело зависели от возможностей паруса— прямого, одного-единственного, укрепленного на единственной мачте. Палуба, вероятно, была сплошной, таран отсутствовал. Размеры: длина — примерно 98— 114 футов (30—33,5 м), ширина — 28— 29,5 фута (8,5—9 м), надводный борт — 7,5—10 футов (2,3—3 м) и осадка — 6,5 фута (2 м). Размеры и вес подобных кораблей, безусловно, не давали возможности вытаскивать их на берег, так что они должны были стоять на якоре в гаванях.
Крассу мир за уступку всей Месопотамии. Красс согласился, но когда отправился к Сурену для заключения договора, то и он, и Октавий, и другие бывшие с ним предводители — все были умерщвлены. На обратном пути из этого рокового похода погибла почти вся римская армия, только Кассий спасся с 500 человек конницы.
Парфянский полководец в первый раз — в борьбе с Крассом — воспользовался как выгодами местности, так и особенностями строя и вооружения своего войска. В районах гористых и населенных эти особенности не могли бы принести ему никакой выгоды, но в степях — дело иное. Мы видели, как губителен был для тесных колонн римской пехоты рассыпной парфянский строй и как мало могли нанести вреда римские мечи такому неприятелю, который не намерен вступать в рукопашный бой, а поражает или длинными копьями, или дальнометными стрелами.
Так окончилась блистательно начатая кампания Красса. Теперь последуем за Цезарем в Галлию.
Цезарь в Галлии. Сила римлян с юга и натиск воинственных германских орд с востока и севера положили конец хищническим набегам галлов. Впрочем, они все еще представляли могущественный народ, занимавший все пространство от Пиренеев до Рейна и распадавшийся на несколько отдельных племен. После решительного поражения арвернов у галлов уже не стало прежнего единства, которое они имели под управлением общего верховного предводителя. Каждое племя существовало, разделившись на несколько округов или становищ, и в каждом из них был свой предводитель, а при нем, конечно, свита его приближенных, местная аристократия. Отношения между простым народом и его аристократией были вначале чисто патриархальные, но впоследствии они изменились и ослабели от злоупотребления властью предводителями. В делах, касавшихся округа или становища, местная аристократия собиралась на совет, и решения этого совета исполнялись народом. В случаях особенной важности, имевших значение для всех родственных племен, собирались все предводители отдельных становищ со своими свитами и решали сообща, как быть и что делать. Большим уважением и влиянием на общественные дела пользовались жрецы — друиды, ведавшие религией народа, состоявшей в поклонении верховному божеству. На поклонение ему собирались в дремучие дубовые леса. Тут же приносили ему жертвы,
йвв «08----
ssssssaassasssssss
тут же друиды возвещали народу волю богов и объясняли ему разные мистические толкования. Золотым ножом срезая с дуба таинственное растение омелу, жрецы приготовляли из этого растения разные настойки и придавали им во мнении народа самые разнообразные и спасительные свойства. Иногда друидам же предоставлялось произносить верховный приговор над подсудимыми, и в таком случае они одних оправдывали, других предавали изгнанию. Говоря о друидах, не следует умолчать
об эвагах и бардах. Эвагами древние галлы называли своих ученых, занимавшихся исследованием (!) природы и медициной. В качестве врачей они принимали участие и в правительственных советах. Барды слагали песни и в них славили подвиги предков, возбуждая соревнование в молодом поколении. Следовательно, в бардах можно видеть нечто вроде поэтов-наставников. Весь галльский народ описываемого нами времени уже далеко не был похож на тот народ, который некогда под командой Бренна опустошал Италию. С тех пор, как
расширение римского могущества закрыло галлам ворота к вторжению в соседние страны, народ этот достиг некоторой степени умственного и общественного развития, но зато потерял дикую храбрость и воинственные способности своих предков. Аристократы сражались, вооруженные копьем, мечом и щитом. Вместо шлема они покрывали голову шкурой, снятой с головы какого-нибудь зверя; на шее и на руках носили золотые кольца. Простые воины-ополченцы в длинных красных штанах и клетчатых блузах вооружались длинными дротиками и деревянными щитами. Первый натиск этих нестройных масс отличался особенной стремительностью, но, отбитые, галлы терялись и разбегались, куда попало.
Из множества отдельных племен, обитавших на пространстве от Пиренеев до Рейна, назовем главные. К югу от озера Леман (Женевского) жили аллоброги — они платили дань римлянам; севернее, между Юрой и Араром (Соной), жили секваны; за рекой, в горах Севенских и Кот-д’Оре — эдуи; в центре ненешней Франции, к югу от реки Лигера (Луары) —
Оружие галлов.
	Друиды — жрецы у древних кельтов, ведали жертвоприношениями, выполняли также судебные функции, были врачами, учителями, прорицателями.
	Омела принадлежит к числу растений, которые не имеют собственных корней в земле, а паразитируют на ветвях лиственных и хвойных деревьев, иногда причиняя им значительный вред.
Ю9
SBBSSBSsSSSBSBSS»
битуриги; к северу от битуригов — карнуты, а к югу — арвены. Последние занимали плодоносные равнины, долины и возвышенности нынешней живописной Оверни. К юго-западу, т. е. к океану и Пиренеям, жили кельты, перемешанные с иберийцами. По ту сторону Гарумны (Гароны) населяли прибрежные местности сантоны и пиктоны, а дальше, т. е. в нынеш
Гзллы до римского завоевания: воин с копьем, три женщины, землепашец.
 В экономической жизни кельтских племен большую роль играло земледелие. Поля засевались хлебными злаками, так что Цезарь во время своих походов имел возможность пользоваться местными продовольственными ресурсами. С течением времени почти во всех кельтских областях развивается торговля, и италийским купцам были хорошо знакомы многие районы свободной Галлии еще задолго до походов Цезаря. Большую роль в галльском импорте играло виноградное вино, которое вывозилось главным образом через Масси-лию. Торговля шла по рекам, товары доходили до северных берегов Галлии и оттуда проникали в Южную Британию.
них Бретани и Нормандии, жили венеты, опытные в море-плавании и рыбной ловле. Еще дальше к северу, по пути к Бельгии, находились белги; между Скальдом (Шельдой) и Мозой (Маасом) жили воинственные нервии, смесь белгов с
германцами; западнее от них — морины; восточнее — мена-пы, а в непроходимых Арденских лесах и в болотных местностях на запад — адуатуки (остатки кимвров), эбуроны, ремы и треверы.
Все эти народы вышли уже в описываемый нами период из первобытного грубого состояния. Они жили в городах, были сведущи в горном деле, умели обрабатывать и металлы, и шерсть, и лен; вели торговлю с Британией, откуда получали олово; у итальянских купцов выменивали на свои товары вино и породистых лошадей и занимались земледелием, хотя все еще скотоводство считалось у них занятием почетнейшим. Впрочем, несмотря на эти признаки гражданственности, науки и искусства оставались чуждыми для древних галлов: они вполне сохранили свое древнее тщеславие, страсть к пестрой одежде, пышности, золотым и серебряным побрякушкам. Древние монеты и остатки друидической архитектуры д ают право делать такие невыгодные заключения о состоянии их тогдашней образованности. Еще до сих пор уцелели в различных местностях Франции следы друидических построек. Они представляются безобразными массами камней, вероятно, составлявших в то время что-то вроде храмов, в которых совершалось таинственное, сопровождавшееся человеческими жертвами, служение языческим божествам. Иногда такие каменные глыбы концентрическими рядами обступают пространство, имеющее форму эллипса. Такие памятники встречаются в Англии. Иногда они располагаются как будто улицей, как при Карнаке (в департаменте Морбигане,
ОООООО по
Орнаменты и украшения латенскои культуры.
в Бретани). Здесь когда-то насчитывали до 300, да и теперь еще можно видеть около 1200 каменных колоссов, расположенных в ряд.
На борьбу с кельтскими племенами собственной Галлии Юлий Цезарь вышел (58 г. до н. э.) с намерением: во-первых, достигнуть славы и подготовить себе путь к достижению верховной власти в римском государстве, а во-вторых, доставить римской гражданственности и римскому просвещению новое, обширное поприще развития. Для вмешательства Цезаря в галльские дела поводом послужило следующее обстоятельство. Гельветы, теснимые германцами,
покинули горные районы, в которых до тех пор обитали, и с семействами и пожитками двинулись искать себе нового отечества. Прежде всего гельветы обратились к римлянам с просьбой позволить им пройти через римскую провинцию. Переговоры с Цезарем задержали их на некоторое время на прежнем месте. Дело в том, что у Цезаря был в ту пору под рукой только один 10-й легион. Цезарь велел перекопать глубоким рвом все пространство от Женевского озера до крутого предгорья (на левом берегу Роны) и укрепить насыпи. Эта линия укреплений протянулась на 3,5 мили (24,5 версты) и загородила гельветам выход. Когда работы были окончены, Цезарь на просьбу гельветов ответил решительным отказом. Тогда тронулось все их население, до 300 000 человек, в том числе треть вооруженных, чтобы силой пробить себе путь. Отбитые у окопов, массы гельветов хлынули к северу, к тому месту, где цепь Юрских гор расступается. Этот проход вел на территорию секванов, и гельветы получили от этого народа позволение пройти. В то время как гельветы стали уже подходить к реке Арару (Соне), Цезарь с беспримерной быстротой успел из Верхней Италии с несколькими легионами, разбил их арьергард и преследовал гельветов на земле эдуев. Цезарь имел основания рассчитывать на помощь секванов и эдуев, но обещание этих народов оказалось неблагонадежным. Римская кавалерия, состоявшая почти наполовину из
111 оомоо
ssssasssasassspsss
Памятники архитектуры древних кельтов.
кельтов, была разбита. Цезарь изменил направление похода и быстро пошел к Бибракте, чтобы не погубить легионы в неприятельской стране, где начинал грозить римлянам недостаток продовольствия. Недалеко от Бибракте — это был главный город эдуев — произошла с гельветами упорная битва. Римляне, однако, одержали верх. Гельветы должны были покориться воле Цезаря, вернуться на прежние места жительства.
Еще Цезарь не покидал Бибракте, когда прибыло к нему посольство от народов Средней Галлии просить помощи против Ариовиста, предводителя свевов. Этот Ариовист с толпой германцев пришел из-за Рейна помогать секванам про
Кельтский меч.
тив эдуев, победил последних, потом и тех, и других обложил данью и с помощью свежих полчищ, вызванных из Германии, распространил свое владычество в значительной части Галлии. Близорукий римский сенат уже признал было Ариовиста повелителем новых его завоеваний и другом Римской республики, но Цезарь был далек от мысли, чтобы с кем бы то ни было разделить обладание богатой страной кельтов. Он послал к Ариовисту требование отказаться от завоеваний в Галлии и снять дань, наложенную на секванов и эдуев. На требование отвечали надменным отказом. Немедленно двинулся Цезарь к столице секванов, чтобы предупредить прибытие неприятеля: там было много всякого рода припасов. Цезарь преуспел в своих намерениях. Здесь напал было на римлян панический страх при одной мысли встретиться с германцами, которым, как им наговорили в Везонтионе, страшно и в лицо взглянуть. Легионы отказались было идти вперед, но Цезарь объявил, что если так, то он и с одним 10-м легионом пойдет на врагов и победит их. Решимость 10-го легиона, который с Цезарем готов был и в огонь, и в воду, увлекла и остальных. Из Везонтиона Цезарь, избегая пустынной долины реки Ду-биса (Дуба), прошел западнее, теми местами, где теперь города Везуль и Бефор, и достиг Верхнего Эльзаса. Вскоре явились и полчища Ариовиста. По маневрам последнего Цезарь видел, что предстоит иметь дело с неприятелем, которому не чуждо военное искусство. Хотели было покончить дело пере-
easass«asHSHS»»
говорами, но переговоры не привели ни к чему. Цезарь вызвал неприятеля на битву, и вызов был принят, хотя германцам и хотелось дождаться новолуния, ибо жрецы уверяли их, что тогда легче можно будет добиться успеха. Битва началась стремительной атакой германцев и притом густыми, стройными колоннами. Застрельщикам даже вовсе не пришлось участвовать в сражении, ибо за первой атакой последовал тотчас же рукопашный бой. Где начальствовал сам Цезарь, там римляне побеждали, но левое
Вькадка Цезаря в Британии.
римское крыло не выдержало натиска и начало отступать. В решительный миг юный Публий Красс с резервом ударил не-
приятелю в тыл и тем расстроил весь успех германцев: они смешались, отступили, побежали, победители за ними вслед, и только с небольшим отрядом Ариовист успел спастись за Рейн, в свои родные леса.
Эта победа решила судьбу племен, населявших Среднюю Галлию: все они признали над собою римское владычество. Борьба поднялась теперь в другом месте. Белги решили оружием попытать счастья, ибо они видели, что после порабощения кельтов Цезарь вскоре захочет и у них отнять свободу. В 57 г. до 300 000 человек под предводительством старого испытанного воина Гальбы двинулось к Бибракту (недалеко от Лана), столице дружественного Цезарю племени ремов. Приступ к столице им не удался, они пошли дальше и встретили римский лагерь на правом берегу реки Аксоны. Здесь произошло несколько битв. Все они были неудачны для бел-гов: одной храбростью, не зная военного искусства, не могли они победить римлян. Белгам ничего более не оставалось, как разойтись и ждать событий. Римская конница преследовала остатки белгийского ополчения. Вскоре тронулись вперед и легионы. Город Новиодум (Суасон) был взят Цезарем с боя. Следствием этой победы было подчинение племен, живших в стране к западу от этого места. Отсюда Цезарь пошел дальше в область нервиев. На реке Сабисе (Самбре) решено было строить укрепленный римский лагерь. Много стоило римлянам трудов утвердиться в этой местности, среди
43 ОООООО
 Войдя в страну аду ату ков, Цезарь осадил и взял штурмом их столицу Адуатуку. За этим последовали тяжелые уличные бои, в которых приняло участие практически все население города. Однако в конце концов Цезарю удалось сломить их сопротивление. Отныне большинство белгов подчинились римлянам. Цезарь расположил зимние квартиры вдоль Луары, тогда как сам вернулся в Цизальпинскую Галлию, чтобы проследить там за своими политическими интересами, как он делал почти каждую зиму на протяжении всего своего пребывания в Галлии.
Мечи германцев.
всевозможных лишений, в беспрестанных, ожесточенных битвах с храбрыми нервиями, но последние две победы — одна легата Лабиена на левом берегу реки, одержанная над объединенными силами нервиев, атробатов, и беромандов, другая же, одержанная самим Цезарем на правом берегу Сабиса, решили торжество римлян. Нервии должны были покориться (56 г. до н. э.). Покорились и все другие народы, жившие тогда на территории нынешней Бельгии, исключая тех, которые жили у самого моря. Построив достаточный флот, Цезарь покорил и их. Независимость удержали только менаты под защитой своих болот и лесов. Они жили между Шельдой и Рейном. В следующем, 55 г., Цезарь разбил узипетов и тенхтеров — оба племени германского происхождения появившихся из-за Рейна, и сам перешел эту реку ниже Кобленца по искусно устроенному мосту на сваях, но поход этот не имел никаких важных последствий. Сигамбры, жившие у Рейна, лишь только завидели римлян, тотчас же ушли в леса.
Итак, Цезарь стал теперь неограниченным обладателем всей страны кельтов, но там, за морем, на Британских островах, также жили кельты, народ свободный и могучий. Они с негодованием услышали о порабощении родственных им племен Галлии. Чтобы предупредить их нападение и отбить охоту вторгнуться в Галлию, Цезарьс^м в 54 г., презирая бурный, недружелюбный в этом месте океан, переправился с войском через пролив, а следующей весной повторил нашествие. В нескольких стычках с воинственными тогда обитателями нынешнего Альбиона, Цезарь победил, но далеко в страну легионы проникнуть не могли; в этом служил им помехой храбрый предводитель британских кельтов Кассиве-лавн со своей летучей конницей и боевыми колесницами. Впрочем, так как в стране этой городов еще не было, были одни леса да пустыни, то Цезарь удовольствовался видимой покорностью британцев и вернулся в Галлию.
Предводители и вся аристократия покоренных племен Галлии негодовали на свое иго и искали средств возвратить свободу. Заключив между собой тайный союз, они решили напасть всеми силами на отдельные римские лагеря, стоявшие друг от друга на значительные расстояния, и уничтожить их. Казалось, что успех должен быть несомненный. Начало положил (53 г. до н. э.) отважный Амбиорикс, предводитель эбуронов, живших между Маасом и Рейном. Дело было так.
ОООООО 114------
ямэйэиетиваотаов
Возле Апуатуки, в районе нынешнего Лимбурга, расположен был один из римских лагерей — неполных два легиона под начальством легата Сабина. Сделав вид, будто совсем желает оставить страну и удалиться в другое место, Ам-биорикс со своими воинами выманил римлян из лагеря и в открытом поле истребил их полностью. Не теряя времени, предводитель поскакал вдоль Мозы (Маас) к аду-атукам и нервиям, показал им отбитых римских орлов и возвестил народам Галлии, что настал час свергнуть с себя ненавистное иго и уничтожить один за другим все римские лагеря, прежде чем подоспе
Галл, защищающий свое жилище.
ет на помощь к ним сам Цезарь. Поднялись племена Бельгии, собрались и бросились на другой римский лагерь, стоявший на зимовье у слияния Самбры и Мааса, где нынче Намюр. Тут был у римлян всего только один легион под начальством Цицерона, брата известного оратора, но осажденные мужественно отбивались от многочисленного неприятеля. Какой-то отважный галльский всадник пробрался из лагеря в Самаробриву на реке Сомме, главную квартиру Цезаря, и возвестил последнему о бедственном положении Цицерона. Лишь только пылающие села и деревни возвестили о приближении Цезаря, который шел на выручку несчастному легиону, неприятель бросился ему навстречу и, полагаясь на свою численность, напал на войско Цезаря. Попытка эта окончилась полным поражением галльских ополчений. Впрочем, новые восстания в недавно покоренной стране показались Цезарю до такой степени важными, что всю зиму он стягивал к себе подкрепления — тут-то он занял один легион у Помпея, даже не поехал в Италию и весной начал военные действия с целью наказать народы, осмелившиеся восстать против римского господства. Лабиен разбил треверов, Цезарь — адуатуков и нервиев. В лесах, в которых до сих пор укрывались менапы, прорублены были просеки и сделаны дороги. Покорив это племя, проконсул устремился на эбуронов. Цезарь действовал так быстро, что передовые отряды его
Пленный галл.
ввайвввняинавяши
Верцингеториг.
 Верцингеториг (? — 46 гг. до н. э.) — вождь антирим-ского восстания галлов в 52 г. до н. э. После захвата римскими войсками Цезаря г. Алезия взят в плен и казнен.
кавалерии явились к стоянке Амбиорикса раньше, нежели последний успел приготовиться к защите. Произошла жаркая схватка. Дружина Амбиорикса билась с отчаянным мужеством, но римляне одолели; Амбиорикс с немногими из своих приближенных успел спастись бегством. Раздраженный Цезарь бросился за ним следом, несколько раз чуть не захватил его в плен, но верные приверженцы вождя жертвовали собственными жизнями, лишь бы прикрыть его и дать ему возможность бежать дальше.
Обманутый в своих ожиданиях, Цезарь отдал всю землю и все племя эбуронов в полное распоряжение своим легионам и даже позволил сигамбрам (германское племя) жечь и грабить, где и что угодно. И действительно, до 2000 человек из этого полудикого племени прискакало из-за Рейна, помогло римлянам полностью опустошить область эбуронов и проявило такие хищнические способности, что после не раз и римляне трепетали пред сигамбрами. Так, например, случилось при Адуатуке, где германцы напали на римский лагерь, отняли у римлян награбленную ими добычу и ускакали с нею за Рейн.
Усмирив восстание, Цезарь приступил к казни предводителей (52 г. до н. э.). Строгость, с какой он действовал в этом случае, подготовила новое, на этот раз всеобщее восстание кельтов. Оно началось тем, что карнуты перерезали всех римлян, которые находились в их области. В это время Цезарь был в Италии. Узнав, что вокруг храброго Верцингеторига, предводителя арвернов, сгруппировались почти все прочие племена Галлии, кроме эдуев и секванов, верность которых была тоже сомнительна, и что галлы собрались огромными вооруженными массами, Цезарь поспешил в свою провинцию, но с самого начала встретился с большими трудностями. Кельты восстали и в Верхней Италии и отрезали легионы, находившиеся в Галлии. Самому Цезарю пришлось лишь с несколькими когортами прокладывать себе путь в Галлию через Севенны. Дело было еще зимой, Севенны были завалены снегом, и потому, считая их непроходимыми, кельты упустили из виду эту местность. Цезарь пробрался этим путем и лишь только достиг своих легионов немедленно и самым решительным образом начал кампанию. Взяв Генабум (Орлеан), он перешел Луару и с изумительной быстротой успел на этой стороне реки взять с боя несколько городов. Не доверяя силе своих нестройных полчищ, Верцингеториг велел опус-
тошать окрестности и сам с кавалерией носился по всем направлениям, отрезая, таким образом, римлянам всякую возможность поддерживать связь и уничтожая способы пополнения продовольствия римской армии. В это время большую помощь оказала Цезарю германская кавалерия, которую он принял к себе на службу. Не будь у него этих страшных наездников, очень может статься, что легионы действительно пострадали бы от голода. Германцам же отчасти обязан Цезарь и тем, что, защищенный от внезапных нападений кавалерии Верцингеторига, он суверенностью мог двинуться к Аварику, главному городу битуригов. Многих усилий ему стоило взятие этого города — с одной стороны он был прикрыт рекой, болотами и возвышенностями, с другой же — главной галльской армией, но гений Цезаря все превозмог. Ни жестокие сечи вблизи Аварика с галлами, ни отчаянная защита самих жителей — ничто не спасло столицы битуригов. Аварик был взят, и римляне нашли в нем обильные запасы всякого продовольствия. Тут Цезарь разделил свою армию: с 4 легионами послал легата Лабиена к Секване (Сене) и велел взятьЛютецию(Париж), чего, впрочем, Лабиен не мог исполнить, потому что пожилой, но опытный в военном деле предводитель племени Камулоген сжег Лютецию и не пустил Лабиена внутрь области; с остальными же 6 легионами Цезарь вторгся в горную область арвер-нов и двинулся по направлению к городу Герговии (несколько севернее Клермон-Ферана), расположенному на горных склонах, шедших уступами один над другим. В Герговии Верцингеториг сосредоточил до 100 000 войска и сам город укрепил каменными завалами. Под стенами Герговии произошла сомнительная битва. Цезарь, узнав, что в тылу у него эдуи готовы присоединиться к прочим галльским племенам, решил попробовать взять город штурмом. Римляне бросились на ближайшие высоты, и уже передние когорты вскочили на окопы, но в это время с соседних высот спустились густые массы галлов и бросились римлянам во фланг. Увлеченные успехом когорты, а за ними и два легиона, не слышали отбоя и потому едва не были уничтожены при внезапном натиске галлов. Но все-таки они жестоко поплатились за свою пылкость. Галлы сбили их и, жестоко поражая, гнали до тех пор, пока не наткнулись на непоколебимый 10-й легион. О взятии города нечего было и думать после такой неудачи. Цезарь отступил.
Древнегерманскии воин.
«и
Римский мост.
После этого блестящего успеха Верцингеторига встрепенулись народы Галлии, еще раз улыбнулась им надежда на свободу. Значительные массы галлов двинулись к древней римской провинции. Белловаки, жившие к северу от Сены, зашли Лабиену в тыл, эдуи заняли Новиодунум (Невер), где у Цезаря были склады, и расположились повсюду, где только можно было ждать переправы через Луару, с левого берега. От Гер-
говии главные неприятельские силы под предводительством национального героя пошли к Бибракте с целью отрезать римлянам путь к отступлению. Посреди всей этой отовсюду поднявшейся бури Цезарь стоял несокрушимой скалой, готовой невредимо для себя принять все удары свирепых волн. Не слушая робких советов легатов и трибунов, Цезарь двинулся за реку Алию, нашел в каком-то месте на Луаре удобную переправу, идя дальше и дальше ускоренным маршем, успел соединиться с Лабиеном, которому незадолго перед тем удалось разбить наголову армию старого Камулогена и рассеять ее. Отсюда Цезарь со всеми силами устремился к Ве-зонтину, который он собирался сделать средоточием дальнейших своих военных действий. Возле Беневра, к югу от Ресея, Верцингеториг со всей своей кавалерией, до 15 тысяч человек, вздумал остановить Цезаря, но благодаря германской коннице Цезарь одержал здесь блистательную победу и гнал неприятеля до самого галльского лагеря. Обманутый в своих ожиданиях Верцингеториг отошел к Алезии. Этот город находился часах в 8 пути южнее места последнего сражения. Тут же, т. е. в Алезии (Ализ), назначен был сборный пункт галльских сил, следовательно, тут же и должна была решиться для галлов судьба всего их предприятия. Она и решилась действительно. Надо заметить, что незначительная площадка, которая господствовала над окрестностями и на которой находились с одной стороны городок Алезия, а с другой — лагерь Верцингеторига, имела около четверти мили в длину и немного меньше в ширину и была труднодоступна с какой бы то ни было стороны. Цезарь предпринял громадное дело: окружил рвами и окопами всю эту площадку, как будто
sssssssassesssH®
один какой-нибудь пункт, который хотят стеснить правильной осадой; предпринял и исполнил, несмотря на то что дело это происходило в виду неприятеля, и каждый день приходилось иметь с ним жаркие схватки. Зато и выгоды этого огромного труда обнаружились очень скоро: в городе возник голод, и Верцингеториг отправил какого-то ловкого гонца к соседним племенам просить помощи. Цезарь это
предвидел и потому заранее приготовил вторую линию окопов, и на пространстве по обе их стороны велел сделать тайные волчьи ямы и расставить разные ловушки, употреблявшиеся в то время против кавалерийских атак. Скоро действительно приблизилось огромное галльское ополчение из 250 тысяч человек. Оно шло освободить своих собратьев. Пришли, бросились отовсюду на римские окопы. Закладывая рвы и ямы фашинами, неприятель бурно стремился уничтожить все преграды, теснил, поражал римские легионы. Уже во многих местах победа видимо начала клониться на сторону храбрых бойцов за свободу, но в решительный миг блеснула пурпурная мантия проконсула, а за ней бесстрашный 10-й легион. Уже не в окопах, а вне лагеря бьются не на жи-
Осадные сооружения римлян под Алезией.
 При осаде Алезии сказались преимущества римского осадного искусства. Римские легионы в короткий срок создали большие оборонительные сооружения, устоявшие и перед гарнизоном Алезии, и перед войсками, пришедшими ему
вот, а на смерть, и перед напором железного легиона падают целыми колоннами ожесточенные враги. Галлы отступают, смешиваются, бегут, а свирепые германцы преследуют и рубят беспощадно расстроенные остатки многочисленной армии. В самый разгар битвы Верцингеториг с отборнейшими дружинами вышел на неприятеля, но и эти дружины легли на поле битвы. Исход битвы произвел страшное впечатление на остальную часть галльской армии в осажденном лагере. Пропала всякая надежда на спасение. В Алезии, умиравшей от голода, собрались на совет предводители союзных племен. Герой арвернов, видя всеобщий упадок духа, вызвался принести себя в жертву, чтобы спасти несчастный народ, т. е. вызвался отдать себя на волю Цезарю. Молча выслушали великодушное слово собравшиеся вожди: их собственные раны, разрубленные доспехи, уничтоженные дружины слишком ясно напоминали им недавнее поражение и изгоняли из головы всякую мысль о дальнейшей борьбе; также молча
на выручку.

приняли они жертву предводителя своего. И тот же конь, который недавно носил в бою своего владыку, помчал его теперь на суд к римскому полководцу (51 г. до н. э.). Цезарь не проявил великодушия к последнему доблестному герою кельтов. Не то, чтобы в Цезаре заглохли благородные человеческие чувства, которые, напротив, всегда резко отличали его от прочих римских военачальников и государственных людей, но в этот раз он голос сердца заглушил соображениями рассудка. Он приказал держать Верцин-геторига в цепях для триумфа, а все остальное войско, бывшее в Алезии, продать в рабство. Победа при Алезии обеспечила Цезарю владение всей Галлией, ибо если еще кое-где и продолжали отдельные племена держаться с оружием в руках, то в течение осени и зимы 50 г. они везде были разби-
Верцингеториг является с покорностью к Цезарю.
 Галльская война является важнейшим событием римской истории, ускорившим разложение Республики и образование Империи. В данном вопросе мнения античных и современных историков единогласны. Галльские походы, говорит Плутарх, открыли Цезарю
новую дорогу в жизни, наметили новые планы и радикально изменили политическую ситуацию в Риме.
ты, а в следующем году окончательно порабощены. Благоразумными, справедливыми и кроткими мерами Цезарь вскоре успел приучить покоренный народ к новому порядку жизни и обеспечил римской гражданственности и римскому просвещению свободу развития во вновь приобретенной стране.
Покончив дела в Галлии, Цезарь отправился в Равенну, в Цизальпинской Галлии. Вести из Рима становились все грознее и грознее. Цезарь понял, что приближается время к разрешению великой задачи. Поэтому он собрал в одно место 13-й легион, расположенный в этой провинции, и приказал сойтись сюда же остальным легионам из тех местностей Трансальпийской Галлии, которые уже не требовали присутствия значительных римских сил. Он все еще продолжал,
как мы сказали выше, переговоры с сенатом посредством приверженца своего Куриона. Когда же напоследок предложения его были решительно отвергнуты сенатом и преданные ему трибуны, Марк Антоний и Гай Кассий, вынуждены
ssssssBaasssaaaaaa
были бежать из Рима (чтобы спастись от преследований) к Цезарю, последний увидел, что настал решительный час. Потеряв надежду достигнуть желаемого мирным путем, Цезарь подсчитал свои наличные силы, а эти силы заключались: в больших денежных запасах, извлеченных из военной добычи и из завоеванного имущества отдельных галльских предводителей; в полной приверженности к нему провинции Падуанской, которой Цезарь обещал в награду римское гражданство; наконец, в опытном многочисленном войске, которое под начальством Цезаря готово было идти на врага, вдесятеро превосходящего. Немало было сил и у его противника: денежные средства всего государства, многочисленные ополчения,
Галльский всадник.
которые Помпей мог собрать со всей Италии, наконец, волшебное слово «республика» и страх, чтобы не повторилась при Цезаре страшная резня, подобная резне при Марии. Но герой Галлии решился идти войной на победителя Востока.
Междоусобная война
Цезарь собрал свои легионы на реке Рубикон, от делявшей Цизальпинскую Галлию от Италии. В пламенной речи к войску он напомнил ему недавнее славное прошлое; напомнил, как, сражаясь задело родины и во имя величия Рима, они вместе переносили труды и лишения, ходили за Рейн и презирали бури океана, вместе делили сладость побед. Он возвестил воинам, что в Риме комиции находятся под гнетом партий, благороднейшие представители народа должны из Рима спасаться бегством. Когда затем Цезарь воззвал к воинам и спросил, хотят ли они содействовать восстановлению народных трибунов,

Цезарь переходит Рубикон.
готовы ли они сражаться за честь того учреждения, которого предки их достигли ценой стольких пожертвований, омыли своей кровью и передали потомкам своим как драгоценное наследие свободы, воины воскликнули с воодушевлением: «Мы всюду за тобою! Веди нас, куда хочешь!»
Выслушал Цезарь восторженные крики своих сподвижников и повернул коня к Рубикону. Еще остановился он на минуту: предстали в его воображении все неизбеж-
ные ужасы междоусобной войны, злые страсти, вырвавшие-
ся на волю, победные лавры, позор поражений. Владычество или гибель? Жизнь или смерть? Кто может угадать заранее?.. Но — «Жребий брошен!» — воскликнул Цезарь и пришпорил коня. За ним двинулись орлы и легионы...
Цезарьперешел Рубикон в январе 48 г. до н. э.; но ни зима, ни потеря храброго Лабиена, который с отрядом кельтской кавалерии перешел на сторону Помпея, не остановили его на пути. Он, впрочем, пошел не на Рим, а вдоль Адриатического моря в Апулию, где Помпей недалеко от Луцерии заканчивал устройство двух легионов, служивших прежде у Цезаря в Галлии, и потому не очень надежных для Помпея. Города Аримин, Анкона, Ауксим, Камерин и Аскулум сдались Цезарю без всякого сопротивления, а вновь собранное Помпеем ополчение или разбегалось при первой встрече со знаменитыми победителями галлов, или к ним же присоединялось целыми толпами. В Корфинии собрались около 15 000 чело-
век войска, пришедшего из Пицена, который не изменил Помпею. С этим гарнизоном Домиций, комендант Корфиния, надеялся отстоять город или по крайней мере продержаться до прибытия самого Помпея, но подошел Цезарь — к нему в Италии присоединились еще два его старых легиона, и Кор-финий вынужден был сдаться. Быстрота действий Цезаря до
того озадачила всех и каждого, что и в самом римском сенате никто не мог придумать, что делать и как быть. Сенаторы и всадники, приверженцы Помпея и отъявленные республиканцы, уже не думая о сопротивлении, собрали свое имущество и бежали из столицы как можно дальше. В основном
оотете 122-------------
беглецы стремились к Брундизию. Здесь Помпей собрал войско и флот и готовился переправиться за море, чтобы там найти удобное место для сражения с Цезарем. В самой Италии он не решался, точно также не решался и защищать столицу. Уже большая часть армии Помпея была переправлена в Диррахий, Помпей ждал только возвращения судов, чтобы с ос
тальными легионами отправиться вслед за первыми. И вдруг Римский корабль и его приближается Цезарь с войском. Немедленно начинает он оснастка: 1 — мачта (на
осаду лагеря, предпринимает попытку запереть гавань посредством насыпных молов и сцепленных паромов, но и Помпей — не новичок в военном деле: он умеет расстроить все приготовления Цезаря. Суда вовремя успевают возвратиться. Помпей садится на них с войском и отплывает к берегам Иллирии (Диррахий находился несколько севернее нынешнего Ак-Гиссара, в Албании, возле Адриатического моря).
В тревоге ждал Рим пришествия Цезаря и с ним всей свиты возвращенных проскриптов и новых палачей, но Цезарь явился олицетворением милосердия. Всех взятых в плен предводителей и начальников отпустил он без всякого вреда, не связав их ни клятвой, ни обещанием и даже позволил им взять с собой все свое имущество. Завоеванным городам предоставлены все их права и владения. Своим воинам Цезарь не позволил ни грабежей, ни контрибуции и скорее платил им из собственного кармана. В Риме на первых порах он сохранил все республиканские учреждения и формы правления в таком виде, в каком застал их. Потом он созвал сенат и предложил ему законным образом утвердить все его предварительные распоряжения и, наконец, облечь его диктаторской властью. К величайшему удивлению Цезаря, сенат колебался, начались суждения, соображения и т. п. нерешительность. Тогда Цезарь объявил, что он охотно обойдется и без утверждения сената, а когда трибун Метелл хотел было собой преградить вход в казначейство, Цезарь приказал ласково отвести его прочь. В казначействе оказалось наличными 23 000 000 рублей серебром, которые Цезарь и принял в свое распоряжение. Все негодяи, задолжавшие моты, соучастники Катилины и другая разнузданная чернь, пристроившись под
плане опущена); 2 — реи (на плане видно, что он состоит из двух частей;
3 — парус; 4 — топенанты; 5 — гитовы; 6 — брас-реи;
7	— блоки на брасах;
8	— такелаж мачты;
9	— шкоты; 10 — бушприт;
11 — бушпритный парус, или артемон; 12 — носовое украшение; 13 — форштевень; 14 — таран, или рострум; 15 — противота-ран; 16 — киль; 17 — бортд;
18 — передние и задние эпотиды; 19 — аутригер;
20 — кормовое украшение; 21 —перо руля;
22 — румпель; 23 — баллер руля; 24 — канат для поднятия руля; 25 — флагшток;
26 — решетка, защищающая гребцов от морской воды; 27 — фальшборт;
28	— проходы вдоль правого и левого бортов;
29	— фальшборты на плане;
30	— главная палуба;
31	—спуск на нижнюю палубу.
виввиввияиэяявв®
 По дороге в Испанию Цезарь задержался около Масси л ии, которая не пожелала заключить с ним союз и заявила о своем нейтралитете. Цезарь оставил три легиона для осады города, а сам проехал в Испанию, где его легаты уже начали операции против помпеян-цев. При г. Илерда, к северу от Эбро, значительная часть испанской армии капитулировала, после чего сдались и те войска, которые находились в Дальней Испании. Вся кампания на Пиренейском полуострове, начиная с прибытия Цезаря, длилась 40 дней (июль — август 49 г.). Войска Помпея частью были распущены, частью остались в Испании на службе у Цезаря.
Массилия сдалась Цезарю, когда он возвращался в Италию осенью 49 г. Город был наказан потерей самостоятельности и лишением большей части своей территории.
защиту Цезаря, подумали, что теперь настает их время, но они ошиблись. Цезарь не изменился, он не позволил никому ни малейшего нарушения существующих законов и порядков, и в то же время до такой степени предоставил людям личную свободу действий, что спокойно глядел, как отчаянные республиканцы, а за ними и другие, в том числе оратор Цицерон, укладывали свои пожитки и переселялись в лагерь к Помпею.
Между тем сами обстоятельства вынуждали Цезаря взяться за меч. Дело в том, что Испания, восточные и южные провинции, даже Сицилия, Сардиния и Корсика и само море — все это было в руках неприятеля, следовательно, и Риму, и всей Италии мог угрожать голод. Цезарь решил прежде всего отторгнуть от Помпея Испанию. В этой провинции Помпей оставил семь преданных ему легионов под начальством опытных в военном деле полководцев: Петрея, Афрания и ученого Теренция Варрона. Цезарь взял с собой девять легионов и 6000 человек кельтской и германской конницы. Город Массилия, поддержавший Помпея, не впустил Цезаря. Он повел правильную осаду Массилии, а шесть легионов отправил в Испанию. Район возле города Илерда (Лерида, в западной части Каталонии), находящегося на реке Сикоре (Сегр, северный приток Эбра), стал местом военных действий между двумя враждующими армиями, ибо у Петрея с Афранием собралось здесь более пяти легионов. Все эти действия были нерешительны до тех пор, пока, покончив с Массилией, не прибыл в Испанию сам Цезарь. После нескольких незначительных стычек отдельных отрядов Цезарь искусными маневрами отвлек главные силы сторонников Помпея от Илерда к югу и поставил их в такое положение, что в случае битвы они должны бы были наверняка потерпеть поражение. Легионы Цезаря требовали битвы, но их предводитель хотел пощадить сограждан. Он велел строить валы и рыть канавы вокруг всего места, на котором расположился неприятель, отрезанный от города. Прежде чем Цезарь окончил свою работу, неприятель, видя неминуемую гибель в случае сражения, сдался. Большая часть воинов присоединилась к Цезарю. Предводителей он не принуждал и ни к чему не обязывал. Все они отправились к Помпею. Через некоторое время и Варрон должен был сдаться. Повсюду и со всеми Цезарь обходился милостиво: даже мас-силийцев, которые, в то время как Цезарь отправился в Испанию, нарушили уже заключенный договор, он наказал только тем, что отнял у них часть их области.

В одно время с походом в Испанию война охватила и другие части римского государства. Легат Цезаря отвоевал обратно Сардинию, другой — именно тот Курион, который годом раньше защищал дело Цезаря в сенате, — выгнал неприятеля из Сицилии, потом перенес оружие в Африку и после удачного сражения осадил Утику. Но пылкость погубила Куриона. Нумидийский царь Юба завлек его в такие места, где Курион увидел себя окруженным впятеро сильнейшим неприятелем. Он не отступил, сразился и погиб со всей армией. В Иллирию отправлены были Цезарем Дола-белла с флотом и Гай Антоний с сухопутным войском. Они оба также потерпели полное поражение.
Ддррахий и Фарсал. В Фессалонике Македонской Помпей расположил свой главный лагерь, или, лучше сказать, свою резиденцию, потому что он опять сделался повелителем Востока. Он не только обладал снова всеми восточными провинциями государства, но владыки Армении, Египта и многие князья сицилийские, галатские, фракийские с покорностью ждали его повелений и сами с деньгами, войском и кораблями явились в Фессалонику и отдали себя в распоряжение Помпея. Впрочем, по всему этому не следует еще представлять себе Помпея неограниченным повелителем. В окружающей обстановке находилось много такого, что могло только затруднять его положение. На первом плане должно быть упомянуто то сборище людей, большею частью высокого положения, которое, по разнохарактерности убеждений и личных стремлений, не могло служить для предводителя нравственной поддержкой. Тут собралось до 200 сенаторов, продолжавших прения о благосостоянии отечества и государства; здесь же нашли приют немало богачей из сословия всадников, успевших, как им казалось, спасти от беды свои золотые мешки; наконец, множество всяких военачальников, полных доверия к своим великим способностям и готовых во всякую минуту выслуживаться своими мудрыми советами. Не следует забывать при этом и патрицианскую молодежь. Эта отборная молодежь отличалась красивым покроем богатой военной одежды, была непременным посетителем театров и цирков и до тонкостей умела разбирать хорошее кипрское вино, военными упражнениями она занималась слегка, о дисциплине имела понятия довольно сбивчивые, но зато самой себе молодежь знала цену: голова Юлия Цезаря и уничтожение до основания всех его дерзких сообщников — вот что
 Тем временем Помпей сконцентрировал большие силы в Македонии, Кроме 9 римских легионов, там находились многочисленные вспомогательные отряды восточных союзников Рима. Там же собралась масса эмигрантов. В Фессалониках заседал помпеянский сенат из 200 членов. Флот Помпея господствовал на Адриатическом море. Все западное побережье Балканского полуострова нахог дилось в его руках.
При таких обстоятельствах попытка Цезаря высадиться в Эпире могла показаться безумием. Но у него не было иного выбора. К тому же он знал своего противника. В начале января 48 г. Цезарь с 6 неполными легионами и с несколькими сотнями всадников отплыл из Брундизия и неожиданно для врагов высадился около Аполлонии.
Однако овладеть Диррахи-ем, главной базой помпеян-цев на западном побережье, Цезарь не смог. У него для этого было лишком мало сил, а неприятельский флот мешал подвозу подкреплений. Помпей узнал о высадке Цезаря и, лично явившись из Македонии, занял Диррахий.
easssaasssssssssae
Децирема. Вероятно, крупнейший корабль римского флота, остававшийся в строю до правления Калигулы. Реконструкция основана на размерах кораблей из озера Неми, для воспроизведения башен использована камея, находящаяся в Берлинском музее, на которой вырезан огромный военный корабль. Децирема, или декера, как показано, имеет два ряда весел, гребцы размещены, как на либурне. В каждом ряду — 35 пар весел, и в целом, таким образом, 140 весел, каждым из которых орудуют пятеро гребцов, и, стало быть, число гребцов доходит до 700. Так как учтена немалая ширина корабля, аутригеры не нарисованы, изображены только носовые и кормовые эпотцды. По каждому борту показаны обычно кормовые весла. Размеры — те же, что и у кораблей из озера Неми, плюс таран, то есть: длина — 233,9 фута (71,3 м), ширина — 65,6 фута (20 м), осадка —6,2 фута (1,9 м), надводный борт — 9,8 фута (3 м), как указывает Оросий в отношении «Десятки» Антония времен битвы при Акциуме.
только и могло, и то лишь отчасти, удовлетворить их требования. И все это сборище так кичилось словами, и все их речи отзывались такой печальной самонадеянностью,
что на честного Катона и на робкого Цицерона наводили ужас и сомнение. Среди этого люда Помпею, конечно, не приходилось почивать на лаврах. Будь он человеком более предприимчивым, он, не мешая своей знатной черни заниматься болтовней, поспешил бы на помощь Испании, или, воспользовавшись отсутствием Цезаря, вторгся бы в Италию, или, наконец, имея в своем распоряжении до 500 судов, завоевал бы тем временем острова. Вместо всего этого он стягивал со всех сторон войска и уже собрал их до 11 легионов и 7000 человек кавалерии, не считая множества стрелков и пращников. Каждый деньон занимал их ученьями, смотрами, маневрами и вообще такими военными упражнениями, которые с успехом могли бы производить и опытные центурионы или начальники когорт.
Не окончив еще вполне всех военных приготовлений, Помпей медленно пошел через горы к берегам Иллирии. Уже он ступил за рубеж Македонии, как вдруг получает весть, что Цезарь высадился в какой-то бухте Акрокеравнских гор, взял Орикум и Аполлонию и идет прямо к Диррахию, где Помпей сосредоточил припасы для армии. При этой нежданной вести Помпей поспешил достигнуть Диррахия прежде Цезаря, шел день и ночь и действительно успел прибыть в этот город вовремя, хотя и потерял по пути немало людей от усталости.
Непостижимо, как Цезарь успел здесь высадиться еще до наступления зимы, когда все думали, что его ветераны находятся еще в Испании, а может быть, только под стенами Мас-силии! И как мог этот удивительный человек проскользнуть по морю, когда по всем направлениям крейсировали корабли Помпея или его союзников? Это случилось вот как: быстрыми маршами, такими быстрыми, что даже закаленные в трудных походах ветераны почувствовали утомление, достиг Цезарь Брундизия (47 г. до н. э.). Здесь он посадил на транспортные суда шесть неполных легионов, около 20 000 человек, часть кавалерии и под прикрытием 12 военных галер вышел в море. У берегов Греции он, правда, встретил неприятельскую эскадру, состоявшую из 18 пентер, но большая
essessasBBSBBBaBBB
часть этих пентер была еще не окончательно оснащена и не готова к бою. Цезарь смело проплыл мимо, эскадра не осмелилась напасть, и высадка исполнена была самым благополучным образом. Немедленно он двинулся к Орикуму, взял его без сопротивления, так же как и следующий затем город Аполлонию, и устремился к Диррахию. Не успев захватить этот город, Цезарь остановился лагерем на левом берегу реки Апсус(Эргент). Помпей расположился напротив него, на правом берегу. Положение Цезаря было невыгодным в том отношении, что вся бедная окрестная страна не могла почти ничего доставить ни людям, ни лошадям, а из Брундизия, к несчастью, не было даже и вести, а не то, чтобы приехал Марк Антоний, которого Цезарь оставил там для переправы с половиной армии и с припасами. Полный нетерпения и досады, Цезарь бросился в первый попавшийся рыбачий челн и велел рыбакам везти его на тот берег, в Италию. На пути поднялась буря. Кормчий, не знавший Цезаря в лицо, несмотря на всю свою опытность, испугался и не решался плыть дальше. «Не бойся, — сказал полководец, — ты везешь Цезаря, а с ним его судьбу!» Однако буря усилилась, и лодку выбросило в устье Апсуса. Действительно, судьба Цезаря спасла его от гибели, потому что все побережье Брундизия было в тесной блокаде.
Только в феврале 46 г. Марк Антоний решился выйти в море с 4 легионами. Попутный южный ветер не покидал его все время. Антоний миновал оба лагеря, Цезаря и Помпея, и высадился в гавани Лиссос, к северу от Диррахия. Немедленно отсюда он двинулся на восток и, несмотря на то что отряды Помпея повсюду караулили его, успел соединиться с армией Цезаря. Теперь Цезарь не только мог начать наступательные действия, но и разослал несколько отрядов в Грецию, а Домиция Кальвина с 2 легионами двинул против неприятельского легата Сципиона. Помпей хотел изменить положение своего лагеря, подойти ближе к Диррахию и уже приблизился к Аспарагию (на Генузе), но Цезарь обманул его искусным маневром и вдруг сам занял все место, отделявшее Помпея от города. Таким образом, у армии Помпея отрезаны были все ее припасы, накопленные в городских складах, но зато оставались свободными подвозы с моря. Положение обеих враждебных армий под Диррахием, их почти одинаковая численность, равенство полководцев, почти одинаково опытных в военном деле, не обещало скорого и ре-
Юлий Цезарь.
aosaasaasaossassoo
шительного исхода в чью-либо пользу. Цезарь попробовал употребить и здесь тот способ, который не раз удавался ему в других местах, именно окружить весь неприятельский лагерь укрепленными рвами и насыпями и взять его голодом или штурмом, но Помпей тотчас угадал его намерение и потому начал больше и больше растягивать свой лагерь в сторону. Наконец, Цезарю удалось отвести от неприятельского лагеря все источники и опоясать его почти полностью линией укреплений, простиравшейся часов на шесть пути, но и эти громад-
Организация римской ные труды не увенчались ожидаемым успехом. От одного пе-армии в середине	ребежчика, аллоброга, Помпей узнал, что неприятельские
I в. до н. э.	укрепления не совсем закончены на южной стороне, у моря.
Немедленно послал он значительное войско на суда и отправил к югу. Условились, что, в то время как его войско нападет на окопы Цезаря изнутри, десант ударит осаждающим в тыл. Так и сделали. Неожиданность этого двойного нападения произвела в войске осаждающих страшное замешательство, которое окончилось тем, что после ожесточенной сечи Помпей в нескольких местах прорвал линию внешних окопов и со всей своей армией вышел из засады. Все это совершилось так быстро, что, когда подоспел к южной стороне сам Цезарь со свежими войсками, Помпей был далеко уже от своей прежней позиции: он передвинулся на юг, где и занял опять выгодное место и стал строить новый лагерь. Сам Цезарь в свою очередь пострадал от следующего неудачного дела. Помпей, заняв другую позицию, в то же время поместил почти целый легион в самом отдаленном из редутов, входивших в состав той цепи укреплений, которые воздвигнул Цезарь с таким трудом и которые теперь оказались совершенно бесполезными. Цезарь счел необходимым уничтожить и легион, и сам пост, служивший, очевидно, передовым укреплением для неприятеля. Нападение нужно было произвести одновременно с двух сторон, но случилось так, что в то время, когда сам Цезарь ударил с левого фланга, правое крыло по оплошности, из-за незнания местности или по другой причине попало в
опоооооооооооооооо
систему укреплений Помпея. Войско увидело свою ошибку только тогда, когда втылу у него показался сам Помпей с 5 легионами, спешившими в бой. Нечего и говорить, какая вышла из этого путаница. Захваченное врасплох с двух сторон, пораженное паническим страхом правое крыло дрогнуло и бросилось искать спасения где кто мог. Расстройство сообщилось и левому крылу. И оно бежало. Сам Цезарь не в силах был остановить бегущих. Если бы Помпей не боялся встретить где-нибудь засаду и, не давая неприятелю опомниться, бросился вслед за ним, наверняка он одержал бы блестящую победу.
Положение Цезаря после этой неудачи сделалось очень незавидным, особенно, когда он узнал, что его небольшая флотилия уничтожена в морском сражении и, следовательно, отрезана возможность не только получать помощь из Италии, но даже и поддерживать с ней связь морем. Цезарь увидел, что слишком сильно рискнул против сильнейшего числом неприятеля, владеющего и флотом, и крепостями, и большими складами со всякого рода запасами. Местность, как мы уже выше сказали, была голая и пустынная и не могла прокормить армии Цезаря. Он решился оставить ее и перенести войну в другое, более удобное место. Прежде всего Цезарь ободрил легионы, на которые последние события подействовали неблагоприятно, потом двинулся к Аполлонии и дальше, дикой долиной Ауса, через горную цепь, вторгнулся в Фессалию, где после соединения со своим легатом покорил все города, кроме Лариссы. Главный свой лагерь Цезарь расположил между старым и новым Фарсалами, расположив его близко к потоку Энипею и к плодородной равнине. Между тем Помпей, преследовавший сначала Цезаря, потом не менее бесполезно гонявшийся за Домицием, прибыл теперь также со всеми силами в Лариссу. У него было более 50 тысяч войска, в том числе 7000 кавалерии. У Цезаря после испытанного им поражения не было и половины этого количества. Помпей расположился на склоне холмистой цепи Ки-носкефалов. Цезарь, несмотря на малочисленность своей армии, несколько раз предлагал противнику сражение. Помпей уклонялся. Наконец, потеряв надежду, Цезарь приказал идти мимо неприятельского лагеря к Скотуссе. Уже стали готовиться к походу, вдруг видят — неприятельские легионы спускаются на равнину и развертываются в боевом порядке. Итак, следовательно, Цезарь дождался того, к чему стремился
Юлий Цезарь.
129 оооооо
5 Рим, т. 2
так давно и с такими усилиями, — решительной битвы в открытом поле. Ничего особенного не было сделано в расположении войска: Цезарь построил его, как обычно, в три линии, только из третьей линии выбрал шесть когорт надеж -
Боевой порядок легиона Цезаря.
 После поражения при Дир-рахии Цезарь считал свое дело бесповоротно проигранным, но его выручил из
беды сам Помпей, не использовавший сразу своей победы до конца и давший возможность разбитому врагу уйти в горы и получить подкрепление.
Опьяненные победой, пом-пеянцы-офицеры совершенно распустились, жили в роскошных палатках, забавлялись играми, делили предполагаемые к захвату у врагов поместья, в разгроме которых они не сомневались, распределяли должности и т.д. Уверенный в своей победе, под давлением роптавших на медлительность главнокомандующего, Помпей без достаточной подготовки, опрометчиво вступил в сражение с Цезарем в Фер-сальской долине, в Фессалии, в августе 48 г. и потерпел жестокое поражение.
ных ветеранов и отвел их в сторону, на тот случай, если его пехота не выдержит натиска многочисленной неприятельской конницы. Над этими шестью когортами Цезарь лично принял начальство. Тут он ожидал большей опасности, ожидал встретиться со всем, что есть отборнейшего в неприятельском войске, и, по всей вероятности, с самим Помпеем.
Загремели тубы (9 августа 45 г. до н. э.), и быстро пошли легионы Цезаря. Помпей не двигался, и потому эти легионы
остановились на минуту перевести дух, прежде чем вступить в бой. Сражение началось одновременно. Долго и нерешительно бились в первых линиях мечами и копьями, но вот со всей кавалерией двинулся храбрый Лабиен. Кавалерия Цезаря, искусно перемешанная с привыкшими к такого рода бою пехотинцами, бросилась ему навстречу, между тем как Цезарь со своим резервом прикрыл правый фланг своей армии. Конечно, перевес был на стороне Лабиена. Разбив смешанную кавалерию Цезаря, он с торжеством повернул направо, чтобы ударить неприятелю в тыл, но тут настал конец его торжеству и решительный поворот сражения в пользу Цезаря. Нежданно наткнулся Лабиен на те шесть когорт, о которых мы говорили. После первого залпа копий ветераны бурно ударили на неприятеля, и пошла убийственная сеча. Кони, сбитые всадники, начальники и простые воины — все это смешалось в беспорядке и еще не опомнилось от изумления, как уже повсюду римский меч беспощадно проредил незадолго до этого стройные и торжествующие массы. Цезарь не ошибся, когда предполагал, что в кавалерии Помпея он встретит самый цвет войска, но все эти блистательные всадники, все это благородное юношество, которое мечтало уничтожить с корнем всех сообщников Цезаря, теперь, разбитое, израненное, видя отовсюду грозных ветеранов Цезаря и неминуемую гибель, расстроилось и побежало, не разбирая ни пути, ни цели, имея только одно желание спастись от страшного меча. Торжествующие когорты устремились дальше, опрокинули стрелков Помпея, спешивших на помощь коннице, и
ssssssssssssss^sss
ударили по флангу неприятеля. Так как в это же время двинулась и третья линия армии Цезаря, то сражение кончилось полным успехом для него. Вдруг правое крыло Помпея, не выдержав страшного натиска когорт, побежало, а левое, смешавшись, начало быстро отступать. Пробил час счастья знаменитого победителя Востока, и разбитые надежды сменились страхом и отчаянием. Он бросился в лагерь, чтобы вывести в поле последние силы, остававшиеся до сих пор в лагере, но дело проиграно было уже безвозвратно. Беглецы сотнями устремились в лагерь, ища спасения; следом за ними — победители; ожесточенный, но безнадежный бой закипел у самых окопов. Видя, что уже нет спасения в лагере, несчастный Помпей с немногими из приближенных вскочил на коня, пустился к Лариссе, оттуда дальше и дальше через Темпейскую долину, минуя тихие рощи и не слыша сладкого журчания Пенея. Вот и море. Помпей бросился на первое судно, которое попалось, и велел плыть к Лесбосу. Но й здесь он не считал себя в безопасности. С женой и сыном Секстом он спасался дальше, а куда? Он пока еще и сам не знал. Прахом разлетелся весь блеск его славы, недавней славы; Помпей уж не надеялся больше ни на союзников, ни на своих приверженцев, ни на себя самого. Как непрочная ладья среди моря, усеянного подводными камнями, без руля и без кормчего, неизвестно куда плывет, куда несет ее прихотью ветров, и суждено ли ей встретить благополучный берег, таким представлялось теперь Помпею его настоящее. Пристав к Кипру, он собрал здесь часть войска и кое-какой флот и хотел было отправиться в Сирию, где он несколько лет назад с неограниченной властью распоряжался судьбами царей и народов, но Антиохия и города Сирии уже отошли от него. Даже парфяне, с которыми он хотел было заключить союз, и те не решились помогать ему в безвозвратно потерянном деле. Тут вспомнил Помпей о Египте. Было время, когда по одному взгляду его правитель Сирии, Габиний, явился с войском на помощь к египетскому царю Птолемею Авлету и вернул ему утраченный на время престол. Птолемей умер, но на престоле сидел его сын. Не вправе ли был Помпей ожидать от юноши признательности, если только чувство это не глохнет в некоторых черствых душах? Итак, в Египет, тем более, что тамошнее войско состоит большей частью из его ветеранов. Они не оставят в нужде своего бывшего полководца, так часто дарившего им победы и добычу. Помпей поплыл прямо к
 Фарсальская битва была упорна и кровопролитна, армия Помпея была совершенно разгромлена: 6 тыс. человек остались на поле сражения, 24 тыс. взято в плен, захвачено 180 знамен, 9 серебряных орлов, и, кроме того, погибло много войсковой прислуги, по преимуществу рабов, несших обозную и сторожевую службу.
ssssaaeassseees
Пелусию, где молодой египетский царь, воевавший в то время с сестрой своей Клеопатрой, стоял лагерем. Просьба Помпея возбудила в приближенных царя толки и соображения. Очевидно, что одни боялись влияния Помпея на царя, а большинство опасались мести Цезаря. Однако послали Помпею с берега лодку, приглашая его к царю. В лодке прибыли предводитель египетского войска Ахилла и два римских трибуна. Один из последних приветствовал побежденного повелителя Востока, другой
Смерть Помпея.
 Помпею было дано разрешение высадиться, и к кораблю выслали лодку. Но, когда Помпей ехал к берегу, он был заколот предательским ударом в спину на глазах жены и сына, стоявших на палубе корабля. Это произошло 28 сентября 48 г., в тот самый день, когда 13 лет назад Помпей справлял в Риме триумф над Митридатом. Помпею в этот момент было около 58 лет.
хранил упорное презрительное молчание. Жена Помпея, Корнелия, умоляла его не вверяться подозрительным, враждебным людям, но, вырвавшись из объятий любви и предоставляя себя судьбе, Помпей сошел в лодку.
На пути Помпей спросил предводителя, не был ли он ему товарищем в азиатских походах? Тот молча кивнул головой. Никто не прерывал тяжелого молчания. Мрачные, недружелюбные лица спутников глядели так же негостеприимно, как те печальные песчаные отмели, куда лодка скоро пристала. Лишь только приготовился Помпей сойти на берег, как почувствовал жестокий удар, нанесенный ему сзади. Затем блеснуло в воздухе еще несколько кинжалов. Исполнилось решение судьбы над знаменитым человеком! С корабля видели все, что случилось на берегу, но помощь была уже невозможна. Поставили паруса и поспешили увезти несчастную семью от коварных берегов.
Тем временем на поле Фарсальской битвы победитель в пурпурной мантии принимал поздравления вождей. 15 000 тел легло на поле битвы, 9 орлов и более 80 военных значков свидетельствовали о громадности поражения, нанесенного Цезарем. Рушилась республиканская сила, и на место республики твердым шагом стала монархия Цезаря. Первым делом Цезаря после Фарсальской победы было принудить к сдаче те остатки разбитого войска, которые занимали крепкую позицию на вершинах Киноскефал. Он окружил их легионами, лишил хлеба и воды, и на второй же день осажденные сдались в количестве 24 тысяч; остальные, уцелевшие в сражении, разбежались еще раньше, чем Цезарь осадил
ООР.ОРР 132
sese«ssss®osas«s
Киноскефалы. Со всеми сторонниками Помпея победитель поступил, за некоторым исключением, милостиво и ласково. Не заботясь о второстепенных предводителях, Цезарь немедленно пустился вслед за Помпеем, но не нашел его уже ни в Греции, ни в Азии. Здесь он узнал, что Помпей бежал в Египет. С двумя легионами кавалерии, всего около 4000 человек, Цезарь отпра -вился в Египет. На рейд Александрии он прибыл лишь несколько дней спустя после несчастной кончины своего соперника (она случилась в начале октября). Здесь ему подали голову Помпея. Вот все, что осталось от великого человека, недавно повелевавшего всем римским государством, от человека, который когда-то был Цезарю другом, союзником и зятем! С трудом сдержал Цезарь волнение при виде жалких останков величия человеческого, а был ли он благодарен убийцам Помпея — мы сейчас увидим.
Поход Цезаря в Александрию и против Фарнака. Со Фаросский маяк.
званием императора (т. е. повелителя всех войск), сопровождаемый ликторами, вступил Цезарь в Александрию. В этом городе в то время население доходило тысяч до 300. Странно было александрийцам видеть римского императора в сопровождении скромной свиты из 4000 человек: они не так представляли себе силу римской державы. Цезарь между тем вступил в крепость и занялся делами провинции. В отношении налогов и податей он поступил очень снисходительно, потребовав только непременной уплаты старой недоимки в 3 миллиона рублей на наши деньги. Затем он велел явиться к нему Клеопатре и молодому Птолемею, чтобы рассудить их спор. Оба явились, и Цезарь мог лицом к лицу увидеть ту царевну, молва о необыкновенной красоте которой достигла уже и Италии, и Греции, и Азии. Впрочем, сколько ни дивился Цезарь красоте Клеопатры, а все-таки объявил, что, по воле ее отца,

она должна поделиться царством со своим братом. Ее малолетний брат, или, лучше сказать, его наставник Пофин был недоволен решением Цезаря. Он вызвал войско из Пелусия, и старался поднять всю Александрию против римского владыки. Цезарь будто не замечал враждебных приготовлений, часто показывался и в лагере, и на улицах Александрии, беседовал и шутил с Клеопатрой совершенно беззаботно. С приближением же к городу египетского войска проснулись в нем обычные присутствие духа и решимость. Он укрепил свой лагерь окопами, захватил в заложники молодого Птолемея и сжег египетский флот так искусно, что пламя пожара охватило и склады, находившиеся на берегу. К несчастью, огонь не остановился на этом, а уничтожил и знаменитую библиотеку. Ахилла пытался было штурмом взять римские укрепления, но был отбит с большими потерями. Вскоре после этой неудачи он, по наущению младшей царевны Арсинои, был умерщвлен. Этим судьба как будто бы отомстила ему за убийство Помпея. После смерти Ахиллы во главе движения стали царевна Арсиноя и ее любимец Ганимед.
Вокруг Александрии и в самом городе закипели воинственные приготовления. Казалось, что Цезарь со своим ничтожным войском должен быть раздавлен страшными массами неприятеля, но он уцелел. Имея несколько кораблей, он взял остров Фарос, на котором находился знаменитый маяк. Островок Фарос был соединен с твердой землей посредством плотины, которая осталась в руках неприятеля. Александрийцы обзавелись флотилией, отняли у Цезаря Фарос, потом снова его потеряли, зато после нечаянного ночного нападения на римский лагерь египтяне имели право торжествовать полную победу. Да и нельзя было не торжествовать: храбрые ветераны, теснимые вдесятеро сильнейшим войском, и притом с тыла, были выбиты с позиций и загнаны в море, с ними и сам Цезарь. До тысячи храбрых погибло в волнах. Цезарь благодаря своему умению плавать достиг какого-то суденышка, которое его и высадило на Фарос (47 г. до н. э.). Здесь он был в безопасности с остатками своих доблестных сподвижников, а город между тем готовился окончательно уничтожить гордого владыку мира. В самом деле, после пятимесячных бесполезных усилий силы Цезаря, казалось, уже совершенно истощились. Он даже отпустил назад царевича, так как личность его не имела большого значения. Вдруг он получает известие, что к нему идет на помощь значительное
esasasHaesesasssss
войско, что оно взяло Пелусий, разбило небольшой встреченный им отряд египетской армии и перешло Нил у Мемфиса, но что здесь угрожают ему все объединенные египетские силы. Весть эта возбудила в Александрии всеобщее движение и отвлекла внимание города от Фароса. С отборнейшими когортами Цезарь высадился на западе от Александрии, обошел пресноводное озеро Мареотис, находившееся к югу от гавани (из него город получал воду для ежедневных потребностей), и, искусными маневрами обманув неприятеля, успел соединиться с пришедшим войском. Это было самое разнородное ополчение, составленное из жителей Ливана, частью из степных арабов, частью даже из иорданских иудеев. Его привел воинственный пергамец Митридат. Цезарь наскоро построил его, укрепил своими когортами и смело пошел навстречу неприятелю. Завидев его лагерь, он стремительно напал на него с трех сторон и после короткого кровопролитного боя взял штурмом, разбил неприятеля и загнал его в Нил. Остатки египтян рассеялись. С торжеством вступил победитель в Александрию. Жители униженно молили о пощаде. Цезарь простил, но взыскал с города небольшую контрибуцию и поместил в городе свой гарнизон из трех легионов. Владычество над Египтом он вручил Клеопатре и одному из ее младших братьев, Арсиною же отправил в Италию.
С одним, и то неполным, легионом Цезарь поспешил в Азию, где предстояло уничтожить возникшие беспорядки. В Сирии, Киликии и Каппадокии он распорядился как самодержец, нигде не встречая сопротивления. Не то ожидало его на севере. Здесь сын Митридата, Фарнак, пользуясь междоусобиями в стране, задумал восстановить былую славу бос-порских царей. Начало его предприятия обещало ему успех. Собрав войско, он вторгся в Малую Азию, разбил легата До-миция и захватил Малую Армению и Понт. Прибытия Цезаря он не испугался и занял крепкую позицию на какой-то возвышенной местности возле Цела, прославленного победой его отца. Цезарь расположился на холме напротив него. Между двумя лагерями тянулся довольно глубокий ров. В то время как в лагере Цезаря заканчивались земляные работы, Фарнак со всеми силами напал на него, но это нападение окончилось вовсе не так, как рассчитывал самонадеянный Фарнак. Храбро выдержав первый натиск, ветераны в свою очередь ударили на неприятеля, сбили, погнали через ров и, не
Фарнак N.
 Фарнак К (? — 47 гг. до н. э.)— царь Боспорского царства (63—47 гг. до н. э.). Пытался завоевать Малую Азию, но в 47 г. был разбит Цезарем, сообщившим об этой битве сенату словами «veni, vidi, vici» («пришел, увидел, победил»).
 Победа над Фарнаком отдала весь Восток в руки Цезаря, реорганизовавшего его в своих интересах. Выразившие покорность Цезарю восточные цари, династы, храмы и города удержали за собой прежние владения и сверх того получили различные награды и милости. После реорганизации Востока Цезарь в 47 г. вернулся в Италию, где ему пришлось усмирять бунт ветеранов, назначенных к отправлению в Африку. После усмирения бунта Цезарь с 10 легионами отправился в Африку, где собрались помпеянские отряды под предводительством Сципиона и Катона. В 46 г. в сражении под Тапсом и Утикой республиканское войско было разбито.
давая ему опомниться и поражая беспощадно, оттеснили снова в лагерь, но и здесь не дали ему устроиться, разбили и уничтожили полностью. За пять дней окончилась вся война с Фарнаком. Сам он с немногими всадниками ускакал в свое дикое Боспорское царство, где и погиб в том же году. Об этой кампании Цезарь послал в Рим следующее известие: «Veni, vidi, vici», т. е. «Пришел, увидел, победил».
Цезарь в Италии и в Африке. Два уже года прошло с тех пор, как гениальный человек покинул Рим. Вслед за вестью о Фарсальской победе римская чернь свергла статуи Суллы и Помпея, а потом, когда во время неудач под Александрией, перестали поступать сведения о Цезаре, снова разные партии подняли в столице свои головы, и опять возобновились тревоги и уличные беспорядки. Претор Целий и трибун Дола-белла обещанием простить долги приобрели в простом народе множество приверженцев. Сенат едва справился с этой новой партией, не обошлось и без кровопролития. Но гораздо важнее были беспокойства, возникшие в легионах, расположенных в Южной Италии. Они так привыкли к спокойной жизни, что, когда пришло повеление идти походом в Африку, они без околичностей предпочли идти на Рим и взыскать с него награду за свою достославную службу. Послов, которые прибыли к ним с приказанием готовиться к походу, они проводили камнями и, не уважая ни приказаний, ни порядка, рассыпались безобразными ордами по Южной Италии и приготовились идти брать дань с городов. Многие из орд собрались уже и в Риме. В это время высадился в Таренте Цезарь и поспешил в столицу. На Марсовом поле, где собрались мятежники, Цезарь смело вошел в толпу, которая грозно требовала отставки. «Квириты! — воскликнул Цезарь, — я вас увольняю. После моего триумфа вы немедленно получите все ваше жалованье сполна». Слово «квириты» вместо обычного «воины» (это было почетное название римлян), вид знаменитого предводителя, опасение быть исключенными из триумфа — все эти соображения глубоко тронули мятежную толпу. Дерзкие за минуту перед тем воины поникли головами перед удивительным человеком, который одним словом умел подавить мятеж, снова стали молить о принятии их на службу, об отправлении их в поход и даже изъявили готовность подвергнуться заслуженному ими наказанию. Цезарь исполнил их просьбу, простил и наказал денежным штрафом только главных зачинщиков возмущения.
В самом Риме воздвигли императору Цезарю статую, ему поднесены были почетные венки, предоставлены права решения войны и мира, священной личной неприкосновенности и избрания людей на большую часть государственных должностей. В это же время Цезарю предоставлены были во второй раз диктатура на год и вместе с тем консульство на пять лет. Цезарь увеличил число сенаторов, а посредством уменьшения процентов привлек к себе большинство населения Рима. В столице Цезарь оставался недолго, потому что партия, разгромленная им, снова подняла голову в Испании, в Иллирии и особенно в Африке. Народы Испании, так же как и оставшиеся там римские легионы, все еще держал сторону Помпея. Жители Далмации, гнездившиеся в своих неприступных горах, никогда долго не оставались спокойными под римским игом. Теперь они присоединились к мятежникам, прибежавшим к ним из разных мест, и возложили большую надежду на храброго Октавия, начальника значительной эскадры. Правда, после одного неудачного морского сражения Октавий отступился от них и отправился в Африку; однако же далматы все еще продолжали пользоваться независимостью.
Африка, где некогда процветал Карфаген, владыка морей, где впоследствии утвердилось на время могущество Маси-ниссы, сделалась теперь средоточием движения против единодержавия Цезаря. Нумидийский царь Юба после победы над Курионом (см. выше) властвовал неограниченно над своей страной. К нему-то собрались предприимчивые головы, которые спаслись с Фарсальского поля битвы: Метелл Сципион, Гней и Секст Помпеи (сыновья погибшего триумвира), Лабиен, Петрей и Афраний, прибывшие из Испании, наконец, республиканец Катон и Октавий со своей флотилией. В Утике римская партия образовала из своей среды сенат и Сципиона назначила главнокомандующим над всеми силами; хотели назначить на это место Катона, но он решительно отказался; к вооружению приступили с величайшей энергией, и потому не удивительно, что за короткое время была создана армия в 14 легионов с 1600 человек кавалерии. Само собой разумеется, что большая часть этой армии набрана из ливийцев и нумидийцев. К легионам присоединилась значительная масса нумидийских наездников, стрелков и, наконец, 120 боевых слонов. Услышав о военных приготовлениях в Сицилии, сенат Утики распорядился, чтобы все заготовленные в Африке припасы и снаряды были свезены в укрепленные
Юба, царь Нумидии.
 При Талсе, на восточном побережье провинции Африки, 6 апреля 46 г. произошла б’ гва. Пехота Цезаря напала на противника, когда он был занят постройкой лагеря. Неприятельские слоны, испуганные метательными снарядами, кинулись на своих. Помпеянцы побросали оружие и умоляли о пощаде. Но разъяренные солдаты Цезаря, не слушая приказаний командиров, никого не брали в плен. Говорят, что помпеянцы в этот день потеряли 50 тыс., а Цезарь — 50 человек.
В это же самое время другая армия Цезаря разбила Юбу и заняла Нумидию. Большинство республиканских вождей погибли: Цецилий Метелл, Юба, Петрей, Афраний. Катон, не желая пережить падения республики, покончил жизнь самоубийством в Утике, за что получил прозвание «Утичес-кого». Только Лабиену и обоим сыновьям Помпея удалось бежать в Испанию. Нумидия была превращена в провинцию Новая Африка.
города — это на тот случай, чтобы в случае вторжения Цезаря затруднить ему поход внутрь страны.
Цезарь знал обо всех этих приготовлениях. Он со своей стороны принял меры. В Лилибей (в Сицилии) он велел собраться десяти легионам, но лишь только собралось их шесть, не сдерживая нетерпения, он двинулся в море. Буря рассеяла его флот, и он высадился на берег Африки только с 3000 человек. С этим ничтожным отрядом Цезарь окопался при Руспине и Малом Лептисе. Когда постепенно прибыли к нему один за другим корабли с войском, он немедленно двинулся внутрь страны. Недостаток в припасах вынудил его действовать, не откладывая дела ни на один день. Недалеко от Рус-пины Цезарь наткнулся, на Лабиена, комацдовававшего многочисленными полчищами наездников. Когорты Цезаря пострадали, и только близость лагеря спасла их от полного уничтожения. Только тогда, когда собралось к Цезарю все войско, взятое из Сицилии, преимущественно же ветераны и конница, можно было приступить к решительным действиям. Кстати, в это время Юба должен был отрядить часть своего войска и несколько слонов против враждебных ему жителей Мавритании. Взяв несколько городов, которые почти не оказали сопротивления, император двинулся прямо к городу Тапсу с намерением осадить его. Сципион со всей армией поспешил на помощь этому важному пункту, и, еще не дойдя до города, римские легионы Цезаря увидели приближающиеся густые массы неприятеля. Как львы, устремились эти железные легионы, лишь только успел Цезарь дать знак (46 г. до н. э.). И закипел бой в одно мгновение по всей линии, бой недолгий, но жестокий и решительный. Стремительным нападением стрелков и пращников слоны были перепуганы, переранены и опрокинуты. Началось дело меча, так хорошо знакомое ветеранам Цезаря. Недолго выдерживали ужасную сечу разнородные элементы неприятельской стороны: сначала поддалось левое крыло, потом расстроился центр и, наконец правое крыло, и побежали разбитые массы, тесня, падая, давя друг друга, погибая под мечами преследующего победителя, который в этот раз не щадил уже никого из врагов, поражал и вооруженного, и безоружного. Только ночь прекратила дальнейшее преследование. Почти все республиканское войско было уничтожено в этой сече. Погибли и важнейшие его вожди: Афраний, Юба, Петрей, Сципион, большинство из них сами наложили на себя руки. Нумидия была присоединена
esagsssprassaassssg
к римским владениям в Африке, только часть ее отделена в пользу предводителей мавританских племен.
Катон надеялся еще с несколькими когортами удержать в своих руках Утику, но когда увидел, что против Цезаря он может удержать город лишь на короткое время, то предложил всем своим сподвижникам, поспешно покинув Утику, спасаться куда-нибудь в более надежное место. Исполнив пред ними все, что он считал своей обязанностью, сам Катон, как истинный стоик, обратился к смерти за получением той свободы, которой не могла даровать ему жизнь. Последний вечер он провел в беседе с друзьями. Говорили преимущественно об основном положении учения стоиков: «Только истинно мудрый всегда себе верен и всегда независим; обыкновенный же человек остается вечным рабом — или своих собственных, или чужих желаний». Друзья простились с ним поздно и разошлись, озабоченные думой. Катон еще некоторое время читал «Федона» Платона, именно те места, где философ говорит о бессмертии души, и с последними словами мудреца твердой рукой вонзил себе меч в грудь.
Единовластие Цезаря. Замолкли битвы и в Испания, и в Азии, и в Африке, и с торжеством вступил герой и победитель в древнюю столицу (46 г. до н. э.). Сенат вышел навстречу тому, кто в сущности уже ниспроверг республику, и осыпал его титулами и почестями. Сорок дней праздновали благодарственный праздник в честь Цезаря. Императору поднесены были одно за другим: диктатура на десять лет, консульство, верховный надзор за нравственностью граждан (цензура), право решающего голоса в сенате, и т. п. Легионы, украшенные венками, высыпали за город, чтоб было где собраться и построиться как следует к торжеству, а торжество предстояло, каких доселе не случалось в Риме видеть не простой триумф, а четверной, т. е. за покорение Галлии, Египта, Понта и Нумидии. Впереди шествия понесли статуи Рейна, Родана и скованного Океана; далее следовали более 2800 золотых венков, золотых и серебряных сосудов, 600 000 талантов золотом и бесчисленное множество всяких других драгоценностей — так громадны были приобретения римского государства от этих четырех войн. Потом шли знаменитые пленники, обремененные золотыми цепями; в числе их несчастный Верцингеториг, египетская царевна Арсиноя и несовершеннолетний сын царя Юбы. Наконец, сопровождаемый 72 ликторами, медленно ехал и сам триумфатор, на
Серебряные денарии Юлия
Цезаря. 44 г. до н. э.
 В апреле 46 г. Цезарь вернулся в Рим. Сенат по случаю его возвращения назначил благодарственное 40-днев-ное празднество, провозгласил его диктатором на 10 лет и предоставил ему цензорские права на 3 года с правом первого голоса в сенате. Въезд Цезаря в Рим сопровождался четверным триумфом— над Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией. Впереди торжественного шествия несли статуи, олицетворявшие Рейн, Родан и Океан, около 3 тыс. золотых венков, массу золотой и серебряной посуды и всякого рода драгоценностей.
BssssosossBsesos»
Денарий Гая Юлия Цезаря.
44 г. до н. э.
великолепной колеснице, запряженной белыми, как снег, конями. Легионы, блистая лицами и оружием, тянулись нескончаемой колонной, по древнему обычаю распевая веселые песни, сложенные ими же самими на этот случай и безнаказанно подшучивавшие над всем, что им казалось достойным шутки или даже насмешки. И триумфатор должен был терпеливо выслушивать некоторые колкости этих песен, вроде следующего:
Граждане, глядите! — Лысый наш идет. Жен вы берегите: ловок! — проведет!
В Галлии на эти штуки лих был он у нас, А теперь ведь злата вьюки он с собой припас.
Мы уже не раз прежде говорили, что при триумфах воины, по древнему обычаю, пользовались в своих песнях полною свободою.
Праздник завершился великолепным пиршеством, который щедрый триумфатор задал гражданам. За 22 000 столов обедало гражданство — богачи, привыкшие к роскоши, и бедняки, не имевшие подчас насущного хлеба, дружно, рядом, как будто равные, словно братья: ели фазанов и мурен, лакомились устрицами, запивали дорогим фалернским и хиосским. На следующий день каждый гражданин получил от Цезаря в дар десять мер пшеницы, десять фунтов масла (оливкового) и годовую плату за наем квартиры. Затем император наградил легионы. Каждый простой воин получил 5000денариев, а центурион — вдвое больше. Также было начато разделение общественных земель между заслуженными ветеранами.
Праздники возобновились в другом виде, когда освящен был на новом форуме храм Венеры Genetrix (прародительницы), которую народная молва считала родоначальницей фамилии Юлия Цезаря. За играми атлетов и гладиаторов последовали травля зверей в цирке и, наконец, даже морские битвы на специально для этого устроенном озере по ту сторону Тибра. Говорят, что к этому времени Цезарь подготовил заранее до 400 львов, буйволов и других зверей, в том числе был даже один жираф. Следовательно, надо полагать, что страсть римлян к зрелищам была в эти праздники абсолютно удовлетворена. Издержки на эти чрезвычайные празднества Цезарь покрыл теми суммами, которые составились из контрибуций, наложенных на покоренные провинции, и из штра-
фов, взысканных за разные проступки с ростовщиков. Подарками и праздниками Цезарь окончательно расположил массу граждан в пользу новых, введенных им в государстве порядков. Впрочем, по правде сказать, массе не на что было жаловаться; комиции продолжали существовать, т. е., иными словами, масса населения продолжала иметь кажущееся влияние на ход государственного правления; только уличные беспорядки и бесчинство партий должны были совершенно прекратиться к великой радости спокойной и благомыслящей части столичного населения. Внешний блеск и внешнее значение сенату оставлены, хотя в сущности сенат из верховного правительственного учреждения превратился теперь в высший государственный совет, ибо председательствовал в нем неограниченный владыка, а в числе советников появилось немало любимцев Цезаря, не римлян, а других наций. Цезарь довел состав сената до 900 членов, дав звание сенаторов бывшим квесторам. Должности консулов, эдилов и преторов оставлены по-прежнему, исключая то, что пределы их власти ограничены были столицей, управление же государством исходило единственно от верховного главы его, т. е. Цезаря.
Во всех частях исполинского государственного организма почувствовалась животворная сила вновь учрежденной монархии. Судебная часть, которая в последнее время как бы в насмешку над правосудием сделалась поприщем безграничного произвола духа партий, получила от Цезаря коренное преобразование. Он присвоил себе право в качестве верховного народного трибуна отменять, если найдет это нужным, приговор присяжных и под собственным председательством велеть снова производить расследование дела. Таким образом, в руках Цезаря возникла новая верховная инстанция суда, а все личные страсти и козни партий должны были умолкнуть перед решением этой инстанции. Не меньшее влияние он оказал и на устройство армии. Он один в последнее время был повелителем всех военных сил государства, так и остался. Все остальные начальники назначались им самим (разумеется, главнейшие). В войске поддерживал он постоянно самую строгую дисциплину. Чтобы предупредить чрезмерное влияние в государстве военной силы, Цезарь намерен был посредством колонизации опять как можно больше сблизить наемных воинов с гражданами. Смерть не дала ему привести в исполнение это мудрое, дальновидное намерение. Также не успел Цезарь законодательным путем ограничить
mi
Борьба предводителей плебеев и партий иаиаяяявжкнааажкй
 Первый год преобразованного Юлием Цезарем (Цезарь действовал в качестве первосвященника) календаря начался в 45 г. до н. э., в ближайшее новолуние после земного солнцестояния, соответствовавшего тогда 25 декабря. Во время установления этого календаря месяцы, бывшие зимними при Нуме Помпилии, выпадали на осень, и потому для приведения в согласие месяцев с временами года, было прибавлено 90 дней к предшествовавшему, т. е. 46 г., так что этот год, названный годом смешения (annus confusionis), и состоял из 445 дней. Он составлен был из 15 месяцев, из которых один, из 23 дней, вставлен между 23 и 24 февраля, а два, содержавшие 67 дней, — между ноябрем и декабрем. По нашему времяисчислению, annus corrfu-sionis начался с 13 октября 47 г., а кончился 31 декабря 46 г. до и. э. Так как солнечный год, имел приблизительно 365 дней, то для круглого счета он установил такой порядок: считать три года по 365 дней, а к четвертому году прибавлять пропущенные четверти в виде целого дня, именно— к февралю. Так получился год високосный (annus bissextilis).
чрезмерную роскошь, царствовавшую в то время в столице. Рим сделался рассадником отвратительнейших пороков, развившихся, с одной стороны, под влиянием безмерной роскоши богачей, а с другой — от нужд голодной развратной черни. От религии осталась только форма; хозяйство, основанное на принудительном, рабском труде, испортило в корне нравственность наиболее значительных в государстве людей, а древней латинской патриархальности обычаев не было и в помине. При таких обстоятельствах и крепкая рука самого диктатора не в силах была удержать всеобщую порчу нравов, грозившую общественным разложением. Напротив, эта порча, как будто какой-то губительный, отравляющий поток, разливалась повсюду, проникая во все слои общества, и, казалось, росла тем больше, чем больше восстановленное спокойствие и сила монархии хотели положить конец бушующим страстям. Если не удалось Цезарю улучшить нравственный быт столицы, зато удалось сделать много добра римским провинциям, страдавшим под гнетом правителей и ростовщиков. Проконсулов и пропреторов стали выбирать под личным руководством монарха, и уж над правителями он сам имел постоянный и строгий надзор. На откупах он оставил только сбор пошлин и подряды, сбор же обыкновенных податей поручен ведению особых чиновников, которые за малейшие притеснения или вымогательства наказывались с неумолимой строгостью. Благодаря этим и другим подобным мерам провинции вышли из прежнего положения покоренных угнетенных областей и слились с Римом в такое крепкое государственное единство, которое держалось в течение столетий, несмотря на страшнейшие политические потрясения. И надо заметить, что основания для всех этих преобразований Цезарь черпал единственно в своем всеобъемлющем уме, а упрочивал результаты распоряжений своей неутомимой, животворной деятельностью. Ближайшими его помощниками в государственных трудах были те немногие приближенные (большей частью бывшие вольноотпущенники или рабы), в которых Цезарь умел отличать способности, необходимые для государственных людей. И при всем внимании к важнейшим государственным вопросам Цезарь находил еще время заняться исправлением календаря, в котором к этому времени накопилось столько путаницы, что в 46 г. до н. э. 1 января пришлось на 3 октября. В Риме время считали по лунным месяцам, предоставляя жрецам прибавлять после 23 февраля недостающие дни. Цезарь с помощью
s^B^sre^Hsseses»e
александрийского математика Сосигена и своего вольноотпущенника Флавия поставил в основание времяисчисления год солнечный вместо лунного, сделав его продолжительностью 365,25 дня. К числу месяцев он прибавил, кроме високосного, еще два других, состоявших из 67 дней, и вставил их между ноябрем и декабрем. Поэтому 46 г. до н. э. состоял случайно из 445 дней.
В следующем году (45 г.) обстоятельства заставили Цезаря снова взяться за оружие. Это случилось так. Гней Помпей еще до битвы при Тапсе ушел в Испанию и успел там собрать легионы и поднять местные народы за восстановление Римской республики. К нему собрались все, кто уцелел от африканского поражения и кто еще не потерял надежды на восстановление прежней формы Римского государства. Тут были и Лабиен, и претор Вар, и Секст, младший сын триумвира Помпея, и другие храбрые и настойчивые воины. Они уже сформировали четыре легиона, да еще готовили десять. Не удивительно, что перед такими значительными силами легаты Цезаря в Испании отступили. Диктатор поспешил сам на место войны и, как всегда бывало, быстро и решительно повел военные действия. Цезарь двинулся к Кордубе, но так как дело было зимой и погода стояла крайне неблагоприятная, к тому же еще и Гней Помпей занял с боя выгодную позицию для защиты города, то Цезарь пошел в горы, по направлению к городу Атегуа, державшему сторону Помпея. Взяв в феврале этот город, диктатор пустился за Помпеем. Последний отступил сначала к Гиспалису, потом дальше в горы, и при Мунде, пользуясь выгодными условиями местности, именно возвышенностями и болотами, предложил Цезарю битву. Несмотря на неудобство положения и численное превосходство неприятеля, а полагаясь только на своих доблестных ветеранов, Цезарь принял битву. С обеих сторон воины бились с невообразимым мужеством и озлоблением: одну сторону воодушевляли старинная военная слава и негодование при виде вторичного восстания уже побежденных воинов, другую сторону вдохновляло сознание, что спасаться уж более некуда и места д ля битвы больше выбрать негде. Однако сколько ни старались ветераны Цезаря, они не могли взять высоту и уже утомленные готовы были отступить. Тогда Цезарь сам бросился вперед и собственным примером поддержал дух воинов. В это время Лабиен стремя когортами отделился от войска и поспешно пошел к своему лагерю, на который
 Помпеянцы сражались с ожесточением, нанося бесчисленные удары и поражения своим противникам и едва не захватили в плен самого Цезаря. В конце концов победил все-таки Цезарь благодаря удачному налету на лагерь противника мавретанской конницы. На поле сражения осталось 30 тыс. человек, среди них Тит Лабиен, видный участник галльской войны, изменивший Цезарю, и старший сын Помпея — Гней; второй сын Помпея, Секст, бежал в горы и собрал вокруг себя остатки разбитых помпеянцев.
t

Секст Помпей. I в. до н. э.
напали мавританские наездники. Цезарь заметил этот маневр и, указывая на него своим воинам, воскликнул: «Глядите, уже бегут! Вперед!» И слова его, как молния, пронеслись по родам в обеих сражавшихся армиях и смутили сердца помпеянцев. Они на минуту как будто усомнились в себе. И этой минуты было достаточно для торжества Цезаря. Ветераны его бросились на высоты, помпеянцы подались, еще минута, и все побежало перед страшным натиском победителей. Пощады никому не давал теперь римский меч. Погибли и Лабиен, и Вар, и Гней Помпей; только Секст Помпей успел спастись в недоступном горном ущелье. Ему судьба определила еще раз выступить на поприще римского мира.
С торжеством возвратился Цезарь в Рим и был встречен новыми почестями. Статую его поставили рядом со статуями семи римских царей, в заседании сената Цезарю приготовлено было не обыкновенное сенаторское кресло, а золотое курульное; новой чеканки монеты носили на себе его изображение. Но среди новых почестей Цезарь не умерил своей всегдашней деятельности. Он выслал в разные места колонистов из Италии, приказал на развалинах Карфагена строить город Юнонию, распорядился восстановить в прежнем блеске Коринф, заботился о том, чтобы приступить к прорезанию Коринфского перешейка, и вообще старался поднять [рецию из развалин и запустения, ибо Фивы, родина Эпаминонда, потеряли прежнее значение; Спарта и Аргос, где похоронен воинственный Пирр, также стали лишь тенью прежнего своего значения. С не меньшей энергией правитель Римского государства покровительствовал наукам и искусству. Он поручил Т. Теренцию Варрону — тому самому, который в Испании и в других местах сражался против него, — составить обширную библиотеку. В Рим Цезарь созвал медиков, учителей, художников и даже задумывал составить полный свод законов, т. е. готовился сделать то, что было сделано впоследствии лишь в царствование императора Юстиниана.
Орлиным взором окидывая все отрасли государственного управления, все обстоятельства и потребности общества, он твердой рукой создавал новые порядки и утверждал монархию, не разрушая форм республики. Во все стороны исходила от него деятельность примиряющая, успокаивающая. И народ чувствовал благодеяния сильного и в то же время отечески благотворного правления Цезаря, но все еще слово

144

«республика» не утратило для многих своего обаятельного значения. Еще немало оставалось людей, которые вопреки горькому опыту все еще верили в возможность республики. Сам Цицерон, склонившийся с покорностью перед правите* лем, в душе еще лелеял воспоминание о давно минувшем ве* личии свободного Римского государства.
Смерть Цезаря. Итак, император войск сделался монар* хом государства в полном смысле слова и вполне заслужен* но. Сознавая, что этого высокого положения он достиг не коварными путями, а единственно своими способностями и беспримерными заслугами перед государством, Цезарь считал недостойным облекаться в личину неуместного смирения, чтобы казаться не таким, какой он есть; напротив — выражал себя просто и откровенно. Он публично показывался в лавровом венке и пурпуре, а иногда, при приеме сената, не вставал со своего золотого царского кресла. Очевидно, что, сделавшись уже царем на самом деле, Цезарю хотелось получить и титул царя (44 г. до н. э.). Видя всеобщее поклонение и толпы, и сената, зная величие своих дел, Цезарь не сомневался в верности достижения царского достоинства — т. е. последней цели своих желаний.
Чтобы получить корону, Цезарь задумал совершить еще одно блистательное дело. Из всех народов, которым было знакомо оружие Рима, одни только парфяне смели презирать силу этого государства. И с этим народом римляне не свели счеты за последние поражения, испытанные Крассом. Вот в какую сторону обратил теперь внимание великий Цезарь. Он стал готовиться к чрезвычайному походу. План, составленный им, был следующий: через земли даков и гетов вторгнуться в Парфию, смыть с римского оружия единственное пятно поражения, подчинить парфян римскому государству; потом покорить Гирканию и прилегающую к ней Скифию; потом — заглянуть в леса германцев, гордых своей дикой свободой, и, наконец, с торжеством через Галлию возвратиться во всемирную столицу. Услужливые толкователи сивиллиных книг нашли в них предсказание на этот случай. Это предсказание гласило будто бы, что парфян если и победит, так не кто другой, как царь. Поэтому Цезарь сообразил pac-породиться следующим образом: в виду парфян окончательно возложить на себя корону.
Элементов, враждебных к Цезарю, было немало: во-первых, все те, которые не хотели расстаться еще с надеждой на
 Недовольство Цезарем вызывали в разных слоях общества и некоторые его мероприятия. Цезарь снизил количество получателей бесплатного хлеба более чем в два раза; коллегии, открытые Клодием, снова были закрыты, как очаги революционного брожения; право быть судьями было отнято у эрарных трибунов, и судейские места начали распределяться поровну между сенаторами и всадниками.
Поэтому демократия имела основания быть недовольной Цезарем-диктатором. Не меньше недовольства проявляли и всадники. Провинциальная политика Цезаря, особенно ограничения откупной системы, нанесла чувствительный урон их интересам.
Таким образом, в 40-х гг. наметилось некоторое сужение той социальной базы, на которую опирался Цезарь.
Брут с кинжалом.
восстановление прежнего гражданского устройства; во-вторых, те, которые оплакивали Помпея, наконец, те из приверженцев Цезаря, которые разочаровались в своих безмерных ожиданиях личного возвышения. Понемногу все они сошлись друг с другом и составили тайный союз против ненавистного им диктатора. Душой союза сделался Кассий Лонгин, тот самый, который спас из Азии остатки армии Красса. На Геллеспонте он сдался без сопротивления Цезарю и с тех пор казался преданным и верным его слугой. Может быть, чувства его к Цезарю изменились с того времени, когда диктатор, не доверяясь этой мстительной, мрачной, отчаянной личности, лишил его должности столичного претора. Лонгин искусно сумел многих вовлечь в заговор. Затруднял заговорщиков недостаток в их среде какой-нибудь чистой и благородной личности, пользующейся общественным уважением. Они нашли и эту личность. Это был Юний Брут, зять Катона Утического, не уступавший тому резкому типу ни в безукоризненной прямоте характера, ни в нравственной чистоте. Вопрос: как могли вовлечь в заговор такого человека, как Юний Брут? Правда, что и он во время последней великой борьбы за независимость доблестно сражался в армии Помпея, но когда, после Фарсальского поражения, он в Цезаре вместо мстителя нашел человека доброго и милосердного, когда Цезарь его не только простил, но даже отличил перед многими другими и впоследствии привязал его к себе узами чистейшей любви и дружбы, тогда, естественно, в душе Брута не могло иметь места никакое враждебное чувство к диктатору. Но заговорщики умели подействовать на него с другой стороны. Они мастерски умели довести до болезненного раздражения его чувства ко всему возвышенному и благородному и, указывая ему на того Брута, который избавил отечество от Тарквиния Гордого, подготовили в нем орудие для своих низких замыслов. «Что ты спишь, Брут?», «Брут ли ты?» и т. п. вопросы и насмешки повсюду подбрасывали ему на пути и, ослепленный раздраженным воображением, он постепенно привык к одной мысли, уничтожившей в нем все другие: принести в жертву не только собственную жизнь, но и все обязательства, которые налагают на честного человека справедливость, честь и любовь.
Приближалось время исполнения дела, задуманного злоумышленниками. Надо было спешить, потому что, думали заговорщики, Цезарь, вероятно, скоро и сам выступит в по-
asHsoarassasssssass
ход: он уже отправил часть войска вперед и послал в Аполлонию усыновленного им внука сестры своей, Октавия; если ж этот, ни разу еще не побежденный герой и из нынешнего похода возвратится с торжеством, что весьма вероятно, тогда уже никакая сила не посмеет ему воспротивиться. Итак, решено было предупредить это событие: 15 марта во время заседания сената в курии умертвить императора.
А Цезарь продолжал идти своим путем, не обращая внимания на получаемые им предостережения. Он был того мнения, что жизнь, исполненная подозрений и страха, тяжелее смерти, когда она застигает человека неожиданно. И на гадателей, толковавших о том, что иды марта вообще считаются зловещими, он не обращал внимания. Настало 15 марта. Сенат собрался в Помпеевской курии — так эта курия называлась потому, что в ней находилась статуя этого триумвира, поставленная на прежнее место по приказанию самого Цезаря. Цезарь стал готовиться к отправлению в сенат. К нему приходит в это время жена его, Кальпурния, женщина здравомыслящая и несуеверная, и в ужасе рассказывает ему, что она видела сон, который, очевидно, предсказывает Цезарю большую опасность в этот день. Она умоляет его остаться дома, не ходить в сенат. Цезарь улыбнулся, но для успокоения Кальпурнии послал Антония сказать сенату, что нынешнее заседание отменяется. Через некоторое время является к диктатору Децим Брут — один из заговорщиков — и уверяет диктатора, что отказ его, вероятно, глубоко огорчит почтенное собрание. Цезарь одевается и идет вместе с ним в курию, чтобы не огорчить сенат. По обыкновению, народ толпился у входа в курию, чтобы сказать приветствие правителю. Кто-то из толпы подал Цезарю свиток, в котором подробно рассказано было о заговоре. Цезарь не воспользовался и этим последним предостережением судьбы: он, не читая, приложил этот свиток ко многим другим, заключавшим в себе различные просьбы, и вошел в курию. Один из заговорщиков завел беседу с сопровождающим Цезаря Антонием и тем задержал его у входа.
Все собрание поднялось при входе диктатора и уселось лишь тогда, когда он занял свой трон. Еще до начала очередных дел к Цезарю приблизился некто Тиллий и стал умолять его о пощаде своему брату, который все еще страдал в изгнании. Цезарь отказал. Тогда подошли другие заговорщики и также стали молить за брата Тиллия; последний даже при-
 У римлян первый день каждого месяца назывался календами (calendae); сред* ний день месяца назывался идами (idus). В Юлианском календаре иды выпадали на 15-е число в марте, мае, июле и октябре, а в прочих — на 13-е. Нонами (попав) назывался девятый день до ид, следовательно, в названных 4 месяцах ноны бывают 7-го числа, а в прочих — 4-го числа.
пал к коленям императора и при этом движении, как будто неумышленно, сдернул тогу с плеча Цезаря. Это был условный знак. В то же мгновение Сервилий Каска, стоявший позади трона, нанес Цезарю кинжалом удар, но, вероятно, рука злодея дрогнула, ибо кинжал только скользнул по плечу. Слегка раненный, Цезарь вскочил. «Проклятие!» — воскликнул он и в ту же минуту был окружен убийцами. Удары посыпались отовсюду. Цезарь мог защищаться только металлическим прутиком, заменявшим вто время нынешний карандаш, но когда он увидел со всех сторон кинжалы и свирепые лица, когда ни один из сенаторов не двинулся к нему на помощь, когда в числе убийц он различил и Брута, возлюбленного Брута, тогда он закрыл лицо тогой и со словами: «И ты, дитя мое...» пал бездыханный, пораженный 23 ударами, к подножию статуи Помпея. Так погиб гениальный человек, одаренный редкими качествами ума и сердца, человек, установивший в государстве порядок вещей, один, имевший силу дать одряхлевшей державе крепость и спокойствие. И как погиб? — Жертвой кровожадного безумства, подлого убийства! Тихо, в окровавленном пурпуре, покоился труп Цезаря
Смерть Цезаря.
assssasssasssasao®
у подножия, с которого холодная фигура Помпея безучастно глядела на него, как будто на примирительную жертву, принесенную ему судьбой. Убийцы разбежались, а сенаторы, все еще как будто окаменевшие от изумления, бессмысленно глядели то на пустой трон, то на простертого на полу своего недавнего повелителя. Но с первым проблеском возвратившегося сознания движимые чувством самосохранения все они также бросились бежать, спасаясь от последствий неслыханного злодеяния. А между тем в уме очнувшихся злодеев уже возник вопрос: что же и как теперь будет? Может быть, только теперь им в первый раз и пришлось спрашивать себя об этом; может быть, только теперь и возникла у них мысль обо всех ужасах, которые могут произойти в государстве после этого злодеяния.
Наука и литература
Влияние Цицерона на литературу. Прежде, чем продолжать повесть о событиях, последовавших за страшным злодеянием, которое вдруг разрушило все связи искусно составленного государственного целого, бросим взгляд на научную и поэтическую деятельность римлян в последний описанный нами период.
Со времени Сципионов стал понемногу входить обыкновенный разговорный язык как в публичные речи, предназначавшиеся для Форума, так и в книги. Это объясняется тем, что с этого времени ораторы стали искать расположения не только избранного круга слушателей, но и массы. Впрочем, это направление держалось недолго: скоро уклонились от него, но не в пользу благородной простоты речи минувших столетий, этой наивной, но в то же время возвышенной простоты восстановить уже было нельзя, а в пользу усовершенствования как словесной, так и письменной речи по образцу языка образованного сословия. В этот-то период времени и выработаны те строго отчетливые правила языка, которыми определяется внешность так называемой классической латыни, но которым, разумеется, не все тогдашние ораторы и писатели подчинялись безусловно. Цицерон же дал этому классицизму ход и перевес над всеми остальными формами речи, и утвердил классическую латынь как своими речами,
 Со смертью Цезаря сошел в могилу один из крупнейших деятелей мировой истории. Гай Юлий Цезарь не был вполне оригинален в своей деятельности, во многом продолжая дело Суллы. Но если Сулла заложил фундамент империи, то Цезарь построил само здание. Он был человеком гениальных способностей и высокой культуры. Качества великого полководца сочетались в нем с широтой кругозора выдающегося государственного деятеля. Вместе с тем в личности Цезаря было много обаятельности и благородства. Ошибка Цезаря, стоившая ему жизни, вытекала, быть может, не столько из исторической обстановки, сколько из его характера. Он не умел останавливаться на поддороге и любил доводить все до конца. Завершением дела его жизни казалась ему чистая монархия в эллинистическом духе. Однако Рим еще не созрел до чистой монархии. Римскому обществу нужна была завуалированная форма диктатуры. Цезарь хотел идти дальше и поэтому погиб. Только его преемник, учитывая весь предшествующий опыт, сумел остановиться на необходимом рубеже, там, где стоял сам Цезарь в 46 г.
но
eaoooaasosoassooss
 На месте похорон Цезаря поставлен был посвященный ему жертвенник, около которого собирались, видимо, те, которые недавно принимали участие в движениях Целия Руфа и Дола-беллы.
Так возник культ Цезаря, обожествленного римской толпой. В Рим и Италию издавна проникали эллинистические религиозные верования, среди которых обожествление властителей и выдающихся полководцев было обычным. Это движение угрожало господствующим классам. Особенно опасным было оно для заговорщиков и близких к ним лиц. Марк Брут и Кассий Лонгин оставили Рим и, прожив лето в Италии, отправились на Восток. Уехал из Рима и Цицерон.
так и письменными сочинениями. Об этой-то личности мы теперь и скажем несколько слов.
Среди могучих бойцов, сражавшихся с пороками и преступлениями, опутавшими римское государство, ратовавших за его славу, Цицерону, конечно, не может принадлежать место в раду первых. Он был человек далеко не гениальный, характер имел не непоколебимый, и если нужно сравнение, то мы его сравним не с крепким дубом, а с гибким тростником, который под влиянием бури гнется и направо, и налево, но заслуги его находятся в области таланта, прилежания и разумного совершенствования. Если он не входит в число людей, которые громкими делами и великими идеями оказывали влияние на ход развития Римского государства, зато как у современников, так и у потомков он заслужил признательность своими трудами в пользу нравственных начал, составляющих необходимую принадлежность просвещенных обществ.
В своих произведениях Цицерон затрагивает самые разнообразные предметы. В угоду собственному тщеславию он издавал абсолютно все, что писал. Поэтому многие из его сочинений принадлежат к числу таких, в которых незначительность содержания не компенсируется правильностью и гладкостью речи; отчасти силою языка и серьезным тоном, отчасти прелестью изложения и достоинством мыслей, заимствованных им у эллинской философии и пересаженных на римскую почву. Из множества сохранившихся речей Цицерона в особенности замечательны те, которые направлены против Катилины. В конце первой из этих речей оратор говорит следующее: «Часто бывает, что одержимый лихорадкою ищет, чем бы утолить свой невыносимый жар, хватает холодной воды и на минуту чувствует себя легче, но после — после он страдает еще больше. Так будет и с нашей больной республикой, если мы в облегчение ей уничтожим только Катилину, но не тронем многочисленных его сообщников. Не допускайте же, почтенные отцы, чтобы могла собраться эта нечестивая шайка злоумышленников: иначе с зажженной смолой и факелами она разольется огненным потоком по нашему городу, и зарево общего пожара возвестит миру гибель Рима и нашу гибель...Продолжай, продолжай же, Катилина, твою нечестивую, преступную войну! Но ты, Юпитер, которому Ромул посвятил местопребывание в этом граде, которого мы по справедливости почитаем основателем нашего града и государства! Ты охранишь от этого злодея и

его сообщников твои алтари и храмы, жилища и стены возлюбленного града, жизнь и имущество его граждан! Ты изольешь твой вечный и праведный гнев на этих врагов общественного благосостояния, врагов отечества, составивших союз на зло и преступление».
Во время гражданских междоусобий, в особенности же после окончательной победы Цезаря, Цицерон старался на своей вилле в Тускулануме (Фраскати) найти тот душевный мир, которого он на
Тускуланум, поместье Цицерона.
прасно искал в столице. Здесь, т. е. в Тускулануме, он с наслаждением вдыхал свежий, чистый горный воздух, гулял в тенистой дубовой роще или отправлялся к Альбанскому озеру. Зеленые лужайки и прелестные долины до сих пор украшают окрестности этого озера. Иногда же он удалялся в свое Арпинское поместье, полученное в наследство от отца, и отдыхал в кругу немногих избранных друзей. Просвещенный Аттик был всегда непременным членом этого кружка, тот Аттик, который, никогда не расставаясь с наукой, кротко улыбался каждый раз, когда до него доходили слухи о борьбе и междоусобиях партий. Друзья беседовали о различных обстоятельствах и условиях жизни человеческой, вместе обсуждали глубокомысленные вопросы эллинской философии. Плоды этих бесед, переработанных в мысли Цицерона, впоследствии звучали публично. Этим отчасти объясняется количество сочинений знаменитого оратора. Особенно пространно и со знанием дела излагает Цицерон свои мысли о
красноречии, о государстве, о законах, о взглядах разных философских школ и о других предметах, например о существе римских богов, о религиозных и гражданских обязанностях человека и т. п. Достойны внимания его рассуждения о старости и о дружбе. В этих рассуждениях встречаешься как будто с христианскими воззрениями на достоинство человека, на житейскую мудрость и бессмертие. Приводим некоторые места из последнего сочинения, заимствуя их из прекрасного перевода Г. Гаусмана. Сочинение это имеет форму разговора между Сцеволой, Лелием и Фаннием. К нему автор вводит читателя следующим предисловием:
ИЯВЗвЙИВВввЭЭввв
«Авгур Муций Сцевола любил часто говорить мне о своем тесте Лелии и называл его не иначе как мудрым. Сцеволе представил меня сам отец мой вскоре после того, как я получил право надеть тогу гражданина. С тех пор я старался как можно чаще бывать в обществе этого замечательного человека. Я почти ежедневно пользовался его умной беседой, и благодаря его обширным сведениям сам с каждым днем приобретал больше основательности в моих занятиях науками. Как теперь, вижу его: сидит в своем полукруглом покойном кресле и ведет с нами — кроме меня, к нему постоянно собиралось еще несколько друзей — беседу о
Ариадна, покинутая	важнейших современных событиях. В одну из	таких бесед
на острове Наксос.	Сцевола передал нам мысли Лелия о дружбе,	слышанные
С античной живописи,	им от самого тестя в то время, когда при этом	был и Фан-
открытой в Помпеях	ний — также зять Лелия. Лелий рассказывал им об этом не-
сколько дней спустя после смерти Сципиона Африканского, с которым тесная его дружба всем нам известна. О главном предмете этой беседы я и сообщаю в предлагаемой книге, которую и посвящаю дорогому другу моему (Аттику)... В начале разговора Фанний, желая утешить почтенного старца Лелия во внезапной потере его друга, говорит между прочим: «На тебя теперь обращены глаза всех, в тебе издавна привыкли видеть истинно мудрого человека, и всякий желает узнать: найдешь ли ты в твоей мудрости силу для перенесения несчастия, тебя постигшего?» Лелий отвечал в том смысле, что хотя он чувствует всю горечь потери, но находит источник утешения в том, что его самого, а не друга его постигло горе. «Ибо, — продолжает он, — хотя другу моему не приходило на мысль желание скорее освободиться от уз телесной природы, но, с другой стороны, скажи, может ли смертный человек получить от жизни более возвышенный, благородный удел, чем тот, который достался на долю Сципиона?.. К чему же пригодились бы ему еще два-три года лишних? Много судьба ему послала в жизни дней славных и счастливых, но

152 -----------------------------------------

блистательнейшим из них был, конечно, канун его смерти, когда почтенные отцы народа (т. е. сенаторы) сопровождали его вечером домой. После этого величайшего отличия, какого только может достигнуть гражданин, он тихо отошел — не в царство теней, а, как я думаю, на лоно бессмертных богов. Я говорю так потому, что не разделяю мнения тех, которые силятся доказать, будто с разрушением тела гаснет и духовная жизнь, будто со смертью умирает весь человек. Я гораздо более чту память предков, предписавших исполнение священных обязанностей относительно усопших. Значит, предки не думали, чтобы до усопших нам уже более не было ни малейшего дела. Я более чту тех людей, которые некогда путем законодательства и просвещения довели великую Гре
Нимфы ухаживают за Пегасом. Живопись из Помпей.
цию до высокой степени процветания, или в особенности чту того человека, которого сам Аполлон назвал мудрейшим и который жил с твердой верой, что дух человека — божественного происхождения и что со смертью тела он снова возвращается в тот выспренний мир, откуда вышел, и тем скорее, чем больше он здесь, на земле, своею нравственной чистотой и верностью своему долгу содействовал возвышению человеческого достоинства. С такою же верой жил и Сципион. Как будто предчувствуя приближение кончины, он за три дня до смерти беспрестанно в беседе со мною возобновлял и поддерживал разговор о бессмертии.
Если же благороднейшая часть человека, дух его, смертью разрешенная от уз земного, тленного существования возносится прямо к жилищу бессмертных богов, то может ли сердце верного друга оплакивать кончину Сципиона?.. Из рук судьбы ему достался более блестящий жребий, нежели мне, но если бы я и мог быть недовольным чем-либо, так разве только тем, что не я первый, ибо так следовало бы по природе: я старее годами, испытал кончину. Но и тут воспоминание
BsseBssasasasssass
нашей дружбы служит мне лучшим утешением. Я счастливо прожил жизнь, потому что прожил ее с ним, с ним я делил и труды, и заботы, благословения мира и потрясения войны. Ни разу между нами не нарушилось полнейшее согласие воли, желаний и чувств, а в этом-то и заключается вся сила и вся прочность истинной дружбы».
Заметим, что после смерти Цезаря Цицерон еще раз выступил на поприще общественной гражданской деятельности. Он со всею силой, отличавшей начало его деятельности, напал на Марка Антония, когда последний стал стремиться к диктатуре. Он сам называл речи свои филиппиками на том основании, что в них он с такою же силой нападал на Антония, как некогда Демосфен — на Филиппа Македонского. Как Цицерон за эти речи подвергся опале и даже лишился жизни, расскажем в своем месте.
Римские историки. Благодарный Рим награждал своих доблестных сынов различными венками. На голову триумфатора возлагался триумфальный венок (/). В древности этот венок делали из лавровых ветвей, а впоследствии — из золота. Венок (7), также из золота служил наградой для победителей в морских битвах. Венком (6) с зубцами, напоминавшими собой форму корабельных носов, награждали того, кто первый вскочил на неприятельское судно и завладел им. За подобный же подвиг в крепости давали венок (3), верхняя часть которого напоминает вид крепостных стен. Были венки (2), служившие наградой тому, кто выручил из беды войско, окруженное неприятелем. А венок (4), напоминающий вид палисада, — тому, кто штурмом взял укрепленный неприятельский лагерь. Наконец, дубовый венок (5) — тому, кто отбил товарища из рук неприятеля. Кроме венков, наградами для храбрых служили золотые цепи, перстни и другие отличия, но ни одна из всех этих наград не ценилась так высоко, как признательность сограждан, которая рядом с доблестными подвигами передавала потомкам посредством истории и сами имена людей, совершивших их.
В развитии римской истории и до этого периода не совершилось ничего особенно замечательного. Писали летописи Рима, не очень заботясь ни об истине сообщаемых фактов, ни о выработке формы изложения; повествовали о диковинах римской старины, предоставляя прилежным греческим литераторам кропать из этого материала историйки для легкого чтения праздным людям. Еще меньше можно в этот период
ожидать появления в свет всеобщей истории в таком виде, как думал о ней Полибий, друг Сципиона. Большое (но потерянное) сочинение Корнелия Непота, кажется, предназначалось только служить учебником, т. е. так же, как и дошедшее до нас сочинение этого автора «De viris illustribus urbis Romae» («Собрание биографий замечательных людей Рима»). Дело иное — истории некоторых отдельных периодов времени или отдельных событий. На этом по
Триумфальные венки.
прище выступает сам Цезарь, управляя пером с таким же искусством, с каким он умел управлять мечом. Он сам был историком своих походов. Народы и важнейшие личности изображены у него в речи, хотя сжатой, но полной достоинства, без риторических прикрас, но с уверенностью и ясностью, отличающими мастера своего дела. Его комментарии на Галльскую войну составляют в высшей степени замечательное произведение в историческом роде. Вот как, между прочим, Цезарь говорит в этом сочинении о галлах: «Цезарь (автор говорит о себе постоянно в третьем лице) сомневался, чтобы можно было на них в чем-нибудь положиться. Он видел, что они тотчас решаются на все, но, жадные к новизне, не выдерживают своего решения и становятся непостоянными. Они так любопытны, что, если встретится им незнакомец, странник, они его задержат, хотя бы против воли, чтобы только расспросить о том, что и без того всякий знает, всякий слыхал. Когда являются в какой-нибудь город торговые люди, тотчас столпится вокруг них кружок, и пойдут расспросы: кто, откуда, из какой страны, что там делается и что слышно? И по слухам они делают важные заключения о том, о другом, а через несколько дней должны все это бросать, потому что оказывается по новым слухам, что прежние ни на чем не основаны, что торговые люди наговорили им всяких небылиц, желая как-нибудь отвязаться от докучливых расспросов». Кто не найдет в этом изображении и теперь некоторых основных черт национального французского характера? Но несравненно труднее узнать нынешних немцев в следующих словах Цезаря о древних обитателях Германии: «Они всю жизнь
Гай Саллюстий.
 Саллюстии (86 — ок. 35 гг. до н. э.) — римский историк. Из сочинений дошли письма к Цезарю, монографии «О заговоре Катилины» и «Югуртинская война», во фрагментах «История» в 5 кн., охватывающая события 78—66 гг. до н. э. в Риме.
проводят на охоте или в воинственных упражнениях. С детства уже они стараются развить в себе физическую силу. Чем дольше кто сохраняет невинность детского возраста, тем больше его хвалят. У них считается стыдом до двадцатилетнего возраста иметь какое-нибудь малейшее понятие о женщине». В другом месте: «Земледелием они занимаются мало: им достаточно только на ежедневное пропитание молока, сыра и масла». Далее Цезарь распространяется о том, что у германцев никто не имеет земель в полной собственности: все земли в известной общине принадлежат самой общине. Представители ее каждый год делят земли между всеми членами общины. Это делается для того, чтобы никто из общинников не мог сильно разбогатеть и не стал добиваться большого влияния на остальных членов и чтобы все они, равные друг другу по имуществу, единодушно стремились поддержать силу и благосостояние всей общины.
Гай Саллюстий Крисп, так же как и Цезарь, изобразил отдельные стороны римской истории, но уже совсем с другими намерениями и совершенно иным способом. Саллюстий повествует о событиях в связи с нравственными обстоятельствами времени и даже ставит первые в зависимость от последних. Поэтому историк резкими чертами обрисовывает как эти обстоятельства, так и замечательные характеры того времени. Образцом для себя Саллюстий избрал Фукидида. Само собой разумеется, что в сочинениях его часто читаешь жалобы на современную испорченность нравов, частые воспоминания, благородных обычаях предков; случаются в речи древние слова и вышедшие из употребления обороты — это для эффекта, но тем не менее изложение живое, занимательное и поучительное. Иногда в упрек Саллюстию как нравописателю ставят беспорядочную жизнь его собственной молодости, но нам кажется, что такие упреки и неосновательны, и неуместны. Во-первых, он был не хуже большинства просвещенной римской молодежи, а во-вторых, всякому известно: покаявшийся грешник лучше неопытного праведника может проповедовать против грехов.
Саллюстий начал писать уже в преклонных летах. Он был родом из Амитернума, в Сабинской области, юность свою провел довольно бурно в кругу повес и мотов, потом служил квестором, за разные проступки выгнан из сената, но снова возвращен Цезарем. После нескольких походов в
sasssssssssssssses
разные страны он получил в управление провинцию Нумидию, и здесь, как человек расторопный по тогдашним понятиям, стриг своих овечек очень исправно. После смерти своего покровителя, Цезаря, Саллюстий оставил гражданскую службу и посвятил себя науке, тем более, что благодаря своему успешному правлению в Нумидии он уже обзавелся великолепными садами на Квиринале.
Из его исторических трудов дошли до нас два: «О заговоре Катилины» и «Югуртинская война». В начале первого из них автор го
ворит: «Прекрасно, если можешь оказать услугу государ- Сады Саллюстия.
ству громкими, полезными делами, но не худо, если можешь оказать ему услугу речью... И я с самой молодости стал заниматься общественными делами, но многое мне в обществе представилось не так, как я полагал. Я ожидал добрых нравов, умеренности, добродетели, а нашел во всем цвету нахальство, мотовство, корысть. Хотя я и старался охранить себя от них, но, увлеченный честолюбием, и я поддался; наконец, немощам моей юности и завертелся в испорченном кругу. Я испытал мучения обманутого честолюбия, узнал, что значат клевета и зависть, и теперь, только теперь, в союзе с наукой и с трудом я нашел тот душевный мир, который понапрасну искал в вихре света. Мое намерение было — написать историю римского народа, или, лучше, отдельные стороны ее, т. е. то, что мне наиболее в ней казалось достойным публичного рассказа».
Но поспешим: впереди ждут нас новые великие события. Расстанемся с Саллюстием и его волшебными садами и разве только на минуту, мимоходом, завернем в воздушные пространства, где витают римские поэты этого периода.
Поэты. Рим и римский мир этого периода изобиловали поэтами. Как мотыльки вокруг цветка, порхают они вокруг Парнаса, с той только разницей, что никак не могут проникнуть в священные гроты, рощи и храмы этого знаменитого приюта поэзии. Знатная молодежь кропает себе стишки чуть не на каждый час дня. Но они не дошли до нас, и слава Богу!
Письменные принадлежности.
Нам и от современных поэтов подобного рода нет покоя. Впрочем, из легиона стихотворящих пигмеев этого периода выделяются две-три личности, заслуживающие внимания.
На первом месте стоит человек, который совместил в себе всю науку тогдашнего времени, Теренций Варрон, о котором мы не раз уже упоминали. Его можно отнести к прозаикам, так как большая часть его сочинений (всех более 70) написана прозой, и предметами их служат разные научные вопросы, например книга его о земледелии, написанная им уже в старости — ему было в то время 80 лет — и дошедшая до нас целиком. Впрочем, и в стихотворной речи он не уступает ни одному из лучших современных ему римских поэтов. Теренций Варрон родился в 116 г. до н. э. в Геате, следователь-
но, как и Саллюстий, был уроженцем горной Сабинии. Он сражался за Помпея, потом помирился с Цезарем; Цезарь умел оценить его ученость, но впоследствии Варрон, хотя и
 Варрон (116—27 гг. до н. э.) — римский писатель и ученый-энциклопедист. Автор около 74 работ (большинство до нас не дошло) по истории литературы, философии, истории, математике и др. Сохранилось целиком «Сельское хозяйство». Организовал в Риме публичную библиотеку.
не вмешивался ни в какие политические дела, едва не попал в число проскриптов во времена Антония. Теренция Варрона можно было бы назвать римским Аристотелем, так как и он в своих сочинениях затронул все важнейшие вопросы как общественной, так и частной жизни.
Многосторонность и свобода его таланта проявляются особенно в его Менипповых сатирах (по имени греческого философа Мениппа, давшего первые образцы сатиры этого рода), отличающихся, впрочем, самостоятельным римским юмором. Сатиры его написаны вперемежку и прозой, и стихами. В сатире «Sexagesis» («Человек шестидесяти лет») изображен человек, уснувший ребенком и проснувшийся через 50 лет. Он не может опомниться от удивления при виде своей лысой головы, морщин и колючей бороды, а еще больше при виде перемен в самом Риме. «В мое время, — думает
ssseaesHsesssaesss
он, — устрицами и тому подобными прелестями лакомились лишь по праздникам, а теперь — как же это? — их кушают себе исправно каждый день! Мотают все наперерыв друг перед другом, а промотавшись, соображают: как бы поджечь столицу, чтобы в мутной воде рыбу половить! Бывало в наше время отцы прощают своим детям заблуждения молодости, а теперь дети карают отцов своих за ошибки, и чем же? Ядом! А добродетелей нет и в помине: на месте их полноправно распоряжаются в обществе безбожие, вероломство, взяточничество, распутство — одним словом, разврат всякого рода». И несчастный герой поднимает крик на выродившиеся нравы римского общества, а общество, считая себя оскорбленным такими воплями, хватает нечестивого (!) старика и — по древнему патриархальному обычаю — толкает его с моста в Тибр.
Тит Лукреций Кар написал объемистое связное сочинение под названием «О природе вещей». В нем он восхваляет философию Эпикура или, лучше сказать, философию Эмпедокла, воспевает свою независимость и проповедует о том, что все предметы мира произошли сцеплением вечно движущихся атомов вещества. Как ни суха, как ни непоэтична материя, избранная им для сочинения, но он местами оживляет ее своим остроумием и выражает свои мысли в увлекательной форме.
Поэтом в полном значении слова является Гай Валерий Катулл. Валерий мало заботился о государственных делах, жил преимущественно в своем очаровательном Сирмионе, на берегу озера Венакус (Гарда), среди роскошной природы Италии, любил поэзию, а еще более любил наслаждения жизни. Все это, впрочем, не мешало ему посещать и столицу, где у него были связи с известными людьми того времени. Но где бы он ни находился, поэзия не покидала своего любимца. Фантазия его избирает прихотливо самые разнообразные предметы: то он воспевает женскую красоту, пленившую его сердце, то комически оплакивает смерть нежного воробышка, то посвящает трогательную элегию памяти умершего брата, то поет гимн божеству. А изредка в колкой сатире Валерий бичует современные пороки. Иногда он не щадил и Юлия Цезаря.
Что же сделал великодушный Цезарь, прочитав его укоризны? Он пригласил поэта и за обедом угощал его радушно, как будто ничего не знал. Иначе звучит лира Валерия, когда
 Лукреций, Тит Лукреций Кар — римский поэт и философ I в. до н. э. Дидактическая поэма «О природе вещей» — единственное полностью сохранившееся систематическое изложение материалистической философии древности; популяризирует учение Эпикура.
 Катулл Гай Валерий (ок. 87 — ок. 54 гг. до н. э.) — римский поэт. Любовная лирика отличается непосредственностью и силой чувства.
снжакадяяявикаяяяю
он возвращается в свое любезное поместье и отдыхает душой при виде очаровательной природы Венакуса:
Приветствую тебя, прелестный мой Сирмино! Любуюсь, как глядишься ты в кристаллы светлых вод, И сам я становлюсь счастливей, веселее, И чувствую, что вновь с тобой я жизни полн. Долой же от меня забот докучных бремя! Прощай, несносный Рим! Природа, я весь твой. Засмейся ж мне в привет, приют уединенья, Ликуй и облекись в твой праздничный наряд.
Хотелось бы подольше остановиться на этой светлой, счастливой личности, но место не позволяет, время не терпит. Впереди развертывается новая драма, имеющая мировое значение. Ополчаются на битву другие владыки римского государства, но уже не с врагами Рима, а сами друг против друга, и ни один из них не равняется величием с тем героем, который пал жертвой низкого заговора.
Ливия, жеиа Августа. 1 в. до н. э.
Портрет римлянки из семьи Флавиев. 1 в. и. э.
Асе Тиберия. 1 в. н. э.
УПАДОК РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
ПЕРИОД ПЕРВЫЙ, ДО ВЛАДЫЧЕСТВА ТРИУМВИРОВ (42г.дон, э.)
После смерти Цезаря
Марк Антоний и заговорщики. Мугинская война и ее последствия. Неудержимы, непрерывны, как волны необъятного моря вечности, чередом несутся исторические периоды, и каждый увлекает с собою людские радости и скорби. Сходят со сцены исторические личности и народы, забываются политические бури и гражданские перевороты, но остаются их последствия. Опытный взгляд наблюдателя и в водовороте стремительно сменяющихся событий отличает непреложный закон, управляющий судьбами человечества, закон Верховной Правды, или неотвратимого возмездия за всякое совершенное дело. Следствия, возникшие из смерти Цезаря как для заговорщиков, так и для всего Римского государства, еще раз подтверждают справедливость высказанной нами мысли.
В первое время после убийства Цезаря Рим внешне казался спокойным, но вот страшная весть о совершенном злодействе пронеслась из дома в дом, из одной части города в другую и следом за нею неотразимый ужас охватил граждан, богатых и бедных. Погиб человек, который после стольких жестоких междоусобий и кровопролитий сумел дать Риму тишину и безопасность, погиб под ножами убийц! Чего же ждать теперь? Кто постоит за жизнь и имущество граждан? Удовлетворятся ли злодеи одной жертвой или она послужит только началом новых и новых, как было недавно при Марии и Сулле? И всякий в тревоге поспешно запирал свою лавку, мастерскую или сам запирался в жилище, а кому терять было нечего, тот спешил на Форум — узнать новые
161
6 Рим, т. 2
sossassaoasssssoas
 Антоний Марк (ок. 83— 30 гг. до н. э.) — римский полководец. Сторонник Цезаря. В 43 г. с Октавианом и Лепидом образовал 2-й триумвират, разбив войска Брута и Кассия (42 г.). В 42 г. получил в управление восточные области римской державы. Сблизился с египетской царицей Клеопатрой. После объявления сенатом войны Клеопатре и поражения египетского флота у мыса Акций (в 31 г.) покончил жизнь самоубийством.
вести. Вот в торжественной процессии, сопровождаемые пи-леем (шляпа — эмблема республиканской свободы) 60 сенаторов прошли мимо курии Помпея на Форум. Сами они, побросав кинжалы, облеклись в провозвестников освобождения и в этом духе взывают к народу римскому. Но народ безмолвно взирает на зрелище и не понимает, к чему толпы вооруженных гладиаторов замыкают торжественный выход сенаторов.
Такова была первая картина общественного движения в Риме, последовавшая за убийством Цезаря. Очевидно, заговорщики ошиблись в расчетах. Вместо ожидаемого восторга встретив безучастное безмолвие, а потом даже и сдержанную угрозу, поспешно покинули они Форум и со своими приверженцами засели в Капитолии, чтобы обезопасить себя от всяких неприязненных случайностей. В Капитолии же собрались другие приверженцы республики, в том числе и Цицерон. Стали совещаться о том, что теперь и как предпринять. Наиболее чистый в своих побуждениях и наиболее отважный из заговорщиков, Брут, на следующий день в речи к народу старался обвинить Цезаря в стремлении к деспотизму. И на речь Брута народ отозвался грозным молчанием. Заговорщики решили созвать сенат, но так как под рукой у них не было ни трибунов, ни консулов, которым, по закону, принадлежало право созвать сенат, то заговорщики были вынуждены обратиться к Антонию, который в этом году вместе с Цезарем разделял обязанности консульства.
Марк Антоний не владел той силой духа, которая помогала Сулле и Цезарю управлять своими страстями, но при всем том это был человек, не лишенный способностей, и он заявил их на поприще военном, а еще больше — политическом. Антоний первоначально обречен был заговорщиками на смерть вместе с Цезарем. Брут убеждал своих сообщников, что смерть диктатора достаточно обеспечивает им успех дела. Из предложения заговорщиков созвать сенат Антоний увидел, что положение их шатко, и потому сам ободрился и решился выйти из своего дома, в котором укрывался со времени убийства Цезаря. Кстати заметим, что у него же в доме спаслась вдова Цезаря, Кальпурния, со всем имуществом супруга, а это имущество достигало 25 миллионов денариев. К себе же в дом под предлогом защиты Антоний перевез и государственную казну — около 175 миллионов денариев. Дальновидный консул хорошо знал, что за деньги он приоб-

ретет и мечи, и скипетры, и потому, опираясь на казну, возвестил заседание сената на 17 марта.
Волнение умов в народе росло в Риме больше и больше: толпы бродили по улицам и площадям, недоумевая, какой, наконец, последует исход из страшного события. Ветераны уже не сдерживали ропота на убийц диктатора; легионы, приготовленные к походу, вместе с предводителем Марком Эми-лием Лепидом (Цезарь велел ему вести их в Галлию Нарбон-скую) остановились за Тибром в ожидании событий. Ввиду всех этих неожиданностей заговорщики не смели покинуть Капитолий. Остальные сенаторы собрались на заседание в храм Теллуса. Начались горячие прения о том, должно ли признавать Цезаря законной властью или тираном. Речь Антония приготовила счастливый исход прениям. Он убедил сенаторов во избежание крайне опасного для государства раздражения граждан и ярости легионов признать совершенно законными все распоряжения погибшего диктатора и затем случившееся предать мирному забвению, т. е., другими словами, заговорщиков не преследовать и не судить. В своей политической близорукости Цицерон так был восхищен речью Антония и сообразным с нею решением сената, что искренно поверил его великодушию и вообразил, будто теперь, наконец, настало всеобщее примирение и, пожалуй, возрождение свободного, великого, республиканского Рима. Ему показалось, что довольно произнести слово «амнистия», чтобы уничтожить все препятствия к единодушию и свободе граждан. Под влиянием этого впечатления Цицерон в тот же вечер в речи к народу возвестил ему, что с решением сената тесно связаны спокойствие, мир и благоденствие всего Римского государства. Народ ликовал. В самом деле, как же было не поверить миру? В тот же вечер заговорщики оставили Капитолий и смешались с прочими гражданами. Исчезла вражда. Повсюду толковали, что на праздничном обеде возлежали Брут с Лепидом и Кассий с Антонием.
Но если бы престарелый оратор хотел или умел читать в душах главнейших действующих лиц, он, конечно, не давал бы воли своему восторгу. Как тонкий политик, Антоний, успокоив умы своих соперников, стал действовать с той осторожностью, какой требовали от него особенности его личных отношений к государственным людям, ибо должно заметить, что он явных врагов опасался менее, нежели тех, которые, служа вместе с ним под суровой диктатурой Цезаря, уже ус-
Марк Антоний.
яавванвнаввяанва»
Лепид.
тали гнуться под мощной десницей гения и теперь в свою очередь готовились гнуть других. «Лепид считал себя теперь всемогущим, ибо имел под рукой легионы. Антоний оставил его в этом самообольщении, а сам пустил в ход деньги и завещание Цезаря (к которому благодаря ловкости секретаря Цезаря Фаберия присоединил еще некоторые, выгодные для себя статьи). Потом он стал выжидать удобного случая, чтобы привлечь на свою сторону сенат. Как же был настроен народ? Это мы сейчас увидим. Когда выставлено было на Форуме тело убитого диктатора и толпы народа и войска стекались к нему отовсюду, явился Антоний и в надгробной речи сначала по обыкновению произнес хвалу заслугам и подвигам великого человека, потом перечислил все благодеяния, которые Цезарь оказал народу римскому, далее заметил, что и в самом завещании своем благодетель не забыл сограждан, ибо определил отдать им великолепные свои сады и, кроме того, каждому гражданину по 75 драхм из собственного имущества. С сосредоточенным вниманием слушала его толпа, и в то время, когда Антоний показал народу окровавленную тогу Цезаря и раздалось обычное погребальное пение, сам бездыханный герой, покрытый ранами, как будто кйким-то волшебством приподнялся со своего ложа и обратил к народу мертвый лик. Волшебство было хотя и не замысловато (искусно сделанная восковая кукла на пружине), но эффект его был совершенно во вкусе Антония. Толпа заколыхалась, волнуемая негодованием на убийц благодетеля. Тут же на Форуме народ сложил костер, и в пламя, пожиравшее останки великого человека, каждый бросал что-либо ценное, достойное быть отданным в жертву памяти героя. В порыве неистового восторга толпа устремилась с Форума к жилищам заговорщиков, сожгла и разорила их.
При таком повороте событий заговорщикам оставалось покинуть столицу. Действительно, они, в том числе и Цицерон, и многие из влиятельных сенаторов, удалились в свои поместья, сходились, советовались, придумывали, но на том и останавливалась их энергия. Тем деятельнее работал Антоний. Опираясь на свою гвардию, состоящую из ветеранов, он чувствовал теперь подсобой крепкую почву. И вот, благодаря искусству того же самого секретаря Фаберия, появились на свет удивительные распоряжения будто бы от самого Цезаря. Оказалось, что и сицилийцам даровано право римского гражданства, и критянам дарована свобода от податей,
ssaasaaaesssssssHS
а кандидату на престол Деотару — царство Малой Армении. Нечего говорить, какие огромные суммы принесли Антонию все эти поддельные акты.
Что касается сената, то ловкий Антоний так успел обворожить его своей благонамеренностью, что получил в управление Македонию вместе с легионами, собранными для похода на парфян. А следует сказать, что, по распоряжению Цезаря, эту важную провинцию следовало отдать в управление Бруту. Из своей поездки в апреле и мае в Южную Италию Антоний возвратился с целыми легионами приверженцев — очевидно, он не
Прощалыюе слово
Марка Антония над прахом Юлия Цезаря.
жалел награбленного золота и теперь стал уже смело обнаруживать свои истинные цели. Так, на заседании сената, 5 июня он потребовал себе в управление Галлию Цизаль-
пинскую, которую только что перед тем принял в свое распоряжение Децим Брут. Это была та самая Галлия, которая Цезарю послужила преддверием к владычеству над Римом. Требование Антония до того ясно говорило о его властолюбивых намерениях, что, несмотря на грозную поддержку ветеранов, которых он привлек в столицу, сенат решительно отказал. Антоний внес свое требование на рассмотрение в собрание триб, и, с одной стороны, устрашенные мечами легионов, с другой, обольщенные заманчивыми обещаниями, трибы утвердили Галлию Цизальпинскую за Антонием.
Желая обеспечить себе полный успех дела, Антоний вместе со своей честолюбивой женой Фульвией поспешил в Брундизий, чтобы привлечь на свою сторону четыре македонских легиона, расположенных там. Это были отборные легионы Цезаря, и потому-то Антоний за содействие пообещал выдать каждому из воинов по 100 денариев. Замечательно, что, несмотря на щедрый посул, эти легионы не проявили ни малейшего желания следовать за Антонием: ясно,
что они попали уже под чье-то влияние, чье же именно — скоро увидим. Антоний не растерялся: он немедленно казнил главных крикунов, с насмешкой встретивших его обещания,
Гай Октавий.
 Август (до 27 г. до н. э. Октавиан) (63 г. до и. э. — 14 г. н. э.) — римский император с 27 г. до н. э. Внучатый племянник Цезаря, усыновленный им в завещании. Победой в 31 г. до н. э. при Акции над римским полководцем Марком Антонием и египетской царицей Клеопатрой завершил гражданские войны (43—31 гг. до н. э.), начавшиеся после смерти Цезаря; сосредоточил в своих руках власть, сохранив, однако, традиционные республиканские учреждения; этот режим получил название принципат. Позднее термин «Август» (лат. «Возвеличенный богами») приобрел значение титула императора.
заменил начальников и, приведя воинов к повиновению, двинул их к Риму.
Казалось, теперь Антонию оставалось лишь протянуть руку к цели. Вышло иначе. Прибыв в столицу, он немедленно созвал сенат, но еще до заседания узнал, что не один, а несколько легионов отошли от него. Надо было спешить повести верные еще легионы против Децима Брута. Поздно заметил Антоний, что и в политике он наткнулся на опасного врага. Этот враг был не кто иной, как 19-летний юноша, впоследствии знаменитый Октавиан.
Гай Октавий, впоследствии Гай Юлий Цезарь Октавиан, родился в 63 г. до н. э. Он был внуком младшей сестры великого диктатора. Хотя Октавий после смерти отца жил со своей матерью, Аттией, и бабушкой, но нет сомнения, что Цезарь принял его еще с детства под свое покровительство. Он усыновил его, уже на 16-м году сделал жрецом и чрезвычайно заботился об укреплении его слабого здоровья. Потому-то он и привлек юношу к военным занятиям и походам. Из парфянского похода Октавий возвратился с победой, после того он получил назначение вести легионы в Аполлонию, в Иллирии. Здесь его, как громом, поразило известие о смерти деда, но вкрадчивый и ловкий не по летам он искусно воспользовался тем, что Цезарь сделал его преемником своего имени. С дальновидностью и осторожностью, которые отличают иногда лишь опытных политиков, Октавий подготовил себе первые успехи на поприще государственной деятельности.
С небольшим числом приверженцев Октавий высадился в Италии и медленно двигался из области в область, прислушиваясь к толкам населения и к настроению умов в войске. В начале мая он достиг Рима, где трибун Луций Антоний представил его народу как наследника Цезаря. Несколько недель спустя Октавий потребовал у Марка Антония отчета в наследстве, оставленном ему Цезарем. Это был первый случай для Антония заметить в Октавии личность, если пока не опасную, то по крайней мере неудобную. Антоний старался уверить Октавия, что он унаследовал от деда не столько имущество, сколько долги гражданам и войску. Не видя возможности прибегнуть к силе, юноша распорядился, однако, чрезвычайно дальновидно: он продал часть своих земель, чтобы заплатить легатам. Щедрость его принесла ему богатые проценты, ибо он разом укрепил за собой расположение ветеранов. Если прибавить к этому, что благодаря искусству скрывать свои
saassssssassosaass
намерения и подделываться под чужие, Октавий умел подольститься к оптиматами, то не удивительно, что за короткое время он приобрел огромное доверие влиятельных людей. Цицерону показалось, что он, наконец, нашел верное орудие для ниспровержения Антония.
Теперь читатель угадывает, под чьим влиянием македонские легионы с насмешкой отвечали Антонию на предложение подарков: агенты Октавия уже предложили им впятеро больше. Когда в Риме Антоний узнал, что от него отошла значительная часть войска, 19-летний юноша тут же, в столице, стоял во главе нескольких десятков тысяч отборнейших ветеранов. Сенат безмолвно подал ему руку, и едва только Антоний двинулся в поход против Децима Брута, как Цицерон, близорукий Цицерон, воображая себя призванным во второй раз спасать государство, уже начал на отсутствующего политический поход и 2 сентября произнес первую из своих 14 речей, названных им филиппиками: так он был уверен в том, что речами своими сокрушит Антония. Однако оратор не успел возбудить желанной энергии в сенате, утратившем уже свое древнее значение. Правда, республиканскому войску и предводителям его были розданы награды, Брут утвержден правителем провинции Македонии, а Кассий — в том же достоинстве в провинции Сирии, но опалу на Антония произнести не дерзнули. Переговоры с ним не привели ни к чему. Итак, оставалось решить недоразумение оружием. Антонию была объявлена, наконец, война (43 г. до н. э.), и Октавий с консулом Гиртием отправлены с войском выручать Децима Брута, осажденного в Му-тине (Модена).
Мутинская война решила вопрос совсем не так, как того желали приверженцы республиканского порядка вещей. Правда, Антоний, потерпев поражение под Мут и ной, поспешно стал отступать в Галлию Трансальпийскую, но он ожидал встретить там друзей и не ошибся. Легионы под начальством Лепида и Планка двинулись из-за Роны будто бы для того, как уверял Лепид, чтобы отрезать Антонию пути к отступлению, а вместо того присоединились к нему. Стало быть, у Лепида проявилось к Антонию сочувствие, перевесившее привязанность к сенату. Против соединенных сил Антония и Лепида Дециму Бруту, конечно, нельзя было устоять. Считая свое дело безвозвратно проигранным, он бежал к кельтам и там погиб под ножом подосланного убийцы.
 Поведение Антония не замедлило, однако, вызвать против себя протест республикански настроенных людей, во главе которых стал 60-летний Марк Туллий Цицерон. Цицерон с большим рвением взялся за дело, надеясь помирить сенаторов с всадниками, реорганизовать помпеянскую партию и восстановить «республику порядочных людей». В своих речах против Марка Антония, произнесенных в конце 44 и начале 43 г., великий римский оратор требовал объявления Антония вне закона и восстановления прав сената. В общей сложности на эту тему Цицерон произнес 14 речей, известных под именем «филиппик». «Филиппики» Цицерона являются не только историческим памятником первостепенного значения, но также выдающимся произведением классической художественной литературы, замечательным по богатству, звучности и гармонии речи, ясности и силе мысли, разнообразию оборотов, искренности и захватывающему республиканскому пафосу.
 После поражения Антония под Мутиной последовал декрет сената, объявлявший его врагом отечества, было произведено новое пере* распределение провинций, по которому Марк Брут по* лучал Македонию, Кассий — Сирию, Сексту Помпею вру* чалось командование рим* ским флотом. Мутинская война являлась большим успехом республиканцев-легитимистов и прежде всего их вождя, «отца отечества» Марка Тулия Цицерона, казалось, своим талантом второй раз спасшегр республику.
Гастрафет. Это оружие
представляло усовершенствованный металлический лук. Для натягивания его тугой тетивы было изобретено специальное приспособление, имевшее ползун и спусковой крючок; стрела помещалась в специальном желобке, направлявшем ее полет.
Более всего озадачило почтенных сенаторов известие, что Октавий, после смерти Гиртия став главнокомандующим республиканских сил, стоит недвижно, как будто победой под Мутиной он считает свое дело законченным. Уже в Риме стали поглядывать на молодого полководца как на человека опасного. Вопрос, не думает ли он пробиться к диктатуре своим особенным путем, невольно стал появляться у многих, только не у Цицерона: достойнейший оратор все еще уверял себя, что юношу он будет вести на помочах. Вдруг в столицу является от этого юноши депутация с требованием присылки обещанных на каждого воина 5000 денариев. Правители смутились, где и как в короткое время собрать такую огромную сумму? Шлют к Октавию депутатов для переговоров. Октавий объявляет легионам, что для успеха требования необходимо им явиться в Рим и что он сам постарается получить консульство, а с ним, стало быть, и возможность поддержать права воинов. Так и сделано. Поддерживаемый несколькими десятками тысяч мечей, Октавий провозглашен консулом (в товарищи ему избран Педий) и воссел на курульном кресле. Убийц Цезаря, в том числе и Секста Помпея, отправили в изгнание, Антония же и Лепи-да помиловали и даже пообещали дружбу. Это не все. Удивление близоруких правителей отжившей республики достигло высшей степени, когда вдруг по городу разнеслась весть, что Октавий, Лепид и Антоний встречались, тесно сдружились и сговорились уже о том, какие сообща принять им меры против врагов республики и общественного благосостояния.
Второй триумвират
Проскрипции. Поход на Брута и Кассия и гибель этих «последних римлян».Древняя Бонония (Болонья) расположена в местности, волнообразно покрытой зелеными холмами, меж которыми извивались змейками ручьи и реки. Сейчас последние незначительны, а в то время, должно быть, текли гораздо полноводнее и шире, ибо сохранилось предание об островке, который красовался на одной из этих рек, а что же это была за река — точно сказать трудно: может статься, Ланувий, а мо-
жет быть, Рен (нынешний Рено). Оба берега реки соединялись с островком посредством мостов. Вот это-то место и выбрали триумвиры для съезда и совещаний. И съехались они туда каждый с одинаковым числом легионов, поговорили и решили сообща все вопросы, относившиеся как к государству, так и к личности и имуществу граждан. Не заботясь о сенате, они себе самим на пять лет предоставили верховную власть распоряжаться делами государства, назначать людей на правительственные должности, объявлять войну, заключать мир, собирать подати и располагать ими по своему усмотрению; наконец, для большего удобства действий и само государство они поделили между собой. Восточные провинции кипели революционным движением: так успешно действовала там партия Брута и Кассия. Триумвиры объявили заговорщикам (как они называли революционеров) войну, но так как государственная казна была истощена недавними междоусобиями, то новые владыки прибегли к следующим источникам. Неприязненная партия, говорили они, виновница войны, следовательно, справедливость требует, чтобы война всей тяжестью и пала лишь на приверженцев этой партии. И вот на общем обсуждении выставили таблицы, на которых прописаны имена попавших под триумвирскую опалу. Чем руководствовались владыки при произнесении приговора своим согражданам? Исключительно политическими видами: ни связи, ни дружба, ни родство — ничто не было уважено; не был пощажен даже и тот, к кому благосклонен был один из триумвиров, но не благосклонен другой. Сотни, тысячи несчастных граждан разом попали в число проскриптов: тут были и Л. Цезарь, дядя Антония, и брат Лепида, и брат Планка. Имел ли гражданин хорошее поместье или доходный дом в столице — этого было достаточно, чтобы заподозрить его в приверженности к заговорщикам. Так широко триумвиры выполняли на практике основной принцип, высказанный выше. Кто же осмеливался произнести бойкое и правдивое слово на кого-либо из триумвиров, тому предстояла уже неминуемая смертная казнь. Не удивительно, что и Цицерон за свои громоносные филиппики против Антония попал также в роковой список, да и не только он сам, а вслед за ним его брат и еще человек 15 корифеев из числа его приверженцев. Список передан консулу Педию, которому в то же время велено исполнить над осужденными смертный приговор (вскрыть им артерии).
 Торжество республиканцев продолжалось, однако, недолго. Обреченная историей на гибель городская Республика не могла отстоять своего существования в жестокой борьбе, развернувшейся в 1в. до н. э. За долгие годы политической анархии государственный аппарат Республики был совершенно расшатан.
Республиканцы, среди которых было немало выдающихся политиков и военных талантов, не имели самого главного — войска и денег и были обязаны победой над Антонием Октавиану и его легионам, испытанным бойцам Цезаря. Дружба же Октавиана с сенатом, как все это хорошо понимали, была вынужденной — сын Цезаря не мог быть другом «тираноубийц». Не желая возвышения Антония, Октавиан не хотел также и укрепления сената, рассматривая его и его вождя Цицерона исключительно как орудие утверждения своей собственной власти. Это стало очевидным тотчас же после Мутинской войны, когда он из боязни реставрации сенатского режима пошел на сближение с Антонием и Лепидом.
ивваиивяяииаяйвя
$ммамммммнмйнмявинаианймнаннннанммиинианаампнамаммммшашя«ммааммшммммамвмшйжтмм«ммммймаш«мнаммйнш»иаа«яаамнмм^
Сопровождаемые криками ликующего войска триумвиры, вступили, наконец, в Рим: в первый день вступил Октавиан, во второй — Антоний, в третий Лепид. Каждый вступал со своими преторианцами и легионами. Для дополнения мучительной комедии триумвиры предстали перед народным собранием и среди гробового молчания толпы произнесли свои решения и приговоры и требовали утверждения их народом. На-
Триумвиры и проскрипции, род, конечно, утвердил, да и кто дерзнул бы противоречить, когда смерть носилась над каждым из граждан, когда всякий читал на выставленных таблицах имена 130 (а по другим данным, 300) сенаторов и 2000 членов благородного сословия всадников! За голову того, кто попадал в опалу и под смертный приговор, назначена была цена в 25 000 денариев, если доставивший голову — свободный гражданин, и в 10 000 денариев, если доставивший — раб. Последнему особенно было лестно с усердием охотиться на несчастных проскриптов, ибо вместе с денариями он получал за свой «подвиг» и свободу. И отвратительная охота из столицы скоро перешла в ее окрестности, а далее — охватила всю Италию. И в это злополучное время поднялись в людях и вырвались на простор самые дикие, звериные страсти, заглушившие даже голос человеческой природы; нашлись супруги, отцы, сыновья, братья, друзья, которые стали предателями, лишь бы получить соблазнительную плату. Цицерон с родственниками укрывался некоторое время в своем Тускулануме, но потом пришлось искать спасения где-нибудь дальше. Он бежал в приморский городок Астуру, оттуда благодаря преданности своего слуги нашел средство достигнуть своего небольшого поместья близ Формии. Обнаруженный и здесь, он решился бежать за море, но в то самое время, как утомленный всеми тревогами последних месяцев, а может быть, и самой жизнью, он готовился исполнить просьбу своих друзей и сесть на корабль, военный трибун Попилий Ленас, некогда обязанный Цицерону, ворвался к нему в дом со своими ищейками. Престарелый консулар попытался было обратиться к нему, надеясь расшевелить в нем чувство благодарности, но в ту же
минуту пал под ударом палача. Голова и рука Цицерона доставлены были Антонию, который выдал за них вдвое больше назначенной платы и велел привесить их к ораторской трибуне в числе прочих подобных трофеев мести триумвира. Л. Цезарь, дядя Антония, и Л. Павел, брат Лепида, с большими затруднениями и огромной суммой откупились от казни. Можно представить себе, как жаждали мести эти два мужа, опытные в убийстве, если столько им необходимо было жертв для утоления этой жажды, но с трудом можно представить себе безмерность хладнокровной, беспощадной жестокости и низости в сердце 19-летнего Октавиана, который вел под нож своих друзей, родных и бывших покровителей и, казалось, ни в чем не хотел уступить своим товарищам, палачам народа.
С окончанием года (42 г. до н. э.) прекратилось и преследование подозрительных граждан, но только в Италии могли триумвиры победить враждебную им партию, в восточных же провинциях государства, как выше упомянуто, Брут и Кассий действовали успешно. Там еще развевались знамена республики и кипели мужеством целые легионы людей, не терявших надежды низвергнуть тиранию триумвиров. Да и Секст Помпей, получивший еще до соглашения триумвиров, по указу сената, под свое управление Сицилию, с распростертыми объятиями принимал к себе всех, кому удавалось спастись от преследования, и грозил материку. Итак, приближалось время разрешения вопроса оружием. На войну понадобилось 200 миллионов денариев. Триумвиры повелели всем земледельцам доставить в казну половину своего годового дохода. Такому же налогу подверглись и все домовладельцы. Ни один голос не смел раздаться против такого вопиющего распоряжения деспотов. Ясно, что исчезла последняя тень государственной свободы.
Проследим теперь последние усилия «последних римлян». Афины приняли Брута и Кассия как освободителей от тирана, как героев свободы, в которых заключалась последняя надежда истинных приверженцев республики. Когда получили в Греции вести о результатах совещаний триумвиров в Бононии, Брут и Кассий отправились: первый в Македонию, последний в Сирию — с целью собрать силы и средства для близкой борьбы. В Эвбее Бруту были вручены значительные суммы, а именно 10 000 талантов. Это были подати, собранные с Малой Азии. С помощью этой суммы он привлек к себе значительное число праздных воинов, самого
171 оооооо
 Генеральная встреча республиканских и цезариан-ских войск произошла на Эг-нациевой дороге в Македонии, при городе Филиппах. Республиканцы занимали очень выгодную позицию, имея в своем распоряжении море, продовольственные запасы на острове Фасосе и сверх того богатейшие пангейские золотые и серебряные рудники. Операционной базой цезарианцев служил город Амфиполь, не представлявший таких удобств. И тем не менее республиканцы при всех преимуществах их положения проиграли сражение, преждевременно открыв военные действия. Битву при Филиппах (42 г.) выиграл Марк Антоний, прорвавший фронт противника и разбивший сначала Кассия, а потом Брута.
Золотая монета Филипп.
правителя Македонии и легионы, расположенные в этой провинции. Удачный поход против иллирийских и фракийских народов еще больше расширил его средства. И дела Кассия шли как нельзя лучше. В Сирии, где его помнили еще со времен Парфянской войны, друзья и приверженцы тысячами собирались под его знамена. За ними последовали несколько легионов ветеранов, сражавшихся еще под начальством Помпея и Цезаря, а по примеру их — и легионы, пришедшие из Египта. С такими силами Кассий без труда изгнал из Сирии проконсула Долабеллу, стал во главе 12 легионов пехоты и многочисленной кавалерии и утвердил свою власть над Сирией и Малой Азией. Как могли оба полководца не надеяться на победу, когда они при свидании в Смирне обозревали свою стотысячную армию и обдумывали план дальнейших действий? Брут хотел немедленно вторгнуться в Италию, поддержать Помпея и войти в Рим. Кассий убедил его подождать, пока он полностью обеспечит союзные силы в тылу, т. е. в Азии. В 42 г. он успел, наконец, одолеть упорных родосцев и ликийские города.
После вторичного свидания — на этот раз в столице Лидии, Сардах, союзные силы всей массой, около 100 тысяч пехоты и 20 тысяч кавалерии, двинулись к Геллеспонту и собрались у Абидоса. Кассий горел желанием скорее разрешить вопрос о жизни или смерти — не для них одних, а для целого отечества. Брут внешне тоже казался бодрым и полным доверия к будущему, но только внешне: в душе его возникали сомнения, одни тревожнее и безвыходнее других. Надо сказать, что он принадлежал к основанной Платоном школе академиков и, следовательно, вместе с ними признавал, что миром правит верховный создатель, но по свойству своих нравственных убеждений и правил он был стоиком, т. е. порок считал единственным злом, а добродетель — единственным на свете благом, достойным стремлений человека. По понятиям древнего мира, высшей целью добродетели было для всякого честного человека стремление освободить свое отечество от какого бы то ни было гнета и насилия. Как сильно было это убеждение в Бруте, видно из того, что он заставил умолкнуть в душе чувства удивления и благодарности и поднял руку на Цезаря, поражая в нем тирана государства. Теперь, когда он пригляделся к последствиям своего дела, когда прислушался к стонам несчастных жертв новых кровожадных тиранов, заступивших место великого Цезаря, не естественно ли было почувствовать
asasssasassasssas®
ему в душе горькие сомнения? Быть может, он был уже не далек от мысли, что народ, утративший чистые верования, лишивший себя нравственной и физической силы, не достоин гражданской свободы, не способен ни поддержать ее, ни пользоваться ею, а стоит лишьдес-потизма.
Недолго Геллеспонт любовался блестящими союзными легионами. Вот бесчисленный флот везет их к берегам Европы, вот полу
Битва при Филиппах.
Смерть Кассия.
дикие фракийские племена простодушно дивятся, что римляне
идут на римлян, вот ущелья гор и показались в них римские щиты и мечи. То был передовой 8-легионный отряд триумвиров под начальством Норбана и Децидия Сакса. Благодаря указаниям местных жителей Брут и Кассий перешли через Крениды (т. е. возвышенности, обильные источниками) по горным малоизвестным тропам и после небольшой стычки с неприятелем спустились в равнину, напротив острова Та-соса. Почему они остановились здесь, почему они не двинулись тотчас же к Ионическому морю, в Иллирию и Эпир, опираясь на Секста Помпея и на свой многочисленный флот решительно непонятно. Их остановка имела трагические последствия. Она дала возможность Антонию и Октавию (Лепид остался оберегать Италию) подоспеть к Норбану со всеми своими силами. В двухдневной жестокой сече при городе Филиппах решилась борьба республиканцев с триумвирами (42 г.). В первый день никто не одержал победы, ибо, хотя Антоний разбил левое крыло республиканской армии и Кассий, считая по ложному сообщению, сражение проигранным, лишил себя жизни, зато Брут изрубил несколько легионов,
Серебряная монета Филипп.
захватил несколько знамен и все левое неприятельское крыло сбил, гнал и уничтожал до самой ночи. На второй же день искусное, неожиданное нападение Антония с тыла, а главное, отсутствие Кассия, воодушевлявшего свои наемные войска истинным мужеством, дали совершенно другой оборот битве. Мужественно отстаивали легионы каждый шаг, но теснимые отовсюду, потеряв в битве и Л. Кассия (брата Кассия, погибшего накануне), и М. Катона (сына знаменитого Катона Утического), и многих других, лучших своих предводите-
aassosaossasssssss
 Узнав, что республиканцы расположились в двух укрепленных лагерях к западу от Филипп, Антонии тщательно спланировал внезапное нападение через болото на лагерь Кассия, расположенный южнее лагеря Брута. Атака увенчалась успехом, но в то же время Брут неожиданно начал наступление на левое крыло армии триумвиров, разбил его, временно захватил его лагерь и вынудил Октавиана бежать. Таким образом, честь и потери в этой странной битве поделились примерно поровну. Но Кассий, наиболее способный вождь республиканцев, покончил самоубийством, когда посчитал, что республиканская армия потерпела поражение.
Относительные позиции противоборствующих армий не изменились. Надеясь перерезать коммуникации республиканской армии, Антоний вновь тайно переправился через болото, чтобы окружить левый фланг Брута. В то же время Октавиан с остальной армией привлек внимание Брута к фронту. В развернувшейся южнее Филипп битве Антоний разгромил республиканцев. Брут бежал с почти 4 легионами, но вскоре после этого совершил самоубийство, тем самым закончив войну.
лей, они, наконец, расстроились, дрогнули и побежали. Судьбе угодно было, чтобы при Филиппах в последний раз, в образе Брута и Кассия, проблеснуло напоминание лучших времен Римской республики. Брута друзья насильно увлекли из отчаянной сечи и от преследования победителей, спасли его в ущелье, поросшем кустарником, но найденный через некоторое время и здесь и, не надеясь уже на счастье отечества, он с той же твердостью лишил себя жизни, с какой стремился к тому, что считал для себя лучшей ее целью. Порция, жена его, когда пришла в Италию весть о торжестве Антония, также не хотела пережить ни мужа, которому в трудных обстоятельствах не раз умела помочь умным советом, ни республики, возрождения которой она уже не ждала больше.
ПЕРИОД ВТОРОЙ^
ДО ЕДИНОДЕРЖАВИЯ АВГУСТА
(31 г.ДОН, э.)
Владычество триумвиров
Перузинская война. Договоры в Бруцдизии и в Ми-зене. Покончили с республиканцами, но не покончили с беспокойствами, естественно возникавшими из непрочного союза самих триумвиров; к тому же обстоятельства не позволяли еще вступить в борьбу ни с Помпеем, державшим в своих руках Средиземное море, ни с флотами, крейсировавшими под начальством Статия и Агенобарба в водах Архипелага и у берегов Малой Азии и Египта. В самой Италии было крайне неспокойно. Войску за услуги, оказанные им в недавних походах, выданы не только значительные запасные, суммы, но сверх того еще множество земель в самой Италии, отнятых у мирных поселян, которые после этого грабежа, лишившись и крова, и средств к жизни, пошли шататься по миру, вместе с голодными семьями своими наполнять стоном дороги и в самой столице — площади и храмы. А легионы, все еще недовольные и не обращая внимания на повсеместный ропот граждан, бродили по городам и селам и в собственном отечестве распоряжались, как будто в земле неприятеля.
ООвМ- 174---------

Не удивительно, что при таком порядке вещей страна бедствовала, а триумвиры действовали так, чтобы только друг на друга свалить ответственность. При всей осторожности политики Октавиана дела у него с Антонием дошли до открытого разрыва. Снова пошли в ход мечи. Приверженцы партии Антония, изгнанные из Рима, были осаждены в городе Перузии. Город, доведенный голодом до последней крайности, сдался М. Випсанию Агриппе, знаменитому предводителю войск Октавиана (40 г. до
н. э.). В числе пленных взяты и Луций Антоний, и Фульвия, и Арка в память о битве много других знаменитостей, принадлежавших к партии по- при Филиппах, бедителя при Филиппах. Всех их Агриппа отпустил безусловно на свободу, надеясь приобрести в них друзей для Октавия, но ошибся.
Марк Антоний получил в это время еще новую поддержку: благодаря стараниям его матери, Юлии, долгое время пользовавшейся приютом у Помпея, сам Помпей предложил ему союз и дружбу. Казалось, теперь Марку Антонию оставалось сделать лишь один шаг, чтобы достигнуть высшей власти в государстве, ибо и Агенобарб покорился ему со своим флотом, и Азия повиновалась ему, и легионы Октавиана как будто склонялись на его сторону, но он этого шага не сделал. Не тем уже он стал теперь человеком, каким был сразу после смерти Цезаря: египетская царица своими чарами сковала его энергию и обратила его мысли и стремления к любви и наслаждениям. Ему уже не сиделось в Италии и, попытавшись раз-другой побудить Помпея к высадке в Кампании и Бруттии, Антоний вступил с Октавианом в переговоры в Брундизии. Плодом этих переговоров было разделение государства следующим образом: Антоний взял себе всю его восточную половину от Скодры в Иллирии; Октавиан — все западные части, стало быть, и Италию; Лепид же должен был довольствоваться Африкой, для охранения которой ему дано шесть легионов. На их верность он, впрочем, имел полное основание не полагаться. Договор в Брундизии скреплен был родством. В это время умерла
ns юотео
eosoassessssasessa
Антония, с атрибутами Виктории-— крыльями ИЫДКГОМ.
жена Антония Фульвия, и он женился на прекрасной Октавии, сестре соперника-триумвира. Впрочем, его новое супружество с женщиной, обладавшей редкими качествами ума и сердца, не оказало никакого благодетельного влияния на него: он слишком уже проникся эгоизмом и слишком привык к расточительности и чувственным наслаждениям.
Народ обрадовался мирному договору (39 г. до н. э.), но радость его скоро сменилась новыми тревогами. Помпей, забытый триумвирами в Брундизии, не замедлил им напомнить о себе страшным корсарством у берегов самой Италии. Дошло до того, что ни одно судно с хлебом из Африки не могло достигнуть места назначения. Отчаяние народа довело его до восстания. И вот снова триумвиры съехались для совещания, на этот раз в Мизен. Здесь было решено: Сексту Помпею отдать в неограниченное распоряжение Сицилию, Сардинию и даже Ахайю (т. е. Грецию), с тем чтобы он обязался освободить все моря от своих корсаров и каждый год доставлять в Италию известное количество хлеба. Примирение скреплено было помолвкой М. Марцелла, пасынка Антония, с дочерью Помпея. Затем последовал великолепный пир на корабле Помпея, и хотя Менодор (это был один из отважнейших предводителей корсаров) шепнул ему в удобную минуту: «В твоих руках теперь все владыки Римского государства, хочешь ли один сменить их всех — вели поднять якоря», но все окончилось благополучно. Помпей отверг коварное предложение Менодора.
После блистательных празднеств, данных триумвирами на берегу в честь Помпея, Антоний и Октавиан, встречаемые повсюду чуть не с божескими почестями, вступили снова в столицу и приняли поздравления сената и народа, давно уже привыкших целовать прах их ног. Сенат наполнился иноземцами, вольноотпущенниками, наемными холопами: так повелел произвол триумвиров. Должности и провинции раздавались без спроса у сената и народа, консулы часто назначались лишь на месяц, и вообще сенату и народу предоставлено было только одно — безусловно утверждать все, что повелевали или делали триумвиры.
Антоний на Востоке. Борьба Октавиана с Секстом Помпеем. Неудачные замыслы Лепида. После победы при Филиппах и разделения государства Марк Антоний некоторое время оставался в Афинах, питая душу сладкой лестью, которую расточали ему выродившиеся потомки некогда славных
sssseeaa®ssss«a
эллинов, принимал участие в философских диспутах, а еще охотнее — в празднествах и играх, с удовольствием прислушиваясь к толпе, сравнивавшей его о Дионисом. В Азии Антонию нравилось еще больше: цари и царицы искали его благосклонности, народы встречали его с флейтами и арфами, плясуньи и шуты услаждали его досуги, что не мешало ему, однако, немилосердно выжимать из
провинций деньги как на собственные безумные траты, так и Ворота в Перузии. на приготовления к походу на парфян. Местами, например в Эфесе, Марка Антония не только называли, но и встречали как бога Диониса: женщины в одежде (!) вакханок, а мужчины и мальчики в образе сатиров. Зато благосклонный бог действительно не скупился на подарки и золото, и дома раздавал плясунам, поварам, льстецам.
Объезжая провинции, Антоний остановился на время в киликийском городе Тарсе: туда, по его повелению, должна была прибыть царица Египта. Здесь кстати заметить, что Египет, страна, полная величавых преданий, во времена Антония, то есть когда ею управляла Клеопатра, последняя из царственной династии Птолемеев, вовсе уже не представляла той древней славы, которая невольно рисуется в воображении при воспоминании о колыбели европейского просвещения. Итак, в Тарсе Антоний ожидал прибытия египетской царицы. Вдруг однажды, когда он на форуме творил суд и расправу, разносится весть, что Афродита (Венера) прибыла в гости к Бахусу (Дионису), что она в золотой лодке и на пурпурных парусах уже поднялась вверх по реке и ожидает к себе Диониса. Народ, разумеется, устремился к берегу. Триумвир, подождав немного, последовал за ним, посмотреть на диво. И было на что посмотреть: в самом деле, диво дивное предстало взорам народа и его владыки! В вечернем полумраке река струилась золотистыми переливами, отражая в себе сияние ярко вызолоченного судна. Нереиды и грации управляли кормилом судна и пурпурными его парусами; окруженная божествами любви под великолепным балдахином в цветах и в роскоши небрежно возлежала сама египетская Афродита, Клеопатра. Великий Це-
SSSSSSSSSSSSSSSSM
Марк Антоний и Клеопатра.
Марк Випсаний Агриппа.
зарь видел ее еще неопытной девочкой и тогда уже был ею очарован, теперь же она предстала счастливому Антонию во всей неотразимой прелести вполне развитой красоты (царице было в это время 24 года), со всею силою ума и речи, заманчивого голоса и ясного сознания власти над сердцами. В первый раз увидел ее Антоний, и этого было довольно, чтоб решить его участь. С этого свидания он стал навеки рабом прекрасной Клеопатры. В Италии поднялись волнения, из-за Сирии грозили парфяне, а Антоний, позабыв и власть, и славу, поплыл в свой плен в Египет и там, в Александрии, отдался беззаботно в руки царицы, безвозвратно завладевшей его сердцем.
Летели месяцы, как мгновения, а Антоний все еще не приходил в себя от очарования, в котором держала его Клеопатра. В Италии между тем Агриппа осадил Перузию; парфяне под предводительством царевича Пакора и римского беглеца Лабиена вторглись в Сирию, Финикию и Киликию. К ним перешли и города, и войско, и даже крепкая Антиохия. Тогда только очнулся триумвир. С флотом двинулся он к Тиру, но отчаянный зов приверженцев из Италии изменил его намерение. Против парфян он отправил храброго легата своего Вентидия, а сам поспешил на помощь к своим в Италию. За два похода Вентидий усмирил непобедимых до тех пор парфян, оттеснил их за Евфрат и отпраздновал блистательный триумф (38 г. до н. э.). В следующем году парфяне, впрочем, снова поднялись, и в этот раз поход Вентидия, несмотря на присутствие в войске возвратившегося из Италии Антония, был не так удачен, как первые два. Антоний потратил драгоценное время на различные удовольствия в Лаодикее, куда он вызвал и Клеопатру, и только поздним летом двинулся со стотысячной армией (в ней было тысяч 60 римлян) за Евфрат. Но как некогда несчастный Красс поддался жадности к богатствам, так теперь Антоний не мог оторваться мыслью от Александрии. Он спешил окончить кампанию, бросил все осадные машины и орудия, напрасно старался без них взять город Фрааспу и вдруг получил весть, что парфяне под начальством самого царя своего Фраата сожгли у него в тылу машины, истребили арьергард и свирепствуют по всей окрестности. Опасность пробудила в триумвире прежнюю его энергию, и только благодаря этой энергии и искусству успел он отступить и потерял в походе лишь половину армии, а не всю.
В Финикии Антоний щедро награжден был своей Цирцеей за походные труды и опасности. Клеопатра обладала неистощимым запасом изобретательности в пирах и праздниках и вообще во всем, что могло бы рассеять у возлюбленного Антония скорби и заботы и возвратить его к любви и радости. И насколько она умела успевать в этом, видно из того, что когда благородная, великодушная Октавия, услышав о неудачном походе мужа на парфян, забывая личные оскорбления, сама повела к нему на помощь отборное наемное войско, осадные орудия и запас денег, Антоний с дороги послал ей приказание вернуться в Италию, а сам последовал за той, которую он величал не иначе, как «царицей царей». Забыл Антоний и своих соперников, и семью, и детей, и обязанности правителя и гражданина. Клеопатре и ее детям он раздавал провинции и города и, наконец, стал с Клеопатрой являться народу в образе божеств: Диониса и Исиды. При этом двое старших сыновей Клеопатры изображали Гелиоса (Солнце) и Селену (Луну); знатные римляне должны были волей-неволей приниматьучастиевэтой комедии, а народ — приносить дары и жертвы. Все эти безумные потехи вызываали в Риме негодование. Октавиан, огорченный поведением Антония с его сестрой, а еще больше воспаленный жаждой единовластия, стал обдумывать, как погубить соперника.
Прежде чем начать борьбу с Антонием, расчетливый Октавиан решил обезапасить себя от Помпея. Между ними отношения давно уже были очень натянутыми. Замечая это, хитрый Менодор (тот самый, который предлагал Помпею низкий поступок с триумвирами) перешел к Октавиану с флотом и Сардинией, которую Помпей поручил ему в ведение. Измена Менодора, отказ Октавиана выдать его обратно и некоторые другие столкновения довел и раздор до открытой войны. Война эта, несмотря на обширные приготовления Октавиана, вначале была для него далеко не так удачна, как он ожидал. Обе его эскадры, высланные из Остии и Равенны, были разбиты: первая — Менекратом в бухте Кум (38 г. до н. э.); последняя, на которой был и сам Октавиан, — Демо-харом в Мессинском проливе. Но само торжество Помпея и осторожность Октавиана спасли последнего. Наслаждаясь страхом, который этими победами был наведен на всю Италию, Помпей предался веселью и пирам и, величая себя «сыном Нептуна», забыл о противнике.
Марк Випсаний Агриппа.
 Агриппа (ок. 63—12 гг. до н. э.) — римский полководец, сподвижник Августа. Известен постройками в Риме (водопровод, Пантеон, термы) и в Галлии.
ssossasssasessssas
Октавий, видя свою неспособность в военном деле, поручил все дело своему умному приверженцу Агриппе, дал ему средства на строительство нового флота, выменял у Антония 120 кораблей на несколько надежных легионов и воспользовался союзом, предложенным Лепидом (последний действовал не из сочувствия к триумвиру, а из желания любым способом захватить жемчужину Средиземноморья, благословенную Тринакрию, т. е. Сицилию), но зато потерял Менодора. Этот коварный человек опять перешел к Помпею.
Весной 36 г. снова закипели битвы на море и на суше. Особенно кровопролитна и упорна была битва у Липарских островов, но Агриппа заставил, наконец, Де-мохара к ночи искать спасения под защитой Пелорского мыса. Пользуясь успехами Агриппы, Октавий с легионами перебрался через Мессинский пролив и вы-
Антоний и Клеопатра в нарядах Диониса и Исиды.
садился в Сицилии, южнее Тавромена, но и на суше ему посчастливилось так же, как и на море. Окруженный отовсюду неприятелем и не зная местности, испугавшись происшедшего в то время землетрясения, Октавиан бросил легионы и едва добрался в лодке до берегов Италии. Агриппа во второй раз спас триумвира. Высадившись в Сицилии, он взял с боя город Милы, собрал легионы, пересадил их на корабли и в решительной битве при Навлохе полностью разбил флот Помпея, находившийся под начальством Де-мохара. Демохар лишил себя жизни, Помпей с остатками флота бежал в Азию, впутался в отношения с парфянами, попал в плен к Антонию и был казнен.
Бегство Помпея заставило действовать более энергично ленивого Лепида. Привлекши на свою сторону воинов бывшего повелителя Сицилии, он увидел себя в главе таких зна-
gaaaaasaaaasasaags
чительных сил, что вздумал тягаться с Октавианом, но самообольщение его скоро разбилось о действительность. В первой же битве с Октавианом он увидел, что когорты и легионы покидают его и переходят к неприятелю. Лепид бросился к Октавиану с мольбой о пощаде и получил ее. Октавиан предоставил ему достоинство верховного жреца, но в то же время лишил его какого-либо политического влияния. Итак, из борьбы Октавиан вышел неограниченным повелителем всей западной половины Римского государства.
Борьба триумвиров между собой
Битва у мыса Акций и ее последствия. Прошел год, другой, третий со времени описанных нами событий. Казалось, ничто не грозит нарушить добрые отношения между обоими владыками государства. Антоний по-прежнему пил полную чашу наслаждений, а Октавиан между тем (35—33 гг. до н. э.) успел подчинить римскому оружию полудикие народы, обитавшие в негостеприимных районах к северу и востоку от Италии, и тем обезопасил государство от их вторжений. Народ оправился от недавних бедствий и стал привыкать к твердому правлению Октавиана. Но вот показались признаки новой близкой бури. Голос негодования против расточительности и произвола Антония стал в народе раздаваться чаще и сильнее. Октавий не думал сдерживать его, напротив. Уже триумвиры (собственно, теперь дуумвиры) не раз обменивались едкими упреками. Октавии прислан развод. Она должна была оставить дом своего бывшего мужа. Вскоре (32 г.) объявлена война, но не Антонию, а Клеопатре. Антоний готовился защищать ее. И с той, и с другой стороны начались обширные приготовления к страшной борьбе. По повелению Антония, поднялись за него цари и владыки Мавритании, Аравии, Иудеи, Мидии, Каппадокии, Понта, Египта, флоты островитян и городов восточного поморья собрались в Эфесе. Девятнадцать легионов сошлись под его знамена. Они еще верили в его звезду. Они как будто не замечали, что в их рядах нет многих и многих из прежних сподвижников, а у самого предводителя нет его прежних доблести и силы.
Из Эфеса в Самос, из Самоса в Афины передвигался Антоний, не покидая несчастной своей привычки к пирам и удо-
gssHsaBsssaaaBBsas
вольствиям. Собрался флот в Кор-цире. Время было благоприятным, чтобы немедленно устремиться в Италию, застать Октавиана еще не вполне готовым к борьбе. Но Антоний как будто не хотел расстаться с атрибутами Диониса. Так застала его осень. Впрочем, войска его расположились уже по разным городам Ахайи, а флот приготовился у мыса Акций, что при входе в Амбракийский залив (Арта). Антоний все еще не трогался со своей блистательной стоянки в Патре (на северном берегу Пе-
Онагр — тяжелая метательная машина, бросавшая камни, каменные и свинцовые ядра в осаждаемую крепость.
лопоннеса), хотя храбрый Агриппа в течение зимы уже не раз беспокоил греческое побережье.
Весной 31 г. до н. э. Октавиан высадился сначала на Кор-цире, потом к югу от Акрокеравнских гор. В это же время Агриппа успел уже покорить в тылу у Антония Коринф, несколько других городов и уничтожить высланную против него эскадру. Тут, наконец, проснулась в Антонии энергия. По совету Клеопатры, он избрал для решительной борьбы не сушу, а море. При удаче он намерен был тотчас же ударить по Италии, где уже почти не осталось легионов. В удаче же он не сомневался, оглядывая свой блистательный флот, любуясь 5-, 7- и даже 10-ярусными кораблями и вспоминая, что на них сидят 22 000 тяжеловооруженных воинов и стрелков. Тем тяжелее было предстоящее разочарование.
2 сентября с раннего утра закипела эта достопамятная битва у мыса Акций, решившая судьбу Римского государства. Благодаря своим легким маневренным судам и избегая невыгодной борьбы с морскими колоссами Антония, Октавий растянул свою линию, охватил неприятеля с флангов, прижал его к берегу; уклоняясь от могучих ударов катапульт, нападал на колоссы справа, слева, спереди, сзади, пробивал их железными носами своих быстроходных судов и до самой ночи не давал неприятелю ни построиться, ни изменить план битвы. На другой день Антоний мог бы, однако, еще склонить победу на свою сторону, изменив вид своего флота, но в ту же ночь Клеопатра под влиянием панического страха, считая его дело проигранным, со своими 60 галерами, составлявшими
sBs^saesHSH^SBBss
резерв Антония, вышла за линию и на всех парусах поплыла к Египту. Антоний заметил это; мысль о том, чтобы еще раз увидеть свою царицу, с нею вместе умереть — он и сам не знал, чего хотел, — заслонила все другие мысли. Он бросился в лодку, погнался за Клеопатрой, настиг ее корабль. Он произнес было упрек, но — один взгляд Клеопатры, звук ее голоса, и несчастный раб своей страсти лишился слов и мыслей и, как ребенок, последовал за своей вла-
дычицей в Египет. Лишенный главы флот на другой же день Битва у мыса Акций, сдался победителю. Легионы через неделю последовали его примеру.
Блистательными играми в честь Аполлона отпраздновал Октавиан свою победу, а на том месте, где стоял лагерем (на северном берегу Амбракийского залива), заложил город Никополь, что значит город победы.
Еще значительнее, чем сама победа, были ее последствия. Неизменно расчетливый и осторожный, Октавиан не тотчас бросился пожинать ее плоды, напротив, страшась чрезмерного количества войска, он распустил несколько легионов, наградив их обещанием египетской добычи; значительную часть армии под начальством Агриппы отправил в Италию, в распоряжение своего умного советника Мецената, управлявшего западом в отсутствие Октавиана. Далее он объехал Грецию и Малую Азию, награждая, наказывая правителей, устраивая провинции (30 г. до н. э.); потом заглянул в Италию, чтобы принять поздравления от сенаторов и всадников, и уж оттуда, наконец, двинулся в Азию и Египет.
А пока происходило описанное, Антоний, разуверившись и в богах, и в людях, и в самом себе, не покидал своего уединенного жилища, построенного им еще раньше на оконечности Александрийского порта. Ласки Клеопатры возвратили ему на время бодрость духа; стали они вместе обдумывать, как им быть: не вступить ли в переговоры с Октавианом, не бежать ли в отдаленные страны или в Испании основать себе новое царство? Появление победителя перед Александрией разрушило их мечты. Клеопатра увидела, что не царство пред-
sssssssassssosasaa
Царица Клеопатра кончает жизнь самоубийством.
стоит ей, а золотые цепи и место за колесницей триумфатора на улицах Рима.
Стоит ли упоминать о последних, жалких усилиях Антония оружием прекратить торжество противника? Стоит ли говорить о тех битвах, в которых Антоний должен был смотреть, как его оставляют воины на суше, корабли на море и примыкают к тому, от кого единственного, надо им теперь ждать милости и награды? Видя повсюду
измену и слыша, будто Клеопатра, чтобы избавиться от позорного рабства, сожгла себя вместе со своими сокровищами, Антоний нашел в себе силы покончить с жизнью, в которой он уже не видел больше ни цели, ни радостей.
Слух о Клеопатре был, впрочем, неверен. Она, облекшись во всеоружие красоты и слова, попыталась тронуть сердце победителя, и только тогда, когда убедилась, что бессильны самые жаркие мольбы перед ледяным бесстрастием расчетливого мудреца в пурпурной тоге, только тогда потеряла всякую надежду на независимость и счастье. Октавиан окружил ее зоркими стражами: он берег царицу как лучшее украшение своего триумфа, но Клеопатра нашла средство обмануть стражу. Одни говорят, что царица погибла от укуса ядовитой змеи, которую, по ее мольбе, тайно доставила ей преданная рабыня; другие говорят, что она приняла яд, который всегда носила при себе.
Сыновья Клеопатры были, по повелению Октавиана, казнены; дочь выдана за какого-то мавританского князя; двоих же младших сыновей благородная Октавия приняла к себе и воспитала, как родных детей.
Со смертью Клеопатры погиб последний потомок египетских владык. Египет был обращен в римскую провинцию и вверен управлению префекта, назначенного владыкой Рим
ского государства.
Усмирив окончательно парфян, Октавиан возвратился, наконец (29 г. до н. э.), в столицу, где раболепный сенат уже заблаговременно приготовил ему золотой венец, благодарственный праздник и народный декрет, передававший Октавиану власть трибуна и верховного судьи. После трехднев-
ного триумфа: первый в честь покорения далматских и но-рических племен, второй за усмирение народов в Азии и при Акции, третий за Египет — Октавиан по-прежнему неутомимо принялся за дела. Легионам выдано было сполна все жалованье и сверх того простым солдатам по 250 денариев, а начальникам — вчетверо; далее им же розданы казенные земли, а где последних недоставало, куплены земельные участки из частных рук. 1раждане также получили от Октавиана подарки, кто деньгами, кто хлебом; за бедных он сам уплатил долги. Благодаря всем этим щедротам в народное обращение разом влилось столько капиталов, что процент на занимаемые у ростовщиков суммы вдруг понизился до 4%. Понятно, что все это должно было заставить народ забыть недавние бедствия, а тут еще последовали игры за играми, и глазам жадной до зрелищ толпы предстали невиданные дотоле носороги, бегемоты, выписанные Бог весть откуда, иноземные бойцы и т. п. Конца не было радостям, и в знак всеобщего покоя податель мира затворил двери храма Януса. За все свои труды и за всю щедрость Октавиан не требовал у народа ни денег, ни поместий, ни диктатуры, ни диадемы: он довольствовался тем, чего единственно искал, т. е. властью. Республиканских форм он не трогал, а между тем один был и консулом, и цензором, и народным трибуном, а после смерти Лепида — и Верховным понтификом (жрецом). Правители провинций служили ему в качестве легатов, сенат превратился в его государственный совет, а легионы покорно ждали его повелений. Монархия подошла неслышно и заняла место республики.
 Гражданские воины после смерти Цезаря были заключительным этапом истории Римской республики. Переход к монархии был результатом классовой борьбы и внешней экспансии Рима.
Республика фактически пала навсегда, хотя формально еще продолжала существовать в виде принципата Августа и его преемников.
Август в покрывале Великого понтифика.
шзшкнззявккжвявжш
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
ПЕРИОДПЕРВЫИ. ИМПЕРАТОРЫ ИЗЛОМА ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ (30 г. дон, э. — 69г.н. э.)
Высшей власти назначенье: Отрешив страстей волненье, Правде, мудрости и миру Посвятить свою порфиру.
&RVVCV
Август Октавиан.
Частный быт императора. Правление. Государственный быт. Октавиан (впоследствии Август Октавиан) достиг, наконец, верховной власти в государстве. Сохраняя все наружное уважение к формам республики, он не уничтожил ни консульства, ни трибун-ства, ни цензорства, ни сената, а между тем исподволь, как увидим, взял все в свои руки. Неизменно холодный, расчетливый, лицемерный, этот политик с уверенным и ясными взглядом пошел по широкому пути, так искусно им себе приготовленному; успокаивая страсти, даруя народу тишину и материальное благосостояние, он мало-помалу полностью подчинил его своей власти и продолжительным неограниченным правлением своим, опираясь на умных и преданных советников, ознаменовал собою целую эпоху в истории Римской империи, внешне блестящей, одряхлевшей внутри. Но, прежде чем говорить о главнейших подробностях правления Августа, заглянем в его частный быт.
В семейной жизни Октавиан был настолько же несчастлив, насколько был счастлив на поприще политическом. По государственным соображениям, женившись весьма рано на Клавдии, падчерице Марка Антония, он после разрыва со своим соперником, триумвиром, разошелся и с женой. Второй
ЙЙШШЙ 186

его женой была Скрибония, родственница Секста Помпея. От этого брака родилась Юлия. Отец обрадовался дочери, но все-таки он недолго жил и со Скрибонией. Он развелся с ней, потому что его опутала и связала Ливия, вдова Тиберия Клавдия Нерона. Коварная и властолюбивая (как весь знаменитый род Клавдиев, к которому она принадлежала) Ливия была для Августа поистине и добрым, и злым гением вместе, но больше злым, потому что, служа мужу мудрым советом во многих делах, эта женщина, как только выступали вперед ее личные интересы, с редкой настойчивостью, дальновидностью и тонким коварством уничтожала все препятствия, возникавшие на пути, и притом совсем не выбирала средств. И что же? Искусно проведя весь мир, поработив мысли и желания миллионов, Октавиан в руках Ливии оставался покорным орудием ее часто преступных целей и намерений.
Заветной мыслью Ливии было сделать так, чтобы власть после Октавиана досталась ее детям от первого брака, Тиберию и Друзу; от брака с Октавианом у нее детей не было. Всю тонкость интриги, всю настойчивость женщины, поглощенной одною идеей, употребила Ливия для достижения своей цели. И она достигла желаемого, хотя и не выбирала средств; в крайнем случае не останавливалась даже перед отравой. Муж Юлии, 17-летний Марцелл, сын Октавии, умер через три года после женитьбы, не оставив детей. Марцеллу, племянницу свою, Август выдал за знаменитого Агриппу и после смерти последнего усыновил старших ее детей, т. е. своих внуков, Гая и Луция. Оба они жили недолго. Еще оставались двое меньших детей Юлии: дочь, тоже Юлия, и сын Агриппа Постум. Чтобы и они не мешали, Ливия успела очернить их в глазах деда и добилась их изгнания. Той же участи подверглась еще прежде и сама Юлия, дочь Августа, за крайне развратное поведение. Итак, под старость император очутился один, без прямого потомства, с глазу на глаз со своим государственным величием и с душевной пустотой.
Несмотря на жестокие семейные потрясения, Октавиан с обычной неутомимостью продолжал заниматься государственными делами, устраивая судьбу подвластных ему земель и народов, принося им в жертву и время, и здоровье, и свои силы. Чуждый пышности, он жил почти так же просто, как жили тогда зажиточные сенаторы. Даже его дворец мало чем отличался от палат богатых оптиматов, разве только постоянным караулом из царской гвардии, преторианцев, стоявших у
 Смерть Антония 1 августа 30 г. фактически сделала Октавиана единственным и неограниченным повелителем римской державы, но юридически нисколько не изменила его положения. Тогда вспомнили, что еще в 36 г., после победы над Секстом Помпеем, Октавиану была дарована пожизненная трибунская власть. Теперь сенат ее подтвердил и расширил.
В 29 г. Октавиан вернулся в Рим и отпраздновал грандиозный триумф. По этому случаю титул «императора», который Октавиан неофициально употреблял уже в течение нескольких лет, был присвоен ему официально и превратился, как у Цезаря, в его личное имя (преномен). На 28 г. Октавиан был избран консулом вместе с Агриппой (это было его шестое консульство). В этом году консулы провели общий ценз всех граждан (он не проводился с 70 г.) и по этому поводу устроили «чистку» сената. Количество его членов, выросшее за последнее время до 1 тыс. человек, было уменьшено до 800.
187 ОООООО
aaaasasasasssssaoa
Горации и Меценат в триклинии у Августа.
входа. В простой одежде, обыкновенной сенаторской тоге, изготовленной руками кого-либо из женщин, членов семьи, Октавиан часто один, без ликторов, ходил по разным районам города, посещал сенат, комиции, судилища и, как простой гражданин, затерявшись в толпе, прислушивался к прениям в суде, высказывал свое мнение, слушал возражения. Покровительствуя литературе и искусству, он допускал в свой домашний кружок их лучших представителей и часто, слушая сладкоречивого Горация, забывал на время свои семейные огорчения и отдыхал от забот правительственных.
С помощью своих умных и деятельных советников и сотрудни
ков: знаменитого любителя и покровителя наук и искусств Мецената и уже не раз упомянутого Агриппы, полководца и администратора, Октавий исподволь выполнил свои заранее обдуманные преобразования в государстве. Прежде всего он очистил сенат (в качестве цензора он имел на это законное право) от всех тех членов, которых считал или вовсе неспособными, или опасными для его монархических целей. Потом он пополнил сословие патрициев, потерявших так много своих представителей во время террора последних лет. Наконец, по приказанию Октавиана сделана была в государстве всеобщая перепись населения (28 г. до н. э.). По переписи, оказалось в государстве более 4 миллионов, способных стать в ряды войска.
Как простой народ, так и знатные люди имели основание видеть в новом монархе своего благодетеля. Народ был освобожден от многих налогов, происшедших единственно от бывшего деспотизма триумвиров, обедневшие оптиматы получили от Октавиана более или менее значительные суммы для поправления своих дел. На раздачу бедным хлеба, на устройство заманчивых зрелищ Октавиан также не скупился. Зато, когда в следующем (27) году он для соблюдения формы сложил было с себя звание правителя государства, сенат
sssssesssssssa»»
облек его достоинством главнокомандующего всех сил государства с титулом императора и предоставил ему на всю жизнь власть верховного правителя республики (!), а через десять лет, когда император опять было вздумал сложить с себя свои великие заботы, сенат и народ, вновь подтвердив свое решение, приветствовали Октавиана новым, почетным титулом Augustus, т. е. достопочтенный.
Чтобы окончательно утвердить за собой и обезопасить свою власть, Октавиан Август с видом бескорыстия предоставил сенату управление богатыми внутренними провинциями, куда сенат и назначал проконсулов; себе же подчинил пограничные, т. е. такие, где приходилось постоянно держать войска. Другими словами, монарх этой дальновидной мерой сделал так, что военные силы были у него по-
Воины преторианской гвардии.
стоянно под рукой. Не довольствуясь этим, он учредил еще в столице и по главным дорогам строгую полицию и целый корпус телохранителей. Эти последние были преторианцами. Им суждено было играть большую роль в дальнейшем развитии Римской империи. Наличные военные силы при Августе представляют следующие цифры: в обыкновенное время строевого войска считалось 25 легионов, что вместе с союзниками составляло армию тысяч в 300, корпус преторианцев состоял из 9000 человек. Три тысячи из них постоянно находились в Риме, остальные 6000 — в ближайших к столице городах.
Само собою разумеется, что при новом правительстве возросли и государственные расходы: на содержание войска и флота требовалось, как можно предполагать, миллионов 30 рублей серебром на наши деньги, да на ежегодную раздачу хлеба народу около 2 или 3 миллионов, но лучшим управлением провинций, осторожностью в финансах и неутомимой деятельностью Август достиг того, что большая часть государственных доходов, распределявшихся прежде по
 Преторианцы в Древнем Риме — первоначально охрана полководцев, затем императорская гвардия; участвовали в дворцовых переворотах.

Август Октавиан учреждает в Лугдуне центр управления Галлией.
карманам больших и малых чиновников, стала теперь прибывать в казну. Если при Птолемеях доходы Египта доходили до 12 млн рублей серебром, а при Сулле упали до 5 млн, то при улучшенном финансовом управлении Августа на сколько они должны были увеличиться — понятно всякому.
Три года провел император в путешествии по провинциям, изучая быт подвластных народов, строя дороги, поощряя ремесла, контролируя проконсулов. Ничтожный до того времени городок Лугдун (нынешний Лион) он сделал административным центром Галлии, сумел привлечь в это место многочисленное население, построил храмы и положил прочное основание к сближению покоренной национальности с римлянами. Точно так же и в Испании: при помощи легатов и в особенности своей правой руки, Агриппы, император окончательно подчинил римской власти и римскому просвещению остатки воинственных горцев.
Возвратившись из путешествия в 24 г. и получив от благодарного сената и народа новые титулы бессменного трибуна, консула и цензора, император в этом качестве во второй раз
предпринял очищение сената для возвышения его значения, сократив число его членов (600 вместо 900), и положил конец морским разбоям, поручив надзор за морями трем могущественным эскадрам, построив главный военный порт в обширной Мизенской гавани.
Три раза Август затворял двери храма Януса в знак общего мира. В самом деле, империи его, образованной из самых разнородных элементов как в отношении народностей, языка, верований и обычаев, так и в отношении умственного и гражданского развития, казалось, предстоял теперь общий, невозмутимый мир, ибо императорский легат Марк Красс,
ОООООО 190
saaasssoassasaass®
отразив в 27 г. даков, бастарнов и другие племена, жившие на Нижнем Дунае, занял Мезию, т. е. нынешние Болгарию и Сербию; в Самосе в 20 г., император лично принимал посольство, прибывшее из Индии с богатыми подарками и с предложением союза; царь Парфии Фраат, преклоняясь перед величием Августа, добровольно выдал римские орлы и трофеи, захваченные еще у несчастного Красса; народы, обитавшие в Альпах, к северу от Италии и дальше — в Норике, Реции и Винделикии (западные части Австрийской империи) были покорены в 17 и 16 гг. Тиберием и Друзом, пасынками Августа; наконец, от нападений северогерманских племен, сикамбров, узипетов и тенктеров, император построил крепость возле Фюрстенберга у Ксантена, державшую в страхе все окрестности на правом берегу Рейна; против волнений, возникавших в Паннонии (Венгрия) и Галлии, где новые правительственные порядки не всем нравились, приняты были также деятельные меры, и усмирение этих стран поручено Друзу, уже хорошо проявившему себя, как в военном, так и в административном деле, но все это только казалось. Не успокоение предстояло этому громадному государству, охватившему собою страны и народы от Атлантического океана и почти до Индийского. Внутри него уже шло разложение отживших свой век нравственных начал. Приближалось время, когда народы, одряхлевшие в оковах старой цивилизации, должны были дать место народам иным, полным свежих сил. Всему миру предстояло обновление. Посмотрим же, где и как готовились те могучие удары, которые в самом основании пошатнули исполинское здание Римской империи, а впоследствии совсем ниспровергли его и возвестили вселенной новые, живые начала, заложив основание новым свежим государствам.
Звезда Вифлеема. Древние германцы. Арминий — предводитель херусков. Отжили древние религиозные верования, согревавшие когда-то сердца людей. Давным-давно исчезло безвозвратно то набожное время, когда и небо, и земля, и воздух, и воды представлялись человеку населенными сверхъестественными существами, когда люди возносились к небесам, а боги запросто общались со смертными, когда повсюду в мире веяло дыханием божества. Храмы опустели. Лишь изредка, и то по приказанию повелителя Римской империи, с алтарей богов поднималось священное курево, клубилось к небесам и нехотя отыскивало в них утра-
 Вифлеем— город в Палестине, находится к югу от Иерусалима. Согласно Библии, родина царя Давида и место рождения Иисуса Христа.
191 ооотоо
ява»ааййайвййавйй
тившую уже свой смысл власть. Философские учения окончательно разрушили древние верования. Напрасно неоплатоники, примешав к своей системе мистическое учение о демонах, старались восстановить обветшавшую религию: они успели только содействовать безмерному развитию бестолковых предрассудков, возбудили жажду гаданий, талисманов и прочих проделок различных кудесников, обиравших и богатого, и бедного. Много в это время было различных замечательных личностей, появившихся в результате известных стремлений, с необычайной силой охвативших человеческие общества и устремивших их на путь, который, казалось, обещал дать новую опору в вере. Но наиболее полные сведения предания сохранили об Аполлонии Тианском. Молва о его чистейшей нравственности и в особенности о чудесах его передавалась из уст в уста, и не в одной лишь Сирии, но и в Индии, и в Египте. Про него говорили, что он умеет заклинать заразные поветрия и землетрясения, исцеляет недуги, изгоняет злых духов, воскрешает мертвых, проходит сквозь запертые двери и делает другие чудеса. Подобно индийскому Будде, он учил, что высшее совершенство человека есть благо и что вполне добрый человек и божество — одно и то же. «Кто мудр и добродетелен, — говорил он, — тому бояться нечего: с ним божество повсюду». Он достиг глубокой старости, распространяя свое учение и пользуясь огромным нравственным влиянием у современников. Говорят, что жесточайшие тираны, как, например, Нерон и Домициан, и те поддавались его влиянию, а потом он исчез с земли как-то странно, никто не знает, как и куда.
В то время, в которое мы теперь перенеслись, черная магия и в особенности астрология находили себе приверженцев даже в кругу образованных и знатных людей. Сам Тиберий, мрачный и холодный, во время своего изгнания на остров Родос часто проводил ночи в беседе с известным в то время астрологом Тразиллом и вместе с ним гадал по звездам о своем будущем величии. Август решительно поднялся на борьбу с суевериями и предрассудками и старался восстановить древнее богопочитание, древнее уважение к авгурам, сивиллиным книгам и т. п., но упустил из виду только то, что он и сам ничему этому не верил. Он принадлежал к школе эклектиков, т. е. к таким людям, которые, не привязываясь исключительно ни к одной из известных философских систем, выбирали из всех только то, что казалось им лучшим и вероят-
ОООИОО 192
Триумфальная арка в Риме. I в. н. э.
Форум Августа в Риме.
Храм Аполлона в Помпёях.
ааеишишававввив
нейшим. Как эклектики, так и стоики, и эпикурейцы безвозвратно прервали связь с древним вероучением, основанным на мифах, но, разрушив старое, не создали на его месте ничего нового. Очевидно, что истоки философских воззрений на мир, на божество и человечество не могли дать сердцу пишу, удовлетворяющую его. Сначала в высших сферах общества, не исключая и самих жрецов, а потом и во всем народе распространилась самая безотрадная индифферентность в деле веры. Способствовал укреплению неверия в народе сделанный Эннием перевод сочинения Эвмера, появившегося лет за триста до н. э. Об этом переводе мы упомянули в своем месте. Книга была написана так понятно и просто, что находила доступ даже к мало подготовленному читателю. Итак, при всеобщем безверии народа был утрачен тот опорный пункт, к которому могли бы примкнуть лучшие надежды человечества, а с тем вместе исчезли добрые нравы, спутались понятия о божественном и человеческом праве. Нравственное разложение общества, пороки, которым даже теперь трудно найти имя, ступили на свой гибельный путь. Безбожие, глубокий нравственный разврат, как зараза, проникли во все закоулки римского мира. Закрылось безответное небо, и на земле не осталось того, в чем благородство, честь, святость могли бы найти себе опору. Обновление миру явилось из отдаленного уголка римской державы, из среды народа немногочисленного и не пользовавшегося особенным уважением в языческом мире. Мы говорим об Иудее.
Небольшая, лишь около 460 кв. миль, страна израильтян занимала тот угол Сирии, который с севера замкнут кедровыми лесами и снежными вершинами Ливана, на востоке и юге переходит в обширные пустыни, а на западе примыкает к Средиземному морю, не образующему здесь нигде удобных гаваней. Волнообразная поверхность местности была тогда не той, что ныне: роскошные нивы и пастбища, сады виноградные, масличные, фиговые зеленели повсюду, щедро вознаграждая труд земледельца. Пахучий мирт и роза, гранат и сикомор оживляли веселую картину. Иерусалим и теперь грустно смотрит со своих холмов на окрестности, но величие его миновало, как сон; кругом его пустыня, Мориа покрыта турецкими мечетями, и лишь на Масличной горе остались бедные следы оливковых садов. Недалеко от Иерусалима, на двух холмах и в низменности
 Ни блестящие цивилизации, развившиеся в незапамятной древности в Китае, Вавилонии, Египте, ни брахманизм и буддизм, ни прелестные учения эллинов, развивавшие в людях чувство прекрасного и возбуждавшие их умы заманчивыми философскими теориями, — ничто из этого не оказало решительного влияния на дальнейшую судьбу человечества, ибо не дало ему той прочной основы, без которой нет истинной религии, истинной нравственности. Эти основы хранились в народе, который в деле религии свято сохранил свой «Ковчег завета», с ним — веру в Единого и в простоте сердца с твердостью ждал, когда Иерусалим сделается религиозным средоточени-ем мира, когда все народы стекутся к нему принять законы мира и любви и, умиротворенный Божественным Искупителем мира род людской снова вкусит радости Эдема. Читайте Исаию (II, 1 —4 в особенно XL и LX), читайте Михея (IV и далее), и вы увидите, как крепка была в Израиле вера в наступающее обновление человечества и в близкое пришествие Того, кто, наконец, направит людей по новому пути, открыв им благодатные средства к духовному возрождению.
7 Рим, т. 2
asassaaasasssaasss
между ними, расположен Вифлеем, печально глядя на степи, которые расстилаются к югу от него и уходят в беспредельную даль. Из этого-то бедного городка воссиял миру свет веры и обновления.
Это случилось около 750 г. по римскому летосчислению следующим образом. Впрочем, приведем здесь лучше слова евангелистов (см. Лука, гл. II и Матф., гл. II): «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сирией. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Марией, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить ей. И родила Сына Своего Первенца, и спеленала его, и положила его в ясли, потому что не было им места в гостинице. В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: «Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь». И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»
«Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы (т. е. мудрецы) с востока и говорят: «Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». Услышав это, Ирод царь встревожился и, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: «Где должно родится Христу?» Они же сказали ему: «В Вифлееме Иудейском...» Они пошли. И та звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою. И, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну».
Так повествует Евангелие о Рождестве Спасителя мира, основателя новой церкви Иисуса Христа, событии, имеющем
sssoasassssasoasas
величайшее всемирно-историческое значение и случившемся на 30-м году консульства Августа.
В то время, как Рождество Спасителя возвестило Римской империи наступающий нравственный переворота, другой ее переворот, и именно внешний, политический, стал готовиться среди лесных дебрей нынешней Германии. Но прежде чем его касаться, скажем несколько слов о древних германцах.
Многочисленное первобытное племя германцев с незапамятных
Германцы в своих хижинах.
времен занимало обширные пространства от Рейна до Дуная, от Альп до Балтийского моря и даже дальше, до тех пределов, где, по выражению Тацита, в известное время года встречаются закат и восход солнца. Под разными названиями германцы живут у Тацита на всем указанном пространстве Средней Европы: свионы, родоначальники нынешних шведов (по-немецки сведы) — в Скандинавии, батавы — в нынешних Зеландии и Голландии; северней от них и ближе к морю — фризы и хауки; к югу от последних внутрь страны — воинственные хатты, между нынешними Липпе и Ланом и в особенности по берегам Рура; ангривары — на Нижнем Везере; марсы — на Эмсе; поближе к Рейну — бруктеры, тен-ктеры и сигамбры; на востоке от них, от истоков Липпе и Эмса и далее за Везер, к горам Гарца — свободолюбивые херуски, хранители священных рощ германцев; северней, по обе стороны Эльбы — лангобарды, а к югу, от Тюрингенского леса и до Эльбы — гермундуры; между Эльбой и Одером — свевы; маркоманы — в Богемии, квады — на Дунае и еще мно
гие другие племенные общины.
Страна, населенная германцами, прорезанная сплошь горами и почти непроходимыми в то время лесами и болотами, с вечно сырым небом, сырым, холодным климатом, почвой небогатой, дававшей лишь хлеб, была страна конечно непривлекательная, но дикие племена любили свое суровое отечество и крепко стояли за свою свободу и бедность. Впро-
чем, и среди лесов они находили удовлетворение своих несложных нужд. Борьба с волками и медведями укрепляла их физические силы; многочисленные стада овец, рогатого

Бронзовая тарелка.
скота, лошадей и свиней обеспечивали пропитание; ячмень и рожь доставляли материал для изготовления напитка, к которому уже в те времена голубоглазые родоначальники нынешних немцев чувствовали слабость. Жилища, в которых проводило век это рослое, целомудренное, крепкое на слово племя были так же просты, как просты были вообще все их потребности. Из кое-как отесанных бревен складывалась изба (на манер наших крестьянских), покрывалась соломенной остроконечной или круглой
крышей — вот и все. Иногда бревна ставились ребром, как еще и теперь можно встречать у вестфальских угольщиков. Проконопаченные мхом пазы бревен, стол, несколько скамеек внутри жилища, необходимое оружие — вот в чем заключалось окончательное устройство дома древнего германца. Скот помещался тут же, отделяясь от хозяев лишь какою-нибудь перегородкой. У богатых, конечно, жилища были про-
сторнее и чище и для стад устраивались загоны и закуты.
Храмов у германцев не было, а поклонялись они боже-
ствам своим в глуши лесов; жертвоприношения сопровождали пением, а иногда при этом жрецы — весьма часто женщины — возвещали народу волю богов. Вообще женщина у древних германцев пользовалась большим уважением. В домашнем быту и на войне она всегда для мужчины была верным товарищем и другом; делила с ним тревоги жизни, а часто и смерть. Зато германец благоговел перед матерью своих детей и, если приходилось, то с таким же мужеством шел за нее на врага, с каким отстаивал свою веру и свободу.
Одежда и вооружение германцев были до крайности немногосложны: сагум, короткий полотняный или кожаный кафтан, отороченный мехом, дощатый щит и фрамеа (довольно длинное копье с металлическим наконечником, а иногда просто заостренное). Кроме того, в битве пешие воины употребляли еще короткие дротики. Их они швыряли метко и далеко. Из сказанного ясно, что германцы умели прясть пряжу и ковать металл. Нет сомнения, что из зерна они умели готовить крупу, варить похлебку, но пекли ли они хлеб? Едва ли.
ОООО» 196
000^0^00000000^000
Иначе, Тацит, подробно описывающий их быт, обязательно упомянул бы об этом.
В делах гражданских и политических германские племена управлялись общинным советом. Здесь целым миром обсуждали вопросы, касавшиеся войны, мира и вообще благосостояния общины. Рабов у германцев не было: на совете говорили люди свободные и рассуждали о делах свободно. Сами предводители и начальники, фюрсты (князья), оказывали на мирской сход влияние лишь тогда, когда совет их был основательнее, разумнее, когда они сами доблестными делами уже заслужили себе
общественное уважение. Зато вокруг таких заслуженных Древнегерманские людей всегда находилась дружина приверженцев, не поки- жилища, давших предводителя в самые опасные минуты. Напротив, когда валькирии (девы смерти, выбирающие мертвых, убитых) уже носились над полем битвы и манили героев в Вальхаллу, многие из дружинников добровольно устремлялись навстречу брачному поцелую смерти, чтобы вместе со своим предводителем взлететь к небесным высотам.
Средоточием того места, где суждено было разыграться новым событиям, потрясшим Римскую империю до самого основания, можно признать местность, прилегающую к истокам Эмса и Липпе. Здесь, среди дремучего Тевтобургского леса, находилось главное святилище германцев, Оснинг, или Осенегге, может быть Асенегге или Асенауе, т. е. жилище богов. Забота об охране этой святыни была поручена храбрым херускам и другим соседним с ними племенам: брукте-рам, сигамбрам, марсам и хаттам. Приближался случай проявить им свою храбрость.
Уже выше было упомянуто, что Август в 13 г. до н. э. построил крепость для удержания германских племен в страхе и поручил Друзу усмирение как народов Галлии, так и германцев. Исполнив как нельзя лучше поручение в Галлии, он искусно умел польстить тщеславию местного дворянства, Друз двинулся на Рейн. Тут он построил значительный флот,
saassMoassesssa®
Сторожевая башня.
провел его каналом в озеро Флево (в то время оно было небольшое и только потом превратилось в нынешний залив Зюйдер-зее), вступил в переговоры с фризами и другими приморскими обитателями нынешней Голландии и приготовился к походу на германцев в следующем году.
Действительно, следующие затем пять лет Друз победоносно прошел несколько раз и в разных направлениях все пространство между Немецким морем и верховьями Везера и Липпе, между Рейном и Эльбой. Германцы поднялись отовсюду на отчаянную борьбу и даже в горных теснинах Билефель-
да (а можем быть, Дореншлухта) жестоко поразили римлян и распяли на кресте более 20 пленных центурионов; однако же Друз навел на воинственные племена сильный страх и (к югу от Липпе, недалеко от Падербона) построил крепость Ализо(ныне Эльзен). Отсюда Вестфальскими воротами, оставляя Тевтобургский лес справа, двинулся к Эльбе, но на
пути он в одном месте поскользнулся на камне и, упав, сломал ногу и умер от раны недалеко от реки Исселя (Изала, а может быть, Сала).
Пока Друз воевал с германцами, Тиберий успел окончательно усмирить паннонцев, даков и далматов и после смерти брата двинулся в Германию. Надо полагать, что походы его в этой стране не сопровождались ничем особенно примечательным. История молчит. Тиберий был отозван Августом. На его место послан Домиций Агенобарб. Чтобы обеспечить передвижение войск по беспокойной стране, Домиций построил длинные мосты в болотистых районах на северном берегу Липпе. Как бы то ни было, но германцы, очевидно, почувствовали на себе гнет римской силы. Это ясно из
того, что маркоманы, свевского племени, оставили свои прежние границы и ушли дальше в глубь страны. Под начальством воинственного Маробода (он в Риме научился военному искусству) они в Богемии основали королевство. К ним примкнули свевы и другие соседние племена. Марободсфор-
МЙМ. ’98 ------
ssssssasssssoeeoa
мировая отличную 70-тысячную армию и хотя внешне выражал абсолютную покорность Августу, но на самом деле считал себя независимым государем, а как считал, так и действовал: столько народа находилось под его покровительством, что его государство далеко вышло за границы первоначальной Богемии.
На место умершего Друза послан был Квинкцилий Вар (5 г. н. э.), бывший до этого правителем Сирии и благодаря родству с императорским домом успевший уже разными неправдами обогатиться за счет этой провинции. Он был уверен, что вскоре окончательно утвердит господство римлян в стране беспокойных германцев. В самом деле мало-помалу римляне успели уже прочно укрепиться на северо-западе Германии. Батавы, фризы, хауки были отчасти покорены, отчасти добровольно вступили с римлянами в союз; цепь римских крепостей протянулась вдоль моря до устья Везера и дальше; вследствие частых походов внутрь страны и хатты, и сигамбры, и херуски должны были смириться на время: торговлей и римскими обычаями правители надеялись в скором времени полностью объединить побежденных с победителями. Действительно, знатные люди больше и больше стали примиряться с римскими нравами, а вместе с тем заимствовать и римские пороки. В среде самой германской знати римляне приобрели себе влиятельных сторонников, в том числе Сегеста, богатого германского старшину, пользовавшегося в народе большим уважением. Но дух свободы не угас в суровых и доблестных варварах, и в семье Сегимбра, предводителя херусков, вырастал будущий освободитель Германии, богатством, мудростью и храбростью достойный своего отца. Юноша этот был не кто иной, как Арминий.
Пока Вар управлялся на Рейне, Тиберий двинулся на Маробода, ибо двусмысленное поведение последнего вывело римлян из терпения. Тиберий с 12 легионами уже достиг Богемии, когда снова восстали и Паннония (Венгрия), и Далмация, и 800-тысячные германские полчища ринулись к границам Римской империи. Помирившись наскоро с Маробо-дом, Тиберий, по приказанию императора, поспешил принять меры для предотвращения бедствия, грозившего империи. Не без труда собрал он около 15 легионов, что с союзниками составило армию около 200 тысяч. И закипела 4-летняя жестокая война! Германик, сын Друза, усыновленный Тиберием, деятельно помогал своему названному отцу.
 Арминий (18 или 16 г. до н. э. — 19 или 21 г. н. э.) — вождь германского племени херусков. В 9 г. н. э. разгромил римскую армию полководца Вара в Тевто-бургском лесу.
199 ОООООО

 В Риме поражение Вара вызвало сильное беспокойство: боялись нападения германцев на Галлию и общего восстания галлов. Этого не произошло; однако все завоевания за Рейном были потеряны. Тиберий в 10 и 11 гг. предпринял карательные экспедиции и с помощью флота снова проник в глубь Германии. Но Август понимал, что прочно удержать эту территорию едва ли будет возможно. Поэтому римские войска в конце концов были оттянуты к Рейну, который и остался на будущее время границей. Только узкая полоса на его правом берегу и треугольник между верховьями Рейна и Дуная остались в руках римлян. Здесь граница была искусственно укреплена валом и системой сторожевых постов (так называемый limes (пограничный вал)).
Римский меч одолел (9 г. н. э.), восстание было подавлено, огромные пространства земли беспощадно опустошены и почти вовсе обезлюдели. Безмерна была радость Рима, когда там узнали о блистательном окончании этой войны, но вдруг является в столицу гонец с вестью: «Вар с отборнейшими тремя легионами и союзниками истреблен в Тевтобургском лесу».
Дело было так. Обольщенный своей силой и за партией германских приверженцев не видя, какой дух движет массой свободолюбивого народа, Друз представил, что римской цивилизации уже проложен широкий путь в среде германского народа, и потому разбил свой лагерь на Фельдромской возвышенности, среди священных лесов германцев, и предстал народу во всеоружии владыки, просветителя, судьи. Полилась кровь под лозами и секирами ликторскими, и закипела негодованием и яростью душа молодого Арминия на похитителя свободы, особенно, когда Сегест открыто стал на сторону римлян и высокомерно отказал ему в руке своей дочери, Туснельды, хотя и знал об их взаимной склонности. Встрепенулись народы при вести о жестокостях римского палача, и, как один человек, восстала вся окрестная страна. Все это произошло так быстро и так тайно, что раньше, нежели Вар мог подготовиться встретить грозу, под знаменами Арминия уже стояли херуски, сигамбры, хатты; сйм Сегимунд, сын Сегес-та, был в его рядах, и отовсюду ближние и дальние племена поспешили ополчиться на борьбу за общее отечество. Загремели дремучие лесные чащи от боевых песен варваров, и в глуши Тевтобургского леса разыгралась та страшная драма, весть о которой, как громом, поразила столицу необъятной империи. Хитрость, с помощью которой Арминий завлек Вара в лес, удалась как нельзя лучше. Не помогли римлянам ни отчаянное мужество, ни количество, ни искусство начальника кавалерии, Бала Нумония: все легли здесь (вероятно, в районе нынешнего Билефельда, ибо здесь открыто во время раскопок множество римских монет, оружия и подков) жертвой жестокости Вара. Никому не было пощады от разъяренных защитников свободы, лишь незначительное число неприятеля было взято в плен. Знатнейшие из них преданы смерти, остальные отданы в вечное рабство. Как ни владел Август искусством скрывать свои ощущения, но при вести о погибели Вара и он потерял присутствие духа и со слезами воскликнул и после не раз повторял: «Вар, Вар, верни мои легионы!»
sssseesssssssess
Лишь несколько лет спустя собралась империя с силами отомстить германцам за Тевтобург-ское поражение. Тиберий выступил в поход с огромным войском. Престарелый император последовал за ним в Беневент, на обратном пути заболел и на 76-м году скончался на руках Ливии (14 г. н. э.). Верная своим давним замыслам, Ливия скрывала от народа смерть Августа до тех пор, пока не
Арминий поражает римлян в Тевтобургском лесу.
обеспечила престол Тиберию. Немало было произнесено речей на пышных похоронах императора. Сенатор Нумерий, глубоко тронутый утратой, поведал всенародно, что он видел,
как дух императора вознесся к пределам Олимпа. Немедленно сословием жрецов, по внушению Ливии, сделано распоряжение о причислении Августа к сонму богов, а благочести
вому сенатору за клятвенное удостоверение в справедливости сказанного им выдано в награду 250 000 денариев. За такую награду много бы нашлось в Риме и других охотников клятвенно признать апофеоз (т. е. обоготворение) Августа, но не сумели вовремя догадаться.
Между тем в Германии вновь закипала война. В течение двух с половиной лет Германик, которому поручено было теперь новым императором командование войсками и флотом, покрыл себя славой. С помощью своего опытного легата Цецины он в 15 г. совершил несколько блестящих походов в землю марсов, хаттов и разрушил у последних их главный город Маттиум. В следующем году он провел многочисленный флот по Друзову каналу в озеро Флево, оттуда в океан и потом по Везеру поднялся дальше Вестфальских ворот, в район Ринтельна, где сосредоточены были силы Арминия и под знаменами последнего стояли воины, составлявшие цвет германского народа, в том числе брат его, Флавий, и дядя, храбрый Ингвиом, бывший раньше другом римлян. На полях Идиставиза (судя по описанию Тацита, надо полагать, что местность эта находилась или между Гамельном и Ринтельном, или же по ту сторону Вестфальских ворот, у Витс-киндских гор) Германик одержал еще одну блистательную победу над германцами и скоро был отозван императором в Рим, где его ждал триумф. Но, несмотря на успехи Германика,

было очевидно, что владычество римлян в Германии поколебалось в самом основании. Уже прошло безвозвратно то время, когда римские легионы наводили на германцев безотчетный страх. Со времени Тевтобургской битвы они уж не раз испытали себя в открытом бою с неприятелем; иногда терпели поражение, но нередко и побеждали; главное же то, что ни укрепленные лагеря, ни римские крепости не могли уже держать суровые племена в рабской зависимости.
Римляне штурмуют укрепления германцев (с древнеримского барельефа).
При первой малейшей возможности не марсы, так херуски, не сигамбры, так иное племя тотчас стряхивало с себя иго и воспитывало в целой нации мысль о полной, общей независимости, и мысль эта крепла с каждым годом, с каждой битвой.
Высоко вырос в глазах всего германского народа благородный Арминий за то, что он неутомимо и мужественно выдержал борьбу с сильным неприятелем. И каждый сын Германии вырос во время этой борьбы в собственных глазах, а на Арминия глядел не иначе, как на освободителя общего отечества, как на представителя его свободы и славы. Понятно, что такой человек, как Арминий, не мог оставаться равнодушным, видя, что Маробод, предводитель маркоманов, все больше порабощает соседние племена. Арминий объявил ему войну и с верными бойцами за свободу двинулся в Богемию. В двухдневной битве он поразил противника. Катуальд, предводитель готонов, штурмом взял столицу; сам Маробод бежал к римлянам. Ему дали убежище в Равенне, где он 18 лет
влачил жалкое существование, все надеясь, как современные изгнанные скиптроносцы, не улыбнется ли судьба и не позволит ли ему опять добыть себе корону.
Зависть и мелкая злоба не пощадили и Арминия, этого «освободителя Германии», как называет его Тацит. На 37-м году он погиб, коварно убитый в неравном поединке. Память о нем переходила в песнях из рода в род среди потомков освобожденных им народов. Жаль, что песни эти пропали без следа. Замечательно, что добросовестный римский историк создал Арминию бессмертный памятник в летописях истории,
esasssasosasasssa
а когда в XIX в. представители германцев вздумали ему воздвигнуть по подписке памятник из бронзы, оказалось мало денег. А хорошо было бы на вершине Тевтобурга поставить величавую фигуру Арминия, с мечом и со щитом как предупреждение врагам внешним, а еще больше как предупреждение внутренним раздорам в Германии!
Форум Юлия Цезаря в Риме.
Состояние образованности в этот период
Ремесла. Торговля. Роскошь. В Риме в это время проживали два миллиона жителей, половина из них — рабы. Положение последних было улучшено Августом настолько, что без судебного приговора их нельзя было посылать на бой с дикими зверями. Да еще им даровано право жаловаться на жестокое с ними обращение господ, впрочем, по поводу жалобы раба суд разбирался не с ним самим, а с его господином. Даже и вольноотпущенники не получали прав полного гражданина: они все-таки зависели от патрона. Последний мог, если бы захотел, выхлопотать им изгнание.
Остальное население состояло из граждан или безмерно богатых, или абсолютно нищих; среднего класса благодаря продолжительному рабству, которое внедрилось в жизнь римлян, вовсе не существовало в Рим. Правда, ремесленники были в Риме, но на какой жалкой почве находилось их занятие. Ремесла вообще и саму торговлю в то время считали делом грязным, недостойным свободного человека. У знатного римлянина были свои пекари, повара, сапожники, портные и т. п.; у богатого ремесленника, у архитектора — свои мастеровые, у помещика, особенно богатого, — свои работники — и все это были в полном, в самом безотрадном смысле слова — свои, т. е. собственные, рабы. Бедным гражданам редко приходилось добывать себе пропитание ремеслом: иногда бедняк избегал ремесла из-за презрения к нему, а еще чаще предпочитал ставить свое существование в зависимость от ежемесячных императорских подачек хлебом и деньгами. Гордость его не возмущалась этим: он принимал эти подачки,
2оз OOOQOO
ssssBBSBSSBSBSsa«
как победитель принимает дань, подносимую побежденным, и едва удостаивал взгляда откормленного императорского холопа, который подавал ему милостыню. Сам император не получал от граждан изъявления особенной благодарности за его щедроты, а щедроты эти иногда бывали таковы, что раздавалось, например, гражданам за один раз миллионов двенадцать-тринадцать рублей серебром на наши деньги, и каждый гражданин, каждый мальчик получал сотни три-четыре сестерций. Жажда к зрелищам развилась в это время в римском народе еще больше, чем была прежде, и Август должен был стараться как можно чаще разнообразить гладиаторские бои, травлю зверей и другие увеселения. Он даже приказал выкопать в
Читатель. С мраморного цирке довольно обширный бассейн, для того чтобы в нем барельефа.	можно было показывать народу морские битвы, только за-
претил драться при этом до смерти. Иногда он умел кстати и искусно отказать народу, если его требование было уже чересчур нахальным. Так, например, когда толпа стала кричать, что вино подорожало, император велел утешить крикунов словами: «В акведуках Агриппы воды теперь довольно. У кого жажда, пусть напьется даром».
Мы уже и прежде упоминали, что Италия одна далеко не могла прокормить хлебом свое население, особенно во время империи. В былое время товары, произведенные в этой стране, превосходное оливковое масло, овощи, вина (альбан-ское, цекубское у Гаэты, фалернское и др.), шерсть служили предметом вывоза, а с тех пор, как все земли сосредоточились в руках богачей, основавших свое хозяйство на рабском труде, эти статьи перестали покрывать потребности и одного итальянского населения. Понятно, что благословенная Богом Италия впала благодаря тупоумию и корысти человека в безвыходную зависимость от чужих стран. Испания везла сюда хлеб, масло, вино, мед, воск, рыбу; Сицилия — хлеб,
ssaasossssssesosss
скот, кожи, шафран; Греция доставляла вина и гиметский мед; Фригия — кур; Самос — павлинов; Мелос — журавлей; Хиос — устрицы; Родос и прибрежные страны Черного моря — изысканную рыбу, которая в Риме ценилась очень дорого. За все это Рим платил данью, которую получал с покоренных земель. Иным чем-либо платить не приходилось, потому что он перестал производить, а напротив, как какой-то чудовищный желудок, только поглощал произведенное в разных частях света. Обжорство и мотовство росли в столице с ужасающей быстротой: их не могли остановить ни законы, ни собственный пример воздержанности и бережливости императора. Для удовлетворения страсти к громадным и пышным постройкам привозили отовсюду драгоценный мрамор: ослепительной белизны паросский, с зелеными и черными жилками фессалийский, пестрый фригийский и малоазийский, наконец, белый с пурпурными пятнышками нумидийский.
Торговля с восточными странами установила себе в то время три главных пути. Один шел из Италии на север, к Черному морю, где город Диоскурий служил как бы сборным пунктом для 70 народов, обменивавших здесь свои изделия. Другой путь вел в Эфес, а третий, главнейший, — в Александрию. Александрия благодаря своему положению и многочисленному купеческому флоту сделалась в этот период как бы всемирным торговым рынком. Вавилонские ковры, тирские пурпур и льняные изделия; аравийские ладан и всевозможные пряности; финикийское стекло; мурринекая посуда, которая в Риме ценилась чрезвычайно высоко; индийские жемчуг и драгоценные камни, и проч., и проч. — все это свозились в Александрию, а оттуда в Рим. Кроме этого, надо еще упомянуть о хлопчатобумажных изделиях, от тончайшего муслина до толстого катуна, слоновые клыки, камедь, доставлявшиеся из Египта. Самой выгодной статьей торговли был шелк, за которым ездили в Китай. При Августе он вошел в такую моду у знатных и незнатных, что император указом запретил мужчинам носить шелковые ткани. Это, впрочем, не помешало тому, что лет 200 спустя стали носить не только шелк, но даже парчу. На жемчуг и драгоценные камни тратились также баснословные суммы. Рассказывают, что у одной дамы (впрочем, это несколько уже после Августа) видели ожерелье, которое оценили в два миллиона.
Если на шелк и жемчуг тратились миллионы, то на обжорство проматывались суммы неисчислимые. Желудку
Актер. В Риме актеров набирали из рабов и воль-* ноотпущенников.
sssssosssaasaosasa
своему римлянин этого периода (а дальше — еще больше) служил с особенной любовью. Не перечесть, сколько изобретательности употреблено на выдумку различных кушаний, приправ, напитков, способов сохранения и употребления того, что льстило вкусу. Гастроном Апиций заслужил себе в течение двух царствований — Августа и Тиберия — завидную славу в
Бой гладиаторов. Прори-	кругу знатных обжор. Но как глубоко был он однажды огорчен
совка с мозаики.	тем, что его соперник по искусству, какой-то Октавий, переку-
пил у него заморскую рыбу, заплатив за эту рыбу 1200 денариев! Конец Апиция вполне достоин удивления всех истинных
Гладматоры, сражающиеся с дикими зверями.
чревоугодников. Когда ему вздумалось пересчитать свою наличность и оказалось наличности 2,5 миллиона, благородный муж решил, что на такую ничтожную (!) сумму не стоит жить на свете, и принял яд. Сколько же миллионов он проел в прежние годы, когда, по его мнению, стоило жить на свете! Римская аристократия единодушно выразила сожаление при вести о кончине Апиция, ибо она любила его обеды, на которых, кроме бесчисленных изысканных блюд, она наслаждалась еще и театральными представлениями, и музыкой, и пением. Ко
нечно, и вино лилось рекой на таких обедах, и нет сомнения, что Рим императорский уже обладал такими достойными вы-
древнеримский барельеф, пивохами, которые смело могли бы потягаться и с современными нашими знаменитостями. Говорят, что какой-то Новел-лий (как хорошо, что история сохранила его имя) выпивал за один раз больше 8 кварт вина. Сам император Тиберий был удивлен, когда узнал об этом, и поверил не раньше, чем лично убедился в справедливости слуха.
Выше было сказано, что свободное население состояло из
безмерно богатых аристократов и безмерно бедных остальных граждан. Первые составляли, конечно, меньшинство: 600 се-
наторов, около 10 000 всадников и несколько тысяч различных выскочек, нажившихся ростовщиков и разжиревших торговцев. Тут-то и пребывали роскошь и мотовство. Из карманов этих денежных тузов ежегодно вылетало около 6 млн рублей серебром на наши деньги в Аравию, Индию, Египет, Китай за разные предметы роскоши. Это обстоятельство дало повод Плинию воскликнуть: «Вот сколько нам стоит наше и наших жен мотовство!»
Навмахия Августа.
Какой простак этот Плиний! Как бы он изумился, когда бы увидел, сколько в настоящее время убивается и проматывается жизни и чести на предметы роскоши не только в больших центрах цивилизации (!), но даже и по деревням!
Архитектура. Богатства порабощенных народов пошли, между прочим, на украшение Рима знаменитыми памятниками архитектуры. Величественны постройки, относящиеся к предшествовавшим периодам римской истории: клоаки, водопроводы, дороги, храмы, портики, но им не сравниться с теми, которые украсили Рим со времен Цезаря и Помпея. Сколько тратилось денег на общественные постройки, можем судить по тому, что Марк Скавр построил свой знаменитый театр лишь за четыре недели, а между тем он вмещал 80 000 зрителей: 360 мраморных колонн и 3000 бронзовых статуй украшали сцену, а стены внутри здания были выложены мраморными плитами, мозаикой и позолотой. Три года спустя Помпей выстроил первый каменный театр на Марсовом поле. Еще целы его развалины, а вот в уменьшенном виде и план этого здания. Внутреннее полукружие, ровное пространство, так называемая оркестра, служило в этом театре не для хоров и жертвенника (тимеле), как в греческих театрах, а для помещения сенаторов. За этим амфитеатром оркестра шли места для публики; перед оркестрой — просторная сцена, украшенная колоннами, статуями, декорациями; за сценой — сады и крытые портики для хористов, костюмеров и т. п. Театр Помпея был посвящен богине Венере (Победительнице), храм которой и глядел из-за амфитеатра прямо на сцену. По этомуже плану, только еще богаче и пышнее, были построены Августом театр Марцелла и театр Бальбы. Были в Риме
Театр Помпея.
ввйнвивэивяиэв®
Пантеон
(здание в разрезе).
еще и деревянные театры, но они строились на короткий срок.
Из построек Цезаря особенно замечательны форум Юлия, базилика Юлия и огромный искусственный бассейн, наполнявшийся водой из Тибра и служивший для представления морских сражений. Подобный же бассейн — на-вмахия — построен был и Августом. Он был еще больше, чем бассейн Цезаря: в нем могли двигаться до 30 кораблей, а вокруг него амфитеатром устроены были места для публики.
Августом и его сподвижниками построены еще следующие
знаменитые здания: новый форум с храмом Марса Мстителя; храм Юпитера у подошвы Капитолия; Палатинский храм Аполлона (этот храм был весь из белого мрамора); колоннада на Марсовом поле — длинное здание, в котором народ собирался по центуриям и подавал голоса; внутри этого здания — площадка для гимнастических игр и здание, в котором в случае плохой погоды скрывались от дождя и производили подсчет голосов. Из построек, сделанных Агриппой, особенного внимания заслуживают акведуки. Они вели в столицу воду из-за трех миль и состояли из непрерывной могучей аркады, поддерживавшей просторный канал и украшенной колоннами и каменными и бронзовыми статуями.
Самым величественным и прекраснейшим архитектурным произведением этого периода, без сомнения, следует считать Пантеон, который до сих пор наперекор времени величаво стоит на Марсовом поле и напоминает зрителю о минувшей славе Рима. Пантеон был посвящен Юпитеру Мстителю. Статуя этого божества стояла в главной нише, напротив входа. В остальных шести нишах стояли статуи Марса, Венеры, обоготворенного Цезаря и других божеств и героев. Поперечник этого круглого храма 132 фута, а толщина стен 19 футов. Исполинский купол здания вверху имеет сорокафутовое круглое отверстие, и легко представить себе, как это магическое освещение сверху должно было способствовать тому, чтобы все архитектурные подробности проявлялись в полном своем значении и красоте.
Статуи божеств Пантеона исчезли или попали в музеи, время наложило свою печать на внешние украшения храма, а папы повытаскали из него все, что можно, даже медные балки, которые поддерживали кровлю наружного портика, служащего преддверием храму. Из этой меди они наделали в церкви Св. Петра бронзовых украшений, отлили несколько пушек для своей армии (!), а к Пантеону в вознаграждение ущерба пристроили две безобразные колокольни.
Колонны Пантеона представляют самое богатое и изящное развитие римско-коринфского ордера, преобладавшего в римской архитектуре в течение всего описываемого периода. Впрочем, не забывались и другие стили. Так, например, колонны старого тосканского стиля употреблялись в колумбариях (так назывались общественные склепы), а дорическими колоннами Август украсил храм Квирина, который он воздвиг на вершине Квиринальского холма, как будто с той целью, чтобы, напоминая народу о покровительстве священного патрона, возбудить в римлянах исчезнувшую веру и сделать их достойными почетного названия квиритов. В этот период возникло в Риме немало замечательных архитектурных памятников и у частных людей. Так, например, уже упомянутый нами Марк Эмилий Скавр, пасынок диктатора Суллы, построил себе дом на Палатинском холме с такими богатыми архитектурными украшениями, что и сам двор его обнесен был 38-футовыми мраморными колоннами. Всадник Мамур-ра выложил все стены своего великолепного дворца также мрамором. Клавдий построил себе палаты за 700 000 рублей серебром, и даже Цицерон, который богатством далеко не мог равняться с денежными тузами, выстроил себе дом за 175 тысяч рублей. В домах не только богатых, но даже и среднего состояния людей появились и стенная живопись, и различные арабески, и мрамор, и мозаика. Императорская резиденция приняла совсем иной вид, чем мы оставили ее в предшествовавший период. Август действительно имел право сказать: «Я застал Рим глиняным, оставляю мраморным».
Кладбища обустраивались римлянами так, чтобы и эти места упокоения бренных останков тоже служили отдаленным потомкам памятником славы и могущества великого народа. По сохранившимся доселе остаткам римских кладбищ видно, что римляне весьма заботливо устраивали пребывание мертвых, особенно со времен империи. Встречаются гробницы простые, небольшие, с колонкой или жертвенником
Пантеон (половина фасада).
HessaasasssHeasaaa
Погребальные урны.
(Cippus), составляющими собственно памятник, но часто встречаются гробницы обширные, нечто вроде общественных склепов, так называемые колумбарии (в переводе значит голубятни). Здесь, в заранее приготовленных нишах, ставились саркофаги и погребальные урны, т. е. собственно урны, в которые помещали пепел покойника. Некоторым надгробным па-
мятникам придавали вид пирамид, как, например, в памятнике Цестня; другие строились в виде храмов. Август построил себе заблаговременно великолепный памятник, который красотой и размерами отличался от всех других. Римские кладбища располагались обыкновенно вдоль дорог. Путешественник, таким образом, часто мог останавливаться или ради архитектурных достоинств памятников, или ради надписей, напоминавших ему близкое соседство величия человека с его пеплом.
Не только в столице, но и в провинции кладбища украшались весьма заботливо. Доказательством служит прилагаемый здесь вид кладбищенской улицы в Помпеях. На левой стороне, за статуей, видны стены с карнизом. Ими огорожен небольшой дворик. На этом дворике найдены все принадлежности столовых, даже стенная живопись, отвечавшая их назначению. Очевидно, это было не что иное, как триклиний funebre, т. е. общественная поминальная столовая. Тут бедные граждане отправляли поминальные обеды. Для бедных же существовало и другое общественное учреждение на кладбище, где тело покойника предавалось сожжению, если его родные не имели средств похоронить его, а похоронить — значило соорудить костер, заплатить жрецам, сжечь покойника и собрать его пепел. Еще одно слово о римских кладбищах. Замечательно, что эти язычники не боялись жилища мертвых и не отбрасывали их куда-нибудь подальше от взора человеческого; напротив, строили их вблизи города, дороги; усердно разводили на них плодовые деревья, цветы, как будто бы в насмешку мрачному Харону, ожидавшему, когда и эти живые придут попросить у него местечка в лодке, уже известной им понаслышке.
оива 2ю--------
йошоиоиишии
Говоря о богатых частных постройках римлян, надо прибавить, что не только в столице они возводили свои дворцы и палаты, но любили жить и вдали от шумного центра. По берегу чудного Неаполитанского залива, в Альбанских горах и в особенности на вершинах, увенчанных нынешним Тиволи (древний Тибур), всюду пестрели великолепные виллы, тонувшие в садах и глядевшие прямо на море. Если вы теперь пойдете по Тибуртинской дороге, встретите
грязь и запустение. Не удивительно: правление пап наложи- Улица в Помпеях.
ло какую-то печать отвержения и проклятия на всю в древности прелестную страну, в особенности на окрестности Рима; дорога же Тибуртинская идет через эти окрестности. В тот период времени, о котором здесь идет речь, было не то. На каждом шагу роскошная природа юга встречала путника улыбкой, как бы радуясь, что труд человека в тесной дружбе с ней; как бы сознавая, что после всех тревог и деятельности и даже наслаждений городского быта человек все-таки придет к ней на лоно — за отдыхом, за обновлением сил. В Тиволи же находилась и вилла Мецената. Здесь подолгу живал знаменитый ценитель и покровитель наук и искусств и наслаждался природой в избранном кругу поэтов, ученых и художников.
Литература и искусство. Книжная торговля. Наука и поэзия, как мы уже раньше заметили, заимствовали свои основы в Греции. Во времена республики они все еще носили на себе печать римского духа, но со времен империи древнеримский строй мыслей отступает все дальше на задний план; на месте набожности и свободных мыслей водворяются полноправно ханжество и раболепная лесть. Хороший тон предписывал непременно держаться какого-нибудь философского учения, и римляне держались преимущественно эпикуреизма, находя в этом учении самое удобное оправдание исключительно чувственного образа жизни, проникшего в образованные и состоятельные классы. Те, которые держались учения стоического, умели, несмотря на гнет тирании, бороться за то, что у них считалось добрым и возвышенным. При Августе они не имели поводов выступать на эту борьбу, зато
еивейяэимваевйа»
Вилла Мецената.
последующим императорам-деспотам не раз пришлось убедиться в том, что при всем нравственном падении римского общества в его среде все-таки появлялись личности, готовые принести в жертву кровь и жизнь за истину и право.
Красноречие пало еще глубже, чем философия: самовластие совсем отняло у него почву. От ко-миций осталась одна тень их древнего значения. В сенате речи произносились, это правда, но они предварительно проходили строгую цензуру, не допускавшую в них ни отваги, ни свободы. Только юридические науки добились
Тит Ливий.
 Ливий Тит (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.) — римский историк, автор «Римской истории от основания города» (142 книги; сохранились 35 — о событиях периода до 293 г. до н. э. и 218—168 гг. до н. э.).
значительных успехов. В области государственного права и права гражданского прославились Лабеон и Капитон.
Успехам географии содействовали обширные публичные библиотеки и съезды ученых. При Августе впервые появились довольно подробные карты Римской империи. Грек Страбон в своем замечательном сочинении представил свод географических сведений того времени. Ему и астроному Птолемею (жившему во II в. н. э.) мы обязаны лучшими источниками для географии древнего мира.
Не одно только красноречие, но и история была заключена в узкие рамки. Что могло не понравиться владыке, о том писать не смели. По приговору сената, сочинение Лабиена о гражданской войне, проникнутое духом свободы, было всенародно сожжено. Ко времени Августа относится деятельность Тита Ливия, родом из Падуи. Его «Римская история от основания города» состоит из 142 томов. Другие писатели предпочитали заниматься историей иноземных народов или погружаться в изучение древнего мира: это занятие было менее опасно для писателя. Таковы, были например, Дионисий Галикарнасский и Диодор Сицилийский — оба греки.
После знакомства с эллинами заглохли и те первоначальные, хотя грубые, ростки народной римской поэзии, о которых мы говорили прежде. Под влиянием греческих образцов возникла поэзия искусственная, чуждая и по форме, и по содержанию большинству людей, но принятая и развивавшая-
ся только в кругу аристократов, воспитанных наставниками-эллинами. Этой поэзии содействовали мир и удобство жизни, наступившие при Августе, и вот в каком смысле следует понимать выражение, которое принято употреблять, говоря об Августе: «Его царствование было золотым веком развития наук и искусств». В это время в аристократическом кругу вошло в обычай заниматься поэзией, то есть попросту стихотворствовать. Всякий писал стихи, хорошо ли, плохо ли, а писал. Каковы, были стихи сухого, холодного Августа или мрачного Тиберия, читатель может догадаться и сам, но это, впрочем, нисколько не мешало придворным ставить их выше дифирамбов Пиндара. Назовем значительнейших из поэтов этого периода.
Альбий Тибулл участвовал почти во всех походах с 42 по 32 г. до н. э., а потом не покидал уже своего небольшого поместья в Педуме, между Тибуром и Пренесте. Здесь, забыв о светском блеске и монархическом величии, он воспевал в своих элегиях прелесть независимости и тихие радости дружбы и сельского быта. Умер в 19 г. до н. э.
Секст Проперций, один из членов тесного кружка Мецената, справедливо может быть назван жрецом чистейшей чувственности. Он молил богов о ниспослании мира единственно для того, чтобы люди могли предаваться чувствственным наслаждениям. Он на четыре года пережил Тибулла. Поэзия его звучна, но не так проста и задушевна, как у Тибулла.
Квинт Гораций Флакк, придворный поэт Августа, считается величайшим из римских лириков. Он родился в 65 г. до н. э. в Венузии. Отец его, вольноотпущенник, все свои средства использовал для того, чтобы дать сыну в Риме хорошее образование. Гораций был и в Афинах, и в рядах Брута, сражался за республику, но, видно, его убеждения были довольно непостоянны, ибо на поле битвы при Филиппах он бросил свои доспехи, вместе со многими другими спасся в Риме и стал поклонником монархии. Вергилий ввел его в дом Мецената, с которым он и оставался до конца жизни (8 г. до н. э.) в большой дружбе. В своих произведениях Гораций до небес превозносит Августа и введенные им новые порядки, за что он больше других поэтов пользовался милостями при дворе.
В своих сатирах Гораций изобразил картину слабостей и недостатков современного ему общества — тщеславие, жадность, стремление пробиться в свет, чувственность и разврат, но сам, того не замечая, ежеминутно вступал в противоречие
Квинт Горации Флакк.
 Гораций, Квинт Гораций Флакк (65—8 гг. до н. э.) — римский поэт. В сатирах, лирических «одах», посланиях философские рассуждения, наставления житейско-философского характера в духе эпикуреизма и стоицизма. Трактат «Наука поэзии» стал теоретической основой классицизма. Знаменитый «Памятник» Горация породил множество подражаний (Г.Р. Державин, А.С. Пушкин и др.).
sseesesssssaeses
Публий Вергилий Марон.
 Вергилий, Публий Вергилий Марон (70—19 гг. до н. э.) — римский поэт. Сборник «Буколики» («Пастушеские песни», 42—38 гг. до н. э.), дидактическая поэма «Георги-ки» («Поэма о земледелии», 36—29 гг.); героический эпос «Энеида» о странствиях троянца Энея (римская параллель древнегреческому эпо-су) — вершина римской классической поэзии. Эпикурейские и идиллические мотивы сочетаются с интересом к политическим проблемам, идеализируется римская империя.
со своими сатирами, ибо как светский человек и отъявленный эпикуреец многие из осмеиваемых благ ставил в основание собственных стремлений. Он сам определил основные начала своей поэзии словами: шутки, любовь, пиры, забавы. «Жизнь коротка, — говорил он, — лови минуту наслаждений, избегай забот и дел, не думай о завтрашнем дне». Отличительные свойства его сатиры — тонкая наблюдательность, легкая, но острая насмешка, меткость и пластичность выражений. Особенно знамениты его оды, в которых он с безукоризненным изяществом воспроизводит ритм од греческих. Но вдохновенного чувства и в его одах искать нечего: мысль преобладает над чувством; даже в одах с содержанием патриотическим тон поучительный, холодный. Одна из лучших од Горация «Клире». Получив при помощи своего покровителя Мецената небольшое сабинское поместье, он здесь счастливо дожил век, не ища больше милостей у императора.
Публий Вергилий Марон, сын зажиточного помещика, родился в 70 г. до н. э. в Анде, близ Мантуи. В молодости он писал эклоги (пастушеские идиллии). Несмотря на покровительство сильных людей, в бурю гражданских междоусобий ветераны отняли у него наследственное поместье, и только благодаря стараниям Мецената он впоследствии получил его обратно. В эклогах, а еще больше в своей поучительной поэме «Георгики» Вергилий воспевает, или, лучше сказать, описывает в стихах удовольствия сельской жизни, и такая сухая материя, как сельское хозяйство, получает жизнь и поэтическую форму. Вообще совершенству языка произведения Вергилия и обязаны тем громадным успехом, которым они пользовались (особенно «Энеида») у древних и новых народов.
Мы уже выше сказали, что поэзия римлян не представляет ничего самобытного, эпическая в особенности. Так, названная нами знаменитая поэма «Энеида» есть не более чем параллель «Илиады» и «Одиссеи». Герои, которые у великого греческого барда живут и дышат, у Вергилия двигаются, как автоматы, декламируя неизвестно для чего длинные речи, влагаемые в их уста автором. По нашему мнению, «Энеида» со всеми гуманными идеями, которыми она проникнута, в художественном отношении не стоит одной сцены «Илиады», в которой гнев страшного Ахилла смягчается мольбой престарелого царя Приама. В основе «Энеиды» лежит предание о троянцах, от которых римляне вели свое происхождение, а главным действующим лицом поэмы избран Эней,
ООМОО 214-----
которого Август считал своим родоначальником. Содержание ее в двух словах следующее. После падения Трои Эней с товарищами по несчастью блуждает по морям. Буря, которую вызвала Юнона, разбивает его судно и его самого выбрасывает на берег Ливии. Здесь Дидона, мифическая строи-тельница Карфагена, спасает ему жизнь и окружает его лаской и любовью, но боги завидуют счастью обитателей земли. Дидона, по их повелению, должна расстаться с Энеем. Он пускается снова в море, а нежная Дидона лишает себя жизни. После многих странствований Эней в городе Кумы попадает к Сивилле. Сивилла вводит его в царство Плутона. Здесь тень отца Энея, Анхиса, возвещает ему будущую судьбу Рима. Покинув царство Плутона, Эней едет дальше, на север, и высаживается на берегу Лация. Царь этой страны Латин отдает за него свою дочь Лавинию. Из-за этого брака Энею приходится воевать с рутулами. Эпизоды войны чуть не скопированы с повести о подробностях осады Илиона. Война заканчивается гибелью храброго Турна, т. е. торжеством и благополучием Энея.
Вергилий заболел на пути из Греции в Италию ив 19 г. до н. э. умер в Неаполе. На дороге в Позилиппо, вблизи города, до сих пор еще сохранилась гробница Вергилия.
Публий Овидий Назон родился в 43 г. до н. э. в Сульмоне, на Апеннинах. Это была легкая, подвижная, поэтическая натура. С раннего детства пробудилось в нем стремление к поэзии. Сам он говорит:
Мальчиком я еще с Музой сдружился. Часто отец говорил мне: «Все пишешь, — В деле пустом, недоходном лишь время теряешь! Разве забыл, что и после Гомера Память осталась одна, а не деньги!» Слово отца я запомнил, принялся за труд, С прозою жизни хотел подружиться. Нет, не по сердцу пришелся мне труд!
Волей-неволей мысли стремились туда, к Геликону... Речи звучали и стройною мерой, и рифмой.
Публий Овидий Назон.
 Овидий, Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — ок. 18 г. н. э.)— римский поэт. Любовные элегии, послания; проникнутые юмором и иронией дидактические поэмы «Наука любви», «Средства от любви». Мифологический эпос «Метаморфозы» (о «превращениях» людей и богов в животных, созвездия и пр.) и «Фасты» (о римских религиозных праздниках). В конце жизни, находясь в изгнании, написал «Скорбные элегии» и «Письма с Понта».
Овидий попробовал себя на государственной службе, но душа не лежала и к ней, и с той поры он уже жил, как влекло его сердце. Состояние позволило ему не расставаться со столицей, а талант его раскрыл ему двери высшего света. Свет-

 Прямых мужских наследников у Августа не было. Женат он был три раза. Первый брак его заключен был вскоре после установления второго триумвирата. Брак этот преследовал политические цели. Он женился на Клодии, падчерице Антония, дочери народного трибуна Клодия и Фуль-вии. Но в скором времени он разошелся с Клодией и через некоторое время, опять-таки из-за политических расчетов, женился на свойственнице Секста Помпея Скрибонии. От этого брака родилась дочь Августа Юлия. В тот же день, когда она родилась, Октавиан послал Скрибонии развод и вновь вступил в брак с Ливией Друзиллой, которая должна была развестись с Тиберием Клавдием Нероном, ярым противником триумвиров, незадолго до того получившим помилование. Брак этот был бездетным, но у Ливии от первого мужа были два сына — Тиберий Клавдий Нерон (будущий император) и Нерон Клавдий Друз, рано умерший победитель германцев.
ские радости стоили, однако, бедному поэту недешево. Участие его в шумных увеселениях знаменитой дочери Августа, Юлии, навлекло на него опалу. Юлия была заточена на уединенном острове, а Овидай изгнан в пустынные Томы, на негостеприимный берег Черного моря. Сколько ни посылал оттуда Овидий жалоб разбитого сердца, но в Риме не смягчили его судьбы. Так он и умер (ок. 19 г. н. э.) вдали от семьи, не имея даже утешения обнять свою жену, которая любила его всем сердцем.
Овидия много читали, и теперь еще пользуется известностью его мифологическая поэма «Метаморфозы» (буквально «Превращения»). От других римских поэтов Овидий отличается гибкостью формы и богатством фантазии, но глубины и силы, идеального и возвышенного в нем не ищите. Едва успеваешь за прихотливым полетом фантазии поэта, но напрасно ждешь той высоты, на которую возносит лишь муза истинного вдохновения, муза великих стремлений и мыслей.
Литературное дело было известно в древности. Этого мало: из многих произведений у римских писателей видно, что книжная торговля в Риме может быть приравнена по распространенности к нынешней книжной торговле в главнейших европейских городах. В Риме важнейшие книжные магазины находились на Форуме и в других местах. В этих местах можно было всегда встретить хорошее общество поэтов и ученых, можно было услышать чтение нового сочинения или более или менее замечательные суждения о вышедшей в свет книге. Особенно любили ученые и литераторы посещать магазин братьев Созиев, возле храма Вертумна и у колонн Януса. У этих продавцов книг издавались и сочинения Горация. Атрект и Трифон также пользовались в Риме издательской славой. У Помпония Аттика, друга Цицерона, в магазине был такой разнообразный выбор, как у лучших продавцов книг нашего времени. В таких заведениях сотни переписчиков, читателей, корректоров, переплетчиков постоянно были заняты работой и в короткое время готовили для продажи сотни, тысячи экземпляров. Конечно, печати не было, но, если считать, что для переписки, корректуры и т. п. употребляли рабов, и писали притом с помощью различных сокращений, то, очевидно, издания стоили недорого и готовились быстро. Почта развозила их по провинциям. Как невелика была цена изданий в то время, видно из того, что, например, сочинения Марциала (вероятно, первая книга) стоили 5 денариев. Притом же сверток был в пурпурном пере
плете, в простом стоил от 6 до 10 сестерциев. Такая дешевизна изданий объясняется незначительной платой, которую получали авторы. Большей частью авторы довольствовались одной литературной славой. Поэтому те из них, которые, как Марциал, должны были жить литературным трудом, находились относительно издателя в незавидном положении, как и теперь.
Писалось и читалось в то время больше, чем теперь. Это может показаться невероятным, а между тем это так. Больше у людей было досуга. У богатых и даже у чиновников заботы обо всех хозяйственных
и домашних делах лежали на рабах и вольноотпущенниках; женщины читали поэтов, учили их даже наизусть, а временами не прочь были заглянуть и в научные сочинения, чтобы оттуда набраться ума-разума и блеснуть потом в обществе. Присоедините к тому еще потребности школ, общественных и частных библиотек. В Александрийской библиотеке насчитывалось 700 000 книжных свитков, т. е. около 40 000 фолиантов. Большие библиотеки в Риме, вероятно, мало чем уступали Александрийской. Про одного богача в Риме говорили, что у него в библиотеке столько книг, что ему хватило бы на всю жизнь читать одни только заглавия сочинений (!). Не было в Риме недостатка и в газетах. Так, например, официальный листок «Ежедневный вестник римского народа» расходился не только в столице, но в большом количестве экземпляров выписывался и в провинцию. Во время республики публика читала в этом листке обо всем, что происходило значительного в движении общественной жизни: сенатские прения, заключения народных собраний, военные известия и т. п. При императоре все эти вещи проходили сквозь правительственную цензуру и отчасти даже бывали закрыты и заменены известиями о придворных увеселениях, об играх, свадьбах, императорских прогулках, постройках и т. п. Цензура действовала проще, чем в наше время: не нравилось правительству сочинение — его сжигали, а с автора взыскивали штраф, и на том конец.
Албум (в Помпеях).
Место, где можно было прочитать объявления о выходе в свет новых книг, о покупке и продаже разных предметов.
оооооооооооооооооо
Тиберий
Тиберий.
 Тиберий (42 г. до н. э. — 37 г. н. э.) — римский император с 14 г. из династии Юлиев— Клавдиев. Пасынок Августа. Опираясь на преторианцев, проводил автократическую политику. Добился улучшения финансового положения империи.
Правление. Заговор Сеяна. Капрея (Капри). Распространение христианства в Римской империи. Тиберию Клавдию Нерону было уже 56 лет, когда Ливия достигла, наконец, своей цели: убедила Августа передать пасынку императорскую власть. Это случилось в 14 г. н. э. Опытность Тиберия в войне и в государственных делах давала империи большие надежды. И новый император на первых порах, казалось, превзошел эти ожидания. В сенате он произнес следующие знаменательные слова, которые у каждого благодушного и истинно великого монарха, конечно, должны быть ежеминутно в мыслях и в сердце: «Я часто говорил вам, почтенные отцы, и теперь повторяю: благодушный и благомыслящий правитель, которого вы облекаете верховной властью в государстве, должен быть слугой сената и граждан, а в большей части случаев — даже и слугой каждого из граждан. Надеюсь, что я не раскаюсь в сказанном мною, ибо я всегда находил вас правителями справедливыми и благонамеренными». И действительно, на первых порах новый император поступал сообразно тому, что заявил сенату в своей речи. Строжайшее правосудие, необыкновенная бережливость в употреблении государственных денег, поощрение мысли и слова — вот чем ознаменованы были несколько лет правления Тиберия. Каждый год он умел сберегать государству более или менее значительную сумму; не страшась ропота, сократил раздачу денег и хлеба праздной толпе и ненасытным легионам; в случаях чрезвычайных бедствий — землетрясений, пожаров, наводнений — он являлся щедрым помощником и покровителем; сановники и правители провинций боялись его строгого наблюдения, зато способнейшие и честнейшие знали, что государь ценит их верную и благородную службу; народ не досадовал за то, что император вовсе уничтожил народные комиции, а дела их передал в ведение сената: комиции эти и так в последнее время существовали только на бумаге.
Но недолго государство благоденствовало под мудрым правлением Тиберия. В его душе возник злобный дух подозрительности и недоверия. Тиберий никогда не отличался, даже и в молодости, особенной любовью к человечеству, а происшествие, о котором сейчас расскажем, окончательно

омрачило его душу и сделало его очень жестоким. Перемена в нем обнаружилась именно с того времени, когда взбунтовались против него легионы, находившиеся на Рейне и Дунае. Правда, Германик усмирил их, но дело в том, что легионы требовали непременно, чтобы не Тиберий, а Германик был императором. Это требование, притом же всеобщая любовь и уважение к благородному Германику поселили в душе государя злобу к племяннику, которого он стал все больше опасаться, хотя поведение молодого героя не давало никакого повода. Еще больше раздражало Тиберия то, что ни народ, ни войска не
Агриппина перевозит в Рим прах Германика.
скрывали своего отношения к порокам, которым император привык предаваться еще смолоду: пьянству, сладострастию и т. п. Он упустил из виду, что чем выше положение человека, тем строже наблюдает за ним общество и осуждает его проступки, а упустив это, он принял негодование народное за оскорбление своего величества. Стали хватать людей сначала осторожно, а потом — за каждое неосторожное слово и предавать казни. Наступил полный простор для мрачных демонов, осадивших больную душу государя. Кровь невинных полилась рекой. Погибли и писатель Сатурнин за какое-то сочинение, которое не понравилось императору, и Эмилий Скавр, и историк Кордус за несколько добрых слов, сказанных в память о Бруте и Кассии. Агриппа Постум, сын знаменитого Агриппы, также был казнен в изгнании; наконец, и Германику была уготована гибель именно вследствие любви к нему народа’.
Во время блестящего триумфа, который Германик получил в Риме за походы в Германию, Тиберий убедился, с какой любовью народ следовал за юным героем, олицетворявшим собой предания о доблестях лучших сынов Рима. Народ глядел на него, как будто надеясь, что с ним возвратится прежнее, счастливое время. Это было в 17 г., а в 19-м героя уже не стало. Под благовидным предлогом Германик был отправлен в Азию, где в ту пору возникли беспорядки. Он восстановил
Портрет Германика.
Инталия.
219 ОООООО

Агриппина.
в той стране спокойствие, превратил в римские провинции Каппадокию и Комагену, объехал Египет, снова возвратился в Сирию и здесь был отравлен Пизоном, легатом страны. Народная молва уверяла, что Пизон только исполнил тайное повеление Тиберия. Чтобы прекратить толки, Тиберий предал Пизона суду. И император, и его мать радовались, услышав, что подсудимый в отчаянии лишил себя жизни. Нужно было видеть, каким торжественным образом на-
Асе Тиберия.
род выразил свое горячее участие, с каким задушевным стоном он встретил и проводил вдову Германика, Агриппину, когда она прибыла в столицу с прахом своего мужа, который и поместила всенародно в склеп императора Августа! Тиберий не отозвался участием на скорбь Агриппины: у него появились уже новые проблемы в недрах собственного семейства, в кругу друзей и приближенных — достойное возмездие за его разврат, жестокость и презрение к человечеству! Сын его, Друз, был живым воплощением всех пороков своего отца; и в бессердечии, и в жестокости он не уступал отцу. Замечательно, что ко всем недоверчивый Тиберий полностью поддался влиянию Сеяна, начальника преторианцев. Быть может, оттого, что этот Сеян, бывший когда-то одним из развратных юношей в тесном кружке обжоры Апиция, умел с адским искусством подделываться под отвратительные страсти Тиберия и, угождая его сластолюбию, кровожадности и беспредельному распутству, совсем завладел его мыслями и волей. Подарки и почести сыпались на императорского любимца. Холопы-сенаторы ползали у ног его, воздвигали ему статуи, подносили короны. Особенно усилилось влияние развратного временщика, когда он уговорил Тиберия во избежание народных пересудов перенести свою резиденцию на остров Капрею (Капри), что против входа в Неаполитанский залив, у мыса Минервы. И спрятался мрачный император на мрачной, окруженной рифами скале, и превратился островок в громадную лабораторию пыток и казней (еще много лет спустя после смерти Тиберия показывали на острове утесы, с которых, по его приказанию, сталкивали в море несчастных,
ssssssssssasssasa®
вынесших уже все пытки), а временщик между тем, распоряжаясь государством, уничтожил одного за другим тех, кого по каким-либо причинам считал для себя опасными. Семейство Германика раньше других попало под его гнев. Агриппина со своим старшим сыном Нероном умерла в ссылке на пустынном острове Пандатарии в 26 г.; другой ее сын, Друз, погиб в тюрьме. Сын Тиберия был отравлен (Сеяну помогла здесь сама супруга несчастной жертвы, Ливилла); и вообще не было ни одного приговора злобного временщика, который не получил бы утверждения свирепого отшельника и который сенат не поспешил бы исполнить.
Со смертью 86-летней Ливии в 29 г. н. э. исчезло последнее обстоятельство, которое хоть немного стесняло произвол временщика. Женившись на недостойной сестре Германика (он с ней был в связи еще до брака) и таким образом втершись в царское семейство, Сеян просто-напросто устремился к императорской власти. Он, вероятно, и преуспел бы в этом, если бы мать Ливиллы не открыла Тиберию глаза. Император молчал. Никто не в состоянии был угадать, что происходит в его мрачной душе. Вдруг является с Капреи Макрон, посланный с тайной депешей в сенат. Новая награда любимцу: император передаст ему трибунскую власть. Торжественно, в сопровождении многочисленной толпы отправляется на другой день Сеян в курию — выслушать письмо императорское, присланное в одно время с депешей. Собрались. Среди раболепного безмолвия толпы консул стал читать. Сначала император воздал хвалу мудрому правлению своего наместника, потом стал останавливаться на некоторых более крупных событиях его деятельности: за одно хвалил, за другое горько порицал, чем дальше, тон письма становится грознее и грознее, и под конец роковое слово «под суд» разрешает недоумение сената и народа. Спасения не было. Еще ночью Макрон принял все меры к тому, чтобы императорскому министру нельзя было рассчитывать на помощь преторианцев. В угоду Тиберию сенат вынес смертный приговор не только самому Сеяну, но и всему его семейству. Император успокоился лишь тогда, когда вслед за Сеяном были казнены все, кого подозревали в дружбе с ним.
Должно быть, временами испытывал тиран жестокие душевные мучения. Вероятно, он осознавал свои пороки и преступления и в то же время осознавал, что он равно бессилен измениться или покончить с жизнью. Сохранилось письмо Тиберия
Тиберий. Мраморная
статуя.
аавияишжвавэив
Подарок Тиберия офицеру преторианской гвардии.
к сенаторам со следующим началом: «Если я знаю, почтенные отцы, что я вам пишу, или как пишу, или что я должен бы не писать, то пусть боги и богини пошлют мне еще большие мучения, нежели те, от которых я терзаюсь ежечасно».
Однако, несмотря на эти терзания, тиран дожил до 78 лет, и даже в последние годы, издеваясь над врачами, не переставал предаваться пьянству и самым отвратительным старческим развратам, как будто хотел уверить себя, что он еще крепок. Только часто с ним начали случаться обмороки, в этом состоянии Тиберий по нескольку часов оставался без всяких признаков жизни. Во время такого обморока Макрон, считая его умершим, вместе со своими преторианцами (он теперь руководил ими) провозгласил императором младшего сына Германика, Гая, и когда вдруг Тиберий открыл глаза и попросил поесть, завалил его подушками и задушил (37 г. н. э.). Этот Гай еще в детстве прозван был в войске Калигулой. Caligula значит сапожок. В последние годы жизни Тиберия Гай не расставался со своим дедом. Этого достаточно, чтобы иметь представление о том, в какой прекрасной школе воспитывался новый владыка судеб римского народа.
В царствование Тиберия неведомо для него возникло на востоке иное царство — не от мира, но для всего мира. Тот, над чьей колыбелью остановилась Вифлеемская звезда, кому первые поклонились простые пастухи и мудрецы Востока, основал это царство Света и Любви, чтобы рассеять мрак язычества и возродить человечество к новой жизни. Именно к царствованию Тиберия относится то время, когда в Иудее, римской провинции, правительствовал Понтий Пилат (30— 34 гг. н. э.), т. е. то время, в которое совершились главные события жизни Спасителя. Не заботясь о проповедях Истины и Любви, Пилат продолжал править Иудеей, но вот на Голгофе раздалось: «Свершилось! Отче, отпусти им, — не видят бо, что творят!», и сильные верою и Божией благодатью последователи Христа смело понесли в мир евангельское учение, и, как оазисы среди пустыни, возникли здесь и там христианские церкви, ставшие первыми приютами мира и центрами, откуда разлился свет божественной религии на всех людей. Из всех апостолов Павел больше всех в это время сделал для распространения христианства. Позже, именно в царствование императора Клавдия, он появился и в Афинах, где государственные люди и мудрецы тратили время в бесплодных словопрениях, низведя философию на степень

пустой диалектики. И смело произнес апостол свою великую проповедь. Его поставили перед ареопагом и обвинили в том, будто он проповедует новых богов. «Мужи афинские! — сказал тогда апостол, — по всему вижу, что вы народ благочестивый («Деяния Апостольские»). Проходя страну вашу, я видел капище, посвященное Богу неведомому. Того, Кому вы неведомо поклоняетесь, я теперь пришел проповедать вам. Бог, сотворивший небо и землю, живет не в рукотворных храмах. Не нуждается Он в угождении рук человеческих: Сам, сотворивший людей и уставивший миры и времена, служит Он для вселенной источником жизни и дыхания. Настало время людям узнать Его, покаяться и обратиться к Его правде». Когда апостол заговорил о предстоящем Воскресении и Суде, многие из слушателей стали издеваться над непонятными речами; другие говорили: «Послушаем тебя в другой раз», но были и такие, например Дионисий Ареопагит, Дамарь и другие, в душу которых заронилась искра божественного учения. Вообще слово Божие пало на хорошую почву, которая в свое время принесла обильные плоды.
В Коринфе, Фессалонике, Эфесе и других местах, даже в самом Риме возникли христианские церкви, незаметные и потому в первое время терпимые язычниками. То были общества, в которых люди соединялись единством веры в Божественного Учителя и Спасителя мира, единством Его слов и упования, единством таинственных священнодействий и не имели другой цели, кроме распространения света истинной веры на месте языческой тьмы. Тут не считались ни чином, ни званием; богатые и бедные, свободные и рабы, сохраняя свои отношения в гражданскому быту, тут все равно считались братьями и жили во взаимной любви о Господе, как дети одного отца. И число верных Христу возрастало.
Император Тиберий.
I в. до н. э.
Император Калигула.
Гай Калигула
Из всего потомства Юлия Цезаря остались только малолетний внук умерщвленного императора, Тиберий, слабоумный брат Германика, Клавдий, три дочери Германика и сын его, новый император: так опустошили это семейство кинжалы и отравы. 24-летнего Калигулу вовсе нельзя было назвать красавцем:
евиваиаявэи^ир
Гаи Калигула.
 Калигула (12—41гг.) — римский император с 37 г. из династии Юлиев — Клавдиев. Стремление Калигулы к неограниченной власти и требование почести себе, как богу, вызывали недовольство сената и преторианцев; убит преторианцами.
тонконогий, толстоголовый, со сморщенным лицом, он еще вдобавок беспрестанно гримасничал. Его умственным развитием также пренебрегали. К этому нужно прибавить, что припадки падучей болезни, которыми он страдал с детства, только усилились впоследствии от развратной жизни. Из кап-рейской школы он вынес распутство, жестокость, лицемерие и притворство. Вот кто сел теперь на престоле Августа!
Когда сенат получил от Макрона известие о том, что Кали -гула провозглашен императором, и сам раболепно утвердил этот выбор; когда Калигула с останками Тиберия двинулся из Мизена (где умер его предшественник) и увидел, что отовсюду население стекается к нему навстречу, с восторгом приветствуя сына возлюбленного Германика; когда, наконец, в столице повсюду на пути его закурились жертвенники и раздались радостные восклицания народа, Калигула почувствовал желание сделать этот народ счастливым. Действительно, в первый год правления он старался изгладить воспоминания о недавнем тиранстве Тиберия. С острова Пандатирия он перевез в Рим прах несчастного своего брата, несовершеннолетнего Тиберия усыновил и назначил начальником молодой гвардии (princeps juventutis); войско, бедных граждан и особенно преторианцев щедро одарил, растратив для этой цели даже из собственных денег до 30 миллионов рублей; уничтожил законы об оскорблении величества и выпустил на волю пленных, заточенных и, кажется, даже государственных преступников (благомыслящие люди, впрочем, покачивали головами, видя в щедрости его — расточительность, а в неуместном милосердии — весьма вредный произвол). Наконец, пышными жертвоприношениями и праздниками он, казалось, хотел вполне вознаградить народ за недавние его бедствия. На обеде, данном всему народу, каждый гражданин получил в подарок 300 сестерций; за обедом последовали игры в цирке, театральные представления; на другой день — день рождения Калигулы — сам император открыл призовые бега и заключил праздник звериной травлей, в которой было убито до 600 зверей. Благодарный сенат посвятил императору золотой щит, благородные юноши и девы пели ему хвалебные песни, как будто какому-то возродителю Рима. Но подвигов Калигулы хватило лишь на один год. После страшной болезни, в которую он впал, оттого что безмерно предавался по ночам пьянству и противоестественным порокам, новый «возродитель Рима» совершенно переменился
или, лучше сказать, стал таким, каким действительно приготовился быть.
Видя, что малейшая его прихоть исполняется беспрекословно, а всякое его действие чуть не обоготворяется усердными льстецами и государственными холопами, Калигула безгранично предался своим истинным влечениям. Целые дни проводил он то в цирке, где сам принимал участие в различных ролях, то в театре или в обществе конюхов. Собеседниками его сделались балетные фигляры, канатные плясуны, гладиаторы и придворная челядь. Все время уходило на придумывание новых пантомим, декораций, на бои зверей, на скачки в цирке и непристойные ночные оргии. Так император наслаждался до тех пор, пока не возникло препятствие вовсе неожиданное: 130 мил
Арка Калигулы в Помпеях.
лионов, которые скопились в государственной казне при бережливом и разумном финансовом управлении Тиберия, исчезли на забавы Калигулы. Многие источники государственных доходов от нелепого управления совершенно иссякли. Калигула принялся за конфискацию частного имущества. Продажные адвокаты и суды стали затевать тяжбы, выдумывать обвинения, а где уж оказывалось решительно невозможным чем-нибудь зацепить гражданина, там поспевала на помощь безграничная власть императора. И снова полилось ему в руки золото, выжатое у частных лиц, и снова пошли безумные забавы. Только смерть сестры его, Друзиллы, с которой он жил в преступной связи, на время омрачила его радости. Он назначил всеобщий траур, бросил Рим и с небритой бородой таскался некоторое время по берегам Италии. По возвращении в столицу он был утешен тем, что сенат и жрецы причислили Друзиллу к сонму богов, а ему приготовили в жены богатую Лоллию Павлину.
Иногда дикая фантазия Калигулы вдруг устремляла его к великим предприятиям. Ему вздумалось, например, затмить
8 Рим, т. 2
0^^00000^00000^^00
Убийство Калигулы.
постройками блеск сооружений Агриппы, и вот он затеял два исполинских водопровода, которые должны были пролететь сквозь горы, перенестись аркадами через пропасти и в самом Риме образовать резервуары, пруды, купальни и украшения императорских садов. В другой раз, желая превзойти Ксеркса и Александра, он построил, неизвестноддя чего, гигантский каменный мост через морской залив близ Байи, и в ночном пиру, причем суша и море сияли миллионами огней, отпраздно-
вал это великое событие, а под конец пира, будучи пьяным, велел побросать своих друзей и собутыльников в море.
Но грандиозные фантазии недолго тревожили императора, он скоро снова возвращался к своим любимым занятиям — цирку, театру, пирам. Когда Италия при всех вымогательствах и конфискациях уже была не в состоянии больше доставлять нужные суммы на мотовство Калигулы, он с многочисленной армией предпринял поход по провинциям, побывал на Рейне, прошел даже до Британии, обобрал все, что было можно, благодаря восстановленным законам об оскорблении величества и, воротившись в Рим, велел построить храм, принести жертвы и стал являться народу то в виде Геркулеса или Аполлона, то Юпитером Громовержцем. При та-
ком помешательстве неудивительно, что часто в цирке, когда ему становилось скучно глядеть на бои простых гладиаторов, Калигула приказывал хватать людей из публики и бросать их на арену к зверям. Конечно, публика значительно меньше стала показываться на подобных увеселених. Это раздража-
ло императора до того, что он досадовал, зачем у римского народа не одна только голова, чтобы можно было одним ударом отхватить ее. Судьба помешала этому безумцу придумать еще что-либо для мучений несчастного выродившегося народа. Против Калигулы организовали заговор. Император сидел за кулисами и следил за какой-то репетицией, когда заговорщики окружили его и умертвили. Вслед за ним убиты были жена его, Сезония, и малолетняя дочь.
В Риме в то время стояло несколько когорт, составленных из германцев. «Лишь только разнеслась по городу весть, что

император убит, эти простые честные люди поспешили на место преступления, чтобы по крайней мере отомстить за убийство своего повелителя. Вдруг перед воинами предстает какая-то жалкая фигура, с трепетом забившаяся в угол. Личность вытаскивают на свет, она молит о пощаде, тут кто-то узнает в ней Тиберия Клавдия Нерона, брата Германика, и вместо смерти Клавдий провозглашен был императором и цезарем и на щитах принесен в лагерь (41 г. н. э.). Сенат пытался было после смерти Калигулы провозгласить республику, но воля легионов взяла верх. Сенат смирился: он уже давно привык к этому.
Тиберий Клавдий Нерон
Что решили преторианцы в Риме, то поддержали и легионы, стоявшие в провинциях. Итак, Клавдий неожиданно очутился во главе империи. Первым его делом была казнь убийц Калигулы. Потом он велел убрать статуи и монументы, которые Калигула воздвиг сам себе. В память Августа, Ливии, отца своего Друза, матери Антонии, особенно же в память Германика Клавдий устроил великолепные игры. Затем он принялся за дела. Желая заслужить любовь народа, он возвратил частным лицам все, что было награблено у них Калигулой, уничтожил многие насильственные налоги и велел публично сжечь две книги: «Меч» и «Нож», в которых предшественник его собрал разные несправедливые основания для придирок к гражданам и конфискации их имущества. С особенной активностью Клавдий занялся делами правосудия. Сам почти каждый день появлялся на Форуме и присутствовал при судебных прениях и приговорах. Жаль только, что он не смыслил в делах, а при своей несчастной слабой памяти и недостатке умственных способностей часто сбивался с толку, сам себе противоречил, с добрым намерением произносил неуместные вредные приговоры и вдобавок не замечал, что он сделался игрушкой своих продажных, бессовестных советников и клевретов. Однажды явились к нему депутаты из Ви-финии с жалобой на правителя этой провинции. Поднялся, вероятно, умышленный шум. Не расслышав жалобы, император спрашивает приближенных, в чем дело. Бессовестный
Клавдий.
 Клавдий (10 г. до н. э. — 54 г. н. э.) — римский император с 41 г. из династии Юлиев— Клавдиев. Заложил основы имперской бюрократии, улучшил финансовое положение государства, упорядочил налогообложение, раздавал права римского гражданства провинциалам.
227 ОООООО

докладчик объясняет, что депутаты пришли благодарить государя за мудрое правление их претора. «Если так, — заключает Клавдий, обращаясь к депутатам, — то для блага вашего я продолжаю претору срок службы еще на два года». При переписи граждан не раз случалось, что император благодаря своему злополучному беспамятству женатых граждан причислял к холостякам, семейных — к бездетным и т. п. При всем том намерения его были такого свойства, что заслуживали бы уважения. Спра-
Клавдии, Агриппина Младшая, Ливия и Тиберии. Камея.
ведливость, однако, требует сказать, что Клавдий был бы более на месте, если бы судьба сделала его библиотекарем или хранителем музея древностей: он любил древности и историю. Его сочинениями об этрусках и о гражданской войне, написанными со знанием дела, историки не раз пользовались. На престоле же обширной монархии он совершенно терялся. Кроме того, что он не обладал ясным, государственным взглядом, он с детства привык подчиняться чужой воле и даже терпеть насмешки, ибо при дворе Тиберия, а потом Калигулы Клавдий постоянно был жертвой остроумия придворных. Каково же было ему вдруг 50-ти лет очутиться на престоле! Поддавшись влиянию толпы приближенных и не зная дел, он часто до того путался в распоряжениях, что утверждал самые безобразные меры, подписывал смертные приговоры тому, кого вовсе не хотел казнить, предавал на разграбление целые провинции, приглашал к обеду тех, кого вчера казнил. Чтобы понять, насколько он был орудием своих клевретов, прибавим, что он имел страсть к игре, вину и наслаждениям. И приближенные умели извлекать пользу из пороков императора. В числе этих приближенных главнейшими были историк Полибий, сотрудник императора по литературным занятиям, Нарцисс, кабинетный министр, Паллант, его казначей, а больше всех жена императора развратная Мессалина, всю свою жизнь не думавшая ни о чем, кроме удовлетворения своего ненасытного сладострастия. И во дворце, и в городе всякий знал о распутстве и злодействах Мессали-
йваайвйвиикиви»
ны, один Клавдий не знал ничего. Из-за ее интриг погибли Юлия Л и -вилла, дочь Германика, Аппий Силан, близкий родственник царского семейства (Нарцисс и Мессалина уверили государя, что Аппий посягает на его жизнь, и в доказа-
Водопровод Клавдия в Риме.
тельство привели, что они видели во сне, как Аппий замахнулся на императора ножом), и всякий гражданин, особенно состоятельный, трепетал за имущество и за саму жизнь. Появлялись, впрочем, решительные люди, которые готовы были уничтожить тиранов народа, но недоставало силы, на которую можно было бы опереться. В Риме образовался заговор. К нему присоединился и правитель Далмации
с легионами, но лишь только стало известно, что заговорщики хотят восстановить республику, легионы отпали — так им было приятно владычество преторианцев при императорах, и главных лиц заговора арестовали. В числе их был схвачен и сенатор Пет. Он был приговорен к добровольной смерти, жена его, Аррия, захотела разделить с ним участь и мужественно вонзила себе меч в грудь. Значит, не совсем еще исчез тогда в Риме тип благородной, возвышенной римлянки!
Чтобы содействовать морской торговле хлебом, Клавдий велел у правого рукава Тибра выкопать искусственную гавань, удобную для кораблей даже и во время зимних непогод. Этим он облегчил подвоз в столицу хлеба, ибо гавань в Остии давно уже засорилась, стала тесной и небезопасной. Дальше Клавдий окончил колоссальные во-
допроводы, начатые его предшественниками; наконец, он же с большими издержками пробил в скале канал для отвода лишних вод из Фуцинского озера в реку Лирис. Прежде окрестности этого озера часто страдали от наводнений. Император так был доволен окончанием последнего дела (говорят, на этом канале 30 тысяч человек работали 11 лет), что дал народу блестящий праздник на самом озере. Зрелище состояло в морском сражении, да притом еще таком грандиозном сражении, перед которым меркла слава всех прежних подобных зрелищ. До 100 галер, разделившись на две стороны, представили битву. Сначала дрались в шутку, а потом, увлекшись, стали биться насмерть. Воздух задрожал под звоном оружия и потрясся от разъяренных криков,
soaaasssasaasaasoa
Стонхендж — крупнейшая культовая постройка.
багровым от крови сделался бассейн, а публика застонала от удовольствия, и сам слабоумный Клавдий радовался, как будто бы он победил чью-нибудь армаду.
Пока император забавлялся примерными сражениями в цирке, легионы дрались на отдаленных границах монархии. Мавритания в Африке была покорена римским оружием, в Азии и на Рейне также одержаны значительные успехи. Храбрый Авл Плавтий проник даже в Британию, оттеснил полудиких остро-
витян за Темзу, но тут встретил жестокий отпор. Император, вообще ленивый и вялый, поспешил, однако, личным присутствием ободрить свои легионы. Он не ошибся: прибытие его утроило храбрость войска, и британцы были
побеждены. Тут-то римляне впервые познакомились с капищами друидов, каменными плитами и столбами, образующими концентрические круги. Мы здесь приложили изображение такого памятника, под названием Стонхендж. Он стоит до сих пор близ города Солсбери. Внешний ряд камней имеет высоту 5 футов, а внутренний — 25 футов.
В то время как Клавдий рассматривал культовые столбы, Мессалина праздновала во дворце свадь
Альбанские горы с частью городских римских стен (водопровод на заднем плане).
бу свою с красавцем Силием, который долго не поддавался коварной сирене. Вероятно, император ничего бы сам не узнал и об этом, как не знал, что давным-давно в собственных покоях Мессалины содержится ее любимец, какой-то мим Мнестер, но на этот раз его предупредили и вразумили сами приверженцы Мессалины: уже и они стали опасаться за свою жизнь. Музыка и праздничные восклицания напол-
няли дворец, императрица в костюме вакханки с распущенными волосами, а Силий в венке из плюща замирали в ела-
sssssssassssss«®
дострастном танце под хор гостей... вдруг проносится по зале: «Государь возвратился! Ему все рассказали!» Действительно, то был Клавдий, по наущению Нарцисса, приготовившийся к мести. Собрание рассыпалось кто куда успел, но многие были схвачены, в том числе и Силий, и тут же умерщвлены. Мессалина посажена в темницу. Ей велено было явиться на следующий день к ответу. Нарцисс и его товарищи избавили императрицу от ответа. В тот же вечер государь в числе прочих бумаг подписал и жене смертный приговор, не спрашивая даже, кому это.
Зная, что Клавдию непривычно оставаться без владычества жены, Паллант указал ему Агриппину, дочь Герма-ника. Женитьба состаялась, так как император и сам чувствовал влечение к своей умной племяннице. Брак этот не доставил, однако, счастья народу. При всем своем уме Агриппина страдала безмерным честолюбием и для достижения цели всякое средство считала дозволенным. Она умела заставить своего слабоумного мужа усыновить ее сына от первого брака Домиция Нерона и объявить его своим наследником. Клавдий обручил его с дочерью своей, Октавией, а малолетнего сына своего, Британика, отдал в распоряжение Агриппине. Британика вовсе удалили от двора, о Нероне же всячески пеклись: знаменитый Сенека был освобожден из заточения и взят к нему в наставники, храбрый Бурр Афраний назначен начальником преторианцев, с тем чтобы он расположил это войско в пользу Нерона. Так искусно подготовила Агриппина своему сыну путь к престолу. Оставалось только сбыть с рук Клавдия, и об этом сейчас раскажем.
Нерон
Агриппина уже считала дело своего сына совершенно обеспеченным, когда по некоторым признакам вдруг заметила, что император хочет приблизить к себе Британика и объявить его своим преемником. Не колеблясь более, честолюбивая женщина обратилась за помощью к Локусте, известной в то время искусством приготовлять яды. Помощь эта была так действенна, что после одного обеда император лишился языка и слуха. Медленную,
Нерон Клавдии.
 Нерон (37—68 гт.) — римский император с 54 г., из династии Юлиев— Клавдиев. Жестокий, самовлюбленный, развратный. В 59 г. повелел Октавию умертвить свою мать, в 62 г. — жену. В 64 г. сжег большую часть Рима и, чтобы отвести от себя подозрения, обвинения и начал преследовать христиан Рима. В дальнейшем способствовал восстановлению города. Репрессиями и конфискациями восстановил против себя разные слои римского общества. Опасаясь восстаний, убежал из Рима и покончил жизнь самоубийством.

Рим при императорах.
мучительную смерть ускорил придворный врач Ксенофонт.
Нерону пошел 18-й год, когда (54 г.) Рим узнал о смерти Клавдия и одновременно с тем, что преторианцы, а следом за ними и сенат провозгласили сына Агриппины императором. Обычным порядком — войско получило подарки, сенат выслушал от юного государя прекрасную речь (сочиненную Сенекой) и стал ожидать исполнения добрых намерений,
заявленных в этой речи. Действительно, в первые четыре
года правления Нерона, т. е. именно в те годы, когда он слушался советов Бурра и Сенеки, Рим как будто отдохнул от сумасбродства Клавдия и разврата жестокой Мессалины. Начальник преторианцев, человек честный и способный, твердой рукой вел государственные дела; Сенека, умный и благородный стоик, своими философскими сочинениями надеялся возвысить нравственность современников. С бла-
гоговением читаем и теперь у него слова, исполненные вечной правды: «Вы хотите представить себе верный образ божества, представляйте же его себе не иначе, как другом, всегда близким к вам, великим, благодушным, милосердым. Не нужны ему ни ваши фимиамы, ни кровавые жертвы; нужны — чистое сердце и добродетельные поступки. Что ему за дело до тех нагроможденных камней, которые вы называете храмами? В сердце своем каждый из вас должен воздвигнуть ему алтарь».
Четыре года прошли быстро. Нерон показал, что не Бурр и Сенека, а плясуны и цирюльники воспитали его душу. Получив безграничную власть в такие годы, когда ему нужно было бы еще оставаться под руководством строгого наставника, Нерон предался влечениям своей дурной природы, не облагороженной воспитанием. Прогнав Октавию и связавшись с красивой вольноотпущенницей Акте, Нерон бросил дела, занялся пьянством и развратом. Укоры матери не помогли. Зная трусость своего сына, Агриппина пригрозила ему Британиком. Этого было довольно, чтобы сгубить брата. Император пригласил к себе Британика, коварно обласкал, угостил вином и злобно потом хохотал, глядя на ужас-
Bsasaasaaessssorae
ные конвульсии, в которых умирал несчастный Британии от приправы Локусты. Еще кое-как шли дела, пока Бурр и Сенека могли хоть сколько-нибудь противодействовать сумасбродствам Нерона, но со смертью Бурра и в особенности после того, как в 59 году император женился на развратной Поппее Сабине, начался ряд бесконечных казней, грабительств и неслыханных злодеяний. Октавия была умерщвлена; на место Сене-
Христиане в римском цирке.
ки, вскрывшего себе, по приказанию Нерона, вены, явился злобный и развратный Тигеллин, безотлучный товарищ им-
ператора во всех оргиях и в то же время начальник преторианцев. Упреки матери надоели Нерону. Подчиняясь влия-
нию Поппеи, император уговорил свою мать принять участие в морской прогулке в Байи и здесь велел умертвить ее. Мучимый угрызениями совести матереубийца с тех пор переходил от злодейства к злодейству, напрасно стараясь в крови несчастных жертв утопить свое горе. Ни кровопролитие, ни беспрестанные увеселения в цирке и театрах, где Нерон сам являлся актером, певцом, даже кучером и собирал рукоплескания трепе-
щущей толпы, ничто не могло заглушить угрызений совес- Пожар в Риме, ти. Тогда он учредил в честь своей бороды особый праздник, Ювеналии, а в следующем году — другой, Неронии, по образцу олимпийских игр, и заставил знатнейших мужчин и женщин принимать в них участие. Наконец, желая удивить мир чем-нибудь необыкновенным, он велел зажечь столицу, чтоб после иметь удовольствие отстроить ее в новом виде. В 64 г. 19 июля действительно Рим вспыхнул в разных местах. Шесть суток продолжался пожар. Все деревянные и даже каменные постройки, лавки, амбары, ба-
зилики, колоннады, храмы, статуи, множество произведений искусства и сам императорский дворец — все стало
saaeaaeeoaaossas»
«Золотой дом» Нерона в Риме.
жертвой пламени. Одни говорят, что во время пожара Нерон стоял на Меценатовой башне, угрюмо глядел на море пламени, пожиравшее имущество несчастных граждан, и декламировал то место из «Илиады», которое относится к разрушению Трои; другие утверждают, что он на время пожара бежал в Анций. Как бы то ни было, но в разрушении Рима Нерон обвинил христиан, предавая их таким образом в руки яростной черни, а дворец свой отстроил в таком великолепном виде, в каком еще нигде и никогда не видали царских жилищ. В то время как
несчастных христиан хватали, распиливали пополам, бросали на съедение зверям в цирке или, обмазав смолой, зажигали для освещения императорских садов, сам Нерон пировал в новых раззолоченных палатах, блестевших мрамором и драгоценными камнями, и только смерть Поппеи (казненной, впрочем, по его приказанию за какое-то пустое противоречие) на время омрачила его радость. Он, впрочем, опомнившись, велел причислить свою возлюбленную к сонму богинь.
Само собой разумеется, что для отстройки дворца и всей столицы по новому плану Нерону нужны были огромные суммы. Их император выжал из Италии при помощи возобновленных законов об оскорблении величества и при систематическом грабительстве лиц и городов. Частным
лицам и городам велено было доставить к такому-то числу такие-то подарки императору. К несговорчивым посылались палачи. Храмовые сокровища, золотые и бронзовые статуи — все забиралось для императора. Доведенная до отчаяния страна стала искать, как бы избавиться от тирана. Образовался заговор, но он был раскрыт, и его благородные участники погибли в страшных мучениях. Да и не нужно было участвовать в заговоре, чтобы удостоиться получить с особенным послом императорское повеление — зарезаться или истечь кровью. Так, в числе немногих благородных личностей погиб и безукоризненно честный, спо-
ssssresss^sssHSS^a
собный, деятельный человек Тразея Пет. Много лет он отдал службе отечеству; не один десяток граждан его заступничеству обязан был спасением жизни и чести. Пет заслуживал любовь и уважение честных людей, но его погубили прямота и благородство. Не желая более служить в товариществе развратных, продажных сенаторов, он уединился в своем семействе, тем навлек на себя ненависть Нероновых клевретов и был казнен как государственный изменник.
Наскучили Нерону рукоплескания римских цирков. Он отправился в Грецию, полагая, что римляне не способны вполне оценить такого великого художника. Здесь, в классической стране поэзии и искусства, повелитель империи в 67 г. отпраздновал разом одни за другими (чего еще до этого не бывало) игры Олимпийские, Пифийские и Истмийские; сам пел, правил колесницей и, хотя падал с нее, однако во всех состязаниях признан был победителем и получил наградные венки. Очевидно, несчастным эллинам было не до художественности в присутствии владыки, который одним движением руки мог бы превратить в пепел и Афины, как сделал с Римом.
Неистовства нового временщика Нерона, Гелия, довели до того, что не только у граждан, но даже и в войсках терпение лопнуло. К этому еще присоединились бедствия неурожая. Юлий Биндекс, правитель Галлии, человек храбрый и предприимчивый, первый поднял знамя восстания и провозгласил императором престарелого Сульпиция Гальбу, предводителя испанских легионов. Восстание быстро охватило и провинции, и Италию. Нерон бежал на виллу своего вольноотпущенника Фаона, в страхе забился в болотистый тростник и решился войти в дом лишь тогда, когда его уверили в безопасности. Видя кругом восстание, сенат объявил императором Гальбу, Нерона признал врагом отечества и послал за ним погоню. На вилле Фаона его нашли. Услышав конский топот надворе, какой-то раб подал Нерону нож, чтобы избавить его от позора казни. Тиран медлил, но послышались торопливые шаги в соседней комнате. «Какого артиста теряет мир!» — воскликнул Нерон и с помощью раба вонзил себе в грудь нож (68 г.). С Нероном прекратился род Юлия Цезаря. Как блистательно он начался и как жалко окончился!
^000000000000000^0
Галь ба, Отон, Вителлий
Гальба.
Отон.
Вителлин.
Со времени убийства Нерона одна солдатская сила стала возводить на престол императоров. Семидесятитрехлетний Гальба, признанный и преторианцами, вступил в столицу империи. Но он не долго царствовал. Желание его восстановить порядок в Риме, в особенности крайняя бережливость в употреблении государственных денег, весьма не понравились войску. Гальба узнал о неудовольствии легионов, рассчитывавших на щедрые награды, узнал также и о том, что рейнские легионы провозгласили императором своего предводителя Вителлия, и на всякий случай усыновил Пизона Лициниана, молодого человека благородного происхождения и безукоризненной нравственности. Против Гальбы поднялись преторианцы, подстрекаемые Отоном, другом Нерона. Среди кровавой суматохи были умерщвлены и Гальба, и Пизон, и множество их приверженцев, а на престол сел Отон, тотчас же признанный сенатом. Между тем германские легионы спешили к Риму, насколько позволяло им спешить неслыханное обжорство Вителлия, который из-за этого останавливался довольно надолго в Лугдуне (Лионе), Кремоне и Бононии (Болонье). Недалеко от Кремоны легионы разбили войска, высланные Отоном. Узнав об этом, Отон убил себя. Вскоре Вителлий вступил, наконец, в столицу. Почувствовав себя на престоле, знаменитый этот император со всевозможным усердием занялся службой своему желудку. Говорят, потребовалось выстроить новые кухни: в прежних невозможно было успевать приготовить столько, сколько нужно было для насыщения Вителлия. Если прибавить к этому, что Вителлий ел не что-нибудь, а лишь отборные лакомые блюда, приготовленные, например, из фазанов, павлиньих мозгов, язычков фламинго, молок мурены и т. п., то не удивительно что он за несколько месяцев проел 45 000 000 рублей и что богатые граждане трепетали при одной мысли, что государь пожалует к ним на завтрак или на обед. А он нередко жаловал, и горе хозяину, если угощение было такого рода, что обходилось ему дешевле тысяч двадцати!
Безоружное римское население волей-неволей переносило расточительность, жертву которой теперь представляло собой государство. Египетские легионы думали иначе.

Они провозгласили императором своего храброго начальника Веспасиана, отличившегося перед тем в войне против иудеев. К египетским легионам присоединились сирийские, иллирийские и дунайские. В самом Риме брат Веспасиана, Флавий Сабин, расположил в его пользу преторианцев. Вся масса войска двинулась с востока в Италию. Разбив высланные Вителлием отряды, победители вступили в столицу. Завязалась страшная резня на улицах и в Капитолии, а народ рукоплескал, как будто перед ним проис
Переход римского легиона через реку.
ходил бой гладиаторов. Флавий Сабин пал в битве, Капитолий предан был пламени, труп Вителлия крюками стащили в Тибр, и город стал добычей невообразимой анархии до тех пор, пока, наконец, на престол сел мудрый и храбрый Веспасиан. Это случилось в 70 г., ровно через год и 22 дня после смерти Нерона. С Веспасианом прекратились кровопролитие и грабеж.
ПЕРИОД ВТОРОЙ.
ИМПЕРАТОРЫ ИЗ ДОМА ФЛАВИЕВ
Веспасиан
В Сабинских горах, где шумит поток Велин, веет свободный горный воздух, недалеко от древней Реаты была колыбель Тита Флавия Веспасиана. Там, под руководством родителей, в особенности под влиянием своей почтенной бабки, Тертуллы, развилась богатая и счастливая натура Веспасиана, призванного впоследствии для спокойствия Римской империи. В молодости Веспасиан со славой сражался во Фракии и Британии. В зрелом возрасте в должности правителя Африки он своей справедливостью и неподкупностью приобрел всеобщее уважение. Даже Нерон
Веспасиан.
0^0000^00000000000
 Веспасиан (9—79 гг.) — римский император, основатель династии Флавиев. Значительно шире, чем его предшественники, распространял на провинциалов права римского и латинского гражданства.
благоволил к нему и назначил его правителем Палестины. Это было в то время, когда вся Иудея поднялась против жестокого римского владычества, возбужденная не столько действительным гнетом тирании, сколько религиозным фанатизмом, ибо руководители народа втолковали ему, будто настало время исполнения древних пророчеств и иудейская вера, и иудейская сила должны победить весь языческий мир. Народ восстал, воодушевляемый первосвященниками, свя-
щенниками и левитами, и первыми жертвами этого увлече
ния стали римские когорты, расположенные в разных местах
Иудейские священники и левиты.
провинции. Правитель Сирии двинулся с войском на усмирение Палестины, но был отбит с большими потерями. Вся провинция закипела военной тревогой: готовили оружие, укрепляли Иерусалим, объединялись на отчаянную борьбу. Но час политического значения Иудеи пробил!
Веспасиан во главе 60-тысячной армии двинулся из Египта. Он шел медленно, разбивая на пути иудейские полки. На третий год он подступил к Иерусалиму. Тут пришло известие, что его выбрали в императоры. Передав дело сыну своему Титу, Веспасиан поспешил
в Рим. Не колеблясь, принял шестидесятилетний Веспасиан в свои крепкие руки правление государством в самое бурное время и показал, что можно сделать доброго, когда в главе монархии энергия соединяется с опытностью и честностью. С железной строгостью он подчинил преторианцев той же дисциплине, которую ввел в своих сирийских войсках, у буйной городской черни отнял охоту бесчинствовать. На ропот недовольных он мало обращал внимания. Привыкнув к опасностям и действуя со спокойной совестью, Веспасиан без телохранителей смело появлялся в лагере, ходил по улицам столицы, и так как он строго исполнял свои обязанности перед каждым из граждан, то вскоре снискал их уважение и любовь. Для всех равно доступный и справедливый император тотчас же по вступлении на престол уничтожил законы об оскорблении величества, которые, как меч Дамокла, до тех
ООООПП 238 -----------
я»шиииивви«вай
пор висели у каждого над головой. Сенат очищен был от членов предосудительного поведения, на их место император призвал людей достойных и честных. Провинции также вздохнули свободно. Строго расчетливый и простой в своем домашнем быту, Веспасиан всей властью восстал против роскоши и мотовства граждан. Не менее сурово действовал он и против стоиков,
когда они своими республиканскими стремлениями стара- Амфитеатр Флавиев.
лись мешать его распоряжениям, и против циников, когда замечал, что они силятся втоптать в грязь предметы, достойные уважения.
Необыкновенно внимательный к государственным финансам, Веспасиан первый являлся на помощь народу в случаях общих несчастий! Постройки, которые он произвел в Риме, принадлежат к числу самых исполинских и в то же время самых полезных. Он отстроил Капитолий, воздвиг храм богине мира и оставил о себе память в том произведении, которое и теперь в развалинах возбуждает удивление внимательного наблюдателя. Это Колизей. О нем скажем подробнее в своем месте, а теперь посмотрим, что делалось на границах государства.
Тит с 70-тысячным войском стоял под стенами священного города. Тогдашний Иерусалим был не то, что теперь. Во всем блеске царственного величия глядел он на цепь окрестных холмов, от которых на востоке отделялся долиной Иосафата со светлым потоком Кедронским, на юге и западе — страшной долиной Геенны (или просто Геенной). На вершине укрепленной Мории красовался во всей славе знаменитый храм Соломона, с севера — цитадель Акра, с запада — гора Голгофа и дворец Ирода. На восток от города тянулись склоны горы Масличной, Гефсимания, Виффагия и Вифания, потонувшая в зелени виноградников, оливковых и фиговых садов. Но внутри Иерусалим стал жертвой фанатиков, выдававших себя за пророков Божьих и раздиравших несчастное население города своими распрями и междоусобиями. Сначала Тит готов был пощадить священный город, но, когда приступ был отбит, когда в ночной вылазке иудеи сожгли осадные орудия римлян и предложение о мире было отвергнуто
Август Клавдий.
Изображение на монете.
Август Нерон.
Изображение на монете.
Часть триумфального шествия Тита
(с арки Тита в Риме).
с презрением, он обложил город со всех сторон и принес его в жертву медленной, мучительной смерти от голода. Страшное тогда зрелище открылось внутри города: народ тысячами умирал, не имея пищи; живые пожирали трупы; матери грызли собственных детей, а ложные пророки все еще ожидали помощи свыше, умерщвляя всякого, кто осмеливался говорить о сдаче.
Настала последняя минута. Римляне ринулись в пролом, взяли Акру, вторглись в город, зажгли храм Соломона, зажгли весь Иерусалим. Храмы и палаты, воины и беззащит-
Август Веспасиан.
Изображение на монете.
ные старцы, жены и дети — все исчезло в огне или под мечом победителя. Только золотые храмовые сосуды успели выхватить воины из города: Тит сберег их для своего триумфа, от самого же храма не осталось камня на камне, и вся страна надолго запустела, ибо до миллиона народа погибло в этой войне, не считая тех, которые были проданы в рабство. В том же 70 г., Тит получил в Риме блистательный триумф. В числе трофеев почетное место занимали золотой жертвенный стол и такой же семисвечник — это можно видеть еще и теперь на сохранившемся рельефе триумфальной арки Тита.
Счастливее иудеев воевали на севере батавы. Еще при Вителлин раздраженные тем, что римляне захотели поступать с ними, как с рабами, эти воинственные германцы поднялись на защиту своей свободы. Знаменитая пророчица Веледа, жившая в лесной глуши на берегу Варты, предсказала им успех, а храбрый Клавдий Цивилис постарался привести это пророчество в исполнение. Он призвал к оружию не только батавов, но и соседние племена, родственные им по происхождению; в нескольких стычках разбил римские отряды, осадил Кастраветеру, вовлек в союз треверов и всю страну до Майнца поднял на ноги. Все это было сделално еще до прибытия в Рим Веспасиана. Император немедленно послал на север опытного полководца Цериата с 4 легионами, но хотя римляне и успели восстановить честь своего оружия, Цериат взял столицу треверов (теперь Трир), а за нею и Кельн, но, застигнутый зимой среди лесов и болот и опасаясь участи Вара, он предложил воинственным бата-

вам мир. Мир был принят. Римляне удалились. Батавы, довольные успехами, обязались по-прежнему нести военную службу в римских легионах, но не подчиняться рабству.
Десять лет мудрым правлением Веспасиан успокаивал империю и исцелял раны, нанесенные ей предшественниками его. В 79 г. он заболел — в первый раз на своем веку. Чувствуя приближение смерти, он поднялся со своего ложа и произнес: «Императору неприлично умирать лежа», затем тихо склонился назад и с кон -чался.
Триумфальная арка Тита.
Тит
Римлянин лишь подвигами на поле ратном, а не среди столичных увеселений мог приобрести себе громкую славу. Тит во всех отцовских походах не отставал от него, отличился в Британии, потом в Иудее. После триумфа, о котором упоминалось выше, он остался в Риме при отце. Император понемногу посвятил его в государственные дела, посылал его работать и в сенат, и в суды, разделил с ним власть трибуна и консула и даже сделал его начальником преторианцев, т. е. выразил полное к нему доверие.
По образу жизни Тита, когда он был еще наследником престола, нельзя было ждать от него много хорошего: юношеские страсти, а в особенности дурное общество вовлекали его во многие пороки. Он предавался и игре, и вину, и обаянию различных прелестниц, в числе которых не последнее место занимала красавица иудейка Береника; наконец, нередко даже Тит во зло употреблял свое положение и власть, не разбирая товарищей и друзей. Но, сев на престол отца по общему желанию войска и народа, он совсем переменился или, точнее, не переменился, а отбросил от себя весь сор, который насел на нем, как грязная ржа на благородном

Статуя Тита.
 Тит (39—81 гг.) — римский император с 79 г. из династии Флавиев. Сын Веспасиана. В Иудейскую войну захватил и разрушил Иерусалим (70 г.).
металле, и явился во всей чистоте и красоте своей доброй, богатой природы, еще в детстве составлявшей отраду его матери Домициллы. Ясным взором он окинул государство со всеми его разнородными потребностями, измерил свои царственные обязанности и всего себя честно и мужественно отдал на служение благу народов. Недаром заслужил он завидное название утехи рода человеческого. Если нельзя было делом, так ласковым словом он умел всякого ободрить и утешить. Его доброта обезоруживала даже жестокосердого брата его Домициана. Пред ней опускались руки у злоумышленников. Как первый гражданин государства император свято соблюдал его законы, берег и возвышал значение сената, бережливостью, правосудием, деятельностью старался всем и каждому служить примером.
Если предпринимал постройки, то не иначе, как для пользы и благосостояния народного. Так, он окончил Флавиев амфитеатр и построил величественные термы, в которые всякий гражданин имел свободный и бесплатный вход.
Как будто для того, чтобы испытать его в добродетели или послать в нем ангела-утешителя для страждущих, Провидение посетило Италию в царствование этого императора многими бедствиями. Трехдневный пожар истребил значительную часть Рима; эпидемия, распространившаяся по всему полуострову, уничтожила тысячи жизней; наконец, извержение Везувия разрушило и засыпало несколько соседних с ним городов и деревень. Более полутора тысяч лет эти города скрывались под пеплом и лавой; лишь в начале XVIII столетия нача-
Римские термы (реконструкция).
лось их открытие. Это обстоятельство дало нам наглядное понятие об образе жизни и обстановке домашнего и общественного быта древних римлян. Поэтому оставляем на время Тита и приглашаем читателя обозреть вместе с нами место упомянутой катастрофы. Перенесемся воображением в 70 г. н. э., в счастливую Кампанию, на Аппиеву дорогу, из Рима в Помпеи.
Помпеи. Через богатую вином Фалернскую область, мимо Масика, усеянного виноградниками, достигаем мы Капуи. Отсюда Кампанская дорога, извиваясь, идет около деревень, вилл и пышных загородных домов через Путеолы, Неаполь
двивавоваввоеавввв
и Геркуланум до самых Помпей. Справа видны романтические Гаврские горы, которые кончаются у моря мысом Мизеном и островком Прочидой; слева — спокойный Везувий (до 70 г. он был спокоен в течение многих и многих сотен, а может быть, и тысяч лет, снизу доверху покрытый лиственным и
Лмфитеатр в Помпеях.
хвойным лесом, виноградниками и оливковыми садами. Вот и море заблестело впереди, и с юго-запада потянулись к нему до самого мыса Минервы довольно высокие горы. Дорога поворачивается так, что мы входим в Помпеи с южной стороны. Части городских стен еще недостает — не достроены, и город отсюда кажется как будто открытым. Посредине этой южной стороны первое, что попадается нам в глаза, это четырехугольный двор, окруженный строениями, — казармы гладиаторов. К нему примыкает треугольный форум с входом, украшенным 8 ионическими колоннами. Внутри форум обрамлен красивыми колоннадами в дорическом стиле, кроме стороны, обращенной к морю. Отсюда вид свободный, не стесненный никакими постройками. Посреди форума развалины древнего греческого храма, разрушенного когда-то еще раньше землетрясением. В длинной стене форума, примыкающей к старой части города, видно несколько дверей. Две из них ведут в так называемую «кавеа» большого театра, план которого мы здесь прилагаем. Основное его устройство, как видно, в общих чертах то же, что мы видели уже выше. Повторять не для чего. Прибавим, что в этом театре могло поместиться тысяч пять зрителей, и пойдем дальше. К большому театру примыкает малый, Одеон. Он с прочной кровлей и предназначался для выступления певцов. С другой стороны с большим театром граничит окруженный крытым портиком храм Исиды. Шесть коринфских колонн составляют преддверие его — пронаос.
Идя дальше по улице, в восточном углу городских стен встречаем величественное здание, нижняя часть которого высечена в вулканической почве. Это амфитеатр. Стена, окружающая арену, украшена гермами, цветами, плодами, изображениями гладиаторского боя или звериной травли. Снаружи амфитеатр представляется двухэтажной аркадой, охватывающей все здание. К амфитеатру с севера примыка-
План театра в Помпеях.
00^00^0^000000^000
ют скотный рынок, форум Боа-риум — четырехугольное пространство. Здесь нет ничего особенного. Недалеко отсюда богатый дом Юлии Феликс. Должно быть, это была знатная и богатая особа, потому что на наружной стороне здания читаем следующее объявление: «В имении Юлии Феликс сдаются в наем: купальни, 900 лавок, трактиры, жилые комнаты с 14—20 августа сроком на 5 лет. В случае, если нанимающий не знает хозяйки, просят обратиться к эдилу Вару».
Остатки храма Исиды в Помпеях. Развалины театра на заднем плане.
Поворачиваем отсюда на запад и, пройдя лабиринтом узких улиц и тесных переулков, вступаем на Ювелирную улицу, которая приведет нас к настоящему городскому форуму. Улицы хотя и тесны, но содержатся опрятно; для экипажей
путь вымощен лавой, по обе стороны тротуары и водостоки.
Одеон в Помпеях.
Дома придают улице не очень оживленный вид, так как внешняя их сторона большей частью — гладкие стены с входом, а в верхних этажах окна расположены по потребностям хозяина, а не в угоду красоте. Зато храмы и общественные здания блистают всей роскошью архитектуры. Но вот и конец Ювелирной улицы. Повернем же налево, в проход, называемый Эвмахия. Это биржа валяльщиков и суконных торговцев, а называется Эвмахией по имени ее устроительницы. Тут стоит и ее статуя. Форум окружен портиком, состоящим из 58 колонн. В задней его части, в нише, помещена статуя Конкордии. Внешняя часть
форума, обращенная к Ювелирной улице, очевидно, служила для объявлений и всякого рода афиш, потому что здесь читаем мы, например, следующее: «Труппа гладиаторов под
244

начальством Серия даст в Помпеях представление 31 мая. Будет звериная травля. Над цирком будет натянут тент». Следуя вдоль восточной стороны форума, встречаем часовню Квирина, потом Сени кулум, богатое и красивое здание, внутри выложенное мрамором, с позолоченным потолком. Сюда собирались на заседания декурионы, т. е. высшие правительственные городские власти. На углу форума — Пантеон, у которого по обе стороны от входа ме-
няльные лавки. На противоположной стороне форума — святилище Венеры, самый большой и самый великолепный храм в Помпеях. Колоннада из 28 столбов окружает все здание: по 6 колонн на передней и задней сторонах, по 8 — на боковых. Базилика и три городских дома завершают собой здания на южной стороне гражданского средоточия Помпей. Северная же часть форума украшена еще более величественными и изящными произведениями архитектуры. Тут
Улица в Помпеях.
 Экседра — в античной архитектуре полукруглая ниша с расположенными вдоль стены сиденьями для собраний и бесед.
превосходная двухэтажная колоннада в дорическом и ионическом стиле; тут же и храм Юпитера, а перед ним площадка, с которой видны и город, и окрестности, и море до острова Капри.
Теперь пойдем к северу. На Фортунатской улице, которую мы пересечем, стоит заметить термы (т. е. бани или купальни), хотя они, впрочем, не могут выдержать сравнения
с термами римскими, но так как о последних мы в своем месте поговорим подробнее, то лучше не будем на них останавливаться теперь, а завернем еще раз на той же улице в дом эдила Пансы. Полюбуйтесь, какая чудная здесь мозаика во всех приемных и жилых комнатах: рыбы, раковины, гении, едущие на пантерах, львы и т. п. — все это, как живое, а в комнате, называемой экседра (нечто вроде диванной или гостиной), остановите ваше внимание на великолепном мозаичном же изображении, подобного которому не оставила древность. Это битва Александра Македонского. Стремительно несется Александр, ниспровергая все препятствия. Какой-то знатный перс, думая удержать героя, бросается на него и тут же падает с конем, пораженный копьем. Дарий
assaaosssesassosss
Битва Александра Македонского с Дарием. Мозаика.
глядит на своего сподвижника с глубоким участием и, словно забыв о собственной опасности, не замечает, что один из приближенных подает ему коня. Не менее богат живописью и другими украшениями дом Саллюстия. Место под ним непространно, а как хорошо употреблено! Левый угол дома занят домашней пекарней. Тут три ручные каменные мельницы, печь и лавочка для продажи хлеба. Другая лавочка, соединенная с сенями (вестибюль), очевидно, назначена для продажи масла и вина. В самом доме — протир, расширенный приемной залой, ведет в атрий тосканского устройства. Здесь имплювий украшен прелестной бронзовой группой, изображающей Геркулеса с пойманной ланью. Из табли-ния входим в галерею из колонн. Она граничит с небольшим садиком. Для перистиля места не было в передней части дома — его расположили справа от садика. Стены перистиля украшены прелестными изображениями Марса и Венеры, наказанного Актеона и другими не менее изящными картинами.
Если выйдем из города великолепными Геркуланскими воротами, тут, недалеко, увидим гостиницу для приема пеших и проезжих, а дальше по Геркуланской (или Кладбищенской) улице—виллу Диомеда. К дому ведет лестница. Вступаем прямо в перистиль, где 14 дорических колонн образуют портик вокруг имплювия. С левой стороны несколько небольших комнаток ведут в полукруглую спальню. Из спальни три больших окна открывают зрителю удивительную панораму

садов, надгробных памятников и залива с его очаровательным побережьем. Кажется, что здесь именно с этою целью и сделаны три больших окна: обыкновенно в спальни свет, или, вернее, полусвет пропускали крайне скупо, только в двери или в небольшие окошки.
Вот как жили древние Помпеи, когда в 79 г., их постигла страшная катастрофа. Выгодное положение у моря и возле реки Сарна, где был удобный порт, роскошная по-
чва, деятельность населения, оживленная торговля — все это Улица в Помпеях.
обусловливало общее благосостояние города. Народ весело и счастливо наслаждался жизнью, беззаботно глядел на сво-
его мрачного соседа, Везувий, и в голову никому не приходило, что под ногами у него накипела лава. 24 августа народ наслаждался в амфитеатре зрелищем игр... Вдруг смерилось, как будто ночь поторопилась окутать своим покровом землю. Тем, кто сидел на верхних скамейках, можно было видеть, как из Везувия поднималась мрачная туча... больше и больше... шире и шире, и вот она совсем заслонила солнце. Молнии забороз-дили на темном фоне. В то же время послышались подземные удары, сначала вперемежку один за другим, потом раскатами, как гром, потом как будто рев бури или свирепый прибой волн. Наступила ночь. Земля заколебалась. Пепел,
сначала редкий, потом густой, с пемзой и с раскаленными Кальдарий (теплаяванна) осколками полетел на город. Казалось, как будто титаны выр- форумских терм вались из цепей Тартара и начали разрушительную борьбу, в Помпеях.
Все бросились спасаться; улицы и окрестности города покрылись беглецами. Каждый тащил с собой что подороже.
sass«a«ssas@sres
Вид на Везувий из Помпей.
Стон и ужас наполняли воздух. Вскипело море, оборвало якоря судов, и вдруг— треск, точно горы обломились и рухнули в бездну. Обломки скал разлетелись на пространство нескольких миль, пепел завертелся в поднявшейся буре, понесся до самого Рима, до Сицилии и Африки, и поток лавы, окутанный зловещим дымом, хлынул из трещины Везувия и устремился к Геркулануму... Прошло три дня, снова показалось солнце, но его бледное, неверное сияние осве-
тило совсем другую местность. Исчезли с лица земли Геркуланум, Помпеи, Стабия, окрестные деревни, виллы, сады и виноградники; все скрылось под погребальным саваном беловатого пепла, на месте жизни и счастья явилось беспредельное кладбище.
Так повествуют о катастрофе записки Плиния Младшего и историк Дион Кассий, живший позже. Первый с матерью своей и дядей, Плинием Старшим, был в Мизене, когда началось извержение Везувия. Плиний Старший (он командовал флотом) поспешил на место ужаса и здесь поплатился жизнью за желание поближе рассмотреть страшное явление: он задохнулся в густой, ядовитой атмосфере. И над Ми -зеном носились тучи пепла и камней, море всю ночь волновалось и кипело, почва трепетала, народ ожидал погибели, но
грозные вулканические силы пощадили его от окончательного истребления.
Мы уже выше сказали, что на след погибших городов напали в XVIII столетии совершенно случайно: кому-то понадобилось выкопать колодец и разрыть землю под виноградник. Так нашли сначала Геркуланум, потом Помпеи. От первого мало осталось целого: он больше Помпей пострадал от лавы. Помпеи почти все отрыты из-под лавы и окаменевшей золы. Не надо, впрочем, думать, что город и теперь представлялся в своей прежней красоте. Нет, дома без кровель, верхние этажи, которые обыкновенно строились из дерева, обуглены, раздавлены или вовсе уничтожены, колонны и фронтоны повреждены; но и то, что осталось, и так, как осталось, — каменные дома, театры, цирк,
seggressasssssassg
улицы, внутреннее убранство жилищ, предметы пластического искусства, домашнего быта, ремесел и т. п. — рассказывают весьма много о тогдашней жизни и цивилизации.
Искусство, должно быть, процветало в Помпеях. Вдохновение греческого гения сияет в помпейских произведениях архитектуры, пластики и особенно стенной живописи. Из открытых художе-
ственных произведений многие имеют своим предметом ми- Жители Помпей, погибшие фологию и аллегорию, другие изображают знаменитых лич- при извержении Везувия, ностей (как, например, статуи Ливии и Друза в Пантеоне и другие, украшавшие общественные фонтаны, термы и т. п.), но много и жанровых изображений, например «Мальчик с гусем», «Рыбак», «Сатиры», «Вакханки», «Плясуны» и п.
В особенности хороши грациозная девочка, над которой вьются крылатые амуры, изображения охоты, сбора винограда и т. п. Стены в главных комнатах тщательно расписаны картинами, содержание которых почти исключительно мифологическое, например: кентавр Хирон, обучающий Ахиллеса; вестники, уводящие Брисеиду из палатки Ахилла (это в доме трагического поэта, недалеко от терм); Пенелопа, слушающая рассказ Улисса и не узнающая еще своего мужа в образе нищего. Последняя картина поражает простотой и правдой в выражении главных лиц — красоты, женственности и покорности судьбе в Пенелопе, важности и самоуверенности в Улиссе.
Население древних Помпей, по всей вероятности, было тысяч 40 или 45. Из-под пепла извлечено около 600 скеле-
тов, но, вероятно, тысячи их рассыпались в прах, пролежав полторы тысячи лет в своей могиле. Замечательны из найденных следующие: скелет часового с копьем у ворот Герку-ланских; 18 женских скелетов на вилле Диомеда; из этих 18 прекрасная фигура одной из женщин особенно отчетливо выразилась, как в гипсовой форме, в тонкой золе, засыпавшей ее и затвердевшей впоследствии. По этой форме воспроизведена из гипса фигура самой женщины. Скелет Диомеда найден у задней двери сада. Хозяин бежал с ключами в руке в сопровождении рабов, но спастись не успел. В храме
00^0000000^00000»
Рельеф с изображением императора Домициана.
Исиды найден скелет жреца с секирой. Вероятно, выход из храма был уже завален, когда жрец подумал о бегстве. Он схватился за топор, уже пробил две стены, но перед третьей его настигла гибель. В другом месте найдены скелеты молодого мужчины и молодой женщины — вероятно, молодые супруги: они жарко обнялись, и смерть не разлучила их.
Общий покров лавы и золы над Помпеями достигает в некоторых местах толщины до 20 футов; над Геркуланумом еще больше, до 50 и даже 100 футов. В Геркулануме открыты только театр и некоторые небольшие части города: дальнейшим раскопкам, кроме толщины лавы, мешает еще и то, что над засыпанным городом стоят теперь другие города — Портичи и Резина. Раскопки Помпей продолжаются.
Домииилн
 Домициан (51—96 гг.) — римский император с 81 г. из династии Флавиев. Укреплением бюрократического аппарата и ущемлением прав сената вызвал против себя оппозицию аристократии. В 89 г. потерпел поражение против даков во главе с Децеба-лом. Убит в результате дворцового заговора.
Со смертью Тита окончилось кратковременное благоденствие Римской империи. В 81 г. на престол вступил его брат Домициан и напомнил собой Нерона. Возобновились наушничества, происки, разврат и казни без суда и разбора, в особенности гонения христиан. Впрочем, войско и чернь утешались новым императором, который умел осыпать их подарками, безрассудно истощая казну и наслаждаясь зрелищами, не щадя зверей и христианских мучеников.
Не отличаясь ни правительственными способностями, ни даже теми качествами, которыми обладал порядочный римский солдат, Домициан ни в государственных распоряжениях, ни в военных предприятиях не имел удачи. Безразличной ти-
Домициан
^^000000000^00^000
ранней он озлобил и курии, и сословие всадников, а походами уронил значение римского оружия. На северных границах государства взволновались хатты и херуски. К ним примкнули народы дакийского и сарматского происхождения под предводительством воинственного Децебала; не отстали от них марко-маны и квады, обитавшие на Верхнем Дунае. Три римских легата с их легионами пали жертвами народного восстания. В 86 г. сам император двинулся против героев Да
кии и их союзников. Поход его был крайне неудачен. Импера- Высадка Агриколы
тор должен был заключить с воинственными племенами в Британии, постыдный для империи мир. Неудача не помешала, однако, Домициану устроить себе в Риме блестящий триумф и украсить себя именем Дакийского. На Рейне римский правитель Луций Антоний поднял знамя бунта и, опираясь на поддержку германцев, надеялся сесть на императорский трон, но суровая зима и энергичные действия отправленных против него легатов задушили восстание, и сам Антоний погиб в битве.
К царствованию Домициана относятся блистательные дей -ствия Юлия Агриколы в Британии. Агрикола, по рассказу Тацита, напоминает своей личностью и деятельностью лучшие времена Римской республики. Читатель знает уже, в каком положении римские дела находились в Британии во времена Клавдия. С тех пор произошло там вот что. Римляне
приготовились окончательно упрочить свое владычество на острове. Префект Британии, умный и решительный Светоний Паулин, предпринял завоевание острова Мону (Энгл-си), средоточие друидизма. Воинственная Боудикка подняла все население Британии против римского деспотизма. Говорят, что пали не только уединенные римские форпосты, но до 70 тысяч римских колонистов стали жертвой ярости британцев. Светоний потопил восстание в крови. В последний год царствования Веспасиана высадился в Британии Агрикола. Гениальный полководец показал, что можно сделать за короткое время при помощи умения, энергии и неподкупной справедливости. Он вдохнул в легионы чувство воинской чести. С незначительными силами, не имея флота, вторгся на остров
иаэивэаавваааввэа
Серебряная монета
Домициана. 85 г. н. э.
Мону, взял его, двинулся оттуда на север, за границы Каледонии (т. е. в нынешнюю Шотландию), за несколько походов покорил всю страну и северным рубежом римских владений в Британии назначил Клоту и Бодотрию (нынешний Клайд и Форт). Он и после этого предпринимал несколько счастливых походов против полудиких обитателей Грампианских гор, но Домициан не дал ему окончательно покорить страну. Под предлогом чести и награды он вызвал его в Рим и устранил от всякой государственной деятельности. Подозрительный и жестокий император, вероятно, опасался Агриколы еще больше, чем Антония, и потому охотно поддался наветам злобы и зависти.
Как легко было народу под правлением Домициана, можно понять из слов одного его современника-историка, который говорит, что в его царствование нельзя было ни слушать, ни говорить из опасения лишиться жизни. Не только простые граждане, но и всадники, и сенаторы, консулары, и правители провинций не знали утром, снесут ли они голову на плечах до вечера. Так Эвлий Ланий погиб из-за нескольких легкомысленных слов; Помпозиан — за то, что хвалился своим царским происхождением; Рустик — за то, что произнес речь в похвалу сенатора Пета Тразеи; Лукулл —за то, что осмелился новые формы копья назвать лукулловыми, и часто знатные сановники, отправляясь по приглашению к императорскому столу, в конце обеда расплачивались собственной головой за угощение.
К счастью человечества, всякое преступление само себе подготавливает казнь. Так случилось и с деспотизмом Домициана. Не доверяя даже и тем приближенным, которым поручал охрану своей особы, император часто неведомо за что и из их среды вносил некоторых в список лиц, обреченных на казнь. Однажды такой список случайно попадает в руки императрицы Домициллы. Она просматривает и видит свое имя в числе жертв. Немедленно сообщает она об этом своим приближенным, и ее статс-секретарь Стефан, которому без открытия императрицы предстояло тоже разделить ее участь, вызывается положить конец неслыханной тирании. Он сам с покорностью подносит императору список на рассмотрение и в то время, как Домициан пробегает имена, поражает его ножом. Не только сенат и народ, но даже и гладиаторы не возмутились при вести об убийстве Домициана. Одни преторианцы взволновались было, но их укротили энергичные меры
ОШИЯЙ 252
ssasaaaaassssssaas
префекта города, и они должны были согласиться на общий выбор, павший на сенатора Кокцея Нерву. Таким образом, в 96 г., т. е. с восшествием на престол Нервы, начинается так называемый Золотой век Римской империи.
Прежде чем продолжать повесть о событиях, сделаем обозрение образованности последнего периода.
Поперечньм разрез амфитеатра Флавиев (Колизея).
Состояние образованности в этот период
Архитектура. Общественные увеселения. Домашний быт. Пластическое искусство. При императорах из дома Флавиев воздвигнуты в империи самые замечательные сооружения и постройки. В числе последних почетнейшее место принадлежит амфитеатру Флавиев. Остановимся на нем.
Амфитеатр Флавиев (Колизей) имеет в основании эллипс; наименьший поперечник одной только арены 156 футов, а наибольший — 254 фута. Та часть театра, которая заключает в себе места для зрителей, имеет в поперечном разрезе ширину 155 футов, а высоту 156 футов. Амфитеатр мог вмещать 80 000 зрителей на открытых местах да тысяч 20 на верхней галерее.
Внешний вид этого колоссального здания представляет собой трехэтажную аркаду: нижняя украшена колоннами дорическими, средняя — ионическими, верхняя — коринфскими. Четвертый этаж представляет стену с окнами и с коринфскими пилястрами, поддерживающими карниз, которым здание вверху заканчивается. По выступам, сделанным в верхнем этаже, и по тем отверстиям, которые симметрично отвечают этим выступам и находятся под карнизом галереи, ясно, что и те, и другие служили точками для утверждения исполинских балок, между которыми протягивали веревочную сетку, а поверх нее парусный тент для защиты зрителей от палящих лучей южного солнца. Как это делали трудно теперь угадать, трудно и придумать для такой громадной
Бои гладиаторов.
кровли на воздухе. Надо полагать, что на самой арене были подпорки для этих балок, и подпорки деревянные, потому-то они исчезли без следа. Как бы то ни было, но очевиден факт, что зрители были защищены от солнца и что, например, при Нероне вместо парусины на эту завесу употреблялись дорогие ткани, шелковые, пурпуром окрашенные, и на них брызгали водой, для увеличения в цирке прохлады.
На приложенном здесь чертеже видно внутреннее устройство амфитеатра. А — нижний этаж, подиум, от арены отделенный красивой балюстрадой и железной
сеткой от тигров и пантер. Здесь были места императора, его приближенных и вообще всей римской знати. На других этажах (2, 3) и галерее (D) размещалась остальная публика. На рисунке же видны внутренние коридоры и ходы, которые от них устроены ко всем ярусам, а также видно, что все пространство, где сидят зрители, лестницами, как радиусами, делится на клинообразные отделения. На нижнем же этаже в разных местах проделаны внутренние арки, или коридоры, которыми выходили и выезжали на арену действующие лица, и особенные помещения для диких зверей, отворявшиеся также на арену. Добавим, что внутреннее убранство амфитеатра соответствовало его величине и значению: мрамор, золото, мозаика, статуи, рельефы и картины, мраморные бюсты вдоль верхней галереи и великолепные квадриги на четырех сторонах амфитеатра, и тогда можно хотя бы отчасти воспроизвести в воображении тот эффект, который должен был производить этот Колизей на стотысячную его публику. Несчастным актерам этого дикого театра, конечно, было не до эффектов. На арену гладиаторы выходили в лучших одеждах и доспехах. Некоторые бились в шлемах с забралом, со щитами в левой руке, с мечом, копьем, ножом или железной сетью — в правой, но грудь у гладиатора была обнажена: публике надо было ясно видеть и раны, и кровь, особенно кровь. Задача ретиария (т. е. бой-
saasssassasssassse
ца с сетью) состояла в том, чтобы накинуть сеть на своего противника. Если гладиатор был ранен или чувствовал себя побежденным, то поднимал левую руку с отделенным указательным пальцем вверх. Это значило, что он просит пощады. Но не противник мог его пощадить: если кровожадная публика также поднимала палец, гладиатор был спасен (временно); если же нет, то он должен был невозмутимо принять смертный удар. Так уж они были обучены.
Амфитеатр в Поле.
По примеру столицы провинциальные города строили у себя амфитеатры, ибо по мере распространения римского оружия вместе с римской администрацией проникали в покоренные страны и римские нравы. Даже греки, долго с отвращением отвергавшие кровавые увеселения, под конец тоже построили у себя гладиаторские цирки. После Флавие-ва величайший амфитеатр был построен в Капуе. От него остались развалины. При нем находилась и фехтовальная школа. Замечательные амфитеатры были еще в Вероне (весь выложенный белым мрамором), в Помпеях и в Поле, в Иллирии (см. рисунок).
Заглянем еще раз в дома знатных римлян этого периода, еще раз переступим порог, на котором мозаикой выложена собака с надписью: cave canem! (берегись собаки!). Меблировка римских домов не поражает обилием, как в знатных домах нашего времени. Комодов, шкафов, шифоньерок мы не встретим, но столы, стулья, диваны, мозаичные полы, дорогие ковры, статуи и скульптурные произведения поражают изяществом и разнообразием форм. В спальнях редко уже Приходится видеть ложе, высеченное в стене, как это бывало в древности: римляне этого периода предпочитают красивые кровати, сделанные из дерева со слоновой костью или из меди (несколько позже даже литые из серебра), и вместо звериной шкуры, служившей прежде незатейливым тюфяком, предпочитают нежные пуховики, объемистые подушки и вышитые одеяла. Изящный умывальный столик с принадлежностями и вешалка для платья дополняют меблировку спальни. Стулья и кресла имеют самую разнообразную форму, со спин-
Cave canem!
Главный вход в дом (эдила Пансы в Помпеях).
ками, подушками, вообще удобные; ножки у них сделаны или колонками, или в виде лап какого-нибудь зверя; слоновая кость и бронза гармонически смешаны здесь с рельефами из дорогого дерева. Попадаются кресла, очевидно, имевшие назначение служить одновременно для двух близких людей, друзей-собеседников. Еще попадается кресло высокое, пышно отделанное, нечто вроде трона, — солий. К нему ведут несколько ступеней, а вместо кресельных ножек — фигуры стариков или какого-нибудь знатного посетителя. Чаще такие сол и и встречаются в храмах рядом со статуями богов.
Но лучшим и изящнейшим украшением римских жилищ служат разнообразные художественные произведения, множество скульптурных изображений, например «Мальчик, извлекающий занозу», «Доильщик»; «Девочка, играющая в астрагал» (в кости) сморщенная «Старушка», обнимающая почтенной вместимости сосуд с вином и улыбающаяся так сладостно, как будто этой улыбкой и объятием она хочет ска
зать, что в сосуде для нее теперь заключается все, что есть лучшего и дорогого на свете.
Чтобы сделать для себя нагляднее обстановку домашнего быта богатого римского патриция, мы последуем за гостями, которые собираются на званый обед к некоему Тримальхию (обед описан у сатирика Петрония). Тут мы разом узнаем то, что нас занимает. Во-первых, надо знать, что это за особа — Тримальхий. История недолгая. Родом он вольноотпущенник. Развитием своим заниматься ему было некогда да и неудобно, зато казенными подрядами, откупами и спекуляциями он туго набил свои карманы и сделался денежным тузом-аристократом. Вот и все. Но богатство таким людям ни к чему, если нельзя им блеснуть и удивить известного рода паразитов. И Тримальхий блестит, подает гостям на серебре, пропивает и проедает миллионами то, что копил рублями и копейками. Итак, отправимся. На темно-голубом фоне стен триклиния несутся легкие фигуры плясуний, гениев, крыла-
Римские сенаторы.
Оратор.
Гладиаторский шлем.
тых амуров и между ними прекрасно исполненная картина, изображающая Леду с колыбелькой, в которой покоятся Елена и Диоскуры. В нишах портретные статуи некоторых императоров. Бюст Гомера также не забыт. Было бы неприлично, если бы такой туз, как Три-мальхий, забыл выставить Гомера: он знает о нем так много — понаслышке! По углам триклиния статуи, воспроизведенные по антикам. Между ними, у задней стороны триклиния, статуя Агриппины (жены Германика) в лежачем положении; статуя девочки, играющей в кости, и другие. Великолепный бронзовый канделябр, поддерживаемый такими же, но с эмалью мальчиками, осветит пир, если его застанет ночь. Сам стол имеет фор
Девочка, играющая в кости.
му полумесяца и покоится на красивых мраморных подножиях. Кроме этого стола, есть тут и другие, но больше для роскоши и чванства. Вот этот, например: какое изобилие украшений из яшмы, мрамора, бронзы! Или вот другой. На красивой круглой его доске, сделанной из какого-то драгоценного дерева, привезенного с Атласа, расставлены разные дорогие безделушки, амфоры, кубки и вазы, усеянные драгоценными камнями, дорогой хрусталь с цветами и арабесками по светло-зеленому фону, муринский сосуд, по которому блестят листочки, пятнышки пурпурные, белоснежные и ярко-золотистые и который один стоит, пожалуй, сотни тысяч денариев.
Гости уселись. Ждут. Вот, наконец, отворяются двери соседнего покоя, и четыре раба вносят в столовую хозяина, важно сидящего в красивом портшезе. Бритая голова его обвита красным платком, у подбородка болтается салфетка с пурпурной каймой. Вы, может быть, скажете, что хозяину неприлично так презрительно заставлять гостей своих ждать и являться к ним с надутой важностью? Пожалуй, так, но Три-мальхию это идет. Сопровождаемые музыкой являются на стол прежде всего разные возбуждающие аппетит блюда, как-
9 Рим, т. 2
257 ОООООО

Доилыцик.
то: оливки, горячие колбасы на серебряном рашпере, рябчики под острым соусом из меда, мака и пряностей. Все эти мелочи теряются в присутствии великолепного блюда, на котором, точно живая, сидит наседка на яйцах. Гости голодны, им, пожалуй, не до наседки, но дело в том, что в тесте, из которого она приготовлена, и в яйцах запечены превкусные и жирные куропатки. Во время первой смены слуга уронил серебряную тарелку. Звучная барская пощечина напоминает ему не о неловкости его, а о том, что у такого туза, как Тримальхий, все,
что падает на пол, выметается из триклиния вместе с объед-
ками; руки моют вином, а пьют за столом только столетнее фалернское. Во вторую смену появляется на столе исполинское блюдо, на котором вокруг изображены 12 знаков зодиака, а напротив них соответственной формы и значения кушанья (хотя и не всегда впопад). Негры разносят горячий хлеб, четыре раба увеселяют гостей пляской. Но вот зодиакальные кушанья разошлись по желудкам. Их сменяют разные лакомства, например жареная дичь, зайцы, рыба с малосольной зернистой икрой и т. п. Не обходится и тут без неожиданности, например на стол ставят целую свинью с поросятами. Все это запечено в тесте, сохранившем, однако ж, формы свиного семейства. Взрезывают — из хребта свиньи вылетают дрозды, а из брюха вываливаются горячие жареные сосиски. Пока изумленные гости заняты блюдом, достойным циклопа Полифема, над головами их раздается странный треск. С ужасом смотрят они наверх, думая, что треснул потолок, — ничуть не бывало: огромный серебряный обруч с золотыми венками спускается над ними с потолка — над каждым гостем венок. Украсившись венками, они продолжают беседу с поросятами, сосисками, фалернским вином, а изредка вплетают в беседу остроумие, совершенно, впрочем, своеобразное остроумие, как убеждает в этом следующий рассказ одного из обедавших. «Ночью однажды пришлось мне возвращаться домой, на виллу. Дорога шла лесом. На всякий случай я взял с собой надежного раба. Идем. Вдруг — вижу: раб сбро
сил свое платье, сделался волком и убежал в лес. Поднял я платье — оно превратилось в камень. Я — ничего, вытащил мой молодецкий меч и пошел косить направо и налево разных чудовищ, которые думали меня запугать. Прихожу домой усталый, разбитый. Мне говорят, что какой-то волк в ту ночь забрался ко мне на скотный двор, однако сторожа копьем проткнули
Умирающий гладиатор.
ему шею. Что ж, вы думаете, на другой день вижу я? Лекарь перевязывает рану на шее у одного из моих рабов, а раб-то и есть тот самый, который накануне оборотился волком и очутился на скотном дворе». Такими и подобными этой грязными нелепостями тешатся гости Тримальхия. Не довольно ли, читатель? Мы завтра заглянем к нему на женскую половину, а теперь уйдем и только на минуту разве остановимся там, где можно у Тримальхия встретить что-нибудь более достойное внимания, нежели поросята и бессмысленные рассказы его собеседников. Вот, например, в атрии, вокруг имплювия, группа статуй, изображающих силенов, сатиров, нимф и т. п. Не дурны, особенного, впрочем, нет. Дело другое — вот этот старый фавн с малюткой Бахусом. Это произведение обличает собой если не оригинальный греческий резец, то уже, наверное, хорошее, греческое же, подражание. Фавн как будто говорит малютке Дионису:
Я за тобой ухаживаю, я тебя лелею.
А будешь сам большой, поподчуй же меня хорошеньким винцом.
Посмотрим, настолько ли жена Тримальхия похожа на почтенную римскую матрону доброго старого времени, насколько сам Тримальхий похож на героев Пунической войны? Отправимся на ее половину. В комнате, предшествующей спальне, находим, между многими другими статуями статую молодого фавна и копию статуи «Умирающий гладиатор». Это хорошо, но ведь в те времена цветы, статуи, картины были в доме такой же постоянной принадлежностью, потребностью, как у нас в наши времена пестрые обои, безжизненные фотографии и голые стены. Идем прямо в спальню. Мадам Фортуната еще почивает, хотя уже
Старый фавн с Бахусом.
aggeasasaassasBass
Молодой фавн.
довольно поздно. Значит, вчерашний пир с зодиакальными блюдами, на котором присутствовала и Фортуната, затянулся далеко за полночь, а нам предстоит встретиться с несколькими довольно тяжелыми ощущениями, ибо римский писатель Лукиан в одном месте говорит: «Да сохранят тебя боги увидеть знатную нашу даму в ту минуту, когда она встает с постели утром: ты подумаешь, что перед тобою какое-нибудь морское чудовище». В самом деле, и Фортунату трудно узнать. Все лице ее обмазано толстым слоем теста, приготовленного из муки, отрубей и ослиного молока. Знаменитая римская императрица Поппея придумала этот составляя того, чтобы как можно дольше удержать на лице юношескую свежесть. Пока одна рабыня тщательно смывает с лица своей барыни дорогую маску, другая подает разные притиранья, порошки и прочую косметику. Начинается деликатная операция расписывания: расписывают хозяйке щеки, лоб и даже нежные светло-синие жилки на висках. Специальная мастерица чистит ей зубы, вставляет искусственные на места, а сама Фортуната жует тем временем благовонную мастику. Трое разом предпринимают трудное дело — устроить прическу светской дамы. Одна слегка увлажняет волосы благовонным маслом и посыпает золотым порошком, выдуманным галльским парфюмером (так требует мода); другая завивает их в бесчисленные кудри; последняя искусно перемешивает их с поддельными, расчесывает и из всего материала сооружает огромное здание, на вершине которого золотыми булавками и шпильками укрепляет так называемый кробилос. Это украшение из слоновой кости. Оно имеет форму коринфской капители, на которой укреплены две крошечные изящные фигурки: Венера, выходящая из пены морской, и амурчик, держащий перед нею зеркальце. Впрочем, кробилос надевался не всегда, большей частью волосы убирались в одну массу, схваченную вверху длинными золотыми булавками, или опускались массивными локонами, или связывались в несколько узлов с большим вкусом. Привыкнув видеть статную римлянку с такой прической, в красивой столе или пал-ле, драпировавшейся вокруг стройной фигуры, тогдашний римлянин просто-напросто растерялся бы, если бы вдруг ему пришлось увидеть мизерное туловище наших дам, утвержденное на верхушке того безобразного конуса, который называется кринолином.
ssssssasssesssasss
Прическа Фортунаты окончена. Начинается одевание. Оно не сложно. Тут нет ни корсетов, ни подкладок, ни турнюров. Прежде всего надевается безукоризненной белизны тесная туника, вроде теперешней рубахи, только без рукавов; потом еще одна туника, пошире, и из прозрачной ткани; далее — широкая, изящная шелковая стола розового цвета. На плечах она собрана и схвачена пряжками (брошками); на талии подпоясана, но верхняя часть столы, вытянутая из-за пояса, переброшена через него вокруг всей талии и тем придает всей фигуре чрезвычайно изящный вид. Нижний край столы рассыпается на фоне второй туники живописной золотой бахромой. Наконец, поверх всего туалета набрасывается желтого цвета палла, а на голову — светло-зеленый шелковый покров. Кольца, браслеты,
Группа «Ласжоон».
дорогие ожерелья дополняют убранство, — и громким восторженным восклицанием приветствуют рабыни свою повелительницу, возвещая ей успехи и победы.
Пусть не подумает, однако, же читатель, что по Трималь-хию и Фортунате должно судить обо всех римлянах этого периода, что мотовство, обжорство и бессмысленная надутость не оставили места ни искусствам, ни образованности, ни простоте жизни и благородству стремлений. Что искусство име-
ло еще своих истинных поклонников, тому служат доказательством замечательные произведения его, относящихся к описываемому периоду и уцелевшие до сих пор. Укажем на лучшие из них. В развалинах терм Тита найдена в 1500 г. «Группа Лаокоон». Произведение это относят к последнему времени Римской республики. Полагают, что это создание родосского скульптора Агесандра и его сыновей Афинодора и Полидора. Содержание этой группы, конечно, знакомо читателю, если же нет, можно прочесть в «Илиаде». Знатоками
assssss«ss«ssa»
Фарнезскии бык.
давно уже оценено это замечательное произведении со стороны как предмета, так и его мастерского исполнения. Величественнее, хотя по исполнению далеко ниже Лаоко-она, другая группа, известная под названием «Фарнезский бык». Она принадлежит Пергамской школе. Художники Аполлоний и Тавриск (из лидийского города Траллы) выполнили ее из одного исполинского куска мрамора. Содержание ее следующее: Амфион и Зет, братья-близнецы из царского дома в Фивах, еще детьми были изгнаны из семейства. Их воспитали пастухи. Достигнув юношеского возраста, они приходят в Фивы отомстить своим притеснителям. Здесь они узнают, что их мать страдает от преследований царицы Дирки. Они хватают Дир-
ку и привязывают ее к рогам дикого быка. Этот момент и выбран художниками Аполлонием и Тавриском.
Из портретных статуй мы уже упоминали о статуях Ливии, Друза (обе в Помпеях) и нескольких императоров. Упомянем еще о конной статуе императора Августа, другой, также конной, императора Домициана (под копытами коня изображен поток — это Рейн) и о рельефе на триумфальной арке Тита: здесь Ромул ведет за узду коня триумфатора, а Виктория венчает его победными лаврами. Замечательна колоссальная статуя, изображающая бога Солнца и находившаяся в «Золотом доме» Нерона. Это произведение Зенодора. Но гораздо важнее его статуя Аполлона, найденная в развалинах Анция в 1500 г. и находящаяся теперь в Бельведерской зале Ватикана, почему и сама статуя известна под названием Аполлон Бельведерский. Это произведение может поспорить с лучшими созданиями греческого резца. Само собой разумеется, что этот Аполлон скопирован римским художником с другого, может быть, с того, который некогда находился в самом Дельфийском храме; во всяком случае художник — Пифагор ли Регийский или Каламис Афинский — умел вдох-
ОООООО 262

нуть в мрамор душу и в образе человека представить божество. (В настоящее время статуя приписывается Леохару. — Прим. ред.) Аполлон изображен в тот момент, когда он уже поразил из своего божественного лука змея Пифона, и гнев на лице его сменяется возвышенным спокойствием, которое одно прилично бессмертным жителям Олимпа. Не напрасно художник откинул на руку легкий покров, чтоб смертный мог свободно созерцать божество и восхищаться полнейшим сочетанием силы и красоты.
Несколько превосходных статуй Венеры, найденных в разные времена, тоже принадлежат к этому периоду. Типом для всех их, очевидно, служил греческий облик этого божества, олицетворявший в себе в высшей степени изящество форм и прелесть женственности. Потому-то греки не обременяли фигуры этой богини ни платьем и никакими атрибутами плодородия; вообще не пытались украшать того, что само по себе прекрасно, чем должно только восхищаться. Вероятно,
Аполлон Бельведерский.
так называемая Венера Медицей-ская послужила основной формой, по которой произведены и другие статуи той же богини, относящиеся к этому периоду: Венера Книдская; Венера, выжимающая воду из волос; Венера Капитолийская (находящаяся в Капитолии); Венера Ватиканская и Венера Мелосская, великолепное произведение, найденное в 1820 г. крестьянами на острове Мелос среди всякого мусора и грубо отесанных герм (к этим, конечно, нужно отнести и превосходную статую той же боги
Римские вазы, урны и т. п.
ни, которая помещается ныне в Эрмитаже. Она известна под именем Венеры Таврической. — Прим. пер.).
К статуям, изображавшим олимпийских богов, можно отнести и те, которые в мраморе или бронзе воплощали различные подробности воззрения древних на мир, природу и ее проявления, ибо — читатель вспомнит из предыдущего — древний эллин, древний римлянин повсюду видели божество: и в сиянии звезд, и в ропоте источника, и в шелесте лесной чащи, и в завывании бури, и, наконец, самим понятиям о добродетели, справедливости, мужестве и давал внешнее
seasaagassasasBaas
Стеклянные сосуды.
изображение» олицетворял их в виде такого-то божества, такой-то его статуи. Искренность религиозных верований, положим, в описываемый нами период уже исчезла, но все-таки сами воспоминания о них продолжали служить искусству материалом для смысла и формы. Поэтому не удивительно, что скульптура того времени оста-
Портлендская ваза.
вила нам в наследство немало статуй, изображающих или, лучше сказать, олицетворяющих собою реки, города и даже целые области. Упомянем, например, прекрасную группу, изображающую Нил. Божество этой реки покоится на сфинксе, а вокруг него множество крошечных мальчиков. Другое в таком же роде произведение изображает Тиберина, т. е. божество реки Тибра, увенчанного победными лаврами. В одной руке у Тиберина весло, а в другой — рог изобилия; возле него — волчица с малютками Ромулом и Ремом.
Судя по сохранившимся амфорам, вазам, сосудам и другим принадлежностям частного быта, мы имеем полное право заключить, что римляне и в этом деле достигли значительных успехов. Стеклянные и хрустальные вещи производили они с замечательным искусством и вкусом. Что сказать, например, о следующем кубке: сосуд весь из хрусталя, которому придана непрозрачность и цвет опала; снаружи он точно затянут тонкой также хрустальной сеткой цвета ярко-лазоре
вого; вдоль верхнего края — надпись из зеленого хрусталя; и притом, сколько ни рассматривай, нельзя заметить ничего, что дало бы возможность подумать, что разные части сосуда произведены в разное время; напротив, по всему видно, что работа сделана мастерски и в один прием. Так называемая Портлендская ваза пользуется вполне заслуженной известностью. Рельеф на ней сделан из непрозрачного золотистого хрусталя, изображает, по мнению знатоков, Геркулеса, уводящего из ада Алкестиду, жену его друга Адмета.
Литература. Философы. Педагоги. Историки. Поэты.
В предшествовавшие периоды римской жизни матери не тяготились первоначальным разумным воспитанием своих детей; народные школы, издревле существовавшие на Форуме, давали мальчику и девочке необходимое образование (читать, писать, знать законы), остальное довершала сама жизнь
потере 264
с ее здоровым трудом. Насколько известно, это самый лучший наставник. Зато и выходили тогда люди вроде Катона, который с неутомимой деятельностью и на военном, и на гражданском поприще служил верой и правдой своему отечеству и в то же время сам пахал свою землю да еще находил возможность составлять записки для образования своих детей, считая последнее важнейшей своей обязанностью перед собственной
Школа. По фреске из Геркуланума.
совестью и перед обществом. Да и не один Катон, не только сенаторы, но и простые граждане — те в курии, а эти в коми-ции — брали с собой своих детей, чтобы они вслушивались в рассуждения своих отцов, учились делу, привыкали к мысли — служить обществу своими способностями и деятельностью. В описываемый же нами период многое изменилось: и матерям из-за мод и нарядов стало некогда заниматься детьми, и отцы перестали считать воспитание и образование их первейшей своей обязанностью. Первоначальное воспитание детей знатных родителей поручалось теперь обученным рабам, часто с самого юного возраста. Зато школ, и элементарных, и средних, и высших, появилось несравненно больше. Вместе с тем появились и различные воспитатели и учителя по трем степеням. Грамматиками называли тех из них, которым дети поручались на попечение от самого нежного возраста и до юношеской тоги гражданина. Грамматики главным образом преподавали своим питомцам греческий и латинский языки. Риторами называли учителей, преподававших красноречие вообще, так сказать, средний курс. Наконец, философами называли тех, которые в своих аудиториях передавали слушателям высшие знания, так как философы были вто время представителями всей науки, всей мудрости.
Петроний, Ювенал и Марциал, осмеивая пороки современного им общества, разумеется, не щадили тогдашнего школьного образования и особенно нападали на тех странствующих профессоров красноречия, которые учили собственно не красноречию в древнем, благородном значении этого слова, а велеречию. Эти преподаватели большей частью принадлежали к категории людей, которых Ювенал
0^00000000^0000^00
Сенека Луции Анней.
 Сенека Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. — 65 г. н. э.) — римский политический деятель, философ и писатель, представитель стоицизма. Воспитатель Нерона; обвиненный в заговоре, по его приказу, покончил жизнь самоубийством. Презрение к смерти, проповедь свободы от страстей отличают его философско-этическое сочинение «Письма к Луци-лию», трактаты («О благодеяниях», «О милосердии», «О спокойствии духа») и полные риторического пафоса трагедии («Эдип», «Медея» и др). В духе «Ме-нипповой сатиры» сатирическое описание кончины императора Клавдия.
с такой неумолимой язвительностью карает именем греков. Образчик подобного же искателя приключений, грека-веле-слова дает и Петроний (живший при Нероне). Этот грек Эн-колпий в одном из своих публичных чтений в какой-то походной аудитории приторно-жарко нападает на риторов и сваливает на них всю ответственность за то, что «у красноречия отнята душа, что от теперешних ораторов слышишь одни только слова и что благородный, целомудренно-прекрасный стиль эллинских классиков римские риторы в своих подражаниях свели на степень пестрого, надутого пустословия». Агамемнон, один из слушателей Энколпия, возражает ему на это следующим: «Правда, что и красноречие, истинное красноречие у нас пало, но виноваты в этом не риторы, а сами граждане. Разве ритора надо винить, что аудитория его набита битком, что слушатели его — почти дети, не получившие ни образования, ни достаточной подготовки? Зачем родители гонят их на публичные профессорские курсы, вместо того чтобы прежде хорошенько обучить их дома, познакомить с поэтами и с Сократом? Все это — лишь родительское тщеславие. Нет, если хотите, чтобы высоко стояли наука и искусство, так прежде поднимите уровень самой жизни. Тогда мы снова вместо риторов обратимся за красноречием к Демосфену и Цицерону». И, выслушав достойный протест на слова, не основанные на убеждении, Энколпий с товарищами предпочел отправиться к Тримальхию на обед.
Луций Анней Сенека, просвещенный поклонник стоицизма, один из первых восстал на превратные школьные толкования, но он не оказал на общество глубокого благодетельного влияния, потому что сам был шаток в своих правилах и не раз жизнью и поступками противоречил тому, чему учил в аудитории. Он не прочь был служить добру, идти против зла, лишь бы только борьба не грозила ему личной опасностью и не требовала от него жертв. От Сенеки сохранилось много нравственных трактатов, много интересных записок, блистающих благородством мыслей и стремлений. «Какова жизнь, — говорит он в одном месте, — такова и речь человека, и наоборот. Строй мыслей и склад речи отвечают друг другу. Видишь повсюду пышность, мотовство — знак, что все общество больно. Слышишь многословие, распущенную речь — знак, что мысль слаба». В одном из его писем к другу читаем: «Выбери себе идеалом хорошего человека и не спускай с него глаз. Живи и поступай так, как будто он на тебя
иия. 266 ------
смотрит. Не школа, а жизнь делает мудреца. Добрые люди все похожи один на другого: все они — частица божества... Что за нужда утверждать, что ты не Богу, а природе всем обязан? Нет ни Бога без природы, ни природы без Бога. Называй его натурой, судьбой, случаем, как хочешь — все это тот же самый Бог, различно проявляющий себя в творении. Ты говоришь: правдивость, мудрость, мужество, умеренность и т. д. Что это такое, как не добродетели, разные стороны одной и той же души?.. Узнавая природу, узнаешь Бога. Дух знания есть дух Божий, тот дух, который проникает собою все — и то, что видишь, и то, чего не видишь. Познание Бога ведет к познанию самого себя». Совершенно другим характером проникнуто комическое сочинение Сенеки, посвященное апофеозу императора Клавдия, появление которого у врат небесных изумляет самого Геркулеса. Разумеется, жители Олимпа не пускают к себе Клавдия, а ссылают его в преисподнюю и, чтобы ему не было там скучно, назначают ему вечно играть в кости — без выигрыша. Печальный конец Сенеки известен.
Гораздо большее и благодетельное влияние на школу и красноречие оказал Марк Фабий Квинтилиан (родился в 35 г., умер ок. 96 г. в Испании). Он посвятил себя воспитанию и образованию юношества. Во времена Гальбы он должен был еще заниматься и адвокатурой, чтобы иметь средства к существованию, но, когда Веспасиан учредил постоянные кафедры преподавания и обеспечил профессора казенным жалованьем, Квинтилиан мог вполне предаться делу, к которому имел и расположение, и способности. Насколько Квинтилиан был полезен этому делу, можно видеть из следующего отрывка, который мы извлекаем из замечательного его сочинения «Об образовании автора»:
«Отец вполне имеет право радоваться рождению дитяти и вправе испытывать самые отрадные надежды, ибо очень ошибаются те, которые утверждают, будто только избранным людям даются хорошие способности, которые стоит развивать образованием, будто у большей части людей ум слаб, способности тупы, и с ними ученьем только потеряешь время и труд. Неправда: у большей части есть природное расположение и к мысли, и к рассуждению, и к учению. Птица рождена для полета; так и у человека — живость и деятельность ума составляют его отличительные особенности, и недаром эти особенности считаются небесного происхождения. Сте-
 Квинтилиан Марк Фабий (ок. 35 — ок. 96 гг.) — римский оратор и теоретик ораторского искусства. Трактат «Об образовании оратора» — самый подробный сохранившийся курс античной риторики с экскурсом в историю греческой и римской литературы.
sassssassssasaasso
Плиний Старший.
 Плиний Старший (23 или 24—79 гг.) — римский писатель, ученый. Единственный сохранившийся труд «Естественная история» в 37 книгах — энциклопедия естественнонаучных знаний античности, содержит также сведения по истории искусства, истории и быту Рима.
 Плиний Младший (61 или 62 — ок. 114 гг.) — римский писатель. Консул в 100 г., императорский легат в провинции Вифиния и Понт в 111—113 гг. Из сочинений сохранились сб. писем в 10 книгах и похвальная речь «Панегирик» императору Траяну.
пени умственных способностей у людей различны — это так, но не найдешь ни одного, из которого трудом и прилежанием нельзя было бы сделать чего-нибудь порядочного». Об учении Квинтилиан рассуждает так: «Учи ребенка, лишь только заметишь в нем расположение, но принимайся исподволь, начинай с легкого, не затрудняй его чрезмерной методичностью, помогай ему, облегчай учение, а главное — внимательно изучай его наклонности и по ним располагай характер учения. Из скороспелых гениев обыкновенно не выходит ничего хорошего. Это все равно, что зерна, которые попали на самую верхушку почвы. Они и примутся скоро, и прорастут скоро, но полновесного колоса не жди: он скорее завянет, нежели даст плод. В игре лучше всего высказывается ребенок. Если играет живо, значит и способности его живы; если вяло, ребенок печально свешивает голову — мало надежды. Дурные наклонности детей надо одолевать в самом раннем возрасте, чтобы не дать им утвердиться и перейти в привычку. Но — как одолевать? Конечно, с помощью благоразумия, постоянства и кротости. Розги и вообще суровые наказания заключают в себе нечто возмутительное, рабское, ненавистное и потому — самое дурное средство воспитания. Им никогда цели не достигнешь: напротив!» Не правда ли, что если бы такими взглядами всегда были проникнуты наставники и нашего времени, то много выиграло бы от этого молодое поколение?
Плиний Старший (род. в 23 г., умер при извержении Везувия) от Клавдия до Тита занимал важные государственные должности: сначала в Германии был начальником конницы, потом управлял Испанией, наконец, командовал флотом в Мизене. И несмотря на множество служебных дел, он с любовью занимался изучением природы. Оставляя в стороне его военные и исторические сочинения, упомянем об его большом труде, дошедшем до нас и заключающем в себе всю науку естествознания того времени. Слог его временами сух, но иногда проникнут истинным вдохновением, и у автора прямо из души вылетает восклицание: «Приветствую тебя, природа, матерь всех вещей! В тебе один я из квиритов нахожу чистейшие радости. Благослови же мой труд!»
Плиний Младший, племянник первого, усыновленный им, был 17-летним юношей, когда погибли Помпеи. После этого он служил на различных государственных должностях, гражданских и военных, а при Траяне был правителем Вифинии.
НИШ 268 ---
И на службе, и в быту он отличался безукоризненной честностью и благородством чувств. Сверх того он обладал теми редкими качествами сердца и самой внешности, которые очаровывают и привязывают людей. С Тацитом он был в большой дружбе. Не отличаясь особенными талантами, Плиний был, однако, человеком образованным в лучшем значении слова и любил науки и литературу. В письмах своих к друзьям Плиний высказывается весь, как он есть: преданный, готовый на всякие жертвы друг, любящий супруг, добрый отец и вообще — человек. В одном письме, поверяя другу огорчение, которое он испытывает от того, что у него умерли несколько домашних рабов, Плиний прибавляет: «Знаю я, что для многих других, великих и разумных, потеря раба есть только хозяйственная потеря, убыток. Что имеющие такие взгляды действительно разумны — этого я не знаю, но что они не люди — это верно».
Что касается историков, то к этому периоду относится много таких, которых мы знаем почти только по имени: сочинения их не дошли до нас, да и те, которые дошли, не отличаются особенным научным достоинством. (Исключить следует одного Тацита). Вот, например, «История Александра Великого», написанная Курцием Руфом. Сам автор говорит в предисловии к ней: «Я записываю, но не выдаю за истину; не могу утверждать того, в чем и сам сомневаюсь». Валерий Максим, не имевший даже основательного образования, посвятил императору Тиберию собрание исторических анекдотов, проникнутое такой же лестью, какой дышит «Очерк римской истории», написанный Курцием еще прежде «Истории Александра Великого». Светоний составил биографии первых 12 римских императоров. Язык его сжат и силен. В истории своей он не льстит, а говорит то, что было. От других его сочинений дошли до нас только отрывки. Юлий Флор оставил краткий очерк Римской истории, в котором он отождествляет Рим с человеком и описывает его детство (от начала до Тарквиния Гордого), молодость (от начала республики до покорения Италии), зрелый возраст (до Августа) и старость (до Траяна). Корнелий Тацит, далеко превосходящий упомянутых историков, родился ок. 58 г. и умер ок. 117 г. При Веспасиане, Тите, Домициане и Нерве он занимал значительные государственные должности, а за исторические труды принялся уже в зрелом возрасте, имея большой жизненный опыт. С глубокою скорбью глядит историк на прошедшее, тоскует
 Светоний, Гай Светоний Транквилл (ок. 70 — ок. 140 гг.) — римский историк и писатель. Автор утраченных сочинений энциклопедического характера. В своем главном сочинении «О жизни двенадцати цезарей» (в 8 кн.) с равной обстоятельностью излагает исторические события и привычки цезарей (от Юлия Цезаря до Домициана).
евааойвамвяеавя»
Тацит.
 Тацит (ок. 58— ок. 117 гг.) — римский историк. Главные труды посвящены истории Рима и Римской империи в 14—68 гг. («Анналы») и в 69—96 гг. («История» в 14 книгах, от которых дошли 1—4-я и начало 5-и), а также религии, общественному устройству и быту древних германцев (очерк «Германия»).
по безвозвратно погибшей свободе Рима и с пророческим предвидением указывает на время, когда развращение римских нравов приведет за собой распадение общества и на развалинах римского колосса утвердятся неиспорченные, полные сил германские племена. С особенной любовью повествует историк о тех немногих личностях, на которых в то время с удовольствием мог остановиться наблюдатель современной безнравственности, например о тесте своем Агри-коле, наставнике своем Сенеке, и даже варвару воздает должное: вспомним отзыв его об Арминии. Тацит своими воззрениями опередил время, в которое жил, потому многие ему удивлялись, но мало кто хорошо понимал его. Сильно, широко, выразительно пишет он картины времен и народов, и сам слог его свободен от всего лишнего, не гонится за отделкой, но зато сжат, отвечает делу и поражает своей ясностью. Говоря о Германии, Тацит выражается так: «Прошло 210 лет с тех пор, как впервые мы услышали оружие кельтов, а Германия все еще не покорена и стоит нам дорого. Столько не стоили ни самниты, ни карфагеняне, ни Испания и Галлия, ни парфянская дикость. Грознее царства Арзаса свобода германцев. Карбон, Кассий, Аврелий, Манлий и с ними 5 консульских армий, потом Вар с легионами, потом потери Мария в Италии, Цезаря в Галлии, Друза, Нерона и Германика в самой Германии — вот сколько уже нам стоят эти воинственные дикари. А много ли мы успели? Калигула думал запугать германцев вооружением — не испугал. Они воспользовались нашими гражданскими неурядицами и, опрокинув римский лагерь, ворвались в Галлию. Да, и с тех пор мы над германцами больше отпраздновали триумфов, нежели одержали побед». «История римского народа» Тацита включает события до смерти Домициана. Из нее целы только четыре первые книги и часть пятой, всех же книг было гораздо больше, считая в том числе и летописи Тацита о событиях, предшествовавших Тиберию.
Переходим к поэзии. Любовь к отечеству, дух свободы, религиозное чувство, одним словом, все, что живит и вдохновляет поэта, исчезло из римского общества, потому-то и поэзия этого периода — не поэзия, а декламация, имеющая целью потешать праздное внимание и вовсе не отвечающая возвышенному назначению поэзии: держать дух человека выше пошлости житейской и согревать его сердце любовью ко всему истинному и прекрасному. Чтоб убедиться в спра-
ведливости наших слов, стоит только прочесть любую из тех 10 трагедий, которые принадлежат к описываемому периоду и которые ошибочно приписывают Сенеке. Впрочем, эпические произведения немногим ушли от драматических. «Фар-салии», поэма Аннея Лукана, повествует о борьбе Цезаря с Помпеем. Тут есть и хронология, и риторика, нет только поэзии. Особенно озадачивает читателя то обстоятельство, что автор в своей поэме прикидывается республиканцем, а известно, что на самом деле он не покидал свиты Нерона. Несколько лучше следующие два произведения: «Поход аргонавтов» Валерия Флакка и «Пуника» (описание 2-й Пунической войны) Силия Италика. Поэт Папиний Статий гораздо больше имеет заслуг как хороший чтец и импровизатор, чем как поэт. Мелкие лирические его произведения слушались с большим удовольствием, и теперь их можно читать, а эпические поэмы «Фиваида» (поход семерых на Фивы) и неоконченная «Ахиллеида» немногим лучше «Аргонавтов» и «Пуники».
Гораздо больше римляне успели в сатире, нежели в драме и эпопее. Молодой, исполненный благородства Персий Флакк Авл (род. в 34 г., умер в 62 г.) в 6 дошедших до нас сатирах оставил памятник того глубокого негодования, которое возбуждали в его душе картины нравственного падения общества. Стих его не отличается изяществом, даже не всегда ясен, но выражает силу чувства и возвышается до вдохновения, когда автору приходится хвалить доблестное благородство. Проникнутый стоическим учением и искренно почитая память Тразеи, Персий бежал от чувственности так же, как и от придворной жизни, хотя по своему положению и состоянию мог бы рассчитывать в последней на ввдное место. Не таков Децим Юний Ювенал, другой знаменитый римский сатирик, живший также в самую порочную эпоху римской жизни (ок. 60 г. — ок. 127 г.), но не совсем чуждый этих пороков, ибо в его сатирах сверкает убийственный сарказм, не дающий пощады ни императору, ни сенату, ни народу, ни женщине, ни философу. Как Персий вдохновляется, говоря о добродетели, так Ювенал доходит до язвительного воодушевления, когда рисует во всей наготе, со всей дагерротипной точностью порок. Имея под рукою полный и прекрасный перевод III сатиры Ювенала (перевод и примечание к нему принадлежат Д. Д. Минаеву), позволяем себе поделиться им с читателем.
 Ювенал (ок. 60 — ок. 127 гг.) — римский поэт-сатирик. Известен как классик «суровой сатиры». Проникнутые обвинительным пафосом сатиры Ювенала, написанные в форме философской диатрибы, направлены против пороков современного ему римского общества.
271 оотеоо
 Дедал — мифический герой, изобретатель топора и других орудий, строитель лабиринта на острове Крит, куда за убийство он бежал вместе с сыном своим Икаром. Желая покинуть остров, Дедал сделал себе и сыну крылья, скрепил их воском, но Икар подлетел слишком близко к солнцу, воск растаял, и он утонул. Дедал спасся на острове Сицилия. О Сицилии и говорит теперь Ювенал.
 Лахесис — мойра, «дающая жребий» еще до рождения человека.
Когда среди холмов разграбленного Рима Один слепой разврат все давит несдержимо,
Когда опоры нет для честного труда, И так податлива на подкупы нужда, —
Уйдем мы в те места, где биться перестало
Крыло избитое изгнанника Дедала.
Пока я бодр еще под серебром седин.
Пока я без клюки брести могу один,
И у Лахесис есть остаток пряжи, — Бегу из города корысти и продажи.
Пусть остаются здесь Арторий и Катулл, И гордый, вечный Рим пусть слышит только гул
Одних откупщиков, на откуп взявших храмы, Канавы грязные, гноящиеся ямы,
И трупы горожан, и темные гроба, И торг свободою забитого раба,
Сносившего от них с терпением удары. Пусть наводняют Рим канатные фигляры,
Флейтисты, плясуны народных площадей, Толпа воров, убийц, наемщиков-судей,
Которые купить места свои успели, Хотя вчера еще ходили в черном теле...
Что ж делать в Риме мне? Ко лжи я не привык.
Бездарного певца не хвалит мой язык;
Не в силах я кадить богатому болвану; Я сыну богача предсказывать не стану,
Как маг всезнающий, как наглый звездочет, Когда отец его от дряхлости умрет.
отево 272
Как гнусный клеветник, не буду я из мести
Чернить любовника доверчивой невесте.
Бросаю с ужасом проклятые места,
Где правду давит ложь, где честность — сирота,
Где сна покойного, прав, голоса лишенный, Стал бесполезен я, как нищий прокаженный....
В толпе предателей римлянин здесь привык
Знать много страшных тайн — и подавлять свой крик;
Привык их хоронить, как клад хоронит скряга;
Но все сокровища, добытые из Тага,
Все золото, спася от нищеты,
Здесь не спасут тебя от черной клеветы.
 Эти, так называемые «жертвы общественного темпераментам привози** пись в Рим с востока и преимущественно из Сирии, с берегов Оронта. Их отличительной принадлежностью была особенной формы шапка, называвшаяся митрою. Ювенал говорит: «Не, quibus grata est picta lupa barbara mitra», t. e. «ступайте любоваться разрисованными митрами на их голове».
От злой бессонницы, от вечного испуга, От зависти врагов и от доносов друга.
Квириты! Рим ли здесь иль Греция сама?
Да и одна ль она, ахейская чума,
Явилась тучею родного горизонта ? —
Из дальней Сирии, от берегов Оронта
Нам завещал изнеженный восток
И нравы, и язык, и самый свой порок,
В лице блудниц своих, на женщин не похожих, У цирка, в воротах, хватающих прохожих;
Бегите ж обнимать прелестниц выписных
В их размалеванных уборах головных.
Чтоб, похоти порыв на ложе их утратя, Могли измучиться вы в собственном разврате!..
О Ромул! Ты своих потомков оцени: Как гладиаторы, раскрашены они,
 Победители на играх пользовались в то время спортурой (пайком) от двора цезарей и носили на шее особенные значки за свои победы в цирке. Об этих-то значках и упоминается в сатире.
И — куклы цесарских, капризов и забавы — Все носят на себе значки минутной славы.
Кому ж, кому ж теперь приютом Рим наш стал? Со всех концов земли, от Самоса, из Тралл,
Из Алабанд сюда ворвались, словно реки, Для козней и интриг пронырливые греки.
 Антей — мифический гигант, сын Нептуна и Земли. Геркулес три раза побеждал его, но мать Антея всегда возвращала сыну прежние силы. Наконец, Геркулес поднял и задушил его в воздухе.
Забудем ли мы их? Они к нам занесли Таланты всех людей, пороки всей земли.
Грек — это все: он ритор, врач, обманщик, Ученый и авгур, фигляр, поэт и банщик.
За деньги он готов идти на чудеса, Скажите: полезай сейчас на небеса!
[Ълодный, жадный грек лишь из-за корки хлеба, Не долго думая, полезет и на небо...
О, мне ль сносить, как пришлецов здесь чтут, Как на пирах римлян сидит афинский шут.
Потворствуя страстям и льстя неутомимо Перед нетрезвыми развратниками Рима?
Прислушайтесь к словам афинского льстеца:
Он превозносит ум ничтожного глупца;
Клянется в красоте богатого урода;
И чахлым старикам у гробового входа,
Влачащим жизнь свою усталую едва, С обидной наглостью бросает он слова :
«О, вы сильны еще, в вас вижу силы те я;
Сильны, как Геркулес, стеревший в прах Антея»,
Смотрите, наконец, как грек меняет вид: Он собственный свой пол, природу исказит
274
 Файда— афинская гетера, которою одно время увлекался Александр Великий.
 Дорида— мать нереид, морских нимф.
И станет пред толпой то греческой Файдой. То обнаженною красавицей Доридой,
И грудью выпуклой, открытой напоказ, И телом женщины обманет каждый глаз.
Но не Стратокл один владеет тем талантом.
Последний самый грек рожден комедиантом.
Смеяться начал ты — тем смехом заражен, Схватившись за живот, уже хохочет он;
Ты плачешь — плачет он и корчится от муки;
Ты подошел к огню, от стужи грея руки, —
 Марциал (ок. 40 — ок. 104 гг.)— римский поэт. Эпиграммы Марциала (15 книг) отличаются меткостью и остроумием.
Он, завернувшись в плащ, зуб на зуб не сведет;
Ты скажешь: «Жарко мне!» — грек обтирает пот,
И рукоплещет он, сгибаясь от поклона, При каждой мерзости надутого патрона.
Зато, когда порой проснется в греке страсть, Он с гнусной жадностью, как зверь, спешит напасть
На честь любой семьи — раба или вельможи, /Ътовый осквернить супружеское ложе.
От грека не спасешь — отбрось надежду прочь — Ни мать свою тогда, ни девственницу дочь,
И даже бабушку беззубую собрата Он жертвой изберет постыдного разврата.
Картину развратного общества, изображенную Ювеналом, дополняют эпиграммы М. Валерия Марциала, происходившего из Испании и в 20 лет пришедшего в Рим при Нероне. Хотя он бывал при дворе различных цезарей и даже писал мадригалы Домициану, но, вероятно, делал это единственно из нужды, не находя в том удовольствия, ибо известно, что он при Домициане бросил столицу, на родине женился по любви и вполне отдался простому, счастливому быту, как видно из стихотворений, которые он написал тог-

 Федр (ок. 15 г. до н. э. — ок. 70 г. н. э.)— римский баснописец; писал на латинском языке. Переложения традиционных эзоповских басен с сильной моралистической окраской.
да уже в Испании. Всего Марциал оставил до 1200 эпиграмм в 14 томах.
В заключение скажем два слова о баснописце Федре. Конечно, и он желал улучшения современного общества или по крайней мере хотел предохранить молодое поколение от нравственной заразы, но за невинные его произведения Сеян чуть не свел его на плаху. Оригинального в Федре мало. Он большей частью пересказывал Эзопа и то довольно сухо.
ПЕРИОДТРЕТИЙ.
РАСЦВЕТ РИМСКОГО ГОСУДАРСТВА (ОТ НЕРВЫ ДО КОММОДД) (96—180)
 Нерва (30 или 35—98 гг.) — римский император с 96 г. из династии Антонинов. При нем были сокращены налоги, проведен аграрный закон, по которому земельные участки (общей стоимостью в 60 млн сестерциев) распределены между беднейшими гражданами.
Нерва
Менее двух лет царствовал Нерва, но и за это короткое время сделал много для благосостояния государства. Прежде всего он обратил внимание на то, чтобы возвысить значение сената, и достиг этого выбором нескольких новых, достойных граждан в число членов верховного правительственного учреждения, клятвенно обеспечив каждому из сенаторов личную безопасность и неприкосновенность. Далее император уничтожил канцелярию, в которой гнездились дела по обвинению граждан, в большинстве случаев совершенно невинных, в оскорблении величества. Мало того, Нерва велел предать забвению те из подобных дел, которые в угоду этой канцелярии уже подвергли многих граждан ужасной ответственности. В своем собственном доме, сближая обвиненных и обвинителей, он подготовил Риму истинное успокоение, сгладив и умиротворив чувства взаимного недоброжелательства и раздражения, которые разъединяли граждан. Всякий из нуждающихся имел в императоре деятельного и великодушного помощника, а чтобы не обременить государство раздачей бедным земель и денежных пособий, Нерва значительно сократил расходы на содержание императорского двора и из суммы, вырученной продажей различных дворцовых драгоценностей, садов и поместий,
Нерва
sesasasHeasssBae
составил основной капитал для оказания помощи бедным. Он даже не побоялся сократить издержки на народные представления и уменьшил раздачу народу хлеба и денежных подарков. Последние меры императора сильно не понравились толпе и особенно войску. У Нервы недостало силы энергично подавить ропот недовольных, но он придумал меру, которая принесла всему государству самые благодетельные последствия. В Рим прибыл с Нижнего Дуная гонец с вестью о большой победе, одержанной легионами. Празднуя, по обычаю, эту победу в Капитолии, император вышел из храма к народу с лицом, сияющим спокойной важностью, в лавровом венке и объявил гражданам, что отныне избирает себе соправителем и наследником престола Марка Ульпия Траяна. Объявление это оказало волшебное влияние на народ: мятежный ропот недовольных умолк, и в ком из
граждан еще оставалось сомнение относительно будущего, усту- Нерва, пило место доверию и спокойствию духа, ибо Траян уже приобрел себе в государстве завидную славу как человек безукоризненных нравов, строгий в исполнении закона, благодушный ко всем и каждому, храбрый на войне, мудрый распорядитель в мире. Избрание такого человека в соправители императору обеспечивало гражданам в будущем законность, порядок и благосостояние. Траяну во время избрания его было 40 лет, а находился он на Нижнем Рейне, где командовал легионами. До того времени он занимал разные высшие государственные должности и заслужил всеобщую любовь и доверие. С этих пор Нерва спокойно правил государством: Траян отозвал к себе те когорты, которые роптали на распоряжения императора, и строгой дисциплиной и трудами заставил их отвыкнуть от своеволия. Правление Нервы обозначено многими мудрыми законами, плоды которых сказались в следующее царствование.

Траян
Траян.
В древней легенде говорится, что древо мира, Иггд-расиль вечно подтачивается червями и подгнивает от своего многолетия, но норны черпают воду из Мими-ра, источника мудрости, протекавшего под сенью Иг-гдрасиля, поливают ею корни древа, и вот маститый ясень снова молодеет и зеленеет. Смысл этой древней саги как будто оправдывается событиями, совершившимися в разные времена в Римской империи. Как дряхлое подгнившее дерево, империя готова рухнуть, но покоренные ее мечом народы высылают от себя новые, свежие силы, и империя на время молодеет. В лице Траяна еще раз блистательными образом оправдывается эта мысль.
Марк Ульпий Траян был родом из Испании. Он родился в 52 г. в городе Италике (ныне Алькала), что на реке Бетисе (Гвадалквивир). Ему было только 24 года, когда под знаменами своего отца он отличился в походе на парфян. Затем следуют его военные подвиги. При Домициане Траян получил уже должность консула. После того он отличился на Нижнем Рейне и, несмотря на строгость к войску, привыкшему к своеволию, сумел заслужить у воинов всеобщее уважение и любовь своей справедливостью, храбростью, простотой быта. Сознавая свои заслуги и достоинства, Траян и в столицу вступил — уже императором — не на пышной колеснице, а пешком, как простой гражданин. Восторженные восклицания народа и войска, привыкшего видеть Траяна с собой среди опасностей и лишений, встретили нового императора и провожали его в столице. Исчезла та толстая стена придворных тунеядцев, которая ранее под предлогом благоговения к особе величества разрушала связь между гражданами государства и его главою: Траян открыл себя непосредственно для любого из граждан. Настало тяжелое время для дворцового этикета и царедворцев, зато доброе время для дела и для таких людей, какими были друзья императора Плиний, Тацит и т. п.
Траян, еще больше нежели Нерва, возвысил значение сената. Он предоставил ему всю законодательную власть и сделал прения его совершенно свободными. Свои собственные мнения и предложения он, так же как и простой гражданин, выдвигал на общее обсуждение. Этой-то свободе госу-
ОООООО 278 ------------
нтаеввявэевяаааив
дарство отчасти и обязано многими постановлениями, прославившими Траяна. Укажем на важнейшие из них.
До Траяна хлебная торговля в Риме находилась в чрезвычайно стесненных условиях. Так, например, землевладельцы только тогда могли отправлять на рынок свои запасы хлеба, когда провиантский департамент уже успел по заранее составленной таксе припасти все количество хлеба, которое считалось необходимым для нужд столицы. Император предоставил торговцами полную свободу привозить свой хлеб на продажу, ког-
Военный совет (по барельефу колонны Траяна).
да хотят, а чиновникам провиантского ведомства вменено в обязанность скупать хлеб для казны в дешевое время и не по таксе, а по торговым ценам. Этим распоряжением император расширил деятельность землевладельцев и поднял ценность имений. Последнему обстоятельству он содействовал еще и тем, что предписал каждому искателю общественной должности превратить предварительно по крайней мере треть своего имущества в земли в Италии.
Уже предшественник Траяна старался облегчить участь детей, чьи родители или разорились сами, или унаследовали разорение от своих отцов, отчасти живших не по средствам, отчасти же ставших жертвами сумасбродного, жестокого правительства при Нероне и Калигуле. Император положил значительный капитал, на проценты от которого были основаны школы для воспитания и образования этих детей. Чтобы оградить этот капитал на будущие времена от всяких гибельных политических и гражданских случайностей, император обратил его в земли. Пример государя нашел подражателей и среди отдельных людей. Плиний говорит, что его родной город выделил значительную сумму на устройство бесплатных школ для неимущих. В память постановления императора выбита медаль, на которой Траян изображен подающим ребенку хлебные колосья.
Траян значительно облегчил участь несчастных рабов. Конечно, он не мог вовсе уничтожить рабство, ибо оно корени-
аивииивавииии
Марк Ульпий Траян.
 Марк Ульпий Траян (53— 117 гг.) — римский император с 98 г. из династии Антонинов. В результате завоевательных войн Траяна империя достигла максимальных границ: завоеваны территории Дакии (к 106 г.), Аравии (106 г.). Великой Армении (114 г.), Месопотамии (115 г.) (последние две утрачены при Адриане).
лось в историческом укладе самого римского общества, но он положил преграду произволу рабовладельцев. Если вспомнить, что при Нероне был издан указ, в силу которого подвергались смертной казни все рабы, служившие в доме, в том случае, если один из них умертвил хозяина дома, то Траян сделал весьма много для человечества, уничтожив этот зверский закон. Этого мало: в Риме было обыкновение признавать законной перед целым государством свободу, которую за преданность раб получал по духовному завещанию своего господина. К несчастью, с помощью различных уловок и продажного правосудия наследник господина весьма часто находил средство снова закабалить раба, отпущенного на волю. Траян наложил высокую пеню за такое вопиющее нарушение обычая.
Провинции не меньше Рима испытали на себе благодетельное влияние монарха справедливого и доброго. Из Ви-финии поступали в сенат многочисленные жалобы на грабеж правителя. Траян отправил туда испытанного своего друга Плиния с проконсульской властью. Из переписки между ними, довольно деятельной, видно, как внимателен был государь к проблемам своих подданных. На вопрос Плиния, позволить ли жителям города Прузы постройку новых обширных бань, государь дает разрешение и советует только избегать бесполезной роскоши в постройке. В другой раз проконсул просит прислать ему знающего архитектора. Император пишет в ответа: «Тебе ближе, нежели мне, к архитекторам. Для чего ты хочешь выписывать их из Рима? Разве ты забыл, что мы здесь сами выписываем их из Греции?»
С неумолимой строгостью преследовал император негодяев, которые при прежних государях привыкли промышлять доносами и всякого рода клеветой. Наушников, ябедников, кляузников велено хватать, кто бы они ни были, и если доказательства их подлого ремесла были ясны, ссылать на отдаленные, пустынные острова. Адвокатам также запрещено брать благодарность вперед, а довольствоваться по окончании дела тем, что могли дать им клиенты. В это время законная благодарность была, очевидно, еще не очень значительна, но впоследствии она была определена в сто золотых монет, следовательно, не ниже того, что получают хорошие адвокаты и в наши времена (имеется ввиду XIX в.).
В награду за неутомимую деятельность по повышению благосостояния народа Траяна называли не иначе, как «лю-

бовью и утешением человечества», и во все последующие времена, каждый раз, когда сенат приветствовал нового императора с его избранием, непременно прибавлял следующее пожелание: «Будь счастлив, как Август, и добр, как Траян». Счастье Августа, впрочем, не может равняться со счастьем Траяна: в семействе последнего жили невозмутимые мир и любовь. Старый отец его мог наслаждаться редким благополучием, видя, как народ боготворит его сына; жена императора, Плотина, напоминающая собой один из лучших образцов римской матроны, и словом, и делом помогала мужу в исполнении его трудной царственной обязанности и даже делила с ним опасности походов, а походов Траяну пришлось сделать немало.
На Нижнем Дунае обстоятельства сложились так, что императору пришлось самому с легионами двинуться из Рима (100 г.). Нужно вспомнить, что неудачный походДомициана на даков, поход, за который император удостоил,
однако, себя триумфа И Форум Траяна в Риме.
прозвания Дакийского, имел для римлян последствия чрез
вычайно обидные: они обязались платить дакам ежегодную дань. Траян перестал платить ее. Децебал поднял своих воинственных горцев, перешел Дунай и опустошил Мезию (Болгария) и Фракию. Зная, что горная страна даков защищена с востока бесплодными равнинами (нынешней Валахии), лесами и болотами, а с запада ущельями, утесами и горами, покрытыми густым лесом, Траян, пройдя Иллирию, Далмацию и Фракию, протянул укрепленную оборонительную линию от Дуная до Черного моря. Еще и теперь на Балканах сохранился проход, называемый Траяновым, а от Рас-
совы до Кюстенджи тянутся остатки так называемого Трая-
нова вала.
aosssessssssssssss
Децебал, (умер в 106 г.) — вождь даков с 87 г. В 89 г. после успешной войны с римлянами добился мира, по которому Рим должен был выплачивать дакам ежегодные субсидии; войны даков с Римом в 101—102 и 105—106 гг. завершились подчинением даков Риму и самоубийством Децебала.
На военном совете положено было действовать наступательно. Воодушевляемые присутствием императора легионы перешли за Дунай, мужественно устремились на неприятеля, разбили его, захватили села и деревни и до наступлении зимы заставили даковубраться в горы. Война, впрочем, затянулась. Даки собрались с новыми силами. Тогда Траян решил нанести им окончательный удар. Обеспечив себя с тыла, он двинулся со значительными силами к северу, сражаясь и с дикими ордами, и с самой природой, прошел до Железных Ворот (то место, где Карпаты расступаются, чтобы дать проходДунаю) и, построив здесь укрепленный форт, устремился к Сармизегетузе (ныне Варгели), резиденции Децебала. Это был последний оплот воинственных горцев. Децебал просил мира, Траян согласился. Жаль, что неизвестны его условия. Но мир продолжался недолго. Он заключен был в 102 г., а в 103 г. Децебал, видя, что римляне вовсе не намерены покинуть Железные Ворота, а, напротив, хотят держать всю Дакию в постоянном страхе, приготовился к отчаянной борьбе. Он вовлек в союз некоторые из соседних племен и даже отправил послов к парфянскому царю, прося его содействия.
То, что Траян сделал в первые годы войны, облегчило ему теперь ее продолжение. Не теряя времени, устремился он снова к Дунаю, в одном месте сам перевел войска на тот берег, в другом —перевел обозы и осадные машины и орудия по мосту, который велел выстроить Аполлодору Дамасскому. Камен
ные устои этого моста наперекор столетиям целы до сих пор и служат памятником энергии и искусства римлян. На равни-
Римское метательное орудие.
нах нынешней Валахии, а потом в горах закипела упорная, отчаянная война. Римляне одолели. Еще раз пробились они до резиденции Децебала и взяли ее штурмом. При этом римлянам оказали услугу не только штурмовые тараны, но и особенный прием, называвшийся у них тестудо. Прием этот состоял в следующем: передние ряды воинов, плотно сомкнувшись, ставили перед собою щиты, так что совсем
скрывались за ними; задние ряды из своих щитов делали кровлю над передними и над собой; следующие, также прикрываясь щитами, лезли по первым вперед и взбирались на крепо-
sasssssssssssssas®
стные стены. Говорят, что римляне умели составить такой крепкий те-студо, что по нему всадники могли скакать, как по полю.
Видя, что и войска его разбиты, и города, и сама резиденция взяты и разрушены, Децебал лишил себя жизни. Вся Дакийская область, т. е. Валахия, Трансильвания и Банат, превращены были в римскую провинцию. Римляне построили тут города, населили их своими переселенцами и положили начало прочной римской гражданственности в покоренной земле.
Триумф Траяна за счастливое окончание войны был дей- Тестудо. ствительным торжеством для всего Рима, ибо в славе, приобретенной государством, каждый гражданин чувствовал частицу своей собственной славы и с восторгом глядел на давно уже любимого ее виновника. Дакийской войной Траян надеялся покончить с войнами, по крайней мере на вре-
мя своего царствования, и потому внимательно занялся развитием всего того, чем так благодетельно бывает для народа время мира при добром государе. Ремесла и торговля развились при нем в полную силу; таланты расцвели на свободе — доказательством тому служат Тацит, Квинтилиан, Дион Хризостол и Ювенал, писавшие при нем; сам император написал историю Дакийской войны, но она, к несчастью, не дошла до нас; Рим, впрочем, не один Рим, но и провинциальные города украсились полезными и величественными сооружениями; во все слои общества проникло то спокойствие быта, которое испытывается лишь тогда, когда всякий знает, что он живет по закону, что насилию и произволу нет места, ибо не дремлет справедливое и благодушное око монарха. Вникая в повесть о правлении Траяна, чувствуешь в ней глубокую, истинную поэзию ума, добра и благородства. И сам Траян должен был чувствовать себя поистине вполне счастливым, как редко это дается человеку, ибо какая награда может быть выше той, которая получается сознанием хорошо исполненной обя-
занности и ежеминутно доказывается выражением непритворной признательности и любви, которые встречаешь на

каждом шагу? Завидна доля Траянов! Зачем их так мало?
Из замечательнейших сооружений, относящихся к царствованию Траяна, следует упомянуть следующие: величественный памятник энергии и искусства — искусственную гавань, построенную в Чивита-Веккиа; укрепления, воздвигнутые для защиты Анконского порта; второй мост на Дунае, недалеко от Железных Во-
Децебал сжигает свою столицу. Барельеф с колонны Траяна.
рот, также каменный: между устоями в 150 футов высотой и 60 футов толщиной арки, в 170 футов в пролете; мост на р. Таго близ Алькантары, в Испании; прочную каменную дорогу, проведенную через болота Понтинские; еще более за-
мечательную, имевшую важность для всего государства доро-
Римская армия готова к захвату нового города.
гу, построенную от Черного моря до границ Галлии. На ней были расположены постоянные станции, где содержались почтовые экипажи и лошади для императорской почты и официальных гонцов. Еще и теперь на Дунае, напротив деревни Оградины, можно видеть так называемый Траянов стол, увековечивший память величественного сооружения этого государя. Два кры-
латых гения, вытесанные в самой скале, поддерживают овал стола; нависший над ним утес превращен в красивый карниз, поддерживаемый римским орлом и оканчивающийся по обеим сторонам двумя дельфинами. Высеченная в скале надпись говорит:
Imp. Caesar, divi. Nervae F.
Nerva. Trajanus. Aug. Germ.
Pontif. maximus. trib. p. о. XXX.
В знак признательности Траяну за его гражданские и военные заслуги народ и сенат совокупными средствами воздвигли в честь него памятник, известный и ныне под названием Траяновой колонны. Для постановки колонны была,
saasssaasassasssss
во-первых, срезана верхушка Квиринальского холма, обращена в площадку, а потом обставлена великолепной базиликой — Ульпиановой библиотекой. Посреди этой площадки, превратившейся в изящный форум Траяна, воздвигнута колонна высотой 92 фута на постаменте высотой 17 футов. От постамента и до верхушки колонны тянется лентообразный барельеф, увековечивший главнейшие события Дакий-
ской войны: тут и римское ВОЙСКО в ПОЛНОМ вооружении — Траяновы утесы и Траянов конница и пехота, и свирепые даки с кривыми саблями, и стол.
переход через Дунай, и осадные работы, и император, в одном месте распоряжающийся переправой, в другом — председательствующий на военном совете; тут — обращающийся к войскам, а там — принимающий от Децебала изъявление покорности. Всех фигур в барельефе около 2500, не считая лошадей, орудий и других принадлежностей. Памятник замечателен не только массивностью, но и художественностью исполнения. На капители большой колонны возвышается другой постамент высотой 8 футов, увенчанный статуей императора.
Последние годы царствования Траяна прошли опять в войне, вызванной вторжением царя Парфии, Хозроя, в Армению, которая со времен Нерона благодаря победам консула Корбулона находилась в зависимости от Рима. В первый поход Траян уничтожил надежды Хозроя, с боя взял главнейшие его города, проник в саму Месопотамию, где между прочим велел прочистить канал, прорытый еще вавилонянами между Тигром и Евфратом, и, превратив Армению в римскую провинцию, с торжеством возвратился в Рим. Но недолго он отдыхал: недавно покоренные города и народы восстали снова, надеясь отделаться также легко и от рим-
Траян освобождает свои лагеря. Барельеф с колонны Траяна.
0^0^00^0000000^^00
лян, как отделались от Хозроя. Второй поход Траяна (114—117 гг.), ознаменован еще большей военной славой: император взял главные города Месопотамии: Нисибис, столицу парфянскую Ктесифон на левом берегу Тигра, Селевкию; в Сузах, столице древних персидских царей, захватил золотой трон Хозроя; в месте соединения Тигра с Евфратом построил флот, спустился с ним в Персидский залив и далее
Самоубийство Децебала.
Барельеф с колонны Траяна.
до Индийского океана; замышлял даже, говорят, поход в Индию, но судьба решила иначе. Волнения в Месопотамии и Иудее заставили его возвратиться. При осаде крепости Хат-ры, в стране бесплодной, безводной, под палящими лучами солнца император заболел от чрезмерного напряжения. Передав своему другу Элию Адриану и войско, и управление Сирией, император поспешил в приморский киликийский городок Селин, надеясь еще оправиться и морем доехать до родины, но тут и закрыл очи навеки тот, кого звали «любовью и утешением человечества».
Адриан
Родственник Траяна (Адриан был женат на внучке сестры его), любимец императрицы Плотины, признанный легионами, Адриан и сенатом без затруднения был признан императором.
Адриану был 41 год, когда он принял в свои руки правление государством. Обладая обширным образованием и военными способностями (он с успехом содействовал Траяну во всех его походах), Адриан значительно уступает своему предшественнику как в разумной государственной деятельности, так в особенности в благодушии и самоотверженности. Кажется странным, каким образом человек, имеющий приличное образование, может в важных случаях жизни прибегать к сивиллинным книгам, к авгурам или в бреднях астрологов думает прочесть разгадку будущего, а Адриан имел эту слабость. Еще непростительнее, если человек, и
0000^0
286
sesssssesssssae»»
притом монарх, считающий себя по образованию выше обыкновенного уровня образованных людей, не может другим простить превосходства в науке или искусстве. А при Адриане многие достойные люди сделались жертвами этого щепетильного самолюбия. Так, подверглись опале: Нигрин, кото
Вилла Адриана в Тиволи.
Морской театр.
рого одно время Траян прочил себе в преемники; Пальма, победитель аравитян; Цельс, друг Траяна, и Лузий Квиет (взявший Эдессу во время второго похода Траяна в Азию), а знаменитый архитектор Аполлодор даже жизнью заплатил
за то, что однажды отозвался о каком-то распоряжении императора по части архитектуры в следующих словах: «Пусть бы он лучше малевал тыквы, чем соваться в то, чего не смыслит». (Адриан, между прочим считал себя и отличным живописцем, и отличным архитектором).
Не удивительно, что при таком настроении монарха быстро исчезло в среде его приближенных и советников то спокойствие и доверие, которые водворились было при Траяне; к тому же и из провинции послышался ропот на восстанавливающуюся тиранию; и война на Востоке была еще не завершена. Адриан поспешил прежде всего покончить с этой войной. С Хозроем он заключил мир, отказавшись от всех завоеваний своего предшественника в Ассирии, Вавилонии и Месопотамии. Задушив волнения Иудеи, император возвратился в Рим и в сенате произнес клятву посвятить себя единственно заботе о государстве и о народном благосостоянии. Тут же он торжественно принес очистительную жертву богам за невинно пролитую кровь Аполлодора, хотя последнему от этого было, конечно, не легче в царстве Плутона. Наконец, он простил гражданам все долги, какие числились на них за последние 16 лет, как казной императорской, так и государственной. Разумеется, император в этом случае действовал по доброму побуждению, но беспристрастным из граждан такое распоряжение показалось сильно похожим на произвол, потворствующий людям негодным и наносящий явный ущерб тем, кто добросовестно исполнял свои обязанности перед правительством. Нельзя, впрочем, отрицать, что Адриан выказал твердое намерение и употребил много доброй воли, чтобы устроить благополучие
Адриан.
 Адриан (76—138 гг.) — римский император с 117 г. из династии Антонинов. Опирался на всадников. При нем усилились императорская власть и централизация государственных учреждений. На границах империи Адриан создал систему мощных укреплений и оборонительных валов.
sassassssseessams
Ввл Адриана.
подвластных Риму народов. Он издал собрание законов — «Вечный Эдикт», улучшил судопроизводство, основал много публичных школ и библиотек и даже с целью как можно основательнее узнать нужды своих подданных много лет провел в странствованиях пешком по обширным владениям Римской империи, приглядываясь к быту, изучая потребности разных областей, строя дороги, города, упраздняя ненуж-
ные крепости, воздвигая храмы, покровительствуя наукам и искусству, производя смотры войскам, вникая в суды, содействуя ремеслам и торговле, преследуя взяточничество,
Элий Адриан.
награждая заслуги, причем император часто по имени называл какого-нибудь чиновника, центуриона или даже простого солдата: такой прекрасной памятью он обладал. Не мешает при этом заметить, что император путешествовал решительно без малейшей пышности и почти вовсе без свиты; при нем были только разные ученые люди, наблюдавшие, записывавшие, двое-трое прислужников да безотлучный любимец его, красавец Антиной (его статуи встречаются часто с атрибутами бога Диониса).
Во время первого своего путешествия Адриан побывал в Кампании, в Галлии, в Британии (здесь он велел легионам покинуть негостеприимную Каледонию, а северные границы римских владений оградить земляным валом с наружной каменной обкладкой, часть этого вала до сих пор цела.
Во время второго путешествия император освятил в Афинах новый храм Юпитера Олимпийского. В Азии побывал у Черного моря, где обласкал мелких окрестных царьков. Отсюда он отправился в Сирию и Палестину. Кажется, что в это время (127 г.) он и построил на месте Иерусалима римскую колонию, получившую название Элия Капитолина с храмом Юпитера Капитолийского, чем и довел до решительного отчаяния остатки порабощенных евреев. Из Палестины степями аравийскими неутомимый путешественник пробрался в классическую страну таинств, Египет. Здесь он потерял своего любимца, Антиноя. Одни говорят, что Антиной утонул в Ниле; другие — будто он доб-
Воинское снаряжение преторианца.
Воинское снаряжение преторианца.

ровольно пожертвовал собой для какой-то мистической цели, которую задал себе его царственный друг и для которой понадобилась другу непременно живая, преданная душа. Как бы то ни было, но безутешный император причислил Антиноя к богам, воздвиг ему храмы и статуи и даже на месте его предполагаемой кончины построил в 129 г. великолепный город Антинополь, или Антиноэ. По развалинам и теперь еще можно видеть, как богат был этот го
Гробница Адриана.
род храмами и художественными произведениями. Из Александрии император переехал в Афины, где провел зиму. Здесь получил он весть о том, что под начальством фанатика Бар-Кохбы, что значит сын звезды, иудеи поднялись на отчаянную борьбу против осквернения Иерусалима язычеством, мечтая восстановить свое царство, а в ожидании этого режут без разбора и греков, и римлян, и христиан, и язычников. Это восстание Иудеи было последней вспышкой ее жизни, предвестницей скорой смерти: Юлий Север, императорский легат в Британии, получил приказание задушить Иудею. И Север за короткое время исполнил приказ. После смерти Бар-Кохбы жалкие остатки евреев рассеялись по всей земле (135 г.). Им дозволено только раз в году, за большую плату, побывать на месте, где стоял некогда храм Соломона, и оплакать там свою утраченную свободу. Одновременно с этим событием был поход римлян на аланов, окончившийся бегством последних. Поход этот описан Аррианом, правителем Каппадокии. Этот же Арриан, по приказанию императора, составил подробное описание Черного моря с окрестностями, сохранившееся до сих пор. Вот чем оканчивается второе путешествие Адриана и вместе с тем прекращается мирный период его правления.
В последние два года жизни нрав императора под влиянием сильных частых болезней совершенно изменился: он сделался жестоким, подозрительным и крайне раздражительным. Многие и многие поплатились жизнью за болезнь
Ангиной.
монарха; сама императрица Сабина, впрочем, сварливая
289
10 Рим, т. 2
0000^000000^000000
Римские орудия пыток.
и своенравная женщина, говорят, должна была, по приказанию императора, принять яд. Все способности Адриана теперь как будто умерли; он, например, избрал себе в преемники (136 г.) какого-то Элия Вера, человека, правда, знатного и красивого, но уж никак не годящегося в распорядители судьбой огромной империи. Вся его заслуга состояла в том, что он изобрел необыкновенно вкусные пироги и какие-то замысловато-удобные подушки. К счастью, Вер умер, и Адриан в присутствии сенаторов объявил своим преемником Аврелия Антонина, прозванного Пием (pius значит благочестивый). В 138 г. смерть положила конец невыносимым телесным страданиям императора. Он умер в Байи.
Антонин Пий
 Антонин Пии (86—161 гг.) — римский император с 138 г. из династии Антонинов. Продолжая политику Адриана, избегал войн и возводил оборонительные сооружения на границах.
Непонятно, отчего сенат противился апофеозу Адриана, когда он же согласился на обоготворение Тиберия, Калигулы и Клавдия: Адриан имел заслуг несравненно больше, нежели упомянутые тираны. Антонин, впрочем, преодолел сопротивление сената, торжественно совершил апофеоз своего предшественника и похоронил его прах в величественной гробнице, которую Адриан воздвиг себе на берегу Тибра. Это то самое здание, которое и теперь называется «Замок крепости Святого Ангела». Наш рисунок представляет гробницу Адриана в том виде, в каком она была тогда; в замке же Святого Ангела любопытный не найдет ни верхнего этажа, ни кровли, ни колонн — их снесли время и политические бури.
Аврелий Антонин был родом из города Немауса (Ним, в Южной Франции), но принадлежал к потомству древней и
ИИИ 290 -
Антонин Пий
аевввивваввааав»
богатой римской фамилии Аврелиев. На престол он вступил в 52 года. 23-летнее его царствование есть непрерывный ряд поступков, которые обнаруживают в нем неистощимый запас кротости, доброты и милосердия. Чрезвычайно бережливый, крайне осторожный с государственной казной и в то же время наделенный богатством от своих предков, Антонин был не только для столицы, но и для провинций поистине воплощенным милосердием, которое повсюду поспешает на голос нищеты, несчастья, печали; здесь осушает слезы, там поднимает упавший дух и щедрой рукой сыплет помощь и благодеяния. А несчастных случаев
Антонин Пий совершает апофеоз Адриана.
много обрушилось на империю в царствование Антонина. Землетрясение разрушило много городов и деревень на острове Родос и в разных местах Малой Азии; пожары в Италии оставили без крова тысячи людей; наводнение Тибра опустошило в Риме несколько улиц; частые неурожаи довели до крайности бедное население Италии, но благодаря великодушию, энергии и распорядительности монарха, а также вызванному им соревнованию между частными лицами, города и деревни снова отстроились, бедные получили помощь, а страшные последствия неурожая и голода предотвращены тем, что государь открыл народу казенные хлебные запасы и на собственные деньги скупил и велел доставить в столицу продовольствие для неимущих. После этих сильных доказательств монаршего милосердия можно было бы и умолчать о том, что он при восшествии на престол выдал войску и народу обычный царский подарок из собственной казны и что не один из обедневших сенаторов получал от государя тайные денежные пособия, позволявшие сенатору жить так, как прилично было его званию.
Антонин Пий.
Тем же духом благости проникнуты распоряжения Антонина относительно обращения господ с рабами и положения в государстве христиан. Указом императорским назначена тяжелая пеня на тех господ, которые жестоко обращаются с

Акведук в Ниме. Так назьн рабами, и последним предоставлено законное право требо-ваемый Гардский мост. вать, чтобы их отпустили за выкуп. Вследствие записки, поданной императору философом Юстином, христианам дарована свобода от судебных преследований, которым они дото
ле подвергались единственно за свою веру. Благодаря такому распоряжению христианство,освободившись от притеснений, распространилось не только в империи, но и за ее пределами, особенно после того, как Юстин в своей отважной апологии в первый раз громко заявил миру, что человечество должно ожидать своего обновления не в отживших философских теориях, а в учении любви и братства, которое проповедовал Христос.
Антонинов мост.	Под мирным правлением Антонина с новой силой разви-
лись умственные дарования, и жизнь украсилась лучшим воспитанием женщин (Антонин первый учредил бесплатную школу для бедных девочек) и произведениями изящных искусств. На собственный счет император в самом Риме и в провинциальных городах воздвиг многие полезные сооружения, например маяк в Гаэте, гавань в Тарагоне, в Испании, известный храм в Ниме (он, вероятно должен быть отнесен ко времени Августа), великолепный водопровод, известный теперь под названием Гардский мост также в Ниме; мост в верхнем течении Роны и другие.
Вообще весь дух правления Антонина может быть выражен в словах, сказанных им самим: «Лучше спасти од-
ООвОО 292
ааииииаиаиивив
кого гражданина, нежели поразить тысячу врагов». До конца жизни сохранил Антонин здоровье, веселость и спокойствие духа, т. е. качества, которые сопровождают только истинно добродетельного человека. Ни разу не споткнулся он на опасном для нравственности пути самодержавной власти и умер (161 г.), оставив потомству добрую о себе память.
Восстановленный храм в древнем Немаусе (Ниме), родине Аврелиев.
Марк Аврелий
Нет сомнения, что при всем нравственном разложении римского общества продолжительный мир и мудрая забота последних императоров улучшили по крайней мере материальное благосостояние государства и народный быт. Очевидно, что усыновленный Антонином Марк Аврелий вступил на престол при благоприятных условиях. Судьба приготовила ему много трудностей и испытаний, а между тем от такого государя, каков был Марк Аврелий Мудрый (философ), Рим вправе был ожидать еще больше добра и пользы, чем было получено от ближайших предшественников. Марк Аврелий принадлежит к числу самых светлых личностей, появлявшихся на римском престоле. Он был ревностным последователем стоического учения, которое, как мы видели, воспитало много замечательных людей. «Добродетель — единственное в мире благо, порок — единственное зло; богатство же и бедность, рабство и владычество, и все перемены счастья — все это вещи, безразличные для возвышенного духа свободы, глубоко присущего природе человека!» Эта формула, выражающая основной смысл философии стоиков, повторялась многими и многими из стоиков, но большей частью — только повторялась; Марк Аврелий, может быть, редко повторял ее, но искренно был проникнут ее смыслом и был ей верен всю жизнь в своих поступках. «Читая биографию Марка Аврелия, — говорит Монтескье, — чувствуешь особенное удо-
Марк Аврелий Мудрый (философ) (121 —180 гг.) — римский император с 161 г. из династии Антонинов. Опирался на сенаторское сословие. Восстановил римский протекторат над Арменией и захватил Месопотамию в войне 162—166 гг. с парфянами; в 166—180 гг. вел так называемую Маркоманскую войну. Представитель позднего стоицизма (философское сочинение «Размышления»).
asarasrasaaaaaas»
Марк Аврелий прощает маркоманских вождей.
вольствие, начинаешь как-то больше уважать себя, ибо получаешь лучшее мнение о человечестве». Достаточно привести несколько изречений этого императора-философа, чтобы понять, как он смотрел на отношения человека к миру и людям. «Одно из двух, — говорит он, — или мир есть случайное смешение, поглощение и разрушение, или единство и стройность. Если первое, то стоит ли человеку вертеться в беспорядочном вихре элементов? Если последнее, то я чувствую уважение, спокойствие и доверие к Творцу». Тут сказывается еще некоторая шаткость убеждения, но есть ли хоть тень сомнения в следующих его словах: «Только человеку принадлежит высокое право любить даже того, кто его обидел. Вспомни только человек, что и обидевший — родной
тебе по духу и плоти, а обидел тебя — по неведению и невольно». Не удивительно, что при всей своей власти? Марк
Барельеф с триумфальной
арки Марка Аврелия.
Аврелий всегда держался того правила, что в основе всякого
преступления лежит заблуждение, и потому виновный нуж-
дается не в наказании, а в наставлении.
С чрезвычайным вниманием и заботой новый император предался государственным делам, законодательству и устройству правосудия, не покидая заседаний сената прежде, нежели председательствующий консул не произнесет обычной формулы: «Мы не удерживаем вас долее, почтенные отцы!» Но обстоятельства сложились так, что почти все 19-летнее царствование Марка Аврелия было поглощено внешней деятельностью, беспрестанными войнами и походами.
Прежде всего разгорелась война в Британии; потом хатты вторглись за Рейн, а хауки опустошили Бельгию (162 г.). Деятельные императорские легаты, Викторин и Дидий Юлиан, прогнали хаттов обратно на левый берег Рейна и восстановили спокойствие в Бельгии. Не так легко было римлянам разделаться с парфянами. Царь Парфии с многочисленными
вввэтинаавивявнв
полчищами перешел Евфрат, ворвался в Армению, разбил войско, с которым легат Севериан вышел ему наперерез из Каппадокии, опустошил Сирию и захватил села и города. Но прибытие на место войны лучших римских легионов из Британии под начальством Ста-тия Приска и из Нижнедунайской провинции под начальством Ави-дия Кассия положило конец успехам парфян. Римляне оттеснили
Языги.
их, снова завладели потерянными на время областями и даже овладели столицей Армении Арташатом и важнейшими городами Месопотамии Селевкией и Ктесифоном. В 165 г. разбитый наголову на равнинах Месопотамии парфянский царь должен был просить мира. Армения и Месопотамия остались за победителями.
Лишь только успели покончить с парфянами, как поднялась гроза на северных границах государства: взволновались
маркоманы, квады и другие народы, жившие на территории нынешних Австрии и Венгрии, по левую сторону Дуная. Теснимые с севера готами, искони обитавшими у Балтийского моря и в Скандинавии, вдохновляясь примером отдельных храбрых дружин, уже не раз на свой страх испытавших удачи при вторжении в римские области, маркоманы, буры, вик-товалы, квады, лангобарды, гепиды, готского происхождения астинги, сарматского происхождения языги, обитатели горных местностей между Дунаем, Тиссой и Карпатскими горами — все это поднялось, забушевало, создало братства, союзы и с жаждой славы и добычи ринулось к югу в плодоносный Норик. Вся тактика и стратегия римских легатов оказалась бессильной перед напором полчищ. Император послал из Рима префекта преторианцев Макрина Виндекса с многочисленным войском. В долине Мура в кровопролитной битве (167 г.) пал Макрин с большей частью своей армии, и варвары, упоенные победой, ринулись через Норик и Иллирию, опустошая страны, уводя жителей в плен, и уже появились у Адриатики перед крепостью Аквилеей.
Гонец за гонцом скакали в Рим, принося вести одна другой печальнее, а тут еще посетили Италию неурожай, эпдемии, какие-то страшные (!) знамения на небе взволновали умы;
 Маркоманы — германское племя. В 166—180 гг. воевали против Рима. В конце V в. осели на территории Баварии.
 Языги — племя сарматов, возглавлявшее военно-политический союз кочевников (кон. I тыс. до н. э. — нач. I тыс. н. э.) в Северном Приазовье. Нападали на римские провинции в Центральной Европе, где осели во И в. н. э. и слились с другими народами.

Рельеф с триумфальной арки Марка Аврелия.
народ вспомнил нашествие Бренна и в трепете ожидал гибели. Но среди бедствий и в борьбе с ними проявились величие и благородство души Марка Аврелия. Как истинный стоик, недоступный страху, император сделал все необходимые распоряжения на случай опасности для Италии и повел легионы на варваров. Одни слухи о приближении из Рима царского войска заставили варваров податься назад и предложить мир с условием удержать всю награбленную добычу. Мир был отвергнут; напротив, император бесчисленным рядом битв и благодаря отличному вооружению и опытности легионов оттеснил неприятеля снова за Дунай и восстановил в прежнем виде пограничные римские крепости. Впрочем, как сильно уже было движение среди германских племен, можно видеть из того, что, лишь только император возвратился в Италию, в Норике и Паннонии опять вспыхнула война в
169 г. К прежде упомянутым народам присоединились еще на-риски, роксоланы и бастарны (пришедшие с Танаиса, т. е. с
Дона), и даже аланы покинули свои кавказские ущелья, чуя добычу далеко на западе. При необыкновенных обстоятель
ствах пришлось употребить и необыкновенные средства. Им-
ператор превратил в деньги царские сокровища, дорогие ткани, золотые сосуды, жемчуг и драгоценные камни и употребил их на оружие. За недостатком нужного количества рекрутов из свободных граждан, потери легионов пополнены были рабами, гладиаторами и даже перебежчиками. Конечно, такое войско нельзя было тотчас двинуть на врага и ждать успеха, однако же настойчивостью и неутомимым трудом император достиг цели и из разнородной толпы сделал стройное, надежное войско. Полтора года трудов и выжидания в укрепленном лагер, выстроенном близ Карнунта (возле совр. Пресбурга),
ОООООО 296 ------------
sssaasassesssassso
не пропали даром. Пользуясь обстоятельствами, Марк Аврелий внезапно напал на неприятеля и, нанеся (171 г.) маркоманам решительное поражение, перешел Дунай и навел на них страх на их же земле. Военное счастье очевидно перешло теперь на сторону римлян. Языги также потерпели два жестоких поражения: одно вместе с квадами в 173 г. (причем, говорят, римляне совершенно было изнемогли от зноя и засухи, но после молитвы одного легиона, состоявшего преимущественно из христи-
Постройка укрепленного лагеря и лагерных окопов.
ан, вдруг собрались тучи, грянул гром и полился благотворный дождь, а легион с тех пор будто бы получил имя Молниеносного), а другое в 175 г. на самом Дунае, который был покрыт тогда льдом. Марк Аврелий хотел было полностью истребить дикие орды, не имевшие иных целей в жизни, кроме убийства и грабежа, но тревожные слухи из Азии, где Ави-дий Кассий, пользуясь своим огромным влиянием, а может быть, поддерживаемый и императрицей Фаустиной, присвоил себе имя императора, заставили его переменить намерение. После продолжительных переговоров с враждебными народами заключен был мир. Маркоманы, квады и языги обязались предоставить римлянам для постройки крепостей полосу земли на своем берегу Дуная и некоторые пункты внутри самой области; кроме того, выдать пленных и ежегодно доставлять римлянам известное число рекрутов. Астинги, данкриги, нариски и другие племена получили то, чего добивались, т. е. свободу владений вДакии, Мезии и Норике, обязались ежегодно платить небольшую дань хлебом или скотом и за известную плату поставлять, когда потребуется, определенное количество вооруженных дружин. Аланы, роксоланы, бастарны ушли домой.
Император не застал в Азии Кассия: он был убит каким-то центурионом за чрезмерную строгость. Целый год провел здесь Марк Аврелий, устраивая провинции, и только в 176 г. через Афины возвратился в столицу. Ему был устроен великолепный триумф. И в этот приезд отдых императора был недолог: узнав, что квады и маркоманы с новыми полчищами
297 оооооо
»»»напвня®и»
Портрет Коммода в двад-
цатилетнем возрасте.
Мрамор. Ок. 190 г.
 Коммод (161—192 гг.) — римский император с 180 г. из династии Антонинов. Опирался на преторианцев, преследовал сенаторов, конфисковывая их имущество. Требовал для себя почестей, как для бога. Участвовал в боях гладиаторов. Убит заговорщиками из числа преторианцев.
разорвали цепь римских укреплений и опустошили земли на Нижнем Дунае, император, несмотря на расстроенное здоровье и печаль, причиненную ему поведением сына, отправился в 177 г. опять в поход. Из этого похода он уже не возвращался в Рим. Последней его радостью была весть, что Патерн, его легат, нанес неприятелю сильное поражение (179 г.); последней скорбью была мысль о том, что он не успел подготовить сына своего как следует к великой царской обязанности. Марк Аврелий умер в 180 г.
Коммод
Среди естественных бедствий, тяготевших над государством, ибо эпидемии не прекращались еще ни в Риме, ни в провинциях, среди неоконченной войны вступил на престол недостойный сын Марка Аврелия 19-летний Коммод. Телом он был крепок, в стрельбе из лука, говорят, ему не было равных, но неумный, бесхарактерный, стремящийся единственно к наслаждениям, он, разумеется, не мог продолжать правления в духе отца.
В начале правления слабодушие императора и всегдашняя его зависимость от чужой воли как будто послужили на пользу государству. Как ни старался он поспешить из лагеря в столицу, чтобы на свободе предаться роскоши и чувственным удовольствиям, но сподвижники отца уговорили его, почти с угрозой, продолжать войну и заставили квадов и марко-манов самих просить мира. В условиях повторено почти то же, что положено при Марке Аврелии, только плату за пополнение легионов своими дружинами варвары выговорили себе повыше.
До 183 г. государственные дела шли как следует благодаря тому, что император предоставил заботу о них зятю своему Помпеяну и еще трем достойным сподвижникам отца: Пертинаксу, Викторину и Патерну, но с тех пор, как схвачены были его сестра Луцилла, родственник его Клавдий и сенатор Квадрат, составившие заговор с целью убить Коммода и захватить правление, воскресли для Рима времена Нерона и Домициана. Из труса Коммод превратился в тирана и, как дикий зверь, отведав крови, захотел ее больше и больше. За
298
sssposssssasssoesa
казнью заговорщиков последовали казни многих других лиц, в том числе и самой императрицы Криспины. Злобный временщик Перенний, начальник преторианцев, не удерживал, а разжигал в императоре страсти, но, наконец, и сам стал жертвой жестокости Коммода.
Преемник Перенния фригиец Клеандр только о том и заботился, чтобы развить и без того сильную склонность императора к праздности, пьянству, звериным травлям и развратным наслаждениям во дворце и в цирке. И надо отдать ему должное: он преуспел в этом как нельзя больше. Император достиг необыкновенного совершенства в стрельбе из лука, тешил толпу своими подвигами в цирке и с восхищением отхватывал головы страусам посредством особенных, для этой цели придуманных стрел. Если он заглядывал в сенат, так разве для того, чтобы показать почтенному собранию окровавленный лук и голову страуса и прибавить: «Вот так будет и вам, если... и т. д.». Да, впрочем, у императора и без сената дела было много: он строил бани, торговал должностями и отдавал на откуп консульства и хлебную торговлю. Последнее не прошло ему даром. Привычный раб молчаливо переносит много бедствий и, хоть кряхтит, а все-таки несет на себе иго деспотизма, но если тронешь его насущный хлеб, он превращается в разъяренного зверя. Так случилось и в Риме в 189 г. Голодная разъяренная толпа ринулась к дворцу, рассыпалась по городу, потрясая воздух свирепыми воплями. Император бежал на свою загородную виллу. Конные преторианцы явились усмирять народ, пешие присоединились к голодным, и пошла резня, и еще раз оросились площади и улицы вечного города кровью собственных сыновей. Коммод отделался выдачей своего министра Клеандра, на которого свалил всю вину.
Праздник Сатурналий император придумал отпраздновать совершенно особенным образом: накануне он хотел отправиться в преторианские казармы, переночевать в них и на следующий день с фехтовальщиками и гладиаторами явиться прямо на арену большого цирка. Казалось, лучшего места нельзя было выбрать для такого торжественного праздника. Большой цирк, Circus maximus, в то время так был расширен пристройками и надстройками, что мог вмещать до 300 тысяч зрителей. Но против такой отвратительной, унизительной выходки восстали даже любимцы императора: Марция, камергер Эклект и гардеробмейстер Лет. Результатом их протеста было то, что они попали на дощечку, т. е. попросту на-
Коммод в образе Геркулеса.
299 ООИО®.
000^00000^00000000
 После Коммода в течение нескольких месяцев правил Гельвий Пертинакс (192—193 гг.), убитый преторианцами, продавшими императорский престол богачу-сенатору Дидию Юлиану. Против непопулярного Ди-дия Юлиана поднялись провинциальные командиры: наместник Британии Клодий Альбин, наместник Сирии Песценний Нигер и наместник Паннонии Луций Септимий Север. Победителем из междоусобной войны, продолжавшейся четыре года и сопровождавшейся огромными опустошениями, вышел Септимий Север, начавший новую, по счету четвертую, династию Рима.
значены на виселицу. Случай перепутал все распоряжения. Мальчик, служивший во дворце для царской потехи, нашел где-то эту дощечку и забавлялся ею. Марция увидела, прочла и решила предупредить злодея. Накануне Сатурналий Коммод был задушен (192 г.).
Пертинакс и Дддий Юлиан
Теперь на римском престоле открывается возмутительное зрелище. Убийцы Коммода избрали, правда, человека почтенного, сенатора Гельвия Перти-накса, и сенат признал его императором, но мог ли такой человек угодить страстям, особенно, если решил править по примеру Марка Аврелия? Первые меры, которыми он хотел обуздать преторианцев, подняли страшную бурю, тем более, что и Лет, сделавшийся начальником этой буйной солдат-чины, не получил от Пертинакса того влияния, на которое рассчитывал. Волнение тайное перешло в явный бунт. Гвардия бросилась во дворец, и Пертинакс пал под ножами убийц. Корона императорская объявлена продажной с молотка. Несмотря на эту отвратительную меру, достойную, впрочем, римской черни, на корону нашлись охотники. Больше других предложили Сульпиций, тесть Пертинакса, и сенатор Дидий Юлиан. Последний одержал верх. Он пообещал каждому преторианцу по 6250 драхм. Преторианцы пронесли его на щитах через Рим в курию, почтенные отцы-сенаторы признали его императором, Юлиан произнес речь— все, как следует. Но ни уплата обещанного, ни признание черни и сената не обеспечили Юлиану спокойного наслаждения обедами, к чему он так стремился. Видно, остаток сознания достоинства мешал и гвардии, и народу безмолвно преклоняться перед ничтожным императором. Толпа провожала императора по улицам насмешливыми словами. Люди, в которых еще оставалось чувство чести, бросили Рим, бежали в провинцию и умоляли некоторых из правителей и легатов оружием снять с Рима недавний срам.
В то время, говорит историк Дион, три звезды сияли вокруг римского солнца: Клодий Альбин в Британии, Септимий Север, правитель Иллирии и Паннонии, и Песценний Нигер, всеми любимый правитель Сирии. На этих-то троих возложили надежду честные римляне. Нигер не спешил поки-
МММ 300 ----
ssssssasssssasssa®
дать Сирию, где ему было хорошо. Альбина предупредил энергичный Септимий Север. Быстро собрал он свои легионы и скорым маршем двинулся в Италию. Юлиан попробовал переговоры, вооружение — все напрасно: гвардия его покинула, сенат вынес ему смертный приговор, и в то время, как голова его выставлена была на Форуме, Север стоял уже перед Римом. До вступления в столицу он собрал преторианцев, конных и пеших, и, окружив их своими легионами с мечами наголо, объявил, что у них отнимаются знамена и значки, гвардия уничтожается, преторианец может идти, куда хочет. Так была уничтожена эта буйная шайка, но не совсем: она возродилась вдругой, составленной Севером из своих собственных воинов. Мы говорим: возродилась, ибо при том положении, в котором тогда находилось римское государство, т. е. при полном нравственном бессилии
Воинское снаряжение преторианца.
сената и народа, где же оставалась сила? Все-таки в войске. И советниками Севера оставались кто же? Военачальники. И указы императорские писались чем же? Все-таки мечом. Но об императорстве Септимия Севера после, а теперь сделаем обзор просвещения в описанный период.
Нравы и просвещение
Расстанемся на время с окровавленными императорскими палатами и от ужасов недавних событий в Риме отдохнем среди очаровательной природы Южной Италии. Отправимся в древний Сабинум. Правда, и тут уже прежний простой сельский быт сменился роскошью богатых землевладельцев, основавших свое благополучие на бедности и рабстве загнанного населения, но, как в старину,
asassaaasssssso®»
Улица в Помпеях.
глядится чистая небесная лазурь в прозрачные озера, там и сям сверкающие из-за густой зелени рощ и садов, и в теплом воздухе рисуются на небосклоне мягкие очертания гор, а из долин веет в лицо путника душистая прохлада. Вот широкая дорога вьется среди виноградников и фруктовых садов. Она ведет к вилле богатого помещика Спуринны. Дом хорош. Все в нем удобно, уютно; вы не чувствуете тягости, которую наводят излишние украшения и хвастливая пышность; напротив, глаз с удовольствием отдыхает на картинах, статуях и изящной, хотя немногосложной, мебели. По всему видно, что хозяин человек со вкусом. В таблинии развешены фамильные портреты, перистиль сверкает мраморными колоннами, в полукруглом триклинии украше-
Золотые пряжки для одежды (фибулы).
ния из мрамора и бронзы удачно гармонируют друг с другом; изящно отделанный oecus с открытым в сад портиком свидетельствует, что Спуринна умеет богатством украшать свою жизнь. А вот и сам он в атрии. Лицо внушает уважение. Поверх туники, снежная белизна которой идет к почтенным сединам хозяина, наброшена лацерна (безрукавная, широкая блуза) и застегнута на плечах золотыми пряжками (фибулами). Утро. Позавтракав хлебом с оливками и сыром, хозяин отправляется через сад, мимо птичника и рыбного садка, на огороди в сад, посмотреть, как убирают хлеб. Работы идут хорошо, охотно, потому что Спуринна обходится со своими рабами ласково: цепей и плетей у него рабы не знают. Это видно уже по тому, как работники кланяются хозяину при встрече, почтительно, но без холопства и трепета. В наблюдении за делом время идет быстро. Хозяйский глаз видит много, чего не видит посторонний. Тут надо показать, там поправить, одного похвалить, другого пожурить; час, другой, третий летят незаметно. Осмотрев работы, Спуринна за Теокритом или другим любимым греческим поэтом проводит время до полудня в беседке, спрятанной в густой зелени вблизи веселого ручья. В полдень второй, бо-
asaassaBaasaaessaa
Рабы, подносящие блюда.
лее сытный завтрак (по-нашему, обед); затем просматриваются ведомости, поданные приказчиком; проходит незаметно час, другой или в домашней библиотеке, или в беседе с приехавшим соседом, которому хозяин всегда рад, ибо тут уж наверняка говорится и о земледелии, и о садоводстве, и о литературе, и об астрологии и магии. Образованному римлянину эти предметы не чужды и небезынтересны. Среди живого разговора гости не замечают, что подкрался час обеда (по-нашему, ужина). Триклиний
дышит розами. Сквозь этот аромат пробивается и приятно щекочет обоняние проголодавшихся гостей пар от кушаний, простых, не вычурных, как у Тримальхия, но вкусных. Работа за столом идет весело и приправляется в конце обеда какой-нибудь сценой из Менандра, представленной домашними актерами. Послеобеденное время проводится в играх, которые гости выбирают себе по вкусу У Спуринны, как во многих домах хорошего тона, предпочитается игра, похожая на наши шахматы. Она называется tabula latruncularia. Так заканчивается день в доме Спуринны.
Завтра он отправляется по делам в столицу. У него есть открытый лист (вроде подорожной), по которому на императорской почтовой дороге ему дают удобный двухколесный экипаж, запряженный тройкой — для него самого и другой, запряженный четверкой — для его прислуги и багажа. Дорога построена, как наши лучшие шоссе. Холмы срезаны, через овраги и реки перекинуты прочные каменные мосты. На расстоянии часов двух езды — mutationes, т. е. собственно почтовые станции, где меняют лошадей, а на больших расстояниях находятся mansiones, т. е. дома для ночлегов. При таких домах иногда встречается столько различных построек, лавок, трактиров, ремесленных мастерских, что выходит целый город. Впрочем, дома для ночлега далеки от того, чтобы предоставлять путешественнику удобства европейских гостиниц. Потому-то богатые люди везут с собой и постели, и посуду, и поваров, и кухню, а бедный запасается съестным из города и ночует где-нибудь на дворе под навесом.
ssosssasassssasasa
Преторианские казармы.
Спуринна ездит быстро. В тот же день вечером он в Риме и останавливается у своего сына, который служит чиновником в каком-то из казенных ведомств. На следующий день с утра уже ожидают выхода Спуринны его друзья и клиенты, узнавшие о приезде. Старику приятно с ними повидаться, но время его рассчитано. Дружбе — час, делам — день. С 9 часов он уже в палате городского претора и узнает здесь, что тяжеба его скоро будет
окончена в его пользу. За палатой следуют другие деловые заботы, покупки, справки и т. п., так что и завтракает Спуринна в полдень лишь наскоро. Надо еще соснуть часок, сходить в баню и успеть погулять перед обедом. Так проходят два-три дня в лихорадочной городской суете; молодому начинающему поэту удается, однако, пробраться к Спуринне и, как просвещенному ценителю искусств и покровителю талантов, поднести ему в богатом переплете экземпляр своих произведений. Лишь в конце третьего дня деятельный старик отправляется за город, в преторианские казармы, повидаться с племянником, который за отличие получил уже должность центуриона. Кстати об этих казармах и два слова о преторианцах. Вы по рисунку видите, что казарма их занимает большое пространство и представляет в основных чертах то же, что укрепленный римский лагерь, только вместо земляного вала они обнесены массивными стенами с башнями, а преторий, т. е. резиденция начальника гвардии, украшен колоннами и с виду похож на храм. При Вителлин состав гвардии был увеличен до 16 когорт; после снова уменьшен до 10, а при Севере, как мы видели, преторианцы вовсе распущены. Впрочем, из новой гвардии, учрежденной этим императором, вскоре вышла такая же буйная сила, какой отличалась и старая. Преторианцы вообще пользовались значительными преимуществами перед прочими воинами: у них и жалованье было больше, и оружие лучше, а за храбрость многие из них были украшены золотыми ожерельями, браслетами и небольшими медалями. Племянник с важностью возвещает дяде, что на нынешний день назначен большой смотр гвардии; будет сам император, но Спуринна — к немалому удивлению гвардейца — возражает ему: «Ну, это меня нисколько не за-
asssasspssass^ssas
нимает. Ты здоров, я очень рад. Дела не терпят. Пора домой. Прощай». И в самом деле он покидает Рим в тот же день.
В изображении быта богатого образованного римлянина этого пе-
риода мы руководствовались данными, почерпнутыми из ис- Винодельная мастерская, точников, заслуживающих доверия. Читатель видит, что хотя
праздность и роскошь в этот период достигли огромного развития в римском обществе, одаако же не совсем изгнали простоту и трудолюбие, по крайней мере в кругу лучших людей. Конечно, чернь в больших городах влачила существование, которое было не лучше быта простолюдинов в наши времена, с той разницей, что в наших больших городах низшее сословие должно поденничать или воровать, чтобы не
Спуск готового вина в погреб.
умереть с голоду, а в Риме оно кормилось ежемесячной подачкой из казны и наславдалось даровыми зрелищами в цирке. Земледелие обеспечивало быт крупных помещиков, у которых, как мы упоминали, хозяйство основано было на рабском труде,
но, кроме того, это почтенное занятие временами получало свежие элементы, ибо императоры хоть изредка, а все-таки распределяли незаселенные земли между свободными поселенцами. Во всяком случае продуктов земледелия далеко не было достаточно для обеспечения всего населения Италии; потребности городского населения, многочисленный класс ремесленников и рабочих требовали непременно привоза хлеба извне, как мы видам XIX в. в Англии, несмотря на то что в этой стране земледелие стоит на высокой ступени развития. Плуг, который употребляли римляне в этот период, значительно усовершенствован: он почти такой, каким мы его видам в XIX в. в Германии, Франции и других образованных государствах. В плуг запрягали волов: по две и для тяжелой почвы по три пары. Жали хлеб серпом; для молотьбы употребляли волов или выколачивали зерно посредством дощечек с набитыми на одаой стороне железными тычками (наподобие гвоздильных шляпок). Такой инструмент был известен под названием tribulum. Для веяния машин особенных не знали, стало быть довольствовались лопатами. Полба, пшеница и ячмень представляют почти единственные
Римская сторожевая башня.
аавнеаваеваваиавв
хлебные злаки, разведением которых занимались римляне, ржи и овса они не сеяли, может быть, не умели ухаживать за ними, а может быть, и не любили разводить их.
Садоводство и виноделие в этот период достигли заметного усовершенствования: искусство пошло об руку с природой, очистка и прививка плодовых деревьев, обрезка и тщательный уход за виноградной лозой, особенно из благороднейших сортов, щедро вознаграждали труд хо
Триумф Марка Аврелия.
Посредине форум; на переднем плане справа триумфальная арка Тита; на заднем плане справа триумфальная арка Септимия Севера.
Сандалии для ходьбы по горам.
зяина превосходными яблоками, грушами, персиками, вишнями, каштанами, драгоценным фалернским и цекубским вином. Лимоны, апельсины и померанцы пересажены были в Италию позже. Украшая сады прелестными лужайками, статуями, фонтанами, цветами, подстриженными (!) аллеями, римляне не забывали соединять с приятным и полезное, ибо тут же на грядках выращивались и превосходные овощи.
Материальное довольство естественно порождает досуг и дает возможность улучшать и украшать быт, но, чтобы человек мог спокойно наслаждаться плодами своих трудов или выгодами своего положения, надобно еще, чтобы над ним не тяготели разные непредвиденные случайности, которые могли расстроить его планы и надежды. Над римлянином тяготел сам дух государственного правления. Мы уже не раз видели в предшествовавшем изложении, что при неограниченном произволе римского правительства лучшие граждане не только лично, но даже массами завтра же могли вдруг, ни за что, ни про что потерять не только избыток средств к жизни, но и вовсе разориться вследствие императорского повеления. Довольно было какому-нибудь Нерону или Домициану промотаться, и граждане подвергались неслыханно страшным поборам. Сенат лишь изредка мог возвысить голос протеста, и то, если угодно было доброму императору дозволить это, а в большей части случаев в тогдашнем римском сенате мы видим уже не правительственный совет, не парламент, а просто императорскую канцелярию, послушное орудие деспота. Императорский произвол все больше вытесняет истинное право. И к чему служат Италии те юридические сведения, которыми ораторы и законоведы запасаются в школах Италии, Галлии, Британии, когда на практике царствуют
saaeaasssasssases®
раболепство и продажность? К чему могут служить для общества даже письменные законы, хорошо составленные опытными юристами, когда деспотизм Неронов может, когда ему вздумается, обратить и суды, и судей в орудия своих жестокостей, а меч легионов завтра же уничтожит вчерашнее право и напишет свое? Кстати, остановимся на время на военных силах римского государства.
При императоре Августе под ружьем (т. е. собственно под копьем) постоянно находилось в империи 24 легиона, каждый из 6100 человек пехоты и 720 человек кавалерии. Легион делился на 10 когорт и строился в сражении не в три, как прежде, а в две линии. В 1 -й когорте помещались штандарты легиона: римский орел (легионное знамя) и изображение императора. В 1 -й когорте состояло 1105 пехотинцев и 132 кавалериста; в остальных девяти — по 555 пехотинцев и 66 кавалеристов. Как в первой линии, так и во второй (см. рисунок) в средних и фланговых когортах помещались надежные воины (т. е. /, 3 и 5,6, 8 и 10). Легковооруженных и союзников полководец размещал по своему усмотрению.
При Траяне и Адриане численность строевого войска возросла до 370 000 человек — численность, конечно, все еще недостаточная, судя по растянутым границам государства, но крайне обременительная для него, ибо жалованье солдат было высоким, кроме того, были частые обязательные подарки. И боевой порядок изменился. Арриан придумал тот, который изображен на приложенном рисунке и который в течение столетий был страшен для варваров. Он выставлял стрелков на флангах, избирая для них возвышенные места. Легионы он строил в плотные колонны; передние когорты (а) действовали короткими дротиками и мечами, задние (Ь) — длинными копьями. Впоследствии к этим даум рядам прибавлен еще ряд (с) нумцдийских стрелков из лука. Когда начинался рукопашный бой, фланговые стрелки собирались позади нумцдийцев (d) и через голову легионов посылали свои стрелы в лицо неприятелю. Кавалерия располагалась 8 эскадронами: 4 из них позади (/) для отражения неприятельских кавалерийских атак, остальные 4 (е) — для особенных случаев и преимущественно для преследования разбитого неприятеля. Постоянные учения поддерживали в войске ловкость и навык. Этому обстоятельству и строгой военной дисциплине римляне обязаны теми успехами, которые они еще могли одержать над постоянно возраставшей отвагой воинственных северных варваров. Из
10 9	8	7	6
10 9876 5432 1
Римский боевой порядок:
А — у Сеяна;
В — у Арриана (в царствование Адриана).
Преторианский сапог.
f са са са са
307 QOOOOO
sssssssssssssaaaas
Акведук в Мегадии.
сказанного видно, что в отношении боевого порядка и вооружения копьем римские легионы снова приблизились к греческой фаланге. Впрочем, меч и открытый шлем по-прежнему оставались в употреблении. Ранец и свои походные принадлежности солдат нес на себе, как во времена Мария, т. е. на палке. Зато у преторианцев обувь была усовершенствована: прежние крайне простые сандалии смени-
лись сапогами (caligae), а для ходьбы по каменистой местнос-
ти, или когда приходилось лезть на крепостные стены, и простым воинам выдавались сандалии, подошвы которых были
Часть римской крепостной стены.
подбиты острыми гвоздями.
Одного войска римлянам было недостаточно для того, чтобы держать повсюду в страхе покоренные народы, поэтому они развили у себя обширную систему пограничных укреплений. О стене, построенной в защиту от нападений пиктов в Каледонии, мы уже говорили. Гораздо значительнее и обширнее были укрепления, воздвигнутые против вторжения германцев, которых не могли удержать ни реки, ни
горы. С особенной энергией римляне старались обезопасить свои владения в юго-западном углу нынешней Германии, где между Рейном и Дунаем открытые про-
странства представляли варварам удобный и широкий путь для набегов. Целая система укреплений начата здесь при Августе и окончена при Траяне и Адриане. Пограничный вал (limes) начинался у Кел ьгейма, при впадении Альтмюля вДунай, и шел тройной линией сначала к северу от Дуная на 20 миль до Лауриака, потом на 23 мили, параллельно Рейну, через Оденвальд к Мильтенбергу на Майне. Эта линия защищала, следовательно, пространство около 500 кв. м. На этом пространстве оставались кое-какие маркоманы; кроме того, к первобытному населению
примешались галлы и германцы, перебравшиеся с левого берега Рейна, и, наконец, римские ветераны, осевшие в разных

пунктах колониями. Монеты, обломки статуй, дорогие сосуды и мраморные колонны, которые находят здесь в различных местах, свидетельствуют, что страна под римским владычеством достигла довольно значительного развития. Минеральные ключи Баден-Бадена были уже известны своею целебностью, и римляне пользовались ими. На восток
линия укреплений тянулась от Альтмюля до Белграда. Север- Римская улица в разрезе, нее Майна линия шла на запад к Таунусским горам (Taunus-Gebirge), потом мимо Нейвида почти до устья реки Липпе.
Вал между Кельгеймом и Лор-хом (и теперь еще видно) с обеих сторон был обложен массивной каменной кладкой; в других местах римляне довольствовались прочными земляными насыпями и рвами. В Оденвальде, в особенности близ Эйльбаха, видны в разных местах по линии остатки фортов или сторожевых башен (burgi). По всему заметно, что форт близ Нейвида имел размеры весьма почтен
Часть стены в сторожевой римской башне.
ные, но все же не то, что Заальбург, занимавший площадь 700 футов длиной и 450 футов шириной.
Сторожевые башни, о которых мы сейчас упомянули, построены были без лишних затей, но массивно, прочно и совершенно соответственно цели. Высота такой башни обыкновенно превосходила в 4 раза ширину здания. Футов на 20 от земли проделывалось в башне отверстие (дверь), в которое воины взбирались по лестнице, ее они потом втаскивали за собой.
В разрезе башенная стена представляется сложенной из трех кладок (обе наружные) из массивных каменных параллелепипедов, пространство же между обеими этими кладками залито превосходным цементом вместе с булыжником, щебнем и каменными плитами, поставленными параллельно, но так, чтоодан слой их наклонен в одну сторону, а другой — в противоположную (см. рисунок). Средняя кладка называлась у римлян фарту-рой (fartura). Толщина всей башенной стены меняется, как показывают сохранившиеся остатки их, от 7 до 9 футов.
309 оооооо
Акведук в Сеговии (Испания).
В самых отдаленных местностях своей обширной монархии римляне устраивались так, как приличествует хозяину, который основывается не на время и не как-нибудь, а навсегда и прочно. Это видно по тем постройкам, величественные остатки которых сохранились до нашего времени: шоссе, каналы, мосты, водопроводы. Знаменитые водопроводы свидетельствуют о могуществе великого отжившего народа не только в Испании, Галлии, Италии, но даже на отдаленных восточных границах, где римлянам столько стоило труда утвердить свою власть мечом, например акведук в Мегадии, в Дунайской провинции. Водопроводы в Ниме и Сеговии (в Испании) стоят особенного внимания. Первый, известный под названием Гардский мост, построен, кажется, к концу первого столетия империи. По нему проведена в Ним ключевая вода из источников, находившихся от города на расстоянии 10 часов пути. Глубокая долина с крутыми склонами, между которыми извивается река Гард, не устрашила римлян естественными затруднениями. Они перекинули через долину два ряда арок, одни над другими, а поверх их еще третий этаж небольших арок, поддерживающих уже собственно водопроводный канал. Водопровод в Сеговии еще величественнее и относится ко времени Траяна. Высотой 159 футов, двойной, а местами тройной ряд арок (одни над другими) проводят воду над долиной Эремса и над частью самого города. 1ромадное сооружение это поражает и пленяет своей необычайной на вид легкостью. Много с тех пор пронеслось над Испанией бурь естественных и политических, а водопровод стоит немым свидетелем могущества и искусства великого народа, некогда повелевавшего вселенной.
В Рим, как к сердцу огромного политического тела, стекались из всех провинций богатства: то в виде податей и сборов, то в виде разнообразных изделий ремесленников и предметов роскоши — и, пройдя через руки расточительного класса граждан, снова возвращались в провинции. Главные центры изготовления ценностей находились в Александрии, Массилии, Гадесе, Византии, Антиохии, Пальмире и на островах Кос, Наксос, Родос и Делос. Прилагаемый рисунок представляет один из римских портовых городов. Вы видите внутренность гавани. На первом плане черные и белые рабы заняты выгрузкой вина в мехах. Портовая стража небрежно расположилась на ступенях, недалеко от нее — купец стоит у своего товара. Возле колонны, украшенной статуей бога торговли, еще несколько купцов — римлянин, перс и эфиоп толкуют о
ШЮШ 310 ---
своих делах. За ними лодочник приглашает гуляющих прокатиться по гавани. Вдали видны барки, на которых перевозится товар с пришедшего судна в пакгауз, стоящий на берегу и похожий по виду на триумфальную арку с квадригой Нептуна. Из-за него виднеются мачты военных кораблей, стоящих на якоре. На заднем плане адмиральский корабль только что входит в гавань. В начале порта, на возвышенности, виден маяк.
Римский портовый город.
Кроме водных путей, торговля имела в своем распоряжении еще караванные пути через Северную Италию, Иллирию, Фракию и Малую Азию. Многие богатые негоцианты имели свои собственные корабли на Красном море и посылали их в Индию за шелковыми тканями, черепахой, слоновой костью и пряностями. Караванами доставлялись в римское государство из разных мест меха, сирийская сталь, шелковые материи и шелк-сырец. Сенатор Проб (впоследствии император) торговлей нажил себе огромное состояние: у него больше чем на 12 млн руб. было земель, да сверх того — золотом и серебром столько, что он один мог бы выплатить годовое жалованье всей римской армии. Еще богаче, говорят, был его современник египетский купец Фирм, нажившийся на торговле с внутренней Африкой и Индией. Самыми доходными были обработка металлов, слоновой кости, черепах, шерсти, льна и пурпура. У Проба в Александрии были богатая шерстопрядильня и красильня, и он извлекал
огромные доходы из того, что нашел средство придавать пурпурным тканям глянцевитость. Из Персии привозились ма
терии, которые ценились еще выше окрашенных пурпуром: вероятно, персы употребляли вместо пурпура кошениль. Замечательно, что в мастерских работали и женщины, например счетоводами.
Императоры также занимались производством, что, конечно, вследствие правительственной политики в коммерческих делах, не могло не отражаться невыгодно на общем развитии ремесел. Во всех провинциях государства находились, так сказать, прядильни и красильни и, разумеется, при них огромный штат чиновничества. Изготовление оружия и разных
0000000000^000^^»
Обращение к войску.
военных орудий и снарядов составляло правительственную монополию и находилось в распоряжении замкнутых цехов слесарей, кузнецов и оружейников. Испытав искусство работника, принимали его в цех, а чтобы он не вздумал когда-нибудь уйти и работать частным образом, ставили ему на руке клеймо раскаленным железом. В одной Галлии находилось таких казенных мастерских восемь и при них, разумеется, арсеналы.
Разработка рудников приноси
ла также много выгод, но, к несчастью, все они, за исключением серебряных испанских, составляли правительственную монополию. До нашего времени видны следы римской разработки в рудниках Вестервальда, Трансильвании и в особенности Верхнего Египта. У берегов Красного моря, в знойной пустыне (недалеко от современного Забара) добывали изумруд, но невысокого качества. Гораздо доходнее было для римлян добывание порфира в той же горной цепи на восток от Нила. Там открыли два места, в которых еще уцелели римские стены и башни и найдены огромные глыбы порфира футов 50 длиной, саркофаги, урны и т. п. Со времен императора Клавдия в этих областях работы производились постоянно под надзором 500 солдат. Продукцию свозили к берегу Красного моря, отсюда особенными судами доставляли громоздкий материал Траяновым каналом в Нил, а потом в Александрию. Когда засорился канал, была оставлена и разработка порфира.
Искусство. Наука. Поэзия
Описанный нами период римской истории есть преимущественно период расцвета ремесел и науки, но не искусства в благородном его значении. Благодаря развитию ремесел жизнь стала удобнее и приятнее, но напрасными были бы поиски в это время художественных произведений, проникнутых духом творчества, которым запечатлены изящные создания греческого гения и
Baspsaaseaagassas
величественные памятники древнеримского зодчества. Упадок искусства в Риме особенно заметен со времен Траяна и проявлялся в том, что основные величественные идеи сменяются в произведениях стремлением сотворить что-либо редкостное, поражающее оригинальностью и замысловатостью, а сами формы проявления таких стремлений далеки от прежней благородной простоты и художественности. В доказательство сказанного приведем здесь несколько слов о главнейших архитектурных произведениях последнего периода.
Прежде всего скажем о триумфальных арках. Этот род произведений выдуман римлянами. Такие арки воздвигались в честь победоносно возвращающегося императора. Многие из этих памятников уцелели до сих пор и показывают, что римские архитекторы умели удачно сочетать римскую арку с греческой колонной. Наибольшим архитектурным достоинством отличаются три арки Тита. Фриз, венчающий верхнюю часть арки, украшен барельефами, изображающими сцены из триумфального шествия императора. Верхняя часть здания — аттик, заканчивая ворота, служил в то же время подножием для великолепной квадриги со статуей триумфатора. Не говоря о мелких скульптурных принадлежностях, украшавших здание, следует упомянуть о двух главных, на внутренних сторонах арки, т. е. в самом проезде. На одной стороне изображен был император на колеснице, шествующий на форум, на другой — подробности триумфа: воины в венках, жрецы, иерусалимские трофеи и прочее.
Аркой Траяна открывался вход на форум, носивший имя императора. Превосходные барельефы, украшавшие эту арку, употреблены впоследствии на арку, построенную в честь Константина. Потому-то мы и переносим на последнюю наше внимание. Арка Константина представляет собой тройную арку — большая посредине, две малые по бокам — и общим видом своим отличается от прочих триумфальных арок, уцелевших в Риме. Так, колонны на обоих фасадах выступают вперед, и этим выступам отвечают части аттика. Скульптурные украшения (перенесенные с Траяновой арки) исполнены со вкусом. Барельефы фризов изображают: один битву, другой коронование Траяна богиней победы. Большие барельефы на обеих сторонах аттика представляют события, напоминающие плодотворную деятельность этого великого государя: то он присутствует при постройке дороги, то основывает приют для сирот, то шествует на триумфальной колеснице, сопровождае-
Колонна Траяна.

Колонна Марка Аврелия I в.
Современное состояние.
мый восклицаниями признательного народа, то принимает покорность парфянского царя и подает ему корону, то, наконец, обращается к войску. Особенно хороши рельефные щиты (медальоны) над малыми арками. Тут Траян то преследует зверя в лесной чаще, то приносит жертву Сильвану, то поражает медведя или кабана и т. п. Добавленные скульптурные украшения, изображающие события из Константинова времени, ни по рисунку, ни по исполнению не имеют никакого художественного достоинства.
На рисунке, изображающем триумф Марка Аврелия, вы видите на заднем плане, на Римском Форуме, еще ворота Септимия Севера, хотя, следуя хронологической точности, их не следовало бы делать на этом рисунке, ибо при Марке Аврелии на Форуме были только две триумфальные арки: Тита и Траяна.
Гораздо раньше, нежели триумфальные арки, римляне строили колонны в честь особенно заслуженных граждан. Так, знаменитая ростральная колонна Дуилия была воздвигнута в память первой морской победы римлян над карфагенянами. Во времена императоров эта монументальная форма достигла наибольшего развития и совершенства. О художественном значении колонны Траяна мы уже говорили. Подобную же колонну (но только она несравненно ниже первой в художественном отношении) благодарный народ воздвиг в честь императора Марка Аврелия Антонина. Она цела до сих пор. С высокого постамента тянется спиралью вокруг колонны барельеф, изображающий подвиги государя в Маркоманскую войну. Тут видны отъезд императора из Рима в поход, обращение его к войску, битвы римлян (различных вооружений) с маркоманами, квадами и языгами, и т. п. Статуя императора, которой была закончена колонна, господствовала над окрестными храмами и портиками. Прилагаемый рисунок изображает колонну Траяна в нынешнем ее состоянии, т. е. со статуей Апостола Петра вместо статуи Траяна, исчезнувшей неизвестно куда и когда.
Рим того времени, о котором мы говорим, представлял собой как бы целый мир или по крайней мере средоточие всего того мира. В нем встречались все национальности, в него стекались товары из всех стран, в нем стирались оттенки всевозможных религий, ибо в одном и том же городе толпились и жрецы Исиды в масках с собачьими мордами, и служители Милиты и персидского Митры, и авгуры, и скромные проповедники божественного учения, озарившего мир началами любви и братства. Прошеные и непрошеные представители

различных языческих верований шатались по улицам Древнего Рима, занимая внимание праздного зрителя фантастической одеждой, непонятной речью, религиозными процессиями, странным пением и дикими воплями и кривляясь и ломаясь в фанатическом исступлении, укладывали в свои сумки богатое подаяние. Если прибавить к этому еще базарный шум странствующих ораторов и софистов, то обитателю тогдашнего Рима было на что употребить свой бесплодный досуг, было на что позевать и что послушать. Во всемирной столице, как в океане, сливались и уничтожались близкие и дальние страны с их отличительными особенностями. Латинские и греческие школы разнесены были по всем провинциям. В Галлии, Британии, Испании, Африке говорили по-латыни, как и в Италии; на Востоке говорили больше по-гречески. Остальные местные наречия больше и больше сглаживались перед этими двумя языками, как сглаживались всякие следы местной цивилизации, местных законов и обычаев перед преобладающей грекоримской цивилизацией, римскими законами, администрацией и нравами. Но заметьте: по мере того как стирались все индивидуальности стран и народов, покоренных Римом, по мере того как повсюду частный быт поглощался бытом государственным, прекратились значительные успехи движения как в области государственного развития, так и на поприще науки. Только посредственности, ремесленничеству могло быть привольно под влиянием того всестороннего равновесия сил, того подавляющего гнета общего над отдельным, которые тяготели над огромным полицейским учреждением, каким было Римское государство. Гению нужна свобода, чтобы развернуть свой орлиный полет. Возвышенное и прекрасное создается из столкновений различных элементов человеческого духа и, пройдя борьбой и трудами избранных талантов, передает в наследство миру лучшие и драгоценные свои дары. Не оттого ли за весь долгий описанный нами период римской истории на всем необъятном пространстве всемирной монархии мы встречаем меньше замечательных государственных людей, нежели народилось у Рима в период гражданских войн, и еще меньше талантливых деятелей в области науки и искусства? Зато сколько гадателей, лжепророков и разных фокусников философии, религии, науки и искусства! Из замечательных кудесников этого периода мы упомянем трех: Александра Абоно-тихского, Перегрина Протея и «Лукиана Самосатского. Аполлония Тианского мы к ним не причисляем, потому что он, как
Кастрюля из серебра для приготовления солдатской пищи.
Серебряный медальон с изображением богини Афины.

Кубок.
нам кажется, был человеком честным и искренно стремился к тому, чтобы очистить веру и возвысить нравственность человечества. Если почитатели его накинули на него мантию какого-то чудодея, то это вина не Аполлония.
Александр Абонотихский, родом из Пафлагонии, красивый и одаренный светлым умом, употребил свои дарования на изучение черной магии у одного из знаменитых в то
время чародеев, а после и сам стал промышлять чародейством в компания с каким-то комедиантом. Ему удалось зарыть в храме Аполлона таблички, возвещавшие, что Эскулап с от-
Ковш с ручкой в виде дельфина. Серебро.
цом своим скоро явится в Абоно-тихии и что он-то, божественный Александр, избран служить божеству. Разумеется, Александр сделал так, чтобы таблички были найдены, и когда оракул возвестил народу о дивной находке, кудесник явился в
свой родной город в белой одежде с кривой саблей в руке, в темных, таинственных изречениях подтвердил свое избрание, объявил оторопевшему собранию народа, что настает минута явления божества, и в самом деле, по зову Александра выпол-
Ведро с ручкой. Серебро.
зла из-под камня небольшая змея, т. е. юный Эскулап. Через несколько дней он снова показался народу в слабоосвещенной комнате. В этот раз он был обвит огромной змеей, т. е. уже возмужавшим Эскулапом. Толпа поверила проделке, а этого только и добивался Александр. И потекли отовсюду любители чудесного. Учреждено в храме особое служение Эскулапу и его представителю на земле, и успех нового оракула был вполне обеспечен. Он до конца жизни пользовался необычайным уважением и накопил себе огромное богатство. Тут нечему удивляться, особенно, если вспомнить, что в XVIII столетии слава Калиостро гремела по всей Европе, да и теперь еще немало найдется людей, которые в важных случаях жизни
готовы обратиться за советом к балаганному гипнотизеру или
к вертящимся столам.
Другой подобный же чудодей, Перегрин Протей, с необыкновенной последовательностью прошел свой путь. Ци-
sssssseasassssass®
ник по профессии, он сначала долго скитался по разным землям, испытал множество приключений и вдруг в Палестине принял христианство. Владея философским образованием и даром слова, он приобрел среди христиан уважение и поддержку, но, убедившись в его шарлатанстве, христиане не хотели терпеть его в своем обществе и прогнали от себя. Затем Перегрин испытал все философские учения.
Мозаичный пол виллы Адриана в Тиволли.
Сделавшись стоиком, бранил в Риме императора и государство, в Греции старался возбудить народ к восстанию и, наконец, в Олимпии возвестил народу, что, не находя на земле удовлетворения душе, он решился прекратить бесцельное и бесплодное свое существование и в пламени преобразиться в тот небесный эфир, из которого произошел. В назначенный день он так и сделал, как возвестил.
В числе многочисленныхзрителей, присутствовавших при самосожжении Перегрина, находился и ритор Лукиан из Са-мосаты, человек со значительными дарованиями и образованием. Издеваясь над всем и над всеми, он по поводу истории Перегрина заметил, однако, что «старый дурак (т. е. Перегрин) ничуть не глупее тех, которые пришли смотреть на его проделку». Лукиан является представителем религиозной индифферентности того времени. В сочинениях своих он ясен, убедителен, а иногда ядовито острит над предрассудками и даже над такими предметами, которые для тогдашнего человечества составляли залог религиозных верований. Он много путешествовал и наблюдал. Сочинения его, в которых он предпочитал излагать свои теории и взгляды в разговорной форме, не лишены драматического достоинства. Особенно остроумно его произведение в котором он заставляет двух риторов спорить о существовании богов, так как крах старой религии — главная тема творчества этого писателя.
Весь круг тогдашних предрассудков и неверия, мистицизма и научного образования совместил в себе император Адриан и на своей вилле близ Тибура (Тиволи) оставил потомству наглядное свидетельство странного сочетания в одном
человеке самых, по-видимому, противоречивых проявлений Серебряная ложка с мо-ума и сердца. Когда расстроенное здоровье не позволило Ад- нограммой.
asaasoassoassassas
Блюдо с изображением сцен вакханалий. Серебро.




риану продолжать странствования по свету, на эй вилле он вздумал основать свою постоянную резиденцию и в разных видах воспроизвести впечатления, испытанные им в минувшие годы ясности и зрелого возраста. Как будто с помощью каких-то гениев и волшебниц-фей, он создал тут дворцы, сады, колоннады, храмы, гроты, бассейны, палаты для придворных, казармы для гвардии, два театра, Одеон, в миниатюре храм Серапи-са Канопского, лицей, академию, пританей (по образцу афинского), лабиринт и даже свое подземное Плутоново царство (ад) и свой элизий (рай). Множество колонн и статуй украшали виллу как внутри, так и снаружи. Их развалинами до сих пор усеяны холмы и ущелья романтических Альбанских гор.
Адриану не только Рим и Италия, но и провинции обязаны многими замечательными архитектурными памятниками. Им построено несколько городов. Но из всех памятников, воздвигнутых им, едва ли не самый достойный внимания — колоссальный храм Юпитера Олимпийского в Афинах, начатый еще при Писистрате, т. е. за 600 лет до Адриана. По виду этот храм пред-
ставлял то, что греки называли совершенным диптером, т. е. он был окружен двойной колоннадой, вдоль длинных сторон храма по 20 колонн (вся сторона 359 футов), а вдоль фасада и противоположной стороны по 10 колонн (здесь 173 фута). Следовательно, храм занимал площадь в 1267 кв. сажен. Этому величественному зданию не было равного в древнем мире. От него осталось теперь лишь несколько колонн, некоторые футов 60 высотой. Адриан закончил храм в том же чистом, строгом стиле, как он был начат, и колонны оставил чисто коринфскими, хотя в его время уже вошел в архитектуру колонн так называемый сложный стиль, образцы которого впервые появились в триумфальной арке Тита. Эта сложность выразилась в примеси к изящной коринфской капители еще ионических волют сверху, чем приданы капители громоздкость и безобразие.
В области науки все-таки сравнительно больше встречаем деятелей талантливых, обладавших основательными сведени-
gasssaosgggggggagg
ями, не причастных к мистицизму и предрассудкам и потому оказавших человечеству важные услуги. Среди таких деятелей одно из первых мест принадлежит врачу Галену из Перга -ма. Он был образован, начитан и обладал основательными и обширными сведениями в анатомии человека, в хирургии, терапии и вообще во всех отраслях врачебной науки. А каков он был как человек, видно из того, что во время моровой язвы, свирепствовавшей в Риме при Марке Аврелии, он не боялся оказывать помощь страждущим и деятельно боролся с чумой.
Как Гален в медицине, так Птолемей в математике, астрономии, географии и хронологии имеет огромное значение. Он первый — насколько позволяли несовершенные инструменты того времени — определил широту и долготу главнейших мест Римской империи. Его планетная система, в которой Земля составляет средоточие мира, считалась истинной до Коперника и Кеплера. Изыскания Птолемея в Центральной Африке имеют такое большое значение, что труды английских ученых (в конце XIX века) вполне подтвердили справедливость уверений древнего ученого относительно истоков Нила в районе Лунных гор, у экватора (недалеко от горы Килиманджаро, из озера Виктории).
Из историков последнего периода заслуживают внимания Аппиан и Иродиан. Первый написал историю всех народов, вошедших одни за другими в состав Римской империи; последний — римскую историю до времен императора Гордиа-на. Кроме того, Геллий в «Аттических ночах» представил сборник цитат, заимствованных у лучших современных писателей. Плутарх в написанных им «Биографиях» выдающихся греков и римлян (50 биографий) старается восстановить древнее почтение к богам и оракулам. Также и Павсаний в своем знаменитом сочинении о художественных произведениях Греции («Описание Эллады») представляет свод всех древних мифов и стремится восстановить их утраченное для современников значение. Плутарх и Павсаний принадлежали к школе неоплатоников. Это вновь возникшее философское учение избрало своей задачей примирить учение идеалиста Платона с учением реалиста Аристотеля.
Обычай погребать тела умерших вместо их сожжения (заимствованного римлянами у греков) впервые появляется у римлян в царствование Антонина. Покойников стали хоронить в мраморных гробницах (саркофагах), украшенных мифологическими и символическими скульптурными произве-
Сложный стиль (упадок искусства.)
 Гален (ок. 130— ок. 200 гг.) — древнеримский врач. В классическом труде «О частях человеческого тела» дал первое анатомофизиологическое описание целостного организма. Ввел в медицину вивисекционные эксперименты на животных. Показал, что анатомия и физиология— основа научной диагностики, лечения и профилактики. Обобщил представления античной медицины в виде единого учения, оказавшего большое влияние на развитие естествознания вплоть до XV— XVI вв. Учение Галена господствовало в медицине в течение многих веков.
gssggosssssssaasaa
Битва римлян с маркома-нами (барельеф саркофага, находящегося на вилле Амендола, близ Рима).
 Апулей (ок. 125— ок. 180 гг. н. э.) — древнеримский писатель. Авантюрноаллегорический роман «Метаморфозы» в XI книгах («Золотой осел»), проникнутый эротическими мотивами, элементами бытовой сатиры и религиозной мистики. «Апология» — речь в собственную защиту против обвинения в магии.
дениями. На вилле Амендола, близ Рима, найден саркофаг, относящийся к этому периоду и представляющий украшения, имеющие художественное достоинство. На нем изображена битва римлян с маркоманами (см. рисунок). По краям барельефа видны двое пленных, над ними отбитые трофеи, на сброшенного с коня нагого всадника нацелено копье; посредине предводитель маркоманов (судя по повязке на голове) предпочитает смерть от собственной руки; правее — нагой воин поражает римлянина во фригийской шапке, готового нанести смертельный удар сбитому с ног врагу. На верхнем рисунке (крышка саркофага) по краям две маски воинов, в средине фигуры пленных мужчин и женщин; одна из женщин с восторгом обнимает ребенка, которого считала погибшим; другую датя выводит из тяжелой забывчивости, в которую она была погружена.
О поэзии в высоком значении этого слова не может быть и речи в данный период; разве принять за поэзию так называемые «Милезийские сказки», служившие забавой для образованных людей из того круга, который в наши времена услаждается сказками и побасенками. На этом поприще подвизался с особенным успехом Луций Апулей из Мадавры в Нумидии. Вот содержание знаменитой его сказки «Золотой осел». Луций, главный герой рассказа, появляется в Фессалии, родине всяких волшебств. Подсмотрев, как одна ведьма превратилась в филина, Луций тоже хочет попытать счастья, но ошибается в выборе волшебного притирания и превращается
sassaeBssassasesa
в осла. Горничная ведьмы, с которой Луций был в ладах, соболезнуя об участи возлюбленного, обещает на следующий день дать ему поесть роз и тем освободить его от чар. А пока Луцию приходится провести ночь в стойле. К несчастью, в ту же ночь разбойники нападают на дом, грабят его и в числе добычи захватывают с собой какую-то девочку и осла, предварительно поколотив последнего за упрямство. Мать одного из разбойни -ков рассказывает пленной девочке прелестную историю любви Амура и Психеи. Известно, что Амур и Психея были счастливы взаимной целомудренной любовью до тех пор, пока мучимая любопытством Психея не вздумала пойти со свечкой взглянуть на спящего возлюбленного, что богами было строго-настрого ей запрещено. Амур проснулся и улетел; для Психеи начались страдания, и только после долгого их ряда боги смилостивились и вновь соединили влюбленных, испытанных и очищенных борьбой и горем. Сам ли Апулей сочинил этот рассказ о союзе человеческой души (Психея) с небесною любовью (Амур) — не наше дело разрешать. Замечательно то, что, пока разбойница повествовала пленнице об этой любви, осел воспылал таким геройством, что затоптал копытами рассказчицу, подхватил на себя пленницу и умчался с нею из пещеры. Но тут не окончились страдания осла: за ним погнались, изловили, исколотили и опять привязали его в стойло. Судьба смилостивилась к нему, когда жених пленницы, один из разбойников, на радостях дал ему свободу, но скоро, на радостях же, и забыл о нем. И пошел осел терпеть всякое горе, работать безустанно на мельницах, таскать н.а хребте своем странствующих жрецов и т. п. Однако нет худа без добра. Осел научился разным штукам и тем вошел в милость к одной знатной даме. Наконец, наткнувшись где-то на жреца в венке из роз, осел сорвал с него венок, съел и снова превратился в человека. Весь рассказ переплетен множеством эротических сцен, которыми, вероятно, и обеспечен был «Золотому ослу» большой успех в римском обществе.
Для характеристики римского общества этого периода не лишним будет прибавить, что не только Апулей, но даже серьезные люди, увлекаясь разными бреднями, спешили и другим передать свои бредни. Понятно, что, когда у людей нет искренних, набожных верований, а истины науки еще не выяснились и светят в каком-то полумраке, сквозь туман, тогда является неограниченный простор для всяких предрассудков, рассказов о привидениях, оборотнях и прочих вздоров.
 «Золотой осел» вошел в полное собрание сочинений Апулея, которое он издал под названием «Метаморфозы» в XI книгах. Говорят, что оригиналом для «Золотого осла» послужили волшебные сказки Лукия Патрского, который в своих сочинениях (на греческом) рассказывает о множестве превращений людей в животных с помощью волшебства.
11 Рим, т. 2
000000000000000^00
Септимии Север.
ПЕРИОДЧЕТВЕРТЫЙ.
ИМПЕРАТОРЫ ТРЕТЬЕГО СТОЛЕТИЯ
 Септимий Север (146 — 211 гг.) — римский император с 193 г., основатель династии Северов. Проводил политику, направленную против сената, опирался на солдат, которым дал ряд привилегий. Укрепил границы империи.
Септимий Север. Мрамор. 200 г.
Септимий Север
Уничтожением старой гвардии и раболепством сената и народа в столице новый император значительно укрепил за собой престол, но не вполне: провинции волновались. С настойчивой деятельностью, отличавшей умного и стремительно Септимия Севера (он был родом африканец и к врожденным пылким страстям присоединял прочное образование и честность правил), принялся император за дело. Прежде всего он решил уничтожить своих соперников и их партии. Чтобы разъединить их силы, он объявил Альбина своим соправителем и быстро двинулся с легионами в Азию против Песценния Нигера. По пути он обложил Византию, в которой засели приверженцы Песценния и велел остальным войскам переправиться в Малую Азию. После побед при Кизике и Никее борьба окончательно была решена на полях, орошаемых Иссом, т. е. там, где некогда раздавался победный клич Александра Великого. Песценний, разбитый наголову, скрылся в Антиохии и головой заплатил за свою отвагу и неудачу (194 г.). Та же судьба постигла и главнейших из его приверженцев. Князья Озрое-ны и Адиабены и предводители некоторых арабских племен в Месопотамии еще продолжали упорствовать, ибо Византия, благодаря искусному защитнику инженеру Приску года три сопротивлялась императору, но когда голод заставил ее сдаться и главные защитники ее, кроме Приска (его Север принял к себе на службу), были казнены, а городские стены разрушены, то и месопотамские князья должны были покориться. Из всех месопотамских земель Север составил новую провинцию — Низибийскую. Император приступил было после этого к осаде Хатры и к покорению строптивых степняков Аравии (бедуинов), но пришли тревожные слухи с севера: Клодий Альбин восстал, и император оставил на время Аравию и обрушился на соперника.
Надеясь на приверженцев, которых он имел в самом сенате, и пользуясь отсутствием Севера, Альбин поспешил в
Септимий Север
0000000000^0000000
Италию. Несмотря на даль и на суровую зиму и горы, Север успел перерезать сопернику путь возле Лугдуна (Лиона). Тут произошло кровопролитное сражение. С обеих сторон билось более полутораста тысяч человек. Уже Альбин одержал решительную победу, когда императорский префект, опытный в военном дел Лет, подоспел на поле битвы с многочисленной кавалерией, поддержал Севера и изменил исход сражения. Альбин был разбит наголову и пал в битве. Дорого поплатились у Севера приверженцы Альбина, в особенности сенаторы, за свое
двусмысленное поведение. Теперь император окончательно утвердился на престоле и занялся государственными делами с обычной энергией. Только парфяне своим вторжением в Месопотамию (199 г.) заставили его покинуть Рим, да осада Хатры, столицы бедуинов, продержала его целый год (200) вне Италии. Север не был, впрочем, под Хатрой счастливее Траяна, хотя Приск и оказал ему при осаде значительные услуги. Император, наверное, не покинул бы предприятия — это было противно его характеру, если бы не надо было поспешить в Рим, чтобы наказать начальника новой гвардии, Плавтиана, во зло употребившего доверие монарха и затеявшего было свергнуть пра
Арка Септимия Севера в Риме. 203 г.
 При Севере идет дальнейшее умаление роли сената. Император не мог простить сенаторам поддержку, которую они оказывали его соперникам. Немало их поплатилось за это жизнью и имуществом. Сенат фор-
вительство.
Из всех отраслей государственного правления Септимий Север особенное внимание уделял законодательству и финансам. Рим обязан был этому государю многими энергичными и мудрыми мерами для обеспечения правосудия и государственного богатства. Государь опирался на трех достойных сотрудников: Папиниана, Павла и Ульпиана. Первый из них считается величайшим юристом древнего мира. Как успешно действовал государь в финансовых вопросах, видно из того, что хотя при нем численность армии доведена была до 33 легионов, а гвардии до 50 тысяч человек, огромная армия не обременяла государства долгами, да еще на случай неурожаев император нашел возмож-
мально продолжал существовать, но фактически его функции были сведены на нет. Вся его законодательная деятельность ограничивалась тем, что он заслушивал и утверждал послания императора. Назначение городских магистратов (консулов и др.) перешло целиком к последнему, а сенат только ставился в известность.
000000^^0^00000000
Портрет Юлии Домны.
Мрамор. Ок. 200 г.
 Раньше простой солдат не имел никакой возможности дослужиться до командирских чинов: префекта когорты или эскадрона и трибуна легиона. Последние пополнялись исключительно лицами всаднического сословия. Карьера рядового солдата кончалась в лучшем случае достижением высшей цен-турионской должности при-мипила. Север объявил должность примипила всаднической. Это означало, что отныне каждому способному солдату открывалась широкая дорога не только на военной, но и на гражданской службе.
ность завести в Италии запасные хлебные склады и тем защитил народ от непомерного повышения цен на этот необходимейший продукт, что обыкновенно совпадает с неурожаем.
Казалось бы, чего еще недостает мудрому монарху для полного счастья? Враждебные партии уничтожены, враги внешние покорены силе, государственное правление ведется стройно и умно, военная сила держится в порядке, народ доволен, но в самом семействе императора готовилось ему несчастье! Его родной старший сын Антонин (впоследствии прозванный Каракаллой) отравил его спокойствие. Походы и государственные заботы отвлекли императора от семьи, а жена его, Юлия Домна, женщина добрая, сохранившая и в старости замечательную красоту, любила науки и искусства, но ничего не смыслила в воспитании своих детей. Оба они назывались Антонинами: первый — с именем Марк Аврелий, последний — с именем Гета. Их воспитанием совершенно пренебрегали, другими словами, развилось в них то, что было сильнее в их свойствах, а в старшем сильны были именно дурные наклонности. Выросший в праздности, развращенный лестью и придворным поклонением, безгранично самолюбивый, жестокий, он из-за какого-то пустого обстоятельства (говорят, из-за неудачи в цирке, где Гета выиграл приз в искусстве управлять колесницей, возненавидел своего доброго брата и решил погубить его. Много горя испытал отец, ибо он любил своих детей, но не знал, чем помочь беде. Восстание британских горцев (208 г.) дало ему надежду. Относя дурное поведение старшего сына к праздности и к нерасположению заниматься внутренними государственными делами, — Аврелий Антонин был плохой ему помощник, хотя уже несколько лет состоял в должности императорского соправителя, — Север со всей семьей своей двинулся в поход в Британию и думал, что военные труды, а может быть, и заслуги дадут другое направление мыслям сына и сделают из него хорошего гражданина. Он ошибся. Заслуг сын никаких не заслужил, а напротив, стал хуже и уже замыслил уничтожить отца. Император, к несчастью всего государства, имел слабость простить сына, а сам во время второго похода в Британию, в 211 г., умер.
Аврелий Антонин по прозвищу Каракалла
Аврелий Антонин по прозвищу Каракалла
После смерти Септимия Севера легионы провозгласили императорами обоих его сыновей. Новые правители, заключив мир с каледонцами, поспешили в Рим. Ненависть Каракаллы (это прозвище солдаты дали ему за длинный галльский плащ, который он носил) к брату возросла еще больше. Они избегали друг друга, виделись только официально при народе, а в самом дворце жили, как враги, — каждый на своей половине, со своей гвардией. Хотели даже разделить между собой государство, но всеобщий ропот народа помешал исполнить это намерение. Мать страдала ежеминутно и напрасно старалась примирить детей. Однажды она позвала их к себе, но при первых словах укоризны Каракалла пришел в ярость, и несчастный Гета в объятиях матери пал под мечом братоубийцы. Слабый ропот преторианцев был подавлен подарками, а сенат... сенат привык уже ко всевозможным низостям: он раболепно склонился перед самовластным преступником. Не склонялась только совесть Каракаллы. Крови и крови требовал император, думая ею залить жестокие укоризны внутреннего голоса. Под судом и без суда погибло множество мужчин и женщин, даже детей, — все, кто только мог быть заподозрен в приверженности к Гете или в нерасположении к Каракалле. Папиниан заплатил головой за то, что не решался в публичной речи оправдать преступление императора. Юлия Домна задушила свое горе, чтобы не дать сыну еще больше ожесточиться; сын Каракаллы, Пер-тинакс, казнен за то, что назвал отца своего Geticus, что можно было понимать двояко: победитель гетов (народа) или победитель Геты. Но кровь, как видно, не примирила преступника с его совестью. Он предался тогда расточительности, пьянству и всякой мерзости, окружив себя разной сволочью и восхищаясь грязными шутками, в то же время за единое слово правды честных и порядочных людей гнал в ссылку или тащил на виселицу.
Любимым местопребыванием тирана стал цирк. Здесь, наслаждаясь проливаемой кровью, он как будто на время освобождался от страшных призраков убитых брата и сына, преследовавших его во сне и наяву. (До сих пор еще целы развалины цирка, который носит имя этого императора. При-
 Еще в 196 г. Север провозгласил своего 8-летнего сына Бассиана цезарем под именем Марка Аврелия Антонина.
Септимий Север официально считал себя сыном Марка Аврелия и братом Ком-мода. Это фиктивное посмертное «усыновление» было ему нужно для укрепления своей династии.
А два года спустя сделал его своим соправителем с титулом августа. В конце царствования он проделал то же самое со своим вторым сыном Гетой.
В Риме, таким образом, стало два законных императора. Оба брата ненавидели друг друга лютой ненавистью, и каждый имел свою партию при дворе и среди населения.
Портрет императора Каракаллы в юности.
325 ОООООО
шатаквааяаяяявяаю
Цирк Каракаллы.
ложенный здесь рисунок представляет цирк Каракаллы в реставрированном виде). Разорив Италию своими безумными постройками (бани, дворцы, храмы, цирки) и беспутными пиршествами, Каракалла двинулся опустошать провинции. Прежде всего он отправился по военной дороге к северу. На Верхнем Дунае он встретил значительное сопротивление со стороны хаттов, гермундуров, тенктеров и других германских племен, которые с этого времени становятся для Рима все страшнее
Портрет Каракаллы.
и страшнее своими крепкими союзами и действуют уже не одиночно, а тесными братствами под именем алеманнов (алеманны — значит всякого рода люди). На этот раз Каракалле удалось — где оружием, а где деньгами — пробить себе от Боденского озера путь вдоль Рейна и восстановить укрепленную пограничную линию (limes) до самого Могонтиака (Майнц). Убедившись, что храбрых воинственных германцев легче разбить, нежели покорить, Каракалла взял себе за правило расширить им доступ на римскую службу. И действительно, римские легионы стали быстро пополняться дружинами воинственных германцев.
Из Верхней Германия Каракалла продолжал свой опустошительный путь через Ретию, Иллирию, Дакию, Фракию в Азию. То на месте древней Трои праздновал, неизвестно для чего, торжественные игры и совершал жертвоприношения, то у Понта Эвксинского (Черного моря) дрался, не всегда удачно, с готскими искателями приключений, то коварным образом, уверяя в благосклонности, отдавал город Александрию на разграбление своим воинам, то, пируя с парфянами, вдруг приказывал перерезать безоружных гостей. А казни по всему государству продолжались своим порядком. И даже приближенные государя потеряли веру в свою личную безопасность. Макрин, начальник гвардии, положил конец тиранству Каракаллы. По его распоряжению, солдат Марциал умертвил императора, когда последний шел в храм (217 г.). Смерть тирана, если кого и опечалила, так только армию, все остальные вздохнули с облегчением.
ИЯЯ. 326 --
Оглянулись кругом легионы и, кроме Опилия Макрина, не видели никого, кто бы мог быть провозглашен правителем государства. Да и в Макрине для империи была небольшая находка, особенно в такое время, когда для государя римского необходимы были необыкновенные умственные дарования и нравственные качества, чтобы остановить или задержать быстро приближавшееся падение дряхлой империи.
Термы Каракаллы в Риме.
Макрин. Элагабал
Царствование Макрина было непродолжительным. Он успел, однако, отвратить от государства бедствия, грозившие вторжением озлобленных парфян в Месопотамию. Он помирился с ними и отдал все, что забрал у них Каракалла. С помощью избранного им в соправители Диадумениана Макрин вздумал было сдержать подкупность провинциального чиновничества, в войске восстановить строгую дисциплину и умерить подарки войску, но Макрин был не таков, чтобы добиться уважения и повиновения, да и к роскоши и пирам имел слишком сильную склонность: среди удовольствий Антиохии он долго вовсе не принимал участия в государственных делах. А тут еще подоспела женская интрига: она и погубила его окончательно. Вот как это произошло. После смерти императрицы Юлии Домны, сестра ее, Мэса, не покидала города Эмесы (в Финикии), хотя и не таила досады, что не может играть никакой роли при дворе. Тем же духом честолюбия заражены были и дочери ее: Соемиса, мать пятнадцатилетнего Вассиана Авида Антонина (впоследствии Элагабал), и Маммея, мать Алексиана Мар-циана (впоследствии Александр Север). В городе находился храм бога Солнца.
В нем в качестве жреца 1елиоса служил юный Вассиан (оттуда и прозвище Элагабал), необычайная красота которого и всеобщее почтение к Гелиосу привлекали в Эмесу мно-
 После Каракаллы императором был провозглашен солдат Макрин, африканец по происхождению, стоявший во главе заговора. Его признали и в армии и в Риме. Юлия Домна покончила жизнь самоубийством. Через год Макрин был свергнут войском.
Голова Элагабала (Гелиога-бала). Мрамор. 218—222 гг.
жество народа и даже воинов из лагеря Макрина, расположенного в окрестностях. Прошел слух, будто Вассиан — сын Каракаллы. Мать его и сама Мэса бесстыдно поддерживали этот слух и золотом успели так задарить императорское войско, что юноша был провозглашен императором, а Макрин остался с одними преторианцами. Он, однако, не растерялся. Под Антиохией сразились обе партии. Сама Мэса, отважная Соемиса, евнух Вассиа-на Ганнис приняли участие в битве,
Служение Серапису в Риме.
 Элагабал (Гелиогабал) (204—222 гг.) — римский император с 218 г. В 217 г. стал в городе Эмеса (римская провинция Сирия) жрецом сирийского бога солнца Элагабала (отсюда его имя). Расточительность и распутство Элагабала вызвали всеобщее недовольство, убит преторианцами.
а фигура Элагабала на колеснице, в пурпуре, так воодушевила воинов, что им казалось, будто сам Гелиос вселился в прекрасный образ своего жреца. Короче, Макрин был разбит, бежал в Халкедон, чтоб спастись в Европе, и тут был убит.
Итак, на престоле появился мальчик, под красивой наружностью таивший чудовищный разврат души. При неограниченности власти он дал полный простор страстям, преждевременно развитым в нем мистериями сирийского храма, и необузданно без тени стыда принялся публично удовлетворять свои порочные противоестественные наклонности. Делами же государственными стали руководить Мэса и Соемиса, присутствуя — чего еще никогда не бывало — в сенате, и произнося решения, в то время как во дворце, набитом жрецами, евнухами, танцовщицами, прислужницами храма, император, презирая аскетическое служение Митре, Исиде и Серапису, изощрялся в изобретении какого-нибудь нового удовлетворения чувственности. Префект города Рима занял должность придворного плясуна, начальник гвардии сделан придворным кучером, а начальник провиантского ведомства — брадобреем. Надобно было преклониться перед капризом Элагабала или нести голову на плаху. Однако неслыханный разврат императора возбудил, наконец, ропот не только честных граждан, но даже и преторианцев, привычных к безобразию двора. Ропот грозил перейти в открытое восстание. Так и случилось бы, если бы, по внушению Мэсы, Элагабал не объявил своим соправителем Алексиана Марциа-на, который приобрел себе в народе любовь и уважение. Однажды в лагере преторианцев Алексиан был встречен общим
sssessssasssssssss
восторгом, а явившийся вслед за ним Элагабал освистан. Строгость, к которой прибегнул император дня наказания оскорбителей величества, вызвала свирепый бунт; жертвами его стали и Элагабал, и начальник гвардии, и Соемиса. С проклятиями труп несчастного императора проволокли через столицу и бросили в Тибр.
Александр Север.
Александр Север
Любовью и миром дышит все существо нового 17-летнего императора: недаром воспитала его Маммея, к честолюбию присоединявшая много хороших качеств и души не чаявшая в своем сыне. Ласковый ко всем, внимательный к делу, основательно знакомый с науками и искусствами, император лучшие свои радости находил в обществе матери и в кругу людей образованных и благомыслящих. Народу казалось, что правление Александра Севера скоро позволит ему забыть бедствия недавнего гнета. Но он ошибся: не в такую пору взошел Александр на престол, когда среди невозмутимого мира он мог бы стать украшением человечества. Буйная солдатская вольница внутри государства; варвары, сознающие свою силу, извне; расстройство финансов; глубокое раболепие граждан — все это такие обстоятельства, при которых империи недостаточно было добрых свойств императора; тут нужны были бы еще крепкая рука, сильная воля. В этом природа отказала Александру, а женственное воспитание не пополнило недостатка.
Александр Север добросовестно принялся за дела правления, учредил государственный совет из 16 надежнейших членов, предложения которого должны были поступать на рассмотрение в комитет 52 сенаторов и уже окончательно получать силу закона на общем собрании сената; ограничил содержание двора; ввел строгую бережливость в финансы и вовсе уничтожил тот придворный дамский комитет, который завелся при Элагабале и в котором под председательством императрицы-матери (Соемисы) терялось время на рассуждения о том, как устроить придворный этикет, в каких платьях дамам являться к такому-то случаю, лошадьми, ослами или мулами должны быть заложены колесницы, бронза или слоновая кость идут к такому-то убору и тому подобные предметы
 Александр Север (208— 235 гг.) — римский император с 222 года из династии Северов. В 231—232 гг. вел успешную воину с Персией.
329 ОООООО
Римская колесница.
государственной важности. Также и для жрецов, плясунов, цирюльников, весталок (!) и кучеров, одним словом, для всей праздной сволочи, которой был полон дворец при Элагабале, теперь настал черный год. Все удавалось юному Александру до тех пор, пока он не коснулся дикого своеволия преторианцев. Ульпиан, честный сотрудник государя (лучший юрист своего време-
Сестерций Александра Севера.
ни), назначен был начальником этой буйной гвардии и, конечно, пришелся не по нутру солдатам, привыкшим считать себя распорядителями римского престола. На этот раз гвардии восстание не удалось: сами граждане Рима стали на сторону порядка и законности. Вышла кровавая схватка в самой столице. Разъяренные солдаты кидали зажженные факелы и сожгли немало домов мирных жителей, а потом бросились во дворец и умертвили Ульпиана на глазах государя. Восстание распространилось и на легионы, расположенные в Паннонии. Те требовали головы префекта своего, Диона Кассия (он же и знаменитый историк). Император спас его тем, что сделал консулом, но и в этом звании Дион боялся покинуть Кампанию, где ему пришлось выполнять свои обязанности.
Еще большей бедой государству грозили события на восточных его границах. Человек смелый и предприимчивый, Ардешир Бабекан (сын Бабека), выдававший себя за потомка древних персидских царей, умертвил царя парфянского, восстановил религию парсов (религию солнца), сумел фанатизмом воодушевить парфян и соседние с ними народы, собрал огромное войско, восстановил персидскую монархию и громко заявил о притязаниях на все страны, составлявшие некогда царство Дария. За требованием последовало дело: во главе нескольких сотен тысяч войска в сопровождении пышной свиты магов и вассалов Ардешир перешел границы (230 г.) и вторгся в римские владения.
Ардешир проник уже до Каппадокии, когда неопытный в военном деле император двинулся с гвардией в Азию, и отовсюду легионы потянулись туда же. Вместе с сирийским ополчением составилась армия, достаточная д ля отражения врагов. Два год а кипела война на всем пространстве земель, прилежащих к Евфрату и Тигру между Черным и Средиземным морями. Нельзя

сказать, чтобы она была особенно удачной для римлян, однако обе стороны были истощены ею настолько, что, когда император, к крайней досаде легионов, предложил Ардеширу мир, последний поспешил воспользоваться предложением. Возвратившись в Рим, Александр с прежним усердием занялся государственными делами, но в войсках затаилось негодование на недостаточность его энергии на ратном поле.
Скоро обстоятельства опять заставили императора покинуть Италию: германцы прорвали границы и опустошили земли по эту сторону Рейна и Дуная. Снова стянулись легионы в Северную 1ерманию; пришли даже стрелки из Озрое-ны, парфянская конница и мавританские копьеносцы. Вместо того чтобы действовать одним оружием, император вступил с варварами в переговоры и тем окончательно раздражил свои легионы. Негодуя на слабость и неспособность предводителя, войска взбунтовались и умертвили доброго государя в его ставке, недалеко от Могантиака. Вслед за ним пали и его мать, и множество ближайших приверженцев.
 С гибелью Александра Севера закончилось правление императоров династии Северов, после чего римское общество и государство вступили в период экономического и социально-политического кризиса — глубокого кризиса III века, который привел к сильным структурным изменениям всего античного общества.
Военные деспоты
После смерти Александра Севера германские легионы провозгласили императором Максимина. Отец его был готом, а мать — аланкой. В молодости он пас стада своего отца в горах Фракии. Еще во время похода Септимия Севера через Фракию огромный рост и чудовищная физическая сила Максимина привлекли внимание императора. Максимин был записан в армию и скоро произведен в центурионы. Много среди воинов ход ило слухов о необычайных подвигах исполинского центуриона. Рассказывают, что он однажды в борьбе с 16 противниками всех их одолел и побросал на землю. И сам Максимин знал свою силу и вовсе не собирался останавливаться на звании центуриона. Обстоятельства, как видите, оправдали его надежды. При убиении Александра Максимин был уже начальником легиона. Провозглашенный императором, он без всякого сомнения схватил скипетр. Голова его никогд а не тревожилась мыслями о том, сколько силы духа, образования, сведений необходимы к физической силе, чтобы человек мог стать хорошим правителем монархии, да еще такой, какова была монархия римская. Уповая на
Максимин Фракиец.
 Максимин (172—238 гг.) — римский император с 235 г. Сын крестьянина, дослужившийся до высоких чинов в армии; провозглашен императором солдатами.
зз1 отеооо
0^^0^0^0000000^^00
Германец.
врожденный здравый смысл, а больше всего на крепкие мышцы, Максимин составил себе самый немногосложный кодекс для правления государством: внешних врагов бить донельзя, малейшее нарушение дисциплины в войске наказывать сурово, недовольных граждан казнить, имения их конфисковывать; если недостает денег, возвысить подати и налоги, не советуясь с народом, ибо народ обязан только обрабатывать землю да повиноваться военной силе, вот каковы были простые правила этого солдата-императора. Им он оставался всегда верен, им же обязан и своим возвышением, и своей гибелью.
Сестерций Максимина Фракийца.
Прежде всего Максимин занялся германцами. Стремительно повел он свои легионы, оттеснил варваров за Рейн и Дунай, поджег их бедные деревни, угнал стада и своей армии дал богатую наживу за счет побежденных (на время) врагов. Так совершил Максимин два грозных похода к северным границам государства. В 237 г. он в Сирмии (в Паннонии) спешил окончить приготовления к третьему походу. На этот раз император рассчитывал до океана отбросить непокорные племена или, пожалуй, совсем стереть их с лица земли. Вдруг приходит странная весть: Италия в волнении, народ не мирится с солдатским правительством, избран новый император. Пока Максимин, оставив на время заботы о 1ермании, спешит через Альпы, заваленные снегом, в Италию и осаждает Аквилею, в которой засели противники его, в Риме с восторгом встречают весть об избрании нового государя и его соправителя. Это были — 80-летний проконсул африканской провинции Гордиан с сыном. Максимин был объявлен врагом отечества. Двадцать уполномоченных сенаторов распоряжаются вооружениями, двое из них, Криспин и Манофил, отправлены вести защиту Аквилеи. Но этим дело не кончается. Приверженец Максимина, правитель Мавритании, не признает Гордиана. Свалка в Африке, свалка в Риме. Молодой Гордиан погибает в битве, его отец лишает себя жизни. В столице свирепствует чернь, приверженцы двух партий грызутся, как звери, а дома мирных жите-

лей пылают. Сенат стоит на своем, ибо ему теперь нельзя уже ждать пощады от Максимина, и вот он разом избирает двух императоров: Пупиена Максима, опытного в военных делах, и Бальбина, опытного в делах гражданских. По требованию городской черни к ним прибавлен еще третий, в качестве соправителя, — 13-летний Гордиан, внук погибшего в Африке. Максимин спешит с войском к Аквилее. В междоусобных битвах кровь римская льется рекой, и утомленные войной, строгостью, лишениями всякого рода легионы Максимина бунтуют, умерщвляют его и его сына, а Максима объявляют своим повелителем (238 г.). Надолго ли?
Когда Максим вернулся в Рим, он нашел его в сильном смятении. Буйная преторианская сволочь, раздраженная тем, что сенат сурово взялся за дела, рассыпалась по городу и неистовствовала, будто в неприятельском лагере, взятом с боя. Граждане, потеряв терпение, тоже схватились за оружие и чем попало прогнали гвардию в казармы. На короткое время в присутствии легионов, пришедших с Максимом, гвардия примолкла, но вскоре, после безмолвной стычки с новыми войсками, она восстала снова. Максим и Бальбин были убиты в самом дворце.
Вот при каких обстоятельствах малолетний Гордиан остался один на престоле, окруженный буйной гвардией, евнухами, скоморохами и всяким сбродом, торговавшим должностями, возвышавшим по произволу подати и казнившим без разбора. Судьба послала Гордиану-младшему надежного помощника в наставнике его, Мизитее. Под его руководством император хоть на короткое время смог восстановить порядок в государстве, обуздать гвардию (Мизитей был назначен ее начальником) и поддержать честь римского оружия в борьбе с внешними врагами. Одновременно с вторжением в римские владения карпов (обитатели Карпатских гор), разрушивших город Метрополь (недалеко от совр. Кюстендже, севернее Варны), Сапор, или Шапур, преемник Ардешира, завоевал Низибис и опустошил Антиохию. Поручив Моно-филу, храброму защитнику Аквилеи, отразить карпов, Гордиан сам двинулся на персов и жестоко поразил их близ Резаи-ны (между городами Нисибисом и Карры). Поход его за Тигр был последним блестящим делом императора. Мизитей погиб в результате отравления. Место его занял Филипп, араб по происхождению, в молодости вместе с бедуинами грабивший караваны. Умышленно он поставил азиатские войска в
Гордиан Ш в юности.
Сестерции Гордиана IH.
ззз

Филипп Аравитянин.
 Филипп Аравитянин (Араб) (?—249 гг.) — римский император с 244 г. Пришел к власти, убив императора Гордиана III. Отразил нападение персов и готов, в 248 г. великолепными празднествами отметил тысячелетие Рима.
Монета Филиппа Аравитянина.
затруднение, мешая подвозу съестных припасов, свалил всю вину на императора и, когда последний пал под ножом убийцы, схватил освободившуюся корону и облачился в пурпур.
Вскоре Филипп увидел, что римская императорская диадема больше похожа на терновый венец, нежели на украшение. Жадность правителей, поставленных им в провинциях, вызвала страшное негодование жителей. Взволновались к тому же сирийские и иллирийские легионы. Заключив поскорее мир с персами и усмирив карпов, император поручил Децию (этот сенатор был один из немногих, напоминавших собой способных и честных граждан римской старины) привести в порядок провинции. В четвертый год правления Филиппа (247 г.) Рим праздновал свое тысячелетие. Были жертвоприношения, игры, представления в цирке, юноши и девушки пели гимны в честь богов и воссылали им благодарение за то, что отечество их, как исполинский кедр, раскинуло широко и далеко свои ветви и под сенью своей приютило почти весь известный мир. Конечно, тем, кто пел эти хвалебные гимны, и в голову не приходило, что кедр подточен в самом корне, что от могучего ствола осталась только кора и что не сегодая — завтра рухнет он, лишенный внутренней жизни. Тем не менее хвалу богам пропели, а в цирке натешились вволю, глядя, как звери разрывали на клочки несчастных рабов, обреченных служить жертвами народных наслаждений. Уже одного этого факта, кажется, достаточно, чтобы опровергнуть уверение некоторых историков, будто Филипп сам был христианином. Правда, он издал милостивый указ, которым христиане освобождались от жестоких преследований в Римской империи, но больше не сделал для них ничего.
Между тем иллирийские легионы снова восстали, и Де-ций против воли, по приказанию императора, снова поехал усмирять их. Обстоятельства сложились так, что Децию приходилось выбирать одно из двух: или пасть жертвой войска, или сделаться его императором. Он предпочел последнее и с легионами двинулся в Италию. При Вероне произошло кровопролитное сражение с войсками Филиппа. Филипп и сын его пали в битве, а Деций сел на престол (249 г.)
Император Деций, человек древнеримского закона, как сказано выше, полагал, что для восстановления крепости римского государства необходимо прежде всего возвратить значение древнеримской религии и поднять нравственность народа. Для достижения первой цели он издал строжайшие указы относительно всех прочих религий, имевших своих представителей в
авваи!ижяэвев»вв
Риме, и в особенности против христианской. Костры, плахи, арена получили обильную жатву То было время роскошных наслаждений для посетителей цирка. Цели своей Деций, разумеется, не достиг: можно ли возвысить значение религии, ложь которой вполне открылась? Но в недрах христианских общин появился новый, живой элемент подвижничества. Спасаясь от преследований, христиане бежали в ущелья гор, в дикие пустыни и там, укрепляясь верой, отказывая себе во всех наслаждениях жизни, стали опорой дня своих рассеянных по лицу земли собратьев и приготовили их для дальнейшей борьбы с язычеством. Таковы были Павел Фивейский, удалившийся в египетские пустыни, впоследствии Антоний и Пахомий и многие другие сподвижники Христовы, истинные основатели пустынножительства и монашеских братств. Для возвышения нравственности народа Деций возвратил сенату прежнюю широкую цензорскую власть. Он повелел, чтобы тот, на кого падет выбор в цензоры, очистил сенат, восстановил сословие всадников и имел строжайший надзор за всем чиновничеством, не исключая самих консулов, за сбором и употреблением государственной казны. Сенат после долгих совещаний объявил императору, что для такой важной должности он можетуказать только на одного — благородного и храброго Валериана (он в то время командовал легионами, расположенными в Галлии и Германии). Валериан отклонил эту честь, заявив сенату, что он считает ее слишком высокой для подданного. «Только монарх, — прибавил он, — может взять на себя такое дело».
Несвоевременные предприятия императора так и остались предприятиями; другие обстоятельства насильно завладели всем его вниманием. Могучее племя готов под предводительством короля Острогота вторглось из-за Дуная и опустошило Мезию (совр. Болгарию). В то же время заволновались воинственные гепвды, обитавшие в горах нынешней Трансильвании. Деций успел оттеснить готов за Дунай, но под предводительством Книва, преемника Острогота, они снова ворвались в Мезию. Тогда император, надеясь на крепость Филиппопо-ля, зашел в тыл неприятелю и задумал отважное дело: стеснить неприятеля между линией укреплений и горами, в которых император заблаговременно занял выходы, и истребить его. Быть может, он и преуспел бы, если бы измена не подоспела на помощь врагам. В одно время изменили и комендант крепости Филиппополя, Юлий Приск, и правитель Мезии, Требониан Галл. Первый предал готам и крепость, и город со
Портрет Деция.
 Филипп не рискнул сам отправиться против мятежников и послал вместо себя сенатора Гая Деция Траяна с большим войском. Деций, хотя сам был родом из Паннонии, принадлежал к высшим кругам римского общества. Это был суровый римлянин старого закала, поклонник староримских традиций. Раньше он служил наместником в Мезии; тамошнее население и армия хорошо знали его. Посылка Деция на усмирение восстания была огромной политической ошибкой Филиппа, за которую он поплатился жизнью.

 В армии ходили слухи, что виновником гибели Деция был Требониан Галл. Он будто бы заранее условился с готами и заманил императора в болото, указав ему неправильный маршрут. Насколько верны эти слухи, мы не знаем. Во всяком случае в эту минуту среди римских полководцев Галл являлся наиболее заслуженным и ближе всего стоявшим к Децию. Поэтому нет ничего удивительного, что армия немедленно провозгласила его императором. Два года спустя готы снова перешли Дунай. Правитель Нижней Мезии Марк Эмилий Эмилиан нанес им сокрушительное поражение, по случаю чего солдаты объявили его императором. Однако и Эмилиану удалось продержаться не больше 4 месяцев. Против него выступил бывший «цензор» Деция 63-летний Публий Лици-ний Валериан, командовавший войсками в Реции. Еще до того как он прибыл в Италию, Эмилиан был убит собственными солдатами (лето 253 г.). С воцарением Валериана и его сына и соправителя Публия Лициния Галл иена положение центральной власти как будто упрочивается. По крайней мере Галлиен удержался на троне 15 лет, вплоть до 268 г.
100 тысячами жителей; последний предал самого императора. Каждый из изменников надеялся воспользоваться гибелью императора и сесть на престол. В то время, как император уже был близок к победе в кровопролитной битве с варварами, Требониан оставил его в болотах при Абрите, куда Деция увлекло жаркое преследование разбитого неприятеля. Деций погиб в этих болотах со всем войском, а Требониан (251 г.) собрал легионы в Мезии и избранный ими в императоры заключил с готами постыдный для Рима мир (готам дозволено было увезти все, что они награбили в Филиппополе и римских владениях), и поспешил в столицу. Почти следом за ним двинулся в Италию новый правитель Мезии Эмилиан: другие легионы провозгласили его императором. Между обоими кандидатами на престол в Италии произошло сражение, и Требониан за измену получил измену: войско его перешло к Эмилиану (253 г.). Приближался конец возмутительного зрелища военного самоуправства. Валериан спешил в Италию. Недалеко от Инте-рамны (Терни), близ Сполетиума (Сполето), войска его сразились с войсками Эмилиана. Последний был убит собственными же воинами, а Валериан, к общей радости сената и народа, провозглашен императором. Всем казалось, что с восшествием на престол этого человека, уже заслужившего себе уважение и на поле битвы, и в гражданских делах, и в частной жизни, возвратятся к римскому государству спокойствие, довольство и слава, а того и не замечали, что общая беда грозит оттуда, откуда ее не ждут: германские народы, сильные, чем когда-либо, и уже окрепшие в борьбе с Римом, ждали только удобного случая, чтобы ринуться на плодоносные поля, богатые города и заманчивую добычу.
Валериан. Галлиен.
Так называемые «тридцать тиранов»
Мы не раз уже, со времен Августа, видели, с каким упорным мужеством, с какой непобедимой настойчивостью отбивались германцы от римлян в местах своих древних заповедных поселений.
Нередко, как мы также видели, они покидали свои леса и горы и целой ордой шли пробивать себе секирой путь и отыскивать новые жилища. Прибавим теперь, что подобные походы
сняааамкааяяояааи
они предпринимали лишь в крайней необходимости, когда, например, целое племя было теснимо напором другого многочисленного народа или когда целым же племенем овладевало неодолимое желание переменить место. Большей же частью германцы предпочитали оседлость кочевому быту: отдельные роды жили деревнями, составляя общины; несколько ближайших родов составляли племя, а все родственные между собой по происхождению, языку, верованиям и образу жизни племена составляли народ. Предводители отдельных родов набирали себе из охотников дружины и с ними движимые удалью или корыстью предпринимали на собственный страх набеги на соседние неприятельские земли, хватали добычу и опять возвращались к своим. Иногда такие дружинники для большего успеха дела соединялись и действовали в том же духе, но смелее и шире. В таком случае общий предводитель дружин, избранный самими же отдельными предводителями из среды своей, со званием временного герцога (Herzog — значит буквально воевода) соединял неограниченную военную власть на все время предприятия. Кончалось дело, и дружинники расходились каждый к своему роду; герцоги исчезали. Когда же при походе соединенных дружин имелась в виду не случайная добыча, а устройство прочного завоевания, тогда во вновь приобретенных землях военные начальники оставлялись с герцогской властью, ограниченной, впрочем, советом дружинников, и назывались герцогами (в этом случае уже не временными), а иногда кенигами (королями). В то время римской истории, к которому мы теперь подходам, германцы хорошо уже ознакомились и с военным делом, и с военной администрацией. Первому они научились у самих же римлян, служа у них в войске, а с выгодами последней познакомились из самого опыта. Только теперь, когда германцы выработали себе убеждение в пользе, которую народ получает от ограничения личной свободы рада общего дела; только теперь, проведя это убеждение в жизнь, германцы становятся истинно страшными врагами для римского мира. Очевидно, что старый, одряхлевший мир должен был неминуемо распасться; тело его не могло долго существовать той испорченной кровью, которая медленно двигались в его жилах; надо было, чтобы в них заструилась свежая, здоровая кровь. Исторические обстоятельства позаботятся о том, чтобы это исполнилось в свое время.
Нет нужды пересчитывать здесь все народы, племена и поколения, жившие в III в. н. э. на пространстве от Рейна
Портрет Галлиена.
337 НИИ
sasassaassssssaaas
 Алеманны (швабы) — германское племя (от них Швабия). В ряде романских языков слово «алеманны» сохранилось как наименование немцев.
Бронзовая монета Галл иена и золотая монета Шапура I.
до Дона, от Балтийского моря до Дуная, но необходимо упомянуть главнейшие из них, так как они и впоследствии играют немаловажную роль в истории.
Многочисленный и могучий народ готов мы уже видели под руководством королей (Острогот и Книва), но и у них отдельные дружинники еще имели достаточно простора для самостоятельных удалых предприятий. Родственные с готами по происхождению уругунды были, вероятно, отраслью бургундов, живших сначала на Нижней Висле, а после перешедших на Рейн; далее — герулы, сидевшие сначала у Балтийского моря, а потом переселившиеся на Кимврский полуостров (Ютландию). Жадные к войне и добыче герулы, если не было случая подраться с кем-нибудь за свой счет, нанимались в чужие войска, бились и за, и против римлян, лишь бы биться. Все упомянутые здесь народы на пространстве от Рейна до Немецкого и Балтийского морей слились постепенно в один народ — саксов — и на легких лодках опустошали приморские страны, наводя ужас на жителей. В этот период саксы еще мало были знакомы римлянам. На Нижнем Рейне сигамбры, батавы, фризы, бруктеры, хауки и хе-руски также понемногу сплотились в один народ и под именем франков (Franc — значит человек вольный) стали чаще и чаще вторгаться в Галлию с целью утвердиться в ней. То же можно сказать и об алеманнах, стремившихся во что бы то ни стало одолеть пограничные римские укрепления и спуститься южнее. Чего добивались алеманны с севера, того добивались с востока маркоманы, карпы и в нынешней Трансильвании жившие гепиды.
Чтобы иметь полное представление о том, в какое смутное время Валериан принял в свои руки правление, добавим, что предприимчивый Шапур вторгся в восточные провинции империи, а землетрясения и моровые поветрия свирепствовали в Италии и Африке.
Готовясь встретить отовсюду грозившие опасности, Валериан избрал себе соправителем сына своего, Лициния Гал-лиена, поручил ему дела на Рейне и Дунае, а сам отправился на Восток. Щедро наделенный от природы способностями и мужеством духа, Галлиен принадлежал к числу тех людей, которые всякой заботе предпочитают покой и удовольствие и действуют (или, лучше, отдыхают) так до тех пор, пока опасность не поставит их на ноги, и тогда — откуда вдруг берется в них и талант, и энергия, и неутомимая деятельность! В дол-

жность свою Галлиен вступил следующим образом: быстро двинулся он в 254 г., со своими надежнейшими полководцами Постумием и Аврелианом в Галлию и выгнал оттуда франков и алеманнов; потом перешел Рейн, оттеснил германцев за черту римских владений; бросился на маркоманов, которые через Норик пробирались было в Италию, удержал их в страхе, а с предводителем их породнился, женившись на дочери его, Пипе; наконец, отрядив в Иллирию Кринита и Аврелиана оберегать границы вместе с германскими предводителями Гаримундом и Гальдегатом, вернулся в 256 г. на покой в свою столицу Августу Треверов (Трир).
Не так легко было Валериану управиться на Востоке. Он застал Шапура в Месопотамии. Персидский герой распоряжался здесь хозяйством. В его руках находились города Карры, Нисибис и даже Антиохия, кавалерия его рыскала в Киликии и Каппадокии. Город Цезарея, захваченный врасплох, также достался неприятелю. Пока Валериан собрал значительные силы, Шапур скрылся в своей столице, торжествуя победу; император на первый раз довольствовался тем, что вытеснил его гарнизоны из некоторых захваченных персами мест и мог восстановить разоренные деревни и села. Тут его порадовало известие, что комендант Пицунта (на берегу Черного моря) разбил и прогнал толпу готских искателей приключений (259 г.). Впрочем, в следующем же году дружины готов ворвались снова в римские владения, захватили Пицунт и даже Трапезунд и с добычей скрылись, прежде нежели императорское войско могло успеть на место опустошения. Еще разорительнее был третий набег готов. Они пробились до Византия, потом на рыбачьих лодках появились у Халкедона, прогнали римский гарнизон, разграбили город, вторглись в плодоносную Вифинию и разорили ее столицу Никомедию. Как ни спешил Валериан на помощь провинции, но готов уже не застал здесь: они с добычей и пленными скрылись за море. Император позвал на совет в Византий главнейших правителей азиатских провинций и полководцев.
Галлиен снова начал действовать, когда услышал, что его легат в Паннонии Инген поднял бунт. Быстро полетел он в Паннонию, подавил восстание, восстановил порядок и снова возвратился в свою любимую резиденцию, где у него были и великолепный дворец, и пышные бани, и амфитеатр, и все, что необходимо для удовлетворения желаний. Еще и теперь остатки римских сооружений на берегу Мозеля, среди живо-
Портрет римского юноши.
эоввввеввввявввв»
Порта Нигра в Трире.
писной горной местности, свидетельствуют о цветущем состоянии древней Августы Треверов (т. е. столицы треверов). Видны, например, стены базилики, остатки амфитеатра, высеченного в скале, арки, мозаичный пол в банях и дворце и т. п. Но замечательнее всего так называемая Порта Ниг-ра, огромное здание, боковые флигеля которого 95 футов высотой далеко превышают трирские городские стены, покрытые тем колоритом, который налагается рукой древности.
Пока Галлиен наслаждался в своей столице, его престарелый отец не имел ни минуты отдыха в Азии. Моровая язва произвела страшные опустошения в главной армии, в Каппадокии. С остатками ее и с новобранцами император поспешил на помощь Эдессе, осажденной Шапуром. Войне, казалось, не будет конца, а тут еще вдобавок стали чувствовать недостаток в съестных припасах, легионы начинали роптать и грозили отпадением. Ввиду такой страшной беды Валериан решил во что бы то ни стало помириться с Шапуром. Уже переговоры обещали окончиться успешно. Император, не подозревая измены, отправился в неприятельскую ставку подписать мир, но тут (260 г.) свита его была изрублена и сам он в цепях приведен к персидскому деспоту.
Как громом, поразила империю весть, что повелитель ее в плену у варваров, однако ни Рим, ни Галлиен ничего не сделали для его освобождения. Император умер в плену. Галлиен еще как будто радовался, что освободился от надзора и один стал владыкой государства. Со смертью Валериана на потрясенную империю обрушились снова всею тяжестью и внутренние, и внешние бедствия: землетрясения, чума, волнения провинций и вторжения варваров. Еще до этого По-стумий в Галлии принял звание императора и, хотя был разбит Галлиеном при Могонтинаке, однако до самой смерти (т. е. еще 7 лет) удерживал присвоенное звание. Алеманны грабили Северную Италию, а готы — Мезию, Фракию и Македонию. Префект Макриан, тот самый, который командовал римскими легионами во время осады Эдессы Шапуром, не-
НИИ 340 ---
SSSSSS»SSSS»S«S
довольный недостаточной энергией императора, взбунтовался против него. Правда, императорский полководец Авреол усмирил его во Фракии, но тем не менее примеры Постумия и Макриана нашли в провинциях многих подражателей. За короткий срок в разных местах появилось и исчезло множество эфемерных императоров, которых историки неосновательно называют 30 тиранами. Мы говорим неосновательно, потому что вовсе некстати приравнивать их положе-
Храм Баалшамина в Пальмире. II в.
ние к тому значению, которое имели известные 30 тиранов в Афинской республике. Из этих мимолетных владык наиболее крупными были: Эмилиан в Египте, Цельс в Африканской провинции и, наконец, в Галлии — Салонин, Викторин и кузнец Марий.
Древнеэллинское предание о безобразной борьбе эле-
ментов в то время, когда мир находился еще в хаотическом состоянии, теперь как будто воплотилось в самих событиях того анархического периода римской истории, о котором мы рассказываем; словно вырвались на свободу демоны силы и разрушения, чтобы разом попрать закон и право, веру и верность, нравственность и благоденствие народов. Только одна светлая звезда сияла в это время над океаном крови, разрушения и злодеяния, и этой звездой был Оденат, повелитель одного бедуинского племени, обитавшего в степях недалеко от Пальмиры.
Мы уже не раз упоминали о пышных городах, красовавшихся в древности вдоль очаровательных берегов Оронта: об Антиохии, Дафне, Анамее и других. Заглянем еще раз в эту сторону. К югу от Оронта, на восток от гор Ливанских и Антиливанских, идущих почти параллельно Средиземному морю, в роскошной долине находился знаменитый Гелиополь, или Баальбек (город Солнца), отделенный цепью гор от древнего Дамаска, который раскинулся по берегам реки Хризо-ора (золотоструйного) в вечнозеленой долине, наделенной всевозможными дарами природы. Что за город был Гелиополь,
можно судить по тем развалинам, которые уцелели до сих пор. По шести уцелевшим коринфским колоннам (монолиты в
341 оииа

Пальмира. Храм Бела.
70 футов высотой) можно составить хоть отчасти понятие о том, каковы были сами храмы (два) Ваала, при которых такие колонны составляли лишь портики. К востоку от долины Гелиополя раскинклась, как и теперь, почти до самого Евфрата, печально-однообразная песчаная степь. Только в одном месте, на полпути от Гелиополя к Евфрату, взор путешественника с радо-
стью останавливался на плодоносном оазисе, орошенном или
 Пальмира — древний город на территории Северо-Восточной Сирии (близ современного города Тадмор), крупный центр караванной торговли и ремесла. Расцвет в I—Ш вв. н. э. Археологическими раскопками открыта часть античного города с правильной планировкой и обрамленными колоннами центральными улицами; 3-про-летная арка, святилище Бела с храмом (I в.), агора, театр, храм Баалшамина (II в.), так называемый лагерь Диоклетиана (конец III — начало IV вв.); скульптура, мозаики, росписи. Вне города— некрополь.
ключами, от которых теперь нет и следа, или же искусственными водопроводами. Густой лес стройных пальм издалека указывал караванам путь к этому оазису. Оттого-то и город, находившийся в этом оазисе, назывался городом пальм — Пальмирой, или Тадмором. Пышен и богат был этот город: караваны, идя из Египта, Финикии, Палестины, Малой Азии и Южной Европы на восток, не могли миновать его, а арабские эмиры, кочевавшие со своими племенами в окрестных степях, составляли для Пальмиры надежную защиту от покушений какого-нибудь дикого завоевателя, ибо глядели на этот город как на свою общую отчизну и столицу. Между этими эмирами упомянутый Оденат отличался и богатством, и храбростью, и благородством души. Далеко неслась о нем завидная слава, при его имени трепетали разбойники на всем пространстве от Ливана до Евфрата, его благословляли мирные жители деревень и странствующие торговцы. И для Пальмиры, и для ее великодушных сынов настала пора тяжелого испытания. После победы над Валерианом Шапур опустошил римские владения до Киликийского поморья и, с огромной добычей возвращаясь на Тигр, остановился по дороге перед городом пальм. Мог ли счастливый завоеватель не соблазниться драгоценным алмазом пустынь и не протянуть к нему руки? Смиряясь перед великой силой, Оденат отправил к деспоту почетное посольство, верблюдов и дорогие подарки, но Шапур, видевший уже у ног своих римского императора, конечно, считал себя вправе требовать, чтобы сам Оденат, как добыча, был приведен к нему в цепях. Свободный, как дикие пустыни, среди которых он вырос, Оденат решил победить или умереть, но не отдаться живым в рабство. На его зов отовсюду слетелись на своих несравненных
шяяаяяаивавиаавий
конях арабские дружины, и закипела жестокая, беспощадная битва. Бурным ураганом завертелись вокруг безобразных масс персидского царя арабы, не давая неприятелю покоя ни днем, ни ночью: здесь изрубят отдельный отряд, там отрежут и уничтожат обоз со съестными припасами, в другом месте нечаянным нападением со всех сторон разобьют наголову войско, вдесятеро сильнейшее. Исчезла самоуверенность персидских полчищ. Без хлеба и воды, не зная ни дорог, ни числа неприятеля, который, казалось, возрастал все больше и больше, персы потерялись, зароптали, и сам Ша-пур, бросив награбленную добычу и думая только о собственной безопасности, побежал с остатками расстроенной орды к Евфрату. У римского гарнизона, занимавшего Эдессу, он купил себе свободный пропуск к Ктесифону и радовался от души, когда увидел себя снова в столице, вдали от бурного арабского эмира. Но Оденат не остановился на первой победе, он пошел дальше, завоевал Нисиб, Карры, всю Месопотамию, под крепким Ктесифоном поразил войско Шапура и два раза чуть не взял штурмом его столицу. В благодарность за освобождение от власти Шапура римские провинции провозгласили Одената императором (Валериан давно уже погиб в плену). Благородный Оденат отклонил это звание. Галлиен оценил верность храброго эмира и прислал ему титул Августа, т. е. императора. Жена Одената, великодушная Зе-нобия, не только делила с ним опасности походов, но, любя науки и искусства, старалась упрочить под пальмами своей отчизны эллинское просвещение и эллинские нравы. В таком духе после смерти своего мужа (266 г.) она продолжала, именем сыновей, править могущественным Пальмирским государством, и, когда отношения Пальмиры к Галлиену расстроились и император послал легионы для наказания гордой царицы, полководец ее Геракиан разбил и прогнал их.
В противоположность картине процветания Пальмиры провинции Римской империи представляли в это время зрелище страшного беспорядка. Предводители германских дружин врывались из-за Дуная и опустошали римские владения до Альп и гор Гемуса. Италия, Иллирия, Мезия, Македония и Фракия трепетали при одном имени северных варваров. Толпы готов и герулов на 500 лодках опустошали прибрежья Меотийского болота (Азовское море), потом проплыли вдоль берегов Понта, разрушили Византий и Хри-зополь и, уклоняясь от встречи с римским флотом, быстро
 В это время Восток после побед Одената над Шапуром I пользовался относительным спокойствием. Однако около 266 г. паль-мирский властитель пал от руки одного из своих родственников. Весьма возможно, что этот дворцовый переворот был произведен не без участия Рима. Но заговорщики просчитались: руководящие круги паль-мирского общества их не поддержали. Убийцы были схвачены и казнены, а во главе государства встала жена Одената Зенобия в качестве регентши своего сына Вабаллата. Зенобия была образованной и талантливой женщиной. Под ее управлением Пальмира достигла еще большего процветания, чем при Оденете. В течение нескольких лет все попытки Рима ликвидировать независимость Пальмиры оказались тщетными. Только второму преемнику Галлиена Аврелиану удалось подчинить восточное государство.
sassesasassspassas
Галлиен. Мрамор.
Ок. 260 г.
 Готы— группа германских племен. В Ml в. жили в Северном Причерноморье. Делились на вестготов (западных готов) и остготов (восточных готов).
переплыли через Пропонтиду и высадились в Азии. Кизик поспешно открыл варварам и гавань, и город; по его примеру другие города и островки Архипелага не смели и думать бороться со свирепой ордой. Сам Эфес был взят, и знаменитый храм Дианы обращен в пепел. Попировав на развалинах взятых городов и запив победы сладким хиосским и кипрским вином, варвары устремились на своих утлых лодочках к берегам благословенной Эллады. Напрасно афиняне спешили восстановить стены, а пелопоннесцы старались окопами и рвами защитить свой истм (перешеек); и Афины, и Аргос, и Фивы, и Спарта были взяты и разграблены. Правитель ахейской провинции Дерипп (он же известен как историк) разбил неприятельскую флотилию и отрезал варварам путь к морю. Варвары бросились на север, рассыпались по Беотии, Фессалии, повсюду сражаясь с передовыми отрядами армии Гал-лиена, который спешил на помощь Греции, обозначая свой путь пылающими деревнями. У реки Несса, или Неста (в Македонии), они наткнулись на самого императора с легионами, но отважно пробили себе путь вперед, добрались до гор Гессарских (вероятно, Родоп), и хотя в жарких битвах потеряли много воинов, однако успели достигнуть своего отдаленного отечества.
Подобным же удальством отличается набег варваров на западные части Римской империи. В то время как готы и ге-рулы опустошали окрестности Понта Эвксинского и Архипелага, полчища франков ворвались через совр. Бельгию в Галлию, рассыпались до Атлантического океана и до подошвы Пиренеев, опрокинули легионы, перешагнули Пиренеи, опустошили Испанию и переправились через Гибралтарский пролив. В пустынях Мавритании пропал их след, но в Испании и Галлии надолго обозначили они свой путь истребленными нивами, сожженными деревнями, разграбленными городами.
В конце царствования Галлиену еще раз пришлось встретиться с бунтом. Авреол, до сих пор верно исполнявший обязанности префекта в Норике и Ретии, восстал со своими легионами. Император поспешил в Италию, разбил Авреола на берегах Адцы и осадил Медиолан (Милан), где засел префект, но еще до сдачи города сам был умерщвлен кем-то из собственной свиты. В предсмертные минуты император передал престол полководцу Клавдию (268 г.). И легионы, и сенат признали Клавдия императором.
ПОООРО 344
Клавдий
—
Клавдий
За свое кратковременное царствование император Клавдий сделал, однако же, все, что можно было, для успокоения государства. Медиолан должен был сдаться, и Авреол жизнью заплатил за восстание. Оставляя пока в стороне расправу с Тетриком, который в Галлии присвоил себе неограниченную власть над легионами, Клавдий принял чрезвычайные меры к походу на северных варваров, которые в прошедшее царствование стоили Риму столько крови. А варвары, со своей стороны, собрались в таком множестве на границах империи, как еще никогда не бывало. Говорят, что до 300 000 их на 2000 лодках переплыли Понт и высадились на берегах Мезии, а потом по Дунаю проникли внутрь страны. На этот раз они явились со всеми своими семействами, вероятно, рассчитывали навсегда поселиться на римских землях, ибо не сомневались в победе. Но именно их семейства и неповоротливые обозы отняли у них ту быстроту движений, от которой в прошедший поход римляне теряли голову. Опустошив открытые местности, варвары почувствовали недостаток в съестных припасах, а города и крепости заранее приведены были Клавдием в такое положение, что от них поживы варварам не было. Многие из них снова сели на лодки. Буря разнесла их жалкие флотилии. Остатки их искали спасения в Кизике, но на этот раз и Кизик не пустил их. Опять возвратились они в Македонию, и в 269 г. страшно опустошили эту страну, даже осадили города Кассандрию и Фессалоники, когда пришла весть, что сам император идет с большим войском. Они прекратили осаду и повернули навстречу императору. В местности, где протекает Морава, недалеко от городка Наисс (Нисса) встретились враги. Сначала легионы попятились было перед свирепым натиском орды, но под конец Клавдий разбил варваров и погнал их в Македонию. Очевидно, их вторжение кончилось неудачей: одни бежали за горы домой, другие притаились в ущельях и даже засели по островам Архипелага, ибо в следующем году варвары снова вторглись в Грецию, взяли несколько городов и рыскали по морю до самого Родоса и Крита (Кандии). Вскоре после счастливого похода на варваров император умер от чумы в 270 году.
 Правление императора Клавдия И, который получил почетное прозвище Готского, было кратковременным (268—270 гг.) и явилось началом восстановления политического единства и военного могущества Римской империи.

Луций Домиций Аврелиан
 Аврелиан (214 или 215— 275 гг.) — римский император с 270 г. Воссоединил с империей Пальмиру в 272/ 273 гг., Галлию в 273 г., вытеснил из Реции и Италии алеманнов.
Голова пленницы (фрагмент мозаики «Пленные варвары»).
Царствование Аврелиана представляет снова несколько блестящих страниц в римской истории. Аврелиан, так же как и предшественник его, был иллирийцем по происхождению и рода также незнатного: отец его был простым земледельцем. Но умственные и военные дарования скоро выдвинули Аврелиана вперед. Во время своего избрания на престол Аврелиан уже высоко стоял во мнении войска благодаря заслугам, особенно последним блестящим победам при Ниссе, где он командовал кавалерией.
В Риме обстоятельства не позволили императору оставаться долго. Ютунги, маркоманское племя, вторглись из-за Альп. Аврелиан оттеснил их до Дуная и на берегу этой реки нанес им сильное поражение. Вскоре готы, вандалы и языги ворвались в Паннонию. Надобно было спешить туда. Хотя и здесь император одержал верх, но, видя, как трудно римлянам удерживать за собой Дакию, он уступил эту провинцию варварам. Уступка эта окупилась для римлян прочным (!) миром с варварами. Между тем многочисленные толпы алеманнов и ютун-гов пробились в Италию и появились у Плацентии (совр. Пи-аченца) с дерзким намерением нагрянуть на сам Рим. Рим в самом деле трепетал за свою свободу. Развернули сивиллины книги: нет ли в них совета и помощи; закурили жертвенный фимиам, запели молитвы богам; Аврелиан же, собрав легионы, бросился наперерез врагам, разбил их при Метавре (где некогда пал пунический герой Гасдрубал), потом еще раз, при Павии, и рассеял орду. Однако недавняя дерзость варваров заставила императора подумать о Риме. Он приказал обнести всю столицу крепкими стенами. И в самом деле, весь Рим, с Квириналом, Марсовым полем и частью Яникула, т. е. пространством верст 10 в поперечнике, опоясался зубчатыми толстыми стенами (272 г.) с внутренними ходами, надежными воротами и грозными бойницами. Надо, впрочем, добавить, что это важное сооружение вполне окончено было лишь в следующее царствование. По уцелевшим остаткам этих стен можно вадеть, из каких огромных глыб были высечены камни для наружной стороны укрепления.
Лишь только работа стен подвинулась уже значительно вперед, император опять появился во главе легионов: надо же было покончить с Тетриком и ограничить силу Зенобии,
оотеоо 346 -----
перед могуществом которой преклонялись Восток, Египет и Вифи-ния. Это был действительно самый блестящий — и последний — период существования Пальмиры. В борьбе с арабами, персами и римлянами окрепло мужество сынов Пальмиры. Зенобия видела себя во главе многочисленной и славной кавалерии, конных и пеших
стрелков, а когда она сама в серебряном шлеме и в пурпур- Римские городские стены, ном плаще, затканном драгоценными камнями, скакала бы
вало на вороном чистокровном арабском коне вдоль рядов вой-
ска, сердца воинов летели ей навстречу, и каждый из них чувствовал себя еще сильнее и счастливее в присутствии мудрой и любимой повелительницы. Опираясь на советы благородного греческого философа Лонгина, вызванного из Афин, царица постепенно обратила Пальмиру в средоточие греко-восточной цивилизации, и не было ни одной отрасли общественного благосос-
тояния, на которую не обращала бы Зенобия заботливого, просвещенного внимания. Столица красовалась лучшими произведениями эллинского художества, и под знойным небом Аравийских пустынь, в благословенном оазисе, еще раз возгласила муза древней Эллады свои чудные песни. На эту-то Пальмиру надвинулась теперь грозная туча из Италии.
Пока Зенобия поспешно готовилась к встрече с врагом, в
Арка и Большая колоннада в Пальмире. Сирия. Общий вид.
столицу приходили вести одна другой неприятнее и грознее. Аврелиан уже в Малой Азии, Анцира отворила ему ворота, Тиана взята изменой, Антиохия трепещет за свою судьбу. Нельзя было больше терять времени в ожидании помощи из-за Евфрата и Аравии и Зенобия со своей кавалерией и с храбрым помощником Забдасом двинулась навстречу императору. К югу от Антиохии, уже взятой неприятелем, произошло кровопролитное сражение, в котором император победил. В другой битве, при городе Эмесе, царица еще раз попытала счастья. Тут уж у нее была под рукой и арабская кавалерия, пришедшая из пустыни, но многочисленная римская пехота и искусство Аврелиана

Пленение царицы Пальми-
ры Зенобии.
снова одолели. Только бедуины успели ускакать в степи, а царице пришлось бежать в столицу и запереться в ней. Ее обманули обещания персов прийти на помощь. Дело в том, что союзник ее, Шапур, умер, а в его царстве поднялись междоусобия, но, по совету Лонгина, Зенобия гордым отказом отвечала Аврелиану на требование сдачи. Она рассчитывала на крепкие городские стены, на удаль своих всадников и на трудность доставать в пустыне продовольствие для большой армии императора. Но предусмотрительный император заранее принял все меры и плотной осадой саму Пальмиру заставил скоро терпеть голод. Тогда царица решила оставить город и искать спасения за Евфратом. Ей удалось пробиться сквозь неприятельское войско, и она уже достигла берегов Евфрата, но в то время, как приближенные ее искали удобного брода, отрад римской конницы нагнал ее,
изрубил прикрытие и царицу захватил в плен. Затем и Пальми-
ра отворила ворота победителю. Император обошелся, впро-
чем, милостиво со знаменитым городом. Из сокровищ он взял
только царские и ничего не тронул у граждан, войско не посмело грабить, и, принеся благодарственную жертву в храм бога Солнца, которого Аврелиан считал своим покровителем, император отправился в обратный поход, оставив в городе незначительный римский гарнизон. Только Лонгин пострадал за совет, данный им царице: он был казнен в Эмесе. Пальмира уцелела, но ненадолго. Уже император достиг Мезии, когда пришла весть, что город восстал и римский гарнизон истреблен. Гневно повернул император назад, и в этот раз прекрасному городу отказано было в пощаде. Его взяли штурмом, легионы разграбили его, сожгли...
и в настоящее время только немногие остатки великолепных зданий указывают путнику место, где некогда кипели жизнь и торговля, наука и искусства украшали собой быт счастливых

граэвдан, и заслугами Одената и Зе-нобии Пальмира блистала перед всеми городами Древнего Востока.
С подобной же суровостью император распорядился и в Галлии с партией Тетрика, которой и сам Тетрик был игрушкой. На полях Каталаунских, орошаемых Матра-ной (Марна), враждебные легионы были разбиты наголову, а Тетрик вместе с Зенобией (в золотых цепях) украсил триумф победителя в Риме. Олени влекли велико
лепную колесницу триумфатора, 20 слонов, множество львов, пантер, жирафов и других невиданных в Риме зверей, множество восточных гладиаторов и разнородных пленных придавали этому торжеству какой-то особенный характер.
Опять восстановилось древнее величие Римского государства. В восторге от успеха император насколько мог облегчил участь знаменитых пленных: Тетрик за свое смирение получил все свое имущество и важный пост в Лукании, а Зе-нобии дарована целая область, где эта почтенная женщина дожила свой век в кругу детей и внуков, благословляя благородство победителя и примирясь со своей судьбой.
Неумолимой строгостью Аврелиан сумел приучить к порядку те легионы, которые более чем наполовину состояли из германских племен, но когда он вздумал таким же средством остановить порчу нравов в столице и провинциях, задача оказалась несравненно труднее. Тут он столкнулся с силой привычки, которую сначала не могли сломить ни указы, ни казни. В Риме в страшных размерах развилась чеканка фальшивых монет. Аврелиан ополчился против нее всей своей властью, и что же? Город явно взбунтовался. Чернь резалась с таким неистовым мужеством день и ночь, что император потерял 7000 воинов, прежде нежели успел подавить восстание и перехватать главнейших участников беззаконного ремесла. Он занялся лично разбором вины схваченных, и тут уж не было пощады преступникам, хотя в их числе оказались даже всадники и сенаторы.
Последним делом Аврелиана был поход на персов. В этом походе, между Византией и Гераклеей, великодушный монарх пал жертвой гнусности своего секретаря, который имел ос-
Развалины Пальмиры.
 Несмотря на большие успехи, достигнутые Аврелианом в восстановлении «порядка», брожение в Империи продолжалось, и это было не только движение багаудов. Армия еще не стала покорным орудием императорской власти, несмотря на реформы Галлиена и победы Клавдия и Аврелиана. Суровый «восстановитель вселенной» должен был испытать это на собственной судьбе. В 275 г. Аврелиан отправился в новый поход на Восток, собираясь начать войну против персов. По дороге, около Византия, он пал жертвой военного заговора.
 Преемником Аврелиана явился старый сенатор Марк Клавдий Тацит. Относительно его избрания в источниках существуют две версии. Согласно одной, Тацит был провозглашен войском и только утвержден сенатом. По другому варианту, войско предоставило выбор императора целиком сенату. Какую бы версию мы ни приняли (более правдоподобной является первая), сенат во всяком случае играл довольно крупную роль в перевороте. Однако военно-монархический режим настолько прочно укоренился, что и при Таците в этом отношении не произошло никаких существенных изменений. Разве только император несколько чаще, чем его предшественники, созывал сенат и сообщал ему «к сведению» о своих распоряжениях.
Тацит правил всего лишь несколько месяцев. За это время он отразил набег готов на Малую Азию, где и был убит восставшими солдатами (276 г.).
нование опасаться, что когда-нибудь откроются его проделки с фальшивыми актами и смертными приговорами невинным лицам, и потому предупредил свой суд. Мукапор, начальник легиона, орудие секретаря, в 275 г. умертвил императора, но ни Мукапор, ни секретарь не избежали справедливого наказания. Оба они были схвачены и в начале следующего царствования казнены.
Taujht. Аврелий Проб.
Аврелий Кар. Нумериан. Карин
Порядок, восстановленный Аврелианом в империи, держался еще и после его смерти. Чиновники выполняли свои обязанности, легионы не буйствовали и даже избрание преемника Аврелиана предоставили сенату. Выбор пал на почтенного 75-летнего сенатора Тацита. Новый монарх проявил себя с хорошей стороны: он немедленно, несмотря на свои годы, отправился против готов и аланов, вторгнувшихся в Азию, и отразил их отчасти оружием, отчасти лаской, но в этом же походе и погиб — неизвестно, своею смертью или насильственной.
В 276 г. легионы провозгласили (а сенат признал) императором Марка Аврелия Проба. Этот полководец заслуженно пользовался всеобщей доброй славой. Обстоятельства приняли такой вид, что Проб тотчас после избрания мог показать на деле и энергию, и умение: Галлия опять была разграблена алеманнами и франками. Надо было спешить на защиту провинций. Проб собрал отовсюду ближайшие легионы, в 277 г. двинулся через Норик, Паннонию, Рецию, по военной дороге мимо Констанского озера, разбил германцев, действовавших в этот раз больше отдельными дружинами, прогнал их за Рейн, потом сам перешел на правый берег реки, победоносно достиг Неккара и Швабских Альп, когда в его тылу опять поднялись вандалы, бургунды и еще какие-то легионы (вероятно, из нынешней Силезии), он повернулся, отразил, рассеял и с неутомимой быстротой и храбростью повсюду преследовал остатки разбитых полчищ, восстанавливая военную пограничную линию.
С такой же энергией действовал Проб на Востоке, когда дикие исавры вышли из-за своих скал и ущелий и вздумали
350
Тацит. Аврелий Проб. Аврелий Кар. Нумериан. Карин
sssoaassessssssssB
было захватить римские земли. Не посчастливилось и отдельным правителям провинций — Сатурнию в Египте, Прокулу в Лугдуне (Лионе) и Вонозу в колонии Агриппин-ской (Кельн), когда они возмечтали было стряхнуть с себя императорскую власть.
С торжеством вернулся Проб в столицу. Не только в Риме, но и в провинциях народ праздновал победы императора. Особенно блистательные представления по этому случаю были даны в цирках Нема-
уса (Ним) и Арелаты (Арль; оба города в Южной Франции). Цирк в Арле.
Оба этих цирка хорошо сохранились до сих нор. Последний так
обширен, что внутри него в прошедшем столетии помещался целый городской район. Окружность его не менее 1008 футов.
Не в духе мудрого Проба было долго заниматься праздниками, он обратил внимание на более достойные предметы. Зная, что сила государства лежит в его внутреннем развитии и благосостоянии, император употребил все свои способности и энергию, чтобы вызвать к деятельности эти внутренние силы и поощрять их. Желая сгладить различие победителей с побежденными, он дал земли германцам, находившимся в плену у римлян или добровольно пожелавшим поселиться в римских владениях. Так, алеманнов император поселил в Британии, бастарнов, вандалов, франков и др. — во Фракии. Алеманны были очень довольны новым своим бытом, франки — напротив. Эти непоседливые предки нынешних французов бросили плодоносные пастбища и во имя свобо
 Прилагаема здесь рисунок цирка дает неверное понятие о его величине; он слишком преувеличен. Мы слышали на месте, в Арле, в 1861 г., что действительно внутри цирк был прежде застроен жилищами бедного населения, но, вероятно, это был десяток незатейливых лачуг, а не целый квартал трехэтажных зданий. Давно уже постройки снесены как внутри, так и с наружной сто-
ды, с оружием в руках, пустились, куда глаза глядят, на запад роны цирка, отыскивать себе новую отчизну. Отчизны они не нашли, но повоевали и пограбили вволю и в Греции, и на Средиземном море, и в Сицилии (где, между прочим, разорили Сиракузы), и на берегах Африки, а потом по океану, вдоль берегов Испании и Галлии, пристали к берегам Батавии и сложили о своих подвигах песни, в которых долго потом воспевались победы и слава воинственных франков.
А император продолжал неутомимо действовать все в том же духе. Он даже стал изыскивать способы, как бы во время мира использовать войска с пользой для государства и вооб-
00^000000000000000
Портрет Проба.
Мрамор. 270 гг.
 Проб (232—282 гг.)— римский император с 276 г. Упрочил власть Рима в Галлии и по всей рейнской границе, оттеснив в 277 г. вторгшихся в Галлию франков, алеманнов.
 После смерти Проба в 282 г. паннонские войска провозгласили императором начальника гвардии Марка Аврелия Кара.
Кар, провозглашенный войсками, не обратился за утверждением в сенат. Это был первьм случай за всю историю империи. Хотя и раньше согласие сената часто бывало лишь простой формальностью, однако пренебрежение к нему нового императора ясно показало, до какой степени пало значение высшего органа государства.
ще ослабить гнет, которым тяготеет многочисленная армия над обществом, особенно когда она среди мира ничем не занята. Пограничным легионам он роздал соседние земли, с тем чтобы они сами обрабатывали их и пользовались бы их доходами; чтобы сделать подарок ценнее, император усердно хлопотал о разведении виноградников, где позволяла местность, особенно на левом берегу Рейна. Когда придется вам на Рейне наслаждаться душистым вином, помяните добрым словом Аврелия Проба. Войско же император начал привлекать и для общественных построек, для обрабатывания пустырей, для проведения каналов, осушения болот и т.д. Он не мог допустить праздности лагерного быта. Но кажется, что благомыслящий государь чересчур натянул струны: они лопнули. Или, что еще вернее, он упустил из вида, что в его время легионы были уже не те, что в доброе старое время, когда римский воин был прежде всего честный сын отечества, трудолюбивый, храбрый, простой в быту и не знакомый с восточной роскошью и ленью. Одним словом, буйной военной сволочи надоело работать и повиноваться, она взбунтовалась и умертвила государя, который более, чем кто другой из римских монархов, постоянно был воодушевлен желанием блага своему народу.
В том же 284 г. легионы провозгласили императором престарелого начальника гвардии Аврелия Кара, который немедленно избрал себе в соправители своих сыновей: образованного Нумериана и мота Карина. Аврелий совершил успешный поход на Дунай против языгов и другой, еще более успешный, против персов. Здесь он завоевал всю Месопотамию, взял Ктесифон и уже готовился идти внутрь персидских земель, но был убит молнией. Нумериан тотчас занял место своего отца, но на обратном пути из Азии был убит собственным тестем, Апером. Апер, впрочем, не насладился плодами своего злодейства: легионы провозгласили своим императором не его, а Валерия Диоклетиана, префекта гвардии. Карин не хотел без боя уступать престол, на который смотрел после смерти отца и брата, как на свою собственность. Хотя и мот, но все-таки он был человеком храбрым. При известии об избрании Диоклетиана он покинул Рим и с войском бросился на Дунай. При Миргусе (недалеко от Белграда) соперники сразились. Карин победил, но был убит каким-то военным трибуном из личной злобы (285 г.). Таким образом, Диоклетиану очистился путь к престолу.

352 --------------------------------------
Домашняя утварь.
Письменные принадлежности.
С Диоклетианом начинается новый порядок вещей в государстве, т. е. единственный, при котором быстро разрушавшаяся империя могла еще на время устоять, и этот порядок заключался в коренной перемене до сих пор существовавшего государственного быта — в превращении его в ясный и определенный абсолютизм. Но об этом речь впереди, а теперь посмотрим на состояние римского просвещения в последний период.
Просвещение
Перенеситесь воображением в Древнюю Италию и представьте себе весну в этой благословенной стране, которую природа щедро наделила свои ми лучшими дарами. Остановитесь на Тибре и глядите. Из Остии идет шумная религиозная процессия, мимо Авентинского холма и Большого цирка прямо к храму прародительницы Исиды. Хотите знать, чем вызвана процессия? Недавно бросил в остийской гавани якорь корабль, пришедший из Египта и тяжело нагруженный пряностями, ладаном и разными товарами. Хозяин торжественным образом благодарит богиню за успехи и молит о будущих. В самом деле, торжественно: храмовые служители в пестрых одеждах открывают шествие, за ними музыканты с арфами, флейтами и кларнетами, дирижер громко бьет такт инструментом особого устройства, который у римлян назывался систром; когда умолкают музыканты, следующий за ними хор поет священные гимны в честь богини, далее вереницей тянутся служители алтаря Исиды и других египетских божеств. Все они в белоснежных одеждах, которые волочатся по земле, головы не покрыты, у многих лица в маске Анубиса (собачья морда) или в руках какие-либо другие атрибуты божества. За ними несут изображения египетских богов, и, наконец, процессия замыкается старшими жрецами и толпой посвященных и любопытных. Зажженные факелы загадочно мерцают в вечернем сумраке. При свете их процессия достигает храма. Тут совершается торжественная благодарственная жертва, затем толпа расходится туда, где кому любо, чтобы попойкой, пирушкой или, пожалуй, оргией закончить праздник; в хрдме же остаются лишь посвященные да жрецы. Тут начинаются приготовления иного рода.
12 Рим, т. 2
Портрет Карина.
Мрамор. 282—285 гг.
Исида. Бронзовая статуя из Геркуланума.
353 оотооо

Плотин. Ill в.
 Плотин (ок.204/205— 269/270 гг.) — греческий философ, основатель неоплатонизма. С 244/245 гг. жил в Риме. 54 сочинения Плотина изданы его учеником Порфирием, разделившим их по 9 сочинений, отсюда название «Эннеады» («Девятерицы»). Плотин сыграл большую роль в развитии античной диалектики.
Обратите внимание на этого жреца с сумрачным взглядом, с лицом, внушающим почтение, смешанное со страхом, в одежде, на которой видны какие-то непонятные знаки. Это тот, про которого идет слава, что сам Гермес Трисмегист (Гермес Высочайший) не отказывается являться людям по его заклинанию, одним словом, это Плотин. Избранная публика верующих с благоговейным трепетом ждет, когда Плотину угодно будет вызвать к ней одного из величайших демонов, населяющих небесные пространства. Надворе совсем стемнело, в храме волшебные фонари распространяют таинственный свет, в котором странно клубятся волны пахучего курева, наполняющего помещение святилища Исиды. Наконец, жрец чертит какие-то круги, произносит какие-то заклинания, и вдруг — не демон, а светлый образ самого божества является взорам благоговейных зрителей и нечеловеческим голосом возвещает, словно с неба или из подземелья, что оно хранит и благословляет лучшего из людей, чистейшего, божественного Плотина. Сказав это, божество исчезает, а публика, разумеется, повергается перед жрецом, которому сами боги оказывают такие несомненные знаки внимания и уважения.
Плотин, биографию которого оставил нам его ученик и панегирист Порфирий (этот Порфирий и приводит в биографии своего учителя вышеупомянутую историю заклинания, в которой так сильно пахнет чудесами натуральной магии, чревове-щательством и другими курьезами), был родом из Египта и жил до 270 г. Этот мистик придал возможную законченность учению неоплатоников, которое в свою очередь служит, так сказать, последним звеном рассыпавшейся перед христианством цепи языческих верований. Силясь удовлетворительно разрешить важнейшие вопросы жизни, земного назначения человека и его будущей судьбы, вопросы, испокон веков не дававшие покоя человеческой мысли и сердцу, Плотин, глубоко проникнутый учением неоплатонизма, проповедовал вместе с ним, что божество недоступно человеку, что оно пребывает в каком-то недосягаемом, невозмутимом покое, а бездна, отделяющая его от человечества, населена мириадами демонов, то добрых, то злых, и они-то вплетаются в дела людские, увлекая людей к добру или злу, т. е., другими словами, ниспосылая им счастье или накликая беды по собственному произволу. К теории неоплатонизма Плотин прибавил еще нечто и свое, например, что душа человека, также, как и сами демоны, божественного происхождения; что она томится в той материальной оболочке, в
ospoeepoasosssaBp
которой обречена странствовать по земле; что она стремится освободиться от этой материи и снова соединиться со своим божественным источником, тем высочайшим существом, тем абсолютным благом, которое правит вселенной посредством демонов, но что блаженный результат освобождения души от бренной оболочки вкусит только тот человек, который на земле не переставал упражняться в добродетели, не переставал убивать в себе плотские желания и наклонности. Эти
понятия, в которых слышатся теории брахманизма и узкие, од- Плотин с узниками.
посторонние взгляды, естественно, не могли служить здоровой духовной пищей для человечества и не могли выдержать встречи с тем возвышенно-простым, божественно-ясным учением, в котором Спаситель мира впервые показал людям их земное назначение и будущую судьбу, преподав всей душою любить своего Создателя и все свои умственные и физические способности, все дары своей природы употреблять на благо своим ближним.
Даже и само иудейство испытало на себе влияние мистицизма, охватившего собою мысль человеческую в этот период. Так, иудейский ученый священник Филон, живший в первом столетии христианской эры, проповедовал, что Бог сотворил вечный Разум, который Филон назвал словом Логос. Этот разум Бог вдохнул потом в Материю (вещество) и дал ей вид и формы. По учению иудеев, придерживавшихся александрийской школы, этот Разум (Логос) правит миром, проявляясь сам в разнообразных видах ангелов или даже человеческих существ. Как мы сказали выше, все эти фантазии, языческие и иудейские, естественно, должны были разлететься в прах при первом соприкосновении с простыми истинами христианского учения, возвестившего людям беспредельную к ним любовь Создателя, устами Сына своего заповедавшего им каяться, молиться, умерщвлять в себе страсти и любить друг друга без различия происхождения, лица и состояния; возвестившего миру, что Он пришел грешников спасти, освободить их от духовного рабства, утешить сокрушенных сердцем, и обещавшего венец блаженного бессмертия тому, кто пребудет верен
Рельеф саркофага. IN в.
 Филон Александрийский (ок.25 г. до н. э.—ок. 50 г. н. э.) — иудейско-эллинистический религиозный философ. Соединял иудаизм с греческой философией, прежде всего — стоическим платонизмом. Разработанный Филоном Александрийским метод истолкования Библии оказал влияние на патристику (Климент Александрийский, Ориген и др.) и средневековую культуру.
osaeasssesaeasssa
«Книжный шкаф» для хранения папирусных свитков. Изображение на могильном камне. Ок. 300 г.
ему и его учению «до самой смерти». Итак, вошли в мир истины Евангелия не только устами провозвестников его, но даже посредством воинов, купцов и странников, сухим путем и морем, и внесли в недра одряхлевшего римского мира новые, живительные начала святой веры и чистой нравственности. Засияли портики профессоров и мудрецов, бесплодно до тех пор переворачивающих в мысли неразрешимые вопросы; новым светом озарились и пышные покои знатного, и убогая хижина бедняка, и цепи рабства стали для несчастного сноснее. Власти прибегали к мечу, к костру, к плахе, надеясь этими средствами удержать поток распространяющегося христианства, а смиренные мученики с вдохновенными взорами радостно вступали на костер, и смерть одного из них творила тысячи новых собратьев-христиан.
Повествуя об успехах распространения христианства, история обязана не умолчать и о том, что им вредило. Уже в первые века в недрах новой веры появились и расколы, и секты, и ложные толкования, и мистицизм, и отступления от истинного смысла Евангелия в пользу власти и корысти. Иудейские христиане стали утвержд ать, будто основанием христианского учения служат законы Моисея и ветхозаветные предания. Гностики, хвалившиеся своими глубокими знаниями (!) в деле религии, к учению эвионитов примешали еще верования эллинские и восточные. Гностики (от слова Gnosis — познание) считали одно верховное, непостижимое существо началом вселенной. Этому существу подчинены последовательно различных степеней силы, или духи. Один из малых духов, Демиург, сотворил несовершенный земной мир и людей. Этому земному миру суждено оставаться во власти Материи (т. е. во власти зла) до тех пор, пока высшие светлые духи, эоны, не спустятся освободить его. Один из таких эонов явился уже, по мнению гностиков, в образе Христа. Фантазии гностиков не знали предела. Так, Василид проповедовал 365 небес, Валентиниан раскрывал целую цепь небесных рождений и заключал ее рождением Демиурга. Персидский маг по имени Мани положил начало секте манихеев. В его учении проглядывает старинное начало религии древних персов: борьба мрака (зла) со светом (добром). Христа он принимал за освободителя мира от зла, но и себя также выдавал за утешителя, посланного небом, хотя и не признанного людьми. Другим духом проникнуто учение монтанистов, хотя учредитель и этой секты выдавал себя также за небесного утешителя.
ОООООО 356 ------

К этому же периоду относится появление техдеятелей, которые словом, примером, а некоторые и письменно упрочивали в обществе истины христианского учения и смело вступали в борьбу с язычеством. Такие деятели известны под именем отцов церкви. Это были люди, основательно знакомые с греческой мудростью и знавшие ей настоящую цену. Между отцами церкви первых столетий особенно замечательны Климент Александрийский и Киприан. Климент много путешествовал, много времени употребил на основательное изучение всех известнейших философских систем и потом старался укрепить своих собратьев в том убеждении, что только в христианском учении могут они найти, как и он, полный, желанный источник для удовлетворения духовной деятельности человека. Ученик его, Ориген, еще с ббльшим жаром предался науке и философии и употребил свои обширные и основательные сведения на то, чтобы и в знатный класс римлян провести убеждение в превосходстве христианских верований над остальными. Императрица Маммея охотно беседовала с Оригеном, и, вероятно, его-то влиянию надо отнести то обстоятельство, что Александр Север склонялся в пользу христианского учения. В дворцовой часовне этого императора среди бюстов различных героев и великих людей древности находился и образ Спасителя. Иначе проповедовал строгий Тертуллиан, епископ Карфагенский. Он сурово казнил языческие учения. «Вы любите зрелища, — восклицал он приверженцам современной философии, — а боитесь страшного зрелища из зрелищ, последнего суда — Христова». В том же духе учил и Киприан, раздавший все свое имущество бедным, чтобы оно не мешало ему ревностно исполнять по Евангелию христианские обязанности. С неумолимой строгостью святитель преследовал беспорядки в недрах самой церкви и собственной мученической смертью (258 г.) запечатлел силу своей веры. Но, к сожалению, Ориген и Тертуллиан впали в заблуждение, не согласное с чистым учением церкви, почему она и не причисляет их к самим отцам.
В сочинениях отцов церкви веет свежим, живительным духом христианского учения в такой же мере, в какой в сочинениях языческих писателей этого периода высказывается крайняя дряхлость язычества. В числе последних только историк Дион Кассий составляет исключение. Иродион в своей «Истории римской» (от Марка Аврелия до Гордиана) холоден и сух, а историк Вониск скорее плохой компилятор, нежели историк. О поэзии этого периода не стоит и говорить,
Солнечное божество.
Роспись.
 Климент Александрийский Тит Флавии (? — до 215 гг.) — христианский теолог и писатель, стремившийся к синтезу эллинской культуры и христианской веры; глава Александрийской богословской школы.
 Ориген (ок. 185—253/ 254 гг.) — христианский теолог, философ, филолог, представитель ранней патристики. Жил в Александрии. Оказал большое влияние на формирование христианской догматики и мистики. Соединяя платонизм с христианским учением, отклонялся от ортодоксального церковного предания, что привело впоследствии (543 г.) к осуждению идей Оригена как еретических.
357 ООООПО
 Тертуллиан Квинт Септимии Флоренс (ок. 160 — после 200 гг.) — христианский теолог и писатель. Подчеркивая пропасть между библейским откровением и греческой философией, Тертуллиан утверждал веру именно в силу ее несоизмеримости с разумом. В конце жизни сблизился с м опта ни ст а ми и порвал с церковью, которую упрекал в непоследовательном проведении принципов аскетизма и мученичества.
равно как и вообще о литературе в узком смысле: она превратилась в материал для праздного препровождения времени людям, превратившим всю поэзию в роскошные обеды, расточительные наряды и любовные приключения.
Искусство вообще, а стало быть, и архитектура, так же как и поэзия, подпали под иго той бессмысленной роскоши, той безнравственной пустоты жизни, которые в этот период тонким ядом проникли во все слои римского общества. Из важнейших общественных построек, относящихся к этому времени, первое место принадлежит императорским баням. Мы прилагаем здесь рисунок, изображающий термы (бани) Каракаллы, план их и описание, могущее служить типом для всех больших римских построек в этом роде.
В хорошей римской бане непременно находились следующие четыре отделения: apoditerium, аподитерий (раздевалка); frigidarium, фригидарий (холодная баня); tepidarium, тепида-рий (теплая баня) — тут воздух был несколько нагрет, и пото
му в этом отделении оставались подольше, приготавливаясь
перейти в последнее; caldarium, кальдарий. Кальдарий подразделен был на три части: баню для потения, в котором воздух был нагрет настолько, что можно было попотеть; теплую ванну и, наконец — laconicum, лаконик, паровую жаркую баню, в которой окончательно томились в паре и перед выходом обмывались холодной водой.
При здании собственно бани находился двор с колоннадами, иногда и с садом. Этот двор слу-
Термы Каракаллы (в Риме), жил для гимнастических упражнений, по образцу греческих гимнасий, с той только разницей, что римляне занимались гимнастикой исключительно для здоровья. Наконец, при бане же были и особые залы, служившие посетителям для отдыха и беседы. Рядом с кальдарием помещался более или менее обширный нагревательный аппарат — hupocaustum. Он состоял из колоссальной печи и трех, один над другим, котлов. Верхний постоянно был полон свежей воды, которая проведена была к нему снаружи. Из верхнего, когда понадобится, ее могли спустить во второй и в третий. Во втором она только нагревалась, в нижнем кипела. Из этого отделения,

358
asaoasaassssaosaoo
где помещался весь hupocaustum, посредством труб проведены были и горячий воздух, и горячая вода туда, куда следовало, то есть в кальдарий и в тепидарий. Заметьте, что горячий воздух поступал не прямо в комнаты, а обхватывал их снизу и с боков. Для этой цели как под полом, так и в стенах были сделаны пустоты и проходы.
Описанные подробности римской бани, также как и следующие дополнения, мы приводим, основываясь на том, что показывают хорошо сохранившиеся бани в Помпеях. Следующий далее рисунок кальдария с нагревательным аппаратом снят с женской бани в г. Белее. Еще несколько слов о помпейских банях. В аподитерии верхняя часть комнаты устроена сводом, в котором помещены четыре окна. Вдоль стен аподитерия каменные и бронзовые скамьи для раздевания. Потолок во фригидарии также устроен сводом с узкими щелями для пропуска света. Посреди его бассейн холодной воды (е), куда сходят по ступеням (d). Вдоль круглых стен этого круглого фриги-дария и в нишах (а) расположены сиденья для тех, кто хочет отдохнуть или собирается купаться. В этом отделении все просто, не то, что в следующем, в тепидарии, украшенном статуями, барельефами и живописью (фресками). Здесь ведь приходилось гостить подольше отчасти для того, чтобы обогреться, отчасти же для того, чтобы подвергнуть свое тело сухому растиранию или натиранию маслом. Свет смягчался в матовых окнах, прежде чем проникнуть в тепидарий, а посредине этого отделения всегда стояла наготове медная печка на случай, если бы оказалось недостаточно того теплого воздуха, который распространялся под полом и в промежутках стен. В больших заведениях устраивались особые комнаты: для растирания тела, очищения кожи и натирания маслом. Оригинален инструмент, который у римляне исполнял обязанности банных мочалок, щеток и назывался стригил (strigilis).
Это было нечто в виде ложки или тупого ножа с завернутыми вверх лезвиями, вдоль которых были проделаны бороздки. Этим стригилом скребли по телу и в бороздки собирали пот и нечистоту. Итак, следовательно, удобный и изящный тепидарий римлян напоминает по своему назначению и всей процедуре неуклюжие предбанники наших грязных общественных бань.
Из тепидария дверь вела в кальдарий, который, как упомянуто выше, подразделялся на три части, а в больших заведениях даже на три отдельные, но смежные комнаты (см. рисунок).
Фригидарии.
saaMpaa«asps»sss
Кальдарий и нагревательный аппарат (из женской бани в Белее).
Среднее отделение (Ь), для потения, может быть названо сухой баней, потому что здесь потели без пара, в сухой теплоте, шедшей от пола и от стен, как от печи. Второе отделение (с) можно назвать теплой ванной, потому что хотя посудина, в которую сюда проводилась теплая вода, и не совсем отвечает нашим ваннам, однако же была достаточно вместительна: можно было погрузить в нее все тело. Третье и последнее отделение кальдария (а) сильно напо-
минает русскую паровую жаркую баню, только без полок и веников. Этот лаконик наполнялся паром из соседних котлов, а если его уже было так много, что становилось невмочь, сто-
ило только открыть крышечку, приделанную под окном, и лишний жар и пар исчезали. В лаконике купающийся окончательно томился и, обливаясь холодной водой, конечно, не прекращал, а только усиливал отделение испарины.
Таково было в общих чертах устройство римских общественных бань. Теперь дадим несколько объяснений к чертежу, изображающему план колоссальных бань Каракаллы. В нем соединялись все удобства греческих гимнасий с римскими термами. Как они были обширны, можно судить по тому, что передовая ротонда (на нашем плане Л) почти равнялась римскому пантеону. Чрезвычайно замечателен плоский купол этой ротонды. Для объяснения этой необыкновенно смелой постройки архитекторы ссылаются на легкую пористую пемзу, которая будто бы была употреблена для устройства гигантской кровли. Из зала этой ротонды открывался вход в обширный аподитерий (В), разделенный колоннами на три части. За аподитерием — главный зал (С), ephebeum, эфебей. Здесь происходили борьба и гимнастические упражнения юношей (эфебов). По обоим сторонам эфебей был отделен колоннами от других двух залов (D), имевших такое же назначение. Вид в эти боковые залы и в просторные ниши (£) сообщал эфебею необыкновенную величавость и должен был производить на вошедшего величественное впечатление. Крестообразная кровля эфебея с боковыми залами покоилась на исполинских гранитных колоннах коринфского ордера, господствовавших над соседними колоннадами. За эфебеем (в пространстве F)
BsaassBsasssssassB
находился целый пруд для плавания. Весь главный корпус здания, от ротонды идо пруда/7 включительно, господствовал над остальными частями терм. В И находились, как полагают, библиотеки; в К — перистили и опять пруды для плавания; bL — комнаты д ля раздевания; в М и Z — отделения для натирания маслом (эти отделения назывались элеотезиями) и для посыпки тела пылью (эти назывались кони-стериями), ибо при борьбе необхо-
димо было борцам иметь возможность схватиться вплотную. План терм Каракаллы. Отделения X имели такое же назначение. Лаконик, кальдарий, тепидарий и фригидарий находились, по мнению знатоков дела, в тех местах, которые на приложенном плане означены буквами OPQR. Назначение остальных частей этих терм выходит крайне сбивчивым, судя по различным мнениям специалистов, да и те, которые объяснены нами выше, не могут быть приняты за безусловно безошибочные, ибо с ними не согласны объяснения, например, Риха. Если верить ему, то из ротонды несколько портиков вели в обширный двор, к которому примыкали: стадион (место для скачек), сады, аллеи, обширные водохранилища, исполинские печи, и проч., так что термы Каракаллы представляются в воображении чем-то баснословно обширным, словно город с окрестностями.
Заметим, что вкус к баням развился широко лишь со времен империй. До этого римляне не чувствовали потребности обставить простую операцию, которая так полезна д ля здоровья, многочисленными атрибутами изысканной роскоши и какого-то особенного чувственного наслаждения. Не беремся утверждать, точно ли правда, что эти наслаждения укрепляли римлян, но вспомним только, что и без них они сумели покорить мир, а с ними, напротив, потеряли древнюю храбрость и сделались игрушкой соседних варваров. В столице Восточной Римской империи римские бани впоследствии получили еще обширнейшие усовершенствования, а нынешние обладатели Константинополя, насколько нам известно, мылят и скребут, теребят и месят тело в своих банях так искусно, как не умели и сами римляне, но едва ли эти противоестественные телесные раздражения снабдили турок крепостью. Чуть ли не вероятнее, что они приучили

себя постоянно искать той сладкой истомы, под влиянием которой истый сын пророка, раскинувшись на оттоманке, чувствует себя отрешенным от всех земных забот, пьет струю дыма из кальяна и с наслаждением созерцает кончик собственного носа.
Роскошь и мода устроили себе и в суровом некогда Риме обширный притон. В одежде, убранстве и всяких наружных украшениях проявились большая изобретательность и расточительность. Не только богатые, но и среднего класса люди носят и кольца (золотые и серебряные), и ожерелья с висячими изоб-
Украшения, открытые в Помпеях, Комерси и Лотарингии:
а — перстень из Помпей; Ь — перстень из Галлии; с — ожерелье из Помпей; d— браслет на верхнюю часть руки; е — серьги из Помпей; f — серьги из Галлии.
ражениями богов или героев, и различной формы и назначения браслеты, и цепи, и драгоценные камни, и дорогие пряжки, чтоб пристегивать женские palla и мужские sadum и paludamentum.
Загляните в кухню. Вот сколько очагов, сложенных весьма отчетливо. В зависимости от назначения у всех у них и устройство различное. Вместо дров употребляется древесный уголь, чтобы избежать дыма. На красивых треножниках изящной формы бронзовые котелки уже стоят на огне, и приятный пар кушанья струится из-под крышечки, изображающей чью-то веселую маску. Вкусно должно быть кушанье; по крайней мере, котелку, судя по мастерской его отделке, смело можно назначить цену в несколько тысяч сестерциев. И вся посуда, сияющая блеском и отделкой крышек и ручек, кастрюли, блюда для печенья, ложки, ножи для устриц, великолепные амфоры для сбережения вина, кубки, чаши и т. п. — все это сверкает богатством материала, изяществом рисунка и должно быть в соответствии со всей остальной обстановкой быта богатого римлянина этого периода. На улицах движение, веселый говор, внутри домов пиры и беззаботная болтовня, как будто вовсе некому заметить, что от границ государства растут и поднимаются грозные тучи, и долго ль грянуть грому? Хорошо еще, что на римском престоле сидит человек, который зорко глядит в будущее. Авось найдет он средства остановить, хоть на время, разрушение подточенной на корню монархии. Посмотрим.
ОООООО 362 ------------

РАЗДЕЛ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
ПЕРИОД ПЕРВЫЙ
ДИОКЛЕТИАН И ЕГО СОПРАВИТЕЛИ
Гай Валерий Аврелий Диоклетиан родился в Диоклее, в Далмации. Он был сыном вольноотпущенника, и в царствование императора Аврелиана служил в римском войске простым солдатом. Вот как предание говорит о его дальнейшем возвышении. Однажды — это было в городе Леодий (Люттихе) — сидел он в харчевне у стола с товарищами и пересчитывал, сколько у него осталось денег. Тут же старуха-ворожея за малую плату предсказывала желающим на бобах их судьбу. Поворожила она и Валерию и, полу-
 В 284 г. войска провозгласили императором иллирийца Гая Валерия Аврелия Диоклетиана. С его приходом к власти в истории Римской империи началась новая эпоха.
чив от него за это мелкую медную монету, назвала скрягой. «Погоди, — сказал Валерий с улыбкой, — вот сделаюсь императором, тогда дам больше, сколько стоит». Вдруг старуха, исполненная странного пророческого вдохновения, воскликнула: «То сбудется, что ты сказал, но прежде убей вепря». На этот раз гадалка не ошиблась.
Умом, храбростью и заслугами Диоклетиан пробил себе путь к
знатности. При императоре Пробе он был уже префектом Вид города Рима. Мезии, а после смерти Карина воссел на престол.
По умственным способностям, по политической дальновидности, умению пользоваться обстоятельствами и людьми для достижения цели, наконец, по умению управлять своими страстями и по успешности своих предприятий Диоклетиан занимает весьма видное место среди знаменитейших римских монархов. Понятно, что при таком обилии умственных и
363 snm

Диоклетиан.
 Диоклетиан (243— между 313 и 316 гг.) — римский император в 284—305 гг. Провел реформы, стабилизировавшие положение империи (назначив себе 3 соправителей, разделил империю на 4 части, а их на 12 диоцезов; усилил армию, доведя ее численность до 450 тысяч человек; упорядочил налогообложение и др.). С Диоклетианом связано установление домина-та. В 303—304 гг. предпринял гонения на христиан.
нравственных сил он умел не только процарствовать с достоинством и с достоинством же оставить престол, но, как искусный хирург, сумел уверенной рукой вырезать несколько самых испорченных мест из организма римского и поставить его в такие условия, в которых он только и мог еще продержаться, сумел оттянуть срок окончательного разрушения этого организма.
Убежденный, что одному невозможно с одинаковым вниманием уследить за всем, что происходило на пространстве огромного Римского государства, Диоклетиан разделил империю, избрал себе в товарищи другого, которому, как и себе, дал титул августа, т. е. императора, монарха, да, кроме того, как себе, так и ему назначил помощников и соправителей в лице двух цезарей. Он постановил коренным государственным законом, что все четыре правителя должны сообща править империей, каждый в своем уделе; через 20 лет императоры могут сложить с себя свои обязанности и звание, а цезари в качестве их преемников должны выбрать себе двух новых цезарей в помощники. Чтобы положить конец солдатскому деспотизму легионов и отнять у правителей провинций возможность бунтовать против законной власти, Диоклетиан отделил гражданскую и судебную власти от военной, провинции разделил на небольшие округа и окончательно стер остатки отживших республиканских форм, вовсе несовместимых с неограниченной монархией. Лишив сенат всякого серьезного влияния на государственные дела, оставив ему одно имя и внешнее достоинство, Диоклетиан подробно определил во всех отраслях военного и гражданского правления значение, чин, обязанности и положение каждого чиновника во вновь придуманной искусственной государственной организации, начиная от самых крупных чиновников и спускаясь до самых мелких. Нечего и говорить, что в новой чиновной иерархии мы уже не встретим ни консулов, ни цензоров, ни трибунов. Диоклетиан ввел при дворе обычаи восточных монархов: окружил себя отборной, знатной гвардией, евнухами, блестящими куртизана-ми; чело повязал знаменитою царской диадемой (белая повязка с жемчугом); надел сапоги, унизанные жемчугом и драгоценными камнями, а на плечи накинул длинный и широкий шелковый талар, шитый золотом. Стал словесно обсуждать дела лишь с приближенными, кабинет-министрами, а с прочими лицами и учреждениями сноситься только письменно. Если же кому из сановников и приходилось удостоиться досту-
ШИШ 364

па лично к императору, то он не иначе, как на коленях и лицом к земле, должен был встретить явление священной особы монарха. Не пустое тщеславие заставило Диоклетиана окружить себя обстановкой древних азиатских повелителей, совсем нет, но он отлично знал людей своего времени, знал, что они давно уже утратили древнюю честность и потому пред знаками величия и силы готовы повергнуться в прах; доверие же и простоту, напротив, ежеминутно готовы употребить во зло и наделать преступлений. И, кажется, дальновидный Диоклетиан не ошибся, ибо, в самом деле, с этих пор мы не видим в римской истории убийства государей изменниками или солдатами.
То, что мы в этом кратком очерке деятельности Диоклетиана сказали о преобразовании Римской империи, совершилось, конечно, не вдруг, а постепенно, по мере того как высказывалась необходимость преобразования и благоприятствовали обстоятельства. Внешняя политика и войны весьма часто завладевали всем вниманием императора. К обозрению этих дел теперь и переходим.
Первой заботой императора было отвратить от государства беду, грозившую со стороны германцев. В Галлии в это время франки, алеманны, а по берегам саксы производили страшные опустошения. Кроме того, багауды —так назывались поселяне, находившиеся в крепостной зависимости у галльских помещиков, — доведенные до отчаяния суровостью своего рабства, схватились за оружие, взяли город Augustodunum и провозгласили тут свою независимость (286 г.). Диоклетиан послал в Галлию своего соправителя (тогда у него был только один) Максимиана. Это был человек темного происхождения, почти без образования, но храбрый, честный и преданный своему благодетелю. Максимиан разрушил Augustodunum, уничтожил или разогнал несчастных защитников его и успокоил Галлию, поразив германских хищников в нескольких битвах.
Другой результат вышел из похода римлян на тех франков, которые гнездились в батавских лесах и болотах, и саксов, которые, вечно тревожимые жаждой добычи и приключений, часто покидали свои жилища у низовьев Эмса и Эльбы и на легких лодочках шныряли по морю, наводя ужас на жителей островов и на приморские страны. Диоклетиан увидел, что с этими врагами ничего нельзя сделать сухопутными силами. Он распорядился построить флотилию и указал Максимиану в начальники ее опытного моряка Керазия.
Портрет императора Диоклетиана.

Дворец Диоклетиана.
Действительно, Керазий в короткое время навел страх на отчаянных пиратов, но потом, вероятно, вспомнив поговорку своих предков, кельтов, что «храброму принадлежит мир», стал с пиратами заодно и, награбив себе достаточно добычи, высадился в Британии и золотом привлек на свою сторону легионы. Отважное предприятие
Галерии. Мрамор.
этого прародителя владыки морей Альбиона увенчалось таким блистательным успехом, что, несмотря на все усилия обоих императоров, на все флотилии, которые они сооружали в Северной Галлии, он все-таки удержался в Британии, надел императорский пурпур, несколько раз поразил неприятеля в морских битвах, сам сделался хозяином на соседних морях, привлек в союз батавских франков, в городе Гезориак устроил себе военный порт и крепость и, наконец, официально был признан обоими императорами в качестве владетеля Британии.
На Рейне и Дунае также гремело оружие, но здесь германцам не посчастливилось. И франки, и алеманны, и бургунды, и языги были прогнаны за границы, да еще вдобавок перессорились между собой. В последнем обстоятельстве видно влияние дальновидной политики Диоклетиана. Он основал свою резиденцию хотя и далеко от северных пределов империи, именно в вифинском городе Никомедии, однако не упускал из вида способов, которыми можно было ослабить врагов империи. Положение империи становилось все труднее — уже и в Африке начались волнения — и внушало императору серьезные опасения. Тогда в 293 г., он избрал в Никомедии еще двух соправителей и назвал их цезарями. Это были: Констанций Хлор (бледный) и Галерий, оба храбрые и надежные. Констанция усыновил Максимиан, выдавший за него падче-
рицу свою, когда Констанций согласился развестись со своей первой женой Еленой, христианкой. За Галерия Диоклетиан отдал свою дочь. Вся империя разделена была между четырьмя правителями следующим образом: август старший (т. е. Диоклетиан) оставил за собой восток с Ахайей и Египтом; августу младшему (т. е. Макси миану) даны Италия и Африка; цезарю Галерию — Дунайские провинции до самого Черного моря; цезарю Констанцию — все области от Альп до Рейна и до самого Оксена.
Констанцию прежде других соправителей пришлось ополчиться на врагов империи. Дело в том, что Керазий не удовлетворился Британией: он хотел распространить свою власть и в Северной Галлии. Констанций двинулся к Гезориаку, запер гавань его искусственными дамбами, голодом принудил город к сдаче, потом победоносно прошел Батавию, проделал тут лесные просеки, провел через болота хорошие дороги и отчасти оружием, отчасти хорошим обращением приобрел приверженцев среди недавних врагов. Явилось много добровольных охотников поселиться в римских владениях. Эти так называемые laeti получили земли в Галлии. Расправившись с Батавией, Констанций двинулся в Британию. Успех его облегчился тем, что Керазий был около этого времени убит Алектом, начальником его гвардии. Франки, составлявшие значительную часть британского войска, дрались отчаянно, но легионы Констанция одолели, сам Алект пал в битве; Лоцдинум (нын. Лондон), резиденция Керазия, взят штурмом, и снова вся Британия покорилась римлянам. Ед ва Констанций покончил здесь, как пришлось спешить в Галлию для отражения алеманнов. После нескольких жестоких сражений он и здесь одержал над германцами верх и в 296 году окончательно прогнал алеманнов за границы.
Посмотрим, что в это время делали другие соправители. В Африке какой-то Юлиан провозгласил было себя императором, и к тому же на границах римских владений в массе поднялись мавританские племена. Максимиан уничтожил самозванца-императора, разбил и загнал в горы (Атлас) мавров, а для того, чтобы на будущие времена держать их в страхе, провел на самой границе с африканскими пустынями линию укреплений. Вероятно, к этому-то времени и относится римский надгробный памятник, рисунок которого мы приложили и который столько раз описан экспедициями по поискам географа Эдуарда Фогеля, которому наука обязана исследованиями Африки.
С неменьшим успехом боролся Галерий на Дунае. Языги, карпы и бастарны держались в страхе. Многих из них Галерий поселил на римских землях.
Египет также изведал энергию императора. Там тоже явился было самозванный монарх. Зная характер египетского народа, беспокойного, жадного к новизне, Диоклетиан озадачил его быстротой и страхом. Александрия пала после 8-месячной упорной обороны и была отдана войску на разграбление. Города Бузирис и Коптос — оба в Верхнем Египте — были
Римский надгробньм памятник.
Констанции I Хлор.
евишииииижшна
совершенно разрушены. На бле-миев (племя, родственное бечуа-нам) Диоклетиан повел формальную охоту, но, видя, что за ними неудобно гоняться по пустыням, он переселил в Верхний Египет одно из кочевых племен Нубии и тем обеспечил границы египетской провинции с юга.
Дворец Диоклетиана в Сплите. Перистиль. Начало IV в.
Диоклетиан обратился на Восток, где дела приняли мрачный вид. Поднялся старый враг римского государства персидский царь Нарсес. Здесь приходится сделать необходимую оговорку. Сын последнего царя Армении Тиридат провел детство в Рима и получил образование, приличное царевичу. В то время, когда в Персии возникли споры о престолонаследии, Тиридат, юноша, проникнутый сознанием своей силы и своего права, явился в Армению. Вокруг него собралась местная знать, и с помощью набранного в крае войска он одержал над персами несколько побед. Но нагрянул Нарсес, и Тиридат принужден был искать защиты у римлян. Император не отказал в помощи. Вот почему пришлось теперь римлянам еще раз стать лицом к лицу со старинным неприятелем. Диоклетиан собрал
сильную армию, сам двинулся в поход, вызвал для командования войсками опытного Галерия и лично стал наблюдать и распоряжаться общим ходом войны, основав свою главную квартиру в Антиохии. Галерий быстро и решительно повел дело и, несмотря на зной и сыпучие пески, победоносно прошел Месопотамию. Недалеко от Карры, то есть именно в той местности, где некогда погиб Красс с армией, римляне встретились с огромными полчищами Нарсеса, состоявшими большею частью из отчаянной конницы и панцирников. Римляне бились мужественно, как всегда; Тиридат сам насколько раз водил в атаку своих всадников, но перевес, очевидно, был на стороне персов. Римляне потерпели полное поражение. Тиридат и Галерий едва успели спастись за Евфрат. Диоклетиан дал цезарю почувствовать все неудовольствие из-за его неудачи и бегства, заставив его пройти несколько верст пешком в пурпурной тоге возле императорской колесницы. Насладившись смущением цезаря, император посадил, наконец, его к себе и, давая инструкции, как поправить дело, грозил гневом в случае новой неудачи. Со свежими войсками Галерий отправился опять в поход и в этот раз, избегая песков Месопотамии, пошел в
йввэймвавэрйй@э@в
Армению, где население было к нему расположено и откуда было удобнее действовать во фланг персам. Когда сошлись оба неприятельских войска, Галерий сам, только с двумя приближенными, в сумерки разведал расположение персидского лагеря и в ту же ночь, напав на него врасплох, произвел у персов такую кутерьму, что ббльшая часть неприятеля была изрублена; весь же лагерь достался победителю со всеми драгоценностями. Это произошло так быстро, что только сам Нар-сес успел убежать: палатки, дорогие сосуды, даже царский гарем, сестры и дети Нарсеса достались в добычу. Император (он на всякий случай сам пришел в Нисибин со свежей армией), узнав о блестящей победе Галерия, поспешил послать к нему гонца с приветствием и с монаршей наградой. Скоро в Нисибин прибыли персидские послы просить мира. Диоклетиан даровал Нарсесу тяжелый мир: Тиридат получил всю Армению с прибавкой плодоносной Атропатены; Нарсес должен был отказаться от всех притязаний на Месопотамию и еще уступить римлянам несколько местностей на Верхнем Тигре.
Наступило время мира в империи. Четыре государя спокойно распоряжались делами из своих четырех столиц: Никомедии, Медиолана, Сирмиума и Августы Треверской. Резиденции эти в короткое время украсились и дворцами, и термами, и цирками, и колоннадами. Древняя столица государства осталась в тени. Время величия и славы Рима миновало. Впрочем, Диоклетиан не совсем забыл его: он тоже оставил по себе в Риме память величественным сооружением для общей пользы. Это так называемые термы Диоклетиана. В них, говорят, было до 3000 комнат.
О памятниках римского зодчества в Августе Треверской (Трир) мы уже говорили в свое время. Еще замечательнее те архитектурные произведения, которыми Диоклетиан украсил два города в своей родной Далмации — Поле и Салон. В первом до сих пор еще целы величественные остатки амфитеатра, триумфальных ворот и нескольких храмов. В Салоне император построил громадный дворец, в виде укрепленного постоянного лагеря. Судя по хорошо сохранившимся остаткам его, дворец занимал четырехугольную площадь 600 футов длинной и 500 футов шириной. Стены с трех сторон были снабжены массивными башнями и бойницами. Две поперечные улицы делили этот лагерь на четыре квартала. В настоящее время стены этой постройки охватывают собой значительную часть далматского города
Монета Констанция Хлора.
asssssssaasssssse
Диоклетиан на покое в Салоне.
 В 305 г. исполнилось 20 лет
Сплит. Два задних квартала назначены были для помещения дворцовой гвардии; два передних, в которых находились храмы, площади и собственно императорский дворец, были обращены лицом к заливу Адриатики, и, следовательно, отсюда Диоклетиан наслаждался прелестным видом на взморье, острова и холмистые берега. Одни из ворот по богатству архитектурных и скульптурных украшений назывались Золотыми воротами.
со дня установления двоевластия Диоклетиана и Мак-симиана. Согласно основному принципу всей системы, августы должны были отречься от престола, передав власть своим цезарям. Тяжелая болезнь, постигшая Диоклетиана в 304 г., еще больше подкрепляла его решение. Максимиан, по-видимому, не слишком жаждал отказаться от власти, но Диоклетиан, оказавший на него огромное влияние, убедил его отречься. 1 мая 305 г. оба августа сложили с себя власть (один — в Ником един, другой — в Милане) и удалились в частную жизнь. Галерий и Констанций Хлор автоматически заступили на их место.
Диоклетиан был счастлив во всех своих предприятиях. Потому-то, считая себя любимцем Юпитера, он к своему имени прибавил имя Jovius (что значить буквально: сын Юпитера). На том же основании товарищ его называл себя Herculius (т. е. сын Геркулеса). Не потому ли Диоклетиан так жестоко
преследовал христиан, не хотевших поклоняться ему и даже издевавшихся над жертвоприношениями языческим богам? Неприязнь его к христианам увеличилась еще более, когда Галерий, воспитанный своей фанатичной матерью, стал требовать суровых мер против упорных врагов язычества. Императорским указом 303 г. повелено было повсюду запирать христианские молельни, запрещать собрания и жечь их книги. К несчастью, один из христиан, прочитав указ, прибитый на форуме, сорвал его, а тут вдобавок загорелся императорский дворец и в провинции начались частые пожары. Конечно, все обвинения пали на христиан, и возникло на них по всему государству свирепое гонение. Христианами наполнились темницы, христиане погибали на виселицах и на аренах цирков. Но страдания мучеников, их восторженная смерть за правоту своих убеждений так сильно содействовали обращению язычников, что кровь мучеников можно действительно назвать семенем Христовой церкви. Христиан хотели извести огнем и виселицей, а они были уже везде — ив войске, и в сенате, и в народе.
Через 20 лет мудрого правления Диоклетиан с товарищем своим Максимианом торжественно вступили в Рим, и здесь оба сложили с себя диадемы и императорские обязанности. Максимиан, по требованию старшего августа, произнес у ал-
ивнвишняв®в®ш
таря Юпитера великую клятву в искренности своего отречения. Спокойно Диоклетиан возвратился в Никомедию. Здесь он перенес жестокую болезнь. Исхудалый, разбитый телом и духом, весною 305 г., он перед собравшимся войском объявил, что сложил корону и удаляется отдел. Затем он отправился на покой в Далмацию, в Салон, и здесь мирно дожил век, наслаждаясь природой, сажая капусту и ухаживая за садами и цветами.
Константин Великий и его время
Лишь только Диоклетиан сошел со сцены действий, опять выступили вперед человеческие страсти, и уже можно было предвидеть, что из этого выйдет. Максимиан удалился от дел в Луканию. Немедленно честолюбивый Галерий стал во главе правления империей. Не спрашиваясь Констанция Хлора, он назначил в звание цезарей: хорошего воина Максимина (родом иллирийца) и расточительного, но преданного ему, Севера. Констанций не возражал: он расстроил свое здоровье беспрерывными походами и борьбой с упорными пограничными врагами, да к тому же был уверен, что возражения не помогут. Галерий досадовал на товарища своего за то, что он в своем уделе сначала ослабил указ о гонении на христиан, а потом и вовсе не стал стеснять их. Так крепко запали ему в душу уроки Елены (первой его жены). С большим трудом он добился того, чтобы к нему выслали сына его, Константина, который в войске Диоклетиана приобрел себе славу отличного воина. Но недолго отец любовался своим сыном: в 306 г., после победы над каледонцами, он умер от истощения сил. Легионы единодушно провозгласили Константина своим императором.
Галерий затаил в душе досаду на самовольство легионов и, признав Севера своим товарищем-августом, признал остальных двух правителей цезарями. Скоро явился пятый государь, сын Максимиана Максенций. Рим негодовал на то, что в государстве установились другие центры правления. Рим, а за ним и вся Италия желали выставить своего собственного правителя, надеясь, что он возвратит древней столице утраченные преимущества. Максенций услышал голос негодования и искусно воспользовался им. Он явился в
Портрет Константина.
 Константин I Великий (ок. 285—337 гг.) — римский император с 306 г. Последовательно проводил централизацию государственного аппарата, поддерживал христианскую церковь, сохраняя также языческие культы. В 324— 330 гг. основал новую столицу Константинополь на месте города Византий.
sassssassoaessaas
столицу. К нему собрались все недовольные. Сенат, войско и народ провозгласили Максенция императором. Север поспешил в Италию, но итальянские города не пустили его. Тут и Максимиан, не стесняясь клятвой, явился из своего отшельничества. Рим признал его августом. Север подступил к самому Риму. Значительная часть его войска перешла к старому императору. Сам Север заперся в Равенне. Равенна не выдержала осады. Север сдался на милость, но
Арка и мавзолей Галерия в Фессалониках.
Греция. IV в.
вместо милости получил только местечко в фамильной императорской гробнице.
Опасаясь мести Галерия, Максимиан поспешил за Рейн к Константину и увлек его в союз. Он еще более привязал к себе западного цезаря тем, что признал его своим товарищем-августом и выдал за него дочь свою Фаусту. Максимиан возлагал на зятя большие надежды. К несчастью его, в решительную минуту, когда Галерий сам двинулся на Италию, Константину пришлось повернуть в другую сторону — отразить вторгнувшихся в его удел франков. Притом же дальновидный цезарь западных провинций был не прочь увидеть, как оба императора ослабят друг друга борьбой. В Италии Галерий встретил такие же затруднения, какие испытал Север: римляне боялись его больше огня и восстали всеми силами, а Максимиан успел переманить к себе значительную часть его войска. Впрочем, и дела Максимиана окончились незавидно. Желая приобрести авторитет Диоклетиана, он сам поехал к нему (Диоклетиан в то время находился в Карнунтуме, на Дунае) и просил его опять стать во главе правления. Престарелый монарх отвечал: «Если бы ты посмотрел, какая у меня славная капуста в Салоне, то не стал бы предлагать мне новых хлопот». Обманутый в ожидании Максимиан хотел вознаградить себя по крайней мере первой ролью в Риме, но и тут он начал действовать слишком круто и озлобил своего сына-соправителя,
непокорного мальчишку, как он назвал его в минуту раздражения. У родителя с сыном разлад дошел до того, что однажды, на смотре войска, Максимиан сорвал с него пурпурную тогу и в лице его оскорбил армию. Совет, составленный из
sessssaessseesseB
начальников легионов, приговорил его к изгнанию. Опасаясь за жизнь, Максимиан бежал к Константину и был принят им хорошо. Но и здесь не успокоился изгнанник. Пока зять сражался на Рейне, он захватил в Арелате казенные суммы и набрал себе войско. Когда возвратился Константин, Максимиан заперся в Массилии (Марселе); но привязанности Мас-силии, как и всей Галлии, тянули к дому Констанция Хлора. Максимиан был выдан и как бунтовщик казнен.
Еще до казни Максимиана Галерий на место Севера посадил храброго Лициния (родом из Дакии) и с титулом августа передал ему в управление дунайские провинции; сам же был в большом затруднении, узнав, что Максимин, правитель Сирии и Египта, самовольно присвоил себе титул августа. Злокачественная болезнь и смерть вывели Галерия из затруднения. Максимин, знатный пьяница, но в затруднительных обстоятельствах человек храбрый и решительный, немедленно явился с войском в Азию, чтобы завладеть наследством Галерия. Он и успел в этом. С Лицинием они в 310 г., решили вдвоем так, чтобы Геллеспонт служил границей их уделов. Чтобы еще более упрочить свое положение, Максимин предложил руку вдове Галерия, но благородная Валерия, дочь Диоклетиана, предпочла лучше отправиться с пасынком своим Кандидианом и матерью своей Ириской в ссылку, нежели идти замуж за пьяницу, как называла она нового августа.
Итак, снова во главе империи стали четыре государя; внешне, дела как будто пришли в такой порядок, как были при Диоклетиане, но только по наружности: взаимно недоверия, правители подстерегали взаимные промахи, чтобы пользоваться ими лично для себя. Максенций, унаследовавший от отца честолюбие, но не унаследовавший его военныхдарований и гражданской доблести, скоро дал почувствовать подвластным провинциям весь гнет правления жестокого и расточительного. Задушив восстание в Африке и отомстив ей за это свирепыми казнями, Максенций поднялся с 200-тысячной армией на Константина, которого он наиболее ненавидел.
Константин не медлил. Обеспечив себя с фланга дружбой и союзом с Лицинием, за которого просватал сестру свою, Констанцию, он собрал свои легионы и в 312 г. быстро двинулся через Альпы в Северную Италию. Армия его едва равнялась половине армии Максенция, но он знал, что войско любит его. И войско знало, что повсюду, где с ним его
Бронзовый медальон Галерия.
Золотая монета Максенция.
 Христианская легенда гласит, что Константин, покровительствовавший христианам, которых много было у него в армии, разрешил им изобразить крест и начальную букву имени Христа на военных значках. Поэтому Константин и победил язычника и врага христиан Максенция. Легенда добавляет, что священную монограмму с надписью «этим победишь» Константин увидел во сне. Легенда имеет под собой очень мало реальных оснований хотя бы потому, что делает Константина христианином в гораздо большей степени, чем он был в действительности.
Максенций. Мрамор.
неустрашимый, искусный полководец, там и победа. С началом похода Константина в Италию соединяется следующее предание. Однажды в жаркое послеобеденное время, когда воины разбрелись от зноя по палаткам, Константин сидел, погруженный в глубокую думу о том, какой исход будет иметь для него предстоящая борьба на жизнь и смерть. Вдруг видит он на небе исполинское крестное знамение, окруженное ярким сиянием, и под ним слова: «in hocvince!» — «этим победишь!» Не он один, но и воины поражены были видением. В войске много было христиан. Они легко поняли и другим объяснили, что этим знамением Господь возвещает Константину победу. Вероятно, божественный свет коснулся сердца Константина, потому что он немедленно — так говорит христианский историк Евсевий — велел сделать пурпурную хоругвь с изображением креста. Древко ее вверху оканчивалось золотым венцом, под которым написана была монограм-
R	Р
ма: или по-гречески , что значит Christ us (Христос), а под
Сг!	X
ней, гораздо ниже, изображение императора. Знамя это, названное Labarum, должно было предшествовать императору в сражении. Оно и предшествовало и действительно даровало Константину победу, как сейчас увидим.
Не покидая Рима, Максенций распоряжался приготовлениями к борьбе. Он разделил свою армию на несколько корпусов, которым Константин еще до решительной битвы нанес несколько жестоких поражений. Забрав города и крепости Северной Италии, он в схватке при Augusta Taurinorum (Турин) разбил наголову панцирную кавалерию, на которую Максенций возлагал большие надежды. При Вероне начальник другого корпуса храбрый и искусный Рурих также потерпел поражение и сам пал в битве. Потеря Руриха была незаменима для Максенция. Наконец, и сам он решился выступить из Рима. Ксеверуот столицы, у так называемых Красных Скал (Saxa Rubra), опираясь на Тибр, расположил он свою армию. Недолго он ждал. Явился неприятель, и закипел достопамятный бой. Сначала благодаря своей многочисленной кавалерии Максенций охватил было оба неприятельских фланга, но, укрепив центр, Константин во главе галльской конницы бросился на фланг, и эта атака решила битву. Противник не устоял. Повсюду закипела страшная сеча. Кавалерия Максенция повернула тыл и в беспорядке бросилась за Тибр; только преторианцы не попятились, а легли на
sss^SBasssssaseass
месте битвы. Мост через Тибр завален был трупами бежавших, а река побагровела от крови. Сам Максенций, растерявшись, бросился в реку, уже конь вынес его на тот берег, но опрокинулся с крутизны, и тяжелые доспехи императора повлекли его на дно. Его труп найден был лишь на другой день. Таков был исход битвы, в которой, как говорит христианская легенда, ополчение ангелов ратовало за Константина. Бессмертный Рафаэль написал в зале Ватикана фреску, изображающую битву Константина с Максенцием.
Торжественно вступил Константин в Рим. Народ восторженно приветствовал его как своего освободителя, но победитель остался холоден к восторгам толпы: другие, серьезные мысли занимали его. Приверженцев Максенция он не преследовал, казнил только членов семейства погибшего императора и вовсе уничтожил корпус преторианцев, сами казармы их велел разрушить. Еще важнее этого распоряжения было следующее: он отнял привилегии, которыми отличались сенаторы и вельможи от прочих граждан, и велел им платить государственные подати наравне с прочими. Таким образом сгладилось отличие, отделявшее коренных римлян от граждан в провинциях. Первым оставалось утешаться разве только воспоминанием о громких делах своих предков и переноситься воображением в минувшие счастливые (!) времена.
В Медиолане (Милане) отпраздновал Константин свадьбу сестры своей с Лицинием. Глядя на всеобщую радость обеих армий, глядя на то, с каким, по-видимому, братским сочувствием обнимались здесь оба монарха, кто бы мог подумать, что скоро политические расчеты станут поперек их дружбы, и на месте ласки и поцелуев появятся мечи и смертные приговоры? Но об этом речь впереди. Пиры и взаимное доброе расположение духа высказались серьезным образом в одной важной мере, обеспечившей спокойствие многим сотням тысяч римских подданных, ибо тут же, в Медиолане, Константин, с согласия Лициния, издал указ, которым христианская вера получила право гражданства среди прочих религий в Римской империи. Константин еще с детства под влиянием отца своего, Констанция Хлора, и в особенности матери, Елены, был расположен к христианской вере, а в последние годы и сам на деле испытал верность христиан, служивших в войске, и убедился в преимуществе новой религии над язычеством. Но прежде, нежели рассказывать о его заслугах перед христианством, следует рассказать о его военных делах.
 После поражения Максенция Константин торжественно вступил в Рим, а затем присоединил к своим владениям (т.е. к Галлии и Британии) бывшие владения Максенция— Италию, Африку и Испанию. В этом же (или в следующем) году Константин и Лициний встретились в Милане. Здесь они издали знаменитый эдикт («Миланский эдикт»), которым признавалось равноправие христианской религии с языческим культом. Это был чрезвычайно разумный политический шаг. В залог союза и дружбы Лициний женился на сестре Константина Констанции.
Лициний. Мрамор.
ашянаааавввавижив
Золотая монета с изображением Константина I.
 В 323 г. началась новая война. Константин разбил Лициния под Адрианополем, занял Византий и осадил своего противника в Ни-комедии. Тот сдался, получив клятвенное обещание Константина, что его жизнь будет сохранена (323 г.). Но уже в следующем году Ли-циний, отправленный в Фессалоники, был убит.
Центионалий Константина I.
Прямо из Медиолана Константин должен был поспешить в Галлию: пришла весть, что хищные франки опять ворвались в эту провинцию. При приближении императора франки ушли было за Рейн, но он искусно выманил их опять в Галлию, разбил, схватил предводителей и велел бросить их в цирк на растерзание зверям. Видно, что сердце его, от природы мягкое, подвлиянием политической необходимости имело способность становиться твердым, как панцирь, под которым билось.
Пока Константин расправлялся в Галлии, Лицинию пришлось вступить в отчаянную борьбу с Максимином. Узнав о союзе и дружбе остальных двух владык, Максимин стал опасаться за свою судьбу и потому решил предупредить Лициния. Он вторгся в Европу, покорил Фракию, взял Византий и 1ераклею и возле Адрианополя столкнулся с армией Лициния. Тут окончились успехи Максимина. Он был (313г.) разбит наголову, бежал в Никомедию, оттуда в Таре и здесь умер; одни говорят — от болезни, другие — от яда. Земли его Ли-циний присоединил к своим, а с приближенными его и с семейством распорядился без всякой пощады: смертная казнь постигла жену его, детей, Кандидиана (наследника Галерия), сына Севера, наконец, Валерию и мать ее Приску.
Теперь Л ициний сделался повелителем всей восточной половины Римской империи, как Константин — всей западной. Из четырех монархов остались два, но согласие между ними все-таки не установилось. Вместо того чтобы заняться устройством благополучия подвластных народов, они прежде всего занялись личными стремлениями, конечно, забывая, что история снимет с них маску и представит на суд потомков без прикрас.
Долго сдерживаемое взаимное недоверие и недоброжелательство прорвалось, наконец, наружу. И Константин, и Л ициний схватились за мечи, предоставляя им решить вопрос о единодержавии. В 314 г. они сошлись на Драве в Паннонии. Здесь бились целый день без решительного успеха. Впрочем, Лициний отступил к Сирмию. Возле Мардии (а может быть, возле Филиппополя), во Фракии, сошлись еще раз. И тут сражались с крайним ожесточением до поздней ночи, сами императоры бились в первых рядах, разошлись опять без решительной победы, но, изучив друг друга, оба соперника временно помирились. Лициний уступил Константину иллирийские земли, Македонию и Ахайю; за собой же удержал в Европе только Фракию да часть Мезии.
^^0^00 376 -------
В это время готы, 50 лет уже не беспокоившие Римскую империю, вместе с сарматами вторглись в пограничные владения. Константин разбил тех и других и прогнал их за пределы государства. В промежутках между войнами он различными распоряжениями продолжал заканчивать то устройство, которое дал империи Диоклетиан. Два указа Константина, относящиеся к этому времени, особенно знаменательны для нас тем, что проливают свет на нравы той эпохи. Первый запрещает подкидывать своих детей в чужие дома (что стало случаться чрезвычайно часто), другой назначает казнь сожжением тому, кто похитит девушку, хотя бы последняя добровольно согласилась следовать за обольстителем.
Так прошло восемь лет. Оба соперника приготовились к отчаянной борьбе. Константин привел с собой 130 000 человек, Лициний — около 150 тысяч. На берегах Адрианополя решался вопрос о том, кому первенствовать. Опускаем подробности сражений, скажем только, что Константин победил. Лициний бежал и заперся в Византии, который тотчас же был осажден победителем. Очень помог Константину на море его храбрый старший сын Крисп. Лициний успел спастись из Византия на берега Малой Азии, собрал еще армию, но в страшной битве при Халкедоне (Скутари) потерял уже всякую надежду на успех и отдался на милость соперника. Хотя ему и обещали жизнь, но после передумали: нашли более удобным совсем отделаться от человека, который мог бы быть впоследствии чем-нибудь опасным для самодержца римского. Печальная Констанция уронила горькую слезу на могилу своего мужа. Это был единственный, безмолвный протест против монаршего нарушения слова.
С 324 г. Константин — единственный повелитель обширной империи. С дальновидностью и мужеством Цезаря соединяя хладнокровие и расчетливость Октавиана, Константин не мог не видеть, что христианство пустило в империи глубокие корни и составило силу, с которой ему следовало вступить или в смертельную борьбу, или в прочный союз. У историка церкви Евсевия находим, что Константин не раз глубоко вдумывался в значение божественной религии и дошел до сознания, что она неминуемо должна восторжествовать над прочими религиями, ибо язычество давно лишилось своей почвы и представляло одни только казенные формы без содержания. Будучи в душе уже христианином, Константин продолжал, однако, проявлять терпимость и к язычеству,
Бронзовая медаль в честь победы Константина
над Лицинием.
 Константин одержал верх над всеми своими соперниками, потому что был расчетлив, дальновиден, коварен и беспощадно жесток. Он являлся истинным сыном своего времени. Константин сумел, как никто, отразить в своей деятельности господствующие тенденции эпохи. Некоторые его мероприятия послужили исходным пунктом для дальнейшего развития и вошли составной частью в историю европейского средневековья.

 Повышенный интерес к отвлеченным теологическим вопросам с давних времен был характерен для египетской церкви. Ряд александрийских богословов, из которых особую известность приобрели Климент (конец II в.) и Ориген (род. около 185 г., умер в 253), стремился сочетать христианские догматы с принципами греческой философии. В теологической системе Оригена, созданной под влиянием платоновских идей, большая роль отводилась Логосу (Слову, или Разуму), которьм отождествлялся с Сыном Божиим, принявшим образ Иисуса Христа. Принцип ори-геновского абстрактно-философского толкования основ христианского учения получил в Александрии широкое распространение. В начале IV в. известньм своим аскетизмом и популярный среди прихожан пресвитер Арий выступил с учением о том, что в божественной троице только Бог-Отец является вечным. Первым его творением был сын, или Логос, а творением Логоса был святой дух. Сын поэтому не может быть равным отцу, он лишь подобен ему. Арианство представляло собой попытку рационалистического толкования основного христианского догмата.
не препятствовал строить христианские храмы, но строил и капища жителям Олимпа. Тем не менее с новой религиозной силой он решился вступить не в борьбу, а в союз. В недрах церкви Христовой в то время происходили неурядицы и междоусобия. Александрийский священник Арий поднял спор о Сыне Божием и силился доказать, что Он сотворен, а не рожден от Бога-Отца; и, как творение, не единосущен и не равен Богу-Отцу. Епископ Александр, видя в этих преступных толкованиях ересь, отлучил Ария от церкви. Но на том дело не кончилось. Не один Арий волновался ересью. Во всем государстве мнения христиан разделились. Одни были против него, другие, в том числе люди, имевшие большой авторитет, например оба Евсевия, Никомедийский и Цезарейский, и значительная часть восточного духовенства, стали за него. Император послал виновнику ереси письмо, в котором видно большое желание церковного мира, но еще не видно, придавал ли Константин важное значение ереси. В этом письме император между прочим говорит: «Неприлично тебе, священнику, поднимать бесплодные споры о предметах, превосходящих человеческое понимание, так же, как епископу неприлично вступать в такие споры. Ты должен примириться с епископом, и обоим вам следует служить для прочих примером хороших поступков и охранять совесть единоверцев». Совет императора не укротил распри. В Александрии и других местах споры доходили не раз до кровавых схваток. Чтобы покончить с волнениями, император созвал в Никее общий, или так называемый вселенский, собор христианского духовенства.
В 325 году в императорском дворце в Никее (в Малой Азии) собралось более 300 епископов, цвет христианского духовенства как по значению, так по учености и образованности. Собор составил приговор, которым положил, что объяснение епископа Александра есть единое истинное, православное, т. е. что Бог-Сын не сотворен, а рожден и есть единого существа (fyuxrtxnov, омоусион по-гречески) с Богом-Отцом; толкования же Ария должны быть отвергнуты как еретические. На Никейском же соборе и составлено исповедание веры (Символ Веры), чтобы предостеречь на будущее время христиан от ложных толков о предметах святой веры.
Арий продолжал втайне распространять свою ересь и за то был сослан в Иллирию. Евсевий и другие епископы, приверженцы Ария, сумели опять заслужить расположение им-
ия^аиввййаавввиви
ператора и, искусно обходя опасное слово омоусион, сумели врагов своих ослаблять не явным, а скрытым оружием — интригой, ибо не все имели такое мужество, как преемник Александра Афанасий, который смело стоял за православие и не боялся ни тайных подкопов, ни потери внешнего почета за правоту своего дела.
Религиозные споры в недрах церкви продолжались во все вре
Вселенскии собор в Никее.
мя правления Константина и даже при преемниках его. Инт-
рига временами приобретала, к несчастью для честных людей, большое влияние и опутывала своими сетями даже императора при всей его дальновидности. Доказательство последнего видим в печальной судьбе старшего сына и сподвижника его Криспа. Его успели очернить в глазах государя, и, обвиненный в небывалых преступлениях, он сложил голову на плахе. Говорят, что этой злодейской интриге очень помогла сама императрица Фауста, ненавидевшая своего пасынка. Такая же судьба впоследствии (326 г.) постигла и Констанцию с 11-летним сыном ее. Одна Елена, престаре
 Время Никейского собора — не конец, а скорее начало арианства. Оно имело немало сторонников среди придворных, и Арий вскоре был возвращен, а главный противник его Афанасий Александрийский был со-
лая мать императора, не побоялась поднять голос негодова
слан. После смерти Ария
ния, и ее слезы навлекли справедливое императорское наказание виновникам погибели Криспа и семейства Лициния. Благочестивая Елена скоро нашла еще другое утешение в своей скорби. Совершив путешествие в Иерусалим, она посетила все места, дорогие христианам по великим евангельским событиям, открыла заваленную землею пещеру Св. Гроба и в ней Животворящий Крест и, построив здесь мраморную часовню, исполнила таким образом свой набожный обет. За эти подвиги церковь причислила ее к лику святых.
Воспоминание о пролитой невинной крови не давало покоя потрясенной душе Константина. Он искал забвения в удовольствиях двора и с еще большим жаром занялся государственными делами. Теперь он окончательно выработал то устройство, которое еще Диоклетиан в общих чертах придал Римской империи. В целом и в частностях Константин придал государству строго определенные формы безусловной, неограниченной монархии. Только при таком порядке Римское государство и могло еще продержаться кое-как. Всю империю Константин
приверженцы его продолжали пользоваться покровительством двора. Споры велись в течение долгого времени. При дворе побеждали то сторонники никейского учения, то ариане. В 381 г. учение Ария было еще раз осуждено на новом соборе епископов в Константинополе, и на ариан поднято было гонение, однако арианство успело распространиться среди варварских германских племен, которых жители Империи впоследствии рассматривали как иноверцев.
sKgssssasssBaeaes
 Но фактически система соправительства существовала и при Константине. Так, защита рейнской границы сначала была им поручена старшему сыну, цезарю Флавию Юлию Криспу (он был казнен в 326 г. в Риме, по-видимому, благодаря интригам своей мачехи Фаусты. Последняя также вскоре была убита по приказанию Константина), в то время как сам император оставался на Востоке, главные заботы посвящая дунайской границе. Остальные три сына Константина в сане цезарей также получили в управление отдельные области: Константин— Испанию, Галлию и Британию; Констант — Италию, Иллирию и Африку; Констанций — азиатские провинции и Египет. Кроме них, у императора было два племянника, управлявших более мелкими областями. Эта фактическая децентрализация управления подкреплялась существованием четырех префектов претория, которые стояли во главе четырех префектур: Востока, Иллирии, Италии и Галлии.
разделил на четыре префектуры, префектуры — на диоцезы, а диоцезы, на провинции, или округа. Эти префектуры были следующие: Восточная (вся римская Азия, Египет и Фракия); Иллирия (Греция и Македония); Италия (к которой относились еще южнодунайские земли и Западная Африка) и, наконец, Галлия (которая включила в себя также Британию и Испанию). Каждому префекту вверена была одна гражданская часть; в военном же управлении место преторианских префектов заняли два верховных полководца: магистр пехоты и магистр конницы. Об уничтожении корпуса преторианской гвардии мы уже говорили. На место уничтоженной римской аристократии, коренившейся в старинных республиканских воспоминаниях, император создал новую, чиновничью аристократию, состоявшую из пяти классов, имевших особые титулы: illustres, spectabiles, clarissimi, perfectissimi и egregii(3T0 уже нечто вроде введенной в России Петром Великим табели о рангах). Чиновничьей аристократии и вообще чиновническому сословию предстало обширное, хотя и не разнообразное, поприще деятельности, ибо, несмотря на то что в провинциях префекты и верховные полководцы занимали место императора, однако центром всего управления государством был сам император. Учрежденные им отдельные управления (министерства): двора, полиции, финансов, государственных имуществ — состояли в непосредственной зависимости от монаршей воли; министры были не более как орудия исполнения этой воли. При каждом из министров, разумеется, состояли и канцелярии, и огромное число низших чиновников, и весь этот люд в своей деятельности, конечно, возбуждался не патриотическими движениями Гракхов, Катонов и других великих людей римской старины, а более ближайшими поводами — продвинуться вперед по ступеням римской табели о рангах (подробнее см. ниже).
Перестроив государство, Константин находил необходимым переместить и его столицу. Рим не годился больше д ля этой роли. Слишком удаленный от восточных провинций, на каждом шагу своими памятниками вызывавший размышления о славной республиканской старине, он, очевидно, не мог отвечать намерениям императора. Кроме того, он уже со времен Диоклетиана постоянно оставался в тени. Гениальным взором император открыл пункт, годный для его цели. Этим пунктом был Византий на Босфоре. Здесь встречаются две части света и подают друг другу руки. Туг он основал в 328 г. новое средоточие римского мира, и город назвали по имени его Константинополем.
Bssasssassssssssss
Перенесемся воображением к очаровательным берегам Босфора, где по зеленеющим холмам раскинулся Константинополь, нынешний Стамбул, или Истамбул, столица султанов, пребывание ленивых османлы. И небо, и земля, и море стараются наперебой друг перед другом создать здесь рай земной. Бледнеют звезды в темном своде неба, заря с востока гонит ночной мрак, серебристо-розовым
Цирк и ипподром в древ-
отливом сверкают волны моря, и чуткие дельфины выглянут
лишь на минуту из воды и снова прячутся в таинственную глубь. А между тем верхушки азиатского Олимпа уже озолотились блеском солнца, и вскоре пролив и холмы, столица и окрестности приветствуют светило дня. И понемногу раскрывается перед вами чудная картина: Босфор с его могучими зелено-изумрудными волнами; Европа там, здесь Азия, друг возле друга, сады и башни, минареты, дворцы и кипарис, и стройный тополь, гавань Золотого Рога и обнимающий ее с любовью живописный город. На окраины Стамбула седые стены тянутся угрюмо вдоль сераля. Над городом из-за массивных темных пиний, лиственниц и сикоморов сверкают купола, мечети, но выше всех золотом блестит луна Айя-Софии; Галата, Пера и предместья — направо от Золотого Рога, а позади нас — азиатский берег, виллы и Скутари.
В гавани шныряют барки, корабли и целый флот купече-
нем Константинополе.
 Константинополь стоял на границе между Азией и Европой, между Восточной и Западной империями, на про славленном еще в древности торговом пути. При закладке города в 324 г. и при его освящении в 330 г. участвовали как древние языческие жреческие коллегии, так и христианское духовенство. Великолепный дворец
ских судов приходит и уходит; торговля морем и торговля караванами сухим путем... а в 330 г. деятельность здесь кипела еще больше. За несколько лет Константин отстроил почти всю столицу. Он окружил ее надежными стенами, форум украсил портиками и статуями. Посреди него на мраморном подножии стояла в 100 футов высотой порфирная колонна с великолепной статуей Аполлона. Не менее роскошно был отделан и главный ипподром, имевший вдоль 400 шагов, а в ширину 100. Не говоря уж о богатстве украшений мест для публики, в средине спины (вы помните, что та стена, которая в древних цирках разделяла вдоль весь ипподром, у римлян называлась spina) возвышалась оригинальная великолепная колонна. Ее составляли три исполинские медные змеи, перевившиеся своими туловищами. На головах у них стоял
императора в новом городе занимал 150 югеров. Для украшения его из различных мест Греции свезены были лучшие произведения искусства. В городе были сооружены термы, библиотека, большой ипподром, на котором собирались тысячные толпы. В Константинополе учрежден был сенат; здесь находился отныне один из консулов.
Олицетворение двух
столиц — Рима и Констан*
золотой треножник, тот самый, который эллины после победы над персами похитили из дельфийского храма. От трона, с которого император любовался представлениями в цирке, великолепная лестница вела к дворцу. Дворец со своими портиками и садами, колоннами и всей местностью довольно хорошо напоминал дворец, построенный на холме Палатинском в Риме. В новой столице появились и христианские церкви, и языческие храмы, и курии, и бани, и водопроводы — все так же, как и в древнем Риме. Чтоб вызвать соревнование художников, монарх открыл в Византии школы для живописцев и скульпторов, но дух поэзии, который оживлял старинных мастеров, уж покинул римский мир, и Константину приходилось д ля украшения столицы свозить из Греции, Сицилии и
тинополя. Диптих.
Малой Азии все, что хорошего там произвел когда-либо ре-
зец. О населении Константинополя не нужно было хлопо-
тать с особенным усердием: его естественное выгодное поло-
жение, доходная торговля, постоянная потребность в рабо-
чих и ремесленниках всякого рода, а главное, централизация всего правления и местопребывание государя — все это привлекло сюда за короткий срок работников, купцов, зажиточных людей, ученых и целый легион чиновников. Многие знатные старинные аристократические фамилии также переселились в Константинополь, чтоб быть поближе к императорскому блеску. Правда, под этим блеском не скрывалось ничего, достойного серьезного внимания. Новое создание произвола, Константинополь, не имел под собой исторической почвы, у него не было великого прошлого, а население его представляло толпу, лишенную того патриотизма, той жажды славных дел, которые при других условиях делают из
населения города разумную силу, проникнутую сознанием своего значения, стремящуюся к общей для каждого гражданина, благой цели. Императорский произвол привлек сюда
aasaosaasoasssssss
толпу со всего света; под влиянием этого же самого произвола высшие слои населения прониклись исключительно жаждой почестей, корысти, титулов и отличий, а в низших классах добывание хлеба, подобострастие и раболепство изгнали всякую возможность более возвышенных стремлений. Да и кчему же
было бы стремиться, если при тогдашнем нравственном падении общества и под влиянием деспотизма свыше за успех ручались не ум, не доблести и не заслуги, а ловкое низкопоклонство (вспомните картину общества, написанную Ювеналом), обман, подарки, лесть, бесстьщство и интрига. Замечательно, однако, что при всей этой гнилой основе создание Константина продержалось 12 столетий в качестве столицы Восточной Римской империи! Конечно, Константинополь обязан своим сохранением тому, что Провидению угодно было отвести от него тот разрушительный поток народов, который ниспроверг в V веке Западную Римскую империю. Но об этом после.
Слава о Константине проникла в отдаленные страны мира. Даже из Эфиопии и Индии являлись на поклон к нему послы с подарками. Между прочим, готы, которые, вероятно, отстали от новейших политических событий, заскучали от бездействия и снова вторглись в римские владения. Поход Константина на них окончился неудачно, сам император едва спасся. Другой поход имел и последствия совсем другие. Император поручил в этот раз дело второму сыну своему, Константину: храброму юноше посчастливилось прогнать готов за Дунай и принудить их к миру. Потерпев тут неудачу, готы бросились на вандалов и действительно вознаградили себя за счет последних. Тем случаем воспользовались сарматские языги, бывшие до сих пор под игом у вавдалов, и также поднялись на них. Вандалы перешли римские границы и просили убежища у императора. Константин отвел им земли в Паннонии (334 г.).
Между тем с Востока поднялась гроза. Шапур II, персидский царь, требовал возвращения уступленных его предшественником провинций. Константин стал готовиться к войне и на случай своей смерти заранее разделил государство между сво
Фрагмент рельефа арки Константина.
 Константинополь при прочих равных условиях имел то преимущество перед Нико-медией, что непосредственно господствовал над проливами, ведущими из Средиземного моря в Черное, и вместе с тем служил как бы «мостом» из Азии в Европу. Изумительное стратегическое положение города являлось главной причиной того, что Константинополь пережил падение Западной Римской империи, готские, арабские и славянские набеги и пал только в 1453 г.
ими преемниками: тремя сыновьями и двумя племянниками. При этом, конечно, пришлось изменить состав четырех префектур, ибо необходимо было создать пятую. Старшему сыну,

 После смерти Константина в 337 г. снова началась междоусобная борьба. Император еще при жизни разделил значительную часть Империи между тремя сыновьями: Константином, Кон-станцием и Константом. Себе он оставил только Балканский полуостров (Фракию, Македонию и Ахайю). Эту часть Константин завещал перед смертью своему племяннику Делмацию. Другому племяннику Анни-балиану были отданы в управление Армения и Понтийское побережье.
Император умер в разгар приготовлений к войне с Персией. Цезарь Констанций уже находился в Месопотамии. Узнав о смерти отца, он поспешил в Константинополь и там инспирировал военный мятеж против своих дядей и двоюродных братьев. Два брата Константина и семь его племянников были убиты, в том числе Делмаций и Анни-балиан. Констанций захватил их владения. После этого он снова отправился на Восток (338 г.). Война с персами затянулась. Между тем на Западе началась борьба между Константом и Константином II, в которой последний погиб (340 г.). Констант захватил его владения и на 10 лет объед инил в своих руках весь запад империи.
Константину, он назначил в удел префектуру за Альпами и Рейном; второму, Констанцию, — Азию и Египет; третьему, Константу, — Италию и Африку (несмотря на несовершеннолетие Константа); одному племяннику — Иллирийские провинции и Грецию; другому — провинции у Понта. Император двинулся в поход. В Никомедии на святой неделе он опасно занемог. Чувствуя быстрое истощение сил, император пожелал священным таинством крещения запечатлеть свою веру в божественное учение, которому он столько раз и так торжественно был покровителем. Призванный в Никомедию епископ Евсевий совершил над императором обряд святого крещения. Через несколько дней после Духова дня Константин умер (337 г.). За объявление христианской религии государственной Церковь причислила Константина к лику святых и почтила высокими именами Равноапостольного и Великого.
Сыновья Константина Великого
Сильные мира сего хранят между собой согласие лишь до тех пор, пока этого требует расчет или страх. Умер Константин Великий, и преемники его немедленно принялись подкапываться один поддругого, а наконец, схватились и за мечи. Легионы, подговоренные Констанцием или его советниками, взбунтовались в Греции и на Востоке и умертвили обоих братьев умершего императора и их сыновей, получивших наделы иллирийских и понтийских провинций. От убитых братьев императора остались только меньшие сыновья: больной 12-летний Галл и 7-летний Юлиан. Итак, вместо пяти правителей оказалось только трое, но и эти трое не ужились вместе. Воинственный Константин Младший, император Галлии, быстро пошел в Италию, чтобы отнять удел Константа, но в первой же битве, при Аквилее, был убит.
Констанцию некогда было помешать Константу завладеть Галлией: у него своих дел было много на Востоке. Страшная борьба с Шапуром II затянулась лет на десять. То римляне вытесняли его из завоеванных земель, то он снова опустошал Месопотамию, брал крепости и приводил в трепет Констанция. В 350 г. он чуть не завладел Нисибом, перехватив повыше этой крепости реку Мигдоний и потом вдруг устремив
Римский шрифт.
Треножнике молодыми фавнами.
Гладиаторы. Мозаика в термах.
иеввеиииашиииаа
на город накопленную массу воды. Римляне, однако, удержались и отбили штурм. Обе стороны так истощили себя долгой борьбой, что разошлись надолго, собираясь с новыми силами.
Констанций воспользовался перемирием с Шапуром, чтобы обратить внимание на Запад. И пора было. Констант был умерщвлен. На его место легионы провозгласили императором Магненция, начальника пехоты. В то же время в Иллирии также взбунтовались войска и объявили своим повелителем Ветрания, человека старого, честного, храброго, но вовсе не способного к правлению. Думая облегчить себе заботу, император назначил своим цезарем Галла, жившего до тех пор чуть не в ссылке в Каппадокии вместе со своим братом Юлианом, женил его на сестре своей Константине и двинулся в Иллирию.
Можно себе представить, какой цезарь вышел из Галла, совершенно не подготовленного ни к какой власти, посаженного из тюрьмы чуть не на трон, и еще вдобавок с такой женой, для которой легче было отдать десять невинных жертв на виселицу, нежели отказаться от красивого ожерелья.
Констанцию некогда было заниматься жалобами, которые доходили к нему с Востока на страшный произвол его цезаря. Надо было спешить восстановить порядок в Иллирии. Он успел возвратить к повиновению и легионы, и престарелого Ветрания. Предстоящая борьба с Магненцием грозила окончиться не так удачно. Магненций с отборным войском из Испании, Галлии и Германии уже захватил крепость (к северу от Лайбаха) и расположился на берегу реки Дравы. Сюда пришел и император со своей многочисленной азиатской кавалерией и катафрактариями (так назывался тогда род войск, похожий на кирасиров). Здесь в жестокой сече, в которой бились римские войска всех наций, исповеданий и вооружений и в которой легло их более 50 тысяч, решилась участь Магненция. Он был разбит, бежал в Галлию и там, окончательно убедившись в безвозвратной потере своего дела, лишил себя жизни. Констанций появился в Италии. Рим, а по его примеру и прочие города признали его своим государем (352 г.). Начались розыски с целью открыть всех главнейших приверженцев Магненция. Невинные рядом с виновными гибли на плахе, ибо император подписывал смертные приговоры, слепо доверяясь недостойным приближенным, постоянно умевшим оплетать его своими интригами. В Рим вытребован был из Антиохии Галл. Он также был казнен.
Парфянский катафрактарий.
 Борьба с Магненцием потребовала много усилий. В конце концов он был разбит в ожесточенном сражении в Паннонии. Несмотря на это, Магненций еще держался некоторое время и в 353 г., покинутый своими сторонниками, покончил жизнь самоубийством. Таким образом, Констанций объединил в своих руках всю Империю.
Золотые монеты Константа I и Магненция.
13 Рим, т. 2
essssssesssssses®
 У Констанция II не было детей. Единственными уцелевшими родственниками императора являлись два его двоюродных брата — Галл и Юлиан, сыновья Юлия Констанция, одного из братьев Константина I. Когда Констанций II оставил персидский флот и направился против Магненция. он назначил цезарем Галла и послал его вместо себя на Восток. Но уже очень скоро Галл навлек на себя подозрения Констанция II, был отозван и казнен (354 г.). Остался Юлиан. Скрепя сердце Констанций II вынужден был назначить его цезарем и отправить в Галлию (355 г.).
Пока в империи гремела междоусобная война, отвлекая войска от границ, соседи не упустили случая. Франки, саксы и алеманны прошли всю Галлию, опустошая не только виллы и деревни, но даже разбивая римские отряды и забирая крепости. До 45 фортов, в том числе и сильный римский оплот, Колонию Агриппина (Кёльн), они захватили и разорили. Весь левый берег Рейна занят был варварами. Алеманны вторглись в Ретию, сарматы — в Паннонию и Мезию; слышно было, что и персы опять готовятся к нападению. Правда, Констанций успел прогнать алеманнов за Рейн (355 г.), но убедился, что один он не в состоянии управиться с врагами, что ему нужен помощник. Он вспомнил о Юлиане, последнем из своих родственников, и сделал его цезарем. Надо заметить, что Юлиан тоже чуть не попал на плаху вместе со своим братом, но его спасло заступничество благородной императрицы Евсевии: Юлиану позволено было продолжать учение в Афинах. Здесь благодаря способностям и руководству знаменитых учителей Юлиан основательно познакомился с искусствами и философией и всей душой привязался к неоплатонизму. Когда воля императора посадила его на место цезаря, Юлиан не имел еще никакого опыта в делах, но он принадлежал к числу тех щедро одаренных натур, которые умеют осмотреться и найтись в незнакомой среде, ознакомиться с делом и быть ему полезным.
Император послал Юлиана в Галлию. Цезарь скоро оказался не только любителем литературы и философии, но и полководцем храбрым и правителем хорошим. Он прежде всего извлек выгоду из того, что тогдашние германцы, как и нынешние, действовали больше порознь, каждый предводитель предпринимал со своей дружиной поиски на собственный страх. Потому-то Юлиан поодиночке разбивал их и принуждал к миру. В 356 г. он даже успел на Нижнем Рейне восстановить римские укрепления, разрушенные германцами несколько лет назад. Алеманнский герцог Хнодомар, пользовавшийся у германцев большим авторитетом, убедил их сражаться вместе, армиями, и действительно, разбив римлян при Augusta Rauracorum (близ Рейнфельдена, что возле Базеля), собрал 35-тысячное войско, при Аргенторате (Страсбург) перешел Рейн и ворвался в Галлию. Но Юлиан был настороже. Он не дал храброму Хнодомару опустошить страну й заставил принять битву. Победа долго колебалась между дикой отвагой германцев и стойким мужеством римлян, но искусство взяло верх. Германцы потерпели поражение, сам герцог

386 -------------------------------------
шавяаавив»ааямв«й8
попал в плен и умер вдали от родины. С его смертью прекратилось и согласие дружин.
Юлиан умел извлечь пользу из своих побед. Не давая германцам опомниться от испытанных поражений, он три раза переходил Рейн, вторгался в их владения, держал в постоянном страхе нападения и время перемирия употребил на то, чтобы восстановить вдоль всего Рейна линию римских укреплений и снабдить их сильными гарнизонами. Зиму цезарь проводил обыкновенно на отдыхе в городке Лютеция (Париж), построенном на островке Секваны (Сены). К югу от реки он воздвиг себе великолепный дворец. Слава Юлиана начинала тревожить императора, а еще больше его советников, но в Юлиане крепко нуждались и потому не решались тронуть его. В 359 г. персидский царь опять с большими силами вторгся в римские владения. Император в это время был на Нижнем Дунае, где усмирял квадов и языгов. Он поспешил в Константинополь, оставался здесь больше года. Персидский царь успел опустошить Месопотамию, после 70-дневной осады взял римскую крепость Амиду, на Тигре, потом другие две крепости, Фенице и Сингару, а когда Констанций явился в Азию, победитель уже исчез со славой и добычей. В 360 г. император подготовился к новому походу и потребовал, чтобы Юлиан прислал ему (также как и в прошлом году) четыре когорты отборнейших воинов.
Неприятно было цезарю, а еще более войску подчиняться такому требованию императора. Во дворце Юлиан радушно угощал воинов перед отправлением их на Восток. Тут возникло обстоятельство, которого цезарь вовсе не ожидал. На общем совещании предводители когорт и легионов решили провозгласить Юлиана своим императором. Сколько ни упорствовал цезарь, убеждая предводителей в незаконности подобного поступка, но должен был уступить общему желанию. Ему надели на голову золотую цепь в виде царской диадемы, и войско с восторгом приветствовало нового государя, успевшего заслужить общую любовь и уважение.
В верноподданническом послании Юлиан просил императора утвердить его избрание. Констанций отвечал гневным отказом. Тогда Юлиан увидел, что жребий брошен: назад нельзя; приготовился к решительной борьбе и, докончив усмирение алеманнского герцога Вадомара, двинулся с легионами на императора. Через земли алеманнов, через Шварцвальд, вдоль Дуная, он с быстротой горного потока спустился до Вицдобо-
Римские светильники.
 Сначала Юлиан обратился к Констанцию II с требованием признать его августом и очистить Запад от своих войск. Император продолжал войну с персами, не давая никакого ответа. Тогда Юлиан двинулся на Балканский полуостров. Констанций II выступил ему навстречу, но 5 октября 361 г. умер в Малой Азии. Юлиан был признан во всей Империи.
 Флавий Клавдий Юлиан (родился в 331 г.) провел тяжелую юность. Вместе с братом он случайно спасся во время страшной резни, устроенной Констанцием II после смерти отца в 337 г. Галлу было тогда 12 лет, Юлиану — 6. Для братьев настали ужасные дни. Жестокий и подозрительный Констанций II, оставив им жизнь, осудил их на заточение в разных городах Малой Азии. Мальчики были окружены христианскими учителями, игравшими при них роль шпионов. Во главе их стоял епископ никоме-дийский Евсевий. Это был убежденный арианин, опытный интриган и полемист. Таким образом, первые уроки христианства Юлиан получил от тех, кого он считал смертельными врагами, а само христианство воспринял в наиболее отталкивающей форме бесконечной грызни между православными и арианами.
ны (Вена). Посадив на лодки 3000 надежнейших воинов, он с этим передовым отрядом на 11-й день был уже у Сирмия, где стоял авангард императорской армии. Авангард перешел на сторону Юлиана. Можно себе представить гнев императора. С твердой решимостью предать изменника позорной казни двинулся он из Антиохии, но от чрезмерного раздражения или от другой причины император заболел в походе и в 361 г. умер в каком-то киликийском городке, недалеко от Тарса. Констанций, бесспорно, обладал многими хорошими качествами, был целомудрен и воздержен, в затруднительных обстоятельствах не раз проявлял и способности, и энергию, но, на свое несчастье, вечно стоял в зависимости от своих приближенных, и с детства развращенный лестью и низкопоклонством, он часто действовал незаконно и жестоко, особенно если встречал противоречие и сопротивление. Тут он терял всякое сознание правды и права. По исповеданию он был арианин, и, судя по его поступкам, не видно, чтобы он проникнут был величественными, божественными основаниями христианства: Евангелие как будто лишь скользнуло по его душе. День и ночь он трудился над тем, чтобы вникнуть в сущность догматических прений, раздиравших в то время церковь, собирал беспрестанные соборы — все с целью восстановить единство церкви, и все-таки единства не восстановил. Склоняясь больше на сторону арианского учения, он преследовал приверженцев никейского православия, встречал противоречия и принимался решать вопросы мечом и казнями. Так однажды, по его повелению, воины ворвались в Александрийский храм и в самой церкви избили верующих. Можно представить, каким гонениям подвергся непреклонный Афанасий (о котором мы упоминали выше), однако он не погиб. Отшельники Фивацдской пустыни скрыли его в своих пещерах и охотно шли за него на смерть. Отсюда-то великий Афанасий громил своими пламенными посланиями гонителей православия, и римский мир в изумлении глядел на силу, которая без оружия дерзала противиться императорскому гневу.
Подвиги великого патриарха поистине достойны изумления и кажутся невероятными. Повсюду за ним следили шпионы и наушники, а он во время своего 6-летнего гонения побывал и в столице, и в провинциях, в царских палатах, в казармах и даже на соборах арианских, повсюду разнося слова утешения угнетенным и продолжая отважно обличать ересь и антихристианские поступки. Очевидно, само провидение, избрав-
жетж зев--
saasssasssossoasao
шее его своим орудием, хранило почтенного старца: то укрывался он где-нибудь в колодце или в заброшенной лачуге, то незнакомая ему женщина прятала его в своем доме, ухаживала за ним, как за родным отцом, доставляла книги и все, что нужно для письма; разыскивавшие его теряли голову, а громовые послания Афанасия переходили из рук в руки, утверждая верных в твердости и правоте исповедания, потрясая еретиков смущением и трепетом. Афанасий поистине может быть назван камнем православия. Он приготовил Церкви христианской ту победу над возникавшими расколами, благодетельные следствия которой обнаружились впоследствии.
Юлиан Отступник.
Юлиан Отступник
Юлиан принадлежит к числу тех трагических личностей, которые, ошибившись во взгляде на события, думают остановить время и погибают в бесплодной борьбе за отжившую, невозвратимую старину. Исходя из того убеждения, будто в христианстве заключалась истинная причина падения старой римской доблести, Юлиан, естественно, стал стараться уничтожить христианство и восстановить язычество, точнее, ввести и утвердить новое язычество, сторонником которого он сам был. Мы уже упоминали о том, что Юлиан, воспитанный греческими философами, держался неоплатонической системы, по которой Создатель вселенной проявляет себя в виде мириад от него же исходящих низших божеств, так называемых демонов, и через них правит землей и ее обитателями. Телиоса, божество солнца, Юлиан принимал за истинное животворное начало, дарующее свет, тепло, растительность и тем побеждающее смерть. Душа человеческая, думал Юлиан, имеет источником своим верховное божество; к нему же и возвращается она, окончив свое земное странствование в телесной оболочке человека. Юлиан верил, что божество открывает себя людям также и в оракулах. Потому-то ко двору его отовсюду стекались знаменитые гадатели, астрологи, звездочеты, но хотя весь этот люд и был настолько же приближен к императору, насколько удалены христианские священники, епископы и писатели, однако и те, и другие оставались без решительного влияния на дела государя. Он действовал самостоятельно, не то,
 Юлиан Отступник (331— 363 гг.) — римский император с 361 г. Получил христианское воспитание; став императором, объявил себя сторонником языческой религии, реформировав ее на базе неоплатонизма; издал эдикты против христиан. От христианской церкви получил прозвище Отступник.
389 оотаоо
свяяжняякиавяазяй
что Констанций. В важных случаях он советовался лишь с такими людьми, которых особенно уважал, к их числу принадлежит философ Ливаний, с произведениями которого Юлиан познакомился еще во время своего отшельничества в Никомедии.
Усилия Юлиана восстановить язычество, конечно, не увенчались успехом: народ с тупым равнодушием присутствовал при пышных жертвоприношениях олимпийским божествам и с еще ббльшим равнодушием слушал публичные лекции по философии, стоившие
Раннехристианская символика. R—III вв.
 Григорий Назианзин (Григорий Богослов) (ок. 330— ок. 390 гг.) — греческий поэт и прозаик, церковный деятель и мыслитель, представитель патристики; епископ г. Назианза (Малая Азия). Переносил в теологию методы платоновской диалектики. Автобиографические поэмы «О моей жизни», «О моей судьбе» и «О страданиях моей души».
императору немалых расходов. Не больше успеха вышло и из другой его меры, направленной против умственного развития христиан. Желая воздействовать на юношество, император усердно хлопотал об устройстве школ и академий, через них надеясь провести в молодое поколение свои мысли; христианскую же молодежь запретил допускать в эти школы. «Галилеяне (так называл он христиан) отвергают богов Гомера и Платона; им, стало быть, незачем заимствовать свет знания у этих великих учителей». Христианства Юлиан не отодвинул ни на шаг назад, а только сам заслужил прозвание апостата, отступника, да, кроме того, навлек на христиан множество притеснений и гонений со стороны бесчисленного чиновничества, думавшего угодить этим государю. Сочинения христианских писателей этого времени, особенно творения знаменитого Григория Назианзина, полны рассказов об этих притеснениях, и понятно, что писатели всю вину за бедствия христиан возлагают на императора. Спасаясь от гонителей, христиане уходили в места безлюдные, а где пустынь не было, прятались в пещеры и подземелья, там жили, отправляли свое богослужение и хоронили своих собратьев. Таковы, например, известные римские катакомбы, представляющие целый лабиринт подземных ходов, келий, ниш с гробницами и временами — пустые пространства, вероятно, бывшие церкви. Замечательны подревности и обширности катакомбы, находящиеся в долине Эгерии, между старинной латинской дорогой и акведуком, проведенным от реки Анио к некрополю.
В этой же местности выламывали камень для исполинских бань Каракаллы. Огромные пещеры, образовавшиеся таким образом, не могли ускользнуть от внимания несчастных, гонимых за веру, а поселившись в них, христиане уже и сами расширили их во все стороны, ибо горные породы, из которых состоят верхние толщи в этой местности — пуццоланы и известковый туф легко уступают кирке и лому. Странные сопоставления событий приходят на ум, когда, осматривая эти подземелья, вспомнишь их минувшую судьбу! В них копошились десятки тысяч работников, выламывая и выволакивая огромные глыбы для терм Каракаллы; в них укрывались христиане, молились и терпели, воспитывая друг в друге веру и живя надеждой; в них же все без разбора находили спасение и приют в ту грозную пору, когда великое нашествие народов ниспровергло Рим и его бывших граждан всех приравняло друг к другу в общей беде; потом пещеры были забыты, заброшены, и вот теперь за известную плату в сопровождении монаха или болтливого чичероне спускаешься в эти мрачные подземелья, безмолвные хранители истории, и топчешь прах, по которому ступали ноги бойцов за веру... Неверный свет факелов освещает благочестивые кости, выглядывающие из стен, а в воздухе как будто носится победный гимн поборников Христовой истины! Но — возвратимся к Юлиану.
Как воин, полководец, администратор и человек император уже проявил себя тогда в должности цезаря, умел показать воинам пример храбрости, умел обуздать германские племена, восстановить значение римской силы, устроить край и приобрести себе всеобщую любовь и уважение. На престоле он не изменился. Его постоянно беспристрастный суд выразился в словах, сказанных им однажды какому-то обвинителю, который не мог поддержать своей жалобы достаточными данными: «Как же подвергнуть обвиняемого наказанию, если твоей жалобе недостает ясных доказательств? Как же невинный будет уверен в своей безопасности, если он будет думать, что его могут осудить без основания? » Один богатый человек любил носить пурпуровую одежду. Враги воспользовались этим случаем и донесли, что красная одежда есть явный знак того, что человек замышляет государственную измену. Император не только не велел преследовать обвиняемого, а еще подарил ему собственную императорскую тогу (известно, что пурпурная тога была отличием одних царственных особ). Сам он носил простую тогу философа. Вообще
Римские катакомбы, где христиане проводили службы.

Воины времени поздней империи: римский всадник и остготский кавалерист. IV в.
Юлиан был чрезвычайно строг в трате казенных денег, а собственным туалетом так мало занимался, что его скорее можно бы обвинить в циническом неряшестве, нежели в расточительности на моды и украшения. По прибытии в столицу, готовясь к официальному выходу, Юлиан заметил беспорядок своей бороды (служившей притоном многочисленному населению, как выражался о ней он сам) и потребовал брадобрея. Явился важный, богато одетый господин. «Я звал брадобрея, на что мне этот вельможа?» — воскликнул император. Но когда он узнал, что на придворного парикмахера государство тратило ежегодно большое жалованье с прибавкою натурой на 20 лошадей и многочисленную прислугу, что при нем состояло до 1000 подмастерьев, сколько-то мунд-шенков (заведующих напитками), поваров и прочих и что содержание одного такого чиновника с его штатом обходилось государству немногим меньше содержания целого легиона войск, то он серьезно занялся рассмотрением содержания императорского двора и, удалив весь лишний люд, этим одним получил возможность на целую треть уменьшить количество государственных податей, лежавших на народе.
Двухлетнее царствование Юлиана прошло в непрерывной, неугомонной деятельности. Император спешил, как будто предчувствовал, что ему отмерено мало времени. В сутки он уделял сну лишь часов пять, за обедом, исключая официальные приемы, не любил оставаться долго. До развлечений и потех он также не был большим охотником. Женщин скорее избегал, нежели искал, а после смерти жены, не оставившей ему детей, стал вовсе чуждаться женского общества. Любимым его отдыхом от государственных забот была беседа с немногими философами, писателями и художниками, составлявшими близкий кружок императора.
Последним блестящим делом Юлиана был персидский поход, предпринятый с целью навсегда обеспечить Римскую империю от опасности с Востока и в самом начале ознаменованный таким обстоятельством, которое доказывает, что император с государственными дарованиями соединял еще и литературный талант. Это случилось в Антиохии. Изнеженные, всеми пороками роскоши прославленные жители этого города издевались над простотой быта императора и бесцеремонно складывали непристойные песенки на неряшливость своего козлобородого, как они называли, императора. Чем же отвечал Юлиан? В своем необыкновенно
ОООООО 392
иааавэаввааввввввв
остроумном сочинении: «Misopogon» (ненавистник бороды) он так колко обнаружил преимущества самого неумытого цинизма над тонким, глубоким развратом антиохийцев, что последним пришлось замолчать. Но возвратимся к персидскому походу.
С весны 363 г. сделаны были громадные приготовления к войне. Армия двинулась двумя колоннами. Главную повел сам император за Евфрат; другой назначено было соединиться со вспомогательным корпусом в Армении, перейти Тигр и присоединиться к императору под стенами Ктесифона. Победоносно прошел Юлиан до самого Ктесифона, разбив по пути неприятельские отряды, которые думали его остановить. Одна за другой сдались или взяты штурмом крепости Анафона, Ти-лута и Пирисабора. Огромная добыча вознаградила воинов за неудачи, испытанные здесь в прежние походы, персидский сурен (главнокомандующий), несмотря на свою многочисленную и храбрую кавалерию, не мог удержать римские легионы. Наконец, пала крепость Маогамалха, защищавшая путь к столице, а за ней и сам Ктесифон после жестокого штурма. Северная армия все еще не появлялась из Армении: там вышли несогласия у римского главнокомандующего с армянским царем; но Юлиану уже представлялись в близком будущем трофеи Персии и Индии, передним носился образ Александра Великого, и потому, отвергнув мирные предложения персидских вельмож, присланных Шапуром, он отважно двинулся в степи. Тут начались неудачи, неминуемо сопровождающие вторжение в пустынную неприятельскую землю, где нет ни дорог, ни средств для продовольствия и где постоянно отступающий враг может, наконец, совсем отрезать неприятельскую армию от сообщений с родиной, окружить, голодом и оружием довести до изнеможения и, пожалуй, совсем истребить. Юлиан рассчитывал на то, что взятых припасов ему хватит до тех пор, пока, соединившись с северной армией, он достигнет Экбатаны, древней столицы Мидии, и там-то уже продиктует условия мира. Расчет не оправдался: припасы истощились раньше, частые схватки с неприятелем ослабили войско, а вместо северной армии нагрянуло свежее многочисленное ополчение под начальством самого Шапура. На левом берегу Тигра (верхнего) в генеральном сражении решилась судьба этого похода, и решилась в пользу римлян, но победа стоила дорого: сам виновник ее, император, пал, сражаясь в первых рядах (363 г.).
Царь Шапур М.
sasaaassasssssasas
Валентинианы
 Преемник Юлиана Иови-ан (363—364 гг.) вынужден был отдать персам пять областей Месопотамии, чтобы получить возможность вернуться в империю с остатками войска, сильно пострадавшего от жары, голода и жажды. Христиане ликовали по случаю гибели Отступника. Неудача Юлиана показала, что сословие куриалов, язычество окончательно отжили свой век. Она показала также невозможность возрождения римской военной мощи, к чему стремился Юлиан. После его смерти стало очевидно, что империя уже не может обходиться без помощи варваров ни во внешних, ни в междоусобных войнах.
Иовиан отменил все постановления Юлиана по религиозным вопросам, полностью восстановив господствующее положение христианства. Вскоре Иовиан умер.
Иовиан. Валентиниан 1. Валент. Крациан. Вален-тиниан II. Смерть Юлиана застигла империю врасплох. Некем было заменить его. Войска избрали было почтенного начальника гвардии Саллюстия Секунда, но он сослался на свою старость и отклонил высокую честь. Провозгласили другого начальника войск, Иовиана. Новый император был такой человек, который прежде всего любит хорошо пожить. Он, разумеется, обрадовался своему избранию, но скоро увидел, что на престоле окружили его не удовольствия, которых он жаждал, а бесконечные заботы и тревоги. Прежде всего надо было постараться с честью выйти из войны с Шапуром. Шапур хорошо видел, что он теперь имеет дело не с Юлианом, и римляне слишком скоро убедились, что без Юлиана им не дождаться счастливого исхода войны. Короче, война грозила им бедой. Едва-едва успели они отступить за Тигр, повсюду преследуемые неприятелем. Тут в лагерь к императору прибыли персидские послы — уже не просить, а д иктовать условия. Иовиан подписал все постыдные условия мира — уступить пять областей на Тигре и отдать города Нисиб и Сингару — и поспешил в Антиохию, где он надеялся отдохнуть от трудов и насладиться жизнью. Здесь он получил весть, что его признали императором Прокопий и Севастиан, начальники второй армии. На радостях от этой вести или желая заглушить тревогу, которую он испытал при известии о беспокойствах в западных провинциях империи, но только император с таким усердием занялся устрицами и хиосским вином, что после одного обеда умер от несварения желудка (364 г.).
Валентиниан I, избранный легионами после смерти Иовиана, был человеком храбрым, не лишенным военных дарований, но вовсе без образования и притом под величавой внешностью таил эгоизм, неукротимые страсти, презрение к человеческому праву — яркие атрибуты деспота. По требованию войска, император избрал брата своего, Валента, на должность второго августа, назначил ему в управление Восток, Фракию и Египет, а сам перенес свою резиденцию в Медиолан.
Смутно было время царствования Валентиниана и ближайших его преемников: и внутренние, и внешние враги потрясали империю, предвещая ей быстро приближающееся падение. Считая Прокопия человеком опасным — про него шла
Валентинианы
вввввваававэвайив
молва, будто Иовиан хотел назначить его своим преемником, император позвал его ко двору. Прокопий жил в то время в совершенном уединении, в своих поместьях. Угадывая, зачем его зовут, Прокопий удалился в пустыни к Босфору, но, преследуемый повсюду как ослушник и изменник, он с отчаяния бросился в Константинополь, привлек на свою сторону значительную часть войска и, действуя именем Фаустины, вдовы императора Констанция, действительно решил низвергнуть с престола Валентиниана. Азия по этому случаю взволновалась так, что Валент думал уже о бегстве, но восстание Прокопия кончилось полной неудачей. Окруженный соединенными силами полководцев Аринтея, Арбетия и Лупицина, Прокопий был разбит, взят в плен и казнен.
На Востоке также было неспокойно. Шапур не довольствовался своим недавним торжеством. В 366 г. он захватил оба царства — Армению и Иберию, а армянского царя засадил в так называемую башню забвения в Экбатане: кто попадал в эту башню, о том уже не было больше ни слуху, ни духу. Сын несчастного пленника отважный Пара долго скитался в горах Киликии, появлялся в пустынях между Евфратом и Тигром, о его приключениях рассказывалось столько чудес, что многие и многие искренно верили и уверяли, что Пара черной магией отводил глаза своим преследователям (тогда было раздольное время для магии, гаданий, колдовства, заклинаний и т.п. нелепостей), но, наконец, молва о нем замолкла. Армения, правда, освободилась впоследствии от персидского ига, но только на короткий срок. Она уже потеряла возможность существовать самостоятельно и должна была непременно зависеть или от персов, или от римлян.
Лет шесть провел Валентиниан в беспрерывных походах на алеманнов, франков и саксов. Вторжения германцев приняли тот характер решительности и настойчивости, который дается сознанием своей силы и не утрачивается от случайной неудачи. В 368 г. алеманны перешли Рейн по льду, вторглись в Галлию и при Безонтионе (Безансон) уничтожили два римских легиона в открытой битве. В следующем году под предводительством герцога Рандо напали на Могонтиак (Майнц), взяли его штурмом, разграбили, а жителей увели в рабство. В 369 г. император сам двинулся мимо Шварцвальда к Дунаю и Неккару и в острастку алеманнам построил на последней реке форт, но алеманны не испугались: при первом удобном случае они налетели на отдельный римский отряд, состоявший
Валентиниан L Голова колосса. Мрамор.
Валентиниан I.
aHasssssesssesese
из нескольких когорт, и весь истребили. Франки и саксы между тем опустошали Бельгию. На алеманнов император посредством золота поднял соседей их бургуцдов. Бур-гунды действительно ворвались в 370 г. в зарейнскую область алеманнов, но, разграбив несколько деревень, ушли. Зато алеманны теперь ополчились с таким озлоблением, как никогда раньше, и общим предводителем своим (королем) избрали храброго Макриана. Три года
Враги Рима: остготский воин-пехотинец и сасанид-ский всадник.
боролся с ними Валентиниан (371—374) и, наконец, решил предложить мир. Условия его неизвестны, но, вероятно, они были в пользу германцев, тем более, что тревожные вести заставили Валентиниана спешить на Дунай, в Паннонию.
В Британии саксы грабили побережье, а пикты и скотты (местные каледонские племена) — внутри страны. Знаменитый полководец Феодосий Старший усмирил пиктов и скоттов и восстановил римские пограничные укрепления. Император послал его отсюда в Африку, которая страдала от двойного бедствия: внутри грабил ее сам правитель, некто Роман, деля добычу с помощником своим, Ремигием, а извне грозили мавры. Феодосий прежде всего велел строго разобрать поступки Романа и
назначил над ним следствие, а пока велось следствие, поспешил против Фирма, уже приготовившего многочисленную орду своих мавританских горцев и степняков. Поход Феодосия увенчался блестящим успехом. В 375 г. он орду разбил, загнал в горы, и сам ее предводитель в отчаянии лишил себя жизни. Пока Феодосий бил врагов, Роман так искусно повернул следствие, что высшие римские власти нашли достаточное основание обвинить самого Феодосия и приговорить к смерти. Не веришь, когда читаешь о жизни этого достойного человека, позволившего себе исполнить честно обязанности гражданина и подданного. Очевидно, римский мир в это время достиг той степени глубокого нравственного разврата, при которой заслуги, неподкупность и честность осуждаются как величайшие преступления. Как могла еще держаться империя целых сто лет?
Валентиниана, впрочем, уже не было в живых, когда казнили Феодосия: он погиб от апоплексического удара во время войны с квадами, войны, в которой отличился сын победи-

396
a®BssBBSHSBsessss
теля каледонцев и мавров, Феодосий Младший. Смерть Ва-лентиниана была большим счастьем для квадов, ибо они знали, что в минуту раздражения император любит бросать пленных на растерзание зверям, и при всех своих успехах все-таки не могли поручиться, что кто-нибудь из них не попадет в плен. Кроме преданий о чрезвычайной раздражительности Валентиниана, римская история сообщает о том, будто император в одно время имел двух жен, и обе, Севера и Юстина, официально пользовались титулом императриц.
После смерти Валентиниана 17-летний его сын Грациан (уже бывший цезарем) провозглашен был на Западе императором. Он не противился, когда легионы объявили цезарем его 4-летнего брата (от матери при живой мачехе) под именем Валентиниана II. Этому малютке-цезарю или, лучше сказать, матери его, прекрасной и умной Юстине, отданы были в управление Италия и Африка. Себе Валентиниан взял земли за Альпами, на Рейне и Дунае, т. е. те, которым наиболее угрожали варвары и потому представляли ему простор для военной славы. Валентиниан недолго ждал войны. В 378 году алеманны опять вторглись в Галлию. Молодой император разбил их при Аргентарии (Кольмар, в Эльзасе), перешел Рейн, пробрался в горы и леса и после упорной борьбы с германцами принудил их к миру. Укрепив границы, он уже стал готовиться к походу на помощь дяде, Валенту II, двинулся вдоль Дуная, но в Сирмии получил страшную весть: «Восточный император погиб вместе с войском! Варвары завладели римскими землями!» Как все это случилось — сейчас расскажем.
 В 375—376 гг. визиготы (вестготы), теснимые кочевыми племенами гуннов, надвинувшимися из степей современного Казахстана, испросили у императора Валента N разрешение расселиться на римской территории. Валент И разрешил им поселиться во Фракийском диоцезе с условием, что они сдадут оружие римской администрации и будут выполнять ее указания.
Однако из-за неизбежности и злоупотреблений римских чиновников эти требования не были выполнены. Искусственно созданный недостаток продуктов, продажа их по высоким ценам римскими чиновниками, обращение детей готов в рабство привели к восстанию. Готам оказали поддержку массы рабов и рабочих, бежавших с соседних рудников. Восставшие рабы и варвары громили богатые поместья. Первые столкновения римских войск с восставшими не имели определенных результатов.
ПЕРИОД ВТОРОЙ
Передвижение народов
При поверхностном взгляде на передвижения народов в различные исторические эпохи не видим ничего, кроме беспорядочного движения масс, которые или противодействуют одна другой, или сливаются; мы готовы допустить слепой случай, распоряжающийся подобными переворотами, но стоит вникнуть в них внимательно, и тогда под кажущимся беспорядком различим
397 ОООИОП

Лагерь гуннов.
руку Провидения, которое таинственными путями готовит в мире устройство и гармонию. Оно не допускает долгого застоя в человечестве. За долгим застоем неминуемо следует изнеможение сил физических и нравственных, как портится атмосфера, если ее не колеблют временами благотворные, хотя и суровые, ветры, как гниет вода, лишенная движения, хотя и пленяет поверхностного наблюдателя злокачественной тишиной. Только в столкновении народных начал, во взаимной борьбе их лежит коренное условие выработки
человеческого духа, и, повинуясь свойственному ему стремлению к совершенствованию, дух этот развивается в возможную полноту и разносторонность.
В глубокой древности, о которой история молчит, племена арийского происхождения разошлись к югу и западу от своих первобытных жилищ; македонские завоевания, наоборот, внесли на восток плоды эллинского просвещения. Даже отдаленный, замкнутый в себе индийский мир заимствовал кое-что из этого сокровища и в свою очередь поделился с западом результатами своей собственной религии и гражданственности. Подобный обмен мыслей и цивилизаций еще живее происходил в Древней Персии, от которой Запад заимствовал, между прочим, религию Митры. Сам Израиль заимствовал издревле с Востока же основные идеи Логоса, а впоследствии послужил для Востока проводником истин, полученных через Божественное Откровение. Кельтские племена, как видно, не получили в свой удел способности создать что-либо прочное: иначе они после короткого, хотя и блестящего, самостоятельного существования не утратили бы своей национальности в римском мире. Что осталось от кельтов? Загадочные друидические камни да жалобные песни Оссиана! Казалось бы, такая же судьба постигнет и германские племена. Вышло иначе. В них проявилась природа сильнее и настойчивее, нежели в кельтах. Победа в Тевтобургском лесу подписала им диплом на будущие успехи. Еще до присоединения к ним родственных по происхождению готов, пришедших с севера, герман-
ООООв. 398 ------------
essessasesasHHasHH
ские племена в течение нескольких столетий с честью выдерживали борьбу с мировладычным государством. В войнах Рима с маркоманами проявляются со стороны последних не только усилия сохранить свое, но и гордые стремления овладеть чужим, не только защититься, но и победить. Но время еще не пришло. Не один, так другой римский император еще держит воинственные племена в почтении и заставляет уважать римские границы, хотя германцы уже селятся на римских землях. Как будто на время стихают вторжения народов в пределы обширной империи. Вдруг с отдаленного Востока поднимается свирепый ураган, снова движутся массы, подаваясь перед его напором, — разрушены искусственные препятствия, стремится неудержимо народный поток, и близко падение Рима!
Толчок, от которого поколебались все части здания, сложившегося в Европе, последовал из степей и нагорных площадей Центральной Азии, может быть, из недр того замкнутого в себе китайского государства, с которым римляне знакомы были только понаслышке благодаря редким торговым связям. Римляне знали только, что за восточными пределами их империи расстилаются необозримые пустыни, что на всем этом пространстве кочуют полудикие орды со своими бесчисленными стадами, что у Каспийского и Аральского морей орды эти состоят из народов кавказского племени, знакомых отчасти, например на Яскаре, в Согдиане, с греческими нравами, но что такое те орды, которые блуждают дальше, к Восточному океану, о них римляне знали весьма мало — только то, что орды состоят из народов монгольской расы. Среди этих беспорядочных народных масс, быть может, за несколько тысяч лет до нашей эры наиболее выяснил свою личность дико-свирепый, воинственно-хищный народ, известный в истории под именем гуннов. В диких пустынях Алтая, в вечной борьбе с суровым климатом, с хищными зверями и с не менее хищными соседями гунны окрепли, почуяли в себе силу и дали почувствовать ее близким и далеким соседям. До самых пределов Китая гунны распространили опустошения, а их грозный повелитель Тацджу (великий хан), привел в трепет и Китай и наложил на него дань золотом, шелком и красивыми пленницами. Лишь около 100 г. до н. э. посчастливилось порабощенным племенам сбросить с себя иго гуннов. Часть освободившихся племен устремилась на запад, к Согдиане, и получила от римлян земли для поселения; гунны же с семействами своими и имуществом, увлекая на пути дружественные и враждебные племена, толпами
 Гунны— кочевой народ, сложился в И—IV вв. в Приуралье из тюркоязычных хунну и местных угров и сарматов. Массовое передвижение гуннов на запад (с 70-х гг. IV в.) дало толчок так называемому Великому переселению народов. Подчинив ряд германских и других племен, возглавили мощный союз племен, предпринимавших опустошительные походы во многие страны. Наибольшего могущества достигли при Аттиле. Продвижение гуннов на Запад было остановлено их разгромом на Каталаунских полях (451 г.).
После смерти Аттилы (453 г.) союз племен распался.
399 ОООООО

Гуннская фибула (застеж* ка) в виде цикады. Такие застежки указывали на высокое положение их обладателя в племени. IV—V вв.
повалили в северо-западные степи и заняли пространства до Урала и Волги. Много ли времени прошло в этих переселениях и ознаменовали ли гунны чем-нибудь достойным внимания свой кочевой быт, истории неизвестно, но в IV в. н. э. они переступили Волгу, и следствия этого д вижения потрясли Европу и глубоко отозвались в Римской империи.
Первые, на кого наткнулись гунны в своем диком походе, были аланы (длинные, русоволосые — должно быть, тоже древнегерманского происхождения). Аланы кочевали на всем пространстве между Волгой и Доном. Земледелия и постоянных жилищ они не знали: скотоводство, звероловство и хищничество за счет соседей — вот в чем заключались их промыслы. И с гуннами они не раз мерились силами, несмотря на то, что и самые храбрые с непривычки обращались в бегство, заслышав свирепый вой, с которым гунны обыкновенно устремлялись в сечу. Про гуннов сложилось предание, будто они произошли от брака бергкобольдов (горных богов) с альраунами (ведьмами). И в самом деле, глядя на уродливое сложение гунна, его несоразмерно большую голову, плоское, скуластое, безбородое лицо с узкими, острыми глазками, на подобранное широкое туловище, посаженное на криво изогнутые ноги, нельзя было не согласиться, что в подобном предании как будто должна быть своя доля правды. И весь их домашний быт сложился так же дико: вместо отечества — пространный общий табор; вместо семейного угла — кибитка или голая земля под кровом неба; покой и отдух — на хребте коня, невзрачного, сухого, но быстрого, как степной вихрь, а пища — молоко или сырое мясо, про-вяленое под седлом. Деревянная чашка и такие же тарелки — вот вся их хозяйственная утварь; копье, стрела, кривая сабля (ятаган), аркан — вот их оружие. На охоте за диким зверем гунны распоряжались так: обскакивали, оцепляли большой круг, потом со страшнейшим гиканьем неслись отовсюду внутрь, сгоняя туда всю добычу и не давая ей спастись ни от аркана, ни от пики. Той же тактики гунны держались и в сражении.
Мы сказали, что аланы уже не раз мерились силами с гуннами, но теперь, при напоре целой орды их, они, конечно, не могли устоять и присоединились к победителям. Орды двинулись далее на запад. В то время пространство между Танаисом (Доном) и Данастром (Днестром) занято было грейтунгами (что значит степной народ), известными под именем остготов, а от Данастра до Карпат — тервингами (что значит лесной народ), известными под именем вестготов. Остготами повелевал маститый (гово-

рят, столетний) король Эрманарих, о подвигах которого гремела слава до самых Карпат, и скальды (народные поэты) сложили о нем множество песен, к сожалению, не дошедших до нас. Эрманарих под своей державой собрал союз народов, обитавших на пространстве от Азовского до Балтийского моря: герулов, живших у самого Меотийского болота (Азовское море), скифов, роксоланов, тайфалов, викгофалов, ге-пидов, венедов (или вендов, живших у Балтийского моря) и эстов. Само
собой разумеется, что во главе союза стояли грейтунги. Даже и храбрые вестготы, которыми в то время правили три знаменитых князя: Атанарих, Фридагерн и Аблавий, обязаны были поставлять Эрманариху в известное время несколько дружин. Доблестный король, несмотря на свои годы, приготовился как должно встретить свирепых зверей, нагрянувших из-за Волги, но он был убит каким-то изменником, союз распался, а преемник Эрманариха, Витимер, с одними грейтунгами не выдержал натиска гуннов и пал в жестокой битве. Сын его отвел свой народ к Днестру, где нашел вестготов, которые также под начальством Атанариха, Алатея и Сафракея приготовились отразить орду. И
Карта-схема мест обитания восточноевропейских венедов во второй половине I — середине К вв.
эта, и вторичная попытка остановить гуннов кончились неудачей. Атанарих, однако, пробился сквозь тучи врагов, достиг Прута и Дуная. Остальные вестготы под предводительством Аблавия и Фридигерна попятились еще дальше на запад к Дунаю, к римским границам. Предводители отправили послов к императору Валенту просить союза и земель в Мезии и Фракии. Здесь кстати сказать, что сведения, сообщаемые некоторыми историками о вестготах, вовсе не верны. Эти историки изображают их похожими чуть не на диких зверей. Неправда. Во-первых, вестготы были уже (хотя и не все) христианами арианского учения. Уль-фила, епископ, был готского происхождения. Он-то и внес в народ свой христианство и перевел на готский язык Евангелие, даже изобрел ради этого особую азбуку (готический шрифт). До сих пор цела в Упсале так называемая серебряная рукопись (снимок с Евангелия, переписанного Ульфилой) — древнейший памятник немецкого языка. Не менее верно и то, что вестго
ты, также как и западные германцы, занимались, земледелием
!
жили селами, умели выделывать разные предметы домашнего быта и искусно изготовляли оружие.
Валент понимал, что для империи выгодно приобрести в своих пограничных провинциях население здоровое, воинственное, земледельческое, и потому велел, взяв достаточное количество заложников и отобрав оружие, впустить в римские владения всех желающих готов, а желающих оказалось около 200 000 человек, не считая стариков, женщин и детей. Пересели
Карта-схема предполагаемых мест обитания и миграции восточноевропейских венедов. II—HI вв.
лись готы, но с оружием расстаться им не хотелось. Они выдали заложников, предложили денег, но как же лишиться лучшего украшения свободного человека — оружия? Корыстолюбие римских чиновников вывело их из затруднения (корыстолюбие же чиновников впоследствии навлекло белу и на империю). Лупицин и Максим, взяв приличную сумму, согласились на сделку. Говорят, во всяком деле труднее всего лишь первый шаг. Так случилось и тут. Увидев, что большие чиновники берут с переселенцев взятки, малые в свою очередь стали всеми путями понемногу грабить их. Дошло до того, что в уплату за хлеб начали требовать женские кольца, серьги, скот, даже девушек и юношей. Глухое раздражение возникло в народе. Малейший повод мог вызвать его наружу — и вызвал. В городе Марцианополе Лупицин угощал у себя готских вельмож. В это время на рынке случилась кровавая схватка. Под предлогом усмирения драки, Фридигерн и с ним другие готские военачальники оставили палаты Лупицина. Когда Фридигерн узнал, что поводом к драке послужило новое насилие римских чиновников, в нем громко заговорило накопившееся негодование. По знаку предводителя готы схватились за оружие и бросились на притеснителей. Лупицин вздумал силой остановить восстание, но римское войско было истреблено, и сам Лупицин едва успел спастись бегством. Настало время расчета за испытанные жестокости. Готы опустошили окрестности, проникли до столицы и даже в Фессалию. Тем временем к ним подошли товарищи из-за Дуная, их привели Аблавий и Сафракс; другие, находившиеся на службе в римском войске, и даже германские дружины присоединились к восстанию.

Образовалась многочисленная грозная сила. Император поспешил из Азии в Константинополь, привел с собой с востока значительную армию и позвал на помощь Грациана. При Томнее, в Нижней Мезии, впервые померились в большой битве римляне и готы. Римляне стеснили неприятеля в неудобной для него местности, но в это время новые дружины готов, пришедшие из-за Дуная, ударили римлянам в тыл и заставили бросить блокаду. Между тем Севастиан и Фригерид успели (в 378 г.) истребить несколько неприятельских отрядов. Император решил одним ударом положить конец войне. На равнине Адрианополя произошла эта знаменитая битва. Римляне показали тут всю стойкость и все искусство, но окруженные со всех сторон рассвирепевшими врагами бились отчаянно, уже не рассчитывая ни на победу, ни на спасение. До глубокой ночи продолжалась страшная резня. При свете дня, кто остался в живых от этого побоища, услышал в готском лагере победные крики, а на месте вчерашней битвы увидел тела обоих полководцев, Траяна и Севастиана, тела 35 трибунов и с ними — почти вся римская армия. Императора не нашли между убитыми: после узнали, что он бежал и сгорел в какой-то деревушке. Вот как произошло событие, известие о котором заставило содрогнуться Грациана на Дунае!
Феодосий Великий
После описанных нами событий готы завладели римскими провинциями до самой Иллирии и стали распоряжаться в них, как дома. Грациан потянулся обратно к Сирмию. Долго он искал, кого бы себе избрать в помощники на востоке империи; наконец, выбор его пал как нельзя удачнее на Феодосия, о котором мы уже упоминали.
До своего избрания молодой герой спокойно жил в своем родовом поместье. Как ни высоко ценил он собственный покой и тихую семейную жизнь, но не уклонился от назначения, которое призывало его на службу отечеству и притом в трудное время. В 379 г. Феодосий появился в Фессалониках, в Македонии, и там собрал остатки римской армии и войска из Египта и Азии. Переговорами и щедрыми подарками он привлек к себе еще немало германцев и сарматов. Впрочем, силы его были
Бои при Адрианополе.
 Валент И, понимая, что ему одному не справиться с готами, вызвал из Галлии Грациана, только что отразившего набег алеманнов. Грациан двинулся на помощь, но еще до его прибытия Валент II дал бой готам под Адрианополем (9 августа 378 г.). Римская армия потерпела поражение, а сам император погиб. Есть основания думать, что часть его войска, состоявшая из варваров, перешла на сторону готов.
seoseeasosseases»
все еще так незначительны, что он не мог предпринять ничего решительного против победителей и должен был терпеть, видя, как Фри-дагерн распоряжается в Фессалии и Греции, а остготы устраиваются в Мезии и Паннонии. Феодосию помогли два обстоятельства. Во-первых, умер Фридигерн, личностью которого крепко держался союз го-
Термы Аркадия. Барельеф с колонны Феодосия в Константинополе.
 Грациан, которому снова пришлось вернуться в Галлию для отражения алама-нов, назначил августом Востока Феодосия, сына полководца Валентиана.
С большим трудом Феодосий I набрал войско, включил в него часть готов и начал планомерную борьбу с варварами, вытесняя их из Фракии. Однако усмирить готов удалось только при помощи вернувшегося Грациана. Готы в качестве «союзников» (федератов), обязанных нести военную службу, были снова водворены в Мезии (382 г.).
тов, а во-вторых, из Галлии пришли к нему несколько храбрых франкских дружин под начальством Арбогаста и Бардо. Новый император надеялся, впрочем, достигнуть прочных успехов не оружием, а политикой. Он начал переговоры с Атана-рихом, который пользовался чрезвычайным авторитетом у готов, и убедил его переселиться в Константинополь. Здесь он окружил знаменитого вождя особенным почетом, приобрел, таким образом, расположение готов и, когда Атанарих(в 383 г.) умер, успел склонить суровых победителей к миру, выгодному и для них, и для римлян. Вестготы со своими союзниками получили земли во Фракии, а остготы—во Фригии, и те, и другие с правом управляться собственными князьями и собственными законами; императору же выставлять за известное жалованье 40-тысячный корпус. Феодосий надеялся таким образом привязать готов к службе империи и к ее выгодам.
На западе дела изменились. Грациан правил уже не с той энергией, которую показал в первые годы. Занимаясь удовольствиями двора, охотой да устройством своей гвардии, составленной из аланов, он совсем упустил из виду свои обязанности. Неудовольствие провинций росло. Британия явно взбунтовалась. Легионы провозгласили своим императором Максима, товарища Феодосия по оружию. Максим появился в Галлии. Несчастный Грациан, покинутый даже своими приближенными, бежал в Лугдун и здесь был убит правителем провинции, очевидно, желавшим угодить Максиму. В самом деле, обстоятельства особенно благоприятствовали новому императору Феодосий видел незаконность его возвышения, но ничего не мог сделать, не имея силы. Притом внимание Феодосия было в это время поглощено заботами о церкви.
Желая обеспечить православной церкви господствующее положение в государстве, Феодосий издал несколько положительных указов против ариан и язычников. На вселенском собо-
ШЮЙ. 404 -----

ре, созванном им в Константинополе в 381 г., Никейский символ веры был провозглашен основанием православия; всякие же иные толкования догматов веры христианской объявлены ересью, государственным преступлением. Приверженцы подобных толкований, спасаясь от суда и его последствий, покинули пределы Римской империи и в среде иных народов положили начало христианству, хотя и из
Колесница с пленными
скифами. Барельеф
с колонны Феодосия.
вращенному ложными объяснениями догматов. Проповедники
арианского учения распространили его среди германцев; моно-физиты — так называлась секта, принимавшая в Христе одну только божественную природу, — просветили египетских коптов; они же положили начало нынешней армянской церкви. Не-сториане, принимавшие в Христе два естества, но не иначе, как раздельно, основали свои церкви в Сирии и Индии, остатки которых вцдим до сих пор в сирийских халдеях и в индийских фо-маитах. Монофилиты, признававшие в Христе только одну волю, также имели своих последователей. Нынешние ливанские марониты до сих пор держатся этой секты.
Главнейшими подвижниками православия на Востоке были: Св. Василий, епископ Кесарии Каппадокийской, и Св. Гри-горий Назианзин, вызванный Феодосием в Константинополь, а на Западе — знаменитый Амвросий Медиоланский. Василий не боялся обличать заблуждения императора Валента, который держался арианского учения, так же мужественно и Амвросий преследовал словом убеждения императрицу Юстину, защищавшую ту же ересь.
Эти великие поборники христианства старались собственной безукоризненной жизнью служить примером и опорой для своих собратьев по вере. Амвросий, Василий и Григорий своими поступками проводили в жизнь идеи Евангелия. Против еретиков они не требовали с воплем казней, они удаляли их из среды своей, отлучали от общества верных.« Наказать их вправе только Вечный Судья», — говорил Амвросий, когда услышал, что император Максим велел казнить нескольких еретиков.
Желая воспользоваться разладом Амвросия с семейством императрицы Юстины для своих личных честолюбивых целей, Максим оставил Трир, свою резиденцию, и двинулся с
ssasaesBss»»»»
войском в Италию. Императрица с детьми бежала к Феодосию и молила о защите. Чего не сделали прежде политические опасения, то сделали теперь слезы прекрасной Галлы, дочери императрицы. Чтобы заслужить ее руку, император расстался с покоем, позабыл об опасностях войны и во главе легионов снова преобразился в героя. Встреча соперников произошла
Пленные скифы. Римский корабль.
 Феодосий I Великий (ок. 346—395 гг.) — римский император с 379 г. В 380 г. утвердил господство ортодоксального христианства, преследовал ариан и приверженцев язычества. При нем отменены Олимпийские игры (как языческие), сожжены Александрийская библиотека и многие языческие храмы.
при городе Цисции, на р. Саве (в 387 г.). Максим потерпел полное поражение, попал в плен и был казнен. Семейство его Феодосий принял под свое покровительство. Утвердив на престоле Валентиниана II, наведя порядок в провинциях и уменьшив количество податей, угнетавших народ, Феодосий торжественно вступил в Рим, и здесь, несмотря на просьбы сенаторов, велел погасить огонь в храме Весты, вынести из курии статую Виктории, запретил языческие жертвы и храмы языческие велел запереть. Влияние церкви возросло еще более. Сам император вскоре испытал на себе силу этого влияния. В 390 г. он велел казнить некоторых из жителей Фессалоник за убийство начальника войска, стоявшего в этом городе. Амвросий предал императора анафеме за пролитие христианской крови. И владыка империи с поникшей головой, в одной тунике, без пурпурной тоги, должен был явиться в церковь и всенародно исповедать свою вину пред Богом.
Недолго Феодосий наслаждался в Константинополе спокойной жизнью и супружеским счастьем: беспокойства на Западе опять отозвали его. Дело в том, что, лишь только умерла императрица Юстина, отважный Арбогаст, франк княжеского рода, главнокомандующий войсками Валентиниана II, забрал в свои руки все дела, а императора держал во Вьене (город в департаменте Изеры), как в почетном плену. Валентиниану наскучила опека. Он велел Арбогасту сложить полномочия. В следующую же ночь несчастный император был задушен, а на его престол Арбогаст посадил секретаря Евгения (392 г.).
Феодосий около двух лет готовился к походу на Арбогаста, и когда двинулся, то в войске его пошли, кроме римлян, и готы, и иберы, и арабы, и гунны, и аланы, а в числе вождей больше всех блистали славой Тимазий, Стиликон (родом вандал) и знаменитый Аларих. Ни во Фракии, ни в Паннониии,
esssssaesessssss
ни в Иллирии, ни в Альпийской стране император не встретил ни малейшего препятствия, но зато при Аквилее ожидал его Арбогаст со всеми силами. Здесь произошла двухдневная битва. В первый день Арбогаст победил. Император должен был к ночи отступить и защитить себя с тыла, ибо Арбогаст с умыслом послал значительный отряд отрезать императору обратный путь. На другой день битва возобновилась, и опять, казалось, окончится неудачей императора, но поднялся жестокий ветер. В лицо Арбогасту и его армии понеслись тучи пыли, упорные вихри будто условились с Феодосием опрокинуть и погнать победителей. И в самом деле, видя, что копья и стрелы не одолевают стремления ветра, а воины Феодосия, пользуясь своим внезапным превосходством, жестоко поражают франков, Арбогаст стал отступать. Феодосий удвоил энергию, франки побежали и весь путь устлали своими трупами. Евгений был схвачен и немедленно предан смертной казни. Арбогаст бежал в Галлию, потом в Британию и, наконец, в отчаянии лишил себя жизни.
После победы при Аквилее (394 г.) Феодосий остался один повелителем востока и запада римских владений, впрочем, ненадолго. В следующем же году, чувствуя себя нездоровым и опасаясь, чтобы после его смерти империя вдруг не очутилась без законного государя, Феодосий разделил все государство между своими сыновьями. Старшему, Аркадию, назначил вуп-равление весь римский восток; младшему, Гонорию, — весь запад. Через несколько лет после этого раздела Феодосий скончался в Медиолане. Его искренно оплакали Амвросий и весь народ, как будто чувствовали, что в нем похоронили последнего великого римского государя. Потомки воздвигли в его честь колонну, на которой рельефом изображены воспоминания о его делах, а история дала ему имя Великого.
Серебряная монета Феодосия I. На обороте — император со знаменем и с шаром — символом мирового могущества — в руках.
Просвещение
Императорские указы и определения вселенских со боров не положили предела богословским словопрениям. Напротив, стремление к подобным бесплодным диспутам проникло во все слои римского общества и обратилось в модную страсть. Толпа, сенаторы, рабы и граждане, знатный и ремесленник, богатый и
ssss«ssssoea«sss
 Победа христианства и ее всемирно-историческое значение объясняется тем, что в нем впервые выступает зародыш нового мировоззрения. Подобно тому как колоны были предшественниками средневековых крепостных, так римское христианство явилось предком средневекового христианства. Колонат был продуктом распада лати-фундиального рабовладельческого хозяйства. В известном смысле он явился переходной ступенью к мелкому индивидуальному хозяйству средневекового крепостного, формы более прогрессивной, чем рабовладельческая система. Христианство также было продуктом распада языческого мировоззрения и также являлось более высокой формой. То новое, что оно несло в себе, было освобождение личности, скованной религией полиса и его моралью. Пусть это освобождение носило неполный и односторонний характер: характер морального совершенствования человека, его личной связи с богом, его личной ответственности за грехи. Тем не менее в длительном историческом процессе освобождения индивидуума это был огромный шаг вперед.
бедняк, одним словом, все пустились наперебой друг перед другом в ученые споры о предметах веры. Если кто никогда раньше не был в Константинополе и вдруг попадал в эту блестящую столицу, то он, конечно, не мог не испытать удивления, видя странное направление, завладевшее всеми головами и увлекшее все мысли и чувства не к патриотизму, не к полезной общественной деятельности, а к бесконечным богословским толкам. В провинциях распоряжаются воинственные варвары, народ страдает под двойным гнетом иноземцев и римского чиновничества, правосудие продается как товар, придворные интриги правят государством... Видя и зная все это, сторонний наблюдатель, чуждый модного увлечения, должен был непременно задать себе вопросы: когда же в римлянах проснется древняя доблесть и защитит империю от окончательного разорения варварами? Когда же христиане покажут в самой жизни своими поступками, что они сознательно усвоили высокие начала божественного учения и не одним только именем отделились от язычества? Впрочем, подобными вопросами лишь немногие из римлян этого периода тревожили свои головы.
История христианской церкви, не скрывая заблуждений, которые в разные времена появлялись в ее недрах, с любовью останавливается на тех личностях, которые своей жизнью воплощали проповедь Евангелия и потому могут быть поистине названы орудиями, избранными самим Провидением для утверждения Веры, обновившей человечество. К числу таких светлых личностей, кроме упомянутых уже нами прежде, следует отнести иДеограция, епископа Карфагенского. Его безукоризненная жизнь, готовность прийти на помощь угнетенным и несчастным окружают его имя венком завидной славы. Свою епископию он превратил в истинный приют любви для всех, кого постигали беды политические, гражданские и семейные; сам ухаживал за больными, все свое имущество роздал бедным, и когда не на что уже было выкупить вдову, которая с сыном должна была идти в рабство (это случилось во время разорения Африки вандалами), вызвался пойти вместо нее и тем тронул сердца диких варваров: они не приняли жертвы великодушного епископа и вдове с сыном дали свободу.
О государственных преобразованиях, совершавшихся в Римской империи при Диоклетиане и Константине Великом, мы отчасти упомянули при обозрении царствования последнего. Теперь изложим подробнее все, что относится к этому предмету.
gaerapaasapsasHasss
Средоточие правления империей перешло из сената в императорский дворец. Личность государя стала сердцем государственной жизни для всей империи; его воля, в приговорах которой, разумеется, участвовали многочисленные советники императора, превратилась в верховный, единственный закон для государства. В ближайшей свите монарха состояли пять министров и два начальника дворцовой, или так называемой благородной, гвардии из 3500 человек. После особы государя большую роль играл и высший дворцовый чин, так называемый «начальник священной опочивальни» (ргае-positus sacri cubiculi). Само название этой должности показывает, что первоначально этот начальник исполнял все бесцеремонные
Мавзолеи Константина (церковь св. Константина) на Коментантскои дороге
обязанности, которые естественно падают на смотрителя спальни, но постоянное, непосредственное общение со священной особой монарха было причиной, что и он сам сде-
лался по значению чем-то вроде первенствующего царского тайного советника. У него в подчинении находились камергеры, гофмаршал, пажи, келлермейстер (заведовавший царскими погребами), гардеробмейстер и т. п. Затем следует вторая инстанция придворной службы: министр внутренних и внешних дел, или собственно министр двора (magister officiorum), хотя это название не совсем обозначает круг его деятельности, ибо в его ведении находились не только верховный контроль над законодательными и граж-
в Риме. Внутренний вид* 2-я четверть IV в.
данскими властями в государстве, но еще: дирекция различных канцелярий, церемониймейстерское ведомство и
право суда как над многочисленными чиновниками его управлений, так и над военными начальниками. Значение magister officiorum получается поэтому чем-то вроде значения государственного канцлера. Кроме придворного штата, от этого же магистра прямо зависели: дворцовая стража, почетные караулы и императорские гонцы. Последние должны
-------------------------------------- 409
Курия в Риме. Внутренний вид. Освящена в 303 г.
были не только развозить высочайшие повеления,но,сверх того, служить агентами тайной полиции, следовательно, шпионить и доносить, а потому и не удивительно, что при новом устройстве Римской империи эти агенты навлекли на себя в обществе ту же ненависть, которой при прежнем устройстве пользовались так называемые delatores (доносчики, любопытные). Третья (низшая) придворная инстанция — министр кабинета его величества (questor). Он имел право докладывать прямо государю и от него же непосредственно выслушивать высочайшие повеления и потом сообщать их, кому следовало, письменно. Такая близость к священному центру правления объясняет то, что в некоторых отношениях квестор во
мнении двора стоял выше, нежели министр двора, ибо министр этот, также как и прочие высшие сановники, мог докладывать императору не иначе, как письменно. Государственными финансами заведовали комиты «частного имущества» и «священных щедрот» императора. От них же зависели ведомство торговли, государственное казначейство, горное дело, монетное дело и т. п. По рангу с министрами почти наравне стояли начальник дворцовой гвардии и начальник собственных его величества телохранителей (domestic! et protectores). Корпус дворцовой (благородной) гвардии состоял из отличных воинов и из самых знатных аристократов.
В государственном совете, как ближайшем орудии монаршей воли, заседали министры, префекты и главнокомандующие отдельных армий (если находились в столице), и известное число тайных советников и высших государственных сановников, сколько назначит их монарх. Результат совещаний государственного совета только тогда получал силу закона,
когда его утверждала воля императора, зависевшая, как выше сказано, от влияния ближайших его советников.
Названия префектур	Диоцезы	Провинции
1. Восток	Египет	5
	Азия	10
	Понт	10
	Фракия	6
2. Иллирия	Греция	3
	Македония	3
	Дакия	5
3. Италия	Верхняя Италия с Ретией	7
	Нижняя Италия	10
	Западная Иллирия	6
	Африка	7
4. Галлия	Испания	7
	Собственно Галлия с Бельгиейи Гельвецией	17
	Британия	7
В гражданском отношении вся империя разделена была на четыре огромные части — префектуры; префектуры подразделялись на диоцезы, диоцезы —на провинции, или округа. В прилагаемой таблице наглядно представлены отношения префектур к их подразделениям.
Начальники префектур (praefecti praetorio) наравне с министрами пользовались почетным титулом illustres (сиятельные) и являлись чиновниками I класса. Подчиненные, обращаясь к ним, должны были преклонять колено. К I классу принадлежали также и притом непосредственно от императора зависели префекты обеих столиц, Рима и Константинополя. Азия с Лидией и Карией и Африка с Карфагеном были на особом положении: ими управляли два отдельных префекта, относившихся, впрочем, только ко II классу. При этих двух префектах находились два субпрефекта для исправления должности правителя в случае отсутствия его или для управления какою-либо частью префектуры по назначению императора. Эти чиновники, так же как камергеры, директора канцелярий и т. п., относились ко II классу с титулом spectabilis (превосходительный). К III классу принадлежали второстепенные правители областей, т. е. проконсулы, консуляры,

 Верховным вождем, главнокомандующим вооруженными сухопутными и морскими силами Рима считался сам император, от которого зависели командиры частей и полковники (magistri milifum) с подчиненными им областными военачальниками — дуками (duces или comifes rei milifaris).
президенты и корректоры, и пользовались титулом clarissimus (высокородие). Низшие два класса из этой табели о рангах представляют следующие две степени: perfectissimi (высокоблагородие) и egregii (благородие). Как видите, людское тщеславие всегда было изобретательно на выдумку титулов.
Военная власть резко отделена была от гражданской. Над объединенными военными силами назначались два главнокомандующих: magister eguitum (начальник конницы) и magister peditum (начальник пехоты). Это распределение военных сил скоро оказалось нецелесообразным, поэтому его изменили таким образом, чтобы у каждого из двух главнокомандующих были и пехота, и кавалерия, и самих начальников назвали вместо прежнего просто: magistri militum, то есть главнокомандующие военными силами. При Юлиане и Констанции главнокомандующих таких было уже четверо, а не двое, а после разделения империи на Восточную и Западную — еще больше, именно восемь. Два из них постоянно должны были находиться при дворе. Командиры больших отрядов назывались comites. Еще меньшее значение в римской военно-чиновной иерархии принадлежало начальникам военных округов, которые назывались duces (дуки).
Относительно значения частей римского войска в его совокупности следует заметить вот что. Так называемые палатинские корпуса, которые обыкновенно расположены были по большим городам, представляли что-то, подходящее по значению к гвардейским полкам европейских армий, т. е. имели и содержание лучшее, и жалованье большее, и вообще составляли аристократию римской армии. Зато палатинские же корпуса служили, так сказать, поощрением для остального войска, ибо каждый воин мог надеяться, что за отличие его возьмут туда. Собственно армейские корпуса несли на себе постоянно все тяготы действительной службы и обыкновенно располагались для этой цели ближе к границам. Войска, находившиеся в отдельном отряде под начальством comites, назывались комитен-скими. Обычно в таком же отраде всегда находились еще резервы, так называемые псевдокомитенские войска. Они назывались так потому, что высшая цель их честолюбия заключалась в том, чтобы за отличие попасть в комитенские. Значительную часть римской армии составляли так называемые auxiliary (вспомогательные войска), набранные отчасти из молодых рекрутов, отчасти же из перебежчиков и пленных. Лучшими из этих auxiliarii считались laeti (добровольные). Они в римском войске
BSSHSSSSSSeSSSSSe
занимали место вроде того, какое впоследствии швейцарцы занимали во французской армии. Наконец, линейная пограничная милиция имела специальной обязанностью оберегать границы империи от варваров, потому была расположена вдоль границ в виде военных поселений и освобождена от государственных податей, занималась в мирное время земледелием на отведенных ей участках, в случае же грозы извне обязана была тотчас встретить ее и отвратить от империи.
По имеющимся данным оказывается, что вся римская армия представляла массу, состоявшую из 138 легионов (108 когорт) и 91 полка кавалерии, т. е. приблизительно около 950 000 человек. Но если сообразить, что легион в то время состоял только из 4000 человек и в действительности не всегда мог выступить в поле в полном составе, то численность всей римской армии с большею точностью может составлять 600 000 человек.
Место не позволяет рассказать подробно о бюрократическом строе римской империи; скажем только, что во всех отраслях гражданского и судебного управления были целые легионы чиновников: нотарии, прокураторы (прокуроры), протоколисты, регистраторы, калькуляторы и т. д., одним словом, бесчисленное множество колес и колесиков в устройстве государственной машины. Учреждены были повсюду специальные заведения для подготовки чиновников к службе; введена система строжайшего взаимного и верховного контроля над служащими, а между тем подкупность судов, продажность мест, повсеместная неправда росли все больше и больше. Прошло то время, когда римлянин смотрел на свою службу как на средство быть полезным отечеству: теперь всякий стал стремиться к тому, как бы поскорее, путем лести, интриг или взяток, добыть себе выгодное, доходное местечко и поспешить службой (!) набить свой карман.
Очевидно, что при таком порядке вещей государственные налоги и подати жестоко обременяли народ, хотя и не было больше сословий привилегированных, освобожденных от налогов (военные поселения не противоречат этой мысли). Подати были подушные, поземельные, налог на ремесло и рекрутская повинность. При возобновлении податных списков комиссии чиновников разъезжали по империи и приводили в известность не только количество земельных участков и их ценность, но даже количество деревьев, виноградных кустов, голов скота и всех членов семейства, не исключая детей и
 В последние столетия Империи армия лишь по имени называлась римской, по существу же она была варварской, главным образом германской. Варваризация римской армии началась еще в первые столетия Империи, но быстрым темпом она пошла лишь с Диоклетиана и Константина. Огромные потери в войнах II и IV вв. усилили приток варварских элементов в римские войска.

прислуги. Можно представить себе стон по всей империи, если сообразить, что вместе с вторжением в семейства этих официальных пиявок-комиссаров являлась и вся отвратительная свита римского чиновничества, занимавшаяся вымогательствами, взяточничеством и притеснениями всякого рода.
Из этого краткого очерка административного быта Римской империи видно, что положение ее подданных было незавидным. Принцип монашества, провозглашающий
Христианская церковь, построенная в стиле римской базилики.
земное существование человека непрерывной цепью страданий, а саму землю называющий юдолью плача, в самом деле как будто находил свое подтверждение в установившемся повсюду в империи печальном порядке вещей. Люди богатые, конечно, продолжали, не надсаживаясь над размышлениями, хватать на лету наслаждения повсюду, где представлялась возможность, столичная чернь по-прежнему получала казенный корм и казенные зрелища; земледелец тоже временами разгибал спину, чтобы на сельском празднике отдохнуть от своих честных трудов. Кому же приходилось уж чересчур невмочь, тот покидал пределы достославной империи, бежал к варварам и грабил вместе с ними или вступал в духовенство. Таким образом, в Галлии весьма многие, даже знатные и богатые люди, спасаясь от тревог, в которых держали их вторжения варваров, а также и от беспорядочного государственного быта, вступали в духовенство или монашество и отдавали церквам свои поместья. От этого в руках духовного сословия (особенно в юго-западной части Галлии) сосредоточились огромные капиталы: земли и деньги.
О литературе последних столетий Римской империи приходится говорить весьма мало. Теперь лишь несколько слов об искусстве, которое, впрочем, находилось в таком же печальном состоянии, как и само государство. Остановимся на архитектуре.
На архитектуре отражается влияние христианства. Храмы христианские строятся обширнее и пышнее по мере того, как расширяется значение и внешнее влияние видимой церкви. В архитектуре христианских храмов поражает пестрота украше-
ОООООП 414-------------
ний, беспорядочное соединение стилей, заимствованных и из Египта, и из Индии, и из Греции, и из Италии, но к концу периода заметно стремление архитекторов привести эту смесь в гармонию и выработать из нее что-либо приличное для выражения идеи христианства и его внешнего значения.
Первоначально основной формой для христианских церквей служили римские базилики. Такая базилика составляла, например, в Иерусалиме обширное преддверие к куполообразной часовне Св. Гроба. Храм Вифлеемский представлял на задней стороне три полукружия (так называемые апсиды (apsis); см. рисунок). Константин в Антиохии построил храм, которому дал в основание площадь восьмиугольника. Сестра его, Констанция, выстроила возле Рима, по Коментанской дороге, круглый храм с куполом и с колоннадой вокруг всего здания. Все эти отклонения от основного плана базилики доказывают, что искусство старалось выработать новый стиль, сообразный, как выше сказано, со значением господствующей религии. Впрочем, до пятого столетия в архитектуре церквей появляются только видоизменения первоначального типа: различные пристройки, добавления, например вышеупомянутые апсиды, нартекс — внешний притвор (или портик) для кающихся, атрий с особым входом и др. В пятом же столетии развился более определенный архитектурный стиль церквей, известный под названием византийского. В основании церквей этого стиля обычно лежит площадь, представляющая греческий, т. е. равноконечный, крест. На массивных угловых пилястрах утверждается все здание храма, над центральной частью которого свободно и легко возносится обширный купол. Боковые части храма также покрыты полукуполами, которые гармонично сливаются с главным. Красиво расположенные внутри храма колонны поддерживают верхнюю часть здания. Совершеннейшим произведением в этом стиле считается Софийский храм, построенный в шестом столетии в Константинополе. Этот храм турки превратили в мечеть Айя-София, пристроили к ней минареты; вместо креста поставили на купол луну, а великолепные мозаики внутри храма замазали и расписали арабесками. Поспешим рассмотреть последние, предсмертные периоды томления Римской империи.
Примерней план базилики.
геяяяяяятшяяаяяжю
ВОСТОЧНАЯ И ЗАПАДНАЯ РИМСКИЕ ИМПЕРИИ
Сыновья Феодосия Великого
 В последний раз Римскую империю собрал и объединил Феодосии I Великин, преемник Грациана. Но это объединение было чрезвычайно кратковременным, продолжалось всего только один год. После смерти Феодосия I (395 г.) его преемниками остались два его несовершеннолетних сына — Аркадии и Гонории. С этого времени наступает период глубокого разложения государственной власти, понижения престижа императора и господства временщиков, опекунов императоров.
После смерти Феодосия Великого империя распадается на две — Восточную, под управлением 18-летнего Аркадая, и Западную, под управлением 11 -летнего Гонория. Феодосий знал, что детям его недостает умственных и нравственных качеств, необходимых государю, и потому перед смертью назначил им в помощники двух мужей, которых считал наиболее честными и способными: Руфина (для старшего сына) и Стилихона (для младшего). Руфин владел словом, знал хорошо дела во всех отраслях государственного правления, но под личиной неутомимой государственной деятельности и безграничной преданности Феодосию скрывал корыстолюбие безмерное, душу низкую, способную на всякое злодеяние, лишь бы достигнуть цели. Стилихон мог уступать Руфину в опытности делового человека, но неизмеримо выше его и всех современников стоял по военным дарованиям и заслугам, а преданность престолу доказал тем, что до конца жизни был верным его защитником и погиб за него же. Он был высокого роста, красавец собой, владел завидным качеством привлекать к себе сердца достойных людей. Прелестная Серена, племянница императора, вместе с сердцем отдала ему и руку.
Руфин за короткое время заслужил всеобщую ненависть ненасытной жадностью, невыносимым тщеславием и деспотизмом. Сознавая свое превосходство и желая положить на Востоке предел безумной тирании временщика, Стилихон поручил Гаину, предводителю готских вспомогательных войск, расправиться с Руфином. Когда на смотре войск за воротами Константинополя Гаин умертвил Руфина, народ приветствовал это злодеяние как свое освобождение; сам император, немощный Аркадий, вздохнул свободнее, ибо над
аааавэеваававаеаав
ним теперь осталось вместо двойного ига только одно — жены его Евдокии. Надежды Стилихона на Востоке не увенчались успехом. В год убийства Руфина (395 г.) ловкий хранитель опочивальни Аркадия, Евтропий, сумел опутать императора сетями и захватить втихомолку в свои руки все управление Восточной империей.
Со следующего года начинаются по всей империи грозные передвижения германских народов, предвестники близкого разрушения государства, которое, как дряхлое, сгнившее внутри дерево, держалось одной корой — до первого сильного порыва ветра. Готским дружинам, поселившимся на римских землях при Феодосии, надоело заниматься земледелием и оставаться равнодушными зрителями медленного разложения империи. В 396 г. Аларих кликнул клич: поднялись поселенцы, пришли собратья из-за Дуная, и многочисленные храбрые ополчения ринулись через Мезию, Фракию, мимо самого Константинополя, на юг. Государство казалось совершенно беззащитным, но в то время, как готы, уже пройдя победоносно всю Грецию и взяв тяжелые откупа с Афин, Спарты, Аргоса и прочих важнейших городов, потянулись с огромной добычей на север, в Коринфе высадился Стилихон. Он привел войско на помощь Восточной империи (397 г.). Мужественный рыцарь законности в нескольких удачных битвах одержал верх над неприятелем. Аларих с добычей отступил в Эпир и послал в Константинополь доверенных лиц для переговоров. Из того, что последовало за этими переговорами, судите сами о бессилии и тупости правительства Аркадия и о безграничном произволе придворных интриг: императорским манифестом Стилихон объявлен был государственным преступником, а Аларих назначен префектом Иллирии. Стилихон поспешил обратно в Италию (398 г.) и снова занялся делами правления; император же Гонорий по-прежнему продолжал с особым прилежанием читать священные книги и откармливать кур.
Естественно, что Алариха не могла удовлетворить префектура Иллирии, она должна была только придать ему новую отвагу, тем более, что восточный двор, кроме интриги, кажется, все остальное упустил из виду. Воинственный дух Алариха требовал более обширного поприща для деятельности, и вот в 400 г. по готским дружинам пронесся призыв: «В Италию! Там слава и добыча!» И крик призывно пролетел до Дуная, и стеклись русокудрые ополчения к знаменитому вождю,
Император Гонорий.
Половина диптиха из Аосты.
 Согласно воле умершего императора, опекуном Аркадия (395—408 гг.) был назначен галл Руфин, а Гонория (395—423 гг.) — вандал Стилихон (Stilico), Ко всем прочим, разлагавшим римскую государственность силам прибавилась еще одна сила — вражда восточного и западного дворов. Неприязненные отношения между восточным и западным дворами и смертельная вражда между опекунами молодых императоров — Руфином и Стилихоном — вконец ослабили силу сопротивления римлян прорвавшимся через границы варварам.
14 Рим, т. 2
417 ЙОШШ
asssssaasesess«as
Лагерь готов.
имя которого предвещало победу. Двинулись воинственные толпы через горы и реки, вот и конец Альпам, впереди развернулась равнина реки По, Аквилея, Верона и другие города в осаде; но внимание готов преимущественно обратилось на Медиолан: здесь император. Под стенами его резиденции раздался звон оружия. Несчастный Гонорий вышел, наконец, из того нравственного оцепенения, в котором находился, но что же он мог предпринять? Он мог только содрогнуться
при мысли о том, что грозит Италии, мог растеряться и бежать. Он так и сделал: бежал в Галлию и заперся в Асте. Стилихон вовремя подоспел на помощь этому городу, ибо Аларих уже обложил его со всех сторон. Несмотря на странный состав войска — римляне, аланы, алеманны, свевы и др., Стилихон сумел, однако, одержать с ним несколько побед над Алари-хом. Последняя при Полленции в 403 г. стоила ему, однако, так дорого, что он не мог уже отважиться преследовать неприятеля, который устремился к Апеннинам, чтобы вторгнуться в беззащитную Италию. Стилихон послал Алариху подарки, просил мира и за обещанную значительную сумму денег отвратил грозу от Италии. Готы перешли за Альпы, выжидая благоприятных обстоятельств для нового похода.
В это время над Западной империей разразилось новое бедствие. Теснимые с востока гуннами германские народы, обитавшие у Балтийского моря и по Висле, покинули свои места и целой ордой, с семействами и обозами, устремились к югу. Свевы, хищные вандалы, бургунды, аланы и другие племена составляли это страшное ополчение, а его вел король Рада-гайс (Радегаст). Стилихон собрал все силы, какие имелись, стянул в Италию легионы даже из отдаленных провинций, переманил несколько дружин от Алариха, но при всем этом, когда в 405 г. более 200 000 варваров вторглись из-за Альп в Северную Италию, об открытом сопротивлении этой массе нельзя было и думать. Опустошая деревни и поля, орда подошла уже к Флоренции и осадила этот город. Кажется, что там орда раздробилась. Это спасло Италию. В то время, когда часть орды бросилась дальше к югу, Стилихон искусными маневрами

отвлек германцев от Флоренции к Фезульским холмам и здесь в жестокой битве почти совершенно истребил неприятеля. Остатки орды, соединившись, пустились обратно за Альпы, чтобы испытать счастья в Галлии.
Если на время спасена была Италия, зато потеряны провинции. Лишенные защиты войска, они сделались добычей германцев. Около 410 г. все римские земли ксеверу от Альп были окончательно заняты алеманнами, свевами, аланами, вандалами, бургуцдами и франками. Не удержались и римские крепости: Могонтиак (Майнц), Спира (Шпейер), Аргенторат (Страсбург), Тревер (Трир), Колония (Кёльн), Реми (Реймс), Амбиана (Амьен) и Атребат (Аррас). Вдобавок к этому в Африке снова восстали мавры, а в Британии какой-то Константин провозгласил себя правителем с титулом императора. Германцы не побоялись проникнуть и за Пиренеи. Опустошив Испанию, свевы завладели северной частью полуострова; вандалы засели в Кастилии и Андалусии, а аланы захватили Лузитанию (ныне Португалия).
Стилихон должен был смотреть, как разбираются варварами римские владения, и не двигаться с места, ибо за Альпами стоял Аларих, который мог с минуты на минуту вторгнуться в Италию. Аларих потому и не присоединялся к Радегасту, что рассчитывал собственными силами устроить себе королевство в Италии. Вдруг к правителю Италии являются от Алариха послы с требованием 4000 фунтов золота, недополученных им на содержание союзных империи готских дружин (когда они еще были союзными). Стилихон поспешил в Рим собрать эту сумму, чтобы только не раздражать грозного германского вождя. В сенате просыпается остаток гордости, но Стилихон угрозами заставляет согласиться на уплату требуемой дани. Посольство удаляется с обещанием, что 4000 фунтов золота будут отправлены к Алариху. Между тем суровость, с какой действовал Стилихон в этом случае с сенаторами, окончательно восстановила против него ту партию придворных интригантов, во главе которой стоял тайный императорский совётник Олимпий. Партия эта давно уже искала способ погубить Стилихона. Олимпий наклеветал на него императору, который все на свете видел и слышал чужими глазами и чужими ушами. Представили дело так, будто Стилихон недостаточно энергично действовал против готов, буд то он окружает себя германцами и ласкает их для того, чтобы в решительный час воспользоваться их помощью для возведения на престол своего сына Евхерия, будто он намеренно устраняет
Стилихон и его супруга.
Медальон с саркофага Стилихона в соборе св. Амвросия в Милане.
oaoosssoaassoooess
Смерть Стилихона.
императора от дел и держит, точно в почетном плену, и т. п. Без смысла, без сознания, без воли Гонорий переезжает в Павию, по совету своих наушников. Туда же собирают легионы. Оттуда, наконец, раздаются вынужденные повеления императора, вследствие которых хватают всех влиятельных друзей и приверженцев Стилихона и казнят их, или, лучше сказать, убивают в темнице.
Стилихон видел наступившую грозу, но он был далек от мысли воспользоваться д ля себя лично тем расположением, какое он приобрел и в римском войске, и даже среди германских дружин, уважавших в нем храброго, достойного противника. Стилихон остался верен сво-
ему монарху. Он не согласился поднять междоусобную войну
даже тогда, когда ночью императорская гвардия явилась в лагерь Стилихона и именем государя, подписывавшего в это время смертный приговор своему хранителю, потребовала его в Павию. Стилихон бежал в Равенну и скрылся в церкви. Епископ принял его под защиту алтаря. Убийцы под предводительством Гераклиана уверили епископа и Стилихона, что император прислал ему изъявление своей милости. Положившись на слово коварного царского клеврета, министр вышел из храма и тут же перед крыльцом был умерщвлен.
Что Стилихон имел виды на престол, в этом, кажется, нельзя сомневаться, но если и стремился к нему, то стремился путями доблестных дел, государственных заслуг, наконец, путем родства с императорской фамилией: сам он женился на племяннице Гонория, а императора женил на своей дочери Марии. Он не запятнал себя ни изменой, ни убийством, ни грабежом мирных жителей провинций, терпевших в эти времена от своих чиновников почти столько же, сколько от вторжения германцев. Если можно чем-либо объяснить неудачу и гибель Стилихона, так именно тем, что ему недоставало бессовестности, наглости и равнодушия к преступлению, т. е. тех «добродетелей», которые при обоих римских даорах процветали в его время. Падение правителя повлекло
ООМв. 420 ---------
за собой и всю его семью, и приверженцев, и даже смиренного поэта Клавдиана, который любил воспевать заслуги Сти-лихона и иногда позволял себе карать сатирой придворную чернь. Впрочем, Клавдиану удалось выпутаться из беды. Он поплатился только имуществом и почетным местом, которое занимал в каком-то учреждении. Впрочем, не Клавдиан, а другой могучий мститель поднялся за Стилихона — Аларих.
Вестготы
Не дождавшись присылки обещанных 4000 фунтов золота, Аларих сам отправился за ними. На этот раз он пошел не за тем только, чтобы взять деньги, а, как говорит поэт Клавдиан, чтобы основать в Италии свое царство или найти в ней могилу. Узнав о движении Алариха, германские дружины, находившиеся на римской службе, присоединились к нему немедленно. Во главе многочисленного ополчения герой устремился через Апеннины, мимо Равенны, в которой укрылся слабодушный Гонорий, — прямо к столице, со времен Ганнибала не видавшей врагов у своих стен. Как изменились обстоятельства! Тогда обложили Рим толпы смуглых африканцев, теперь — русокудрые сыны севера; тогда душой государства был сенат, каждый член которого исполнен был поистине царской доблести, каждый из граждан готов был с радостью отдать и имущество, и жизнь на спасение отчизны; теперь на месте сената — партия вельмож, помешанных на интриге и тщеславных титулах; на месте граждан — бессильная толпа, равнодушная ко всему, лишь бы были у нее хлеб и зрелища! Рим запер ворота, по стенам и башням рассыпались защитники. Но долго ли мог выдержать осаду город с населением в 1 200 000, лишенный подвоза съестных припасов? Гордая некогда столица мира припала к ногам северного варвара, моля о пощаде. За 5000 фунтов золота, 30 000 серебра и множество дорогих тканей Аларих даровал пощаду. Правда, Риму пришлось переплавить драгоценные статуи богов, чтобы собрать требуемую дань, но зато город остался цел. Аларих отступил в Тоскану и отправил в Равенну послов с требованием, чтобы император признал его повелителем Италии, Галлии, Иллирии и Далмации, т. е., другими словами, признал бы его законным государем Западной Римской империи. Все
 Смерть Стилихона послужила поводом для нового вторжения вестготов в Италию. Требуя исполнения договора, заключенного со Стилихоном, Аларих два раза осаждал Рим и, наконец, 14 августа 410 г. взял столицу мира, подвергнув ее жестокому разграблению, захватил массу добычи и военнопленных, в том числе дочь Феодосия Великого, сестру Гонория, Пла-цидию.

это случилось в 408 г., а в 409, после того как требование победителя было отвергнуто в Равенне, Аларих опять бросился на Рим с твердым намерением мечом подписать свое право. Взяв приморский город Остию, он повернул к Равенне, осадил ее, но целый год напрасно добивался сдачи: крепкие стены и окрестные болота охраняли жалкую резиденцию Гонория. Аларих бросил Равенну и устремился к Риму, подкупленные рабы ночью открыли ему Са-ларские ворота (410 г.) и... Нужно ли описывать всё ужасы кровопролития и разорения, которым подвергся вечный город, ставший жертвой раздраженного победителя? Казалось, приближается время
Погребение Алариха.
 Аларих I (ок. 370—410 гг.) — король вестготов с 395 г. В 410 г. захватил и разграбил Рим.
исполнения того, что задумал Аларих, ибо уже не Рим, а готы распоряжались теперь в Италии. Аларих победоносно прошел до оконечности полуострова. Он приготовил экспедицию в Сицилию. Экспедиция не удалась: буря рассеяла его флотилию. Скоро после этого герой заболел и умер в городе Козении, на реке Бузент (Бузенто). Готы похоронили его в русле самой реки, которую на время запрудили, а после похорон умертвили всех рабов, которые делали плотину, чтобы никто не знал, в каком месте покоятся кости великого героя.
После смерти Алариха дружины его единодушно провозгласили своим королем его племянника, молодого прекрасного Атаульфа. Король вправе был считать себя повелителем Италии. Вскоре, впрочем, пришло и официальное признание его могущества: из Равенны прислан был императорский указ главнокомандующему всех сил империи с поручением возвратить в римское подданство отторгнутые провинции Галлию и Испанию. Поручение это как нельзя более совпадало с желаниями молодого короля, жаждавшего побед и славы. Он недолго собирался в поход. Было еще одно обстоятельство, которое возвышало его воинственный дух и торопило на место битвы. В числе множества пленных, уведенных из Рима при описанной нами катастрофе, была и дочь императора Феодосия Великого, Плацидая, соединявшая в себе ум отца и красоту
ggggggggssgggggggg
матери. Она обещала свою руку Атаульфу, если он со славой окончит поход в Галлию.
В 412 г. король после ряда побед проник в Галлию, занял Аквитанию от реки Гарумны (Гаронна) и до Пиренеев, ниспроверг самозванцев-императоров Иовина и Севастиана, с боя взял крепости Нарбону, Толозу, Бурдигалу (Бордо), наголову разбил дружины Сара, заклятого врага рода Алариха, и только Массилию не успел взять: ее защищал мужественный Бонифаций. Такие дела, бесспорно, стоили названия славных подвигов, и Плацидия поспешила наградить своего возлюбленного. В Нарбоне блистательно отпраздновали их свадьбу. Князья и начальники дружин в честь дочери великого Феодосия явились на праздник в римской одежде; пятнадцать мальчиков из благороднейших готских фамилий в белых туниках, с венками на головах, несли в процессии каждый по две вазы, наполненные золотом и драгоценными камнями. Это был свадебный подарок короля. Глядя на мно-гочисленные дружины в праздничных нарядах, слушая восторженные крики в честь любимого вождя и его невесты, кто бы подумал, что эти светлокудрые статные воины в зеленых с пурпурной каймою плащах, в блестящих панцирях и шлемах, с речью свободной и мягкой — прямые потомки тех полудиких варваров, покрытых звериными шкурами, которые в Тевтобургском лесу грудью завоевали себе право на великое историческое значение в семье человечества?
В 414 г. Атаульф перешел Пиренеи и завоевал всю местность до р. Эбро, но здесь он пал жертвой кровавой мести, в которой поклялся товарищ Сара. В г. Барцино (Барселона) в 415 г. Атаульф был убит мстителем среди веселого пира. Брат Сара, Сигерих, на время успел стать королем готов, но за жестокий нрав, за умерщвление своих племянников он и сам был убит дружинами, и королем был провозглашен храбрый Вал-лия. Валлия возвратил в римское подданство всю Испанию, и потому, по прежнему уговору с римским двором, получил во владение всю Аквитанию, от Пиренеев до реки Лигера (Луара). Плацидия утешилась от вдовства браком с Констанцием, одним из лучших тогдашних римских полководцев. Покорив аланов и стеснив испанских свевов и вандалов, так что им остались одни горные теснины, Валлия вернулся за Пиренеи и в цветущей Толозе (Тулуза) основал свою резиденцию.
Пока описанное происходило на западе, восточный император уже умер. Сын его, Феодосий И, владел большим искус-
Галла Плацидия.
Изображение на монете.
 Преемник Алариха, его племянник Атаульф, отказался от завоевания Африки и повернул в Галлию.

ством писать красиво и каким угодно почерком, но в делах государственного правления не смыслил ровно ничего. Поэтому делами продолжали, как и при отце его, Аркадии, управлять временщики и камергеры. Хорошо еще, что во главе придворной партии успели стать сначала достойный префект Антемий, а потом сестра государя, умная и способная Пульхерия.
Потеряв и второго мужа и спасаясь от враждебности брата, Плацидия с детьми, Гонорией и Валентинианом, оставила Запад (423 г.) и при константинопольском дворе нашла приют и поддержку. После смерти Гонория во главе обеих империй появляются две замечательные женщины: в Восточной — Пульхерия, в Западной — Плацидия (425 г.). Сыну последней, Валентиниану, было в то время только 6 лет. Феодосий II был счастлив тем, что за него правила государством его умная сестра. Она и после его смерти не утратила своего влияния, хотя и разделяла власть с Марцианом, за которого вышла замуж уже в старости.
Валентиниан III
От римского владычества на западе остается только одно имя: всем распоряжаются германцы. Император имеет еще меньше влияния, нежели его предшественник, слабодушный Гонорий. Правда, оставались еще два способных и сильных человека: Бонифаций и Аэций, но Плацидия, при всех своих хороших качествах, не умела воспользоваться дарованиями этих людей для пользы государства.
За прежние заслуги в Таллии Бонифаций получил в управление Африку и занялся провинцией со всей добросовестностью, всегда его отличавшей. Никакие личные, честолюбивые или корыстные стремления не отвлекали его от прямых обязанностей. Не таков был Аэций. Предприимчивость свою он проявил еще в то время, когда после смерти 1онория придворная партия вздумала посадить на престол секретаря Иоанна. Аэций поспешил привести в Италию 50 000 гуннов под начальством Рутила, чтобы быть готовым поддержать Иоанна, при котором он сам надеялся занять первое место. Иоанна он уже не застал ни на престоле, ни в живых. Императором объявлен был Валентиниан III под опекой своей матери. Мы уже видели, что все
assssasaasssssBasa
это произошло при помощи Константинопольскогодвора. Аэций не растерялся, застав неожиданный переворот: он сумел спровадить гуннов, снабдив их, конечно, большими подарками, и даже сумел обеспечить себе высокое значение при дворе Валентиниана, сделавшись душой и дел, и удовольствий, и интриги, особенно интриги. Последняя послужила ему для достижения личных целей. Надобно знать, что, добиваясь первенства в империи, Аэций не опасался никого, кроме Бонифация. Чтобы избавиться от соперника, он сумел оклеветать его настолько, что Бонифацию послано было императорское повеление сложить полномочия и явиться к ответу. Искусно улаживая интригу, Аэций в то же время написал Бонифацию дружеское предостережение — не ехать, ибо, говорил он, ему готов уже смертный приговор. Честный человек поверил обманщику. Не чувствуя за собой никакой вины, видя явную и наглую несправедливость, Бонифаций решил погибнуть лучше с мечом в руке, нежели на виселице, и поднял знамя бунта.
Аэций достиг того, чего желал: ему было поручено защитить государство от опасного врага. Бонифаций услышал о готовящемся походе против него и начал искать себе союзника. Он остановил внимание на Испании. Там воевал в то время Гундерих, предводитель вандалов, и уже не раз побеждал и свевов, и римлян. Его-то вызвал Бонифаций в Африку, надеясь с его помощью и усмирить возмутившихся мавров, и как следует встретить римлян, если бы они явились из Италии. Но правитель Африки жестоко ошибся в своих расчетах: вацдалы действительно прибыли из Испании в количестве 50 000 человек под начальством брата Гуцдериха, Гейзериха (Гундерих умер до похода), но, не обращая внимания ни на уговоры, ни на цель их вызова, принялись грабить провинцию (430 г.). Бонифаций ужаснулся неистовству диких гостей. Между тем при дворе обнаружилась полная невинность Бонифация. Теперь, уже не опасаясь грозы из Италии, правитель должен был обратить оружие на тех, в ком надеялся найти союзников. Борьба эта кончилась для Бонифация полной неудачей. Он был осажден вандалами в г. Гиппоне (Бон в Алжире) в 431 г. Город был взят и разграблен. В числе жертв был и почтенный епископ Августин (один из знаменитейших отцов церкви). Бонифацию удалось бежать в Италию с остатками войска. При императорском дворе он был принят милостиво, но ему предстояли еще новые беды. Лишь только Аэций в Галлии узнал о возвращении соперника, он, не обращая внимания на импе-
 Императором Западной империи в это время был Валентиниан I (425—455 гг.), за малолетством которого государством управляли его мать Галла Плацидия и командир придворной гвардии иллириец Флавии Аэций, опекун молодого императора. Благодаря своему авторитету Аэцию, одержавшему ряд побед на рейнско-дунайской границе и умевшему ладить с грозным царем гуннов, удалось на время ослабить борьбу придворных котерий и подчинить своему влиянию императора и его мать. Одновременно с этим Аэций вел дипломатическую политику в отношении варваров.

 Аэций (ок. 390—454 иг.) — римский полководец. В 451 г. в битве на Каталаун-ских полрх римские войска и их союзники-варвары под руководством Аэция разгромили гуннов во главе с Аттилой.
раторское повеление, двинулся с войском против Бонифация, прибывшего с легионами ему на смену. Соперники встретились. Бонифаций победил, но сам был смертельно ранен. Разбитый, преследуемый опалой, Аэций во второй раз бежал к гуннам, где Рутила сменил племянник его, Аттила, и во второй раз появился в Италии с толпами аланов и гуннов. Вследствие ли угроз Аэция, или оттого, что, кроме него, не оказалось в империи другого способного человека, только двор даровал ему прощение и предоставил в его распоряжение все силы государства.
Вот как Аэций достиг должности главнокомандующего государством, ибо нельзя же считать государем Валентиниа-на, который не смыслил ничего в делах, не имел ровно никакого влияния и не покидал Равенны, не понимая и не подозревая, что и как делается в его империи. Дарования этого полководца-правителя оживили на время одряхлевшее тело Римской империи, но не мог же Аэций быть повсюду, а именно повсюду запутанные дела и требовали его меча, энергии, ума и опытности.
В течение восьми лет опустошая Африку, дикий король вандалов увидел, наконец, что разорять там больше нечего, и потому, построив многочисленный флот, он стал промышлять морским разбоем, наводя ужас на прибрежные страны от Гибралтара до Азии, по всему Средиземноморью. Кое-как Аэцию удалось защитить по крайней мере берега Испании. Города Арморики (Нормандия и Бретань), давно уже лишенные защиты римских легионов, заключили между собой союз. На общем совете, собиравшемся ежегодно в одном из городов и составленном из представителей городского и сельского населения, выборных от землевладельцев, чиновничества и духовенства, армориче-ский союз обсуждал свои общие нужды и предлагал решения. Подобные союзы стали появляться и в Британии, хотя у тамошних городов было больше хлопот как с внутренними врагами (каледонянами), так и с внешними (саксонскими пиратами), и они не раз, хотя и безуспешно, просили Аэция прийти к ним на помощь (444 г.). У Аэция слишком много был дел в Галлии, где он с трудом мог удерживать от вторжения франков, бургундов и вестготов, и то потому, что имел у себя под командой достаточное число гуннов. Во всяком случае союзы, о которых мы упоминали, стоят внимания, ибо на них можно смотреть как на зачатки будущего парламентского устройства.
Лет через пять после описанного пикты и скотты вторглись из-за Грампианских гор и опустошили всю страну до Темзы и
Северна. Храбрый защитник острова, Вортигерн, не в силах был один со своим войском бороться с каледонцами и искал внешней помощи. У устья Темзы в это время (449 г.) рыскали германские пираты Генгист и Горза. Вортигерн предложил им золото и остров Танет во владение, если они ему помогут. Предложение понравилось им, и они высадились в Британии с толпами всякого сброда ютландского происхождения. Пикты и скотты были прогнаны в горы, а победители с добычей возвратились домой. На веселом пиру прекрасная Ровена, сестра Генгиста, пленила сердце Вортигерна. За ее руку он уступил Генгисту свои обширные владения в Кенте. Когда разнеслась весть об успешной экспедиции пиратов в Британию, юты, англы, саксы, фризы и другие народы саксонского происхождения живо собрались в путь и высадились в разных местах Британии. Они окончательно вытеснили пиктов и скоттов за горы и старались сами поудобнее поселиться на острове. Они этого достигли, но путем упорной, столетней борьбы. Первобытные обитатели острова, бритты, храбро отстаивали свою отчизну от чужеземцев, и когда уж не могли больше бороться, то или выселялись в Арморику, или забивались в горы Уэльса (Валлиса), вспоминая время своей независимости и слушая песни бардов о славных подвигах короля Артура и рыцарей круглого стола.
Правда, многое из повести о первых поселениях англосаксов в Британии принадлежит к области сказочных преданий, но завоевание Британии, введение в ней саксонского языка и свободного законодательства, сообразного с духом вольных дружин, — это, бесспорно, факты исторические. Англосаксы образовали в завоеванной стране семь королевств, в которых с самого начала устроился порядок правления, очевидно имевший целью не допустить королевского произвола, ибо король обязан был совещаться с собранием народных представителей. Это собрание носило первоначально демократический характер и называлось folkmot (фолькмот); впоследствии оно получило более аристократический характер и стало называться wittenagemot (виттенагемот, т. е. собрание мудрых). Вот зачатки нынешних палат (депутатов и лордов)!
Итак, вы видите: от римского государственного организма, одряхлевшего, отжившего, отваливаются члены один за другим и, попав в другие, более благоприятные условия жизни, развиваются в новые, здоровые организмы. В следующей, последней, главе мы услышим и последние биения пульса Западной Римской империи.
ooosasaassoassssss
ПАДЕНИЕ ЗАПАДНОЙ
РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Гунны
 Объединивший под своей властью все части Гуннского ханства Аттила (434— 453 гг.) подчинил своему влиянию правый берег Дуная, имея намерение в дальнейшем распространить свою власть на Балканский полуостров и Фракию, вплоть до Константинополя. Император Восточной империи Феодосий II (408—450 гг.), не могший задержать движение Аттилы, пошел на уступки, заплатил единовременно 6 тыс. фунтов золота и, признав себя вассалом гуннского хана, согласился на уплату ежегодной дани в 700 фунтов золотом и уступил часть территории.
После заключения мира с Феодосием II Аттила с востока повернул на запад в долину Дуная и по Верхнему Дунаю и Рейну двинулся в направлении Галлии.
За последними бурными событиями настало временное затишье в передвижении народов. Алеманны занялись земледелием и устройством своих обширных владений по обе стороны Рейна и далее к югу, до снежных вершин Альп. Соседи их с севера, бургунды, распространили свое владычество до Рейна, и король их Гундикар (Гюнтер) основал, как говорит предание, свою резиденцию в Вормсе. Франки спокойно владели всей Северо-Восточной Галлией, от Нижнего Рейна до Соммы, и также имели своего короля Хлодиона. В Испании и Аквитании господствовал король вестготов Теодорих. С Аэцием он был в дружбе. Англосаксы устраивали свое владычество в Британии. Внутри Германии появился еще новый союз народов — тюрингов. Он расположился на пространстве от Гарца до Верхнего Майна и до тех лесных гор, которые до сих пор носят название этого народа (Тюрингервальд). Вероятно, имя тюрингов есть не что иное, как видоизменение имени гермундуров, известных нам уже из прежней истории германцев. Точно так же появляющиеся несколько позже тюрингов бойовары, или байеры (баварцы), вероятно, потомки древних бойев (кельтского происхождения), остатки которых осели в Винделикии и под влиянием германского элемента превратились в новую национальность. За Римом остались в Галлии только область между Сеной и Луарой до крепости в южной части провинции. Орды гуннов пока кочевали на тощих пастбищах между Волгой и Днепром, завоевали Персию и азиатские римские владения, в Европе же показывались большей частью только для того, чтоб наниматься в чужие войска. Но вскоре эти дикие орды потрясли все пространство от Черного моря до Атлантического океана. Расскажем об этом последовательно.
Аттила. Могущественный Ругил, о котором мы упоминали выше, объединил под своей властью разрозненные дотоле орды гуннов. К нему пришли еще толпы скифов из Внутренней Азии. Ругил стал еще сильнее. Он распространил свое владычество до Дуная и в Паннонии основал средоточие своего могущества. И Константинопольский, и Равеннский дворы искали его расположения, а он умел извлекать для себя пользу из слабости обеих римских империй и под видом ежегодных подарков за союз брал с них просто дань золотом и землями. После смерти Ругила в 433 г. повелителем гуннов стал его племянник, свирепый Аттила. Он потребовал от императора Феодосия II увеличения дани. Двор колебался. Вскоре возникли у Аттилы с Константинополем новые неприятности по поводу торговых дел. Король вандалов Гейзерих искусно раздувал между ними вражду. Следствием этого стало то, что Аттила двинул свои орды на империю. Римские крепости одна за другой изменяли Константинополю или не выдерживали осады. Имперские войска не только не могли удержать натиска бесчисленного неприятеля, но и сами отступали с величайшим трудом, а при Херсонесе Фракийском были вовсе уничтожены в кровопролитной битве. Нашествие распространилось до Фессалии и Эллады. Семьдесят сожженных городов, толпы пленных, в числе которых были и ученые, и сановники, и священники, и женщины, и дети, записали в историю это страшное нашествие. Сам Константинополь, несмотря на свои стены, трепетал и ждал гибели. Феодосий вышел из своего обычного усыпления. Позвали Пульхерию, министров: что делать? как быть? Послали в Равенну просить помощи. Советы были бесполезны: Аттила требовал дани. Следовало согласиться. Аттиле выдали 6000 фунтов золота за военные его издержки, обязались ежегодно платить ему по 2100 фунтов золота; сверх того, уступить область на правом берегу Дуная до города Наисса (Нисса) и, что всего постыднее, выдать всех перебежчиков. По поводу последнего обстоятельства между победителями и побежденными завязались переговоры. Оба народа обменялись несколькими посольствами. Римляне таким образом ближе познакомились с бытом своих врагов.
Одно из таких посольств под начальством римских полномочных Максимина и историка Приска прибыло через Сардину и разрушенный Наисс к Дунаю, оттуда вверх по Тиссе, его проводили в резиденцию Аттилы, вероятно, находившуюся
----------------------------------------------- 429
 Аттила (?—453 гг.) — предводитель гуннов с 434 г. Возглавил опустошительные походы в Восточную Римскую империю (443, 447—448), Галлию (451), Северную Италию (452). При Аттиле гуннский союз племен достиг наивысшего могущества.

явнявэввваээвввви
на месте нынешнего Токая. Римляне увидели обширный город, состоявший из деревянных строений и из землянок, расположенных, впрочем, симметрично и не лишенных оригинальной, суровой красоты. В центре города возвышались деревянные палаты короля, обнесенные высоким частоколом из полированного дерева. Впервые увидели здесь римляне деревянные стройные колонны, прямые и спиральные, затейливые резные карнизы и между прочим отметили, что гуннам не чужды были архитектурные украшения греческого и римского стиля. Вероятно, их познакомили с этою архитектурой греческие и римские художники, попавшие к гуннам или случайно, в числе пленных, или добровольно, с денежным расчетом.
Послы успели осмотреть дворец, когда прибыл из города сам Аттила, окруженный гвардией и вельможами, сиявшими золотом и драгоценными камнями. У ворот дворца монарха встретил многочисленный хор женщин, расположенный в два ряда. Подняв в воздух легкие белые покрывала, они пропели хвалебную песнь в честь славных подвигов Аттилы.
Окончив текущие дела, монарх велел допустить послов. Аудиенция продолжалась недолго. Аттила повторил свое требование — прислать к нему всех перебежчиков, какие находились у римлян, и прибавил: «Это мое последнее слово. Посмейте только отказать». После аудиенции монарх пригласил послов к обеду. В столовой римляне увидели также много нового. Столы тянулись в две линии, а там, где они сходились, накрыт был особый стол, гораздо выше остальных. За ним поместился Аттила со своим семейством. Гостям сервировали на серебре и вино наливали в золотые кубки; у царя же за столом ели на деревянных тарелках: блюда, ложки, кубки— все было деревянное. Сам он вполне напоминал тип чистокровного гунна: небольшого роста, широкоскулый, крепкого телосложения, с большой головой на коренастом туловище, с темно-смуглым цветом кожи, приплюснутым носом и быстрыми глазками, засевшими в глубоких впадинах. Три раза осушил он кубок за здоровье гостей, и три раза гости отвечали ему тем же. Под конец обеда появились певцы и затянули песни, в которых славили прошлые подвиги своего народа и пророчески предсказывали будущие. И при вести о грядущих победах засверкали глаза Аттилы, лицо приняло грозно-свирепое выражение, рука размахнулась, чтобы схватить меч... Словно он в самом деле почуял битву. Певцов сменили разные шуты, которые показывали забавные штуки и
ssBSSSSSBSSBssssss
своими остротами на латинском, готском и гуннском языках развеселили гостей так, что от гомерического хохота подгулявших сотрапезников дрожали стены залы.
Царь хранил молчание и важность во время всех этих забав. Только тогда, когда к нему на шею прыгнул младший сынок его, любимец Ирнак, просветлели суровые черты лица Аттилы, улыбка озарила мрачное, непреклонное лицо, с отцовской нежностью прижал он малютку к широкой груди.
Послы получили позволение заглянуть и в женское отделение царских палат. Они застали фаворитку Аттилы, красавицу Церку, лежавшей на роскошном диване; прочие обитательницы гарема или прислуживали ей, или на почтительном отдалении, сидя на красивых плетенках, вязали и вышивали различные украшения для воинов. Фаворитка протянула послам руку, свободно и с достоинством задала им несколько вопросов, расспрашивая о Константинополе, о домашнем быте римлян и т. п. Вообще послы заметили, что женщины у гуннов жили не в таком отчуждении от света, в каком римляне привыкли их считать у восточных народов. Щедро одарив фаворитку Аттилы и всех влиятельных лиц при его дворе и также получив взамен подарки, послы возвратились домой. Мирные отношения римлян с Аттилой восстановились.
Посмотрим теперь, что делалось в Восточной Римской империи: Феодосий II по-прежнему занимался одними развлечениями, до тех пор пока в 450 г. не ушибся на охоте и не умер от раны. Пульхерия была провозглашена императрицей. Она продолжала править с прежним умом. Марциан, пожилой сенатор, избранный ею в мужья, также усердно помогал ей, и, казалось, будто империя на время оживилась. Марциан умел вызвать к деятельности источники народного богатства, увеличил государственные доходы, не обременяя граждан, и таким образом успел восстановить крепости, разоренные Аттилой, и увеличить армию. Когда Аттила через некоторое время прислал в Константинополь требование новых подарков, император отвечал послам: «У нас есть подарки для друзей, а для врагов есть меч». Можно вообразить себе ярость Аттилы, когда ему передали эти слова, особенно, когда и при равеннском дворе, где чувствовалось влияние Мар-циана, он получил не менее гордый ответ.
Аттила поднял на ноги всю орду. Кстати заметим, что в последние годы его могущество еще больше расширилось. От-
Галла Плацидия и ее маленький сын Валентиниан IB. Рельеф из слоновой кости на диптихе из соборной ризницы в Монце.
asseaaosssosesssaa
Монограмма Теодориха.
Барельеф на капители колонны.
части силой, отчасти переговорами он подчинил себе разные народы германского, сарматского и славянского происхождения и господствовал на всем пространстве от Балтийского моря до Черного и далее через степи Южной России до отдаленных пределов Китайской державы. В совете его заседали братья Валамир, Теодемир и Видемир, три остготских князя, и мужественный король гепидов Ардарих. Они же были в битве его правой рукой. Лангобарды, скиры, руги, тюринги и часть алеманнов также находились в зависимости от повелений грозного владыки. И на всем пространстве, подвластном Аттиле, пронесся клич готовиться к походу, и загремели оружием сотни тысяч народа; не знали только, куда поведет их Аттила: опрокинуть Западную Римскую империю или ниспровергнуть Константинополь?
Против поднявшейся грозы дерзнул восстать только один смелый человек — Аэций, бывший когда-то другом и соратником Аттилы. Одним своим войскам он не доверял и потому привлек в союз: Меровея, короля салических франков; Гун-дикара, предводителя бургундов, толпы герулов, саксов, алеманнов, армориканов, аланов под предводительством Сан-гипана и даже, что всего важнее, могущественного короля вестготов Теодориха. Во главе такого сильного союза, Аэций и Теодорих не побоялись встретить грозного врага. Когда Аэций кончил все свои приготовления, Аттила был уже в походе, объявляя предлогом войны то, что равеннский двор отказал ему в руке принцессы Гонории. В 451 г. до полумиллиона человек сборного ополчения устремились, по повелению Аттилы, на запад. Ополчение шло тремя армиями прямо к Рейну. Главные силы перешли эту реку у Майнца, другие — выше и ниже этого города. Обширные леса на правой стороне Рейна дали Аттиле возможность в короткое время построить тысячи плотов и лодок и совершить переправу. Города Могонтиак (Майнц), Колония, Августа Треве-ров и многие другие были взяты с боя. Салические франки пытались остановить правое крыло неприятелей, но были жестоко разбиты. Та же участь постигла и бургундов, когда они вздумали было удержать левое крыло (подвиги бургундов в эту войну поэтически записаны в песнях Нибелунгов). А «бич Божий», как называли народы Аттилу, стремился все дальше и дальше, обозначая свой путь кровью и разрушением. Сопротивление города Генаба (Орлеан) остановило грозный поток.
agsggagggggggogogo
Жители Генаба знали, что к ним спешат Аэций и Теодорих; к тому же мужественный епископ этого города не дал жителям упасть духом. Уже Генаб с трепетом думал о последствиях осады, которую Аттила повел по всем правилам тогдашнего искусства; уже некоторые стены пострадали от безостановочного действия таранов; но вот с крепостной башни увидели на горизонте тучи пыли. То, действительно, спешили Аэций, Теодорих
с двумя сыновьями и с ними несколько сот тысяч храбрых Битм на Каталаунских
воинов.
Аттила был удивлен, но не смутился. Он оставил осаду и потянулся на запад, подыскивая удобное место для большой битвы. Прошли Секвану (Сена), прошли Марну и остановились. Тут на пространных Каталаунских полях, которые пересекаются лишь незначительными холмами, он решил окончить войну одним ударом. Сюда же следом за Аттилой поспешили свободные дружины, составлявшие союзную римско-германскую армию под начальством Аэция и Теодо-риха. На Каталаунских полях предстояло решиться вопросу: за кем должна остаться Европа: за степными варварами или же за воинственными германцами? Мы говорим: за германцами, потому что хотя союз против Аттилы и обязан был своим происхождением мысли римского полководца, но бесспорно, что Западная Римская империя, даже и при счастливом исходе борьбы с Аттилой, не могла оградить себя от германцев, могла только еще на короткое время продлить свое жал
полях.
 С коалицией римлян и германцев— вестготов, франков и бургундов— Аэций выступил против самого Аттилы, надвигавшегося на Западную Европу.
кое существование.
Известен исход этой исполинской битвы, в которой дрались, как говорят историки, до миллиона человек, пришедших сюда с противоположных концов Европы. Немного можно насчитать сражений, в которых с обеих сторон было бы выставлено столько сил, и притом таких разнородных, сражений, в которых рубились бы с большим ожесточением и которые повлекли бы за собою более важные последствия. Аттила проявил на Каталаунских полях всю свою храбрость и искусство. Он пробил неприятельский центр и обратил его в бегство, но судьба вырвала у него победу и украсила ею
433

gggggggggggggggggg
 Аттила с войском, по преданию, доходившим до 700 тыс. человек, двинулся к Рейну, наводнил Галлию и осадил город Орлеан, но по стратегическим соображениям отодвинул свою армию к Марне и в 451 г. на Каталаунских полях столкнулся с Аэцием. Произошла ожесточенная «битва народов >, в которой победу одержали римляне и их союзники (готы). Аттила отступил за Рейн, в следующем 452 г. предпринял новый поход на Италию, но, потерпев неудачу под Аквилеей, вступил в мирные переговоры с папой Львом, которые не были доведены до конца вследствие внезапной смерти вождя гуннов (453 г.). Разгром Аттилы повлек за собой распад Гуннского ханства, раскрошившегося на свои составные части.
чело молодого героя, сына Теодориха, Торисмунда. Из-за холмов с отборными дружинами наблюдал Торисмунд за ходом битвы, и когда Аттила уже готовился нанести союзникам сокрушительное поражение, когда юный полководец увидел, что отец его пал и вестготская кавалерия колеблется, потеряв своего мужественного короля, он ринулся из засады в тыл и во фланг гуннам. В то же самое время Аэций ударил на врагов с противоположного фланга. Этими движениями решилась битва. Гунны смешались, побежали. До самой ночи Торисмунд и Аэций поражали их, а римляне преследовали их так далеко, что и сами исчезли в сумрачной дали. Уже в глухую ночь донеслись до места битвы звуки рогов и военные кличи. Они шли, по-видимому, из лагеря Аттилы, но что они означали: победу или отчаяние, нельзя было угадать. Не поражены ли римляне, увлекшись слишком далеко в преследовании врага? Но вот во мраке ночи показались скачущие римские отряды. Недоумение разрешается. Это Аэций. Он говорит, что, преследуя разбитого врага, он занесся так далеко, что едва и сам не погиб с отрядом, наткнувшись на превосходящего числом неприятеля. Правда ли это, или нет, неизвестно, но ближайшие последствия победы заставляют думать, что он имел свидание с Аттилой и переговорил с ним о делах, которые обоим им должны были казаться важными. По крайней мере на следующий день, когда Торисмунд (теперь уже в звании короля, на месте убитого в сражении отца) настаивал на дальнейшем преследовании гуннов, Аэций нашел средство умерить его жар. Он обратил внимание Торисмунда на то, что у него дома осталось еще четверо братьев, которые, может статься, вздумают оспаривать его королевское достоинство, если он не поспешит заявить им свое избрание и свою славу победителя. Торисмунд отправился с вестготами домой, а вскоре распался и германский союз. Этого-то, может быть, и хотел Аэций. При окончательном истреблении гуннов такой союз, конечно, стал бы весьма опасным как для империи, так и для его личных целей.
Аттила отступил в Паннонию, но не сдавался. Всю зиму он провел в приготовлениях к новому походу, позвал к оружию скифов и лесных германцев и весной 452 г. лишь только растаял снег, повторил свои притязания на руку Гонории и вторгся в Италию, обозначая свое шествие еще большей .свирепостью, чем в прошлом году. Аквилея после трехмесячного упорного сопротивления была им взята штурмом и

434
разрушена до основания. Верона, Мантуя, Пергам и другие города испытали тот же конец. Кто мог спасаться, бежал, бросая имущество, на пустынные острова, рассеянные в море против устьев реки По. Тут-то, на лагунах Адриатики, возникла впоследствии красавица Венеция. Медиолан добровольно сдался Аттиле и был только разграблен, но не разрушен. В императорском дворце в Медиолане разместился Бич Божий, наслаждаясь награбленными сокровищами и готовясь к дальнейшим подвигам. Судьба решила иначе.
Император Валентиниан бе
жал из Равенны в Рим, но и там он всех застал в смятении. Аттила и епископ (Папа) Можно ли было Риму думать о сопротивлении Аттиле, когда Лев Великий.
он еще недавно столько потерпел от Алариха? Рим не нашел
ничего лучшего, как отправить к победителю почетное посольство, дары и просить пощады. Так было и сделано: посольство, а с ним знаменитый епископ Римский (Папа) Лев, прозванный Великим, отправились к Аттиле. Глубокое ли впечатление, произведенное на Аттилу почтенным видом и мудрой речью Льва, или известия с По о том, как гибнут гунны тысячами от злокачественных лихорадок, или что из Восточной империи идет на помощь Италии армия и Аэций спешит со значительными силами из Галлии, — одним словом, неиз
вестны точные причины, но только дело в том, что посольство римское увенчалось полным успехом. Аттила принял покорность, дары, получил все приданое, которое назначалось за Гонорией (он удовлетворился приданым и уже не требовал руки), и с огромной награбленной добычей потянулся обратно в Паннонию.
Зимой Аттила опять готовился к походу следующей весной, вероятно, снова в Италию; между тем отпраздновал свою свадьбу (453 г.) с прекрасной Ильдикой, принадлежавшей к королевскому бургундскому дому. Он пил в этот вечер больше обыкновенного, и когда разошлись гости, он едва в состоянии был добраться до брачного ложа, упал без сознания и заснул, как убитый. Действительно, заснул он навеки, ибо при виде этого

грозного владыки, обессиленного и обезображенного пьянством, при воспоминании о том, сколько благородной крови бургундской пролил Аттила, сердце Ильдики забилось жаждой мести, и она мечом прекратила храпение Аттилы.
Смерть Аттилы повлекла за собой распад союза, созданного им, ибо ни один из его сыновей не унаследовал отцовского духа. Начались раздоры в самом семействе Аттилы; германские племена, находившиеся в подчинении у него, поспешили воспользоваться случаем и сбросили с себя тяжелую зависимость. Под предводительством Ардариха, короля ге-пидов, они обратили оружие на гуннов же и при реке Нетаде нанесли им жестокое поражение. Орда разорвалась, разбежалась. Пропало ее влияние. Элак, старший сын Аттилы, собрал кое-какие силы, но погиб с ними во время вторжения в Восточную Римскую империю. С остатками орды Ирнак, любимец Аттилы, бежал за Волгу, в степи. Исчезло из истории само имя гуннов, а награбленные ими в Европе сокровища и земли поделили между собой германцы. На всем пространстве от Карпатских гор до Борисфена (Днепр) утвердил свое господство Ардарих. На запад от него до границ Иллирии расположились остготы под предводительством Теоде-мира, Валамира и Видемира, соперничая со своими западными соседями: ругами, скирами, турцилингами и герулами. К северу от них по-прежнему господствовали лангобарды, сначала в зависимости от гепидов, а потом самостоятельно. Свевы в союзе с алеманнами завладели возвышенной частью Центральной Европы, до Альпийской страны. Здесь и до сих пор сохранились их язык и нравы, хотя имя свевов отзывается только в названии незначительной местности —Швабии (Schwaben).
Императоры Максим, Авит и М^йориан
Император Валентиниан III после смерти Аттилы беззаботно предался удовольствиям двора. Мать его умерла несколько лет назад. Один только Аэций мешал его полному благополучно, ибо Валентиниан был из числа личностей, которым все нипочем, хоть мир гори огнем, лишь бы им самим было хорошо. Аэций же положительно стремился сам к престолу. С этой целью он
Императоры Максим, Авит и Майориан
sasssassessesaBeo
настоятельно требовал руки дочери императора для своего сына. Придворная челядь усердно разжигала раздражение государя, и без того уже сильно возбужденное против Аэция, и вот однажды, после особенно сильных и дерзких настояний последнего, Валентиниан выхватил свой меч — в первый раз в жизни — и вонзил его в грудь тому, кто недавно еще спас империю своими заслугами. Какое время! Читая об этих событиях, подумаешь, что находишься не в императорском дворце, а в какой-то больнице умалишенных, несчастные обитатели которой сами себя губят, налагая руки на своих покровителей и врачей!
Новое злодеяние Валентиниана ускорило его гибель. Он обольстил жену сенатора Петрония Максима. Оскорбленный муж не вынес обиды. Он подговорил друзей Аэция, и перед всем народом, на смотре войск, император был умерщвлен (455 г.). С согласия народа и сенаторов Максим взошел на престол. Максим далеко не обладал качествами, которые в трудные времена государю гораздо необходимее, нежели пурпур и диадема. Он думал укрепить свое значение связями и потому после смерти жены женился на императрице-вдове, но удачи вышло мало. Дочь Аркадия, гордая своим происхождением, презирала своего нового мужа, как выскочку и как убийцу Валентиниана. Она искала способ отомстить ему и нашла самый удобный: позвала на помощь вандалов.
Приглашение императрицы пришлось по вкусу Гейзери-ху. Не медля ни минуты, подготовил он свою разбойничью армаду, посадил на нее вандалов и мавров и понесся на всех парусах к устью Тибра. Он заранее уже рассчитывал, как щедро столица вознаградит его за отвагу, и не ошибся. Рим не ожидал такого посещения. Он был беззащитен. Снова, как в 452 г., появилось в стане Гейзериха почетное посольство, но на этот раз ни вид, ни мудрые речи Льва Великого не озадачили Гейзериха. Вандал устремился на несчастную столицу. Жители разбежались. Город стал жертвой свирепых варваров. Дворцы, храмы, жилища знатных были разграблены; статуи богов и героев свезены на лодки; золотые и серебряные украшения, дорогие сосуды, в том числе и Иерусалимские трофеи, произведения искусств — все захвачено; даже уцелевшее население, в том числе и римская знать, и жены, и дети, и императрица Евдокия, все, как стадо баранов, со связанными руками согнаны были на берег Тибра, посажены
Валентиниан ML Мрамор.
 В 454 г. жертвой придворных интриг и подозрительности императора пал победитель Аттилы Аэций, возбуждавший зависть своим влиянием, богатством и уважением, которым он пользовался среди варваров, а через год та же самая участь постигла и Валентиниана М, убитого заговорщиками.
saassssssssssssssa
 Валентиниана сменил Пет-роний Максим, влиятельный сенатор, глава заговора. Вдова убитого императора Евдокия из мести за убийство своего мужа призвала на помощь короля вандалов Гейзериха. Последний выступил на защиту свергнутой династии, блокировал своим флотом устье Тибра и после короткой осады 2 июня 465 г. взял «вечный город» и в течение двух недель подвергал его жестокому разгрому— вандализму. Пет-роний Максим был убит в уличной схватке, а императором провозглашен галльский магнат Авит.
на суда и отправлены в рабство. Дней 14 вандалы занимались грабежами в столице; потом ограбили Нолу, Капую и другие города. Так исполнилось пророчество, которое произнес 700 лет назад Сципион на развалинах Карфагена, не подозревая, что мщение Риму принесется из той страны, которая потерпела от его оружия. После похода в Италию 1ейзе-рих стал самым сильным на всем Средиземном море. При одном его имени трепетали прибрежные страны, от Финикии и до Геркулесовых столбов. Недаром само слово вандализм стало с тех пор нарицательным для обозначения беспощадной и бессмысленной дикой силы. Гейзерих полностью покорил Сицилию и Сардинию, только у берегов Корсики ему не посчастливилось: храбрый Рицимер, предводитель наемных германских дружин, разбил его в морской битве.
С помощью Теодориха II, короля вестготов, на престол Западной Римской империи взошел Авит, происходивший из древней фамилии арвернских королей. Он служил прежде Риму на гражданской службе и оказал государству значительные заслуги как хороший чиновник, но, без всякого сомнения, похвалы, которые расточает этому императору его зять, поэт Сидоний Аполлинарий, сильно преувеличены. Несмотря на старость, Авит стал заниматься исключительно волокитством и тем заслужил презрение сената и народа. Рицимер объявил его низверженным, а сенат подписал ему смертный приговор.
Рицимер становится первым человеком в империи. Опираясь на мечи своих германских легионов, Рицимер в 457 г. возвел на престол своего друга, славного сподвижника Аэция, Майориана. Майориан оправдал надежды народа, хотя и не оправдал надежд Рицимера, который рассчитывал иметь в Майориане послушное орудие для своих честолюбивых целей. Майориан представляет характер честной, независимой личности, посвящающей все свои силы для исполнения высокой царской обязанности. Его короткое царствование сияет, как яркая вечерняя заря перед наступлением мрачной, безрассветной ночи (в которую скоро погрузится Римское государство).
Майориан сосредоточил все внимание на том, чтобы развить государственные силы, облегчить подати, ограничить насколько возможно коррупцию чиновников, восстановить правосудие, обеспечить спокойствие как городского, так и сельского быта. Из сохранившихся до наших времен его ука-
MIM. 438 -
зов и распоряжений видны его добрые намерения и в то же время видно, в какую непосильную борьбу он вступил с безнравственностью и распущенностью, которые проникли во всей закоулки Римского государства. Лучшее распределение финансов дало Майориану возможность подготовить сильную армию для ограждения империи от внешних врагов. Зимой 458 г. он выступил в Галлию, снова привел в подданство упрямый Лугдун (Лион), счастливо воевал с бургун-дами, вестготами и упрочил за Римом его владения в этой области. Оттуда он проник за Пиренеи, отвоевал восточные и южные части полуострова, а в Карфагене построил сильный флот и приготовил все, что нужно, для экспедиции против вандалов. Но тут счастье ему изменило. Гейзерих подкупил римских чиновников и адмиралов, незаметно прокрался в 460 г. в гавань и сжег римский флот. Майориан был вынужден заключить с вандалами мирный договор, рассчитывая выиграть время и приготовиться к походу на них при более благоприятных обстоятельствах. На обратном пути в Италию император был убит воинами в 461 г. Говорят, что Рицимер тайно побудил их на это злодейство.
Майориан. Изображение на монете.
 В 457—461 гг. царствовал Майориан. Посаженный на трон Рицимером, Майориан отказался играть роль марионетки.
Последние государи Западной Римской империи
Гейзерих больше, чем кто-либо другой, извлек для себя пользы из смерти Майориана: он освободился от страха. И Рицимер, со своей стороны, был доволен. Надев корону на Севера, личность ничтожную, он от его имени два года правил государством и поправил свое финансовое положение. В Галлии в это время господствовал Эгид, умевший держать в почтении франков и готов. Другой римский правитель, Марцеллин, основал независимое владение в Далмации и даже построил флот, готовясь сразиться с вандалами.
Чтобы поддержать свое влияние, Рицимер обратился к двору константинопольскому. Там после смерти Марциана царствовал Лев Иллириец. Лев назначил Анфимия (одного из высших придворных сановников) императором в Рим (467 г.) и обещал ему поддержку. Рицимер не противился этому назначению: он сам породнился с восточным государем, женившись на его дочери.
 Установив диктаторскую власть над Северной Италией, Рицимер одновременно господствовал над всем полуостровом через марионеточных императоров.
ossaaaeaaHSSSSHsas
В союзе с Рицимером Лев начал вооружаться, готовясь идти на вандалов. Восточная Римская империя, владея, кроме европейских земель, еще Сирией, Малой Азией и Египтом, могла собрать значительные силы войском и деньгами. На сумму 130 000 фунтов золота империя построила флот из 1100 судов и выставила 100-тысячную армию. К союзу присоединился Марцеллин и выгнал вандалов из Сардинии.
Одновременно сушей и морем потянулись по направлению к Карфагену густые колонны легионов и флот. Прибрежные крепости добровольно сдавались римлянам. Флот опередил войско и, бросив якорь у мыса Меркурия (Кап-Бон), милях в 6 или 7 от Карфагена, стал ждать легионы. Попытавшись несколько раз и на море, и на суше остановить грозное движение союзников, Гейзерих повсюду должен был отступать. Казалось, его владычеству в Африке настал конец. Он крепко задумался. Вдруг от него являются к союзникам послы с изъявлением его полной покорности. Гейзерих обещает и себя отдать в распоряжение победителей и просит только пять дней отсрочки. Радуясь легкой победе, адмирал Василиск соглашается. Что же? В течение этой короткой отсрочки Гейзерих подготавливается к отчаянной битве. Расчет его на скорую перемену ветра (он успел хорошо изучить местность) оправдывается, и, выбрав темную ночь, он с брандерами неслышно прокрадывается в гавань, в которой беззаботно расположились римские корабли. Нечаянность этого нападения, ловкое движение зажженных брандеров, теснота гавани, ночная пора, бездна разбойников, отовсюду устремившихся на полусонный экипаж, — одним словом, все объединилось против римлян. Вся их несколько часов назад грозная армада стала жертвой огня, а люди были перерезаны или захвачены в плен. Так (в 468 г.) окончилась блестящая экспедиция, обещавшая римлянам столько успеха!
Вестготы под предводительством короля Эврика завоевали почти всю Испанию, покорили свевов и присоединили новые приобретения (т. е. всю Нарбоннскую провинцию) к своим владениям в Галлии. Император Западной империи не мог помешать вестготам: он сам лишился благосклонности Рицимера, который бесцеремонно посадил на его место Олив-рия (472 г.). Анфимий хотел оказать сопротивление. Рици-мер взял Рим штурмом, отдал его воинам на разграбление, а Анфимия велел умертвить. Через месяц умер и сам Рицимер. За ним скоро последовал и Оливрий. Бургунд Гундобальд,
начальник наемных дружин, провозгласил императором Гликерия. В то же время остготы посадили на престол Юлия Непота. Гликерий бежал.
В 475 г. предводителем наемного войска был смелый и честолюбивый Орест (по происхождению, кажется, гунн). Он служил когда-то секретарем у Аттилы. Он взбунтовался против жалкого правительства. Император бежал в Далмацию, где и погиб, а Орест возвел на его место сына своего, Ромула, который по причине его несовершеннолетия прозван Августулом (Augustulus — маленький Август, т. е. император-отрок). Это случилось в 476 г. Новый государь, ко
нечно, вовсе не осознавал ни своего положения, ни беды, ко- Ромул Августул слагает
торая отовсюду надвинулась на Италию. Толпы разных искателей приключений — турцилинги, герулы, скиры, руги и другие, называя себя императорским войском, безнаказанно грабили Северную Италию. Предводитель их, Одоакр, думал так: «Если наши собратья захватили себе Британию, Галлию и Испанию, отчего же нам не попользоваться за счет Италии?» И он потребовал для себя и для своих дружин уступки третьей части земель в Италии. Орест отвергнул требование. Меч разрешил, кто должен уступить.
Близ Павии сошлись противники. Одоакр победил. Орест и брат императора, Павел, погибли в сражении. Павия была взята штурмом, после нее Равенна, а затем Рим и вся Италия покорились счастливому победителю. На Палатинском холме Ромул Августул сложил перед Одоакром знаки императорского достоинства в 476 г. Одоакр не только не лишил его жизни, но назначил ежегодную пенсию в 6000 золотых монет и подарил ему пышную виллу Лукулла в Кампании.
Одоакр переслал императорские знаки в Константинополь, а сам правил Италией под скромным названием патриция. Зачем ему титул, когда была вся власть? 16 лет он владел Италией, за это время немало сделал для благосостоя
перед Одоакром знаки императорского достоинства.
ния населения полуострова и ни разу не нарушил ни с кем
мира. Владычество Одоакра сменилось в Италии владычеством Теодориха, короля остготов. В Галлии после падения Римской империи еще 10 лет билась последняя жилка римского господства: наместник Галлии Сиагрий отстаивал эту провинцию до тех пор, пока Хлодвиг, король франков, не победил его.
Стены Феодосия Н в Константинополе.
 23 августа 476 г. — год низложения Ромула Авгус-тула и образования на почве Италии первого германского королевства — считается годом падения Западной Римской империи и концом античного мира. Образование германского королевства в Италии являлось заключительным аккордом расчленения Западной Римской империи и распада всех возникших на античной почве социально-политических и культурных образований, опрокинутых варварами.
Распад Римской империи в то же самое время был началом средних веков и образования на римской почве полуфеодальных государств, или королевств.
Итак, оправдалось предсказание Тацита, что оружие и свободный дух германцев будут для Рима страшнее, нежели парфянские полчища. Восточная Римская империя, правда, еще сохранила свою независимость, но в той империи во всем преобладал эллинский дух: и при дворе, и у народов, и в нравах, и языке. Из недр Восточной империи вышли силы, опрокинувшие могущество вандалов и остготов и смирившие персов. Но лангобарды нанесли ей тяжелые раны, фанатичные сыны пустынь оторвали от нее Египет, Африку и Испанию, под знаменем своего пророка привели в трепет Константинополь, потом ополчения крестоносцев превратили, хотя и не надолго, греческую империю в латинскую, но — удивительное дело! — ослабленное государство выдержало все эти потрясения, и хотя шаталось, но все еще стояло до той поры, пока не появились в ней из Азии, под предводительством султанов, турки. В 1453 г. ими был взят Константинополь. Император не хотел пережить падения империи: он бросился искать смерти и нашел ее в геройской отчаянной сече на развалинах столицы. Странная случайность: последние императоры Рима и Константинополя имеют те же имена, как и их основатели: Ромул Августул и Константин Палеолог!
Наш рассказ окончен. Немало столетий прошло с тех пор, как пали обе империи, но воспоминания об их существовании живы: они навеки сохраняются в римском законодательстве, литературе и искусстве, в следах римской администрации и в величественных архитектурных памятниках. Мы не
увидим, чем потомки вспомнят нас, но римляне оставили нам о себе славное наследство.
Еще два слова о литературе последнего периода Западной Римской империи.
Литература
BSSSSwSSSSSSSBSSSS
Литература
О классических произведениях этого периода, разумеется, не может быть и речи. В направлении умов мыслителей этого времени обнаруживается стремление к тому мистицизму, который силится раскрыть тайны так называемого сверхъестественного мира, не поддающегося чувствам; мистицизму, который в весь средневековой период истории проглядывает и в философии, и в поэзии, и даже в архитектуре. Безобразная действительность — следствие политического и религиозного колебания тяжелой переходной поры, переживаемой древними гражданскими обществами, — заставила людей глядеть на жизнь как на зло или печаль, а в смерти видеть освобождение. Представителем этого направления в римском мире был языческий писатель Макробий.
Языческие писатели в этот период не оказывали на общество такого влияния, как писатели христианские. Знаменитейшие из последних — Амвросий Медиоланский и Августин. Мы уже упоминали о них прежде. Добавим теперь, что если реформаторы и философы временами восставали и восстают против мистического направления некоторых сочинений этих великих отцов церкви, то это именно потому, что в таких сочинениях подняты глубочайшие вопросы о мире и человеке, вопросы, которые вечно тревожили умы с тех пор, как мир стоит, и в которых людям, кажется, вовек не прийти к согласию.
Амвросий, между прочим, обращал особенное внимание на церковное пение при богослужении. Он сам для этого сочинял тексты, которые потом клались на музыку и послужили образцами для последующих произведений в том же роде.
Из светских писателей этого периода стоит упомянуть Авсония и Клавдиана. Оба поэты. Первый был сыном врача из Галлии (Бордо), занимался воспитанием императора Грациана, а потом жил на берегу реки Моселлы и оставил нам поэтическое описание этой реки и ее окрестностей. Поэзия его отличается теплотой. Видно, что он любил природу и чувствовал себя близким к ней.
Клавдиан оставил о себе память как писатель с большим дарованием и как горячий панегирист Стилихона.
 Блаженный Августин (354—430 гг.) — христианский теолог и церковный деятель, главный представитель патристики. Епископ города Гиппон (Сев. Африка); родоначальник христианской философии, истории (сочинение «О граде Божием»); «земному граду» — государству— противопоставлял мистически понимаемый «Божий град»— церковь. Развил учение о благодати и предопределении, отстаивал его против Пелагия. Глубиной психологического анализа отличается автобиографическая «Исповедь», изображающая становление личности.
443 ШИМЯМ
-—-    - -    — 1 •
Брось взгляд, читатель, на все пространство, которое мы прошли с тобой вместе — от начала Рима до его падения. Сколько событий, сколько жизни! А между тем, если бы эта жизнь не записала себя в бронзе, камне, слове, можно было бы считать ее выдумкой громадной фантазии. Отчасти оно и в самом деле так, если принять, что исторические события — не что иное, как произведения вечного, божественного духа, повелевающего людям жить и действовать, верить, созидать, бороться, разрушать и, проявившись в жизни так или иначе, сдать в архив человечества летописи о своих подвигах, чтобы потомки могли их прочитать и научиться. Такие события никогда уже не появляются вновь совершенно в той же форме, в какой раз появились; бесконечно разнообразный в своих проявлениях творческий дух никогда не повторяется, но тем не менее исторические судьбы народов заслуживают полного внимания человека, особенно молодого, как ты, мой читатель. Они подскажут, как и чем надо запастись на предстоящий подвиг жизни, которую «прожить — не поле перейти»; они тебе раскроют твои силы, с помощью которых ты полюбишь прекрасное, смело станешь в ряды борцов за правду, бодро понесешь бремя жизни и в обществе отметишь свой след как полезный гражданин и добрый, честный человек. Сознайся: ведь соблазнительно быть не последним членом в большой человеческой семье! Если эта книга, хоть малейшим образом, поможет в достижении этой цели, то труд наш был не напрасен, и — кто б ты ни был, какой бы нации, стране ты ни служил — счастливого пути тебе, мой читатель, и дружеский, сочувственный привет!
asagssg»s®»ssBESo
СОДЕРЖАНИЕ
БОРЬБА ПРЕДВОДИТЕЛЕЙ ПЛЕБЕЕВ И ПАРТИЙ ВНУТРИ И ВНЕ ГОСУДАРСТВА............................................................3
Период первый. Борьба партий плебеев и внешние войны (133—100).......................................................3
Гракхи........................................................................  3
ВойнасЮгуртой................................................................. 16
Кимвры и тевтоны...............................................................26
Внутренние беспокойства........................................................35
Союзническая война.............................................................39
Период второй. Марий, Сулла и Цинна (до 78 г. до н. э.)............................................................47
Период третий. Помпей и Юлий Цезарь (78—48)....................................................................... 70
Гней Помпей и его время........................................................70
Гней Помпей, Юлий Цезарь иМарк Красс (Первый триумвират).......................92
Междоусобная война............................................................121
Наука и литевхтура........................................................... 149
УПАДОК РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ........................................................ 161
Период первый, до владычества триумвиров (42 г. до н. э.).............................................................. 161
После смерти Цезаря...........................................................161
Второй триумвират............................................................. 168
Период второй, до единодержавия Августа (31 г. дон. э.) ................................................................................................. 174
Владычество триумвиров....................................................... 174
Борьба триумвиров между собой................................................ 181
445 1МЖЙ
нваи®я«ннаинв«
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ.........................................186
Период первый. Императоры из дома Юлия Цезаря (30 г. до н. э. — 69 г. н. э.)......................186
Август............................................... 186
Состояние образованности в этот период................203
Тиберий...............................................218
Гай Калигула..........................................223
Тиберий Клавдий Нерон.................................227
Нерон.................................................231
Гальба, Отон, Вителлий................................236
Период второй. Императоры из дома Флавиев.............237
Веспасиан.............................................237
Тит...................................................241
Домициан..............................................250
Состояние образованности в этот период................253
Период третий. Расцвет римского государства (от Нервы до Коммода) (96—180)..................... 276
Нерва.......................'.........................276
Траян.................................................278
Адриан................................................286
Антонин Пий...........................................290
Марк Аврелий..........................................293
Коммод................................................298
Пертинакс и Дцдий Юлиан...............................300
Нравы и просвещение...................................301
Искусство. Наука. Поэзия..............................312
Период четвертый. Императоры третьего столетия........322
Септимий Север........................................322
Аврелий Антонин по прозвищу Каракалла.................325
Макрин. Элагабал......................................327
Александр Север.......................................329
Военные деспоты.......................................331
Валериан. Галлиен. Так называемые «тридцатьтитнов».....336
Клавдий................................................345
SSOSSO 446
Содержание
aasaaasssaaaaaaosa
Луций Домиций Аврелиан..........................................346
Тацит. Аврелий Проб. Аврелий Кар. Нумериан. Карин...............350
Просвещение.....................................................353
РАЗДЕЛ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ............................................363
Период первый...................................................363
Диоклетиан и его соправители....................................363
Константин Великий и его время..................................371
Сыновья Константина Великого....................................384
Юлиан Отступник.................................................389
Валентинианы....................................................394
Период второй...................................................397
Передвижение народов............................................397
Феодосий Великий................................................403
Просвещение.....................................................407
ВОСТОЧНАЯ И ЗАПАДНАЯ РИМСКИЕ ИМПЕРИИ..............................416
Сыновья Феодосия Великого.......................................416
Вестготы.........................................................421
Валентиниан III.................................................424
ПАДЕНИЕ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ..................................428
Гунны...........................................................428
Императоры Максим, Авит и Майориан..............................436
Последние государи Западной Римской империи.....................439
Литература......................................................443
Scan Kreider j
По вопросам оптовой покупки книг издательства ACT обращаться по адресу: Звездный бульвар, дом 21, 7-й этаж Тел. 215-43-38, 215-01-01, 215-55-13
Книги издательства ACT можно заказать по адресу: 107140, Москва, а/я 140, А СТ — «Книги по почте».
Научно-популярное издание
Вегнер Вильгельм
РИМ
НАЧАЛО, РАСПРОСТРАНЕНИЕ И ПАДЕНИЕ ВСЕМИРНОЙ ИМПЕРИИ РИМЛЯН
ТОМ 2
Ответственный за выпуск Ю. Г. Хацкевич
Подписано в печать с готовых диапозитивов 23.10.2001. Формат 60Х90!/1б. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 41,0+1,0 вкл. Тираж 5000 экз. Заказ 1893.
Налоговая льгота — Общегосударственный классификатор Республики Беларусь ОКРБ 007-98, ч. 1; 22.11.20.650.
ООО «Харвест». Лицензия ЛВ № 32 от 10.01.2001. 220040, Минск, ул. M. Богдановича, 155-1204.
Республиканское унитарное предприятие «Полиграфический комбинат имени Я. Коласа».
220600, Минск, ул. Красная, 23.

Книга немецкого автора Вильгельма Вегнера охватывает историю Древнего Рима от его основания (753 г. до н. э.) до падении Западной Римскоп империи (476 г. и. э.).
Второй том книги описывает вспышки гражданской войны в Риме, когда все большую роль в социально* политической жизни страны стали играть армии и ее вожди (Л.К. Сулла, Г. Марии, Г. Помпей и др.). В 49—45 гг. неограниченным правителем государства стал Цезарь, затем новый период гражданской войны завершился победой Октавиана, когда Рим и стал империей. Во 11 в. империя достигла своих максимальных границ, но восстания местного населения в завоеванных землях в сочетании с вторжением варваров привели к разделу империи на Восточную и Западную.
Интерес читателя вызовут переплетение фактического материала с легендами и мифами, а также
многочисленные иллюстрации.