Наполеоновские войны - Чарльз Дж.

Автор: Чарльз Дж.
Теги: история войны история европы военная история
ISBN: 5-85880-473-Х
Год: 1997
Похожие
Освободительная война 1813 года против наполеоновского господства
Русский флот в войнах с наполеоновской Францией
Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн
Эволюция вооружения Европы. От викингов до Наполеоновских войн
Текст
                    ЧАРЛЬЗ Дж.ИСДЕЙЛ
НАПОЛЕОНОВСКПЕ
Ростов-на-Дону
«Феникс»
Москва
«Зевс»
1997

ББК 63.3 (03)
И 28
Редактор Т.В.Краснолуцкая
Перевод с англ. яз. Д.Я.Мовшович
И 28 Чарльз Дж. Исдейл. Наполеоновские войны.
Перевод с англ. Ростов-на-Дону; Издательство
«Феникс», 1997. - 544 с.
Фундаментальный труд преподавателя истории Ливер-
пульского университета - попытка во многом по-новому
взглянуть на Европу в войнах начала XIX века.
Работа мысли и энтузиазм лучше всего характеризуют
творческий метод автора.
Перед читателем необычайно оригинальая книга, отвер-
гающая устоявшиеся мнения и разрушающая давно сло-
жившиеся стереотипы о выдающемся военном гении Напо-
леона .
ISBN 5-85880-473-Х ББК 63.3 (03)
© Longman Group Limited
1995
© Перевод Мовшовича Д.Я.
© Вступительная статья,
комментарии Егоров A.A.
© Оформление изд-во.
«Феникс», 1997

ЧАРЛЬЗ ИСДЕЙЛ И ЕГО ОТКРЫТИЕ
НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН
Кажется, ни одна эпоха в истории нового времени не
вызвала столь пристального и постоянного к себе интере-
са, как эпоха Наполеона I или время так называемых
наполеоновских войн. Исследования только чисто воен-
ных аспектов этого события насчитывают многие десят-
ки томов. Это книги о полководческом искусстве Напо-
леона и общие обзоры его многочисленных кампаний,
работы, посвященные отдельным сражениям, и биогра-
фии французских военачальников времен Первой импе-
рии1. Немало внимания стратегии Наполеона уделялось
в общих курсах военной истории и классических трудах
1 См. например: Драгомиров М.И. Наполеон и Веллингтон. Киев, 1912;
Левицкий H.A. Полководческое искусство Наполеона. М., 1938; Кла-
узевиц К. 1806 год. М., 1938; Его же. 1812 год. М., 1937; Леер Г.А.
Подробный конспект войны 1805 года. Ульмская операция. СПб., 1887;
Его же. Подробный конспект войны 1805 года. Аустерлицкая опера-
ция. СПб., 1888; Бонналь А. Виленская операция. СПб., 1909; Богда-
нович М. История войны 1814 года во Франции и низложения Наполе-
она I, по достоверным источникам. Т. 1-2. Спб., 1865; Андрианов П.
Война 1814 года. От Рейна к Парижу. Одесса, 1914.; Camon H. La
guerre napoléonnienne T. 1-3. Paris, 1903; Dodge T.A. Napoleon: A history
of the Art of War. Vols. 1-4. Lnd., 1904-1907; Montgomery B. Gibbs.
Military Career of Napoleon the Great. N.Y.Chicago, 1907.; York von
Wartenburg. Napoleon als Feldherr. Bd. 1-2. Berlin, 1901; Oman С. Studies
in the Napoleonic wars. Lnd., 1929; Barton D.P. Bernadotte. Vols. 1-3.
Lnd., 1914-25; Le Gette Blythe. Marshal Ney: A Dual life. N.Y., 1937;
Gallacher J.G. The Iron Marshal. A Biography of Louis N. Davout. Lnd.,
1976; Johnson D. Napoleon's Cavalry and its leaders. N.Y., 1978; Lawford
J. Napoleon: The last campaigns. 1813-1815. N.Y., 1979; Chandler D. The
campaigns of Napoleon. N.Y., 1966; Analyse Raisonnée de l'ouvrage intitulé
Mémoires pour servir de la campagne de 1814. Paris, 1819.

по истории войн и военного искусства2. На протяжении
десятилетий опыт наполеоновских войн всесторонне изу-
чался крупнейшими военными теоретиками XIX века3.
Невероятно, захватывающе интересны бесчисленные вос-
поминания участников наполеоновских войн, от мемуаров
украшенных титулами и званиями маршалов Франции до
записок старых сержантов "великой армии", прошагавших
тысячи миль по дорогам Европы и "навестивших" в своем
победном марше Рим, Вену, Берлин, Мадрид, Варшаву...
Об этой удивительной эпохе писали так много и так
часто, что у наполеонистов, да и не только у них, сфор-
мировалось стойкое убеждение в абсолютной ее изучен-
ности. Между тем, сам Ч. Исдейл в предисловии к "На-
полеоновским войнам" пишет о том, что "военная исто-
рия наполеоновской Франции досконально изучена...".
Мы, замечает он в другом месте, вряд ли находимся на
неисследованной территории, когда речь идет о наполео-
новских войнах. И все же изученность их, как, впрочем,
наполеоновской эпохи в целом — всего лишь иллюзия. Убе-
дительным доказательством этого является фундаменталь-
ный труд преподавателя истории Ливерпульского универ-
ситета Чарльза Исдейла. Книга Исдейла — масштабная и
талантливая попытка во многом по-новому взглянуть на
великий европейский конфликт начала XIX века. Она
убедительно подтверждает мысль, высказанную более чет-
верти века назад Альбером Собулем: "История Наполеона,
так же, как и история французской революции, никогда
не будет завершена и никогда не будет написана полнос-
тью. От поколения к поколению она никогда не переста-
нет возбуждать в людях работу мысли и энтузиазм"4.
2 Всеобщая военная история новейших времен. Под ред. князя Н.С. Го-
лицына. Ч. 1-2. Спб., 1874; Политическая и военная жизнь Наполео-
на. Сочинение генерал-адыотанта, барона Жомини. Ч. 1-6. Спб., 1844;
Дельбрюк Г. История войн и военного искусства в рамках политичес-
кой истории. Т. 4. М., 1938.
3 Жомини Г. Очерки военного искусства. Т. 1-2. М., 1939; Клаузе-
виц К. О войне. Т. 1-2. М., 1936.
4 Собуль А. Герой, "легенда" и история // Французский ежегодник.
1969. М., 1971. С. 233.
4

Работа мысли и энтузиазм — вероятно, именно эти
слова лучше всего подходят для характеристики твор-
ческого метода Ч.Исдейла. Британский исследователь,
бесспорно, написал чрезвычайно оригинальную работу,
отвергающую устоявшиеся мнения и разрушающую дав-
ным-давно сложившиеся в "наполеониане" стереотипы.
Вместе с тем оригинальность у Ч. Исдейла редко пре-
вращается в оригинальничанье, к которому, увы, склон-
ны "ниспровергатели" старых кумиров. Энтузиазм -
другая неотъемлемая черта работы британского учено-
го. Безбрежное море мемуаров и другой литературы, им
освоенное, и разнообразие затронутых в книге тем, яр-
кий и образный язык — все это, несомненно, свидетель-
ствует о том, что автору его исследование глубоко инте-
ресно и свой интерес он с первой до последней страницы
умело передает читателю.
Исдейлу, как нам представляется, удалось добиться
почти невероятного. Он написал серьезный, академичес-
кий труд, который с интересом возьмут в руки и специ-
алист, и студент, и рядовой читатель, увлеченный напо-
леоновской эпохой.
В своем кратком предисловии автор, думается, впол-
не справедливо отмечает тот бесспорный факт, что на-
полеоновские войны изучались, как правило, слишком
"узко" (т.е. рассматривался прежде всего и больше все-
го чисто военный аспект проблемы). Это порождало су-
хость и, в конечном счете, "пренебрежение" наполео-
новской эпохой. В итоге, наполеоновские войны, по об-
разному выражению Исдейла, оказались в своеобразном
гетто, стены которого и вознамерился разрушить автор
предлагаемой российскому читателю книги.
Возможно, следующая фраза удивит и, наверное, даже
огорчит тех, кто рассчитывает найти в книге Ч.Исдейла
детальное описание наполеоновских кампаний, знаме-
нитых сражений, характеристики полководцев, расска-
зы о триумфах и трагедии "великой армии". Если Ис-
дейлу и случается говорить обо всем этом, то не вызыва-
ет сомнений, что чисто военная история интересует его

меньше всего. Проблема, которая находится в центре
внимания Исдейла — это проблема того, что же принес-
ла народам Европы "великая армия". "Французская
армия, - пишет историк, - не только физически окку-
пировала большую часть Европы, преобразованную в го-
сударства-сателлиты или аннексированную Францией и,
таким образом, подвергнутую всеобъемлющей реформе.
Это сопровождалось политической суматохой, намного
превысившей уровень 1790-х, при этом существенно
изменилась ситуация в Пруссии, Испании, на Сицилии
и в Швеции и во всем глубоко затронутом наполеонов-
скими войнами европейском обществе".
Книга британского историка — фактически беспреце-
дентная попытка ответить на вопрос об исторических
последствиях и значении войн Наполеона.
Книга Исдейла — это своеобразная "анатомия славы"
великой армии. Автор мастерски изображает перерож-
дение полной революционного энтузиазма армии Рес-
публики 1793-1794 гг., черпавшей свою силу в чувстве
гражданского и патриотического долга, в профессиональ-
ную армию, оторванную от народа, чуждую ему и про-
низанную духом стяжательства. "Императору, — гово-
рят воины "великой армии" в 1807 г., — не следует на-
чинать войну, если у него нет денег, чтобы платить сол-
датам. Мы не хотим идти на смерть задаром". Вчераш-
ние "волонтеры Свободы" превращаются в кондотьеров,
искателей приключений, способных бесшабашно рас-
статься с собственной жизнью и, не задумываясь, от-
нять эту жизнь у другого. "Мы с удовольствием вышли
в поход из Парижа, — вспоминал кирасир Императорс-
кой гвардии Жан Батист Баррес, — ...Я особенно, ведь
война была тем, к чему я стремился. Я молодой, здоро-
вый, крепкий — считал, что невозможно желать ничего
лучшего, чем бороться со всеми возможными неспра-
ведливостями; ...все заставляло меня смотреть на кам-
панию как на приятную прогулку, в которой если даже
и потеряешь руки, ноги или голову, то по крайней мере
развлечешься". Везде, где появляются императорские

орлы, наряду с "большой войной" начинается истреби-
тельная "малая война" против... коров, телят, свиней,
кур. "Солдат, который идет за провиантом, — пишет ис-
панский наблюдатель, — никогда не возвращается с пу-
стыми руками. Если нет коровы или быка, он пригоня-
ет телят, свиней или овец. Он ведет беспощадную войну
с курами и ни во что не ставит хлеб и овощи. Деревня
должна быть очень бедна, чтобы не удалось найти чего-
нибудь повкуснее их пайков". Слова "грабеж и маро-
дерство, — замечает Исдейл, — ...были начертаны на зна-
мени великой армии".
Британский исследователь убедительно доказывает,
что если Наполеон стремился "к перестройке Европы",
то это ни в коей мере не было связано с альтруизмом...
если в империи, — пишет он, — и проводились реформы,
то лишь для того, чтобы она еще лучше служила его
целям. Вместе с интеграцией с французской моделью
происходила самая безжалостная эксплуатация". "Если
нам вновь придется прибегнуть к оружию, — говорил
Наполеон, — я сяду на шею Европе... Италия даст нам
сорок миллионов франков вместо двадцати ...а Голлан-
дия — тридцать миллионов вместо ничего".
По мнению Исдейла, "Великая империя" Наполеона
"олицетворяла не революцию, а возврат к просвещенно-
му абсолютизму". Перечисляя привнесенные француз-
ским оружием перемены в европейских странах, такие
как рациональные системы территориальной организа-
ции, введение унифицированных кодексов по француз-
скому образцу, уничтожение феодализма, реформа су-
дебной системы, подчинение церкви гражданской влас-
ти, формирование современного чиновничьего аппара-
та, реформа вооруженных сил (опять-таки в соответствии
с французским стандартом), Исдейл еще раз возвраща-
ется к вопросу о целях, которые Наполеон преследовал
в этой связи: "...для Наполеона, — пишет он, — реформа
представляла ценность только в той мере, в какой она
способствовала его политическим и стратегическим це-
лям... реформа была не целью, а скорее средством".

Исдейл смело отвергает расхожее мнение о том, что
наполеоновские войны замедлили экономический рост в
Англии, находя его "весьма небезупречным". Рассматри-
вая реформы, проходившие в России, Австрии и Прус-
сии, он видит в них проявление той же политики просве-
щенного абсолютизма, которая характеризовала рефор-
маторскую деятельности Наполеона в пределах "Великой
империи". Отсюда он делает далеко идущий вывод о том,
что в войнах 1803-1815 гг. "подобное воевало с подоб-
ным". Чрезвычайно любопытна оценка, данная Исдей-
лом переменам, происшедшим в Испании, Швеции и на
Сицилии в эпоху наполеоновских войн. По его мнению,
во всех этих странах "дворянство находилось в центре
первоначального конфликта" и "именно война стала ка-
тализатором попытки надеть узду на королевскую власть".
Исдейл не приемлет оценки войны в Испании, Рос-
сии и Германии как "народной войны", причем вступа-
ет в полемику даже не столько с современными исследо-
вателями5, сколько с Клаузевицем и Жомини, много, в
свое время, рассуждавших о народном и освободитель-
ном характере войн.
Оригинальна точка зрения Исдейла на последствия
континентальной блокады для народов Европы. Не ме-
нее оригинальна и оценка им того, к каким глобальным
социальным и экономическим последствиям привели на-
полеоновские войны народы Европы и каково было их
влияние на историю XIX столетия в целом.
При всем том, что автора никак не заподозришь в
бонапартизме, он сумел (основываясь почти исключи-
тельно на цитатах из речей Наполеона и ссылках на
мемуары его современников) нарисовать яркий и запо-
минающийся образ великого императора. "Смерть, — го-
ворил Наполеон, — ничто, но жить побежденным и бес-
славным, значит умирать каждый день". "Чем больше
я смотрю на него (Наполеона. — А.Е.), — как бы вторил
5 См. например: Норден А. Народ победил // В кн.: Освободительная
война 1813 года против наполеоновского господства. М., 1965. С. 5-11.

этим словам граф Моле, — тем больше убеждаюсь в том,
что только смерть может поставить пределы его планам
и набросить узду на его честолюбие".
В девяти главах своего исследования Исдейл рассмот-
рел множество проблем. Не нужно, да и попросту невоз-
можно пересказать в кратком предисловии их содержа-
ние. В заключение остановимся лишь на нескольких
позициях автора, с которыми, на наш взгляд, нельзя
согласиться. Ни в предисловии, ни в главах книги Ис-
дейл не попытался обосновать взятые им хронологичес-
кие рамки наполеоновских войн (1803-1815 гг.).
Одновременно, ограничивая рамки идеологической
войны против Франции лишь 1792—1793 гг., автор, как
нам представляется, сильно их сужает, ибо, так или ина-
че, идеологический элемент присутствовал в коалици-
онных войнах и в последующие годы (причем с обеих
сторон). Чего стоит, к примеру, эпизод с исполнением
французским военным оркестром Марсельезы на Боро-
динском поле6 или попытка союзников опереться на ро-
ялистские настроения части населения во время фран-
цузской кампании 1814 г.?
Исдейл иронически высказывается по поводу "извест-
ного предания о том, что они (наполеоновские войны. —
А.Е.) возникли главным образом из-за англо-французс-
кого экономического и торгового соперничества", но при
этом ирония автора как бы "повисает в воздухе". В то же
время попытки британского историка доказать то, что
Британия стремилась "обрести гарантии безопасности в
Европе" и захватывала французские (да и не только фран-
цузские) колонии исключительно для "оборонительных
целей", выглядят малоубедительными. Наконец, "вы-
строенное" в довольно традиционной манере противопо-
ставление Британии — защитницы гарантий мира в Ев-
ропе — французской гегемонии, воплощенной в экспан-
сионистской политике Наполеона, не выдерживает ни-
6 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию // Тарле КВ. Сочине-
ния. В 12-и томах. Т. 7. М., 1959. С. 577.

какой критики. Авторская позиция становится еще бо-
лее уязвимой, когда Исдейл всю вину за разгоревшийся
после расторжения Амьенского мира конфликт возлага-
ет на одного Наполеона. Он видит причину этого в "лич-
ном упрямстве" Наполеона, в его политике балансирова-
ния на грани войны, которая вынудила Британию возоб-
новить войну", в "особенностях его (Наполеона. — А.Е.)
личности". Исдейл даже высказывается в том смысле,
что "если бы австрийское ядро унесло генерала Бонапар-
та в могилу, скажем на мосту Лоди, то не было бы вой-
ны". В этом предположении Исдейла сказалось, по на-
шему мнению, чрезмерное преувеличение британским ав-
тором реального влияния Наполеона на ход историческо-
го процесса. Завоевательные войны, начавшиеся еще во
времена Директории и обусловленные интересами фран-
цузской буржуазии, безотносительно к какой бы то ни
было личности, неизбежно должны были продолжиться.
Несомненно, что уникальная личность Наполеона нало-
жила на них свой отпечаток, но считать их ее порожде-
нием кажется нам в высшей степени неверным.
Российский читатель, возможно, не согласится с мне-
нием Исдейла о том, что "народная война (1812 г. —
А.Е.) почти не играла роли в разгроме Наполеона" и что
"гораздо более важную роль (в гибели наполеоновского
нашествия. — А.Е.) сыграли климат и географические
условия, а также материальные и организационные не-
достатки "великой армии..."
Длинный список "претензий" к Ч.Исдейлу можно было
бы легко продолжить, но делать это вряд ли нужно. Уже
одно то, что английский ученый попытался, уйдя от тра-
диций и своеобразных клише "наполеонианы", по-новому
взглянуть на многие проблемы наполеоновских войн, дает
право оценить его труд как в высшей степени интересный
и яркий экскурс в эпоху, которая приоткрылась теперь с
совсем иной, неизвестной и даже неожиданной стороны.
А.А.Егоров
10

ПРЕДИСЛОВИЕ
Итак, для чего нужна еще одна книга о наполеонов-
ских войнах? В конце концов, мы вряд ли откроем
Америку, ведь по поводу войн, опустошавших Европу
в 1800-1815 гг., написано не менее 220 000 книг. Их
число продолжает расти, поскольку читатели прояв-
ляют почти ненасытный интерес к военному искусст-
ву. Но все не так просто. Книг о наполеоновских вой-
нах хоть и много, но в то время как отдельные собы-
тия освещаются досконально, о других неизвестно ниче-
го или почти ничего. Биографии и повествования, осо-
бенно о военных кампаниях, представлены в изоби-
лии и их число продолжает безудержно расти, тогда
как более серьезные аналитические работы относитель-
но редки и удалены от нас по времени. Примером тому
маршалы Наполеона. Поверхностный обзор показыва-
ет, что до сего дня в XX веке эти 26 военачальников
были героями 10 общих исследований того или иного
плана и по меньшей мере 35 индивидуальных биогра-
фий*. Во всех этих трудах, на высоком научном уров-
не, приведена масса сведений о деталях наполеонов-
ских кампаний (подробнейшим образом описанных в
других работах), внутренних процессах во французской
армии, взаимоотношениях между различными фран-
цузскими военачальниками и, разумеется, о личностях
самих маршалов, но почти ничего не говорится о ха-
рактере наполеоновских войн или их влиянии на ев-
ропейское общество, и вообще все ограничивается в опи-
сании данного периода узкой элитой.
11

Разумеется, не нужно отказываться от книг био-
графического плана или обзоров военных кампаний.
Хотя отметим, несмотря на безусловные достоинства,
некоторую неравномерность написанного в этой обла-
сти, особенно это касается англоязычной литературы.
Возьмем к примеру биографии. Хотя деятельность
Наполеона и его маршалов освещают довольно актив-
но, исследований о тех государственных деятелях и
администраторах, которые осуществляли политику
императора в Великой империи или иным образом со-
трудничали с французами, таких как Мельци (Melzi),
Дзурло (Zurlo), Гогель (Gogel) и Монжела (Montgelat),
почти нет. Более того, если обратимся к жизнеописа-
ниям таких деятелей, как Жозеф Бонапарт и Евгений
Богарне, то обнаружим, что они удручающе бедны в
освещении таких вопросов, как управление государ-
ствами-сателлитами, вниманию же читателя предла-
гают увлекательные амурные и военные истории. Что
касается истории сражений, то исследованиям кам-
паний Веллингтона и Наполеона, кажется, несть чис-
ла, о действиях на Балканах и в Скандинавии до сих
пор почти ничего не известно, а уже набившие оско-
мину события склонны трактовать весьма упрощенно
(так, войну на Пиренейском полуострове и кампанию
при Ватерлоо представляют в основном с точки зре-
ния деяний герцога Веллингтона*).
В дополнение ко всему "новая" история, вошедшая
в моду в конце 1950-х, склонна несколько обходить
наполеоновскую эпоху. В то время как французская
революция привлекла внимание несметного числа по-
литических, социальных и экономических историков,
изощренных в современных методиках и приемах, ак-
тивность заметно поубавилась в отношении наполео-
новского периода, в результате чего обильный поток
материала по внутренней истории Революции просто
затопил все остальное. Причина этого в том, что вся
прелесть данного периода уничтожается сухим и не-
интересным подходом.
12

С точки зрения европейской истории в целом, пре-
небрежение наполеоновской эпохой можно рассматри-
вать как исключительно грубую ошибку. Так, несмотря
на огромную историческую значимость Великая фран-
цузская революция в рамках своего времени, по суще-
ству, остается лишь одной из французских революций.
Хотя за пределами Франции и слышались ее отголос-
ки, Революция в действительности вызвала лишь не-
значительные события за границей, ее сторонники ос-
тавались довольно одинокими и по большей части не-
многочисленными, а различные республики-сателлиты
были нежизнеспособны и держались исключительно на
французских штыках. В то же время, хотя некоторые
европейские правительства приступили к проведению
военных и административных реформ, вызванных не-
обходимостью ответить на французский вызов, их уси-
лия оказались не только ограниченными, но и непосле-
довательными и преждевременными. Как меняется,
однако, картина, в наполеоновский период. Французс-
кие армии оккупировали большую часть Европы, пре-
образованную в государства-сателлиты или аннексиро-
ванную Францией и, таким образом, подвергнутую все-
объемлющей реформе. Это сопровождалось политичес-
кой суматохой, намного превысившей уровень 1790-х,
при этом существенно изменилась ситуация в Пруссии,
Испании, на Сицилии и в Швеции и во всем непосред-
ственно затронутом наполеоновскими войнами европей-
ском обществе. Хотя наполеоновская эпоха и дала пищу
для тысяч книг, наверняка найдется место еще для од-
ной, и автор самым искренним образом надеется, что
она станет способом разрушить то историческое гетто, в
котором очутился период наполеоновских войн.
13

БЛАГОДАРНОСТИ
Возможно, во всем процессе написания книги есть
единственный момент, который можно считать прият-
ным во всех отношениях, тот, когда ее автор начинает
составлять список выражений поддержки, советов и под-
сказок, полученных им в течение ряда лет. И в данном
случае я пользовался большим вниманием. Прежде всего
хотелось бы упомянуть редакторов серии, Брюса Кол-
линза из Бекингемского университета и Эндрю Мак-
леннана из издательства "Лонгмен", которые с самого
начала обеспечили мне обширную практическую под-
держку и отвечали на мои идеи с симпатией и понима-
нием, следя за тем, чтобы я не сорвался с прямой и
узкой тропинки. Стефания Кук из "Лонгмена" решала
технические вопросы с профессиональным мастерством
и здравым смыслом. Между тем сменявшие друг друга
руководители в Ливерпульском университете - профес-
сора Ален Хердлинг, Питер Хеннок и Кристофер Ол-
менд — делали все от них зависящее, чтобы способство-
вать работе над рукописью. И в то же самое время они и
другие мои коллеги проявляли предельную терпимость
к моим причудам, вызванным безумным графиком рабо-
ты над книгой. Кроме того, большую помощь мне оказа-
ло участие в конференциях, чему регулярно способство-
вали Ливерпульский университет и Британская акаде-
мия. Эта работа также не могла бы быть написана, если
бы не терпение и усердие персонала университетской
библиотеки им. Сидни Джонса, особенно отделов комп-
лектования и межбиблиотечного абонемента.
Что же касается самой рукописи, то о комментари-
ях Эндрю Макленнана и Брюса Коллинза я уже гово-
рил. Кроме того, я чрезвычайно признателен Роури
Муйру и Айрин Коллинз, которые прочли буквально
каждое слово всех черновиков настоящей работы и
проявили безграничное великодушие, уделив мне мае-

су времени и сделав очень многое, чтобы указать
мне на новые источники или даже снабдить меня ими.
Между тем очень крупные разделы моей рукописи так-
же читали Джон Лоуренс, Джон Белчем, Филлип Белл,
Клайв Эмсли, Ален Форрест, Майк Броерс и Невил
Томпсон, причем все они были более чем счастливы
поделиться со мной своими специальными знаниями.
Большую роль также сыграли те мои студенты, в том
числе Клэр Линдсей, Лиз Батлер, Дэвид Клеридж, Кей
Смит, Клэр Уильямсон и Лайза Кэм, которые обеспе-
чили меня "взглядом снизу". Я уверен в том, что по-
лучил от них гораздо больше, чем они от меня, как и
от всех студентов, которые когда-либо сражались с
"Войной, национализмом и обществом в Европе, 1790-
1812 гг." Наконец, Пэм Томпсон быстро и качественно
перепечатала часть первоначальной рукописи. Нечего
и говорить о том, что мои коллеги, друзья, студенты и
машинистки не несут никакой ответственности за ошиб-
ки, которые, может быть, попали в эту книгу.
Что же касается источников, на которых основыва-
ется настоящая книга, то ограниченность объема за-
ставила меня сократить число сносок до предельно ми-
нимального уровня, хотя я надеюсь, что включение
значительного по размерам библиографического эссе*
в какой-то мере компенсирует этот недостаток. Тем не
менее, учитывая небольшое число ссылок, я хотел бы
воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагода-
рить многочисленных современных историков, если
пренебречь приведенными выше критическими заме-
чаниями, сделавших очень многое, чтобы повысить уро-
вень наших знаний о наполеоновской эпохе, и чьи тру-
ды являются подлинным фундаментом моей книги. В
этом отношении следует особо отметить тех многочис-
ленных ученых, которые регулярно принимали учас-
тие в ежегодном Консорциуме по революционной Ев-
ропе (особенно Дональда Говарда из университета штата
Флорида, энергии и энтузиазму которого в значитель-
ной мере обязано само существование Консорциума),
15

и бессчётные дискуссии в обществе, которые были
столь же ценны, сколь и приятны.
Наконец, перехожу к моей семье, без любви кото-
рой эта книга никогда бы не была написана и которой
она посвящается. Как и всегда, Алисон сохраняла мак-
симальную терпимость к довольно беспорядочным при-
вычкам мужа и отца, который вместо того, чтобы при-
слушиваться к ней, все время думает о наполеонов-
ской Европе, а двумя нашими детьми я уже горжусь
гораздо больше, чем, может быть, их заставит гордиться
мной эта книга. Вам я особенно благодарен.
Чарльз Исдейл. Ливерпуль,
29 июля 1994 г.

Алисой, Эндрю и Хелен,
в надежде, что им не доведется
узнать еще об одном Бонапарте

ГЛАВА
Sown

ЗЕРНА И ПЛЕВЕЛЫ
"С конца 1811 года началось усиленное вооружение
и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 г. силы
эти - миллионы людей двинулись с запада на восток...
Миллионы совершали друг против друга такое бесчис-
ленное количество злодеяний, обманов, измен, воров-
ства... Что произвело это необычайное событие? Какие
были причины его?..
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы
убивать друг друга."1
И все-таки? Наполеоновские войны — плод непомер-
ного честолюбия одного человека или стремление ряда
европейских держав низвергнуть его? С другой сторо-
ны, не продолжение ли это идеологической борьбы Фран-
цузской революции со старым режимом? Опять же, не
следствие ли они борьбы между Британией и Францией
за экономическое господство? Поскольку ответы весьма
противоречивы, то начинать любое исследование напо-
леоновских войн приходится с этого.
Хотя в каждой из этих теорий, видимо, есть рацио-
нальное зерно, некоторые из них можно на самом деле
сравнительно легко опровергнуть. Возьмем, например,
утверждение о том, что Наполеон по натуре был мир-
ным человеком, благородные порывы которого постоян-
но разбивались о неослабевавшую враждебность против-
ников французской революции. Для этого довода, разу-
21

меется, решающий характер имеют утверждения само-
го императора, его главное сетование, что "Европа ни-
когда не прекращала войну против Франции, против
французских принципов и против меня"2. Тем не менее,
хотя эти аргументы и увековечены поистине огромной
армией апологетов, в действительности они не имеют
силы. Если в 1792-1793 гг. Европа действительно втя-
нулась в идеологическую войну, то вскоре многие госу-
дарства либо забыли о неприязни к Революции, либо
вступали в войну только, когда возникала угроза их
насущным интересам. Так, Россию, главным образом,
заботил раздел Польши, и она вступила в войну, когда
Франция покусилась на Балканы и Левант*. Пруссия
держала большую часть своих войск на востоке, чтобы
довести до максимальных пределов свои приобретения
в Польше, и в конечном счете пошла на поспешное за-
ключение соглашения с Францией в 1795 г., а Испания
не только заключила мир с Францией в 1795 г., но и
вступила с ней в следующем году, союз против Брита-
нии. Наконец, Британия и Австрия, две самые непри-
миримые по отношению к Франции державы, не очень
стремились к реставрации Бурбонов и никогда не сбра-
сывали со счетов возможность компромиссного мира*.
Когда Франция к тому же отходит от воинствующей
проповеди идей революции 1792-1793 гг., становится
ясно, что она никогда не сможет жить в постоянном
мире. Поэтому попытка объяснить наполеоновские вой-
ны с точки зрения столкновения идеологий поверхност-
на*, равно как и известное представление о том, что
они начались, главным образом, из-за англо-француз-
ского экономического и торгового соперничества. В от-
личие от идеологического объяснения этот довод по
крайней мере покоится на правдоподобной основе. Са-
мый последовательный противник Наполеона, Брита-
ния, была главной движущей силой во многих созда-
ваемых против него коалициях*. В ходе революцион-
ных и наполеоновских войн Британия приложила боль-
шие усилия для захвата колоний у Франции и ее союз-
22

киков, существенно расширив свою индийскую импе-
рию, отогнав соперников от моря и выказав такую на-
стойчивость при продвижении на новые рынки, что
даже способствовала революциям, которые в 1810 г.
разразились в латиноамериканских владениях союзной
ей Испании. И здесь вновь возникает некоторая слож-
ность. Если Британия являлась самым последователь-
ным противником Франции, то правдоподобное объяс-
нение тому может заключаться в ее стремлении обрес-
ти гарантии безопасности в Европе, чего она в самом
деле хотела, идя на значительные уступки в спорах о
колониях. Между тем нелепо приписывать все кон-
фликты наполеоновского периода враждебности Бри-
тании*. Она была слишком далека от роли кукловода
во всеевропейском театре марионеток и правильно по-
дозревала, что у многих стран достаточно причин опа-
саться ее претензий и возмущаться ими. При ее воен-
но-морской мощи, обеспечивающей как колониальную
экспансию, так и торговое господство, при ее блокаде,
разоряющей европейскую экономику, и ее армиях, по
крайней мере до 1812 года почти незаметных в войне
на континенте, возникали подозрения, что Британия
ведет игру с целью ослабления всех остальных держав.
Эти опасения, естественно, раздувались французами,
тогда как дела не шли по причине неспособности Бри-
тании удовлетворить финансовые запросы потенциаль-
ных союзников и несостоятельности ее дипломатии,
которая чересчур часто принимала вид надменного ли-
цемерия. Действия Британии были крайне беспринцип-
ны, о чем свидетельствуют неожиданные нападения на
Испанию в 1804 г. и на Дан^о в 1807 г. Если бы един-
ственным двигателем войны была враждебность Бри-
тании, то она, вероятно, воевала бы в одиночестве*.
Что же касается ее наступлений в колониях и морской
блокады, то они полностью сообразны с ситуацией, где
у нее было мало средств для непосредственного нападе-
ния на Францию, наступления в колониях в самом деле
начались, когда возможности британской интервенции
23

на континент были ограничены. Во всяком случае за-
хват французских колоний был совершенно необходим
в оборонительных целях, поскольку они могли исполь-
зоваться как база для нападения на британские коло-
нии и подрыва торговли. И если их приобретение при-
носило пользу британской торговле, то уже это суще-
ственно и для ведения войны.
Утверждать, что наполеоновские войны были глав-
ным образом экономическим столкновением между Бри-
танией и Францией, так же бессмысленно, как и дока-
зывать, что они являлись идеологическим конфликтом
между Францией и старым режимом. Нельзя и утверж-
дать, что без Наполеона первые 15 лет XIX века были
бы периодом абсолютного мира. Франция вышла из ре-
волюционного десятилетия с сильно увеличившейся за
счет аннексии Бельгии, левого берега Рейна, Савойи и
Ниццы территорией, располагая значительным влиянием
за пределами новых границ, с армией, сильно вырос-
шей в результате введения воинской повинности, сокра-
щению которой мешала чрезвычайно опасная экономи-
ческая ситуация. Между тем в стране образовалась мощ-
ная группа, интересы которой были связаны с войной. В
центре ее стояли молодые, честолюбивые генералы, по-
лучившие в связи с военным положением по существу
неограниченные преимущества, а по слабости Директо-
рии и необычайное влияние в Париже. Война всегда вой-
на, но, несмотря ни на что, нельзя отрицать огромного
вклада в военное искусство, сделанного Наполеоном Бо-
напартом — политиком и выдающейся личностью.
ПЕРВЫЙ КОНСУЛ
Набулеоне Буонапарте, родившийся 15 августа 1769 г.
на Корсике в семье мелкого дворянина, впервые приехал
во Францию, будучи младшим офицером. От природы впе-
чатлительный, не вышедший ни лицом, ни фигурой, по-
корсикански горячий, — и бедный, он был классическим
24

неудачником, для которого борьба стала жизненной необ-
ходимостью, отсюда его честолюбие, стремление к воин-
ской славе, политический радикализм и романтический
налет, характерный для его ранних сочинений. Был ли
то никому не нужный ребенок, произведенный на свет
после тяжелых родов, или отпрыск корыстолюбивого се-
мейства, второй сын, вынужденный вечно тягаться со стар-
шим братом, Жозефом, или презренное ничтожество в
Бриенне, безденежный молодой офицер, которого девуш-
ки дразнили "Кот в сапогах", — все соединилось в том
Наполеоне, чьим главным порывом было желание в лю-
бой ситуации стать первым и утвердить свое превосход-
ство всеми возможными средствами*.
Таким был молодой человек, в 1789 г. попавший в
хаос Революции. Сначала он почти не участвовал в собы-
тиях, но, сообразив, что к чему, молодой офицер быстро
присоединился к якобинцам и вперемешку с краткими
периодами службы в своем полку занимался разжигани-
ем страстей на Корсике. Сначала он связался с корсикан-
скими патриотами, однако это быстро закончилось. Недо-
вольный республиканским правлением народ Корсики вос-
стал в 1793 г., и Бонапартов выслали. Если до этого Напо-
леон еще сомневался в том, что его будущее во Франции,
то теперь все стало ясно. Попавший в круговорот "восста-
ния провинций" в центре страны, он в 1793 г. открыто
осудил повстанцев и проявил себя во взятии Тулона*. Пе-
режив последующие перевороты, Наполеон к 1795 г. имел
блестящую репутацию кадрового офицера и несколько
полезных политических связей, которые укрепились пос-
ле подавления им в 1795 г. вандемьерского восстания в
Париже* (с помощью знаменитого "залпа картечью") и
последующей женитьбы на Жозефине Богарне (Josephine
de Beauharnais)*, бывшей любовнице видного политика,
Поля де Барраса (Paul de Barras)*.
В конце концов эти связи привели Наполеона к ко-
мандованию Итальянской армией, следствием чего стал
неожиданный триумф. Директория, применив в 1795 г.
наступательную стратегию, чтобы подтолкнуть Пруссию
25

и Испанию к выходу из неприятельской коалиции, наме-
ревалась нанести главный удар по Британии и Австрии
вторжением в Ирландию и наступлением в Южной Гер-
мании, но первому помешал "протестантский ветер", а
второе было расстроено австрийцами. Тем не менее в Ита-
лии дела пошли совершенно иначе: в апреле 1796 г., пе-
рейдя через границу из своего лагеря в Ницце, раздетая и
разутая небольшая армия Наполеона всего за несколько
месяцев заставила Пьемонт и Папскую область заклю-
чить мир*, пересекла Северную Италию и разбила ряд
австрийских армий, угрожая следующей весной дойти до
самой Вены. Понеся серьезные потери, австрийцы запро-
сили перемирия, и 18 апреля 1797 г. было подписано
первое мирное соглашение. К этому времени, однако, На-
полеон был уже больше чем простой генерал. Успех в сра-
жениях в самом начале этой кампании, преданность войск
и растущее осознание собственной силы убедили его в том,
что он "человек, призванный влиять на судьбу народа"4.
В то же самое время неудачи, преследовавшие францу-
зов, создавали резкий контраст с его победами, подчерки-
вая его значимость для Директории и, соответственно,
политическую независимость. Наполеон, снедаемый же-
ланием обеспечить свою небольшую армию амуницией и
провиантом, сознательно подогревал республиканские чув-
ства, следствием чего стало образование в июне 1797 г.
Цизальпинской республики со столицей Миланом. Креп-
ко удерживающему в своих руках инициативу, Наполео-
ну фактически была дана возможность предложить авст-
рийцам разработанные им самим условия мира, отражен-
ные в подписанном 17 октября 1797 г. в Кампо-Формио
договоре
Но, хотя Австрия и извлекла из него немалую выго-
ду, получив значительную часть бывшей Венецианской
республики, разделенной между ней, Цизальпинской
республикой и Францией (которая получила Ионичес-
кие острова), это соглашение ни к чему не привело. У
Наполеона в роли фактического правителя Цизальпин-
ской республики появился вкус к политической власти.
26

Он говорил: "Я попробовал власть и больше не могу от
нее отказываться"5. Обретя важность наследного прин-
ца, он предавался полетам фантазии, никогда не знав-
шей границ.
"То, что я сделал до сих пор — это ничто. Я только в
начале пути, который следует пройти. Уж не думаете
ли вы, что я побеждаю в Италии только для того...
чтобы основать республику? "€
К концу 1797 г. Наполеон уже реально подумывал об
установлении контроля над французским правитель-
ством*: он открыто говорил, что не уйдет из Италии, если
ему не будет предоставлена "во Франции роль, сходная с
той, которая у меня здесь", и, кроме того, отмечал:
"Парижские адвокаты, на которых возложено руко-
водство Директорией, ничего не понимают в управ-
лении. Это посредственности...Очень сомневаюсь, что
мы найдем общий язык"7.
Но все же он признавал, что время для этого еще не
настало, а потому он должен покрыть себя еще большей
славой. Самым главным для него стало действие: вернув-
шись во Францию в конце 1797 г. он пояснил: "В Пари-
же ничто долго не запоминается. Если буду и дальше без-
дельничать... я пропал."8 Утверждать, что его кипучая
энергия и непомерное честолюбие стали единственными
выразителями французской политики, было бы неправиль-
но — экспансия приносила не только выгоды, как рань-
ше, теперь приходилось защищать Цизальпинскую рес-
публику, а эта задача требовала вторжения в Швейца-
рию, в то время как по всей Италии вспыхивали волне-
ния патриотов, но совершенно очевидно то, что Наполеон
придал ей в тот момент новый импульс. За несколько
месяцев создаются республики в Генуе и Риме, осуществ-
ляется вторжение в Швейцарию, а распаленный мечтами
о восточных владениях Наполеон отплывает в Египет,
вовлекая таким образом Францию в войну с Оттоманской
империей. Спровоцированные этим нападением Неаполь,
27

Австрия и Россия вступили в войну, добившись сначала
значительных побед и изгнав французов из большей час-
ти Италии. В разгар войны Второй коалиции положение
дел изменил переворот 18 брюмера 1799 г.* Бежавший
из Египта, где его армия оказалась запертой в ловушку
после разгрома французского флота в Абукирском сраже-
нии, Наполеон вернулся во Францию, сотрясаемую поли-
тическими распрями, внутренними волнениями и эконо-
мическим кризисом, и вместе с некоторыми недовольны-
ми политиками взялся за свержение Директории. Умело
использовав сложившуюся ситуацию, Наполеон появил-
ся из возникшего хаоса фактическим правителем Фран-
ции с официальным титулом "Первый консул".
Стоит заметить, что Наполеон пришел к власти как
миротворец. В сущности, война 1799 г. произвела удру-
чающее впечатление на французов всех убеждений, тогда
как большим преимуществом нового первого консула было
то, что он казался способным сочетать мир с защитой за-
воеваний революции. Поэтому, когда он въезжал в Па-
риж сразу же после переворота, его приветствовала лику-
ющая толпа. Он обратился к ним: "Французы! Вам нужен
мир — ваше правительство хочет его еще больше, чем
вы!"9. Фактически первой дипломатической акцией кон-
сула были призывы к Георгу Ш Английскому и Францу
П Австрийскому прекратить войну (если быть точным,
Франц был в это время Францем П, императором Свя-
щенной Римской империи; позже, когда она распалась,
он принял титул "императора Австрии", став Францем
I)*. Вряд ли все же эти призывы имели серьезный харак-
тер*. Хотя, как пишет Талейран, "они благоприятно воз-
действовали на мир внутри страны", что Наполеон пре-
красно понимал. Вторая коалиция едва ли приняла их,
еще рассчитывая в это время на победу: англо-русское
вторжение в Голландию провалилось*, Россия вышла из
войны, но Бурбоны вернулись на неаполитанский трон,
значительные австрийские силы оккупировали Цизаль-
пинскую республику, Пьемонт и Южную Германию, а Бри-
тания господствовала на морях, отрезав армию, оставлен-
28

ную Наполеоном в Египте. Не удивительно, что ответ был
чрезвычайно враждебным*, но первый консул почти на-
верняка хотел, возложив ответственность за продолже-
ние войны на противника, получить возможность добить-
ся новых побед, которые умножили бы его славу и позво-
лили диктовать мир на своих условиях.
Последовала кампания 1800 г. Захватив инициативу,
австрийцы с армией из 97 000 человек начали наступле-
ние в Италии, тесня имевших численное превосходство
французов, и осадили их в Генуе, с величайшим муже-
ством обороняемой генералом Массена (Massena)* вплоть
до 4 июня. Несмотря на то, что его застали врасплох, На-
полеон сделал эффектный ход: в тот момент, когда Моро
(Moreau) пересек Рейн и 3 мая разбил австрийцев у Што-
каха, первый консул провел вновь созданную Резервную
армию через Альпы и вышел австрийцам в тыл, одержав
14 июня при Маренго победу с очень небольшим преиму-
ществом. Хотя эта кампания была проведена по наполео-
новским меркам очень неумело, австрийцам нанесли урон
и заставили их таким образом очистить итальянскую зем-
лю, а Франц П откликнулся на очередной призыв к заклю-
чению мирного договора, направленный Наполеоном с поля
сражения при Маренго. Последовали длительные перего-
воры о мире в Люневиле, однако австрийцы заняли твер-
дую позицию и возобновили военные действия, после чего
Моро вновь разбил их 3 декабря при Гогенлиндене. Демо-
рализованная и понесшая тяжелые потери Вена запросила
мира, результатом чего стал Люневильский договор, по
которому Австрия вынуждена была согласиться с аннек-
сией Францией Бельгии и левого берега Рейна, признать
независимость ее многочисленных государств-сателлитов
и уступить находившиеся под властью Габсбургов Моден-
ское и Тосканское герцогства с частью территории Вене-
ции, захваченной австрийцами в 1797 г. (из этих террито-
рий Модена и Венеция переходили к Цизальпинской рес-
публике, тогда как в качестве жеста, направленного на
примирение с Испанией, Тоскана передавалась сыну гер-
цога Пармского, зятю Карла IV, королю Этрурии).
29

После полного унижения Австрии оставались еще Отто-
манская империя, Неаполь и Британия. Однако Турция,
поглощенная внутренними беспорядками, больше не при-
нимала участия в войне после ухода французов из Египта
в августе 1801 г.* Между тем нападение неаполитанцев на
Тоскану было отбито при Сиене 14 января 1801 г., что
вынудило Фердинанда IV спешно просить о мире. И в то
же время даже британское пристрастие к военным дей-
ствиям заметно угасло. Отсутствие союзников несколько
изменяло планы, а ее бессилие обнаружилось в неспособ-
ности помешать испанцам вынудить Португалию закрыть
порты для британской торговли. Что касается морской
мощи, то, хотя она все еще могла похвастать значительны-
ми победами — у французов была отбита Мальта, потерпе-
ли поражение испанцы и датчане, а французская армия в
Египте близка к капитуляции — ее уже не хватало, чтобы
преградить путь французской экспансии и держать все
больше и больше портов открытыми для британской тор-
говли. Тем временем в Британии разразился экономичес-
кий кризис, вызвав обширные народные волнения. К тому
же в Ирландии, несмотря на разгром восстания 1798 г., не
стихали беспорядки, а попытки примирения, предприня-
тые Питтом (Pitt), предоставление равных прав католикам
привели лишь к замене его еще более нерешительным Ад-
дингтоном (Addington). Новый Кабинет, не испытавший
поражений, но и не способный добиться окончательной
победы, заявил в конце концов, что готов заключить со-
глашение.
Поддерживая образ воителя, вынужденного вступить
в битву, Наполеон с удовлетворением воспринял эту ини-
циативу. Поскольку французский гарнизон находился на
грани капитуляции, мирный договор становился един-
ственным средством хоть какого-нибудь спасения от еги-
петского фиаско. Тем временем Наполеон получил тяже-
лый удар на поле дипломатической битвы. В конце 1799 г.,
как известно, Россия отказалась от боевых действий про-
тив Франции после возникновения у нее разногласий с
Британией и Австрией, и Первый консул не замедлил
30

воспользоваться этой брешью, надеясь на замешательство
оставшихся противников. Павел I — яростный в теории
противник Революции — попался на обещаниях вернуть
7000 военнопленных, находившихся тогда в руках у фран-
цузов, и передать ему Мальту, которая в то время еще
принадлежала Франции. Под сильным впечатлением от
этого великодушного шага Павел позволил уговорить его
на то, что союз с Францией соответствует российским ин-
тересам*, и к осени 1800 г. он направит армию на авст-
рийскую границу и заключит союз прибалтийских госу-
дарств: России, Швеции, Пруссии и Дании — для оказа-
ния давления на Британию через так называемую Лигу
вооруженного нейтралитета. Для Наполеона эти меры
были весьма многообещающими, но 23 марта 1801 г. Павел
был убит в результате дворцового переворота, к тому же
2 апреля англичанами была одержана победа при Копен-
гагене. С исчезновением всех надежд нанести удар Брита-
нии попросту исчез смысл продолжать военные действия,
так как Франция, по обыкновению, была измучена вой-
ной, Британия, вероятно, примет любые условия, какие
ни предложи. В то же время мир обещал дополнительные
выгоды — можно было перестроить французский военно-
морской флот, а Германия в значительной степени подпа-
дала под французское влияние. Короче говоря, подобные
условия удивительно совпали с французскими интереса-
ми, что и выразилось в Амьенском договоре от 27 марта
1802 г.
АМЬЕНСКИЙ МИР
Амьенский договор, вероятно, и не должен был приве-
сти к длительному миру. Британия и Франция подгото-
вились к соглашению, но ни та ни другая сторона не за*
хотела отказаться от осуществления военных задач.
Тогда как Британия все еще хотела гарантий в Европе,
Наполеона в такой же мере заботило сохранение фран-
цузской гегемонии, и эти две цели вскоре оказались не-
31

совместимыми. Не помогало делу и то, что соглашение
было в сущности неравным. Чтобы добиться мира, Бри-
тания была готова пойти на очень большие жертвы. При-
знавались естественные границы Франции, различные
республики-сателлиты, возвращались потерянные ею ко-
лонии и голландские владения на мысе Доброй Надеж-
ды, в Суринаме, Курасао, Малакке и Островах Прянос-
тей; Британия сохраняла только испанский Тринидад и
голландский Цейлон. В то же время Менорку предпола-
галось вернуть Испании, а Мальту иоаннитам, на что Фран-
ция отвечала согласием вывести все свои войска с терри-
торий сателлитов, которые с этого времени рассматрива-
лись как независимые государства. Короче говоря, Бри-
тания почти ничего не получила, и договор был встречен
с тревогой и беспокойством.
Мирное сосуществование поэтому во многом зависело
от Наполеона. По самой меньшей мере первому консулу
следовало вывести войска из Голландии, Швейцарии и
Италии, научиться уважать целостность и независимость
Цизальпинской, Лигурийской, Гельветической и Батав-
ской республик и вообще ограничить радиус военных дей-
ствий на европейском континенте. Была бы целесообраз-
ной либеральная политика в отношении британской тор-
говли, не говоря уже о подписании торгового соглаше-
ния, предусмотренного, хотя и не обусловленного, дого-
вором, сверх того требовалось, чтобы французы сдержи-
вали свою активность во всем мире. Однако, учитывая
характер Наполеона, его честолюбие и всегда преувели-
ченное представление о своих способностях, все это было
весьма маловероятным.
Был ли Наполеон личностью, определявшей внешнюю
политику? Многое здесь понять сложно, но, по крайней
мере, основные элементы, формировавшие ее, совершен-
но ясны. Как говорил граф Моле (Mole): "Чем больше я
вижу его, тем больше убеждаюсь, что он...думает только
об удовлетворении своих желаний и непрестанном умно-
жении своего...величия"11. Если целью была власть, то
война была средством, подчас единственным, с помощью
32

которого ее можно было достичь и упрочить, а Наполеон
всегда понимал, что она неразделима с его политическим
выживанием, равно как и с возвышением*. В поддержку
этого положения можно привести бесчисленное множе-
ство цитат. Возьмем лишь три примера, относящиеся к
различным этапам его карьеры. В 1803 г. он заявлял:
"Первый консул похож на тех королей милостью божьей,
которые считают свои государства наследством. Ему нуж-
ны подвиги и, следовательно, войны". В 1804 г.: "Смерть
ничто, но жить побежденным и бесславным — значит уми-
рать каждый день". В июне 1813 г.: "Я лучше умру, чем
уступлю хоть дюйм своей территории. Ваших государей,
рожденных на престоле, можно разбить двадцать раз, а
они все равно возвращаются в свои столицы. Я же, выс-
кочка-солдат, не способен на это. Моя власть закончится
в тот день, когда меня перестанут бояться"12.
Однако суть заключалась не только в том, чтобы при-
дать вес Наполеону в глазах дружественных ему правите-
лей или убедить всех на Европейском континенте в его
силе. Боясь толпы, он, очевидно, считал войну единственно
возможным способом держать в руках своих подданных
и обуздывать французское легкомыслие. Из этого выте-
кал вопрос о численности армии, особенных сложностей
впрочем не составлявший. Вся политика, как и при Рес-
публике, держалась на армии и зависела от нее: захват
Ганновера в 1803г. был по крайней мере отчасти, обус-
ловлен желанием расквартировать значительную часть
французских войск на германской земле. Более того, по-
мимо экономических соображений Наполеону также при-
ходилось обеспечивать все необходимое для ее содержа-
ния, которое должно было соответствовать нынешнему по-
ложению "армии славы", а не прежнему - "армии добро-
детели". Опасность исходила от стремления многих стар-
ших военачальников стать "чрезмерно влиятельными под-
данными", и потому Наполеон не верил и несгибаемым
республиканцам типа Бернадота (Bernadotte)* (в то вре-
мя этот гасконский солдат был убежденным якобинцем,
но в один прекрасный день ему суждено было стать коро-
2. Наполеоновские войны 33

лем Швеции), и честолюбивым соперникам, таким как
Моро*. Короче, как бы то ни было, а для него постоянная
война являлась насущной потребностью. То же можно
сказать и о гражданском обществе: Наполеон пришел к
власти, пообещав Франции мир, но ведь он должен был
обеспечить ее процветание, а это также означало захват-
нический характер внешней политики, способный при-
нести "великой нации" ресурсы и рынки, которых она не
имела, оставаясь тем, чем являлась.
Предвидим возражения в том, что Наполеон кроме всего
прочего считал себя великим законодателем и что мир,
которого он теперь добился, давал ему возможность бес-
препятственно осуществлять свои честолюбивые замыс-
лы в этом направлении. Первый консул как бы демонст-
ративно предпочитал гражданскую одежду генеральско-
му мундиру и проводил большую часть времени погру-
женным в вопросы сугубо гражданские. Можно найти мно-
гочисленные высказывания, относящиеся к этому перио-
ду, свидетельствующие, что его планы носили исключи-
тельно мирный характер, например, сразу же после под-
писания Амьенского договора, он признался одному из
государственных советников, что намеревается "увеличить
объем мирных общественных работ"12. Но это был ловкий
ход. Тогда же Наполеон высказал сомнение в том, что
Франция "достаточно успокоена, чтобы обойтись без даль-
нейших побед", и заметил, что "в нашем положении я
рассматриваю мир как временную уступку"14. В Наполео-
не как бы слились воедино законодатель и воин, а чтение
классиков античности внушило первому консулу твердую
уверенность в том, что самые выдающиеся деятели древ-
ности отличались и в гражданской и в военной областях,
например спартанец Ликург. Поэтому, сколько бы Напо-
леон ни убеждал, что всерьез принимает заверения дру-
гих держав жить с ним в мире, невозможно поверить, что
он мог долго придерживаться соглашения, которого до-
бивался, или что длительный мир и его цели в самом
деле совместимы между собой.
Что же это были за цели? Любой ответ на вопрос, по-
34

нятное дело, должен начинаться с того, что во-первых у
Наполеона никогда не было четкого плана действия (мно-
гие из последующих аннексий, совершенно очевидно,
являлись следствием обстоятельств), и что, во-вторых, он
был прежде всего оппортунист, готовый отказаться от
общих принципов политики, если они приходили в стол-
кновение с потребностями момента. Хотя и можно как-то
определить общие цели, самая главная из них сводится к
взгляду Наполеона на самого себя как на нового Карла
Великого, верховного правителя, в вассальной зависимо-
сти от которого находились бы все европейские монархи.
Франция к тому времени действительно стала бы "вели-
кой нацией", сильно расширившись территориально и
пользуясь политическим и культурным господством, ко-
торое укреплялось бы поддержкой государств-сателлитов,
связанных с Францией общими принципами права и прав-
ления. Поскольку эти принципы по существу совпадали с
идеями французской революции, можно быть уверенным
в том, что в этой программе прослеживается политический
радикализм первых лет правления Наполеона, обуслов-
ленный его пресловутой ненавистью к выродившимся мо-
нархиям Бурбонов. Тем не менее выпады такого рода были
не столько орудием имперской политики, сколько одной
из ее целей*, так как в Неаполе и Испании Бурбонов ос-
тавили бы в покое при других обстоятельствах. Во вся-
ком случае этот экспансионизм странным образом пере-
плетается с распределением ролей в семье Наполеона. Как
ее глава de facto, корсиканец Наполеон склонялся к тому,
чтобы обеспечить личные интересы своих многочислен-
ных братьев и сестер, точно так же как государственный
деятель Наполеон был заинтересован в использовании их
для осуществления своих целей, в данном случае для ук-
репления империи, ее статуса в глазах других европейс-
ких монархов и привлечения на службу старого дворян-
ства. Французский властелин так и не смог забыть, что
он прежде всего парвеню, привнося, таким образом, во
внешнюю политику некую неустроенность, присущую на-
чальному этапу его жизни. Что касается других европей
2* 35

ских держав, то они могли либо принять новое распреде-
ление ролей, в случае чего им, разумеется, пришлось бы
согласиться с постоянно приниженным положением, един-
ственным условием всеобщего мира, к которому, как до-
казывают его апологеты, Наполеон стремился, либо стол-
кнуться с войной. Компромисс был невозможен: убеж-
денный в превосходстве своих армий, непобедимости ге-
нералитета и приоритетности своих интересов, он даже
не допускал мысли, что не сможет добиться желаемого, и
уж само собой не намерен был расшаркиваться перед вся-
ким, кто посмел бы "обидеться" на него, рассматривая
любого союзника только как средство достижения цели,
а любое соглашение о мире как оскорбительный выпад.
Итак, длительный перерыв в войне в соседстве с Напо-
леоном был скорее всего невозможен. Что же касается
Амьенского мира, первый консул определенно ничего не
делал для его сохранения: каждый его ход вызывал обо-
снованное беспокойство в Лондоне. Как позднее призна-
вал Талейран:
"Едва лишь был заключен Амьенский мир, как уме-
ренность начала покидать Бонапарта: этот мирный
договор еще не вошел в силу, а он уже стал разбрасы-
вать зерна новых войн..."15
Далекий от спокойной жизни в отведенных ему Амье-
ном границах, Наполеон продолжал активно вмешивать-
ся в дела сопредельных Франции территорий: хотя из
Неаполя и Швейцарии французские войска были выведе-
ны, но они продолжали занимать всю Голландию, Швей-
цария была ими захвачена в январе 1803 г., получила
новую конституцию (Act de Meditation) и лишилась Вале*;
Цизальпинская республика, переименованная в Итальян-
скую, была переустроена по образцу консульской Фран-
ции, а ее президентом стал сам Наполеон, Пьемонт и Эль-
ба были аннексированы Францией, а Священная Римс-
кая империя в Германии фактически прекратила суще-
ствование. Последнее событие было настолько важным,
что о нем следует сказать подробнее. Империя, являвша-
36

яся, по существу, разношерстным конгломератом
симых королевств, княжеств всех форм и размеров, епар-
хий, аббатств, вольных городов и феодальных владений,
объединенных лишь формальной вассальной зависимос-
тью от дома Габсбургов, была главным бастионом авст-
рийского влияния в Германии, и в этом качестве стала
козлом отпущения для Наполеона. В то же время, ей угро-
жал развал изнутри, поскольку многие из правителей от-
носительно крупных земель все больше стремились к зах-
вату вольных городов, церковных уделов и сонма мелких
княжеств и баронских поместий. Такая политика означа-
ла гибель для Австрии, самой сильной опорой которой в
империи традиционно были епископы, аббаты и импер-
ские рыцари, но тем не менее все же решено было помочь
изгнанным итальянским Габсбургам, обратившись по это-
му поводу даже к Францу П. Захватив и аннексировав
Рейнские земли, французы предполагали, что задетые за
живое германские правители должны будут восполнить
потерю за счет свободных территорий в Германии. Нечего
и говорить, что заинтересованные стороны зашли в ту-
пик, и в конце концов урегулирование легло на плечи
Наполеона. Пруссии и Австрии отошли существенные тер-
ритории в Вестфалии и Южном Тироле, Зальцбург пере-
дали герцогу Тосканскому, а Бавария, Баден и Вюртем-
берг тоже урвали по крупному куску территории. Герма-
ния в мгновение ока преобразилась. Священная Римская
империя выжила, но значительно ослабела от роспуска
вольных городов и княжеств, а также сокращения ее тер-
риторий. Австрийское господство теперь до некоторой сте-
пени было заменено французским: в частности, южные
государства, хотя и значительно расширились, по-прежне-
му, опасались Австрии и потому просили у Наполеона
защиты, фактически присоединясь к французским сател-
литам.
Излишне утверждать, что все это не нравилось Бри-
тании; действия Наполеона и в других местах вызывали
там растущее беспокойство. В торговых делах ее продол-
жали притеснять и ограничивать во Франции и у фра-н-
37

цузских сателлитов. Тем временем французская актив-
ность во всем мире не ослабевала. Предприняв экспеди-
цию в Австралию, приобретя у Испании Луизиану и вос-
становив рабство во французских колониях, Первый кон-
сул теперь распространял французское влияние в Среди-
земноморье, договорившись с правителями Туниса и Ал-
жира, открыто изучал возможности для новой экспеди-
ции в Египет, пытался восстановить французское прав-
ление в Индии, направил силы в Сан-Доминго, чтобы
подавить восстание под руководством Туссена Лувертю-
ра (Toussaint L'Ouverture)* и приступил к строительству
военно-морского флота. Короче говоря, опасения британ-
цев, что их интересам брошен вызов не только в Европе,
но и во всех уголках земного шара, вполне оправдыва-
лись.
Не многие из действий Наполеона, сами по себе, в дей-
ствительности нарушали букву Амьенского договора. Тем
не менее они несомненно нарушали то, что британцы счи-
тали его духом, и это давало им основание подозревать,
что вскоре первый консул разорвет и само соглашение.
Когда многократные протесты ни к чему не привели —
Наполеон отказывался от каких-либо уступок сверх со-
гласованного в Амьене, не собирался терпеть сносить ни-
каких помех своим замыслам и, кроме того, приходил в
неистовство от постоянных оскорбительных выпадов в его
адрес в британской печати, — администрация Аддингто-
на решила не поддаваться Франции в вопросах, касаю-
щихся жизненно важной стратегической базы — Мальты,
которую по условиям договора Британии полагалось по-
кинуть, но на деле она ее еще удерживала. В результате,
Наполеон столкнулся с требованиями вывести войска из
Голландии и Швейцарии, уважать независимость госу-
дарств-сателлитов и согласиться на оккупацию Мальты
британцами сроком на десять лет. Понимая, что перевес
не на его стороне — французский военно-морской флот
пребывал еще в зачаточном состоянии, и возобновление
военных действий в этот момент было колониальной и
коммерческой катастрофой, — Наполеон мог отступить,
38

но гордость ни в коей мере не позволила ему смириться с
лишающей свободы уздой, которую готовились набросить
на него британцы. Поскольку ни одна из сторон не жела-
ла пойти на уступки, 18 мая 1803 г. Франция первая
объявила войну, открыв таким образом эпоху наполео-
новских войн.
НАПОЛЕОНОВСКИЕ ВОЙНЫ
Уже доказано, что при вступлении в 1803 г. в войну
Британией не руководили ни идеологические, ни эконо-
мические мотивы. Политические изменения во Франции
ее не интересовали, от дела роялистской контрреволю-
ции быстро отказались, и вопрос реставрации остался
открытым — хотя война за рынки сбыта и колонии, ко-
торую она теперь возобновила, была, само собой, хоро-
шим ударом по Франции, но и только. Британию инте-
ресовали вопросы безопасности в Европе и во всем мире*,
администрация Аддингтона была убеждена, что война —
единственное средство ее обеспечения. Для достижения
своих целей Британия нуждалась в поддержке партне-
ров на континенте, а вот ее-то она и не смогла получить,
так как остальные державы убаюкивали себя надеждой
мирного сосуществования с Наполеоном. Во-первых, не
стоило начинать крестовый поход а 1а 1793 г., так как
Наполеон не вызывал ужаса, а восстановление Первым
консулом такой привычной монархической формы
правления и успокаивающая внутренняя политика ми-
ротворца создали ему репутацию человека надежного.
Так, Пауль Шредер справедливо полагал, что диплома-
тия придала ему вид "нормального, лишенного ореола
таинственности политика... который ведет игру по всем
правилам, правда, гораздо безжалостнее и успешнее, чем
большинство других"16. Во-вторых, к тому времени по-
чти не осталось симпатий к Британии: причиной послу-
жили не только casus belli, из-за которого она якобы
вступила в войну, — удержание Мальты — его расценили
39

как притянутый за уши, но и подстроенная Наполеоном
в нужный момент инсценировка примирения, позволив-
шая разглядеть ее агрессивную сущность. В-третьих, в
1803 г. все великие державы были настроены, в основ-
ном, миролюбиво: либо не хотели воевать, особенно с
Наполеоном, либо не считали, что это хоть в малейшей
степени затрагивает их интересы.
Что касается последнего, то многому суждено было из-
мениться (следует отметить, что идея низвержения Напо-
леона как одна из целей войны успеха не имела до самого
ее конца и вплоть до битвы при Ватерлоо 1815 г. среди
прусских генералов царило сильное недоверие в отноше-
нии к британцам). Однако прежде чем ответить на во-
прос, каким образом война стала всеобщей, необходимо
обратить внимание на положение в Европе к 1803 г. Нач-
нем с Наполеона и его союзников. После революции Фран-
ция обрела огромную мощь. Имея население 29 000 000
человек, она в этом отношении уступала только России и,
безусловно, была самым передовым государством конти-
нентальной Европы. Хотя политический паралич и по-
всеместные волнения при Директории много сделали для
того, чтобы свести на нет ее превосходство, Наполеон, как
мы еще увидим, положил конец этим беспорядкам и те-
перь находился в благоприятном положении, получив в
свое распоряжение весьма значительные финансовые и
людские ресурсы. Тем временем, целиком используя во-
енные достижения старого режима и Революции, он со-
здавал армию, которая по размеру и качеству почти не
имела себе равных: в самом деле, она состояла из 265
пехотных батальонов, 322 кавалерийских эскадронов и
202 батарей и насчитывала примерно 300 000 человек17.
В то же время в отличие от других у Наполеона не было
сложностей с пополнением и резервом, поскольку теоре-
тически все мужское население было пригодно к военной
службе. Наконец, хотя на море положение Франции и
было довольно уязвимым — в 1803 г. у Наполеона было в
строю всего 23 линейных корабля, — ее судостроитель-
ный потенциал без труда сравнялся с британским, а суда
40

имели более современную конструкцию. Короче говоря,
взявшись за реализацию программы перевооружения во-
енно-морского флота, Наполеон мог рассчитывать в тече-
ние определенного срока существенно укрепить свои по-
зиции и здесь.
Разумеется, Франция опиралась не только на свои силы.
Голландию, Итальянскую и Лигурийскую республики бы-
стро вынудили выступить против Британии и предоста-
вить свои вооруженные силы в распоряжение Франции
(важнейшим элементом здесь стал голландский флот, ко-
торый в 1801 г. насчитывал 15 линейных кораблей), в
финансовом отношении они внесли также весьма суще-
ственный вклад в войну. Хотя Швейцарии позволили со-
блюдать нейтралитет, ее, тем не менее, в 1804 г. застави-
ли содержать во французской армии несколько швейцар-
ских полков численностью 16 000 человек. Но и это не
исчерпывало поддержки, получаемой Францией из-за гра-
ницы. Испания, отчаянно отбивавшаяся от участия в вой-
не, купила себе эту привилегию ценой ежемесячной суб-
сидии размером 6 000 000 франков, причем еще 16 000 000
франков было единовременно выплачено Португалией,
которую в тот момент Британия защитить была бессиль-
на. Тем не менее, если бы Испанию вынудили вступить в
войну, она могла бы выставить армию численностью 130 000
человек (153 пехотных батальона, 93 кавалерийских эс-
кадрона, 40 артиллерийских батарей) и все ресурсы своей
латиноамериканской империи. И последнее, но не по важ-
ности, обстоятельство, все эти государства, за исключе-
нием Португалии, вынуждены были закрыть свои порты
и границы для торговли с Британией. Великий наполео-
новский план континентальной блокады* уже успешно
работал. За пределами его пока оставались лишь неболь-
шие княжества Южной Германии. Поскольку они явля-
лись частью одного большого государства, на них тоже
можно было рассчитывать в получении значительной во-
енной поддержки на случай континентальной войны.
Хотя Британия и господствовала на морях, ее возмож-
ности успешного сопротивления войскам Наполеона сво-
41

ими силами были весьма ограниченны, по крайней мере,
в ближайш«;е время. В Германии Георг III был курфюр-
стом ГанноЕера*, но преимущества от этого сводились на
нет военной слабостью и стратегической уязвимостью Ган-
новера. Королевский военно-морской флот, хотя и не имел
равных в боевой подготовке, искусстве мореплавания и
боевом духе, сильно уменьшился по числу судов после
1801 г. (фактически в строю находились всего лишь 34
линейных корабля, хотя в резерве их было еще 75), бри-
танская армия численностью примерно 130 000 человек
(115 батальонов, 140 кавалерийских эскадронов, 40 бата-
рей) была слишком разбросана, недостаточно боеспособна
и плохо укомплектована офицерами. Разумеется, и речи
не могло быть, что Британия с ее быстро растущим насе-
лением и огромными финансовыми, торговыми и промыш-
ленными ресурсами, не поставила бы под ружье гораздо
больше людей. Тем не менее, в силу создавшегося поло-
жения, пришлось обращаться за помощью к союзникам.
С военной точки зрения, единственным возможным про-
тивовесом французскому превосходству были мощные, до
зубов вооруженные и укомплектованные хорошо обучен-
ными кадрами армии Австрии, Пруссии и России. В пол-
ном составе они действительно производили впечатление.
Так, Австрия могла выставить очевидно более 300 000
человек: 255 пехотных батальонов, 322 кавалерийских
эскадрона и больше 1000 пушек (в австрийской артилле-
рии еще не было постоянных батарей, однако пушек хва-
тало, чтобы обеспечить по меньшей мере 125 батарей). По
России цифры были еще выше и составляли примерно
400 000 человек, если учесть казачью кавалерию. Ее по-
ставляло определенное сословие, жившее на южных и во-
сточных границах, которое за военную службу получило
в свое время землю и свободу. Регулярные части включа-
ли 359 пехотных батальонов, 341 кавалерийский эскад-
рон и 229 батарей. Между тем Россия, единственная сре-
ди восточных держав, располагала к тому же крупными
военно-морскими силами, имея флоты в Балтийском и
Черном морях, которые в 1805 г. насчитывали 44 кораб-
42

ля. Это позволяло России выйти за рамки ее географичес-
кой изоляции — в 1799 г. российские войска сражались в
Италии и Голландии (излишне напоминать, как интере-
совал Наполеона подобный альянс). Что касается Прус-
сии, то ее 175 батальонов, 156 эскадронов и 50 батарей
составляли примерно 254 000 человек. Кроме того, еслг
бы Пруссия вступила в борьбу, без сомнения ее ждала бы
поддержка Брауншвейга и Саксонии, которые в силу гео-
графического положения подчинялись ей, а не Франции.
Разумеется, цифры решали не все. Как будет видно,
по ряду причин армии восточных держав уступали воору-
женным силам Наполеона. К тому же, из-за сложившего-
ся положения, их внимание никоим образом не могло быть
занято только Францией. У Австрии, России и Пруссии
были и другие враги, требовавшие от них бдительности.
Так, на юге Европы мы видим Оттоманскую империю.
Султан Селим Ш вел с момента восшествия на трон в
1789 г. отчаянную борьбу с группой весьма влиятельных
подданных за реформу и значительно усилил военную
мощь империи. И так уже обладая надежным современ-
ным военным флотом по западному образцу в составе 22
линейных судов, он с помощью французских специалис-
тов модернизировал артиллерию и создал новую регуляр-
ную армию. Организованная и подготовленная по запад-
ным стандартам, эта армия (Низам-и-Джедид) к 1806 г.
достигла численности 24 000 человек. Тем не менее, не-
смотря на высокую боеспособность, она представляла со-
бой всего лишь незначительную часть оттоманских войск,
огромных, но совершенно неэффективных в военном от-
ношении. Так, ядром регулярной армии по-прежнему яв-
лялись 196 полков янычар численностью по 2-3 тысячи
человек, причем об этих частях давно уже шла нелестная
молва из-за плохой подготовки и дисциплины и совер-
шенной непригодности к войне. Регулярную пехоту под-
держивала легкая кавалерия, представители которой были
феодалами, владевшими имениями и обязанными за это
нести военную службу, наемные нерегулярные войска и
плохо подготовленные крестьяне-новобранцы. Большая
43

часть этих войск зависела от воли местных сатрапов, ко-
торые могли хотеть, а могли и не хотеть отправлять свои
отряды по призыву из Константинополя. Будучи неуправ-
ляемой толпой, что уже доказал Наполеон, оттоманские
армии были не чета войскам западного образца, но ковар-
ная политика империи делала ее сложным противником,
вследствие чего ей отводилось важное место в дипломати-
ческих расчетах. На другом конце континента находи-
лись Дания и Швеция. Незначительная по территории
Дания (в датской армии было всего лишь 30 пехотных
батальонов и 36 кавалерийских эскадронов) даже после
поражения под Копенгагеном в 1801 г. сохранила мощ-
ный флот из 20 линейных кораблей. Что же касается
Швеции с примерно 70-80 пехотными батальонами, 66 ка-
валерийскими эскадронами и 70 артиллерийскими бата-
реями, то она была в состоянии выставить значительное
войско, а ее географическая удаленность уравновешива-
лась мощным военным флотом (12 линейных кораблей и
большое количество тяжеловооруженных галер, специаль-
но предназначенных для высадки в мелких водах Бал-
тийского моря) и принадлежащим ей важным плацдар-
мом, шведской Померанией. Оставляя в стороне вопрос
об этих дополнительных армиях, не нужно думать, что
какая-нибудь держава в 1803 г. стремилась к войне с Фран-
цией. Взять хотя бы Австрию, когда после Люневильско-
го договора Франц П оказался во главе страны, не только
истощенной и истерзанной и, кроме того, бессильной по-
мешать Наполеону осуществить его планы в Германии,
что явно угрожало ее интересам. А тут Венгрия, с 1780-х гг.
вовлеченная в тяжбу с Габсбургами, проявила норов имен-
но когда брат Франца, эрцгерцог Карл, только что убедил
его в необходимости взяться за значительные админист-
ративные и военные реформы. В то время как Карл про-
тивился любой форме отношений с Францией, относясь с
глубоким подозрением к России и склоняясь к политике
экспансии на Балканах, по природе осторожный и миро-
любивый Франц меньше всего хотел ввязываться в еще
один конфликт, и к тому же он, во всяком случае в душе,

был поклонником Наполеона*. В результате, не желая
навлекать на себя новую войну, он стремился к соглаше-
нию с Францией в надежде на то, что это могло бы послу-
жить противовесом России и Пруссии.Кроме того, к Бри-
тании испытывали сильную неприязнь в Вене из-за раз-
ногласий возникших в ходе войны Второй коалиции, так
что у нее не было никаких шансов на получение помощи
от Франца; Австрия сохраняла стойкий нейтралитет*.
А для России этот период ознаменовался попыткой
сблизиться с Наполеоном. Александр I был разгневан,
узнав об уничтожении Британией Лиги вооруженного ней-
тралитета, до некоторой степени восторгался Наполеоном,
собирался заняться внутренней реформой и стремился к
сотрудничеству с Францией по вопросу о реорганизации
Германии. К 1803 г. первый восторг прошел, и его место
заняло тревожное чувство, вызванное откровенным жела-
нием Наполеона не только всецело господствовать в За-
падной Европе, но и расчленить на мелкие кусочки Отто-
манскую империю (во времена Амьенского мира Петер-
бург неоднократно получал из Парижа предложения за-
ключить "соглашение" по Балканам). Александр, весьма
раздраженный претензиями Наполеона, провозгласивше-
го себя пожизненно первым консулом, высказал мнение,
что Бонапарт — "один из самых отъявленных тиранов,
которых когда-либо порождала история"18. Тем не менее
он не захотел действовать силой и попытался выступить
посредником, предложив условия, которые лишили бы
Британию Мальты и гарантировали Франции ее нынеш-
ние границы и сферу влияния в Европе в обмен на при-
знание французами status quo других территорий, в част-
ности Неаполя и Оттоманской империи. Как известно,
даже в тот момент, когда обсуждалось это предложение,
Александра пытались склонить на враждебные позиции,
но, хотя его политика становилась все более антифран-
цузской, существовали и другие причины, несколько ослож-
нявшие дела. Под влиянием своего близкого советника и
друга, князя Адама Чарторыйского, назначенного в сен-
тябре 1802 г. товарищем министра иностранных дел, он
45

потихоньку склонялся к тому, что лучшим средством сдер-
жать французскую экспансию было бы установление рос-
сийского превосходства в Восточной Европе либо путем
прямых аннексий, либо привлечением зависимых госу-
дарств-сателлитов (Чарторыйский был, например, ревнос-
тным поборником возрождения Польши)*. Однако этот сце-
нарий, скорее всего, привел бы к обратным результатам,
поскольку определенно толкал Россию на разрыв отноше-
ний со Швецией, Пруссией, Австрией и Турцией, давая в
свою очередь каждой из этих держав право броситься в
объятия Франции (и действительно, в 1803 г. Густав IV
Шведский уже был заинтересован в союзе с Францией).
Итак, разрыв с Россией мог подарить Франции новых
союзников.
Теперь — Пруссия. В 1803 г. Берлин менее всех евро-
пейских столиц питал враждебность к Наполеону. Фрид-
рих-Вильгельм III терпеть не мог Бурбонов и ничего не
имел против Наполеона как первого консула. В то же
время он слыл человеком мирным*; главным счастьем
для него, по свидетельству одного британского диплома-
та, было "отсутствие всяких тревог"19. По своим склон-
ностям, он, естественно, назначал в советники людей,
веривших в нейтралитет Пруссии, отличавший ее поли-
тику с 1795 г.* Это было единственно верное направле-
ние, если учитывать постоянную нехватку денег и хро-
ническое недоверие к Австрии и России. Разумеется, со-
вершенно не обязательно думать, что Пруссия сохранила
бы нейтралитет — расширение территорий интересовало
далее Фридриха-Вильгельма, но приобретения, на кото-
рые он мог претендовать (Ганновер и шведская Помера-
ния), явились бы яблоком раздора между ним и Франци-
ей, и Чарторыйским, и еще многими-многими другими...
Итак, конфликт между Британией и Францией сам по
себе не должен был привести к всеобщей войне, а то, что
это все-таки случилось, — целиком на совести Наполеона.
Здесь часто придают большое значение так называемой
"венсенской трагедии", когда герцога Энгиенского
(cTEnghien), дальнего родственника французской королев-
46

ской семьи, насильно увезли из Бадена, где он пребывал
в изгнании, и казнили по подозрению в причастности к
роялистскому заговору. Тем не менее, хотя история эта и
вызвала ужас, но отразилась лишь на внешней политике
Швеции; новость об убийстве герцога Энгиенского заста-
вила достаточно неуравновешенного Густава IV отказать-
ся от планов войти в союз с Францией. В отместку он
объявил крестовый поход против нее. Идею Густава ник-
то не поддержал, хотя в это время Александр I и разорвал
отношения с Наполеоном, было ясно, что к этому его по-
будила французская угроза равновесию сил в Европе, а
вопрос о реставрации Бурбонов был решительно исклю-
чен из военных целей того союза, который в 1805 г. пре-
вратился в Третью коалицию.
Чтобы понять причины образования Третьей коалиции,
нам придется вновь вернуться к вопросу о росте француз-
ской мощи. Итак, война с Англией приводила к немед-
ленному расширению французского влияния на конти-
ненте. С одной стороны, Наполеона подталкивали сделать
все, что было в его силах, и положить конец британской
торговле, не оставив ей никаких лазеек на континенте,
тогда как, с другой стороны, ему требовалось возмещение
ущерба за потери в ходе войны (Наполеон, вынужденный
в январе 1803 г. продать Соединенным Штатам Америки
Луизиану, теперь распрощался с Сан-Доминго). В резуль-
тате, хотя большая часть армий Наполеона готовилась к
форсированию Ла-Манша, он захватил Ганновер, ганзей-
ские территории Куксхавен и Рицбюттель, и, не давая
возможности англичанам двигаться в направлении Гам-
бурга, Саксонии, Богемии и неаполитанских портов Та-
ранто, Отранто и Бриндизи, перекрыл Эльбу. Эти дей-
ствия сильно встревожили все восточные державы, по-
скольку были чреваты самыми настоящими неприятнос-
тями: так, Австрия опасалась за свою торговлю и ее, само
собой, волновало явное французское превосходство в Гер-
мании и Италии; Пруссия обнаружила французскую ар-
мию в самом центре своих владений и пыталась извлечь
из этого выгоду, что, впрочем, всегда было одной из отли-
47

чительных черт ее внешней политики, а Россия выступа-
ла против перемен, грядущих из высказанного француза-
ми интереса к Леванту, а также не одобряла дестабилиза-
цию положения в Германии. Тем не менее до поры до
времени и Австрия и Пруссия оставались в бездействии.
Австрия, как всегда неохотно вступавшая в войну, по-
няв, что внимание Франции отвлечено войной с Британи-
ей, собиралась воспользоваться этим и получить террито-
риальные уступки у Баварии, Пруссию же вполне устра-
ивало ее положение. Россию можно было бы успокоить,
будь Наполеон настроен более мирно, но первому консулу
полностью недоставало сдержанности. Российские пред-
ложения о посредничестве были однозначно отвергнуты,
хотя их можно было принять, не уронив достоинства, после
того как Британия ясно дала понять, что они для нее
совершенно неприемлемы; русскому послу в Париже при-
шлось выслушать оскорбления на дипломатическом обе-
де, а французы вновь начали пугать Россию откровенной
заинтересованностью Ионическими островами — незави-
симой после Амьена Республикой Семи Островов, и мате-
риковой Грецией. Россия заняла открыто враждебную по-
зицию, увеличив набор на военную службу, послав ар-
мию на Ионические острова и намекнув Британии, что
готова к переговорам относительно оборонительного со-
юза против Наполеона. 18 мая 1804 г. было распростра-
нено заявление, что Франции суждено стать наследствен-
ной империей. Этого нельзя было допустить, принимая
во внимание ее ни с чем не сравнимую мощь, т.е. позво-
лив Наполеону примерить мантию Карла Великого, тем
самым открывали ему путь к престолу императора Свя-
щенной Римской империи, а равно к правлению Герма-
нией. В результате Чарторыйский уговорил питавшего го-
раздо меньший энтузиазм Александра приступить к со-
зданию новой коалиции, которая ограничила бы Наполе-
она рамками, отведенными Амьеном и Люневилем, при-
чем Британия пообещала выделить на это значительные
субсидии. Сейчас лее Наполеону направили ультиматум,
требующий вывода войск из Ганновера и Неаполя; как и
48

следовало ожидать, последовавший вскоре отказ фран-
цузского правителя выполнять предложенные условия
привел Россию к прекращению дипломатических отно-
шений с Францией в сентябре 1804 г.
Теперь, когда разрыв между Россией и Францией стал
фактом, в воздухе запахло войной. Положение осложня-
лось еще и тем, что кроме всего прочего Россия не очень-то
доверяла Британии. В октябре 1804 г. последняя в полном
смысле шокировала Европу, внезапно напав на Испанию,
чтобы вынудить ее вступить в войну. В то же время суще-
ствовали стойкие опасения в отношении недобросовестнос-
ти Британии: даже в январе 1805 г. Чарторыйского уверя-
ли, что она хитростью вовлекает в войну другие европей-
ские державы, чтобы свести свое участие в ней к миниму-
му. В силу многих препятствий, особенно связанных с Маль-
той, принадлежавшей ордену ианнитов и которую Алек-
сандру хотелось заполучить самому, англо-русский союз к
середине 1804 г. казался совершенно невозможным. И даже
не будь никаких препятствий, все равно ничего путного из
этой затеи бы не вышло. Несмотря на угрозы, которыми
Наполеон пытался удержать Австрию от вмешательства в
дела Германии, и явное свидетельство окончательного унич-
тожения Священной Римской империи путем создания
новой конфедерации, Австрия по-прежнему не хотела на-
чинать войну, и самое большее, на что она могла согла-
ситься, — это оборонительный союз, вступавший в действие
в случае французского вступления в Италию или Герма-
нию. В то же время началась мобилизация и переброска
войск на западные границы в надежде, что это сможет
остановить Наполеона. Что же касается Пруссии, то ее раз-
дирали страх перед Наполеоном и недоверие к России и
Швеции, поэтому Фридрих-Вильгельм пытался умилости-
вить французского правителя гарантиями дружбы и нейт-
ралитета. В 1804 г. он даже долго искал возможности за-
ключения союза с Францией и потому в начале 1805 г. все
еще отвергал любые предложения объединиться против На-
полеона.
Итак, в начале 1805 г. до создания Третьей коалиции
49

было ничуть не ближе, чем раньше. И вновь Наполеон
дал событиям новое направление. В начале 1805 г. он
объявил о том, что собирается принять титул короля Ита-
лии: бывшая Итальянская республика теперь становилась
королевством, а ее вице-королем был назначен пасынок
Наполеона Евгений де Богарне (Eugene de Beauharnais).
Но на этом Наполеон не остановился: официально коро-
новавшись в Милане 26 мая, он уже в начале июня объя-
вил об аннексии Генуи, некогда Лигурийской республи-
ки, и передал герцогство Лукка своей младшей сестре
Элизе в качестве наследственного княжества. Чаша тер-
пения переполнилась и 11 апреля Британия и Россия под-
писали соглашение, которое обязывало последнюю к вой-
не, если Наполеон не согласится выполнять условия Амь-
енского и Люневильского договоров. Тем временем в Ав-
стрии, хотя сам Франц все еще противился войне, посте-
пенно сформировалась воинственно настроенная партия,
она держалась на личной неприязни Франца к эрцгерцо-
гу Карлу, которого он считал, как мы увидим позднее,
существенной угрозой своей власти. Пока что сохраня-
лось равновесие, но события первой половины 1805 г.
поставили Австрию перед выбором. Ощутимый удар по
величию Габсбургов, поскольку император Священной
Римской империи испокон веку имел право на итальян-
ский престол, а тут Наполеон недвусмысленно намекнул,
что вскоре он приберет к рукам и весь полуостров. Над
Римом, Неаполем и Венецией сгустились тучи. Теперь,
когда Россия была обязанной принять участие в войне,
Австрии пришлось выбирать. Она либо отказывалась от
Италии (так как Наполеон явно не желал уйти оттуда по
собственной воле) и бросала своего единственного союз-
ника в надежде сохранить иллюзорный мир, который в
любой момент мог рухнуть из-за коварных планов Напо-
леона — в конце концов всегда найдется повод для напа-
дения, — либо бралась за оружие. Став перед выбором:
воевать сейчас вместе с мощными союзниками или потом
в одиночку, Австрия 9 августа 1805 г. формально вступи-
ла в Третью коалицию, к которой вскоре присоединилась
50

Швеция и после некоторых колебаний Неаполь, откуда
французы опрометчиво поторопились вывести войска.
Теперь, когда австрийские войска вошли в Баварию и
Итальянскую республику, русско-шведская армия сосре-
доточилась в Штральзунде, британцы приготовились к
вторжению в Ганновер, англо-русская группировка выса-
дилась в Неаполе, а более 95 000 русских солдат поход-
ным маршем двинулись на Дунай, создание коалиции, к
которой с 1803 г. стремились британцы, стало свершив-
шимся фактом. В стороне осталась только Пруссия, все
еще сохранявшая нейтралитет из-за недоверия к Австрии
и России. Наполеон наказал сам себя, допустив создание
столь внушительного союза. Не желая умерить свои при-
тязания или сделать нечто вроде жеста доброй воли, он
собственноручно подтолкнул Австрию и Россию объеди-
ниться с Британией. А ведь именно этого Наполеону осо-
бенно не хотелось — его не очень устраивал разрыв с Рос-
сией и, когда это все же случилось, абсолютно не желал
войны с Австрией, — но его амбиции требовали действия
настолько сильно, что у него и мысли не мелькнуло ула-
дить дело мирным путем. Более того, едва началась вой-
на, как он, оскорбив интересы и чувства тех немногих
друзей, которые у него еще оставались, чтобы ускорить
проход "великой армии" через Германию, нарушил нейт-
ралитет прусской земли Ансбах, нагло поправ обещания,
только что данные Берлину. Тогда взбешенный Фридрих-
Вильгельм в ответ захватил Ганновер (временно остав-
ленный французами) и объявил мобилизацию.
Мы не станем подробно останавливаться на кампании
1805 г., скажем только, что при Ульме австрийцев разби-
ли, Вена пала, а русские потерпели поражение при Аус-
терлице (Славкове). Вдобавок французы захватили Не-
аполь, Фердинанду и Марии-Каролине пришлось бежать
на Сицилию, а неаполитанский трон занял Жозеф Бона-
парт (Josef Bonaparte). Это сокрушительное поражение,
которое не смогла скомпенсировать даже крупная британ-
ская морская победа в Трафальгарском сражении*, было
только началом. Вынужденная капитулировать Австрия
51

пошла на заключение мира, столь оскорбительного и уни-
зительного, что это не могло не содействовать созданию
мощной оппозиции при Габсбургском дворе. Так, по под-
писанному в Пресбурге (Братиславе) договору Австрия дол-
жна была уступить Итальянскому королевству Венецию,
Далмацию и Истрию, Баварии - Форарльберг и Тироль,
включая только что приобретенный Трентино, а Бадену и
Вюртембергу все еще принадлежавшие Австрии изолиро-
ванные территории в районе Шварцвальда и верхнего Рей-
на. Кроме того, к Наполеону следовало относиться как к
королю Италии, а Бавария, Вюртемберг и Баден призна-
вались независимыми государствами, одновременно с Ав-
стрии причиталась контрибуция в 40 миллионов фран-
ков. За все это ей позволили аннексировать Зальцбург, а
герцог Тосканы из дома Габсбургов, которому она была
передана в 1803 г., получал взамен Великое герцогство
Вюрцбург. Хотя Австрия теперь находилась в еще худ-
шем военном и финансовом положении, чем раньше, тре-
бования тех, кто взывал к отмщению смещенных италь-
янских Габсбургов, нового канцлера Стадиона (Stadion) и
молодого идеалистически настроенного эрцгерцога Иоган-
на, — сталкивались с другими взглядами, которые по при-
роде миролюбивый Франц находил более приемлемыми.
Так, с одной стороны, эрцгерцог Карл, теперь вновь по-
павший в милость, считал необходимым разработать про-
грамму военной реформы, которая способствовала бы раз-
витию экспансии на восток и юг за счет Оттоманской им-
перии вследствие отказа от Германии и Италии и мирного
сосуществования с Наполеоном, в то же время, с другой
стороны, эрцгерцоги Райнер и Иосиф приводили доводы в
пользу роспуска армии, отказа от военных действий и воз-
рождения иосифианского реформизма 1780-х*. До поры,
до времени и Наполеон, которому нечего было бояться
Австрии, России и Британии, тоже склонялся к соглаше-
нию. Александр, потрясенный тяжким поражением при
Аустерлице, имеющий возможность сражаться с Наполео-
ном только на Адриатике, где русские захватили Каттаро
(Котор) и препятствовали аннексии Далмации, удручен-
52

ный тем, что Фридрих-Вильгельм отступил в подходящий
момент, и не веря Британии, начал теперь переговоры о
мире. В Британии же в начале 1806 г. скончался воин-
ственный Уильям Питт*, а его администрация уступила
место противникам — так называемому "Кабинету всех
талантов", в котором преобладали главные поборники ве-
дения переговоров с Францией о компромиссном мире. Бри-
тания, поддерживающая тесные связи с Россией, вместе с
ней направила эмиссаров в Париж. Последнее, но не ме-
нее важное, — Пруссия. Находясь на грани войны с Фран-
цией в момент Аустерлицкого сражения, она быстро отка-
залась от своих намерений и 15 декабря подписала союз-
нический договор с Наполеоном. Это соглашение, видоиз-
мененное последующими переговорами в Париже, обязы-
вало Пруссию закрыть для британской торговли свои пор-
ты, а также реки Эльбу, Везер и Эмс, открывавшие путь в
Гамбург, Бремен и Эмден, уступить Клевс-Берг и Невша-
тель Франции, а Ансбах — Баварии и гарантировать цело-
стность Франции, германских государств, итальянских са-
теллитов Наполеона и Оттоманской империи; взамен это-
го Пруссии дозволялось аннексировать Ганновер.
Тогда казалось, что Европа находится на пороге всеоб-
щего мира, но ничего подобного не случилось. Поскольку
Россия и Британия были заинтересованы в мире, Наполе-
он не пошел ни на какие уступки в обеспечении мирного
урегулирования. И, с самого начала прекрасно понимав-
ший свои возможности и поэтому далекий от того, чтобы
от чего-то отказаться, потребовал, чтобы Британия отда-
ла Сицилию; самое большее, что он мог бы предложить
взамен, был возврат Ганновера. А полномочного предста-
вителя России Убри уговаривали подписать договор, со-
гласно которому взамен на признание независимости не-
больших государств Рагуза (Дубровник) и Ионические
Острова подтверждались все приобретения Франции, од-
нако это оказалось неприемлемым для Санкт-Петербурга,
поэтому переговоры прекратились, и теперь в любом слу-
чае очевидным источником возобновления войны стано-
вилась Пруссия. Так, после заключения договора с Напо-
53

леоном Фридрих-Вильгельм внезапно обнаружил ограни-
чения, которые налагала дружба с императором. Мало
того, что прусская торговля испытала тяжкий удар от
блокады, которой Британия незамедлительно подвергла
ее порты, Пруссия в то время еще переживала период ни
с чем не сравнимого унижения, так как Наполеон, без
сомнения не желавший войны, фактически обращался с
ней без малейшего уважения. Так, в июле 1806 г. он орга-
низовал новую Рейнскую конфедерацию сначала это была
лига из 14 небольших государств Центральной и Южной
Германии без какого-либо участия Пруссии. Чтобы под-
сластить пилюлю, было предложено Фридриху-Вильгельму
образовать в северной Германии конфедерацию, находя-
щуюся под прусским господством, но когда тот вступил в
переговоры с мелкими германскими государствами, обна-
ружился подвох - французы уже убедили их полностью
отвергнуть эту идею. Что еще хуже, стало известно, как в
ходе бесплодных мирных переговоров, начатых Наполео-
ном с "Кабинетом всех талантов", он предложил вернуть
Ганновер Британии. При прусском дворе уже оформилась
влиятельная партия, глубоко обеспокоенная подрывом пре-
стижа государства и армии, и в конце концов Фридриху-
Вильгельму почти без всякого на то желания пришлось-
таки объявить войну.
И вот теперь-то Пруссию, фактически воевавшую в оди-
ночестве, хотя годом раньше она могла бы выступать вме-
сте с Австрией и Россией, сокрушить было легче легкого:
ее армия потерпела два катастрофических поражения при
Йене и Ауэрштадте*, большая часть страны была захва-
чена, а Фридриху-Вильгельму пришлось бежать в Кенигс-
берг (ныне Калининград). Соединившись в Восточной
Пруссии с крупными русскими силами, пруссаки продол-
жали сражаться, и 7-8 февраля 1807 г. французы были
остановлены в результате чрезвычайно кровопролитного
сражения при Эйлау* (Багратионовск), не принесшего по-
беды ни одной ни другой стороне. Однако 14 июня при
Фридланде (Правдинск) русские потерпели поражение, и
теперь Александр задумался не только о мире, но и о воз-
54

можности союза с Наполеоном. Причин тому было мно-
жество. В октябре 1806 г. вспыхнула война между Росси-
ей и Турцией, русская армия была измотана, Пруссия,
очевидно, ослаблена без надежды на восстановление сил,
при этом возросло недоверие к Британии, которая, как
считали, почти ничего не сделала, чтобы помочь русским,
и слишком уж сильно была поглощена своекорыстными
интересами. Между тем Наполеон, у которого были свои
причины стремиться к соглашению, на этот раз не прибег
к диктату и использовал свое незаурядное личное обая-
ние, чтобы завоевать расположение царя, результатом чего
стал подписанный в Тильзите (Советск) договор*. Обеспе-
чив мир за счет относительно скромных уступок (отдав
Каттаро (Котор) и Ионические острова и признав наполе-
оновское урегулирование итальянского, германского и
польского вопросов), Александр взамен получил значи-
тельную часть прусской Польши. Между тем Россия дол-
жна была предложить свое посредничество в отношениях
между Британией и Францией и, если оно будет отверг-
нуто, вместе с Наполеоном оказать нажим на Данию, Шве-
цию, Португалию и Австрию, чтобы те поступили подоб-
ным образом. Что касается Турции, то Франция вынуж-
дала ее к миру, угрожая войной, если условия не будут
приняты. Россия отделалась в Тильзите относительно лег-
ко, для Пруссии же результаты войны были катастрофи-
ческими. Всеми покинутая, она должна была выплатить
огромную контрибуцию, сократить численность своих
войск до смехотворной цифры 42 000 человек, содержать
значительный французский контингент и согласиться с
потерей половины своих земель — на западе и большей
части прусской Польши, где возникли новые государства
Берг, Вестфалия и Великое Герцогство Варшавское.
Хотя эти условия и были суровыми, Фридрих-Вильгельм
в течение нескольких лет не хотел оспаривать их: он, со-
вершенно не желая прислушиваться к образовавшейся в
Пруссии после 1807 г. мощной партии реформистов, на-
строенной воевать, как только представится возможность
— в 1809 г. и начале 1811 г., пошел на попятную, когда
55

осенью 1811 г. назрел кризис во франко-прусских отношен
ниях, и несколько раз добивался союза с Францией — со-
глашение об этом было подписано в начале 1812 г. В ре-
зультате, если не принимать в расчет слабую и изолиро-
ванную Швецию, вновь показалось, что Наполеон обеспе-
чил всеобщий мир. Однако через два года он опять оказал-
ся в состоянии войны с Австрией, а еще через два — на
грани нового разрыва с Россией. Отчасти это было, конеч-
но, следствием непрекращающегося конфликта с Брита-
нией, поскольку, официально объявив о полном прекра-
щении британской торговли на континенте (так называе-
мая континентальная блокада) в декрете, изданном 21 нояб-
ря 1806 г. в Берлине, Наполеон должен был подумать об
усилении и расширении своего владычества или о военном
вмешательстве в дела любой страны, которая откажется
закрыть свои порты для британских судов. Кроме того,
для него, вступившего в титаническую борьбу с Британи-
ей, все более важными становились эффективные и сла-
женные действия союзников и сателлитов. Поэтому мож-
но предположить, что сейчас, как и в юности, Наполеон
стал рабом обстоятельств, вынужденный во что бы то ни
стало придерживаться захватнической политики и продол-
жать завоевания даже иногда против желания. Однако,
приводя аргументы такого рода, не учитывают, что изна-
чально война с Британией была плодом личного упрямства
Наполеона, и многое из того, что он делал, носило явно
провокационный характер. Короче, если войны и продол-
жались, то виноват в этом был только он.
Лучшего примера безрассудного отношения к чувствам
других государств, чем то, что произошло к тому времени
в Испании и Португалии, не найти. Испания, союзник
Франции с 1804 г., давно согласилась закрыть свои порты
для британских судов и послала войска в помощь Наполе-
ону при наступлении на шведскую Померанию, предпри-
нятом после заключения Тильзитского договора. Однако
Португалия, будучи нейтральной, оставалась аванпостом
британской торговли, за что и поплатилась. Испания, по
соглашению с Наполеоном, занимает часть Португалии,
56

французская армия быстро пересекает границу, в ноябре
1807 г. страна полностью в руках французов, а португаль-
ская королевская семья бежит в Бразилию. В это время,
однако, начали появляться подтверждения серьезных раз-
ногласий при испанском дворе, и тогда Наполеон принял
роковое решение. Император, разгневанный хронической
слабостью своего союзника, не говоря уже о неумелых по-
пытках премьер-министра Годоя (Manuel de Godoy) отде-
латься от союза с Францией, решил ниспровергнуть дина-
стию Бурбонов и навести в Испании порядок. Были захва-
чены испанские пограничные крепости, войска большой
численности начали наступление на Мадрид. Политичес-
кая обстановка в испанской столице была в это время на-
столько неясной, что не поддается описанию, но, в несколь-
ких словах, - следствием французской акции стал успех,
который привел к ниспровержению не только Годоя, но и
самого Карла IV и утверждению на престоле наследника,
ставшего Фердинандом УЛ. Поскольку Фердинанд отча-
янно пытался снискать милость Наполеона, а союз с Фран-
цией внезапно приобрел большую популярность (так как
Годоя повсеместно ненавидели), императору следовало здесь
остановиться. Но, как всегда, сыграли свою роль чисто кор-
сиканское стремление укрепить семейное владычество и
недоверие к Бурбонам, Наполеон самым вероломным об-
разом, насильно увозит всю королевскую семью и вынуж-
дает Карла и Фердинанда отречься от престола, а королем
провозглашает Жозефа Бонапарта.
Все кажется улажено, но страна восстала, а через не-
сколько дней к Испании присоединилась Португалия.
Так началась война на Пиренейском полуострове. Она
бушевала до 1814 г., и, в общей сложности, все время
на континенте не прекращались боевые действия, а это
означало опустошение, ослабление и разорение империи,
и постоянное присутствие британских вооруженных сил
на европейском материке. В то же время крах Бурбонов
заметно повлиял на умы и настроения многих — как
утверждал тогдашний австрийский посол в Париже
Клеменс фон Меттерних (Clemens von Metternich):
57

"Грохот от падения трона был довольно сильный и
эхом отозвался по всему миру, хотя, на деле он не-
намного сильнее, чем когда похищали несчастного
Бурбона и расстреливали его в Венсене"20.
Так, Александр, не приняв близко к сердцу испанско-
го восстания и тем паче несколько истерической реакции
своих советников, например Чарторыйского, перепуганных,
что Наполеон таким же образом поведет себя и в России,
был весьма раздражен тем, что император сверг Бурбонов
втайне от него и получил повод стать более неподатли-
вым. Что еще важнее, в Австрии эта новость вызвала на-
стоящую панику: теперь Франц, Карл, Райнер и Иосиф
убедились, что, во-первых, честолюбие Наполеона непо-
мерно, а во-вторых, даже самая унизительная политика
умиротворения не сможет спасти их. Партия войны при
дворе, воспользовавшись удобным случаем, оказывала
нажим на Франца, нашептывая, что Австрия будет сле-
дующей жертвой Наполеона и, поскольку руки францу-
зов связаны Испанией, у нее не будет более благоприят-
ного момента для нанесения упреждающего удара. К тому
же, как и в Пруссии в 1806 г., общественное мнение, по
крайней мере среди австрийских немцев, настолько силь-
но склонялось к войне, что бороться с ним стало бесполез-
но, и 23 декабря 1808 г. было принято решение, что вес-
ной Австрия начнет войну, которая, впрочем, будет вес-
тись в рамках восстановленного Люневильского соглаше-
ния и восстановления Священной Римской империи.
Последовала кампания 1809 г. Австрии не удалось по-
лучить поддержку ни от России, ни от Пруссии, и она
была вынуждена воевать в одиночку, если не считать не-
сколько скуповатых британских предложений о военной
и финансовой помощи, которые слишком долго остава-
лись обещаниями. Не помогло в той степени, в какой это
ожидалось, и положение в Испании, поскольку в конце
осени 1808 г. Наполеон предпринял стремительное контр-
наступление, вынудившее британскую армию оставить Ла-
Корунью, на время вывел из строя испанские силы и по-
58

лучил возможность проводить военные операции в дру-
гих местах (несомненно, однако, что затянувшаяся война
на Пиренейском полуострове в большой степени сократи-
ла численность имевшихся в распоряжении Франции за-
каленных в боях войск, поэтому уровень армии, встре-
тившейся с австрийцами, был на порядок ниже, чем в
1805-1807 гг.). Австрийские армии, которым помогали
только тирольские повстанцы, одновременно начали бое-
вые действия в Баварии, Италии, Далмации и Великом
Герцогстве Варшавском. Однако удача им не сопутствова-
ла, а в Баварии Карл потерпел тяжелое поражение при
Абенсберге и Экмюле, после чего вынужден был отсту-
пить в Вену, которая 13 мая без сопротивления была сда-
на французам. 21-22 мая мощное контрнаступление за-
стало Наполеона в невыгодной позиции у моста через Ду-
най в районе Асперн-Эсслинга и заставило его со значи-
тельными потерями отойти на южный берег, но, хотя эта
неудача и вызвала некоторое замешательство, 5-6 июля
Наполеон вновь форсировал Дунай и в ожесточенном сра-
жении у Ваграма нанес тяжелое поражение Карлу. Карл,
измотанный, усталый, не выдержал очередного француз-
ского наступления у Цайма (Зноймо) и через неделю за-
просил перемирия, что и было документально подтверж-
дено 14 октября 1809 г. в Шенбруннском дворце.
Территории Австрии, еще не оправившейся от пора-
жения в 1805 г., теперь заметно уменьшились. Карин-
тия, Карниола и часть Хорватии к югу от реки Сава были
аннексированы и объединены с землями, потерянными в
1805 г. в Истрии и Далмации, и занятым французами
городом-государством Рагуза (Дубровник), образовав на-
ходящиеся под французским правлением Иллирийские
провинции*; Западная Галиция (часть центральной
Польши, захваченная Австрией в 1795 г.) была разделе-
на между Россией и Великим Герцогством Варшавским,
а Зальцбург и Берхтесгаден вместе с небольшим районом
города Рид были отданы Баварии. Между тем Австрию
обязывали уплатить контрибуцию в сумме 85 миллионов
франков, сократить армию до 150 000 человек и дать
59

согласие присоединиться к континентальной блокаде. Те-
перь под руководством Меттерниха, ставшего канцлером,
спасения искали в ослаблении напряженных отношений
с Францией, во имя спасения страны: финансовое поло-
жение Австрии было на грани катастрофы, армия в смя-
тении, а Венгрия упряма и себе на уме; с союзниками
дело обстояло так — британская экспедиция в Голлан-
дию сначала топталась на месте, потом ринулась в бой, и
все закончилось провалом на острове Вальхерн, Пруссия
была совершенно беспомощна, а на Россию еще нельзя
было полагаться, несмотря на углубление разногласий с
Францией. Поэтому Меттерних, хотя и не исключал воз-
можности отмщения в будущем, до поры до времени на-
правлял австрийскую политику на то, что называл "при-
способленчеством, расшаркиванием и лестью"21. Так, Ав-
стрия участвовала в континентальной блокаде и позднее
предоставила войска для нападения на Россию; эрцгер-
цогиня Мария-Луиза в результате тайных интриг Мет-
терниха вышла замуж за Наполеона, а сам канцлер про-
вел 10 месяцев в Париже, пытаясь расположить к себе
императора.
Когда Австрия и Пруссия оказались в униженном со-
стоянии рабской покорности, потенциальным врагом оста-
валась только Россия, хотя создавалось впечатление, что
все обойдется миром. Царь, попавший под обаяние Напо-
леона в Тильзите, искренне верил, что Россия в высшей
степени удачно выбралась из войны и договориться с На-
полеоном выгодно не только для российских интересов,
но и для обеспечения мира в Европе*. В это же время его
взбесило нападение британцев на Копенгаген в сентябре
1807 г. Царь, полный решимости честно исполнять союз-
нические обязательства, назначил министром иностран-
ных дел Николая Румянцева, всегда бывшего ярым про-
тивником участия России в антифранцузских войнах и
британского торгового влияния; Румянцев к тому же был
убежденным славянофилом, стремившимся к расчленению
Оттоманской империи. Более того, Александр, заняв та-
кую позицию, бросал в сущности вызов всему дворянству,
60

чья ненависть к Наполеону могла тягаться только со стра-
хом потерять огромные прибыли, выпадающие на его долю
от продажи в Британию зерна, леса, льна и пеньки, и,
таким образом, рисковал повторить судьбу своего отца,
убитого в результате дворцовой интриги.
Итак, в лице России Наполеон имел потенциального
союзника, но он не был бы Наполеоном, если бы восполь-
зовался этим: не прошло и года, как Александр понял, что
еще одна война лишь вопрос времени. В первую очередь,
союз с Наполеоном был не выгоден. Как и ожидалось, рус-
ская торговля с Британией сократилась на две трети. Фран-
ция не могла восполнить их потерь, поскольку, хотя ко-
раблестроительные материалы, ей были нужны так же,
как Британии, возить их по суше через Европу было про-
сто немыслимо (да Наполеон и не старался этому помочь:
хотя экспорт во Францию и возрос, но к 1810 г. даже Ру-
мянцев жаловался на ее тарифную политику). В современ-
ных исследованиях высказываются предположения, что
ущерб торговле был не столь велик, как думают, и устра-
нение британцев с рынка в какой-то степени способствова-
ло скромному экономическому росту, но неоспоримо и то,
что Тильзит все-таки привел к финансовому кризису, ко-
гда доходы от таможенных пошлин резко упали, а бумаж-
ная валюта, на которую все в большей степени полагались,
обесценилась примерно вдвое. Между тем Александр, скло-
няемый к войне со Швецией (которая в прошлом году оста-
вила свой померанский аванпост, но еще пребывала в со-
стоянии войны с Наполеоном), обнаружил, что почти не
получает помощи от Наполеона; потребовался дворцовый
переворот в Стокгольме, чтобы убедить его аннексировать
Финляндию. В заключение, на Балканах Наполеон, кото-
рый, следует напомнить, обещал посредничество между
Россией и Турцией, и, если последняя окажется несговор-
чивой, объявить ей войну, сначала предложил необычай-
но мягкие условия мира, затем грандиозный план расчле-
нения Балканского полуострова (при обстоятельном рас-
смотрении, кстати, совершенно неприемлемый) в качестве
подготовки к походу в Индию, и наконец, из-за проблем,
61

возникших вследствие начала воины на полуострове, со:
всем перестал оказывать помощь Александру.
Итак, союз с Францией оказался бесполезным, но были
и другие поводы для беспокойства. Неожиданно вскры-
лась активность французских шпионов в Белоруссии, что
заставило подозревать Наполеона в намерении преобразо-
вать ее в независимое княжество. С этим был связан во-
прос об обширных землях, захваченных в ходе разделов у
Польши, поскольку Наполеон, создав Великое Герцогство
Варшавское, всячески обхаживал крайне националисти-
чески настроенную шляхту*. Тем временем за границей
для Александра были важны Пруссия и Австрия как по-
следнее средство для поддержания равновесия сил, но пер-
вой, по-видимому, угрожали еще большие территориаль-
ные потери, тогда как для последней возросла опасность
нападения. И наконец, что еще хуже, Наполеон вел себя с
тем же отсутствием умеренности, которое столь пугало Алек-
сандра до 1805 г.: так, не говоря об Испании и Португа-
лии, в Италии был занят Рим, а недолго просуществовав-
шее королевство Этрурия было присоединено к Франции.
Ввиду всех этих мероприятий попытки Наполеона втя-
нуть Александра в раздел Оттоманской империи, вторже-
ние в Индию и подталкивание его к нападению на Шве-
цию принимали самые зловещие очертания. Александр,
никогда не питавший таких честолюбивых замыслов в от-
ношении Балкан, как Чарторыйский или Румянцев, не
допускал даже мысли об изгнании турок из Европы, но
хотя и отвергал призывы прусского деятеля Штейна (Stein)
об объединении с Австрией против Наполеона, все же ре-
шил проявить большую твердость и, в частности, добиться
ослабления давления на Австрию и Пруссию. В то же вре-
мя поддерживая видимость дружбы с Наполеоном, Алек-
сандр решил больше ничего не делать для ее сохранения,
это его решение окрепло после условий, выдвинутых Авст-
рией в следующем году. Наполеон, нуждавшийся в под-
держке России в войне против Британии, теперь наконец
сменил тактику и сделал шаг к примирению, сдерживая
польских националистов и начав переговоры о браке с млад-
62

шей сестрой Александра*. Но планы императора имели
определенные границы, и, как всегда, неожиданно для окру-
жения могли принимать другие очертания; он не собирал-
ся прекращать усилий для восстановления Польского ко-
ролевства и нанес оскорбление Александру, остановив свой
выбор на невесте, предложенной Австрией. В 1810 г. раз-
рыв между двумя владыками фактически уже произошел,
если учесть стремление Александра включить Великое Гер-
цогство Варшавское в расширенные русские владения в
Польше, введение антифранцузского тарифа, а также про-
должение Наполеоном крестового похода против британс-
кой торговли путем аннексии не только ганзейских госу-
дарств, но и герцогства Ольденбургского, правитель кото-
рого приходился Александру зятем*. Царь настолько раз-
гневался, что начал серьезно готовиться к войне, увеличи-
вая численность армии и прощупывая почву на предмет
сближения со Швецией и Турцией, имея в виду в конеч-
ном счете заключение договора о союзе с первой и согла-
шения о мире со второй. Что же касается истинных наме-
рений Александра, то некоторое время в начале 1811 г. он
серьезно обдумывал планы войны против Наполеона*, по-
лагая, что сможет убедить присоединиться к нему Авст-
рию, Пруссию и Данию, а также поляков (которым можно
предложить восстановить Речь Посполиту под русским про-
текторатом), но когда Вена и Берлин не проявили энтузи-
азма, царь занял всецело оборонительную позицию. Напо-
леон, унав об этом, решил, что надо каким-то образом при-
струнить царя, и зимой 1811-1812 гг. начал собирать в
Восточной Пруссии и Великом Герцогстве Варшавском
крупнейшую армию из тех, какие когда-либо видела Евро-
па. Просто угрозы не помогли, и 24 мая 1812 года Наполе-
он принял окончательное решение о вторжении.
УДАЧНОЕ НАЗВАНИЕ ДЛЯ ВОЙН
Драматические события кампании 1812 г. будут рас-
смотрены далее. Сейчас достаточно подчеркнуть, что На-
€3

полеон снова отказывался от возможности обрести всеоб-
щий мир. Из этой главы можно, в частности, заключить,
что "наполеоновские войны" — удачное название, отра-
жающее самую суть. В 1801 г. отношения между страна-
ми могли бы стать длительным мирным сосуществова-
нием - в этом была заслуга Наполеона, но необъясни-
мая натура первого консула предпочла балансировать на
грани войны, чем вынудила Британию возобновить вой-
ну в мае 1803 г. Так началась первая из трех связанных
между собой войн, из которых Наполеон так и не смог
вы-браться (другие две вспыхнули в Сицилии в 1806 г.,
а в Испании и Португалии — в 1808 г.). Французский
властелин, которому мало было борьбы с Британией и ее
союзниками, втравил в войну с собой сначала Россию,
потом Австрию, а затем Пруссию, стал виновником от-
чаянного положения в Австрии, и наконец, вызвал у
Александра такой взрыв ненависти, что вторжение ста-
ло единственным средством для его обуздания. Хотя
Австрия в конечном счете до 1813 г. не собиралась бро-
сать Наполеона, о чем все, разумеется, знали, полностью
доверять ему она не могла; Бонапарт просто не был соз-
дан поступать так, как это принято у других, его поведе-
ние не вписывалось в рамки нормальных международ-
ных отношений.
В этом смысле войны 1803-1815 гг. были вполне "на-
полеоновскими": не будь императора, вряд ли разразился
бы длительный и охвативший такое множество стран кон-
фликт. Нечего и говорить, что если бы австрийское ядро
унесло генерала Бонапарта в могилу, скажем, на мосту
Лоди, то войны бы не было. Когда Францией овладела
идея естественных границ и создания сферы влияния от
Голландии до Северной Италии, ее и остальные державы
разделили серьезные разногласия; в то же время нельзя
не признать, что во Франции война приобрела движу-
щую силу сама по себе. Европе все же удавалось добиться
взаимопонимания с Революцией, а британские экономи-
ческие притязания — вероятно, главный источник ее враж-
дебности к Франции, или, толкуя шире, всего конфликта
64

— видимо, подчинялись другим целям. Короче говоря,
компромисс типа мирных договоров, согласованных в Лю-
невиле и Амьене, безусловно, был бы возможен, если бы
не Наполеон, приложивший все усилия, чтобы мир не
продлился слишком долго. Наконец, пусть Наполеон и не
хотел завоевать весь мир, но он не мог жить с ним на
равных, и поэтому ответственность за бесконечный конф-
ликт лежит на нем и только на нем.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 L. Tolstoi, War and Peace (BCA Edition, London,
1971), p. 888.
2 P. Geyl, Napoleon: For and Against (London, 1965),
pp. 228-30.
8 Несколько современных примеров см. в A. J.P. Taylor,
How Wars Begin (London, 1979), pp. 35-7; F. Markham,
Napoleon (London, 1963), p. 100; V. Cronin, Napoleon
(London, 1971), p. 291.
4Цит. по: J. Tulard, Napoleon: the Myth of the Saviour
(London, 1984), p. 58.
5 Цит. по: Н. Parker, "The formation of Napoleon's
personality: an exploratory essay", French Historical
Studies, VH, No. 1 (Spring, 1971), 22.
6 Цит. по: A. Castelot, Napoleon (New York, 1971),
pp. 90-1.
7 Цит. по: Parker, "Formation of Napoleon's persona-
lity", p. 22; Tulard, Napoleon, p. 64.
8 Цит. по: Markham, Napoleon, p. 58.
9 Цит. по: Cronin, Napoleon, p. 278.
10 Цит. по: J.F. Bernard, Talleyrand: a Biography
(London, 1973), p. 229.
11 Marquis de Noailles (ed.), The Life and Memoirs of
Count Mole (1781-1855) (London, 1923), 1. pp. 148-9.
12 Цит. по: Tulard, Napoleon, 134, 307; Markham,
Napoleon, p. 41.
13 Цит. по: A.C. Thibaudeau, Bonaparte and the
3. Наполеоновские войны 65

Consulate (London, 1908), p. 120.
14 Цит. по: Thibaudeau, Bonaparte, pp. 119, 121.
15 Цит. по: Н. Deutsch, The Genesis of Napoleonic
Imperialism (Philadelphia, 1975), p. 77.
16 P.W. Schroeder, 'Napoleon's foreign policy: a criminal
enterprise', Consortium on Revolutionary Europe Proce-
edings, 1989 (Bicentennial Consortium), p. 110.
17 Данные о численности французской армии, а так-
же все последующие по другим армиям, следует рас-
сматривать как приблизительные, поскольку обстанов-
ка часто менялась, кроме того, следует заметить, что во
всех случаях части второй линии и технического назна-
чения не учитывались, тем не менее они в определенной
степени представляют вооруженные силы, имевшиеся у
держав на момент вступления в войну. В то же время в
приведенных цифрах не учитываются различия в видах
пехоты и кавалерии. Еще одна трудность заключается в
том, что батальоны, эскадроны и батареи имели различ-
ный состав в различных армиях и даже внутри одной
армии; так, пехотный батальон мог насчитывать от 600
до 1000 человек, кавалерийский эскадрон 120-150 всад-
ников, а батарея 6-12 пушек или гаубиц.
18 Цит. по: W. Zawadzki, "Prince Adam Czartorysky and
Napoleonic France, 1801-1805: a study in political attitudes",
Historical Journal, XVIII, No. 2 (June, 1975), 248.
19 Цит. по: Deutsch, Napoleonic Imperialism, p. 165.
20 Цит. по: J.M. Thompson, Napoleon Bonaparte
(Oxford, 1952), p. 295.
66

ГЛАВА

НАЦИЯ ПОД РУЖЬЕМ?
Во время войн за освобождение каждый солдат счи-
тал себя важной персоной... а не винтиком военной
машины, управляемой свыше... Поэтому утверждение
о том, что своими потрясающими победами Франция
обязана "умным штыкам", достаточно справедливо1.
В этих словах французского писателя и философа
Жоржа Сореля заключается мысль, ставшая стандарт-
ным объяснением вереницы ярких побед, одержанных
Наполеоном Бонапартом, de facto повелителем Европы
между 1805 и 1809 гг. По существу, это объяснение име-
ет социальный и политический, а не военный характер;
в нем утверждается, что ставшие следствием революции
изменения во французском обществе привели к выработ-
ке нового способа ведения войны, основанного на прин-
ципе "нации под ружьем", с помощью которого удалось
разгромить довольно традиционных противников Фран-
ции. Представление о том, что французская революция
стала причиной преобразования способа ведения войны,
освещенное Карлом фон Клаузевицем в книге "О войне",
приобрело статус почти Священного писания.
К тому же, как говорится, все надежды в 1793 году
возлагались на весьма бледно выглядевшую армию, та-
кую, что никто не мог себе представить, как придать ей
приличный вид. Война вновь стала делом народа, при-
69

том народа тридцатимиллионного, где каждый считал
себя гражданином своего государства... За счет такого
принципа участия в войне... вся нация оказалась бро-
шенной на чашу весов. Впредь у имеющихся средств...
больше не стало четких границ... и в результате опас-
ность для противника возросла до крайних пределов2.
И для Клаузевица было аксиомой то, что наполеонов-
ские и революционные армии — это одно и то же: по его
выражению, вся французская нация, "обретшая силу под
твердой рукой Бонапарта, маршировала по Европе, на-
столько уверенно разбивая вдребезги всех, что там, где
она сталкивалась только с армиями старого образца, ис-
ход не вызывал никаких сомнений"3. Несмотря на весо-
мость аргументов такого рода, их все-таки нельзя счи-
тать безукоризненными. Хотя никто не станет отрицать,
что революция привела к резкому росту французской во-
енной мощи, при внимательном рассмотрении становится
очевидным, что многие из этих преимуществ, принесен-
ных революцией, к 1799 г. обратились в прах, что ар-
мии Наполеона и революционные армии — это не одно и
то же, и что, прежде всего, наполеоновская Франция —
это полнейшая противоположность "нации под ружьем".
Хотя Наполеон, несомненно, извлек выгоду из револю-
ции и ее наследия, объяснение его успехов во всей пол-
ноте следует искать в другом. Прежде чем углубляться в
эту полемику, сначала имеет смысл кратко рассмотреть
кампании, на которых она базируется, начиная, конеч-
но, с Аустерлица. Итак, осенью 1805 г. Австрия и Рос-
сия объявили войну Франции; австрийская армия чис-
ленностью 72 000 человек под командованием Мака
(Mack)* вторглась в Баварию, а 95 000 русских, высту-
пивших им на помощь, двинулись на запад через габс-
бургскую империю (хотя значительные русские и авст-
рийские силы были развернуты также в Италии, эти циф-
ры свидетельствуют о трудностях, с которыми сталкива-
лись все великие державы при полной мобилизации сво-
их армий). Наполеон, поспешно перебросив 210 000 че-
70

ловек своей "великой армии" из лагерей на берегу Ла-
Манша к Рейну, затем двинулся на юго-восток к Дунаю,
прихватил по пути 25 000 баварцев, и перерезал Маку
путь к отступлению. Мак, осознав опасность, несколько
раз пробовал вырваться из окружения, но все его попыт-
ки потерпели крах, и 20 октября 1805 г. он капитулиро-
вал; полные потери австрийцев в живой силе составили
50 000 человек. Через три недели французы были в Вене
и готовились разделаться с русскими, которые под ко-
мандованием Кутузова вместе с небольшим австрийским
соединением сосредоточивали свои силы у Ольмюца (Оло-
моуц). Наполеон хитростью заставил союзные войска чис-
ленностью 86 000 человек перейти в наступление, а за-
тем с армией из 73 000 человек застиг их 2 декабря у
Аустерлица (Славков), предприняв сокрушительную ата-
ку со скрытых позиций, когда те проходили через его
расположения, и нанес союзникам потери, достигавшие
25 000 человек.
После аустерлицкой кампании последовало временное
затишье, пока Наполеону не подали нового противника в
лице Пруссии. Фридрих-Вильгельм Ш, сверх меры раз-
драженный французским высокомерием, для атаки на "ве-
ликую армию", которая была расквартирована тогда вдоль
реки Майн, сосредоточил в Саксонии и Тюрингии 170-
тысячное войско, в том числе 20 000 саксонцев. И вновь
Наполеон оказался слишком ловок для своих противни-
ков. Он с армией в 180 000 человек нанес удар по Саксо-
нии в северном направлении; ему удалось выйти во фланг
пруссаков, а затем Наполеон атаковал их с востока у нахо-
дящихся по соседству городов Йена и Ауэрштадт. Прусса-
ки, приведенные в полное замешательство, потерпели тя-
желое поражение, потеряв более 40 000 человек; их со-
противление резко ослабло, когда французы, предприняв
мощное наступление, отбросили их на север, оттеснив к
концу ноября прусские войска к берегам Балтийского моря.
Тем не менее почти сдавшийся Фридрих-Вильгельм с ос-
татками своей армии отступил в Данциг (Гданьск) и Ке-
нигсберг (Калининград), где они соединились с 90 000-й
71

русской армией под командованием Беннигсена*. "Вели-
кая армия", вынужденная суровой зимой наступать в труд-
нопроходимом и негостеприимном районе Восточной Прус-
сии, 7 февраля 1807 г. столкнулась с Беннигсеном у Эй-
лау (Багратионовск), и тяжелейшее сражение во время
сильной снежной бури закончилось без перевеса какой-
либо стороны. Теперь, когда силы у тех и других были
истощены (французы потеряли примерно 25 000 человек,
а русские — 15 000), последовал перерыв в военных опера-
циях, использованный Наполеоном для осады изолиро-
ванного прусского аванпоста Данцига (Гданьска). Когда
27 мая Данциг пал, Наполеон двинулся на Кенигсберг (Ка-
лининград), при этом русское контрнаступление угрожа-
ло только его правому флангу. В данном случае оно, одна-
ко, закончилось поражением: Беннигсен был застигнут на
открытой позиции с тылом к реке Алле (Лина), и 14 июня
его армия была разрезана французами на две части и окон-
чательно разбита, потеряв 20 000 человек, следствием чего
стал подписанный в Тильзите (Советск) мир. Теперь, ког-
да Австрия, Россия и Пруссия были вынуждены пойти на
заключение мирных соглашений, центр военных действий
сместился на Пиренейский полуостров. Французская ин-
тервенция в Испанию и Португалию в начале лета 1808 г.
привела к ряду народных восстаний против французов.
Поскольку французские войска были рассредоточены по
нескольким изолированных очагам сопротивления, они
вскоре столкнулись с значительными трудностями: попыт-
ки захватить Герону, Валенсию и Сарагосу, имевшие сла-
бые гарнизоны, были отбиты, армию из 20 000 человек
вынудили сдаться генералу Кастаньосу (Castanos) y Бай-
лена*, а португальский гарнизон сдался британцам после
разгрома при Вимейро* его основных сил британскими
экспедиционными войсками. Наполеон, сильно разгневан-
ный последствиями (область его влияния на Пиренейском
полуострове сократилась до района к северу от реки Эбро),
перебросил "великую армию" в Испанию — основная мас-
са войск, которые он ранее использовал здесь, состояла из
второсортных соединений определенно сомнительного ха-
72

рактера — и в конце октября предпринял массированное
контрнаступление с участием 230 000 человек. Плохая
организация и бездарное руководство 150-тысячной ар-
мии, которую испанцы сумели направить на фронт, сде-
лали свое дело и она потерпела ряд сокрушительных по-
ражений при Гамонале, Эспиноза де лос Монтерос, Туде-
ле и Сомосьерре, а 4 декабря Наполеон добился капиту-
ляции Мадрида.
По причинам, на которых не стоит задерживать вни-
мания, эти успехи ничего не решили (хотя следует отме-
тить, что их было достаточно, чтобы французы до 1814 г.
уверенно владели инициативой на Пиренейском полуос-
трове)*, но Наполеон, тем не менее, теперь уезжает из
Испании, полагая, что для завершения этой кампании
достаточно всего лишь нескольких карательных опера-
ций. Через несколько месяцев, однако, он опять на вой-
не в Центральной Европе, где, как мы уже видели, авст-
рийцам 21-22 мая удалось добиться неожиданной побе-
ды при Асперн-Эсслинге. Незамедлительно последовал от-
вет: Наполеон с армией из 188 000 человек пересек Ду-
най и при Ваграме добился окончательной победы над
155-тысячной австрийской армией эрцгерцога Карла.
Итак, именно эти победы укрепили французское вли-
яние в континентальной Европе и заложили фундамент
известной легенды о Наполеоне и о его "великой армии".
Просто их перечислить, однако, недостаточно; наша глав-
ная задача состоит в анализе приемов ведения войны и
причин, которые приводили к победам.
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ НАПОЛЕОНОВСКИХ
ПРИЕМОВ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ
Первое, что бросается в глаза исследователю наполео-
новских приемов ведения войны, — это большое увеличе-
ние численности сражающихся армий. До сих пор счита-
ют, что именно французская революция внесла новый
массовый элемент в европейские конфликты, но, хотя на-
73

родное ополчение (levee en masse) 1793 г. действительно
имело в этом отношении некоторый эффект, цифры гово-
рят о том, что он был гораздо более ограниченным, чем
можно было бы ожидать. На самом деле, если сравнить
общий количественный состав солдат в двух сражениях,
данных Фридрихом Великим во время Семилетней вой-
ны, с соответствующими величинами для шести крупней-
ших сражений периода 1793-1794 гг., то обнаруживает-
ся, что средняя численность солдат фактически упала с
92 500 до 87 500. В то же время аналогичные расчеты для
сражений при Аустерлице, Йене, Эйлау, Фридланде, Ту-
деле, Асперн-Эсслинге и Ваграме показывают, что фран-
цузские армии в то время насчитывали в среднем 81 000
человек (против 49 000 — при якобинцах), а армии про-
тивников - 84 000. Короче говоря, по причинам, которые
мы рассмотрим далее, Наполеону удалось увеличить чис-
ленность своих армий до почти беспрецедентного размера,
а его противникам волей-неволей пришлось последовать
его примеру (показательно, что единственный сопостави-
мый пример из прошлого дает нам Людовик XIV, которо-
му удавалось в военное время держать армию численнос-
тью 360 000-390 000 человек).
Рост численности армии породил ряд последствий. Во-
первых, чтобы армии не пришли в полный беспорядок в
силу увеличения их численности, насущное значение при-
обретала работа штаба, и в ходе этих войн штабной офи-
цер превратился из аристократической обузы в квалифи-
цированного профессионала; с тех пор в большинстве
армий появился постоянный генеральный штаб. Во-вто-
рых, армии больше не могли оставаться простым собра-
нием отдельных батальонов и полков. Как уже доказали
французы в ходе революционных войн, в армиях необхо-
димо было создавать войсковые формирования более вы-
сокого порядка, что позволяло бы им рассеиваться на
марше, облегчая таким образом выполнение обширного
ряда задач материально-технического снабжения. По-
скольку все армии сохранили в качестве базовых форми-
рований пехотный батальон и кавалерийский полк, их
74

поэтому сгруппировали в более крупные формирования,
известные под названиями бригад, дивизий и корпусов,
а самым меньшим формированием, которое можно было
использовать самостоятельно, стала дивизия. Как с са-
мого начала было заведено в 1790-е гг. во французской
армии, в состав дивизии входили все рода войск (пехота,
кавалерия и артиллерия); существовала теория, что от-
дельная дивизия должна обладать способностью самосто-
ятельно проводить боевые операции, пока ей не придут
на помощь остальные войска. Тем не менее в то время
как эта система продолжала сохраняться в армиях про-
тивников Наполеона, во французской армии дивизия
включала только пехоту и кавалерию (при необходимости
с единственной батареей пешей или конной артиллерии),
а базовой единицей маневра теперь стал армейский кор-
пус, состоявший из нескольких дивизий.
Армии, организованные таким образом с самого нача-
ла кампании, развертывались в районе, часто охваты-
вавшем многие сотни квадратных миль (например, в на-
чале кампании 1806 г. "великая армия" была развернута
на территории, простирающейся от Франкфурта на запа-
де до Амберга на востоке и имеющей длину и ширину
приблизительно 160 и 30 миль соответственно, а прус-
ские боевые порядки располагались примерно параллель-
ным фронтом длиной 175 миль между Геттингеном и Дрез-
деном). Расположенные таким образом войска могли по-
лучать припасы с обширной территории (в этом плане
представление о том, что французская армия жила за
счет захваченной страны, тогда как ее противники пола-
гались на обозы и склады с припасами, является в зна-
чительной степени мифом, поскольку это было физичес-
ки невозможно по причинам, связанным с организацией
материально-технического снабжения: и до и после 1792 г.
все армии полагались на покупку или конфискацию у
местного населения основной массы припасов для удов-
летворения повседневных потребностей). В то же время
французы были и быстрее, и мобильнее: обладая способ-
ностью одновременно наступать по нескольким направ-
75

лениям, они не скучивались на довольно примитивных
европейских дорогах, а войска, развернутые на обшир-
ной территории, могли отражать нападения, угрожавшие
с нескольких различных направлений.
Противники Франции, мобилизовав свои войска, обыч-
но или собирали их в находящихся дома лагерях и гото-
вили для фронта, или просто формировали и комплекто-
вали части в полевых лагерях, а затем какой-нибудь гене-
рал решал, что с ними делать. Если ему сопутствовала
удача, то эта задача могла целиком и полностью лечь на
его плечи, а если нет, то приходилось иметь дело с монар-
хами, государственными мужами и правительствами, ко-
торые в той или иной степени создавали ему помехи. Во
многих армиях высшее командование к тому же ангажи-
ровалось конкурирующими фракциями, что еще больше
осложняло жизнь неудачливого военачальника. Он, стал-
киваясь с препятствиями такого рода, должен был счи-
таться с тем, что военное искусство того времени находи-
лось на перепутье. Поскольку в XVDI веке армии были
сравнительно малочисленны и по необходимости хорошо
подготовлены (так как предполагалось, что пехотинец, в
частности, будет действовать в составе формирований, от-
личающихся пресловутой неповоротливостью, и воевать
способом, требующим почти сверхчеловеческих способно-
стей), солдат рассматривали как большую ценность, кото-
рую следовало во что бы то ни стало сберечь. Столкнув-
шись с огромными потерями, которые могли быть след-
ствием крупного боя и свойственной его исходу неопреде-
ленности, в основу войны положили маневр, а не сраже-
ние (здесь можно было бы привести говорящий о против-
ном пример Фридриха Великого, но он дал столько сраже-
ний не потому, что хотел их, а потому что его на это вы-
нуждали). Командующего не столько беспокоило уничто-
жение армии неприятеля, сколько сохранение своих войск,
он занимал позицию, которая исключала возможность
атаки на него, и заставлял противника отступать, перере-
зая коммуникации или лишая его припасов. Сражения,
хоть и не прекратились, но стали самым последним сред-
76

ством, а тактические и организационные ограничения
XVHI века во всяком случае гарантировали, что обе сторо-
ны понесут потери, но останутся более или менее невреди-
мыми. Когда свершилась французская революция, поло-
жение резко изменилось. Французские генералы, имея
бесчисленный резерв свежих сил, представляемый народ-
ным ополчением, который не нужно было учить, потому
что весь смысл тактики заключался в наступлении, могли
чаще давать сражения и быть совершенно уверенными в
полном разгроме противника (дивизионная система зна-
чительно облегчала окружение, а тактика ведения боя в
колоннах, которую предпочитали французы, была просто
незаменима в условиях сражения). Итак, революционе-
ры-генералы, а затем Наполеон первыми применили стра-
тегию уничтожения. Они в корне изменили все до сих пор
существовавшие правила ведения боя и таким образом
сильно усложнили задачу командующего.
Командующий принимал решение на основе данных о
расположении и распределении сил противника, собран-
ных многочисленными разведчиками, а его подчиненные,
получив соответствующий приказ, либо удерживали по-
зиции, либо отступали или наступали. В случае наступ-
ления впереди промчится туча легкой кавалерии, кото-
рая решит двойную задачу — рекогносцировки и боевого
обеспечения. Предварительно уже продуманы перемеще-
ния армейских подразделений, предусмотрено любое дви-
жение каждого звена, направленное на одну общую цель
— постепенно смыкаясь, подтянуться к противнику. В
ходе атаки, разумеется, обороняющаяся сторона тоже
сосредоточивает свои силы, и, по крайней мере теоретичес-
ки, обе стороны наконец оказываются друг против друга
на четко очерченном поле сражения, имеющем сравни-
тельно небольшие размеры по фронту, а если этого еще
не случилось, то отставшие части поспешно подтягива-
ются уже на звуки выстрелов.
Конечно, в жизни не все получалось так гладко. И во
французской армии командиры неправильно понимали
приказы или вообще не повиновались им, не было ис-
77

ключением и то, что войсковые соединения иногда за-
стревали на плохих дорогах или из-за ненастья. Более
того, неумелых командиров подчас заставали врасплох,
иногда они так рассеивали войска, что невозможно было
своевременно сосредоточиться, отдавали противоречивые
либо неправильные приказы; даже искусных военачаль-
ников иногда вводили в заблуждение или ложными до-
несениями заставляли укреплять оборону не там, где надо
(как Веллингтон (Wellington) при Ватерлоо, ошибочно
уверенный, что Наполеон собирается развернуть свой пра-
вый фланг, продержал примерно 17 000 необходимых в
сражении солдат в восьми милях от поля битвы у Галле).
Некоторые армии подчас не имели средств для проведе-
ния операций (хороший пример этого — разношерстные
испанские войска, которые в октябре 1808 г. сошлись с
французами на Эбро; временное правительство, сформи-
рованное в Испании в ходе национального восстания, не
смогло найти главнокомандующего). И последнее, но не
менее важное: войскам, оказывавшимся рядом с местом
главного сражения, иногда не удавалось прийти на по-
мощь своим, либо они подходили слишком поздно.
Несмотря на все эти факторы, хороший командующий
мог встретиться с противником, располагая по крайней
мере основной частью своих войск. Более того, у него
была возможность заранее выбрать себе роль — одну из
двух, поскольку все, без исключения, наполеоновские сра-
жения состояли из атаки и обороны — иначе говоря, одна
армию занимала позицию, которую затем штурмовала
другая. Разумеется, бывали и вариации на эту тему: так,
при Маренго, Ауэрштадте, Фридланде и Асперн-Эсслин-
ге армии, которые, со стратегической точки зрения, были
атакующими, внезапно оказывались объектом атаки, тог-
да как при Аустерлице, Эйлау, Саламанке и Ватерлоо те,
кто подвергся атаке, били атакующую сторону ее же ору-
жием, предпринимая стремительные контратаки, — и
только сражение при Ваграме может служить единствен-
ным примером одновременной атаки обеих сторон.
Итак, почти всегда задачей одного командующего была
78

организация атаки на противника, а другого — удержа:
ние своей позиции. Атакующий генерал при подходе к
противнику сначала должен был оценить его позицию
(что иногда было непросто, если обороняющуюся сторону
скрывал, например, удачно расположенный холм), а за-
тем перестроить идущие впереди войска в боевые поряд-
ки. Вообще-то, подобные вещи делались, как правило,
вне пределов досягаемости артиллерии (если подходили
хоть сколько-нибудь ближе, то рисковали быть расстре-
лянными из пушек противника, возможной была также
внезапная вылазка врага, который мог воспользоваться
неудачным развертыванием). Между тем далеко за лини-
ей фронта обычно оставляли мощный резерв, чтобы его
можно было ввести в сражение, когда того потребуют об-
стоятельства. На "другой стороне холма" тем временем
занимались примерно тем же самым: одну часть войск
использовали для обороны линии фронта, а другую дер-
жали далеко позади в резерве, чтобы в момент любого
прорыва они смогли отбить врага. Вообще, обе стороны
придерживались правила оставлять какую-то часть сво-
их солдат для прикрытия с тыла, чтобы их не застали
врасплох и чтобы их командир мог самостоятельно лик-
видировать прорывы, не обращаясь за помощью.
Для обеих сторон этот обычно длительный процесс,
перевода войск из походных порядков в боевые требовал
большого искусства и здравого смысла, поскольку, когда
армия занимала исходные позиции, на глазах у против-
ника почти невозможно было что-либо менять. Итак, для
обороняющейся стороны главным было не размещать
слишком много войск в тех местах, где атака противни-
ка маловероятна, предусмотреть возможность пере-
брасывать резервы с одного фланга на другой, если дела
пойдут плохо, обеспечить отступление в должном поряд-
ке и позаботиться о том, чтобы в условиях неблагоприят-
ной местности армия не распадалась на отдельные груп-
пы (что, например, случилось с русскими при Фридлан-
де). Для атакующей стороны обычным делом было сой-
тись в рукопашной и ловким маневром одолеть врага.
79

Основательно подготовившись, можно было начинать
сражение. Атакующая сторона, обычно, производила арт-
обстрел, разрушая боевые порядки противника и подры-
вая его моральный дух; так, был очень распространен прием
формирования артиллерии в "большие батареи" для веде-
ния сосредоточенного огня примерно из ста пушек*. Через
некоторое время первый из боевых порядков атакующей
стороны, почти всегда состоящих из пехоты, начинал про-
двигаться вперед. Для этого маневра имелись, по суще-
ству, два боевых порядка. До 1792 г. все европейские ар-
мии обычно сражались в линейном боевом порядке, при
этом каждый батальон разворачивался в три линии, нахо-
дящиеся на разной глубине, чтобы до предела увеличить
его огневую мощь. Большинство противников Франции
придерживались этой тактической системы, пока пораже-
ния, нанесенные французами, не заставили изменить ли-
нейную тактику, ведь в эпоху революции во французской
армии стало обычным делом строить каждый батальон в
колонну, то есть в единую группу, имеющую примерно
пятьдесят человек в ширину и двенадцать - в глубину.
Войска, в таком боевом порядке, быстрее перемещались
(сложность маневра в линейном строю общеизвестна), в то
же время снижалась важность стрелковой подготовки, по-
скольку ружьем могли пользоваться только передние ше-
ренги. Теоретически, французская муштра требовала быс-
тро перестраивать колонны в линию, чтобы можно было
применять огнестрельное оружие, если пехота противни-
ка открывала огонь, но на практике этого никогда не по-
лучалось, и не только потому, что батальонные колонны
были часто так стиснуты, что никак не разворачивались в
линию; опыт показал, что, когда войска в линии останав-
ливаются, чтобы открыть огонь, вновь заставить их дви-
гаться практически невозможно, и сражение утонет в ни-
чего не значащей перестрелке. Короче говоря, колонна была
средством для ведения ударного боя, что подразумевало
устрашение противника ее числом; еще одним ее достоин-
ством было, разумеется, то, что она позволяла сосредото-
чить намного больше войск на гораздо меньшей площади,
80

чем линия. Хотя впечатляющая дивизионная колонна была
прекрасным психологическим оружием, особенно когда
картина дополнялась мощными криками "Ура!" и гром-
ким барабанным боем, для успеха требовалось привлече-
ние и других средств, главным из которых был удачно
проведенный артиллерийский обстрел обороняющейся сто-
роны. Колонну, чрезвычайно уязвимую для артиллерий-
ского и оружейного огня, приходилось защищать плот-
ным заслоном стрелков в цепи (состоявших из солдат ра-
зомкнутого строя), которые шли впереди колонн и нару-
шали порядки противника, уничтожая офицеров и сер-
жантов (поскольку стрелки иногда — но не всегда — имели
лучшую подготовку, могли тратить время на заряжание и
стрельбу и пользоваться любым возникшим на пути укры-
тием, им не так мешал дым и не ограничивали находящи-
еся рядом соседи, они были, безусловно, мобильнее, чем
отряды, сражавшиеся в замкнутом строю).
Итак, пехотинцы двигались вперед, а противник под-
жидал их в линии, которая во всех армиях оставалась
стандартным оборонительным боевым порядком. При этом
артиллерия атакующих обязательно смолкала, позволяя
обороняющейся стороне сначала угостить их пушечными
ядрами, а затем, по мере приближения, смертоносным
противопехотным средством — картечью. Огонь бывал на-
столько силен, что его одного иногда хватало, чтобы раз-
вернуть атакующих, но, как правило, движение продол-
жалось до тех пор, пока атакующая пехота не подходила
на 150 ярдов (дальность стрельбы из мушкета) к против-
нику. Если пехота была построена в линию, она затем
открывала огонь, в обязанности офицеров входило, чтобы
солдаты продолжали движение вперед после каждого зал-
па, но, если пехота была построена в колонну, она просто
двигалась вперед, по возможности с большей скоростью
(имелся вариант, при котором колонны могли останавли-
ваться на некотором расстоянии от противника и ждать
своих стрелков, которые открывали огонь по обороняю-
щимся, давая возможность пехоте идти в атаку только
когда становилось ясно, что та сторона дрогнула). Тем
81

временем обороняющаяся сторона, как правило, тоже от-
крывала огонь; поединок между войсками, построенны-
ми в линию, теперь выливался в длительную перестрел-
ку, продолжавшуюся, пока хватало сил. Когда же колон-
ны решали атаковать позиции противника, обычно слу-
чалось одно из двух: либо атакующим приходилось оста-
навливаться, из-за того, что первые шеренги каждого ба-
тальона быстро превращались в месиво из убитых и ране-
ных, либо обороняющиеся теряли силы и бежали. Поло-
жим, они обратились в бегство — это обычно было сигна-
лом для подтягивания свежих боевых порядков, чтобы
расширить прорыв или для внушительной кавалерийс-
кой атаки, сметавшей все на своем пути и превращавшей
отступление в безумное паническое бегство. Однако, если
обороняющиеся выдерживали натиск, то начиналась пе-
рестрелка на близком расстоянии, которую они, как пра-
вило, выигрывали, и теперь уже атакующие откатыва-
лись на исходные позиции (весьма удачный вариант, ко-
торый очень нравился британцам, заключался в одном
залпе, за которым следовала штыковая атака).
Этот бой пехоты был главным элементом наполеонов-
ского сражения; кавалерия, как правило, играла второ-
степенную роль. Так, сама по себе кавалерия почти никог-
да не могла разбить хорошо закрепившуюся пехоту. Хотя
массированная атака могла за несколько минут рассе-
ять армию слабоподготовленных войск (как при Оканье
19 ноября 1809 г.), а надвигающаяся туча всадников име-
ла более устрашающий вид, чем пехотная колонна, опыт-
ные солдаты знали, что кавалерия ничего не сможет сде-
лать, пока они удерживают свою позицию. Даже линия,
атакованная с фронта, могла развернуть назад кавалерис-
тов, но пехота становилась очень уязвимой, когда кавале-
рии удавалось обойти ее с флангов, мудрые командиры
выстраивали своих людей в каре (квадратом или прямоу-
гольником). Построенная таким образом пехота находи-
лась в абсолютной безопасности, а неудачникам-кавале-
ристам оставалось бесцельно скакать вокруг, теряя лоша-
дей или нарываясь на противника.
82

От кавалерии как таковой не было проку при непос-
редственной атаке пехоты неприятеля, разве что ту засти-
гали врасплох, а вот если бы ее сопровождали батареи
конной артиллерии, то полдюжины пушек могли за не-
сколько минут уничтожить малоподвижную цель, пред-
ставляемую каре. Тем не менее в других отношениях ка-
валерия была ценнейшим элементом армии. Во время
атаки несколько полков кавалерии могли взять в клещи
целые вражеские дивизии и, таким образом, помешать
их участию в других операциях, к тому же в качестве
элемента комбинированной атаки кавалерия несла страш-
ную опасность. Например, действуя вместе с атакующей
пехотой, она вынуждала обороняющихся перестроиться в
каре, чем делала невозможной защиту от пехоты; с дру-
гой стороны, кавалерия могла в решающую минуту обру-
шить на врага внезапную атаку, — и, сломив сопротивле-
ние противника, заставить его спасаться бегством. Зато,
если появлялась неприятельская кавалерия, начиналась
классическая рубка, в результате которой победитель по-
лучал возможность двигаться в разных направлениях и
атаковать следующий боевой порядок с фланга или тыла,
причем эта тактика была особенно эффективна, когда это
происходило в самый разгар боя. И наконец, как только
неприятель был разбит, именно кавалерия преследовала
его отступающие формирования, брала в плен бегущих и
делала все, чтобы свести на нет все попытки организован-
ного сопротивления. Между тем в обороне кавалерия мог-
ла помочь атаке захлебнуться или в самые настоящие от-
чаянные моменты самоотверженно атаковала нападающую
пехоту и тем самым выигрывала время на подтягивание
резервов или выход пехоты из боя.
Хотя вариаций на эту тему существовало бесчисленное
множество, описываемый здесь способ ведения боевых
действий передает основные черты наполеоновского сра-
жения. Атака следовала за атакой, рано или поздно и та
и другая стороны терпели поражение; все боевые поряд-
ки были либо выведены из строя намеренно, либо раз-
громлены врагом, либо брошены в бой, больше ничего не
83

оставалось, кроме как в случае атакующей стороны про-
должать сражение, а в случае обороняющейся — отражать
очередное наступление противника. Впрочем, до этого чаще
всего не доходило: битва прекращалась, например, с на-
ступлением темноты, в ней не было победителей и побеж-
денных или провозглашалась тактическая победа. Но, бы-
вало, талантливый полководец одним единственным уда-
ром решал исход сражения: разгромленная армия отсту-
пала под натиском противника. В самом деле, такие бес-
плодные победы, как при Бородино и Баутцене, показы-
вают, что преследование имело определяющее значение
для достижения решающего стратегического успеха; по-
тери разгромленной армии в личном составе отразились
на боевом духе и общем настрое намного серьезнее, чем
если бы это произошло на поле сражения (самым ярким
примером этому является кампания 1806 г., когда прус-
саки за время решительного преследования после их раз-
грома потеряли в три раза больше людей, чем у Йены и
Ауэрштадта).
В некоторых наполеоновских кампаниях одной побе-
ды такого рода хватало, чтобы усадить неприятеля за стол
переговоров. Однако гораздо чаще кампании состояли из
ряда сражений, каждое из которых естественным обра-
зом возникало из предыдущего. На поле битвы удача обык-.
новенно сопутствовала то одной, то другой стороне, но,
если они не изматывали друг друга или по политичес-
ким соображениям не приходили к компромиссу, одна
из воюющих сторон когда-нибудь все же добивалась пре-
восходства над другой, на этом кампания чаще всего за-
канчивалась и победитель диктовал условия мира.
НАПО-ТГЕОН И ФРАНЦИЯ
Итак, были названы главные приемы ведения боевых
действий в наполеоновскую эпоху. Однако, чтобы понять
причины потрясающих успехов Франции в 1805-1809 гг.,
нам сначала придется рассмотреть политику, которую про-

водил Наполеон Бонапарт, придя в 1799 году к власти во
Франции. Поскольку население Франции составляло
29 миллионов, может показаться, что для формирования
огромной армии было достаточно введения закона о все-
общей воинской повинности. На деле же все обстояло не
так просто, а система призыва на военную службу созда-
валась в процессе политической и административной ре-
формы, к которой мы теперь обратимся.
Система всеобщей воинской повинности фактически
существовала во Франции с 1798 г., когда был введен в
действие так называемый закон Журдана* (Loi Jourdan),
согласно которому все неженатые мужчины, достигшие
двадцати лет, были обязаны служить в армии согласно
квоте, исходящей из численности населения каждого де-
партамента и коммуны. Предполагалось, что государство
объявляет о воинской обязанности, затем уполномочен-
ные в провинции составляют списки подлежащих при-
зыву, позднее исключают различные категории освобож-
денных (кроме не прошедших по здоровью к ним относи-
лись единственные кормильцы, государственные чинов-
ники, священники и студенты). Сопоставление этих двух
цифр позволило бы установить число новобранцев от каж-
дой местности, а тех, кто непосредственно подлежал при-
зыву, следовало определять в каждой коммуне путем же-
ребьевки. Однако, хотя весь наполеоновский период за-
кон Журдана служил непреложным основанием для мо-
билизации во французскую армию, в начале своего суще-
ствования он был не более чем буква. Со времени первого
введения обязательной службы в 1793 г. ее возненавиде-
ло крестьянство, составлявшее основную массу населения.
Служба в армии означала потерю дома и семьи и несла с
собой лишения, опасности и смерть; среди солдат царили
крайние жестокость и распущенность; и наконец, призыв
лишал крестьянские общины необходимой рабочей силы
и к тому же совершенно обоснованно воспринимался как
социальная несправедливость (горожане в общем гораздо
меньше страдали от призыва, чем жители деревень и пред-
местий). Да и немногие слои крестьянства считали, что
85

за Революцию стоит сражаться: во многих частях страны
возложенное на них финансовое бремя после 1789 г. лишь
возросло; крестьяне почти ничего не выиграли от прода-
жи земель церкви и эмигрантов; они периодически ста-
новились объектом безжалостных реквизиций, проводи-
мых представителями ненавистных городов; они видели,
что религия, центр их культурной и духовной жизни,
подвергается атакам все более ожесточенных антиклери-
калов. Вследствие этого крестьянские волнения достигли
внушительных размеров в значительной части Франции,
поддерживать порядок становилось все труднее и труд-
нее, а тут еще повальное дезертирство: многие из тех, кто
бежал из армии, брались за разбой как единственное сред-
ство для существования. К 1798 г. положение стало на-
столько серьезным, что Директория уже не справлялась с
тем, что на нее было возложено, а местное самоуправле-
ние, отвечавшее за налогообложение и набор рекрутов,
переживало полнейший крах. Директория, которую в
дополнение ко всему добивали неудачи в войне 1799 г.,
отчаянно пыталась вызвать к жизни якобинство образца
1793 г., но еще больше погрязла в кризисе. Нотабли —
знать, являвшаяся продуктом революции и образующая
основу местного самоуправления, — так сильно встрево-
жились, поскольку под угрозу попали их собственность и
установившийся порядок, а кроме того, им пришлось пе-
ренести основательный финансовый удар, нанесенный
застоем в экономике и жалкими попытками Директо-
рии привести свои дела в норму за счет сокращения вып-
лат государственного долга и пересмотра фискальной си-
стемы, что перестали поддерживать Париж. Поэтому Loi
Jourdaii, саботируемый народом и лишенный поддерж-
ки власть имущих, тогда потерпел полный крах: только
131 000 из 400 000 призванных в армию добрались до
своих частей.
Таким образом, когда Наполеон пришел к власти, у
Франции, в сущности, были предпосылки для ведения
крупномасштабных войн, но отсутствовала возможность
их использования. Однако первый консул очень быстро
86

все изменил, в первую очередь, за счет укрепления госу-
дарственных структур. На самом верху системы учрежда-
ется Государственный совет, издающий законодательные
акты и обеспечивающий Наполеона советниками-специа-
листами, к тому же пересматривается работа министерств,
дополняются и видоизменяются функции бюрократичес-
кого аппарата, фискальной и судебной систем и сам за-
кон (знаменитый Кодекс Наполеона 1804 г.). Одновремен-
но, в феврале 1800 г., преобразуется вся система местного
управления. Хотя по революционным законам в главной
роли выступали выборные местные советы, теперь власть
передается назначаемым в Париже чиновникам, а адми-
нистрацию калсдого департамента возглавляет всемогу-
щий префект (кандидатов на эту новую должность гото-
вит корпус старших чиновников, назначая аудиторов (на-
блюдателей). Деятельности префекта помогает сеть помощ-
ников префекта, по одному на округ (arrondissement) —
которые объединялись в департаменты; коммуны, обра-
зующие низший элемент системы, возглавляет мэр, тоже
назначенный сверху. В департаменте, округе и коммуне
одинаково предусматривается совет, но по списку мест-
ной знати — принцип выборности фактически ликвиди-
руется. Эта система, по крайней мере теоретически, была
достаточно эффективна, — 16 февраля Наполеон похва-
лялся в законодательном собрании, что в будущем "рас-
поряжения правительства будут передаваться в самые
удаленные уголки государства страны со скоростью мол-
нии'4, - чтобы заставить чиновников на местах для со-
хранения привилегий полностью подчиниться Парижу.
Префекты, получавшие высокое жалованье и очень часто
назначаемые из других районов Франции, были, опять
же теоретически, не подвержены мздоимству и не давали
помыкать собой во имя местных интересов (это было об-
щей бедой, особенно на уровне мэрии, но здесь их стара-
лись решать по возможности в обход формальностей).
Хотя эти меры и принесли кое-какую пользу, — к 1801 г.,
например, у военных властей появились наконец более
или менее достоверные данные о дезертирах и уклоняю-
87

щихся от воинской повинности, — просто изменений в
деятельности местной власти было недостаточно. Опорой
префектов были военные ресурсы, которые стали мощнее
и надежнее: принимались меры по переброске батальо-
нов национальной гвардии за пределы своей местности;
в национальной жандармерии провели чистку, ее укре-
пили надежными солдатами-ветеранами, поставили над
ними генерал-инспектора (Inspector General) и значитель-
но увеличили по численности. Провели еще несколько
важных мероприятий: пауза в военных действиях после
сражения при Маренго позволила направить значитель-
ные военные силы в глубь страны бороться с разбоем и
ловить дезертиров; их действия подкреплялись введени-
ем санкций, включающих суд на месте, смертный приго-
вор и его мгновенное исполнение.
Запуганный исключительными мерами, народ Фран-
ции очень хорошо усвоил, что любое противостояние чре-
вато неприятными последствиями. Однако на политичес-
кое урегулирование после 18 брюмера Бонапарту было
абсолютно наплевать. Хотя его, конечно, в первую оче-
редь заботило усиление мощи государства — интересы
которого, само собой, совпали с личными чаяниями дик-
татора, — он ведь прекрасно знал, что его правлению грош
цена, если "мы не сможем в изобилии удобрить француз-
скую почву гранитом"5. Это означало, что новый режим
должен войти в доверие к основным элементам общества.
Крестьянство, например, подкупали, вернув свободу от-
правления обрядов католической церквью, отобранную
революцией. На руку было и сокращение набора в ар-
мию: в 1800-1805 гг. число новобранцев составляло все-
го лишь 78 000 человек в год. К тому же, что важнее
всего, власть имущие стали пользоваться благоприятным
для них вниманием. Так, "знати" гарантировали владе-
ние землей, отобранной у церкви, в то же время и "быв-
шие" и "нынешние" получили значительное представи-
тельство в политических и административных структу-
рах, созданных режимом. Это давало им щедрое жалова-
нье и другие льготы, не говоря уже о высоком социаль-
88

ном статусе (кроме того, поощрялось возвращение бежав-
ших из страны дворян: их с распростертыми объятиями
принимали на государственную службу и в армию)*. В
связи с тем, что обучение в средней школе было высоко-
оплачиваемым, оно приравнивалось к высшему образо-
ванию; выпускники не попадали в число новобранцев,
их жизнь проходила в офицерском корпусе; фискальная
политика Наполеона, опиравшаяся на прямое налогооб-
ложение, предоставляла им очень большие льготы; в об-
щем, они были хорошо защищены Кодексом.
Наполеон, завоевывая расположения отдельных слоев
общества, положил много усилий, чтобы убедить обще-
ственное мнение в соответствии его политики нацио-
нальным интересам; пропаганда стала жизненно важным
элементом его правления. Например, если "бывшим" и
"нынешним"отдавали должное, так это отчасти потому,
что они как предводители местного общества являлись
посредниками между властью и людьми. В равной степе-
ни, если отработавшее свое законодательное собрание и
продолжало собираться в Париже, то исключительно по-
тому, что оно представляло собой трибуну, где Наполеон
мог оправдать действия и превознести свои достижения.
Более того, на службу в качестве рупора правительства
была поставлена культура. Взять, например, газеты*. С
одной стороны, Наполеон ввел жесткую цензуру, а с дру-
гой, стремился, чтобы его обращения стали достоянием
широкой гласности, он добился удешевления газет, жур-
налов и чтения вслух в общественных местах. К тому же
писателей, поддерживавших правление, ждало покрови-
тельство, а тех, кто был не согласен, отправляли в тюрь-
му или изгоняли из страны. Область образования неукос-
нительно попадала под государственный контроль, сту-
дентов лицеев заставляли носить униформу, заниматься
муштрой и учиться по разработанному государством учеб-
ному плану, в котором практические знания сочетались
с идеологией. Церковь, получившая свободу отправле-
ния религиозных обрядов, вскоре обнаружила, что рели-
гию стали использовать в интересах диктатора — по слу-
89

чаю нашли даже святого Наполеона, а кафедру - в каче-
стве трибуны для политической пропаганды. Наконец,
искусство — живопись, музыка, архитектура, — как во-
дится, отражало достоинства имперского правления, чему
мы обязаны появлением стиля ампир*..
Итак, благодаря стечению обстоятельств, Наполеон
восстановил порядок во Франции и, таким образом, со-
здал предпосылки для превращения имеющихся ресур-
сов в реальную военную мощь. Следует, однако, подчерк-
нуть, что преобразование Франции не было столь ради-
кальным, как доказывают многие биографы француз-
ского правителя: борьба с разбоем тянулась долгие годы,
многие мэры продолжали попустительствовать уклоне-
нию от призыва, а сопротивление набору в армию так и
осталось чрезвычайно серьезной проблемой. Тем не ме-
нее, Наполеон сделал достаточно, чтобы покончить со
страшным беспорядком времен Директории, и опирался
теперь на государственную систему, которая будет в со-
стоянии снабжать его солдатами и деньгами до тех пор,
пока его требования будут разумными. Кроме того, если
положение Франции сравнить с тем, в котором находи-
лись ее противники, связанные привычками "старого
режима", и прежде всего защитой их корпоративных
привилегий, то сравнение будет не в пользу последних.
Имея системы воинской повинности, затрагивавшие
лишь небольшую часть населения, из-за множества со-
циальных, профессиональных и территориальных лазе-
ек, а также административное руководство, печально
известное повальной неразберихой и отсутствием логи-
ки, ни одна континентальная держава не могла и наде-
яться на то, чтобы сравниться с Францией в наличии
ресурсов и эффективности их использовании.
ВЕЛИКАЯ АРМИЯ
Опираясь на революционную армию, путем полити-
ческой и административной реформ, о которых только
90

что шла речь, Наполеон создал величайшую боевую
мощь, изумляющую военных историков вплоть до на-
шего времени. Нельзя согласиться с Сорелем и Клаузе-
вицем, что он руководил "нацией под ружьем"; совер-
шенно ясно, что если бы он пытался сделать это, вся его
политическая система рухнула бы так же, как это слу-
чилось в 1814 г. Напротив, его военная машина, хоть в
значительной степени и вызванная к жизни массовой
мобилизацией, была всецело профессиональной, на что,
в частности, указывает техническая сторона дела.
Франция не была "нацией под ружьем" — утвержде-
ние неожиданное, но его легко доказать, поскольку уна-
следованная Наполеоном армия полностью изменилась
со времени 1793 г. Так, можно с уверенностью утверж-
дать, что армии 1793-1794 гг. побеждали, руководству-
ясь гражданским и патриотическим долгом, но к 1799 г.
французскими солдатами уже двигали честь мундира и
корыстолюбие, ведь после краха якобинцев нарушилась
связь между армией и народом. Поскольку от воинской
повинности отказались, войска в основном находились
за пределами Франции, а в армии царил мрак некомпе-
тентности и коррупции, связанный с Директорией, об-
щество старалось по возможности отдалиться от военных.
В то же время и военные, особенно ревностно относящи-
еся к успеху и славе, стремились избавиться от опеки
штатских и искоренить все следы эгалитаризма в воен-
ном сословии. Вследствие этого армия заразилась новы-
ми настроениями. Солдатам внушали теперь, что для них
главное — не народ, а воинское братство, их место — с
такими же, как и они, в своем полку и со своими генера-
лами. Когда солдатские формирования больше и больше
оказывались состоящими из ветеранов, то небольшое
число новобранцев, попадавших в армию, просто раство-
рялись в новом окружении: отделение примерно из 12
человек, куда их направляли по одному, действовало как
важное средство поглощения сознания. В конце концов
армия совсем потеряла дух 1793 г., и признание молодо-
го волонтера революционного периода, который совсем
91

не стремился стать настоящим солдатом, что готов был
отказаться от жалованья и довольствия, "лишь бы мне
дали оружие и снаряжение", совершенно отличалось от
заявления вояк образца 1807 г.:
"Императору не следует начинать войну, если у него
нет денег платить солдатам. Мы не хотим идти на
смерть задаром"6.
Дальше станет ясно, с появлением Наполеона стрем-
ление к профессионалльной службе не исчезло, а, скорее,
усилилось. Однако, даже если бы это было не так, сам
способ, которым Франция усиливала военную мощь, вряд
ли отвечал определению "нация под ружьем", поскольку
тогда предполагалась всеобщая мобилизация нацио-
нальных ресурсов, на основе жертвенного равенства. На
деле Наполеон, насколько возможно, действовал так, что-
бы от Франции требовалось сравнительно мало. Возьмем,
например, экономику: жесткие условия мирного урегу-
лирования, вымогательство и открытый грабеж давали
большую часть требуемого. Что же касается армии, то
при ее наборе обходились в значительной степени без
французов, поскольку, в первую очередь, не могли обес-
печить призыв. Далее, Франция постоянно присоединя-
ла к себе какие-то территории, где можно было охотить-
ся на людей способом, совершенно неприемлемым в мет-
рополии: по одной из оценок, число попавших, вербов-
щикам и рекрутированных насильно, составляло около
половины всех служивших в армии. Возможно, это пере-
бор, хотя известно, что в 1798-1809 гг. одна Бельгия толь-
ко дала более 90 000 человек, что составляет, по мень-
шей мере, 30 строевых пехотных полков образца 1805 г.,
они набрали часть личного состава в Италии, а большин-
ство новых полков, сформированных позже, были пол-
ностью иностранными (например, 111-й пехотный был
пьемонтским, 112-й — бельгийским, 113-й — тосканским,
123-й, 124-й, 125-й и 126-й - голландскими, а 127-й,
128-й и 129-й — германскими). В это же время в армию
начинали включать различные, главным образом ино-
92

странные части, составленные из дезертиров, беженцев и
авантюристов всех сортов. Так, в течение 1805 г. в ар-
мию вошли четыре итальянских, четыре швейцарских,
три германских, два польских, один негритянский и один
ирландский пехотный полки. К тому же после 1805 г.
этот список расширился, стали принимать хорватские,
албанские, греческие, португальские, испанские, литов-
ские и голландские части.
Бремя службы было во всех отношениях относительно
легким, но и неравномерно распределенным между раз-
ными слоями общества: во-первых, все новобранцы име-
ли право послать на службу вместо себя заместителя. Этих
людей (обычно доведенных до отчаянного положения) на-
нимали за деньги, и поскольку их цена быстро росла: от
300 франков в 1800 г. до 6500 франков в 1811-м, а впо-
следствии и еще выше, такая замена была доступна лишь
меньшинству: ею могли воспользоваться не более десяти
процентов новобранцев. Однако для тех, у кого были день-
ги, существовали и другие возможности, кроме замеще-
ния: можно было подкупить чиновников и врачей и до-
биться предоставления состоятельным и образованным
молодым людям постов в гражданской или военной ад-
министрации. Кроме того, люди, способные оплачивать
мундир и снаряжение, имели право записаться в одну из
многочисленных рот церемониальной почетной гвардии
(gardes d'honneur)*, которые формировались по всей им-
перии, и быть совершенно уверенными, что никогда не
встретятся с неприятелем. Правда, многочисленные осво-
бождения от службы, особенно зависящие от степени об-
разования, были по карману только власть имущим. К
тому же, помимо прочего существовало географическое
неравенство. Наполеон считал в интересах политики не-
обходимым относиться к некоторым землям мягче, чем к
остальным: в 1801 г. в Верхнем Рейне, пограничной мест-
ности, традиционно поставлявшей рекрутов на военную
службу, брали в армию одного человека из 860, тогда как
в Финистере, где имело место сильное крестьянское со-
противление времен Революции, - только одного из 4930.
93

В других местах поощрения и тяготы службы тоже
совершенно неравные: среди офицеров было столько пред-
ставителей знати, что напрочь опровергалась поговорка о
французском барабанщике, который носит в ранце мар-
шальский жезл. Попасть в офицеры рядовому тем не ме-
нее было возможно и случаев подобного рода предоста-
точно, правда, для этого требовалась большая выслуга, и
к славе приходили единицы. Поскольку офицеры всегда
являлись любимцами общества, особенно дам, то образо-
вание и культура, а также знание этикета им были со-
вершенно необходимы, простолюдин же зачастую не об-
ладал требовавшимся объемом знаний; вследствие этого
из 2248 революционных и наполеоновских генералов толь-
ко 177 были сыновьями рабочих, домашней прислуги или
бедных крестьян, а из 26 маршалов всего лишь 3 начи-
нали карьеру с рядового. Тот, кто хотел серьезно продви-
гаться по службе, должен был попасть кадетом в офицер-
ский корпус, обучение же в одной из нескольких воен-
ных академий, созданных Наполеоном, служба в почет-
ной гвардии или в одном из кадетских батальонов, при-
командированных в 1804-1806 гг. к Национальной гвар-
дии, требовали хороших денег. Если по какой-то причи-
не отпрыски власть имущих все же участвовали в войне
не в составе офицерского корпуса, бывало и такое, им по
крайней мере обещали, что простыми солдатами они не
станут и в будущем смогут рассчитывать на приличную
должность. Примерно 43 из 306 префектов вышли из
военных, так же как и 95 процентов членов Почетного
легиона и 59 процентов имперского дворянства: армей-
ским офицерам шло больше половины выплачиваемых каж-
дый год Наполеоном в форме постоянного дохода 30 мил-
лионов франков (тут особенно везло маршалам, которым
в качестве награды давали имения, приносившие доход
более миллиона франков).
Наполеоновская Франция с полупрофессиональной
армией, порожденной отнюдь не эгалитаристскими спо-
собами, сберегающая всеми доступными средствами люд-
ские и материальные ресурсы метрополии, вряд ли пред-
94

ставляет собой "нацию под ружьем". Поэтому, чтобы по-
нять причину триумфа французов, нам придется отойти
от обобщения Клаузевица и заняться детальной оценкой
наполеоновской армии. Прежде всего следует иметь в
виду, что Наполеон унаследовал ряд ценных качеств ре-
волюционных армий в плане тактики, организации и
личного состава. Французская пехота пользовалась са-
мой гибкой и эффективной тактической системой в кон-
тинентальной Европе. Тогда как остальные армии в на-
чале войны продолжали делать ставку на неудобную со-
мкнутую линию, во французской армия в последние годы
старого режима после продолжительных дебатов был вве-
ден новый тактический устав, согласно которому основ-
ным боевым порядком для маневра становилась баталь-
онная колонна, о многочисленных достоинствах которой
в плане гибкости и мобильности уже упоминалось. К тому
же, в других армиях сравнительно немного специальных
войск выполняли функции стрелков в рассыпном строю,
причем это были, как правило, отдельные полки, кото-
рые занимались исключительно одним делом; все фран-
цузские пехотинцы, каким бы ни было их конкретное
предназначение, умели сражаться где угодно и как угод-
но по причине разносторонней подготовки. Вследствие
этого любую атаку можно было прикрыть плотным щи-
том из стрелков, который при необходимости можно было
укреплять дальше и дальше, до тех пор пока таким обра-
зом не будут развернуты все батальоны, после чего за-
щитникам приходилось отвечать только на ружейный
огонь. Если стрелков не хватало, — а они, как первыми
начали понимать британцы, были единственными, кто
мог противостоять такой тактике, — атака, предприня-
тая врагом, могла стать сокрушительной. Дивизия фон
Граверта (von Gravert) была разбита в пух и прах фран-
цузскими стрелками, укрывшимися у деревни Фирценай-
лиген (а ведь у прусской армии было 27 батальонов лег-
кой пехоты и, кроме того, предполагалось каждую тре-
тью шеренгу строевого пехотного батальона использовать
в качестве стрелков; неповоротливый ум и недальновид-
95

ность помешали воспользоваться явным преимуществом
собственных сил). Точно так же во второй день сражения
при Эспиноза де л ос Монтерос (10-11 ноября 1808 г.) ас-
турийская дивизия генерала Асеведо (Acevedo) была раз-
бита наголову, когда ее командующий и значительная
часть офицеров попали в перестрелку с французским от-
рядом, прорвавшимся к ее позициям в разомкнутом строю,
— и все из-за того, что испанцы вовремя не подготови-
лись и не организовали прикрытие из своих стрелков.
Войска, использующие сомкнутый строй, не попали бы в
подобное положение, поскольку на стрелков фактически
не действовал залповый огонь, тогда как штыковая ата-
ка несла им немалую угрозу: при Ватерлоо подразделе-
ние Германского Королевского легиона было уничтоже-
но фланговой атакой французской кавалерии при его на-
ступлении на нескольких стрелков близ Ла-Хэ-Сент. Ко-
роче говоря, противостоять стрелкам могли только дру-
гие стрелки, но в большинстве континентальных армий
настолько укоренилось предубеждение против этого рода
войск — якобы тактика разомкнутого строя расшатывает
дисциплину и на руку дезертирам, - что даже специаль-
но обученные отряды редко использовали по назначению.
Превосходство в тактике пехоты не было единственным
преимуществом французов. Чрезвычайно мобильные, лег-
кие и хорошей конструкции французские пушки и гау-
бицы по маневренности и мощи огня превосходили такое
же оружие почти во всех других армиях, и потом, их
было очень много, ими командовали офицеры, для кото-
рых необходимость сосредоточения орудий в большие ба-
тареи являлась непреложной истиной. Так что француз-
ская армия и в атаке и в обороне могла рассчитывать на
мощную огневую поддержку.
К тому же, в организационном плане унаследован-
ная Наполеоном армия отличалась тем, что вот уже
несколько лет она формировалась из постоянных диви-
зий (о присущих такой структуре преимуществах уже
упоминалось). Вполне вероятно, но это вопрос спорный,
подобная постановка дела, кроме того, повысила уро-
96

вень армейских генералов. Кое в чем, правда, он был
уже тогда очень высок: революция породила новых ко-
мандиров, которые до 1789 г. почти наверняка не смог-
ли бы добиться признания. Разумеется, главный при-
мер - сам Наполеон, но было много других, в том чис-
ле 18 маршалов, а на менее высоком уровне такие вы-
дающиеся фигуры как Фриан (Friant), Вандамм (Van-
damme), Монбрун (Montbrun), Жюно (Junot) и Дела-
борд (Delaborde). С учетом тех офицеров, кто все равно
получил бы высокий чин благодаря происхождению,
примерно половина генералов образца 1805 г. была на-
значена на должность после 1789 г. Некоторые, конеч-
но, оказались выдвинуты не по способностям, но в це-
лом они были активны, честолюбивы и торопились по-
казать себя, а их храбрость и наступательный порыв
благоприятно отразились на сражениях, данных фран-
цузами. Кроме того, согласно дивизионной системе, им
поручалось командование отдельными отрядами, чем,
обычно, не мог похвастать противник, который, кроме
того, был пленником ряда других недостатков. Надо
сказать, что генералов старой Европы несколько очер-
нили, а ведь за исключением небольшого числа неопе-
рившихся аристократов, занимавших место только бла-
годаря своему положению, — эрцгерцогу Иоганну было
всего 18 лет, когда он в 1800 г. у Гогенлиндена потер-
пел поражение от Моро (Могеаи), — они были гораздо
старше, чем их враги-французы: средний возраст гене-
ралов австрийской армии составлял 63 года, а в Прус-
сии 1806-го 79 генералов из 142 были старше 60 лет, и
только 13 моложе 50*. Старые способы ведения боя
впитались им в плоть и кровь, уничтожение живой силы
противника не являлось для них главной целью сра-
жения, что заметно затрудняло их противоборство с
французами (что отнюдь не мешало им поносить фран-
цузскую доблесть вдоль и поперек: в 1806 г. пруссак
фон Рюхель (von Rüchel) договорился до того, что не-
сколько генералов Фридриха-Вильгельма "не уступа-
ют господину Бонапарту"7).
4. Наполеоновские войны 97

И в личном составе французские армии значительно
превосходили противника. Тогда как французский млад-
ший офицер в 1805 г. был обычно действительно молод,
а его производство в чин всецело определялось личны-
ми заслугами, в других армиях в этом качестве предста-
вал либо пожилой ветеран, с трудом вырвавшийся из
рядовых (что случалось нередко) и навсегда погрязший
в рутине, бедности и безграмотности, либо молодой дво-
рянин, скорее занятый охотой, азартными играми и
амурными похождениями. Что же касается рядового со-
става, то примерно половина французских солдат слу-
жили в армии с 1799 г. и не более 60 000 находились на
службе меньше года. Опытные и выносливые, они легко
выдерживали тяготы походной жизни, прекрасно уме-
ли позаботиться о себе в полевых условиях и славились
способностью жить за счет селян. Вот как рассказывает
об этом один испанский наблюдатель:
"Солдат, который идет за провиантом, никогда не воз-
вращается с пустыми руками. Если нет коровы или
быка, он пригонит телят, свиней или овец. Он ведет
беспощадную войну с курами и ни во что не ставит
хлеб и овощи. Деревня должна быть очень бедна, что-
бы не удалось найти чего-нибудь повкуснее их пайков"8.
И здесь чувствуется новый армейский порядок, вне-
сенный после революции: французских солдат, теперь
уже небитых-непоротых и не доведенных до отупения
бессмысленной муштрой, заставляли уважать себя и дей-
ствовать самостоятельно. Они были душой и телом пре-
даны Революции, ничто и никогда не могло поколебать
их уверенности в светлом будущем. Какие бы полити-
ческие изменения ни происходили после 1792 г., а тем
паче после 1799-го, для многих солдат жизненно важ-
ным, по свидетельству Шарля Паркена, оставались
"великие идеалы французской революции — идеалы
свободы, единения и грядущего — которые как все бе-
зотчетно осознают, олицетворяет император Наполеон"9.
98

Сам факт Революции постоянно напоминал солдатам
о превосходстве французов над остальными народами
Европы; их боевой дух к тому же укрепляли беспример-
ные победы — Маренго и Гогенлинден с лихвой возмес-
тили потери 1799 г. И наконец, — у каждого было за что
сражаться, поскольку, отбросив громкие слова, что сол-
даты — свободные граждане, которых волнует судьба От-
чизны, они знали, что за храбрость и отличную службу
можно получить внушительное вознаграждение. Конеч-
но, не все складывалось так гладко, как, впрочем, все-
гда и везде, и уровень преданности и исполнения своих
обязанностей оставался далек от идеала, и дезертирство
во всю наполеоновскую эпоху причиняло немало хло-
пот. И все же армия, унаследованная Наполеоном, име-,
ла больше интереса защищать честь мундира, чем лю-
бая другая. Почти во всех армиях Европы солдат, часто
чужеземный и обычно взятый из самых низших слоев,
жил в ужасных условиях, не рассчитывал на хорошее
вознаграждение, был, как правило, презираем и подчи-
нялся жесточайшей дисциплине, к тому же муштра вы-
бивала из него последние мозги и ни о каком собствен-
ном достоинстве не могло быть и речи. Подготовка же
оставляла желать много лучшего: экономии ради мно-
гие страны в мирное время сокращали армии или отсы-
лали большую часть солдат домой на "каникулы", а
другим разрешали подрабатывать ремесленниками или
подмастерьями. И такие вот армии сходились в боях с
французами в 1805-1807 гг., плохо подготовленные бук-
вально во всем и напрочь из головы выкинувшие, что
"великая армия" находилась под ружьем с 1803 г.
Итак, французская армия во многом пользовалась
опытом Революции, который ставил ее в бою несрав-
ненно выше любого противника. Однако в интересах
Наполеона было еще более значительное ее усиление.
Возьмем организацию армии. При Республике самым
крупным формированием являлась дивизия. Наполеон
же с 1800 г. ввел новую градацию — армейский корпус
(corps d'armée), состоявший из нескольких дивизий.
4* 99

Хотя корпуса предполагались как соединение всех ро-
дов войск, в то время они, по существу, состояли ис-
ключительно из пехоты и кавалерии. Так, в 1805 г.,
исключая Императорскую гвардию, которая включала
три пехотных и два кавалерийских полка, француз-
ская армия, стоявшая в Германии, насчитывала кава-
лерию в составе 8 дивизий, артиллерийский резерв,
включавший около 25 процентов общего количества
пушек армии, и 7 пехотных корпусов, каждый из ко-
торых имел в своем составе от 2 до 4 пехотных диви-
зий, дивизию легкой кавалерии и несколько батарей
тяжелой артиллерии. Такая организация давала колос-
сальные преимущества, как стратегические, так и такти-
ческие. Когда огромные полевые армии Франции (210 000
человек - в 1805 г., 180 000 - в 1806 г. и 160 000
человек — в 1807 г.) оказались разделены на части,
которыми легко маневрировать, коммуникации внутри
армии значительно упростились, а император получил
возможность непревзойденно гибкой стратегии. При на-
ступлении, например, корпус можно было построить
ромбом батальонных каре (bataillon carre) - и менять
таким образом очень быстро порядок в наступлении.
Французам, имевшим возможность рассредоточивать-
ся по фронту, который засметно расширился (посколь-
ку каждый корпус был в свою очередь маленькой ар-
мией, которая при чрезвычайных обстоятельствах мог-
ла совершенно самостоятельно дать сражение), иногда
удавалось полностью окружать армию противника, как
было при Ульме в 1805 г, и, вообще, умело маскиро-
вать свои истинные цели. У обманутых таким образом
командующих порой сдавали нервы и они торопились
защитить все мыслимые и немыслимые направления
наступления, лишь усиливая свою уязвимость. В дру-
гом случае, как, например, при Фридланде, они могли
поддаться на обман и преследовать одинокий корпус
только затем, чтобы обнаружить перед собой всю "ве-
ликую армию". И наконец, подобная стратегия давала
неоспоримые преимущества перед старой дивизионной
100

системой. Таким образом не только решался вопрос
снабжения, но и появлялась возможность для маневра,
успех которого прежде всего определялся скоростью —
маневр с тыла (manouevre sur les derrières), когда про-
тивника обходили с фланга и атаковали с тыла, стра-
тегия центральной позиции, когда французы незамет-
но врезались между двумя вражескими армиями и одну
за другой выводили из строя, и стратегия глубокого
проникновения, когда противника вынуждали сражать-
ся с французскими войсками с перевернутым фронтом.
Во всех случаях важно было вовлечь противника в сра-
жение на невыгодных для него условиях и, таким об-
разом, уничтожить его армию.
Более того, когда сражение завязывалось, принципы
организации "великой армии" и здесь способствовали ее
успеху. Во первых, ее общая ударная мощь была значи-
тельно повышена за счет сведения кавалерии в независи-
мые дивизии (а позже — в корпуса), причем этот процесс
получил дальнейшее развитие, когда Наполеон сформи-
ровал, может быть, самое лучшее соединение из 12 (за-
тем 16) полков тяжелой кавалерии. Между тем почти то
же самое происходило и в артиллерии, объединение ко-
торой на корпусном и армейском уровнях облегчало фор-
мирование "больших батарей", необходимых для прове-
дения эффективных артобстрелов (здесь стоит также упо-
мянуть об упразднении Наполеоном легкой батареи,
сопровождавшей каждый пехотный полк, о замене на
дивизионном уровне пушек, стреляющих 4-фунтовыми
зарядами, на более мощные, стреляющие 6-фунтовыми
зарядами, повышении доли пушек, стреляющих 8- и 12-
фунтовыми зарядами, и организации полностью воени-
зированного корпуса возчиков вместо недисциплиниро-
ванных и ненадежных штатских, которые, исключая кон-
ную артиллерию, до сих пор возили экипаж орудия).
Однако теперь "великая армия" была не только собрана
в тяжелый кулак, но и могла эффективно использовать
его. Благодаря корпусной системе Наполеону удавалось
частью армии связать значительные силы противника, и
101

в то же время добиться перевеса на другом краю поля
битвы: так, при Аустерлице дивизия IV корпуса сбоку
удерживала свои позиции, отбрасывая 40-тысячное вой-
ско противника, в то время как I корпус, остаток IV и
гвардия готовили сокрушительный удар по центру союз-
ной армии. В другом случае, один или несколько корпу-
сов отвлекали внимание неприятельской армии, а осталь-
ная часть французских войск заходила в обход с фланга,
и этот обход в критический момент сражения вдруг вы-
ливался в совершенно неожиданную массированную ата-
ку, путая врагу все карты. Наконец, даже когда такой
широкий маневр не использовался — как, например, при
Бородино и Ватерлоо, корпусная система обеспечивала
возможность ходить в атаку, не привлекая к этому всю
армию, закреплять достигнутый успех и быстро реагиро-
вать на неожиданно возникающие опасности. Если вспом-
нить, что в 1805-1807 гг. противники Франции лишь
начинали вводить дивизионную систему, не говоря уже
о корпусах, и эти перемены часто осуществлялись доволь-
но неуклюже — русские дивизии, например, при отсут-
ствии подразделений по численности равнялись француз-
скому корпусу, а в прусских было очень мало артилле-
рии — становится ясно, что Франция действительно на-
ходилась в лучшем положении.
Наполеон, заботясь о техническом уровне своей армии,
уделял большое внимание и ее боевому духу*. Во-первых,
делалось все, чтобы служба диктатору считалась выгод-
ной: обширный ряд новых отличий побуждал солдат к
служебному рвению. Так, кроме производства в офицеры,
солдаты могли быть переведены в одну из престижных
рот своего батальона или полка (в каждом пехотном бата-
льоне были легкая и гренадерская роты, а в каждом гу-
сарском, егерском и драгунском полку — элитная рота;
служащие в них получали особое обмундирование и повы-
шенное жалованье) или пользующуюся большими приви-
легиями Императорскую гвардию — состоящую из ветера-
нов воинскую часть, сформированную в 1804 г. Наполео-
ном и действующую в качестве личной охраны, тактичес-
102

кого резерва и образца для остальной армии. Кроме того,
в 1802 г. Наполеон учредил открытый для всех армей-
ских чинов орден Почетного легиона*, которого домогались
больше всего из-за связанной с ним большой персональ-
ной пенсии (к этому следует добавить поздравление от са-
мого Первого консула перед лицом всего полка, восторг
красивых дам, приветствие караула, уважение старших
офицеров и бесплатную выпивку, выставляемую подобо-
страстными владельцами кофеен, что, несомненно, достав-
ляло огромное удовольствие всем награжденным). Во-вто-
рых, французский властелин стремился воспитать в наро-
де чувство общности с армией, ею должны были гордить-
ся, а чтобы показать ее с лучшей стороны, устраивались
регулярные парады и смотры; проводились церемонии, свя-
занные с вручением ордена Почетного легиона его первым
кавалерам (на одном таком мероприятии в Париже было
вручено не менее 1800 орденов). Важную роль в жизни
военного играл мундир — в наполеоновской армии он пред-
ставлял собой настоящее произведение искусства и полно-
стью отошел от функциональности 1790-х. Как написано
в мемуарах Жана-Роша Куанье:
"Ничего не могло быть краше [моего] мундира. В па-
радную форму входоли: синяя куртка с белыми отво-
ротами, скошенными на груди книзу, белый канифа-
совый жилет, такие же гетры, короткие бриджи, на
них и башмаках серебряные пряжки, двойной шей-
ный платок, белым внутрь и черным наружу, с узкой
белой каймой поверху... В дополнение ко всему мы
зачесывали волосы на лоб на манер крыльев попу-
гая, пудрили их, и носили косичку длиной шесть дюй-
мов, с кисточкой на конце и перевязанную черной
ленточкой, свисающей точно на два дюйма. Добавьте
к этому отделанный мехом кивер с пышным плюма-
жем и будете иметь представление о летней форме
офицера Императорской гвардии"10.
Однако мундир кроме всего прочего еще и являлся
знаком отличия одного полка — вернее солдата, — от
103

другого. Наполеон, может быть, и хотел видеть в ар-
мии воплощение братства, но братства, непрерывно со-
стязающегося. Такие понятия как честь мундира, честь
полка, существовавшие еще при Директории, возводи-
лись в наивысшую степень. Военному внушалось, что
необходимо чтить традиции своего полка и защищать
его интересы и соответственно свои, выказывая лов-
кость и храбрость не только на поле брани, но и уча-
ствуя в бесконечных дуэлях и просто драках. И только
этим можно объяснить великое множество родов войск,
присущее французской армии: казалось бы, чем отли-
чается легкий кавалерист от себе подобного, один пе-
хотинец — от другого; мы, не беря во внимание разли-
чия между гвардией и строевыми частями, найдем не
менее пяти видов первых и тринадцати — вторых. Дело
в том, что каждая из этих категорий могла иметь отли-
чительные признаки в одежде, при этом разрешалось
внедрять свои собственные, ставшие со временем тра-
диционными (у гусаров, например, была мода на длин-
ные усы и ленточка в косичке).
Отдавая должное нравам, царящим в армии, Напо-
леон не забывал постоянно напоминать об изъявлении
преданности к его персоне: солдаты твердо усвоили, что
их личные интересы напрямую совпадают с интересами
Франции, а равно — Наполеона. Все почести и награды
выходили в конечном счете из рук французского прави-
теля, что было совсем не простым делом, хотя раздавал
он их, несомненно, с огромным мастерством*. Солдаты
знали, что Наполеон — один из них и всегда с ними,
вспомним закрепившееся за ним прозвище "маленький
капрал" (le petit caporal)* и его постоянные появления
среди них в самые тяжелые моменты. Отсюда и несколько
нарочитая забота об их благополучии, которую любил
частенько продемонстрировать Наполеон, и его привыч-
ка не забывать старых солдат, знакомых ему с прошлых
походов, вести с ними разговоры на равных, интересо-
ваться их делами.
Хотя не следует забывать, что в 1804-1806 гг. из ар-
104

мии каждый месяц дезертировали не меньше 800 чело-
век, стремление Наполеона к идеальной армии возыме-
ло определенное действие. Ко времени усиления в 1805 г.
военного напряжения в Европе французской армия уже
обладала завидным духом. У солдата, прослужившего в
ее рядах даже короткое время, не было никакого жела-
ния искать лучшей доли в другом месте. Что бы ни ут-
верждали, а среди дезертиров на стороне Франции, как
представляется, были главным образом желторотые но-
вобранцы, только-только призванные на службу11 — и
это естественно даже для армии, у которой боевой дух
очень высок. Вот что записал в свой дневник один сол-
дат (1805 г.):
"Мы с удовольствием вышли в поход из Парижа... Я
в особенности, ведь война - была тем, к чему я стре-
мился. Я молодой, здоровый, крепкий — считал, что
невозможно желать ничего лучшего, чем бороться со
всеми возможными несправедливостями; а тут - по-
ход; все заставляло меня смотреть на кампанию как
на приятную прогулку: в которой если даже и поте-
ряешь руки, ноги или голову, то по крайней мере
развлечешься"12.
ВЛИЯНИЕ ГЕНИЯ
Итак, французская армия в руках Наполеона превра-
тилась в мощь, значительно поколебавшую уверенность
тех армий, с которыми ее свела судьба в 1805-1807 гг.
Но и она была еще далека от совершенства; в частности,
кавалерия оставалась плохо экипированной и значитель-
но уступала кавалерии противника (хорошо подготов-
ленная и экипированная кавалерия "старого мира", рек-
руты туда набирались по самым высоким стандартам,
осталась непревзойденной); действительно, лошадей в
армии не хватало, и вся драгунская дивизия дралась в
пешем строю, лошадей для них раздобыли только после
105

сражения при Аустерлице. И штабная работа оставляла
желать лучшего, да и многие маршалы иногда соверша-
ЛР1 поразительные по безрассудству и неисполнительно-
сти действия. У "великой армии" часто отсутствовало
численное превосходство над противником — при Аус-
терлице 73 000 французов противостояли 85 000 авст-
рийцев и русских, при Йене и Ауэрштадте 123 000 фран-
цузов — 116 000 пруссаков, а при Эйлау 75 000 францу-
зов - 76 000 пруссаков и русских. Итак, не забывая о
других достоинствах, можно с уверенностью сказать, что
одной из важнейших причин успехов француской ар-
мии был незаменимый гений самого Наполеона; герцог
Веллингтон как-то заметил, что "его присутствие на поле
брани создавало перевес в 40 000 человек"13.
В отличие от Веллингтона, хорошо известного тем,
что храбро противостоял огню противника и командо-
вал, находясь в самом центре сражения, Наполеон сам
редко вел солдат в битву. Он ковал победу, находясь
далеко от фронта. Его штаб-квартира становилась цен-
тром всех французских военных действий. Что касает-
ся других держав, то ими война велась очень несобран-
но. Возьмем, к примеру, кампанию 1805 г.: номиналь-
но австрийским главнокомандующим считался эрцгер-
цог Карл, но он не пользовался доверием брата и был
переброшен на второстепенный итальянский фронт, а
командование германским перешло к его злейшему вра-
гу, генералу Маку. Мак получил секретные полномо-
чия не выполнять приказы Карла; еще больше путани-
цы вносил Франц, срывая операции и прикрываясь
Придворным военным советом (Hofkriegsrat), ничего
не решающим органом с весьма обширными функция-
ми - от общих административных до планов военной
кампании. Не помогло и прибытие русских: формально
командующим был Кутузов, но фактической властью
обладал царь, который, отправившись вместе с армией
на Запад, окруженный подхалимами и лицемерами,
возомнил себя великим полководцем. Такие же неуря-
дицы возникли в 1806 г. и в Пруссии. Хотя пруссаки,
106

в отличие от злосчастных австрийцев, имели-таки на-
стоящего главнокомандующего в лице герцога Браун-
швейгского, но он был стар pi слаб, к тому же власть
его несколько пошатнулась, ибо Фридрих-Вильгельм
вдруг решил вести армию сам. В итоге прусская стра-
тегия попала в водоворот интриг и разногласий, при-
дворные советники сбивали друг друга с ног, лишь бы
начальство прислушалось только к ним, приказы же
герцога Брауншвейгского презрительно отвергались, де-
лались объектом насмешек, да и попросту не выполня-
лись. Вследствие этих перетрясок действия армии были
настолько нерешительными и бессвязными, что в ре-
шающем сражении у Йены и Ауэрштадта участвовала
не сама она, рассредоточенная на большом участке сель-
ской местности, а лишь ее разрозненные части.
Во французской армии, напротив, вся власть при-
надлежала Наполеону — главе государства и главноко-
мандующему. С такими полномочиями он мог прежде
всего использовать в своих целях дипломатию, дабы
обрести твердую почву для размещения своих армий:
классическим примером является реорганизация Свя-
щенной Римской империи, проведенная так, что Фран-
ция в конце концов обрела верных и полезных союзни-
ков, а также плацдарм для наступления на Австрию и
Пруссию. Вспомним, что в 1807 г. он убедил Пруссию
объявить войну России, и его попытку в 1812 г. нару-
шить русско-турецкий мирный договор пообещав тур-
кам вернуть Молдавию, Валахию и Крым, если они
возобновят военные действия против Москвы. Более
того, как только завершалась непосредственная подго-
товка к войне, все военное планирование кампании
осуществлялось лично им, хотя номинально начальни-
ком штаба был маршал Бертье (Berthier)*.
Под руководством Наполеона предварительный этап
был, как правило, разработан лучше, чем у противни-
ка. Он точно знал чего хотел, — и это самое главное.
Оуэн Коннели не так давно высказался, что император
"продвигался к славе по наитию", а если точнее, "его
107

гений заключается в способности действовать интуитив-
но, а не по заранее составленному плану"14.
Да, Наполеон иногда ошибался и события частень-
ко развивались не так, как он рассчитывал, — здесь
Коннелли, несомненно, прав, но, давая свою оценку,
он упускает из виду, что хотя французские победы и
не представляются нам заранее подготовленными, у
их императора все же была совершенно определенная
цель — уничтожив материальные средства противни-
ка и подавив его способность к сопротивлению, выиг-
рать сражение. И Наполеон, с интуицией или без, был
полководцем невероятных способностей, в совершен-
стве разбиравшимся во всех тонкостях военного дела,
великим мастером расчета, ложных ходов, расстанов-
ки сил и источником боевого духа. Обладатель бью-
щей через край энергии и прекрасной памяти, он мог
держать в голове всю картину сражения, постоянно к
тому же меняющуюся. Поэтому, вопреки Коннели, он
был в состоянии рассчитать наиболее вероятный ход
противника, предусматривал все непредвиденные по-
ложения, в какие только можно попасть, знал, что
стоит за счастливой случайностью и чем грозит неуда-
ча, и определял степень риска в ходе сражения, а так-
же его последствия. А его план всегда содержал эле-
мент неожиданности и подвергался самым разнообраз-
ным изменениям, лишь бы всеми доступными сред-
ствами ввести противника в заблуждение. Например,
при Аустерлице французы прямо-таки втянули Алек-
сандра в сражение, прикинувшись измотанными и
беззащитными. В такие минуты все решала стреми-
тельность, и Наполеон никогда не пренебрегал ею, будь
то за счет облегченного маневра, действия солдат на
пределе возможного или выбора пути, который напря-
мую вел к цели. И еще не менее важное: Бонапарт
считал одним из слагаемых успеха стратегии и такти-
ки, во всяком случае в 1805-1807 гг., сведение всех
ресурсов во имя единой цели и в одном месте. А что-
бы поднять боевой дух, в чем Наполеону не было рав-
108

ных, он предпочитал использовать "маневр с тыла":
не менее 30 раз в 1796-1815 гг., армии противника
оказывались в тяжелом тактическом положении и
испытывали суеверный ужас, приводя тем самым в
замешательство своих менее удачливых командующих.
Вообще он считал необходимым подавлять противни-
ка крупными масштабами: массированные артобстре-
лы, лавиноподобные кавалерийские атаки, сметающие
все на своем пути. Итак, в какой-то степени можно
лишь попытаться предположить, что секрет военного
искусства Наполеона заключается, во-первых, в на-
ступлении всегда и везде, и, во-вторых, в непревзой-
денной способности во что бы то ни стало добиваться
успеха в условиях неоспоримого превосходства. По-
скольку никто из командующих противной стороны
не обладал и сотой долей его способностей, Наполеон,
без сомнения, снискал себе славу непобедимого.
СЛАГАЕМЫЕ УСПЕХА
Итак, становится совершенно ясно, что Франция по-
беждала не потому, что, по выражению Клаузевица, мощь
всей французской нации двинулась в поход на Европу15.
Империя Наполеона, ни с какой стороны не являвшаяся
"нацией под ружьем", целенаправленно стремилась к тому,
чтобы жертв, требующихся от Франции, было как можно
меньше. Не отрицая вклада Революции, с которой при-
шла новая тактика, открылись новые источники воен-
ных талантов, а перед армией — светлое будущее, и все
это сохранилось и перешло в наполеоновский период, мы
должны понять и другие причины французского триум-
фа. Лично Наполеону Франция обязана, во-первых, вос-
становлением порядка в стране, во-вторых, непревзойден-
ной силой и гибкостью армии и, кроме того, признанием
его разностороннего таланта руководителя, не имеющего
себе равных. По-видимому, нужно добавить еще, что пос-
ле краха якобинцев в 1794 г. армия постепенно начала
109

становиться профессиональной, в чем, несомненно, тоже
заслуга Наполеона. По словам самого Клаузевица, как ни
пытайся "объединить солдата и обывателя в одно целое",
война "заставляет смотреть на человеческую жизнь по-
другому и полностью меняет систему ценностей", поэто-
му "те, кто стал ее частью... всегда будут создавать свой
круг, что-то вроде гильдии"15. Итак, любая война — это
только борьба внутри касты, в общей сложности, ни боль-
ше, ни меньше, где определяющим фактором при прочих
равных условиях была и будет честь мундира. Исчерпы-
вающее тому определение дал Клаузевиц:
"Армия, которая сохраняет свои обычные боевые по-
рядки под самым сильным огнем, которая никогда
не поддается ложному страху и перед лицом реаль-
ной опасности отстаивает каждую пядь земли, кото-
рая, гордясь победами, никогда не теряет... доверия
к своим вождям даже будучи побежденной; армия...
приученная к лишениям и суровые походным усло-
виям... которая считает свой тяжкий труд средством
для достижения победы, а не проклятием, тяготею-
щим над ее штандартами, и для которой всегда и
везде свод славных побед ее оружия напоминает об
исполнении долга и проявлении лучших качеств сол-
дата, — такая армия несет в себе настоящий воин-
ский дух"17.
Это определение как-то не очень вяжется с француз-
ской революцией или "нацией под ружьем", но есть в
нем многое, что заставляет вспомнить армию Наполео-
на. Более того, успех "великой армии", само собой,
нельзя объяснить, ссылаясь только на особенности раз-
вития французского общества, которое могло привес-
ти, а могло и не привести Францию на тропу войны в
1793-1794 гг., — поступить так слишком неисторично.
Как пишет Джон Линн:
"Регулярные войска и волонтеров, защищавших
Францию во времена террора, заставлял действовать
НО

ряд факторов, отвечавших господствующему тогда
накалу революционных страстей... Армия Наполео-
на воевала уже в совершенно иной политической и
психологической обстановке"18.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 G. Sorel, Reflections on violence, Цит. по: J. Stanley
(ed.), From Georges Sorel: Essays in Socialism and
Philosophy (Oxford, 1986), pp. 219-20.
2 K. von Clausewitz, On War, ed. A. Rapoport (London,
1968), pp. 384-5.
3 Clausewitz, On War, p. 385.
4 Цит. по: M. J. Sydenham, The First French Republic,
1792-1804 (London, 1974), p. 240.
5 Цит. по: A.C. Thibaudeu, Bonaparte and the Consulate,
ed. G. Fortescue (London, 1908), pp. 266-7.
6 Цит. по: G. Pernaud and S. Flaisser, The French
Revolution (London, 1961), p. 282; J. Tulard, Napoleon:
the Myth and Saviour (London, 1984), p. 275; обсужде-
ние профессионализации армии ср. J. Lynn, "Toward an
army of honour: the moral evolution of thr French army,
1789-1815", French Historical Studies (далее FHS), XVI,
No. 1 (Spring, 1989), 159-61.
7 Цит. по: J.R. Seeley, The Life and Times of Stein
(Cambridge, 1878), 1, p. 248.
e F.X. Cabanes, Ensayo acerca del sistema militar de
Bonaparte (Isla de Leon, 1811), p. 20.
9 B.T. Jones (ed.), Napoleon's Army: the Military
Memoirs of Charles Parquin (London, 1987), p. 185.
10 J. Fortescue (ed.), The Notebooks of Captain Coignet,
Soldier of the Empire, 1799-1816 (London, 1928), pp.
104-105.
11 Ср. Е. Arnold, "Some observations on the French
opposition to Napoleonic conscription, 1804-1806", FHS,
IV, No. 4 (Autumn, 1966), 452-61.
Ill

12 M. Barres (ed), Memoirs of a French Napoleonic
Officer: Jean Baptiste Barres, Chasseur of the Imperial
Guard (London, 1925), p. 55.
13 Цит. по: Earl of Stanhope, Notes of Conversation with
the Duke of Wellington, 1831-1851 (London, 1888), p. 9.
14 O. Connely, Blundering to Glory: Napoleon's Military
Campaigns (Wilmington, Delaware, 1987), p. 222.
15 Clausewitz, On War, p. 385.
16 Clausewitz, On War, pp. 254-5.
17 Clausewitz, On War, p. 255.
18 J. Lynn, "Towards an army of honour", p. 157.

ГЛАВА

КАРТИНА РЕФОРМЫ
"Вторжение французской армии на Пиренейский по-
луостров по стечению обстоятельств во многом изме-
нило положение, создавшееся в Арагоне..."1
Этими словами Луи Сюше, командовавший француз-
скими войсками в Арагоне с 1808 по 1813 г., очень вер-
но определяет лейтмотив наполеоновской легенды, его
роль в полной драматических коллизий жизни государ-
ства, когда бурно протекали политические, социальные
и экономические изменения, вызванные французской ре-
волюцией. Уничтожен феодализм, ограничены аристок-
ратические привилегии, получила относительное послаб-
ление торговля и поколеблена мощь церкви. По всей
Европе силу обретала буржуазия. Наполеону суждено
будет всегда находиться в связи именно с этими собы-
тиями. До конца жизни французский император отра-
жал идеалы Революции*. Во времена консульства и
империи этим очень часто и, надо сказать, удачно пользо-
валась французская пропаганда. Так, Австрия, Пруссия,
Россия и Британия изображались как враги Франции
на идеологической основе; их правители были неиспра-
вимо продажны, политические системы - архаичны, а
бедный народ находился под чудовищным гнетом, —
115

отсюда все непрестанные победы французского оружия,
несшие экономический прогресс, религиозную терпи-
мость, уничтожение феодализма, административную и
судебную реформы. Более того, когда Наполеона отпра-
вили в изгнание на остров Св. Елены, об этом стали
говорить еще больше, зная, что бывший император на-
чал серьезно готовиться защищать себя, опираясь во
многом на свое отношение к свободе и развитию не только
Франции. "Либеральная империя" была любимым де-
тищем апологетов императора, а ее отголоски дошли и
до наших дней. Вряд ли стоит удивляться, найдя в тру-
дах бонапартистов, например у Кронина, такие утверж-
дения: "Наполеон принес во все уголки Европы равен-
ство и справедливость, воплощенные в его гражданском
кодексе. Он хотел освободить народы Европы и дать им
самоуправление"2. У Хобсбаума: "Французские солда-
ты, прошедшие от Андалузии до Москвы, от Балтики
до Сирии... несли всему миру богатства своей револю-
ционной родины и проделывали это более успешно, чем
что бы то ни было"3.
Однако не будем забывать о более прозаических ве-
щах. Да, Наполеон стремился изменить Европу, но это
никак не было связано с альтруизмом. Дело в том, что
если в империи и проводились реформы, то лишь для
того, чтобщ она еще лучше служила его целям. Вместе с
интеграцией с французской моделью приходила самая
безжалостная эксплуатация, ибо любая реформа служи-
ла победе, в противном случае она переставала суще-
ствовать.
ВЛАДЕНИЯ ИМПЕРИИ
Прежде чем рассматривать имперскую политику, сле-
дует уяснить, что такое империя. Если быть точным, она
состояла из Франции (метрополии) и непосредственно
соседствующих и присоединенных территорий. Когда в
1803 г. началась эпоха наполеоновских войн, Франция,
116

помимо территории, принадлежавшей ей в 1789 г., вклю-
чала левый берег. Рейна, Савойю и Ниццу, а также Пье-
монт. К ним добавились в 1805 г. Генуя, Парма, Пьячен-
ца, Гвасталья (Guastalla) и Тоскана — жизнеспособное
королевство Этрурия — в 1808 г., Голландия, Вале, части
Ганновера и Вестфалии, ганзейские города — Гамбург,
Бремен и Любек, Ольденбург — в 1810 г. и Каталония —
в 1812 г. Вследствие этого в 1803-1811 гг. число департа-
ментов увеличилось с 108 до 130, а население за это вре-
мя возросло с 33 до 44 миллионов. Однако влияние На-
полеона этим не ограничивалось. Во-первых, Португалия,
Ионические острова, Словения, Далмация и отдельные
части Хорватии и Германии рано или поздно подверга-
лись военной оккупации или попадали под прямое
французское правление, не будучи формально присое-
динены к Франции. Во-вторых, некоторыми государствами
управляли члены семьи Бонапарт или ее приближенные
сторонники. Начнем с крошечной швейцарской местнос-
ти Невшатель, которая в 1806 г. была передана в руки
начальнику штаба Наполеона маршалу Бертье (Berthier),
а Элизу Бонапарт устроили итальянские области Пьом-
бино и Лукка. Бывшая Итальянская республика в 1804 г.
стала королевством, де-tope возглавляемым самим Напо-
леоном, де-факто - пасынком императора, Евгением Бо-
глрне (Eugene de Beauharnais)*. В 1806 г. Фердинанд IV
был изгнан из Неаполя (хотя, находясь в Сицилии, он
продолжал угрожать Франции, полагаясь на британскую
помощь) в пользу старшего брата Наполеона, Жозефа.
Через два года Жозеф перебрался в Испанию, где Напо-
леон только что сверг правящую ветвь династии Бурбо-
нов, а его место занял зять Банапарта, Иоахим Мюрат
(Joachim Murat)*, обосновавшийся ранее в специально
для него образованном герцогстве Берг в Западной Гер-
мании, которым затем вместо малолетнего племянника
Наполеона, Луи Наполеона, правил имперский наместник.
Что касается Испании, то, хотя Жозефа в 1808 г. и уса-
дили на испанский трон, ее нельзя в полном смысле счи-
тать наполеоновским сателлитом: правление короля-вы-
117

скочки (el rey intruso), в силу многих причин, как внутрен-
них, так и внешних, вряд ли могло быть названо дееспо-
собным, а постоянная нехватка денег и вовсе делала его
беспомощным. Вследствие этого Испанию в лучшем слу-
чае можно считать оккупированной территорией. А что
же в северной Европе — мы видим — Вестфальское и Гол-
ландское королевства? Вестфалией, созданной в 1807 г.
из Гессен-Касселя, Брауншвейга и частей Ганновера и
Пруссии, до 1813 г. правил брат Наполеона, Жером. Гол-
ландский трон занял Луи Бонапарт, не оправдавший,
впрочем, доверия императора в отличие от Жерома и в
1810 г. смещенный.
Кроме государств, находившихся под прямым фран-
цузским правлением, были страны, лишь в какой-то сте-
пени испытавшие влияние Наполеона. К примеру, госу-
дарства Рейнского союза и лиги небольших и средних
германских государств, организованной в 1806 г. Напо-
леоном на обломках Священной Римской империи. Со-
стоявший вначале из Вестфалии и Берга Рейнский союз
вместе с такими землями, как Бавария, Вюртемберг и
Баден, связавшими свою судьбу с Наполеоном, в конце
концов, объединил все германские государства, исклю-
чая Пруссию и Австрию. Здесь следует отметить, что фран-
цузское влияние на союз было ограниченно. Кроме Вест-
фалии, Берга, кое-каких еще земель, которым были на-
вязаны французские ставленники (Великие Герцогства
Вюрцбургское и Франкфуртское - новые образования,
отданные герцогу Тосканскому из династии Габсбургов и
бывшему архиепископу майнцскому, Карлу фон Дальбер-
гу), они входили во владение князей, чьи взгляды на
изменение границ резко отличались от теперь уже обще-
принятых и решительно настроенных отстаивать свои
интересы. Итак, формально Наполеон пока только сове-
товал, хотя на деле его влияние было куда более значи-
тельное, ведь у германских князей слишком много было
поставлено на карту, чтобы они могли позволить себе
вызывать его гнев. Входили во французскую сферу влия-
ния так же Швейцария и Великое Герцогство Варшав-
118

сков. Последнее — буферное государство, созданное в 1807 г.
на польских землях, потерянных Пруссией в Тильзите,
вообще-то находилось под властью короля Саксонского в
качестве великого герцога. Однако Фридрих-Август так
никогда и не попал в Варшаву и герцогство фактически
было французским протекторатом, поскольку его незави-
симому правительству приходилось разделять власть с
могущественным французским генерал-губернатором. Что
касается Швейцарии, на бумаге она сохраняла нейтрали-
тет, но в 1803 г. Наполеон переименовал ее в Гельвети-
ческую конфедерацию и утвердил ей новую конституцию
в форме Акта медиации, вследствие чего ее независимость
стала не более чем номинальной.
ВРЕМЯ ПРОНИКНОВЕНИЯ
Вот такой была великая империя - разношерстная,
объединяющая земли, различными путями присоединив-
шиеся к Франции, - по доброй воле или не очень. Состо-
яние разрозненности не могло пребывать без изменений,
и в интересах императора было как можно дольше и боль-
ше распространять влияние метрополии. Традиционно
Франция являлась законодателем в области культуры и
просвещенной мысли еще со времен Людовика XIV. Ре-
волюция, разумеется, только усилила ощущение пре-
восходства: Франция, сбросив оковы "старого порядка",
казалось, имела все необходимое, чтобы вести отсталую
часть континента к вершинам цивилизации. Священная
миссия Франции обрела вполне реального исполнителя,
роль которого, конечно же, взял на себя Наполеон. Кому-
то покажется, что император хватил через край, но ведь
он равнялся на овеянные славой и бессмертием образы
Древнего Рима, действительно искренне верил во фран-
цузскую исключительность и в то, что Франция — по-
сланник мира, порядка и культуры по отношению к Ев-
ропе, точно так же, как Рим в свое время. Большое зна-
чение в связи с этим придавали Кодексу Наполеона*, кото-
119

рый, по мнению Лефевра, сам император рассматривал как
"основу европейской цивилизации, которая объединит все
политические течения континента и уравновесит их"4.
Наполеон не ограничивался лишь тем, что препод-
носил всему миру образцы французского превосходства.
Идеи Просвещения оставили основательный отпечаток
в уме этого незаурядного человека, и так же, как Нью-
тон открыл совокупность непреложных законов, управ-
ляющих физическим миром, он желал разработать по-
добный свод законов для управления людьми - почему
бы то, что оказалось хорошо для Франции, не сделать
достоянием других. Все, стоящее на пути Идеи, было
отброшено, как незаслуживающее внимания, здесь не
было места, к примеру, "безделице" вроде местных обы-
чаев и народных традиций. Все, что не совпадало с его
интересами, обречено было попасть в разряд невеже-
ственного и примитивного. Из письма Жерому: "Твои
слова о том, что народ Вестфалии не согласен, кажутся
мне смешными... Если народ отказывается от того, что
идет ему на пользу, то он повинен в анархии, и первей-
шая обязанность государя — наказать его"5. Использо-
вались все мыслимые и немыслимые способы. Едва став
консулом, Наполеон похвалялся собственной ловкостью,
рассказывая Редереру (Roederer):
"Я покончил с войной в Вандее, обратившись в като-
личество; обосновался в Египте, приняв мусульман-
ство; завоевал сердца итальянцев, став ультрамонтаном
(направление в католицизме, отстаивающее идею нео-
граниченной власти папы римского. - Прим. ред.)"6.
И все же гибкость 1800 г. все больше и больше под-
менялась грубыми средствами убеждения (интересно от-
метить, что с годами императора не устраивало медлен-
ное внедрение его идей: очевидно потому, среди префек-
тов преобладали французы, из 306 только 32 не были
ими, и уж, конечно, в родных местах не служили. Ста-
новилось ясно, в центре внимания Наполеона находи-
лась одна-единственная цель — дипломатическая, она
120

же и стратегическая — объединение всего континента
против Британии» что в свою очередь предполагало вне-
дрение французского образа жизни во все сферы евро-
пейского общества. В ноябре 1807 г. он советовал Луи
Бонапарту:
"Римляне дали свои законы союзникам: почему же
Франция не может применить свои законы в Голлан-
дии? Ты должен обязательно ввести французскую де-
нежную систему...Наличие одинаковых гражданских
законов и денежных систем скрепляет узы наций"7.
Таким образом реформа становилась орудием страте-
гии, как это видно из знаменитого письма Жерому, на-
писанному по случаю его возведения на вестфальский
престол. Итак:
"Нужно, чтобы твой народ пользовался свободой...
неслыханной для жителей Германии... Такой стиль
правления станет более надежным заслоном от Прус-
сии... чем даже защита со стороны Франции. Какой
народ захочет вернуться к прусской деспотии, если
он сможет пользоваться благами мудрого и либераль-
ного правления?"8
Реформа, укреплявшая власть Луи и Жерома в их
новых владениях, кроме того, усиливала мощь государ-
ства и завоевывала поддержку образованной части об-
щества — Наполеон, опираясь на буржуазию и просве-
щенные умы республик, которые он учредил в Северной
Италии в 1796 и 1797 гг. , по-видимому, искренне уве-
ровал в то, что, по его словам: "Народы Германии, Фран-
ции, Италии [и] Испании хотят равенства и [введения]
либеральных идей"9. Здесь вновь прагматичный диктат
- такова позиция императора по отношению к империи
в широком смысле слова. Чем сильнее государство, тем
больше его доход, армия и способность служить Напо-
леону, а в более широком смысле, — и возможностей
выжить. Баварии и Вюртембергу, оказавшимся верны-
ми союзниками, предоставили свободу действий; напро-
121

тив, Испании в состоянии хаоса с финансами, двором,
раздираемым противоречиями и разъедаемым продаж-
ностью, армией, напоминающей скелет в лохмотьях, и
неумеренной тягой к флоту пришлось пережить период
насильственного обновления.
Здесь мы, возможно, подошли к самому существу
дела. Реформа для Наполеона всегда была орудием экс-
плуатации, использования которого требовали его не-
прекращающиеся войны. Он говорил своему брату Луи:
"Не забывай, Ваше Величество, что ты прежде всего
француз. Я возвел тебя на голландский престол толь-
ко для того, чтобы ты служил интересам Франции и
помогал мне во всем, что я делаю для нее"10.
Таков вывод, который напрашивается, если хорошень-
ко изучить структуру наполеоновской реформы. Там, где
император хотел завоевать поддержку традиционной эли-
ты, например, в Польше, изменения проводились под
сурдинку прагматизма; когда император желал возна-
градить своих приближенных, создавая новые владения,
он пренебрегал интересами сателлитов; ну а если, как
например, в жозефовской Испании, приходилось иметь
дело с вооруженным сопротивлением, то любой несоглас-
ный с реформой становился покойником.
ПРОВЕДЕНИЕ РЕФОРМЫ
Итак, было ясно как божий день, что стремление фран-
цузского императора к реформе безгранично. В разных
местах по-разному воплощалась она в жизнь. Наиболее
активно реформа проводилась в фактических владениях
Франции, чуть скромнее - в государствах-сателлитах и
колебалась в прямо противоположных пределах там, где
Наполеон был друг и брат. Итак, повторяем, надежды
императора на один, общий путь развития не всегда оправ-
дывались и реформа проходила с переменным успехом,
воспринимаясь кое-где очень своеобразно.
122

Само собой разумеется, что на территориях, присоеди-
ненных к Франции, достаточно было просто приказа —
закон, общественный строй и аппарат управления рабо-
тали по-французски. Взять хотя бы такой пример: в Риме
вслед за аннексией, последовало закрытие почти 519
монастырей. За все, что бы Париж ни придумал, отвечал
местный префект. В его обязанности входило: проведе-
ние в жизнь имперского законодательства, поддержание
законности и правопорядка, вербовка в армию, надзор за
политическими инакомыслящими, установление отноше-
ний с религиозными властями, проверка работы местно-
го управления и фискальной системы; он должен был
способствовать развитию промышленности и сельского
хозяйства, обеспечивать поставки продовольствия и по-
мощи бедноте, организовывать общественные работы всех
видов, а также обладать огромным запасом всевозмож-
ных сведений и данных, — вот поэтому столь неординар-
ная личность имела право пребывать в своей должности
гораздо дольше, чем служившие в метрополии. Многие
из них добивались особенно больших успехов, неустанно
работая на благо реформы, о чем свидетельствуют приме-
ры департаментов Рейн, Мозель и Мон-Тоннер, в кото-
рых Поль де Лезе-Марнесья (Paul de Lezay-Marnesia) и
Жан Бон Сен-Андре (Jean Bon St Andres) вложили много
сил, совершенствуя сельское хозяйство: при их содей-
ствии были опробованы новые культуры, для домашнего
скота созданы лучшие условия, что сказалось на их каче-
стве, осушены болота и с пользой заняты пустоши, и на-
воднения уже не пугали так крестьян, как в прошлые
годы. В Риме граф де Турнон (de Tournon) внес свой вклад
в развитие хлопчатобумажной промышленности, улуч-
шил содержание в тюрьмах и больницах и осушил боло-
та в долине реки По. Бывало, встречались и непреодоли-
мые трудности, с которыми не могли ничего поделать
даже самые энергичные префекты. Буржуа и дворянство
Бельгии - самого первого французского завоевания, со-
гласились с тем, что французский — это язык образован-
ного и изысканного общества, но только и всего, побу-
123

дить их на какие-либо действия в интересах Франции не
представлялось возможным. С тем же успехом можно было
воздействовать на церковь, которая столь откровенно вы-
ражала несогласие и с такой неприкрытой ненавистью
относилась к императору, что ничего не оставалось, как
отступиться Опять же сотрудничество в администрации
могло фактически являться хорошим прикрытием для
защиты местных интересов, обычаев и традиций, что,
несомненно, происходило в рейнском департаменте Рур.
Да и на французских чиновников не всегда можно было
положиться. Стремление во что бы то ни стало провести
реформу требовало "слиться с местностью", т.е. войти в
круг местной элиты и завязать тесные отношения, и на
деле оно поворачивалось обратной стороной, прозрение
заставляло понять всю тщетность навязывания француз-
ского образа жизни, вследствие чего либо начинали ого-
варивать некоторые ограничения, либо старались как-то
смягчить чересчур оскорбительные веяния — например, в
Каталонии многие положения Кодекса Наполеона, оскор-
блявшие религиозные чувства испанцев, так и не были
проведены в жизнь. Когда в 1810 г. Голландия стала час-
тью империи, выяснилось, что, несмотря на угрозы Напо-
леона, изменения, происшедшие там, оставляли желать
лучшего: люди Луи Бонапарта продолжали находиться
на своих местах, знать урезонили, а генерал-губернатор
Лебрюн (Lebrun) старался изо всех сил не упасть в глазах
местного общественного мнения. Времени на преобразова-
ния в Голландии и других местах было в обрез и в край-
нем случае их проведение занимало несколько месяцев, а
в Каталонии даже осуществленные лишь на бумаге пере-
мены вызвали глухой ропот народного сопротивления. Что
говорить, если в границах самой великой Франции преоб-
разования шли очень медленно и никогда - равномерно.
Если такое наблюдалось на так называемых "присо-
единенных землях" (pays reunis), то как обстояли дела в
отдаленных частях империи? Наполеон, у которого туда
не доходили руки, нашел-таки способ держать их в поле
зрения. Первое и самое важное — создание "семейных дво-
124

ров" Жозефа, Луи, Мюрата и прочих. Кроме того, воена-
чальники, среди них Сюше (Suchet) в Арагоне, Даву
(Davout) в Польше и Мармон (Marmont) в Иллирии, часто
являлись по сути вице-королями. С другой стороны,
французские генералы иногда занимали должности воен-
ных министров в правительствах стран-сателлитов, при-
мерами тому — Дюма (Dumas) в Неаполе и Д'Эбле (D'Eble)
в Вестфалии. И не важно, что их роль была незначитель-
ной, уже одно их присутствие могло подвигнуть прави-
тельство к политическим переменам: в Голландии, напри-
мер, Ожеро* (Augereau) прямо способствовал успеху авто-
ритарной конституции 1801 г. В мирное время "семейные
дворы" часто использовали французских чиновников: Реде-
рера в Неаполе, Беньо (Beugnot) в Берге, Симеона (Simeon)
в Вестфалии. И последнее, в формально независимых го-
сударствах, таких как Рейнский союз, большими полно-
мочиями обладал французский посол, будь то Эдувиль
(Hedouville) во Франкфурте, Бергойн (Bourgoing) в Дрез-
дене или Биньон (Bignon) в Варшаве, хотя офицер саксон-
ского штаба Фердинанд фон Функ, несомненно, преувели-
чивал, называя Бергойна "диктатором Саксонии"11.
Итак, несмотря ни на что, у Наполеона было вполне
достаточно средств для осуществления перемен. Но и при
Жозефе, Луи, Жероме, Евгении и Мюрате движение впе-
ред на "завоеванных землях" (pays conquis) было таким
же замедленным как и везде. Проконсулы Наполеона
несли в народ новое веяние. Вспомним совет императора
новоиспеченному королю Вестфалии Жерому (1807):
"Народы Германии страстно стремятся к справедли-
вости и хотят, чтобы не только дворяне, но и люди
обладающие талантом имели право... продвигаться
по службе, чтобы все формы крепостничества... были
полностью уничтожены. С моим Кодексом... твое прав-
ление облагодетельствует их... Будь конституцион-
ным монархом..."12
Наполеон подкрепил этот совет, навязав Вестфалии
новую конституцию. В данном случае эти меры, безус-
125

ловно, оправдывают императора, поскольку для него Вест-
фалия являлась примером, коему могли бы следовать
все остальные государствам Рейнского союза, но подоб-
ное вмешательство не было единственным. Как и Евге-
ния, назначенного в 1806 г. вице-королем в Милан, он
и Жозефа, когда тот в 1806 г. прибыл в Неаполь, тоже
забросал письмами с советами, например:
"Если надо, внеси изменения, но как бы то ни было
вводи в действие Кодекс; он укрепит твою власть, а
как только его начнут исполнять, все... майораты ис-
чезнут, вследствие чего не станет больше влиятель-
ных семейств, кроме тех, кого ты решишь сделать
своими вассалами. Именно поэтому я сам всегда...
захожу достаточно далеко, чтобы увидеть свершение
этого"13.
Когда в 1808 г. Жозефу пришлось переместиться в
Испанию, его прежде всего снабдили новой конститу-
цией, подготовленной французским министерством ино-
странных дел.
Что и говорить, опека Наполеона не имела границ и
распространялась на всех без исключения. В планы им-
ператора совершенно не входило самостоятельное прав-
ление членов его семьи. Сателлиты, которым было наи-
строжайше указано не предпринимать ничего, не поста-
вив в известность Париж, а в определенных случаях от-
правлять депеши Наполеону ежедневно, тонули в без-
донном омуте приказов, советов и нотаций любого рода,
которые все время подчеркивали их зависимое положе-
ние; одно из посланий, полученных Евгением, стоит про-
цитировать: "Даже если Милан загорится, сиди и жди
указаний"14. И еще, Наполеон, снова взявший Мадрид в
декабре 1808 г., был вполне готов к решительному лич-
ному вмешательству, чтобы ускорить темп реформы.
Через правителей из рода Бонапартов, с их ограни-
ченными возможностями, проводилось то, что в нужное
время и в нужном месте проявлялось в полном драмати-
ческих событий историческом процессе перемен; ими же
126

охвачены были Великое Герцогство Варшавское и Илли-
рийские провинции. Что до управления страной, то им
занимались государственные советы, а большинство го-
сударств-сателлитов получило законодательные собрания
в той или иной форме. Начнем с Испании: после сверже-
ния Бурбонов занимавшие видное положение испанцы
(91 человек) собрались в Байонне для разработки новой
конституции (решение о форме которой, как мы уже ви-
дели, было принято в Париже). Согласно утвержденному
ими документу Испания приобретала сенат, состоящий
из 24 назначаемых королем членов, и, нроме того, парла-
мент (cortes) со сменяемым каждые три года составом,
состоящий из 80 депутатов, назначаемых королем из раз-
личных слоев общества (епископат, гранды, промышлен-
ность, торговля и искусство), 62 депутатов, представля-
ющих простой народ и избираемых путем непрямых вы-
боров, и 30 депутатов, избираемых городскими совета-
ми. Между тем в Италии в том же году очень похожая
конституция была введена декретом для Неаполитанско-
го королевства, а Итальянской республике статут по фран-
цузскому образцу был навязан еще в 1802 г. К довольно
демократической конституции, провозглашенной в Гол-
ландии в 1798 г., Наполеон отнесся с недовольством и
подозрением, к тому же она не приглянулась большей
части знати. Поэтому в 1801 г. одна из группировок, под-
стрекаемая агентами Наполеона, организовала заговор,
направленный на пересмотр решений 1798 г. Столкнув-
шись с сопротивлением, заговорщики обратились за по-
мощью к французскому гарнизону, и в результате всего
Голландия полностью лишилась избирательного права.
Более того, конституция 1801 г. восстанавливала тради-
ционную федеративную структуру Голландской респуб-
лики, а в 1805 г. она была упразднена: Наполеон при
участии голландских реформаторов, мечтавших посред-
ством радикальной реформы создать унитарное государ-
ство, навязал новую структуру, которая формально со-
храняла федеративную модель, но практически устанав-
ливала в Голландии диктатуру "великого пенсионария",
127

в свою очередь послужившую основой для монархии Луи
Бонапарта. В Польше Великое Герцогство Варшавское в
июле 1807 г. получило государственный совет и двухпа-
латный законодательный орган, состоявший из сената
епископов и дворян, назначаемых великим герцогом, и
нижней палаты — частично из представителей, избирае-
мых дворянством, и депутатов от собраний общины. На-
конец, Вестфалия в ноябре 1807 г. получила конститу-
цию, которая создавала государственный совет и законо-
дательный орган из 100 членов, 70 из которых были зем-
левладельцами, 15 — промышленниками или купцами и
15 — представителями образованных слоев общества.
Выборы этих депутатов должны были проводиться окруж-
ными выборными коллегиями, назначаемыми королем
из "знати".
Хотя краеугольным камнем конституционализма яв-
ляется представительное правление, оно почти не имело
значения, поскольку созданные таким образом законо-
дательные собрания обладали ограниченными полномо-
чиями и выбирались, если вообще выбирались, на осно-
ве суженного избирательного права. В Испании и Не-
аполе законодательные собрания так и не были сформи-
рованы, а в Итальянском королевстве законодательный
орган был задушен при первой же попытке критики и
заменен сенатом, находившимся под полным контролем
правительства. Напротив, в Голландии, Польше и Вест-
фалии законодательным собраниям разрешили-таки дей-
ствовать, и на их сессиях иногда даже разгорались на-
стоящие дебаты. Но и здесь полномочия исполнитель-
ной власти были столь обширны, что сам факт суще-
ствования законодательных органов почти ничего не зна-
чил - как заметил министр финансов Вестфалии: "Рейх-
стаг - всего лишь комедия"15.
Однако, как ни были ограничены полномочия этих
законодательных собраний, они служили основной цели,
поскольку, точно так же, как законодательный корпус
(corps législatifs) во Франции, эти органы помогали под-
держивать марионеточные режимы, учитывая мнение
128

знати", и завоевывать поддержку местной элиты, пред-
лагая им покровительство, включение во французскую
систему и определенное положение. Марионеточные пра-
вительства, стремившиеся соединить "знать" с режимом,
как в зеркале отражали еще один аспект французской
структуры местного управления. Так, во всех государ-
ствах-сателлитах мы обнаруживаем появление департа-
ментов и префектов, хотя они по-разному назывались.
Вестфалия была разделена на 8 департаментов, Испания
— на 38, Берг — на 4, Итальянское королевство - на 24,
Голландия — на семь, Великое Герцогство Варшавское —
на 10, Неаполь - на 14, а Иллирийские провинции - на
6. Между тем на нижнем уровне реформе также подверг-
лись муниципальная администрация и судебная систе-
ма: хороший пример этого дает Голландия, где законы
1805 и 1807 гг. на французский манер разделили каж-
дый департамент на районы и полностью подчинили цен-
тру местную администрацию. Там, где можно, сохраня-
лась в некоторой мере преемственность со старым режи-
мом - например, в испанской провинции Арагон помощ-
ники префектов назывались коррехидорами (corregidores),
в Голландии главным городам позволили сохранить со-
веты олдерменов, которые до этого ими управляли, а в
Неаполе департаменты совпадали со старыми провинци-
ями — но эти уступки носили чисто косметический ха-
рактер: так, в Голландии наследственные и полновласт-
ные олдермены были сведены к положению незаметных
слуг государства. Более того, очень часто их вообще не
было: в качестве примера многочисленных случаев унич-
тожения исторических привилегий можно привести ис-
чезновение трех баскских сеньорий (seniorios).
Одновременно с этими изменениями проходила осно-
вательная реформа налоговой и финансовой систем —
необходимость этих преобразований усиливалась потреб-
ностями войн Наполеона, поскольку резко увеличива-
лись расходы правительств и запросы императора. Все
сателлиты Франции столкнулись с необходимостью пред-
отвратить финансовый крах и максимально использо-
5. Наполеоновские войны 129

вать свои ресурсы. В Неаполе, например, был учрежден
центральный банк, рационализированы налоги, отме-
нен их откуп и приняты разнообразные меры для сокра-
щения государственного долга. В Вестфалии были вве-
дены единообразная налоговая система, связанная с по-
шлиной на предметы первой необходимости, монополия
на соль, земельный налог и посемейный налог (впослед-
ствии замененный на подушный и прогрессивный подо-
ходный налоги). Жозеф Бонапарт собирался провести
аналогичные реформы в Испании, но они так и не осу-
ществились, хотя Сюше провел некоторые преобразова-
ния в Арагоне и Валенсии. Каковы бы ни были детали
внедряемой французами системы, перемены всегда со-
провождались новыми земельными кадастрами. Коро-
че, к 1814 г. французская модель в принципе была при-
нята на вооружение по всей великой империи. Только в
Голландии состояние дел имело существенные отличия.
Здесь происходили почти те же процессы, поскольку тра-
диционная система государственных финансов, опира-
ющаяся на ссуды, лотереи и множество местных нало-
гов, взыскиваемых массой вносящих неразбериху раз-
личных контор к 1805 г. оказалась совершенно неаде-
кватной удовлетворению потребностей государства. Вслед-
ствие этого в 1807 г. было осуществлено новое обсле-
дование имущества, и по всей стране ввели новую, го-
раздо более простую систему налогообложения, при этом
издержки на взыскание налогов значительно уменьши-
лись за счет сокращения числа налоговых чиновников с
600 000 до примерно одной шестой их численности. Тем
не менее в то время как общая тенденция неполеонов-
ской фискальной политики заключалась в создании при-
вилегий для имущих классов и перекладывании основ-
ной тяжести налогового бремени на бедноту, министр
финансов Голландии Исаак Гогель (Isaak Gogel) был по-
лон решимости распределить это бремя более равномер-
но. Итак, только здесь главный упор был временно сде-
лан на прямое налогообложение, но реакция имущих
классов, чьей поддержки Луи, как и всякий другой Бо-
130

напарт, отчаянно добивался, была такова, что Гогель в
мае 1809 г. ушел в отставку.
Как мы уже видели на примере Голландии, переме-
ны происходили и в чиновничьем аппарате. При старом
режиме администрация многих государств в худшем слу-
чае характеризовалась продажей должностей, клиента-
жем и непотизмом*, а в лучшем — массой чиновников,
чьи функции были расплывчаты и часто противоречили
друг другу. Более того, наравне с государственными дей-
ствовали манориальные и экклесионные суды (первые
для знати, вторые — для народа. — Прим. ред.). И здесь
многое было изменено и сопровождалось созданием но-
вого профессионального чиновничьего аппарата, набор
туда происходил по заслугам и обязанности членов были
строго определены. Правительство могло позволить себе
вмешиваться самым насильственным образом куда угод-
но. А посему префектуре срочно требовались техничес-
кие специалисты. Всего лишь один пример: в Голлан-
дии после 1800 г. появилась новая категория высоко-
квалифицированных чиновников, в пределах компетен-
ции которых находились столь различные области — гид-
ротехника, образование, мелиорация, сельское хозяй-
ство... В необходимых случаях проводили специальную
подготовку на базе государственных учебных заведений,
создание же нового класса государственных служащих
сопровождалось политическими чистками, которые вре-
мя от времени проводились в бюрократическом аппара-
те - в 1802 г. при учреждении Итальянской республи-
ки ее новый министр финансов, как рассказывали, за
один день уволил 133 чиновника.
В большинстве этих реформ просматривалась атака на
"старый порядок" и, в частности, на привилегированные
корпорации, чем особенно отличалась империя Бонапар-
та.Его кодекс, устанавливающий равенство перед зако-
ном и различные свободы — творчества, собственности и
совести явился погребальным звоном по всем формам со-
циальных и институциональных привилегий, в том чис-
ле данных в свое время дворянству, гильдиям и церкви.
5* 131

Обязательный к исполнению в метрополии, он благодаря
диктату Наполеона был должным образом внедрен в Бер-
ге, Вестфалии, Итальянском королевстве, Неаполе, Ил-
лирийских провинциях и жозефовской Испании. Нечто
похожее проводилось в Голландии, где Луи Бонапарт
проявлял особый интерес к завершению работы над но-
вым уголовным кодексом, который обсуждался с 1798 г..
С появлением новых кодексов судьба феодальных зако-
нов, равно и каст, была предрешена, но для их полного
уничтожения вводились в действие отдельные законода-
тельные акты. В Великом Герцогстве Варшавском с фео-
дализмом покончили 21 декабря 1807 г., в Вестфалии
это случилось 23 января 1808 г., а в Голландии уничто-
жение гильдий пришлось на 20 августа 1806 г. Между
тем и церковь начала ощущать сильное давление - для
империи также были характерны секуляризация и рели-
гиозная терпимость. В Испании, например, Наполеон
после взятия Мадрида в декабре 1808 г. издал декреты,
согласно которым число религиозных орденов уменьша-
лось на две трети, экспроприировалось их имущество и
источники доходов и уничтожалась инквизиция; между
тем байоннская конституция уже покончила с церков-
ными судами. Более того, в августе 1809 г. Жозеф из-
дал указ о роспуске оставшихся орденов. В Неаполе в
1806-1808 гг. он же запретил деятельность иезуитов, бе-
недиктинцев и 33 других мужских религиозных орденов,
а также все женские (некоторые мужские, такие как ор-
ден францисканцев, сначала поддерживались) и обратил
в собственность государства все их имущество стоимостью
тридцать миллионов дукатов. Итальянское королевство
унаследовало подписанный в 1803 г. конкордат по фран-
цузскому образцу, между тем значительная часть богатств
церкви была уже экспроприирована, а ордена подверглись
роспуску в 1790-е гг. В Вестфалии все слои общества по-
лучили доступ в кафедральный капитул и религиозные
ордена, бывшие до этого дворянским заповедником, мно-
гие из функций, предоставленных Наполеоном по кон-
кордату, принял на себя Жером, и в 1809 г. там началась
132

обычная волна роспусков и конфискаций, снисхождения
удостоились лишь немногие, те, кто приносил пользу,
особенно в сфере образования.
Из постулата равенства перед законом и атаки на цер-
ковь следовало еще одно достижение великой империи
— религиозная свобода. С христианскими направления-
ми все обстояло достаточно прилично: в Вестфалии, на-
пример — равные права получили католики и лютеране
в Гессене и лютеране и кальвинисты в Фульде. А вот с
евреями было гораздо хуже, хотя бы только потому, что
Наполеон, ярый антисемит, заявил, что не собирается
оставлять им права, которых они добились в ходе рево-
люции. В адрес "Великого синедриона" еврейских ста-
рейшин в апреле 1807 г. последовало уведомление о вве-
дении ряда дискриминационных мер; распространялись
они не только на "великую Францию", но и на Италь-
янское королевство и даже Голландию, так что по их
равноправию был нанесен тяжелый удар. Правда, не
везде. В Вестфалии евреи, к которым Жером относился
с явной благожелательностью, 27 января 1808 г. полу-
чили все гражданские права, в Берге, хотя евреи сами
по себе и не были признаны равными, отменили боль-
шинство санкций против них, а в Иллирийских провин-
циях, где евреи находились не в том положении, какое
они в 1790-е гг. заняли во Франции, Голландии и Ита-
лии, даже наполеоновские меры были шагом вперед в
сравнении с тем, что было раньше.
В наступлении на "старый режим" неявно прослежи-
вались зачатки новой системы отбора по заслугам, от-
чего буржуазия только выиграла. В этом, несомненно,
заслуга Наполеона - он писал Жерому:
"Я исключаю некоторые места при дворе, на которые
ты должен призвать самых знаменитых людей. Но в
твоих министерствах, советах и, желательно, в су-
дах... пусть по большей части служат недворяне...
Наш девиз — ищи таланты везде, где только можно
их найти"16.
133

Поэтому как во Франции, так и везде шла неустанная
работа, составлялись огромные списки тех, кто предпо-
ложительно годился для государственной службы, при-
чем хоть здесь и брались в расчет общественные приви-
легии — прежде всего владение землей, все же отсутство-
вал традиционный подход. Тем не менее, будь то в Ита-
льянском королевстве или в Вестфалии, большая часть
префектов происходила из дворян, а одним из первых
деяний Луи по приезде в Амстердам стал прием для 50
голландских вельмож. Процитируем официальный доку-
мент: "По причинам общественного порядка...важно вы-
явить все без исключения богатые семейства"17.
Для создания недворянской элиты был необходим
определенный уровень образованности, это делалось в
интересах империи, поскольку невероятная потребность
в чиновниках, специалистах и армейских офицерах вы-
звала к жизни пересмотр школьного обучения, который
затронул даже такие относительно отсталые уголки им-
перии, как Иллирия. Здесь маршал Мармон распоря-
дился создать новую унифицированную школьную си-
стему, цели которой, согласно его декрету от 4 июля
1810 г., заключались в наделении граждан "знания-
ми, необходимыми для исполнения их гражданских и
нравственных обязанностей", обучении имущих клас-
сов на французском и итальянском языках и "воспита-
нии студентов, которые принесут пользу обществу
и...которых правительство в дальнейшем может взять
на службу в государственную администрацию, судеб-
ную систему, армию, больницы, флот и Корпус обще-
ственных работ"18. Формально Иллирия получила пи-
рамидальную систему начальных школ (организован-
ных по одной в каждой коммуне), 25 младших и Э стар-
ших средних школ и 2 écoles centrales, приблизитель-
но соответствовавших коллежу. За исключением немно-
гочисленных стипендий, остальные места были плат-
ными, обучение в нижних уровнях велось на родном
языке, главным образом на словенском. И в Великом
Герцогстве Варшавском к 1814 г. число начальных школ
134

возросло примерно до 1200, в каждом департаменте по-
явилась средняя школа, а также были открыты техни-
ческие училища и высшие учебные заведения. В Гол-
ландии закон о школах 1806 г. опирался на ранее вы-
шедшие эдикты 1801 и 1803 гг., предусмотрев бесплат-
ное образование для всех детей в возрасте от 6 до 12
лет, в результате чего в стране к 1814 г. средних школ
было 4551. В Неаполе, по идее Жозефа, каждой ком-
муне следовало иметь одну начальную школу, а каж-
дой провинции — среднее учебное заведение, фактичес-
ки же открылись всего несколько начальных школ и
только треть училищ.
Итак, нам понятно, что администрации сателлитов
по виду носили весьма реформистский характер, но это
не дает никаких оснований утверждать, что они явля-
лись всего лишь орудием Парижа. В той или иной сте-
пени все члены семьи Бонапартов возмущались автори-
тарностью Наполеона и упорно добивались независимо-
сти. Они так же, как префекты на присоединенных зем-
лях, прекрасно осознавали все трудности воплощения
великого плана Наполеона в своих владениях, и к тому
же понимали, что им, как незваным правителям, необ-
ходимо войти в доверие к своим новым подданным —
отсюда стремление Луи подражать голландцам, Жозефа
— сначала неаполитанцам, а затем испанцам, причем
действия в обоих случаях вызывались истинной добро-
желательностью (у Наполеона были веские причины об-
винять Жозефа в "чрезмерной доброте"19). А потому, коль
скоро речь заходила о проведении реформы, обязатель-
но некое стечение обстоятельств создавало непреодоли-
мые трудности, что часто приводило императора в ярость.
Не касаясь степени строгости, в которой надлежало
держать население (здесь следует отметить, что Луи,
Жозеф и Мюрат в той или иной форме стремились осла-
бить бремя, налагаемое на их подданных, или хотя бы
защитить насущные интересы своих королевств), самые
серьезные проблемы возникали в отношении тех терри-
торий, где французская политика сталкивалась с инте-
135

ресами могущественных местных кругов, поддержка ко-
торых имела жизненно важное значение, если монар-
хии-сателлиты собирались укрепиться. Возьмем, напри-
мер, Неаполь. Мы видим, что Мюрат всячески проти-
вился навязыванию своим подданным Кодекса Наполе-
она во всей полноте*. Обычно это объясняют тем, что
католическая церковь, равно как и местное обществен-
ное мнение, якобы были оскорблены его положениями
в отношении развода, но Джон Дэвис доказывает, что
реорганизация судебной системы, которую он подразу-
мевал, несомненно, отталкивала судей, магистратов и
других судебных чиновников, бывших на переднем крае
реформистского общественного мнения до 1806 г. и в то
время образовавших важный очаг его поддержки. По-
чти то же можно увидеть и в Берге: имперский комис-
сар Беньо постоянно настаивал на осторожности, но, в
конечном счете, ему, как и Мюрату в Неаполе, пришлось
уступить. Между тем в Голландии, как мы уже видели,
местным влиятельным особам позволили играть глав-
ную роль в реформе налогообложения, к тому же Луи,
поняв, что реформа может больно ударить по интересам
могущественных торговых слоев, меньше всего хотел
вводить точную копию гражданского кодекса, настаи-
вая вместо этого на провозглашении значительно изме-
ненного им голландского варианта. Наконец, в Вестфа-
лии Жером разрешил сохранить майорат в надежде снис-
кать доверие дворянства и не проводил в жизнь прин-
цип, согласно которому все имущество умершего долж-
но делиться между наследниками, опасаясь, что многие
мелкие крестьянские землевладения еще больше умень-
шатся и не будут получать достаточно прибыли.
В конце концов все эти события привели к тому, что
Наполеон вскоре перестал питать иллюзии в отношении
идеи семейных монархий и начал принимать свои соб-
ственные меры: в 1810 г. снял с престола Луи, факти-
чески отобрал у Жозефа даже ту незначительную власть,
которой тот обладал, и отнял у Жерома большую часть
Ганновера, отданную Вестфалии в начале года. Строго
136

говоря, обстоятельства действительно подталкивали им-
ператора продолжать политику аннексий и прямого прав-
ления, но даже он был не в силах низложить всех неза-
висимых правителей "союзных территорий" (pays allies),
составлявших треть империи, тогда как от родных бра-
тьев было избавиться довольно легко. Поскольку влия-
ние ПариДка ограничивалось убеждением (правда, иног-
да в весьма бесцеремонной форме — например, в январе
1808 г. Наполеон, неудовлетворенный медленным тем-
пом преобразований, заставил Карла-Фридриха Баден-
ского снять его третьего сына, Людвига, с поста военного
министра), степень происходивших перемен определя-
лась интересами и характерами государей*. Это, одна-
ко, не значит, что они были всецело против преобразо-
ваний. После наполеоновской реорганизации Германии
она напоминала лоскутное одеяло из отдельных земель,
которые приходилось тем или иным образом соединять
в одно целое. Между тем войска только что получивших
независимость германских владетелей, впервые исполь-
зованные французами в кампаниях 1805-1806 гг., обна-
ружили массу недостатков: от устаревшей тактики вслед-
ствие плохой организации до недостаточной численнос-
ти. Поэтому большое значение приобретала военная ре-
форма, как замечает Лефевр, сильные армии
"удовлетворили бы Наполеона, послужили бы для вой-
ны, если бы он проигрывал, и обеспечили бы защиту
от победителей, если бы было похоже, что они хотят
отнять блага, которые он даровал"20.
Конечно, не все германские правители были столь
дальновидны. Например, в Саксонии, где не происходи-
ли социальные и политические перемены, военная ре-
форма шла очень медленно, а нужда в ней была огром-
ной — правил Фридрих-Август I, самодовольный и без-
дарный человек, неспособный динамично управлять стра-
ной. В то же время не все стороны французской про-
граммы были в равной степени привлекательны, а гер-
манских правителей прежде всего интересовало силь-
137

ное централизованное эффективное правление и рост
мощи государства. Так, представительный принцип не
находил приверженцев. Великое Герцогство Франкфурт-
ское получило законодательное собрание, подобное вест-
фальскому, но оно собралось всего лишь на одну сес-
сию и длилась какие-то одиннадцать дней. Конститу-
ция Баварии 1808 г. включала положение о "народном
представительстве", но этот орган так и не был созван и
при любых обстоятельствах имел бы лишь совещатель-
ные функции. Некоторые государства, далекие от заве-
дения новых законодательных собраний, на самом деле
теряли то, что имели раньше, — хорошим примером это-
го является Саксония. То, что это случалось, вряд ли
кого удивит, ведь, по замечанию одного саксонского офи-
цера, людей "считали чем-то вроде шахматных фигур,
которые при полной неспособности к размышлению мож-
но было переставлять с места на место, как удобнее пра-
вительству"; вследствие этого, когда Фридрих-Август
Саксонский — очень либеральный, вначале симпатизи-
ровавший французской революции, - решил издавать
декларации, разъясняющие государственную политику,
то на поверку они оказались "написанными в нелепо
педантичном стиле указами, представлявшими собой не
более чем изложение деспотических решений правитель-
ства"21. И все же, несмотря на сложный период, консти-
туции явно оставались в моде; хорошим примером этого
является баварский статут 1808 г., который упразднил
все старые сословия, корпорации, провинции и юрис-
дикции, установил принципы судебного и фискального
равенства и разделил Баварию на ряд округов (Kreise),
или департаментов, каждый из которых возглавлял ге-
нерал-комиссар (Generalkommissar), или префект.
Как показывает баварская модель, реальное значе-
ние конституции состояло в том, что она создавала кар-
кас для осуществления управления и базу для модерни-
зации и унификации государства. В этом отношении под
руководством таких государственных деятелей, как Мак-
симилиан фон Монтгелас (Maximillian von Montgellas) в
138

Баварии, Сигизмунд фон Рейтценштейн (Sigismund von
Reitzenstein) в Бадене и Эрнст Маршалл фон Биберштейн
(Ernst Marschall von Bieberstein) в Нассау, зона фран-
цузского влияния действительно подверглась преобра-
зованию. Хотя и были исключения, когда институты
старого режима в большей или меньшей мере сохра-
нялись в своей целостности, примером чему служит Сак-
сония — французские сателлиты в подавляющем боль-
шинстве переняли различные варианты департаментно-
префектурной системы (Франкфурт был разделен на че-
тыре таких административных единицы, Вюртемберг —
на двенадцать, а Баден - на десять), учредили государ-
ственные советы вместо старой системы кабинетов
(Kabinett), организовали современные министерства во
главе с ответственными руководителями, сформирова-
ли корпус профессиональных, получающих жалованье
гражданских служащих и обнародовали новые налого-
вые законы. Между тем в равной мере в Баварии, Вюр-
темберге и Бадене предпринимались попытки построе-
ния подлинно национальной армии посредством таких
мер, как введение принципа всеобщей воинской повин-
ности, запрещение поступления на военную службу ино-
странцев и преступников, коренное улучшение условий
службы и продвижение недворян в офицерский корпус.
К тому же внедрялась тактика французского образца,
увеличивалась численность стрелков, армии формиро-
вались в бригады и дивизии, общим следствием чего
становился значительный рост их эффективности.
Между тем, как и на других территориях, преобразо-
вания структур и орудий управления сопровождались
крупной программой социальной, экономической и пра-
вовой реформы, направленной на разрушение множества
мощных препятствий, стоявших на пути бюрократичес-
кого абсолютизма. Основной мишенью здесь, конечно,
являлась католическая церковь. По этой причине были
конфискованы и проданы в пользу государства огромные
земельные участки, не говоря уже о религиозных арте-
фактах всех видов, распущены многочисленные религи-
139

озные общества, объявлена религиозная терпимость в
отношении протестантов и евреев (справедливости ради
следует отметить что там, где дискриминации подверга-
лись католики, как в Вюртемберге, им тоже были даны
права) и положен конец всем формам церковной юрис-
дикции. Эта политика приносила очевидные выгоды: в
Баварии, например, продажа 56 процентов обрабатывае-
мых земель, принадлежащих монастырям, привела к уве-
личению годового дохода на 20 процентов. Более того,
предпринимались попытки раскрыть глаза народу на ре-
лигию и ликвидировать "суеверия" в Бадене, Вюртем-
берге и особенно в Баварии, где запретили рождествен-
ские представления, мистерии, изображающие страсти
господни, и религиозные процессии, а также были унич-
тожены изваяния, распятия и места поклонения. Между
тем, много внимания уделялось вопросу феодализма, хотя
за исключением немногих случаев, например в Нассау,
он редко где уничтожался полностью (так, в Баварии у
дворян отняли патримониальную юрисдикцию, но сохра-
нили им сеньоральные подати).
Оценивая, таким образом, сложившуюся ситуацию,
мы подходим к одному из главных препятствий на пути
реформы в Германии и в других землях. Как и все коро-
левские семьи, правители прочих стран-сателлитов даже
в крайнем случае старались не разрывать отношений с
издавна сложившейся элитой, разве что в Бадене, когда
несколько уменьшили ее полномочия в связи с введени-
ем нового порядка в управлении. Если, например, старое
дворянство отказывалось безропотно мириться с утратой
своих привилегий, то на практике приходилось идти на
компромисс, тем более, что Наполеон всегда с готовнос-
тью принимал их претензии (например, в договоре, уч-
реждавшем Рейнский союз, права имперских рыцарей —
1500 аристократов, находящихся в вассальной зависи-
мости только от императора Священной Римской импе-
рии, — были надежно защищены). В данном конкретном
случае феодальные привилегии не сильно пострадали, при-
чем Кодекс Наполеона вводился, если вообще такое про-
140

исходило, в смягченной форме, а дворянство оставило за
собой многие принадлежавшие ему права. Аналогичные
ограничения имелись и в отношении других аспектов ре-
формы: в Баварии, например, гильдии открыто игнори-
ровали все попытки их упразднения, в Великом Герцог-
стве Варшавском евреям дали лишь надежду на восста-
новление в правах после длительного периода ассимиля-
ции, а в Бадене разработанные Рейтценштейном рефор-
мы системы центрального и местного управления так и
не были осуществлены в полной мере.
Итак, если взять империю в целом, то, хоть рефор-
мистский дух и существовал, было бы ошибочным по-
лагать, что он коренным образом преобразовал европей-
ское общество. Даже на "присоединенных землях" про-
гресс был неоднородным и ни в коем случае не отличал-
ся единообразием, тогда как на "завоеванных" и "союз-
ных" территориях трудностей было еще больше. Хоть
Наполеон, может быть, и мечтал об интеграции Евро-
пы, реально это выходило за пределы его возможнос-
тей, и стремления к ней служат лишь еще одним дока-
зательством зарождающейся мании величия.
ПОСОБНИКИ ФРАНЦУЗОВ
Значительное подтверждение связи империи с рефор-
мой придает то обстоятельство, что она ни в коем случае
не была чисто французским предприятием. Напротив,
французы всегда опирались на местную элиту. Хоть та-
кие личности, как Беньо и Редерер обладали большими
способностями, их было слишком мало для преобразо-
вания Европы без посторонней помощи. В то же время
увязывание Наполеоном вопросов собственности и ста-
бильности делало естественным стремление заключить
союз с иностранными верхами, тем более что эти люди
являли единственное звено, с помощью которого прави-
тельство могло расширить свое влияние на местное об-
щество. И эта политика приносила плоды: французам в
141

значительной степени удавалось добиться сотрудниче-
ства. Разберемся в причинах этого.
Одно из главных обвинений, выдвигаемых против кол-
лаборационистов, заключается в том, что они не верили
в народ. Тем не менее, хоть в этом утверждении есть зна-
чительная доля правды, поскольку генерал или чинов-
ник сразу же сталкивался с реалиями французской воен-
ной мощи без средств настоящего ей противодействия,
повиновение было совершенно оправданным. Прежде все-
го, главное следствие "века рационализации" с военной
точки зрения заключалось в стремлении к повышению
цивилизованности характера военных действий и, в час-
тности, к недопущению вооружения гражданского насе-
ления; утверждалось, что в противном случае ужасы вой-
ны усугубятся. Между тем при всем своем гуманизме Про-
свещение было исключительно элитарным движением,
рассматривавшим народные массы как скот, лишенный
разума; поэтому бытовал взгляд, что мобилизация их, не
принося военной пользы, неизбежно приведет к ужасам
типа французской революции.
Доводы такого рода, несомненно, не способствовали
появлению у европейских правящих кругов намерения
прибегнуть к "народной войне", и их следствием, види-
мо, являются сдача без боя многих прусских крепостей
в 1806 г. и отказ некоторых испанских генералов от
поддержки восстания 1808 г. Между тем они также шли
на активное сотрудничество, поскольку наполеоновский
режим, как мы уже видели, равно высокомерно отно-
сился к народу. В то же время империя олицетворяла
не революцию, а возврат к просвещенному абсолютиз-
му: в плане религиозной терпимости, атаки на церковь,
перераспределения церковной собственности, сокраще-
ния корпоративных привилегий, рационализации управ-
ления и централизации власти в руках государства она
следовала избитой монархической традиции. Поэтому
вряд ли стоит удивляться тому, что по всей Европе,
правда, за некоторыми исключениями, государственные
деятели и чиновники, приверженные просвещенному
142

абсолютизму, вошли в правительства стран-сателлит-
ов: в Испании, например, Жозефу Бонапарту удалось
привлечь на службу графа де Кабаррюса (de Cabarrus),
Мариано Луиса де Уркихо (Mariano Luis de Urquijo) и
Мигеля Хосе де Асанса (Miguel Jose de Azanza), зани-
мавших министерские посты при реформистских режи-
мах Карла III и Карла IV.
Задержимся на испанском примере. К 1808 г. значи-
тельную часть образованного общества удалось привлечь
на сторону дела политического и экономического либера-
лизма и, в частности, таких решительных мер, как "на-
ционализация" испанской церкви, освобождение мысли
от оков инквизиции, уничтожение всех ограничений
экономической деятельности, создание свободного рынка и
ликвидация привилегий дворянства. Период 1792-1808 гг.
под влиянием королевского фаворита Мануэля де Годоя*
отмечен преследованием многих из этих целей, но, не-
смотря ни на что, собственные ошибки Годоя и стечение
обстоятельств были таковы, что "просветители" (illustra-
dos) разрушили все иллюзии. Хотя восстание 1808 г., по
мнению многих, открыло дорогу реформам, некоторые
боялись, что оно обернется против просвещения в Испа-
нии, а равно и французской агрессии. Благодаря этому
Жозеф обрел поддержку группы своих приверженцев,
состоявшей из министров, чиновников и пропагандистов,
в которую, помимо Кабаррюса, Уркихо и Асансы, входи-
ли генерал Гонсало О'Фаррил (Gonsalo O'Farril) и пред-
ставители образованных слоев — Йоренте (Llorente), Фер-
нандес де Моратин (Fernandez de Moratin), Мархена
(Marchena) и Мелендес Вальдес (Melendez Valdes).
Трудности, с которыми столкнулись эти "офранцужен-
ные" (affranceados), были в некотором смысле единствен-
ными в своем роде, так как только в Испании столь бо-
лезненно переживали выбор между сотрудничестзом и
сопротивлением. В других местах участие в долах импе-
рии можно было рассматривать как естественное течение
государственной службы и просвещения. В Баварии, на-
пример, главный министр Максимилиан фон Мон'И'елас
143

находился под сильным влиянием доктрин камерализма
(теории правления, доказывавшей, что государство обя-
зано всемерно способствовать собственному процветанию
и благоденствию подданных) и работал над реформой со
времени своего прихода к власти в 1799 г. Почти каждое
государство, попадавшее в сферу влияния Наполеона, дает
примеры государственных деятелей, для которых импер-
ский период становился ареной широких политических
возможностей, будь то Гогель и Шиммельпеннинк
(Schimraelpenninck) в Голландии, Дзурло (Zurlo), Мель-
ци (Melzi) и Джанни (Gianni) в Италии, Бюлов (Bülow) и
Мальхус (Malchus) — в Вестфалии, причем этих предста-
вителей элиты поддерживало множество лиц второго ран-
га. Типичный пример здесь — связанные с Монтгеласом
чиновники. С точки зрения этих людей, Германия отча-
янно нуждалась в реформе - феодализм, например, рас-
сматривался как коренная причина нищеты — а Наполе-
он являлся "укротителем революционного неистовства и
носителем образцов цивилизации"22. Бавария, а вместе с
ней Германия, теперь могли рассчитывать на многое. Как
писал один чиновник в 1810 г.:
"Германия спала, охраняемая древними законами...
Глаза ее были закрыты, когда возникли новые тече-
ния... Но все это закончилось, и наступила новая ве-
ликая эпоха"23.
До самого конца люди в основной своей массе сохра-
няли верность Наполеону, активно сопротивлялись вой-
не за освобождение 1813 г.
Но империя привлекала к себе не только просвещен-
ных чиновников. Люди, последовавшие за Монтгеласом,
являлись далеко не националистами, - германский на-
ционализм, по их мнению, на руку реставрации само-
державия, — но, несмотря на это, национализм все же
играл важную роль в идеологическом единстве. Так, На-
полеон часто намекал на то, что намерен освободить угне-
тенные народы Европы и создать национальные госу-
дарства. Он, на деле никогда не поддерживавший идею
144

восстановления Польши, в 1806 г. набор большого чис-
ла польских волонтеров сопроводил замечанием: "По-
смотрю, годятся ли поляки на то, чтобы стать наци-
ей"24. Точно так же в сентябре 1796 г. он заявил в отноше-
нии Италии, что для нее пришла пора "занять свое ме-
сто среди наций"25. А в мае 1809 г. он призывал венгров
отделиться от габсбургской монархии и стать свобод-
ной, независимой нацией. На Балканах и, особенно, в
Восточной Европе националисты поддерживали его дело.
Так, греческие добровольцы присоединились к францу-
зам в Далмации, а их же "возрожденцы" прославляли
Наполеона как спасителя; в Венгрии интеллектуалы,
такие как Янош Бацани (Janos Batsanyi), обращались к
Наполеону за поддержкой; в Польше дворяне, напри-
мер Иосиф Понятовский (Jozef Ponyatovski), сражались
на стороне Франции, считая это лучшим средством вос-
становить свободу Польши, вдобавок польское вторже-
ние в Галицию в 1809 г. ускорило общее восстание про-
тив австрийцев; в дунайских провинциях ряд румын-
ских бояр обращались к французам за помощью, стре-
мясь освободиться от турок. Даже в Италии, где лишен-
ные иллюзий националисты составляли костяк много-
численных тайных обществ, появившихся на свет для
борьбы с французским господством, прагматизм застав-
лял некоторые умы поддерживать Францию. Как писал
молодой итальянский офицер: "Какая разница, кому слу-
жить? Важно - научиться воевать. Это единственное,
что дает нам свободу"26. Национализм был одним из мо-
тивов служения империи, но разве не к тому же самому
приводило и якобинство? Хотя Наполеон и боролся с
республиканцами 1790-х везде, где только мог, для мно-
гих старых "патриотов" законы империи сохраняли боль-
шую привлекательность, чем альтернативные вариан-
ты, поэтому они часто с готовностью служили ей. Хотя
французам они, мягко говоря, не нравились, но услуги
"патриотов" принимать они были вынуждены, чтобы
иметь опору на местное население. Но, как бы то ни
было, сотрудничество было социальным явлением, а не
145

идеологическим. Так, радикально настроенный эмигрант
испанец Хосе Бланко Уайт (Jose Blanco White), заметил:
"Я твердо уверен...что новая французская династия
могла бы добиться признания подавляющего боль-
шинства нашего поместного дворянства. Прежде все-
го, две трети указанного сословия сохраняют свое
положение при нынешнем правлении, которое они...
рассчитывали поддержать приверженностью новым
правителям"27.
Особенно сильным было социальное давление на ари-
стократию. Поскольку семейные дворы являли собой вер-
шины престижа,у ехать из страны или уйти с головой в
частную жизнь означало бы уступить дорогу новому дво-
рянству, с созданием которого Бонапартам очень везло,
или, с меньшими угрызениями совести, — старым сопер-
никам. Между тем постоянное стремление Наполеона к
единению со старым порядком, не говоря уже о стремле-
нии подняться по общественной лестнице и презрении к
черни, характерных для всех Бонапартов, означало, что
сотрудничество принимается с рапростертыми объятия-
ми. Дворяне, совсем не теряя влияния, оказывались в пра-
вительстве, при дворе и личной охране; их осыпали дара-
ми (в Вестфалии, например, щедрость Жерома Бонапарта
повысила доход князя Гессена-Филиппшталя с 16 000 до
84 000 франков), подтверждались их права на титулы и
имения, их защищали от крестьянских волнений, а где
можно, ублажали назначением чиновников, близких им
по духу. Хотя случалось и противодействие — в Илли-
рийских провинциях, например, значительная часть по-
местного дворянства бежала в Австрию, в Риме почтен-
ные семейства держались в стороне, а в Испании некото-
рые гранды в мае 1808 г. приняли участие в восстании —
сотрудничество было совершенно оправданным, следстви-
ем чего становилась значительная степень участия в де-
лах империи. В Неаполе четверо из тринадцати мини-
стров Жозефа Бонапарта были аристократами, а в Испа-
нии в состав лиц, назначенных им в самом начале на
146

военные и гражданские посты, вошли по меньшей мере
восемь грандов. Польское, пьемонтское и вестфальское
поместное дворянство, привлеченное военной карьерой,
— традиционной привилегией дворян — толпами валило
в армию; не менее двух третей вестфальских офицеров
имели дворянское происхождение. Дворяне, хотя и не
столь часто, попадали также в администрацию, особенно
в Голландии и Рейнланде. Итак, в целом, как утвержда-
ет Вульф, "пестование Наполеоном старого дворянства,
несомненно, приносило плоды"28.
Перейдем теперь от дворянства к состоятельным сло-
ям населения в общем. Для дворян, земельной буржуа-
зии — группы, появившейся еще до начала продажи "на-
ционального имущества" (biens nationaux), — и удачли-
вых предпринимателей, имеющих средства для различ-
ных вложений, возможность прио-бретения новых име-
ний создавала мощный стимул для вовлечения в дела
империи, как средства, способствующего семейным ин-
тересам или их защите. Между тем для тех, кто обладал
техническим образованием или опытом, пора империи
стала звездным часом, поскольку процветали обществен-
ные работы всех видов, резко вырос бюрократический
аппарат, уделялось значительное внимание образованию
и здравоохранению и возрос спрос на ученых, статисти-
ков и экономистов. Кроме того, некоторым она давала
шанс на славу и приключения. Отсюда то, многие моло-
дые люди из семей, которые в других отношениях были
враждебны империи, добивались права стать под ее зна-
мена, а офицеры армий, расформированных француза-
ми, проявляли готовность перейти на имперскую служ-
бу. Кроме того, в тех областях великой империи, где
процветало предпринимательство, — прежде всего в Рей-
нланде заправилы промышленности и торговли были
вполне удовлетворены наполеоновским правлением, по-
скольку оно давало им беспрецедентные возможности,
и администрацией, казалось, сделанной по их заказу;
примерно то же относилось и к богатым евреям, таким
как Дандоло (Dandolo) в Иллирийских провинциях и
147

Якобсон (Jacobson) в Вестфалии. Наконец, хотя среди
простых людей сотрудничество встречалось редко, оно
вовсе не было чем-то необычным. Например, в Испа-
нии и Калабрии горожане и зажиточные крестьяне ча-
сто искали защиту от партизан и в результате стреми-
лись попасть в местную милицию, набираемую для борь-
бы с ними. В Италии традиции вендетты иногда вооб-
ще приводили целые семейства или деревни к факти-
ческому сотрудничеству с французами. И наконец, в
Иллирийских провинциях солдаты-крестьяне старой
Военной Границы приветствовали приход французов,
так как надеялись, что они облегчат им тяжелое бремя
той военной службы, которую их заставляли нести.
Остается выяснить, насколько глубоким было это со-
трудничество. Как проскальзывает в рассуждениях о
франкмасонстве Наполеона, участие в аппарате импе-
рии не обязательно предполагало политическое согла-
сие. Масонство, очень популярное в армии из-за своего
антиклерикализма, получило значительную поддержку
благодаря походам французских армий; везде, где они
проходили, образовывались новые ложи. В них вступа-
ли и местные жители. Но за пределами Италии, где ме-
стные традиции тайных обществ и конспирации прида-
вали масонству значительный шарм, местное население,
видимо, не очень ими интересовалось и состав лож по
большей части ограничивался французами: резидента-
ми, солдатами и администраторами. Более того, даже в
Италии, по крайней мере некоторые ложи, вероятно,
были совершенно аполитичны и противились всем по-
пыткам превратить их в орудие наполеоновской пропа-
ганды. Кроме того, хоть покупка "национального иму-
щества" или использование империи иным образом счи-
тались приемлемыми, даже на "присоединенных зем-
лях" не испытывали большого желания занимать по-
сты, требующие тяжкого труда или отъезда из родных
мест; французские чиновники всегда жаловались на про-
являемое в этом отношении достопамятное упорство —
отсюда довольно жалкое число префектов-нефранцузов,
148

о чем уже упоминалось. Почти то же самое можно ска-
зать и о братании с населением оккупированных терри-
торий. Дружба с французским офицером или посеще-
ние официального бала сами по себе мало что значили,
а зеркальным отражением признательности, демонстри-
руемой весьма привилегированными предпринимателя-
ми рейнских департаментов, было негодование и отчая-
ние их менее удачливых сотоварищей в Берге и Вестфа-
лии. Короче говоря, жизненно важные для французов
элементы сотрудничества за пределами узкого круга чи-
новников и интеллектуалов были относительно хрупки-
ми и могли легко исчезнуть.
ОГРАБЛЕНИЕ ЕВРОПЫ
Пусть даже связь между империей и реформой не
заслуживает хулы, но сам Наполеон говорил:
"Я завоевываю королевства только для того... чтобы
они служили интересам Франции и помогали мне во
всем, что я для нее делаю"29.
Сам факт того, что империя была источником реформ,
проистекал не из бескорыстной благотворительности, а
из стремления к более эффективной эксплуатации кон-
тинента. Реформа, подрываемая тяжкой ношей войн На-
полеона, к тому же вновь и вновь отходила на второй
план: там, где император хотел добиться поддержки
местных элит, уничтожение феодализма приостанавли-
валось; когда он хотел наградить своих приверженцев
крупными имениями, ничто не могло его остановить; а
когда школы соперничали с армией за государственные
средства, то всегда побеждала последняя.
Не удивительно поэтому, что наполеоновское правле-
ние все больше и больше превращало Европу в "конти-
нент под ружьем", поборы с которого служили для умень-
шения ноши, взваленной на самих французов. Приемы, с
149

помощью которых безжалостно эксплуатировались люд-
ские ресурсы аннексированных территорий, уже упомина-
лись, а здесь мы сосредоточим внимание на мощном дав-
лении, которое оказывалось на союзников Наполеона и
государства-сателлиты, чтобы заставить их направлять
регулярные контингенты в "великую армию". Так, хотя
некоторые из монархов-сателлитов и старались предвос-
хитить этот налог — Луи, например, пытался укомплек-
товать голландскую армию иностранными дезертирами и
военнопленными, а в Неаполе и Жозеф и Мюрат делали
ставку на заключенных и даже имели "африканский"
полк, составленный из негритянских колониальных час-
тей, переведенных туда из французской армии, — рано
или поздно "завоеванные территории" в большинстве своем
подчинялись французской системе набора в армию. Ис-
ключениями были только Испания и Иллирийские про-
винции (в Испании война делала это невозможным, и
Жозеф был вынужден набирать армию из дезертиров и
военнопленных; в Иллирийских провинциях Мармону
очень понравилась действующая система всеобщей воин-
ской повинности австрийской Военной Границы, и он
решил ее сохранить). В то же время французская система
была без изменений перенесена в Великое Герцогство Вар-
шавское и некоторые германские государства, такие как
Бавария, Баден и Вюртемберг (по договору, учреждавше-
му в 1806 г. Рейнский союз, все входящие в его состав
государства обязывались содержать воинский контингент
для службы во французской армии; его численность опре-
делялась в соответствии с численностью населения и ва-
рьировалась от 30 000 в случае Баварии до всего лишь 29
в случае с Гогенгерольдсеком, при этом многочисленные
крохотные контингенты такого рода формировались в со-
ставные полки). Даже там, где не внедрялись французс-
кие методы, традиционные системы набора сильно ужес-
точались за счет таких мер, как сокращение числа осво-
бождений кандидатам в армию старшего возраста, жест-
ких ограничений на выезд за границу, вступление в брак
и иностранные армии.
ISO

С помощью этих средств удавалось собирать очень боль-
шие воинские контингенты. Рассмотрим несколько при-
меров. В 1808 г. вестфальская армия состояла из 16 пе-
хотных батальонов, 12 кавалерийских эскадронов и 3 ар-
тиллерийских батарей, а к 1812 г. в ней было 29 первых,
28 вторых и 6 третьих, к тому же возрос штат личного
состава многих отдельных частей. Аналогичным образом
вооруженные силы Великого Герцогства Варшавского вы-
росли с 36 батальонов, 26 эскадронов и 12 батарей в 1808 г.
до 60 батальонов, 70 эскадронов и 20 батарей в 1812 г.
Наконец, в 1805 г. Вюртемберг обладал 12 пехотными ба-
тальонами, 12 кавалерийскими эскадронами и 3 батарея-
ми, а в 1812 г. их уже было 20, 23 и 6 соответственно.
Кроме этих регулярных сил в ряде государств набирали
армии милиции или национальные гвардии. Поскольку
прироста удалось добиться сверх восполнения серьезных
потерь, понесенных в Испании и других местах, легко
увидеть, что он был весьма существенным достижением и
численно выражался многими тысячами солдат. Так, Ита-
льянское королевство поставило 121 000 человек, Бава-
рия - 110 000, Великое Герцогство Варшавское - 89 000,
Саксония - 66 000, Вестфалия - 52 000 и Берг - 13 200,
а общая численность всех иностранных контингентов, в
то или иное время несших службу бок о бок с француза-
ми, составляла примерно 720 000 человек.
Эти гигантские военные усилия, очевидно, стоили край-
не дорого. Хотя некоторую помощь иногда оказывала Фран-
ция — например, в 1808 г. Наполеон обязался платить
жалованье польским частям численностью 8000 человек
— основные расходы ложились на плечи самих этих госу-
дарств. Между тем им также приходилось находить про-
визию и кров для многочисленных французских частей,
которые часто были в них расквартированы (35 000 в од-
ной Вестфалии в 1811 г.), а в некоторых случаях к тому
же регулярно выплачивать Франции финансовую дань
(например, Великое Герцогство Варшавское вынудили
погасить прусские долги, оцененные в двадцать два мил-
лиона франков). В то же время имеющиеся государствен-
151

ные доходы очень сильно сокращались имениями, остав-
ляемыми для многочисленных лиц, одариваемых Наполе-
оном (см. ниже). Протесты в адрес императора не давали
никакого реального эффекта: так, Жозеф, столкнувшийся
с крупномасштабной войной, опустошавшей его испан-
ское королевство, получил отказ даже в самой скудной по-
мощи; хуже того, хотя император приказал ему полагать-
ся на собственные ресурсы и сделать так, чтобы конфликт
приносил средства, которые шли бы на его оплату, значи-
тельные части королевства были выведены из-под его кон-
троля и предназначены для финансирования действующих
на этих территориях французских военачальников. След-
ствием этого становилось банкротство: за 1805-1811 гг.
долг Итальянского королевства вырос с одного до пяти
миллионов лир, долг Вестфалии, значительно усугублен-
ный личной расточительностью Жерома, - с 60 милли-
онов франков до, может быть, 200 миллионов, а долг Ве-
ликого Герцогства Варшавского — с 23 миллионов злотых
до примерно 91 миллиона. В 1811 г. Жозеф писал Бертье:
"Мой совокупный доход — не больше четырех милли-
онов реалов в месяц. Мои расходы, урезанные до пре-
дела, составляют двенадцать миллионов... Старшие
министры просят меня о пайках для своих семей...
Мой посол в России - банкрот, посол в Париже умер
в нищете"30.
Дополнительным источником дохода были огромные
платежи, налагаемые на независимые государства. Так,
в октябре 1803 г. Испания согласилась платить за свой
нейтралитет шесть миллионов франков в месяц, эта де-
нежная сумма повышалась займом Парижа, по которо-
му испанцам приходилось платить еще и проценты. Точ-
но так же почти каждое мирное соглашение, подписы-
ваемое Наполеоном, сопровождалось разорительной кон-
трибуцией: в 1803 г. у австрийцев вымогательским пу-
тем изъяли 40 миллионов франков, а Саксонию в 1806 г.
заставили согласиться выплатить репарации на сумму
25 375 000 франков, в марте 1808 г. номинальный раз-
152

мер прусской контрибуции был определен суммой, рав-
ной 100 миллионам, а Португалии пришлось бы лишить-
ся 100 миллионов, если бы ее не спасла Полуостровная
война. Однако суммы, согласованные за столом мирных
переговоров, являются лишь частью этой истории. По-
скольку французские армии жили за счет деревни, ок-
купированным ими территориям приходилось также
платить за вторжение. Процитируем Наполеона:
"Если... нам вновь придется прибегнуть к оружию, я
сяду на шею Европе... Италия даст нам сорок милли-
онов франков вместо двадцати... а Голландия трид-
цать миллионов вместо ничего"31.
Если принять в расчет эти суммы, то контрибуции
Австрии и Пруссии как возмещение французских воен-
ных издержек доходят до 350 и 515 миллионов фран-
ков соответственно. Особенно тяжело пострадали еще два
государства: Ганновер и Испания. К 1809 г. француз-
ская оккупация стоила Ганноверу 4050 миллионов фран-
ков, тогда как в 1810 г. в Испании лишь из западной
части Старой Кастилии всего за шесть месяцев было
изъято восемь миллионов франков. Но цена имела не
только финансовое выражение, поскольку побежденные
обнаруживали, что приходится расставаться и со свои-
ми материальными ресурсами: кампания 1806 г. стоила
пруссакам 40 000 лошадей, а саксонцам — всех пушек,
снаряжения и военных припасов.
При помощи таких средств Наполеон, как утвержда-
ют, ухитрялся заставлять войну саму платить по своим
счетам до тех пор, пока война на Пиренейском полуос-
трове не выскользнула из-под его контроля. Однако день-
ги - это еще не все. Правители Франции, считая ее хра-
нителем европейской цивилизации, с 1790-х вывозили
с завоеванных ими территорий невероятное множество
произведений искусства и исторических памятников. На-
полеон, с воодушевлением проводивший эту политику в
Италии и Египте, продолжал ее и при империи. Так, у
правящего епископа Фульды, курфюрста Гессена, гер-
153

цога Брауншвейгского и Фридриха-Вильгельма Ш Прус-
ского после кампании 1806 г. забрали массу шедевров,
в 1808 г. Жозеф получил приказ отправить из Мадрида
в Париж пятьдесят шедевров, а Вена в 1809 г. отдала не
меньше 250 живописных полотен. Однако Наполеон не
только приумножал собрания Лувра, переименованного
в музей Наполеона (Musee Napoleon), по меньшей мере
столько же добычи попадало в частные руки или шло
на продажу для оплаты военных расходов; так, маршал
Сульт (Soult) получил картины стоимостью 1 500 000
франков, сам император щедро одарял Жозефину мно-
гочисленными "безделушками", а "лишние" предметы
продавались на государственных аукционах.
Итак, мы подходим к третьей функции эксплуатации
Европы, на которой империя построила фундамент для
огромной грабительской системы. С ростом степени про-
фессионализации "великой армии" ее нравственные прин-
ципы претерпевали резкие изменения. Поскольку она
перестала быть "армией добродетели" первых дней Рес-
публики, ее главным стимулом стали "почести", а факти-
чески — стремление добиться личной наживы, положе-
ния и продвижения по службе. Поскольку Наполеон твер-
до решил стать главой гражданского режима во Фран-
ции, это ставило перед ним задачу, естественное решение
которой давала империя. Во-первых, император созда-
вал избыточное число генерал-губернаторств, вице-коро-
левств и даже престолов. Во-вторых, кампании великой
армии давали возможность разбогатеть таким людям, как
Ожеро, Сульт, Массена (Massena) и Виктор (Victor) (Оже-
ро — "надменный разбойник" — прославился тем, что од-
нажды ворвался в итальянский ломбард и набил карма-
ны драгоценностями). На это Наполеон по большей час-
ти закрывал глаза. Как он заметил:
"Не надо мне рассказывать о генералах, любящих
деньги. Только это позволило мне выиграть сраже-
ние при Эйлау. Ней (Ney) хотел добраться до Эльбин-
га (Эльблонг), чтобы добыть побольше денег"32.
154

Не все французские полководцы занимались грабежом
— по крайней мере Даву (Davout) и Бессьер (Bessieres)
были образцами честности, — но награбленное не явля-
лось единственным источником богатства. С 1806 г. им-
ператор все время расширял практику предоставления
земельных владений и других источников дохода тем,
кого он хотел наградить. К 1814 г. он произвел 4994
таких награждений с общим годовым доходом примерно
30 миллионов франков. Более половины этих имений до-
стались высшим офицерам, при этом примечательно, что
подавляющее их большинство находились за "естествен-
ными границами", таким образом генералы получали
мощный стимул для побед в сражениях. Что касается
привлекаемых ресурсов, то, когда Итальянское королев-
ство в 1807 г. приобрело австрийскую Венецию, одну
пятую ее доходов пришлось зарезервировать для лиц, ода-
риваемых Наполеоном, в Вестфалии была утрачена при-
мерно такая же доля государственных доходов, а в Вели-
ком Герцогстве Варшавском разнообразные награды оце-
нивались в 26 500 000 франков. Если империя давала
некоторым своим высшим военным чинам несметные бо-
гатства, то на нижнем уровне она позволяла множество
"пустяков", которыми соблазняли армию. Официально
грабеж и мародерство были запрещены, но фактически
они были начертаны на знамени великой армии. Не счи-
тая женщин, бывших, как мы увидим, весьма важной
целью, провианта и напитков, войска похищали огром-
ное количество денег и ценностей. Например, после взя-
тия Сарагосы в 1808 г., как полагают, исчезло по мень-
шей мере три миллиона франков. Вот что было у одного
сержанта наполеоновской армии в мешке — трофеи, ко-
торые он вез домой после похода на Москву:
"Я вез... женское платье из китайского шелка, вы-
шитое золотом и серебром, несколько золотых и се-
ребряных украшений, два серебряных рельефных
изображения тончайшей работы длиной в фут и вы-
сотой восемь дюймов. Кроме того, у меня было не-
155

сколько медальонов и... плевательница, украшенная
бриллиантами... распятие из золота и серебра и не-
большая китайская фарфоровая ваза"33.
И еще, империя, кроме того, обеспечивала роскош-
ную жизнь большой семье Наполеона. Жозеф и Луи вели
относительно скромный образ жизни, но остальные мно-
гочисленные братья и сестры императора были совер-
шенно невоздержанны. Жером, будучи королем Вестфа-
лии, отличался расточительностью и к негодованию На-
полеона перерасходовал за год цивильный лист на два
миллиона, увеличил долг на сумму, в пять раз превы-
шающую эту, и заработал репутацию распутника, выда-
ющегося даже в семье, известной амурными делами. То
же самое и Элиза Бонапарт в Лукке имела пять двор-
цов, осыпала всяческими дарами своих придворных, до-
биваясь должного великолепия двора, и председа-
тельствовала на бесконечных празднествах, а к тому же
умудрилась разбогатеть на добыче мрамора в Карраре.
В довершение ко всему, в Неаполе Каролина Бонапарт и
Иоахим Мюрат проявили такую расточительность в пе-
рестройке дворца и реконструкции города, что вернув-
шиеся с Сицилии Бурбоны раскрыли рты от удивления.
Итак, империя представляла собой систему грабежей
и военную машину, но она также являлась крупным
экономическим предприятием. Здесь мы переходим к теме
континентальной блокады. Франция, обладавшая пре-
восходством на суше, не могла нанести непосредствен-
ный удар по Британии из-за своей слабости на море.
Хоть император никогда не терял надежд на военно-
морскую победу, сооружая множество кораблей и безус-
пешно пытаясь взять в свои руки датский, португаль-
ский и испанский флоты, единственным средством борь-
бы с Британией оставалась экономическая война. Не счи-
тая операций, проводимых многочисленными француз-
скими торговыми судами, рыскающими по океанам, это
означало блокаду. Расчет строился на том, что недопу-
щение британских товаров на континент лишит Вели-
156

кобританию и капитала, и рынков и таким образом спро-
воцирует экономический и финансовый кризис, кото-
рый заставит ее прекратить субсидировать иностранные
державы и, в конечном итоге, выведет из войны. После
возобновления военных действий в 1803 г. против бри-
танской торговли было принято множество соответству-
ющих мер, а в 1806 г. мечты о континентальной блока-
де превратились в реальность. Изданным 23 ноября в
Берлине декретом провозглашалась блокада Британских
островов. Блокада не ограничивалась закрытием для
британских судов побережья Франции и ее союзников,
запрещалась торговля всеми британскими товарами, а
все британские товары, обнаруженные на континенте,
подлежали конфискации. Но это было еще не все, и не
только из-за драконовских мер, введенных в действие
миланскими декретами от 23 ноября и 17 декабря 1807 г.
Континентальная блокада стала стержнем французской
внешней политики: Пруссии и России в 1807 г. при-
шлось присоединиться к ней в уплату за мир с Франци-
ей, она также составляла дополнительный стимул для
оказания давления на относительно небольшие государ-
ства, такие как Португалия и Дания.
Не станем задерживаться на дипломатических послед-
ствиях континентальной блокады, хоть они и были до-
статочно серьезными. Гораздо большее значение имеет
то, что Наполеон попирал экономические интересы всего
континента. Как было совершенно ясно даже Наполеону
— в начале декабря 1806 г. он признавался Луи Бонапар-
ту, что, возможно, придется разрушить портовые города, —
экономические последствия берлинского и миланских де-
кретов определенно могли иметь тяжелые последствия.
Поскольку Британия сохраняла полный контроль на море,
запрет британских товаров означал, что Европа будет от-
резана от колоний. С одной стороны, это подразумевало
потерю ряда товаров повседневного спроса, например кофе,
шоколада, табака и сахара, но гораздо важнее было то,
что нарождающаяся европейская промышленность ли-
шится жизненно важных сырьевых материалов, таких
157

как индиго и хлопок. Разумеется, неизбежно пришлось
бы пострадать и торговле нейтральных государств (в от-
вет на берлинский декрет Британия приняла решение о
том, что все суда, которые не заходили в британские пор-
ты и не уплатили солидную пошлину за свой груз, под-
лежат конфискации; когда же миланские декреты про-
возгласили, что всякое судно, подчиняющееся этим рас-
поряжениям, является законным призом, «нейтралы»
оказались почти в безвыходном положении).
Пока что Наполеон хладнокровно взирал на эти про-
блемы. Континентальная блокада, конечно, наносила
дополнительный удар по и так пострадавшей француз-
ской заморской торговле, но она с самого начала была
неотъемлемым элементом экономической политики, на-
правленной на то, чтобы поставить остальную Европу на
службу экономическим интересам Франции. Континен-
тальная блокада, с одной стороны, задуманная для нанесе-
ния ущерба Британии, с другой, была нацелена на защи-
ту французской промышленности — фактически с 1802 г.
неоднократно повышались французские пошлины, а в
1806 г. ввоз некоторых товаров, особенно хлопчатобумаж-
ной пряжи и одежды, был вообще запрещен. Однако от
конкуренции защищался не только внутренний рынок.
Напротив, как только британские товары перестали до-
пускаться на континент, европейский рынок был взят фран-
цузами под почти полный контроль. 23 августа 1810 г.
Наполеон говорил Евгению де Богарне:
"Никогда не упускайте из виду, — Англия торжествует
на морях потому, что англичане там сильнее. Поэто-
му естественно, что поскольку Франция сильнее всех
на суше, тут должна торжествовать французская тор-
говля"34.
Хотя эти слова относятся к 1810 г., выраженная в
них мысль все время составляла фундамент француз-
ской политики. Так, французские производители взы-
вали о помощи еще с 1804 г.; запрет 1806 г. на хлопча-
тобумажную продукцию был направлен против европей-
158

ских конкурентов так же, как и против Британии, а
одной из первых задач, поставленных перед Шампаньи
(Champagny), когда 1807 г. он стал министром иностран-
ных дел, было найти способ заставить германские госу-
дарства понизить пошлины и облегчить прохождение
французских товаров. И мирные договоры имели эконо-
мическое измерение: например, в 1809 г. в намерения
Наполеона входило, чтобы победа над Австрией сопро-
вождалась снижением пошлин. За пределами Франции
возможности императора были ограничены (хотя орга-
низация новых сухопутных торговых путей в Левант,
обходивших иностранную территорию, привела к мно-
гочисленным банкротствам). Однако для таких госу-
дарств, как Итальянское королевство, последствия были
очень серьезными. Так, с 1806 г. посредством ряда мер
запрещался ввоз всего текстиля, кроме поступавшего из
Франции, вводились препятствия для развития нацио-
нальной промышленности, особенно шелкоткацкой,
уменьшались пошлины на ввозимые из Франции това-
ры и запрещался вывоз шелкового сырья во все страны,
кроме Франции (внимание к шелку отражает как важ-
ность итальянской шелкоткацкой промышленности, так
и решимость добиться монопольного положения лионс-
кой шелкоткацкой промышленности). Далее, после зак-
лючения с Баварией договора, по которому пошлины на
торговлю между двумя странами сокращались на 50
процентов, он был немедленно аннулирован. Голландия
также обнаружила, что экспорт в Бельгию ее собствен-
ных товаров и товаров из Германии, пересекавших ее
территорию, урезан, что такие ввозимые товары, как
валлонские льняные ткани и изделия, внезапно навод-
нили ее рынок и что некогда перевозимые по Рейну и
Ваалю товары из Германии теперь направляются в Ант-
верпен. В Германии очень серьезно пострадали Вестфа-
лия и Берг. В Вестфалии пошлины на импортную про-
дукцию не выходили за пределы шести процентов от сто-
имости, а вывоз некоторых товаров, таких как пиво и
бренди, облагался большими налогами. Берг между тем
159

был одним из ведущих центров германской промыш-
ленности, производящим ткани и металлические изде-
лия и выступающим в качестве перевалочного пункта
для транзита продукции из остальной части Германии
во Францию. Теперь промышленность Берга оказалась
в тяжелом положении, а его традиционные рынки за-
крылись, вследствие этого его экспорт постепенно упал
с 60 миллионов франков в 1803 г. до всего лишь 12
миллионов в 1812 г. Поэтому вряд ли стоит удивляться
тому, что бергские промышленники все больше склоня-
лись присоединиться к Франции, рассматривая ее как
свою единственную надежду. Сама перспектива такого
развития событий пугала конкурентов в находящейся
под французским правлением Рейнской области и по этой
причине встречала там решительный отпор. Но даже если
бы присоединение Берга и состоялось, нет никакой га-
рантии, что это принесло бы большую пользу, посколь-
ку на территориях, присоединенных к империи, обычно
продолжалось их угнетение. Так, в Пьемонте шелкоткац-
кая промышленность подвергалась примерно таким же
ограничениям, как и в Италии, а Голландия и ганзей-
ские города остались за пределами зоны французских
пошлин. Конечно, все это встречало сопротивление —
независимые германские государства и даже находив-
шийся под управлением Мюрата Неаполь отвечали воз-
ведением своих таможенных барьеров, — но в конечном
итоге с помощью политики такого рода удалось добить-
ся значительных успехов. Промышленное развитие
Франции при Наполеоне будет рассмотрено в одной из
последующих глав, а здесь стоит лишь процитировать
относящееся к 1807 г. восторженное высказывание од-
ного предпринимателя:
"Какие прекрасные горизонты открываются теперь
для нашей торговли, сегодня... дружественные отно-
шения превратили Германию, Голландию и Испанию
в ярмарки, на которых Франция всегда продаст из-
лишки своей промышленной продукции"35.
160

ОБРАЗ НЕ БЕЗ ИЗЪЯНА
Итак, реформистский образ, с которым традиционно
связывают наполеоновскую империю, скрывает довольно
мрачную реальность. Внешне перемены были достаточно
яркими: в различных государствах мы обнаруживаем на-
вязывание рациональных систем территориальной орга-
низации, введение унифицированных кодексов, составлен-
ных по образу и подобию французских, уничтожение фео-
дализма, реформу судебной системы, подчинение церкви
гражданской власти, роспуск религиозных орденов, фор-
мирование современного бюрократического аппарата и ре-
форму вооруженных сил по французскому шаблону. Мас-
штабы этих перемен обсуждаются ниже, а здесь следует
отметить еще и определенное повышение социальной мо-
бильности, поскольку многочисленные буржуа покупали
землю и прорывались в новые иерархии наполеоновского
государства. Но, несмотря на все это, создается впечатле-
ние, что для Наполеона реформа представляла ценность
только в той мере, в какой она способствовала его полити-
ческим и стратегическим целям. В 1812 г. он говорил сво-
ему комиссару в Берге:
"Это вопрос не вашего герцогства, а Франции. Я знаю...
вы, может быть, понесете убытки, но какое это имеет
значение, если Франция извлечет выгоду"36.
Наполеон, одержимый борьбой с Британией, хотел
сплотить всю свою империю в единый экономический
комплекс, мощью которого противник был бы сокру-
шен, и в то же время рассчитывал пользоваться опорой
на надежных и эффективных союзников и сателлитов.
Короче говоря, реформа была не целью, а скорее сред-
ством, и когда она вступала в конфликт с другими им-
перативами, от нее фактически отказывались. Напри-
мер, французы, не имевшие возможности править без
опоры на местную элиту, как мы увидим, освобождали
крестьян лишь формально, почти не уменьшая тяжести
6. Наполеоновские войны . 161

обременяющих их податей, а иногда даже ухудшали их
положение. Еще одним стимулом для этого, помимо не-
обходимости успокоить имущие сословия, было обык-
новение Наполеона награждать своих приверженцев
крупными земельными имениями, что пробуждало у
французов очевидный интерес к максимально возмож-
ному повышению доходов от землевладений. В то же
время не обращалось внимания на то, что зарезервиро-
ванные для этой цели имения препятствовали верхо-
венству государства, нарушали его территориальную
целостность и действовали как постоянный источник
уменьшения государственных доходов. Притязания та-
кого рода связывались с постоянно растущими потреб-
ностями наполеоновских войн, что только сокращало
возможности таких государств, как Голландия и Вест-
фал ия, проводить образовательные реформы или даже
удовлетворять военные запросы Наполеона (Жером Бо-
напарт, отчаянно нуждавшийся в деньгах, даже сохра-
нил многочисленные внутренние таможенные барьеры,
вдоль и поперек пересекавшие его королевство).
Тем не менее нельзя сказать, что перемены не про-
исходили. Они, несомненно, никогда не бывшие еди-
нообразными, в отдельных случаях имели весьма заме-
чательный характер, особенно в Германии, где прави-
тели срединных государств воспользовались уникаль-
ным случаем, предоставленным наполеоновской эпохой,
для достижения давно лелеемых целей. Но как бы то
ни было, самой яркой чертой империи остается та без-
жалостность, с которой Европа использовалась на служ-
бе у Наполеона. Империя, грабившая свои людские
ресурсы и сокровища, превратилась не только в источ-
ник "бенефиций", но и в гигантский рынок для фран-
цузской промышленности. Как говорил Наполеон Ев-
гению: "Итак, твой девиз: la France avant tout (Фран-
ция прежде всего)"37.
162

ПРИМЕЧАНИЯ
I Suchet L.G., Memoirs of the War in Spain from 1808
to 1814 (London, 1829), p. 310.
2Cronin V., Napoleon (London, 1971), p. 320.
3Hobsbawm E., The Age of Revolution, 1789-1848
(London, 1977), p. 117.
4 Lefebvre G., Napoleon from Tilsit to Waterloo, 1807-1815
(New York, 1969), p. 215.
5Цит. по: Lefebvre, Napoleon from Tilsit to Waterloo,
p. 215-16.
6Цит. по: Fisher H.A.L., The French dependencies and
Switzerland, in A. Wards et al. (eds.), Cambridge Modern
History, IX: Napoleon (Cambridge, 1934), p. 390.
7Письмо Наполеона Луи Бонапарту, 13 ноября 1807 г.,
Correspondance de Napoleon Ier (Paris, 1858-1870; далее
CN), XVI, p. 161.
8 Письмо Наполеона Жерому Бонапарту, 15 ноября
1807 г., там же, р. 166.
9 Там же.
10 Цит. по: Marquise de Noailles (ed.), The Life and
Memoirs of Count Mole (1781-1855) (London, 1923), p. 145.
II Williams O.(ed.), In the Wake of Napoleon: being the
Memoirs of Ferdinand von Funck, lieutenant-General in
the Saxon Army and Adjutant-General to the King of
Saxony (London, 1931), p. 158.
12Письмо Наполеона Жерому, 15 ноября 1807 г., CN,
XVI, pp. 1667.
13 Цит. по: Davis J.A., The impact of French rule on
the Kingdom of Naples (1806-1815), Ricerche Storiche,
XX, No. 3 (December, 1990), 377.
14 Цит. по: Lyons M., Napoleon Bonaparte and the Legacy
of the French Revolution (London, 1994), p. 245.
15 Цит. по: Fisher H.A.L., Studies in Napoleonic
Statesmanship: Germany (Oxford, 1903), p. 294.
16 Письмо Наполеона Жерому Бонапарту, 15 ноября
1807 г., CN XVI, р. 173.
6* • 163

17Цит. по: Woolf S., Napoleon's Integration of Europe
(London, 1991), p. 108.
18Цит. по: Plut Pregekj L., The Illyrian provinces and
the French Revolution, Consortium on Revolutionary Europe
Proceedings, 1989 (Bicentennial Consortium), 603-604.
19 Письмо Наполеона Жозефу Бонапарту, 5 июля 1806 г.,
CN, XII, р. 515.
20Lefebvre, Napoleon, p. 236.
21 Funck, Memoirs, I, pp. 62-3.
22 Klang D., Bavaria and the War of Liberation, 1813-1814,
FHS, IV, No. 1 (Spring, 1965), 35.
23Цит. по: Там же, 41.
24 Цит. по: Reddaway W., Penson J., Halecki O., and
Dyboski R. (eds.), The Cambridge History of Poland: from
Augustus II to Pilsudski (Cambridge, 1951), p. 226.
25Цит. по: Markham F., Napoleon (London, 1963), p. 50.
26 Цит. по: Woolf, Napoleon's Integration of Europe,
p. 224.
27 Blanco White J.M., Letters from Spain (London, 1808),
p. 374.
28 Wolf, Napoleon's Integration of Europe, p. 195.
29 Цит. по: Lefebvre, Napoleon, p. 209.
30 Цит. по: Glover M., Legacy of Glory: the Bonaparte
Kingdom of Spain (New York, 1971), p. 197.
31 Цит. по: Thibaudeau A.C., Bonaparte and the
Consulate, ed. G. Fortescue (London, 1908), p. 127.
32 Цит. по: Chandler D.G.(ed.), Napoleon's Marshals
(New York, 1987), p. xiv.
23 Cottin P. and Henault M.(eds.), The Memoirs of
Sergeant Bourgogne, 1812-1813 (London, 1899), pp. 56-7.
34 Цит. по: Hecksher E., The Continental System: an
Economic Interpretation (Oxford, 1922), p. 297.
35 Цит. по: Woolf, Napoleon's Integration of Europe,
p. 145.
36 Цит. по: Fisher, Napoleonic Statesmanship, p. 220.
37 Цит. по: Hecksher, Continental System, p. 297.
164

ГЛАВА

НАЧАЛО НАРОДНОЙ ВОЙНЫ
"Мы продержались полчаса, каждый стрелял, пока
мог. Выкатили пушки, но картечь не помогла...
поскольку противник был построен полумесяцем, и
она поражала лишь немногих, так как те ложились
на землю за редуты... а каждый их выстрел мог по-
пасть в нашу плотную колонну. Вскоре многие наши
солдаты пали, и это... ускорило наш отход в город"1.
Наполеоновская империя ни в каких отношениях не
заботилась о народе. Управляемая элитой и на ее благо,
для простого народа она являлась изнурительным бре-
менем: тяжелый характер носили налогообложение и
призыв в армию, а войска империи по большей части
отличались мародерством и дурным поведением. В то
же время, она, конечно, помимо всего прочего не давала
спокойно жить, часто представляясь совершенно чуж-
дой населению, вызывая перемены, которые разрушали
устоявшиеся формы жизни и угрожали вековым тради-
циям. Эти факторы еще в революционный период при-
вели к напряженности, породившей крупномасштабные
крестьянские восстания во Франции, Бельгии, Люксем-
бурге, Швейцарии и Тоскане, а в наполеоновскую эпоху
они вызвали еще ряд взрывов. К важнейшим из них
167

относятся восстания в Калабрии в 1806 г., в Испании и
Португалии - в 1808 г. и в Тироле - в 1809 г., и именно
им будет уделено основное внимание в настоящей главе.
Как свидетельствуют приведенные выше заметки вюр-
тембергского ветерана тирольской кампании, восстания
часто ставили серьезные задачи перед войсками импе-
рии: на подавление калабрийского восстания ушло пять
лет, а с восстанием в Испании и Португалии — "испан-
ской язвой" Наполеона — так и не удалось справиться.
Одним этим обстоятельством, вероятно, можно оправдать
мнение о том, что эти восстания имели огромную значи-
мость в разгроме Наполеона, тем более, когда падение
французской империи, как это часто делается, приписы-
вают принятию европейскими державами концепции
"нация под ружьем" как средства спасения. В этом отно-
шении особую роль всегда придавали примеру Испании,
поскольку испанское восстание воодушевляло народ на
сопротивление в других странах, в особенности в Герма-
нии и России. А если эти восстания побуждали к нацио-
нально-освободительному крестовому походу против Фран-
ции, то из этого следовало, что они также были "нацио-
нально-освободительными", претворявшими в жизнь
убеждение в том, что у народа есть право определять свое
будущее и добиваться политических свобод.
Однако вряд ли можно ошибаться сильнее. Ни в од-
ном из основных восстаний нет и следа современного
политического сознания, к тому же весьма сомнитель-
но, что они имели какое-то военное значение. Более того,
открытый бунт был довольно изолированным явлени-
ем: если в Испании, Тироле и части Италии бушевали
восстания, то в Германии этого не было, а несколько
попыток поднять восстание в 1809 г. имели жалкий ре-
зультат. Итак, очевидно, что должны были существо-
вать определенные предпосылки для общего недоволь-
ства, которое могло переходить в открытое восстание, и
при изучении их мы найдем еще больше причин для
несогласия с теми исследователями, которые приписы-
вают эти бунты повсеместному "пробуждению народов".
168

ОТНОШЕНИЕ НАРОДА К ИМПЕРИИ
Относительная редкость вооруженных восстаний, ка-
кие бы причины этому ни приписывались, на первый
взгляд, несколько удивительна, поскольку совершенно
очевидно, что у народа чувства по отношению к импе-
рии повсеместно были отрицательными. Начнем с воп-
роса о призыве в армию. Хотя в XVIII веке во многих
государствах Европы существовала воинская повин-
ность, в армию фактически попадали немногие. Суще-
ствовали многочисленные социальные, профессиональ-
ные и территориальные освобождения от службы, но
помимо этого потребность во всеобщем призыве ослаб-
лялась за счет набора местных добровольцев, иностран-
цев, преступников и бродяг. Фактически призыв в ар-
мию долгие годы иногда вообще не применялся - на-
пример, в Испании между 1776 и 1806 гг. набор рекру-
тов проводился всего лишь дважды, и оба раза во вре-
мя революционных войн 1793-1795 гг. Даже если муж-
чину и призывали на военную службу, он не обязатель-
но должен был покидать родные края - в некоторых
странах мобилизованные каждый год непродолжи-
тельное время проводили на сборах, а остальную часть
года жили в родных деревнях, обрабатывая землю. Даже
тогда военная служба не пользовалась популярностью,
и армию обычно считали притоном разврата. Поэтому
исключительные запросы наполеоновской империи вы-
звали сильное потрясение. Хотя служба в армиях им-
перии могла привлечь случайного скучающего деревен-
ского парня или подмастерья или, может быть чаще,
безработного и отчаявшегося, особенно в районах с дли-
тельными традициями военной службы, например в
Гессене, добровольцев, видимо, не было совсем, вслед-
ствие чего стало неизбежным принуждение к службе в
армии. Несмотря на старания смягчить эту ситуацию
за счет наеильственной вербовки преступников, как в
Неаполе и Швейцарии, и покупки услуг наемников, как
169

в Голландии и некоторых небольших германских госу-
дарствах, удар, наносимый воинской повинностью, был
очень тяжел. Мужчины исчезали на долгие годы (хотя
войска некоторых германских государств в промежут-
ках между кампаниями распускали, французскую ар-
мию всегда держали под ружьем), к тому же многие не
возвращались вообще: из 52 000 вестфальцев, служив-
ших в "великой армии", выжили всего лишь 18 000, в
Бадене эти цифры составляют 29 000 и 17 000 соответ-
ственно. Итак, вряд ли удивительно, что на Наполеона
все в большей степени начинали смотреть как на крово-
жадное чудовище, мужчин приходилось отрывать от се-
мей и новобранцев часто уводили под мощной охраной
связанными друг с другом.
Помимо призыва в армию империя предвещала так-
же нищету. Во-первых, проход французских армий по
континенту был чрезвычайно разорителен. Несмотря на
более или менее искренние попытки поддерживать дис-
циплину, солдаты пополняли свои пайки за счет селян,
бросали в бивуачные костры мебель, оконные рамы, две-
ри и заборы и повышали жалованье грабежом ценнос-
тей и дорогих безделушек. Не знала пощады даже соб-
ственная земля - по рассказу одного французского гу-
сарского офицера, "великая армия" в 1808 г. вела себя
во Франции так, "будто это была только что завоеван-
ная и попавшая в наши руки страна"2. На территориях,
которые считались явно вражескими, дело обстояло еще
хуже, поскольку там офицеры, обычно, меньше сдер-
живали солдат, а власть сводилась "к наведению такого
страха, что они...делали гораздо больше, чем их призы-
вали сделать сначала"3. В крайних случаях результатом
бывало полное разорение. Процитируем одного британ-
ца, очевидца событий в Португалии в 1811 г.:
"Невозможно себе представить, как жестоко эти ев-
ропейские дикари обращались с несчастными порту-
гальцами... Я видел такое, что у меня зуб на зуб не
попадал от страха и никогда не поверил, если бы не
видел собственными глазами все эти ужасы"4.
170

Обстановка в Португалии, где на поведение францу-
зов оказывали влияние партизанская война и крайняя
нужда, может быть, и исключительна, но ведь войны
везде и всюду приводили к неописуемым страданиям.
Отдельные районы Европы — Норвегия и окрестности
Мадрида, - пережили тяжелый голод, так ведь даже в
относительно процветающих местностях было непросто
справляться с предъявляемыми ими требованиями. Так,
в январе 1808 г. сообщалось, что расходы на раскварти-
рование франко-испанской армии, занявшей Данию,
столь огромны, что многим ее жителям приходилось
покидать свои дома под угрозой "самой крайней нище-
ты"5. Но французы не просто объедали селян, потому
что война часто приводила сельское хозяйство к кри-
зису. Например, прибытие "великой армии" в 1806 г. в
Саксонию привело к тому, что большие запасы пшени-
цы, которые до этого придерживались спекулянтами,
были быстро выброшены на рынок, следствием чего ста-
ло резкое падение цен, очень больно ударившее по инте-
ресам землевладельцев. А в прусской Польше за разде-
лами последовала волна вложений в землю, в ходе ко-
торой поместное дворянство влезло в огромные долги, а
в результате опустошения Польши кампаниями 1807 г.
и дворянство, и крестьянство разорились.
Разумеется, французские запросы не ограничивались
поставками провианта — империя рассматривалась еще
и как источник финансов. Здесь не стоит перечислять
огромные поборы, взимаемые в равной степени с госу-
дарств-сателлитов и побежденных противников. Доста-
точно сказать, что повсюду быстро росло налогообложе-
ние, бывшее тем ощутимее, что оно сопровождалось вве-
дением новых земельных кадастров и повышением эф-
фективности фискальных механизмов. В Голландии,
например, и без того непомерное бремя, представляемое
обычным налогообложением, дополнительными налога-
ми и принудительными займами, в 1806 г. было усиле-
но рядом финансовых реформ, которые повысили обыч-
ный доход с примерно 30 миллионов флоринов в 1805 г.
171

до почти 50 в 1809 г., причем этот рост сопровождался
дополнительным принудительным займом на 40 мил-
лионов флоринов в 1807 г. В результате министр фи-
нансов вынужден был признаться королю Луи, что "бре-
мя, неслыханное даже в Англии, разоряет ваших доб-
рых подданных"6. Более того, когда Наполеон в 1810 г,
аннексировал Голландию, он, усугубив ситуацию, со-
вершенно произвольно ликвидировал две трети огром-
ного голландского государственного долга, лишив тем
самым многочисленных землевладельцев, купцов и пред-
принимателей, вносивших деньги в различные прину-
дительные займы, значительной части их дохода. Тем
временем в Берге государственный доход между 1808 и
1813 гг. более чем утроился, а в Неаполе он лишь за
первые три года царствования Мюрата вырос на 50 про-
центов, причем подобные примеры можно приводить до
бесконечности. Все это, разумеется, происходило тогда,
когда континентальная блокада и французский протек-
ционизм плодили банкротства и безработицу на огром-
ных территориях Европы, причем положение дел часто
еще больше усугублялось социальной, политической и
экономической реформой. Так, упразднение феодализ-
ма нередко ухудшало положение крестьянства, тогда как
запрет монастырей и уничтожение многих мелких по-
литических единиц лишал многочисленных чиновников
и вассалов всех видов средств к существованию и нано-
сил тяжелый удар по местным экономикам, которые они
поддерживали. В то же время запрет религиозных орде-
нов разрушил значительную часть инфраструктуры, су-
ществовавшей для смягчения нищеты. Между тем при-
зыв на военную службу сам по себе являлся экономи-
ческой катастрофой, в особенности в Германии, посколь-
ку там военная служба в нормальных условиях занима-
ла лишь часть года, для солдат старой армии было обыч-
ным иметь жен и семьи, а их продолжительное отсут-
ствие часто ввергало последних в нищету; кроме того,
для многих семей лишение одного или нескольких сы-
новей, забранных в армию, означало невосполнимую
172

потерю рабочей силы и доходов. В то время отовсюду
шли доклады о бедствиях и страданиях — от трети до
четверти населения отдельных частей Голландии и Гер-
мании получали пособия по бедности еще до великого
кризиса, поразившего Европу в 1810 г.
К обнищанию часто добавлялось унижение. Нередко
приходилось впадать в преступную крайность, пускаться
во все тяжкие, поскольку на бедняков проводили облавы
и их заставляли идти в армию или работные дома силой.
Очень часто французы, уверенные в своем политическом
и культурном превосходстве, относились к бельгийцам,
голландцам, немцам, итальянцам и испанцам как к от-
сталым, суеверным и неотесанным людям, находящимся
во власти духовенства. Более того, солдаты были доведе-
ны до звероподобного состояния: долгие годы службы
вдали от родных мест не только приучили их к насилию,
но и сделали равнодушными или даже враждебными к
гражданскому населению. И еще, в наполеоновской ар-
мии, находившейся под постоянным давлением соперни-
чества, потворствовали, и не без расчета, грубому обра-
щению, угрозам и бахвальству. Не все солдаты империи
были жестокими скотами — так, "летописцы" Полуост-
ровной войны с некоторой печалью отмечают, что в це-
лом французские офицеры ладили с местным населени-
ем лучше, чем британские, но, тем не менее, присутствие
"великой армии" не вызывало радости. Помимо постоян-
ных грабежей солдаты зачастую напивались и безобраз-
но себя вели, драки и дуэли были обычным делом, а об-
ращение с местным населением варьировалось от просто
грубого до совершенно зверского. И, разумеется, посто-
янным предметом вожделений были женщины. По сло-
вам ветеранов "великой армии", толпы девушек и замуж-
них женщин только искали случая, чтобы броситься в
объятия первого попавшегося бравого солдата. Шарль
Паркен (Charles Parquin), например, хвастал, что у него
были романы в Ланнионе, Бреде, Бохенгейме, Байройте,
Саламанке и Эперне. Не будем уточнять, сколько здесь
вымысла, но ясно, что, по крайней мере, кое-кому из жен-
173

щин, приход "великой армии" сулил временную пере-
дышку в скучной повседневной жизни, а иногда даже
больше, поскольку многие почитали за счастье присоеди-
ниться к солдатам. Но даже если и встречались овеян-
ные романтизмом страсти, существовала довольно мрач-
ная реальность: экономические трудности заставляли мно-
гих женщин заниматься проституцией, а во время фран-
цузской оккупации Вены в 1809 г. девушек силой при-
нуждали к сожительству, для виду обещая жениться. Им-
перия дорого заплатила за то, что наставляла рога кон-
тиненту. Как заметил один ветеран:
"Не стоит удивляться, что немцы нас ненавидят. Они
не могут простить, что мы двадцать лет щупали их
жен и дочерей прямо на их глазах"7.
Французское господство было оскорбительным и в
других отношениях. Несмотря на появившиеся нападки,
католическая церковь продолжала занимать центральное
место в жизни миллионов европейцев. В то время как ее
учение давало объяснение и утешение на случай смерти,
болезни и стихийного бедствия, церковные ритуалы, обы-
чаи и праздники были неотъемлемым элементом повсе-
дневной жизни и символом общинной гордости и соли-
дарности: каждый городок, деревня и гильдия имели свя-
того покровителя, праздник которого обычно отмечался
со всеми должными церемониями. К тому же глубоко
почитались святыни и изваяния, поскольку их присут-
ствие повышало защищенность. Вмешательство в дела
церкви на официальном уровне зачастую мало кого тро-
гало, для жителя небольшой германской или испанской
деревушки вряд ли было важно, кто должен назначать
его епископа - но нападки на народную религию имели
далеко идущие последствия. Именно они были связаны с
французской революцией — отчасти отсюда проистекали
волнения, прокатившиеся по Франции в 1790-е годы — и
в значительной степени через посредство "великой ар-
мии" их объектом стала теперь наполеоновская Европа.
Хотя сам Наполеон был готов терпеть "суеверия" как сред-
174

ство сохранить спокойствие населения, многие из его
солдат являлись неистовыми антиклерикалами. Некото-
рые командующие старались сдерживать их — примером
чего служит губернатор Рима, генерал Миоллис (Miollis),
— а Жозеф Бонапарт, в частности, прилагал массу уси-
лий, чтобы успокоить религиозные чувства, но на ниж-
нем уровне неуважение к духовенству и акты святотат-
ства оставались обычным делом. И если на верхних уров-
нях французского командования и администрации ува-
жение религиозных обычаев, как правило, поощрялось,
то за границами собственно империи были территории,
например Бавария, где антиклерикализм являлся офи-
циальной политикой. Но и французские чиновники иног-
да не отставали: например, в Генуе начальник полиции
придерживался твердой антиклерикальной позиции и ис-
пользовал положения конкордата, относящиеся к пуб-
личным религиозным обрядам, чтобы вмешиваться в ка-
толические обряды всех видов. С отношением наполео-
новского государства к католицизму тесно связан еврей-
ский вопрос. В ходе процесса, который не мог не привес-
ти к религиозному недовольству народа, империя при-
несла с собой эмансипацию во всю Европу. Напряжен-
ность, которую она могла вызывать, уже была продемон-
стрирована в 1790-е годы в Рейнланде и Италии, где ан-
тифранцузские настроения принимали форму антисеми-
тизма и иногда сопровождались ужасными зверствами.
А поскольку евреи — по крайней мере богатые, часто со-
трудничали с французами, обращенный на них гнев уси-
ливался.
Однако, как это ни странно, горести самих евреев были
очень похожи на горести католического крестьянства.
По всей Европе евреи в подавляющем большинстве жили
в крайней бедности, а богатая элита, сотрудничавшая с
французами, на самом деле представляла крохотную
часть общины (причем следует отметить, что даже неко-
торые богачи сохраняли враждебность к французам, как
было с Ротшильдами). Для традиционалистов те рефор-
мы, которые Наполеон жаждал навязать европейскому
175

еврейству, были совершенно неприемлемы (после вели-
кого синедриона 1807 г. император декретировал, что-
бы впредь все евреи объединялись в национальные "кон-
систории", которые находятся под контролем государ-
ства; хотя при этих условиях евреям дозволялось ис-
полнять религиозные обряды, они не признавались как
отдельная "нация", и предусматривался ряд мер, чтобы
добиться их быстрой ассимиляции, в том числе, напри-
мер, требование, чтобы треть всех браков заключалась с
неевреями). Еще больше гнев ортодоксов усилили по-
пытки наполеоновских администраторов очистить прак-
тику еврейской религии от многих народных обычаев,
но евреи очень сильно пострадали и в других отношени-
ях: в великой Франции дискриминационное наполео-
новское законодательство привело к ликвидации мно-
гих причитавшихся им долгов; в Голландии Луи, отча-
явшийся набрать армию, не обращаясь к призыву, сфор-
мировал особый еврейский полк, штат которого ком-
плектовался за счет принуждения бедняков и похище-
ния детей из еврейских сиротских приютов, а солдаты
повсюду обычно обманывали евреев и безжалостно из-
девались над ними. На самом деле, если рассматривать
евреев в целом, никакая другая часть населения, по-
видимому, не страдала так тяжело - мы обнаруживаем
сообщения и из Италии, и из Голландии, которые гово-
рят, что евреям приходилось страдать гораздо больше,
чем их воюющим христианским соседям.
Империя угрожала не только народной религии. На-
ционализма в современном смысле в большей части Ев-
ропы почти не было, но это не препятствовало наличию
сильного чувства гордости местными институтами или
прошлой славой. Например, когда французы в 1809 г.
взрывали венские фортификации, они уничтожили сим-
вол героического сопротивления города туркам в 1683 г.
Неудивительно, что это оскорбило жителей Вены. Похо-
жее оскорбление нанесли французы в Испании, где фак-
тически первым действием маршала Мюрата после окку-
пации Мадрида в марте 1808 г. стало требование отдать
176

меч, отобранный у Франциска I Французского после его
разгрома испанцами при Павии в 1525 г. В равной степе-
ни в Германии самоуправление, которым пользовались
многие города во времена Священной Римской империи,
и даже некоторые династии, которые теперь лишились
своих тронов, составляли существенный предмет мест-
ной гордости. Хуже того, империя к тому же серьезно
угрожала народной культуре. Полицейские чиновники
по всей империи считали многочисленные простонарод-
ные празднества опасными для общественного порядка и
источником безделья, морального разложения, убытков.
Вследствие этого в кафе и трактирах - пристанищах про-
ституции, пьянства и азартных игр — регулярно устраива-
лись облавы, на проведение карнавалов и балов-маскара-
дов накладывались ограничения, как правило, имеющие
социально-дискриминационный характер, а отправлению
религиозных праздников ставили препоны. К тому же
очень часто уничтожались традиции народных собраний
— например, в Неаполе реформа муниципального устрой-
ства привела к исчезновению деревенских парламентов, в
которых все взрослые мужчины имели право голоса.
Так возникала враждебность со стороны народа, кото-
рая имела главным образом не политический, а экономи-
ческий, социальный и культурный характер, и усилива-
лась местными элитами, чуждавшимися сотрудничества
с французами. Население по большей части отвергало им-
перию, угрожавшую его своеобразию. Но отвержение и
восстание — это совсем не одно и то же, и сейчас мы
займемся именно переходом от одного к другому.
ИСТОЧНИКИ ВОССТАНИЙ
Вся наполеоновская империя страдала от описанных
выше бед, и это вело к разрастанию протеста. Как и сле-
довало ожидать, особенно сильное сопротивление вызы-
вал набор на военную службу. Частым явлением было
уклонение от призыва и дезертирство*. Так, в Бельгии за
177

1805-1809 гг. более 42 процентов новобранцев скрылись,
а когда в Риме в 1810 г. был впервые объявлен призыв в
армию, уровень неявки составил одну треть. Что касает-
ся дезертирства, к 1809 г. из армии Итальянского коро-
левства дезертировали 18 000 человек, или более трети
ее тогдашней численности, а в войсках империи во вре-
мя Полуостровной войны было столько дезертиров, что у
Веллингтона в конечном итоге появилась возможность
держать на полуострове не меньше десяти иностранных
пехотных батальонов. Между тем, не касаясь сложного
вопроса о разбое, получившим широкое распространение
на огромных территориях Германии, Италии и Рейнлан-
да, тесно связанного с дезертирством и также являвше-
гося следствием общественного беспокойства, воинская
повинность вызывала заметную ожесточенность у наро-
да. Призыв в армию, наконец навязанный Голландии в
начале 1811 г., привел к ряду волнений различной силы,
которые достигли высшей точки во взятии в апреле 1813 г.
Лейдена толпой из примерно тысячи крестьян. Однако
военные дела были не единственной причиной волнений:
в январе 1807 г. во Франкфурте евреи, приветствовавшие
въезжающего в город нового правителя, князя Карла фон
Дальберга (Carl von Dalberg), подверглись нападению, воз-
вращаясь домой; в Северной Италии рост налогов для
оплаты войны привел к ряду крестьянских восстаний; в
Вестфалии споры о феодальных податях послужили при-
чиной волнений среди крестьянства; в Ольденбурге ры-
баки взбунтовались, когда французы попытались обуз-
дать контрабанду и зарегистрировать их для службы в
море. Конечно, не все сопротивление имело насильствен-
ный характер: "государственный" католицизм, да и иуда-
изм, подвергались бойкоту, или им приходилось умерять
свой пыл, приказы об иллюминации городов в честь фран-
цузских побед игнорировались, либо дома украшали тряп-
ками вместо флагов, а от принуждения к сотрудничеству
уклонялись или ставили ему препоны.
Несмотря на все эти признаки волнений, только в трех
регионах — Калабрии, Тироле и на Пиренейском полуос-
178

трове — на самом деле вспыхнули народные восстания.
Итак, очевидно, что для восстания необходимы были очень
своеобразные условия: даже во внешне благоприятной
обстановке 1809 г. пять следовавших одна за другой попы-
ток поднять восстание в Вестфалии (к наиболее извест-
ным из них относятся руководимые майором Шиллем
(Schill) и герцогом Брауншвейгским) почти полностью
игнорировались крестьянством. В сущности, для восста-
ния были необходимы три предпосылки: во-первых, не-
довольство династией, вытесненной наполеоновским прав-
лением, во-вторых, социальная напряженность и, в-тре-
тьих, военные традиции народа. Нельзя сказать, что дру-
гие факторы — католицизм, гористая территория и гео-
графическая обособленность — не имели значения, но,
следует обратить внимание на то, что они имелись во
многих других областях, в которых не разгорались такие
массовые восстания. Если поочередно рассмотреть каж-
дую из этих трех предпосылок, мы обнаружим, что Ка-
лабрия и Тироль мало интересовали английскую полити-
ку и что правящие династии Испании и Португалии окон-
чательно утратили доверие. Весьма примечательно, что,
как мы увидим, в Испании, Португалии, Калабрии и даже
в относительно однородном Тироле — в сущности, облас-
ти свободных фермеров-крестьян — существовали трения
между городами, такими как Иннсбрук, Трент (Тренто) и
Бозен (Больцано) и сельской глубинкой. И, прежде все-
го, там применение оружия являлось самым заурядным
делом. В Испании, Португалии и Калабрии разбой и кон-
трабанда были обычным элементом сельской экономики
и часто приводили к крупным столкновениям с отряда-
ми органов безопасности (к тому же в Испании держали
тьму-тьмущую нерегулярных полицейских частей, слу-
живших дополнительным источником близкого к во-
енному опыта). Между тем Испания, Португалия и Ти-
роль обладали традициями народной мобилизации, рез-
ко отличающейся от формального призыва в армию -
которой почти нигде не было. Так, в Испании баски и
каталонцы должны были служить в местной гвардии
179

(miqueletes, или somatenes), в Португалии сохранилась
ordenanca, традиционное средневековое ополчение, вклю-
чавшее в свой состав всех мужчин в возрасте от 16 до 60
лет, а в Тироле все мужчины от 18 до 60 лет обязаны
были нести службу в качестве стрелков (Schützen).
Итак, во всех трех рассматриваемых областях восста-
ние нашло готовый фундамент. Начнем с Калабрии: со-
противление вспыхнуло сразу же после французского
вторжения в Неаполь в начале 1806 г., но здесь причин
рассчитывать на видимость лояльности почти не было.
Калабрия в 1799 г. уже восставала против французов
под предводительством кардинала Руффо (Ruffо), тогда
"Армию святой веры" — преданных руффианцев — вдох-
новляли, главным образом, обещаниями понизить на-
логи (в виде отмены ненавистного соляного налога) и
добычи - как с недовольством вспоминал командующий
неаполитанской армией Дама (Damas):
"Две бедные деревни обвинили богатую в якобинстве,
в связи с чем кардинал посоветовал этим двум объ-
единиться, чтобы ограбить третью"8.
Что же касается отношения к династии, оно вряд ли
могло быть хуже. Под предлогом катастрофического зем-
летрясения, которое в 1783 г. нанесло удар по провин-
ции, правительство Фердинанда IV затеяло роспуск не-
которых монастырей и распределение их земель среди
крестьянства. Однако тогда эти планы провалились: ос-
новная масса земли попала в руки аристократии, а кре-
стьянство оказалось в еще худшем положении, чем рань-
ше. Фердинанд IV и королева Мария-Каролина, возвра-
щенные к власти после падения недолговечной Парте-
нопейской республики*, только ухудшили положение,
отрекшись от обещаний Руффо и развернув крупно-
масштабную вербовку в армию. Поэтому когда в ноябре
1805 г. британские и русские войска высадились в Не-
аполе, население принимало их в лучшем случае про-
хладно. Затем равнодушие сменилось враждебностью,
поскольку крупный контингент албанских наемников,
180

входящий в состав русской армии, безжалостно опусто-
шал сельскую глубинку; по свидетельству британцев, они
"совсем не причиняли вреда французам, но были беспо-
щадными защитниками итальянцев"9. Поскольку рус-
ские и неаполитанские регулярные войска вели себя не
намного лучше, отчаянные усилия королевы расшеве-
лить народные чувства ни к чему не привели: на призы-
вы откликнулись лишь несколько тысяч человек, и даже
они без сопротивления разбежались, когда французы пе-
ресекли границу. Послушаем тех же британцев:
"В Неаполе... никакого волнения... В этот день...
власть была низвергнута, суды открыты, а торговля
шла как ни в чем не бывало"10.
Более того, когда не пользовавшийся любовью наро-
да Дама отошел в Калабрию, население отказывалось
снабжать его припасами и даже предприняло ряд напа-
дений на его войска, в конечном счете не оставив ему
никаких возможностей, кроме как эвакуировать оста-
ток своей армии на Сицилию.
Поскольку монархию Бурбонов и ее посредников в
народе не любили, все, вероятно, оставалось бы тихо,
если бы не действия французов, которые не только
занялись принудительными реквизициями, но к тому
же начали приударять, если не сказать хуже, за мест-
ными женщинами (которые до сих пор прятали лицо
и держались подальше от мужчин). Реакцией на это
стали бунты в городах Никастро, Совериа и Фиуме-
Фреддо; французы ответили на них массовыми под-
жогами и казнями. Возмездие привело к контрвозмез-
дию; к этому приложила руку и Британия, щедро на-
делившая калабрийцев оружием, боеприпасами и день-
гами и высадившая небольшой экспедиционный кор-
пус под командованием сэра Джона Стюарта (John
Stuart), который 4 июля разбил французов при Май-
де. Захватчики, имевшие менее 10 000 солдат, раз-
бросанных по сотням миль гор и побережья, не могли
восстановить порядок, и вскоре вся область вышла из-
181

под контроля. Однако есть серьезные сомнения в от-
ношении характера восстания. Сэр Джон Myp'(John
Moore) после того, как британцы ушли, писал:
"На генерала оказывали сильное давление, чтобы он
высадился в Калабрии, где, как все время говорили,
к нему немедленно присоединятся местные жители...
Но когда сэр Джон Стюарт высадился к Калабрии, к
нему не присоединялся ни один человек... до тех пор,
пока он не одержал победу при Майде, и даже после
этого к нему не присоединился ни один человек, дос-
тойный уважения... Увеличилась только численность
mafia, состоящей из необузданных бандитов, врагов
каких бы то ни было правительств... готовой к грабе-
жам и убийствам, но трусливо прятавшейся от про-
тивника. После разгрома Рейнье (Reynier) они не бес-
покоили и не атаковали его, когда он отступал... они
также были не в состоянии оказать ни малейшего
сопротивления французам, когда те вновь предпри-
няли наступление в Калабрии. Совершенно очевид-
но, что в любом предприятии нам приходится пола-
гаться только на самих себя"11.
Возможно, что это и не совсем справедливо, но, тем
не менее, совершенно ясно, что симпатий к Бурбонам,
по сути, почти не было. Вновь процитируем Мура:
"Мы надеемся... что вы достаточно хорошо осведом-
лены, чтобы рассчитывать на какую бы то ни было
помощь со стороны жителей... Нижней Италии. Это
печальная правда, но дело английской короны непо-
пулярно в этой части мира. Какое бы осуждение ни
вызывали французы у местных обывателей, они пред-
почитают их своему правительству, и до тех пор,
пока мы будем поддерживать его восстановление, у
французов будет больше друзей, чем у нас"12.
Опять Мур преувеличивает, хотя вполне справедливо
было бы сказать, что Бурбонам никоим образом не уда-
лось привлечь на свою сторону население - напротив, ко-
182

гда королевские войска в мае 1807 г. ненадолго вторглись
на материк, на них постоянно устраивали налеты парти-
заны. Однако преданность монархии вряд ли была необ-
ходима для поддержания восстания. Свирепости захват-
чиков, разжигаемой к тому же пытками и зверскими убий-
ствами пленных французов, традиций вендетты и полней-
шей нищеты, вероятно, было бы достаточно для этого (с
ростом опустошений все больше крестьян были вынужде-
ны браться за оружие за недостатком других средств обес-
печения средств к существованию). Однако в равной сте-
пени провоцирующими были действия нового режима. Еще
до прихода французов Калабрия была районом сильной
социальной напряженности, где масса задавленных бед-
ностью крестьян безжалостно эксплуатировалась помещи-
ками-феодалами, сдающими землю в аренду, и набираю-
щей силу сельской буржуазией. Благодаря проведению
инспирированных французами реформ — освобождению
крестьян, продаже земель церкви и муниципалитетов,
преобразованию местной власти — положение крестьян
стало еще хуже: прекратился доступ к пастбищам и ручь-
ям; церковь лишилась возможностей заниматься благо-
творительностью, обеспечивать аренду и дешевый кредит,
которые она по традиции предоставляла; деревенская де-
мократия была уничтожена; местные подеста (podesta),
приобретшие основную массу появившейся в продаже зем-
ли и пополнившие ряды администрации, стали еще
могущественнее, чем раньше; многие крестьяне дошли, в
конце концов, до состояния безземельного работника; и
еще, в 1809 г. Мюрат объявил о введении воинской по-
винности. Если у повстанцев и была какая-то идеологи-
ческая мотивация, то ее обеспечивала католическая цер-
ковь, монахи и приходские священники которой часто при-
зывали к сопротивлению, а в некоторых случаях станови-
лись его военными руководителями. Когда повстанцы
узнали, что красть у французов и их пособников не грех,
незамедлительно началась война, по выражению одного
француза "точь-в-точь как Жакерия"12. Итак, калабрий-
ские партизаны были фактически бандитами, поскольку
183

их действия в значительной мере направлялись на грабеж
местных городов, где жила основная масса дворян и про-
чих состоятельных людей, и уничтожение "коллабораци-
онистов", то есть имущих. Как писал Стюарт: "Это на-
ступление отребья, презренной черни, на высший класс
общества"14. И, как британцы обнаружили, на Сицилии,
где не нужно было грабить, интереса к войне совсем не
было: например, в 1808 г. попытки сформировать два доб-
ровольческих батальона потерпели провал. Как писал на-
чальник штаба британцев Генри Банбери:
"Агоста не дала в батальон ни одного человека! А в
Милаццо за счет всяких там уловок и надувательств
удалось набрать 380 человек. Их "добровольческий
пыл" был таков, что офицерам пришлось немедленно
посадить их под замок, девяносто из них, оказавшись
запертыми в доме, разобрали крышу и бежали в горы"15.
Нарисованная нами картина калабрийского восста-
ния довольно прискорбна, но события на Пиренейском
полуострове были еще хуже, поскольку сопротивление
в Испании имело очень тесную связь с внутренними де-
лами. При любом обсуждении революционной и напо-
леоновской Испании принято начинать с описания "зем-
ной троицы", состоящей из Годоя, первого министра с
1792 г. по 1798 г. и генералиссимуса армии с 1801 г. по
1808 г., Карла IV (1788-1808) и его супруги, королевы
Марии-Луизы. На всех троих было вылито много грязи,
и история несправедлива к ним. Карл был вялым чело-
веком, а жена его слыла чересчур сладострастной, но
политические цели, которые они преследовали, имели
определенный смысл, временами, правда, лишенный
логики. Примером этого является возвышение Годоя в
премьер-министры в 1792 г. Годой был незаурядной
личностью, выгодно отличавшейся от большинства стар-
ших министров и чиновников предыдущего царствова-
ния, и в его выдвижении просматривается по меньшей
мере определенная проницательность: король и короле-
ва, напуганные и революцией, и политическими интри-
184

гами, которые давно сотрясали испанский двор, пони-
мали ценность назначения на пост главы правительства
человека, который им всем обязан. Но тут вышла за-
минка: Годой был неопытен (в 1792 г. ему исполнилось
лишь 25 лет), являлся отпрыском недостаточно знатной
дворянской семьи и, самое главное, подозревался в лю-
бовной связи с королевой. Властные круги воспринима-
ли его как узурпатора, а в соответствии с более распро-
страненным мнением — права на власть он добился ис-
ключительно за счет доблестей, проявленных в коро-
левской постели, тем более что в 1787 г. он появился
при дворе простым солдатом Гвардейского корпуса
(Guardias de Corps), и с тех пор его осыпали милостями
всех видов, превратили в знатнейшего гранда и возвы-
сили до чина генерал-капитана. Да и поведение Годоя у
кормила власти было не очень мудрым, поскольку он
приобрел заслуженную славу хвастуна, корыстолюбца
и распутника, что отталкивало от него людей, обладав-
ших талантом и творческим воображением, в поддерж-
ке которых он отчаянно нуждался, и ограничивало чис-
ло его сторонников группой своекорыстных подхалимов.
Но Карл и Мария-Луиза продолжали щедро осыпать его
почестями — в 1795 г. Годой стал князем — и таким
образом еще больше позорил существующее правление.
Несмотря на многочисленные промахи "земной трои-
цы", нельзя отрицать, что ее неотступно преследовали
крайне неблагоприятные обстоятельства. В марте 1793 г.
Испания была втянута в войну с Францией. Бывшая к
войне совершенно неготовой — правительство допустило
ослабление армии за счет строительства мощного флота
для борьбы с Британией в союзе с Францией, — она по-
терпела тяжелое поражение и в 1795 г. запросила мира.
Теперь у Годоя, попавшего в тиски двух традиционных
противников Испании, оставался единственный выход:
заключение союза с Францией и вступление в войну с
Англией с 1796 по 1801 г., а затем вновь — с 1804 по
1808 г. Отсутствия выбора привело к катастрофе. Испан-
ский военно-морской флот — фундамент ее колониальной
185

мощи и, таким образом, ее процветания — был вдребезги
разбит в Трафальгарском сражении, вдобавок был поте-
рян Тринидад, а Уругвай и Аргентина в то время спаса-
лись от завоевания британцами только усилиями мест-
ного населения. С одной стороны, это выглядело как под-
виг, но, с другой, вызывало сильную тревогу: колонии,
отрезанные от Испании британской блокадой, лишились
промышленных товаров и вследствие этого начали все в
большей степени проявлять норов, к тому же победа над
британцами способствовала росту самонадеянности крео-
лов. Поскольку Испании пришлось пойти на разрешение
в определенной мере торговли с помощью нейтральных
судов, узы, объединяющие ее империю, явно начали рас-
падаться. В то же время, экономическому процветанию,
которого она достигла в 1780-е гг., пришел конец. Не
только стремительно подскочили государственные расхо-
ды, но и резко сократились доходы, поскольку попытки
финансировать войны за счет эмиссии бумажных денег
просто увеличили хаос, подбавив жару и без того безу-
держной инфляции в Испании (если взять за основу 1780
г., к 1798 г. цены выросли на 59 процентов)*. Между тем
серьезный удар получила промышленность: особенно тя-
жело пострадало шелкоткацкое и хлопчатобумажное про-
изводство в Валенсии и Каталонии (тогда как в 1804 г.
из каталонских портов ушли в плавание 105 судов, за
три года их число упало до всего лишь одного). И посто-
янно росло французское господство: не только был унич-
тожен испанский флот, но с 1803 г. Наполеону выплачи-
вались огромные денежные ассигнования, к тому же в
1807 г. Испании пришлось дать согласие на посылку войск
на войну против Швеции и Португалии.
Непосредственным следствием экономических и фис-
кальных неурядиц стала нищета. Подскочила безработи-
ца, а реальные доходы трудящихся классов серьезно сни-
зились, причем их положение ухудшалось устойчивым
ростом населения, который происходил в Испании в конце
ХУШ столетия. Между тем, поскольку сами имущие клас-
сы испытывали затруднения, предпринимались значи-
186

тельные усилия, чтобы повысить ренту и добиться полу-
чения большей прибыли от феодальных податей. Влия-
ние войны усугублялось стихийными бедствиями: Испа-
ния пережила ряд неурожаев, эпидемий, наводнений и
даже землетрясений. В результате в городах стало еще
больше нищих (с которыми власти пытались справить-
ся, отправляя их в армию), в то же время толпы доведен-
ных до отчаяния крестьян и поденщиков скитались по
сельской местности в поисках работы. Но кризис не ог-
раничивался бедняками; все, живущие на постоянные
доходы, пенсионеры, вдовы и армейские офицеры — столк-
нулись с нуждой. Поскольку режим явно не мог совла-
дать с трудностями, обстановка в стране неуклонно ухуд-
шалась: Гвадалахара, Севилья, Астурия, Мадрид и Ва-
ленсия стали свидетелями бунтов, рос бандитизм, а не-
нависть к "земной троице" все больше увеличивалась.
По ряду причин экономические волнения с пугающей
скоростью начали приобретать политический характер.
Как мы увидим, Годой быстро вызвал раздражение у цер-
кви, а когда правление начали осуждать с церковной ка-
федры, пустило корни мнение, что неудачи Испании пред-
ставляют собой кару божью за его прегрешения. Более
того, эти прегрешения были общеизвестны. С 1800 г. во-
круг наследника трона, принца Фердинанда, чрезвычай-
но обеспокоенного тем, что фаворит лишал его родитель-
ской любви, сформировалась фракция раздраженных при-
дворных, побуждаемых к действию смесью зависти и груп-
пового недовольства. Они, решив остановить или хотя
бы ограничить всякое его дальнейшее продвижение, вели
против него тайную войну, подбрасывая в толпу и купле-
ты , и карикатуры самого непристойного содержания (в
этом плане Годой был сам себе худший враг, поскольку
его пристрастие к женщинам переходило все границы).
В результате для многих испанцев фаворит стал вопло-
щением зла, а Фердинанд - добра.
Возможно, что осложнение дел у Годоя было бы не
столь велико, если бы он на самом деле был лентяем из
сказки. Он - человек с определенной дальновидностью
187

— с помощью Карла IV закреплял абсолютистский ре-
формизм предшествующего царствования. Так, предпри-
нимались многократные попытки распространить воин-
скую повинность на районы, которые были раньше от
нее освобождены, — и прежде всего на баскские провин-
ции Каталонию и Валенсию, — и урезать аристократи-
ческие привилегии в армии, в частности за счет сокра-
щения раздутой королевской гвардии. Баскские фуэрос
(f ueros) были подорваны; предпринимались усилия, что-
бы выжать средства из богачей за счет введения новых
налогов на предметы роскоши; оказывалась значитель-
ная поддержка развитию образования, науки и промыш-
ленности, а также новых экономических теорий, для
чего был введен ряд ограничений на действия инквизи-
ции. Внутри церкви поддерживались янсенисты (фрак-
ция духовенства, которая считала, что власть папы сле-
дует ограничить за счет расширения прав епископата).
На учреждение новых майоратов (mayorazgos) (находя-
щихся в вечном владении отдельных семей неотчуждае-
мых земельных имений, составляющих основу богатства
испанского дворянства) налагались весомые сборы; были
упразднены некоторые гильдии, ослаблен контроль за
рентой и ценами и положено начало конфискации и про-
даже неиспользуемых земель и имений церкви.
Но эта политика лишь умножала ряды недовольных.
Отторгались важные слои церкви и дворянства и, ко-
нечно, баски. Что же касается населения в целом, то
оно стало жертвой отсутствовавших ранее требований
воинской повинности, которая привела к серьезным вос-
станиям в Валенсии и Бильбао, и раздражающего вме-
шательства в его культурную жизнь (Годой, пытаясь про-
тиводействовать народной лени и заставить обрабатывать
огромные участки земли, используемые для выращива-
ния боевых быков, запретил корриду). Одновременно
росло социальное напряжение. Значительная часть про-
данных церковных земель использовалась для содержа-
ния благотворительных фондов, которые теперь исчез-
ли. Более того, часто оказывалось что арендаторам этих
188

земель приходилось вносить большую арендную плату.
Следствием этого стала возросшая неприязнь к Годою, а
фавориту к тому же не удалось завоевать популярность
даже среди групп, получивших выигрыш от продажи
земли и прочих реформ. С одной стороны, он не мог
заходить дальше, чем позволяли его куда более робкие
венценосные покровители, так что в церкви в конечном
счете пришлось принести янсенистов в жертву их ульт-
рамонтанским оппонентам. С другой стороны, потенци-
альные сторонники фаворита - доктринерские либера-
лы и богатые имущие слои, которые скупали значитель-
ные количества продаваемой земли — хотели еще боль-
ших перемен. Между тем в обществе усиливалась поля-
ризация между выигравшими от реформ и их жертва-
ми, и именно эта поляризация в значительной степени
объясняет испанское сопротивление французам.
Фактически именно внутренняя ситуация в Испании
привела к вмешательству Наполеона. В октябре 1807 г.
группировка французских войск была направлена через
Испанию в Португалию для обеспечения проведения в
жизнь континентальной блокады. Французы с помощью
испанской армии быстро вынудили португальскую коро-
левскую семью отправиться в Бразилию и оккупировали
страну. Фердинанд, уверенный в том, что стареющий
Карл IV собирается сделать Годоя своим преемником,
вступил с тайные переговоры с французами, чтобы обес-
печить свое будущее, доказывая, что он является предан-
ным союзником Наполеона. Однако в так называемом
Эскуриальском деле этот заговор был неожиданно раскрыт
Годоем, который затем заявил, что он обнаружил доку-
менты, говорящие о том, что Фердинанд замышляет убий-
ство своих родителей. Вслед за этим принца заставили в
унизительной форме покаяться, а его сообщники были
арестованы и преданы суду по обвинению в государствен-
ной измене. Но поскольку Наполеон запретил всякое упо-
минание о нем на процессе, все дело приобрело вид заку-
лисного заговора Годоя, с целью избавиться от принца,
как от соперника, тем более что когда суд оправдал обви-
189

няемых, их незамедлительно отправили в ссылку в глубь
страны. Император, уже сильно встревоженный надеж-
ностью испанского союзника — Испания не только пре-
бывала в состоянии явного банкротства, в 1806 г. Годой
планировал вероломное нападение на Наполеона, когда
тот вел войну с Пруссией, — теперь решил реформировать
Испанию силой, открывая для Франции доступ к богат-
ствам Индий и избавляясь от последних Бурбонов. Итак,
начиная с декабря 1807 г. все больше и больше француз-
ских войск под командованием маршала Мюрата начали
входить в Северную Испанию. Внезапно захватив конт-
роль над испанскими пограничными крепостями, они к
началу марта обрушились на Мадрид.
Теперь Годой, обнаружив, что все потеряно, предпри-
нял последнюю отчаянную попытку организовать сопро-
тивление, но сторонники Фердинанда понимали, что это
непременно приведет к катастрофе: по их мнению, Напо-
леон собирался лишь убрать Годоя или заменить Карла и
Луизу на Фердинанда, а потому, они считали, война мо-
жет привести к полному устранению Бурбонов. Приказы
фаворита саботировались и во временной королевской
резиденции Аранхуэс был организован военный переворот
— первый в испанской истории. Устроить переворот ока-
залось несложно, посколько его осуществляла королев-
ская гвардия, ненавидевшая Годоя еще с тех пор, как он
принял решение сильно сократить ее численность: 17 мар-
та войска, поддерживаемые большой, обуреваемой жаж-
дой мщения толпой местных жителей, восстали. Крайне
испуганные король и королева сначала отправили в от-
ставку фаворита, затем отреклись от престола в пользу
сына и 24 марта принц, а теперь король Фердинанд VII с
триумфом въехал в Мадрид (Годоя тем временем аресто-
вали и заключили в тюрьму). Однако Фердинанд, пола-
гая, что он будет воспринят французами как союзник,
сильно ошибался: Карла и Марию-Луизу, несмотря на
отчаянные попытки примирения, подталкивали на то,
чтобы они обвинили его в узурпации власти. При таком
положении дел Наполеон выступил в качестве миротвор-
190

ца: он собрал всю испанскую королевскую семью в Бай-
онне и напрямую заявил им, что Карл и Фердинанд дол-
жны отречься от престола в пользу его брата Жозефа.
Карл тут же сдался, а Фердинанд, хотя и оказал некото-
рое сопротивление, 6 марта отказался от своих прав на
престол.
Наполеон, принимая решение о свержении Бурбонов,
был уверен, что Испания в худшем случае ответит еди-
ничными беспорядками, но тут он серьезно ошибался.
Сначала французских солдат приветствовали как спаси-
телей Фердинанда, но это продолжалось недолго: до тех
пор, пока их обычный стиль поведения не начал вызы-
вать раздражение. В то же время в народе росло беспо-
койство в отношении намерений Наполеона. В результа-
те весь апрель в Мадриде, Бургосе, Толедо и Витории
вспыхивали волнения, достигшие кульминации в извест-
ном восстании Дос де Майо (Dos de Mayo) в Мадриде. К
концу апреля стали поступать известия о затруднитель-
ном положении Фердинанда, и общественное мнение в
Мадриде крайне накалилось. Когда 2 мая распространи-
лась новость о том, что французы собираются вывезти
последних оставшихся в Мадриде членов королевской
семьи, перед дворцом собралась огромная толпа, пытав-
шаяся помешать их отъезду, на что французы ответили
стрельбой. Однако множество мадридцев, услышав ру-
жейные залпы, высыпали на улицы, нападая на всех
французов, которых удавалось найти. За один-два часа
положение в столице вышло из-под контроля, но Мюрат
вскоре прислал подкрепление, вошедшее в город со всех
сторон, и через несколько часов все успокоилось.
Но в остальной части Испании все происходило не так,
как в столице. Испанские гражданские и военные орга-
ны власти — в большинстве своем, укомплектованные
людьми, назначенными Годоем, — столкнувшись с расту-
щим волнением, делали все от них зависящее, чтобы под-
держать порядок. Тем не менее, поступая таким образом,
они открывали дорогу революции, поскольку их сотруд-
ничество с французами объединяло сопротивление с воз-
191

рождением прежнего внутреннего недовольства. Перево-
рот в Аранхуэсе повсюду сопровождался нападениями на
приверженцев фаворита, а теперь по всей Испании недо-
вольные группы всех сортов ухватились за возможность
отомстить, выдвинуться самим или протолкнуть свои
идеи. Так, ультрамонтанский клир добивался восстанов-
ления имущества церкви, а недовольные магнаты, же-
лавшие воскресить власть дворянства, выступали заодно
с янсенистами и либералами, которые совсем не стреми-
лись повернуть время вспять, а, наоборот, хотели смести
барьеры, мешавшие дальнейшим преобразованиям. Опо-
рой и тех и других были группы младших офицеров,
низкое происхождение которых - в большинстве своем
они являлись выходцами из мелкого дворянства
(hidalguia) или даже третьего сословия — мешало их про-
движению, и фермеров-арендаторов, безземельных работ-
ников и городской бедноты; всем им Годой представлял-
ся воплощением зла, а Фердинанд VII — спасителем. Но
ненависть к Годою была не единственным фактором, спло-
тившим это движение. В бурбонской Испании армия
пользовалась привилегированным положением в обще-
стве и государстве. Ее следующие из этого претензии при-
чиняли беспокойство значительным слоям имущих клас-
сов, тем более, что шансы на удовлетворительную карье-
ру в офицерском корпусе были невелики, если не счи-
тать высшего дворянства. В то же время под влиянием
Просвещения армия воспринималась как экономическое
бремя, угроза здоровью, моральным устоям общества и
опора деспотизма. Между тем у населения вызывали не-
годование армия, принудительный постой, армейские рек-
визиции транспорта и рабочей силы. Таким образом, к
1808 г. отрицательное отношение к войне в Испании при-
обрело значительную силу и теперь вносило свой вклад в
имевшееся беспокойство.
Таким образом, становится понятно, что, несмотря на
всеобщие выражения лояльности Фердинанду VII, ряд
восстаний, которые в то время вспыхнули во всех неза-
хваченных районах Испании, начавшись 23 мая в Карта-
192

хене и Валенсии, обусловливались мощными внутренни-
ми интересами. Эти восстания часто организовывались
группами заговорщиков и иногда возглавлялись людь-
ми, объявляемыми противниками Годоя; они уничтожа-
ли официальные органы власти и учреждали вместо них
новые, обычно в форме провинциальных комитетов или
хунт. Даже когда местные гражданские или военные вла-
сти призывали к сопротивлению, их призывы игнориро-
вались, а сотрудников в лучшем случае кооптировали в
хунты, а в худшем смещали, заключали в тюрьму или
убивали, иногда после того, как они переходили на сто-
рону повстанцев. Среди погибших были четверо генерал-
капитанов, четверо военных губернаторов, начальник
артиллерийской академии в Сеговии, трое коррехидоров,
интендант, отставной генерал, убитый только за то, что
был зятем любовницы Годоя, и офицер милиции, прини-
мавший участие в подавлении восстания в Валенсии в
1801 г. Даже когда сторонникам Годоя удавалось удер-
жаться на видных должностях, им часто еще долго не
давали покоя — самым ярким примером этого является
победитель Байлена, генерал Кастаньос (Cas tan os), кото-
рый во время восстания командовал крупным соедине-
нием, отрезавшим Гибралтар: он, спасенный любовью к
нему народа, поддержал повстанцев и был всего лишь
отстранен от командования.
Сначала в рядах испанских повстанцев отсутствовало
политическое единство и каждая провинциальная адми-
нистрация имела свой индивидуальный оттенок. Однако
общим для всех была ненависть к Годою и растущая ре-
шимость преобразовать Испанию, хоть и отсутствовало
согласие в отношении того, как этого добиться. Как ре-
шался этот вопрос, будет рассмотрено в другой главе. Здесь
мы займемся целями, существовавшими в воображении
толпы, совершившей революцию. Данные, которыми мы
располагаем в отношении этого, очень запутанны. В тех
частях страны, куда действительно вторглись французы
- напомним, что в мае 1808 г. французы оккупировали
только отдельные части Каталонии, страны басков и На-
7. Наполеоновские войны 193

варры, узкую полосу едоль главной дороги к Мадриду и
район, непосредственно примыкающий к столице, — на-
родное сопротивление часто с самого начала носило отча-
янный характер. Точно так же, например, в Арагоне, Ва-
ленсии и Андалусии оскорбительное поведение францу-
зов иногда заставляло многих местных жителей браться
за оружие. Если же мы рассмотрим Галисию, находив-
шуюся далеко от каких-либо источников опасности, то
здесь таких настроений почти не было. Не только нахо-
дилось очень мало желающих стать добровольцами, но
многие молодые мужчины устраивали поспешные свадь-
бы, бежали через границу в Португалию или отрезали
себе указательный палец правой руки, чтобы не попасть
под набор рекрутов, который проводила провинциальная
хунта. Более того, как только какая-нибудь область осво-
бождалась, военный энтузиазм резко снижался. Так, если
взять в качестве примера Леон, то его население, времен-
но избавленное от опасности байленской победой, види-
мо, потеряло всякий интерес к войне. Как сокрушался
один британский офицер:
"Часто представляется, будто бы Испания не хочет
оборонять себя. Во всех...городах местные жители сот-
нями слоняются без дела, совершенно...погруженные
в абсолютную лень. Тот ли это отважный, патриоти-
ческий и пылкий народ, о котором так напыщенно
шумела печать"16?
В результате этой явной узости интересов многочислен-
ные новобранцы, поставленные под ружье в мае 1808 г.,
вернулись домой, к тому же оказалось крайне сложным
добыть рекрутов для регулярных армий, направленных
навстречу французам на Эбро. Сам вид французов мог
гальванизировать жесточайшие вспышки сопротивле-
ния, точно так же, как длительный опыт их правления
стимулировал партизанскую войну, но, тем не менее,
остается общее впечатление о существовании хроничес-
кой узости интересов, и прежде всего сопротивления ре-
гулярным формам военной службы. В Каталонии, на-
194

пример, somatenes достаточно охотно сражались с фран-
цузами в своих районах, но не уходили отсюда и энер-
гично противились многочисленным попыткам установ-
ления более постоянной формы военной организации. К
тому же по всей Испании серьезной проблемой остава-
лось дезертирство, особенно, когда появились многочис-
ленные партизанские отряды, дававшие не только яв-
ное убежище, но и во всех отношениях предпочтитель-
ную форму военной службы — как писал один из свиде-
телей, в партизанских отрядах "было больше свободы,
к тому же солдат завлекали лучшая пища и меньшие
обязанности"17. Короче говоря, представляется, что для
того, чтобы заставить испанского крестьянина поднять
оружие, нужно было гораздо большее, чем преданность
Фердинанду или традиционному католицизму. А нуж-
ным для этого оказалось прежде всего физическое при-
сутствие французов и впечатления об их правлении.
Вопрос об испанских партизанах очень сложен. По-
скольку они были народным явлением - при этом не следу-
ет забывать, что по крайней мере некоторые из них были
солдатами регулярной армии — их мотивация включала в
себя преданность Фердинанду VII, ненависть к францу-
зам, религиозный пыл и страсть к отмщению. Однако,
как и в Калабрии, народная война соединилась с эконо-
мическим недовольством сельского общества. Для того
чтобы разжечь народное сопротивление, центральная
хунта — временное правительство, которое в конце кон-
цов возникло из хаоса восстания, — в декабре 1808 г.
постановила, что имущество французов и их пособников
является законным трофеем. Поскольку сотрудничество
имело место среди имущих классов и в городах — основ-
ной базой "офранцуженных" были гранды, чиновники и
"просветители", к тому же британские наблюдатели ре-
гулярно отмечали противоречие между ненавистью де-
ревни и молчаливым согласием городов, — война, по сло-
вам одного французского генерала, превратилась в "вой-
ну бедняков против богачей"18. Поэтому вряд ли стоит
удивляться, что испанские власти засыпали протестами
7* 195

и мольбами о помощи или что французам удалось сфор-
мировать несколько отрядов городской милиции.
Во всяком случае, когда французы к середине 1812 г.
постепенно эвакуировали Пиренейский полуостров, ситу-
ация стала еще хуже, поскольку многие прежние парти-
заны вместо того, чтобы преследовать французов или при-
соединиться к испанским армиям, просто поселились там,
где они находились, и жили за счет окружающих селян
(из этого ясно, что они более или менее заметно отлича-
лись от основной массы населения, которую, хотя она и
была "явно враждебна французам", изображают как "вор-
чащую под гнетом и тиранией, но страдающую, не прила-
гая усилий, чтобы устранить или ослабить то, на что они
жалуются"19). С возникновением либерального режима в
Кадисе и утверждением законодательства, подтвердивше-
го многие социальные и политические перемены, начатые
старым режимом, борьба приняла новый характер. Когда
стали известны детали либеральной программы, ее повсю-
ду отвергали, — партизанский вождь, Эспоз-и-Мина (Espoz
у Mina) даже, как рассказывают, приколол экземпляр кон-
ституции к дереву и казнил ее оружейным залпом - и к
лету 1813 г. Веллингтон и его брат Генри, в то время бри-
танский посол в Испании, обсуждали возможность"граж-
данской войны у нас в тылу"20. Катализатором этих опасе-
ний стала враждебность, спровоцированная антиклерика-
лизмом либералов (в стране басков существенным факто-
ром также стало их наступление на фуэрос), но фактичес-
ки традиционализм, который, обычно, считается харак-
терным признаком народного сопротивления в Испании,
скрывал серьезное социальное и экономическое негодова-
ние. Как пишет Брайан Хемнетт:
"В значительной части Восточной и Южной Испании
повстанцы воевали с сеньорами — дворянами, миряна-
ми и духовенством - так же, как и сами французы...
Легитимистский дух народных движений скрывал го-
раздо более существенную нелигитимность...Церковь и
король были символами не согласия, а сопротивления"21.
196

Можно привести многочисленные данные, свидетель-
ствующие о важности социальных и экономических во-
просов в испанской войне (хотя следует подчеркнуть, что
народные волнения были направлены против старого ре-
жима так же, как и против либерального реформизма). В
Галисии, где напряжение, вызываемое сеньориальной
системой, было очень высоким, вспышка войны последо-
вала за всеобщим отказом платить церковную десятину.
В Астурии простой слух о том, что провинциальная хун-
та, бывшая в этом случае очень либеральной, собирается
отменить закон 1785 г., который запрещал землевладель-
цам выселять арендаторов с арендованной собственнос-
ти, в сентябре 1808 г. спровоцировал крестьянское вос-
стание. А из всех частей Андалусии, Валенсии и Мурсии
- из Эльхе, Монтеалегре, Руте, Грасалемы, Бенаокаса,
Убрике, Виллуенги - шли сообщения о деревнях, отка-
зывающихся платить подати, причитающиеся их сеньо-
рам, захватах земли или даже восстаниях. К тому же
довольно часто случались и убийства: 2 февраля 1809 г.
недовольство усиливавшейся до 1808 г. капитализацией
рыболовной, текстильной и керамической промышлен-
ности привело к серьезному бунту в городе Рибадео, куль-
минацией которого стало убийство ведущего местного
предпринимателя Раймундо Ибаньеса. Ситуация стала
столь тревожной, что для восстановления порядка Кор-
тесы в ноябре 1813 г. санкционировали формирование
полувоенных полицейских сил - предшественников бес-
пощадной Гражданской гвардии — набираемых из лю-
дей, имевших возможность экипироваться за свой счет.
Обратимся .теперь к Португалии. И здесь сопротивле-
ние явно было связано не только с верностью династии
Браганца (Bragancas). Португалия, с 1750 г. по 1777 г.
находившаяся под управлением просвещенного реформа-
тора Помбаля (Pombal), пережила период беспрецедент-
ных сдвигов, которые оказали очень серьезное влияние
на низшие классы. Огромные массы крестьян были, на-
пример, разорены, когда Помбаль распорядился уничто-
жить их виноградники, чтобы сосредоточить производ-
197

ство в руках небольшой группы крупных землевладель-
цев. Точно так же поддержка, оказываемая крупным ку-
печеским домам, оказалась гибельной для многочислен-
ных мелких торговцев. Хотя монархия в 1777 г. избави-
лась от Помбаля, она не изменила его политике и факти-
чески продолжала осыпать наградами состоятельную бур-
жуазию, находившуюся под ее покровительством. Бур-
жуазные семейства и их союзники в чиновничьем аппа-
рате, еще больше увеличив свою силу, начали приобре-
тать много земли, в частности крупные имения на юге,
крестьянство тем временем продолжало страдать от са-
мой откровенной нищеты. Между тем обиды крестьян
добавились к удару, нанесенному событиями 1808 г., по-
скольку не пользовавшаяся никаким уважением королев-
ская семья, бежав в Бразилию, воспринималась как бро-
сившая своих несчастных подданных на милость фран-
цузов. Поскольку к ним в открытом море присоедини-
лись 10 000 дворян, купцов, землевладельцев и чинов-
ников, а оставшиеся по большей части откровенно со-
трудничали с захватчиками, то, когда в Испании вспых-
нуло восстание, здесь также последовал взрыв социаль-
ного протеста, который местным состоятельным классам
удалось взять под контроль, только объявив войну Напо-
леону. Даже после этого порядок был в лучшем случае
слабым: после того как вслед за прибытием британской
армии под командованием будущего герцога Веллингто-
на французам пришлось эвакуировать страну, по всей тер-
ритории между Мондегу и Тахо происходили серьезные
беспорядки, причем они повторились, когда французы
предприняли второе вторжение в Португалию в марте
1809 г. Учитывая, что виновными в этих злодеяниях,
жертвами которых повсеместно являлись представители
имущих классов, часто были поборы правительства, ре-
шение обратиться с просьбой о направлении британских
офицеров для командования армией приобретает новый
социальный смысл".
Итак, ясно, что в Португалии, как и в Испании, со-
противление французам сопровождалось насилием в от-
198

ношении имущих классов. Один британский офицер,
служивший в португальской армии, писал своему отцу
в октябре 1809 г.:
"Знаете ли, характер этого народа и его дурные на-
клонности не улучшаются...революционным состоя-
нием, в котором он теперь пребывает"22.
Однако разложение власти здесь не зашло так далеко,
как в Испании. Захватчики, в 1809 г. разбитые Вел-
лингтоном при Порту, быстро^ убрались за границу, и
после этого, даже во время третьего французского на-
ступления 1810-1811 гг., когда крупная армия под ко-
мандованием маршала Массена дошла до самых ворот
Лиссабона, основная часть страны оставалась незахва-
ченной. Поэтому здесь отсутствовала возможность об-
ширной войны нерегулярных сил, которую пережили
испанцы. Между тем, центральные власти не старались
подражать честолюбивому реформизму испанских либе-
ралов. И еще, самим французам так и не хватило време-
ни, чтобы интегрировать Португалию в наполеоновскую
империю, как они поступали с остальными своими за-
воеваниями. Поэтому социальные отношения здесь не
были так серьезно подорваны, как в Испании или, в
сущности, в Калабрии, но повальная нищета и опусто-
шения военного времени привели к тому, что разбой
еще долго продолжался после ухода французов.
Обратившись к Тиролю, мы вновь видим картину со-
циального и политического недовольства, уходящего сво-
ими корнями в XVin столетие. Так, при Габсбургах ти-
рольцы пользовались весьма привилегированным стату-
сом, который освобождал их от воинской повинности и
позволял им решать вопросы о налогообложении, к тому
же у них было провинциальное законодательное собра-
ние, состоявшее в основном из крестьян. Однако, как и
во всей империи, эти привилегии были подорваны ре-
формами Иосифа П (1780-1790), который был полон ре-
шимости ввести воинскую повинность, централизован-
ное правление и единообразную систему налогообложе-
199

ния во всех своих владениях. В Тироле данные реформы
вызвали недовольство, к тому же чувства обитателей этой
провинции, кроме того, разжигались религиозной поли-
тикой Иосифа, которая помимо прочего привела к рос-
пуску всех светских братств, закрытию трети тирольских
монастырей, "очищению" традиционных религиозных
обрядов с целью уничтожения суеверий и фанатизма,
эмансипации протестантов и евреев и реорганизации цер-
ковных приходов и епархий. Когда 1789 г. принес не
только серьезные наводнения, но еще и декрет, налагаю-
щий имеющие обратную силу ограничения на возмож-
ность требования возмещения убытков, происходящих от
уничтожения светских братств (который начал действо-
вать, когда дружеские светские общества оказывали об-
ширное покровительство крестьянам), следствием стали
повсеместные бунты, подогреваемые горячими протес-
тами тирольских сословий. Иосиф, столкнувшись с со-
противлением, более бурным, чем в других местах, отме-
нил свои военные и административные реформы, поэто-
му свободы Тироля сохранились вплоть до наполеонов-
ской эпохи. Они как таковые не могли не стать прямым
вызовом централизованной политике баварского главно-
го министра Монтгеласа, когда в 1806 г. Тироль уступи-
ли Баварии. Тирольское законодательное собрание было
ликвидировано; провинцию разбили на три округа (Kreise)
и само ее название было уничтожено; были приняты меры
по введению воинской повинности и баварской налого-
вой системы; в Тироль назначили многочисленных "ино-
земных" чиновников; кроме того, было принято множе-
ство мелких мер, чтобы усилить видимость ассимиля-
ции: так, например, название характерного для этого
района плода изменили с "императорской груши" на "ко-
ролевскую грушу". К тому же, разумеется, католические
чувства тирольцев оскорбляли религиозные реформы, ко-
торые мы уже описывали (они фактически основывались
на Иосифовой модели, которая вызвала такой гнев двад-
цать лет тому назад). Все это сопровождалось экономи-
ческим спадом: баварский протекционизм и континен-
200

тальная блокада нанесли удар по и без того слабой мест-
ной промышленности, была серьезно подорвана торговля
— отсюда, вероятно, заметна роль трактирщиков в орга-
низации восстания и руководстве им, — к тому же пред-
ложенный низкий курс обмена австрийских бумажных
денег привел к огромным финансовым убыткам.
Вследствие этих факторов эрцгерцог Иоганн и другие
представители партии войны, которая тогда сформиро-
валась в Вене, не столкнулись с трудностями при разжи-
гании заговорщической деятельности в Тироле с помо-
щью ряда местных состоятельных граждан, из которых
больше всего известен трактирщик Андреас Гофер
(Andreas Hof er). Тироль, в значительной мере воодушев-
ленный небольшой численностью баварского гарнизона
и появлением австрийских войск на его границах, когда
Австрия в апреле 1809 г. вновь начала войну, вовремя
восстал против угнетателей. Как и в других местах вне-
шним объединяющим принципом стали верность при-
знанной династии и католическая религия, но этот леги-
тизм и здесь лишь скрывал другие интересы. Подверга-
лись нападению многие из тех, кто выиграл от Иосифо-
вых реформ или присоединения к Баварии, преследова-
лись евреи, был разграблен ряд мелких городов, но, как
можно видеть, внимание повстанцев было сосредоточено
на защите традиционного тирольского образа жизни.
Гофер, бывший членом мятежного парламента в 1789 г.,
в ходе планирования восстания прилагал огромные уси-
лия, чтобы внушить венским властям необходимость пол-
ного возрождения тирольских привилегий; новобранцы-
крестьяне, которые брались за оружие, делали это под
флагом Тироля, а не династии; и вскоре взаимоотноше-
ния между тирольцами и венскими представителями
омрачились из-за споров о налогообложении и границах
императорской власти, не говоря уже о решимости Гофе-
ра отменить антиклерикальные меры, введенные в цар-
ствование Иосифа II (в отличие от, скажем, упразднения
императором политической свободы Тироля, они так и
не были аннулированы). Когда австрийцам после Ва-
201

грамского сражения пришлось подписать мирный дого-
вор, раскол стал еще более явным: самобытность Тироля
отстаивалась не только перед Баварией, но и перед Авст-
рией. Итак, резюмируя вышесказанное, можно утверж-
дать, что большая часть наполеоновской Европы при
империи страдала от общих печалей, но лишь в очень
немногих районах это недовольство вылилось в открытое
восстание. Там, где это случалось, решающим фактором
было сочетание подходящей территории, традиций бан-
дитизма или нерегулярных военных действий и крайней
социально-политической напряженности. Восстания, ча-
сто подталкиваемые находящимися в изгнании или раз-
громленными династиями, повсюду принимали легити-
мистский облик (так, бунтовщики в Голландии носили
оранжевые ленточки, а в Северной Италии размахивали
австрийскими и венецианскими флагами), но это, оче-
видно, далеко не все: хотя необходимы дополнительные
исследования, представляется вероятным, что повстан-
цы-крестьяне в Калабрии, Испании, Португалии и Тиро-
ле подталкивались прежде всего сочетанием давнишнего
социально-экономического недовольства и решимости
сохранить традиционное общество. Если это так, то вряд
ли стоит удивляться тому, что даже в реформистской
Пруссии реакцией местных властей на внешне антифран-
цузские крестьянские волнения стало призвание оккупа-
ционных войск для помощи в поддержании порядка. А
что касается национализма в современном понимании,
то он не существовал. Испанцы, португальцы, калабрий-
цы и тирольцы совсем не считали себя гражданами на-
ции в современном смысле. Поэтому имевшееся в опреде-
ленной мере народное сопротивление едва ли указывало
на появление нового духа в Европе.
ДЕЙСТВЕННОСТЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ
Драматический характер, в частности, Полуостров-
ной войны привел к тому, что "народной войне" стали
202

приписывать большое значение в разгроме Наполеона.
Однако факты говорят о другом. Хотя эта война, безус-
ловно, отчасти обусловливала трудности, испытываемые
французами на Пиренейском полуострове, даже в Испа-
нии и Португалии партизанам не удалось сбросить фран-
цузское иго. А что касается Калабрии и Тироля, то они
были в конце концов умиротворены. Говоря военным
языком, народному сопротивлению на самом деле про-
сто недоставало потенциала, оправдывающего тот вес,
который ему придается.
Во-первых, в тех случаях, когда повстанцы пытались
подражать тактике противника, их всегда разбивали. У
толп плохо вооруженных и неподготовленных крестьян
под командованием импровизированных офицеров и сер-
жантов не было ни сплоченности, ни умений, необходи-
мых на поле сражения. Крайне подверженные панике,
не имеющие достаточной огневой мощи и неспособные
к маневру, кроме предельного беспорядка, они, как пра-
вило, сметались при первом же выстреле. Примеров тому
легион. Так, в Калабрии французы в августе 1806 г.,
вряд ли потеряв хотя бы одного человека, рассеяли круп-
ные отряды нерегулярных войск, пытавшихся противо-
стоять им у Лаурии и Козенца. В Испании и Португа-
лии первые месяцы Полуостровной войны также были
отмечены множеством таких поражений, когда патрио-
тические власти отчаянно пытались противостоять фран-
цузам с помощью неподготовленных новобранцев. При-
мером этого служит сражение при Кабезоне, когда 2500
французов разбили наголову 5000 испанских крестьян,
потеряв 13 убитыми и 30 ранеными. От таких новобран-
цев была хоть какая-то польза, только когда они были
защищены укреплениями или пересеченной местностью.
Так, попытки взять Герону и Валенсию штурмом были
отбиты, а в теснине Бруч (Bruch) колонну французов
заставили повернуть назад и вынудили к беспорядочно-
му отступлению. Наиболее известны события в Сараго-
се, когда вооруженные граждане сначала отбили два
крупномасштабных французских наступления, а затем,
203

после того как французы в конце концов ворвались в
город, продолжали оборонять каждый дом. Однако зна-
менитая испанская победа в Байлене, когда француз-
ские войска численностью 20 000 человек, оказавшиеся
отрезанными в глубине Андалусии, были вынуждены
сдаться, лишь косвенно являлась заслугой народного
сопротивления, поскольку к этой операции в значитель-
ной степени прилекались регулярные части старой ар-
мии. Что же касается Тироля, то, если повстанцы и су-
мели одержать ряд ярких побед, то обычно в связи с
тем, что им удавалось окружать вражеские колонны в
горных ущельях или разбивать рассредоточенные среди
гор и лесов части противника. Типичным образцом та-
ких побед является сражение при Миттевальде и Обе-
рау 4-5 августа 1809 г. Германским войскам численнос-
тью 8000 человек под командованием генерала Руйера
(Rouyer), продвигающимся вверх по узкой долине реки
Эйзак, на каждом футе их пути не давали покоя снай-
перской стрельбой и рукотворными обвалами и в конце
концов их вынудили остановиться. Руйер, неспособный
к дальнейшему продвижению и имеющий в своем рас-
поряжении измотанных, истощенных и деморализован-
ных солдат, в итоге отступил, оставив за собой более
тысячи трупов.
Такие действия, возможно, типичны для самого эф-
фективного сопротивления французам, прекрасное опи-
сание которого оставил германский ветеран войны в Ара-
гоне, Генрих фон Брандт: ■-*->
"Как только появлялась возможность поживиться...
самые активные и отважные собирались и... с пре-
дельной быстротой набрасывались на свои трофеи...
Как только предприятие заканчивалось... рекруты,
если их можно так называть, спокойно возвращались
к своим обычным занятиям... Таким образом, сооб-
щение по всем дорогам было перерезано. В каждом
месте были тысячи врагов, но ни одного не удавалось
выявить; нельзя было послать курьера, ч*обы его не
204

захватили; нельзя было отправить припасы, чтобы
на них не напали; короче, нельзя было сделать ни
шага, чтобы его тут же не заметили сотни глаз. В то
же время не существовало никаких средств для борь-
бы с такими шайками. Французам приходилось быть
все время начеку... чтобы предотвратить беспрерыв-
ные уколы невидимого врага..."23.
В Каталонии, большую часть войны и в Галисии, и в
Северной Португалии весной 1809 г., так же как и в Ти-
роле, французы сталкивались, по существу, именно с та-
ким сопротивлением. Особенно интересен пример Гали-
сии. Весь 1808 г. галисийцы, как мы уже видели, пребы-
вали в печально известном состоянии апатии, к тому же
они проявляли открытую враждебность к армии сэра
Джона Мура, когда та в декабре 1808 г. отступала через
эту провинцию к морю. Вскоре после эвакуации британ-
цев французы добились подчинения всех местных граж-
данских и военных властей. Однако народ, столкнувшись
с реалиями оккупации, пробудился. Вскоре на каждый
французский патруль, каждую колонну, каждый транс-
порт с припасами обязательно нападали, каждый фран-
цузский пост и каждая французская часть, отрезанная
от других войск и остальной части Испании, могли стать
жертвой внезапного нападения*. По всем направлениям
посылались карательные отряды, по всей провинции были
рассеяны гарнизоны, деревни поджигали со всех сторон,
а повстанцев казнили сотнями, но как бы то ни было,
обстановка только осложнялась: французы контролиро-
вали только ту территорию, которую они занимали, к
тому же каждый акт подавления вызывал еще большую
враждебность. В итоге крупные силы примерно в 17 000
человек - оказались втянутыми в долгую и деморализу-
ющую войну без перспектив на ее разрешение, и в конеч-
ном итоге раздраженным французам в июне 1809 г. при-
шлось отступить.
Но это еще не все. Хотя галисийское восстание имело
драматический характер, более пристальное расмотрение
205

обнаруживает, что онр являлось лишь следствием ряда
исключительных обстоятельств. Так, в Калабрии и Тиро-
ле, где сопротивление имело, по существу, очень сходный
характер, восстания в итоге подавили. В первом случае
британский гарнизон на Сицилии совсем не беспокоил
французов, которые поэтому смогли сосредоточить все свои
ресурсы на преследовании бандитов. Калабрийцы, неспо-
собные помешать наступлению крупных вражеских колонн,
теряли базы одну за дрз**>й. Не имевшие ни минуты по-
коя, они к тому же страдали от голода, поскольку всех,
кто давал им пищу, даже детей, расстреливали. Парти-
занские отряды в состоянии растущего отчаяния либо убы-
вали в численности, либо были вынуждены предприни-
мать самоубийственные нападения на цели, бывшие им
явно не по зубам. К ноябрю 1811 г. проблема была почти
решена: разбой, конечно, продолжался, но последние круп-
ные партизанские вожди были схвачены и казнены, и
Калабрию объявили умиротворенной. А в Тироле проис-
ходило то же самое, что и в Калабрии. Когда австрийцы
после Ваграмского сражения вышли из войны, тирольцы
оказались брошенными на произвол судьбы. Некоторое вре-
мя они продолжали одерживать поразительные победы,
но не могли сражаться вечно: не хватало провианта, быс-
тро распространялось разочарование, появились растущие
трудности с удержанием людей в армии. Когда в Тироль
со всех сторон вошли дополнительные вражеские войска,
к концу года сопротивление потерпело крах.
Почти несомненно, что и на Пиренейском полуострове
массовое восстание галисийского типа было бы подавле-
но. Хотя вооруженные крестьяне были бельмом на глазу
французов, они лишь очень редко могли остановить
продвижение французских войск - например, в марте
1809 г. при походе на Порту маршал Сульт смог без труда
рассеять толпы ordenanca, которые мешали его передви-
жениям. Более того, Сульт, двумя месяцами позднее вы-
нужденный британскими войсками отступить в Галисию,
разработал план, основанный на сочетании действий гар-
низонов, блокгаузов и карательных колонн, который стал

бы смертельной угрозой для повстанцев. Однако у него
просто не хватило сил, чтобы привести этот план в дей-
ствие: даже в Галисии французам приходилось прини-
мать меры против крайне отощавших испанских регу-
лярных войск, которые всю зиму прятались в горах на
границе с Португалией, к тому же к лету 1809 г. Цент-
ральной Испании угрожало вторжение победоносных бри-
танцев. Французы, поскольку у них было недостаточно
сил, чтобы одновременно справиться со всеми опасностя-
ми, отреагировали выводом войск из Галисии. Короче
говоря, нерегулярное сопротивление на Пиренейском по-
луострове делало столь эффективным постоянное присут-
ствие регулярных войск*, — не только англо-португаль-
ских, но и испанских, — поскольку французы, пока им
приходилось сталкиваться с подобными противниками,
так и не смогли направить все свои войска на борьбу с
партизанами, как они поступили в Калабрии и Тироле.
Во всяком случае, имевшаяся в Испании картина ослож-
няется тем, что массовое восстание 1808-1809 гг. закон-
чилось или по крайней мере снизился его накал. Вместо
этого появилась сильная тенденция к слиянию воору-
женных крестьян в постоянные отряды. Одни из них,
часто пополнявшиеся дезертирами из всех армий, дей-
ствующих на Пиренейском полуострове, всегда были в
первую очередь не более чем бандами, тогда как другие
все в большей и большей мере приобретали такой же ха-
рактер. Однако значительное число отрядов постепенно
принимало регулярную форму, и именно они на самом
деле взвалили на свои плечи большую часть бремени ве-
дения партизанской войны. К такому развитию событий
приводили многочисленные факторы. С одной стороны,
центральное правительство, стремящееся раздуть пламя
борьбы и получить контроль над положением в сельской
местности, направило в занятые провинции ряд офице-
ров для организации нерегулярного сопротивления, при-
чем эти офицеры, естественно, старались как можно ско-
рее сформировать воинские части обычного типа. В то же
время отдельные полки регулярных войск, а иногда даже
207

целые дивизии, получали задание проводить партизан-
ские операции. Между тем, всевозможные предводители
партизанских отрядов, выдвинувшиеся из народа за счет
местных факторов, отваги или силы характера, также
быстро оценили по достоинству выгоды военизации, по-
скольку она позволяла им не только повысить эффектив-
ность действий против французов, но и завоевать боль-
шее доверие со стороны правительства и британцев (и,
таким образом, получать большее оружия и припасов),
добиться больших полномочий для себя лично, поднять
свой престиж и внушить страх действующим по сосед-
ству вождям-соперникам.
Так появились знакомые всем исследователям Полуос-
тровной войны партизанские отряды; к самым известным
из них относятся возглавлявшиеся Эспосом-и-Мина, Эль
Эмпесинадо (El Empecinado), Хулианом Санчесом (Julian
Sanchez), Франсиско Лонга (Francisco Longa), Херонимо
Мерино (Jeronimo Merino), Хуаном Диасом Порльером
(Juan Diaz Porlier) и Хосе Дураном (Jose Duran). Эти отря-
ды, способные проводить длительные кампании и пред-
принимать операции, значительно превосходившие но сво-
им масштабам те, на которые могли отважиться воору-
женные крестьяне, добились значительного успеха — на-
пример, к началу 1813 г. Эспос-и-Мина фактически вывел
Наварру из-под контроля французов. И все же существо-
вали границы их возможностей. Партизаны до тех пор,
пока британцы не снабдили их горными пушками, были
по большей части совершенно неспособны ослабить много-
численные французские гарнизоны, усеивавшие сельскую
местность, к тому же они лишь очень редко могли мерять-
ся силами с посланными против них частями, имея какой
бы то ни было шанс на успех. Еще меньшими были их
возможности остановить решительное наступление фран-
цузских армий (между концом 1809 г. и началом 1812 г.
французы захватили огромные части территории патрио-
тов, а вместе с ними ряд жизненно важных испанских
баз). Не будучи в состоянии отвоевать эти территории из-
за неспособности организовывать крупномасштабные опе-
208

рации, партизаны в то же время препятствовали комп-
лектованию регулярных армий, которые могли бы с этим
справиться, предоставляя убежище для дезертиров и укло-
няющихся от призыва и ввергая значительные районы
страны в полнейший хаос. Испанию спасло присутствие
в Португалии дисциплинированной и хорошо подготов-
ленной армии Веллингтона. Действительно, не будь там
войск Веллингтона, трудно сказать, как удалось бы избе-
жать окончательного разгрома — хотя непоколебимый
Кадис, может быть, и устоял, — как только была бы раз-
громлена последняя испанская армия, партизанские от-
ряды неизбежно оказались бы выслежены и сокрушены.
Критики этого взгляда, несомненно, сошлются на мни-
мое единение испанского народа с партизанами, но по-
следние, можно сказать, скорее жили не среди народа, а
за его счет. Партизаны не только часто вели себя более
хищнически, чем французы, но даже были не в состоя-
нии хоть как-нибудь защитить население. Естественно,
никто не стал бы их долго терпеть.
В качестве последнего аргумента можно сослаться на
то обстоятельство, что, с военной точки зрения, испан-
ские партизаны действовали ничуть не лучше, чем повстан-
цы где бы то ни было в других местах. Хоть Испания и
избежала полного завоевания, но освободиться ей уда-
лось только за счет британского вмешательства (хотя спра-
ведливости ради следует отметить, что испанские парти-
заны сыграли существенную роль в победах Веллингто-
на). Самое большее, чего можно было бы ожидать от парти-
зан, — это то, что французы, разочаровавшись в успехе,
эвакуировали бы Испанию по своей воле, что, учитывая
огромные трудности, причиняемые французам "народной
войной", было вполне возможным. В Калабрии победа
отняла пять лет и стоила 20 000 жертв; в Испании на это
определенно ушло бы еще больше времени, к тому же, по
одной оценке, она к 1813 г. обошлась в 180 000 человек.
И в Испании война перестала платить по своим счетам:
вместо того, чтобы приумножать казну, она заставила
Наполеона потерять по меньшей мере три миллиарда
209

франков. Внутренние последствия таких расходов есте-
ственно, имели серьезный характер, тем более, что силь-
но увеличился призыв в армию, и к тому же подрыва-
лась и сама армия. Среди солдат, находящихся в жутких
условиях и подверженных постоянной опасности ужас-
ной смерти, быстро росли негодование и деморализация;
Паркен (Parquin) отмечает распространенное мнение:
"Эта война в Испании несет смерть солдатам, круше-
ние надежд офицерам, богатство генералам!"24.
Более того, условия, в которых происходила эта война,
к тому же усилили и без того серьезную тенденцию армии
к нарушениям дисциплины, поскольку войска стали по-
степенно еще хуже обращаться с гражданским населени-
ем. Но это еще не все. По всей Европе война в Испании
вселяла надежды в противников Наполеона. Ее использо-
вали австрийские пропагандисты для раздувания восста-
ния в Тироле, она также воодушевляла германских пат-
риотов вообще и прусских реформаторов — в частности. И
еще, эта война помимо прочего дала британцам совершен-
но необходимую им возможность продемонстрировать на
континенте свою воинскую доблесть (повысить, таким об-
разом, свою привлекательность в качестве партнеров по
коалиции) и пробить брешь в континентальной блокаде.
Итак, перефразируя самого Наполеона, Полуостровная
война на самом деле была очень "язвенной". Тем не менее,
несмотря на все, император не захочет добровольно от нее
отказаться, поскольку это слишком сильно подорвало бы
его престиж, и война поэтому продолжалась до разгрома в
Германии и России, который, наконец, привел к насущ-
ной необходимости мирного урегулирования.
ПРЕУВЕЛИЧЕНЫ ЛИ СОБЫТИЯ?
Итак, мы пришли к довольно смелым выводам. Хотя
Европа и сильно страдала из-за наполеоновской импе-
рии, только в некоторых областях пассивное недоволь-
210

ство и волнения на нижнем уровне выливались в актив-
ное восстание. Более того, там, где это происходило, вос-
стание разжигалось факторами, которые совсем не обя-
зательно были непосредственно связаны с французским
правлением. Так, в Калабрии, Испании, Португалии и
Тироле корни сопротивления крылись в социальном не-
довольстве и недовольстве царствующей династией. По-
всюду выказывалась верность старому режиму (менее
всего в Калабрии), но это фактически являлось не более
чем символом. На самом деле, во многих отношениях к
нему питали такую же антипатию, как и к французско-
му правлению: в конечном счете Иосиф II и Карл IV
грешили против католицизма так же, как и Максими-
лиан I и Жозеф Бонапарт. Наполеоновская империя,
несомненно, вызывала недовольство, но не потому, что
была наполеоновской, или даже не потому, что была
французской, а в связи с тем, что навязывала или уско-
ряла политические меры, которые разрушали автоно-
мию сельского общества, капитализировала сельское
хозяйство и благоприятствовала возникновению нового
класса буржуазных землевладельцев.
А что же касается действенности народного сопротив-
ления, то совершенно ясно, что само по себе оно совер-
шенно не угрожало французскому господству. Во-первых,
ни одно из трех крупных восстаний не сопровождалось
серьезными отголосками в других местах — так, хоть в
Северной Италии в 1809 г. разразилось непродолжитель-
ное крестьянское восстание, в Германия сохранялось пол-
ное спокойствие. К началу 1812 г. калабрийское и ти-
рольское восстания были подавлены, к тому же разгром
угрожал и испанцам. Несмотря на личное отсутствие
Наполеона и бесчисленные трудности, с которыми стал-
кивались французы: крайне сложная ситуация со снаб-
жением, сильные разногласия в высшем командовании
на Пиренейском полуострове, в значительной мере не-
благоразумное вмешательство Парижа и постоянная смесь
регулярных и нерегулярных военных действий — до кон-
ца 1811 г. они имели перевес в войне на полуострове.
211

Веллингтон был заперт за португальской границей, а ис-
панцы постепенно лишались способности к регулярному
сопротивлению из-за упорного наступления французских
армий и взрыва в 1810 г. революции в их американских
колониях (до этого они были важным источником фи-
нансирования). Партизанская война, конечно, продолжа-
лась с неослабной силой, но рано или поздно наступило
бы время, когда была бы разбита последняя испанская
армия и захвачена последняя испанская провинция. По-
скольку французам тогда удалось бы использовать гораз-
до большую часть своих войск для подавления восста-
ния, почти нет причин полагать, что они не смогли бы в
конце концов справиться с партизанами, а затем с пре-
восходящими силами предпринять наступление на Пор-
тугалию (на очевидное возражение о том, что всякая бо-
лее многочисленная армия, чем та, которую они исполь-
зовали при крупномасштабном вторжении 1810-1811 гг.,
просто умерла бы с голоду, можно ответить, что после
разгрома испанцев трудности со снабжением значитель-
но бы ослабли).
Итак, даже в Испании народное сопротивление не
являлось непреодолимой силой. Нужда была только в
бесперебойной доставке покреплений и пополнений, и
до 1811 г. многочисленные войска на самом деле направ-
лялись на Пиренейский полуостров. Однако в 1812 г.
ситуация самым решительным образом изменилась: ког-
да Наполеон решил вступить в войну с Россией, не только
перестали прибывать свежие части, но значительные
силы оттуда были направлены на службу в "великую
армию". В результате претензии французской экспан-
сии резко вышли за границы ресурсов, необходимых для
их поддержки, оккупационные войска стали слишком
сильно разбрасываться, а Веллингтону наконец удалось
вырваться из мышеловки и начать серию победоносных
кампаний, которые привели к освобождению всего Пи-
ренейского полуострова. И даже тогда, если бы Наполе-
ону в 1812 г. или 1813 г. сопутствовала удача, трудно
сказать, как Веллингтону удалось бы сохранить свои
212

завоевания. Итак, в действительности даже вклад ис-
панских повстанцев в падение Наполеона, не говоря уже
о калабрийских и тирольских, был ограничен. Гораздо
большее значение имели дипломатические и стратеги-
ческие ошибки, которые привели Наполеона к безвы-
ходной ситуации и дали возможность известным дер-
жавам отомстить ему. Хотя у борьбы, к которой приве-
ла "народная война", были и другие результаты, их так-
же приходится ограничивать серьезными оговорками.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Walter J., The Diary of a Napoleonic Foot Soldier, ed.
M. Raeff (Moreton-in-Marsh, 1991), pp. 245.
2 de Rocca A., In the Peninsula with a French Hussar: Memoirs
of the War of the French in Spain (London, 1815), p. 25.
'Williams O.(ed.), In the Wake of Napoleon: being the
Memoirs of Ferdinand von Funck, Liutenant General in
the Saxon Army and Adjutant General of the King of
Saxony (London, 1931), pp. 968.
4 Werner W/(ed.), A British Rifleman: the Journals and
Correspondence of Major George Simmons, Rifle Brigade,
during the Peninsular War and the Campaign of Waterloo
(London, 1899), p. 152.
5Письмо Торнтона Каннингу, 15 января 1808 г., Public
Record Office (далее PRO), FO.73/46,1-3.
6 Цит. по: Schama S., Patriots and Liberators:
Revolution in the Netherlands, 1780-1813 (London, 1977),
pp. 516-17.
7Цит. по: Elting J., Swords around a Throne: Napoleon's
Grande Armee (London, 1988), p. 593.
8 Rambaud J.(ed.), Memoirs of the Comte Roger de
Damas, 1787-1806 (London, 1913), p. 401.
9Bunbury H., Narratives of some Passages in the Great
War with France from 1799 to 1810 (London, 1854), p. 249.
10 Там же, pp. 216-17.
11 Письмо Мура Гордону, 11 октября 1806 г., British
213

Library, Additional Manuscripts (далее BL. Add. Mss.)
49482, 39-43.
12Письмо Мура Гордону, 11 октября 1806 г., BL. Add.
Mss. 49482, 39-43.
13 Цит. по: Finlay M., "The most monstrous of wars:
suppression of Calabrian brigandage, 1806-1811", Conference
on Revolutionary Europe Proceedings, 1989, II, p. 167.
14 Цит. по: Bunbury, Narratives, p. 437.
15Цит. по: Bunbury, Narratives, p. 359.
16Ludovici A.(éd.), On the Road with Wellington: the
Diary of a War Comissary in the Peninsular War (New
York, 1925), pp. 79-80.
17 Franco Picado L., Historia del origen, acontecimientos
y acciones de guerrs de la sexta division del Segundo Ejercito
(o sea de Soria) durante nuestra sagrada lucha al mando del
Excmo. Sr. D. Jose Joaquin Duran y barazabal, Mariscal de
Campo de los reales ejercitos (Madrid, 1817), I, pp. 59-60.
18 Цит. по: R. Carr, Spain, 1808-1975 (Oxford, 1982),
p. 109.
19 Письмо Сайденхема Г. Уэллесли, 12 сентября 1812
г., University of Southampton, Wellington Papers (далее
US. WP.) 1/361.
20Письмо Веллингтона Г. Уэллесли, 2 июля 1813 г.,
US. WP. 1/373; ср. также письмо Г. Уэллесли Веллинг-
тону, 31 мая 1813 г., US. WP. 1/369; письмо Г. Уэллес-
ли Кестльри, 14 июля 1813 г., PRO.FO.72/145, 11-13.
21 Hamnett В., La politica espafiola en una epoca
revolucionaria (Mexico City, 1985), pp. 92-3.
22 Warre E. (ed.), Letters from the Peninsula, 1808-1812,
by Lieut. Gen. Sir William Warre, C.B., K.T.S. (London,
1909), p. 87.
23 von Brandt H., The Two Minas and the Spanish
Guerrillas (London, 1825), pp. 56-8.
24 Цит. по: Jones B.T. (ed.), Napoleon's Army: the Military
Memoirs of Charles Parquin (London, 1987), p. 126.
214

ГЛАВА

ОСТРОВ ВДАЛИ
Дитя, дитя, непослушное дитя,
Говорю тебе, крикун, замолчи;
Успокойся сию минуту, успокойся, а то
Сюда придет Бонапарт1.
Для сегодняшних британцев выражение "Великая
война" (the Great War) означает один единственный кон-
фликт — первую мировую войну 1914-1918 гг. Однако в
1914 г. оно указывало на войну 1792-1815 гг. с револю-
ционной и наполеоновской Францией. Будь то в форме
колыбельной песенки, или нравоучительных творений
с патриотическими мифами, преподносимых в подарок
в бесчисленные наградные дни и на Рождество, эта вой-
на была центральным элементом воспитания одного за
другим поколений детей. В то же время она пронизала
всю географию страны: дороги Ватерлоо и пабы "Лорд
Нельсон" есть повсюду, также как и памятники много-
численным героям войны и одержанным в ней победам.
Если верить всему этому, то нельзя не удивиться: борь-
ба не только не была настоящей войной не на жизнь, а
на смерть, которая ложилась тяжким бременем на бри-
танские ресурсы, истощая их почти до предела, наобо-
рот, Британия — единственный противник Наполеона,
217

который так и не стал жертвой вторжения, и еще менее
покорения; ее войска на самом деле добились ряда не-
превзойденных побед на море и на суше. Видимо, вслед-
ствие этого "старый порядок" одержал победу, тем бо-
лее, что Бонн (Вопеу, презрительное обращение к Наполе-
ону, данное англичанами. — Прим. пер.) был сломлен
без каких-либо фундаментальных преобразований в бри-
танских приемах ведения войны или в системе военно-
го командования. Несмотря на это, влияние наполео-
новских войн было далеко не ничтожным. В Британии
начала XIX столетия, так же как и везде, возникало
современное государство, к тому же в обществе имелись
мучительные разногласия, поскольку борьба с Франци-
ей обострила напряженность, и без того создаваемую
наступлением промышленной революции. Хотя Брита-
ния 1815 г. внешне почти не отличалась от Британии
1803 г., на самом деле процесс распада старого порядка
начинал набирать скорость.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ С БОНН
Если начать с количества солдат Британии в 1803
-1815 гг., склоняешься к выводу, что вот она-то и была
"нацией под ружьем". Так, к 1809 г., принимая в расчет
регулярную армию, флот, ополчение и "добровольцев", для
службы на родине и за границей имелось более 786 000
человек, примерно шестая часть взрослого мужского на-
селения (в самом деле, по расчетам, в течение значитель-
ной части этих войн Британия держала под ружьем боль-
шую долю своих людских ресурсов, чем Франция). Более
того, два принятых парламентом закона — Закон о массо-
вом призыве в армию (Levy-en-Masse Act) 1803 г. и За-
кон о подготовке (Training Act) 1806 г. ввели обязатель-
ную воинскую повинность для всех мужчин. Хотя на прак-
тике эти законы приказали долго жить, едва появившись
на свет, факты говорят о том, что Британия продолжала
сражаться с установлениями XVIII столетия.
218

Начнем с регулярной армии, численность которой воз-
росла с 132 000 человек в 1803 г. до примерно 330 000
к 1813 г. Хотя этот успех мог бы показаться впечатляю-
щим, тем не менее очевидно, что народный энтузиазм в
отношении участия в идущих за границей войнах даже
против такого пользующегося всеобщей ненавистью вра-
га, как наполеоновская Франция, был довольно ограни-
чен. По существу рекруты попадали в армию исключи-
тельно добровольно либо из широкой публики, либо из
ополчения, в котором после успешных опытов 1799 г.,
начиная с 1805 г. поощрялся перевод в регулярную ар-
мию (два закона, принятых парламентом в июне 1803 г.
и июне 1804 г., санкционировали призыв во вспомога-
тельные батальоны, которые большинство строевых пол-
ков держали в находящихся внутри страны военных ла-
герях, в надежде, что набранных таким образом солдат
в конечном счете удастся склонить к добровольной служ-
бе за границей, но даже эта робкая мера возбудила та-
кую враждебность, что от нее вскоре отказались; всего
было призвано примерно 43 000 человек, из них, воз-
можно, около половины в конечном счете попали на дей-
ствительную службу). Но, хотя добровольчество остава-
лось основой силы армии в отношении проведения во-
енных кампаний, рекрутов не хватало: между июнем и
декабрем 1803 г. (время наибольшего патриотического
пыла) 360 вербовочных команд, посланных в провин-
цию, набрали всего 3481 человека; немногие полки мог-
ли постоянно иметь численность больше одного баталь-
она; полки, в которых был всего лишь один батальон,
скорее вырождались в простой костяк, а в 1811 г. чис-
тое приращение за счет рекрутов с учетом потерь соста-
вило точно 865 человек. Если взять период 1813-1814 гг.
в целом, то армия фактически получала в год в среднем
22 700 человек, причем 9000 из них были из ополче-
ния. Даже в то время многих "добровольцев" приходи-
лось добывать грязными способами: вербовочные коман-
ды, посылаемые каждым полком, постоянно использо-
вали множество нечестных приемов, подрядчики, кото-
219

рых называли "crimps" ("агенты, вербующие солдат и
матросов обманным путем", "щипцы". — Прим. перев.),
похищали людей и представляли это как "доброволь-
ное" поступление на службу, ополченцев принуждали к
переходу в регулярные войска, обременяя их бесконеч-
ными нарядами караульной службы и работой до седь-
мого пота, а для пополнения рядов многочисленных шот-
ландских полков безжалостно использовали систему бес-
срочной аренды, которая всецело отдавала мелких арен-
даторов на милость их лаэрдов.
Почему же так мало было истинных добровольцев?
Казалось бы, хотя война восторга не вызывала, но эко-
номические перемены и тяготы военного времени долж-
ны были содействовать добровольному вступлению в
армию. Однако несомненно, ни ненависть к францу-
зам, насаждаемая правящими кругами и их привер-
женцами, ни улучшения условий службы, внедряемые
такими военачальниками, как герцог Йорк и сэр Джон
Мур, ни такие нововведения, как пенсии и поступле-
ние на службу на определенный срок, не смогли смыть
с красного мундира традиционно связанный с ним по-
зор. Так, жестокая дисциплина - прежде всего широ-
кое использование телесных наказаний, - плохое пи-
тание, низкое жалованье, отсутствие перспектив, тяго-
ты жизни в полевых условиях и дурная слава, которой
пользовалась солдатня, — все это вместе отталкивало
от добровольного поступления в армию. В то же время
армия постоянно соперничала с ополчением и "добро-
вольцами" (Volunteers) в борьбе за рекрутов, причем
оба эти вида войск предлагали не только значительно
лучшие во всех отношениях условия службы, но к тому
же еще и более щедрое вознаграждение за доброволь-
ное поступление на службу: в 1805 г. мужчина полу-
чал, записываясь в пехоту, 15-16 фунтов, тогда как в
ополчении ему предлагали целых шестьдесят фунтов;
даже на флоте часто платили больше.
Упоминание о вознаграждении приводит нас к об-
суждению позитивных причин для добровольного по-
220

ступления в армию. Пока речь идет о вознагражде-
нии, патриотизм лучше не вспоминать. Конечно,
нельзя утверждать, что никто из добровольно вступав-
ших в армию не имел искреннего желания сражаться
за короля и страну, но это было, несомненно, явление
весьма редкое. В лучшем случае кое-кого из рекрутов,
возможно, привлекали рассказы о головокружитель-
ных приключениях и воинской славе, но для боль-
шинства стимул был отнюдь не альтруистическим. Как
обычно, основную роль играло отчаянное экономичес-
кое положение, о чем свидетельствует относительно
высокое число поступающих в армию ручных и ма-
шинных ткачей, не говоря уже о массе ирландских
крестьян (в 1797 г. герцог Йорк даже заметил, что
"почти все новобранцы в пехоте — ирландцы"2). Боль-
шое значение имели также совершенные преступле-
ния и неудачи на личном фронте, поскольку мужчи-
ны шли в армию, чтобы избежать наказания или уни-
зительного положения. Между тем служившим в опол-
чении служба в полевых условиях иногда могла пред-
ставляться предпочтительной в сравнении с бесконеч-
ной монотонностью гарнизонных и караульных обя-
занностей на родине, тем более, что переход в регу-
лярные войска к тому же обеспечивал еще и пенсию.
А для всех без исключения существовала перспектива
вознаграждения, а вместе с ним доступа к обильным
запасам спиртного — как говорил Веллингтон: "Анг-
лийские солдаты — не дураки выпить. Совершенно
ясно, все они и записываются в армию из-за дармовой
выпивки"3. Поскольку даже те немногие рекруты, ко-
торые обладали относительно высокими моральными
качествами, обычно шли на поводу у своих распущен-
ных дружков, известное описание Веллингтоном своих
солдат как "подонков общества" не кажется слишком
грубым. Хотя они, может быть, и храбро сражались,
даже здесь помимо патриотизма важную роль играли
другие факторы: страх перед телесным наказанием,
полковая атмосфера, преданность отдельным офицерам
221

или спаянность небольших групп. А что же касается
населения в целом, то, несомненно, подавляющее боль-
шинство полевой службой совсем не прельщалось.
Почти то же самое следует сказать и о службе в коро-
левском военно-морском флоте, где, кстати, условия
были еще хуже и опаснее. Незначительные улучшения
для простых матросов и щедрые вознаграждения не при-
вели к появлению достаточного количества доброволь-
цев, поэтому все больше приходилось прибегать к при-
нуждению. Активно действовали группы вербовщиков,
суды передавали во флот многих уголовников, в резуль-
тате чего к 1812 г. около 15 процентов подавляющей
части команд состояли из настоящих добровольцев (пер-
воначально эта доля находилась между половиной и
четвертью). И все же, несмотря на постоянный рост чис-
ленности личного состава, людей по-прежнему не хва-
тало и все суда плавали с недоукомплектованным эки-
пажем, а многие из них в основном стояли на якоре в
портах. Флот так отчаянно нуждался в рекрутах, что в
значительной мере приходилось возмещать их недоста-
ток за счет иностранцев, многие из которых были за-
хвачены с нейтральных судов, — во время Трафальгар-
ского сражения в состав экипажа "Виктори", насчиты-
вавший 703 матроса, входил примерно 81 такой неудач-
ник. И тому была простая причина, поскольку моряки
знали, что на торговых судах им заплатят больше, они
получат больше призовых денег на каперах и будут
пользоваться большей свободой в морской обороне (Sea
Fencibles) (морской аналог добровольцев). Более того,
условия для моряков повсеместно имели ужасающий
характер: только во флоте была узаконена порка, при-
чем производилась она очень часто*.
Упоминание об иностранцах, служивших в военно-
морском флоте, подводит нас к невероятно экзотической
человеческой смеси, которая составляла значительную
часть прироста британской армии после 1803 г. В тече-
ние всех 1790-х гг. Британия широко использовала ино-
странные войска, нанимая массу швейцарских и эмиг-
222

рантских полков, которые, какими бы ни были их назва-
ния, на самом деле состояли из дезертиров, в сущности,
всех европейских армий. После возобновления военных
действий в 1803 г. эта политика обрела новую жизнь и
даже расширилась. Пальму первенства здесь следует от-
дать Королевскому германскому легиону, воинской час-
ти, которая в конечном счете насчитывала десять пехот-
ных батальонов, пять кавалерийских полков и пять ар-
тиллерийских батарей (что-то около 16 000 человек). В
легион, первоначально сформированный из офицеров и
солдат старой ганноверской армии, спасшихся в 1803 г.
от французской оккупации, приняли гораздо больше но-
вобранцев такого рода во время краткосрочной британ-
ской экспедиции в Северную Германию в 1805 г., но по-
том его ряды все чаще пополнялись кем попало: немца-
ми, французами, итальянцами и даже хорватами, в боль-
шинстве своем дезертирами или военнопленными. Меж-
ду тем на службе находились еще семь иностранных пол-
ков, хотя они и редко отличались, как легион, действи-
тельно прославившийся своим военным превосходством.
Однако использование Британией иностранцев этим не
ограничивалось: у Британии были колониальные войска,
в состав которых входило несколько негритянских пол-
ков, кроме того, иностранцам разрешалось добровольное
поступление в британские строевые части; так, в 6-м стрел-
ковом полку служили многочисленные немцы, а в 91-м
— ряд испанцев. Если учесть все разнообразные кате-
гории иностранного контингента, то получается, что к 1813 г.
таких рекрутов насчитывалось не меньше 53 000 че-
ловек.
Если обратиться к способам проведения сражений, то
консервативный характер военных усилий Британии ста-
новится еще более явным. По существу, только британ-
ские военачальники так и не отказались от линейного строя
ХУШ столетия. Будь то наступление или оборона, пехо-
та, образующая костяк армии, привычно сражалась в ли-
нейном строю, вследствие чего дисциплина и подготовка
имели гораздо большее значение, чем было бы в против-
223

ном случае, а надежду на успех при таком построении
давала только стойкость солдат. Конечно, линия ожида-
ла наступления французских колонн не в изоляции: на-
против, Веллингтон, в частности, широко использовал
стрелков для прикрытия своих войск, находящихся в
сомкнутом строю, и отражения наступления противни-
ка. Однако легкие пехотинцы всех видов, используемые
в этом качестве, были всего лишь прямыми потомками
привилегированных специалистов прежних войн - элит-
ных частей, в которых почти исключалось дезертирство
и которые были достаточно хорошо подготовлены, чтобы
действовать без непосредственного управления офицера-
ми (под влиянием сэра Джона Мура (John Moore) и не-
скольких других реформаторов у отдельной легкой пехо-
ты, которая появилась в начале 1800-х гг., начали вос-
питывать сильный кастовый дух: здесь, в отличие от ос-
тальной армии телесные наказания были почти полнос-
тью отменены, а солдат поощряли к тому, чтобы они гор-
дились своим положением и своими частями).
Итак, в том, что касается реальных сражений, основ-
ную тяжесть войн Британии несли либо иностранцы, либо
презираемое и относительно изолированное меньшинство.
Что же касается техники, то в армии, по крайней мере,
она в основном относилась к прошлым эпохам, в таком
же порядке было все при полном отсутствии боевого пыла.
Все же нельзя отрицать, что армии, находившиеся под
командованием Мура, Чатама (Chatham) и Веллингтона,
отличались от других подобных армий XVIII столетия
гораздо большей численностью (Мальборо, например,
привел к Бленгейму лишь 15000 британских войск). В
то же время очевидно, что если бы французы когда-ни-
будь пересекли Ла-Манш, им пришлось бы столкнуться с
совершенно отличным видом боевых действий. В тече-
ние всей войны довольно большая часть личного состава
британских армий была выделена на оборону страны. Важ-
нейшей силой здесь в военном отношении, хоть и не
многочисленной, было ополчение. Оно возникло еще во
времена "подготовленных отрядов" (trained bands) XVI и
224

XVII столетий, и его ни в коем случае не следует считать
ответом на военное развитие Франции. Да оно и не могло
соперничать с французскими достижениями. Формально
все были обязаны служить в ополчении, но на практике
эта повинность была ограничена: благодаря возможнос-
ти нанять заместителя или уплатить пеню вместо служ-
бы, не говоря уже об освобождениях, в ополчении слу-
жили бедные слои общества. Во всяком случае предпола-
галось, что каждое графство представляет только лишь
справедливую квоту, рассчитываемую в соответствии с
численностью его населения, а поскольку эти квоты не
перерассчитывались с 1757 г., бремя службы стало край-
не неравномерным. Эти части к тому же не являлись об-
щенациональными: Шотландия была в большей или мень-
шей мере освобождена от этой повинности, а в Ирландии
набор рекрутов был совершенно добровольным. Собственно
ополчение, призываемое на постоянной основе в военное
время, в 1796 г. было усилено вторым войском, так на-
зываемым "дополнительным ополчением" (Supplementary
Militia), которое должно было получать минимум базо-
вой подготовки и призываться лишь в случае реального
вторжения. Эти два ополчения, облеченные в плоть в мае
1803 г., достигли максимальной численности в 89 000
человек в 1805 г. и до конца войны составляли примерно
20 процентов вооруженных сил.
Хотя ополчение никогда не направлялось за грани-
цу, с ним все-таки следовало считаться. Но вряд ли это
можно было сказать о добровольческих частях, состав-
лявших третий главный элемент сухопутных войск Бри-
тании, которые один министр по военным и колони-
альным делам охарактеризовал как "нарисованные виш-
ни, которые никто, кроме наивных птиц, не примет за
настоящие"4. Формирование местных добровольческих
частей, первоначально начавшееся более или менее спон-
танно на волне контрреволюционного пыла, прока-
тившегося по стране после казни Людовика XVI, было санк-
ционировано законом, принятым парламентом в 1794 г., и
к 1800 г. в эти части записались примерно 200 000
8. Наполеоновсюеюйны 225

человек. После наступления мира их, в основном, де-
мобилизовали, а в 1803 г. они в огромном количестве
вновь стали под ружье и к концу этого года насчитыва-
ли около 440 000 человек. После ослабления паничес-
кого страха перед вторжением 1803-1805 гг., их чис-
ленность уменьшилась, и энтузиазм ослаб, но даже тог-
да, до 1807 г., когда правительство стало прилагать
все усилия, чтобы втиснуть их в рамки вновь сформи-
рованного и гораздо более систематического войска под
названием "местное ополчение" (Local Militia), их оста-
валось около 294 000 человек. Поскольку им вменя-
лась муштра исключительно "без отрыва от производ-
ства", мысль о том, что их можно было бы использо-
вать на поле сражения — единственное, для чего их,
собственно, готовили, — представляется слишком сме-
лой, к тому же, несмотря на атмосферу воинствующего
патриотизма, которая в то время изображалась, не мо-
гут не закрасться серьезные сомнения в их побуждени-
ях. Для людей со средствами, которые фактически орга-
низовывали большинство этих частей, "добровольцы"
представлялись защитой не только от французов, но и
от внутренних беспорядков. Между тем для лавочни-
ков, ремесленников и клерков, составляющих большую
часть рядового состава, участие в них означало бли-
зость с теми, кто превосходил их по социальному поло-
жению, и возможность извлечения выгод из этого. Они
также дополнительно выигрывали за счет избавления
от жеребьевки в случае добровольного вступления в
ополчение, тем же преимуществом пользовались и пред-
ставители трудящихся классов (к тому же они могли
не бросать родные места и свои семьи, а многие "добро-
вольцы" открыто заявляли, что они ничего, кроме сво-
их мест, не собираются защищать). К тому же для та-
ких людей плата за каждый день, проведенный на сбо-
рах, являлась весомой добавкой к скудным или нена-
дежным доходам. Наконец, на всех уровнях "доброволь-
цы" предполагали волнующую атмосферу веселья и
товарищества и, прежде всего, они имели право носить
226

мундир, который часто был насколько роскошен, на-
столько же и непрактичен.
Итак, если Британия в наполеоновский период и вы-
глядела "нацией под ружьем", то весьма своеобразной,
поскольку значительная доля ее вооруженных сил со-
стояла в лучшем случае из солдат территориальных ча-
стей. Действительно, характер британской мобилизации
был таков, что бойцов фактически не хватало. И не толь-
ко потому, что многочисленные мужчины, которые ина-
че могли бы попасть в регулярную армию, прельщались
поступлением в местные оборонительные части, но и по-
тому, что нельзя было даже рассчитывать на то, что по-
следние в состоянии занять место регулярных подразде-
лений. Так, в ноябре 1811 г. на Британских островах
были развернуты войска численностью 56 000 человек.
Поскольку в колониях постоянно находились еще 50 000
-75 000 солдат, сменявшие друг друга правительства счи-
тали, что остающихся войск недостаточно для нанесе-
ния удара по Наполеону. Так как даже Веллингтон ни-
когда не получал больше 60 000 британских солдат, ста-
новится совершенно ясно, что Британия скорее всего и
не смогла бы быть серьезным соперником в крупномас-
штабных военных действиях, развернувшихся в Цент-
ральной Европе. Из этого вытекало, что Британии сле-
довало добиваться своих целей другими способами —
прежде всего за счет военно-морских сил, дипломати-
ческих усилий по созданию антинаполеоновской коали-
ции и эксплуатации экономического потенциала.
Начнем с Королевского Военно-морского флота. Тра-
диционная военно-морская историография наполеонов-
ских войн сосредоточивает все свое внимание на морс-
ких сражениях и имеет очень узкий характер, а воспо-
минания значительной части британских моряков гово-
рят о том, что в наполеоновской период они, в основ-
ном, занимались патрулированием. Как бы то ни было,
операции флотов, в которых Британия пользовалась зна-
чительным превосходством, — или нежелание францу-
зов после 1805 г. отваживаться на них — сохраняют свое
8* 227

значение, поскольку именно они обеспечили контроль
на море, от которого зависело все остальное. Поэтому
рассмотрим сначала факторы, сделавшие Трафальгар-
ское сражение столь неизбежным результатом.
С военно-морской точки зрения Британия начала на-
полеоновские войны с существенным стратегическим пре-
имуществом. Во время революционных войн вереница
побед значительно ослабила военно-морскую мощь Фран-
ции и ее союзников, как реальную, так и потенциаль-
ную. Так, к 1801 г. только число французских военных
кораблей сократилось с шестидесяти пяти до сорока од-
ного. Между тем из-за, главным образом, социального и
политического хаоса, строительство военно-морских су-
дов во Франции уменьшилось примерно наполовину. На-
против, к 1801 г. захваты и новое строительство довели
число британских боевых линейных кораблей до 108, при
этом еще 80 находились в резерве, ремонте или строи-
лись. Наполеон во время действия Амьенского мирного
договора предпринимал отчаянные усилия, чтобы за-
крыть эту брешь, но недостаток соответствующих резер-
вов замедлял дело, и, когда война возобновилась, то, хотя
строились примерно 45 новых кораблей, даже с учетом
мелких и устаревших судов голландского флота число
военных кораблей все еще было не больше примерно 50,
из которых только 23 можно было непосредственно ис-
пользовать. И даже эти силы были сильно рассеяны и
имели низкий моральный дух, к тому же испытывалась
острая нехватка и офицеров и матросов. В то же время
Британия имела значительный численный перевес: к
марту 1804 г. у британцев было больше 80 боевых линей-
ных кораблей, а потом эта цифра поднялась до 100. Хотя
внешне ситуация вскоре изменилась после того, как Ис-
пания вновь вступила в войну в декабре 1804 г., на са-
мом деле все осталось почти по-прежнему, поскольку боль-
шая часть из 32 испанских линейных кораблей не могла
выйти в море, к тому же хаос в ее финансах и админист-
рации был таков, что улучшение положения дел потре-
бовало бы многих месяцев.
228

Хоть эта картина и печальна, для Наполеона было не
все потеряно: британские обязательства отличались об-
ширностью, одновременная блокада всех неприятель-
ских портов представлялась весьма затруднительной, по-
ставок леса не хватало, а напряжение постоянного пат-
рулирования тяжелым бременем легло на британские
военные корабли, которые к тому же очень страдали от
некачественного леса, причем вынужденная опора на не-
удовлетворительные балтийские заменители сократила
средний срок службы морских военных кораблей до всего
лишь восьми лет. Между тем французскому военно-мор-
скому флоту, находившемуся в безопасных гаванях и
обеспеченному в сущности беспредельными поставками
леса и прочих морских материальных средств из ресур-
сов континентальной Европы, оставалось только увели-
чивать свои размеры, и к 1814 г., несмотря на военные
потери, он со 104 находящимися в строю кораблями
фактически превосходил британский, имевший в нали-
чии 91 корабль; более того, французские корабли были
по большей части крупнее, лучше построены и имели
более мощную артиллерию.
Из-за крайней сложности блокады многочисленных
французских портов по географическим причинам было
просто физически невозможно помешать выходу в море
эскадр Наполеона устрашающей численности (в Тра-
фальгарском сражении объединенный франко-испан-
ский флот фактически превосходил по численности флот
Нельсона). Однако численность — это далеко еще не
все. Французским экипажам, подолгу находившимся в
портах, не хватало морских навыков, а у офицеров и
адмиралов почти не было практики маневрирования в
боевых порядках (в испанском флоте дела обстояли еще
хуже, а многие из участников Трафальгарского сраже-
ния вообще не были моряками). По аналогичным при-
чинам на французских кораблях было плохо поставле-
но артиллерийское дело, а британское превосходство в
этом отношении усиливалось рядом простых техничес-
ких новшеств, таких как внедрение кремневого зажи-
229

гательного механизма для морских пушек. В равной
мере значительно устарела и французская тактика: тог-
да как французы полагались на строго распланирован-
ный строй фронта при сражении, британцы, обычно,
энергично и решительно действовали при сближении
и стремились к массированной схватке. И, наконец,
вопрос командования — здесь британцам повезло с пле-
ядой талантов, бывших не хуже, если не лучше, фран-
цузских сухопутных военачальников.
Вследствие этого в результатах морских сражений
между противостоящими сторонами вряд ли можно было
сомневаться, что доказала ошеломляющая победа у мыса
Трафальгар. Наполеону, столкнувшемуся с такой мощью,
вскоре пришлось отказаться от всех попыток бороться
за контроль над морем и впоследствии, не считая спора-
дических колониальных заданий, связанных с пополне-
нием запасов, он приказывал своим линейным кораб-
лям оставаться в портах до тех пор, пока не будет до-
стигнуто окончательное превосходство над британским
военно-морским флотом. Между тем Британия, остав-
ленная в покое, использовала свое военно-морское пре-
восходство для противодействия континентальной бло-
каде, укрепления финансовой и промышленной базы и
накопления материальных средств, необходимых для
ведения войны. Во-первых, разумеется, удалось сделать
моря безопасными для британской торговли: хотя рей-
деры совершали вылазки, по существу, с каждого учас-
тка побережья Европы, не говоря уже о таких удален-
ных базах, как Ява, организация надежной системы кон-
воев, захват и уничтожение вражеских фрегатов и ка-
перов, а также постепенное исключение таких гаваней,
как Маврикий, удерживали потери на уровне примерно
1/15 общего количества участвующих в этих операциях
судов (хотя это не говорит о незначительности ущерба —
только в 1810 г. из-за действий противника было поте-
ряно около 619 торговых судов). Во-вторых, возможность
осуществления блокады и правительственных декретов
дала Британии реальную монополию в области морской
230

торговли, поскольку корабли ее противников станови-
лись жертвами захватов и были вынуждены находиться
в портах: так, у Франции в 1801 г. было около 1500
океанских торговых судов, а в 1812 г. всего лишь 179.
В то же время морская мощь сама по себе приводила и к
расширению торговли, поскольку различные француз-
ские и голландские колонии вновь захватывались и ста-
новились новыми рынками сбыта и источниками сы-
рья. В частности, Британия таким образом постепенно
вытесняла Испанию и Португалию из торговли с Ла-
тинской Америкой. Между тем только военно-морской
флот позволял Британии поддерживать такие удален-
ные транзитные базы, как Сицилия и Гельголанд, через
которые шел устойчивый поток колониальных товаров
на голодные рынки наполеоновской Европы.
Морская мощь, и так жизненно важная для британ-
ских военных усилий, к тому же открывала значитель-
ные стратегические возможности. Посредством морских
военных действий удавалось замедлить создание Напо-
леоном боевого флота путем таких операций, как уп-
реждающий захват датского военно-морского флота в
Копенгагене в сентябре 1807 г. (другим вариантом здесь
являлись захват и разрушение французских военно-мор-
ских баз, например в Антверпене, что было целью экс-
педиции на Вальхерн в 1809 г.). Между тем упомина-
ние о Вальхерне подводит нас к отправке и материаль-
но-техническому обеспечению десантных экспедиций,
что являлось вторым существенным вкладом британ-
ской военно-морской мощи в наступательные операции.
Британии неоднократно удавалось высаживать сухопут-
ные войска по периферии континента для использова-
ния значительных стратегических возможностей, под-
бадривания и, в большинстве случаев, поддержки парт-
неров по коалиции или защиты ослабевших союзников.
В равной мере именно британская морская мощь была
основной гарантией безопасности и обеспечения таких
армий (в частности, на Пиренейском полуострове бри-
танский флот серьезно способствовал их кампаниям,
231

например в 1812 и 1813 гг., когда Веллингтон исполь-
зовал небольшие десантные части для связывания мно-
гочисленных французских войск в Северной и Восточ-
ной Испании). И наконец, именно британское морское
могущество позволяло осуществлять обильные постав-
ки оружия, обмундирования, боеприпасов и денег та-
ким бедным союзникам, как Испания и Пруссия.
Но как бы то ни было, а для окончательной победы
все же этого не хватало. Несмотря на абсолютное превос-
ходство Британии на море, только за его счет нельзя было
ни разгромить Наполеона, ни помешать ему проводить в
жизнь стратегию блокады, которая была по самому ма-
лому счету крайне опасна, если не губительна. Для этих
целей Британия нуждалась в армии, способной прово-
дить операции в Северной и Центральной Европе в усло-
виях, которые очень сильно отличались от единственных
в своем роде обстоятельств, сложившихся на Пиреней-
ском полуострове. Британия не могла собрать армию, до-
статочно большую, чтобы действовать, не подвергая себя
риску, и ее единственная надежда заключалась в созда-
нии устойчивой антифранцузской коалиции великих дер-
жав. Эту позицию, общепризнанную с самого начала
французских войн в 1793 г., укрепил крах двух коали-
ций 1790-х, поскольку кончина этих союзов прекрасно
продемонстрировала беспомощность британского оружия,
брошенного на произвол судьбы. Поэтому с 1803 г. цент-
ральной темой британской дипломатии становится убеж-
дение остальных великих держав в том, что в их интере-
сах отбросить в сторону многочисленные противоречия,
чтобы противостоять Наполеону. Хотя в качестве союз-
ника приветствовалось любое государство, стержневым
элементом данной стратегии являлся союз с России, по-
скольку эта великая держава представлялась наименее уяз-
вимой для французского военного давления, причем эта
позиция укреплялась всеобщим осознанием ненадежности
Пруссии и слабости Австрии. Итак, стратегия Питта (Pitt)
при формировании Третьей коалиции в 1804-1805 гг.,
основанная на том, что к советам Александра I в Прус-
232

сии и Австрии прислушаются больше, чем к советам со
стороны Британии (к которой испытывали серьезное не-
доверие), заключалась в том, чтобы заручиться поддерж-
кой России, а затем предоставить царю заняться Веной и
Берлином. При "Кабинете всех талантов" (Ministry of All
Talents), действовавшем в 1806-1807 гг., поддержка коа-
лиционной дипломатии ослабла по причинам, выражен-
ным в несколько лицемерных словах канцлера казначей-
ства, лорда Петти (Petty), о том, что "смешно говорить о
спасении Европы, пусть бы даже Европа сама была не в
состоянии спастись"5. Как бы то ни было, результатом
этого стал катастрофический договор в Тильзите (Советск),
а поскольку отчаянные меры, принятые чтобы предотв-
ратить его, провалились, при кабинете Портленда
(Portland) и его преемниках был взят на вооружение прин-
цип, согласно которому всякая держава, которая подни-
мет оружие против Наполеона, должна пользоваться все-
мерной поддержкой. Что же касается России, то непос-
редственно после Тильзитского мира британцы очень вни-
мательно следили за тем, чтобы не предпринимать ника-
ких действий, которые могли бы надолго отдалить ее (типа
удара по Копенгагену, направленного против ее балтийс-
кого флота), к тому же в 1808 г. Каннинг (Canning) был
вполне готов пожертвовать интересами последнего при-
балтийского союзника Британии, Швеции, которая в то
время впуталась в безрассудную войну с Данией, Фран-
цией и Россией, если бы это наставило Россию на путь
истинный (напротив, почти никакой поддержки не по-
лучили австрийцы, в 1808 г. начавшие готовиться к но-
вой войне, хотя когда военные действия вспыхнули, Вена
получила более одного миллиона фунтов стерлингов, а
также довольно сомнительную помощь со стороны экспе-
диции на Вальхерн). Однако после разгрома Австрии не-
которое время почти ничего нельзя было сделать; един-
ственная надежда заключалась в продолжении Полуост-
ровной войны в расчете что-нибудь наконец изменить к
лучшему. На самом деле, господствовавшие в правитель-
стве взгляды на положение дел на континенте были столь
233

пессимистичны, что далее имевший успех военный пси-
хоз 1811 г. не побудил его взять на вооружение более
активную политику, хотя Пруссии предлагалась незамед-
лительная поддержка, когда стало представляться неиз-
бежным, что Наполеон вновь собирается ввергнуть ее в
войну. Ситуация действительно улучшилась только пос-
ле 1812 г., однако хотя Британия теперь приобрела но-
вых союзников, ее задачи все еще не были решены, по-
скольку не было никаких гарантий, что эти державы со-
хранят единство или согласятся с британской програм-
мой-минимум — вернуть Наполеона в границы Франции
до 1792 г. В результате правительству Британии при-
шлось затратить массу энергии на завоевание доверия ее
союзников и склонение их на ее позицию, причем эта
проблема оказалась столь сложной, что министру иност-
ранных дел, лорду Кестлри (Castlereagh)*, в конечном
счете пришлось в январе 1814 г. отправиться в штаб-
квартиру союзников и оставаться там до конца войны.
Итак, в ходе всей войны центральным элементом борь-
бы с Наполеоном оставалось формирование коалиции ве-
ликих держав, стержнем которой должна была стать Рос-
сия. Однако путь к этой цели, к сожалению, был усеян
многочисленными препятствиями. Как мы уже видели,
Британия совсем не пользовалась популярностью в Евро-
пе, поскольку ее подозревали в использовании войны как
средства достижения своих интересов. В то же время цели
войны, которые Британия пыталась навязать своим союз-
никам — возврат Франции к старым границам и организа-
ция зоны поддерживаемых великими державами буфер-
ных государств среднего размера в качестве барьера про-
тив будущей французской агрессии - не учитывали ре-
альных интересов Австрии, Пруссии и России в других
местах. Прежде всего Британия, хоть и упорно добива-
лась поддержки иностранных держав, явно почти ничего
не предлагала взамен: из Вены, Москвы и Берлина содер-
жание сотен тысяч людей под ружьем для территориаль-
ной обороны казалось несообразным, блокада представля-
лась всего лишь прикрытием для экспансии британской
234

торговли, а Полуостровная война, очевидно, выглядела
вообще чем-то второстепенным. Серьезность своих наме-
рений британцы могли доказать, только направив в Се-
верную или Центральную Европу крупную армию для борь-
бы с французами, и даже если бы были солдаты для такой
армии, почти не было надежд на повторение успеха, на-
пример, походов герцога Мальборо, до тех пор, пока Бри-
тания не убедится в могуществе континентального союза.
Поэтому попытки привлечь партнеров по коалиции следо-
вало подкреплять конкретными стимулами, хотя это не
всегда понималось — особенно разрушительными в этом
отношении были действия "Кабинета всех талантов".
Как мы уже видели, весьма ограниченную военную
силу, находившуюся в распоряжении Британии, ино-
гда удавалось использовать для жестов, направленных
рассеять имевшиеся за границей подозрения. Примером
тому служит решение о высадке на материковую часть
Италии экспедиционной армии для защиты Неаполя,
принятое в 1805 г. после того, как вскрылось бытующее
среди русских мнение о том, что британцы, по словам
Чарторыйского, хотят "вовлечь Европу в войну, един-
ственно чтобы избавиться от нее самим и не налагать на
себя излишнее бремя"6. Однако в целом в этом отноше-
нии практически ничего нельзя было сделать, и в ре-
зультате мы приходим к эксплуатации экономического
потенциала Британии, бывшего третьим стержневым эле-
ментом ее войны с Наполеоном. Далее экономическому
фундаменту этой войны будет уделено много внимания,
но даже на первый взгляд совершенно ясно, что с помо-
щью ряда средств Британии удавалось выдерживать рас-
ходы, намного превосходившие расходы любой другой
европейской страны: подсчитано, что военные расходы
Британии более чем вдвое превышали французские при
том, что население ее было вдвое меньше; расходы на вой-
ну выросли с 29 миллионов фунтов стерлингов в 1804 г.
до 70 миллионов в 1813 г, а общая стоимость войны в
переводе на язык займов и налогов составляла более по-
лутора миллиардов фунтов стерлингов.
235

Все это было достигнуто перед лицом непрекращаю-
щихся попыток Наполеона вызвать финансовый крах Бри-
тании. Следует ответить на вопрос о том, как удалось со-
вершить такой подвиг. Обычно главный акцент делается
на возросшем уровне торговли и промышленной револю-
ции, которые создали значительный капитал, доступный
для государственных займов и налогообложения, но само-
го по себе простого экономического роста было недоста-
точно, правительство нуждалось в средствах, чтобы обра-
тить их на пользу дела. В результате были проведены кар-
динальные реформы в фискальной структуре: между 1798
и 1815 гг. не менее 64 процентов добавочных государствен-
ных доходов, пошедших на оплату французских войн, по-
ступило от налогообложения; более того, менее 1/10 этих
столь возросших сумм были следствием увеличения пред-
военной налоговой базы. Пальму первенства здесь следу-
ет отдать повышению налогов, уже существоваших в
1789 г., что дало 55 процентов роста налоговых поступле-
ний. Были повышены сборы на многочисленные товары
первой необходимости, такие как сахар, чай и табак, при-
чем это косвенное налогообложение дало в общем 230 мил-
лионов фунтов стерлингов, тогда как "прямые налоги"
(assesed taxes), которыми облагались такие статьи, как
лошади, прислуга и экипажи, и поэтому касались в ос-
новном имущих, были утроены. Между тем дополнитель-
ным источником доходов стало также совершенствование
процедур ведения хозяйственных дел и взыскания нало-
гов: так, канцлеру казначейства Спенсеру Персивалю
(Spencer Perceval) удалось сэкономить 350 000 фунтов стер-
лингов за счет сведения массы норм, относящихся к обло-
жению гербовым сбором, в одно постановление парламен-
та от 1809 г. Однако еще проще новые источники доходов
находили в новых налогах, хотя они на самом деле дали
лишь 36 процентов требуемой суммы. Многие из этих мер
также относились к таможенным пошлинам и акцизам, и
поэтому основная их тяжесть падала на низшие классы,
но Уильям Питт, в частности, считал, что, с точки зрения
и фискальной практики, и социальной справедливости, сле-
236

дует шире использовать прямое налогообложение (лишь
двадцать пять процентов общей суммы в 1792 г.). Начало
было положено введением налога на наследство в 1796 г.,
но основные перемены произошли еще через три года. По-
скольку старый земельный налог безнадежно устарел (он
был неизменен с 1692 г. и взыскивался только с прямо-
го владения), возникла нужда в подоходном налоге, и в
1799 г. был введен прогрессивный налог на все доходы
больше 60 фунтов, причем его верхняя ставка составля-
ла два шиллинга на фунт. Этот налог, видоизмененный
в 1803 г., составлял 4/5 всех доходов, даваемых новым
налогообложением и в конечном счете оплатил 28 процен-
тов расходов на войну.
Если еще учесть очень крупные суммы, привлекаемые
за счет государственных займов, видно, что сменявшие
друг друга правительства прилагали все усилия, чтобы
использовать самое настоящее процветание, которым во
время войны наслаждались по крайней мере имущие и
коммерческие слои. В то же время заметно усиление борь-
бы за рост эффективности, начавшейся в 1780-е годы;
примером ее служит запрос, направленный в 1802 г. лор-
дом Сент-Винсентом (St. Vincent) в администрацию воен-
но-морского флота. Не приходится и говорить, что основ-
ную массу высвобожденных таким образом доходов при-
ходилось тратить на собственные вооруженные силы Бри-
тании и иные оборонительные меры, например на цепь
"башен мартелло" (martello towers), построенных вдоль
побережья Сассекса, Кента и Эссекса, но рост государ-
ственных доходов помимо этого существенно подкреплял
британскую внешнюю политику: хоть Британия и не
могла посылать армии на континент, но зато была в со-
стоянии поддерживать свою дипломатию деньгами и во-
енным имуществом. Субсидии, уже нашедшие широкое
использование в ходе революционных войн, вновь при-
обрели серьезное значение, и их важность даже выросла
(тогда как в 1790-е гг. была определенная селективность,
а также тенденция использовать займы вместо субсидий,
теперь придерживались принципа, что всякому потенци-
237

альному союзнику следует предлагать деньги без упоми-
наний о возврате). Так, уже в июле 1803 г. Аддингтон
(Addington)* обещал России и Пруссии значительные сум-
мы, если они согласятся объявить войну Франции, а в июне
1804 г. Питт дал согласие выделить Третьей коалиции сум-
му в пять миллионов фунтов стерлингов. Затем, как мы
видели, возможности создания коалиции до 1812 г. были
ограничены, и основная масса денег, выплачивавшихся
иностранным державам, шла странам, уже находившим-
ся в союзе с Британией. Как бы то ни было, рассматрива-
емые суммы оставались значительными и, безусловно,
играли очень важную роль в военных действиях Испа-
нии и Португалии, в частности, потому что частично вып-
лачивались натурой. Британия, будучи ведущей промыш-
ленной державой, имела уникальную возможность снаб-
жать союзников такими товарами, как оружие, обмун-
дирование и боевая техника: в ходе кампании 1807 г.
русско-прусским войскам в Восточной Пруссии было на-
правлено 40 артиллерийских орудий и 100 000 мушкетов,
а в 1808 г. в Швецию послали еще 35 000 мушкетов;
между тем только за первый год Полуостровной войны в
испанские порты прибыли 155 артиллерийских орудий,
200 000 мушкетов, 60 000 сабель, 90 000 мундиров, 340 000
пар обуви и бессчетное количество другого имущества,
включая амуницию, форменные рубахи, простыни, фля-
ги, патронташи, кивера, палатки, больничное оборудова-
ние и медицинские принадлежности.
Британские субсидии, по существу, поддерживавшие
ведение войны до того времени, когда появились новые
возможности для создания коалиции, сыграли также важ-
ную роль и при формировании Шестой коалиции. Рос-
сию, естественно, не пришлось подкупать, чтобы она всту-
пила в войну, а Пруссии не предлагалось ничего, очевид-
но, потому, что британцы так и не осознали, что она могла
бы вступить в союз. Однако Швецию и Австрию во-влека-
ли в новую коалицию предложением одного миллиона фун-
тов стерлингов только за 1813 г. В то же время британс-
кое золото сыграло важную роль в военных действиях
238

Великого союза: после 1813 г. субсидии иностранным го-
сударствам не опускались ниже 7 500 000 фунтов стер-
лингов в год, а общая сумма выплат за 1813-1815 гг. со-
ставила больше 26 250 000 фунтов стерлингов в сравне-
нии с 39 500 000 фунтов стерлингов за 1793-1813 гг.
Не стоит переоценивать значение британских субси-
дий: Британия не только редко оказывалась в состоянии
удовлетворить все предъявляемые ей запросы, но они,
нельзя не отметить, составляли гораздо меньшую долю
военных расходов, чем можно было бы подумать, так,
только расходы на содержание армии Веллингтона более
чем вдвое превосходили общую сумму субсидий, выпла-
ченных за то время, когда она находилась в походе. Прав-
да, нельзя отрицать, что армии, которые Британия на-
правляла на континент, производили гораздо большее
впечатление, чем когда-либо раньше. И все же, оставляя
в стороне эти оценки, факты говорят, что в отсутствие
французского вторжения война, которую на деле вела
Британия, по существу имела сходство с теми войнами,
которые она вела в XVIII столетии: операции относительно
небольших регулярных армий использовались для уси-
ления подавляющего военно-морского могущества и дей-
ствий коалиционной дипломатии. Фундаментом всей этой
системы, что бы ни говорили, была экономическая мощь,
и именно она станет сейчас объектом нашего внимания.
РЫВОК К ПОБЕДЕ
Томас Мальтус (Thomas Malthus) писал, что "в по-
следней войне огромную помощь нам оказали паровые
машины"7. Между тем, согласно Уордсворту (Wordsworth),
решающую роль сыграли "деньги и ремесла"8. В то же
время войне способствовали не только "деньги и ремес-
ла"; по замечанию Мальтуса после наступления мира:
"Ни за какие двадцать два года нашей истории... не
было столь быстрого роста производства и потребления...
как за двадцать два года, закончившиеся в 1814 г."9.
239

Хотя последний взгляд оспаривается рядом истори-
ков экономики, очевидно, что, по крайней мере, Уордс-
ворт прав и британская экономика, подвергшаяся тя-
желейшему испытанию, вышла из него с блеском.
Остановимся сначала на моментах, которыми ни в
коем случае нельзя пренебрегать при любом рассмотре-
нии роли британской экономики в разгроме Наполеона.
Во-первых, некоторые статистики считают, что наполе-
оновские войны замедлили рост британской экономики
или даже привели к ее временной стагнации. Мало того,
что все время сохранялся высокий уровень безработицы,
но она еще во всех отношениях выросла, цифры по нало-
гам говорят об уменьшении доли поступлений от тор-
говли, промышленности и ремесел с 34 850 000 фунтов
стерлингов в 1803 г. до 34 400 000 в 1812 г., причем это
падение было относительно большим в таких промыш-
ленных районах, как Ланкашир. В некоторых отраслях
промышленности выпуск продукции явно снизился или,
по крайней мере, не рос так быстро, как раньше. И вне-
шняя торговля не переживала того значительного рас-
ширения, на которое можно было бы рассчитывать: эк-
спорт в своем максимуме лишь на 9 миллионов фунтов
стерлингов превысил уровень, достигнутый во время
действия Амьенского мира. Средний темп роста импор-
та, экспорта и реэкспорта между 1802 и 1814 гг. был на
2/3 ниже, чем между 1702 и 1802 гг. И помимо статис-
тики можно выдвинуть еще ряд дополнительных аргу-
ментов в пользу замедления роста. Что касается сель-
ского хозяйства, то условия военного времени, и осо-
бенно постоянное повышение цен на продукты питания
вследствие быстрого увеличения населения, уменьшения
поставок с континента и роста расходов на судоходство
и страхование, привели к быстрому увеличению капита-
ловложений: во время наполеоновских войн максимума
достигло движение огораживания общинных земель и
наблюдался значительный рост обрабатываемых площа-
дей. За счет этого производство выросло примерно на
четверть, но в то же время доля сельского хозяйства в
240

общем объеме национального производства за 1803-1811 гг.
увеличилась с 33 до 36 процентов. Результат этого для
экономики в целом имел сомнительный характер, по-
скольку таким образом капитал отвлекался от промыш-
ленности. Между тем государственные военные заказы,
хоть и крупные, были не столь велики, чтобы обеспечить
существенный рост производства, — так, в чугунолитей-
ной промышленности, как представляется, только семь
процентов новых мощностей, приобретенных в ходе вой-
ны, отдавались под военное производство — к тому же
весомые займы и налогообложение в совокупности при-
мерно вдвое сократили капиталовложения в промышлен-
ность.
Хотя все это и убедительно, утверждение о том, что на-
полеоновские войны замедлили экономический рост, небе-
зупречно. Безработица объясняется ростом населения, ко-
торое составляло 15 846 000 человек в 1801 г. и 18 044 000
человек в 1811 г. Также благодаря ошибкам чиновни-
ков, уклонению от уплаты налогов и наличию огромного
числа мелких предприятий, освобожденных от налогов
из-за ограниченного оборота, доходы торговли и промыш-
ленности существенно недооценивались — действитель-
но, по оценкам к 1811 г. потери, обусловленные только
уклонением от уплаты налогов, возможно составляли по-
ловину реально взыскиваемой суммы. Торговля, возмож-
но, и была неустойчивой, но как бы то ни было, доходов
от нее хватало, чтобы поддержать торговый флот: если
взять только численность английских судов, то она уве-
личилась с 13 446 в 1802 г. до 17 346 - в 1815 г. А что
касается утверждений о сокращении капиталовложений
в промышленность, то, если 25-процентный рост произ-
водства, достигнутый в сельском хозяйстве, обеспечил
повышение его доли в экономике в целом лишь на три
процента, ясно, что и промышленность, должно быть,
развивалась очень быстро. Наконец, совершенно правиль-
но обращают внимание на то, что тяжелое налогообложе-
ние не мешало имущим классам поддерживать самый
высокий жизненный уровень. Да это и не удивительно,
241

поскольку подоходный налог по современным понятиям
был умеренным, не говоря уже о многочисленных проре-
хах в его взыскании (как мы видели, доходы предприни-
мателей сравнительно легко скрывались, а жалованье во-
обще ускользало от налоговых органов). В то же время
возможности получения прибыли были очень больши-
ми, особенно после того как решение Питта об отказе от
золотого стандарта привело к повышению доступности
кредита. Пусть занятие коммерцией и промышленнос-
тью было очень ненадежным — особенно пагубным явля-
лось непрерывное открытие и закрытие различных рын-
ков в соответствии с капризами войны — но тот, кому
улыбалась удача, мог все же приобрести огромное состо-
яние. Государственные займы, тяжесть которых до этого
ложилась главным образом на плечи иностранных фи-
нансистов и которые теперь приходилось волей-неволей
извлекать из внутренних источников, привели к появле-
нию не только небольшой группы спекулянтов-милли-
онеров типа Давида Рикардо (David Ricardo), но и к рос-
ту числа относительно небогатых владельцев государствен-
ных процентных бумаг. А в сельском хозяйстве сочета-
ние роста цен на продовольствие и выплат заработной
платы сельскохозяйственным рабочим по быстро распро-
странившейся "системе Спинхемленда" (Speenhamland
system) привело к значительному преуспеванию крупных
землевладельцев и крестьян-арендаторов — отсюда жало-
бы Коббета (Cobbett) на иомена, живущего лучше, чем
он, и доклады Генри Ханта (Henry Hunt) о бесспорном
стремлении к земле: "Если имение собираются сдать в
аренду, толпы людей... лезут друг на друга и готовы свер-
нуть себе шеи... чтобы снять ее любой ценой"10.
Наблюдения Ханта подтверждают доводы в пользу
того, что капиталовложения отвлекались от промышлен-
ности, к тому же бессмысленно было бы отрицать значи-
тельный ущерб, наносимый континентальной блокадой,
особенно в 1811 г., когда разразился серьезный экономи-
ческий кризис. Короче говоря, источники этого кризиса
имели как коммерческий, так и финансовый характер.С
242

одной стороны, объем торговли сократился на треть, а
многочисленные спекулянты потерпели крах, вследствие
сочетания вынужденного присоединения Швеции к кон-
тинентальной блокаде, попытки Наполеона пробиться в
колониальную торговлю, усиления эмбарго на торговлю
с Америкой и потерь, вызванных революциями в Латин-
ской Америке. С другой стороны, в значительной мере
из-за влияния на денежную массу возросшего импорта
пшеницы после неурожаев в 1809 и 1810 гг. резко ухуд-
шилось положение с кредитом, результатом чего стала
волна банковских банкротств (кстати, примерно в то же
самое время это происходило и во Франции), что в свою
очередь спровоцировало кризис в промышленности. Ко-
личество банкротств более чем вдвое превысило их сред-
нее число за предыдущее десятилетие, при этом очень
сильно пострадали шерстяная, трикотажная, хлопчатобу-
мажная и чугунолитейная отрасли — в Бирмингеме 9 ты-
сяч рабочих выбросили на улицу, в Манчестере — 10-12 ты-
сяч, тогда как в Ланкашире рабочих мукомольных пред-
приятий, сохранивших свои места, перевели на трехднев-
ную неделю. В очень тяжелое положение попали рабо-
тавшие на ручных станках ткачи — не случайно 1811 г.
отмечен подъемом луддизма, пусть даже ему предшество-
вали случившиеся несколькими годами раньше события
в Уитшире.
Все же Британия не потерпела крах - кризис 1811 г.,
хотя и был очень серьезным, оказался временным явле-
нием, поскольку одной стойкости правительства перед
лицом даже такого кризиса хватило, чтобы восстановить
уверенность, что вскоре было вознаграждено благопри-
ятным сдвигом в структуре торговли. А если взять войну
в целом, то просто нет никаких сомнений в том, что в ее
ходе британская экономика пышно расцвела. Если рас-
смотреть промышленное производство, то в большинстве
отраслей значительно вырос выпуск продукции. Так,
объем производства чугуна вырос до такой степени, что к
1812 г. Британия впервые стала нетто-экспортером этого
товара. Потребление хлопка выросло со среднегодового
243

уровня 13 900 тонн за 1791-1800 гг. до 31 800 тонн в
1803-1812 гг. Даже в угледобывающей промышленности,
где ряд технологических проблем приводил к относитель-
ному замедлению прогресса, производство в 1790-1811 гг.
росло примерно на 20 процентов быстрее, чем между 1780
и 1790 гг. Имеется также множество данных по ново-
введениям и механизации: к 1813 г. в Британии в зна-
чительной степени в ущерб работавшим на ручных стан-
ках ткачам были установлены 2400 механических ткац-
ких станков; в чугунолитейной промышленности впер-
вые появились паровые машины, а к 1815 г. половина
движущей силы на ее бирмингемских предприятиях
происходила из этого источника; на некоторых заво-
дах впервые нашло применение газовое освещение; и даже
в сельском хозяйстве появились первые молотилки. Сви-
детельства британского процветания можно найти и в
области урбанизации, поскольку существовавшие ранее
города типа Манчестера, Ливерпуля и Бирмингема быст-
ро росли, а такие новые поселения, как Рочдейл, Олдхем
и Бредфорд, расширялись еще быстрее. Развитие горо-
дов сопровождалось значительными объемами обществен-
ных работ: строительством новых обширных доков в Лон-
доне, быстрым расширением и совершенстованием сети
дорог и каналов и появлением новых многочисленных
трамвайных линий на конной тяге.
Итак, как ни оценивай эту ситуацию, Британия со-
вершала резкий рывок вперед. Военные усилия приве-
ли к выдающимся результатам. С одной стороны, Бри-
тания обладала возможностью удовлетворять налагае-
мым на нее войной огромным требованиям на военное
снаряжение всех видов. С другой стороны, что гораздо
более существенно, несметные расходы на войну удава-
лось переносить, не скатываясь в пучину банкротства,
что было характерно для многих континентальных дер-
жав, при этом доверие к государству оставалось непоко-
лебимым, а бумажные деньги, которые оно использова-
ло для финансирования войны, сохранили значитель-
ную часть своей номинальной стоимости. В результате
244

британской дипломатии удавалось привлекать почти не-
истощимые ресурсы, к тому же сама Британия оказа-
лась в состоянии пережить отчаянные попытки Наполе-
она сокрушить ее. Короче, богатела ли Британия или
беднела, или богатела медленнее, чем следовало, цент-
ральным элементом британских военных усилий были
могущество и процветание, с которыми Наполеон и ду-
мать не мог соперничать.
ВЫЗОВ СТАРОМУ ПОРЯДКУ
С того дня, когда Британия в 1793 г. впервые всту-
пила в войну с революционной Францией, ее правя-
щие круги подстегивал сильный страх перед полити-
ческим и общественным расколом; так, Уильям Питт в
1795 г. изображал этот конфликт как "войну в защиту
собственности"11. К возобновлению войны в 1803 г. стра-
хи перед "британской революцией", до предела разо-
жженные во время революционных войн такими явле-
ниями, как образование многочисленных радикальных
клубов типа Лондонского корреспондентского общества
(London Corresponding Society), широкое распростране-
ние произведений Томаса Пейна, продовольственные и
ополченческие бунты 1795-1796 гг., мятежи в Спитхе-
де и Норе в 1797 г. и постоянные доклады о возникно-
вении революционного подполья, стали довольно эфе-
мерными. Жестокие репрессии правительства, не гово-
ря уже о победе популистского консерватизма в борьбе
за народную душу, уничтожили организованный на-
родный радикализм, поскольку большая часть коррес-
пондентских обществ и их членов просто не выдержа-
ла их тяжести. А что касается революционного подполья,
то в той мере, в какой оно вообще представляло реаль-
ную угрозу (несомненно, что многие доходившие до пра-
вительства доклады были сильно преувеличены), по-
лучило тяжелый удар после разоблачения так назы-
ваемого заговора Деспарда (Despard). Деспард - армей-
245

ский офицер в отставке, обиженный несправедливым
увольнением, в конце 1790-х спутался с шайкой ир-
ландских революционеров и бывших членов корреспон-
дентских обществ, величавших себя "Объединенными
англичанами" (United Englishmen). Согласно сведени-
ям, поступавшим от многочисленных шпионов и осве-
домителей правительства, эта организация планирова-
ла массовое восстание в сочетании с французским втор-
жением, в чем ее члены клялись тысячам своих при-
верженцев в таких районах, как Чешир, Йоркшир,
Ноттингемшир, Ланкашир и Дербишир; правдоподо-
бие этим сообщениям придавали многочисленные мас-
совые митинги ("черная лампа" — Black Lamp), скрыто
проходившие в то время на вершинах Пеннинских гор.
Деспард, в 1798 г. посаженный в тюрьму за подстрека-
тельство к мятежу, в 1800 г. вышел на свободу с еще
более радикальными настроениями, чем раньше, и сле-
дующие два года посвятил организации общества заго-
ворщиков, которое установило связи с представителем
"Объединенных ирландцев" (United Irishman) Робер-
том Эмметом (Robert Emmett), возглавившим в июле
1803 г. трагически окончившееся восстание в Дубли-
не, и агитаторами "черной лампы". Как бы то ни было,
все окончилось ничем: в ноябре 1803 г. Деспарда арес-
товали и позднее казнили вместе с шестью другими
членами его организации, а "черную лампу" уничто-
жили, сослав нескольких ее вожаков.
Поскольку теперь некоторое время сохранялось спо-
койствие, если не считать, конечно, восстания Эммета
(по общему признанию, весьма серьезное событие, вы-
зывавшее сильную тревогу), все говорит о том, что по
крайней мере в Англии в начале наполеоновских войн
правительству нечего было бояться революции. Хотя
сильно напуганное революционное подполье, может
быть, и имело отношение к довольно распространенному
общественному и экономическому недовольству, но его
состав ограничивался незначительной группой активи-
стов. Кроме того, если мир в 1802 г. приветствовался,
246

то и возобновление войны в целом было воспринято
без протестов по большей части потому, что, поскольку
флот вторжения вел совершенно открытую подготовку
к нему прямо на другом берегу Ла-Манша, Наполеон
являл очевидную угрозу британцам всех классов. Бо-
лее того, с политической точки зрения, восхищение
французской революцией и ее идеалами все больше
затруднялось тем, что начали сбываться пророчества
Эдмунда Берка (Edmund Burke)*, поскольку Наполеон
был самим воплощением того типа военного деспота,
который, как он всегда доказывал, будет ее логическим
результатом. А так как Франция являлась оплотом дес-
потизма, для реформаторов и радикалов открывался
путь к примирению с патриотизмом, народ же мог объ-
единиться под знаменем военных усилий. Итак, многие
былые борцы за свободу британцев, поскольку Наполе-
он явно изменил всем их надеждам, начали присоеди-
няться к добровольческому движению, представляв-
шемуся им "нацией под ружьем" на британский ма-
нер. Между тем удалось убедить народ отдать должное
тем свободам, которыми пользовались даже беднейшие
граждане по традиционной английской конституции
(в этом отношении, очевидно, большую пользу принес-
ло решение Аддингтона отказаться от "охоты на ведьм"
после заговора Деспарда и ослабить наиболее драко-
новские ограничения на гражданские свободы, введен-
ные в 1790-е гг.). Таким образом, верноподданничес-
кие взгляды времен революционных войн существенно
укрепились, и после 1803 г. они с большим или мень-
шим успехом продолжали крепнуть. В сущности, про-
стому человеку внушали, что, защищая установленный
порядок, он защищает свои интересы — как было напи-
сано в одном слабеньком стихотворении, напечатанном
в 1803 г.: "Дело Георга и свободы — твое дело!"12. Бри-
танская конституция, основанная не на абстрактных
теориях, а на вековом практическом опыте, не обеспе-
чивала абсолютного равенства, но в условиях конкрет-
ных жизненных ситуаций она всем предоставляла сво-
247

боду, возможности и опору на закон. В результате раз-
рушение ее для честного труженика, ремесленника или
мелкого лавочника было бы столь же губительным, как
и для богачей, а защита ее предоставляла возможности
улучшить свое положение. В ходу было такое высказы-
вание: "Помни, когда ты вызываешься помочь...тем,
кто выше и богаче тебя, на них ложится бремя благо-
дарности, которая непременно будет вознаграждена"13.
К этому добавлялась солидная доза ксенофобии, о чем
свидетельствует стишок "Несокрушимые британцы"
(Britons Unconquerable):
Afraid of the French and afraid of invasion?
Afraid of the men whom on every occasion
We've beat since our Edward gained so much renown,
By bringing the king of these Frencmen to town?
Yes, afraid of the French we will be when the moon
Shines as clear and as bright as the sun does at noon;
When the stars in their places no longer will stay,
But turn into marbles, and boys with them play14.
Бояться французов, бояться вторжения?
Бояться людей, которых мы при каждом случае
Били с тех пор, как наш Эдуард прославился тем,
Что привез короля этих французишек в Лондон?
Да, мы будем бояться французов, когда луна
Будет светить так же ярко, как солнце в полдень,
Когда звезды свалятся с неба и превратятся
В стеклянные шарики, которыми будут играть мальчишки.
Эти призывы, очевидно, не были бесплодны, на что
указывает успешное возрождение добровольческого дви-
жения. Однако отсутствие опасности народного восста-
ния в кризисный период 1803-1805 гг. совсем не озна-
чает, что чувства народа сохраняли постоянство в ходе
всей войны. Напротив, в течение несколько лет вновь
усилился политический радикализм, а к 1812 г. неко-
торые районы страны находились на грани вспышки се-
248

рьезных волнений среди рабочих. Однако прежде чем
заниматься этими вопросами, следует в первую очередь
определить, насколько война повлияла на контроль зем-
левладельцев над рычагами общественной и политичес-
кой власти, который она, как представляется, почти не
затронула. Хотя война значительно повысила возмож-
ности образованных людей благодаря огромному рас-
ширению сферы действий государства, в отсутствие та-
ких механизмов как конкурсные процедуры приема на
работу, гражданская служба оставалась заповедником
протекционизма, вследствие чего люди из средних клас-
сов почти не имели возможностей продвижения, если
не добивались покровительства со стороны какого-ни-
будь представителя правящей олигархии. Почти то же
самое имело место и в судах, поскольку назначения на
судейские должности определялось благосклонностью
лордалейтенанта (Lord-Lieutenant, главы судебной и ис-
полнительной власти) каждого графства. И в политике
средние классы мало чего добивались. Правда, видные
государственные деятели — Аддингтон, Каннинг (Canning)*,
Джордж Роуз (George Rose) и лорд Элдон (Eldon) - про-
исходили не из землевладельцев, но никто из них не
продвинулся бы слишком высоко без опоры на могуще-
ственных покровителей, к тому же Аддингтону, как пре-
мьер-министру, приходилось бороться с открытой непри-
язнью многих важных особ, даже из числа своих сто-
ронников. А если Аддингтона презрительно именовали
"доктор", то пивовару Сэмьюэлу Уайтбреду (Samuel
Whitbread) жилось еще хуже: ходила шутка, что, он,
поскольку варит пиво, лишен мужества. Это, конечно,
не значит, что политический мир был закрыт для сред-
них »классов, но именно некоторые члены парламента из
числа коммерсантов сохраняли безучастность, когда ари-
стократия фактически расширяла свой контроль: число
занимаемых аристократами мест по их милости увеличи-
лось с 88 в 1793 г. до 115 в 1816 г.
Война скорее всего могла подорвать привилегии в от-
ношении комплектования офицерского корпуса как в ар-
249

мии, так и в военно-морском корпусе, особенно ввиду
массового его расширения в результате войны (между 1793
и 1814 гг. только число строевых пехотных офицеров воз-
росло на 225 процентов). Здесь, безусловно, не было ни-
каких формальных препятствий для "демократизации"
— чтобы стать прапорщиком или корнетом, претендент
должен был лишь доказать, что ему исполнилось шест-
надцать лет и он умеет читать и писать, и получить реко-
мендацию старшего офицера — к тому же многократно
высмеянная система купли, с помощью которой офице-
ры могли за деньги продвигаться в чине до подполковни-
ка, теоретически открывала путь в офицерский корпус
всем состоятельным людям, а не только земельному дво-
рянству. И хотя покупка офицерских званий обходилась
недешево — цены за чин прапорщика или корнета состав-
ляли от 400 до 1600 фунтов стерлингов в зависимости от
полка — как только человек получал место на служебной
лестнице, это становилось несущественным. Так как про-
давать можно было только действительно купленные зва-
ния, цифра эта в 1810-1813 гг. составляла примерно 20
процентов общего их числа — покупка большую часть
времени вообще не играла никакой роли даже в тех час-
тях армии, где она существовала (в артиллерии и инже-
нерных частях продвижение всецело зависело от выслу-
ги лет). Учитывая, что на офицерское жалованье трудно
было прожить без личного дохода и что каждое продви-
жение в чине, будь то за счет покупки или без нее, влек-
ло за собой значительные хозяйственные расходы, день-
ги по-прежнему сохраняли важное значение, но факты
говорят, что многим людям с относительно скромной
финансовой базой удавалось все-таки сделать армейскую
карьеру. И последнее, но не по важности: можно было
выдвинуться из рядового состава — примерно пять про-
центов офицерских званий присуждались солдатам, отли-
чившимся долгой службой или подвигами на поле брани.
Таким образом, формально землевладельцы не пользо-
вались монополией на армейский офицерский корпус,
Однако, несмотря на все. это, с ростом в чине он, несомнен-
250

но, имел все более "благородный" характер. В то время
как к 1812 г. всего лишь два процента армейских офице-
ров были дворянского происхождения, среди генералов
эта доля была в десять раз выше. Более того, так как
продвижение от чина подполковника до полного генера-
ла происходило почти автоматическим, очевидно, что эта
диспропорция, должно быть, распространялась и не на
столь высокие чины. Поскольку по меньшей мере сорок
шесть процентов генералов до 1854 г. по-прежнему про-
исходили либо из титулованного, либо из мелкопомест-
ного дворянства, вывод очевиден: несмотря на расшире-
ние армии, к которому привели наполеоновские войны,
на ее социальную структуру они повлияли очень слабо.
Во-первых, несмотря на ряд реформ, проведенных в ка-
честве главнокомандующего герцогом Йорком*, доби-
вавшимся, чтобы у офицеров был хотя бы минимальный
опыт перед присвоением звания, система покупки оста-
лась орудием мелкопоместного дворянства, а также ла-
зейкой для буржуазии, хотя есть два примера дворян-
ских отпрысков, с ошеломляющей скоростью поднявших-
ся до высоких чинов за счет своих дел: герцог Веллинг-
тон и командир его кавалерии при Ватерлоо лорд Акс-
бридж (Uxbridge). Во-вторых, хотя утверждают, что гер-
цог Йорк стремился к тому, чтобы выслуга лет стала глав-
ным критерием для производства в звание, кроме систе-
мы покупки, продолжало играть определенную роль по-
литическое влияние (фактически принявшее участие в
судьбе Веллингтона и Аксбриджа), поскольку имелись
горькие жалобы на "всесилие парламентских кругов"15.
В-третьих, убежденность в том, что офицерам следует быть
джентльменами, и, кроме того, в том, что определение
джентльмена связано с владением землей, оставалась весь-
ма устойчивой, поэтому офицеров, выслужившихся из
рядовых или имевших неподходящее происхождение,
выживали или переводили в колониальные или находя-
щиеся за границей части. В-четвертых, по крайней мере
во время революционных войн, офицерские звания часто
предлагались тем, кто мог набрать рекрутов, а здесь пре-
251

имущество было на стороне землевладельцев; так, сэр
Томас Грехем (Thomas Graham) получил звание полков-
ника за то, что он сформировал новый полк в своих име-
ниях в Пертшире. В результате для тех, кто надеялся на
повышение за счет выслуги лет, а не покупки чина или
протекцию, продвижение было очень медленным. По-
скольку мелкопоместное дворянство господствовало так-
же в ополчении и "добровольцах" из-за влияния в пер-
вом случае лордов-лейтенатов, а во втором — магнатов и
дворян, организовывавших свои части, понятно, что тер-
риториальные войска также почти не давали возможнос-
тей для повышения общественного положения. Да и в
военно-морском флоте дела обстояли не лучше. Там доля
офицеров-дворян была почти вдвое выше, чем в армии.
Хотя во флоте отсутствовала покупка чинов и были мень-
ше расходы, продвижение из простых матросов являлось
почти невероятным, а нельсоновский "братский союз"
(band of brothers) описывают как узкую группировку
"сельских сквайров, и преимущественно сквайров из
южных графств Англии"16.
Короче говоря, война почти не затронула землевладель-
цев, следствием чего стало возрождение политического раз-
номыслия, как только закончился кризис, связанный с
возможным вторжением. Причин для недовольства, несо-
мненно было очень много. Ряд крупных скандалов вселил
в общество неуверенность, к тому же правительственная
политика в отношении войны часто выглядела некомпе-
тентной, а иногда и аморальной. Так, неудача экспедиции
в Буэнос-Айрес, соглашение в Синтре, вынужденный вы-
вод армии сэра Джона Мура из Ла-Коруньи (к тому же в
самом удручающем физическом состоянии) и бесславный
конец талаверскои кампании и вальхернскои экспедиции
вызвали большой шум, а нападение на Копенгаген — на-
стоящий ужас: ливерпульский радикал Уильям Роско
(William Roscoe) осудил его организаторов как "недостой-
ных называться британцами"17. Более того, операции типа
копенгагенской привели к усилению сомнений в причи-
нах, по которым Британия воюет. Неоднократные воен-
252

ные неудачи, как представлялось, подтверждали доводы
в пользу того, что поскольку Британия не может рассчи-
тывать на победу над Францией, продолжение войны со-
вершенно бессмысленно, тем более, что Британии ничто
не угрожает (на "Друзей мира" (Friends of Peace), полу-
чивших известность в качестве радикальных критиков
войны, большое влияние в этом плане оказывала вера в
то, что народ, объединенный под знаменем борьбы за свою
свободу, нельзя победить). Тогда как в 1803 г. война име-
ла оборонительный характер, теперь она все больше ста-
новилась агрессивной и на самом деле своекорыстной; это
не могло не вызывать недовольства, усугубляемого отсут-
ствием политических преобразований, свидетельствующих,
что война ведется в интересах узкой элиты. Поскольку
такие действия не могли привести к победе, особенно при
отсутствии союза с иберийским обскурантизмом или авст-
рийским абсолютизмом, продолжение войны, казалось,
вело к катастрофе. Во-первых, расширение полномочий
исполнительной власти после роста протекционизма в во-
енное время представлялось угрозой свободе граждан, а
во-вторых, предсказывалось, что итогом войны станут все-
общие развал и нищета (мир, напротив, предполагалось,
позволит Британии беспрепятственно править морями,
поскольку считали, что Наполеон удовольствуется Евро-
пой). Здесь, конечно, "Друзья мира" опирались на серьез-
ные потери, вызванные континентальной блокадой. По-
скольку парламентская оппозиция во главе с Греем (Grey)
и Гренвиллем (Grenville) не проявляла никакого интереса
к радикальной реформе, становилось весьма вероятным,
что силы, планы которых были сорваны в 1790-е гг., те-
перь вновь перейдут в наступление. Это возрождение рас-
кола, ставшее заметным уже в 1805 г., сначала сдержива-
лось крушением администрации Питта, последовавшим
после смерти ее руководителя в январе 1806 г., и пришед-
шим ему на смену гораздо более мирным "Кабинетом всех
талантов". Как бы то ни было, после формирования Каби-
нета Портленда курсу британской политики придал раз-
нообразие ряд попыток тем или иным образом бросить
253

вызов олигархическому правлению. Так, на общих выбо-
рах 1807 г. Вестминстер, тогда крупнейший и самый пред-
ставительный избирательный округ в стране, избрал в
парламент двух популярных лидеров, сэра Френсиса Бер-
детта (Burdett) и лорда Кокрейна (Cochrane), на предвы-
борной платформе избирательной реформы. Деятельность
этих двух недовольных представителей элиты поддержи-
валась так называемым Вестминстерским комитетом
(Westminster committee), состоящим из ремесленников,
купцов и специалистов, по большей части участвовавших
в радикальных клубах 1790-х гг. Таким образом, по край-
ней мере в столице, радикализм обрел новый уровень по-
литической организации, которая удвоила его действен-
ность: когда Бердетта обвинили в неуважении к парла-
менту, после того как правительство попыталось помешать
открытому обсуждению "вальхернского запроса" в апреле
1810 г., огромные толпы людей собрались у Вестминстер-
ского дворца и перегородили дорогу к нему баррикадами.
Однако в данном случае, несмотря на распространившие-
ся по всей стране протесты в поддержку Бердетта, гораздо
более серьезную опасность для правительства представля-
ло растущее недовольство войной в среде предпринимате-
лей. Текстильная промышленность Вест-Райдинга и Лан-
кашира переживала временный серьезный кризис из-за
первых ударов, нанесенных континентальной блокадой, и
правительственных декретов, следствием чего стал ряд
публичных собраний и петиций, призывающих к миру, а
это движение в свою очередь привлекло внимание к делу
политической реформы, борьба за которую усилилась с
появлением в 1811 г. так называемых "Хемпденских клу-
бов" (Hampden Clubs). Движение за подачу петиций, во-
зобновившееся с удвоенной силой в, казалось бы, отчаян-
ных условиях 1812 г., добилось огромного успеха в связи
с отменой правительственных декретов. В этой истории
промышленные круги впервые неявно показали, что они
являются мощной, организованной силой, непосредствен-
но противостоящей старой олигархии. Правительственные
декреты, главное орудие против континентальной блока-
254

ды, фактически предписывали, чтобы морская торговля
велась исключительно на британских условиях и, самое
главное, преимущественно на британских судах. Все было
прекрасно, пока касалось контроля над торговлей, но это
заставило производителей, которые все лучше понима-
ли, что их продукция приобретает гораздо большее значе-
ние для британской внешней торговли, чем колониаль-
ный реэкспорт, понести серьезные убытки, поскольку ней-
тралы мстили отказом допускать на рынок британские то-
вары, а такое развитие событий не могло не привести к
тому, что рынки Европы и Америки в конечном счете не
найдут свои источники поставок. Хуже того, к 1812 г. эти
декреты вовлекли Британию в войну с Соединенными Шта-
тами Америки, что могло только более усугубить положе-
ние. И здесь также таился еще один повод для конфлик-
тов, поскольку прогрессисты восхищались Соединенными
Штатами, а консерваторы ни во что их не ставили как
дикое и нецивилизованное государство. Очень серьезным
было и влияние сектантства, которое выступало против
войны на религиозной и философской основе, что в то
время в полной мере соответствовало экономическим ин-
тересам промышленников (не случайно, что движение по-
дачи петиций за мир было в первые годы самым сильным
в тех районах, где методизм и другие формы нонконфор-
мизма обрели наибольшую мощь и что предприниматели,
бывшие ведущими фигурами агитации в 1812 г., все без
исключения являлись сектантами). Хотя его резонанс в
этом отношении не стоит переоценивать, поскольку, как
показали Куксон (Cookson) и Харви (Harvey), противоре-
чия существовали не только между промышленниками и
землевладельческой элитой, но и между промышленника-
ми и колониальными и судовладельческими кругами, меж-
ду правящими и оппозиционными партиями в местном
самоуправлении и между провинцией и Лондоном, разра-
зившуюся в то время кампанию против правительственных
декретов можно считать в значительной степени стычкой
между "новой" и "старой" Британией. Она, несомненно,
имела впечатляющий характер. Торгово-промышленные
255

организации различных видов в Ливерпуле, Поттерисе,
Шеффилде и Лидсе, воодушевляемые настроенными про-
тив войны либералами и политическими реформаторами
типа Уильяма Роско, проводили публичные собрания, на-
правленные на подачу петиций об отмене декретов; доку-
мент, выработанный таким образом в Лидсе, очень быстро
собрал 17 000 подписей. Эти события между тем нашли
положительный отклик в провинциальной прессе, а так-
же во многих других промышленных районах, таких как
Бирмингем и Ноттингем. А самое главное, — эта кампа-
ния дошла до парламента усилиями радикалов типа Ген-
ри Брогхема (Henry Brougham), который добился органи-
зации специального комитета по этому вопросу, и затем
засыпал его столь убедительными свидетельствами, что
их невозможно было отвергнуть.
Правительство, осаждаемое со всех сторон, сдалось по-
разительно быстро: в июне 1812 г. декреты были в конце
концов отменены. Однако хотя эта победа, возможно, и
выглядела знаменательной, она не указывала на пораже-
ние землевладельцев. Кампания за подачу антивоенных
петиций, возглавляемая прежде всего сектантством, свя-
щенники и конгрегации которого теперь старались стать
авангардом того, что, как они рассчитывали, превратится
во всеобщее движение за мир, продолжалась до конца года
и в некоторых отношениях даже усилилась: меньше чем
за шесть месяцев из Лейчестершира, Ноттингемшира и
Дербишира поступило 16 петиций с 30 000 подписей. И
все же, если не принимать в расчет пересмотр некоторых
положений тестакта (Test Act — закон о присяге в отрече-
нии от признания папской власти и догмата пресуществ-
ления. — Прим. пер.) и акта о корпорациях (Corporation
Act), эта кампания не добилась никаких уступок со сторо-
ны правительства (примечательно также, что она пользо-
валась относительно слабой поддержкой за пределами цен-
тра сектантского движения в Ист-Мидленде). И хотя в
1813 г. было удовлетворено еще одно требование внепар-
ламентской оппозиции, касающееся пересмотра монопо-
листического устава Ост-Индской компании, это едва ли
256

являлось ударом по землевладельцам, которых, более того,
даже не потревожила организация комитета палаты об-
щин — якобы под угрозой возникновения широкого проте-
ста в обществе — для рассмотрения вопроса о защите цен
на зерно от, во-первых, огромных урожаев типа получен-
ного в 1813 г., и, во-вторых, растущей опасности возобнов-
ления импорта из-за границы. Победа 1812 г. фактически
была совершенно случайной. Во-первых, 11 мая 1812 г.
премьер-министр Спенсер Персиваль был убит одним
недовольным банкротом, следствием чего стал правитель-
ственный кризис, подорвавший шансы на успешное про-
тиводействие. Во-вторых, устойчивости правительства уже
угрожали интриги, бывшие следствием попыток лорда
Уэллесли (Wellesley)* занять должность премьер-министра
после ухода в отставку с поста министра иностранных дел
в связи с вопросом эмансипации католиков. И в-третьих,
росла обеспокоенность серьезным социальным и экономи-
ческим недовольством, охватившим в то время Британию.
Убийство Персиваля, фактически повсеместно с радостью
встреченное народом, к тому же считали предвестником
революции. Короче, правительство уступило из-за слабос-
ти, а не потому что ему противостояли мощные силы, при
этом изменение баланса власти, которое, как представля-
ется, предзнаменовала отмена правительственных декре-
тов, произошло лишь много лет спустя.
Пока что рассмотренное нами брожение происходило
прежде всего в среднем классе, а его руководители явля-
лись представителями верхушки буржуазии, например,
Уильям Роско, Джозиа Веджвуд (Josiah Wedgewood) и
Томас Этвуд (Thomas Attwood), сектантского духовенства,
например, Чарльз Берри (Charles Berry) и Томас Мит-
челл (Thomas Mitchell) из Лейчестера, провинциальных
газет типа Leeds Mercury и мелких собственников, преоб-
ладавших среди сектантов Ист-Мидленда. Опорой этих
сил был, однако, совершенно другой социальный слой,
который, хоть и участвовал в их кампаниях, имел свои
собственные цели, может, отчасти совпадавшие с целями
новой элиты. Давайте сейчас посмотрим на трудящиеся
9. Наполеоновские войны 257

классы. Со времени выхода в свет в 1963 г. книги Эдвар-
да Томпсона (Edward Thompson) "The Making of the English
Working Class" (Становление английского рабочего клас-
са) этот вопрос вызывает всесторонние и порой очень горя-
чие споры, и в силу его сложности ему невозможно уде-
лить достаточное внимание в рамках общего обзора напо-
леоновских войн. Не вникая в подробности этих дебатов,
тем не менее, представляется очевидным, что отдельные
группы трудящихся классов в ходе войны действительно
приобрели радикальные настроения и что акции протес-
та, в которых они участвовали, не могут считаться чисто
экономическими.
Утверждают, что взрыв разрушения машин и других
беспорядков (луддизм)*, являющийся важнейшим приме-
ром самостоятельной борьбы трудящихся классов, безу-
словно коренился в экономическом недовольстве. Во-пер-
вых, он возник одновременно с наступлением тяжелей-
шей торгово-промышленной депрессии в ходе этих войн.
Во-вторых, наиболее затронутые им группы — работавшие
на ручных станках ткачи Южного Ланкашира, рамные
вязальщики Ист-Мидленда и стригали из Вест-Райдинга
— являлись сравнительно преуспевающими ремесленни-
ками, которых так или иначе особенно сильно задевали
перемены в промышленности, будь то внедрение нового
машинного оборудования, отмена правил ученичества и
ряда законов, охранявших стандарты, сокращение сдель-
ных ставок или разработка новых технологий, благопри-
ятствовавших массовому производству и подрывавших ре-
месленничество. Первые десять лет XIX столетия, когда
накопились эти неблагоприятные факторы, отмечены по-
пытками поправить дело законными или, по крайней мере,
мирными средствами. От этих методов полностью и не
отказывались — в 1812 г. вязальщики под руководством
Грейвенера Хенсона (Gravener Henson) затратили массу
времени и сил на то, чтобы парламент принял к расмотре-
нию законопроект, регулирующий их отрасль, — но к тому
времени уже давно стало очевидным, что на этом пути
едва ли можно многого добиться. Вряд ли стоит удивлять-
258

ся тому, что после наступления общего экономического
кризиса 1811 г. последовала волна серьезных волнений.
Так, начиная с марта 1811 г., группы вязальщиков, назы-
вавших себя последователями некоего "генерала Лудда"
предприняла ряд ночных набегов на селения северо-за-
падного Ноттингемшира, в ходе которых они разрушали
ткацкие станки хозяев, которые, как считалось, угнетают
народ (напротив, тех хозяев, которые придерживались
старых приемов, или тех, которые теперь на это соглаша-
лись, оставляли в покое). В начале 1812 г. эти беспорядки
прекратились, главным образом потому что рамным вя-
зальщикам удалось кое-чего добиться и они были убежде-
ны в возможности прохождения законопроекта Хенсона
через парламент, но почти сразу же последовала новая
волна беспорядков в Ланкашире и Йоркшире, начавшая-
ся с ряда серьезных продовольственных бунтов в Манчес-
тере и его окрестностях, нападения на фабрику в Миддл-
тоне, при котором семь его участников погибли, массового
нападения на фабрику Уильяма Картрайта (William
Cartwright) в Роуфолдсе и убийства одного особенно не-
уважаемого в округе хозяина, Уильяма Хорсфолла (William
Horsfall). Томпсон, приняв за чистую монету широко рас-
пространенные слухи о принятии присяги, ночной мушт-
ре и вооруженных набегах, с волнением описывает после-
дующие несколько месяцев. Итак:
"Летом 1812 г. в охваченных беспорядками графствах
находилось не меньше 12 000 солдат, больше, чем под
командованием Веллингтона на Пиренейском полуост-
рове. Очень долго от всей этой огромной армии не было
никакого толку... из-за великолепной разведки и нала-
женной системы связи луддитов, которые как мыши про-
скальзывали через знакомую местность, а кавалерия
лишь с грохотом носилась рысью от селения к селению"18.
Не будем говорить о небрежности Томпсона в отноше-
нии военных деталей, — в сражении при Саламанке 22 ию-
ля 1812 г. под командованием Веллингтона находилось
примерно 30 000 британских солдат — можно ручаться,
9* 259

что эта картина преувеличена: армейские командиры
на местах в один голос отрицали наличие опасности
восстания. На Севере Англии не было ни вооруженного
восстания, ни даже военного положения, а беспоряд-
ки фактически быстро пошли на убыль. Причины этого
очень просты: все собственники, подвергавшиеся давле-
нию, пришли к единству, к тому же почти полный про-
вал луддитов, когда дело дошло до штурма забаррикади-
рованных, хорошо защищенных фабрик, быстро разубе-
дил их в ценности такой тактики, тем более когда разру-
шение машин стало караемым смертной казнью пре-
ступлением, а нескольких главарей отправили на висе-
лицу или в ссылку. Между тем да простит нас Томпсон,
подвижные патрули, которыми власти наводняли мятеж-
ные округа, оказались чрезвычайно действенными в пла-
не сдерживания перемещений крупных групп бунтовщи-
ков. Хотя с луддизмом полностью не покончили — вспыш-
ки его наблюдались в конце 1812 и в 1814 гг. — восста-
ние рабочих уже причинило максимум вреда и было усми-
рено, а правительство, сочтя положение достаточно спо-
койным, вскоре вывело большую часть дополнительных
войск, направленных в охваченные луддизмом районы,
собственники же отказались от большинства уступок, на
которые им временно пришлось пойти.
Итак, роль луддизма в качестве революционной силы
сильно преувеличивается. Однако утверждение о его не-
эффективности не означает, что он совсем не имел рево-
люционного характера. Хотя армейские офицеры, послан-
ные на подавление луддизма, в целом сходятся в том,
что он являлся плодом экономических бедствий, суще-
ствуют многочисленные данные, свидетельствующие о
том, что у луддизма все-таки был мощный политический
козырь, особенно в его риторике. Например, появлялись
листовки, требовавшие казни принца-регента, брошюра,
ходившая по Лидсу, призывала всех арендаторов-издоль-
щиков и ткачей, а также "широкую публику" "последо-
вать примеру благородных граждан Парижа", а письмо
луддитов из Ноттингемшира говорило об избавлении от
260

"огромного бремени налогов, беспримерного государствен-
ного долга, продажного и деспотического правительства
[и] многочисленной толпы, пользующейся незаслужен-
ными синекурами и получающей незаработанные пен-
сии"19. Поэтому Томпсон безусловно прав, утверждая, что
луддизм нельзя считать исключительно экономическим
движением. И все же, несмотря на это, представляется
совершенно невозможным объединить луддизм с более
широкими требованиями мира, политических реформ и
отмены правительственных декретов. Так, движение за
мир 1812 г. почти не нашло откликов в луддитском Нот-
тингемшире, к тому же участие рабочих в кампании про-
тив декретов было самым мощным в тех районах, где
сохранялось спокойствие (правда, Томпсон полагает, что
везде, где "хозяева сами... толкали на демонстрации и
петиции против правительственных декретов... недоволь-
ство рабочего класса удерживалось главным образом в
"конституционных" рамках"20). Более того, руководите-
ли ноттингемширских рамных вязальщиков, которых
считают претендентами на руководство луддитами этого
графства, специально заявляли, что их. не интересуют
вопросы, относящиеся к войне как таковой:
"Не правительственные декреты, не... армия Бона-
парта разрушают промышленность в этих графствах.
Нет! Зло идет из другого источника: оно — в самих
фабриках, оно — в бесчестных спекулянтах, выпуска-
ющих фальсифицированные товары*, обманывающих
и обирающих общество"21.
Из этого следует, что Томпсон прав, указывая, что во
время революционных и наполеоновских войн трудящи-
еся классы начали проявлять свое особое политическое
сознание в ответ на натиск политики свободной торговли
и фабричной системы. В этом плане луддизм фактически
представляет собой побочное явление. Гораздо важнее рост
тред-юнионизма среди значительных групп трудящихся
и, особенно, квалифицированных рабочих, причем, как
261

представляется, пресловутые акты о союзах (Combination
Acts) 1799 и 1803 гг. в этом отношении почти не возыме-
ли действия. Это не означает, что тред-юнионы не под-
вергались гонениям, но тред-юнионизм, далеко не сокру-
шенный, выжил во многих отраслях промышленности,
где он приобрел прочные позиции, и развивался повсю-
ду. Да это и не удивительно, учитывая то, что заработная
плата в промышленности обычно отставала от постоянно
растущей стоимости жизни. Для Томпсона не подлежит
сомнению, что скрытность, необходимая для дела, при-
правленная клятвами, от которых стынет в жилах кровь,
и ночными собраниями, не могла не привести к револю-
ционной политической деятельности, но он и признает,
что значительная часть этих деяний — пустой звук, к
тому же понятно, что для наиболее организованных ра-
бочих реальным способом достижения своих целей явля-
лось не восстание, а забастовка, хотя картина осложня-
лась тем, что бунт всегда был общепринятым средством
повышения заработной платы (как признавали многие
луддиты, за беспорядками в Ноттингемшире последова-
ло возобновление тред-юнионистской деятельности). На-
пример, в 1808 г. после неудачи предпринятых в парла-
менте попыток гарантировать минимальную заработную
плату произошла крупная забастовка ланкаширских тка-
чей, в 1812 г. шотландские ткачи провели 6-недельную
забастовку, а в 1813 г. лондонским сапожникам с помо-
щью забастовки удалось отстоять цены на свою продук-
цию. Тем не менее, разумеется, организация трудящих-
ся классов находилась в зародышевом состоянии, но вой-
на с Наполеоном, будь то за счет подталкивания ею тред-
юнионизма или зарождения героического мифа, безус-
ловно, придала ей значительный импульс.
РАСПЛАТА
В Британии, возможно, более чем в любой другой стра-
не, склоняются к тому, чтобы рассматривать победу над
262

Наполеоном с точки зрения триумфа старого порядка. В
то время как Испания и Пруссия были потрясены до са-
мого основания, внешне общество в Соединенном Коро-
левстве почти не изменилось с 1802 г. Для имущих клас-
сов, несомненно, настало время исполннять желания. Не
говоря уже о победе над Францией, что само по себе яв-
лялось предметом безмерной гордости, на первый взгляд,
причин для удовлетворения существрвало множество. В
1816 г. был отменен подоходный налог, благодаря отчас-
ти законам о зерне, введенным в действие в предшеству-
ющем году, земельное богатство нечасто представлялось
лучшим вложением капитала. Между тем их контроль
над властью казался столь же надежным как всегда: пусть
даже хемпденские клубы предвещали возрождение по-
литического радикализма 1790-х гг., попытки добиться
политических преобразований ни к чему не привели, а
всякое движение в парламенте в этом направлении без
труда пресекалось, идущие одна за другой волны агита-
ции за мир удалось успокоить, а серьезная революцион-
ная угроза, которой внешне являлся луддизм, была пол-
ностью ликвидирована. И все же, не касаясь перемен в
обществе, которые приводились в движение индустриа-
лизацией, война с Наполеоном ускорила ряд явлений,
которые не могли не подорвать интересы землевладель-
цев, и, может быть, важнейшим из них являлся профес-
сионализм в государственной службе.
Какую бы сферу деятельности государства мы ни взя-
ли, к 1815 г. ничто не говорило о перспективах для люби-
телей благородного происхождения, хотя , как пишет Эм-
сли, "люди, управлявшие Британией на государственном
и местном уровне до войны, остались у власти"22. Это, ко-
нечно, было связано не только с войной против Франции
— государственный аппарат на самом деле претерпевал
процесс обновления еще с 1780-х гг. — но понятно, что
опыт французских войн подчеркивал необходимость еще
более радикальных перемен. Рассмотрим сначала аппарат
правительства, работа которого во время наполеоновских
войн, конечно, очень сильно расширилась. Это расшире-
263

ние, однако, не отразилось на численности бюрократичес-
кого аппарата, которая оставалась на очень низком уров-
не, даже в самом крупном правительственном подразделе-
нии — военном министерстве — насчитывалось не более
120 клерков, причем занятие должностей в аппарате оп-
ределялось не конкурсными вступительными испытания-
ми, а министром. Если министр добросовестно относился
к делу — надо заметить, что не все отличались этим каче-
ством (лорд Уэллесли, например, был совершенно безраз-
личен к тому, что он делал на посту министра иностран-
ных дел в 1809-1812 гг.) - приходящаяся на него нагруз-
ка могла стать весьма значительной; так, Пальмерстон
(Palmerston) сетовал в связи с назначением на должность
министра по военным делам, что ему придется "очень силь-
но себя ограничивать и заниматься нудной, тяжелой рабо-
той"22. Что же касается самого дела, то оно явно страдало;
имелись многочисленные жалобы, в частности, на воен-
ное министерство на то, что в нем возрастают беспорядок
и проволочки. Для исправления ситуации предпринима-
лись определенные попытки преобразований — в военном
министерстве Пальмерстон увеличил рабочий день с пяти
до шести часов, а в министерстве финансов была полнос-
тью перестроена вся организация: на ведущие посты на-
значили специалистов по финансовым вопросам, а всем
новым сотрудникам приходилось отрабатывать испытатель-
ный срок. На практике, однако, прогресс был ограничен и
несогласован, и полностью профессиональный чиновни-
чий аппарат Британия обрела только в середине столетия.
Все же не вызывает сомнений то, что времена менялись —
стоит вновь процитировать Эмсли:
"Возросший объем государственных дел означал, что в
администрации лорда Ливерпуля (Liverpool) находились
гражданские служащие и политики, которые сплоти-
лись как дворяне-землевладельцы в отличие от проти-
воположной традиции восемнадцатого столетия"24.
Если мы рассмотрим ситуацию, в которой очутилось мест-
ное самоуправление между 1803 и 1815 гг., то сомнитель-
264

ный характер традиционной организации становится еще бо-
лее явным. Местная администрация, состоявшая из не полу-
чавших жалованья представителей титулованного дворянства,
помещиков и иногда духовенства в лице лорда-лейтенанта и
его заместителей и мировых судей и опирающаяся на при-
ходские управления и констеблей, во время революционной
войны уже оказалась в тяжелом положении и теперь явно
надрывалась под возложенной на нее непомерной ношей. Так,
направленные против вторжения приготовления первых лет
войны были особо обременительными, поскольку ожидалось,
что приходские чиновники тщательно определят число муж-
чин, годных к военной службе, и будут заниматься комплек-
тованием ополчения и таких частей, как "постоянное резерв-
ное войско" (permanent additional force) 1803 г. К этому до-
бавлялась масса финансовых обязанностей, таких как над-
зор за платежами семьям мужчин, служащих в ополчении,
и действием систем пособий по нищете и Спинхемленда, не
говоря уже об обеспечении постоя и снабжения тысяч сол-
дат, которые постоянно перемещались по стране. Поэтому
неудивительно, что некоторые лорды-лейтенанты не выдер-
живали напряжения, что государственные законы проводи-
лись в жизнь самым случайным образом и что со всех сторон
сыпались жалобы от местных магистратов и других чинов-
ников. Более того, в районах, охваченных луддизмом, хро-
ническая перегрузка и недостаток возможностей стали при-
чиной полного краха местной власти. Когда новый закон еще
больше увеличил нагрузки, возросший объем судебных и во-
енных обязанностей и необходимость вербовки больших групп
специальных констеблей — 1500 в одном Салфорде — и осве-
домителей стали просто непосильными, и система на время
полностью вышла из строя, в связи с чем местным военным
начальникам волей-неволей приходилось принимать на себя
многие ее обязанности. А поскольку Уайтхолл почти ничего
не делал, чтобы исправить положение дел — хотя государство
увеличило свое представительство в королевстее в целом за
счет назначения таких чиновников, как инспектора по сбору
налогов и материально-техническому снабжению армии, - и
здесь явствовала необходимость перемен.
265

Несмотря на победы британской армии на Пиреней-
ском полуострове и при Ватерлоо, даже этот самый внуши-
тельнный бастион любителей благородного происхожде-
ния оказался под угрозой. После Ватерлоо герцог Веллинг-
тон стал отчаянным противником любых перемен в набо-
ре и составе офицерского корпуса. Покупка чинов, утвер-
ждал он, позволила добиться того, чтобы офицерами ста-
новились состоятельные люди высокого звания, кровно
заинтересованные в благе государства и отечества. Он до-
казывал, что военные академии будут выпускать высоко-
мерных педантов, тогда как, если офицер получит то же
самое широкое образование, которое доступно любому обык-
новенному дворянину, он будет лучше гармонировать с
обществом и выполнять разнообразные роли — админист-
ративные, политические, а также военные, с которыми он
может столкнуться на службе. И еще, люди, вышедшие
из рядовых, скорее всего не сумеют ни завоевать уваже-
ние своих подчиненных — общеизвестно, что солдатам боль-
ше нравится, когда ими командует дворянин — ни прино-
ровиться к своим товарищам-офицерам и, вероятнее все-
го, кончат пьянством. Тем не менее Веллингтон, пусть даже
все его интересы и предрассудки подталкивали его в сто-
рону таких взглядов, во время войны часто очень резко
отзывался о тех людях, в работе с которыми опора на врож-
денные привилегии обременяла его, например:
"Я ничуть не сомневаюсь, что зло (постоянное нару-
шение дисциплины среди рядового состава) идет от
совершенной неспособности некоторых офицеров, ко-
мандующих полками, исполнять свои должностные
обязанности и...продвижения офицеров... посредством
периодической замены, что лишает вознаграждения
заслуги и старания и приводит всех в состояние оди-
накового безразличия и апатии..."25.
В то же время, следует отметить, что зло не ограни-
чивалось "некоторыми офицерами". Напротив, по край-
ней мере для Веллингтона, эта проблема имела общий
характер. Так, "никто в британской армии никогда не
266

воспринимает предписание или приказ как руководство
к действию... каждый джентльмен руководствуется своей
прихотью", или еще лучше:
"Как вы можете рассчитывать на то, что [военный]
суд признает офицера виновным в невыполнении сво-
их обязанностей, когда он состоит из людей в разной
мере виновных в том же самом?"26.
Хотя принадлежащие герцогу высказывания можно
понять огульно, есть масса данных о том, что армейские
офицеры слишком часто на первое место ставили свое дво-
рянство, а на второе офицерские обязанности, примером
чему служит то, что офицеры каждую зиму засыпали Вел-
лингтона просьбами о возвращении в Англию, очень часто
без малейших оправданий этого. Недостойные военного
выходки были замечены даже на поле битвы: несколько
кавалерийских полков было разгромлено, когда их коман-
диры, потеряв способность к управлению, дали своим лю-
дям, как попало, галопом, нестись на врага, наподобие ги-
гантской охоты на лис. Что же касается британских гене-
ралов, практика показала, что существующая система вы-
соко возносила очень много некомпетентных и посредствен-
ных личностей, многие из которых, благодаря протекции
или выслуге лет, попадали в строевые командиры. Воз-
можно худшим их примером является сэр Уильям Эрскин
(William Erskine), который, будучи почти слепым и психи-
чески неуравновешенным, одно время командовал Легкой
дивизией (light Division) на Пиренейском полуострове.
Многие старшие офицеры, пусть даже они и не были обде-
лены способностями, очень мало времени проводили на дей-
ствительной службе — сэр Хью Далраймпл (Hew Dalrymple)
за сорок пять лет, проведенных в армии, видел сражения
только в одной кампании, когда его в августе 1808 г. посла-
ли в Португалию на смену Веллингтону. Веллингтон впол-
не был вправе сокрушаться: "Право же, когда я размыш-
ляю о качествах и достоинствах некоторых военачальни-
ков британской армии...меня бросает в дрожь"27. Как и в
267

других областях государственной службы в армии пред-
принимались определенные ограниченные меры, чтобы изме-
нить положение — так, герцог Йорк, главнокомандую-
щий до 1809 г., добивался, чтобы все офицеры проходи-
ли обучение, по крайней мере обращению с оружием и
ротным и батальонным маневрам, а в 1799-1802 гг. он
основал учебные заведения, ставшие предшественника-
ми Штабного колледжа (Staff College) и Королевской во-
енной академии (Royal Military Academy). Да и не все
армейские офицеры никуда не годились: качество низше-
го и среднего звена резко повысилось в ходе войн, и не
исключено, что к 1815 г. британская армия была в этом
плане одной из лучших в Европе. Однако, несмотря на это,
основная трудность сохранялась: требования войны быстро
опережали возможности старого порядка, хотя, чтобы на-
конец убедиться в этом, понадобилось поражение в Крыму.
Учитывая, что мы уже уделили много вниманию тому,
как наполеоновские войны оживляли убеждения средних
классов и стимулировали появление самостоятельного ра-
бочего движения, можно было бы подумать, что данная
глава закончится детерминистическим утверждением о том,
что влияние периода 1803-1815 гг. было по своим послед-
ствиям в основном "прогрессивным". Хоть это и не ис-
ключено, но можно нарисовать и более сложную картину.
Джефри Бест в книге о войне и обществе в революционной
Европе назвал посвященную Британии главу "Не столь
Соединенное Королевство"28. Это название, очень удачно
отражающее рассмотренные нами общественные разногла-
сия, недооценивает одну довольно смутную возможность.
Хотя Британия вела войну исключительно по образцу ХУШ
столетия, для целей территориальной обороны и внутрен-
ней безопасности она все же мобилизовала силы беспреце-
дентного размера. Учитывая то, что, в частности, полки
милиции беспрестанно перебрасывались с места на место
по всей стране, это прежде всего создавало у сотен тысяч
служащих в них людей представление о том, что Брита-
ния — это не только их деревня, город, где устраиваются
базары, или графство. К этому добавлялось постоянное
268

воздействие как официальной, так и неофициальной про-
паганды, которая добивалась объединения всех классов в
борьбе с Францией, доказывая, что все могут разделять
славу побед, одержанных Веллингтоном и Нельсоном, и*
изображая Георга Ш средоточием преданности нацио-
нальным интересам. Не так уж непосредственно связаны с
войной, хотя и очень важны, появление газет в местах,
где раньше не было периодической печати, общее разви-
тие печати и устойчивый рост грамотности. Следствия всего
этого несомненны: война впервые стала поистину нацио-
нальным событием. В результате, пусть даже мобилиза-
ция ополчения и "добровольцев" означала, что землевла-
дельческая олигархия прибегала к народу как к крайнему
средству, но народ при этом сближался с государством.
Короче говоря, наполеоновские войны в Британии "созда-
ли" не столько рабочий класс, сколько, как недавно дока-
зывала Линда Колли (Linda Colley), нацию.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Народное стихотворение, цит. по: P. Opic (eds.), The
Oxford Dictionary of Nursery Rhymes (Oxford, 1951), p. 59.
2 Цит. по: Glover R., Britain at Bay: Defence against
Bonaparte, 1803-14 (London, 1973), p. 131.
3 Цит. по: Earl of Stanhope, Notes of Conversation with
the Duke of Wellingtone, 1831-1851 (London, 1889), p. 14.
5 Цит. по: Hall C, British Strategy in the Napoleonic
Wars, 1803-1815 (Manchester, 1992), p. 139.
6 Цит. по: Flayhart W., Counterpoint to Trafalgar: the
Anglo-Russian Invasion of Naples, 180-1806 (Columbia,
South Carolina, 1992), p. 61.
Щит. по: Crouzet F., "The impact of the French Wars on
the British Economy", in H.T. Dickinson (ed.), Britain and
the French Revolution, 1789-1815 (London, 1989), p. 209.
8Цит. по: Harvey A.D., Collision of Empires: Britain
in Three World Wars, 1793-1945 (London, 1992), p. 43.
9Цит. по: Harvey A.D., Collision of Empires: Britain
269

in Three World Wars, 1793-1945 (London, 1992), p. 28.
10Цит. по: Harvey A.D., Britain in the Early Nineteenth
Century (London, 1978), p. 337.
11 Цит. по: O'Brien, "Public finance in the war with
France, 1793-1815", in Dickinson, Britain and the French
Revolution, p. 183.
12 Цит. по: Klingsberg F. and Hustvedt S., The Warning
Drum — The British Homefront Faces Napoleon: Broadsides
of 1803 (Berkeley, 1944), p. 58.
13 Цит. по: Emsley C, British Society and the French
Wars, 1793-1815 (Manchester, 1979), p. 117.
14 Цит. по: Klingsberg and Hustvedt, The Warning
Drum, pp. 67-8.
15 Цит. по: Oman C, Wellington's Army, 1809-1814
(London, 1913), p. 200.
16 Цит. по: Howarth D., Trafalgar: the Nelson Touch
(London, 1969), p. 35.
17 Цит. по: Chandler G., William Roscoe of Liverpool,
1753-1831 (London, 1953), p.115.
18 Thompson E.P., The Making of the English Working
Class (London,1968), p. 617.
19 Цит по: Thompson E.P., The Making of the English
Working Class (London,1968), p. 609; F.K. Donnelly,
"Ideology and early working class history: Edward Thompson
and his critics", Social History, I, No. 2 (May, 1976), 220.
20 Thompson E.P., The Making of the English Working
Class (London, 1968), p. 617.
21 Цит по: Emsley, British Society and the French Wars,
p. 156.
22 Emsley, British Socefy and the French Wars, p. 177.
23 Письмо Пальмерстона Фэнни Темпл, октябрь (число
не указано) 1809 г., University of Southampton, Broadland
Papers, BR24/1,
24 Emsley, British Society and the French Wars, p. 179.
25 Цит. по: Davies G., Wellington and his Army (Oxford,
1954), p. 51.
28 G. Best, War and Society in Revolutionary Europe,
1770-1870 (London, 1922), p. 122.

ГЛАВА

ЛИБЕРАЛИЗОВАННЫЙ ЛЕГИТИМИЗМ?
"Когда Наполеон расширил пределы своей власти...
его военные противники - хотя ни в коем случае не
все - поняли, что с ним можно справиться только с
помощью тех же средств, которые способствовали его
победам; их собственные силы следовало, хотя бы от-
части, сделать подобными французским. Армии, с
которыми они привыкли вести тонкие стратегичес-
кие игры, не справлялись...со стремительным наступ-
лением разносящих пожар крестоносцев..."1
Как подразумевает Альфред Вегтс, реформы, кото-
рые охватили Европу в наполеоновский период, не огра-
ничивались Французской империей. Континентальным
державам, столкнувшимся с реалиями французского во-
енного могущества, рано или поздно приходилось на-
чинать процесс перемен. Размах этого процесса, одна-
ко, остается спорным. Современникам эти преобразо-
вания представлялись огромными, так один французс-
кий наблюдатель даже заметил, что происходящее было
"сменой, так сказать, образцов, когда на вооружение
брались принципы власти и монархии, принадлежа-
щие Наполеону, а на либеральном знамени легитимис-
тских монархов было начертано "освобождение всех на-
273

ций". Да и историки склонны к таким суждениям. Так,
Бланнинг утверждает:
"Когда наполеоновская Франция скатилась к воен-
ной диктатуре, именно старорежимные государства
ввели программы модернизации, мобилизовали граж-
данские ополчения, объявили всеобщую войну и ис-
пользовали риторику освобождения"3.
И все же ключевым словом здесь скорее всего являет-
ся "риторика", поскольку перемены были ограничены. В
Пруссии, стране, бесспорно, самого радикального рефор-
мистского движения — реформаторы типа Штейна (Stein)*
вскоре горько разочаровались, а в других странах основы
государства и общества по большей части не изменились
ни на йоту. Таким образом, хоть и соблазнительно при-
писать падение Наполеона перенятию его противниками
принципа "нации под ружьем", нам, видимо, следует здесь
проявить оределенную осторожность. Как замечает Хью
Отречен, старый режим "предпочитал подражать мишу-
ре "нации под ружьем", а не ее сущности"4.
ИСПАНИЯ: ЭПОХА ГОДОЯ
Реформы как реакция на французское могущество
предшествуют Наполеону, и поэтому не могут быть от-
несены исключительно к периоду наполеоновских войн.
Если начать с Испании, то здесь преобразования можно
связать по времени с окончанием войны Первой коали-
ции 1793-1795 гг. Как уже отмечалось ранее, Мануэль
Годой, королевский фаворит и первый министр, отре-
агировал на поражение Испании упорными попытками
проведения модернизации. Короче говоря, чтобы сти-
мулировать расстроенную испанскую экономику и удер-
жать государственный долг в терпимых границах, он
начал с отчуждения земель церкви и взимания новых
налогов с имущих классов, включая дворянство. В то
же время прилагались значительные усилия, направ-
274

ленные на разрушение провинциальных привилегий и
укрепление власти государства. Центральным элемен-
том этого проекта, однако, являлась военная реформа.
После заключения мира с Францией, гарантированного
семейным договором 1761 г., Карлу III удалось сосредо-
точить силы на строительстве испанского военно-мор-
ского флота, предназначенного для оттеснения британ-
цев. Ослабленная армия поэтому была разбита "народ-
ным ополчением". Годой, совершенно не доверявший
французам и убежденный в том, что Испания должна
восстановить свои сухопутные войска, чтобы не поте-
рять статус великой державы, почти с самого момента
подписания мира настаивал на важности военной ре-
формы, а договор о союзе с Францией, подписанный в
1796 г., был инструментом, позволявшим ему выиграть
время для осуществления этого проекта. В число целей
Годоя входили новая система набора в армию и ее орга-
низации, современная тактика и повышение качества
подготовки офицеров и солдат.
Карл IV, убежденный доводами своего фаворита, в
апреле 1796 г. дал согласие на образование специаль-
ной комиссии, задачей которой являлась разработка все-
сторонней программы реформ. Тем не менее, хотя ком-
петенция ее была очень широкой, даже те ее члены,
которые были искренне преданы делу перемен, вскоре
обнаружили, что их совсем не интересует фундаменталь-
ное обновление. Правда, они проявляли определенную
неприязнь к таким привилегированным структурам, как
чрезмерно раздутая королевская гвардия, и хотели по-
кончить с освобождениями, которые спасали многие
провинции и города от воинской повинности, но одно-
временно в согласии с общепринятыми представления-
ми XVIII столетия доказывали, что армии из граждан
неэффективны в военном отношении и что воинская
повинность не должна касаться тех, кто может более
действенно помочь государству иными средствами. По-
этому члены комиссии, совсем не стремившиеся подра-
жать французской модели, полагали, что Испания дол-
275

жна срхранить старую избирательную жеребьевку со все-
ми ее освобождениями и в то же время принять на во-
оружение прусскую систему, согласно которой мобили-
зованные на военную службу большую часть времени
проводили дома, в надежде, что это сделает военную
службу более-менее сносной. Однако, хотя эти предло-
жения имели скромный характер, они все-таки были
достаточно радикальными, чтобы выявить препятствия,
на которые наталкивалась реформа. Значительная часть
двора и военной верхушки считала Годоя выскочкой, а
его планы к тому же нарушали многочисленные имуще-
ственные интересы, и именно поэтому их по большей
части заблокировали, а самого Годоя в 1798 г. вынуди-
ли уйти в отставку с поста государственного секретаря.
Что же касается результатов, то они на этой стадии были
минимальны: все, чего удалось добиться, — набор в про-
винциальное ополчение на территории Валенсии, ранее
освобожденной от этой повинности.
Однако, несмотря на падение Годоя, военные пробле-
мы вскоре вновь попали в центр внимания. В 1801 г.
французское давление вынудило Испанию напасть на
Португалию, а Годоя назначили командующим собран-
ной для этого армии. Хотя португальцев быстро разби-
ли, эта кампания оставляла желать много лучшего: мо-
билизация заняла массу времени, серьезный характер
имели проблемы снабжения. В конце концов, король,
убежденный в необходимости существенных улучшений,
сделал Годоя генералиссимусом и приказал ему занять-
ся фундаментальной реформой, следствием чего стала
последовательная реорганизация пехоты, кавалерии, ин*
женерных частей, артиллерии, королевской гвардии и
провинциального ополчения, а также внедрение фран-
цузской тактики (в этом отношении следует заметить,
что уже во время войны 1793-1795 гг. значительно воз-
росло число полков легкой пехоты). Тем не менее реаль-
ные достижения были не больше, чем раньше. Мало того,
что постоянно присутствовал дух импровизации, — не-
которые новые законы приходилось ценой большой пу-
276

таницы тут же переделывать — но основные всшросы,
например набор в армию, остались совершенно не тро-
нутыми, и единственным изменением в этом плане ста-
ло распространение старой системы sorteo (рекрутский
набор по жеребьевке. — Прим. пер.) на всю Испанию.
Но она вызывала такую неприязнь, что ее так и не ис-
пользовали в мирное время, в результате чего служба в
армии осталась столь же непопулярной, как и раньше,
приходилось практически полагаться на смесь насиль-
но завербованных каторжников и бродяг и иностранное
отребье, и она оставалась сильно недоукомплектованной.
Да и в плане военной эффективности не удалось много-
го добиться: несмотря на все усилия Годоя, в армии не
хватало кавалерии и артиллерии, тактика ее устарела,
испытывался недостаток в офицерах, не отступали труд-
ности материально-технического снабжения. Отчасти все
это лежало на совести Годоя, поскольку фавориту недо-
ставало интеллектуальных способностей, зато его само-
довольство доходило до смешного. В то же время его
личные недостатки - Годой пользовался дурной славой
как взяточник и распутник — отчуждали потенциаль-
ных союзников и толкали их в лагерь его противников,
а многие его сторонники были поэтому просто лизоблю-
дами. Справедливости ради следует сказать, что его по-
ложение не отличалось простотой. Он, как мы уже ви-
дели, был отчаянно ненавидим двором, а его многочис-
ленные враги не жалели сил, чтобы очернить его и пред-
ставить в ложном свете его поступки. В армии сами его
реформы вызывали ненависть у стольких же, скольким
они были по душе, так королевская гвардия стала осо-
бенным источником неприязни, после того как он в 1803 г.
сократил ее численность вдвое. Между тем единствен-
ным фундаментом сохранения занимаемого им положе-
ния являлась благосклонность короля и королевы. Не
касаясь дискредитирующих слухов об его отношениях с
последней, это накладывало сильные ограничения на его
действия. Карл IV и Мария-Луиза, боявшиеся всего, что
могло бы повредить верности вооруженных сил, все вре-
277

мя выступали в роли тормоза реформы, неоднократно
создавая помехи его планам. И наконец, как будто бы
всего этого было мало, состояние финансов Испании
меньше всего способствовало реформам вследствие соче-
тания британской блокады, быстро растущей инфляции,
ненасытности французов и необходимости участвовать
в таких операциях, как война с Португалией.
Короче, реформа в Испании почти ничего не дала. С
одной стороны, попытки Годоя собрать побольше денег
сводились к нулю запутанностью его внешней полити-
ки, а, с другой, его меры по повышению мощи армии —
имущественными интересами, политической оппозици-
ей и колебаниями его благодетелей. Фавориту, все вре-
мя умудрявшемуся растревожить осиное гнездо, в дей-
ствительности удалось лишь кое-как исправить несколь-
ко деталей. В результате, если бы войска, которые он
пытался мобилизовать в марте 1808 г., на самом деле
схватились с армией маршала Мюрата, трудно предста-
вить, как удалось бы предотвратить испанскую Йену.
АВСТРИЯ: ПРОВАЛ ЭРЦГЕРЦОГА КАРЛА
И в Австрии, хотя там в 1790-е гг. вновь начались
реформы, почти не удалось добиться прогресса. Здесь
прежде всего следует уделить внимание характеру им-
ператора Франца II, принявшего престол прямо перед
вспышкой войны с Францией в 1792 г. Франц был от-
нюдь не деспот, а исключительно человеколюбивый пра-
витель и уж никак не невежа, сочувствовал делу Иоси-
фа II — например, остро критиковал дворян за обраще-
ние с крестьянами — и очень заботился о том, чтобы у
его подданных было хорошее правительство, а всеохва-
тывающие сдвиги периода 1789-1790 гг. и вспышка
французских революционных войн не оставили у него
никаких сомнений в необходимости сохранения внут-
ренней стабильности. Между тем он, определенно, был
осторожнее Иосифа, чаще откладывал трудные решения
278

и прислушивался к осмотрительным людям, первейшим
из которых являлся его прежний наставник, князь Кол-
лоредо (Colloredo), до 1805 г. бывший секретарем его
личного Кабинета (Kabinett). Франц с недоверием отно-
сился даже к концепциям иосифианства и едва ли вслед-
ствие этого подходил для осуществления фундаменталь-
ной перестройки институтов габсбургского государства;
так, его первая реакция на рассказ о каком-нибудь ав-
стрийском патриоте заключалась в вопросе: "А мой ли
он патриот?"5.
Таким образом, при Франце II политическое и соци-
альное развитие империи сильно затормозилось, если
не совсем остановилось, что фактически говорило об от-
казе от многих политических и социальных целей Иоси-
фа. Регресса в большинстве областей управления не было,
но положение, существовавшее на момент восшествия
Франца на престол, не улучшалось. Так, остались суще-
ствовать разнообразные провинциальные парламенты,
уважался также компромисс, которого удалось добить-
ся с Венгрией в 1791 г. при Леопольде, к тому же были
сделаны дополнительные уступки, в большинстве своем
довольно незначительные, специально созванной сессии
парламента, когда Франц в 1792 г. короновался как ко-
роль Венгрии. Итак, не считая Венгрии, реальная власть
находилась в руках имперской бюрократии, признава-
лось положение дворянства в государстве, угроза сохра-
нению его привилегий рассеялась, его экономические
интересы были удовлетворены (Франца вынудили допу-
стить повышение объема работ, требуемого от кресть-
ян), а манориальная юрисдикция дворянства осталась
нетронутой. Между тем, чтобы помешать движению сель-
ского населения в города, были наложены ограничения
на рост промышленности. И еще, не предпринималось
никаких попыток для поощрения солидарности народа
с делами государства или вовлечения его в них, при
этом для империи стали характерными жесткая цензу-
ра, полицейский надзор и клерикализм. Поскольку мно-
гие прежние просветители сами поспешно отказались
279

от поддержки реформ, погибло энергичное интеллек-
туальное движение, на которое опирался венский абсо-
лютизм до 1792 г. и которое теперь могло бы иметь ре-
шающее значение для форсирования дальнейших пре-
образований.
И все же, несмотря на это, вскоре стало ясным, что
отказ от иосифианства не согласуется с потребностями Ав-
стрии как великой державы. Вскрылись три проблемы.
Во-первых, у Вены не было ни финансов, ни войск
для крупного конфликта. Что касается первого, то зе-
мельный налог, бывший главным источником доходов
государства, фактически нигде не удавалось извлечь у
дворян в достаточной мере, особенно в Венгрии. Поэтому
Вене ничего не оставалось, кроме как опираться на соче-
тание внешних и внутренних займов, причем последние
включали выпуск огромных количеств бумажных денег
или Bankozettel. В самом конце своего царствования
Иосиф П пытался ввести унифицированный земельный на-
лог, но это возбудило такое сопротивление, что Леопольд II
отказался от этого плана, не воскресил его и Франц. Ста-
рая система, недостаточная для удовлетворения нужд
габсбургского государства в мирное время, — к 1790 г.
государственный долг составлял 399 000 000 гульденов
— совершенно не подходила к требованиям, выдвигае-
мым французскими войнами. Несмотря на британские
займы и субсидии, выпуск новых банковских билетов,
некоторое ослабление непреклонности со стороны Венг-
рии и призывы к добровольным пожертвованиям, в 1792
-1801 гг. государственный долг вырос на 57 процентов,
причем положение дел ухудшала растущая инфляция (к
1803 г. цены в Вене были на 300-400 процентов выше,
чем в 1790 г., а только за 1801-1805 гг. стоимость жизни
утроилась). И, как результат, еще в 1797 г. докладыва-
ли, что армия Габсбургов находится "в самом плачевном
состоянии"6. Далее, после наступления мира в 1801 г.
военный бюджет пришлось урезать примерно на 60 про-
центов, при этом очень многих солдат пришлось отпра-
вить по домам в неоплачиваемый отпуск.
280

Даже в этом состоянии в армии крайне не хватало
людей, поскольку набор основывался на смеси выбо-
рочной военной повинности и добровольного поступле-
ния на службу. Добровольцев охотно принимали во всех
родах войск, а некоторые части, вообще говоря, те, на-
бор в которые проводился в таких районах, как Ита-
лия, которые были освобождены от воинской повинно-
сти, — целиком полагались на них. Однако на наслед-
ственных австрийских территориях и в Галиции - об-
ластях набора так называемых германских полков —
под воинскую повинность посредством жеребьевки по
закону подпадали все мужчины, но на самом деле и
здесь действовали обычные освобождения по обществен-
ному положению, занятию и месту постоянного про-
живания (многие города очень легко избавлялись от
воинской повинности, а некоторые провинции были
вообще от нее освобождены). Между тем в Венгрии сол-
дат набирали на добровольной основе согласно цифре
(как правило, очень ограниченной), на которую давал
согласие парламент. И последнее, но не по важности:
во время войны Тироль и Военная Граница — славян-
ский район, граничащий с Оттоманской империей —
поставлял нерегулярное ополчение, которое формаль-
но состояло из всех годных мужчин. Но на деле всего
этого не хватало. Поскольку служба была пожизнен-
ной, в армию никогда не удавалось заполучить достаточ-
но добровольцев, к тому же воинскую повинность в рав-
ной степени ненавидели и богатые, и бедные. Иосиф II
прилагал огромные усилия, чтобы ужесточить эту сис-
тему в германских землях, покончить с освобождения-
ми в таких районах, как Тироль, и заставить принять
ее венгров или хотя бы увеличить долю их участия в
армии, но тщетно, поскольку ему пришлось отступить
под напором массового народного сопротивления. Хуже
того, число мужчин, подлежащих воинской повиннос-
ти, сократило освобождение крепостных короны в 1781
г., приведшее к увеличению количества крестьян,
пользовавшихся личными освобождениями. Между тем
281

разрушалась система набора в армию Военной Грани-
цы: из ожидаемых 57 000 человек в 1792 г. на службу
явились всего лишь 13 000. Поэтому большие надеж-
ды возлагались на привлечение рекрутов из небольших
государств Священной Римской империи, при этом не
меньше половины состава германских частей приходи-
лось на этот источник. Но даже при их помощи в 1792
г. армия оставалась сильно недоукомплектованной,
набрав лишь 225 000 человек из необходимых по пла-
ну 300 000. Когда начались известные войны, ситуа-
ция стала еще сложнее. Резко увеличилось противо-
действие крестьян воинской повинности, — не меньше
27 000 новобранцев бежали из своих родных мест, что-
бы уклониться от призыва - уменьшился также набор
рекрутов в Германии и, в конце концов, совсем пре-
кратился, когда такие государства как Бавария, Баден
и Вюртемберг при Наполеоне добились полной незави-
симости. В этой ситуации небольшое увеличение вен-
герской квоты и формирование нескольких довольно
ненадежных батальонов из патриотически настроенных
добровольцев почти не имело значения, поскольку не
удавалось достичь даже плановой численности армии
мирного времени.
К затруднениям с финансами и численностью армии
добавилась проблема крайне громоздкой системы управ-
ления империей. Мария-Терезия и Иосиф II добились
крупных успехов в рационализации администрации ав-
стрийских земель, ослабив влияние сословий и передав
местное управление в руки шести губерний, подчинен-
ных "Богемской и Австрийской придворной канцелярии".
Тем не менее делегирование функций было минималь-
ным: даже по самым несущественным вопросам прихо-
дилось обращаться либо в соответствующие государствен-
ные министерства иностранных дел, обороны и финансов
— либо к самому императору, тогда их сначала обсуждал
его личный совет (Staatsrat) (чтобы запутать дело еще
больше, члены этого органа докладывали дела императо-
ру по отдельности через его личный секретариат). Даже
282

когда вопросы рассматривались на министерском уров-
не, дело шло очень медленно, поскольку ответственных
министров, как таковых, не было, они скорее являлись
"коллегиями" старших чиновников, принимающих кол-
лективные решения (или с наводящей тоску частотой
предпочитающих обращаться за решением к императо-
ру). Нетрудно представить, что эта система создавала не-
сметные количества бумаг. Так, как полагают, в 1802 г.
примерно 2000 докладов ожидали резолюции Франца, а
когда эрцгерцог Карл стал военным министром, он обна-
ружил, что его ожидают не меньше 187 000 документов;
между тем в 1808 г. президент губернии Нижняя Авст-
рия утверждал — правительство издает столько норм и
предписаний, что "самой цепкой памяти невозможно
удержать даже их названия, не говоря уже о содержа-
нии"7. Но эта система, пусть далее и неуклюжая, не рас-
пространялась на всю территорию монархии: в итальян-
ских, фламандских и валлонских провинциях она не была
введена, а Венгрия от нее отделалась.
Военная же администрация империи была просто запу-
тана. Формально за все вопросы, относящиеся к внутренне-
му управлению армией, отвечал гофкригсрат (Hofkriegsrat)
— дворцовый военный совет, но на деле возник целый
ряд специализированных учреждений, рассматривавших
отдельные вопросы, входящие в его компетенцию, и к
тому же, несмотря на это, от него независимых. Франц
в 1792 г. отдал распоряжение о формировании особого
отдела штаатсрата (Staatsrat) — государственного совета
по военным делам, подрывая таким образом верховен-
ство гофкригерата. В то же время гофкригсрат часто
обсуждал стратегическое планирование, хотя эта функ-
ция формально относилась к квартирмейстеру генераль-
ного штаба. Всю систему отягощали канцелярские до-
кументы — Леопольд II сокрушенно жаловался на "мно-
гочисленные, бесполезные, более чем достаточные и до-
кучливые рапорты, доклады и отчеты, а Тугут (Thugut)
говорил, что они перегружены "деталями и военным пе-
дантизмом"3.
283

Мало того, что система была нестерпимо громоздкой,
но вдобавок к этому подпиравшая ее армия чиновников
славилась своей неэффективностью. Нередко получав-
шие свои места благодаря клиентажу и непотизму и имев-
шие гарантированное будущее, посколько продвижение
по службе основывалось исключительно на выслуге лет,
они не имели формального образования и, по крайней
мере на нижних уровнях, частенько отличались ленос-
тью, продажностью и некомпетентностью. Шансы сис-
темы на избавление от коррупции существенно умень-
шались тем, что инфляция, принесенная войной, почти
к нулю свела жалованья чиновников. В то же время эта
система, разумеется, не поощряла самостоятельности,
поскольку очень многие чиновники легко находили спо-
собы передать сколько удавалось дел на решение началь-
никам. Наконец, за редкими исключениями бюрокра-
тия враждебно относилась к сравнительно популист-
ским аспектам иосифианства, и тщетно было бы рассчи-
тывать на изменение ее позиций в разгар войны с рево-
люционной Францией.
В сравнении с этими трудностями многообразные не-
достатки самой армии - нехватка стрелков, неполно-
ценное военное образование, преобладание дворян в офи-
церском корпусе, престарелые военачальники и уста-
ревшие полевые орудия — являлись относительно не-
значительными: в конце концов, австрийцы в 1800 г.
при Маренго почти разгромили самого Наполеона. И
хотя они едва ли имели принципиальное значение,
именно они стали центральным элементом при обсужде-
нии преобразований. Так, например, мы видим, что в
середине 1790-х гг. такие офицеры, как барон Мак и
младший брат Франца II, эрцгерцог Карл, выступали
за расширение использования тактического наступле-
ния (хотя от стрелков и колонны отказывались в пользу
линейного строя) и введение корпусной системы. Од-
нако о более широких преобразованиях и мысли не
было, поскольку поражения Австрии приписывались
ошибкам высшего командования. Особую неприязнь
284

встречала идея о том, что армия совсем не обязательно
должна состоять исключительно из служащих длитель-
ное время профессионалов. Так, по словам эрцгерцога
Карла: "Народные восстания, вооружение народа, быс-
трый сбор неподготовленных добровольцев и т.п. ни-
когда не смогут создать надежную армию"9. Когда Франц
в 1798 г. учредил специальную комиссиию по реформе,
единственным итогом ее работы стало формирование не-
скольких новых полков.
И все же, как свидетельствуют сокрушительные по-
ражения 1800 г., этого было мало, и в результате Франц
назначил эрцгерцога Карла президентом гофкригсрата
и приказал ему сформулировать подробный, всесторон-
ний план военной реформы Карл, хоть и совсем не был
радикалом, по крайней мере понимал, что военные и
внутренние вопросы неразделимы, и его очень беспоко-
или недостатки управления империей; он полагал, что
они настолько ужасны, что могут даже вызвать револю-
цию. Эрцгерцог был не одинок: на воскрешении иоси-
фианства настаивали не только некоторые его братья,
включая эрцгерцогов Райнера и Иосифа, но и новый
министр иностранных дел Кобенцль (Cobenzl) соглашался
с необходимостью крупномасштабной рационализации,
наконец, даже Коллоредо пришел к выводу, что дальше
так жить нельзя. Он писал Кобенцлю:
"Меня бросает в дрожь, когда думаю... о том, что вижу...
Все уплывает сквозь пальцы... запутано, связи разор-
ваны, никто ни за что не отвечает, нет сил взять себя в
руки... О Боже, когда же все это закончится?"10
Вследствие этого под влиянием Карла была предпри-
нята реальная попытка решить задачу управления. На-
чалось с верхушки режима: штаатсрат был упразднен и
заменен новым министерством (Staats und Konferenz
Ministerium), которое, как предполагалось, за счет регу-
лярных встреч министров, будет координировать всю ра-
боту правительства. Этому органу подчинялись три ми-
нистерства: внутренних дел, военное и морское и иност-
285

ранных дел — каждое из которых возглавлял ответствен-
ный министр, к тому же сначала их обязанности рас-
пространялись на всю империю (с созданием впослед-
ствии министерства финансов число министерств вырос-
ло до четырех). Даже роль гофкригсрата была сведена к
роли исполнительного орудия военного и морского ми-
нистерства (главой которого стал сам Карл). В то же
время прилагались большие усилия для повышения
эфективности администрации: Карл настаивал на чист-
ке чиновничества и направленной на упрощение пере-
стройке гофкригсрата, а ряд чиновников министерства
иностранных дел выдвинули планы финансовых реформ.
Хотя все это, конечно, было всего лишь лучше чем
ничего, виды Карла на будущее отличались крайней осто-
рожностью. Он, противясь возрождению иосифианства,
был вполне готов терпеть продолжение венгерской авто-
номии при условии, что венгры останутся верны динас-
тии. На самом деле, разрешение народам империи со-
хранять свои традиционные институты было выгодно,
поскольку, как писал Карл, "в таком случае германских
солдат можно с успехом использовать для подавления
восстаний в Венгерском королевстве, а венгерских сол-
дат... для разгрома немцев или богемцев"11. Таким об-
разом, в отношении Венгрии Карл был готов всего лишь
потребовать, чтобы она предоставляла империи больше
солдат и денег. Поэтому последовало обращение к вен-
герскому парламенту, собравшемуся в мае 1802 г., с тре-
бованием увеличить на постоянной основе квоту рекру-
тов с 56 000 до 64 000, ввести воинскую повинность и
выделить денежный взнос в сумме два миллиона гуль-
денов. Только упрямство парламента заставило Карла
предложить более решительные меры, направленные на
удушение венгерской автономии, и даже тогда он не до-
ходил до крайностей.
В отношении армии Карл предпринял несколько мел-
ких реформ и провел ряд крупных маневров, но, как и
раньше, он решительно противился всему, что могло бы
изменить ее характер. Так, в марте 1804 г. он говорил
286

Францу, что "превращение всей нации... в армию... раз-
рушит промышленность и национальное благосостояние
и подорвет установившийся порядок"12. Хотя он инте-
ресовался проблемой набора в армию, самое большее,
на что он соглашался - сокращение срока службы с
пожизненного на десять-пятнадцать лет в зависимости
от рода войск с расчетом, что это ослабит неприязнен-
ное отношение к воинской повинности, при сохранении
огромного числа старых освобождений. Конечно, уделя-
лось внимание вопросам морали: Карл выступал за не-
которое смягчение дисциплины, улучшение обращения
офицеров с рядовыми, стимулирование инициативнос-
ти простых солдат, но очевидно, что все это было на-
правлено на укрепление профессионального кастового
духа, который он считал важнейшим элементом, необ-
ходимым для победы над французами.
Эрцгерцога, если не касаться его личных недостат-
ков, к тому же стесняла непрочность его положения в
рамках режима. В частности, Франц очень не любил
брата и не доверял военным, может быть, вспоминая о
кондотьерах Тридцатилетней войны. В то же время он
считал, что Staats und Konferenz Ministerium угрожает
его контролю над администрацией, вследствие чего ему
быстро позволили выйти из употребления. Более того,
многие сделанные Карлом назначения — может быть, и
не очень мудрые, особенно в случае его главного штат-
ского помощника, Матиаса фон Фассбиндера (Matthias
von Fassbinder), совсем не приветствовались, к тому же
его видное положение возбуждало зависть многочислен-
ных генералов и других придворных особ. Еще больше
помех вызвало появление партии войны после возобнов-
ления в 1803 г. военных действий между Францией и
Британией, так как Карл был убежден, что Австрии
любой ценой следует уклониться от войны. Поскольку
Франц был склонен к тому, чтобы выступить против
Карла, его вскоре обыграли: в январе 1805 г. гофкригс-
рат был выведен из-под контроля военного министер-
ства, а через несколько месяцев его главных сотрудни-
287

ков заставили уйти в отставку. Сам Карл остался на
посту военного министра, но оказалось, что теперь он
лишен какой бы то ни было реальной власти. Реформы
не закончились — в 1805 г. перед самым началом войны
новый генерал-квартирмействер, барон Мак, ввел ряд
изменений в тактике и организации — но единственным
результатом этого стали беспорядок и путаница, к тому
же меры Мака не имели никакого отношения к реаль-
ным проблемам; армия, таким образом, неуклонно ска-
тывалась к сокрушительному разгрому.
В плане внутренней политики империи Ульм и Аус-
терлиц придали реформам новый импульс: эрцгерцоги
Райнер и Иосиф вновь подвергли жесткой критике не-
эффективность управления и потребовалии введения
более справедливой системы налогообложения. Хотя
Франц почти не обратил внимания на их доводы, 10 фев-
раля 1806 г. он все-таки, хоть и с определенной неохо-
той, назначил Карла генералиссимусом австрийских во-
оруженных сил. Однако теперь Карл в отличие от того,
что было в 1801-1805 гг., перестал интересоваться ад-
министративными делами и вместо этого занялся во-
просами качества армии. Так, для улучшения подготов-
ки офицерского корпуса был издан ряд посвященных
тактике брошюр и организован новый технический жур-
нал; был введен в действие новый дисциплинарный ко-
декс, отказывающийся от жестоких телесных наказа-
ний в отношении солдат и подчеркивающий необходи-
мость мотивировки действий и кастового духа; был сфор-
мирован ряд новых батальонов легкой пехоты, а третью
шеренгу линейных батальонов разрешалось использовать
в качестве стрелков; были введены атакующие колон-
ны, а также новое формирование "усиленный батальон"
(bataillon-mass), предназначенное для того, чтобы пехо-
та имела возможность маневра перед лицом вражеской
кавалерии; артиллерия подверглась реорганизации, при-
ведшей к снятию с вооружения устаревших полковых
пушек и сосредоточению всех орудий в настоящие бата-
реи; была введена система постоянных дивизий и кор-
288

пусов. Тем не менее все эти меры не имели политичес-
ких последствий. Ничего не было сделано, чтобы обно-
вить состав офицерского корпуса; система набора в ар-
мию не претерпела изменений, если не считать добавле-
ния двух резервных батальонов, состоящих из сверх-
штатных призывников каждого из 46 "германских" пе-
хотных полков; а что касается концепции "нации под
ружьем", тут Карл продолжал отрицать необходимость
всех видов ополчения и других подобных частей на том
основании, что они "создавали бы видимость того, что у
нас огромная масса боевых единиц, и поэтому вызыва-
ли бы обманчивое чувство безопасности"13. Более того,
вне армии был проведен ряд явно регрессивных меро-
приятий: у городов отобрали право на выбор советов и
подверглось разрушению центральное управление боль-
шей части координирующей структуры, создания кото-
рого Карл добивался в 1801 г. И еще, позиция по отно-
шению к Венгрии продолжала оставаться очень осто-
рожной, хотя ее парламент крайне скупо отзывался на
требования режима о предоставлении людей и денег.
Итак, после 1805 г. реформы в Австрии практичес-
ки прекратились, хотя историки часто с этим совер-
шенно не согласны. Причина этого по большей части
заключается в происходившем в то время флирте с
германским национализмом. Действительно, начиная
с 1790-х гг., среди германской интеллигенции импе-
рии наблюдался рост национализма. Первоначальный
толчок он получил от усиливающейся реакции на ин-
теллектуальную гегемонию философов, а теперь укреп-
лялся тоской по исчезнувшей Священной Римской им-
перии. До 1805 г. проявления этих чувств держали
под жестким контролем, но под влиянием Аустерлица
Франц санкционировал резкое изменение политики,
назначив министром иностранных дел графа Иоганна
Штадиона (Johann Stadion). Штадион, как бывший им-
перский рыцарь, считал главной целью Австрии вос-
становление Священной Римской империи, которую
Францу пришлось официально ликвидировать (фак-
10. Наполеоновские войны 289

тически cil августа 1804 его уже величали Францем
I Австрийским). Он был лишь счастлив воспользовать-
ся услугами национализма для достижения этой цели,
и именно поэтому период 1806-1809 гг. представляет-
ся временем общего ослабления цензуры. Между тем
к делу национализма, хотя и с несколько другими на-
мерениями, присоединился самый младший брат Фран-
ца, эрцгерцог Иоганн, находившийся под сильным
влиянием романтизма и склонный боготворить немец-
кий народ как олицетворение добродетели.
Штадион и Иоганн с помощью и при подстрекатель-
стве третьей жены Франца, Марии-Людовики (предста-
вительницы ветви семейства Габсбургов, недавно из-
гнанной Наполеоном из Тосканы), в то время поощря-
ли мощный всплеск германских национальных чувств,
а покинувшие страну Шлегель (Schlegel), Гентц (Gentz)
и Хормайр (Hormayr) призывали к германскому един-
ству, войне отмщения против Наполеона и восстанию в
Тироле. В то же время людям этого сорта все больше
помогала печать, заполнявшая свои страницы преуве-
личенными описаниями сопротивления Наполеону в
Испании и прославлением германского национального
характера. Более того, к 1808 г. казалось, что их уси-
лия приносят плоды, поскольку 9 июня 1808 г. Франц
санкционировал формирование гражданского ополче-
ния — ландвера (Landwehr), которое, как ожидалось,
должно было состоять из 200 000 человек. А когда в
1809 г. в конце концов разразилась война с Францией,
появился ряд напыщенных, повсеместно распространя-
емых воззваний, стиль которых явно отличался силь-
ным национализмом. В воззвании от 8 апреля говори-
лось: "Наше дело — дело Германии"14.
Этот стиль и, конечно, формирование ландвера вдох-
новили неосторожных критиков, начиная с Клаузевица,
на заключение о том, что война 1809 г. является первым
примером "народных войн", которые в конечном счете
якобы и привели к низвержению Наполеона. Однако труд-
но представить себе что-нибудь более далекое от действи-
290

тельности. В среде германской буржуазии и интеллиген-
ции к этой войне, безусловно, относились с определенным
воодушевлением. В Вене был сформирован ряд доброволь-
ческих батальонов, и столица стала ареной безмерного
патриотического возбуждения. Но на самом деле к идее
вооружения народа режим относился с такой же непри-
язнью, как и всегда. Так, даже воинствующая Мария-
Людовика сомневалась, уместно ли поднять Тироль про-
тив баварского короля, который в то время в конце кон-
цов являлся его законным государем. Равным образом
задолго до Ваграмского сражения эрцгерцог Карл — в
лучшем случае неохотно перешедший в партию войны —
высказывал беспокойство, что никак нельзя полагаться
на ландвер и что для восстановления порядка может по-
надобиться армия. В то же время набор в ополчение не
имел универсального характера: Венгрия и Галиция от
него освобождались, а жеребьевка ограничивалась теми,
кто так или иначе должен был служить в армии — вдоба-
вок относительно немногих даже из подлежавших при-
зыву мужчин действительно одели в мундир, предпри-
нимались также определенные попытки ограничить фор-
мирование добровольческих батальонов. А что же каса-
ется ростков политических и общественных преобразова-
ний, то они тем временем увядали в безвестности, а власть
полиции оставалась столь же бесконтрольной, как и все-
гда, городам не было предоставлено никаких форм само-
управления, а крестьян продолжали использовать на бар-
щинных работах.
Однако если династия не горела желанием вооружать
народ, то и народ не испытывал острого желания воору-
жаться. Несмотря на то, что быстро растущая инфля-
ция, вызванная войнами, приносила огромные выгоды
крестьянству, оно до 1809 г. совершенно не стремилось
воевать с французами, если не считать Тироля, который
без принуждения дал достаточное количество стрелков
для участия в кампаниях 1796-1797 гг. Призывники
шли в армию крайне неохотно, а добровольцев для ре-
гулярной армии почти не было (правда, появилось не-
10* 291

сколько добровольческих корпусов (Freicorps), но при-
вычка разваливаться на глазах, едва возникала опас-
ность поля брани, говорит о том, что мотивом для вступ-
ления в них являлось желание поиграть в солдатики,
весьма характерное для европейской буржуазии того вре-
мени). Вена впадала в панику при малейшем слухе о
приближении французов*, случались даже хлебные бун-
ты и антивоенные демонстрации, а таких деятелей, как
воинствующий Тугут, бывший канцлером с 1793 г. по
1801 г., при появлении на улице забрасывали камнями
и осыпали оскорблениями (в отличие от глубинки в круп-
ных городах безудержная инфляция реально приводила
к серьезной нужде). Да и в 1809 г. ничего практически
не изменилось: наблюдалось эфемерное воодушевление
и много патриотической позы, но основная масса на-
бранных в ландвер, в некоторых случаях 75 процентов
— дезертировала, поляки и мадьяры относились к войне
с откровенной враждебностью, к тому же население Вены
совсем недавно перестало выказывать демонстративное
желание брататься с завоевателями.
Итак, неудивительно, что, не считая Тироля, Австрия
вела войну только силами старой армии, а это в свою
очередь гарантировало то, что особенно в 1813-1814 гг.
ее генералы придерживались стратегии в стиле XVIII сто-
летия, направленной на уклонение от решающего сраже-
ния. А когда впоследствии в кресло канцлера сел Кле-
менс фон Меттерних (Clemens von Metternich), режим уже
не доходил даже до того, что был готов сделать в 1809 г.:
Меттерних, не являвшийся ни в коей мере тем архикон-
серватором, о котором ходили легенды, был по-настоя-
щему обуян страхом перед революцией и к тому же мень-
ше всего хотел оттолкнуть от себя своего повелителя,
Франца. В сущности, преобразования не остановились
полностью. Волна патриотической пропаганды успокои-
лась, восстановилась жесткая цензура, а эрцгерцоги Карл
и Райнер лишились всякого влияния, но, тем не менее,
произошел ряд перемен, причем некоторые из них имели
большую важность. В 1811 г. был обнародован новый
292

гражданский кодекс, включающий многие иосифиан-
ские концепции. Враждебность Франца к экономическо-
му развитию сменилась экономическим либерализмом,
что привело к таким мерам, как сокращение привилегий
гильдиям и отмена законов, запрещавших ввоз машин-
ного оборудования и организацию новых фабрик. При-
нимались радикальные меры для сдерживания натиска
инфляции за счет выпуска новых денег, а в 1812 г. венгер-
ский парламент, создававший помехи финансовой рефор-
ме, был распущен, и Венгрия с этого момента по 1825 г. во
всех отношениях управлялась так же, как остальная часть
монархии. Однако в конечном счете все это почти не име-
ло значение: несмотря на все попытки укрепить связь
между народом и режимом, Австрия уже вступила на
дорогу, ведущую к 1848 г.
РОССИЯ: АЛЕКСАНДР I, "НЕГЛАСНЫЙ КО-
МИТЕТ" И СПЕРАНСКИЙ
В отличие от Испании и Австрии реформы в России
начались по времени гораздо более близкие к восшествию
Наполеона. Павел I (1796-1801) содействовал росту цен-
трализации, повышению эффективности армии и сокра-
щению привилегий дворянства*, всему этому был поло-
жен конец, когда в 1801 г. его убили в результате недо-
вольства аристократов*. Новый царь, Александр I, быс-
тро отменил многое, введенное его отцом, и простил дво-
рян, навлекших на себя гнев Павла. Несмотря на это,
Александр способствовал переменам, правда, его под-
талкивал не страх Франца: он прежде всего стремился
сохранить нейтралитет и искренне восхищался Наполе-
оном. Побуждали Александра к реформам скорее лич-
ные представления и характер*. На него, в какой-то сте-
пени мягкого молодого человека, жаждущего любви и
популярности, большое влияние оказало образование в
духе идей Просвещения, которое он получил благодаря
своей бабушке, Екатерине Великой. Александра, потря-
293

сенного поведением своего известного жестокостью отца
и находившегося под воздействием идеалистически на-
строенного молодого приближенного Василия Карази-
на, одолевали мечты о необходимости творить добро.
Реальная жизнь брала свое. Хотя Александр полу-
чил прогрессивное образование и приобрел ряд друзей,
попавших под сильное влияние его идей о реформах,
он был все же напуган убийством Павла и питал такую
страсть к военным делам, что его описывали как стра-
дающего "парадоманией", кроме того, приходил в вос-
торг от жестокого Алексея Аракчеева, ограниченного
солдафона с садистскими наклонностями, внушавшего
всем ужас. Утверждают даже, что предлагаемые новым
царем либеральные меры являлись на самом деле эле-
ментом самообмана, направленным на укрепление чув-
ства безопасности своих прерогатив как самодержца.
Тем не менее внешне восшествие Александра сопровож-
далось некоторым смягчением политической атмосфе-
ры: была упразднена тайная полиция, ослаблена цен-
зура и определенно поощрялось обсуждение политичес-
ких и экономических идей (большое внимание уделя-
лось образованию; так, в этот период были организова-
ны несколько новых университетов и положено начало
среднему образованию). В то же самое время царь вы-
звал назад в Россию своего старого наставника Лагар-
па, поощрял Каразина на то, чтобы он по мере сил вну-
шал ему идеи образовательных и социальных реформ,
и собрал четырех своих доверенных друзей — Адама
Чарторыйского, Павла Строганова, Николая Новосиль-
цова и Виктора Кочубея в "негласный комитет"* для
обсуждения будущих мероприятий. И все же, несмот-
ря на туманные мечты Александра, эта группа пришла
к единому мнению о том, что Россия не может быть
ничем, кроме самодержавной монархии. Никто из ре-
форматоров другого и не представлял, к тому же Ла-
гарп, служивший в директории Гельветической респуб-
лики, превратился в то время в ярого антиякобинца.
Теоретически признавалось, что полномочия самодерж-
294

ца должны ограничиваться законом, нр, хотя и нача-
лась работа над новым сводом законов, а министру
юстиции поручили разработку конституции, из этого
ничего не вышло. Аналогичным образом шло простран-
ное обсуждение вопросов крепостного права, но и здесь
не удалось прийти ни к чему, кроме нескольких незна-
чительных паллиативных (половинчатых) мер*. Про-
гресс был достигнут только в области управления. План,
ориентированный на наведение порядка в администра-
ции и, в частности, на то, чтобы воля царя должным
образом исполнялась чиновниками, за счет усиления
власти Сената — высшего административного и судеб-
ного органа, учрежденного в 1711 г. Петром Великим,
— был отклонен, но это само по себе не стало призна-
ком регресса. Напротив, оно представлялось отходом
от старой коллегиальной системы, которая давным-
давно продемонстрировала свою крайнюю неповорот-
ливость. Вместо этого с сентября 1802 г. Россией управ-
ляли восемь министерств с четко определенными фун-
кциями, каждое из которых возглавлял один началь-
ник. Кроме того, для обсуждения вопросов общего ха-
рактера и координации своей работы министры долж-
ны были собираться на совещания, проходящие под
председательством царя. Но не было ни премьер-мини-
стра, ни чувства коллективной ответственности, к тому
же внутри новых министерств сохранялись старые кол-
легиальные органы, что должно было сильно тормо-
зить их работу. Между тем, поскольку штатные чинов-
ники, служившие на нижнем уровне, были плохо под-
готовлены и крайне малочисленны, местное управле-
ние всецело оставалось в руках дворянства. И, хотя
Сенат получил право оспаривать любой правительствен-
ный указ, против которого у него имелись возраже-
ния, оно было почти сразу же отобрано, так как стало
понятно, что в противном случае придется передать
существенные возможности создавать помехи в руки
той самой дворянской элиты, которую Александр был
полон решимости подчинить себе. В нескольких сло-
295

вах, перемены были крайне ограниченны, и во всяком
случае "негласный комитет" очень скоро перестал со-
бираться, а режим к тому же начал все в большей
мере обнаруживать признаки возврата к полицейским
методам, характерным для правления Павла I.
После разгрома Наполеоном в 1805 г., а затем в 1807 г.,
Александр вновь заинтересовался "конституционализ-
мом", который для него означал установление не пред-
ставительного, а эффективного правления, или, короче,
введение в России порядка, системы и метода. Алек-
сандр, в 1807 г. почти случайно столкнувшийся с та-
лантом очень способного чиновника-реформиста, мини-
стерства внутренних дел, Михаила Сперанского, был
настолько поражен им, что сделал его фактически пер-
вым министром (вероятно, совсем не случайно то, что в
отличие от членов "негласного комитета" Сперанский
был человеком более чем скромного происхождения, не
связанным со сложившейся элитой). Под влиянием Спе-
ранского реформы вновь пробудились*. По существу,
Сперанский являлся решительным сторонником свобод-
ного предпринимательства, считавшим, что задача ре-
жима состоит в том, чтобы подготовить Россию к эконо-
мической модернизации. Политически он защищал гар-
моничную монархию, в которой самодержавие сдержи-
валось бы правлением закона и не отрывалось от под-
данных. Сперанский к тому же был глубоко уверен в
необходимости дальнейших институционных реформ.
Эти его взгляды отражены в написанном им в 1809 г.
проекте "Уложения о государственных законах". Коро-
че говоря, в нем рекомендуется пирамида обновляющих-
ся раз в три года муниципальных, уездных, губернских
и общенациональных собраний представителей имущих
сословий, которые выбирали бы на кажом уровне адми-
нистративные советы и рекомендовали бы исполнитель-
ной власти, какие задачи перед ними следует ставить.
Государственная Дума, стоявшая наверху этой системы,
кроме того, имела бы право отклонять неконституцион-
ные законы и ставить вопрос о привлечении к ответ-
296

ственности министров, виновных в должностных пре-
ступлениях. Что же касается исполнительной власти,
то во главе ее оставался бы царь, но теперь ему помогал
бы государственный совет во главе с "государственным
секретарем" — назначение на этот пост в конце концов
получил сам Сперанский — и совет министров. Вдоба-
вок к этому функции всех министерств подлежали уточ-
нению на рациональной основе, реорганизовывалась
работа местного управления, а судьи выводились из-под
контроля бюрократии.
Планы Сперанского могут показаться очень впечат-
ляющими, но они содержали множество изъянов. Они,
хотя и основывались на представлении о том, что царь
должен быть связан законом, не содержали ни харак-
теристик правления, ни реальных препятствий для осу-
ществления произвольной власти, ни определения прав
граждан и ничего не решали в отношении крепостни-
чества. Таким образом, "Уложение о государственных
законах" было всего лишь схемой упорядочения деспо-
тизма. Но даже этот план не был полностью проведен в
жизнь: его рекомендации привели лишь к появлению
государственного совета и реорганизации правитель-
ственных министерств. Справедливости ради следует
отметить, что эти меры имели определенное значение,
вдобавок Сперанский прилагал большие усилия, направ-
ленные на улучшение подготовки чиновничьего корпу-
са и прекращение действия привилегий, которыми
пользовалось дворянство в его рядах, на стабилизацию
и реорганизацию государственных финансов и на вве-
дение нового кодекса законов (составленного, между
прочим, по образцу Кодекса Наполеона). Тем не менее,
при отсутствии, даже в ограниченной степени, участия
народа, на которое рассчитывал Сперанский, все на-
дежды на то, что самодержавие могло бы так или ина-
че либерализоваться, просто угасли.
Если же рассмотреть положение в армии, то во вся-
ком случае здесь перемены были еще более ограниченны.
Во-первых, делу не способствовало то обстоятельство,
297

что Александр, навсегда отягощенный виной в убийстве
своего отца, долгое время пребывал под влиянием Арак-
чеева, одного из немногоих генералов, полностью сохра-
нивших преданность Павлу. Аракчеев, бывший сначала
генералом-инспектором артиллерии, а затем военным ми-
нистром, ввел ряд существенных улучшений, полнос-
тью перевооружив артиллерию после Аустерлицкого сра-
жения и упорядочив отношения между военным мини-
стерством, генеральным штабом и царем. Однако его
представления о том, как должны действовать армии,
были полностью заимствованы у прусского короля Фрид-
риха Великого, причем Аракчеев прославился пристра-
стием к неудобным мундирам на прусский манер, пара-
дной муштре, использованию линейного строя и жесто-
кой дисциплине: он, что было насмешкой и издеватель-
ством в равной мере над офицерами и солдатами, пред-
лагал даже, чтобы им обрили усы. Все строилось на тер-
роре, жестокости и полном подавлении личности, и этой
системе Александр сначала легко уступил.
И все же Александра, никогда не оспаривавшего во-
енные суждения Аракчеева, беспокоила его обскуран-
тистская политика, и в частности его неприязненное
отношение к Сперанскому. Поэтому в январе 1810 г.
Россия обрела нового военного министра в лице гораз-
до более гуманного Барклая де Толли*. Ему очень не
нравилось то, что дисциплина в российской армии все-
цело основывается на порке; напротив он считал, что
необходимо поощрение, а не террор, утверждая, что
офицеры должны стараться вникать в нужды своих
солдат и заботиться о них. В результате были приняты
определенные меры, направленные на некоторое улуч-
шение обращения с солдатами и условий их жизни, но
фактически почти ничего не изменилось. Срок службы
осталася равным двадцати пяти годам, а воинская по-
винность ложилась исключительно — и крайне причуд-
ливо — на крепостных крестьян, которые ее боялись и
ненавидели, а еще одним источником рекрутов явля-
лись преступники, подкидыши и солдатские дети; рос-
298

сийская тактика оставалась неуклюжей и шаблонной
(общий уровень инициативы был настолько низок, что
стрелков почти не было); полковые офицеры славились
своим невежеством; продвижение затруднялось отсут-
ствием протекции при дворе; в атмосфере повсюду по-
прежнему царили страх и жестокость. Да и Аракчеев
не совсем сошел со сцены — он сохранил благосклон-
ность царя ив 1811 г. убедил его опробовать знамени-
тый план "поселить" армию в автономные сельскохо-
зяйственные "колонии", приобретшие после 1815 г.
очень дурную славу*.
Таким образом, всякая мысль о том, что при Алексан-
дре империя подверглась преобразованиям, безумно да-
лека от действительности. Самое большее — повысилась
эффективность работы государственного аппарата. На
самом деле империя, далекая от того, чтобы принимать
на вооружение концепцию "нации под ружьем", с за-
рождением идеи военных поселений двигалась в проти-
воположном направлении. Да и главный защитник ре-
формы недолго сохранял свое положение. Сперанского,
сына бедного деревенского священника, так лично и не
допустили ко двору, к тому же делу не способствовал его
холодный и высокомерный характер. Многие его рефор-
мы приводили дворян в бешенство, и он очень скоро при-
обрел массу врагов*. Положение Сперанского, находив-
шегося под сильным влиянием французских образцов,
быстро ухудшалось с ростом непопулярности союза с На-
полеоном, договор о котором Александр подписал в Тиль-
зите: его обвиняли в том, что он "нерусский", особый
вред наносила его принадлежность к масонам. И еще, его
ненавидел не только Аракчеев, но и любимая сестра царя,
великая княгиня Екатерина. По мере того, как углубля-
лась трещина между Александром и Наполеоном, круг
противников Сперанского прилагал непрерывные усилия,
чтобы настроить царя против государственного секрета-
ря, но их туманные утверждения об измене не принесли
бы плодов, если бы не пропасть между намерениями и
реальностью, существовавшая в разуме Александра. Пла-
299

ны Сперанского таили в себе возможность ослабления его
власти, и их реализацию надо было в конце концов за-
претить. В результате 29 марта 1812 г. государственного
секретаря неожиданно арестовали и отправили в ссылку
в глубь страны. Таким образом, в России, равно как в
Испании и Австрии, имелись пределы той меры, в какой
старый режим был готов обрести новые силы за счет идей
просвещенного абсолютизма, не говоря уже о принятии
новых образцов социальной и политической организации.
Для движения в этом направлении нужен был тяжелый
удар в форме военных разгромов, настолько катастрофич-
ных, что они создавали ситуацию, в которой необходи-
мость временно превозмогала торможение, но даже тог-
да, как мы увидим, перемены производились с трудом и-
имели половинчатый характер.
ПРУССИЯ: ДИНАМИКА ВЕЛИКОЙ
РЕФОРМЫ
Для владык старого режима превыше всего стояли
военное могущество и династический престиж - их
власть по существу ни на что больше не опиралась. По-
этому, когда происходил сокрушительный военный раз-
гром, полнейшее отчаяние толкало их в направлениях,
которые иначе они даже бы не обдумывали, и именно
поэтому появились реформистские движения, которые,
как представляется, основывались не на образцах во-
семнадцатого столетия, а на либерализме и национализме
будущего. Оставляя в стороне эфемерный австрийский
эксперимент 1809 г., единственный реальный пример
такого развития, которым мы располагаем, дает Прус-
сия, перенесшая в 1806 г. одну из самых страшных ка-
тастроф, выпавших на долю противников Франции. В
Пруссии, как нигде больше, армию отождествляли с го-
сударством. Прусская армия была не только фундамен-
том прусской государственной и социальной системы —
поскольку положение в равной мере дворян, бюргеров и
300

крестьян по существу определялось соображениями во-
енного порядка — но к ней еще относились как к превос-
ходящей все остальные армии в мире, и победа над На-
полеоном повсеместно считалась неизбежной. Тем не ме-
нее, когда началась война, все пошло по-другому. Хотя
многие части по отдельности достаточно хорошо сража-
лись, при Йене и Ауэрштадте основные прусские силы
были разгромлены в обстановке самой постыдной нераз-
берихи. Еще хуже дело обстояло по мере того как разво-
рачивалось преследование их французами по всей Гер-
мании, крепость за крепостью и по большей части ос-
татки армии часто сдавались буквально горсткам непри-
ятеля. Между тем не только полностью отсутствовало
народное сопротивление, но местные власти повсюду без
колебаний сотрудничали с французами (их, конечно, под-
талкивали к определенным действиям — так, губерна-
тор Берлина заявлял: "Сейчас первая обязанность граждан
— сохранять спокойствие"15). Более того, когда в 1807 г.
наступил мир, Пруссия лишилась всех своих провин-
ций к западу от Эльбы и всех своих владений в Польше,
вследствие чего ее население сократилось с 9 700 000
человек до 4 900 000. Потеря государственных доходов
была еще весомее, поскольку территории, оставшиеся
Пруссии, по большей части пользовались известностью
как бедные и неплодородные. Кроме того, Пруссия по-
пала под военную оккупацию, ей было запрещено иметь
армию больше 42 000 человек и на нее была наложена
обычная контрибуция (которая в этом случае так и не
была определена). Последнее, но не по важности: остат-
ки государства, доставшиеся Фридриху-Вильгельму III,
со стратегической точки зрения были неудобны для обо-
роны. Клаузевиц имел все основания для стенаний: "Гос-
поди, что мы видим!"16.
Под тяжестью таких ударов даже самые твердоло-
бые сторонники абсолютизма не могли пребывать в
полной неподвижности - следствием являлись зна-
чительные перемены в политике. До 1806 г. прусская
практика реформ очень сильно походила на таковую
301

Испании, Австрии и России, если не считать того, что
ей удалось добиться еще меньшего. Но это было связа-
но вовсе не с недостатком гласности по части обсужде-
ния реформ. Примечательно, что в Германии существо-
вала преуспевающая военная печать, которая в избыт-
ке выпускала журналы, брошюры и тактические посо-
бия, в которых обнаруживалось полное осознание пе-
ремен в характере ведения военных действий, прине-
сенных Революцией. Огромную роль в этом бесспорно
сыграл ганноверский офицер, Герхард фон Шарнгорст
(Gerhard von Scharnhorst)*, убедившийся в важности
концепции "нации под ружьем". Шарнгорст, перейдя
в 1801 г. на службу в Пруссию, сразу же представил
Фридриху-Вильгельму множество предложений отно-
сительно реформы и способствовал образованию так
называемого "Военного общества", группы близких по
убеждениям офицеров, которые раз в неделю собира-
лись для обсуждения новых тенденций в военных де-
лах. Помимо Шарнгорста в эту группу входили, если
упоминать только самых видных личностей, Карл фон
Клаузевиц (Carl von Clausewitz)*, Людвиг фон Бойен
(Ludwig von Boyen), Август фон Гнейзенау (August von
Gneisenau) и Карл фон Грольман (Carl von Grolraan).
Нечего и говорить, что прусская армия стала предме-
том уничтожающей критики, при этом особый упор
делался на необходимость более гибкой тактики, а ло-
гическим следствием этих требований являлось улуч-
шение обращения с рядовыми солдатами и, естествен-
но, формирование солдатской массы, воспитанной в духе
патриотизма. Отсюда, понятно, был лишь один шаг до
"нации под ружьем", ведь реформаторы к тому же вы-
двигали планы всеобщей воинской повинности и созда-
ния ополчения из граждан, а Шарнгорст, в частности,
доказывал, что только так Пруссия может гарантиро-
вать свою безопасность. Как бы то ни было, если народ
в целом будет сражаться, то ему, понятное дело, надо
дать чем сражаться. Таким образом, в этих идеях неявно
присутствовала широкомасштабная программа полити-
302

ческих и социальных преобразований, затрагивающих
улучшение образования, религиозную терпимость, по-
литическое представительство, отмену крепостного пра-
ва, открытие офицерского корпуса — до сих пор почти
полностью сведенного к юнкерам* — всем классам об-
щества и снятие всех ограничений на профессиональ-
ную деятельность и владение имуществом.
И все же, хотя число офицеров, участвующих в Во-
енном обществе, быстро росло (его максимальная чис-
ленность доходила до примерно двухсот человек), их
дискуссии почти ничего не дали. Во-первых,- многие
из его членов не соглашались с реформистской крити-
кой — так, Клаузевиц жаловался, что его сотоварищ,
генерал Рюхель (Rüchel), "пребывал в уверенности,
что... полные решимости прусские войска, используя
тактику Фридриха Великого, в состоянии превзойти
все, что породила лишенная солдатского духа фран-
цузская революция"17. Между тем за пределами Воен-
ного общества царил полнейший мрак. Многие офице-
ры относились к реформаторам с тревогой и враждеб-
ностью, вдобавок, хотя король и осознавал необходи-
мость перемен, он с подозрением смотрел на все, что
могло нарушить общественный порядок или подорвать
устои государства. В результате почти ничего не было
сделано. Армия уже обладала двадцатью семью специ-
альными батальонами легкой пехоты, а в октябре 1807 г.
пришли к решению, что третью шеренгу каждого бата-
льона можно было бы обучить для ведения боевых дей-
ствий в качестве стрелков; были приняты некоторые
меры по улучшению подготовки штабных офицеров и
заложен фундамент для постоянно действующего гене-
рального штаба; сформировали местное ополчение —
Провинциальный резерв — из амальгамы отставных
солдат и мужчин, освобожденных от воинской повин-
ности; регулярная армия получила первоочередный ре-
зерв за счет обучения большего числа новобранцев, чем
было на самом деле нужно; предпринимались попытки
сократить объем армейского багажа; а перед самым на-
303

чалом войны в 1806 г. армия была организована в по-
стоянные дивизии. Но все это совершенно не изменило
характер армии, а еще меньше — Пруссии, вдобавок
многие изменения либо так и не были полностью про-
ведены в жизнь, либо имели в действительности па-
губные последствия — так, в частности, новую дивизи-
онную систему продумали очень плохо.
Итак, не вникая в детали, успех военной реформы в
Пруссии, так же как и везде, зависел от улучшения управ-
ления государством. А в этом отношении Пруссия была
особенно отсталой страной. Исполнительная власть на-
ходилась в руках восьми министоров, которые состав-
ляли Главную директорию войны и территорий, но их
задачи распределялись самым что ни на есть запутан-
ным образом, причем одни занимались всеми государ-
ственными делами, которые затрагивали отдельные про-
винции, а другие занимались одним отдельным вопро-
сом, который затрагивал все королевство. Между тем по
историческим причинам в важной провинции Силезия
имелась отдельная администрация, вдобавок армия была
фактически совершенно независима (хотя последней фор-
мально занимался один из департаментов Главной ди-
ректории, на практике у него почти не было полномо-
чий, поскольку обязанности по управлению войсками
разделялись между верховным военным советом и — нео-
фициально — личными военными советниками короля).
Во главе всего этого величественного сооружения сто-
яли король и его личная свита, кабинет (Kabinett) —
министры Главной директории, не имевшие полномо-
чий. Поскольку государственный совет, в предполагае-
мые функции которого входило увязывание всех госу-
дарственных дел, собирался редко, все это создавало
потрясающую путаницу, тем более что Фридрих-Виль-
гельм сочетал отказ делегировать полномочия с неуме-
ренными затяжками. Хуже того, с точки зрения ради-
кальных реформаторов, эта система к тому же являлась
еще одним препятствием для возникновения патриоти-
ческого духа. Как писал барон фон Штейн (von Stein)
304

(позднее ставший важнейшим гражданским представи-
телем прусского реформистского движения): "Одним из
неизбежных последствий несовершенства организации
и подбора личностей является неудовлетворенность жи-
телей Пруссии правительством, падение репутации мо-
нарха в глазах общества и необходимость перемен"18.
Решение Штейна о создании исполнительного совета ми-
нистров и реорганизации самих министерств было от-
вергнуто, так же как и множество других подобных пред-
ложений, поэтому Пруссия вступила в войну нерефор-
мированной.
По мере того как французские армии маршировали
по Пруссии, аргументы реформаторов начали встречать
отклик: помимо прочего, претензия дворянства на то,
что оно является гарантом военной доблести, подверга-
лась коренной переоценке капитуляцией без сопротив-
ления одного аристократического рода за другим. Так,
Фридрих-Вильгельм, старавшийся изо всех сил перестро-
ить свою потрепанную армию в отдаленной твердыне,
Восточной Пруссии, издал ряд декретов, в которых по-
велевал своим генералам с новыми силами вступать в
борьбу, рекомендовал принимать на вооружение фран-
цузскую тактику, объявлял о заслуженном наказании
всех офицеров, которые, как было обнаружено, запят-
нали себя постыдными поступками, угрожал драконовски-
ми мерами на случай всякого повторения такого поведе-
ния и временно открывал офицерский корпус для про-
движения в него лиц из рядового состава. Король был
доведен до такого отчаяния, что он даже обдумывал
формирование массовой армии в Восточной Пруссии,
хотя отсутствие оружия и боеприпасов привели к отка-
зу от этого плана — единственными последствиями его
стали несколько мелких партизанских операций в Си-
лезии.
После наступления мира импровизацию заменила
упорная кампания по проведению реформ, первым ша-
гом которой стало учреждение в июле 1807 г. так назы-
ваемой "Комиссии по военной реорганизации". Хотя
30S

сначала лишь двое из пяти ее членов — Шарнгорст и
Гнейзенау — придерживались реформистских взглядов,
к концу года реформисты одержали в ней победу. А в
том, что касается направления реформ, у Шарнгорста и
Гнейзенау не было никаких сомнений. В ноябре 1807 г.
Шарнгорст писал Клаузевицу:
"Мы должны воспитать у нации чувство самостоя-
тельности, дать ей возможность обрести самосозна-
ние и самообладание; только это научит ее уважать
себя и заставит других уважать ее"19.
Здесь стоит процитировать и Гнейзенау, в частности,
его откровенное высказывание о влиянии революцион-
ной Франции:
"Новые времена... требуют новых дел... Революция
привела в движение... весь французский народ... на
равноправном социальном и фискальном фундамен-
те... уничтожив таким образом прошлый баланс влас-
ти. Если другие государства хотят вновь установить
его, им следует... использовать те же самые средства"20.
Эти воззрения реформистов поддержало восстание,
вспыхнувшее в 1808 г. в Испании. Приняв за чистую
монету напыщенные излияния испанской пропаганды
об его успехах, они уверовали в то, что и в Германии
можно следовать его примеру. Так, Гнейзенау мечтал о
повторении подвигов защитника Сарагосы, Хосе Пала-
фокса (Jose Palafox), который во главе вооруженных
граждан два месяца отбивал атаки французов; для под-
готовки к восстанию начали организовываться повстан-
ческие комитеты, а Штейн и Шарнгорст оказывали дав-
ление на Фридриха-Вильгельма, чтобы он санкциони-
ровал всеобщее восстание в случае войны между Авст-
рией и Францией, и даже обсуждали его свержение, если
он встанет у них на пути. В данном случае все это не
дало никаких результатов — самого Штейна уволили
после того, как французы перехватили одно очень нео-
306

сторожное письмо, касающееся планов восстания, к тому
же несколько попыток восстания в 1809 г. в Вестфалии
потерпели фиаско — но, как бы то ни было, испанская
война продолжала оставаться постоянным источником
воодушевления, а Гнейзенау и Клаузевиц в августе 1811 г.
бесплодно строили планы восстания.
Обсуждать влияние испанской революции значит опе-
режать события, но, тем не менее, реформа готовилась
достаточно интенсивно еще до ее начала. Как и следо-
вало ожидать, сначала внимание сосредоточилось на
действиях прусского офицерского корпуса в 1806 г.:
они стали предметом длительного расследования. Ко-
роче говоря, результаты его имели драматический ха-
рактер: 208 офицеров разжаловали, а многих прину-
дительно отправили в отставку или перевели в запас —
из 142 генералов, 885 полевых офицеров и примерно
6500 младших офицеров осталось 22, 185 и 584 соот-
ветственно. Хотя подходящим предлогом для этого было
навязанное французами сокращение численности ар-
мии, все это соответствовало реформаторским взглядам
на офицерский корпус: юнкеры славились своим неве-
жеством, к тому же 25 процентам полковых и баталь-
онных командиров и 54 процентам генералов было за
шестьдесят, следствием чего являлись укоренившийся
консерватизм и общий недостаток динамизма. Однако
нужна была не просто тщательная чистка. Для рефор-
маторов было аксиомой, что следует покончить со ста-
тусом офицерского корпуса как заповедника дворян-
ства, поскольку только так войну можно было бы сде-
лать делом всей нации (до 1806 г. доказывали, что толь-
ко юнкерство может дать хороших офицеров, при этом
доля недворян составляла менее десяти процентов).
Фридрих-Вильгельм, разъяренный событиями 1806 г.,
не возражал, и 6 августа 1806 г. был должным образом
введен в силу указ о том, что впредь доступ в офицер-
ский корпус и продвижение офицеров по службе долж-
ны полностью определяться заслугами, невзирая на об-
щественное положение. Для поддержания этой систе-
307

мы, требовавшей, чтобы в нормальных условиях все
назначения и продвижения в чинах решались с помо-
щью экзаменов, организовывались два кадетских учи-
лища, еще три офицерских училища и академия Гене-
рального штаба, находившиеся под надзором единого
начальника военного образования. Нечего и говорить,
что бывшие члены Военного общества играли видную
роль в преподавании: так, одним из преподавателей
штабной академии стал Карл фон Клаузевиц. Более
того, с ростом уровня подготовки офицеров появилась
возможность использования более современной такти-
ческой системы: в июле 1809 г. армия вместо жесткого
боевого линейного строя Фридриха Великого приняла
на вооружение гибкое сочетание стрелков, линейного
строя и колонн.
Заботы реформаторов не ограничивались только офи-
церским корпусом, но распространялись и на рядовой
состав. Солдаты больше не должны были оставаться про-
стыми автоматами, приводимыми в действие страхом
перед плетью, следовало также добиться изменений ар-
мейских условий, чтобы народ охотно шел в армию. Вве-
денный в действие в августе 1808 г. новый дисципли-
нарный устав сильно сокращал сферу действия телесных
наказаний и смертной казни и предписывал повышение
личного уважения к рядовым солдатам. Упрощалось
строевое обучение, улучшалась подготовка, поощрялись
искусство стрельбы, инициатива и опора на свои силы.
Между тем само по себе введение тактики французского
образца уменьшало необходимость в постоянно присут-
ствующей в армии Фридриха Великого муштре и жес-
токости. В то же время новое обращение с рядовыми
солдатами, как ожидалось, создаст фундамент для рас-
ширения использования стрелкового боя: в то время как
до 1806 г. его в целом оставляли надежным специалис-
там, теперь всех пехотинцев начали готовить для веде-
ния боя в разомкнутом строю.
Тем не менее все эти изменения в подготовке и дис-
циплине были лишь предварительным шагом к гораздо
308

более радикальным переменам. Для людей типа Штей-
на конечной целью являлось создание "нации под ру-
жьем", в теории это предполагало, что все прусские граж-
дане независимо от их ранга и социального положение
на равном основании должны служить в армии. Но тем
не менее, этого не удалось добиться: когда закончился
тяжелейший кризис 1807 г., инстинктивное сопротив-
ление Фридриха-Вильгельма вооружению народа, а на
самом деле всему, что могло бы подорвать регулярную
армию, вновь всплыло на поверхность, к тому же окон-
чательный мирный договор с Францией (Парижский
договор, подписанный в сентябре 1808 г.) особо огова-
ривал запрет на организацию ополчения. Хотя рефор-
маторы и впоследствии повторяли свои требования о
создании частей такого рода, Фридрих-Вильгельм остал-
ся непоколебим, следствием чего стало сохранение ста-
рой кантональной системы. Все, что было сделано, фак-
тически заключалось в отправке в отпуск небольшого
числа обученных солдат для формирования подготовлен-
ного резерва и разрешении подготовки новобранцев, не
нарушая условий Парижского договора (который огра-
ничивал численность армии 42 000 человек). Этот про-
цесс (так называемая система ускоренного военного обу-
чения) никоим образом не создавал основу для "нации
под ружьем": с его помощью к 1810 г. было получено не
более 135 000 солдат дополнительно.
Дополнительным фактором, приведшим к неудаче ре-
форматоров по части организации всеобщей воинской
повинности стало внезапное отстранение Штейна от долж-
ности в ноябре 1808 г. по приказу Наполеона. Штейн,
имперский рыцарь из Западной Германии, поступил на
прусскую службу в 1780 г. Став в 1804 министром
финансов, ввел ряд существенных новшеств: образовал
статистическое бюро, пересмотрел монополию на соль,
сократил число внутренних таможенных барьеров, уже-
сточил контроль над государственным банком и подо-
рвал фискальные привилегии дворянства, вдобавок в
1806 г. он, как мы уже видели, предложил произвести
309

полную перестройку государственной машины. После
разгрома при Йене и Ауэрштадте Фридрих-Вильгельм
предложил ему министерство иностранных дел, но
Штейн соглашался принять его только при условии,
что король откажется от своего личного Кабинета в
пользу ответственного совета министров и в результате
впал в немилость. В свете катастрофических послед-
ствий Тильзита все изменилось: Фридрих-Вильгельм,
решивший, что он незаменим, в октябре 1807 г. сделал
его de facto первым министром, при этом главная идея,
как ее излагает Штейн, заключалась в том, чтобы "воз-
будить в нации моральный, религиозный и патриоти-
ческий дух... и ухватиться за первую благоприятную
возможность для начала... борьбы"21.
Эти слова определенно согласуются с настроениями
самого Штейна. Он, убежденный германский патриот,
был полон решимости ниспровергнуть французскую ге-
гемонию. Чтобы добиться этого, следовало не только
более эффективно организовать работу прусского госу-
дарства, но и привлечь к ней народ. В политической
программе, составленной в июне 1807 г. (так называе-
мый Нассауский меморандум), когда он был отстранен
от должности, Штейн писал:
"Мой личный опыт работы в государственном аппа-
рате... вселил в меня глубокую и сильную уверен-
ность в огромных преимуществах должным образом
конституированных сословий, и я считаю их могу-
щественным орудием укрепления государства за
счет... предоставления силам нации свободы действий
и направления их на общественную пользу..."22
Итак, с момента прихода к власти Штейн занимался
переустройством государства. На верхнем уровне он сильно
упростил правительственный аппарат за счет организа-
ции пяти новых министерств (в том числе прежде всего
военного министерства) и совета министров. Между тем
на нижнем уровне Штейн уделял особое внимание вовле-
310

чению имущих классов в администрацию за счет формиро-
вания или реставрации представительных учреждений,
видя в этом средство не только воспитания патриотизма,
но и повышения продуктивности. Более того, под иму-
щими классами он понимал не только дворянство - Штейн
был решительно настроен на развитие всей нации и, во
всяком случае, склонен был считать юнкеров эгоистич-
ными и невежественными. В Нассауском меморандуме
он писал, что следует прислушиваться к "владельцам зна-
чительного имущества всех видов"23. В конечном счете,
представительному органу такого рода следовало появить-
ся на общенациональном уровне, но пока что масса фак-
торов - оппозиция короля и дворянства и необходимость
избегать возбуждения у французов подозрений в возрож-
дении нации - сводила к нулю эти усилия. Хотя, во вся-
ком случае, Штейну было понятно, что национальное со-
брание не может возникнуть сразу, — он писал своему
сотоварищу, политическому деятелю Гарденбергу
(Hardenberg):
"Переход от старого состояния дел к новому порядку
не должен быть слишком быстрым... Людям придет-
ся постепенно привыкать проявлять инициативу,
прежде чем на них... можно будет положиться в серь-
езных вопросах"24.
Поэтому интересы Штейна сначала имели более узкий
характер. На провинциальном уровне он рассчитывал на
то, что существующие парламенты, заседания которых
проводились редко, должны регулярно собираться и быть
усилены представителями крестьянства и горожан, но
пока что это можно было сделать только в Восточной Прус-
сии, поскольку остальная часть страны была оккупиро-
вана французами. Итак, в феврале 1808 г. был созван
традиционный дворянский сейм, к которому добавилось
несколько представителей свободных крестьян, по исто-
рическим причинам составлявших значительную часть
населения этого района, для утверждения планов упла-
311

ты контрибуции французам за счет отчуждения крупных
участков государственных земель и введения всеобщего
подоходного налога. Через год собрался сейм Курмарка,
но, поскольку Штейн был в то время не у дел, без каких
бы то ни было уступок в сторону расширения представи-
тельности, и юнкерство сохранило в нем полный конт-
роль. В результате единственной сферой, где его идеям
удалось пробить себе дорогу, было местное управление. В
восемнадцатом столетия мелкие и крупные города лиши-
лись всех прав на самоуправление и управлялись совета-
ми, назначаемыми Главной директорией. Штейну все это,
разумеется, было не по душе, и, хотя сначала он, по-
видимому, не предпринимал никаких действий в этом
отношении, когда в Кенигсберге (Калининград) были
разработаны планы реформы городского управления, он
с энтузиазмом воспринял их, следствием чего стал "Го-
родской ордонанс" от 19 ноября 1808 г., предусматри-
вавший создание выборных местных советов и восста-
новление городской автономии.
Несмотря на то, что Штейн остается самой известной
фигурой в гражданских аспектах прусского реформистс-
кого движения, он непосредственно не связан с его са-
мым знаменитым достижением — освобождением крепос-
тных крестьян. Напротив, начальный импульс в этом воп-
росе исходил от непривлекательного Фридриха-Вильгель-
ма, который был убежден в том, что крепостное право
экономически не оправдано и уже добился его отмены в
монарших землях и на территориях, отобранных у
Польши в 1790-е гг. Теперь он, будучи весьма встрево-
женным тем, что в соседнем Великом Герцогстве Вар-
шавском должны были вот-вот отменить крепостное пра-
во, был настроен гораздо более решительно, и к моменту
прихода Штейна "Эдикт об освобождении крестьян" уже
был готов для обнародования. Этот закон, введенный в
действие с полного одобрения Штейна, гласил, что со дня
Святого Мартина (т. е. 11 ноября) 1810 г. все крестьяне
обретают личную свободу, что все земли теперь можно
свободно покупать и продавать (так что дворяне, напри-
312

мер, могут покупать землю у крестьян, а бюргеры — у
дворян), и что снимаются все социальные ограничения
на род занятий. В то же время по существу ликвидирова-
лись все различия между буржуазией и крестьянством,
так что теперь прусское общество состояло лишь из дво-
рян и недворян. Традиционно этот документ осыпают
похвалами, но он в действительности обладал массой не-
достатков, в частности потому, что крепостничество не
являлось просто системой эксплуатации. Хотя в обязан-
ности крестьян входили уплата множества податей юн-
керу, выполнение на него работ, и они были привязаны
к земле — фундаментальное условие системы набора в
армию, - они также пользовались значительными гаран-
тиями владения недвижимостью и были, кроме того, за-
щищены основанными на обычае условиями, требующи-
ми, чтобы их помещики ремонтировали их жилища, ока-
зывали им помощь во время невзгод и снабжали их семе-
нами и инвентарем. Некоторые сторонники освобожде-
ния хотели отбросить все это прочь, но Штейн, искренне
желавший защитить крестьян как собственников, доби-
вался компромисса, который сохранял бы существующие
права крестьян, если провинциальные власти не дают
разрешения на их отмену. Тем не менее закон не излагал
условий, на которых это можно было бы делать, и, кроме
того, не определял, какие обязанности крестьян вытека-
ют из их крепостной зависимости, а какие из арендных
отношений. В нем также ничего не говорилось о манори-
альной юрисдикции или отмене других привилегий дво-
рянства. Поскольку имелась необходимость в многочис-
ленных разъяснениях, Штейн, лишь идя на новые уступ-
ки, в феврале 1808 г. издал дополнительный декрет, да-
ющий указания по некоторым из этих вопросов: хотя он
по-прежнему стремился защитить крестьян, самое боль-
шее, что он мог сделать, заключалось в ограничении об-
стоятельств, при которых у них можно было отобрать
землю, и попытке установить компенсацию за ее потерю.
Итак, в том, что касается крестьян, падение Штейна
являлось тяжелым ударом. Однако внесло ли это значи-
313

тельные изменения в направление хода реформы, вопрос
спорный, поскольку немногие его сотоварищи-реформа-
торы когда-либо разделяли социальный радикализм
Штейна. В частности, для большинства военных рефор-
маторов было непреложной истиной, что офицеры долж-
ны быть "благородными" людьми, а солдаты — крестья-
нами, ремесленниками или рабочими. Хотя они и были
воспитаны таким образом, им пришлось смириться с тем,
что буржуа имеют столько же прав считаться "благород-
ными" людьми, как и юнкеры, но у них и мысли не было
о том, что дворянин может служить простым солдатом. С
дворянами, во всяком случае, продолжали обращаться с
особой благожелательностью; так, официальные инструк-
ции новым экзаменационнам комиссиям предполагали,
что такие качества, как "умение вести себя", столь же
важны для будущего офицера, как и "знания и образо-
ванность"25. Между тем буржуазии тоже давались при-
вилегии: в меморандуме от 31 августа 1807 г. Шарнгорст
предлагал, чтобы все годные мужчины, которые в состо-
янии оплатить стоимость оружия и обмундирования, за-
писывались в гражданское ополчение, а прочие форми-
ровали регулярную армию, что подразумевало для иму-
щих лучшие условия службы, чем для простолюдинов.
Что же касается идеи о необходимости вооружения всего
народа, то Шарнгорст особо выступал против создания
ополчения, в которое привлекались бы низшие классы,
тогда как Клаузевиц после войны искренне признавал,
что вооружение народа представляло огромную опасность.
Итак, хотя с падением Штейна движение прусской
реформы и не застопорилось полностью, она, безусловно,
приобрела новое направление — теперь все вращалось
вокруг барона Карла фон Гарденберга (Carl von Harden-
berg). Гарденберг, назначенный в июне 1810 г. канцле-
ром после непродолжительного периода "временного"
кабинета, являлся сторонником абсолютизма, не имев-
шим времени на мечты Штейна о привлечении народа,
или по крайней мере имущих классов, к управлению.
Начнем с вопроса о народном представительстве — но-
314

вый канцлер относился к нему с большой опаской и
предостерегал Фридриха-Вильгельма, "что дела такого
рода требуют огромнейшей осторожности, поскольку не-
обходимо обеспечить, чтобы народное участие пребыва-
ло совместимым с монархическим устройством, и поме-
шать ему выродиться в нечто революционное"26. Хотя
Гарденберг в декабре 1810 г. сформировал "собрание иму-
щих", состоящее из сорока шести представителей чи-
новничества, дворянства и крестьянства, а позднее
"временное национальное собрание", которое заседало с
1812 г. по 1815 г., он считал, что им нельзя давать ни-
какой власти, и их единственное назначение состоит в
способствовании исполнению его планов (правда, часто
отрицают даже эту их роль - Гарденберг считал их столь
незначительными, что редко советовался с ними даже
по важнейшим вопросам). Короче говоря, с точки зре-
ния Гарденберга, реформа имела совершенно другие цели:
ее настоящим предназначением являлось превращение
Пруссии в централизованное государство, а не в конгло-
мерат провинций, и разрушение власти юнкерства (к
1810 г., как мы увидим, сопротивление дворянства при-
обрело огромную силу). Между тем, хотя Гарденберг, бе-
зусловно, стремился к подчинению юнкерства государ-
ству, он как схоластический экономист-либерал, а на
самом деле как крупный землевладелец, склонен был,
кроме того, подрывать покровительство крестьянам.
Вопрос освобождения крепостных крестьян настолько
важен для прусского реформистского движения, что дей-
ствия Гарденберга в этом отношении стоит рассмотреть
поподробнее. В сущности эдикты 1807 и 1808 гг. ввергли
страну в беспорядок. Значительное недовольство уже вы-
звала угроза дворянству, обусловливаемая реформой армии,
которую юнкер Йорк (Yorck) объяснял "незначительной
уступкой взглядам... космополитов"27. Хотя эдикты об
освобождении крепостных крестьян были смягчены, они
возбудили всеобщее бешенство, нашедшее свое самое яр-
кое отражение благодаря тому, что политический вакуум,
к которому привела французская оккупация, по необхо-
315

димости возродил дворянские собрания графств и провин-
ций. Так, в правительство поступали петиция за петици-
ей о том, что государство не вправе нарушать права соб-
ственности, что юнкерство будет разорено, и о том, что
падение дворянства приведет к краху государства. Одна-
ко, несмотря на протесты, многие юнкеры, кроме того,
пользовались возможностями, предоставляемыми данны-
ми законодательными актами, для выселения своих крес-
тьян, а в некоторых случаях одновременно пытались со-
всем скрыть известия об освобождении, следствием чего
стало восстание больших масс крестьян, особенно в Силе-
зии. Перемежающиеся вспышки сопротивления происхо-
дили по меньшей мере до 1811 г., а в некоторых случаях
волнения имели настолько серьезный характер, что для
восстановления порядка призывали и французские, и прус-
ские войска. Но это ничуть не пугало дворян. Гарденберг,
решительно настроенный добиться подчинения дворянства
общим установлениям и в то же время рационализиро-
вать государственные финансы и насколько возможно по-
высить его доходы, в октябре 1810 г. ввел в действие да-
леко идущий "Финансовый эдикт". Не вдаваясь в подроб-
ности, он налагал высокие пошлины на предметы роско-
ши, ликвидировал все освобождения от земельного нало-
га, на равной основе облагал налогом всех собственников
и упразднял все гильдии и иные монополии, в том числе
и те, которыми пользовалось дворянство в отношении по-
мола муки, пивоварения и винокурения. Реакцией стала
новая волна протестов, и Гарденберг уступил в том, что
для него было почти несущественным: новый эдикт от 14
сентября 1811 г. в сущности устанавливал, что ненаслед-
ственные арендаторы-крестьяне — большинство прежних
крепостных — могут стать свободными землевладельцами
и, таким образом, избавить себя от всех будущих трудо-
вых повинностей посредством уступки половины своей
земли своим помещикам и выражения согласия выпла-
тить им добавочную сумму в соответствии с дальнейшей
процедурой "регулирования". Нечего и говорить, что все
это было крайне неблагоприятно для крестьян, которые
316

оказались лишенными значительных земельных площа-
дей и часто оставались с участками, слишком мелкими,
чтобы содержать семью. Но и этого было мало юнкерам,
которые в принципе возражали против появления кресть-
ян-собственников, утверждали, что низшие классы стали
непочтительны, и заявляли, что собственности лишились
не крестьяне, а на самом деле дворяне, но, как бы то ни
было, ясно, что идеалы, на которые первоначально опира-
лось освобождение крепостных крестьян, теперь прекра-
тили свое существование.
Однако для Гарденберга это не имело значения и к
тому же безусловно не предполагало, что он отказался
от дела реформы. Напротив, финансовый эдикт указы-
вает на то, что он был полон решимости продолжать
программу классического просвещенного абсолютизма,
который уничтожил бы корпоративные привилегии и
в ходе этого процесса освободил бы финансовые и эко-
номические ресурсы, отчаянно необходимые обанкро-
тившемуся прусскому государству. После того как по-
кончили с гильдиями и провинциями, 11 марта 1812 г.
евреям предоставили все гражданские права и при этом
лишили статуса отдельной общины (здесь надо заме-
тить, что целью Гарденберга и его министра по де^ам
религий Вильгельма фон Гумбольдта (Wilhelm von
Gumboldt) фактически являлось превращение евреев в
немцев иудейского вероисповедания). Может быть, еще
важнее то, что Гарденберг теперь наконец начал на-
ступление против административных полномочий дво-
рянства и патримониальной юрисдикции, которые до
сих пор оставались неприкосновенными. Так, "Эдикт о
жандармерии" от 30 июля 1812 г. упразднял окруж-
ные собрания дворянства, которые до того являлись
центральным элементом местного управления, лишал
юнкеров права назначать местное духовенство, ликви-
дировал старые манориальные суды и учреждал совер-
шенно новую судебную и административную систему,
которая фактически лишала юнкерство всех его тради-
ционных функций. В данном случае, однако, все это не
317

появилось на свет: сопротивление было столь сильным,
что, когда в 1813 г. вновь вспыхнула война, новый
эдикт еще не был введен в силу, после чего необходи-
мость снискать расположение юнкеров была такова, что
от него незамедлительно отказались.
Итак, в том, что касается прусского реформаторского
движения, следует сделать заключение, что оно, хотя,
возможно, и было гораздо более эффективным, когда
Штейна отправили в отставку, в действительности не
столь уж сильно отличалось от рассмотренных нами выше
действий в других странах, в частности при Гарденбер-
ге оно, по существу, соответствовало тому же самому
просвещенному абсолютизму, являвшемуся центральным
элементом преобразований в Испании, Австрии и Рос-
сии. Нельзя, конечно, утверждать, что не было ника-
ких изменений в структурах, оставшихся от прошлого.
Многие ведущие деятели реформаторского движения, в
отличие от своих консервативных оппонентов, считали
Пруссию лидером, который побудит другие германские
государства к реформам и в один прекрасный день при-
ведет их к объединению, к тому же, так или иначе, они
были готовы мобилизовать всю нацию на достижение
своих целей. Однако исключением из этого являлся Гар-
денберг, мысли которого были направлены в гораздо
большей степени на Пруссию, чем на Германию в це-
лом. Он рассматривал реформу с традиционной точки
зрения восемнадцатого столетия и был главой админис-
трации, цели которой очень сильно отличались от це-
лей администрации Штейна, вдобавок умения оконча-
тельно преодолеть сопротивление привилегированных
классов у него оказалось не больше, чем у Штейна.
ВЫЖИВАНИЕ СТАРОГО ПОРЯДКА
Итак, можно заключить, что революционные и напо-
леоновские войны стимулировали значительную волну
реформаторской деятельности во многих монархиях, ко-
318

торые в то или иное время противостояли французам:
будь то в Испании при Мануэле Годое, в Австрии — при
эрцгерцоге Карле или в Пруссии — при Штейне и Гар-
денберге, огромный рост французского могущества, став-
ший результатом революции и деятельности Наполеона,
вызвал более или менее безнадежные попытки не от-
стать от развития событий к западу от Рейна. В после-
довавшей неразберихе видное место занимали многократ-
ные призывы низвергнуть французов с помощью "на-
родной войны" и старания деятелей типа Штейна и Спе-
ранского расширить круг населения, привлекаемого к
делам государства, вследствие чего часто утверждают,
что французам противостояли с помощью их же собствен-
ного оружия, или, короче говоря, что старый режим сам
себя революционизировал.
На самом деле все было не так. В Испании, особен-
но, идеи такого рода с самого начала отклонялись са-
мими реформаторами, а в России стремлению Сперан-
ского дотянуться до всех имущих классов так и не по-
зволили осуществиться. Между тем небольшая группа
подлинных радикалов, получавшая на непродолжитель-
ное время главенство в Австрии и Пруссии, вскоре об-
наруживала, что она отстранена от власти или что ею
просто пренебрегают, а реформаторские движения на
самом деле следовали по совершенно традиционному
пути. Как свидетельствуют постепенное уничтожение
прав крестьян в Пруссии, провал попыток Гнейзенау и
Шарнгорста добиться введения всеобщей воинской по-
винности и прохладное отношение австрийских влас-
тей к применению ландвера, идея обращения к народу
повсюду начала приходить в упадок. В общем, целью
реформ являлось усиление могущества государства, ра-
ционализация управления, обеспечение получения боль-
ших доходов, смирение привилегированных корпора-
ций и организация более эффективных армий, и здесь
нет ничего такого, что поразило бы любого монарха
XVIII столетия. "Народ" же играл причитавшуюся ему
роль через расширение традиционных систем воинской
319

повинности, которые не имели никакого отношения к
концепции "нации под ружьем", а перспектива массо-
вого вооружения народа или, еще хуже, что он может
сам взяться за оружие, вызывала ужас даже у самых
радикальных реформаторов.
То, что происходило в ходе наполеоновской эпохи,
является, в нескольких словах, последним, и часто не
очень впечатляющим, вздохом просвещенного абсолю-
тизма (в Австрии и в меньшей степени в Испании и
России монархи фактически отказались следовать при-
меру радикализма своих предшественников). Здесь,
однако, имеется любопытный парадокс. Реформы Алек-
сандра I, прусское реформаторское движение и усилия
эрцгерцога Карла по традиции рассматривают как по-
пытку победить Францию ее собственным оружием —
иначе говоря, воевать с "народной войной" с помощью
"народной войны". Хотя эта параллель ошибочна, на
ее место можно поставить другой зеркальный образ
такого же рода. Если Наполеон был не революционе-
ром, а ужасным перевоплощением Людовика XIV, то
все равно подобное воевало с подобным. Противники
императора, столкнувшиеся с ярко выраженным про-
свещенным абсолютизмом, устремились к аналогично-
му усовершенствованию своих государств, и в случае
Австрии, Пруссии и России сделали столько, что от-
крыли путь к окончательной победе. Хотя отдельные
реформаторы, возможно, и были разочарованы конеч-
ным результатом, говорить о "провале" реформ значит
поэтому неправильно толковать их цели.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Vagts A., A History of Militarism: Civilian and Military
(London, 1959), p. 129.
2 Marquis de Noailles (ed.), The Life and Memoirs of
Count Mole, 1781-1855 (London, 1923), I, p. 151.
3Blanning T.C.W., "The French Revolution and Europe",
320

in C. Lucas (ed.), Rewriting the French Revolution (Oxford,
1991), p. 206.
4Strachan H., "The Nation-in-Arms", in G. Best (ed.),
The Permanent Revolution: the French Revolution and its
Legacy, 1789-1989 (London, 1989), p. 63.
5Цит. по: Taylor J.P., The Habsburg Empire, 1809
-1918 (London, 1948), p. 25.
6 Цит. по: Roider K., Baron Thugut and Austria's
Response to the French Revolution (Princeton, 1987), p. 232.
7Цит. по: Macartney C, The Habsburg Empire, 1790
-1918 (London, 1969), p. 159.
8 Цит. по: Rothenberg G., Napoleon's Great Adversaries:
the Archduke Charles and an Austrian Army, 1792-1814
(London, 1982), p. 19; Roider, Thugut, p. 27.
9 Rothenberg G., "The Archduke Charles and the question
of popular participation in war", Consortium on
Revolutionary Europe Proceedings, 1982, p. 219.
10 Цит. по: Roider K., "The Habsburg foreign ministry
and political reform, 1801-1805", Central European History
(далее СЕН), XXII, No. 2 (June, 1989).
11 Цит. по: Vann J., "Habsburg policy and the
Austrian war of 1809", CEH, VII, No. 4 (December
1974), p. 298.
12 Цит. по: Rothenberg, "Archduke Charles", p. 220.
13 Цит. по: Rothenberg, Napoleon's Great Adversaries,
p. 68.
14 Цит. по: Langsam W., The Napoleonic Wars and
German Nationalism in Austria (New York, 1930), p. 68.
15 Цит. по: Parkinson R., Clausewitz: a Biography
(London, 1970), p. 77.
16 Цит. по: Parkinson R., Clausewitz: a Biography
(London, 1970), p. 85.
17 Цит. по: White C.E., The Enlightened Soldier:
Scharnhorst and the Militärische Gesellschaft in Berlin,
1801-1805 (New York, 1989), p. 75.
18 Цит. no: Seeley J.R., Life and Times of Suein
(Cambridge, 1878), I, p. 271.
19 Цит. по: Seeley, Stein, II, p. 117.
11. Наполеоновские войны 321

20 Цит. по: White, Scharnhorst, p. 132.
21 Цкт. по: Ford G.S., Stein and the Era of Reform in
Prussia, 1807-1815 (Princeton, 1922), pp. 112-3.
22 Цит. по: Seeley, Stein, I, p. 315.
23 Цит. по: Berdahl R., The politics of the Prussian
Nobility: the Development of a Conservative Ideology, 1770
-1848 (Princeton, 1988), p. 111.
24 Цит. по: Simon W., The Failure of the Prussian
Reform Movement, 1807-1819 (New York, 1971), p. 30.
25 Цит. по: Kraig G., The Politics of the Prussian Army,
164-1945 (Oxford, 1955), p. 44.
26 Цит. по: Simon, Failure of the Prussian Reform
Movement, p. 33.
27 Цит. по: Simon, Failure of the Prussian Reform
Movement, p. 154.

ГЛАВА
it

ПЕРЕМЕНЫ НА ЗАДВОРКАХ ИМПЕРИИ
"Испанцы! Слово "Отечество" должно перестать быть...
для вас только словом. В... ваших душах оно должно
означать место, где не оскверняют закон и обычай,
место, где таланту дают возможность расцвести и где
вознаграждается добродетель. Да, испанцы, скоро при-
дет день, когда монархия обретет крепкую и долго-
вечную основу... Тогда и вы получите основные пра-
ва. .. которые преградят дорогу произволу и будут слу-
жить закону и порядку... "1
Если мы хотим вскрыть радикальные социальные и
политические изменения в стане противников Наполео-
на, не надо присматриваться к великим державам. Хотя
Австрия, Пруссия и Россия на практике сделали неко-
торые уступки либерализму или национализму, старый
порядок в них после войн всплыл на поверхность без
фундаментальных изменений. В поисках свидетельств
настоящего политического переворота следует обратить-
ся к другим странам, и прежде всего к Испании, Шве-
ции и Сицилии, в которых наполеоновские войны от-
крыли путь революции, установлению конституционных
монархий и осуществлению более или менее широких
программ либеральных преобразований. Как на цент-
325

ральный элемент этого процесса всегда указывают на
желания народа и, особенно в Испании, на концепцию
"народной войны". Испания, конечно, была местом зна-
менитой партизанской войны, в Швеции наблюдалось
серьезное нерегулярное сопротивление в Финляндии, а
в Сицилии испытывали настоящий страх, что народ
скорее поднимется на войну на стороне французов, а не
Бурбонов. В то время как прусских реформаторов забо-
тило втягивание народа в войну посредством полити-
ческих и социальных преобразований, в этих странах
позиция была, таким образом, противоположна: вовле-
чение населения в борьбу выступало как оправдание
перемен. Но во всех случаях "народ" почти ничего не
получил за свои усилия: плодами либеральных реформ
воспользовались элиты - будь то дворяне или буржуа -
которые перехватили инициативу и преследовали свои
интересы. Таким образом, наполеоновские революции,
возможно и бывшие иногда либеральными, имели ка-
кой угодно, только не народный характер.
ИСПАНИЯ: МЕДИЕВАЛИСТЫ И ЛИБЕРАЛЫ
Первым государством, подвергшимся кризису, кото-
рый подействовал как катализатор фундаментальной пере-
стройки, стала Испания. Здесь майское восстание 1808 г.
по самой своей сути являлось революционным актом,
равнозначным отрицанию прав Бурбонов распоряжать-
ся троном, не учитывая мнения испанского народа. За-
конность этого действия спорна, поскольку из него сле-
довало, что суверенитет возвратился к народу, и что у
последнего есть неотчуждаемое право определять свою
судьбу. Хотя традиционалисты могут доказывать, что
суверенитет был взят с единственной целью возврата его
в руки Фердинанда VII, на этот вопрос есть общеприня-
тая точка зрения. Даже Гаспар Мелхиор де Ховельянос
(Gaspar Melchor de Jovellanos), ярый противник либе-
ральных аргументов, откровенно признавал:
326

"Народ создавал [хунты] во время открытого мяте-
жа, и я знаю, что в спокойные времена этому праву
невозможно уступить без разрушения основ установ-
лений... Но отрицать это право... народа... подло пе-
реданное в руки тирана, которого он ненавидит,...
было бы чудовищной политической ошибкой..!12.
Нечего и говорить, что отзывы из рассеянных по Ис-
пании очагов либерализма совершенно не противоречи-
ли друг другу. Например, 12 сентября 1808 г. Semanario
Patriotico (печатный орган поэта-либерала Мануэля Кин та-
ны) заявил: "Только нация может... перестроить испол-
нительную власть, которую отсутствие короля оставило в
дезорганизованном состоянии"3. Из этого следовало, что
необходима какая-то форма народного представительства.
Сначала его недостаток восполнялся тринадцатью про-
винциальными хунтами, которые сформировались в сво-
бодных от французов районах для руководства восстани-
ем, состояли из смеси представителей административных,
военных и церковных учреждений старого порядка, в то
время выступавших как представители не только монар-
ха, но и, конечно, народа, и представителей местной зем-
левладельческой и коммерческой олигархии. Существен-
но, что там, где предпринимались попытки бросить вы-
зов этой новой ортодоксальности, они терпели крах; так
недвусмысленно легитимистская диктатура, установлен-
ная генерал-капитаном Старой Кастилии, Грегорио Гар-
сия де ла Куэста (Gregorio Garcia de la Quest a), была бы-
стро свергнута. Более того, соглашались не только с
суверенностью народа, была очевидной и необходимость
преобразований. Все испанцы, какими бы ни были их
остальные взгляды, не спорили с тем, что Годою, которо-
го теперь считали не только бестолковым мотом, но еще
и изменником, нельзя больше позволять мучить Испа-
нию, а также с тем, что все следы его правления — повсе-
местно называемого "министерским деспотизмом" — сле-
дует уничтожить, что в свою очередь предполагало, что
на свободную волю монарха надо надеть какую-то узду.
327

В то время также раздавались призывы к войне, хотя эта
проблема сначала не занимала особо видного места, буду-
чи отодвинутой на второй план буйной эйфорией, вы-
званной первыми испанскими победами, такими как пле-
нение целой французской армии в Байлене, которая край-
не преувеличивалась и ошибочно приписывалась народ-
ному героизму.
Когда Верховная центральная хунта - в сущности ко-
митет всех провинциальных хунт — в сентябре 1808 г.
собралась в Арранхуэсе в качестве нового правитель-
ства Испании, она не могла не отражать эти настрое-
ния; так, первое ее воззвание обещало, что среди ее
целей будут экономическая, фискальная, юридическая,
образовательная и конституционная реформы. Неопре-
деленность этого документа была такова, что по суще-
ству все образованные испанцы могли объединиться под
его знаменем, но в действительности, как вскоре выяс-
нилось, в понимании перспектив и целей реформ име-
лись глубокие различия. После многочисленных обсуж-
дений и страстных общественных дебатов, облегченных
решением хунты о введении очень широкой свободы
печати, пришли к общему мнению о том, что надо идти
вперед по пути созыва национального собрания, корте-
сов (cortes), хотя имелись разногласия по поводу того,
какую оно должно иметь форму; в качестве альтерна-
тивы предлагалось возродить традиционные сословия
или принять какую-то новую модель представительства.
Поэтому в июне 1809 г. хунта объявила о приеме пред-
ложений по форме нового собрания, а фактически по
более широкому вопросу преобразований вообще. По-
ступило примерно 150 предложений от самых разнооб-
разных учреждений и лиц, при этом обнаружилось весь-
ма существенное отсутствие единства. Почти все согла-
шались с необходимостью каких-то преобразований,
большинство призывало к учреждению кортесов и, что
интересно ввиду общей антипатии к армии, испытыва-
емой до 1808 г., многие проявляли особый интерес к
переменам в военном сословии, при этом все выступа-
328

ли за необходимость подчинения армии гражданской
власти, удаление армии от административных вопро-
сов, приносящее доход использование войск в мирное
время, открытие офицерского корпуса для всех клас-
сов общества, введение всеобщей воинской повинности
и уничтожение многочисленных привилегий армии. Но,
если не считать этих вопросов, общественное мнение
явно было глубоко расколото: выявились, по крайней
мере, три позиции, правда, таким образом возникла
большая путаница.
Самая последовательная и аргументированная из
этих трех позиций принадлежала либералам. Она опи-
ралась на классическое сочетание политических пред-
ставлений и экономических интересов. Растущее мень-
шинство испанских образованных классов, находивше-
еся под влиянием Руссо и Адама Смита, в то время
настаивало на необходимости основательного обновле-
ния общества, причем исходным пунктом их теории
была посылка, что в средние века в Испании царила
эпоха свободы, а отсюда и счастья, на смену которой
пришли столетия деспотизма. Для восстановления это-
го "золотого века" необходимо учитывать основные за-
коны, которые согласно представлениям Просвещения
управляют поведением людей — во-первых, все люди
заняты поисками счастья, во-вторых, единственной воз-
можной мерой счастья является материальное благосо-
стояние, в-третьих, все люди созданы равными. Из этого
следовало, что роль правительства заключается в фор-
мировании общества, в котором процветание может пре-
следоваться всеми людьми на равной основе, что в свою
очередь требовало, чтобы все были равны перед зако-
ном и имели ничем не ограниченное право свободно
приобретать собственность, владеть и распоряжаться ею
по своему усмотрению. Учитывая войну за независи-
мость, важность всего этого удваивалась, поскольку ли-
бералы утверждали, что народ восстал против францу-
зов не для того, чтобы поддержать деспотизм, а ради
восстановления своей свободы. Как писал Кинтана: "Ду-
329

мать, что испанцы... не рассчитывали на приобретение
каких-либо выгод, прилагая столь чудовищные усилия,
нелепо"4.
Согласно риторике либералов, Испания была обяза-
на своими победами в этой войне народу, из чего следо-
вало, что, во-первых, привилегированные сословия по-
теряли право на исключительность, и, во-вторых, что
реформа - ключ к победе, а вина за все поражения ле-
жит на неумении поддержать ее движение и, таким об-
разом, сохранить народный пыл на должном уровне. Но
преобразования считались необходимыми не только те-
перь, но и в будущем. Так:
"Испанцы борются за независимость, за свободу. А
чтобы добиться этих целей, достаточно ли для них...
бесстрашно встречаться лицом к лицу со смертью и
истреблять французов? Положим, что французы из-
гнаны... если мы не установим систему...справедли-
вых, мудрых и благотворных законов, если не изба-
вимся от массы ошибок... которые низводят нас на
уровень животных, если мы не увеличим благососто-
яния нации за счет подавления паразитических клас-
сов... сможем ли мы... предотвратить... появление
узурпатора или какой-нибудь иной силы, которая
возжелает заковать нас в цепи тирании^5
Однако в старорежимной Испании свобода была не-
осуществимой, поскольку обширные участки ее терри-
тории находились в бессрочном владении церкви и дво-
рянства, которое, кроме того, пользовалось монополией
прямого доступа в офицерский корпус, к тому же эконо-
мическая свобода ограничивалась гильдиями. Между тем
отсутствовала и видимость равенства перед законом, по-
скольку церковь, дворянство, военные, гильдии и баск-
ские провинции пользовались своим собственным фуэ-
рос, а обширные территории все еще находились под
сеньориальной юрисдикцией. Поэтому представлялось
необходимым разрушить все формы привилегий, создать
330

свободный рынок земли со всеми сопутствующими ему
имущественными правами, продать земли церкви, лик-
видировать все ограничения на экономическую деятель-
ность и построить унитарное государство. Кроме того,
имелась жизненно важная потребность в конституции,
которая бы гарантировала основные свободы, налагала
ограничения на монархическую власть и обеспечивала
представительство на основе пропорциональности, а не
привилегий (в однопалатном собрании от старых сосло-
вий ничего бы не осталось). Наконец, следовало рефор-
мировать церковь, чтобы уменьшить власть папского пре-
стола и очистить ее от инквизиции и религиозных орде-
нов, сделав, таким образом, и более "национальной", и
менее деспотичной и обременительной.
До сих пор испанский либерализм являет собой обра-
зец политического альтруизма, но на самом деле он чет-
ко увязывался с интересами важных элементов имущих
классов. Несмотря на все восторженные высказывания
в адрес народа, немногие даже из самых радикальных
либералов могли представить себе его непосредственное
участие в политической жизни. Либералов, бывших
отпрысками культурной элиты, пугали буйные толпы, сверг-
шие в 1808 г. старый порядок, и они были решительно
настроены защищать частную собственность, а их дово-
ды отражали интересы могущественных экономических
кругов. Так, к 1808 г. в Испании появилась процветаю-
щая олигархия недворянского происхождения. Эти ну-
вориши, набравшиеся сил от притока богатств, создан-
ного коммерческим бумом конца восемнадцатого века,
стремились извлечь пользу из своего экономического про-
цветания посредством приобретения общественного по-
ложения, земли и власти и получили огромную выгоду
от проводимой Годоем "дезамортизации" (отчуждения
и продажи церковных земель. - Прим. перев.) крупных
площадей церковных земель до 1808 г. и к тому же при-
обрели существенные интересы в качестве кредиторов
правительства (в значительной степени именно их день-
гами были профинансированы крупные выпуски банк-
331

нот, на которые все в большей степени полагался фаво-
рит). Поэтому понятно, что создание свободного рынка
земли обретало новый смысл, поскольку в Испании 1808 г.
это предполагало попадание на рынок огромных земель-
ных площадей, которые никогда раньше не были дос-
тупны для продажи. В нескольких словах, Испанию
следовало перестроить на благо новой элите, а щедро
восхваляемый испанский народ в будущем, за которое
он вроде бы боролся, получил фактически очень мало.
Между этой программой и вскрывшейся в ходе об-
суждения 1808 и 1809 гг. программой политиков, за-
нимавших вторую позицию, было поразительно много
общего, несмотря на то что последних можно было в
сущности отнести к легитимистам. Испания до восста-
ния была вовсе не отсталым государством из сказок, а
полной жизни реформистской монархией, в которой
царствующие один за другим короли из династии Бур-
бонов стремились подтолкнуть экономические разви-
тие, стимулировать рост образования общества, рацио-
нализировать администрацию, централизовать государ-
ство за счет урезания прав привилегированных рели-
гиозных орденов, провинций, корпораций и подчинить
церковь трону. В ходе восстания 1808 г. многие мини-
стры и чиновники, придерживавшиеся этих традиций,
выразили лояльность Жозефу Бонапарту, однако неко-
торые выбрали дело патриотов: самые выдающиеся из
них — Ховельянос и престарелый граф де Флори-
дабланка (de Floridabianca). Когда в декабре 1808 г.
последний скончался, главным защитником его пози-
ции стал Ховельянос; именно благодаря его влиянию,
как одного из представителей Астурии, центральная
хунта прославилась консерватизмом, которым она была
с тех пор обременена. Но, на самом деле, Ховельянос
разделял многие представления либералов. Например,
в плане экономики на Ховельяноса огромное влияние
оказали труды Адама Смита, и поэтому он осуждал
такие явления как майорат, запрет огораживания в за-
щиту прав скотоводов и пережитки общинной собствен-
332

ности. Между тем в отношении религии он был в зна-
чительной степени янсенистом и требовал испанизации
церкви и упразднения инквизиции (или по крайней
мере передачи ее полномочий епископам). Ховельянос,
как и либералы, выступал против провинциальных
привилегий, и, самое главное, был убежденным сто-
ронником прогресса в сфере науки и образования и
призывал к свободе печати, снижению уровня негра-
мотности и расширению изучения сельского хозяйства
и экономики. Однако от либералов его отличал поли-
тический анализ. Ховельянос, напуганный в равной
мере французской и испанской революциями и неспо-
собный смириться с обществом, которое могло бы жить
без управления дворянством и церковью, никогда не
настаивал на упразднении майората самого по себе, а
просто предлагал его ограничить. В то же время он еще
меньше хотел новой концентрации земли в руках со-
стоятельных олигархов и скорее предпочитал этому фор-
мирование крепкого, процветающего крестьянства.
Столкнувшись с событиями 1808 г., он волей-неволей
согласился с принципом народного суверенитета, но по-
шел на это с огромнейшей неохотой, и теперь требовал,
чтобы кортесы собирались по сословиям или чтобы со-
хранилась хоть какая-то форма представительства ста-
рой элиты, и вдобавок выступал против политической
и институционной реформы, предлагаемой либерала-
ми: для него Испания фактически уже имела консти-
туцию в форме фундаментальных законов, которые она
унаследовала от средневековья, при этом для их вос-
становления следовало лишь уничтожить деспотизм.
Пусть даже эта программа и была очень осторожной,
но она разительно отличалась от программы традицио-
налистской партии, которая в то время всплыла на по-
верхность как третий главный элемент патриотической
политики, хотя фактически она уже заявила о себе еще
до участия в заговоре, приведшем к свержению Карла IV
и Годоя в Аранхуэсе. Так, аристократы из придворной
клики, собравшейся вокруг будущего Фердинанда VII,
333

рассматривали свою поддержку ему как средство подре-
зания крыльев монархической власти, при этом слабого
и апатичного кронпринца считали марионеткой, кото-
рая будет плясать под дудку грандов. Когда после свер-
жения Наполеоном Бурбонов весь полученный ими вы-
игрыш пошел насмарку, они устремились к тому, чтобы
восстановить его посредством войны с французами — в
Сарагосе молодой гвардейский офицер, Хосе Палафокс
(Jose Palafox), вовлеченный в аранхуэсский мятеж, орга-
низовал восстание и возвел себя в ранг диктатора Ара-
гона, явно надеясь, что вся страна объединится под его
руководством. Авантюра Палафокса, которой помешало
одновременное восстание на остальной части страны, по-
терпела крах, но он ни в коем случае не был обособлен-
ной фигурой, поскольку значительные слои духовенства
и дворянства были крайне враждебно настроены к рега-
лизму, дезамортизации и ослаблению влияния аристок-
ратов. Эта группа по всей Испании с самого начала ста-
ралась трактовать восстание как крестовый поход за цер-
ковь и короля, отвергая таким образом аргументы в пользу
радикальных перемен. Да они и не ограничивались про-
стой пропагандой, потворствуя ряду интриг против либе-
ралов, которые достигли кульминации в свержении цен-
тральной хунты в январе 1810 г.
В данном случае центральной хунте, испытывавшей
острый кризис, учреждением выбранного ею в Кадисе
регентского совета удалось перехитрить заговорщиков,
но политическая программа, которую они отстаивали,
никуда не исчезла. Одним из примеров ее многочислен-
ных защитников является Хуан Перес Вильямил (Juan
Perez Villamil), чиновник адмиралтейства высокого ран-
га. Хотя он, так же как и все либералы, восхищался
народным героизмом (например, после Дос-де-Майо Ви-
льямил из селения Мостолес распространил волнующий
призыв к всенародному восстанию), для него прошлое
по-прежнему сохраняло привлекательность, а свобода (на
самом деле конституция) заключалась в действии фун-
даментальных законов, унаследованных от прошлого.
334

Вместо введения опасных иностранных новшеств следо-
вало укреплять эти законы — постоянной темой тради-
ционалистов было то, что идеи либералов заимствова-
ны у французской революции. Таким образом, мы воз-
вращаемся к позиции, принятой на вооружение Хове-
льяносом, но, несмотря на это, было бы ошибкой пола-
гать, что Перес Вильямил соглашался с ним. Напротив,
для Переса Вильямила и его сотоварищей олицетворяе-
мый бывшим министром королевский реформизм, учи-
тывая угрозу, которую он представлял для корпоратив-
ных привилегий, был столь же злокачественным, как и
идеи либералов; решение заключалось в том, чтобы по-
вернуть время вспять: так, в 1810 г. мы обнаруживаем,
что будущий депутат от традиционалистов, Франсиско
Борруль (Francisco Borrull), не только отстаивал права
дворянства, но и требовал восстановления валенсийских
фуэрос, уничтоженных Филиппом V в 1707 г.
Поскольку Испания находилась в состоянии совер-
шеннейшего разброда, только после созыва кортесов в
сентябре 1810 г. в политической жизни страны был
наведен хоть какой-то порядок благодаря победе либе-
ралов. Это развитие событий, часто объясняемое обстоя-
тельствами, вынудившими к тому, чтобы новое собрание
состоялось в портовом городе Кадис - в январе 1810 г.
французы оккупировали всю Андалусию - прежде все-
го было вызвано простой неразберихой. Немногие свя-
щенники, адвокаты, функционеры, писатели, академи-
ки и армейские офицеры, составлявшие большинство
депутатов, твердо придерживались одной из трех опи-
санных выше политических позиций, но все соглаша-
лись с необходимостью преобразований. Между тем, в
то же время невозможно не поражаться чрезвычайной
общности мотивов даже у либералов и медиевалистов.
Так, представители всех оттенков общественного мне-
ния соглашались с защитой суверенитета народа, осуж-
дая "министерский деспотизм" и призывая к возврату
к мифическому средневековому "золотому веку", вслед-
ствие чего революционный характер либеральной по-
335

зиции становился просто невидим. Поскольку либера-
лам, помимо прочего, помогало то, что только у них
была хоть какая-то политическая организация и что
их лидеры зачастую знали друг друга по многу лет, не
говоря уже о благоприятных обстоятельствах, создава-
емых Кадисом, в котором существовала процветающая
пресса и который всегда являлся центром испанского
Просвещения, успех им был обеспечен.
Итак, именно кортесы взяли курс на реформу, кото-
рый был сформулирован в конституции 1812 г. Начнем
с конституции. Большой упор в ней делался на мысли о
том, что она является отражением традиции, но в дей-
ствительности это был чистый вымысел: несмотря на
заявления либералов, основные принципы конституции
коренились в Просвещении, поскольку она устанавли-
вала все основные гражданские свободы, кроме свободы
вероисповедания, и, в общем, наносила тяжелый удар
по корпоративным привилегиям. Так, сами по себе кор-
тесы, будучи однопалатным собранием, не признавали
сословий, к тому же было предусмотрено равенство всех
перед законом, свобода экономических возможностей и
профессий и равные обязанности по налогообложению
и военной службе. Между тем провозглашался принцип
разделения властей, нация объявлялась сувереном, а на
власть короля налагались жесточайшие ограничения.
Реальная власть, таким образом, принадлежала корте-
сам, которые должны были собираться каждый год и
иметь полный контроль над налогообложением, а так-
же играть доминирующую роль в законодательной дея-
тельности. И еще, в течение ближайших восьми лет за-
прещалось внесение каких-либо изменений в конститу-
цию, при этом ожидалось, что Фердинанд даст клятву
на верность этому документу, как только вернется из
изгнания.
Хотя конституция и была враждебна трону, она во
многих отношениях преследовала цели просвещенного
абсолютизма. Так, уничтожались провинциальные при-
вилегии, а Испания объявлялась унитарным государ-
336

ством, при этом управление ею полностью перестраи-
валось. Королю должен был помогать государственный
совет, а сеть советов, которые находились на верхушке
администрации и правосудия, заменялась семью новы-
ми министерствами. Устанавливалось равное и пропор-
циональное налогообложение, из чего следовало, что
церковь и дворянство, а на самом деле и такие приви-
легированные провинции, как территории басков, те-
перь лишаются своих фискальных освобождений и дол-
жны в полной мере участвовать в формировании госу-
дарственных доходов. И еще, в отличие от путаницы,
характерной для старого режима, Испания впредь дол-
жна была управляться с помощью единообразной струк-
туры, включавшей гражданских губернаторов и город-
ские советы.
Тем не менее все это хотя и выглядело очень броско,
почти ничего не значило для общественного и экономи-
ческого положения населения в целом — одна форма при-
вилегий просто заменялась на другую. Это было видно
уже из конституции, которая фактически отдавала власть
имущим классам, на практике отказывая в праве голо-
са таким группам как домашняя прислуга, бедняки и
неграмотные и устанавливая сложную систему непря-
мых выборов; еще более это бросалось в глаза в различ-
ных разделах социального законодательства, которым
она сопровождалась. Если рассмотреть, например, упразд-
нение феодальной системы 6 августа 1811 г., мы обна-
ружим, что крестьянство выигрывало от него очень мало,
поскольку бывшие сеньоры имели возможность превра-
тить большую часть старых податей в арендную плату,
так как подтверждались их имущественные права. Да и
от дезамортизации сельские массы ничего не получили.
Либералы, конфисковав собственность муниципалите-
тов, тех религиозных общин (а их было много), монас-
тыри которых были разрушены войной, и инквизиции
после ее упразднения в феврале 1813 г., выбросили ог-
ромные количества земли на рынок, не приняв при этом
никаких практических мер, чтобы хоть часть их при-
337

обрели крестьяне. В результате везде, где дело патрио-
тов пользовалось влиянием, имевшиеся собственники
укрепили свою позицию и были объединены под руко-
водством новых людей из крупных и мелких городов,
а крестьяне тем временем страдали от роста арендной
платы, утраты имущества и права пользования очень
важными общинными землями (отсюда сильные обще-
ственные волнения в южной и восточной Испании,
которые уже упоминались при обсуждении партизанс-
кой войны).
Хотя социальная и экономическая политика либера-
лов была несправедливой, она имела мощное логичес-
кое обоснование, потому что Испания, как мы уже ви-
дели, переживала банкротство. Так, помимо дезаморти-
зации, другим центральным элементом финансовой по-
литики либералов являлась фискальная рационализа-
ция. И здесь мы также видим влияние реформизма Бур-
бонов в том, что избранная для реформы модель была
предложена еще в 1750-е годы. В нескольких словах, ее
целью являлось упрощение сбора средств в доход госу-
дарства и применение единообразной системы налого-
обложения. Итак, 13 сентября 1813 г. была должным
образом введена в действие новая финансовая структу-
ра, которая официально упраздняла все фискальные
привилегии и освобождения и отменяла запутанное мно-
жество прямых и косвенных налогов, которые до того
налагались в пользу общего "прямого взноса", назнача-
емого каждой провинции на основе квоты, исходящей
из численности ее населения, при этом платежи отдель-
ных граждан определялись согласно их доходу.
Хотя либералы продолжали пользоваться поразитель-
ной поддержкой по многим вопросам, с течением време-
ни начала расти оппозиция их правлению. Как и следо-
вало ожидать, катализатором такого развития событий
стал вопрос религии и, в частности, инквизиции. Либе-
ралы, отождествлявшие Святую палату (официальное на-
звание инквизиции. — Прим. перев.) с главным препят-
ствием на пути к освобождению Испании, были полны
338

решимости добиться ее ликвидации. Однако для подав-
ляющей части носителей политических и церковных
взглядов за пределами кортесов, не говоря уже о мно-
гих их депутатах, об этом не могло быть и речи, тем
более, принимая во внимание растущий антиклерикаль-
ный дух значительной части кадиссской прессы. По этой
причине сторонники инквизиции, уже вступившие в тя-
желую борьбу за ограничение свободы печати, предпри-
няли решительную попытку восстановить ее права. В
данном случае либералы взяли верх: 22 февраля 1813 г.
Святая палата была официально упразднена, но дебаты
способствовали прояснению спорных вопросов, которые
до того замалчивались. Хотя конституция и провозгла-
шала католицизм государственной религией Испании,
свобода печати и упразднение инквизиции лишали цер-
ковь ее системы обороны, поэтому либералы оказались
больше не в состоянии укрываться фиговым листком
традиционализма. Когда общественное мнение сильно
накалилось, сначала появилась четко определившаяся
традиционалистская партия, членов которой либералы
пренебрежительно называли los serviles — холопы. В ре-
зультате этих событий период 1812-1814 гг. отмечен углуб-
ляющимся политическим кризисом. Внешне причины
этого кризиса имели идеологический характер, потому
что критические замечания либералов в большей своей
части излагались на языке защиты трона и алтаря (хотя
продолжающееся униженное состояние Испании приво-
дило к многочисленным заявлениям о том, что кортесы
помимо прочего пренебрегают своими обязанностями в
отношении ведения войны). Так, не упускалась ни одна
возможность сравнить деяния либералов с деяниями
французской революции, конституцию осуждали, самих
либералов обливали грязью как еретиков, недовольных
генералов обхаживали и превозносили, предпринима-
лись неоднократные попытки склонить герцога Веллин-
гтона (с января 1813 г. главнокомандующего испанской
армии) к свержению либералов, и ширилось сопротив-
ление духовенства религиозной политике кортесов. Ли-
339

бералы, столкнувшись с таким развитием событий, от-
ветили на них официальным нажимом: в марте 1813 г.
была проведена чистка регентского совета, в июне гене-
ралов, командующих испанскими войсками, базирую-
щимися в Галисии (очаге традиционалистской идеоло-
гии), отстранили от занимаемых постов, при этом все
время принимались меры по созданию в Кадисе лояль-
ных войск, заполнению своими сторонниками местной
администрации и задержке проведения новых выборов
и перевода кортесов в Мадрид (в то время окончательно
эвакуированный французами).
Центральным элементом обороны либералов была,
конечно, их претензия говорить от имени испанского
народа. Но в целом народ сохранял глубокую враждеб-
ность к ним: хотя либералы и пользовались определен-
ной народной поддержкой в таких городах как Кадис и
Мадрид, снизу с жаром поддерживалось противодействие
традиционалистски настроенных епископов, духовных
лиц и дворян. Как мы уже видели, происходили боль-
шие беспорядки среди крестьян, в Бискайе страх мест-
ного командующего перед народным сопротивлением был
настолько велик, что он некоторое время воздерживал-
ся от обнародования конституции, а в апреле 1813 г. в
Пальма-де-Майорке собирались толпы, распевающие: "Да
здравствует религия! Смерть изменникам-еретикам!".
Более того, к следующему году либералы оказались в еще
большей изоляции, при этом в первые месяцы 1814 г.
происходили серьезные беспорядки в Витории, Сараго-
се, Валенсии, Толедо и Севилье. И все же это не говорит
о том, что народное сопротивление возбуждалось идео-
логическими причинами. Так, на ранних этапах войны,
даже когда людей призывали бороться именно за цер-
ковь и короля, а не "свободу" либеральной пропаганды,
они часто сохраняли спокойствие до тех пор, пока до
них не доходили французы. Да это и не удивительно,
ведь война за старый порядок предполагала войну за
ненавистных сеньоров. Поэтому, чтобы найти причины
народного противодействия конституции, необходимо
340

рассмотреть другие факторы, и прежде всего угрозу,
которую представляла политика либералов экономичес-
ким интересам народа: конституция 1812 г., ничего не
предлагавшая народу, а на самом деле меньше чем ни-
чего, не могла ни на что рассчитывать взамен.
Однако самостоятельно и народ, и даже "холопы" вряд
ли могли уничтожить конституцию. Реальной силой об-
ладала армия, а либералы ею просто не владели. Как
мы уже отмечали, общественное мнение патриотов в Ис-
пании имело по большей части антимилитаристский ха-
рактер, а политические и социальные преимущества, ко-
торыми пользовалась армия в Испании Бурбонов, были
предметом значительного негодования. У либералов, од-
нако, эта антипатия имела особо непримиримый харак-
тер; их стиль характеризовался крайней ядовитостью:
например, издание "El Patriota" возлагала вину в вере-
нице военных катастроф, поразивших Испанию, на "по-
стыдное безрассудство" передачи командования "прихо-
дящих идущим без конца один за другим генералам,
каждый из которых больший идиот и заслуживает боль-
шего наказания, чем предыдущий", тогда как на этих
постах не следовало использовать никого, кроме "вож-
дей, сформировавшихся...в ходе революции"6. С пренеб-
режением к регулярной армии сочеталось уважение к
народу, которое значительно усилилось после разгрома
Наполеона в России, приписываемого тому, что "война
в России стала народной, так же как и война в Испа-
нии"7. Как писал Флорес Эстрада (Florez Estrada):
"Народ... уничтожил варварские легионы наших вра-
гов... и расстроил планы... тирана. Именно народ, и
только народ является главным автором этих чудес"8.
Поскольку либералы выступали за опору на народ-
ный героизм, их политика в отношении армии сосредо-
точивалась на таких вопросах, как формирование наци-
ональной гвардии и "военной конституции", которая
приводила бы армейские порядки в соответствие с со-
341

циальными и политическими нормами новой Испании.
Однако в отношении этой линии можно сказать лишь
одно, что они открыто пренебрегали реальностью, по-
скольку период времени между началом 1810 г. и нача-
лом 1812 г. был на самом деле отмечен рядом разгро-
мов, которые привели к очень крупным потерям в той
незначительной части страны, которая еще пребывала
неоккупированной. Хотя партизаны, которым помога-
ли "летучие колонны" регулярных войск, продолжали
воевать, к тому времени, когда была принята конститу-
ция, свободными оставались лишь Галисия, район вок-
руг Аликанте, осажденный Кадис и несколько анкла-
вов в Каталонии. Между тем армии, с огромным тру-
дом оборонявшие эти клочки территории, испытывали
острую нехватку в людях, снаряжении, обмундирова-
нии, транспорте и продовольствии и не могли воспол-
нить свои потери — хотя Испания по-прежнему получа-
ла обильную британскую помощь, она не могла служить
заменой территорий, завоеванных французами. Итак, не-
зависимо от участия партизан Испания проигрывала вой-
ну, и положение изменилось в лучшую сторону лишь
тогда, когда приближающаяся война с Россией остано-
вила бесконечный поток подкреплений, которыми Фран-
ция оплачивала победу. Французы, внезапно попавшие
в крайне напряженную ситуацию, больше не могли удер-
живать взаперти в Португалии англо-португальскую
армию герцога Веллингтона, вследствие чего в 1812 г.
они потеряли имевшие огромное значение пограничные
крепости Сьюдад-Родриго и Бадахос и были вынужде-
ны эвакуировать всю южную Испанию. Но даже это не
разрешило проблему. Напротив, зона патриотов, киша-
щая дезертирами, партизанами, бандитами и группами
взбунтовавшихся крестьян, находилась в состоянии пол-
нейшего беспорядка. Поскольку гражданские власти
были совершенно беспомощны, воинской повинностью
и уплатой налогов пренебрегали. Для армии это озна-
чало постоянное занятие не своим делом, и поэтому
испанские войска сыграли лишь ограниченную роль в
342

имевших решающее значение кампаниях, в ходе кото-
рых в 1813 г., в конце концов, удалось изгнать францу-
зов из большей части Испании.
Таким образом, в последние три года войны армии
приходилось уступать пальму первенства англо-порту-
гальцам, причем переживаемое ею унижение усилилось,
когда либералы, стремившиеся опереться на британ-
скую поддержку против особо опасных интриг части "хо-
лопов", назначили герцога Веллингтона главнокоман-
дующим. Между тем приходилось также терпеть край-
нюю нужду, к тому же наблюдая за тем, как безжало-
стно уничтожалась большая часть привилегий, кото-
рыми раньше пользовалась армия. В этой обстановке
риторика либералов была в лучшем случае неподходя-
щей, а в худшем — просто оскорбительной, при этом
делу не способствовало самонадеянное поведение неко-
торых конституционных органов власти. Поэтому офи-
церский корпус склоняли к сервилизму (servilismo —
идеология "холопов". — Прим. пер.), хотя как избира-
телей офицеров может быть и легко было уговорить
отдать свои голоса либералам, поскольку многим из
них совершенно не нравилось зрелище возврата к усло-
виям, характеризовавшим армию Бурбонов. Но это само
по себе не придавало армии абсолютистский характер.
За период 1810-1814 гг., безусловно, можно найти при-
меры, когда старшие офицеры выступали против либе-
ралов по чисто идеологическим причинам, но вновь и
вновь на передний план выходили недвусмысленно про-
фессиональные тревоги, будь то назначение Веллинг-
тона на пост главнокомандующего (которое в октябре
1808 г. привело к попытке военного мятежа в Грана-
де), упразднение армейских привилегий, подчинение
генерал-капитанов гражданским властям или пренеб-
режение материальными потребностями армии. Итак,
идеология не имела серьезного значения, но, несмотря
на это, армия фактически становилась сильно полити-
зированной. Как начали доказывать ряд военных пам-
флетистов, военные жизненно важны для независимо-
343

сти нации и общего благоденствия, из чего следовало,
что их потребности необходимо удовлетворять и что к
ним надо относиться с уважением, или, другими сло-
вами, что интересы армии - это и есть интересы на-
ции. Далее из этого следовало, что армия, как защит-
ник национальных интересов, имеет право, а на самом
деле и обязана, выступить против любого правитель-
ства, которое не отвечает этим критериям. Испанию,
таким образом, подталкивали на скользкую дорожку,
которая через вереницу военных переворотов привела
ее к гражданской войне 1936 г.
Если не заглядывать в такую даль, испанская рево-
люция, конечно, была обречена. При наличии недоволь-
ной армии либералы не могли ни навязать свою волю
Испании, ни оттеснить мстительного монарха. А мсти-
тельность Фердинанда не вызывала сомнений. Доходив-
шие до него новости из Испании коробили короля. Фер-
динанд, в марте 1814 г. освобожденный Наполеоном*,
отчаянно старавшимся сократить свои потери, возвра-
тился в Испанию и обнаружил, что либералы попали в
полную изоляцию и что военные по большей части ре-
шительно настроены против них. Поэтому Фердинанд,
не повинуясь приказам кортесов, требовавшим, чтобы
он следовал прямо в Мадрид, повернул в Валенсию и
начал строить планы реставрации абсолютизма. В ко-
нечном счете, это было следствием усилий не самого
короля, а готовности гарнизона Валенсии выступить в
защиту абсолютизма и отправиться в поход на Мадрид.
Поскольку в то время повсюду буйствовали толпы взбун-
товавшейся черни, а "холопы" призывали к уничтоже-
нию конституции, все определялось реакций остальной
части армии. А она не вызывала сомнений: хотя неко-
торые военачальники и сохраняли верность либералам,
они знали, что не могут полагаться на своих подчинен-
ных, и поэтому почти не сопротивлялись. В нескольких
словах, революция скончалась.
Хотя абсолютизм и был восстановлен, решить ничего
не удалось. В сущности, Фердинанда вернули на трон
344

силы традиционализма и корпоративных привилегий.
Так, с одной стороны, главный документ с изложением
намерений "холопов" — так называемый "Манифест пер-
сов" — являлся боевым кличем в защиту и дворян, кото-
рые требовали уважения к традиционным институтам,
прекращения "министерского деспотизма" и созыва кор-
тесов по сословному принципу, а с другой стороны, ар-
мия совершенно четко дала понять, что в будущем ее
поддержка любому режиму будет обусловлена отноше-
нием к ней. Итак, какие планы ни вынашивали бы Бур-
боны, дни абсолютизма были сочтены.
ШВЕЦИЯ: ПАДЕНИЕ ДИНАСТИИ ВАЗА
В Швеции, так же как и в Испании, война привела
к политическому перевороту. До 1805 г. Швеция почти
не принимала участия во французских войнах. Гус-
тав Ш (1771-1792) с самого начала был ярым против-
ником Революции — узнав о созыве Генеральных Шта-
тов в 1789 г., он воскликнул: "Король Франции поте-
рял трон, если не жизнь!"9 — и последующие три года
предпринимал неоднократные попытки создать мощ-
ную антифранцузскую коалицию, однако его мечты о
походе на Париж ни к чему не привели, поскольку 16 мар-
та 1792 г. он был вероломно убит на бале-маскараде
группой заговорщиков-аристократов. При последующем
регентстве - его сын, Густав IV, которому исполнилось
лишь тринадцать, взошел на престол в 1796 г. — весь
интерес к войне с Францией угас, поскольку вскоре
обнаружились экономические преимущества нейтрали-
тета, и Швеция фактически стала первой европейской
державой, признавшей Французскую республику*. Од-
нако после 1801 г. обстоятельства сложились так, что
она оказалась втянутой в конфликт. Густав, стремив-
шийся сохранить хорошие отношения с Британией (ко-
торая прежде всего являлась покупателем сорока-пя-
тидесяти процентов железной руды, важнейшего про-
345

дукта Швеции), был также решительно настроен на
восстановление прежнего положения Швеции как ве-
ликой европейской державы и все больше проникался
патологической ненавистью к Наполеону, которого на-
чал отождествлять с апокалиптическим зверем. Поэто-
му в 1805 г. Швеция вступила в войну, хотя она игра-
ла в ней незначительную роль, если не считать защиты
своих владений в Померании, когда в 1807 г. они под-
верглись нападению. Густав, упорно отказывавшийся
пойти на мирное соглашение, несмотря на то, что Тиль-
зит оставил Швецию в крайне уязвимом положении, в
феврале 1808 г. подвергся нападению со стороны Рос-
сии, войну Швеции также объявила Дания, подписав-
шая в октябре 1808 г. договор о союзе с Францией пос-
ле захвата Британией ее флота в Копенгагене.
Вряд ли стоит удивляться тому, что ход войны был
неудачен для Швеции, армия которой была к ней едва
подготовлена. Русские опустошили большую часть Фин-
ляндии, силы вторжения быстро сосредоточивалась в
Дании и Норвегии, а мощная крепость Свеаборг (Суомен-
линна), прикрывавшая Хельсинки, сдалась без боя. Меж-
ду тем Густав как военный руководитель оказался насто-
ящим бедствием для страны, хотя его отказ пойти на
мир был вполне понятен, учитывая то, что вследствие
его Швеция должна была потерять свой весьма прибыль-
ный статус главного британского пакгауза в Прибалти-
ке. Как заметил командующий британской экспедици-
онной армией, посланной ему на помощь, сэр Джон Мур:
"Король... предлагает меры, которые говорят либо об
умопомешательстве, либо о сильнейшем слабоумии.
У него нет министров, и он управляет сам, а посколь-
ку для этого у него нет ни навыков, ни способностей,
Швеция управляется как ему бог на душу положит.
Король — совершенный деспот... Он не понимает опас-
ности того положения, в котором он находится, и нет
такого человека, который бы отважился ему это объяс-
нить"10.
346

Итак, хотя военное положение Швеции едва ли могло
бы быть более серьезным, король демонстрировал полное
отсутствие реализма. Призывая в ополчение 30 000 чело-
век, для которых не было ни припасов, ни оружия, он
строил планы наступательных операций, один нелепее
другого, а на отказ Мура взяться за их исполнение отре-
агировал помещением его под арест. Густав, не удовлет-
ворившись отдалением союзников, раздражал и свою
армию, уволив ряд генералов и открыто предав опале
всю королевскую гвардию (может быть и оправданно, по-
скольку она пользовалась дурной славой из-за плохой под-
готовки и отсутствия дисциплины). Что же касается вой-
ны, то, хотя финские крестьяне подняли восстание про-
тив русских (а может быть, и против местных магистра-
тов и помещиков, большая часть которых сотрудничала
с захватчиками), к началу 1809 г. русские войска вошли
в северную Швецию, и страна оказалась в состоянии фи-
нансового банкротства и истощения.
При таком положении дел в марте 1809 г. Густава
свергли с престола в результате дворцового переворота.
Причины этого переворота, по традиции приписывае-
мые личным слабостям короля, на самом деле заключа-
ются в его внутренней политике, а военные катастрофы
стали для него лишь предлогом. Густав, психически не-
устойчивый человек и никудышный военачальник, за
тринадцать лет, прошедших с дня его восшествия на
престол, провел ряд важных административных и фи-
нансовых реформ, которые облегчили работу правитель-
ства, повысили доходы государства и сократили расхо-
ды. Король, будучи настоящим просвещенным самодерж-
цем, продолжал традиции своего отца, который после-
довательно стремился к тому, чтобы сломить могуще-
ство дворянства (что и стало причиной его убийства в
1792 г.). Между тем под влиянием таких сельскохозяй-
ственных реформаторов, как Рутгер Маклин (Rutger
Maclean), он также ввел в действие законодательные
акты, которые открыли путь к полной перестройке швед-
ского сельского хозяйства через объединение разрознен-
347

ных крестьянских наделов в крепкие фермерские хо-
зяйства, увеличение доли земли, принадлежащей кре-
стьянам, и смягчение их трудовых повинностей. К 1808 г.
мощная группировка дворянства, к тому же раздра-
женная сокращением расходов на содержание двора,
склонностью Густава назначать на высокие посты не-
дворян и разрывом с Францией (дипломатическая и во-
енная верхушка в целом всегда была настроена на со-
хранение союза с Парижем), открыто поссорилась с пре-
столом, а война предоставила ей прекрасную возмож-
ность взять реванш. В Стокгольме образовалась группа
заговорщиков, побудительными мотивами которой яв-
лялась смесь страха и недовольства, разработавшая план
свержения короля, совершенного изменения внешней по-
литики Швеции и полного разрушения густавовского
абсолютизма; у заговора вскоре нашлись приверженцы
среди командующих несколькими шведскими армиями.
Ситуация достигла апогея 9 марта 1809 г., когда коман-
дующий шведскими войсками на норвежском фронте,
договорившись сначала с противником о перемирии, вы-
ступил во главе своих войск на Стокгольм. Густав тут
же обратился за помощью к королевской гвардии, но
быстро выяснил, что на нее больше нельзя полагаться:
в точности то же самое случилось год тому назад в Ис-
пании, гвардия показала, что она орудие скорее не ко-
роны, а дворян, монополизировавших ее офицерский
корпус. Итак, 13 марта шесть гвардейских офицеров аре-
стовали Густава без малейших поползновений на сопро-
тивление с его стороны, а за этим последовало объявле-
ние о создании регентского совета во главе с его дядей,
герцогом Карлом, и созыв традиционного сословного
собрания, риксдага. Более того, в июне, Карл, который
давно высказывался против традиционной политики Гу-
става, был избран королем под именем Карла XIII, а
самого Густава отправили в изгнание.
Чтобы доказать, что этот переворот был по меньшей
мере столь же результатом внутренней политической си-
туации, сколь и военного положения Швеции, следует
348

лишь присмотреться к его последствиям. Риксдаг, со-
бравшийся 1 мая 1809 г., находился под полным конт-
ролем Ханса Ярта (Hans Jarta), дворянина, бывшего
одним из злейших врагов Густава, поэтому конститу-
ция, которую он принял, отражала интересы дворян-
ства и сознательно основывалась на принципах "Слав-
ной революции" 1688 г.* Так, ее целью было, с одной
стороны, обуздать королевский деспотизм, а с другой, -
ослабить угрозу снизу, которая представлялась значи-
тельной и не только из-за освобождения крестьянства,
но и из-за появления массы занимающих заметное поло-
жение недворян, таких как купцы, фабриканты желез-
ных изделий и чиновники, само существование кото-
рых являлось угрозой устоявшемуся порядку. По сло-
вам Майкла Робертса, дворянство на самом деле, может
быть, и говорило "на языке свободы", но "его понятие о
свободе было узким и бесплодным: политическая свобо-
да для высших классов и либеральное недоверие к мо-
нархии"11. Вследствии этого в конституции было много
общего с программой "холопов" в Испании, хотя Ярта
особо подчеркивал, что "она сотворена не по европей-
ской социальной моде, а следует старинным шведским
образцам"12. Хотя король и провозглашался единствен-
ным правителем королевства, теперь он обязан был учи-
тывать мнение состоявшего из девяти членов Государ-
ственного совета, отказаться от рекомендаций личных
фаворитов, которые не занимали ответственного поло-
жения и не реже одного раза в пять лет созывать рикс-
даг. В компетенцию же риксдага входило решение во-
просов о налогообложении, осуществление законодатель-
ной власти совместно с королем и контроль над члена-
ми Государственного совета, несущими индивидуальную
ответственность за свои действия. В конституцию во-
шли некоторые либеральные положения, такие как сво-
бода печати и профессиональной деятельности, но со-
став риксдага не претерпел никаких изменений (он раз-
дельно собирался по четырем сословиям: духовенство,
дворянство, горожане и крестьяне). Более того, власть в
349

значительной мере попала к дворянам, о чем свидетель-
ствуют немедленно осуществленные разнообразные меры
по охране дворянской собственности. И последнее, но
не по важности: предводителям революции удалось до-
биться избрания наследником престола своего ставлен-
ника, принца Христиана-Августа Августенбургского.
Эта победа "людей 1809 г." не положила конец бес-
покойству, охватившему Швецию. Во-первых, их надеж-
ды на то, что они смогут добиться сближения с Франци-
ей и Россией, вскоре рассеялись: Александр, совсем не
собиравшийся прекращать войну, до конца использо-
вал преимущества своего положения без каких бы то ни
было препятствий со стороны Наполеона, и шведам в
конце концов пришлось просить о мире и подписать в
Фридрихсгамме (Хамма) договор, согласно которому они
лишались Аландских островов, Финляндии и полосы
территории на северо-восточной границе. Кроме того,
заговорщики, вынужденные присоединиться к конти-
нентальной блокаде, сразу же обнаружили, что внешняя
политика Густава, в конечном счете, была не столь уж
неблагоразумной. Между тем недовольство мирным до-
говором подкреплялось обидами многочисленных пред-
ставителей старой "придворной" аристократии, продол-
жавших солидаризоваться с интересами Густава, а так-
же крестьянства и буржуазии, сильно раздраженных тем,
что им не удалось добиться увеличения своего предста-
вительства в риксдаге (принятие конституции в действи-
тельности сопровождалось отчаянным сопротивлением).
Не помогла делу и внезапная смерть Христиана-Августа
в 1810 г.; это событие вызвало бурные волнения в Сток-
гольме, во время которых был убит лидер сторонников
Густава, прежний фаворит короля, граф Аксель фон
Ферзен (Axel von Fersen).
В это время Швецию по ряду причин заинтересовало
укрепление отношений с Францией. Осознание правя-
щей верхушкой растущих противоречий между Наполе-
оном и Россией привело к мысли об использовании их
для возврата Финляндии; предводители "демократичес-
350

кой" фракции, видимо, решили, что переход на сторону
французов облегчит либерализацию конституции, а мно-
гим армейским офицерам кружили голову славные по-
беды французского оружия. Последовал ряд авансов как
на неофициальном, так и на официальном уровне, а
конечным их результатом стало избрание маршала Бер-
надота (Bernadotte) новым наследником престола (по ряду
причин, которых не стоит здесь касаться, Бернадот, ко-
мандовавший императорскими войсками, размещенны-
ми в Дании во время войны 1808-1809 гг., приобрел
огромную популярность в Швеции)*.
Бернадот, прибывший в Швецию в октябре 1810 г.,
принял лютеранство и имя Карл-Юхан и энергично при-
нялся завоевывать всеобщую любовь. Более того, по-
скольку Карл XIII на глазах старел и дряхлел, вскоре
он уже фактически выступал в роли регента и готовил
Швецию к новой войне, направленной на возмещение
потерь 1809 г. (так, в 1811 г. были введены нормы во-
инской повинности по французскому образцу). Однако
в политическом плане он быстро доказал, что надежды,
возлагаемые на него либералами, тщетны. Бернадот, хотя
и славился в молодости якобинством, в то время был
решительно настроен защищать власть монархии от рикс-
дага. Итак, учитывая, что он не собирался терпеть пре-
тензии дворянства или поворачивать вспять реформы,
которые привели к падению Густава IV, или даже ис-
кать союза с Францией, понятно, что революция 1809 г.
в конечном итоге потерпела крах — один просвещенный
монарх всего-навсего сменил другого.
СИЦИЛИЯ: БАРОНЫ И БРИТАНЦЫ
В поисках третьего примера не очень удачных ре-
форм нам придется обратить взор на Сицилию. И здесь
война стала катализатором перемен, однако в данном
случае требования перемен исходили не только от си-
цилийского общества. Так, хотя внутренние сицилий-
351

ские факторы и сыграли главную роль в событиях, ко-
торые в конечном итоге привели в 1812 г. к провозгла-
шению конституции и уничтожению феодализма, не
менее важное влияние на это оказали также внешние
факторы в форме британской интервенции. Прежде чем
переходить к политической ситуации, которая вызва-
ла реформы в Сицилии, следует сначала рассмотреть
отношения Британии с ее относительно мелкими со-
юзниками. Британцы, часто оказывавшиеся в изоля-
ции в схватке с Наполеоном, поняли, что даже от са-
мых слабых европейских государств может быть толк
как от союзников. Португалия, например, сыграла ре-
шающую роль в продолжении войны в Испании, Шве-
ция после 1807 г. стала жизненно важным каналом
для обхода континентальной блокады, а Сицилия яв-
лялась важной военно-морской базой, складом и бас-
тионом против французской экспансии в Средиземно-
морье и Леванте. Поэтому прилагались огромные уси-
лия по их поддержке, но британцы считали, что в об-
мен на это вправе требовать у поддерживаемых ими
режимов стабильного, эффективного и лояльного по
отношению к ним правления. На невыполнение этих
условий британцы отвечали давлением, направленным
на проведение реформ. Например, Веллингтон засыпал
регентский совет, управлявший Португалией во время
Полуостровной войны, требованиями осуществления
таких мер как принудительный заем, повышение иму-
щественного налога, введение прогрессивного подоход-
ного налога, укрепление местного управления и ужес-
точение контроля над повсеместно поносимой интен-
дантской службой. На этот прагматизм, однако, неко-
торый отпечаток накладывали культурное превосход-
ство и даже, по крайней мере в неофициальной сфере,
имперское мышление. Так, наблюдалась склонность
считать, что применение британских моделей является
панацеей от всех болезней для блуждающих во мраке
чужеземцев, но здесь также таилась надежда, что это
приведет к расширению британского политического и
352

коммерческого влияния. Между тем многие британ-
ские наблюдатели, которые относились к низшим клас-
сам так же снисходительно, как они презирали выс-
шие, утверждали, что португальцев, испанцев, сици-
лийцев и греков можно превратить в отличных солдат,
только если ими будут управлять британские офицеры
(что и было фактически сделано в Португалии). Эти
факторы оказывали влияние не на всех уровнях — так,
администрации Персиваля и Ливерпуля резко высту-
пали против безрассудных разговоров о возможной ан-
нексии Сицилии в качестве колонии, а окончательное
принятие сицилийской оппозицией британских консти-
туционных образцов вызвало сопротивление британ-
ского посольства и было высмеяно в Британии — но не
вызывает сомнения, что таким образом Британия ста-
ла стимулятором реформ, почти столь же сильным, как
и Франция.
Нечего и говорить, что британские предложения не
всегда находили отклик. Требования Веллингтона под-
черкнуто игнорировались, тогда как в Испании британ-
цев в равной степени отчаянно ненавидели и либералы,
и "холопы", а революции в Латинской Америке (к кото-
рым были сильно причастны британцы) довели эту враж-
дебность до болезненного уровня. В Сицилии, однако,
все было совершенно по-другому. Длительные трения
между монархией и аристократией, растущее недоволь-
ство господством Неаполя над Сицилией и англофилия,
в определенной степени распространенная среди образо-
ванных классов, в совокупности предоставили Брита-
нии уникальные возможности для достижения ее це-
лей. Так, начиная с 1780-х гг. правительства Бурбонов
одно за другим пытались ограничить феодальную юрис-
дикцию и фискальные привилегии, которыми пользо-
вались сицилийские бароны. Поскольку традиционные
сицилийские штаты продолжали действовать вопреки
бурбоновскому абсолютизму и собирались один раз в пять
лет для голосования по бюджетным расходам и предъяв-
ления ходатайств, оппозиция баронов вскоре приобрела
12. Наполеоновские войны 353

ярковыраженный конституционалистский оттенок. Од-
нако недовольство Бурбонами основывалось не только
на стремлении сохранить корпоративные привилегии.
С конца восемнадцатого столетия в образованной части
сицилийского общества растет протест против правле-
ния Неаполя на тех основаниях, что Сицилии не уделя-
ли должного внимания и что ее эксплуатировали, при-
чем события революционных и наполеоновских войн при-
вели к укреплению этих настроений. Сицилийцы, при-
нуждаемые к уплате огромных денежных сумм на под-
держку войны Бурбонов с Наполеоном, все время виде-
ли, что они совсем не интересуют своих правителей, при
этом презрительное отношение двора к ним доходило до
крайности во время вынужденного бегства в Сицилию в
1798 и 1806 гг. К тому же присутствие двора не прино-
сило выгод, поскольку, хотя оно, безусловно, стимулиро-
вало развитие экономики Палермо, цена этого была очень
высокой — Мария-Каролина, в частности, отличалась
безумной расточительностью и осыпала подарками кру-
жок довольно сомнительных фаворитов и щедро разда-
вала деньги на беспрерывную кампанию, направленную
на возврат контроля над Неаполем — к тому же при дворе
и администрации господствовали неаполитанцы и фран-
цузские эмигранты за счет местного дворянства.
Аристократический конституционализм и оскорблен-
ный патриотизм привели в свою очередь к появлению
сильных пробританских настроений. Причины такого
развития событий имели очень древние корни и обу-
словливались тем, что Британия и Сицилия пережили
норманнское завоевание; укрепляло эти явления влия-
ние таких писателей, как Янг (Young), Смит (Smith) и
Блэкстон (Blackstone), а также очевидный контраст меж-
ду процветанием Британии и отсталостью Сицилии.
Межде тем, с тех пор как британцы в 1806 г. направили
гарнизон в Сицилию, взаимоотношения между его ко-
мандирами и двором имели крайне беспокойный харак-
тер, поскольку к сицилийскому режиму относились как
к упадочническому и не заслуживающему доверия (Ма-
354

рия-Каролина так ненавидела британцев, что опустилась
до тайных переговоров с Наполеоном). Так, по мнению
сэра Джона Мура, королева "невыдержанна, ведома стра-
стями и редко прислушивается к голосу разума", ко-
роль Фердинанд — "праздный человек, ненавидящий
труд"*, а главный министр, Цирцелло (Circello) - "про-
сто старый гусак"13. Британские представители в Сици-
лии часто открыто требовали вмешательства для изме-
нения режима, понимая, что оппозиция все выше оце-
нивает британские образцы (действительно, в некото-
рых кругах вера в то, что подражание — самая непод-
дельная форма лести, доходила до того, что сицилийцы
говорили с английским акцентом).
При таком положении дел совпадение в 1810 г. по-
литического и военного кризисов ускорило драматичес-
кие перемены. Фердинанд, которому как всегда не хва-
тало денег, потребовал от штатов гораздо большую, чем
обычно, субсидию, в ответ на что бароны убедили состо-
ящий из их собратьев парламент присоединиться к ним
в требовании сократить данную сумму вдвое и провести
реформу налоговой системы. Поскольку в этом решении
по существу таилось упразднение дворянских привиле-
гий — впредь предполагался единый налог в размере пяти
процентов стоимости всей земельной собственности не-
зависимо от характера владения — мотивы баронов нуж-
даются в объяснении. Это действие, отчасти являвшее-
ся следствием настоящей патриотической лихорадки,
было еще и следствием трезвого экономического расче-
та. Так, сицилийская феодальная система, неотъемле-
мой частью которой было право дворянства определять
уровень взимаемых с него налогов, на самом деле быст-
ро становилась помехой, по мнению многих, кто пользо-
вался ее привилегиями. Сицилия, по большей части из-
за британского присутствия, переживала мощный эко-
номический подъем. Бароны, постоянно находившиеся
в долгах, стремились извлечь выгоду из сложившейся
ситуации, а этому препятствовал ряд факторов, связан-
ных с феодальной системой. Например, родовые име-
12* 355

ния нельзя было продавать или рационализировать;
права на ведение горных работ часто ограничивались
или разделялись с короной; отсутствовал свободный
рынок зерна; крестьянство пользовалось рядом вызыва-
ющих раздражение баронов прав на пастбища и водные
источники. И наконец, если оставить в стороне эконо-
мические соображения, феодализм ставил баронов в
очень невыгодное положение по отношению к короне,
поскольку все имения, как феоды, возвращались коро-
не, если в дворянском семействе не было наследника.
Итак, внося свое контрпредложение, баронская оп-
позиция одновременно отстаивала свои экономические
интересы и солидаризовалась с национальными интере-
сами. Король, столкнувшись с бунтом, сначала пошел
на попятную, внеся ряд благоразумных изменений в штат
правительства и пообещав отказаться от повышения на-
логов, которого он требовал, за что оппозиции пришлось
расплатиться сполна, когда в августе 1810 г. она потер-
пела поражение на второй сессии парламента. Но это
был еще не конец: Фердинад, по-прежнему отчаянно
нуждавшийся в деньгах, в феврале 1811 г., грубо нару-
шив конституцию, организовал общенациональную ло-
терею, ввел однопроцентный налог на все торговые сдел-
ки, а также экспроприировал и выставил на продажу
значительные количества церковных и муниципальных
земель. Результатом этого стало возмущение: новые меры
столкнулись с мощным сопротивлением, но в это время
режим, чувствовавший себя уверенно, нажал на депута-
цию, в обязанности которой входила защита конститу-
ции в промежутках между сессиями собрания, чтобы
она заявила, что Фердинанд действовал в рамках своих
прав, и заключил в тюрьму пять важнейших предводи-
телей оппозиции. Но триумф короля оказался недолгим,
поскольку бароны тут же оскорбились, а двор к тому же
разошелся с британцами. Так, в сентябре 1810 г. Мюрат
предпринял попытку штурмовать Сицилию через Мес-
синский пролив. В данном случае его усилия потерпели
фиаско, но реакцией сицилийцев на это было безразли-
356

чие на всех уровнях, вдобавок в то же время вскрылось,
что Мария-Каролина поддерживала связь как с Наполе-
оном, так и с Мюратом. Взбешенные британцы, опасав-
шиеся, что двор стал настолько непопулярным, что это
может привести к профранцузскому восстанию, реши-
лись на интервенцию.
Принимая решение об интервенции в Сицилию, бри-
танское правительство ставило три цели. Прежде всего
следовало убрать Марию-Каролину, представлявшую
угрозу союзу; во-вторых, следовало восстановить мир
между страной и короной с помощью программы внут-
ренних преобразований; и, в-третьих, следовало подтол-
кнуть материковую Италию к восстанию против фран-
цузов, соблазнив ее примером нового благотворного управ-
ления в Сицилии. Орудием этой политики, очевидным
венцом которой явилась смена правительства в Палер-
мо, избрали решительного солдата и администратора ли-
беральных взглядов, лорда Уильяма Бентинка (William
Bentinck). Бентинк, прибывший в Сицилию в июле 1811 г.,
выступая одновременно в роли посла и главнокоманду-
ющего, сначала испробовал уговоры, но столкнулся с
глухим отказом. После поездки в Лондон за новыми ин-
струкциями — было совершенно неясно, какие меры сле-
дует принимать, чтобы исполнить желания начальства
- Бентинк пошел на применение сильного давления,
угрожая возможностью прекращения британских суб-
сидий и поставив условием их сохранения перестройку
администрации так, чтобы в ее состав входила солид-
ная доля видных сицилийцев, освобождение сосланных
баронов, очистку двора и правительства от изменничес-
ких элементов и назначение британского посла главно-
командующим сицилийской армии. Двор, столкнувшись
с этими требованиями, попробовал сопротивляться, но
уступил, лишь только Бентинк отдал приказ о военной
оккупации Палермо, а Фердинанд согласился отойти от
правления в пользу своего сына, Франца, который с этого
момента действовал как принц-регент.
Поскольку Франц быстро освободил сосланных баро-
357

нов и отменил некоституционные меры, принятые его
отцом, казалось, что путь к реформе открыт. Однако на
самом деле дорога к ней все еще была покрыта ухабами,
поскольку Фердинанд и Мария-Каролина не собирались
развязывать руки своему сыну и всеми доступными сред-
ствами стремились помешать реформам. Поэтому их от-
ношения с Бентинком пребывали в состоянии постоян-
ного кризиса, который зашел настолько далеко, что ко-
ролеву в конце концов пришлось выслать. Тем не менее
шаг за шагом наметился прогресс. В марте 1812 г. было
сформировано новое правительство, в состав которого
входили лидеры реформистов, Бельмонте (Belmonte) и
Кастельнуово (Castelnuovo), в мае последовало объявле-
ние о проведении новых выборов, а 20 июля сицилий-
ское собрание утвердило основы новой конституции. По
форме этот документ, составленный священнослужите-
лем и собирателем древностей Паоло Бальзамо (Paolo
Balsamo), претендовал на то, чтобы быть точной копией
британской конституции. Так, замышлялись палата лор-
дов и палата общин, парламент должен был собираться
на ежегодной основе и иметь законодательную власть,
министры назначались королем, но отчитывались перед
парламентом, все вопросы налогообложения входили в
компетенцию палаты общин, монархия теряла свои име-
ния в обмен на цивильный лист, Сицилия получала воз-
можность пользоваться принципом законности и судом
присяжных.
Более того, теперь в основном ликвидировался фео-
дализм: упразднялась юрисдикция баронов, формально
отменялись старые подати, а имения дворян превраща-
лись во владения, основанные на праве собственности.
И еще, тщательно определялся статус Сицилии по отно-
шению к Неаполю, при этом они провозглашались пол-
ностью независимыми друг от друга (таким образом, если
Фердинанд возвращался в Неаполь в качестве его госу-
даря, он оставлял на острове Франца королем Сицилии).
И что же все это означало? Эти события, приветство-
вавшиеся Бентинком как великая победа сицилийского
358

патриотизма, скорее представляются переворотом, совер-
шенным той фракцией дворянства, которая стремилась
к разрушению власти монархии и выдвижению на пер-
вый план своих экономических интересов. Так, уничто-
жение феодализма здесь, как и в других местах, почти
ничего не дало в социальном отношении. Крестьяне фак-
тически лишились многочисленных установленных обы-
чаем прав, имевших жизненно важное значение, поте-
ряли доступ к общинным землям и оказались обремене-
ны большей ношей, чем раньше (хотя все феодальные
подати мнимо отменялись, решение вопроса о том, что
является, а что не является феодальной податью, остав-
лялось на усмотрение суда). Дворянам между тем поми-
мо огромной выгоды от неограниченного контроля над
имениями, который они теперь приобрели, причиталась
еще компенсация за то, что они, по мнению суда, поте-
ряли. Кроме того, несмотря на создание свободного рынка
земли, майорат сам по себе так и не был отменен, так
что имения дворян остались неприкосновенными.
Все же господство баронов оказалось гибельным для кон-
ституционализма, а политический кризис 1810-1812 гг.
вскрыл глубокие разногласия в сицилийском обществе.
С экономической точки зрения с конца XVIII столетия с
дворянством конкурировала недворянская олигархия,
имевшая возможность извлекать значительный доход из
ростовщичества, аренды земли у баронов и управления
имениями, причем угроза дворянству с ее стороны уси-
лилась за счет новых богатств, приобретенных в ходе
войны. Помимо этого фундаментального экономическо-
го соперничества существовала напряженность между
крупными и мелкими дворянами, между различными
районами страны и даже между отдельными городами.
Поэтому в знак протеста против явного местничества кон-
ституционалистов возникло радикальное движение, во-
одушевляемое идеалами французской революции и ка-
дисских кортесов. В значительной степени благодаря бы-
строму процессу дезинтеграции, которая в то время по-
разила партию баронов вследствие личных разногласий
359

между Бельмонте и Кастельнуово и сомнений в мудрос-
ти уничтожения феодальной системы, радикалы сумели
захватить контроль над законодательным собранием. Они
требовали всеобщего избирательного права, создания од-
нопалатного парламента и упразднения майората и во-
зобновили блокирование всех поставок, вследствие чего
парламентское правление вскоре полностью разруши-
лось. Между тем росло общественное беспокойство, вы-
лившееся в хлебные бунты в Палермо и направленные
против сеньоров волнения в провинции. Поэтому к ок-
тябрю 1813 г. у Бентинка не оставалось никакого выбо-
ра, кроме как распустить парламент и ввести военное
положение в надежде, что ему хоть как-то удастся со-
блюсти нейтралитет до того времени, когда сицилийцы
повысят свою политическую зрелость и, между тем, осу-
ществить разносторонние административные реформы,
заблокированные тупиком, в котором оказался парла-
мент (в частности, предполагалось заменить старую си-
стему феодальной юрисдикции новыми судами и кодек-
сами законов). В мае 1814 г. были должным образом
проведены новые выборы, которые несколько облегчи-
ли положение, поскольку из-за сильного давления госу-
дарства конституционалисты получили большинство в
палате общин, но враждебность между Бельмонте и Ка-
стельнуово помешала формированию устойчивого пра-
вительства, а дворян к тому времени вконец запугали
тем, что палата лордов стала оплотом консерватизма.
Поскольку вновь сложилась безвыходная ситуация, Бель-
монте в конце концов решил, что единственный выход
из нее заключается в предложении королю возобновить
свои монаршьи полномочия в надежде, что это вернет
поддержку баронов. Фердинанда, стремившегося добить-
ся одобрения великих держав на возврат Неаполя, —
решение Мюрата переметнуться на другую сторону в ян-
варе 1814 г. поставило его под сомнение — до поры до
времени вполне удовлетворяла роль конституционного
монарха, и 5 июля 1814 г. он, как положено, вернулся
к власти.
360

Несмотря на торжественные заявления короля о бла-
гих намерениях, на самом деле он оставался таким же
абсолютистом, как и всегда, а сохранение конституции
фактически определялось продолжающимся британским
присутствием. Но Бентинк, не терявший надежд на на-
родное восстание в Италии еще долго после того, как в
Лондоне оставили всякую мысль об этом, боясь вызвать
раздражение у Австрии, быстро начал впадать в неми-
лость, к тому же, по общему мнению, в Сицилии не сле-
довало силой поддерживать конституционный порядок.
Хотя Бентинка оставили командующим армией, его ли-
шили посольских полномочий, при этом Британия дала
понять, что его преемник, А'Курт (A'Court), будет ста-
раться поддерживать конституцию лишь постольку-по-
скольку. Так как в то время инициатива полностью пере-
шла к Фердинанду, он мог ожидать подходящего момен-
та до тех пор, пока у него не появятся гарантии возврата
Неаполя. Однако в марте 1815 г. эта шарада наконец
разрешилась: Мюрат, опасавшийся, что союзники соби-
раются низложить его, ухватился за возможность, пре-
доставленную Ста днями, чтобы гарантировать себе пре-
стол, но 3 мая потерпел поражение при Толентино и был
отправлен в изгнание. Так как дорогу в Неаполь больше
ничто не преграждало — союзники незамедлительно вы-
разили свое согласие на восстановление Фердинанда на
престоле — он не стал медлить с отмщением, распустив
17 мая парламент и вернувшись в свою старую столицу.
Более того, через шесть месяцев Неаполь и Сицилия были
провозглашены единым государством, Королевством Обе-
их Сицилии, а отдельная сицилийская конституция была
поэтому косвенным образом отменена.
ТРИУМФ АБСОЛЮТИЗМА
Итак, в Испании, Швеции и Сицилии война одина-
ково привела к революции. Более того, во всех случаях
источники политических передряг, в которые погрузи-
361

лись эти страны, как можно видеть, заключались в столк-
новении между просвещенным абсолютизмом и корпо-
ративными, в первую очередь дворянскими, привилеги-
ями, характерными для XVIII столетия. Так, в Испа-
нии экономические трудности, порожденные француз-
скими войнами, заставили уже реформистский режим
сосредоточить свои усилия на модернизации, что в свою
очередь спровоцировало сопротивление группы дворян-
ства, воспользовавшейся безвольным наследником пре-
стола, принцем Фердинандом, под прикрытием которо-
го они могли преследовать чисто местнические цели. Эта
группа, поставленная в отчаянное положение решением
Наполеона выступить против Бурбонов, приняла безум-
ное решение обеспечить себе будущее посредством воен-
ного переворота в Аранхуэсе, который привел к сверже-
нию Карла IV и Годоя 19 марта 1808 г. Поскольку фран-
цузов никак не устраивал лебезящий Фердинанд VII,
заговор не привел к успеху, а когда в Испании впослед-
ствии разразилось восстание, его соучастники погрузи-
лись в стихию недовольства, которая вышла за пределы
их первоначальных интересов. И все же, воспользо-
вавшись последствиями восстания, такие оппозиционе-
ры, как братья Палафокс, граф де Монтихо (de Montijo)
и маркиз де ла Романья (de la Romana), продолжали
прилагать усилия для установления диктаторского ре-
жима, который подтвердил бы верховенство дворянства;
защита дворянских привилегий, к тому же, неявно при-
сутствовала в воззрениях традиционалистского крыла
относительно широкого революционного движения, ко-
торое возникло в то время. И в Швеции свержение Гус-
тава IV, хотя и оправданное ввиду гибельного стиля ру-
ководства, проявленного этим правителем во время вой-
ны с Россией, было напрямую связано с длительной борь-
бой между династией Ваза и шведским дворянством,
которую обострили попытки монархии реформировать
сельское хозяйство. Есть еще одна параллель с Испани-
ей, заключающаяся в том, что королевская гвардия —
то же самое орудие, что было использовано для низло-
362

жения Карла IV — стала главным инструментом руко-
водителей мятежа. Наконец, в Сицилии сопротивле-
ние Фердинанду IV и Марии-Каролине, хотя ему помо-
гали и потворствовали британцы, с самого начала со-
средоточивалось в среде дворянства, которое хотело
выдвинуть на передний план свои экономические ин-
тересы и считало себя болезненно задетым реформами,
проведенными в конце восемнадцатого столетия, не
говоря уже о затянувшемся присутствии двора Бурбо-
нов в Сицилии.
Итак, во всех случаях дворянство находилось в цент-
ре первоначального конфликта, причем его давнишнюю
обеспокоенность наступлением абсолютизма усилили
вызванные войной события. И во всех случаях именно
война стала катализатором попытки надеть узду на ко-
ролевскую власть. Но ни в одном случае развитие собы-
тий не пошло так, как планировали заговорщики. Да
это и не удивительно: будь то в Испании, Швеции или
Сицилии, дворянство прежде всего нельзя рассматри-
вать как единую группу, обладающую единым полити-
ческим сознанием или хотя бы ясным пониманием сво-
их экономических интересов. Напротив, дворянство по-
всюду являлось весьма раздробленной массой. Дворян,
часто размежеванных по богатству или общественному
положению, к тому же нередко раскалывало личное со-
перничество и отсутствие какого бы то ни было форума
для выражения своих взглядов (Сицилия в этом отно-
шении являлась исключением). Дополнительные труд-
ности создавала притягательность двора, который, ка-
кой бы ни была его враждебность к корпоративным при-
вилегиям, все же выступал в роли источника титулов,
высоких должностей и наград. Хотя небольшие группы
дворян могли по указанным причинам объединяться для
противостояния реформистскому абсолютизму или даже
для его свержения, сразу же после захвата власти их
неизменно раздирали политические противоречия внут-
ри их собственного сословия. Так, в Испании многие
дворяне поставили на короля Жозефа, тогда как другие
363

подались в либералы, в Швеции Ярте и его единомыш-
ленникам противостояли "старые густавианцы", а в
Сицилии бароны раскололись не только на абсолютис-
тов и конституционалистов, но еще и на сторонников
Бельмонте и Кастельнуово. Вследствие этого аристокра-
тическая реакция так и не смогла навязать свои реше-
ния. В Швеции конституция 1809 г., безусловно, отра-
жала интересы инакомыслящих дворян, но эта победа
не смогла повернуть вспять шедшую долгое время эман-
сипацию средних классов й крестьянства и была в зна-
чительной мере сведена к нулю с появлением динамич-
ного Бернадота. Между тем в Сицилии административ-
ная реформа и опора на английские образцы привела к
созданию палаты общин, достаточно сильной, чтобы
бросить громкий вызов господству баронов. И, наконец,
в Испании трудности войны в сочетании с обстановкой
создали ситуацию, в которой заговорщики 1808 г. пол-
ностью отошли на задний план, а страна была перестро-
ена по плану революционной буржуазии.
А что касается выживания новых конституций, по-
рожденных войной в Испании, Швеции и Сицилии, то
им с самого начала угрожала опасность из-за полити-
ческой слабости или ненадежности их учредителей. Так,
в Швеции и Сицилии дворянство в большинстве своем
уклонялось от революции, предпочитая ей союз с тро-
ном, который гарантировал бы ему исключительное со-
циальное положение. Тем не менее пример Испании
показывает, что и либерализму в равной степени не
хватало революционного духа. Политическое меньшин-
ство, которое начало доминировать в патриотической
политике, с принципами или по крайней мере с их прак-
тическими проявлениями, вызывавшими ненависть у
тех, в защиту кого они внешне выступали, у народа,
были так же бессильны, как и фрондеры, которых они
вытеснили, тем более, когда они лишились поддержки
армии. Но здесь мы подходим к вопросу, имеющему
центральное значение не только для истории этих трех
государств в наполеоновскую эру, но и для всего пери-
364

ода Реставрации. В Испании абсолютизм был сверг-
нут, а затем восстановлен с помощью военного перево-
рота, в Швеции Густава IV низложил мятеж военных,
а в Сицилии, где собственная армия была незначитель-
ной, политические перемены в конечном итоге опира-
лись на британские штыки. В нескольких словах, го-
ворим ли мы о борьбе XVIII столетия между корпора-
тивизмом и абсолютизмом или о борьбе XIX века меж-
ду абсолютизмом и либерализмом, наполеоновский пе-
риод ясно дал понять, что по крайней мере до того вре-
мени, когда начнется эра массовой политики, оконча-
тельным арбитром политических перемен в Европе ос-
танется грубая сила.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Воззвание Верховной центральной хунты от 26 ок-
тября 1808 г., цит. по: W. Hargreaves-Marwdesley (ed.),
Spain under the Bourbons, 1700-1833: a Collection of
Documents (London, 1973), I, p. 223.
2 de Jovellanos G.M., Memoria en que se rebaten las
columnias divulgadas contra los individuos de la Junta
Central del Reino, y se da razon de la conducta y opiniones
del autor desde que recobro su libertad in Obras publicadas
e ineditas de D. Gaspar Melchor de Jovellanos, ed. Biblioteca
de Autores Espanoles (Madrid, 1963), I, p. 509.
3Цит. по: Lovett G., Napoleon and the Birth of Modern
Spain (New York, 1965), II, p. 422.
4 Цит. no: Aymes J., La guerra de la independencia en
Espana, 1808-1814 (Madrid, 1975), p. 26.
5Diario Redactor de Sevilla, 9 декабря 1812 г., место
издания не указано, Cervicio Historico Militär, Colleccion
Documental del Fraile, CXXXII.
6 El Patriota, No. 1, 4-5, Hemeroteca Municipale de
Madrid (далее HMM.) AHl-5, No. 158.
7 La Abeja Espanola, 23 ноября 1812 г., 188, HMM,
AH6-5, No. 1250.
365

8El Tribuno del Pueblo Espanol, 22 декабря 1812 г.,
206-076 НММ. АН1-4, No. 120.
°Цит. по: Bain R.N., Gustavus Ш and his Temporaries,
1746-1792 (London, 1894), p. 104.
10 Maurice J. (ed.), The Diary of Sir John Moore (London,
1904), II, pp. 209-210.
1l Roberts M., "The Swedish aristocracy in the eighteenth
century", Essays in Swedish History (London, 1967), p. 284.
12 Цит. по: Scott F., Sweden: the Nation's History
(Minneapolis, 1977), p. 297.
13 Maurice, Diary of Sir John Moore, p. 126 passim, cp.
особенно pp. 141-6, 188-92.

ГЛАВА

НАРОДНАЯ ВОЙНА?
"Падение Наполеона — это трилогия, части которой
- Москва, Лейпциг и Фонтенбло, а Ватерлоо - эпи-
лог... Банально подчеркивать, что мораль этой тита-
нической трилогии — победа национального духа над
чуждой тиранией, которая образовывает и лелеет сво-
его разрушителя"1.
В этих словах Герберт Фишер заключил объяснение
поражения наполеоновской империи, которое продол-
жает бытовать до наших дней — а именно, что сначала в
России, а затем в Германии Наполеону противостоял про-
тивник, которого даже он не мог одолеть, противник в
форме массовых армий, боевой дух которых распалялся
поруганным национализмом. Хотя последние 150 лет
многие историки и пишут об этом, они лишь повторяют
мнение, распространенное среди тех, кто участвовал во
французских войнах. Так, один французский наблюда-
тель писал о Лейпциге:
"Стало ясно, что воля масс заставила прислушаться
к себе государей, бывших до этого всесильными"2.
Между тем принадлежащий к противоположному ла-
герю Клаузевиц утверждал:
369

"В Испании война превратилось в дело народа... Рос-
сия в 1812 г. последовала примеру Испании... Ре-
зультаты этого потрясают"3.
Поэтому отказ от традиционной картины "освободи-
тельных войн" был бы безрассудным поступком, но эта
концепция и не решает всех проблем. Хотя Пруссия в
1813 г. и поставила шесть процентов населения под ру-
жье, что в процентах куда более чем в два раза превыша-
ло достижение 1806 г., и еще больше, если сделать скид-
ку на значительное число иностранцев, находившихся в
это время в армии, продолжалось массовое сопротивле-
ние воинской повинности. Если прусская армия, безус-
ловно, сильно изменилась со времен Йены, это не относи-
лось, или по крайней не относилось в такой степени, ни к
Австрии, ни к России. И, наконец, хотя националисти-
ческие чувства проявлялись у образованных классов Гер-
мании и Италии, это почти не имело последствий. Так
что же тогда привело к падению Наполеона? Во-первых,
ответ на этот вопрос, должно быть, заключается в том,
что ошеломляющие численности армий порождала не
столько "народная война", сколько возникновение такой
коалиции, с которой император никогда до этого не стал-
кивался. Во-вторых, нам следует также рассмотреть раз-
витие событий в самой Франции: концентрация внима-
ния на действиях русских, немцев и итальянцев приво-
дит к недооценке того, что империя разрушалась изнут-
ри в той же мере, в какой она терпела поражения извне.
И еще, нам следует также учесть и характер самого им-
ператора, который, как мы увидим, неоднократно отка-
зывался от компромиссного мира в надежде на полную
победу, бывшую более чем когда-либо недостижимой.
РАЗВАЛ ВНУТРЕННЕГО ФРОНТА
В 1799 г. Наполеон пришел к власти как человек,
который принесет во Францию мир, устойчивость и по-
370

рядок, удовлетворив в то же время интересы кругов,
порожденных революцией. Поэтому в его правлении не-
явно присутствовала концепция общественного догово-
ра: сделав нотаблей фундаментом своей власти, он дол-
жен был совершенно обязательно сохранять их поддерж-
ку за счет уважения их интересов. Касалось ли дело их
богатств или их сыновей, они требовали мягкого обра-
щения с собой, к тому же следовало давать им возмож-
ность благоденствовать и предохранять их от беспокой-
ства; кроме того, в плане внешней политики нельзя было
предпринимать ничего, что ставило бы под угрозу их
безопасность. Между тем в том, что касалось народа,
шумные волнения 1790-х ^.свидетельствовали, что на-
логообложение и воинскую повинность следует любой
ценой удерживать в терпимых пределах, поддерживать
уровень жизни и относиться к католической церкви с
должным уважением.
Таковы были фундаментальные нормы устойчивости
наполеоновской Франции, но к 1814 г. Наполеон уже
давно их нарушил. Начнем с воинской повинности. По
ряду причин она всегда была делом деликатным. Во-
первых, режим не мог ослабить свои запросы в отноше-
нии воинской повинности, поскольку достаточный при-
ток людских ресурсов являлся для Наполеона вопросом
жизни и смерти. Во-вторых, призыв в армию имел со-
вершенно новый и неслыханный до 1793 г. характер.
В-третьих, крестьянство, как мы уже видели, резко отри-
цательно относилось к воинской повинности (напротив,
среди городских низших классов она была, как видно,
гораздо менее непопулярна, возможно потому, что их
представители больше страдали от безработицы и име-
ли менее консервативные привычки; однако, в количе-
ственном отношении, в армии их было гораздо меньше,
чем крестьян). И наконец, "знати" воинская повинность
создавала не меньше тревог. Хотя нотаблям едва ли в
реальности приходилось сталкиваться с перспективой
службы в рядовом составе, их раздражала непопуляр-
ность, навлекаемая задачей организации призыва, они
371

были очень заинтересованы в сохранении сельскохозяй-
ственной рабочей силы, их также беспокоила непосред-
ственно их затрагивавшая угроза дезертирства, являв-
шаяся одним из следствий воинской повинности (дезер-
тиры, число которых все время росло, — к 1811 г. более
50 000 в год — не имея денег, отчаянно нуждаясь в еде и
приюте, часто прибегали к преступлению как к сред-
ству существования). Нечего и говорить, что следствием
этого было повсеместное сопротивление: в декабре 1804
— июле 1806 г. не менее 119 раз вспыхивали волнения,
связанные с призывом, тогда как число тех, кто пытал-
ся уклониться от службы, в 1799-1805 гг. по одной оцен-
ке составляло 250 000 человек. Многие из этих мужчин
получали помощь не только от своих семей, но и от ме-
стных органов власти (уклоняющиеся от призыва, имев-
шие укрытие и поддержку или находящиеся поблизос-
ти от родных общин, представляли гораздо меньшую
опасность, чем дезертиры, и вдобавок являлись ценным
источником рабочей силы).
Однако, несмотря на явную необходимость осторож-
ности, запросы режима все время увеличивались. В 1800
-1807 гг. среднее число призываемых в год мужчин со-
ставило 78 700, при этом только в двух случаях пред-
принимались попытки призвать несовершеннолетних из
будущих "классов" (т.е. возрастных групп, подлежащих
конскрипции. — Прим. ред.). Начиная с 1808 г. поло-
жение резко изменилось. Только за период с февраля
1808 г. по январь 1809 г. призвали 240 000 человек, а
потом до 1812 г. число взятых в армию составило еще
396 000 человек. Итак, средний годовой размер призы-
ва дошел до 127 200 человек, вдобавок теперь мужчин
брали не только из соответствующей возрастной груп-
пы, но также из тех, кто уже принимал участие в жере-
бьевке или имел недостаточный возраст. К тому же при-
зыв не облегчали яркие победы (имеются данные о том,
что новости из Ульма и Аустерлица ослабили сопротив-
ление воинской повинности). Напротив, основной театр
военных действий со всеми его кошмарами и зверства-
372

ми теперь находился на Пиренейском полуострове. Хуже
того, стало труднее уклоняться от службы. Организа-
ция жеребьевки все в большей степени ускользала из
рук местных чиновников, право на найм заместителей
было ограничено, предпринимались попытки отменить
освобождение от воинской повинности, которым пользо-
вались женатые мужчины, и были снижены требова-
ния, налагавшиеся на минимальный рост. Между тем
семьи уклоняющихся от призыва подвергали штрафам,
либо им ставили на постой солдат, тех, кто помогал де-
зертирам или иным образом потворствовал уклонению
от призыва, сурово наказывали, а с февраля 1811 г. в
сельской местности находились армейские части, целью
которых была поимка 139 000 человек, которые в то вре-
мя по оценке не явились на службу в рядовой состав.
В целом эти меры привели к успеху. К началу 1812 г.
число уклоняющихся от призыва сократилось до менее
чем 40 000, к тому же новобранцы в подавляющем боль-
шинстве шли на службу без чрезмерного протеста. В ре-
зультате еще в 1813 г. Наполеон в высшей степени само-
надеянно относился к положению на внутреннем фронте,
очевидно полагая, что ему нечего бояться. Однако на са-
мом деле воинская повинность была столь же непопуляр-
на, как и раньше. Хотя местные общины теперь убеди-
лись в том, что укрывание уклоняющихся от призыва
приносило больше хлопот, чем выгоды, отношение к при-
зыву за редкими исключениями сводилось в лучшем слу-
чае к недовольной покорности. Более того, сопротивле-
ние по-прежнему оставалось явным: оно заключалось не
только в том, что многие мужчины, как и раньше, нано-
сили себе самые ужасающие травмы, чтобы не служить в
армии, но в массовых масштабах продолжалось и зло-
употребление освобождением от службы для женатых
мужчин (во Фландрии восемнадцатилетний юноша даже
женился на женщине, которой было девяносто девять лет).
Ненасытность Наполеона в отношении людских ре-
сурсов, возможно, вызывала бы меньшую неприязнь,
если бы его правление продолжало приносить Франции
373

явные выгоды, но начиная с 1810 г. это становилось
все менее и менее заметным. До этого времени войны
императора в той или иной степени окупали себя сами,
расширялась промышленность и происходило скромное
повышение уровня жизни. Однако по ряду причин кар-
тина теперь резко изменилась. Во-первых, начали про-
являться определенные трудности в отношении гранди-
озного проекта Наполеона превратить остальную часть
Европы в захваченный для французской промышленно-
сти рынок. До навязывания континентальной блокады
крупные районы Центральной и Восточной Европы сильно
зависели от экспорта сырьевых материалов и сельскохо-
зяйственной продукции в Британию. Тем не менее и те-
перь эта торговля не прекратилась, к тому же для Фран-
ции оказалось непросто как импортировать товары мас-
сового спроса, так и добиться самообеспеченности по этим
товарам, в результате чего цены на сельскохозяйствен-
ную продукцию, а вместе с ними и покупательная спо-
собность, не могли не упасть. Одновременно француз-
ский импорт был непомерно дорог, учитывая с одной
стороны технические недостатки французской промыш-
ленности, а с другой — то, что Франция была вынужде-
на полагаться на перевозки по суше. Поскольку объем
производства во Франции вырос, причем довольно рез-
ко, приближался кризис перепроизводства, и он нако-
нец разразился благодаря новым осложнениям при на-
вязывании континентальной блокады. К 1810 г. Напо-
леону стало ясно, что он не в состоянии закрыть побере-
жье Европы для британских товаров и, кроме того, что
экспансии французской промышленности все время ме-
шает высокая стоимость колониальных сырьевых мате-
риалов. В ответ на это император пришел к выводу, что
единственным выходом является открытие прямых свя-
зей с Британией; он издал ряд декретов, которые с од-
ной стороны разрешали импорт колониальных товаров,
а с другой ограничивали эти торговые операции только
Францией. Более того, чтобы провести в жизнь эту фран-
цузскую монополию, начиная с ноября 1810 г. огром-
374

ные запасы колониальных товаров, имевшиеся во мно-
гих германских, голландских и итальянских городах,
конфисковывались, а иногда уничтожались.
Наполеон, обнародуя декреты 1810 г., преследовал
три цели — во-первых, извлечь прибыль из торговли, с
которой он не мог справиться; во-вторых, поддержать
французскую промышленность, и, в-третьих, обеспечить
французскую монополию не только на промышленную
продукцию, но и на распространение колониальных то-
варов. Однако эти декреты, вместо того чтобы способ-
ствовать процветанию Франции, имели совершенно про-
тивоположные последствия. После того как спекуляция
колониальным импортом стала обычным делом, собы-
тия 1810 г. принесли всеобщее разорение, поскольку
позиции французских купцов подорвал новый импорт,
а иностранные купцы лишились своих запасов. Внутри
и в равной степени вне Франции следствием этого стала
волна банкротств и сужение кредита, причем последнее
привело к рапространению кризиса на промышленность
(многим промышленникам ничего не оставалось, кроме
как брать ссуды на очень тяжелых условиях, чтобы пе-
режить всеобщее падение цен).
Последовал период общей депрессии. По хлопку и
шелку производство упало на четыре пятых, тогда как
производство шерсти сократилось примерно вдвое. Но
катастрофа не ограничивалась текстильной промыш-
ленностью: пятая часть рабочих и ремесленников, за-
нятых в Париже производством предметов роскоши,
также оказалась без работы. К тому же, как будто все-
го этого было мало, период 1809-1811 гг. сопровож-
дался необычно суровыми зимами, а также циклона-
ми, засухами и наводнениями, при этом урожаи, от
которых зависела значительная часть французской про-
мышленности, упали наполовину-две трети, а цены на
продовольствие подскочили на целых 100 процентов.
Между тем все это свалилось на страну, уже обреме-
ненную постоянно растущими налогами. Наполеону,
бывшему более не в состоянии заставить ведомые им
375

войны окупать себя, ничего не оставалось, кроме повы-
шения налогов: так, доход от косвенного налогообло-
жение за 1806-1812 гг. вырос вчетверо.
Имперский режим, столкнувшись с этим кризисом,
не остался безразличным. Напротив, он попытался вы-
править положение с помощью потока указов и декретов.
Последовали крупные программы общественных работ, а
ремесленникам и мастеровым была оказана помощь по-
средством правительственных контрактов, организации
государственных мастерских и даже издания новых пред-
писаний, относящихся к одежде, которую полагалось но-
сить при дворе (каждый новый костюм был благодеяни-
ем для мелкого портного). Принимались меры по усиле-
нию благотворительности: в мае 1811 г. Наполеон при-
казал выделить 300 000 франков благотворительным ко-
митетам в Париже, вдобавок среди бедняков в большом
количестве распределялась похлебка. Наконец, предпри-
нимались отчаянные усилия для обеспечения поставок
зерна. Все это, если не считать Парижа, было бесполез-
но, и многие районы Франции поразили нищета и стра-
дания. Резко выросла смертность, больницы и богадель-
ни были переполнены, а крупные группы населения впа-
ли в нищету — в Гарде в начале 1812 г. почти треть насе-
ление питалась в суповых кухнях, и даже в Тулоне, где
наихудшим последствиям депрессии не дало проявиться
наличие крупных военных судоверфей, помощь такого
рода получали 2000 человек. Не удивительно, что в ре-
зультате во Франции вновь появились серьезные пробле-
мы с сохранением общественного порядка. Во многих
районах страны случались хлебные бунты, на севере объя-
вился луддизм, в отдельных местах распространилось по-
прошайничество, большие группы нищих наводили страх
на селян, и впервые с начала консульства повсюду вновь
появились разбойничьи шайки.
Как и раньше, к общей сумятице добавлялся религи-
озный вопрос. С помощью конкордата 1801 г. Наполеон
купил мир с церковью, но он вскоре оказался в опасно-
сти. К 1809 г. споры с Пием VI о границах папской
376

власти привели к аннексии Рима и Папской области.
Начала раскручиваться спираль репрессалий и контр-
репрессалий, которая завершилась отлучением Наполе-
она от церкви, заключением Пия в тюрьму* и кризисом
французской церкви. Насколько эти события были свя-
заны с растущим беспорядком — вопрос спорный (духо-
венство в целом не проповедовало вооруженное сопро-
тивление, а в народе-инакомыслие обычно выражалось
в форме участия в пиетистическои традиционалистской
секте, petit église), но вполне возможно, что растущая
сумятица способствовала распространению беспокойства
и неуверенности даже среди "знати". А то, что "знать"
отворачивались от империи, почти не подлежит сомне-
нию. Пока что открытой политической оппозиции не
было. Хотя заключение папы в тюрьму подействовало
как стимул оживления роялизма, следствия этого были
не очень серьезными. Правда, кризис привел в 1809 г. к
созданию нового тайного роялистского общества,
Chevaliers de la Foi*, но, если не считать пропаганды,
его деятельность оставалась ограниченной заговорщи-
чеством "плаща и шпаги" самого несерьезного характе-
ра. Другие роялисты нашли общий язык с недовольны-
ми республиканцами, что было более практично и при-
вело к тщательно разработанному заговору, направлен-
ному на организацию восстания в Тулоне и Марселе,
причем эти планы были полностью раскрыты только
зимой 1812-1813 гг. А самым драматичным стало дело
генерала Мале (Malet)* в октябре 1812 г., когда горстка
заговорщиков чуть не организовала в Париже времен-
ное правительство. Хотя всем этим занималось ничтож-
ное меньшинство, тот факт, что "знать" в подавляющем
большинстве не принимала участия в активной оппози-
ции империи, совсем не говорит о том, что она была ее
ревностным сторонником. На самом деле многие пред-
ставители "знати" старательно делали все от них зави-
сящее, чтобы сохранить непричастность к ее деятельно-
сти, вдобавок к концу 1812 г. обычными стали сообще-
ния о том, что даже должностными лицами режима, в
377

общем, чаще движут своекорыстные интересы, а не пре-
данность императору. Другими словами, "гранит", на
который некогда опирался Наполеон, все больше и боль-
ше превращался в зыбучий песок.
КАТАСТРОФА В РОССИИ
Хотя власть Наполеона во Франции, а на самом деле
и в остальной части Европы, была хрупкой, ей пока что
ничего серьезно не угрожало. Эту ситуацию изменила
имевшая разрушительные последствия русская кампания
1812 г., и именно события этой кампании породили миф
о том, что Первую империю уничтожила "народная вой-
на". Однако на самом деле на этот довод трудно опирать-
ся. Расчет Наполеона на победу в России строился един-
ственно на уничтожении основной массы русской регу-
лярной армии, сохранив при этом достаточную силу, что-
бы вынудить Александра заключить мирный договор (по-
скольку вооружение крепостных крестьян и формирова-
ние из них настоящего народного ополчения, с полити-
ческой и социальной точки зрения, представлялось со-
вершенно немыслимым). На практике из этого следова-
ло, что победы удастся добиться, как планировал Напо-
леон, относительно недалеко от границы, так как поход
в глубь страны неизбежно привел бы к таким потерям,
которые в конечном счете сделали бы вторжение совер-
шенно бессмысленным. Если победа русских действитель-
но была обусловлена участием народа в войне, то, следо-
вательно, надо доказать, что оно сыграло основную роль
в отсутствие нового Фридланда где-то на западной гра-
нице.
Доказательства существования "народной войны" в
России, по крайней мере на первый взгляд, представля-
ются совершенно неотразимыми. Во-первых, Александр
ответил на французское вторжение рядом проникновен-
ных обращений к народу, например от 18 июля, гласив-
шим: "Мы призываем все наши гражданские и религи-
378

озные общины к сотрудничеству с нами во всеобщем вос-
стании против мирового тирана"4. Эти воззвания были
поддержаны отрежиссированными мероприятиями, при-
мерами которых служат собрания купечества и дворян-
ства, созванные, когда Александр приехал в Москву в
июле 1812 г., не говоря уже об общем изменении атмо-
сферы режима. Начиная с 1801 г. в России возобновились
нескончаемые споры между "западниками", видевшими
решение российских проблем в применении западных
образцов правления и общества, и "славянофилами", ко-
торые считали, что Россия должна искать спасение в соб-
ственных традициях и установлениях, причем до сих пор
Александр находился под влиянием именно первой тен-
денции. Но, когда царь разорвал отношения с Наполео-
ном, славянофилы вернулись в фавор: Сперанский в мар-
те 1812 г. был отправлен в отставку, а его место занял
адмирал Алексей Шишков, вдобавок назначение на пост
московского губернатора получил граф Федор Ростопчин.
Оба они, ярые противники Сперанского, были одержимы
идеей защиты дворянства и охраной русских языка и
культуры от того, что они считали разлагающим запад-
ным влиянием, и ассоциировались с набирающей силу
романтической традицией, имеющей глубокие корни в
правослгшной религии. Под их влиянием традиционализм
вновь вошел в моду, при этом предпринимались попыт-
ки изгнать из общества просвещенную мысль и раздуть
патриотизм до горячечного уровня, вдобавок сам Алек-
сандр, в муках переживавший обращение к религии, все
время демонстрировал свою верность православной цер-
кви, войну же изображали как священный крестовый
поход. Более того, 20 августа "германца" Барклая де Толли
заменил князь Михаил Кутузов, ставший командующим
всех войск, противостоящих Наполеону. Кутузов может
служить идеальным примером духа подлинно "русской"
войны (в молодости он служил у выдающегося генерала,
Алексея Суворова*, бывшего защитником специфически
русского способа ведения войны, основанного на "культе
штыков").
379

Итак, с самого начала режим изображал войну как
патриотическую битву и старался тем или иным спосо-
бом умиротворить общественное мнение, которым, бо-
лее того, перестали пренебрегать (причем это заключа-
лось не только в демонстрации большого внимания к
нему во время непрерывного отступления первых двух
месяцев кампании, но и на назначение Кутузова Алек-
сандра заставили пойти народные требования). А на-
сколько искренний отклик находило все это у населе-
ния? В среде элиты война, несомненно, привела к зна-
чительному подъему патриотического духа. Так, в санкт-
петербургских театрах освистывались французские пье-
сы, дворяне стали избегать разговоров на французском
языке (применение которого до того было обычным), а
события кампании неустанно обсуждались в классных
комнатах и гостиных. Вскоре появилась и значитель-
ная материальная поддержка. Определенное число мо-
лодых людей записалось в патриотические доброволь-
ческие части, московские купцы поклялись выделить
больше двух миллионов рублей деньгами, а дворянство
жертвовало огромные суммы в виде столовых принад-
лежностей из драгоценных металлов и ювелирных из-
делий и "давало" многие тысячи крепостных для служ-
бы в армии и ополчении. Всего этого, вероятно, и следо-
вало ожидать — дворянство было напугано тем, что На-
полеон освободит крепостных крестьян, а православная
церковь питала неослабную вражду к французскому "ате-
изму" — ну, а что же народ? И здесь есть определенные
свидетельства, говорящие о реальном вовлечении его в
войну. В армии русский Кутузов был, безусловно, го-
раздо более популярен, чем такие, как Барклай, "гер-
манцы", к тому же необычайную жестокость, повсемест-
но проявляемую войсками, вероятно, можно истолко-
вать как свидетельство вновь обретенного патриотичес-
кого воодушевления. А что касается простого народа, то
мадам де Сталь утверждала, что крестьяне " с вооду-
шевлением идут в добровольцы", при этом их хозяева
"выступают лишь в роли их представителей" при от-
380

правке на службу5. Между тем огромные толпы привет-
ствовали царя, когда он в июле приехал в Москву, а
эвакуацию из столицы два месяца спустя подавляюще-
го большинства ее населения под угрозой занятия ее
французами можно совершенно справедливо отметить
как не имевшую ранее параллелей в европейской воен-
ной истории. И еще, несомненно, что особенно на после-
дних этапах кампании, по крайней мере некоторые, кре-
стьяне действительно брались за оружие и страшно мсти-
ли тем захватчикам, которые, к своему несчастью, по-
пали к ним в руки.
Тем не менее, несмотря на все это, данные свидетель-
ства вызывают определенные сомнения. Если русская
армия храбро сражалась, то здесь нет ничего нового —
русские армии славились своей отвагой и способностью
быстро восстанавливать силы еще в XVIII столетии. Рус-
ские войска, конечно, чрезвычайно выросли численно в
1812 г., но это в целом было достигнуто путем принуж-
дения: интенсивно использовалась традиционная систе-
ма воинской повинности (указы, определяющие, сколь-
ко "душ" подлежит направить в рекруты на каждую сот-
ню крепостных), причем в 1812 г. было предписано про-
ведение не менее трех таких наборов в армию, воинская
повинность также использовалась для того, чтобы со-
брать в конечном итоге 223 000 ополченцев, призван-
ных на службу в недавно сформированное ополчение
(более того, дворяне, отдавая многочисленных крепост-
ных в армию и ополчение, никоим образом не упускали
из виду своекорыстные интересы, продолжая, как и рань-
ше, использовать военную службу как способ избавить-
ся от ленивых, бестолковых и причиняющих беспокой-
ство работников). Ничего интресного в этом отношении
мы не найдем в 8 добровольческих егерских полках, 47 но-
вых казачьих полках и 9 полках татар, калмыков, баш-
кир и прочих рассортированных по группам кочевни-
ков, которые появились в 1812 г. Егеря явно происхо-
дили из состоятельных слоев населения, а казаки либо
из того же источника, либо из свободных крестьян, ко-
381

торые так и назывались. Что же касается татар и им
подобных, то они в действительности были племенны-
ми наемниками, не имевшими никакого чувства соли-
дарности с Россией. Все это можно сказать и в отноше-
нии крепостных крестьян, ведь этот, да простит нам
мадам де Сталь, набор на военную службу (как и рань-
ше, на полный срок, двадцать пять лет) встречался в
лучшем случае с пассивным неохотным согласием, а в
худшем — с открытой враждебностью. Он не только про-
должал порождать всеобщие жалобы, в декабре 1812 г.
вспыхнули серьезные волнения в полках ополченцев,
набранных в Пензенской губернии. Да и враждебное от-
ношение к крепостному праву никуда не делось: многие
крепостные не только поджидали Наполеона с петиция-
ми об его отмене, но и поднимали внушительные вос-
стания против местных помещиков в Литве, а также в
окрестностях Витебска и Перми. Более того, даже когда
крепостные брались за оружие, остается вопросом, дви-
гало ли ими чувство патриотизма: как в Калабрии, да
и, конечно, Испании, нельзя сбрасывать со счета как
весьма правдоподобные причины грабеж, самооборону,
желание отмщения и обычную нищету. А если у кресть-
ян был выбор, то они, видимо, скорее держались в сто-
роне от войны и уклонялись от участия в действиях, по
своему характеру напоминающих тактику "выжженной
земли", на которые обычно ссылаются как на третий
главный элемент этой мнимой "народной войны". Так,
хотя деревни, безусловно, разрушались, урожай сжи-
гался и отравлялись колодцы, все это было по большей
части делом рук казаков и регулярной армии (когда
французы прорывались в районы, где не проходили от-
ступающие русские, все это зачастую оказывалось не-
тронутым). Следовательно, утверждения о массовой на-
родной поддержке войны против французов явно оста-
ются спорными.
Да и сам режим вряд ли бы с восторгом отнесся к
стихийному народному ополчению. В одном из воззва-
ний Александра было четко сказано: "Я поручил орга-
382

низацию набора рекрутов дворянам всех губерний"6. По-
скольку дворяне боялись восстания холопов, народ сле-
довало держать в узде; так, Ростопчин даже приветство-
вал то, что основную массу ополченцев пришлось воору-
жить пиками, по той причине, что это оружие "никуда
не годится и безобидно"7. Более того, крестьян из окре-
стностей Москвы, взявшихся за оружие, чтобы проти-
востоять французским фуражирам, местные дворяне об-
виняли в том, что они бунтовщики. На самом деле, даже
имущим сословиям не давали никакой возможности вы-
сказать свое мнение: когда Ростопчин узнал, что некото-
рые московские дворяне хотят поговорить с Александ-
ром о борьбе за победу, он осудил их инициативу как
"дерзкую, предосудительную и опасную"3. Поэтому, при
рассмотрении партизанской войны, которую вели рус-
ские во второй половине кампании, мы обнаруживаем,
что, хотя отдельные офицеры несомненно подталкивали
крестьян к восстанию, ее основной силой был совсем не
народ, а казаки и регулярная кавалерия.
Даже если оставить в стороне все эти сомнения, все
равно окажется, что "народная война" почти не играла
роли в разгроме Наполеона. Как будет показано, Наполе-
он, вероятно, уже почти проиграл войну к тому времени,
когда он дошел до Смоленска, и уж точно проиграл ее,
когда добрался до Москвы. Если это так, то рассматрива-
емый вопрос в целом теряет смысл. Ведь не только крес-
тьяне, как представляется, не оказывали почти никако-
го сопротивления до того, как "великая армия" подобра-
лась к Смоленску, при этом призывы православного ре-
жима не имели никакого значения для католиков и ев-
реев, населявших западные пограничные территории, но,
хотя Александр призвал в армию много солдат, они в
большинстве своем попали в армии довольно поздно: к
Бородинскому сражению в войсках, противостоящих
Наполеону, было не более 25 000 новобранцев и пример-
но 15 000 сформированного ополчения*.
Так почему же тогда Наполеон потерпел неудачу? Ког-
да 24 июня разразилась война на бумаге, шансы на бы-
383

струю победу казались очень высокими. Не считая глав-
ным образом прусских и австрийских армий, которые
Наполеон развернул, чтобы прикрыть свои фланги, у
него было не меньше 375 000 человек, сосредоточенных
на реке Неман на фронте длиной семьдесят пять миль
между Ковно (Каунас) и Гродно, и еще 80 000 человек в
резерве в тылу, при этом общая численность всех имевших-
ся у него войск доходила до более чем 600 000 человек.
Этим силам противостояло не более 175 000 русских,
поддерживаемых лишь разношерстным собранием учеб-
но-запасных формирований (хотя при этол* крупные под-
разделения регулярных войск, высвобожденные недав-
ними дипломатическими соглашениями с Швецией и
Турцией, медленно двигались в Белоруссию). Русские
силы были развернуты в две армии на очень широком
фронте, не было никакого порядка в командовании ими,
принятый стратегический план оказался в своей сущно-
сти негодным, и не было никаких оснований считать,
что качество армии хоть сколько-нибудь лучше, чем при
Аустерлице или Фридланде. Но, несмотря на это, быст-
рой победы, на которую рассчитывал Наполеон, добить-
ся не удалось. "Великая армия", сдерживаемая плохи-
ми дорогами, не отвечающей требованиям рекогносци-
ровкой — французская кавалерия вскоре начала табуна-
ми валиться у обочин дорог, при этом некоторые соеди-
нения к началу июля потеряли четверть лошадей, — ко-
мандирами, попавшими в непривычеую ситуацию, и, в
сущности, своим размером, двигалась необычно медлен-
но. Да и сам Наполеон был уже не тот динамичный ру-
ководитель, как в молодости, все больше полнел и до-
вольно неважно себя чувствовал. Следствия всего этого
были предсказуемы. Русским, не менее трех раз ускольз-
нувшим от охвата французами, наконец удалось сосре-
доточить свои войска в Смоленске, предоставив "Вели-
кой армии" медленно тащиться по их следу. А по мере
продвижения Наполеона началось разложение его вой-
ска. Во-первых, неблагоприятную роль играла погода,
поскольку периоды жуткой жары перемежались обиль-
384

ными ливнями. Во-вторых, логистическая ситуация
вскоре превратилась в хаос, поскольку воинские части
обгоняли свои продовольственные обозы и обнаружива-
ли, что бедные, редконаселенные пограничные области,
к тому же опустошенные отступавшими русскими, не
могли удовлетворить их потребности. В результате из
375 000 человек, собранных Наполеоном, к моменту до-
стижения окрестностей Смоленска было потеряно при-
мерно 100 000 человек из-за болезней и дезертирства, вдо-
бавок еще 90 000 человек пришлось выделить на охрану
линий сообщения императора с границей. Оставалось
лишь 182 000 строевых войск, а потери лошадей в кава-
лерии и тягловых животных соответственно были еще
тяжелее. Но, как бы то ни было, не все было потеряно.
Хотя обеим русским армиям наконец удалось соединить-
ся в Смоленске, они по-прежнему насчитывали не боль-
ше 120 000 человек и к тому же находились почти в
таких же стесненных обстоятельствах, как и французы.
Короче, тяжелый удар еще мог оказаться решающим, по-
скольку, если бы защитники Смоленска — основная часть
русской армии — были разбиты, появлялись шансы на
то, что Александр все же пойдет на мир, так как настоя-
щая мобилизация народа, необходимая для замены регу-
лярных частей, была совершенно невозможной.
Но, на самом деле, победы при Смоленске не после-
довало, причем Наполеон и его старшие командиры про-
явили еще большую неумелость в том, что позволили
русским оторваться от их численно превосходящих сил
и отступить на восток. Вместе с ними, вероятно, улету-
чился последний шанс Наполеона на победу. Поскольку
Александр по-прежнему отказывался пойти на мир, у
императора не оставалось-никакого выбора, кроме как
продолжить поход в расчете, что, угрожая Москве, он
все же сможет вынудить русских к решающему сраже-
нию. Надежды на него, однако, почти не было, посколь-
ку шансы императора на решающую победу стали еще
меньше после того, как последовавший марш на 280 миль
на восток добавил к 20 000 человек, потерянных в Смо-
13. Наполеоновские войны 385

ленске, еще 16 000, которых он был вынужден выде-
лить для охраны своих коммуникаций. А связано это
было, в частности, с тем, что "Великая армия" впервые
начала сталкиваться с нерегулярным сопротивлением.
К тому времени, когда Кутузову пришлось принять ре-
шение о сражении при Бородино, шансы его выросли
еще выше: теперь армия Наполеона насчитывала не бо-
лее 130 000 человек.
Даже тогда дешево доставшаяся и сокрушительная
победа могла бы еще принести успех, и в какой-то мо-
мент казалось, что это вновь во власти императора, по-
скольку Кутузов не только развернул свою армию в та-
кой позиции, что ей угрожала смертельная опасность
быть обойденной с флангов с юга, отрезанной от Моск-
вы и окруженной на берегу Москвы-реки, но и так рас-
положил свой командный пункт, что это было по мень-
шей мере странно. Однако, к его счастью, в этот раз воен-
ное искусство Наполеона оказался на еще более низком
уровне. Во-первых, не имея на то никаких разумных
причин, император отверг план стратегического окру-
жения левого фланга русских и вместо этого остановил-
ся на серии массированных фронтальных атак, которые
требовали предельного напряжения сил от его измотан-
ной и деморализованной армии и не могли не привести
к тяжелым потерям, в частности потому, что после без-
мятежных дней 1805-1807 гг. французская тактика пре-
терпела значительные изменения. Так, поскольку рядо-
вой состав комплектовался новобранцами, появилась
тенденция к применению грубой силы вместо мастер-
ства: теперь французы, обычно, атаковали огромными
дивизионными колоннами, которыми было трудно ма-
неврировать и которые являли собой прекрасную ми-
шень для артиллерии противника, - а русская артилле-
рия славилась хорошей прислугой, крупными калибра-
ми и многочисленностью.
При таком плане сражения победить можно было в
единственном случае — если удастся посеять панику в
рядах русской армии. Но можно было ожидать чего угод-
386

но, только не этого: не говоря уже об усилиях Кутузова
внушить солдатам горячие религиозные и патриотичес-
кие чувства и о том, что позиция русских была столь
тесной, что солдаты буквально не могли пошевелиться,
русские войска были доведены до такого звероподобного
состояния, что они просто не могли бежать по своему
почину — как писал свидетель-британец: "У них, взятых
из рабства, нет и мысли о том, чтобы действовать по сво-
ему разумению, когда рядом кто-нибудь из начальства"9.
Вследствие этого французы столкнулись с упорнейшим
сопротивлением. За яростными атаками следовали еще
более яростные контратаки, основные позиции по несколь-
ко раз переходили из рук в руки, и даже видавших виды
наблюдателей потрясла свирепость схватки. Однако по-
степенно даже русских удалось пересилить, и к полудню
их линия фронта начала давать трещины, вследствие чего
Наполеона несколько раз просили бросить в бой 18 000
человек Императорской гвардии, составлявших его по-
следний резерв. У императора, рассчитывавшего только
на решающую и сокрушительную победу, не было друго-
го выбора, кроме как ввести в сражение всех солдат, ко-
торыми он располагал, но он, настроенный на то, чтобы в
целостности сохранить на будущее хотя бы одно соедине-
ние, не сделает этого, хотя просто 18 000 человек вряд ли
имели бы какое-нибудь значение, если бы в тот момент
не удалось полностью разгромить русских. Было ли дело
в том, что император устал и был болен, но он явно либо
безнадежно ошибся в оценке реальной ситуации, либо
его просто оставило мужество.
Ранним вечером сражение постепенно приблизилось
к концу, поскольку французам удалось выбить русских
со всех занимаемых ими позиций и нанести ужасающий
урон большей части их формирований*. Пали двадцать
три генерала, примерно 44 000 убитых и раненых, мно-
жество солдат, отбившихся от своих частей, артилле-
рия осталась без боеприпасов и в значительной мере ли-
шилась материальной части, а уцелевшие выбиты из
колеи и измотаны. Но и французы были не в лучшей
13* 387

форме. Их потери составляли не меньше 28 000 чело-
век, и они тоже были совершенно обессилены. Хотя,
может быть, еще одного усилия хватило бы, чтобы раз-
громить Кутузова, но ему фактически удалось ускольз-
нуть и организовать более или менее упорядоченное от-
ступление.
Итак, несмотря на все усилия Наполеона, основная
русская армия осталась невредимой, и теперь война была
окончательно проиграна. Хотя французы без боя заня-
ли Москву, Наполеон был не способен на большее - как
язвительно заметил Клаузевиц:
"Он добрался до Москвы с 90 000 человек, в то время
как ему надо было прийти туда с 200 000"10.
Посколько Москву немедленно подожгли агенты гра-
фа Ростопчина, повсюду вокруг войск Наполеона раз-
вернулись партизанские действия*, отчаянно не хвата-
ло продовольствия, армия Кутузова восстанавливала свои
силы всего лишь в 75 верстах к югу, крупные регуляр-
ные части наступали на его слабо защищенные линии
сообщения с севера и юга, дисциплина л моральное со-
стояние его армии дошли до критической точки, а для
ведения военных действий оставалось не более 95 000
человек, положение его было явно безнадежным.
Когда в один прекрасный день стало ясно, что Алек-
сандр не собирается идти на заключение мирного дого-
вора, отступление сделалось неизбежным, и 19 октября
войска уже вышли из города. Сначала планировалось
двигаться на юг, чтобы выйти к Смоленску не по тому
пути, по которому армия шла летом, но 23 октября фран-
цузский авангард столкнулся у Малоярославца с арми-
ей Кутузова. В происшедшем на следующий день жес-
током сражении французы добились тактического успе-
ха, который мог способствовать осуществлению цели На-
полеона, заключавшейся в отступлении на Смоленск
через Медынь, Юхнов и Ельню. Тем не менее Наполеон,
очевидно из страха, что марш из Малоярославца на за-
пад подтолкнет Кутузова на атаку его фланга, вместо
388

этого отдал приказ держать курс на север по той же
дороге, по которой армия шла раньше.
Последовало "отступление из Москвы", которое, бла-
годаря пустячной истории в Малоярославце*, очень пло-
хо началось, поскольку продолжительная заминка, вы-
званная ею, заставила потратить попусту не только драго-
ценные припасы, но и неделю довольно хорошей погоды.
"Великая армия", на каждом метре пути подгоняемая
казаками и крестьянскими отрядами, кроме того, с само-
го начала сентября подвергалась атаке двух новых про-
тивников — сильных снегопадов и страшных холодов.
Между тем армия Кутузова несколько раз разрезала ее
колонну на две части, из-за чего то одному, то другому
корпусу приходилось непредвиденно поворачивать назад
на помощь окруженным частям ценой все более отчаян-
ных схваток. Поскольку армия была обременена огром-
ными караванами награбленного имущества и нестрое-
вых военнослужащих, не хватало продовольствия, теп-
лой одежды и надлежащей обуви, и войска все время
находились в походном порядке, часть за частью теряли
всю свою силу, так как люди умирали сотнями или исче-
зали, присоединяясь к все время растущей толпе отстав-
ших. Уцелевшие, чудом избежав полного разгрома, ког-
да в последнюю неделю ноября на Березине они подверг-
лись атакам со всех сторон, несмотря на трудности, шли
вперед под командованием маршала Нея (Ney) (сам На-
полеон 5 декабря на быстроходных санях уехал в Па-
риж), но их вынудили бросить почти все оставшиеся пуш-
ки и багаж, и к моменту подхода к границе в начале
декабря их оставалось всего лишь 20 000 человек.
Итак, русская кампания привела, по словам Клаузе-
вица, "к самому завершенному мыслимому результату"11.
Из 140 000 человек, участвовавших в отступлении (счи-
тая не только тех, кто вышел из Москвы, а еще и мно-
гие тысячи присоединившихся к ним по пути) было по-
теряно 120 000, при этом французские потери за эту
кампанию в целом насчитывали примерно полмиллио-
на человек. Почему произошла такая катастрофа? Хотя
389

участие народа в воине возможно в определенной степе-
ни и увеличило ее масштабы, гораздо более важную роль
сыграли климат и география, а также материальные и
организационные недостатки "великой армии". Посколь-
ку единственным шансом на победу являлся быстрый
триумф, который заставил бы Александра сесть за стол
мирных переговоров, кампания была авантюрой, кото-
рую не стоило затевать, а также предметным уроком На-
полеону о том, что необходимо умерить свои требования
к Европе. У фактически дезертировавшего Наполеона
уже появился определенный реализм, но, тем не менее,
он не внял этому предупреждению, и поэтому теперь он
вел Францию к новым катастрофам, из которых даже
он сам не мог выйти невредимым.
ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ ВОЙНА
Теперь, когда остатки "великой армии" выдворили
за границу, а русские армии обдумывали вторжение в
Польшу, можно было бы предположить, что Европа
взметнется во всеобщем восстании. Но этого не случи-
лось. Точно так же, как поражение в России Наполеону
нанес не народ, а режим, так и в 1813 г. Наполеон про-
играл не народам Европы, а великим державам.
На первый взгляд, такое суждение может показаться
неожиданным, поскольку и в Германии, и в Италии на-
полеоновский период отмечен появлением национализ-
ма, который прежде всего заключался в противостоя-
нии французскому господству. Если начать с Германии,
то здесь даже до французской революции молено было
услышать о том, что у немцев есть "национальный ха-
рактер", который отличается от французского и неизме-
римо привлекательнее последнего, вдобавок с француз-
ским неоклассицизмом соперничало литературное тече-
ние "Sturm und Drang" (буря и натиск). Этот культур-
ный национализм, возбуждаемый не только простым
раздражением господством "философов", получил мощ-
390

ное теоретическое обоснование в трудах Иоганна Герде-
ра (Johann Herder). Так, согласно Гердеру, нелепо без
оглядки следовать французским образцам, как будто в
них заключена какая-то универсальная истина, так как
каждая нация является организованным сообществом,
отличающимся от других историей, культурой и язы-
ком. Здесь мы подходим к вопросу о влиянии романтиз-
ма. Для таких личностей, как Фридрих Шлейермахер
(Friedrich Schleiermacher), Генрих фон Клейст (Heinrich
von Kleist), Адам Мюллер (Adam Müller), Фридрих Ян
(Friedrich Jahn), Йозеф Горрес (Joseph Gorres), Эрнст
Арндт (Ernst Arndt) и Иоганн Фихте (Johann Fichte),
спасение Германии заключалось в возрождении древ-
них тевтонских обычаев и культуры, которым в то вре-
мя угрожали инспирированные французами реформы.
Найдя опору в растущей моде на фольклор, они требо-
вали, чтобы немецкий народ воспитывали в духе "не-
мецкости". Следовало избавляться от французского вли-
яния в языке, поддерживать расовую частоту нации и
насаждать культ национального величия путем посто-
янных напоминаний о славных деяниях прошлого. Осо-
бенно важной фигурой в этом плане стал тевтонский
вождь Арминий, который в 9 г. разбил несколько рим-
ских легионов в битве в Тевтобургском лесу. Этот воин,
возведенный в культ как "Германн" и сравниваемый с
такими испанскими героями, как Палафокс, был в то
время использован как образец для сопротивления На-
полеону; фон Клейст даже написал эпическую поэму "Die
Hermannschlacht", в которой почти открыто призывал к
всенародному восстанию. Сражение "Германна" также
упоминалось в знаменитых "Речах к немецкой нации"
Фихте, серии лекций, прочитанных в Берлинском уни-
верситете в 1807-1808 гг. Так:
"Когда вы слышите мой голос, вы слышите также
голоса наших предков. Они отдали свои жизни, что-
бы остановить натиск римлян... Они призывают вас
и молят вас не терять свое право первородства...>Vl2

Многие романтики, возбуждаемые краснобайством та-
кого рода, начали активно готовиться к войне; пальма
первенства здесь принадлежит берлинскому школьному
учителю, Фридриху Яну. Сначала он был рьяным по-
клонником Пруссии Фридриха Великого, но, разочаро-
вавшись событиями 1806 г., переключил свое внимание
на народ. Будучи твердо уверен в его силе, он считал,
что народ следует мобилизовать в великое общенацио-
нальное ополчение, для чего Ян организовал патриоти-
ческую гимнастическую лигу, целью которой являлось
внушение военных ценностей и выпуск крепких, моло-
дых солдат. Кроме того, он основал также новое тайное
общество, Deutscherbund, готовившее восстание, кото-
рое присоединилось к созданному ранее в 1807 г. в Ке-
нигсберге (Калининград) обществу Tugendbund, имев-
шему аналогичные цели.
Итак, задолго до русской кампании в Германии по-
явился яростный антифранцузский национализм, кото-
рый в значительной степени выходил за рамки устано-
вившегося порядка и призывал к самостоятельному осво-
бождению немецкого народа. Между тем, к значитель-
ным трудностям привела общая экономическая депрес-
сия, а в Пруссии еще и поход "великой армии" к рус-
ской границе. Все это стало причиной крупномасштаб-
ного недовольства — в декабре 1811 г. Жером писал:
"Наблюдается глубокоя беспокойство... Советуют сле-
довать примеру Испании, и, если вспыхнет война,
все страны между Рейном и Одером станут ареной
настоящего восстания"13.
Сначала казалось, что эти опасения как будто оправ-
данны. Еще до того, как пришло известие о поражении
Наполеона, война с Россией послужила причиной мно-
гочисленных проявлений недовольства. Когда прусский
король Фридрих-Вильгельм решился на заключение со-
юзного договора с Францией, подготавливающего при-
соединение к вторжению, ряд прежних прусских рефор-
маторов, в том числе Бойен и Клаузевиц, даже отправи-
392

лись в Россию, чтобы с оружием в руках выступить про-
тив Франции. Здесь к ним присоединился Штейн, вы-
званный Александром из богемской ссылки, и всю кам-
панию эта группа изо всех сил старалась возбудить ан-
тифранцузские чувства в Германии, и к тому же был
организован особый Русско-Германский легион, призван-
ный стать острием общенационального восстания. Нельзя
сказать, что усилия Штейна и его сотоварищей по под-
готовке восстания совсем не нашли отклика в Герма-
нии: так, зимой 1812 г. в Восточной Пруссии прошел
ряд антифранцузских выступлений — но они почти не
имели реальных последствий. Во-первых, группировка
романтических интеллектуалов, шумно призывавшая к
войне за освобождение, являлась меньшинством внутри
меньшинства. Культурная элита, к которой они принад-
лежали, почти безусловно отсекалась от скованности тра-
диционного общества университетским образованием, к
тому же даже это меньшинство, представляемое герман-
ской интеллигенцией, не было едино под знаменем на-
родного антифранцузского крестового похода. Роман-
тик Гете (Goethe) по-прежнему был очарован Наполео-
ном, тогда как другие романтики, например Новалис
(Novalis) и Гелдерлин (Hölderlin), понимали под нацио-
нальным возрождением нечто духовное, а не материаль-
ное. Да и не все интеллектуалы относились к романти-
кам, так же как не все националисты были настроены
против французов. Гегель (Hegel), например, считал, что
возрождения Германии можно добиться только за счет
вмешательства диктатора, подобного Наполеону, к тому
же до самого конца многочисленные интеллектуалы со-
храняли твердую приверженность либеральным идеалам,
воплощенным в Рейнском союзе. Примером такой пре-
данности служит позиция, занятая литературными
журналами Галле и Йены, которые принято считать ве-
дущими художественными периодическими издания-
ми того времени. По мере того как власть и амбиции
Наполеона явно становились все более необузданными,
распространялось разочарование в его империи, но даже
393

в 1813 г. люди склада Яна и Арндта оставались в мень-
шинстве.
А если даже интеллигенция была расколота в отноше-
нии взглядов на французское господство, то насколько
же это было справедливо для широких слоев общества?
Поскольку очень сильной была верность партикуляриз-
му — например, в 1815 г. саксонская армия подняла мя-
теж, протестуя против разграбления страны Пруссией, —
национализм являлся концепцией, имеющей самую огра-
ниченную силу; можно сказать, что существовало столь-
ко же Германий, сколько было князей. Это, правда, не ме-
шало идее верности Пруссии, в частности, действовать в
качестве мощного стимула поруганного патриотизма, но
даже здесь были свои пределы. Хотя договор о союзе с
Францией имел унизительный характер (по его услови-
ям остатки прусского государства подлежали француз-
ской оккупации и фактической демилитаризации), фон
Трейчке (von Treitschke) свидетельствует, что лишь двад-
цать один прусский офицер подал в отставку, а Клаузе-
виц, что "едва ли нашелся один человек, который не под-
писался под этим полубезумием"14. Да эта пассивность и
не удивительна. Юнкеры, боявшиеся аграрных беспо-
рядков, всегда с недоверием относились к разговорам
реформаторов о народном восстании и в то время зани-
мались подавлением реакции крестьян на грабеж, вер-
шимый "великой армией". А что касается буржуа, то
они, весьма далекие от того, чтобы с радостью привет-
ствовать планы Шарнгорста и прочих о призыве их в
армию, испытывали неописуемый страх: как писал исто-
рик Нибур (Niebuhr), военную службу следовало оста-
вить простому народу, поскольку "грубый крестьянин
не станет много думать на службе"15. Последнее, но не
по важности: учитывая то, что происходило в 1813 г.,
можно также питать серьезные сомнения в отношении
позиции низших классов, поскольку крестьяне обнару-
живали одинаковую неприязнь к юнкерам и французам
и преследовали единственную цель: защитить свои дома
и урожай.
394

Итак, в целом в Германии сохранялось спокойствие,
и нет сомнений, что все так бы и осталось, если бы не
события русской кампании, быстро лишившие Фридри-
ха-Вильгельма контроля над своим государством. Пер-
вый шаг здесь был сделан командующим прусскими вой-
сками в России, Иоганном фон Йорком (Johann von
Yorck), который, попав в тяжелейшее положение из-за
отступления французской армии, 30 декабря в Тауроге-
не (Таураж) подписал соглашение о нейтралитете с рус-
скими войсками*, отступив затем в Кенигсберг (Кали-
нинград), куда за ним сначала последовали русские под
командованием Витгенштейна, а затем Штейн. Штейн,
которому Александром была поручена мобилизация ре-
сурсов освобожденных территорий, не терял времени на
организацию "народной войны", о которой он столь долго
мечтал. Штейн, созвав неофициальное собрание сосло-
вий, убедил его издать декрет об организации ландвера
(Landwehr), набор в который должен был производиться
на базе всеобщей воинской повинности. Нечего и гово-
рить, что все это поставило Фридриха-Вильгельма в
крайне неудобное положение. Король, боявшийся На-
полеона, который, несмотря на разгром в России, все
еще казался очень сильным, с большим подозрением
относившийся к России и, как и раньше, враждебно на-
строенный к радикальной военной реформе, происхо-
дившей в то время в Восточной Пруссии, стремился в
первую очередь сохранить хорошие отношения с фран-
цузами, хотя на тот случай, если из этого ничего не
выйдет, все же издал указ о всеобщей мобилизации. Од-
нако после разгрома Наполеона, приведшего к большо-
му подъему в среде образованных классов, реформистам
удалось засыпать короля предупреждениями об угрозе
гражданской войны и революции, вдобавок многие до-
вольно консервативные генералы типа Блюхера (Blücher)*
и Йорка стремились взять реванш за катастрофические
неудачи 1806 г. Фридрих-Вильгельм, попавший под та-
кое давление и успокаиваемый русскими гарантиями,
согласно которым за счет территориальных уступок в
395

Польше Пруссию можно было бы восстановить до раз-
меров, равноценных тем, которыми она обладала в 1807
г., поэтому наконец согласился на союз.
Поскольку французские войска, если не считать не-
скольких гарнизонов, в то время, были далеко от Эльбы,
16 марта Пруссия объявила войну Франции, начав та-
ким образом так называемую Befreiungskrieg (освободи-
тельную войну). Поскольку боевые части Пруссии в на-
чале 1813 г. насчитывали всего лишь 65 000 человек,
Фридриху-Вильгельму ничего не оставалось, кроме как
полностью согласиться с программой реформаторов. Так,
3 февраля он издал декрет о том, что молодые люди,
которые в состоянии оплатить стоимость оружия и сна-
ряжения, имеют право записываться в добровольческие
егерские батальоны, 9 февраля — о том, что впредь все
освобождения от призыва в регулярную армию отменя-
ются, 18 марта о том, что ландвер должен формировать-
ся по жеребьевке из мужчин в возрасте между восем-
надцатью и сорока годами, которые не востребованы
армией, а 21 апреля о том, что остаток людских ресур-
сов Пруссии должен служить в ландштурме (Landsturm),
создаваемой на случай чрезвычайных обстоятельств тер-
риториальной гвардии, которая, как предполагалось,
должна была вести партизанскую войну в оккупирован-
ных французами районах. Между тем 18 марта король
издал напыщенное "Обращение к моему народу", в ко-
тором он провозглашал, что "наша независимость и честь
народа... будут сохранены, только если каждый сын
отечества примет участие в происходящем сражении...
за свободу"16.
В чисто цифровом выражении результаты были по-
разительными. К июню 1813 г. регулярная армия, вклю-
чая егерей, увеличила свою численность до 150 000 че-
ловек, а ландвер насчитывал еще 120 000. Насколько
же, однако, все это было следствием подлинного нерод-
ного эытузаизма? Труд фон Трейчке, как и следовало
ожидать, переполнен назидательными историями о пре-
данности борьбе за победу, причем эта картина в опре-
396

деленной степени поддерживается свидетельствами со-
временников — так британский дипломат, сэр Джордж
Джексон (George Jackson), изображает народ как "ар-
мию без вождей, полную нетерпения и готовую в беспо-
рядке и с бурной радостью броситься на врага в надеж-
де вырваться из когтей французов", к тому же, как пи-
сал один офицер ландвера; "В уверенности, что...нации
могут выполнить свое предназначение лишь путем ог-
ромных усилий и благородных деяний, все были полны
решимости на подвиг...ради освобождения Отечества"17.
Самой театральной была реакция в среде интеллектуа-
лов, которые не отказывали себе в удовольствии изобра-
жать величественные картины патриотического вооду-
шевления , а иногда даже поступали на военную служ-
бу, обычно связанную с Freicorps — отдельными мобиль-
ными колоннами, которые развертывались по Германии,
чтобы раздуть сопротивление, и одержали свою круп-
нейшую победу в Гамбурге, где в угоду союзникам 18
марта вспыхнуло народное восстание (то есть через шесть
дней после того, как французы эвакуировали город). И
наконец, многие евреи из средних классов, в которых
вселяли большие надежды реформы Гарденберга, так-
же брались за оружие.
Итак, нет дыма без огня. Тем не менее есть серьезные
свидетельства того, что эта картина народного крестово-
го похода — миф. Что касается средних классов, то их
реакция на воинскую повинность столь же часто была
полна враждебности и страха, сколь и воодушевления.
И Бреслау (Вроцлав), и Кенигсберг (Калининград) про-
тестовали против распространения воинской повиннос-
ти на буржуазию, причем это недовольство нашло ши-
рокое отражение в печати. Буржуазия, по всей видимости,
не горела желанием браться за оружие даже на самых
привилегированных условиях. Так, численность егерей
не превысила 12 000, a Freikorps по большей части со-
стоял из казаков и прусских регулярных иойск, при этом
несколько добровольческих частей, действительно вхо-
дивших в его состав, были рекрутированы главным
397

образом из рабочих и ремесленников, вынужденных за-
писаться в армию нищетой и безысходностью. Напро-
тив, ландштурм разбудил-таки значительный энтузиазм,
но здесь нельзя не отметить, что когда французы полно-
стью ушли на запад и юг, от него вряд ли был какой-то
прок. Между тем, двойственность в среде буржуазии
среди простого народа обернулась открытой враждеб-
ностью, может быть, только кроме разоренной Восточной
Пруссии. Повсеместно распространились побеги и сопро-
тивление. Особенно тяжелой в этом отношении была си-
туация в Силезии: в этой провинция, ранее полностью
освобожденной от воинской повинности, к июню 1813
г. удалось набрать менее половины причитающейся с
нее квоты рекрутов. Между тем во всех частях прусской
армии дезертирство превратилось в серьезную пробле-
му: только за март-июнь 1813 г. скрылись 29 000 слу-
жащих ландвера. Добровольцы не устремились и в Рус-
ско-Германский легион Штейна, который, в конечном
счете, превратился в обычный пехотный полк.
Итак, в действительности, как вынужден был впо-
следствии признать прусский Генеральный штаб, населе-
ние приходилось силой гнать на войну, при этом допол-
нительные аргументы против представлений о народном
крестовом походе можно получить, если рассмотреть, как
прусское правительство рисовало борьбу, и степень, в
которой осталась незатронутой структура общества. Так,
хотя воззвание от 18 марта призывало всех подданных
короля сражаться, они назывались не "пруссаками", а
"бранденбуржцами, силезцами, померанцами [и] литов-
цами", и им напоминали об "ушедших временах Вели-
кого курфюрста и Фридриха Великого"18. Равным обра-
зом и офицеры и солдаты могли награждаться новым
"железным крестом", учрежденным 10 марта Фридри-
хом-Вильгельмом, погибшим воздавались почести, а их
семьям обеспечивалась забота, а немногим проявившим
себя солдатам предоставлялась возможность выдвинуться
из рядового состава, но на самом деле почти ничего не
изменилось, поскольку в пределах возможного не нару-

шалось социальное и экономическое положение юнкер-
ства. Итак, не касаясь того, как юнкеры выиграли от
освобождения крепостных, они не только продолжали
господствовать в офицерском корпусе, но и держали под
жестким контролем простой народ, как показала судьба
ландштурма, для которого был сначала установлен ряд
правил, настолько жестких, что они в конечном счете
сводили к нулю его главное назначение и, в сущности,
его ликвидировали. Между тем аналогичные оценки
можно сделать и в отношении роли национализма в кам-
пании, поскольку, хотя Александр и Фридрих-Вильгельм
поддерживали свою кампанию призывами к общенаци-
ональному восстанию, совершенно очевидно, что их це-
лью в первую очередь являлось заставить других гер-
манских правителей отказаться от союза с Наполеоном,
так как ни тот ни другой не был заинтересован в объ-
единении Германии.
Но, если популярная концепция Befreiungskrieg вы-
зывает столь серьезные сомнения, то что же привело к
разгрому Наполеона в 18.13 г.? Ответ на это прост: к
тому времени развалилась вся его система ведения вой-
ны. Так, до 1813 г. все кампании Наполеона сводились
к устранению противников по одному. Однако в 1813 г.
положение изменилось. Наполеон, приложив героичес-
кие усилия, без подготовки собрал в Германии новую
армию, насчитывавшую более 200 000 человек, а с эти-
ми войсками он вполне был в состоянии выстоять про-
тив имевших примерно такую же численность сил, ко-
торые тогда могли выставить против него Пруссия и Рос-
сия, и дал им серьезный отпор у Лютцена и Баутцене. И
все же, хотя Александр и Фридрих-Вильгельм находи-
лись на грани краха, "великая армия" не сумела раз-
вить успех — из-за того, что Наполеон не смог заменить
десятки тысяч лошадей, потерянных в русской кампа-
нии, очень не хватало кавалерии, необстрелянные ново-
бранцы, призванные в рядовые, были слишком моло-
ды, чтобы выдержать тяготы этой кампании, а фран-
цузские генералы явно уже прожили лучшие годы своей
399

жизни. В результате русские и пруссаки устояли, по-
скольку император дал им передышку, предложив вре-
менное прекращение военных действий, за чем последо-
вало заключенное в Плейсвице (Piaswitz) двухмесячное
перемирие, длившееся с 4 июня по 13 августа 1813 г.19
Теперь мы подходим к поворотному пункту этой кам-
пании, поскольку перемирие закончилось со вступлени-
ем Австрии в войну, а это добавило к противостоящим
Наполеону силам не только австрийскую армию, но еще
и шведов, которых благоразумный Берна дот предусмот-
рительно удерживал от участия в конфликте, несмотря
на договор о военном союзе, подписанный им с Алек-
сандром в апреле 1812 г. Меттерниху, скорее вынуж-
денному принять участие во вторжении в Россию, с тру-
дом удавалось балансировать между Францией и Росси-
ей. Он понимал, что полная победа одной из сторон не
может не означать катастрофу для Габсбургов, и очень
боялся националистического подъема, который Штейн
и его сторонники пытались возбудить по всей Централь-
ной Европе. При таких обстоятельствах единственной
надеждой представлялось достижение какого-то ком-
промиссного мира, а поскольку курс на это создавал пер-
спективу восстановления престижа и независимости Ав-
стрии, канцлер воздерживался от союза с Францией и
предлагал услуги Австрии в качестве посредника. Бо-
лее того, когда Пруссия вступила в войну, стало еще
больше причин, чтобы добиваться урегулирования, по-
скольку условия этого сделали ясным, что ей будут пред-
ложены новые территории в Германии, из чего следо-
вал вывод, что Австрия находится в реальной страте-
гической опасности (потенциальной "жертвой" была не
только Саксония, но Фридрих-Вильгельм был в то вре-
мя жестко связан с Александром очевидным корысто-
любием). Хотя Александр предлагал Меттерниху очень
выгодные условия вступления в войну, последний по-
этому сохранил нейтралитет Австрии и предпринял со-
гласованную попытку убедить противостоящие сторо-
ны начать переговоры, а между тем мобилизовал авст-
400

рийскую армию и изо всех сил старался, насколько
возможно, обеспечить защиту тем небольшим государ-
ствам, которые, как Баварию и Саксонию, в то время
запугивала Пруссия.
Для достижения своих целей Меттерних хотел орга-
низовать всеобщую мирную конференцию, но в данном
случае ему пришлось пойти на личные переговоры сна-
чала с Александром, а потом с Наполеоном*. Результа-
ты его переговоров с союзниками, скрепленные подпи-
санной 27 июня в Рейхенбахе (Дзержонев) конвенцией,
заключались в следующем: если Наполеон не согласит-
ся отказаться от Иллирийских провинций в пользу Ав-
стрии, признать независимость государств Рейнского
союза, вернуть территории, захваченные в 1806 г, у Прус-
сии, и ликвидировать Великое Герцогство Варшавское,
Австрия 20 июля вступит в войну. Наполеон, столкнув-
шийся с этими условиями в Дрездене, отмел попытки
Меттерниха представить их в благоприятном свете и по-
клялся, что продолжит войну. Но император, стремив-
шийся выиграть время, чтобы подтянуть как можно боль-
ше подкреплений и улучшить подготовку своих неопыт-
ных армий, все-таки согласился принять участие в кон-
ференции в Праге, вследствие чего Меттерних, по-пре-
жнему стремившийся к миру, в одностороннем порядке
продлил перемирие до 10 августа. Однако, хотя канц-
лер даже предлагал отказаться от австрийских притяза-
ний на Иллирийские провинции, вскоре стало ясно, что
Наполеон не намерен отступать, и 12 августа Меттерни-
ху оставалось только объявить войну.
Даже самому Наполеону, встретившемуся с таким пе-
ревесом, с которым он тогда столкнулся, было бы труд-
но уцелеть. Учитывая войска оставшихся союзников,
он мог поставить в строй на главном театре военных
действий, в Саксонии, примерно 335 000 человек. Од-
нако ему противостояли армии союзников численнос-
тью 515 000 человек. Тем не менее эти силы не явля-
лись плодом какой-то военной революции. В Пруссии,
как мы уже видели, была введена всеобщая воинская
401

повинность, но даже тогда регулярная армия оставалась
главной опорой боевых операций, поскольку более по-
ловины ландвера никогда не занималась ничем, кроме
гарнизонной службы, а большая часть ландштурма так
и не была мобилизована. В России воинская повинность,,
безусловно, имела суровый характер, но набор в армию
производился в традиционной манере и никоим обра-
зом не являлся настоящей мобилизацией нации, к тому
же в русской армии, так же как и раньше, процветала
жестокость и по-прежнему применялись телесные нака-
зания. Швецию же и Австрию военная реформа вообще
едва ли затронула. Несмотря на то, что Бернадот пере-
кроил систему воинской повинности на французский
манер, армии, которую он в марте 1813 г. высадил в
Штральзунде, пришлось задержаться для пополнения
за счет многочисленных немцев из прежнего аванпоста
Швеции в Померании. Между тем, в Австрии мобили-
зация проводилась всецело с опорой на действующее
законодательство, причем она вновь относительно мало
коснулась Венгрии, а ландвер 1809 г. был расформиро-
ван и втиснут в регулярную армию по два батальона в
каждый строевой полк. Да ничего большего и нельзя
было ожидать от Меттерниха, который присоединился
к коалиции главным образом для того, чтобы идеи на-
циональной революции не вышли из-под контроля: он,
право, был настолько далек от поддержки позиций та-
кого рода, что в марте разрушил планы заговора, на-
правленного на организацию нового восстания в Тиро-
ле, к тому же были отданы указания о том, чтобы офи-
циальная пропаганда не содержала ничего, "что напо-
минает о свободе Германии в том смысле, в каком эту
фразу используют члены Тугендбунда"20.
Перемены в характере европейских армий сильно пре-
увеличивают, но даже их численность была ненамного
выше, чем раньше. Учитывая всех людей, которыми они
располагали, Пруссия могла выставить для участия в
данной кампании примерно 272 000 человек, Россия —
296 000, Австрия - 250 000, а Швеция не более 50 000;
402

эти цифры фактически не очень сильно отличаются от
цифр 1805-1807 гг. Если разница и была, то она заклю-
чалась в том, что армии, противостоявшие Наполеону в
1813 г., состояли главным образом из солдат, лишь не-
давно взятых на военную службу или получивших ми-
нимум военной подготовки перед увольнением в запас,
что было особенно распространено в Австрии. К тому же
солдаты перестали выглядеть как застегнутые на все
пуговицы и аккуратно причесанные манекены, а прус-
ская армия, в частности, шла на войну в пестрой меша-
нине из британских и прусских мундиров и полуграж-
данского платья. Таким образом, старые профессиональ-
ные армии восемнадцатого столетия перестали быть не-
обходимостью, тем более что все противники французов
в то время использовали различные варианты построе-
ния в колонну, которое так хорошо послужило врагу
как средство для применения необстрелянных войск на
поле сражения.
Итак, говорить о "нациях под ружьем" явно не стоит,
но и численность войск союзников не имела решающего
значения для победы над Наполеоном. Он разделил свои
армии так, чтобы можно было одновременно наносить
удары по нескольким направлениям, и ему удалось быс-
тро отвести катастрофу, но французские генералы настоль-
ко привыкли к руководящей длани императора, что не-
многие из них были в состоянии самостоятельно коман-
довать войсками, и, как следствие, некоторые генералы
потерпели тяжелые поражения. Когда командовал сам
Наполеон, дела обстояли лучше, как например в Дрезде-
не, где император 27 августа добился крупной победы,
но генералы союзников в конечном счете пришли к со-
глашению уклоняться от сражений в присутствии Напо-
леона, вследствие чего все предпринимаемые им на-
ступательные операции приводили лишь к изматыванию
его армии. Между тем армии союзников постепенно окру-
жали его, и в конце концов императора заставили занять
оборонительную позицию в районе Лейпцига. Разрази-
лось самое крупное, самое кровавое и самое драматиче-
403

ское сражение наполеоновских войн: 177-тысячной "Ве-
ликой армии" сначала противостояли 250 000 человек
армии союзников. 16 октября Шварценберг (Schwarzenberg)
и Блюхер предприняли одновременные атаки с севера и
юга, которые были успешно отражены. В этот момент На-
полеон еще мог отойти на запад, но он ожидал, что на сле-
дующей день прибудут свежие части численностью 14 000
человек, и решил не трогаться с места, очевидно в расче-
те, что он сможет добиться настоящей победы. Однако,
хотя союзников подталкивали на наступление, 17 октяб-
ря выдалось спокойным, поскольку они ожидали под-
креплений численностью 140 000 человек, подходивших
под командованием Беннигсена (Beiinigsen) и Бернадота.
Поэтому сражение возобновилось лишь на следующий
день, когда французов фактически со всех направлений
атаковали 300 000 человек. Отчасти благодаря плохой
организованности и нерешительности союзников, "вели-
кая армия" не поддалась, но занимаемые ею позиции явно
невозможно было долго удерживать, и поэтому Наполеон
отдал приказ об отступлении в ночное время. Поскольку
единственным выходом из ловушки являлась длинная
и узкая дамба через болотистую речную долину, этот
маневр был чрезвычайно опасен, но сначала все шло хо-
рошо: союзники, дезорганизованные и измотанные, от-
реагировали на отступление лишь через несколько ча-
сов после его начала, но даже тогда французскому арь-
ергарду удалось задержать их ва предместьях города.
Таким образом значительная часть войск Наполеона ус-
кользнула от союзников, их несомненно было бы еще
больше, если бы в начале дня по ошибке не взорвали
дамбу. В результате то, что могло бы стать мастерским
завершением неудачной кампании, превратилось в ката-
строфу, не меньше 30 000 французских солдат, которые
могли бы легко уйти невредимыми, были либо убиты,
либо взяты в плен, а союзники, кроме того, захватили
огромное количество имущества и артиллерии. Если при-
бавить к этому 38 000 человек, которых убитыми и ра-
неными потеряли французы за три предыдущих дня, не
404

говоря уже о многих тысячах потерянных раньше в этой
кампании, удар был таким, что оправиться после него
было просто невозможно.
И потери союзников были очень большими — не мень-
ше 50 000 человек. — но победа того стоила: Наполеон
сразу же лишился власти над Центральной и Северной
Европой. Когда "великая армия" бежала к Рейну, те
германские сателлиты Наполеона, которые еще не при-
соединились к союзникам - Мекленбург примкнул к со-
юзникам в марте, а Бавария в начале октября — либо
переживали крах, либо дезертировали из-под француз-
ского знамени, к тому же многие германские части, все
еще находящиеся на службе в имперской армии, толпа-
ми переходили на другую сторону, либо их разоружали.
В то время уже была потеряна Голландия, которую фран-
цузы эвакуировали за первую неделю ноября, впопыхах
поручив группе влиятельных купцов и политиков орга-
низовать временное правительство для поддержания по-
рядка. И наконец, в Данию вторгся Бернадот и в январе
1814 г. вынудил ее заключить мирный договор.
Когда французов заставили убраться за Рейн, Befreiun-
gskrieg наконец явно приобрела вид войны наций, осо-
бенно учитывая то обстоятельство, что прежние союзни-
ки Франции в большинстве своем поспешно санкциони-
ровали формирование значительных сил из доброволь-
цев и ополченцев. Но опять все было не так, как оно
выглядело. Западные ландвер и ландштурм вообще были
сформированы только по требованию союзников, как
плата за сохранение независимости, и даже тогда это
сопровождалось многочисленными протестами, а агита-
торы-националисты типа Гёрреса (Gorres) очень скоро
обнаружили, что они больше не являются personae gratae.
А что касается широких слоев населения, то свидетель-
ства в этом отношении имеют в лучшем случае противо-
речивый характер. С одной стороны представляется оче-
видным, что общественное мнение было на самом деле
сильно возбуждено; так, французский посол в Мюнхене
писал о решении Баварии примкнуть к союзникам, что
405

Максимиллиан I "не мог в одиночку справиться с обще-
ственным мнением, охватившим всю Германию и господ-
ствовавшим до такой степени, что он был бы низложен с
трона, если бы поступил иначе"21. Тем не менее, с другой
стороны, в реальности, видимо, особое желание браться
за оружие отсутствовало. В Гамбурге, например, новые
войска, сформированные в ходе мартовского восстания
1813 г., в значительной части фактически являлись кон-
тингентом Королевского германского легиона, прислан-
ного из Британии, несмотря на то, что один британский
наблюдатель описывал его жителей как "безусловно го-
товых приложить старания, чтобы помочь правому делу,
так же как и все люди, которых я когда-либо видел"22.
Положение ничуть не улучшилось, когда в конце года на
прусских территориях, освобожденных от французов, и
в государствах Рейнского союза начали создавать новые
армии, призванные воевать за союзников: обитатели этих
территорий, уже открывшие, что их освободители зачас-
тую ведут себя так же безобразно, как и французы, те-
перь обнаружили, что их призывают в армию по нор-
мам, которые значительно превосходят все то, что требо-
вал Наполеон (например, чтобы удовлетворить квотам,
установленным союзниками - обычно четыре процента
населения — прежним союзникам Франции пришлось лик-
видировать право на замену). Не удивительно, что они
поэтому оказывались лишенными всякого энтузиазма сол-
датами: во время ватерлооской кампании 1815 г. не мень-
ше 10 000 рейнландцев бежали из прусской армии. А
что касается разгрома Наполеона в Германии, то нацио-
нализм в этом, совершенно очевидно, практически не
сыграл никакой роли. Поддержка народом войны была
ограниченной, и только Пруссия произвела хоть какие-
то реальные изменения в своих военных институтах до
разгрома французов в Лейпциге. Более того, даже в этом
случае введение всеобщей воинской повинности и фор-
мирование ландвера не предупредило почти полную ка-
тастрофу при Лютцене и Баутцене. Положение спасло
только вступление в войну Австрии и Швеции и предос-
406

тавление крупной британской помощи (начиная с 1812
г. британская помощь противникам Наполеона приняла
беспрецедентный характер: в 1812-1814 гг. Пруссия по-
лучила 2 086 682 фунтов стерлингов, Австрия — 1 639 523,
Россия - 3 366 334, а Швеция - 2 334 992). Между тем
в ходе всей кампании 1813 г. император проявлял пора-
зительную самонадеянность. Начиная с эвакуации Вос-
точной Пруссии и Великого Герцогства Варшавского, по
пути отступления "великой армии" в расчете на возможное
контрнаступление были разбросаны французские гарнизо-
ны, насчитывавшие в итоге более 100 000 человек. Вместо
того, чтобы принять предлагаемые условия мира, соглас-
но которым Франция лишалась ее германских аннексий,
Вестфалии, Берга, Иллирийских провинций и Великого
Герцогства Варшавского, но ей оставлялись ее естествен-
ные границы*, Голландия и Итальянское королевство,
Наполеон предпочел получить нового противника в лице
Австрии. Удвоив таким образом по собственной инициа-
тиве противостоящие ему силы, Наполеон упорствовал в
сохранении Саксонии в качестве базы для своих военных
операций, несмотря на ее очень слабую защищенность и
крайнее неудобство для обороны. И в Лейпциге он дер-
жался до последнего момента, хотя отступление 17 октяб-
ря спасло бы его. И последнее, но не по важности: когда
Меттерних предлагал ему условия (так называемые "фран-
кфуртские предложения"), обеспечивавшие Франции ес-
тественные границы, он и их отверг. Во всей этой кампа-
нии мы, на самом деле, видим неспособность понять гра-
ницы того, что император мог бы потребовать от Фран-
ции и своей верной армии, постоянную склонность недо-
оценивать качество противника и забывать о своих недо-
статках и, прежде всего, веру в то, что можно одновре-
менно обмануть целый континент. В нескольких словах,
ради полной победы все было поставлено на карту, и все
пошло прахом.
Конечно, в 1813 г. границы могущества Наполеона
были урезаны не только в Германии, а еще и в Испании
и в Италии. И здесь есть масса материалов, говорящих о
407

том, что чрезмерно напыщенный язык не подходит для
описания событий. Хотя в Испании партизанское сопро-
тивление на самом деле внесло серьезный вклад в осво-
бождение в 1813 г. большей части Пиренейского полуос-
трова герцогом Веллингтоном, в Италии народное вос-
стание вообще не сыграло никакой роли в поражении
французов, пусть даже там и появились первые ростки
национализма. Наверное, ни в какой другой области Ев-
ропы Революция не вызвала такого воодушевления. Од-
нако в ходе французской оккупации итальянское рево-
люционное движение раскололось. В то время как одни
его представители видели будущее в свете сотрудниче-
ства с французами, другие начинали подумывать о созда-
нии единого итальянского государства. Итак, к тому вре-
мени, когда Наполеон пришел к власти, возникло тече-
ние, согласно представлениям которого истинной свобо-
ды можно добиться, только если изгнать французов — и,
конечно, всех прочих иноземцев — и основать объединен-
ную Итальянскую республику. Тем не менее либерализм,
представлявший эту тенденцию, был не единственным
источником итальянского национализма, поскольку по-
литика, которую преследовали французы и их пособни-
ки, привела к появлению сильной романтической тен-
денции, направленной на возврат к корпоративному об-
ществу средних веков и, таким образом, противостоящей
как либералам, так и Наполеону. Появившись в зароды-
ше, эта оппозиция империи нашла благодатную почву в
давнишних итальянских традициях политических и об-
щественных ассоциаций. Со времен средневековья для
Итальянского полуострова были типичны многочислен-
ные тайные общества, цели которых охватывали по су-
ществу всю гамму общественной — и антиобщественной
— деятельности. Некоторые их образцы, пропитанные
традицией таинственности и заговорщическим духом,
неплохо подходили революционному подполью, проис-
ходящему из узкой социальной и интеллектуальной эли-
ты, к тому же в то время оно получило мощный толчок
вследствие поощрения французами масонства.
408

В результате по всей Италии возникло обескуражива-
ющее множество антифранцузских тайных обществ. Глав-
ными среди них являлись санфедисты (Sanfedisti), три-
нитарии (Trinitari), кальдерарии (Calderari), фила дел ь-
фы (Filadelfi), адельфы (Adelfi), гвельфы (Guelfi) и, преж-
де всего, карбонарии (Carbonari). Эти группировки мож-
но до некоторой степени квалифицировать по их полити-
ческим воззрениям - санфедисты и кальдерарии были
воинствующими католиками и традиционалистами, а фи-
ладельфы и карбонарии - республиканцами и либерала-
ми, - но практически на этой стадии все они охватывали
широкий диапазон взглядов и объединялись общей оп-
позицией французам. Можно было бы подумать, что с
появлением такого подполья Италия к 1813 г. находи-
лась на грании восстания, но на самом деле этого не слу-
чилось. Тайные общества, обычно состоящие из состоя-
тельных и образованных людей, не могли без подозрения
смотреть на те примеры, которые предоставляла Калаб-
рия, и на деле не хотели способствовать такому повороту
событий, понимая, что они неизбежно станут одной из
мишеней повстанцев. Вследствие этого они почти ничего
не делали для разжигания крестьянских волнений, к тому
же население питало полнейшее безразличие едва ли не
ко всем их социальным и политическим интересам, по-
этому события 1813 г. вызвали в Италии еле заметную
реакцию. Хотя тайные общества получали помощь от
бывших французских пособников, заботящихся о буду-
щем, народ не оказал сопротивления ни австрийцам, когда
те в октябре 1813 г. вторглись в Венецию, ни крупной
англо-сицилийской армии, в марте 1814 г. высадившей-
ся в Ливорно (правда, 20 апреля в Милане вспыхнуло
антибонапартистсткое восстание, но к этому времени вице-
король Наполеона, принц Евгений, уже подписал согла-
шение о перемирии). Если и была хоть какая-то реак-
ция, то от довольно непривлекательной особы, Иоахима
Мюрата, который в январе 1814 г. переметнулся на дру-
гую сторону, полагая, что ему удастся выжить только
путем поддержки итальянского национализма, но его
409

действия были во всяком случае столь медлительны, что
его армия не сыграла никакой реальной роли в кампа-
нии. В результате Евгению без труда удалось продержать-
ся в Ломбардии, до самого конца войны отражая доволь-
но бесплодные усилия своего австрийского противника,
генерала Гиллера (Hillera). Итак, кампания 1813 г. ни-
коим образом не была ознаменована великой "народной
войной" против Наполеона. Хотя нельзя отрицать, что
зимой 1812-13 гг. в Испании партизанская война до-
стигла максимума своей действенности, но в Италии со-
хранялось полное спокойствие, вдобавок в Германии, и
даже в Пруссии, массовые армии собирались лишь путем
принуждения и потому ценой серьезного противодействия
со стороны народа. А что касается Австрии и России, то
увеличение численности их вооруженных сил не было от-
мечено никакими изменениями в их характере. Короче,
вопрос о "народной войне" просто не обсуждался.
НАПОЛЕОН В ЗАПАДНЕ
Итак, к концу 1813 г., не считая осажденных владе-
ний Евгения, границы Французской империи находи-
лись примерно на Пиренеях и Рейне, а Наполеону оста-
валось довольствоваться ресурсами, находящимися внут-
ри "естественных границ". Его войска, которым на всех
фронтах противостояли потенциально несметные силы,
вновь превратились в живые мощи. Поэтому, чтобы уце-
леть, ему пришлось бы пойти на жертвы в масштабах,
невиданных во Франции даже во времена террора. Он
уже и так потребовал слишком многого, и поэтому те-
перь вынужден был отступить.
Начнем с рассмотрения влияния русской кампании
на французское общественное мнение. Поскольку в не-
удаче Наполеона обвинили климат, она сама по себе вряд
ли серьезно поколебала доверие к нему в империи. Па-
рижская фондовая биржа, например, не дрогнула, а как
писал Марбо:
410

"Большинство французской нации...приученное счи-
тать императора непогрешимым и не имевшее ни ма-
лейшего представления о том, что действительно слу-
чилось, видело только славу, которую принесло на-
. шему оружию взятие Москвы..."23
И все же многие представители образованных клас-
сов начали теперь испытывать серьезные сомнения в бу-
дущем. Граф Моле после того, как он стал свидетелем
смотра Наполеоном группы новобранцев, размышлял:
"Чем больше я смотрю на него, тем больше убежда-
юсь в том... что только смерть может поставить пре-
делы его планам и набросить узду на его честолю-
бие"24.
Более того, частные опасения такого рода вскоре пре-
вратились в общественное недовольство мерами, кото-
рые теперь применял Наполеон для набора в армию.
Между январем и октябрем 1813 г. в армию было при-
звано не менее 840 000 новобранцев, причем многие из
этих несчастных относились к людям, которые раньше
избежали службы, или которым удалось добиться "лег-
кой должности" того или иного вида. К тому же впер-
вые начали брать на полевую службу многочисленных
женатых мужчин из-за мобилизации Национальной
гвардии. Да и богачи не избежали призыва: в апреле
Наполеон уполномочил префектов по своему усмотрению
определять молодых людей из хороших семей для служ-
бы в новом кавалерийском войске численностью 10 000
человек, причем обмундирование, лошади и снаряже-
ние должны были приобретаться за их счет. А между
тем ко всему этому принуждали в пору непрерывных
экономических тягот — как писал Паскье:
"Не проходило и дня, чтобы не стало туже с деньга-
ми, а поскольку страхи за будущее заставляли боль-
шинство зажиточных семей урезать свои расходы, бы-
стро росла безработица"25.
411

Привычка к покорности в отношении воинской по-
винности, которую наполеоновскому режиму удалось
привить нации, была такова, что в целом все эти набо-
ры удалось выполнить (что, между прочим, подтолкну-
ло Наполеона воевать в Германии до самого конца). И
все же они породили огромное недовольство, особенно
среди имущих, которые теперь впервые почувствовали
на себе, что такое воинская повинность, и, кроме того,
обнаружили, что деньги, вложенные ими ранее в замес-
тителей, выброшены на ветер. И даже тогда, в частно-
сти в районах, где имперская политика была особенно
патерналистической, режим все-таки пользовался народ-
ной поддержкой, но те жертвы, которых теперь требо-
вал Наполеон, намного превосходили запас благожела-
тельно настроенных к нему масс населения, к тому же
Лейпциг лишил военную службу последних остатков
славы и нанес непоправимый удар по доверию к нему.
Однако Наполеон, уверенный в том, что свежие войска
так или иначе вскоре появятся, вернувшись в Париж,
отдал приказ о двух дальнейших наборах по 150 000
человек, а также увеличил несколько налогов и на двад-
цать пять процентов урезал жалованье чиновников. Но
это было уж слишком. Вновь процитируем Паскье: "Ца-
рила общая тревога... Ни во что больше не верили, а все
иллюзии рассеялись"26. Нечего и говорить, что это не
могло не подрывать верность даже чиновников аппара-
та режима, которым, как и "знати", неизбежно прихо-
дилось многое терять и которые не испытывали никако-
го желания возвращаться к временам якобинства и на-
родному ополчению, которые, как казалось, доведенный
до отчаяния император теперь пытается воскресить (что
было не только пропагандой режима, все больше напо-
минавшей риторику 1793 г.; Наполеон разослал ряд
чрезвычайных комиссаров типа прежнцх народных пред-
ставителей в миссии (deputes en mission)*, ввел ряд мер,
направленных на перераспределение определенного ко-
личества земли между крестьянами, и издал декрет о фор-
мировании добровольческого ополчения из безработных
412

рабочих Парижа и других городов Северной Франции).
Эти сомнения подкрепила реакция народа на новые на-
боры. Уклонение от призыва вновь стало серьезной про-
блемой: в военные лагеря являлись меньше половины
призывников, к тому же впервые с 1790-х гг. начали
вспыхивать направленные против призыва бунты, иногда
приобретавшие политический оттенок (так, в Бельгии
происходили демонстрации в поддержку возврата под
австрийское правление, а в Газебруке мятежники заяв-
ляли, что они сражаются за "Людовика XVII")*. В то
же время, когда тысячи уклоняющихся от призыва и
дезертиров вновь разбежались по лесам и занялись раз-
боем, "знать" оказалась под угрозой возобновления бес-
порядка, которым были отмечены последние годы Ди-
ректории. Поскольку роялистская реставрация с соци-
альной и экономической точки зрения больше не явля-
лась серьезной угрозой — 1 февраля 1813 г. Людовик
XVIII* обнародовал хорошо разрекламированную де-
кларацию, в которой он обещал в общем уважать статус
кво - у политического истэблишмента исчезли причи-
ны поддерживать борьбу до конца и появились все осно-
вания для заключения мира. Уже в декабре 1813 г. за-
конодательный корпус (corps législatif) фактически по-
требовал, чтобы Наполеон незамедлительно пошел на
мир*. Между тем в администрации появились дальней-
шие признаки недовольства: префекты и их заместите-
ли начали отказываться выполнять отданные им при-
казы, смотреть сквозь пальцы на уклонение от призыва
и неплатеж налогов и даже пускаться в бега.
При политической машине, находящейся в состоя-
нии развала, исчезла возможность поддержания воен-
ных усилий. Но даже тогда Наполеон не сдался и начал
искать спасение в выходе из испанского тупика. Так,
плененному Фердинанду VII был предложен трон вза-
мен на обещание удаления британцев с Пиренейского
полуострова, предоставление возможности возврата во
Францию 60 000 ветеранам, которые еще удерживали
северную Каталонию и несколько осажденных крепос-
413

тей в других частях восточной Испании. При этом кос-
венно подразумевалась возможность войны между Бри-
танией и Испанией, поскольку Наполеон пронюхал о
серьезных трудностях, подтачивавших их союз после
начала в 1810 г. латиноамериканских революций. Если
бы эта схема сработала, то она действительно привела
бы к очень серьезным результатам — те 100 000 ветера-
нов, которые противостояли Веллингтону и испанцам,
были последним крупным обстрелянным войском, имев-
шимся в распоряжении императора — но вновь Наполе-
ону явно не хватило рассудительности: каким бы ни было
состояние отношений между Британией и Испанией,
последняя, несомненно, тотчас же отвергла бы условия
Наполеона, что на самом деле и случилось.
В конце концов Наполеону пришлось без каких-либо
условий освободить Фердинанда, но этот жест был столь
же тщетным, сколь и безнадежным. В лучшем случае у
Наполеона оставалось не более 85 000 человек для за-
щиты восточной границы от не менее чем 350 000 союз-
ников. Между тем на юго-западе 40 000 французов про-
тивостояли 90 000 британцев, португальцев и испан-
цев, а единственными надежно защищенными удален-
ными фронтами были Каталония и Италия. Что касает-
ся качества французских войск, то они представляли
собой массу воинских частей, состоящих из необстре-
лянных новобранцев или такого балласта, как люди,
имеющие физические недостатки, таможенники, моря-
ки и жандармы, при этом отчаянно не хватало опытных
офицеров и сержантов, так что императору даже при-
шлось прибегнуть к инвалидам, чтобы обеспечить кад-
ры для нескольких новых гвардейских полков, декрет о
формировании которых он в то время издал (в после-
дние годы империи Императорская гвардия разрослась
до колоссальных размеров, поскольку Наполеон стре-
мился повысить моральный дух новобранцев, набирая
их прямо в ее ряды). Не хватало также оружия, обмун-
дирования и снаряжения всех видов*, к тому же сви-
репствовала деморализация, в особенности среди стар-
414

ших чинов, так, в то время многие маршалы умоляли
Наполеона заключить мир на любых условиях, каких
он сможет добиться.
Наполеон, вместо того, чтобы прислушаться к этим
советам, решил продолжать войну в расчете улучшить
свою позицию на переговорах и быстро нанес тяжелые
удары ряду военачальников союзников, когда те вторг-
лись в восточную Францию. Сначала казалось, что ус-
пех не за горами: поколебленные союзники, понесшие
за три недели не менее пяти крупных поражений*, пред-
ложили мир на основе границ 1792 г. Но вновь удача
ослепила Наполеона, решившего продолжать войну в на-
дежде на воскрешение "франкфуртских предложений". Это
стало его последней ошибкой: хотя его наспех собран-
ные армии творили чудеса храбрости, от них, измотан-
ных и страдающих от голода, вряд ли можно было ожи-
дать многого. Что касается остальных французов, то даже
немногих оставшихся фанатических приверженцев яко-
бинства ему не удалось привлечь на свою сторону по-
пыткой напомнить о 1793 г.*, тогда как основная масса
населения страстно желала мира. Вследствие этого парти-
занское сопротивление имело место только тогда, когда
относительно недисциплинированные элементы союзных
войск выходили из-под контроля*: во всяком случае,
грабежи, вершимые полуголодной французской арми-
ей, которая теперь почти полностью жила за их счет,
явно вызывали враждебность населения. Да и у "зна-
ти", конечно, не прибавилось энтузиазма, вследствие
этого со всех сторон начали очень быстро множиться
голоса в поддержку идеи реставрации Бурбонов*. По-
следнее, но не по важности: непреклонность Наполеона
заставила сплотиться союзников, которые 1 марта в
Шомоне заключили соглашение, обязывающее все че-
тыре великие державы продолжать войну до разгрома
Наполеона.
При таком положении дел все быстро закончилось.
Когда в начале марта возобновились военные действия,
то, хотя Наполеон с неослабной силой продолжал сра-
415

жаться и маневрировать, он уже в конечном счете по-
чти ничего не мог добиться, и к концу марта союзники
обрушились на Париж. Между тем, 20 марта власти Бор-
до, сначала убедившись, что им незамедлительно при-
дут на выручку англогпортугальские войска, провозгла-
сили королем Людовика XVIII. К этому моменту армия
Наполеона окончательно развалилась: обычным делом
стали мятежи и дезертирство, в Лионе маршал Ожеро
просто бросил свою штаб-квартиру и бежал, а в Париже
маршал Мармон сначала 31 марта почти без сопротив-
ления сдал столицу союзникам, а затем убедил свои вой-
ска перейти на сторону противника*. Когда Александр
и Фридрих-Вильгельм III очутились в столице, инициа-
тиву перехватил бывший министр иностранных дел Та-
лейран*, который жил там в полуотставке и был убеж-
ден, что единственная надежда Франции заключается в
реставрации Бурбонов. Он открыто пренебрег приказом
Наполеона о том, что все сановники должны покинуть
столицу, и как только туда прибыли союзные монархи,
начал склонять их к тому, что Наполеон должен уйти.
Хотя над питавшим определенные сомнения Александ-
ром (ненавидевшим Бурбонов) пришлось немножко по-
работать с помощью нескольких наспех организованных
демонстраций в поддержку Людовика XVIII, 1 апреля
союзные монархи издали декларацию о том, что они
больше не станут вести переговоры с Наполеоном и его
семьей, и что в отношении будущего управления Фран-
цией они будут уважать желания французского народа,
выраженные на собрании Сената, которое следует неза-
медлительно провести. Эта декларация, подготовленная
под дудку Талейрана (Taleyrand), могла иметь лишь един-
ственное завершение: 2 апреля сорок шесть членов Се-
ната, которые находились в Париже и выразили готов-
ность прийти, провозгласили Наполеона низложенным
и официально пригласили Людовика XVIII вернуться
во Францию*.
Между тем Наполеон находился в Фонтенбло при-
мерно с 60 000 человек. Хотя император по-прежнему
416

был настроен на продолжение войны, это не относилось
к его командирам; так, 4 апреля к Наполеону явились
Макдональд (Macdonald), Ней (Ney), Лефевр (Lefebvre),
Бертье (Berthier) и Удино (Oudinot) и напрямую сказа-
ли, что он должен отречься от престола. После краткой
вспышки гнева он согласился на отречение в пользу сво-
его сына, а через два дня совсем отказался от трона.
Война, тем не менее, еще не закончилась - Веллингто-
ну, до которого с опозданием дошла весть о перемирии,
пришлось дать одно последнее сражение против Сульта
(Soult) 10 апреля близ Тулузы, к тому же некоторое вре-
мя держались многие изолированные гарнизоны — но
25 апреля император отплыл в изгнание на Эльбу.
ГРАНИЦЫ ВОЗМОЖНОГО
Капитуляция нескольких последних несгибаемых гар-
низонов, конечно, не означала полного окончания напо-
леоновских войн. В феврале 1815 г. Наполеон во главе
крошечной армии, предоставленной ему союзниками, по
ряду причин пошел на отчаянную попытку вернуть Фран-
цию (Наполеон, мучившийся от скуки и выбитый из
колеи крушением своих планов, влачил нищенское су-
ществование на деньги, выделяемые Людовиком XVIII,
и мог также опасаться заговора с целью покушения на
его жизнь). Высадившись 1 марта в Канне, он за не-
сколько недель вынудил Бурбонов отправиться в изгна-
ние и мобилизовал армию численность 280 000 чело-
век. После формальной попытки заключить мирное со-
глашение Наполеон 15 июня направился в Бельгию с
безрассудным намерением добиться разгрома своих бли-
жайших противников, прежде чем на него вновь обру-
шится вся мощь союзников, но все это закончилось тя-
желым поражением, нанесенным ему при Ватерлоо* гер-
цогом Веллингтоном. Это был конец: хотя, когда союз-
ники вторглись во Францию, продолжались споради-
ческие стычки, но уже 22 июня Наполеона вновь убеди-
14. Наполеоновские войны 417

ли отречься от престола и в конечном счете сдаться бри-
танцам в Рошфоре. Меньше чем через месяц он отплыл
в свою последнюю ссылку на остров Святой Елены.
Мы не станем рассматривать здесь причины пораже-
ния Наполеона при Ватерлоо — будь то его физическая
немощь, неумелость его подчиненных, тактический та-
лант герцога Веллингтона, решительная поддержка, ока-
занная "железному герцогу" маршалом Блюхером или
недостатки французской армии. Гораздо важнее другое:
пусть даже при Ватерлоо и была бы одержана победа, но
совершенно неясно, как она могла привести к миру и
спокойствию, ведь только известие о бегстве императора
с Эльбы заставило державы на Венском конгрессе наско-
ро уладить значительные разногласия, прийти к реше-
нию раз и навсегда уничтожить Наполеона и отказаться
от всех вариантов сепаратного мира. Единственным со-
юзником Наполеона, столкнувшегося с коалицией, в сущ-
ности, всех европейских государств, был Мюрат, который
в отчаянной попытке спасти свой трон атаковал австрий-
скую армию в Северной Италии, но, как мы уже видели,
потерпел поражение при Толентино. Итак, Наполеон вновь
ввергал Францию в войну, которой не было видно конца,
ь немыслимо тяжелых условиях.
Согласилась ли бы Франция на это - вопрос спор-
ный. Безусловно, Наполеон вначале добился значитель-
ной поддержки, но неясно, насколько бы ее хватило. Оче-
видно, что с самого начала источником народного бона-
партизма Ста дней были ряды наполеоновских ветера-
нов. Во-первых, крупные части армии не пережили стра-
даний 1814 г., а многие тысячи солдат, находившихся
в изолированных гарнизонах, которые держались до кон-
ца, приходили домой в уверенности, что их не сломили.
Имевшееся у этих людей чувство, что их предали, раз-
деляли многочисленные военнопленные, возращавшиеся
в то время из плена, где они часто жили в ужасающих
условиях. Эти люди, по большей части демобилизован-
ные, нередко оказывались без дома и без работы, к тому
же их беды делили с ними 20 000 офицеров, снятые со
418

своих постов и переведенные на половинное жалованье.
Между тем, даже тем удачливым офицерам и солдатам,
которым удалось попасть в новую армию, приходилось
переживать унижения, видя, как сотни бурбоновских
фаворитов возводят в высокие чины и награждают ор-
деном Почетного легиона. Поскольку отчаяние и уста-
лость последних кампаний Наполеона все больше сти-
рались в памяти, вряд ли удивительно, что армия Бур-
бонов и демобилизованные ветераны в 1815 г. быстро
присоединились к Наполеону.
В отношении остальной части населении картина не
столь определенна. На руку Наполеону сыграло то, что,
хотя в 1814 г. Бурбоны казались довольно неплохим
вариантом, теперь впечатления о реставрации измени-
лись. Хотя в 1813 г. Людовику ХУШ приписывались
умеренные взгляды, "знать" оказалась под угрозой ли-
шения службы и поместий: не только отправили в от-
ставку многих чиновников, но и начали ходить тревож-
ные слухи о "национальном имуществе"*. Эта политика
не привлекала и убежденных либералов, которых уже
оттолкнуло удаление из конституции Сенатом в апреле
1814 г. принципа суверенитета народа. Поскольку ре-
жим при назначениях на должности явно отдавал пред-
почтение дворянам, под угрозой также оказался прин-
цип карьеры по способностям, а еще большее недоволь-
ство вызывали признаки возобновления влияния церк-
ви. Находящееся на нижних ступеньках общественной
лестницы крестьянство тревожилось о земле, приобре-
тенной в революционный период, а также было обеспо-
коено распространившимися слухами о восстановлении
десятины и феодальных податей. Наконец, городские
рабочие, по которым нанесла тяжелый удар послевоен-
ная депрессия, страдали от сильной безработицы и вслед-
ствии этого сожалели о патернализме, который, хоть и
несовершенно, защищал их при империи. И последнее,
но не по важности: иностранная оккупация произвела
крайне неприятное впечатление на все классы общества,
особенно в районах, где проходили пруссаки и русские.
14' 419

Вследствие этого возвращение Наполеона вызвало
очень большой подъем. Но можно ли толковать эту под-
держку как военный энтузиазм? Число гражданских доб-
ровольцев, записавшихся на военную службу, не пре-
вышало 8000, а когда император попробовал чуть-чуть
возродить дух 1793 г., пойдя на такие меры, как назна-
чение Лазара Карно (Lazare Carno) на пост министра
внутренних дел, это встревожило многих, кто несколь-
кими днями раньше радовался его возвращению. Хотя
люди не хотели возврата к социальным и экономичес-
ким нормам старого режима, у них точно так же не
вызывал радости возврат к реквизициям и принужде-
нию 1793 г. В результате появления сопротивления кре-
стьян не пришлось долго ждать: хотя попытки роялис-
тов вызвать крестьянские бунты в центре страны оказа-
лись безуспешными, Вандея восстала, а запад вновь охва-
тила шуанерия (chouannerie)*, к тому же во многих райо-
нах крестьяне вернулись к глухому недовольству 1814 г.
Безусловно, народная поддержка продолжалась в фор-
ме федерального (federe) ополчения, формирование ко-
торого в то время разрешил Наполеон, но она ограничи-
валось мелкими и крупными городами, и даже там не
была полной: так, имеются данные о бунтах или иных
серьезных беспорядках в Париже, Лионе, Дюнкерке,
Нанте, Марселе и еще по меньшей мере в тринадцати
небольших городах. К тому же Наполеон не старался
извлечь из нее максимальной выгоды, поскольку импе-
ратор с одной стороны продолжал относиться с подозре-
нием в равной мере и к рекрутам из народа, и к якобин-
скому восстанию, а с другой не хотел отталкивать под-
держку буржуазии и "знати", которых стремился при-
влечь на свою сторону принятием либеральной консти-
туции (так называемый Дополнительный акт 22 апре-
ля). Тем не менее этот жест почти ни к чему не привел:
новоявленное уважение императора к парламентаризму
вызвало всеобщие насмешки, особенно в печати (кото-
рая теперь стала практически бесцензурной), а многие
чиновники на местах позволяли себе пассивное непови-
420

новение или даже раздували оппозицию новому режи-
му. Хотя Карно пытался исправить это положение по-
средством массовых чисток, сняв только одних префек-
тов в количестве шестидесяти одного, новые люди, ко-
торых он назначал, оказывались в большинстве своем
ничуть не большими энтузиастами и гораздо менее ком-
петентными в своем деле. Хуже того, чистки, подхлес-
тывая недовольство, только увеличивали трудности, ко-
торые к тому же подогревались школьными учителями,
церковью и даже судебной системой. Поскольку вся стра-
на, как кажется, скатывалась в анархию, и даже неко-
торые министры Наполеона, например Фуше (Fouche),
вели двойную игру*, была ли та война, в которую в то
время вновь ввергали Францию, осуществимой возмож-
ностью, остается открытым вопросом.
Вкратце, в Ста днях 1815 г. мы видим в сжатом виде
те недостатки, которые привели Наполеона к падению.
В центре стоит, по собственным словам Наполеона, его
вера в то, что невозможное — "навязчивая идея робких
и убежище малодушных"27. Вторгаясь в 1812 г. в Рос-
сию, он ставил перед собой задачу, которая была факти-
чески не по силам "великой армии", а затем привел ее к
катастрофе, продолжая упорствовать даже тогда, когда
стало понятно, что победа недосягаема. Аналогичным
образом в 1813 г. в Германии от отверг все возможности
компромиссного мира и в стремлении к полной победе
пошел со своими войсками на риск, кульминацией чего
стало катастрофическое поражение при Лейпциге. И
наконец, уже предъявив Франции требования, к кото-
рым она была психологически совершенно неподготов-
лена, он зимой 1813-1814 гг. вновь сделал ставку на
военный успех. Между тем Франция все больше и боль-
ше переключалась на собственные ресурсы, так что в
1814 г. она наконец столкнулась с необходимостью вновь
стать "нацией под ружьем". Наполеон не сомневался,
что французы на это согласятся — отчасти отсюда со-
храняющаяся воинственность императора — но факти-
чески реальной основой власти императора являлось
421

его de facto обещание гарантировать революционное уре-
гулирование вопросов без возврата к крайностям 1793
г. Поскольку последние в 1814 г. были не более прием-
лемы, чем двадцатью одним годом раньше, особенно ког-
да Бурбоны пообещали умеренность, и народ и "знать"
изменили императору. Итак, предала ли Франция На-
полеона? Хотя это утверждение является важным эле-
ментом наполеоновской легенды, на самом деле, как ка-
жется, справедливо обратное. Если император и продол-
жал воевать, то не потому что Франции, революцион-
ным принципам или даже его династии угрожала опас-
ность. Напротив, он продолжал войну потому, что не
мог согласиться с ограничениями, которые державы в
то время решили наложить на его влияние. Таким обра-
зом, скорее совсем не Франция предала Наполоена, а
Наполеон предал Францию.
Но прежде чем делать окончательные выводы, следу-
ет рассмотреть один последний вопрос. Хотя утвержде-
ние о том, что Франция была тем или иным образом
разбита вследствие применения того самого оружия, ко-
торое она использовала для покорения Европы, и пред-
ставляется соблазнительным, армии, в 1812-1814 гг. про-
тивостоявшие Наполеону, были по существу традици-
онными. А поскольку народное сопротивление имело
лишь ограниченное значение, ситуацию в действитель-
ности переломило то, что императору впервые пришлось
воевать со всеми великими державами сразу. Так как
это всецело лежало на его совести, мы вновь возвраща-
емся к отказу императора ограничить себя пределами
достижимого. Обратимся теперь к Клаузевицу. Хотя его
труд "О войне" внешне многое сделал для утверждения
представления о том, что война является, по определе-
нию, неограниченной схваткой, ведомой с использова-
нием всех сил нации, на самом деле Клаузевиц полагал,
что война редко бывает, если вообще бывает, тотальной,
при этом она фактически ограничивается необходимос-
тью вести ее в соответствии с некоторой политической
целью. Однако если Наполеон когда-то и осознавал та-
422

кую необходимость, то к 1812 г. он уже не видел ее и,
потеряв всякое представление о границах возможного,
в конце концов потерял и свой трон.
ПРИМЕЧАНИЯ
I Fisher H.A.I., Napoleon (London, 1912), pp. 189-90.
2Duc cTAudiffret-Pasquier (ed.), A History of my Time:
Memoirs of Chancellor Pasquier (London, 1894), II, p.
103.
3 von Clausewitz C, On War, ed. A. Rapoport (London,
1968), p. 385.
4Цит. по: Wilson R., Narrative of Events during the
Invasion of Russia by Napoleon Bonapart and the retreat
of the French Army (London, 1860), pp. 468.
5 Цит. по: Brett A. James (ed.), 1812: Eyewitness
Accounts of Napoleon's Defeat in Russia (London, 1966),
p. 69.
6 Цит. по: Wilson, Invasion of Russia, p. 48.
7 Цит. по: Tarie E., Napoleon's Invasion of Russia, 1812
(London, 1942), p. 118.
8Цит. по: Tarle, Napoleon's Invasion, p. 117.
9Цит. по: Palmer A., Russia in War and Peace (London,
1972), p. 106.
10 von Clausewitz C, The Campaign of 1812 in Russia
(London, 1843), p. 255; на самом деле у Наполеона было
95 000 человек, после того как он потерял 28 000 при
Бородино и выделил еще 7000 для охраны нескольких
последних миль дороги.
II Clausewitz, Campaign of 1812 , p. 212.
12Цит. по: Heit S., "German romanticism: an ideological
response to Napoleon", Consortium on Revolutionary
Europe Proceedings, 1980, I, p. 188.
13 Цит. по: Rude G., Revolutionary Europe, 1783-1815
(London, 1964), p. 275.
14 Clausewitz, Campaign of 1812, p. 1. Крейг утверж-
дает, что этих офицеров было 300, но Трейчке и Клаузе-
423

виц вряд ли бы оставили такую цифру без комментари-
ев. Ср. H. von Treitschke, History of Germany in the
Nineteenth Century (London, 1915), I p. 461; Craig G.,
The Politics of the Prussian Array (Oxford, 1955), p. 58.
15 Цит. по: Simon W., The Failure of the Prussian
Reform Movement, 1807-1819 (New-York, 1971, p. 156.
16 Цит. по: Scheehan J., German History, 1770-1866
(Oxford, 1989), p. 315.
17 Цит. по: Lady Jackson (ed.), The Bath Archives: a
Further Selection from the Diaries and Letters of Sir George
Jackson, К. С. Н., from 1809 to 1816 (London, 1873), II,
p. 55; цит. no: A. Brett-James (ed.), Europe against
Napoleon: the Leipzig Campaign, 1813, from Eyewitness
Accounts (London, 1970), p. 42.
19 Это перемирие известно под множеством сбиваю-
щих с толка названий: Parchwitz, Piaswitz, Pleiswitz,
Plasswitz и Pleschwitz. Наиболее вероятным представ-
ляется Piaswitz; к сожалению оказалось невозможным
выяснить современное английское название этого насе-
ленного пункта.
20 Цит. по: Langsam W., The Napoleonic Wars and German
Nationalism in Austria (New York, 1930), p. 160.
21 Hellman G. (ed.), Memoirs of the Comte de Mercy
Argenteau, Napoleon's Chamberlain and his Minister
Plenipotentiary to the King of Bavaria (New York, 1917),
p. 148.
22 Цит. по: Jackson, Bath Archives, II, p. 70.
23 J. de Marbot, The Memoirs of Baron de Marbot (London,
1892), II, p. 350.
24 Marquis de Noailles (ed.), The Life and Memoirs of
Count Mole, 1781-1855, (London, 1923), I, pp. 148-9.
25Pasquier, Memoirs, II, p. 67.
26Pasquier, Memoirs, II, p. 108.
27 Цит. по: Mole, Memoirs, I, p. 149.
424

ГЛАВА
Ыиляше
éoifac

НАПОЛЕОНОВСКИЕ ВОЙНЫ И ПРОГРЕСС
"Есть несколько сражений... которые требуют на-
шего внимания...из-за их сохраняющейся важности
и по причине их практического воздействия на наше
социальное и политическое состояние, в котором
можно проследить их последствия. Они имеют для
нас реальный и неизменный интерес../1
Как подчеркивает Джон Киген в своем блестящем
исследовании "The Face of the Battle", этими словами
викторианский историк, сэр Эдвард Кризи, дает ин-
теллектуальное оправдание неувядамому гипнотичес-
кому интересу, вызываемому деталями военного кон-
фликта, который и тогда, и впоследствии представлял-
ся находящимся в разительном противоречии с господ-
ствующим этосом западного мира, в целом, и мира ис-
ториков, в частности. Процитируем Кигена:
"Формулировка Кризи снабдила всех историков, хо-
тевших писать о сражениях, необходимым оправда-
нием. Сражения важны. Они определяют положе-
ние вещей. Они улучшают положение вещей"2.
Теперь, конечно же, возникает вопрос о том, что же
все-таки решили наполеоновские войны. С точки зре-
427

ния простой политики мы могли бы утверждать, что
занятие Парижа в 1814 г. окончательно покончило с
амбициями, питаемыми следующими один за другим
французскими правителями со времен Людовика XIV,
на осуществление преобладающего влияния на между-
народные отношения в Западной Европе и к тому же
подтвердило победу Британии в долгой борьбе, в кото-
рую были вовлечены Британия и Франция, за коммер-
ческое и морское превосходство. Так как сообщество
историков уже давно вышло из узких рамок диплома-
тической истории, указанный вопрос следует задать
иным образом. Так, можно было бы вместе с тем утверж-
дать, что главный результат наполеоновских войн зак-
лючался в возвещении новой революционной эпохи, или,
иначе говоря, что они фактически ничего не решили,
потому что, хотя внешне старый порядок вновь твердо
взял в свои руки контроль над судьбой Европы, переме-
ны, выкованные трудами Наполеона и его армий, были
таковы, что мирное урегулирование 1814-1815 гг. явля-
лось по своему существу неустойчивым. Иными слова-
ми, если наполеоновские войны имели какое-то значе-
ние, то потому что они привели к фундаментальным пе-
ременам в европейском обществе. Как пишет восточно-
германский историк Вальтер Марков:
"[Наполеон] не мог просто стряхнуть наследие Рево-
люции, которое пристало к нему, как вызывающая
плотское возбуждение власяница. Везде, куда заво-
дили его военные кампании, ему приходилось унич-
тожать феодализм, свергать монархов и насмехать-
ся над традицией. Таким образом он продолжал ока-
зываться исполнителем и судебным приставом, а
также благотворителем — великого переворота"3.
Хотя марксистскую традицию, из которой исходит
Марков, все больше оспаривают, доказывать, что Европа
1814 г. была такой же, как и 1803 г., все равно что сра-
жаться с ветряными мельницами. Да, Наполеон вызвал
перемены в Европе - именно пути, по которому шли его
428

армии, стали по большей части дорогами экспорта фран-
цузской революции на Европейский континент. Но при-
нять это — совсем не то же самое, что согласиться с тем,
что период с 1803 г. по 1815 г. вызвал настоящую буржу-
азную революцию; сам Карл Маркс довольно ясно объяс-
нил, что в Германии ничего подобного не было — так:
"Тогда как в Англии и Франции [к 1848 г.] феода-
лизм был полностью уничтожен...феодальное дворян-
ство Германии сохранило большую часть своих ста-
ринных привилегий"4.
Итак, в данной заключительной главе нам следует по-
пытаться определить границы имевшихся перемен и ре-
шить вопрос о том, действительно ли был Наполеон, как
его называют, "одним из отцов современной Европы"5.
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ЛЕГИТИМИСТЫ
Некогда все было очень просто. После разгрома Напо-
леона в 1814 г. державы собрались в Вене и разработали
план мирного урегулирования, который не только отме-
тал принципы национализма, но и гарантировал, что
французкая революция никогда больше не сможет угро-
жать миру в Европе. Между тем, в плане внутренней по-
литики державы ликвидировали проведенные по фран-
цузскому образцу реформы, вернули абсолютную монар-
хию, восстановили привилегии церкви, дворянства и гиль-
дий и положили начало мрачному периоду реакции, ко-
нечным результатом которого стали революции 1848 г.
Итак, часы повернули назад на 1789 г., что привело к
дальнейшему ряду крупных потрясений типа случивше-
гося в этом году, позволив вернуться к процессу социаль-
ного и политического прогресса, которым была ознаме-
нова наполеоновская эпоха.
Как и во всех мифах такого рода здесь есть опреде-
ленная доля правды. С культурной точки зрения, эпоха
Реставрации, безусловно, являлась эпохой контрреволю-
429

ции. После наполеоновских войн французская револю-
ция возбуждала гораздо больше страхов, чем тогда, ког-
да она случилась, следствием чего стало мощное воз-
рождение религии, направленное как на поддержку ев-
ропейских монархий в их борьбе с угрозой восстаний,
так и на восстановление влияния церкви. Отсюда при-
зывы таких деятелей как Фридрих Шлегель (Friedrich
Schlegel), Жозеф де Местр(Joseph de Maistre), Луи де
Бональд (Louis de Bonald) и Гюг де Ламенне (Hugues de
Lamennais) к возврату к идеализированной теократии,
при которой светские правители брали бы на себя обя-
зательство лояльно относиться к папе, а католическая
церковь пользовалась бы полной независимостью, а так-
же неограниченными правами на цензуру. Параллельно
с этим шло широкое наступление на масонство и, в пер-
вую очередь, на еврейство, при этом писатели типа Фрид-
риха Руса (Friedrich Ruhs) требовали таких мер в их
отношении, как насильственное обращение в христиан-
ство, рабство и даже истребление. Поскольку, по край-
ней мере некоторые, европейские монархи были только
рады сотрудничеству с любой силой, которая обещала
защитить их от призрака якобинства, оказалось, что, в
частности, настоящая война, которая в восемнадцатом
столетии во многих государствах велась против католи-
ческой церкви, теперь приостановилась, при этом мно-
гие ее права были восстановлены рядом конкордатов.
Одновременно имела место более или менее сильная по-
литическая реакция, связанная с ликвидацией либераль-
ных конституций в Испании и Сицилии, уничтожени-
ем институтов представительного правления, существо-
вавших в таких исчезнувших с политической карты го-
сударствах-сателлитах, как Вестфалия и Итальянское
королевство, реставрацией абсолютизма в Пьемонте и
Папской области после того, как они вновь стали неза-
висимыми государствами, и, в первую очередь, образо-
ванием в сентябре 1815 г. Священного союза под руко-
водством Александра I. Наконец, последовала сильная
реакция в социальном отношении: повсюду появилась
430

тенденция к восстановлению прав гильдий, отмене усту-
пок, сделанных евреям и, будь то в формальной или
неформальной форме, к укреплению позиций аристо-
кратии (так, в Испании Фердинанд VIII прославился
проявлениями благосклонности к титулованным гран-
дам, ничего или почти ничего не сделавшим в войне
против Франции, за счет людей незнатного происхож-
дения, долгие годы воевавших за его права; в равной
мере в Пруссии тихо отказались от Эдикта о жандарме-
рии, и буржуазию вновь начали постепенно вытеснять
из офицерского корпуса).
Одновременно период 1814-1815 гг. стал также вре-
менем "белого террора". На высшем уровне это выра-
жалось в арестах и казнях — заключение в тюрьму и
последующий судебный процесс по делу многочислен-
ных сторонников либерализма в Испании, казнь мар-
шала Нея и ряда других армейских офицеров во Фран-
ции — а на низшем уровне чернь вновь взяла закон в
свои руки. Например, по всей Испании время после
майского переворота 1814 г. отмечено рядом бунтов и
других беспорядков по мере того, как чиновников-кон-
ституционалистов изгоняли из городской администра-
ции и запугивали в соответствии с распоряжениями
Фердинанда VII. Во Франции Сто дней имели крова-
вые последствия кое-где на юге, когда роялистские
miquelets убивали протестантов, якобинцев и обществен-
ных деятелей, связанных с империей, например губер-
натора Тулона, маршала Брюна (Brune), a по Страсбургу
прокатились беспорядки, направленные против евре-
ев. В Италии после капитуляции Евгения Богарне вспы-
хивали антибонапартистские бунты в Милане, а в Гер-
мании происходили антисемитские демонстрации, при
этом из Любека и Бремена изгнали всех евреев.
Однако, несмотря на все это, нельзя не поразиться
пестрым и прагматическим характером Реставрации. Рас-
смотрим прежде всего вопрос территоригшьнои органи-
зации. Хотя Венский конгресс никак не учитывал на-
циональных чувств — Польша осталась расчлененной,
431

Бельгия досталась Голландии, Норвегия — Швеции, Фин-
ляндия — России, а Ломбардия и Венеция — Австрии —
все же не делалось никаких попыток вернуться к терри-
ториальнму хаосу, типичному для Центральной Евро-
пы. Если Италия обрела почти тот же вид, что в 1789 г.,
не считая включения Генуи в Пьемонт и аннексии Ав-
стрией бывшей Венецианской республики, к Германии
это не относится. Здесь, хотя Австрия вернула себе Ти-
роль и Зальцбург, а также некоторые другие районы,
принадлежавшие Баварии, а Пруссия вновь обрела зем-
ли, потерянные ею в 1807 г., и аннексировала значи-
тельную часть Саксонии, Рейнланда и шведской Поме-
рании, государствам среднего размера позволили сохра-
нить территории, приобретенные ими в ходе наполео-
новской реорганизации Священной Римской империи,
к тому же не был восстановлен прежний статус церков-
ных государств, вольных городов и имперских феодов.
Вновь появились лишь немногие исчезнувшие княже-
ства (к ним относятся Ганновер, Брауншвейг и. Саксен-
Веймар). Конечно, не возродилась и старая империя, ее
заменил союз германских государств, построенный на
совершенно ином фундаменте. Поскольку Австрия усту-
пила Бельгию взамен на приобретения в Италии, наме-
тился значительный прогресс в направлении современ-
ной концепции государства как однородной группы тер-
риторий, в рамках единой границы. Во всем этом мы
находим влияние войны: жалкое зрелище, которое яв-
ляли во время революционных войн голландцы, пье-
монтцы и, в первую очередь, пруссаки, не было забыто,
поскольку теперь уделялось особое внимание тому, что-
бы непосредственные соседи Франции не попали бы под
ее диктат так, как это случилось в 1790-е гг. (так, Гер-
манский союз, без каких-либо жестов навстречу герман-
скому национализму, замышлялся в первую очередь как
военная машина, которая в военное время объединяла
бы силы небольших германских государств в единую
армию, а их правителей в постоянно действующий союз).
И в плане внутреннего управления посленаполеонов-
432

екая эпсха не характеризуется целенаправленными по-
пытками повернуть время вспять. После того, как учас-
тие в наполеоновских войнах продемонстрировало цен-
ность профессионального чиновничьего аппарата и еди-
нообразной системы управления, контролируемой из
центра, можно, не считая Пруссии, найти лишь немно-
гих правителей, проводивших в 1815 г. в жизнь меры,
отказывающиеся от них. Точно так же правители, ко-
торые возвращались на родину и обнаруживали действу-
ющую новую систему, ничего не делали, чтобы изме-
нить ее, тогда как те, кто не пользовался ее благами,
вводили ее сами. Так, во Франции Людовик XVIII не
стал трогать департаментскую систему; в Пьемонте Вик-
тор-Эммануил III попробовал ликвидировать ее, но бы-
стро понял, что ошибся; в Голландии конституция 1814 г.
лишила значения Генеральные штаты, отказалась от
принципа федерализма и сохранила те пятнадцать де-
партаментов, на которые Голландия и Бельгия были раз-
делены при империи; в Неаполе Фердинанд IV сохра-
нил реформы, проведенные Жозефом Бонапартом и
Иоахимом Мюратом, а в 1816 г. распространил департа-
ментскую систему на Сицилию. Наконец, в Саксонии
страх Фридриха-Августа перед тем, что Пруссия соби-
рается поглотить ту небольшую территорию, которая
осталась ему после венского урегулирования, убедил его
в необходимости отказа от ярко выраженной неприязни
к реформам, которую он до того демонстрировал. Поэто-
му, начиная с 1815 г., саксонский правитель начал вклю-
чать все те части своего королевства, которые пользова-
лись собственными юрисдикциями, в находящиеся под
центральным управлением наследственные земли и в
конечном итоге разделил страну на четырнадцать пре-
фектур, устроенных по французскому образцу. Одновре-
менно его главный министр, Детлеф фон Айнзидель
(Detlev von Einsiedel), взялся за далеко идущую рефор-
му аппарата центрального правительства, явно имевшую
много общего с реформами, проведенными в очень мно-
гих государствах во время войны. И наконец, даже в
433

ультрареакционных Австрии и Испании уважение к ста-
рому порядку было не настолько большим, чтобы пол-
ностью превозмочь своекорыстные монархические инте-
ресы. Так, мы обнаруживаем, что Францу I не удалось
восстановить привилегии католической церкви, отобран-
ные Иосифом П, и что он с 1811 г. по 1825 г. управлял
Венгрией, совершенно не обращаясь к ее парламенту.
Фердинанд VII формально аннулировал все законода-
тельныэ акты, принятые кортесами, но на практике по-
зволял многим из них действовать (так, 30 июля 1814 г.
он объявил, что монархия сохранит за собой право на-
значать административных и судебных чиновников в
селениях, бывших до того сеньориями).
Отходя от сугубо административных вопросов, мы об-
наруживаем, что конституционализм отнюдь не умер.
И здесь прагматизм диктовал необходимость уступок.
Стало понятным, что после войн 1812-1815 гг. нельзя
совсем пренебрегать общественным мнением: будь то в
России в 1812 г., Германии и Австрии в 1813 г. или во
Франции в 1814 г., образованные круги общества стали
вовлекаться в ход событий сильнее, чем когда-либо рань-
ше. Так, Франция, Швеция, Голландия и "конгрессист-
ская Польша" — та часть польских земель, которая была
в Вене передана России — либо сохранили, либо получи-
ли конституции, вдобавок вскоре после 1814 г. они на-
чали быстро появляться во многих южногерманских го-
сударствах. Что касается Франции, то "хартия" 1814 г.,
конечно же, являлась в сущности схемой, направлен-
ной на обеспечение политической стабильности и недо-
пущение еще одной революции, но повсюду конститу-
ционализм совершенно очевидно замышлялся как сред-
ство вовлечения в государственные дела по крайней мере
образованных классов (вернемся к Саксонии: хоть здесь
архаичные конституционные мероприятия 1814 г. и не
привели к прогрессу, все же примечательно, что Айнзи-
дель предпринимал многочисленные меры, направлен-
ные на объяснение населению действий правительства
и их результатов).
434

Что касается переустройства общества, то и здесь ре-
акция на наполеоновскую эпоху была разнообразной от-
части потому, что зачастую не было необходимости пово-
рачивать назад. Возьмем, например, освобождение кре-
постных крестьян. Ликвидация феодализма проходила
на практике, как правило, относительно безболезненно и
даже приносила выгоды европейскому дворянству. В ре-
зультате, не считая — чисто теоретически — Испании и
одного-двух мелких германских государств, таких как
Ганновер и Гессен-Дармштадт, вопрос о формальной ре-
феодализации сельского общества, охваченного отменой
крепостного права, не вставал; более того, в таких госу-
дарствах, как Баден и Вюртемберг, период после 1815 г.
даже характеризуется расширением преобразований.
Правда, иногда позиции дворянства укреплялись. Так, в
Пруссии в 1816 г. один из новых указов подорвал шансы
крестьян на обретение полной эмансипации, установив
непременным ее условием минимальный размер имуще-
ства, причем на необоснованно высоком уровне. Между
тем, продолжая курс на поддержку юнкеров, привиле-
гии которых в административной и судебной сфере уже
получили подтверждение, прусское правительство в 1823 г.
ввело в действие пересмотренную модель старых сосло-
вий, которая закрепляла их политическое господство.
В отношении гильдий, а фактически развития про-
мышленности, двойственность имела гораздо более ярко
выраженный характер. В отличие от отмены крепостно-
го права здесь наблюдалось мощное сопротивление вве-
дению законов, относящихся к свободе промышленного
производства, при этом ликвидацию гильдий отождест-
вляли с непосредственной угрозой общественному по-
рядку, вследствие чего в таких государствах, как Гес-
сен-Кассель, Ганновер и Ольденбург, были полностью вос-
становлены их привилегии. Однако, в других государ-
ствах, например в Баварии, Гессен-Дармштадте и Прус-
сии 1807-1813 гг. ограничения на права гильдий были
сохранены, то же самое происходило и на территориях,
которые находились под французским правлением, та-
435

ких как Пфальц (Palatinate) и новые рейнские провин-
ции Пруссии, где права гильдий были полностью лик-
видированы (и в Голландии мы видим, что они так и не
были восстановлены). Более того, реставрация не меша-
ла нанесению новых ударов по корпоративной практи-
ке, так, в некоторых государствах дальнейшие меры про-
тив гильдий были приняты уже в 1819 г.
Можно утверждать, что только в одной области реак-
ция на испытания наполеоновской эпохи носила огуль-
ный характер. Учитывая то, что венское урегулирование,
а также внутренняя политика многих стран эпохи Ре-
ставрации основывались на стремлении к укреплению
мощи государств и порядка, наверное, не может не пред-
ставляться несколько удивительным, что этой областью
стали армии и военные действия на суше. Однако если и
существовала по-настоящему заклейменная проклятием
монархических режимов идея, то это концепция "нации
под ружьем". Хотя нельзя отрицать, что некоторые из
них заигрывали с ней в последние дни войны с Наполео-
ном, на самом деле враждебность к ней сохранялась. Во-
первых, она была неотделима от угрозы революции, и не
только потому что, по словам одного прусского дворяни-
на, "вооружать народ — значит просто организовывать
оппозицию и недовольство и способствовать им"6, но еще
и потому, что само существование крупных армий повы-
шало вероятность возникновения международного кон-
фликта, поэтому существовало общее согласие по вопро-
су о том, что поводом для новой войны непременно будет
революция (отсюда искренние попытки сохранить мир в
Европе с помощью так называемой "системы конгресса").
Во-вторых, большие армии были дорогостоящим бреме-
нем, которое истощенная Европа не могла вынести без
величайших трудностей, что делало демобилизацию эко-
номической необходимостью. В-третьих, везде, где она при-
менялась, массовая воинская повинность вызывала такое
повсеместное негодование, что с ним нельзя было не счи-
таться, как с угрозой безопасности государства. И, в-чет-
вертых, старших офицеров в подавляющем большинстве
436

искренне смущала военная ценность огромных масс им-
провизированных солдат-граждан, будь то в Испании в
1808 г., в Австрии в 1809 г. или в Германии в 1813 г.,
поскольку от новобранцев в лучшем случае было мало
толка. В то же время, разумеется сама мысль о солдатах,
которые принимают самостоятельные решения, а не под-
чиняются приказам, продолжала считаться крайне опас-
ной: по выражению одного прусского офицера "размыш-
ляющий солдат уже не солдат, а бунтовщик"7. Наконец,
появился вопрос политической надежности после того,
как в 1815 г. недовольная и разгневанная французская
армия разом поддержала Наполеона. На самом деле не
было свидетельств обоснованности этого аргумента - в
конце концов, во Франции в 1789 г., в России в 1801 г.,
в Испании в 1808 г. и в Швеции в 1792 и 1809 гг. про-
фессиональные армии старого образца, или по крайней
мере их офицеры, были проводниками или союзниками
политической революции, вдобавок в 1814 г. армия, быв-
шая плодом массовой воинской повинности, растоптала
испанскую конституцию — но в атмосфере 1815 г. каза-
лось аксиомой, что небольшие армии из бывалых солдат,
безусловно, оптимальны в политическом плане, тем бо-
лее, что послевоенный период характеризовался серьез-
ными трудностями, а со всех концов Европы приходили
сообщения о хлебных бунтах и крестьянских восстаниях.
Все вроде бы было верно. Однако реакционность, при-
сущая таким мыслям, сталкивалась с крупной пробле-
мой, заключавшейся в том, что наполеоновские войны,
нравилось это или нет, привлекли к участию в них очень
крупные армии, часто состоявшие из солдат с минималь-
ными подготовкой и опытом. По выражению Джона Гуча:
"Головоломка, с которой в то время столкнулись в боль-
шинстве своем правители Европы, заключалась в том,
как согласовать военную эффективность, подразуме-
вающую необходимость крупной армии, созданной за
счет воинской повинности, с надежностью, требующей
небольшого элитного, профессонального войска"8.
437

Однако решение этой задачи заняло немного време-
ни: был найден ответ — для высокой военной эффектив-
ности совсем не нужна армия, созданная за счет воин-
ской повинности. Так, во Франции многие наполеонов-
ские генералы, вновь нашедшие себе применение при
Бурбонах, доказывали (может быть отчасти потому, что
они не могли не считаться политически неблагонадеж-
ными), что главный урок, извлеченный из войн, ведо-
мых их бывшим господином, заключается в том, что от
массовых армий было мало проку. Например, контраст
между аустерлицкой кампанией и кампанией 1812 г.
показывал, что, чем больше росла французская армия,
тем сильнее снижались ее качество и возможности. Сла-
бость ее увеличивала неспособность зеленых новобран-
цев выдерживать тяготы полевой жизни, умножались
проблемы, связанные со снабжением, а боевая тактика
все больше основывалась на грубой силе. В результате
"великая армия" из точнейшего орудия, которым она
была в 1805-1807 гг., выродилась в неуклюжего монст-
ра, в конце концов павшего под тяжестью собственного
веса. В равной мере, в Пруссии, даже в разгар периода
реформ всегда находились многочисленные офицеры,
которые считали, что сражения при Ауэрштедте и Йене
были проиграны из-за невезения и неумелости, а не из-
за той фундаментальной военной слабости, в которой об-
виняли армию Шарнгорст со товарищи. После 1814 г.
люди такого рода, поощряемые растущим раздражени-
ем Фридриха-Вильгельма реформаторами, которые не
только, как правило, проявляли заносчивость и непо-
корность, но еще и затеяли "освободительную войну",
последствия которой навязывали ему сильно национа-
листическую внешнюю политику, при каждой возмож-
ности рисовали массовую армию, сформированную в 1813 г.,
как недисциплинированную и ненадежную, привлекая
особое внимание к массе свидетельств крайней неэффек-
тивности ландвера (хотя это было в основном справед-
ливо, нельзя не отметить, что ландверу крайне не хва-
тало ни соответствующей подготовки, ни опытных офи-
438

церов). Наконец, в Австрии для таких военачальников,
как Шварценберг и эрцгерцог Карл, само сохранение
империи являлось убедительным доказательством совер-
шенной достаточности традиционной военной системы,
из чего вытекала мораль, заключавшаяся, по выраже-
нию последнего, в том, что имеет значение "не число
солдат..., а их сноровка и подвижность"9.
Именно этими представлениями объясняется то об-
стоятельство, что ведущим военным мыслителем перио-
да, последовавшего за 1815 г., стал не "махди* массы"
Карл фон Клаузевиц, а Антуан Анри Жомини (Antoine
Henry Jomini). В сущности, если Жомини и пользовал-
ся влиянием, то лишь потому, что говорил то, что хоте-
ли услышать его слушатели. Швейцарец скромного про-
исхождения, Жомини был штабным офицером в напо-
леоновской армии, служил при Йене и Эйлау, на Пире-
нейском полуострове и, наконец, в 1813 г. в Германии,
где смесь личной обиды и корысти заставила его пере-
метнуться на другую сторону и поступить на службу к
русским. Впоследствии он посвятил себя работе над ком-
ментариями к военному искусству и разработал теорию
ведения военных действий, лейтмотивом которой стало
охаивание наполеоновской эпохи. В этом плане особен-
но скандальными были испанская и русская кампании.
С одной стороны Испания предоставляла ему образ "на-
родной войны" во всех ее крайностях — образ страны,
которую опустошали не только вражеские армии, но и
отряды партизан вместе с бандитами, страны, в которой
была полностью разрушена нормальная жизнь, в кото-
рой нормой стали голод и зверства. С другой стороны,
для него не существовало доказательств ценности "на-
родных армий", поскольку толпы зеленых рекрутов,
выставленных испанцами, были биты почти всегда, когда
они попадали на поле сражения, тогда как построенная
по образцу восемнадцатого столетия небольшая профес-
сиональная армия герцога Веллингтона была почти
неуязвима. Между тем русская кампания давала Жоми-
ни дополнительный урок кошмаров, которые могут стать
439

следствием вовлечения народа в вооруженный конфликт
— крестьяне, может быть, и не сыграли главной роли в
разгроме Наполеона, но они, однако, творили ужасаю-
щие зверства, соответствующие их дикости, не говоря
уже о сложностях, вызываемых большими размерами
армий. И, наконец, из наполеоновских войн в целом
Жомини извлек следующий урок: он считал совершен-
но очевидным, что Наполеон вовлек Францию в войну,
из которой не было никаких выходов, кроме полной по-
беды; по его словам: "Можно было бы сказать, что его
послали в сей мир, чтобы научить генералов и государ-
ственных мужей вещам, которых следует избегать"10.
Неспособность императора поставить предел своим це-
лям стала основной причиной ожесточения конфликта,
против которого так возражал Жомини. Из этого следо-
вало, что необходимо вернуться к тем временам, когда
целью войны являлось не полное уничтожение против-
ника, а просто преследование династических интересов.
Он искренне признавал:
"Как солдат... я подтверждаю, что мне по душе ста-
рое доброе время, когда французская и английская
гвардии учтиво предлагали друг другу право дать
первый залп*... и что я предпочитаю его той ужас-
ной эпохе, когда священники, женщины и дети по
всей Испании строили планы убийства отбившихся
от своих солдат"11.
Под влиянием этих убеждений Жомини сформули-
ровал довод, имевший явно пристрастный характер. От-
крыто пренебрегая вескими свидетельствами обратного,
он утверждал, что главным элементом военного искус-
ства Наполеона было не сражение, а маневр, подчерки-
вая, что его крупнейшие победы — Лоди, Ульм, Марен-
го и Йена — были достигнуты за счет знаменитого об-
ходного маневра, тогда как все его неудачи — Эйлау,
Асперн, Бородино и Ватерлоо — явились плодом без-
рассудных фронтальных атак. Более того, ведущее к по-
беде искусство маневра опирается на несколько основ-
440

ных принципов, в сущности своей сводящихся к быст-
роте и сосредоточению сил. Из этого следовало, что от-
дельные полевые армии должны быть относительно не-
большими, поскольку многочисленные войска не могли
ни быстро премещаться, ни легко обеспечивать свое снаб-
жение. В то же время они должны быть хорошо подго-
товлены, поскольку только за счет этого можно ском-
пенсировать их низкую численность. Нечего и говорить,
что это было то самое заключение, к которому Жомини
стремился все время — таким образом представление о
"небольшой, но хорошей" армии приобретало в опреде-
ленной степени теоретическое обоснование.
Получив теоретическую опору, военные министерства
Европы взялись за создание армий, о которых мечтал
Жомини, и за обеспечение их надежной изоляции от
гражданского населения, расшатывая таким образом и
без того слабые связи между армиями и народами. Так,
во Франции первой реакцией на Сто дней стала чистка
офицерского корпуса и расформирование армии в целом,
при этом ее заменили новым войском, состоящим из силь-
ной и обладающей большими привилегиями королев-
ской гвардии, пяти швейцарских полков и ряда добро-
вольческих "департаментских легионов", предназначен-
ных, по словам Пэдди Гриффита, для того, "чтобы дать
какой-то выход легитимистской вере в децентрализован-
ное сельское общество, построенное на принципе noblesse
oblige"12. Однако оказалось, что за год набиралось лишь
около 3500 добровольцев, следствием чего стал возврат к
воинской повинности посредством принятия закона Сен-
Сира от 1818 г., причем новая система стала точной ко-
пией старой наполеоновской. Тем не менее, поскольку
годичная норма набора рекрутов сохранялась на очень
низком уровне, срок службы составлял восемь лет, а мно-
гих ветеранов подталкивали к поступлению в армию,
Франция впоследствии получила именно то, что своди-
лось к профессиональной армии, то же самое было фак-
тически сделано в России, Австрии и Испании, которые
сохранили старые выборочные системы набора рекрутов,
441

применявшиеся при старом режиме, или вернулись к ним
(и в Испании многочисленные новые полки, сформиро-
ванные во время Полуостровной войны, были распуще-
ны, а их офицеры переведены на неполное жалованье).
Только в Пруссии положение дел было несколько иным:
вышедший в сентябре 1814 г. закон об обороне устанавли-
вал, что все молодые люди, начиная с двадцатилетнего
возраста, должны в течение трех лет служить в регуляр-
ной армии, затем переходить в первый активный резерв
армии, а после этого еще на четырнадцать лет в ландвер.
Однако и здесь, по крайней мере среди офицерского кор-
пуса, царил дух профессионализма, к тому же юнкеры
сохранили свое господство и, безусловно, не жалели сил
на обучение рядового состава и изоляцию его от внешне-
го мира. Поскольку ландвер, который по плану реформа-
торов должен был стать отдельной "армией нации", слу-
жащей мостом через пропасть, разделяющую военное со-
словие и гражданское общество, начиная с 1819 г. все
больше подпадал под контроль регулярных войск, в дей-
ствительности Пруссия почти не отличалась от других
государств — задор, с которым прусская армия подавля-
ла народные волнения, печально известен.
Если же окинуть взглядом военную практику, то вновь
создается впечатление, что в сравнении с восемнадцатым
веком положение почти не изменилось. Солдат повсюду
держали подальше от гражданского населения в специ-
ально построенных казармах или в военных поселениях
(в России), служили они по большей части на постоян-
ной основе, а не проводили значительную часть времени
в отпуске, да и обращение с ними ненамного улучши-
лось. В России, Австрии и Британии по-прежнему были
широко распространены телесные наказания, включая
порки по несколько сотен ударов плетью, поэтому вой-
ска, как и раньше, побуждались к действиям страхом, к
тому же, даже в таких армиях, как французская и прус-
ская, где солдатами, как предполагалось, должны были
управлять поощрение и благожелательность, реалии ка-
зарменной жизни, по-видимому, часто характеризовались
442

грубостью и жестокостью по мелочам. Что же касается
подготовки, то за исключением, может быть, Франции и
Пруссии, в ней особое внимание по-прежнему уделялось
муштре на казарменном плацу - в прямой противопо-
ложности концепции "мыслящего солдата" — за счет раз-
вития тактической гибкости. И повсюду было низким
жалованье, плохим питание, а условия жизни, как пра-
вило, являлись очень суровыми, вдобавок солдат, как и
пятьдесят лет тому назад, ни во что не ставили. В не-
скольких словах, несмотря на все перемены революцион-
ного и наполеоновского периодов, солдатская доля оста-
лась такой же горькой, как и всегда.
Итак, подведем итоги приведенного выше обзора Ре-
ставрации. Очевидно, что после 1815 г. действительно
наступил период абсолютистской реакции. Однако она
имела гораздо более выборочный характер, чем ее час-
то изображают. Там, где реформы наполеоновской эпо-
хи не угрожали власти государства, а говоря шире, ди-
настии, или были для них определенно выгодны, их,
как правило, сохраняли и даже развивали, и на самом
деле лишь очень редко полностью отменяли, при этом
главной областью массового регресса стала военная орга-
низация. В этом нет ничего удивительного. Поскольку
цели Наполеона во многих отношениях совпадали с та-
ковыми абсолютных монархий восемнадцатого столе-
тия, совершенно естественно, что реформы, которые он
подталкивал, часто перехватывались правителями, ко-
торые были лишь рады подражать его свершениям. В
нескольких словах, наполеоновская эпоха, может быть,
совсем не подорвала старый порядок, а как раз наобо-
рот, в действительности укрепила его силы!
ПРЕОБРАЗОВАННОЕ ОБЩЕСТВО?
При анализе реакции европейских монархов, госу-
дарственных деятелей и генералов на наследие наполео-
новской эпохи мы рассматривали события, происходив-
443

шие в совершенно понятной обстановке и имевшие со-
вершенно ясные причины — если, например, речь шла о
явном отходе от концепции "нации под ружьем", то это
очевидно связывалось со страхами, которые вызывал
ее призрак. Однако при детальном исследовании влия-
ния наполеоновских войн на социальное и экономи-
ческое развитие историк тут же сталкивается с одной
проблемой. Если взять в качестве примера промышлен-
ность и торговлю, то можно констатировать, что в 1800
-1815 гг. наблюдалось быстрое развитие хлопчатобумаж-
ной промышленности и возникли новые центры разви-
тия промышленности в глубине Европы, в то же время
утверждение о том, что ничего бы этого не произошло
без влияния наполеоновских войн, представляется весьма
сомнительным. И все же, полагать, что серия конфлик-
тов, которые в то или иное время мобилизовывали мил-
лионы людей на срок до пятнадцати лет без перерыва,
которые бушевали почти на всем Европейском конти-
ненте, которые постоянно сопровождались мерами по
ведению массированной экономической войны и кото-
рые вызвали ряд крупных социальных реформ, не ока-
зала влияния на общественное устройство Европы, было
бы откровенным вызовом здравому смыслу.
Начнем с демографии. Не вызывает никаких сомне-
ний, что наполеоновские войны в первую очередь явля-
лись трагедией человечества неисчислимых размеров.
Реальные потери в сражениях были не особенно велики
- британская армия, например, потеряла лишь 16 000
человек, убитых на поле боя, или примерно на 4000
меньше, чем погибло за первый день сражения на Сом-
ме в 1916 г. — но, несмотря на отчаянные старания та-
ких деятелей как Барон Ларре (Baron Larrey) во Фран-
ции и Джеймс МакГригор (James McGrigor) в армии
Веллингтона на Пиренейском полуострове, стандарты ме-
дицинского обслуживания и, конечно, познаний меди-
ков являлись крайне низкими по современным поняти-
ям, вдобавок врачебных частей очень не хватало и они
были плохо оборудованы. При недостаточном количе-
444

стве полевых госпиталей и санитаров-носильщиков мно-
гие раненые целыми сутками лежали на поле сраже-
ния, а тех, кого выносили, лечили, по большей части, в
антисанитарных условиях, хирурги, в большинстве своем
плохо подготовленные и работавшие с перенапряжени-
ем. Если они переживали ужасы лечения — от многих
ран единственным возможным средством была ампута-
ция, причем без какой бы то ни было анестезии — их
направляли в госпитали, наспех оборудованные в зда-
ниях типа церковных или монастырских. Раненые, ва-
ляющиеся на грязной соломе, лишенные надлежащего
лечения, утешения и поддержки и подверженные де-
прессии, гангрене, сепсису и множеству инфекционных
заболеваний, свирепствовавших в таких местах, умира-
ли тысячами. К потерям в госпиталях добавлялись по-
тери от болезней, бывших постоянными спутниками ар-
мейской жизни одинаково и в мирное, и в военное вре-
мя — холера, тиф, малярия, сифилис, пневмония и даже
чума, а также пьянство, голод, холод, тоска и обычное
истощение собирали обильный урожай. Общее число
солдат, числившихся в разряде "больных", всегда дохо-
дило до нескольких дивизий — например, в июле 1809 г.
в армии Веллингтона, насчитывавшей 26 459 чело-
век, 4395 находились в госпитале; аналогичным обра-
зом у его французского противника эти цифры состав-
ляли 324 996 и 44 254 соответственно - или даже ар-
мий, как во время неудачной британской операции по
оккупации Вальхерна в 1809 г. Перспективы большин-
ства этих солдат были печальны (возьмем лишь один
пример: из 9000 французских солдат, госпитализиро-
ванных в 1806 г. в Южной Италии, 4000 умерли), по-
скольку общее количество смертей от болезней значи-
тельно превышало потери на поле брани: например, на
Пиренейском полуострове и в южной Франции между
Рождеством 1810 г. и маем 1814 г. в сражениях или от ран
погибли 8889 британских солдат, а от болезней 24 930.
Еще больше умирало военнопленных, которые тогда не
пользовались привилегиями, предоставляемыми Женев-
445

ской конвенцией. С ними обращались очень жестоко,
даже в Британии, где тысячи их были заперты в кош-
марных условиях в ужасных плавучих тюрьмах. В дру-
гих местах военнопленным приходилось выносить по-
настоящему апокалипсические страдания; хуже всего,
наверное, было на скалистом острове Кабрера, где ос-
татки армии, сдавшейся при Байлене, были фактичес-
ки брошены умирать с голода. Но это был еще не конец
кровавого счета. Пока что мы касались только военных
потерь, но нельзя оставлять без внимания жертвы сре-
ди мирных жителей. К счастью, не считая Балкан и
турецкой пограничной полосы, в наполеоновскую эпоху
война не велась непосредственно против гражданского
населения (хотя имелся ряд случаев резни, особенно в
Испании, Португалии и Калабрии). И все же штатские,
попадавшие в осаду, например в Сарагосе и Данциге
(Гданьске), идущие вслед за армиями в качестве воль-
нонаемных рабочих, сражаемые голодом и нуждой, не
говоря уже об эпидемических болезнях, приносимых во-
енными, обреченные на холодную и голодную смерть
из-за разрушения их селений или просто убиваемые бан-
дитами или мародерами, гибли тысячами. Возьмем лишь
два примера: полагают, что за зиму 1810-1811 гг. 70 000
тысяч португальских крестьян умерли от голода и бо-
лезней, после того как они нашли убежище за линией
укреплений Торреса Ведраса (the lines of Torres Vedras),
тогда как во время великой осады 1809 г. умерли по
меньшей мере 34 000 жителей Сарагосы.
Но как же все-таки точнее измерить эти страдания?
В общем, полное число жертв войны остается неясным.
Дело осложняется тем, что немногие известные цифры
— например, общепринято считать, что потери француз-
ской армии с 1792 г. по 1814 г. составляют 1 400 000
человек — относятся к революционным и наполеонов-
ским войнам в совокупности. В качестве очень грубой
оценки список восьмидесяти сражений, осад и других
военных операций, взятых по каждой кампании, исклю-
чая кампанию 1812 г., для которой известны пример-
446

ные общие численности убитых, раненых, пропавших
без вести и военнопленных, дает всего 1 550 000 потерь
в живой силе. Если предположить, что общее число по-
гибших в кампаниях, в ходе которых происходили эти
операции, составило примерно эту цифру (то есть, что
число раненых, сохранивших жизнь, примерно равно
числу тех, кто умер по другим причинам, например от
болезней или голода), и прибавить к ней сначала 800 000
человек (общепризнанную численность потерь в России),
а затем еще примерно 500 000 человек для учета осталь-
ных потерь, не принятых в расчет, то получится, что
только среди военных число погибших вполне могло
доходить до почти 3 000 000. Прибавив сюда еще при-
мерно 1 000 000 на потери среди гражданского насе-
ления, мы приходим к оценке числа погибших порядка
4 000 000 человек. Следует, конечно, подчеркнуть, что
это всего лишь разумная прикидка, не лишенная прав-
доподобия. По крайней мере не вызывает сомнений, что
наполеоновские войны привели к ужасающим потерям;
кроме того, их до сих пор вспоминают с ужасом (когда
автор недавно побывал в Германии, пастор небольшого
тюрингского селения Гассингхаузен рассказал ему, что
его община потеряла за 1803-1815 гг. погибшими боль-
ше, чем за любую войну, в которой участвовали немцы,
начиная с семнадцатого столетия).
Но, тем не менее, наполеоновский "кровавый налог",
как видно, не имел никаких долгосрочных демографи-
ческих последствий. Только во Франция после них от-
мечалась стабилизация темпов роста населения, но оче-
видно, что она была не столько обусловлена недостат-
ком молодых мужчин, сколько влияниям отмены права
первородства в сельской местности, что заставляло огра-
ничивать размер семей. Между тем, даже когда войны
еще вовсю свирепствовали, смертности от сражений и
болезней противодействовали отчаянные старания мно-
гочисленных молодых мужчин избежать призыва пу-
тем вступления в брак, не говоря уже о хвосте незакон-
норожденных детей, который оставляли за собой все ар-
447

мии (не исключено, что временное разрушение войной
общественных устоев, возможно, способствовало "сек-
суальному пробуждению", по мнению некоторых ком-
ментаторов, имевшему место в первой половине девят-
надцатого столетия). Во всяком случае, наполеоновские
войны очень слабо отразились, если вообще отразились,
в статистике рассматриваемого периода, а население Ев-
ропы после 1815 продолжало расти с большой скорос-
тью. Поскольку рост населения был особенно заметным
в Германии, где потери от войны, вероятно, пропорцио-
нально были выше, чем в любом другом месте, можно
предположить, что влияние дани, собранной смертью,
ощущалось недолго.
Рост населения, разумеется, сыграл главную роль в
наступлении индустриализации, но то, что войны не ока-
зали очень сильного влияния на первое, совсем не зна-
чит, что они не оказали влияния на второе. Напротив,
1800-1815 гг. отмечены закреплением крупных перемен
в европейской экономике, которые были готовы начать-
ся уже в 1793 г., когда разразилась война между Брита-
нией и Францией. Так, до 1789 г. самым динамичным
сектором европейской экономики являлась процветаю-
щая колониальная торговля. Такие порты, как Барсело-
на, Кадис, Лиссабон, Бордо, Нант, Антверпен, Амстер-
дам и Гамбург, стали средоточиями бурной деятельнос-
ти, причем их растущее население занималось не толь-
ко собственно колониальной торговлей, но было также
занято и в других отраслях промышленности: хлопчато-
бумажной, льняной, табачной, винокуренной, пищевой,
кораблестроительной, канатной, сахарной, — которые тем
или иным образом были с ней связаны, причем эта про-
мышленная деятельность часто глубоко проникала в
крестьянские районы. Одновременно эти города порож-
дали состоятельный коммерческий и профессиональный
класс, богатство которого отражалось в строительстве
претенциозных жилых домов и общественных зданий,
которые и сейчас можно в них видеть. Однако револю-
ционные войны за несколько лет покончили с этим бу-
448

мом в прибрежных районах: под влиянием британской
блокады закрывался порт за портом, европейское судо-
ходство вытеснялось из открытого моря, а сообщества,
зависевшие от них, быстро скатывались к банкротству
и нищете. В наполеоновский период это положение уве-
ковечила континентальная блокада, так как ко времени
окончания войн Британия настолько далеко ушла впе-
ред, что прибрежные районы так и не смогли вернуть
себе былую славу, как пишет Крузе:
"Конечно, торговля [в гаванях] возобновилась, но даже
там, где удалось достигнуть довольно высокого ее уров-
ня, большая их часть потеряла свое значение как меж-
дународных пакгаузов и превратилась лишь в регио-
нальные порты. А их промышленность стала относи-
тельно куда менее эффективной13".
Как отмечает Крузе, большая часть этих явлений, ско-
рее всего, была в конечном счете неизбежна, учитывая
превосходную организацию и относительно низкий уро-
вень издержек британской экономики, поэтому война
лишь ускорила и сильно обострила этот процесс. Но на
этом тенденция наполеоновских войн к "пасторализации"
континента не остановилась. Благодаря огромным коли-
чествам земли, поступившим на рынок по всей Европе,
огромные прибыли, которые можно было получать на по-
ставках продовольствия армиям, господствующая эконо-
мическая неопределенность, а, по крайней мере, в Вели-
кой Франции и ее сателлитах упорные усилия Наполео-
на превратить земельную собственность в фундамент вид-
ного положения сильно повысили привлекательность вло-
жений в сельское хозяйство. Точно так же, как это слу-
чилось в Британии, значительная часть капитала, кото-
рый иначе попал бы в промышленность, была отвлечена
в земледелие, к тому же исподволь укреплялись обще-
ственные предрассудки против "торгашества".
Более того, опять же благодаря войнам, даже тогда,
когда капитал вкладывался в промышленность, он со-
всем не обязательно шел на пользу. Во-первых, оказа-
15. Наполеоновские войны 449

лось, что на таких территориях, как Голландия, Вест-
фал ия, Берг и Итальянское королевство, которые de facto
находились под французским правлением, но не входи-
ли в состав собственно Великой Франции, значительная
нарождающаяся промышленность, которой они облада-
ли, непрерывно подвергалась воздействию имевшей ярко
выраженный протекционистский характер тарифной по-
литики, навязанной Наполеоном. Но она не приносила
больших выгод и охваченным ею регионам. Иностран-
ные промышленники, всегда отстававшие от Британии
в области техники и технологии, чтобы остаться на вы-
соте, сильно зависели от нововведений, которые они ви-
дели в ее промышленности. Они, часто приезжая в Бри-
танию и пристально изучая ее продукцию, старались
скопировать все новинки. Нечего и говорить, что напо-
леоновские войны (и, конечно, предшествовавшие им
революционные) почти прекратили эти контакты. Не-
которые элементы заимствования сохранились — хлоп-
чатобумажный магнат, Левин Баувенс (Lievin Bauwens),
сумел внедрить машинное прядение на своих предприя-
тиях, контрабандным путем получив из Британии мюль-
машину и пять квалифицированных рабочих — к тому
же, особенно в области печатания на хлопчатобумаж-
ных тканях, имелись определенные достижения внутри
страны. Однако только в хлопчатобумажной промыш-
ленности, и то лишь в ограниченной степени, были хоть
какие-то реальные успехи в попытках удержаться на
одном уровне с Британией, поскольку технологические
преимущества, которыми она пользовалась, значитель-
но возросли. Таким образом, те отрасли промышленнос-
ти во Франции, Бельгии, Рейнланде и других местах,
где наблюдался прогресс, находившиеся, так же как их
продукция, под ревностной опекой протекционистской
политики, развивались в угрожающе неустойчивом окру-
жении, в результате чего, когда после 1814 г. британс-
кие товары вновь хлынули на европейский рынок, не
мог не наступить тяжелый период спада, при этом неко-
торые крупные предприятия, такие как Ришар-Ленуар
450

и Баувенс фактически погибли. Последнее, но не по важ-
ности:, не следует также забывать, что, в частности, хлоп-
чатобумажная промышленность в течение всей войны
работала в очень сложных условиях: хлопок всегда очень
дорого стоил, а временами его не хватало (например, в
1808 г. возникла угроза полного прекращения импор-
та), вдобавок имелась серьезная нехватка машинного
оборудования. Неурядицы такого рода приводили к тому,
что себестоимость доходила до цифр, в четыре раза пре-
вышавших себестоимость аналогичного товара за Ла-
Маншем.
Исходя из всего этого можно было бы прийти к за-
ключению, что не будь наполеоновских войн и, прежде
всего, континентальной блокады, промышленность на
континенте развивалась бы гораздо быстрее. Однако все
далеко не так просто. Еще до французской революции
стало ясно, что европейские промышленники почти не в
состоянии конкурировать на открытом рынке с британ-
ской промышленной революцией, при этом текстиль-
ная промышленность в равной степени Франции, Сак-
сонии и Швейцарии оказалась под угрозой, которая мог-
ла стать фатальной. Поэтому, хотя континентальная бло-
када, видимо, внесла определенные искажения, этот во-
прос необходимо рассмотреть в ином свете. Как подчер-
кивает Крузе: "К 1800 г. континентальной Европе в де-
вятнадцатом столетии угрожала пасторализация и судьба
Индии"14, ярким примером чего является имевшая боль-
шое значение каталонская хлопчатобумажная промыш-
ленность. Она, бурно развивавшаяся до 1808 г., лиши-
лась защиты со стороны континентальной блокады, была
разорена Полуостровной войной и потеряла свои тради-
ционные рынки из-за проникновения британцев в Ла-
тинскую Америку, при этом переоборудованию ее пред-
приятий мешал запрет, наложенный Британией на вы-
воз машинного оборудования для текстильной промыш-
ленности, следствием чего стал, по выражению Гарри-
сона, "период затяжной стагнации"15. Континентальная
блокада, несмотря на все свои недостатки, все-таки спас-
15Ф 451

ла значительную часть Европы от такой судьбы; как счи-
тает Крузе, "она была единственным путем наступления
промышленной революции"16.
Имея это в виду, рассмотрим реальные достижения
континентальной Европы в наполеоновскую эпоху. Не-
чего и говорить, что, учитывая ярко выраженный фран-
кофильский характер континентальной блокады, самым
сильным был прогресс в Великой Франции. Как и в Бри-
тании, быстрее всего развивающимся сектором эконо-
мики стала хлопчатобумажная промышленность. Она ба-
зировалась в шести основных районах — Париже, Нор-
мандии, Фландрии-Пикардии, Эльзасе, Бельгии и Рейн-
ланде — где стремительно росло потребление хлопка-
сырца и производство готовых тканей. Так, в 1802 г.
было произведено 5000 тонн тканей, к 1804 г. эта циф-
ра выросла до 10 800 тонн; в равной мере вывоз хлопча-
тобумажных тканей за 1807-1810 гг. вырос на тысячу про-
центов, а валовой объем продукции за это время увели-
чился примерно в четыре раза. Между тем, если рас-
смотреть число веретен, то к концу 1810 г. в Генте, Лил-
ле, Рубе и Туркуане (Tourcoing) их насчитывалось всего
293 000, тогда как з 1814 г. после нескольких лет де-
прессии в Париже их было 150 000, а в департаменте
Нижняя Сена — 350 000. С этим был сопряжен одновре-
менный резкий рост числа текстильных предприятий и
населения таких городов, как Гент, Мюльхаузен и Сен-
Кантен.
Но от экономического бума выиграла не только хлоп-
чатобумажная промышленность. Появление ткацкого
станка Жаккара дало мощный толчок развитию шелко-
ткацкого производства в Лионе и Сент-Этьене, тогда как
в Рейнланд-Крефельде (Rheinland-Krefeld) производство
шелка, может быть, даже удвоилось. Шерстяная про-
мышленность, сильно подгоняемая запросами военных,
переживала определенный технологический подъем, а
предприятия ее начали укрупняться; возникли важные
центры производства шерсти в Вервье (Бельгия), Эльбе-
фе и Лувье (Louviers) (Нормандия), Реймсе и Седане (во-
452

сточная Франция) и Аахене и Юлихе (Julich) (Рейнланд),
при этом старые районы производства для внутренних,
нужд, напротив, страдали от значительного спада. Если
отвлечься от текстильной промышленности, значитель-
ное технологическое обновление произошло в химичес-
кой промышленности, намного увеличилась добыча
угля на севере, где она за 1807-1809 гг. выросла на трид-
цать три процента, а в Бельгии она росла еще быстрее и
к 1810 г. составила 1 500 000 тонн за год, в Париже,
Мюльхаузене, Льеже и Вервье началось производство
машинного оборудования, большое значение приобрела
металлообрабатывающая промышленность в Дюрене
(Рейнланд), а к 1811 г. производство штыкового чугуна
в Бельгии более чем удвоилось по сравнению с 1789 г.,
хотя во Франции оно находилось в состоянии стагна-
ции, оставаясь по большей части архаичным в техни-
ческом отношении и мелкомасштабным по организации.
Наконец, затруднения с колониальным импортом даже
привели к появлению нескольких новых отраслей про-
мышленности, таких как производство свекольного са-
хара и заменителей индиго.
За границами Французской империи картина ослож-
нялась ущербом, наносимым французским протекцио-
низмом, который несомненно привел к спаду промыш-
ленного производства в таких областях, как Северная
Италия, Берг и Вестфалия. Но даже здесь были светлые
моменты — относительно высокое качество вырабатыва-
емого в Ремшайде и Эссене чугуна позволило выжить
металлургической промышленности в этих городах, вдо-
бавок там до 1812 г. устойчиво росла добыча угля. Кро-
ме того, в других районах правящие режимы располага-
ли большей свободой опекать свою промышленность, во
всяком случае те ее отрасли, которым благопри-
ятствовали географические и коммерческие факторы.
Если взять в качестве показательного примера Саксо-
нию, то мы видим, что наполеоновский период отмечен
значительным развитием хлопчатобумажной промыш-
ленности. Саксония, уже относительно одаренная талан-
453

тами и имевшая готовый запас специалистов и практи-
ческого опыта, находилась на перекрестье важных тор-
говых путей в самом сердце Европы — Лейпцигская яр-
марка была одной из важнейших на континенте — и
использовала преимущества прекрасных путей сообще-
ния и сравнительную легкость получения хлопка, по-
ступающего из Леванта. Кроме того, саксонский король
обладал независимым характером и не хотел раболепно
подчиняться диктату Наполеона, и поэтому был готов
проводить тарифную политику, резко противоречащую
политике Франции. Вследствие этого сырье в Саксонии
стоило значительно дешевле, чем во Франции, и появи-
лась крупномасштабная хлопчатобумажная промышлен-
ность, при этом общее число веретен выросло с 132 000
в 1806 г. до 255 900 в 1813 г.; это сопровождалось появ-
лением в Хемнице легкого машиностроения, основы-
вавшегося на производстве прядильных машин перио-
дического действия. Также и Швейцария, которой го-
раздо больше мешал Наполеон, видимо склонный за-
крывать глаза на Саксонию из-за доказанной ею воен-
ной эффективности, добилась значительного прогресса
в области машинного прядения под влиянием промыш-
ленника Ганса Эсшера (Hans Esscher), который также
развернул производство необходимых машин. Наконец,
в Неаполе Иоахим Мюрат предпринял серьезную, хотя
в конечном счете и безуспешную, попытку организо-
вать современную текстильную промышленность, по-
ощряя иммиграцию иностранных производителей и ока-
зывая им поддержку предоставлением свободных по-
мещений и значительным покровительством со сторо-
ны государства.
Итак, что же мы видим? Утверждать, что Франция,
пусть и отдельно от остальной Европы, пережила при
Наполеоне промышленную революцию было бы явно не-
лепо. Крупномасштабное фабричное производство было
сосредоточено в очень немногочисленных районах, и даже
там оставалось довольно слабым, при этом имели очень
широкое распространение, если вообще не являлись нор-
454

мой, ремесленные методы и ориентированная на внут-
реннее потребление промышленность; часто сохранялась
отсталая технология, при этом энергия пара использо-
валась в мизерном объеме и не самым удачным образом;
большая часть достижений военного времени оказалась
легко уязвимой для возникшей после войны конкурен-
ции; Британия получила возможность увеличить тех-
нический отрыв; крупные области континента лишились
и той промышленности, которая там была; буржуазию
подталкивали к вложению капиталов в землю, а не в
промышленность; подавляющее большинство населения
по-прежнему проживало в сельской местности.
Если Наполеон и не был руководителем общего про-
цесса индустриализации, то, может быть, он хотя бы
проложил для него путь, на что указывает изменение
взаимоотношений между дворянством и буржуазией.
Наверное, не было бы ошибкой утверждать, что первые
прекрасно выдержали бурю революционной и наполео-
новской эпохи. Хотя дворян часто — но не всегда —
лишали установленных законом привилегий, их эко-
номическое господство в целом сохранилось. По их до-
ходам, особенно в Восточной Европе, часто наносил
очень тяжелый удар подрыв экспорта такой продук-
ции, как зерно и лес, вследствие континентальной бло-
кады, что иногда заставляло их идти на продажу опре-
деленных количеств земли буржуазии. Однако такое
развитие событий было скорее исключением, чем пра-
вилом: во Франции, Испании и Италии дворяне при-
нимали участие в приобретении "национального иму-
щества", к тому же в Пруссии и Великом Герцогстве
Варшавском освобождение крепостных сопровождалось
приобретением дворянами значительной части их зем-
ли; так, тридцать девять процентов земли, выставлен-
ной на продажу в тосканском департаменте Арно, пе-
решло к дворянам, тогда как в Пруссии юнкеры завла-
дели не менее чем 400 000 гектаров крестьянских участ-
ков. Но страдания освобожденных крепостных кресть-
ян на этом не заканчивались. Лишь в очень редких
455

случаях освобождение означало избавление крестьян
от финансовых обязательств перед дворянами, посколь-
ку подати, которые они должны были выплачивать за
землепользование взамен личной зависимости, просто
превратились в арендную плату, вдобавок точное ре-
шение о том, от чего собственно освобождается кресть-
янин, часто оставлялось на усмотрение суда. На са-
мом деле, иногда бремя даже увеличивалось из-за пе-
ремен в сфере использования рабочей силы и пересмот-
ра тарифов не в пользу крестьянства. Между тем, в
Сицилии и Неаполе за освобождением крепостных по-
следовало массовое лишение сельского населения досту-
па к пастбищам и водным источникам, которые до это-
го играли огромную роль в их жизни, к тому же про-
шедшая во многих местах континента продажа общин-
ных земель препятствовала использованию крестьяна-
ми имевших существенное значение даров дикой при-
роды, а также пастбищ и жизненно важных источни-
ков дров. Поскольку доходы крестьян резко сократи-
лись, а чувство уверенноости в будущем оказалось по-
дорванным, вряд ли стоит удивляться тому, что в Прус-
сии, Польше, Сицилии и Неаполе часто происходило
превращение сельского населения в сельскохозяйствен-
ный пролетариат. Однако, несмотря на это, не следует
пренебрегать влиянием наполеоновской эпохи. По всей
великой империи, а также во многих других областях
континента положение дворянства оказалось в конеч-
ном счете серьезно подорвано. Благодаря изменениям
в имущественном праве, связанным по большей части,
хотя и не всегда, с навязыванием Кодекса Наполеона и
его модификаций, в значительной части Европы майо-
рат канул в лету, вследствие чего дворянство лиши-
лись гарантий вечного пользования своими имениями.
Более того, во многих областях, где этого еще не было,
ничто не мешало буржуазии приобретать земельную
собственность, или по крайней мере спекулировать ею,
к тому же в то время значительно сократилось число
ограничений на ее деятельность в сферах коммерции,
456

промышленности и государственной службы. Это не
означает, что прогресс был равномерным, и еще мень-
ше, что после 1814 г. не было движения назад — преж-
де всего, Кодекс Наполеона не был введен в действие,
даже в смягченной форме, в большей части Германии,
к тому же после поражения Франции он кое-где был
отменен, например в Папской области — но несомнен-
но, что для буржуазии, будь то Франция, Испания или
Германия, период после 1814 г. стал временем роста
влияния и преуспевания.
Итак, в общих чертах можно сделать четыре основ-
ных вывода о социальных и экономических последстви-
ях наполеоновских войн. Во-первых, Европа получила
важную передышку, которая, может быть, в конечном
счете, обеспечила ее будущее как индустриального об-
щества, поскольку, возможно, те неурядицы, которые
ей пришлось бы пережить без континентальной блока-
ды, были бы гораздо хуже тех, которые она навлекла.
Во-вторых, целое поколение предпринимателей полу-
чило очень важный урок по методам индустриализа-
ции, который им, особенно в Германии, удалось очень
успешно использовать; этому, кроме того, способство-
вали введенные изменения в законах, касающихся пра-
ва собственности, и наступление, предпринятое на гиль-
дии. В-третьих, подверглась преобразованию экономи-
ческая карта Европы: основные промышленные цент-
ры переместились с побережья в новые районы, сосре-
доточенные прежде всего в полосе, протянувшейся от
Бельгии и севера континента к югу через Рейнланд,
Рур и Эльзас-Лотарингию, обладающие крупными за-
пасами каменного и бурого угля и железной руды, со-
ставившими основу для последующей индустриализа-
ции. И последнее, но не по важности: по господству
дворянства был нанесен удар, от которого оно так и не
оправилось. Итак, независимо от послевоенного кри-
зиса, как метко пишет Эрик Хобсбаум, "фундамент
доброй доли последующей промышленности, особенно
тяжелой, был заложен в наполеоновской Европе"17.
457

НОВАЯ РЕВОЛЮЦИОННАЯ ЭПОХА?
Период с 1815 г. по 1848 г. отмечен массовыми по-
литическими беспорядками, имевшими характер иду-
щих одна за другой не менее чем трех волн революций
- в 1820, 1830 и, конечно, в 1848 гг. - не говоря уже
о многочисленных более или менее значительных вос-
станиях и прочих волнениях. Нечего и говорить о том,
что их по большой части относят на счет реакционной
политики венского урегулирования и Реставрации, низ-
вергших новых кумиров либерализма и национализ-
ма, из чего следует вывод, что наполеоновская эпоха
породила ряд политических и экономических явлений,
само существование которых делало неизбежным ярост-
ное столкновение их со старым порядком, или вкрат-
це, что она привела к появлению того, что Джефри
Бест называет "мятежным подпольем"18.
То, что такое подполье не могло не существовать, оче-
видно. Реставрационное урегулирование не учитывало
национальных чувств, а наполеоновская эпоха дала мощ-
ный толчок подъему национализма. Столкнувшись с ре-
алиями иностранной военной оккупации и имея перед
глазами волнующие примеры типа испанского восста-
ния, немцы, по крайней мере некоторые, впервые от-
крыли, что они немцы; это нашло отражение в появле-
нии шумного националистического движения, которое
мы уже рассматривали. Здесь то, что они почти не при-
бегали к оружию, чтобы освободиться, не имеет значе-
ния, поскольку такие события, как Лейпцигское сраже-
ние, создали укоренившийся миф, который использо-
вался в течение всего девятнадцатого столетия. Точно
так же поляки и итальянцы могли черпать мужество из
создания Великого Герцогства Варшавского и Итальян-
ского королевства, при этом дополнительную бодрость в
них вселяли деяния войск этих государств на службе у
Наполеона. Не следует также забывать, что наполеонов-
ские войны фактически породили ряд восстаний, внеш-
458

не имевших ярко выраженный националистический
характер: так в 1804 г. сербы под руководством Караге-
оргия восстали против турок и создали независимое го-
сударство, просуществовавшее до 1813 г., а в Латин-
ской Америке вспыхнул ряд восстаний против испанцев,
за несколько лет полностью освободивших континент от
испанского владычества. Кроме того, хотя в Греции и
не было восстания против турок, там тоже возникло на-
ционалистическое движение, благодаря отчасти серб-
скому восстанию, а отчасти появлению Наполеона в ка-
честве образчика борца за независимость Греции — он
прежде всего разбил турок в Египте и "освободил"
Ионические острова, а такие поэты как Мартелаос и Ко-
раес приветствовали его как "земного бога", который
"разорвет оковы порабощенной страны"19. И среди ру-
мын, будь то в австрийской Трансильвании или турец-
кой Молдавии и в Валахии, ряд факторов заставлял от-
дельные элементы интеллигенции и дворянства считать
Наполеона освободителем, следствием чего стало появ-
ление так называемой "национальной партии".
С подъемом национализма был тесно связан подъем
либерализма, поскольку считалось само собой разуме-
ющимся, что свободные установления можно создать
только в условиях национальной свободы. Благодаря
французской революции и Наполеону новое общество,
о котором мечтали в восемнадцатом столетии, времен-
но обрело зримую форму, хотя и далеко не совершен-
ным образом. Однако, несмотря на измену Наполеона
делу свободы, в глазах либералов империя, властели-
ном которой он был, не говоря уже об обреченных на
гибель конституциях Испании и Сицилии, являлись
альтернативой, представлявшейся в бесконечное чис-
ло раз более предпочтительной, чем мрачная реакция,
которая, как казалось, в то время овладела Европой.
В речах и произведениях таких деятелей, как Бенжа-
мен Констан (Benjamin Constant), Франсуа Гизо (Fran-
sois Guizot), Шарль де Ремюза (Charles de Remusat),
Фридрих Дальман (Friedrich Dahlmann) и Карл Рот-
459

тек (Karl Rotteck), звучала мощная критика Рестав-
рации, основная тема которой заключалась в том, что
люди могут преследовать только свои интересы, в чем
кроется ключ к всеобщему счастью в свободном обще-
стве, что, в свою очередь, требовало создания предста-
вительных учреждений, достойного доверия правитель-
ства, независимой судебной системы, равенства перед
законом и полной свободы личности, слова, собствен-
ности, религии и занятий.
Между тем, и для националистов, и для либералов
наполеоновские войны были предметом не только мучи-
тельной ностальгии, но также и источником вдохновен-
ных мыслей о будущем. Во-первых, они очень сильно
способствовали возвеличению войны в глазах некото-
рых кругов интеллектуального сообщества, в чем перво-
степенную роль, безусловно, сыграла наполеоновская про-
паганда. При империи такие художники как Давид
(David) и Лежен (Lejeune) создали вереницу живопис-
ных полотен, превозносивших славные деяния Наполе-
она и его армии, причем в таком стиле, который не мог
не пробудить воодушевление в душах приверженцев
романтизма, в то время господствовавшего в европей-
ской культуре и, обычно, изображавшего войну как тор-
жество человеческого духа. После высылки императора
на остров Святой Елены эти явления могли лишь при-
обрести дополнительный импульс, по мере того как раз-
витие наполеоновской легенды внушало ностальгию по
его правлению и распространяло представления о том,
что империя была носителем прогресса, который теперь
самым безжалостным образом остановлен. Разумеется,
эти мысли бытовали не только среди французов и их
приверженцев: для германских националистов Лейпциг-
ское сражение точно так же знаменовало рождение но-
вой эпохи. В нескольких словах, концепцию вооружен-
ной борьбы, причем в такой форме, которая привела бы
в ужас писателей восемнадцатого столетия, начали счи-
тать по своему существу как достойной славы, так и
имеющей политическую ценность, а это, безусловно, иг-
460

рало на эмоциях поколений молодых людей, расстроен-
ных тем, что они слишком молоды для участия в войне.
В результате, в состоянии безысходности мечты о свобо-
де начали переплетаться с мечтами о войне, причем эта
милитаризация прогрессивных политиков получала до-
полнительное подкрепление со стороны многочисленных
бывших военных — и солдат, и офицеров — которые с
наступлением мира оказались брошенными на произвол
судьбы и почти не имели шансов на постоянную работу.
Будь то итальянские ветераны, присоединяющиеся к кар-
бонариям, испанские ветераны, обращающиеся к поли-
тическим заговорам, или английские, отправляющиеся
в Латинскую Америку помогать Сан-Мартину и Болива-
ру, люди такого сорта часто находили выход в револю-
ционной политике.
Поскольку во многих умах восстание и война мысли-
лись как путь вперед, совершенно естественно, что на-
полеоновским войнам была уготована роль образца для
подражания. Таким образом, в отношении политичес-
кой ситуации после 1814 г. лелеялись надежды, сход-
ные с мечтами Шарнгорста и Гнейзенау в 1808 г. о том,
чтобы германский народ последовал примеру испанско-
го восстания, Ожидалось, что народы Европы просто
восстанут и свергнут своих угнетателей либо сразу, либо
путем партизанской войны, при этом победа, которой
якобы удалось добиться этими методами в греческой
войне за независимость 1821-1829 гг.; естественно вызы-
вала бурные надежды. Действительно, влияние, оказы-
ваемое наполеоновским примером на некоторых нацио-
налистов, было столь сильным, что мысль о том, что
народ не может добиться свободы кроме как через воо-
руженную борьбу, превратилась в аксиому. Итак, война
становилась крайне необходимым процессом для фор-
мирования нации. В результате, начиная с 1815 г. по-
мыслы революционеров повсюду обратились на мобили-
зацию народа, и этот период ознаменовался публикаци-
ей целого ряда произведений, посвященных народному
восстанию. В этом отношении огромную роль сыграла
461

также периодическая печать, поскольку наполеоновская
эпоха придала мощный импульс появлению газет и, во-
обще, профессии журналиста. Поскольку многочислен-
ным писателям, которых иногда подстрекали к пропа-
ганде идей либерализма, и национализма, например в
Австрии в 1809 г. и в Пруссии в 1813 г., и которые
находили таким образом работу, а в некоторых случаях
признание, начали затыкать рты и лишать возможнос-
тей работать, а порой вынуждать к бегству из страны,
теперь многие из них ринулись в революционную дея-
тельность.
Поэтому вполне можно говорить о возникновении пос-
ле 1815 г. революционного движения, направленного
на уничтожение старого порядка, но в равной мере спра-
ведливо и то, что, по крайней мере до 1830 г., оно оста-
валось удивительно бесплодным. Во-первых, есть масса
свидетельств того, что революционные политики отно-
сились преимущественно к узкой элите. Так, хотя сту-
денты, профессора и журналисты очень часто были стра-
стными революционерами — правда, временами отчет-
ливо "кабинетного" характера — основная масса населе-
ния равнодушно или явно враждебно относилась к их
идеям. Конечно, теоретически буржуазии следовало по-
всеместно сплотиться под знаменем революционного ли-
берализма, поскольку во многих областях Европы у нее
был ранее период больших экономических и социальных
возможностей, и к тому же старый порядок, предпри-
нимавший отчаянные усилия, чтобы сохранить победу,
завоеванную в титанической схватке 1812-1814 гг., по-
тихоньку политизировал ее, ставя под серьезную угрозу
ее прошлые достижения. Но ничего такого не случи-
лось. Так, у многих представителей буржуазии рефор-
мы наполеоновского периода возбуждали предчувствие
не благоприятных возможностей, а опасности. Либера-
лизм, привлекавший богатых промышленников и куп-
цов, гораздо меньше обещал мелким лавочникам и пред-
принимателям. Равным образом для многих тысяч нем-
цев, которые тем или иным образом получали доход от

дворов таких городов, как Мюнхен или Штутгарт, сама
мысль об объединении Германии была совершенно не-
приемлема, вдобавок следует также отметить, что кон-
цепция баварского или вюртембергского государства
была во всяком случае более притягательной, чем гер-
манского (в этом плане наполеоновские войны, возмож-
но, фактически задержали объединение Германии: дело
не только в том, что такие правители как Максимили-
ан I в Баварии и Фридрих I в Вюртемберге старались
всеми силами стимулировать партикуляристскую лояль-
ность, а еще и в том, что в 1813-1814 гг. многие немцы
узнали не понаслышке о прусском высокомерии и гру-
бости). Более того, будь то в Калабрии, Испании или
Тироле, буржуазия прекрасно знала о жестокости, с ко-
торой вооруженный народ — читай крестьяне — будет
относиться к ней, к тому же во Франции у "знати" еще
оставались тревожные воспоминания о кошмарах "ве-
ликого страха" (grand peur) и Вандеи*. А призрак крас-
ных колпаков, якобинских санкюлотов не давал спо-
койно спать всей Европе. В результате, точно так же
как в 1813 г., даже те элементы средних классов, кото-
рых привлекали революционные идеи, на самом деле
ужасно боялись скрытого в них смысла. Констану
(Constant), например, демократия (которую он называл
"вульгаризацией деспотизма"20), не нравилась так же
сильно, как и абсолютизм, а один националистически
настроенный итальянский историк позже даже описы-
вал контрреволюционные восстания как "ужасные со-
бытия, во время которых народ показал, на что он спо-
собен, и ту высокомерную и дерзкую уверенность, с ко-
торой он навязывал свою воля другим классам"21.
А что же "народ"? После того как крестьяне револю-
ционной и наполеоновской эпохи часто восставали про-
тив наступления на традиционное общество, предпри-
нимаемого французами и их приверженцами, вряд ли
следовало ожидать, что крестьяне времен Реставрации
станут сражаться за те идеалы, с которыми их отцы пы-
тались столь отчаянно бороться. Между тем, что касает-
463

ся городских низших классов, то можно было бы проти-
вопоставить воинственность федератов 1815 г. традици-
онализму таких групп, как неаполитанские лаццарони,
вдобавок даже ремесленники, которые теперь попали под
растущее тяжелое давление из-за упразднения гильдий
и распространения машин, скорее всего противились бы
революции точно так же, как и становились бы на ее
сторону (например, в Вандее ручные ткачи редко фигу-
рировали в рядах участников происходивших одно за
другим восстаний). Итак, хотя явлений типа крестьян-
ских бунтов, разрушения машин и массового бандитиз-
ма было в изобилии, народ вряд ли являлся той рево-
люционной силой, о которой мечтало подполье.
Разумеется, к 1848 г. - а может быть, даже к 1830 г.
положение резко изменилось, но в 1815 г. лишь один
единственный фактор уберег европейское революцион-
ное движение от полного упадка. Тогда как в восемнад-
цатом столетии войска всегда находились на стороне
режима, теперь это прекратилось. Будь то в Швеции в
1809 г., в Пруссии в 1812 г. и во Франции и Испании в
1814 г., мы обнаруживаем пример за примером того,
что армии вмешивались в политику, защищая свои про-
фессиональные интересы: шведская армия, раздражен-
ная причудами Густава IV и встревоженная его приема-
ми ведения войны, двинулась на Стокгольм, чтобы его
свергнуть; Йорк, отчаянно старавшийся спасти свои вой-
ска, а может быть, и спровоцировать войну с Франци-
ей, по собственной инициативе прекратил военные дей-
ствия против России; в апреле 1814 г. Наполеона заста-
вили отречься от престола его же генералы; а в следую-
щем месяце испанская армия, стремившаяся к отмще-
нию за годы военных поражений и антимилитаризма
либералов, восстановила абсолютную монархию. Тем не
менее во Франции события 1814 г. предзнаменовывали
восстановление нерушимых уз, некогда соединявших ар-
мию и престол, ничуть не больше, чем в Испании. На-
против, когда восстановленные бурбоновские монархии
нарушали интересы военных, армии в резкой форме на-
464

поминали им о границах возможного: первый из целой
серии военных мятежей против Фердинанда VII случился
уже в сентябре 1814 г., а события Ста дней во Франции
опять же произошли благодаря оскорбленной армии.
Итак, армии не были политизированы - француз-
ские войны просто наделили их - по крайней мере
отдельные элементы офицерского корпуса — чувством
своих корпоративных интересов, которому часто бро-
сался беспрецедентный вызов. В то же время воен-
ные, брошенные силой обстоятельств в центр обще-
ственной жизни, повсюду приобрели большое само-
мнение. Как замечает Форд:
"К лучшему это или к худшему, но Наполеон, его и
сражавшиеся против него военачальники придали во-
енным... сочетание престижа и самосознания, необ-
ходимое для того, чтобы сделать их настоящей силой
в гражданских делах"22.
Еще более коварную роль сыграл культ героя: будь
то такие чванливые испанские генералы как Хосе Пала-
фокс и Франсиско Баллестерос, удалой русский парти-
занский командир Денис Давыдов или даже Иоахим
Мюрат, храбро принявший смерть от расстрельной ко-
манды Бурбонов после своих безрассудных "Ста дней" в
октябре 1815 г., офицерский корпус Европы приобрел
ряд образцов для подражания, которые подталкивали
многих его представителей к поискам роковой славы.
Это новое самосознание совсем не обязательно играло на
руку революционным политикам - так, в Пруссии тра-
диционалистская фракция, неявно господствовавшая в
офицерском корпусе, после 1815 г. постепенно отодви-
гала в сторону своих реформистски настроенных сопер-
ников и склоняла Фридриха-Вильгельма к всецело ре-
акционной политике, а в Австрии армия сохраняла пол-
ную лояльность в течение всего периода 1815-1848 гг..
Однако в Неаполе, Пьемонте и Испании впечатления от
абсолютистского правления, оставившие глубокие сле-
465

ды в армии, аристократический фаворитизм и финансовое
банкротство склоняли многочисленных офицеров к либе-
рализму. Они завязывали тесные связи с сетью заговор-
щических и масонских групп, которые пышным цветом
расцвели в Италии и Испании времен Реставрации и
обеспечивали революционное движение жизненно необ-
ходимым ему головным отрядом, без которого оно было
бы обречено на провал; так испанская, неаполитанская
и пьемонтская революции 1820-1821 гг. начинались как
военные мятежи, в которых на передний план выдвига-
лись профессиональные интересы армии. В равной мере
и в России молодые офицеры, вернувшиеся с войны в
Германии и Франции, пришли в ужас, увидев контраст
между прогрессом, процветанием и общим духом свобо-
ды, с которыми они столкнулись на Западе, и дикостью,
мракобесием и отсталостью, типичными для их роди-
ны. Они, находясь под меньшим влиянием, чем их со-
братья в других местах, чисто военных интересов (хотя
и у них вызывали резкое осуждение телесные наказа-
ния и царившее повсюду плохое обращение с простыми
солдатами, и одной из их целей являлось создание ар-
мии, стимулируемой не страхом, а патриотическими чув-
ствами), организовали ряд тайных обществ, надеясь, что
им удастся склонить Александра I к внутренним рефор-
мам, и в конце концов в 1825 г. подняли военный мя-
теж в Санкт-Петербурге в безрассудной попытке поме-
шать восшествию на престол вызывавшего сильный страх
великого князя Николая.
Таким образом, революционное движение приобре-
ло мощного союзника в лице молодых офицеров, во-
одушевляемых впечатлениями французских войн и при-
водимых в уныние Реставрацией. Карл Маркс был, на-
верное, совершенно прав, когда писал, что "кульмина-
ционный пункт наполеоновских идей — превосходство
армии"23. Однако в некотором отношении в этом скры-
валась глубокая ирония, так как в то же самое время
формировалось другое направление политического про-
теста, которое не могло относиться к таким самовлюб-
466

ленным личностям, как Рафаэль Риэго (Rafael Riego),
Гильельмо Пепе (Guiglielmo Рере) или Павел Пестель не
иначе как к своим противникам. Наполеоновские войны
в ходе процесса, который оказался гораздо более длитель-
ным, чем союз между политическим протестом и ина-
комыслием военных, породили современное движение
за мир. Формально христианские церкви всегда осуж-
дали войну, в равной степени такой же точки зрения
по большей части придерживалось интеллектуальное
сообщество, а немногочисленные протестанты-сектан-
ты еще с восемнадцатого столетия отказывались брать
в руки оружие. Более того, к концу восемнадцатого
столетия эти дремлющие антивоенные настроения обре-
ли политическую форму благодаря произведениям фи-
лософов. Для таких мыслителей, как Жан-Жак Рус-
со, Иммануил Кант и Томас Пейн, было аксиомой, что
человек по своей природе миролюбив, а войны по сво-
ему смыслу противоестественны, и за них несут ответ-
ственность короли и их честолюбие. Между тем для
таких экономистов-теоретиков, как Адам Смит, война
была абсурдна и с точки зрения торговли и промыш-
ленности, будучи не только наносящей ущерб сама по
себе, но еще и отрицанием образа поведения, при кото-
ром все человечество оказывалось связанным величе-
ственной цепью взаимных интересов. Из этого логи-
чески следовало, что войну можно уничтожить, а для
этого необходимо лишь разрушить мощь старого по-
рядка, ввести представительные политические систе-
мы (поскольку предполагалось, что народы доброволь-
но никогда не начнут войну) и снять все ограничения
на международную торговлю, при этом утверждалось,
что экономическое соперничество само по себе не су-
ществует и является единственно плодом протекцио-
низма. А что же касается тех споров, которые все же
смогут возникнуть, то их решение, вырванное из рук
себялюбивых "деспотов", можно было бы легко согла-
совать путем разумного обсуждения и международно-
го арбитража.
467

Поскольку эти убеждения обрели широкую гласность
после выхода в свет в 1791 г. книги Томаса Пейна "Пра-
ва человека", ужасы революционных и наполеоновских
войн не могли не вызвать какой-то реакции. Ряд деяте-
лей, особенно в Британии и в Соединенных Штатах Аме-
рики, будучи по-настоящему напуганными тем, что они
видели вокруг себя, а в случае британских купцов и
предпринимателей, занимавших среди них видное по-
ложение, помня, во-первых, об ущербе, который война
нанесла их доходам, и, во-вторых, о социальном кон-
фликте, непрерывно тлеющем между ними и земельной
аристократией, объединились в борьбе за то, чтобы по-
кончить с войнами (не только с наполеоновскими). Как
и следовало ожидать, ведущую роль в этих событиях
играли квакеры, которые сочетали пацифистские рели-
гиозные принципы с чрезвычайно высокими достиже-
ниями в области торговли и промышленности, хотя здесь
нельзя не упомянуть об утилитаристах и либеральных
экономистах, которые также имели определенное влия-
ние. Результатом этого стало появление первого в исто-
рии движения за мир: за 1815 г. в Соединенных Шта-
тах Америки образовалось не менее трех пацифистских
групп, которые позднее объединились в Американское
общество мира (American Peace Society), а в 1816 г. бри-
танский квакер Уильям Аллен (William Allen) основал
Общество содействия всеобщему и постоянному миру
(Society for the Promotion of Universal and Perma-nent
Peace). За следующие несколько лет пацифистские об-
щества появились также в Голландии, Франции и Швей-
царии.
Однако, несмотря на отважные усилия членов этих
групп, они оставались крайне незначительной силой,
ограниченной квакерами и некоторыми нонконформист-
скими группами, которые в тех редких случаях, когда
на них обращали хоть какое-то внимание, становились
объектом всеобщих насмешек. О степени влияния их
взглядов говорит "принятие их на вооружение" по чи-
сто утилитарным причинам такими деятелями, как ли-
468

деры британского движения свободной торговли Коб-
ден (Cobden) и Брайт (Bright). Они, ведя постоянную
агитацию против дорогостоящих вооруженных сил, ари-
стократических привилегий и протекционизма, с жа-
ром проповедовали евангелие от Томаса Пейна и при-
влекали к себе значительное внимание общественнос-
ти, но всегда наталкивались на то, что их аргументы
не имеют никакого веса, когда дело доходит до форми-
рования государственной политики: несмотря на весь
шум, который им удалось поднять, Британия в 1854 г.
все-таки вновь ввязалась в войну.
Итак, наполеоновские войны вывели на сцену Рес-
таврацию, оставив ей наследство из протестов недоволь-
ных, внешне грозных, но на самом деле не очень опас-
ных. Революционное подполье, имевшее большую
склонность к принятию желаемого за действительное
и идеологической путанице, ограничивалось узким
кружком студентов, интеллектуалов, профессиональных
бунтарей и авантюристов, которые почти не пользова-
лись поддержкой в народе и имели влияние лишь на-
столько, насколько им удавалось завести союзников
среди офицеров европейских армий. Когда это случа-
лось, они превращались в реальную угрозу, но у мно-
гих офицеров были совсем не те интересы, что у их
гражданских собратьев, к тому же они никоим обра-
зом не могли рассчитывать на поддержку всех своих
товарищей, не говоря уже о том, чтобы помешать ис-
пользованию своих солдат в контрреволюционных це-
лях. Поэтому почти всегда, когда непосредственно в
послевоенный период действительно вспыхивала рево-
люция, будь то в Испании, Неаполе, Пьемонте или
России, легко удавалось найти войска для ее подавле-
ния. Это, конечно, не значит, что предложенное рестав-
рацией урегулирование можно было терпеть до беско-
нечности — серьезный вызов ему был брошен в 1830 г.,
а в 1848 г. ему пришел окончательный конец — но эти
события были связаны с общественным и экономичес-
ким развитием после 1815 г. в гораздо большей степе-
469

ни, чем с наполеоновскими войнами. Вкратце, если они
и породили революционное движение, то не создали
условий, в которых оно могло бы одержать победу.
ВЛИЯНИЕ НА ИСТОРИЮ
ДЕВЯТНАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ
Итак, какое же влияние все-таки оказали наполео-
новские войны на ход истории девятнадцатого столе-
тия? В содержащей новаторские мысли статье, вышед-
шей в 1963 г., Франклин Форд доказывает, что поми-
мо явных элементов непрерывности, соединяющих пред-
революционную и посленаполеоновскую эпохи, напри-
мер в отношении истории идей, были еще коренные
изменения, которые в совокупности "являют собой ре-
волюцию в полнейшем смысле этого слова, полный от-
ход от важнейших условий жизни до 1789 г."24. Со-
гласно Форду, этих изменений было пять: революция
в структурах управления, резкое изменение характера
военных действий из-за внедрения народного ополче-
ния, возросшее влияние общественного мнения на поли-
тику, замена уравновешенного неоклассицизма искусст-
ва XVIII столетия страстностью романтизма и, прежде
всего, окончательная замена традиционной иерархии
социальных групп и сословий новым обществом, осно-
ванным на богатстве и заслугах. Если не считать не-
скольких его замечаний относительно концепции "на-
ции под ружьем", в статье почти нет ничего такого, с
чем нельзя было бы согласиться, но, тем не менее, отож-
дествление всего этого с революцией представляется
несколько натянутым. Уничтожение феодализма, из-
менения в имущественных законах, введенные наполе-
оновскими кодексами, приобретение буржуазией круп-
ных участков земельной собственности, появление воз-
можности сделать карьеру в соответствии со способно-
стями и промышленное развитие, которым содейство-
вал конфликт, возможно, в совокупности вели к дли-
470

тельному процессу разрушения исключительного поло-
жения дворянства, но они не создали подлинно рево-
люционную ситуацию. Совершенно не собиравшиеся
низвергать старый порядок новые элиты, вознесенные
войной и продолжавшие улучшать свое положение после
нее, скорее стремились стать его частью, и вдобавок
часто боялись как экономических перемен, так и неис-
товства низших классов. А что же касается старого по-
рядка, то он во многих отношениях усилился, посколько
многие реформы, проведенные в наполеоновский пери-
од и связанные с французами, не только обеспечили
достижение многочисленных целей просвещенных абсо-
лютистов восемнадцатого столетия, но также сильно
укрепили власть государства — и правда, можно даже
утверждать, что современное государство континенталь-
ной Европы является одним из изобретений наполео-
новской эпохи. Между тем, хотя светская власть като-
лической церкви была в значительной мере разруше-
на, она оставалась могучей силой, так же как, впро-
чем, и дворянство, и потребовался гораздо более болез-
ненный конфликт, разразившийся через сто лет после
падения Наполеона, для окончательного разрушения
последних оставшихся у нее бастионов.
Но из этого не следует заключать, что наполеонов-
ская эпоха не имела никакого значения. Во-первых, как
утверждает Стюарт Вулф, наполеоновская эпоха, мо-
жет быть, не только притушила конфликт между "бо-
гачами", но и углубила пропасть между "богачами" и
"бедняками", открыв таким образом дорогу в новую
эпоху социальных потрясений, которым суждено было
стать еще более серьезными. Во-вторых, Наполеону, со-
вершенно не собиравшемуся объединять континент, на
самом деле удалось разделить его гораздо более высо-
кими барьерами, чем при старом режиме. Так, до тех
пор пока революционные потоки не вышли из берегов
и не хлынули в Испанию, Бельгию, Голландию, Люк-
сембург, Италию и Германию, европейские мыслители
в большинстве своем считали, что следует стремиться
471

к построению системы универсального права и обще-
ственно-политического строя в такой форме, которая
приносила бы пользу всем людям всех обществ во все
времена. Наполеон, находившийся под прочной влас-
тью этих представлений, стремился навязать их импе-
рии, которая в пору своего наибольшего величия про-
стиралась от португальской границы до Литвы и от
северного побережья Германии до самого юга Италии.
Однако, нечего и говорить, что из этого плана ничего
не вышло: по всей Французской империи, а впрочем и
в самой Франции, местничество оставалось могучей
силой, которую так и не удалось перебороть, к тому же
впечатления от французского правления стимулирова-
ли возникновение ряда националистических движений,
которые, хотя и имели внешне весьма космополити-
ческий характер, в конечном счете не могли не всту-
пить в конфликт друг с другом. До поры до времени в
интересах всех правительств было уклоняться от та-
ких конфликтов и подавлять подталкивавшие к ним
силы, но в один прекрасный день война отделилась от
страха перед революцией, с которым она была так силь-
но связана в 1815 г., и вскоре не преминула вновь пре-
вратиться в орудие государственной политики, став-
шее еще более ужасным, в эпоху индустриализации.
Наполеоновские войны, ни в коей мере не являвшиеся
предшественниками эры всеобщего мира, стали поэто-
му предтечами эпохи конфликтов, в ходе которой, к
большому сожалению страдающего от них человечества,
идеи Клаузевица найдут окончательное подтверждение.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Creasy E., The Fifteen Decisive Battles of the World
from Marathon to Waterloo (London, 1851), p. VIII.
2Keegan J., The Face of Battle: a Study of Agincourt,
Waterloo and the Somme (London, 1978), p. 60.
3 Markov W., Grand Empire: Virtue and Vice in the
472

Napoleonic Era (New York, 1990), p. 57.
4 Marx K., Revolution and Counter-Revolution, ed.
E. Marx Aveling (London, 1971), p. 3.
5 Godechot J., "The sense and importance of the
transformation of the institutions of the Napoleonic
epoch", in F.A. Kafker and J.M. Laux (eds.), Napoleon
and his Times: Selected Interpretations (Malabar, Florida,
1989), p. 295.
€Цит. по: Strachan H., European Armies and the
Conduct of War (London, 1983), p. 69.
7Цит. по: Craig G., The Politics of the Prussian Army,
1640-1945 (Oxford, 1955), p. 80.
*Gooch J., Armies in Europe (London, 1980), p. 50.
9 Цит. по: Rothenberg G., "The Austrian army in the
age of Metternich", Journal of Modern History, XL,
No. 2 (June, 1968), 163.
10Цит. по: Iiddel Hart В., The Ghost of Napoleon
(London, 1933), p. 109.
11 Цит. по: Strachan, Conduct of War, p. 61.
12Griffith P., Military Thought in the French Army,
1815-51 (Manchester, 1989), p. 7.
13Crouzet F., "Wars, blocade and economic change in
Europe, 1792-1815", JEH, XXXIV, No. 4 (December,
1964), 572.
14 Crouzet, Wars, blockade and economic change,579.
15 J. Harrison, An Economic History of Modern Spain
(Manchester, 1978), p. 58.
16 Crouzet, Wars, blockade and economic change,579.
17 Hobsbawm E., The Age of Revolution: Europe, 1789
-1848 (London, 1962), p. 211.
18 Best G., War and Society in Revolutionary Europe,
1770-1870 (London, 1982), p. 257.
19 Цит. по: Keffalineou E., "The yth of Napoleon in
modern Greek literature and historiography, 1797-1850",
Consortium on Revolutionary Europe Proceedings, 1991,
109.
20 Цит. по: Droz J., Europe Between Revolutions, 1815
-1848 (London, 1967), p. 48.
473

21 Цит. по: Broers M., "Revolution and risorgimento:
the heritage of the French Revolution in nineteenthcentury
Italy", in H.T. Mason and W. Doyle (eds.), The Impact of
the French Revolution on European Consciousness
(Gloucester, 1989), p. 88.
22Ford F.L., Europe, 1780-1830 (London, 1989), p. 302.
23 Marx K., "The Eighteenth Brumaire of Louis
Bonaparte", in S.L. Feur, (ed), Karl Marx and Friedrich
Engels: Basic Writings on Politics and Philosophy
(London, 1969), p. 383.
24 Ford F.L., "The Revolutionary-Napoleonic era: how
much of a watershed?", American Historical Review,
LXIX, No. 1 (October, 1963), 28.

ХРОНОЛОГИЯ
1803
18 мая Британия объявляет войну Франции.
23 мая Наполеон отдает приказ об аресте всех британских
подданных, находящихся на французской территории.
26 мая Французские войска вступают в Ганновер.
14 июня Французские войска вступают в Неаполь с целью ок-
купации Апулин.
15 июня Французская армия начинает сосредоточиваться в Бу-
лони для вторжения в Англию.
21 июня Британские войска захватывают Санта-Люсню.
25 июня Батавская республика подписывает договор о союзе3 с
Францией.
30 июня Британцы захватывают Тобаго.
27 июля Роберт Эмметт поднимает неудавшееся восстание в Дублине.
3 августа В Индии вспыхивает война между Британией и Маратх-
ской конфедерацией.
11 сентября Леш: наносит поражение маратхам близ Дели.
20 сентября Британцы захватывают Демерару и Эссекибо.
23 сентября Веллингтон наносит поражение маратхам при Ассайе.
1 ноября Лейк наносит поражение маратхам при Л ас вари.
28 ноября Веллингтон наносит поражение маратхам в Аргаоне.
Французский гарнизон Сан-Доминго сдается британ-
цам в Кап-Франсуа.
29 ноября Вожди повстанцев провозглашают независимость Сан-
Доминго под названием Гаити.
1804
15 марта Арест герцога Энгиенского.
16 марта После двух лет нарастающих волнений сербы восста-
ют против своих правителей — янычар в защиту прав
Селима III и осаждают Белград.
29 апреля Британцы высаживаются в Суринаме.
5 мая Гарнизон Суринама капитулирует.
19 мал Наполеон возводит в звание первых восемнадцать мар-
шалов.
5 августа Сербы берут Белград; они, хотя и позволяют туркам
разместить гарнизон, требуют большей автономии.
5 октября Британские суда нападают на испанский флот с драго-
ценностями.
475

6 ноября Подписывается австрийско-русское оборонительное со-
глашение.
2 декабря Наполеон коронуется императором Франции.
12 декабря Испания объявляет войну Британии.
1805
7 мая Селим III приказывает сербам сложить оружие; когда
они отказываются, турки начинают подготовку к поко-
рению их силой.
25 мая Франция аннексирует Лигурийскую республику.
26 мая Наполеон коронуется королем Италии.
12 июля Сербы наносят поражение туркам при Нисе.
28 июля Британия и Россия заключают соглашение о формиро-
вании Третьей коалиции.
9 августа Австрия присоединяется к Третьей коалиции.
18 августа Сербы наносят поражение туркам при Иванковаче.
10 сентября Неаполь подписывает конвенцию с Россией.
23 сентября Бавария подписывает договор о союзе с Францией.
1 октября Пруссия проводит мобилизацию после того, как фран-
цузские войска оккупируют Ансбах; Баден подписыва-
ет договор о союзе с Францией.
3 октября Швеция присоединяется к Третьей коалиции.
8 октября Вюртемберг подписывает договор о союзе с Францией.
14 октября Французы начинают эвакуировать Апулию.
20 октября Капитуляция Ульма; Мак во главе 27 000 человек капи-
тулирует.
21 октября Франко-испанский флот разбит у мыса Трафальгар;
гибель Нельсона.
26 октября "Великая армия" выступает из Булони на Рейн.
29 октября Эрцгерцог Карл останавливает Массена в Кальдьеро.
3 ноября Пруссия подписывает в Потсдаме договор с Австрией
и Россией, фактически обязывающий ее вступить в войну.
11 ноября Французские войска численностью 10 000 человек под
командованием Газана наносят поражение русской ар-
мии из 40 000 человек в Дюрренштерне.
12 ноября Французы оккупируют Вену.
17 ноября Британские войска начинают высадку в Ганновере.
20 ноября Англо-русская экспедиционная армия высаживается в
Неаполе.
31 ноября Сербы захватывают Семендрию (Смедерево).
2 декабря Австро-русские войска терпят поражение при Аустерлице
(Славков).
15 декабря Пруссия подписывает Шенбруннский договор с Францией.
26 декабря Австрия подписывает Пресбургский ( Братислава) договор.
1806
6 января
Британская экспедиционная армия высаживается в Кейп-
тауне.
476

8 января Голландцы терпят поражение в Блауевберге.
18 января Голландцы сдают Капскую провинцию.
19 января Англо-русская экспедиционная армия отплывает из Не-
аполя.
23 января Кончина Питта.
6 февраля Дакворт разбивает французский флот невдалеке от Сан-
Домингб.
9 февраля Французы вторгаются в Неаполь.
11 февраля Фердинанд IV и M ария-Каролина бегут в Сицилию.
13 февраля Британцы эвакуируют Ганновер.
16 февраля Британские войска высаживаются в Сицилии.
4 марта Французы осаждают Гаэту.
5 марта Русские захватывают Каттаро (Котор); Наполеон откры-
вает мирные переговоры с Британией, новое правитель-
ство которой, "Кабинетвсех талантов", стремится к миру.
9 марта Неаполитанцы терпят поражение в Кампо-Тенезе.
11 марта Жозеф Бонапарт провозглашается королем Неаполя.
15 марта Наполеон создает Великое Герцогство Берг.
22 марта В Калабрии вспыхивает восстание.
30 марта Маршалу Бертье присваивается титул князя Невшатель-
ского.
26 мая Французы окуппируют Рагузу (Дубровник).
5 июня Голландия становится королевством во главе с Луи Бо-
напартом.
17 июня Русские и черногорцы наносят поражение французам
близ Рагузы (Дубровника).
18 июня Русские и черногорцы осаждают Рагузу (Дубровник).
25 июня Британская экспедиционная армия занимает Буэнос-Айрес.
4 июля Британская экспедиционная армия наносит поражение
французам при Майде в Калабрии.
6 июля Французы приходят на помощь Рагузе (Дубровнику).
17 июля Наполеон учреждает Рейнский союз.
18 июля Французы захватывают Гаэту.
20 июля Д'Убри подписывает безуспешный русско-французский
мирный договор.
6 августа Франц II, император Священной Римской империи, отказы-
вается от императорской короны, оставив за собой приня-
тый в 1804 г. наследственный титул "Франца I Австршккого".
9 августа Прусское правительство принимает решение о войне с
Наполеоном.
12 августа Креольское ополчение освобождает Буэнос-Айрес.
13 августа Сербы наносят поражение туркам в Мисаре.
26 августа Пруссия выдвигает ультиматум, требующий вывода
французских войск из Германии.
13 сентября Со смертью министра иностранных дел Британии,
Чарльза Джеймса Фокса, все надежды на мир между
Францией и Британией рассеиваются.
1 октября Русские отражают нападение французов в Кастельну-
ово (Герцегнови)
10 октября Пруссаки терпят поражение при Заальфельде.
477

14 октября Пруссаки терпят поражение при Йене и Аугфштадте.
16 октября Русские вторгаются в Дунайские провинции после того,
как турки заменяют их губернаторов профранцузски
настроенными деятелями.
17 октября Пруссаки терпят поражение в Галле.
22 октября Французы осаждают Магдебург.
25 октября "Великая армия"'вступает в Берлин.
28 октября Гогенлоэ с 10 000 солдат капитулирует в Пренцлау.
29 октября Французы захватывают Штеттин (Щецин).
6 ноября Блюхер с 20 000 солдат капитулирует в Любеке.
10 ноября Сдача Магдебурга
21 ноября Берлинский декрет знаменует начало континентальной
блокады.
28 ноября Французы вступают в Варшаву.
24 декабря Русские оккупируют Бухарест.
26 декабря Русские отбивают нападение французов при Пултуске,
но ночью отходят.
29 декабря Сербы захватывают Белград
1807
6 января Сербы захватывают Сабач и таким образом уничтожа-
ют последний турецкий аванпост в Сербии.
7 января Британцы отвечают на Берлинский декрет "Правитель-
ственными декретами".
15 января Британцы начинают осаду Монтевидео.
30 января Французы осаждают Штральзунд.
3 февраля Британцы захватывают Монтевидео; Беннигсен отража-
ет нападение Наполеона в Йенкендорфе (Ионково).
7-8 февраля Беннигсен сводит вничью сражение с Наполеоном при
Эйлау.
19 февраля Британская военно-морская эскадра входит в Дарданеллы.
1 марта Британцы эвакуируют Дарданеллы.
17 марта Британцы вторгаются в Египет.
18 марта Французы осаждают Данциг (Гданьск).
20 марта Французы осаждают Кольберг (Колобжег); его защит-
ники под командованием Гнейзенау держатся до под-
писания мира в июле.
21 марта Британцы захватывают Александрию.
29 марта Британцы терпят поражение в первом Розеттском (Ра-
шид)сражении
21 апреля Британцы терпят поражение во втором Розеттском ( Ра-
шид) сражении
26 апреля Пруссия и Россия в Бартенштейне (Бартошице) подписы-
вают конвенцию, отвергающую сепаратный мир и провоз-
глашающую их целью изгнание французов из Германии.
27 мая Капитуляция Данцига.
28 мая Неаполитанцы, вторгшиеся в Калабрию, терпят пора-
жение в Милето.
29 мая Низложение Селима III, его место занимает Мустафа IV.
478

2 июня После отражения ряда попыток русских пересечь Ду-
най турки возвращают Бухарест.
3 июня Турки срывают наступление сербов в Лозннце; русские
наносят поражение туркам в Базарджике (Добриче).
10 июня Французов отбрасывают в Хайльсберге (Лидзбарке
Вармннском).
14 июня H аполеон наносит поражение Беннигсену при Фридлан-
де (Правдинск)
25 июня Наполеон встречается с Александром вТильзите (Советск).
1 июля Русские разбивают турецкий флот в районе Лемноса.
5 июля Уайтлок атакует Буэнос-Айрес, но его с 2000 солдат
вынуждают капитулировать и дать согласие на эваку-
ацию Монтевидео.
7-9 июля Заключение договоров в Тильзите (Советск).
16 июля Британская экспедиционная армия высаживается на
остров Рюген невдалеке от Штральзунда.
22 июля По Дрезденскому договору официально основывается
Великое Герцогство Варшавское.
31 июля Наполеон направляют ультиматум Дании с требовани-
ем подписания договора о военном союзе под угрозой
объявления войны.
3 августа Французы оккупируют Ионические острова.
4 августа Британцы уходят из Рюгеиа.
1U августа Шведы сдают Штральзунд.
16 августа Британские войска высаживаются в Зеландии (Дания).
17 августа Турки осаждают Александрию.
29 августа Датчане терпят поражение при Коге.
27 сентября Бомбардировка Копенгагена.
7 сентября Датское правительство капитулирует и сдает свой флот
Британии.
14 сентября Британцы эвакуируют Александрию.
19 октября Французские войска входят в Испанию, направляясь
в Португалию.
20 октября Британцы эвакуируют Зеландию.
27 октября Франция и Испания заключают соглашение о разделе
Португалии (договор Фонтенбло).
30 октября Дания подписывает договор о союзе с Францией и до-
пускает франко-испанскую армию под командованием
Бернадота.
23 ноября Наполеон усиливает континентальную блокаду первым
Миланским декретом.
27 ноября Португальская королевская семья отплывает в Бразилию.
30 ноября Французские войска вступают в Лиссабон.
17 декабря Второй Миланский декрет вносит изменения в конти-
нентальную блокаду.
1808
2 февраля
9 февраля
Французы оккупируют Рим.
Французские войска входят в Каталонию.
479

16 февраля Французы захватывают Памплону.
21 февраля Россия вторгается в Финляндию.
29 февраля Дания объявляет воину Швеции; французы захватыва-
ют крепость Барселона.
5 марта Французские войска захватывают Сан-Себастьян.
13 марта Французы начинают поход на Мадрид.
15 марта Французы аннексируют Тоскану, Парму и Пьяченцу.
17-19 марта Низложение Карла IV в результате мятежа в Аранху-
эсе; Годоя заключают в тюрьму; наследный принц про-
возглашается королем Фердинандом VII.
23 марта Французы оккупируют Мадрид.
24 марта Триумфальное вступление в Мадрид Фердинанда VII.
24-30 марта Русские оккупируют Аландские острова.
18 апреля Шведы наносят поражение русским в Сиикояки.
20 апреля Фердинанд прибывает в Байонну на встречу с Наполеоном.
24 апреля Русские оккупируют Готланд.
27 апреля Шведы наносят поражение русским при Револаксе.
2 мая Восстание Дос де M аи о в Мадриде.
5-6 мая Карл IV и Фердинанд VII соглашаются отказаться от
своих прав на испанский престол.
7 мая Свеаборг капитулирует после символического сопротив-
ления.
10 мая Жозеф Бонапарт провозглашается королем Испании;
шведы, высадившие десант, вынуждают капитулировать
русский гарнизон на Аландских островах.
14 мая Шведская экспедиционная армия высаживается на Гот-
ланде.
16 мая Французы аннексируют Рим.
17 мая Британская экспедиционная армия под командованием
Мура прибывает в Гетеборг.
18 мая Гарнизон Готланда капитулирует.
23 мая В Испании вспыхивает общенациональное восстание.
6 июня В Португалии вспыхивает общенациональное восстание.
15 июня Французы начинают первую осаду Сарагосы.
23 июня Мура после поездки в Стокгольм и участия в ряде
бурных споров заключают под домашний арест по при-
казу Густава IV.
27 июня Мур бежит из Стокгольма.
28 июня Монсея выбивают из Валенсии.
30 июня Экспедиционная армия Мура отплывает в Англию.
14 июля Бессьер наносит поражение Квесга и Блейку в Медина-де-
Рио-Секо; Шведы наносят поражение русским в Лапуа.
19 июля Армия численностью 20 000 человек под командовани-
ем Кастаньоса вынуждает Дюпона сдаться в Байлене.
20 июля Жозеф въезжает в Мадрид.
28 июля Низложение Мустафы IV и замена его Махмудом II.
1 августа Жозеф эвакуирует Мадрид и отступает к реке Эбро;
британская армия высаживается в Португалии.
6 августа Испанцы блокируют Барселону.
480

7 августа Испанские войска в Дании поднимают восстание и бе-
гут Морем.
15 августа Испанские войска вторгаются в Сан-Доминго из Пуэр-
то-Рико.
21 августа Веллингтон наносит поражение Жюно при Вимейро.
25 августа Британцы наносят поражение русским в морском сра-
жении близ Ханго (Ханко).
30 августа Жюно капитулирует (Синтрская конвенция).
1 сентября Шведы терпят поражение в Руона.
6 сентября Мюрат вступает в Неаполь как король Иоахим I.
14 сентября Шведы терпят поражение при Оравайнене.
25 сентября В Аранхуэсе организуется Центральная верховная хунта.
26 сентября Сэра Джона Мура назначают командующим британ-
скими войсками в Португалии.
27 сентября- Наполеон и Александр ведут переговоры в Эрфурте;
14 октября взамен на признание русских приобретений в Восточ-
ной Европе Александр обещает, если потребуется »при-
соединиться к Франции в войне с Австрией.
4 октября Мюрат вторгается на Капри.
18 октября Гарнизон Капри капитулирует.
25 октября После начала французского контрнаступления испан
цы терпят поражение при Логроньо.
29 октября Лефевр наносит поражение при Сорносе (Аморебьета).
5 ноября Наполеон приезжает в Испанию.
7 ноября Испанцы наносят поражение французскому гарнизо-
ну Сан-Доминго при Пало-Хинкадо.
10 ноября Наполеон наносит поражение Бельведеру при Гамонале.
10-11 ноября Виктор наносит поражение Блейку при Эспинозо-де-
лос-Монтерос.
13 ноября Британский передовой отряд доходит до Саламанки.
15 ноября Шведы в Олкиоки подписывают соглашение о переми-
рии и соглашаются эвакуировать Финляндию.
23 ноября Ланн наносит поражение Кастаньосу в Туделе.
24 ноября Наполеон вынуждает Фридриха-Вильгельма отправить
в отставку Штейна.
30 ноября H аполеон наносит поражение испанцам при Сомосиерре.
4 декабря Мадрид сдается Наполеону.
16 декабря Сен-Сир приходит на помощь Барселоне.
20 декабря Французы во второй раз осаждают Сарагосу.
21 декабря Мур атакует французов при Сахагун-де-Кампос; испанцы
терпят поражение при Молинс-де-Рей.
23 декабря Мур начинает "отступление в Корунью".
26 декабря Вождя повстанцев, Петра Карагеоргиевича, признают
наследным правителем Сербии.
1809
3 января
Наполеон оставляют свою армию в Испании и отправ-
ляется в Париж.
16. Наполеововсхае войны
481

/ января Британские и португальские войска захватывают Кайенну.
13 января Виктор наносит поражение Венегасу при Уклесе.
1 б января Мур наносит поражение Сульту при Л а-Корунье, но поги-
бает в миг победы.
17 января Военно-морской флот эвакуирует армию Мура; в это
время французы оккупируют Галисию, в которой тут
же начинается восстание.
30 января Британцы вторгаются па Мартинику.
19 февраля Французы захватывают Сарагосу.
24 февраля Французский гарнизон на Мартинике капитулирует.
25 февраля Сен-Сир наносит поражение Редингу в Валлсе.
2 марта Бересфорд назначается командующим португальской
армией.
9 марта Сульт вторгается в Португалию.
13 марта Свержение короля Швеции Густава IV в результате
военного переворота; русские вновь захватывают Аланд-
ские острова.
20 марта Португальцы терпят поражение при Браге.
22 марта Русские захватывают Умеа после похода из Финляндии
через покрытый льдом Ботнический залив.
25 марта Шведы терпят поражение при Каликсе после вторжения
русских в северную Швецию.
27 марта Себастьяни наносит поражение Картаохалу при Сьюдад-
Реале.
28 марта Испанцы вновь захватыьак г Впго.
29 марта Виктор наносит поражение Квеста при Меделине.
23 апреля Фридрих фон Катте пытается спровоцировать восста-
тше в Стендале.
8 апреля В Тироле вспыхивает восстание.
9 апреля Австрия объявляет войну Франции и вторгается в Ба-
варию, Тироль я Северную Италию.
12 апреля Тирольские повстанцы освобождают Инсбрук и берут
в плен его гарнизон; после вынужденной капитуляции
остальных французских и баварских войск весь Тироль
оказывается освобожденным.
15 апреля Австрийцы под командованием эрцгерцога Фердинан-
да вторгаются в Великое Герцогство Варшавское.
19 апреля Фердинанд наносит поражение полякам при Рацине.
21 апреля Австрийцы оккупируют Варшаву.
22 апреля Наполеон наносит поражение эрцгерцогу Карлу при Эк-
мюле; Вильгельм фон Дернберг возглавляет восстание
в Вестфалии; Веллингтон принимает командование бри-
танской армией в Португалии.
28 апреля Фердинанд фон Шилль вторгается в Вестфалию с це-
лью поднять восстание.
1 мая В Швеции начинается сессия риксдага, посвященная
разработке новой конституции.
5 мая Россия объявляет войну Австрии.
482

8 мая
12 мая
14 мая
15 мая
16-19 мая
18 мая
19 мая
20 мая
21-22 мая
22 мая
23 мая
24 мая
29 мая
31 мая
5 июня
8 июня
9 июня
11 июня
14 июня
15 июня
18 июня
19 июня
22 июня
3 июля
5 июля
5-6 июля
6 июля
8 июля
12 июля
13 июля
15 июля
17 июля
29 июля
16*
Евгений наносит поражение эрцгерцогу Иоганну в Кам-
панье.
Веллингтон наносит поражение Сульту в Опорто, пос-
ле чего французы начинают выходить из Португалии;
французы оккупируют Вену.
Понятовский захватывает Люблин после вторжения в
австрийскую Галицию.
Фердинанду дают отпор при Торне (Торуни).
Сербы терпят поражение при Нисе.
Понятовский захватывает Сандомир.
Лефевр возвращает Инсбрук; турки наносят пораже-
ние сербам при Нисе.
Понятовский захватывает Замосць.
Эрцгерцог Карл наносит поражение Наполеону при Ас-
перн-Эсслинге.
Французы терпят поражения от испанцев в Сантьяго.
Блейк наносит поражение Сюше при Алканьисе.
Французы осаждают Герону; Шилль захватывает Штраль-
зунд.
Победа тирольцев в Бергизи заставляет баварцев эва-
куировать сначала Инсбрук, а затем весь Тироль.
Штурм Штральзунда; Шилль погибает в сражении; По-
нятовский захватывает Лемберг (Львов).
Британия и Турция подписывают договор о дружбе.
Испанцы наносят поражение французам при Санпайо.
Герцог Брауншвейгский вторгается в Саксонию во главе
"Черного легиона отмщения", который он собрал для
войны с Австрией.
Брауншвейг овладевает Дрезденом.
Евгений наносит поражение австрийцам при Раабе (Пюре).
Сюше наносит поражение Блейку при Мариа.
Сюше наносит поражение Блейку при Бельчите; австрий-
цы возвращают Сандомир.
Брауншвейг овладевает Лейпцигом.
Французы начинают эвакуацию Галисии.
Веллингтов входит в Испанию.
Французские войска арестуют папу Пия VI, его отправ-
ляют в ссылку.
Наполеон наносит поражение эрцгерцогу К арлу при Ваграме.
Французский гарнизон Сан-Доминго капитулирует.
Британцы вторгаются в Сенегал.
Эрцгерцог Карл соглашается на заключение перемирия
в Цнайме (Зноймо).
Французский гарнизон Сенегала капитулирует.
Понятовский захватывает Краков.
Понятовский наносит поражение австрийцам при Венявке.
Веллингтон наносит поражение Виктору и Жозефу при
Талавера-де-ла-Рейна.
483

30 июля После изгнания из Саксонии и преследования Жеро-
мом Бонапартом герцог Брауншвейгский захватывает
Брауншвейг; британская армия высаживается на ост-
ров Вальхерн; Лефевр возвращает Инсбрук.
1 августа Брауншвейг наносит поражение своим преследователям,
но решает бежать нд побережье, впоследствии его и его
армию подбирают британские корабли.
2 августа Британцы осаждают Флушинг (Флиссинген).
8 августа Сульт наносит поражение Квеста при Арзобиспо.
11 августа Жозеф наносит поражение Венегасу в Альмонад-де-
Толедо.
13 августа Мощное наступление тирольцев вынуждает Лефевра
эвакуировать Инсбрук; Тироль освобождается в третий
раз.
16 августа Флушинг (Флиссинген) сдается британцам.
16-21 августа Шведская попытка с моря атаковать русский плацдарм
в Умеа расстраивается в Ратане.
17 сентября Швеция заключает мир с Россией путем подписания
договора в Фридриксхаме (Хамма).
22 сентября Турки наносят русским поражение при Тартарике.
30 сентября Британцы начинают возвращать Ионические острова
и быстро захватывают Зант (Закинф), Кефалонию (Ке-
фалинию) и Итаку.
9 октября Штейн в Пруссии издает эдикт об освобождении кре-
постных крестьян.
14 октября Австрийцы подписывают Шенбруннский договор.
18 октября Дель Парке наносит поражение французам в Тамамесе.
25 октября Баварцы в третий и последний раз оккупируют Инс-
брук; после этого тирольское восстание затухает.
19 ноября Сульт наносит поражение Арейзага при Оканье.
28 ноября Келлерман наносит поражение Дель Парке при Альба-
де-Тормес.
10 декабря Швеция подписывает мирный договор с Данией.
11 декабря Французы захватывают Герону.
23 декабря Британцы эвакуируют Вальхерн.
1810
10 января
19-21 января
24 января
27 января
29 января
31 января
Швеция подписывает мирный договор с Францией и
присоединяется к континентальной блокаде.
Французская армия проходит Сьерра-Морену и втор-
гается в Андалусию.
В Севилье вспыхивает восстание против Верховной цен-
тральной хунты.
Британцы вторгаются на Гваделупу.
В Кадисе создается регентский совет.
Сульт захватывает Севилью.

3 февраля Гарнизон Гваделупы капитулирует.
5'февраля Сульт осаждает Кадис.
8 февраля Наполеон создает шесть военных провинций в север-
ной Испании, лишая, таким образом, Жозефа значи-
тельной доли его власти.
20 февраля Казнь Андреаса Хофера в Мантуе; испанцы терпят
поражение при Вике.
21 марта Французы осаждают Асторгу.
22 марта Британцы вторгаются на Санта-Мауру (Левкас).
29 марта Французы после того как налеты партизан несколько
раз расстраивают их планы, оккупируют Овьедо.
13 апреля Французы осаждают Лериду.
15 апреля Испанцы терпят поражение при Заламеа.
16 апреля Французский гарнизон Санта-Мауры (Левкас) капиту-
лирует.
19 апреля Восстание в Венесуэле знаменует начало латино-аме-
риканских революций.
22 апреля Французы захватывают Асторгу.
24 апреля Испанцы терпят поражение при Маргалефе.
14 мая Французы захватывают Лериду.
15 мая Французы осаждают Мекиненсу.
6 июня Французы осаждают Сьюдад-Родриго.
8 июня Французы захватывают Мекиненсу.
23-24 июня Турки наносят поражение русским в первом сражении
в Шумле (Сумене).
1 июля После того как в Голландию хлынули французские вой-
ска, Луи Бонапарт отрекается от голландского престола.
7 июля Британцы вторгаются на Реюньон.
9 июля Французы захватывают Сьюдад-Родриго.
10 июля Французский гарнизон Реюньона капитулирует.
13 июля Франция аннексирует Голландию.
21 июля Массена вторгается в Португалию.
23 июля Турки и русские проводят сражение с неясным исхо-
дом при Каргали-Дере.
24 июля Британский арьергард изгоняется через реку Коа.
5 августа Наполеон узаконивает импорт колониальных товаров,
но вводит штрафные пошлины.
8 августа Русские наносят поражение туркам во втором сраже-
нии при Шумле (Сумене) и затем захватывают крепо-
сти Рущук (Русе), Никополь и Гюргево (Гюргю).
15 августа Массена осаждает Альмейду.
23 августа Французы наносят поражение британской военно-мор-
ской эскадре близ Маэбурга (Мартиника).
27 августа Массена захватывает Альмейду.
7 сентября Русские наносят поражение туркам при Батине.
14 сентября Испанцы добиваются незначительной победы при Ла-
Бисбале.
17-18 сентября Отбивается попытка французского вторжения в Сицилию.
485

24 сентября В Кадисе открывается сессия кортесов.
27 сентября Веллингтон наносит поражение Массена при Бусако,
но продолжает отступать в Лиссабон.
10 октября Веллингтон отступает за линий Topp ее-Вед рас.
12 октября Массена блокирует линии Торрес-Ведрас.
18 октября Наполеон издает новые суровые законы против контра-
банды.
20 октября Бернадот прибывает в Швецию в качестве наследного
принца.
3 ноября Испанцы терпят поражение в База.
14 ноября Массена отступает от линий Торрес- Ведрас к Сантарему.
29 ноября Британцы вторгаются на Мартинику.
3 декабря Французский гарнизон Мартиники капитулирует.
13 декабря Франция аннексирует Ольденбург, ганзейские города
и отдельные территории Ганновера и Берга.
16 декабря Сюше осаждает Тортосу.
31 декабря Александр I налагает высокие пошлины на импорт из
Франции; Франция аннексирует Вале.
1811
2 января Сюше захватывает Тортосу.
11 января Сульт осаждает Оливенцу.
15 января Испанцы добиваются незначительной победы в Пла.
23 января Сульт захватывает Оливенцу.
27 января Сульт осаждает Бадахос.
19 февраля Сульт наносит поражение Менднсабалю на реке Гебора.
20 февраля Оставшегося вождя калабрийского восстания, Пара-
фанте, берут в плен и расстреливают; после этого ка-
лабрнйское восстание быстро затухает.
4 марта Французы отступают из Сантарема к испанской границе.
5 марта Грехем наносит поражение Виктору при Баросе.
10 марта Сульт захватывает Бадахос.
14 марта Сульт осаждает Кампо-Майор.
21 марта Сульт захватывает Кампо-Майор.
25 марта Бересфорд возвращает Кампо-Майор.
3 апреля Массена терпит поражение при Сабугале и изгоняется
через границу в Испанию.
7 апреля Веллингтон блокирует Алмейду.
10 апреля Испанцы овладевают Фигерасом.
14 апреля Бересфорд возвращает Оливенцу.
17 апреля Французы осаждают Фигерас.
3-5 мая Веллингтон наносит поражение Массена при Фуэнтес-
де-Оньоро.
6 мая Веллингтон осаждает Бадахос.
8 мая Сюше осаждает Таррагону.
10 мая Гарнизон Бадахоса вырывается из окружения и совер-
шает успешный бросок в безопасное место.
486

12 мая Британцы начинают осаду Бадахоса.
16 мая Бересфорд наносит поражение Сульту при Ла-Албуэра.
25 мая Веллингтон возобновляет осаду Бадахоса.
10 июня Сульт и Мармон приходят на помощь Бадахосу.
17 июня Веллингтон отступает в Португалию.
23 июня Испанцы наносят поражение французам на реке Ор-
биго.
28 июня Сюше захватывает Таррагону.
25 июля Французы штурмуют Монсеррат.
4 августа Британцы вторгаются на Яву.
10 августа Испанцы терпят поражение при Лас-Вертьентес.
11 августа Веллингтон блокирует Сьюдад-Родриго.
19 августа Французы захватывают Фигерас.
17 сентября Сюше блокирует Пеньисколу.
18 сентября Гарнизон Явы капитулирует.
23 сентября Дорсенн и Мармон приходят на помощь Сьюдад-Род-
риго; Сюше осаждает Сагунто.
25 сентября Мармон отбрасывает Веллингтона в Эль-Бодоне.
25 октября Сюше наносит поражение Блейку при Сагунто.
26 октября Французы захватывают Сагунто.
28 октября Хнлл наносит поражение французам при Аррономолн-
нос-де-Монтанчес.
20 декабря Французы осаждают Тарифу.
26 декабря Сюше заставляет Блейка отступить в Валенсию.
1812
4 января Французы прекращают осаду Тарифы.
8 января Веллингтон осаждает Сьюдад-Родриго.
9 января Сюше захватывает Валенсию.
19 января Веллингтон штурмует Сьюдад-Родриго; испанцы нано-
сят поражение французам при Вильясека.
24 января Испанцы терпят поражение при Алтафулле.
26 января Французы аннексируют Каталонию.
2 февраля Французы захватывают Пеньисколу.
5 марта Испанцы наносят поражение французам в Роде.
16 марта Веллингтон осаждает Бадахос.
19 марта Обнародование испанской конституции 1812 г..
29 марта Арест Сперанского.
5 апреля Россия подписывает договор о союзе с Швецией.
6 апреля Веллингтон штурмует Бадахос.
18 мая После дальнейших побед при Силистрии (Силистре)
и Видине Россия заключает в Бухаресте мирный дого-
вор с Турцией.
18-19 мая Хилл захватывает Альмарас.
24 мая Наполеон принимает окончательное решение о вторже-
нии в Россию.
1 июня Испанцы терпят поражение при Борносе.
487

4 июня Соединенные Штаты Америки объявляют войну Бри-
тании.
15 июня Французы эвакуируют Овьедо.
17 июня Веллингтон осаждает форты Саламанки.
23 июня "Великая армия" вторгается в Россию.
27 июня Веллингтон захватывает форты Саламанки.
28 июня Французы оккупируют Вильно (Вильнюс).
2 июля Испанцы осаждают Асторгу.
8 июля Французы оккупируют Минск.
20 июля Сицилийский парламент принимает новую конституцию.
21 июля Испанцы терпят поражение в первом сражении при
Касталье.
22 июля В еллингтон наносит поражение Мармону при Саламанке.
24 июля Макдональд осаждает Ригу.
27 июля Русские останавливают Рейнера в Кобрине.
28 июля Французы оккупируют Витебск.
7 августа Англо-сицилийская армия под командованием Мюр-
рея высаживается в Аликанте.
10 августа Жозеф эвакуирует Мадрид.
12 августа Веллингтон входит в Мадрид; австрийцы наносят по-
ражение русским в Городечно.
13 августа Испанцы захватывают Бильбао.
16 августа Американцы терпят поражение в Детройте.
16-17 августа Русские останавливают французов в Смоленске, но все
же продолжают отступать.
18 августа Удино и Сен-Сир наносят русским поражение в первом
сражении при Полоцке; испанцы захватывают Асторгу.
19 августа Американский корабль "Конститыошн" добивается пер-
вой победы из ряда незначительных американских
морских побед.
24 августа Сульт приступает к осаде Кадиса и начинает эвакуацию
Андалусии.
27 августа Испанцы штурмуют Севилью.
29 августа Кутузов принимает командование над противостоящей
Наполеону русской армией; французы возвращают
Бильбао.
7 сентября Наполеон крайним напряжением сил добивается побе-
ды при Бородино.
14 сентября Русские эвакуируют Москву.
15 сентября Французы входят в Москву.
19 сентября Веллингтон осаждает Бургос.
22 сентября Веллингтону предлагают принять командование над
испанской армией.
13 октября Американцы терпят поражение при Квинстон-Хайтс.
18 октября Мюрат терпит поражение в Винково.
19 октября Наполеон эвакуирует Москву.
21 октября Веллингтон прекращает осаду Бургоса.
24 октября Наполеон наносит поражение русским при Малоярослав-
488

це, ко ему не удается развить свой успех, что обрекает
"великую армию" на отступление по тому же'пути, по
которому она наступала.
31 октября Британцы эвакуируют Мадрид.
3 ноября "Великая армия" подвергается нападению в Федоровском.
9 ноября Дивизия Браге д'Илье попадает в плен за пределами
Смоленска.
14 ноября Виктор наносит русским поражение во втором сраже-
нии при Полоцке.
17 ноября Наполеон наносит русским поражение при Красном.
18 ноября Нею преграждают путь в Красном, но ему удается уйти,
совершив героический трехдневный марш.
22 ноября Русские перерезают путь отступления французов на
реке Березине.
25-29 ноября "Великая армия" прорывается через русское окруже-
ние на реке Березина.
5 декабря Наполеон покидает "великую армию".
14 декабря "Великая армия" через границу отступает в Восточную
Пруссию.
18 декабря Макдональд снимает осаду Риги и отступает через границу.
25 декабря Пруссакам отрезаны пути отступления.
30 сентября Йорк подписывает конвенцию в Таурогене (Таураж).
1813
4 января Французы эвакуируют Кенигсберг (Калининград) и
отступают на линию Вистулы (Вислы); Александр при-
нимает решение о продолжении войны в Польше и
Германии.
8 января . Йорк оккупирует Кенигсберг.
12 января Русские форсируют реку Неман.
16 января Русские осаждают Данциг (Гданьск).
21 января Американцы терпят поражение при Френчтауне.
22 января Штейн прибывает в Кенигсберг (Калининград) и
созывает сословное собрание Восточной Пруссии;
Фридрих-Вильгельм бежит из Берлина в Бреслау
(Вроцлав).
24 января Меттерних сообщает Наполеону, что Австрия отказы-
вается от союза с Францией.
3 февраля Фридрих-Вильгельм разрешает добровольный набор
егерей.
5-7 февраля Сословное собрание Восточной Пруссии издает декрет
о формировании ландвера.
7 февраля Русские оккупируют Варшаву.
9 февраля Фридрих-Вильгельм аннулирует все освобождения от
воинской повинности.
12 февраля Французы покидают линию Вистулы, оставив гарнизо-
ны в Торне (Торуни) и Моддине (Нови-Двор).
489

26 февраля Россия и Пруссия подписывают в Калише договор о союзе.
1 марта Французы покидают линию Одера, оставив гарнизоны
в Штеттине (Щецине), Кюстрине (Кострижне),Глогау
(Глогове) и Шпандау.
4 марта Русские входят в Берлин.
12 марта Французы эвакуируют Гамбург.
17 марта Пруссия объявляет войну Франции; французы остав-
ляют линию верхней Эльбы и отступают к Заале.
18 марта Прусско-русский десантный корпус захватывает Гам-
бург; шведская армия под командованием Бернадота
высаживается в Штральзунде; Фридрих-Вильгельм
издает декрет о формировании ландвера по всей тер-
ритории Пруссии.
27 марта Пруссаки оккупируют Дрезден.
2 апреля Французы терпят поражение при Люнеберге.
3-5 апреля Французы терпят поражение при Мокерне.
13 апреля Французы терпят поражение во втором сражении при
Касталье.
15 апреля Наполеон уезжает из Парижа на фронт.
18 апреля Русские захватывают Торн (Торунь).
21 апреля Русские захватывают Шпандау; Фридрих-Вильгельм
отдает распоряжение о формировании ландштурма.
27 апреля Американцы захватывают Йорк (Торонто).
1 мая Наполеон наступает на Саксонию.
2 мая Наполеон наносит поражение пруссакам и русским при
Лютцене.
8 мая Наполеон оккупирует Дрезден.
20-21 мая Наполеон наносит поражение пруссакам и русским при
Баутцене.
27 мая Французы в последний раз эвакуируют Мадрид; Аме-
риканцы захватывают Форт-Джордж.
31 мая Франко-датские войска вновь оккупируют Гамбург.
2 июня Британская морская десантная операция в Таррагоне.
4 июня Наполеон в Плейсвнце заключает соглашение о пере-
мирии с Россией и Пруссией.
15 июня Первый Рейхенбахский (Дзержоньев) договор; Брита-
ния, Пруссия и Россия заключают соглашение об от-
казе от сепаратного мира с Наполеоном и согласуют
обязательства по продолжению войны.
18 июня Британцы прекращают операции против Таррагоны.
21 нюня Веллингтон наносит поражение Жозефу при Витории.
26 нюня Встреча Наполеона с Меттернихом в Дрездене.
27 июня Второй Рейхенбахский (Дзержоньев) договор; Австрия
соглашается на вступление в войну, если Наполеон от-
кажется принять ее посредничество.
1 июля Испанцы осаждают Памплону.
5 июля Испанцы эвакуируют Валенсию.
7 июля Веллингтон осаждает Сан-Себастьян.
490

13 июля Трахенбергское (Змигрод) соглашение; Фридрих-Виль-
Гельм и Александр вынуждают Бернадота направить'
его основные силы против Наполеона (а не Дании) и
заключают соглашение о принятии общей стратегии
на случай возобновления военных действий.
25 июля Сульт предпринимает контрнаступление в Пиренеях.
26 июля Веллингтон начинает осаду Сан-Себастьяна.
28 июля Веллингтон наносит поражение Сульту в первом сра-
жении при Сораурене.
30 июля Веллингтон наносит поражение Сульту во втором сра-
жении при Сораурене; Бентинк осаждает Таррагону.
11 августа Австрия объявляет войну Франции.
15 августа В Саксонии и Силезии возобновляются боевые действия;
Сюше приходит на помощь Таррагоне и эвакуирует ее.
16 августа Австрийцы вторгаются в Иллирийские провинции.
22 августа Веллингтон возобновляет осаду Сан-Себастьяна.
23 августа Удино терпит поражение при Гроссберене.
26 августа Макдональд терпит поражение на реке Кацбах (Кашава).
26-27 августа Наполеон наносит поражение союзникам при Дрездене.
30 августа Вандам терпит поражение при Кульме.
31 августа Веллингтон штурмует Сан-Себастьян; испанцы наносят
поражение Сульту в Сан-Марциале.
6 сентября Ней терпит поражение при Денневице.
8 сентября Крепость Сан-Себастьян капитулирует.
9 сентября Американцы наносят поражение британцам в морском
сражении на озере Эри.
13-14 сентября Сюше наносит поражение Бентинку при Ордале и Вилья-
франке.
15 сентября Союзники осаждают Магдебург; французы держатся
до подписания мира.
16 сентября Французы терпят поражение при Герде.
30 сентября Евгений отходит к линии реки Изонцо и оставляет Ил-
лирийские провинции.
5 октября Американцы наносят поражение британцам на реке
Темза; гибель индейского вождя Текумзе.
7 октября Веллингтон вторгается во Францию; после решительно-
го турецкого наступления Карагеоргиевич терпит окон-
чательное поражение, затем турки занимают Белград.
8 октября Бавария в Риде подписывает договор с Австрией, со-
глашаясь присоединиться к союзникам взамен на га-
рантии ее независимости.
14 октября Евгений оставляет реку Изонцо и отступает к р. Адидже.
16-19 октября Наполеон терпит поражение при Лейпциге.
31 октября Памплона сдается испанцам.
2 ноября Вюртемберг и Гессен-Кассель присоединяются к союз-
никам.
5 ноября Австрийцы осаждают Венецию, которая держится до
конца войны.
491

9 ноября Меттерних предлагает Наполеону выгодные условия
заключения мирного договора ( а Ф ранкфуртские предло-
жения"); Евгений наносит поражение австрийцам при Але.
10 ноября Веллингтон наносит поражение Сюше на реке Нивель.
11 ноября Попытка американцев захватить Монреаль заканчива-
ется поражением у фермы Крайслера.
12 ноября Союзные войска входят в Голландию; французы сосре-
доточивают войска в Утрехте.
13 ноября Евгений наносит поражение австрийцам при Калдьеро.
16 ноября В неоккупированных французами районах Голландии
начинается революция.
18 ноября Гельветическая Конфедерация объявляет о своем ней-
тралитете.
21 ноября В Гааге формируется временное правительство; Бра
уншвейг, Ганновер и Гессен-Кассель восстанавливают
свою независимость. Бернадот вторгается в Данию.
29 ноября Союзники захватывают Данциг.
30 ноября Наполеон наносит поражение баварцам при Ганау.
4 декабря Карагеоргиевич вынужден бежать на австрийскую тер-
риторию, после чего сербское восстание терпит окон-
чательный крах.
6 декабря Британская экспедиционная армия высаживается в Гол-
ландии.
9-13 декабря Веллингтон наносит поражение Сульту близ Байонны.
10 декабря Наполеон подписывает в Балансе договор с Фердинан-
дом VII.
22 декабря Баварцы осаждает Гюннинген (Гунинге).
24 декабря Союзники осаждают Гамбург, где Даву держится до
отречения Наполеона; начинается революция в Гель-
ветической Конфедерации, где возмущенные аристо-
краты уничтожают Акт о медиации.
29 декабря Крупные силы союзников пересекают Рейн.
1814
11 января Мюрат присоединяется к союзникам и заявляет об от-
казе от своих претензий на Сицилию взамен на сохра-
нение неаполитанского престола.
14 января Дания заключает мир путем подписания Кильского до-
говора.
18 января Сюше отступает из Барселоны, гарнизон которой затем
блокируется.
22 января Блюхер переходит через Маас.
24 января Мортье терпит поражение при Бар-сюр-Обе.
28 января Мюрат вторгается в Итальянское королевство.
29 января Наполеон наносит поражение Блюхеру при Бриенне.
1 февраля Наполеон терпит поражение при Ла-Ротьере; Евгений
отступает от Адидже к Минчо.
492

4 февраля Кортесы объявляют недействительным договор, заклю-
ченный в Балансе.
5 февраля Начинаются мирные переговоры в Шатильоне.
8 февраля Евгений наносит поражение австрийцам на реке Минчо.
10 февраля Наполеон наносит поражение русским при Шампобере.
11 февраля Наполеон наносит поражение союзникам при Монми-
райле.
14 февраля Наполеон наносит поражение Блюхеру при Вошане.
14-18 февраля Испанцы хитростью вынуждают капитулировать гар-
низоны Лериды, Монсона и Мекиненсы.
18 февраля Наполеон наносит поражение союзникам в Монтеро.
27 февраля Британцы осаждают Байонну; Веллингтон наносит по-
ражение Сульту в Ортесе; Гренье наносит поражение
австрийцам в Парме; Шварценбург наносит поражение
Удино при Бар-сюр-Обе.
7 марта Блюхер сводит к ничейному результату сражение с
Наполеоном в Краонне; Мюрат выбивает Гренье из
Пармы.
8-9 марта Нападению британцев на Берген-оп-Зоом дается отпор,
что сопровождается огромными потерями.
9 марта Конференция руководителей союзных государств при-
ходит к решению продолжить войну против Наполео-
на до его окончательного поражения (Шамонский
договор).
10 марта Блюхер наносит поражение Наполеону при Лаоне.
12 марта В Бордо королем провозглашается Людовик XVIII.
13 марта Наполеон наносит поражение русским при Реймсе.
14 марта Англо-сицилийская экспедиционная армия под коман-
дованием Бентинка высаживается в Ливорно.
20 марта Шварценбург выдерживает ничейное сражение с Напо-
леоном в Арси-сюр-Обе.
21 марта Прекращаются переговоры в Шатильоне.
24 марта Фердинанд VII возвращается в Испанию.
25 марта Объединенная армия союзников выступает на Париж;
французы терпят поражение при Ла-Фер-Шампенуазе.
30 марта Союзники атакуют Париж и штурмуют высоты Мон-
мартра.
31 марта Мармон сдает Париж и переводит свои войска на сто-
рону союзников.
1 апреля Союзники заявляют, что они больше не будут вести пе-
реговоры ни с Наполеоном, ни с членами его семьи и
что будущее Франции должен определить ее народ.
2 апреля Сенат по наущению Талейрана требует возвращения
Людовика XVIII; маршалы Наполеона отказываются
продолжать войну.
4 апреля Наполеон отрекается от престола в пользу сына.
6 апреля Наполеон отрекается от престола без каких бы то ни
было условий.
493

10 апреля Веллингтон наносит поражение Сульту близ Тулузы. Мю-
рат наносит поражение французам при Борго-Сан-Дон-
нино.
14 апреля Британцы отражают вылазку, предпринятую гарнизо-
ном Байонны.
16 апреля Союзники подписывают в Фонтенбло договор, соглас-
но которому Наполеону предоставляется Эльба; испан-
цы отражают вылазку гарнизона Барселоны; Элио в
Валенсии "выступает" против конституции 1812 г.
17 апреля Евгений заключает соглашение о перемирии с австрий-
цами.
18 апреля Бентинк захватывает Геную.
20 апреля Наполеон отплывает на Эльбу.
3 мая Людовик XVIII приезжает в Париж.
10-11 мая Испанская армия восстанавливает абсолютизм.
17 мая Норвегия провозглашает себя независимым государством.
18 мая Фердинанд VII приезжает в Мадрид.
30 мая Первым Парижским договором официально восстанав-
ливается мир.
5 июля Британцы терпят поражение в Чиппева.
25 июля Американцы терпят поражение в Ландис-Лейн.
26 июля Бернадот вторгается в Норвегию.
1 августа Британцы осаждают Форт-Эри.
14 августа Норвежцы капитулируют перед Бернадотом, но им
предоставляются либеральные условия автономии
( M осекая конвенция).
24 августа Американцы терпят поражение в Блейденсберге.
25 августа Британцы сжигают Вашингтон.
13-14 сентября Американцы отражают британское наступление на Бал-
тимору.
15 сентября В Вене начинаются переговоры по урегулированию в
Европе.
17 сентября Гарнизон Форт-Эри в результате успешной вылазки
отгоняет осаждающих.
4 декабря Соединенные Штаты Америки и Британия подписыва-
ют Гентский договор.
1815
8 января Британцы терпят сокрушительное поражение при Нью-
Орлеане.
26 февраля Наполеон отплывает с Эльбы.
1 марта Наполеон высаживается во Франции.
5 марта Венский конгресс объявляет Наполеона вне закона.
17 марта Мюрат ведет войска на север через неаполитанскую
границу.
19 марта Людовик XVIII бежит из Парижа.
20 марта Наполеон вступает в Париж.
494

25 марта В Вене формируется седьмая коалиция; союзники от-
казываются от сепаратного мира и приходят к согла-
шению вести войну до низложения Наполеона.
4 апреля Мюрат наносит поражение австрийцам на реке Пана-
ро и входит в M одену.
12 мая Мюрат терпит поражение при Толентино.
19 мая ' Мюрат отплывает во Францию, чтобы присоединиться
к Наполеону.
15 июня Наполеон вторгается в Бельгию.
16 июня Наполеон наносит поражение Блюхеру при Лнньн и
вынуждает Веллингтона отступить к Кватр-Бра.
18 июня Наполеон атакует Веллингтона при Ватерлоо, но его оста-
навливают; Блюхеру, атакованному Груши в Вавре, уда-
ется вывести из боя большую часть своих войск, и он
ведет их, чтобы атаковать Наполеона с правого флан-
га и тыла; к вечеру вся французская армия бежит от
противника.
19-21 июня Австро-германские войска вторгаются во Францию на
фронте, протянувшемся от Седана до Базеля, и окру-
жают Мезьер, Монмеди и Страсбург; между тем Вел-
лингтон и Блюхер, преследуя армию Наполеона, пе-
ресекают границу.
22 июня Наполеон отрекается от престола в пользу "римского
короля".
27 июня Пруссаки терпят поражение при Санли; французы терпят
поражение при Виллер-Котере.
28 июня Австрийцы штурмуют Монбельяр; французы терпят
поражение при Суассоне.
29 июня Французы терпят поражение при Ля-Суффеле.
29июня-3икшя Союзники окружают Париж.
4 июля Имперское правительство капитулирует.
8 июля Людовика XVIII восстанавливают на престоле.
9 июля Пьемонтцы захватывают Гренобль.
10 июля Наполеон сдается британцам в Рошфоре.
11 июля Австрийцы захватывают Лион.
24 июля Страсбург капитулирует.
26 июля Британский военный корабль "Нортумберленд" с На
иолеоном на борту отплывает на остров Св. Елены.
26 августа Гюннинген (Гунннге) капитулирует.
1 сентября Мезьер капитулирует.
13 сентября Монмеди капитулирует; наполеоновские войны раз и
навсегда заканчиваются.
49S

КОММЕНТАРИИ
С. 11. "... в двадцатом веке эти двадцать шесть военачальников
(маршалов Наполеона. — А.Е.) были героями десяти общих иссле-
дований того или иного плана и по меньшей мере тридцати пяти
индивидуальных биографий..." — В отечественной историографии
эта тема практически никем никогда не разрабатывалась. Исключе-
нием является биография маршала Мюрата, написанная В.А.Су-
хомлиновым: см.: Сухомлинов В.А. Мюрат-Иоахим-Наполеон, ко-
роль обеих Сицилии. СПб., 1896 и книга К.А.Военского Наполеон
и его маршалы в 1812 г. М.,1912; любопытную, хотя и довольно
краткую информацию о полководцах Первой империи содержит спе-
циальный номер журнала "Родина" — Отечественная война 1812 г.
(неизвестные страницы) см.: Родина, №№ 6-7, 1992; см. также ста-
тью Н.А.Троицкого Маршалы Наполеона // Новая и новейшая
история, № 5, 1993. С. 166-178.
С. 12. "...уже набившие оскомину события склонны трактовать
весьма упрощенным образом / так войну на Пиренейском полуост-
рове и кампанию при Ватерлоо... склонны в основном рассматри-
вать с точки зрения деяний герцога Веллингтона /." — Это утверж-
дение не вполне справдливо. Например, в монографии М.М.Кури-
ева Герцог Веллингтон. М., 1995, события 1808-1814 гг. в Испании
рассмотрены с различных точек зрения, причем автор отнюдь не
пытается свести все элементы испанской авантюры Наполеона лишь
к военному аспекту и тем более абсолютизировать роль "Железного
герцога" в этом конфликте.
С. 15. "... включение значительного по размерам библиографи-
ческого эссе..." / — В издании Longmans, 1995, оно, действительно,
занимет более тридцати страниц (PP. 344-375) Charles J. Esdail.
The wars of Napoleon, в настоящем издании библиографический
очерк опущен.
С. 22. "... Россию, главным образом, заботил раздел Польши, и
она вступила в войну, когда Франция покусилась на Балканы и Ле-
вант". — С этим замечанием автора вполне можно согласиться. Совет-
ский историк Р.С.Ланин писал по этому поводу: "... малейшая угроза
496

польским владениям (со стороны Франции. — А.Е.) вызывает у Пав-
ла и его сотрудников огромную тревогу. Бесспорно, что одной из
причин, побудивших (Россию. — А.Е.) к войне с Францией, была
угроза польским землям." И далее он продолжает: "В Италии, Герма-
ни, на Ближнем Востоке, во всех тех местах, куда устремлялись взо-
ры русской дипломатии, Кампо-Формийский мир (мир между Фран-
цией и Австрией, заключенный 17 октября 1797 г. - А.Е.), усилив
там влияние Франции, затронул самые острые интересы царизма". /
/ Ланин P.C. Внешняя политика Павла I в 1796-1798 гг. // Ученые
записки ЛГУ. Серия исторических наук, вып. 10, 1941, № 80. С.
14,21.; Адекватное подтверждение доводов Р.С.Ланина дают русские
дипломатические документы. Так, в императорском рескрипте графу
Н.П.Панину от 13 июля 1798 г. говорилось: "Между тем не можем
мы оставаться равнодушны,... когда сие беспокойное правление (Ди-
ректория. — А.Е.) простирает успехи свои не только на завоевания
оставшей Италии, но и далее в Средиземное море, имея конечно вред-
ные свои замыслы на распространение власти и развратных своих
правил". // Материалы для жизнеописания графа Никиты Петрови-
ча Панина (1770-1837) Ч.З. СПб., 1888. С. 175-176.
"... даже Британия и Австрия, две самые непримиримые по отно-
шению к Франции державы, не очень стремились к реставрации Бур-
бонов и никогда не сбрасывали со счетов возможность компромиссно-
го мира." — В отношении Англии подобное утверждение выглядит
достаточно бездоказательным. Британское правительство отвергло мир-
ные предложения Первого консула (от 25 декабря 1799г.), заявив при
этом, что лучшей гарантией мира в будущем может быть восстановле-
ние Бурбонов на "прародительском престоле" // Архив Внешней
Политики Российской империи (далее в сносках — AB ПРИ), ф. Сно-
шения России с Англией, on. Jsfe 35/6, д. 516. Л. 84. Общеизвестно
также, что Англия оказывала значительную поддержку французским
роялистам, опираясь на эмигрантские формирования в борьбе против
республиканской Франции. Осенью 1800 г. "... в Лиссабоне находи-
лось 3 полка французских эмигрантов, сохранивших белую кокарду
(эмблему Бурбонов. — А.Е.), хотя и состояли на жаловании Анг-
лии,..." // Мемуары графа де Рошешуара, адьютатнта императора
Александра I (Революция, Реставрация и Империя) М., 1914. С. 36.
"...попытка объяснить наполеоновские войны с точки зрения стол-
кновения идеологий поверхностна,..." — Соглашаясь, в целом, с этим
выводом, следует все же отметить, что идеологический момент (особен-
но, кстати, со стороны Англии) несомненно присутствовал. Так, напри-
мер, английский премьер У.Питт Младший громогласно объявил На-
полеона "последним авантюристом в лотерее революции". // The War
Speeches of William Pitt the Younger. Oxford Univ. Press, 1916.
497

"Самый последоватеольный противник Наполеона, Британия,
была главной движущей силой во многих создаваемых против него
коалициях". // См.: Егоров A.A. Англия — организатор антифран-
цузских коалиций на континенте. От начала Великой Французской
революции до 1801 г. (Автореферат диссертации на соискание уче-
ной степени кандидата исторических наук) Л., 1989; Oman С. Britain
against Napoleon. Lnd.,1942.
"Между тем, нелепо приписывать все конфликты наполеоновс-
кого периода враждебности Британии". — Учитывая тот бесспор-
ный факт, что главным международным конфликтом конца XVIII и
первых 15 лет XIX века был англо-французский конфликт, с этим
мнением нельзя согласиться. Все прочие конфликты в Европе так
или иначе были связаны с противостоянием этих двух держав, по-
этому Великобритния безусловно несет достаточно большую долю
вины за так называемые наполеоновские войны.
"Если бы действительным двигателем войны была враждебность
Британии, то она, вероятно, воевала бы в одиночестве". — Но так и
было на самом деле, по крайней мере трижды: 1797, 1801 и 1807
гг., когда после заключения мирных договоров Франции с ее про-
тивниками в Кампо-Формио, Люневиле и Тильзите Англия оста-
лась "один на один" против Франции.
С. 25. "... все соединилось в том Наполеоне, чьим главным по-
рывом было желание в любой ситуации стать первым и утвердить
свое превосходство всеми возможными средствами". — Нам пред-
ставляется в корне неверным изображать Наполеона честолюбцем и
прагматиком, чуть не с колыбели. Как и многие люди своего поко-
ления он проделал довольно сложный путь идейных исканий. //
См. об этом подробнее: Манфред А.З. Наполеон Бонапарт. М.,
1973.; Луговкин A.A. О социально-политических взглядах молодо-
го Бонапарта // Вестник ЛГУ. История. — язык. — литература. Л.,
1976. Вып. 1.; Мережковский Д.С. Наполеон. М., 1993.
"... он (Наполеон. — А.Е.) в 1793 г. открыто осудил повстанцев
и проявил себя во взятии Тулона". — Исдейл имеет в виду памфлет
Бонапарта "Ужин в Бокере", написанный им в якобинский период.
В памфлете осуждался так называемый "федералистский мятеж" и
оправдывалась политика монтаньяров. Памфлет опубликован на рус-
ском языке: "Французский ежегодник. 1986". М., 1988. С. 233-
246.; Важнейший средиземноморский порт Франции г. Тулон, зах-
ваченный англичанами летом 1793 г., был освобожден республи-
канскими войсками 18 декабря. Наполеон участвовал в осаде Туло-
на в качестве капитана артиллерии и за своп заслуги был представ-
лен к воинскому званию бригадного генерала. // См.: Наполеон.
498

Осада Тулона. // Наполеон. Избранные произведения. Т. 1. М.,
1941. С. 1-20.; Дюма А. Наполеон // Дюма А. Генрих IV. Наполе-
он. М., 1992. С. 175-179.
"... после подавления им (Наполеоном. — А.Е.) в 1795 г. ванде-
мьерского восстания в Париже". — Имеется в виду контрреволюци-
онный мятеж 10-13 вандемьера IV года (3-5 октября 1795 г) в Пари-
же, подавленный Наполеоном. // См.: Тарле Е.В. Наполеон. М.,
1992. С. 26-32; Себуль А. Герой, "легенда", и история // "Фран-
цузский ежегодник. 1969" М., 1970.
Жозефина Богарне (1763-1814) — французская императрица,
первая жена Наполеона, урожденная Таше де ла Пажери, родилась
на острове Мартиника, в первом браке за гр. Александром Богарне,
от которого имела сына Евгения (впоследствии вице-король Италии
герцог Лейхтенбергский) и дочь Гортензию (жена голландского ко-
роля Людовика Бонапарта и мать Наполеона III). Муж Жозефины
был казнен во время якобинского террора, а она арестована и осво-
бождена после 9 термидора. Ее покровитель Баррас, член Директо-
рии, устроил в 1796 г. ее брак с тогда еще мало известным генера-
лом Бонапартом, которому она содействовала в его назначении глав-
нокомандующим Итальянской армии. После провозглашения импе-
рии, в 1804 г. Жозефина была коронована императрицей. В 1810 г.
Наполеон разошелся с Жозефиной, оставив ей однако императорс-
кий титул, дворцы и назначив щедрое содержание. // См.: Тюр-
кан И. Генеральша Бонапарт. СПб., 1903.; Кастелло А. Жозефина.
Т. 1-2. СПб., 1994.; Массон Ф. Наполеон и женщины. М., 1912.
Поль де Баррас (1755-1829) — виконт — из провансальского мел-
копоместного дворянства; в 1789 г. депутат в Учредительном собра-
нии, потом член Конвента, голосовал с монтаньярами по вопросу о
казни короля и по всем другим принципиальным вопросам. К лету
1794 г. он отдалился от Робеспьера и принял активное участие в его
низвержении 9 термидора 1794 г. При учреждении в 1795 г. Дирек-
тории стал директором. Именно он выдвинул генерала Бонапарта,
когда 13 вандемьера необходимо было назначить главнокомандую-
щего войсками, защищавшими Конвент от роялистского восстания.
Он же провел в 1796 г. назначение Бонапарта главнокомандующим
Итальянской армии. За Баррасом прочно закрепилась репутация рас-
путника и казнокрада; его обвиняли даже в тайных связях с Людови-
ком XVIII. После государственного переворота 18 брюмера 1799 г.
он был отстранен от власти и ушел в частную жизнь. Оставил мему-
ары, опубликованные лишь в 1895-1896 гг.
С. 26. "...одетая в лохмотья маленькая армия Наполеона всего
за несколько месяцев заставила Пьемонт и Папскую область заклю-
чить мир..." — Итальянский поход 1796/97 гг. по мнению Стендаля
499

"для Наполеона, самая чистая, самая блестящая пора его жизни"
// Стендаль. Жизнь Наполеона // Стендаль. Собр. соч. в 15-ти
томах. Т. 11. М., 1959. С. 14.
С . 27. "К концу 1797 года Наполеон уже реально подумывал об
установлении контроля над французским правительством..." — См.
об этом подробнее: Туган-Барановский Д.М. Наполеон и власть.
Балашов, 1993, С. 68-74.
С. 28. "В разгар войны Второй коалиции положение дел, изменил
переворот 18 брюмера 1799 г.". — Если рассматривать чисто военный
аспект проблемы, это мнение представляется не обоснованным. К осени
1799 г. (моменту возвращения Наполеона во Францию) провалилась
англо-русская экспедиция в Голландию // См.: Егоров A.A. Конфуз
союзного войска. Секретная экспедиция русских к голландским бере-
гам // "Родина", № 6, 1996. С. 37-42; В общем неудачей закончился
Швейцарский поход Суворова, где французы, по выражению К. Ва-
лишевского "взяли быка за рога" // Валишевский К. Екатерина Ве-
ликая. По мемуарам, письмам и неизданным документам. М., 1912.
С. 66.: см. также: Rodger А. В. The War of the Second Coalition. 1798
to 1801. Oxford, 1964. P. 170.; Tulard J. Napoleon on le mythe du
sauveur. Paris, 1977. P. 19.; французы, в конечном счете, сумели ста-
билизировать положение на Рейне. Так что "спасать" Францию от
военной катастрофы осенью 1799 г. не приходилось.
Франц II (1768-1835) — император Священной Римской империи с
1792 г. Выразительную и достаточно нелицеприятную характеристику
ему дал Иосиф II, его дядя:"Он все испортит, — сказал Иосиф о Фран-
це. — Он ненавидит ум. Он не задает вопросы, потому что боится
узнать правду. Он отвергает разумные предложения,... упорствует в
заблуждениях из ложной гордыни, связанной с его происхождением".
// Archer J. Colossus of Europe. Metteraich. N.Y. 1970. P. 14.; в 1804
г., после фактического уничтожения Священной Римской империи,
принял наследственный титул австрийского императора под именем
Франца I. Проводил политику крайней реакции. При нем Австрия
шесть раз воевала с Францией, проиграв ей четыре войны. Его дочь
Мария-Луиза в 1810 г. была выдана замуж за Наполеона. На наш
взгляд Ч. Исдейл в характеристике Франца I был не вполне объекти-
вен, значительно приукрасив образ первого австршкжого императора.
"Вряд ли все же эти призывы (мирные предложения Наполеона
к Георгу III и Францу II — как император Священной Римской
империи Франц был Францем II. — А.Е.) имели серьезный харак-
тер". — На этот вопрос нельзя дать односложный ответ. Можно,
разумеется, согласиться с мнением американского историка Боуме-
на, характеризовавшего декабрьское послание 1799 г. Бонапарта в
Англию как "явно театральное". "По имени адресованное королю, —
500

пишет американский исследователь, — в действительности, оно было
адресовано Франции". // Bowman H. W. Preliminary. Stages of the
peace of Amiens: the diplomatic relations of Great Britain and France
from the fall of Directory to the death of the emperor Paul of Russia /
/ Univ. of Toronto Studies, 1899. - № 1. P. 24. Однако наряду с
декларациями Первый консул предприянл шаги, свидетельствовав-
шие о его намерениях найти пути мирного урегулирования конф-
ликта с Англией. Так, уже в 1799 г. он освободил нескольких анг-
лийских пленников и отослал их домой с уверениями о своем жела-
нии достичь мира. •// Alger J.G. Napoleon's british visitors and
captives. 1801-1815. N.Y., 1970. P.P. 16-17. Через банкира Перрего,
имевшего деловые связи с лордом Оклендом, Первый консул про-
сил передать последнему, что французское правительство действи-
тельно хочет заключить мир с Англией. Bowman H.W. Op. cit.
P.P. 25-26.
"...англо-русское вторжение в Голландию провалилось..." — См.
об этом подробнее: Милютин Д.А. История войны 1799 года между
Россией и Францией в царствование императора Павла I. Т. 2. СПб.
1857. С. 356-415.; см. также: Piechowiak A.B. The Anglo-Russian
Expedition to Holland in 1799 // The Slavonic and East European
Review. - 1962. - V. XLI. - Num. 96. - Dec. P.P. 182-195.
C. 29. "... ответ (английского правительства на мирные предло-
жения Первого консула в 1799 г. — А.Е.) был черезвычайно враж-
дебен... " — Даже сам король Георг III был удивлен резкостью
британского ответа. Он считал его "чересчур сильным", хотя и до-
бавлял, что этот ответ "должен сойти" при нынешних обстоятель-
ствах. //Rosebery А.Р. Lord Pitt . Lnd., 1891. P. 143.
Массена Андре (1756-1817) — герцог Риволи, князь Эслингский,
наполеоновский маршал, один из самых выдающихся французских
военачальников эпохи Революции и Первой империи, по праву полу-
чивший прозвище "Любимое дитя Победы". Наполеон весьма высоко
оценивал его полководческие таланты: "Он был решителен, храбр,
неустрашим, честолюбив и властолюбив; отличительная черта его была
упрямство, и потому он никогда не упадал духом... при первом выс-
треле, посреди ядер и опасности, мысли его прибретали силу и яс-
ность. Разбитый, он продолжал действовать как будто победитель. ...
Массена имел отличные дарования... " // Правила, мысли и мнения
Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле. Из
сочинений и переписки его собраны Ф. Каузелером. Ч. 2. СПб., 1844.
С. 43. Массена отличился в итальянском походе 1797/97 г?.; особен-
но при Риволи. В 1799 г. он разбил корпус Римского-Корсакова при
Цюрихе. В войне 1809 г. отличился под Эслингом и под Ваграмом.
Во время войны на Пиренейском полуострове потерпел поражение от
501

Веллингтона и, получив отставку, был заменен маршалом Мармоном.
В 1813 г. он примкнул к Бурбонам и после Ватерлоо был назначен
губернатором Парижа. Его мемуары были изданы в 1848-49 гг.; хотя,
как замечает А.З.Манфред "Это, собствено, не мемуары, а изложе-
ние документальных материалов, изученных Кохом." // Манфред
А.З. Указ соч. С. 139. О самом Массена см.: Marshall-Cornwall J.
Marshall Massena. Lnd., 1965.
С. 30. "... после ухода французов из Египта в августе 1801 года".
— Семнадцатитысячный экспедиционный корпус под командовани-
ем генерала Ральфа Аберкромби в марте 1801 г. высадился в Егип-
те и, нанеся ряд поражений французским войскам генерала Мену,
вынудил последнего заключить договор, в соответствии с которым
"ему самому и его войскам было разрешено возвратиться во Фран-
цию с оружием" // См.: Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарта,
императора французов. Т. 1. М., 1995. С. 317-319.
С. 31. "... Павел позволил уговорить его на то, что союз с Франци-
ей соответствует российским интересам,..." // См.: Валишевский К.
Сын Великой Екатерины. Император Павел I. M., 1990. С. 445-502.;
Шильдер Н.К. Император Павел Первый. М., 1996. С. 398-407.
С. 33. "... Наполеон всегда понимал, что она (война. — А.Е.)
неразделима с его политическим выживанием, равно как и с возвы-
шением". — "Наполеон сам говорил: "Если я перестану воевать, я
погиб". // Военная энциклопедия. Т. XIV. М., 1914. С. 532.
Бернадот Жан-Батист-Жюль (1763-1844) — родился в г. По в
семье адвоката. Выдвинулся в революционных и наполеоновских
войнах. Военный министр Директории в 1799 г. В 1804 г. был про-
изведен в маршалы Франции. Отличившись при Ульме и Аустерли-
це, он получил титул князя Понте-Корво. В 1810 г. Государствен-
ный Совет Швеции избрал его наследником шведского престола под
именем Карла-Юхана. До вступления на престол в 1818 г. правил в
качестве регента. В 1813 г. Швеция вступила в состав шестой анти-
французской коалиции. Бернадот принял личное участие в боевых
действиях, командуя так называемой Армией Севера. Его помощь
союзникам способствовала, в частности, разгрому Великой армии в
знаменитой "Битве народов" под Лейпцигом. О самом Бернадоте
см.: Barton D.P. Sir. The Amazing Career of Bernadotte. 1763-1844.
Boston and N.Y., 1930.
C. 34. Моро Жан-Виктор (1763-1813) — один из самых выдающих-
ся французских генералов, современники даже сравнивали его полко-
водческие таланты с талантами Наполеона. Сам Наполеон, впрочем, о
Моро как о военачальнике отзывался весьма сдержанно: "Моро не
имел никакой системы... в военном деле: он был превосходный солдат;
502

лично храбр и способен к одушевлению на поле сражения небольшой
армии^ но совершенно не знаком с высшею частью военного искусст-
ва". // Правила, мысли и мнения Наполеона. ...Ч. 2. С. 54-55. В годы
революционных войн Моро командовал рейнско-мозельской армией. В
1799 г. он командовал французскими войсками в северной Италии и
был разбит Суворовым в битве при Кассано. После переворота 18 брю-
мера, которому он содействовал, Наполеон назначил его главнокоман-
дующим рейнской армии. "Главнокомандующий рейнской армии ока-
зался на высоте задач... и в сражении при Гогенлиндене 2-3 декабря
(1800 г. — А.Е.) разбил наголову австрийскую армию эрцгерцога Иоан-
на". // Манфред А.З. Указ. соч. С. 369. Увидев в Моро соперника,
Наполеон, обвинив его в участии в роялистском заговоре Пишегрю,
изгнал генерала в Америку. В 1813 г. по приглашению Александра I
Моро вернулся из Северной Америки в Европу, состоял в роли совет-
ника при главной квартире союзников и был смертельно ранен в битве
под Дрезденом. О самом Моро см.: Попов А.Н. Генерал Моро на службе
в русских войсках // "Русская старина", № 1, 1910; Соперник Напо-
леона I // Вестник Иностранной Литературы, 1899, № 10. С. 3-17.
С. 35. "выпады такого рода (т.е. реформы права и государствен-
ного управления. — А.Е.) были не столько орудием имперской по-
литики, сколько одной из ее целей..." — Соглашаясь с этим выво-
дом, следует, видимо, отметить один важный нюанс: реформы очень
часто не просто проводились в жизнь, но навязывались странам-
сателлитам. (Мой брат, — говорил о Наполеоне Жозеф Бонапарт,
"назначенный" королем Испании — знает только одну систему уп-
равления,... — именно управления железной рукой; для достижения
этой возможности он считает пригодными все средства;" // Талей-
ран. Мемуары. Старый режим. Великая революция. Империя. Рес-
таврация. М., 1959. С. 231
С. 36. "Швейцария была ими захвачена (французскими войска-
ми. — А.Е.) в январе 1803 года, получила новую конституцию (Act
de Meditation) и лишилась Вале... " — Поводом для вмешательства
Наполеону послужил внутришвейцарский конфликт между так на-
зываемыми "юнионистами" — сторонниками "единой и неделимой"
республики (по французскому образцу) и "федералистами", объе-
динявшими приверженцев традиционного кантонального государ-
ственного устройства. // См.: Егоров A.A. Жозеф Фуше: карьера
оппортуниста. Ростов-на-Дону, 1992. С. 68.
С. 38. Туссен-Лувертюр Франсуа Доминик (1743-1803) — руко-
водитель освободительной борьбы рабов на о. Гаити. В июле 1801 г.
был объявлен пожизненным правителем острова, получив от своих
сторонников прозвище "Черный Спартак". В 1802 г. он был преда-
тельски арестован французами, выслан во Францию, где и умер в
503

заточении в крепости Жу. О Туссене-Лувертюре см.: Травинский
В.М. Черные судьбы. Л., 1963. С. 75-112.
С. 39. "Британию интересовали вопросы безопасности в Европе
и во всем мире,... " — Эта точка зрения не нова и фактически "вос-
ходит" к заявлениям премьер-министра Англии Питта Младшего
"образца" 1793 г.; когда Англия открыто вступила в войну на сто-
роне держав Первой коалиции против Французской республики.
Нет необходимости доказывать, что подобное утверждение весьма
далеко от истины. В основе англо-французского соперничества ле-
жали экономические, а на начальном этапе и идеологические проти-
воречия между враждующими сторонами.
С. 41. "Великий наполеоновский план континентальной блокады..."
— В отечественной историографии по-прежнему наиболее обстоятель-
ным исследованием этой темы остается монография академика Е.В.-
Тарле. // См.: Тарле Е.В. Континентальная блокада. М., 1913.
"В Германии Георг III был курфюрстом Ганновера..." — англий-
ский король Георг III (1760-1820) происходил из Ганноверской ди-
настии, занимавшей Британский престол с 1714 г. Курфюршество
Ганновер в Германии, принадлежавшее Георгу, было предметом его
неустанных забот, за что король даже получил ироническое про-
звище — "лучшего из ганноверцев".
С. 44. "...по природе осторожный и миролюбивый Франц меньше
всего хотел ввязываться в еще один конфликт, и к тому же он, во
всяком случае в душе, был поклонником Наполеона". — С характери-
стикой, данной автором императору Францу, можно согласиться лишь
отчасти. Решимостью Франц действительно не отл1гчался. Как отме-
чал А. Сорель, "он (Франц — А.Е.) ни на что не мог решиться без
советника, но вместе с тем не доверял никому и принимал решения
после колебаний и тревог, без общего плана и всегда слишком поздно"
// Сорель А. Европа и французская революция. Т. 4. Естественные
границы. 1794-1795. СПб., 1892. С. 9. Что же касается утверждения
Исдейла о том, что Франц был "тайным" поклонником Наполеона, то
оно представляется, по меньшей мере, бездоказательным .
С. 45. "...в Британии испытывали сильную неприязнь к Вене
из-за разногласий, возникших в ходе войны второй коалиции..." —
Главной причиной "сильной неприязни" было то, что Венский двор
не признавал своих долговых обязательств Англии (по займу еще
1795 г.), на признании чего, в свою очередь упорно настаивало бри-
танское правительство. // См.: Shervig J.M. Guineas and gunpowder.
British foreign aid in the wars with France. 1793-1815. Harvard Univ.
Press, 1969. P. 92-93. Долги Австрии англичанам составили внуши-
телльную сумму в 1 млн. 600 тыс. ф. ст.
504

С. 46. "...Чарторыйский был, например, ревностным поборни-
ком возрождения Польши*1. — В своих мемуарах князь А. Чарто-
рыйский часто ведет речь о судьбах Польши и сетует, сознавая не-
возможность осуществить более заманчивые надежды..." Рассуждая
о добрых мерах императора Александра I в отношении поляков,
Чарторыйский, вместе с тем, замечает: "Но они (эти меры. — А.Е.) не
могли заменить утраченной национальной самостоятельности..." //
Мемуары князя Адама Чарторыйского и его переписка с императо-
ром Александром I. Т. 1. М., 1912. С. 252, 253.
"В то же время он (Фридрих-Вильгельм III. — А.Е.) слыл челове-
ком мирным..." — Довольно ядовитую и одновременно остроумную
характеристику прусского короля дал в своих воспоминаниях граф
Ф.Г.Головкин: "...Он, — писал Головкин, — все делает только для
того, чтобы избавиться от министров и угодить королеве; никогда
ничего не читает, не пишет и не рисует; ходит в церковь и на смот-
ры..; в театре всегда засыпает... к искусствам и наукам относится
безучастно, любит... свою жену в силу привычки, своих детей — ин-
стинктивно, а королевскую власть — потому, что она дает ему возмож-
ность делать то, что он хочет". // Головкин Ф. Двор и царствование
Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты. М., 1912. С. 315.
"...веривших в нейтралитет Пруссии, характеризовавший ее по-
литику с 1795 года;..." — 5 апреля 1795 г. французский посол в
Базеле Ф. Бартелеми и прусский министр Гарденберг подписали
мирный договор между Французской республикой и Пруссией. //
См.: Меринг Ф. Очерки по истории войны и военного искусства.
М., 1937. С. 223-227. С этого времени вплоть до 1806 г. Пруссия не
принимала участия в европейском конфликте.
С. 51. Трафальгарское сражение — 21 октября 1805 г. британс-
кий флот под командованием адмирала Г. Нельсона близ мыса Тра-
фальгар наголову разгромил объединенную франко-испанскую эс-
кадру адмирала Вильнева. "Битва у мыса Трафальгар положила конец
планам Наполеона о вторжении в Англию. Начиная с этого дня...
британский флот получил неограниченное превосходство над Фран-
цией". // Эджингтон Г. Адмирал Нельсон. М., 1992. С. 261.; см.
также: Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия.
М., 1984. С. 319-322.
С. 52. ".'..возрождение иосифанского реформизма 1780-х..." — В
правление сына Марии Терезии императора Иосифа II (1780-1790)
была сделана попытка провести ряд важных реформ в области права,
социальной политики, в военной сфере, сфере образования, оказыва-
лась поддержка развитию сельского хозяйства, ремесла и промыш-
ленности, была отменена личная зависимость крестьян и принят эдикт
о веротерпимости. Иосифа II называли народным кайзером, освобо-
505

дителем крестьян и даже кайзером-революционером. // См.: При-
стер Е. Краткая история Австрии. М., 1952. С. 277-285.
С. 53. "В Британии в начале 1806 года скончался воинственный
Уильям Питт..." — Уильям Питт Младший (1759-1806) — английс-
кий государственный деятель, возглавлявший английское правитель-
ство с 1783 по 1801 гг., а затем, после короткого перерыва, с 1804 до
самой смерти. Представляя интересы торгово-промышленного ка-
питала, он отстаивал принципы свободы торговли, выступал за унич-
тожение рабовладельчества, предоставление некоторого самоуправ-
ления колониям. Однако со времени начала Великой французской
революции упорная борьба против революционной, а затем наполе-
оновской Франции сделалась основной целью политики Питта. Ему
принадлежала поистине выдающаяся роль в организации и укреп-
лении 1, 2 и 3 антнфранцузских коалиций. "Величайший воин со-
временности, — уверял Виктор Гюго, — не Наполеон, а Питт. Напо-
леон вел войну, Питт ее создавал. Это он захотел, чтобы разрази-
лись все войны Революции и Империи. Они исходят от него". //
Гюго В. Собр. соч. в 15-ти томах. Т. 14. М., 1956. С. 379. При всей
парадоксальности заявления Гюго в нем много верного.
С. 54. Йена и Ауэрштадт — 14 октября 1806 г. Наполеон и мар-
шал Даву (в один день) разгромили две прусские армии (князя
Гогенлоэ под Йеной и герцога Брауншвейгского под Ауэрштадтом).
// См.: Клаузевиц. 1806 год. М., 1938.
Эйлау — Правильнее Прейсиш-Эйлау. Одно из самых кровопро-
литных и упорных сражений эпохи наполеоновских войн. 8 февраля
1807 г. в Восточной Пруссии близ этого города встретились русская
армия под командованием генерала Беннигсена и французская во
главе с Наполеоном. Это было пожалуй первое генеральное сраже-
ние, данное Наполеоном и закончившееся без решающего результа-
та. // См.: Давыдов Д. Военные записки. М., 1940. С. 82-109.
С. 55. Тильзитский договор — договор, подписанный Наполео-
ном и Александром I во время встречи в г. Тильзит (на Немане) в
июне-июле 1807 г., предусматривавший присоединение России к кон-
тинентальной блокаде, союзнические обязательства двух стран, фак-
тический раздел сфер влияния между ними в Европе и мире. Лучшей
работой по этому вопросу остается (несмотря на тенденциозность ее
некоторых мест) трехтомная работа графа А.Вандаля. // См.: Ван-'
даль А.Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время
Первой империи. Т. 1 От Тильзита до Эрфурта. СПб., 1910.
С. 59. Иллирийские провинции — См. о них подробнее: Марков
В. Иллирийские провинции Наполеона. // "Французский ежегод-
ник. 1973м. М., 1975.
506

С. 60. "Царь,попавший под обаяние Наполеона в Тильзите, вполне
искренне верил, что Россия в высшей степени удачно выбралась из
войны и что сделка с Наполеоном не только выгодна для российских
интересов, но и является единственным путем для обеспечения мира в
Европе". — Насчет "околдованности" Александра I Наполеоном много
в свое время рассуждал А. Вандаль. Отечественные историки, в том
числе, такие как С.М.Соловьев, А.К.Дживелегов отнюдь не разделяли
это мнение. См.: Соловьев СМ. Император Александр I. Политика,
дипломатия. М., 1995; Дживелегов А.К. Александр I и Наполеон. М.,
1915. Современные отечестенные исследователи также не склонны пре-
увеличивать значение дипломатического "триумфа" Наполеона в Тиль-
зите. См.: Сироткин В.Г. Дуэль двух дипломатий. Россия и Франция
в 1801-1812 гг. М., 1966.; Кузнецова А.Г. Александр I и Наполеон в
Тильзите. // Новая и новейшая история, Jsl? 6, 1991.
С. 62. "...Наполеон, создав Великое Герцогство Варшавское, вся-
чески обхаживал крайне националистически настроенную шляхту".
- См. об этом: Мемуары графини Потоцкой (1794-1820). СПб. 1915.;
см. также: Федосева Е.И. Польский вопрос во внешней политике
первой империи во Франции. М., 1980.
"...начав переговоры о браке с младшей сестрой Александра..."
— См. об этом подробнее: Пономарев М.В. Несостоявшийся "рус-
ский брак" Наполеона Бонапарта. // Новая и новейшая история,
№ 3, 1993. С. 234-240.
С. 63. "...герцогства Ольденбургского, правитель которого при-
ходился Александру (I) зятем". — Ошибка автора, "...герцог был
дядей императора Александра..." // Вандаль А. Наполеон и Алек-
сандр I. Франко-русский союз во время Первой империи. Т. 2.
Второй брак Наполеона. Упадок союза. СПб., 1911. С. 547.
"...в начале 1811 года он (Александр I — А.Е.) серьезно обдумы-
вал планы войны против Наполеона..." — См. об этом подробнее:
Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование.
Т. 3. СПб., 1897. С. 73-85.; см также: Родина, № 6-7, 1992. С. 36-39.
См. также: Сироткин В.Г. Отечественная война 1812 года. М., 1988.
С. 31-37.
С. 70. Мак, Карл, барон фон Лейберих (1752-1828)— австрийский
генерал, участвовавший в войнах с Французской республикой и импе-
рией. В 1805 г. сдался с 23-тысячной армией в крепости Ульм Наполе-
ону, за что был приговорен к заключению и 3 года провел в крепости.
С. 72. Беннигсен Леонтий Леонтьев1гч (1745-1826) — военный
деятель, уроженец Ганновера, состоявший с 1773 г. на русской служ-
бе. Генерал от кавалерии, командовавший корпусом, а затем и все-
ми русскими войсками, действовавшими против Наполеона в 1806-
507

1807 гг. В Отечественной войне 1812 г. был и.о. начальника Главно-
го штаба русской армии. За интриги и противодействие Кутузову
был снят с этого поста. В 1813-14 гг. командовал резервной армией.
Байлен — 23 июля 1808 г. дивизия генерала П.Дюпона, будучи
окружена отрядами партизан и полками генерала Кастеньоса, сдалась
испанцам у местечка Байлен. В плен попало около 18 тыс. французов.
"Это была первая неудача Наполеона; она привела его в отчаяние...
Он в ярости воскликнул: "Что армия, в которой слаба дисциплина,
крадет церковную утварь — это еще можно себе представить; но как
можно в этом признаваться? "... Он спрашивал присутствовавших: "Разве
нет в законах статьи, по которой можно было бы расстрелять всех этих
подлых генералов?" // Стендаль. Жизнь Наполеона... С. 91.
Вимейро — (Вимьеро) — деревня в Португалии, близ которой 21
августа 1808 г. английские войска под командованием А. Уэллесли
(впоследствие герцог Валлингтон) нанесли поражение корпусу ге-
нерала Жюне. Французы потеряли около 3 000 чел, 13 орудий,
обоз и несколько сот французов попало в плен. // См.: Куриев
М.М. Указ соч. С. 51-52.
С. 73. "...французы до 1814 года уверенно владели инициати-
вой на Пиренейском полуострове..." — Это утверждение нуждается
в некоторой корректировке. Так, М.М.Куриев убедительно пока-
зывает в своей монографии, что "с августа 1813 г. инициатива (в
военных действиях. — А.Е.) полностью была в руках Веллингто-
на". // Куриев М.М. Указ соч. С. 111.
С. 79. "...был очень распространен прием формирования артилле-
рии в "большие батареи" для ведения сосредоточенного огня примерно
из ста пушек". — См. об этом подробнее: Правила, мысли и мнения
Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле. Из
сочинений и переписки его собраны Ф.Каузелером. Ч. 1. СПб. 1844. С.
189-198. "Под Ваграмом у Наполеона было несколько больше двух ору-
дий на тысячу человек (395 на 180 000), в 1812 г. приблизительно три.
Большая подвижность этой артиллерии дала возможность выдвинуть
новый тактический принцип ее применения. Сосредотачивали действие
огня на определенном пункте, который, таким образом, подготовляли
для прорыва пехоты". // Дельбрюк Г. История военного искусства в
рамках политической истории. Т. 4. Новое время. М., 1938. С. 362.
С. 85. Журдан Жан-Батист (1762-1817) — видный якобинский
генерал, командующий армией, одержавший ряд побед в годы рево-
люционных войн. В период Директории поддерживал якобинцев. С
1804 г. — маршал Франции.
С. 89. "...поощрялось возвращение бежавших из страны дворян: их
с распростертыми объятиями принимали на государственную службу и
508

в армию". — В мемуарах и записках современников можно найти огром-
ное количество фактов, подтвердающих эту мысль. См. например: За-
писки г-жи Дюкре о императрице Жозефине, о ее современниках и о
дворах Наваррском и Мальмезонском. 4.1. СПб., 1834. С. 93, 95. "Им-
ператор, — писала К. де Ремюза, — часто говорил, что он уважает только
историческое дворянство, и действительно очень отличал его". // Ме-
муары г-жи де Ремюза (1802-1808 гг.) Т. 2. М., 1912. С. 219.
"на службу в качестве рупора правительства была поставлена куль-
тура. Взять, например, газеты..." // См. об этом подробнее: Пекар-
ский П. Журналистика во Франции во времена консульства и импе-
рии // Современник. 1862. T. XCII. Отд. 1; Тарле Е.В. Печать во
Франции при Наполеоне I // Тарле Е.В. Соч. в 12-ти томах. Т. 4.
М., 1958; Туган-Барановский Д.М. Наполеон как журналист // Воп-
росы истории, J& 7, 1995; Сироткин В.Г. Наполеоновская "война пе-
рьев" против России // Новая и новейшая история, Jsfô 1, 1981;
Haltman R. Napoleonic propaganda. Louisiana. Univ. Press, 1950.
С 90. "стиль ампир" (le style l'empire) — букв, "стиль империи"
— См. об этом подробно: Бенуа Ф. Искусство Франции эпохи рево-
люции и первой империи. М-Л., 1940.
С. 93. Почетная гвардия (gardes d'honneur) — Элитное воинское
подразделение, созданное Наполеоном осенью 1805 г. "Перед отъез-
дом (на кампанию 1805 г. — А.Е.), чтобы дать выход дворянству,
он (Наполеон. — А.Е.) решил создать так называемую почетную
гвардию. Командование ею он поручил своему обер-церемониймей-
теру. Доставляло удовольствие видеть старание, с которым де Се-
гюр формировал этот корпус, усердие, с которым стремились неко-
торые лица войти в его состав, и тревогу, которую испытывали не-
которые камергеры, воображавшие, что император очень одобрит
перемену их красной одежды на военный мундир". // Мемуары г-
жи де Ремюза Т. 2. С. 140.
С. 97. "...а в Пруссии в 1806 г. 79 генералов из 142 были старше
шестидесяти лет, и только тринадцать младше пятидесяти... — См.
об этом: Клаузевиц. 1806 год... С. 26-56.
С. 102. "Наполеон... уделял большое внимание и ее (армии. —
А.Е.) боевому духу". — См. об этом: Правила, мысли и мнения
Наполеона... Ч. 1. С.15,16,201-208.
С. 103. "орден почетного легиона". — Учрежденный Наполео-
ном в 1802 г., он имел не только наградную функцию, но и полити-
ческую, т.е. был своего рода обществом бонапартистов, политичес-
кой партией. Орден имел солидный экономический базис. Поста-
новлением 12 июня 1802 г. когортам передавалось в пользование
национальное имущество тех департаментов, которые входили в ок-
509

руг когорты. Территория республики была условно разделена на 16
частей (округов). В дальнейшем члены Ордена приобрели значи-
тельные политические привилегии. После 1804 г. почти все они по-
лучили дворянские и аристократичесике титулы. За 1802-1814 гг.
членами Ордена стали 48 тыс. человек, в том числе 1 400 гражданс-
ких лиц //См.: Бочоришвили К. Г. Орден Почетного Легиона при
Наполеоне I // "Французский ежегодник. 1981" М., 1983.
С. 104. "Все почести и награды выходили в конечном счете из рук
французского правителя, что было совсем не простым делом, хотя
раздавал он их, несомненно, с огромным мастерством". — С этим
мнением Исдейла нельзя не согласиться. Действительно, Наполеону
как никому другому удавалось, награждая своих товарищей по ору-
жию, привязывать их к себе. При этом, "спектр" поощрений был
невероятно широк. Альфонс-Луи Констан, камердинер Наполеона,
приводит в своих "Воспоминаниях" массу примеров всякого рода
поощрений. Так, например, он рассказывает о том, что во время од-
ной из поездок Первого консула по Франции, мэр небольшого город-
ка предоставил Наполеону капрала по имени Руссель, воевавшего с
ним в Италии и получившего почетную саблю за Маренго, "...после
того как Первый консул и госпожа Бонапарт, — продолжает Констан,
— сели за стол, послали за Русселем, пригласив его позавтракать с его
бывшим генералом". // Recollections of the private life of Napoleon. By
Constant Premier Valet de Chambre. N.Y.Chicago, 1911. Vol. 1. P. 148.
"...маленький капрал" (le petit caporal) — прозвище, которое дали
Наполеону солдаты Итальянской армии во время кампании 1796-
1797 гт. // См.: Манфред А.З. Указ соч. С. 150.
С. 107. Бертье Луи-Александр (1753-1815) — маршал Наполеона,
князь Невшательский и Ваграмский. В 1796-1797 гг. — начальник
штаба Итальянской армии; в 1797-1798 гг. — ее командующий. До
1814 г. являлся бессменным начальником штаба Наполеона, прини-
мал активное участие в разработке его стратегических планов. После
низложения Наполеона присягнул Людовику XVIII. Во время "Ста
дней" покончил жизнь самоубийством. По словам Наполеона "Бертье
был чрезвычайно деятельный человек; он сопровождал Наполеона на
всех рекогносцировках и поездках, без малейшего замедления хода
дел по управлению его (т.е. по работе генерального штаба. — А.Е.).
Он был нерешительного характера и не имел способности командо-
вать войсками, но обладал всеми качествами Начальника Штаба". //
Правила, мысли и мнешш Наполеона... Ч. 2. С. 45.
О Бертье см.: Watson S.J. By Command of the Emperor. A life of
Marshal Berthier. Lnd. 1957.
C. 115. "До конца жизни французский властелин отражал идеа-
лы Революции". — См.: Туган-Барановский Д.М. Наполеон власть...
510

С. 5-24. В этой части обстоятельного введения подробно рассмотре-
ны и проанализированы различные оценки понимания роли Напо-
леона, созданных им институтов и его режима в целом, в том числе
охарактеризована роялистская тенденция в наполеоновской истори-
ографии, представлявшая Наполеона сыном революции.
С. Ii7. Евгений Богарне (1781-1824) — пасынок Наполеона, сын
генерала А. де Богарне и Жозефины Таше де ла Пажери; в 1805-
1813 гг. вице-король Италии, с 1814 г. герцог Лейхтенбергский.
Пользовался полным доверием Наполеона. Участвовал почти во всех
походах Наполеона, проявив себя талантливым военачальником.
О Е. Богарне см.: Oman С. Napoleon's viceroy Eugene de
Beauharnais. Lnd., 1966.
Мюрат Иоахим (1767-1815) — маршал Франции, герцог Клеве и
Берга, король Неаполитанский. Участник почти всех наполеоновс-
ких войн. Обладал исключительным мужеством. Помогал Наполеону
захватить власть 18 брюмера. Проявил себя как выдающийся кавале-
рийский военачальник. "Он, — говорил о Мюрате Наполеон, — много
участвовал во всех военных действиях своего времени. Мюрат посто-
янно оказывал блистательное мужество и особенную отважность в
кавалерийских делах". "В поле он был настоящим рыцарем или Дон-
Кихотом; в Кабинете (т.е. в делах гражданского правления) — хвас-
туном без ума и решительности. Я не знал храбрее Мюрата и Нея..."
// Правила, мысли и мнения... Ч. 2. С. 50-51. В 1814 г. Мюрат
изменил Наполеону, но в 1815 г, во время "Ста дней", занял пози-
цию, враждебную Австрии, лишился престола и при попытке вернуть
его вооруженной силой был взят в плен и расстрелян.О Мюрате см.:
Тюлар Ж. Мюрат или пробуждение нации. М., 1993.
С. 119. Кодекс Наполеона (Code Napoléon). — Свод законов,
ставший базисом французской юриспруденции начиная с 1804 г. //
О Кодексе Наполеона см.: Саньяк Ф. Гражданское законодатель-
ство французской революции (1789-1804). М., 1928; Сорель А. Ис-
торико-культурное значение французского гражданского кодекса /
/ Журнал Министерства Юстиции., 1905, № 6.
С. 125. Ожеро Пьер-Франсуа-Шарль (1757-1816) — герцог Кас-
тильоне, маршал Франции. Вступил в армию в 1793 г. Был близок
к якобинско-бабувистским кругам, в частности к Ф.Буонароттн.
Участвовал в Итальянском походе. В период Реставрации одним из
первых примкнул к Людовику XVIII, который назначил его пэром.
Наполеон весьма невысоко оценивал его полководческие способнос-
ти. // См.: Правила, мысли и мнения Наполеона... Ч. 2. С. 46-47.
С. 130. Непотизм (от лат. nepos, род. падеж nepotis — внук,
племянник) — раздача римскими папами ради укрепления собствен-
511

ной власти доходных должностей, высших церковных званий, зе-
мель своим родственникам (прежде всего*сыновьям). Особенно был
распространен в 15-16 вв. Термин "Непотизм" стал нарицательным,
употребляется как синоним "кумовства".
С. 135. "...Мюрат всячески противился навязыванию своим под-
данным Кодекса Наполеона во всей полноте". — См.: Тюлар Ж.
Указ. соч. С. 262-273.
С. 137. "...степень происходивших перемен определялась инте-
ресами и характерами государей". — С этим мнением Исдейла вряд
ли можно согласиться. Здесь, как нам представляется, он чересчур
преувеличивает влияние "личностного момента" на ход и темпы про-
исходивших в Европе преобразований.
С. 143. Годой Мануэль (1767-1851) — королевский фаворит и факти-
чески правитель Испании в 1792-1798 и 1801-1808 гг. После подписания
Базельского мира с Французской республикой получил титул князя
Мира. В 1807 г. заключил с Наполеоном тайный договор о разделе
Португалии. В1808 г. по приказу Наполеона Годой был выслан во Фран-
цию. Опубликовал мемуары, переведенные на французский язык. (1836).
О Годое см.: Madol H.R. Godoy. The first dictator of modern
times: the end of the Spanish Empire. Lnd., 1934.
C. 177. "Частым явлением было уклонение от призыва и дезертир-
ство". — Автор одной антибонапартистской брошюрки писал по этому
поводу следующее: "Число беглых конскриптов (из французской ар-
мии. — А.Е.) на границах чрезвычайно велико, считали иногда на сто
конскриптов 80 дезертиров. Таковые побеги чаще случаются на грани-
цах Германии и Италии, а нередко на границах Испании... Беглые
конскрипты часто не имеют, чем содержать себя в чужих землях; но
они предпочитают вступить в иностранную службу, гораздо тягостней-
шую, нежели французская, единственно из ненависти к тиранскому
правительству. Известно, что французская конскрипция часто комп-
лектовала австрийскую армию... из всех причин к неудовольствию (про-
тив Наполеона. — А.Е.), — подчеркнул памфлетист, — не нашел я ни
одной столь сильной, как конскрипция..." // Трон и алтарь Бонапар-
том восстановленные. Сочинение Г. Фабера. СПб., 1814. С. 26, 66-67.
С. 180. Партенопейская республика. — Одна из многочисленных
"дочерних" республик Франции, провозглашенная после занятия
Неаполя армией генерала Шампионне 23 января 1799 г. Эта, по
выражению Луи Мадлена, "фантастическая республика" просуще-
ствовала всего 113 дней.
С. 186. "...в Испании (если взять за основу 1780 г., к 1798 г. цены
выросли на пятьдесят девять процентов)". — См. об этом подробно: Hamilton
J. Earl. War and prices in Spain. 1651-1800. Harvard Univ. Press, 1947.
512

С. 205. и...каждый французский пост и каждая французская часть...
могли стать жертвой внезапного нападения..." — "Когда корпус Нея
сменил корпус Сульта в Корунье, — вспоминал Жомини, — я (Жомини
был с 1805 г. адъютантом маршала Нея, а с 1808 г. — начальником его
штаба. — А.Е.) расположил роты артиллерийского обоза по квартирам
между Бетанзосом и Коруньей, в центре расположения четырех бри-
гад, удаленных от рот на 2-3 лье (1 лье равно примерно 4 км. — А.Е.)
Никаких испанских сил не было видно на 20 лье в окружности... Не-
смотря на это, в одну прекрасную ночь эти обозные роты исчезли —
люди и лошади, — так что мы никогда не могли узнать, что с ними
сталось. Один только раненый капитан спасся и уверял нас, что их
всех зарезали крестьяне под предводительством священников или мона-
хов". // Жомини Г. Очерки военного искусства. Т. 1. М., 1939. С. 49.
С. 207. "Короче говоря, нерегулярное сопротивление на Пире-
ненйском полуострове делало столь эффективным постоянное при-
сутствие регулярных войск..." — К такому же выводу пришел в своем
исследовании М.М.Куриев. См.: Куриев М.М. Указ. соч. С. 56.
С. 222. "... условия для моряков (английских — А.Е.) повсемес-
тно имели ужасающий характер: только во флоте было узаконено
использование порки, причем производилась она очень часто." —
См. об этом подробно: Трухановский В. Г. Указ. соч. С. 21-28.
С. 234. Кестлри Генри Роберт Стюарт (1769-1822) - английский
военный министр и министр иностранных дел (1812-1822).
С. 238. Аддингтон Генри (1757-1844) - английский государствен-
ный деятель. Друг Питта Младшего. В 1801-1804 гг. был премьер-
министром Англии и в 1802 г. подписал с Наполеоном Амьенский
мир. В мае 1804 г. в результате недовольства английской буржуазии и
аристократии миром с Францией был вынужден уйти в отставку.
С. 247. Берк Эдмунд (1729-1797) — английский публицист, полит-
ческий деятель, член парламента с 1774 г. от г. Бристоля. Подлинную
известность Берку принесли его "Размышления о революции во Фран-
ции" (1790), не без основания, в свое время, названные "Манифестом
контрреволюции". // См.: Берк Э. Размышления о революции во
Франции. М., 1993.; Чудинов A.B. Размышления англичан о фран-
цузской революции. Э. Берк. Дж. Макинтош. У. Годвин. М., 1996.
С. 249. Каннинг Джордж (1770-1827) — английский государствен-
ный деятель, умеренный тори, поддерживавший политику Питта в
палате общин; в 1807-1809 гг. и 1822-1827 гг. статс-секретарь по
иностранным делам, в 1827 г. глава кабинета.
С. 251. Герцог Йоркский Фридрнх (1763-1827) — сын английс-
кого короля Георга III. На протяжении ряда лет фактически воз-
главлял военное министерство Великобритании, не занимая, одна-
17. Наполеоновские войны 513

ко, официального поста статс-секретаря по военным делам. Будучи
бездарным полководцем, потерпел ряд поражений от французских
войск, командуя английской армией на континенте.
С. 257. Лорд Уэллесли Ричард (1760-1842) — старший брат герцога
Веллингтона, английский государственный деятель, занимавший ряд
отвественных постов. В частности, в течение некоторого времени он
был генерал-губернатором Индии. См. о нем: Нуриев М.М. Указ соч,
С. 258. Луддизм — движение разрушителей машин в Англии, на-
чавшееся около 1760 г. в Шеффилде и Ноттингеме вызванное разо-
рением ремесленников и резким ухудшением положения пролетари-
ата, в результате конкуренции машин, роста безработицы и нищеты.
Движение луддитов продолжалось вплоть до начала 30-х гг. XIX в.
С. 261. "...фальсифицированные товары..." — Стремясь к получению
сверхприбылей, продавцы различных товаров, в том числе и продуктов
питания, широко использовали всякого рода "добавки", резко ухудшав-
шие качество товара. Особенно широкое распространение фальсифици-
рованные товары получили в Англии первой половины XIX в. Об этом
подробно писал, в свое время, Энгельс в работе "Положение рабочего
класса в Англии".// См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т. 2. М., 1955.
С. 274. Штейн Генрих Фридрих Карл (1757-1831) — немецкий
государственный деятель. В 1807 г. был поставлен во главе прусского
правительства и провел ряд буржуазных реформ. Под давлением На-
полеона король уволил Штейна в отставку. В 1812 г. он находился в
России и разрабатывал планы восстания порабощенных народов ев-
ропы против французских захватчиков. См.: Эпштенн А. Д. История
Германии от позднего средневековья до революции 1848 г. М., 1961.
С. 291. "Вена впадала в панику при малейшем слухе о приближе-
нии французов..." — См.: Манфред А.З. Указ. соч. С. 170.; см. также
АВПРИ. Ф. Сношения России с Пруссией, оп. 74/6, Д.491. Л. 98.
С. 293. "Павел I (1796-1801) содействовал росту централиза-
ции, повышению эффективности армии и сокращению привилегий
дворянства..." — Подробнее о реформаторской деятельности Павла
I см.: Шильдер Н.К. Указ. соч.
"...когда в 1801 г. его убили в результате недовольства аристок-
ратов". См. об этом: Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки
участников и современников. М., 1990.
"Побуждали Александра к реформам скорее личные представления
и характер". — Здесь, как и в ряде других случаев, Исдейл несколько,
на наш взгляд, преувеличивает значение "личностного фактора". См. по
нашему мнению более верную оценку конституционных проектов и ре-
форм Александра I в кн.: Монархи Европы. М., 1996. С. 431.
514

С. 294. "Негласный комитет" для обсуждения будущих мероп-
риятий..." — Интересный материал о деятельности Негласного ко-
митета и о людях, входивших в него, дают мемуары князя А. Чарто-
рыского. См.: Чарторыйский А. Указ. соч. Т.1. гл. IX.
"...шло пространное обсуждение вопросов крепостного права (в
России. — А.Е.), но и здесь не удалось прийти ни к чему кроме не-
скольких паллиативных (половинчатых) мер". — Одной из таких мер
был так называемый "Указ о вольных хлебопашцах", (1803 г.) факти-
чески не приведший к существенному изменению положения крестьян.
С. 296. Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — граф,
выдающийся российский государственный деятель, автор реформ,
направленных на придание самодержавному строю высших форм
конституционной монархии.
О М.М.Сперанском см.: Томсинов В.А. Светило россиийской
бюрократии. М., 1991.
С. 298. Барклай де Толли Михаил Богданович (1761-1818) —
русский полководец, герой Отечественной войны 1812 г. и загра-
ничных походов русской армии. В 1810-1812 гг. военный министр и
автор плана ведения войны против Наполеона. С началом Отече-
ственной войны 1812 г. командовал 1-й Западной армией. При Бо-
родине командовал правым крылом и центром русской армии. По-
зднее командовал русскими войсками под Кульмом и Лейпцигом. В
1814 г. произведен в генерал-фельдмаршалы.
О М.Б. Барклае де Толли см.: Балязин В.Н. Фельдмаршал Бар-
клай. М., 1992.
"...знаменитый план "поселить" армию в автономные сельско-
хозяйственные "колонии", приобретшие после 1815 г. очень дурную
славу". — Исдейл имеет в виду организацию (по инициативе графа
А.А.Аракчеева) так называемых военных поселений, горячим сто-
ронником которой стал Александр I.
С. 299. "Многие его (Сперанского. — А.Е.) реформы приводили
дворян в бешенство, и он очень скоро приобрел массу врагов". —
Наиболее концентрированно эта позиция дворянских кругов была
выражена в знаменитой "Записке о древней и новой России" (1811
г.), написанной известным русским писателем, историком, журна-
листом и издателем Н.М.Карамзиным.
С. 302. Шарнгорст Герхард Иоганн Давид (1755-1813) — прус-
ский военный деятель, участник антинаполеоновских войн, актив-
ный проводник военной реформы в Пруссии. По требованию Напо-
леона Шарнгорст в 1811 г. был уволен в отставку. В 1813 г. был
начальником штаба в армии маршала Блюхера. Скончался от ран,
полученных в сражении при Гросгершене.
17* 515

Клаузевиц Карл фон (1780-1831 ) — крупный военный теоретик и
историк военного искусства, прусский генерал. Участвовал в. прове-
дении военной реформы в Пруссии в 1808-1809 гг. Активный сто-
ронник войны против наполеоновского господства. Во время Отече-
ственной войны 1812 г. состоял на службе в русской армии и прини-
мал участие в ряде сражений.
О К. Клаузевице см.: Фабиан Ф. Перо и меч. Карл Клаузевиц и
его время. М., 1956.
• Юнкеры (нем. Junkertum, от Junker, буквально — молодой дво-
рянин) — в узком смысле слова, крупные землевладельцы восточ-
ных и центральных провинций Пруссии, ведущие свое происхожде-
ние от дворянства, в широком смысле слова, обуржуазившиеся по-
мещики Германии в целом.
С. 344. "...Фердинанд, в марте 1814 г., освобожденный Наполе-
оном..." Через десять дней после вторжения войск шестой коалиции
во Францию (11 декабря 1813 г.) Наполеон подписал с Фердинан-
дом VII договор в Балансе, согласно которому Фердинанду возвра-
щался испанский престол, а он, взамен, должен был гарантировать
прекращение военных действий на южной границе Франции. Таким
образом, Исдейл допускает небольшую неточность, говоря об "осво-
бождении" Фердинанда Наполеоном весной 1814 г.
С. 345. "...Швеция фактически стала первой европейской держа-
вой, признавшей французскую республику". — Следует добавить, что
после гибели Густава III (в 1792 г.) во время регентства его брата
герцога Зюдерманландского при 14-летнем Густаве IV (1792-1796) на-
блюдалось даже сближение Швеции с Францией. См.: История XIX
века. Под ред. профессоров Лависса и Рамбо. Т. 2. М., 1938. С. 223.
С. 348. "Славная революция" 1688 г. ("Glorious Revolution") -
государственный переворот в Англии, в результате которого господ-
ствующие классы передали королевскую власть штатгальтеру Голлан-
дии Вильгельму III Оранскому, зятю Якова II Стюарта, сместив пос-
леднего с английского престола. Переворот был результатом компро-
мисса между победившими в английской буржуазной революции 17
в. буржуазией и "новым дворянством", представленными партией вигов
и поддержанными английским духовенством, с одной стороны, и ча-
стью крупных консервативных землевладельцев, интересы которых
выражала партия тори, — с другой. Основным следствием переворота
явилось установление в Англии конституционной монархии.
С. 351. "...Бернадот, командовавший императорскими войсками,
размещенными в Дании во время войны 1808-1809 гг., приобрел
огромную популярность в Швеции". — Дело в том, что "Еще в нояб-
ре 1806 г. в плен к Бернадоту попало больше тысячи шведов, кото-
516

рыми командовал полковник Г.Ф.Мернер. Пленные офицеры швед-
ского корпуса были приняты французским маршалом с таким бла-
говолением и любезностями, что впоследствии об этом узнала вся
Швеция". //Монархи Европы... С. 245.
" С. 354. "...король Фердинанд (Неаполитанский. — А.Е.)— празд-
ный человек, ненавидящий труд..." — Такую характеристику Ферди-
нанду IV давали, практически, все его современники. Например, граф
Ф. Головкин в своих мемуарах писал, что "вся энергия его (Ферди-
нанда. — А.Е.) характера истрачивалась на преодоление трудностей
охоты и рыболовства". // Головкин Ф. Указ. соч. С. 274.
С. 377. "...заключением Пия в тюрьму..." — Притеснения и террито-
риальные ограбления Папской области (светского владения римских пап)
привели к ссоре Пия VII с императором. Рим был оккупировал фран-
цузскими войсками в 1808 г., а папа под конвоем перевезен во Фран-
цию, где и находился вплоть до падения империи Наполеона в 1814 г.
Папа проживал в поместье Талейрана Балансе, которое, однако, вряд ли
напоминало тюрьму. Впоследствии был перевезен в Фонтенбло.
"тайного роялистского общества, Chevaliers de la Foi..." (букв,
"рыцари веры").
"дело генерала Мале (Malet)..." — Под таким названием вошла
в историю попытка республиканца, генерала Мале совершить госу-
дарственный переворот с целью низвержения Наполеона и восста-
новления республиканского строя во Франции, предпринятая в ночь
с 22 на 23 октября 1812 г. и закончившаяся провалом. По свиде-
тельству герцогини д'Абрантес "...Мале (во время процесса над ним
и его товарищами. — А.Е.) был неизменно мужественен, не сказал и
не сделал ничего предосудительного. — Я хотел истребить деспоти-
ческое могущество Наполеона над целым светом, — сказал он своим
судьям... Вы хотите открыть у меня сообщников? Повторяю, что
их нет у меня"..." // Записки герцогини д'Абрантес... М., 1837 Т.
15. С. 28. См. об этом подробно: Туган-Барановский Д.М. Наполе-
он и республиканцы. Саратов, 1980.
С. 379. "...у выдающегося генерала Алексея Суворова..." —
Ошибка Исдейла. Речь безусловно, идет о великом русском полко-
водце Александре Васильевиче Суворове (1729-1800).
С. 383. "...к Бородинскому сражению в войсках, противостоя-
щих Наполеону было не более 25 000 новобранцев и примерно 15
000 сформированного ополчения". — В работах большинства оте-
чественных историков число рекрутов в русской армии в канун Бо-
родинского сражения определяется цифрой 15 500 — 15 589 чел. //
См. например: Бескровный Л.Г. Русское военное искусство XIX
века. М., 1974. С. 105.; Гарнич Н.Ф. 1812 год. М., 1956. С. 133,
517

однако численность ополченцев, находившихся на Бородинском поле,
определяется по-разному — от 10 до 25 тыс. человек.
С. 387. "...сражение (Бородинское. — Л.Е.) постепенно приближа-
лось к концу, поскольку французам удалось выбить русских со всех
занимаемых позиций и нанести ужасающий урон большей части их
формирований". — Вопрос о потерях сторон (в том числе и русской
стороны) до сих пор остается дискуссионным, как, впрочем, и вопрос
о том, какая из армий: русская или французская одержала победу под
Бородиным. // См. об этом, например: Родина, JSfr 6-7, 1992, С. 72-73.
С. 388. "...Москву немедленно подожгли агенты графа Ростопчи-
на, повсюду вокруг войск Наполеона развернулись партизанские дей-
ствия..." — Вопрос о том, кто повинен в пожаре Москвы, несмотря на
большую литературу, посвященную этой проблеме, по прежнему ос-
тается дискуссионным. // См. об этом: Родина, № 6-7, 1992. Версия,
приведенная Исдейлом, восходит к самому Наполеону и французам
— участникам похода 1812 г. К примеру А. де Коленкур в своих
мемуарах пишет по этому поводу следующее: "Показания полицейс-
ких солдат, признания полицейского офицера, которого задержали в
день нашего вступления в Москву, — все доказывало, что пожар был
подготовлен и осуществлен по приказу графа Ростопчина". // Ко-
ленкур А. де Мемуары. Поход Наполеона в Россию. М., 1943. С. 151.
С. 389. "...пустячной истории в Малоярославце..." — По-види-
мому, Исдейл имеет в виду эпизод, происшедший на следующий
день после битвы при Малоярославце (24 октября 1812 г.), когда,
отправившись на рекогносцировку в сопровождении небольшой сви-
ты, Наполеон чуть было не попал в плен к казакам. // См. Тарле
Е.В. Наполеон... С. 362-363.
С. 395. "...Иоганн фон Йорк (командовавший прусским контин-
гентом Великой армии в России. — А.Е.) ...попав в тяжелейшее
положение из-за отступления французской армии, 30 декабря в Та-
урогене... подписал соглашение о нейтралитете с русскими войска-
ми..." - См. об этом: Мерннг Ф. Указ. соч. С. 320-323.
Блюхер Гебхард Леберехт (1742-1819) — прусский фельдмаршал,
за свое пристрастие к наступательным действиям и решительность
получивший в войсках прозвище "маршал Вперед". В сражении при
Ауэрштадте командовал прусским авангардом, в 1812 г. по требова-
нию Наполеона отстранен королем от службы, в 1813 г. назначен
главнокомандующим прусской армией. Прусско-саксонские войска
под его командованием сыграли решающую роль на заключитель-
ном этапе битвы при Ватерлоо.
С. 401. Любопытная переписка Блюхера с женой была опубли-
кована в кн.: Memoirs of Prince Blücher. Lncl., 1932.
518

"Для достижения своих целей (в 1813 г. — А.Е.) Меттерних хо-
тел организовать всеобщую мирную конференцию, но в данном слу-
чае ему пришлось пойти на личные переговоры сначала с Александ-
ром, а потом с Наполеоном". — См. об этом подробно: Шедивы Я.
Меттерних против Наполеона. М., 1991. С. 157-196.
С. 407. "Естественные границы" т.е.'Рейн-Альпы-Пиренеи.
С. 412. "Наполеон разослал (в 1814 г. — А.Е.) ряд чрезвычайных
комиссаров типа прежних народных представителей в миссии". —
Согласно императорскому декрету от 26 декабря 1813 г. сенаторы
были облечены званием чрезвычайных комиссаров с неограниченны-
ми полномочиями и направлены в различные департаменты Фран-
ции. Шапталь в своих мемуарах пишет о том, "учреждение чрезвы-
чайных комиссаров, возобновившее практику Конвента, имело цель
затормозить продвижение неприятеля (вглубь Франции. — А.Е.)".
Chaptal J. Mes Souvenirs sur Napoleon. Paris, 1893. P. 138.
Однако на этом сходство заканчивалось. Сенаторы, зачастую
немощные старцы рабски пресмыкавшиеся перед императором, не
шли ни в какое сравнение с грозными комиссарами Республики.
Life and adventures of Count Beugnot, Minister of State under Napoleon
I. Vol. 2. Lnd., 1871. P.P. 74-76.
Людовик XVII (Louis Charles) (1785-1795) — французский принц,
второй сын короля Людовика XVI. В 1789 г. после смерти старшего
брата стал дофином. Во время революции — после народного восста-
ния 10 августа 1792 г. был заключен в тюрьму вместе с королем и
королевой. После казни Людовика XVI (21 января 1793 г.) провозг-
лашен роялистами за границей королем (под именем Людовика XVII).
В июне 1793 г. был отден на воспитание сапожнику якобинцу Симо-
ну. После смерти Луи-Шарля распространилась легенда, что он жив,
и появилось много самозванцев, выдававших себя за Людовика XVII.
О Людовике XVII см.: Серебренников В. Лудовик XVII //
Московские ведомости, 1899, №М» 154, 156, 157.
С. 413. Людовик XVIII (Станислав Ксаверий), граф Прованский
(1755-1824) — король (1814-15 и 1815-24 гг.) из династии Бурбонов,
брат Людовика XVI и Карла X. В 1791 г., в условиях начавшейся
буржуазной революции, бежал из Франции, считался главой фран-
цузской контрреволюционной эмиграции. Занял престол после па-
дения Наполеона I, при реставрации Бурбонов (1814). Во время
"Ста дней" в марте 1815 г. вновь вынужден был бежать за границу
(в Гент). Вернулся во Францию в июле 1815 г. с войсками иностран-
ных государств.
"Уже в декабре 1813 г. законодательный корпус (corps législatif)
фактически потребовал, чтобы Наполеон незамедлительно пошел
519

на мир". — В связи с опубликованием 1 декабря 1813 г. Франкфур-
тской декларации союзников, провозглашавшей, что они ведут вой-
ну не против Франции, а против владычества Наполеона, импера-
тор "созвал Законодательный корпус, надеясь, что он, как обычно,
покорно исполнит волю императора и отвергает Франкфуртскую
декларацию союзников... Но получилась осечка. В подготовленном
комиссией Лэне докладе рекомендовалось... заключить... немедлен-
ный мир. Настоящим ударом по планам Наполеона было голосова-
ние по докладу Лэне — он был принят 223 голосами против. 31...п /
У Сироткин В. Г. Изгнание и смерть Наполеона // Новая и новей-
шая история, >fc 4, 1974. С. 180.
С. 414. "Не хватало (в 1814 г. — А.Е.) также оружия, обмунди-
рования и снаряжения всех видов". — Положение дел с оружием
для французской армии было столь катастрофическим, что некото-
рые из новобранцев были вооружены обрезами и даже ножами. Мс
Nair Wilson R. Napoleon. The portrait of a king. Lnd., 1937. P. 359.
C. 415. ...поколебленные союзники, понесшие за три недели (в
1814 г.) не менее пяти крупных поражений..." — Исдейл несколько
неточен. Только за девять дней февраля 1814 г. (с 10 по 18 февраля)
Наполеон одержал подряд шесть побед над союзниками (при Шам-
побере, Монмирайле, Шато-Тьерри, Вошане, Мормане и Монтеро).
"...немногих оставшихся фанатичных приверженцев якобинства
ему (Наполеону. — А.Е.) не удалось привлечь на свою сторону по-
пыткой напомнить о 1793 г." — Впрочем, предпринимая отдельные
меры, напоминавшие практику Конвента образца 1793-94 гг., Напо-
леон, на самом деле, был весьма далек от того, чтобы воспользоваться
во всей полноте якобинской практикой обороны страны и, тем более,
пытаться привлечь ветеранов Революции на свою сторону. Самодер-
жавный император Наполеон не мог стать "королем Жакерии". "Если
я паду, — говорил он, — то по крайней мере не оставлю Франции
революцию, от которой я ее избавил". // Записки Г. Буриенна, госу-
дарственного министра о Наполеоне, директории, консульстве, импе-
рии и восстановлении Бурбонов. Т. 5. Ч. 9. СПб., 1835. С. 282.
"...партизанское сопротивление (во Франции. — А.Е.) имело место
только тогда, когда относительно недисциплинированные элементы
союзных войск выходили из-под контроля..." — С этим мнением нельзя
полностью согласиться. В фондах ВУА РГВИА (Российского госу-
дарственного военно-исторического архива) сохранилось немало сви-
детельств, доказывающих наличие широкого партизанского движения
во Франции весной 1814 г. // См. РГВИА, ВУА, ф. 846, оп. 16. Д.
4162. Л. 74,76 и др. В своем известном исследовании А. Сор ель пишет
о том, что "национальный отпор... давал о себе знать... крестьяне стре-
520

ляли в казаков, убивали отсталых, и, наконец» появилось удивительное
и в то же время наиболее тревожное знамение: союзники не находили
более шпионов". // Сорель А. Указ. соч. Т. 8. С. 222.
"... со всех сторон начали очень быстро множиться голоса в под-
держку идеи реставрации Бурбонов". — На наш взгляд, говоря о
роялистском движении во Франции весной 1814 г., не следует пре-
увеличивать его размах. Брожение, носившее роялистский оттенок,
имело место лишь на юге и западе Франции, но и то представляло
угрозу императорскому режиму скорее в перспективе, а не непос-
редственно. "Если Тулон или Бордо примут Бурбонов, — писал мень-
ше чем за месяц до падения империи Жозеф Бонапарт брату, — у
вас будет гражданская война..." // The Confidential Correspondence
of Napoleon Bonaparte with his brother. Vol. 2. Lnd., 1855. P. 351.
С 416. "... в Париже маршал Мармон сначала 31 марта почти без
сопротивления сдал столицу союзникам, а затем убедил свои войска
перейти на сторону противника". — В действительности сражение под
стенами Парижа продолжалось в течение всего дня 30 марта и отлича-
лось большим упорством. По свидетельству его участника, флигель-
адъютанта императора Александра I А. Михайловского-Данилевского
"В Союзных армиях выбыло из строя в Парижском сражении 9 093
человека..." // Описание похода во Францию в 1814 году, генерал-
лейтенанта Михайловского-Данилевского, бывшего флигель-адыотан-
том Государя Императора Александра Павловича. СПб., 1845. С. 419.
Другой участник похода 1814 г., известный литератор И.Лажечни-
ков, вспоминая битву за Париж, также отмечал: "Нынешнее дело
было довольно жаркое... Победа наша тем более достойна славы, что
куплена у храбрых". // Походные записки русского офицера, из-
данные И.Лажечниковым. СПб., 1820. По поводу измены маршала
Мармона Наполеону существует довольно большая литература, вклю-
чая и мемуары самого герцога Рагузского. В общем, можно сказать,
что 8 тыс. корпус Мармона очутился в Версале, в окружении союз-
ных войск, даже не столько по вине Мармона, сколько по инициативе
генерала Сугама, которому, поэтому, и стоит вероятно отдать "лав-
ры" этого предательства.
С. 416. Талейран-Перигор. Шарль-Морис, князь Беневетский,
герцог Дино (1754-1838), происходил из старинного дворянского
рода, сперва был епископом Отенским; избранный депутатом в Гене-
ральные Штаты, поддерживал в национальном собрании интересы
крупной буржуазии. Сумел под благовидным предлогом уехать за
границу, где пробыл все время якобинской диктатуры; вернувшись
во Францию, был министром иностранных дел и обер-камергером
императора Наполеона. Постепенно отходит от Наполеона и всту-
пает в тайные сношения с его врагами и Бурбонами. После пора-
521

жения Наполеона окончательно перешел на сторону Бурбонов, бле-
стяще защищал их интересы на Венском конгрессе 1814-15 гг. Со-
вершенно аморальный, подкупный, мастер закулисной интриги,
хитрый, беззастенчивый, ловко игравший на человеческих слабос-
тях политик. Секретарь императора Клод-Франсуа де Меневаль,
упоминая о'Талейране в своих мемуарах, пишет, что его "величай-
шее мастерство состояло... в том, чтобы из всех событий извлекать
выгоду для себя, нанося смертельный удар различным правитель-
ствам... когда их оставляла фортуна..." // Memoirs illustrating the
History of Napoleon I. From 1802 to 1815. By baron Claude — Francois
de Meneval private secretary to Napoleon Vol. III. N.J. 1894. P. 213.
О Талейране см.: Тарле Е.В. Талейран. M., 1962; Борисов Ю.В.
Шарль Морис Талейран. М., 1986.
"2 апреля сорок шесть членов Сената, которые находились в
Париже и выразили готовность прийти, провозгласили Наполеона
низложенным и официально пригласили Людовика XVIII вернуть-
ся во Францию". — См. об этом: Франция. Сенат. "Протокол засе-
дания 1 апреля (20 марта) 1814 года". Париж, 1814.
С. 417. Ватерлоо — населенный пункт в Бельгии неподалеку
от Брюсселя, где 18 июня 1815 г. союзные армии Веллингтона и
Блюхера нанесли поражение армии Наполеона. Следствием Ва-
терлоо было вторичное и окончательное отречение Наполеона
(22 июня), положившее конец "Ста дням" и Первой империи во
Франции. Лучшим исследованием Бельгийской кампании и бит-
вы при Ватерлоо остается работа французского военного исто-
рика Шарраса: Шаррас Ж-Ф-А. История кампании 1815 года.
Ватерлоо. СПб., 1868; см. об этом также: Нуриев М.М. Указ
соч. С. 135-190.; Левицкий H.A. Полководческое искусство
Наполеона. М., 1938. С. 237-258.
С. 419. Национальные имущества (Biens nationaux) — термин,
закрепивишийся в исторической литературе за движимой и недви-
жимой собственностью, конфискованной государством во время Ве-
ликой французской революции у духовенства, эмигрантов, ссыль-
ных, казненных и лиц других категорий. Эти земли, согласно дек-
ретам Законодательного Собрания и Конвента 1792-1794 гг. были
пущены в распродажу. Национальные имущества большей частью
перешли в руки буржуазии и зажиточной части крестьянства.
С. 420. Шуанерия (Chouannerie) (от фр. chouans; по распростра-
ненной версии от chat-huant — сова, крику которой подражали шуа-
ны в своем условном сигнале) — контрреволюционные мятежники,
действовавшие в период Великой французской революции, Директо-
рии, Консульства и Империи на Северо-Западе Франции (Мен, Бре-
522

тань, Нормандия). Начавшись в Нижнем Мене летом 1792 г. шуанс-
кое движение продолжалось вплоть до 1806 г. "Теперь, — писал в
своих мемуарах Фуше, — мы могли утверждать, что ни вандейцев, ни
шуанов более не существует". // Mémoires de Joseph Fouche, duc
d'Otrante, ministre de la police générale. T. I. Paris, 1824. P. 344.
См. об этом подробно: Hutt M. Chouannerie and Counter-
Revolution. Puisaye, the princes and the British government in 1790's
Vols. 1-2. Cambridge Univ. Press, 1983; Михеев К.И. Вандейские
войны. (Восстания крестьян во Франции). СПб., 1907.
С. 421. "...некоторые министры Наполеона, например Фуше
(Fouche) вели двойную игру..." // См.: Егоров A.A. Жозеф Фуше...
С. 112-120.; см. также: Cubberly R. The Role of Fouche during the
Hundered Days. Madison, 1969.; Шатобриан Ф. Замогильные за-
писки. M., 1995. С. 300.
С. 439. Махди — (араб. — благонаправленный, ведомый истин-
ным путем) — мусульманский мессия. Здесь этот термин употреб-
лен в ироническом смысле.
С. 440. "...мне по душе старое доброе время, когда французская
и английская гвардия учтиво предлагали друг другу право дать пер-
вый залп..." — Речь идет об одном из известных эпизодов Войны за
австрийское наследство (1740-1748 гг.) — "При Фонтенуа (1745 г.)
французская и англо-ганноверская гвардия сошлись без единого вы-
стрела на расстояние около 50 шагов. Офицеры с обеих сторон лю-
безно предложили друг другу сделать первый выстрел. Англ1гчане
дали первыми залп, который оказался таким убийственным, что по-
чти вся французская гвардия была истреблена, а оставшиеся в жи-
вых обратились в бегство". // Дельбрюк Г. Указ. соч. Т. 4. С. 233.
С. 463. "Великий страх" ("Grand peur") — В ходе крестьянских
мятежей весны — лета 1789 г., сопровождавшихся разрушением фео-
дальных замков, отказом крестьян от выполнения разнообразных по-
винностей в пользу сеньоров и уплаты феодальных рент, французс-
кое дворянство испытало так называемый "великий страх". Следствием
этого явилось формальное уничтожение феодализма во Франции в
"ночь чудес" (4 августа 1789 г.). См. об этом: Кропоткин П.А. Вели-
кая французская революция 1789-1793. М., 1979. С. 86-102.
Вандея — Департамент на западе Франции, крупнейший центр
контрреволюционного движения в годы Великой французской рево-
люции. // См.: Плавинская НЛО. Вандея // Новая и новейшая
история, № 6, 1993.
А.А.Егоров
523

ЕВРОПА, ЯНВАРЬ 1799 г.
КАРТЫ
1. Батавская республика
2. Бельгия
3. Левобережье Рейна
4. Савойя
5. Гельветическая республика
6. Ницца •
7. Пьемонт
S. Цизальпинская республика
9. Лигурийская республика
10. Парма
11. Модена
12. Лукка
13. Тоскана
14. Римская республика
15. Партеиопейская республика.
16. Пьомбяно
17. Черногория
18. Ионические острова
(к Франции)
19. Рагуза
20 Трентино
524

Фрашом (граящы 1792 г.)
Франция (аннексии
1792 1799 гг.)
Французские сателлиты/
Французские оккупация/
управление
Вторая коалиция
525

НАПОЛЕОНОВСКАЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ ГЕРМАНИИ, 1803 г.
%
■ К Гессе
Дармпг
ФРАНЦИЯ/^*
" ~Т" «$%
ЗАЛЬЦБУРГ-^* АТ1ГТРИЯ
; БАВАРИЯ , ^ АВСТРИЯ
ГЕЛЬВЕТИЧЕСКАЯ ЧГ\ :
КОНФЕДЕРАЦИЯ •■'"■
>.ВАЛЕ
ФРАНЦИЯ \ ИТАЛЬЯНСКАЯХ f^ Ç
.^v.......Z..........L....p.EÇПЯ^лИKA. . . ^
ШШ Пруссия, до 1803 г. Б Баден H Невшатель
j-lll Прусские приобретения, 1803 г. БАВ Бавария НА Нассау
;;;;;;;;j БР Брауншвейг ОЛ Ольденбург
щЛ Австрия, до 1803 г. гк Гессен.Кассель В Вюртемберг
'Ж#Я Австрийские приобретения, 1803 г. ГД Гессен-Дармштадт
vvvvi Прочие территориальные изменения
^ЩЗ Небольшие территории, приведенные ^ 200 миль
*° названнй | ""заоы
527

ЕВРОПА, ИЮЛЬ 1803 г.
1. Гаввовер/Ольдевбург в т. д.
2. Батавская республика
3. Невшатель
4. Гельветическая республика
5. Республвка Вале
6. Пьемонт
7. Лигурийская республика
8. Парма
9. Итальянская республика (с тер-
риториями, приобретенными,
начиная с 1799 г.)
10. Королевство Этрурвя ,
11. Папская область ^'
12. Черногория •—ч
13. Ионические острова /''
14. Пьомбино (французская £ ™
оккупация) >■
15. Лукка
16. Рагуза
к
Ы
У''
f k\J ИСПАНИЯ
528

Франция (границы 1801 г.)
Франция (аннексии
1800-1803 гг.)
Французские оккупация/
управление
Французские сателлиты
Граница Священной
Римской империи
In
'"■J
529

ЕВРОПА, СЕНТЯБРЬ 1806 г.
1. Голландия
2. Небольшие германские территории, не
вошедшие в Рейнский союз
3 Байрейт
4. Невшатель
5 Гельветическая конфедерация
6 Республика Вале
7 Итальянское королевство
8 Парма
9 Лигурийская республика
10 Лукка
11. Пьомбино
12. Королевство Этрурия
13 Папская область
14. Истрия/Далмация
15. Рагуза
16 Черногория
17. Тироль/Форарльберг(к Баварии, 1805 г.)
18. Венеция (к Итальянскому королевству,
1805 г.)
19. Ганновер (к Пруссии, 1806 г )
20 Гамбург
21, Зальцбург (к Австрии., 1805 г.)
•'*:«
530

Франция (границы 1803 г.)
Франция (аннексии
1803-1806 гг.)
Французские оккупация/
управление
Французские сателлиты/
союзники
Четвертая коалиция
531

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРОПА, СЕНТЯБРЬ 1809 г.
(^^ГЕЛЬВЕТИЧЕСКАЯ
/ КОНФЕДЕРАЦИЯ
I Государства, созданные в 1802-1810 гт. 1. Ольденбург
2. Шведская Померания
I Территориальные приобретения 3' Гессен-Дармштадт
'в 1802-1810 гг. 4. Нассау
| 5. Франкфурт
Небольшие территории, приведенные без б вюрцбурГ
названий 7. Невшатель
8. Республика Вале
200 мнль 9# ^жиыи Тироль (к Итальянскому
I королевству, декабрь 1809 г.)
Граница Рейнского союза
300 км
533

ЕВРОПА, МАРТ 1810 г.
1. Шведская Померания
2. Ганновер/Ганзейские государства (к
Вестфалии, 1810 г.)
3. Восточная Фрисландия (к Голландии)
4. Берг
5. Западная Галиция (к Великому Герцог-
ству Варшавскому, 1809 г.)
6. Данциг (фраицузская оккупация)
7. Зальцбург/Рид (к Баварии, 1809 г.)
8. Невшатсль
9. Гельветическая конфедерация
10. Республика Вале
11. Южный Тироль
12. Итальянское королевство
13. Парма
14. Лукка
15. Пьомбино
16. Королевство Этрурия
17. Рим
18. Марчес (к Итальянскому
королевству, 1809 г.)
19. Территория Габсбургов,
отошедшая к Иллирийским
провинциям
20. Иллирийские провинции
21. Черногория
22. Тернополь (к России, 1809 г.)
23. Белосток (к России, 1807 г.)
24. Финляндия (к России, 1809 г.):
534

ШВЕЦИЯ ; / • '
РОССИЯ
I: .{ Франция (границы 1806 г.)
щШ$1 Франция (аннехсин
1806-9 гг.)
|>:-\\1 Французские оккупация/
управление
I":' j: •: I Французские сателлиты/
|g^ союзники
Великоорятання, ее сателлиты
и зависимые от нее государства
' Граница Рейнского союза
ВЕЛИКОЕ > ''О
ГЕРЦОГСТВО *. :
ВАРШАВСКОЕ > fei *
ОТТОМАНСКАЯ л<
ИМПЕРИЯ
if
535

ЕВРОПА, МАЙ 1812 г.
1. Голландия
2. Берг (часть)
3. Ольдецбург
4. Ганзейские государства а Ганновер
(часть)
5. Дананг (французская оккупация)
6. Берг
7. Невшатель
S. Гельветическая конфедерацня
9. Республика Вале
10. Итальянское королевство
11. Лукка
12. Пьомбнно
13. Иллирийские провинции
14. Черногория
15. Бессарабия (к России,
1812 г.)
16. Каталония
ГОЛЛА
ФРАНЦИЯ
САРДИНИЯ
536

I, <
.Франция (границы
в декабре 1809 г.)
[Франция (аннексии
1810 1812 гг)
"\~"| Французские оккупация/
управление
Французские сателлиты/
союзники
Велособрвпния, ее сателлиты
и зависимые от нее государства
Граница Рейнского союза
!' \п л;
V\ (^ \* v / '' ч ,.
537

ЕВРОПА ПОСЛЕ ВЕНСКОГО КОНГРЕССА
1.Соединенные Нидерланды
2. Невшатель (к Пруссии)
3. Гельветическая конфедерация
4. Пьемонт/Генуя (к Сардинии)
5. Парма
6. Модена
7. Лукка
в. Тоскана
9. Папская область
10. Неаполь (к Сицилии)
11. Тернополь (к Австрии)
12. Черногория
13. Каталония
14. Вале (к Гельветической
конфедерации)
15. Пьомбино (к Тоскане)
*■ £ ) ИСПАНИЯ
, ê>
538

ВБЦИЯ
РОССИЯ
Территориальные
восстановления и приобретения
ЦДЦ Пруссия
\$:?\ Австрия
|: i j j РОССИЯ
ЦЩ Швеция
К. j Прочее
**•***•* Гранпца Рейнского союза
.s Ч
w u
g
8
<^
A
4W
j\
оттоманская
империя
СИЦИЛИИ
539

ОГЛАВЛЕНИЕ
Чарльз Исдейл и его открытие наполеоновских войн •■.
(А.А.Егоров) , 3
Предисловие 11
Глава 1 Характер наполеоновских войн 19
Зерна и плевелы 21
Первый консул 24
Амьенскиймир 31
Наполеоновские войны 39
Удачное название для войн 63
Глава 2 Триумф французов 67
Нация под ружьем? 69
Основные черты
наполеоновских приемов ведения войны 73
Наполеон и Франция 84
Великая армия 90
Влияние гения 105
Слагаемые успеха 109
Глава 3 Империя французов 113
Картина реформы 115
Владения империи 116
Время проникновения 119
Проведение реформы 122
Пособники французов 141
Ограбление Европы 149
Образ не без изъяна 160
Глава 4 Сопротивление французам 165
Начало народной войны 167
Отношение народа к империи 169
Источники восстаний 177
Действенность сопротивления 202
Преувеличены ли события? 210
540

Глава б Вероломный Альбион 215
Остров вдали 217
Лицом к лицу с Бонн 218
Рывок к победе 239
Вызов старому порядку 245
Расплата 262
Глава 6 Подражание французам 271
Либерализованный легитимизм? 273
Испания: эпоха Годоя 274
Австрия: провал эрцгерцога Карла 278
Россия: Александр I,
"негласный комитет" и Сперанский 293
Пруссия: динамика великой реформы 300
Выживание старого порядка 318
Глава 7 Революция и французы 323
Перемены на задворках империи 325
Испания: медиевалисты и либералы 326
Швеция: падение династии Ваза 345
Сицилия: бароны и британцы 351
Триумф абсолютизма 361
Глава 8 Падение французов \ 367
Народная война? 369
Развал внутреннего фронта 370
Катастрофа в России 378
Освободительная война 390
Наполеон в западне 410
Границы возможного 417
Глава 9 Влияние наполеоновских войн 425
Наполеоновские войны и прогресс 427
Прагматические легитимисты *. 429
Преобразованное общество? 443
Новая революционная эпоха? 458
Влияние на историю девятнадцатого столетия 470
Хронология .\.475
Комментарии 496
Карты 524
541

Чарльз Дж. Исдейл
НАПОЛЕОНОВСКИЕ ВОЙНЫ
Перевод с англ. яз.
Мовшович Давид Яковлевич
Художественное оформление С.Малахов
Корректоры: Н.Передистый, О.Милованова
Лицензия ЛР № 062308 от 24 февраля 1993 г.
Сдано в набор 20.02.97. Подписано в печать 07.04.97.
Формат 84x108/1/32. Печать высокая. Гарнитура Школьная.
Бумага^зет. Усл.-печ. л. 28,56. Тираж 10 000. Заказ N? 82.
Издательство «Феникс»
344007, г. Ростов-на-Дону, пер. Соборный, 17
ЗАО «Книга»
344019, г. Ростов-на-Дону, ул. Советская, 57
Отпечатано с готовых диапозитивов в ЗАО «Книга»
344019 г. Ростов-на-Дону, ул. Советская, 57.