/
Текст
АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ НАРОДОВ АЗИИ М. А. ПЕРСИЦ ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ РЕСПУБЛИКА И КИТАЙ РОЛЬ ДВР В БОРЬБЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ ЗА ДРУЖБУ С КИТАЕМ в 1920—1922 гг. ИЗДАТЕЛЬСТВО ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Москва 1962
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР доктор исторических наук, профессор С Л. ТИХВИНСКИЙ Моисей Аронович Персиц ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ РЕСПУБЛИКА И КИТАЙ Роль ДВР в борьбе Советской власти за дружбу с Китаем Утверждено к печати Институтом народов Азии Академии наук СССР Редактор издательства А. Б. Беленький Художник Л. С. Эрман Художественный редактор И. Р. Бескин Технический редактор С. В. Цветкова Корректоры Л. М. Каменецкий и Е. А. Мамиконян Сдано в набор 30/1 1962 г. Подписано к печати 8/V 1962 г. А-05044. Формат 84x108 1/32. Печ. л. 9,5. Усл. печ. л. 15,58. Уч.-изд. л. 17,58. Тираж 2200 экз. Закав 11З. Цена 72 коп. Издательство восточной литературы. Москва, Центр, Армянский пер., 2 Типография Издательства восточной литературы Москва, К-45, Б. Кисельный пер., 4
ВВЕДЕНИЕ Советско-китайская дружба рождалась в сложной и тяжелой обстановке. Иностранные империалисты и китайская реакция, страшившиеся проникновения освободительных идей Великой Октябрьской социалистической революции в Китай, стремились отгородить его от Советской России и не допустить нормализации отношений между ними. Советской власти потребовались многие годы напряженной борьбы с империалистами на военном, хозяйственном и дипломатическом фронтах, чтобы добиться успеха в ее последовательном и неизменном стремлении к дружбе и сотрудничеству с Китаем. Победоносной борьбой Красной Армии против белогвардейцев и интервентов, первыми успехами в хозяйственном строительстве Советская Россия доказывала миру свою великую жизненную силу. В результату даже те державы, которые обрушились на Страну Советов войной, вынуждены были признать ее де-факто и вступить на путь установления с ней торговых отношений. 1921 год ознаменовался большими дипломатическими успехами РСФСР. Советское правительство заключило ряд торговых договоров с капиталистическими державами, в том числе с Англией и с Германией. Особенно велики были успехи советской дипломатии в установлении дружественных отношений со странами Ближнего и Среднего Востока. 26 февраля 1921 г. Советское правительство подписало договор об установлении дружественных отношений с Ираном, через два дня договор такого же типа был подписан с Афганистаном, а 16 марта —с Турцией. Борьба Советской власти за мир и дружбу с Китаем развивалась в гораздо более сложной обстановке, потребовала более гибких дипломатических форм и затянулась на более продолжительное время. 3
К концу первой мировой войны Китай оставался полуколониальной и полуфеодальной страной. В руках империалистических держав находились все основные рычаги его экономической жизни: крупнейшие банки и страховые компании, сбор таможенных пошлин и многих внутренних налогов, внешняя торговля и большая часть современной промышленности, железные дороги и водный транспорт. Китай был неоплатным должником держав. На выплату контрибуций, погашение займов и процентов по ним уходила значительная часть его национального дохода. Феодальные отношения еще господствовали в главной отрасли экономики Китая — сельском хозяйстве. Подавляющее большинство населения страны — крестьянство — подвергалось жесточайшей помещичьей и ростовщической кабале. Империалистические державы поддерживали феодальные институты Китая, стремясь тем самым сохранить и укрепить свое господство в стране. Они поддерживали, в частности, порождение феодализма — милитаристские клики. Китай был политически раздроблен. Отдельные провинции находились в руках феодально-милитаристских группировок, воевавших друг с другом за господство над всей страной, за обладание столицей. Власть в Пекине часто переходила от одной клики милитаристов к другой. Провинциальные власти фактически почти не подчинялись пекинскому кабинету. На юге Китая также шли милитаристские войны, хотя в Гуандуне в 1921 — 1922 гг. существовало правительство, которое возглавлял Сунь Ят-сен, искренне стремившийся к демократическому переустройству страны. За спиной воевавших между собой клик стояли державы, субсидировавшие и вооружавшие милитаристов. Победа или поражение какой-либо группировки приводили к временному укреплению или ослаблению позиций той или иной державы в Китае. Решения Парижской мирной конференции 1919 г. закрепили установившееся в годы войны японское преобладание в Китае. Япония получила контроль над важной в стратегическом и экономическом отношениях китайской провинцией Шаньдун. В 1919—1920 гг. в пекинском кабинете господствовали японские ставленники — представители аньхуэйской милитаристской клики 4
во главе с Дуань Ци-жуем. С этим положением не желали мириться ни Англия, ни тем более США. Отказ США ратифицировать Версальский мирный договор был наряду с другими причинами вызван их стремлением отвоевать у Японии господство в Китае. Следствием было резкое усиление военных действий между китайскими милитаристами. В июле 1920 г. против пекинского правительства; выступила чжилийская клика, возглавляемая генералом У Пэй-фу. После кратковременных военных действий к власти пришел коалиционный кабинет, ориентировавшийся в основном на США и Англию. Правда, в кабинет входили и некоторые ставленники правителя Северо-Восточного Китая Чжан Цзо-линя, возглавлявшего фынтяньскую (шэньянскую) клику и являвшегося креатурой Японии. Это объяснялось тем, что Чжан Цзо-линь по требованию японцев своевременно выступил на стороне У Пэй-фу, одерживавшего победу над аньхуэйцами. Господство чжилийцев окончилось в декабре 1921 г., когда они были изгнаны из столицы фынтяньскими милитаристами, порвавшими со своими недавними союзниками 1. Однако торжество японского империализма длилось недолго. Соединенные Штаты нанесли ему дипломатическое поражение на Вашингтонской конференции (ноябрь 1921 — февраль 1922 г.), добившись изменения соотношения сил в свою пользу и заставив Японию отказаться от провинции Шаньдун. В то же время США усилили помощь своим марионеткам в Китае. В мае 1922 г. в результате новой войны в Пекине опять утвердилось господство чжилийской клики и стоявших за ее спиной американских и английских империалистов. Сменявшие друг друга пекинские кабинеты, защищавшие интересы феодалов и компрадоров и полностью зависимые от империалистических держав, вели антинациональную внешнюю политику и всячески противодействовали установлению советско-китайских отношений. Но в Китае уже существовали и другие социальные силы — молодой рабочий класс и национальная буржуазия. Полуколониальное положение и обилие феодальных пережитков обусловили слабое промышленное 1 См. Вл. Виленский-Сибиряков, Чжан. Цао-лин, Маньчжурская проблема, М.—Л., 1925, стр. 12—19. 5
развитие Китая. Однако процесс роста фабрично-заводской промышленности, начавшийся во второй половине XIX в., резко ускорился в годы первой мировой войны. В результате усилилась национальная буржуазия, обострялись ее противоречия с империализмом и феодальными элементами. С развитием промышленности формировался и рос пролетариат. В этих условиях революционизирующее влияние Великого Октября на Китай было особенно эффективным. В 1919 г. в стране началось массовое национально- освободительное движение, известное как «движение 4 мая». Оно знаменовало собой выход на арену активной политической жизни рабочего класса, который и возглавил теперь антифеодальную и антиимпериалистическую борьбу народных масс. В 1920 г. в Китае уже появились первые коммунистические группы, а в 1921 г. возникла коммунистическая партия — подлинный вождь пролетариата и всего народа в борьбе за независимость и свободу страны. Составным элементом национально-освободительного движения, нараставшего в Китае, стала борьба за признание Советской России, за дружбу и союз с ней. Известный китайский историк Ху Шен отмечал, что «лозунг установления китайско-советских дипломатических отношений стал одним из важнейших лозунгов борьбы народных масс Китая. Это было проявлением наивысшего развития антиимпериалистических идей китайского народа»2. В тогдашних условиях судьба советско-китайских отношений решалась в активной борьбе двух народов-соседей против сил международной и китайской реакции. Лишь в 1924 г. было подписано соглашение, установившее дипломатические отношения между двумя государствами. Но и после этого советско-китайские отношения не могли развиваться нормально, ибо империалистические державы и их агентура по-прежнему сеяли рознь и вражду между СССР и Китаем. Только победа в Китае народной революции, продолжавшей дело Великого Октября, полностью устранила 2 Ху Шен. Агрессия империалистических держав в Китае, М., 1951, стр. 256. 6
препятствия, мешавшие развитию советско-китайской дружбы, и создала условия, при которых сложилось монолитное единство двух великих социалистических государств. История отношений народов СССР и Китая давно привлекает внимание советских исследователей. Уже в 20-х годах они начали специальную разработку этой темы3. Тогда же и особенно в последующие десятилетия появляются обобщающие труды но истории Китая и международной политики, в которых вопросы советско-китайских отношений занимают видное место и получают принципиальную оценку 4. Однако действительно глубокое изучение истории советско-китайских отношений началось в нашей стране после победы народной революции в Китае, а в основном после 1953 г., и в короткий срок принесло значительные результаты. Были написаны работы об отдельных проблемах и целых этапах истории взаимоотношений СССР и Китая. Характерная черта большинства работ — их солидная источниковедческая база, широкие обобщения и глубокие теоретические выводы. Словом, советским историкам удалось довольно много сделать для того, чтобы правдиво воссоздать историю возникновения и развития дружбы двух великих народов. Среди литературы, посвященной этой теме, отметим только интересующие нас труды по истории советско-китайских отношений в 1917—1924 гг. Специально исследован вопрос о влиянии Октябрьской социалистической революции на страны Востока и, в частности, на Китай, показана сила этого воздействия, вызвавшего движение китайского народа за признание РСФСР, за установление с ней дружественных отношений. В ряду работ этого типа следует отметить две 3 См. А. Ивин, Китай и Советский Союз, с предисловием Л. Карахана, М. — Л., 1924; его же, Письма из Китая. От Версальского договора до Советско-китайского соглашения, М. — Л., 1927; В. П. Саввин, Взаимоотношения России и СССР с Китаем, М., 1930. 4 См., например: Н. В. Кюнер. Очерки новейшей политической истории Китая, Хабаровск — Владивосток, 1927; В. Аварии, Империализм и Маньчжурия, М„ 1931; Г. С. Кара-Мурза, Китай в 1918—1924 годах, — «Историк-марксист», 1939, № 5—6; «История дипломатии», т. III, М., 1945; Г. В. Ефимов, Очерки по новой и новейшей истории Китая, М., 1951; Г В. Эренбург, Очерки национально-освободительного движения китайского народа, M., 1960. 7
книги А. Н. Хейфеца 5, а также статьи Н. П. Виноградова и Го Шао-тана 6. Первыми разработку темы о борьбе Советского правительства за установление дипломатических отношений с правительством Китая осуществили М. С. Капица 7 и Р. А. Мировицкая 8. Несколько в ином плане рассматривается вопрос о советско-китайских отношениях в статьях А. Н. Хейфеца 9. Автор показал, что, несмотря на прекращение официальных контактов между правительствами двух государств, дружественные отношения между народами укреплялись. Тем самым подготовлялись условия для установления в будущем и отношений по государственной линии. К такому же выводу приходит в своей статье и Б. П. Гуревич 10. Успешно разрабатывается вопрос о боевом содружестве советского и китайского народа в годы гражданской войны в СССР. Этой теме посвящено много книг и статей 11, убедительно показывающих, что совет- 5 А. Н. Хейфец, Великий Октябрь и угнетенные народы Востока, М., 1958; А. Н. Хейфец, Ленин — великий друг угнетенных народов Востока, М., 1960. 6 Н. П. Виноградов, Влияние Великого Октября на революционное движение в Китае, — («Великий Октябрь и народы Востока», М., 1907; Го Шао-тан и И. П. Виноградов, В. И. Ленин и Китай, — «Ленин и Восток», М., I960. 7 М. С. Капица, Советско-китайские отношения в 1917— 1924 гг., — «Вопросы истории», 1954, № 3. 8 См. ее неопубликованную диссертацию «Установление равноправных дружеских отношений между СССР и Китаем», М., 1952,. и статью «Борьба за установление дипломатических отношений между Советской Республикой и Китаем в 1917—1924 гг.», — «Исторические записки», № 65, М., 1959. 9 А. Н. Хейфец, Советско-китайские отношения в первые годы после Октябрьской революции, — «Советское китаеведение», 1958, № 1; А. Н. Хейфец, Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920 гг.), — «Вопросы истории», 1956, № 4. 10 Б. П. Гуревич, Взаимоотношения советских республик с провинцией Синьцзян в 1918—1921 годах, — «Советское китаеведение», 1958, № 2. 11 См.: А. А. Мюллер, В пламени революции, Иркутск, 1957; Д. Лаппо, А. Мельчин, Страницы великой дружбы, М., 1959; Р. Новогрудский, А. Дунаевский, Товарищи китайские бойцы, М., 1959; «Китайские добровольцы в боях за Советскую Россию», М., 1961; Н. А. Попов, Участие китайских интернациональных частей в защите Советской республики в период гражданской войны (1918—1920
ско-китайская дружба складывалась прежде всего как дружба широчайших народных масс. Особую ценность представляет книга М. С. Капицы 12, в которой дано систематическое изложение истории советско-китайских отношений с 1917 по 1958 г. Эта работа — не только самое значительное советское исследование обобщающего характера на данную тему; она отличается также тем, что весьма подробно освещает и первоначальную стадию в отношениях СССР с Китаем (с 1917 по 1924 г.). Следует отметить также статью И. Курдюкова13, поднимающего важные вопросы периодизации истории советско-китайских отношений. Интересная книга об истории китайско-советской дружбы создана китайским ученым Пын Мином14. В этой монографии подробно показана борьба китайского народа за признание РСФСР, за дружбу с ней, освещена ведущая роль Коммунистической партии Китая в этой борьба. Несмотря на значительные успехи советских и китайских историков в исследовании советско-китайских отношений, остается еще немало проблем, которые должны стать предметом углубленного изучения. Заслуживает, в частности, специального исследования вопрос о роли Дальневосточной республики в борьбе Советской власти за мир и дружбу с Китаем. Как известно, эта буферная республика, созданная по решению ЦК РКП (б), была провозглашена в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ) 6 апреля 1920 г. Значительную часть русского Дальнего Востока тогда оккупировали японские империалисты, мечтавшие о захвате советских земель «до Урала». В то время Советская власть не могла выделить нужного количества войск для разгрома японских интервентов, ибо главные, силы Красной Армии были заняты на польском и врангелевском фронтах. Образование ДВР имело своей целью годы), — «Вопросы истории», 1957, № 110; А. А. Стручков, В. М. Устинов, Яркое проявление пролетарского интернационализма, — «Советское китаеведение», 1958, № 4, и др. 12 М. С. Капица, Советско-китайские. отношения, М., 1958. 13 И. Курдюков, Основные этапы развития советско-китайских отношений, — «Советски-китайские отношения», М., 1958, стр. 7—30. 14 Пын Мин, История китайско-советской дружбы, М., 1959. 9
предотвратить опасность войны с Японией. В то же время существование ДВР позволяло Советской власти полнее использовать американо-японские противоречия в целях быстрейшего освобождения Дальнего Востока от японских интервентов. Роль Дальневосточной республики в предотвращении войны с Японией и освобождении Приморья от японской оккупации довольно хорошо изучена советскими истори- ками и детально освещена ими в многочисленных монографиях 15. Иначе обстоит дело с вопросом о роли ДВР в борьбе Советской власти за мир и дружбу с Китаем. В большинстве перечисленных выше работ об этой стороне деятельности ДВР имеются лишь беглые упоминания. Только в статье А. Н. Хейфеца 16 и особенно в книге М. С. Капицы дана принципиальная оценка места ДВР во взаимоотношениях РСФСР с Китаем и кратко охарактеризованы основные факты ее отношений с китайским правительством. Задача настоящей работы состоит в том, чтобы проследить за всеми перипетиями дипломатической деятельности ДВР по отношению к Китаю и возможно более полно показать, сколь целесообразна была предпринятая партией организация этой буферной республики не только для предотвращения войны с Японией, но и для налаживания дружбы с китайским народом, для установления всесторонних — дипломатических, торговых и иных — связей с правительством и местными властями Китая. Автор стремился, в частности, возможно более подробно охарактеризовать роль миссии ДВР в 15 Г. Е. Рейхберг, Разгром японской интервенции на Дальнем Востоке (1918—1922 гг.), М., 1940; П. И. Кабанов, Из истории Дальневосточной республики (1920—1922), — «Ученые записки Московского городского пединститута им. Потемкина, кафедра истории СССР», т. II, вып. 2, М., 1947; К. М. Ломовцева, Борьба большевиков Дальнего Востока с меньшевиками и эсерами в период существования Дальневосточной республики, М., 1947 (диссертация); «Международные отношения на Дальнем Востоке (1840—1949)», М., 1956; С. Григорцевич, Американская и японская интервенция на советском Дальнем Востоке и ее разгром, М., 1957; Л. М. Папин, Крах колчаковщины и образование Дальневосточной республики, М 1957; Л. М. Каплин, Большевики на Дальнем Востоке (1918— 1922 гг.), М., 'I960, и др. 16 «Советско-китайские отношения в первые годы после Октябрьской революции», — «Советское китаеведение», 1958, № 1. 10
Пекине в подготовке благоприятных политических условий для непосредственных советско-китайских контактов. Выяснение этих вопросов имеет большое научное и политическое значение, так как сможет обогатить наши представления об истории советской дипломатии, которая в годы гражданской войны сыграла такую заметную роль в укреплении международного положения Советской России. Освещение роли ДВР в развитии отношений между РСФСР и Китаем необходимо и для того, чтобы способствовать максимально полному воссозданию истории рождения советско-китайской дружбы. С победой Великой Октябрьской революции появились два могучих фактора, обусловивших зарождение, развитие и расцвет дружбы между советским и китайским народами. Это, во-первых, проводимая Советским государством политика союза с угнетенными народами Востока, признания их равноправия, поддержки их национально-освободительной борьбы и, во-вторых, массовое движение китайского народа за дружбу и союз с Советской Россией. Рассмотрение вопроса о роли ДВР в борьбе Советской власти за мир и сотрудничество с Китаем покажет оба этих фактора в действии, покажет роль народных масс в налаживании и развитии разносторонних отношений двух государств. В то же время этот труд будет способствовать разоблачению измышлений некоторых зарубежных реакционных историков, которые пытаются извратить суть благородной советской политики по отношению к Китаю и приписать ей захватнические тенденции. В частности, автор считает своей задачей содействовать разоблачению писаний ряда буржуазных историков, пытающихся доказать, будто принципы мирного сосуществования не были свойственны Советской России во времена Ленина и будто они—лишь пропагандистский прием, использованный СССР после второй мировой войны. Предлагаемая работа поможет читателю увидеть, что политика ДВР по отношению к Китаю всецело определялась активной борьбой Советского правительства за мир на Дальнем Востоке, за тесную дружбу с китайским народом. Советская Россия и Дальневосточная респуб-
лика неуклонно следовали принципу невмешательства во внутренние дела других государств и отказа от навязывания им своей идеологии и социальной системы, ибо «победивший пролетариат не может навязать народу другой страны никакого осчастливления, не подрывая этим собственной победы»17. Внешнеполитическая деятельность ДВР — один из примеров практического проведения ленинской политики мирного сосуществования государств с различными социальными системами. Хронологические рамки данной работы, определяемые периодом существования ДВР (апрель 1920 г. — ноябрь 1922 г.), охватывают лишь часть первого этапа в истории советско-китайских отношений, который начался в 1917 г. и завершился подписанием соглашения между СССР и Китаем в мае 1924 г. Книга главным образом посвящена выяснению вопроса о том, как Советская власть использовала ДВР в борьбе за установление мира и дружбы с Китаем в период, когда, несмотря на разгром колчаковщины и победы Красной Армии на других фронтах гражданской войны, Пекин все же продолжал отказываться от официальных отношений с Москвой. Характеризуя дипломатические усилия ДВР, направленные на установление контакта с Пекином, автор в то же время стремился осветить ее многостороннюю деятельность по развитию дружественного общения пограничных властей и населения, по расширению связей между трудящимися России и Китая. Следует иметь в виду, что для ранних советско-китайских отношений характерен каждодневный контакт, трудовое общение народных масс обеих стран. Положение это объяснялось не только существованием общей границы, но и тем, что десятки тысяч китайцев трудились в России, а десятки тысяч русских пролетариев работали на. линии и в мастерских КВЖД в Китае. Способствуя расширению многостороннего сотрудничества русского Дальнего Востока с Китаем, ДВР принесла значительную пользу делу установления дипломатических советско-китайских отношений и развитию дружбы двух народов. 17 Программа Коммунистической партии Советского Союза (принята XXII съездом КПСС), М., 1961, стр. 39. 12
В книге предпринята также попытка показать, как дипломатия ДВР защищала интересы и суверенитет Китая от посягательств империалистических держав на международных конференциях — Вашингтонской, Дайренской и Чанчуньской. Отношения ДВР с Китаем имели два аспекта, две стороны. Во-первых, это были отношения правительств двух соседних государств и, во-вторых, отношения между их народами, которые развивались при максимальной поддержке правительства ДВР и вопреки противодействию пекинского кабинета. Автор стремился дать возможно более полную характеристику как первого, так и второго аспектов. Построение предлагаемой книги подчинено достижению этой цели. Глава первая рассказывает о создании ДВР и характеризует внешнеполитические задачи буферной республики. В двух следующих главах идет речь о том, как ДВР боролась за дружбу и сотрудничество с Китаем: глава вторая повествует о борьбе ДВР за установление политических и экономических отношений с китайским правительством, а глава третья — о том дружественном сотрудничестве, которое существовало де-факто между народами-соседями. При решении основных принципиальных вопросов данной темы автор опирался на труды В. И. Ленина и особенно на те из них, которые посвящены гражданской войне в СССР, анализируют международное и внутреннее положение РСФСР в 1917—1922 гг., определяют сущность внешней политики Советского государства на Востоке, оценивают роль его дипломатии в первые послеоктябрьские годы и освещают проблемы национально- освободительного движения угнетенных народов Аpии. Главные источники, использованные автором, — это материалы двух советских архивов: Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ЦПА ИМЛ) и Центрального государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства (ЦГАОР). В Центральном партийном архиве использовано четыре фонда и детально изучено более ста дел. В основном это протоколы заседаний Дальбюро ЦК РКП (б) и комфракции правительства ДВР, сообщения о партийно-политической работе на местах и, в частности, 13
среди китайских трудящихся, находившихся в буферной республике, донесения, письма и официальные отчеты представителей ДВР из Пекина, Харбина и некоторых Других городов, официальные государственные сводки о внутреннем положении и другие материалы. Особую важность представляет фонд Дальбюро ЦК РКП (б), позволивший осветить руководящую роль коммунистической партии и ее ленинского Центрального Комитета в создании ДВР и в организации всей ее деятельности. Документы Центрального партийного архива свидетельствуют о том, что задачи, поставленные партией перед ДВР, предусматривали не только предотвращение войны с Японией, но и подготовку благоприятных условий для установления официальных и дружественных отношений между Китаем и Советской Россией. В Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства автор использовал 24 фонда и исследовал 298 различных дел. Много полезного было почерпнуто в фонде Совнаркома РСФСР и особенно в многочисленных фондах Дальневосточной республики: Совета министров ДВР и его президиума, канцелярий правительства и Учредительного собрания, Министерства иностранных дел и других министерств ДВР, областных эмиссариатов. Большую ценность представляют дела так называемой Объединенной конференции профсоюзов, партий и народных организаций в зоне Китайско-Восточной железной дороги, а также сообщения ДАЛЬТА и других телеграфных агентств. Материалы ЦГАОР дали возможность автору осветить вопросы организации Министерства иностранных дел ДВР и показать его сложную работу по развитию дипломатических, консульских и пограничных связей с Китаем, охарактеризовать конкретные мероприятия правительства, предпринятые в целях охраны находившихся на территории русского Дальнего Востока китайских граждан и их собственности. ЦГАОР дал обильный материал почти по всем проблемам, поставленным в предлагаемой работе. Здесь хранятся ценнейшие документы о совместной борьбе китайских и русских трудящихся против общего врага — японских интервентов, белогвардейцев и хунхузов. Благода- 14
ря архивным материалам отдельные положения, известные и раньше, получили более широкую фактическую базу, оказалось возможным прийти к некоторым новым выводам, выявились неизвестные до сих пор существенные детали, которые делают наши представления о дружбе русского и китайского народов, о советской внешней политике и дипломатии на Дальнем Востоке полнее и ярче. Очень ценным источником явились русские газеты» выходившие в Китае и ДВР. Прежде всего это ежедневная газета «Шанхайская жизнь» за 1920—1922 гг., которая до сих пор еще не была использована в исторической литературе. Эта газета, издававшаяся прогрессивными русскими интеллигентами в Шанхае, в названные годы давала подробную и правдивую информацию о всех важнейших событиях политической жизни Китая и довольно широко освещала борьбу различных слоев китайского народа за признание РСФСР и ДВР, за установление с ними дружественных отношений. Много писала газета о миссии ДВР в Пекине, а также о разных мероприятиях буферной республики в целях установления сотрудничества и дружбы с Китаем. Именно эта газета первая в Китае опубликовала в марте 1920 г. Обращение Совета Народных Комиссаров РСФСР к китайскому народу и правительствам Южного и Северного Китая. Ценность газеты тем более велика, что она очень часто помещала различные злободневные материалы из других газет, издававшихся в Китае, которые, к сожалению, в наших фондах не имеются. Относительно полный комплект газеты хранится в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина. Значительный интерес представляет газета «Вперед» — орган упомянутой выше Объединенной конференции, издававшийся в 1920 г. в Харбине. Эта газета также впервые используется в качестве источника. Являясь рупором русских демократических сил в полосе отчуждения КВЖД, газета способствовала укреплению единства русских и китайских трудящихся во имя совместной борьбы против империалистов и белогвардейцев. Газета неоднократно выступала в защиту интересов китайского народа, и, таким образом, ее материалы представляют собой живое свидетельство зарождавшейся советско-китайской дружбы. 15
Весьма полно использована автором газета «Дальневосточная республика»— официальный орган правительства ДВР Использованы также газеты «Дальневосточная правда» и «Дальневосточный путь» — органы Дальбюро ЦК РКП (б), «Красное знамя» — орган Дальневосточного краевого и Приморского областного комитетов РКП (б), «Амурская правда» — орган Амурского областного исполнительного комитета Советов депутатов трудящихся, а затем орган Амурского Нарревкома — и «Боец и пахарь» — орган Военно-политического управления Дальневосточной республики. Существенное значение для решения некоторых вопросов темы имели советские и иностранные публикации документов. Среди материалов такого рода на первое место следует поставить ряд изданных в СССР сборников, освещающих внешнюю политику РСФСР в 1917— 1922 гг. Это «Документы внешней политики СССР», тт. I, II, III, IV и V (М., 1957—1961) и «Внешняя политика СССР», тт. I и II (М., 1944—1946). Вторая группа документальных публикаций посвящена вопросам советско-китайской дружбы, боевого и революционного сотрудничества трудящихся Советской России и Китая. Эти вопросы освещаются в сборниках «Советско-китайские отношения 1917—1957» (М., 1958) и «Пролетарская солидарность трудящихся в борьбе за мир (1917—1924)» (М., 1958), а также в нескольких публикациях, предпринятых специальными советскими журналами 18. Третья группа представлена сборниками документов, где имеются материалы об интервенции держав на Дальнем Востоке, о борьбе большевиков за создание буферного дальневосточного государства, о его дипломатических шагах, направленных на предотвращение вой- 18 «Новые документы из истории советско-китайских отношений», публикация А. Н. Блохиной, — «Вопросы истории», 1957, №3; «Из истории советско-китайских отношений (1920—1921 гг.)», публикация И. Ф. Курдюкова, — «Советское китаеведение», 1958, № 1; «Документ MI Всероссийского съезда китайских рабочих», публикация Ю. М. Гарушянца, — «Советское китаеведение», 1958, № 1; «Документы о советско-китайской дружбе», публикация Л. И. Жарова и В. М. Устинова, — «Новая и новейшая история», 4959, № 5; «Из истории борьбы за советско-китайскую дружбу», публикация М. А. Персица, — «Проблемы востоковедения», 1960, № 2. 16
ны с Японией, о партизанском движений, о боевых действиях народно-революционной армии против оккупантов и белогвардейцев. К этой группе относятся такие сборники, как «Борьба за власть Советов в Приморье (1917— 1922)» (Владивосток, 1955), «Борьба за Советы в Забайкалье» (Чита, 1947) и ряд других. Четвертая группа публикаций представлена сборниками, изданными за границей. В них автор черпал основной материал для характеристики политики империалистических держав (прежде всего США и Англии), пытавшихся изолировать Китай от общения с Советской Россией и ДВР и воспрепятствовать установлению между ними не только дружественных, но и официальных отношений. Из числа публикаций такого типа надо отметить известное издание документов госдепартамента США «Papers relating to the foreign relations» за 1919— 1920 гг.; английские парламентские отчеты «The parliamentary debates. House of Commons» за 1921 и 1922 гг.; сборник документов Mac Murray, Treaties and agreements with and concerning China, v. II, N. Y., 1921, китайские сборники на английском языке —«China year book» (Тяньцзинь, 1920—1921 гг.) и др. Отдельно надо сказать о мемуарной литературе. Автор в своей книге использовал материалы из двух интересных рукописей. Одна из них была любезно предоставлена М. И. Казаниным 19 — членом миссии ДВР в Пекине, а другая — Я. М. Дворкиным 20 — бывшим секретарем Министерства иностранных дел буферной республики. Особенно полезны были воспоминания М. И. Казанина, нарисовавшего яркую картину трудной работы дипломатов буферной республики в китайской столице. Третий мемуарный источник — воспоминания П. Ф. Жуйкова-Александровского 21 — бывшего уполномоченного ДВР на станции Маньчжурия. Таковы основные источники, в результате изучения которых написана данная работа. 19 М. И. Казанин, Записки секретаря миссии (рукопись). 20 Я. М. Дворкин, Борьба продолжается (рукопись). 21 П. Ф. Жуйков-Александровский, Подписание соглашения между ДВР и Северо-Восточным Китаем в марте 1921 г., — Советское китаеведение», 1958, № 2. 2 М. А. Персии 17
Глава I ОБРАЗОВАНИЕ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ РЕСПУБЛИКИ И ЕЕ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ Военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке к началу 1920 года Вслед за победой Великой Октябрьской социалистической революции в Центральной России Советская власть стала утверждаться и на Дальнем Востоке. Трудящиеся под руководством большевиков повсеместно добивались передачи власти Советам. В то же время в Хабаровске, Чите, Владивостоке и других городах шла ожесточенная борьба с эсерами и меньшевиками за большевизацию Советов. 12 декабря 1917 г. Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов взял власть во Владивостоке, 19 декабря — в Хабаровске, 27 декабря третий краевой съезд Советов провозгласил Советскую власть на всей территории Дальнего Востока К Фактически же установление власти Советов на этой отдаленной окраине России завершилось лишь в феврале — марте 1918 г. Как известно, сразу же после победы Октябрьской революции империалистические державы стали готовить вооруженную интервенцию для удушения Советской власти, для захвата земель и природных богатств России. Интервенция на Советском Дальнем Востоке и в Сибири имела и Другое весьма существенное значение для империалистов. 1 С. Цыпкин, А. Шурыгин, С. Булыгин, Октябрьская революция и гражданская война на Дальнем Востоке. Хроника событий 1917— 1922 гг., Дальгиз, 1933, стр. 27—30. 2* 19
Правительства США и Японии, одинаково стремившиеся к утверждению своего монопольного господства в Китае и ;на Тихом океане, отчетливо понимали, что решение этой задачи будет либо облегчено, либо чрезвычайно затруднено в зависимости от успеха или поражения интервенции на дальневосточной окраине Советской России. Естественно поэтому, что именно США и Япония сыграли решающую роль в подготовке и проведении этой интервенции. Уже в декабре 1917 г. Япония вступила в переговоры с державами Антанты, добиваясь, чтобы интервенционистская миссия на русском Дальнем Востоке и в Сибири была поручена ей одной. Однако США отнюдь не желали оставлять за Японией Сибирскую магистраль и КВЖД, на которых они уже было укрепились с помощью правительства Керенского 2. Начались длительные переговоры, в ходе которых весьма ярко обнаружились империалистические противоречия между державами, особенно между США и Японией. В конце концов американскому империализму при поддержке других держав удалось ограничить чрезмерную самостоятельность Японии. Было решено организовать «общесоюзную» интервенцию. Таким образом, подлинным организатором вторжения на Советский Дальний Восток войск международного империализма были Соединенные Штаты, а ударной силой этого вторжения — японская военщина. Токийский кабинет стремился послать в Россию больше войск, чем США, и добивался права самостоятельной оккупации ряда важных стратегических пунктов Сибири. Хотя США и опасались осуществления этих намерений, но, занятые военными действиями против Германии, успешного противодействия Японии оказать не смогли. В январе — марте 1918 г. во Владивостокский цорт были введены военные корабли США, Англии и Японии. 5—6 апреля 1918 г. Япония высадила войска во Владивостоке, вско- 2 Правительство Керенского передало «на время войны» и «для пользы войны» Соединенным Штатам право контроля над Сибирской магистралью и КВЖД. Американский инженер Джон. Стивенс прибыл в Россию еще весной 110117 г. и вскоре, став советником министерства путей сообщения, возглавил труппу в несколько сот инженеров США, прибывших на Сибирскую дорогу (см. В. Аварин, Империализм и Маньчжурия, стр. 165). 20
ре там появился и английский десант. В течение августа во Владивосток стали прибывать крупные войсковые части интервентов. За короткий срок Япония сконцентрировала на Советском Дальнем Востоке 70-тысячную армию, около 10 тыс. солдат ввели США, Англия, Франция, Италия и другие державы также приняли участие в интервенций, но с меньшим количеством вооруженных сил. Командование интервенционистских армий вступило в контакт с русскими контрреволюционными бандами, действовавшими на Дальнем Востоке и в Сибири. Все враги Советской власти, от монархистов до меньшевиков и эсеров, явно или тайно поступили на службу к интервентам и при их поддержке развязали гражданскую войну на русском Дальнем Востоке и в Сибири. Северо-Восточный Китай и особенно полоса отчуждения КВЖД стали прибежищем российской белогвардейщины, совершавшей оттуда набеги на советские земли. Японский агент есаул забайкальского казачьего войска Семенов, еще в январе 1918 г. сформировавший на станции Маньчжурия (Маньчжоули) большой вооруженный отряд, готовился к захвату Читы, чтобы таким образом отрезать Дальний Восток от Центральной России. На восточном конце КВЖД, в районе станции Пограничная, формировался белобандитский отряд другого японского ставленника — атамана Калмыкова. В Харбине начал формирование белогвардейских отрядов адмирал Колчак, действовавший по заданию Англии, Франции и США. В 1918 г. на территории Сибири и Дальнего Востока находилось несколько контрреволюционных правительств, являвшихся ставленниками различных империалистических держав. Во взаимной вражде этих правительств проявлялись противоречия, существовавшие между державами. В ночь с 18 на 19 ноября 1918 г. в результате инспирированного США и Англией «государственного переворота» в Омске власть так называемой Директории была устранена и «верховным правителем России» провозглашен адмирал Колчак. Характерно, что эту операцию американские и английские интервенты провели в момент, когда Директория подготовила соглашение с Японией о предоставлении ей контроля над всей Сибирской железной 21
дорогой до Урала 3. Выполняя распоряжения японского правительства, атаман Семенов вначале даже отказался признавать власть Колчака 4. В то же время США и Англия активно снабжали Колчака боеприпасами, вооружением и обмундированием. Они считали его силой, способной объединить всю (русскую контрреволюцию и добиться уничтожения Советской власти. В угоду своим покровителям правительство Колчака отказалось передать Японии Сибирскую железную дорогу5. Японские интервенты, рассматривавшие Дальний Восток в качестве своей монопольной сферы влияния, ввели войска в Забайкалье, установили фактический контроль над Сибирской магистралью и помогли Семенову 1 сентября 1918 г. захватить Читу. Семенов отдал Японии в аренду все золотые прииски Забайкалья, а управляющий Китайско-Восточной железной дорогой генерал Хорват способствовал утверждению японцев на этой дороге. Лишь в январе 1919 г. США удалось принудить Японию к согласию на учреждение так называемого Межсоюзного железнодорожного комитета, которому поручалось установить контроль над железными дорогами Сибири и КВЖД. Несмотря на империалистические противоречия, временное превосходство в силах было все же на стороне интервентов и их белогвардейских агентов. 5 сентября 1918 г. японские и калмыковские части, захватили Хабаровск, 18 сентября пал Благовещенск, к концу апреля 1919 г. вооруженные силы США заняли ряд важнейших участков на Уссурийской и Забайкальской железных дорогах, а также железнодорожную ветку от Владивостока до Сучанских угольных копей. В начале 1919 г. войска Колчака заняли почти всю Сибирь и рвались к Волге. По призыву коммунистической партии трудящиеся Сибири и Дальнего Востока стали создавать парти- занские отряды. Советы не имели тогда достаточного 3 См. С. Григорьевич, Американская и японская интервенция на советском Дальнем Востоке и ее разгром (1918—1922 гг.), М., 1957, стр. 24—25. 4 См. С. Цыпкин, А. Шурыгин, С. Булыгин, Октябрьская революция и гражданская война на Дальнем Востоке, стр. 94—95. 5 См. Л. М. Папин, Крах колчаковщины и образование Дальневосточной республики,М., 1957, стр. 20—21.
количества регулярных войск, способных вступить в борьбу с вооруженными силами контрреволюции, зато партизанская война против белогвардейцев и интервентов ширилась с каждым днем и вскоре охватила весь Дальний Восток и Сибирь. Повсеместно в тылу интервентов и белогвардейцев возрождалась Советская власть. Фактически противник держал в своих руках лишь крупные населенные пункты и часть железнодорожных магистралей. Глубинные районы были под контролем партизанских отрядов. Враг чувствовал себя непрочно, его войска разлагались, солдаты контрреволюционных частей все чаще переходили на сторону партизан и Красной Армии. Пытаясь спастись от разгрома, колчаковцы прибегали к жестокому массовому террору. Но в ответ на репрессии белогвардейцев и интервентов рабочие и крестьяне лишь усиливали борьбу за Советскую власть. В. И. Ленин говорил, что «Колчак дал нам миллионы сторонников Советской власти в самых отдаленных от промышленных центров районах, где нам трудно было бы их завоевать» 6. Боевые действия партизан способствовали успеху Красной Армии, начавшей в апреле 1919 г. стремительное наступление против колчаковских войск. Принятые правительствами США, Англии и Франции экстренные меры по обеспечению Колчака вооружением и боеприпасами не смогли изменить обстановку. 1 июля Красная Армия заняла Пермь, 14 июля — Екатеринбург (ныне Свердловск), 25 июля—Челябинск, 14 ноября — Омск, 14 декабря — Новониколаевск (ныне Новосибирск). Наступление Красной Армии продолжалось. Курс империалистических держав на создание антисоветского буфера Неизбежность полного разгрома вооруженных сил Колчака стала очевидной и державам, которые его вдохновляли и субсидировали. В США по крайней мере 6 В. И. Ленин, Речь перед слушателями Свердловского университета, отправляющимися на фронт, 24 октября J9J9 г., — Сочинения, т. 30, изд. 4, стр. 59. 23
на этот счет не строили никаких иллюзий. В ноябре 1919 г. главнокомандующий американскими вооруженными силами на русском Дальнем Востоке генерал Греве располагал сведениями, согласно которым «вероятно 97% сибирского населения... настроены антиколчаковски» 7. В самих Соединенных Штатах ширилось движение в защиту Советской России. Большой размах это движение получило в Англии, Франции, Италии. К 1 апреля 1920 г. США, Англия и Франция в основном завершили эвакуацию своих войск из пределов Сибири и Дальнего Востока. Однако еще до полного краха своих планов, связанных с использованием Колчака, империалисты попытались добиться успеха с помощью иных сил русской контрреволюции и иными методами. США и другие державы предприняли попытку задушить Советскую Россию посредством организации системы буферных государств на ее окраинах. Буферные образования должны были стать плацдармом для продолжения борьбы с Советской властью. Этот новый курс в антисоветской политике держав охарактеризовал В. И. Ленин. Выступая 1 марта 1920 г. на Всероссийском съезде трудовых казаков, он говорил, что «после того, как державы провалились с походом против России, они испробовали другое оружие: там буржуазия имеет сотни лет опыта и она смогла переменить собственное ненадежное оружие. Прежде давили, душили Россию ее солдаты. Теперь она пробует душить Россию при помощи окраинных государств... Антанта ставит ставку на маленькие государства: попробуем ими задушить Советскую Россию!» 8. Такие государства создавались Антантой на западных границах Советской России. Теперь империалисты стали мечтать о создании марионеточных государств и на Дальнем Востоке. На этот раз, как и в 1918 г., США, Англия и Франция сделали ставку на меньшевиков и эсеров, уже доказавших свою готовность служить иностранному капиталу во имя уничтожения Советской власти. 7 Гревс, Американская авантюра в Сибири (1918—1920), М., 1932, стр. 205. 8 В. И. Ленин, Доклад на I Всероссийском съезде трудовых казаков 1 марта 1920 г., — Сочинения, т. *30, изд. 4, стр. 362. 24
Летом 1919 г. американские представители в Сибири и на Дальнем Востоке установили контакт с руководством местных меньшевистско-эсеровских организаций, главной из которых был образованный в Иркутске так называемый Политцентр. Именно он и взял на себя задачу созданий антисоветского буфера в Сибири и на Дальнем Востоке. В декабре 1919 г. во многих сибирских городах происходили антиколчаковские восстания трудящихся. Политцентр не сумел подчинить их своему руководству, ибо борьбу масс возглавляли большевики, но зато сумел использовать восстания в своих целях. 28 декабря в Иркутске началось вооруженное выступление. Колчаковские части терпели поражение, и не оставалось никаких сомнений в их скором разгроме. Однако политцентровские вожаки 3 января 1920 г. вступили в переговоры с колчаковским правительством, находившимся тогда в Иркутске, об условиях передачи власти Политцентру 9. Переговоры происходили в поезде английского генерала Ходсона в присутствии представителей держав (кроме Японии). Тут меньшевик И. И. Ахматов, уговаривая колчаковцев передать власть Политцентру, весьма откровенно определил подлинные цели намечаемого буферного строительства. «Мы предполагаем, — заявил он, — здесь образовать буферное государство, и демократическое правительство (так он называл Политцентр. — М. П.) не покидает мысль о борьбе с большевизмом. Вы же, как это явствует из слов, Вами сказанных, наоборот, пытаетесь помочь его распространению» 10. На совещании представитель Франции Могра от имени своих коллег заявил, что державы «всегда будут смотреть с большой благосклонностью» на образование «такого демократического правительства, поставившего себе целью борьбу против большевизма» 11. Разумеется, империалисты рассчитывали, что будущее государственное образование окажется всецело под их контролем. 9 См. Л. М. Папин, Крах колчаковщины..., стр. 90—97. 10 «Стенографический отчет переговоров о сдаче власти омским правительством Политическому центру в присутствии Высоких Комиссаров и Высшего Командования Союзных Держав», Харбин, 1921, стр. 32. 11 Там же, стр. 45. 25
4 января 1920 г., в обстановке полной деморализаций колчаковских войск, чехословацкие части по распоряжению французского генерала Женена заняли ключевые позиции в Иркутске. После этого Политцентр объявил о взятии власти, так и не добившись добровольного согласия колчаковских делегатов на этот акт. Интервенты опекали Политцентр, снабжали оружием и способствовали распространению его власти на дальневосточные территории. Чехословацкие и американские войска по приказу генерала Жанена даже разоружили в течение 9 и 10 января 1920 г. семеновские части на Кругобайкальской железной дороге. Попытался Политцентр распространить свою власть и на Приморье, но из этого ничего не вышло, так как там реальная сила была в руках у большевиков, а они отнюдь не намерены были помогать эсерам и меньшевикам, стремившимся создать буфер, угодный империалистам США, Англии и Франции. Политцентровцы тщательно маскировали эти свои цели, ибо и без того уже не пользовались доверием народных масс. Маскировка нужна была им и для того, чтобы усыпить бдительность Советского правительства и получить его согласие на формируемое ими буферное государство. 19 января 1920 г. делегация Политцентра начала переговоры в Томске с представителями Реввоенсовета пятой Красной Армии и Сибревкома о составе правительства буфера, о его целях и границах 12. Здесь политцентровцы говорили нечто прямо противоположное тому, в чем уверяли представителей командования интервентов две недели назад. Они лживо доказывали, что собираются строить такой буфер, который нужен Советской России. Но пока шли томские переговоры, власть Политцентра пала. 21 января, лишившись всякой поддержки масс, Политцентр без сопротивления уступил место иркутскому революционному комитету, состоявшему из четырех большевиков и одного левого эсера. Вскоре в городе была восстановлена Советская власть, а 8 марта в Иркутск вступили части пятой Красной Армци. 12 «Протокол объединенного заседания мирной делегации Полит- центра с РВС пятой армии и Сибревкомом от 19.1.1920 г.», — «Сибирские огни», 1927, № 5, стр. 140—146. 2 6
Таким образом, попытка Соединенных Штатов и других западных держав создать антисоветский буфер с помощью меньшевистско-эсеровского Политцентра провалилась. Но это вовсе не означало, что державы отказались от самой идеи образования антисоветского плацдарма на Дальнем Востоке под видом буферного государства. В отличие от США, Англии и Франции Япония не вывела своих войск с Дальнего Востока и продолжала вооруженную интервенцию собственными силами. Однако и она стремилась создать буфер, чтобы, действуя за его спиной, облегчить себе захват русского Дальнего Востока. Газета «Осака майници» в номере от 10 марта 1920 г. заявила, что одним из условий эвакуации японских войск и заключения мира с Советской Россией будет создание подконтрольного Японии буферного государства 13. Для решения, этой задачи токийский кабинет имел собственных агентов из среды русской контрреволюции. Прежде всего это был атаман Семенов, которого Япония и прочила на пост главы буферного дальневосточного государства. Как выяснилось на судебном процессе в 1946 г., особый дипломатический представитель японского правительства при армии Колчака Като в 1919 г. сообщил Семенову, что «Япония добивается отторжения северной части Сахалина, а затем и захвата советской территории вплоть до Урала» и что пост главы правительства буферного государства, которое намечено создать на этих территориях, будет предложен ему, Семенову 14. В конце 1919 г., когда колчаковцы панически отступали под ударами Красной Армии, японское командование попыталось распространить власть Семенова на весь Дальний Восток. Колчак, сам искавший тогда помощи у Японии, вынужден был 5 января 1920 г. официально заявить о передаче всей полноты власти на восточной окраине России атаману Семенову. 15 января Семенов сформировал в Чите так называемое «правительство восточной окраины» во главе с кадетом Таскиным, а себя провозгласил главнокомандующим. В начале 1920 г. он договорился с япон- 13 См. «Вестник НКИД», 1920, № 6—7, стр. 110. 14 «Борьба за Советы в Забайкалье», Чита, 1947, стр. 335. 27
скими захватчиками об отторжении от России Приморья и передаче его японцам 15. Таким образом, к концу 1919 — началу 1920 г. уже вполне выявился курс Японии на захват Советской Сибири и Дальнего Востока под флагом создания буферного государства. Срыв империалистических планов создания буфера. Провозглашение Дальневосточной республики Захватнический маневр Японии надо было сорвать. Сделать это путем дальнейшего продвижения Красной Армии на Восток, за Иркутск, и восстановления там власти Советов значило неизбежно прийти к столкновению с японскими войсками и поставить Советскую Россию в чрезвычайно тяжелые условия. В начале 1920 г. уже было совершенно ясно, что Антанта готовила новый поход против Советской России и что ударной силой этого похода должна была стать Польша. 27 февраля 1920 г. В. И. Ленин предупреждал Реввоенсовет Республики: «Все признаки говорят, что Польша предъявит нам абсолютно невыполнимые, даже наглые условия. Надо все внимание направить на подготовку, усиление Запфронта. Считал бы необходимыми экстренные меры для быстрого подвоза всего, что только можно, из Сибири и с Урала на Запфронт... Надо дать лозунг подготовиться к войне с Польшей» 16. В момент, когда главная опасность надвигалась с Запада, Советская власть не могла отвлечь на Восток такое количество вооруженных сил, какое было необходимо для разгрома японских интервентов и белогвардейских войск. Уже 15 декабря 1919 г. В. И. Ленин в телеграмме, направленной в Омск, Реввоенсовет, указывал: «Помните, что будет преступлением чрезмерно зарываться на Восток...» 17. В такой сложной обстановке лучшим средством срыва «буферного курса» империалистических держав явилось бы создание самими больше- 15 Там же, стр. 324. 16 В. И. Ленин, В Реввоенсовет Республики, — Сочинения, т. 35, изд. 4, стр. 373. 17 «Ленинский сборник XXXVI», М., 1959, стр. 85. 28
виками временного буферного государства, формально независимого от Советской России. Местные партийные организации ощупью подходили к такому решению. В январе 1920 г. находившийся в подполье во Владивостоке Дальневосточный областной комитет РКП (б), информируя ЦК партии о политическом положении в своем крае, сообщал о существовании у коммунистов- дальневосточников двух точек зрения: одни полагали, что безболезненный переход к Советам осуществим только через поддержку «розового» переворота, свержение атамановщины и организацию временной буржуазно-демократической власти, другие отрицали «розовую» власть и утверждали, что судьба Дальнего Востока будет решена столкновением Красной Армии и японских оккупационных войск 18. Областной комитет просил ЦК партии ответить на вопросы: «...желателен или не желателен розовый переворот? Должны ли мы отказаться на время от советских лозунгов, поддерживать только розовые лозунги или же розовые лозунги для нас неприемлемы и мы находим возможным выступать только под советским именем?» 19. Через некоторое время ЦК партии дал исчерпывающий ответ на все эти вопросы, но в тот момент Дальневосточному областному комитету пришлось принимать решение самостоятельно, ибо события развернулись с неожиданной быстротой. Интервенты со своими ставленниками — Семеновым и Калмыковым — повсеместно приступили к разоружению «ненадежных» воинских частей. Егерский батальон Владивостока, восставший 24 января против правления колчаковского генерала. Розанова, был блокирован в коммерческом училище и разоружен. Потребовались срочные меры, чтобы предотвратить разгром революционных сил. 26 января 1920 г. партизаны заняли Никольск-Уссурийский (ныне Уссурийск), 31 января во Владивостоке под руководством коммунистов произошло вооруженное выступление гарнизона, рабочих и партизанских отрядов. В тот же день правление генерала Розанова было низвергнуто и власть перешла к Приморской областной земской 18 См. «Борьба за власть Советов в Приморье (1917—1922 гг.). Сборник документов», Владивосток, 1965, стр. 307. 19 Там же, стр. 309. / 29
управе, где главную роль играли большевики. Обращаясь с воззванием к крестьянам, рабочим и солдатам. Дальневосточный областной комитет РКП (б) объяснял, что Советы не созданы во Владивостоке прежде всего «из-за присутствия здесь значительного числа иностранных войск, особенно японских» 20. Восстание под лозунгами Советской власти было бы подавлено японскими войсками с согласия всех интервентов. Исходя из этого, Областной комитет и определял свою позицию: «Не дать... японцам захватить наш край, что возможно при временной передаче всей власти Приморской областной земской управе» 21. Новая власть призвана была добиться удаления интервенционистских войск. В заключение Областной комитет заявлял, что считает «временную передачу власти земству переходной ступенью (к) Советской власти» 22. Власть такого же переходного типа была провозглашена в Хабаровске, а в самом начале марта 1920 г.— в Верхнеудинске. Однако эти местные органы власти не могли решить задачи объединения всего Дальнего Востока, а поэтому не могли и обеспечить преодоление «буферной политики» Японии и ликвидацию интервенции и белогвардейщины. Кроме того, народные массы очень неохотно шли на признание земства. Они боролись за Советскую власть и требовали советизации. Партийные органы Дальнего Востока, как мы видели, не были уверены в правильности своего курса, а вскоре под давлением трудящихся стали отказываться от него и восстанавливать Советскую власть. В первых числах марта Дальневосточный областной комитет принял решение о том, чтобы начать подготовку к восстановлению в Приморье Советской власти. Состоявшаяся 16— 19 марта 1920 г. четвертая дальневосточная конференция РКП (б) призвала все партийные организации Приморской области «к скорейшему завершению организации Советов и передачи им власти»23. Но советское движение было явно несвоевременно и могло привести Советскую Россию к войне с Японией. Японское ко- 20 Там же, стр. 343. 21 Там же, стр. 344. 82 Там же. 23 См. там же, стр. 386-387.
мандование неоднократно заявляло, что оно не допустит установления «большевистской власти» на Дальнем Востоке. Принципиальное решение о необходимости временно, до ликвидации интервенции, отказаться ют советизации Дальнего Востока и создать там буферное государство было принято ЦК партии еще в феврале 1920 г. В директивах ЦК РКП (б) от 18 февраля 1920 г., адресованных Сибревкому, было сказано, что Политбюро ЦК безусловно за политику буферного государства и что противники этой политики обязаны прекратить свою оппозицию под угрозой строгого наказания. Отмечалось также, что Политбюро против отвлечения военных и других сил дальше Иркутска 24. Но эти директивы не были известны ни амурским, ни приморским коммунистам 25. Дальневосточный областной комитет в январском воззвании к крестьянам, рабочим и солдатам откровенно писал о своей полной оторванности от Советской России и о том, что не знает точно «ни ее сил, ни ее намерений по отношению к японцам» 26. В конце марта 1920 г. во Владивосток вернулся из Москвы председатель Далькрайкома партии И. Г Кушнарев. Он привез директивы ЦК РКП (б), согласно которым коммунисты-дальневосточники должны были временно отказаться от советизации и приступить к созданию просоветского буфера. Во главе этого государственного образования должны были стоять большевики Центральный Комитет партии образовал свой специальный орган для непосредственного руководства работой всех партийных организаций буферного государства — Дальбюро ЦК РКП (б). Разъясняя Охотскому Совету смысл курса на создание буфера, уполномоченный НКИД в Сибири, будущий министр иностранных дел ДВР Я. Д. Янсон говорил по прямому проводу 17 апреля 1920 г., что «вопрос о буфере решен был в Москве Центральным комитетом Рос. компартии. Сообщение об этом мы получили за подписью Ленина» 27. 24 См. также Ленинский сборник XXXVI, М. 1969, стр. 97. 25 См. Л. М. Папин, Крах колчаковщины..., стр. 131. 26 «Борьба за власть Советов в Приморье...», стр. 344. 27 ЦП А ИМЛ, ф. 444, on. 1, д. 88, л. 164. 31
Коммунисты немедленно приступили, к претворению в жизнь партийных директив. 28 марта 1920 г. в Бичуре открылся съезд трудящихся Прибайкалья, затем переехавший в Верхнеудинск. 6 апреля после большой разъяснительной работы коммунистов, раскрывших смысл решений партии, съезд объявил себя Учредительным съездом трудящихся Забайкалья и провозгласил образование независимой демократической Дальневосточной республики (ДВР). Декларация об образовании ДВР включала в состав республики Забайкальскую, Амурскую, Приморскую и Сахалинскую области, а также русское население полосы отчуждения КВЖД. Однако провозглашение ДВР было лишь началом создания буферного государства. Все эти области, кроме Забайкальской, фактически еще не вошли в состав республики, и предстояла большая работа, военная и политическая, прежде чем завершится объединение Дальнего Востока в составе ДВР. Но начало было положено. 16 апреля 1920 г. Народный Комиссариат по иностранным делам телеграфировал Дальбюро в Верхнеудинск: «...полагаем признать правительство буферного государства как единственный выход создавшегося на Дальнем Востоке положения» 28. 14 мая 1920 г. Г. В. Чичерин уже официально заявил о том, что Советское правительство признало ДВР. В заявлении особо подчеркивалось пожелание «преуспеяния Дальневосточной республике в мирном сожительстве с соседними народами» 29. Создание буфера лишало Японию повода для объявления войны Советской России, способствовало разоблачению захватнической политики японских милитаристов и углублению межимпериалистических противоречий на Дальнем Востоке. Именно в предотвращении войны с Японией видел В. И. Ленин главный смысл существования буфера. В своем докладе на заседании коммунистической фракции VIII съезда Советов РСФСР в декабре 1920 г. он отмечал, что создание ДВР отнюдь не является актом 28 ЦП А НМЛ, ф. 372, on. 1, д. 10, л. 18. 29 «Документы внешней политики СССР», т, II, М., 1958, стр. 514. 32
свободной воли: «...обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной республики». И хотя, указывал В. И. Ленин, «мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы в Сибири... Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что нам она по понятным условиям сейчас непосильна»30. Образование буферного государства позволяло вместе с тем собрать воедино все земли русского Дальнего Востока и, развернув вооруженную борьбу с белогвар¬- дейщиной, подготовить условия для воссоединения этих земель с Советской Россией. Через посредство ДВР Советская Россия могла вступить в торговые отношения с теми капиталистическими странами, которые отказывались от прямого контакта с ней, но готовы были сотрудничать с буржуазно-демократическим по форме буферным государством, сохранявшим институт частной собственности. Создание ДВР было большим дипломатическим успехом Советской России. Это обнаружилось весьма быстро. Хотя японское правительство не признало ДВР и отнюдь не отказалось от плана создания своего буфера с центром во Владивостоке, тем не менее оно вынуждено было вступить в переговоры с верхнеудинским правительством и даже выразить формальное удовлетворение фактом образования «самоуправляющегося района». 11 мая 1920 г. командующий японскими интервенционистскими войсками генерал Оой выступил с официальной декларацией, в которой заявил, что японское командование «всей душой приветствует образование из областей Дальнего Востока района на основах самоуправления и установления той политической формы правления, которая будет соответствовать воле всего населения» 31. Далее он заявлял, что Япония не наме- 30 В. И. Ленин, Доклад о концессиях на фракции РКП (б) VIII съезда Советов 21 декабря, — Сочинения, т. 31, изд. 4, стр. 435. 31 ЦГАОР, ф. 3116, on. 1, д. 2, л. 424. 3 М. А. Персиц
рена препятствовать объединению Дальневосточного края 32. В то же время правительство ДВР на своем экстренном заседании 14 мая 1920 г. приняло специальное постановление, обязывавшее министра иностранных дел А. М. Краснощекова уведомить иностранные державы о том, что в республике «есть Народно-революционная армия и нет Красной Армии» и что «Народно-революционная армия вела военные действия только против Семенова, но не вела против японских войск, и случаи столкновения считать печальным недоразумением» 33. Уже 24 мая на станции Гонгота начались официальные переговоры между представителями ДВР и японского командования. 15 июля было заключено соглашение о перемирии на читинском фронте, а на следующий день подписано, совместное заявление двух делегаций «О создании буферного государства на русском Дальнем Востоке». Обе стороны заявили, что наилучшим средством для установления мира и порядка на Дальнем Востоке «является создание буферного государства с единым правительством, в дела которого не должны вмешиваться вооруженные силы других правительств». Далее указывалось, что буферное государство «должно поддерживать отношения теснейшей дружбы и близкого общения с Японией», что оно «не положит коммунизма в основу своей социальной системы и что оно будет иметь народный характер, покоясь на широких демократических принципах». Делегации сочли необходимым созвать конференцию уполномоченных, которая «выразит волю населения русского Дальнего Востока и окончательно одобрит создание единого правительства». Японское командование заявило, что «не будет вмешиваться ни в порядок созыва вышеупомянутой конференции, ни в ее работы» 34. Как ни затягивали переговоры японцы, как ни изо- 32 В результате блестящего ленинского маневра японский кабинет оказался перед фактом образования просоветского буфера и вынужден был делать хорошую мину при плохой игре. О фальши деклараций генерала Ооя свидетельствуют непрекращавшаяся японская поддержка Семенова и многочисленные попытки Японии насадить свою агентуру в ДВР, чтобы подчинить себе буферную республику. 33 ЦГАОР, ф. 4512, oп. 1, д. 26, л. 11. , 34 «Внешняя политика СССР», т. I, М., 1944, стр. 387-388. 34
щрялись в составлении политической платформы, неприемлемой для ДВР, но цели не добились. Оказалось, что все пункты совместного заявления в общем соответствуют принципам, провозглашенным 6 апреля в декларации временного правительства ДВР. Вырвать из рук большевиков инициативу в строительстве буфера японцам не удалось, хотя в этом состояла одна из существенных задач, которые они хотели разрешить в Гонготе. Создавая буфер, Советская власть не скрывала, что он должен помогать укреплению Республики Советов, а не ослаблять ее, что он должен быть тесно связан с РСФСР и действовать в интересах освобождения русских земель от интервентов и белогвардейцев. Эта мысль десятки раз подчеркивалась в резолюциях крестьянских сходов, рабочих собраний и партийных конференций. Официальный орган правительства ДВР по этому поводу писал: «Мы открыто для всего мира декларировали создание независимого государства, не теряющего, однако, своей органической связи с материнским своим истоком — Советской Россией» 35. Коммунистическая фракция Учредительного собрания ДВР в своей официальной декларации указывала, что буфер является «надежным сторожевым постом, охраняющим единую целостность России, и отнюдь не мыслится как территория, подверженная иноземному влиянию, и ни в коем случае — как база, установленная для использования этого влияния для борьбы с Советской Россией и во вред трудящимся» 36. Собственно, народные массы только потому и приняли ДВР, что считали ее «дочерью Советской России» 37. Первая конференция женщин Читинского уезда в резолюции о текущем моменте выражала «свое горячее сочувствие Совроссии... и, принимая во внимание необходимость отгородить ее временно от восточных империалистов», постановила «приветствовать большинство учредительного собрания и настоящего правительства ДВР...» 38. Общее собрание граждан села Боголятовского высказы- 35 «Дальневосточная республика», 14.X.1920. 36 ЦГАОР, ф. 3116, on. 1, д. 12, л. 125. 37 «Из приветствия Учредительному собранию ДВР от съезда представителей Газимурской волости 10.III.1921 г.», — ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 51, л. 35. 38 ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 51, л. 13. 3*
валось еще более определенно: «...выражаем полную уверенность, что буферное строительство, которое строится исключительно в интересах Советской России, будет тем буферным образованием, которое будет служить защитницей интересов Советской России, и выражаем свою уверенность в скорое соединение с нашей матерью — великой Советской Россией» 39. После провозглашения ДВР последовали официальные акты, которые привели к образованию военного, политического и экономического союза Советской России и Дальневосточной республики. Фактически такой союз стал складываться и укрепляться с самого первого дня существования буфера, но получил юридическое оформление значительно позже, 20 декабря 1920 г. правительство ДВР утвердило конвенцию с РСФСР о прямом железнодорожном сообщении и об условиях плавания по внутренним и пограничным водным путям 40. 17 февраля 1922 г. в Москве был подписан договор двух республик об экономическом союзе 41. Преимущества, взаимно предоставленные сторонами, не могли распространяться на другие государства. Договор ограждал Дальний Восток от экономической экспансии империалистических держав. В январе 1922 г. в Москву был направлен председатель правительства ДВР Н. М. Матвеев с поручением принять участие в выработке договора с РСФСР и другими советскими республиками «об объединении внешней политики» 42. Речь шла о передаче РСФСР права представлять советские республики и ДВР на Генуэзской конференции, на которой державы намеревались заставить РСФСР пойти на экономические и политические уступки. Соответствующий договор между РСФСР и ДВР был подписан 22 февраля. «Я от имени правительства,— заявил Н. М. Матвеев, — передал право защиты интересов ДВР делегации Советской России... единственно могущей в должной мере обеспечить в Генуе интересы нашей республики» 43. 39 ЦГАОР, ф. 4401, on. 1, д. 95, л. 23. 40 ЦГАОР, ф. 4401, on. 1, д. 201, л. 34. 41 ЦГАОР, ф.3476, on. 1, д. 304, лл. 11 — 12. 42 ЦГАОР, ф. 4401, on. 1, д. 210, л. 25. 43 «Шанхайская жизнь», 29.IV. 1922, стр. 4. 36
Что касается военного союза, то, хотя юридически он так и не был оформлен, де-факто он всегда существовал. Народный комиссар по иностранным делам Г В. Чичерин напомнил об этом правительствам Японии, Англии, Франции и Италии еще летом 1921 г., когда при их непосредственном участии или с их санкции был организован вооруженный поход меркуловской армии против Дальневосточной республики. В ноте от 1 июня 1921 г. указывалось, что новый интервенционистский акт против ДВР правительство РСФСР рассматривает как удар, направленный непосредственно по Советской России, и что ее народ даст почувствовать свою силу захватчикам и насильникам. В заявлении, с которым 15 июня 1921 г. правительство РСФСР обратилось к пекинскому правительству, ДВР была прямо названа/ союзником Советской России 44. Таким образом, было ясно, что ДВР являлась инструментом внешней политики и дипломатии Советской России. Япония, конечно, не хотела примириться с этим. В самом начале июля 1920 г. японский министр иностранных дел, выступая в парламенте, сообщил, что «японское правительство не имело никакого намерения учредить буферное государство путем переговоров с Владивостоком (где тогда коммунисты играли ведущую роль. — М. П.) и Верхнеудинском. Правительство, — продолжал министр, — не оставит генерала Семенова» 45. Именно потому, что державам был ясен просоветский характер начавшегося 6 апреля буферного строительства, они и попытались его изменить в свою пользу, но успеха не добились, ибо население отдало свои голоса большевикам и отвернулось от агентов империализма. ДВР и борьба за объединение Дальнего Востока После провозглашения ДВР развернулась упорная борьба большевиков за объединение всех областей Дальнего Востока под властью ее правительства. Только при этом условии можно было успешно противодей- 44 См. «Документы внешней политики СССР», т. IV, М., 1960; стр. 153—155 и 179—180. 45 «Шанхайская жизнь», 8.VII.1920, стр. 2. 37
ствовать интервенционистской политике Японии, рассчитанной на расчленение и захват дальневосточной окраины России. Пытаясь предотвратить объединение Дальнего Востока в рамках просоветского буфера, Япония Использовала все доступные ей средства. Прежде всего она поддерживала атамана Семенова, заявившего под ее диктовку претензию на участие в объединительной конференции областных правительств. Когда претензии Семенова вызвали бурю возмущения в массах, Япония сделала ставку на Меньшевиков и эсеров, которым помогла отнять у коммунистов господствующие позиции в Приморской областной земской управе 46. Меньшевики и эсеры из земской управы вступили в сделку с Семеновым, отказывались признать Верхнеудинск центром объединения Дальнего Востока и добивались, чтобы этим центром стал Владивосток, оккупированный японскими войсками. Японское командование применяло и прямые угрозы, заявляло о том, что ДВР — это коммунистическая власть и что в районах расположения японских войск она не допустит такой власти. Японское осведомительное бюро в официальном заявлении, опубликованном 11 октября 1920 г., недвусмысленно предупреждало, что если верхнеудинское правительство не откажется от своей гегемонии в объединении Дальнего Востока «и попытается умалить права Японии», то «Япония будет готова ринуться на несправедливость и задать тяжелые удары своим врагам» 47. 12 ноября генерал Оой собрал представителей всех политических партий Владивостока и вновь объявил, что «в районах расположения японских войск недопустима коммунистическая власть» 48. С этими угрозами, очевидно, солидаризировались и Соединенные Штаты. Они даже поддерживали оккупационную политику Японии, ибо полагали, что только 46 После вооруженного выступления японских интервентов 4— 5 апреля 1920 г. меньшевики и эсеры активизировали свою деятельность, стремясь создать независимое от ДВР буржуазное государство с центром во Владивостоке. 18 мая Приморская областная земская управа создала Совет управляющих ведомствами, где «большинство постов принадлежало уже меньшевикам и эсерам. 47 «Дальневосточная республика», 14.Х.1920, стр. 1. 48 Цит. по кн.: В. Г. Болдырев, Директория, Колчак, интервенты, Новониколаевск, 1925, стр. 387.
вооруженной рукой можно остановить проникновение коммунизма на восток. На японо-американском совещании во Владивостоке, происходившем в конце января 1921 г., представитель США в Межсоюзном железнодорожном комитете Чарльз Смит, заявив, что США не потерпят создания исключительно прояпонского буфера, вслед за тем поспешил подчеркнуть пункты, по которым они полностью солидарны с Японией. «Если мы увидим, — сказал он,—что проникновение большевизма на Восток можно остановить только оккупацией, то протестовать против таковой не будем» 49. Однако по гонготскому соглашению Япония обязалась не вмешиваться в подготовку и ход объединительной конференции и фактически имела для такого вмешательства все меньше возможностей. К концу 1920 г. войска Семенова потерпели поражение и отступили в Северо-Восточный Китай, Чита была освобождена и с октября 1920 г. стала центром объединения дальневосточных областей. Партизанские части и Народно-революционная армия теснили белогвардейцев и на других фронтах. Японское командование вынуждено было даже эвакуировать свои войска из Забайкалья. Немалую роль в ослаблении позиций Японии на Дальнем Востоке сыграло обострение противоречий с Соединенными Штатами и другими державами. Показательна в этом отношении весьма болезненная реакция Вашингтона и Лондона на японский захват Северного Сахалина. Державы хотели, чтобы Япония вела войну против Советской России, но боялись укрепления ее территориальных и стратегических позиций на Дальнем Востоке. Таким образом, сложившаяся к концу 1920 г. обстановка благоприятствовала распространению власти ДВР на весь Дальний Восток. С 29 октября по 10 ноября 1920 г. в Чите происходила конференция областных правительств. Здесь присутствовали представители верхнеудинского, амурского и владивостокского правительств, делегаты от народно- революционных комитетов Восточного и Центрального Забайкалья, от Читинского народного собрания, от Сахалина и др. Конференция приняла декларацию, аналогичную провозглашенной 6 апреля 1920 г. Власть над 49 ЦПА НМЛ, ф. 372, on. 1, д, 13, л. 30. 39
всем Дальним Востоком передавалась вновь образованному временному правительству, основные посты в котором принадлежали коммунистам. Все другие правительства, существовавшие в различных областях Дальнего Востока, объявлялись органами местного самоуправления. Вскоре после Читинской конференции в среде коммунистов-дальневосточников возникло течение в пользу ликвидации буферного строительства. Успехи Красной Армии на Западном фронте, частичная эвакуация японских войск и победоносные действия Народно-революционной армии и партизанских частей на Дальнем Востоке, общее укрепление международных позиций Советской России — вот факты, исходя из которых многие руководящие деятели ДВР сделали ошибочный вывод о нецелесообразности дальнейшего сохранения буфера и необходимости перехода к Советам. 25 декабря 1920 г. на заседании Дальбюро была утверждена телеграмма в Москву: «Просить Центральный Комитет признать необходимость и своевременность преобразования ДВР в Советскую единицу» 50. 4 января 1921 г. вопрос, выдвинутый в этой телеграмме, был поставлен на обсуждение пленума ЦК партии, где председательствовал В. И. Ленин. После доклада представителя ДВР П. М. Никифорова и обсуждения этого доклада было вынесено следующее решение: «§ 7. Признать советизацию Дальневосточной республики безусловно недопустимой в настоящее время...» 51. Для детальной выработки основных положений экономической и внешней политики ДВР пленум создал специальную комиссию. Заключение комиссии было утверждено на очередном пленуме ЦК РКП (б) 12 января 1921 г., в работе которого участвовал В. И. Ленин 52. Этот документ 53, именуемый «Краткие тезисы о Дальневосточной республике», явился наиболее полным изложением линии партии по вопросу о характере и политике буферного государства. В нем указывалось, что буржуазно-демократи- 50 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 12, л. 154. 51 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 53, л. 1, а также П. М. Никифоров, Образование Дальневосточной республики, в книге «Красногвардейцы и партизаны», Чита, 1957, стр. 120. 52 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 55, л. 81. 63 Там же, л. 27. 40
ческий характер буфера является «чисто формальным». Введение парламентского строя в ДВР «не должно быть допущено». Касательно районов, где утвердилась и действовала Советская власть, указывалось, что в местном масштабе она может продолжать существовать. Выборные исполнительные органы должны состоять в большинстве из коммунистов. «Абсолютно недопустимо формальное отрицание института частной собственности. Но путем ряда ограничений, как например, конфискацией предприятий врагов народа, особенно сбежавших за границу, проведением государственной монополии на хлеб и товарное сырье и других мер, должно быть создано целесообразное для коммунистического руководства промежуточное экономическое положение». Столица ДВР «должна быть в Чите, как в пункте более отдаленном от непосредственного влияния Японии и других интервентов. Владивосток, легко подпадающий под японское влияние и менее тесно связанный с Российской Сибирью, не должен быть столицей». До полной ликвидации японской интервенции партия требовала «во что бы то ни стало проводить директивы ЦК относительно буферности» 54. Январские решения ЦК партии не только давали ответ тем, кто сомневался в целесообразности буфера, но и были направлены против попыток превратить его в буржуазное государство с капиталистическими порядками. Партия требовала строительства буферного государства, имеющего специфические форму и задачи, но возглавляемого рабочим классом и его коммунистической партией. Против этого требования активно выступали меньшевики и эсеры, стремившиеся под флагом образования буржуазного буфера отторгнуть от Советской России Сибирь и дальневосточные области и передать их под протекторат империалистам, главным образом Соединенным Штатам Америки. Ожесточенная борьба между большевиками и меньшевиками по вопросу о характере власти в ДВР, о политическом и государственном устройстве республики, о путях ее дальнейшего развития развернулась на засе- 54 Из решения ЦК РКП(б) от 26.1.1921 (см. ЦПА ИМЛ, ф. 17 оп. 2, д. 56, л. 3). 41
Даниях открывшегося 12 февраля 1921 г. Учредительного собрания при обсуждении проекта конституции. Как Япония, так и США очень внимательно следили за ходом работ Учредительного собрания. Япония направила две специальные миссии: одну, возглавляемую Мике, — в Читу, другую во главе с Изоме — в Хабаровск, чтобы выяснить отношение населения к борьбе, которая шла в Учредительном собрании. Одновременно Япония стала угрожать коммунистам активизацией военных действий, пытаясь таким образом заставить их принять требования меньшевиков и эсеров и отказаться от строительства рабоче-крестьянского буферного государства 55. Япония через свою агентуру весьма широко распространяла следующую версию: «Если политика Собрания поведется в буржуазно-демократическом духе, то японцы... к активным действиям не перейдут, если же его деятельность направится в сторону коммунизма, то японцы с согласия других иностранцев выступят и создадут в Приморье буфер во главе с Семеновым под протекторатом Японии» 56. США также пытались оказать нажим на коммунистов ДВР. 16 февраля 1921 г. американский вице-консул во Владивостоке Смит в беседе с неофициальным представителем ДВР разочарованно заявил, что «обманулся в коммунистах», ибо полагал, что они «демократический буфер будут строить силами демократов (т. е. с помощью меньшевиков и эсеров.—М. П.)». «Теперь же мы видим в Учредительном собрании большинство за коммунистами, а значит и строительство будет зависеть исключительно от них, а это не совсем надежно» 57. Все попытки оказать давление на большевиков успеха не имели. Вооруженные решением ЦК партии, коммунисты одержали полную победу над меньшевиками и эсерами. Учредительное собрание приняло конституцию, которая закрепила существование рабоче-крестьянской власти в Дальневосточной республике. Правительство, возглавленное А. М. Краснощековым, состояло из пяти коммунистов и двух беспартийных. Исполнительный орган правительства — Совет минист- 55 ЦПА НМЛ, ф. 144, on. 1, д. 120, л. 17. 56 Там же. > 57 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 39, л. 61. — За коммунистами шло 3/4 всего состава собрания. 42
ров под председательством П. М. Никифорова включал в себя 13 министров, из которых девять были коммунистами. Дальбюро ЦК РКП (б) направляло всю деятельность буферного' государства. В соответствии с решением Центрального Комитета РКП (б) Дальбюро на заседании 18 января 1921 г. следующим образом определило свою роль в Дальневосточной республике: «§ 7. Дальбюро в деле политического руководства, военного строительства, надзора за правительством ДВР как в области внутренней, так и внешней политики является агентурой ЦК РКП (б), представляющей на Дальнем Востоке единственный полномочный орган последнего... § 10. Дальбюро осуществляет партийный надзор за деятельностью правительства через комфракцию правительства» 58. Руководящая и направляющая роль рабочего класса и его коммунистической партии в Дальневосточной республике гарантировала трудящимся, что буферное государство будет действенным орудием в борьбе за ликвидацию интервенции, за быстрейшее воссоединение дальневосточных областей с Советской Россией и осуществление важнейших внешнеполитических задач Советской России по укреплению дружбы и сотрудничества с соседними народами. США и Япония не желали примириться с провалом своих планов. Япония организовывала в 1921 и 1922 гг. все новые военные походы против ДВР. Кроме того, с помощью своей агентуры она вела среди русского населения усиленную пропаганду за создание прояпонского буфера и ликвидацию Дальневосточной республики 59. Что касается Соединенных Штатов, то они, всячески поддерживая организованные японцами походы против ДВР, в то же время готовили политические силы, способные в удобный момент захватить власть и создать зависимое от США государство на русских землях Сибири и Дальнего Востока. Американские дипломаты на Дальнем Востоке в сотрудничестве с англичанами и французами пытались 58 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 54, л. 9. 59 См., например, ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 422, лл. 2,4. 43
даже перетянуть на свою сторону японского агента Семенова. По этому вопросу еще в феврале 1921 г. представители США Смит, Кларк и Макгоди с согласия Англии и Франции советовались с генералом Болдыревым 60. Совещания происходили на борту американского крейсера «Албани» и продолжались три дня, причем американцы всячески старались «изыскать способ, с помощью которого возможно было бы обработать Семенова и общественное мнение в смысле перемены ориентации [Семенова] с Японии на Америку, Англию и Францию» 61. По-видимому, Семенову стало известно о намерении США, и он весьма положительно реагировал на него. В начале марта 1922 г. Семенов сделал заявление для газеты «Джапан Адвертайзер», в котором развивал идею создания «Федеративной Сибири» с помощью Вашингтона и Парижа. Он осмелился даже добавить, что продолжающаяся японская оккупация препятствует осуществлению этой идеи 62. Но США и их европейские партнеры не решились все же взять себе на службу обанкротившегося в политическом и военном отношении атамана. Можно предположить, что они предпочли иметь дело с другими контрреволюционерами, прикидывавшимися антиимпериалистами и поэтому, по мнению американцев, имевшими больше шансов на успех в России. В начале 1922 г. в Тяньцзине образовалась группа, объединившая, по словам ее главаря В. И. Моравского 63, «все те 60 В. Г. Болдырев — бывший царский генерал. В 1918 г. был главнокомандующим войсками Уфимской Директории. Являлся одним из претендентов на пост «верховного правителя» России. В 1919 г., после того как державы сделали ставку на Колчака, уехал в Японию. Там разработал план антисоветской интервенции, в котором осуществление военного похода возлагал на Японию а финансирование его — на западные державы. В 1920 г. приехал во Владивосток и занимал ответственные военные посты в Приморской областной земской управе, был, в частности, командующим ее войсками. Имел обширные знакомства и связи не только среди японского командования, но и среди американских представителей во Владивостоке. 61 ЦПА НМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 120, л. 17.— Здесь и далее слова, заключенные в квадратные скобки, принадлежат автору. 02 ЦПА НМЛ, ф. 144. эп. 1, д. 126, л. 101. 03 В, И. Моравский был членом эсеровского так называемого временного правительства автономной Сибири, возглавлявшегося 44
русские партии, которые являются противниками одинаково как большевизма, так и империализма», включая меньшевиков и кадетов 64. В своем интервью 16 и 17 апреля 1922 г. Моравский выдвигал план создания «автономной Сибири, которая была бы совершенно независимой ют Москвы» и могла бы существовать лишь при американской поддержке 65 Он рисовал перспективы превращения Сибири в американскую колонию и сообщал, что его организация намерена послать представителя в США для того, чтобы предложить свой проект 66. Заявления Семенова и Моравского были сделаны почти одновременно и сильно походили друг на друга по своему содержанию. В обоих предлагалось создание под американским протекторатом «независимого от Москвы» автономного сибирского государства. Видимо, идея «автономной Сибири» весьма привлекала американских империалистов. Но потерпели поражение организованные японским командованием вооруженные походы против ДВР, провалились и все попытки империалистов склонить трудящихся к уничтожению Дальневосточной республики, не удалось привлечь их ни к идее «автономной Сибири», ни к идее буржуазного буфера. Созданная большевиками ДВР, естественно, продолжила тот внешнеполитический курс, который провозгласила и последовательно осуществляла Советская власть на Востоке. Борьба Советской власти за установление дружественных отношений с Китаем до образования ДВР Советская политика по отношению к Китаю, так же как и по отношению ко всем другим угнетенным народам Востока, базировалась на двух неразрывно связанных между собой принципах: мирном сосуществовании государств с различными социальными системами П. Дербером. Бежав в Китай, он выпрашивал помощь у французов, но получил отказ. Затем стал ориентироваться на США. 64 ЦЦА ИМЛ, ф. 144 oп. 1, д. 115, л. 1. 65 Там же, л. 3. 66 Там же, лл. 4—5. 45
и пролетарском интернационализме, принципе дружеской взаимопомощи народов, имеющих общие задачи борьбы против империализма. Важнейшие положения политики мирного сосуществования были провозглашены в Декрете о мире, единогласно принятом Всероссийским съездом Советов уже на второй день после победы Октябрьской революции. В этом программном внешнеполитическом документе Советская власть предлагала правительствам и народам всех воюющих стран немедленно заключить перемирие и приступить к переговорам о справедливом демократическом мире без аннексий и контрибуций. Она объявила уничтоженными все тайные договоры царизма и временного правительства с империалистическими державами о закабалении народов Востока, о захвате и разделе их земель. В Декрете о мире были ясно выражены основы советской внешней политики: мир между государствами, независимо от их социального строя, отрицание захватнических войн, равенство больших и малых наций, право их на самоопределение, протест против колониализма, отказ от тайной дипломатии. Провозгласив право наций на самоопределение, Советская власть заявила о том, что считает борьбу народов за осуществление этого права закономерной и необходимой 67. 22 ноября 1917 г. было опубликовано Обращение Совета Народных Комиссаров ко всем трудящимся мусульманам России и Востока. «Устраивайте свою национальную жизнь свободно и 'беспрепятственно. Вы имеете право на это» 68, — говорилось в обращении. Второй важнейший элемент внешней политики Советской власти на Востоке — принцип пролетарского интернационализма — означал поддержку и помощь пролетарского государства, строящего социализм, народам, поднявшимся на борьбу за свободу, за право на самоопределение. Сознательный российский пролетариат, руководимый большевиками, всегда считал своим долгом оказание всемерной поддержки угнетенным народам в их борьбе против империализма, за националь- 67 См. «Документы внешней политики СССР», т.. I, стр. 11—14. 08 Там же, стр. 34. 46
ную независимость. В то же время пролетариат России рассчитывал на поддержку своей борьбы со стороны народов Востока. Необходимость взаимопомощи и сотрудничества этих двух сил определялась тем, что и построение социализма и национальное освобождение возможно было осуществить только в борьбе против международного империализма. Еще до Октябрьской революции В. И. Ленин высказал замечательную мысль о необходимости сотрудничества пролетарского государства с угнетенными народами Востока. После победы Октябрьской революции первое в мире пролетарское государство унаследовало интернациональный долг рабочего класса в отношении освободительного движения в странах Азии и Африки. Помощь народам, поднявшимся на борьбу за свою национальную независимость, стала важнейшим элементом внешней политики Советской России. Добиваясь установления дружественных отношений со странами и народами Востока, Советское правительство исходило из единства задач борьбы против империализма, стоявших перед рабочим классом России и угнетенными народами Востока. Угнетенные народы Азии, усилившие под влиянием идей Великого Октября борьбу за свое национальное освобождение, были заинтересованы в поддержке Советской России. В то же время молодое, еще не окрепшее Советское государство, напрягавшее силы в борьбе с интервенцией империалистических держав, нуждалось в поддержке народов Востока. В письме к Сунь Ят-сену от 1 августа 1918 г. народный комиссар по иностранным делам Г. В. Чичерин указывал, что в момент империалистической интервенции против новой России «русские трудящиеся классы обращаются к их китайским братьям и призывают их к совместной борьбе. Ибо наш успех есть ваш успех, наше уничтожение есть ваше уничтожение» 69. В обращении Совнаркома ко всем трудящимся мусульманам России и Востока также была выражена идея взаимопомощи и сотрудничества между народами 69 «Документы внешней политики СССР», т. I, М, 1958, стр. 416. 47
Востока и Советской России. «На наших знаменах, — говорилось в обращении, — несем мы освобождение угнетенным народам мира... На этом пути обновления мира мы ждем от вас сочувствия и поддержки» 70. Как известно, Советская Россия с первых лет своего существования оказывала народам, боровшимся за национальное освобождение, политическую и материальную поддержку. Но помощь пролетарского государства освободительному движению народов колониальных и зависимых стран не имеет ничего общего с так называемым «экспортом революции». Победившему пролетариату незачем навязывать национально-освободительную революцию странам, в которых господствует империализм. Империалистическая политика экономического, политического и национального угнетения в сочетании с территориальными захватами и прямым грабежом неизбежно вызывает протесты пролетариата, крестьянства и национальной буржуазии, т. е. огромного большинства населения колониальных и зависимых стран. В результате возникает национально-освободительное движение, которое рано или поздно одерживает победу. Поддерживать это движение — значит помогать народу в осуществлении его законного права на самоопределение и вовсе не значит «экспортировать революцию», ибо она уже возникла и развивается благодаря действию глубоких внутренних причин. В. И. Ленин говорил, что революции «нельзя сделать ни по заказу, ни по соглашению, что они вырастают тогда, когда десятки миллионов людей приходят к выводу, что жить так дальше нельзя» 71. Эти слова, сказанные в 1918 г., всегда выражали отношение Советского правительства и коммунистов всех стран к вопросу об условиях возникновения революций. В 1960 г. Московское совещание коммунистических и рабочих партий вновь подчеркнуло, что социалистическая революция «не импортируется и не может 70 Там же, стр. 35., 71 В. И. Ленин, IV конференция профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы. Заключительное слово по докладу о текущем моменте 28 июня 1918 г., — Сочинения, т. 27, изд. 4, стр. 441. 48
быть навязана извне. Она есть результат внутреннего развития каждой страны» 72. Благородные внешнеполитические принципы страны Советов не только декларировались, но неуклонно проводились в жизнь. Советская власть, как и обещала, опубликовала для всеобщего сведения секретные договоры царского и временного правительств и уничтожила их; как и обещала, она вывела свои войска из Ирана, а также помогла турецкому народу в его национально-освободительной борьбе; она первая призвала к миру народы и страны, ввергнутые в войну, и первая же предприняла практические шаги по установлению мира. Провозгласив право наций на самоопределение, Советская власть руководствовалась этим принципом не только во внешней, но и во внутренней политике. Бывшим угнетенным народам царской России было гарантировано право самим решать свою судьбу. Русский пролетариат оказал им всевозможную поддержку, помог ликвидировать отсталость. Своей национальной политикой Советская власть оказывала (и до сих пор оказывает) особенно действенное влияние на все народы колониального Востока. Принципиально новая советская политика на Востоке очень скоро стала известна народам Азии, хотя правительства империалистических держав делали все возможное, чтобы не допустить распространения правды о ней. Представители различных классов стран Азии — рабочие, крестьяне, мелкая и средняя буржуазия — приветствовали благородные принципы советской внешней политики, выражали свои симпатии великой державе, впервые в мире выступившей в защиту прав колониальных народов. Основные принципы советской внешней политики на Востоке неизменно применялись и получали дальнейшее развитие в конкретных отношениях РСФСР с угнетенными народами Азии. Особенно ярко это проявилось в ходе длительной и трудной борьбы Советской власти за мир и дружбу с Китаем. 4 М. А. Персиц 72 «Программные документы борьбы за мир, демократию и Социализм», М., 1961, стр. 76. 49
Установление прочной дружбы между великими народами свободной России и угнетенного Китая, а также официальных отношений между их правительствами было очень важной задачей внешней политики Советской власти на Востоке. В условиях гражданской войны и интервенции правительство РСФСР добивалось решения этой задачи двумя путями. Во-первых, оно стремилось установить непосредственный контакт с пекинским кабинетом или его представителями, пыталось организовать двусторонние переговоры и надеялось таким, образом нормализовать свои отношения с Китаем; во-вторых, оно использовало местные Советы на Дальнем Востоке для налаживания дружественного сотрудничества с властями и населением пограничных районов Китая. В неоднократных обращениях к китайскому правительству Советская власть четко сформулировала свой взгляд на будущее советско-китайских отношений и определила основные вопросы, требовавшие срочного разрешения. Уже в ноябре 1917 г. Народный Комиссариат по иностранным делам вступил в контакт с китайским посланником в Петрограде Лю Цзин-жэнем. В ходе переговоров, продолжавшихся до марта 1918 г., НКИД заявил об отказе Советского правительства от всякого рода кабальных договоров, нарушавших суверенные права Китая 73. Прежде всего НКИД предлагал аннулировать неравноправный русско-китайский договор 1896 г. Было заявлено об отказе Советского правительства от так называемого «Заключительного протокола», юридически закреплявшего превращение Китая в полуколонию империалистических держав и облагавшего страну огромной контрибуцией 74. Не ожидая начала переговоров о пересмотре договоров, Советское правительство отозвало из 73 См. «Документы внешней политики СССР», т, II, стр. 221. /4 Речь идет о так называемой «боксерской» контрибуции, которой в 1901 г. державы обложили Китай после зверского подавления ими народного антиимпериалистического восстания, именуемого -в буржуазной литературе «боксерским». Китай должен был выплатить державам в течение 39 лет 640 млн. руб., а считая проценты, значительно больше. Из этой суммы на долю России приходилось 29%. Доход от этой контрибуции всегда фигурировал в бюджете царского правительства. 50
Китая воинские части, которые, согласно «Заключительному протоколу», содержались там царской Россией и правительством Керенского (как и другими державами) якобы для охраны дипломатической миссии 75. Далее правительство РСФСР изъявило готовность аннулировать серию русско-японских соглашений 1907—1916 гг. о сферах влияния в Китае и возвратить Китаю все, отнятое у него царизмом. Кроме того, Советское правительство восстанавливало суверенные права Китая в полосе отчуждения КВЖД76. В начале декабря 1917 г. Лю Цзин-жэнь был официально уведомлен, что бывший царский посланник в Китае князь Н. А. Кудашев «более не является представителем русского правительства» и что одновременно «уволен от должности управляющий Восточно-китайской железной дорогой генерал Хорват»77. Однако реакционный пекинский кабинет, всецело находившийся под контролем империалистических держав, продолжал поддерживать отношения с бывшей миссией царского правительства. Мало того, он предоставил убежище бандам Семенова, Калмыкова и других белогвардейских атаманов, использовавших территорию Северо-Восточного Китая в качестве плацдарма для ведения гражданской войны против Советской власти. Правительство РСФСР требовало от китайского кабинета прекращения этого курса, фактически являвшегося вмешательством во внутренние дела Советской России. Китайские представители, встретившиеся в апреле 1918 г. на станции Мациевской с советскими представителями для переговоров по пограничным вопросам, отказались выполнить требование Советской власти и весьма откровенно объяснили свою позицию тем, что «союзники еще не признали Русского Советского правительства и не дали Китаю указаний, что нужно ликвидировать семеновское движение» 78. 75 См. «Доклад Народного Комиссара по иностранным делам к V съезду советов»,— «Известия», 6.VIL1918, cтp. 7 76 См. «Известия», 5.VII. 1918, стр. 7, а также М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 10—11. 77 «Документы внешней политики СССР», т. 1, стр. 46. 78 Там же, стр. 229. 4* 51
Правительство РСФСР полагало, что все вопросы советско-китайских отношений будут решены в ходе переговоров между обеими державами на основе совместно принятых постановлений. В ноте, направленной в начале декабря 1917 г. китайскому посланнику, Народный Комиссариат по иностранным делам предлагал «составить смешанную русско-китайскую ликвидационную комиссию по вопросу Восточно-китайской железной дороги» 79. Однако китайское правительство не только не приняло этого предложения, но вообще в марте 1918 г. прекратило переговоры с РСФСР. Вновь сказалось давление империалистических держав, начинавших в то время вооруженную интервенцию на Советском Дальнем Востоке. Вскоре Японии удалось заставить пекинское правительство стать участником антисоветской интервенции. 16 мая 1918 г. было подписано секретное японо-китайское соглашение о совместных действиях против Советской России 80. 24 августа пекинское правительство уже сообщило об отправке своих войск в Россию. Китайские войска находились во Владивостоке, Хабаровске и в Забайкалье. Кроме того, во Владивостокский порт был послан китайский крейсер «Хай жун» 81, а на Амур прибыли китайские канонерки. Таким образом, китайские части приняли непосредственное участие в интервенции, которая причинила Советской стране большой ущерб, обрушила на мирное население русского Дальнего Востока бедствия и страдания. В соответствии с новым соглашением между Пекином и Токио интервенционистские китайские войска должны были подчиняться японскому командованию. Пользуясь этим кабальным для Китая соглашением, Япония ввела в район КВЖД свои войска численностью около 60 тыс. солдат и офицеров, а кроме того, оккупировала часть Северного Китая 82. Зная, что пекинское правительство всецело зависит от империалистических держав, что оно не единственное 79 Там же, стр. 47. 80 Mac Murray, Treaties and agreements with and concerning China, vol. II, New York, 192,1, pp. 1411—1415. 81 J. W. Morley, The Japanese thrust into Siberia, 1918, New York, 1957, p. 3. 82 См. M. С, Капица, Советско-китайские отношения, стр. 17—18. 52
правительство в стране и что народ Китая умышленно пытаются держать в неведении относительно предложений Советской России, правительство РСФСР 25 июля 1919 г. обратилось с посланием к китайскому народу и правительствам Южного и Северного Китая 83. Это был документ, излагавший программу Советской власти по установлению дружественных отношений с Китаем. В нем были повторены и разъяснены основные положения декрета о мире и вновь сформулирована позиция РСФСР в вопросе о пересмотре старых русско-китайских договоров. Советское правительство заявляло о своем отказе от «боксерской» контрибуции, которую китайское правительство все еще продолжало выплачивать ца|рскому посланнику. В обращении сообщалось (тоже не впервые) об отказе Советской власти от прав экстерриториальности в Китае и указывалось, что «ни один русский чиновник, поп и миссионер не смеют вмешиваться в китайские дела, а если он совершит преступление, то должен судиться по справедливости местным судом. В Китае не должно быть иной власти, иного суда, как власть и суд китайского народа». В заключение Советское правительство предлагало «китайскому народу в лице его правительства ныне же вступить... в официальные отношения». Этот важнейший документ, обнародованный в газете «Известия» 26 августа 1919 г., пекинское правительство семь месяцев скрывало от народа. Лишь в конце марта 1920 г. он был опубликован в китайской печати 84. Но и после этого, 4 апреля 1920 г., представитель пекинского министерства иностранных дел заявил, что его правительство не получало текста советской ноты 85. Однако очень скоро выяснилось, что эта версия была придумана для обмана общественного мнения, требовавшего установления дружественных отношений с РСФСР 86. В ответ на петицию студентов, призывавших 83 «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 221—223. 64 Пын Мин, История китайско-советской дружбы, стр. 72. 85 Р. А. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений между Советской Республикой и Китаем в 1917— 1924 гг., — «Исторические записки», № 65, М., 1959, стр. 11. 86 Вопрос о значении советского обращения для развития движения китайского народа за признание РСФСР освещен во II главе. 53
к открытию переговоров с Советской Россией, министерство иностранных дел опубликовало 11 апреля 1920 г. официальное заявление, в котором утверждало, что «дипломатия слабого государства не располагает большими силами, она действует, всегда опираясь на великие державы. Если мы сейчас будем действовать независимо, то встретим на практике много препятствий и вряд ли достигнем успеха. Поэтому сейчас нужно повременить» 87. Таким образом, пекинское правительство, по-прежнему находившееся под контролем держав, вопреки национальным интересам своей страны и своего народа отклоняло или игнорировало все предложения Советской власти. Пекинский кабинет принял даже специальные меры, чтобы предотвратить самостоятельные шаги пограничных властей по установлению контакта с Советами 88. Более того, 28 апреля 1920 г. в специальном циркуляре он предписал местным властям воспрещать публикацию выступлений в пользу установления советско-китайских дружественных отношений 89. Под предлогом борьбы с большевистскими идеями китайское правительство в конце апреля 1920 г. фактически предложило командующим войсками Цзилиньской и Хэйлунцзянской провинций пресекать всякое общение с Россией, для чего производить строгую цензуру бумаг, писем, телеграмм и печатных произведений, поступающих из России, наблюдать за приезжающими оттуда 90. Пекинское правительство, сохранявшее во многих городах Сибири и русского Дальнего Востока свои консульства, тем не менее отказывало Советской России в праве учредить хотя бы полуофициальное представительство в Китае. Все усилия Советского правительства, направленные на установление непосредственных отношений с правительством Северного Китая, результатов не дали. Из-за иностранной интервенции, в которой участвовал пекинский кабинет, и разгула белогвардейщины в Приморье, 87 Цит. по кн.: Пын Мин, История китайско-советской дружбы, стр. 126. 88 См. Р. А. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений..., стр. 11. 89 М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 38. 90 См. «Красное знамя», 28. IV. 1920, приложение. 54
Забайкалье и Приамурье Москва была лишена возможности прямых контактов с китайской столицей. «Внешним образом, — говорил в декабре 1919 г. на VII съезде Советов Г В. Чичерин, — обстоятельства складывались для нас неблагоприятно. Мы были отрезаны от стран Дальнего Востока»91. Но дело было не только в том, что Советская Россия была отрезана от Китая, Монголии -и Кореи территориально. Империалистические державы делали все для того, чтобы отрезать ее от народов этих стран также и политически и экономически. Они хотели уничтожить Советскую власть и уж во всяком случае оградить народы Востока от ее революционного влияния. Правительства империалистических держав отлично видели, что от того, удастся или не удастся им справиться с этой задачей, зависит прочность их позиций в угнетенных странах Востока. В. И. Ленин говорил, что у капиталистов «одна мысль: как бы искры нашего пожара не перепали на их крыши» 92. В своем стремлении к полной изоляции и удушению Советской власти державы подвергли РСФСР экономической блокаде и заставили пекинское правительство принять в ней участие. Районы русского Дальнего Востока, издавна находившиеся в тесном экономическом общении с Китаем и Монголией, теперь были лишены прежних возможностей взаимовыгодной торговли с ними. 11 января 1918 г. китайские власти объявили даже о закрытии границы с РСФСР. Эту акцию они объяснили желанием не допустить распространения коммунизма в своей стране. Добрососедские отношения пограничного населения России и Китая стали омрачаться многочисленными провокациями интервентов и белогвардейцев, участились пограничные конфликты. Сложившаяся обстановка крайне осложняла борьбу Советского правительства за прорыв блокады, за- установление дружественных отношений с народами угнетенного Востока. Но именно условия гражданской войны 91 «Отчет НКИД РСФСР VII съезду Советов», — «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 619. 92 В. И. Ленин, Речь перед агитаторами, посылаемыми в провинцию, — Сочинения, т. 26, изд. 4, стр. 467. 55
и интервенции требовали особенно интенсивной внешнеполитической деятельности в этом направлении. Советское правительство решило использовать для активизации дипломатической работы местные органы власти пограничных районов. Ха|рактерно, что это решение было подсказано снизу, живой практикой советских людей. В частности, Советы, действовавшие в пограничных районах Дальнего Востока, с самого начала взяли на себя не только функции управления местными делами, но стали активно помогать правительству в проведении внешней политики. Они считали одной из первоочередных своих задач налаживание дружественных отношений с соседним населением Китая, а также с китайцами, жившими в России. Осуществление этой задачи облегчалось давно сложившейся здесь практикой общения властей и населения пограничных районов 93. Во многих сибирских и приамурских Советах были учреждены международные отделы для пограничных сношений, в иных были избраны для этой цели специальные пограничные комиссары, утверждавшиеся затем Наркоминделом 94. 22 февраля 1918 г. Народный Комиссариат по иностранным делам обратился с инструкцией к международным отделам краевых Совдепов 95. «Мы от всей души, — говорилось в этом документе, — приветствуем возникновение таких отделов. Они в тесной связи с нами и под руководством центральных органов могли бы не только ис- 93 Общение китайского и русского населения пограничных областей происходило давно и особенно интенсивно развивалось после Айгунского договора 1858 г. Естественно, что между жителями смежных районов двух государств стали возникать различные вопросы, спорные торговые и иные дела, требовавшие вмешательства властей. Правительства России и Китая еще в XIX в. пришли к соглашению о создании для разрешения этих вопросов специальных пограничных властей. В России были учреждены пограничные комиссары, а в Китае — сначала даютаи, а затем — даоини. Должности пограничных комиссаров были учреждены в Кяхте (Забайкальская область), в Ново-Киевске (Приморская область) и в Благовещенске (Амурская область) (ЦГАОР, ф. 4417, oп. 1 д. 125, л. 1, а также д. 193, лл. 52, 55, 56). 96 Там же, стр. 109—111. 94 Во Владивостоке такой комиссар был назначен Народным Комиссариатом по иностранным делам («Документы внешней политики СССР», т. I, стр. 109). 56
поднять функции международных сношений с пограничными властями, но и облегчить работу центра по осведомлению о нуждах российских граждан за границей и даже принять участие в формировании кадра опытных консульских агентов». Международные отделы Советов должны были нести угнетенным народам Востока правду о Советской власти, о ее благородной внешней политике, о ее стремлении дружить с этими народами и помогать им в освободительной антиимпериалистической борьбе. Далее говорилось о том, что «в отношении к соседним народам надлежит руководствоваться принципами, изложенными в Декрете о мире, каковой Декрет вы должны широко распространять на местных языках». В заключительной части документа указывалось, что работники Советов должны выступать в печати, на митингах и всюду разъяснять, «что мы кладем первый Камень в создании совершенно новых отношений с народами Востока и что спасение их от опасности захвата, насилий и беззакония японско-европейских капиталистов и угнетателей заключается в тесном единении с народами социалистической России». Как видим, Советское правительство придавало большое значение контактам пограничных властей, усматривая в них одно из средств, способных облегчить установление дружественных отношений между Советской Россией и странами Востока. Очень характерно, что еще до образования ДВР все органы народной власти на Дальнем Востоке, выступавшие либо в форме Советов, либо в форме руководимых коммунистами земств, своей первоочередной задачей считали работу по налаживанию дружеских связей с соседним народом Китая. При этом они исходили из принципов и задач, провозглашенных в Декрете о мире и в обращениях Совнаркома ко всем трудящимся мусульманам России и Востока, а также к народу и правительствам Южного и Северного Китая. В любом общении с пограничными властями Китая, с отдельными китайцами или группами китайских граждан местные власти Дальнего Востока рассматривали себя в качестве полпредов Советской России и старались на практике показать интернационализм Советов, их готовность к дружбе и сотрудничеству с народом Китая. Интересен пример Амурского Нарревкома. В резуль- 57
тате мощного развития партизанского движения Советская власть в Амурской области была восстановлена уже в конце 1919 г. Однако территории, занятые белогвардейцами и интервентами, изолировали область от Советской России. 'В создавшихся условиях Амурский областной Нар- ревком вынужден был «вести свою самостоятельную областную иностранную политику постольку, поскольку это вызывалось жизненной необходимостью, вытекающей из пограничного положения... области» 96. При Нар- ревкоме было создано специальное Управление по иностранным делам, все усилия которого «были направлены к тому, чтобы, с одной стороны, наши дружественные отношения с соседями нимало не нарушались, а с другой, — сохранилось бы то положение в наших взаимоотношениях с иностранцами (главным образом с китайцами), которое существовало до сего времени»97. Как только из Амурской области были изгнаны белогвардейцы, Областной совет депутатов трудящихся приступил к налаживанию дружественного сотрудничества с китайскими соседями. Уже 21 февраля 1920 г. представители Совета вели переговоры с китайскими представителями — пограничным комиссаром [по-видимому, из города Хэйхэ (Сахалина)] и вице-консулом (очевидно, из Благовещенска) 98. Переговоры касались вопросов развития торгово-промышленных отношений между смежными районами двух стран. От имени Областного совета Яковлев просил китайских делегатов изложить свое мнение о желательных для Китая формах русско-китайского сотрудничества. В ходе оживленной беседы китайский вице-консул заявил, что его правительство и народ настойчиво стремятся к самому тесному сближению с Россией «как по политическим, так и экономическим вопросам» 99. Представители Совета по просьбе китайских делегатов подробно рассказали об организации промышленной и торговой деятельности в Советской стране, а также обратили внимание 96 «Из доклада секретаря Управления по иностранным делам при Амурском областном Нарревкоме от 2.ХЛ920 г.», — ЦГАОР, ф. 4417, on. 1, д. 31, л. 31. 97 Там же. 98 «Амурская правда», 26.11.1920, приложение. 99 Там же. 58
своих собеседников на большие возможности, которыми располагает Амурская область для развития экономического сотрудничества с Китаем. Вице-консул обещал сообщить пекинскому правительству и торгово-промышленным кругам Китая обо всем, что было выяснено на благовещенском совещании. Несмотря на запреты Пекина, китайские купцы вели весьма оживленную торговлю с Амурской областью. И население этого района, как отмечала «Амурская правда», давно находилось «в постоянных и непосредственных торговых сношениях с Китаем» 100. В условиях гражданской войны и хозяйственной разрухи в России Китай играл особенно большую роль в снабжении Благовещенска, а также других городов и районов русского Дальнего Востока продовольственными товарами 101. В августе — сентябре 1920 г. амурская делегация была направлена в Харбин, где вела с некоторыми китайскими фирмами переговоры о выполнении для Амурской области крупных заказов по обеспечению населения необходимыми продуктами. Эти переговоры затем были продолжены в Благовещенске 102. В частности, речь шла о покупке в Китае 90 тыс. пудов соли 103. В марте 1920 г в Верхнеудинске, очищенном от семеновских и колчаковских банд, была создана так называемая Временная земская власть Прибайкалья. Первым ее дипломатическим шагом было обращение к китайскому правительству со словами дружбы и привета. В этом обращении, которое было направлено не позже 25 марта 104, указывалось, что русский народ неповинен в политике, проводившейся по отношению к Китаю царем, а затем Колчаком и Семеновым. «Наша народная власть уверена в возобновлении дружеских 101 См. «Амурская правда», 12. III. 1920, стр. 4. — Стоимость вывоза по р. Амур из Китая на территорию русского Дальнего Востока составляла (в тыс. ам. долл.) в 1920 г. — 3912,4; в 4 921 г.— 1618,5 и в 1922 г. — 2244,3. 100 «Амурская правда», 26.IX. 1920, стр. 4. 102 «Шанхайская жизнь», 11. IX. 1920, стр. 3. 103 «Шанхайская жизнь», 8.IX. 1920, стр. 2. 104 В сборнике «Документы внешней политики СССР» (т. II, стр. 426) это обращение датировано 27 марта 1920 г., но тут вкралась ошибка, ибо в другом послании земской власти к генеральному китайскому консулу в Урге, где имеется точная дата — 25 марта (см. там же, стр. 420), говорится о первом документе, как об уже направленном китайскому правительству. 59
торговых отношений с открытием китайской границы, с отозванием китайских войск с нашей территории...». Далее выражалась мысль об одинаковой заинтересованности русского и китайского народов в разгроме белогвардейщины и недопущении ее на территорию Китая 105. С дружественным посланием к Китаю об|ратилось также временное правительство Приморской областной земской управы, где вначале, до засилья меньшевиков и эсеров, коммунисты играли руководящую роль. 20 марта 1920 г. китайскому представителю во Владивостоке был вручен меморандум, в котором земская управа провозглашала свое стремление к установлению дружеских и деловых отношений с Китаем во имя прогресса и процветания обоих народов. Большое место отводилось в меморандуме характеристике обстановки, сложившейся в полосе отчуждения КВЖД. Земская управа требовала от Китая принятия действенных мер для обуздания концентрировавшейся там белогвардейщины. В мае временное правительство направило в Пекин свою официальную делегацию, которую возглавлял А. Ф. Агарев 106. Вопросы взаимоотношений с Китаем волновали не только местные органы народной власти русского Дальнего Востока. Ими занимались и штабы партизанских отрядов, сражавшихся против белогвардейцев в пограничных районах. Для таких отрядов позиция местных китайских властей и населения была отнюдь не безразлична. Белогвардейцы часто использовали китайскую территорию для нападения на советских партизан, вели лживую антисоветскую агитацию среди китайского населения, пытаясь привлечь его на свою сторону. Иногда им даже удавалось втянуть в свои банды некоторое число обманутых китайцев. Один из активных участников партизанского движения в Забайкалье, К. Е. Боросов, рассказывает, что штабу партизан «необходимо было преодолеть это влияние (белогвардейцев. — М. И.), завоевать уважение и к себе, и к той военной силе, которая действовала под его руководством, а также убедить китайские власти и население в том, что 105 ЦГАОР, ф. 3116, on. 1, д. 12, л. 33, а также ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 32, л. 26. 100 М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 48. 60
конечная победа будет за нами, а не за белогвардейцами и интервентами» 107. Для решения всех этих задач партизанский штаб в мюле 1919 г. назначил специального уполномоченного при китайских властях приаргуньских районов. В его сферу действия включалась пограничная полоса из семи китайских кордонов. К. Е. Воросову, который как раз и был этим уполномоченным, приходилось не раз вести переговоры с китайскими властями по весьма широкому кругу вопросов: о передвижении китайцев по русской территории, о торговле китайских купцов в районах расположения партизанских частей и т. д. Партизанам удалось установить очень хорошие отношения со своими соседями, развивалась торговля, и нередки были случаи, когда китайские купцы серьезно помогали партизанам, поставляя им в кредит медикаменты, перевязочные материалы и другие товары. Свои долги китайцам партизанский штаб старался вернуть досрочно и во всяком -случае без опоздания. В результате, пишет К. Е. Боросов, «пришло время, когда китайские власти и население стали признавать штаб партизан Восточного Забайкалья и доверчиво относиться к его уполномоченному. Нам удалось сохранить добрососедские отношения с китайцами до конца борьбы с белыми» 108. Таким образом, несмотря на позицию пекинского правительства, к началу 1920 г. возникли первые контакты между местными органами власти русского Дальнего Востока и Китаем. Значение этих контактов для советско-китайских отношений в тот период не следует, однако, преувеличивать. Китайские воинские части пока еще оставались на советской земле в качестве союзников японских интервентов, русско-китайская граница официально оставалась на замке, и торговля между пограничными областями двух стран была воспрещена. Пекинский кабинет продолжал оказывать гостеприимство белогвардейским войскам, признавать и поддерживать царских дипломатов. КВЖД была оккупирована японскими войсками, белогвардейцами и частями китайских милитаристов. 107 К. Е. Воросов, Спасибо китайским друзьям, — сб. «Красногвардейцы и партизаны», Чита, 1957, стр. 109. 108 Там же, стр. 110. 61
Оставались нерешенными все важнейшие проблемы советско-китайских отношений: о пересмотре старых договоров и выработке новых, об отмене контрибуции и ликвидации бывшего царского представительства в Китае, об установлении дипломатических и торгово- консульских отношений, о статуте КВЖД и освобождении ее от оккупантов. Тем не менее к весне 1920 г. уже отчетливо обнаружился процесс быстрого нарастания сил, боровшихся за советско-китайскую дружбу. Этот процесс был тесно связан с успехами Красной Армии на фронтах гражданской войны. Разгромив Колчака и очистив от интервентов и белогвардейцев Сибирь, она подготовила благоприятные условия для последующего изгнания интервентов с Дальнего Востока. Укрепилось внутреннее и международное положение Советской России. Советская власть к тому времени уже разработала подробную программу установления и развития дружественных отношений с Китаем и ценой больших усилий довела ее до сведения китайской общественности. После этого движение китайского народа за признание новой России, за прекращение антисоветской интервенции стало мощным фактором советско-китайского сближения. Боевое революционное содружество двух народов Пекинское правительство и феодально-компрадорские круги, интересы которых оно выражало, делали вое возможное, чтобы не допустить распространения в Китае правды о Великой Октябрьской социалистической революции, о внутренней и особенно внешней политике Советского государства. Тем не менее Октяб|рьская революция и первые мероприятия Советской власти были столь необычны и потрясающи, что даже реакционная пресса в Китае не могла их замолчать. Против собственной воли она сама распространяла вести о русских событиях, хотя и сопровождала их клеветническими комментариями и лживыми домыслами. Ио клевета и ложь имели короткую жизнь. Из революционной России до середины 1918 г. вернулись примерно 40 тыс. китайских рабочих. Они рассказывали правду о Великом 62
Октябре и распространяли ее в самых широких слоях китайского народа. Много сделала для распространения правдивой информации о социалистической революции в России сунь-ятсеновская газета «Миньго жибао» — орган демократических кругов национальной буржуазии. Таким образом, китайский народ вопреки усилиям реакции все же получил некоторую возможность узнать правду о русской революции. По-разному восприняли Октябрьскую революцию и первые акты Советской власти разные классы и социальные слои Китая. Реакционные круги, тесно связанные с иностранным капиталом, встретили Октябрь резко враждебно, ибо поняли, каково будет его влияние на китайский народ. В этом отношении характерно выступление журнала «Тайпинян», выражавшего взгляды компрадоров. Он обрушился на Октябрьскую революцию и большевиков с градом гнусных обвинений. В номере от 15 ноября 1917 г. журнал поместил статью, в которой называл Октябрьскую революцию «бессмысленным бунтом толпы, подстрекаемой крайними во главе с Лениным» 109. Автор призывал китайскую буржуазию и военно-феодальную бюрократию извлечь урок из русских событий, с тем чтобы предотвратить социальную революцию в Китае. Но даже на эти реакционные круги большое впечатление произвел отказ Советской России от неравноправных договоров со странами Востока и провозглашение ею права всех народов на независимость и суверенитет. Один из сотрудников китайского посольства в России вынужден был признать в беседе с корреспондентом «Известий», что «Декрет о мире... произвел в Китае сильное впечатление широким гуманизмом... и объявлением уничтоженными и утратившими силу всех тех договоров и соглашений, которые были насильственно исторгнуты у Китая, как и у других народов» 110. Горячо приветствовала Октябрь и особенно внешнюю политику Советской власти та часть национальной бур- 100 Цит. по ст.: Ю. М. Гарушянц, Первые отклика на Великую Октябрьскую социалистическую революцию в Китае, — «История СССР», 1962, № 1, стр. 194. 110 «Известия», 6.VI.1918, стр. 5. 63
жуазии, которую представляли левые гоминьдановцы, возглавляемые Сунь Ят-сеном. Утратив к тому времени иллюзии в отношении империалистических держав, Сунь Ят-сен и его партия под влиянием Октябрьской |революции все с большей надеждой стали обращать взоры к Советской России, ибо в ней они начинали видеть своего союзника в предстоящей освободительной борьбе. Революционная национальная буржуазия Китая активно выступила в поддержку РСФСР, защищая ее от клеветнической антисоветской кампании, организованной империалистами. Уже в начале 1918 г. Сунь Ят-сен призывал признать РСФСР, затем направил приветственную телеграмму Советскому правительству и В. И. Ленину. От имени гоминьдана он выразил высокое уважение к борьбе большевиков и надежду на то, «что революционные партии Китая и России сплотятся воедино и будут вести совместную борьбу»111. Характерно, что именно мелкобуржуазное студенчество, шедшее за Сунь Ят-сеном, стало в 1918 г. инициатором массовой народной борьбы за разрыв военных японо-китайских соглашений и вывод китайских интервенционистских войск из Советской России. Передовые представители революционной интеллигенции благодаря Октябрьской революции обратились к марксизму. Одним из первых и выдающихся китайских марксистов был Ли Да-чжао. Именно он впервые в Китае дал правильную оценку социалистической революции в России. Он подчеркнул ее принципиальное отличие от французской буржуазной революции и указал на то, что Октябрь открывает собой новую эпоху освобождения человечества от пут капитализма. В ноябре 1918 г. в журнале «Синь циннянь» Ли Да- чжао писал: «Как первый тунговый лист, упавший с ветки, говорит о приближении осени, так и революция в России предвещает новые великие события. Хотя большевизм создан русскими, его идеи являются идеями всеобщего пробуждения, которое произошло в XX столетии в сердцах человечества» 112. 111 Цит. по кн.: М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 22. 1,2 Цит. по кн.: Пын Мин, История китайско-советской дружбы, стр. 70. 64
Первым значительным свидетельством того, что китайский пролетариат глубоко воспринял революционные идеи Октября, было «движение 4 мая» 1919 г. В ходе этого движения рабочий класс стал на путь политической борьбы, а затем сделался важнейшей и руководящей силой антиимпериалистической и антифеодальной революции китайского народа. В процессе «движения 4 мая» все больше революционных интеллигентов стало переходить на позиции марксизма (Ли Да-чжао, Цай Хэ-сэнь, Дун Би-у, Мао Цзэ-дун, Лю Шао-ци, Чжоу Энь-лай, Дэн Чжун-ся, Цюй Цю-бо и др.). Китайские марксисты призывали рабочий класс идти по пути русских, и этот призыв находил понимание среди все более широких слоев пролетариата. Господствующие классы Китая были очень напуганы ростом революционного движения в стране и усилением влияния освободительных идей Октября на китайский народ. Правительственные газеты то и дело писали о проникновении в Китай русского «экстремизма» и требовали энергичных мер пресечения. В мае 1919 г. великий Лу Синь весьма ярко описал паническое настроение правящих китайских кругов и меры, принятые ими для спасения от революционного влияния России: «В последнее время часто слышим „экстремизм пришел”, в газетах постоянно читаем „экстремизм пришел” Сильно недовольны этим имущие. Страшно обеспокоены чиновники, которые хотят не допустить возвращения на родину китайских рабочих из России, советуют остерегаться русских. Полицейское управление разослало циркуляр с целью установить: „не создает ли свои учреждения партия экстремистов"» 113. Однако усилия правительства не давали желаемых результатов. Симпатии китайского народа к первому в мире рабоче-крестьянскому социалистическому государству росли день от дня. Они проявились еще в 1918 г. в массовых выступлениях, направленных против участия Китая в антисоветской интервенции, а затем в народном 113 Цит. по ст.: Ю. М. Гарушянц, Первые отклики на Великую Октябрьскую социалистическую революцию в Китае, стр. 494. 5 М. А. Персиц 65
антиимпериалистическом движении, составной частью которого стала борьба за признание Советской России. Огромное влияние оказали идеи Великого Октября на китайцев, проживавших в России. В течение многих лет в Россию направлялись китайские эмигранты, искавшие на чужбине работу и средства к существованию. Большая их часть оседала на дальневосточной окраине, где и образовалась самая большая китайская колония в России. Конечно, многие затем разъехались по другим районам страны. Во время первой мировой войны царское правительство по соглашению с пекинским кабинетом проводило в Китае вербовку рабочих на всевозможные тыловые работы. Наряду с этим не прекращалась стихийная эмиграция обездоленных трудящихся из китайских городов и деревень. В 1920—1922 гг. на русском Дальнем Востоке проживало, по всей видимости, не менее 150—200 тыс. китайцев 114. Большинство из них были рабочими и крестьянами, занимавшимися физическим трудом в промышленности, торговле или в сельском хозяйстве России 115. Понятно, с какой силой воздействовали идеи Октябрьской революции на китайцев, угнетенных и забитых в своей родной стране и вдруг почувствовавших себя на чужбине равноправными и свободными. Уже в начале 1917 г. в России стали создаваться союзы китайских граждан, преобразованные после Октябрьской революции в союзы китайских рабочих. Совет Народных Комиссаров признал за ними право представлять и за- 114 По данным переписи 1926 г., всего в РСФСР насчитывалось 80 986 китайцев — китайских подданных. Из них в Дальневосточном крае проживало 68 317 человек («Всесоюзная перепись населения 1926 г.», т. IX, М., 1929, стр. 61). В 1920—1922 гг. количество китайских граждан в России было значительно большим, ибо эвакуация их на родину особенно интенсивно могла идти лишь после окончания гражданской войны. Журнал «Экономическая жизнь Дальнего Востока» (№ 5—6 за 1922, стр. 177) утверждал, что в 1922 г. «на территории Дальнего Востока находилось до 200 тысяч китайцев». 115 И. П. Шарапов в своей книге «Очерки по истории Ленских золотых приисков» (Иркутск, 1949, стр. 187) указывает, например, что на Ленских золотых приисках в годы войны китайцы и корейцы составляли более 70% общего числа рабочих. Дальбюро ЦК РКП (б) в августе 1922 г. отмечало, что в Нерчинском уезде «в настоящее время до 4000 китайских и корейских рабочих, что составляет около 50% общего числа рабочих Нерчинского уезда» (ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 75, л. 366). 66
щищать интересы китайских трудящихся в РСФСР 116. В декабре 1918 г. местные союзы китайских рабочих объединились в общероссийскую революционную организацию с Центральным комитетом в Москве. Отделения этого союза на местах работали в тесном единстве с общественными организациями трудящихся РСФСР, изучали и заимствовали их опыт. Характерно, что председатель Центрального комитета Лю Цзэ-жун (Лау Сиу-джау) был одновременно членом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от китайских трудящихся, а также присутствовал на первом и втором конгрессах Коминтерна 117. Союзы были первыми китайскими пролетарскими организациями, подобных которым еще не было даже в Китае. Их роль для китайского рабочего движения трудно переоценить. В. И. Ленин придавал большое значение союзам, следил за их работой, всячески поддерживал ее. Когда, беседуя с В. И. Лениным, Лю Цзэ-жун показал свое удостоверение, выданное Наркоминделом, то Ильич написал на нем: «Со своей стороны очень прошу советские учреждения и власти оказывать всяческое содействие тов. Лау Сиу-джау» 118. Уезжая в ноябре 1920 г. в Китай, Лю Цзэ-жун писал Владимиру Ильичу, что приносит «большую благодарность» за всегдашнее хорошее отношение к нему и в особенности «за внимательное и отзывчивое отношение» к возглавляемому им союзу 119. Глубочайший и прекрасный смысл произведенных Октябрем перемен проник в сознание китайцев, живших в России, ибо они трудились вместе с теми, кто творил и защищал социалистическую революцию, ибо увидели, как в новой республике охраняют их гражданские права и уважают человеческое достоинство. Рост классового сознания китайских трудящихся в России шел быстро. Это проявилось прежде всего в том, что с первых дней интервенции китайцы приняли самое активное участие в боях за Советскую власть. 116 См. Лю Цзэ-жун (Лау Сиу-джау), Встречи с великим Лениным,— «Вопросы истории КПСС», 1960, № 2, стр. 192. 1,7 «Друг издалека. Документы из истории грузинско-китайской дружбы», Батуми, 1958, стр. 113—114. 118 Лю Цзэ-жун, Встречи с великим Лениным, стр. 193. 119 ЦПА ИМЛ, ф. 461, ед. хр. 32670, л. 1. 5* 67
Более 40 тыс. китайцев геройски сражалось против белогвардейцев и интервентов. На фабриках, заводах, в воинских частях китайцы стали вступать в ряды РКП (б) создавали свои национальные коммунистические ячейки. Происходил величайшей важности исторический процесс — десятки тысяч китайских пролетариев, оказавшись в России, осознали необходимость советско-китайской дружбы для спасения Китая от колониального гнета и необходимость единства трудящихся двух стран для освобождения китайских рабочих и крестьян. В полосе отчуждения КВЖД и в Дальневосточной республике имелись дополнительные обстоятельства, которые давали Советской России тысячи сторонников среди трудящихся китайцев. Это — звериный расизм белогвардейских атаманов, подвергавших китайцев грабежу и насилиям только на том основании, что у них желтая кожа. Очевидец — белый офицер, скрывавшийся под псевдонимом «Даурец», сообщал о том, что семеновцы буквально охотились за «ходями», как презрительно они называли китайцев, убивали и грабили их, ибо за «ходю» наказания не полагалось 120. Белогвардейщина стала для китайских трудящихся живым воплощением царского колониализма и рассматривалась ими как сила, враждебная не только Советской России и ДВР, но и Китаю. Тесное дружественное сотрудничество русских и китайских трудящихся развивалось не только в Советской России, но и на землях Китая. В полосе отчуждения КВЖД царское правительство поселило десятки тысяч русских граждан. Оно рассчитывало таким образом создать опору своему колониальному господству в Северо-Восточном Китае. По архивным данным, к началу 1921 г. в полосе отчуждения насчитывалось примерно 200 тыс. русских 121 По всей видимости, в это число не входил офицерский и рядовой состав белогвардейских частей, превративших зону КВЖД в плацдарм для антисоветских походов и провокаций. Среди русского населения полосы отчуждения большой процент составляли служащие, работавшие в уп- 120 Н. П. Даурец, Семеновские застенки (записки очевидца), Харбин, 1921, стр. 9, а также стр. 57, 61. 121 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 105, лл, 1, 3. 68
равлении КВЖД, в многочисленных административных, почтовых и иных учреждениях, инженерно-технический персонал и военнослужащие из частей охраны. Весьма велик был удельный вес рабочих, трудившихся в депо, на железнодорожных путях, в ремонтных мастерских и других предприятиях. Их было не менее 50—60 тыс. Бок о бок с ними трудились китайцы. Подвергаясь всяческой дискриминации со стороны царских властей, они в то же время видели братское к себе отношение русских рабочих, тысячи из которых были тесно связаны с Российской коммунистической партией. Эти связи возникли задолго до октября 1917 г. Харбинская большевистская организация вела революционную работу на КВЖД еще в период первой русской революции. Особое внимание большевики уделяли политическому просвещению китайских рабочих, заботились об укреплении их дружбы с русскими пролетариями. После Октябрьской революции под руководством большевиков развернулась совместная революционная борьба русских и китайских рабочих против белогвардейцев и интервентов, использовавших КВЖД для снабжения войск Колчака. Особенно ярким выражением боевой солидарности русских и китайских пролетариев была всеобщая стачка на КВЖД в июле — августе 1919 г. Она парализовала работу дороги в течение целого месяца, чем оказала значительную помощь Красной Армии в разгроме колчаковских войск 122. Именно во время забастовки стали появляться на Северо-Востоке китайские партизанские отряды, которые вели боевые действия против японских и белогвардейских войск. Немало было случаев, когда и китайские войска выступали в поддержку забастовщиков. Известно, например, вооруженное выступление китайской воинской части, попытавшейся освободить из белогвардейского плена группу русских руководителей забастовки 123. Июльско-августовская политическая стачка 1919 г., резюмирует А. Н. Хейфец, исследовавший ее историю, «была проведена успешно благодаря единству действий и сплоченности русских и китайских рабочих КВЖД, 122 А. Н. Хейфец, И истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920 гг. - «|Водросы истории», 1958, № 4, стр. 127—145. 123 Там же, стр. 141 — 142. 69
благодаря сочувственному отношению к их борьбе со стороны трудового китайского населения и китайских солдат Северного Дунбэя» 124. Единство русского и китайского пролетариата проявлялось и в последующие годы. Оно стало силой, успешно противодействовавшей осуществлению планов империалистов, белогвардейцев и китайской реакции. Японские интервенты и белогвардейцы превратили зону КВЖД в важнейшую базу агрессии против Советской страны. США фактически поддерживали эти действия, ибо, как указывалось в заявлении представителей американских монополистических кругов, «опасность японского влияния на Востоке все-таки предпочтительнее опасности продвижения большевизма с Запада» 125. Интервенты и их белогвардейская агентура пытались направить русское и китайское население полосы отчуждения друг на друга и превратить отношения этих двух национальных групп в постоянный источник конфликтов между Китаем и революционной Россией. После того как в декабре 1917 г. китайские милитаристы по указке иностранных держав разогнали Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов, власть в полосе отчуждения была захвачена белогвардейцами, за спиной которых стояли интервенты. Реакция обрушилась на передовую часть русского пролетариата, которая наиболее активно боролась за дружбу Советской России и Китая. За 1918 и 1919 гг. белогвардейцы убили и выслали за пределы полосы отчуждения более 200 рабочих-революционеров 126. Они душили революционную печать, установили полицейский режим, преследовали демократические слои русского населения. Репрессии особенно усилились после окончания стачки 1919 г. Политический террор сопровождался мерами экономического давления. Под различными предлогами администрация дороги начала увольнять с работы неугодных рабочих, заменяя их бежавшими из России белоэмигрантами 127. Коммунисты, вынужденные уйти в подполье, боролись за объединение всех демократических сил полосы 124 Там же, стр. 142. 125 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 3.VIII.1920, стр. 2 126 ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 2, л. 17. ’27 ЦПА ИМЛ, ф. 461, ед. хр. 32311, л. 1. 70
отчуждения для активного противодействия интервентам, белогвардейцам и китайской реакции. Работа коммунистов дала положительные результаты. 27 января 1920 г. была образована так называемая Объединенная конференция профессиональных союзов, политических партий и народных организаций в зоне КВЖД 128. Она объединяла 15 тыс. членов, представлявших более 50 демократических организаций, в том числе кооперативные, студенческие, журналистские и другие общества 129. Создавая этот единый демократический фронт, большевики считали, что одной из важнейших его задач должно быть всемерное укрепление дружбы и сотрудничества русского и китайского народов, решительная защита этой дружбы от сил, стремившихся ее разрушить. Председатель Объединенной конференции Н. И. Горчаковский, характеризуя обстановку, в которой была создана эта организация, указывал на создавшуюся тогда угрозу подрыва русско-китайского сотрудничества. Он говорил, что «в то время... генерал Хорват и атаман Семенов были в силе и при содействии японцев поработили население Забайкалья, Маньчжурии, Приморской и других областей. Хорват пытался основать в зоне КВЖД постоянную базу для гражданской войны. Его тесная связь и зависимость от японцев, его сообщничество с грабителем Семеновым и его индифферентность к хищению государственной собственности и железнодорожного достояния — все это грозило привести к тяжелым последствиям для населения и к разрыву наших дружественных взаимоотношений с Китаем» 130. Далее Горчаковский говорил о том, что для противодействия этим силам «была образована Объединенная Конференция, ставившая своей задачей свержение колчаковского режима и восстановление мирной жизни в сотрудничестве с китайским народом» 131. Благодаря поддержке широких народных масс Конференция, как говорил Н. И. Горчаковский, «завоевала себе относительное право гражданства», т. е. право на легальное существование и работу 132. По определению 128 ЦГАОР, ф. 942, oп. 1, д. 52, л. 76. 129 «Шанхайская жизнь», 27.Х.1920, стр. 2. 130 Там же. 131 Там же. 132 ЦГАОР, ф. 942, oп. 1, д. 52, л. 76. 7/
Дальбюро ЦК РКП (б), она стала «революционным органом полосы отчуждения» 133. Конференция была принята в ведение Дальневосточной республики и финансировалась ею 134. Почти два года она была выразителем интересов и защитником прав демократических слоев населения полосы отчуждения и более девяти месяцев, до появления в Харбине и других городах уполномоченных читинского правительства, являлась единственным представителем Дальневосточной республики в этом районе Китая 135. В это время Конференция выполняла многочисленные консульские функции. Она установила связь и неофициальные отношения с местными китайскими властями, представителями пекинского кабинета и иностранными консулами 136. С первых дней своего существования Конференция потребовала от Хорвата подчинения временному правительству Приморской областной земской управы. Отказ Хорвата заставил Конференцию 6 февраля 1920 г. обратиться с нотой ко всем находившимся в Харбине консулам, с тем чтобы они заставили генерала уйти в отставку. В ноте указывалось, что если китайские власти и иностранные консулы не примут решительных мер по отношению к Хорвату и не предотвратят концентрации в полосе отчуждения контрреволюционных сил, то Конференция не сможет удержать массы от политического выступления 137. Но и это предупреждение не возымело- действия, что вынудило Конференцию призвать русских и китайских рабочих к политической забастовке. Она началась 13 марта, после отклонения Хорватом ультиматума с требованием сложить власть в 24 часа. Объявляя забастовку, Конференция декларировала, что «русские передовые массы в Маньчжурии не пося- 133 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 12, л. 197. 134 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 37, л. 46. 135 Объединенная конференция самораспустилась в конце- 1921 г., после того как Дальбюро ЦК РКП (б) 19 сентября 1921 г. вынесло решение о том, что вопрос о дальнейшем существовании Конференции передается на разрешение в Харбин (ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 61, л. 177). К тому времени уже упрочились полу- консульские-полуполитические представительства ДВР в важнейших пунктах полосы отчуждения. Таким образом, у Конференции отпала часть фактически существовавших у нее функций. 136 ЦГАОР, ф. 942, oп. 1, д. 52, л. 76. 137 ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 2, л. 37. 72
гают на суверенитет Китая» в зоне КВЖД и «желают жить в полном мире и согласии с китайским республиканским народом». Затем указывалось на то, что «никогда еще стремления и интересы китайского и русского населения не сближались так, как сейчас» 138. В одном из своих воззваний Центральный стачечный, комитет призывал китайских рабочих поддержать (русских пролетариев в борьбе и выражал уверенность, что среди китайских трудящихся «не найдется предателей дела русских рабочих»139. Эта уверенность полностью подтвердилась. Забастовка, охватившая всю линию КВЖД, была активно поддержана китайскими рабочими и стала всеобщей. Н. И. Горчаковский отмечал даже, что она «поддерживалась и приветствовалась всем населением» 140. Хорват вынужден был подать в отставку и отправиться в Пекин. Китайские власти заявили, что берут в свои руки административную власть в полосе отчуждения 141. Однако фактически господствовали в зоне КВЖД все же белогвардейцы и интервенты, продолжавшие при попустительстве китайских властей прежнюю политику, направленную против народов Китая и Советской России. Задачи ДВР в установлении дружественных советско-китайских отношений. Внешнеполитический аппарат ДВР Военная и политическая обстановка, в которой была создана ДВР, потребовала от буферной республики активной внешнеполитической деятельности. Наряду с борьбой за предотвращение войны с Японией, которая являлась главной задачей ДВР, республике предстояло подготавливать условия для быстрейшего решения не решенных еще вопросов советско-китайских отношений, добиваться сближения, сотрудничества и дружбы между Китаем и РСФСР. 138 Там же, л. 38. 139 В. Солодовник, Борьба за Советскую власть в полосе отчуждения КВЖД, — «Дальистпарт. Сборник материалов по истории революционного движения на Дальнем Востоке», кн. III, Владивосток, 1925, стр. 75—76. 140 «Шанхайская жизнь», 27.X.1920, стр. 2. 141 «Исторический обзор КВЖД», т. I, Харбин, 1923, стр. 597. 73
Разумеется, ДВР не разрабатывала собственного внешнеполитического курса и всегда руководствовалась ленинскими принципами советской внешней политики, «которые были провозглашены в Декрете о мире, в обращениях Совнаркома ко всем трудящимся мусульманам России и Востока, к народу и правительствам Южного и Северного Китая и в других документах. В упомянутом выше постановлении пленума ЦК РКП (б) от 12 января 1921 г. было ясно сказано, что «внешняя политика ДВР целиком подчиняется РСФСР. Все дипломатические мероприятия и заявления ДВР принципиального характера делаются с санкции ЦК РКП (б) или НКИД» 142. В дополнениях к «Кратким тезисам о Дальневосточной республике», принятым этим пленумом ЦК, были четко определены задачи дипломатии ДВР. «Сохраняя ДВР, как переходное государственное образование, — указывалось в этом документе, — дипломатические мероприятия органов власти ДВР должны сводиться к скорейшему установлению непосредственных отношений РСФСР с иностранными державами» 143. Несоветская форма буферного государства должна была облегчить ему открытие переговоров с пекинским кабинетом, отклонявшим под давлением держав предложения Советской власти. ДВР должна была способствовать постепенному созданию благоприятных условий для восстановления официальных отношений между Советской Россией и Китаем. Уже в апреле 1920 г. в первом внешнеполитическом акте ДВР — в обращении Учредительного съезда трудящихся Забайкалья к правительствам и народам всего мира — указывалось, что «Дальневосточная Республика стремится установить добрососедские дружественные отношения со всеми странами, которые непосредственно с ней соприкасаются и граждане которых находятся на ее территории» 144. Таким образом, этот документ подчеркивал особую заинтересованность ДВР в установлении дружбы с Китаем. Действенное средство борьбы за дружбу с Китаем ДВР видела также в максимальном развитии взаимо- 142 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 55, л. 28. 143 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. |1, д. 118, л. 44, а также ф. 17, оп. 2. д. 55, л. 28. 144 «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 445. 74
выгодного экономического сотрудничества, с ним и прежде всего, конечно, торговли. В обращении Учредительного собрания к китайскому народу и его правительству от 24 марта 1921 г. было сказано, что русский народ «хочет создания твердых договорных отношений, которые дали бы возможность населению ДВР и Китая возобновить правильную и нормальную торговлю и этим способствовать благосостоянию обоих народов» 145. Дальневосточной республике предстояло вступить в контакт с центральными и местными китайскими властями, с тем чтобы добиться учреждения своих политических и экономических представительств в столице, а также в других городах Китая. Лишь в этом случае можно было создать элементарно необходимые условия для развития торговых и иных отношений с Китаем, а также гарантировать многотысячное русское население полосы отчуждения от произвола белогвардейцев и империалистов. Предметом самых непосредственных и ближайших забот ДВР было укрепление фактически существовавшего сотрудничества между пограничными властями и населением двух республик. Перед буферным государством стояла задача всячески способствовать расширению этого сотрудничества, устраняя с дороги все, мешающее его нормальному развитию. Помимо большой обоюдной выгоды, такие отношения могли серьезно способствовать распространению в Китае правды о Советской России и ее внешней политике, а следовательно, облегчить дело установления официальных взаимоотношений правительств РСФСР и Китая. В связи с этим читинское правительство должно было обеспечить действенную защиту интересов и имущества китайских граждан, находившихся на территории ДВР, и взять на себя инициативу в разрешении многочисленных вопросов, возникавших в процессе общения русского и китайского пограничного населения. Для решения возлагавшихся на ДВР больших и ответственных внешнеполитических задач был сформирован специальный аппарат — Министерство иностранных дел. Уже 16 апреля 1920 г., через десять дней после провозглашения Дальневосточной республики, заместитель наркома по иностранным делам Л. М. Карахан торопил 75
с формированием министерства. «Передайте...— телеграфировал он Дальбюро ЦК РКП (б),— необходимости скорейшего создания Министерства и назначения министра иностранных дел»146. Задача была не из легких ибо даже Наркоминдел РСФСР не имел достаточно работников с нужной подготовкой для ведения дипломатической работы. Тем не менее, придавая огромное значение ДВР, партия выделила из своих рядов необходимых людей. Ввиду того что А. М. Краснощеков, являвшийся председателем правительства и одновременно' министром иностранных дел, в то время был серьезно болен, формирование мидовского аппарата пришлось осуществлять. Б. 3. Шумяцкому 147. Сообщая в НКИД о начале своей работы, Б. 3. Щумяцкий писал, что «принял от Краснощекова только- двух работников — секретаря и завхоза» 148. Но уже в августе 1920 г. МИД имело Отдел внешних сношений в составе пяти специалистов, знавших все основные европейские языки, одного япониста и двух китаистов, Информационный отдел в составе трех работников, а также отделы: шифровальный, хозяйственно-финансовый и секретариат, состоявшие в общей сложности из восьми человек. Кроме того, в аппарате работало два переводчика 149. Такова была первоначальная структура министерства. Затем она не раз менялась, постепенно приспосабливаясь к конкретным условиям международных отношений на Дальнем Востоке. Большая часть дипломатической работы Министерства иностранных дел была связана с Китаем, отношения с которым, пусть чаще полуофициальные, чем официальные, вскоре приобрели постоянный характер и были весьма интенсивны. Уже 3 февраля 1921 г. в составе Дипломатического отдела 150 был образован китайский подотдел. Самый 146 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 10, л. 18. 147 В ДВР Б. 3. Шумяцкий выступал под псевдонимом А. Червонный. 148 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 40, л. 14. 149 Там же. 150 Названия этого основного отдела часто менялись: Отдел внешних сношений, Дипломатический отдел и, наконец, Политический отдел. 76
факт его создания свидетельствовал о большой работе Министерства иностранных дел, направленной на установление тесной дружбы с китайским народом. В постановлении правительства было указано, что в связи с перегруженностью Дипломатического отдела министерства «делами, связанными с защитой иностранных подданных, не вошедших с нами в официальные дипломатические сношения, и, принимая во внимание, что на территории Республики проживает главным образом очень большое число подданных Китайской Республики, правительство Дальневосточной Республики постановило: впредь до назначения в Читу китайского посла, разрешить министру иностранных дел учредить при Дипломатическом отделе Министерства Китайский подотдел специально для защиты китайских подданных, пребывающих в пределах ДВР»151. Первая половина 1921 г. характеризовалась значительным расширением дипломатических и торговых контактов с Китаем, в связи с чем с 1 июня 1921 г. китайский подотдел был преобразован в Отдел по делам Китая 152. К сожалению, уже в начале августа 1921 г. этот отдел пришлось расформировать и восстановить прежнее положение 153. Это объяснялось крайне тяжелым финансовым состоянием ДВР. Партия потребовала максимального сокращения расходов на содержание управленческого аппарата. Сократили штаты и в Министерстве иностранных дел. Вскоре были слиты самостоятельно существовавшие экономический и правовой отделы, упразднено управление делами 154. О структуре МИД некоторое представление дает следующая фраза из официального отчета Политического отдела за время с февраля 1921 г. по февраль 1922 г.: «Политотдел МИД состоит из следующих составных частей: Зав. отделом и подотделы — китайский, японский и европейско-американский, и секретарь политотдела». При этом «фактически работают только два подотдела: европейско- американский и китайский; специально японского подотдела не было, а дела, имеющие отношение к Японии, исполнялись заведующим китайским подотделом...» 155. 151 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 51, л. 43. 152 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 306, л. 14. 153 ЦГАОР, ф. 4401 оп. 11, д. 46, л. 79. 154 Там же, л. 81. 155 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 305, л. 29. 77
ДВР должна была помочь Советской власти прорвать дипломатическую блокаду, которой подвергла революционную Россию империалистические державы, а под их давлением и пекинское правительство. Деятельность в условиях непризнания и антисоветской интервенции была необычайно сложна и требовала от министерства весьма гибких форм работы. Добиваясь официальных отношений с пекинским правительством, Министерство иностранных дел ДВР шло к этому, организуя полуофициальные представительства и добиваясь через них установления связей с центральными и провинциальными властями Китая. Во временном положении о Министерстве иностранных дел, принятом правительством 11 февраля 1921 г. 156, указывалось, что в задачу министерства входит «установление официальных, а где это невозможно, то и неофициальных связей и сношений политического характера с иностранными государствами и прежде всего с такими, которые территориально, экономически или политически больше других соприкасаются с ДВР» 157. В этих странах предлагалось создавать постоянные дипломатические и консульские представительства, «хотя бы и в неофициальном порядке, если для официального существуют пока непреодо;- лимые препятствия» 158. Несмотря на большие трудности, Министерству иностранных дел за короткий срок удалось создать в Китае довольно разветвленную сеть своих политических и экономических представительств. Важнейшим из них и первым по времени организации была миссия в Пекине, прибывшая в китайскую столицу 26 августа 1920 г. Ей, собственно, и удалось в ходе предварительных переговоров с Вайцзяобу (китайское министерство иностранных дел) добиться согласия китайского правительства на открытие представительств ДВР и в других городах Китая. Пекинская миссия стала центром, объединявшим в известной степени деятельность этих новых представительств 159. С февраля 1921 г. в Харбине было учреждено представительство ДВР в полосе отчуждения, глава ко- 156 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 205, л. 23. 157 ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1 д. 306, лл. 91—92. 158 Там же. 169 ЦГАОР, ф. 4401, оп. 11, д. 74, л. 4. 78
торого имел звание особоуполномоченного 160. Тем самым подчеркивалось исключительное значение, придававшееся дипломатической работе в этом районе. В инструкции Н. П. Пумпянскому — первому официальному представителю ДВР в полосе отчуждения — указывалось, что «создание дружественных отношений между обеими республиками является основным принципом всей политики ДВР в Китае. Поэтому при сношениях с китайскими властями Вам надлежит неуклонно и неизменно, пользуясь каждым случаем, указывать на общность интересов обеих республик и в условиях формального непризнания правительства ДВР стараться создавать с местной китайской властью деловые отношения, хотя бы и с незначительной на первый взгляд сущностью» 161. Особоуполномоченный должен был осуществлять общее руководство всеми другими мидовскими представителями, находившимися в иных пунктах полосы отчуждения 162 Представительство ДВР в Харбине имело и другие задания. В то время ставленник Японии милитарист Чжан Цзо-линь фактически был неограниченным властелином Северо-Восточного Китая и оказывал весьма большое влияние на пекинский кабинет. Ясно, что некоторые вопросы советско-китайских отношений, в особенности вопрос о КВЖД, серьезно зависели от позиции шэньянских властей. Поэтому представительство ДВР поручало Н. П. Пумпянскому «п|ринять все меры к установлению связи с мукденским генерал-губернатором» 163. На особоуполномоченного возлагались также весьма важные обязанности по установлению связи с американскими и японскими официальными лицами, в довольно большом количестве представленными в полосе отчуждения 164. Общение с ними позволяло правитель- 160 Там же. 161 Там же. 162 В телеграмме особоуполномоченному Э. К. Озарнину 30 мая 1921 г. заместитель министра иностранных дел ДВР сообщал: «По объему своих представительских прав Вы являетесь особоуполномоченным правительства ДВР всей полосы отчуждения КВЖД с подчинением Вам всех прочих уполномоченных того же правительства в других пунктах и отдельных районах этой полосы» (ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1», д. 29, л. 117). 163 ЦГАОР, ф. 4401, оп.1, д. 74, л. 4. 164 Там же. 79
ству лучше ориентироваться в обстановке и эффективнее использовать японо-американские противоречия и интересах скорейшего освобождения Дальнего Востока от интервенционистских войск. Работа представителей ДВР в китайских городах и особенно в полосе отчуждения была очень трудна, а порой и просто опасна. Белогвардейская эмиграция, используя весьма широкую сеть черносотенных русских газет, вела разнузданную антисоветскую агитацию, запугивая всех тех, кто хотел бы обратиться к «большевистским агентам». При поддержке интервентов и попустительстве китайской полиции белогвардейцы устраивали бандитские налеты на учреждения и дома служащих ДВР в полосе отчуждения. Представление об обстановке в полосе отчуждения дает, например, просьба уполномоченного МИД на станции Маньчжурия к правительству ДВР дать распоряжение о высылке «охраны в количестве 30 человек, вооруженных маузерами, бомбами, не лишне захватить с собой пулемет... так как жизнь наша находится ежеминутно в опасности» 165. Отношение к представителям ДВР со стороны местных китайских властей, подвергавшихся давлению иностранных держав, было весьма неустойчивым и колебалось от враждебного до более или менее нейтрального. Бывало, что местные китайские власти вообще отказывались от прямых сношений с представителями ДВР Так, например, уполномоченный ДВР в Хэйхэ (Сахалине) сообщал министру иностранных дел, что ни одного ответа на свой запрос или заявление от китайских властей не имел. «В личной же беседе даоинь низко кланяется и заявляет, что так как он разрешения от Пекина не получил, то боится со мною вступать в переговоры» 166. В подобном же положении оказывались нередко и другие посланцы ДВР в Китае. Сложность положения представителей буферной республики в Китае состояла в том, что все они, как говорил последний министр иностранных дел ДВР В. Е. Яковенко-Ходкевич, «проживают и действуют, как неофициальные представители». Поэтому, продолжал он, от 165 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 54, л. 72. 166 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 322, л. 33. 80
их искусства и умения «зависит поставить себя так, чтобы с ними считались» и уважали представляемую ими республику 167. Представители ДВР в Китае успешно преодолевали многочисленные препятствия, ибо вдохновлялись великой целью — строить дружбу и сотрудничество двух соседних народов во имя их счастливого будущего. Деятельность дипломатических представительств ДВР должна была впоследствии значительно облегчить формирование официальных консульских учреждений Советской России. Перед Дальневосточной республикой стояла и другая чрезвычайно важная задача—используя несоветскую форму своей государственности, вступить в торговые и иные экономические отношения с Китаем, а через него и с другими странами, которые сами или под давлением других держав отказывались от прямого контакта с Советской Россией. Для определения этого курса много дала Дальневосточная краевая конференция РКП (б), состоявшаяся в ноябре 1920 г. в Чите и обсуждавшая вопрос о задачах РКП (б) в буфере 168. Один из руководящих работников ДВР, В. Б. Трилиссер, выступая на этой конференции, говорил, что «мы должны стремиться к созданию здесь таких внешних условий, которые могли бы [помочь] иностранцам, стесняющимся непосредственно завязать торговые сношения с Совроссией, таковые связи завязать. В этом есть смысл буфера» 169. Экономическую блокаду, с помощью которой мировая буржуазия хотела задушить Советскую Россию, надо было прорвать. Активные действия, предпринимавшиеся правительством РСФСР, надо было дополнить столь же интенсивной деятельностью ДВР на Дальнем Востоке. Б. 3. Шумяцкий, выступавший на той же конференции, отметил, что «нам здесь надо прорвать блокаду, которой до сих пор окружают Совроссию империалистические державы...» 170. Речь шла как о внешней торговле, так и о привлечении иностранных концессионеров в целях использования их для быстрейшего восстановления народного хо- 167 Там же. 168 ЦПА НМЛ, ф. 372, oп. 1. д. 20, лл. 45—50. 169 Там же, л. 50. 170 Там же, л. 45. 6 М. А. Персиц 81
зяйства страны. Все эти задачи были сформулированы в официальных документах ДВР. В декларации Учредительного собрания, принятой 22 марта 1921 г., указывалось, что ДВР стремится «к возобновлению экономических сношений с другими народами на началах взаимного обмена» и что республика «примет меры к привлечению иностранного капитала и инициативы для развития естественных богатств страны». При этом в декларации подчеркивалась недопустимость каких бы то ни было нарушений суверенных прав населения Дальнего Востока и необходимость соблюдения законов, охраняющих права трудящихся 171. Буферная республика не только объединяла земли русского Дальнего Востока, но и распространяла свое влияние на русское население полосы отчуждения, большая часть которого считала себя гражданами ДВР. Однако полоса отчуждения (и в особенности Харбин) была антисоветским центром русской и иностранной реакции на Дальнем Востоке. Именно там рождались многие планы кровавых походов против Советской России, там белогвардейщина собирала и формировала свои вооруженные силы, там же империалистические державы вели подрывную работу, готовясь к захвату КВЖД, принадлежавшей русскому народу. Ясно, что борьба прогрессивных общественных организаций полосы отчуждения за сплочение русских и китайских демократических сил в целях изоляции и поражения реакции, одинаково враждебной национальным интересам Китая и Советской России, встречала неизменную поддержку Дальневосточной республики. Максимальная поддержка этой борьбы была составной частью общей задачи по установлению дружественных отношений между народами России и Китая. В то же время коммунисты в Дальневосточной республике считали своей важнейшей обязанностью вести политическую работу среди китайских трудящихся на территории республики, развивать сложившееся в ходе гражданской войны боевое сотрудничество трудящихся Советской России и Китая. Коммунисты ДВР видели свой интернациональный долг в установлении тесных связей с силами китайского 171 ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 4, лл. 167—168., .82
национально-освободительного движения, в оказании этим силам всемерной помощи и поддержки. Создание Дальневосточной республики было ярким проявлением политики мирного сосуществования, которую проводила Советская власть уже с первых дней своей жизни. В самом деле, образуя буферное государство, правительство РСФСР сделало все возможное во имя мира и преодоления интервенции, успех которой был бы пагубен как для советского, так и для китайского народов. Идея мирного сосуществования государств независимо от их социального и политического строя пронизывает буквально каждый внешнеполитический документ ДВР. Уже в декларации 6 апреля 1920 г. Учредительный съезд, провозгласивший ДВР, заявлял, обращаясь к народам и правительствам всего мира: «Мы стремимся к миру, к возвращению к мирному труду, и в тесной дружбе со всеми народами желаем взяться за переустройство нашей жизни на основах демократического правопорядка» 172. В многочисленных обращениях к японскому командованию и японскому правительству ДВР неизменно выступала с предложениями мира и сотрудничества. Интервенция, проводившаяся империалистами, была авантюрой, против которой выступали народы их собственных стран. Именно поэтому правительства. Японии, США, Англии и Франции тщательно скрывали подлинные цели интервенции в Советской России. ДВР систематически разоблачала захватническую политику Японии и других держав, провозглашая и отстаивая требование невмешательства, во внутренние дела народов — важнейший принцип политики сосуществования. Выступая перед японскими журналистами 14 сентября 1921 г., товарищ министра иностранных дел ДВР И. С. Кожевников заявил: «Только теперь, когда у власти в России стоит народ, положивший в основу своей внешней политики единственно правильный и нерушимый принцип—невмешательство во внутренние дела других народов, только теперь наступил момент, когда японский народ может быть спокойным, что Россия не сделает хотя бы один шаг, способный вызвать воору- 172 «Документы внешней политики СССР», т. 11, стр. 445. 6* 83
женное столкновение этих двух великих народов» 173. Далее И. С. Кожевников заявил, что «русский народ... решил не навязывать своей воли, своих, хотя бы и лучших форм жизни никому, ни одному другому народу. Наряду с этим он постоянно ищет возможности войти в общение со всем миром, со всеми государствами, и не его вина, что до сих пор он этого не достиг в полной мере» 174. Наряду с принципом невмешательства во внутренние дела других народов ДВР провозглашала и неуклонно проводила в жизнь политику экономического сотрудничества с народами и государствами капиталистического мира и прежде всего, конечно, с Китаем и Японией. «Дальневосточная Республика,—указывалось в официальном органе ДВР, — раскрывает свои двери... перед всеми нациями, в особенности перед своими непосредственными соседями, если они согласны войти, как друзья, для торговых сношений, не потрясая оружием» 175. Таким образом, ДВР была призвана сорвать политику империалистов, стремившихся изолировать Советскую Россию от других стран и прежде всего от колониальных и полуколониальных народов Востока. ДВР должна была способствовать установлению дружбы русского народа с угнетенными народами Китая, Монголии, Кореи, практическому осуществлению идеи мирного сосуществования государств с различными социальными системами. Одна из серьезных задач, возлагавшихся на ДВР, состояла в том, чтобы преодолеть препоны, мешавшие своевременному проникновению в Китай правдивой информации о Советской России и ее внешней политике. Важнейшие внешнеполитические документы Советской власти, особенно те из них, которые были обращены к Китаю, замалчивались или до неузнаваемости извращались буржуазными газетами. В своем июльском обращении 1919 г. Советское правительство подчеркивало, что оно еще раз напоминает китайскому народу то, о чем уже говорило ему вскоре после октября 1917 г., 173 «Речь товарища министра иностр, дел ДВР И. С. Кожевникова...», Харбин, 1921, стр. 11. 174 Там же, стр. 13. 175 «Дальневосточная республика», 14.Х.1920, стр. 1. 84
«но что, может быть, было скрыто от «.его продажной американско-европейоко-японской печатью»176. Советское правительство весьма точно предугадало поведение буржуазных правительств и в отношении нового своего послания Китаю. «Союзники и Япония, — говорилось в обращении, — сделают все возможное, чтобы и на этот раз голос русских рабочих и крестьян не дошел бы до китайского народа...» 177. А между тем было чрезвычайно важно дать понять китайскому народу, «что его единственный союзник и брат в борьбе за свободу есть русский рабочий и крестьянин и его Красная Армия» 178. От понимания этого в большой степени зависел успех китайского народа в освободительной борьбе. Надо -было быстро реагировать на многочисленные версии антисоветской пропаганды, разоблачать их неопровержимо, опираясь на факты, на практические дела. Это трудно было делать непосредственно Советской России, но это могла делать буржуазно-демократическая по форме ДВР через своих полуофициальных или официальных представителей в Китае, через пограничные власти, каждодневно общавшиеся с местными властями Китая. Дальневосточная республика была создана не только для предотвращения войны с Японией, но и для того, чтобы в особых условиях 1920—1922 гг. облегчить борьбу Советской власти за нормализацию отношений с иностранными государствами и в первую очередь с Китаем, борьбу за дружбу с китайским народом. 176 «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 2211 177 Там же, стр. 222. 178 Там же, стр. 223.
Глава II ДВР В БОРЬБЕ ЗА УСТАНОВЛЕНИЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ И КОНСУЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЙ С КИТАЕМ Усиление движения китайского народа за признание Советской России Хотя к моменту создания ДВР позиция пекинского правительства по отношению к РСФСР оставалась прежней, зато народные массы Китая все более решительно выступали за признание Советской России и за дружбу с ней. Совершенно исключительную роль в развитии этого движения сыграло Обращение Совнаркома РСФСР к китайскому народу и правительствам Южного и Северного Китая от 25 июля 1919 г. Дело в том, что из всех официальных деклараций Советского правительства этот документ, полно и четко излагавший внешнеполитические принципы РСФСР в отношении Китая, был первым, который, хотя и с большим опозданием и некоторыми искажениями, целиком опубликовали почти все китайские газеты. Его напечатали в конце марта 1920 г. с весьма обширными комментариями такие крупные газеты, как «Шэнбао» (Шанхай), «Дагунбао» (Тяньцзинь), «Чэньбао» (Пекин), не говоря уже об изданиях коммунистических групп и гоминьдана. Советское обращение, таким образом, стало известно самым широким слоям китайского народа. До того ни Декрет о мире, ни другие программные внешнеполитические заявления Советского правительства китайская пресса не печатала. Она ограничивалась лишь 86 1 См. выше, стр. 52—53.
сообщениями о них, да и то такими, которые обычно извращали подлинный смысл документов. На это, в частности, указывала Всекитайская ассоциация представителей всех профессий в своем ответе на Обращение Совнаркома. «Ранее из путаных сообщений китайских и иностранных газет, — говорилось в письме,— мы не могли получить представления о реальной обстановке в России. Теперь же мы ознакомились с посланием России, в котором нашла свое выражение принципиальная и гуманная позиция»2. Публикация Обращения Совнаркома объяснялась прежде всего значительным улучшением военно-политической обстановки в Советской России. Колчаковская армия была окончательно разгромлена, а сам Колчак расстрелян. Таким образом, главная сила русской контрреволюции, на которую делали ставку державы, была разбита. Соединенные Штаты, Англия и Франция вынуждены были эвакуировать свои войска с территории Советского Дальнего Востока. В то же время в Китае ширилась антиимпериалистическая борьба, особенно усилившаяся со времени «движения 4 мая». Надежды на то, что Парижская мирная конференция удовлетворит национальные чаяния Китая, рухнули. Теперь и буржуазным кругам стало ясно, что потребуется решительная борьба даже для осуществления таких элементарных требований Китая, как суверенитет над своими собственными землями. В обстановке всеобщего антиимпериалистического и прежде всего антияпонского подъема пекинский кабинет не сумел воспрепятствовать опубликованию советского обращения, каждое слово которого подчеркивало незаконность деяний империалистов. Правда, как мы видели, министерство иностранных дел поспешило заявить, что официально не получало обращения, но это уже никого не могло обмануть и лишь бросало тень на самое министерство. Антисоветская политика пекинского правительства подвергалась все более резкой критике не только со стороны трудящихся Китая, но и со стороны национальной буржуазии, особенно той ее части, которая была связана с русско-китайской торговлей. 2 Цит. по кн.: Пын Мин, История китайско-советской дружбы, стр. 72. 87
В отличие от правящих пекинских кругов правительство Южного Китая ответило Советскому правительству, специальным письмом на имя В. И. Ленина. В этом послании от 8 мая 1920 г. сообщалось о том, что «обращение рабоче-крестьянского правительства к китайскому народу уже достигло Китая и весь китайский народ проникнут исключительной благодарностью. Китайский народ путем борьбы и жертв достигнет самоопределения. Новый Китай и Новая Россия пойдут рука об руку, как добрые любящие друзья...» 3. Свыше 30 общественных организаций — пролетарских, студенческих, журналистских, профессорско-преподавательских и др.— на своих собраниях и многолюдных митингах обсудили и утвердили ответы Советскому правительству с выражением благодарности за справедливую политику, отстаивавшую суверенитет и свободу китайского народа 4. Именно это могучее движение дружбы к Советской стране имел в виду Г. В. Чичерин, когда говорил на заседании ВЦИК 17 июня 1920 г. о том, что «в Китае развивается широкой волной симпатия к Советской России, она выражается в постоянных резолюциях, принимаемых в разных местах с выражением восторга по отношению к Советской Республике» 5. В первых числах апреля 1920 г. пекинские студенты после обсуждения на митинге советского Обращения приняли решение, которое очень типично для десятков решений и посланий, обращенных к Советскому правительству различными патриотическими организациями Китая. «Намерение рабоче-крестьянского правительства вернуть Китаю ранее отнятые у него права,— говорилось в этой резолюции, — дает нашей стране огромные преимущества на международной арене. Мы и сами стремились вернуть эти права, ныне добровольно нам возвращаемые, но не могли этого добиться. Сейчас, когда японские притязания с каждым днем растут и Япония готовит новые коварные замыслы, этот благородный акт 3 «Советско-китайские отношения. 1917—1957 гг. Сборник документов», М., 1959, стр. 50. 4 См. Р. А. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений между Советской Республикой и Китаем в 1917— 1924 гг., — «Исторические записки», № 65, М., 1959, стр; 11. 5 «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 659. 88
рабоче-крестьянского правительства поистине является огромным вкладом в дело мира во всем мире» 6. Вслед за этим пекинские студенты направили в министерство иностранных дел своих представителей, потребовав от правительства признания Советской Республики и переговоров с ней 7. Собрание профессоров и преподавателей 29 вузов Пекина вынесло решение, в котором просило правительство направить дружественный ответ РСФСР и изменить как можно скорее политику по отношению к Советской России 8. Для настроений китайского пролетариата характерно письмо к Советскому правительству от Центрального союза рабочих Китая. «Мы, китайские рабочие, — говорилось в нем, — получив воззвание от крестьян, рабочих и красноармейцев Советской власти, искренне приветствуем вас и говорим: Ваша революция защищает интересы не только русских рабочих, но и интересы рабочих всего мира, и она совершается во имя высшей идеи, идеи человечности, свободы, равенства и братства. Ваши крестьяне, рабочие и красноармейцы показали всему миру достойный пример: мы готовы идти к ним навстречу и будем работать рука об руку под флагом справедливости и свободы. Весь китайский рабочий народ смотрит на вас с завистью, что на долю русского народа выпала высокая миссия — освобождение всех нас. Мы, рабочие, объединившись, уничтожив классовые привилегии и капиталистов, создадим социализм» 9. Симпатии трудящихся к социалистической России росли с каждым днем, а требования признать Республику Советов становились все настойчивее и решительнее. Прогрессивные газеты и журналы обсуждали пути установления советско-китайских официальных отношений и стремились показать, какое это будет иметь значение для освобождения Китая от империалистической кабалы. Весьма интересна статья «О признании Советской России», опубликованная во втором номере про- 6 Цит. по кн.: Пын Мин, История китайско-советской дружбы, стр. 73. 7 Там же, стр. 126. 8 Р. А. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений..., стр. 12. 9 Цит. по газ.: «Дальневосточная республика», 21.X.1920, стр. 1. 89
грессивного журнала «Чжэн хэн» за апрель 1920 г. 10 Прежде всего в статье критикуется рабская зависимость пекинских правителей от империалистических держав, старавшихся помешать установлению советско-китайских отношений. Журнал доказывает, что Китай должен решать этот вопрос совершенно самостоятельно, без оглядки на державы, ибо «если союзники возьмутся за решение этого вопроса, то мы никогда не возвратим наших прав и привилегий», захваченных царской Россией, и ими воспользуется Япония, считающая себя наследницей царского правительства на Дальнем Востоке. Китай должен исходить из интересов не только сегодняшнего дня, но и будущего и иметь в виду, что Россия — сосед Китая. Поэтому «между китайским и русским народами должны существовать особенно дружественные отношения». Далее, анализируя политику Советской России, журнал показывает, что она отвечает интересам Китая, ибо, «согласно первой ноте рабоче- крестьянского правительства к Китаю, мы возвратим все права и привилегии, уступленные прежнему правительству, в случае признания рабоче-крестьянского правительства». Критикуя антисоветскую политику пекинского кабинета, автор статьи писал: «Для нас не является важным вопрос, какая система правления существует в России, дурна или хороша эта система. Мы знаем только, что правительство России стремится к сохранению международного мира, уважает права других наций и не нарушает международных интересов. Во внутренние дела России мы не можем вмешиваться. Что касается внешней политики (Советской России.—М.П.), то для всех ясно, что ее главным принципом является свободный союз, самоопределение народностей. Советское правительство не придерживается политики захватов и угнетения слабых народов». Далее журнал разбивает доводы империалистических агентов, доказывавших, что Китай должен проводить антисоветский курс во имя сохранения верности своим союзникам. «Хотя, — пишет автор статьи, — Китай и стал союзником Англии, Франции и, казалось бы, должен был относиться к России так же, как относятся к ней 10 См. перевод статьи в газ. «Шанхайская жизнь», З.Х.1920, стр. 3 и 5.Х. 1920, стр. 3. 90
его союзники, но это не так, ибо союз был создан для борьбы против Германии и Австрии, а Россия не является союзником двух последних». В заключение статьи автор выдвигает следующие доводы в доказательство необходимости признания Советской России: 1. Чем скорее Китай признает РСФСР, тем скорее вернет себе права и привилегии, отнятые у него царским правительством. 2. До заключения мира с Советской Россией границам Китая угрожает опасность со стороны Японии. 3. Сношения с Советской Россией необходимы и в целях развития взаимного торгового обмена. Очень верное описание обстановки, сложившейся в Китае после опубликования советского Обращения, дала пекинская буржуазная газета «Бэйцзин ишибао». Она отметила огромную силу народного антиимпериалистического движения и вынуждена была признать, что важнейшим элементом этого движения является борьба масс за дружбу с Советской Россией. С тревогой обращалась газета к правящим классам, предупреждая их об опасности народного восстания в случае дальнейшего проведения антисоветской политики. «Усилия всех государств стереть с лица земли Советскую власть оказались безнадежными, — писала газета. — Правительства этих государств отказываются иметь дело с Россией более из страха за целость своих государственных устоев». Однако «продолжение изоляции России грозит вызвать восстание рабочих и торговых классов иностранных государств против своих правительств» 11. Первые дипломатические контакты ДВР с пекинским правительством Возникновение Дальневосточной республики и начало ее дипломатической деятельности совпали с развитием в Китае народного движения за признание Советской России. Это, разумеется, благоприятствовало ДВР в ее стремлении к установлению дружбы с китайским народом. Первое обращение буферной республики к правительству Китая относится к 6 апреля 1920 г., т. е. к то- 11 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 14.IХ.1920, стр. 2. 91
му дню, когда Учредительный съезд трудящихся Забайкалья провозгласил образование ДВР. В обращении к правительствам и народам всего мира 12 было сказано, что «съезд приглашает правительства всех стран войти в сношение с избранным нами Правительством, послав своих полномочных представителей для установления с ними связи во имя общих интересов мира...». В обращении сообщалось, что в ДВР устанавливается демократическая власть, гарантирующая всем слоям населения -демократические свободы, специально подчеркивалось, что «гражданам других стран обеспечивается полная неприкосновенность личности и собственности». Обращение оказало весьма существенное влияние на пекинское правительство и китайских купцов, торговавших на территории ДВР, ибо в нем провозглашалось, что буферная республика стремится к максимальному развитию торговли и иному экономическому сотрудничеству с Китаем. Образование Дальневосточной республики и ее обращение от 6 апреля 1920 г. способствовали дальнейшему усилению движения китайской общественности за признание Советской России. Теперь в печати появилась высказывания о необходимости установления дипломатических отношений с ДВР, которые рассматривались как ступень на пути к дружбе с Советами. Например, Всекитайский союз учащихся в послании Советскому правительству писал, что «от имени всех товарищей с искренним сердцем приветствует русский народ и вновь создавшееся Дальневосточное правительство. Мы стараемся всею своею силою создать единое государство и установить взаимность между русским и китайским народами, основанную на справедливом взаимном уважении и доверии. С этого момента мы, оба народа, получив свободу и равенство, будем искренними друзьями и, уничтожив старый мир, создадим мир свободы, равенства и братства всех народов» 13. Даже официозная «Пекин дейли ньюс», указывая на стремление некоторых империалистических держав к экономическому сотрудничеству с Советской Россией, отмечала, что и «пе- 12 «Документы внешней политики СССР», т. П, стр. 444—445. 13 «Дальневосточная республика», 21.X.1920, стр. 1 (Курсив мой. — М. П). 92
ред Китаем также становится вопрос о необходимости последовать этому примеру, восстановив вначале отношения если не с Совроссией, то только с Дальневосточной Республикой» 14. Под давлением масс пекинское правительство довольно быстро, хотя и неофициально, откликнулось на обращение ДВР. Несоветский статус новой республики позволял пекинскому кабинету проявить в отношении нее несколько большую дипломатическую самостоятельность. Это получило достаточно убедительное подтверждение уже через несколько месяцев после провозглашения ДВР. Глава китайской дипломатической миссии Чжан Сылинь после возвращения из поездки в Россию рассказывал в декабре 1920 г., что среди членов китайского правительства нет противников существования Дальневосточной республики 15. Не случайно первыми представителями новой России, которых пекинское правительство согласилось принять в столице, были делегаты, формально представлявшие ДВР, а не Советскую власть, причем когда эти представители поставили перед китайским правительством вопрос о необходимости приглашения РСФСР для обсуждения вопроса о КВЖД, то оказалось, что китайский министр иностранных дел Ян Хой-цин «определенно держится того мнения, что агентом Совроссии является ДВР» и что поэтому «все вопросы могут решаться с ДВР», так как «вряд ли придется рассчитывать на скорую возможность вступления в переговоры Китая с Советской Россией» 16. Таким образом, целесообразность использования буферного государства также и для скорейшего урегулирования советско-китайских отношений была совершенно очевидной. Пекинский кабинет не мог просто игнорировать требования общественности, добцвавшейся установления официальных отношений с ДВР и Советами, ибо опасался еще большего подъема народной борьбы против внутренней и внешней реакции. Чтобы успокоить прогрес- 14 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 39, л. 31 (Курсив мой. —М. П.). 15 См. «Шанхайская жизнь», 1.1.1921, стр. 6. 16 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 214. 93
сивные круги и замаскировать антисоветский курс своей политики, Пекин решил предпринять шаги, которые должны были создать видимость его готовности к контактам с новой Россией. Нельзя отрицать и того, что пекинский кабинет хотел также ознакомиться с характером нового государственного образования на Дальнем Востоке. В апреле — июле 1920 г. он направил в ДВР несколько своих миссий военно-дипломатического и коммерческого характера. И хотя главы этих миссий наделялись лишь полномочиями на ведение переговоров, без- права заключения договоров и соглашений 17, тем не менее ДВР радушно их принимала, ибо ДВР старалась идти навстречу всякому мероприятию китайского правительства, если оно, хотя бы в малой степени, могло способствовать установлению дружбы двух народов. Уже 8 апреля 1920 г. Министерство иностранных дел ДВР выдало охранную грамоту (это был едва ли не первый дипломатический документ буферной республики) членам первой китайской военно-дипломатической миссий: подполковнику Чен Цзи-сяну,- капитану Бао Шаню, драгоману -Сун Ийн-жи, чиновникам Мын Бин-яо и Ли Ван- жу, а также многочисленному штату охраны и прислуги 18. В грамоте указывалось, что эти люди представляют дружественную державу и «находятся под особой защитой законов ДВР, а посему предписывается всем железнодорожным служащим, военным и гражданским властям оказать им всемерное содействие в их передвижении и в охране их личной безопасности и имущества» 19. Вскоре Министерство иностранных дел ДВР посетил китайский представитель и уведомил о предстоящем приезде еще одной делегации, от генерала Сун Личэна, военного губернатора провинции Цзилинь 20. 23 апреля верхнеудинские власти и население уже торжественно встречали направлявшуюся в Иркутск военно-дипломатическую миссию Чен Цзи-сяна, прибывшую в сопровождении большого числа коммерсантов 21. 17 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 587, л. 264. 18 ЦГАОР, ф. 4512, oп. 1, д. 9, л. 3. — Транскрипция китайских имен заимствована из документа. 19 Там же. 20 ЦГАОР, ф. 4512, oп. 1, д. 26, л. 4. 2 1 «Дальневосточная правда», 25.IV. 1920, стр. 4, а также «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 498. 94
24 апреля миссия была тепло принята в Министерстве иностранных дел ДВР. В официальном сообщении о состоявшейся тогда конференции указывалось, что А. М. Краснощеков «предложил к обсуждению ряд вопросов, связанных с установлением добрых взаимоотношений между Китайской и Дальневосточной Республиками» 22. О намерении пекинского правительства установить в скором времени «близкие добрососедские сношения» с ДВР заявили и представители Китая 23. Однако позиция, занятая китайцами на конференции, отнюдь не свидетельствовала об искренности этого заявления. Пекинская делегация фактически уклонилась от ответа ыа вопрос о том, признает ли китайское правительство за Дальневосточной республикой преемственные права от РСФСР на КВЖД. Китайские представители заявили, что данный вопрос «внутренне-русский» и вмешиваться в него Китай не желает 24. Китайцы отвергли также предложение Краснощекова об учреждении в Китае официальных представительств ДВР 25, сославшись на то, что Дальневосточная республика еще не признана иностранными державами 26. Они высказались за предоставление Министерству иностранных дел ДВР права шифрованной переписки с русски- 22 «Дальневосточная правда», 27.IV. 1920, стр. 4, а также «Дальневосточная республика», 29.IV. 1920, стр. 2. 23 «Дальневосточная правда», 25.IV. 1920, стр. 4. 24 «Дальневосточная правда», 27.IV. 1920, стр. 4. 25 «Дальневосточная правда», l.V.1920, стр. 4. 26 О конференции, состоявшейся в Верхнеудинске, имеется также сообщение, опубликованное в газете «Известия». Здесь указано, что на совещании выяснилось, будто «Китай признает преемственные права нового русского правительства в Сибири на Китайско- Восточную железную дорогу», что «китайцы согласны пропустить на свою территорию консульских представителей России, гарантируя им все права и преимущества официального представительства» (см. «Известия», 29.IV.1920, стр. 1, а также «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 498). Мы полагаем, что сообщение, опубликованное в органе Даль- бюро — «Дальневосточной правде» и в органе правительства ДВР — «Дальневосточной республике», издававшихся в том же городе, где проходила русско-китайская конференция, ближе к истине. Вполне возможно, что «Известия» получили несколько искаженный текст телеграммы из Верхнеудинска. Условия (работы телеграфной связи в то время дают основания для такого предположения.
ми гражданами и учреждениями, находившимися в Китае, но при этом выдвинули совершенно неприемлемое условие, потребовав, чтобы каждая шифровка санкционировалась председателем Верхнеудинского китайского общества 27. Миссия сделала несколько заявлений, имевших положительное значение. Она, например, согласилась с тем, что «официальные курьеры» верхнеудинского правительства должны пропускаться на территорию Китая «для оповещения русских граждан о происходящих в ДВР событиях» 28, и заверила, что пекинское правительство отдало приказ о разоружении банд Семенова, отступавших в Китай и Монголию 29. Более результативно шли переговоры по вопросам торговли. Однако известный успех, достигнутый здесь, дался представителям ДВР совсем нелегко. Китайцы, видимо, никак не хотели признать, что русско-китайская граница была закрыта пекинским кабинетом. Поэтому они не желали и говорить об открытии границы (Как можно, мол, открыть то, что никогда не закрывалось?). Тупик был преодолен после того, как А. М. Краснощеков предложил формулу, которая оказалась приемлемой и для китайской стороны. Миссия согласилась заявить следующее: «1) Никаких распоряжений о закрытии границы [ни] на Дальнем Востоке, ни в Забайкалье не было сделано до сих пор и не последует в дальнейшем. 2) Китайским купцам разрешается свободный ввоз и вывоз на территории ДВР» 30. Миссия сообщила, что, по ее мнению, самым лучшим средством содействия русско-китайскому товарообмену будет организация крупного торгового дома в Троицкосавске (ныне Кяхта) 31. Но фактическое положение дел отнюдь не соответствовало заявлению миссии об открытой границе. В частности, китайские власти насильственно задерживали крестьян, отправлявшихся на русскую сторону в Троицкосавск для продажи своих продуктов. Вся торговля была сосредоточена в Маймачене (ныне Алтан-Булак), 27 «Дальневосточная правда», 1.V.1920, стр. 4. 28 Там же. 29 «Дальневосточная правда», 27.IV.1920, стр. 4. 30 Там же. 81 Там же. 9 6
где русским гражданам хотя и разрешалось покупать, но лишь в строго ограниченном количестве32. Таким образом, заявления китайской миссии нуждались в официальном подтверждении Пекина и должны были быть реализованы прежде всего в открытии переговоров и подписании соответствующего соглашения между правительствами Китая, РСФСР и ДВР. В начале мая 1920 г. пекинский кабинет действительно сделал заявление по русскому вопросу, но, правда, весьма общего характера. Указав на укрепление внутреннего положения России и сославшись на пример некоторых своих союзников, вступавших в деловые контакты с ее правительством, он заявлял о необходимости начать переговоры с Россией об отмене неравноправных договоров 33. Миссия ДВР в Пекине и миссия Китая в Москве Учитывая благоприятно складывавшуюся обстановку, правительство буферной республики предприняло практические шаги по установлению непосредственных отношений с Пекином. Не дожидаясь завершения работы по формированию аппарата Министерства иностранных дел, правительство ДВР решило направить в китайскую столицу свою официальную миссию, возложив на нее ведение переговоров с пекинским правительством по важнейшим вопросам русско-китайских отношений. Уже в мае Министерство иностранных дел ДВР укомплектовало состав миссии. Возглавил ее заместитель военного министра И. Л. Юрин. Первым секретарем миссии стал Д. М. Громов — редактор официального органа ДВР — газеты «Дальневосточная республика». Вторым секретарем был назначен М. И. Казанин — студент Владивостокского Восточного института, владевший китайским и английским языками. Кроме того, в состав делегации входили технические сотрудники — П. Хретинин и М. Гурьянов 34. 32 ЦГАОР, ф. 4512, oп. 1, д. 37, л. 25. 33 См. Р. A. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений..., стр. 12. 34 О составе миссии см.: ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 21. л. 188, а также Я. М. Дворкин, Борьба продолжается (рукопись), стр. 64; М, И. Казанин, Записки секретаря миссии (рукопись), стр, 14. 7 М. А. Персиц 97
Правительство ДВР открыто провозгласило цели своей миссии, направленной в Пекин, и четко определило границы ее полномочий. Это было сделано уже 8 июня 1920 г. в газете «Дальневосточная республика». Там были опубликованы два важных документа: официальное сообщение об отъезде миссии и адресованное ее главе открытое письмо председателя Совета министров А. М. Краснощекова. Важнейшая задача миссии определялась в сообщении. В нем было указано, что «назначение миссии состоит в установлении, дружеских политических и экономических взаимоотношений Дальневосточной республики с Китаем» 35. В письме эта задача подтверждалась и конкретизировалась. Миссии было поручено «вести переговоры об установлении взаимного дипломатического представительства» и «подготовить сближение на экономической и промышленной почве между соседними странами и нашей республикой» 36. Таким образом, делегации ДВР предстояло договариваться как по делам торговым и хозяйственным, так и по вопросам установления нормальных дипломатических отношений с Китаем. Для этого миссия наделялась обширными правами. Она могла не только вести переговоры, но и завершать их подписанием договоров 37. По такой важной проблеме, как вопрос о КВЖД, миссия получила даже специальные полномочия от правительства Советской России. Вообще с согласия Москвы она должна была принять на себя защиту русских интересов в Китае38. В то же время она призвана была подготовить почву для организации непосредственных советско-китайских переговоров и приезда для этого в Пекин представителя РСФСР. Уже после прибытия в Пекин И. Л. Юрин 17 сентября дал интервью корреспондентам некоторых китайских газет, в котором разъяснил цели и задачи миссии 39. Он 35 «Дальневосточная республика», 8.VI.1920, стр. 1. 36 Там же. 37 Там же. 38 См. телеграмму А. Червонного в Пекин представителю агентства ДАЛЬТА с извещением о том, что миссия Юрина выехала 9 августа из Троицкосавска в китайскую столицу (ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 40, л. 7). 39 См. «Шанхайская жизнь», 26.IХ.1920, стр. 3. 98
говорил о том, что соседство России и Китая, а также давние дружеские отношения народов этих стран «вызывают необходимость установления постоянных и полных отношений. Это и является целью моего приезда и будет главным вопросом в переговорах с вашим правительством». Развивая это положение, он заявил, что имеет задание «пересмотреть все договоры, заключенные между Россией и Китаем, и заключить новые справедливые договоры». Хотя приведенные выше формулировки ясно свидетельствовали о политических целях миссии, тем не менее из тактических соображений ее глава счел нужным оговориться, что «не намерен касаться политических вопросов» и что ему «поручено вести переговоры исключительно о торговых сношениях». Большинство китайских газет писало о миссии как об экономической или даже коммерческой делегации, но и они не могли не видеть, что ее фактическая роль должна быть значительно шире. В этом отношении представляет интерес свидетельство корреспондента газеты «Ишибао», посетившего 18 сентября главу верхнеудинской делегации. Корреспондент пришел к заключению, что делегация ДВР уполномочена не только входить в договорные коммерческие соглашения с Китаем, но «является также выразителем миролюбивых и дружеских чувств русского народа к китайскому народу» 40. Помимо главного—налаживания официальных и дружеских отношений с Китаем, на миссию ДВР возлагалась также задача способствовать прорыву экономической блокады Советской России. Делегация должна была войти в непосредственный контакт с находившимися в Пекине дипломатами других держав и выполнить роль посредника в установлении торговых связей между РСФСР и внешним миром 41. Обсудив 29 декабря 1920 г. вопрос о работе миссии ДВР в Пекине, Дальбюро ЦК РКП (б) постановило предложить ей вести переговоры с представительствами иностранных государств в Пекине с целью выяснения условий для экономических сношений с Советской Россией. 30 мая министр иностранных дел А. М. Красноще- 7* 99 40 Там же 41 См. ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 12, л. 180; см. также «Дальневосточная республика», 8.VI.1920, стр. 1.
ков направил в Пекин с возвращавшейся из Иркутска китайской миссией первую ноту правительства ДВР, в которой предлагал практические меры по установлению официальных отношений с Китаем 42. «Для создания благоприятных дружественных отношений между обеими Республиками,— говорилось в ноте,— необходимо официальное сближение их правительств. Интересы наших граждан требуют наискорейшего установления консульской сети и официального представительства». Сославшись далее на то, что РСФСР уже признала правительство ДВР, Краснощеков предлагал созвать в ближайшем будущем русско-китайскую конференцию «для вырешения всех очередных вопросов» 43. Учитывая, однако, что переписка — недостаточно эффективное средство дипломатического общения, особенно в тогдашних условиях, верхнеудинское правительство отдало распоряжение своей миссии незамедлительно направиться в Пекин. Об этом была также поставлена в известность китайская миссия. Ее глава обещал телеграфно предупредить свое правительство о предстоящем приезде представителей ДВР и согласился выдать членам верхнеудинской делегации рекомендательные письма к китайским сановникам Ли Тао и генералу Сун 44. Такой необычный в дипломатической практике образ действий был подсказан поведением самого пекинского .правительства, посылавшего в ДВР свои полуофициальные миссии без каких бы то ни было предварительных переговоров с Верхнеудинском. Именно так в апреле появилась в ДВР военно-дипломатическая миссия подполковника Чен Цзи-сяна, капитана Бао Шаня и др., таким же способом в начале июня прибыла в столицу ДВР китайская коммерческая делегация 45. Так же поступила и другая китайская военно-дипломатическая миссия, направлявшаяся в Москву. Она проследовала специальным поездом через линию семеновских войск и в середине июня внезапно оказалась на так называемой ничьей земле перед фронтом Народно-революционной армииД Только здесь глава этой миссии генерал 42 «Дальневосточная республика», 2.VI.1920, стр.1. 43 «Документы dнешней политики СCCР», т. II, стр. 664. 44 «Дальневосточная республика», 2.VI.1920, стр. 1. 45 «Вперед»', 3.VI.1920,, cтр. 6. 46 Я. М. Дворкин, Борьба продолжается (рукопись), стр. 58. 100
Чжан Сы-линь обратился в штаб фронта НРА с просьбой о пропуске в Верхнеудинск. Однако штаб не имел никаких полномочий на этот счет и запросил правительство ДВР. Вслед за тем выяснилось, что и последнее ничего не знало о новых посланцах соседнего государства и потому направило в Пекин телеграмму, в которой указывало, что на его территорию «без официального разрешения Министерства иностранных дел либо Московского правительства вступили две китайские миссии, одна — цели и назначение которой неизвестны, другая — миссия Красного Креста»47 В телеграмме содержалась просьба к пекинскому кабинету «предоставить необходимые сведения об этих миссиях Верхнеудинскому правительству и Москве» 48. Впрочем, 8 июля Г В. Чичерин и сам запросил пекинский кабинет о целях и характере миссии Чжан Сы-линя, прибывшей в ДВР и державшей путь в столицу РСФСР 49. 7 июня делегация ДВР выехала из Верхнеудинска 50, решив двинуться в Китай по старой караванной дороге через Монголию, так как железная дорога, контролировавшаяся войсками Семенова, была для нее закрыта. Уже через день миссия прибыла в пограничный город Троицкосавск, расположенный неподалеку от Маймачена. Через некоторое время по приезде на границу делегация выпустила специальный номер газеты «Новая республика», разъяснявший цели и задачи, которые преследует ДВР в своих отношениях с иностранными государствами и, в частности, с Китаем 51. Несмотря на эти дополнительные разъяснения, представители ДВР натолкнулись на вежливый, но решительный отказ китайских властей пропустить их через границу. Тогда глава делегации послал телеграмму в Пекин, в которой просил об оказании содействия в продолжении путешествия до китайской столицы 52. 47 Впоследствии стало ясно, что так называемая миссия Красного Креста, привезшая с собой несколько тысяч пудов муки для раздачи китайским гражданам в России, в действительности была лишь составной частью делегации Чжан Сы-линя и самостоятельного значения не имела (см. «Документы внешней политики СССР», т. III, М., 1959, стр. 217). ( 48 «Шанхайская жизнь», 3.VII.1920, стр. 3. 49 «Документы внешней политики СССР», т. III, стр. 19. 50 См. «Дальневосточная республика», 8.VI.1920, стр. 1. 51 «Дальневосточная республика», 1O.VII. 1920, стр. 2. 52 М. И. Казанин, Записки секретаря миссии |(рукопись), стр. 20. 101
Таким образом, в одно и то же время миссия’ Чжан Сы-линя добивалась пропуска в Верхнеудинск, а делегация ДВР — в Пекин. Но если первая, несмотря на отсутствие ответа из Пекина, уже 27 июня прибыла во временную столицу ДВР53, где была торжественно встречена представителями правительства с почетным караулом и оркестром, то вторая еще долго вынуждена была пользоваться «гостеприимством» китайских пограничных властей, потчевавших ее изысканными блюдами на банкетах, но не пропускавших к цели назначения. Поэтому верхнеудин- скоё правительство в цитированной выше телеграмме обращалось к пекинскому правительству с вопросом о причинах задержки миссии ДВР и указывало на то, что «обмен миссиями и информацией, которую они бы добыли, подготовил бы почву для взаимного понимания» 54. Хотя китайское правительство и делало некоторые шаги к сближению с ДВР и Советской Россией, но в проведении этого курса оно было весьма непоследовательно и постоянно колебалось. Беспрестанно оглядываясь на дипломатический корпус, оно пыталось угадать, как державы будут реагировать на тот или иной его ход. Впрочем, державы не заставляли пекинский кабинет теряться в догадках. Как только появились сообщения о русской миссии, ожидавшей на границе пропуска в Пекин, посланники Франции и Японии незамедлительно заявили о своем отрицательном отношении к намерению русских посетить китайскую столицу55. Государственный департамент США также предупредил китайское правительство, что если оно вступит в деловые отношения с ДВР,, то будет испытывать трудности ^ В связи с этим президент Китайской республики распорядился не выдавать виз верхнеудинской делегации. В Троицкосавск была направлена телеграмма, являвшая собой образец грубости и попрания элементарных принципов взаимности. «Если Ваша делегация,— БЭ «1В перед», 8.УП.Ш20, сир. 2; «UlamataaH жизнь», б-УПЯ^ стр. 3. • ' 64 1«Ш'а1Иаайская жизнь», ЗМИЛОЗО, стр. 3. 65 «Шанхайская жизнь», 16.IX.1920, стр. 3. и «Papers relating to the foreign relations of the United States, Я9Й0», voUI, Washington, ’1^5, ip. 769. 102
говорилось в этом послании, — имеет какие-либо предложения, касающиеся торговых сношений, почему бы Вам не изложить их перед местными китайскими властями, которые сумеют тогда запросить наше правительство? Это было бы гораздо удобнее, чем предпринимать путешествие в Пекин, которое кажется нам по меньшей мере излишним» 57. Одновременно, в самом начале июля, китайский комиссар в Кяхте Ли Юань получил предписание открыть -формальные переговоры с русскими властями по поводу возобновления торговых сношений 58. Разумеется, такой оборот дела никак не соответствовал намерениям делегации ДВР. Поэтому она немедленно, в первых числах июля, направила ответ китайскому министерству иностранных дел, в котором указывала, что ее стремление в Пекин «объясняется желанием закрепить дружественные отношения между Китаем и Россией», а также «завязать торговые сношения». Далее указывалось на то, что позиция Пекина вызывает удивление, так как «русские власти беспрепятственно пропустили на свою территорию представителей Китая, почему же китайское Правительство отказывается пропустить русских представителей на свою территорию?» 59. Дать вразумительный ответ на этот вопрос пекинское правительство не смогло. Будучи вынужденным считаться с требованиями общественности, призывавшей к дружбе с Россией, и в то же время испытывая давление со стороны держав, оно решило пойти на маневр. Приблизительно в середине июля было объявлено, что для ведения переговоров с делегацией ДВР о возобновлении торговых отношений в Кяхту будет послан представитель министерства иностранных дел Ван Гу-нян 60. Однако новая вспышка военных действий во второй половине июля между чжилийской и аньхуэйской милитаристскими кликами сделала положение пекинского правительства весьма непрочным, и поездка Ван Гу-няна была отложена. Требования о признании РСФСР и ДВР по-прежнему выдвигались китайской общественностью, а в отно- 57 «Шанхайская жизнь», 3.VII.1920, стр. 3. 58 «Шанхайская жизнь», 7.VII.1920, стр. 2. 59 «Шанхайская жизнь», ’16.IХ .1920, стр. 3, 60 Там же. 103
шении ДВР стали гораздо определеннее. Это было связано с возвращением из Дальневосточной республики отдельных китайских делегаций, которые, ссылаясь на собранные ими сведения, доказывали необходимость скорейшего установления нормальных отношений с буферным государством. При этом они рассматривали ДВР в качестве временной представительницы Советской России и настаивали на разрешении ее миссии прибыть в Пекин. Находившийся в китайской столице представитель Приморской областной земской управы А. Ф. Агарев в телеграмме, посланной 2 августа, сообщал, что «посетившая Владивосток и Харбин комиссия китайского правительства готовит доклад о немедленном признании Дальреспублики, отмене всех ограничений торговле Россией. [По] мнению комиссии Дальреспублика согласия Москвы может взять временно защиту русских интересов» 61. В сообщении Иркутского отделения РОСТА из Пекина от 23 июля указывалось, что «посланная китайским правительством в ДВР миссия, состоящая из китайца, американца, англичанина 62, имеет в виду по возвращении защищать перед президентом [и] правительством необходимость союза Китая и России, мотивируя давнишней дружбой, огромной протяженностью границ, нуждой Китая в союзнике... экономической заинтересованностью ДВР [в союзе Китаем. Миссия будет настаивать признании Китаем ДВР... [и]. допущении в Пекин верхнеудинской миссии» 63. Прошло несколько дней, эта миссия возвратилась в Пекин, и через газету «Шанхайская жизнь», а затем и через другие газеты ее участники сделали такое именно заявление. Они добавили, кроме того, что правитель- 104 61 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 21, л. 159. 63 ЦГАОР, ф. 130, oп., 4, д. 469, л. 1195.
ство ДВР пользуется поддержкой подавляющего большинства населения республики 64. В начале августа, когда военные действия между милитаристами закончились поражением прояпонской аньхуэйской клики и к власти пришло новое феодальномилитаристское правительство во главе с Цао Кунем, снова возник вопрос о пропуске в Пекин миссии ДВР. После тщательного обсуждения этого вопроса пекинский кабинет принял решение, предусматривавшее прием русской делегации, но лишь в качестве неофициального торгового представительства 65. Иное решение могло бы означать признание ДВР, против чего категорически выступали державы. Пекинская газета «Чэньбао» стремилась успокоить дипломатический корпус относительно принятого правительством решения о приеме миссии. 26 августа, т. е. в день приезда делегации ДВР, она выступила со статьей, в которой объясняла, что необходимость возобновления коммерческих отношений с Россией вынудила правительство «оказать гостеприимство новой миссии». Однако, продолжала газета, политика Китая в отношении ДВР может определиться лишь после того, как посланники Пекина выяснят линию поведения «держав-сестер» — Англии, США, Японии и Франции. Поэтому «Чэньбао» предлагала «лучше принять новую миссию неофициально», а что касается дипломатических переговоров с ней, то пусть державы не беспокоятся, ибо уже сообщалось, что Пекин будет уклоняться от этого 66. В начале августа пограничные власти выдали миссии ДВР паспорта, и 9 августа она двинулась из Троицкосавска. Проследовав автомашиной через Ургу (ныне Улан-Батор) в Чжанцзякоу (Калган), члены миссии выехали оттуда на поезде и 26 августа прибыли, наконец, в китайскую столицу 67. Таким образом, сопротивление держав и китайского правительства удалось преодолеть. В Пекине де-факто появилось представительство ДВР, хотя и не признанное официально. С этого момента и до конца 1922 г. прямое общение правительства Дальневосточной рес- 64 «Шанхайская жизнь», 28. VII.1920, стр. 3. 65 Gm. 1«Шанхайская жизнь», 16.IX.1920, стр. 3. 66 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 1.IX.1920, стр. 5. 67 «Шанхайская жизнь», 28.VIII.1920, стр. 8. 10?
публики с правительством Китая осуществлялось исключительно через пекинскую миссию. При отсутствии в Китае официального представительства РСФСР такую же роль играла миссия и для Советской России в целом. Это был безусловно крупный успех советской дипломатии, ставший возможным благодаря укреплению военно- политического положения РСФСР и росту антиимпериалистического движения китайского народа. Если миссия ДВР в своем стремлении в Пекин постоянно сталкивалась с препятствиями, воздвигаемыми империалистами и пекинским правительством, то для миссии Чжан Сы-линя, ехавшей в Верхнеудинск и Москву, была создана обстановка радушия и гостеприимства. И если, несмотря на это, делегация Чжан Сы-линя более двух месяцев провела в Верхнеудинске, где намеревалась вначале задержаться всего лишь на несколько дней 68, то повинны в этом отнюдь не московское и не верхнеудинское правительства. На следующий день после торжественной встречи в Верхнеудинске, т. е. 28 июня, генерал Чжан Сы-линь в телеграмме В. И. Ленину просил Советское правительство «оказать содействие перед Дальневосточной Республикой в немедленном пропуске миссии» 69. Вслед за тем к Ленину обратился и председатель ЦК Союза китайских рабочих в России Лю Цзэ-жун. Онпросил разрешить приезд миссии в Москву, несмотря на отсутствие у нее официальных полномочий 70. Правительство РСФСР по предложению Ленина быстро откликнулось на телеграмму, предложив А. Червонному срочно пропустить делегацию и содействовать ее проезду в Москву 71. В обстановке того времени отправить китайских посланцев было нелегко, тем более что им требовался целый поезд для перевозки муки. В специальной телеграмме В. И. Ленину А. Червонный жаловался на страшные беспорядки на железнодорожном 68 «Шанхайская жизнь», 6.VII.1920, стр. 8. 69 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 58, л. 143. 70 Лю Цзэ-жун в своих воспоминаниях («Встречи с великим Лениным», — «Вопросы истории КПСС», 1960, № 2, стр. 192—193) сообщает, что он был принят B. И. Лениным в дни работы второго конгресса Коминтерна и что Владимир Ильич тут же, во время беседы с ним, написал записку в НКИД с предложением распорядиться о пропуске миссии в Москву. 71 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 4, Д. 26. л. 116. 106
транспорте и возникшие в связи с этим трудности с отправкой миссии 72. Однако трудности были преодолены, и, видимо, в двадцатых числах июля генералу Чжан Сылиню был предоставлен специальный поезд. Но здесь произошло неожиданное: «китайская миссия,— как писал об этом в Москву 26 июля Червонный,— несмотря на подачу состава... от поездки Совроссию... отказывается и что-то выжидает» 73. А. Червонный вынужден был даже заявить Чжан Сы-линю, что Мининдел ДВР снимает с себя ответственность перед Советской Россией за задержку миссии 74. Медлительность генерала объяснялась той же самой причиной, которая привела к отмене поездки Ван Туняна на границу для переговоров с верхнеудинской делегацией. Помешала вспышка милитаристской войны. Чжан Сы-линь выжидал и, лишь получив санкцию нового китайского правительства, 26 августа отбыл в Москву. Проводы его были весьма торжественны и ярко свидетельствовали о стремлении правительства и народа ДВР к дружбе с Китаем. На перроне собралась тысячная толпа, играл оркестр, выстроился почетный караул. А. Червонный и Чжан Сы-линь обменялись речами. Обращаясь к собравшимся, генерал говорил о том, что «оба народа в своей дружбе спаяны одним стремлением к независймости и государственной самостоятельности. Я, — заявил Чжан Сы-линь, — уношу в другую революционную страну [убеждение в том], что позади у нас остаются не только наши соседи, но и соседи, стремящиеся к независимости и деловому сотрудничеству» 75. В начале сентября китайская миссия прибыла в Москву 76. Ее переговоры с ответственными руководителями Народного Комиссариата по иностранным делам успешно развивались и могли бы привести к подписанию со- 72 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 58, л. 144. 73 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 26, л. 116. — 6 августа в переговорах по прямому проводу с Иркутском А. Червонный вновь отмечал, что китайская миссия «ехать в Москву всякими предлогами отказывается, домогаясь посылать регулярно своих... сотрудников Китай для ориентировки» (ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 40. л. 27). 74 См. ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 4, д. 26, л. 116. 75 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. II, д. 40, л. 13. 76 «Шанхайская жизнь», 26.IX.1930, стр. 3. 107
ветско-китайского соглашения, к установлению нормальных отношений между двумя государствами. Но этого не произошло, ибо пекинское правительство все еще противилось требованиям своего народа и подчинялось диктату империалистических держав. Собственно, посылая Чжан Сы-линя в Москву, оно отнюдь не намерено было доводить дело до подписания договора. Недаром миссия вначале именовала себя делегацией Красного Креста и Пекин упорно отказывался открыто провозгласить ее цели, а сам Чжан Сылинь принимал меры к тому, чтобы сведения о характере его переговоров с Краснощековым в Верхнеудинске не проникли в печать. Он решительно воспротивился присутствию представителей печати при его встрече с председателем правительства ДВР77. Правда, в телеграмме, посланной 28 июня В. И. Ленину, Чжан Сы-линь утверждал, что едет в советскую столицу «для установления торговых и дипломатических сношений» 78. Примерно то же он повторил и в конце августа перед самым отъездом в Москву в интервью корреспонденту ДАЛЬТА 79. Здесь уместно отметить, что Советское правительство в целях быстрейшего установления контакта с китайской миссией отступило от обычных правил и не настаивало на предъявлении официальных документов, удостоверяющих полномочия Чжан Сы-линя. Правительство РСФСР удовлетворилось сделанными главой миссии устными заявлениями, согласно которым и считало его полномочным представителем Китайской республики 80. Но все эти заявления выражали либо его собственные стремления, либо были призваны обеспечить миссии благоприятный прием в Москве, либо предназначались для успокоения общественного мнения Китая. Во всяком случае они не отражали истинных намерений пекинского правительства. Цели миссии предусматривали лишь изучение на месте положения в Советской России и выяснение вопроса, действительно ли Москва готова отказаться от тех привилегий, которые были вырваны у Китая иностранными державами. В этом отношении небе- 77 Я. М. Дворкин, Борьба продолжаемся, стр. 64. 73 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 58, л. 14З. 79 «Шанхайская жизнь», 3.IX.1920, стр. 2. 80 «Документы внешней политики СССР», т. Ш, стр. 291. 108
.зынтересно высказывание английской газеты «Пекин энд Тяньцзинь тайме». «Возможно,— писала она,— что для Франции и нецелесообразно заключение мира с Россией, но быть может это очень выгодно для Китая, и этот вопрос китайское правительство и старается выяснить при помощи своей миссии, посланной в Москву» 81. Советское правительство полагало, что делегация Чжан Сы-линя прибыла «для урегулирования целого ряда вопросов... широкого значения» 82. Однако оно затем изменило это мнение, ибо узнало, что китайская делегация не имеет полномочий на заключение договора с Советской Россией. Во-первых, об этом свидетельствовало отсутствие ответа из Пекина на прямой запрос о целях миссии, а, во-вторых, о действительных задачах миссии телеграфировал Л. М. Карахану А. Червонный еще 26 августа, в день отъезда Чжан Сы-линя в Москву83. Тем не менее Советское правительство с большой теплотой приняло миссию и вело с ней деловые переговоры, ибо хотело, чтобы китайские представители поняли сами, а затем помогли понять китайскому правительству и народу благородные принципы советской внешней политики. 27 сентября Чжан Сы-линю было передано новое обращение правительства РСФСР к правительству Китайской республики 84. Совет Народных Комиссаров заявлял пекинскому кабинету, что «дружба двух великих народов и их помощь друг другу укрепит настолько Китай, что никакие иностранцы не смогут тогда закабалить и ограбить китайский народ так, как это происходит сейчас». Желая ускорить установление советско-китайской дружбы, правительство РСФСР предлагало Китаю политическое соглашение, состоявшее из восьми основных пунктов. В этих пунктах намечались пути практического осуществления принципов советско-китайских дружественных отношений, которые были изложены в обращении РСФСР к правительствам и народу Северного и Южного Китая. Заместитель народного комиссара по иностранным делам Л. М. Карахан отмечал, что китайская делега- 81 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 6.Х.1920, стр. 3. 82 «Доклад НКИД на заседании ВЦИК 17.VI.1920 г.», — «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 659. 83 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 11, д. 40, л. 13. 84 «Документы внешней политики СССР», т. III, стр. 213—216. 109
ция «могла убедиться в нашем искреннем и дружественном отношений к Китаю» 85. И сам Чжан Сы-линь неоднократно писал и говорил о проявленных по отношению к нему и его правительству добрых чувствах русского народа и Советского правительства. Так, в своей прощальной телеграмме Совнаркому и Наркоминделу, посланной 29 ноября 1920 г., после возвращения из Москвы в Верхнеудинск, он выражал «глубокую благодарность за теплый [прием]», оказанный его миссии 86, а в интервью, данном 15 декабря в Харбине, заявил, что «отношение Советской власти к китайскому правительству очень доброжелательное» и что В. И. Ленин, с которым ему довелось беседовать, произвел на него впечатление «чарующее своей речью и приветливостью»87. 1 октября в специальном письме в НКИД Чжан Сы-линь указывал, что его делегация в полной мере успела ознакомиться с политическим и экономическим положением РСФСР и что, вернувшись на родину, она постарается убедить китайское правительство и народ не верить провокационным слухам, которые усиленно поддерживались в Китае заграничной печатью 88. Пожалуй, в этом и заключался главный итог двухмесячного пребывания миссии в Москве и Петрограде. И хотя этот итог не столь уж велик, но нельзя умалять его значения, если иметь в виду политическую обстановку в Китае, где правда о Советской России пробивала себе дорогу с огромным трудом, а силы, сопротивлявшиеся советско- китайской дружбе, были еще многочисленны и активны. Уже во второй половине октября Советское правительство было официально уведомлено через китайское посольство в Лондоне о том, что Чжан Сы-линь не получал полномочий на ведение переговоров и поэтому отзывается в Китай 89. Это решение Пекина было прямым результатом нового нажима держав, прежде всего США и Франции, боявшихся возможности советско-китайского соглашения и потому потребовавших дезавуирования Чжан Сы-линя и отзыва его из России. 85 Там же, стр. 214. 86 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 58, л. 148. 87 См. «Шанхайская жизнь», 1.1.1921. 88 М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 58. 89 «Документы внешней политики СССР», т. Ш, стр. 291.. 110
Китайский посланник в Вашингтоне Веллингтон Ку (Гу Вэй-цзюнь) весьма откровенно объяснил причины, по которым пекинское правительство не приняло предложений Советской власти об установлении нормальных взаимоотношений. Оно поступило так потому, сказал он, что «не желает идти вразрез с политикой Соединенных Штатов и других государств» 90. В начале ноября, после заключительной беседы с В. И. Лениным, китайская делегация выехала на родину 91. Попытки империалистических держав сорвать переговоры между миссией ДВР и пекинским правительством и протест китайской общественности Приезд делегации ДВР в Пекин был событием, которое сильно встревожило весь дипломатический корпус в китайской столице. В Пекине появились представители революционной России, и уже сам по себе этот факт не предвещал колонизаторам ничего хорошего. Ясно было, что декларации и заявления миссии ДВР, которые уже больше нельзя будет замолчать или извратить, смогут сильно повлиять на дальнейшее развитие антиимпериалистического движения китайского народа и будут способствовать подрыву основ полуколониального режима в Китае. С приездом миссии ДВР проблемы советско-китайских отношений стали особенно актуальными, о них писали все газеты, иностранные и китайские, реакционные и прогрессивные, к обсуждению этих проблем были привлечены широкие слои общественности. Особенно тревожил иностранных дипломатов тот большой интерес к русской миссии, который проявила прогрессивная китайская молодежь. К членам миссии часто приходили молодежные делегации, стремившиеся узнать правду о Советах, о ДВР и намерениях ее представителей. Державы Антанты решительно протестовали против этого и требовали от китайских властей специальных мер по 90 «Шанхайская жизнь», 5.Х.1920, стр. 2. 91 Из Москвы делегация отправилась в Петроград, откуда выехала 1б ноября, в Всрхнеудинск прибыла 29 ноября, а в середине декабря была уже в Харбине.
изоляции русских делегатов от народных масс. Японская газета «Шуньтянь жибао», издававшаяся на китайском языке, ставила на вид пекинскому правительству «участившиеся... посещения юношами и девушками гостиницы ,,Отель де Пекин"», где жила миссия, и выражала надежду, что «китайские власти отнесутся с должным вниманием к этим посещениям, иначе вся от- ветственность за распространение большевистских идей среди будущих хозяев Китая целиком падет на них»92. Эта заметка была перепечатана в середине октября многими китайскими газетами реакционного толка и, в частности, газетой «Далу жибао» 93. Державы использовали весь свой дипломатический и пропагандистский аппарат в Китае, чтобы не допустить открытия официальных переговоров миссии ДВР с китайским правительством. Как писал «Журналь де Пекин», в столице и других городах Китая силы реакции начали весьма крикливую кампанию, имевшую целью «препятствовать возобновлению нормальных сношений между Китаем и Россией» 94. Выдавая себя за «друзей Китая», участники этой кампании использовали все способы и приемы для того, чтобы добиться своей цели. Английский официоз в Пекине «Норс Чайна дей- ли ньюс» запугивал китайское правительство тем, что представители ДВР, подобно советским делегациям в других странах, наряду с торговыми задачами «ставят себе также цели политической пропаганды». Приглашая пекинский кабинет следовать примеру английского правительства, газета уверяла, что «ни Ллойд Джордж, ни какое бы то ни было ответственное лицо в Англии не будет иметь никакого дела с Советами до тех пор, пока не будет определенных указаний на то, что большевики отказались от интернационального распространения своих идей». Газета утверждала, что в результате переговоров с миссией ДВР Китай может быть вовлечен в военное столкновение с Японией в Сибири и попадет под влияние Верхнеудинска, а если это произойдет, то «державы возьмут его на подозрение». Газета предъявляла Китаю категорическое требование: «отказаться 92 Цит. стр. 1. 93 Там 94 Цит. по газ.: «Дальлевосточная республика», 31.Х.1920, же. по газ.: «Шанхайская жизнь», 16.IХ.1920, стр. 3. 112
от... политических сношений с верхнеудинской миссией» 95. Особенно активно действовал французский посланник Бопп. Как только стало известно о состоявшихся предварительных встречах членов миссии с официальными лицами из китайского министерства иностранных дел, он тотчас же предпринял демарш перед пекинским кабинетом, протестуя против переговоров 96. Хотя пекинские правящие круги и опровергали этот факт 97, но убедить никого не смогли. Поведение французского посланника, всякий раз протестовавшего против малейших шагов Пекина в сторону нормализации отношений с Россией, полностью подтверждало справедливость сообщений и о данном протесте. Газета «Ишибао» прямо писала, что «французский посланник в. Пекине все продолжает чинить препятствия миссии ДВР»98. Впоследствии и Юрин в одном из своих официальных докладов указывал, что «представитель Франции был самым активным противником Дальневосточной миссии и на каждом шагу старался мешать» ". В том же направлении действовали и Соединенные Штаты. Вскоре после прибытия миссии ДВР в Пекин президент Вильсон предупредил китайское правительство, что переговоры с представителями этой республики могут лишить Китай дружественного отношения со стороны других государств 100. Кроме того, посланник США Крейн в самом конце августа 1920 г. передал китайскому министру иностранных дел копию американской ноты Италии, опубликованной 10 августа 101. В этом клеветническом, полном антисоветских измышлений документе было сказано, что США выступают за непризнание Советской России, считают установление с ней официальных отношений невозможным и будут продолжать проводить против нее политику вражды и бой- 95 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 12.IX.1920, стр. 4 96 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 349, л. 1. 97 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 39, л. 11. 98 Цит. по газ.: «Дальневосточная республика», 7.Х.1920, стр. 2. 99 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 19, л. 10. 100 К. М. Panikkar, Asia and Western dominance, London, 1955, p. 352. 101 См. «Шанхайская жизнь», 12.IX.1920, стр. 2, а также приложение к номеру от 1. IX. 1920, стр. 2—3. 8 М. А. Персии
кота 102. Ознакомление пекинского правительства с этой нотой должно было предотвратить соглашение Китая с Дальневосточной республикой. С неистовой бранью обрушились на РСФСР и ДВр всевозможные белогвардейские газеты, издававшиеся в Китае. Любопытно, что все эти листки, в той или иной степени субсидировавшиеся Японией, силились доказать, что руководители буферного государства продались японцам, не выражают поэтому национальных интересов России и, следовательно, вести с ними переговоры недопустимо. Учитывая сильные антияпонские настроения в Китае, белогвардейцы пытались с помощью подобной клеветы ослабить позиции тех сил, которые толкали пекинский кабинет на путь установления дружественных отношений с новой Россией. Не бездействовала и бывшая царская миссия. Бывший посланник Кудашев вместе с французским посланником протестовал сначала против предоставления делегации ДВР права приехать в Пекин, а потом против переговоров с ней китайского правительства 103. Разнузданная кампания, организованная внешней и внутренней реакцией против переговоров с миссией ДВР, вызвала горячий протест китайской общественности. Китайские патриоты отстаивали право своего государства на самостоятельное решение вопроса об отношениях с РСФСР и ДВР, отвергали наглое вмешательство держав во внутренние дела Китая и требовали от своего правительства твердой, независимой политики. Весьма примечательно, что этот протест нашел отражение не только на страницах прогрессивных органов печати, но и в статьях, помещавшихся в газетах, которые находились под контролем иностранного капитала или были близки к пекинскому правительству. «Какое право имеют другие государства,—писал неизвестный автор в газете „Пекин энд Тяньцзинь тайме", — вмешиваться в вопрос о приеме китайским правительством верхнеудинской делегации? Китай может открыть торговые сношения с Советской Россией, когда пожелает» 104. «Норс Чайна стар», комментируя начавшиеся 102 См. «Документы внешней политики СССР», т. III, стр. 669. 103 «Шанхайская жизнь», 3.IX.1920, стр. 3. 104 Цит. по газ.; «Шанхайская жизнь»,.1.IX. 1920, приложение к № 204, стр. 3. 114
предварительные переговоры с миссией ДВР, указывала правительству, что «существенно важно, чтобы Китай в вопросе сношений с Россией не руководился другими государствами, а заботился сам о своем будущем» 105. Газета «Бэйцзин ишибао» хотя и подвергала сомнению правомочность миссии ДВР представлять весь русский Дальний Восток, тем не менее решительно отстаивала целесообразность установления торговых отношений между Китаем и Россией. «Если по каким-либо причинам, — писала газета, — союзные государства не находят нужным входить в торговые сношения с Россией, то мы, китайцы, во всяком случае таких причин не имеем» 106. В ходе движения за открытие переговоров с верхне- удинской миссией в массах росло понимание того, что не Япония и не другие империалистические державы, а только новая Россия — подлинный друг Китая, заинтересованный в его силе. Газета «Синьминьбао» писала: «Япония и Россия стараются приобрести расположение Китая. Есть разница в принципах, а также в политике между обеими странами. Япония свои „дружественные шаги“ сопровождает империалистической агрессивностью. Россия — истинно дружественными поступками. Стоит только сравнить японо-китайское военное соглашение с нотой Советов, адресованной Китаю» 107. Страстно говорил об этом неизвестный автор в газете «Вэйи жибао» от 26 августа 1920 г. «Недалеко то время, — отмечал он, — когда вопреки лжи и клевете новая Россия предстанет в правдивом свете, и тогда Китай поймет, что новая Россия — его друг, в которого можно верить, так как он не имеет ни стремлений, ни целей, которые могли бы угрожать Китаю. Китай и Россия не имеют споров, которые не могли бы быть легко улажены» 108. Испытывая давление как со стороны прогрессивных сил, так и со стороны империалистов, пекинское правительство, само достаточно реакционное, продолжало маневрировать. Под нажимом держав оно полностью капи- 105 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 587, л. 282. 106 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 18.IX.1920, стр. 2. 107 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 587, л. 282. 108 Цит. ло газ.: «Шанхайская жизль», 3.IX.1l920, стр. 3. 8* 115
тулировало в вопросе о непосредственных переговорам с Москвой. Как мы видели, Чжан Сы-линь был дезавуирован и отозван из Советской (России. Но в отношении миссии ДВР Пекин проявил поразительную для себя «твердость». Несмотря на требования дипломатического корпуса, делегация ДВР осталась в китайской столице и пекинское правительство осмелилось даже отстаивать перед державами свое право на ведение с ней торговых переговоров. Это была вынужденная уступка пекинского кабинета требованиям общественности. 16 сентября вечером было опубликовано правительственное сообщение, в котором справедливо указывалось, что страны Европы и Америки уже ясно выразили намерение возобновить торговые сношения с Россией. «Китайскому правительству, — говорилось в этом документе, — подобает также следовать тому же курсу и действовать в согласии с тактикой своих союзников по мировой войне». В обоснование этого тезиса указывалось на то, что Китаю необходимо найти способ сосуществования с соседней страной для «ведения коммерческих сношений... главным образом вдоль границ и для защиты интересов китайских граждан в Сибири». Далее следовали уверения в том, что миссия была допущена в Пекин лишь потому, что она не имела никаких заданий, кроме ведения торговых переговоров 109. Однако уже с самого первого дня своего пребывания в Пекине миссия ДВР стала играть несравненно большую роль, чем отводило ей китайское правительство. Она стала важным фактором, объективно способствовавшим усилению борьбы китайского народа за дружбу с революционной Россией, за устранение и преодоление препятствий, стоявших на пути нормализации советско-китайских отношений. Ликвидация царской миссии и консульств Уже само появление в китайской столице представителей Дальневосточной республики с особой остротой поставило вопрос о необходимости прекратить официальные отношения пекинского кабинета с возглавляемой 1/6 109 «Шанхайская жизнь», 18.IX.1920, стр. 2.
князем Кудашевым царской миссией, со всей силой обнаружило нелепость и вред дальнейшего сохранения этой миссии. Вопросы пограничной торговли, в которой были заинтересованы не только китайские торговцы, но тысячи простых людей обеих стран, как и вопросы, связанные с эксплуатацией КВЖД, требовали самого срочного разрешения. Разумеется, нельзя было вести переговоры по этим вопросам с Кудашевым, поскольку он давно уже не представлял русское государство. Можно и должно было решать эти проблемы только в контакте с Москвой или Верхнеудинском. Но признание за царской миссией прежнего статуса связывало руки китайскому правительству, лишая его юридического права на официальные переговоры с миссией ДВР. Даже близкая к министерству иностранных дел «Пекин дейли ньюс» в номерах от 20 и 21 августа, накануне приезда представителей ДВР, уже ставила вопрос о срочной необходимости порвать всякие отношения с Кудашевым. Миссия Кудашева, писала газета, никого не представляет, и переговоры с ней бесполезны. Но в то же время, пока она существует, никакие официальные сношения с Россией, помимо нее, невозможны. Поэтому Китай должен официально заявить о своем непризнании миссии и прекратить с ней сношения 110. С такими же требованиями выступали и многие другие газеты. «Бэйцзинбао» в начале сентября поместила весьма любопытную статью, в которой, ссылаясь на официальные круги, сообщала, что Кудашев изъявил желание оставить свой пост, так как самый факт прибытия миссии ДВР свидетельствует о нежелании русского правительства иметь его своим представителем. «Исходя из этого,— продолжала газета,— г. Кудашев предполагает воспользоваться прибытием нового представителя, чтобы уйти в отставку»111. В действительности ничего подобного не происходило. Князь Кудашев был куда менее щепетилен и весьма рьяно доказывал свое право занимать пост русского посланника. Очевидно, газета «Бэйцзинбао» хотела своей заметкой подсказать Кудашеву правильную линию поведения. При содействии держав и самого пекинского пра- 110 «Шанхайская жизнь», 27.VIII.1920, стр. 3. 111 «Шанхайская жизнь», 7.IХ.1920, стр. X 117
вительства миссия Кудашева стала активным центром русской контрреволюции на Дальнем Востоке. Вокруг миссии и царских консульств собиралась белая эмиграция. Тут строились планы вооруженных набегов на Советскую Россию и готовились предназначенные для этого банды. Именно Кудашев рекомендовал английскому правительству использовать Колчака в качестве главнокомандующего белыми войсками 112, и он же передал Колчаку задание «создать... вооруженную силу для того, чтобы обеспечить порядок и спокойствие на Дальнем Востоке» 113. По указанию того же Кудашева Колчак пытался на деньги, полученные от Русско-Азиатского банка, купить Семенова, сделать его агентом американских и английских империалистов, но опоздал. Семенов к тому времени уже был куплен японцами и «гордо» отверг предложенные ему 300 тыс. руб.114. Не менее позорна роль Кудашева в укрывательстве бандита и убийцы Калмыкова, бежавшего в феврале 1920 г. из Хабаровска на китайскую территорию. Арестованный 8 марта китайскими властями, Калмыков содержался в цзилиньской тюрьме. Однако по указанию Кудашева царский консул в Цзилине (Гирине) Братцев помог Калмыкову 16 июля бежать из заключения, а затем укрывал его в своем консульстве до конца августа 115. Сотрудники царских консульств, разбросанные по разным городам Китая, так же как и сотрудники миссии в Пекине, вели разностороннюю антисоветскую деятельность. Они собирали белогвардейских офицеров, а затем переправляли их через границу в армии Колчака, Семенова, Врангеля. В то же время консульства организовывали настоящую травлю бежавших от зверств Колчака в Китай русских революционных эмигрантов. Русская 112 В некрологе о Н. А. Кудашеве, умершем осенью 1921 г. во Франции, французский католический журнал «La Politique de Pékin» в № 49, 14 декабря 1921, р. 1171 писал: «Ha его долю выпала громадная задача в той части Дальнего Востока, где союзники решили поддерживать адмирала Колчака». 113 Из допроса Колчака (см. приложение к кн.: А. Г. Солодинкин, Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной, Иркутск, 1960, стр. 166). 114 Там же, стр. 180—181. 115 «Шанхайская жизнь», 28.XJ1920, стр. 4; «Вперед», 8.VIII.1920, стр. 2. 118
демократическая колония в Шанхае в Период разгула колчаковщины выросла с нескольких сотен до 2—3 тыс. человек. Царское консульство с помощью продажной прессы пыталось восстановить против этих людей население города. Под давлением консульства власти чуть было не предприняли выселение революционных эмигрантов из Шанхая 116. Бывшие представители царизма в Китае расхищали достояние русского народа и использовали его для поддержки интервентов и белогвардейцев. Так, например, 8 июля по требованию генерального консула фон Гроссе шанхайская полиция сняла команды с трех русских кораблей — «Симферополь», «Пенза» и «Георгий», принадлежавших до революции компании «Добровольного флота». Моряков отвезли на территорию французской концессии, где они фактически находились под арестом. Эта акция была предпринята потому, что судовые команды отказались выполнять приказы бывших царских посланников в Пекине и Токио и заявили, что они подчинятся лишь власти, которая находится на русской территории. В сентябре по секретному приказу. Кудашева русские корабли были выведены из Шанхайского порта в неизвестном направлении. Бывший посланник опасался, что в связи с наметившимся улучшением в советско- китайских отношениях пекинское правительство может передать суда России. Вскоре выяснилось, что пароходы начали обслуживать японские войска, зверствовавшие на Советском Дальнем Востоке 117. Таким образом, бывшее царское дипломатическое представительство в Китае, стало откровенно антисоветской политической организацией, причинявшей огромный вред делу установления дружественных отношений между Китаем и новой Россией. Пекинское правительство безусловно было осведомлено об истинном характере «дипломатической» работы царского посланника. Для иллюстрации уместно рассказать о беседе между Кудашевым и министром иностранных дел Ян Хой-цином, состоявшейся, очевидно, в середине сентября. Встреча произошла по просьбе Кудашева, пришедшего заявить протест против того, что Вайцзяобу лишило бывшую 116 «Шанхайская жизнь», 26.Х.1920, стр. 3. 117 «Шанхайская жизнь». 10.VII.l920, стр. 4; 26.IX.1920, стр. 2,4. 119
царскую миссию права шифрованной переписки. Ян Хой-цин, отклоняя протест, объяснил решение министерства тем, что «шифровки посольства несомненно связаны с политическими действиями», которые «могут создать затруднения для местных китайских властей». И чтобы не было сомнений, о каких действиях идет речь, министр сослался на пример цзилиньского консула, который, выполняя распоряжение Кудашева, очевидно, тоже переданное шифром, укрывал у себя политического преступника Калмыкова 118. Финансирование возглавляемого Кудашевым очага антисоветских заговоров и провокаций было возложено державами на пекинский кабинет. В счет погашения так называемой «боксерской» контрибуции Китай исправно вносил каждые два месяца в Русско-Азиатский банк 250 тыс. таэлей, которые шли в распоряжение Кудашева 119. Неоднократные протесты Советского правительства, отказавшегося от получения контрибуции, но требовавшего «не выдавать эти вознаграждения бывшим русским консулам... или русским организациям, на это незаконно претендующим» 120, систематически игнорировались. Продолжение «боксерских» выплат Русско-Азиатскому банку и признание миссии Кудашева исключали возможность установления нормальных отношений между Китаем и Дальневосточной республикой. В то же время, согласившись под давлением общественного мнения принять миссию ДВР, китайское правительство должно было пойти на создание хотя бы минимально благоприятных условий для переговоров с ней. 7 августа, т. е. вскоре после того, как пограничным властям было дано указание пропустить верхнеудинскую делегацию в Китай, пекинское правительство официально уведомило Кудашева и правление Русско-Азиатского банка о прекращении взносов «боксерских» денег и о том, что очередной взнос оно положит в китайский государственный банк 121. Тем самым пекинский кабинет отказался впредь финансировать антисоветскую деятель- 118 «Шанхайская жизнь», 24.IX.1920, стр. 2. 119 «Шанхайская жизнь», 8.VIII.1920, стр. 4. 120 «Документы внешней политики СССР», т. III, стр. 126. 121 См. «Шанхайская жизнь», 8.VIII.1920, стр. 4; 26.IX.1920, стр. 2. 120
яость бывшей царской миссии и лишил ее главного источника существования. Кудашев немедленно выступил с протестом, который 20 августа был поддержан французским и японским посланниками. Повторный отказ Китая выполнить наглое требование — продолжать выплату — вызвал со стороны держав новый протест и в ответ новое заявление Пекина о том, что он не видит законной необходимости в передаче «боксерских» денег представителю, который никого не представляет и не сумеет возместить убытки, понесенные китайскими подданными в России 122 Бывший царский посланник прикинулся, будто не понял, что означает прекращение выплаты «боксерских» денег. Потребовались более определенные действия, и они последовали. В сентябре Ян Хой-цин заявил Кудашеву, что пекинское «правительство затрудняется определить точное правовое положение Миссии и Консульств», и выразил надежду на то, что бывший посланник возьмет на себя инициативу покончить с положением не только трудным, но и часто тяжелым как для китайского правительства, так и для самого посланника 123. Но и этого «намека» оказалось мало. 18 сентября в своем ответе министру иностранных дел Кудашев просил официально уведомить, продолжает ли китайское правительство признавать его и его консулов в качестве официальных представителей или же желает, «чтобы Миссия и Консульства перестали функционировать». В заключение экс-посланник заявлял, что без такого уведомления не может оставить доверенное ему государственное дело, коим занимался в течение, четырех с лишним лет 124. Учитывая давление держав, общественность Китая опасалась, что долгожданный акт о непризнании Кудашева вновь может быть отложен. С напряженным вниманием ожидая решения правительства, прогрессивные силы продолжали требовать создания нормальных условий для переговоров с русскими представителями. Требования этих сил нашли отражение и на страницах 122 «Шанхайская жизнь», 3.IX.1920, стр. 3. 123 «Сборник документов, относящихся к Китайской Восточной железной дороге», Харбин, 1922, стр. 285. 124 Там же, стр. 286. 121
газеты «Вэйи жибао». Одобряя отказ пекинского правительства от уплаты «боксерских» денег, газета требовала от него второго шага — непризнания Кудашева. Бывший посланник, писала газета, «должен быть рассматриваем как частный иностранец, проживающий в Китае». Газета указывала, что Советское правительство «крепнет с каждым днем». Иностранные державы рано или поздно должны будут признать его, а если бы Китай уступил требованию их посланников, он этим самым «повредил бы себе в своих будущих сношениях с Советской Россией» 125. Это был безусловно убедительный аргумент, не считаться с которым было невозможно. Немалую роль в борьбе за ликвидацию бывшей царской миссии сыграла деятельность самой миссии ДВР. 17 сентября глава миссии дал корреспонденту агентства Рейтер интервью, которое было опубликовано большинством китайских газет. Глава делегации ДВР сказал, что он твердо рассчитывает на дружественную помощь Китая как «в установлении нормальных коммерческих взаимоотношений», так и «в ликвидации старых институтов царского правительства». Он отметил, что бывшие консулы и посланник «должны сдать свои посты» 126. Твердая позиция миссии ДВР подчеркивала незаконность признания Кудашева в качестве официального лица. Требования о прекращении каких бы то ни было отношений с ним становились все настойчивее. 23 сентября китайские газеты опубликовали декрет президента о том, что «Китай... перестает ныне признавать Российских Посланников и Консулов», так как «они давно уже утратили свой представительный характер и поистине не имеют оснований продолжать исполнять лежащие на них ответственные обязанности» 127. Вслед за этим последовали распоряжения провинциальных властей о закрытии царских консульств. Однако царские дипломаты, опираясь на поддержку дипкорпуса, оказывали сопротивление исполнению президентского декрета. В связи с этим царские представительства хотя и закрывались, но очень медленно. По приказу Чжан Цзо-линя 30 сентября было закры- 125 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 1.IХ.1920, стр. 6. 126 «Шанхайская жизнь», 19.IХ.1920, стр. 3. 127 «Сборник документов, относящихся к КВЖД», стр. 287. 122
то консульство в Цзилине, затем в Хэйхэ, в Шэньяне и Чаньчуне 123. В Шанхае бывший генеральный консул фон Гроссе пытался удержаться на своем посту, но успеха не имел 129. Лишь в декабре закрылось консульство в Гуанчжоу 130, а в других городах значительно позже. Тем не менее официальный акт непризнания явился событием важного политического значения. Он свидетельствовал, во-первых, о размахе народного движения в Китае за дружбу с революционной Россией, ибо именно это движение наряду с укреплением международных позиций РСФСР вынудило китайское правительство издать декрет, несмотря на сильное противодействие держав. Во-вторых, он свидетельствовал о том, что были созданы минимально необходимые условия для ведения переговоров с миссией ДВР и, следовательно, был сделан шаг к нормализации советско-китайских отношений. Стала очевидной результативность борьбы, Дальне восточной республики за мир и дружбу с китайским народом. Недаром большинство пекинских газет рассматривало декрет китайского президента как успех верхнеудинской миссии. Даже главный орган английского империализма в Китае газета «Норс Чайна дейли ньюс» писала, что прибытие миссии ДВР «заинтересовало китайское правительство, что заставило его разобраться в русском вопросе и принять решительные шаги по отношению к официальным представителям старого русского правительства» 131. Официальное заявление пекинского кабинета о том, что декрет от 23 октября не имеет никакой связи с прибытием верхнеудинскои миссии 132, скорее доказывало обратное и свидетельствовало лишь о желании Пекина успокоить империалистов, стремившихся не допустить нормализации русско-китайских отношений. То, что президенту пришлось опубликовать этот декрет, говорило о силе влияния ленинских принципов внешней политики на Китай. Ведь ликвидируя царские консульства, китайское правительство тем самым отменяло 128 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1„ д. 344, л. 54; «Шанхайская жизнь», 7.ХЛ920, стр. 2. 129 «Шанхайская жизнь», 5.Х.1920, стр. 3. 130 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 211. 131 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 6.Х.1920, стр., 4. 132 «Шанхайская жизнь», 14.X.1920, стр. 2. 123
по отношению к русским гражданам в Китае права экстерриториальности и консульской юрисдикции, т. е. те кабальные привилегии, от которых Советское правительство уже давно отказалось. Разумеется, державы опасались, что такое положение в будущем может быть распространено и на их подданных в Китае. Американское правительство первым выступило против непризнания царской миссии в Пекине и проявило инициативу в организации протеста держав против президентского декрета. Уже 2 октября 1920 г. стало известно, что правительство США обратилось к державам с предложением обменяться мнениями по данному вопросу 133. Очень любопытно, что американский империализм, выступая в качестве «защитника русских интересов», в действительности пытался захватить под своим излюбленным флагом интернационализации бывшие владения царской России в Китае. Посланнику США в Пекине было предложено позондировать почву в дипкорпусе насчет целесообразности временной интернационализации русских концессий в Ханькоу, Тяньцзине и полосе отчуждения КВЖД 134. Державы, конечно, не имели никакого желания усиливать американские позиции в Китае, и проект этот провалился. Но выступление дипкорпуса против президентского декрета состоялось. Г1 октября дипкорпус направил китайскому правительству ноту, в которой требовал заверений, что принятые меры имеют временный характер и не нарушают правового порядка, признанного договорами 135. Пекин не посмел ослушаться, и 22 октября Вайцзяобу официально заверило дипкорпус, что «порядок, применяемый в настоящее время, само собою разумеется, носит временный характер и будет подлежать дальнейшему пересмотру, как только в России образовано будет законное правительство, признанное Китаем». Далее следовало еще более успокоительное заверение в том, что, «если вследствие прекращения признания официального характера за российскими посланниками и консулами бу- 138 А. Канторович, Америка в борьбе за Китай, М., 1935, стр. 400—401. 134 Там же. 1З5 «Сборник документов, относящихся к КВЖД», стр. 293. 124
дут затронуты иностранные интересы в Китае, Министерство вполне готово войти своевременно в обсуждение со всеми посланниками в Пекине, в видах устранения всех затруднений» 136. Тем не менее факт оставался фактом—благодаря политике Советской России Китай частично избавился от унизительного права экстерриториальности. Это произвело глубокое впечатление на китайский народ. Его симпатии к революционной России возросли, усилилась ненависть к империалистам, отстаивавшим свои колонизаторские позиции в Китае. Новые маневры пекинского правительства Отказавшись признавать Кудашева в качестве представителя России, китайское правительство не стало, однако, на путь официального признания делегации ДВР. Пекин продолжал руководствоваться политическим курсом империалистических держав, а этот курс оставался антисоветским и предусматривал изоляцию Китая от каких бы то ни было контактов с революционной Россией. Поэтому пекинское правительство продолжало затягивать открытие переговоров с миссией ДВР, изыскивая всевозможные благовидные предлоги для объяснения своих затяжек и проволочек. Миссия ДВР вынуждена была вести свою работу в сложных политических условиях. На каждом шагу ей приходилось преодолевать различные препятствия, которые искусственно воздвигало китайское правительство. Прежде всего Вайцзяобу возложило ведение переговоров с делегацией ДВР на второстепенных чиновников, которые могли лишь проводить подготовительную работу, но не имели полномочий на подписание соглашений. Этими чиновниками были: бывший посланник в России, а затем верховный китайский эмиссар в Сибири Лю Цзин-жэнь и советник министра иностранных дел Чжан Чжи-сун. Работники миссии несколько раз встречались с этими и другими китайскими представителями. В результате бесед обе делегации пришли к выводу о 136 Там же, стр. 294—295. 125
необходимости возобновления торговых сношений между Россией и Китаем и решили подготовить новый торговый договор. При выработке будущего договора стороны условились руководствоваться соглашением, которое было подписано в мае 1920 г. между местными властями Советского Туркестана и генерал-губернатором Синьцзянской провинции Китая 137. Одновременно китайское правительство создало комиссию по пересмотру договоров с Россией, в состав которой вошли представители ряда министерств (иностранных дел, путей сообщения, финансов, торговли) и управления таможенных сборов. 4 сентября эта комиссия начала свою деятельность 138. В свою очередь и миссия ДВР проводила большую работу по изучению старых русско-китайских договоров, собирала различные другие материалы, нужные для подготовки к пересмотру договоров и подписанию нового торгового соглашения 139. В связи с этим Юрин 8 сентября просил правительство ДВР сообщить, чем располагает Амурская область из того, что «могло бы заинтересовать иностранный капитал, в особенности китайский, и что могло бы служить предметом товарообмена, какие могут быть предложены концессии» и на каких условиях 140. Как сообщала газета «Ишибао», уже в начале сентября, в ходе подготовительных совещаний, стороны достигли соглашения по четырем важным пунктам: «Китайские граждане в Верхнеудинске, Владивостоке и других местах должны пользоваться защитой нового правительства (т. е. правительства ДВР. — М. Л.). Дипломатические представители должны быть назначены китайским правительством и правительством ДВР в наиболее важных местах. Большевистские книги и газеты не должны распространяться в Китае. Коммерческие вопросы и договоры должны быть подвергнуты пересмотру» 141. Согласие Вайцзяобу на учреждение в ряде городов Китая полуофициальных представительств ДВР было 137 «Шанхайская жизнь», 7.IX.4920, стр. 2. 138 Там же. 139 См. ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 187. 140 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 4, д. 3, л. 30. 141 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 30.IX.1920, стр. 2. 126
особенно серьезным достижением миссии. Правда, осуществить это соглашение удалось не сразу, потому что царские консульства, несмотря на декрет президента, упорно не хотели уходить с политической сцены. Но тем не менее постепенно они стали закрываться, а вместо них в начале 1921 г. Министерство иностранных дел Дальневосточной республики начало создавать свои представительства. Как уже говорилось, с февраля 1921 г. начал работать в Харбине особоуполномоченный ДВР в полосе отчуждения, в том же месяце или еще раньше (в январе) были учреждены представительства на станциях Маньчжурия и Пограничная 142 и в сентябре того же года — в Даляне 143. Появились также уполномоченные ДВР в Айгуне 144, Яньтае (Чифу) 145 и Хэйхэ (Сахалине) 146. По поводу последнего пункта соглашения — о пересмотре старых договоров — в письме миссии ДВР к Краснощекову от 26 ноября 1920 г. указывалось, что делегация «стоит на точке зрения пересмотра договоров», ибо полагает, что это выгоднее, чем разрабатывать соглашения заново. «Хотя, — делалась оговорка,— результатом должен явиться новый договор» 147. Очевидно, верхнеудинская делегация считала, что создание и подписание совершенно новых договоров с Китаем должно быть делом представителей Советского правительства. К середине сентября значительная часть подготовительной работы была закончена и можно было начинать официальную конференцию ответственных руководителей обеих сторон. Именно этого и добивалась верхнеудинская делегация, поставив вопрос о необходимости личной встречи главы миссии с министром иностранных дел Китая. Второй секретарь делегации ДВР М. И. Казанин неоднократно обращался с таким предложением к министерству иностранных дел, но всегда получал вежливый 142 См. П. Ф. Жуйков-Александровский, Подписание соглашения. между ДВР и Северо-Восточным Китаем в марте 1921 г,, — «Советское китаеведение», 1958, № 2, стр. 132. 143 ЦГАОР, ф. 4401, оп. 1, д. 305, л. 59. 144 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 107, л. 24. 145 ЦГАОР, ф. 4401, oп, 1, д. 20, лл. 31, 32. 146 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 322, л. 33. 147 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, лл. 188 -189. 127
отказ. «Я, — пишет Казанин, — ездил в министерство почти регулярно через день. На мое напоминание о желании главы миссии видеть министра я получал уклончивые ответы: министра нет, министр занят, да, да, министру доложили, но пока ответа нет» 148. Чтобы как-то объяснить свою линию проволочек, пекинское правительство задним числом заявило, что подвергает сомнению действительность полномочий миссии. В правительственном сообщении, опубликованном 16 сентября, указывалось, что министр иностранных дел Ян Хой-цин «не видел возможности удовлетворить просьбу» о личной встрече с ним главы миссии ДВР, «так как он не был в достаточной мере информирован о действительности... мандатов» верхнеудинских делегатов. Советнику министра иностранных дел Чжан Чжи-суну было поручено проверить законность полномочий делегатов. 10 сентября он устроил специальную встречу с представителями миссии, после чего правительство вынуждено было признать, что «их мандаты оказались верными» 149. Но тогда было выдвинуто требование предъявить доказательства того, что ДВР действительно объединяет весь русский Дальний Восток и миссия имеет право представлять его интересы. Кстати, для такого требования были и некоторые формальные основания, так как в Пекине наряду с верхнеудинской делегацией пребывало самостоятельное представительство Владивостокской земской управы, пока еще не признавшей ДВР, а также находились самозванные представители белого уссурийского казачества, отстаивавшего «автономию» Сибири под контролем США 150. Понятно, что белоказачье представительство, являясь организацией контрреволюционной, готово было поддержать любую акцию, способную дискредитировать миссию ДВР. Но положение верхнеудинской делегации объективно осложнялось и владивостокским «посольством». Глава делегации справедливо отмечал, что «Владивостоком... пользуются все, кто желает ослабить нашу по- 148 М. И. Казанин, Записки секретаря миссии, стр. 69. 149 «Шанхайская жизнь», 18.IX.1920, стр. 2. 150 «Шанхайская жизнь», 1.IX.1920, стр. 3 (приложение к номеру) . 128
зицию» 151. А в Пекине, как известно, таких желающих было немало, и не только в дипкорпусе, но и в правительстве. «Бэйцзин жибао» сообщала, что в правительстве решено не вступать даже в торговые переговоры с верхнеудинской миссией, если власть правительства, интересы которого она представляет, простирается на территорию площадью менее 100 кв. миль с населением менее 10 тыс. человек 152. Таким образом, пекинское правительство добилось своего. Открытие официальных переговоров откладывалось на продолжительное время, ибо потребовались специальные заявления областных правительств и других местных властей русского Дальнего Востока о том, что они признают над собой власть Дальневосточной республики и считают ее миссию в Китае своим представительством. Прошло более двух месяцев, прежде чем делегация ДВР получила соответствующие заявления. Вайцзяобу тогда фактически прекратило какие бы то ни было деловые общения с миссией. Иногда в стремлении продемонстрировать свое непризнание делегации ДВР Вайцзяобу доходило до абсурда. Однажды на имя Юрина поступило письмо из министерства иностранных дел без подписи.. М. И. Казанин указал секретарю Лю Цзин- жэня на это обстоятельство и высказал предположение, что в конверт, очевидно, по ошибке была вложена копия вместо оригинала. Секретарь был весьма смущен и доложил о случившемся своему шефу. Вслед затем Лю Цзин-жэнь пригласил к себе Казанина и сказал ему, что иным способом писем посылать не может, так как подписать письмо значило бы косвенно признать миссию. Казанин ответил, что о письмах без подписи он не имеет права даже докладывать главе миссии. Тогда Лю предложил вместо подписи ставить печать министерства. Но и это предложение было, разумеется, отвергнуто 153. Китайским дипломатам все же пришлось затем согласиться с требованием миссии и подписывать свои письма. 151 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 187. 152 См. «Шанхайская жизнь», 11.1Х.1920, стр. 3. 153 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 188. 9 М. А, Персии 129
Поддержка трудящимися ДВР своей миссии в Пекине Затяжка с получением заявлений областных правительств о признании пекинской миссии ДВР объяснялась также противодействием китайского кабинета. Дело в том, что Вайцзяобу отказывалось рассматривать делегацию ДВР в качестве дипломатического представительства и отвергало прибывавшие из ДВР заявления, в которых присутствовало такое определение миссии. Главе миссии пришлось не раз инструктировать по телеграфу областные правительства о том, как следует именовать миссию, а народно-революционным комитетам снова и снова посылать в Пекин свои заявления. В третьей телеграмме, посланной 16 октября, представительство ДВР в Пекине требовало от Амурского, Нерчинского и Сахалинского нарревкомов повторить заявления относительно признания делегации ДВР, но при этом «опустить слово „дипломатическая" и называть просто миссией» 154. Как раз в это время большевики вели большую работу по завершению объединения всех областей русского Дальнего Востока в составе ДВР. Происходили совещания областных правительств, шла подготовка к созыву объединительной конференции. Для подавляющего большинства областных правительств вопрос о вхождении в ДВР и признании Верхнеудинска центром объединения был к тому времени уже решен. В конце июля такое решение принял IX съезд трудящихся Амурской области, в начале сентября — съезд трудящихся Восточного Забайкалья. Такой же позиции стали придерживаться нарревкомы Западного Забайкалья, Камчатки и Сахалина. Поэтому еще до объединительной конференции, заседавшей в Чите с 29 октября по 10 ноября 1920 г., областные власти стали направлять в адрес миссии ДВР в Пекине и представителей Китая в ДВР телеграммы о признании пекинской миссии своим официальным представительством. Послания эти особенно примечательны тем, что выражали стремление самых широких слоев трудящихся русского Дальнего Востока к прочной дружбе с Китаем, свидетельствовали о понимании 154 ЦГАОР, ф. 4417, oп. l, Д. 3, л. 48. 130
ими важности и необходимости такой дружбы для обоих народов. В октябре Амурский народно-революционный комитет уведомил верхнеудинскую делегацию в Пекине и китайского консула в Благовещенске, что считает миссию ДВР единственным представителем русского Дальнего Востока, передает ей полномочия на ведение переговоров с китайским правительством и будет оказывать ей «всемерную поддержку» 155. Сахалинский нарревком просил китайского консула передать своему правительству, что ревком признает необходимым учреждение миссии ДВР в Пекине «для закрепления дружественных отношений между Дальневосточной и Китайской Республиками» и приветствуя организовавшуюся уже миссию, «просит и уполномочивает» ее «быть представителем... от Сахалинской области и защищать ее интересы наравне со всеми областями, входящими в Дальневосточную республику» 156. С посланием к китайскому консулу обратился и Нарревком Восточного Забайкалья в Нерчинске. Он сообщал, что «признает миссию... ДВР в Пекине... представителем Забайкалья и всего Дальнего Востока» и приветствует ее работу «по установлен нию и укреплению дружественных отношений между соседними |республиками Китайской и Дальневосточной» 157. С заявлением от имени русского населения полосы отчуждения КВЖД в октябре 1920 г. выступил председатель Объединенной конференции профсоюзов, партий и народных организаций Н. И. Горчаковский. В беседе с корреспондентом агентства ДАЛЬТА он сказал, что миссия ДВР «признана тамошним населением» и что «все шаги, предпринимаемые конференцией во взаимоотношениях с китайскими властями, направляются этой миссией». Далее Горчаковский выразил надежду демократических организаций Харбина, что «китайское правительство возобновит немедленно дипломатические сношения с миссией ДВР, представляющей все население русского Дальнего Востока» 158. 155 ЦГАОР, ф. 4417, on. 1, д. 3, л. 46,. а также «Шанхайская жизнь», 24.Х. 1920, стр. 3. 156 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 1, д. 3. л. 44. 157 Там же, л. 45. 158 «Шанхайская жизнь», 27.X.1920, стр. 2. 9* 131
Высказал свое положительное отношение к миссии и муниципальный совет русской колонии в Урге. В специальном постановлении, принятом, очевидно, в конце сентября, совет заявил о том, что признает правительство ДВР в качестве единственного правительства русского Дальнего Востока и приветствует его миссию в Китае 159). Таким образом, к началу ноября пекинская делегация ДВР получила поддержку не только почти всех составных частей Дальневосточной республики, но и ее граждан, живших за пределами буфера. Однако не хватало признания Владивостокской земской управы, контролировавшей одну из важнейших и крупнейших областей Дальнего Востока — Приморье. В Управе и Народном собрании к тому времени господствующие позиции занимали меньшевики и эсеры. Вместе с буржуазией Приморья они собирались создавать буферное Государство вокруг Владивостока, оккупированного японцами, и мыслили его в качестве «демократического» прикрытия реакционного белогвардейского режима. При поддержке японцев и белогвардейцев меньшевики и эсеры пытались сорвать решение Читинской конференции и помешать распространению власти правительства ДВР (теперь находившегося в Чите) на Приморье. Большевики вели упорную борьбу, добиваясь вхождения Владивостока в ДВР и включения его пекинской делегации во главе с А. Ф. Агаревым в состав миссии Дальневосточной республики. Разумеется, объединение двух миссий как выражение единства всего русского Дальнего Востока могло серьезно укрепить политическое положение представительства ДВР в Пекине и облегчить ему открытие официальных переговоров с китайским правительством. Поэтому уже 31 августа исполняющий обязанности министра иностранных дел ДВР А. Червонный предъявил Владивостоку категорическое требование о немедленном «вхождении миссии Агарева в состав миссии Юрина... с тем чтобы Агарев был заместителем Юрина». Особо подчеркивалось, что «устранение параллелизма в этом деле неотложно необходимо» 160. Однако меньшевики, на словах признавая «необхо- 159 «Шанхайская жизнь», 26.IX.1920, стр. 2. 160 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 40, л. 116, а также д. 23, л. 127. 132
димость объединенных действий... по защите русских прав и интересов в Китае» 161, на деле не желали подчинения Верхнеудинску, отстаивали самостоятельность владивостокской делегации и соглашались лишь с информационными целями участвовать в переговорах миссии ДВР 162. Такая линия поведения способствовала дипкорпусу и китайской реакции в их стремлении не допустить открытия переговоров верхнеудинской делегации с Вайцзяобу. В письмах миссии своему правительству от 21 октября и 26 ноября сообщалось, что «по-видимому, Владивосток стоит на точке зрения срыва... переговоров» 163 ДВР с Китаем и .что «Владивостоком по- прежнему пользуются все, кто желает ослабить нашу позицию» 164. Вопрос о включении миссии Агарева в состав делегации ДВР предстояло решить Народному собранию Приморской области. Готовясь к этому, коммунисты Владивостока еще 24 сентября провели специальное заседание политбюро — высшего партийного органа своей области. Учитывая сложность обстановки, политбюро приняло две формулы решения. Одна из них была рассчитана на успех коммунистов в Собрании и требовала от земской управы немедленного включения «своего представителя в Пекине в состав дипломатической миссии Юрина с передоверием последнему... говорить от имени Приморской области» 165. Другую формулу коммунисты намерены были отстаивать, если первое их предложение будет отвергнуто. В этом случае рекомендовалась следующая резолюция: «Признавая необходимым тесное согласование действий миссии Юрина в Китае с представительством... Приморской области, войти по этому вопросу [в контакт] с Верхнеудинским правительством» 166. Лишь в начале декабря 1920 г. большевикам удалось добиться успеха в Народном собрании Владивостока. Большую роль в этом сыграли разъяснения вернувшегося с Читинской объединительной конференции пред- 161 162 163 164 16Б 166 ЦГАОР, ф. 942, on. 1, д. 52, л. 33. «Вперед», 29.IХ.1920. ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 38, л. 2. ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 352, л. 187. ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 11, л. 25. Там же. 133
седателя крестьянской фракции Румянцева. Он призвал крестьян голосовать за одобрение читинских решений. В результате резолюция коммунистов получила необходимую поддержку и была принята. 5 декабря Народное собрание большинством голосов решило признать правительство ДВР центральной властью. 10 декабря земская управа сложила с себя полномочия «правительства Дальнего Востока». Вскоре было сформировано местное областное управление во главе с коммунистом Антоновым 167. После этого последовало решение о ликвидации владивостокского представительства в Пекине и передаче всего его аппарата в распоряжение миссии ДВР. Задержка вступления Владивостока в состав ДВР ослабляла позиции пекинской миссии. Однако гораздо большее значение имел факт реального объединения почти всех областей Дальнего Востока и признание ими делегации ДВР в Пекине своим представительством. Еще более важным фактором воздействия на пекинское правительство были успехи Советской России в борьбе с интервентами и белогвардейцами. Глубокой осенью Красная Армия повела победоносное наступление на Крымском фронте против Врангеля и вскоре сбросила его в море. Одновременно советские войска, подтянув резервы, готовились нанести сокрушительный удар панской Польше. В октябре польское правительство вынуждено было пойти на перемирие, а потом и на мир с Советской властью. К этому надо добавить, что Народно-революционная армия ДВР разгромила семеновские банды, вынудив самого Семенова бежать за границу. Разгром белопольских захватчиков и врангелевских войск свидетельствовал о том, что гражданская война в основном закончилась, а Республика Советов утвердилась. «Ввиду таких обстоятельств,— отмечала газета ,,Шуньтянь жибао“, — отношение китайского правительства к миссии Юрина опять улучшилось» 168. Об этом же сообщил член миссии ДВР Громов. «МИД, — писал он 24 ноября, — принимает теперь серьезные меры к установлению нормальных взаимоотношений с миссией...» 169. 167 См. Л. М. Папин, Крах колчаковщины..., стр. 192. 168 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 39, л. 38. 169 ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 4, л. 26.
Начало официальных переговоров и вмешательство США Однако эти «серьезные меры» были вынужденными. Обстановка сложилась таким образом, что пекинское правительство не имело более никаких, даже формальных поводов для дальнейших проволочек и оттяжек. Оно вступило в переговоры с миссией ДВР, но скорее с намерением завести их в тупик, чем довести до конца. Во всяком случае приблизительно такое обещание оно дало американскому посланнику еще в октябре. Когда в Соединенных Штатах стало известно о том, что миссия ДВР успешно доказывает свое право представлять интересы всех областей русского Дальнего Востока, госдепартамент решил вмешаться и предотвратить переговоры между Вайцзяобу и миссией. 2 октября 1920 г. государственный секретарь США телеграммой информировал своего посланника в Пекине Крейна об опасениях, что «китайскому правительству будет трудно не принять предложений русских коммунистов», так как ДВР намерена «отказаться от прав царского правительства в Китае» 170. Крейн незамедлительно обратился к китайскому министру иностранных дел, «обвинив» Вайцзяобу в намерении договориться с делегацией ДВР. 12 октября Ян Хой-цин в своем ответе Крейну отвергал это утверждение и заверял посланника, что его министерство еще не вело никаких переговоров с представителями Дальневосточной республики «и, более того... ведет себя в этом вопросе с величайшей осторожностью», так что «американское правительство может быть совершенно спокойно на этот счет» 171. 13 ноября, однако, Крейн сообщал Вашингтону, что «Юрин представил дальнейшие полномочия, и... теперь китайское правительство не может более оттягивать переговоры» 172. 18 ноября государственный секретарь писал Крейну о том, что, несмотря на очевидную «сложность положения», он надеется, что «китайское правительство воздер- 170 «Papers relating. 1920», vol. I, р. 769. 170 Ibid., p. 775. 172 Ibid., p. 778. 135
жится от какого-либо дальнейшего шага, который еще более усложнит ситуацию» 173. Содержание этого послания Крейн тут же передал министру иностранных дел. Но тот ответил, что китайское правительство все же «вынуждено начать переговоры». Затем он попытался успокоить посланника, сославшись на пример Англии, готовившейся подписать торговое соглашение с Москвой, и заверив его в том, что «китайцы полностью враждебны большевизму» 174. Эту фразу следовало понимать как заверение, что все возможное для срыва переговоров будет сделано. И, как мы увидим, действительно так и произошло. В двадцатых числах ноября М. И. Казанин был приглашен в Вайцзяобу, где ему сообщили о том, что «доктор Иен (Ян Хой-цин. — М. П.) питает самые лучшие чувства к миссии» и что Лю Цзин-жэнь «очень хотел бы встретиться с главой миссии» 175. Предложение это было отклонено, ибо глава миссии хотя и готов был встретиться с Лю Цзин-жэнем, но лишь после того, как встретится с министром иностранных дел. Наконец, 26 ноября И. Л. Юрин получил частное письмо от Ян Хой-цина с просьбой в тот же день прибыть к нему на квартиру 176. Хотя письмо было частным и приглашение на квартиру, а не в министерство должно было подчеркнуть неофициальный характер предстоящего визита, тем не менее приглашение приняли, и встреча состоялась. Беседа длилась более двух часов 177 и дала некоторые положительные результаты. Ян Хой-цин заявил Юрину, что китайское правительство готово начать переговоры с ДВР о возобновлении торговых отношений 178. По сообщениям печати, такое же заявление он сделал и 28 ноября в беседе с одним иностранным дипломатом 179. Таким образом, о предстоящих официальных конференциях двух сторон стало широко известно, и переговоры действительно начались. 173 174 176 176 177 178 179 Ibid. Ibid., р. 779. ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 188. Там же. ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 4, л. 29. ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 593, л. 1336. ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 39, л. 38. 136
Декларация ДВР и проект торгового договора с Китаем 30 ноября 180 И. Л. Юрин вручил Ян Хой-цину декларацию своего правительства, в которой была предложена программа переговоров и излагалась позиция ДВР по вопросу об установлении дипломатических и экономических отношений с Китаем на основе полного равенства сторон. В декларации 181 прежде всего указывалось, что общая многосоткилометровая граница сделала дружественное сотрудничество народов России и Китая не только естественным, но и жизненно необходимым. Именно поэтому связи между двумя соседними народами продолжаются уже несколько веков и не прекратились даже «в тяжелые годы мировой блокады России», когда и китайское правительство порвало с ней официальные отношения. Отмечалось, что для Китая особенно выгодно торговое сотрудничество с Россией, ибо она значительно больше покупала у него, чем продавала ему. Декларация исходила из справедливых принципов советской внешней политики на Востоке, хотя по тактическим соображениям на них не ссылалась. Более того, она фактически провозглашала положения советских обращений к Китаю от 25 июля 1919 г. и 27 сентября 1920 г. 182, но облекала их, из тех же соображений, в несколько иную форму. На протяжении трехсот с лишним лет Россия и Китай заключили между собой свыше пятидесяти договоров, указывалось в декларации, многие из них «хранят в себе следы империалистической политики павшего царского правительства», а сердечная дружба и вековое соседство двух народов «неоднократно омра- 180 Эта дата установлена по адресованной В. И. Ленину телеграмме ДАЛЬТА (ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 593, л. 1336). Приводимое в ней последовательное описание событий позволяет утверждать, что имеющаяся нa копии декларации дата «3 декабря» ошибочна. Кстати, дату вручения 30 ноября подтверждает также Henry Wei в своей книге «China and Soviet Russia» (1956, p. 23) и другие авторы. 181 Текст декларации см.: «Из истории борьбы за советско- китайскую дружбу», публикация М. А. Персица, — «Проблемы востоковедения», ,1960, № 2, стр. 150—152. 182 См. стр. 53 и 109. 137
вались преступными действиями» этого правительства. Далее говорилось о том, что «свободный русский народ идет совершенно иными путями и всей душой стремится исправить эти вековые несправедливости». Поэтому миссия ДВР «считает необходимым поставить вопрос о коренном пересмотре всех договоров, заключенных с Китаем бывшей царской властью. Привилегии, не имеющие эквивалента с другой стороны, должны быть из этих актов изъяты». В ноте же, переданной Чжан Сы-линю 27 сентября 1920 г., указывалось, что правительство РСФСР «объявляет не имеющими силы договоры, заключенные прежними правительствами России с Китаем». Безоговорочному изъятию, указывалось в декларации, подлежало все, на чем была печать империалистических насилий, вымогательств, несовместимых с равенством интересов и прав обоих народов, все, что вело к умалению достоинства наций. Нота же говорила о безвозмездном возвращении Китаю на вечные времена всего, что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией. ДВР фактически отказывалась от прав консульской юрисдикции. В декларации говорилось, что «китайский народ и китайская власть в состоянии обеспечить в своей стране русским гражданам суд, отвечающий их правовому сознанию». В связи с этим указывалось, что ряд договорных положений, «относящихся к юрисдикции русской консульской власти в Китае, мог бы быть отменен». В ноте, врученной Чжан Сы-линю, сказано было более определенно: все граждане России, проживающие в Китае, и граждане Китая, проживающие в России, «правами экстерриториальности не пользуются» и подчиняются законам страны проживания. Далее в декларации рассматривался вопрос о торговле между двумя государствами и в качестве условия ее беспрепятственного развития, предлагалось обменяться консульскими представительствами. Кроме того, декларация ставила на обсуждение двух сторон проблемы транспортной, таможенной и тарифной политики. О КВЖД в декларации было сказано, что дорога имеет колоссальное значение как для России, так и для Китая и что необходимо подписать соответствующее соглашение, «где интересы, права и обязательства обеих 138
сторон должны найти полное обеспечение согласно началам взаимной справедливости». В декларации категорически отвергались незаконные претензии на КВЖД со стороны Русско-Азиатского банка, фактически захваченного Францией. Наряду с провозглашением общих принципов отношений между ДВР и Китаем главное внимание в декларации уделялось проблеме торгово-экономического сотрудничества двух республик. Разумеется, такая сравнительно ограниченная постановка вопроса вызывалась позицией китайского правительства, многократно подчеркивавшего, что с делегацией ДВР оно может вести лишь экономические переговоры. Декларация предлагала «в первую очередь... пересмотреть» те статьи прежних русско-китайских договоров (Тяньцзиньского 1858 г., Пекинского 1860 г. и Петербургского 1881 г.), которые в основном были посвящены торгово-экономическим вопросам. В результате пересмотра старых договоров должны будут появиться «новые соглашения, определяющие взаимоотношения... двух республик... на началах взаимности». В соответствии с этими положениями декларации сотрудники миссии во главе с экономическим советником Б. П. Торгашевым вели энергичную работу по подготовке проекта договора о порядке торговых сношений между Дальневосточной республикой и Китаем. К середине декабря эта работа была в основном закончена. В проекте были развиты и получили конкретное выражение основные положения декларации. Проект торгового договора 183 предусматривал право граждан обеих республик при наличии специальных паспортов переходить или переезжать в определенных местах государственную границу для личных и коммерческих целей (ст. 1), а также свободно проживать и передвигаться на территории другой республики (ст. 3). На обе стороны возлагалась обязанность гарантировать безопасность личности и собственности граждан из другой республики, пребывающих на их территории (ст. 2).. Устанавливалось, что граждане одной договаривающейся стороны, проживающие на территории другой стороны, «имеют право заниматься торговой, промыш- 183 Текст проекта см.: ЦГАОР, ф. 4208, оп, 2, д. 5, лл. 5—67. 139
ленной и сельскохозяйственной деятельностью и всякого- рода другими промыслами и профессиями, ввозить и вывозить местное и иностранное сырье и обработанные продукты из пределов одной страны в другую и вообще за границу». Кроме того, правительства, а также общественные и кооперативные организации каждой из сторон получали право создавать на территории другой стороны торгово-промышленные предприятия и агентства (ст. 24). Проект исходил из принципа равенства сторон и отменял право экстерриториальности, которым прежде пользовались русские граждане в Китае. В той же ст. 24 указывалось, что «граждане обеих республик подчиняются общим законам той страны, где они проживают». В ст. 14 предусматривалась взаимная подсудность по уголовным или гражданским делам судам «той страны, на территории которой данное дело возникло». В то же время документ провозглашал (ст. 23) свободу политических и религиозных убеждений для граждан одной стороны, находящихся на территории другой стороны. Проект решительно отвергал практику империалистических держав, навязывавших Китаю грабительские таможенные тарифы. Статья 26 гласила: «В целях выработки благоприятного для обеих договаривающихся республик таможенного тарифа правительства таковых согласились на немедленном учреждении смешанной комиссии для выработки тарифа и общих правил таможенной регулировки...». В интересах создания необходимых условий для нормального развития торгово-экономического сотрудничества между двумя республиками проект договора предусматривал обмен консулами (ст. 4), наделенными «правом неприкосновенности личности и... имущества» (ст. 7). Проект устанавливал также, что все статьи старых русско-китайских договоров, касавшиеся экономических отношений русского Дальнего Востока с Китаем и противоречившие началам взаимности, «не могут быть принимаемы во внимание при установлении новых взаимоотношений на началах дружественности и равенства» (ст. 52). Включение этого положения в проект торгового договора вызывалось тем, что пекинское правительство все еще отказывалось от совместного с Советской Россией и ДВР коренного пересмотра русско- 140
китайских договоров и соглашений. Поэтому, считаясь до необходимости с действием старых договоров, проект б то же время лишал силы те статьи этих трактатов, которые ущемляли национальные интересы Китая. В остальных статьях проекта решались преимущественно вопросы организации торговли между двумя странами: транспортировка грузов по железнодорожным и водным путям, хранение товаров, меры по спасению грузов и судов при авариях, порядок выдачи заграничных паспортов и т. д. Курс пекинского кабинета на затягивание переговоров Между 1 и 3 декабря пекинский кабинет обсудил декларацию ДВР и поручил Ян Хой-цину разработать ответ на нее 184. 9 декабря в телеграмме А. М. Краснощекову И. Л. Юрин сообщил, что «китайское правительство предложило четыре пункта» 185, которые и были ответом. В телеграмме не излагается содержание этих пунктов, но о нем можно узнать по другим источникам 186. Прежде чем приступить к практическому обсуждению вопросов установления русско-китайских торговых отношений, Вайцзяобу потребовало от миссии принять четыре предварительных условия: 1) отказаться от большевистской пропаганды в Китае; 2) возместить китайским купцам убытки и потери, понесенные ими в России из-за революции; 3) взять под свою защиту китайцев, проживающих в России, и отменить стесняющие их ограничения; 4) урегулировать некоторые инциденты и принять меры к предотвращению их в будущем. Кстати, сходные условия китайское правительство намеревалось предъявить делегации ДВР еще в конце августа — начале сентября. Во всяком случае об этом сообщали пекинские га- 184 ЦГАОР, ф. 130, оп. 4, д. 587, л. 286.—Телеграмма ДАЛЬТА, извещающая о заседании правительства, ссылается на сообщение из Пекина от 3 декабря. Если учесть, что декларация миссии была вручена Ян Хой-цину 30 ноября, то ее обсуждение китайским правительством могло состояться только между 1 и 3 декабря. 185 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 214. 186 См. Н. К. Norton, The Far Eastern republic of Siberia, London, 1923, p. 150. 141
зеты 187. Потом, как мы видели, Вайцзяобу нашло более действенное средство оттяжки переговоров, использовало его, а теперь вновь обратилось к своему первоначальному плану. Хотя Вайцзяобу, предъявляя свои условия, исходило из вымышленных обвинений республики в действиях, которых она не совершала, тем не менее было решено принять эти четыре пункта. ДВР не желала давать Пекину никаких возможностей для того, чтобы ссылками на ее «несговорчивость» скрыть от народа свое нежелание подписать договор о торговле. Следовало показать китайскому народу, кто действительный виновник беспредельной затяжки переговоров с Дальневосточной республикой. Вскоре миссия уведомила Вайцзяобу о своем согласии с китайскими условиями, указав, однако, на необходимость взаимности 188. Несмотря на это, пекинский кабинет продолжал проводить тактику проволочек и затяжек. 3 января 1921 г. Юрин сообщал в Читу о том, что «китайцы по-прежнему медлят и выжидают решения» 189. Чтобы показать Вайцзяобу весь «вред подобной точки зрения», глава миссии «имел пять бесед с ответственными китайскими деятелями» 190, но успеха не добился. 24 марта 1921 г. Учредительное собрание Дальневосточной республики приняло специальное обращение к китайскому народу и его правительству. В нем указывалось, что народ ДВР «хочет создания твердых договорных отношений, которые дали бы возможность населению ДВР и Китая возобновить правильную и нормальную торговлю». Кроме того, Учредительное собрание вновь призывало правительство Китая «признать Дальневосточную Республику и вступить с нею в формальные сношения» 191. 187 «Шанхайская жизнь» в номере от 12.IХ.1920 на стр. 2 приводила такое сообщение «Бэйцзин жибао»: «МИД предполагает предъявить следующие требования (миссии ДВР. — М. П.): 1) большевики должны отказаться от пропаганды в Китае; 2) китайским резидентам в Сибири должно быть оказываемо содействие в случае изъявления ими желания выехать в Китай; 3) убытки китайских граждан в России за время гражданской войны должны быть справедливо возмещены; 4) русское правительство должно выплатить все долги Китаю без замедления». 188 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 11, д. 352, л. 214. 189 ЦГАОР, ф. 4417, oп. 1, д. 118, л. 68, 190 Там же. 191 ЦГАОР, ф. 4513, оп. ,1, д. 4, л. 174 142
Как утверждало китайское правительство, оно получило это обращение лишь 27 апреля 192. Вскоре, 30 апреля, Юрин вручил Вайцзяобу проект нового торгового договора, который, как нам уже известно, в основном был выработан еще в середине декабря 1920 г.193. Проект был опубликован, и многие газеты расценили этот факт как доказательство успешности переговоров, которые наконец сдвинулись с мертвой точки и вот- вот завершатся не только подписанием торгового договора, но и установлением дипломатических отношений между Китаем и ДВР 194. Уже предрекалось скорое признание Китаем соседней республики, и даже назывались имена тех, кто будет послан в Читу «с полномочиями, превышающими обыкновенное консульство» и близкими «к посольским заданиям» 195. Действительность, однако, была не столь радужна. 10 мая 1921 г. китайское правительство направило ответ на обращение Учредительного собрания ДВР. Выражая свое сочувствие идее восстановления дипломатических и торговых отношений, оно тем не менее заявляло, что признание ДВР пока еще не назрело, но «когда время поспеет, Китай безусловно сделает это раньше других» 196. Что же касается торговых отношений, то Вайцзяобу заявило, что оно желает в соответствии с принципами равенства и взаимности сторон «начать переговоры о заключении торговли» 197. Трудно сказать, почему здесь присутствует выражение «начать переговоры», тогда как не только фактически, но и официально они шли уже несколько месяцев. Очевидно, китайское правительство таким образом перечеркивало весь предшествующий этап торговых переговоров миссии с Вайцзяобу и лишь сулило изменить свое отношение к идее переговоров между ДВР и Китаем в неопределенном бу- 192 ЦГАОР, ф. 4401, oп. II, д. 46, л. 40. 193 «Шанхайская жизнь», 28.1.1922, стр. 5—6, а также ЦГАОР, ф. 4208, оп. 2, д. 5, л. 5. 194 См. «Дальневосточная трибуна», 10.V.1921 (цит. по ЦГАОР, ф. 1384, oп. II, д. 7, л. 45). 195 «Дальневосточная трибуна», 12.V.1921 (цит. по ЦГАОР, ф. (1384, oп. 1, д. 7, л. 44). 196 ЦГАОР, ф. 4401, on. 1, д. 46, л. 40. 1197 Там же, л. 41. — Здесь, по-видимомy, либо плохой перевод, либо искажение при передаче телеграфом. Речь, конечно, идет о заключении торгового договора. 143
дущем. Нота завершалась утверждением, что коль скоро «китайские граждане могут жить и работать» на территории ДВР, то «дружба обоих народов безусловно начнет... крепнуть с каждым днем», а «отношения между государствами легко перейдут от близких к тесным -и дружественным» 198. Однако китайское правительство не подкрепило эту свою весьма общую декларацию конкретными делами. Время шло, а в переговорах не наблюдалось никакого прогресса. Создалось странное положение: пекинский кабинет и переговоров не вел и на разрыв не шел. Более того, время от времени Вайцзяобу даже демонстрировало свое стремление к дружбе и соглашению с Советской Россией и Дальневосточной республикой. Об этом свидетельствовала и нота к ДВР от 10 мая 1921 г. и предшествовавшее ей февральское послание к РСФСР, в котором китайское правительство внезапно заявляло, что «с нетерпением ожидает ближайшей возможности для начатия с Россией непосредственных переговоров» 199. О том же свидетельствовал неожиданный приезд в Читу двух миссий китайского правительства: одна, возглавляемая генералом Чжу Лан-тянем, прибыла 15 апреля 200, и другая, во главе с Шан Гун-сюном, — 17 мая 1921 г. 201. Обе делегации в основном имели целью выяснить вопрос о судьбе китайцев, бежавших от .насилий Унгерна на территорию ДВР. Но как глава первой, так и особенно глава второй миссии сделали весьма обнадеживающие заявления и по другим вопросам. Шан Гун-сюн, например, заявил, что он и его делегация командированы в Читу для того, «чтобы завязать официальные отношения с народом ДВР и его правительством». Он добавил затем, что пекинский кабинет в отличие от других правительств желает первым «как правительство ближайшей дружественной страны высказать свою искренность по отношению к Дальневосточной Республике» 202 Еще более красноречивым было высказывание Ян 198 199 200 201 202 Там же. «Документы внешней политики СССР», т. Ш. стр. 586. ЦГАОР, ф. 1384, oп. 1, д. 7, л. 43. Там же, л. 40. Там же. /44
Хой-цина, заявившего в беседе с Юриным о том, что «ничьи и никакие протесты не заставят Китай прервать взаимоотношения с ДВР» 203. На основании этих и других фактов у сотрудников пекинской миссии сложилось даже мнение о действительной готовности китайского правительства к подписанию торгового соглашения с ДВР. Так, 20 мая Юрин говорил, что «полтора месяца тому назад китайское правительство стало на определенную точку зрения по отношению к ДВР, т. е. идет навстречу, и надо ожидать скорого и благополучного разрешения вопросов» 204. Через месяц, 25 июня 1921 г., выступая на заседании Дальбюро, он рассказывал, что «китайцы были в преддвериях соглашения с нами» 205. Таким образом, можно утверждать, что китайское правительство в начале 1921 г. не желало разрыва переговоров с ДВР, но в то же время не шло и на установление официальных отношений с ней. Тактика пекинского кабинета объяснялась рядом факторов, действовавших в различных направлениях. Китайская торговая буржуазия и особенно та ее часть, которая была связана с русским Дальним Востоком, требовала нормализации экономических отношений с ДВР и критиковала правительство за его нежелание урегулировать отношения с ней. Эти требования и критика стали особенно настойчивыми после подписания в середине марта 1921 г. англо-советского торгового соглашения, открывшего собой целую серию аналогичных полуторговых, полуполитических договоров РСФСР с капиталистическими державами. Китайская торговая палата в Лондоне еще в период подготовки англо-советского соглашения телеграфировала в Пекин, рекомендуя восстановить торговые сношения с Россией. Аналогичные советы давали также китайские представители из некоторых других капиталистических стран 206. Нс главную роль в подталкивании пекинского правительства и в критике его тактики проволочек играла китайская торговая буржуазия в самом Китае и на русском 203 Юрин об этом рассказывал 20 мая 1921 г. в своем кратком докладе о работе миссии на заседании президиума Объединенной конференции в Харбине (ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1, д. 19, л. 11). 204 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 19, л. 10. 205 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 61, л. 66. 206 ЦГАОР, ф. 4401, оп. 11, д. 39, л. 37. 10 М. А. Персиц 145
Дальнем Востоке. Весьма характерная статья была помещена в одном из апрельских номеров газеты «Шэн- бао». Автор с возмущением писал о том, что хотя переговоры Вайцзяобу с миссией ДВР ведутся уже несколько месяцев, тем не менее «вопрос о возобновлении торговых сношений между Россией и Китаем все еще остается неразрешенным». Это приносит большой вред как китайцам, так и русским, ибо «наши товары лежат, несмотря на действительную нужду в них на русском Дальнем Востоке». Далее указывалось, что подписание англо-русского соглашения создает «благоприятный прецедент», которым Китай должен воспользоваться. В заключение газета выражала надежду на то, «что наши дипломаты не задержат подписание договора, без которого торговля немыслима» 207. Другие газеты подчеркивали общность экономических интересов и взаимозависимость двух республик. То, что скверно для ДВР, писала «Пекин дейли ньюс» в номере от 7 апреля 1921 г., столь же скверно и для Китая. «Экономическая устойчивость одного (государства.— М. П.) обуславливает экономическую устойчивость другого» 208. Многочисленные китайские торговцы, находившиеся на территории Дальневосточной республики, весьма искренне приветствовали Учредительное собрание ДВР, усматривая в его деятельности важное условие нормализации экономического сотрудничества двух соседних стран. Восточно-Сибирский китайский центральный национальный союз в своем приветствии писал, что «китайский народ, проживающий на территории ДВР, питает глубокую надежду на закрепление в ближайшем времени добрососедских взаимоотношений между республиками России и Китая» 209. Аналогичные послания приходили и от других китайских буржуазных объединений на русском Дальнем Востоке 210. Что касается трудящихся и прежде всего китайского рабочего класса, а также передовой интеллигенции, то они и в 1921 г. продолжали активно выступать за дружбу с Советской Россией и Дальневосточной республикой. 207 См. ЦГАОР, ф. 4417, on. 1, д. 80, л. 94. 208 Там же, л. 114. 209 ЦГАОР, ф. 4513, оп. 1, д. 9, л. 170. 210 См. там же, л. 137. 146
Понятно поэтому, что Пекинское правительство не решалось идти на открытый разрыв переговоров с ДВР. Оно всячески старалось скрыть от общественности страны свою действительную позицию в переговорах с миссией ДВР. Весьма характерен в этом, отношении небольшой, но примечательный эпизод. 29 ноября 1920 г. китайский консул в Чите обратился к Министерству иностранных дел ДВР с протестом против выступления газеты «Наш голос», поместившей передовую, в которой утверждалось, что пекинское правительство «вошло в тайное соглашение с японским правительством о закрытии для ДВР маньчжурской и монгольской границ». Категорически отвергая эти слухи, пущенные «без всякого основания», консул писал, что их «ни в каком случае поместить в газете недопустимо, так как... они могут вызвать негодование народа» 211. Пекинский кабинет, по существу своему глубоко реакционный, смертельно ненавидевший Октябрьскую революцию и Советскую страну, тем не менее не мог не считаться с огромной популярностью в китайском народе идей дружбы и сотрудничества с новой Россией. Именно поэтому он не хотел показать себя виновником разрыва переговоров с Дальневосточной республикой, предпочитая тактику проволочек и затяжек. Были и другие причины, удерживавшие Пекин от разрыва с миссией ДВР Это — действительная потребность в развитии торгового сотрудничества с русским Дальним Востоком. Еще в ноябре 1920 г., когда американский посланник настойчиво добивался от Ян Хой-циня обещания не вступать в переговоры с ДВР, министр иностранных дел выдвинул ряд положений, которые показывали, что для Китая жизненно важно нормализовать отношения с Россией и для этого — начать переговоры с миссией ДВР. Он ссылался тогда на общую русско-китайскую границу большой протяженности, на то, что нет возможности защищать интересы китайцев, живущих в Сибири, иначе как установив официальные отношения с ДВР, и на необходимость торговых связей с ней 212. Кроме того, пекинское правительство стремилось из- 211 ЦГАОР, ф, 3476, оп.. 1, д. 48, л. 8. 212 См. «Papers relating... 1920», vol. I, р. 770. 10* 147
влечь всю возможную выгоду из антиколониалистской политики ДВР. Именно благодаря позиции правительств РСФСР и ДВР пекинский кабинет осмелился в своем официальном решении 18 октября 1920 г. выразить намерения «отказаться от прежних торговых договоров» 213. Китайское правительство рассчитывало, что отмена старых русско-китайских трактатов морально воздействует на державы и заставит их отказаться от неравноправных договоров. Действовал на пекинское правительство и пример Англии, а также других держав, подписавших торговые соглашения с Советской Россией. Рассуждения типа «раз можно им, то можно и нам» часто повторялись в заявлениях официальных лиц и газетных статьях. Однако пекинскому кабинету очень скоро дали понять, что ни о каком равенстве с западными державами не может быть и речи. Как и прежде, державы пустили в ход все рычаги давления на Китай. Англия, в частности, отказывалась предоставить пекинскому кабинету заем, если он подпишет соглашение с ДВР. Сообщая об этом в марте 1921 г. своему правительству, Веллингтон Ку, ставший к тому времени посланником в Лондоне, рекомендовал «сделать всеобщее объявление о незаключении договора... с ДВР» 214. В июле Веллингтон Ку и посланник во Франции Чэнь Лу телеграфировали Пекину, что Лондон и Париж отказались признать Дальневосточную республику, в связи с чем оба посланника рекомендовали «не торопиться с заключением тортового договора с ДВР и не спешить с завязкой дипломатических сношений»215. Что касается Японии, то она не ограничилась соответствующими демаршами китайскому правительству. Командование японских оккупационных войск приступило к формированию новых белогвардейских частей для наступления против Советской России и ДВР Японские власти проводили тайные совещания белогвардейских главарей, обсуждавших конкретные вопросы организации антисоветского похода. В конце января или начале февраля 1921 г. в Харбине собрались бывшие министры Колчака и другие деятели белой 213 См. «Шанхайская жизнь», 24.Х.1920, стр. 4. 214 ЦГАОР, ф. 1384, on. 1, д. 7, л. 41. 2,6 «Бюллетень информационного отдела МИД ДВР от 27.VIIL1921» (ЦПА ИМЛ, ф. 144, оп. 1, д. 126, л. 10). 148
эмиграции: Гондатти, Гинс-Михайлов, Бодянский, князья Кропоткин и Ухтомский, бывший посол в Японки Крупенский, генерал Дитерихс, есаул Орлов. Они единодушно решили возложить военно-политическое руководство новым контрреволюционным походом на атамана Семенова 216. В начале марта состоялось совещание белогвардейцев с участием французских и японских представителей в Люйшуне (Порт-Артуре). Там было подписано соглашение, по которому Япония обязалась оказать всестороннюю поддержку белогвардейцам в обмен на признание ее политического и экономического господства на Дальнем Востоке и в Сибири217 Наконец, 26 мая 1'921 г. белогвардейцы при непосредственном содействии японского командования произвели контрреволюционный переворот в Приморье. Власть ДВР в этой области была свергнута, и во Владивостоке была установлена белогвардейская диктатура во главе с братьями Меркуловыми. Хотя переворот во Владивостоке был произведен главным образом с помощью Японии, он в большей степени оказался на руку Соединенным Штатам. Им удалось использовать разногласия в стане белогвардейцев и превратить меркуловцев в свою агентуру. Владивостокские события, разумеется, также оказали свое отрицательное влияние на позицию китайского правительства. Все эти факторы и определили линию поведения китайского правительства в переговорах с миссией ДВР Пекинский кабинет избрал тактику бесконечных оттяжек и проволочек, тактику отказа от всего того, что могло привести к какому-либо определенному результату: подписанию соглашения или разрыву переговоров. Дополнительным подтверждением этого вывода может служить секретное послание, направленное в апреле 1921 г. Чжан Цзо-линю генералом Чжан Хуан-сяном, назначенным Пекином на пост начальника штаба китайских охранных войск КВЖД. Видимо, по поручению Вайцзяобу автор письма пытался внушить своему адресату те внешнеполитические принципы, которые ему как правителю пограничной области надлежало проводить по отношению к ДВР «Ввиду оппозиции европей- 216 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, Д. 120, л. 22. 217 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 23, л. 60, 149
ских держав Советскому правительству,— писал Чжан Хуан-сян, — и в связи с общим неустойчивым положением вещей во всех пограничных русских областях, мы должны воздерживаться от какого бы то ни было вступления в открытые сношения с их представителями в Пекине, но мы должны стараться быть в тайном контакте с ними, заявляя в то же время официально о том, что мы рассматриваем их лишь как торговых и промышленных представителей соответствующих областей» 218. Совершенно очевидно, что эти советы Чжан Хуан-сяна были лишь довольно точным описанием политического курса, который проводился пекинским кабинетом. Китайское правительство продолжало придерживаться этого курса не только в своих дальнейших отношениях с миссией ДВР, но и в последовавших затем переговорах с представителями Советской России. Таким образом, миссии ДВР не удалось установить с китайским правительством официальных отношении, не удалось подписать с ним ни торгового, ни тем более общеполитического договора. Этому воспротивились империалистические державы и само реакционное феодально-милитаристское правительство Китая. Преодолеть их сопротивление в то время оказалось невозможным. 18 мая 1921 г. И. Л. Юрин сдал руководство пекинской миссией своему заместителю А. Ф. Агареву и по вызову правительства ДВР выехал в Читу 219 Там он получил назначение на пост министра иностранных дел, а затем решением Дальбюро от 13 июля был вновь отправлен в Китай в качестве чрезвычайного уполномоченного Дальневосточной республики, причем специально отмечалось, что Юрин «едет в Пекин... с сохранением должности министра иностранных дел» 220. Тем самым Дальневосточная республика еще раз показывала, сколь большое значение она придает установлению дружественных отношений с Китаем. 16 июля 1921 г. Юрин выехал из Читы 221 и вскоре прибыл в Пекин. Формально он снова возглавил миссию ДВР, но фактически руководство ею продолжал осуществлять Агарев 222. Юрин 218 ЦПА ИМЛ Ф. 144 оп. 1 д. 105. л. 42. 219 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 200, л. 47. 220 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. i69, л. 37. 221 ЦГАОР, ф. 4401, оп. 1, д. 164, л 61 222 ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1, д. 200, лл. 47, 63, 66. 150
же занялся рядом конкретных вопросов, для решения которых он, собственно, и был вторично делегирован в Китай. Вторая поездка Юрина происходила в новой политической обстановке, характеризовавшейся обострением политической и вооруженной борьбы международной ре ¬ акции на Дальнем Востоке против народов Советской России и Китая. Это выразилось в организации империалистами в конце 1921 и в 1922 г. нового белогвардейского похода против Дальневосточной республики и в их попытках вызвать вражду между ДВР и Китаем, используя вопросы о КВЖД и Монголии. Именно для переговоров в основном по этим двум проблемам, а также о торговом договоре и был направлен в китайскую столицу министр иностранных дел ДВР 223. ДВР и вопрос о КВЖД Вопрос о Китайско-Восточной железной дороге принадлежал к числу важнейших в советско-китайских отношениях и поэтому стал предметом больших забот ДВР и, в частности, ее пекинской миссии. Советское правительство официально передало Дальневосточной республике право представлять его интересы в переговорах с Китаем о КВЖД. В обращении ДВР к Китаю от 30 мая 1920 г. указывалось, что «с отделением Дальневосточных областей от России... все права в восточно-азиатских областях нашей родины были переданы нашему Правительству» 224. 21 июня 1921 г., НКИД РСФСР в особом постановлении определил предоставленные ДВР полномочия. В специальном документе по этому поводу указывалось, что правительство РСФСР уполномочивает правительство ДВР на ведение «за себя и от своего имени... переговоров с правительством Китайской республики о Китайской восточной железной дороге...», поручает ему «принимать от имени правительства РСФСР все относящиеся к таковым переговорам решения и подписать за правительство РСФСР и от его имени все постановления, соглашения, прото- 223 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 69, л. 37, а также ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 164, л. 61. 224 «Шанхайская жизнь», 19.VI.1920, стр. 4. 151
колы или иные акты, которые были бы выработаны в результате переговоров». Далее делалась оговорка о том, что все подписанные таким образом документы подлежат утверждению центральными органами Советской России225. Проблема КВЖД возникла как результат антисоветской политики империалистических держав и самого пекинского правительства, стремившихся захватить эту железнодорожную магистраль, принадлежавшую Советской России. Еще в 1918 г., навязав Китаю соглашение о совместной интервенции против РСФСР, Япония ввела свои войска в полосу отчуждения КВЖД. Но США отнюдь не желали отдавать Японии дорогу, на которую давно притязали сами. В поисках путей захвата дороги США еще в начале XX в. выдвинули идею ее интернационализации 226. После первой мировой войны, когда финансовое могущество США особенно возросло, осуществление планов такого рода сулило американскому империализму вполне реальные возможности утверждения своего господства над дорогой. Этому, в частности, должен был способствовать международный банковский консорциум, созданный по инициативе США в 1918—1920 гг. Во время антисоветской интервенции США потребовали учреждения над КВЖД международного контроля, в котором намеревались играть главную роль. Вместе с Англией и Францией, опасавшимися установления японского господства на Дальнем Востоке, США вынудили Японию подписать в январе 1919 г. соглашение о создании Меж- 225 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 49, л. 209. 226 В 1905 г. США выдвинули план захвата КВЖД путем ее интернационализации и установления над ней международного контроля. В январе 1905 г. президент США Т. Рузвельт в беседе с японским посланником говорил о желательности возвратить Маньчжурию Китаю «под руководством держав», а в марте того же года посланник США в Пекине Конгер обосновывал перед своим правительством проект передачи маньчжурских железных дорог Китаю «под международной гарантией». Позже американский железнодорожный магнат Гарриман безуспешно, но настойчиво пытался договориться с Россией о покупке КВЖД, а после Февральской революции 1917 г. США стали подчинять себе Сибирскую и Маньчжурскую железные дороги, используя временное правительство Керенского (см. А. Канторович, Америка в борьбе за Китай,. стр. 185 и др., а также В. Аварин, Империализм и Маньчжурия, стр. 165). 152
союзного железнодорожного комитета и Технического совета для контроля над железными дорогами Сибири и КВЖД. Технический совет, возглавленный американским. инженером Джоном Стивенсом, обосновался в Харбине и заменил собой ранее созданное так называемое «Японо-китайское бюро КВЖД» 227. Действительное назначение комитета состояло в том, чтобы утвердить американское, а не японское господство на КВЖД. Создание комитета вызвало протест китайского правительства, понявшего, наконец, что его «союзники» прибирают к рукам не только железную дорогу, но и территорию, по которой она пролегает. Ввиду того что Япония отнюдь не вывела своих войск из зоны КВЖД, США с готовностью откликнулись на протест Китая и 10 марта 1919 г. при поддержке Англии и Франции внесли некоторые новые пункты в январское соглашение. Теперь КВЖД объявлялась находящейся под охраной китайских войск, США получили право занять своими частями Харбин, а Япония—станцию Маньчжурия. США и Японии разрешалось иметь в этих пунктах по тысяче человек. Но и это соглашение не заставило Японию отступить. Она не только продолжала держать в зоне КВЖД во много раз больше войск, чем ей разрешалось, но к началу 1920 г. уже имела детально разработанный план захвата дороги. В течение всей второй половины 1920 г. японские войска, изгоняемые из Забайкалья, непрерывным потоком прибывали в Маньчжурию и размещались в важнейших пунктах КВЖД и ЮМЖД — Чанчуне, Ханьдаохецзы, Имяньпо и других. Кроме того, на железнодорожную линию поступали свежие подкрепления из Японии. 14 июля 1920 г. военный министр Танака инструктировал японского командующего во Владивостоке о посылке шпионов и диверсантов в такие города, как Харбин, Хайлар и Маньчжурия, для захвата телеграфных станций. 19 июля японскому командованию в полосе отчуждения был отдан приказ о тщательном наблюдении за передвижениями китайских войск вдоль КВЖД и ежедневном информировании военного министерства о полученных данных228. 227 См. В. Аварии, Империализм и Маньчжурия, стр. 1'71 —173. 228 «Вперед», 11.VIII.1920, стр. 3. 153
Важную роль в захвате КВЖД японцы возлагали на Семенова с остатками его армии, а также на хунхузов. Разгромленные Народно-революционной армией ДВР белогвардейские части с санкции японцев отступали в Северо-Восточный Китай. Как писала газета «Вперед», полоса отчуждения «начала... наводняться вооруженными семеновскими отрядами» 229. Напуганные действиями японцев и их агентуры, китайские власти заявили, что на свою территорию могут допустить только безоружных. Вслед за тем они стали разоружать белогвардейцев 230. Японское командование протестовало против этого 231, но, не добившись успеха, нашло пути обхода китайского постановления. Перед пограничной станцией Маньчжурия, где был установлен китайский контрольный пост, семеновцы сдавали оружие японцам, те везли его в своих санитарных вагонах до места назначения, а там возвращали белогвардейцам 232. Для руководства действиями белогвардейцев на КВЖД был учрежден специальный военный штаб в Харбине. Главная задача штаба состояла в создании и рассредоточении по всей дороге вооруженных белогвардейских отрядов, способных в нужный момент установить полный контроль над КВЖД. По предписанию штаба 24 семеновских генерала и около 50 офицеров были отправлены на разные станции для организации под видом железнодорожной охраны военных отрядов. Например, на товарной станции Харбин все 60 сторожей, охранявших грузы, были уволены, а на их место зачислены калмыковские и семеновские офицеры 233 То же происходило и в других пунктах. Сам Семенов с одобрения японского командования приступил к формированию добровольческого корпуса 234. Одновременно японское командование установило тесный контакт с отрядами хунхузов, снабжало их оружием, обмундированием, деньгами, руководило их действиями. Перед хунхузами была поставлена задача взрывать железнодорожные мосты, разрушать полотно, при- 229 «Вперед», 14.VIII.1920, стр. 2. 230 Там же. 231 «Вперед», 111.VIII.1920, стр. 3. 232 «Вперед», 14.VIII.1920, стр. 2 233 «Вперед», 5.VIII.1920, стр. 3. 234 «Вперед», 10.VIII.1920, стр. 3. 154
вокзальные постройки, нападать на мирных граждан 235. Ссылаясь на такие действия, японцы намеревались продемонстрировать неспособность китайских властей установить порядок на КВЖД и доказать таким образом, что дело охраны дороги должно быть передано в японские руки 236. Предполагалось также, что для более успешной организации охраны КВЖД японские представители будут допущены в состав правления дороги. Характерна в этом отношении приведенная американской газетой «Норс Чайна стар» весьма откровенная инструкция, направленная по телеграфу 20 мая 1920 г. генералом Такасинаки начальнику японского штаба в Харбине. Сообщив о том, что вдоль КВЖД действуют несколько шаек хунхузов, генерал предписывал «время от времени осведомляться об их действиях и обсуждать с китайскими властями способы охраны дороги. Со своей стороны, — писал генерал, — мы будем посылать в Пекин протесты до тех пор, пока не будем допущены в состав администрации дороги» 237. В дальнейшем японское командование намеревалось формально передать власть в полосе отчуждения своей марионетке Семенову. Он должен был олицетворять «законное правление русских» и, таким образом, скрывать до поры до времени действительное японское господство на КВЖД 238. Положение в полосе отчуждения становилось все более напряженным. В августе 1920 г. китайское правительство направило в Токио ноту, потребовав эвакуировать японские войска из полосы отчуждения. В своем ответе японское правительство цинично заявляло, что требование Китая не может быть выполнено, так как пребывание японских войск на КВЖД «является результатом давнего решения союзников» и их уход с дороги 235 «Шанхайская жизнь», 27.VI.1920, стр. 6, а также 8.IX. 1920, стр. 2. 236 Агентство ДАЛЬТА 22 июня 1920 г. сообщало: китайский директор КВЖД уведомил свое правительство о том, что «шесть главарей хунхузских банд подписали с японскими властями секретные договоры, в силу которых хунхузы должны прерывать железнодорожные сообщения по линии. Тогда японцы примут на себя охрану станций под предлогом, что китайские войска и полиция оказались не в состоянии охранить дорогу» (ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. ,1, д. 344, л. 89). 237 Цит. по газ.: «Вперед», 10.VI 11.1920, стр. 3. 238 «Вперед», 13.VI.1920, стр. 4. 155
поставил бы японскую армию в Приморской области под удар большевиков 239. Однако японцы не осмелились захватить дорогу, ибо натолкнулись на решительное противодействие других держав. США неоднократно давали понять Японии, что не допустят ее господства на КВЖД. 11 февраля 1920 г. председатель Технического совета Джон Стивенс телеграфировал из Харбина государственному секретарю США Лансингу: «Колчак и Пепеляев расстреляны в Иркутске 7 февраля. Генерал Хорват уведомил меня, что японское правительство предлагает через банк пятилетний заем в 20 млн. иен без всякой гарантии под простую расписку управления железной дороги; спрашивал моего совета, я посоветовал воздержаться. Заем означал бы, что Япония овладеет дорогой» 240. Госдепартамент не желал уступать Японии дорогу, и сам выдвинул план выкупа КВЖД Китаем на деньги, предоставленные международным банковским консорциумом, где решающая роль принадлежала Соединенным Штатам 241. Учитывая, что и Англия. — участник консорциума — не пожелает остаться в стороне от намечавшейся операции, США вступили с ней в соответствующие переговоры. 30 июня 1920 г. исполняющий обязанности государственного секретаря сообщал американскому послу в Лондоне Дэвису, что ведет переговоры с британским посольством в Вашингтоне о том, что Межсоюзный комитет должен взять на себя все руководство КВЖД и стать «чем-то вроде административной комиссии при банковском консорциуме» 242. Таким образом, США усиленно пропагандировали проект интернационализации КВЖД, т. е. проект установления над ней международного контроля, в котором американский империализм рассчитывал играть решающую роль. Во всяком случае было совершенно ясно, что США не останутся нейтраль- 239 «Шанхайская жизнь», 26.VIII.1920, стр. 3. 240 «Papers relating... 1920», vol. I, pp. 680—681. 241 В письме А. Червонного Чичерину от 10 августа 1920 г. сообщалось о том, что «американская печать в Китае ведет кампанию за выкуп Китаем КВЖД на деньги, предоставленные международным консорциумом» (ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. I, д. 40, л. 22). 242 «Papers relating... 1920», vol. I, pp. 680— 681. 156
нами, если Япония попытается захватить КВЖД Эту мысль, между прочим, весьма определенно выразил американский представитель в Межсоюзном комитете Чарльз Смит. 21 февраля 1921 г. в беседе с представителем ДВР он заявил, «что КВЖД японцам никогда не захватить, на этот счет вы можете быть спокойны» 243. Претензии на КВЖД предъявила и Франция, считавшая себя «законной наследницей» царской России по управлению дорогой. В доказательство своих «прав» французская дипломатия ссылалась на то, что в свое время помогала царскому правительству финансировать строительство дороги через Русско-Китайский банк, продолжавший существовать в Харбине под названием Русско-Азиатского банка 244. Как только Китай прекратил признавать царскую миссию Кудашева, над зданием отделения Русско-Азиатского банка в Харбине был вывешен французский флаг 245, а правление банка, состоявшее из белогвардейцев, — перенесено в Париж 246. Не довольствуясь фактическим захватом банка, Франция попыталась использовать его для утверждения своего господства над КВЖД Это выразилось в том, что правление банка сумело навязать пекинскому правительству так называемое дополнительное соглашение об управлении КВЖД, подписанное 2 октября 1920 г. Это соглашение представляет большой интерес, причем не столько своим содержанием, сколько причинами, обусловившими его появление на свет, а также политическим значением, которое ему хотели придать договаривающиеся стороны. В соглашении указывалось, что пекинский кабинет заявил о решении «взять в свои руки высшее руководство делами названной дороги» 247. Тем самым он пытался решить проблему КВЖД не в согласии с Советской Россией и ДВР, а против них. Этим актом китайское правительство признавало стороной в решении вопроса о КВЖД не Советскую Рос- 243 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. ,120, л. 20. 244 См. об ЭТОМ В КН. М. С. Капица, Coeeтско-китайские от¬ ношения, стр. 18—19. 245 «Шанхайская жизнь», 5.Х.1920, стр. 3; 10.X.1920, стр. 4. 246 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 90, л. 328. 247 «Сборник документов, относящихся к КВЖД», стр. 266. 157
сию и не ДВР, а враждебную им частную финансовую организацию — Русско-Азиатский банк, — за спиной которой стояла империалистическая Франция. Миссия ДВР в Пекине выступила с резким протестом против сделки китайского кабинета с Русско-Азиатским банком, показала незаконность этого акта, и разоблачила его враждебный по отношению к новой России характер. Сразу после появления первых неофициальных сообщений в газетах о состоявшемся соглашении 248 глава миссии ДВР выступил с политическим заявлением. 4 октября в интервью корреспонденту ДАЛЬТА 249 он разъяснил, что Русско-Азиатский банк—не что иное, как кучка банкиров, «захватившая принадлежавшие России деньги» и финансировавшая разбойничьи действия Колчака, Семенова, Калмыкова и других белобандитов против русских трудящихся. Далее он показал, что банк никогда ничего общего не имел с управлением дорогой и служил лишь «средством эксплуатации Китая царским режимом», а теперь стал орудием отторжения дороги от ее законного владельца. Правительство ДВР будет рассматривать договор пекинского правительства с Русско- Азиатским банком как попытку захватить государственное имущество России, за что виновные из правления банка подлежат суду. В интервью указывалось, что «вопрос о КВЖД может быть разрешен только правительствами Китая и русского Дальнего Востока совместно». Корреспондент ДАЛЬТА спросил, каково может быть отношение русского населения Дальнего Востока и территории КВЖД к такому соглашению, если оно состоится. «Такое соглашение,— последовал ответ,— никогда не может быть признано законным и устойчивым», а «вера всех рус- 248 Пекинское правительство официально сообщило о подписании соглашения с Русско-Азиатским банком примерно 10 октября, а о его содержании — еще позже. Очевидно, оно опасалось протестов прогрессивных кругов и поэтому подготавливало общественное мнение постепенно, исподволь, разрешая газетам многочисленные высказывания насчет характера своих переговоров с банком и возможных условий достигнутого соглашения (см. «Шанхайская жизнь», 10.Х.1920, стр. 4; 14.Х.1920, стр. 4; 15.Х.1920, стр. 5)., 249 «Шанхайская жизнь», 10.Х.1920, стр. 3. 158
ских в искренность китайских заверений в дружеских чувствах... будет поколеблена» 250. Это заявление очень быстро было подтверждено трудящимися зоны КВЖД. Через несколько дней после интервью миссия ДВР получила резолюцию Объединенной конференции народных организаций полосы отчуждения КВЖД, в которой выражался гневный протест против незаконного соглашения 251. «Мы, — говорилось в резолюции, — будем бороться как против всякой попытки захватить железную дорогу кем бы то ни было, так и против попыток интернационализировать таковую... Мы протестуем против договора, заключенного между Китаем и Русско-Азиатским банком, который не имеет права выставлять каких-либо притязаний на дорогу». Конференция обращалась к главе миссии с просьбой «уведомить китайское правительство и прессу» о требовании народных масс полосы отчуждения. Столь же энергично выступили против соглашения трудящиеся Дальневосточной республики. Официальный орган правительства ДВР оценивал соглашение как фактическое отторжение дороги «от живого тела Дальневосточной республики», как «новый бес- 200 Здесь уместно упомянуть одно абсолютно несостоятельное Утверждение американского специалиста по истории советско-китайских отношений, директора вашингтонского «Института по изучению китайско-советского блока» Питера Танга. В своей антисоветской книге «Russian and Soviet policy in Manthuria and Outer Mongolia 1911—1913» (Durham, 1959) он специально подчеркивает «такой важный факт, как отсутствие официальные советских протестов китайскому правительству в связи с соглашением от 2 октября 1920 г.» (p. 131). Но советские протесты отсутствовали не вообще, а лишь в 1920 и 1921 гг., и только потому, что Дальневосточная республика, которой правительство РСФСР временно поручило представлять ее интересы в вопросе о КВЖД, достаточно ясно заявила через посредство своей миссии в Пекине о незаконности- этого соглашения и о несогласии с ним. Впоследствии же, когда РСФСР установила непосредственный контакт с правительством Китая, ее представитель в Пекине А. Иоффе заявил и о протесте Советской России. В ноте министру иностранных дел Гу Вэй-цзюню от 3 ноября 1922 г. было сказано, что «Русско-Азиатский банк не имеет никаких прав на Китайско-Восточную железную дорогу и что банк узурпировал права России, противодействуя тем самым налаживанию дружественных взаимоотношений между русским в китайским народами» («Документы внешней политики СССР», т. V, стр. 658). 251 См. «Шанхайская жизнь», 20.Х.1920, стр. 2. J59
честный ход дипломатии Антанты». От имени трудящихся республики газета заявляла резкий протест пекинскому кабинету, а также французским капиталистам и белогвардейцам, обосновавшимся в Русако-Азиатском банке. «Правительству Китая, — писала газета,— придется считаться с объединенным протестом трудящихся масс всего русского Дальнего Востока... Мы не можем и не допустим, чтобы французские капиталисты были хозяевами положения на Дальнем Востоке... Мы будем вести самую беспощадную борьбу с представителями французского капитала и с нашими финансовыми тузами вроде Хорвата и других предателей интересов русского населения» 252. Вопрос о КВЖД был предметом ожесточенной борьбы империалистических держав. Сталкиваясь друг с другом в стремлении овладеть дорогой, они весьма единодушно возводили на Советскую Россию и ДВР лживые обвинения в агрессивности, в намерении захватить КВЖД, в вероломстве. Противники Советской России извращали подлинную политику РСФСР в вопросе о КВЖД и силились доказать, что она сначала, в обращении от 25 июля 1919 г., обещала безвозмездно передать КВЖД Китаю 253, а теперь не только отказа- 252 «Дальневосточная республика», 7.Х.1920, стр. 1. 253 В стремлении доказать это положение обычно ссылались и до сих пор ссылаются не на официальный текст советского обращения к народу и правительствам Южного и Северного Китая, а на черновой вариант этого документа, ошибочно опубликованный в 1919 г. Вл. Виленским (Сибиряковым) в его брошюре «Китай и Советская Россия. Из вопросов нашей дальневосточной политики» (М., 1919, стр. 115]. Пекинское правительство также ссылалось в своих официальных документах на слова, которых в действительности не было в советских обращениях от 25 июля 1919 г. и 27 сентября 1920 г. На это обстоятельство указывал уже 14 ноября 1922 г. представитель РСФСР в Китае А. А. Иоффе. В послании министру иностранных дел Гу Вэй-цзюню он писал, что «в декларациях 1919—1920 гг. нет цитируемых в меморандуме министерства иностранных дел Китайской Республики слов: „Рабоче-Крестьянское Правительство намерено все права и интересы, имеющие отношение к КВЖД, безоговорочно вернуть Китаю без всякого вознаграждения'"» (см. «Документы внешней политики СССР», т. V, М., 1961, стр. 678). На самом деле в обращении к народу и правительствам Южного и Северного Китая Совнарком РСФСР призывал пекинский кабинет к переговорам, в ходе которых предлагал определить способы практического осуществления провозглашенных Советской властью принципов отказа от всех актов насилия и несправедливости, совершенных в отношении Ки- 160
лась от этого намерения, но собирается совместно с ДВР силой захватить дорогу, для чего и концентрирует войска на границах с Маньчжурией. Особенно усердствовала в распространении такого рода клеветы зарубежная белогвардейская пресса. Она, как отмечало в своем решении Дальбюро ЦК РКП (б), «усиленно муссирует на своих страницах слухи об агрессивных намерениях ДВР на полосу отчуждения КВЖД, сообщая, что якобы ДВР решила ввести свои войска на китдорогу» 254. Активизировалась, однако, не только пресса. Например, в марте 1921 г. на заседании Межсоюзного железнодорожного комитета белогвардейский представитель Шитиков во время перерыва беседовал с делегатом Китая, которого просил обратить внимание пекинского правительства на внешнеполитическую декларацию Учредительного собрания ДВР. Шитиков уверял, будто в этом документе сказано, «что правительство ДВР все равно отнимет КВЖД от китайцев и что, по имеющимся у него сведениям, красные войска уже готовятся к захвату дороги и вообще Северной Маньчжурии» 255. Враги русско-китайской дружбы особенно часто ссылались на декларацию об образовании ДВР от 6 апреля 1920 г., в которой имелась формулировка о вхождении полосы отчуждения в состав территории ДВР. Следует подчеркнуть, что речь идет лишь об ошибочной формулировке, а не об ошибочной политике. Составители декларации в эту формулу вкладывали лишь мысль о том, что русские граждане полосы отчуждения являются гражданами ДВР. Ничего другого не имелось в виду. Наркоминдел РСФСР уже 16 апреля 1920 г. указал правительству ДВР на ошибочность отмеченной формулировки и потребовал от него выдвинуть перед китайским правительством предложение о совместном установлении тая царским правительством. Путем переговоров, в частности, предполагалось решить вопрос об отмене русско-китайского договора 1896 г. о КВЖД (см. «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 221—223). В ноте от 27 сентября 1920 г. говорилось лишь о согласии РСФСР «заключить специальный Договор о порядке пользования Китайско-Восточной железной дорогой для нужд РСФСР» (см. «Документы внешней политики СССР», т. III, стр. 216). 264 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 4 6, л. 365. 256 ЦПА ИМЛ, ф. 144, on. 1, д. 120, л. 23. 11 М. А. Персиц
способа сосуществования в полосе отчуждения 256. Именно этот курс и проводила пекинская миссия ДВР, не раз указывавшая, что вопрос о дороге может быть решен лишь в результате обоюдного согласия Китая и России. Впоследствии в основных документах ДВР ошибка не повторялась. Ее не было ни в декларации правительства от 10 июля 1920 г. 257, ни в декларации Читинской объединительной конференции от 29 октября 1920 г. 258. А конституция ДВР, принятая Учредительным собранием в апреле 1921 г., четко определяла, что гражданами республики являются также «все Российские граждане, проживающие на территории полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги, не заявившие в течение 6 месяцев со дня опубликования настоящего закона о состоянии их в подданстве какого-либо другого государства...» 259. И лишь в текст правительственной декларации, опубликованный в газете «Дальневосточная республика» от 28 сентября 1920 г., кем-то (по ошибке или по злому умыслу) была внесена прежняя, уже осужденная формулировка 260. Таким образом и в китайской печати появился искаженный документ 261. Этого оказалось достаточно, чтобы вновь организовать клеветническую кампанию против РСФСР и ДВР. 256 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 10, л. 18. 257 ЦГАОР, ф. 3116, on. 1, д. 12, л. 76, а также «Дальневосточная республика», 10.VIII.1920, стр. 1. 258 ЦГАОР, ф. 3116, oп. 1, д. 12, л. l06, а также «Дальневосточная республика», 31.X.1920, стр. 1. 259 «Основной закон [конституция] Дальневосточной Республики», Чита, 1921, стр. 2. 260 См. текст декларации в газ.: «Дальневосточная республика», 28.IX.1920, стр. 1. — Декларация эта была опубликована в связи с предварительным совещанием, которое тогда проводилось правительством ДВР с делегатами Амурской, Читинской и Владивостокской областей по вопросам созыва объединительной конференции. 261 29 или 30 сентября 1920 г. в Пекине был получен и опубликован текст декларации, где пункт шестой был сформулирован так: «Вся территория ДВР от озера Байкал до Великого океана, включая Забайкальскую, Амурскую и Приморскую области, Сахалин, Камчатку и территорию вдоль Китайско-Восточной железной дороги, объявляется независимой единой страной и никакие территориальные концессии не будут предоставляться иностранным государствам» (см. «Шанхайская жизнь», З.Х.1920, стр. 2). 162
В официальном заявлении миссии ДВР в Пекине с с иронией отмечалось, что «заинтересованные в делах дороги могут воспользоваться декларацией, опубликованной в печати, о том, что территория КВЖД включена в территорию ДВР... Но господа из Русско-Азиатского банка будут разочарованы. Декларация стремится объединить население Дальнего Востока, включая жителей вдоль железнодорожной линии, и недоразумение возникло вследствие исковеркания материала при опубликовании его в печати» 262. Несмотря на то что вскоре миссия ДВР получила из Верхнеудинска точный текст соответствующего пункта и опубликовала его для всеобщего сведения 263, клеветническая кампания не прекратилась. В нее по мере своих сил включились также дальневосточные меньшевики и эсеры. В Учредительном собрании ДВР они организовали настоящий поход против внешней политики читинского правительства, пытаясь дискредитировать и сорвать ее важнейший курс — на дружбу с Китаем. На заседании Учредительного собрания 8 марта 1921 г. с характерной речью выступил меньшевик Ахматов. Он обвинил коммунистов — руководителей ДВР в том, что у них «не было определенных принципов, определенной политики по основному вопросу — по вопросу о формах закрепления дружбы между ДВР и Китаем» 264. В подтверждение он ссылался на черновой вариант текста советского обращения от 25 июля 1919 г., в котором имелась фраза об отказе РСФСР от прав на КВЖД, и на ошибочную формулировку в апрельской декларации ДВР. Он умышленно смазывал объективно существующее различие между принадлежавшей Китаю территорией, на которой находилась КВЖД, и самой дорогой, принадлежавшей России, и делал клеветнический вывод 262 «Шанхайская жизнь», 10.Х.1920, стр. 3. 263 Телеграмма, полученная пекинской миссией ДВР, гласила: «Шестой пункт декларации, объявленной конференцией дальневосточного правительства и делегацией амурской, читинской и владивостокской, в оригинальном документе читается так: „Вся дальневосточная территория, простирающаяся от озера Байкал до Тихого океана, объявляется независимым объединенным государством. Никакие территориальные концессии не будут даны какой- либо иностранной державе"» («Шанхайская жизнь», 20.Х.1920, стр. 2). 264 ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 1, л. 88. 11* 163
о противоречивости и захватническом характере политического курса ДВР в вопросе о КВЖД. С подобным обвинением выступали и другие представители меньшевистско-эсеровского блока. Китайский народ, однако, хорошо знал, чему верить, ибо противоречий в действительной политике РСФСР и ДВР не существовало. Эти «противоречия» были вымышлены империалистами и их белогвардейскими агентами с совершенно определенной целью — отвлечь внимание китайской общественности от действительно агрессивных планов и действий стран Антанты, подорвать дружбу русского и китайского народов и облегчить державам захват КВЖД. Характерно, что эти измышления до сих пор кочуют по книгам многих реакционных буржуазных авторов, особенно американских, пишущих о советско- китайских отношениях 265. Правительства РСФСР и ДВР проводили в вопросе о КВЖД твердую и последовательную политику, в точности соответствовавшую тем внешнеполитическим принципам, которые были провозглашены Советской властью в Декрете о мире, а также в других основополагающих документах. Прежде всего правительство РСФСР всегда отличало территорию, т. е. полосу отчуждения, принадлежавшую Китаю, от проложенной по ней железной дороги — КВЖД, построенной на деньги русского народа. Полосу отчуждения Советская власть готова была возвратить Китаю немедленно и, конечно, безвозмездно. В начале июля 1918 г. в докладе V съезду Советов Г. В. Чичерин заявил: «Мы уведомили Китай, что отказываемся от захватов царского правительства в Маньчжурии и восстанавливаем суверенные права Китая на той территории, по которой пролегает важнейшая торговая артерия — Восточно-Китайская железная дорога» 266. В обращении от 25 июля 1919 г. было ясно сказано, что правительство РСФСР «отказалось от... завоеваний, которые сделало царское правительство, 265 См. A. Whiting, Soviet policies in China 1917—1924, New York, 1954; R. North, Moscow and Chinese communists, Stanford, 195З; H. Wei, China and Soviet Russia, Toronto—New York—London, 1956; P. Tang, Russian and Soviet policy in Manchuria and Outer Mongolia 1911—1931, Durham, 1959. 266 «Известия», 5.VII.1918, стр. 7. 164
267 «Документы внешней политики СССР», т. II, стр. 222. 268 Там же, т. III, стр. 214—215. 269 Там же, т. V, стр. 657 (нота представителя РСФСР в Китае пекинскому правительству от 3.XI.1922 г.). 270 Там же, стр. 40 (нота правительства ДВР неофициальному представителю США в Чите от 11 января 1922 г.). 271 См. «Документы внешней политики СССР», т. I, стр. 47. 165 отобрав от Китая Маньчжурию и другие области» 267. В обращении от 27 сентября 1920 г. снова подчеркивалось, что РСФСР «возвращает Китаю безвозмездно и на вечные времена все, что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией»268. Что же касается КВЖД, то Совет Народных Комиссаров исходил из того, что дорога «строилась на средства русского народа и остается его собственностью» 269. Поэтому, как отмечало правительство ДВР, «законным владельцем КВЖД является Советская Россия» 270. Тем не менее правительство РСФСР полагало необходимым передать КВЖД китайскому народу, на территории которого она была построена. Однако простой отказ от прав на дорогу в тогдашней обстановке мог лишь облегчить империалистам захват этой магистрали. Вот почему главная задача, решения которой добивалась Советская власть, состояла в том, чтобы найти способ сохранить дорогу для китайского народа и получить реальные гарантии того, что после передачи пекинскому правительству КВЖД не попадет в руки сил, которые фактически отторгнут ее от Китая и станут использовать против Советской России и ДВР. Для решения этой главной задачи правительства РСФСР и ДВР постоянно предлагали пекинскому кабинету начать переговоры, чтобы прийти к соглашению об отмене русско-китайского договора 1896 г. и выработать условия дальнейшего функционирования КВЖД. Впервые Советская власть сделала Китаю подобное предложение еще в декабре 1917 г., выдвинув идею создания смешанной русско-китайской ликвидационной комиссии по вопросу о КВЖД 271. Разумеется, в зависимости от конкретной военной и политической обстановки на Дальнем Востоке вопрос о КВЖД мог решаться на различных условиях. Например, в первой половине 1918 г., когда империалисты еще только начинали интервенцию
на Советском Дальнем Востоке и еще не захватили КВЖД, правительство РСФСР допускало возможность выкупа дороги Китаем. В докладе Г. В. Чичерина V съезду Советов в самом начале июля 1918 г. говорилось, «что если часть вложенных на постройку этой дороги денег русского народа будет ему возмещена Китаем, Китай может ее выкупить, не дожидаясь сроков, обусловленных навязанным ему силой контрактом» 272. Советское правительство не исключало и другие условия, например совместное и равноправное владение дорогой 273. Именно такое решение проблемы КВЖД стало впоследствии наиболее целесообразным, ибо лучше всего могло воспрепятствовать захватническим поползновениям империалистических держав. В 1920 г., в обстановке разгула белогвардейщины и японской интервенции, Дальбюро в своем решении от 29 декабря специально подчеркивало, что «условия, порядок передачи и дальнейшее управление Восточно-китайской железной дорогой со стороны китайского правительства должно гарантировать Совроссию от использования дороги против ея интересов..» 274. Во всех случаях РСФСР и ДВР категорически отвергали какое бы то ни было решение проблемы КВЖД в одностороннем порядке или при участии империалистических держав. Еще в феврале 1918 г. Народны й Комиссариат по иностранным делам обращал внимание краевых совдепов на то, что русско-китайский договор 1896 г. о КВЖД, «нами признанный, а Китаем до сих пор не опротестованный, сохраняет силу» 275. Это заявление, как и многие ему подобные, сделанные позже, вовсе не означало, что Советская власть или ДВР хотели сохранить и упрочить кабальный для Китая договор. Оно было направлено лишь против тех, кто пытался не допустить участия Советской России в решении судьбы КВЖД. Именно эти позиции и отстаивало шедшее за коммунистами большинство Учредительного собрания ДВР. Например, депутат Мер, отвергая клеветнические из- 272 См. «Известия», 5.VII.1918, стр. 7. 273 См, М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 62. 274 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 12, л. 180. 275 «Документы внешней политики СССР», т. I, стр. 110—111. 166
мышления меньшевиков и эсеров, говорил, что ДВР несомненно отказывается от прав, приобретенных в Китае в результате насилия самодержавного правительства «но только тогда, когда это будет проведено не односторонним актом китайского правительства, а путем договора» 276. 24 марта 1921 г. Учредительное собрание ДВР обратилось к народу и правительству Китая, заявив, что «готово пересмотреть на началах взаимности... заключенные в прошлом договоры, в том числе и относящиеся к Восточно-китайской железной дороге». При этом указывалось, что цель пересмотра должна состоять в устранении того ограничения китайского суверенитета, которое было вызвано политикой императорской России 277. Пекинский кабинет не ответил на обращение Учредительного собрания. Тем не менее ДВР продолжала добиваться такого решения вопроса о КВЖД, которое могло бы удовлетворить интересы двух народов и способствовало бы укреплению дружбы между ними. Как мы видели, вторичная поездка в Пекин И. Л. Юрина преследовала и эту цель. Во время своего второго пребывания в Китае (июль—сентябрь 1921 г.) Юрин беседовал с премьер- министром, с министром иностранных дел и с фактическим правителем Маньчжурии Чжан Цзо-линем. Для встречи с последним он ездил в Шэньян. Однако все усилия представителя ДВР начать официальные переговоры о судьбе КВЖД натолкнулись на упорное сопротивление как пекинского кабинета, так и шэньянского диктатора. Они по-прежнему исходили из казавшейся им легко осуществимой возможности отстранения России от решения вопроса о дороге. Китайское правительство стало делать вид, что склоняется к ведению переговоров о КВЖД, несколько позже, когда приблизился срок созыва Вашингтонской конференции и окончательно обнаружилось, что державы, и в особенности США, планируют решить на этой конференции вопрос о дороге не только в ущерб интересам Советской России, но и в ущерб интересам Китая. США 276 ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 1, л. 116. 277 «Документы внешней политики СССР», т. IV, М., I960, стр. 20. 167
намеревались добиться фактического захвата КВЖД под видом установления над ней международного контроля. Поняв, очевидно, что отказ от переговоров с Россией ослабляет прежде всего позиции Китая, пекинский кабинет решил продемонстрировать свою готовность договориться с Москвой и Читой. «По мере приближения Вашингтонской конференции, — говорил Юрин, — поведение китайских чиновников стало улучшаться: они чувствовали необходимость договориться о КВЖД раньше, чем этот вопрос будет поставлен на обсуждение в Вашингтоне»278. По-видимому, этим в значительной степени и объяснялось то, что китайское правительство после долгих оттяжек дало, наконец, в октябре 1921 г. согласие на приезд в Пекин советского торгового представителя. Еще до этого Юрин начал переговоры с министром иностранных дел Китая. Но очень скоро стало ясно, что позиция китайского правительства по существу вопроса не изменилась. Предложение ДВР о совместном управлении дорогой было отвергнуто 279. Пекинское правительство добивалось перехода КВЖД в свое исключительное владение и намеревалось достигнуть цели с помощью выкупа 280. Однако в то время, когда японские войска и белогвардейцы оккупировали полосу отчуждения, а США через Межсоюзный железнодорожной комитет установили над КВЖД свой фактический контроль, такое решение могло лишь закрепить положение дороги в качестве орудия антисоветских и антикитайских агрессивных действий Японии, США и других держав. Дорога стала бы объектом ожесточенной борьбы империалистов и рано или поздно была бы у Китая отнята. Переход дороги посредством выкупа в полное и исключительное владение Китая мог быть осуществлен лишь при условии абсолютно реальных гарантий, что ничего подобного не произойдет. Таких гарантий китайское правительство дать не желало ни самостоятельно, ни совместно с РСФСР, и переговоры зашли в тупик. Последовавшее вскоре обсуждение вопроса о КВЖД на Вашингтонской конференции показало, что державы, 278 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 61, л. 185. 279 См. М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 67. 280 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 61, л. 185. 168
и прежде всего США, действительно стремились захватить дорогу под флагом ее интернационализации. И если им не удалось осуществить своих намерений, то прежде всего потому, что этому помешали Советская Россия и Дальневосточная республика. Как только стало известно о предстоящем созыве Вашингтонской конференции без участия России и ДВР, Советское правительство заявило энергичный протест державам. В ноте от 19 июля 1921 г. говорилось о том, что, «каковы бы ни были решения этой конференции, российское правительство, не приняв в ней участия, сохраняет, следовательно, полную свободу действий во всех вопросах, которые будут на ней рассматриваться». Советское правительство сумеет расстроить все планы, «которые оказались бы враждебными по отношению к нему или не соответствовали бы его точке зрения»281. Вторичная нота протеста по тому же поводу была направлена 2 ноября 282. Госдепартамент в конце концов дал разрешение на приезд в Вашингтон делегации ДВР. 4 декабря 1921 г. она прибыла в американскую столицу, но на конференцию ее не допустили. Поэтому делегация вынуждена была обращаться к общественному мнению США и всего мира, публикуя в американской прессе свои официальные заявления по ряду интересовавших ее вопросов, обсуждавшихся на конференции. После открытия конференции, когда обнаружилось желание части ее участников обсуждать вопрос о КВЖД, Советское правительство вновь заявило решительный протест. В ноте от 8 декабря 1921 г. оно указывало, что вопрос этот касается исключительно России и Китая и только они могут его обсуждать. «Хотя Российское правительство, — говорилось далее в ноте, — изъявило готовность передать означенную железную дорогу в руки китайских властей, при условии предоставления Китаем известных гарантий, необходимых для этой передачи, последняя еще не состоялась, и права России на эту железную дорогу остаются в полной силе» 283. 9 декабря 1921 г. Народное собрание ДВР в обращении к народам и правительствам всего мира также 281 «Документы внешней политики СССР», т. IV, стр. 225. 282 Там же, стр. 472. 283 Там же, стр. 568. 169
протестовало против обсуждения и решения Вашингтонской конференцией вопросов, кровно затрагивавших Дальневосточную республику, без ее участия и без ее голоса 284. Об этих заявлениях Советского правительства и ДВР вновь напомнила делегация Читы, находившаяся в Вашингтоне. В январе 1922 г., перед обсуждением вопроса о КВЖД на конференции, госдепартамент выразил желание переговорить с представителями ДВР по поводу предстоящих решений. В состоявшейся беседе с Джоном Стивенсом глава делегации ДВР А. А. Языков заявил, что вопрос о КВЖД касается лишь России, Дальневосточной республики и Китая, решаться этот вопрос может и должен только ими и никакие решения конференции не могут быть обязательными для этих сторон 285. Не довольствуясь этим ответом, Стивенс попытался выяснить отношение читинского правительства к американскому плану интернационализации КВЖД. Он сообщил, что рекомендовал госдепартаменту проект установления межсоюзного управления дорогой и межсоюзной ее охраны. Обосновывая этот план, Стивенс лицемерно утверждал, что таким способом удастся спасти дорогу от захвата Японией и обеспечить в будущем передачу КВЖД России. Стивенс умышленно обходил молчанием вопрос о правах Китая на дорогу. Видимо таким образом он надеялся вбить клин между Россией и Китаем и купить согласие ДВР на американский план. 11 января 1922 г. Министерство иностранных дел ДВР в ноте неофициальному представителю США в Чите Колдуэллу разоблачило и решительно отвергло старый проект интернационализации КВЖД, заново выдвинутый Стивенсом по заданию госдепартамента. «Мы полагаем,— говорилось в ноте,— что достигнуть сохранения дороги от чьих бы то ни было покушений можно лишь при том условии, если КВЖД будет находиться в полном распоряжении и управлении Китая и Советской России и если будет создана охрана дороги, приемлемая и для Китая и для Советской России. По- ,лагаем, что эти оба государства настолько заинтере- 284 См. там же, стр. 659. 285 См. «Вашингтонская конференция. Полн, перевод актов и документов», М., 1924, стр. 31, а также «Документы внешней политики СССР», т. V, стр. 49. 170
кованы в означенной дороге, что они найдут такой способ разрешения вопросов управления и охраны, который сделает всякие захваты невозможными» 286. Твердая позиция Советского правительства и ДВР позволила и китайским делегатам протестовать на Вашингтонской конференции против- различных предлагавшихся там решений, означавших фактический захват дороги державами. Все это в сочетании с острыми противоречиями держав привело к срыву попытки империалистов решить судьбу дороги в ущерб интересам Советской России и Китая. Даже глава американской делегации — государственный секретарь США Юз вынужден был заявить, что его правительство «не имеет намерений приобрести контроль над КВЖД» 287. Несмотря на уроки Вашингтонской конференции, пекинское правительство вскоре опять уступило давлению США, Франции и других империалистических держав, фактически отказавшись от ведения переговоров о КВЖД с советским представителем А. К. Пайкесом, прибывшим в Пекин 12 декабря 1921 г., и главой миссии ДВР А. Ф. Агаревым. ДВР в борьбе против экономической блокады Советской России Пекинская миссия ДВР, призванная установить дружественные отношения с Китаем, активно способствовала также прорыву организованной империалистами экономической блокады Советской России. Она стремилась завязать деловые связи с китайскими торговыми фирмами, а также со многими представителями держав в Пекине, старалась заинтересовать их перспективами взаимовыгодной торговли с Дальневосточной республикой и возможностью получения у нее концессий. В этих своих действиях миссия исходила из ленинских принципов мирного сосуществования государств с различными социальными системами. В постановлении читинского правительства от 4 августа 1921 г. на миссию возлагалось общее руководство 288 «Документы внешней политики СССР», т. V, стр. 50. 287 Цит. по кн.: В. Аварин, Империализм ц Маньчжурия» стр. 169. 171
торговыми операциями, а также контроль и непосредственное наблюдение за всеми закупками, производимыми специальными агентами ДВР в Китае. Министерство продовольствия и торговли Дальневосточной республики сносилось с Китаем лишь через миссию 288. Через нее же оно вступало в деловые отношения с различными иностранными фирмами, имевшими своих представителей в Китае. Миссия ДВР в своем стремлении к расширению внешней торговли и экономического сотрудничества республики с другими странами устанавливала контакты с иностранными дипломатическими представительствами, аккредитованными в китайской столице. При этом, несмотря на враждебное отношение официальных представителей держав, ей все же удалось завязать довольно широкие связи в посольском квартале. Так, например, И. Л. Юрин неоднократно встречался с сотрудниками английской миссии, а 7 декабря 19’20 г. был даже приглашен ими на завтрак. В завязавшейся беседе англичане выясняли вопрос об условиях возможных переговоров с ДВР и спрашивали, в частности, «будут ли сохранены в силе контракты, заключенные прежним правительством» 289. Ответы читинского представителя показывали, что ДВР готова к восстановлению деловых отношений с Англией и даже согласна сохранить- прежние контракты при условии пересмотра некоторых их пунктов 290. Вскоре англичане сделали предложение о возобновлении деятельности принадлежавших им прежде предприятий в районе Николаевска-на-Амуре 291. Весьма большой интерес к установлению экономических отношений с ДВР проявили американские предприниматели, мечтавшие, разумеется, о господстве на Дальнем Востоке и вытеснении оттуда своего японского конкурента. Точку зрения монополистических кругов США откровенно выразил американский журнал «Истерн экономист». «Мы не можем отказываться, — писал он,— от участия в развитии сибирской торговли на равных условиях с другими странами. Более того, мы 288 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 51, л. 84. — О торговле между ДВР и Китаем см. гл. III, стр. 217—235. 289 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 214 290 Там же. 291 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 12, л. 183. 172
не можем допустить, чтобы цивилизация Северной Азии была подчинена политическому и экономическому господству Японии» 292. Повышенный интерес к Сибири и Советскому Дальнему Востоку, проявленный американскими представителями, вполне сочетался у них с интригами против миссии ДВР, с попытками помешать ее общению с китайским правительством. Что касается французской миссии, то она отказалась от какого бы то ни было контакта о миссией ДВР. Но тогда представители Читы установили связь с французскими коммерческими кругами, которые вскоре даже начали переговоры о сдаче им концессий 293. В то же время когда советник французского министерства общественных работ Жандр обратился к миссии ДВР с претензиями по поводу нарушения железнодорожного сообщения с Владивостоком, то его домогательства были отвергнуты. Жандру вручили ноту, в которой была показана неблаговидная роль Франции в поддержке японской интервенции, нарушившей, в частности, движение поездов по Китайско-Восточной железной дороге 294. Очень оживленными были отношения миссии ДВР с представительством Мексики. Ее посланник сообщил, например, о желании одного мексиканского капиталиста вложить крупную сумму в какое-либо предприятие ДВР на концессионных началах 295. Более того, миссия даже начала переговоры с представительством Мексики об установлении дипломатических отношений 296. Миссия ДВР вела также переговоры по экономическим вопросам с итальянским, испанским, бразильским и другими представительствами. Эта работа читинской делегации в Пекине в очень большой степени способствовала установлению и расширению торговых и иных экономических связей ДВР с многочисленными иностранными компаниями, прежде всего американскими и английскими. В Читу стали приезжать различные представители иностранных деловых кругов. Выясняя усло- 292 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 6.V.1922, стр.7. 293 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 19, л. 10. 294 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 352, л. 214. 295 Там же. 296 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 12, л. 183. 173
вия приложения своих капиталов, они делали предложения о концессиях, о торговых сделках, о займах, пытались разрешить старые конфликтные дела и т. д. Особенно усилился приток этих дельцов после того, как была опубликована декларация Учредительного собрания, еще раз гарантировавшая сохранение частной собственности и провозгласившая готовность ДВР развернуть широкую торговлю с иностранцами и предоставить им концессии на разработку естественных богатств. За год, с апреля 1921 г. по апрель 1922 г., ДВР посетили многие представители английских фирм: Симпсон,. Принцеп, Изаксон, Аллен и др. Из США приезжали Роберт Доллар, Л. Б. Флейшакер, Аббот, Джон Хамлин и др., из Германии — Асмис и др. 297. Английский посланец Симпсон интересовался, например, условиями сдачи на концессионных началах золотых приисков, размерами рудников, сроками контрактов,, возможностью покупать и вывозить пушнину, а также шерсть, щетину, конский волос, сырые шкуры, оленьи рога. Обращаясь с письмом в МИД ДВР, он просил «сообщить все подробности», так как «многие английские фирмы просили... дать им точные сведения о концессиях» 298. Со многими фирмами правительство ДВР заключило договоры. Так, например, был подписан контракт на разработку нескольких золотых приисков с американским предпринимателем Дж. С. Винтом 299, «Сибдаль-внешторг» подписал контракт с торгово-промышленной американской фирмой «Оппенгеймер кейсинг компа- ни»300, был заключен договор на поставку для английской фирмы «Бидвелл, Купланд и К°» 1,2 млн. кубических футов пиленого леса с лесопильных заводов Забайкальской и Прибайкальской областей 301. Предоставление концессий, заключение торговых контрактов и сделок давали положительные результаты. За один год — с декабря 1920 г. по декабрь 1921 г.—Советская Россия получила через ДВР 5 тыс. 297 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 1113, л. 91; ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 337, лл. 8, 53 и 73, а также д. 30, л. 44 и д. 46, л. 79. 298 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 46, л. 79. 299 ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1, д. 348, лл. 36-38. 300 ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1, д. 337, лл. 53, 101. 301 ЦГАОР, ф. 5218, оп. 1, д. 56, л. 8. 174
пудов узкоколейных рельсов, 50 вагонеток, 6 тыс. м кожаного ремня, 22 электромотора. Кроме того, было приобретено на сумму до 50 тыс. рублей золотом различных предметов для сибирских копей 302. Разумеется, все это было безмерно мало по сравнению с огромной нуждой, которую испытывала страна в машинах, металле и т. д. Однако и эти поставки имели значение, поскольку они расширяли брешь в стене экономической блокады и помогали делу восстановления хозяйства Советской России. Но, быть может, еще важнее был самый факт ведения переговоров с фирмами и компаниями разных держав. Об этих, переговорах много писалось в газетах, они привлекали к себе внимание и уже сами по себе, независимо от конкретных результатов, усиливали противоречия между державами, прежде всего, конечно, между Японией и США, и поэтому облегчали положение не только Советской России, но и Китая, одинаково страдавших от империалистических поработителей. Больше всего концессионных и торговых соглашений было подписано с фирмами США. Это вызвало беспокойство японских империалистов. Напуганные возможностью укрепления американских позиций на Дальнем Востоке, они тоже потребовали концессий у ДВР. 10 мая 1921 г. акционерное общество «Мицубиси и К°» обратилось к читинскому правительству с просьбой о предоставлении ему концессии на разработку горных и лесных богатств Сахалина 303. Но японцам было заявлено, что, до тех пор пока японские войска продолжают оккупировать территорию республики, ведут действия против Народно-революционной армии, поддерживают белогвардейские банды Семенова, ни о каких концессиях не может быть и речи 304. ДВР отказалась также подтвердить те концессии, которые японские империалисты получили от прежних контрреволюционных правительств Дальнего Востока 305. Характерна лаконичная запись в протоколе заседания Даль- бюро от 16 мая 1921 г.: «Договор с японской фирмой 302 Из годового отчета Наркомвнешторга РСФСР к IX Съезду Советов, — «Документы внешней политики СССР», т. IV сто 757. .303 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 72, л. 47. 304 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 193, л. 22. 305 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 71, л. 32. 175
Тамакичи Фузи Сува аннулировать. Договор с американской фирмой Винта утвердить» 306. Вскоре после этого, во второй половине 1921 г., хозяйственные органы ДВР начали интенсивные переговоры с американской компанией Синклера, добивавшейся концессии на разведку и добычу северосахалинской нефти. Первоначальный контакт с «Синклер ойл корпорейшн» установила миссия ДВР в Пекине. В ходе бесед ее представителей с американскими делегатами было выработано и парафировано соглашение о нефтяных концессиях на Северном Сахалине 307. Как видим, переговоры шли о сдаче в концессию США как раз тех районов, на которые притязали японские империалисты. Правительство ДВР, следуя указаниям Наркоминдела, соглашалось удовлетворить просьбу синклеровской компании, но требовало от США гарантий от возможной агрессии Японии 308. Такая политика, предложенная В. И. Лениным, была рассчитана на максимальное использование противоречий между империалистами в целях скорейшего прорыва экономической блокады и недопущения антисоветского единства держав. В. И. Ленин говорил: «...мы естественно не могли вести какую-нибудь другую политику, кроме той, которая ставит себе задачей использовать эту рознь Америки и Японии таким образом, чтобы укрепить себя и оттянуть возможность соглашения Японии и Америки против нас» 309. Объективно такая политика отвечала интересам и китайского народа, ибо ослабляла угнетавших его империалистов и, наоборот, укрепляла Советскую Россию, предлагавшую ему бескорыстную помощь и дружбу. Преобразование миссии в консульство В самом конце августа 1921 г. Наркоминдел потребовал приезда Юрина в Москву 310. К тому времени вопрос о предстоящей поездке в Пекин представителей 306 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 63, л. 4. 307 М. И. Казанин, Записки секретаря миссии, стр. 214—215. 308 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 66, л. 144. 309 В. И. Ленин, Доклад о концессиях на фракции РКП (б) VIII съезда Советов 21 декабря, — Сочинения, т. 31, изд. 4, стр. 436. 310 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 66, л. 5. 176
РСФСР был в принципе согласован 311, и 20 июля 1921 г. Совет Народных Комиссаров уже назначил состав торговой делегации в Китай 312. Дальнейшее пребывание Юрина в Пекине в качестве чрезвычайного уполномоченного ДВР было нецелесообразно, ибо появилась возможность установления непосредственных контактов между РСФСР и Китаем. В сентябре Дальбюро отозвало его из Пекина 313. Руководить пекинской миссией продолжал А. Ф. Агарев, еще 18 мая 1921 г. приступивший к исполнению этих обязанностей 314. 12 декабря 1921 г. в китайскую столицу прибыл первый советский представитель А. К. Пайкес. Миссия ДВР подготавливала этот приезд, она всемерно способствовала Советскому правительству в его стремлении установить непосредственный контакт с Китаем. Уже в конце 1920 г. МИД ДВР сообщал Наркоминделу о том, что один из представителей пекинской миссии беседовал по этому вопросу с секретарем Вайцзяобу, который заявил о возможности приезда в Пекин авторитетного представителя Москвы, однако лишь «b качестве частного лица, но с полномочиями» 315. Разумеется, такое предложение не устраивало РСФСР, ибо не вносило никакого прогресса в сложившиеся тогда советско-китайские отношения. В декабре того же года глава миссии информировал о том, что пока еще китайское правительство вряд ли примет представителей РСФСР 316. В мае 1921 г. он смог констатировать некоторый прогресс в настроении пекинского правительства и говорил уже о готовности Китая принять делегацию РСФСР на тех же условиях, на которых была принята 311 Хотя фактически разрешение на въезд советского представителя в Пекин было дано лишь в октябре 1921 г. 312 Р. А. Мировицкая, Борьба за установление дипломатических отношений..., стр. 15. — То обстоятельство, что первая советская делегация в соответствии с желанием Пекина была названа торговой, являлось чисто формальным моментом, который давал возможность китайскому правительству противостоять давлению держав, требовавших от него полного отказа от политического общения с Советами. 313 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 63, лл. 89 и 97. 314 30 марта 1922 г. А. Ф. Агарева сменил В. Л. Погодин, возглавлявший миссию до конца существования ДВР. 315 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. .1, д. 40, л. 7. 316 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 12, л. 183. 12 м. А. Персиц 177
миссия ДВР 317. Наконец, 17 июля Юрин уведомил Moскву о своей частной беседе с китайским министром иностранных дел, в которой тот заявил, что «советская торговая миссия может приехать в Пекин» 318. Но для подготовки приезда советской делегации еще важнее была объективная роль миссии. То обстоятельство, что она отстаивала по существу те же благородные внешнеполитические принципы, что и Советская власть, делало ее в глазах как пекинского правительства, так и китайской общественности фактическим представительством РСФСР. Миссия своей работой, самим фактом своего пребывания в китайской столице создала условия, при которых следующий шаг Пекина к сближению с Советской Россией — переговоры с непосредственными представителями Москвы А. К. Пайкесом, А. А. Иоффе и Л. М. Караханом — не выглядел чем-то исключительным. С момента появления в Пекине первого советского представительства функции миссии ДВР изменились. До приезда А. К. Пайкеса миссия являлась дипломатическим и одновременно консульским представительством РСФСР и ДВР в Китае. Таковы были ее фактическая роль и фактическое положение. Формального признания она не получила ни у Китая, ни у какой-либо иной державы. Но, несмотря на это, члены миссии вели серьезнейшие политические и экономические переговоры с китайскими, а также с некоторыми западными дипломатами, делали весьма важные заявления от имени своего правительства почти по всем вопросам отношений с Китаем. Делегация ДВР к середине 1921 г. стала пользоваться большим вниманием китайских властей. «Миссия, — говорилось в одном из ее посланий в Читу, — завоевала себе определенное положение», и, хотя она представляла непризнанную республику, пекинские власти относились к ней почти так же, как к миссиям других держав 319. Рассказывая об одной из последних встреч главы миссии с китайским министром иностранных дел, М. И. Казанин пишет: «Наше значение настолько вы- 317 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 19, л. 11. 318 «Документы внешней политики СССР», т. IV, стр. 725—726. 319 См. ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 19, л. 10. 178
росло, что В. В. Ян (Ян Хой-цин. — М. П.) более уже не прятался за полуофициальными письмами или приемами на дому» 320. М. И. Казанин рассказывает о том, что в отличие от прошлых времен влиятельные лица из китайского правительства стали искать встреч с членами читинского представительства. Так, например, миссию принял даже премьер и военный министр пекинского правительства Цзинь Юнь-пэнь, не говоря уже о других влиятельных сановниках, наносивших миссии визиты вежливости или приглашавших ее представителей к себе 321. Следует подчеркнуть, что миссия «завоевала себе» это положение. Именно завоевала. Ее не хотели пускать в китайскую столицу, но оказались вынужденными пустить, ее хотели изолировать от китайского народа, но не смогли, с ней не хотели считаться, но считались, с ней не хотели разговаривать, но разговаривали. Разумеется, всего этого миссия смогла достигнуть только потому, что неизменно укреплялось военно-политическое положение РСФСР и ДВР, потому, что она от стаивала справедливые принципы внешней политики советской власти, потому, что ее действиями руководил коммунистическая партия. Что же касается ее противников — дипломатических представителей держав и реакционных министров пекинского правительства, то их противодействие постоянно ослаблялось взаимными противоречиями. Миссия ДВР в Китае могла бы достигнуть больших результатов, если бы не серьезные ошибки, допущенные И. Л. Юриным во время его второго пребывания в Пекине. Утратив веру в возможность скорого подписания договора с Китаем, Юрин стал на неправильный путь 322. Вместо того чтобы настойчиво добиваться решения ряда конкретных вопросов русско-китайских отношений в официальных конференциях с правительством Китая, он самовольно начал переговоры с Чжан Цзо-линем и для этого отправился к нему в Шэньян. Тем самым он вызвал недоверие пекинского кабинета и затруднил последующие отношения с ним. 3 августа 1921 г. Дальбюро 320 М. И. Казанин, Записки секретаря миссии, стр. 248. 321 Там же, стр. 202—206. 322 См. М. С. Капица, Советско-китайские отношения, стр. 68. 179 12*
осудило поездку Юрина в Шэньян, предложило ему вернуться в Пекин и впредь вести переговоры непосредственно с китайским правительством, а не с Чжан Цзо-линем — прямым ставленником Японии 323. Еще большее неудовольствие китайского правительства Юрин вызвал своим внезапным отъездом в августе 1921 г. в Далянь (Дайрен), где в конце месяца открывалась конференция между ДВР и Японией по вопросам эвакуации японских войск с территории русского Дальнего Востока. 24 августа 1921 г. Дальбюро вынесло специальное решение по поводу этой поездки. Юрину предлагалось «немедленно вернуться в Пекин и не принимать... участия в переговорах с японцами». Дальбюро даже поставило Юрину на вид и указало, что его «дальнейший сепаратизм будет рассматриваться как нарушение партдисциплины» 324. После приезда А. К. Пайкеса и особенно после появления в Пекине А. А. Иоффе миссия стала заниматься в основном консульскими вопросами, ее дипломатическая деятельность, резко сократилась, хотя и не прекратилась вовсе. А. Ф. Агарев участвовал в предварительных переговорах советского представителя с китайскими властями, по ряду вопросов миссия еще обменивалась нотами с пекинским кабинетом, но главные вопросы советско- китайских отношений решались уже помимо нее. В. Л. Погодин, сменивший в марте 1922 г. Агарева, писал в Читу, что «наша миссия сделалась фактически консульским аппаратом для всего Китая, кроме Маньчжурии» 325. Однако и после утраты большой части своих прежних функций миссия была перегружена работой. Имея ничтожно малый штат, она занималась не только обычными консульскими делами — выдачей и регистрацией паспортов, координированием торговой деятельности представителей различных хозяйственных организаций ДВР, но также обслуживала советские делегации. 1 августа 1922 г. В. Л. Погодин писал в Читу о том, что А. К. Пайкес, «нуждаясь в работниках, широко поль- 323 ЦПА ИМЛ, ф, 372, on. 1, д. 61, л. 140. 324 Там же, л. 163. 325 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 141, л. 30. 180
зуется моим маленьким, с трудом налаженным аппаратом. Мы валимся с ног и не успеваем справиться с работой миссии» 326. Погодин просил разрешения временно, впредь до образования новой советской миссии, взять хотя бы одного сотрудника 327. 7 августа он вновь просил об увеличении своего штата и, между прочим, давал дополнительное объяснение причин перегрузки миссии. «В связи с регистрацией,— писал он,—обнаружилось значительное число лиц, подходящих под гражданство ДВР или РСФСР, проживающих в Тяньцзине, Шанхае и других местах Китая. Эти граждане нуждаются в консульском обслуживании» 328. Миссия активно защищала их интересы, я они обращались к ней и признавали ее, не желая иметь дело с различными еще уцелевшими организациями упраздненного царского представительства. * * С приездом Пайкеса в Пекин не только меняется характер деятельности миссии, но и завершается определенный этап советско-китайских отношений. Хронологические рамки этого этапа определяются апрелем 1920 г., т. е. моментом провозглашения Дальневосточной республики, и декабрем 1921 г., т. е. прибытием в Пекин представительства РСФСР Это время было ознаменовано посылкой миссии ДВР в Пекин, ее переговорами с китайским правительством по важнейшим вопросам советско-китайских отношений, установлением контакта с представителями других держав. Характерная черта данного этапа состояла в выдающейся роли, которую играла в налаживании сотрудничества с Китаем Дальневосточная республика, причем главным орудием для осуществления этого сотрудничества являлась ее пекинская миссия. 181 326 Это было время, когда в Пекин уже направилась вторая советская делегация во главе с А. А. Иоффе, а первая готовилась к возвращению в Москву и потому не могла принимать новых служащих. 327 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 141, л. 21. 328 Там же, л. 30. — Речь идет о регистрации подданных РСФСР или ДВР.
Период с апреля 1920 г. по декабрь 1921 г. ознаменовался довольно серьезными достижениями в борьбе за установление дружбы между двумя народами. Коротко говоря, достижения эти сводятся к следующему: во-первых, вопреки противодействию империалистических держав между правительствами ДВР и Китайской республики были установлены отношения де-факто. Они выражались и в том, что в Пекине находилось постоянное представительство ДВР — первая миссия новой России в соседней стране, и в том, что были учреждены постоянные полуполитические-полуэкономические представительства буферной республики во многих других городах Китая, преимущественно в городах Северо-Востока. При этом был сформирован дипломатический аппарат республики, в основном приспособленный для сношений с Китаем. Он имел своих представителей не только в Китае, но и в русских пограничных городах, обеспечивая тем самым необходимые условия для развития дружественных отношений между населением и властями пограничных областей двух стран. Установленные таким образом на практике отношения с пекинским правительством и местными властями Китая способствовали ликвидации царской миссии, во многом подготовили непосредственные советско-китайские переговоры, завершившиеся подписанием соглашения 1924 г. Во-вторых, пекинская миссия систематически разъясняла политику РСФСР по важнейшим вопросам советско-китайских отношений, защищая ее от злостных извращений империалистической прессы. Благодаря деятельности миссии вопросы советско-китайских отношений постоянно находились в поле зрения китайской общественности. Тем самым миссия способствовала быстрому росту симпатий китайского народа к Советской России, расширению его антиимпериалистической борьбы за признание Советского правительства. В-третьих, работа пекинской миссии, хотя и не привела к подписанию торгового договора, тем не менее облегчила развитие торговли между двумя государствами и установление экономических контактов ДВР с различными фирмами других стран. Тем самым ДВР и ее миссия способствовали прорыву экономической блокады, в тисках которой империалисты хотели удушить Советскую Россию. 182
Красноречиво и верно оценивала китайская газета «Вэйи жибао» значение пекинской миссии ДВР в становлении советско-китайской дружбы и сотрудничества. «Первый раз в истории русско-китайских отношений,— писала газета,— Китай принимает русскую миссию, которая действительно имеет право говорить от имени самого русского народа. Старая империалистическая Россия отошла в другой мир навсегда... И среди страданий и бурь революции, среди слез и стонов родилась новая Россия, девиз которой справедливость, право, свобода и правда. Недалеко то время, когда вопреки лжи и клевете новая Россия предстанет в правдивом свете, и тогда Китай поймет, что новая Россия его друг, в которого можно верить» 329. Параллельно с дипломатическими усилиями правительство ДВР максимально способствовало расширению существовавшего дружественного сотрудничества «снизу» — между населением двух соседних стран. Поэтому реальное содержание отношений между ДВР и Китаем определялось отнюдь не только наличием читинских полуофициальных представительств в Китае и пекинских — в ДВР. Оно характеризовалось общением пограничных властей, растущей торговлей, взаимной продовольственной и денежной помощью населения, боевым и революционным содружеством двух народов в борьбе против общего врага — империалистов, белогвардейцев, хунхузов. 329 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 3.IX.1920, стр. 3. 183
Глава III ДВР И ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ ДРУЖЕСТВЕННОГО СОТРУДНИЧЕСТВА ДВУХ НАРОДОВ Попытки империалистических держав и пекинского кабинета воспрепятствовать развитию дружественных контактов между населением ДВР и Китая были обречены на неудачу. Два народа, обладавшие общей границей, имели слишком много точек соприкосновения, чтобы можно было предотвратить их общение. Прежде всего в полосе отчуждения КВЖД жили и работали 200 тыс. русских 1, большинство которых являлось гражданами ДВР и РСФСР Каждодневно и ежечасно они общались с китайскими рабочими, совместно с ними отстаивали свои права в борьбе с китайской и иноземной реакцией. Около 200 тыс. китайцев—рабочих и крестьян — проживало на территории русского Дальнего Востока. Многие из них активно участвовали в освободительной борьбе российских пролетариев против интервентов и белогвардейцев. Издавна существовала пограничная русско-китайская торговля, и она не прекращалась полностью даже во время самых строгих запретов китайского правительства. Сотни китайских торговцев вели дела в различных дальневосточных и сибирских городах России. Особенно сближала русский и китайский народы борьба против общего врага — империалистических держав, закабаливших Китай и пытавшихся поработить Россию. Необходимость русско-китайской дружбы, потребность всестороннего общения осознавались трудящимися 184 1 «China year book, 1921», Tientsin, 1921, p. 647.
обеих стран. И трудовые массы китайцев, а также многие представители иных социальных слоев развивали дружбу и сотрудничество с русским населением вопреки воле пекинского правительства и его империалистических хозяев. Что же касается народных масс ДВР, то их стремление к дружескому общению с Китаем стало государственной политикой буферной республики и поэтому получило широкие возможности для осуществления. Укрепление содружества русских и китайских трудящихся в ДВР и полосе отчуждения КВЖД Образование Дальневосточной республики способствовало дальнейшему укреплению революционного содружества двух народов. Китайское население русского Дальнего Востока широко участвовало в боевых действиях против интервентов и белогвардейцев. В составе Народно-революционной армии ДВР была даже сформирована отдельная китайская дивизия, командиром которой стал коммунист Сан Фу-ян, а комиссаром — И. В. Цыпылов 2. Много отдельных китайских батальонов, рот и партизанских отрядов геройски сражались против интервентов и белогвардейцев. Большевистская партия, политотделы воинских частей и профсоюзы проводили среди китайцев большую политическую и культурно-просветительную работу. Значительно усилилась эта деятельность после образования ДВР и особенно после создания при Дальбюро ЦК РКП (б) специального оргбюро китайских коммунистов. Оргбюро направляло всю партийно-политическую пропаганду и организационную работу среди китайских товарищей, устанавливало связь с коммунистическими организациями Северо-Восточного Китая и, в частности, полосы отчуждения. Разумеется, такая деятельность убыстряла процесс революционизирования китайских трудящихся, делала его более глубоким. Вот характерная сводка иностранного подотдела Народно-революционной армии Дальне- 2 Д. Лаппо, А. Мельчин, Страницы великой дружбы, М„ 1959,. стр. 138. 185
восточной республики, которая представляет особый интерес. Заведующий этим подотделом Александров информирует, что его сотрудники вели работу, «начиная с Иркутска до станции Онахой, между иностранным пролетариатом по системе и указаниям ЦК РКП (б)» 3. Далее он рассказывает о создании «инкомячеек... между товарищами китайцами, корейцами, мусульманами» и сообщает, что «большинство тт. корейцев и китайцев выразили горячее желание [вступить] в Красную Армию и воевать на любом фронте. Самое горячее пожелание воевать против Японии». В заключительной части сводки говорится, что китайцы и корейцы Иркутска «не могут дождаться, когда осуществится их желание» вступить в ряды Красной Армии. «Желающих записаться так много, что пришлось воздерживаться от записи и регистрации» 4. Сами китайские товарищи высказывали свои мысли и чаяния выразительнее и ярче. Например, собрание китайских рабочих Верхнеудинска, состоявшееся, по всей видимости, в конце 1920 г., приняло такую, резолюцию. «Интересы рабочих и крестьян тт. русских считаем нашим общим делом, завоевания революции российского пролетариата считаем нужным защищать, для чего в контакте с рабочими и крестьянами России и Сибири будем бороться плечо о плечо для защиты прав трудящихся всего мира» 5. Далее в резолюции сообщалось, что «для плодотворной работы создаем коммунистическую ячейку, которая войдет 6 в тесное единение с комитетом РКП (большевиков) г. Верхнеудинска для совместной работы партийной и культурно-просветительной. Китайский рабочий и крестьянин в союзе с рабочими и крестьянами русскими положит конец разгулу семеновских банд и завоевательным аппетитам японских империалистов». И это были отнюдь не пустые слова. Пекинское правительство всячески пыталось оградить от революционного воздействия китайцев, находившихся в ДВР. Прежде всего пекинский кабинет направил свои 3 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 319, л. 11. 4 Там же, л. 37. 5 Там же. 6 В тексте — «войдя». 186
усилия на то, чтобы отозвать китайцев из Народно-революционной армии и предотвратить их пребывание в ее рядах в будущем. 21 января 1921 г. китайский консул в Хабаровске Цю Ань-шин в официальном обращении к приамурскому комиссару ДВР А. Ф. Милееву писал: «Из Пекина мною получена срочная телеграмма о достигнутом с уполномоченным Вашего правительства господином Юриным соглашении о том, что, во-первых, в русскую армию в качестве военнослужащих вовсе не будут приниматься китайские подданные и, во-вторых, что находящиеся в русской армии все солдаты-китайцы немедленно будут удалены. Ввиду сего, по поручению пекинского правительства имею честь просить Вас, во-первых, о немедленном роспуске всех служащих в русских войсках в городе и уезде солдат-китайцев и, во-вторых, о непринятии на службу в русские войска более китайских подданных» 7. Милеев не допускал мысли об обмане и уже 24 января запросил командующего второй Амурской армией о практических мерах по выполнению подписанного в Пекине соглашения 8. Консул же, стремясь добиться выполнения замысла своего правительства, вновь и вновь обращался (16 и 25 марта) к Милееву, торопил его, требуя немедленной демобилизации китайцев 9. 2 апреля начальник штаба второй армии сообщил, что запросил в Министерстве иностранных дел копию пекинского документа, «по получении каковой исполнение соглашения будет сделано незамедлительно» 10. Но вскоре обнаружилось, что версия о соглашении — фальшивка. Уже 19 апреля штаб второй армии сообщал о полученном из Министерства иностранных дел ответе. В нем указывалось, что «никаких соглашений с китайским правительством относительно неприема и увольнения из нарревармии китайцев не заключалось» 11. Пекинский кабинет попытался таким образом использовать в своих реакционных целях искреннее стремление 7 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 2, л. 202. 8 Там же, л. 199. 9 Там же, л. 1198. 10 Там же, л. 196. 11 Там же, л. 211. 187
народа и правительства ДВР к дружбе с Китаем. Рассчитывая на плохую связь местных властей с центром, он надеялся, что официальному представителю Пекина поверят на слово, произведут демобилизацию,, а потом уже будет неловко все начинать сначала, да и китайцы, обиженные действиями властей, не вернутся в армию. Провал этой махинации не обескуражил пекинский кабинет. Он продолжал свои усилия, по-прежнему не стесняясь в выборе средств. На протяжении последних месяцев 1920, в 1921 и 1922 гг. китайские консулы в Хабаровске, Благовещенске и некоторых других городах засыпали местные власти ДВР бесчисленными заявлениями и протестами. Главным в них было требование немедленного роспуска китайских коммунистических ячеек, ликвидации китайских секций при областных комитетах партии и прекращения большевистской агитации среди китайцев. Аргументация сводилась к тому, что китайские коммунисты якобы собирают вокруг себя преступные элементы и формируют из них отряды хунхузов, которые вредят не только китайскому, но и русскому населению. В своем донесении от 28 декабря 1920 г. из Благовещенска амурский комиссар Зюльков писал, например, следующее: «Китайское консульство засыпает меня мелкими протестами на почве квартирного кризиса, а также предъявило требование об немедленном расформировании отрядов, об роспуске киткоммунсекции при облкомпарте, мотивируют, что с роспуском киткомсекций прекратится хунхузничество. Требуют также о прекращении коммунистической агитации среди китайцев, живущих на территории ДВР и Китая» 12. Китайский консул в Хабаровске пошел дальше и в своем обращении от 26 февраля 1921 г. к приамурскому областному эмиссару прямо обвинял китайских коммунистов в грабежах и разбоях, в связи с чем требовал «совершенной ликвидации китайской компартии» 13. Любопытно, что, обосновывая это требование, Цю Ань-шин исходил из версии, тогда еще не разоблаченной, насчет соглашения о демобилизации китайцев из Народно-революционной армии и тут же добавлял но- 12 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 352, л. 217. 13 ЦГАОР, ф. 4413, on. 1, д. 2, лл. 135—136. 188
вую ложь, будто уже начался роспуск состоящих на службе в русских войсках китайских подданных. Из этого он делал вывод: если китайцы «не могут находиться в русской армии, то, понятно, и существование китайской компартии должно быть прекращено». Одновременно пекинские официальные представители в ДВР настойчиво добивались ликвидации союзов китайских рабочих. Так, Цю Ань-шин писал 27 апреля 1921 г., что в Хабаровске «существует так называемый рабоче-крестьянский союз, образованный китайскими гражданами, правильнее сказать, китайская коммунистическая партия большевиков. В союз этот вошли также и хунхузы и порочные китайцы» 14. Консул просил запретить союз. О том же просил местные власти консул в Благовещенске 15. В последующих своих протестах консулы приводили все новые и новые вымыслы для того, чтобы опорочить союзы китайских рабочих 16. Наряду с этим они требовали роспуска китайских партизанских отрядов, которых, конечно, тоже считали «бандами хунхузов» 17. Но протесты и заявления китайских консулов посылались не по адресу. Сама жизнь в революционной России революционизировала китайских трудящихся, и остановить этот процесс было невозможно. Никаких результатов протесты не дали. Тогда за сочувствие большевикам генеральное китайское консульство в Чите стало отказывать китайским рабочим в выдаче паспортов. Тем самым рабочие лишались возможности получить вид на жительство в ДВР. Потребовалось специальное вмешательство Дальбюро для того, чтобы оградить трудящихся китайцев от мести разгневанных пекинских правителей. 5 августа 1922 г. Дальбюро направило письмо главному правительственному инспектору народной милиции Воскобойникову. «Китайский консул в Чите,— говорилось в этом послании, — в наказание [за] сочувствие большевикам и состояние в профсоюзах отказывается выдавать китайским рабочим национальные паспорта, 14 Там же, л. 248. 15 ЦГАОР, ф. 4413, оп. 11, д. 164, л. 33. 16 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 94, лл. 522, 523. 17 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 2, л. 134, а также д. 94, л. 304. 189
необходимые на получение видов на жительство в ДВР» 18. Дальбюро сообщало, что «в министерстве внутренних дел разрабатывается специальный законопроект, предусматривающий [выдачу] видов на жительство помимо национальных консульств (исключительно для рабочих)». Но дело не терпело отлагательств, и поэтому Дальбюро просило милицию не чинить препятствий рабочим и «разрешить им пока проживать по удостоверениям профсоюзов». Репрессии и всевозможные виды давления со стороны Пекина лишь усиливали революционные настроения, способствовали росту симпатий трудящихся китайцев к Дальневосточной республике, которая надежно защищала их права и интересы. Процесс .революционизирования китайских трудящихся в России охватил даже воинские части, посланные пекинским кабинетом на русский Дальний Восток. Когда в 1918 г., после подписания военного соглашения с Японией, китайское правительство стало участником антисоветской интервенции, что осталось мрачной страницей в истории отношений двух великих народов, оно не замедлило опубликовать приличествующий данному событию меморандум. В нем, между прочим, сообщалось, что пекинское правительство «с радостью последовало примеру правительства Соединенных Штатов Северной Америки и послало свои войска в Россию для соединения с союзниками и для совместных действий» 19. Но совместных действий не получилось, и радости пекинские правители не испытали. В. И. Ленин говорил, что Советы «победили Антанту тем, что отняли у нее рабочих и крестьян, одетых в солдатские мундиры» 20. Эти слова, ярко показывавшие силу революционного воздействия идей Октябрьской революции на трудящихся стран Антанты, трижды верны в применении к Китаю. В обстановке растущего единства китайского и русского народов войска пекинского правительства не по- 18 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 75, л. 361. 19 «Союзническая интервенция на Дальнем Востоке и в Сибири. Доклады Пишона», М. — Л., 1925, стр. 76. 20 См. В. И. Ленин, VII Всероссийский съезд Советов 5—9 декабря 1919 г. Доклад ВЦИК и Совнаркома 5 декабря, — Сочинения, т. 30, изд. 4, стр. 190. 190
смели вступить в бой с вооруженными силами Советов и ДВР. В этом отношении интересно свидетельство руководителя амурских партизан Дмитрия Шилова. В начале октября 1920 г. он заявил, что «взаимоотношения между амурскими войсками и вообще населением Амурской области и китайцами, живущими в непосредственной близости с нами, самые благожелательные.... и хотя посылка на нашу территорию отрядов китайских войск имела место, но я не знаю ни одного случая столкновения наших партизан с китайскими войсками» 21. Был даже случай, когда китайские части поддержали боевые действия русских партизан против японских войск. Этот эпизод связан с николаевскими событиями в марте — апреле 1920 г. В ночь на 12 марта 1920 г. японский гарнизон Николаевска-на-Амуре внезапно начал боевые Действия против партизанских частей, занявших город в конце февраля 1920 г. Неожиданность нападения обеспечила японцам первоначальный успех. К утру почти весь город оказался в их руках. Однако днем, сконцентрировав свои силы и получив подкрепления, партизаны перешли в наступление. В течение двух дней на улицах Николаевска шли ожесточенные сражения. При этом на стороне партизан сражались не только китайские граждане, но и китайские матросы с канонерок «Цзянхэн», «Личу- ань», «Личи» и «Лишун», стоявших подле города 22. Войска противника были смяты, оттеснены к зданию японского консульства и 15 марта капитулировали. Участие китайских военных моряков в боях против- японских интервентов не было неожиданностью для русских партизан. Пекинское правительство послало свои канонерки на Амур с целью участия в антисоветской интервенции. Однако красным партизанам удалось весьма быстро установить контакт не только с матросами, но и с командованием этих канонерок. Один из партизанских командиров, член исполкома г. Николаевска, участник событий в этом городе, коммунист Д. С. Бузин, рассказывает, что «командование красных вошло в соглашение с китайским консулом и китайскими канонерками, во исполнение чего китайцы 21 «Дальневосточная республика», 7.Х.1920, стр 2 22 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 126, л. 203. 191
выдали нам одно скорострельное орудие с достаточным количеством снарядов, но пользоваться этим орудием почти не пришлось» 23. Тем самым в известной степени подтверждается сообщение японской газеты «Джи-Джи», писавшей, что после захвата власти в Николаевске партизанами китайские моряки установили связи с русскими и начали оказывать им поддержку и что текст русско-китайского соглашения был опубликован в николаевской газете «Призыв» 24. Последняя часть сообщения — скорее всего вымысел. Трудно поверить, чтобы китайские официальные лица согласились на публикацию соглашения, если даже оно было подписано. Вероятно, соглашение было устным и, конечно, весьма секретным. Японские агенты о нем пронюхали и соответствующим образом расписали его b своих газетах. В разговоре по прямому проводу с Хабаровском представитель партизанского штаба г. Николаевска сообщал, что «китайское консульство настроено к нам дружественно. Официально китайцы держали нейтралитет, но помогали нам, точно так же и корейцы» 25. Как же оказывалась эта помощь? Д. С. Бузин пишет, что «многие китайские матросы добровольно приняли участие в ликвидации японского выступления становились b цепи рядом с партизанами. Завязались встречные уличные бои» 26. После разгрома японского гарнизона дружественные отношения между партизанами и китайскими военными продолжали расширяться и крепнуть. Когда были устроены похороны павших бойцов, то в торжественно- траурной демонстрации участвовала рота китайских матросов со своим знаменем 27. «С китайцами в Николаевске, — пишет Д. С. Бузин, — отношения были самые дружественные, особенно с комсоставом канонерок, охотно посещавшим вечера, балы и спектакли, устраиваемые как русским командованием, так и общественными организациями и учреждениями» 28. По-видимому, 23 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 153, л. 60. 24 Цит. по газ. «Вперед», 16.VI.1920, стр. 3, а также «Шанхай¬ ская жизнь», 6.VII.1920, стр. 3. 26 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 88, л. 156. 26 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 153, л. 60. 27 Там же, л. 72. 28 Там же, л. 71. 192
отношения с консульством также укреплялись, ибо в противном случае вряд ли партизаны прибегли бы к его услугам для отправки во Владивосток двух пудов золота на покупку продовольствия 29. Кроме того, 16 марта китайский консул произнес приветственную речь на торжественном открытии съезда Советов Николаевского района 30. Партизаны, говорит Д. С. Бузин, «обеспечив себе безопасность со стороны китайских вооруженных сил... стали деятельно готовиться к обороне против вероятного нападения японцев со стороны моря» 31. Как известно, 4 и 5 апреля 1920 г. действительно разыгрались спровоцированные японцами кровавые события во многих городах русского Дальнего Востока. Николаевск не остался в стороне. Снова партизанам пришлось сражаться с напавшими на них японскими войсками, и снова китайцы были на стороне партизан. В официальном донесении о действиях партизанского отряда в Николаевске указывалось, что «отряд совместно с китайскими солдатами ведет усиленный бой с японцами» 32. Конечно, эпизод в Николаевске, когда китайские войска активно поддержали вооруженную борьбу партизан, был исключением. Но почти повсеместно они устанавливали вполне лояльные отношения с местными властями и населением. Обстановка была такова, что порой командование китайских гарнизонов уводило свои части на родину еще до официального отказа Пекина от участия в интервенции. Д. Шилов рассказывал, например, что когда в конце июня 1920 г. революционные власти предложили стоявшему в Благовещенске китайскому отряду «покинуть русскую территорию», то он «не замедлил уйти, причем отъезд его сопровождался почетными проводами» 33. Китайское командование устроило прощальный обед в честь русских революционных властей. На приеме один из китайских офицеров выступил с речью и заявил, что «они вполне убедились в способности русских... поддерживать мир и порядок... и защищать интересы китайского населения, проживаю- 29 Там же. 30 ЦПА ИМЛ, ф. 144. оп. 4, д. 88, л. 120. 31 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 153, л. 71. 32 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 88, л. 33 «Дальневосточная республика», 7.Х.1920, стр. 2. 13 М. А. Персиц
щего в Амурской области, и поэтому нет никакой надобности держать китайские войска для этой цели» 34. Представители областных властей ДВР устроили ответный банкет. Примерно таким же образом в первой половине июля 1920 г. ушли китайские части из Никольска-Уссу- рийского 35. Участие Китая в антисоветской интервенции обернулось против тех, кто ее организовывал. В лице китайских солдат, пригнанных на русские земли, японский империализм приобрел не союзника, а скорее противника. Это было большим ударом по престижу Японии. Вот почему японское командование стало опровергать сообщения своих газет о выступлениях китайских войск на стороне партизан. Адмирал Кавахара в интервью корреспонденту японской газеты «Владиво-Ниппо», выходившей во Владивостоке, заявил, что не может «доверять тому, чтобы китайские суда действовали против войск соседнего дружественного народа», и сообщил, что ему «ясна нелепость этих газетных выдумок» 36. Но японцам не удалось «сохранить лицо». Вскоре стало известно, что их войска захватили в Николаевске четыре китайских военных корабля, а офицеров и матросов фактически арестовали, объявив, что они подлежат суду «за помощь, оказанную большевикам» 37. Репрессии японского командования, равно как и различные меры, предпринятые пекинским правительством, свидетельствовали о высокой степени революционизирования китайских трудящихся. Тысячи и тысячи китайцев в России, не ограничиваясь протестами против участия пекинского правительства в антисоветской интервенции, с оружием в руках стали защищать первое в мире пролетарское государство от сил внешней и внутренней контрреволюции. Отмечен случай, когда китайские солдаты оказали помощь русским трудящимся полосы отчуждения КВЖД в борьбе против японских интервентов. 12 апреля 1920 г. американский консул в Харбине Дженкинс телеграфировал государственному секретарю США о том, что «вчера в Хайларе произошло большое 34 «Шанхайская жизнь», 4.V1I.1920, стр. 3. 35 «Шанхайская жизнь», 15.VII.1920. стр. 3. 36 «Владиво-Ниппо», 17.VI.1920, стр. 2. 37 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 344, л. 85. 194
вооруженное столкновение между китайскими и японскими войсками из-за ареста японцами нескольких русских железнодорожных рабочих, освобождения которых потребовали китайцы. Китайцы значительно превзошли численностью японцев, и теперь станция Хайлар в их руках» 38. Революционизирование китайских трудящихся и солдат в России, растущее антиимпериалистическое движение в Китае и продолжавшиеся победы Красной Армии заставили пекинское правительство сделать некоторые необходимые выводы. В начале августа 1920 г. на первом заседании вновь образовавшегося тогда кабинета министров было решено «уничтожить японо-китайское соглашение, направленное против России, а также отозвать японских инструкторов, находящихся в Китайской армии» 39. Так боевое революционное сотрудничество двух великих народов смело один из барьеров, воздвигнутых между ними силами империализма и китайской реакции. Примечательно, что необходимость совместной борьбы с русским народом против японских интервентов и их белогвардейских ставленников осознавалась не только передовой пролетарской частью китайского населения в России. Многие из китайцев, не участвуя непосредственно в вооруженной борьбе, оказывали, однако, ей посильную поддержку деньгами и своим трудом. А. М. Краснощеков в официальном заявлении от 30 мая 1920 г. отмечал, что «китайское население Верхнеудинска в знак... своей симпатии к армии, борющейся против Семенова, пожертвовало 100 тыс. рублей в фонд Красного креста» 40. То же происходило в конце 1921 г. в Хабаровске, где перед угрозой вторжения белогвардейских банд коммерческое «Китайское общество» приступило к сбору пожертвований 41. Приамурский областной эмиссар В. А. Масленников писал 31 марта 38 «Papers relating... 1920», vol. I, ip. 684. 39 «Вперед», 15.VIII.1920, стр. 2. 40 «Шанхайская жизнь», 19.VI.1920, стр. 4. 41 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 101, л. 153, а также д. 205, л. 201.—Китайские коммерческие общества существовали во многих крупных городах русского Дальнего Востока начиная с 1907 г. Они располагали даже небольшими милицейскими силами для охраны привозимых из Китая товаров. 13* 195
1922 г., что китайские подданные изъявили полное согласие отбывать гужевую и трудовую повинность для фронта наравне с гражданами ДВР 42. В конце 1922 г. китайские купцы во Владивостоке собрали в пользу Красной Армии 4369 рублей золотом 43. Нередко китайские купцы оказывали серьезную поддержку промышленным предприятиям, от работы которых в большой степени зависел успех борьбы с белогвардейцами. В протоколе заседания правительства ДВР от 12 марта 1921 г. имеется такая запись. Слушали: «доклад министра транспорта об уплате китайскому подданному Ван Фу-чину одной тысячи триста тридцати четырех рублей золотой валютой за припасы и материалы, отпущенные им для нужд арбагарских угольных копей за август-сентябрь... 1920 г. при партизанской борьбе против Семенова». Постановили: «Ходатайство Ван Фу-чина удовлетворить» 44. Большой интерес представляют революционные связи трудящихся ДВР, воевавших против интервентов и белогвардейцев, с силами нараставшего в Северо-Восточном Китае национально-освободительного движения. Состоявшаяся в ноябре 1920 г. Дальневосточная краевая партийная конференция в своих тезисах указала, что «РКП полагает необходимым установить тесные связи со всеми революционно-социалистическими и последовательно демократическими партиями Китая, Кореи, Японии и т. д. в целях поддержания их освободитель-’ ной борьбы». Обстановка, сложившаяся в Китае, благоприятствовала выполнению этого требования. Уже в 1919 и особенно в 1920—1922 гг. на северо- востоке Китая стали создаваться вооруженные отряды из рабочих и крестьян, выступавшие против чужеземных империалистов и их китайских пособников, за освобождение и демократизацию своей родины. Нередко те из отрядов, которые действовали в пограничных с Россией районах, объединялись с русскими партизанами и местными русскими жителями для совместного отпора белогвардейцам и интервентам. Так, например, командующий II Народно-революционной армией Школин ин- 42 ЦГАОР, ф. 4413, on. 1, д. 94, л. 82. 43 ЦГАОР, ф. 5218, on. 1, д. 56, л. 207 44 ЦГАОР, ф, 4401, on. 1, д. 8, л. 153; см. также д. 205, л. 36.
формировал главкома ДВР о том, что «в районе Полтавка — Санчагоу образовался фронт корейцев, китайских] партизанских] отрядов, населения, с одной стороны, японцев — с другой» 45. Значительную помощь оказывали своим соотечественникам, вступавшим на путь освободительной борьбы, союзы китайских рабочих, которые имелись во многих городах Дальневосточной республики. Они посылали делегатов в вооруженные китайские отряды пограничных областей, помогали формировать новые отряды, разъясняли необходимость совместной борьбы русских и китайцев против империалистов и их пособников. В нашем распоряжении находится послание правления Амурского союза китайских рабочих к областному комитету партии. Правление просило разрешить ему командировать двух своих работников в Спасский, Иманский и другие районы Приморской области «на предмет связи» с уже имевшимися там и организации новых «боевых китайских партизанских отрядов для ведения борьбы против японских интервентов» на территории ДВР 46. Нередко созданные в Китае партизанские отряды обращались к партийным или военным органам ДВР с просьбой использовать их для борьбы против общего врага на русских фронтах. Так, например, в августе 1921 г. Сун Лун — командир объединенной группы китайских партизанских отрядов, действовавших между устьями рек Сунгари и Иман, предложил командованию ДВР помощь в борьбе против интервентов и белогвардейцев 47. Это предложение китайского командира было принято. Так на практике складывался единый фронт освободительной борьбы китайского народа и революционной войны русских рабочих и крестьян против общего врага. Коммунистическая партия Китая в то время была еще малочисленна и молода и потому не всегда могла возглавлять вооруженные отряды национально- освободительного движения, стихийно создававшиеся на- 45 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 61, л. 34. 46 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 46, л. 297. 47 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. .1, д. 426, л. 48. 197
родом. Весьма часто китайцы, приходившие на русскую землю, чтобы помочь в борьбе против империалистов и их агентов, не были еще знакомы с коммунистической идеологией, но видели, что правда на стороне русских коммунистов и что борются они против тех же самых сил, которые угнетают Китай. Китайские партизаны не желали мириться со своей политической малограмотностью и настойчиво овладевали основами марксистско- ленинской идеологии. В этом отношении интересна одна запись, обнаруженная в протоколах Дальбюро за 20 апреля 1922 г. Там рассказано о поступившем письме от двух командиров китайских вооруженных отрядов, действовавших где-то в Цицикарской провинции Китая и подле уссурийской границы ДВР. Командиры эти, Лю Сян-ху и Лин Чан-ли, просили организовать при военно-политической школе Народно-революционной армии специальное отделение политграмоты для китайских товарищей 48. В начале июня 1922 г. из провинции Хэйлунцзян прибыли в район Иман — Хабаровск два китайских партизанских отряда численностью в 8 тыс. штыков с кавалерией, артиллерией, пулеметами и боеприпасами. Один из руководителей этих отрядов, Лю Хай-сань, обращаясь в Дальбюро ЦК РКП (б), так объяснял приход китайских партизан на русскую землю: «Не имея в достаточной степени представления о коммунистическом строе, мы все же считаем необходимым обратиться к вам с тем, чтобы предложить использовать нас по вашему усмотрению» 49. Так поступить могли лишь люди, которые уже ясно понимали, что в то время судьба китайского национально-освободительного движения в огромной степени зависела от исхода гражданской войны в России. С благодарностью принимая помощь китайских революционеров в борьбе против интервентов и поддерживая национально-освободительное движение китайского народа, ДВР в то же время решительно отметала всякие действия, которые могли быть истолкованы как враждебные по отношению к китайскому государству 49 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 193, л. 85. 198 38 ЦПА ИМЛ ф. 372. oп. 1, д. 132, л. 86.
или как вмешательство в его внутренние дела. Следует подчеркнуть, что командование Народно-революционной армии воспрещало китайцам формировать в ДВР революционные отряды для переброски в Китай. Очень характерен в этом отношении следующий факт. 9 августа 1921 г. главком и военный министр ДВР В. К. (Блюхер, сообщая в Москву о предложениях руководителя китайских партизан Сун Луна, писал, что другая его просьба — «разрешить формирование революционных китайских частей на нашей территории — отклонена» 50. К этому надо добавить, что ДВР не вела также и большевистской пропаганды в Китае. Наоборот, она принимала самые строгие меры, чтобы даже повода не дать к обвинениям такого рода. Известен случай, происшедший в апреле 1921 г., когда заведующий отделом пропусков на пограничной станции Маньчжурия Силкин задержал несколько мешков с советской политической литературой, направленной в полосу отчуждения. На мешках не было адресов ни отправителя, ни получателя. Это была чистейшая провокация, организованная белогвардейщиной. Силкин задержал литературу и 9 мая 1921 г. сообщил об этом уполномоченному Министерства иностранных дел ДВР на той же станции Александровскому. Он писал, что если бы пропустил груз с литературой, то «в силу существующей политической ситуации между ДВР и Китаем... подобного рода действия... были бы преступными перед ДВР» 51. 10 мая в ответ на этот рапорт последовало предписание Александровского. Во-первых, Силкину объявлялся строгий выговор за то, что он не сразу доложил о «преступном грузе», во-вторых, «во имя дружественных отношений с Китаем» ему предлагалось «в четырехдневный срок отправить обратно или сжечь указанную в рапорте литературу» 52. В противном случае, писал уполномоченный, «Вы будете сданы вместе с литературой китайским властям для привлечения к законной ответственности» 53. 50 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 426, л. 48. 51 ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 4, л. 152. 52 Там же. 53 Там же. 199
Таким образом, многие факты свидетельствуют о том, что ни Советское государство, ни Дальневосточная республика отнюдь не «навязывали Китаю коммунистической идеологии», как утверждает, например, американский историк Генри Уэй 54, силящийся доказать «иностранное происхождение» китайской революции. Коммунистическую идеологию открыла широчайшим слоям трудящихся Востока Великая Октябрьская революция. Именно она показала забитым и угнетенным народам Азии, что марксистско-ленинское учение — верное средство завоевания свободы и независимости. Вот почему к Советской России было приковано внимание миллионов людей труда во всех концах земли, вот почему к ней потянулись посланцы трудового и прогрессивного человечества почти из всех стран мира и прежде всего и больше всего, конечно, из тех стран, которые были соседями Советской республики. Между прочим, это обстоятельство отмечают, правда очень нехотя, и отдельные буржуазные американские историки даже те из них, которые выдвигают тезис об «экопорте революции». Так, например, Уайтинг пишет о том, что «Советы не пробивали себе путь в китайскую революцию. Они получили специальное приглашение участвовать в ней от такой крупной фигуры, как сам Сунь Ят-сен. Его письмо 1921 т. с просьбой помощи и совета, его соглашение с Иоффе в 1923 г., посылка им в Москву Чан Кай-ши в конце того же года — все это подчеркивает острый интерес китайцев к большевистскому эксперименту» 55. Включаясь в революционную борьбу русского народа против белогвардейцев и интервентов, китайские партизаны в то же время выступали и против реакции в своей собственной стране. «Мы, — говорил Лю Хай-сань, — противники власти как Чжан Цзо-линя, так и пекинского правительства» 56. Более подробную характеристику отношения китайских партизан к господствующим классам своей страны мы находим в документе, история которого весьма любопытна. 54 Н. Wei, China and Soviet Russia, Toronto—New York—London,. 1956, p. 47. 55 A. S. Whiting, Soviet policies in China 1917—1924, New York, 1954, p. 256. 56 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 193, л. 85. 200
26 сентября 1922 г. в помещение китайского купеческого общества в Имане каким-то неизвестным была занесено и оставлено письмо за подписью: «китайский революционный отряд Чан-хао-Дзяндун 1-ой армии» 57. Авторы письма требовали от своих богатых соотечественников, чтобы они 30 сентября в 12 часов дня доставили на корейское кладбище вблизи города 50 тыс. руб. и 3 тыс. пар ботинок, так как «у отряда не имеется никакого боевого снаряжения, а также средств». Этому требованию предшествует общая характеристика обстановки в Китае. Вот основные моменты этой характеристики: а) «во всех учреждениях нет порядка и законности... народ смешался, как в муке». б) «Все генералы и офицеры не желают взяться за мирный труд, а лишь... грабят и живут в удовольствии». в) «На жалобы народных масс... высшие правительственные власти не обращают внимания». г) «Иностранцы хотят задушить нашу революцию и сорвать в свою пользу наши народные богатства». Что же надо предпринять, чтобы «эти бандиты» не развалили родину окончательно? В письме дан ответ: «Мы, граждане, любящие родину... должны сплотиться воедино и искоренить разную нечисть». Как раз для того, чтобы «сплотиться воедино и защищать грудью родину», и «сформирован «наш народно-революционный отряд». «Только после искоренения разной нечисти» наша «родина начнет жить мирно и установит законное народное Правление». Это письмо, очень напоминающее по стилю и характеру прокламации ихэтуаней в 1899—1900 гг., ясно говорит о росте возмущения народных масс Китая против империализма и феодализма. Процесс революционизирования китайского населения в России имел прямое отношение к росту сил освободительного антиимпериалистического движения в самом Китае. Немалую роль в этом играли китайцы, возвращавшиеся на родину из Советской России и ДВР. Многие из них становились пропагандистами революционных идей. Не случайно пекинское правительство еще в марте 1920 г. предписало командующему войсками Цзилиньской провинции генералу Бао «установить стро- 57 Текст письма см.: ЦГАОР, ф. 4413, on. 1, д. 94, л. 520. 201
гий надзор за лицами, прибывающими из русских пределов, во избежание распространения большевиками их деятельности на нашу территорию» 58. Быть может, именно массовое возвращение китайцев из революционной России и стало одной из причин значительного увеличения числа и усиления активности китайских партизанских отрядов в Северо-Восточном Китае в 1921—1922 гг. Видный руководитель интернациональных частей в Сибири А. А. Мюллер рассказывает о том, что еще в августе 1919 г. ему удалось установить контакт с одним из самых первых китайских партизанских формирований полосы отчуждения. Однако тогда командир китайского отряда из-за недостатка сил отклонил предложение Мюллера об организации совместного с советскими партизанами наступления на белогвардейцев. «Мы,— сказал он,— попытаемся теперь также и в Маньчжурии и в Северном Китае собирать силы, прощупывать и обследовать участки, где можно обосноваться, закрепиться и оттуда начать вооруженное выступление» 59. В 1921—1922 гг. положение изменилось и окрепшие китайские отряды уже вступали в боевое сотрудничество с Народно-революционной армией и русскими партизанами. 58 Цит. по кн.: Н. А. Попов, Они с нами сражались за власть Советов, Л., 1959, раздел «Документы», стр. 185. — Небезынтересно отметить, что проблема возвращения китайских рабочих из Советской страны на родину весьма беспокоила империалистические державы и особенно США. Англия, опасаясь революционизирования китайцев в России, добивалась их увольнения из рядов Красной Армии. Еще в январе 1919 г. английский поверенный в делах в Вашингтоне обратился к госдепартаменту с предложением потребовать от правительства РСФСР увольнения китайцев из советских войск и помочь их возвращению в Китай. Госдепартамент запросил по этому поводу своего посланника в Пекине. И тот ответил, что «приезд этих кули в Китай в таком большом количестве будет угрозой миру». Позже, уже после того как Советское правительство приступило к репатриации китайских рабочих, пожелавших вернуться на родину, госдепартамент высказался еще более определенно. В послании британскому поверенному в делах госдепартамент выражал «серьезное сомнение в целесообразности оказания в данный момент помощи в репатриации китайских рабочих и кули, которые подвергались влиянию большевиков в России» (см. «Papers relating... 1919», Washington, 1937, pp. 190—194). 59 А. А. Мюллер, В пламени революции, Иркутск, 1957, стр. 120. 202
В 1920—1921 гг. еще более окрепло сотрудничество русских и китайских трудящихся в полосе отчуждения КВЖД. После мартовской забастовки 1920 г. Объединенная конференция профсоюзов, партий и народных организаций продолжала борьбу в крайне тяжелых условиях. Белогвардейщина обрушилась на русские демократические организации, пытаясь изолировать их от китайского трудового населения, запугать, а затем разгромить и уничтожить. В ход были пущены грязные провокации и террор. Газета «Свет», вокруг которой группировалось семеновско-колчаковское офицерство, изо дня в день вела разнузданную погромную агитацию, запугивала демократические силы предстоящими кровавыми событиями. В одном из номеров газета издевательски угрожала Объединенной конференции уничтожением всего ее руководящего состава. «Передают,— писала она,— что скоро Пленум Конференции... перенесет свои заседания... в помещение, отведенное для потусторонних делегатов» 60. Вскоре стало известно, что офицерская террористическая организация составила список прогрессивных общественных деятелей, которых намеревалась уничтожить. В июне один за другим последовали три террористических акта, причем жертвой последнего из них пал А. С. Чернявский — секретарь газеты «Вперед» — органа Объединенной конференции. С помощью японского ставленника Чжан Цзо-линя белогвардейцам иногда удавалось организовывать бандитские нападения китайских отрядов на русских рабочих и служащих КВЖД. Нападения сопровождались грабежами и избиениями рабочих. Один из таких налетов был, например, совершен на станцию Тайпинлин (близ Пограничной) 16 сентября 1920 т. Начальник этой станции направил протест консульскому корпусу во Владивостоке и китайским воинским властям в Харбине. Он просил принять меры против «массовых варварских избиений китайскими солдатами русских служащих» 61. Такие провокации были особенно нужны белогвар- 60 ЦГАОР, ф. 942, oп. 1, д. 52, л. 124. 61 «Шанхайская жизнь», 13.Х.1920, стр. 4. 203
дейцам и интервентам, ибо давали им возможность вести кампанию против русско-китайской дружбы. Однако очень скоро обнаружилась тщетность их усилий. Интернациональная дружба трудящихся КВЖД выдержала все испытания. Напуганные забастовками 1919 и 1920 гг., белогвардейцы и интервенты предприняли в конце 1920 г. попытку расколоть столь грозное для них боевое единство русских и китайских рабочих. Реакционные элементы разработали план массового увольнения русских революционных рабочих из производственных и ремонтных предприятий КВЖД. Осуществление плана было начато в первых числах сентября 1920 г., когда стало известно, что Управление дороги решило передать харбинские железнодорожные мастерские в частные руки — полковнику Федичкину и Сморкалову. Под этим предлогом предполагалось уволить 157 наиболее революционно настроенных русских рабочих и служащих 62. Но Центральное бюро профсоюзов полосы отчуждения раскрыло смысл предпринятого маневра. «Действия Управления дорогой,— говорилось в его резолюции,— вызываются не хозяйственными соображениями экономики, а исключительно стремлением политического характера: ослабить силы демократии увольнением из ее среды неугодных элементов, заместив их своими единомышленниками» 63. Рабочие мастерских заявили, что работу не прекратят и расчета брать не будут. 10 сентября 1920 г. Президиум Объединенной конференции, обсудив этот вопрос, поддержал решение Центрального бюро и указал, что передача мастерских в частные руки предпринимается для того, чтобы «внести раскол в демократию» 64. По поручению Президиума руководители Конференции потребовали от китайских властей, а также от главы Межсоюзного технического совета Стивенса отмены решения о передаче мастерских в частные руки. Они предупредили их также, что в случае отказа может быть объявлена всеобщая забастовка 65. Тогда, чтобы предотвратить забастовку, на помощь белогвар- 62 ЦГАОР, ф. 942, on. 1, д. 52, л. 200. 63 Там же. 64 Там же. 65 Там же, л. 158. 204
дейцам выступил находившийся под контролем США Межсоюзный технический совет. 14 сентября Н. И. Горчаковский в официальном письме по этому поводу сообщал, что инспектор Совета полковник Джонсон заверил его, будто США, Франция, Англия и Китай договорились об установлении в течение ближайшей недели полного контроля над КВЖД якобы для того, чтобы не позволить Японии захватить дорогу. В связи с этим «вся высшая администрация дороги будет немедленно смещена и назначение новой будет производиться по согласованию... с пожеланиями самих железнодорожников» 66. Забастовка была отложена. Однако 24 сентября в мастерские явился помощник начальника городского участка службы пути Масленников в сопровождении китайских чиновников и наряда полиции. Чиновники стали уговаривать китайских рабочих перейти на службу к Федичкину и Сморкалову, у которых «им служить... будет лучше — выгоднее» 67. Но гнусная попытка изолировать русских пролетариев, лишить их поддержки китайских товарищей провалилась. Китайцы от предложения категорически отказались. Перед угрозой нового объединенного выступления трудящихся КВЖД белогвардейцы и интервенты не посмели осуществить намечавшегося массового увольнения революционных рабочих, им пришлось увольнять их исподволь. постепенно. Объединенная конференция внимательно следила за действиями реакции, своевременно разоблачала все ее провокации и вскрывала пагубность «нейтралистской» позиции китайских властей. 12 октября 1920 г. в Хайларе в кабинет начальника службы тяги Мамонтова во время заседания белогвардейские провокаторы бросили две бомбы, не причинившие, однако, никому вреда. На основании одного лишь этого факта, без какого бы то ни было расследования, белогвардейские власти арестовали руководителей районного комитета Объединенной конференции 68. На специальном заседании Президиума Конференции 19 ноября с докладом выступил Н. И. Горчаковский. Он пока- 66 Там же. 67 Там же, л. 195. 68 ЦГАОР, ф. 4558, oп. 1, д. 1, л. 10. 205
зал связь этого факта с серией других аналогичных провокаций, направленных против демократических сил. Докладчик говорил о том, что значительная доля ответственности за события такого рода лежит на китайских властях, придерживающихся так называемого нейтралитета. Горчаковский сказал, что в создавшихся условиях «нейтралитет» — это не что иное, как попустительство реакционным силам 69. На заседании 22 ноября Президиум Конференции принял по этому вопросу специальный меморандум и направил его пекинскому правительству 70. В первой половине 1921 г. демократические организации полосы отчуждения вели упорную борьбу против новой атаки реакционных сил на сотрудничество между ДВР и Китаем. 7 марта 1921 г., после длительных переговоров, представители ДВР подписали соглашение с властями Цицикарской провинции об открытии железнодорожного сообщения между ДВР и Северо-Восточным Китаем 71. Примерно тогда же читинское правительство достигло соглашения с почтовым управлением Китая об обмене простой и заказной корреспонденцией 72. Таким образом, были созданы более благоприятные условия для развития торговых и иных контактов между Китаем и Дальневосточной республикой. Стремясь свести на нет наметившиеся улучшения в отношениях Китая и ДВР, белогвардейцы добились того, что на должности инспекторов китайской полиции в полосе отчуждения были назначены генералы семеновской армии Марковский и Зубковский, а также бывший жандармский полковник Горгопа 73. Эти лютые враги революционной России немедленно использовали китайскую полицию для провоцирования русско-китайского конфликта. 18 апреля 1921 г. был арестован член редакционной коллегии газеты «Вперед» Хайт, через два дня в харбинской гостинице «Модерн» китайские власти арестовали двух представителей ДВР — братьев Фалько, 22 апреля прямо в поезде были задержаны 69 70 71 72 73 Там же, л. 19. Там же, л. 22. ЦГАОР ф. 3476’ оп.1. д. 306 л. 177. ЦГАОР ф. 3476 оп. 11 д. 30, л. 17. ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 49, л. 6. 206
еще три представителя читинского правительства, прибывшие в Харбин 74. 4 мая Объединенная конференция уведомила о происшедшем МИД ДВР и просила его заявить протест китайскому правительству «против приглашения... на службу в качестве советников представителей русской реакции, которые безусловно будут всячески тормозить налаживающиеся взаимоотношения между двумя соседними республиками» 75. Одновременно по решению Конференции газета «Вперед» приступила к публикации материалов, в которых разъясняла эту мысль китайским властям и народу, раскрывая истинные намерения белогвардейской клики. Конференция постоянно обращалась к массам и всегда находила у них живой отклик, ибо вся ее деятельность была направлена на защиту их интересов, на устранение воздвигаемых силами реакции барьеров, мешавших русско-китайскому сближению. Разоблачая реакционные элементы, Конференция постоянно разъясняла всему населению полосы отчуждения действительную политику Советской России и ДВР по отношению к Китаю, защищала суверенные права китайского народа от посягательства империалистов и белогвардейцев. Газета «Вперед» очень часто печатала статьи и заметки по этим вопросам. Например, 9 апреля 1920 г. газета дала целую полосу под лозунгом: «Да здравствует суверенный Китай!». В одной из статей говорилось: «В полосе дороги должен занимать доминирующее положение китайский народ. А мы, русские, должны стремиться к мирному сожительству с свободным китайским народом и все свои действия и поступки направлять в согласии с указанием Центральной власти так, чтобы они отнюдь не нарушали прав и суверенитета китайского народа» 76. Глубокое понимание необходимости дружеского сотрудничества с китайским народом было свойственно не только русским рабочим полосы отчуждения, но и прогрессивной русской интеллигенции. В этом отношении интересно послание Дмитрия Кадочникова, обра- 74 ЦГАОР, ф. 3476, оп. ,1, д. 45, л. 34. 75 Там же. 76 «Вперед», 9. IV. 1920, стр. 5. 207
тившегося 26 октября 1921 г. от имени группы интеллигентов к «гражданину представителю Министерства иностранных дел ДВР в г. Маньчжурия» 77. Д. Кадочников предлагал «организовать здесь, в г. Маньчжурия, свой печатный орган, который даст возможность разоблачать... все шаги монархической семеновской организации... затем, кроме того, всемерно содействовать упрочению дружбы между Китаем, ДВР и Совроссией, особенно же, указывая на общность интересов между двумя соседними государствами: Китаем и ДВР, внушать народным массам, а также официальным лицам... [необходимость] политического признания ДВР и заключения с ней торгового договора». Идеи русско-китайской дружбы и сотрудничества, распространяемые и отстаиваемые Дальневосточной республикой, овладевали широкими слоями как русского, так и китайского населения полосы отчуждения. Объединенная конференция, открыто боровшаяся за осуществление этих идей, пользовалась большим авторитетом в массах. Именно поэтому все попытки реакции с помощью провокаций и террора изолировать ее от народа, а потам уничтожить, провалились. Не сумев добиться ликвидации Конференции при помощи лобовых ударов, японские империалисты предприняли обходный маневр. Они попытались установить с руководством Объединенной конференции «дружественные связи», с тем чтобы постепенно подчинить себе эту организацию. 12 ноября 1920 г. руководителей Конференции неожиданно посетили депутат японского парламента Накано Коодо и корреспондент газеты «Осака майници» Иосихоро Коодо. 19 ноября последовал второй визит. Эти господа, объявившие себя представителями японской общественности, сказали Н. И. Горчаковскому, что раньше они относились к Конференции отрицательно, «считая ее каким-то забастовочным органом», но теперь «пришли... к совершенно обратному выводу». Это обстоятельство, заявили они, и «дает им некоторое право сделать Конференции предложение — установить официальное сношение с местными японскими административными лицами в Харбине, главным образом с начальником жандармского управления». Такое общение, 77 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 50, л. 361. 208
по мнению японцев, «очень популяризировало бы Конференцию в японских административных кругах и было бы для нее небесполезно» 78. Разумеется, они заверяли, что их единственная цель — установление тесного контакта между народами Японии и России. О первой беседе было 14 ноября сообщено в газете «Вперед». Но японская разведка продолжала добиваться «дружбы» Конференции. Даже отказ Горчаковского от личной встречи с майором Фудзимура, начальником японского жандармского управления в полосе отчуждения, не обескуражил интервентов. Фудзимура, по-видимому, решил, что нужна лишь иная, не непосредственная форма общения, и 18 декабря 1920 г. направил Горчаковскому конфиденциальное письмо, в котором просил ответить на серию вопросов. Жандармов интересовал и численный состав организации, и фамилии ее руководителей, и источники финансирования, и, конечно, связь Конференции с Читой и Москвой. Но особый интерес господин Фудзимура проявил к проблемам русско-китайского сотрудничества. Он спрашивал, имеется ли у Конференции связь с социалистами и членами японских, корейских и китайских профсоюзов, а также просил разъяснить, каковы политические отношения Конференции с китайскими властями 79. Зондаж, предпринятый Фудзимура, как и все попытки японских империалистов поставить Конференцию под свой контроль, не дал никаких результатов. Взаимная продовольственная и денежная помощь В 1920 г. на 95-миллионное население северокитайских провинций Чжили, Хэнань и Шаньдун обрушилось страшное стихийное бедствие — засуха. К концу года выяснилось, что на всей площади трех провинций урожай достиг едва 8% обычного 80. Начался голод. Требовались срочные меры помощи. Но пекинское правительство бездействовало, как бездействовали в таких случаях и все его предшественники. Бедственным поло- 78 ЦГАОР, ф. 4558, on. 1, д. 4, л. 15. 79 Там же, л. 87а. 80 «Дальневосточная республика», 20.Х.1920, стр. 2. 14 М, А. Персиц 209
жением Китая попытались воспользоваться иностранные капиталисты. В американском посольстве подсчитали, что минимальная сумма затрат для оказания помощи пострадавшим должна составить 200 млн. долл., и предлагали Китаю новый заем на эту сумму. Однако контроль за расходованием ссужаемых денег должен был находиться в руках заимодавцев 81. Таким образом, эта «помощь» превратилась бы в дополнительное средство закабаления китайского народа. Срочные и действенные меры помощи голодающим приняла Дальневосточная республика. При этом она не выдвигала никаких предварительных условий, хотя пекинский кабинет продолжал отказываться от установления дипломатических отношений с ДВР и по-прежнему предоставлял убежище белогвардейским отрядам на своей территории. 5 октября 1920 г. официальный орган правительства ДВР обратился к населению республики с призывом помочь голодающим братьям — китайцам. «Ужасный голод, — писала газета, — своею костлявой рукой помогает китайским реакционерам задушить великое народное движение китайской многомиллионной бедноты. Мы должны прийти на помощь нашим страдаю щим братьям-китайцам и поделиться с ними из наших хотя бы скудных запасов. Наша связь с революционным Китаем должна поддерживаться, так как судьбы обоих государств — Китая и ДВР — одинаковы. И тут и там интервенция мешает трудящимся массам самоопределиться и выявить истинное свое лицо» 82. Рабочие, крестьяне, народоармейцы, служащие горячо поддержали призыв газеты. В результате широко развернувшегося народного движения правительство ДВР приняло решение о проведении с 17 по 23 октября 1920 г. недели помощи голодающим китайцам 83, о чем немедленно была уведомлена пекинская миссия, а через нее—китайское население 84. Организация этой кампании была возложена на Министерство иностранных дел. На фабриках и заводах, в селах и воинских частях развернулся сбор пожертвований. Рабочие повсемест- 81 Там же. 82 «Дальневосточная республика», 5.X.1920, стp. 1. 83 «Дальневосточная республика», 15.Х.1920, стр. 2. 84 «Шанхайская жизнь», 20.Х.1920, стр. 2. 210
но отдавали часть своего заработка. Например, 18 октября на общем собрании союза печатников Верхнеудинска было принято решение об отчислении в пользу голодающих однодневного заработка 85 Солдаты чаще всего отказывались от дневного или даже двух- и трехдневного хлебного пайка, командиры отчисляли часть своего денежного довольствия или вносили наличными. Организация РКП (б) политотдела березовского гарнизона постановила, например, что каждый коммунист вносит в фонд помощи голодающим 20% своего оклада 86. Отправляемые в Министерство иностранных дел ДВР пожертвования, как правило, сопровождались короткими объяснительными записками, многие из которых представляют известный интерес. Приведем три характерные записки. Первую пишет представитель уездного воинского управления: «Прилагая при сем деньги в сумме 15 430 рублей (отчисление трехдневного заработка по занимаемой должности), как добровольное, братское пожертвование голодающему населению Китая, прошу о направлении указанной суммы по назначению» 87. Вторая записка принадлежит уполномоченному народоармейцев комендантской команды Верхнеудинска: «Весьма срочно... при сем препровождаются пожертвованные военнослужащими бойцами... следующие продукты: муки пшеничной — 12 пудов, 30 и 3/4 фунта; соли — 28 фунтов, 36 золотников; чаю — 2 фунта, 35 золотников» 88. Третью записку посылает организатор сбора средств в селе Большая Куналея И. Копейкин. «Вследствие призыва правительства ДВР откликнуться на несчастье, постигшее Китай, и произвести сбор в помощь населению голодающего Китая, мной было сделано в этом смысле предложение гражданам села Б. Куналея, которые отнеслись к этому сочувственно. Произведенный сбор дал следующее: собрано деньгами 9 105 рубл., хлеба в зерне—100 пудов и муки ржаной — 8 пудов, 20 фунтов...» 89. 85 «Дальневосточная республика», 20.Х.1920, стр. 2. 86 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 352, л. 4. 87 Там же, л. 47. 88 Там же, л. 48. 89 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 62; л. 3. 14* 211
Кампания помощи голодающим китайцам проводилась с огромным подъемом и продолжалась значительно более недели. Стремясь увеличить материальную помощь китайскому населению, общественные организации ДВР не ограничивались сбором пожертвований. Во многих городах проводились концерты, демонстрировались кинокартины, организовывалась массовая продажа цветов. Весь доход от этих мероприятий также перечислялся в фонд помощи голодающим 90. Широкая кампания была организована и среди русских граждан, проживавших в Китае. В середине октября пекинская миссия ДВР обратилась с призывом ко всем русским колониям в Китае организовать комитеты для сбора денег, а также устраивать лекции и концерты в фонд помощи голодающим 9I. Демократическая русская общественность в Китае немедленно откликнулась, создав специальные комитеты для сбора средств 92. В течение недели помощи голодающим китайцам трудящиеся ДВР отправили в Северный Китай более 2 млн. руб. 93. Но для того чтобы по достоинству оценить народную кампанию помощи, важны не столько цифры, сколько обстановка, в которой она проводилась. Это было время, когда само население Дальневосточной республики испытывало продовольственные трудности, граничившие с голодом, было ограблено колчаковцами, Семеновнами и интервентами и продолжало подвергаться бандитским налетам хунхузов и белогвардейцев. Примечательно, что как раз в том самом номере газеты, где было опубликовано постановление правительства об организации недели помощи голодающим китайцам, находилась и официальная информация о продовольственном положении ДВР. Сообщалось, что «хлеба налицо имеется самое незначительное количество» и что «из Новониколаевска на днях прибывает около 35 000 пудов пшеницы и 3000 пудов овса, поступают овощи и сено по разверстке» и т. д. 94. Каждый килограмм хле- 90 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 352, л. 1. 91 «Дальневосточная республика», 19.X.1920, стр. 2. 92 «Шанхайская жизнь», 28.X.1920, стр. 3. 93 «Дальневосточная республика», 15.XII. 1920, стр. 2. 94 '«Дальневосточная республика», .15.Х.1920, стр. 2. 212
ба был тогда дорог и очень нужен армии, детям, больным и старикам, но русский народ тем не менее с готовностью делился с трудящимися Китая, попавшими в тяжелую беду. Печальные обстоятельства очень скоро позволили китайскому народу ответить на великодушную помощь русских людей. В конце 1921 г. в Китае узнали о страшном голоде в революционной России. Вслед затем во многих крупных городах — Шанхае, Пекине, Гуанчжоу, Нанкинё, Ханчжоу и др.— стали создаваться комитеты помощи голодающим русским. 1Комитеты устраивали митинги, многолюдные манифестации, вывешивали лозунги и плакаты, призывая граждан срочно помочь народу-соседу. Повсеместно проводился сбор пожертвований. В Шанхае в кружечном сборе участвовало 4500 школьников 95. Кампания помощи голодающим, начавшаяся еще в конце 1921 г., особенно интенсивно развернулась в первой половине следующего года. Шанхайский комитет, например, открыл сбор средств 15 апреля 1922 г. В этот день была проведена большая демонстрация, в которой участвовали более 4 тыс. человек, ехало много машин и карет, увешанных плакатами. После демонстрации состоялся митинг 96. Кампания помощи русским голодающим была начата по инициативе китайского пролетариата. Рабочие первыми откликнулись на тягостные вести из России. Урезывая свой и без того, нищенский бюджет, они собирали значительные суммы и спешили переправить их русским братьям. Гуанчжоуский комитет направил в газету «Шанхайская жизнь» 380 долларов 63 цента, сопроводив эти деньги следующим письмом: «Мы, члены комитета помощи голодающим в России, учрежденного китайскими рабочими организациями провинции Гуандун, имеем честь обратиться и послать вам пожертвования... Мы будем вам очень обязаны, если эти деньги немедленно будут отправлены в харбинский комитет помощи голодающим, где эти деньги могут быть использованы на покупку пищевых продуктов и посланы непосредст- 95 «Шанхайская жизнь», 30.IV.1922, стр. 7. 96 «Шанхайская жизнь», 19.IV.1922, стр. 5. 213
венно в голодные районы России» 97. Вслед за рабочими в кампанию широко включились студенчество, школьники и даже торговцы. Один из шанхайских торговцев, например, пожертвовал 3 тыс. долл.98. В конце апреля 1922 г. стало Известно, что первый продовольственный маршрут прибыл в Россию и привезенные посылки были распределены в Екатеринбурге (ныне Свердловск), Перми и других местах ". Характерно, что ораторы, выступавшие на многочисленных митингах, и авторы многих газетных статей, призывавшие соотечественников активнее помогать голодающим в России, объясняли свой призыв совсем не тем, что год назад русские поддержали голодающих китайцев и поэтому надо им ответить тем же. Они говорили о гораздо более важном и существенном, о том, что революционная Россия положила начало освобождению Китая, так как отказалась от кабальных договоров, навязанных ему царизмом, выразила готовность вернуть все то, что было у него захвачено, провозгласила на весь мир неотъемлемое право китайцев на независимость и суверенитет. Например, редактор шанхайской газеты «Миньго жибао» Ли Цзе в передовой статье писал: «Мы хотим и мы должны помочь голодающей России, потому что настоящее правительство России вернуло Китаю почти все права и привилегии, которые были насильственным путем у нас отняты царским правительством» 100. Выступавший на митинге в Шанхае председатель пекинского комитета помощи голодающим Хванг Цу- санг 101 говорил, что «со времени русской революции новое правительство в Москве рядом действий дока зало свою дружбу китайскому народу», что оно «уничтожило прежние договоры, навязанные нам силой царским правительством... Поэтому всякому гражданину должно быть ясно, что мы очень многим обязаны России. Теперь эта страна страдает от голода, наш долг прийти на помощь» 102. Призыв Хванга был встречен 97 «Шанхайская жизнь», 7.III.1922, стр. 4. 98 «Шанхайская жизнь», 5.V.1922, стр, 5. 99 «Шанхайская жизнь», 6.V. 1922, стр. 3. 100 Цит. по газ,: «Шанхайская жизнь», 29.III.19|22, стр. 4. 101 Сохранена транскрипция «Шанхайской жизни». 102 «Шанхайская жизнь», 19.IV. 1922, стр. 5. 214
бурными аплодисментами многих тысяч собравшихся на митинг. 23 февраля 1922 г. на собрании китайского комитета помощи голодающим один из присутствующих произнес речь, в которой сказал, что «новое русское правительство стоит на страже пролетариата и слабых наций, и мы, китайцы, наиболее эксплуатируемый всем миром народ, должны всеми «силами помогать России» 103. Этот и очень многие другие ораторы противопоставляли политику России, заявившей о готовности передать Китаю КВЖД, построенную русскими, политике империалистической Японии, захватившей у Китая Шаньдунскую железную дорогу. Как раз в то время Япония, вынужденная под давлением других держав уйти из Шаньдуна, требовала от Китая 30 млн. долл, выкупа за возвращение Шаньдунской дороги. И пекинское правительство, чтобы наскрести нужную сумму, собирало деньги среди населения. «Но эта железная дорога, — с возмущением продолжал оратор, — должна быть нам возвращена без всяких условий согласно международным законам... Было бы много целесообразнее пожертвовать голодающему населению России деньги, собранные для выкупа Шаньм дунской железной дороги» 104. Тот же вопрос—КВЖД и Шаньдунская дорога, Япония и Советская Россия—был темой многих красочных плакатов. На одном из них было написано: «Русский народ доказал свое дружелюбие Китаю, очередь за китайским народом» 105. Кампания помогли голодающим России фактически стала частью продолжавшего нарастать движения за признание Советской власти и ДВР, за дружбу и сотрудничество с ними. Размах народного движения был так велик, что пекинское правительство вынуждено было заявить о своей готовности оказать помощь голодающим без предъявления России каких бы то ни было предварительных условий. Однако на деле правительство отнюдь не собиралось выполнять свое обещание. Так, без всяких ви- 103 «Шанхайская жизнь», 24.11.1922, стр. 5. 104 Там же. 105 «Шанхайская жизнь», 14.IV. 1922, стр. 4.
димых причин китайские власти запретили харбинскому комитету устраивать лотерею в пользу голодающих 106. Очевидно, такие факты были многочисленны, и председатель шанхайского комитета помощи Чао Хсикин 107, выступая на городском митинге, заявил, что «правительство прекрасно осведомлено о положении в России и вместе с тем... не принимает абсолютно никаких мер» 108. Действительную помощь оказывал сам народ, его общественные организации, которые отправляли в Россию поезда, груженные продовольствием. В январе 1922 г. советский представитель в Пекине А. К. Пайкес обратился к пекинскому правительству, чтобы через него передать чувства благодарности китайскому народу от имени граждан Советской России. «Разрешите мне, — писал он в заключение,— выразить... твердое убеждение, что активность китайского народа в этом деле будет оценена русским народом и правительством... и будет содействовать закреплению связи и дружественных отношений между двумя великими республиками — Китаем и Советской Россией» 109. Очень характерно, что и в Китае и в ДВР кампания помощи голодающим развертывалась не только во имя милосердия. В Пекине, Шанхае, Гуанчжоу, в городах Северо-Восточного Китая сбор средств шел под лозунгом «Поддержать страну, положившую начало освобождению Китая от оков империализма»; в Чите, Хабаровске, Верхнеудинске, во многих русских деревнях и селах рабочие и крестьяне, народоармейцы и партизаны делились последним с китайцами, стремясь тем самым поддержать национально-освободительную борьбу соседнего народа. Сбор средств для голодающих китайцев в ДВР и организация помощи голодающим русским в Китае вылились в яркие политические демонстрации советско- китайской дружбы и солидарности двух народов в их общей борьбе против империализма. 106 «Шанхайская жизнь», 6.IV. 1922, стр. 4. 107 Сохранена транскрипция «Шанхайской жизни». 108 «Шанхайская жизнь», 19.IV. 1922, стр. 5. 109 «Шанхайская жизнь», 12.1.1922, стр. 3. 216
Торговля между ДВР и Китаем К началу первой мировой войны Россия занимала пятое место в китайском импорте (после Англии, Японии, США и Германии) и третье место в экспорте (после Англии и Японии) 110. Русско-китайские торговые связи были важным фактором экономической жизни обоих государств. Для Китая, в частности, было весьма существенно, что на долю России приходилось 60% его вывоза чая — этой важнейшей экспортной культуры. Вот среднегодовые показатели экспорта чая за 1909—1913 гг. 111. Россия . . . .892 820 пикулей 112, или 60% всего экспорта Великобритания и ее колонии 261 930 » » 17% » » США . . 158 602 » » 11% » » Другие страны . 175 818 » » 12% » » Характерно, что вывоз китайского чая в Россию возрастал вплоть до 1917 г., тогда как вывоз его в другие страны неизменно и значительно падал. Это в еще большей степени повышало заинтересованность китайских чаеторговцев в русском рынке. Кроме того, Россия была одной из очень немногих стран, торговля с которыми имела для Китая активный баланс, причем превышение ввоза России из Китая над ее вывозом в Китай было весьма значительным. В этом отношении представляет интерес следующая таблица. Таблица 1 Торговля России с Китаем и Монголией в 1913 — 1915 гг. (млн. руб.)* Год Экспорт Импорт 1913 31,5 84,1 1914 28,8 89,6 1-915 20,8 119,5 * ЦПА ИМЛ, ф. 144, on. 1, д. 33, лл. 22-23. 110 См. М. И. Сладковский, Очерки развития внешнеэкономических отношений Китая, М., 1953, стр. 97. 111 «Шанхайская жизнь», 19.11.1922, стр. 7. 112 Пикуль = 60,5 кг. 217
Как видим, в течение трех лет, с 1913 по 1915 г., царская Россия в среднем экспортировала в Китай товаров на 27 млн. руб., а импортировала оттуда почти на 98 млн. Важно было и то, что уменьшение русского вывоза в Китай в годы войны сопровождалось все возраставшим ввозом в Россию китайских товаров. Так, например, если в 1913 г. Россия ввезла из Китая только в два с лишним раза больше, чем вывезла туда, то в 1915 г. она ввезла уже в шесть раз больше. Обстоятельством, благоприятствовавшим русско-китайской торговле, была общая граница огромной протяженности и непосредственный контакт пограничного населения двух соседних стран. Для России выгодность этой торговли именно в том главным образом и состояла, что доставка многих товаров первой необходимости из Китая в Дальневосточный край обходилась значительно дешевле, чем привоз их из отдаленных центральных областей страны. Не случайно поэтому подавляющая часть ввозимых из Китая товаров оставалась на русском Дальнем Востоке и в Сибири. В декларации, которую миссия ДВР вручила министру иностранных дел пекинского правительства 30 ноября 1920 г., как раз и подчеркивалась эта мысль. Там было сказано, что товарообмен между Россией и Китаем, «следуя почти полностью или через морские пути Дальнего Востока и примыкающую к ним железнодорожную сеть, или через Калган, Ургу, Кяхту, почти целиком был связан с русским Дальним Востоком, объединенным теперь в самостоятельную Дальневосточную республику» 113. Кроме того, немалую роль играла пограничная торговля, развивавшаяся в пределах 50-верстной зоны по одну и по другую стороны границы. Товары, ввозимые и вывозимые в порядке пограничной торговли, не облагались пошлинами. Интервенция и гражданская война нарушили торговые связи России и Китая. Вот таблица, показывающая развитие этого болезненного для обоих государств процесса: 113 См. «Из истории борьбы за советско-китайскую дружбу»,— «Проблемы востоковедения», 1960, № 2, стр. 151. 218
Таблица 2 Русско-китайская торговля в 1916—1921 гг. (млн. таэлей) * Год Вывоз из России в Китай Ввоз в Россию из Китая 1916 22,2 50,0 1917 8,9 41,2 1918 5,3 13,2 1919 13,0 17,2 1920 7,5 12,2 1921** 8,7 22,8 * «Экономическая жиЗнь Дальнего Востока», 1922, № 5 — 6, стр. 10 — 11. ** Показатели за 1921 г. заимствованы из другого источника (ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 90, л. 94). Обращает на себя внимание резкое уменьшение торгового оборота между странами в 1918 г. — почти в четыре раза по сравнению с 1916 г. Именно в 1918 г. на Дальнем Востоке началась интервенция и гражданская война. В январе того же года китайское правительство объявило о закрытии русско-китайской границы, т. е. о запрещении всякой, в том числе и пограничной, торговли, и в середине года присоединилось к интервентам. Участие в антисоветской интервенции и блокаде Советской России особенно тяжело отразилось на чайной торговле Китая. В 1920 г. по сравнению с 1916 г. русские закупки чая в Китае сократились почти в десять раз 114, тогда как за это же время общий объем китайского вывоза в Россию уменьшился лишь в четыре раза. Производство чая и чаеторговля стали испытывать жестокий кризис. Выход из него мог быть найден лишь на путях восстановления официальных коммерческих отношений если не с Советской Россией, то по крайней мере с ДВР. Но пекинское правительство всячески противилось такому решению. Предложение миссии ДВР о подписании торгового договора не было принято. В результате Советская Россия, которая 114 «Шанхайская жизнь», 19.11.1922, стр. 7. 219
с готовностью воспользовалась бы посредничеством ДВР в получении китайского чая, вынуждена была в конце 1921 г. передать свой заказ английским фирмам 115. Примечательно, однако, что, несмотря на запреты, военные действия, транспортную разруху, в частности отсутствие сквозного железнодорожного сообщения Чита — Харбин, русско-китайская торговля все же не прекратилась полностью. Табл. 2 показывает, что торговля эта не прекращалась даже в 1918 г., несколько увеличилась в 1919 г., а в 1920 г. в связи с активизацией военных действий вновь упала и приблизилась к самому низкому уровню 1918 г. Зато в 1921 г. торговля между Китаем и ДВР значительно выросла и достигла 60% товарооборота 1917 г. На территории ДВР продолжали вести дела сотни китайских купцов и торговых компаний. В одном лишь Благовещенске насчитывалось свыше 600 торговцев и других деловых людей из Китая 116. Их торгово-предпринимательскую деятельность охраняли китайские коммерческие общества, существовавшие в Сибири и во всех крупных городах ДВР — Владивостоке, Хабаровске, Никольске-Уссурийском, Имане, Благовещенске, Бикине и других пунктах 117. Правительство ДВР поощряло деятельность этих обществ. В частности, оно разрешило им иметь свою вооруженную милицейскую охрану. 13 сентября 1921 г. в специальном циркуляре областным эмиссарам Министерство иностранных дел ДВР сообщало, что против «существования милиции при китайских национальных союзах за счет последних со стороны Мининдела препятствий не встречается при непременном, однако, условии полного подчинения ее нашему милицейскому управлению» 118. Начальник хабаровской народной милиции отмечал, что осуществление этого циркуляра принесет пользу, так как «работа русской милиции облегчится помощью китайских агентов в смысле раскрытия преступлений в китайской среде» 119. 115 «Шанхайская жизнь», 22.11.1922, стр. 5. 116 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 11, д. 115, лл. 148—159. 117 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 52, л. 13. 118 Там же. 119 Там же, л. 19. 220
Вопреки запретам пекинского правительства китайские купцы повсеместно вступали в торговые сделки с областными и центральными, а также военными хозяйственными органами ДВР Например, в мае 1920 г. в Благовещенск прибыла китайская торговая миссия с целью заключения контракта с местными русскими властями на обмен сырыми материалами 120. В августе 1920 г. китайские купцы доставили в Благовещенск четыре баржи с мясом, чем значительно облегчили тяжелое продовольственное положение жителей города 121. 7 сентября 1920 г. управление лесного хозяйства Амурской области заключило с китайским подданным Лю Дян-фу договор о поставке дров в количестве 13— 16 тыс. погонных сажен 122. 11 декабря 1920 г. закупочная комиссия второй армии ДВР заключила договор с китайскими гражданами Фу Ло-саном и Гао Юн- Заном на поставку 20 тыс. пудов мороженой рыбы 123. К концу марта 1921 т. этот договор был уже выполнен. 21 июля 1921 г. хабаровское китайское коммерческое общество заключило договор с Управлением делами снабжения и продовольствия Приамурской области о продаже ему тысячи пудов муки, 200 пудов бобового масла, 2 тыс. аршин мануфактуры 124. Количество подобных примеров можно было бы увеличить. Все они свидетельствуют о том, что, несмотря на отсутствие официальных русско-китайских отношений, торговля между сопредельными областями двух государств никогда не прерывалась, ибо была жизненно необходима как китайцам, так и русским. Уже с конца 1920 г. положение в торговле между ДВР и Китаем стало меняться к лучшему. Решающую роль в этих изменениях сыграли победы Красной и Народно-революционной армий, общее укрепление Советской республики, добившейся разгрома своих противников на основных фронтах гражданской войны. В августе 1920 г. пекинское правительство вынуждено было отказаться от участия в антисоветской интер- 120 «Вперед», 29.V.1920, стр. 4. 121 «Вперед», I13.VIII.1920, стр. 3. 122 ЦГАОР, ф. 4208, oп. 1, д. 242, л. 136. 123 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 4, д. 88, л. 107. — Транскрипция документа. 124 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 94, л. 28. 221
венции. Оно смирилось также с протоколом об установлении дипломатических и торговых отношений, подписанным еще 27 мая 1920 г. в г. Кульдже представителями РСФСР и даоинем Илийского округа Синьцзяна 125. Развитие русско-китаискои торговли тревожило империалистические державы. С особой враждебностью был встречен Японией илиискии протокол, ибо он являлся примером, которому могли последовать китайские власти и в тех районах, где Япония намеревалась господствовать. Точка зрения токийских правящих кругов весьма ярко была выражена в статье, напечатанной в газете «Шуньтянь жибао», издававшейся на японские деньги 126. «Хотя новый договор по своему содержанию не представляет ничего опасного, — писала газета,— однако самый факт возобновления торговых сношений между Китаем и Россией может серьезно отразиться на интересах Китая». Японские империалисты требовали от пекинского правительства решительного пресечения действий местных властей, направленных на установление дружественных отношений с революционной Россией. Разумеется, эту мысль газета маскировала рассуждениями на тему: «каждому — свое, правительству — внешняя политика, а местным властям — местные дела». «Мы все придерживаемся того мнения, — писала она,— что все нити международных отношений должны находиться непосредственно в руках самой центральной власти». Однако, считаясь с тем, что советско- синьцзянский договор уже заключен, «Шуньтянь жибао» требовала от пекинского кабинета взять в свои руки контроль над его осуществлением. «Заключение торгового договора,— продолжала газета,— является актом международного значения, и было бы поэтому весьма рискованным предоставлять проведение в жизнь этого договора местному комиссару по иностранным делам китайской пограничной области». Несмотря на все усилия, японские империалисты 125 См. Б. П. Гуревич, Взаимоотношения советских республик с провинцией Синьцзян в 1918—1921 годах, — «Советское китаеведение», 1958, № 2, стр. 96—105. 126 См. «Шанхайская жизнь», 26.IX.1920, стр. 3. 222
смогли лишь замедлить развитие контактов между ДВР и китайскими пограничными областями. Правительство ДВР, стремясь обеспечить нормальные условия для налаживания торговли с Северо-Восточным Китаем, еще в декабре 1920 г. начало переговоры с Управлением КВЖД о восстановлении сквозного железнодорожного движения Чита — Харбин — Владивосток 127. Однако читинская делегация во главе с министром транспорта Шатовым долго не могла добиться положительных результатов. Агентство ДАЛЬТА в телеграмме от 14 декабря 1920 г. сообщала, что «переговоры... тормозятся посторонней силой» 128. И действительно, без каких-либо видимых оснований выработка так называемого меморандума-соглашения закончилась лишь 23 февраля следующего года 129. Этот документ предусматривал только технические условия организации движения. Требовалась еще политическая санкция фактического правителя Северо-Восточного Китая — Чжан Цзо-линя. Правительство ДВР предложило ему начать переговоры об открытии границы и железнодорожного сообщения между Дальневосточной республикой и Северо-Восточным Китаем 130. Предложение было принято. По-видимому, даже этот японский ставленник был не в состоянии противиться настойчивым требованиям торговцев Северного и Северо-Восточного Китая, добивавшихся восстановления былых экономических связей с русским Дальним Востоком. В конце января или в начале февраля 1921 г. в г. Маньчжурию выехала делегация ДВР во главе с заместителем министра транспорта В. В. Рябиновым. Китайскую делегацию возглавлял представитель правительства Цицикарской провинции и дипломатический агент министерства иностранных дел Чжун Юй 131. Начались переговоры, завершившиеся в первой половине марта. 7 марта 1921 г. было подписано «соглашение об открытии погранич- 127 ЦГАОР, ф. 4401, oп. 1, д. 37, л. 486. 128 Там же. 129 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 1, лл. 8, 9. 130 П. Ф. Жуйков-Александровский, Подписание соглашения между ДВР и Северо-Восточным Китаем в марте 1921 г.,— «Советское китаеведение», 1958, № 2, стр. 132. 131 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 306, л. 478. 223
ного и железнодорожного сообщения между Цицикарской провинцией Китайской республики и ДВР» 132. Стороны решили, что железнодорожное сообщение между Читой и Северо-Восточным Китаем возобновляется с 8 марта 1921 г. При этом в первую очередь организуется движение товарных поездов. Статья 12 соглашения разрешала взаимный свободный пропуск граждан из одной республики в пределы другой при обязательном наличии у них охранных свидетельств, выданных властями одного государства и визированных властями другого. Статья устанавливала, что пошлины с китайских купцов в ДВР при ввозе или вывозе ими товаров не должны быть выше тех, которые взимаются в таких же случаях с русских купцов в Китайской республике. Правительство ДВР обязывалось гарантировать «особо внимательное отношение» к интересам китайских подданных, проживающих на территории республики, а также обеспечить безопасность их личности и имущества (ст. 4). В соглашение были внесены статьи, запрещавшие гражданам ДВР вести в пределах Китая письменную или устную пропаганду идей коммунизма (ст. 2) или выступать против существовавшего в Китае политического строя (ст. 3). Одновременно китайские и русские власти взаимно обязывались не поддерживать на своей территории граждан другой стороны, выступающих против правительства своего государства (ст. 9). Наконец, оговаривался локальный характер соглашения, указывалось, что оно имеет чисто местное значение (ст. 1). Соглашение это не было ратифицировано обеими подписавшими его сторонами. Читинское правительство пришло к выводу, что в рассматриваемом документе имеются статьи, серьезно нарушающие интересы ДВР Такова, например, первая часть ст. 7, которая предоставляла китайским гражданам право вывозить из пределов ДВР фактически ничем не ограниченное количество золота, серебра, монет и мехов. Следовательно, не ставилось никаких пре- 132 Текст соглашения см.: ЦГАОР, ф. 3476, oп. 4, д. 306, лл. 178—179. В качестве приложения к соглашению тогда же было подписано «совместно выработанное условие по открытию железнодорожного движения между Китайской Восточной и Читинской дорогами». Текст этого документа см. там же, лл. 200—201. 224
град опасной для государства утечке золота за границу. Именно об этом говорил на заседании правительства ДВР 15 апреля 19'21 г. министр продовольствия и торговли 133. Тогда же ему было поручено продолжить изучение вопроса и в пятидневный срок представить исчерпывающий доклад правительству 134. Хотя соглашение не было, ратифицировано, его основные пункты (открытие границы и возобновление сквозного железнодорожного сообщения) фактически были выполнены. 8 марта 1921 г. на заседании Учредительного собрания ДВР была торжественно зачитана телеграмма от В. В. Рябикова, отправленная накануне: «Поздравляем открытием границы и железнодорожного сообщения... Завтра, 8 марта в 12 час. дня из Маньчжурии выходит первый поезд» 135. В назначенное время железнодорожный состав, сопровождаемый приветствиями сотен китайских и русских граждан, вышел в свой первый рейс по маршруту Маньчжурия —Чита 136. Другой весьма значительный шаг в развитии торговли между ДВР и Китаем был предпринят в январе — феврале 1921 г. Читинское правительство с согласия пекинского кабинета учредило свои полуполитические-полуторговые представительства в важнейших экономических центрах Северо-Восточного Китая — Харбине, Маньчжурии и на станции Пограничная. Пекин не мог отказать в этом правительству ДВР, ибо китайские консульства существовали во многих крупных городах Дальнего Востока и не только никогда не прекращали своей деятельности, но всегда пользовались максимальным покровительством властей Дальневосточной республики 137. 133 ЦГАОР, ф. 4401, оп. 11, д. 205, л. 50. — Довольно подробная критика 7-го пункта этого соглашения содержится в докладной записке заместителя министра продовольствия и торговли М. Полетаева в адрес правительства ДВР (см. там же, ф. 3476, oп. 1 д. 51, л. 69). 134 ЦГАОР, ф. 4401, on. 1, д. 205, л. 50. 135 ЦГАОР, ф. 4513, on. 1, д. 10, л. 233. 136 П. Ф. Жуйков-Александровский, Подписание соглашения,.., стр. 133. 137 Китайское правительство сохраняло свои генеральные консульства во Владивостоке (6 сотрудников), Никольске-Уссурийском (3), Хабаровске (4), Иркутске (3), Благовещенске (5), Чите (3) (см. официальные штаты Вайцзяобу, опубликованные в «La Politique de Pékin», б.III.1921, № 9. р, 210). 15 М. А. Персиц 225
В марте того же года представителям ДВР удалось договориться с китайским почтовым управлением об обмене простой и заказной корреспонденцией 138. Стремясь к созданию более благоприятных возможностей для развития торговых и иных контактов с Китаем, Дальбюро ЦК РКП (б) 18 июня 1921 г. приняло решение о необходимости добиваться установления прямого телеграфного сообщения Чита — Харбин — Пекин 139. После соответствующих обращений к китайским властям и обычных с их стороны проволочек 13 июля стало известно, что китайский начальник Управления КВЖД Сун Сяо-лянь разрешил прямое телеграфное сообщение Чита — Харбин 140. Часть задачи была решена. Таким образом, 1921 год, ставший для Советской России годом начавшегося восстановления экономических связей с зарубежными странами, был и для ДВР временем значительных успехов в расширении ее торговли с пограничными провинциями Китая. В официальном докладе, направленном 22 ноября 1921 г. министру иностранных дел Я. Д. Янсону, особоуполномоченный ДВР в Харбине Э. К. Озарнин констатировал «расширение торговой деятельности нашей в пределах полосы отчуждения КВЖД и вообще в маньчжурском районе» 141. Об «усилившихся торговых сношениях с Китаем» телеграфировал еще 15 апреля уполномоченный ДВР на станции Маньчжурия П. Ф. Александровский 142. Эта станция стала основным пунктом, через который шла торговля между ДВР и Северо-Восточным Китаем. В 1921 г. вывоз в Китай из Забайкалья через станцию увеличился до 25 тыс. т разных грузов, в основном угля, леса, дров, строительных материалов и мараловых рогов. Ввоз из Китая в Забайкалье достиг 27,4 тыс. т и в основном состоял из продуктов — муки, мяса, яиц, жиров, сахара, рыбы и т. д. 143. Возраставший товарообмен между Китаем и ДВР потребовал улучшения 138 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 30, л. 17. 130 ЦПА ИМЛ, ф. 372, ,оп. 1, д. 14, л. 143. 140 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 14, л. 23. 141 ЦПА ИМЛ, ф. 144, оп. 1, д. 105, л. 65. 140 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 30. л. 42. 142 М. И. Сладковский, Очерк экономических отношений СССР с Китаем, М., 1957, стр. 202. 226
условий перевозки грузов по воде и железной дороге. Читинское правительство приняло специальные меры, чтобы решить эту задачу и одновременно облегчить выполнение таможенных формальностей. 14 мая 1921 г. в Харбине было учреждено Коммерческое агентство Министерства транспорта ДВР 144. В 1921 г. произошло также весьма существенное изменение самого характера торговых связей между ДВР и Северо-Восточным Китаем. Раньше торговля между ними была несколько односторонней, так как в. основном определялась деятельностью китайских, купцов на территории ДВР Теперь она приобрела двусторонний характер, ибо представители хозяйственных органов Читы получили право приезжать в Северо-Восточный Китай и вступать в сделки с интересовавшими их не только торговыми, но и производственными фирмами. Торговая деятельность ДВР на Северо-Востоке Китая расширилась и поэтому стала сложнее. Многочисленные агенты разных, не только гражданских, но и военных ведомств Дальневосточной республики, приезжая в Северо-Восточный Китай, действовали самостоятельно, без связи друг с другом, без необходимого знания конъюнктуры местного рынка и его особенностей. Нередко товары ДВР продавались по заниженным ценам или производились закупки по ценам, явно завышенным. Бывало и так, что читинские коммерческие агенты объективно конкурировали между собой, значительно ухудшая условия своих операций 145. Надо было централизовать торговые операции, производившиеся представителями ДВР в Северо-Восточном Китае. По решению читинского правительства с начала сентября 1921 г. при особоуполномоченном в Харбине была учреждена должность коммерческого атташе, представлявшего организации Министерства промышленности и торговли ДВР На пост атташе был назначен Д. Капистинский. Эта мера, однако, не могла удовлетворительно решить проблему, ибо представители других ведомств продолжали действовать сепаратно. В декабре 1921 г. 144 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 334, л. 12. 145 См. доклад особоуполномоченного ДВР в Харбине Э. К. Озар- нина от 22 ноября 1921 г. (ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 105, лл. 65— 66). 15* 227
права коммерческого атташе были расширены. Теперь без его ведома и согласия ни один хозяйственный агент ДВР не мог произвести ни одной сделки 146. 20 июня 1922 г. Дальбюро приняло новое решение, которое совершенствовало систему экономического атташата. Оно признало необходимым «в кратчайший срок ликвидировать в Харбине представительства различных министерств и заменить их единым экономическим представительством при особоуполномоченном» 147. Новый характер коммерческой деятельности ДВР в Северо- Восточном Китае и новая ее организация значительно повысили доходность торговых операций. Переплаты стали редким явлением, а качество покупаемых товаров резко улучшилось. Представители ДВР аккуратностью своих платежей и честностью в торговых операциях завоевали доверие и авторитет в деловых кругах. Это дало возможность производить закупки в кредит, что было особенно важно, учитывая расстроенную экономику Дальневосточной республики. Уже за первые месяцы работы коммерческого атташе (с 6 сентября 1921 г. по 1 января 1922 г.) 75% всех сделанных в Харбине закупок было произведено в кредит 148. С последних месяцев 1921 г. стал повышаться удельный вес русского вывоза в Китай. Во все более широких масштабах ДВР начала экспортировать в Северо- Восточный Китай уголь, чугун, лес, цемент и особенно пушнину 149. Этому сильно благоприятствовало широкое движение бойкота японских товаров, охватившее многие провинции Китая. Например, А. Капистинский в отчете правительству в январе 1922 г. сообщал о том, что его посетили заместитель председателя китайского коммерческого общества и инспектор движения Межсоюзного технического совета. Они пришли для переговоров о снабжении русским углем (взамен японского) 34 маслобойных заводов, 12 мельниц и пяти различных предприятий обрабатывающей промышленност 150. 146 См, «Отчет коммерческого атташе в Харбине А. Капистинского за время с 6.IX. 1921 г. по 1.I.1922 г.» (там же, л. 96). 147 ЦПА ИМЛ- ф. 372, оп. 1, д. 131, л. 138. 148 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 105, лл. 96—97. 149 В 1921 г. пушнина составила 48,3% всего экспорта ДВР. а в следующем году — даже 68,7%. 150 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 105, лл. 96—97. 228
Торговля ДВР с Китаем заметно выросла в 1922 г. Это подтверждают различные источники, хотя приводимые в них данные сильно отличаются друг от друга. По данным А. В. Корецкого 151, ввоз из Китая в Россию составил в 1921 г. 302 тыс. руб., а в 1922 г. — 2715 тыс. Таким образом, в 1922 г. китайский импорт в Россию увеличился по сравнению с 1921 г. в девять раз. Таблица, предлагаемая М. И. Сладковским, показывает, что общий импорт из Китая в Россию, равно как и русский вывоз в Китай, увеличился в сравнении с предшествующим годом примерно в два раза 152. Однако торговля между ДВР и Северо-Восточным Китаем развивалась не гладко. Приходилось преодолевать многочисленные препятствия, которые воздвигались не только империалистами, белогвардейцами и японскими ставленниками — чжанцзолиневскими властями, но и самим пекинским правительством. Японские империалисты стремились во что бы то ни стало предотвратить восстановление русско-китайской торговли. В ход была пущена уже ставшая к тому времени обычной антибольшевистская пропаганда. Не имея возможности привести какие-либо убедительные аргументы против необходимости торговли между ДВР и Северо-Восточным Китаем, японская газета «Шуньтянь жибао» уверяла китайцев, что «большевизм... явится обязательным спутником торговых сношений», поэтому «не только Китай, но и Япония должны проявить максимум заботливости, чтобы оградить себя от этого зла» 153. Вывод был ясен — нельзя торговать с большевиками. В Северо-Восточном Китае японские империалисты действовали весьма энергично, используя для этого свою китайскую и белогвардейскую агентуру. Стоило только ДВР подписать соглашение с цицикарскими властями об открытии границы и железнодорожного сообщения, как последовала прямая акция тех же китайских вла-. стей против развития русско-китайской торговли. Выдавая себя за поборника точного выполнения мартовского соглашения, губернатор Хэйлунцзянской провин- 151 А. Б. Корецкий, Торговый Восток и СССР, М., 1925, стр. 74. 152 М. И. Сладковский, Очерки экономических отношений СССР с Китаем, стр. 201. 153 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 129, лл. 78-79. 229
ции в середине апреля 1921 г. издал приказ о закрытии к 30 апреля таможен ДВР на станциях Пограничная и Маньчжурия и о переносе их на русскую территорию 154. Эта мера нарушала издавна установившийся порядок и должна была привести к полной дезорганизации только налаживавшейся торговли между ДВР и Китаем. Ссылка на мартовское соглашение была несостоятельна, ибо в приложенном к нему «совместно выработанном условии по открытию железнодорожного движения» 155 указывалось, что с 1 мая по 1 ноября 1921 г. будет производиться только подготовка к переносу всех русских учреждений, в том числе и таможен, в пределы ДВР. Сам же перенос должен был начаться 1 ноября и мог продолжаться в течение трех месяцев. Однако аргументация была абсурдна еще и потому, что соглашение не было ратифицировано ни одной, ни другой стороной. В таком именно духе :и поручалось уполномоченному МИД ДВР на станции Маньчжурия П. Ф. Александровскому заявить протест китайским властям 156. П. Ф. Александровский и управляющий маньчжурской таможней Золкин много раз обращались к разным китайским должностным лицам — и к комиссару по дипломатическим делам министерства иностранных дел на станции Маньчжурия, и к начальнику главного полицейского управления восточных провинций 157, и даже к губернатору Хэйлунцзянской провинции 158. Им удалось, наконец, добиться отсрочки закрытия таможен до конца мая. Борьбу за отмену губернаторского приказа начало и китайское купечество. Закрытие русских таможен угрожало ему большими неудобствами и потерями. Коммерческие круги Харбина выражали недовольство, о чем не раз писали различные газеты. Например, «Дальневосточная трибуна» 21 мая 1921 г. сообщала, что китайцы, занимающиеся торговлей с Забайкальем, заявляют о своем беспокойстве и неудовольствии в связи с возможностью перенесения таможен. Они отмечают, что 154 ЦГАОР, ф. 3476, оп. 1. д. 30, л. 31. 155 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, Д. 306, л. 200. 156 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, Д. 30, лл. 54-55. 157 ЦГАОР, ф. 3476, oп, 1, Д. 72, л, 8. 158 Там же, л. 9. 230
это приведет к задержкам товаров, усложнит осмотр, появятся значительные трудности из-за отсутствия новых зданий, годных для хранения грузов1 59. Против намеченного мероприятия выступили даже американские представители в полосе отчуждения 160. Их позиция объяснялась тем, что закрытие таможен было выгодно прежде всего Японии, которая, намереваясь захватить в свои руки всю торговлю на Дальнем Востоке, стремилась изолировать Китай от экономического сотрудничества с Россией. Властям Северо-Восточного Китая не удалось осуществить своего намерения, и в этом, конечно, известную роль сыграли японо-американские противоречия. Но были и другие, более существенные причины. Нараставшее антияпонское движение китайского народа, протест Дальневосточной республики, за которой стояла крепнущая Советская Россия,— все это и привело к срыву акции, затеянной японским империализмом вместе с его китайскими ставленниками. Вскоре японский империализм вновь выступил против торговли между ДВР и Северо-Восточным Китаем, но теперь уже с помощью своей белогвардейской агентуры. Была предпринята попытка отменить достигнутое в марте соглашение о прямом железнодорожном сообщении Чита — Харбин и снова закрыть границу между двумя государствами. 14 мая 1921 г. черносотенный листок «Маньчжурия» опубликовал объявление белогвардейского штаба так называемых охранных войск. Доводилось до всеобщего сведения, что вывоз в ДВР и Монголию «по железной дороге пли гужом съестных припасов, как-то: зерна, муки, крупы, риса и вообще главных продовольственных продуктов — запрещен» 161. Воспрещался также «вывоз готового платья, обуви и других предметов одежды» 162. Для того чтобы получить право на экспорт этих товаров, надо было просить разрешения в штабе «охранных войск». Легко понять, каков был бы ответ этого штаба на подобную прось- 159 ЦПАОР, ф. 1384, оп. 1, д. 2, л. 121. 160 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 72, л. 39. 161 ЦГАОР, ф. 4208, оп. 2, д. 23, л. 7. 162 Там же. 231
бу. Но большинство китайских купцов, не говоря уже о представителях ДВР, к нему не обращалось, и распоряжение штаба «охранных войск», официально не санкционированное китайскими властями, не принималось во внимание. Белогвардейские охранники, конечно, пакостили, где могли, разбойничали, подчас конфискуя провозимые товары, но прекратить торговлю им не удалось. В случаях, о которых рассказано выше, роль пекинского правительства была достаточно неблаговидной, так как оно попустительствовало силам, пытавшимся сорвать русско-китайское сотрудничество. Но пекинский кабинет, не довольствуясь этим, и сам нанес ощутимый удар по русско-китайской сухопутной торговле, 8 января 1922 г. пекинские газеты опубликовали декрет президента Китайской республики о прекращении с 1 апреля действия русско-китайского торгового договора 1881 г. 163. Эта акция была предпринята без какого бы то ни было согласования с Москвой или Читой и официально объяснялась отсутствием в России правительства, признанного Китаем. Характер аргументации лишь подчеркивал антисоветский смысл президентского декрета и вновь показывал непоследовательность «русской политики» Пекина. Ведь только в сентябре 1921 г. китайский кабинет обращался к Советскому правительству, предлагая ему прислать своего представителя в Пекин. Представитель этот, А. К. Пайкес, как известно, прибыл, но натолкнулся на отказ китайского правительства вести переговоры. 29 марта 1922 г. А. К. Пайкес направил пекинскому кабинету ноту, в которой указывал, что для односторонней денонсации договора 1881 г. не было никаких оснований, так как Советская власть не раз заявляла о своей готовности и желании приступить к пересмотру старых русско-китайских договоров, с тем чтобы «исключить из них те положения, которые мешают дальнейшему развитию дружественных отношений китайского и русского народов» ,64. С аналогичным заявлением обратилась к Китаю и Дальневосточная республика. 163 «Шанхайская жизнь», 6.IV.1922, стр 4. 164 Там же. 232
Вслед за денонсацией договора 1881 г. были предприняты практические меры, затруднявшие развитие русско-китайской торговли. 19 января 1922 г. таможенный комиссар Китая опубликовал распоряжение об отмене льготных условий, установленных для сухопутной торговли России с Северо-Восточным Китаем. Вместо действовавшего там пониженного таможенного тарифа (и даже в некоторых случаях права беспошлинного ввоза и вывоза) вводилась тарифная ставка — 5% с цены импортируемых в Китай товаров 165. Однако правительство ДВР, стремясь создать максимально благоприятные условия для русско-китайской торговли, сохранило у себя прежний льготный тариф для китайских товаров 166. К этому надо добавить, что, учитывая военное положение, правительство Дальневосточной республики принимало действенные меры по охране интересов, имущества и личности китайских коммерсантов, торговавших в ДВР. Характерно, что во всех случаях, когда товары китайских купцов подвергались реквизициям со стороны местных военных или гражданских властей, правительство не ограничивалось наказанием виновных, но всегда и полностью компенсировало потери 167. Правительство следило также за тем, чтобы местные власти, нередко устанавливавшие твердые цены на товары, разрешали китайцам торговать по ценам рыночным. Например, 20 ноября 1920 г. Сретенскому народно-революционному комитету было специально предписано Министерством иностранных дел «приостановить по отношению к китайцам» действие своего приказа о твердых ценах 168. Таможенная политика читинского правительства и его меры по поощрению китайской коммерческой деятельности на территории ДВР сыграли значительную роль в преодолении многих и многих препон, мешавших развитию русско-китайской торговли. В большой степени именно благодаря этому торговля росла, несмотря на сопротивление чужеземной и китайской реакции. При этом в 1921 г. и особенно в 1922 г. она росла не только 165 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 149, лл. 19—20. 166 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 72, л. 8. 167 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 46, лл. 23, 39. 168 Там же, л. 2. 23
вглубь, в смысле увеличения товарооборота, но и вширь, т. е. в смысле расширения охватываемых ею районов. Она вышла за пределы Северо-Восточного Китая и ДВР, фактически достигнув районов Шанхая и Центральной России. Об этом свидетельствуют многие факты. В начале 19'22 г. председатель правления банка ДВР с коммерческими целями ездил в Пекин и Шанхай 1б9. беседуя на обратном пути в Читу с корреспондентом ДАЛЬТА, он заявил, что «экспорт одних лишь мехов из Республики достигает суммы в несколько миллионов рублей» и что только «за последние два месяца (февраль — март 1922 г.— М. П.) ДВР закупила в Шанхае разной мануфактуры свыше чем на 4 000 000 зол. рублей» 170. Ответственные работники ДВР давали весьма оптимистическую оценку торговле ДВР с Китаем. Председатель правления банка говорил, например, что в результате его короткого пребывания в Китае он убедился, что «экономическое сближение ДВР с Китаем быстро прогрессирует» и что китайские фирмы, имеющие дела с ДВР, «прекрасно зарабатывают» 171. Очень многие торговые и финансовые деятели Пекина и Шанхая с горечью отмечали, что «отсутствие торгового соглашения между Китаем, ДВР и Советской Россией приносит большой ущерб интересам китайской торговли». Поэтому они «надеются так или иначе вынудить свое правительство изменить позицию по отношению к России». Некоторые крупные коммерческие фирмы Китая стали направлять своих представителей в ДВР и Сибирь, с тем чтобы открыть там свои конторы. Китайское купечество, торговавшее на территории русского Дальнего Востока, объединилось в так называемую Китайско-сибирскую компанию и в марте 1922 г. направило в МИД ДВР заявление, в котором сообщало о намерении «начать правильные торговые операции с РСФСР» 172. ДВР закупала в Китае товары не только для собственных нужд, но и для отправки в Советскую Россию. В отчете Наркомвнешторга РСФСР IX Всероссийскому 169 «Шанхайская жизнь», 16.IV.1922, стр. 3 170 Там же. 171 «Шанхайская жизнь», 1.IV. 1922, стр. 4. 172 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 149, л. 44. 234
съезду Советов отмечалось, что еще в 1920 г. из Китая были ввезены чай, сухофрукты, индиго и бумажные ткани 173. В 1921 г. хозяйственные органы ДВР производили в Северо-Восточном Китае закупки хлеба для Советской России. Дальбюро ЦК РКП (б) специально обсуждало этот вопрос и пришло к выводу, что имеется полная возможность продолжать и нормально завершить хлебозакупки 174. Очевидно все же, условия в Северо-Восточном Китае осложнились, ибо за восемь месяцев 1921 г. удалось вывезти в РСФСР только 2 тыс. пудов пшеницы 175. Конечно, приведенные факты сами по себе незначительны, но и они тем не менее подтверждают вывод о начавшемся расширении русско-китайской торговли за пределы ДВР и Северо-Восточного Китая. В 1922 г., в значительной степени благодаря посредничеству ДВР, товарооборот между РСФСР и Китаем заметно увеличился. Начались и непосредственные советско-китайские торговые отношения. В начале 1922 г. в Харбине была учреждена контора «Сибдальвнешторга», ставшая первой советской торговой организацией в Северо-Восточном Китае, затем открылась транспортная контора «Доброфлота» 176 Таким образом, ДВР сыграла заметную роль в восстановлении торговли между пограничными областями России и Китая, тем самым подготавливая условия для нормализации советско-китайских торговых отношений. Неизменный рост торговли между ДВР и Китаем — одно из проявлений дружественного сотрудничества двух соседних народов — свидетельствовал о провале усилий империалистов, стремившихся изолировать Китай от общения с революционной Россией. Безуспешные попытки империалистов поссорить народы России и- Китая Империалистические державы не желали мириться с укреплением сотрудничества народов России и Китая, ибо русско-китайская дружба была залогом освобож- 173 «Документы внешней политики СССР», т. IV, М., 1960, стр. 758. 174 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. ,1, д. 63, л. 91. 175 «Документы внешней политики СССР», т. IV, стр. 758. 176 М. И. Сладковский, Очерки экономических отношений СССР с Китаем, стр. 200. 235
дения Китая от оков колониализма и способствовала упрочению Советской власти. В конце 1921 и в 1922 г. они предприняли ряд военных и дипломатических акций, направленных против Советской России, ДВР, а также против национально-освободительного движения китайского народа. Во второй половине 1921 г. Соединенным Штатам удалось получить согласие Англии, Франции, Японии и других капиталистических государств на созыв конференции в Вашингтоне. Здесь американский империализм намеревался изменить соотношение сил на Дальнем Востоке в свою пользу, а также сколотить единый фронт держав против Советской России, ДВР и растущего национально-освободительного движения китайского народа. Токийское правительство отдавало себе отчет в том, что на конференции США попытаются ослабить непомерно усилившиеся территориальные и экономические позиции Японии на Дальнем Востоке. Япония решила поэтому прийти на конференцию с такими козырями, которые дали бы ей возможность выиграть предстоящую дипломатическую игру. Учитывая антисоветские устремления США, Англии и Франции, она попыталась укрепить свое положение при помощи военных и дипломатических побед в Сибири и на русском Дальнем Востоке. И июля 1921 г. японский консул в Харбине Симадо посетил находившегося там проездом товарища министра иностранных дел ДВР И. С. Кожевникова и предложил провести конференцию между представителями правительств Японии и Дальневосточной республики. Предложение было принято 177, и 26 августа открылась так называемая Дайренская конференция. В состав делегации ДВР -входили министр внутренних дел Ф. Н. Петров (глава делегации), И. С. Кожевников и Анохин. 5 декабря 1921 г. в Дайрен (Далянь) прибыл представитель РСФСР Ю. Мархлевский, формально (из-за возражений японской стороны) считавшийся частным лицом., Однако с момента его появления в Даляне именно ему принадлежало фактическое руковод- 177 ЦГАОР, ф. 3853, og. 1, д. 4, лл. 6- 9. 236
ство делегацией ДВР 178. Японская сторона была представлена бывшим генеральным консулом во Владивостоке Мацусимой (глава делегации), начальником штаба японских войск, расположенных на русском Дальнем Востоке, генералом Такаянаги и Симадо. Японцы рассчитывали решить на этой конференции две главные задачи. Во-первых, они хотели вынудить представителей Читы к подписанию такого соглашения, которое узаконило бы японское военное, политическое и экономическое господство на всей территории ДВР. Во-вторых, Япония хотела навязать Дальневосточной республике сделку за счет интересов Китая и тем самым добиться разрыва между Читой и Пекином. Что касается ДВР, то она шла на Дайренскую конференцию, чтобы сделать все для скорейшей мирной ликвидации японской интервенции. Во имя этой цели читинская делегация готова была предоставить Японии значительные экономические льготы, но при условии предварительной эвакуации ее войск. В решении Дальбюро ЦК РКП (б) от 31 августа 1921 г. четко указывалось: «Считать допустимым заключение экономических договоров с Японией лишь после увода японских войск из ДВР и установления мирных взаимоотношений» 179. «Делегация ДВР,— говорил Ф. Н. Петров в беседе с корреспондентом ДАЛЬТА,— явилась в Дайрен с вполне определенным мандатом — добиться немедленной эвакуации японских войск». Ф. Н. Петров отметил, что члены делегации прекрасно сознавали, что эту эвакуацию надо было купить, и они были готовы «предоставить Японии известные компенсации в виде некоторых коммерческих, экономических выгод» 189. 6 сентября 1921 г. делегация ДВР предложила Японии проект соглашения. Он предусматривал двусторонние обязательства: Япония должна была в течение месяца осуществить полную эвакуацию своих войск со 178 Дальбюро ЦК РКП (б) на заседании 28 ноября 1921 г. постановило: «С момента приезда т. Мархлевского в Дайрен, передать ему полное руководство переговорами, независимо от того, будет ли он официально допущен на конференцию или нет» (ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 61, л. 225). 179 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 11, д. 63, л. 87. 180 «Шанхайская жизнь», 7.V.1922, стр. 4. 237
всей территории русского Дальнего Востока, а ДВР после этого предоставляла Японии крупные концессии и некоторые экономические льготы 181. Обнаружив стремление читинской делегации к соглашению и ее готовность идти на известные уступки, японцы сделали ошибочный вывод о том, что сумеют осуществить свои максимальные требования. В конце сентября они предъявили читинской Делегации проект договора из 17 открытых и трех секретных статей 182. Их содержание — это откровенно изложенные условия превращения Дальневосточной республики в колонию японского империализма. ДВР лишалась каких бы то ни было средств морской обороны и отдавалась на милость японских оккупантов. Согласно второй секретной статье, «японское правительство эвакуирует свои войска из Приморской области по собственному усмотрению и в срок, который оно найдет нужным и удобным для себя». Стремясь обезопасить себя от утверждения Советской власти на русском Дальнем Востоке, Япония требовала, чтобы правительство ДВР обязалось «на все времена не вводить на своей территории коммунистического режима и сохранять принцип частной собственности» (ст. 10). Ряд статей о принципе «открытых дверей» и свободе торговли для японцев должен был утвердить японский контроль над экономикой ДВР. В японском проекте имелась группа статей, которые лишала ДВР самостоятельности во внешней политике и делала ее пособником японского империализма. Так, ст. 1 (секретная) обязывала правительство ДВР «соблюдать строгий нейтралитет» в случае «вооруженного конфликта между Японией и третьей державой». Таким образом, Дальневосточная республика лишалась возможности оказать моральную и материальную поддержку Китаю в случае нападения на него японского империализма. Мало того, японские колонизаторы хотели вынудить ДВР нарушить некоторые права Китая, обусловленные 181 С. Григорцевич, Американская и японская интервенция на советском Дальнем Востоке и ее разгром, М., 1957, стр. 139. 182| «Вестник Дальневосточной республики», 1922, № I. стр 53-54 238
его договорами с Россией. Статья 11 обязывала правительство ДВР предоставить японским подданным свободное плавание по рекам Амуру и Сунгари под японским флагом. Тем самым ДВР должна была поступить вопреки русско-китайскому Аргунскому договору 1858 г. (ст. 1), который устанавливал, что плавание по названным рекам разрешается только русским и китайцам 183. Как сообщали Ф. Н. Петров и Ю. Мархлевский в официальном донесении Я. Д. Янсону от 27 марта 1922 г., «Япония хотела бы заключить по китайскому вопросу и другие соглашения, если мы согласимся „открыто, доверчиво“ поговорить об этом с ними» 184. Японские империалисты думали навязать Дальневосточной республике грабительскую сделку за счет Китая и тем самым дискредитировать ее внешнюю политику в глазах китайского народа и китайского правительства. Они всячески пытались убедить делегацию ДВР, что присутствие китайских представителей при решении вопросов, связанных с Китаем, отнюдь не обязательно. «Когда наша делегация, — рассказывал Ю. Мархлевский, — заявила, что она в полной мере признает сувeренитет Китайской Республики и не пойдет на одностороннее нарушение трактатов, японцы в высокомерно- пренебрежительном тоне отвечали — Китай... это что, мы и без него договоримся»185. Но усилия японцев оказались тщетными. Представители ДВР разоблачили провокационный характер японских предложений и решительно отвергли их домогательства. «Мы заявили японцам, — писали в своем донесении Ю. Мархлевский и Ф. Н. Петров, — что права, приобретенные Россией у Китая, могут быть возвращены только Китаю. Желание Японии говорить о Китае в Дайрене было отвергнуто» 186. Разумеется, были отвергнуты и все те требования японцев, которые нарушали политический и экономический суверенитет Дальневосточной республики и увековечивали японскую оккупацию русского Дальнего Востока. 183 «Русско-китайские отношения 1689—1916. Официальные документы», М., 1958, стр. 29. 184 ЦПА ИМЛ, ф: 372, oп. 1, д. 68, л. 42. 185 «Шанхайская жизнь», 4.V.1922, стр. 3. 186 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. ,1, д. 68, л. 42. Ж
Не сумев достичь своих целей дипломатическими средствами, Япония вновь попыталась прибегнуть к средствам военным. Она надеялась таким образом заставить читинскую делегацию в Даляне принять все японские требования и продемонстрировать перед Вашингтонской конференцией окончательное разрешение «сибирского вопроса». К ноябрю японское командование подготовило наступление меркуловской армии из Приморья на Хабаровск. Здесь было направление главного удара, тут сосредоточились основные белогвардейские силы. 21 ноября 1921 г. так называемая «Белоповстанческая дальневосточная армия» начала наступление вдоль Уссурийской железной дороги на Север. Активизировались военные действия и на других направлениях. 30 ноября меркуловцам удалось захватить станцию Уссури, 4 декабря — Иман, а 22 декабря — Хабаровск. Коммунистическая партия подняла массы на решительную вооруженную борьбу против белогвардейских войск, вторгшихся в пределы Дальневосточной республики. Лучшие сыны партии возглавляли партизанские отряды, боевые части Народно-революционной армии, показывали пример самоотверженного труда в тылу. Преодоление новой кровавой авантюры империалистов и белогвардейцев потребовало напряжения всех сил народа и затянулось на несколько месяцев. Лишь в середине февраля 1922 г. в результате геройского штурма Волочаевки был освобожден Хабаровск, затем, в марте, — Иман, а к началу апреля Народно-революционная армия вышла на подступы к Спасску. Белогвардейцы и интервенты удерживались лишь в Южном Приморье и некоторых других районах Дальнего Востока. Провал меркуловского наступления убедил японцев в том, что им не удастся осуществить своих планов в Даляне. Надобность в Даляне отпала и в связи с тем, что закончилась Вашингтонская конференция (февраль 1922 г.). Хотя Соединенные Штаты нанесли Японии в Вашингтоне серьезное поражение, значительно подорвав ее позиции в Китае, но в то же время вместе с другими участниками конференции они одобрили про- 240
должение японской вооруженной интервенции против Советской России и ДВР. Не добившись своих целей, Япония решила сорвать переговоры в Даляне. Несмотря на то что к концу марта между двумя сторонами в основном уже были согласованы главные условия торгового договора 187, японцы вдруг стали снова выдвигать абсолютно неприемлемые пункты из своей первоначальной программы и отказались принять требование делегации ДВР об установлении точного срока эвакуации интервенционистских войск. 16 апреля 1922 г. Мацусима, получив распоряжение из Токио, заявил о прекращении переговоров. Японская делегация таким образом сорвала Дайренскую конференцию. Срыв конференции в Даляне явился очевидным свидетельством провала попыток токийского кабинета превратить ДВР в японскую колонию и вызвать вражду между новой Россией и Китаем. Вместе с тем работа читинской делегации в Даляне была новым подтверждением того, что принципы дружбы и сотрудничества с Китаем — не только декларация, а практическая политика Дальневосточной республики. Это вновь было продемонстрировано в сентябре 1922 г. на Чанчуньской конференции, где по предложению японского правительства опять встретились представители РСФСР, ДВР и Японии. К тому времени Япония почти утратила надежду на возможность удержать в своих руках советские земли военными средствами и поэтому снова решила попытать счастья на дипломатическом поприще. Однако попытки токийской делегации навязать Советской России и ДВР договор на условиях сохранения японской оккупации Северного Сахалина были решительно и категорически отвергнуты. Линия поведения представителей ДВР в Чанчуне была определена постановлением Дальбюро ЦК РКП (б) от 9 сентября 1922 г. 188. Делегации предлагалось вести переговоры методами «решительными и твердыми, без боязни разрыва», если японцы будут выдвигать условия, нарушающие территориальную целостность и поли- 16 М. А. Персии 241 187 См. интервью Ф. Н. Петрова в газ. «Шанхайская жизнь», 29.IV. 1922, стр. 4. 188 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 132, л. 136.
тический суверенитет ДВР. Принимая это решение, Дальбюро исходило также из того, что непреклонная защита независимости и суверенитета ДВР «укрепит почву нашего сближения с Китаем», так как окажет моральную поддержку китайскому народу в его освободительной борьбе против японских и других империалистических угнетателей. Попытки вызвать вражду между ДВР и Китаем предпринимались империалистами не только в ходе дипломатических переговоров, но и в процессе проведения наступательных операций меркуловской армии. Организуя меркуловский поход против ДВР, Япония и США принимали все меры к тому, чтобы поссорить народы Китая и России. Япония действовала через свою китайскую агентуру в Северо-Восточном Китае и вместе с другими державами фактически вовлекала пекинское правительство в лагерь участников новой кровавой авантюры. Враждебная по отношению к ДВР политика пекинского кабинета и Чжан Цзо-линя в основном выражалась в попустительстве белогвардейцам, в предоставлении им возможности пользоваться территорией. Северо-Восточного Китая для формирования своих отрядов и нападения на ДВР. Белогвардейские части не только устраивали вооруженные набеги из Северо-Восточного Китая, но и всякий раз укрывались там, когда вынуждены были отступать под ударами Народно-революционной армии или партизанских отрядов. Еще в конце 1920 г. семеновские войска, выброшенные партизанами из Забайкалья, были приняты под защиту китайскими властями, укрывшими их в Северо- Восточном Китае. Вслед за тем китайское командование перебросило белогвардейцев по железной дороге в Южное Приморье 189. С этого времени военные власти Северо-Востока все более открыто поддерживают белых и оказывают им всяческое покровительство. На станции Маньчжурия в 1921 г. был образован штаб так называемого «белоповстанческого движения» во главе с казачьим генералом Шильниковым. Штаб усиленно формировал в Северо-Восточном Китае бело- 189 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 322, л. 1. 242
гвардейские отряды и руководил их разбойничьими набегами на Забайкалье и Амурскую область. Ударам подвергались мирные поселки и деревни, железнодорожные магистрали, станции и промышленные предприятия. Госполитохрана ДВР перехватила письмо Шильникова, адресованное Гордееву — начальнику белогвардейского отряда, переброшенного в Могзонский район (около Читинской железной дороги). Генерал приказывал своему подчиненному организовать порчу дороги и взрыв мостов 190. Официальные документы ДВР буквально пестрят сообщениями о формирующихся на китайской земле белогвардейских отрядах. В конце 1921 г. в Китае организовался белогвардейский отряд в 400 человек, которому надлежало «двинуться на Нерчинский завод» 191. В январе 1922 г. на китайской территории, против поселка Буссе, начал формироваться отряд белогвардейцев под командой Метелкина 192. Таких примеров можно было бы привести еще немало. Дальневосточная республика неоднократно протестовала против попустительства белогвардейцам со стороны китайского правительства, указывая на то, что такая его линия отнюдь не способствует упрочению дружбы и сотрудничества двух соседних народов. Уже в декабре 1920 г. Министерство иностранных дел ДВР заявило протест пекинскому представителю в Чите против использования белогвардейцами китайской территории 193. 27 апреля 1921 г. Учредительное собрание ДВР обращало внимание пекинского правительства на абсолютную безнаказанность действий белогвардейцев в полосе отчуждения и на необходимость прекращения поддержки их со стороны китайских властей 194. В конце мая 1921 г. уполномоченный ДВР на станции Маньчжурия П. Ф. Александровский заявил китайскому комиссару по дипломатическим делам в Северо-Восточном Китае протест против очередного белогвардейского набега на русские земли. «В ночь на 25— 26 мая, — говорилось в заявлении, — отряд белогвардей- 190 Там же, л. 3. 191 ЦПА ИМЛ, ф. 144, oп. 1, д. 124, л. 60. 192 Там же, л. 646. 193 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 133, л. 71. 194 ЦГАОР, ф. 4513, oп. 1, д. 14, лл. 224—225. 16* 243
цев... переправился на китайских лодках через реку Аргунь... и повел наступление на село Дуровское. Ружейным и пулеметным огнем наступление было отбито, после чего противник стал отходить на север, откуда вторично повел наступление, которое, как и первое, было отбито. Противник после этого скрылся на китайской территории». Александровский призывал китайское правительство «во имя добрососедских отношений между обеими республиками» удалить с территории Китая все вооруженные белогвардейские отряды 195. Эти протесты, однако, не возымели действия, и в конце 1921 г. в связи с меркуловским наступлением Северо-Восточный Китай стал плацдармом для еще более активных операций белогвардейцев, нападавших на тылы и коммуникации Народно-революционной армии и партизанских отрядов. 41 февраля 1922 г. Правительство ДВР направило пекинскому правительству ноту 196, протестуя против действий властей Северо- Восточного Китая, «нарушающих дружественные отношения между Дальневосточной республикой и Китайской Республикой». В ноте приводилось очень много конкретных примеров, «когда белогвардейцы переходили китайскую границу туда и обратно, нападая на войска ДВР». Кроме того, отмечалось, что «в разных пунктах китайской территории происходит формирование русских белогвардейских отрядов, намеревающихся выступить против Дальневосточной республики». «Китайское правительство, — говорилось в заключительной части ноты, — оказывает покровительство русским белогвардейским отрядам и организациям, действующим против Дальневосточной республики». Категорически протестуя против этого, Министерство иностранных дел заявляло, что «дружественные отношения между обеими Республиками могут быть сохранены только в том случае, если китайским Правительством будут приняты меры к прекращению содействия и покровительства лицам и организациям, враждебным Дальневосточной республике». 195 ЦГАОР, ф. 3476. оп. 4, д. 306, л. 183. 196 «Документы внешней политики СССР», т. V, М., 1961, стр. 98--99. 244
Японские империалисты не довольствовались тем, что им удалось обеспечить белогвардейским войскам пособничество местных властей Северо-Восточного Китая и пекинского правительства. Они пытались испортить отношения между Китаем и ДВР с помощью лживых слухов: Весной и летом 1922 г., когда особенно широко развернулась партизанская борьба за освобождение Приморья, японская и белогвардейская печать стала вновь распространять слухи, будто ДВР концентрирует свои войска на границах с Китаем, чтобы вторгнуться в полосу отчуждения и захватить КВЖД. Усиленно муссировалась версия, что войска ДВР получат в полосе отчуждения реальную поддержку находившихся там официальных представителей Читы и коммунистов, которые для этого завезли в Харбин и тайно хранят огромное количество оружия 197. 27 февраля 1922 г. полиция Чжан Цзо-линя и офицеры главного штаба китайских войск произвели сорок обысков в различных официальных учреждениях ДВР, даже в канцелярии и на квартире особоуполномоченного читинского правительства Э. К. Озарнина, а также в помещениях профсоюзов, в рабочем клубе и домах многих русских граждан 198. Консулы иностранных держав в Харбине весьма живо интересовались происходившими событиями и с нетерпением наводили справки о ходе обысков 199. Но, к их большому огорчению, никакого оружия нигде обнаружено не было. 1 марта 1922 г. Министерство иностранных дел ДВР направило ноту протеста министру иностранных дел Китая Ян Хой-цину 200. В ноте указывалось, что китайское правительство, покровительствуя белогвардейцам, фактически проводит враждебную по отношению к ДВР политику и препятствует горячему стремлению народов двух соседних стран жить в мире и тесной дружбе. Официальные представители Пекина в Маньчжурии, в том числе заместитель комиссара по иностранным делам Ли Шао-чеи, вынуждены были заявить о 197 См. «Шанхайская жизнь», 7.III. 1922, стр. 4-5. 198 «Шанхайская жизнь», 4.III. 1922, стр. 2—3. 190 Там же 200 «Документы внешней политики СССР», т. V, стр. 126—127.
своей абсолютной непричастности к обыскам 201. Что же касается китайского правительства, то оно долго молчало, затем Допыталось увильнуть от прямого ответа и лишь после новой ноты, направленной ему 19 апреля 1922 г. пекинской миссией ДВР, заявило 1 мая 1922 г. о своем глубоком сожалении по поводу обыска, произведенного у Э. К. Озарнина, и сообщило, что приказало маньчжурским властям впредь относиться к представителю ДВР в Харбине с особым вниманием и дать ему охрану Несмотря на полный провал «операции 27 февраля», провокационная работа врагов русского и китайского народов не остановилась. В начале мая 1922 г. японская газета «Хоци» сообщила, что «большое количество красных войск появилось южнее станции Маньчжурия» и что в середине мая они намерены захватить, кроме Маньчжурии, еще Чжалайнор и Хайлар. «Одновременно предполагаются взрывы полотна железной дороги и мостов» 203. Дополняя «Хоци», белогвардейская «Зарубежная мысль» писала: «В Харбине раскрыта опросная коммунистическая организация, поставившая целью произвести грандиозный переворот по всей полосе отчуждения» 204. Поддерживая эти провокационные утверждения, китайские власти Северо-Востока даже обратились к уполномоченному ДВР в Харбине с просьбой ответить, «чем может быть вызвано намерение ДВР ввести войска на китайскую территорию» 205. Политический смысл этих слухов был очевиден. Дальбюро в своем обращении к областным партийным комитетам указывало, что империалисты таким путем стремятся сорвать «наладившиеся до некоторой степени взаимоотношения с китайской республикой» 206. Как справедливо отметил особоуполномоченный ДВР в полосе отчуждения Э. К. Озарнин, русско-китайская дружба и сотрудничество «невыгодны третьей стороне, раз- 201 «Шанхайская жизнь», 8.III,1922, стр. 6. 202 См. «Документы внешней политики СССР», т. V, стр. 227— 228, 733—734. 203 Цит. по газ.: «Шанхайская жизнь», 23.V.1922, стр. 4. 204 «Шанхайская жизнь», 28.V. 1922, стр. 5. 205 «Шанхайская жизнь», 23.V.1922, стр. 6. 206 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 103, л. 58. 246
дувающей провокационные слухи и сеющей ложь и разного рода инсинуации для того, чтобы вбить клин в те отношения, которые издавна существовали между народами русским и китайским» 207. Были здесь и другие причины. Японские империалисты в то время имели серьезные основания беспокоиться за исход милитаристской войны в Китае между Чжан Цзо-линем и ставленником Англии и США — У Пэй-фу. Они весьма опасались возможного поражения своей агентуры в Северо-Восточном Китае и поэтому хотели оккупировать полосу отчуждения и КВЖД под предлогом необходимости защитить Китай от «советской агрессии». Провокационные слухи, распространявшиеся врагами русско-китайского сотрудничества, были опровергнуты главнокомандующим Народно-революционной армией В. К. Блюхером. 23 мая 1922 г. в беседе с корреспондентом ДАЛЬТА он сказал, что «такие слухи пускались заинтересованной стороной по мере надобности и раньше, но особенно методически... стали муссироваться в связи с политическими событиями в Китае. Надо же чем-нибудь, по крайней мере для видимости, мотивировать постоянное передвижение некитайских (японских.— М. П.) войск в полосе отчуждения... Что же касается нашей республики, — продолжал В. К. Блюхер, — то мы не концентрировали своих сил на китайской границе. Правда, военное командование, отдавая себе отчет в том, что на территории Китая беспрепятственно и безнаказанно рекрутируются белогвардейские банды, пытающиеся от поры до времени совершать свои налеты на территорию ДВР, вынуждено принимать меры для охраны границ нашей республики. Но и только, дальше этого военное командование не имеет никаких заданий» 208. Разоблачения, однако, не остановили грязную работу империалистов. Не довольствуясь распространением лживых слухов, они неоднократно пытались спровоцировать военный конфликт между Россией и Китаем. В частности, такая попытка была сделана в самом конце 1922 г., уже после ликвидации ДВР. 3 декабря 1922 г. 207 «Шанхайская жизнь», 23.V.1-922, стр. 6. 208 «Шанхайская жизнь», 30.V.1922, стр. 2—3. 247
главнокомандующий китайскими войсками в Северо- Восточном Китае генерал Чжу телеграфировал командующему V армией И. П. Уборевичу о том, что в 3 часа утра того же дня «отряд белых разбойников» прибыл на станцию Чжалайнор и совершил вооруженное нападение на казармы китайских войск 209. Генерал не сомневался в том, что эти бандиты не имели никакой связи с красными войсками, и обращался к Уборевичу лишь для того, чтобы попросить о принятии мер к ликвидации белой банды, если она перейдет на русскую территорию. Командование V армии приветствовало генерала Чжу за его стремление поддерживать мир на советско- китайской границе и дало своим пограничным частям распоряжение о преследовании и ликвидации белобандитов в случае их появления на русской территории. Красное командование полагало, что на этом чжалайнорский инцидент можно считать законченным. Так бы, вероятно, и произошло, если бы не вмешательство империалистов, которые попытались использовать чжалайнорские события для провокации конфликта между РСФСР и Китаем. По-видимому, японское командование оказало давление на хэйлунцзянского генерал-губернатора, тот незамедлительно информировал Пекин «о нападении Красной Армии на китайскую воинскую часть», а пекинское министерство иностранных дел поручило своим представителям в Москве и Чите заявить протест советским властям. 6 декабря 1922 г. последовали два демарша: один, обращенный к Наркоминделу 210, а другой — к Дальревкому 211. Как в Москве, так и в Чите представителям Пекина разъяснили действительный ход чжалайнорских событий. Тем не менее через несколько дней китайский представитель Шен вновь обратился в Наркомин- дел с тем же заявлением о нападении Красной Армии на китайские казармы. И снова правительство РСФСР терпеливо опровергало измышления провокаторов. 29 декабря глава второй советской миссии в Пекине 209 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 171, л. 179. 210 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 146, лл. 41—42. 211 ЦПА ИМЛ, ф. 572, оп. 1, Д. 171, лл. 179, 181. 248
А. А. Иоффе 212 опубликовал от имени Совнаркома новый, уже третий меморандум Китаю. В нем еще подробнее говорилось об атаке белых в Чжалайноре и отмечалось, что «опасность подобных атак остается на все время, если белогвардейские элементы будут терпимы на китайской территории и покуда им будет оказываться помощь со стороны маньчжурских властей» 213. Для провоцирования вражды между ДВР и Китаем использовались не только белогвардейцы, но и шайки хунхузов, количество которых в полосе отчуждения значительно увеличилось за годы войны. Япония проявляла большую активность в организации этих шаек. Как сообщала китайская газета «Ишибао», лишь с июня 1920 г. по март 1921 г. японцы организовали в пограничных с Россией районах 27 отрядов хунхузов, обеспечив их необходимым вооружением 214. Японское командование особенно интенсивно стало формировать отряды хунхузов в конце 1921 г., когда началось меркуловское наступление на Хабаровск. Командующий японской экспедиционной армией на Дальнем Востоке генерал Тачибанна (сменивший в январе 1921 г. генерала Оой) отдал приказ некоему Гамади Масаицы об организации разбойничьих шаек из китайских деклассированных элементов в районе Спасска 215. Хунхузы действовали прежде всего против таких объектов в ДВР, которые имели общегосударственное значение. В этом, пожалуй, особенно явственно чувствовалась направляющая рука японского командования. Главный удар хунхузы наносили по золотым приискам, чем причиняли огромный ущерб и без того подорванному хозяйству республики. Разбойничья деятельность хунхузов принимала такие масштабы, что порой грозила полным прекращением золотодобычи во многих районах. Управление горными разработками ДВР неоднократно обращалось к правительству с просьбой об уси- 212 Миссия А. А. Иоффе прибыла в Пекин 12 августа 1922 г. Она заменила, таким образом, делегацию Пайкеса, отбывшую в Москву в том же месяце. 213 «Peking daily news», 5.I.1923. 214 С. Григорцевич, Американская и японская интервенция...,. стр.118. 215 ЦПА ИМЛ, ф. 372, оп. 1, д. 99, лл. 36, 64. 249
лении воинской охраны приисковых районов. Очень характерное письмо было отправлено им 21 марта 1921 г. в военное министерство 216. «Свыше года уже горное ведомство, — говорилось в этом послании, — безрезультатно настаивает перед военными властями о защите золотого промысла от нападений и разграблений... хунхузами. В первых числах февраля разграблены прииски Улунгинского района, сегодня получены телеграммы о разграблении районов Ивановского и Ленского. Везде много жертв, взято золото и продукты, население терроризовано, в панике покидает прииски». В письме указывалось, что сложившееся положение может привести к полной ликвидации горного промысла, тогда как в данный момент «золото... нужно государству и, в частности, армии... более, чем когда-либо». По заданию империалистов хунхузы организовывали также частые набеги на русские селения, грабили и терроризовали крестьян. Представитель Благословенской волости Андрей Цха 24 июня 1922 г. весьма подробно рассказывал на заседании Амурского областного управления о бедствиях, которые терпят крестьяне от набегов хунхузов 217 «На село Благословенное,— говорил он,— ежегодно нападают крупные шайки хунхузов, оперирующие круглый год на китайском берегу Амура ...в последние два года имело место три крупных набега, хунхузами перебито много молодых людей, защищавших свое село, уведено несколько сот лошадей и рогатого скота, сожжено много домов, в том числе школа и почтовотелеграфное отделение; в процессе многочисленных эвакуаций села погибло от холода и голода несколько десятков детей и женщин; волость разорена почти до состояния нищеты; запашки сократились до ужасающего минимума». В заключение Андрей Цха заявил, что если «не будут приняты меры до 1 августа, то ожидающее новых нападений население до начала зимы разбежится по соседним волостям». Известны также случаи, когда отряды хунхузов, выдавая себя за красных партизан, организовывали набеги на села со смешанным населением и подвергали грабежу и насилиям только китайцев и корейцев. 216 См. ЦГАОР. Ф. 4417. оп. 1. л. 101. л. 34 217 ЦГАОР, ф. 4208, on. 1, д. 242, л. 104 250
Например, еще в начале мая 1920 г. шайка конных хунхузов под видом партизан с красным знаменем ворвалась в село Владимиро-Александровское Приморской области и стала производить поборы с торговцев-китайцев и земледельцев-корейцев 218. С. Григорцевич справедливо отмечает, что организация разбойничьих налетов на русские деревни и села имела целью оправдать пребывание японских войск в Приморье и дискредитировать правительство и местные власти ДВР, якобы неспособные даже защитить свой народ 219. Но, кроме того, деятельность хунхузов должна была испортить отношения между русским и китайским народами, между Китаем и ДВР. В подготовке и проведении нового вооруженного похода против ДВР в 1921 и 1922 гг. японские империалисты получили всестороннюю поддержку других держав. Англия в сентябре 1921 г. организовала переброску в Приморье с Ближнего Востока до тысячи белогвардейцев и белоказаков. Мало того, когда наступление меркуловцев было отбито, английское правительство фактически стало подталкивать и поощрять Японию на организацию еще одного вооруженного похода против ДВР 220. Это совершенно явственно обнаружилось, в частности, на заседаниях палаты общин. 1 мая 1922 г. в английском парламенте депутат Аммон обратил внимание членов палаты общин на то, что Япония фактически ведет военные действия против ДВР и что это отнюдь не соответствует ее обещанию на Вашингтонской конференции вывести войска из Сибири и русского Дальнего Востока. Затем Аммон спросил: «Какого рода протест намеревается заявить в связи с этим британское правительство?» «Правительство не намеревается предпринимать каких-либо действий» 221, — ответил от имени кабинета министров Джемс Паркер. 219 С. Григорцевич, Американская и японская интервенция..., стр. 118. 218 «Шанхайская жизнь», 9.VI.1920, стр. 5. 220 Такой поход был организован в самом конце 1922 г. Его осуществляла так называемая «Земская рать» во главе с белогвардейским генералом Дитерихсом. 221 «The Parliamentary debates. Official report. House of Commons, 1922», vol. 153, London, 1922, p. 975. 251
Примерно то же повторилось в палате общин и 22 мая. Лидер лейбористской фракции парламента Клайне обратился с запросом к правительству по поводу сделанного 16 мая Г В. Чичериным заявления в Генуе о том, что нападение Японии на ДВР автоматически приведет к состоянию войны с Россией. «Поскольку, — сказал Клайне, — такого рода угроза является постоянной, пока Япония оккупирует сибирскую территорию, и ввиду того, что Япония обещала державам эвакуировать свои войска, не обратится ли великобританское правительство к союзному японскому правительству с дружеским напоминанием о том, чтобы оно без дальнейших проволочек эвакуировало свои войска с русской территории?» 222. Ответ лорда — хранителя печати Остина Чемберлена был краток и ясен: «Правительство, — сказал он, — не намерено делать дружественных представлений Японии о немедленной эвакуации Сибири. Оно надеется, что в свое время японское правительство вспомнит о своих обещаниях» 223. Считая Японию главной силой в борьбе против большевизма, британские империалисты нагло обосновывали «право» своих японских партнеров на колонизацию Восточной Сибири. Еще 20 июля 1921 г., после очередного запроса о сроках вывода японских войск из Владивостока и Сибири, выступил один из махровых консерваторов, сэр Дж. Д. Рис, и выразил удивление, что в парламенте задаются такие вопросы. «Ведь члены японского парламента, — воскликнул он, — не задают вопросов, когда Великобритания эвакуирует Индию, Гибралтар, Мальту или Южную Африку!» 224. Ту же мысль высказал английский посол в Токио Чарльз Элиот в апреле 1921 г. в письме своему американскому коллеге Моррису. Он указывал, что «не видит причин, почему английское правительство должно препятствовать национальным планам Японии, ибо в отличие от других стран ее интересы в Сибири жизненны и неотложны» 225. Еще более активно поддерживало 222 223 Ibid, vol. .154, р. 811. Ibid, р. 812. 224 Ibid, vol. 144, London, 1921, pp. 2169—2170. 225 См. P. Tompkins, American-Russian relations in the Far Fast, New York, 1949, p. 159. 262
Японию правительство Франции. В марте 1922 г. маршал Жоффр прибыл с официальным визитом в Токио, где вел переговоры о японским правительством об организации совместной борьбы против Советской власти. Оценивая итоги своих бесед в Токио, Жоффр с удовлетворением подчеркнул, что по «русскому вопросу» Япония «держится одинаковых взглядов с Францией» и что между этими двумя державами «достигнуто соглашение» по поводу метода борьбы с большевиками 226. Чтобы было ясно, о каких методах идет речь, маршал добавил, что он, «как военный, борьбу эту мыслит только в форме активного выступления» 227 Но французское правительство и до этого не было пассивным и весьма энергично снабжало отряды хунхузов вооружением. Разведывательное управление Народно-революционной армии сообщало в своей официальной сводке, что в декабре 1921 г. в Харбине были обнаружены специальные организации по сбыту оружия хунхузам. Как выяснилось при этом, «закупка и продажа вооружения происходили... при непосредственном участии французского и английского консульства» 228. Дружба с Китаем — воля народа, воля большевистской партии Несмотря на политические и военные провокации империалистов, несмотря на помощь китайских властей белогвардейцам, поссорить народы Советской России и Китая не удалось. Усилия врагов советско-китайской дружбы встретили решительное противодействие Дальневосточной республики и широких масс китайского народа. Большевистская партия и правительство, рабочие и крестьяне ДВР исходили из того, что угнетенный китайский народ не может нести ответственности за действия реакционного пекинского кабинета, а тем более за действия японских агентов-чжанцзолиневцев. Более того, большевики отлично видели, что даже реакционный пекинский кабинет мог бы и не проводить 226 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 75, л. 153. 227 Там же. 228 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 185, л. 14. 253
столь активного антисоветского курса, не находись он под контролем империалистов. В этих условиях каждый шаг ДВР в отношении Китая имел большое политическое значение и мог либо способствовать, либо препятствовать установлению дружеских отношений между двумя народами. Партия требовала от всех работников, гражданских и военных, соприкасавшихся с китайским населением, величайшей осторожности, политического такта и безусловного доброжелательства. «Китайцам —самое внимательное отношение» 229, — записало Дальбюро ЦК РКП (б) в своем постановлении от 9 июня 1921 г., и такое отношение проявлялось постоянно. Разумеется, в условиях гражданской войны, интервенции и частых провокаций, организуемых японскими захватчиками или их агентами, были неизбежны отдельные случаи, когда ущемлялись интересы и китайских подданных. Но если в таких случаях были повинны граждане или организации ДВР, правительственные и партийные органы строго взыскивали с виновных и добивались удовлетворения потерпевших. 25 февраля 1921 г. китайское консульство в Чите пожаловалось правительству ДВР на ошибочно произведенную реквизицию части товаров у китайского купца в Сретенске Чи Фу-чина. Уже 3 марта консульство получило ответ о том, что «сделано распоряжение областному нарревкому в Сретенске о прекращении реквизиций», и о том, что «все меры по защите прав и интересов китайских граждан... принимаются» 230. Так же как и в сретенском случае, поступило правительство ДВР 19 ноября 1920 г., отменив реквизицию товаров китайских купцов, произведенную Нерчинским нарревкомом 231. Особенно строго взыскивала партия с коммунистов, если они допускали ошибки, приводившие к ущемлению интересов китайских граждан. Так, 15 ноября 1921 г. секретариат Дальбюро ЦК РКП (б), заслушав сообщение о незаконной конфискации комячейкой Нерчинского укома партии товаров китайского подданного поручил Забайкальскому губкому произвести строжайшее расследование, а ячейку? 229 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 65, лл. 228—229. 230 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 46, л. 39. 231 ЦГАОР, ф. 3476, оп. ,1, д. 65, л. 116. 254
«совершившую незаконную конфискацию товара, распустить и перерегистрировать» 232, что, как известно, являлось высшей мерой партийного взыскания. Несмотря на то что власти ДВР с первого дня своего существования действенно охраняли жизнь и имущество всех иностранцев, находившихся на территории республики, тем не менее читинское правительство приняло в начале 1921 г. специальные меры защиты интересов китайских граждан. Как уже говорилось, 3 февраля 1921 г. правительство постановило образовать для этой цели специальный китайский подотдел в составе Министерства иностранных дел. Искренними стремлениями к дружбе с китайским народом были продиктованы действия властей и населения ДВР в мрачные дни разбойного похода унгерновских полчищ в Монголии. Захватив 4 февраля 1921 г. Ургу, белогвардейцы учинили дикую резню среди монгольского и китайского населения 233. Тысячи китайцев бежали от бандитов в Дальневосточную республику, где были встречены с большим радушием и сердечностью. Читинское правительство предоставило приют не только беженцам-трудящимся, но и большой группе высокопоставленных китайских чиновников. Среди них были бывший генерал-губернатор Монголии Чэн И с четырьмя секретарями, губернатор Кобдо — Ли Юань с чиновником и адъютантом и многие другие 234. Правительство ДВР предоставило неимущим беженцам большую продовольственную помощь и организовало их бесплатную отправку на родину по железной дороге235. Чтобы сократить столь обычные тогда стоянки поездов, перевозивших китайцев, служащие и рабочие железной дороги выходили на сверхурочные работы и принимали различные иные меры, способствовавшие улучшению движения составов. Уполномоченный Министерства иностранных дел в Верхнеудинске Кулагин сообщал, что в результате этих усилий удалось добиться «хорошего порядка», при котором совершенно аннулирована задержка эшелонов 236. 232 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 50, л. 307. 233 ЦГАОР, ф. 4417, oп. 1, д. 80, л. 95. 234 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 27, л. 26. 235 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 1, д. 80, л. 95. 236 ЦГАОР, ф. 3476, oп. l, д. 305, л. 2. 255
Партия особенно заботилась о безусловном соблюдении принципа неприкосновенности китайской территории, что в обстановке гражданской войны и интервенции было чрезвычайно важно, ибо военные действия развертывались подле границ Северо-Восточного Китая, земли которого к тому же стали плацдармом и убежищем для белогвардейцев и хунхузов. 23 сентября 1922 г. Дальбюро приняло специальное постановление о том, чтобы, «преследуя белобандитов, ни в коем случае не занимать нашими войсками станции Маньчжурии, а также избегать перехода китайской границы» 237. Требование партии неукоснительно исполнялось, хотя порой это весьма осложняло проведение боевых операций против белогвардейцев и хунхузов и иногда позволяло бандитам, укрывавшимся на китайской земле, избежать разгрома. Газета «Пекин дейли ньюс» поместила статью о военных действиях Народно-революционной армии 238. Автор рассказал, в частности, об одном боевом эпизоде, в котором очень ярко проявилось глубокое уважение Народно-революционной армии и ее командования к неприкосновенности территории Китайской республики. 14 февраля 1922 г. НРА, разгромив противника, освободила Хабаровск. Стремительно наступая в южном направлении, она вышла 24 февраля к Розенгардовке. Дальнейшее движение преграждала хорошо укрепленная позиция белых в районе станции Бикин. Фронтальная атака против Бикина сулила огромные трудности и потери. Положение наступающих было бы значительно облегчено в случае обходного маневра через китайскую территорию. «Однако такое решение,— пишет автор, являлось неприемлемым для высшего красного командования. Поэтому главком Блюхер решил взять Бикин атакой в лоб». Так даже соображения военной необходимости отодвигались на второй план перед стремлением ДВР крепить дружбу с Китаем и устранять все то, что могло бы помешать ее развитию. Большое значение для установления русско-китайской дружбы имели отношения между пограничными властями и жителями ДВР и Китая. Поэтому Даль- 237 ЦГДАР, Ф, 3476. оп. 1, д. 131, л. 209. 238 «Peking daily news»' 6.IV. 1922. 256
бюро 11 мая 1921 г. приняло решение о том, что при каждом областном эмиссаре и в каждом важном пограничном пункте должен находиться уполномоченный Министерства иностранных дел. Однако «фактическим руководителем в международных сношениях в местном масштабе», как сказано было в этом постановлении, оставался сам областной эмиссар, которому подчинялся мидовский уполномоченный 239. В связи с необходимостью сокращения штатов в первой половине сентября должности уполномоченных Министерства иностранных дел в областных городах республики (Благовещенске, Хабаровске, Верхнеудинске и Никольске-Уссурийском) были упразднены, а их функции полностью возложены на эмиссаров, ставших, таким образом, представителями и этого министерства 240. В ноябре 1921 г. МИД разработало специальную инструкцию, определявшую внешнеполитические функции эмиссаров 241. В этом документе указывалось, что одна из важнейших задач эмиссаров состоит в том, чтобы предлагать меры, «которые могли бы способствовать упрочению... дружественных отношений между пограничными жителями обоих государств». Эмиссары должны были вступать в контакты с иностранными представителями и иностранцами по делам местного характера, содействовать гражданам области в их сношении с лицами или учреждениями иностранных государств, разрешать всякого рода мелкие конфликты, а также вопросы, связанные с переходом границы. В случае необходимости эмиссар должен был обращаться к Министерству иностранных дел, предоставляя ему нужные материалы и документы. Уполномоченные МИД и областные эмиссары ДВР в своих практических отношениях с китайскими даоинями руководствовались принципами ленинской внешней политики и много сделали для того, чтобы утвердить в сознании китайских граждан правильное понимание этих принципов и тем самым способствовать сближению и дружбе двух народов. Контакты пограничных властей ДВР и Китая стали 239 ЦПА ИМЛ, ф. 372, oп. 1, д. 54, л. 56. 240 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 354, л. 1, а также д. 114, лл. 166— 167. 241 ЦГАОР, ф. 3476, oп 1, д. 354, лл. 2—4. 17 М. А. Персиц 257
явлением повседневным, вполне регулярным и были весьма дружественными. Установился порядок, согласно которому ответственные должностные лица пограничных областей непременно обменивались дружескими посланиями по торжественным случаям, а также при вступлении нa должность или освобождении от нее. Так, например, Д. А. Носок-Турский, вступив на пост амурского областного эмиссара ДВР, 16 июня 1921 г. сообщил об этом даоиню Хэйлунцзянской провинции. В специальном послании он выражал надежду, что «дружественные отношения двух соседних Республик — Великой Китайской и Нашего Правительства еще более закрепятся здесь на Амуре в нашей совместной практической работе» 242. 24 июня даоинь Чжан Шоу-цзэн в ответном послании приветствовал назначение Д. А. Носок-Турского и писал: «Я полагаю, что при нашей открытой согласованной работе нам удастся поддержать и еще более закрепить создавшиеся здесь добрососедские отношения наших народов» 243. Носок-Турскому удалось установить действительно добрые отношения с китайскими властями и оставить у них самое лучшее мнение о себе и намерениях своего правительства. Видимо, поэтому хэйлунцзянский даоинь решил выразить свои симпатии эмиссару ДВР не совсем обычным способом. Перед отъездом в Читу Носок-Турский получил в подарок портрет Чжан Шоу-цзэна с дружеской надписью. Носок-Турский поблагодарил даоиня за портрет, который, как он писал, «останется приятной памятью о нашем совместном сотрудничестве... по закреплению и углублению дружественных отношений двух народов-соседей — Китая и Дальневосточной Республики» 244. Пограничным властям двух республик приходилось совместно заниматься десятками вопросов самого разнообразного свойства и различной степени сложности: споры из-за отдельных земельных участков 245, условия земельной аренды для русских в Китае и для китайцев: 242 ЦГАОР, ф. 4417, oп. 1, д. 118, л. 186. 243 Там же, л. 124. 244 Там же, л. 59. 245 ЦПА ИМЛ, ф. 372, on. 1, д. 1113, л. 11. 258
в России 246, порядок перехода границы жителями обеих республик 247, вторжение белогвардейцев или хунхузов на территорию ДВР 248, незаконная конфискация имущества у граждан одной стороны на территории другой стороны 249, беженцы и дезертиры 250, нарушение границ ДВР воинскими частями Китая ', контрабанда, пользование пограничными реками 252 и т. д. и т. п. Каждый из этих вопросов, повседневно возникавших в условиях военных действий, мог стать поводом для серьезных конфликтов между двумя государствами. Но стремление властей ДВР к развитию дружбы с Китаем давало возможность находить такие решения, которые способствовали упрочению добрососедских русско-китайских отношений. В январе 1921 г., когда Хабаровск находился на военном положении, местные воинские власти установили ограничения для иностранцев на въезд в город и выезд из него. 12 января китайский консул направил приамурскому областному эмиссару А. Ф. Милееву заявление с просьбой не распространять на китайцев установленные для иностранных граждан ограничения 253. Несмотря на опасность шпионажа и нападения хунхузов, просьба в значительной степени была удовлетворена. 4 февраля Милеев сообщал консулу, «что все возможное в отношении облегчения формальности получения пропусков для китайских подданных... еде лано» 254. Взаимный переход границы жителями пограничных районов обеих республик был максимально облегчен. Общественные организации и власти ДВР особенно заботились о положении китайцев-трудящихся, по-прежнему часто и большими группами приходивших в русские пределы на заработки. По ходатайству Дальне- 246 ЦГАОР, ф. 3476, oп 1, Д. 34, л. 52, а также д. 304, л. 7. 247 ЦГАОР ф. 4417, on. 1, д. 118, лл. 159, 225. 150 ЦГАОР, ф. 3476, oп. 1, д. 34, лл. 37, 124. 251 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 1, д. 117, лл. 2, 7. 2й ЦГАОР, ф. 4417, on. 1, д. 118, л. 241. 253 ЦГАОР, ф. 4413, on. 1, д. 2, л. 19. 254 Там же, л. 33. 248 ЦГАОР, ф. 4417, oп. 4, д. 117, лл. 6, 9, а также ф. 4413, on. 1. л. 2. л. 12. 249 ЦГАОР, ф. 4417, on. 1, д. 118, л. 68. 17* 259
восточного совета профсоюзов и Министерства труда было произведено значительное снижение паспортных сборов «с иностранного пролетариата». 26 июля 1922 г. приамурский областной эмиссар писал китайскому консулу в Хабаровске о сделанном распоряжении, «чтобы никаких препятствий к доступу в пределы Дальневосточной республики пограничным китайским гражданам по легитимационным билетам китайских властей не делалось». Эмиссар сообщал также, что никаких денег, кроме 25 копеек золотом канцелярского сбора, взиматься не должно 255. Для обсуждения многочисленных вопросов, представлявших взаимный интерес, областные эмиссары ДВР и даоини китайских пограничных районов не только переписывались, но очень часто встречались и вели деловые переговоры 256. Кроме областных эмиссаров, большую роль в сношениях с китайскими пограничными властями играли особые уполномоченные Министерства иностранных дел. Их назначали в случае необходимости в пограничные города или пункты, игравшие важную роль в связях буферной республики с Китаем или другими державами. Например, в 1920 и первой половине 1921 г. один особоуполномоченный МИД находился во Владивостоке — городе большой дипломатической активности, где условия были чрезвычайно сложны. Этот город за 1920— 1922 гг. пережил несколько контрреволюционных переворотов и почти дольше всех на Дальнем Востоке был оккупирован японцами. Кроме того, в нем находились миссии иностранных держав и другие созданные ими учреждения. Для уполномоченного во Владивостоке была даже разработана специальная инструкция, наделявшая его весьма широкими внешнеполитическими функциями. По своему служебному положению он «приравнивайся к начальникам областных ведомств и подчинялся только министру иностранных дел». Он вступал в непосредственный контакт с иностранными представителями и просто иностранцами не только по местным вопросам, но 255 ЦГАОР, ф. 4413, oп. 1, д. 94, л. 317; см, также ф. 4401, oп. 1, д. 133, лл. 19—20. 256 ЦГАОР, ф. 4417, оп. 1, д. 118, лл. 157, 224. 260
и по вопросам общегосударственным, если имел на то специальную санкцию министерства 257. Таким уполномоченным во Владивостоке был Р. А. Цейтлин, трагически погибший на своем посту от руки белогвардейского убийцы 258. Особоуполномоченные Министерства иностранных дел во всех своих действиях, при решении любых вопросов русско-китайских отношений всегда руководствовались стремлением ДВР к дружбе и сотрудничеству с китайским народом. Об этом очень хорошо сказал Ф. Ф. Патрин, назначенный в конце июня 1921 г. особоуполномоченным в Нерчинск для урегулирования конфликтного положения, сложившегося на границе между ДВР и Китаем по Аргуни (район Покровское — Абагайтуй). «Теперь, — писал Ф. Ф. Патрин начальнику китайского кордона, — «когда интересы русского народа и интересы граждан Китайской республики одинаковы, нашим общим языком является дружба и только дружба» 259. Дружба с Советской Россией — требование широких слоев китайской общественности Попытки империалистов вызвать вражду между Китаем и революционной Россией встречали отпор как со стороны Дальневосточной республики, так и со стороны китайского народа. В 1921 и 1922 гг. его движение за признание Советской России и ДВР, за установление с ними дружественных отношений стало еще более массовым, еще более активным и боевым. Большую роль в развитии этого движения сыграли китайские коммунисты. Они стали шире вести пропаганду и агитацию в массах, рассказывали и писали о Советской России, о ее военных и хозяйственных успехах, а главное, о великом значении ее революционного опыта. Коммунисты не желали более довольствоваться сведениями о Советах из третьих рук. В конце 1920 г. Мао 257 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 58, л. 107; см. также д. 34, л. 9. 258 Г. Е. Рейхберг, Разгром японской интервенции на Дальнем Востоке, М., 1940, стр. 130. 259 ЦГАОР, ф. 3476, on. 1, д. 34, л. 29. 261
Цзэ-дун, Пэн Хуан, Бао Дао-пин и другие организовали в Чанша (провинция Хунань) специальное Общество изучения России. Принятый учредительным съездом общества устав следующим образом определял его задачи: «а) вести изучение всего, касающегося России, и результаты исследований публиковать в журнале „Рос- сия“; б) посылать в Россию людей для обследования положения на месте; в) пропагандировать поездки в Россию на учебу и работу» 260. Член пекинского кружка по изучению марксизма Цюй Цю-бо одним из первых решил посетить Советскую страну. «Я окончательно утвердился в намерении ехать в Россию» 261,— писал он впоследствии. Он хотел узнать, что в действительности представляет собой «первая социалистическая республика XX века», о которой «ходят различные слухи, существует множество пропагандистских измышлений» 262, он хотел увидеть, «что действительно происходит за „воротами свободы"» 263. Именно для этого Цюй Цю-бо «решил изучить коммунизм, историю РКП (б), русскую культуру» 264. Таким образом, в порядок дня своей революционной работы марксистские группы поставили организацию поездок в Советскую Россию 265. Уже 25 января 1921 г. Цюй Цю-бо прибыл в Москву в качестве корреспондента буржуазной газеты «Чэньбао». Там, в Москве, он сделался настоящим коммунистом. Его корреспонденции, публиковавшиеся в китайской пpecce, стали важнейшим источником правдивой информации о революционной России и средством разоблачения антисоветских измышлений. Работы Цюй Цю-бо оказали значительное влияние на трудящихся и интеллигенцию Китая, способствуя росту движения за дружбу с Советской Россией. Председатель Китайской Народной Республики Лю Шао-ци рассказывал о том, что весной 1921 г. он вместе с несколькими десятками членов Социалистического со- 260 «Миньго жибао» (Шанхай), 23.IX.1920. 261 Цюй Цю-бо, Очерки и статьи, М., 1959, стр. 45. 262 Там же, стр. 46. 263 Там же, стр. 47. 264 Там же, стр. 51. 265 См. Ю. М. Гарушянц, Борьба китайских марксистов за создание Коммунистической партии Китая (к сорокалетию I съезда КПК), — «Мароны Азии и Африки», 1991, № 3, стр. 88—00. 262
юза молодежи также приехал в Советскую Россию «с целью изучения опыта Октябрьской революции» 266. Особенно расширилось движение за советско-китайскую дружбу после образования Коммунистической партии Китая. Во второй половине 1921 г. и особенно в 1922 г. в движение за признание Советской России и ДВР включились значительно более широкие круги национальной буржуазии, которые видели в сотрудничестве с новой Россией средство спасения Китая от полного закабаления империалистическими державами, средство отмены наиболее тягостных привилегий империализма, таких, как право экстерриториальности и господство над китайскими таможнями. 1 апреля 1922 г. в Шанхае начала работать комиссия по пересмотру китайского таможенного тарифа, состоявшая из представителей держав и пекинского кабинета. Ее созыв обусловливался решением Вашингтонской конференции и внешне должен был продемонстрировать готовность держав предоставить Китаю таможенную автономию. В действительности же задачи комиссии состояли в том, чтобы сохранить за державами право определять таможенную политику Китая и тем самым способствовать закреплению его полуколониального положения. Эти намерения весьма быстро обнаружились и вызвали бурную реакцию китайской общественности. Многие обвиняли пекинское правительство в том, что, не пожелав добиваться приглашения представителей от РСФСР и ДВР в состав комиссии, оно тем самым предало забвению национальные интересы страны. Газеты указывали, что лишь Советская Россия и ДВР искренне хотят помочь Китаю в достижении столь нужной ему таможенной автономии. Даже «Пекин дейли ньюс» в номере от 9 апреля 1922 г. писала о «необъяснимой индифферентности... правительства к отсутствию в комиссии представителей ДВР и России, коммерческие границы которых с Китаем тянутся на тысячи верст» 267. Далее эта газета напоминала о благородной 266 Лю Шао-ци, Речь на митинге москвичей во Дворце спорта 7.XII.1960, — «Правда», 8.XII.1960, стр. 2. 267 ЦГАОР, ф. 4208, оп. 2, д. 39, л. 69. 263
политике Советской России, отказавшейся от контрибуций и кабальных займов, надвязанных царизмом многим странам Востока. «Ясно, — писала газета, — что нация, которая смарывает долги своих соседей, не заинтересована в контролировании как тарифной политики этих соседей, так и других вопросов внутренней политики. Будь Россия представлена в настоящей комиссии в Шанхае, Китай, по меньшей мере, имел бы одного... друга на судилище» 268. В заключительной части статьи автор призывал правительство «набраться духу и, как предварительный шаг к восстановлению дипломатических сношений с Россией, пригласить представителей России, а в данном случае ДВР, для участия в Комиссии по пересмотру тарифов» 269. Миролюбие Советской России и ДВР, многократно декларированное и доказанное на практике, строгое соблюдение ими принципа независимости и территориальной неприкосновенности Китая производили огромное впечатление не только на трудящихся, но и на буржуазию, представители которой все чаще выступали за признание Советов, за установление с ними договорных отношений. Столичная «Цзинбао» в августе 1922 г. в передовой статье писала, что «внешняя политика новой России отвергает империалистическую агрессивность... Китайский народ питает горячие симпатии к стране, которая не стремится и никогда не будет стремиться к захватничеству вне всякой