Текст
L. MOSLEY
ON BORROWED
TIME
NOW
WORLD WAR II BEGAN
RANPO/A HOUSE NEW YORK
Л. МОСЛИ
УТРАЧЕННОЕ
ВРЕМЯ
КАК НАЧИНАЛАСЬ
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Сокращенный перевод с английского
Е. ФЕДОТОВА
Ордена Трудового Красного Знамени
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР
Москва • 1972
9(М)71
М82
Под редакцией
кандидата исторических наук
полковника О. А. Ржешевского
Мосли Л.
М82 Утраченное время. Как начиналась вторая ми-
ровая война. Сокращенный перевод с английского
Е. Федотова с предисл. П. Деревянко и под редак-
цией О. Ржешевского. М., Воениздат, 1972 г.
376 стр.
В книге известного английского историка подробно анализиру-
ются события предвоенного периода. На основании архивных доку-
ментов, мемуаров видных государственных и политических деятелей,
а также материалов судебных процессов над военными преступниками
автор убедительно вскрывает махинации правящих кругов западных
держав, стремившихся любой ценой направить гитлеровскую агрессию
против СССР.
Автор разоблачает многие версии реакционной историографии,
фальсифицирующей причины возникновения второй мировой войны.
Книга представит интерес для широкого круга читателей.
1-12-2
83-72
9(М)71
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга Леонарда Мосли посвящена кануну второй
мировой войны — периоду, насыщенному драматическими
событиями, которые стали прелюдией одной из самых
больших и разрушительных войн в истории человечества.
Хотя 1938—1939 годам посвящено и за рубежом и в на-
шей стране огромное количество документальных сбор-
ников, исторических исследований, мемуаров и других
публикаций, этот исторический период продолжает инте-
ресовать читателей и литература о нем постоянно сохра-
няет актуальность. Ею интересуются как представители
старшего поколения, так и молодые люди, выросшие уже
после разгрома фашистской Германии и милитаристской
Японии и не помнящие войны.
Люди хотят знать, почему агрессивным государствам
удалось навязать миру истребительную бойню, унесшую
более 50 миллионов человек, кто виновен в том, что фа-
шистские полчища смогли начать свой опустошительный
поход, окончившийся, к счастью для человечества, пол-
ным их поражением, прежде всего благодаря стойкости
и решительности действий советского народа и его Во-
оруженных Сил.
Это желание вполне естественно. Советские люди,
строящие коммунизм, рабочие и крестьяне других социа-
листических стран, трудящиеся всего мира не хотят до-
пустить повторения прошлого. Они стремятся узнать всю
тайну, в которой война рождалась, чтобы предотвратить
новый конфликт, который при нынешнем состоянии во-
оружения может стать еще более тяжелым по своим
последствиям, чем война 1939—1945 годов. А для этого,
как говорил В. И. Ленин, нужно выяснить классовый
5
характер войны, «какие исторические и историко-эконо-
мические условия ее вызвали» '.
Марксистская историческая наука с достаточной пол-
нотой выяснила и осветила причины войн при империа-
лизме. Виновником войн в современную эпоху являются
империалистические державы и господствующие в них
империалистические классы. Именно они во имя экспан-
сионистских целей прибегают к вооруженному насилию.
Так было в первую мировую войну, так произошло и
21 год спустя.
«Вторая мировая война, — говорится в «Истории Ком-
мунистической партии Советского Союза», — подобно пер-
вой возникла как вооруженное столкновение внутри капи-
талистической системы, порожденное ее противоречиями
и в первую очередь действием закона неравномерности
развития капиталистических стран при империализме.
Она явилась продолжением политики двух империали-
стических группировок, их борьбы за рынки сбыта, источ-
ники сырья, сферы приложения капитала. Основные при-
чины, породившие обе войны, были одинаковыми.
Поэтому и вторая мировая война была но своему проис-
хождению несправедливой, империалистической со сто-
роны всех главных капиталистических государств» 2.
Но тридцатые годы значительно отличались от кануна
первой мировой войны. Появились новые важные фак-
торы мирового развития, и прежде всего Союз Советских
Социалистических Республик — государство рабочих и
крестьян, рожденное Великим Октябрем. Противоречие
между растущим социализмом и умирающим капитализ-
мом оказывало решающее воздействие на ход обществен-
ного развития. Свои противоречия империалисты считали
возможным разрешить за счет Советской страны.
Группировки империалистических стран — германо-
итальянская и англо-французская несколько отличались
друг от друга и по-разному представляли себе способы
достижения своих целей. Англия, Франция, США, выйдя
победителями из первой мировой войны, «переваривали»
добычу и усиленно эксплуатировали колониальные и за-
висимые страны. Германия, Италия и Япония по мере
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 32, стр. 77.
2 История Коммунистической партии Советского Союза, т. 5,
книга первая, Политиздат, М., 1970, стр. 75.
6
экономического и военного усиления (с помощью своих
конкурентов) стали все более энергично и нетерпеливо
предъявлять свои претензии на «место под солнцем».
Причем фашистская группировка, возглавляемая гитле-
ровской Германией, ставила своей целью не просто рас-
ширение своих границ и возврат части утраченных
ранее колоний. Программа возвращения всех бывших
колоний кайзеровской Германии в гитлеровском госу-
дарстве пропагандировалась очень широко и включа-
ла многие территории на всех континентах, в том числе
в Южной Америке !. В этом отпошении Германия нахо-
дила взаимопонимание и у лидеров Англии, и у Рузвель-
та, который опасался лишь, чтобы она не получила «силь-
ные форпосты» у берегов Центральной и Южной Амери-
ки. Уже когда в Европе пахло порохом, 14 августа
1939 года видный деятель лейбористской партии Англии
Чарльз Бакстон не без согласия Чемберлена и Галифакса
передал гитлеровскому министерству иностранных дел
план урегулирования англо-германских отношений па
базе раздела мира на сферы влияния, в том числе призна-
ния прав Германии на ее бывшие колонии2. В интересах
приобретения якобы не хватающего для фашистских стран
«жизненного пространства» руководители третьего рейха
и их союзники поставили своей целью завоевание миро-
вого господства, захват и порабощение народов уже сло-
жившихся государств Европы, физическое истребление
десятков миллионов людей, целых народов, наций и на-
циональностей. Открытую агрессию они возвели в степень
государственной политики и задолго до начала мировой
войны стали использовать угрозу начать военные дейст-
вия для выколачивания уступок у своих империалисти-
ческих конкурентов.
Эта особенность обстановки в канун второй мировой
войны нередко используется недобросовестными буржуаз-
ными историками в целях оправдания политики так
называемых западных «демократий». Тот факт, что
противостоящие Германии капиталистические страны не
выдвигали открыто программы глобальных захватов,
некоторые западные историки ставят во главу угла своей
1 СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны,
Политиздат, М., 1971, стр. 118.
2 Т а м же, стр. 585.
7
концепции о «непричастности» тогдашних правителей
Англии, Франции и США к подготовке второй мировой
войны, утверждая, что они якобы стремились уничтожить
фашизм как идеологию, а не Германию как своего сопер-
ника на мировой арене. О том, как правящая клика запад-
ных держав подталкивала агрессивные устремления гит-
леровской Германии против других стран Европы, pi
прежде всего против СССР, буржуазные фальсификаторы
истории предпочитают умалчивать.
Книга Л. Мосли тем и интересна, что она опровергает
эти концепции буржуазной историографии второй мировой
войны и убедительно показывает, как уступками и посу-
лами западные «демократии» помогали фашистским стра-
нам, провоцировали их на войну.
Интересно, что, увидев именно это качество книги
Мосли, некоторые западные историки сразу же попыта-
лись опорочить ее в глазах читателей. Известный амери-
канский историк Луис Мортон в обзорной статье по лите-
ратуре о второй мировой войне в конце 1970 года писал
по поводу выхода книги Л. Мосли: «Книга не содержит
ничего нового по предвоенному периоду, а новое в ней
не представляет интереса. Ее основные положения, до-
вольно тривиальные с точки зрения сегодняшнего дня,
были наиболее успешно изложены в книге А. Тейлора
«Происхождение второй мировой войны» ': «Война при-
шла в Европу потому, что союзные лидеры были слабы
и некомпетентны, если не явно бесчестны и лицемерны,
действовали глупо и слишком медленно. Если бы они
стояли твердо против Гитлера, если бы они оценивали
события более реалистично, если бы они были честны и
мужественны, — война могла бы быть предотвращена.
Фактически, хотя Мосли и не говорит этого прямо, союз-
ные лидеры несут большую ответственность за войну, чем
Гитлер» 2.
Господин Мортон явно переборщил, стремясь защи-
тить честь прогитлеровцев, наводнявших в канун войны
некоторые правительственные учреждения Англии, Фран-
ции и США. Мосли не дошел до той глупости, которую
1 A. J. P. Taylor. The Origins of the Second World War,
London, 1961.
2 The American Historical Review, Vol. LXXV, N. Y. December,
1970, p. 1988.
8
ему стараются приписать. Он не возлагает на союзных
лидеров большей ответственности за войну, чем на Гит-
лера, но их потворствование фашистам раскрывает до-
вольно обстоятельно.
Конечно, в книге Л. Мосли есть много такого, что уже
известно читателям из других работ. Да и трудно было
бы при наличии огромной массы литературы по второй
мировой войне быть оригинальным по всем пунктам и
разделам. Но Мосли собрал воедино многое, что разбро-
сано по страницам других работ, дополнил эти материалы
собственными данными и наблюдениями и сравнительно
правдиво для буржуазного историка нарисовал мерзкую
картину предательского поведения и подлого пресмыка-
тельства тогдашних руководящих кругов Англии и Фран-
ции перед фашистским диктатором ради выгоды «спокой-
но» выкачивать соки из рабочего класса своей страны и
народов многочисленных колоний. Мосли был свидетелем
многих событий периода подготовки и развязывания вто-
рой мировой войны. В качестве военного журналиста он
был на фронтах войны в Испании, нападение Германии
на Польшу застало его в Берлине. Немало он исколесил
дорог в Абиссинии, в Северной Африке, прыгал с пара-
шютом в Югославии и высадился в Нормандии вместе с
6-й английской воздушнодесантной дивизией. Прежде чем
взяться за историческое описание предвоенных событий,
Мосли приобрел немалый опыт оценки деятельности по-
литических и военных лидеров не только по их словам, но
и по делам. Поэтому неправильно было бы его считать
случайной фигурой среди западных историков и публи-
цистов. Он типичный военный писатель, каких за рубе-
жом можно встретить немало.
В книге использовано значительное количество лите-
ратуры по данной проблеме, микрофильмы американского
национального архива, архивные документы Чехослова-
кии, Великобритании, материалы национальной библио-
теки Франции и т. д. Вместе с тем следует отметить, что
историковедческая база книги носит односторонний ха-
рактер. Автор не использовал богатейшую советскую ли-
тературу по данной теме.
В поле зрения Мосли попали основные события
последних двух лет перед войной. Их рассмотрение он начи-
9
нает с предыстории мюнхенского сговора против Чехо-
словакии. Шаг за шагом прослеживается позорпое паде-
ние инициаторов и исполнителей политики умиротворе-
ния агрессоров. Эта политика была настолько прозрачной
и попятной для Гитлера задолго до «ампутации» Чехо-
словакии, что тот еще в ноябре 1937 года заявил своим
генералам и приближенным: «Англия и, предположи-
тельно, Франция втихомолку уже списали со счетов
Чехпю и согласились с тем, что когда-нибудь этот вопрос
будет решен Германией» '.
Не случайно поэтому, как пишет Мосли, Гитлер после
того, как Англия и Франция заставили Чехословакию
согласиться на передачу Германии Судетской области,
ответил прибывшему с этой вестью в Годесберг Чембер-
лену: «Печально, но этого уже недостаточно». После
этого следовало бы ожидать бурю, но она не вышла за
края чайного блюдца. Опешивший Чемберлен совещался
с Даладье и Боннэ, специально прибывшими с визитом
в Лондон. Было много речей о решительности и твердо-
сти, о готовности и даже о мобилизации... А кончилось
все па этот раз посылкой Горация Вильсона (специаль-
ного помощника Невиля Чемберлена) к Гитлеру с пись-
мом, которое ему было вручено уже после предъявления
германского ультиматума Чехословакии. Гитлер на пись-
мо не обратил внимания. А тем временем лондонские
«миротворцы» убеждали общественное мпение в необхо-
димости удовлетворить требования Гитлера и готовились
ехать на новое унижение, на этот раз в Мюнхен.
Картина самих мюнхенских переговоров, без повестки
дня> без председателя, без приглашения Советского Сою-
за, имевшего, как и Франция, соглашение с Чехослова-
кией об оказании ей помощи в случае агрессии, наконец,
даже без приглашения на заседания представителей Че-
хословакии, которую кромсали здесь же за дверью, — это
все правда. Так и было. Чехословакия была отдана на
растерзание фашистской Германии Англией и Францией,
на которых ориентировалась чешская буржуазия.
Автор книги, правда в сноске, отмечает, что иную
позицию в чехословацком вопросе занял Советский Союз.
Он говорит, ссылаясь на документы, имеющиеся в Праге,
1 Совершенно секретно! Только для командования!, «Наука»,
М., 1967, стр. 59.
10
что Советский Союз был полон решимости уважать под-
писанное им соглашение, если его будет выполнять и
другой гарант неприкосновенности чехословацких гра-
ниц — Франция, как было предусмотрено договором. Здесь
Мосли мог бы сказать не только об этом, но и о готовно-
сти Советского Союза прийти на помощь Чехословакии
даже в случае отказа Франции выполнять свои обяза-
тельства, но при условии, что правительство Чехослова-
кии попросит помощи и сама Чехословакия будет сопро-
тивляться агрессии '. Но такой просьбы не поступило, и
правящие круги Чехословакии капитулировали.
К чести автора, он отмечает, что во время кризиса
Советский Союз принял ряд мер по подготовке своих
Вооруженных Сил, и подчеркивает, что такие действия
свидетельствуют о серьезных намерениях Советского
Союза выступить против агрессора. Но это утверждение
звучало бы еще более весомо, если бы Мосли привел
опубликованные в советской печати данные о том, что
советское командование разработало конкретный план
оказания военной помощи Чехословакии. Этот план был
одобрен правительством. Белорусский и Киевский воен-
ные округа, непосредственно примыкавшие к предстоя-
щему району действий, были преобразованы в особые
военные округа, в их составе началось формирование
шести крупных объединений армейского типа2, войска
начали перебазирование ближе к границе. Одновременно
проводился дополнительный призыв в армию из запаса
более 330 тысяч человек. О проводимых мероприятиях
был информирован начальник французского генерального
штаба Гамелен. Советский Союз всегда соблюдал подпи-
санные им договоры.
Есть и другой существенный пробел в этой части
книги, касающейся Мюнхена. Хотя автор и указывает,
что премьер-министр Англии стремился предоставить
Германии свободу действий на Востоке, но он не раскры-
вает подлинно антисоветской сущности мюнхенского
сговора. А ведь всего за год до Мюнхена лорд Галифакс
в беседе с Гитлером (Галифакс занимал в то время пост
министра без портфеля в кабинете Чемберлена) рассы-
1 СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны,
стр. 5.
Овсяный И. Д. Тайна, в которой рождалась война. Полит-
издат, М., 1971, стр. 201.
11
палея в похвалах фюреру за то, что он, «упичтожив ком-
мунизм» в своей стране, преградил дорогу последнему в
Западную Европу, что поэтому Германия по праву может
считаться бастионом Запада против большевизма. Извест-
но также, как оценивал политику правительства один из
деятелей консервативной партии Бивербрук, в принципе
одобрявший Мюнхенское соглашение. В октябре 1938 года
он заявил советскому послу в Лондоне, что премьер «и не
помышляет о каком-либо сопротивлении германской
экспансии в Юго-Восточной Европе и Турции. Наоборот,
он рассчитывает, что создание «срединной Европы» толк-
нет Гитлера на конфликт с СССР» '.
Тем не менее материалы книги Мосли не только не
противоречат, но в определенной степени и подтвержда-
ют правильность оценки, которую давал Советский Союз
мюнхенскому сговору. Уже 4 октября 1938 года ТАСС
опубликовал заявление, в котором было ясно сказано, что
Советское правительство никакого отношения к конферен-
ции в Мюнхене не имело и не имеет. А в передовой ста-
тье газета «Известия» писала: «Официальные круги
Англии и Франции пытаются сейчас бурным ликованием
по поводу достигнутого «мирового успеха» замаскировать
подлинный характер мюнхенской сделки. Однако иллю-
зии проходят, а факты остаются. Остается очевидным,
что капитуляция так называемых демократических стран
перед агрессором, по видимости отдалив войну, в дейст-
вительности ее приближает, и притом в неизмеримо худ-
ших для Англии и Франции условиях» 2.
В книге показано, как Германия с полного одобрения
западных стран захватила оставшуюся часть Чехослова-
кии, превратив Чехию и Моравию в протекторат и создав
в Словакии марионеточное «независимое» государство под
руководством Тисо. Еще за несколько дней до вторжения
гитлеровских войск в Прагу английский посол в Берлине
Невиль Гендерсон, суммируя цели Германии, писал, что
полное политическое и экономическое подчинение Чехо-
словакии Германии, «может быть, нам не по вкусу, но
с географической точки зрения неизбежно», и заключал,
что будущее Германии на континенте определяется «дви-
1 СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны,
стр. 51.
2 «Известия», 4 октября 1938 года.
12
жением на Восток, и, возможно, это уж не так плохо» '
(подчеркнуто нами —П. Д.). Теперь англо-французские
лидеры наблюдали, как исполняются их прогнозы, и вы-
жидали, когда же за их «доброту» Гитлер расплатится
большим походом против Советского Союза.
Мосли рассказывает, как обещанные санкции против
Германии в ответ на ликвидацию чехословацкого государ-
ства превратились в пустое сотрясение воздуха. Амери-
канский флот выпустил из Нью-Йоркской гавани герман-
ский трансатлантический лайнер «Европа», хотя Рузвельт
якобы распорядился его задержать. А лондонские банки
отдали Германии почти все чехословацкое золото, которое
из Праги было предусмотрительно перевезено в британ-
скую столицу.
Затем последовал захват Клайпедской области, при-
надлежавшей Литве, и стали обостряться германо-поль-
ские отношения, которые, несмотря на все старания «пра-
вительства полковников» угодить Гитлеру, так и не
превратились в добрососедские. Фашисты требовали
Гданьск (Данциг) и проходы через так называемый
«польский коридор».
Автор довольно подробно останавливается на слож-
ных перипетиях появления англо-французских военных
гарантий Польше (явно преувеличивая роль в этом деле
посла Румынии в Лондоне). Он следует избитым путем
западной историографии, которая пытается изобразить
гарантии, данные Англией Польше, как чуть ли не глав-
ную причину возникновения второй мировой войны.
Якобы Бек и иже с ним обманным путем вырвали у ан-
глийского правительства гарантии, заверяя его, что дело
еще не идет так быстро к войне. Заключение англо-поль-
ского договора весной 1939 года, по словам Мосли, озна-
чало, что Англия поддерживает самонадеянный отказ
поляков вести с немцами переговоры относительно Дан-
цига и «польского коридора».
В действительности Англия так легко пошла па предо-
ставление Польше «гарантий», потому что не собиралась
их выполнять. «Гарантии» Польше без активной под-
держки Советского Союза никак не могли привести к со-
зданию «восточного фронта» против фашистской Герма-
1 СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны,
стр. 228, 229.
13
нии, так как Польша была слаба, а ее союзники находи-
лись далеко. Польские же правители того времени и
слышать не хотели о достижении какого-либо соглаше-
ния с Советским Союзом.
Советский Союз и в этих условиях продолжал настой-
чиво искать пути создания коллективной безопасности в
Европе. Мосли приводит свидетельства тому, какое боль-
шое впечатление произвел на здравомыслящих политиков
Запада доклад И. В. Сталина на XVIII съезде Коммуни-
стической партии Советского Союза, в котором была
дана ясная оценка нависшей над Европой и всем миром
опасности и четко изложены основные принципы внеш-
ней политики СССР. Поэтому, когда 17 апреля 1939 года
Советское правительство внесло свои предложения о за-
ключении договора о взаимной помощи и военной конвен-
ции между СССР, Англией и Францией, западные дер-
жавы не могли открыто отказаться от рассмотрения этого
предложения. Заигрывание с фашистскими странами за-
шло слишком далеко. Гитлер шел своим путем, и появи-
лись признаки того, что Гитлер, прежде чем двинуться
на Восток, может попытать счастья на Западе.
История политических и военных переговоров англий-
ской и французской делегаций в Москве составляет как
бы вторую главную тему книги. Но раскрыта она гораздо
беднее, чем тема Мюнхена, на более бедном материале и
с меньшим журналистским мастерством. Тем не менее и
здесь видна вся неискренность политики западных дер-
жав, стремившихся использовать переговоры с Советским
Союзом как средство давления па Германию, чтобы за-
ставить ее пойти на соглашение с ними. Но автор не по-
казывает, что английская и французская делегации кроме
указаний затягивать переговоры как можно дольше еще
имели инструкции вести работу чисто осведомительного
характера, то есть побольше узнать о Красной Армии и
военном потенциале Советского Союза.
Несмотря на то, что ход переговоров военных миссий
в Москве дается не по известным нам опубликованным
записям, их трактовка в книге Мосли и авторский ком-
ментарий показывают, что английская и французская
делегации завели переговоры в тупик, пе дав ответа на
главный вопрос военно-стратегического характера: каким
образом будет обеспечен пропуск советских войск через
территорию Польши и Румынии для того, чтобы можно
14
было вступить в соприкосновение с войсками агрессора и
завязать с ним сражение. То, что этот вопрос не был
подготовлен до отъезда делегаций в Советский Союз и его
они безуспешно пытались «утрясти» с польскими руково-
дителями уже в ходе переговоров, говорит о нежелании
Англии и Франции серьезно отнестись к предложению
Советского Союза, хотя у них не хватило смелости в тех
условиях эти предложения отклонить «с порога».
Значительное место в книге занимает непосредствен-
ная подготовка Германии к нападению на Польшу.
И как в период угрозы Чехословакии со стороны Гер-
мании год назад, Чемберлен, Галифакс, Гораций Вильсон,
Гендерсон, Д. Кеннеди (старший) и другие деятели за-
падных держав вновь были готовы пойти на новый Мюн-
хен. Через «добровольного» англо-германского посредника
Далеруса и «доброго друга» английского премьера —
Муссолини правительству Гитлера было сообщено, что
западные державы готовы отдать Германии то, что она
требует от Польши. При этом и англичане и французы
старались держать эти свои действия в секрете от поля-
ков. Они снова торговали живым телом другой страны,
хотя для видимости объявляли себя ее защитниками.
Франция была готова пойти на уступки некоторых ко-
лониальных территорий Италии, хотя последняя и не
предъявляла своих претензий.
Кстати, о Далерусе. Этому шведскому бизнесмену,
одинаково хорошо себя чувствовавшему и в обществе
апглийских консерваторов, и в обществе нацистских за-
правил, в книге Мосли уделено незаслуженно много вни-
мания. С ним буквально связываются все надежды на то,
что война могла быть предотвращена, если бы Гитлер не
помешал встрече Геринга с правящими кругами Англии
или если бы не возникло других непредвиденных обстоя-
тельств. Далеруса в западной литературе нередко изо-
бражают этаким бескорыстным идеалистом-утопистом,
поборником мира и ангелом-хранителем спокойствия в
Европе. А ведь в сущности все его вояжи были направ-
лены на завершение сговора между двумя империалисти-
ческими группировками, и прежде всего на торпедирова-
ние советско-германского договора о ненападении, разру-
шившего попытки империалистических стран оставить
Советский Союз после срыва московских переговоров в
положении международной изоляции. Фашистская Гер-
15
мания под прикрытием переговоров через Далеруса тем
временем спешно заканчивала последние приготовления
к агрессии против Польши. Гитлер нашел, что более удоб-
ного момента для решения проблемы «жизненного про-
странства» ждать не надо. Жребий был брошей. И пока
Далерус демонстрировал в Лондоне вырванный из гео-
графического атласа лист с картой, на которой были по-
мечены минимальные территориальные претензии фаши-
стов к многострадальной Польше, гитлеровские генералы
на оперативных картах уточняли задачи своим дивизиям
до самой Вислы и далее. Нападение на Польшу было пе-
ренесено с 26 августа на 1 сентября, и этот срок больше
не изменялся.
Автор признает, что Англия и Франция попали в за-
падню, которую сами себе приготовили. Он стремится
найти объяснение этому в той твердости, которую якобы
проявило английское правительство в последние недели
перед началом войны, и в решительности остановить гит-
леровскую агрессию. Галифакса и компанию он пред-
ставляет этакими «джентльменами слова». Но такое
объяснение явно недостаточно. Западные державы уже
почувствовали, что теперь «Мюнхеном» не обойтись.
Агрессивные страны стали угрожать их собственным ин-
тересам. Империалистические противоречия оказались
выше симпатий и антипатий. Общественное мнение также
было не в пользу нового Мюнхена. Трудящиеся Франции,
Англии и других капиталистических стран активно осуж-
дали политику дальнейшего потворствования фашизму.
Англия и Франция, не намереваясь серьезно защищать
Польшу, рассчитывали также, что лавина гитлеровских
орд двинется через Польшу дальше на Восток и неминуе-
мо начнется столкновение Германии и Советского Союза.
Тогда исполнятся давние чаяния соглашателей, советско-
германский пакт будет разорван и, наконец, возникнут
условия для подлинного сближения с Германией на осно-
ве взаимопонимания. Отсюда почти трехсуточные коле-
бания, объявлять или не объявлять войну Германии, от-
сюда же пошло начало «странной войны» на западных
границах рейха, которая позволила фашистскому вер-
махту сначала разделаться с Польшей, а затем собрать
силы для удара на Западе. Ведь наверняка не случайно
Гитлер сказал английскому послу Гендерсону 28 августа
1939 года, что он «не обидится на Англию, если она будет
16
вести мнимую войну» *. Пожелание, или, вернее, рекомен-
дация, бесноватого фюрера было воспринято всерьез. Та-
кая война, оказывается, устраивала обе стороны, правда,
до поры до времени.
Для военного читателя несомненный интерес в книге
Л. Мосли представляют страницы, на которых рассказы-
вается о бандитских и пиратских приемах в организации
гитлеровскими громилами провокаций на границах сосед-
них стран, чтобы создать повод для вторжения армии.
Особенно наглядным примером подобного рода действий
является фашистская провокация на радиостанции города
Глейвиц в Силезии, а также в Гданьске. Подобными
приемами пользуются все империалистические агрессоры
и теперь. Достаточно вспомнить организацию американ-
ской военщиной инцидентов в Тонкинском заливе, на
границе КНДР, интервенции против Республики
Куба и т. д.
В книге упоминаются многие имена как известных в
то время политических и военных деятелей, так и второ-
степенных лиц, которые выступают в роли исполнителей
воли лидеров. Отдельные портреты, как уже указывалось,
удались автору. Прежде всего это относится к «миротвор-
цам» и соглашателям. В определенной мере реалистично
представлены некоторые деятели третьего рейха — бес-
принципные, завистливые, бесчестные, способные на лю-
бые подлости. Но, как нам представляется, автор доходит
до абсурда, пытаясь представить Германа Геринга англо-
филом и чуть ли не поборником мира. Он слишком увле-
ченно повествует о стараниях Геринга (якобы даже
наперекор Гитлеру) добиться соглашения с Англией.
Очень много говорится о колебаниях Геринга в отношении
немедленного втягивания Германии в войну. Естественно,
у Геринга могли быть колебания, потому что он, как
рейхсминистр, знал о слабой подготовке германской воен-
ной промышленности в то время к большой и длительной
войне. Но после принятия решения о нападении на Поль-
шу у него не было никаких колебаний. Он сознательно и
до конца шел с Гитлером и по справедливости разделил
судьбу других военных преступников Германии, осуж-
денных после войны.
1 Ф. Гальдер. Военный дневник, т. 1, Воениздат, М.. 1968,
стр. 74.
2 Л, Мосли 17
Мосли, подобно другим западным историкам, нередко
всю ответственность за развязывание второй мировой
войны возлагает на Гитлера и совсем слабо показывает
всю фашистскую тоталитарную систему, нацистскую пар-
тию как активных проводников гитлеровских агрессивных
и расистских идей.
Ограниченность Мосли проявилась и в одностороннем
показе внутренних процессов, происходивших в Герма-
нии. Он, например, подробно рассказывает о развязанной
гитлеровцами антиеврейской кампании, но не дает ей
оценки как проявлению крайнего шовинизма и расизма,
имевшего своей целью истребление еврейского населения.
Внимание Мосли в основном сосредоточено на решении
фашистского руководства о миллиардной контрибуции,
наложенных на состоятельных евреев. В действительно-
сти пострадали не столько крупные еврейские торговцы,
многие из которых откупились и уехали за границу,
сколько еврейская беднота, средние слои и интеллигенция.
Вместе с тем автор лишь мимоходом упоминает о звер-
ских расправах с политическими противниками нацист-
ского режима. Он пишет, что основную массу заключен-
ных гестаповских тюрем составляли бывшие члены пар-
тий левого крыла и профсоюзные деятели, но не уточняет,
что главный удар гитлеровцы наносили прежде всего по
коммунистам — подпольщикам и другим активным анти-
фашистам.
Нередко автор преувеличивает значение мелких со-
бытий и фактов, являвшихся лишь эпизодами с точки
зрения истории. Так, он слишком много внимания уделяет
описанию генеральской оппозиции Гитлеру, хотя и при-
знает, что она ставила перед собой очень ограниченные
цели. В рядах оппозиции автор рисует нам Бека, Брау-
хича, Канариса, Гальдера — то есть тех, кто верой и
правдой служил фашистскому строю и был проводником
его агрессивных устремлений.
Вне поля зрения Мосли оказалась экономика импе-
риалистических стран, подготавливавших войну совмест-
ными усилиями. А именно в ней кроются корни военной
политики. Почти не затрагивает автор и проблемы воен-
ного потенциала стороп, соотношения сил и характери-
стики состояния армий. Нет в книге и апализа военно-
теоретических взглядов империалистических стран, их
военных доктрин и теорий.
18
Через всю книгу красной питью проходит идея, что
главным, извечным противником Германии была Англия.
Этой идеи придерживаются многие западные историки,
старающиеся преувеличить роль Англии в противодейст-
вии гитлеровской Германии. Но Мосли, в отличие от
«стопроцентных» апологетов англо-американской полити-
ки, сам попадает в затруднительное положение, придер-
живаясь вышеуказанной идеи. Он противоречит сам
себе, поскольку собранный и обработанный им историче-
ский материал разоблачает творцов политики умиротво-
рения фашистских стран. А это в свою очередь выбивает
почву из-под утверждений, что Англия была главным
противником Германии.
В действительности же, как показала история, глав-
ным барьером на пути гитлеровской агрессии был Совет-
ский Союз. Он сыграл решающую роль в разгроме фаши-
стской Германии. Но этот вопрос остался за рамками ис-
следования Мосли.
Раскрывая грязную кухню англо-французского пре-
дательства малых стран, Мосли остается, несмотря на
некий критический реализм своего повествования, в
строю буржуазных историков. Не. проявляет он достаточ-
ного понимания интересов и политики Советского Союза,
хотя и подчеркивает советскую инициативу в создании
системы коллективной безопасности в Европе и искрен-
ность Советского правительства на переговорах с пред-
ставителями западных держав. Мосли явно не разобрался
в условиях и причинах, приведших СССР к необходимо-
сти подписать договор о ненападении с Германией 23 ав-
густа 1939 года.
Однако вряд ли можно ожидать большего от предста-
вителя буржуазной среды и сложившихся на Западе на-
правлений исторической литературы.
Вместе с тем, при критическом отношении к материа-
лам книги Леонарда Мосли, в русском переводе она не-
сомненно послужит расширению исторического кругозора
советских читателей и более глубокому пониманию тре-
вожных событий 1938—1939 годов.
Кандидат исторических наук
полковник
П. ДЕРЕВЯННО
ЧАСТЬ
I
КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ
1. Инцидент в Эгере
На рассвете 13 сентября 1938 года два чешских поли-
цейских не спеша проехали на велосипедах по главной
улице старинного судетского городка Эгер и остановились
возле отеля «Виктория». Прислонив велосипеды к колонне
у крыльца, они поднялись по лестнице к главному входу;
пока один из них нажимал кнопку звонка, чтобы открыли
дверь, второй достал из кожаного подсумка листок бума-
ги. Это был ордер на обыск, подписанный военным проку-
рором города Хеба (так чехи называли Эгер) доктором
Антоном Дрияком; ордер предписывал двум полицейским
произвести тщательный обыск отеля в связи с тем, что
отель использовался в качестве штаба национал-социа-
листской партии судетских немцев и, как полагали, за
последние двадцать четыре часа здесь был создан неле-
гальный склад стрелкового оружия.
Утро было сырое, прохладное и туманное, улицы без-
людны. «Позвони еще раз», — сказал полицейский своему
напарнику, и звонок снова прозвучал внутри здания.
Однако и на этот раз в доме не проявилось никаких при-
знаков жизни, в то время как на улице вокруг здания,
казалось, стало еще тише, чем обычно.
Рассерженный отсутствием ответа, первый полицей-
ский неожиданно забарабанил огромным кулаком в дверь,
а его спутник на всякий случай нащупал револьвер на
поясе. В это время сверху послышался слабый скрип от-
крывающегося окна; полицейский, перестав стучать, от-
ступил на шаг, чтобы взглянуть наверх, откуда донесся
этот звук, и в этот самый момент пуля поразила его в го-
лову. Он медленно повернулся, рухнул на ступени и по-
21
катился на мостовую, где судорожно вздрагивал несколь-
ко секунд, потом простонал что-то невнятное и затих.
В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание
второго полицейского, который быстро сбежал по лест-
нице к своему велосипеду, попытался сесть на него, ио
не сумел и, бросив его, бегом скрылся за углом ближай-
шего здания. И опять наступила тишина: никаких при-
знаков жизни внутри отеля и на прилегающих улицах.
Тело чешского полицейского, распростертое па брусчатке
мостовой, темнело в луже крови.
Примерно через четверть часа послышался шум от-
крывающейся парадной двери. На крыльце отеля по-
явился молодой мужчина в бриджах и сапогах, в рубаш-
ке цвета хаки со свастикой на рукаве. Подбежав к уби-
тому чеху, он ногой перевернул его, снял с него пояс с
пистолетом, перекинул через плечо и не спеша, само-
уверенной походкой направился в отель. Неожиданный
шум заставил его бегом скрыться за парадной дверью.
Это были два мотоцикла, следовавшие по улице со
стороны полицейского участка к месту происшествия.
Мотоциклисты в касках, с пистолетами в руках, не вы-
ключая двигателей, остановились у угла соседнего зда-
ния. Через несколько минут с шумом подъехали чешские
броневики с пулеметами, наведенными на отель. Остано-
вившись напротив здания, они внезапной очередью из
пулеметов прошили ряд окон на втором этаже. Полицей-
ский на немецком языке с чешским акцентом проговорил
через мегафон: «Выходите из здания с заложенными за
голову руками, и вам не причинят вреда. Если вы оста-
нетесь внутри здания, мы вас уничтожим».
В борт ведущей машины со свистом ударилась пуля.
Последовала серия выстрелов из здания. Граната, бро-
шенная из окна, упала на мостовую и взорвалась, когда
один из полицейских подъехал на мотоцикле и хотел
схватить ее. Полицейского и мотоцикл разнесло на куски
у борта одной из бронемашин; бронемашина в одно
мгновение загорелась. Все это время пулемет вел непре-
рывный огонь по окнам отеля.
За углами соседних зданий появились небольшие
группы чешских солдат с минометами; они спокойно на-
вели их и начали обстрел. Точность была поразительная:
мины падали на крышу, некоторые попали внутрь здания
через верхние окна, одна — через водонапорный бак.
22
Нельзя сказать, что все закончилось быстро. Стрельба
продолжалась все утро, и только к полудню в одном из
окон появился белый флаг. Тот самый мужчина, который
утром снял пистолет с убитого чешского полицейского,
вышел из дверей отеля, заложив руки за голову, пытаясь
локтем протереть глаза, слезившиеся от газа. Он был
одним из двух, которые остались в живых внутри здания
отеля, а восемь человек, все судетские немцы, были
убиты.
В числе оставшихся в живых оказался Карл Герман
Франк, второй человек в руководстве фашистской партии
судетских немцев. В самом конце перестрелки он выбрал-
ся через окно во дворе и скрылся в доме одного из членов
партии. Оттуда его доставили в штаб партийного руко-
водства в городе Аш, где он сообщил своему шефу Кон-
раду Генлейну о происшедшем бое с полицией. Несмотря
на то, что восемь его товарищей были убиты, Франк ка-
зался крайне довольным результатами.
Для этого у него были основания. Как и Генлейн, он
понимал, что данный инцидент может оказаться именно
тем, что нужно было им. «Наши товарищи, — сказал Ген-
лейн, — пали в бою за свободу, убитые чехами, но они
никогда не будут забыты. Они не могли выбрать более
подходящее время». Громким голосом он вызвал в каби-
нет своего секретаря: «Я должен немедленно информи-
ровать фюрера. Теперь Адольф Гитлер может всему миру
показать, что судетские немцы и чехи никогда не смогут
жить вместе, что бесполезно продолжать переговоры, что
единственное место для судетских немцев — в составе
рейха!»
В тот же день донесение Генлейна о нападении на
отель «Виктория» было со специальным курьером по-
слано через чешскую границу в Байрсйт и по телетайпу
передано Гитлеру в Берхтесгаден. В донесении сообща-
лось, что чешская полиция зверски убила восемь без-
оружных судетских немцев.
Известие об убийстве судетских немцев для Гитлера
оказалось как нельзя более кстати. 15 сентября англий-
ский премьер-министр Невиль Чемберлен вылетел из
Лондона в Германию. Он собирался встретиться с рейхс-
канцлером, предпринимая отчаянные усилия разрешить
проблему, которая теперь волновала всю Европу: как
удовлетворить требования судетских немцев, живущих в
23
Чехословакии, не ввергая Англию и Францию, а возмож-
но, и весь остальной мир в войну с Германией.
Бой у отеля «Виктория» в городе Эгер в то сентябрь-
ское утро 1938 года до недавнего времени почти не полу-
чал освещения в публикациях по истории. О нем упоми-
налось как о мимолетном инциденте. Да и почему уде-
лять этому инциденту больше внимания, если в нем
участвовало мало людей, а убито было только десять
человек? Однако влияние этого инцидента на последую-
щие события в западном мире на самом деле было и ре-
шающим, и трагичным. Говорят, что выстрел в Сараево
в 1914 году послужил началом первой мировой войны.
Мины, выпущенные минометами в Эгере, не вызвали
второй мировой войны, однако они изменили обстановку
в Чехословакии в тот критический момент, когда два го-
сударственных деятеля — Гитлер и Чемберлен обсуждали
будущее этого государства1.
В этой книге дается подробное изложение последних
бурных дней мира и первых жестоких дней сражения,
когда в Европе в 1939 году началась вторая мировая
война. Книга не касается тех печальных событий, кото-
рые произошли в течение года накануне войны; од-
нако чтобы правильно понять характер складывавшейся
в Европе обстановки в последние мирные месяцы, необ-
ходимо кратко изложить события, предшествовавшие по-
следним месяцам мира.
Летом 1938 года западные державы в Европе или, по
крайней мере люди, управлявшие этими странами, были
парализованы страхом перед одним человеком и тем, что
1 28 июня 1914 года в югославском городе Сараево сербские
националисты убили австро-венгерского престолонаследника Фер-
динанда. Это убийство было использовано кайзеровской Герма-
нией и ее союзниками в качестве предлога для нападения на
Сербию и развязывания первой мировой войны. Стремление авто-
ра представить «выстрел в Сараево» и провокацию в Эгере как
«решающие» события, повлекшие за собой мировые войны, харак-
терно для буржуазных историков, избегающих анализа социально-
политических причин войн. В таком случае остаются «незамечен-
ными» главные виновники этих войн — германский и междуна-
родный империализм.
Убийство в Сараево послужило лишь поводом для нападения
на Сербию, а фашистская провокация в Эгере была одним из
многочисленных звеньев подготовки гитлеровского вторжения в
Чехословакию. — Прим. ред.
24
он мог сделать с ними. Этим человеком был Адольф
Гитлер, канцлер Германии1.
Англия все еще оставалась правительницей огромней-
шей империи, какую когда-либо знал мир, обладала мощ-
ным военно-морским флотом, огромными богатствами в
виде продовольствия, промышленного сырья и золота.
Ее союзница Франция имела крупнейшую в Европе ар-
мию, и некоторые из ее потенциальных противников в то
время даже считали, что она наиболее боеспособна. Тем
не менее путем вдохновенной комбинации пропаганды,
угроз и запугиваний Гитлеру удалось внушить правите-
лям этих государств, что они против него почти беспо-
мощны и что, если они не согласятся удовлетворить его
требования, он обрушится на них с неотвратимостью
лавины и раздавит их.
Вскоре после прихода Гитлера к власти в 1933 году
и превращения Германии в национал-социалистское го-
сударство был небольшой период времени, когда диктатор
Германии боялся мощи Британской империи; он стра-
шился перспективы оказаться блокированным англий-
ским военно-морским флотом, отрезанным от заморских
источников снабжения продовольствием и вынужденным
капитулировать, как это случилось с Германией в первую
мировую войну. Однако в 1935 году Италия проявила
полное пренебрежение к цивилизованному миру, напав
на Абиссинию — одну из немногих остававшихся незави-
симыми стран в Африке. Этот акт агрессии итальянского
диктатора Бенито Муссолини не только вызвал возмуще-
ние всех либерально настроенных людей, особенно в
Англии; он также создал серьезную угрозу коммуника-
циям и стратегическим перспективам Британской импе-
1 Версия о «страхе» правящих кругов западных держав, кото-
рый якобы «парализовал» их действия перед лицом гитлеровской
агрессии, имеет мало общего с подлинной действительностью.
Англия, Франция и США активно поощряли агрессивную поли-
тику фашистских государств. Фактическое одобрение западными
державами захватнических действий Германии в Европе в 1935—
1938 годах, итальянской агрессии в Эфиопии, нападения Японии
на Китай, «невмешательство» в германо-итальянскую интервенцию
против республиканской Испании — все это звенья одной цепи,
тесно связанные между собой политикой сколачивания антисовет-
ского фронта, удушения рабочего и национально-освободительного
движения в мире. Главной целью этой империалистической поли-
тики была «канализация» фашистской агрессии против СССР. —
Прим. ред.
25
рии. И здесь для Англии настал подходящий момент,
чтобы показать, что на подобную угрозу своей безопас-
ности она отреагирует вполне определенным образом,
будучи уверенной, что английский народ согласен со
своим правительством, хотя больше по моральным, чем
по политическим соображениям.
Гитлер ждал, когда англичане откроют свои карты.
Руководителю политического департамента министерства
иностранных дел Германии барону Эрнсту фон Вейцзе-
керу, прибывшему к Гитлеру с посланием, в котором
итальянцы просили во временное пользование корабли
для осуществления операции в Восточной Африке, фюрер
сказал: «Дайте итальянцам сотню кораблей! Они вернут-
ся обратно без повреждений. Они пройдут Суэцкий канал,
но дальше они никогда не пройдут. Там их будет ждать
английский линкор «Рипалс», который запросит: «Каким
курсом следуете?» — «На юг», — ответят итальянцы. «О
нет, вы не туда следуете, — скажут им англичане. — Вы
следуете на север!» И итальянцы повернут на север».
Своему личному адъютанту и старому товарищу по
первой мировой войне Фрицу Видеману Гитлер объяснял:
«Если бы у меня был выбор между итальянцами и англи-
чанами, я бы выбрал англичан. Муссолини мне ближе, но
я зпаю англичан по опыту прошлой войны как твердых
парней. Если Муссолини думает, что он может изгнать
английский флот из Средиземного моря своими силами,
то он очень глубоко ошибается».
Однако Муссолини не ошибался. С помощью плохо
обученного и недоукомплектованного личным составом
флота (позднее один английский адмирал сравнивал его
с «эскадрой бумажных лодок, которые начнут тонуть,
если на них подуть») итальянцы так запугали англичан,
что последние держали свои корабли в гавани, не выпу-
ская их в открытое море. Англичане, как оказалось, могли
закрыть Суэцкий канал, не оставив итальянцам никакой
возможности заставить их вновь открыть его. Итальян-
ские армии в Абиссинии оказались бы отрезанными от
своих баз в Италии и растаяли бы без получаемой под-
держки. Вместо этого англичане продолжали держать
канал открытым, боясь репрессий со стороны Италии, и
итальянские транспорты с войсками и боевой техникой,
а также боевые корабли, которые в конце концов нанесли
поражение Абиссинии, продолжали пользоваться каналом.
26
Для Адольфа Гитлера это явилось открытием; он
увидел, что всесильный британский лев превратился в
мышонка, и, начиная с этого момента, Гитлер все чаще
стремился воспользоваться этим фактом *. В 1936 году
он приказал своим войскам занять Рейнскую зону, кото-
рая была демилитаризована союзниками по условиям
Версальского договора; однако при этом он сообщил своим
командующим, что операция по занятию рейнской деми-
литаризованной зоны будет немедленно отменена, если
последует приказ о мобилизации в английских военно-
морских силах и сосредоточении сил флота. Ничего по-
добного англичане не предприняли, и это еще больше
усилило подозрения фюрера относительно подлинного
характера «болезни» англичан. 4 февраля 1938 года Гит-
лер осуществил реорганизацию своих вооруженных сил
и объявил себя верховным главнокомандующим. Спустя
неделю он вызвал на совещание в Берхтесгаден канцлера
Австрии Курта фон Шушнига и начал запугивать его,
угрожая ему наказанием за попытки пресечь национал-
социалистскую агитацию в своей стране. Шушниг принял
ультиматум Гитлера, в результате чего нацисты в Авст-
рии получили значительную свободу действий, а через
месяц, когда Шушниг объявил о проведении плебисцита
1 Британское правительство больше беспокоилось о сохране-
нии фашистского режима в Италии, чем о судьбе эфиопского на-
рода. Черчилль писал правительству, что «разгром Италии был
бы ужасным событием». (W. Churchill. The Second World War,
Vol. 1, London, 1955, p. 36.) По свидетельству английского дипло-
мата Уолтерса, в Форин Оффисе считали, что «поражение Мус-
солини приведет к победе коммунизма в Италии». (F. Walters.
A History of League of Nations, Oxford, 1952, p. 673.)
Единственной страной, решительно выступившей в защиту
Эфиопии, был Советский Союз, который потребовал от Лиги На-
ций, чтобы она полностью использовала предоставленные ей пра-
ва для осуждения и пресечения итальянской агрессии. «Единство
действий, — говорил советский представитель на одном из заседа-
нии Совета Лиги, — является важнейшим средством ликвидиро-
вать конфликт, возникший на почве стремления к колониальной
экспансии, грозящей территориальной целостности и националь-
ной независимости одного из членов Лиги, представляющий опас-
ность ^для всего человечества. Оно же может послужить залогом
скорейшего осуществления коллективной безопасности — необхо-
димой системы, предупреждающей дальнейшие попытки с чьей
бы то ни было стороны нарушить общий мир...» (Внешняя поли-
тика СССР. Сборник документов, т. IV (1935 — июнь 1941 г.), Гос-
политиздат, М., 1946; стр. 59, 65, 68; История внешней политики
СССР, т. I, Госполитиздат, М., 1966, стр. 297—298). — Прим. ред.
27
с целью дать народу возможность выбора в вопросе об
автономии, Гитлер ввел свои войска в Австрию и с три-
умфом въехал в Вену. Тем самым он взял под контроль
немецкого рейха первую независимую страну в Европе,
уверенный, что ни Англия, ни ее французский союзник
не пойдут дальше слабых протестов. И действительно,
они стыдливо бездействовали, в то время как ударные
войска нацистов хозяйничали в Вене, в то время как по
всей Австрии начались убийства и избиения, в то время
как нацисты хватали евреев и демократов и сгоняли их
в концентрационные лагеря 1.
Чего же боялись Англия и Франция, оставаясь все
еще богатыми и мощными державами?
Рядовые англичане и французы как раз ничего не
боялись. Они наблюдали за ростом нацистского движения
в Германии, и им не нравилось то, что они видели. Они
читали сообщения о преследовании мужчин, женщин и
детей по расовым и политическим причинам; они впервые
услышали разговоры о концентрационных лагерях; в
кинохронике они видели и слышали развязных нацист-
ских руководителей, которые хвастались и угрожали. От-
ношение рядовых граждан Англии и Франции к нацистам
характеризовалось отвращением к ним и смутным подо-
зрением, что подобные люди в недалеком будущем станут
прямой угрозой их жизни и спокойствию и их придется
потом усмирять.
Только Советский Союз выступил с протестом против агрес-
сивных устремлений фашистской Германии. В официальном заяв-
лении Советского правительства от 17 марта 1938 года, направ-
ленном Англии, Франции, США и Чехословакии, содержалась
четкая, принципиальная оценка действий Германии в отношении
Австрии как вооруженного вторжения в эту страну и насильст-
венного лишения австрийского народа его независимости. Пра-
вительство СССР обращало внимание западных держав на их от-
ветственность за судьбы мира и предлагало немедленно принять
меры для коллективного пресечения агрессии. Советское заявле-
ние заканчивалось следующими словами: «Завтра может быть уже
поздно, но сегодня время для этого еще не прошло, если все
государства, в особенности великие державы, займут твердую
недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллектив-
ного спасения мира». (Новые документы по истории Мюнхена.
Госполитиздат, М., 1958, стр. 22.) Несмотря на очевидную важ-
ность и необходимость предложенных Советским Союзом мер,
они не были приняты западными державами. — Прим. ред.
28
Запуганными оказались многие из числа избранных
руководителей Англии и Франции. Начавшаяся паника
лишила министров западных правительств способности
мышления. Во Франции в итоге ряда политических кри-
зисов к власти пришло промежуточное правительство во
главе с Эдуардом Даладье, не обладавшим вдохновением
политиком, к тому же страдавшим пристрастием к спирт-
ным напиткам. Однако для его правительства главная
опасность заключалась в неустойчивости власти. Наибо-
лее влиятельный пост в правительстве — пост министра
иностранных дел — Даладье под политическим давлением
был вынужден отдать Жоржу Боннэ, одной из наиболее
сомнительных личностей в истории французской поли-
тики *.
Люди, дрожавшие от страха перед Германией в каж-
дой из этих стран, составляли, как их можно было назвать
в те дни, «правящие классы»: это знатные дамы и господа
с состоянием или положением в обществе, которые, неза-
висимо от того, входили они в состав правительств или
нет, являлись членами правящего класса и знали, как
использовать свое влияние. Во Франции эта клика была
полностью заражена коррупцией и пораженчеством;
мучимые кошмарами угрозы со стороны нацистской Гер-
мании и опасностью коммунизма внутри своей страны,
многие из них все более склонялись к поиску компро-
мисса с Германией в надежде, что с помощью соглашения
с национал-социалистами можно будет задушить угрозу
красной революции. У этих людей не было веры ни в
самих себя, ни в свой народ, и, чем сильнее Германия
оказывала давление, тем больше они были склонны, по-
добно страусу, прятать свою голову под крыло в надежде,
что опасность минует их. И хотя французская армия все
еще считалась самой мощной в Европе, а Франция была
1 Как заметит читатель, в книге, несмотря на ряд объектив
ных оценок событий 1935—1938 годов, прослеживается тенденция
«большую долю вины» за политику умиротворения отнести на
счет Франции и меньшую — на счет Англии, представить Чем-
берлена как деятеля, якобы стремившегося к «миру на конти-
ненте». По существу, ничего не говорится о поощрении фашист-
ских агрессоров со стороны США. Автор книги умалчивает, что
в те годы политика так называемых западных «демократий» в
первую очередь определялась их стремлением любой ценой изы-
скать пути сговора с фашистскими агрессорами на почве общих
антисоветских интересов. — Прим. ред.
29
связана серией союзнических договоров, направленных
на то, чтобы оградить себя именно от той угрозы, которую
представляла гитлеровская Германия, настроение правя-
щей верхушки отличалось крайним пораженчеством и
неверием в свои силы. Между тем ответственность за за-
щиту своей страны, за сохранение мира и стабильности
в Европе эти люди переложили на своего главного союз-
ника — Англию.
За год до этого премьер-министр Невиль Чемберлен
заменил Стэнли Болдуина на посту главы партии консер-
ваторов, а для такого трудного времени, какое складыва-
лось теперь в Европе, вряд ли можно представить себе
более неудачную кандидатуру. Англии нужен был лидер,
сознававший свою роль и обладавший решительностью,
способный сплотить английский народ, доведя до его
сознания всю опасность, которая возникала. Среди членов
правящей партии консерваторов в парламенте имелась
только небольшая группа, понимавшая всю остроту
создавшегося для Англии положепия и настаивавшая на
осуществлении программы быстрого перевооружения в
своей стране и на твердой и позитивной англо-француз-
ской политике в отношении германского и итальянского
диктаторов. Главным в этой группе консервативных пар-
ламентариев был Уинстон Черчилль. Невиль Чемберлен
не любил Черчилля и решительно отказался ввести его
в состав своего кабинета. Он предпочитал держать впе
своего правительства любого, кто считал национал-социа-
лизм проклятьем, а войну с Германией — неизбежной.
Английские историки по-разному изображали Невиля
Чемберлена: то как введенного в заблуждение государ-
ственного деятеля, то как жертву обстоятельств, то как
гибельного политического простака. Но все они при этом
добавляли, что он стремился сделать все как можно луч-
ше. Однако факты показывают, что вряд ли подобные
эпитеты характеризуют Чемберлена.
Как это часто бывает в практике английской полити-
ки, Чемберлен пришел к руководству партией скорее
вследствие своей посредственности, чем каких-либо бле-
стящих успехов. Его отец Джозеф Чемберлен был извест-
ным государственным деятелем викторианской эпохи, а
его сводный брат был в двадцатых годах выдающимся
министром иностранных дел; однако Невиль, как однаж-
ды заметил один из его политических противников, обла-
30
дал такими качествами, которые позволили ему стать
«мэром Бирмингема в скверный год» 1.
Чемберлен не считал перевооружение Англии необхо-
димым, он верил, что мира можно добиться скорее по-
средством разумных переговоров, чем военной силой.
Впоследствии Уинстон Черчилль писал о той борьбе, ко-
торую вел министр иностранных дел в правительстве
Чемберлена Антони Иден, чтобы убедить премьер-мини-
стра в необходимости создать решительный фронт на пути
диктаторов. «Идена все более беспокоило наше медленное
перевооружение, — писал Черчилль. — 11 ноября 1937 го-
да он имел беседу с премьер-министром и пытался дове-
сти до его сознания свои опасения. Мистер Невиль Чем-
берлен отказался его слушать. Он посоветовал ему «идти
домой и принять аспирин».
Удивительным было изменение, которое произошло в
характере Невиля Чемберлена после того, как в 1937 го-
ду он стал премьер-министром. Пока он был министром
правительства или членом кабинета, коллеги находили
его застенчивым и сдержанным, всегда готовым выслу-
шать мнения своих экспертов, соблюдавшим строгое
невмешательство в дела других ведомств. В определенной
степени и на посту премьера он продолжал действовать
в таком же духе, когда дело касалось внутренних проб-
лем; однако вскоре стало обнаруживаться, что любимой
сферой деятельности в правительстве для Чемберлена
являлась внешняя политика, в которой он считал себя
более способным руководителем, чем тогдашний министр
иностранных дел. Он был убежден, что до его назначения
премьер-министром профессиональное руководство бри-
танской внешней политикой плохо представляло себе
свои задачи и было неправильно ориентировано и что в
этом повинны главным образом профессионалы, которые
давали советы министру иностранных дел по тем или
иным вопросам внешней политики. Чемберлен, как это
очень скоро стало очевидно, полагал, что только «свежий
подход» к фашистскому режиму в Европе может приве-
сти к договоренности демократических режимов с ним
и тем самым обеспечить мир на континенте; он дал ясно
понять, что в Форин Оффисе имелись сотрудники, кото-
рые мешали осуществлению такой политики.
1 Бирмингем, промышленный центр средней Англии, был
вотчиной Чемберленов. — Прим. авт.
31
По мнению Чемберлена, наиболее сильное и вредное
влияние на политику Англии в Европе оказывал постоян-
ный заместитель министра иностранных дел Роберт
Ванситарт, профессиональный дипломат. Для Чемберлена
он был слишком профранцузски и слишком антинемецки
настроен. Премьер-министр решил, что Ванситарту нужно
уйти со своего поста, и по истинно английской традиции
последний был «выкинут вверх», на должность главного
дипломатического советника английского правительства,
то есть на должность с громким названием, но без какой-
либо реальной власти. Ванситарта сменил Александр Ка-
доган, человек менее откровенный, который во всяком
случае с большей симпатией относился к политике Чем-
берлена, направленной на установление взаимопонимания
с диктаторами.
Можно было бы обойтись и без перевода Ванситарта
на бесполезную должность советника правительства по
внешней политике, если бы министром иностранных дел
тогда не был Аытони Иден, один из наиболее популярных
молодых политических светил того времени. Иден отчет-
ливо осознавал надвигавшуюся на Европу опасность и
был убежденным сторонником решительного противодей-
ствия как Гитлеру, так и Муссолини. Ванситарт придер-
живался иной точки зрения: он был уверен, что угроза
миру в Европе исходит из Германии, что руководителей
итальянского фашизма следует умиротворять для того,
чтобы перетянуть Италию на сторону демократий в неиз-
бежной войне с нацизмом. Поэтому он был готов простить
Муссолини его нападение на Абиссинию, в то время как
Иден страстно выступал против такого попустительства.
В этом вопросе два ответственных руководителя Форин
Оффиса круто разошлись во мнениях. Когда Чемберлен
решил удалить Ванситарта из Форин Оффиса, возраже-
ния Идена против отстранения человека, столь хорошо
разбирающегося в международной обстановке, могли бы
заставить премьер-министра отказаться от такого реше-
ния, ибо это была первая демонстрация его силы и он
не был уверен, что это его решение пройдет. Однако,
когда Иден воздержался от активного вмешательства и
позволил без боя удалить своего ответственного сотруд-
ника, Ванситарт заметил ему замогильным голосом:
«Следующим будете вы». И действительно, следующим
оказался Иден.
32
Поэтому нетрудно понять антипатию, которая сущест-
вовала между Невилем Чемберленом и его министром
иностранных дел. До избрания в парламент Чемберлен
медленно продвигался по служебной лестнице, и в пар-
ламент он попал не без помощи семьи уже в довольно
зрелом возрасте — в сорок девять лет. Иден же пришел
в парламент в возрасте двадцати шести лет, а в
тридцать восемь лет он уже был министром иностран-
ных дел.
Италия явилась одним из главных вопросов, в кото-
ром обнаружились расхождения во мнениях между дву-
мя этими деятелями. Чемберлен утверждал, что Бенито
Муссолини — очень сильный фактор в европейской поли-
тике и Англии следует сделать все возможное, чтобы
умиротворить его и удовлетворить его требования; Иден
считал, что Муссолини просто бумажный тигр. В своем
стремлении удовлетворить требования Муссолини Чем-
берлен был готов идти даже на то, что не разрешил Фо-
рин Оффису заявить протест в связи с потоплением
английских кораблей в Средиземном море итальянскими
подводными лодками во время гражданской войны в
Испании, чтобы не оскорбить итальянцев. Он считал, что
у него «особые отношения» с диктатором Муссолини, так
как этот итальянец и сводный брат Чемберлена Остин
в двадцатых годах были очень близкими друзьями. Свою
свояченицу он направил в Рим с дружественным посла-
нием, обещая, что его правительство вскоре начнет обра-
ботку общественного мнения в Англии и признает захват
Абиссинии Италией. Об этом послании он не поставил
в известность ни Идена, ни кого-либо еще в Форин
Оффисе.
Этот факт был достаточно серьезным, однако шаг,
предпринятый Чемберленом в начале 1938 года, оказался
куда более серьезной ошибкой в глазах тех, кто надеялся
мобилизовать весь мир против нацистской угрозы. Англий-
ские дипломаты всегда мечтали вовлечь правительство
США в свои конфликты в Европе, надеясь, что это по-
могло бы развеять американский изоляционизм и полу-
чить из Америки для европейских демократий материаль-
ную, если не военную, помощь в случае возникновения
войны в Европе. В 1938 году, когда европейцы ссорились
между собой, Америка всячески подчеркивала свое жела-
ние оставаться по ту сторону Атлантики и не вмешивать-
3 Л. Мосли
33
ся в дела Европы'. Исключение составлял президент
Рузвельт, хотя он тоже не хотел оказаться вовлеченным
в события в Европе (по политическим соображениям это
было бы неразумным для него и его демократической
партии), но его волновала угроза национал-социализма
и фашизма и он не мог отказаться от надежды выступить
в качестве посредника в спорах между державами Ста-
рого Света2.
12 января 1938 года Рузвельт направил послание
английскому правительству (он собирался затем напра-
вить аналогичные послания и правительствам других
стран), предложив созвать конференцию, в которой при-
няли бы участие и Соединенные Штаты Америки. На
этой конференции предлагалось рассмотреть политические
цели и претензии определенных европейских стран —
подразумевались главным образом Германия и Италия —
и выяснить, будут ли эти «голодные державы» удовлетво-
рены равным с другими державами доступом к мировым
источникам сырья. Послание президента с предупрежде-
нием рассматривать его как совершенно секретное, пока
не будет получена точка зрения английского правитель-
ства по затрагиваемому в послании вопросу, было вручено
английскому послу в Вашингтоне Рональду Линдсею
заместителем государственного секретаря Самнером Уэл-
лесом.
1 31 августа 1935 года американский конгресс принял резо-
люцию о нейтралитете, запрещавшую вывоз из США военных ма-
териалов в воюющие страны. Принятие этой резолюции, полу-
чившей вскоре силу закона, было пособничеством агрессорам.
Захватчик и его жертва ставились на одну доску, что означало
не только оправдание агрессии, но и признание ее правомерно-
сти в международной жизни. Более того, закон о «нейтралитете»
американское правительство проводило сугубо односторонне. Оно,
например, отказывало в помощи жертвам агрессии (Эфиопии, рес-
публиканской Испании, Австрии, Чехословакии) ив то же время
продолжало поставки военных материалов странам-агрессорам.
Позднее Рузвельт констатировал, что законодательство о нейт-
ралитете не содействовало делу мира. (The Public Papers and
Addresses of Franklin Roosevelt 1939, New York, 1941, p. 155.) —
Прим. ред.
2 «В данный момент,— говорил Ф. Рузвельт в августе 1941 го-
да, — основные игроки — это русские, китайцы и, в меньшей сте-
пени, англичане. Нам предназначена роль игроков, которые всту-
пят в игру в решающий момент». (Э. Рузвельт. Его глазами.
М., 1947, стр. 68—69.) —Прим. ред.
34
Важность такого послания Рузвельта совершенно оче-
видна. Наконец-то Соединенные Штаты, чей конгресс
был так решительно настроен сохранять свой нейтрали-
тет в европейских раздорах и чей изоляционизм * под-
черкивался еще более решительно, чем когда-либо в
1938 году, теперь собирались через своего президента
вмешаться в политические раздоры, которые разделили
Европу на демократии и тоталитарные державы. Конеч-
но, это было только начало, но оно оставляло надежду,
что Америку можно будет потом убедить активно вклю-
читься в европейские дела.
Увы, этот предвестник надежды для Англии не мог
прибыть сюда в более неудачное время. Антони Иден,
который сразу понял бы всю важность этого послания,
находился на Французской Ривьере, где совещался с
Уинстоном Черчиллем и бывшим премьер-министром
Ллойд-Джорджем — двумя страстными противниками
Чемберлена. В отсутствие министра иностранных дел
письмо президента было направлено прямо премьер-
министру, который прочитал его и не оценил всей его
важности; в свою очередь он переслал письмо новому
постоянному заместителю министра иностранных дел
Кадогану с указанием, чтобы последний вместе с главным
советником премьер-министра Горацием Вильсоном рас-
смотрел содержание письма.
Хотя его имя было известно очень немногим, к 1938 го-
ду Гораций Вильсон стал значительной фигурой в кругах
правительства. В прошлом служащий министерства труда,
где он стал экспертом на переговорах с профсоюзными
деятелями, Вильсон впервые установил контакт с Чем-
берленом, когда последний был министром финансов, а
работая вместе в Оттаве во время конференции по тамо-
женным тарифам в 1934 году, они превратились во взаим-
ных обожателей. «По пути на конференцию мы оба в
море страдали от морской болезни, — говорил Гораций. —
1 Изоляционизм — политическое течение, возникшее в США
еще в XVIII веке. Изоляционисты выступали против осуществле-
ния правительством США активной политики вне пределов аме-
риканского континента. Политический смысл изоляционизма со
временем менялся, и во второй половине 30-х годов изоляционизм
переродился в фактическое пособничество фашистским агрессо-
рам, одним из проявлений которого было законодательство о
«нейтралитете». — Прим. ред.
3*
35
Это нас и связало». Он был одним из главных советников
премьер-министра Болдуина, а когда последнего заменил
Чемберлен, Вильсон был оставлен на своем посту на
Даунинг-стрит1. Вскоре он уже стал основным источни-
ком советов, на которые полагался Чемберлен; в газетах
Вильсона называли «серым преосвященством в фетровой
шляпе»2. Как и его шеф, он не говорил ни на одном
иностранном языке, редко выезжал за пределы Англии,
встречался с очень немногими иностранцами и не имел
никакого опыта работы в дипломатической сфере. «Но
какое это имеет значение? — говорил он позднее. —
Иностранцы такие же люди, как и профсоюзные деятели.
Чемберлен был практичным человеком, и я был практич-
ным человеком. Что нам еще было нужно?»
Теперь в руках этого человека находилась судьба по-
слания президента Рузвельта. И дело не в том, что, как
и его шеф, Вильсон не был согласен с политикой Идена
и подозревал, что министр иностранных дел с радостью
примет предложение президента. Такая конференция,
какую предлагал созвать Рузвельт, во всяком случае
только помешала бы осуществлению тех планов восста-
новления дружественных отношений с фашистской Ита-
лией, которые Вильсон и Чемберлен вели втайне от
Идена и других членов кабинета.
По совету Вильсона Чемберлен приказал Кадогану
послать Рузвельту ответ с отклонением его предложения
на том основании, что у него, Чемберлена, имеются свои,
значительно более плодотворные перспективы. Кадогану
было дано указание ничего не сообщать ни Идену, ни
другим членам кабинета о послании президента и ответе
на него. Кадоган еще раньше отчаянно пытался связаться
по телефону с министром иностранных дел и отправил
ему с курьером копию послания президента, однако
курьер прибыл в Марсель спустя пять минут после того,
1 Даунинг-стрит, 10 — резиденция английского правительства.
Вильсон — главный советник Чемберлена по вопросам промыш-
ленности, один из наиболее приближенных к нему лиц, занимав-
ших прогерманскую и антисоветскую позицию. — Прим. ред.
2 «Серое преосвященство» — отец Жозеф, монах-франциска-
нец — подручный и тайный агент кардинала Ришелье, фактиче-
ского правителя Франции (XVII век). Автор книги подчеркивает
этим сравнением особо доверительные связи, существовавшие
между Чемберленом и Вильсоном. — Прим. ред.
36
как Иден выехал оттуда поездом. И министр ничего не
знал о случившемся до 15 января, пока не прибыл в
Фолькстаун, где его и ожидал Кадоган со скверной но-
востью.
На следующее утро разъяренный Иден ворвался в ка-
бинет Горация Вильсона на Даунинг-стрит, 10.
«Проклятый глупец! — закричал Иден. — Понимаете
ли вы, что наделали?»
Гораций Вильсон с ледяным спокойствием взглянул
на Идена:
«Прошу прощения, министр. Что-нибудь сделано
неправильно?»
«Послание Рузвельта! — сказал Иден. — Вы убедили
премьер-министра отклонить предложение Рузвельта! Как
вы посмели? Неужели вы не понимаете, насколько важно
для нас было принять его предложение?!»
«А, вот что, — ответил Вильсон. — Я уверен, вы не
стали бы принимать всерьез это предложение, министр,
не правда ли? Да это сущий пустяк, знаете ли, сущий
пустяк».
Затем Иден направился к премьер-министру и заявил
об уходе в отставку, если Чемберлен не отменит своего
решения и не согласится с предложением Рузвельта.
«Но вы не можете подать в отставку, мой дорогой
Антони, — вкрадчиво ответил Чемберлен. — Президент
специально просил, чтобы все факты, связанные с его
посланием, были сохранены в тайне».
Уинстон Черчилль писал: «Было ясно, что нельзя
обосновывать отставку министра иностранных дел отка-
зом премьер-министра на предложение президента. Гос-
подин Рузвельт действительно шел на большой риск,
привлекая Соединенные Штаты к участию в событиях в
Европе, где тучи все более сгущались. Сторонники изо-
ляционизма подняли бы невообразимый шум, если бы
хоть какая-нибудь информация об этом предложении
президента дошла до них. С другой стороны никакое
иное событие не отсрочило бы войну, как появление
Соединенных Штатов в круговороте европейских страхов
и угроз. Для Англии это было почти вопросом жизни или
смерти. Никто не может ретроспективно определить влия-
ние такой конференции на ход событий в Австрии и позд-
нее в Мюнхене. Мы должны рассматривать отклонение
предложения президента как потерю последней слабой
37
возможности избавить мир от тирании другими средства-
ми, без войны».
Именно рукой Чемберлена, говорит Черчилль, англи-
чане отмахнулись от такой возможности, и от такого ре-
шения «даже теперь захватывает дух. Сегодня невозмож-
но даже представить себе умонастроения человека, кото-
рые позволили бы ему сделать такой шаг».
Однако к этому времени и Чемберлен и Вильсон при-
шли к решительному убеждению, что Иден должен уйти
с поста министра иностранных дел. Спустя три недели
они вдвоем разработали план отстранения Идена. Это был
поразительный пример бесчестности Чемберлена.
После возвращения из Франции (он ездил в Париж
для консультаций с французским правительством) Иден
неоднократно пытался выяснить у итальянского посла в
Лондоне графа Дино Гранди, как Муссолини реагировал
на давление нацистов на Австрию. Однако в соответствии
с указаниями, полученными от дуче, Гранди уклонялся
от ответа на такие вопросы. 10 февраля Иден встретился
с итальянским послом, но при этом присутствовал и Чем-
берлен, который делал все возможное, чтобы разговор
касался только вопроса о восстановлении дружественных
отношений между Англией и Италией. 15 февраля было
объявлено, что канцлер Шушниг согласился удовлетво-
рить требования Гитлера и что главный агент нацистов
в Австрии Артур Зейсс-Инкварт будет введен в состав
правительства Австрии. Это была серьезная уступка,
откровенно угрожавшая независимости Австрии, и Иден
хотел, как никогда ранее, выяснить, как на это будет
реагировать Италия, которая всегда выступала в под-
держку австрийского суверенитета. Однако Гранди укло-
нился от встречи по столь опасному вопросу и уклонялся
до тех пор, пока Чемберлен не приступил к осуществле-
нию своего тайного плана.
И вот эмиссар Чемберлена — неразборчивый в сред-
ствах член консервативной партии сэр Джозеф Болл,
занимавшийся устройством всяких сомнительных дел,
встречается с Гранди и просит его дать согласие на
встречу с Иденом, «так как встреча состоится на Дау-
нинг-стрит и сам премьер-министр будет при этом при-
сутствовать». Эмиссар проинструктировал посла, в каком
направлении следует вести беседу. Посол, проницатель-
ный и обаятельный итальянец, понял, что его используют
38
в качестве пешки, однако с удовольствием взялся за ис-
полнение предоставленной ему роли, поскольку с отстав-
кой Идена из английского кабинета был бы удален один
из самых сильных противников фашистской Италии.
Эта встреча состоялась 18 февраля и прошла именно
так, как задумал ее Чемберлен. Все, чего он хотел от
итальянского посла, сводилось к заверениям, что его
личные «дружественные» отношения с Муссолини и с фа-
шистским правительством в Риме приведут к лучшим
результатам, чем те, которых добивается Иден, а Иден
прямо дал понять, что дуче должен сделать определен-
ный жест: вывести итальянских добровольцев из Испании,
прежде чем Англия начнет с ним переговоры.
Поэтому Гранди охотно согласился на встречу. Целью
встречи была открытая демонстрация того, что Невиль
Чемберлен решительно настроен взять на себя функции
министра иностранных дел, что, активно вмешавшись в
эту сферу деятельности, он приобрел друзей и оказывал
влияние на политику своих противников и что Идену
следовало бы смириться со вспомогательной ролью, кото-
рая ему впредь будет отводиться. Со стороны премьер-
министра это был хитрый ход: не зная характера дикта-
торов, он, по крайней мере, хорошо понял характер своего
министра иностранных дел. Иден ушел с этой встречи
обозленный и униженный. Он глубоко презирал приемы,
с помощью которых Чемберлен начинал обходить его и
принимать внешнеполитические решения без предвари-
тельного с ним обсуждения, и был особенно оскорблен
тем, что премьер-министр сделал это во время беседы с
послом иностранной державы.
Гранди докладывал своему министру иностранных дел
графу Чиано: «Чемберлен, адресуя свои вопросы непо-
средственно мне, на самом деле ожидал от меня не боль-
шего, чем тех подробностей и определенных ответов,
которые были бы ему полезны как доводы против Идена.
Это я сразу же понял и, естественно, в своих ответах
стремился снабдить Чемберлена такой аргументацией,
которая, по моему мнению, могла быть полезной для
достижения его цели. Нет сомнения, что в этой связи
установленные ранее контакты между мной и Чемберле-
ном оказались очень ценными».
События развивались по замыслу Чемберлена. На
следующий день на заседании кабинета Антони Иден
39
подал в отставку. Для Англии было бы лучше, если бы
он оставался на своем посту и продолжал борьбу. Как
отмечал впоследствии сотрудник Форин Оффиса Уильям
Стрэнг, который тесно сотрудничал с Иденом, «справед-
ливости ради следует отметить, что Чемберлен не был
достаточно опытен в иностранных делах, ранее не сопри-
касался с дипломатической деятельностью, не вполне
осознавал, что он делал, а его наивная уверенность в
своих суждениях и вера в свою силу убеждения и успехи
оказались некстати». Однако для того, чтобы восстановить
свое положение в кабинете, Идену пришлось бы сплачи-
вать вокруг себя других членов кабинета. К сожалению,
не в характере Идена было вставать во главе бунтовщи-
ков внутри или вне кабинета, и он подал в отставку.
Чемберлен своим официальным отношением к отстав-
ке Идена полностью обвел вокруг пальца всех остальных
членов кабинета; они считали, что премьер-министр с
большой неохотой расстается со своим министром ино-
странных дел, и только спустя многие годы они узнали
правду.
2. Пророки Армагеддона
Идена заменил бывший вице-король Индии лорд
Эдвард Галифакс. Невиль Чемберлен не мог пожелать
себе лучшего слуги.
Здесь нужно еще раз подчеркнуть тот страх, который
вызывал трепет в сердцах представителей правящих
классов Англии и Франции, когда они рассматривали
угрозу, нависшую со стороны нацистской Германии. Сле-
дует сразу же сказать, что Невиль Чемберлен не боялся
ни Германии, ни Адольфа Гитлера; с его точки зрения,
для страха не было никаких оснований. Путем соответст-
вующих переговоров с Гитлером можно прийти к согла-
шению.
Главным препятствием была Чехословакия. Эта
среднеевропейская страна, граничившая на северо-западе
и юго-западе с Германией, на севере и востоке — с Поль-
шей, на юге — с Австрией, Венгрией и Румынией, после
первой мировой войны была создана по Версальскому
договору из остатков Австро-Венгерской империи. Основ-
ную часть населения составляли чехи и словаки, насчи-
тывавшие почти десять миллионов человек. Однако на
40
территории Чехословакии находилось почти два с поло-
виной миллиона так называемых судетских немцев, свы-
ше миллиона поляков, мадьяр и румын, живших нацио-
нальными группами. После оккупации Австрии Герма-
нией очень скоро стало ясно, что, осуществляя свою
политику «собирания немецких братьев в пределы рей-
ха», Гитлер обратит свой взор на Судеты и потребует
включения Судетской области в состав новой Германии.
Однако с давних времен у Чехословакии был пакт о
взаимной помощи с Францией и такой же договор с Рос-
сией, заключенный несколько позже. Кроме того, Вели-
кобритания была союзницей Франции и имела обязатель-
ство присоединиться к Франции, если последняя окажется
вовлеченной в войну.
Чемберлену и его советникам такое положение дел,
чреватое всякими неожиданностями, казалось опасным.
На этом фоне понятны слова Горация Вильсона, сказав-
шего, что Чехословакия существует, чтобы создавать за-
труднения для великих держав.
«Это вообще нереальное государство, — говорил он. —
Оно было создано в силу необходимости выполнения Вер-
сальского договора». Это мнение характеризует точку
зрения правительства Чемберлена и его решимость игно-
рировать факт существования Чехословакии. Гитлер со
своей стороны хорошо понимал, что такое антинацист-
ское и исключительно хорошо обеспеченное государство,
располагающее сильной армией и могучими укрепления-
ми вдоль границы с Германией, представляет собой
«авианосец противника», который всегда угрожал бы
тылу Германии, если бы Гитлер решился напасть на
Англию и Францию.
Неприязнь Гитлера к чехам переросла в ненависть во
время так называемого «майского кризиса» 1938 года \
1 «Майский кризис» разразился вследствие намерений гитле-
ровцев осуществить в мае 1938 года вторжение в Чехословакию.
Однако события развернулись иначе, чем рассчитывали гитлеров-
цы. Их наглые действия вызвали в Чехословакии взрыв возму-
щения. Народ выразил твердую решимость с оружием в руках
защищать родину. Он знал, что может полностью рассчитывать
на помощь Советского Союза. Опираясь на патриотический подъ-
ем народа, чехословацкое правительство объявило о призыве ре-
зервистов и приказало войскам занять оборонительные рубежи.
Франция заявила о поддержке Чехословакии.
Гитлеровцы дали отбой. «Майский кризис» завершился для
41
когда вследствие несовершенства разведки или интриг
обеспокоенные чехи решили, что на них готовится напа-
дение, и привели армию в боевую готовность. Английский
посол в Берлине Невиль Гендерсон посетил министра
иностранных дел Германии Риббентропа, чтобы выразить
свою обеспокоенность складывавшейся обстановкой. Вы-
шедший из себя Риббентроп заявил, что разговоры о кри-
зисе являются «полнейшей бессмыслицей». Но это было
не совсем так: просто в то время Германия еще не раз-
работала планы нападения на Чехословакию.
На совещании с высшими руководителями рейха
28 мая Гитлер превратил предварительные расчеты по
вторжению в Чехословакию в твердые планы. «Раздавить
Чехословакию военной силой в ближайшее будущее — вот
мое непоколебимое решение», — заявил он.
Чемберлен всерьез воспринял «майский кризис», хотя
и считал это ссорой в далекой стране между народами,
о которых он знал очень немногое. Он резко осуждал эту
шумиху, поднятую вокруг чехословацкого вопроса в демо-
кратических странах по поводу якобы немецкой угрозы
нападения. Его антипатия к чехам усилились летом 1938 го-
да. Слухи о том, что правительство Чемберлена соби-
рается предать чехов, дошли через чешского посла в
Лондоне Яна Масарика до президента Чехословакии Эду-
арда Бенеша. Президент часто разговаривал по телефону
со своим послом, и, казалось, оба были исключительно
уверены, что если кто их и подслушивает, то ничего не
поймет, поскольку они разговаривают по-чешски. Во
время этих разговоров они не стеснялись в оскорбитель-
ных выражениях в адрес Чемберлена, Вильсона и Ген-
дерсона. Контрразведывательная служба Геринга подслу-
шивала эти телефонные разговоры и передавала их
содержание в Лондон, где первый секретарь немецкого по-
сольства Тео Кордт по указанию из Берлина передавал
их Горацию Вильсону.
них политическим провалом. Автор книги ошибочно считает, что
«майский кризис» был результатом «несовершенства разведки или
интриг». После окончания войны подготовка фашистской Герма-
нии к вторжению в Чехословакию в мае 1938 года была подтверж-
дена документально. Об этом, в частности, свидетельствует запись
беседы Гитлера с Кейтелем в Берлине 21 апреля 1938 года —
план операции «Грюн». —Прим. ред.
42
Объективный человек, профессиональный специалист
по иностранным делам мог не придать особого значения
словесным вольностям. Но не таков был Чемберлен.
Срочно посланный запрос в Форин Оффис требовал дать
объяснения, почему телефонные разговоры чехов не кон-
тролируются соответствующими службами Англии. Выяс-
нилось, что они контролировались, однако в Форин Оф-
фисе сочли благоразумным об этом не докладывать.
В итоге Гораций Вильсон резко отчитал соответствующих
сотрудников министерства, предупредив их, чтобы в бу-
дущем они не проявляли подобной скрытности. Радио-
станции Британской радиовещательной корпорации по-
лучили указание взять более резкий тон в отношении
чехов, а секретарь по печати Форин Оффиса, известный
своим скептическим отношением к политике Чембер-
лена — Вильсона, был смещен со своего поста и направ-
лен в Афины.
Между тем французские гарантии целостности Чехо-
словакии оставались незыблемыми, и если бы Гитлер на-
пал на Чехословакию с целью присоединить к рейху
Судетскую область, Франция в силу взятых обязательств
должна была начать войну против Германии и Англия
неизбежно оказалась бы втянутой в лее. Это было, как
однажды Чемберлен сказал Вильсону, смешное положе-
ние, которого следовало избежать любой ценой. Но какой?
Именно здесь страх пришел на помощь английскому
премьер-министру, а четыре человека — один француз
и три американца — случайно оказались на его стороне.
В августе во французское посольство в Берлине пришло
известие из Парижа, что командующий военно-воздуш-
ными силами Франции генерал Жозеф Выолемен полу-
чил приглашение посетить Германию в качестве гостя
германских ВВС. Это был бы ответный визит на недавнее
посещение Франции генералом Ми лысом, вторым после
Геринга лицом в германских военно-воздушных силах.
Сама идея поездки Вьюлемена в Германию вызвала
некоторое оцепенение среди французов в Берлине. Это
сообщение особенно сильно встревожило военного атташе
генерала де Жеффрие и его молодого помощника капитана
Поля Стэлена. Они очень хорошо знали, что немцы уже
подготовили для прибывающего шефа французских воен-
но-воздушных сил тщательно разработанную демонстра-
цию воздушной мощи Германии, которая наверняка
43
нагонит страх на француза. И она действительно нагнала
страх.
Беда заключалась в том, что, будучи отличным авиа-
тором и человеком честным и прямым, генерал Вьюле-
мен не обладал ни должным характером, ни должным
постоянством, чтобы стоять во главе руководства военно-
воздушными силами. И, что еще более важно, он никак
не мог даже для себя определить, какую роль призваны
играть бомбардировщики. В первую мировую войну
Вьюлемен командовал одной из эскадрилий бомбардиров-
щиков французской авиации и летал через западный
фронт на бомбардировки оккупированных немцами Эль-
заса и Лотарингии и огромных немецких арсеналов в
Руре. Во время одного из таких рейдов его эскадрилья
сбросила серию бомб на огромную палатку, в которой
как раз давал представление цирк и где находилось много
детей. Пропагандисты кайзеровской Германии стали изо-
бражать Вьюлемена как убийцу детей. Его друзья счи-
тали, что, терзаемый угрызениями совести, он восприни-
мал обвинения как совершенно доказанные. После этого
случая он начал думать о самолете-бомбардировщике как
о чудовищном оружии — мысль, достойная цивилизован-
ного человека, однако едва ли полезная для него в роли
главнокомандующего военно-воздушными силами.
То, что Вьюлемену показали во время его турне по
Германии, должно было сначала вызвать у него тревогу,
а затем — прогрессирующий ужас. Турне началось с по-
сещения авиационных заводов Мессершмитта и Хейнкеля,
где с конвейера сходили истребители, истребители-бомбар-
дировщики и бомбардировщики, а кульминацией турне
явилось посещение экспериментального центра по такти-
ке ВВС в Барте, на Балтике, где в течение трех часов
бомбардировщики и пикировщики с внушительной точ-
ностью вдребезги разносили серию зданий и движущихся
целей. Каждый разрыв бомбы должен был оставлять
шрам на нервной системе и в сознании Вьюлемена.
Перед самым отъездом французского генерала на
родину главнокомандующий германскими ВВС устроил
в его честь прием в роскошном охотничьем домике Ка-
ринхолл, примерно в семидесяти пяти милях севернее
Берлина.
Во время приема Геринг остановил Вьюлемена и, в
упор глядя на него своими круглыми голубыми глазами,
44
спросил: «Господин генерал, что вы будете делать, если
мы окажемся вынужденными начать войну против Чехо-
словакии?»
Вьюлемен колебался. Посол Андрэ Франсуа-Понсэ и
капитан Стэлен были рядом и внимательно смотрели на
него. И тогда он твердо сказал: «Франция остается верна
своему слову».
Геринг выглядел удивленным, Франсуа-Понсэ успо-
коившимся, а Стэлен подумал, что слова эти прозвучали
без какой-либо убежденности. Да в сказанном и не было
никакой убежденности. Уже в автомашине, на обратном
пути во французское посольство, Вьюлемен говорил послу
и Стэлену, что после всего им здесь увиденного он при-
шел к убеждению, что в случае войны французские воен-
но-воздушные силы за пятнадцать дней будут полиостью
уничтожены. Вернувшись во Францию, он продолжал
горько причитать по этому поводу, и одним из тех, кто
прислушался к его причитаниям, оказался премьер
Эдуард Даладье, уже собиравшийся отбыть в Мюнхен.
«Визит генерала Вьюлемена не мог быть совершен в
более неподходящее время, — говорил Стэлен впоследст-
вии. — Немцы предприняли все, чтобы произвести огром-
ное впечатление, приоткрыв завесу над размерами и ка-
чеством своего авиационного перевооружения. И они
достигли своей цели, а мнение Вьюлемена оказало боль-
шое влияние на решения нашего правительства».
Именно в атмосфере таких настроений на сцене по-
явился Чарльз Линдберг, который еще больше усилил
страхи'. Этот знаменитый летчик вот уже на протяжении
нескольких лет пытался убедить западные демократии,
что военно-воздушные силы Германии являются непобе-
димым средством разрушения. Эти утверждения звучали
даже тогда, когда, как теперь стало совершенно точно из-
вестно, германские ВВС еще нельзя было так оценивать.
В 1936 году, когда Линдберг посетил Германию, немцы
устроили для него такую демонстрацию своей военно-
воздушной мощи, которая привела бы в ужас Вьюлемена;
на Линдберга она тоже произвела должное впечатление.
1 Линдберг, используя связи в высших правительственных
кругах Англии, Франции и США, распространял панические слухи
о «превосходстве германской военно-воздушной мощи», чем спо-
собствовал укреплению позиций «мюнхенцев» и беспрепятствен-
ному расширению германской агрессии. — Прим. ред.
45
В то время он проживал в Кенте, в домике, который он
получил в аренду у своего друга Гарольда Никольсона.
PiaK отмечал Никольсон в своем дневнике 8 сентября
1936 года, Линдберг, очевидно, был обеспокоен всем тем,
что он увидел в Германии; по мнению Линдберга, немцы
обладали самыми мощными в мире военно-воздушными
силами и были в состоянии нанести ужасающий удар
любой другой стране. Он признавал серьезную угрозу,
которую представляют собой военно-воздушные силы
Германии, однако сомневался, чтобы они стали угрозой и
для Англии. Линдберг считал, что в какое-то время в бу-
дущем произойдет столкновение между фашизмом и
коммунизмом и если Великобритания поддержит «упадоч-
ную» Францию и русских в войне против Герма-
нии, то это будет означать конец европейской цивили-
зации.
22 мая 1938 года Никольсон снова встретился с
Чарльзом Линдбергом и его супругой в Нью-Йорке. Линд-
берг считал оборону Англии недостаточной на фоне по-
давляющего превосходства немецких военно-воздушных
сил, которые, по его мнению, по меньшей мере в десять
раз превосходили авиационную мощь России, Франции
и Великобритании, вместе взятых. Он не видел иного
выхода для Англии, кроме как согласиться с неизбежно-
стью и вступить в союз с Германией.
В сентябре 1938 года Линдберг появился в Париже
после еще одного визита в Германию, Россию и Чехосло-
вакию, где он, по его утверждениям, ознакомился с воен-
по-воздушными силами этих стран. Маловероятно, чтобы
Советская Россия открыла свои аэродромы и ангары перед
человеком, который был известен как ярый антикомму-
нист и проыацист. Чехословакия также вряд ли могла
считать его своим другом, ибо он не скрывал своего
презрения к «вырождающимся» французам и их «малень-
ким балканским союзникам». Однако большинство госу-
дарственных деятелей Запада цеплялось за каждое слово
и мнение Линдберга. Как только он появился в Париже,
американский посол поспешил организовать званый обед
в его честь, чтобы предоставить Линдбергу возможность
высказать представителям высших правящих кругов свои
суждения относительно сложившейся мрачной обста-
новки.
Американским послом во Франции в 1938 году был
46-
Уильям С. Буллит \ человек энергичный, прямой, истин-
пый друг французов. Однако, как и большинство людей
на важных постах во Франции того времени, он был на-
строен пессимистически. За несколько месяцев до появ-
ления здесь Линдберга он говорил министру внутренних
дел США Гарольду Икесу, что, по его мнению, надви-
гается война, в ходе которой Париж и другие крупные
города Европы будут уничтожены.
Остается загадкой, как Буллит не понимал, что своим
пессимизмом он еще больше усиливает уныние среди
французов; как дипломат, представляющий Соединенные
Штаты, он вряд ли хотел запугать французов с целью
побудить их денонсировать договор и покинуть своего
маленького и мужественного чехословацкого союзника.
С другой стороны, вряд ли он мог думать, что Линдберг
скажет какие-либо слова утешения своим слушателям.
9 сентября 1938 года американский посол устроил
званый обед в замке Шантий, на котором главным гостем
от французов оказался мршистр авиации Ги ля Шамбр.
Французским военно-воздушным силам в этот период
исключительно не везло в руководителях, ибо ими оказы-
вались люди, уверовавшие в свое поражение еще до на-
чала войны, а ля Шамбр был одним из самых убежден-
ных пораженцев. Он был сторонником министра ино-
странных дел Жоржа Боннэ, приверженца политики
умиротворения. Друзья ля Шамбра находились в контак-
те с Отто Абецом, специальным эмиссаром, направленным
Германией в Париж для установления дружеских связей
и контактов в интересах нацистов.
Министр авиации прибыл на званый обед, вооружив-
шись скверными известиями, полученными от Вьюлемена.
«Положение совершенно отчаянное, — говорил он. — Нем-
цы вырвались так далеко вперед, что, вероятно, францу-
зам в течение многих лет не удастся догнать их. Герма-
1 Активный «мюнхенец», о взглядах которого может свиде-
тельствовать следующее письмо, направленное им Рузвельту в
мае 1938 года: «Как я считаю, наступила бы величайшая траге-
дия, если бы Франция в целях оказания помощи Чехословакии
предприняла наступление на линию Зигфрида... Результат может
быть единственным: полное разрушение Западной Европы и боль-
шевизм от одного конца континента до другого...» (Овся-
ный И. Д. Тайна, в которой рождалась война, стр. 211—217.) —
Прим. ред.
47
иия ежемесячно выпускает от 500 до 800 самолетов, в то
время как Франция — всего 45—50, а Англия — только
70 самолетов». На самом деле это были сильно преувели-
ченные данные: немецкая авиационная промышленность
в это время переживала кризис, и Геринг был сильно
обеспокоен состоянием своей авиации.
Когда ля Шамбр попросил Линдберга высказаться по
этому вопросу, последний отказался привести какие-либо
цифры относительно числа выпускаемых самолетов в лю-
бой из тех стран, которые он посетил, но подтвердил опа-
сения ля Шамбра, что Германия обладает подавляющим
превосходством в воздухе, и выразил убеждение, что
военно-воздушные силы Германии сильнее, чем у всех
других стран Европы, вместе взятых. Ля Шамбр спешно
покинул замок, чтобы доложить об услышанном премьеру
Даладье и министру иностранных дел Боннэ, и вскоре в
Париже усилились панические настроения.
Содержание разговора, состоявшегося во время зва-
ного обеда, Буллит передал в Вашингтон; копия этого
доклада затем дошла и до посла США в Лондоне Джо-
зефа П. Кеннеди, который поддерживал тесные связи с
английским премьер-министром. Они встречались и рань
ше, когда Чемберлен был министром финансов, а Кен-
неди — миллионером-бизнесменом с финансовыми связя-
ми в Вашингтоне, и быстро установили должные взаимо-
отношения. Оба были в некотором роде «практичные лю-
ди», чем восторгался Гораций Вильсон, подразумевая под
этим, что они не позволят себе поддаваться влиянию
чувств. Взгляды обоих на европейскую обстановку совпа-
дали, и они считали, что может быть только одно реше-
ние: идти на соглашение с немецким рейхом.
Американский посол заверил немецкого посла в Лон-
доне Герберта фон Дирксена, что он сделает все возмож-
ное, чтобы удержать Соединенные Штаты в стороне от
любой войны в Европе. Затем он написал речь, с которой
собирался выступить 2 сентября в Абердине. Предвари-
тельно Кеннеди обсудил текст этой речи с Чемберленом
(теперь они регулярно консультировались), и в тексте
было оставлено такое предложение: «Я не могу этого по-
нять, хоть убей, почему кто-то должен идти воевать ради
того, чтобы спасать чехов». Когда в государственном де-
партаменте увидели проект этой речи, последовало ука-
зание послу смягчить выражения; посол отказался выпол-
48
нить это указание. Доложили президенту Рузвельту, ко-
торый в беседе с министром финансов Генри Моргеитау
заметил по поводу инцидента с Кеннеди: «Этого молодого
человека следует довольно сильно ударить по рукам».
Телеграммой послу был передан приказ президента
убрать это предложение, и он выполнил полученное ука-
зание с большой неохотой.
В то время как полковник Линдберг превозносил
непреодолимую мощь немецких военно-воздушных сил,
руководители этих самых военно-воздушных сил, наобо-
рот, с тревогой подсчитывали свои возможности в случае
войны на два фронта, которая могла оказаться вполне
реальной, если Англия и Франция придут на помощь
Чехословакии. Руководители германских ВВС были недо-
вольны качеством своих самолетов. Они вполне отчетливо
сознавали, что не смогут предпринимать операций против
своего основного противника — Англии, пока у них не
будет аэродромов в Голландии и Бельгии. Эти аэродромы
нужно было захватывать силами немецких сухопутных
войск. В то же время немецкая армия переживала свои
собственные тревоги, ибо она тоже пе была подготовлена
к войне на два фронта. Она совершенно не была готова
наступать одновременно на Чехословакию, имевшую хо-
рошо подготовленные вооруженные силы, и на Нидер-
ланды — с целью захвата аэродромов.
На протяжении всего лета 1938 года определенные
круги командования немецких сухопутных войск не раз
посылали в Лондон своих доверенных лиц, чтобы выяс-
нить намерения англичан и просить их противиться
осуществлению Гитлером плана захвата Чехословакии.
Первым таким посланцем был армейский офицер старой
прусской школы Эвальд фон Клейст-Шмензин. Он поехал
в Англию по поручению бывшего начальника штаба сухо-
путных войск генерала Людвига Бека (который летом
1938 года подал в отставку в знак несогласия с планами
Гитлера) и ряда других генералов и гражданских чинов-
ников высшего ранга. Клейст-Шмензин уже был на подо-
зрении у гестапо как настроенный антинацистски, и по-
этому ему, разумеется, никогда официально не разрешили
бы поездку за пределы Германии; однако в данном случае
с помощью одного из участников заговора против Гитлера
шефа абвера адмирала Канариса он был снабжен фаль-
4 Л. Мосли
49
шивым паспортом и посажен на самолет, отправлявшийся
в Лондон *.
Характерным для того времени отношением к этим
попыткам со стороны английского посла в Берлине была
его реакция, когда он узнал о рискованной поездке
Клейст-Шмензина: Гендерсон телеграммой предупреждал
Лондон, что «было бы неразумно принять его в офици-
альных кругах». Восторженный поклонник нацистов,
Гендерсон опасался, что Клейст-Шмензин помешает осу-
ществлению планов умиротворения Гитлера. В результате
предупреждения Гендерсона Клейст-Шмензин так и не
попал на Даунинг-стрит, на что надеялись заговор-
щики; однако он все же встретился с Робертом Ванситар-
том в Форин Оффисе, а затем с Уинстоном Черчиллем в
его доме в Чартуэлле. Он рассказал обоим англичанам,
что могущественные представители германского генераль-
ного штаба настроены враждебно к планам Гитлера на-
пасть на Чехословакию и что принимаются меры с целью
отстранить Гитлера в подходящий момент.
В это время в Чехословакии находилась английская
миссия во главе с лордом Ренсименом. На группу Ренси-
мена Чемберлен возложил задачу примирения чехов и
судетских немцев. Однако провал его миссии был пред-
определен еще задолго до того, как это понял сам Ренси-
мен, и уже по одному тому, что руководитель судетских
немцев Конрад Генлейн еще до приезда Ренсимена полу-
чил секретное указание Гитлера не допустить решения
проблемы, предъявив чехам неприемлемые условия.
Таким образом, миссия Ренсимена ничем не улучшила
угрожающую ситуацию2. Что касается Клейст-Шмензина,
1 Автор книги преувеличивает масштабы и значение оппози-
ции Гитлеру, существовавшей внутри фашистской государствен-
ной машины. — Прим. ред.
2 В июле 1938 года английское правительство по договорен-
ности с французским правительством направило в Прагу миссию
во глазе с председателем тайного королевского совета лордом
Ренсименом, которая должна была осуществлять «посредничество»
между чехословацким правительством и фашистской так назы-
ваемой судето-немецкой (генлейновской) партией — агентурой Гит-
лера в Чехословакии. Под давлением Англии и Франции прави-
тельство Бенеша согласилось на приезд Ренсимена в Чехослова-
кию. Деятельность миссии Ренсимена еще более обострила поло-
жение и придала так называемой «судетской проблеме», являв-
шейся внутренним делом Чехословакии, международный харак-
тер. Ренсимен открыто вмешивался во внутренние дела Чехосло-
50
то он во время своего пребывания в Лондоне от имепи
тех, кто его послал сюда, просил, чтобы Англия заявила
о твердой решимости поддержать Францию, в то же вре-
мя принимая меры, чтобы Франция выполнила свое
обязательство оказать помощь Чехословакии. Подробности
обеих бесед были в письменном виде направлены премьер-
министру, который, однако, реагировал на них менее
благосклонно, чем Уинстон Черчилль. Черчилль через
Клейст-Шмензина послал противникам Гитлера письмо,
в котором подчеркивал, что, когда наступит кризис,
Англия действительно займет твердую позицию.
Сначала Чемберлен ничего не предпринял в связи с
визитом Клейст-Шмензина, считая, что не следует при-
нимать во внимание его заявления. Затем вдруг Чембер-
лена совершенно неожиданно охватили сомнения и он
послал Галифаксу записку, выразив пожелание кое-что
предпринять. В итоге в Лондон из Берлина был вызван
Гендерсонт которого проинформировали по существу со-
общения Клейст-Шмензина и дали указание предпринять
два шага: передать Гитлеру предупреждение, что Англия
займет твердую позицию, и выяснить возможности англо-
германских переговоров. Второе поручение импонировало
Гендерсону значительно больше, чем первое, и, выразив
свое глубокое сомнение относительно возможности суще-
ствования заговора военных кругов против Гитлера, он
стал настоятельно упрашивать Чемберлена не заставлять
его делать предупреждение германскому канцлеру. Оче-
видно, это был не больше как мимолетный каприз, так
как Чемберлен добродушно согласился отменить свое пер-
вакии, добиваясь удовлетворения требований гитлеровцев чехо-
словацким правительством. Направляя миссию Ренсимена, анг-
лийское правительство намеревалось свалить вину за ее провал
на Чехословакию, чтобы получить предлог для отказа от оказания
помощи Чехословакии против германской агрессии. «Если бы лорд
Ренсимен, — писал английский посол в Берлине Гендерсон, — не-
смотря на все свои усилия, не достиг соглашения, то стало бы яс-
ным, что вина за этот неуспех ложится на чехов, и немцы
правы, утверждая, что из-за неуступчивости чехов успешным бу-
дет единственное средство — применение силы».
16 сентября 1938 года Ренсимен возвратился в Лондон. В сво-
их рекомендациях английскому правительству он настаивал на
отторжении Судетской области от Чехословакии и передаче этих
исконных чешских земель гитлеровской Германии. (СССР в борь-
бе за мир накануне второй мировой войны. Документы и ма-
териалы. Политиздат, М., 1971, стр. 665.) — Прим. ред.
4*
51
вое поручение. Вместо этого Гендерсон должен был встре-
титься с Гитлером и выяснить возможности для начала
дружественных англо-германских переговоров. Вряд ли
это имели в виду немецкие заговорщики.
В Англию приезжали и другие посланцы от заговор-
щиков, и каждый привозил дальнейшие подробности
заговора военных кругов против Гитлера. Одним из таких
посланцев был доктор Эрих Кордт; он действовал в каче-
стве связного между заговорщиками, подвергая себя
огромному риску, ибо официально он являлся начальни-
ком канцелярии министра иностранных дел Иоахима фон
Риббентропа, фанатичного нациста, ненавидевшего Анг-
лию и решительно поддерживавшего военные планы Гит-
лера. Брат Эриха Кордта Тео Кордт был одним из глав-
ных заговорщиков. В это время он служил первым
секретарем германского посольства в Лондоне. В силу
своего служебного положения Тео Кордт был постоянным
посетителем Форин Оффиса, где в устной или письменной
форме верноподданнически выполнял волю своих хозяев-
нацистов, а в частном плане он в это же время встречался
с Ванситартом в доме последнего в Кенсингтоне, держа
его в курсе всех событий, связанных с подготовкой за-
говора. 5 сентября 1938 года он принес столь важное
сообщение, что Ванситарт попросил его лично сообщить
об этом Горацию Вильсону. Даже этот совершенно невоз-
мутимый человек на мгновение оживился под влиянием
известия, принесенного Тео Кордтом, и организовал ему
тайную встречу с лордом Галифаксом, проведя его через
черный вход на Даунинг-стрит, 10.
Кордт сообщал, что генерал Гальдер, заменивший ге-
нерала Бека на посту начальника штаба сухопутных
войск, согласился присоединиться к заговору, а коман-
дующий сухопутными силами генерал Вальтер фон
Браухич знает о существовании заговора, и хотя он не
пожелал лично участвовать в нем, но обещал не предавать
заговорщиков. Кордт также сообщил, что Гитлер, вероят-
но, начнет мобилизацию немецких вооруженных сил при-
мерно 15 сентября и планирует вторжение в Чехослова-
кию 1 октября. Заговорщики, по его словам, готовы нане-
сти удар в день объявления мобилизации.
Какая роль во всем этом отводилась Англии? Единст-
венная просьба заговорщиков, которую передал Тео
Кордт, заключалась в том, чтобы западные союзники со-
52
вершепно определенно заявили всему миру, и особенно
немецкому народу, тревога которого в связи с возможно-
стью войны возрастала, что они будут уважать взятые
обязательства и придут на помощь Чехословакии, если
она подвергнется нападению.
Лорд Галифакс безучастно выслушал это поразитель-
ное известие и проводил Кордта до дверей, не высказав
никаких комментариев и только заметив, что сообщение
исключительно интересное. Кордт вряд ли мог догады-
ваться о подлинных причинах такой сдержанности Гали-
факса, ибо ему ничего не было известно о предложении
Чемберлена начать частные переговоры с Гитлером.
Кроме Галифакса, двух членов кабинета Джона Саймона
и Самюэля Хора и, разумеется, Вильсона, английский
премьер-министр никому не доверял своей тайны и про-
сил Галифакса соблюдать соответствующую осторож-
ность.
На этот раз именно лорда Галифакса, обычно безро-
потно следовавшего за своим премьер-министром и Виль-
соном, охватили неожиданные приступы беспокойства.
Вопреки его стремлению к спокойной жизни без излиш-
них споров он начинал задумываться над тем, разумна
ли проводимая Чемберленом политика умиротворения
Гитлера. По ночам он не мог заснуть, обеспокоенный
судьбами Чехословакии, и его беспокойство не стало сла-
бее после получения сообщения из Берлина, которое околь-
ным путем дошло до него через несколько дней после
встречи с Кордтом. Доктор Карл Буркардт, являв-
шийся верховным комиссаром Лиги Наций в Данциге,
проезжал через Берлин и имел длительную беседу с баро-
ном Эрнстом фон Вейцзекером, заместителем министра
иностранных дел.
Барон был сторонником заговорщиков и противником
нападения на Чехословакию. В беседе с Буркардтом он
особо подчеркивал необходимость настойчивого разъясне-
ния западными союзниками своей позиции. По существу
он настаивал на том, чтобы западные державы предупре-
дили Гитлера до того, как последний выступит с про-
граммной речью на очередном ежегодном съезде нацист-
ской партии, который открывался о сентября в Нюрнбер-
ге, в тот самый день, когда Кордт сделал свое сообщение
в Лондоне. Буркардт поспешил в Швейцарию. Приехав
в Женеву, он немедленно направился к английскому по-
53
слу и попросил передать в Лондоп суть высказываний
Вейцзекера.
В связи с информацией, полученной от Тео Кордта и
этого дополнительного подтверждения переданной Корд-
том просьбы, лорд Галифакс решил, что в виде исключе-
ний будет оправданным принятие некоторых мер незави-
симо от премьер-министра. Он послал Гендерсону сроч-
ную депешу с указанием добиться аудиенции у Гитлера
и предупредить его о серьезных последствиях, если он
начнет боевые действия против Чехословакии.
Гендерсон получил эту депешу в спальном вагоне
поезда, стоявшего в тупике на железнодорожной станции
в Нюрнберге, где проходил съезд нацистской партии.
Гендерсон всегда испытывал благоговейный трепет перед
Гитлером, похвалу которого постоянно стремился заслу-
жить, а в данном случае ему наверняка предстояли
оскорбления, и перспектива идти к лидеру нацистов! с
предупреждением в критический момент съезда нацист-
ской партии, когда партийные руководители готовы с пе-
ной у рта возвеличивать Германию, испугала его. Он
написал в Лондон, умоляя освободить его от этой миссии.
Правительство уступило, потому что Невиль Чембер-
лен принял иное решение: «Хватит этих глупостей вокруг
Чехословакии, хватит этих настаиваний, что Франция
должна выполнить свои договорные обязательства в от-
ношении Чехословакии, ибо тогда Англия неизбежно ока-
жется вовлеченной в войну против Германии». С другой
стороны, становилось все более очевидным, что перспек-
тива войны вызывает панику и в самой Франции. Люди,
подобные полковнику Линдбергу и генералу Вьюлемену,
сыграли свою роль слишком хорошо, а Аремьер-мипистр
Эдуард Даладье, его кабинет и французский генеральный
штаб съеживались от страха перед перспективой увидеть
Париж в развалинах и пламени пожарищ, вызванных
бомбардировками. Этот вирус страха распространился и в
Англии. Трудно было ожидать более благоприятной атмо-
сферы для претворения в жизнь того замысла, который
созрел в голове Чемберлена 1.
1 Б. Лиддел Гарт в своей книге «История второй мировой вой-
ны» следующим образом характеризует позицию английского пра-
вительства: «Германские документы указывают, что Гитлер во
время встречи с Галифаксом в ноябре 1937 года заручился его
особой поддержкой. Галифакс, в то время лорд-председатель со-
54
Такова была обстановка на 13 сентября 1938 года,
когда в небольшом городке Эгер в Судетах произошла
трагическая стычка, а заговорщики были готовы присту-
пить к осуществлению своего плана, едва Адольф Гитлер
объявит мобилизацию немецкой армии. Но 14 сентября
английский премьер-министр объявил в палате общин, что
на следующий день он выезжает в Германию для встречи
с Гитлером в Берхтесгадене. Французский премьер Дала-
дье, которого предварительно не проинформировали, не-
медленно позвонил в Лондон, чтобы выяснить, нужно ли
ему также приехать в Берхтесгаден, но ему коротко от-
ветили, что он должен остаться там, где находится: ход
событий теперь определяли англичане.
Заговорщики в Германии надеялись, что Невиль Чем-
берлен внял их предупреждениям и летит в Берхтесгаден,
чтобы вручить Гитлеру ультиматум, и на время прекра-
тили свою деятельность. Во всяком случае, заговор мож-
но было осуществить только тогда, когда фюрер находил-
ся в Берлине, а не в своей хорошо охраняемой крепости
в Баварии.
За исключением трех своих доверенных лиц — мини-
стра финансов Джона Саймона, министра внутренних дел
Самюэля Хора и Галифакса, — премьер-министр ни сло-
вом не обмолвился другим членам кабинета о планируе-
мой поездке в Германию до тех пор, пока с немцами не
были согласованы все вопросы, связанные с организацией
его встречи с Гитлером. Однако Гораций Вильсон, перво-
начально предложивший такой подход к проблеме, знал
об этом, как знал об этом и Гендерсон, который согласо-
вывал этот вопрос в Берлине. Несостоятельность Гали-
факса как министра иностранных дел в том и проявилась,
вета, второе но значению лицо в кабинете министров, дал по-
нять Гитлеру, как показывает запись их беседы, что Англия
предоставляет ему полную свободу действия в Восточной Ев-
ропе... В февраля 1938 года Галифакс был назначен министром
иностранных дел. Через несколько дней Гендерсон в конфиден-
циальной беседе с Гитлером, которая явилась продолжением но-
ябрьских переговоров Галифакса, сообщил ему, что английское
правительство с пониманием относится к стремлению Гитлера
осуществить «перемены в Европе» в интересах Германии. Доку-
менты свидетельствуют, что эти события ускорили действия Гит-
лера. Он понял, что зажжен зеленый свет, разрешающий ему
движение на Восток. И такой вывод был вполне естественным».
(В. Lid d.e l Hart. History of the Second World War. New York, 1971,
pp. 8, 9.) — Прим. ред.
55
что он не только не просил премьера взять его с собой в
Германию, но и не выразил своего протеста, когда премь-
ер-министр избрал кандидатуру Вильсона для поездки
туда. Сопровождавшая премьер-министра группа была
небольшая: Уильям Стрэнг, заведующий департаментом
Центральной Европы Форин Оффиса, детектив из
Скотленд-ярда и секретарь Киркпатрик. Для Горация
Вильсона это был первый в жизни полет на са-
молете, а для Чемберлена — только второй, однако новые
ощущения их не особенно беспокоили: Вильсон и Стрэнг
были слишком заняты чтением поздравительных теле-
грамм и пожеланий успеха премьер-министру, когда са-
молет поднялся над аэродромом у Кента и взял курс на
Германию.
Утром 15 сентября самолет приземлился в Мюнхене,
где его уже ждали Риббентроп и Гендерсон. Последовал
долгий путь поездом до Берхтесгадена, где прибывшим
дали двадцать минут, чтобы привести себя в порядок
после дороги, прежде чем начать на машинах подъем в
горы в резиденцию Гитлера в Бергхофе. Невиль Чембер-
лен находился в машине вместе с Риббентропом; Вильсон,
Стрэнг и Гендерсон следовали за ними в другой машине.
На всем пути по обе стороны извилистой горной дороги
выстроились эсэсовцы в черных мундирах. «Помню, как
думал про себя, — вспоминал впоследствии Вильсон, —
поднимаясь все выше в горы мимо всей этой охраны:
«Интересно, выйдем ли мы отсюда живыми? Интересно,
спустимся ли мы отсюда вниз когда-нибудь?» Сомнитель-
но, чтобы эти страхи беспокоили Невиля Чемберлена;
очевидно, у него не было никакой тревоги.
«Гитлер ожидал нас на ступеньках Бергхофа, — про-
должал Гораций Вильсон. — Помню, на меня не произ-
вела никакого впечатления его одежда. Он выглядел про-
сто как помощник торговца мануфактурными товарами.
Гитлер поздоровался с Чемберленом, и мы вошли внутрь,
чтобы выпить чаю. К этому времени погода изменилась
и начался дождь. Нас провели в ту большую комнату с
огромным окном, которое, очевидно, предназначалось для
обозрения Зальцбурга, располагавшегося где-то внизу,
но все было окутано мглой. Мы уселись вокруг огромного
стола. Гитлер сидел рядом с Чемберленом, переводчик
Шмидт справа от премьера, затем Геринг, Кейтель, я,
Стрэнг и Гендерсон. Я сидел как раз напротив Гитлера,
56
и это давало мне возможность хорошо рассмотреть его.
Когда я вел переговоры в министерстве труда, я всегда
любил садиться в таком месте, откуда хорошо мог видеть
своего собеседника, чтобы составить о нем мнение и по-
нять, что это за человек. Я смотрел на Гитлера, и мне не
нравились его глаза, его рост; действительно, не многое в
пем мне нравилось».
С другой стороны, несмотря на те замечания, которые
впоследствии сделал Чемберлен в адрес Гитлера, послед-
ний, казалось, произвел весьма сильное впечатление на
премьер-министра, хотя и началась их встреча с самого
банального разговора во всей истории переговоров на
высшем уровне.
Чемберлен: Я часто слышал рассказы об этой комнате,
но она значительно больше по размерам, чем я ожи-
дал.
Гитлер: Это у вас в Англии большие комнаты.
Чемберлен: Вам нужно как-нибудь приехать и самому
посмотреть.
Гитлер: Меня бы там встретили демонстрациями про-
теста.
Чемберлен: Так, возможно, было бы разумно выбрать
соответствующий момент.
Разговор продолжался в том же духе еще некоторое
время, затем оба замолчали и в раздумье пили чай.
Вскоре оба государственных деятеля встали и направи-
лись по лестнице вверх, в кабинет фюрера, сопровождае-
мые только переводчиком Шмидтом. Предстоял разговор
с глазу на глаз между премьер-министром и фюрером.
Поскольку англичан заранее предупредили, что министр
иностранных дел Риббентроп только помешал бы делу,
если бы ему разрешили участвовать в этих переговорах,
Чемберлен решил обойтись также без Вильсона и своего
переводчика. Эта встреча была ограждена от личного при-
сутствия нацистского министра, но его влияние все равно
сказалось.
Беседа Гитлера с Чемберленом длилась три часа.
Чемберлен был спокоен, вежлив, независим, говорил жи-
вым языком практичного человека. Гитлер был более воз-
бужден, его голос срывался каждый раз, когда он упоми-
нал о чехах или их президенте Эдуарде Бенеше.
Чемберлен: Как вы понимаете, эта история с судет-
скими немцами фактически не наше дело. Мы в этом
57
заинтересованы только поскольку Великобритания заин-
тересована в поддержании мира.
Гитлер: Как вы можете говорить о мире, когда в Че-
хословакии уже пет мира? Позвольте мне еще раз со-
вершенно определенно заявить, что я решительпо на-
строен разрешить эту проблему раз и навсегда. Я не могу
больше терпеть, чтобы такая маленькая страна, как Че-
хия, обращалась с великим рейхом как с второсортным
государством.
Чемберлен: Послушайте, я человек практичный. Как
практически поступить, чтобы вернуть судетских немцев
обратно в рейх? Ведь они не живут сосредоточенно в од-
ном, целом районе Чехословакии. Они расселены по стра-
не. Если даже уступить Германии те районы, в которых
восемьдесят процентов населения составляют судетские
немцы, всегда остается значительная часть немцев, рассе-
янных в других районах. Зачем требовать новых границ?
Почему бы не осуществить переселение?
Это, вероятно, было наиболее разумное замечание, сде-
ланное Чемберленом в ходе всей беседы, и оно, очевидно,
подстегнуло немецкого канцлера. Меньше всего он хотел
возвращения в Германию двух с половиной миллионов
немцев без тех стратегических районов, которые они за-
нимали внутри Чехословакии. Поэтому он быстро пере-
менил тему разговора: «Очевидно, обмен мнениями по-
добного рода не принесет никакой пользы, он слишком
далек от жизни, а события развиваются быстро. Неужели
вы не представляете себе, что люди оставили целые рай-
оны в Судетах? Десять тысяч беженцев уже на немецкой
земле! Число убитых и пропавших без вести ужасно! 1
Дальше я не могу это выдержать! В своей речи в Нюрн-
берге я сказал, что не могу допустить, чтобы такое по-
ложение продолжалось и дальше, и вы, уважаемый
премьер-министр, сделаете ошибку, если сочтете, как не-
которые из ваших газетчиков, что я говорю пустые фразы.
Это преследование лиц немецкой национальности должно
быть остановлено, и я полон решимости положить этому
конец».
На некоторое время наступила тишина, и Чемберлен
спокойно уставился в дико горящие глаза Гитлера. Затем
1 На самом деле количество беженцев исчислялось скорее сот-
нями, чем тысячами, а число убитых судетских немцев в стыч-
ках с чехами составляло всего 27 человек. — Прим. авт.
58
он пренебрежительно кашлянул и сказал: «Ну хорошо.
А что, если к обеим сторонам в Чехословакии обратиться
с общим призывом успокоиться? Призыв, исходящий от
нас обоих, мог бы создать атмосферу, в которой оказа-
лись бы возможными переговоры между ними на мирной
основе. Конечно, если ваша информация правильна, то,
безусловно, обстановка в Судетах, должно быть, крайне
неблагоприятна. Но я и раньше встречался с такими
ситуациями и при более тщательном рассмотрении фактов
часто обнаруживал, что не так уж плохи были дела, как
это могло казаться на первый взгляд».
В гневе и удивлении Гитлер уставился на английского
премьер-министра. Одна из характерных черт фюрера
состояла в том, что он безоговорочно принимал на веру
все то, что читал в немецких газетах и слышал по немец-
кому радио. Обычно он вызывал к себе руководителя
прессы Отто Дитриха и министра пропаганды Геббельса
и вместе с ними самым подробным образом разрабатывал
план проведения кампании клеветы, поношений и оскорб-
лений очередного объекта ненависти, в данном случае
чехов. Иногда он даже сам редактировал лживые донесе-
ния, чтобы придать им дополнительную сенсационность и
кровавые подробности. Тем не менее, когда он читал в
прессе или слушал по радио эти же сообщения, то при-
ходил в ужас от того обращения, какому подвергали без-
защитных немцев их враги. Не было иной, кроме его
собственной, лжи, в которую он верил. Теперь же он резко
повернулся, взял со стола бумагу и прочитал вслух доне-
сения Генлейна о стычке в Эгере во всех кровавых под-
робностях. Одураченный мучительной искренностью, ко-
торая прозвучала в голосе Гитлера, британский премьер-
министр сидел, удивленно раскрыв рот.
«Как при таких условиях я могу обратиться с призы-
вом к судетским немцам? — продолжал Гитлер. — Вы
не можете просить меня позволить жертвам чешских ре-
прессий даже встретиться с ними и еще меньше можете
рассчитывать, что я сяду за стол конференции с ними.
Напряженность по обе стороны границы быстро возра-
стает. Я не могу дальше позволить немецкому народу
стоять, глядеть и слушать, когда старинные немецкие
города, вроде Эгера, подвергаются нападению со стороны
чехов. Становится невыносимо. — Он встал и кулаком
начал бить по своей руке. — Господин премьер-министр,
59
запомните следующее. В 1918 году германская нация по-
терпела серьезное поражение. Но она всегда вела себя
героически на протяжении своей двухтысячелетней исто-
рии, и так же героически она вела себя в последней
войне; так же она будет вести себя и теперь. Она выберет
себе путь героев. — Он повысил голос. — Я вам скажу,
чехи бесчеловечно жестоки и в душе трусливы. И конеч-
но, не грех идти на помощь нашим братьям, когда их
подвергают столь жестокому обращению эти никчемные
люди. Вы только представьте себе, что бы вы думали и
что бы вы в душе чувствовали, если бы подобные вещи
повторились по отношению к вашему народу».
«Хорошо, — согласился Чемберлен, — суть понятна.
Но если вы настроены столь решительно, зачем же вы
тогда согласились на эту нашу встречу? Если вы настрое-
ны идти по пути насилия, то какой смысл вести разговоры
о мирном подходе к данной проблеме?»
«Существует только один путь создания атмосферы
для мирного подхода: чешская полиция должна уйти из
этих районов, а чешская армия должна вернуться в свои
казармы».
Говоря это, Гитлер, должно быть, внимательно наблю-
дал за Чемберленом, хорошо понимая, что Чемберлен и
не подозревал о проводимом доукомплектовании немецкой
армии и ее сосредоточении у чешских границ. В ответ на
последние замечания Гитлера английский премьер-ми-
нистр покачал головой, как бы давая понять, что это уже
не неблагоразумная просьба.
«Что касается общей обстановки, — продолжал Гит-
лер, — то позвольте мне уяснить ее для себя самого. Дей-
ствительно ли Англия хочет урегулирования судетской
проблемы? Будет ли, например, Англия согласна с отде-
лением этой территории? Если Англия готова согласиться
с таким отделением и готова заявить об этом всему миру
как об основе для урегулирования данного вопроса,
то конфликт уладится. Однако каково отношение Анг-
лии? Необходимо это знать». Он сделал паузу, повер-
нулся к Чемберлену и медленно сказал: «Согласны ли
англичане на отделение Судетской области от Чехослова-
кии?»
Это было ключевым заявлением в переговорах, хотя
до сих пор на Западе никто публично не признавал такой
60
возможности 1. До этого момента нацистские руководители
судетских немцев выступали за включение судетских нем-
цев и занимаемых ими территорий в состав германского
рейха, и это, конечно, было то, чего всегда хотел Гитлер.
Ему не нужны были судетские немцы; ему нужна была
судетская территория, которую чехи укрепили и превра-
тили в оборонительный вал против немецкого «натиска
на Восток».
Учитывая тот факт, что в случае войны Чехословакия
явится одной из главных союзниц Франции и ее другом
в тылу Германии, кажется непостижимым, что западная
союзница Франции — Англия могла не видеть ужасающей
угрозы, которая была заложена в идее отделения сильно
укрепленных районов в Судетах и их передачи своему
потенциальному противнику. Однако чехи для Чембер-
лена были второсортными людьми. А то, что они были
верными союзниками Франции, для Чемберлена имело
еще меньшее значение, поскольку он не слишком много
заботился и о французах.
Теперь он, откашлявшись, заявил: «Без консультации
я, конечно, не могу сделать категорического заявления от
имени английского правительства. Само собой разумеет-
ся, что я должен посоветоваться с Францией, лордом
Ренсименом и британским кабинетом. Однако я могу вы-
сказать свое личное мнение. После всего вами изложен-
ного, сочувствуя вашим мотивам, я могу только сказать,
что готов выяснить, разделяют ли мою точку зрения так-
же и мои министры в Англии. Лично я согласен на отде-
ление Судетской области от Чехословакии на основе
самоопределения».
Итак, слово было сказано. И хотя последуют новые
события и новые кризисы, вопрос был решен. Устами
своего премьер-министра британское правительство зая-
1 Лондонская газета «Таймс» в редакционной статье от 7 сен-
тября 1938 года высказала мнение, что, возможно, было бы луч-
ше для всех, в том числе и чехов, если бы Судетскую область
уступили немецкому рейху. Английское правительство отрицало,
что это его точка зрения, хотя подобное утверждение газеты
«Таймс» не могло быть совершенно случайным, тем более что
сторонник политики умиротворения редактор газеты «Таймс»
встречался с Чемберленом и Горацием Вильсоном как раз нака-
нуне опубликования редакционной статьи. «Нью стейтсмен» и
«Ля репюблик» выразили аналогичную точку зрения, хотя их
заявления были менее авторитетными. — Прим. авт.
61
вило о своем согласии на отделение Судетской области от
Чехословакии и ее включение в состав рейха. Правда,
Чемберлен указал, что он еще должен получить согласие
членов британского кабинета и французов, однако Гитлер
достаточно хорошо знал о влиянии премьер-министра на
членов своего кабинета и был достаточно хорошо инфор-
мирован о панике во французских правительственных
кругах, чтобы сразу же понять, что он выиграл это бес-
кровное сражение',
3. Альянс, внушавший отвращение
С этого момента все пошло по наклонной. Конечно,
английское и французское правительства в последующие
две недели предприняли некоторые шаги, и хотя историки
обычно возлагают вину на французского министра ино-
странных дел Жоржа Боннэ за большинство закулисных
махинаций, но не следует забывать, что в лице Невиля
Чемберлена он имел достойного компаньона. Британско-
му премьер-министру пришлось прибегнуть к более серь-
езному давлению, чем небольшое крючкотворство, чтобы
заставить свой кабинет согласиться с условиями, которые
только неделю-другую назад казались жестокими и невы-
1 Суть политики западных «демократий» была раскрыта в от-
четном докладе ЦК ВКП (б) XVIII съезду партии 10 марта 1939 го-
да. В докладе говорилось, что Италия, Германия и Япония своими
агрессивными действиями всячески ущемляют интересы других
государств, а правительства Англии, Франции и США делают
агрессорам уступку за уступкой. Главная причина этих уступок —
отказ правительств этих держав от политики коллективной безо-
пасности, переход их на позицию невмешательства. В докладе
подчеркивалось, что политика невмешательства означает попусти-
тельство агрессии, что в этой политике сквозит желание не ме-
шать агрессорам, «не мешать, скажем, Японии впутаться в войну
с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем,
Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с
Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко
в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить
и истощать друг друга, а потом, когда они достаточно ослаб-
нут — выступить со свежими силами, выступить, конечно, «в инте-
ресах мира», и продиктовать ослабевшим участникам войны свои
условия. И дешево и мило!» В докладе отмечалось, что эта поли-
тика может окончиться для западных держав катастрофой.
(XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б), 10—21 мар-
та 1939 г. Стенографический отчет. Госполитиздат. М., 1939,
стр. 13—14.) — Прим. ред.
62
носимыми: расчленение Чехословакии и передача Судет-
ской области Германии.
«Тогда премьер-министр рассказал нам о своем визите
в Берхтесгаден, — писал Дафф Купер о заседании ан-
глийского кабинета 17 сентября, которое состоялось вско-
ре после возвращения Чемберлена в Лондон. — Он ска-
зал, что с первого взгляда Гитлер произвел на него
впечатление «обыкновеннейшего человека», ничем не от-
личавшегося от других. Чемберлен с очевидным удоволь-
ствием говорил нам, как Гитлер кому-то сказал, что он,
Чемберлен, настоящий «мужчина». Однако голые факты
этих переговоров были ужасающими. Ни один из тех
вариантов, которые так тщательно разрабатывались и с
которыми премьер-министр намеревался выступить, не
были даже упомянуты во время переговоров».
Было создано определенное настроение, чтобы заста-
вить членов кабинета идти на уступки. Они испытывали
такое же давление, какое Жорж Боннэ так успешно ока-
зывал на французов. Чемберлен потребовал от своих
авиационных экспертов доклада о возможностях обороны
в случае войны. Вместе с министром авиации Кингсли
Вудом они тщательно отредактировали представленный
доклад, максимально сгустив краски К
В правительственных кругах Гораций Вильсон с усер-
дием распространял мнение, что противопожарная служба
Лондона не имеет достаточного количества шлангов, что-
бы успешно бороться с пожарами в мирных условиях, не
говоря уже о пожарах, которые возникнут во время воз-
1 Сообщение военного корреспондента лондонской газеты
«Таймс» Лиддела Гарта, в котором он высказывал мысль, что в
случае войны Чехословакия, имевшая прекрасные военно-воздуш-
ные силы и эффектную сухопутную армию, оказалась бы наи-
более полезным союзником, в газете помещено не было. Он входил
в комитет, возглавлявшийся Уинстоном Черчиллем и выступав-
ший против политики умиротворения, которую проводил Чем-
берлен. Гарт писал об одном из их заседаний того периода:
«Мы слышали, как сэр Кингсли Вуд... рассказывал министрам и
лидерам оппозиции, что в случае войны Германия могла выде-
лить 1500 бомбардировщиков для нападения на Англию и что мы
должны считаться с возможностью наших потерь в пределах
полумиллиона человек в первые три недели. Я выразил сомне-
ние, поскольку мне было известно, что, по оценке штаба ВВС,
общая численность бомбардировочной авиации Германии была
меньше 1500 самолетов и что, по расчетам специалистов, немцы
могли использовать против Англии только одну треть из них». —
Прим. авт.
63
душных налетов. Американский посол Кеннеди получил
самую подробную информацию от Незиля Чемберлена и
не скрывал своего полного одобрения предпринимаемых
премьер-министром уверток1.
И хотя Франция была в панике, в составе кабинета
Даладье и его французской прессе все же имелись люди,
которые упорно настаивали на выполнении своих договор-
ных обязательств в отношении Чехословакии в интересах
самой же Франции. Этих лиц следовало быстро убрать,
если сторонники умиротворения не хотели, чтобы они
подняли шум.
Наиболее активным сторонником умиротворения был
Жорж Боннэ, который теперь поддерживал тесный кон-
такт с Отто Абецом, хорошо подготовленным агитатором
Гитлера во Франции, и всячески потворствовал группи-
ровкам крайне правого крыла, а также много времени
проводил с английским послом в Париже Эриком Фип-
сом, которого вряд ли можно считать самым блестящим
и наиболее мужественным послом в истории британской
дипломатии. При беседах с Фипсом Боннэ не скрывал
своей решимости заставить Францию нарушить свое обе-
щание и выбросить чехов за борт. Поэтому, когда Даладье
1 Незадолго до этих событий в Нью-Йорке была издана книга
«Боится ли Америка? — Внешняя политика для Америки». Ее ав-
тор Л. Хартли, бывший сотрудник госдепартамента, с грубой бес-
церемонностью изложил расчеты и надежды, которые вынашива-
ли наиболее агрессивные круги монополистического капитала
США в связи с приближением нового мирового конфликта. «Мы
можем легко создать для себя американскую империю, управ-
ляемую из Вашингтона, и направить всемирное развитие по пути
установления нашего мирового господства, основанного на аме-
риканских долларах, линкорах и бомбардировщиках».
Характерные признания относительно политики, проводившей-
ся американской дипломатией в Европе в этот период, сделал в
своих мемуарах Э. Бенеш: «Посол Соединенных Штатов в Лон-
доне Джозеф Кеннеди последовательно и безоговорочно поддер-
живал и защищал чемберленовскую политику умиротворения.
Чемберлен неоднократно опирался на его поддержку... Посол Со-
единенных Штатов в Париже Уильям Буллит, хотя вначале и не
высказывался столь открыто, как Кеннеди, за политику умиротво-
рения, потом развернул в этом направлении активную деятель-
ность. Его отношение к нам во время сентябрьского кризиса
1938 года было целиком отрицательным, и он этого не скрывал.
Даладье неоднократно указывал, что проводимая им политика
умиротворения находилась в соответствии с позицией самих Со-
единенных Штатов». — Прим. ред.
64
и Боннэ 18 сентября прибыли в Лондон, чтобы из первых
уст узнать подробности о встрече в Берхтесгадене (их
пригласили еще и для того, чтобы премьер-министр имел
возможность выяснить позицию французов), Чемберлену
не стоило особого труда убедить их согласиться с прин-
ципом самоопределения для судетских немцев.
Правда, соглашаясь с идеей передачи Судетской обла-
сти Германии, Даладье потребовал, чтобы в свою очередь
Англия дала гарантии остающейся территории Чехосло-
вакии. Об этом меньше всего думал премьер-министр,
стремясь предоставить Германии свободу действий на
Востоке. Но поскольку времени было в обрез и Чемберлен
хотел вернуться в Германию для повторных переговоров
с Гитлером, он согласился с требованием французов. Если
Франция собирается нарушить свои обязательства в от
ношении Чехословакии уже теперь, то почему Англия не
может сделать это позднее? И государственные деятели
Англии и Франции выработали совместное предложение
чехам, которое начиналось с констатации: «Мы оба при-
шли к убеждению, что после недавних событий обстанов-
ка дошла до такой точки, когда дальнейшее сохранение
в пределах границ чехословацкого государства районов,
заселенных главным образом судетскими немцами, фак-
тически не может более продолжаться... и безопасность
жизненно важных интересов Чехословакии не может быть
обеспечена, если эти районы не будут переданы рейху».
Невиль Чемберлен использовал все свое красноречие,
чтобы объяснить запуганным членам кабинета на сле-
дующий день, что у него не было времени для консуль-
таций с ними по поводу текста англо-французского заяв-
ления. Он не посчитался с возражениями некоторых чле-
нов кабинета1, которые указывали на то, что такая
уступка приведет к роковому ослаблению Чехословакии,
и послал выработанное вместе с французами предложение
в Прагу. «Нет, я не буду оказывать никакого давления
на президента Бенеша, чтобы последний принял наше
предложение, — заверял он. — Я просто хочу получить
быстрый ответ, поскольку обещал Гитлеру снова встре-
титься с ним в Бад-Годесберге».
В Париже Жорж Боннэ тоже давал успокоительные
1 Среди возражавших были Дафф Купер, министр торговли
Оливер Стэнли и военный министр Хор-Белиша. — Прим. авт.
5 Л. Мосли
65
обещания членам французского кабинета, что на чехов
не будет оказано никакого давления. Однако буквально
через несколько минут после окончания заседания каби-
нета он уже давал указания по телефону французскому
посланнику в Праге де Л акру а, чтобы тот настаивал на
принятии чехами англо-французского предложения. Чехи,
пораженные англо-французским предательством, стали
тянуть с ответом, и возмущение Чемберлена постепенно
перешло в ярость, усиливавшуюся с каждым часом. Его
настроение не улучшилось и тогда, когда он получил от
всегда предусмотрительных немцев новые копии пере-
хваченных телефонных разговоров между Бенешем в
Праге и Масариком в Лондоне, в которых на отборном
чешском жаргоне давалась характеристика британскому
премьер-министру. Наконец Чемберлен решил, что не
может больше ждать, что настало время начинать ока-
зывать давление. Боннэ, услышав о таком намерении
английского премьер-министра, полностью поддержал его.
Следуя указаниям, полученным от своих правительств,
де Лакруа и английский посланник в Праге Ньютон яви-
лись к президенту Бенешу в 2 часа ночи 21 сентября и
вручили ему документ, который с тех пор известен как
«предрассветный демарш». Это был скорее ультиматум,
ибо в нем указывалось:
1. То, что предлагается Англией и Францией, являет-
ся единственным средством предотвращения войны и
вторжения немцев в Чехословакию.
2. Если ответ чехов будет отрицательным, они будут
нести ответственность за войну.
3. Отрицательный ответ приведет к краху франко-
английской солидарности, поскольку Англия не вступит
в войну.
4. Если при таких обстоятельствах начнется война,
Франция не будет в ней участвовать, то есть она не вы-
полнит своих договорных обязательств х.
1 В свое время появились утверждения, особенно со стороны
Жоржа Боннэ, что чехословацкое правительство само просило
направить ему такой ультиматум, чтобы показать своему народу,
что нет иного выхода, как уступить давлению. В документах,
имеющихся в настоящее время в пражских архивах, я не нахо-
жу никаких подтверждений этому. Де Лакруа утверждает, что
его донесения по этому случаю (находящиеся теперь в архивах
Франции) искажены и в них самовольно внесены изменения. —
Прим. авт.
66
Бенеш принял ультиматум, согласился на расчленение
своей страны 1.
Было ли бы более разумным для чешского президента
твердо стоять на своем — это одна из тех исторических
загадок, которые никто и никогда не будет в состоянии
разрешить. Безусловно, как это впоследствии стало ясно,
для чехов было бы лучше в 1938 году оказать решитель-
ное сопротивление своим врагам и союзникам, чем стра-
дать от унижений, которые последовали в 1939 году.
В часы, предшествовавшие англо-французскому «пред-
рассветному демаршу», Бенеш пытался выяснить, придет
ли к ним на помощь Советское правительство в случае
нападения Германии. Он пригласил советского посланни-
ка и спросил, «выступит ли Советский Союз, если высту-
пит Франция, и будет ли Советский Союз действо-
вать в соответствии со статьями 16 и 17 Версальского
договора об учреждении Лиги Наций», на что получил
прямой ответ, что Советский Союз будет действовать
именно так. Как ни странно, но Бенеш тут же отпустил
советского посланника. И только перед самой встречей с
Ньютоном и де Лакруа он спросил у Клемента Готвальда,
лидера чешских коммунистов, придут ли русские на по-
мощь Чехословакии в случае нападения на нее Германии,
если французы не выполнят своих обязательств. Совер-
1 Уместно напомнить о закулисных махинациях Бенеша, в
результате которых правительства Англии и Франции были к
этому времени уже осведомлены о его капитулянтской позиции.
17 сентября он направил в Париж и Лондон с конфиденциальным
посланием министра здравоохранения Я. Нечаса, который вручил
французскому и английскому правительствам меморандумы и кар-
ту, где были отмечены районы, которые Бенеш соглашался пере-
дать Германии. В Париже этот меморандум, втайне от чехосло-
вацкого посла Осуского, был передан Блюму, а затем Даладье.
Позже, отвечая на обвинения в предательстве Чехословакии, Да-
ладье заявил на пресс-конференции, что не мог идти на развязы-
вание войны из-за территорий, которые Прага выражала готов-
ность передать Германии. Осуский направил в связи с этим пись-
мо французскому премьеру. Он назвал его заявление оскорби-
тельным. Тогда Даладье предъявил Осускому меморандум Бенеша.
Разумеется, объяснение Даладье не могло оправдать предатель-
скую политику Франции в дни Мюнхена. (Овсяный И. Д.
Тайна, в которой рождалась война, стр. 206.) —Прим. ред.
5*
67
шенно естественно, Готвальд ответил, что Бенеш должен
задать этот вопрос самим русским !.
Этого он никогда не сделал2. Это подтверждает подо-
зрения, что Бенеш воздержался от просьбы к русским
оказать помощь не из-за опасений получить отказ, а из-за
опасений, что такая помощь могла быть предоставлена.
Однако не может быть сомнения, что с точки зрения
интересов Англии и Франции было бы значительно луч-
ше столкнуть Германию с Чехословакией как со своим
союзником в 1938 году, чем вступить в войну без Чехо-
словакии в 1939-м. Чехи к этому столкновению были
готовы. Принятие Бенешем англо-французского плана
чехи встретили с горьким возмущением, что вызвало от-
ставку правительства. Генерал Ян Сыровы заменил Ми-
лана Годжу на посту премьера. Времена слез и рыданий
наступили в Чехословакии.
Но не в Англии. Здесь все шло так, как планировал
и хотел Чемберлен. Оставалось только еще раз посетить
Гитлера в Германии и сообщить ему приятную новость,
что Балканы для пего открыты. Подошло время для за-
ключения широких соглашений между Англией и Гер-
манией.
Вторая встреча между германским канцлером и бри-
танским премьер-министром состоялась в Годесберге
22—24 сентября 1938 года. Чемберлен взял с собой тех
же людей, что и в первый раз, включив еще эксперта по
юридическим вопросам из Форин Оффиса, который мог
1 Коммунистическая партия Чехословакии от имени народа
требовала от правительства твердой защиты интересов респуб-
лики. «То, что нам советуют сейчас из Лондона, по своим послед-
ствиям не меньше того, что можно было бы требовать от Чехо-
словакии в случае проигранной войны, — говорил Клемент Гот-
вальд 19 сентября 1939 года в Постоянном комитете Националь-
ного собрания. — Мы знаем, что Советский Союз не будет коле-
баться при выполнении договорных обязательств. Если же на нас
нападут, мы будем защищаться. Если же мы будем защищаться,
мы не останемся в одиночестве». (К. G e t v a 1 d. Spisy, t. VIII,
1937—1938. Praha, 1953, str. 252—253.) — Прим. ред.
2 По-видимому, в данном случае автор имеет в виду тот факт,
что правительство Чехословакии не обратилось к Советскому Сою-
зу с просьбой о помощи, так как запрос о позиции Советского
Союза в случае германской агрессии против Чехословакии был
формально сделан Бенешем 19 сентября и на следующий день
он получил на него исчерпывающий ответ. — Прим. ред.
68
дать юридическое обоснование любому соглашению в хо-
де переговоров с Гитлером.
На этот раз немцы, казалось, лезли из кожи вон, что-
бы подобающим образом встретить англичан. В Берхтес-
гадене в спешном порядке готовились к встрече; в Годес-
берге был выстроен почетный караул, оркестр исполнил
гимн «Боже, храни короля», а в каждой комнате отеля
«Петесберг» с видом на Рейн, в которых размещались
члены делегации, были расставлены различные космети-
ческие средства — масло для волос, зубная паста, духи
и набор кремов. На фотографиях, сделанных во время
первого визита, Чемберлен, когда его переправляли на
пароме через реку к отелю, где должна была состояться
встреча с Гитлером, выглядит безмятежным, как только
что избранная королева красоты. Теперь все должно
пройти гладко: разве он не вез с собой известие, что
Англия и Франция согласились на расчленение Чехосло-
вакии по просьбе Германии и что Чехословакия согласи-
лась на «ампутацию»?
В последующие несколько часов Чемберлену предсто-
яло впервые почувствовать подлинную сущность харак-
тера Гитлера. Это началось, когда премьер-министр сооб-
щил ему, что все урегулировано и Судетская область
теперь в его руках.
«Не подразумевается ли под этим, — спросил Гит-
лер, — что союзники решили передать район немецких
Судет Германии? С согласия чехов?»
«Совершенно верно», — ответил Чемберлен в надежде
услышать благодарность в свой адрес.
Гитлер тряхнул головой. «Печально, но этого уже
недостаточно», — сказал он.
Чемберлен удивленно уставился на него, полностью
обескураженный. Он не верил своим ушам. Разве для
того он все это время старался преодолеть сопротивление
англичан, французов и чехов в интересах немцев, чтобы
получить такой ответ?
На самом деле, определив характер Чемберлена, Гит-
лер очень скоро стал жалеть, что проявил мягкость к
этому старцу во время их первой встречи. Презрение,
которое он не собирался больше скрывать, начало усили-
ваться в нем. Гитлеру стоило только взглянуть на Чем-
берлена, чтобы убедиться, что ему нет необходимости
сомневаться в своих расчетах. Совсем недавно он говорил,
69
что, если Англия воспротивится его вожделениям оккупи-
ровать Чехословакию и другие территории, он подумает
и, возможно, откажется от своих намерений. Однако на
первой же встрече отношение и поведение Чемберлена
подтвердили горячее убеждение фюрера, что, независимо
от того, что будут говорить его генералы, англичане ни-
когда не воспротивятся ему. Они не имеют силы и воли;
он мог делать, что ему заблагорассудится, и англичане не
будут воевать. Зачем ему соглашаться с англо-француз-
ским планом передачи Судетской области? Почему бы ему
не выступить со своим собственным планом? Хотя Гит-
лер публично всегда утверждал, что хочет вернуть рейху
только немцев и «немецкие земли», на самом деле он до-
могался захвата всей Чехословакии.
«В любом случае, — говорил теперь Гитлер Чембер-
лену, — проблема должна быть разрешена до 1 октября».
И те уступки, с которыми приехал Чемберлен, были уже
недостаточны.
Последующие семь дней весь мир пребывал в паро-
ксизме страха, усиливавшегося по мере того, как, каза-
лось, приближалась угроза немедленной войны. Пока
Чемберлен находился в Годесберге, французы и англичане
разрешили чехам привести армию в готовность. Англий-
ский военно-морской флот призвал резервистов и привел
в боевую готовность свои корабли1. Французская армия
начала переброску своих войск на боевые позиции на ли-
нии Мажино. Германская армия уже сосредоточила силы
для наступления на Чехословакию.
Однако на самом деле все это было гигантским бле-
фом. Ни Англия, ни Франция не имели никаких намере-
ний ввязываться в войну не только из-за Чехословакии,
но даже и ради самих себя. Узнав об этом, Гитлер успо-
коил нацистских боссов: он был убежден, что Чемберлен
не устоит перед ним. Что касается немецких генералов,
которым были известны слабости своей армии, то он про-
сто ругал их за трусость и отсутствие веры в его силу и
интуицию. Правда, на некоторое время, когда появились
слухи, что в Англии идет мобилизация резервистов воен-
но-морского флота, его охватило беспокойство. Гитлер не
1 Русские также привели в готовность свой военно-морской
флот — факт, который старается забыть большинство английских
историков. — Прим. авт.
70
без оснований всегда боялся английского военно-морского
флота, помня, как этот самый флот в 1918 году измором
вынудил Германию к капитуляции. Однако получаемая
из Франции и Англии информация была благоприятной;
в это время немецкие разведывательные службы отлично
справлялись с выяснением подлинных настроений англо-
французских руководителей. В самом худшем случае он
всегда мог отступить, однако был убежден, что в этом но
будет необходимости.
Так на протяжении многих дней мир переживал кри-
зис, для которого фактически не было никакого основа-
ния, а личные нападки на президента Бенеша, которые
Гитлер позволил себе в речи в Спортпаласе 26 сентября,
не способствовали рассеиванию этих страхов. После целой
тирады оскорблений в адрес Бенеша (и нескольких успо-
коительных слов в адрес Чемберлена) Гитлер закончил
свою речь под исступленную истерию аудитории следую-
щими словами: «Но я также должен заявить перед всем
немецким народом, что в вопросе о немецких Судетах мое
терпение иссякло. Я обратился к господину Бенешу с
предложением, которое в сущности было не чем иным, как
претворением в жизнь уже данного им обещания. Теперь
от пего зависит, быть войне или быть миру. Либо он при-
мет это предложение и наконец предоставит немцам сво-
боду, либо мы сами добьемся этой свободы». Это была
угроза, преднамеренно рассчитанная на то, чтобы нагнать
страху на Англию, Францию и США.
Президент Рузвельт направил послание всем европей-
ским лидерам, в котором он столько раз повторял слово
«мир», что у некоторых создалось от этого впечатление,
будто и он является скрытым умиротворителем!. Папа
римский обратился с призывом урегулировать спор по-
средством переговоров и компромисса.
В английском кабинете реакция также была шумной.
Некоторые из членов кабинета считали, что наступил
момент занять твердую позицию. К этому времени про-
глотив и переварив унижения от Гитлера, Чемберлен
был раздражен и счел необходимым успокоить их: «Да,
возможно, было бы разумнее показать Гитлеру решимость
1 В своем послании от 27 сентября Рузвельт предлагал со-
звать в нейтральной стране в Европе конференцию «государств,
непосредственно заинтересованных в урегулировании нынешнего
спора». — Прим. авт.
71
Англии не идти ни на какие уступки, но давайте сначала
выясним, что скажут наши французские друзья». Было
решено пригласить Даладье и Боннэ приехать в Лондон
на следующий день.
Премьер-министр почти не сомневался, что паника,
полностью охватившая французов, очень скоро успокоит
воинственных членов его кабинета, ибо он только что по-
лучил экстраординарное донесение от английского посла
Фипса в Париже, датированное 24 сентября 1938 года.
В донесении говорилось: «Если немецкая агрессия не бу-
дет столь жестокой, кровавой и длительной (вследствие
мужественного сопротивления чехов), чтобы привести в
ярость французское общественное мнение до такой сте-
пени, когда теряется здравый рассудок, то война будет
самой непопулярной во Франции. Поэтому я думаю, что
правительство его величества поймет исключительную
опасность даже показной поддержки маленькой, по шум-
ливой и продажной группы сторонников войны, имеющей-
ся здесь. Все лучшее во Франции выступает против
войны».
Чемберлен не имел намерения поддерживать какую
бы то ни было группу сторонников войны — английскую,
французскую или чешскую. Больше того, он был уверен,
что французский премьер и министр иностранных дел
будут сильнейшими союзниками его, Чемберлена, когда
нужно будет доказывать свою слабость и недопустимость
войны из-за этой слабости. В отношении Боннэ Чембер-
лен оказался прав. Накануне своего отъезда в Лондон в
воскресенье 25 сентября Боннэ встретился с американ-
ским послом во Франции Уильямом Буллитом. В доне-
сении своему правительству о беседе с министром ино-
странных дел Франции Буллит писал, что, по глубокому
убеждению Боннэ, английское правительство не решится
на войну из-за Чехословакии.
Что касается французского премьера, то, оказалось,
его взгляды претерпели некоторые изменения и он завел
речь о «святости договоров» и «чести Франции». Он слиш-
ком поздно ознакомился с требованиями Гитлера, предъ-
явленными в Годесберге. Даже сам Чемберлен назвал их
диктатом, ибо в требованиях Гитлера предусматривалась
эвакуация чехов из Судетской области к 1 октября, при-
чем все должно было быть оставлено на месте — имуще-
ство, скот, вооружение. Даладье, чье настроение ко вре-
72
мени вриезда в Лондон было весьма воинственным, на-
звал эти требования жестокими и невыносимыми.
Когда Гитлер читал ему свои проповеди в Годесберге,
Чемберлен воздержался от ответов и предпочел молча
проглотить оскорбления, но теперь он извергал их на го-
лову не ожидавшего ничего подобного Эдуарда Даладье.
Английский премьер-министр подготовился к тому, чтобы
обращаться к французам с чувством превосходства и по-
лучить от них согласие как можно быстрее и безболезнен-
нее, однако первые же признаки возражений со стороны
Даладье усилили в нем антипатию и презрение к францу-
зам. Премьер-министр страдал от подагры; выпитое за
обедом вино вызвало болезненный приступ, и это могло
послужить причиной как внезапного румянца на лице,
так и едва сдерживаемого гнева, когда он холодно спро-
сил Даладье, что тот предпримет, если Германия сейчас
вторгнется в Чехословакию 1.
Даладье: Гитлер создаст такую ситуацию, в которой
агрессия будет спровоцирована им.
Чемберлен: Что же тогда?
Даладье: Каждый из нас сделает то, что надлежит
сделать в соответствии с обязательствами.
Чемберлен: Можно ли нам это попимать как объявле-
ние Францией войны Германии?
Даладье: Совершенно верно. Франция выполнит свои
обязательства. Миллион французов готов отправиться на
фронт.
Чемберлен: Но есть ли у французского генерального
штаба какой-либо план? Если есть, то какой?
Даладье: Франция не может послать непосредствен-
ную помощь Чехословакии по суше, но она может по-
1 Вооруженные силы Франции, оказывается, не имели ника-
ких реальных планов по оказанию помощи Чехословакии, и во-
енно-политический координационный комитет не встречался с
марта 1938 года (по иронии судьбы, это был как раз тот месяц,
когда английский комитет начальников штабов собрался и ре-
шил, что Англия не в состоянии вступить в войну в тот год).
Невозможно удержаться от подозрений, что отношение Чем-
берлена и его апологетов проистекало из недостойных побужде-
ний. С тех пор Даладье придерживается убеждения, что, если
бы на этой встрече англичане поддержали его, он решительно вы-
ступил бы против требований Гитлера, хотя, как он считает, тог-
да Гитлер либо отказался бы от своих намерений, либо его
свергли бы заговорщики в Германии. — Прим. авт.
73
мочь ей путем отвлечения немецкой армии к француз-
ской границе и линии Мажино.
Допрос начал министр финансов сэр Джон Саймон.
Вместе с Самюэлем Хором, министром внутренних дел,
Саймон был одним из наиболее рьяных сторонников поли-
тики умиротворения, проводимой Чемберленом.
Саймон: Когда французские войска призываются к вы-
полнению своего долга, означает ли это только укомплек-
тование личным составом оборонительных сооружений на
линии Мажино и пребывание там войск без объявления
войны или это является намерением французского прави-
тельства объявить войну и предпринять активные меры
своими наземными силами?
Даладье: Это зависит от обстоятельств.
Саймон: Будут ли использованы французские военно-
воздушные силы над территорией Германии?
Теперь у Даладье начало проявляться раздражение,
не столько из-за задаваемых вопросов, сколько из-за того
очевидного недружественного их предназначения и тона,
в котором они задавались. Он гневно вспыхнул, когда
Саймон в ходе обсуждения сказал: «Я повторю свой во-
прос, поскольку он, кажется, не был понят». Ответ Да-
ладье был резким. «Я считаю, — сказал он, — что было
бы смешно провести мобилизацию сухопутных сил Фран-
ции только для того, чтобы без дела держать их под
ружьем в оборонительных сооружениях. Было бы также
смешно ничего не предпринимать в воздухе. Полагаю,
что, несмотря на недавние заявления Гитлера, немецкая
система оборонительных сооружений значительно слабее,
чем ее изображает Гитлер. Потребуется еще несколько
месяцев, чтобы сделать линию Зигфрида действительно
прочной *. Поэтому я считаю, что после сосредоточения
наших войск доляшо быть предпринято наступление на
суше против Германии. Что касается авиации, то здесь
представится возможность осуществить атаки с воздуха
на определенные важные немецкие военные и промыш-
ленные центры, которых наши самолеты могут легко до-
стигать, несмотря на известные легенды, получившие рас-
пространение за границей».
1 Эта разведывательная информация была совершенно пра-
вильной.— Прим. авт.
74
Наступило тягостное молчание. Чемберлен выглядел
особенно расстроенным. Это было далеко не то, чего он
ожидал от французов. Он пришел в еще большее уныние,
когда Даладье, теперь уже совершенно раздраженный,
изменил направление дискуссии и коснулся моральной
стороны проблемы; это было самым неприятным для Чем-
берлена, Саймона и Хора.
«Однако в данный момент меня больше интересует
моральная сторона этого вопроса, чем стратегическая, —
продолжал Даладье. — Как варвар, я был готов разре-
зать эту страну (Чехословакию), даже не проконсульти-
ровавшись с ней самой, и передать Гитлеру свыше трех
с половиной миллионов ее населения. Это была задача
не из приятных для меня. Она была трудной и, возмож-
но, даже несколько позорной. Но я думал, что это было
все-таки лучше, чем снова начать то, что мы видели два-
дцать лет назад. Теперь обстановка изменяется. Англо-
французские предложения Гитлера уже не устраивают,
но на чем же мы должны остановиться? Я не могу согла-
ситься с теми требованиями, какие были предъявлены в
Годесберге».
На вопрос Саймона, что предпримет Франция, если
будут отвергнуты годесбергские требования Гитлера, Да-
ладье ответил, что Франция может начать новые пере-
говоры на основе англо-французского плана.
К этому моменту Чемберлен сдерживался уже с боль-
шим трудом. «Я уверен, Гитлер не примет этого предло-
жения, — сказал он. — Немцы могут оказаться в Праге
в ближайшие несколько днейi. Английское правительство
должно знать, какова будет позиция французов в таком
случае. Я располагаю некоторыми весьма тревожными
сообщениями, — он пошуршал лежавшими на столе перед
ним бумагами, — о состоянии французских военно-воз-
душных сил и возможностях французской промышлен-
ности снабжать их. Может ли Франция защищать себя
от воздушного нападения и наносить эффективные ответ-
ные удары? Французская пресса совершенно определенно
дает понять, что Франция не готова к войне. Это будет
1 Англичане и даже некоторые французские деятели всегда
исходили из предположения, что немецкая армия легко распра-
вится с чехословацкими оборонительными силами. Само немецкое
командование никогда не разделяло такого мнения западных дер-
жав.— Прим. авт.
75
слабое утешение, если, пытаясь оказать помощь Чехосло-
вакии, Франция сама рухнет».
На этот раз Даладье был глубоко уязвлен. Его подбо-
родок вытянулся вперед, он больше не сдерживался:
«А как же английское правительство будет реагировать
в таком случае? Действительно ли оно готово сдаться?
Действительно ли оно готово принять требования, предъ-
явленные Гитлером в Годесберге, и оказать необходимое
давление на Прагу? Не следует смешивать настроение
Франции и французского народа с тем, что говорится во
французских газетах. — Он сделал паузу, воинственно
взглянул на Чемберлена и затем продолжал: — Я могу
заявить, что Франция способна мобилизовать свои военно-
воздушные силы и атаковать Германию. Не следует так-
же забывать и русских. Россия сама может доказать свое
достоинство в споре с Германией» Ч Он не обращал вни-
мания на сдерживающий жест Жоржа Боннэ, который
теперь был основательно встревожен неожиданным пы-
лом своего премьера. В то время как застывшие лица
английских министров с очевидной тревогой были обра-
щены к Даладье, он, уставившись прямо на Чемберлена,
спросил: «И наконец позвольте мне задать вам три вопро-
са. Принимают ли англичане годесбергский вариант Гит-
лера? Будут ли они оказывать давление на Прагу, чтобы
заставить ее принять эти условия? Считаете ли вы, что
Франции не следует предпринимать ничего?»
Невиль Чемберлен решил, что было бы неразумно от-
вечать на любой из этих вопросов. Он соизволил только
заметить, что дело самих чехов — решить, соглашаться
или нет на условия, предложенные Гитлером в Годесбер-
ге, и что дело самих французов — решить, как им быть
1 Действительно ли русские придут на помощь Чехослова-
кии, если она решит обороняться и если Франция выполнит свои
договорные обязательства в отношении Праги? Советский посол
в Праге заверил Бенеша, что СССР придет на помощь. При своей
оценке потенциальных противников в случае нападения на Че-
хословакию Гитлер исходил из того, что противниками будут
Франция, Россия и Англия. Не вызывают сомнения два шага,
предпринятые Россией во время кризиса: она привела в готов-
ность свой военно-морской флот и направила свои самолеты че-
рез Румынию на словацкие аэродромы. Вряд ли какой-либо на-
род предпринимал бы подобные действия, если бы не имел кон-
кретных намерении вмешиваться. Документы, имеющиеся в на1
стоящее время в Праге, в равной степени подтверждают реши-
мость России уважать подписанное ею соглашение. — Прим. авт.
76
после решения их чешского союзника. Англичанам же
необходимо как можно быстрее узнать мнение французов
и чехов.
Последовал шум отодвигаемых стульев. Оба премьера
с нескрываемой антипатией уставились друг на друга и
разошлись.
Поздно вечером Чемберлен, Саймон и Вильсон собра-
лись на Даунинг-стрит, 10, чтобы выработать линию по-
ведения на следующий день. Сопротивление французско-
го премьера нужно было преодолеть любой ценой.
Как явствует из соответствующих документов (и Чем-
берлен всегда подозревал это), во французском лагере у
англичан был союзник. Рано утром 26 сентября Жорж
Боннэ позвонил в Париж и через Эрика Фипса предло-
жил выход из создавшегося положения. Единственное, что
требовалось от английского правительства, это заверить
Даладье в своей решимости занять жесткую позицию в
отношениях с Гитлером и предпринять согласованные ре-
шительные шаги. «Премьер не настаивает на своей точке
зрения, — сказал Боннэ, — он только хочет показать на-
роду, будто делает все, что в его силах» '.
Поговорив с Фипсом, Чемберлен понял, что именно
этого руководящего принципа ему следует придерживать-
ся. Когда несколько позднее в то утро было возобновлено
совещание (на которое приехал также и начальник фран-
цузского генерального штаба генерал Морис Гамелен),
англичане изменили свою тактику. Премьер-министр был
дружелюбен. Он понимал сомнения французского премь-
ера и мог только заверить его, что Англия тоже реши-
тельно настроена воспротивиться шантажу Гитлера.
После этого британский премьер-министр объявил, что
теперь он намерен послать в Германию своего представи-
теля, чтобы встретиться с Гитлером и немедленно сооб-
щить ему о новой решимости союзников. В послании, ко-
торое он направит рейхсканцлеру, он будет настаивать на
осуществлении плана передачи Судетской области и ее
населения рейху, тем самым урегулировав проблему без
кровопролития и излишних страданий для обеих сторон,
1 Это любимый трюк Боннэ. Уместно вспомнить, что именно
он высказал идею, что чешские руководители нуждаются в давле-
нии со стороны Англии и Франции, чтобы создать видимость,
будто их «вынудили» к капитуляции. — Прим. авт.
77
под наблюдением международного органа, составленного
из беспристрастных представителей Германии, Чехосло-
вакии и Англии.
«А если Гитлер не согласится?» — спросил Даладье.
«Тогда нам придется предъявить ему ультиматум.
Наш представитель заявит ему, что в самом худшем слу-
чае Франция и Англия будут вместе сражаться за Чехо-
словакию».
Не веря своим ушам, Даладье уставился на Чембер-
лена. Действительно ли англичане изменили свои взгля-
ды, политику, убеждения и встали на сторону французов?
И он сказал:
«Я с большим облегчением воспринимаю это заявле-
ние. Кого вы посылаете в качестве вашего представи-
теля?»
Не моргнув глазом, Невиль Чемберлен ответил:
«Моего хорошего друга и советчика сэра Горация
Вильсона».
Еще до совместного англо-французского совещания
утром 26 сентября Чемберлен вызвал к себе на Даунинг-
стрит Вильсона и сказал: «Вот это вам нужно передать
Гитлеру».
Это было письмо, подписанное премьер-министром и
адресованное канцлеру германского рейха, в котором го-
ворилось, что Вильсон является личным представителем
Чемберлена, пользующимся его полным доверием, и имеет
полномочия вести переговоры с фюрером. Здесь же было
и письмо от чехословацкого правительства, в котором
сообщалось, что после тщательного рассмотрения оно от-
вергает предложения Гитлера, изложенные им в Годес-
берге. Кроме того Вильсону был вручен составленный
Джоном Саймоном в ходе заседания английского кабинета
краткий меморандум, в котором указывалось, что после
всестороннего рассмотрения вопроса английское прави-
тельство не может позволить себе советовать чехам при-
нять годесбергский диктат и что чехи поэтому отклоняют
его. Подтекст означал, что, если Германия предпримет на-
падение на Чехословакию, Франция также может всту-
пить в войну, а тогда и Англия неизбежно должна прий-
ти на помощь своему союзнику. И Вильсон и Чемберлен
рассматривали этот меморандум как «ультиматум» нем-
78
цам, и премьер-министр самым подробным образом ин-
структировал своего помощника относительно того, при
каких обстоятельствах меморандум может быть вручен:
только в том случае, если Гитлер откажется проявить
благоразумие.
Вильсон сел в специальный самолет, ожидавший его
в Кройдоне; вторым пассажиром был клерк из Форин
Оффиса — на всякий случай, если Вильсону потребуется
что-то продиктовать. В аэропорту Темпельгоф Вильсона
встретил Невиль Гендерсон, который по пути в посоль-
ство сообщил ему, что договорился о встрече с Гитлером
на пять часов после полудня в имперской канцелярии.
В четыре часа сорок минут после полудня Вильсон,
Гендерсон и первый секретарь посольства сэр Айвон Кирк-
патрик, свободно говоривший по-немецки, вышли из зда-
ния посольства на углу Вильгельмштрассе и Унтер-ден-
Линден, чтобы пройти по Вильгельмштрассе до конца
улицы, где находилась имперская канцелярия. Стоял
прекрасный осенний день. Вильсон заметил, что, куда бы
он ни посмотрел, всюду были люди — коричневорубашеч-
ники и эсэсовцы и все чаще по улицам маршировали
группы людей в форме, обычно с оркестром впереди.
Киркпатрик объяснил ему, что это нацистские делегаты
со всех концов Германии, специально приехавшие в Бер-
лин послушать важное выступление Гитлера, назначен-
ное на вечер того же дня в крупнейшем зале города —
Спортпаласе. На Вильсона это произвело сильное впечат-
ление; атмосфера казалась нанолненной военной опас-
ностью *.
Вильсон, когда его ввели в кабинет Гитлера, подумал,
что предстоят переговоры примерно в том же духе, ка-
кие он вел всю свою жизнь, хотя, возможно, и эти пере-
говоры будут несколько труднее, чем обычные. Он все
1 Этот курьезный факт указывает на отсутствие у английского
правительства реальной оценки обстановки в Берлине, ибо она
в то время характеризовалась чем угодно, но не воинственно-
стью, и Гитлер хорошо сознавал это. По его указанию по Виль-
гельмштрассе была проведена бронетанковая бригада с танками
и солдатами в полной боевой готовности на следующий день
после приезда Вильсона. Гитлер подошел к окну своего кабинета,
чтобы наблюдать за парадом, но вскоре отошел, разгневанный и
расстроенный. Вместо восторженного воодушевления этой демон-
страцией толпы зевак в напряжении и тревожном молчании смо-
трели на проходившие войска. — Прим. авт.
79
еще думал о нацистском лидере как об особенно шумном
профсоюзном деятеле, пытающемся заключить выгодную
сделку, и не сомневался, что справится с ним.
«Как у всех диктаторов, — вспоминал он, — у Гитлера
была та же привычка устанавливать свой стол в самом
конце огромной комнаты так, что, пока дойдешь до него,
приходилось пересекать пустую комнату под его при-
стальным взглядом. Это сущее испытание. Гитлер сидел
на небольшом диване. В кабинете кроме него находились
Риббентроп, полковник Рудольф Шмундт, военный по-
мощник Гитлера и личный адъютант, присутствовавший
на большинстве важных совещаний; Вейцзекер, несколько
секретарей и переводчик. Я сел рядом с Гитлером, так
что наши колени почти соприкасались. Присутствовавшие
оказались вокруг меня. Прежде всего я вручил Гитлеру
письмо от премьер-министра, а переводчик Шмидт пере-
вел его. Поскольку письмо объясняло мой статус, Гитлер
улыбнулся и показался мне вполне удовлетворенным».
Это была улыбка на лице тигра, и улыбка последняя,
которую увидел Гораций Вильсон, ибо Шмидт теперь чи-
тал и переводил второе письмо, привезенное Вильсоном,
то самое, в котором чехи сообщали, что они не могут со-
гласиться с требованиями, изложенными в Годесберге.
Не успел Шмидт закончить перевод первых двух предло-
жений, как Гитлер вскочил и, повернувшись вокруг, за-
орал на изумленного британского посредника: «Так! На-
конец решено! Теперь я действительно разобью чехов
вдребезги!»
Он направился к двери, в гневе размахивая над голо-
вой руками. «Ведь известно, как это заведено у дикта-
торов, — вспоминает Вильсон, — когда он встает, все его
лакеи тоже вскакивают. Риббентроп и все остальные вско-
чили на ноги, когда Гитлер начал топать ногами и неис-
товствовать. Однако я продолжал сидеть. Невиль Гендер-
сон собрался было встать, но я удержал его и подумал
про себя: «Я англичанин. А Гитлер проявляет грубость.
При данных обстоятельствах — где сижу, там останусь.
Я не встану». Это подействовало. Гитлер дошел до двери,
очевидно имея намерение сделать драматический жест и
выйти из кабинета, и вдруг он осознал, что я все еще
сижу. Он остановился, вернулся обратно и снова сел».
Однако если на этот раз сэр Гораций не был запуган,
то страх он испытал очень скоро, ибо Гитлер разыграл
80
один из тех приступов ярости, которые были хорошо из-
вестны только очень близкому его окружению; он мог это
разыгрывать с величайшим мастерством актера, и ярость
его выглядела и звучала исключительно искренне. Затем
последовал «очень бурный час». Вильсон и Гендерсон
поспешили заверить Гитлера, что они не считают отклоне-
ние чехами годесбергских предложений последним словом
и что они все же надеются направить чехов по пути уре-
гулирования этой проблемы. Они указывали Гитлеру на
тот абзац в первом письме, врученном Вильсоном, где
премьер-министр просил организовать встречу между
чешскими и немецкими представителями и сообщал, что
«охотно примет меры по подготовке представительства от
английского правительства».
Гитлер разразился бранью и ругательствами, а потом
и презрительными насмешками в адрес Чемберлена и
Вильсона. Затем фюрер внезапно остановился, вероятно
спохватившись, что зашел слишком далеко, и сказал:
«Хорошо, согласен. Мы встретимся с чехами, но толь-
ко при условии, что они согласятся с нашим меморанду-
мом (условиями, изложенными на встрече в Годесберге)
и со сроком 1 октября (эвакуация чехов из Судетской
области). — Затем он снова начал шуметь: — Путем пере-
говоров или посредством применения силы, но 1 октября
территория будет свободна! Выбирайте. Однако я должен
знать наверняка в пределах ближайших одного-двух дней,
согласятся ли чехи или нам придется сметать их до 1 ок-
тября. Да, вот так! Подумав, я даю им два дня; это зна-
чит до среды».
«В среду в полночь?»—спросил Гендерсон.
«Нет, к двум часам пополудни!»
Вильсон помнил полученные инструкции и те стара-
тельно заученные по пути из Лондона в Берлин слова,
которые он должен был высказать Гитлеру только в том
случае, «если тот откажется проявить благоразумие».
«Было очевидно, что он не проявит благоразумия, —
писал Вильсон. — Но вдруг я вспомнил все те немецкие
оркестры и делегатов-коричневорубашечников на улицах
Берлина. Я вспомнил о важной речи, которую он соби-
рался произнести в тот вечер в Снортпаласе, и подумал
про себя: «Если я скажу ему то, что предполагалось за-
явить сейчас, это может просто вывести его за пределы
6 Л. Мосли
81
допустимого, и тогда мы действительно окажемся в вой-
не». И я принял решение».
Вильсон не заявил Гитлеру того, что он и Чемберлен
в тот вечер назвали «ультиматумом». «Меня за это пори-
цали. Когда я вернулся в Лондон, некоторые члены каби-
него пришли в ярость, — вспоминал Вильсон. — Я никак
не мог забыть, как он разговаривал. Был такой момент,
когда он заявил мне: «Если вы хотите знать, что я ду-
маю о чехах, приходите послушать мою речь сегодня ве-
чером в Спортпаласе». Я поблагодарил его и сказал, что
не смогу прийти, но, конечно, послушаю речь по радио».
Так Гитлеру дали возможность идти в Спортпалас и
предъявить ультиматум чехам, но не сообщили, что анг-
личане и французы заявили о своей готовности воевать
против Германии в случае нападения немцев на Чехосло-
вакию. Если бы этот документ был вручен Гитлеру до
его речи в Спортпаласе, он бы, безусловно, вызвал у него
значительную встряску, даже если и не заставил бы его
отказаться от своих намерений. В следующее утро уже
было слишком поздно. Заявление потеряло свою силу, как
это понял даже сам Вильсон. «Теперь он уже был спо-
койнее, — писал Вильсон, — но все еще в плохом настрое-
нии. Я поздравил его с овациями в его адрес, но он от-
махнулся. Затем я вручил ему ультиматум, но, было по-
хоже, он вряд ли заметил его».
Это была крупнейшая ошибка в суждениях Вильсона.
Если бы заявление было вручено в должное время, оно
могло бы дать Гитлеру время на размышление, западные
союзники избежали бы тех унижений, которые им пред-
стояло вынести в Мюнхене.
28 сентября 1938 года, выступая с речью в палате
представителей английского парламента, Чемберлен сооб-
щил о предстоящей конференции глав правительств четы-
рех держав в Мюнхене по урегулированию судетской
проблемы, и с тех пор это сообщение преподносится как
один из великих драматических моментов того десятиле-
тия. К этому времени даже противники Чемберлена на-
чали задумываться над тем, что, может быть, в самом
деле лучше политика умиротворения, чем град бомб на
Лондон и возможный развал империи.
Чемберлен, Вильсон и их сторонники имели довольно
веские доводы для удовлетворения немецких требований,
доводы, обусловленные не только грозной перспективой
82
разрушительных налетов германских ВВС. Премьер-
министр мог указать на то, что страны — члены Британ-
ского содружества, руководители которых в то время про-
водили неофициальную конференцию в Сиднее (Австра-
лия), далеко не поддерживали большую озабоченность
британского правительства проблемами Восточной Евро-
пы. Возглавляемые верховным комиссаром Канады Вин-
сентом Масси, убежденным сторонником политики уми-
ротворения, правительства доминионов передали свою
«глубокую обеспокоенность», а сам Масси возлагал боль-
шие надежды на то, что Чемберлен пойдет на компро-
мисс. Австралия прямо заявила, что не желает оказаться
вовлеченной в европейские дела, а Южная Африка выра-
жала откровенную враждебность любым попыткам навя-
зать войну Германии. Дафф Купер и другие противники
Чемберлена с презрением относились к подобным дово-
дам, утверждая, что эти сомнения и расхождения во
взглядах немедленно рассеялись бы, если бы английское
правительство заняло твердую позицию, однако другие
члены кабинета не были столь уверены в этом. Они были
склонны поверить Чемберлену, когда тот намекнул, что
Англия стоит перед опасностью развала империи просто
из-за академического спора вокруг небольшой страны в
Центральной Европе.
Сомневавшихся в правильности политики Чемберлена
не воодушевляло и отношение Соединенных Штатов. Они
подозревали, и вполне правильно, что Америка будет
стоять в стороне, если действительно начнется война.
«Если в Европе начнется война между либеральными и
тоталитарными государствами, — заявлял Герберт Гу-
вер, — единственная надежда сохранить демократию за-
ключается в том, чтобы мы остались вне войны».
Эти соображения в значительно меньшей степени ска-
зывались на общественности, которая сильно возмуща-
лась действиями Гитлера, чем на членах так называемой
«правящей группировки», на влияние которой рассчиты-
вал Чемберлен, чтобы нолучить поддержку своей поли-
тики умиротворения. Их преследовали страхи и сомнения;
они исключали всякие перспективы поддержки со сторо-
ны Соединенных Штатов; их преследовал призрак разва-
лившейся империи и Европы, ставшей жертвой комму-
низма. Но больше всего их мучил страх перед войной.
Слишком хорошо пророки Армагеддона сделали свое де-
6*
83
ло. В качестве примера можно привести следующий слу-
чай. Один из самых усердных сторонников установления
«взаимопонимания» с Германией Томас Джонс, близкий
человек для большинства лидеров консервативной партии,
летом 1938 года пришел к убеждению, что нужно реши-
тельно воспротивиться устремлениям Гитлера. Однако он
был очень скоро загнан обратно в число умиротворителей
посредством простейшего страха, вызванного спектаклем,
устроенным полковником Линдбергом. 29 сентября он
писал в своем дневнике, что после своего разговора с
Линдбергом он опять пришел к тем, кто стремится сохра-
нить мир любой ценой, из-за картины, нарисованной
Линдбергом, и из-за его убеждения, что демократические
страны будут разгромлены в войне.
В этой атмосфере неподдельного страха — ибо предель-
ный срок, установленный Гитлером, истекал в два часа
пополудни 28 сентября — члены палаты общин собрались
в полдень того же дня, чтобы заслушать сообщение Чем-
берлена о его попытках урезонить Гитлера. Он описал
поездку Вильсона в Берлин, говорил о послании, которое
направил фюреру, и сообщил, что обратился к Муссолини
с просьбой использовать свое влияние на Гитлера, чтобы
предотвратить угрожавшую Европе катастрофу.
Член парламента и неумолимый противник политики
Чемберлена сэр Гарольд Никольсон в то время дал самое
лучшее описание этого эпизода: «28 сентября 1938 года.
В 2 часа 15 минут я подошел к зданию парламента, прой-
дя через Трафальгарскую площадь и мимо Уайтхолла.
Вокруг фонтанов воркуют голуби, а ребятишки кормят
их. Мой спутник говорит: «Детей пришлось бы эвакуиро-
вать немедленно, как и голубей». Когда мы подошли бли-
же к зданию парламента, там уже собралась большая тол-
па; люди несли свежие цветы к подножию памятника по-
гибшим во время первой мировой войны. Над толпой
стояла глубокая и тревожная тишина. Люди смотрели на
нас оцепенелыми и пытливыми глазами...»
В палате общин: «Мистер Чемберлен медленно под-
нялся на свое место и разложил 'перед собой текст речи.
Палата утихла в молчаливом ожидании... Чемберлен на-
чал с хронологического изложения событий. Он говорил
спокойным и размеренным тоном в абсолютной тишине
притихшей палаты. Хронологическая последовательность
в его выступлении усиливала драматизм напряжения...
84
Он начал рассказывать нам о его последнем призыве к
Гитлеру и Муссолини. Я взглянул на часы. Было двена-
дцать минут пятого. Премьер-министр говорил уже ровно
час. Я заметил, л как какую-то бумагу на бланке Форин
Оффиса быстро передавали по ряду, где находятся места
для членов правительства. Сэр Джон Саймон прервал
премьер-министра. Премьер-министр поправил пенсне и
стал читать переданный ему документ. Он поднял голову,
и свет с потолка осветил его лицо. Морщины озабоченно-
сти и усталости словно вдруг сгладились; торжествую-
щий, он показался лет на десять моложе. «Гитлер, — ска-
зал он, — только что согласился отложить мобилизацию
в Германии на двадцать четыре часа и встретиться со
мной на конференции с Муссолини и Даладье в Мюнхе-
не». Я думаю, это был один из самых драматических мо-
ментов, которые мне когда-либо пришлось видеть. На не-
сколько секунд в зале воцарилась мертвая тишина. И за-
тем весь зал встал, чтобы приветствовать успех, достигну-
тый Чемберленом».
С балкона для иностранных гостей и дипломатов посол
США Кеннеди излучал сердечное одобрение действий
Чемберлена; как и некоторым другим лицам, близким к
Чемберлену, премьер-министр довольно прозрачно наме-
кал ему на такой исход еще несколько дней назад. Всем
присутствовавшим, слушавшим выступление Чемберлена,
показался случайным совпадением тот факт, что это сооб-
щение поступило от Гитлера; однако это было далеко не
случайно: теперь почти не осталось сомнений в том, что
Чемберлен еще до того, как начал свою речь, знал о пред-
стоящей конференции в Мюнхене и о возможности за-
явить об этом в ходе своего выступления. Вечером 27 сен-
тября, когда Гораций Вильсон, по его собственному выра-
жению, «приполз обратно» после встречи с Гитлером,
чтобы доложить кабинету, что тот обманул их ожидания,
премьер-министр защищал его от озлобленных нападок
отдельных членов кабинета. После этого он отвел Виль-
сона в сторону и сказал ему: «Вы не должны беспокоить-
ся. Я думаю, что вы поступили совершенно правильно».
А немного спустя он вызвал Вильсона к себе: «Я все об-
думывал создавшееся положение. И при создавшихся
условиях, думаю, было бы хорошо, если бы мы встрети-
лись — Гитлер, Муссолини, я и Даладье. Необходимые
меры приняты».
85
Чемберлен обратился за помощью к своему «хороше-
му другу» Бенито Муссолини, и в 7 часов утра 28 сен-
тября в Берлине начались переговоры при посредниче-
стве итальянского посла Бернардо Аттолико. К завтраку
все было согласовано, а спустя еще час из Рима уже пере-
давали в Лондон, что Гитлер дал согласие на встречу.
Волна облегчения прокатилась по Западной Европе в
связи с сообщением о предстоящей конференции в Мюн-
хене. В противоположность Чемберлену и Вильсону, в
сущности никогда не верившим в реальность военного
столкновения, большинство с тревогой ожидало надвигав-
шейся войны. В церквах еще продолжались молитвы во
имя сохранения мира; от президента Рузвельта и папы
римского еще исходили настоятельные призывы к сохра-
нению мира. Многие люди с тревогой ожидали исхода
мюнхенской встречи.
Но тревожиться не было никакой необходимости.
29 сентября, когда Эдуард Даладье летел в Мюнхен в ка-
честве главы французской делегации, Жорж Боннэ нахо-
дился у американского посла Буллита. Министр иностран-
ных дел был в бодром настроении и не делал секрета из
причин его столь заметной бодрости. Буллит докладывал
в Вашингтон, что, как утверждает Боннэ, «Франция,
безусловно, не выступит в поддержку Чехословакии...
Только ради сохранения господства семи миллионов чехов
над тремя с половиной миллионами немцев мы не позво-
лим Бенешу гнать сорок миллионов французов на смерть,
и он это знает».
Новость, что скоро в Мюнхене хирурги начнут кром-
сать тело Чехословакии, быстро распространилась среди
ее соседей. Почуяв запах крови, Венгрия и Польша на-
чали приводить свои войска в готовность и подтягивать
их к границам Чехословакии, составляя свои ультима-
тумы для предъявления Праге.
В Лондоне чехословацкий посланник Ян Масарик был
приглашен в Форин Оффис и предупрежден о предстоя-
щей конференции в Мюнхене.
«Но ведь эта конференция созывается для того, чтобы
решить судьбу моей страны, — ответил Масарик. — Раз-
ве нас не приглашают принять в ней участие?» На это
ему твердо заявили, что это конференция «только вели-
ких держав».
«Тогда, как я понимаю, — заметил Масарик, — Совет-
86
ский Союз также приглашается на эту конференцию.
В конце концов Россия тоже имеет договор с моей стра-
ной».
В некотором смущении лорд Галифакс ответил, что
пригласить Россию не было времени, и добавил, что во
всяком случае настаивание на участии в этой конферен-
ции России могло привести к тому, что Гитлер вообще
откажется от этой идеи. Он не сказал, что Чемберлен по
совету Вильсона принял решение исключить Россию из
числа участников Мюнхенской конференцииi.
Совещание в Мюнхене между Гитлером, Муссолини,
Даладье и Чемберленом началось утром 29 сентября и
длилось до самого подписания соглашения в 2 часа 30 ми-
нут в ночь на 30 сентября. На самом деле все было реше-
но в течение первого часа встречи, когда четыре руково-
дителя пришли к выводу, что Чехословакия должна быть
расчленена: а то, что было потом, — это торговля вокруг
отдельных деталей. Гитлер привел с собой огромную деле-
гацию, в том числе министра иностранных дел Риббентро-
па и фельдмаршала Геринга. Муссолини приехал со своим
министром иностранных дел графом Чиано. Даладье при-
ехал с проницательным и циничным генеральным
секретарем министерства иностранных дел Алексисом
Леже. Чемберлен, как всегда, держал возле себя Виль-
сона.
Пока руководители вели переговоры, а мир ожидал
их решения, чехи тоже ждали. В приемной дома, где про-
исходила конференция, в ожидании решения судьбы
своей страны сидели прибывшие из Праги представители:
доктор Маетны — чехословацкий посланник в Берлине и
доктор Губерт Масаржик — представитель министерства
иностранных дел Чехословакии. В течение многих часов
никто не подходил к ним. Через двенадцать часов после
начала совещания к ним вышел Гораций Вильсон.
«Почти все решено, — сказал он, радостно улыбаясь.—
Вам будет приятно узнать, что мы пришли к соглашению
почти по всем вопросам».
Доктор Маетны мрачно спросил:
«И какова наша судьба?»
1 На протяжении всего этого кризиса русские настаивали на
согласованном выполнении своих обязательств совместно с Анг-
лией и Францией. — Прим. авт.
87
«Не так плоха, как могло оказаться. Гитлер сделал
некоторые уступки». — Вильсон развернул карту на столе
перед чехами, и те содрогнулись, взглянув на нее. Соот-
ветственно окрашенные в красный цвет, от Чехословакии
отрезались огромные куски территории. Приглядевшись
внимательнее, Маетны вскипел от злости.
«Это возмутительно! — закричал он. — Это жестоко и
преступно глупо! Вы не только предаете нашу страну, но
приносите в жертву и наши оборонительные сооружения.
Смотрите, вот наша линия обороны, и здесь, и здесь, и
здесь! — указывал он пальцем на карте. — И все отдано
нацистам».
Улыбка сползла с лица Вильсона.
«Извините, но спорить бесполезно, — сказал он. —
У меня нет времени слушать вас. Я должен вернуться
к своему шефу». И он поспешно ушел, оставив чехов в
гневном отчаянии. В это время прибыл еще один член
английской делегации — Фрэнк Эштон-Гуэткин. Он был
в составе миссии Ренсимена в Чехословакии этим летом
и оказался полностью обведенным вокруг пальца руково-
дителем судетских нацистов Конрадом Генлейном; в своем
донесении Форин Оффису он изобразил Генлейна как
«искренне'го и честного человека» в тот самый момент,
когда этот нацист по указанию Гитлера проводил особен-
но активную кампанию лжи и клеветы. Теперь Эштон-
Гуэткин влетел в приемную, чтобы подтвердить сделан-
ное Вильсоном сообщение, что соглашение достигнуто.
«Вам следует быть готовым к значительно более тяже-
лым условиям, чем вы, возможно, предполагали», — до-
бавил он.
«Но пострадаем не только мы, пострадают также
Франция и Англия, если они позволят провести это в
жизнь, — сказал Губерт Масаржик. — Вы нас предаете со
всеми потрохами, но вы вместе с тем предаете и свою
безопасность. Можете ли вы нас выслушать?»
«По меньшей мере вы должны быть признательны за
нашу искренность, — жестко парировал англичанин. —
Не очень легкое дело вести переговоры с Гитлером. Если
вы не согласны с решением, вам придется улаживать свои
дела с Германией в полном одиночестве. Может, францу-
зы будут выражаться более любезным языком, но я за-
веряю вас, что они разделяют нашу точку зрения. К Че-
хословакии они теперь не проявляют интереса».
88
«Да поможет им бог!» — воскликнул Маетны.
Итак, с этим покончено. Гитлер получил то, чего хо-
тел. Чемберлен и Вильсон добились желаемого. Добился
своего и Жорж Боннэ.
Немецкие генералы, готовившие планы бунта против
Гитлера, отбросили их в сторону — и с некоторым презре-
нием, но все же приветствовали человека, который мог вы-
игрывать войны без сражений. Даже такой мудрый госу-
дарственный деятель, как президент Рузвельт, решил, что
Мюнхен рассеял тучи над народами, и счел нужным по-
слать Чемберлену поздравительную телеграмму, которую
Кеннеди поспешно повез на Даунинг-стрит, 10. Однако
Кеннеди, хотя и одобрял действия Чемберлена, по край-
ней мере понял, какие последствия они могут повлечь за
собой в будущем. «В тот же день, получив телеграмму,
я направился на Даунинг-стрит, 10,— писал он позднее,—
но вместо вручения Чемберлену телеграммы, как это
обычно было принято, я ее зачитал ему. У меня было
такое чувство, что когда-нибудь эта телеграмма будет
тревожить Рузвельта, и я оставил ее при себе».
Только в Чехословакии да в сердцах дальновидных
людей за рубежом болью отозвалось известие о только
что совершенном преступлении. Эдуард Даладье (потом
ему пришлось признаться: «Я чувствовал себя Иудой»)
хотел, как трус, избежать этой заключительной сцены; он
сообщил своей делегации, что не в состоянии встретиться
лицом к лицу с чешскими представителями, которые все
еще ожидали решения в приемной.
Невиль Чемберлен не чувствовал подобных угрызений
совести. Немного раньше он с легкостью предложил, чтобы
Даладье вылетел в Чехословакию и лично сообщил о при-
нятом решении президенту Бенешу. Чемберлен не мог
понять, почему так гневно загорелись глаза француза, ко-
гда он наотрез отказался от этой миссии. Пока Даладье
набирался храбрости, Чемберлен проворно привел свою
делегацию в зал заседаний, откуда только что с триум-
фом вышли Гитлер и Муссолини.
Ввели представителей Чехословакии. «Нас привели в
зал, где до этого проходило совещание, — писал впослед-
ствии Масаржик. — Здесь находились Чемберлен, Даладье,
Вильсон, Леже, Эштон-Гуэткин, Маетны и я. Атмосфера
была угнетающая: словно нам должны были зачитать при-
89
говор. Французы, явно нервничавшие, казалось, стара-
лись сохранить свое достоинство. После долгой вступи-
тельной речи Чемберлен вручил текст соглашения докто-
ру Маетны».
Когда Маетны читал текст, Чемберлен сказал, что,
возможно, соглашение и неприятное, но благодаря ему
удалось избежать войны, и добавил, что, во всяком слу-
чае, с этим уже согласились великие державы. Маетны и
Масаржик заметили, что теперь Чемберлен часто зевал и,
казалось, слышал очень немногое из того, что они гово-
рили.
«Я спросил Даладье и Л еже, — пишет Масаржик,—
ожидают ли они какого-либо заявления или ответа на это
соглашение от нашего правительства. Даладье заметно
занервничал. Господин Леже ответил, что четыре госу-
дарственных деятеля не располагают временем. Он по-
спешно, как бы между прочим, добавил, что от нас не
требуется никакого ответа, поскольку участники рассмат-
ривали решение как принятое чехами».
Сэр Гораций Вильсон взглянул на своего шефа, кото-
рый опять начинал зевать. «Идемте, джентльмены, — ска-
зал он. — Уже очень поздно. Я уверен, мы все, должно
быть, устали».
Последовало неловкое молчание, затем Чемберлен по-
вернулся и направился к двери, за ним последовал Да-
ладье.
Возвращаясь около трех часов утра в свою гостиницу
«Четыре времени года», Алексис Леже обсуждал собы-
тия прошедшего дня с другим членом французской деле-
гации, помощником военно-воздушного атташе капита-
ном Полем Стэленом.
Стэлен, как и Леже, понимал всю трагичность этого
соглашения. Он в свое время служил в Праге, хорошо
узнал и полюбил чехов. Понимая последствия для Фран-
ции и всей Европы от этого бескровного поражения, он
все же верил, что все это было сделано из лучших побуж-
дений, что в этот момент Франция не могла идти на войну
и надеяться на победу. Хотя эти стороны вопроса были
совершенно ясны, Мюнхен имел более широкие аспек-
ты; на некоторое время он отвратил войну, которой Стэ-
лен, как и каждый француз, боялся. «Все равно это согла-
шение является облегчением», — сказал он.
90
Леже некоторое время молчал, затем ответил: «О ко-
нечно, облегчение! Как будто свой кишечник опорожнил
в свои же штаны».
История, кажется, подтвердила, что это была доволь-
но верная аналогия1.
1 Западные державы — Англия, Франция и США — не поддер-
жали настойчивых предложений Советского правительства, на-
правленных на выработку практических мер для пресечения фа-
шистской агрессии. Придерживаясь политики «канализации» за-
хватнических планов гитлеровской Германии на Восток, они
стали на путь сговора с фашистами за счет Чехословакии. Наи-
более активно в этом направлении действовали правители Англии.
Мюнхенское соглашение о расчленении Чехословакии явилось
венцом их позорной политики попустительства германской агрес-
сии, открыло путь второй мировой войне. «Принося в жертву
Гитлеру Чехословакию, — писал позднее известный американский
публицист У. Липпман, — Англия и Франция в действительности
жертвовали союзом с Россией». Это делалось, по его словам,
«в последней тщетной надежде, что Германия и Россия будут
воевать друг с другом и истощат себя». (W. L i p p m а п. US Fo-
reign Policy. Shield of the Republic. Boston, 1943, pp. 104, 116.) Но-
вые документы о подготовке фашистской Германии к нападению
на СССР («Распоряжение Бормана») см. в статье П. А. Жилина
«Легенда о «превентивной войне» — оружие империализма» (Ком-
мунист № 1, 1972, стр. 114—115.) —Прим. ред.
ЧАСТЬ
II
ДОРОГА НА ПРАГУ
1. «Сколько будет длиться этот фарс?»
Было 3 октября 1938 года. Уже в течение сорока вось-
ми часов германская армия занимала районы Судетской
области в Чехословакии. На всем пути продвижения
войск царили полный хаос и неразбериха. Вооруженные
силы Германии, которые произвели столь сильное впечат-
ление на полковника Линдберга и государственных дея-
телей Англии и Франции и сейчас вступали в Чехосло-
вакию сразу после подписания Мюнхенского соглашения,
напоминали человека, выходящего по звонку открывать
парадные двери и на ходу застегивающего штаны. Моле-
но только предполагать, что произошло бы на самом деле,
если бы немцам пришлось с боями пробивать себе дорогу
в Чехословакию.
Как заметил немецкий генерал Вальтер фон Рейхенау,
достаточно было одного чешского крестьянина, вооружен-
ного мушкетом, чтобы задержать всю армию. Рейхенау
был одним из тех немногих офицеров генерального штаба,
которые отличались ревностной приверженностью к на-
цизму, восхищались Гитлером и полностью поддерживали
его. Казалось немыслимым, чтобы он когда-либо усомнил-
ся в правильности политики фюрера или тем более стал
противодействовать ее осуществлению; поэтому никто из
генералов, его коллег, никогда и не думал о том, чтобы
втянуть его в планы осуществления заговора против Гит-
лера в те напряженные недели накануне Мюнхена. Он бы
с презрением отверг их предложение, если бы заговор-
щики обратились к нему, ибо у него, в противополож-
ность коллегам, никогда не было опасений, что западные
союзники могут начать войну из-за вторжения немцев
92
в Чехословакию. Он, как и Гитлер, безоговорочно верил,
что демократические государства слабы и прогнили, и был
убежден, что западные державы не начнут войну ни при
каких обстоятельствах, разве только если они сами непо-
средственно подвергнутся прямому нападению — обстоя-
тельство, которое вряд ли возникнет.
Но даже Рейхенау не представлял себе, насколько
неподготовленными и дезорганизованными для этой кам-
пании оказались немецкие вооруженные силы, которые
1 октября пересекли чешскую границу. Почти на каждом
километре пути случались неприятности. Связь развали-
лась. Танковые колонны беспрерывно останавливались на
многие часы из-за медлительности ремонтного персонала
и плохого размещения пунктов заправки машин. «Зеле-
ный план» (так была закодирована операция по захвату
Чехословакии) более года разрабатывался до мельчайших
подробностей, репетировался снова и снова в течение лета
1938 года, и тем не менее, казалось, никаких уроков не
было извлечено. Командуя 4-й группой армий, генерал
Рейхенау, ответственный за осуществление оккупации
Богемии от города Аш до австрийской границы, пришел
в бешенство, увидев некомпетентность руководителей ко-
лонн. Только полное отсутствие сопротивления со сторо-
ны чехословацкой армии спасло Рейхенау от позора.
Вслед за принятием президентом Бенешем условий
Мюнхенского соглашения из Праги последовал приказ
чехословацкой армии и военно-воздушным силам оста-
ваться на своих базах. К удивлению высшего немецкого
командования, ожидавшего некоторого, хотя и неоргани-
зованного, сопротивления, чешские командиры и подчи-
ненные им войска строго придерживались буквы приказа.
Великолепно построенные оборонительные сооружения,
тянувшиеся по Судетской области вдоль границы с Гер-
манией, хорошо использовали крутые скаты Богемских
возвышенностей. Чешские артиллеристы и пехотинцы по-
слушно выходили вереницей из бункеров и закрывались
в казармах. Экипажи самолетов, оставив свои исправные
боевые машины на аэродромах, укрылись в столовых и
молча пили бренди. Чехи мобилизовали сухопутную ар-
мию в 750 тысяч человек, а военно-воздушные силы в со-
ставе 1360 боевых самолетов стояли в готовности схва-
титься с германскими ВВС и до получения сообщения о
Мюнхенском соглашении были полны решимости от-
93
стоять суверенитет своей страны. Теперь, спустя всего
сорок восемь часов, они покорно ожидали прихода немцев.
Гитлер пересек границу у Вильденау и с триумфом
проехал мимо толп судетских немцев, громкими возгла-
сами приветствовавших фюрера. Ему было не до пустых
танков, торчавших у обочин дороги, и автомашин, оста-
новившихся из-за отсутствия горючего. Осматривая се-
рию чешских бункеров в горах над Карлсбадом, он похло-
пал по плечу генерала Рейхенау, ликуя от мысли, что
укрепления достались им целехонькими. «Давайте посмот-
рим, из чего они сделаны, — предложил фюрер. — Пусти-
те по ним несколько снарядов».
К одному из бункеров на расстояние трехсот метров
подвели танк и самоходное орудие и приказали обстрелять
бункер. Чтобы пробить стену, потребовалось пять прямых
попаданий. Гитлер посмотрел задумчиво, затем развесе-
лился и начал смеяться. «Прочность бетона не играет
никакой роли, если слаба сила воли!» — заметил он.
Когда они возвращались в Карлсбад, дорогу уже заби-
ли чешские беженцы, пробиравшиеся на восток от Судет-
ской области, на собственно чехословацкую территорию.
Заметив, что отдельные немецкие солдаты дают бежен-
цам по чашке горячей похлебки и по кусочку хлеба, Гит-
лер нахмурился. «Почему они транжирят добрый немец-
кий хлеб на этих свиней?» — спросил он генерала Рейхе-
нау^
Ему было невдомек, что это чешский хлеб, конфиско-
ванный немцами. Он как будто не понимал, что чехи
оставляли свои дома, где они жили из поколения в поко-
ление, идя на восток только с тем, что было на них. По
условиям Мюнхенского соглашения им запрещалось брать
с собой мебель, домашнее имущество и даже своих лоша-
дей и коров. Контрольные посты по пути к Пльзену, уком-
плектованные эсэсовцами из эйнзацкомманд', тщатель-
но обыскивали беженцев, чтобы последние не унесли с собой
ничего. Судетских немцев, которые пытались ускольз-
1 Эйнзацкомманды — одно из нововведений Гиммлера — были
использованы здесь впервые. Выбранные из числа головорезов
службы безопасности, возглавлявшейся Рейнгардом Гейдрихом,
эти хладнокровные убийцы должны были идти по пятам герман-
ской армии в Польше и на Западе, а позднее и в России, наводя
страх и ужас на гражданское население своими бесчеловечными
карательными акциями, — Прим. авт.
94
нуть к Праге, ожидало еще худшее: для многих из них
был предопределен путь в западном направлении —
в концентрационные лагеря Дахау и Оснабрюк.
3 октября генерал Рейхенау занял в Карлсбаде гости-
ницу «Парк-отель», разместил здесь свой штаб и присту-
пил к осушению имевшихся в подвалах гостиницы запа-
сов шампанского. Сидя в огромном холле гостиницы, пья-
ным голосом он кричал своему компаньону: «Что это за
бойня! Если бы только наши противники знали, что за
кутерьма получилась у нас! Бенеш просто дурак, что не
стал сражаться!»
Его компаньоном по столу был майор Ганс Гросскурт
из абвера. Вместе со своими двумя шефами — адмиралом
Канарисом и полковником Гансом Остером майор Гросс-
курт объезжал Судетскую область после того, как первые
подразделения вермахта пересекли границу. Как и Рейхе-
нау, он был поражен тем, что увидел во время сйоего
турне по западным районам, хотя совсем по другим при-
чинам. Его поразила не дезорганизация, царившая в вой-
сках, а поведение вооруженных подразделений Гиммлера,
которые действовали в составе 4-й дивизии.
«Солдаты из полка СС «Германия» убивали и маро-
дерствовали самым зверским образом, — писал он в своем
донесении. — Я видел одну несчастную девушку, которая
была девять раз изнасилована группой этих мошенников,
в то время как ее отец был убит, а мать, запертая в туа-
лете, неистово кричала. Можно предполагать, что эта
девушка была чешкой, а эти солдаты верили во все то,
что читали в наших газетах о чешских зверствах по отно-
шению к нашим братьям (судетским немцам). Однако
это не может быть оправданием для поджога фермы, где
жили девушка и ее семья. Это самое бессмысленное расто-
чительство, ибо ферма была бы передана судетскому
немцу».
Да и к правам и достоинству самих судетских немцев
солдаты из эйнзацкомманд и агенты гестапо, которые по-
являлись вслед за подразделениями полка СС, относились
не с большим вниманием. Несколько ранее в тот день
Гросскурт, посетив жену руководителя судетских немцев
Конрада Генлейна, застал ее взволнованной и полной
страха за судьбу своего мужа. «Его пытаются оттес-
нить,— сказала она. — У него столько же врагов в геста-
по, сколько и среди чехов».
95
Гросскурт решил, что она, очевидно, преувеличивала,
но когда он приехал в город Эгер, чтобы посоветоваться
с Карлом Франком \ заместителем Генлейна, то и здесь
ему намекнули на зловещую кампанию, проводимую про-
тив судетского руководителя; Франк гневно обвинял
гестапо в массовых арестах судетских немцев.
Гросскурт записал в своем дневнике: «Я поехал в
Мариенбад, где мы разговаривали с генералом Рашиком
и подполковником Келлером. Они были страшно озлобле-
ны, так как гестапо уже приступило к аресту многих членов
партии судетских немцев. Мы уже слышали от Франка
в Эгере, что возникают серьезные затруднения. Франку
стало известно о двух офицерах из СД (служба безопас-
ности), проповедовавших ненависть к Генлейну. В штабе
мы также разговаривали с гаулейтером Франком, быв-
шим офицером австрийского генерального штаба; он так-
же жаловался по поводу арестов, проводимых гестапо.
Франк говорил о «мошенниках» из гестапо, подрывающих
все дело... Он сказал, что сколачивается новая клика, на-
строенная против Генлейна, и начинается бесчестная
борьба за власть. Об этом необходимо рассказать коман-
дующему группой армий и его начальнику штаба в Карлс-
баде».
И вот теперь Гросскурт приехал в гостиницу «Парк-
отель» в Карлсбаде, чтобы обо всем доложить генералу
Рейхенау. Однако, увидев помутневшие глаза сидящего
напротив него генерала, он решил, что это не подходя-
щий момент, чтобы ходатайствовать за чехов или судет-
ских немцев. Обругав армейских болванов, которые устро-
или такую неразбериху при вводе войск в Судеты, Рейхе-
нау теперь переключился на свои две любимые темы —
Адольф Гитлер и он сам.
«Вы только подумайте! — сказал он. — Чехословакия
в наших руках, и без единого выстрела. Не удивительно,
что я черпаю вдохновение у моего фюрера. Он не знает
страха, даже когда ставки, на которые он играет, могут
вовлечь его в войну с Западом в случае проигрыша. Я вам
скажу, Гросскурт, если бы фюрер играл в покер, он бы
каждый вечер выигрывал сотни тысяч марок. — Он отпил
глоток шампанского и засмеялся. — Но он играет на боль-
1 Руководитель района и член чешского сената от судетских
немцев. — Прим. авт.
96
шее. Да, конечно. Судеты — только первый этап. Я могу
сказать вам доверительно: фюрер собирается решить во-
прос со всей Чехословакией за очень короткое время. Не
только с Судетской областью — со всей Чехословакией.
И не только это. Подождите немного и вы увидите, как
он будет проявлять активность и мы начнем действовать
также и в других местах».
Рейхенау пристально посмотрел на офицера абвера и
с важностью кивнул головой. Гросскурт позволил себе
заметить, что политика фюрера пока что была направлена
на то, чтобы вернуть немецких братьев в состав рейха.
Что касается остальной части Чехословакии, то здесь дела
обстоят несколько иначе; в Мюнхене дали гарантию ее
целостности, и на этот раз западные демократии могут
остро отреагировать на акт агрессии.
«У них нет силы воли! — возразил Рейхенау. — Сказать
вам, что думает фюрер о Чемберлене и Даладье? Чембер-
лен слишком стар, и фюрер может прибрать его к рукам
в любой момент, когда только захочет. Что касается
Даладье, то он не более как главный пекарь. Никакой
войны не будет, поверьте мне».
Все еще продолжая пить, генерал стал хвастаться, что
Гитлер очень высокого мнения о нем, что скоро он полу-
чит повышение, а затем пустился в рассуждения о том,
что он сделает с генеральным штабом, когда власть будет
в его руках. Гросскурт оставил генерала и вышел на
главную улицу Карлсбада. На помосте напротив богато
украшенного здания водолечебницы играл немецкий во-
енный оркестр. Когда-то здесь прогуливались кайзер
Вильгельм, король Эдуард VII и другие аристократы Ев-
ропы, страдавшие подагрой, а теперь вокруг стояли ко-
ричневорубашечники и эсэсовцы в черных мундирах. Не-
которые из них привели с собой своих жен. Женщины
возбужденно болтали о покупках, которые они успели
сделать. Разнообразной одежды, предметов косметики,
вин, давно исчезнувших в Германии, здесь было в изоби-
лии и по довольно сносной цепе. Немцы из рейха, подоб-
но саранче, пожирали здешние запасы, понимая, в отли-
чие от судетских немцев, что уже никогда потом такой
возможности не будет.
Во дворце Градчаиы в Праге президент Бенеш из окна
своего кабинета смотрел на Влтаву. 4 октября было на
7 Л. Мосли
97
исходе; вечернее небо затянули облака, начал накрапы-
вать дождик. Электрическое освещение города вдруг на-
чало ослабевать; кабинет президента и Карлов мост, пе-
рекинувшийся из Старого в Новый город, погрузились
в полумрак.
Через несколько минут сюда должны прибыть генерал
Ян Сыровы, бывший главнокомандующий вооруженными
силами, назначенный премьер-министром как раз нака-
нуне мюнхенского кризиса, и новый министр иностран-
ных дел Франтишек Хвалковский; они со своими помощ-
никами должны прийти на заседание, назначенное прези-
дентом на 8 часов 15 минут вечера. Эдуарду Бенешу не
хотелось думать об этом заседании, ибо оно накладывало
отпечаток законченности той трагедии, которая разыгра-
лась в течение последних пяти недель.
Для тех, кто знал Бенеша в лучшие времена, он пред-
ставлялся человеком, подавленным горем. Когда-то весе-
лый, остроумный, жизнерадостный лидер наиболее пере-
довой и просвещенной демократии в Центральной Европе,
теперь он был отчаявшимся президентом искромсан-
ной страны. Характерным для натуры Эдуарда Бенеша
было то, что даже теперь он не ругал и не бранил тех,
кого мог бы обвинять в создавшемся положении, так, как
он всегда ругался при телефонных разговорах со своим
послом в Лондоне Яном Масариком, который последними
словами обзывал Гитлера, Чемберлена и Даладье. Бенеш
больше был склонен ругать самого себя, и, вероятно, не
без основания.
На рабочем столе Бенеша под стеклом лежала вырез-
ка из какого-то американского журнала с изречением,
которое и забавляло его, и давало пищу для размышле-
ний: «Если вы нуждаетесь в помощи, никогда не забы-
вайте, что таковая в вашей собственной руке».
А правильно ли поступил Бенеш, отказавшись под-
нять руку Чехословакии в свою собственную защиту?
Правильно ли критикуют его коммунисты в Праге, утвер-
ждая, что «беда с Бенешем в том, что, независимо от того,
что случится с Чехословакией, он знает: лично ему ничего
не грозит». Люди говорили: «Он продолжает твердить
нам, что у него имеется какой-то план, но то, что он па
самом деле имеет, так это аэроплан, стоящий на аэро-
дроме в готовности, чтобы вывезти его в безопасное
место».
98
Бенеш был уверен, что большинство народа пойдет за
ним, что армия и военно-воздушные силы выполнят свои
задачи не только мужественно, но и с достаточным ма-
стерством. Он также получил обещание помощи от рус-
ских, и не только обещание, но и конкретные действия:
к середине сентября Красная Армия подтянула к своим
границам с Польшей, поближе к Чехословакии, 30 пехот-
ных и 10 кавалерийских дивизий, один танковый корпус
и 12 авиационных бригад. В армию было призвано свыше
328 тысяч резервистов; кроме того, еще 30 пехотных и
10 кавалерийских дивизий были приведены в состояние
полной готовностиi. В течение всего лета 1938 года рус-
ские строили аэродром под Винницей на Украине, непо-
средственно у границы с Румынией. В начале сентября
двадцать русских бомбардировщиков поднялись с этого
аэродрома, перелетели румынскую территорию и сели на
ужгородском аэродроме в Чехословакии. Это была пер-
вая группа из запланированных шестидесяти бомбарди-
ровщиков, обещанных русскими Зденеку Фирлингеру,
1 В связи с обострением германо-чехословацких отношений
Советское правительство летом 1938 года провело подготовитель-
ные военные мероприятия, чтобы обеспечить быструю и эффек-
тивную помощь Чехословакии. Верный своим обязательствам, Со-
ветский Союз привел в боевую готовность и сосредоточил у за-
падных границ 30 стрелковых, 10 кавалерийских дивизий, одип
танковый корпус, 3 танковые и 12 авиационных бригад из со-
става Белорусского и Киевского особых военных округов. Затем
были приведены в боевую готовность еще 30 стрелковых и 6 ка-
валерийских дивизий, 2 танковых корпуса, 15 отдельных танко-
вых бригад, причем на этот раз мобилизационными мероприя-
тиями были затронуты не только пограничные, но и внутренние
округа вплоть до Волги и Урала. В Вооруженные Силы было
дополнительно призвано из запаса 328 тысяч человек, а также
задержано увольнение из рядов армии десятков тысяч красно-
армейцев и младших командиров, отслуживших установленные
сроки. 25 сентября 1939 года Народный комиссар обороны СССР
К. Е. Ворошилов информировал по этим вопросам начальника
французского генерального штаба М. Гамелена. 28 сентября
К. Е. Ворошилов докладывал Советскому правительству о готов-
ности к отправке в Чехословакию четырех авиационных бригад
(8 авиационных полков) в составе 548 боевых самолетов. В док-
ладе назывались конкретные части, районы их базирования с
указанием количества и типа самолетов в каждой из них.
(А. Н. Г р ы л е в. Накануне и в дни Мюнхена; Советско-чехосло-
вацкие отношения между двумя войнами. 1918—1939 гг. М., «Нау-
ка», 1968, стр. 220—225; В. Хвостов, А. Грылев. Накануне
Великой Отечественной войны. Коммунист № 12, 1968, стр.
59—60.) —Прим. ред.
7*
99
руководителю чешской дипломатической миссии в Моск-
ве, которые они направили бы чешским военно-воздуш-
ным силам для использования против немцев в случае вой-
ны. Вместе с самолетами от комиссара иностранных дел
Литвинова и его заместителя Владимира Потемкина было
получено заверение, что Россия придет на помощь, если
Чехословакия окажется вовлеченной в войну с Герма-
нией, и что Советский Союз не поскупится ни иа само-
леты, ни на летчиков. В это же время Литвинов инфор-
мировал Бенеша, что советский посол в Варшаве сделал
соответствующее предостережение польскому министру
иностранных дел полковнику Беку. Он слышал, что, если
Германия нападет на Чехословакию, поляки собираются
ввести свои войска в северные приграничные районы Че-
хословакии у Тешина, где проживает население польского
происхождения. Русские коротко информировали поляков,
что любая агрессия против Чехословакии будет воспри-
нята в Москве самым серьезным образом и что в таком
случае последуют соответствующие действия со стороны
Советского Союза.
Русские не могли более ясно дать понять своему чехо-
словацкому союзнику, что они будут на его стороне.
19 сентября Бенеш принял советского посла в Праге
Александровского и поставил ему два вопроса: выполнит
ли Россия свои договорные обязательства, даже если
Франция не будет выполнять своих обязательств в отно-
шении Чехословакии, и каким образом Россия будет вы-
полнять свои договорные обязательства, если Франция
отступит от своих обязательств после того, как Чехосло-
вакия окажется вовлеченной в войну против Германии.
21 сентября Александровский заявил Бенешу: «Если дело
дойдет до войны, в которой Германия выступит в каче-
стве агрессора, то чехословацкому правительству доста-
точно подать официальную жалобу в Лигу Наций и тем
самым информировать Советский Союз, который на осно-
вании этой жалобы выполнит свои обязательства» *.
1 19 сентября 1939 года Бенеш обратился к Советскому пра-
вительству с официальным запросом, окажет ли СССР в соответ-
ствии с договором помощь, если Франция тоже окажет помощь.
Его интересовал и другой вопрос: поможет ли Советский Союз
Чехословакии, как член Лиги Наций, на основании ее устава,
предусматривающего санкции против агрессора.
20 октября Политбюро ЦК ВКП (б) обсудило этот вопрос на
своем заседании и приняло решение подтвердить готовность СССР
100
Бенеш умышленно никогда не пытался даже выяс-
нить, не оговаривалась ли эта помощь какими-либо усло-
виями '. Заключительный удар, уничтоживший остаткр1
гордости и уверенности Бенеша, был нанесен со стороны
Польши. Чехословакия имела договор о дружбе с Поль-
шей, и Бенеш всегда давал понять полякам, что готов
по-дружески внести поправки в территориальное разгра-
ничение в районе Тешина. Однако поляки хотели решить
этот вопрос по-иному2. Министр иностранных дел Поль-
ши Бек был человеком неразборчивым в средствах и хотел
преподнести своему народу сначала острый политический
кризис и затем — свою победу. Ни первое, ни второе не
вызвали бы сенсации, если бы чехи выбили у него почву
оказать немедленную помощь. (История Коммунистической партии
Советского Союза, т. 5, стр. 68.)
Советское правительство сообщило в Прагу:
«1. На вопрос Бенеша, окажет ли СССР согласно договору
немедленную и действительную помощь Чехословакии, если Фран-
ция останется ей верной и также окажет ей помощь, можете
дать от имени правительства Советского Союза положительный
ответ.
2. Такой же утвердительный ответ можете дать и на другой
вопрос Бенеша — поможет ли СССР Чехословакии, как член Лиги
Наций, на основании статей 16 и 17, если в случае нападрния
Германии Бенеш обратится в Совет Лиги Наций с просьбой о
применении упомянутых статей».
И. В. Сталин в беседе с К. Готвальдом еще ранее, в мае
1938 года, также заявил, что СССР окажет Чехословакии военную
помощь даже и без участия Франции при условии, что сама Че-
хословакия будет защищаться и обратится к СССР с просьбой о
такой помощи. (СССР в борьбе за мир накануне второй мировой
войны, стр. 647.)
Однако правительство Бенеша — Годжи предпочло не сопро-
тивляться, а капитулировать. Совершенное правительством Чехо-
словакии в 1938 году национальное предательство закрыло Со-
ветскому Союзу путь для оказания помощи ее народу. Наша
страна смогла это сделать только в 1944—1945 годах. — Прим. ред.
1 Русские государственные деятели всегда утверждали, что
такая помощь предлагалась без всяких условий, что они ожи-
дали сопротивления немцам и ждали, когда Бенеш попросит их
оказать помощь Чехословакии. — Прим. авт.
2 Вслед за фашистской Германией и буржуазно-помещичьей
Польшей территориальные требования Чехословакии предъявила
и хортистская Венгрия. В ноябре 1938 года Венгрии были пере-
даны южные районы Словакии и Закарпатской Украины с насе-
лением свыше миллиона человек. В марте 1.939 года хортистские
войска с согласия Гитлера оккупировали всю Закарпатскую Ук-
раину. — Прим. ред.
101
из-под ног, уступив этот район, поэтому Бек игнорировал
все дружеские жесты со стороны Бенеша. И Бек пошел
на риск, решив пренебречь предупреждением со стороны
русских1; 30 сентября польское правительство направило
ультиматум Чехословакии, требуя за двенадцать часов
освободить район Тешина2.
Бенеш понимал, что ему теперь лучше оставить стра-
ну, которую он не сумел сплотить, когда наступил кри-
зис. По иронии судьбы даже его выезд из страны был
сопряжен с еще одним унижением. Как только было
объявлено о подписании Мюнхенского соглашения, он
принял решение подать в отставку, однако на следующий
депь, когда 1 октября немецкие войска вошли в Чехосло-
вакию, Геринг вызвал к себе чехословацкого посланника
в Берлине доктора Маетны и сообщил ему, что Гитлер
не может смириться с мыслью, что Эдуард Бенеш все еще
остается президентом Чехословацкой республики. Он
должен уйти, и уйти очень быстро; если он не подаст в
отставку, то германское правительство будет действовать
с исключительной жесткостью при осуществлений усло-
вий Мюнхенского соглашения. Таким образом, даже от-
ставка президента будет казаться только еще одной капи-
туляцией перед нацистами.
Послышался стук в дверь. Вошел секретарь, чтобы со-
общить, что министры прибыли. Эдуард Бенеш сел на
свое обычное место за столом совещаний. Генерал Сыро-
вы занял свое место справа от президента, а министр
иностранных дел Хвалковский уселся слева от него.
«Господа, — начал Эдуард Бенеш, — настали времена
тяжелых испытаний, жестокие времена, и я знаю, вам
1 Имеется в виду заявление Советского правительства пра-
вительству Польши от 23 сентября 1938 года в связи с сосредо-
точением войск у границ Чехословакии. В заявлении содержа-
лось предупреждение тогдашнему реакционному польскому пра-
вительству, что в случае, если бы польские войска вторглись в
пределы Чехословакии, СССР считал бы это актом агрессии и
денонсировал бы без дальнейшего предупреждения пакт о иена-
падении с Польшей. (Новые документы из истории Мюнхена.
М., 1953, стр. 132—133.) —Прим. ред.
2 Впоследствии Бенеш с горечью писал, что польский ульти-
матум «был почти идентичен ультиматуму, который Гитлер на-
правил самому Беку спустя год в связи с решением данцигского
вопроса. Это очень характерно. Пожалуй, основное различие за-
ключалось в том, что ультиматум польского правительства Че-
хословакии давал срок только двенадцать часов». Немцы в своем
ультиматуме давали полякам два дня. — Прим. авт.
102
надо о многом думать. Но, по меньшей мере, я могу снять
с ваших плеч одну заботу. Вы с облегчением узнаете, что,
начиная с этого момента, я, Эдуард Бенеш, слагаю с себя
обязанности президента республики Чехословакии...»
В министерстве иностранных дел на Вильгельмштрас-
се в Берлине шло заседание членов так называемой меж-
дународной комиссии. По условиям Мюнхенского согла-
шения эвакуация подразделений чешской армии и
гражданского населения из Судетской области должна
была быть «завершена к 10 октября, без уничтожения
любых существующих сооружений»; поэтому определение
новых границ второй Чешской республики не допускало
отлагательств.
В эту международную комиссию входили заместитель
министра иностранных дел барон Эрнст фон Вейцзекер,
Андрэ Фраисуа-Понсэ, Бернардо Аттолико, сэр Невиль
Гендерсон и чешский посланник в Берлине доктор Мает-
ны вместе со своими помощниками и военными советни-
ками. Все вопросы по уточнению границы должны были
рассматриваться и решаться на основе общего согла-
сия.
Из этого ничего не получалось. С самого начала нем-
цы дали понять, что они не потерпят никаких возраже-
ний со стороны других делегаций и что они полны реши-
мости захватить каждый дюйм территории, каждый про-
мышленный район, каждый железнодорожный путь и
каждое фортификационное сооружение, которое оказалось
бы близко к Судетам.
После первого официального заседания комиссии ба-
рон Вейцзекер передал руководство работой немецкой
делегации полковнику Вальтеру Варлимонту, представи-
телю верховного командования вооруженных сил, который
быстро расправился с дипломатами. Невиль Гендерсоп,
так усердно старавшийся довести дело до Мюнхена и ни-
когда не скрывавший, по крайней мере перед немцами,
своего отвращения к чехам, улыбался нацистам. Его от-
ношение как бы говорило: «Ну вот, когда мы получили
то, чего хотели, и поставили этих надоедливых чехов на
свое место, разве мы не можем теперь позволить себе пе-
множечко великодушия, время от времени разделяя с
ними сомнения».
103
Не впервые британский посол ошибался в людях, с
которыми имел дело. Верховное командование пе соби-
ралось проявлять великодушие; оно хотело получить все,
чего добивалось, и сверх того еще кое-что. Когда Варли-
монт показал на карте весь промышленный район, засе-
ленный в основном чехами, передачи которого требовала
Германия, Гендерсон неодобрительно кашлянул и заме-
тил: «Однако это немножко многовато, конечно. Может,
мы могли бы это оставить?»
Варлимонт ответил: «Вы, возможно, и хотели бы оста-
вить его чехам, ваше превосходительство, но ведь это пе
в ваших силах. Верховное командование вермахта уже
решило, что этот район является частью Судетской об-
ласти, и он будет соответственно аннексирован».
Гендерсон выглядел дворняжкой, только что получив-
шей пинка.
К чешскому представителю Маетны отнеслись так
пренебрежительно, что он мрачно замолчал. Его военный
советник генерал Гусарек попытался прибегнуть к дру-
гой тактике. Отведя в сторонку Франсуа-Понсэ, он сказал:
«Неужели вы не понимаете, что немцы забирают пе
только наши оборонительные сооружения, но и наши
пушки, находящиеся там? Те самые пушки, которые
были изготовлены на заводах Шкода и которые являются
лучшими в мире. Куда, по вашему мнению, они будут
направлены, если немцы их получат? Чтобы оснастить
линию Зигфрида против Франции — вот куда!»
Франсуа-Понсэ ответил, что немедленно свяжется с
Парижем и попросит полномочий вмешаться. Он доложил
об этом министру иностранных дел Жоржу Боннэ, кото-
рый, выслушав его, резко ответил: «Забудьте про это.
Не спорьте с ними. С этим покончено. Пусть немцы полу-
чат все, что они хотят».
Франсуа-Понсэ вернулся, в отчаянии качая головой.
«По крайней мере, я хоть посоветовался со своим прави-
тельством, — сказал он. — Невиль Гендерсон даже не по-
трудился посоветоваться с кем-либо. Он просто кивал
головой и соглашался со всем».
Капитан Поль Стэлеи, присутствовавший на этих засе-
даниях в качестве члена французской военной делегации,
понимал чувства чехов. «Войдя в зал на первое заседание
комиссии, я был глубоко взволнован, глядя на офицеров
чешской делегации, — вспоминал Стэлен. — Боевые на-
104
грады, в том числе ордена Почетного легиона, военные
медали и кресты, которые они носили на своих мундирах,
указывали па то, что многие из них когда-то сражались
за Францию. Однако когда они явились на второе засе-
дание, на орденских планках, там, где до этого были
планки французских орденов, оказались пустые места —
чтобы показать, что они думали по поводу того, как мы
их покинули в трудную минуту.
Немецкая делегация не теряла времени, чтобы со
всей жесткостью дать нам понять, что Судетская область
будет оккупирована в строгом соответствии с приказом
вермахта. Директивы, полученные всеми другими деле-
гациями от своих правительств, играли на руку немцам.
Туманные, расплывчатые, они все время рекомендовали
примирение, что иными словами означало: «Не спорьте».
Во всяком случае, даже когда мы обращались к своим
правительствам за разъяснениями, то получали их с та-
ким запозданием, что немцы оказывались в состоянии
воспользоваться этим. В ходе наших заседаний полковник
Варлимонт, как мы видели, три раза в сопровождении
своих коллег покидал зал, затем, спустя несколько минут,
возвращался и начинал свое заявление словами: «Верхов-
ное командование вермахта решило...» Надменность и
наглость Гитлера стали сказываться с резкостью ударов
хлыста. Период эйфории, возникший в Мюнхене, был не-
долговечным. Атмосфера вновь стала сгущаться и при-
нимать угрожающий характер».
В Мюнхене Англия и Франция подписали дополни-
тельный пункт к соглашению, в котором говорилось:
«Правительство Соединенного королевства и правитель-
ство Франции вступили в вышеприводимое соглашение
па основании того, что они будут выполнять предложение,
содержащееся в параграфе 6 англо-французских предло-
жений от 19 сентября относительно предоставления меж-
дународных гарантий неприкосновенности новых границ
чехословацкого государства против неспровоцированной
агрессии...»
Было очевидно умонастроение чехов относительно
этого пункта. «Уже на второй день, — отмечал Стэлен, —
в дополнение к снятию своих боевых орденов, полученных
в свое время во Франции, чешская делегация всем своим
поведением подчеркивала пренебрежение к французской,
английской и итальянской делегациям и вела прямые пе-
105
реговоры с немцами. «Смотрите, — заметил английский
военный атташе, — они ведут себя так, будто они уже
союзники немцев».
При сложившихся обстоятельствах трудно себе пред-
ставить, как можно было ожидать от чехов иного пове-
дения.
В Париже бурные восторги по поводу предотвращения
войны благодаря Мюнхену еще не утихли. Журнал пра-
вого крыла «Лё пти паризьен», распространявшийся
большим тиражом (при регулярных субсидиях немцев),
открыл книгу посетителей, в которой предлагалось под-
писаться всем, кто одобрял Мюнхенское соглашение. Ре-
дакция собрала миллион подписей. «Пари суар» начала
сбор средств, чтобы на них купить для Невиля Чембер-
лена дом в Дордони, где он мог в благодатной тишине
ловить рыбу, отдыхать и размышлять над тем, насколько
благодарен ему французский народ за спасение мира от
войны. За три дня сумма сборов достигла 500 тысяч фран-
ков'. Эдуард Даладье, возвращаясь домой из Мюнхена па
самолете, был так напуган, когда увидел огромную толпу,
окружившую аэродром, что приказал пилоту покружить
над аэродромом прежде чем разрешить ему пойти на по-
садку; однако на аэродроме Боннэ расцеловал его в обе
щеки, а по всему пути до самого Парижа его приветство-
вали как героя.
Чувство вины, которое испытывал Даладье, вызвало у
Чемберлена только презрение. Британский премьер-ми-
нистр был не только популярным героем, обеспечившим
успех в Мюнхене. Оп также был уверен, что действитель-
но заслужил такое единодушное одобрение. Свой «успех»
в делах он довершил получением такого документа, по-
мимо Мюнхенского соглашения, который заслуживает
того, чтобы занести его в книги по истории как паиболее
злонамеренную лживую декларацию (как по содержа-
нию, так и по зафиксированным в пей обещаниям) из
всех, какие когда-либо в истории были преподнесены до-
верчивой общественности.
1 Дома так и ие построили и не купили. Мне не удалось вы-
яснить, куда же делись собранные деньги. — Прим. авт.
106
В утренние часы после подписапия Мюнхенского со-
глашения, когда германская армия готовилась к броску
на территорию Судетской области, захваченную без еди-
ного выстрела, когда чешские беженцы устремились по
дорогам, идущим в восточном направлении, когда поль-
ская и венгерская армии начали сосредоточиваться на
флангах Чехословакии, Невиль Чемберлен прибыл в
апартаменты Гитлера в Мюнхене. Это была та самая
встреча, о которой он лично просил рейхсканцлера в
прошлую ночь, как раз перед тем, как Гитлер отправился
с Муссолини отпраздновать подписание соглашения.
Уильям Стрэнг — член английской делегации в Мюн-
хене — лег спать в три часа утра, а в семь часов его раз-
будил телефонный звонок премьер-министра.
«После завтрака у меня встреча с господином Адоль-
фом Гитлером, — сообщил Чемберлен. — Мне нужно неч-
то вроде заявления о будущих англо-германских отноше-
ниях, которое он бы одобрил и подписал. Вы знаете фор-
му подобных документов. Не набросаете ли вы мне
проект?»
Стрэнг встал с постели и, пока одевался и завтракал,
«составил три параграфа», текст которых затем понес в
номер Чемберлену; последний внимательно прочитал
проект, переделал второй параграф и внес некоторые
другие незначительные изменения. «Так оно должно пой-
ти, — сказал он. — Я думаю, господин Гитлер будет до-
волен... Что это за шум на улице?» — спросил он Стрэн-
га. Тот объяснил, что под его окнами собралась толпа,
чтобы приветствовать его за то, «что он сделал ради спа-
сения мира».
Стрэнг предложил ему выйти на балкон и ответить
на приветственные возгласы толпы. Чемберлен тут же вы-
шел на балкон и вернулся обратно в приподнятом па-
строении. «Действительно, я им нравлюсь», — сказал он.
Стрэнг спросил премьер-министра, знают ли французы,
что он собирается встретиться с Гитлером, и не следует
ли им предварительно показать подготовленный проект
заявления. Чемберлен взглянул на него с некоторым раз-
дражением и коротко ответил, что это не их дело. Оно
касается строго англо-германских отношений.
Спустя полчаса Чемберлен был уже у Гитлера, а еще
через час он вышел из апартаментов фюрера и был отве-
зен на аэродром, где его ожидал самолет, отправляющий-
•W
ся в Англию. Как и при возвращении Даладье в Париж,
истерически-радостная толпа ожидала его в Лондоне.
Возбужденный приветствиями толпы, он держал в вы-
тянутой руке листок бумаги. «Это — мир на наше вре-
мя», — заявил он, помахивая листком. Затем, как охва-
ченный благоговением болельщик, который никак не
может поверить, что ему удалось получить автограф ви-
новника торжества, Чемберлен воскликнул: «Смотрите,
вот бумага, на которой стоит его подпись!»
Документ, который Чемберлен поднял высоко над го-
ловой, представлял собой обещание, что Англия и Гер-
мания никогда не начнут войну друг с другом.
Но в Англии были и такие люди, которые весьма
скептически отнеслись ко всем этим фактам. Одним из
них был член кабинета Альфред Дафф Купер, подавший
в отставку с поста первого лорда адмиралтейства. На три-
буну палаты общин взошел Уинстон Черчилль, чтобы
произнести нудную речь, подробно изобразив поражение,
которое Англия потерпела в Мюнхене; он был освистан
другими членами парламента. С самодовольной, презри-
тельной улыбкой Чемберлен заметил, что любой, кто бу-
дет критиковать Англию за Мюнхенское соглашение,
только «обесчестит себя». А один из членов парламента,
заявивший, что предложение займа чехословацкому пра-
вительству явилось бы новым вариантом «тридцати сре-
бреников», был сбит с ног другим страстным сторонни-
ком политики умиротворения.
И все же находились скептики. Один из них оказался
достаточно смелым, чтобы высказать Чемберлену пред-
положение, что, возможно, Гитлер его обманывает, что
фюрер и раньше давал обещания и затем нару-
шал их.
«Видите ли, мой дорогой, — отвечал британский премь-
ер-министр, — в данном случае это совершенно другое
дело; в данном случае он дал обещание мне».
Однако если у Чемберлена не было никаких сомнений,
то английский народ очень скоро почувствовал себя да-
леко не радостно. Первые чувства облегчения уступали
место чувствам неловкости и вины, особенно когда англи-
чане читали в газетах сообщение из Судет и Чехосло-
вакии. Правительство заверило их, что расчленение будет
108
осуществлено в форме, свойственной порядочным и куль-
турным людям, и что нацисты возьмут у чехов только ту
часть территории, где подавляющее большинство населе-
ния составляют немцы. Однако теперь они читали сооб-
щения о безжалостной аннексии огромных районов по
чисто стратегическим и экономическим соображениям,
без какого-либо этнического обоснования. К 10 октября
1938 года Чехословакия потеряла не только своего прези-
дента, но и большую часть своей железнодорожной систе-
мы, 70% всех своих ресурсов чугуна и стали, 76% вагоно-
строительных предприятий, 80% текстильной промышлен-
ности, 80% предприятий по производству цемента,
90% предприятий по производству фарфора и стекла,
40% предприятий по заготовке лесоматериалов и 70%
всех электроэнергетических мощностей. Начали поступать
ужасающие подробности о выселении чехов, которые те-
перь бежали из Судетской области, где они проживали
на протяжение многих лет.
Для некоторых беженцев была уготована еще более
ужасная судьба. Речь идет о жителях немецкой нацио-
нальности в Судетской области, численность которых
определялась примерно в полмиллиона и которые, отказы-
ваясь вступить в нацистскую партию, протестовали про-
тив возвращения Судетской области Германии. Конрад
Генлейн поклялся «чинить им страдания, пока они не
почернеют». Идя по пятам германской армии, пересекшей
границу и теперь занимавшей все новые и новые районы,
гестапо во главе с рейхсфюрером СС Гиммлером и его
заместителем Гейдрихом руководило «охотой» на социал-
демократов и коммунистов. Однако многие тысячи этих
людей, вовремя предупрежденные, успели уйти на терри-
торию собственно Чехословакии и нашли убежище в
Пльзене, Брно и Праге. Это вызвало приступ бешенства
у руководителей гестапо, и в своих гневных телеграммах
в Берлин они требовали принятия соответствующих мер
в Праге. Германский посол в Праге Эрнст Эйзенлор полу-
чил из Берлина приказ потребовать от генерала Сыровы
возвращения беженцев. Не желая больше противиться
ничему, озлобившийся генерал уступил требованиям, и
соответствующее соглашение 15 октября было подписано.
Характерно, что оно было оформлено задним числом,
1 октября. «Это избавит нас от необходимости кормить
их», — холодно заметил Сыровы.
109
Когда стало известно об этой гнусной сделке, разда-
лись громкие протесты в Чехословакии и за ее предела-
ми. Работники английских благотворительных организа-
ций, в том числе группы молодых женщин, уже находи-
лись в лагерях для беженцев и прилагали все усилия для
организации беженцам помощи. В Англии среди населе-
ния началась кампания по сбору средств в фонд помощи
беженцам, и к середине октября сборы составили 318 ты-
сяч фунтов стерлингов. Однако когда лидер социал-демо-
кратов Вернер Якш прилетел в Лондон, чтобы просить
нечто большее, чем деньги, — визы, чтобы его люди мог-
ли выехать, чтобы не попасть в руки гестапо и затем в
концентрационные лагеря, он встретил молчаливый отказ
чиновничества. Он умолял лорда Ренсимена, приезжав-
шего летом в Чехословакию в качестве эмиссара Чем-
берлена, вступиться за его людей перед премьер-мини-
стром.
«Вы не можете позволить осуществить немцам эту
жестокость, — говорил он Ренсимену. — Это просто месть
со стороны немецких нацистов за то, что мы не поддер-
живали их и не были с ними заодно. Ведь соглашение с
Берлином, которое Сыровы подписал, было оформлено
задним числом уже после Мюнхена только для того, что-
бы нацисты могли всех пас переловить».
Лорд Ренсимен чувствовал себя неловко.
«Я убежден, что лорд-мэр Лондона начинает сбор
средств в фонд помощи вам, и если так, то мое имя, безу-
словно, будет в числе тех, кто окажет в этом содействие».
«Но ведь визы, визы, визы — вот что нам нужно!» —
умолял Якш.
Это было как раз то, чего англичане не собирались им
дать. Чемберлен скорее выдал бы гестапо несколько ты-
сяч судетских немцев, чем обидел своего нового друга в
Германии. Установив, как он твердо верил, «близкие
взаимоотношения» с Адольфом Гитлером, он не хотел
раздражать фюрера.
Между тем лорд-мэр Лондона сэр Гарри Туайтфорд
вылетел в Прагу, чтобы лично вручить беженцам собран-
ные средства. После нескольких дней ожиданий и настоя-
тельных просьб он наконец был принят генералом
Сыровы.
Джон Беннет, сопровождавший Туайтфорда во время
визита в Пражский Град, впоследствии писал: «(Сыровы)
ПО
совершенно изменился, и в нем не осталось ничего от
того человека, который был готов сражаться, при необ-
ходимости даже в одиночестве. Теперь он был непрекло-
нен относительно беженцев, возвращения которых — всех
зарегистрированных после 1 октября, — требовала Герма-
ния. Их теперь вылавливала чешская полиция».
Гарри Туайтфорд просил чешского руководителя по-
щадить по крайней мере тех беженцев, которые вступили
в Чехословакию до подписания соглашения 15 октября.
Генерал Сыровы «зловеще смотрел одним глазом, на дру-
гом глазу дрожала черная повязка». «Ни пятпадцати
дней, ни пятнадцати минут! — ответил он. — Немцы их
просят и они будут возвращены!».
Это было сказано высоким взволнованным фальцетом.
Затем Сыровы поднялся и начал ходить по комнате, как
бы стараясь успокоиться. Уже более спокойным тоном он
добавил: «В этом деле, господа, мы были готовы и хотели
сражаться на стороне ангелов. Теперь мы будем охотить-
ся вместе с волками».
В самих Судетах в ожидании своих жертв Гиммлер и
Гейдрих следили за открытием нового учебного центра
для эсэсовских рекрутов в замке Хиршберг. И тот и дру-
гой понимали, что приближается время, когда потребует-
ся значительно больше эсэсовцев, чтобы идти в йогу с
планами Гитлера, чтобы гестапо могло вершить свои дела
на новых и все расширяющихся территориях великой
Германии, чтобы обезвреживать шпионов, социал-демо-
кратов, коммунистов, евреев и другие враждебные рейху
элементы и чтобы иметь достаточное количество войск
СС для содержания новых концентрационных лагерей,
которые будут открыты для противников рейха.
Когда они прибыли в замок Хиршберг, новые канди-
даты в СС были уже построены для встречи своих руко-
водителей; вскинув руку вперед в нацистском привет-
ствии, они бодро выкрикнули: «Хайль Гитлер!» Все опи
прошли тщательную фильтрацию, какой подвергают всех
добровольцев СС, заполнили подробные анкеты, в кото-
рых нужно было дотошнейшим образом рассказать о
своей родословной до четвертого поколения. Целая вере-
ница инспектирующих приказала кандидатам раздеться
и затем обследовала их. Измерялась длина мочки уха,
Ml
определялся цвет глаз и волос, и, поскольку у Гейдриха
на этот счет была своя теория, инспектирующие нюхали
подмышки, определяя характер запаха — «нордический»
или «семитский».
Теперь, уже снова одевшись, кандидаты ожидали за-
ключительного смотра, который должны были произвести
Гиммлер и Гейдрих. Гиммлер поручил Гейдриху решать
вопрос, насколько тот или иной кандидат обладает пра-
вильными нордическими физическими данными, чтобы
стать членом этой элиты. Это было одно из тех случайных
поручений, которые заместитель рейхсфюрера выполнял
с особым удовольствием.
Гейдрих прошел вдоль линии выстроившихся ревност-
ных рекрутов, голубые глаза которых горели в идеологи-
ческой лихорадке; молодые люди стояли в кожаных брю-
ках, девушки — в серых юбках и зеленых кожаных курт-
ках, их вьющиеся волосы падали на плечи. Это было
началом периода интенсивного набора рекрутов в СС.
Гитлер уже давно пришел к выводу, что Мюнхенское
соглашение для него далеко не победа, которую припи-
сывали ему всюду. Правда, Мюнхен продемонстрировал
слабость и упадок западных держав, но это не было для
него новостью, ибо он это всегда подозревал. Чего он не
достиг в Мюнхене — это полного контроля над Чехосло-
вакией.
9 октября, когда премьер-министр все еще продолжал
пребывать в безоблачном настроении, толкуя о «новой
эре мира и добрых взаимоотношений в Европе», Гитлер
поехал с Саарбрюкен, чтобы выступить там с речью. Осо-
бенностью Гитлера было то, что он никогда не упускал
случая напустить на себя показное раздражение, даже
ярость, когда англичане делали нападки на него; а за
последние дни его сильно задела критика в английской
прессе и в выступлениях в палате общин, и особенно вы-
ступление Уинстона Черчилля.
«Было бы лучше, если бы кое-кто в Великобритании
постепенно отказался от определенных песен, которые
унаследованы от версальского периода, — заявил Гитлер
в своей речи. — Мы не можем больше терпеть опеку гу-
вернанток. Наведение справок о судьбе немцев в пределах
границ рейха нетерпимо. Мы этого не потерпим. Мы хо-
112
тели бы дать этим джентльменам совет, чтобы они не
совали свой нос в наши дела и оставили нас в покое».
Гораций Вильсон с текстом этой речи явился в каби-
нет премьер-министра со словами: «Хозяин, я боюсь, это
вам не понравится».
Чемберлен прочитал речь фюрера и сказал: «Это все
проклятый Уинстон! Самореклама — вот что его больше
всего интересует! — Затем он повеселел: — Но что бы
оп ни говорил, он на самом деле не может бросить нам
вызов. Мы стоим прочно. Гитлер мне обещал, и я ему
верю. Мы обеспечили безопасность в Европе».
Как раз примерно в это время, когда Чемберлен раз-
говаривал с Вильсоном в таком духе, фюрер решил совер-
шить еще одну поездку в Судетскую область, на этот раз
по оборонительным сооружениям, которые были воздвиг-
нуты чехами на границе с Австрией, к северу от города
Липц. Майор Гросскурт, к этому времени приставленный
к свите Конрада Генлейна, получил указание немедленно
доставить лидера судетских нацистов в город Линц. «Мы
направились из Оберзальцберга в Линц, — записал он в
своем дневнике 16 октября, — где в гостинице я застал
пьяных обергруппенфюрера Брукнера и адъютанта Гит-
лера Шмундта. В гостинице номер только для Генлейна,
а для нас — ничего».
На следующее утро Генлейн присоединился к Гитлеру
и командовавшему здесь войсками генералу Вильгельму
фон Леебу, следовавшим во главе вереницы автомашин,
и кавалькада устремилась на север, к старой чехословац-
кой границе у Ческе-Веленике. Они ехали в сторону Бо-
гемии и в конце концов остановились «в небольшой сель-
ской гостинице, где мы — всего около двадцати человек —
уселись за стол, чтобы перекусить. Ближе к фюреру си-
дели фон Лееб, генерал фон Шоберт, Конрад Генлейн,
Зейсс-Инкварт (нацистский губернатор Австрии) и не-
сколько армейских офицеров и офицеров СС. Шмундт
принес фруктовый сок, кашу и венский кремовый пирог
для фюрера, остальные ели ветчину, сосиски и вареную
картошку и запивали пивом. В этой обстановке у Гитлера
обнаружилось странное психическое состояние. Его па-
строение изменялось от ярости, когда он проклинал Чем-
берлена за то, что тот «надул» его, до высокопарного
8 Л. Мосли
113
радостного веселья, когда он начинал перед своими слу-
шателями рисовать картины будущих побед.
«Как только мы уселись перекусить, фюрер стал долго
объяснять политическую обстановку и возможности: на
будущее. Дверь в комнату была открыта, и водители ма-
шин и местные жители толпились у дверей и все слыша-
ли. Они уставились на него, как зачарованные, а его речь
становилась все исступленнее. Вся эта обстановка мне
совершенно не нравилась. Она была очень опасна».
Гитлер не касался никаких подробностей своих планов
и ограничивался дикими угрозами в адрес «врагов нацио-
нал-социализма и третьего рейха». Главным среди них,
разумеется, была Англия. «Англичане, — кричал он, —
вот кто всегда меня критикует! Дряхлые, прогнившие,
руководимые безвольными дегенеративными аристокра-
тами или старыми дураками вроде Чемберлена. И они
еще смеют вставать на моем пути. Я нападу на них и
уничтожу их! И французы тоже! Во Франции можно
купить любого политикана, независимо от его политиче-
ских взглядов. Они будут раздавлены и растоптаны, если
посмеют встать на моем пути!»
Внезапно Гитлер вскочил на ноги и направился к ав-
томашине. Кавалькада вновь двинулась в путь, на этот
раз к имению принца фон Шварценберга. Предполага-
лось, что здесь, на территории имения, они поднимутся
на высокую башню, откуда открывается прекрасный вид
па покрытые лесами холмы Богемии; однако ко времени
прибытия кавалькады опустился туман. Настроение Гит-
лера резко изменилось, он молча взглянул вверх на баш-
ню, поежился и вернулся в свою автомашину.
Через день-другой фюрер вновь оживился и снова
блистал красноречием. Он выехал на север в Моравию,
к старым чешским оборонительным сооружениям, кото-
рые тянулись от немецкой границы к польской. По такому
случаю специальный поезд из Берлина доставил сюда
около пятидесяти генералов и офицеров верховного
командования. В их числе находились генералы Кейтель,
Браухич и генерал Удет из военно-воздушных сил. Пер-
вую половину дня они посвятили осмотру старых чеш-
ских оборонительных сооружений, которые произвели
сильное впечатление на них, а Кейтель на ходу делал
подробные записи, поскольку в это время он особенно
был заинтересован в строительстве Западного вала (ли-
114
яия Зигфрида) иа границе рейха с Францией. На завтрак
все собрались в маленькой деревенской гостинице,
и Гитлер снова пустился в разглагольствования, несмотря
на присутствие посторонних лиц, толпившихся у распах-
нутых настежь дверей во дворе.
Полковник Варлимонт выступал в роли гида для своих
коллег-офицеров при осмотре оборонительных сооруже-
ний. Теперь он был совершенно ошеломлен, когда фюрер
начал рассказывать о своих планах. «Как обычно, за сто-
лом он находился в центре внимания, — пишет Варли-
монт. — Фюрер был в состоянии крайнего возбуждения.
Голос его повысился, и, если бы я не знал его, можно
было подумать, что он пьян или находится под воздейст-
вием наркотиков. Он не обращал абсолютно никакого вни-
мания на посторонних, которые слушали его с раскрыты-
ми ртами».
На этот раз Гитлер излагал свои планы в отношении
Чехословакии. Его обвели в Мюнхене, говорил он; его
противники сговорились между собой взывать к лучшим
его чувствам, к сентиментальности, и преуспели в этом.
Он позволил убедить себя, что будет лучше решать всю
проблему постепенно. В неожиданной вспышке гнева он
добавил, что немецкий народ в данном случае оказался
сообщником коварных сил Запада, ошибочно воздействуя
иа «слабую, человеческую сторону» его характера, и что
он уступил, так как неожиданно понял, что немецкий
народ не готов к кровопролитию и жертвам, которые нуж-
ны ради новой Германии.
«Но теперь мне все ясно, — сказал он. — С моей сто-
роны было глупо позволить убедить себя. Но теперь с
этим покончено. Я возвращаюсь к своему первоначаль-
ному плану. Я полон решимости включить всю Чехосло-
вакию в рамки германского рейха. И осуществлю это
скоро».
Варлимонт отмечал, что на этот раз оцепенели не
только слуги и присутствовавшие здесь деревенские жи-
тели, по и генералы, особенно командующий немецкими
войсками в этом районе генерал Герд фон Рундштедт,
сомнения которого в подготовленности германских воору-
женных сил не уменьшились и после Мюнхена. И здесь
он позволит себе осторожно заметить Гитлеру, что «это
была бескровная победа, однако занятие Праги, безуслов-
но, будет совершенно иным делом!»
8*
115
Гитлеру это замечание послужило поводом, чтобы
произнести целую тираду против своих генералов и об
отсутствии у них должного мастерства и опыта. «Я был
шокирован, — сказал он, — неумелостью и неспособно-
стью армии во время занятия Судетской области. Хотя
Германии и не надо было вести боевых действий — за что
следовало благодарить скорее меня, а не верховное коман-
дование, — это была все же дорогостоящая операция, и
рейхсбанку пришлось опустошить свой кошелек, чтобы
оплатить ее.
Я считаю, что для осуществления следующего этапа
в Чехословакии не потребуется мобилизации, времени и
денег для такой мобилизации. Нам не потребуется армия
для захвата Богемии и Моравии. Это будет осуществле-
но — вся подготовительная работа будет проведена — по-
литическими средствами. — Гитлер обернулся к Кейтелю
и Рундштедту: — Все, что от вас требуется, это верить
в своего фюрера и держать армию в готовности высту-
пить. Положитесь на меня. Войны из-за этого не будет.
Теперь я знаю своих противников. Они не будут из-за
этого воевать. Вся моя просьба к вам состоит в том, что-
бы вы держали вооруженные силы в готовности войти в
Чехословакию. Никакой мобилизации. Никаких лишних
расходов. Чехи могут завизжать, но мы их схватим за
горло раньше, чем они крикнут. Да и вообще, кто им при-
дет на помощь?»
Через некоторое время Гросскурт и Варлимонт вы-
скользнули из гостиницы и вышли во двор; вскоре за
ними последовал генерал Рундштедт. Гросскурт наблю-
дал, как он ходил взад-вперед, заложив руки за спину,
не замечая луж в выбоинах сельской дороги. Рундштедт
был одним из старых генералов вермахта, и Гросскурт
знал, что он был против грандиозных планов Гитлера.
Всего неделю или две назад, когда германская армия
катилась по дорогам в Судетскую область, Рундштедт
обратился к шефу Гросскурта адмиралу Канарису: «Все
это закончится очень плохо, Канарис. Сколько будет
длиться этот фарс?»
Канарис не ответил ему, потому что, зная природу
нацизма и характер руководства западных держав, он
должен был бы сказать:
«Дольше, чем вы думаете».
116
Для многих мыслящих американцев, хотя их было не
так много, как некоторые представляли, Мюнхен явился
частично поражением и Соединенных Штатов, а не только
Англии, и зловещим предостережением относительно того,
перед какого рода кризисом могла оказаться неподготов-
ленная и сверхбеспечная американская нация в недале-
ком будущем. Рузвельт понимал это, но он также пони-
мал, что политически было бы неправильно говорить об
этом слишком громко, ибо это только вызвало бы тревогу
в американском народе и сыграло на руку изоляциони-
стам. Вскоре после Мюнхена он начал занимать более
твердую линию в отношении нацистов, но только посте-
пенно претворял ее в жизнь.
7 октября 1938 года президент созвал в Белом доме
заседание своего кабинета, после которого министр внут-
ренних дел Гарольд Икес записал в своем дневнике:
«Как я узнал от президента, в ближайшем будущем он
ожидает, что Германия потребует себе колонии, и, в про-
цессе удовлетворения ее аппетита, есть подозрения, что
Англия предложит ей Тринидад и окажет давление на
Францию, чтобы та уступила Германии Мартинику. Это
дало бы Германии сильные форпосты на нашем восточном
побережье, как и у берегов Центральной и Южной Аме-
рики. Затем англичане будут настаивать, чтобы наша
страна согласилась передать эти пункты немцам «в инте-
ресах сохранения мира во всем мире».
Возникшие у президента Рузвельта «подозрения» от-
носительно колоний для Германии основывались на до-
несениях американской разведки; ни в немецких, ни в
английских документах не упоминаются эти острова, од-
нако факт остается фактом, что Чемберлен думал о за-
креплении своего «сближения» с Гитлером путем предо-
ставления ему некоторых колоний, чтобы задобрить
фюрера.
Однако, если политическая линия в отношении Гер-
мании начинала приобретать определенную твердость в
Вашингтоне, то нельзя сказать этого про американское
посольство в Лондоне. 19 октября англичане оказали
американскому послу Кеннеди своеобразную честь, при-
гласив его выступить с речью на обеде в Военно-морской
лиге в честь дня Трафальгарской победы. Исполненный
сознания долга, он информировал государственный депар-
тамент, что собирается в своей речи выразить удовлетво-
117
рение мирным решением Мюнхенской конференции четы-
рех держав, а госдепартамент не высказал никаких воз-
ражений. Почему же госдепартаменту возражать? Разве
не сам Рузвельт послал поздравительную телеграмму
Чемберлену? Но госдепартамент не сообщил об этом на-
мерении своего посла Белому дому и не проверил текст
предстоящего выступления Кеннеди.
Посол отдавал себе отчет в том, что для него это важ-
ный случай и что он должен взвесить каждое слово. Он
знал, что к этому времени он стал противоречивой фигу-
рой как в своей собственной стране, так и в Англии. Его
противники в правительстве Рузвельта, да и сам прези-
дент в данном случае, считали, что он оказался «в руках
леди Астор и кливлендской группы» ' и стал слишком
большим англофилом. С другой стороны — многие англи-
чане считали, что он оказывал сильнбе влияние на сто-
ронников политики умиротворения, проводимой Чембер-
леном. Однако убеждение Кеннеди было слишком сильное,
чтобы скрыть его, и в одном месте своего выступления
он заявил: «Я давно придерживаюсь той точки зрения,
что как для демократий, так и для стран с диктаторскими
режимами непродуктивно усиливать разрыв, существую-
щий в настоящее время между ними, путем подчеркива-
ния различий, которые сейчас и без того очевидны. Вме-
сто дальнейшего продолжения шума вокруг того, что
считают несовместимыми явлениями, они могли бы с
обоюдной выгодой направить свою энергию на решение
общих для них проблем путем попытки восстановления
добрых взаимоотношений на мирной основе. Верно, что
у демократических и диктаторских режимов имеются
важные разногласия во взглядах, которые в некоторых
областях более глубоки, чем в политике. Однако просто
нет никакого смысла позволять этим разногласиям раз-
растаться до неудержимого антагонизма. В конце концов,
нам придется жить вместе в одном и том же мире, нра-
вится нам это или нет».
В этом было точное отражение политики английского
правительства, и такое заявление вполне могло быть сде-
лано самим Чемберленом. За исключением лондонской
1 Кливлендская группа Асторов — одна из группировок анг-
лийского монополистического капитала, тесно связанная с пра-
вым, наиболее реакционным крылом консерваторов. — Прим. ред.
118
газеты «Таймс» и других сторонников политики умиро-
творения, выступление посла было воспринято в Лондоне
плохо и еще хуже — в Соединенных Штатах. Президент
остро реагировал на критику в прессе, дав нагоняй гос-
департаменту за то, что он позволил послу сделать такое
заявление, а госдепартамент, в свою очередь, начал искать
козла отпущения. Начальник Европейского отдела гос-
департамента Дж. Моффат писал: «Государственный
секретарь (Корделл Хэлл) очень расстроен... Он считает,
что нам следовало, безусловно, заранее отменить выступ-
ление Кеннеди, несмотря на его утверждения, что он
проводит «свою личную точку зрения». Хэлл спросил
Самнера Уэллеса, почему он не заметил опасности в под-
готовленной Кеннеди речи. Уэллес ответил, что он, зани-
маясь Мексикой, считал, что государственный секретарь
сам обратит внимание па этот вопрос, и автоматически
завизировал выступление. Затем Хэлл заметил мне, что
я не проявил никакой обеспокоенности, когда докладывал
ему о памерении посла. Однако это не совсем точно, так
как я говорил ему, что, несомненно, выступление посла
вызовет некоторые отрицательные отзвуки, но слова о
выражении им «своей личной точки зрения» избавят го-
сударственный департамент от нападок прессы. Дело в
том, что Хэлл не хотел укорять Кеннеди и Буллита, по-
скольку они имели связи в Белом доме. Но нужен был
козел отпущения, и таковым придется стать мне».
Когда спустя неделю после речи Кеннеди президент
Рузвельт выступал по радио, то его жесткая линия была
воспринята как прямой выговор послу Кеннеди: «Не мо-
жет быть никакого мира, если власть законов заменяется
повторяющимся время от времени применением голой
силы. Не может быть никакого мира, если в основу на-
циональной политики в качестве продуманного инстру-
мента кладется угроза войной...»
Кеннеди воспринял выступление президента как «удар
в спину», по не отказался от поддержки политики умиро-
творения, проводимой Чемберленом.
В октябре личный самолет Гитлера — трехмоторный
«юнкерс» «Хорст Вессель» поднялся с берлинского аэро-
порта Темпельгоф. В нем находились два француза.
Андрэ Франсуа-Понсэ, недавно назначенный послом в
119
Италии, летел в Берхтесгаден на свидание с Гитлером,
чтобы попрощаться с ним, и попросил капитана Стэлена
сопровождать его.
Франсуа-Понсэ испытал неприятное чувство, наблю-
дая, как расправились с Чехословакией. Тем не менее
поражение в Мюнхене убедило его в том, что теперь для
Франции не оставалось иного пути, кроме как идти на
какое-то соглашение с фюрером. Наблюдая за поведением
Чемберлена и Вильсона во время Мюнхенской конферен-
ции, он, по существу, потерял всякое желание иметь дело
с англичанами. Особенно его возмутила встреча Чембер-
лена с Гитлером после подписания Мюнхенского согла-
шения, и тот клочок подписанной бумаги, который поро-
дила их встреча. И как бы назло англичанам, он решил,
что Франция тоже должна получить подобного рода
бумагу.
Самолет приземлился в Берхтесгадене в три часа дня;
полковник СС встретил двух французов и повел к лич-
ному мерседесу фюрера. Они поехали в горы к Оберзальц-
бергу, где, как они предполагали, их встретит Гитлер;
но, к огромному их удивлению, они проехали город и
продолжали взбираться все выше и выше. Неожиданно
они остановились перед огромной дверью, блестевшей
бронзой. Дверь тут же открылась, и их глазам предстала
ярко освещенная комната.
Офицер СС провел их в комнату и пригласил сесть
в кресла, расставленные в салоне. Усевшись, они услы-
шали тихое жужжание и поняли, что находятся в огром-
ном лифте. Когда лифт остановился, двери отворились
и перед ними оказался Риббентроп с протянутой в при-
ветствии рукой. Он повел их к огромному окну, из кото-
рого открывался прекрасный вид на Альпы. Гитлер,
«бледный, с искаженным лицом, но любезный и обходи-
тельный», оказывал им честь, принимая французских ди-
пломатов на своей специальной вилле в горах — в «Орли-
ном гнезде».
Было уже пять часов вечера. Подали чай. За чаем
Гитлер начал ожесточенные нападки на англичан, осо-
бенно на Чемберлена, что вызвало заметное смущение
Франсуа-Понсэ. Фюрер тут же поспешно заметил, что
ничего подобного не может сказать в адрес французов,
что он считает Даладье великим государственным деяте-
лем и хочет только дружбы и сотрудничества с Фраи-
120
цией. Здесь он взял посла под руку и повел его в сосед-
нюю комнату, где они вдвоем беседовали около получаса.
Когда беседа закончилась, оба улыбались, а в глазах
Франсуа-Попсэ отражался яркий блеск триумфа.
«Вы заметили, что Гитлер изменился и все время ста-
рался не спорить? — спросил посол у капитана Стэлена,
когда они ехали обратно по горной дороге. — Во время
пашей беседы, несмотря на серьезность вопросов, которых
мы коснулись, он ии разу не вспылил. Он показал, что
может быть сдержанным и разумным. Оп много говорил
о Европе, европейской цивилизации, о его глубокой, про-
никновенной и обоснованной обеспокоенности Европой».
В своем официальном донесении французскому мини-
стру иностранных дел Франсуа-Понсэ писал: «Один и
тот же человек, который может быть столь любезен, столь
чувствителен к красотам природы и который может спо-
койно обсуждать за чашкой чая здравые идеи относи-
тельно европейской политики, в то же время способен на
безумное неистовство, на самую дикую экзальтацию и на
самое неестественное честолюбие». Далее посол, однако,
добавил, что, как он полагает, Франция может прийти к
соглашению с фюрером и что для этого он уже заложил
необходимый фундамент.
Жорж Боннэ с облегчением воспринял сообщение пос-
ла и приступил к осуществлению непосредственных мер
для предварительных переговоров, которые бы привели
к франко-германскому соглашению. Франция также по-
лучит свой листок бумаги, подписанный Гитлером.
Но события развивались иначе.
2. «Разве вы не понимаете?.. Немецким страховым
компаниям — вот кому придется расплачиваться за это!»
Трудно было догадаться, что возле Бухенвальда Нахо-
дился концентрационный лагерь. На большинстве дорог,
ведущих к нему из деревень Тюрингии, не было никаких
знаков, а когда охранники лагеря и женщины из эсэсов-
ских частей «Мертвая голова» в субботние и воскресные
дни появлялись в городе, они ничего не говорили о харак-
тере выполняемой ими работы.
1938 и 1939 годы были годами экспансии нацистской
Германии, и эсэсовцы тренировали себя, чтобы справить-
121
ся с той работой, которая ожидалась в будущем рейхе.
С 1933 года, когда Адольф Гитлер пришел к власти, уча-
стились аресты политических противников режима, для
приема потока арестованных были очень быстро постро-
ены такие центры для их содержания под арестом, как
Дахау, Оснабрюк и Белзен. Прошли те дни, когда на про-
тивников национал-социализма устраивали облавы, когда
их арестовывали и бросали в подвалы в городах, где их
избивали громилы-коричневорубашечники; это вызывало
слишком много шума и порождало всякого рода слухи.
В 1935 году специальным постановлением Генрих Гимм-
лер решил поставить все дело на организованную основу,
сохранив за гестапо и СС право арестовывать, допраши-
вать и заключать в тюрьму любого. Теперь они управля-
ли «лагерями для содержания арестованных» с безупреч-
ной эффективностью.
Основное ядро заключенных составляли бывшие члены
партий левого крыла и профсоюзные деятели, которые
были арестованы в 1933 году; к ним прибавили евреев,
цыган и всяких «врагов государства», которые в прошлом
причинили неприятности нацистским партийным органи-
зациям и были слишком бедны, чтобы взяткой откупить-
ся от заключения. В результате аншлюса Австрии пото-
ком стали поступать новые политические заключенные
(среди них и австрийский канцлер Курт фон Шушниг),
а теперь сюда попали бывшие члены либеральной партии
и социал-демократы из Судетской области.
Однако Гиммлер, как рейхсфюрер СС, руководивший
всеми полицейскими силами и силами безопасности рейха,
знал, что ему нужно подготовиться к работе в более круп-
ных масштабах: в будущем значительно увеличится число
заключенных, с которыми нужно будет обращаться в
духе расовых законов и законов рейха; появится необхо-
димость открывать новые лагеря; потребуются новые
рекруты в СС для охраны лагерей и управления ими.
В девять часов утра 7 ноября 1938 года молодой тре-
тий секретарь германского посольства на Рю де Лилль
в Париже Эрнст Рат рассматривал полученную почту.
Отпрыск старых прусских аристократов, Рат поступил на
службу в германское министерство иностранных дел при
покровительстве со стороны видных чиновников этого ве-
122
домства; его покровителями были барон Эрнст фон Вейц-
зекер и доктор Эрих Кордт. Рат разделял их антипатию
к режиму в Германии, однако предпочитал не болтать,
высказывая свои взгляды только в присутствии своих са-
мых близких друзей. Вейцзекер и Кордт предопределили
ему надежную, достойную уважения карьеру. Из него
получится, как они считали, хороший чиновник на загра-
ничной службе, хотя очень немногие за пределами слу-
жебного ведомства когда-либо будут знать о нем.
О нем так и не услышали бы ничего, если бы не то
случайное обстоятельство, что именно Рат оказался в то
утро в своем кабинете за разбором почты, когда в вести-
бюль посольства вошел неизвестный посетитель. Неизвест-
ный был небольшого роста, в дождевике цвета хакп. Оп
сказал по-немецки охраннику: «Я бы хотел увидеть от-
ветственного сотрудника, который связан с секретными
службами, так как я располагаю очень важной информа-
цией и хочу сообщить ее ему».
Охранник немного поколебался, затем предложил не-
знакомцу следовать за ним на первый этаж. Было еще
слишком рано, и никто из старших сотрудников посоль-
ства не приходил на службу. В кабинете напротив лест-
ницы охранник увидел Рата, разбиравшего утреннюю
почту. Он провел посетителя к нему, а сам вышел. Рат и
неизвестный остались вдвоем. Рат предложил посетителю
стул и затем спросил о причине визита. На несколько
секунд воцарилась тишина, затем посетитель сунул руку
в карман своего плаща и выхватил револьвер. Не говоря
ни слова, он направил его на Рата и, тщательно прице-
лившись, произвел пять выстрелов.
После первого выстрела третий секретарь стал звать
на помощь. Вторым выстрелом ему пробило горло, и крик
дипломата стал визгливым, а затем перешел в сдавлен-
ный стон. Остальные три пули не попали в цель, и, когда
охранник вбежал в комнату, Рат с широко раскрытыми
глазами, истекая кровью, лежал на полу, но все еще нахо-
дился в сознании.
Пока вызывали полицию и санитарную машину, юно-
ша не сделал никаких попыток скрыться. Он спокойно си-
дел на стуле, глядя на истекавшего кровью человека и,
как вспоминал охранник, «выглядел очень опечаленным».
В конце концов его увезли в полицейский участок па Рю
де Бургонь, где он отказался назвать себя. Вначале он
только повторял: «Сожалею, что ои не мертв. Я хотел
отомстить за своих единоверцев».
При обыске полиция обнаружила у него паспорт. Юно-
шу звали Гершель Гринцпан. Это был польский еврей
семнадцати лет. В паспорте оказалось письмо, отправлен-
ное из Германии 31 августа 1938 года, в котором, в част-
ности, говорилось: «Сегодня вечером объявили, что поль-
ские евреи изгоняются из городов. В 9 часов в наш дом
явилась полиция, отобрала наши паспорта и увезла нас в
полицейский участок. Там мы встретили многих других
евреев. Нас собираются изгнать из Германии и заставить
вернуться в Польшу. Что мы там будем делать, сынок?
Благодари бога, что ты в безопасности во Франции...»
Письмо было от отца Гершеля Гринцпана, и, когда
полицейский офицер начал читать его вслух, юноша за-
плакал. Постепенно, между всхлипываниями, из слов
юноши стала ясной вся картина. Его родители уже два-
дцать лет жили в Ганновере, где отец работал портным,
а мать швеей. Они вынесли те же унижения, что и дру-
гие евреи, жившие там, когда нацисты пришли к власти,
однако польские паспорта спасали их от насилия, выселе-
ния и заключения в концентрационный лагерь. Для себя
они ничего не просили, лишь бы разрешили им продол-
жать работать, но для своего сына они искали спасения.
В июле 1938 года нацисты начали подстрекать населе-
ние к спорадическим выступлениям против евреев, и
жизнь для Гринцпанов в Ганновере стала еще труднее.
Отец и мать обсуждали эту проблему, пока их сын, при-
бывший домой на летние каникулы, спал в комнате на-
верху. Наконец они пришли к решению, и на следующее
утро отец сказал Гершелю, что должен тот сделать:
«Мой брат живет и работает в Париже. Он небогат, но
он твой дядя и будет заботиться о тебе. Ты должен по-
ехать к нему. Останешься во Франции, пока не минует
здесь опасность».
«А когда это будет?» — Гершель помнит, как он спро-
сил родителей и получил ответ: «Мы не доживем до этого,
сынок, может, ваше поколение доживет».
Он приехал во Францию в начале августа. Дядя при-
нял своего племянника, но совершенно ясно дал ему по-
нять, что ему нужно как можно скорее найти работу, а
для этого он должен получить разрешение. 11 августа
Гершель обратился к соответствующим властям за таким
124
разрешением, однако ему не только отказали, но и дали
недельный срок, по истечении которого он должен поки-
нуть страну. Гершель понимал, что вернуться он может
только в Германию, ибо никакая другая страна не пустит
его к себе. Вместо этого Гершель спрятался в доме своего
дяди. Именно в это время стали поступать письма от его
отца, который писал, как их выселили из дома, где они
прожили двадцать лет; как две тысячи польских евреев
были согнаны к польской границе и эсэсовская охрана
приказала им идти туда, откуда они в свое время прибы-
ли; как поляки отказались пустить их на польскую тер-
риторию, и как они теперь живут в палатках, бараках
и фургонах на ничейной земле, не имея ни достаточной
пищи, ни одежды, а приближается зима.
И тогда Гершель Гринцпан впервые вышел из своего
укрытия, где он скрывался с августа. Он знал, что у его
дяди есть револьвер. Юноша положил оружие в карман
и отправился пешком в долгий путь через весь город на
Рю де Лилль, к немецкому посольству. Он не совсем ясно
представлял себе, что сделает, пока не оказался на стуле
напротив Эрнста Рата. Раньше он никогда в жизни не
видел Рата, но вдруг почувствовал, что «должен был чет-
ко определить свое отношение».
В этот вечер, когда Гершель Гринцпан сидел в каме-
ре тюрьмы «Фреснэ» недалеко от Парижа в ожидании
суда, в мюнхенской пивной рекой лилось пенистое пиво.
Баварская столица начинала свои ежегодные торжества,
и город был полон гостей. В течение дня в город прибы-
вали коричневорубашечники и члены организаций «Гит-
лерюгенд» и «Дейтшемэдхен». С наступлением темноты
молодые люди собрались на Мариенплац перед зданием
древней ратуши, взялись за руки и танцевали в вечерней
прохладе, аплодируя и крича «Хайль Гитлер!». По всему
городу рестораны и кафе были до отказа набиты предан-
ными сторонниками нацизма, которые состязались друг с
другом в распитии спиртного. Из громкоговорителей, раз-
вешанных на фонарных столбах, доносились протяжные
воинственные мелодии нацистского гимна «Хорст Вес-
сель».
Для своего шага отчаяния Гершель Гринцпан не мог
выбрать более подходящего дня, чтобы вызвать неистов-
125
ство национал-социалистов, ибо 8 ноября было кануном
годовщины «путча в пивной». 9 ноября 1923 года Адольф
Гитлер возглавил марш трех тысяч штурмовиков из мюн-
хенской пивной на юго-восточной окраине города к его
центру, призвав их к свержению тогдашнего правитель-
ства. Между правительственными войсками и штурмови-
ками из отрядов СС произошла перестрелка. Строй штур-
мовиков был прорван, а шестнадцать из них убиты. Гит-
лер и его сообщники были арестованы; их судили как из-
менников. Гитлер был признан виновным и осужден па
пять лет тюремного заключения, однако через девять ме-
сяцев был выпущен на свободу. В тюрьме он закончил
свой сумасбродный опус «Майн кампф», который вскоре
стал библией национал-социалистского движения.
После «путча в пивной» последователи Адольфа Гит-
лера считали его мучеником, и он должным образом бла-
годарил их. Придя в 1933 году к власти, он каждый год
теперь устраивал в мюнхенской пивной торжества со
своей старой гвардией. На этот раз он ехал на торжества
из Байрейта, где находился у своей старой приятельницы
Винифред Вагнер, английской невестки великого компо-
зитора, являвшейся одной из самых страстных поклон-
ниц фюрера. К мюнхенской пивной он подъехал в воз-
бужденном настроении, которое получило новый импульс,
когда Йозеф Геббельс вручил ему донесение от Риббен-
тропа о совершенном в Париже покушении на Рата. Гла-
за Гитлера загорелись. «Еврейская свинья! — закричал
он. — Кто его подослал? Кто ему платил за это? Они еще
пожалеют о содеянном!»
В ту ночь на торжествах присутствовал также капи-
тан Фриц Видеман, командовавший в первую мировую
войну ротой, в которой служил будущий фюрер рейха.
Видеман был другом и наперсником Адольфа, пока от-
крыто не высказал своего разочарования нацистской по-
литикой агрессии. Теперь он уже был близок к выходу из
игры — через несколько недель его «вышлют в изгнание»
в Сан-Франциско в' качестве генерального консула, но
пока он пользовался большим авторитетом у Гитлера и
рекомендовал ему не торопиться с решением. «Сейчас на
политической арене спокойно, — говорил Видеман. — За-
чем же поднимать шум?»
И хотя Гитлер понимал разумность советов своего
старого Друга, тем не менее он неистовствовал. Какое
126
значение имеет то, что Рат не член партии? Стреляли пе
в какого-то одного человека, а в германский рейх, и стре-
лял еврей! Этот акт требовал возмездия. Перед ним за-
мелькали картины еврейской угрозы всему миру; ттеиа-
вясть, злоба и желчь постепенно наполнили все его су-
щество. Геббельс в это время находился в пивном зале
и, ковыляя от группы к группе !, чокался пивными круж-
ками со старой гвардией. Гитлер подозвал его к себе.
В тот вечер в пивной были самые верные соратники
по нацистской партии, большинство которых являлись ве-
теранами первых шумных скандалов, нападений на ком-
мунистов из-за угла, налетов на либералов и демократов,
поджогов и убийств на задворках. Пополневшие, самодо-
вольные, они выглядели преуспевающими бюргерами.
Большинство из них были выдвинуты в гаулейтеры или
крейслейтеры.
Гитлер начал с аудиторией разговор на острую тему,
которой она ожидала. Хотя после окончания войны, гово-
рил он, прошло 15 лет, германское государство все еще
в опасности, поставленные цели еще не достигнуты и
предстоят еще бои. Не время расслабляться; враги угро-
жают со всех сторон. Наибольшую опасность представля-
ют враги скрытые, тайные, проникшие в германскую кре-
пость и ожидающие только удобного случая, чтобы нане-
сти свой удар.
Фюрер не стал вдаваться в подробности и вторую
часть своего выступления посвятил разглагольствованиям
о судьбах великой Германии. Затем он удалился, оставив
гаулейтеров пить пиво и мусолить всевозможные слухи.
В чаду пивных испарений и сигарного дыма, в шуме
песен, выкриков и тостов из-за стола встал Геббельс и
застучал пивной кружкой о деревянный стол, требуя вни-
мания. В руке он держал клочок бумаги.
«Члены старой гвардии! — начал он. — Мы сегодня со-
брались здесь, чтобы отпраздновать еще один год разви-
тия нашей партии и нашего народа. Как сказал наш лю-
бимый фюрер, мы находимся на марше и уже добились
успехов. Но у нас есть еще враги, они притаились и ждут,
когда мы потеряем бдительность, чтобы сбить и растоп-
1 У Геббельса одна нога была короче другой, отсюда и по-
явился новый вариант пословицы «У лжи короткие ноги». «У лже-
ца короткая нога» — стали говорить в Германии, имея в виду Геб-
бе ль са. — Прим. авт.
127
тать нас. — Он сделал небольшую паузу и затем помахал
клочком бумаги: — Здесь у меня для вас есть сообщение,
которое показывает, что случается с добрым немцем, ко-
гда он хоть на минуту ослабляет свою бдительность...
Эрнст Рат был добрым немцем, лояльным слугой рейха,
трудился на благо нашего народа в германском посоль-
стве в Париже. Сказать вам, что случилось с ним? В него
стреляли. Выполняя свои служебные обязанности, он, не
вооруженный и ничего не подозревавший, пошел принять
посетителя в посольстве и получил две пули. Теперь его
жизнь в опасности. И знаете, какой расы эта грязная
свинья, совершившая подлое дело? Еврей! Сейчас он ва-
ляется в тюрьме в Пария^е, уверяя, что он действовал
самостоятельно, что его никто не подстрекал на это ужас-
ное дело. Но мы-то лучше знаем, не так ли?»
Старая гвардия от этого известия на минуту отрезве-
ла. Теперь у этих пьяниц появилась возможность дать
выход своим подогретым чувствам. Послышались крики:
«Подлые евреи! Долой евреев! Смерть евреям!»
Геббельс стучал пивной кружкой, призывая к тиши-
не, и постепенно шум и выкрики утихли. «Друзья, мы не
можем оставить такое нападение международного еврей-
ства безнаказанным. Не останемся в долгу! Ответ должен
быть безжалостным, прямым и исцелительным! Я прошу
выслушать меня. Вместе мы должны решить, каким будет
наш ответ на убийство и на угрозу со стороны междуна-
родного еврейства нашему славному германскому рейху!»
В 11 часов 55 минут вечера 9 ноября телетайпы в
главном управлении гестапо на Принцальбертштрассе в
Берлине начали передавать срочное указание во все поли-
цейские участки рейха, которые были связаны телетайп-
ной связью с центром:
Берлин, ИЕ 243 404
9 ноября, 23.55.
Во все отделения гестапо, начальникам или
их заместителям. Конфиденциально.
1. В самое ближайшее время по всей Гер-
мании произойдут демонстрации против евреев,
и в частности погромы синагог. Гестапо не дол-
жно мешать демонстрантам, но следует вместе
128
с полицией принять меры к предотвращению
грабежей и подобных эксцессов.
2. Важные документы, которые могут быть
обнаружены в синагогах, должны быть немед-
ленно взяты под охрану.
3. Необходимо осуществить подготовитель-
ные меры для ареста 20—30 тысяч евреев в
Германии (около 5 тысяч в Австрии). Выби-
рать следует главным образом состоятельных
евреев.
4. Самые суровые меры будут приняты про-
тив тех евреев, у которых будет обнаружено
оружие. К участию в операции могут быть
привлечены резервные и регулярные войска
СС, но гестапо примет соответствующие меры,
чтобы операция не выходила из-под ее контро-
ля. Грабежи, воровство и т. п. необходимо пре-
дотвратить любой ценой. Должна быть немед-
ленно установлена связь с подразделениями
службы безопасности с целью охраны изъятой
собственности.
5. Дополнительные указания для государст-
венной полиции в Кельне: в кельнской синаго-
ге имеются особенно важные материалы. Необ-
ходимо как можно быстрее совместно со служ-
бой безопасности принять меры по немедлен-
ному изъятию этих материалов под охрану.
Главное управление гестапо
Мюллер.
За этим сообщением в 1 час 20 минут ночи 10 ноября
последовали подробные указания, переданные по теле-
тайпу.
Молния. Мюнхен, 47767
10 ноября 1938 г.; 01.20.
Всем управлениям и отделам гестапо в рей-
хе, всем секретным службам в центре и на ме-
стах. Молния. Срочно. Вручить немедленно на-
чальнику или его заместителю.
О мерах против евреев, которые необходимо
осуществить сегодня ночью.
9 Л. Мосли
129
В результате покушения на жизнь секрета-
ря посольства Рата в Париже в ночь на 10 но-
ября по всему рейху ожидаются антиеврейские
демонстрации. В отношении этих демонстраций
необходимо соблюдать следующие указания:
1. Начальники управлений или отделов ге-
стапо на местах или их заместители по получе-
нии данного телетайпного указания немедленно
связываются по телефону с гаулейтером или
крейслейтером и проведут совещание по осуще-
ствлению запланированных акций. Совещание,
на котором должен также присутствовать мест-
ный инспектор или начальник полиции, немед-
ленно поставит в известность политический от-
дел, что полиция получила от рейхсфюрера СС
и начальника германской полиции следующие
указания, в соответствии с которыми должен
проводить свою работу и политический отдел:
а) будут осуществляться только такие ак-
ции, которые не создадут угрозу жизни и соб-
ственности немцев (например синагоги могут
быть подожжены только в том случае, если по-
жар не создаст угрозу соседним зданиям);
б) магазины и дома, принадлежащие евре-
ям, могут быть разрушены, но грабежей допу-
скать нельзя. Полиция получила указание обес-
печить соблюдение этого приказа и арестовы-
вать грабителей;
в) должны быть приняты специальные ме-
ры предосторожности в деловых кварталах,
чтобы наверняка обеспечить неприкосновен-
ность магазинов, которые принадлежат неев-
реям;
г) иностранцы, в том числе и еврейской на-
циональности, не должны подвергаться ника-
ким оскорблениям.
2. Если требования, изложенные в пункте 1
данных указаний, будут соблюдаться, то поли-
ции не следует вмешиваться в ход демонстра-
ций. Ей надлежит только осуществлять общий
контроль, чтобы эти демонстрации не выходили
за вышеуказанные рамки.
3. По получении настоящих указаний по
телетайпу полиция на местах должна немед-
ленно конфисковать документы всех синагог и
еврейских организаций в общинах, не допуская
их уничтожения. Должно быть обращено вни-
мание в первую очередь на исторически цен-
ные документы и материалы. Изъятые мате-
риалы должны быть переданы в соответствую-
щие органы службы безопасности.
4. Государственная полиция будет руково-
дить осуществлением мер, предпринимаемых
гестапо в связи с антиеврейскими акциями.
К участию в осуществлении этих мер могут
быть привлечены офицеры уголовной полиции
и сотрудники службы безопасности, резервные
и регулярные подразделения СС.
5. После проведения ночных акций соответ-
ственно выделенные офицеры приступят повсе-
местно к аресту такого числа евреев, которое
можно разместить в местных тюрьмах. Необхо-
димо арестовывать в первую очередь состоя-
тельных евреев, и главным образом только здо-
ровых молодых мужчин. После завершения
ареста намеченного количества евреев необхо-
димо немедленно сообщить об этом в соответ-
ствующие концентрационные лагеря, чтобы как
можно быстрее перевести арестованных евреев
в эти лагеря. Необходимо принять особые меры,
чтобы ни один арестованный не подвергался
плохому обращению.
6. Содержание настоящего приказа должно
быть передано соответствующим инспекторам,
начальникам полиции и органам безопасности
во всех звеньях с дополнительным указанием,
что эти полицейские меры осуществляются по
приказу рейхсфюрера СС и начальника герман-
ской полиции. Начальник полиции (обергруп-
пенфюрер Курт Далюге) отдал соответствую-
щие приказы полиции и пожарным службам.
В целях выполнения этих мер должно осущест-
вляться тесное сотрудничество между гестапо
и полицией.
131
Начальникам государственной полиции или
их заместителям уведомить по телетайпу на-
чальника главного управления гестапо полков-
ника СС (штандартенфюрера) Мюллера о по-
лучении настоящего телетайпного указания.
Гейдрих,
генерал-майор СС
(группенфюрер).
В ночь на 10 ноября 1938 года еврейские погромы по
всему рейху начались.
Антиеврейские выступления были запланированы Геб-
бельсом, Гиммлером и Гейдрихом как контролируемая
демонстрация ненависти немцев к «еврейскому врагу, на-
ходящемуся среди нас». Нацистские лидеры чувствовали,
что немецкий народ нуждается в какой-то разрядке после
недавних тревог, а что может быть лучше, чем позволить
ему побушевать против евреев? Евреи вновь начинали
проявлять спесь. Им следовало дать урок. Что могло луч-
ше импонировать торжествам по случаю пятнадцатой го-
довщины «путча в пивной», чем поджог нескольких сина-
гог, немного грубоватых развлечений с раввинами и ря-
довыми евреями и арест некоторых наиболее богатых
семитов?
Утром 10 ноября Эрнст Рат умер от полученных ран,
и Геббельс не мог удержаться от того, чтобы не подстег-
нуть в нужном направлении подведомственные ему радио
и прессу.
В последовавшие двадцать четыре часа организован-
ный и дисциплинированный немецкий народ показал, на
что он способен в своем поведении, если его должным
образом спровоцировать. В последний момент Гейдрих
приказал своим эсэсовкам переодеться в гражданское
платье, и в большинстве городов и крупных населенных
пунктов именно эти переодевшиеся эсэсовцы подстрекали
толпы на избиения евреев, поджоги и грабежи. В Берлине
они толпами появились на улицах Унтер-ден-Линден и
Курфюрстендам, где находились крупные магазины, гро-
мя стеклянные витрины, выбрасывая на мостовую меха,
драгоценности и ювелирные изделия. В фешенебельном
132
пригороде Берлин-Далем они врывались в большие особ-
няки, где жили богатые евреи, здоровых мужчин выта-
скивали и волокли прочь, стариков раздевали и глумились
над ними, а их дочерей тащили в спальни. После ухода
погромщиков повсюду валялась разбитая мебель, разби-
тые вдребезги бесценные вазы, изрезанные картины.
В Берлине, в доме номер 2 на Брюкехалле, находи-
лось прекрасное здание, в котором были собраны произве-
дения древнего искусства и художественные ценности;
всем этим владел некто Франц Ринкель, еврей, сдававший
часть своего дома в аренду американскому консулу Рай-
монду Гейсту. К несчастью, Гейста не оказалось на месте,
когда в дом ворвалась толпа. Семью Ринкеля заперли в
одной из комнат на верхнем этаже, а его самого стали
жестоко избивать. В это время двое мужчин в форме вме-
шались в свалку и вытолкали погромщиков из комнаты.
Вскоре истекавший кровью Ринкель оказался перед дву-
мя эсэсовцами, рядом с которыми стоял мужчина в граж-
данском платье; в нем Ринкель узнал нацистского адво-
ката, некоего доктора Лилиенталя. Несколько ранее Рин-
кель уже имел дело с этим человеком; адвокат хотел ку-
пить у него дом и предложил за него сумму, равную поло-
вине его фактической стоимости. Тогда Ринкель наотрез
отказал ему.
Теперь адвокат снова протянул ему бумагу. «Поду-
майте о вашей семье, — сказал он. — Подумайте о своей
собственной жизни. Толпа сможет вернуться снова. Но
если вы подпишете эту бумагу, то выйдете из беды без
тяжелых последствий».
Это была купчая на дом Ринкеля; Лилиенталь предла-
гал одну пятидесятую той суммы, которую давал за дом
Ринкеля раньше. Ринкель подписал купчую, и эсэсовцы
тут же увели его в местную тюрьму, а оттуда вместе с
другими арестованными евреями он был направлен в кон-
центрационный лагерь Заксенхаузен.
Вместе с Ринкелем в Заксеихаузене оказался и Ойген
Горбатый, владелец одной из крупнейших в Германии
фабрик по изготовлению сигар. Прежде чем американско-
му консулу Гейсту удалось использовать свое влияние,
чтобы спасти его из концентрационного лагеря, Горбатый
был вынужден продать свою фабрику за миллион ма-
рок — одну десятую фактической стоимости, а его заго-
родный дом возле Дрездена был конфискован. Для того
133
чтобы получить выездную визу и покинуть Германию, он
дал взятку полмиллиона марок начальнику полиции Бер-
лина графу фон Гелдорфу, а еще почти столько же вы-
платил в виде штрафов.
По всей Германии валялось битое стекло. Синагоги
горели, и там, где жили евреи, лилась кровь. Все предо-
стережения относительно грабежей и насилия теперь
были забыты. Когда камеры местных тюрем до отказа
заполнялись арестованными, их выводили оттуда, сажали
на грузовики и увозили в концентрационные лагеря, а
камеры заполнялись новыми арестованными.
12 ноября берлинское управление гестапо разослало
телеграмму-«молнию» следующего содержания:
Всем полицейским управлениям
и отделам
Концентрационный лагерь в Бухенвальде
заполнен. Поэтому дальнейшая доставка туда
заключенных должна быть прекращена, за ис-
ключением тех транспортов, которые находятся
уже в пути. Во избежание ошибок необходимо
заранее информировать управление гестапо в
Берлине о перебросках арестованных в концен-
трационные лагеря Дахау и Заксенхаузен.
Утром после «хрустальной ночи» Берлин проснулся от
сильного запаха гари и хруста битого стекла. Веселье за-
кончилось, и теперь нужно было примириться с неизбеж-
ностью похмелья. Отдельные группы обывателей смотрели,
как пожарники тушили последние очаги пожаров в круп-
ных универсальных магазинах, однако большинство про-
хожих спешили скорей пройти мимо. За исключением
полицейских машин, носившихся по улицам, движение
транспорта в столице почти замерло. Кое-где можно было
видеть ошеломленных иностранцев, воочию убеждавших-
ся в разрушениях, которые были произведены за ночь.
Не верилось, что это было действительно делом рук со-
лидных, дисциплинированных людей.
В имперскую канцелярию на Вильгельмштрассе толь-
ко что прибыл Геринг и вошел в кабинет Гитлера.
Геринг был не только шефом военно-воздушных сил
Германии; с 1936 года он руководил осуществлением че-
134
тырехлетнего плана, целью которого было создание проч-
ной экономической базы для ведения рейхом войны.
В ходе ночных погромов он узнал, что министр пропаган-
ды Геббельс был ответствен за подстрекательства к по-
громам против евреев.
«Это же просто немыслимо, — говорил Геринг фюре-
ру. — Как можно допустить, чтобы подобные вещи проис-
ходили именно сейчас? Я напрягаю последние усилия
ради осуществления четырехлетнего плана. Я принимаю
все меры, чтобы зря не пропало пи одно зернышко.
Я обращаюсь к народу, чтобы сберечь каждый пустой тю-
бик из-под зубной пасты, каждый ржавый гвоздь, каждый
кусок материала. А что происходит? Вмешивается Геб-
бельс и расстраивает все мои планы».
«Вы должны понять, Геббельса спровоцировали, — от-
вечал Гитлер. — Он не может оставаться спокойным, ко-
гда эти евреи нападают на нас».
«Но зачем же из-за одного еврея поднимать весь
народ?»
Они разошлись, и, прежде чем встретились снова во
второй половине дня, у фюрера побывал Геббельс. Они
услаждали друг друга донесениями об ущербе, нанесен-
ном евреям, и Геринг, вернувшись, обнаружил, что «на-
строение Гитлера несколько изменилось. Что конкретно
сообщил ему Геббельс и в какой степени он сослался на
возбужденность толпы, на настоятельную необходимость
урегулирования (немецко-еврейских отношений.— Л. М.),
я не знаю *. Во всяком случае, мнение фюрера было уже
несколько иным, чем во время моей первой жалобы. Пока
мы с фюрером совещались, Геббельс, находившийся в зда-
нии, присоединился к нам и начал свои обычные раз-
говоры о том, что подобные вещи не должны быть терпи-
мы, что это уже второй или третий случай убийства
евреем национал-социалиста за границей. И именно здесь
он впервые предложил наложить на евреев штраф».
Геринг сказал фюреру, что во избежание ненужного
уничтожения материальных ценностей следовало бы про-
вести совещание национал-социалистского руководства,
чтобы раз и навсегда решить судьбу евреев. Гитлер согла-
сился с этим предложением.
1 Очевидно, Геббельс убедил Гитлера причинить евреям еще
больше страдания. — Прим. авт.
135
«После этого, — говорил Геринг, — 12 ноября я созвал
совещание руководителей соответствующих ведомств.
К сожалению, фюрер потребовал, чтобы в состав комис-
сии вошел и Геббельс. Это вызвало осложнения».
В 10 часов утра 12 ноября комиссия собралась в Доме
летчиков, чтобы рассмотреть итоги погромов 9—10 нояб-
ря и их влияние на германскую экономику. Геринг пред-
седательствовал. От СС присутствовали Гейдрих и Далю-
ге. Доктор Эрнст Вюрман представлял министерство ино-
странных дел. На совещание прибыли также Геббельс,
несколько чиновников министерства пропаганды и Валь-
тер Функ от рейхсбанка. С самого начала совещание по-
шло по пути поисков достаточно убедительных фактов
для обоснования закономерности расовой ненависти и ра-
совой одержимости.
В последнее время апологеты Геринга выдвигают
утверждение, что, в отличие от других нацистских лиде-
ров, он не был антисемитом и что в числе его близких
друзей было несколько евреев. Такие утверждения ничем
не подтверждаются; по-видимому, он полностью разделял
с другими нацистскими главарями антипатии в отноше-
нии евреев. И если он выступал против ноябрьских еврей-
ских погромов, то делал это только из практических и ко-
рыстных побуждений.
Фельдмаршал ударил председательским молотком, и в
зале наступила тишина. «Господа, настоящее совещание
имеет решающее значение. Я получил письмо, подготов-
ленное Борманом по приказанию фюрера, которое тре-
бует, чтобы еврейский вопрос теперь был раз и навсегда
согласован и решен тем или иным путем. По телефону
фюрер вчера повторил мне, чтобы я взял на себя коорди-
нацию действий по решению данного вопроса. Поскольку
эта проблема в основном является экономической, то и
решать ее мы должны как экономическую. Разумеется,
ряд мер, которые нам придется предпринять, входят в
компетенцию министерства юстиции и министерства вну-
тренних дел, но именно здесь, на этом совещании, мы дол-
жны принять решения, которые следует претворить в
жизнь».
Затем Геринг проинформировал присутствовавших,
что партия уже сделала некоторые шаги по дальнейшей
аризации (нацистский эвфемизм вместо «экспроприа-
ции».— Л. М.) германской экономики и что евреи дол-
136
жны быть «исключены из нее и записаны в дебет». Он
имел в виду планы, направленные на то, чтобы выжать
из евреев последние деньги путем обложения их гигант-
ским штрафом.
«К нашему стыду, мы выдвигали разного рода ограни-
ченные планы и слишком медленно претворяли их в
жизнь. Затем была демонстрация, прямо здесь, в Берлине,
и мы говорили людям, что следовало сделать. Но из этого
опять ничего не получилось. Теперь этот случай в Пари-
же и новые демонстрации, и на этот раз я настаиваю, что-
бы что-то было предпринято. — Лицо Геринга вспыхнуло,
и он озлобленно заявил: — Господа, с меня хватит этих
демонстраций. Они не наносят евреям никакого вреда!
Они наносят вред мне, потому что я являюсь главным
координатором германской экономики! — Он ударил по
столу. — Разве вы не понимаете? Если сегодня громят
еврейский магазин, если товары выбрасываются на мосто-
вые и поджигаются, то страдают не евреи. Немецким
страховым компаниям — вот кому придется расплачивать-
ся за это! Более того, уничтожаются потребительские то-
вары, принадлежащие народу! Если в будущем должны
произойти демонстрации, которые, по нашему мнению,
необходимы, я прошу вас принять меры, чтобы эти де-
монстрации не причиняли вреда нам, нам, нам! Это
безумно — расчистить и сжечь еврейский универмаг, а за-
тем заставить немецкие страховые компании возмещать
ущерб. Целые тюки одежды и тому подобные товары, в
которых мы испытываем острейшую нужду, сжигаются,
в то время как они просто необходимы. Конечно, люди не
понимают этого, поэтому мы должны безотлагательно
принять какие-то законы и показать, что мы не бездей-
ствуем».
«А почему бы просто не освободить страховые компа-
нии от возмещения ущерба?» — предложил Геббельс.
«Я собираюсь издать декрет, — сказал Герипг, —
и, разумеется, собираюсь просить разрешения всех прави-
тельственных органов направлять претензии пострадав-
ших по такому пути, чтобы не пострадали страховые ком-
пании. Но мы должны быть осторожны. Может оказаться,
как говорят, эти страховые компании вторично страхо-
ваны за границей. В таком случае наши страховые компа-
нии получили бы иностранную валюту, и мне бы не хоте-
лось выпустить ее из рук».
137
Затем он напомнил, что обратился к немецким страхо-
вым компаниям с просьбой прислать па это совещание
своего представителя, чтобы дать детальное разъяснение
по этому вопросу. В этот момент в зал впустили некоего
господина Хилгарда.
Говоря о разграбленных магазинах, Геринг спросил:
«Застрахованы ли они от ущерба, наносимого во время
общественных беспорядков?»
Хилгард ответил: «Вы мне позволите привести при-
мер? Наиболее показательным является пример с магази-
ном Марграфа на Унтер-ден-Линден. Магазин ювелирных
изделий Марграфа застрахован нами по так называемому
всестороннему полису. Это практически покрывает любой
ущерб, который может быть нанесен. В данном случае
ущерб, как нам сообщили, достигает одного миллиона
семисот тысяч марок, так как магазин полностью разграб-
лен».
Геринг: Далюге п Гейдрих, вам придется найти все
эти ювелирные изделия. Проведите облавы в небывалых
масштабах!
Далюге: Приказ об этом уже отдан. Людей обыски-
вают, и все время производятся облавы. По имеющимся
у меня данным, вчера во второй половине дня было аре-
стовано сто пятьдесят человек.
Геринг: Если кто-либо появится с ювелирными изде-
лиями и будет утверждать, что купил их, немедленно кон-
фискуйте ценности. Такой человек или вор или перекуп-
щик краденого.
Гейдрих: Нужно также иметь в виду, что грабежи про-
исходили по всему рейху. Более восьмисот случаев. Но
мы уже задержали некоторых грабителей и пытаемся
вернуть награбленное.
Геринг: А ювелирные изделия?
Гейдрих: Трудно сказать. Многое было подобрано на
тротуарах. То же самое случилось, например, с мехами
на Фридрихштрассе. Там толпы, естественно, бросились
подбирать шкурки норок, скунса и т. п. Даже дети стали
набивать карманы просто ради забавы.
Хилгард: Этот ущерб, как я полагаю, не возмещается.
Однако могу я сказать несколько слов о наших обязатель-
ствах? Мы бы хотели просить, господин фельдмаршал,
чтобы нам не мешали выполнять наши обязательства,
которые вытекают из контрактов.
138
Геринг: Запрещаю. Это очень важно для меня.
Хилгард: Если вы позволите, я бы объяснил обосно-
ванность такой просьбы. Вопрос заключается просто в том,
что мы имеем очень широкие деловые связи с иностран-
ными компаниями. У нас очень хорошие возможности для
заключения сделок за границей, и мы поддерживаем бла-
гоприятный баланс иностранной валюты в Германии. Нам
необходимо позаботиться о том, чтобы вера в немецкие
страховые компании не оказалась подорванной. Если мы
откажемся соблюдать обязательства, которые мы взяли
на себя на основе законных контрактов, то пострадает ав-
торитет немецкой страховой системы.
Геринг: Этого не случится. Я издам указ, закон, ут-
вержденный государством.
Хилгард: Я к этому и веду речь.
Гейдрих: А почему бы не сделать так: пусть страховая
сумма выплачивается, а мы будем ее конфисковывать
сразу после выплаты. Таким образом репутация страхо-
вых компаний будет спасена.
Хилгард: Я склонен согласиться с тем, что только что
высказал генерал Гейдрих. Позвольте страховым компа-
ниям провести работу по определению размеров ущерба
и даже выплатить страховые суммы, но страховые компа-
нии должны получить возможность...
Геринг: Одну минуту. Вам ведь не избежать выплаты
страховых сумм. Но будет издан указ, запрещающий вам
делать какие-либо прямые выплаты евреям. Вам придется
возместить ущерб, причиненный евреям, но выплату стра-
ховых сумм вы будете производить не им, а министерству
финансов.
Хилгард: Понятно!
Геринг (резко): А как поступит с этими деньгами ми-
нистерство финансов, это его дело!
Шмер (сотрудник министерства финансов): Ваше пре-
восходительство, я бы предложил установить определен-
ную часть, скажем пятнадцать процентов или немного
больше, от общей суммы богатств, которыми владеют ев-
реи. Я понимаю так, что евреев обложат штрафом в один
миллиард марок1, и предлагаю, чтобы все евреи в одина-
^ Гитлер согласился с предложением Геббельса оштрафовать
еврейское население Германии на сумму в один миллиард марок
в наказание за «провоцирование демонстраций». — Прим.
' 1Э9
ковой степени внесли деньги в счет погашения штрафа, а
из денег, полученных таким образом, можно было бы по-
полнить фонды страховых компаний.
Геринг: Нет, я бы не стал пополнять фонды страховых
компаний. Они обязаны выплатить страховые суммы...
Нет, пет, деньги принадлежат государству. Вы выполните
свои обязательства, на это вы можете рассчитывать!
Далюге: Следовало бы уяснить еще один вопрос. Основ-
ная часть уничтоженных товаров не являлась собствен-
ностью евреев — владельцев разграбленных магазинов. Эти
товары еще числились на лицевых счетах фирм-поставщи-
ков, принадлежащих людям арийского происхождения.
Хилгард: Нам придется оплатить ущерб и этих фирм.
Кроме того, возникает вопрос о разбитых витринах. Стек-
ло для них закупалось в Голландии и Бельгии. Нам при-
дется оплатить в валюте стоимость стекла, которое необ-
ходимо для восстановления витрин.
Геринг: И это при наших резервах иностранной валю-
ты! (С горечью, обращаясь к Гейдриху.) Лучше бы вы
убили пару сотен евреев вместо уничтожения стольких
ценностей!
Гейдрих: Ну, пока было убито тридцать пять евреев,
но будет убито больше.
После того как представитель страховых компаний
был выпровожен, комиссия продолжала обсуждение еврей-
ской проблемы в целом. На доктора Фрица Дёрра, произ-
водившего стенографическую запись совещания, особое
впечатление произвело то циничное веселье, с которым на-
цистские руководители говорили о положении евреев.
Судя по замечаниям, которые они делали в отношении
беспорядков, происходивших в течение двух ночей подряд,
можно было подумать, что речь шла о празднике. Каждое
упоминание о штрафе в один миллиард марок сопровож-
далось взрывами смеха.
Только Геббельс, этот главный организатор травли ев-
реев, улыбался редко и то от чувства удовлетворения при
упоминании наиболее тяжелых бедствий, причиненным его
этническим врагам. Одним из таких поводов, вызвавших
у него улыбку, явилось перечисление Гейдрихом ущерба,
нанесенного еврейской общине во время погромов:
101 синагога сгорела, 78 — разрушено кранами и бульдо-
140
зерами, 7500 складов и магазинов разгромлено и разграб-
лено.
Геббельс: По моему мнению, сейчас представилась воз-
можность раз и навсегда закрыть синагоги. Те, что еще
остались неповрежденными, должны быть стерты с лица
земли самими евреями. Евреи сами должны платить за
это. Мы должны заставить их страдать.
Геринг: Штраф в один миллиард заставит раскоше-
литься каждого еврея!
Геббельс: Считаю необходимым издать закон, запре-
щающий евреям ходить в немецкие театры, кинотеатры и
цирки. Декрет от имени палаты культуры рейха уже гото-
вится. Я считаю, что мы можем пойти на это — залы на-
ших театров всегда переполнены. И затем вопрос о транс-
порте. Сегодня в Германии еще допустимо, чтобы еврей
находился в спальном купе вместе с немцем. Поэтому нам
нужно указание от имперского министра транспорта о вы-
делении для евреев отдельных купе в вагонах. Если все
купе будут заняты, евреи не смогут тогда претендовать
на место; им будут предоставлять места в поезде только
тогда, когда все немцы будут обеспечены местами. Им не
будет разрешено ехать вместе с немцами, и если не оста-
нется в вагоне мест, они должны стоять в коридоре.
Геринг: В таком случае, по-моему, более разумно вы-
делить им отдельное купе.
Геббельс: Не выделять, если поезд переполнен!
Геринг: Будет всего один вагон для евреев. Если он
заполнен, остальные евреи пусть остаются дома!
Геббельс: Однако допустим, что на экспресс, следую-
щий, скажем, в Мюнхен, окажется не так много евреев;
допустим, что их только двое, а другие вагоны экспресса
переполнены. Тогда эти два еврея будут иметь в своем
распоряжении целый вагон. Евреям следует разрешать за-
нимать места только после того, когда все немцы будут
обеспечены местами.
Геринг: Я бы выделил для евреев один вагон или купе.
А уж если окажется подобный случай, который вы только
что нарисовали, и поезд окажется переполненным, поверь-
те мне, нам не потребуется закон! Мы выкинем евреев
оттуда, и им придется всю дорогу просидеть в туалете!
Геббельс: Я с этим не согласен. Я не верю в это. Дол-
жен быть какой-то закон. Должен быть закон, запрещаю-
141
щий. евреям появляться на пляжах и курортах. В прошлое
лето...
Геринг: Как сказал фюрер, нам нужно обсудить во-
прос об иностранных евреях в Германии с теми странами,
где также предпринимаются какие-нибудь меры против ев-
реев. G Польшей, например. И то, что каждый грязный
польский еврей здесь, в Германии, пользуется законным
положением, а мы вынуждены мириться с этим, — никуда
не годится, с этим нужно покончить. Фюрер не особенно
рад соглашению, которое он заключил с поляками1. Он
считает, что мы должны воспользоваться некоторыми воз-
можностями и заявить: «Мы не собираемся нарушать со-
глашения, но давайте обсудим, что мы можем сделать вме-
сте. Ведь вы тоже кое-что предпринимаете против евреев
у себя в Польше. Вы тоже не любите их. Но как только
еврей покидает Польшу и появляется у нас, мы должны
обращаться с ним как с поляком. Я бы хотел изменить
такое положение».
Участники совещания еще долго вели разговор о ме-
рах наказания евреев, обсуждали вопрос о создании ев-
рейских гетто, о запрещении евреям водить автомашины
и т. д.
Геринг: Итак, господа, мы пришли к соглашению.
Я закрываю совещание со следующими словами: немецкое
еврейство в качестве наказания за совершенные преступ-
ления должно будет внести контрибуцию в сумме одного
миллиарда марок. Это должно подействовать. Еврейские
свиньи после этого не пойдут на убийство. И я вам скажу,
господа: начиная с этого времени, я не завидую евреям
в Германии!
«До чего же надоедливыми могут быть эти немцы! —
заметил Невиль Чемберлен, прочитав сообщения об анти-
еврейских беспорядках и мерах, которые последовали за
ними. — И это происходит как раз в тот момент, когда
у нас начал определяться небольшой прогресс!»
Если бы английский премьер-министр смотрел фактам
в глаза, он бы понял, что достигнутый прогресс был не-
1 Германо-польское соглашение, заключенное в 1934 году сро-
ком на 10 лет, предусматривало, что каждая из сторон обеспе-
чивает одинаковое обращение с гражданами другой стороны. —
Прищ. авт.
142
велик. Для каждого, за исключением действительно убеж-
денных умиротворителей, было очевидно, что англо-гер-
манские отношения оставались столь же плохими, какими
они были и год назад. Гитлер использовал любую возмож-
ность, чтобы показать свое презрение к англичанам и их
руководителям. Рядовые англичане начали осознавать
подлинное значение того, что на самом деле произошло
в Мюнхене. Когда до них дошли первые известия о расо-
вых беспорядках в Германии, англичане пришли в ужас,
и уже одна мысль, что таким людям они должны протя-
нуть руку дружбы, вызывала отвращение.
К несчастью, «практичные» люди, управлявшие в то
время Англией, не совсем разделяли взглядов своих со-
отечественников. Было бы несправедливо обвинять их в
том, что они оставались глухими к преступлениям, кото-
рые совершались в Германии; многие общественные дея-
тели осуждали подобные преследования. Но было бы
ошибкой игнорировать тот факт, что верхние слои англий-
ской общественности были пропитаны скрытой антипатией
к евреям. «Антисемитизм у меня вызывает отвращение,
по я все же не люблю евреев», — впоследствии был вы-
нужден отметить Гарольд Никольсон, один из энергич-
нейших противников Мюнхена. Единственный еврей в со-
ставе британского кабинета Лесли Хор-Белиша горько
жаловался своим друзьям, что его держали «особняком»
и что его национальная принадлежность являлась главной
причиной холодных взаимоотношений с премьер-минист-
ром. Владелец газеты «Дейли телеграф» и влиятельней-
ший сторонник Чемберлена лорд Камроуз успешно вел
судебное дело против Британского союза фашистов, кото-
рый возглавлял Освальд Мосли, требуя компенсации за
ущерб, поскольку представители этого союза назвали его
евреем. А настоятель собора святого Павла Инг, один из
наиболее влиятельных представителей духовенства во
всем королевстве, написал статью, обвиняя евреев в том,
что они «использовали свое весьма существенное влияние
в прессе и в парламенте, чтобы поссорить нас с Герма-
нией».
В такой обстановке никого не удивил тот факт, что
умиротворители были раздражены евреями, поскольку те
помешали установлению взаимоотношений с Германией.
Тем не менее Гораций Вильсон предложил премьер-мини-
стру сделать какой-нибудь публичный жест, чтобы пока-
143
зать свое отвращение к нацистскому антисемитизму, и они
вместе начали поиски подходящего способа. В конце кон-
цов решили, что будет достаточно воспользоваться недав-
но полученным письмом из Германии: Невиля Чемберлена
просили дать свое согласие на избрание его президентом
немецкого Шекспировского общества. Премьер-министр
отклонил просьбу; однако характерно, что свой отказ он
объяснял в ответном письме обществу «отсутствием вре-
мени», а затем в частном порядке нашептывал вокруг, что
он в действительности отказал немцам «потому, что те
запретили евреям быть членами этого общества».
Между тем, несмотря на все неожиданные неудачи,
Чемберлен упорно продолжал осуществлять свою линию.
Есть старая немецкая поговорка: «Будь моим братом, или
дам тебе по голове». Казалось, премьер-министр говорил
Германии: «Я решительно настроен быть твоим братом,
даже если ты будешь все время бить меня по голове».
Сообщения из Германии о происшедших там расовых
беспорядках и их последствиях во Франции также были
восприняты как наиболее нежелательная заминка в при-
готовлениях к сотрудничеству с Германией. Жорж Боннэ
был настолько занят претворением в жизнь своего плана
восстановления дружественных отношений между Герма-
нией и Францией, начало которому положил посол Фран-
суа-Понсэ во время своего визита к Гитлеру, что вряд ли
даже заметил кричащие заголовки в газетах. Вначале его
прежде всего встревожил тот факт, что инцидент, который
предположительно послужил поводом для погромов, про-
изошел на французской земле; он тут же послал в Бер-
лин глубокие извинения, обещав немедленно принять ме-
ры против «убийцы Гринцпана» и выразив надежду, что
инцидент не приведет к ухудшению отношений между
двумя странами.
На гражданской панихиде по случаю кончины Рата в
Париже присутствовали президент республики Альбер
Лебре и Боннэ. Министерство иностранных дел Германии
на панихиде представлял барон фон Вейцзекер. Боннэ с
большим облегчением узнал от него, что Францию «не
будут обвинять за это подлое преступление» и что пере-
говоры могут быть продолжены.
Поэтому Боннэ был неприятно поражен реакцией
французского кабинета на заседании в Париже 23 нояб-
144
ря, когда он с гордостью представил членам кабинета
текст франко-германской декларации, которую, как он
объявил, подпишут он сам и господин Иоахим фон Риб-
бентроп 6 декабря в Париже.
«Несколько министров высказали сожаление по пово-
ду несвоевременности этой декларации в свете антисемит-
ских демонстраций в Германии, — писал министр просве-
щения Жан Зей. — Даладье указал на то, что переговоры
были начаты задолго до этих беспорядков, и выразил со-
жаление, что об этом ранее не было сделано никаких со-
общений для общественности. Члены кабинета в целом
выступили против приезда Риббентропа в Париж в бли-
жайшие несколько дней, и премьер, казалось, совершенно
определенно придерживался этой же точки зрения. Боннэ
настаивал на своем».
Риббентроп прибыл в Париж, как и планировалось,
6 декабря. Он просил устроить ему прием, «по меньшей
мере равный тому, который был устроен королю и коро-
леве Великобритании, когда те приезжали в Париж». По-
скольку Франция все же была демократической страной,
организовать подобную шумную встречу оказалось не-
возможным, однако, по крайней мере, не произошло враж-
дебных демонстраций. Риббентроп ехал по опустевшим
улицам Парижа, однако, с точки зрения Жоржа Боннэ,
главная цель была достигнута. Позднее в тот же день от
имени двух стран он и Риббентроп подписали деклара-
цию, в которой говорилось:
1. Французское правительство и германское
правительство полностью разделяют убеждение,
что мирные и добрососедские отношения между
Францией и Германией составляют один из
главных элементов в консолидации европейской
обстановки и поддержании общего мира. Два
правительства будут поэтому направлять все
свои усилия на то, чтобы обеспечивать разви-
тие взаимоотношений между своими странами
в этом направлении.
2. Вышеуказанные два правительства отме-
чают, что между этими странами уже нет ни-
каких нерешенных вопросов территориального
характера, и они торжественно признают как
окончательную существующую между двумя
Ю Л. Мосли 145
странами границу в таком виде, как она про-
ходит в настоящий момент.
3. Оба правительства полны решимости, осу-
ществляя свои особые взаимоотношения с
третьими державами, поддерживать контакт
(друг с другом) по всем вопросам, касающимся
двух договаривающихся стран, и консультиро-
ваться друг с другом, если последующее разви-
тие этих вопросов таит в себе опасность между-
народных осложнений.
Разумеется, декларация не имела никакой цеппости.
В то время как Невиль Чемберлен серьезно верил, что по-
лучил от Гитлера честное заверение, когда тот подписы-
вал англо-германскую декларацию в Мюпхепе, Жорж
Боннэ не был настолько глуп; он рассматривал только
что подписанный вместе с Риббентропом документ как
политическую взятку.
Что касается немцев, то они готовы были подписать
что угодно, лишь бы притупить бдительность у францу-
зов. По возвращении в Берлин Риббентроп говорил с пол-
ным презрением об этих «достойных насмешки францу-
зах, одураченных либералами, большевиками и евреями».
3. Гитлер над Богемией
Кабаре «Комик» находилось в тыльной части здания
па Курфюрстендам в фешенебельном Восточном районе
Берлина, и любой иностранец, который посещал кабаре
в 1939 году, не мог не удивиться тому, что он видел и
слышал там. И вовсе не потому, что предлагаемая про-
грамма носила похотливый характер. Перед посетителями
обычно выступали певцы с сентиментальными песенками,
иногда танцоры. В промежутках между отдельными номе-
рами выступал со своими интермедиями конферансье, ко-
торого звали Вериером Финном. Единственная разница
между Финком и его коллегами в других странах заклю-
чалась в том, что его шутки почти всегда носили полити-
ческий характер и каждый раз, произнося их, он рисковал
своей жизнью и свободой.
Вернер Финн был настроен антинацистски и не скры-
вал своего презрепия к Гитлеру и тем людям, которые
правили Германией. Он позволял себе такие номера, на
146
какие ни у кого в рейхе не хватало храбрости: публично
высмеивал нацистских заправил. Влетая на сцену в об-
вислом костюме, преогромном галстуке-бабочке, в помятой
неряшливой шляпе, он величественно выкидывал вперед
руку в нацистском приветствии. Затем, после некоторой
паузы, не дрогнув ни одним мускулом на лице, он объяс-
нял: «Вот на какую высоту может прыгать моя со-
бака».
Финк был всегда в курсе последних сплетен о нацист-
ских руководителях. Когда жена Геринга Эмма объявила,
что ожидает ребенка, Фипк бочком появлялся на сцене
и шепотом обращался к залу: «Ш-ш-ш! Знаете, как она
собирается назвать своего ребенка, если будет мальчик?
Не знаете? Я вам скажу! Гамлет. Да, Гамлет! Почему
Гамлет? Ну, вполне очевидно!» А затем, взявшись рукой
за подбородок, он начинал ходить взад-вперед по сцене,
цитируя: «Sein oder nicht, das ist die Frage» 1. И каждый
раз, завершая вечер, Финк подходил к кулисам, оборачи-
вался, делал рукой нацистское приветствие и кричал
резким голосом: «Хайль... гм... гм... Как зовут того
парня?»
Никто не знает, почему этому комику разрешали вы-
ступать. Между 1936 и 1939 годами по указанию Геббель-
са четыре раза временно закрывали кабаре, а в пяти слу-
чаях Вернера Финка арестовывали «за оскорбительное
в отношении государства поведение».
Но каждый раз кабаре открывалось, и Вернер Финк
появлялся на сцене со своим язвительным, как всегда,
репертуаром.
25 января 1939 года помощник французского военно-
воздушного атташе капитан Поль Стэлен сидел за столом
вместе с генералом Карлом Боденшатцем, одним из глав-
ных помощников Геринга и четвертым наиболее влиятель-
ным человеком в германских военно-воздушных силах.
Француз наблюдал, как Боденшатц смеялся по поводу
очередной колкости конферансье в адрес нацистских ру-
ководителей. «Пока что он не насмехается над люфтваф-
фе», — заметил Боденшатц.
Красивый, общительный и популярный в своих кругах
в Берлине, Поль Стэлен родился в Эльзас-Лотарингии и
1 По-немецки это имеет два смысла: «Быть или не быть, вот
вопрос» или: «Его или не его, вот вопрос».— Прим. авт.
воспитывался там, когда эта область была под немецкой
оккупацией во время первой мировой войны. Он прекрас-
но говорил по-немецки и являлся (немцы об этом и не
знали) сотрудником Второго бюро. С тех пор как Стэлен
два года назад появился в Берлине, он значительно пре-
успел в установлении контактов с руководством немецких
военно-воздушных сил, хотя и сам признавал, что в этом
ему в немалой степени сопутствовала удача. Примерно год
назад, когда французский посол устраивал вечер, в по-
следний момент ему стало известно, что один из гостей
болен и не может прибыть. Стэлена попросили заполнить
пустующее место за столом, и он оказался рядом с фрау
Ольгой Ригеле — сестрой Германа Геринга. Симпатичный
и очаровательный молодой человек, Стэлен, очевидно, по-
нравился сестре Геринга. Спустя сутки его вызвал к себе
посол и надменно сообщил, что, очевидно, он, Стэлен, про-
извел впечатление: его приглашали на званый обед к
фрау Ригеле на следующий вечер. Стэлен по скромности
подумал, что, как и других холостяков в дипломатических
кругах Берлина, его еще раз приглашают заполнить пу-
стующее место за обеденным столом. Ничего подобного:
фрау Ригеле совершенно сознательно включила его в чис-
ло гостей.
В конце вечера, когда все гости ушли, Стэлена попро-
сили остаться, и он с замирающим сердцем ожидал, что
настало для него время расплачиваться за ужин. Он был
готов на все, что не выйдет за рамки служебного долга
и долга перед Францией. Ему только хотелось, чтобы фрау
Ригеле была чуть моложе и стройнее. Однако вместо бу-
дуара хозяйки его ввели в кабинет, где вскоре к нему при-
соединились генерал Боденшатц и сам Герман Геринг,
только что вернувшиеся с какого-то ужина у руководства
военно-воздушных сил. Информация о планах Германии
по созданию Западного вала, полученная в тот вечер Стэ-
леном, явилась частью важного донесения, переданного
на следующий день в Париж французским послом, а связи
Стэлена с руководителями люфтваффе с того вечера все
более укреплялись.
Боденшатц был одним из немногих высших офицеров
военно-воздушных сил, кто осмелились покровительство-
вать кабаре «Комик». Основную часть посещавшей кабаре
публики составляли преуспевающие немцы, показывавшие
свою независимость от партии, и некоторые иностранные
148
дипломаты и корреспонденты, а также вездесущие аген-
ты гестапо. Хотя Боденшатц и был лояльным обожателем
своего шефа Германа Геринга и отражал в своих сужде-
ниях его точку зрения как в вопросах авиации, так и в
политических вопросах, тем не менее он довольно часто
и открыто высказывал критические замечания в адрес на-
ционал-социалистской политики и Гитлера. Кабаре «Ко-
мик» и выступающий там конферансье, казалось, прино-
сили ему облегчение, когда он чувствовал себя особенно
расстроенным. Во всяком случае это было хорошим ме-
стом для встречи со своим французским приятелем. Кому
придет в голову, что между светской болтовней в этом
крошечном помещении они обсуждали самые секретные
вопросы? Особенно если к ним то и дело присоединялись
хорошенькие девицы со сцены, чтобы выпить рюмочку за
их столом.
Боденшатц не был шпионом. Все, что он говорил Стэ-
лену, было заранее продумано и почти наверняка обсуж-
дено с Герингом, чтобы произвести максимальное впечат-
ление па молодого француза и чтобы быть уверенным, что
все услышанное от них он передаст своим старшим на-
чальникам. Стэлен был убежден, что сам Гитлер пришел
бы в бешенство, если бы узнал, какая информация пере-
дается противникам.
В этот январский вечер Боденшатц, казалось, был в
особенно хорошем настроении. Стэлен, однако, понимал,
что никаких ошеломляющих новостей не последует. Оп
догадывался, что в настоящий момент Геринг полон эн-
тузиазма усилить холодность в отношениях между фран-
цузами и их английскими союзниками, начало которой
было положено в Мюнхене. Политика в данный момент
сводилась к тому, чтобы заигрывать с французами, глу-
миться над англичанами и вместе с тем внушить мысль,
что между Францией и Германией можно установить мир,
поскольку им нечего бояться друг друга.
«Надеюсь, вы доведете до сведения вашего посла, —
сказал Боденшатц, — что Германия была бы очень рада
дружескому соглашению с Францией. Тот факт, что мы
создали линию оборонительных сооружений на Западе,
является определенным доказательством наших мирных
намерений. Вы же не будете строить оборонительный вал,
если собираетесь наступать... Фюрер с величайшим дове-
рием относится к Даладье. Позиция Даладье в Мюнхене
149
и его твердость с итальянцами ! произвели большое впе-
чатление на фюрера. Даладье завоевал уважение всех
немцев. — Боденшатц вплотную наклонился к французу и
добавил: — В этом я заверяю вас. Ибо для Гитлера зна-
чительно более существенным фактором является то, кто
возглавляет иностранное государство, чем его воепная
организация. Вот, например, Чемберлен. Фюрер никогда
не стал бы придерживаться унизительной для Англии по-
литики, если бы во главе ее стоял кто-либо вроде Ллойд-
Джорджа, а не Чемберлен».
Их беседа была прервана очередным появлением на
сцене Вернера Финка. Последующие полчаса они пили,
смеялись и флиртовали с подсевшими к ним девицам из
кордебалета. Когда они вновь остались вдвоем, Боденшатц
заговорил о военно-воздушных силах Германии. ВВС под-
вергаются реорганизации и обновлению, сказал он и по-
спешно добавил, что это делается «не для запугивания
наших друзей, а для сдерживания наших врагов». Во гла-
ве программы авиационного перевооружения ставится
генерал Удет. К 1941 году численность люфтваффе дол-
жна быть утроена, и «если бы не нехватка сырья, они бы
уже были в три раза больше, чем сегодня».
Генерал опять переключился на мирную тему и стал
доказывать необходимость установления франко-герман-
ского взаимопонимания. В глазах его появился огонек.
«Известно ли вам, кто еще в этом крайне заинтересо-
ван? — спросил он. — Американец, полковник Линдберг.
Больше об этом я пе могу вам ничего пока сказать. Но вы
сами увидите; очень скоро вам последует соответствую-
щий звонок из Парижа».
Неожиданно Боденшатц отвернулся в сторону, и Стэ-
лен увидел, что оп смеется.
Немецкий генерал и французский капитан расстались
на рассвете, однако, прежде чем лечь спать, Стэлепу при-
шлось написать подробный отчет о встрече с генералом.
Услышанное не ввело его в заблуждение, так как он хо-
рошо знал, что подобными разговорами немцы стремились
вбить клин между западными союзниками и поддержать
сторонников политики умиротворения. Однако, поскольку
пропаганда часто шпиговалась полезными сведениями, а
1 Даладье резко ответил на притязания итальянской пропа-
ганды на Ниццу, Корсику И Тунис. — Прим. авт.
150
Боденшатц был интересным собеседником, Стэлен охотно
шел на эти контакты и докладывал своему начальству без
каких-либо комментариев все, что узнавал.
На следующее утро Стэлен вручил свою докладную
преемнику Франсуа-Понсэ послу Роберу Кулондру и мол-
ча ждал, пока тот читал ее. Когда посол ознакомился с
докладной до конца, помощник военно-воздушного атташе
заметил, как у посла от удивления поднялись брови.
«Откуда у них эти сведения? — спросил Кулондр. —
Я имею в виду сведения относительно звонка из Пари-
жа. — Оп передвинул через свой стол телеграмму. — Вот
это для вас». Министерство авиации, указывалось в теле-
грамме, немедленно вызывает Стэлена в Париж для кон-
сультаций.
Спустя двадцать четыре часа Стэлен прибыл в Париж
ночным поездом из Берлина и направился прямо во Вто-
рое бюро для доклада своим шефам. Сотрудники Второго
бюро были совершенно озадачены и не могли найти объ-
яснения столь неожиданному вызову Стэлена. Однако
когда последний прибыл в министерство авиации, ему
сообщили, что его вызывает к себе министр авиации
Ги ля Шамбр. В прошлом, накануне Мюнхена, в одном
из своих донесений по поводу новых немецких планов, о
которых ему стало известно от фрау Ригеле и генерала
Боденшатца, Стэлен осмелился написать некоторые свои
выводы из полученной информации. В итоге он получил
нагоняй, так как начальник генерального штаба генерал
Гамелен, прочитав его донесение, потребовал объяснения,
почему младшему офицеру позволяют высказывать свое
мнение, особенно когда оно не совпадает с точкой зрения
старших и более опытных офицеров. В достаточно выра-
зительной форме Стэлену было предложено впредь воз-
держиваться от подобных высказываний в своих донесе-
ниях. Не нарушил ли он снова это указание? Уж не со-
бирается ли сам министр уволить его? Он молил бога, что-
бы не случилось этого, ибо любил свою работу и был оча-
рован Берлином.
Войдя в кабинет министра, Стэлен с большим облег-
чением заметил, что Ги ля Шамбр настроен дружески. Он
даже поздравил Стэлена с успешной работой в Берлине,
затем уселся в свое кресло и сказал: «Чарльз Линдберг
только что завершил продолжительный визит в Герма-
151
нию». Стэлен утвердительно кивнул головой; он встре-
чался с Линдбергом за коктейлем в американском посоль-
стве и довольно хорошо знал об овладевшем им страхе
перед военной мощью нацистов и его мнении о демокра-
тии, как о разложившейся системе. «Оттуда он приехал
в Париж, и я имел беседу с ним. То, что он сообщил мне,
в частности о производстве самолетов в Германии, в основ-
ном соответствует тому, что вы сообщали нам в своих до-
несениях. По мнению Линдберга, авиационная промыш-
ленность Германии превосходит соответствующие отрасли
производства любой страны мира как по качеству, так и
по количеству выпускаемой продукции. Франции и Вели-
кобритании придется предпринять значительные усилия,
если они хотят сравняться с Германией. Как утверждает
Линдберг, дела с авиацией в Соединенных Штатах об-
стоят не лучше, чем у нас».
Стэлен напряженно слушал, стараясь понять, к чему
министр рассказывает об этом.
«По мнению Линдберга, Германия не хочет войны,
несмотря на то, что произошло с Австрией и Чехослова-
кией, — продолжал ля Шамбр. — Он уверен, что внесения
поправок, которых Германия добивается от Польши в от-
ношении Данцига и «польского коридора», можно добить-
ся мирным путем посредством переговоров. В то же время
он считает, что как для Франции, так и для Великобрита-
нии было бы самоубийством позволить себе быть втяну-
тыми в войну против Германии сейчас, когда у немцев
имеются столь мощные и хорошо подготовленные военно-
воздушные силы. Великобритания была бы парализована
бомбардировками с воздуха, а Франция не смогла бы от-
разить удара танковых войск и авиации нацистов».
Здесь министр сделал небольшую паузу, и Стэлен по-
думал про себя: «Вот к чему он клонит».
Между тем ля Шамбр продолжал: «Линдберг считает,
что после заключения франко-германского соглашения в
декабре прошлого года появилась надежда превратить это
доброе согласие в нечто большее — в сотрудничество меж-
ду нашей и немецкой авиацией. В Германии создали
отличный авиационный двигатель, значительно более мощ-
ный, чем любые другие, — «Даймлер-Бенц». И у нас есть
неплохой авиационный двигатель — «Девойнтайн-520».
Если бы удалось сочетать качества этих двигателей в од-
ном, то с технической точки зрения налицо был бы серь-
152
езный успех, а в политическом смысле было бы сделано
немало для установления сотрудничества между Францией
и Германией. Вот, капитан, Линдберг и предлагает, чтобы
Германия и Франция совместно создали самолет».
Министр не поинтересовался мнением Стэлена отно-
сительно такого предложения, чему последний был рад,
ибо не смог бы ответить на подобный вопрос. Сам факт,
что в такой момент истории кто-то мог выступить с по-
добным предложением, лишил его способности вообще
что-либо высказать.
Как бы почувствовав оцепенение Стэлена, министр не-
которое время порылся в своих бумагах и затем сказал:
«Теперь я вам скажу, что из этого получается. Фельд-
маршал Геринг в курсе вопроса, но пока что предпочи-
тает формально оставаться в неведении. Все решается через
генерала Удета. Он ведет это дело частным порядком.
Я полагаю, вы хорошо знаете генерала Удета. — Стэлеп
согласно кивнул. — Вам нужно будет встретиться с ним,
но у него дома, а не на службе. По крайней мере вначале
переговоры следует вести в строжайшем секрете. Вы не
должны об этом говорить никому — ни своему послу, ни
своему шефу генералу Жеффрие».
Здесь Стэлен не смог сдержаться и сказал:
«Но, господин министр, я, вероятно, не смогу сохра-
нить это в тайне от посла или от своего начальника».
«Ладно, — раздраженно ответил ля Шамбр, — тогда
скажите об этом только генералу Жеффрие».
«Но в таком случае генерал Жеффрие не будет дер-
жать в тайне от посла столь серьезное дело», — возразил
Стэлен.
Теперь ля Шамбр выглядел раздосадованным, и Стэлен
подумал, что министр, возможно, уже сожалеет о сказан-
ном. Ля Шамбр пошел на уступку:
«Хорошо, об этом вы можете сообщить послу и воен-
но-воздушному атташе, по при этом должны обязательно
подчеркнуть исключительную секретность данного вопро-
са. — Он опять пошуршал своими бумагами и затем доба-
вил: — Между прочим, в разговоре с генералом Удетом
используйте установленный для этого пароль — слова «Фи-
зелир шторх» 1.
1 «Физелир шторх» — название разведывательного с коротким
разбегом самолета, который в то время разрабатывался немцами.—
Прим. авт.
153
Из министерства авиации Стэлен направился прямо в
аэропорт, тут же вылетел в Берлин и немедленно доложил
об этой странной истории генералу Жеффрие. «Я не могу
этому поверить! — развел руками военно-воздушный ат-
таше. — Не могли они настолько рехнуться, чтобы думать
о подобных вещах!»
Посол встретил известие спокойнее. Как политический
деятель, он не исключал никаких возможностей и пору-
чил Стэлену сразу же начать переговоры.
Через несколько дней Стэлен прибыл к генералу Удету
в Берлине. Его сразу же провели в кабинет, где он застал
генерала в компании трех его коллег из люфтваффе.
Удет дружески приветствовал француза, по-медвежьи
похлопав его по спине, и налил ему большой бокал
коньяку. Стэлен поспешно осушил его, ибо здесь было не
место и не время, чтобы показывать свое воздержание.
После нескольких минут добродушных подшучива-
ний — популярная берлинская красавица возгорелась
страстью к Стэлену, и этот факт стал известен многим —
молодой помощник военно-воздушного атташе решил объ-
яснить генералу, что он пришел, чтобы переговорить от-
носительно «Физелир шторх».
Генерал Удет сделал вид, будто не понимает подлин-
ного смысла этих слов.
«Да, да, — ответил он. — «Физелир шторх» уже произ-
водится и будет очень полезным самолетом. В каком ко-
личестве собирается Франция закупить эти самолеты?»
«Я говорю не о самолете, — не скрывая своего край-
пего удивления, ответил Стэлен. — Я говорю о проекте
«Физелир шторх».
Генерал Удет паполнил свой бокал и осушил его, за-
тем наполнил бокалы своих гостей и стал уговаривать их
выпить еще. Он был очень пьян. Наконец он сказал: «Хо-
рошо, я знаю. Вы заинтересованы в двигателе «Даймлер-
Бенц». Все, что я сказал о самолете «Физелир шторх»,
суммирует вопрос. Что вы собираетесь делать?» — Он на-
чал смеяться; к нему присоединились его друзья. Стэлеп
также смеялся, ибо ему больше ничего не оставалось. Он
начал понимать, что немцы обманывают их. Они были
удивлены, что полковник Линдберг клюнул на эту при-
манку, и они, должно быть, еще больше удивились, узнав,
что французы серьезно восприняли подобное предложение.
На немцев это произвело определенное впечатление — не
154
столько наивность Линдберга, сколько жалкая готовность
Франции добиться любого улучшения своих отношений с
рейхом. Разумеется, на этом затея и окончилась.
В начале февраля слухи о злополучном плане франко-
германского сотрудничества дошли и до конферансье ка-
баре «Комик».
«Слышали о новой франко-германской пташке, кото-
рую высидели в птичнике во Франкфурте? — однажды
вечером обратился Вернер Финк к залу. — Это результат
спаривания немецкого орла и страсбургского гуся. Как
только птенец вылупился из яйца, он первым делом по-
пытался своей правой лапкой сделать приветствие по-на-
цистски и тут же упал, пронзительно крича. «О чем это ты
говоришь? — спросила птичница, помогая птенцу встать
па ноги. «Хайль Гитлер!» — ответил птенец, выплевывая
грязь из клюва. «Для тебя это, возможно, и звучало как
«Хайль Гитлер, — сказала птичница, — но для меня это
скорее звучало как «дерьмо».
Бодешпатц снова смеялся вместе со Стэлеиом.
По мнению Чемберлена, Мюнхен решил судьбу Чехо-
словакии и Восточной Европы: с этого момента им была
уготована судьба районов, входящих в германскую сферу
влияния. Хотя он и позаботился о том, чтобы никто за
пределами его самого ближайшего окружения — разумеет-
ся, ни парламент, ни общественность — ничего не знал о
таком ошеломляющем отказе от британских интересов в
Европе, свою точку зрения он все же передал американ-
скому послу Джозефу Кеннеди через лорда Галифакса. За
чашкой чая с Кеннеди министр иностранных дел поде-
лился мнением премьер-министра об обстановке после
Мюнхена. Галифакс сообщил, что, по мнению Чемберле-
на, нет оснований опасаться войны, пока Гитлер не пред-
примет прямого вмешательства в дела Англии или ее до-
минионов. Кеннеди сообщил в Вашингтон, что, по мнению
Галифакса, «в ближайшее время Гитлер устремится на
Данциг, урегулировав этот вопрос с Польшей, и затем —
на Мемель, при покорном согласии со стороны литовских
властей и что даже если Гитлер решится напасть на Ру-
мынию, Англии следует заниматься своими собственными
делами». Галифакс снова заявил, что Великобритании ни-
когда бы не впуталась в чехословацкую проблему и уча1
155
ствовала в решении этой проблемы только из-за Фран-
ции.
Очевидно, мысль, что Великобритания вместе с Фран-
цией согласились в Мюнхене гарантировать неприкосно-
венность границ этого урезаннного государства, вызывала
отвращение у премьер-министра, и он решил, что никакая
сила на свете не заставит его осуществить эти гарантии
в случае нового кризиса. В этом главном вопросе Чембер-
лен и Гитлер были единодушны, хотя и по разным сооб-
ражениям. Гитлер ставил своей целью полный развал
Чехословацкой республики, и события внутри этой стра-
ны, казалось, играли ему на руку.
Вскоре после Мюнхена Словакия все настоятельнее
стала требовать автономии в составе теперь уже феде-
рального государства. Во главе Словацкой Народной пар-
тии стал Тисо, и через три месяца Словакия и Закарпат-
ская Украина получили автономию. Эмиль Гаха стал пре-
зидентом в Праге, а Йозеф Тисо — премьером Словакии.
Как же теперь сделать фюрера более сговорчивым?
Чемберлен решил попытаться добиться этого через Мус-
солини, который, по мнению британского премьера, поль-
зовался большим влиянием на Гитлера. 27 ноября из Лон-
дона полетела телеграмма британскому послу в Риме лор-
ду Перту с просьбой подготовить встречу Муссолини и
премьер-министра.
Посол его величества в Италии лорд Перт, кавалер
и рыцарь высших орденов и титулов, считал Муссолини
чудесным человеком. Лорд был решительным противником
английской политики противодействия любым акциям
Италии, от завоевания Абиссинии и до поддержки Франко
в Испании, и надеялся, что его любовь к итальянцам бу-
дет взаимной. Будучи беспечно наивным, он не понимал,
несмотря на неоднократные предупреждения, что италь-
янцы получили ключ к английскому дипломатическому
коду через своего агента в английском посольстве и что
все его донесения в Лондон, как и материалы, высылае-
мые Форин Оффисом, попадали в руки Муссолини и ми-
нистра иностранных дел Чиано в течение каких-нибудь
часов. Дело доходило до того, что иногда Чиано цитиро-
вал ему выдержки из его же донесений, но лорд не дога-
дывался, что кто-то информировал Чиано о содержании
этих донесений.
Одним из обстоятельств, затруднявших визит Чембер-
156
лена в Италию, было то, что ему предстояло встречаться
«на дружеской основе» с диктатором, самолеты которого
в это самое время преднамеренно бомбили английские ко-
рабли на Средиземном море.
Перт предпринял осторожные шаги, чтобы договорить-
ся с графом Чиано, пообещав ратифицировать англо-
итальянское соглашение при условии, что, во-первых, Мус-
солини отзовет свои самолеты и, во-вторых, Чиано пока
будет держать в секрете вопрос о подготовляемом визите
премьер-министра. Чиано тут же информировал итальян-
скую прессу о шагах английского посла, ласково объяснив
последнему, что «итальянские самолеты, находящиеся на
службе у генерала Франко, не подчиняются ему», и затем
стал ждать следующего шага англичан. Спустя несколько
часов после этой встречи Чиано с облегчением читал при-
несенное ему раскодированное донесение Перта в Лондон.
Посол сообщал, что итальянское правительство отказалось
отдать приказ о прекращении нападений на британские
корабли, но «поступало так потому, что экипажи этих ко-
раблей почти всегда были укомплектованы греками».
Именно в такой атмосфере едва скрываемого презре-
ния Невиль Чемберлен и лорд Галифакс были приняты
в Риме в январе 1939 года, когда они приехали туда про-
сить помощи у Муссолини в урегулировании англо-гер-
манских проблем.
Итальянцы, никогда не упускавшие случая устроить
пышное зрелище, щедро угощали своих гостей. Во двор-
це «Венеция» был назначен грандиозный банкет, на кото-
рый Бенито Муссолини явился при ленте и знаках вели-
кого коммандора ордена Бани. Лорд Галифакс сидел ря-
дом с дочерью Муссолини, женой министра иностранных
дел Чиано, и вспоминал времена, когда она обедала с ним
и его супругой в Индии, где он был в то время вице-ко-
ролем.
Если не считать пропагандистских целей, не было ни-
каких оснований для данного визита Чемберлена в Рим.
Он ничего не получал от переговоров с итальянским
диктатором, разве что неискренние заверения, которых
добивался как успокаивающего средства. Эти заверения
Муссолини предоставил ему без всяких колебаний.
12 января, во время заключительных переговоров в
Риме, Чемберлен рискнул спросить мнение дуче по не-
сколько деликатному вопросу. Он надеялся, что после
157
Мюнхенского соглашения, для достижения которого дуче
приложил так много усилий, будет возможно улучшить
Отношения между Англией и Германией.
Муссолини ответил, что Италия, как и вся Европа, то
же надеялась на это. Чемберлен выразил сожаление, что
это оказалось невозможным, и сказал, что ему трудно по-
нять фюрера, отвергающего каждое его предложение, а
потому позиция Германии вызывала серьезное беспокой-
ство и сомнение. Премьер-министр заговорил затем о не-
давних слухах из Восточной Европы. Некоторые люди
полагали, что сосредоточение германских войск могло
означать Наступление в сторону Украины или Польши,
или против Польши и России одновременно. Последовав
шая за этим пауза, возможно, предназначалась для того,
чтобы дать понять, что такие шаги не будут неблагосклон-
но восприняты Чемберленом и его правительством. Чем-
берлен добавил, что были также слухи, будто Гитлер пла-
нировал внезапное наступление против Запада.
Муссолини холодно взглянул на англичанина и ска-
зал, чтобы тот выбросил все это из головы. О наступле-
нии против Запада не может быть и речи.
Чемберлен покачал головой, считая, что обстановка
все-таки очень напряженная. «Я бы хотел просить вас
переговорить с ним», — сказал он в заключение, и Муссо-
лини согласился выполнить его просьбу.
Британский премьер-министр расстался с итальянским
диктатором, вполне удовлетворенный своим визитом и
убежденный, что теперь Муссолини всецело на его сто-
роне. Однако, как только за ним закрылась дверь, италь-
янский диктатор заметил: «Ох, эти надоедливые сыны раз-
лагающейся Англии! Они потеряют свою империю!»
А граф Чиано записал в своем дневнике: «Они (Чембер-
лен и Галифакс) были бы готовы на любую жертву, если
бы могли отчетливо видеть будущее. Эта их мрачная оза-
боченность самими собой все больше и больше убеждает
меня в необходимости тройственного союза (военного до-
говора между Италией, Германией и Японией). С таким
инструментом в руках мы могли быполучить все, чего за-
хотели бы... Я позвонил Риббентропу и сказал, что (ан-
глийский) визит потерпел полное фиаско».
Примерно в это же время американский посол в Па-
риже Уильям Буллит докладывал в Вашингтоне, что фран-
цузы, придя в себя после унижений Мюнхена, готовы
158
вновь занять твердую позицию в отношениях со своими
противниками, в частности с итальянцами. Разве премьер
Даладье пе дал решительный отпор крикливым итальян-
ским притязаниям на Ниццу, Корсику и Тунис?
«Теперь Франция становится вполне мужественной, —
записал в дневнике Гарольд Икес 29 января 1939 года
после заседания кабинета в Белом доме. — Устами пала-
ты депутатов и своего правительства она заявила, что ско-
рее будет сражаться, чем уступит хоть один акр своей им-
перии. Билл Буллит считает, что Франция будет сражать-
ся, если Италия посягнет на ее владения. Однако будет
ли Англия поддерживать Францию? Или Чемберлен пре-
дал Британскую империю?»
На самом же деле Франция уже катилась вниз по па-
клонной плоскости. 4 февраля французский тайный эмис-
сар приехал в Рим, чтобы встретиться с графом Чиано.
Это был Поль Бодуэн, президент контролируемого Фран-
цией банка «Индочайна». Он имел необходимые полномо-
чия как от премьера Даладье, так и от министра ино-
странных дел Жоржа Боннэ.
Немецкий посол в Риме Ганс Георг фон Макепзен в
тот же день доносил в Берлин Риббентропу:
«Сегодня рано утром граф Чиано встретился со мной
и просил под строжайшим секретом передать вам следую-
щую информацию.
Господин Бодуэн... при тайной поддержке со стороны
Даладье и Боннэ... сообщил ему, что (французы) готовы
начать переговоры с итальянцами по франко-итальян-
ским вопросам с целью достижения дружеского урегулиро-
вания. Подразумевалось, что на этих переговорах были
бы рассмотрены все итальянские пожелания относитель-
но захваченных территорий.
В связи с такой программой переговоров господин Бо-
дуэн вносит следующие предложения:
1. а) Джибути (во Французском Сомали, Восточная
Африка, единственный порт, связывающий Красное море
с итальянским королевством Абиссиния). Гавань. Догово-
ренность об обширной «свободной» зоне (половина гава-
ни?). ...Совместные работы по расширепию порта;
б) железная дорога Джибути — Аддис-Абеба: та
часть, которая проходит по территории Французского Со-
мали, остается французской, та часть, которая проходит
по территории Абиссинии, должна быть передана Италии,
159
причем французы готовы предоставить необходимые сред-
ства, чтобы обеспечивать функционирование дороги. Со-
вместное строительство новой станции в «свободной» зоне.
2. Суэцкий канал. Поскольку значительная часть капи-
тала принадлежит Англии и Египту, потребуются совмест-
ные действия, чтобы добиться включения Италии в число
пайщиков, однако Франция готова идти на решение во-
проса в интересах стран, пользующихся каналом, и на вне-
сение необходимых изменений в состав правления. Далее,
Франция согласна рассмотреть поправки в тарифах. Чиа-
но заметил, что необходимо найти такое решение, которое
также отвечало бы нашим, немецким, пожеланиям в этом
районе.
3. Тунис. Восстановление прав итальянцев в Тунисе.
Бодуэи не изложил точно точку зрения французов, одна-
ко Чиано заявил, что итальянцам должны б»ыть предостав-
лены абсолютно полные права.
Чиано согласился с тем, что переговоры будут офи-
циальные, но совершенно секретные. Бодуэн сказал, что
в случае появления каких-либо слухов о переговорах они
будут опровергаться...»
Министр иностранных дел рейха понимал, что офици-
альные переговоры вполне могут привести к восстановле-
нию дружественных франко-итальянских отношений, чего
в настоящий момент Германия меньше всего хотела. Как
раз в это время Гитлер и Риббентроп усиленно стремились
втянуть Италию раз и навсегда в свой лагерь, убеждая
Муссолини подписать военный пакт о взаимопомощи. Со-
глашение с Францией сорвало бы эти планы немцев. По-
этому Риббентроп немедленно приказал предать гласности
информацию о предложениях Бодуэна, планах Даладье и
Боннэ и, потирая руки, с удовольствием наблюдал, как
два французских политика гневно отрицали все перед ли-
цом возмущенной французской и английской обществен-
ности.
Гитлер никогда нисколько не сомневался, что Чехо-
словакия в конечном счете окажется полностью под кон-
тролем рейха; вопрос просто заключался в том, как и
когда это произойдет.
Фюрер был достаточно хитер и проницателен, чтобы
видеть, что при известном терпении он получит все, чего
160
хочет, и притом без войны. Но так ли размышлял Гит-
лер? Удовлетворит ли его тот факт, что новая Чехосло-
вакия фактически сама попросит его рассматривать ее как
послушного сателлита рейха? Что касается чехов, то у
Гитлера были определившиеся потребности: потребность
видеть себя властелином их судеб, потребность продемон-
стрировать всему миру, что хотя чехи и провозгласили
себя так называемыми демократами и либералами, но бу-
дут выполнять его приказания при щелканье хлыста,
В отношении к народам Центральной и Восточной Европы
Гитлер оставался австрийцем и столь же надменным ра-
систом, каким был император Австро-Венгрии Франц-
Иосиф.
Новое правительство в Праге никогда не скрывало
своей готовности считать Чехословакию марионеточным
государством, и каждый раз, когда министра иностранных
дел этого правительства Хвалковского вызывали в Бер-
лин, он покорно склонял голову и умолял, чтобы его пра-
вильно поняли властители великой Германии и оказали
содействие. Он нападал на англичан и французов, глу-
мился над Соединенными Штатами, представлял нацистам
статистические данные о преследовании евреев и комму-
нистов в Чехословакии.
И все же каков будет триумф, если остатки Чехо-
словакии рейх просто приберет к рукам! Вот так думал
Гитлер.
Еще в ноябре 1938 года немцы и итальянцы проводили
конгресс в Вене, чтобы определить восточную границу Че-
хословакии. В частности, Венгрия добивалась отторжения
от Чехословакии территории, которая выходила далеко
за пределы тех районов Словакии и Закарпатской Украи-
ны, где большинство населения составляли мадьяры. Под-
стрекаемые итальянцами, с которыми они уже давно име-
ли дружественный пакт, венгерские власти дошли даже до
того, что стали угрожать оккупацией города Братиславы,
древней столицы Словакии. Поскольку Братислава нахо-
дилась на противоположной от Австрии стороне Дуная и
очень недалеко от самой Вены, то такие угрозы со стороны
Венгрии Гитлеру не нравились. Во всяком случае, он был
закоренелым противником венгров и презирал их за тру-
сость во время мюнхенского кризиса. «Почему это они
должны прикоснуться к пирогу, который отказывались
помочь готовить?» Исходя из этого, он дал указание Риб-
11 Л. Мосли
161
бентропу отклонить требования венгров и поддержать
просьбу словацкой делегации сохранить им столицу и тер-
риторию, что и было решено, к плохо скрываемому разо-
чарованию венгров и итальянцев.
Принимая такое решение, Гитлер преследовал един-
ственную цель — добиться окончательного распада чехо-
словацкого государства. Риббентроп дал ясно понять сло-
вацким руководителям во главе с Йозефом Тисо, что Сло-
вакию спасали от венгров только для того, чтобы она стала
независимым государством и порвала свои отношения с
чехами во главе с президентом Эмилем Гахой в Праге.
Однако в последовавшие за Венским конгрессом недели
словаки ничем не проявляли своей подготовки разрыва с
чехами, а чехи открыто демонстрировали, что словакам
не будет позволено отделиться в самостоятельное государ-
ство; в Братиславу были введены войска с угрозой приме-
нить силу против любой попытки переворота.
Вечером 9 марта 1939 года, когда президент Гаха ужи-
нал вместе со своей дочерью в Градчанах, там неожидан-
но появился министр иностранных дел, настоятельно про-
ся принять его по неотложному вопросу. В руках Хвал-
ковского трепетал листок бумаги, и он несколько раз
запнулся, прежде чем начал говорить. Хвалковский ска-
зал, что получил важное сообщение из Братиславы и есть
основания опасаться, что последуют осложнения, если бы-
стро не отреагировать. Сообщение получено из вполне па-
дежного источника — от начальника полиции и руководи-
теля разведки Словакии Клиневского.
Гаха попросил его прочитать документ вслух.
Хвалковский прочитал: «Я обязан доложить, что, по
полученной из надежных источников информации, внутри
самого кабинета министров Словакии Тисо и Дурчанским
(министр связи в словацком федеральном правительстве)
готовится заговор. Они уже установили контакт с Зейсс-
Инквартом и Бюркелем (Зейсс-Инкварт был нацистским
губернатором Австрии, а Бюркель — гаулейтером района
у словацкой границы), которые согласились сотрудничать
с заговорщиками. Нацисты нелегально перебрасывают в
Братиславу оружие, которое будет роздано членам гвардии
Глинки (словацкая фашистская группа) и местным нем-
цам, возглавляемым Керминским. Они устроят демонстра-
цию и будут угрожать восстанием, если Тисо не объявит
о независимости Словакии от Праги. Тисо уступит тре-
162
боваиию народа и 10 марта порвет всякие отношения с
центральным правительством».
Наступило долгое молчание, прерываемое только ше-
лестом бумаги, когда Хвалковский складывал зачитанное
донесение. Наконец министр иностранных дел спросил:
«Что же предпринять?»
Старик встрепенулся, будто только что очнулся от сна;
он был стар, утомлен и напуган.
«Остается только одно, — ответил он, — чтобы спасти
государство от распада: действовать немедленно. Бунт
должен быть подавлен. Нужно отдать приказ армии. Тисо
и Дурчанского необходимо арестовать, а потом сразу сфор-
мировать новое правительство».
Несколько позднее этой же ночью чешские армейские
офицеры в Братиславе появились в служебном кабинете
Тисо и вежливо сообщили ему, что он арестован.
Тисо, казалось, удивился. «По какой причине?» — спро-
сил он.
Офицеры ответили, что точно не знают, но, как полага-
ют, в целях предотвращения заговора, который он готовил.
«Заговора? — переспросил Тисо. — Я ничего об этом
не знаю. Я верен Праге».
Тисо увезли в монастырь, расположенный примерно в
пятидесяти милях от Братиславы '. Затем офицеры нача-
ли искать Дурчанского. Однако Дурчанский был заранее
предупрежден о том, что отдан приказ о его аресте, и, со-
образив, что происходит, к тому времени уже оказался
по другую сторону Дуная.
Между тем начальник полиции Братиславы и началь-
ник разведки Словакии Клипевский докладывали по теле-
фону гаулейтеру Бюркелю, что все идет, как было заду-
мано: пражское правительство клюнуло на приманку. Вся
эта история с «заговором» Тисо была с согласия Дурчан-
ского и немцев придумана Клиневским, он же подготовил
соответствующий доклад для президента Гахи. От начала
до конца информация о подготовлявшемся заговоре была
ложной.
Западня для Праги была подготовлена. Теперь оста-
лось только захлопнуть ее.
1 Спустя двадцать четыре часа монах выпустил Тисо из мо-
настыря и он вернулся в Братиславу. — Прим. авт.
11*
163
Начальник штаба верховного главнокомандования ге-
нерал Вильгельм Кейтель уже с конца февраля ждал ука-
заний от фюрера. Он видел признаки надвигавшихся со-
бытий; немецкие газеты вновь начали заполняться всяки-
ми выдумками. Чешские власти опять неистовствовали, но
на этот раз они преследовали не только безвинных немцев,
проживавших в разных районах; они также запугивали
словаков и издевались над ними. Не проходило и дня, что-
бы официальная нацистская газета «Фелькишер беобах-
тер» не сообщала об этом: то чешский солдат хладнокров-
но бил ногой беременную словацкую женщину, то чеш-
ский профессор оскорбил словацкого студента.
«Фюрер неоднократно заявлял, что он терпел, сколько
было в его силах, и не намерен больше смотреть на это
спокойно, — писал впоследствии Кейтель. — Я понял, что
так называемая «чистка» остатков Чехословакии прибли-
жается. И хотя фюрер не раскрывал мне своих намерений
и не указывал никаких сроков, я принял необходимые
меры, чтобы военное ведомство было в состоянии осущест-
вить быстрое и внезапное вторжение, если такая необходи-
мость возникнет».
В начале марта Гитлер вызвал к себе на совещание
двух своих высших военных руководителей — генерала
Кейтеля и командующего сухопутными силами генерала
Браухича и объявил им, что он решился на военное вме-
шательство в дела Чехословакии. Он назвал это «опера-
цией усмирения» и сказал, что она не потребует какого-
либо дополнительного призыва в вермахт, что достаточно
тех сил, которые были созданы во время кризиса прошлой
осенью. Но даже и теперь он не указал генералам никаких
сроков.
«Я был убежден, что здесь снова предстоят «мартов-
ские иды», — писал Кейтель. — Не считая 1937 года, Гит-
лер каждый раз выбирал март для своих действий. Было ли
это всегда просто совпадением или суеверием? Я склонен
верить в последнее... Как бы то ни было, но 12 марта в су-
хопутные войска и в военно-воздушные силы пришел
предварительный приказ быть готовыми к возможному
вторжению в Чехословакию в 6 часов утра 15 марта; до
этого срока никакие части не должны были подходить к
чехословацкой границе ближе шести миль. Никто из нас,
военных, не знал, какие должны были возникнуть обстоя-
тельства, чтобы предпринять нападение».
164
Когда Кейтель узнал об этом сроке, он прибыл на Бен-
длерштрассе и немедленно направил командующим, ответ-
ственным руководителям служб и ведомств совершенно
секретное указание быть готовыми к действиям.
Через полчаса такое же извещение получили адмирал
Канарис и его заместитель полковник Остер.
Эта новость была быстро передана начальнику штаба
сухопутных сил генералу Гальдеру, начальнику полиции
Берлина графу Хелдорфу, генералу фон Вицлебену,
то есть всем тем, кто в 1938 году участвовал в мертво-
рожденном путче против Гитлера. Не настало ли для них
опять время действовать? Конечно, на этот раз англичане
и французы не позволят Гитлеру безнаказанно осущест-
вить агрессию. Разве они не гарантировали границы и це-
лостность новой Чехословакии? Разве Гитлер не обещал,
что Судетская область — его последнее территориальное
притязание в Европе?
Для таких активных участников заговора, как Остер
и Канарис, этот случай казался возможностью воскресить
заговор, чтобы раз и навсегда освободить Германию от
Гитлера. Однако генерал Гальдер был настроен более
скептически. Поведение англичан в Мюнхене повергло его
в уныние; он потерял веру в решимость демократий сра-
жаться даже за самих себя, не говоря уже о Чехословакии.
Тем не менее он ответил заговорщикам, что присоединится
к ним и примет участие в заговоре, но только при усло-
вии вмешательства западных держав, когда Гитлер пере-
сечет чешскую границу.
Предпримут ли западные демократии необходимые ша-
ги, если их заранее проинформировать о намерениях Гит-
лера?
Канарис передал полученное от Кейтеля указание
Остеру, который не нуждался в разъяснениях, что делать.
Он уже не раз устанавливал контакты с английской сек-
ретной службой.
11 марта руководитель английской секретной службы
позвонил из своего кабинета в Уайтхолле постоянному
заместителю министра иностранных дел Александру Ка-
догану и попросил немедленно принять его. Когда они
встретились, Кадогану было вручено расшифрованное до-
несение из Германии, в котором говорилось:
15 марта в 6 часов утра германская армия вторг-
нется в Богемию и Моравию. За несколько часов до
165
этого границу пересекут специальные подразделения,
однако они будут выполнять отвлекающий маневр и
их действия не следует путать с основной операцией.
Чешским властям и командованию вооруженных сил
будет вручен ультиматум с требованием сложить ору-
жие, посадить самолеты на аэродромах и вернуть вой-
ска в казармы; срок ультиматума очень короткий, и
его вручат только в самый последний момент. Основ-
ным фактором всей операции является внезапность.
В связи с тем оцепенением и возмущением, которые
были затем демонстративно разыграны британским премь-
ер-министром по поводу событий, развернувшихся в по-
следующие несколько дней, история с вышеприведенным
донесением заслуживает более подробного рассмотрения.
Во-первых, Александр Кадоган, которому шеф бритап-
ской секретной службы не мог не сообщить источник та-
кой информации, казалось, был удивительно мало обеспо-
коен этим сообщением. Правда, в своем дневнике он за-
писал, что от этого известия у него «волосы встали дыбом»
и он сказал шефу секретной службы, что немедленно по-
кажет это донесение министру иностранных дел и премь-
ер-министру. Тем не менее Галифакс нашел возможным
выехать в турне по стране для проведения различных ра-
нее намеченных встреч. Что касается Чемберлена, то, оче-
видно, ему и в голову не пришло собрать членов кабинета
или вызвать главных военных руководителей и обсудить
с ними складывающуюся обстановку.
Между тем капитан Стэлеи, получив намек от фрау
Ригеле, на своем частном самолете кружился в небе над
районом между чешской границей и Дрезденом. Оп доно-
сил в Париж, что в направлении Богемии происходит уси-
ленное движение войск. Что думали в Париже по поводу
его донесений, он так и не выяснил. На его донесения не
было вообще никакого ответа.
Рано утром в воскресенье 12 марта небольшая группа
напуганных руководителей Словакии проводила заседание
на частной квартире на окраине Братиславы.
Новый премьер словацкого правительства Карол Си-
дор накануне вечером провел первое заседание своего ка-
бинета в ратуше, в центре города, рядом с Дунаем, и очень
быстро понял обстановку, которая складывалась. В десять
166
часов, как раз в разгар обсуждения, двери внезапно рас-
пахнулись и в комнату решительно вошли Зейсс-Инкварт,
гаулейтер Бюркель и пять человек, военная форма и зна-
ки различия которых говорили о том, что они являются
немецкими генералами. Они пересекли Дунай со стороны
Австрии, и, как объяснил Зейсс-Инкварт насмерть пере-
пуганным словакам, у них очень мало времени. События
стремительно разворачивались.
Зейсс-Инкварт потребовал, чтобы словацкое правитель-
ство не медлило с провозглашением своей независимости.
Он сказал, что для фюрера небезынтересна судьба Слова-
кии, однако эта судьба может оказаться не очень завид-
ной, если в Братиславе будут со дня на день откладывать
принятие решения о провозглашении независимости.
Затем, сопровождаемый генералами, Зейсс-Инкварт
вышел, а гаулейтер Бюркель остался, чтобы шепнуть Си-
дору, что «фюрер взялся раз и навсегда решить судьбу
чехов. Ради бога, не тратьте больше зря времени и провоз-
гласите независимость, иначе я даже не могу сказать, что
произойдет с вами!»
Гораций Вильсон помнит, насколько счастлив был Чем-
берлен всю эту неделю. «Очень бодр. Исключительно оп-
тимистичен», — вспоминает он.
В четверг премьер-министр устроил встречу с неболь-
шой группой кулуарных корреспондентов 1 в своей комна-
те в палате общин и в столь благодушных тонах обрисовал
перспективы для Европы, что корреспондент газеты «Дей-
ли телеграф» на следующее утро писал, ссылаясь на «пра-
вительственные круги, близкие к кабинету», что «неофи-
циальные и полуофициальные контакты недавно показали,
как полагают, такую точку зрения, которая много ближе
к истине, чем официальные заявления. Предстоящая в
этом месяце поездка министра торговли господина Оливе-
ра Стэнли в Берлин приведет к еще одному шагу по пути
урегулирования глубоких разногласий в Европе».
За несколько дней до этого министр внутренних дел
1 Как и их коллеги в Белом доме, эти корреспонденцы часто
конфиденциально получают здесь такую информацию от минист-
ров или премьер-министра, которая раскрывает смысл тех или
иных шагов правительства или которую нужно опубликовать без
ссылки на источники. — Прим. авт.
167
Самюэль Хор советовался с Чемберленом по поводу речи,
с которой он собирался выступить перед своими избира-
телями в Челси. Должно ли его выступление быть осто-
рожным или обнадеживающим, мрачным или оптимистич-
ным? «Бодрым, — ответил Чемберлен. — Для этого имеют-
ся все основания».
Поднявшись на трибуну в городском зале в Челси, Хор
рисовал будущее в радужпых красках. «Представьте се-
бе, — говорил он, — что в Европе можно восстановить по-
литическое доверие... Представьте себе, что народы Европы
будут в состоянии освободиться от того кошмара, который
их преследует, и от тех расходов на вооружение, которые
их разоряют. Тогда мы могли бы направить изобретения и
научные открытия на создание золотой эры...»
На следующий день, 11 марта, редакторы журнала
«Панч» (не только юмористический журнал, но и один из
рупоров близких к Чемберлену кругов, поддерживавших
его политику) встретились на своем еженедельном сове-
щании на Боувери-стрит, чтобы наметить план номера
ва очередную неделю. Редакционный художник Бернард
Пардридж подготовил и положил на стол редакторов кари-
катуру, изображавшую призрак войны, исчезающий в ок-
не дома Джона Булля, а сопроводительная надпись явно
была направлена против тех, кто запугивал войной. Ка-
рикатура была одобрена для опубликования в очередном
номере, выходящем 15 марта.
Теперь в Уайтхолл стали поступать донесения развед-
ки из Праги, Варшавы, Братиславы и Берлина, в которых
указывалось, что 15 марта германская армия войдет в Че-
хословакию, и каждое из этих донесений Кадоган пересы-
лал Галифаксу, а Галифакс — Невилю Чемберлену.
Рано утром 14 марта Эрих Кордт позвонил по телефону
из министерства иностранных дел в Берлине своему брату
Тео в Лондоне.
«Тетушка Теодора завтра выезжает из Берлина, — ска-
зал он. Эта простая фраза означала, что германская армия
войдет в Чехословакию на следующий день. — Скажете ли
вы об этом кузине Антеа?»—добавил он. Кузина Антеа
была не только реальной родственницей братьев Кордт, но
также и кодовым названием Англии.
«Антеа уже знает, — ответил Тео Кордт. — Но она, ка-
жется, не может вспомнить о договоренности. Она продол-
жает утверждать, что это не так важно».
168
«Я разочарован, — сказал Гитлер. — То, как вели себя
ваши люди в Словакии последнее время, показывает, что
они почти не отличаются от чехов», — с такими словами
он обратился вечером 13 марта к Тисо и Дурчанскому в
имперской канцелярии. Напротив них в другом конце ком-
наты сидели Риббентроп, генерал Кейтель и некоторые
сотрудники министерства иностранных дел. Два словака
стояли перед ними, склонив головы, и вежливо слушали;
у них сложилось впечатление, что от них и не ожидалось
ни слова в оправдание.
В течение получаса Гитлер шумно читал проповедь
о грехах Праги, которая превратилась в «очаг беспокой-
ства» после ослабления международной напряженности в
результате Мюнхенского соглашения. Он говорил, что у
него больше нет терпения, что судьба чехов должна быть
решена раз и навсегда и что оп ожидал лучшего от пове-
дения словаков. Гитлер напомнил, что год назад перед
ним стояла трудная проблема — разрешить или не разре-
шить венграм оккупировать Словакию, но тогда ему до-
казали, что Словакия хочет сама вести свои дела... «А что
получилось? — спрашивал Гитлер. — Я отправил Виль-
гельма Кеплера в качестве своего посланника в Словакию,
а Сидор заявил ему, что является солдатом Праги и будет
противиться отделению Словакии от Праги. Если бы я
знал об этом раньше, то не стал бы озлоблять своих дру-
зей венгров и позволил бы событиям идти своим че-
редом».
Фюрер начал ходить по комнате, затем неожиданно по-
вернулся кругом и, обращаясь к Тисо, сказал: «Я позво-
лил словакам приехать в Берлин, чтобы быстро решить
вопрос. У меня нет интересов к востоку от Карпат; мне
безразлично, что там произойдет. Но я требую внести
ясность в то, чего в действительности хочет народ Слова-
кии. Я не потерплю неустойчивости обстановки. Я и по-
зволил вам приехать в Берлин, чтобы вы выслушали мое
решение». Далее он сказал, что, если Словакия хочет по-
лучить самостоятельность, он будет поддерживать это
стремление и даже гарантирует его, но сдержит свое сло-
во только при условии, что Словакия даст совершенно
ясно понять, что это ее желание.
Затем Гитлер повернулся к своему министру иностран-
ных дел и спросил, есть ли у него что-либо добавить к
сказанному.
169
Риббентроп ответил, что он только хотел бы подчерк-
нуть, что вопрос решится буквально часами. После этого
он вручил фюреру только что полученное им донесение.
Гитлер прочитал его вслух: в донесении говорилось, что
венгерские войска сосредоточиваются вдоль границы со
Словакией. «Таким образом, — сказал Гитлер, — вы сами
можете видеть, что события развертываются быстро и
нельзя отвечать за их ход 1. Словакия должна Припять ре-
шение и сделать это быстро».
После этого наконец разрешили высказаться словакам.
Тисо начал с благодарности фюреру за сказанные слова.
Он заявил, что уже давно хотел выяснить, как отпосится
фюрер к его стране и народу, и теперь хотел бы заверить
фюрера, что он может полагаться на Словакию. Слова фю-
рера, сказал Тисо, произвели на него столь глубокое впе-
чатление, что оп хотел бы просить извинения за то, что
в данный момент не в состоянии ясно выразить свое мне-
ние или принять решение. Тисо попросил разрешения об-
судить с Дурчанским положение дел и заверил фюрера,
что он может не сомневаться в их благодарности за заботу
и внимание к Словакии.
Гитлер кивнул в знак согласия удовлетворить просьбу
Тисо: «Хорошо, но только не тратьте зря времени. Детали
вы можете решить с моими людьми». Он дал понять, что
они свободны, и словаки быстро покинули комнату.
В 8 часов утра во вторник 14 марта депутаты словац-
кого парламента, информированные Тисо о том, что с од-
ной стороны Словакии угрожают венгерские войска, а с
другой — германские войска, проголосовали за разрыв свя-
зей с Прагой и провозглашение независимости страны.
Разумеется, это было мошенничеством, и Гитлер проде-
монстрировал это заявлением, что он берет «под защиту»
новое государство.
1 Венгрия действительно производила, перемещение войск, так
как получила согласие Гитлера оккупировать Карпатскую Руси-
нию, область к востоку от Словакии. Как раз накануне встречи
с Тисо венгерский регент адмирал Хорти телеграммой благо-
дарил Гитлера за ото его решение. «Ужо произведена соответст-
вующая концентрация войск,— писал он в телеграмме.— В четверг
16 марта произойдет пограничный инцидент, за которым в суб-
боту последует решительный удар. Я никогда не забуду этого
доказательства вашей дружбы, и ваше превосходительство может
всегда полагаться на мою непоколебимую благодарность вам. —
Прим. авт.
170
Фюрер был удовлетворен, Словакия была прибрана к
рукам, Закарпатскую Украину можно было оставить вен-
грам. Из бывшего суверенного государства Чехословакии
теперь оставались только Богемия и Моравия, с которы-
ми нужно было расправиться.
Президент Гаха узнал об этом в Праге. Командующий
чешскими войсками в Братиславе настоятельно просил
указаний.
«Передай ему, чтобы он ничего не делал, абсолютно
ничего, — сказал президент генералу Сыровы, который те-
перь был военным министром. Затем, обернувшись к Хвал-
ковскому, он произнес: — Я думаю, настало для нас время
посоветоваться с нашими друзьями, — он слегка поколе-
бался, затем добавил: — в Германии. Вам лучше запросить
посольство, может ли фюрер принять нас, и принять как
можно скорее. Передайте в посольство, что мы неотлож-
но нуждаемся в его совете».
Гахе предстояло получить значительно больше, чем
только совет.
В полдень 14 марта в Берлине шел небольшой снег,
когда генерал Вильгельм Кейтель спешил в имперскую
канцелярию. Ему была назначена встреча с фюрером, что-
бы обсудить приготовления, связанные с нападением на
Богемию и Моравию на следующее утро, а прогноз погоды
тревожил его. К востоку от Дрездена шел густой снег; за-
мерзание почвы, обещанное прогнозом, означало гололед
на дорогах. Это была не та погода, какая пужна при втор-
жении, даже если при этом не предвидится особого сопро-
тивления.
Однако если Кейтель был обеспокоен, то у Гитлера па-
строение было отличное. Он улыбался, слушая причитания
генерала об осуществленных приготовлениях, а Кейтель в
свою очередь заметил, что сегодня у фюрера отсутство-
вали симптомы нервозности, которые были характерны
для него в кризисные моменты. Только к концу доклада
он понял причину такого настроения фюрера, ибо он пре-
рвал его доклад, чтобы сообщить, что президент Гаха
запросил встречу с ним и сегодня вечером ожидается его
прибытие в Берлин.
Гитлер отпустил Кейтеля, и тот тут же попросил раз-
решения вернуться на службу на Бендлерштрассе, чтобы
предупредить генеральный штаб.
171
«О чем предупредить?» — спросил фюрер.
«О том, что в связи с приездом президента вторжение
временно откладывается».
Гитлер ответил, что Кейтель совершенно неправильно
понял обстановку. Он позволил Гахе приехать в Берлин,
но у него нет никакого намерения откладывать вторжение.
Завтра в шесть часов утра немецкие войска войдут в Че-
хию, каковы бы ни были результаты переговоров с
Гахой.
Когда специальный поезд из Праги несся через покры-
тые снегом холмы Богемии, президент Гаха заснул креп-
ким сном впервые за многие дни. Дочь Милада укрыла
его пледом, чтобы старика не продуло. Как и у ее отца,
у нее не было сомнений относительно результатов их по-
ездки в Берлин. В конце концов, разве четыре державы,
в том числе и Германия, не гарантировали целостность
чехословацкого государства? Разумеется, никто не заинте-
ресован в том, чтобы позволить ему развалиться на части.
Адольф Гитлер будет знать, что предпринять, чтобы поло-
жить конец всему этому неспокойствию и хаосу.
Поезд сделал короткую остановку в Пльзене, в послед-
нем чешском городе у новой границы с Германией, и
Хвалковский вышел из вагона, чтобы спросить о послед-
них новостях у офицера связи, стоявшего на перроне.
«Мы ничего не слышали, — ответил офицер. — Кажется,
что-то испортилось в телефонной связи». Хотя Хвалков-
ский и не сказал об этом президенту Гахе, но он догады-
вался, что линии связи просто перерезаны. И они действи-
тельно были перерезаны — все, за исключением одной, что
Хвалковский обнаружил позднее.
Но Хвалковский мог не догадываться, что, когда они
ехали в восточном направлении к Германии и над Боге-
мией начали сгущаться ночные сумерки, нацистские вой-
ска уже просачивались через чешскую границу. До мо-
мента начала самого вторжения оставалось двенадцать
часов, однако в Моравска-Остраве, на севере у польской
границы, взвод эсэсовского полка «Адольф Гитлер» уже
спешил к небольшому чешскому городу Витковиц. В Вит-
ковице находился один из самых современных сталели-
тейных заводов в Европе, и немцы хотели быть уверен-
ными, что он достанется им в полной исправности.
172
В тот вечер генерал Кейтель был вызван к Гитлеру и
прибыл в имперскую канцелярию в девять часов. Он дол-
жен был получить приказы на вторжение и передать их
генеральному штабу и главному командованию военно-
воздушных сил. К его изумлению, он попал сюда в раз-
гар вечеринки. Фюрер и его гости только что встали из-за
стола; здесь же находились Геринг, только что приехав-
ший из Сан-Ремо, Риббентроп, фрау Геббельс, Гиммлер и
еще с десяток людей в военной форме и молодых женщин.
Гитлер повел всех в гостиную, которая была оборудована
для показа кинофильмов, и рукой похлопал по сиденью
рядом с собой, пригласив на это место Кейтеля. Выклю-
чили свет, и, пока генерал ерзал на месте от нетерпения,
на экране появилось название фильма «Безнадежное дело».
Гитлер в это время шептал Кейтелю: «Не беспокой-
ся. Старик приедет не раньше десяти часов. Я дам ему
два часа на отдых после дороги, а затем, в полночь, приму
его».
Президенту Гахе и в голову не приходило, что, направ-
ляясь в Берлин, он шел прямо в западню. Правда и то,
что он был старым человеком, и, однажды согласившись
с реальными фактами Мюнхена и политргческим господ-
ством Германии над Центральной Европой, он полагал,
что, поскольку Чехословакия более не представляет опас-
ности для Германии, то и для Гитлера она не может быть
объектом вожделений. Разве его страна уже не находи-
лась в орбите национал-социалистской Германии? Разве
она не выполняет точно все то, что от нее требуют? Во
всяком случае, разве не заявил Адольф Гитлер великим
государственным деятелям Европы, что он вовсе не хочет
иметь чехов в составе рейха, и разве он не присоединил-
ся к Англии, Франции и Италии в гарантировании неза-
висимости его страны?
Эти доводы могли убедить неосторожного старого чело-
века в том, что для опасений нет никаких оснований. Но
более проницательные советники должны были, конечно,
предостеречь его; они могли сообщить о зловещих шагах
немцев в течение последних нескольких дней, напомнить
ему о той ненависти, какую Гитлер питает к чехам, и по-
советовать ему оставаться дома. Но никто этого не сделал.
«У меня не было никаких подозрений относительно того,
что они собирались сделать со мной», — говорил Гаха
впоследствии.
173
Это был безрассудный старый человек. Всего трипа-
дцать месяцев назад австрийский канцлер Ш ушниг поехал
на встречу с Гитлером, чтобы просить у него совета и по-
мощи, и Гаха мог бы вспомнить, что произошло с Шушни-
гом и Австрией; или, по крайней мере, Хвалковский мог
напомнить ему, что Австрия теперь уже была частью Гер-
мании и что канцлер Шушниг чистил отхожие места в од-
ном из немецких концентрационных лагерей.
«Смотри, — сказал президент Гаха сгоей дочери, — они
оказывают нам почетный прием».
Было уже 11 часов вечера 14 марта. Из-за плохой по-
годы специальный поезд прибыл в Берлин с опозданием
на час, однако германское правительство решило, очевид-
но, соблюсти все протокольные формальности. Рядом со
свастикой развевались чехословацкие государственные
флаги, а на перроне вокзала Апгальтер был выстроен по-
четный караул эсэсовцев (как бы в насмешку — из той же
эсэсовской части, подразделения которой в этот момент
уже орудовали на территории Чехословакии). В сопро-
вождении министра кабинета — начальника президентской
канцелярии Отто Мейснера, Войтека Маетны с супругой,
Хвалковского и генерала СС президент Гаха с дочерью
торжественно шел мимо сомкнутых рядов почетного ка-
раула и, вглядываясь в холодную мглу, пытался вообра
зить, что он инспектирует выстроенные перед ним войска.
Дул сильный ветер, и хлопья снега проносились по пер-
рону.
В конце концов и сами немцы, должно быть, осознали,
что вся эта процедура была полнейшим фарсом. Огром-
ный букет цветов, который миловидная девушка должна
была вручить дочери президента, был унесен с перрона,
а президента-старика и сопровождавших его лиц быстро
посадили в автомашины и отвезли в отель «Адлон».
Здесь, когда президент ушел в свою спальню, его до-
чери были преподнесены букет цветов и коробка шокола-
да. Ей это показалось добрым началом, как и ее отцу,
когда она положила ему в рот конфету как раз перед вы-
ездом в имперскую канцелярию.
«В имперской канцелярии, куда меня сопровождали
Мейснер и Хвалковский, — докладывал позднее Гаха сво-
ему правительству, — во дворе был выстроен почетный ка-
174
раул. Вслед за почетным караулом меня тут же встретил
Адольф Гитлер, который вышел нам навстречу. Я ему
сказал, что очень высоко ценю эту личную встречу с круп-
нейшим государственным деятелем нашего времени. За-
тем канцлер рейха пригласил меня сесть справа от пего,
рядом с самыми выдающимися личностями рейха, среди
которых находились генерал-фельдмаршал Геринг, ми-
нистр фон Риббентроп, генерал Кейтель».
Путешествие, холод, усталость и беспокойство — все
это сказалось на старом человеке; у него почти пропал
голос. Присутствовавшие нацистские главари с трудом
сдерживали себя, чтобы не рассмеяться, когда они слуша-
ли чешского президента, а в одном месте Гитлер даже
шепнул Кейтелю, что «голос у старого джентльмена как
у горького пьяницы»,
Разумеется, у Гахи все еще не было ни малейшего
подозрения, что через каких-нибудь несколько часов Гер-
мания вторгнется в его страну. Он пришел просить не
пощады, а помощи, чтобы предотвратить развал своего
государства. Он начал с долгих, смиренных и унизитель-
ных рассуждений по поводу своей карьеры на граждан-
ской службе в Австрии. Гитлер прервал его, указав, что,
поскольку время позднее, они должны обсудить только
политические мотивы, побудившие Гаху просить этой
встречи с ним. Он дал знак, чтобы все, за исключением
Хвалковского, Риббентропа и переводчика Вальтера Хе-
веля, вышли из комнаты. Однако в ходе последовавшей
беседы Кейтель дважды входил в комнату. Первый раз
он пришел, чтобы доложить, что подразделения эсэсов-
ского полка «Адольф Гитлер» успешно заняли Витковиц
и сталелитейные заводы в Моравска-Остраве. Эта новость
была передана фюреру в письменной форме, и, разумеет-
ся, удовлетворенно кивнув головой, он ни словом не об-
молвился об этом чехам. Во второй раз Кейтель пришел,
чтобы напомнить Гитлеру, что время уже позднее.
Постепенно Гаха начал сознавать, что спаситель, к ко-
торому он пришел за помощью, чтобы выручить Чехосло-
вакию от надвигавшейся беды, обнаруживал все признаки
своего превращения в акулу, и он начал взывать о пощаде
для своей страны.
«Теперь я подхожу к мыслям, которые меня больше
всего беспокоят, — звучал его гортанный шепот. — Я уже
высказал свое мнение относительно провозглашения Сло-
175
вакией независимости. Я не лью слез, но меня тревожит
судьба моего народа — чехов. Я верю, что вы, ваше пре-
восходительство, являетесь одним из немногих людей, ко-
торые правильно поймут меня, если я скажу, что Чехосло-
вакия имеет право на национальное существование. Гео-
графическое положение Чехословакии требует от нее
поддерживать с Германией самые лучшие взаимоотноше-
ния. Это есть и будет основой для ее существования в ка-
честве независимого государства, и такая линия одобряет-
ся огромным большинством чешского народа».
Гитлер слушал чехословацкого президента с явным не-
терпением. Теперь он начал говорить, и Риббентроп и
Хевель приготовились к неизбежному монологу. Он про-
должался довольно долго, так как фюрер, получив возмож-
ность, изливал свою накопившуюся в избытке злобу. Его
затаенная злоба против чехов забила ключом, когда он
рассматривал двух невысокого роста чехов, униженно
стоявших перед ним (те автоматически вскочили на ноги,
когда Гитлер встал со своего места). Он стал перечислять
все случаи проявленной со стороны чехов враждебности,
начиная с 1936 года, а когда дошел до последних лет, пе-
речисляя инцидент за инцидентом, им овладел приступ
гнева.
В заключение Гитлер сказал: «Если бы Чехия после
Мюнхена установила более близкие отношения с Герма-
нией, я бы чувствовал себя обязанным защищать ее в
трудные времена. Теперь я не связан такой обязанно-
стью...
Мной отдан приказ солдатам германской армии.
В шесть часов они войдут в Чехию и включат ее в состав
германского рейха».
Здесь он сделал паузу, чтобы дать возможность чехам
осознать весь смысл последней фразы. Затем он спокойно
продолжал: «Я хочу предоставить Чехии полнейшую ав-
тономию и обеспечить свойственный чехам образ жизни
в значительно большей степени, чем ей когда-либо предо-
ставляли при австрийском правлении. Но отношение Гер-
мании к Чехии будет определено ее поведением завтра
и послезавтра, и это зависит от отношения чешского на-
рода и чешской армии к немецким войскам. Я больше
не доверяю вашему правительству. Я верю в вашу чест-
ность, господин президент, и в вашу откровенность, гос-
подин министр, но у меня есть опасения, что ваше прави-
176
тельство не сможет управлять народом. Вашему прави-
тельству следовало вести себя лучше! Сегодня германская
армия уже пересекла границу, и один гарнизон, оказав-
ший сопротивление, был безжалостно уничтожен. Другой
гарнизон сдался после того, как была использована тяже-
лая артиллерия. Сегодня в шесть часов утра германская
армия начнет вторжение в Чехию со всех сторон, а гер-
манские военно-воздушные силы займут все чешские аэро-
дромы. Есть две возможности, господин президент. Первая
заключается в том, что будет оказано сопротивление и
вторжение германских войск приведет к сражению. В этом
случае сопротивление будет подавлено всеми имеющими-
ся силами и средствами. Другая возможность состоит в
том, что вторжение германских войск пройдет в сносной
форме. В этом случае я проявлю великодушие и предо-
ставлю Чехии возможность жить в соответствии со своим
укладом жизни, иметь автономию, определенную нацио-
нальную свободу... Но если начнутся бои завтра или после-
завтра, то давление вызовет контрдавление. Тогда уже у
меня не будет никакой возможности облегчить участь
чешского народа. В пределах двух дней чешская армия
будет сметена... Мир и пальцем не пошевельнет, чтобы
помочь чехам».
Было почти три часа утра. Гаха тяжело опустился на
стул. «Вы совершенно ясно обрисовали обстановку, ваше
превосходительство, — сказал он. — Во всяком случае, со-
противление совершенно бесполезно. Но как быть мне?
Как я могу дать указание чешской армии не оказывать
сопротивления, когда до начала вторжения осталось всего
только четыре часа?»
Как по сигналу, в этот момент в комнату вошли Ге-
ринг и Кейтель. Кейтель сказал:
«Вы могли бы позвонить в Прагу и дать указание, что-
бы армии немедленно передали приказ».
«Это невозможно! — воскликнул Хвалковский. — Все
линии связи с Прагой прерваны».
«Все гражданские линии связи, — заметил Кейтель. —
Но одна линия связи действует. С Прагой вы можете свя-
заться немедленно».
«Если вы изволите пойти с этими господами, — ска-
зал Гитлер, указывая на Геринга и Риббентропа, — то они
могут вам помочь принять необходимые меры».
12 Л. Мосли
177
Фюрер дал знак Кейтелю остаться, а остальные чет-
веро бочком вышли из комнаты. Геринг помогал идти
едва державшемуся на ногах чешскому президенту.
Однако рука, которая так любезно поддерживала пре-
зидента при выходе из кабинета фюрера, уже через не-
сколько минут замелькала в резких и гневных движениях
перед лицом того же чешского президента. Несмотря на
мечтательное настроение Гитлера, по мере приближения
опасного момента, когда немецкая армия должна была на-
чать вторжение, больше всех нервничал Геринг. Он был
обеспокоен даже больше, чем генерал Кейтель, ибо, хотя
плохая погода и могла серьезно затруднить продвижение
войск, они все равно будут продвигаться. А военно-воз-
душные силы ничего не могли сделать. Весь вечер три его
помощника — генералы Мильх, Удет и Боденшатц — до-
кладывали, что авиация не может подняться в воздух
из-за погодных условий. Обстановка была исключительно
рискованной. Что, если чехи решат оказать сопротивление?
У них крепкая и хорошо организованная армия, и при
такой погоде на их стороне были бы все преимущества.
В этот момент президент Гаха начал приходить в себя.
Неожиданно проявившиеся признаки его решительности
обескуражили имперских министров. Геринг, хотя в це-
лом он и был против всей этой операции, заволновался,
когда Гаха начал вдруг что-то быстро говорить по-чешски
своему министру Хвалковскому. А говорил он ему, что
немцы в самом деле слишком обнаглели и что хотя он и
понимает беспомощность Чехословакии, но не может за-
ставить себя уступить давлению.
«О чем он?»—нервно спросил Хвалковского Геринг.
«О многом. Однако главным образом в данный момент
вот о чем», — и Хвалковский показал на проект соглаше-
ния, который Риббентроп бесцеремонно сунул под пос пре-
зиденту. С помощью Хвалковского президент читал
проект, бормоча про себя и водя пальцем по строчкам. Это
был проект заявления, которое должно быть подписано
Гитлером, Риббентропом, Гахой и Хвалковским и в кото-
ром сообщалось о включении Чехословакии в состав Гер-
мании, разумеется, с согласия чехов.
Риббентроп: А что же тут неправильно? Разве он еще
не согласен, что сопротивление бесполезно?
Гаха: Дело не в том, господин министр. Здесь гово-
рится, что я должен подписать это заявление как от своего
178
имени, так и от имели нашего правительства. Согласно
конституции чехословацкого государства я не имею полно-
мочий делать заявления от имени правительства.
Риббентроп: Хорошо. Подпишите просто от своего
имени.
Геринг. Нет. Документ должен быть законным. Он дол-
жен подписать его как от своего имени, так и от имени
правительства.
Риббентроп: Ведь уже почти три часа. У нас не так
много времени.
Геринг: Оставьте это мне урегулировать.
Фельдмаршал подошел к президенту Гахе и льстивым
голосом начал: «Ваше превосходительство, почему вы не
подписываете? Ведь это только формальность. Это просто
устранит липшие хлопоты».
Ни он, ни Риббентроп, казалось, не поняли того фак-
та, что престарелый президент уже примирился со своим
поражением и это было только судорожным приступом
упрямства, наконец, отчаянной попыткой больного и запу-
ганного человека ухватиться за букву закона своей стра-
ны. С типичным тевтонским педантизмом они настаивали
на соблюдении буквы закона тогда, когда им всего-навсе-
го оставалось подвести Гаху к телефону и сказать ему,
чтобы он переговорил с Прагой.
«Ваше превосходительство, пожалуйста, подпишите, —
уговаривал президента Герипг. — Мне очень неудобно го-
ворить об этом, но и моя обязанность не из легких. Прага
ваша столица — я был бы ужасно огорчен, если бы ока-
зался вынужденным разрушить этот прекрасный город. Но
мне пришлось бы это сделать, чтобы заставить англичан
и французов понять, что мои военно-воздушные силы в
состоянии сделать все, о чем мы предостерегаем своих
недругов. На Западе все еще не хотят верить в способно-
сти нашей авиации, и я бы воспользовался предоставив-
шейся возможностью доказать это».
Потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить зна-
чение слов, сказанных Герингом. Гаха не знал, что немец-
кая авиация не могла подняться в воздух и что Кейтель
обеспокоен теми препятствиями, которые ожидали его сол-
дат. Президент думал только об угрозе разрушения Праги.
«Подпишите», — повторил требование Геринга Риббен-
троп.
Почти непроизвольно Гаха продолжал сопротивляться.
12*
179
Он даже изобразил обморок, как дама в викторианской
мелодраме. Риббентроп и глазом не моргнул; он был го-
тов ко всему. Поспешно вбежал личный врач Гитлера док-
тор Теодор Морелль, нащупал слабо бившийся пульс ста-
рика и прописал возбуждающее средство. Гаха отказы-
вался от лекарств; казалось, он стремился выиграть время.
Однако при виде сердито уставившихся на него Риббен-
тропа и Геринга он согласился принять инъекцию глюкозы
с витаминами.
После чашки кофе и сандвича с ветчиной престарелый
президент попросил: «Принесите мне телефон». Впослед-
ствии он писал: «Я рассказал генералу Сыровы по теле-
фону об обстановке и передал ему строгий приказ, чтобы
ни один гарнизон не оказал немецким войскам сопротив-
ления. Затем по телефону я информировал премьера и
вскоре получил от него ответ, что правительство прини-
мает во внимание предпринятые мною шаги и согласно
с ними».
Гаха был снова приведен к Гитлеру. Оп подписал до-
кумент, провозглашавший протекторат Богемии и Моравии:
Берлин, 15 марта 1939 года
Сегодня в Берлине в присутствии министра
иностранных дел фон Риббентропа фюрер при-
нял чехословацкого президента доктора Гаху и
чехословацкого министра иностранных дел по
их просьбе. Во время встречи с полной откро-
венностью была рассмотрена серьезная обста-
новка, вызванная событиями в последние не-
дели на нынешней чехословацкой территории.
Обе стороны выразили единодушное убежде-
ние, что целью всех усилий должно быть обес-
печение спокойствия, порядка и мира в этой
части Центральной Европы. Президент Чехо-
словакии заявил, что для достижения этих це-
лей и окончательного установления мира он с
уверенностью отдает судьбу чешского народа
в руки фюрера германского рейха. Фюрер при-
нял это заявление и выразил свое намерение
взять чешский народ под защиту германского
рейха, а также гарантировать ему автономное
развитие национальной жизни, соответствую-
щей его характеру.
180
Престарелого президента увели из имперской канцеля-
рии и доставили обратно в гостиницу «Адлон», где его
ожидала дочь. Гитлер вышел в зал; взрывы хохота выле-
тали из его горла резкими неприятными звуками; он хва-
тал и пожимал всем руки, кто оказывался на его пути.
Генерал Кейтель подошел к фюреру и просил его тот-
час же отдать приказ генеральному штабу на вторжение.
Это приказ был передан германской армии в три часа, и
таким образом на его доведение до войск оставалось чи-
стых три часа времени.
Холодным утром 15 марта поезд, который должен был
увезти президента Гаху обратно в Прагу, стоял на вок-
зале Ангальтер, и старый чех никак не мог понять, почему
поезд так долго не отправляется. Позже, находясь уже в
пути, он все недоумевал по поводу бесчисленных остано-
вок и бесконечной волокиты у каждой маленькой стан-
ции.
В это время специальный поезд Гитлера, не зная ни-
каких задержек, несся на предельной скорости через
Дрезден к чехословацкой границе. Там высокопоставлен-
ные пассажиры сошли с поезда и пересели в автомобили.
Были уже сумерки, когда вереница автомобилей до-
стигла пригородов Праги. Здесь Гитлер вышел из маши-
ны, чтобы окинуть взором долину реки Влтавы и очерта-
ния Праги. Первые немецкие части уже вошли в город, и
оттуда были получены сообщения, что чехи не оказали
никакого сопротивления. Улицы были почти пустынны,
немногочисленные прохожие в оцепенении глядели на
прибывавшие немецкие войска.
Вереница автомобилей снова двинулась и вскоре уже
неслась на большой скорости по темнеющим улицам через
реку в сторону дипломатического квартала и оттуда по
узким улицам Старого города к величественным строени-
ям Пражского Града. Охрана из эсэсовцев полка «Адольф
Гитлер» уже стояла у входа. Город замер, холодный и ти-
хий. Даже Гитлер, глядя из окна в сумерки, почувствовал
небольшую дрожь. Но так продолжалось недолго. После
того как он умылся и переоделся в отведенных для него
покоях, Риббентроп привел его в величественный банкет-
ный зал старого замка. Горели свечи, и свет падал на
картины, скульптуры и железные доспехи древних герман-
181
ских рыцарей. Из окна Гитлер мог посмотреть вниз п уви-
деть отблеск света среди статуй святых на Карловом мо-
сту. На столе банкетного зала стояли холодная закуска из
пражской ветчины, паштеты, заливное, дичь, сыры, фрук-
ты и пиво.
Отвернувшись от окна, Гитлер ударил себя в грудь
кулаками, а потом совершенно необычным для него же-
стом взял небольшой стакан с пльзеньским пивом и осушил
его. Это был единственный случай, когда кто-либо видел
Гитлера пьющим спиртное. Но этим определялось его на-
строение. Это был величайший момент в его карьере; те-
перь он был не только фюрер германского рейха и Ав-
стрии, но также и Богемии, и Моравии. «Чехословакия
прекратила свое существование!»—крикнул он в лико-
вании.
Рискнет ли кто-либо остановить его теперь? Есть ли
еще что-нибудь, недоступное для него?
Поезд президента Гахи прибыл в Прагу в 11 часов ве-
чера, спустя шесть часов после того, как немцы обосно-
вались в столице. Президента тут же повезли в Пражский
Град, однако он начал возражать, когда шофер проехал
главный подъезд и привез его к входу для прислуги с
тыльной стороны замка.
«Не волнуйся, папа, — говорила ему дочь. — Лишь бы
дали нам добраться до дому».
Когда Гаха был уже в постели, явился Хвалковский,
чтобы предупредить его, что главная часть замка находит-
ся в руках немцев и что впредь он должен пользоваться
входом для прислуги на своей собственной земле 1.
1 Правительства США, Апглии и Франции поспешили санк-
ционировать новый акт фашистской агрессии, поскольку он пока
еще не расходился с их планами. Чемберлен при этом заявил в
парламенте, что он отказывается считать вторжение в Чехослова-
кию агрессией.
Правительство СССР было единственным правительством, кото-
рос осудило захват Чехословакии. В ноте от 18 марта 1939 года,
адресованной Германии, оно заявило, что отказывается признать
правомерным и отвечающим принципу самоопределения народов
включение в состав германской империи Чехии, а в той или иной
форме и Словакии. Советское правительство расценило оккупацию
Чехословакии немецкими войсками как акт произвола, наси-
лия и агрессии. (Внешняя политика СССР. Сборник документов,
т. IV, М., 1946, стр. Ш.)—Прим. ред.
182
ЧАСТЬ
III
ВАРШАВА ИЛИ МОСКВА?
1. Фюрер болен
Всеобщая избирательная система в Англии предостави-
ла всем мужчинам и женщинам, достигшим 21 года, право
голоса на выборах. Но что из этого получилось? Пред-
шественник правительства Чемберлена — лейбористское
правительство во главе с Рамсеем Макдональдом' было
распущено или предано — подходящее слово в данном
случае зависело от того, каких политических убеждений
придерживался тот или иной человек после финансового
кризиса 1931 года. С тех пор страной управляли тори,
а на повестке дня неизменно стояла безработица.
Будучи министром финансов, Невиль Чемберлен на-
стаивал на балансированном бюджете и на более жесткой
экономии; став премьер-министром, он никогда не упускал
из виду тот факт, что регулируемый бюджет и резерв без-
работных обеспечивают здоровую экономику и держат
профсоюзы под контролем; его, казалось, не смущало то
обстоятельство, что в 1939 году в Англии все еще было
свыше миллиона безработных. Людей, подобных Невилю
Чемберлену, выходцу из преуспевающей семьи, или Гора-
цию Вильсону, имевшему непрерывный стаж работы в ка-
честве гражданского чиновника, что гарантировало ему в
конце службы хорошую пенсию, отделяла от безработных
непреодолимая пропасть; их ум был не в состоянии изме-
рить величину этой пропасти. Безработные для них были
людьми, вывалившимися на обочину дороги из-за своей
1 Макдональд Джеймс Рамсей (1886—1947) — английский ре-
акционный политический деятель, один из лидеров лейбористской
партии. Премьер-министр в 1924, 1929—1935 годах.— Прим. ред.
183
лени, неспособности и бесполезности; они оказались в том
положении, которое следует переносить молчаливо и со
стойкостью; они должны быть благодарны правительству
за предоставляемое им пособие по безработице, чтобы не
голодать. На протяжении многих недель, предшествовав-
ших оккупации немцами Праги, закрывались целые фаб-
рики, а безработные устраивали демонстрации против
дальнейшего урезывания пособий, возмущаясь неспособ-
ностью правительства обеспечить их работой и отказом
предоставить им дополнительное «зимнее пособие» для
оплаты топлива.
Большинство представителей правящего класса вос-
принимали эти выступления не как крик отчаявшихся
людей, а как опасный грохот цепей, которые держат про-
летариат. Когда прибывшие в Лондон группы безработ-
ных организовали ряд демонстраций,, напутанные члены
парламента стали призывать к «решительным действиям»
полиции. Получилось довольно скверно, когда сорок без-
работных легли на мостовую на Оксфорд-сиркус и остано-
вили уличное движение, а благородные патриции с него-
дованием фыркали, увидев или узнав, что безработные
вошли в отель «Ритц» в дешевеньких кепках и рукавицах,
протянули свои жалкие гроши и потребовали, чтобы их
обслужили. Однако высшее общество действительно нача-
ло приходить в ярость, когда гроб с надписью «Он ие по-
лучил зимней помощи» был доставлен безработными на
Даунинг-стрит, 10.
Большинство в правящей группировке не сомневалось,
что все волнения, особенно когда в них участвовали вете-
раны гражданской войны в Испании, являются ие чем
иным, как отражением революционных коммунистических
настроений масс. Леди Уинтертон, жена одного из мини-
стров Чемберлена, высказала мнение многих тори: «Очень
жаль, что люди, которые возвращаются домой безработ-
ными и докучают нам разными эксцессами, не были уби-
ты в Испании».
Даже те, кто противился политике умиротворения, про-
водимой Чемберленом, казалось, жили спокойной жизнью
клубов, курительных комнат парламента и загородными
развлечениями в субботние и воскресные дни, что держа-
ло их вдали от умонастроений английского народа. Га-
рольд Никольсон, член группы, решительно настроенной
против Чемберлена, и тот думал, что уловил подлинное
184
настроение Англии, когда писал: «Герцог Девонширский
сегодня вечером рассказал мне любопытную историю, ко-
торая живо иллюстрирует настроение английской общест-
венности. Прощаясь вечером со своим шофером, он заме-
тил: «А что ты, Гибсон, думаешь о Гитлере?» — «Мне ка-
жется, ваша светлость, Гитлер должен теперь знать, что
он далеко не популярен в нашем районе».
В этих условиях вряд ли можно удивляться, что Не-
виля Чемберлена и Горация Вильсона больше беспокоила
«красная опасность» у себя дома, чем гитлеровское безза-
коние в отдаленных районах континента. «Состоятельный
класс в Англии, — незадолго до этого говорил Франклин
Рузвельт лорду Лотиану, — настолько боится коммунизма,
который на самом деле не представляет никакой угрозы
для Англии, что бросился в объятия нацизма, и теперь не
знает, что предпринять».
Это было точное определение поведения группировки,
возглавляемой Чемберленом — Вильсоном. Исключение со-
ставляли только последние слова этой фразы. Правитель-
ство безусловно знало, что предпринять: еще теснее, чем
раньше, обняться с нацистской Германией.
Поэтому Чемберлен воспринял возмущение ряда его
министров по поводу оккупации немцами Праги с некото-
рым удивлением, но без особой тревоги. В конце концов
он созвал заседание своего кабинета (на только после того,
как Чехословакия прекратила свое существование) и за-
читал проект заявления, которое предложил сделать в па-
лате общин во второй половине дня 15 марта. Он был
ошеломлен, когда лорд Галифакс холодно заметил, что,
конечно, заявление, которое выражает только разочарова-
ние и уныние Чемберлена, не является достаточно силь-
ным. Галифакс расценил акцию немцев как грубую изме-
ну, которая перечеркивает все то, что было достигнуто
в Мюнхене. По его мнению, настало время показать Гит-
леру, что подобное поведение не может быть терпимо.
Когда Чемберлен несколько позднее в тот же день под-
нялся на трибуну в палате общин, очень скоро стало ясно,
что он не имеет ни малейшего представления о настрое-
ниях среди членов палаты общин и среди народа своей
страны, для которых известие о захвате немцами Праги
явилось тяжелым ударом. Чемберлен выразил свое огор-
чение по поводу того, что Чехословакия «распалась на
части», но сказал, что было бы совершенно неправильно
185
обмениваться здесь гневными словами в адрес Германии
и Гитлера.
Зал застыл в изумлении. Затем кто-то крикнул из
зала:
«А как насчет наших гарантий Чехословакии?>>
«Правильство его величества попыталось прийти к со-
глашению с другими правительствами, участвовавшими в
Мюнхенской конференции, по вопросам сферы действия
и условий осуществления подобных гарантий, — отвечал
Чемберлен, — однако до настоящего времени ничего до-
биться не удалось. По нашему мнению, обстановка корен-
ным образом изменилась, поскольку словацкий парламент
провозгласил независимость Словакии. Эта декларация
положила конец государству, границы которого мы пред-
лагали гарантировать, и соответственно то положение
дел,., которое нами всегда считалось временным, теперь
изменилось. Правительство его величества далее не мо-
жет считать себя связанным взятыми обязательствами».
Так теперь выглядели гарантии, с которыми Чемберлен
так неохотно выступил на Мюнхенской конференции и
которые он никогда не собирался претворять в жизнь 1.
Сейчас он вернулся к вопросу, который казался ему зна-
чительно более важным, чем судьба чехов.
«Я горько сожалею о только что случившемся. —
Премьер-министр сделал паузу, оглядел зал и затем про-
должал несколько громче: —Однако пусть это событие не
уведет нас в сторону от нашего курса. Правительство стре-
мится, как стремилось всегда, при урегулировании разно-
гласий избежать применения силы и действовать путем
переговоров. Теперь не время отказываться от хорошо про-
веренных и хорошо продуманных принципов. — И затем
он произнес то, чего даже его наиболее рьяные сторон-
ники не надеялись услышать: — Мы будем продолжать
пашу политику умиротворения».
Лорд Галифакс слушал речь премьера с балкона пэров
в палате общин. Как только премьер закончил свою речь,
он спустился в лобби палаты общин и смешался с другими
1 Позднее, во время дебатов в парламенте, министр финансов
Джон Саймон привел еще более неосновательный довод для от-
каза от выполнения своих гарантий. Он цитировал заявление
Геббельса, что Чехословакия прекратила свое существование, и
вежливо спрашивал, как можно гарантировать несуществующее
государство. — Прим. авт.
186
членами парламента, чтобы узнать их реакцию на речь.
К нему быстро присоединился Маргессоы, главный парла-
ментский организатор.
«Палата представителей не поддерживает его, — ска-
зал Маргессоы. — Не могу понять, что с ними случилось.
Кажется, им не нравится заявление. Возможно, оно дол-
жно было быть более сильным. Надо было смело встре-
тить вызов Гитлера, показать нацистам, что это им не
пройдет». Взглянув на министра иностранных дел, он
вдруг понял, что Галифакс не сочувствует его возмуще-
нию. «Не хотите ли вы сказать, что верите в подобную
чепуху, Эдвард? Право же, это нереально, мой дорогой!
Ради бога, пусть об этом не знают за границей, нам при-
дется своими руками усмирять бунт в партии. — Он не-
много помолчал и затем добавил: — Как вы думаете, мо-
жет быть, эти парни правы? Может быть, нам следует
немного подправить старика?»
В следующие двадцать четыре часа руководители пар-
тии консерваторов были совершенно уверены, что произо-
шло именно то, что было нужно. Со всех концов страны
стали поступать послания с требованием, чтобы прави-
тельство продемоистрировало свое возмущение нацистской
акцией в Чехословакии и свою волю решительно высту-
пить против любых дальнейших попыток нацистской
агрессии. Все, кто поддерживал политику умиротворения
и так горячо приветствовал Мюнхенское соглашение,
яростно нападая на критиков Чемберлена, теперь усерд-
ствовали друг перед другом, предлагая различные вариан-
ты мести за оскорбленное самолюбие. Один из наиболее
рьяных сторонников группы Чемберлена автомобильный
магнат лорд Нэффилд возмущенно заявил: «Если бы не
взгляды и убеждения Чемберлена, я бы выступил за не-
медленную войну с Германией». С первыми известия-
ми из Праги стала нарастать и с каждым часом усили-
ваться волна критических выступлений против политики
умиротворепия.
16 марта, на следующий день после оккупации Праги,
германский посол в Англии Герберт фои Дирксен нанес
визит лорду Галифаксу в Форин Оффисе. Профессиональ-
ный немецкий дипломат, угодливо пресмыкавшийся перед
нацистами, как и его английский коллега Гендерсон, не
приобретший особого к себе расположения заправил рей-
ха, учтиво заметил, что пришел с хорошей новостью. Ре-
187
шение Германии превратить Богемию и Моравию в про-
текторат восстановило мир и порядок в Центральной Ев-
ропе, и он надеется, что английское правительство оценит
тот вклад, который внесло его правительство своими дей-
ствиями за последние двадцать четыре года в дело уста-
новления общего взаимопонимания.
Галифакс был слабовольным человеком и плохим ми-
нистром иностранных дел. Он мечтал о спокойной жизни
и не любил говорить людям то, что могло бы их расстро-
ить. Однако, в противоположность Чемберлену, он был
глубоко оскорблен совершенным насилием над Чехосло-
вакией. Здесь была затронута честь Англии, нарушены
торжественные обещания.
Заикаясь от охватившего его возбуждения, Галифакс
отвечал Дирксену: «Я вполне могу понять склонность
господина Гитлера к совершению зла без кровопролития,
но однажды он окажется перед лицом событий, которые
не могут не вызвать кровопролития. Германское прави-
тельство должно взвесить все последствия и тот законный
вывод, который будет сделан каждым в пашей стране и
далеко за ее пределами: вы не желаете устанавливать доб-
рые отношения с нашей страной, не считаетесь с ми-
ровым общественным мнением и стремитесь создать такое
положение, при котором вы с помощью силы установили бы
свое господство в Европе и, если возможно, во всем мире».
На Дирксена такое заявление произвело должное впе-
чатление. Он немедленно телеграфировал в Берлин: «Раз-
личие во взглядах Чемберлена и Галифакса, которое уже
и ранее проскальзывало, становится все более очевидным,
ибо последний выступает за более твердую позицию». Спу-
стя несколько часов он снова докладывал в Берлин, что
«более крайняя группа в кабинете, находящаяся под пол-
ным влиянием Форин Оффиса, одержала верх».
Однако дело было не в Форин Оффисе, а в том шуме,
который подняли в парламенте тори, обычно покорно по-
виновавшиеся премьеру, и это теперь тревожило Чембер-
лена и Горация Вильсона. «В парламентских лобби со-
здалось такое настроение, — писал Никольсон в своем
дневнике 17 марта, — что Чемберлен должен либо уйти,
либо полностью изменить свою политику. Создалось та-
кое чувство, что если сегодня вечером в своей речи он не
признает ошибочности занятой им позиции, то единствен-
ной альтернативой останется его отставка».
188
Речь, о которой упоминает Никольсон, Чемберлену
предстояло произнести в Гилдхолле, и первоначальный
проект речи, подготовленный премьер-министром совмест-
но с Вильсоном, был полон славословия. На следующий
день Чемберлену исполнялось семьдесят лет и он предло-
жил говорить в своем выступлении о том, как посвятил
себя делу обеспечения мира в Европе, о своей решимости
добиться мира до того, как он состарится еще на один
год. В речи имелся только один абзац, в котором в связи
с оккупацией нацистами Праги выражалась скорее горечь,
чем возмущение, а по существу — примирение с совер-
шившимся фактом. Однако у Вильсона были свои осведо-
мители в парламентских лобби, и слухи о бунте среди пар-
ламентариев против своего шефа быстро дошли до него.
Он был глубоко предан Чемберлену и решительно на-
строен ограждать его от любых попыток сместить с поста
премьер-министра, особенно в связи с все еще сильной
неприязнью между ним и Иденом, а приход бывшего ми-
нистра иностранных дел снова к власти почти наверняка
означал бы удаление его, Вильсона, с видного места на
Даунинг-стрит в сумрачные коридоры министерства тор-
говли.
«Шеф, — обратился Вильсон к своему патрону, — мы
должны написать заново текст вашей речи. В ней должна
найти отражение мысль, что нам необходимо примириться
с неприятными фактами реальности; правительство пони-
мает, что совершено насилие, что вначале вы были слиш-
ком поражены всем этим, чтобы отреагировать достаточно
сильно, но теперь тверды в своей решимости сказать «До-
вольно!».
Этой канвы и придерживался Чемберлен в речи 17 мар-
та перед своими согражданами в Бирмингеме. Он прино-
сил извинения за отсутствие решительности в своей перво-
начальной реакции, однако и известия, поступавшие из
Праги, были только «отрывочными, неофициальными» и
не было времени «все это переварить и сделать продуман-
ное заключение» относительно случившегося.
Примечательным было то, что даже в этих условиях
Чемберлен все еще считал необходимым пуститься в дол-
гие рассуждения, оправдывая свою мюнхенскую политику.
В его выступлении был эмоциональный эпизод, когда он
благодарил всех тех, кто его поздравлял в прошлую осень
за сохранение мира. Он решительно утверждал, что если
189
бы не его усилия, то еще тогда Чехословакия подверглась
бы нападению и была разгромлена, что даже если бы Ан-
глия и Франция выступили в ее защиту и выиграли войну,
то никогда не смогли бы восстановить Чехословакию, по-
скольку она была собрана из частей по Версальскому
договору. Чемберлен напомнил сзоим слушателям, как
Гитлер заверял его, что Судетская область была его по-
следним территориальным требованием в Европе, а теперь
расправился с Чехословакией без какого-либо повода с ее
стороны, причем немецкие войска были на марше раньше,
чем чешским руководителям предъявили какие-то требо-
вания.
Премьер-министр сделал в этом месте речи паузу, и на
его лице появилось выражение глубоко опечаленного че-
ловека. В Мюнхене он просто скрыл свое презрение к че-
хам; теперь он взволнованно говорил: «У кого не разры-
вается сердце от чувства сострадания к гордому и мужест-
венному народу, который столь неожиданно подвергся
этому нападению, у которого урезали свободы, у которого
исчезла национальная независимость?»
Чехословакия вдруг оказалась близкой его сердцу и его
интересам. «Теперь Англия обратится к своим партнерам
по Британскому содружеству, — продолжал он, — и к сво-
ей союзнице Франции. Другие страны, зная, что мы не мо-
жем оставаться в стороне от того, что происходит в Юго-
Восточной Европе, также будут советоваться с нами и
учитывать наше мнение».
В Париже министр иностранных дел Жорж Боннэ, с
искаженным от возмущения лицом метался по своему ка-
бинету на Кэ д'Орсэ. «Это чудовищно! —кричал он. — Мы
должны показать всему миру, что мы думаем о варварах,
которые действуют подобным образом. Мы должны в са-
мой резкой форме заявить протест на Вильгельмштрассе».
Генеральный секретарь министерства иностранных дел
Леже спокойно наблюдал за ним. Он уже привык к харак-
теру Жоржа Боннэ и знал, что весь этот пыл предназна-
чался только для маскировки его нерешительности. Бон-
нэ, так же как и английский премьер-министр, уже за
несколько дней до совершившегося факта знал о подго-
товке немцев к оккупации Праги; агенты в Германии
сообщили ему точную дату и час, но эта информация
игнорировалась как им, так и Чемберленом. Было значи-
тельно легче послать самую резкую ноту после совершив-
190
шегося факта, чем занимать решительную позицию до
него.
Решительный протест, врученный французским послом
в Германии Робером Кулондром барону фон Вейцзекеру
в министерстве иностранных дел, был сформулирован в
тех же выражениях, что и английский протест, который
должен был вручить Гендерсон '. И хотя английский про-
тест не был принят, Кулондр оказался вовлеченным в зна-
чительную словесную перепалку. Нота, продиктованная
Жоржем Боннэ, констатировала, что действия германского
правительства поставили Францию перед фактом «вопию-
щего нарушения буквы и духа соглашений, подписанных
в Мюнхене... Обстоятельства, при которых руководителям
Чехословацкой республики было навязано соглашение от
15 марта, не узаконивают в глазах правительства Фран-
цузской республики того положения, которое закрепляется
этим соглашением. Французский посол имеет честь ин-
формировать его превосходительство министра иностран-
ных дел рейха, что правительство Французской республи-
ки не может при этих условиях признать законность
положения, созданного в Чехословакии действиями гер-
манского рейха».
Вейцзекер начал беседу с французским послом с того,
что невозмутимо попросил последнего в общих чертах
ознакомить его с содержанием французской ноты и, узнав,
что это решительный протест, отказался принять ее.
Вейцзекер: Могу я предложить, чтобы вы отослали по-
ту обратно вашему министру иностранных дел и попро-
сили пересмотреть ее? При данных обстоятельствах я не
вижу, как вы можете протестовать против того, что слу-
чилось.
Кулондр: Я настаиваю, чтобы мне было позволено вру-
чить эту ноту моего правительства. Мой долг перед стра-
ной определить ее отношение к этим прискорбным собы-
тиям, особенно поскольку речь идет о законном акте, под-
писанном двумя правительствами.
Вейцзекер: Однако как может идти речь о законном
акте? Не далее как в декабре господин Боннэ согласился
с министром иностранных дел рейха, что Чехословакия
никогда больше не станет предметом спора.
1 Риббентроп отказался принять Гендерсона. — Прим. авт.
191
Кулондр: Я отвергаю это. В декларации от 6 декабря,
при самой широкой ее интерпретации, нет ничего такого,
что подразумевало бы возможное подавление Чехослова-
кии. Наоборот, декларация особо требует консультаций в
таких случаях.
Вейцзекер: Но ведь чехи согласились.
Кулондр: Под давлением.
В конце концов Вейцзекер согласился принять ноту,
но при условии, будто она была переслана ему «по почте».
Кулондр выехал в Париж, а Гендерсон — в Лондон, куда
их отозвали «для консультаций». При таких обстоятель-
ствах эти пустые жесты ничего не значили.
А что же вообще имело значение? Чехословакии нет:
ее армия, ее военно-воздушные силы, заводы Шкода, про-
изводившие вооружение, ее угольные шахты, ее индуст-
риальный опыт, ее участие в противодействии нацистским
замыслам в Европе — все это уже пропало.
Соединенные Штаты объявили, что не признают аннек-
сию и будут по-прежнему поддерживать дипломатические
отношения с чехословацким правительством в изгнании.
Пока такое правительство не было создано, но Эдуард Бе-
неш находился в Лондоне и поддерживал постоянную
связь с Уинстоном Черчиллем.
Президент Рузвельт 18 марта созвал в Белом доме за-
седание своего кабинета и сообщил, что отдал распоря-
жение не допустить перевод чешских активов в США на
пемецкие счета. Он также объявил, что в качестве репрес-
салий собирается наложить арест на всю немецкую соб-
ственность в Соединенных Штатах. Президента спросили,
включаются ли сюда и немецкие трансатлантические лай-
неры, один из которых находился в тот момент в гавани
Нью-Йорка, и он ответил: «Включается, а почему бы нет?»
На заседании кабинета присутствовал адмирал Уильям
Леги, представлявший военно-морское министерство, и
Рузвельт спросил его: «Что бы вы стали делать, если бы
я отдал приказ захватить лайнер «Европа» при его выхо-
де из Нью-Йоркской гавани?»
«Выполнил бы приказ, господин президент».
«А если лайнер откажется подчиниться вашему при-
казу?»
«Я бы потопил его».
192
«Вы имеете в виду...»
«Ну, конечно, не сразу. Сначала я бы дал залп-другой
поверх ватерлинии, а затем постепенно удары переводил
бы все ниже и ниже ватерлинии, пока лайнер не сдастся».
Военно-морской флот США беспрепятственно выпустил
немецкий лайнер из гавани Нью-Йорка, однако все чеш-
ские активы были заморожены. Был введен также кон-
троль над определенными немецкими активами, что вы-
звало новый приступ обвинений в нацистской прессе,
объявившей американцев «гангстерами и ворами, руково-
димыми евреями».
Англия также заморозила чехословацкие активы, и,
хотя в Англии и странах Британского содружества вклады
были значительные, нацисты реагировали на это удиви-
тельно спокойно. Такое спокойствие вынудило лондонского
журналиста Поля Эйнцига, специализировавшегося в об-
ласти финансов, заняться этим вопросом более тщательно,
и его последующее расследование открыло примечатель-
ную картину, которая показывала, что, хотя правитель-
ство Чемберлена на поверхности выставляло себя перед
общественностью и парламентом в несколько перекрашен-
ном виде, в глубине все еще скрывалась философия умиро-
творения.
Когда 15 марта немецкие войска вступили в Прагу,
автомобиль и транспортер с солдатами отделились от ко-
лонны, как только она пересекла Влтаву, и поспешили в
Новый город, где они остановились перед входом в Чеш-
ский национальный банк. Выскочив из транспортера, часть
немецких солдат быстро заняла свои места со стороны фа-
сада и начала устанавливать пулеметы, другая группа
побежала за угол здания, чтобы занять выход из здания
банка во двор. Из автомобиля вышел Карл-Эрих Мюллер,
один из директоров Немецкого рейхсбанка. Он с силой сту-
чал в железную входную дверь банка до тех пор, пока
напуганный швейцар не открыл ему. «Проведите меня к
вашему управляющему», — приказал Мюллер по-немецки.
Швейцар изумленно смотрел на него, и Мюллер, отстра-
нив его, вошел в вестибюль. Всюду был включен свет;
большинство служащих банка, которых вызвали сюда, как
только стало известно о вторжении немцев, находились
здесь.
Мюллер потребовал от одного из служащих немедлен-
но провести его к управляющему, и через несколько ми-
13 Л. Мосли
193
нут он уже сидел напротив генерального управляющего
банком Йозефа Малика. Вручив Малику документ, удо-
стоверяющий его полномочия, Мюллер сказал: «Я хочу,
чтобы меня провели в подвал. Я прибыл, чтобы забрать
ваши золотые запасы. Они будут немедленно переведены в
рейхсбанк в Берлине».— «Как угодно»,— ответил Малик.
Очевидно, он был готов оказать немцу любую услугу. Он
повел руководителя немецкого банка из кабинета в подвал,
где по его сигналу явился помощник, чтобы открыть двери.
Помещение было наполнено документами по вкладам
Чешского национального банка, документами о вкладчи-
ках, а в углу стояли мешки с золотом.
«Разве это все?» — спросил Мюллер, и Малик ответил:
«Это все».
В контейнерах находились столбики етарых англий-
ских и французских соверенов, золотые кольца, брелоки,
броши, браслеты.
«Вы видите здесь пожертвования нашего народа, —
сказал Малик. — В сентябре прошлого года мы обратились
к народу за финансовой помощью на тот случай, если
начнется война и нам придется воевать против немцев.
Люди отдали что могли — свои обручальные кольца, фа-
мильные драгоценности, свои небольшие сбережения. Вот
они здесь. Возьмите. Вручите их лично господину Гитлеру!»
«Вы неправильно меня поняли. Я банковский служа-
щий, а не политик. Я к этому не причастен ни по личным,
ни по политическим мотивам. Я просто выполняю полу-
ченные указания. — Мюллер нервно откашливался. — Од-
нако где Ж€ золото? Как я понимаю, под контролем Чеш-
ского банка имеется шесть миллионов фунтов стерлингов.
Я имею указания потребовать от вас предъявить это зо-
лото немедленно».
«Ах да, чешское золото! Я понимаю, фельдмаршал Ге-
ринг остро в нем нуждается для своего четырехлетнего
плана. Оно как раз поступит вовремя, чтобы выручить
фельдмаршала».
«Но где же оно?»
«В Лондоне, господин Мюллер, где, я надеюсь, ни вам,
ни Герингу не удастся наложить свою руку на него» '.
1 В ноябре 1938 года, после Мюнхена, чехи предусмотритель-
но перевели свои 6 миллионов фунтов в золоте в подвалы Анг-
лийского банка, как часть своего вклада в Банк международных
расчетов. — Прим. авт.
194
«Господин Малик, я должен просить вас сейчас же
подписать ордер Английскому банку на перевод этого зо-
лота правительству рейха. Вот...» — Он оглянулся, но Ма-
лика нигде не было.
Из-за двери появилось испуганное лицо клерка. «Гос-
подин Малик просит извинения, — сказал клерк. — Вы,
конечно, знаете, что его бабушка очень больна. Его срочно
вызвали. Не можете ли вы подождать хотя бы до завтра?»
В течение четырех дней Малик прибегал к различным
уловкам, чтобы оттянуть подписание ордера. За это время
он связался с английским и французским посольствами,
предупредив их о требовании немцев, и умолял, чтобы
послы попросили свои правительства не отдавать это зо-
лото 1. В конце концов 19 марта, после угрозы передать
его и весь персонал в руки гестапо, Малик подписал пред-
ложенный ему документ. Ордер тут же был направлен в
Банк международных расчетов в Базеле для немедленного
проведения соответствующей операции.
0 затеваемой немцами афере поставили в известность
Поля .Рейно, нового министра финансов во французском
правительстве. Ему казалось полным безумием позволить
Германии не только захватить Чехословакию, но и овла-
деть ее золотом для покупки на мировом рынке того са-
мого сырья, в котором она нуждалась, чтобы еще больше
усилить свою мощь. Рейно позвонил генеральному дирек-
тору Роже Обужу и директору банка Фурнье и попросил
их воспрепятствовать переводу золота. В то же время он
послал в Лондон срочную телеграмму с просьбой к ан-
глийскому правительству отказать в переводе немцам чеш-
ского золота.
Но было слишком поздно. Президент Английского бан-
ка Монтэгю Норман и Отто Нимейер, представлявшие Ан-
глию в директорате Банка международных расчетов, уже
консультировались с министром финансов Джоном Саймо-
ном, и последний посоветовал им не чинить немцам пре-
пятствий. Представитель Голландии в директорате Банка
международных расчетов утверждал, что решение о пере-
воде золота Германии можно легко отложить, перенеся
этот вопрос на повестку дня следующего заседания. Фран-
цузы высказались в поддержку такого предложения, но
Норман и Нимейер его не поддержали.
1 У Франции не было чешского золота, но она имела влияние
при решении вопроса о его использовании. — Прим, авт.
13*
195
Эйнциг, занимавшийся выяснением этих отвратитель-
ных фактов, писал: «Согласно компетентному мнению
юристов, передача Банком международных расчетов зо-
лота Германии была совершенно неоправданной. Банки
Швейцарии, как и большинства стран, придерживаются
правила, согласно которому, если есть основания полагать,
что поручепие распорядителя на производство финансовой
операции оформлено под давлением, право и долг банка
отказать в производстве такой операции. Любой человек,
знакомый с условиями, которые устанавливались в Праге
после немецкой оккупации, когда гестапо устраивало об-
лавы и тысячами арестовывало чехов, должен был бы со-
знавать, что согласие на передачу золота могло быть, ве-
роятно, получено под исключительным давлением».
В апреле 1939 года собралось очередное заседание ди-
ректората Банка международных расчетов. Фурнье сооб-
щил председателю директората Отто Нимейеру, что он
хочет включить в повестку дня вопрос о чешском золоте.
Ыимейер просил его не беспокоиться: 80% золота уже
передано Германии.
«Никто не должен подходить к фюреру! Никаких до-
кладов! Все прочь!»—кричал полковник Шмундт.
Адольф Гитлер был болен. Он был болен с тех пор,
как карманный линкор «Дейчланд» покинул гавань Сви-
немюнде и направился в Балтийское море во главе эскад-
ры немецких крейсеров.
Это было 21 марта 1939 года. Мир был накануне но-
вой агрессии нацистов. Теперь, когда Чехословакия при+
брана к рукам, следующий шаг представлялся как неболь-
шое упорядочение, которое даст немецкому народу подхо-
дящий лакомый кусочек победы и не вызовет слишком
острой отрицательной реакции у западных демократий. По
крайней мере они не смогут рассматривать этот акт как
грубое посягательство на территорию другого народа или
как включение в состав рейха ненемцев.
Мемель, древний немецкий город на Балтике, почти
полностью заселенный немцами, был отторгнут от рейха
по Версальскому договору и отдан Литве. В истории Во-
сточной и Центральной Европы, которую теперь Гитлер
заново переписывал, Мемель был не более как запятой;
однако его аннексия или, скорее, его возвращение в состав
196
рейка являлось своего рода плевком в лицо мировому об-
щественному мнению за его реакцию на оккупацию Чехо-
словакии. Мемель предоставлял Гитлеру возможность
показать почти без какого-либо риска, что он не раскаи-
вается ибо, когда настанет решительный момент, кто ре-
шится помешать ему вернуть этот немецкий город, в на-
стоящее время находящийся под контролем маленького
государства, у которого не хватит духа на что-либо ре-
шиться? Поэтому фюрер поклялся вернуть этот город
рейху и лично присутствовать при его аннексии ' Благо-
даря активной кампании по набору новых членов в мест-
ную нацистскую организацию жители города, среди кото-
рых превалировали пронацистские настроения, были под-
готовлены встретить фюрера как своего освободителя.
Но как ему попасть туда? Мемель находился на по-
бережье Балтийского моря, и единственный подступ к
нему по суше проходил через Восточную Пруссию и «поль-
ский коридор», который, разумеется, еще не являлся со-
ставной частью рейха. При таких обстоятельствах вряд ли
было тактично или даже возможно просить разрешения
на проезд фюрера через польскую территорию к месту его
очередного завоевания. Единственной возможностью оста-
вался путь по морю.
Насколько исследователям удалось выяснить, это был
первый случай в жизни Гитлера, когда он рискнул выйти
в море при довольно сильном волнении. Во всяком слу-
чае^ он испытывал водобоязнь и не умел плавать. Он был
австрийцем, жителем континентальной части страны, а им,
как известно, свойственно определенное подозрение к вод-
ным пространствам, от которых несет привкусом соли и
которые раскидываются далеко за горизонт и гонят вол-
ны значительно выше тех, что бьются о бока барж на
1 8 мая 1924 года правители Франции, Великобритании, Ита-
лии и Японии подписали в Париже Клайпедскую (Мемельскую)
конвенцию, разработанную комиссией Совета Лиги Наций, со-
гласно которой Клайпедская область признавалась составной
частью Литвы. В марте 1939 года фашистская Германия оккупи-
ровала Клайпеду, навязав правительству Литвы договор о пере-
даче Клайпеды Германии. Правительства Англии и Франции мол-
ча согласились с этим актом агрессии, не заявив даже протеста
Германии, хотя под Клайпедской конвенцией стояли их подписи.
Клайпеда была освобождена от немецко-фашистских оккупантов
в 1944 году: — Прим. ред.
197
Дунае у Вены. В прошлое лето, когда Гитлер вместе с ре-
гентом Венгрии адмиралом Хорти отплыл с Балтики в Се-
верное море и остановился у Гельголанда, чтобы устроить
прием, он говорил Шмундту, что получил большое удо-
вольствие от поездки. Поскольку у фюрера был зоркий
глаз на хорошеньких девиц, то разговоры на политические
темы переплетались с развлечениями, для чего из Бер-
лина были доставлены сюда молоденькие актрисы и буду-
щие звезды, а Гитлер потом поздравил сопровождавших
его людей с хорошей организацией вечера.
В данном случае девицы отсутствовали. Когда Гитлер
вместе с командующим немецким военно-морским флотом
адмиралом Редером стоял на командирском мостике лин-
кора «Дейчланд», сильный ветер обдавал брызгами кораб-
ли, шедшие курсом на восток. Почти сразу же началась
качка. Три часа стоял Гитлер на мостике с пепельно-се-
рым лицом, наблюдая, как волны окатывают палубу, и
отказывался спуститься в свой салон. Затем завыла си-
рена, объявляя на корабле тревогу; сопровождавшие
эсминцы закружились, как пришпоренные лошадищ и уст-
ремились в стороны, вздымая тучи водяпых брызг, а лин-
кор резко изменил курс.
«Это просто маневр по уходу из-под удара»^ — заверял
фюрера адмирал Редер. В действительности же польский
торпедный катер, поднятый по тревоге службой берего-
вой охраны, несся к линкору со стороны побережья с
целью выяснить, что за эскадра идет так близко от поль-
ских территориальных вод. Торпедный катер еще продол-
жал свой путь вокруг немецкой эскадры, а Гитлер, не в
силах больше выдержать качку, удалился в свой салон pi
последующие двадцать четыре часа провел в страшных
мучениях от рвоты, вызванной морской болезнью, В до-
вершение к столь плачевному его физическому состоянию
нависла угроза срыва намеченных планов оккупации Ме-
меля, и это его окончательно вывело из душевного равно-
весия.
А ведь все выглядело довольно просто, когда он сел
на линкор и отплыл в море. Перед своим отходом он дал
специальные указания Риббентропу, что нужно сделать
в Берлине, пока он доберется до Мемеля.
19 марта в Берлин по пути из Рима в Каунас прибыл
министр иностранных дел Литвы Урбсис. Он решил на-
нести визит вежливости нацистскому министру иностран-
198
ных дел и, должно быть, сразу же стал сожалеть, что
поступил так, ибо, как только он вошел в кабинет Риббен-
тропа последний тут же сообщил, что германское прави-
тельство требует немедленной передачи Мемеля рейху.
Риббентроп выразил уверенность, что Урбсис и его прави-
тельство согласятся с этим требованием, ибо оно справед-
ливо и законно — Мемель был немецким и принадлежал
рейху. Но если литовский министр иностранных дел взду-
мает воспротивиться законному требованию германского
правительства или попытается обратиться к другим стра-
нам за помощью, чтобы сорвать удовлетворение законного
требования Германии, то этот вопрос дальше будет ре-
шаться не дипломатическим, а военным путем. Урбсис,
как неделю назад Гаха и Хвалковский, пытался выиграть
время. Оп сказал, что ему нужно посоветоваться со своим
правительством.
Риббентроп указал на телефонный аппарат на своем
столе. Та, что он говорил Гахе, он повторил теперь литов-
цу: «Вот телефон. Прямая связь с Каунасом открыта.
Переговорите со своим правительством отсюда».
Но Урбсис был моложе и тверже, чем Гаха. Он отри-
цательно покачал головой: нет, он должен вернуться в
Каунас для консультации со своим правительством.
Поскольку фюрер находился уже в море и ожидал из
Берлина известий, Риббентроп нахмурил брови, полный
гнева и нетерпения, но в конце концов согласился.
Урбсис вернулся в литовское посольство в Берлине,
взбешенный тем, как обращался с ним Риббентроп. Оп
уселся в кресло и начал диктовать донесение своему
премьеру, подробно описывая ход разговора с Риббентро-
пом и суть ультиматума, который был предъявлен ему.
Урбсис распорядился послать копию донесения англий-
скому, французскому и польскому посольствам в Берлине.
Показательно для обстановки, преобладавшей в то время
в дипломатическом корпусе, что Урбсис в последний мо-
мент решил послать эту информацию, являвшуюся слабо
прикрытой мольбой о помощи, не послам, а их военпым
атташе. Он настолько опасался пронацистских настроений
Невиля Гендерсона, как, впрочем, пронацистски настроен-
ным он считал и польского посланника Юзефа Липского,
что боялся, как бы они не задержали у себя его инфор-
мацию вместо того, чтобы передать ее своим правитель-
ствам. Однако такую информацию он пе послал в совет-
199
ское посольство, где реакция наверняка могла быть не-
медленной и, возможно, положительной.
Затем Урбсис сел в поезд, следовавший в Каунас, и
стал ждать, когда же появятся признаки, указывавшие
на помощь со стороны Англии, Франции или Польши. Он
ждал напрасно.
Гитлер, пересекая Балтику, тоже ждал известий. В ми-
нистерство иностранных дел в Берлине все чаще стали
поступать радиограммы от Шмундта, в которых послед-
ний требовал сообщить, когда будет подписано соглаше-
ние, чтобы фюрер мог на законном основании высадиться
на берег.
22 марта в Каунас прибыл немецкий самолет. Он тут
лее вылетел обратно, увозя в Берлин министра иностран-
ных дел Урбсиса. Урбсиса встретили в берлинском аэро-
порту Темпельгоф точно так же, как в свое время и пре-
зидента Гаху, затем его отвели к ожидавшему лимузину.
Урбсису сказали, что в гостинице «Адлон» для него под-
готовлены министерские апартаменты. «Те же самые, в
которых размещали и президента Гаху? — спросил Урбсис,
мрачно улыбнувшись. — Извините. Я не ношу одежду
с плеча умерших».
Он направился в литовское посольство и оттуда спустя
два часа выехал на встречу с Риббентропом. Риббентропа
не оказалось на месте. Урбсису невнятно объяснили, что
министр занят, и дипломата принял барон фон Вейцзекер.
Стремясь выиграть время в надежде, что кто-либо из за-
падных союзников или Польша придет им на помощь,
Урбсис продолжал возражать против существа договора,
который немцы представили ему па подпись, и настаивал
на равных правах в Мемеле вместо предоставления пол-
ного суверенитета, чего требовали немцы. Он упорно стоял
на этой позиции. Вейцзекер нервно поглядывал на часы,
время от времени отправляя какие-то записки за пределы
конференц-зала.
Было уже четверть первого, когда в дверях появился
очередной посыльный и передал Вейцзекеру листок бума-
ги. Ознакомившись с его содержанием, Вейцзекер каш-
лянул, затем прервал юриста, читавшего вслух очередной
параграф исправленного текста договора, и сказал: «Госпо-
дин Урбсис, не будете ли любезны последовать за мной?»
Он привел литовского министра в соседнюю комнату,
оказавшуюся кабинетом германского министра иностран-
200
ных дел, а сам ушел. За столом сидел Риббентроп; на-
стольная лампа бросала яркий свет на ворох радиограмм,
лежавших на столе перед ним; бледное обезумевшее лицо
Риббентропа выражало тревогу и расстройство. Он взял
одну из телеграмм и потряс ею перед лицом Урбсиса,
«У нас нет больше времени, — сказал он. — Дальнейшая
отсрочка невозможна. Либо вы немедленно подпишете, ли-
бо... — он вновь потряс радиограммой. — Германский воен-
но-морской флот находится в море. Оп войдет в гавань
Мемеля!»
Спустя примерно сорок пять минут министр иностран-
ных дел Урбсис появился перед ожидавшими его кино-
камерами, имея уже необходимые полномочия от своего
правительства, и официально подписал документ, на осно-
вании которого Мемель переходил к рейху. Эта новость
была немедленно передана по радио на борт линкора
«Дейчланд», находившегося в море, и Шмундт рискнул
побеспокоить страдавшего морской болезнью фюрера,.что-
бы сообщить ему об этом.
Рано утром, позавтракав овощным супом, Гитлер по-
явился на палубе в крайне изнуренном состоянии. Сквозь
легкую дымку виднелся берег. «Где мы теперь находим-
ся?» — спросил он адмирала Редера. «Как раз напротив
Сопота, мой фюрер. Видите, там, к востоку, Данциг, а еще
дальше Восточная Пруссия. Наша Восточная Пруссия». —
«А это что?» — Гитлер указал на берег, туманно вырисо-
вывавшийся сквозь дымку. «Гдыня, а дальше «польский
коридор». — «Коридор», который отделяет Германию от
Германии! — И Гитлер добавил, обращаясь к Шмундту: —
Если бы «коридор» был немецким, как это должно быть, у
немцев не было бы необходимости добираться до Мемеля или
Восточной Пруссии морским путем». — «Да, мой фюрер,
не было бы такой необходимости», — подтвердил Шмундт.
23 марта фюрер проехал через Мемель во главе немец-
ких войск. Приветственные возгласы собравшейся толпы
не производили на него впечатления. Казалось, мысленно
он уже был где-то в другом месте. Возможно, он думал
о Польше, Данциге и «коридоре».
2. Пакт, порожденный паникой
В истории иллюзорны всякие «если бы». Например,
если бы некто Виргил Тилеа не имел плотного и возбуж-
201
дающего ленча 16 марта 1939 года, Англия и Франция,
возможно, не оказались бы в состоянии войны с Герма-
нией 3 сентября.
Тилеа, румынский посол в Лондоне, был человеком
обаятельным, его характер отличался энергичностью, боль-
шим темпераментом; он легко поддавался эмоциям. Кто
бы пи был тот, у кого завтракал Тилеа 16 марта ', он под-
робнейшим образом выпытал у посла сведения о торговых
переговорах, которые в то время велись в Бухаресте между
румынским правительством и Гельмутом Вольтатом, на-
цистским советником министерства торговли. Хозяин за-
читал послу некоторые сообщения, просочившиеся из
Румынии; из них следовало, что это были не просто пере-
говоры об экономическом сотрудничестве, а тщательно за-
маскированные планы Германии по захвату всей страны.
Хозяин (это был англичанин) высказал мнение, что эти
переговоры являются частью хорошо организованного за-
говора. Сначала Бухарест свяжет себя договорными обя-
зательствами передавать Германии всю свою нефть и зер-
но, а затем немцы и венгры направят туда войска и захва-
тят ничего не подозревавшую страну. А если это так, то
не является ли прямым долгом Тилеа предупредить бри-
танское правительство об этой ужасной опасности и убе-
дить англичан немедленно помочь румынам.
Тилеа тут же хотел помчаться в свое посольство и по-
звонить в Бухарест, чтобы выяснить дополнительные под-
робности относительно нависшей угрозы вторжения в его
страну. Хозяин учтиво убедил его не делать этого, ссы-
лаясь на то, что все линии связи с Бухарестом прослуши-
ваются немцами и это вынудит нацистов к немедленным
действиям:. Не лучше ли...
Румынский посол согласился. Он поспешно осушил
свой бокал и покинул дом услужливого англичанина. Спу-
стя час он уже сидел в Форин Оффисе с глазу на глаз
с сэром Орме Сарджентом, изливая последнему — ярому
противнику политики умиротворения — свои опасения, ибо
у посла «имелись достаточные основания верить», что Ру-
мыния была на очереди и что в пределах нескольких ме-
сяцев немцы «доведут Венгрию до положения вассала и
затем примутся за развал Румынии».
1 Имеются указания на то, что это был высокопоставленный
сотрудник Форин Оффиса, который действовал против политики
умиротворения, проводимой Чемберленом. — Прим. авт.
ш
Высказав все это, Тилеа в упор уставился на англи-
чанина сидевшего напротив за столом: «В какой степени
мы можем рассчитывать на Англию, если события будут
развертываться именно так?» Сарджент ответил, что ему
придется навести кое-какие справки. Румын поспешно
вышел на улицу, мысленно гадая, как обернется судьба
его страны. Однако звонить по телефону в Бухарест, что-
бы выяснить, хотя бы самым косвенным образом, как идут
торговые переговоры с Вольтатом, он не стал и на сле-
дующий день снова появился в Форин Оффисе, на этот
раз настаивая на встрече с самим лордом Галифаксом.
В это время Англия была охвачена гневом против Гит-
лера за его действия в Чехословакии; в печати раздава-
лись требования более «твердого отношения» к «нацист-
ским скотам», терроризировавшим Европу, и даже те га-
зеты, которые обычно послушно поддерживали линию
Чемберлена, настаивали теперь, чтобы «что-то было сде-
лано». Обычно невоамутимый Галифакс потерял покой и
все утро посвятил тому, что «накачивал» Чемберлена, а
затем информировал русского и американского послов,
что «теперь Великобритания намеревается занять твердую
позицию». Таким образом, трудно было подобрать более
удачное время для появления Тилеа в Форин Оффисе.
Когда румынский посол начал излагать свои «тревожные
известия» из Бухареста, Галифакс стоял, заложив руки
за спину, наблюдая из окна за сменой караула конной
гвардии.
Тилеа сказал, что в последние дни румынское прави-
тельство получило от правительства рейха требование
предоставить немцам монополию на румынский экспорт
и принять определенные меры по ограничению румын-
ского промышленного производства ради обеспечения ин-
тересов Германии.' В случае принятия этих условий Гер-
мания будет гарантировать границы Румынии. Такое
предложение с точки зрения румынского правительства
выглядит как ультиматум.
Посол умолчал о том, кто именно из членов его прави-
тельства пришел к такому заключению.
Далее Тилеа заявил, что было бы исключительно важ-
но, чтобы правительство его величества без отлагательств
рассмотрело вопрос, может ли оно точно указать, какие
будут начаты действия, если Румыния окажется жертвой
германской агрессии. Спасти положение, по мнению Ти-
203
лед, можно было, создав прочный блок Великобритании и
Франции.
Пока румын в тяжелом молчании ждал ответа, Гали-
факс с любопытством смотрел на него. Оп не задавал
послу никаких дополнительных вопросов, которые почти
наверняка пришли бы ему на ум год назад, если бы это
был чешский посол; вместо этого он открыто демонстриро
вал крайнюю озабоченность. Поднявшись из-за стола, что-
бы проводить Тилеа до дверей, он заверил его, что пере-
даст эту тревожную информацию «со всей безотлагатель-
ностью» премьер-министру.
Такие встречи -.с сопутствующими обстоятельствами
оказывают решающее влияние на политику государств и
на ход истории. На самом деле, как стало очевидно на сле-
дующий день и как подтверждают имеющиеся в настоя-
щее время документы, Германия вообще не предъявляла
никакого ультиматума правительству Румынии. Гитлер не
нуждался в нем, он мог получать из Румынии все, что хо-
тел, скажем, нефть и другие поставки на основе бартерных
соглашений. Переговоры в Бухаресте были именно таки-
ми;, как утверждали немцы, — торговыми. Правда, целью
их было установление господствующего влияния на ру-
мынскую экономику, но ведь Чемберлен всегда рассматри-
вал это как неизбежное следствие. Румынский министр
иностранных дел Григор Гафенку 18 марта послал сроч-
ную телеграмму в Лондон, заверяя Галифакса, что Тилеа
«неправильно представил обстановку», что переговоры в
Бухаресте велись «на совершенно нормальной основе, как
между равными», и что он устроил своему послу в Лон-
доне «грандиозную головомойку».
Жорж Боннэ, встречавшийся с Тилеа тремя днями поз-
же, писал, что «Тилеа был очень смущен, когда я спросил
его об этом».
Однако ко времени прибытия телеграммы Гафенку в
Лондон ничего уже сделать было нельзя1. Галифакс пе-
реговорил с Чемберленом и получил от премьер-министра
1 Как утверждает румынский историк, в инструкциях, на
основании которых действовал Тилеа, и в его собственных запи-
сях состоявшихся бесед нет никаких ссылок на немецкий ульти-
матум. Однако, как указывает автор курса Международной исто-
рии Лондонского университета Уатт, Тилеа «имел инструкции
предпринять все возможное, чтобы добиться позитивной поли-
204
полную свободу действий. Английская общественность
требовала безотлагательно принять меры. Того же самого
требовал Вашингтон, где президент Рузвельт уже дал
указание своему послу Кеннеди оказать давление на
Англию, чтобы она поддержала Румынию. И вот здесь
представилась возможность показать всем, что Англия
готова наконец воспротивиться Гитлеру, то есть не обя-
зательно начать войну, но хотя бы сказать: «Довольно!
Хватит!»
В десять часов вечера 17 марта, то есть за восемна-
дцать часов до получения телеграммы с разъяснениями
от Гафенку, Галифакс направил предупредительные теле-
граммы своим послам в Варшаве, Афинах, Белграде и Ан-
каре, изложив в них суть тревожного сообщения Тилеа и
прося послов связаться с польским, греческим, югослав-
ским и турецким правительствами, чтобы выяснить их
позицию. До французов эта тревожная весть дошла кос-
венным путем; Жорж Боннэ получил на Кэ д'Орсэ сроч-
ную телеграмму от своего посла в Турции Рене Массильи,
в которой последний приводил содержание письма англий-
ского посла турецкому правительству. Французский ми-
нистр иностранных дел немедленно связался с Лондоном,
ибо общественность Франции также проявляла обеспо-
коенность, а он хотел оградить себя от критики. Как и
Галифакс, Боннэ поручил послам в соответствующих стра-
нах обратиться к правительствам, чтобы выяснить их по-
зицию в случае нападения на Румынию. В более или ме-
нее вежливой форме, но все ответили одинаково. Они были
разочарованы слабостью Англии и Франции в Мюнхене и
при оккупации Праги; теперь их ответ гласил: «Вы ска-
жите нам, что будете делать вы, и тогда мы скажем вам,
что мы будем делать».
18 марта президент Франции Альбер Лебре в сопро-
вождении Жоржа Боннэ прибыл в Лондон с государствен-
ным визитом. На вокзале Виктория их встречал король
Георг VI. Несколько дней продолжались пышные церемо-
тики Англии в Юго-Восточной Европе, и он действительно сооб-
щил англичанам, что у его правительства имеются основания опа-
саться стать следующей жертвой германской агрессии». Далее
Уатт отмечает, что «трудно усмотреть какие-либо следы немец-
кого ультиматума в немецких записях переговоров (Вольтата)»,
и делает такой вывод: «...Оп (Тилеа) одурачил все английское
правительство». — Прим. авт.
205
ции в Букингемском дворце и Виндзоре, шествия по укра-
щенным флагами улицам, забитым толпами людей, кото-
рые усердно кричали: «Вив ля Франс!» Казалось, забы-
лась горечь прошлых нескольких месяцев и снова востор-
ясествовал дух искреннего союза.
К этому времени Невилю Чемберлену и его министру
иностранных дел уже сообщили, что тревоги Тилеа о не-
мецких замыслах относительно Румынии были ложными.
Тем не менее, это как будто не играло никакой роли. Ти-
леа, как источник информации, побудил английское прави-
тельство к действиям, и этого было достаточно.
Премьер-министр был в состоянии некоторой экзальта-
ции; теплый прием, который оказали его выступлению
общественность Бирмингема и пресса, казалось, возымел
на пего действие. Оп сказал военному министру Хор-Бе-
лиша: «Я человек с зонтом. Когда я говорю серьезно, на-
роды сразу замечают это». А после обеда, данного королем
в Букингемском дворце, он говорил Жоржу Боннэ: «Гит-
лер нарушил соглашения, которые подписал. Он хочет гос-
подствовать над Европой. Мы этого ему,не позволим».
Замечание оказалось несколько запоздалым, однако
Чемберлен, по-видимому, не понимал этого; он и раньше
давал неискренние заверения в преданности чехам, а сей-
час думал совсем о других делах — как оказать помощь
Румынии в связи с «угрозой» ее независимости; у Англии
И.Франции не было сухопутных подступов к этой стране,
до нее можно было добраться только морским путем че-
рез Дарданеллы и Черное море.
Галифакс решил, что в данном случае нужно найти
такого союзника, которого можно было бы представить
немцам, как часть прочного фронта против будущей на-
цистской агрессии. В качестве такового Тилеа предложил
Польшу, которая имела общую границу с Румынией и
безусловно была против дальнейшей экспансии немцев
в Восточной Европе, особенно в сторону ее собственных
грапиц. Галифаксу идея показалась блестящей. Он посо-
ветовался с Чемберленом, и тот согласился с таким пред-
ложением; на самом деле он был, пожалуй, еще больше,
чем его министр иностранных дел, охвачен этой идеей.
Разве включение Польши в единый фронт против Герма-
нии не будет ловким ходом? Разве она не в дружеских
отношениях с рейхом? Разве в Польше не те же самые ан-
тйеврейские настроения, что и в Германии, и, следова-
J206
тельно, существует полное взаимоотношение между ними
по этим вопросам? Да, если Польша будет связана догово-
ром с Англией, Гитлер будет вынужден прислушаться к
мнению Англии.
Сейчас кажется невероятным, что Невиль Чемберлен
предпочел Польшу. Он остановил свой выбор на Польше
потому, что считал ее вооруженные силы значительно пре-
восходящими Вооруженные Силы Советского Союза.
Это был катастрофический просчет Чемберлена.
В 1939 году правительство Польши было известно как
«правительство полковников». Их было три в составе пра-
вительства: президент Мосьтицкий, имевший звание пол-
ковника польской армии; маршал Эдуард Рыдз-Смиглы,
главнокомандующий польскими вооруженными силами,
естественно, бывший полковник, и наиболее изворотли-
вый и наиболее влиятельный из трех полковник Юзеф
Бек, который па каких только должностях не побывал.
Любой, кто когда-либо встречался или имел дело с
Юзефом Беком, мог бы немало рассказать о нем. Досье
на него в архивах Второго бюро в Париже почти такое же
пухлое, как и досье по «польскому коридору». Оно начи-
нается с тех времен, когда Бек, будучи помощником воен-
ного атташе в Париже, выкрал секретные документы из
стола французского генерала; далее в досье описывается,
как он за взятки от немцев передавал французские воен-
ные секреты германскому рейху, за что и был в конце кон-
цов выдворен из Франции; здесь же приводятся данные
о его безжалостном поведении во время Мюнхена, о его
преднамеренном сокрытии призывов и просьб со стороны
чехов и о манипуляциях со многими другими усилиями
чехов, которые Бек осуществлял с единственной целью
свести к нулю польско-чехословацкий пакт о дружбе 1, все
еще существовавший в 1938 году.
Юзеф Бек был алкоголиком, но алкоголизм являлся
самым меньшим из его пороков. В 1938—1939 годах он
пил особенно много, так как у него был рак и он прибегал
к алкоголю как к успокоительному средству от непрерыв-
но мучивших его болей. Как-то в этот период он принимал
официальную группу английских гостей во главе с первым
лордом адмиралтейства Дафф Купером с его изящной
1 Тем самым готовя почву для нарушения чешской границы
и захвата чешской территории в районе Тешина. —Прим. авт.
207
супругой Дианой. Вместе с хозяином гости высадились
на берег у Гдыни с яхты адмиралтейства «Инчантрис».
«В прошлый вечер было шумное веселье, без клевре-
тов; — записала Диана Купер в своем дневнике, — были и
цыгане, и дамские шляпочки высоко над ветряными мель-
ницами Гдыни. Мы обедали у полковника Бека в комна-
тах правительственного дома. Великолепный обед из бор-
ща, речных раков и водки. Я сидела рядом с Беком. Дол-
жно быть, полковник представляет собой нечто большее,
чем то, что я могла заметить, ибо он казался мне чем-то
вроде старого военного хлыща, притом слабого и подвы-
пившего. Он повторялся с настойчивостью кукушки и по-
махивал своим хвостом с тщеславием павлина. И все же
это красочный уродец, который, я бы сказала, берет от
жизни все. После обеда Дафф вернулся к себе, чтобы обо
всем этом письменно сообщить домой, а вечером нас про-
должали развлекать в небольшом ночном клубе. Поляки
танцевали, качаясь, как тростник на ветру, а полковник
без конца во время танцев прижимался к напарницам, на-
ступал им на ноги, а обрывки его французской речи стали
менее выразительными, он стал чаще заговариваться, по-
вторял по нескольку раз одно и то же по мере того* как
осушались новые бокалы шампанского... Весь следующий
день ушел на Бека. Этот человек настолько скучен, что
мы им занимались по очереди. Все, должно быть, из-за
проклятого алкоголя. Я не думаю, чтобы когда-либо он
был трезв...»
В 1939 году Польша представляла собой государство
в Европе, воссозданное по Версальскому договору из ло-
скутков территорий, которые до этого принадлежали Рос-
сии, Австро-Венгрии и Пруссии и совсем недавно — Гер-
мании. Несмотря на политику жестокого подавления со
стороны царя, императора и кайзера, поляки сохранили
свою культуру и надежду на независимость, и в 1918 году
они обрели свободу. Однако подлинно польская террито-
рия была значительно меньше той, на которую претендо-
вали польские правители. Они воспользовались слабостью
потерпевшей поражение Германии, чтобы на одном уча-
стке отодвинуть свои западные границы вплоть до реки
Одер; на востоке они проникли еще дальше на террито-
рию Украины и Белоруссии, захватив огромные районы,
которые никогда не были польскими землями, но которые
правителям в Варшаве казались стратегически и эконо-
208
мически выгодными. В 1934 году они подписали пакт
о дружбе с нацистской Германией, и вплоть до мюн-
хенского кризиса и даже в течение нескольких недель
после него отношения с Гитлером у них были друже-
скими.
Однако после того, как была поглощена Судетская об-
ласть, Гитлер с вожделением стал поглядывать в сторону
Польши. Его очень интересовал Данциг, расположенный
на Балтике, недалеко от устья реки Вислы. Этот прекрас-
ный древний ганзейский город и порт между собственно
Германией и Восточной Пруссией решением Лиги Наций
после первой мировой войны был превращен в «вольный
город», а его номинальным главой являлся верховный
комиссар Лиги Наций. Однако население Данцига, почти
полностью состоящее из немцев, примкнуло к нацистам
вскоре после прихода Гитлера к власти в 1933 году. Внут-
ренними вопросами «вольного города» (то есть Данцига и
прилегающей к нему территории) занимался сенат, кото-
рый оказался под контролем национал-социалистов; одна-
ко по условиям статута, утвержденного Лигой Наций,
система Таможенных сборов «вольного города» находилась
в ведении поляков и они полностью присваивали этот
доход себе; поляки также осуществляли и внешние связи
города. Гитлер хотел, чтобы все это было изменено. Дан-
циг должен быть возвращен рейху.
Еще одной проблемой являлся так называемый «поль-
ский коридор». Эта полоса земли, шириной от пятидесяти
до ста миль, служила для Польши единственным выходом
к морю в районе Данцига и соседнего с ним польского
порта Гдыня. На этой территории проживали поляки и
немцы. Вообще Гитлер мирился с тем фактом, что немцы
живут там под господством поляков; этот факт приобретая
важность только тогда, когда он был удобен для исполь-
зования в стратегических целях. С другой стороны — Гит-
лер считал нетерпимым то обстоятельство, что «польский
коридор» разрезал Германию па две части, отделяя соб-
ственно Германию от Восточной Пруссии и вынуждая нем-
цев пересекать польскую территорию в опечатанных ваго-
нах или следовать морем, если им нужно было ехать из
Берлина, например, в столицу Восточной Пруссии город
Кенигсберг.
Предложения, с которыми Гитлер обратился к полков-
нику Беку в первый раз после Мюнхенского соглашения
14 Л. Мосли
■209
и вторично в начале 1939 года, были, по его мнению, уме-
ренными дружескими просьбами. Он просил, чтобы Дан-
циг был возвращен рейху, причем на условии, что поляки
будут пользоваться полными правами в порту, а также
иметь свободный доступ в город. Гитлер просил разреше-
ния и на строительство автострады с шестирядной проез-
жей частью и железнодорожного пути через «коридор» из
Германии в Восточную Пруссию, а также на узкую полосу
территории по обе стороны магистрали, которая стала бы
считаться немецкой территорией.
Бек ответил решительным отказом. Он заявил, что мо-
жет согласиться на строительство дороги через «коридор»,
но эта дорога будет находиться на польской территории и
под польским контролем. Что касается Данцига, то изме-
нение его статута невозможно.
Гитлер был ошеломлен, а Риббентроп взбешен. Они
все еще улыбались, но теперь уже довольно натянуто,
когда продолжали настаивать, чтобы Бек и его правитель-
ство пересмотрели свое решение. Одновременно немцы
подсластили свои условия: если Бек пойдет на уступки,
то договор о дружбе от 1934 года можно немедленно пре-
вратить в союз, а Польшу пригласят присоединиться к
антикоминтерновскому пакту1. И то, что Бек наотрез от-
верг этот жест со стороны Гитлера, еще раз подтверждает
исключительную надменность и самоуверенность поль-
ского руководителя. Это была его роковая ошибка.
1 Антикоминтерновский пакт был заключен в Берлине 25 но-
ября 1936 года между Германией и Японией. Согласно опублико-
ванному в то время тексту пакта его участники обязались инфор-
мировать друг друга о деятельности Коммунистического интер-
национала и вести против него совместную борьбу. Основное
содержание пакта было изложено в подписанном одновременно
германо-японском секретном соглашении, в котором указывалось,
что в случае конфликта одного из участников пакта с СССР они
«должны немедленно обсудить меры, необходимые для защиты
их общих интересов». Участники соглашения обязались «без вза-
имного согласия не заключать с СССР каких-либо политических
договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглаше-
ния». (Akten zur deutschen auswartingen Politic 1918—1945, Serie D,
Bd. I, Baden-Baden, 1951. S. 600.)
6 ноября 1937 года к антикоминтерновскому пакту присоеди-
нилась Италия, 24 февраля 1939 года — Венгрия, 27 марта 1939 го-
да — франкистская Испания. Впоследствии к нему присоединился
также ряд других государств — союзников Германии и Японии
во второй мировой войне. — Прим. ред.
210
Однако как Бек со своими «полковниками», так и боль-
шинство польских правителей отказывались понять это.
Они считали Польшу великой державой — более крупной,
чем Россия, и равной Германии, Франции и Англии.
В первые недели 1939 года, когда стало очевидно, что
поляки непреклонны, а Бек на самом деле имеет в виду
то, что и говорит, примиренческое отношение Гитлера
переросло в презрение, а затем в медленно разгоравшую-
ся ярость. Последовало дальнейшее давление со стороны
рейха; полякам дали понять, что Германия может вер-
нуть Данциг и путем применения силы. На это немецкое
бряцание оружием последовал ответ от поляков в том же
духе: «Любая попытка присоединить «вольный город» к
рейху, — писал Бек, — неизбежно приведет к конфликту».
Беда заключалась в том, что, когда поляки бряцали
оружием, этим оружием на самом деле были всего-навсего
сабли.
Только тогда, когда Гитлер вошел в Чехословакию и
превратил Словакию в марионеточное государство, Бек
начал проявлять признаки тревоги, ибо понял, что Герма-
ния обошла Польшу с флангов. Если теперь немцы захо-
тели бы двинуться на Польшу, их армии могли наступать
с трех сторон: из Восточной Пруссии, граница которой
проходила всего в ста милях от Варшавы, из самой Гер-
мании и из Словакии на юге. Но ничто не убедило Бека
изменить свою политику в отношении Германии; вместо
этого он дал указание своему послу в Берлине Липскому
заявить протест.
Реакция Риббентропа была резкой. «Фюрер все боль-
ше удивляется отношению Польши, — говорил он. — Он
устал ждать конкретного ответа на просьбу относительно
разрешения на строительство автострады и железной до-
роги через «коридор» и хочет получить положительный
ответ относительно Данцига. Это предпосылки для про-
должения польско-германской дружбы. Для Польши един-
ственная возможность выжить заключается в здравых
взаимоотношениях с Германией и с фюрером». Риббентроп
потребовал от Липского передать Беку, что в скором буду-
щем понадобится присутствие полковника в Берлине, что
Гитлер хочет встретиться с ним. Он также намекнул, что,
когда полковник приедет в Берлин, «а переговоры не мо-
гут быть отложены на слишком долгое время», ему лучше
согласиться на уступки.
14*
211
Этот разговор между Риббентропом и Липским со-
стоялся 21 марта, в тот самый день, когда англичане и
французы обратились к Беку с предложением присоеди-
ниться к заявлению четырех держав о гарантиях Румы-
нии. Хитрый полковник сразу же ответил, что не хочет
иметь ничего общего с Россией и что союз Польши и Со-
ветской России только вызовет гнев Гитлера.
Бек был абсолютно уверен, что Чемберлен и Боннэ
скорее согласятся с позицией Польши, чем пойдут на союз
с Россией. Боннэ сам был ярым антикоммунистом, а об-
щее представление о настроении Чемберлена в отношении
СССР можно получить из выдержки его письма сестре,
написанного примерно в это же время: «Я должен при-
знаться в своем исключительном недоверии к России.
Я совершенно не верю в ее способность осуществить эф-
фективное наступление, даже если бы она этого хотела.
Я не верю ее мотивам».
Чемберлен согласился также с оценкой потенциальной
мощи русской армии, которую высказал английский ми-
нистр иностранных дел в разговоре с американским пос-
лом Кеннеди. Галифакс решительно утверждал, что Поль-
ша представляла для западных демократий большую ценн
ность, чем Россия. Поэтому Бек не был удивлен, когда
Невиль Чемберлен принял меры, чтобы исключить уча-
стие России в игре. Теперь полковник старался осущест-
вить свой замысел. Он сделал все, чтобы до англичан и
французов не дошло ни одно слово об усиливавшемся на-
пряжении в польско-германских отношениях, ибо был
уверен, что сведения об угрозах Гитлера в адрес Польши
отпугнули бы Чемберлена. Своим поведением он старался
показать, что Польша независима и может постоять за
себя. Такая тактика Бека настолько себя оправдала, что
Чемберлену не оставалось ничего иного, как искать путей
заставить Польшу присоединиться к Англии и Франции
в вопросе о гарантиях Румынии. По мере того, как в поли-
тических кругах в Лондоне начали распространяться
слухи, что Чемберлен усиленно добивается согласия от
полковника Бека, многие стали думать, что и премьер-
министр полностью одурманен. Даже генеральный штаб
забеспокоился. «Я также получил письмо от лорда Бивер-
брука, — писал капитан Лиддел Гарт, военный корреспон-
дент лондонской газеты «Таймс» и советник военного ми-
нистра. — Гарантии Польше были даны вопреки рекомен-
212
дациям генерального штаба, заявившего, что, учитывая
наличные ресурсы, мы были не в состоянии выполнить те
обязательства, которые брали на себя этими гарантиями.
Хор-Белиша просил разрешения у премьер-министра рас-
пространить среди членов кабинета документ с изложе-
нием точки зрения генерального штаба, однако Чемберлен
отказал ему, заявив, что это было бы «равносильно кри-
тике его политики».
Однако генеральный штаб и военный министр не по-
няли, что Чемберлен совершенно не заботился о том, смо-
гут ли английские вооруженные силы действительно ока-
зать помощь Польше в случае кризиса; премьер-министра,
казалось, не беспокоило и то обстоятельство, что англий-
ский военный атташе в Варшаве, которого в этом поддер-
живал и посол, предостерегал Чемберлена относительно
исключительной слабости польской армии и ее неспособ-
ности оказать серьезное сопротивление в условиях совре-
менной войны. Для Чемберлена это не имело существен-
ного значения, ему просто нужен был повод, чтобы сделать
жест. Он верил утверждениям полковника Бека и своего
собственного посла — как обычно, исключительно непра-
вильно информированного, — что отношения между Поль-
шей и Германией остаются нормальными. (Чтобы поддер-
жать у него это убеждение, Бек сделал намек одному
агенту английской разведки, что он собирается пойти на
«огромные уступки» Германии в вопросе о Данциге, хотя
дело обстояло как раз наоборот.) В глазах премьер-мини-
стра установление более тесных отношений с Польшей не
было связано ни с какой опасностью. Но как добиться
этого, если Бек столь бесцеремонно отклоняет все офици-
альные предложения?
И здесь министр иностранных дел Великобритании по-
пал в западню, так ловко подстроенную англичанам пол-
ковником Беком. Невероятно, но Галифакс предложил,
чтобы Англия просто игнорировала все возражения Поль-
ши и настаивала на предоставлении ей гарантий целост-
ности ее территории. В свою очередь тогда Польша согла-
силась бы гарантировать границы Румынии, и все стало
бы на свои места. Чемберлен согласился с этим.
Английский посол в Варшаве сэр Говард Кеннард тут
же поспешил к Беку в Варшаву и представил ему план
англичан. Это было как раз то, чего хотел Бек, и все же
он колебался. Он сразу же потребовал, чтобы договорен-
213
ность между Польшей и Англией была секретной, чтобы
о ней ничего не сообщали даже французам.
Когда об этом сообщили в Лондон, Чемберлен и Гора-
ций Вильсон пришли в уныние. Они ведь рассчитывали
на заявление о гарантиях Польше не только для того, что-
бы утихомирить бунт в рядах партии тори, но и убедить
английский парод и Соединенные Штаты в решимости
правительства смело противостоять агрессии. Секретное
соглашение не могло решить этой задачи.
Начались поиски способов доведения до общественно-
сти того, что произошло. В это время один из газетчиков
непроизвольно сыграл на руку английскому правитель-
ству. В Берлине в качестве корреспондента либеральной
лондонской ежедневной газеты «Ньюс кроникл» находился
Иан Колвин, у которого были довольно большие связи
с немецкими критиками политического и военного курса
Гитлера. В нескольких случаях он действовал в качестве
связного между антинацистскими группами в Германии
и английским правительством. Он всегда добывал перво-
сортную информацию, к несчастью, иногда она была не-
много преждевременной, а в марте 1939 года он допустил
ошибку.
Ошибку допустили и его информаторы. Примерно в это
время Гитлер настолько вышел из терпения в тяжбе с по-
ляками, что решил раздавить их, если не сможет иными
путями получить от них то, чего хотел. Однако когда
фюрер разглагольствовал перед своими генералами отно-
сительно того, что однажды ему придется захватить Поль-
шу, он добавил слова «не сейчас».
Иан Колвин или, точнее, его информаторы не услы-
шали этих последних слов, и поэтому в конце марта Кол-
вин послал в свою газету выразительное сообщение, пред-
вещая в самое ближайшее время вторжение германской
армии в Польшу. Затем он поспешил в Лондон, чтобы
рассказать своим друзьям в Форин Оффисе, почему он сам
убежден, что это именно так. К удивлению Колвина, его
сначала привели к Галифаксу, а затем и к самому премь-
ер-министру. Колвин детально обосновал свое убеждение,
почему нависла угроза нападения немцев на Польшу. Он
не мог даже предположить, что ни один из присутствовав-
ших здесь не поверит ни одному его слову. Но как раз
это и случилось, ибо он явился опережавшим события
214
рупором, к тому же он не мог знать, что играл на руку
Чемберлену.
Сообщение Колвина явилось как раз тем предлогом,
которого искал премьер-министр. Воспользовавшись в каче-
стве предлога «внутренней» информацией Колвина и его
широко публикуемыми сообщениями, он дал указание
Галифаксу и двум его помощникам, Кадогану и Батлеру,
подготовить проект немедленного заявления в поддержку
Польши. К часу дня 30 марта проект был подготовлен и
тут же направлен премьер-министру; тот внес в него не-
которые поправки, и на следующий день исправленный
вариант был направлен в Варшаву.
Бек согласился с таким вариантом, как он выразился
впоследствии, «между двумя затяжками сигареты». В тот
же вечер усталый, но торжествующий Чемберлен поднялся
на трибуну палаты общин, чтобы сообщить, что теперь по-
ляки находятся под защитой Англии и что если «будет
предпринято какое-либо действие, ясно указывающее на
угрозу независимости Польши, правительство его величе-
ства и французское правительство окажут ей немедлен-
ную поддержку всеми имеющимися в их распоряжении
средствами» 1. Он даже не стал ждать согласия французов
1 Чемберлен и его правительство, прибегая к различным ко-
варным и хитрым приемам, настойчиво проводили политику под-
талкивания фашистской агрессии против СССР. Гарантии, выдан-
ные Англией Польше, к которым присоединилась также Франция,
были рассчитаны на то, чтобы дезориентировать общественное
мнение Англии, Франции и других капиталистических стран, вы-
ступавшее против попустительства германской агрессии. В этом
правящие круги западных «демократий» видели пропагандист-
ский смысл «гарантий». Главная военно-политическая цель гаран-
тий, которые Англия и Франция не собирались на деле выпол-
нять, состояла в том, чтобы ускорить германскую агрессию против
Польши и столкнуть таким путем Германию с Советским Союзом.
22 августа 1939 года, за девять дней до нападения на Польшу,
Гитлер заявил на совещания с генералами: «В действительности
Англия поддерживать Польшу не собирается». (Trial of the Major
War Criminals before the International Military Tribunal at Nurem-
berg, Vol. XVI, 1949, Doc. 793, p. 5.)
О такой позиции Англии Гитлер знал из донесений своего
посла в Лондоне Дирксена. Не последнюю роль в этом могла иг-
рать и «дополнительная» информация, переданная влиятельными
английскими кругами Пию XII, тесно связанному с Гитлером,
о том, что «союзники не предпримут наступления на Западе».
(J. Kimche. The Unfought Battle, London, 1968, p. 138.)
Как показали дальнейшие события, Англия и Франция пре-
дали Польшу, не оказали ей никакой реальной помощи в борьбе
с германской агрессией. — Прим. ред.
215
на такое заявление. Правда, у французов уже был: договор
С поляками (точно такой же, что и с Чехословакией), од-
нако в это время они меньше всего хотели упоминать об
этом.
Палата общин приветствовала заявление премьер-ми-
нистра; народ одобрял решение правительства, серьезно
веря в то, что писали в газетах в связи с этими заявле-
ниями.
Спустя несколько дней Бек приехал в Лондон, где с
помощью уговоров и отъявленной лжи обвел вокруг паль-
ца самоуверенного Чемберлена и его бесхребетного мини-
стра иностранных дел. Когда на Бека оказывали давление,
чтобы присоединиться к гарантиям Румынии, ради чего
и началась вся эта кампания, связанная с гарантиями
Польше, он любой Вопрос отводил в сторону с мастерством
тореадора. «Почему бы не подождать, — говорил он, —
пока дунайский вопрос немножко прояснится».
Чемберлен кипел от раздражения. Основой всей про-
блемы была защита Румынии, и, чтобы добиться этого,
Англия пошла на столь важный шаг (он сам даже не пред-
ставлял всю важность этого шага), и тем не менее Бек
даже в знак благодарности не хотел ответить взаимностью.
Чтобы запугать полковника и вынудить его на уступ-
ки, Чемберлен стал рисовать ему картину, которая сло-
жится после оккупации Румынии немцами. По его сло-
вам, Польша получила бы очень большую по протяжен-
ности общую границу с Германией.
Прежде чем говорить об этом, премьер-министру сле-
довало бы заглянуть в атлас. Бек, достаточно хорошо знав-
ший географию своей страны, ухмыльнулся и отрицатель-
но покачал головой. «Дополнительный участок общей гра-
ницы будет совсем небольшой, — отвечал он.— Кроме того,
эту гористую местность можно легко удержать незначи-
тельными силами».
Затем они начали обсуждать польско-германские от-
ношения. Бек смотрел прямо в глаза Чемберлену и гово-
рил, что во взаимоотношениях с немцами у него вообще
нет никакого напряжения. «Возьмите, например, Дан-
циг, — говорил Бек. — Германия ведь никогда не подвер-
гала сомнению польские права в Данциге и недавно под-
твердила это».
Конечно, со стороны Бека это была наглая ложь. Толь-
ко неделю назад Риббентроп грозил полякам всякими
216
бедами, если те не согласятся вернуть рейху «вольный го-
род». Однако Бек пренебрежительно заметил Чемберлену,
нто Германия никогда не рискнет пойти на конфликт с
Польшей из-за «местных вопросов» и что данцигский во-
прос «сам по себе не из важных». Он добавил, что во вся-
ком случае рекомендует англичанам не беспокоиться из-за
Данцига, что эту проблему следует оставить полякам и
они сами ее урегулируют.
По мере того как продолжались переговоры, раздраже-
ние Чемберлена и Галифакса усиливалось, а Бек стано-
вился все упрямее. Россия? Если Англия и Россия хотят
действовать сообща, пожалуйста, но Польша останется в
стороне.
А если заключить многостороннее соглашение о со-
вместных действиях на случай агрессии? Чемберлен на-
помнил Беку, что он имеет в виду именно это, а пере-
говоры сейчас идут практически о двустороннем англо-
польском соглашении.
Бек утвердительно кивнул головой. Именно двусто-
роннего соглашения и хотела Польша, ни больше ни мень-
ше. Он заявил, что было бы вопреки традициям Польши
высказывать определенное мнение о третьих странах без
непосредственных переговоров.
Когда 4 апреля полковник Бек выехал из Лондона в
Варшаву, английские «временные односторонние гаран-
тии Польше» были превращены в «постоянное и взаимное
соглашение». Полковник торжествующе улыбался. Для
этого у него были достаточные основания, ибо соглашение
изменило британскую политику и вопреки историческим
традициям отдавало на откуп решение вопроса о том, что
считать агрессией со стороны Германии.
«Никогда еще в нашей истории, — писал Дафф Ку-
пер, — не было такого положения, чтобы мы передавали
одному из небольших государств право решения вопроса
о том, вступать или не вступать Великобритании в
войну».
«Теперь граница Великобритании проходит не по Рей-
ну, а на сотни миль восточнее, по Висле», — заметил Да-
ладье не без удивления.
«Англичане, должно быть, сошли с ума, — комментиро-
вал эту новость министр иностранных дел Румынии Га-
фенку. — Польша является наименее добродетельной
страной в Европе».
217
Капитан Лиддел Гарт писал: «Совершенно ясно, что
ничем не ограниченные условия гарантий передали судьбу
Англии в руки полковника Бека, человека, далекого от
принципиальности. Гарантии Польше были вернейшим
способом вызвать мировую войну. Они подстрекали Гит-
лера продемонстрировать бесплодность подобных гарантий
стране, к которой Запад не имел подступов, в то же вре-
мя побуждая упрямых поляков к проявлению еще мень-
шей склонности рассмотреть какие-либо уступки Гитле-
ру, одновременно лишив последнего возможности отсту-
пить от своих требований».
Трудно найти в англо-польском соглашении какое-либо
достоинство вообще. Оно не только вызвало ярость немцев,
которые уже подготовили «Белый план» — план нападения
на Польшу, если возникнет такая необходимость, но также
заставило отвернуться от Запада и русских (которые зна-
ли, что Чемберлен предпочел Польшу как более ценного
союзника). Этим соглашением не была достигнута основ-
ная цель — убедить Польшу присоединиться к гарантиям
Румынии; эти гарантии так никогда и не были даны.
Спустя две недели после возвращения Бека в Польшу
Чемберлен узнал, что поляк лгал ему. Польша и Герма-
ния были на грани войны.
Английский премьер понял, что Англии придется на
самом деле воевать за Польшу в ближайшие дни, а это
никогда не входило в его намерения. Но теперь, конечно,
было уже слишком поздно. Еще один шаг по пути к войне
был сделан.
3. Гитлер вводит своих генералов в курс дела
28 апреля 1939 года над Берлином ярко сияло солнце.
Прошло шесть недель со дня оккупации Праги и пять —
со дня захвата и присоединения к рейху Мемеля. Чтобы
не оказаться обойденным своим более сильным партнером
по оси после того, как Гитлер вошел в Прагу, Муссолини
решил осуществить небольшое завоевание. В качестве
своей цели он выбрал Албанию. В то время эта маленькая
страна была уже в сфере итальянского влияния и не про-
являла никакого желания оказаться в иных условиях;
действительно, когда до албанского короля Зогу дошли
слухи, что Италия вынашивает определенные планы в от-
218
ношении его страны, он просто написал письмо Муссолини
и графу Чиано с предложением подчинить свою страну
еще большему контролю со стороны Рима. Однако это не
устраивало Муссолини. Замыслы Гитлера в отношении
Чехословакии и Мемеля были осуществлены без предва-
рительного уведомления Муссолини; только после того,
как операции были осуществлены, в Италию прибыл спе-
циальный эмиссар с дружеским посланием от фюрера.
«Каждый раз, захватив очередную страну, он шлет мне
письмо!» — кипя от злости, говорил дуче.
Теперь он сам собирался сыграть в ту же игру, в ка-
кую Гитлер обычно играл с ним. 7 апреля дуче послал
свои военные корабли в гавань Дураццо и захватил Алба-
нию без боя'. Король Зогу бежал, а радостный Муссолини
отправился во дворец, чтобы сообщить королю Виктору
Эммануилу, что к его титулу прибавилось новое название:
король Албании.
Вне фашистского мира возмущение было всеобщим,
исключая правительственные круги в Англии, где Чембер-
лен реагировал на действия дуче очень мягко, заявив, что
решительно не допустит, чтобы «прегрешение» Муссолини
оказало влияние на англо-итальянские отношения. Чем-
берлен игнорировал тот факт, что во время его последнего
визита в Рим дуче заверил английского премьера в отказе
1 Автор книги тенденциозно и неправильно излагает события.
Оказав поддержку Германии в захвате Чехословакии, фашистская
Италия поставила перед гитлеровским правительством вопрос
о соответствующей компенсации, желая получить услугу за услу-
гу. Она настаивала на том, чтобы немецкие фашисты помогли ей
осуществить давно задуманную агрессию против Албании. 17 мар-
та 1939 года германский посол в Риме Макензен заявил, что
Германия согласна оказать поддержку Италии в захвате Албании.
Итальянское вторжение в Албанию явно нарушало подписан-
ное в 1937 году соглашение между Англией и Италией, по кото-
рому обе державы обязались сохранять статус-кво на Средизем-
ном море. Казалось бы, такое нарушение должно побудить
Англию принять ответные меры, однако правительство Велико-
британии предпочло умыть руки. Накануне захвата Албании Чем-
берлен информировал американского посла в Лондоне о своем
намерении не вмешиваться в конфликт. Правительство США отве-
тило, что оно полностью разделяет английскую точку зрения
в данном вопросе.
Албанский народ, несмотря на предательское поведение сво-
его правительства и попустительство агрессорам со стороны
Англии и США, оказал захватчикам героическое сопротивление.
(История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—
1945 гг., т. I, Воениздат, М., 1960, стр. 158.) — Прим. ред.
2ia
Италии от авантюр в районе Средиземного моря. Однако
Гораций Вильсон указал своему шефу на распространив-
шееся в стране определенное возмущение действиями Мус-
солини и сказал, что, возможно, потребуется предпринять
какой-то жест против действий дуче.
Премьер-министр согласился с этим, и в конце концов
его осенила вдохновляющая идея. Сэр Перси Лорейн толь-
ко что был назначен британским послом в Риме вместо
лорда Перта. Когда сэр Перси представит свои веритель-
ные грамоты, они будут адресованы «Виктору-Эммануи-
лу III, королю Италии и императору Эфиопии», но не
королю Албании. Безусловно, это показало бы отношение
Англии к действиям дуче в отношении Албании !.
Реакция президента Рузвельта была несколько более
решительной, но тем не менее неудачной. 15 апреля он
обратился к Адольфу Гитлеру и Бенито Муссолини с при-
зывом, в котором, назвав около тридцати стран в Европе,
на Ближнем и Среднем Востоке, просил двух диктаторов
дать торжественное обещание не нападать па них. Он
предложил десятилетний срок в качестве «минимального
периода гарантированного ненападения» или даже двадца-
тилетний> «если заглянуть так далеко вперед». В случае
согласия Гитлера и Муссолини Рузвельт предлагал пере-
дать их заверения правительствам стран, которых это ка-
сается, а те в свою очередь несомненно возьмут на себя
аналогичные обязательства. Президент также изъявил
свою готовность принять участие в обсуждении проблем
международной торговли в том направлении, чтобы каж-
дый народ мира мог «вести торговлю на мировом рынке
на равных условиях».
Гарольд Икес поздравил президента Рузвельта с этой
инициативой и считал его послание «не только блестящим
шагом, но и актом поразительной мудрости».
Этот шаг, предпринятый президентом, сыграл только
на руку Гитлеру, который тут же заявил, что он ответит
Рузвельту 28 апреля в своей речи перед депутатами рейх-
стага. Между тем послание президента он передал в ми-
нистерство иностранных дел барону фон Вейцзекеру и по-
1 На самом же деле даже этот кроткий протест не имел зна-
чения. Верительные грамоты Перси были подписаны 28 марта,
то есть до захвата Албании, поэтому отсутствие нового титула
в верительных грамотах вряд ли можно было принять за упрек. —
Прим. авт.
220
ручил ему подготовить ответ, который рейхсканцлер мог
бы использовать в своей речи в рейхстаге.
И заявление последовало. Гитлер был зол. Англо-поль-
ский договор привел его в бешенство, ибо заключение до-
говора означало, что Англия поддерживает самонадеянный
отказ поляков вести с немцами переговоры относительно
Данцига и «польского коридора».
«Польша! — воскликнул фюрер, узнав о договоре. —
Все, чего я хотел добиться от Польши, — это прийти к со-
глашению. Международные поджигатели войны затянули
поляков в свой лагерь». После этого громким и твердым
голосом Гитлер денонсировал англо-американское согла-
шение по военно-морским вооружениям от 1935 года и
германо-польский договор о дружбе от 1934 года. Затем он
поздравил Муссолини по случаю «доблестного» преодо-
ления «угрозы» со стороны Албании и уже потом перешел
к посланию президента Рузвельта.
Гитлер сказал, что не обижается на требование прези-
дента гарантировать целостность и безопасность всех три-
дцати государств, которые перечислял президент в своем
послании, хотя, сделай он сам подобный запрос относи-
тельно американской активности в Центральной и Южной
Америке, ответом явилась бы ссылка на доктрину Монро.
«Теперь, — сказал Гитлер, — я обратился к каждой из
перечисленных стран и спросил, не чувствуют ли они
угрозу для себя со стороны Германии. Не все оказались
в состоянии ответить. В Сирии и Палестине, например,
невозможно было выяснить точку зрения населения вслед-
ствие оккупации этих стран французскими и английски-
ми, а не германскими войсками».
Когда заседание рейхстага закончилось и присутство-
вавшие на нем западные дипломаты высыпали гурьбой
на Унтер-ден-Линден, им не было нужды доказывать, что
в политике Гитлера произошел перелом, хотя, какой имен-
но, они еще не знали.
В сентябре 1938 года перед заключением Мюнхенского
соглашения Советский Союз предложил Англии и Фран-
ции свою помощь, если те займут решительную позицию
против намерений Гитлера в отношении Чехословакии. На
это последовал резкий отказ. Русских даже не пригласили
за стол переговоров в Мюнхене, хотя Советский Союз имел
договор о взаимопомощи с Чехословакией. После оккупа-
ции Праги Россия выразила свою готовность присоеди-
221
питься к гарантиям Румынии, однако Англия пренебре-
жительно отвергла Россию, отдав предпочтение Польше.
17 апреля Советский Союз обратился к Англии и Фран-
ции с предложением выступить с заявлением о совмест-
ных действиях в случае агрессии со стороны другого госу-
дарства в Европе против «восточно-европейских государств,
расположенных между Балтийским и Черным морями
и граничащих с Советским Союзом». Это было такое
предложение, о котором Уинстон Черчилль впоследствии
сказал, что его следовало принять немедленно. Любой го-
сударственный деятель, если он не был ослеплен, мог ви-
деть, куда ведут события. 10 марта в своей речи Сталин
перед всем миром выразил ясное предостережение, что
Россия начинает терять надежду убедить Запад заклю-
чить союз с ней.
Джозеф Дэвис, в прошлом посол США в Москве и один
из немногих иностранцев, которые имели обстоятельные
беседы со Сталиным, сразу обнаружил подозрительные
симптомы. 11 марта он записал в своем дневнике: «Вчера
Московское радио передавало, а сегодня московские газе-
ты опубликовали речь Сталина о внешней политике Совет-
ского Союза... Это самое многозначительное заявление.
В нем отчетливо проскальзывает определенное предупреж-
депие английскому и французскому правительствам, что
Советскому Союзу начинает надоедать «нереалистичное»
сопротивление агрессорам. По существу Сталин заявил:
«1) Мы хотим мира и дружественных отношений со все-
ми странами, а также желаем укрепления наших торговых
связей там, где это возможно. 2) Мы стремимся к добро-
соседским отношениям, особенно со странами, которые
граничат с нами. 3) Мы поддерживаем народы, оказав-
шиеся жертвами агрессии, в их борьбе за сохранение своей
независимости. 4) Мы не боимся никаких агрессоров и го-
товы ответить двойным ударом на любое нападение». За-
тем он говорил о том, что Англия и Франция «отступали
и продолжают отступать» и «делают одну уступку за дру-
гой» диктаторам. Они полностью отказались от политики
«коллективной безопасности». Сталин обвинил эти две
страны в том, что они подстрекают Германию к нападе-
нию на СССР, преследуют свои корыстные цели, которые
бы позволили им, после того как воюющие страны истощат
друг друга, вмешаться «в интересах мира» и продиктовать
условия мира только с учетом их собственных интересов».
222
Дэ вис с тревогой добавил: «Это, безусловно, самый мно-
гозначительный сигнал опасности, какой я когда-либо ви-
дел. Это будет катастрофа, если демократии не используют
те силы, которые здесь имеются против агрессии».
В это время Дэвис был послом США в Бельгии. Он
по телефону позвонил Уинстону Черчиллю, и последний
тут же послал ему приглашение прилететь на воскресный
отдых 1 апреля в Чартуэлл, имение Черчилля в Кенте.
Там они проговорили далеко за полночь. Эти двое пони-
мали друг друга; хотя они и расходились в деталях, но
были единодушны в главных вопросах, одним из которых
была безотлагательная необходимость заключения какого-
то соглашения с Россией. Как никогда раньше, они не со-
мневались в необходимости подписи Москвы под пактом.
«Не беспокойся о деталях, просто получи подпись» — та-
ково было отношение Черчилля, и Дэвис полностью согла-
сился с ним в этом.
Дэвис расстался с Черчиллем несколько ободренный,
особенно после того, как Черчилль вкратце ознакомил его
с ходом перевооружения и сказал, что к середине года
«этот проклятый шантаж воздушной угрозой прекратится,
так как мы будем готовы» 1. Несколько позднее в этот же
день Дэвис завтракал с Джозефом Кеннеди в американ-
ском посольстве и снова оказался в атмосфере умиротво-
рения. «Воспользовавшись представившейся возможностью,
мы подробно рассмотрели положение России, — писал
Дэвис. — Я предложил Кеннеди передать от моего име-
ни Чемберлену, что если англичане не проявят достаточ-
ной осторожности, то толкнут Сталина в объятия Гитлера.
Англия и Франция пренебрежительно обошли Россию, ко-
торая тогда была их союзником, и она им больше не до-
веряет. Англия и Франция стремились использовать Рос-
сию в своих интересах и оставить ее сражаться один на
один; Сталин больше всего хотел мира для России и мо-
жет решиться на сближение с Гитлером в качестве наи-
лучшего средства обеспечения своей безопасности, по
крайней мере на некоторое время».
1 Примерно в это время Гораций Вильсон получил доклад
от директора Английского банка лорда Крива, назначенного ответ-
ственным за осуществление программы перевооружения англий-
ских ВВС, и вручил его Чемберлену, заметив при этом: «Если вы
хотите занять решительную позицию против Гитлера, теперь
можно это сделать». — Прим. авт.
223
Дэвису не удалось повлиять на Кеннеди. Тот питал
инстинктивную антипатию к России; его взгляды подкреп-
лялись ошибочной информацией о военном потенциале
Советского Союза, полученной от Линдберга.
Кеннеди сказал Дэвису, что «признает ценность Рос-
сии в военной обстановке, но, в сущности говоря, так или
иначе России придется воевать за Польшу или Румынию
независимо от того, будет ли формально заключен договор
с Англией и Францией или нет, так как это важно для
интересов самой России».
Судя по записям в дневнике, Дэвис ответил; «iОшибоч-
ная теория. В России трезво смотрят на вещи. Там прини-
мают все меры, чтобы избежать войны, пока чувствуют
себя уверенными, что, имея конкретные, реалистичные
планы и очевидное превосходство в силах, могут совмест-
но с Англией и Францией нанести поражение Гитлеру в
случае войны или отпугнуть Гитлера, дав понять, что ему
придется воевать против трех государств сразу».
«Так или иначе, — резюмировал Дэвис, — по-видимому,
невозможно оказать какое-либо влияние на политическую
атмосферу в Лондоне». В мрачном настроении Дэвис вер-
нулся в Брюссель, чтобы телеграфировать Рузвельту:
«Я твердо убежден, что решающим фактором, которым ру-
ководствуется Гитлер в вопросе о том, быть миру или вой-
не в Европе в это лето, является то, заключат или не за-
ключат Англия и Франция конкретное соглашение с Со-
ветским Союзом, которое гарантировало бы западным
державам военную поддержку со стороны России в случае
нападения немцев на Польшу».
Давид Ллойд-Джордж, старый волк в британской по-
литике, 19 мая поднялся на трибуну в палате общин, что-
бы пожаловаться на медлительность кабинета. «Нам не
совсем ясна наша позиция, — заявил он. — Вся возня отно-
сительно русских подтверждает это. Мы плохо знаем, чего
хотим. Существует большое желание обойтись без России.
Еще месяц назад Россия предложила свою помощь. И мы
месяцами смотрели в зубы дареному коню... Была кампа-
ния умаления русской армии, русских ресурсов, русских
возможностей и русского руководства. Часть этой кампа-
нии проводилась открыто, однако в основном она велась
в домашнем кругу, конфиденциально. Мы никогда не за-
будем случай с Линдбергом... Правда заключается в том,
что у русских самый мощный воздушный флот в мире, у
224
них исключительно мощные танковые войска. И они пред-
лагают предоставить все это в паше распоряжение при
одном только условии, что с ними будут обращаться на
равных. Почему это не делается?.. Почему мы до сих пор
пе решили, что должны действовать с Россией на тех же
условиях, что и с Францией?.. И тогда шансы избежать
войны увеличились бы».
«Русские, русские — кажется, ни о чем другом никто
больше и не говорит!» —раздраженно заметил Чемберлен.
Он и Вильсон считали, что русские просто «хитрая куч-
ка», в сущности не стоящая того, чтобы из-за нее беспо-
коиться.
С другой стороны... на столе у Чемберлена лежали ито-
ги опроса, проведенного институтом Гэллапа несколько
дней назад, судя по которым 92% из опрошенных британ-
цев высказались за заключение пакта с Россией.
Утром 2 мая на квартире капитана Поля Стэлена в
Берлине зазвонил телефон. Говорил генерал Боденшатц.
«Можете вы немедленно, до того как поедете в посольство,
приехать ко мне? — спрашивал он. — Я буду у себя на
службе».
Когда спустя полчаса Стэлен вошел в кабинет Боден-
шатца, он заметил, что немец находится в состоянии воз-
бужденного напряжения. Едва Стэлен уселся, Боденшатц
резко спросил его, читал ли он речь польского министра
иностранных дел полковника Бека, произнесенную им не-
сколько дней назад. Француз утвердительно кивнул голо-
вой. Полковник Бек решительно отвергал немецкие обви-
нения в том, что англо-польское соглашение представляет
собой какую-либо угрозу Германии, и не видел никаких
достаточных оснований для расторжения Гитлером герма-
но-польского пакта о ненападении от 1934 года.
«Искусная речь, хорошо обоснованная, умело аргумен-
тированная, — сказал Боденшатц. — Но это как раз те до-
воды, к каким фюрер питает величайшее презрение. Мы
не можем согласиться с этими доводами, поскольку они
содержат вопиющее противоречие. Бек отлично знает, ка-
кова позиция Германии; фюрер говорил об этом достаточ-
но часто. И то, что мы хотим видеть урегулированным, это
вопрос о Данциге и соединении Восточной Пруссии с рей-
хом. Это можно было отрегулировать без излишних ослож-
15 Л. Мосли
225
нений, если бы не это англо-польское соглашение. А те-
перь...»
«Теперь вам придется начать войну, чтобы добиться
этого, — вставил Стэлен, — Вы это имеете в виду? Судя
по тону ваших газет, война не неизбежна?»
Боденшатц отрицательно покачал головой: «Нет. Дела
в настоящий момент сложились так, что, насколько это
касается Германии и Англии, мы просто не имеем пре-
имущества. Мы не так сильны, как вы, Англия и Фран-
ция, и особенно Франция. Вы решили выступать на сто-
роне Польши — это основной вывод из сложившейся об-
становки, который нас тревожит. В настоящий момент
войны не будет».
На этот раз Стэлен потерял ориентировку. Он не по-
нимал, зачем Боденшатц пригласил его к себе. Помощ-
нику военно-воздушного атташе было совершенно ясвог
что Боденшатц использовал его в качестве канала для ин-
формации французского правительства, но что означала
вся эта болтовня, кроме того, что нацисты озлоблены по-
ляками? «Что вы хотите мне сказать, генерал?»—спросил
Стэлен. «Что Гитлер не предпримет никаких действий,
пока не будет иметь всех козырей в руках».
Министр пропаганды Йозеф Геббельс, казалось, был
в отличном настроении, когда вышел из ресторана отеля
«Адлон» воскресным вечером 21 марта. Он отлично пообе-
дал в обществе хорошенькой блондинки, молодой киноак-
трисы, и подумывал о том, как провести остальную часть
вечера. Расставшись с хорошенькой актрисой, он при-
соединится к своей супруге в имперской канцелярии, где
каждый вечер собирались министры и другие влиятельные
лица, чтобы послушать фюрера, этого полуночника, пол-
ностью посвятившего себя одному делу и без устали гово-
рившего до первых отблесков рассвета. Геббельс был рад,
что Гитлер нашел в лице его жены близкого по духу слу-
шателя и что она всегда находилась где-то около фюрера;
это оправдывало отсутствие его самого (через нее он всегда
был в курсе последних настроений фюрера) и занимало
время фрау Геббельс настолько, что она не могла рас-
крыть похождений своего супруга. Он знал о ее подозре-
ниях относительно его действий — практически каждый в
Берлине сплетничал о его амурах с какой-нибудь моло-
226
дёнькой актрисой, нуждавшейся в высоком покровитель-
стве, по все равно было хорошо, что супруга занималась
своими делами, когда у пего были любовные свидания.
Геббельс со своей блондинкой пересекал гостиную оте-
ля, когда она обратила его внимание на пару в дальнем
углу комнаты. Венская актриса, только недавно прибыв-
шая в Берлин, чтобы сниматься в фильме на киностудиях
UFA, сидела вместе с Иоахимом фон Риббентропом, одпим
из злейших врагов Геббельса среди влиятельных людей
из окружения Гитлера. Министр пропаганды вспыхнул от
досады и, прихрамывая, быстро подошел к столу, поцело-
вал даме руку и затем натянуто приветствовал Риббен-
тропа.
«А я думал, что у вас назначена встреча на завтра, —
сказал Геббельс венской актрисе. — Не поэтому ли вы
собирались сегодня так рано ложиться спать?»
«А-а, — прервал его Риббентроп, — но это было еще до
того, как она узнала, что в Берлин приехал один ее ста-
рый друг».
«Какой старый друг?»
«Очень старый друг! — отвечал Риббентроп. — Такой
друг, в поддержании дружбы с которым, по моему мне-
нию, очень заинтересован фюрер. Конечно, вы знаете, что
траф Чиано только что прибыл из Рима? Завтра у нас
большая церемония. А между тем наш итальянский друг
устроил небольшой ужин в своем номере наверху. Просто
несколько человек из его друзей. Когда я сказал фюреру,
что один из давнейших и близких друзей графа,— он пред-
намеренно подчеркнул последние слова, — находится здесь
в Берлине, он настоятельно просил меня поставить графа
в известность об этом. — Риббентроп повернулся к актри-
се и похлопал ее по плечу. — Где вы виделись с пим в по-
следний раз? На Капри или на Лидо?»
Актриса взглянула на Геббельса несколько встревожен-
но, очевидно размышляя над тем, как скажется эта встре-
ча на ее карьере. Риббентроп посмотрел на них обоих,
изобразил на своем желтом лице подобие спокойной улыб-
ки и затем сказал: «Пойдемте, фрейлен, мы не можем за-
ставлять нашего итальянского друга ждать. Я слышал, ой
немного нервничает в связи с предстоящими церемо-
ниями» .
Граф Чиано действительно нервничал, и Риббентроп
ае без оснований предполагал, что только чары нривлё-
15*
227
нательной женщины могут рассеять обуревавшие его со-
мнения.
Как когда-то полковник Бек обвел вокруг пальца Не-
виля Чемберлена и лорда Галифакса, заставив их пойти
па заключение англо-польского соглашения на своих усло-
виях, точно так же теперь Германия собиралась надуть
Бенито Муссолини и Чиано. На следующий день Риббен-
троп и Чиано должны были подписать соглашение, кото-
рое станет известно как «Стальной пакт». Оно явилось
плодом переговоров между Герингом, Риббентропом, дуче
и Чиано, начатых в апреле и длившихся на протяжении
нескольких недель наряду со штабными переговорами
между военными руководителями обеих стран. Рассержен-
ный бесцеремонным обращением Гитлера с ним при под-
готовке захвата Праги и вместе с тем чувствуя смутную
тревогу по поводу переговоров Англии с Турцией о за-
ключении между ними пакта, Муссолини некоторое время
сопротивлялся; он опасался, и не без оснований, что Гит-
лер пытается втянуть его в войну, а он знал, что ни его
вооруженные силы, ни его народ не готовы к ней.
Однако для Гитлера подошло время принудить Италию
подписать такой пакт. Он был ему необходим, чтобы пока-
зать западным демократиям, что тоталитарные государства
объединены и полны решимости; все это было частью его
общего плана поставить Англию и Францию перед лицом
объединенного фронта и терроризировать их до тех нор,
пока они не уступят его требованиям.
Риббентроп знал, что Италия не проявляла желания
подписывать какое бы то ни было соглашение, которое
безоговорочно связало бы ее с нацистской Германией.
Итальянцы раскрыли английский дипломатический код и
передавали в Берлин все секреты Чемберлена, но они не
зпали, что немцы раскрыли код итальянцев и читали все,
что сообщал итальянский посол в Берлине своему мини-
стру в Риме.
Однако по хитрости итальянцы были не чета Риббен-
тропу. Встретившись с Чиано в Милане в начале мая, Риб-
бентроп утешил его тем, что решительно отмел какие бы
то ни было предположения, будто Германия собирается
начать войну. Он согласился с Муссолини, что, как и Ита-
лия, Германия не хочет ввязываться в войну с Западом
раньше 1942 или 1943 года. «Стальной пакт» просто про-
демонстрировал бы полное пренебрежение диктаторских
228
режимов к действиям западных демократий. Риббентроп
настолько преуспел в своих усилиях рассеять сомнения
Чиано, что тот позвонил по телефону своему тестю и сооб-
щил, что все идет хорошо и что немцы, как и они, убежде-
ны в необходимости сохранения мира по крайней мере в
течение ближайших четырех или пяти лет. Риббентроп
убедил его в том, сообщал Чиано, что Англия и Франция
через месяц-другой «потеряют интерес» к Польше, а Гер-
мания между тем оставит этот вопрос «на дозревание».
Это настолько успокоило дуче, что он совершил ту же
самую ошибку, что и Чемберлен при переговорах с Беком,
и немедленно известил итальянскую общественность да и
весь мир, что условия итало-германского пакта согласо-
ваны '.
Именно этого и ожидал Риббентроп; он тут же предло-
жил проект договора. Прочитав представленный проект,
Чиано заметил: «Я никогда не встречал подобного пакта;
это настоящий динамит». От пакта действительно отдавало
динамитом, ибо он обязывал второго участника автома-
тически вступать в войну, если один из двух оказывался
вовлеченным в боевые действия. «Если случится, против
желания и надежд договаривающихся сторон, — говори-
лось в одной из статей договора, — что одна из сторон
окажется вовлеченной в военные осложнения с третьей
державой или державами, вторая договаривающаяся сто-
рона придет ей на помощь в качестве союзника и окажет
помощь всеми своими силами на суше, на море и в воз-
духе».
Этот договор отдавал Италию в руки Германии. Точно
так же в подобном вопросе Англия оказалась во власти
Польши. Теперь вопрос мира или войны для Италии за-
висел от действий Германии и от того, как там интерпре-
тировали те или иные события. Гитлеру просто оставалось
решать, что значили «военные осложнения», а Муссолини
и Чиано присоединились к Чемберлену и Галифаксу в ка-
честве политических простофиль.
22 мая в имперской канцелярии пакт был торжествен-
но подписан Риббентропом и Чиано. Гитлер, Геринг, ад-
мирал Редер и генерал фон Браухич своим присутствием
1 На это его, несомненно, подтолкнуло заявление в палате
общин об англо-турецких переговорах относительно гарантий, и
заключение итало-германского пакта явилось, по мнению дуче,
удачным ответом на политику Англии. — Прим. авт.
229
засвидетельствовали акт подписания документа и обни-
мали «доброго итальянского брата». Вечером синьор Атто-
лико дал обед в итальянском посольстве. После того как
закончились тосты и речи, Чиано подошел к Риббентропу
и торжественно повесил ему на шею орден Благовещения,
высшую награду Италии, объявив: «Эта награда делает
вас кузеном нашего дорогого короля и императора Викто-
ра Эммануила!»
Герман Геринг, этот павлин третьего рейха, собирав-
ший на своем мундире ордена и медали, со слезами на
глазах смотрел через стол на красную ленту со сверкаю-
щими бриллиантами. «Этим орденом следовало наградить
меня! — сказал он. — Ведь это я создал германо-итальян-
ский альянс!»
Аттолико наклонился к фельдмаршалу и успокоил его,
пообещав, что замолвит словечко в нужном месте и он так-
же станет кузеном короля.
После подписания «Стального пакта» Гитлер удалился
в личные апартаменты и вызвал туда своих ближайших
советников, в том числе и Кейтеля.
Это совещание у Гитлера 23 мая 1939 года описывает-
ся историками как военный совет. И действительно, это
был военный совет, но рассматривалась на нем некая бу-
дущая война, а не та, которую Гитлер планировал на этот
год. Историки до сих пор были вынуждены обосновывать
свои выводы по этому совещанию на тех заметках, кото-
рые в свое время сделал адъютант фюрера полковник
Шмундт. В стенографических записях, сделанных Шмунд-
том, отсутствует один важный факт, который был известен
и ему и всем присутствовавшим на совещании: Гитлер
говорил не о плане военной кампании па 1939 год, а о
войне, которую Германия будет вести через три или четы-
ре года, в 1942, 1943 году или, возможно, даже позднее.
Если рассматривать это выступление именно в таком све-
те, исчезают, на первый взгляд, противоречия в высказы-
ваниях Гитлера, ибо, излагая свою политику в отношении
Польши и Данцига, он говорил о целях, которые должны
быть достигнуты в 1939 году. Но, говоря о политике в от-
ношении Англии, он имел в виду столкновение со своим
главным противником, которое произойдет через несколько
лет в будущем.
Гитлер держал в руках стакан е ячменным «тваром
лимонного цвета и пил маленькими глотками. Здороваясь
230
с входящими тенералами, оп продолжал еще некоторое
время пить эту жидкость — верный признак расстройства
пищеварения и нервов. Однако как только он заговорил,
исчезли все признаки нервозности. Он начал с краткого
обзора недавней истории Германии — нацистской версии
истории, и с того, как били разрешены идеологические
проблемы рейха.
«Равновесие великих держав нарушится, когда Герма-
ния потребует удовлетворить ее потребности и вновь вый-
дет па арену как великая держава. Все наши требования
рассматриваются сейчас как посягательства. Англичан пу-
гает не только угроза военной силы, но и угроза источ-
никам их экономического могущества, раскиданным по
всему миру. Однако англичанам не избежать этих опасно-
стей; да и пи один немец не станет уклоняться от неизбеж-
ного вывода: достижение наших экономических целей
невозможно обеспечить без вторжения в иностранные го-
сударства и без нападений на их владения».
Фюрер затем обратился к непосредственной проблеме
ликвидации Польши: «Предметом спора является вовсе не
Данциг. На повестке дня вопрос о расширении нашего
жизненного пространства на Востоке и обеспечений Гер-
мании продовольственной базой, о решении проблемы Бал-
тики; земли здесь плодородные, но в запущенном состоя-
нии, и систематизированная их эксплуатация немцами
приведет к огромному увеличению продовольственных ре-
сурсов.
Если судьба приведет нас к столкновению с Западом,
то обладание обширными районами на Востоке даст нам
огромные преимущества. Мы сможем пользоваться богаты-
ми урожаями на этих землях как в военное, так и в мир-
ное время. Население оккупированных районов не будет
привлекаться к военной службе и станет источником рабо-
чей силы.
Поэтому не может быть и речи о сохранении Польши,
и нам остается принять решение напасть на Польшу при
первой же возможности. Мы не можем ожидать повторе-
ния чешского варианта. В данном случае будет война. На-
ша задача состоит в том, чтобы изолировать Польшу.
Успех изоляции должен стать решающим фактором. По-
этому я, ваш фюрер, должен зарезервировать право дать
окончательный приказ на нападение. (Можно себе пред-
ставить, в каком топе и в каких выражениях он сказал
231
это своим генералам, которых несколько раз упрекал в
трусости и неумении.) При этом не должно быть допуще-
но одновременного столкновения с западными державами».
Обстановка в Данциге была сложной. Польская тамо-
женная служба контролировала Данцигский порт, а так-
же имела контрольные посты на всех дорогах из «вольного
города». Немцы не возражали против установления тамо-
женных постов вдоль польской границы, но таможенные
посты на дорогах из Данцига в Восточную Пруссию созда-
вали для них серьезные неудобства. В этих местах поляки
особенно тщательно контролировали движение в сторону
«вольного города», а именно здесь как раз немцы теперь
осуществляли тайную переброску оружия для подготов-
ляемого восстания и переворота с целью изгнать всех
польских чиновников, сместить верховного комиссара Ли-
ги Наций Карла Буркардта и объявить территорию Дан-
цига частью германского рейха.
На 20 мая 1939 года данцигские нацисты планировали
особенно большую переброску оружия. Они решили дей-
ствовать так, чтобы поляки не смогли им помешать.
В ночь перед самой переброской оружия отряд данцигских
коричневорубашечников окружил таможенный пост у
Колтгофа на границе с Восточной Пруссией и, когда поль-
ские таможенники улеглись спать, набросился на них.
Подняв их с постели и не дав им даже одеться, нацисты
загнали таможенников в грузовики, увезли в поле за не-
сколько миль и там отпустили. Здание таможни было
подожжено, а транспорты с оружием поспешно перевезе-
ны через границу и направлены к тайным складам в са-
мом Данциге.
На следующий день, когда напуганные до смерти поль-
ские таможенники рассказали о случившемся польскому
комиссару в Данциге Ходацкому, тот сразу же позвонил
нацистскому лидеру данцигского сената Артуру Грейдеру
и сообщил, что немедленно посылает своего заместителя
на место происшествия, чтобы определить причиненный
ущерб. Он потребовал от Грейзера выделить «усиленный
наряд полиции» для охраны заместителя комиссара на
время производства расследования; нацист ответил, что
полиция будет ждать его.
Но полиция не явилась. Вместо этого возле сгоревшего
232
здания таможни собралась огромная толпа; она молча на-
блюдала, как из машины вышел заместитель польского
комиссара и направился к дымящимся руинам. Едва он
скрылся из виду, из толпы послышались угрозы и злоб-
ные выкрики. Группа молодых штурмовиков приближа-
лась к автомашине с явным намерением поджечь ее. Шо-
фер, взглянув на приближавшихся нацистов, испугался,
выхватил пистолет и выстрелил. Молодой коричневоруба-
шечник замертво упал на землю.
Как раз это и нужно было Гитлеру. Вызвав к себе
министра пропаганды Геббельса и руководителя прессы
Отто Дитриха, он тут же предложил им начать антиполь-
скую кампанию. Данцигский сенат собрался на специаль-
ную сессию и послал польскому комиссару резкую ноту,
потребовав смещения заместителя комиссара, выплаты
компенсации и публичного извинения. Затем состоялись
похороны убитого коричневорубашечника; огромную по-
хоронную процессию возглавлял лидер данцигских наци-
стов гаулейтер Альберт Форстер, а Гитлер лично прислал
венок. На первых страницах нацистских газет как в Дан-
циге, так и в Германии вновь запестрели старые, уже зна-
комые заголовки о «зверствах» поляков.
«Существует мнение, что умиротворители (Саймон,
Хор и Гораций Вильсон) бновь обрели влияние», — писал
Гарольд Никольсон в своем дневнике в начале апреля
1939 года, касаясь политики Чемберлена в отношении
Германии. Спустя месяц он добавил: «Бауэр рассказал
мне, что слышал следующий диалог между двумя консер-
ваторами в палате общин: «Я полагаю, мы будем иметь
возможность избавиться от всей этой отвратительной исто-
рии с гарантиями Польше». — «Да, разумеется! Благода-
рите господа бога, что с нами Невиль!»
После небольшой паузы, понадобившейся умиротвори-
телям, чтобы вынести позор и унижения, связанные с ок-
купацией Праги, они вновь возобновили свои усилия по
умиротворению Германии, которые продолжались на про-
тяжении всей весны и лета 1939 года. Таинственные по-
сланцы из Англии, названные в целях предосторожности
«неофициальными» лицами или «просто деловыми людь-
ми», курсировали между Англией и Германией, предлагая
последней то крупные займы, то торговые соглашения;
233
эти предложения всегда сопровождались соблазнительной
формулой, что за подобными сделками в золоте могли бы
последовать политические соглашения. Одним из таких
посланцев английских умиротворителей был общий друг
Чемберлена и Вильсона некто Генри Драммонд-Вольф, ко-
торый, представляясь нацистским хозяевам по прибытии
в Берлин, поспешил объяснить им, что вторая часть его
двойной фамилии чисто арийская.
Все попытки английских умиротворителей легко отво-
дились, ибо немцы добивались более осязаемых доказа-
тельств британского сотрудничества с ними, чем простых
торговых соглашений. Вместе с тем почти не было сомне-
ний, что, если бы нацисты запросили более крупные взят-
ки, они бы их получили. В начале июля немецкий посол
Дирксен телеграфировал из Лондона: «В кабинете, а так-
же узком, но влиятельном кругу политических деятелей
проявляется стремление перейти от негативной позиции
к более конструктивной политике в отношении Германии...
Личность Чемберлена служит определенной гарантией
того, что английская политика не будет отдана в руки не-
разборчивых авантюристов».
К этому времени сторонники Чемберлена снова стали
активно добиваться проведения политики умиротворения.
«Как освободиться от обязательств по англо-польскому
соглашению? Почему вообще позволили Англии поставить
свою подпись иод этим соглашением? — Эти слова при-
надлежали молодому человеку и были произнесены им
в состоянии возбуждения, вызванного воздействием спирт-
ного, на приеме во французском посольстве в Берлине в
конце мая. — Почему? Почему вы его подписали, если не
собирались выполнять?» — вызывающе спрашивал не-
сколько захмелевший молодой человек.
«Мы его не подписывали. Не подписали его и англи-
чане, во всяком случае, пока еще не подписали, — отвечал
французский посол Кулондр. — Это гарантия против опре-
деленных случайностей».
«Не запутывайте меня словесными комбинациями, —
отвечал молодой человек. — Я знаю, что вы замышляете.
Вам не удастся одурачить меня. Я читал все документы».
Понимая, что находившиеся поблизости гости, среди
которых были и немецкие агенты, навострили уши, посол
жестом подозвал одного из своих помощников, и он увел
подвыпившего немца в приемную.
234
Подвыпившим молодым человеком был доктор Карл
Бемер. Он являлся начальником департамента иностран-
ной прессы в министерстве пропаганды и, в противополож-
ность своему непосредственному шефу Дитриху, любил
бывать в компании корреспондентов и иностранцев на-
приемах. Обычно после нескольких рюмок беседа с ним
приобретала конфиденциальный характер, он начинал го-
ворить о работе своего департамента и замыслах своих
шефов. Сначала иностранные корреспонденты в Берлине
воспринимали его сообщения с некоторым скептицизмом;
они были почти уверены, что немцы использовали Бемера
в качестве рупора, чтобы дать ход ошеломляющим, но
ложным сообщениям и поставить иностранных журнали-
стов в затруднительное положение. Но жизнь показала,
что предсказания Бемера почти всегда были правильны-
ми. Он служил первоисточником, пока его самого? снабжа-
ли информацией'.
В тот вечер в конце мая у Карла Бемера было о чем
рассказать Кулондру и французский посол получил доста-
точное основание послать в Париж очень важно© донесе-
ние. Правда, от Бемера он не узнал, что Гитлер изложил*
свои планы перед высшим командованием; но все же мог
сообщить на Кэ д'Орсэ, что фюрер совещался с Кейтелем
и Браухичем. Бемер сказал ему, что Дитрих получил до-
кладную о совещании, в которой говорилось, что «немец-
кие дипломатические представители за границей получили
указание распространять сообщение, что Франция и Ан-
глия не ввяжутся в войну из-за Данцига».
У Кулондра не было никаких сомнений относительно
хода мыслей Гитлера. «Если Польша проявит решитель-
ность, — телеграфировал посол в Париж, — то решение
Гитлера будет зависеть от того, подпишут ли англо-совет-
ский пакт».
Кулондр настаивал, чтобы французское правительство
приняло энергичные меры к успаху в переговорах в Мо-
скве о заключении соглашения с Россией и рекомендовало
Даладье убедить англичан сделать то же самое. «Гитлер
боится войны на два фронта, — говорил Даладье. — Но,
говоря о двух фронтах, он подразумевает два настоящих
фронта. Польша для него не настоящий фронт. Она не
1 В конце концов Гитлер отправил его за решетку за пьян-
ство и излишнюю болтливость. — Прим. авт.
235
представляет угрозы для Германии. Единственный про-
тивник на Востоке, которого Гитлер боится, — это Россия,
и Россию мы должны иметь на нашей стороне, если хотим
обеспечить себе безопасность». Полученную от Кулондра
информацию он немедленно передал английскому послу
в Париже и стал нажимать на него, чтобы тот воздейство-
вал на свое правительство с целью активизации перегово-
ров в Москве.
Антони Иден попался в ловушку, устроенную Чембер-
леном и Вильсоном в 1938 году, чтобы вынудить его уйти
в отставку; однако его влияние среди общественности и
в правительственных кругах за границей все еще было
значительным. Гитлер и Муссолини считали его несгибае-
мым противником своей политики; Сталин также знал
Идена и отдавал должное его проницательности. Впервые
они встретились в марте 1935 года и неплохо ладили
потом.
Хотя теперь Иден и не был членом правительства, он
считал вполне естественным, что его советы, как вести
переговоры с русскими, могли быть полезными. В начале
мая он позвонил лорду Галифаксу, своему преемнику в
Форин Оффисе, и последний пригласил его на ленч. Неза-
долго до этого Иден выступил в палате общин с речью, в
которой выразил стремление группы противников поли-
тики умиротворения добиваться скорейшего заключения
соглашения с Россией. Английское правительство дало
попять, что одним из препятствий для заключения пакта
является то, что Россия настаивает на совместных гаран-
тиях независимости других стран — Польши и Румынии.
Предлагаемое Иденом решение сводилось к «трой-
ственному союзу» между Англией, Францией и Россией,
основанному на полной взаимности, то есть если, напри-
мер, Россия подверглась бы нападению, Англия и Фран-
ция пришли бы ей на помощь; если Англия или Франция
подверглась бы нападению, то Россия помогла бы ей.
Если жертвой агрессии оказалась бы одна из других стран
Европы и она обратилась бы за помощью, то все три госу-
дарства должны были бы ясно заявить, что готовы оказать
необходимую помощь в полной мере имеющимися в их
распоряжении средствами. При подготовке такого согла-
шения, возможно, возникли бы возражения со стороны
Польши, но оно продемонстрировало бы Советскому Союзу
понимание западными демократиями его опасений относи-
236
тельно возможного заговора с целью побудить Германию
к нападению на Россию.
Именно с этими соображениями Антони Иден явился
па ленч к Галифаксу. Они оба были англичанами, их лич-
ные вкусы во многом совпадали, но в подходе к Совет-
скому Союзу их взгляды совершенно расходились.
«Почему бы вам не поехать в Москву, Эдвард, во гла-
ве нашей делегации?» — спросил Иден своего преемника.
Неприятный холодок пробежал по телу Галифакса.
У него, приверженца консервативного направления англи-
канской церкви, человека большой набожности, уже само
предложение вести дела с русскими — безбожниками вы-
зывало отвращение.
«В этом деле я был бы совершенно бесполезен, — отве-
тил он. — Они совершенно иные люди. Абсолютно не могу
вступать с ними в какие-либо отношения».
Иден заметил, что положение, которое занимает глава
делегации в государственном аппарате, должно показать
русским, что англичане идут на переговоры без каких-
либо предубеждений и серьезно.
«Если бы это устроило наше правительство, — сказал
Иден, — я сам был бы готов поехать. Конечно, при этом
подразумевается, что меня полностью введут в курс дел
и я буду точно знать, чего должен добиваться».
Галифакс ответил, что обязательно выскажет эту идею
премьер-министру, и, как показалось Идену, был намерен
рекомендовать такой вариант.
«Вскоре я узнал, — пишет Иден, — что Чемберлен не
согласился с этим предложением». Однако Галифакс все
же заверил Идена, что для усиления английской делега-
ции на переговорах будет послан «хороший человек». На-
чались самые различные предположения. Английский
парод ждал. Может быть, правительство наконец стало
серьезно подходить к вопросу о переговорах с Россией?
Москва и Берлин наблюдали и выжидали.
7 июня 1939 года было объявлено, что Уильям Стрэнг
из Форин Оффиса едет в Москву. Тот факт, что из послед-
них четырех поездок Стрэнга за рубеж в трех он сопро-
вождал Невиля Чемберлена во время его визитов к Гит-
леру, вряд ли убедил людей в Кремле, что начнется серь-
езный разговор о соглашении.
Утром 14 июня Стрэнг со своим помощником Фрэнком
Робертсом прибыл в Москву и направился прямо в англий-
237
екое посольство, где должен был присоединиться к делега-
ции, возглавляемой английским послом в Москве Уилья-
мом Сидзом. Именно Сидз вел переговоры (правильнее
сказать, не вел, а не давал им окончательно заглохнуть)
с Советским правительством с тех пор, когда в апреле Га-
лифакс отверг предложение СССР о заключении трой-
ственного пакта. Посол был больным человеком и, хотя
делал все, от него зависящее, не мог скрыть того факта,
что полученные им из Лондона указания требовали от него
скорее тормозить ход переговоров, чем добиваться прогрес-
са. Он с облегчением встретил Стрэнга, потому что надеял-
ся, что тот приехал с более серьезными инструкциями.
Такие же надежды питал прибывший в Москву новый
французский посол Поль-Эмиль Наджиар; он выехал из
Парижа с указанием добиться от Москвы соглашения и
подталкивать англичан сделать то же самое. Когда Стрэнг
вышел из своей комнаты в доме посла, он увидел, что
Сидз пригласил к себе своего французского коллегу, кото-
рый тут же напрямик спросил Стрэнга, действительно ли
английское правительство хочет заключить соглашение
с Советским Союзом или оно намеревается просто тянуть
переговоры без конца.
Стрэнг заверял Наджиара:
«Мы, возможно, и несколько более осторожны, чем
французское правительство, но, конечно, мы хотим создать
мирный фронт в Восточной Европе».
«Вместе с Россией?»
«С помощью Советской России, при условии, что бу-
дем иметь возможность это сделать с должной предусмот-
рительностью и без ущерба для своего авторитета».
Что он точно подразумевал под этим, не мог объяс-
нить даже сам Стрэнг двадцать восемь лет спустя.
15 июня Уильям Сидз, посол Наджиар и Уильям
Стрэпг направились в Кремль. Это была первая встреча
Стрэнга с Народным комиссаром по иностранным делам
СССР.
4. Заговорщики встревожены
Среди сотрудников министерства иностранных дел был
шпион. По иронии судьбы его звали Мартином Лютером.
Он не имел никакого опыта работы в системе этого мини-
238
стерства, но являлся близким другом Риббентропа. Лютер
имел отвратительную репутацию как в нацистской партии,
так и в деловом мире, откуда он появился в ведомстве
Риббентропа. Это было ничтожество, с помощью различ-
ных грязных приемов карабкавшееся вверх по лестнице
нацистской партии и одновременно с этим воровавшее
деньги из партийной кассы; только благодаря вмешатель-
ству Риббентропа он избежал наказания за хищение
средств из партийных фондов. Лютер дважды, сначала
в Берлине, затем в Мюнхене, организовывал небольшие
фирмы и оба раза терпел банкротство.
Тем не менее Риббентроп взял Лютера на работу в ми-
нистерство иностранных дел в ранге советника, а в 4938 го-
ду поставил его во главе «департамента Германия» 1.
Риббептроп дал понять всем сотрудникам своего ведом-
ства, что это — его первый шаг в процессе «нацификации»
всего учреждения: «Я хочу иметь здесь предаппых наци-
стов, которые будут осуществлять нацистскую внешнюю
политику, вместо всех вас> почетных членов партии».
Это было сказано в адрес помощника министра ино-
странных дел Эриха Кордта, и тот понял, что ему следует
удвоить осторожность. На службе уже нельзя было обсуж-
дать ничего, кроме официальных вопросов, ибо Мартин
Лютер все телефоны подключил в систему подслушивания.
Он уже засек неосторожные заявления нескольких млад-
ших сотрудников министерства и доложил об этом началь-
ству; если старшие чиновники уходили из своих кабине-
тов, то от излишне любопытного ока Лютера невозможно
было скрыть содержимое ни столов, ни сейфа, ни клочка
бумаги.
Эриху Кордту удалось предупредить о Лютере своего
брата Тео, работавшего в немецком посольстве в Лондоне,
а также проинформировать Канариса, одного из противни-
ков Гитлера.
Канарис не нуждался в напоминаниях о соблюдении
осторожности. До самой весны заговорщики часто встре-
чались у него в доме на Дианаштрассе, в южной части
Берлина, но потом оп перенес встречи в другое место. Хо-
1 Этот департамент являлся связующим звеном между мини-
стерством иностранных дел Германии и ведомством Гиммлера и
Гейдриха. В 1943 году он был преобразован в протокольный отдел
возглавляемого Эйхманом управления по вопросам еврейской эми-
грации. — Прим. авт.
239
тя Канарис являлся начальником военной разведки, даже
он не мог чувствовать себя огражденным от вездесущего
ока ведомства Гиммлера и Гейдриха. «В последнее время
Гейдрих слишком любезен, — заметил Канарис. — Он все
время приглашает меня с женой к себе на обед. Он, дол-
жно быть, с подозрением относится ко мне».
Каждое утро заговорщики встречались в Тиргартене,
недалеко от месторасположения служб абвера на Тирпит-
цуфере. Чтобы не привлекать внимания к себе, они зани-
мались верховой ездой: Канарис, седой, румяный, отлич-
ный наездник; полковник Ганс Остер, его главный помощ-
ник, не совсем успешно управлявший своим неспокойным
пони; генерал Гальдер, начальник генерального штаба, ве-
личественная фигура на лошади; и Кордт, прирожденный
всадник.
После войны Нюрнбергский трибунал и историки по
различным политическим соображениям выразили сомне-
ние в отношении всей истории с заговорщиками и отстра-
нились от рассмотрения этого вопроса. В то время даже
само слово «немец» приводило в ярость людей во всем
мире, вызывая в воображении картины унижения евреев,
концентрационных лагерей, репрессий и массовых убийств.
Призпать существование заговора в такой атмосфере —
это все равно, что признать наличие святых, работающих
в аду.
На самом деле заговорщики вовсе не были святыми.
Они преследовали вполне земные цели: они только надея-
лись спасти Германию, считая, что политика Гитлера ве-
дет страпу к гибели, ибо он в конце концов вынудит Ан-
глию вступить в войну и тем самым поставит Германию
перед неизбежной гибелью. Заговорщики были уверены,
что каждый враждебный шаг, которым делался вызов силе
и влиянию Англии в Европе — оккупация Судетской об-
ласти, аннексия Чехословакии, захват Мемеля, — все силь-
нее будет побуждать Англию занять решительную пози-
цию противодействия Гитлеру. Заговорщики считали, что
военный конфликт, который неизбежно последует, приве-
дет и Англию и Германию к большевизации, а этого они
не хотели допустить. До Мюнхенского соглашения заго-
ворщики готовили переворот; они намеревались высту-
пить в тот момент, когда Гитлер начнет войну против Ан-
глии и Франции из-за Судетской области. Неожиданное
решение Чемберлена уступить требованиям Гитлера не
240
явилось главным фактором, сказавшимся на их решимо-
сти. Заговорщики едва ли могли рассчитывать на то, что
немцы поднимутся против Гитлера как раз в тот момент,
когда фюрер добился всего, чего требовал, не произведя
ни одного выстрела.
Можно было подумать, что теперь антинацистская оп-
позиция рухнет. Однако на самом деле этого не произо-
шло; как ни странно, но заговорщики не потеряли своей
веры в Англию.
Руководители разведки вроде Канариса и профессио-
нальные дипломаты вроде Кордта продолжали надеяться
на ее сотрудничество в их борьбе с национал-социализ-
мом. Как могло быть иначе? Разве не было совершенно
очевидно, что остановить Гитлера было вопросом жизни
или смерти для Британской империи?
Так рассуждали заговорщики, и они были совершенно
правы. Единственная беда заключалась в том, что их точ-
ку зрения не разделяли ни Чемберлен, ни Вильсон.
«Невиль Чемберлеп — просто тупица, — сказал Кана-
рис во время одной из утренних прогулок в Тиргартене.
Он только что прочитал сообщение об английских гаран-
тиях Польше. Как эти гарантии могли решить хоть что-
нибудь? — Неужели Чемберлен думает, что этим запугает
Гитлера, — продолжал Канарис, — что Гитлер теперь по-
вернется и скажет: «Ну, хорошо, так и быть, я уступаю.
Вы загнали меня в угол. Видимо, я не могу сражаться на
двух фронтах!»? — Адмирал остановил свою лошадь и
обернулся к Кордту: — Польша — это не второй фронт!
Это не то, чего боится Германия! У меня вся необходимая
информация о поляках, какая кому-либо нужна, и я пере-
даю ее верховному командованию сухопутных сил. Поль-
ша не представляет угрозы для Германии! Мы можем
пройти через Польшу как нож сквозь масло. Что это за
тупицы в Лондоне! Если они хотят сковать Германию, а
я думаю, что теперь это единственный способ остановить
Гитлера, то это нужно делать не венком из маргариток.
Нужны стальные обручи. В Варшаве они найдут только
веночек из маргариток».
Генерал Гальдер присоединился к ним, и легким гало-
пом все направились к конюшням.
«Я думаю, — сказал он, — нашему другу следует еще
раз поехать в Лондон. Англичане, кажется, считают, что
соглашение с Польшей решит все. Оно ничего не даст».
16 Л. Мосли
241
«Только аягличапе, кажется, совершенно не понимают
этого, — ответил Канарис—Болваны! Глупцы!»
«Некоторые из моих друзей и я вот о чем думаем, —
начал Гальдер. — Трудно поверить в пакт между англича-
нами и русскими, но это единственная мера, которая те-
перь может остановить Гитлера. Он разговаривал с Кей-
телем и Браухичем. Они говорят, что до тех пор, пока
англичане и русские не выступят вместе, для фюрера путь
остается свободным. Он, безусловно, откажется от своих
намерений, если и русские выступят против нас. — Он
кивнул Кордту. — Вам следует довести это до сведения
англичан. Мне не хочется думать о Германии, раздавлен-
ной между Западом и большевиками, однако это, по моему
мнению, единственный способ избежать войны».
«Можете вы поехать?» — спросил Канарис Кордта.
«Я поговорю с Вейцзекером»,—ответил Кордт.
15 июня Эрих Кордт вылетел в Англию, получив раз-
решение от барона фон Вейцзекера навестить своего брата
Тео «по семейным делам». Эта поездка до сих пор еще не
получила должпой оценки, хотя Кордт получил известие
огромной важности и вернулся в Берлин с информацией,
которая в последующем оказала решающее влияние на ан-
тигитлеровскую оппозицию в Германии.
Тео встретил своего брата в аэропорту Кройдон, и они
поехали на улицу Кадоган Гарденс, в официальную рези-
денцию Тео, находившуюся рядом с немецким посоль-
ством. Позднее они вышли погулять в Кенсингтонский сад
и, следуя по дорожке возле Круглого пруда, где дети во-
зились со своими игрушечными лодочками под неустан-
ным взглядом нянек, они говорили и говорили о немецких
проблемах. В тот вечер, выйдя из посольства, они напра-
вились по спокойным улицам Кенсингтона к Корнуэль-
скому саду. Здесь в старинном здании времен эпохи одного
из английских королей Эдуардов жил их уэльский друг
доктор Филип Конуэлл-Эванс. Братья Кордт знали его
многие годы.
Конуэлл-Эванс и раньше действовал в качестве связ-
ного Тео Кордта при его неофициальных контактах с ан-
глийским правительством. Он ни разу не подвел братьев
Кордт, благодаря его добрым услугам Эрих Кордт дважды
встретился и беседовал с Робертом Ванситартом, а также
с Горацием Вильсоном и лордом Галифаксом. На этот раз
Эрих опять просил организовать ему встречу с Ванситар-
242
теш, ибо,хотя братья и знали, что он отодвинут на задний
план, считали его наиболее надежным каналом связи с ан-
гличанами.
И вот теперь, как только служанка открыла дверь
братьям Кордт, появился Копуэлл-Эванс и сообщил, что
Ванситарт только что звонил и будет здесь с минуты на
минуту.
Действительно, в передней раздался звонок, в комна-
ту вошел Роберт Ванситарт. Как всегда, он приехал на
такси, прихватив с собой детектива из специального отде-
ла Скотленд-Ярда. Теперь детектив ждал его в машине
на противоположной стороне дороги. Главный дипломати-
ческий советник английского правительства тепло поздо-
ровался с братьями Кордт, однако Эриху показалось, что
на сей раз англичанин крайне обеспокоен. Некоторое вре-
мя они обсуждали политические события, происшедшие
в последние несколько месяцев, и затем, воспользовавшись
случайным упоминанием о Польше, Кордт-младший за-
говорил о существе послания, привезенного им из Гер-
мании.
Он подчеркнул, что приехал не для изложения своей
собственной точки зрения на ход событий, а как предста-
витель от группы весьма влиятельных людей в Германии,
втом числе таких, как Шахт, Канарис, Бек и Гальдер'.
Эрих Кордт сказал, что все они против политики Гитлера,
так как убеждены, что она приведет к войне, и хотят объ-
единиться в своих усилиях с Апглией, чтобы сорвать пла-
ны фюрера.
«С этой целью, — продолжал Эрих, — мы еще с домюн-
хенских времен настаиваем, чтобы Англия совершенно
недвусмысленно продемонстрировала перед Гитлером, что
дальнейшее продолжение им агрессивной политики в Ев-
ропе будет встречено решительным противодействием все-
ми средствами вплоть до объявления войны».
«Конечно, сегодня, может быть, уже немпого поздно-
вато, но разве мы, наконец, не сделали это нашими гаран-
тиями Польше?» — спросил Ванситарт.
1 Генералы Бек, Гальдер, адмирал Канарис, входившие в раз-
ное время в группу военных, находившихся в оппозиции к Гит-
леру, были ревностными исполнителями агрессивных планов гит-
леровского руководства: генерал-полковники Бек и Гальдер — на
посту начальника генерального штаба сухопутных войск, Кана-
рис — на посту начальника армейской разведки и контрразвед-
ки. — Прим. ред.
16*
243
«Однако, предоставляя Варшаве такие гарантии, вы ей
в г,! дали карт-бланш в определении агрессии. Из ваших рук
выхвачена инициатива. В Польше имеются безответствен-
ные элементы. С тех пор как вы объявили о своих гаран-
тиях полякам, наша группа очень обеспокоена, что те мо-
гут спровоцировать какой-нибудь инцидент, просто такой,
который послужил бы Гитлеру предлогом для нападения
на Польшу».
«Я думаю, вы излишне беспокоитесь, — заметил Ван-
ситарт. — Мы держим поляков в руках, и довольно креп-
ко, наше влияние в Варшаве достаточно сильно. Могу вас
заверить, что и польские руководители держат под жест-
ким контролем безответственные элементы в стране».
Это заявление пе удовлетворило Кордта, и он тут же
дал понять, что, когда он и его друзья в Германии гово-
рили о твердой позиции англичан, они меньше всего имели
в виду гарантии Польше: «По поручению нашей группы,
я должен сказать, что мы с сожалением наблюдали за
этой самой политикой гарантий, которую английское пра-
вительство начало осуществлять с апреля. Гарантии, пре-
доставленные Великобританией Восточной и Юго-Восточ-
ной Европе (Польше, Румынии, Греции и Турции), будут
еще сильнее подталкивать Гитлера к агрессии».
Ванситарт благодушно дал понять, что это его пе осо-
бенно беспокоит; в конце концов, по его мнению, лучше
напуганная, чем самоиадеянно-воинствепная Германия.
Эриху Кордту потребовалось некоторое время, чтобы разъ-
яснить, что пугаться изоляции Германии начинает немец-
кий народ, а не Адольф Гитлер — по крайней мере до тех
пор, пока эта изоляция осуществляется такими странами,
как Польша, с которыми Гитлер может разделаться в лю-
бой момент.
«Чего он боится, так это России», — сказал Кордт.
Ванситарт насторожился.
«Мои друзья нисколько не сомневаются в мирных на-
мерениях английского правительства и в отсутствии у Ан-
глии агрессивных планов, — продолжал Кордт. — Иначе
они были бы обеспокоены теми шагами, которые были
недавно предприняты Англией в отношении Советского
Союза. После некоторого размышления и не без опреде-
ленных колебаний они одобрили эти шаги Англии».
Ванситарт театральпо приподнял свои брови, как 0ы
говоря: «Как это великодушно!»
244
Тем не менее немец продолжал: «Однако моих друзей
действительно беспокоит тот факт, что, начав переговоры
с русскими, англичане еще не добились никаких резуль-
татов.— Он сделал небольшую паузу, ибо подходил к глав-
ному вопросу, ради которого рискнул приехать в Ан-
глию. — Вы, конечно, понимаете, что для Гитлера будет
логичным попытаться помешать этим переговорам. Он не
постесняется пойти на компромисс со Сталиным. — Кордт
глубоко вздохнул и добавил: — Мы располагаем самыми
достоверными данными, что Гитлер уже предпринял кое-
какие шаги, чтобы подготовить почву для переговоров с
Советским Союзом, а ваша сторона пока что ничего не
предприняла, чтобы помешать этому. Я, как и мои друзья,
хотел бы предупредить вас, что, если вы не создадите эту
разнородную коалицию \ вспыхнет война». Затем, после
некоторой паузы, он добавил по-английски: «Это мне из-
вестно из первоисточника».
Теперь в разговор включился Тео Кордт, чтобы под-
черкнуть, что ни один добрый немец, а он и его друзья
считали себя добрыми немцами, не мог бы чувствовать
себя спокойно при мысли, что его страна окружается За-
падом и Советским Союзом. Тем не менее англо-совет-
ский пакт являлся, по их мнению, единственным способом
помешать претворению в жизнь военных замыслов Гит-
лера, и, чем быстрее этот пакт будет заключен, тем лучше
для всего мира.
Ванситарт, очевидно, воспринял критику Эрихом Корд-
том гарантий Польше неблагоприятно — и это вполне есте-
ственно, ибо он твердо верил в эти гарантии и считал
поляков сильным союзником. Однако теперь, когда братья
Кордт продолжали настаивать на быстром заключении
соглашения с Россией, он неожиданно сказал: «Вам нет
необходимости беспокоиться. На этот раз у Гитлера нет
шансов обмануть нас. Он не застанет нас врасплох. — За-
тем он добавил слова, которые Эрих Кордт с воодушевле-
нием передал в Германии своим соратникам по загово-
ру: — Не волнуйтесь. Могу заверить вас, что мы совер-
шенно определенно заключим пакт с Советским Союзом».
Это была явная ложь; переговоры шли скверно. И до
сегодняшнего дня Эрих Кордт не может понять, почему
1 Под этим подразумеваются объединенные силы Англии,
Франции и Советского Союза, сколь ни разные были у них идео
логии. — Прим. авт.
245
Ванситарт столь преднамеренно ввел: его в заблуждение.
Но в то время од поверил ему и по .возвращении в Герма-
нию сообщил Канарису и Гальдеру, чтобы те пе беспокои-
лись, ибо соглашение с русскими уже, по существу, в
портфеле английского правительства.
После этого заговорщики успокоились: независимо от
того, как бы в дальнейшем Гитлер ни хвастался и запуги-
вал, войны в этом году не будет, так как он никогда не
рискнет воевать на два фронта.
В апреле полковник Бек солгал Невилю Чемберлену,
чтобы получить гарантии от Англии. Затем очередь лгать
настала для англичан и французов.
14 мая польский военный министр генерал Тадеуш
Каспржицкий прибыл в Париж во главе польской деле-
гации, чтобы начать переговоры с французским генераль-
ным штабом. Поляки приехали скорее по собственной ини-
циативе, чем по приглашению французов, для которых
перспектива обсуждения военных проблем с поляками
была крайне неприятной: поляки, безусловно, немедлен-
но спросили бы, что предпримет их союзник в случае на-
падения Германии, то есть когда, как и какими силами
французы предпримут контрнаступление.
И действительно, именно это поляки и спросили. Фран-
цузский министр авиации генерал Выолемеп, с трудом
проглотив ком в горле, избегая встретиться взглядом с на-
чальником генерального штаба генералом Гамеленом,
заявил, что Польша может быть спокойна и уверена в том,
что в пределах нескольких часов после нападения Гер-
мании Франция поднимет в воздух свои военно-воздушные
силы. Тогда генерал Каспржицкий обратился к Гамеле-
ну: а как насчет французской армии? Естественно, она
нанесет удар по немецким позициям, противостоящим ли-
нии Мажино. Но когда и какими силами? На этот вопрос
Гамелен ответил уклончиво, сказав, что наземные войска
будут подготовлены так же, как и ВВС, чтобы помочь
союзнику.
Офицер польского генерального штаба полковник Юзеф
Яклиж спросил:
«Как скоро может быть нанесен удар?»
«Не раньше, чем спустя семнадцать дней после напа-
246
детгия;—ответил' Гамелен. — До этого Мы будем предпри-
нимать отвлекающие действия, но по прошествии семна-
дцати суток мы можем обещать предпринять массирован-
ное наступление против линии Зигфрида силами тридцати
пяти — тридцати восьми дивизий».
«Темпы не очень высокие, — заметил Каспржицкий, —
но это уже хоть что-то».
Затем Гамелен подписал соглашение с поляками, в ко-
тором имелась такая фраза: «Как только Германия напа-
дет па Польшу, Франция своими главными силами перей-
дет к наступательным действиям против Германии (начи-
ная операции на пятнадцатый день после объявления,
общей мобилизации во Франции)».
Это был прямой обман: ни генерал Гамелен, ни фран-
цузский генеральный штаб не имели даже намерения от-
крывать второй фронт ради поляков, и об этом они уже
поставили в известность англичан в ходе англо француз-
ских штабных переговоров, которые продолжались в Лон-
доне. Англичане согласились с ними, Вице-маршал авиа-
шут Джон Слессор писал начальнику штаба ВВС Англии
маршалу авиации Сирилу Ньюуоллу: «Война на два фрон-
та для Германии могла бы стать куда менее грозным де-
лом, чем это может показаться с первого взгляда, особенно
если немцы вначале полностью перейдут к обороне на За-
паде, пока не разделаются с Польшей. В этом случае ини-
циатива на Западе будет находиться в руках союзников,
по очень трудно сказать, что полезного мы могли бы сде-
лать». Слессор предложил, чтобы штаб ВВС Англии пре-
дупредил полковника Бека, что «полякам придется пол-
ностью полагаться на свои собственные силы в обороне
своей территории».
Ньюуолл передал это предложение на рассмотрение
английского кабинета, однако поляки так и не были пре-
дупреждены. Начальник имперского штаба сухопутных
войск генерал Эдмунд Айронсайд спустя несколько недель
прибыл в Варшаву и присутствовал на маневрах польской
армии и военно-воздушных сил. Он был глубоко подавлен,
видя, как галопом проносится по торфянику кавалерия, за
которой следует некоторое количество «консервных ба-
нок» — танков сомнительной надежности, в то время как
над головой польские летчики выполняют акробатические
трюки на устаревших самолетах. Тем не менее на следую-
щей день во время визита маршалу Р'ыдз-Смиглы и пол-
247
ковнику Беку он «начал речь с заверений, что Польша
может полностью полагаться на Великобританию».
Невиль Чемберлен планировал проведение общих вы-
боров в ноябре под лозунгом: «С Чемберленом сохраним
мир во всем мире». Однако прежде чем премьер-министр
мог пуститься в поездку по стране и начать кампанию за
свое переизбрание, нужно было распутать кое-какие на-
доедливые вопросы, в том числе и вопрос о гарантиях, ко-
торые Англия дала некоторым странам Восточной Европы.
Вильсону, как и его шефу на Даунинг-стрит, 10, казалось,
что сделанное в апреле опрометчивое обещание выступить
вместе с Польшей против Германии было не что иное, как
затруднение для самих себя. Это обещание поощряло упор-
ство поляков, особенно в вопросе о Данциге. Чемберлен и
Вильсон были склонны согласиться с Гендерсоном, откры-
то говорившим как в своих донесениях Лондону, так и в
разговорах с нацистскими официальными лицами, что «од-
ному богу известно, во что нам обойдется Польша», если
не удастся убедить поляков «немного меньше» хвастаться
своей храбростью и «немного больше» размышлять над
реальностью своего географического положения.
Решить проблему, как представлялось Вильсону, мож-
но было либо убедив поляков идти на уступки, либо при-
няв новые меры в отношении англо-германского сотрудни-
чества.
Ведь несмотря на переговоры в Москве, Чемберлен
и его окружение все еще мечтали об установлении дру-
жественных отношений с Германией.
Гендерсон предложил премьер министру написать Гит-
леру письмо и даже послать проект предполагаемого со-
глашения, отметив при этом: «Совершенно очевидно, что
доверие и спокойствие в Европе могут быть восстановлены
только посредством англо-германского сотрудничества. Для
этого правительство его величества... проявит готовность
обсудить с правительством Германии такие проблемы, как
ограничения в вооружениях, торговые барьеры, сырье,
жизненное пространство и, наконец, вопрос о колониях,
при условии, что вы, господин рейхсканцлер, согласны
в свою очередь определенно заверить меня в своих мир-
ных намерениях».
На этот раз Чемберлен, боясь попасть в ловушку, был
очень осторожен. Если бы до английской общественности
дошло хоть одно слово о том, что он пишет дружеские
248
письма фюреру, его поглотила бы волпа общественного
возмущения. Поэтому он искал более скрытый «модус ви-
венди», и Гораций нашел ему то, что он искал.
Случилось так, что летом 1939 года начальник торго-
вого отдела министерства иностранных дел Германии Гель-
мут Вольтат прибыл в Лондон в качестве представителя
своей страны на международную конференцию по кито-
бойному промыслу. Вольтата направили в министерство
торговли, где его ожидал Роберт Хадсон. То, что произо-
шло в последующие несколько недель, ясно указывало на
путь, по которому стремился пойти английский кабинет
в своих усилиях добиться любого соглашения с Германией.
Роберт Хадсон, министр внешней торговли, был про-
тивником политики умиротворения, однако являлся одним
из тех служащих, которые, очевидно, больше ценили свое
служебное положение, чем свои убеждения. Он скорее
стал бы молчать, чем подавать в отставку; значительную
часть своего служебного времени он проводил вне каби-
нета и вне парламента, поругивая своих коллег по каби-
нету, а остальное время с ними же тратил на обеспечение
поддержки политики Чемберлена. Его, должно быть, огор-
чала необходимость вести переговоры с Вольтатом и убеж-
дать последнего, что, в сущности, Англию и Германию
разъединяло не что иное, как крупный заем, который Ан-
глия предложит, а Германия проглотит; но Хадсону было
предложено вести переговоры именно в таком духе, и он
это делал. Не успел Вольтат переварить приятную новость
о займе, как получил депешу, в которой Гораций Вильсон
предлагал ему встретиться, но не на Даунинг-стрит, 10, а
у себя дома в Кенсингтоне. Когда Вольтат явился в ука-
занное место, Вильсон особо подчеркнул, что тайные
встречи одобрены самим премьер-министром, но факт ве-
дения переговоров Англии с Германией ни при каких об-
стоятельствах не должен стать достоянием прессы или
французского правительства. «Политическое будущее ми-
стера Чемберлена находится в ваших руках, — сказал
Вильсон. Если сведения об этих переговорах просочатся
в прессу или о них узнают французы, разразится огром-
ный скандал и мистер Чемберлен будет вынужден уйти
в отставку».
Вильсон не привел никакого оправдания тому факту,
что, ведя переговоры с Вольтатом на таких условиях, он
и Чемберлен преднамеренно обманывали своего француз-
249
ского союзника. Но это еще не все; они также обманывали
свой собственный Форин Оффис, английский кабинет и
парламент; правда, Чемберлен уже давно перестал беспо-
коиться по этому поводу.
Последующие события наглядно показывают методы
работы Чемберлена и его когорты и дают объяснение тому
обстоятельству, что очень немногие из их махинаций мож-
но детально проследить в официальных документах, когда
британское правительство в конце концов откроет к ним
доступ. О своих последующих переговорах с Вольтатом,
а затем с немецким послом фон Дирксеном Гораций Виль-
сон направлял определенные донесения в Форин Оффис,
«чтобы держать его в курсе». Но даже сегодня Вильсон
признает, что те донесения были, «возможно, несколько
неполными», и любой, кто заглянет в соответствующие
немецкие донесения, которые являются исключительно об-
стоятельными, не может не согласиться, что английские
донесения лишены многих деталей и существенных фак-
тов.
Например, во время одной из встреч в доме Вильсона
он сказал Вольтату, что, несмотря на всю шумиху в прес-
се, все еще имеется возможность англо-германского со-
трудничества; необходимо только определенное усилие,
чтобы создать условия, «которые сделают такое сотрудни-
чество осуществимым».
Вильсон доносил в Форин Оффис об этой части беседы,
однако то, что было во второй части беседы, в английских
документах отражения не нашло.
В ходе беседы секретарь Вильсона принес ему мемо-
рандум, заранее подготовленный им самим и Чемберле-
ном без согласования с Форин Оффиеом или с членами
кабинета.
Содержание меморандума заставило Вольтата подско-
чить от удивления, а Дирксен послал Риббентропу
срочное донесение. Сообщение не вызвало у Гитлера взры-
ва хохота только потому, что он и не ожидал ничего ино-
го; немецкий канцлер предвидел именно этот шаг со сто
роны Чемберлена, когда убеждал своих генералов, что
Англия не будет воевать.
Вильсон предлагал начать секретные двусторонние
переговоры с Германией, о которых ничего не должны
были знать пи Франция, ни Италия и, уж конечно, пи
русские, ни поляки. Вильсон даже предложил провеети
250
переговоры в какой-либо нейтральной стране, на-нример
в Швейцарии '.
Английское правительство все еще считало, что день-
ги были тем смазочным материалом, которым следовало
подмазать англо-германские отношения. Такой подход был
вполне естественным, поскольку именно этим смазочным
материалом пользовались Чемберлен и Вильсон большую
часть своей жизни, чтобы подмазывать колеса торговли:
Чемберлен — в качестве министра финансов, Вильсон —
в качестве представителя министерства торговли на пере-
говорах с упорствующими профсоюзными лидерами.
Поэтому Хадсону было предложено позвякивать моне-
той перед немцами в перерывах между конфиденциальны-
ми встречами Вильсона с Вольтатом и Дирксеном. Под-
робности этого вопроса относятся к числу любопытных,
еще не выясненных полностью загадок того периода. Ка-
кую сумму Хадсон предложил немцам — 500 миллионов
или 1 миллиард фунтов стерлингов? Как, учитывая боль-
шую секретность, на которой настаивали Чемберлен и
Вильсон, вся эта история просочилась в прессу? Ведь не-
1 Оценивая позицию Англии на англо-германских секретных
переговорах (они тайно велись английским правительством одно-
временно с англо-франко-советскими переговорами в Москве) в
Лондоне летом 1939- года, германский посол в Англии Дирксен
отмечал в составленной им позднее записке, что инициатива атих
переговоров исходила от ближайшего соратника и советника Чем-
берлена Вильсона, который развил программу широкого урегули-
рования англо-германских отношений. «Программа, — писал Дир-
ксен, — предусматривала соглашения политического, военного и
экономического характера. В политической сфере предусматри-
вался пакт о ненападении, чтобы дать возможность англичанам
постепенно отделаться от своих обязательств перед Польшей...»
Иными словами это означало, что правящие круги Англии демон-
стрировали свой отказ от выполнения выданных гарантий в то
самое время, когда еще не высохли чернила, которыми были
подписаны английские гарантии Польше. Особое место наряду
с пактом о ненападении отводилось пакту о невмешательстве,
который должен был включать, как отмечал Дирксен в своей
записке от 21 июня 1939 года, «разграничение расширенных проетт
ранств между великими державами, особенно между Англией
и Германией».
Это было открытое предложение договориться с Германией
о разделе мира и сфер влияния, решить все вопросы без Совет-
ского Союза и главным образом за счет Советского Сою:т.
(Фальсификаторы истории. Историческая справка. Госполитиздат,
М., 1948, стр. 49—55; Документы и материалы накануне второй
мировой войны, т. II. Архив Дирксена (1938—1939 гг.). Госполит-
издат, М., 1948, стр. 70—77, 215—216.) —Прим. ред.
261
ожиданно лондонская газета «Дейли экспресс» поместила
статью своего политического обозревателя, в которой на-
мекалось на переговоры о предоставлении Германии зай-
ма. За этим последовало интервью с Робертом Хадсоном,
который сам признал, что такие переговоры имеют место.
Кто разгласил эту тайну?
Что касается прессы, то ей стало известно о перегово-
рах из французских источников. Французская разведка
доложила о происходящих в Лондоне переговорах Даладье
и Боннэ, которые пришли в негодование, узнав о столь
грязных маневрах своего союзника. Настроение француз-
ских руководителей еще более ухудшилось, когда они
узнали, что их посредник сэр Джозеф Болл был направлен
Чемберленом к Вольтату, чтобы информировать послед-
него о планах проведения этой осенью общих выборов и
в связи с этим о необходимости как можно скорее начать
англо-гермаиские переговоры. Поэтому французы, пони-
мая, что английская общественность и парламент разде-
лят с ними свое возмущение этими закулисными действия-
ми, решили дать возможность сведениям о переговорах
просочиться в английскую прессу.
До сих пор интригующей загадкой остается личность
англичанина, который первым сообщил французам эту но-
вость. По указанию Чемберлена ни кабинет, ни Форин
Оффис не получали никаких подробностей о том, что про-
исходило; они считали, что встречи Вильсона с Хадсоном
и Вольтатом носили неофициальный характер. Однако сам
Вильсон не имеет никаких сомнений относительно лично-
сти виновника разглашения тайны, и в его голосе звучит
раздражение, когда он говорит о нем. «Конечно, это Хад-
сон разболтал об этих переговорах», — заявил он.
Министр внешней торговли, очевидно, лгал Чемберле-
ну и Вильсону, заверяя их в своей искренности, и сабо-
тировал их усилия.
Прочитав донесение Вольтата о переговорах с Виль-
соном, и особенно те разделы, в которых намекалось на
возраставшую антипатию к гарантиям Польше, Риббен-
троп позвонил в Лондон и попросил выяснить дополни-
тельные подробности, а затем вызвал из Лондона в Берлин
своего специального эмиссара Фрица Хессе. Доклад Хессе
о настроениях Чемберлена вместе с двумя последними до-
несениями от Дирксена еще раз убедили Гитлера в вер-
ности его интуиции. «Необходимо констатировать в поряд-
252
ке общего предварительного замечания, — писал Дирк-
сен.— что Великобритания не брала на себя стопроцентного
обязательства поддержать Польшу в любом конфлик-
те. Это противоречило бы английской политике всегда
оставлять для себя лазейку». Затем, после дальнейшего
длительного разговора с Вильсоном, Дирксен писал:
«Вильсон подтвердил, что заключение англо-германского
союза сделало бы английские гарантии недействительны-
ми... и позволило бы Англии выйти из затруднительного
положения в отношениях с Польшей».
В качестве комментария к предложению Чемберлена
предоставить нацистской Германии заем в миллиард фун-
тов стерлингов (или 500 миллионов) можно напомнить сле-
дующее. Почти в это же самое время в Лондоне находи-
лась польская делегация, добивавшаяся займа для уско-
рения программы вооружения. Поляки просили у своего
союзника 500 миллионов фунтов стерлингов, однако англи-
чане им ответили, что это слишком большая сумма, и
предложили 8 миллионов 500 тысяч фунтов стерлингов,
но даже эта сумма так и не дошла до поляков.
5. «Вы, должно быть, считаете нас дураками
и простофилями!»
В 10 часов утра 17 июня 1939 года огромный «роллс-
ройс» с английским и французским флажками по обе сто-
роны капота пронесся через Красную площадь и скрылся
в воротах Кремля. Погода в Москве в это субботнее утро
стояла прохладная и приятная; легкий ветер гнал облака
по голубому небу над остроконечными башнями. У входа
в здание Комиссариата иностранных дел красноармейцы
встали по стойке «смирно», когда трое мужчин вышли из
автомобиля. Двое из приехавших — Уильям Стрэнг и сэр
Уильям Сидз были в обычной одежде Уайтхолла — черный
пиджак, брюки в полоску и черная фетровая шляпа; тре-
тий — Поль-Эмиль Наджиар был в темно-сером костюме.
Навстречу им вниз по лестнице спускался Владимир По-
темкин, заместитель комиссара иностранных дел.
«Судя по тому, как выглядит наш друг, — пробормо-
тал Наджиар, — я чувствую, что предстоит тяжелое утро».
Поздоровавшись со всеми за руку, заместитель народ-
ного комиссара повел западных дипломатов по длинному
253
коридору в комнату, где их ожидал Молотов. Сердце
Стрэнга еще раз замерло, когда он вошел в комнату. Два
поела, казалось, привыкли к здешним условиям, но Стрэнг,
хотя ему не один раз пришлось побывать в этой комнате,
так и не привык к обстановке в ней. Редко ему приходи-
лось вести переговоры в столь тяжелых условиях, как с
физической, так и с психологической точки зрения1.
«Доброе утро, джентльмены, — поздоровался Молотов
по-английски, затем продолжал по-русски: — Как вы пом-
ните, 2 июня правительство СССР вручило вам, предста-
вителям Великобритании и Франции, проект договора,
который, как предлагалось, должен быть подписан всеми
тремя правительствами. Мне нет необходимости напоми-
нать вам детали этого проекта2; специальный представи-
тель от английского правительства принес мне ответ ва-
ших правительств, в котором дан отказ принять наше
предложение».
Услышав слово «отказ» Стрэнг решился перебить Мо-
лотова»
«В доставленном мной из Лондона ответе нет отказа и
лишь говорится, что, прежде чем подписать такой пакт,
нужно установить факт угрозы применения силы (Гер-
манией), а также факт согласия правительства страны,
подвергшейся такой угрозе, принять нашу помощь. Мы не
1 Правительства Англии и Франции согласились на пере-
говоры, которые они рассматривали лишь как средство давления
на Германию, ибо очень скоро стало ясно, что мюнхенская поли
тика не дает желаемых результатов. Фашистская Германия, за-
вершив при пособничестве западных держав весной 1939 года
войну в Испании и захват Чехословакии, не спешила с дальней
шим продвижением на Восток. Поэтому правящие круги Англии
и Франции решили перейти от тактики уговаривания и поощре-
ния Германии уступками к тактике запугивания. Они считали,
что угроза союза Англии и Франции с СССР заставит Германию
пойти на соглашение с западными державами. Согласие Англии
и Франции на переговоры с Советским Союзом явилось измене-
нием формы, но отнюдь не сути их политики. (История Ком-
мунистической партии Советского Союза, т. 5, книга первая. По-
литиздат, М., 1970, стр. 69—73.) — Прим. ред.
2 В этом проекте важным было следующее предложение:
«Франция, Англия и СССР обязуются немедленно оказать друг
другу полную эффективную помощь, если одна из этих стран
окажется вовлеченной в войну с европейской державой в резуль-
тате... агрессии со стороны этой державы против Бельгии, Греции,
Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии и Финляндии, кото-
рых Англия, Франция и СССР согласились защищать от агрес-
сии».— Прим. авт.
Ш
можем согласиться ни с каким текстом, который бы перед
остальным миром создал впечатление, что мы вмешиваем-
ся во внутренние дела другого государства. Это, однако,
никоим образом не является «отказом», и я даже привез
некоторые предложения по улучшению проекта до-
говора» '.
«Это — отказ, — решительно заявил Молотов. — Что ка-
сается предложении, которые привез с собой английский
представитель, то, как я уже говорил, они кажутся мне
самыми разочаровывающими. Если вы думаете, что Совет-
ское правительство собирается принять новые английски©
предложения, то вы, должно быть, считаете нас дураками
и простофилями!»
Затем Молотов сказал, что, если правительства Англия
и Франции не готовы сделать в отношении Латвии, Эсто-
нии и Финляндии то же самое, чего эти правительства
добиваются от Советского правительства в отношении
пяти покровительствуемых ими стран, тогда было бы луч-
ше отбросить эту идею о предоставлении гарантий другим
государствам и ограничить договор прямым соглашением
о взаимной помощи, который бы вошел в силу только в
случае прямого нападения агрессора на территорию Вели-
кобритании, Франции или СССР2.
Закончив эту фразу, Молотов встал. «Это все, джентль-
мены», — сказал он четко и быстро ушел через дверь в
другую комнату.
Француз й англичане в изумлении смотрели друг на
друга. Оци были предоставлены самим себе, хотя с удов-
летворением отметили, что Молотов не прервал оконча-
тельно переговоры. Тем не менее, когда дипломаты вы-
езжали с Красной площади, Стрэнг был мрачен. Он знал
то, чего не знали послы: Невиль Чемберлен не хотел пря-
мого договора с Советским Союзом.
1 Стрэнг не приводит истинных причин колебаний Англии.
Подписание такого договора дало бы Советскому Союзу, как
и Франции и Англии, право определять, когда Германия действо^
вала как агрессор. Англичане предоставили такое право- Польше,
однако с точки зрения Чемберлена о предоставлении его России
не могло быть речи. — Прим. авт.
2 Советская позиция по этим вопросам ясно изложена в па-
мятной записке от 16 июня 1939 года, врученной Народным комис-
саром иностранных дел СССР послам Англии и Франции в СССР.
(СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. По^-
литиздат, М-., 1971, стр. 451—453.) — Прим. ред.
255
Воскресепье 18 июня было днем коричневых рубашек
в Данциге, а также последним днем работы организован-
ного нацистами «конгресса культуры».
Всю неделю специальные поезда по ночам неслись
по «польскому коридору» из Восточной Пруссии и соб-
ственно Германии1, доставляя в Данциг сотни «туристов»;
еще многих таких же «туристов» доставили лайнеры из
Гамбурга и Бремена якобы для участия в спортивно-
развлекательных мероприятиях. И то, что основпую массу
«туристов» составляли молодые люди, чувствовавшие себя
довольно неловко в гражданской одежде, не вызывало
удивления; да и очень немногие из них стремились
скрыть, что были немецкими солдатами «в отпуске», но
умалчивали, что далеко не все поедут обратно в Герма-
нию. Они толпились у художественных выставок, устро-
енных нацистами, сидели в пивных, где обворожительные
местные девицы настоятельно уговаривали их попробо-
вать «Данцигер голдвассер» или еще какие-нибудь дру-
гие сладкие ликеры, которыми славился «вольный город».
Однако к полудню все «туристы» устремились к арене на
окраине города. Именно там предстоял марш коричнево-
рубашечников, и именно там должен был их приветство-
вать Геббельс.
За день до этого Геббельс уже выступал с речью, нака-
ляя страсти против «упадка» западного искусства и «гряз-
ного влияния» еврейских художников, но поскольку перед
ним была аудитория, состоявшая из писателей, художни-
ков и скульпторов, то, какие бы шоры ни били у них на
глазах, Геббельс сдерживал свой гнев. Теперь же, перед
стадом рядовых нацистской партии, он позволил себе пу-
ститься в визгливые обвинения против поляков, англичан
и евреев.
На всем пути от места сборища в город были установ-
лены транспаранты: «Долой шпионов и агентов!», «Мы
хотим вернуться домой в рейх!», «Мы любим нашего фю-
рера!» Еще один был установлен как раз напротив здания
1 Немцам при проезде через «польский коридор» в дневное
время требовались польские транзитные визы, однако при проезде
в опечатанных вагонах ночьео виз не требовалось. — Прим. авт.
256
польской администрации и гласил: «Гитлер дал нам вели-
кую Германию».
Французский посол в Германии Кулондр писал в своем
донесении, что речь Геббельса — важная веха в развитии
немецкой политики. Тревожный характер событий, одна-
ко, не помешал ему спустя несколько дней выехать в от-
пуск на юг Франции. Помощник военно-воздушного атта-
ше Поль Стэлен решил, наоборот, отложить свой отпуск
и остаться в Берлине, как будто чувствовал, что он здесь
понадобится. Именно он представил основную часть ин-
формации для последнего донесения посла перед его отъ-
ездом в отпуск. В этом донесении было сказано: «Здесь
в Германии принимаются все подготовительные меры к
войне. Генеральный штаб действует так, будто нужно
быть готовым к уже определенному сроку, который, по-
видимому, приходится примерно на август».
Стэлен знал, что к 15 августа в рейхе под ружьем бу-
дет находиться два миллиона немцев.
Приведет ли сложившаяся обстановка к войне? Амери-
канский посол во Франции Уильям Буллит полагал, что
приведет, и был почти так же пессимистичен относитель-
но ее исхода, как и Кеннеди, его коллега в Лондоне. Что-
бы подлечить вывих плеча, Буллит прибыл в Вашингтон.
Это было почти сразу после визита короля Георга VI и
королевы Елизаветы. В ответ на его вопрос, подворачи-
вали ли простыни на кровати Георга в Белом доме, раз-
дался громкий хохот. Еще в начале года он получил пись-
мо от Элеоноры Рузвельт, в котором она сообщала, что
король и королева Англии этим летом приезжают с госу-
дарственным визит-ом в США, и спрашивала, нет ли у ко-
ролевской четы каких-либо причуд, чтобы учесть их при
размещении? Буллит поручил своему шоферу-слуге Оффи
выяснить все. В конечном счете информация слуги была
переправлена в Белый дом. И только позже, прочитав
подробный доклад своего шофера, Буллит понял, насколь-
ко тщательно тот исследовал этот вопрос. Здесь были под-
робно описаны привычки фрейлин королевы, специфичные
требования к прислуге и разные необходимые вещи в ко-
ролевской спальне, включая добротный старомодный гор-
шок под кроватью, а на кроватях ирландские полотняные
17 Л. Мосли
257
простыни с подвернутыми у ног краями, чтобы поги их
величеств не могли выскользнуть из-под одеяла.
За обедом со своими друзьями — семьей Икеса — оп
угощал их шампанским, икрой, прекрасным кларетом и
доброй едой, однако своими разговорами о войне вызвал
у них подавленное настроение. Оп чувствовал, что кризис
наступит скоро, может быть даже в середине июля, когда
немцы будут сосредоточивать войска у польской границы,
как это они уже делали ранее в отношении Чехословакии.
«Сейчас, — сказал Буллит, — Франция и Англия в значи-
тельно лучшем положении для защиты самих себя, чем
были после Мюнхена. Даже у Франции теперь есть неко-
торое количество самолетов». Но могут ли союзники вы-
играть войпу против Германии? По его мнению, нет.
Полковник Бек считал, что до войны дело вообще не
дойдет. 5 июля на заседании польского кабинета он обра-
тился к присутствующим и просил своих коллег мини-
стров не слишком тревожиться по поводу недавних собы-
тий в Данциге. «Немцы просто пытались запугать Поль-
шу, — сказал он. — Они могут попытаться активизировать
свой террор в ближайшие неделю-другую, но из-за этого
нет необходимости тревожиться». Он посоветовал лучше
применить экономические репрессалии, чем прибегать к
силе против этих агентов, провокаторов и их наемных
грубиянов: «Мешайте их торговле, ударьте по карману
добрых немецких бюргеров, лишив их клиентуры на рыбу,
пшеницу и масло, — это заставит их притихнуть. Войны
не будет. Мне это известно из достоверного источника».
На самом деле эту информацию Бек получил от Бе-
нито Муссолини. Итальянский диктатор все еще находил-
ся под впечатлением слов Гитлера и Риббентропа, когда
они обещали, что Германия не начнет войну раньше 1942
или 1943 года, и он передал эту хорошую весть своему
другу Юзефу Беку.
Когда закончилось заседание и Бек вернулся в свой
кабинет, он застал там министра экономики Квятковского.
«Я читал сводку польской разведки о положении на
Западе, — сказал он Беку, — и она обеспокоила меня, ибо
в ней говорится, что Германия проводит скрытную моби-
лизацию для проведения кампании на Востоке до окон-
чания лета».
258
«Глупости, — ответил Бек и тут же спросил: — А по-
чему это вас беспокоит?»
Квятковский объяснил, что собирается заключить дол-
госрочные торговые заключения с иностранными фирмами
и потому хотел бы знать, не следует ли воздержаться от
продажи вооружения. Кроме того, имеются планы строи-
тельства многих новых заводов в центральном промыш-
ленном районе, но заводы окажутся как раз на пути не-
мецкого наступления.
«Строить! — ответил Бек. — Продолжать торговать. Все
это блеф Гитлера, он старается запугать Польшу и тем
самым вынудить ее идти на уступки. Гитлер не начнет
войну».
В это время Гитлер действительно не был уверен, нач-
нет он войну против Польши или нет. В конце июня Поль
Стэлеп встретился с генералом Карлом Боденшатцем в
кабаре «Комик». Некоторое время разговор шел о пустя-
ках: о сцене, о театре. Боденшатц выглядел совершенно
расстроенным. Он только что приехал из имения Геринга
под Берлином, где в течение нескольких часов беседовал
со своим шефом. В последние дни Геринг очень много
времени проводил с Гитлером, по теперь фюрер выехал
в Берхтесгаден.
«Фюрер в скверном настроении, — сообщил Боден-
шатц. — У него бывают периоды сомнений. Сейчас он как
раз переживает один из таких периодов». Генерал замол-
чал, когда на сцене появился актер-комик. В тот вечер
Вернера Финка заменял актер довольно вульгарный и без-
дарный. Генерал снова повернулся к французу. «Ошибоч-
но полагать, что Гитлер хочет войны, — продолжал Боден-
шатц. — Он ее. боится».
Боденшатц отпил глоток пива и, тяжело вздохнув,
продолжал: «С одной стороны, он мечтает стать великим
кормчим, Цезарем, Фридрихом, Наполеоном. С другой —
он видит надвигающийся конфликт со своими генерала-
ми. Фюрер продолжает твердить им, что если он будет
проводить и впредь разработанную им политику, то при-
ведет страну к успеху без войны. Но генералы не верят
ему. Он очень встревожен и озлоблен».
6 июля 1939 года Герман Геринг устроил вечеринку.
Йозеф Геббельс не был приглашен, и это его взбесило,
17*
259
так как в числе гостей, кроме приглашенных из военно-
воздушных сил, были избранницы из мира театра и кино
Берлина и Вены — представительницы любимого Геббель-
сом общества. Большинство было одето как подобает та-
кому случаю: высшие офицеры люфтваффе — в белой
военной форме и блестящих белых кожаных ботинках,
с золотыми галунами на плечах; звезды немецкого кино
и театра бродили по газонам в декольтированных платьях
с отделкой из золота и серебра.
Основным имением Геринга был Каринхолл, находив-
шийся недалеко от Берлина, среди озер и холмов Прус-
сии. Именно здесь, возле небольшого города Эберсвальде,
в 1933 году Геринг купил небольшой охотничий домик.
Его первая жена Карин, знатная и очень красивая швед-
ка, умерла в 1931 году, и после ее смерти он вновь при-
страстился к наркотикам, чем страдал еще со времен пер-
вой мировой войны. В прусских лесах он нашел утешение.
Сначала он купил небольшой домик под соломенной кры-
шей в нордическом стиле. Дом должен был служить скром-
ным памятником жене. Здесь он отдыхал в субботние и
воскресные дни, совершал охотничьи прогулки в окружаю-
щих лесах. Но так было в ранние дни национал-социализ-
ма. С тех пор его власть неизмеримо возросла, вырос и
изменился и Каринхолл. Правда, память о самой Карин
все еще сохранялась. Останки ее были захоронены в ма-
ленькой часовне, украшенной по бокам колоннами; часов-
ня автоматически освещалась, и в дальнем конце на столе
медленно вращался бюст Карин при мягкой подсветке,
когда кто-нибудь входил внутрь.
Во всем остальном, как почти все в нацистской Гер-
мании, имение выросло до размеров огромных. Террито-
рия его раскинулась на многие мили вокруг, в окружаю-
щие леса были завезены олени, фазаны и глухари для
спортивной охоты с дипломатами, которых Геринг иногда
приглашал сюда отдохнуть после недельных забот. Лес-
ные поляны были украшены бронзовыми статуями зверей
и охотников. Охотничья хижина была превращена в ог-
ромное двухэтажное здание, под соломенной крышей, в
германском стиле, но с огромным центральным холлом
и двумя флигелями, где размещались спальни. Стены были
увешаны полотнами работы старинных мастеров — Рубен-
са, Рембрандта и Эль Греко: все это было получено в каче-
стве «подарков» от еврейских граждан, которые нашли
260
необходимым поспешно покинуть пределы рейха после
погромов. Здесь же находился кинозал на сто мест, дей-
ствующая модель железной дороги, а в воздухе всегда
стоял запах жареного мяса. Слуги были одеты в плотно
облегающие бриджи и охотничьи куртки, а утреннюю ти-
шину нарушали звуки охотничьих рожков. Сам хозяин
обычно носил бриджи, шелковую рубашку с широкими
рукавами и куртку из темной лосиной кожи; в таком ко-
стюме он напоминал стареющего тенора.
Однако 6 июля Геринг был в полной форме генерал-
фельдмаршала люфтваффе, весь в белом шелке и золоте.
Он был обеспокоен. В то утро он получил доклад из
своего штаба в Берлине о состоянии экономики, люфтваф-
фе и запасах сырья, доступных рейху в случае начала вой-
ны в 1939 году, и по каждому пункту положение было
далеко не успокаивающее. Несомненно, Германия была
готова к войне против Польши; такая война потребует
мобилизации лишь небольшой части резервистов, оружия
или ресурсов. Но если будет общая война? В таком слу-
чае, даже если считать, что Польша — слабый противник,
возможности Германии вести войну на два фронта оказа-
лись бы крайне ограниченными.
Герман Геринг, больше чем все другие в национал-со-
циалистской иерархии, считал войну с Западом ненужной.
Хотя он и стремился разделить уверенность Гитлера и
Риббентропа, что Англия и Франция никогда не посмеют
начать войну, но испытывал прочно укоренившиеся опа-
сения в том, что они решатся начать войну по глупости.
Это привело бы к катастрофическим последствиям как
для Германии, так и для Западной Европы. Геринг был
убежден, что искусное обхождение с демократиями могло
бы дать те плоды; которыми Германия хочет воспользо-
ваться на Востоке, не вызывая войну со стороны Англии
и Франции.
Пока Геринг наблюдал за прибытием своих элегантных
гостей, мерседес военно-воздушных сил въехал во двор
и из пего вышла статная фигура в костюме делового чело-
века. Гостя тут же повели в кабинет Геринга, и фельд-
маршал тепло встретил его.
«Рад вас видеть в Каринхолле, Далерус, — сказал Ге-
ринг, подавая шведу бокал шампанского. — Ну скажите,
пожалуйста, — продолжал он живо, — что вы узнали от
англичан?»
261
«Они говорят, что если вы нападете на Польшу, то бу-
дут выполнять свои обязательства, вытекающие из гаран-
тий», — ответил посетитель.
«Глупости, — сказал Геринг, однако в его тоне чув-
ствовалась нервозность, когда он добавил:—Они просто
пас запугивают».
«Не думаю, чтобы они запугивали, — заметил посети-
тель. — Если вы нападете на Польшу, война будет».
В это время на лужайке заиграл оркестр и звуки валь-
са Легара через окна донеслись в кабинет, где Геринг бе-
седовал со своим гостем. Послышался легкий стук, в дверь
просунул голову адъютант:
«Господин фельдмаршал, гости собрались и ждут вас».
«Пусть подождут, — ответил Геринг. — Уходите! Разве
вы не видите, что я занят?»
Далерус был преуспевающим шведским бизнесменом.
Многие годы он провел в Англии и считал своими близ-
кими друзьями многих англичан, которые занимали
исключительно важные посты в правительстве и англий-
ских финансовых кругах. Далерус был преисполнен непо-
колебимой веры в англичан; с того момента, как англичане
объявили о своих гарантиях Польше, он считал, что га-
рантии будут выполнены. Слово англичанина он расцени-
вал как долговое обязательство, о нарушении которого не
могло быть pi речи.
Среди друзей Далеруса был и Геринг. Много лет назад
фельдмаршал оказал ему услугу. Жена Далеруса была
немкой, и перед женитьбой возникли кое-какие затрудне-
ния по оформлению собственности, но Геринг помог их
устранить. Спустя несколько лет после этого Далерус в
Стокгольме нашел работу для пасынка Геринга, жившего
в Швеции. С тех пор каждый раз, когда Далерус приезжал
в Берлин, он хотя бы один раз встречался с фельдмарша-
лом, и они стали доверять друг другу.
В середине лета 1939 года, когда Далерус плыл из Го-
тенбурга в Лондон, ему вдруг пришла в голову мысль вос-
пользоваться своими хорошими связями в Лондоне и
дружбой с Герингом, чтобы примирить враждующие стра-
ны. В беседе со своим другом Бьерном Притцем он ска-
зал, что, по его мнению, все недоразумения происходят
из-за существующего между Англией и Германией недо-
понимания позиции друг друга, и если найти путь к пере-
говорам, то можно было бы рассеять угрозу войны.
262
«Вы имеете в виду еще один Мюнхен?» — спросил
Притц.
«Нет, на этот раз нет, — возражал Далерус. — Ведь на
этот раз слово дали англичане. Все должно быть решено
мирным путем, и все изменения в карте Европы обосно-
ваны и оправданы». Далерус высказал свое убеждение,
что такой механизм сработал бы. Англичане изложили бы
свою точку зрения Герингу, а тот — Гитлеру. После этого
можно было бы приступить к переговорам.
Ко времени прибытия в Лондон эта идея полностью
овладела Далерусом. Группа влиятельнейших бизнесменов
и финансистов, прочно поддерживавших партию тори, пре-
рвала свой воскресный отдых и устроила ему званый
обед, чтобы выслушать его соображения. Еще до отъезда
Далеруса из Лондона в Германию эти влиятельные круги
делового мира переговорили с Чемберленом и Галифак-
сом, которые одобрили идею Далеруса.
Далерус немедленно вылетел в Германию и там сразу
обратился к своему другу Герману Герингу с предложе-
нием встретиться с английскими бизнесменами и обме-
няться мнениями.
8 июля Геринг вновь пригласил Далеруса к себе и ска-
зал: «Я переговорил с фюрером относительно предложен-
ной вами встречи с английскими бизнесменами в Швеции.
Он согласен, но при одном условии. Тот факт, что мы
встречаемся для обсуждения европейской обстановки, дол-
жен быть сохранен в абсолютной тайне».
Вскоре для обоих стало очевидно, что не может быть
и речи пи о какой секретности переговоров, если Герингу
придется поехать в Швецию. Поэтому местом встречи был
избран уединенный дом возле города Бредштадт в Шлез-
виг-Гольштейне, у самой датской границы.
Ш ведский бизнесмен сел в следовавший в Англию са-
молет и по прибытии в Лондон был препровожден к лор-
ду Галифаксу. Глава Форин Оффиса начал уже проявлять
некоторый энтузиазм к предлагаемым переговорам с Ге-
рингом; возможно, он понял, что переговоры с Вольтатом
ни к чему не приводили. «Откровенное обсуждение, сво-
бодное от всяких ограничений, между руководящими ан-
глийскими деятелями и членами немецкого правительства
может в настоящий момент оказаться исключительно по-
263
лезным, — сказал Галифакс. — Если переговоры будут
иметь позитивные итоги, эта встреча позволила бы про-
ложить путь к конференции между полномочными деле-
гациями, которая могла бы состояться в Голландии или
Швеции».
И Далерус вернулся в Берлин, чтобы еще раз посове-
товаться с Герингом. Первая англо-гермапская встреча в
Шлезвиг-Гольштейне была наконец согласована и назна-
чена на понедельник 7 августа.
К этому времени Европа была значительно ближе к вой-
не, а Далерус оказался в гуще событий, связанных с этим.
Уильям Стрэнг понимал, что выбор его в качестве ру-
ководителя английской делегации для переговоров в Мо-
скве был катастрофически неудачен. Беда заключалась в
том, что он не занимал достаточно высокого положения
в правительственных сферах Англии. Международная дип-
ломатия напоминает старые времена Голливуда: не столь
важна суть фильма, сколь важно то, какие звезды экрана
в нем играют. Уильям Стрэнг хорошо это понимал: хотя
он был наделен правительством специальными полномо-
чиями, когда отправлялся в Москву для ведения пере-
говоров о заключении пакта, эти полномочия не были не-
ограниченными. Он не имел полномочий принимать на
месте самостоятельные решения; все, что он мог делать,—
это заявлять, что, по его мнению, правительство согласит-
ся с тем или иным конкретным предложением, а затем
консультироваться с Лондоном.
При такой системе проходили бы многие дни, пока
Чемберлен, Галифакс и Гораций Вильсон обдумали в Лон-
доне решение, обсуждали его и готовили для Стрэига
указание попытаться взять иной курс на переговорах.
(Они консультировались бы с французами, а на это по-
требовалось бы дополнительное время.)
В те дни официальные представители Форин
Оффиса за границей стали все чаще обращаться за
указаниями не к министру иностранных дел, а к главе
постоянного персонала сотрудников Форин Оффиса сэру
Орме Сардженту, не одобрявшему политику умиротворе-
ния, проводимую Чемберленом. Сэр Орме по многим во-
просам разделял точку зрения Стрэнга и очень хорошо
понимал, какую тот взял на себя миссию, не располагая
264
полномочиями принимать решения и питая личное недо-
верие к коммунистам, с которыми имел дело. 20 июля
Стрэнг развернул перед собой блокнот и стал писать пись-
мо сэру Орме Сардженту:
«По мере того, как проходят недели, ведение перегово-
ров с Молотовым легче не становится. Правда, теперь он
знаком в деталях с пашей проблемой; вы не могли не за-
метить, что проекты, которые он выдвигает, являются либо
его собственными, либо подготовленными его экспертами
и составлены откровенно. Однако с ним трудно бороться.
Ему, кажется, наскучили детальные обсуждения, а те пре-
красные доводы, которыми вы нас снабжаете, почти не
производят на него впечатления... В самом деле, иногда
нам кажется, что трудности, которые возникают между
нами, возможно, основаны на каком-то колоссально непра-
вильном понимании друг друга, и все же в конце концов
мы всегда приходим к выводу, что это не так и что Моло-
тов ясно видит различия в позициях двух сторон.
В целом характер переговоров, с точки зрения их ве-
дения, был унизительным для нас самих. Время от вре-
мени по тому или иному вопросу мы занимали опреде-
ленную позицию, а спустя неделю отказывались от нее.
Русские, видимо, убеждены, что мы должны изменить свое
поведение... У нас более острая, чем у них, необходимость
иметь такое соглашение. В отличие от них мы взяли обя-
зательства, выполнять которые можем оказаться вынуж-
денными в любой день. Связав себя этими обязательства-
ми, мы не имеем иного пути в политике, кроме создания
мирного фронта. Наша пресса и общественность настаива-
ют, чтобы мы быстро заключили соглашение, и у русских
есть достаточные основания предполагать, что мы не пой-
дем открыто на окончательный срыв переговоров. В этом
сила их позиции...»
Политическая сторона переговоров все еще представ-
ляла собой спорный вопрос, и Молотов не скрывал своего
глубокого подозрения относительно истинных мотивов ру-
ководителей западных демократий.
«Их недоверие и подозрения относительно наших мо-
тив* не исчезли в ходе переговоров, — продолжал
Стрэнг, — не усилилось, я думаю, и их уважение к нам.
Тот факт, что мы выдвигали одну трудность за другой по
тем вопросам, которые им казались несуществеными, соз-
дал у них впечатление, что мы, возможно, и не имеем
265
серьезных намерений добиться соглашения; а тот факт,
что в конце концов мы уступали, только напоминал им,
что мы остались теми же самыми державами, которые, по
их мнению, в прошлом капитулировали перед Японией,
Италией и Германией и которые, вероятно, сделают то же
самое опять».
Стрэнг сочувствовал советской точке зрения по вопросу
о балтийских государствах, несмотря на то, что Чембер-
лен и Галифакс возражали. «Если мы хотим понять на-
строение русских относительно балтийских государств, —
писал Стрэнг, — то нам следует только представить себе,
каково было бы наше собственное отношение к установ-
лению германского господства над Голландией и Бельгией.
Этот вопрос, как вы помните, очень тревожил нас в фев-
рале прошлого года, когда мы пришли к соглашению с
французами относительно совместных действий в случае
немецких акций против Голландии».
Начать военные переговоры с русскими еще до заклю-
чения политического соглашения представлялось Стрэнгу
несколько необычным делом. Тем не менее он советовал
английскому и французскому правительствам согласиться
с предложением Молотова и немедленно направить в Мо-
скву свои военные делегации.
Невиль Чемберлен согласился с этим с большой неохо-
той. 31 июля он объявил, что англо-французская военная
делегация в ближайшие дни направляется в Москву, что-
бы начать там штабные переговоры.
Эта новость подтвердила уже имевшиеся у Гитлера
сведения и, как того и ожидал Молотов, поставила фю-
рера в тупик.
Русские с подозрением относились к западным дер-
жавам; они знали, что не могут доверять ни той, ни дру-
гой стороне, опасаясь, что в любой момент мешкающие
представители западных демократий и соблазнительные
говоруны в Берлине могут оказаться просто обманщиками
и опять сговорятся, как они уже сделали это в Мюнхене.
Нужна была осторожность.
6. Судно медленно идет к Ленинграду
Фрау Ригеле, сестра фельдмаршала Геринга, 24 июля
позвонила во французское посольство Полю Стэлену и
попросила его приехать в гости.
266
«Вы должны обязательно навестить меня, — сказала
она. — Это, возможно, последний шанс увидеть друг дру-
га. Не исключено, что потом мы не скоро увидимся».
«Мне очень трудно, — ответил Стэлеи. — Посол уехал
в отпуск, и я очень занят».
«Это не просто желание увидеть вас, Поль. Есть и дру-
гие соображения. Пожалуйста, найдите время!»
Стэлен нашел время.
Вечеринка оказалась скучной и неинтересной. Комна-
ты были полны полупьяных нацистских чиновников и
офицеров военно-воздушных сил. Через час фрау Ригеле
ввела его в другую комнату.
«Мне нужно идти», — запротестовал он.
«Не уходите, — попросила Ольга Ригеле. — Останьтесь
всего на полчаса».
Она все время поглядывала на дверь, и в одиннадцать
часов, как раз когда Стэлен подумал, что он более не в
состоянии выдержать, появились генерал Боденшатц и
фельдмаршал Геринг. Некоторое время они потолкались
среди гостей, прислушиваясь к разговорам, затем фрау
Ригеле увела их. Вернувшись через минуту в комнату, где
находился Стэлен, она знаком пригласила его следовать
за ней.
Геринг и Боденшатц находились в кабинете. На столе
стояли бутылки шампанского и виски. Жестом его при-
гласили к столу. Герииг повернулся к Стэлену и спросил:
«Вашего посла нет в Берлине. Где он находится? В Па-
риже?»
«Он уехал в отпуск», — ответил Стэлен.
«Когда он вернется?» — спросил Геринг.
«Примерно 15 августа».
Геринг тревожно взглянул на Стэлена:
«Это слишком поздно. Вы не думаете увидеться с ним
раньше?»
«Нет, но я мог бы написать ему».
«Очень важно, чтобы глава вашего правительства был
предупрежден относительно возможного поворота собы-
тий. — Геринг сделал паузу, отпил глоток шампанского и
затем сказал: — Франция не должна идти на риск из-за
Польши; это против ее интересов. Сейчас ничего не про-
изойдет, но через две-три недели мы, вероятно, окажемся
в кризисе, значительно более серьезном, чем в прошлом
году».
267
«Я поеду в Париж и доведу это до сведения моего пра-
вительства, — ответил Стэлен.— Но сначала одна просьба».
«Какая? Мы всегда готовы помочь вам».
«Самолет французского военно-воздушного атташе на-
ходится в Праге с 15 марта, и мы никак не можем полу-
чить его обратно. Не вернете ли вы его нам? Я мог бы вы-
ехать в Прагу и на этом самолете вылететь в Париж».
Геринг повернулся к Боденшатцу:
«Проследи за этим, Карл. — Затем сказал Стэлену: —
Отправляйтесь в Париж и проинформируйте свое прави-
тельство о том, что здесь происходит».
Через два дня Поль Стэлен вылетел в Прагу на ма-
леньком связном самолете, предоставленном ему люфтваф-
фе. С аэродрома он отправился в город, чтобы позавтра-
кать, и очень пожалел об этом. Флаг со свастикой разве-
вался над Пражским Градом, немецкие солдаты на
Карловом мосту фотографировали своих девиц, а Старый
город скорбно молчал под тяжестью немецкой оккупации.
На следующий день Стэлен вылетел обратно в Берлин на
самолете французского военного атташе. В аэропорту Тем-
пельгоф к Стэлену присоединился его помощник, и само-
лет полетел дальше, взяв курс на Францию. При этом
Стэлен не преминул воспользоваться случаем пролететь на
небольшой высоте над немецкими оборонительными со-
оружениями (ведь он, в конце концов, летел с разрешения
военно-воздушных сил Германии). Его помощник произ-
водил фотографирование Западного вала так старательно,
как это только было возможно.
На следующий день Стэлен явился во Второе бюро, но
большинство руководящих сотрудников оказалось в отпу-
ске, и Стэлен направился в министерство авиации. Гене-
рал Выолемен принял его весьма неохотно. К этому вре-
мени генерал начал проявлять осторожность к Полю Стэ-
лену, который был предвестником скверных новостей и
при каждом появлении нагонял такого страху на своих
шефов, что тех прошибал холодный пот.
Стэлен изложил содержание беседы с Герингом и за-
тем добавил:
«Я убежден, что немцы нападут на Польшу в ближай-
шие четыре недели».
Выолемен не поверил ему:
«Уверен, что вас неправильно информировали. Пра-
вительство располагает совершенно противоположными
268
сведениями. Насколько мы понимаем обстановку, дела
улучшаются, и не будет никакой войны. Однако на всякий
случай мы уже приняли меры, чтобы встретить любую
неожиданность».
«Но ведь вопрос заключается не только в принятии мер
предосторожности, — отвечал Стэлен. — Нам в посольстве
в Берлине нужно точно знать, что предпримет Франция,
если немцы нападут на Польшу. Нападем ли мы па Гер-
манию? Какие объекты мы будем бомбить? Разве вы не
понимаете, что, видя наши приготовления, Гитлер будет
убежден, что французы, вне всякого сомнения, предпри-
мут наступление на Западе? Тогда еще можно будет на-
деяться, что он заколеблется и будет искать иное реше-
ние вместо войны. Но если немцы будут знать столько же
о нас, сколько мы знаем о самих себе, то у меня не оста-
нется ни малейшего сомнения относительно будущего раз-
вития событий».
«Вы заходите слишком далеко, капитан Стэлен!»
«Меня послали в Берлин, чтобы собирать информацию,
и я думаю, у меня нет никаких других обязанностей, кро-
ме как с предельной ясностью докладывать ее тем инстан-
циям, где принимаются решения».
Вьюлемен глядел на него с беспокойством и раздра-
жением, и Стэлен понял, что только их дружеские взаимо-
отношения сдерживали гнев генерала.
«Мне кажется, вы хотите все это рассказать мини-
стру, — заметил Вьюлемен. — Не надо. Он и так уже
слишком нервничает».
«Но ведь это мой долг, генерал, рассказать об этом
министру, а также и самому премьер-министру, — возра-
зил Стэлен. — Мое молчание перечеркнет все то, что я де-
лал в течение последних четырех лет».
Вьюлемен вздохнул:
«Ладно. Идите и доложите министру. Но только учтите
следующее: у нас хорошие истребители, но нет бомбарди-
ровщиков. Немецкая авиация может нанести ответный
удар силами, значительно превосходящими наши. Имею-
щиеся у нас бомбардировщики почти беззащитны от их
истребителей и зенитной артиллерии. Правительство это
знает. Сейчас я чувствую себя не лучше, чем во времена
Мюнхена. Ничто из того, что вы доложите министру, не
внесет каких-либо существенных изменений в обстановку».
«Все равно я должен доложить ему».
269
«Тогда докладывайте! И премьеру доложите тоже!»
В тот же день Стэлен был принят министром авиации.
Ги ля Шамбр делал отдельные пометки, не проявляя осо-
бого интереса к докладу военно-воздушного атташе. Он не
советовал молодому военно-воздушному атташе идти с до-
кладом к Даладье, но обещал передать полученную от
него информацию премьеру. Сейчас Стэлен убежден, что
Ги ля Шамбр так ничего и не доложил премьеру.
Когда Стэлен вернулся в Берлин, город был затемнен;
прожектора прощупывали небо в поисках самолетов, гул
которых доносился откуда-то сверху. Осенние маневры
люфтваффе начались. На этот раз, вопреки обычной прак-
тике, иностранные военно-воздушные атташе не получи-
ли приглашения присутствовать на маневрах.
Многие подозревали, что на протяжении 1938—1939 го-
дов Гитлер имел какого-то агента на ключевом посту в
английских правительственных кругах, который постоян-
но держал его в курсе планов и намерений Чемберлена,
Галифакса и Горация Вильсона; но пока что никому еще
не удалось доказать обоснованность подобных подозрений.
Известно, что немцы расшифровывали телеграммы Ген-
дерсона, посылавшиеся из английского посольства в Лон-
дон, но это не давало им ничего особенно важного, по-
скольку они уже знали в основном взгляды английского
посла в Берлине; итальянцы тоже раскрыли код, которым
пользовалось английское посольство в Риме, и передавали
немцам содержание некоторых телеграмм. Но не эти
источники давали Гитлеру возможность с поразительной
точностью предопределять и раскрывать ход мышления
Чемберлена во время кризисов; что касается разведыва-
тельных сводок, которые регулярно представлялись фюре-
ру абвером, то Гитлер их вообще никогда не читал. По-
лучал ли фюрер информацию из какого-то отлично закон-
спирированного источника, тесно связанного с британским
кабинетом и Форин Оффисом, или он был ясновидцем?
Мы, вероятно, никогда не узнаем истины, поскольку даже
при самом тщательном исследовании всех немецких до-
кументов не было обнаружено никакого ключа к этой за-
гадке, а если сотрудники британской секретной службы
и имеют какую-либо информацию, то они пока что ни-
чего н« говорят об этом.
270
Но одна деталь совершенно определенна: 24 июля
1939 года кто-то информировал Гитлера, что английское
и французское правительства согласились послать на пе-
реговоры в Москву военную делегацию. Официальное за-
явление об этом было сделано премьер-министром в пар-
ламенте только 31 июля, но еще 28 июля германский посол
в Париже граф Иоганнес фон Вельчек докладывал, ссы-
лаясь на «исключительно хорошо информированный источ-
ник», что должны быть начаты военные переговоры, и
даже перечислил французов, включенных в состав сов-
местной англо-французской военной делегации.
Весь июль английский посол Невиль Гендерсон обивал
пороги в приемных министерства иностранных дел в Бер-
лине и удивлялся тому, что никто его не слушал. В самом
деле у немцев не было надобности в этом, ибо для всех,
с кем он встречался, было совершенно очевидно, что ан-
глийский посол полностью согласен с немецкой точкой
зрения в вопросе о Данциге и поляков он считает компа-
нией выскочек. Эта позиция была странной для посла
страны, которая взяла на себя обязательство поддержать
поляков в случае войны, но ее еще можно было понять,
если бы столь явная симпатия к немецкой точке зрения
открывала Гендерсону доступ в высшие круги национал-
социалистской иерархии. В действительности же большин-
ство в этих кругах презирало англичанина; в стране, где
подхалимство было политической необходимостью, нацист-
ские подхалимы облегчали свое униженное положение
глумлением над теми иностранцами, которые пресмыка-
лись перед фюрером.
Некоторое время в Форин Оффисе настаивали, чтобы
Гендерсон «откровенно поговорил» с Гитлером и изложил
ему напрямик «реальные факты» относительно складывав-
шейся обстановки. Англичане дали гарантии Польше, и,
если Германия нападет па нее, Англия будет вынуждена
прийти ей на помощь.
Но как это сделать, если каждая попытка Гендерсона
встретиться с рейхсканцлером заканчивалась пренебрежи-
тельной отговоркой. Даже Риббентроп больше ие хотел
с ним разговаривать.
Наконец Гендерсона осенила идея. Был уже конец ию-
ля, и вот-вот должны были начаться торжества в Байрей-
те. Гитлер всегда на них присутствовал.
271
Однако Гендерсон не знал, что Гитлер вместе с гене-
ралом Кейтелем отправился в инспекционную поездку по
Западному валу. «Поездка была предпринята как для про-
пагандистских целей, так и для фактической проверки
хода строительства...» — писал впоследствии Кейтель. Он
не упоминает о выводах инспекции, которые инженеры
включили в свой доклад: строительство шло с большим
отставанием от графика, оборонительные сооружения бы-
ли исключительно уязвимы и Гитлер вполне понимал это.
«Вся местность открыта для наступления, — заметил
Гитлер в ходе поездки по линии Зигфрида, — и у нас нет
никаких сил остановить противника! — И затем доба-
вил: — Разве что запугать их! В некоторых случаях запу-
гивание оказывается более сильным средством, чем бетон!»
30 июля в официальном органе «Известия» по случаю
двадцать пятой годовщины вступления России в первую
мировую войну была напечатана редакционная статья, в
которой шла речь о сложившейся обстановке. СССР всегда
выступал «за установление подлинного фронта мира, ко-
торый был бы способен остановить дальнейшее разверты-
вание фашистской агрессии, фронта мира, основанного на
полной взаимности, полном равноправии, в частности, на
искреннем и решительном отказе от гибельной политики
«невмешательства».
Было ли это предупреждением для западных демокра-
тий, что путь для честных переговоров оставался еще от-
крытым? Беспристрастные наблюдатели в Москве были в
этом уверены, и Гарольд Денни телеграфировал в газету
«Нью-Йорк тайме»: «Тон советской прессы настолько оп-
ределенно профранцузский и проанглийский и настолько
антигерманский, что, по мнению нейтральных дипломатов,
Москва подпишет пакт».
Вследствие близорукости Форин Оффиса выполнение
указаний, отданных Стрэнгу и добросовестно им соблюдае-
мых, завело переговоры в тупик — и все из-за несущест-
венных вопросов.
Беда заключалась в том, что английская и французская
делегации на переговорах в Москве и их недальновидное
руководство в Лондоне и Париже неправильно понимали
свое положение. Это ведь они добивались союза с Россией,
они нуждались в таком союзе, они должны были усту-
272
пить требованиям России. В конце концов какое значе-
ние имела интерпретация формулы о «косвенной агрес-
сии»?
А они спорили с Молотовым, который упрекал Стрэнга
за его неточности, глядя на трех иностранных капитали-
стов из-за своего стола на возвышении, спорили до тех
пор, пока не завели переговоры в туник. Теперь обе сто-
роны ждали: может быть, что-нибудь да получится — и это
«что-нибудь» называлось англо-французской военной де-
легацией. Молотов объяснил, что он устал от бесконечных
рассуждений, разговоров и уточнений семантики тех или
иных слов; теперь его интересовали только факты. «Если
будет война с Германией, я хочу только знать, сколько
дивизий каждая сторона выставит на фронт и где они бу-
дут размещены?» — заявил он. Ответить ему на этот во-
прос могла только военная делегация. Но ответит ли
она?
По поводу военной делегации Уильям Стрэнг писал
в Лондон: «Если мы действительно начнем военные пере-
говоры и если мы согласимся с тем, что переговоры дол-
жны происходить в Москве, то желательно в состав деле-
гации включить по крайней мере одного высокопоставлен-
ного военного, дабы обеспечить деловой ход переговоров.
Русские полагают, что с ними будут вести переговоры на
том же уровне, что и с французами, и во всяком случае
никак не ниже, чем с поляками. Визит Айронсайда в Вар-
шаву здесь получил широкое освещение в прессе, и Совет-
ское правительство сочтет за оскорбление, если мы не по-
шлем в Москву в составе военной делегации кого-либо
в том же ранге».
Стрэнг мог бы еще добавить, что было также исклю-
чительно важно, чтобы военная делегация прибыла в Мо-
скву как можно быстрее.
Однако Невиль Чемберлен, продолжая публично за-
верять, будто он добивается заключения пакта с русскими,
преднамеренно вводил общественность в заблуждение; он
вовсе не спешил заключить соглашение с Москвой.
В подобных условиях, будучи, вероятно, скептически
настроенным относительно возможностей военной делега-
ции добиться чего-либо, Чемберлен, по крайней мере, мог
сформировать такую делегацию, чтобы она выглядела со-
лидной и произвела должное впечатление на русских. Он
же фактически поступил как раз наоборот.
18 Л. Мосли 973
Руководителем делегации французы назначили гене-
рала Жозефа Эдуарда Думенка, который хотя и достиг
шестидесяти лет, но оставался самым молодым генералом
французской армии, специалистом в области тактики и
моторизации войск, активным сторонником новых идей в
армии. Он хорошо знал свое дело и признавал необходи-
мость заключения пакта с Россией. 31 июля его принял
Даладье. Французский премьер сказал ему, чтобы тот воз-
вращался с пактом любой ценой, и генерал дал обещание
выполнить указания премьера. Генерал Думенк был убеж-
ден, что англичане и французы совместно могли добиться
этого, но в этом он был убежден только до того момен-
та, пока не услышал, кого назначили англичане главой
своей делегации.
Адмирал Реджинальд Планкетт-Дракс был человеком
большого обаяния. Он мужественно воевал и отличился в
первую мировую войну, но он не работал в штабе военно-
морских сил, и за пределами военно-морских кругов никто
о нем до этого даже не слышал.
2 августа Уильям Сидз зачитал имена Дракса, марша-
ла авиации Чарльза Барнетта и генерал-майора Т. Г. Гей-
вуда перед советским комиссаром иностранных дел, кото-
рый вообще не обмолвился ни словом по поводу назван-
ного состава и только холодно смотрел поверх голов
сидевших перед ним дипломатов.
На следующий день Стрэнг выехал в Лондон с докла-
дом и больше уже не вернулся обратно. Не вернулся на
переговоры и Молотов.
Однако, возможно, не все было потеряно. Англо-фран-
цузская военная делегация находилась в пути на тихо-
ходном суденышке, следовавшем из Тилбери.
«Естественным желанием было вылететь самолетом, —
писала 2 августа лондонская газета «Таймс». — Но по-
скольку и английская и французская делегации везут с
собой по меньшей мере двадцать советников, это означало
бы снаряжение небольшой армады» 1.
Поэтому английское правительство снарядило лайнер,
однако не быстроходный, а «старую лошадку» англий-
ского торгового флота. 5 августа «Сити оф Эксетер» отча-
лил от английских берегов и направился в Северное море,
1 Это явное преувеличение. Даже в 1939 году уже была воз-
можность перевести на одном самолете тридцать и даже больше
человек. — Прим. авт.
274
чтобы, миновав Скагеррак и Каттегат, выйти в Балтийское
море и добраться до Ленинграда.
«На борту судна «Сити оф Эксетер», — докладывал
один из членов французской делегации капитан Бофр, —
установилась весьма приятная жизнь: обильная еда, вина,
экзотически одетая прислуга».
Но делегации не забывали и о работе. В комнате, ко-
торая предназначалась для детских развлечений, они еже-
дневно встречались, чтобы обсудить тактику, которой бу-
дут придерживаться, когда встретятся лицом к лицу с рус-
скими. Именно здесь французов ждал сюрприз. Они не
могли понять, чего действительно хотели англичане —
успеха или срыва переговоров? Инструкции, полученные
от правительства английской делегацией в виде меморан-
дума, оформленного в книгу толщиной один дюйм, были
переданы французской делегации. «В нем рассматрива-
лись все стороны проблемы, но не было никаких дирек-
тивных указаний, — писал Бофр. — В меморандуме реко-
мендовалось, чтобы мы подошли к переговорам с исклю-
чительной осторожностью, ни в коем случае не передавали
русским какую-либо информацию, и прежде всего тяну-
ли переговоры как можно дольше» '.
Из меморандума следует, что англичане не питали ни-
каких иллюзий относительно исхода переговоров, которые
они собирались начать, и больше всего были озабочены
тем, чтобы выиграть время.
Разумеется, англичанам и в голову не приходило, что
немцам еще 28 июля было известно, как они думают вести
эти переговоры. За несколько дней до того, как военные
делегации вступили на борт своего тихоходного судна, гер-
манский посол Вельчек телеграфировал из Парижа Риб-
бентропу: «Если в настоящий момент Великобритания и
Франция готовы идти на военные переговоры до достиже-
ния политического соглашения и будут дальше вести воен-
1 Автор многое недоговаривает. Так, он умалчивает о том,
что члены английской и французской делегаций получили от сво-
их правительств секретную инструкцию, которая по существу
возлагала на них в числе других задач выполнение разведыва-
тельных функций. Им вменялось в обязанность выяснить числен-
ность и состояние Вооруженных Сил СССР, стратегические планы
советского командования. (Подробно этот вопрос исследован и
освещен П. А. Жилиным в книге «Как фашистская Германия
готовила нападение на Советский Союз. «Мысль». М., 1966,
стр. 28—55.) —Прим. ред.
18*
275
ные переговоры с особым усердием, то это осуществляется
в силу следующего соображения: Великобритания и Фран-
ция стремятся любой ценой избежать перерыва или раз-
рыва в переговорах, так как считают, что, пока эти пере-
говоры будут идти, Германия не предпримет никаких
шагов в отношении Данцига».
Тремя днями позднее германский посол Дирксен теле-
графировал из Лондона: «...По мнению военных атташе
вермахта, в английских военных кругах наблюдается уди-
вительный скептицизм относительно предстоящих пере-
говоров с представителями Советских Вооруженных Сил».
9 августа 1939 года «Сити оф Эксетер» пересек про-
зрачные воды Финского залива и прибыл в Ленинградский
порт. Было одиннадцать часов вечера, когда корабль во-
шел в гавань.
Англо-французская делегация ночь провела на кораб-
ле, а на следующий день поездом направилась в Москву,
куда она прибыла во второй половине 11 августа. Вечером
глава советской военной делегации маршал Ворошилов
устроил радушный прием членам делегаций.
ЧАСТЬ
IV
РЕШАЮЩИЙ МОМЕНТ
1. Морж
Вернувшись 1 августа в Берлин, Поль Стэлен нашел
дома записку, в которой фрау Ригеле просила его позво-
нить. Он поехал навестить ее в тот же вечер. Она выгля-
дела растерянной и озабоченной; комнаты и коридоры ее
дома загромождали чемоданы.
«Я хотела сообщить вам, — сказала она, — что на буду-
щей неделе уезжаю в Баварию».
«А я думал, что вы проводите свой отпуск на севере».
«Нет. Теперь уже нет. Герман считает, что мне лучше
поехать в свое имение в Баварию. Там я буду подальше,
если... — она не закончила фразу, переведя разговор на
другую тему. — Герман очень нервничает. Ему не нравит-
ся, как развертываются события».
И тут появился Биргер Далерус. К этому времени он
стал известен в Форин Оффисе в Лондоне под псевдони-
мом «Морж». Последнюю неделю июля Морж только тем
и занимался, что носился между Лондоном, Берлином,
Стокгольмом и Шлезвиг-Гольштейном, готовя встречу, ко-
торая намечалась на 7 августа. Геринг относился к пред-
стоящей встрече серьезно, ибо теперь не видел иного пути
для поддержания контактов с английским правительст-
вом. Гендерсон был слишком истеричным, а Чемберлен и
его советники слишком уязвимы, так что не стоило уста-
навливать личные контакты с ними.
Между тем шесть представителей английских деловых
кругов, отобранных Форин Оффисом, получили инструк-
таж у Галифакса по вопросу о том, что конкретно они дол-
жны сказать немцам, когда встретятся с ними.
277
4 августа произошли события, которые изменили все
эти планы.
Для любого объективного наблюдателя уже с некото-
рых пор стало очевидным, что в Данциге нацисты готови-
лись захватить власть в свои руки. Фактически почти не
предпринималось никаких усилий скрыть характер при-
готовлений, которые осуществлялись на окраинах «воль-
ного города». Рабочие открыто говорили о военном харак-
тере выполняемых ими работ на берегу реки и на дорогах.
Сюда со своими помощниками прибыл генерал Эберхардт
и, выдавая себя за визитера-бизнесмена, занимался орга-
низацией данцигского хеймвера. Буксир все еще ежеднев-
но тащил неуклюжий паром с автобусом через Вислу из
Восточной Пруссии в Данциг, однако в нижнем течении
у Ротебуде был уже собран поитопный мост, готовый для
наведения в любом месте реки.
«Все подступы к холмам и демонтированному форту,
которые были любимым местом загородных прогулок на-
селения на западной окраине города, огорожены колючей
проволокой; вывешены запретные знаки «Вход запре-
щен», — телеграфировал в Форин Оффис английский ге-
неральный консул в Данциге. — На стенах, окружающих
портовые доки, висят плакаты: «Держите язык за зуба-
ми, или вам придется раскаяться».
Доки, в частности крупный немецкий док корабле-
строительной компании Шихау, являлись теперь основны-
ми базами хранения контрабандного оружия, особенно
танков и тяжелых орудий. Метод доставки оружия был
прост: корабли загружались оружием в Штеттине в Гер-
мании, документы оформлялись на доставку грузов в Ке-
нигсберг, на противоположной стороне «польского коридо-
ра». «По пути, как раз возле Данцига, обнаруживаются
неполадки в судовых двигателях, что вынуждает пароходы
повернуть на Данциг и пришвартоваться к причалу
дока Шихау, — доносил сотрудник абвера майор Кар-
тильери. — Ночью в доке начинается лихорадочная дея-
тельность, так как только в темное время можно выгру-
зить ценный груз. Так, в ходе «ночных работ» доставляет-
ся в Данциг войсковое имущество — от гвоздей для ковки
лошадей до шестидюймовых орудий, от колючей проволо-
ки с колами до боевых разведывательных автомашин. —
И далее: — Польша делает запросы и публикует протесты
в своих газетах. Польша угрожает стереть с лица земли
278
Данциг. Польша направляет дополнительные войска и тан-
ки к границам Данцига. В польской армии введена готов-
ность номер один, в донесениях непрерывно сообщают о
предстоящем нападении поляков на Данциг, в этом
основное содержание разведывательной информации в
тот момент, когда генерал Эберхардт формирует хейм-
вер».
Галифакс настаивал, чтобы поляки не поддавались на
провокацию. Но теперь они не нуждались в подобных
указаниях: полковник Бек вел себя очень хладнокровно.
Были прргаяты меры предосторожности, а мосты из Дан-
цига в Польшу заминированы. В устье Вислы имелась
длинная отмель, Вестерплятте, занимавшая важное стра-
тегическое положение; она находилась всего в двух милях
от огромного лютеранского кафедрального собора в центре
Данцига. Вестерплятте всегда был экстерриториальным
районом Польши, гарнизон которого раньше насчитывал
восемьдесят два человека. Теперь этот район скрытно уси-
ливался личным составом и орудиями. Оружие было тай-
но доставлено в здание польского почтового ведомства, в
помещение, где размещался польский комиссар в Данциге,
и на железнодорожную станцию.
Однако у Бека не было намерения напасть на Данциг,
поскольку он все же верил, что торговые репрессалии за-
ставят данцигских бюргеров успокоиться и подчиниться
существующим законам. В конце июля он пригрозил на-
ложить запрет на ввоз в Польшу из Данцига маргарина
и сельди, если будут продолжаться враждебные акции про-
тив таможенных и пограничных постов. Президент дан-
цигского сената Грейзер направил резкую ноту польскому
генеральному комиссару в Данциге Ходацкому, угрожая
контрмерами и отказываясь признать польскую погранич-
ную охрану. 1 августа полковник Бек ввел санкции про-
тив Данцига. Последующие три дня Грейзер кипел от
ярости, а 4 августа он взял телефонную трубку и начал
отдавать приказы.
В полдень того же дня около десяти нацистских поли-
цейских во главе с унтер-офицером СС объехали все четы-
ре таможни на границе с Восточной Пруссией. На каждом
таможенном участке нацист, говоривший на польском язы-
ке, предъявлял ультиматум: таможенный персонал должен
быть сокращен на две трети, а польская охрана снята
с границ. Если она не будет снята к 7 часам вечера 6 ав-
279
густа, то есть через сорок восемь часов, нацистская поли-
ция вернется и силой выкинет ее отсюда.
Об ультиматуме и угрозе нацистов применить силу
Варшава узнала вечером 4 августа. Полковник Бек тут же
отправился к маршалу Рыдз-Смиглы. Бек считал, что дол-
жен последовать твердый ответ. Он был уверен, что на-
цисты просто запугивают, и было бы роковой ошибкой
не проявить твердости.
Рыдз-Смиглы с этим согласился, но считал, что было
бы разумно на всякий случай проинформировать Лондон
и Париж. По указанию Бека Ходацкий в тот же вечер
направил Грейзеру ноту, сформулированную в максималь-
но жестких выражениях, на какие только способны были
поляки. Одновременно с этим все польские таможенные
чиновники и пограничная охрана были одеты в военную
форму, а нацистам сообщили, что любые действия против
них будут рассматриваться «как акт насилия против поль-
ских государственных служащих при выполнении ими
своих служебных обязанностей» и что в случае подобных
актов немедленно последуют репрессалии.
Когда верховный комиссар в Данциге доктор Карл Бур-
кардт узнал об этой ноте, он тут же побежал в здание
сената, находившееся через дорогу возле резиденции вер-
ховного комиссара. Он застал Грейзера изучающим поль-
скую почту за бутылкой шнапса. Было час ночи; нацист
находился в воинственном настроении, однако Буркардт
почувствовал, что он напуган. Акции против таможенных
постов он предпринял без предварительной консультации
с Берлином и теперь размышлял над тем, не слишком ли
далеко зашел.
«То был глупый и совершенно ненужный эксцесс, —
говорил ему Буркардт. — Его не следовало допускать. За-
чем нужно было отдавать такой приказ?» Грейзер объяс-
нял, что это недоразумение, что полицейские превысили
полномочия, предусмотренные его приказом, и что он не
имел в виду предъявление ультиматума.
«Тогда вы должны были это сразу же разъяснить по-
лякам, — сказал Буркардт, — и немедленно дать ответ в
этом духе».
Грейзер стукнул кулаком по столу, на котором лежала
польская нота:
280
«Извиняться перед этими свиньями, которые осмели-
ваются писать немцам подобные ноты? Никогда! Они
оскорбили немцев. Их нужно проучить».
«Может быть, вы получили полномочия из Берлина на
подобные действия?» — спросил Буркардт. Грейзер за-
явил, что «никто не сможет заставить его писать письмен-
ное извинение польским подонкам».
Тогда Буркардт посоветовал позвонить польскому ко-
миссару в Данциге. Последовал долгий и запутанный раз-
говор, в ходе которого Грейзер объяснил, что его приказы
были неправильно истолкованы «безответственными эле-
ментами» и что не было никаких намерений вызвать бес-
порядки на пограничных постах. Ходацкий спокойно по-
требовал, чтобы нацист изложил сказанное письменно.
Грейзер поколебался и затем ответил, что не может этого
сделать, так как вопрос упирается в разного рода техни-
ческие детали. Опасаясь еще больше обострить обстановку,
поляк сказал, что не будет настаивать на письменном от-
вете, но попросит свое правительство в Варшаве рассмат-
ривать объяснение Грейзера как вербальную ноту.
Услышав эту историю, Бек был вне себя от радости:
попытка нацистов запугать поляков провалилась. «Устное
объяснение неприемлемо, — сообщил Бек своему комисса-
ру в Данциге. — Я хочу получить письменное объяснение
или в противном случае...»
Он получил его, ибо на этот раз Грейзер посоветовал-
ся с Берлином. Риббентроп не хотел тратить время на ко-
мариные укусы; всю эту затею данцигских нацистов он
отбросил в сторону, предложив Грейзеру послать извине-
ния полякам в письменной форме.
На этом вся история могла бы и закончиться, если бы
не то обстоятельство, что в это время Данциг кишел кор-
респондентами со всего света, которые моментально соот-
ветствующим образом осветили в прессе факт капитуляции
контролируемого нацистами данцигского сената перед уль-
тиматумом поляков. Из их сообщений комментаторы сде-
лали свой вывод: национал-социалисты и Адольф Гитлер
потерпели поражение. Запугивания со стороны нацистов
получили должный отпор, и нацисты отступили перед
угрозой применения силы.
«Что я вам говорил! — воскликнул Юзеф Бек. — Сме-
ло встречать нацистов! Не уступать ни на дюйм. И каж-
дый раз они отступят».
281
Это была одна из самых серьезных ошибок полковника
Бека.
6 августа в Кракове проходил парад ветеранов армий
Пилсудского. Это был день лихорадочных торжеств, а
взвинченная толпа возносила до небес маршала Рыдз-Смиг-
лы, когда последний заявил: «Никому не позволим пося-
гать на права и интересы Польши. Любой, кто попытается
это сделать, получит отпор. Никому не позволим отобрать
у нас Данциг. Данциг на протяжении столетий был с
Польшей и останется с ней!»
На следующий день краковская, обычно умеренная, га-
зета «Час» писала: «Пусть только нацисты попытаются
поставить нас перед свершившимся фактом в Данциге, в
ответ им заговорят польские пушки!»
Несмотря на разразившийся в Данциге кризис, встреча
между Герингом и его английскими гостями при самом
активном посредничестве Далеруса не была отложена до
более благоприятного момента. 6 августа, в разгар данциг-
ской паники, Далерус вез английских бизнесменов из Гам-
бурга в Бредштедт в кавалькаде легковых автомобилей
под шведским флагом.
Утро 7 августа в Шлезвиг-Гольштейне выдалось свет-
лым, солнечным. Далерус ночевал в соседней гостинице,
решив не стеснять гостей. В восемь утра он уже был в
своем доме, чтобы лично проследить, что все гости с удо-
вольствием приняли настоящий английский завтрак, а за-
тем поехал на вокзал Бредштедта.
Англичане прибыли тайно, каждый делегат ехал в Гам-
бург отдельно, чтобы избежать назойливо-любопытных
представителей прессы. Фельдмаршал прибыл специаль-
ным поездом, включив в состав своей свиты Пауля Кер-
нера, руководителя администрации по осуществлению ге-
ринговского четырехлетнего плана, и генерала Боден-
шатца.
За ленчем Далерус выступил с приветственной речью,
а Геринг ответил тостом.
«Но готовы ли вы вести переговоры? — спросил Ге-
ринг. — И согласны ли признать, что сейчас обстановка
в Европе изменилась? Германия теперь является великой
державой, и обращаться с ней следует как с таковой. Не
забывайте, что политика постоянно изменяется. Вы, дол-
282
жно быть, даже в Англии заметили, что в последнее вре-
мя Германия воздерживается от какой бы то ни было
критики в адрес Советского Союза».
Спенсер, руководитель англичан на этой встрече, ска-
зал: «Мы согласны с тем, что переговоры необходимы».
Геринг попрощался со всеми за руку и отправился в
свой специальный поезд, который должен был увезти его
на ночь на остров Силт. На следующее утро ему позвонил
туда Далерус, сообщив, что англичане всю ночь обсужда-
ли обстановку. Теперь они решительно настроены в пользу
созыва конференции, однако считают, что она должна быть
скорее конференцией четырех держав, а не двух, то есть
хотят пригласить Италию и Францию. Геринг ответил,
что Боденшатц уже выехал в Берхтесгаден, чтобы доло-
жить о встрече фюреру.
Англичане собрали свои бумаги и на машинах возвра-
тились в Гамбург, а оттуда вылетели в Лондон, в то вре-
мя как Далерус выехал в Берлии. В последующие три
дня он, подобно бобру, напряженно трудился над созда-
нием «запруды», которая, по его убеждению, могла при-
остановить поток, ведущий к войне. Он целые часы про-
водил за телефоном, разговаривал то со Спенсером, нахо-
дившимся в Лондоне, то с Герингом, находившимся либо
в Доме летчиков, либо на даче в Каринхолле. Не меньшую
активность проявлял и фельдмаршал. Если бы ему уда-
лось собрать всех за столом конференции четырех держав,
которую предлагали англичане, то, по мнению Геринга,
Германия все равно получила бы все, чего хотела.
Обо всем этом фельдмаршал доложил фюреру. Гитлер
угрюмо слушал, а Риббентроп, присутствовавший при до-
кладе, настаивал на том, что англичане и французы ни-
когда не вступят в войну из-за Польши, и фюрер был
склонен поверить своему министру иностранных дел.
Однако Геринг утверждал, что англичане, которых Да-
лерус представил ему, были хорошо информированными
людьми и говорили искренне. Он им верил. Во всяком
случае Германии не грозит какой-либо ущерб от перегово-
ров, особенно если в них примет участие Муссолини.
Фельдмаршал, очевидно, лелеял мысль о новом Мюнхене,
рассчитывая на этот раз сыграть еще более выдающуюся
роль.
В конце концов Гитлер согласился. Если англичане
стремятся к переговорам, что ж, пусть будут переговоры,
283
но Германия получит от Польши все, чего хочет. Геринг
бросился к телефону, чтобы сообщить Далерусу, что в
принципе фюрер согласился с идеей проведения конфе-
ренции четырех держав в Швеции. На этот раз не было
и речи о секретности. Далерус немедленно позвонил в
Лондон Спенсеру, а затем поспешил в Стокгольм, чтобы
встретиться со шведским премьер-министром Ханссоном и
попросить его выступить в роли гостеприимного хозяина
в отношении участников конференции. Далерус был вне
себя от радости, возлагая огромные надежды на эту кон-
ференцию.
Однако по мере того, как проходили дни, а из Лондона
не поступало никакого ответа, настроение Далеруса ухуд-
шалось. В конце концов он попытался связаться по теле-
фону со Спенсером, но ему ответили, что тот уехал из
Лондона на отдых. Когда он все-таки дозвонился до него
и спросил, что же происходит, англичанин заколебался.
После паузы он сказал: «Видите ли, очень трудно добить-
ся принятия какого-либо решения. Все ответственные дея-
тели разъехались на отдых».
В Лондоне 3 августа парламент был распущен на ка-
никулы, несмотря на протесты десятков его членов, осо-
бенно Черчилля. Когда на Чемберлена было оказано дав-
ление, чтобы отозвать членов парламента из отпусков и со-
звать парламент, премьер-министр уклонился от ответа па
это требование и уехал в Шотландию охотиться на куро-
паток.
«Эмиль 1 переживает кризис. Приближенные замирают
от страха каждый раз, когда он выходит из своего каби-
нета, — сообщал во второй неделе августа адмирал Кана-
рис Эриху Кордту. — Кажется, он никак не может принять
какое-либо решение».
Настроение у Гитлера было отвратительное. Он то не-
истово кричал, извергая проклятия в адрес поляков, то
сидел в мрачном молчании, сложив руки на животе, на-
хохлившись, как серая ворона.
8 августа фюрер принял венгерского министра ино-
странных дел графа Иштваыа Заки и в ходе беседы закри-
чал: «Мы не только разгромим польскую армию, но и
уничтожим польское государство! — Неистовствуя, он про-
1 Эмиль — псевдоним Гитлера, которым пользовался абвер
при упоминании о нем. — Прим. авт.
284
должал: — Я еще не решил предать гласности факты ка-
страции поляками немцев !, ибо это вызвало бы слишком
большой взрыв негодования. Но и так поведение поляков
становится невыносимым для немцев. — Он сжал свой ку-
лак перед лицом Заки. — Вы имеете хоть какое-нибудь
представление о настроениях в германской армии в на-
стоящий момент? Поляки в своих газетах высмеивают гер-
манскую армию; Бек насмехается над ней. Но я этому рад.
Это значит, что германская армия едва сдерживает себя
в ожидании схватить поляков за горло, и она будет страш-
но разочарована, если поляки прислушаются к голосу
рассудка».
11 августа Гитлер принял доктора Карла Буркардта,
которого доставили из Данцига на юг Германии личным
самолетом фюрера. В свое время ходили слухи о якобы
пронацистских настроениях Буркардта, однако было бы
более точным говорить о его антипатии к полякам. Бур-
кардту было трудно выполнять свою миссию, но он делал
все, что было в его силах, чтобы противодействовать угро-
зам, исходившим как с той, так и с другой стороны. Обе
стороны были весьма неразборчивы в методах, однако,
возможно, в силу того, что Буркардт являлся представи-
телем швейцарской буржуазии и схватывал все нюансы
немецкого языка, он мог относиться с большей симпатией
к немцам в Данциге, чем к легко возбуждавшимся сла-
вянам.
Буркардт два с половиной часа беседовал с Гитлером
и впоследствии отмечал, что он увидел его «нервным, жал-
ким, временами почти в шоковом состоянии».
Гитлер не оставил никаких сомнений у швейцарского
профессора в том, что смертельно оскорблен ликованием
Запада и Варшавы по поводу недавних событий в Дан-
циге. «Бек осмелился хвастаться, что выиграл войну нер-
вов у правительства Германии, — говорил Гитлер, — а за-
граничная пресса заявляет, что рейх проиграл эту вой-
ну! — Ударив кулаком по столу, как он делал всегда в
подобных случаях, Гитлер закричал: — Они еще увидят!
1 Любопытно, что Гитлера преследовала навязчивая мысль
о кастрации, и он все время требовал публикации в нацистской
прессе «сообщений о кастрации», когда пропагандистская кампа-
ния достигала наивысшего накала. Возможно, объяснение этому
следует искать в его личных качествах: хотя никто точно не зна-
ет, но ходили слухи, что он был импотентом. — Прим. авт.
285
Они еще увидят! Любой их шаг приведет к тому, что мы
обрушимся на них подобно удару грома».
Буркардт заметил, что вне всякого сомнения это будет
означать общую войну, которая, как он надеялся, не вхо-
дила в планы фюрера.
Гитлер объяснил, что не намерен вести войну так, как
ее вел кайзер Вильгельм, который всегда проявлял излиш-
нюю разборчивость и скрупулезность при выборе способа
использования своих войск. Гитлер сказал, что будет сра-
жаться до последнего, без всякой жалости и беспокоиться
ему нечего, тем более что Италия и Япония готовы сра-
жаться на стороне Германии. На Западе, по словам Гит-
лера, Германия могла рассчитывать на свои шестьдесят
дивизий',. чтобы сдерживать союзников, пока не будут
уничтожены поляки, а на это потребуется три недели.
Буркардт тогда спросил Гитлера, зачем же идти на та-
кие крайности. Ведь демократии готовы урегулировать
все вопросы путем переговоров.
«Зачем же они продолжают подстрекать поляков, если
сами хотят переговоров? — спросил Гитлер. — Зачем они
дали полякам гарантии? Что могло быть лучше для поля-
ков, чем то предложение, с которым я обратился к ним
в марте этого года? Западные демократии поощряют над-
менное поведение поляков. — Гитлер засмеялся. — Поляки
потеряли рассудок, как и те, кто их поддерживает. Вот
если бы так вели себя чехи, тогда я мог бы это понять.
После того как мы взяли Чехию, то поняли, почему чехи
были столь непреклонны. У них была отличная армия,
оснащенная современным оружием и техникой, а их гене-
ральный штаб знал свое дело. — Он снова засмеялся: —
Поляки! Я знаю их планы! Они составлены неквалифици-
рованно, а техническое оснащение армии слабое!»
Настроение Гитлера внезапно изменилось. Из ярост-
ного противника поляков он превратился в апостола соли-
дарности Запада перед лицом угрозы с Востока. «Разум-
ное решение все еще возможно, — заявил он. — Все эти
проблемы можно было бы решить. Я бы воздержался от
осложнений с поляками при условии, что те проявят бла-
горазумие, оставят в покое Данциг и его население и да-
дут немцам, проживающим в Польше, возможность мир-
1 На самом деле немецкие войска на Западе были значительно
слабее; самое большее — двадцать дивизий. — Прим. авт.
286
ного существования». Глаза Гитлера загорелись зловещим
огоньком, и он добавил, что все его планы и замыслы в
принципе направлены против России.
«Если Запад окажется настолько глуп и настолько
слеп, чтобы напасть на Германию, то я буду вынужден
объединиться с Россией, чтобы разгромить Запад. Затем,
еще больше усилив свою мощь в итоге победы над Запа-
дом, я нападу на Россию».
Это было поразительное заявление, но Буркардт, ка-
залось, не оценил всей его важности. Выехав из Берхтес-
гадена, он немедленно направился к себе домой в Базель,
куда пригласил английского и французского послов и пере-
дал им содержание разговора с фюрером.
С тех пор историки высказывают свое удивление, что
заявление Гитлера о его планах относительно России не
было упомянуто в донесениях, которые направили своим
правительствам послы после встречи с Буркардтом. Мо-
жет быть, Чемберлен и Даладье запретили им доклады-
вать об этом?
Объясняется все очень просто: Буркардт считал это
заявление Гитлера настолько нелепым, что не нашел даже
нужным упомянуть о нем во время беседы с послами. Са-
ма возможность германо-русского пакта была для него
просто слишком абсурдной, чтобы об этом думать.
2. Переговоры, переговоры...
Утром 12 августа 1939 года в Москве начались англо-
французско-русские военные переговоры. Ко всеобщему
удовлетворению, если не считать адмирала Планкетт-
Дракса, атмосфера на совещании совершенно отличалась
от той подчеркнутой официальности, в которой проходили
политические переговоры с Молотовым. Делегации разме-
стились вокруг огромного стола без какого-либо особого
соблюдения старшинства, и по мере того, как продолжа-
лось заседание, в работу вовлекалось все больше секрета-
рей для ведения полных протоколов заседаний на фран-
цузском, английском и русском языках.
К огорчению адмирала Дракса, у которого болело гор-
ло, все участники заседания последовали примеру марша-
ла Ворошилова и почти непрерывно курили. Сначала ад-
мирал только покашливал, но потом его стал раздражать
287
табачный дым. Уже само начало конференции не предве-
щало французам ничего хорошего, ибо маршал Ворошилов
сразу встал и торжественно зачитал документ, подтверж-
давший полномочия советской делегации, в котором гово-
рилось, что она «уполномочена подписать военные согла-
шения, направленные на поддержание мира против агрес-
сии» [.
Повернувшись сначала к генералу Думенку, а затем
к адмиралу Драксу, Ворошилов попросил их довести до
сведения присутствующих, какими полномочиями наде-
лили правительства Англии и Франции своих представи-
телей для ведения переговоров.
Генерал Думенк оказался в некотором замешательстве,
однако затем начал быстро импровизировать. Он предъ-
явил свои полномочия, подписанные премьером Даладье;
к счастью, в них содержалась фраза, утверждавшая, что
Думенк «уполномочен вести переговоры по всем воен-
ным вопросам». Хотя он, разумеется, не имел полномочий
подписывать какой бы то ни было документ, эта фраза,
казалось, удовлетворила русских.
Затем Ворошилов обратился к английскому адмиралу.
Тот был вынужден признаться, что никаких письменных
полномочий он не имеет. Однако, добавил адмирал, совет-
ской делегации должно быть совершенно очевидно, что
вряд ли английское правительство стало бы посылать де-
1 Переговоры открылись обсуждением процедурных вопросов,
по которым были приняты согласованные решения. Начало пере-
говоров военных миссий сразу же показало, что английское и
французское правительства в действительности не хотели сотруд-
ничать с СССР. Уже то обстоятельство, что этим миссиям пона-
добилось для прибытия в Москву 17 дней, что они состояли из
второстепенных лиц, а английская делегация не имела полномо-
чий не только на заключение военной конвенции, но и вообще
на ведение переговоров, не могло не вызвать сомнений в искрен-
ности стремлений правительств Англии и Франции. Эти сомнения
еще более усилились, когда выяснилось, что английская и фран-
цузская военные миссии не имели даже предварительного воен-
ного плана, предусматривающего совместные операции протип
общего врага. Таким образом, первые же заседания военных мис-
сий показали, что английское и французское правительства не
относились серьезно к военным переговорам с СССР. Они вновь
подтвердили, что Англию и Францию больше интересовали раз-
говоры о переговорах, чем достижение реальной договоренности
о сотрудничестве с Советским Союзом против фашистских агрес-
соров. (СССР в борьбе за мир накануне второй мировой вой-
ны, стр. 698.) — Прим. ред.
288
легацию, не наделив ее соответствующими полномочиями.
А вот документов, определяющих ее полномочия, действи-
тельно не было.
Ворошилов был шокирован и раздражен. Посовещав-
шись с генералом Шапошниковым, начальником штаба
Красной Армии, он встал и выразил сожаление, что со-
ветскую делегацию поставили в такое положение, когда
она вынуждена вести переговоры с делегациями, не имею-
щими никаких полномочий. «Возможно, следует внести
ясность, — отвечал Думенк. — Делегации двух западных
держав не ведут переговоров о заключении договоров; они
просто будут рекомендовать своим правительствам опре-
деленные пункты соглашений». Думенк сказал, что деле-
гации Франции и Англии будут усиленно добиваться ре-
шений и усердно работать на переговорах...
Ворошилов снова посоветовался с Шапошниковым и
затем с неохотой согласился на продолжение переговоров.
Но почти тут же он ошеломил делегации Англии и Фран-
ции, потребовав, чтобы те раскрыли в деталях свои планы
действий по обороне всех трех держав на случай агрессии.
«У нас имеется полностью отработанный план, охваты-
вающий все до малейших подробностей, — сообщил он. —
Имеются ли у французской и английской делегаций пла-
ны и предложения о действиях в случае нападения на
нашу страну»?
Адмирал Драке закашлялся. Это был именно такого
рода вопрос, какие, он надеялся, не будут задавать. Ведь
он получил от своего правительства строгое указание укло-
няться от ответов на эти вопросы. Разумеется, это был
один из тех вопросов, которые обнаруживали едва скры-
ваемые подозрения, существовавшие между Западом и
русскими. «Эта комедия с выкладкой на стол военных
секретов, — писал впоследствии капитан Бофр, — обеспо-
коила как Великобританию, так и Францию. Они все
больше утверждались в мнении, что Советы организовали
эти переговоры для получения в самый канун войны об-
щего представления о наших планах с тем, чтобы затем,
само собой разумеется, информировать немцев».
На самом деле русские не имели подобных намерений.
На переговорах в Москве генерал Думенк выступал от
имени французской и английской делегаций. В ответ на
19 Л. Мосли
289
просьбу русских он сообщил, какие силы Франция выста-
вит в случае военного конфликта, однако в своих выступ^
лениях он так часто обходил конкретные вопросы, что Во-
рошилов даже резко заметил: «Ваши заявления бессмыс-
ленны».
Адмирал Планкетт-Дракс не мог добавить ничего тол-
кового к заявлениям своего французского коллеги и по-
этому довольствовался заверениями о силе и мощи бри-
танского военно-морского флота. Покраснев от возмуще-
ния, Ворошилов в конце концов поднялся и сказал:
«Я еще раз спрашиваю, какие действия на суше, по мне-
нию генеральных штабов Франции и Великобритании,
должен предпринять СССР в случае агрессии против
Франции, Польши и т. д. Давайте не будем затуманивать
этот вопрос, мы теперь говорим только о сухопутных вой-
сках и их действиях. Я поставлю перед вами, генерал и
адмирал, несколько вопросов, которые, может быть, внесут
для вас ясность относительно моей точки зрения...»
И здесь всплыли важнейшие вопросы, ответов па ко-
торые ждали все в Советском Союзе: «Даст ли Польша
согласие на ввод советских войск в «вильнюсский кори-
дор» 1 с тем, чтобы они могли войти в соприкосновение с
противником, даст ли Польша согласие на ввод наших
войск в Галицию и разрешит ли она проход наших войск
в Румынию? Эти вопросы являются для нашей делегации
кардинальными в настоящих переговорах». Но в том-то
и дело, что это были именно те вопросы, которые англий-
ская и французская делегации договорились между собой
не обсуждать, поскольку как они, так и их правительства
знали, что Польша никогда не позволит русским войскам
вступить на свою территорию.
Больше того, хотя поляки и маскировали такое отно-
шение к русским ярым антикоммунизмом, но у них име-
лась большая провинность перед ними. Когда Россия была
слаба после революции, поляки украли у нее огромные
куски территории.
Силясь подобрать такой ответ, который удовлетворил
бы Ворошилова, генерал Думенк, должно быть, про себя
проклинал поляков за бессмысленность их возражений.
Неужели поляки не понимают безвыходности своего поло-
1 Узкая полоса польской территории, отделявшая Советскую
Россию от Восточной Пруссии. — Прим. авт.
290
жения? Неужели они не видят, что нуждаются в помощи
России, может быть, даже больше, чем западные демокра-
тии в данный момент? Если Россия не поможет им, их
судьбу можно считать предрешенной. Почему они ведут
себя столь глупо, почему они идут с копьями против вет-
ряных мельниц?
Пока Думенк колебался с ответом, вмешался адмирал
Драке. Деликатно откашлявшись, он выразил надежду,
что в Варшаве правильно поймут намерения русских в от-
ношении Польши. Ворошилов ответил нескрываемой на-
смешкой. Незадолго до этого он предложил Западу всю
помощь, на какую только способна Россия (на следующий
день генерал Шапошников уточнил это, отметив, что
имеется в виду 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий
и пять тысяч истребителей). В свою очередь он ожидал от
Запада соответствующего вклада в общее дело, частью
которого будет разрешение на проход советских войск че-
рез Польшу.
Думенк попытался «на время» вернуть дискуссию к
вопросу о том, где будут развернуты советские войска.
Попытки француза выиграть некоторое время были
откровенно пресечены маршалом. «Я хочу получить пря-
мой ответ, — сказал Ворошилов. — Я говорю не о районах
концентрации войск. Я хочу знать точку зрения генераль-
ных штабов Франции и Англии о действиях в случае
агрессии против Польши и Румынии. Заключается ли она
в том, что советские войска могут вступить в Польшу, что-
бы войти в соприкосповение с противником в Восточной
Пруссии? Проход советских войск через Польшу и Румы-
нию является первым условием; после того, как мы при-
дем к соглашению по этому вопросу, можно обсудить и
все другие. Иначе говоря, если советским войскам не бу-
дет разрешено пройти по этим территориям, то трудно
понять, каким образом можно прийти к соглашению по
главному вопросу».
«Я уже выразил надежду и свое убеждение, что Поль-
ша и Румыния обратятся за помощью, когда таковая по-
требуется», — ответил Драке.
«Сомневаюсь, что события будут развиваться именно
так, — с нескрываемым скептицизмом заметил Вороши-
лов. — Они могут обратиться за помощью к СССР, но мо-
гут и не обратиться или обратиться слишком поздно.
В последнем случае СССР уже не сможет ничего сделать,
19*
291
чтобы оказать хоть какую-либо помощь союзникам. Три
великие державы и их представители на данном уровне
должны принять решение по этому вопросу. Если Румы-
ния и Польша не обратятся за помощью или обратятся
слишком поздно, вооруженные силы этих стран будут раз-
громлены, а они нужны всем нам; поэтому в интересах
как Англии и Франции, так и СССР не допустить, чтобы
эти силы были уничтожены. — Здесь Ворошилов сделал
паузу, чтобы дать возможность делегациям осознать смысл
сказанных им слов, и затем добавил: — Я настаиваю на
том, чтобы прежде всего мы обсудили принципиальный
вопрос относительно переброски советских войск через
территорию Польши и Румынии; в этом вопросе суть всей
проблемы».
Воцарилась тишина, и генерал Думенк предложил сде-
лать перерыв. Участники совещания высыпали в парк и
адмирал Драке с удовольствием отдыхал от табачного ды-
ма. «Я думаю, наша миссия закончилась», — сказал он.
Драке говорил это не вполне серьезно; вместе с тем он
не был никогда особенно обеспокоен ходом переговоров и
не питал больших надежд заручиться пактом с Россией.
В его взглядах в значительной степени отражалась точка
зрения Чемберлена и Вильсона, и на переговоры он смот-
рел скорее как на уступку общественному мнению в Ан-
глии, чем на серьезные поиски союзника, в силах кото-
рого он сомневался, а политические взгляды которого на-
ходил вызывающими отвращение.
Что касается генерала Думенка, то он был совершенно
удручен откровенными высказываниями на заседании
14 августа; тем не менее Думенк все еще был решитель-
но настроен не саботировать переговоры, а добиваться
соглашения. Французский представитель понимал исклю-
чительную необходимость пакта с Советским Союзом, если,
как он считал, западным союзникам предстояло оказаться
вовлеченными в войну против Германии, а в отношении
возможностей польской армии он не питал никаких иллю-
зий.
Вечером 14 августа Думенк убедил Дракса в необходи-
мости срочно телеграфировать своим правительствам, что
он и сделал немедленно, послав телеграмму в Париж, а ко-
пию — в Лондон. В ней говорилось: «Делегации провели
два заседания 13 августа и одно продолжительное заседа-
ние 14 августа.
292
Советская делегация выразила пожелание рассмотреть
назревшие вопросы и просит отложить обсуждение общих
вопросов, принятых всеми, и обсудить конкретные... Сего-
дня советская делегация в качестве условия для заключе-
ния военного пакта потребовала гарантий, что Красная
Армия в случае агрессии против Польши и Румынии будет
иметь право вступить в «вильнюсский коридор», в Гали-
цию и па территорию Румынии. Несмотря на это, перего-
воры продолжаются. По мнению нашего посла (я тоже
такого же мнения), для быстрейшего решения необходимо
послать генерала Валена со специальным поручением в
Варшаву, в польский генеральный штаб. Мы должны попы-
таться получить от поляков секретное соглашение, в
принципе разрешающее франко-апглийской делегации па
переговорах в Москве обсуждать военные аспекты этого
вопроса, официально не вовлекая в это дело польское пра-
вительство. С этим предложением английская делегация
согласна полностью. Ждем от вас указаний. Вопрос тре-
бует безотлагательного решения».
Ответа на эту телеграмму не последовало.
17 августа генерал Боденшатц позвонил Стэлепу и
сообщил, что впредь они не могут рассчитывать на встре-
чи. «Я буду очень занят, — сказал он. — Я только надеюсь,
что скоро мы снова найдем возможность встретиться».
Стэлен не нуждался в более выразительном намеке,
чтобы понять, что кризис надвигается.
Во всяком случае он был полностью информирован
относительно наращивания немецких вооруженных сил,
скрытно продолжавшегося в течение последних сорока
восьми часов; это он сам наблюдал.
К сожалению, гестапо теперь наблюдало за самим Стэ-
леном, как и за самолетом французского посольства. Когда
бы Стэлен ни садился в свою автомашину, чтобы ехать
в посольство или в аэропорт, за ним по пятам следовала
автомашина гестапо. В условиях города было нетрудно от-
делаться от гестаповских сыщиков: он договорился с теми
из своих друзей, кто слегка был похож по внешности на
него, чтобы те надевали его одежду и выезжали на его
автомашине. Это позволяло ему благополучно выходить
на встречи со своими агентами в городе. Стэлен до сих
293
пор не без гордости отмечает тот факт, что ни один из
них не был раскрыт немецкой контрразведкой.
Однако при вылетах на самолете невозможно было по-
добным образом провести гестапо. Каждый раз, когда Стэ-
лен поднимался в воздух на посольском самолете, назем-
ная служба аэропорта немедленно информировала об этом
гестапо и военно-воздушные силы. В эти напряженные дни
он дважды поднимался в воздух со своим начальником
генералом Жеффрие; однако теперь, по мере нарастания
кризиса, это стало слишком рискованно, и вместо генерала
в качестве пассажира вылетал его секретарь.
Во время таких полетов они всегда устремлялись в во-
сточном направлении к автомобильным и железным доро-
гам, ведущим к Польше; вскоре им стало совершенно
ясно, что, несмотря на отсутствие официального объявле-
ния мобилизации, она фактически шла полным ходом. Все
дороги, ведущие к Польше, были забиты военным транс-
портом.
Стэлен был превосходным пилотом. Он любил свой са-
молет и хорошо знал, как с ним обращаться. Наблюдая
за Стэленом, гестапо каждый раз поднимало вслед за ним
два самолета, и всегда, когда он приближался к городу,
где имелся гарнизон или аэродром, эти самолеты создавали
ему помехи. Стэлеи делал вид, что не замечает их, даже
когда те оказывались в нескольких метрах от него в ходе
маневрирования; только в тех случаях, когда на борту на-
ходился генерал Жеффрие, Стэлеи после приземления за-
являл протест офицеру связи из люфтваффе, однако тот,
разумеется, уверял, что ему ничего не известно.
Когда подобные попытки запугать француза в воздухе
потерпели неудачу, гестапо повело себя по-иному: пред-
намеренно вывело самолет из строя. Однажды утром Стэ-
лену позвонил представитель немецких ВВС, который об-
служивал его самолет.
«Неприятная новость», — сказал он.
«Они поставили на прикол мой самолет?»—спросил
Стэлен.
«Хуже. Вчера вечером произошла авария — в ваш само-
лет врезалась немецкая машина, которую заводили в ангар».
«Мой самолет сильно поврежден?»
«Так, что наверняка никогда не поднимется в воздух,
во всяком случае не в Германии».
294
Посол Робер Кулондр, вернувшись из отпуска, знако-
мился с докладами Стэлена об усиливавшемся движении
крупных масс войск. После посещения барона Вейцзекера
в министерстве иностранных дел у него создалось совер-
шенно определенное впечатление, что развязка прибли-
жается.
«Иногда глупость имеет и свои достоинства, — сказал
ему Вейцзекер. — Это видно из истории с поляками. Сво-
ей глупостью поляки уже причинили много вреда своим
друзьям и продолжают действовать в том же духе. Несом-
ненно, такие действия поляков должны освободить союз-
ников от обязательств. Действительно ли Франция и Ан-
глия будут рисковать своим существованием ради своих
сумасшедших друзей, которые упорно продолжают неис-
товствовать?»
«И все же мы должны поддержать своих друзей, — от-
ветил Кулондр. — Если Франция допустит разгром Поль-
ши Германией, то в каком положении окажется сама?
Если она здесь уступит, то ее престиж и положение упа-
дут до уровня Бельгии и Голландии».
Французский посол недооценивал Вейцзекера, который
почти точно знал, что происходило. К несчастью, Вейцзе-
кер не нашел в себе мужества, чтобы сообщить Кулондру
о решении Германии напасть на Польшу. Позднее он
объяснил, почему тогда умолчал. Если бы он поделился
своей информацией с Кулондром или итальянским послом
Аттолико, к которым он питал личную симпатию, те доло-
жили бы своим правительствам. Это привело бы к ката-
строфическим последствиям, поскольку немецкая разведка
знала дипломатические коды Франции, Италии и Англии
и немедленно обнаружила бы, что Вейцзекер выдает го-
сударственные секреты.
Но это уже не играло существенной роли. Основываясь
на докладах Стэлена, Кулондр вполне мог предупредить
Париж, что давление на Польшу переходило из политиче-
ской области в военную.
При таких обстоятельствах, казалось, теперь даже ан-
гличане могли бы понять, что наступило время высказать
решительное и громогласное предупреждение. В начале
июля начальник британской секретной службы Стюарт
Мензис докладывал, что немедленно уходит в свой оче-
редной отпуск, и рекомендовал каждому высокопостав-
ленному сотруднику сделать то же самое. Его предосте-
295
решения игнорировали. Парламент закончил свою летшою
сессию, а 4 августа члены кабинета разъехались кто в
охотничьи угодья, кто на взморье. Чемберлен находился
в Шотландии. Галифакс отдыхал в Йоркшире, но поддер-
живал связь с Форин Оффисом. Один из наиболее горя-
чих антинацистов военный министр Лесли Хор-Белиша
уехал на юг Франции. Это было чудесное летнее время.
«В Англии, как и в 1914 году, — отмечал Уинстон Чер-
чилль, — люди беззаботно наслаждались своими отпусками
и играли с детьми на пляжах».
Что касается самого Черчилля, то он был занят совер-
шенно иными делами. 14 августа со своим другом генера-
лом Эдуардом Спэарсом он прибыл в Париж и отсюда вы-
ехал на осмотр линии Мажино. Их гостеприимным
хозяином был генерал Жорж, командующий армиями на се-
веро-восточном фронте. Черчилля, ни в чем другом не
проявлявшего столь большого энтузиазма, как при обсуж-
дении вопросов военной тактики, провели по всему участ-
ку главной оборонительной линии французов от Лаутер-
бурга до швейцарской границы; и все, что он увидел сам
и что ему сообщили, принесло ему большое облегчение:
«Здесь по Рейну... все временные мосты через реку убра-
ны той или другой стороной. Постоянные мосты были за-
минированы и находились под сильной охраной. Надежные
офицеры круглосуточно дежурили у пультов, чтобы по
соответствующему сигналу нажать на кнопки и взорвать
мосты. Огромная река, вздувшаяся от таяния альпийских
снегов, угрюмо и величаво катила свои воды. Французские
передовые посты притаились в стрелковых ячейках в за-
рослях кустарников. Вдвоем или втроем мы могли подойти
к самому берегу, но, как нас предупредили, ни в коем
случае не выставляя себя в качестве мишени. В трехстах
ярдах по ту сторону реки то тут то там среди кустарников
можно было заметить немецких солдат, довольно лениво
орудовавших киркой или лопатой. Весь прибрежный уча-
сток у Страсбурга был уже освобожден от гражданского
населения. Я постоял некоторое время на страсбургском
мосту, наблюдая, как по нему проезжали автомашины. На
каждом конце моста долго и тщательно проверялись доку-
менты и груз.
И все же в Европе был мир. Между Францией и Гер-
манией не было никакого спора».
Находясь под впечатлением, которое на него произвели
296
оборонительные сооружения и боевой дух французских
солдат, Черчилль тем не менее был обескуражен безогово-
рочным согласием своих гостеприимных французских хо-
зяев, что в случае войны их действия будут в основном
носить оборонительный характер. По возвращении в Па-
риж он дал завтрак в честь генерала Жоржа, который при-
хватил с собой подробные данные о французских силах и
подготовленную французской разведкой оценку немецких
сил на Западном вале против линии Мажино. Французская
разведка определяла немецкие силы на Западе в два раза
выше фактической численности имевшихся там войск; тем
не менее, ознакомившись с французской пограничной обо-
роной и сравнивая ее с даже преувеличенной оценкой про-
тивостоящих войск Германии, Черчилль сказал: «Но вы
же хозяева положения».
Генерал Жорж, казалось, удивился и даже несколько
забеспокоился. Он поспешил заявить, что французские
войска никогда не нанесут удар первыми.
В свете такого заявления вряд ли следует удивляться
тому, что по возвращении в Англию Черчилль попросил
своего старого приятеля, отставного детектива специаль-
ного отдела Скотленд-ярда вернуться к нему на службу
в качестве телохранителя. Черчилль привел в порядок
свой пистолет. «Было известно, что в Англии находится
двадцать тысяч организованных немецких нацистов, —
писал он, — и просто в соответствии с нацистскими прие-
мами в других дружественных странах началу войны
предшествовала бы острая прелюдия саботажа и убийств».
Ожидая, когда со сцены уйдут умиротворители, подобно
Чемберлену и Галифаксу, Черчилль был решительно на-
строен никому не позволить избавиться от него самого.
Первые слухи о возможном восстановлении отношений
между немцами и русскими дошли до главы французской
военной делегации генерала Думенка 17 августа.
Этот день был самым тяжелым для англо-французской
военной делегации. На каждом заседании Ворошилов
упорно настаивал на том, чтобы советские войска имели
свободный проход через Польшу, и каждый раз французы
пытались представить дело так, что, когда наступит время
и Польша подвергнется нападению, она сама обратится
за помощью к русским. Однако советский маршал настаи-
297
вал на подписании соответствующего соглашения те-
перь.
К этому времени англичане оказались в затруднитель
ном положении, а неуклюжие увертки адмирала Дракса
только способствовали ухудшению позиций английской
делегации па переговорах.
На вопрос русских, сколько дивизий может выставить
его страна в случае войны, Драке предложил своему по-
мощнику генералу Хейвуду назвать такие цифры, кото-
рые, будучи ничтожно малыми, тем не менее фактически
были преувеличенными: две дивизии немедленно, и еще
две — несколько позднее. По сравнению с тремястами со-
ветскими дивизиями и ста французскими дивизиями это
была до смешного малая цифра; поэтому Ворошилов сна-
чала не поверил и попросил повторить ее. Драксу и в го-
лову не пришло (а возможно, он считал это несуществен-
ным) указать на возможности английских военно-воздуш-
ных сил и войск Британской империи из Австралии,
Новой Зеландии, Южной Африки, Индии и колоний.
Однако это было еще не самой худшей ошибкой Дракса.
Чтобы заставить русских связать себя союзническими обя-
зательствами с Западом и Польшей, нужно было убедить
их, что поляки могут выстоять против немцев и что, при-
соединившись к Западу, Советский Союз не окажется один
на один с огромной германской военной машиной. Однако
Драке, по-видимому, этого не понимал. Еще на борту ко-
рабля по пути в Россию он неоднократно повторял: «Да,
бедная старая Польша. Если ее оставить в одиночестве,
она будет разгромлена в две недели. У нее нет никаких
шансов. Вот почему нам нужно стоять за нее». И теперь
он вдруг наклонился к Ворошилову и сказал: «Не забы-
вайте, что Польша, если ее оставить одну, может быть
разгромлена в две недели».
Впоследствии Бофр комментировал этот эпизод сле-
дующим образом: «Впечатление было такое, будто Воро-
шилов только что получил конкретное подтверждение сла-
бости Польши. Учитывая же условия, в каких скорее
всего предстояла борьба на Востоке, это означало, что Рос-
сия окажется в одиночестве лицом к лицу с германской
армией».
Думенк решил, что должен каким-то образом убедить
поляков проявить благоразумие. Для выполнения срочной
миссии он выбрал самого симпатичного, молодого и силь-
298
пого в спорах -члена своей делегации. В письме, копия
которого была послана в Париж, говорилось:
«Капитан Бофр проследует в Варшаву, чтобы устно
передать генералу Муссе (французский военный атташе)
всю необходимую информацию.
1. Исключительно важно получить от польского гене-
рального штаба принципиальное согласие на возможность
прохода советских войск через польскую территорию. Рус-
ские строго ограничили свою просьбу разрешением про-
хода по «вильнюсскому коридору» и в Галицию. Невозмож-
но отрицать стратегическую важность такой меры. Стра-
тегически не менее важно и заключение военного пакта.
2. В случае принятия этого принципа мы можем полу-
чить заверения, что между Польшей и нами по русской
территории будут установлены коммуникации — из каких
пунктов должны начаться эти коммуникации, чтобы луч-
ше всего обслуживать тыловые районы Польши?
3. В соответствии с нашим обещанием мы абсолютно
ничего не сказали относительно польской армии».
Вечером 17 августа Бофр выехал из Москвы, и растая-
ли все надежды французской делегации. Русским было
объявлено, что он возвращается в Париж; однако когда на
следующий вечер он прибыл в Варшаву, на пригородной
етанции его незаметно сняли с поезда и доставили во
французское посольство, где Бофр попал прямо на званый
ужин, затянувшийся до полуночи. Как только закончился
ужин, французский посланник Леон Ноэль и генерал Мус-
се удалились в кабинет посла, чтобы обсудить вопрос, как
убедить поляков разрешить проход русских войск в случае
войны. Беседа глубоко разочаровала Бофра, поскольку ни
посланник, ни военный атташе не выразили надежды на
успех в этом вопросе и даже не проявили стремления ока-
зать давление на поляков. Ноэль опасался, что любая
попытка решительного давления на поляков может пол-
ностью повернуть их против Запада и вынудить бросить-
ся в объятия Германии — вариант наиболее маловероят-
ный на данной стадии, хотя, как утверждал Ноэль, он
вполне верил в такую возможность. Генерал Муссе просто
побаивался русских и с подозрением относился к их пред-
ложениям. В ходе обсуждения все же была достигнута до-
говоренность, что на следующий день Ноэль посетит пол-
ковника Бека, а генерал Муссе попытается уговорить
начальника генерального штаба генерала Сташкевича.
299
49 августа части вермахта продолжали стягиваться к
польской границе. Официально о мобилизации не было
объявлено, но Варшава была полна слухов о надвигавшем-
ся кризисе.
Тем не менее это никого, казалось, особенно не бес-
покоило; в столице не предпринимались никакие специ-
альные меры предосторожности. Стояла ясная солнечная
погода; девушки гуляли в летних платьях, на открытых
площадках играли оркестры, кафе были битком набиты
беззаботной публикой.
В военном министерстве генерал Сташкевич признал-
ся генералу Муссе и Бофру, что он не особенно обеспокоен
приближением критических дней. Дословно повторив вы-
сказывания Бека и представив маневры немцев как «за-
пугивание», начальник генерального штаба, казалось, был
убежден, что «дела сами по себе уладятся» и Польша сама
будет в состоянии предпринять меры против любого на-
падения. Он был дружелюбен и неофициален, но, как толь-
ко разговор коснулся просьбы русских разрешить пропуск
их войск через польскую территорию, сразу же любез-
ность и дружелюбие исчезли. «Я понимаю вашу точку
зрения, но прошу вас понять и нашу позицию, — сказал
он. — Мы знаем русских лучше, чем вы. Конечно, я по-
нимаю общую обстановку, и не исключено, что начало
войны может быть ускорено этими обстоятельствами, но
даже это соображение не может заставить нас изменить
нашу точку зрения».
Встреча с Беком оказалась еще более безуспешной1.
Бек свирепо уставился на Ноэля, когда последний вошел
к нему в кабинет. «Я знаю, с какой целью вы явились
сюда, — сказал он. — Меня из Парижа информировали обо
всем, что там затевается».
1 Готовность Советского правительства оказать помощь Поль-
ше и нежелание польского правительства сотрудничать с СССР
в защите от агрессии отчетливо проявилось также в связи с ви-
зитом в Варшаву заместителя наркома иностранных дел СССР
В. Потемкина.
Сообщая в Москву о беседе с Беком 10 мая 1939 года, Потем-
кин писал, что он «подчеркнул, что СССР не отказал бы в помощи
Польше, если бы она того пожелала». Однако на следующий день,
11 мая, по поручению своего правительства польский посол в Мо-
скве Гжибовский заявил, что «Польша не считает возможным
заключение пакта о взаимопомощи с СССР». (М. Панкра-
това, В. С и п о л с. Почему не удалось предотвратить войну.
Издательство АПН, 1970, стр. 39.) —Прим. ред.
300
Действительно, он получил такую информацию из Па-
рижа. Накануне вечером Боннэ пригласил польского посла
Лукасевича в министерство иностранных дел и напрямик
сказал ему, что, если Польша не разрешит русским вой-
скам проход через свою территорию, между Россией и
Германией может быть заключен пакт. За последние не-
дели Боннэ превратился в горячего сторонника соглаше-
ния с Россией и, подобно Думенку, все еще надеялся
добиться договора с русскими.
«Бек никогда не позволит русским войскам занять те
территории, которые мы у них забрали в 1921 году, — ска-
зал Лукасевич. — Пустили бы вы, французы, немцев в
Эльзас-Лотарингию?»
«Возможно, и не пустили бы. Но вы забываете, что к
востоку и западу от вас соседями являются две великие
державы. Сейчас вы стоите перед лицом испытаний своих
сил против Германии, испытаний, которые делают для
вас необходимой помощь от Советов. Всего два дня назад
Гитлер говорил Буркардту, что он в три недели разгромит
Польшу своими вооруженными силами, мощь которых вы
даже не представляете себе».
«Наоборот, — ответил Лукасевич, — не немцы, а поляки
ворвутся в глубь Германии в первые же дни войны!»
«Я горячо надеюсь на это... Однако тем временем дайте
положительный ответ на советское требование! Для нас
это исключительно важно. От наших переговоров в Москве
зависит вопрос, быть или не быть войне».
Это уже было требование, а не просьба, и рассердив-
шийся посол ушел, заявив, что он передаст в Варшаву
эту просьбу, но заранее знает, что ответ будет отрица-
тельный.
И вот теперь, имея эту телеграмму на столе перед со-
бой, Бек посмотрел в лицо заколебавшемуся Ноэлю и
угрюмо сообщил, что все просьбы относительно перемеще-
ния русских войск по территории Польши следует направ-
лять маршалу Рыдз-Смиглы. Маршал в тот же вечер дал
отрицательный ответ. На аналогичную просьбу англичан
ответ был тот же: «Независимо от последствий, ни одного
дюйма польской территории никогда не будет разрешено
занять русским войскам...»
Так обстояли дела. Близорукие и самонадеянные поль-
ские руководители были непреклонны.
301
Теперь союзникам стратегически важно было держать
русских в неведении относительно решительного отказа
поляков на их просьбу и продолжать в Москве переговоры.
Перед выездом из Москвы Бофр условился с генералом
Думенком, что о результатах своей миссии он сообщит ему
одним из трех слов: «один» будет означать, что он все
еще ведет с поляками переговоры; «два» — добился успе-
ха; «три» — потерпел фиаско.
Однако генерал Муссе не проявил должной предосто-
рожности. Сразу же после первой встречи он направился
в шифровальную и послал подробные донесения в Париж
и во французское посольство в Москве с изложением точки
зрения поляков, включив их самые ярые антикоммунисти-
ческие утверждения и в значительной степени добавив
свои собственные подозрения относительно действий
Кремля. В этой связи Бофр впоследствии отмечал: «Для
всякого, кто хоть немного знает о секретной службе, дол-
жно было быть совершенно очевидно, что любая телеграм-
ма, посланная обычным кодом военного атташе, будет
немедленно расшифрована. Почти в любом посольстве во
всем мире сейфы ночью не охраняются, а неохраняемый
сейф — это открытый сейф».
19 августа лорд Галифакс послал из Форин Оффиса
депешу Невилю Чемберлену, находившемуся на отдыхе
в Шотландии. Он писал:
«В течение последних шести месяцев нам сообщали
столько различных дат, что любое повторение их, есте-
ственно, вызывает скептицизм. Вместе с тем полученная
информация кажется мне слишком обстоятельной, чтобы
игнорировать ее, а приводимые сроки были сообщены, как
это утверждается, итальянскому правительству, что, ра-
зумеется, усиливает достоверность этих сведений».
Через Ванситарта министр иностранных дел получил
информацию, преднамеренно пущенную графом Чиано в
соответствующие каналы, что в конце августа Германия
нападет па Польшу. В своей депеше премьер-министру
Галифакс добавил: «Если эта информация правильная, то
нельзя терять времени».
Чемберлен решил немедленно вернуться в Лондон.
Вильсон, находившийся в Борнмуте, также решил вер-
нуться на Даунинг-стрит, 10. Когда они трое собрались,
302
чтобы обсудить обстановку, оказалось, что все имеют весь-
ма смутное представление о том, что же предпринять.
К этому времени лорд Галифакс пришел к убеждению
о неизбежности войны. Ему претила такая перспектива, и
он решил предпринять все, что было в его силах, чтобы
избежать ее, но только не путем заключения пакта с Со-
ветским Союзом, который считал как отвратительным, так
и бесполезным. Руководитель Форин Оффиса был полон
предчувствий обреченности и, скрывая их от премьер-ми-
нистра, не мог скрыть от самого себя. Как-то во время
Мюнхенской конференции у него началась бессонница. Он
был настолько обеспокоен происходившим, что написал
Чемберлену и высказал опасения, которые зародились в
эти тихие бессонные часы. Чемберлен дал ему нагоняй,
и теперь Галифакс умолчал, что его снова мучает бессон-
ница. Что могли сделать он или правительство при таких
обстоятельствах? Ведь ход событий неотвратим.
С другой стороны, инстинкт подсказывал Чемберлену
и Вильсону продолжать игнорировать тот факт, что про-
водимая ими политика поставила страну и мир в Европе
под угрозу. Они все еще были уверены, что кто-нибудь,
например Муссолини, подбросит им спасательный пояс.
Разве до этого дуче однажды не спас их и разве не может
он сделать то же самое еще раз? Казалось, они не понима-
ли, что на этот раз, подобно утопающим, хватаются за со-
ломинку.
В Париже шло заседание правительства. Наконец было
решено, что возражения Польши должны быть отброше-
ны. 21 августа Даладье сам послал телеграмму француз-
ской делегации в Москве:
«Срочно. Генералу Думенку.
Вас уполномочиваем подписать в общих интересах и
с согласия посла наилучший вариант военного соглаше-
ния, которое должно быть затем утверждено французским
правительством».
Фактически это означало, что Думенк получил разре-
шение дать русским согласие Франции на проход совет-
ских войск по польской территории, несмотря на возраже-
ния Варшавы.
303
На следующий день маршал Ворошилов расспросил
француза по существу вопроса'.
Ворошилов: Я прошу генерала Думенка ознакомить
меня с документом, который Вы получили от своего пра-
вительства и о чем меня известили письмом, а также я
хотел бы узнать, имеется ли ответ у английской миссии
по тому же вопросу.
Думенк: Я не имею этого документа, но я получил
сообщение правительства, что ответ на основной, карди-
нальный вопрос положительный. Иначе говоря, прави-
тельство дало мне право подписать военную конвенцию,
где будет сказано относительно разрешения на пропуск
советских войск в тех точках, которые Вы сами опреде-
лите...
Ворошилов: Это сообщение от французского прави-
тельства?
Думенк: Да, это от французского правительства, ко-
торое дало мне эти инструкции.
Ворошилов: А как английское правительство?
Думенк (который очень хорошо знал, что англичане
не поддерживали французов и что они не собирались да-
вать своего согласия пренебречь польскими возражения-
ми) : Я не знаю, получил ли адмирал Драке подобный от-
вет от правительства Англии, но я знаю, что адмирал со-
гласен с тем, что конференция может продолжаться.
Ворошилов: Стало быть, английская делегация уведом-
лена об этом сообщении?
Думенк ответил утвердительно и поспешно добавил,
что английское правительство, он уверен, пришлет ответ,
аналогичный французскому. А пока вполне достаточно
ответа Франции, чтобы продолжать переговоры.
Ворошилов воспользовался некоторым колебанием
француза, которому не удалось скрыть это от маршала.
«Возможно, английская делегация согласна с генералом
Думенком продолжать обсуждение этих военных вопро-
сов, — сказал он. — Однако, как мне кажется, английская
делегация играла и играет если не доминирующую, то
по крайней мере равную роль во всех наших переговорах.
Вот почему при отсутствии какого бы то ни было ответа
1 Полную запись переговоров см. по протоколу, опубликован-
ному в сборнике «СССР в борьбе за мир накануне второй ми-
ровой войны». Политиздат, М,, 1971. —Прим. ред.
304
от английского правительства будет, очевидно, трудно -про-
должать переговоры.
Есть еще один вопрос, который меня интересует. Я дол-
жен просить у вас извинения, генерал, но это очень серьез-
ный вопрос, и я считаю необходимым задать его вам.
В вашем ответе вы совершенно не упоминаете об отно-
шении польского и румынского правительств к вопросу
о пропуске советских войск по их территории. Известно
ли им точно, как обстоят дела, или полученный вами ответ
исходит от французского правительства без ведома Поль-
ши и Румынии?»
Думенк был совершенно уверен, что русские точно зна-
ли все обстоятельства.
«Мне неизвестно, какой обмен мнениями имел место
между правительствами, — ответил он. — Я могу только
повторить то, что мне сообщило мое правительство».
«У меня нет никакого сомнения в том, — сказал Воро-
шилов, — что, если бы поляки дали свое согласие на про-
пуск советских войск, они пожелали бы принять участие
в наших переговорах. В самом деле, я убежден, что они
потребовали бы своего присутствия на этих переговорах,
ибо я не представляю себе, чтобы их генеральный штаб
хотел оставаться в стороне при обсуждении вопросов, ко-
торые касаются непосредственно их. По этим соображе-
ниям я не верю, что они знают о существе решаемой здесь
проблемы».
«Возможно, это и так, но я не знаю и не могу утверж-
дать это», — заметил Думенк.
«Давайте подождем, пока все выяснится», — сказал
Ворошилов.
Они продолжали разговор, по каждый из них знал, что
с переговорами покончено.
Посещение Лондона всегда было честолюбивой мечтой
Германа Геринга, и в этом его энергично поддерживал
британский посол Гендерсон, неоднократно говоривший,
что надеется однажды увидеть, как «фюрер и Герман
Геринг едут в Букингемский дворец, чтобы нанести визит
королю». Похоже, что теперь фельдмаршал увидит кое-что
в Англии, хотя и не ее столицу. Утром 21 августа Геринг
позвонил Далерусу в Стокгольм и признался в своей обес-
покоенности. События развивались слишком стремительяо.
20 Л. Мосли
305
Герипг спросил Далеруса, слышал ли тот что-либо от сво-
их английских друзей, и швед несколько огорченно отве-
тил, что Чарльз Спенсер просил его приехать в Париж.
На вопрос Геринга, зачем нужно ехать в Париж, Далерус
резко ответил, что охотно поехал бы в Англию, но во
Францию он не поедет ни при каких обстоятельствах.
«Я собираюсь испробовать совершенно иной вариант.
Думаю, что это единственный способ выйти из тупика», —
сказал Геринг и повесил трубку.
Несколькими часами позже генерал Карл Боденшатц
связался с английским посольством в Берлине, а спустя
еще два часа после этого английский посол Невиль Ген-
дерсон с радостью отправлял зашифрованное донесение
в Лондон. В нем говорилось, что, по мнению фельдмар-
шала Геринга, нынешнее напряжение может быть ослаб-
лено путем личных переговоров между ним и премьер-
министром. При условии, если будет гарантирована встре-
ча между ним и премьер-министром и обеспечена секрет-
ность его визита, Геринг готов вылететь в Лондон в среду
23 августа.
Галифакс немедленно отправился к Чемберлену посо-
ветоваться. Прежде мучимый сомнениями и тревогами,
теперь Чемберлен не колебался. По существу, ему льстило,
что немецкий лидер проявляет готовность совершить по-
ездку, и Чемберлен уже представлял себе броские заго-
ловки газет. Однако Галифакс и Гораций Вильсон позво-
лили себе напомнить премьер-министру, что широкая
гласность этого события неприемлема. Геринг не хочет
ее, и, во всяком случае, английская общественность далеко
не в таком настроении, чтобы поддерживать встречи с на-
цистами с глазу на глаз; такие встречи всегда навлекали
только беду.
О предстоящем визите сразу же поставили в извест-
ность министерство авиации и попросили встретить само-
лет Геринга. Было очевидно, что в Лондон фельдмаршал
не может приехать, так как тогда невозможно было сохра-
нить его визит в тайне. Поэтому командование английских
ВВС предложило для посадки самолета уединенный и спо-
койный аэродром к северу от Бовингтона, в Герфордшире,
откуда Геринга на автомашине доставили бы прямо в офи-
циальную загородную резиденцию премьер-министра. Го-
рацию Вильсону поручили отрегулировать вопрос с обслу-
живающим персоналом в Чекерсе, предложив людям
306
отпуск и заменив их небольшой группой сотрудников сек-
ретной службы и военным персоналом. «Телефоны должны
быть отключены, — писал Галифакс. — Похоже на то, что
произойдет драматическая интермедия, и, составив все
планы, мы ждем подтверждения из Германии».
Ждали долго. В течение трех дней из Германии не бы-
ло никаких известий, пока наконец не поступило сообще-
ние из Берлина, что фюрер запретил поездку.
Незадолго до полуночи 21 августа внезапно прервалась
музыка, передававшаяся центральной радиостанцией Гер-
мании. «Передаем специальное сообщение, — объявил
диктор. — Правительство великого германского рейха и
правительство Союза Советских Социалистических Респуб-
лик согласились заключить пакт о ненападении. Министр
иностранных дел рейха фон Риббентроп в среду 23 авгу-
ста прибудет в Москву для завершения переговоров».
23 августа в шесть часов вечера в Париже собрались
на экстренное заседание министры французского кабинета
и начальники штабов трех видов вооруженных сил [. Оно
проводилось по инициативе Боннэ. Сообщение о предстоя-
щем заключении русско германского пакта он воспринял
почти как болезненный удар. Боннэ считал, что теперь не
может быть и речи о вовлечении Франции в войну против
Германии; упрямство Варшавы, по его мнению, дало фран-
цузскому правительству все основания уклониться от вы-
полнения своих обязательств. Он надеялся, что его кол-
леги по кабинету министров согласятся с ним.
Министры и военные руководители собрались в каби-
нете Даладье; вечернее солнце ярко освещало всю ком-
нату. Как обычно в напряженные моменты, лицо Даладье
горело; сам он, казалось, нервничал, однако голос его был
тверд, когда он начал говорить:
«Это заседание созвано по просьбе министра иностран-
ных дел. Сам я не собираюсь говорить много и хочу вы-
слушать вашу точку зрения».
Первым выступил Боннэ:
«Заключение пакта между Россией и Германией полно-
стью изменило соотношение сил противостоящих сторон».
1 Премьер-министр Даладье, министр иностранных дел Боннэ,
министр военно-морского флота Кампинчи, министр авиации
ля Шамбр, генерал Гамелен (сухопутные силы), адмирал Дарлан
(ВМС), генерал Вьюлемен (ВВС). — Прим. авт.
20*
307
Министр иностранных дел поспешно добавил, что всего
случившегося могло бы и не быть, если бы Варшава не
отвергала неоднократные просьбы Франции разрешить
проход русским войскам через Польшу.
«Какова должна быть наша позиция теперь? Должны
ли мы сохранить верность нашему союзу с Польшей? Не
будет ли лучше заставить Польшу пойти на компромисс
и пересмотреть свою позицию? i Тем самым мы выиграли
бы время для совершенствования технического оснащения
вооруженных сил и наращивания нашей военной мощи,
для улучшения наших дипломатических позиций и, таким
образом, общего улучшения положения на случай, если
Германия нападет на Францию».
Боннэ обратился к Гамелену и спросил:
«Каково мнение военных?»
«Важно убедить Италию оставаться нейтральной», —
ответил генерал. Адмирал Дарлан выразительно кивнул
головой в поддержку высказанной Гамеленом мысли.
«В моем министерстве мы никогда не ослабляли своих
усилий обеспечить нейтралитет Италии, — сказал Боннэ.—
Однако вернемся к моему первому вопросу: остается ли
союз с Польшей все еще военным фактором первостепен-
ной важности для Франции? И как долго польские воору-
женные силы будут в состоянии сдерживать натиск вер-
махта?»
«Польская армия окажет мужественное и достойное со-
противление немцам, — уверенно отвечал Гамелен. — Хо-
лода и плохая погода быстро приостановят все операции,
и, я уверен, сражение на востоке весной 1940 года все еще
будет продолжаться. Это даст время для подкрепления
французской армии английскими дивизиями, высадивши-
мися на континент».
Генерал Гамелен и в прошлом бывал чрезмерно опти-
мистичным, однако даже он редко допускал такие ошибки
в своих прогнозах. За несколько месяцев до этого от имени
своей страны он подписал документ, дававший полякам
обещание, что французы начнут крупное контрнаступле-
ние против Германии в пределах семнадцати дней после
нападения на Польшу, а теперь высказанные им сообра-
жения полностью противоречили этим обещаниям:
1 То есть позицию неуступчивости перед требованиями Гер-
мании. — Прим. авт.
308
«На первых стадиях конфликта мы можем предпри-
нять против немцев очень немногое. Однако сама мобили-
зация во Франции явится определенным облегчением для
поляков, связывая на нашем фронте некоторые немецкие
части... На первых стадиях сам факт мобилизации и кон-
центрации наших войск может оказать Польше помощь,
почти равносильную нашему вступлению в войну. Факти-
чески Польша заинтересована в том, чтобы мы объявили
войну как можно позже, создав тем самым возможность
максимальной концентрации наших войск».
Нетрудно представить, как бы отреагировали поляки
на такие утверждения, если бы они их услышали.
«Вместе с тем, — подчеркивал Гамелен, — французские
вооруженные силы находятся в полном порядке и прекрас-
ном состоянии. — Однако после заседания кабинета гене-
рал Гамелен объяснял премьеру: — Вы, конечно, пони-
маете, что я не счел нужным упоминать о недостатках,
которые все еще имеются в наших вооруженных силах и в
промышленной мобилизации. Вам они так же хорошо из-
вестны, как и мне, а Жорж Боннэ не заслуживает доста-
точного доверия, чтобы говорить о них в его присутствии».
«Вы поступили правильно, — одобрительно сказал Да-
ладье. — Если бы вы указали наши недостатки, то на вто-
рой же день об этом уже стало бы известно немцам».
Однако такая осторожность Гамелена обошлась слиш-
ком дорого. Гамелен подчеркнул, что армия готова, и под
влиянием его уверенности и непоколебимой веры в спо-
собность Польши сражаться один на один до весны на эк-
стренном заседании французского кабинета было принято
решение остаться верным своим обязательствам в отно-
шении поляков, в то время как прилагались отчаянные
усилия найти иные пути урегулирования назревшего кон-
фликта.
В английской столице 23 августа Невиль Чемберлен и
лорд Галифакс все еще ждали, теперь уже без особой на-
дежды, известий из Берлина относительно обещанного ви-
зита Геринга в Лондон.
В сложившейся обстановке Чемберлен понимал необ-
ходимость продемонстрировать свою уверенность и реши-
тельность. Была начата мобилизация, а также эвакуация
женщин и детей из Лондона. Премьер-министр решил
309
написать Гитлеру письмо и совершенно недвусмысленно
подтвердить решение английского правительства выпол-
нить свои обязательства в отношении Польши.
«Вы уже слышали об определенных мерах, принятых
правительством его величества, — писал Чемберлен Гитле-
ру. — Эти меры, по мнению правительства его величе-
ства, оказались необходимыми ввиду военных приготовле-
ний, о которых сообщают из Германии...»
Изложив позицию своего правительства, Чемберлен да-
лее подчеркивал в своем письме, что он все еще надеется
на мирное урегулирование:
«В вопросах, возникающих между Германией и Поль-
шей, я не вижу ничего, что исключало бы урегулирование
без применения силы, если бы можно было восстановить
обстановку взаимного доверия, чтобы способствовать веде-
нию переговоров в атмосфере, отличающейся от той, какая
преобладает сегодня...»
К тому времени, когда Гендерсон и барон фон Вейцзе-
кер прибыли самолетом из Берлина в Берхтесгаден, Гитлер
уже ознакомился с содержанием письма Чемберлена.
Текст письма, переданный накануне вечером по телефону
из Лондона английскому послу, был перехвачен службой
подслушивания ведомства Геринга.
Когда нервничавший английский посол вошел в каби-
нет фюрера, он встретился с тем, чего больше всего боял-
ся, — неистовством Гитлера. Как это очень часто бывало,
это состояние искусно разыгрывалось Гитлером специаль-
но для беседы с послом; на самом деле он пребывал в хо-
рошем настроении. Но нужно было нагнать страху на
«червей Мюнхена», из которых наиболее презренный эк-
земпляр представлял собой этот англичанин, и поэтому
фюрер позволил себе применить старый, уже испытанный
прием.
«Почему Англия помешала мирному урегулированию
с Польшей? Как Англия может поддерживать этих людей,
этих насильников, этих озверелых мучителей польских
немцев?» — кричал Гитлер.
Гендерсон кротко заметил, что преследования действи-
тельно имели место и он не собирается отрицать это, одна-
ко сообщения эти крайне преувеличены. Фюрер упомянул
о кастрациях.
«Верно, — ответил Гендерсон, — один такой случай мне
310
известен, но человек был половым маньяком ж с ним сде-
лали то, чего он заслуживал» 1.
«Не один случай! Шесть случаев!»—кричал Гитлер.
Чтобы отделаться от Гендерсона, Гитлер сослался на
необходимость подготовить ответ на письмо Чемберлена,
хотя на самом деле он уже был составлен.
Когда они снова встретились во второй половине дпя,
Гендерсону был вручен текст ответа, в котором, в част-
ности, говорилось: «Британское правительство информи-
рует меня, что вы будете вынуждены оказать помощь
Польше при любом случае интервенции со стороны Гер-
мании. Я принимаю к сведению это заявление и заверяю,
что оно не может вызвать никаких изменений в решимо-
сти германского правительства обеспечить интересы
рейха».
На глазах Гендерсона навернулись слезы.
«Все это вызывает у меня глубокое сожаление!» — про-
изнес он.
«Все зависит от мистера Чемберлена, — ответил Гит-
лер. — Он может решить, быть или не быть войне».
«Чемберлен — друг Германии! И он останется ее дру-
гом!»
«Тем больше оснований сожалеть, что он не может
сделать шаг навстречу нам».
«Я могу представить вам доказательства его друж-
бы, — сказал Гендерсон. — Несмотря на шумные требова-
ния, он отказался ввести в состав своего кабинета Чер-
чилля. Английский народ не настроен антинемецки — эти
настроения создаются за спиной народа пропагандой, ру-
ководимой евреями и антинацистами!»
В то время как Гендерсон летел обратно в Берлин, что-
бы отправить донесение в Лондон, Гораций Вильсон вышел
из дома 10 на Даунинг-стрит, прошел пешком до угла Уайт-
холла, сел в такси и поехал в американское посольство.
Джозеф Кеннеди, бронзовый от загара, вернулся в Лон-
дон после отпуска, проведенного па Французской Ривьере.
Он был возбужден и всем, кто проявлял готовность выслу-
1 По-видимому, Гендерсон это выдумал. Английские и фран-
цузские дипломатические представители в это время передавали
из Польши, что сообщения немцев о польских зверствах являются
крайне преувеличенными. — Прим. авт.
311
шать его, твердил, что любой ценой нужно выиграть вре-
мя. «Любые действия, которые обеспечивают мир для Анг-
лии, удовлетворяют интересы Соединенных Штатов», — го-
ворил он.
Со времени своего возвращения из отпуска американ-
ский посол уже несколько раз разговаривал по телефону
с Чемберленом и знал, что последний полностью поддержи-
вает взгляды Вильсона. Относительно сути разговора ме-
жду Вильсоном и Кеннеди нет точных сведений, и ни тот,
ни другой не приводят подробностей этой беседы, однако
уже через тридцать минут после ухода Вильсона из аме-
риканского посольства Джозеф Кеннеди по телефону до-
кладывал государственному департаменту, что надвигается
кризис: «Англичане хотят от нас одного, и только одно-
го — а именно, чтобы мы оказали давление на поляков.
Они считают, что сами они, учитывая принятые обязатель-
ства, не могут этого сделать и рассчитывают на нас».
Рузвельт совершал морское путешествие на президент-
ской яхте, когда появилось сообщение о русско-германском
пакте; он тут же направился к берегу, сел на поезд и вер-
нулся в Вашингтон. Его реакция на просьбу Горация Виль-
сона видна из следующей записи в воспоминаниях со-
трудника государственного департамента США Моффата:
«Эта просьба, как мы ее здесь восприняли, означала, что
они (англичане) хотели, чтобы мы взяли на себя ответ-
ственность за новый Мюнхен и выполнили за них грязную
работу».
В тот же вечер Чемберлен поехал к королю Георгу VI
в Букингемский дворец и, как полагают, в ходе доклада
попросился в отставку. Ему было отказано в этом и на-
стоятельно предложено «продолжать».
Но что продолжать? Плоды проводимой им политики
теперь втягивали его страну в войну.
Если, конечно, не...
ЧАСТЬ
V
ДНИ СОЧТЕНЫ
1. Отступничество Муссолини
К этому времени мир уже содрогался от страха при
мысли о войне в Европе. Франклин Рузвельт вернулся в
Вашингтон и оттуда 24 августа направил послания Гитле-
ру и президенту Польши Мосьтицкому, призывая обоих
к переговорам.
В письме президента Гитлеру, в частности, говори-
лось:
«Я со всей искренностью обращаюсь к вам — с такой
же настоятельной просьбой я обратился и к президенту
Польской республики, — чтобы правительства Германии и
Польши пришли к обоюдному согласию воздержаться от
любых актов враждебности в пределах разумно обуслов-
ленного периода времени, а также к взаимному согласию
разрешить спорные вопросы, возникшие между ними, од-
ним из следующих методов:
1. Путем прямых переговоров. 2. Путем передачи этих
спорных вопросов на решение беспристрастного арбитра,
которому обе стороны полностью доверяют, или 3. Обе
стороны согласятся на урегулирование спорных вопросов
посредством примирительной процедуры, выбрав в качест-
ве мирового посредника или арбитра представителя одной
из американских республик, которые совершенно не свя-
заны или не участвуют в политических делах Европы».
В этот же день папа римский Пий XII обратился по
радио с призывом сохранить мир: «Снова пробил критиче-
ский час для человечества, час, когда требуется проявить
величайшую осторожность, когда наши сердца не могут
оставаться равнодушными к развивающимся событиям, от
313
которых наша духовная власть, ниспосланная нам госпо-
дом богом, чтобы вести души человеческие по пути спра-
ведливости и мира, не должна оставаться в стороне. Внем-
лите нашему голосу все те, кто в этот момент несет па
себе всю ответственность...»
На эти призывы президента и папы римского Гитлер
не обратил никакого внимания, ибо был слишком занят
военными приготовлениями. Через сорок восемь часов его
армии должны были обрушиться на Польшу. 24 августа
он вернулся в Берлин из Берхтесгадена. Еще до прибы-
тия окружавшая его камарилья заполнила имперскую кан-
целярию. «Целый обоз паладинов, адъютантов, ординар-
цев», — подумал Эрих Кордт, глядя на этих паразитов. —
В этот день приемная имперской канцелярии, до отказа
набитая приживальщиками, льстецами и надменными вы-
скочками, напоминала мне дворец Белтаззара».
Находясь в состоянии эйфории, Гитлер написал в длин-
ном письме Муссолини, информируя его о своих планах:
«Поляки должны быть разгромлены, это — очередная за-
дача». Однако Гитлер преднамеренно не указывал кон-
кретную дату вторжения. По мнению генерала Кейтеля,
фюрер подозревал, что его «надежные» слуги из министер-
ства иностранных дел передадут эту новость англичанам.
Кроме того, он мог также допустить, что граф Чиано сде-
лает то же самое. Замысел фюрера заключался в том, что-
бы на Западе вызвать панику этой информацией о перехо-
де его к совершенно конкретным акциям, без указания
точной даты, дав этим самым возможность западным дер-
жавам предупредить поляков. Паника, как- он надеялся,
породит в Лондоне и Париже готовность пойти на догово-
ренность с ним или, скорее, позволит ему захватить
Польшу без вмешательства англичан и французов. Для
достижения этой цели он был готов использовать любые
средства, чтобы убедить Чемберлена, который в свою оче-
редь убедил бы французов. Поэтому он позвонил Герингу
и предложил ему послать Далеруса в Лондон с уведомле-
нием англичан, что он действительно серьезно стре-
мится установить взаимопонимание между Англией и
Германией.
Геринг, все еще переживавший отмену фюрером его
визита в Англию, слегка успокоился. Он позвонил Биргеру
Далерусу, только что прилетевшему в Берлин, и пригласил
его в Каринхолл. Они беседовали около двух часов, затем
314
Геринг повез шведа в Берлин. Далерус согласился выле-
теть в Лондон на следующее утро. Одновременно с этим
Геринг сообщил ему, что сам собирается во второй поло-
вине дня встретиться с польским послом Липским. Фельд-
маршал сказал, что посол его личный друг, и он рассчиты-
вает на влияние Липского в деле обеспечения взаимопони-
мания с Польшей.
Генерал Браухич со штабом сухопутных войск пере-
ехал в Цоссен — штаб-квартиру военного времени, при-
мерно в двадцати милях от Берлина. Между тем в импер-
ской канцелярии все еще продолжался прием. В радост-
ном настроении фюрер переходил от группы к группе,
рассказывая о своих планах создания великой Германии,
подписывая бумаги, отвечая на телефонные звонки гене-
ралов и адмиралов, не проявляя никаких признаков уста-
лости. Было уже пять часов утра, когда он отправился
спать; перед уходом Гитлер предупредил Риббентропа, что
завтра они будут «обрабатывать» англичанина.
На лице Риббентропа появилась гримаса, ибо он знал,
что под англичанином Гитлер подразумевал Гендерсона,
а последнего министр иностранных дел просто презирал.
Невиль Гендерсон потратил все утро на бесплодные те-
лефонные разговоры с польским послом Липским, пытаясь
убедить его попросить аудиенцию у Гитлера, заявляя, что
этот шаг будет расценен, «как признак доброй воли».
«Такая просьба будет воспринята не как признак доб-
рой воли, а как доказательство нашей слабости», — пари-
ровал Липский.
Англичанин положил телефонную трубку, проклиная
упрямство поляков, так и не сказав Липскому, что ему на-
значена встреча с Гитлером, которая состоится через не-
сколько часов.
Посол Великобритании прибыл в имперскую канцеля-
рию в час дня 25 августа и спустя полчаса был проведен
в кабинет фюрера. Напыщенность, с которой Гитлер два
дня назад беседовал с английским послом в Берхтесгадене,
теперь сменилась спокойным тоном. В голосе Гитлера про-
звучала чуть ли не дружеская нотка, когда он приветство-
вал англичанина. Однако то, о чем он затем стал гово-
рить, было по своей сути настолько нереальным, настолько
прозрачным было истинное назначение его предложений,
что только люди, подобные Гендерсону, могли охарактери-
зовать такие предложения как «искренние» —эпитет, упо-
315
требленный им в донесении, посланном после встречи с
фюрером Галифаксу.
Гитлер сказал, что хочет установить с Англией согла-
шение столь же кардинальное, как и то, которое только
что было заключено с Россией. «Я готов заключить с Анг-
лией соглашение, которое будет гарантировать, насколько
это зависит от Германии, не только существование Бри-
танской империи при всех обстоятельствах, но также, если
появится необходимость, и германскую помощь Британ-
ской империи, независимо от того, где возникнет необходи
мость в такой помощи». Нужно быть настолько пронаци-
стски настроенным, как Гендерсон, или настолько наив-
ным, как Чемберлен и Галифакс, чтобы хоть в какой-то
момент серьезно отнестись к подобному предложению.
Послу это предложение показалось заманчивым; правда,
он указал при этом, что британское правительство не мо-
жет его рассматривать, если оно не будет означать также
и мирного урегулирования с Польшей. «Если вы считаете
мое предложение бесполезным, то пусть оно вас не тре-
вожит вообще», — раздраженно сказал Гитлер в заключе-
ние.
Однако Гендерсон не считал его бесполезным. Он охот-
но принял предложение Гитлера вылететь в Лондон на
его личном самолете, чтобы передать своему правительст-
ву предложение канцлера. Перед уходом Шмидт вручил
послу отпечатанный на машинке текст предложения.
И хотя не было видно никаких шансов на мирное урегу-
лирование, тем не менее английский кабинет эти предло-
жения рассматривал целых два дня.
К вечеру 25 августа Биргер Далерус был уже в Лон-
доне. Невиль Гендерсон находился в пути, а в правитель-
ственных кругах Англии царила атмосфера значительного
оптимизма. Трудно понять, почему. Телефонная и теле-
графная связь Берлина с внешним миром прервалась.
В небе гудели бомбардировщики, направляясь на восток;
в Берлине пешеходы отворачивались от кричащих заго-
ловков газет, публиковавших свежие сообщения о звер-
ствах поляков над немцами 1.
1 «Скверное обращение, убийства и т. п., в которых Гитлер
обвиняет поляков, являются просто клеветой, — докладывал фран-
цузский посол из Варшавы. — Немцы не приводят никаких точ-
ных фактов, имен, дат, а германский посол не заявлял никакого
протеста польскому правительству». — Прим. авт.
316
Герман Геринг уложил в чемоданы свои парадные мун-
диры с орденами и медалями и перебрался в личный поезд
недалеко от полевого штаба сухопутных войск. В Данциге
поляки забаррикадировались внутри здания почты, при-
слушиваясь к доносившемуся с улицы тяжелому топоту
сапог. Германский линкор «Шлезвиг-Гольштейн», закон-
чив свой «визит вежливости» в «вольный город», выскольз-
нул из гавани и теперь крейсировал в нескольких милях
от берега, ожидая момента для нанесения удара. До напа-
дения оставалось двенадцать часов; немецкие дивизии вы-
двигались на исходные рубежи в Восточной Пруссии,
Словакии и в самой Германии; их артиллерия, как и ар-
тиллерия военно-морского флота, была нацелена через
границу на Польшу.
Однако, когда Далеруса провели в кабинет Галифакса
в шесть часов тридцать минут того вечера, он нашел ми-
нистра иностранных дел в бодром настроении. Беседа
Гендерсона с фюрером, состоявшаяся днем, оказалась ис-
ключительно обещающей, сказал Галифакс, похоже, что
теперь действительно могут быть начаты официальные
переговоры и достигнуто мирное урегулирование.
С большим облегчением швед воспринял сообщение Га-
лифакса и, поболтав немного, направился в отель «Карл-
тон», где его ожидали английские друзья. Они уселись за
обед в восьма хорошем настроении, ибо до них также
дошли обнадеживающие слухи.
В самый разгар болтовни и тостов в честь мира как
будто что-то кольнуло Далеруса. Он почувствовал, что
должен немедленно позвонить Герингу и узнать, что тот
думает о переговорах между Гитлером и "Гендерсоном.
Придя в вестибюль, Далерус попытался заказать телефон-
ный разговор с Берлином и обнаружил, что линии связи с
Германией заблокированы. Встревоженный, он позвонил
в Форин Оффис и просил помочь, чтобы его связали с
Берлином. Наконец он услышал голос немецкого телефо-
ниста и попросил соединить его с фельдмаршалом, где бы
тот ни находился. Через две минуты он услышал голос
генерала Боденшатца, объяснявшего, что Геринг сове-
щается с членами правительства, но через несколько ми-
нут подойдет к телефону.
Наконец послышался пронзительный голос фельдмар-
шала. Геринг сразу дал понять Далерусу, что тот выбрал
крайне неудачный момент для телефонного разговора.
317
В Берлине все перевернулось вверх дном; положение
очень серьезное.
Далерус пришел в замешательство. Когда он уезжал,
обстановка казалась более благоприятной. Что же случи-
лось, почему она так изменилась?
«Разве вам еще не сказали? — спросил Геринг. — Все
изменилось, так как англичане подписали пакт с Поль-
шей. Зачем им это было нужно? Зачем они пошли на та-
кую глупость? Фюрер воспринял это как определенный
вызов».
«Я могу заверить вас, что такого намерения у них
нет», — отвечал Далерус.
«Тогда англичане должны спешить, чтобы внести яс-
ность, — сердито отвечал Геринг. — Я возлагаю большие
надежды на свою поездку в Лондон и прошу убедить на-
ших английских друзей действовать быстро. В любой мо-
мент может вспыхнуть война».
На самом деле, хотя обстановка действительно ухудши-
лась в ночь на 25 августа, война не могла вспыхнуть в
любой момент, ибо Гитлер отменил свой приказ. Англий-
ское правительство нанесло такой удар его планам, какого
он никогда не ожидал. Почти как раз в тот момент, когда
он сделал великодушный жест перед Гендерсоном, предло-
жив свои «гарантии» Британской империи, в Форин Оф-
фисе извлекли на свет божий англо-польское соглашение,
пылившееся на полке с апреля, и положили на стол Гали-
факсу. Это было обычным делом в установившейся прак-
тике; заработали мелкие сошки Форин Оффиса. Теперь,
когда уже не оставалось никаких шансов на договор с
Советским Союзом, была высказана мысль о том, не пора
ли превратить англо-польское соглашение в реальный ин-
струмент? В конце концов оно и так довольно долго нахо-
дилось в неопределенном положении.
Галифакс, а вслед за ним и Чемберлен согласились с
этим предложением. Галифаксу поручили пригласить
польского посла графа Эдварда Рачинского и проинформи-
ровать его о намерении англичан. Попросив некоторое вре-
мя, чтобы по телефону связаться с Беком в Варшаве и
получить соответствующее разрешение, посол вскоре при-
был в Форин Оффис с необходимыми полномочиями, и в
6 часов 35 минут 25 августа подписал пакт от имени
польского правительства.
318
Пакт обязывал обе стороны прийти на помощь друг
другу в случае нападения на одну из договаривающихся
сторон. К пакту прилагались также секретные пункты, два
из которых были особенно важны. В одном пункте под не
названной «европейской державой», в случае нападения
которой договаривающиеся стороны оказали бы помощь
друг другу, констатировалось, что это была Германия.
В другом пункте ссылка на возможность или угрозу агрес-
сии против определенных «польских интересов» имела в
виду Данциг.
Гитлер узнал о подписании этого документа — но не
его секретных статей — вечером 25 августа, когда немец-
кие войска уже двигались к Польше. Почти в это же са-
мое время прибыло послание из Рима. Муссолини отвечал
Гитлеру на его письмо, сообщая о своих планах. Это пись-
мо не носило характера полемики закадычных друзей, как
того ожидал Гитлер 1.
Фактически Муссолини был в панике. Несмотря на
напыщенный тон заявления, он не разделял убеждения
Гитлера, что Англия и Франция в случае нападения па
Польшу останутся в стороне. Как явствует из дневника
Чиано, дуче мучился от унижений, признавая свою воен-
ную слабость, и приходил в ужас при мысли оказаться во-
влеченным во всеобщую войну, но к 26 августа у пего
созрело твердое решение оставаться вне конфликта.
Итальянский диктатор понимал, что «Стальной пакт» обя-
зывал его стоять плечом к плечу со своим партнером по
оси в случае военных действий, но перспектива общей
войны просто парализовала его, ибо он был убежден, что
в пределах недели после объявления войны Западу вся
Северная Италия окажется наводненной французскими
войсками, а итальянский флот будет потоплен английски-
ми военно-морскими силами. Одно дело — запугивание,
другое дело — реальные военные факты.
Таким образом, в течение первых часов 26 августа Гит-
лер узпал о подписании англичанами англо-польского пак-
та о взаимной помощи и об отступничестве Муссолини. Не
1 Несколько ранее в тот же день дуче говорил немецкому
послу в Риме Макензену, что он всегда поддержит Гитлера. Но
говорил он это ради красного словца. Спустя двадцать четыре
часа он черным по белому писал, что на самом деле думал отно-
сительно начала войны. — Прим. авт.
319
говоря об этом прямо, дуче прощал Гитлеру то, что тот
заблаговременно не информировал его о предстоящем за-
ключении русско-германского пакта, и выражал полное
согласие с ним по польскому вопросу. «Что касается прак-
тической позиции Италии в случае военного конфликта,—
продолжал дуче, — моя точка зрения сводится к следую-
щему: если Германия нападет на Польшу и конфликт
останется локальным, Италия предоставит Германии всяче-
скую политическую и экономическую помощь, какая от
нее потребуется. Если Германия нападет на Польшу и
союзники последней (то есть Великобритания и Франция)
предпримут контрнаступление против Германии, я ставлю
вас в известность, что для меня будет более благоприятно
не проявлять инициативу в военных операциях, учитывая
нынешнее состояние итальянских военных приготовлений,
о чем я неоднократно и в должное время информировал
вас, мой фюрер, и господина фон Риббентропа.
Тем не менее наше вмешательство может сразу же со-
стояться, если Германия немедленно предоставит нам во-
енные материалы и сырье, чтобы оказать сопротивление
наступлению, которое англичане и французы направят
главным образом против нас».
Гитлер немедленно приказал выяснить точно, что нуж-
но итальянцам и что можно им выделить. В Рим срочно
полетел запрос, и на следующий день на столе у Гитлера
лежал ответ, из которого следовало, что по существу италь-
янцы просили все. Но теперь Гитлер пришел к правильно-
му заключению, что, несмотря на условия «Стального
пакта», Италия не пойдет вместе с ним. Это был кри-
зис.
Гитлер приказал полковнику Шмундту немедленно вы-
звать Кейтеля. Через несколько минут генерал прибежал
в имперскую канцелярию.
«Мне нужно время, — сказал Гитлер. — Можно остано-
вить войска?»
«Я должен посмотреть график движения войск».
«Тогда быстро пошлите за ним!»
Шмундта послали за графиком, и, когда он был до-
ставлен, фюрер и генерал некоторое время сосредоточенно
изучали его.
«Да, мой фюрер, — вымолвил наконец Кейтель. — Я ду-
маю, что это еще можно сделать при условии, что приказ
пойдет немедленно. Времени просто в обрез».
320
«Тогда отдайте такой приказ. Однако укажите в нем,
что он предварительный и что дальнейшие указания по-
следуют. Операция отсрочивается» *.
Нацеленные на вторжение германские армии останови-
лись вдоль польской границы, что вызвало немалое удив-
ление солдат. Генерал фон Браухич ринулся в Берлин,
чтобы встретиться с фюрером и выяснить, что происходит.
2. Неутомимый швед
День 26 августа 1939 года был радостным для сотруд-
ников канцелярий ведущих ведомств в Берлине, где все,
за исключением наиболее осведомленных, считали, что
кризис миновал.
Французский посол Робер Кулондр бросился в свой ка-
бинет, написал донесение и тут же послал его с курьером
своему премьеру в Париж, чтобы поздравить с победой
непоколебимые демократии. «Господин премьер, — писал
он, — проба силой обернулась в нашу пользу. Из досто-
верного источника мне известно, что в течение прошедших
пяти дней у Гитлера возникли колебания, что колебания
имеются внутри партии, что в народе растет недовольство.
Нападение на Польшу было назначено в ночь на 26 авгу-
ста. По причинам, пока еще не совсем ясным, в самый по-
следний момент Гитлер отступил. Безусловно, этот наш
успех еще не окончателен, и нам нужно приложить еще
большие усилия; однако, когда я посылаю вам это донесе-
ние, сердце мое полно тревожных ожиданий. Гитлер ищет
выхода из того положения, в котором оказался. Если я пра-
вильно понимаю, он хочет получить Данциг и «польский
коридор». Необходимо убедить его посредством нашей
твердой позиции, что, прибегая к методам, которыми поль-
зовался до сих пор, он абсолютно ничего не получит. Одна-
1 25 августа правительство Англии подписало с Польшей до-
говор о взаимной помощи. Малообязывающий по своей сути,
договор тем не менее вызвал колебания у Гитлера. Он внезапно
отменил приказ о вторжении в Польшу. Однако было ясно, что
правительство Англии не намерено выполнять своих обязательств
по отношению к Польше. При посредничестве шведского про-
мышленника Далеруса в эти же дни велись активные англо-
германские переговоры с целью подготовки нового Мюнхена, те-
перь за счет Польши. (История Великой Отечественной войны
Советского Союза, т. 1, стр. 199—200.) —Прим. ред.
'/2-21 Л. Мосли
321
ко нужно действовать так, чтобы не толкнуть его на от-
чаянный шаг».
Кулондр пытался подчеркнуть эту мысль аналогией, по-
нятной Даладье: «Насколько я знаю, вы рыбак. Итак, рыба
коварная, поэтому необходимо проявить мастерство, чтобы
вытянуть ее, не порвав леску. Так как важно, чтобы эти
наблюдения не распространялись, и так как меня поджи-
мает время, я пишу непосредственно вам и оставляю на
ваше усмотрение вопрос относительно передачи этой ин-
формации Боннэ и Леже».
Вывод Кулондра относительно колебаний Гитлер аб-
солютно не соответствовал действительному положению
вещей, ибо на следующий день, когда Даладье читал доне-
сение своего посла, Гитлер уже назначил новую дату на-
падения на Польшу — 1 сентября, подчеркнув, что эта дата
окончательная.
27 августа Эрих Кордт записал в своем дневнике: «Яне
разделяю общего оптимизма. Гитлер уже установил новую
дату. Отсрочка настолько коротка по времени, что напря-
жение не спадет».
В этот же день Риббентроп приказал послать телеграм-
му немецкому послу в Риме: «Как явствует из заслужи-
вающих доверия источников, в Риме распространились
слухи, исходящие из итальянского посольства в Берлине,
что отмечается ослабление напряженности в обстановке и
что идут совещания. На самом деле происходит как раз
противоположный процесс и дело постепенно приближает-
ся к развязке. Армии находятся на марше. Было бы непло-
хо, чтобы вышеупомянутые слухи дуче и Чиано не вос-
приняли как установленные факты».
В субботу 26 августа Биргер Далерус, позавтракав
раньше обычного, вышел из отеля, прогулялся по Пикка-
дилли и направился в Грин-парк, где некоторое время на-
блюдал за небольшой группой людей, кормивших уток. Все
казалось мирным и спокойным.
Однако на самом деле Англия переживала тревожные
дни. В стране проводилась частичная мобилизация. Не-
сколько англичан, знакомых Далеруса, в июльское воскре-
сенье прервали свой загородный отдых и вернулись в
Лондон, чтобы поговорить с ним; в эту субботу они были
заняты эвакуацией своих семей из Лондона. Хорошее на-
322
строение, в котором они пребывали накануне вечером, бы-
стро рассеялось, едва он сообщил им суть только что состо-
явшегося телефонного разговора с Герингом.
В одиннадцать часов Далерус направился в Форин Оф-
фис, чтобы еще раз встретиться с Галифаксом. К этому
времени министру иностранных дел уже доложили о раз-
говоре Далеруса с Герингом по телефону. «Я откровенно
сказал ему, что из разговора с Герингом следует сделать
вывод о крайней серьезности обстановки, — писал Дале-
рус. — Я предложил послать от Галифакса Герингу личное
письмо, в котором подтверждалось бы желание Англии до-
стигнуть мирного урегулирования, и выразил надежду, что
такой жест мог бы успокоить страсти в Берлине».
Далерусу предложшги подождать немного, а Галифакс
направился на Даунинг-стрит, чтобы посоветоваться с
Чемберленом. Министр иностранных дел через полчаса
вернулся и сообщил, что премьер-министр считает его
предложение весьма полезным, и тут же сел за составле-
ние письма.
«Это письмо от британского министра иностранных дел,
составленное в то время, когда, казалось, кризис достиг
наивысшего напряжения, не упоминалось ни в одном из
официальных документов, — писал Далерус спустя многие
годы. — В то время ничего об этом письме не было сказано
также ни полякам, ни французам; телефонные звонки и
письма, которыми теперь обменивались Лондон и Рим и в
которых Чемберлен просил у дуче посредничества, — все
эти шаги преднамеренно скрывались англичанами от сво-
их союзников».
Составив письмо, Галифакс зачитал его шведу. «В нем
он откровенно и по-дружески заявил об определенном же-
лании Англии прийти к взаимопониманию с Германией, —
отмечает Далерус. — Не могло быть никакого сомнения в
доброй воле автора письма».
К этому времени идея передачи письма Герингу стала
казаться Чемберлену и Галифаксу настолько важной, что
министр авиации Кингсли Вуд приказал задержать вылет
самолета с аэродрома Кройдон на Амстердам с 13 часов
25 минут до прибытия Далеруса на аэродром. Но в связи
с тем, что всякие полеты гражданской авиации между Гол-
ландией и Германией теперь были отменены, англичане
обратились с просьбой к голландскому правительству раз-
решить посадку в Амстердаме личному самолету Гитлера,
Va-21*
323
на котором Гендерсон летел в Лондон. Именно на этом
самолете вместе с Гендерсоном должен был вылететь в
Берлин Далерус.
После войны, когда швед появился на Нюрнбергском
процессе в качестве свидетеля, его представили там как
слепое орудие в руках нацистов. Однако это не совсем так.
«Я понимаю, что был только пешкой в игре, — говорил он
впоследствии. — Но я убежден, что это была честная игра».
Не был Далерус просто пешкой, ибо обе стороны прибе-
гали к его помощи, и вскоре он стал единственным связу-
ющим звеном между ними.
Было уже 7 часов вечера в субботу 26 августа, когда
самолет с Далерусом приземлился в аэропорту Темпельгоф.
Подполковник Конрад из штаба Геринга ожидал его в
аэропорту, откуда в машине они пронеслись по необычно
затихшим улицам столицы и выехали на опустевшую до-
рогу за городом, ведшую к Каринхолл. Однако Геринга
там уже не застали. Он выехал куда-то в своем специаль-
ном поезде. В конце концов они догнали поезд на неболь-
шой железнодорожной станции Фридрихсвальде и вошли в
вагон как раз перед тем, как поезд снова двинулся в
путь.
Фельдмаршал нервничал. Он сразу стал расспрашивать
Далеруса о настроениях Чемберлена и его правительства,
о реакции населения Англии; однако не успел Далерус вы-
сказать свои соображения, как Геринг прервал его:
«Фюрер отменил Нюрнбергский партийный съезд и
торжества в Танненберге. Вы понимаете, что это значит?—
Затем лихорадочно заговорил: — Почему не доверяют нам
англичане? Почему они с подозрением относятся к нашим
добрым намерениям, Далерус?»
«Может быть, потому, что...»
«В Польше творятся ужасные вещи, ужасные! —почти
закричал Геринг. — Несчастных немцев убивают, женщин
насилуют, детей избивают. Ужасные вещи...»
Настало время вручить письмо, решил Далерус. Фельд-
маршал сразу же схватил письмо трясущимися пальцами
и разорвал конверт. Он начал читать, медленно произнося
каждое английское слово, ибо, хотя он и не умел говорить
по-английски, но немного понимал язык. Однако вскоре
терпение Геринга истощилось и он, бросив письмо на стол
перед шведом, сказал: «Далерус, переведите его для меня
на немецкий язык. И учтите, что исключительно важно,
324
чтобы каждый слог перевода точно отражал смысловой
оттенок».
Далерус так и перевел. Казалось, каждое переведенное
предложение доставляло большое облегчение тучной фигу-
ре напротив него. Когда он закончил перевод, Геринг дал
звонок и в салон вошел подполковник Конрад. «Останови-
те поезд на следующей станции, — приказал фельдмар-
шал, — и распорядитесь, чтобы подготовили автомашину
для меня». А Далерусу: «Мы поедем в Берлин. Необходи-
мо доложить фюреру об этом письме».
Было уже около полуночи, когда автомашина подкати-
ла к имперской канцелярии. К немалому удивлению Ге-
ринга, здание было затемнено; однако еще больше удиви-
ло его то, что, как сообщил ему полковник из охраны,
вызванный часовым, Гитлер лег спать.
«Нам придется его разбудить, — сказал Геринг. — Нуж-
но сообщить ему новость. — Он обернулся к Далерусу: —
А вы идите в отель, но сразу не ложитесь спать. Возмож-
но, нам придется ждать до утра, а может быть, вы пона-
добитесь еще сегодня».
Фельдмаршал с полковником направились в имперскую
канцелярию, а Далерус на автомашине поехал в отель. Он
устало уселся в вестибюле и стал ждать. Примерно через
четверть часа два полковника СС подошли к нему. «Вас
просит фюрер», — сказал один из них.
Далеруса посадили в большую открытую автомашину
и повезли в имперскую канцелярию. К тому времени об-
становка здесь полностью изменилась: здание было залито
светом, кругом сновали офицеры pi солдаты. Железные
ворота открылись, и машина въехала во внутренний двор.
Далеруса тут же повели по длинной галерее в приемную
возле кабинета Гитлера и оставили здесь минут на десять.
Когда шведа ввели в кабинет, фюрер встретил его в
любимой позе: стоя посередине комнаты, широко расставив
ноги и заложив руки за спину. Рядом с ним стоял Геринг,
глядя с сияющей улыбкой на Далеруса, как бы говоря:
«Видите, я его разбудил».
«Добрый вечер, ваше превосходительство», — сказал
Далерус.
«Добрый вечер, герр Далерус. Пожалуйста...» — Гитлер
указал на диван в углу кабинета, а сам сел на стул на-
против; Герипг сел на подлокотник, рядом со шведом.
Далерус вежливо кашлянул и мысленно наметил план из-
*21 Л. Мосли
325
ложения своего мнения относительно намерений и мораль-
ного состояния англичан. Вместо этого, к великому изум-
лению шведа, фюрер не стал его слушать и начал свой
монолог. Даже не упоминая о письме Галифакса, он стал
рассказывать пеструю историю национал-социалистской
партии, год за годом, упоминая одну трудность за другой.
Затем, уставившись на Далеруса сверкающими глазами,
он с горечью подчеркнул, подкрепляя свои слова жестами,
с каким презрением англичане отвергали каждое его пред-
ложение. Загипнотизированный швед сидел перед фюре-
ром, как кролик перед удавом. Эти демагогические разгла-
гольствования фюрера длились уже двадцать минут, и Да-
лерус пришел в отчаяние, видя, что тот не дает ему воз-
можности высказать ни одного слова. Было очевидно, что
перед ним фанатик. Далерус сделал попытку приоста-
новить поток слов. «Все, что вы говорите об английском
народе, ваше превосходительство, вызывает у меня огор-
чение, — сказал Далерус. — Я не разделяю вашу точку
зрения относительно Англии и ее граждан. Я отдаю себе
отчет в том, что говорю. В свое время я жил в Англии и
знаю англичан».
На все эти разговоры ушло около получаса, и времени
оставалось все меньше и меньше. Потом Гитлер наконец
вернулся к сложившейся на сегодня обстановке и сразу
вспылил. Он вспомнил беседу с Гендерсоном, которая со-
стоялась накануне. Тогда он сделал послу великодушное
предложение — альянс между Великобританией и Герма-
нией. «Но можно ли полагаться, что Гендерсон доведет до
Чемберлена всю важность такого предложения? Поймут
ли в Англии обстановку? Это мое последнее великодушное
предложение Англии». Неистовство Гитлера усилилось,
когда он начал распространяться относительно «подавля-
ющего превосходства» германских вооруженных сил над
вооруженными силами Запада. Геринг одобрительно хихи-
кал, когда фюрер возносил мощь люфтваффе, и утверди-
тельно кивал головой при каждом упоминании о новом
оружии в армии и военно-морских силах.
Далерус старался не вступать в спор, а успокоить Гит-
лера, напомнить ему о внушительных ресурсах, которыми
располагают его противники. «Я говорил медленно и спо-
койно, — писал впоследствии Далерус, — чтобы пе вызвать
у него излишнего раздражения. Казалось, он задумался
над тем, что я говорил, однако затем вскочил, сильно вол-
326
нуясь и нервничая, и начал ходить по комнате, твердя, что
Германия всесильна и может нанести поражение своим
противникам в скоротечной войне». Будучи человеком ра-
зумным, Далерус понимал, что перед ним совершенно
ненормальный человек. Фразы Гитлера звучали коротко,
отрывисто, он, по-видимому, думал о войне. «Если уж быть
войне, то я буду строить подводные лодки, подводные лод-
ки, подводные лодки, подводные лодки...» Его голос, посте-
пенно слабея, замирал. Спазмы сотрясали его тело. Вдруг
он высоко поднял руку и начал кричать на самых высоких
топах: «Я буду строить самолеты, самолеты! Я превращу
в руины территорию моих противников! Война меня не
пугает! Теперь невозможна изоляция Германии. Если не-
мецкому народу предстоят лишения, то пусть они будут
сейчас. Я первый возьму на себя эти лишения и покажу
подлинный пример моему народу. Мои страдания подстег-
нут народ на сверхчеловеческие усилия!»
Далерус теперь заметил, что глаза фюрера стали стек-
лянными, а голос — неестественным.
«Если не будет масла, я первый перестану его кушать!
Немецкий народ лояльно и с готовностью сделает то же
самое. Если противник может выдержать несколько лет,
я, располагая такой властью над немецким народом, вы-
держу на год дольше. Именно поэтому я знаю, что пре-
восхожу всех других».
Здесь Гитлер снова начал ходить по комнате, потом,
обернувшись к шведу, сказал:
«Господин Далерус, можете ли вы, так хорошо зная
Англию, дать мне какое-нибудь объяснение моим беско-
нечным неудачам в попытках прийти к соглашению с
ней?»
«Ваше превосходительство, — неуверенно отвечал Да-
лерус, — зная довольно основательно английский народ,
его склад ума и его отношение к Германии, я должен со-
вершенно определенно сказать вам о своем абсолютном
убеждении, что эти трудности проистекают из недостатка
доверия лично вам и вашему правительству».
«Идиоты! Разве я когда-нибудь лгал им?» — воскликнул
Гитлер, ударив себя кулаком в грудь.
«Ваше превосходительство, я только бизнесмен. В де-
ловом мире мы всегда говорим, что соглашение может быть
основано только на взаимном доверии. Если нет этого до-
верия, нельзя сделать ничего».
21*
327
Последовало долгое молчание; Гитлер снова начал хо-
дить взад и вперед по огромному ковру перед своим рабо-
чим столом. Геринг все еще сидел на подлокотнике дива-
на, слегка покачиваясь.
«Господин Далерус, — заговорил наконец Гитлер, — вы
услышали мое мнение. Вы должны немедленно поехать в
Англию и изложить его английскому правительству. Не
думаю, чтобы Гендерсон меня понял. Я действительно хо-
чу прийти к соглашению».
«Но к какому соглашению? — спросил Далерус, и Гит-
лер с Герингом тут же приступили к разъяснению, какого
прохода через «польский коридор» хочет Германия. При-
несли атлас, и Геринг с одобрения Гитлера провел на
карте линию, вырвал эту страницу из атласа, отдал ее
Далерусу, и тот положил ее в карман.
«А как насчет Данцига?»
«Данциг должен быть возвращен рейху, однако Поль-
ша будет иметь свободный доступ в гавань, «коридор» к
своему порту Гдыня и территории вокруг него».
«А как насчет целостности Польши?»
«Германия даст гарантии неприкосновенности польских
границ».
«А как насчет колоний, требуемых Германией?»
«Старые колонии Германии должны быть возвращены
ей, и после этого она даст гарантии неприкосновенности
границ Британской империи и возьмет на себя обязатель-
ство защищать ее границы. Вы понимаете, что это зна-
чит? — разъяснял Гитлер. — Если когда-либо между Ита-
лией и Англией разразится конфликт на Средиземном
море или еще где-либо, Германия будет поддерживать
Англию!»
На некоторое время Гитлер вышел из кабинета, а ког-
да вернулся, сказал: «Вот послание, доставьте его англий-
скому правительству!»
Геринг добавил: «Вы понимаете, как много от вас за-
висит!»
Адъютанты принимали меры, чтобы военно-воздушные
силы выделили самолет, чтобы получить разрешение от
голландского правительства на полет этого самолета через
территорию Голландии и чтобы английское правительство
разрешило его посадку на соответствующем аэродроме.
Воскресным утром 27 августа Далерус снова поднялся в
воздух на немецком самолете и полетел в Лондон.
328
К концу недели над Европой воцарилась зловещая ти-
шина, нарушаемая только шумом разрываемых конвертов,
когда государственные деятели раскрывали письма и теле-
граммы, в которых то просили о помощи, то умоляли пой-
ти на уступки, то выдвигали лицемерные предложения с
целью уклониться от выполнения ранее взятых обяза-
тельств.
Лорд Галифакс 26 августа предложил своему послу в
Риме сэру Перси Лорейн: «Попросите, пожалуйста, Мус-
солини, чтобы он намекнул Гитлеру — но не раскрывая
того факта, что эта инициатива исходит непосредственно
от нас, — что, если урегулирование нынешнего кризиса ог-
раничится возвращением Данцига и участков «коридора»
Германии, то, как нам кажется, можно найти, в пределах
разумного периода времени, решение без войны».
Английскому послу в Польше Говарду Кеннарду 26 ав-
густа Галифакс сообщил: «Разумеется, вы понимаете, что
поляки не должны иметь ни малейшего представления от-
носительно наших консультаций с Муссолини».
Личный представитель Риббентропа в Лондоне Фриц
Хессе 26 августа сообщил своему шефу в Берлин: «Из име-
ющейся у меня информации следует, что в случае нападе-
ния Германии на Польшу нет никакой надобности опасать-
ся английского вмешательства. Сэр Самюэль Хор придер-
живается такого мнения, что, если Польша подвергнется
нападению, Англия всегда может выполнить букву закона
об объявлении войны, фактически не вступая в вооружен-
ную борьбу».
Английский посол в Париже Эрик Фипс 26 августа
докладывал своему министру лорду Галифаксу: «Господин
Боннэ рассказал мне под строжайшим секретом, что фран-
цузское правительство установило контакт с Муссолини.
Я умолчал о том, что мы тоже поддерживаем контакт с
дуче».
После беседы с французским послом в Риме Франсуа-
Поисэ английский посол 26 августа сообщил из итальян-
ской столицы своему шефу в Форин Оффис: «Как сообщил
мне Франсуа-Понсэ, Франция думает пойти на уступки
Италии, чтобы отговорить ее от участия в войне в каче-
стве союзницы Германии. Франция готова договориться
по вопросу о Тунисе, возможно, уступить Джибути и пой-
ти на определенные изменения в управлении Суэцким ка-
налом в интересах Италии. Франсуа-Понсэ спросил меня,
329
не рассматривало ли английское правительство что-либо
подобное. Мне пришлось использовать все свое мастерст-
во, чтобы уклониться от прямого ответа, и мне удалось
благоразумно обойти этот вопрос, сказав только, что мы
приветствовали бы консультации с Италией по вопросам,
представляющим общий интерес» х.
Граф Чиано 26 августа по телефону дал следующие
указания своему послу в Берлине синьору Аттолико:
«Информируйте, пожалуйста, фюрера, что в данный мо-
мент Италии для участия совместно с Германией в 12-ме-
сячной войне требуется по меньшей мере 7 миллионов тонн
нефти, 6 миллионов тонн угля, 2 миллиона тонн стали и
1 миллион тонн лесоматериалов в дополнение к некоторо-
му количеству каучука, меди и редких металлов. Для того
чтобы обеспечить надежное прикрытие с воздуха индустри-
ального четырехугольника Турин — Генуя — Милан — Са-
войя, который находится всего в тридцати минутах полета
авиации с Корсики, нам необходимо 150 зенитных батальо-
нов с боеприпасами».
С этим перечнем Аттолико тут же направился в мини-
стерство иностранных дел рейха, где он вручил его Риб-
бентропу, весьма холодно принявшему итальянца. Перс-
численные итальянцами потребности на самом деле были
рассчитаны на длительпый период, однако на вопрос Риб-
бентропа, в какие сроки нужны им указанные материалы,
Аттолико ответил: «Сразу же, до начала боевых действий».
Это был преднамеренный обман со стороны итальянцев.
Адольф Гитлер 27 августа писал Бенито Муссолини:
«Я получил ваше сообщение, в котором вы излагаете свою
окончательную позицию. Я с пониманием отношусь к при-
чинам и мотивам, вынудившим вас принять такое реше-
ние. При определенных обстоятельствах оно тем не менее
может оказать хорошую услугу. Однако для этого, по мо-
ему мнению, необходимым условием является то, чтобы, по
крайней мере до начала боевых действий, другие державы
не имели ни малейшего понятия о том, какую позицию
собирается занять Италия. Поэтому я искренне прошу
вас поддержать мою борьбу психологически через вашу
прессу или другими средствами. Я также хотел бы про-
сить вас, дуче, если это возможно, путем демонстрации
1 Английское правительство тайно от Франции вело в это
время переговоры и с фашистской Италией. — Прим. ред.
330
военных приготовлений сковать некоторую часть сил Анг-
лии и Франции или держать их в неопределенности отно-
сительно ваших замыслов».
Муссолини в тот же день ответил: «До самого начала
боевых действий противник не будет знать, какова пози-
ция Италии».
Премьер Эдуард Даладье 26 августа писал Гитлеру:
«Французский посол информировал меня по существу ва-
шего личного заявления ему (Гитлер заверил французско-
го посла Кулондра, что у него нет никаких спорных во-
просов с Францией). Вы можете не сомневаться в моих
личных чувствах в отношении Германии и в миролюбивых
настроениях Франции в отношении вашего народа... И вы
и я были в окопах последней войны. Вам, как и мне, из-
вестно, какой ужас и осуждение вызвали в сознании
народов разрушения той войны. Если вновь будет литься
кровь французов и немцев, как она лилась двадцать пять
лет назад, а теперь в еще более длительной и более убий-
ственной войне, то каждый из этих народов будет сражать-
ся с верой в свою собственную победу».
Это письмо было вручено Гитлеру в имперской канце-
лярии французским послом Кулондром.
27 августа Гитлер ответил Эдуарду Даладье: «Я впол-
не осознаю те ужаспые последствия, к которым может
привести военный конфликт. Но, как я уже говорил вы-
ше, не вижу для нас иного пути разумными средствами
исправить положение, которое невыносимо для германско-
го народа и германского рейха».
Это был последний обмен мнениями между главами
правительств Франции и Германии перед тем, как время
переговоров истекло.
Наиболее важный канал связи теперь был между Гер-
манией и Англией, и Биргер Далерус представлял в нем
единственную и последнюю нить. Он вернулся в Лондон
из Берлина в воскресенье 27 августа, и после того, как
друзья тайно доставили его в Форин Оффис, его повезли
на Даунинг-стрит, 10. Даже если бы он был самим Гитле-
ром, он не мог бы просить о более внушительном приеме:
в, комнате заседаний британского кабипета его ожидали
Невиль Чемберлен, Галифакс и Александр Кадоган. Все
они выглядели очень озабоченно и скептически восприня-
ли рассказ Далеруса о его беседе с Гитлером. Условия, ко-
торые фюрер изложил Далерусу, значительно отличались
331
от тех, которые ои изложил Гендерсону во время послед-
ней встречи с ним.
«Вы абсолютно уверены, что это точное изложение
того, что вам говорил Гитлер?» — спросил Чемберлен.
«Заверяю вас, все обстоит именно так».
Теперь Далерус уже отчетливо чувствовал, что у пре-
мьер-министра было глубокое подозрение относительно дей-
ствий Гитлера. В ходе разговора Чемберлен вдруг спросил:
«Что вы думаете о Гитлере? Какое впечатление он про-
изводит на вас?»
Далерус заколебался и затем ответил: «Мне бы не хо-
телось иметь его в качестве партнера в моем бизнесе».
И то, что Чемберлен в ходе дальнейшей беседы пошел,
по предложению Далеруса, на коренное изменение планов
английского правительства, свидетельствует о большом до-
верии, которое премьер-министр начал питать к шведу.
Во второй половине дня 27 августа Гендерсон должен
был вылететь в Германию и передать ответ британского
кабинета на предложение Гитлера. Далерус предложил за-
держать вылет посла до понедельника, пока он сам не
вернется в Берлин с неофициальным ответом, чтобы по-
смотреть, как будут реагировать немцы.
К изумлению Далеруса, Чемберлен затем произнес
такую фразу, которая, казалось, перекладывала всю тя-
жесть ответственности с плеч британского правительства
на его услужливые плечи, на плечи иностранца и диле-
танта в международных отношениях.
«Ие хотите ли, Далерус, взять на себя ответственность
за задержку посла в Лондоне до понедельника?» — спро-
сил премьер-министр.
«Естественно, я этого не хочу, — отвечал швед, — одна-
ко мог бы позвонить Герингу в Берлин и спросить у него,
ие согласится ли правительство Германии ждать до поне-
дельника».
Далеруса провели в соседнюю комнату, откуда он по-
звонил фельдмаршалу, но того не оказалось на месте. Спу-
стя полчаса он снова позвонил; на этот раз ему ответили,
что Геринг совещается с фюрером, и что, если Далерус
возвращается в Берлин с предварительным ответом, пра-
вительство рейха согласно ждать официального ответа ан-
гличан еще двадцать четыре часа.
Так в Лондоне, во второй половине того воскресного
дня, когда войска Гитлера в ожидании остановились у
332
польской границы, шведский бизнесмен сел вместе с руко-
водителями английского правительства за стол, чтобы со-
ставить ответ на требования диктатора германского рейха.
Это была экстраординарная обстановка, и вызвать ее мог-
ло только тщедушие руководителей Англии. Разумеется,
в ответе, который Далерус повез в Берлин, была види-
мость твердости, однако как в содержании ответа, так и
в методе его доставки сквозила жалкая готовность Чем-
берлена и его сторонников любой ценой пойти на сближе-
ние с Гитлером.
И, как бы подчеркивая тайну всего этого дела, Далеруса
скрытно вывели через черный ход из здания на Даунинг-
стрит, 10. Немецкий самолет, который должен был увезти
его обратно в Берлин, перебросили в Шотландию, подаль-
ше от назойливо-любопытного ока репортеров, и уже от-
туда в конце концов Далерус вылетел в Берлин. В столицу
рейха он прибыл в 11 часов вечера 27 августа. Его тут же
доставили в резиденцию Геринга на Лейпцигерштрассе,
где он пересказал фельдмаршалу текст ответа английского
правительства.
Геринг заметил, что ответ вполне удовлетворителен,
однако ему нужно переговорить с Гитлером; после этого
Далеруса отвезли в отель «Эспланаде». Оп тут же лег
спать. В час тридцать зазвонил телефон. Герипг сообщил:
«При условии, что нота, которую завтра вручит Гендер-
сон, будет соответствовать тому, что докладывали вы от-
носительно позиции английского правительства, нет осно-
ваний опасаться, что мы не будем в состоянии прийти к
соглашению».
Несмотря на тот факт, что к этому времени Биргер
Далерус выступал в роли представителя английского пра-
вительства, у него не было никаких письменных на то пол-
номочий. Единственное, что ему дали, когда он покидал
Даунинг-стрит накануне вечером, это листок из официаль-
ного блокнота Форин Оффиса, на котором Кадоган на-
писал две фамилии — поверенного в делах в Берлине
Джорджа Оджильви-Форбса и второго секретаря посоль-
ства Адриана Холмана. И когда Далерус позвонил в анг-
лийское посольство, оказалось, что ни тот, ни другой не
имеют ни малейшего понятия о его присутствии: никто из
Лондона не информировал их о его роли.
Холман, подошедший к телефону, ответил, что Оджиль-
ви-Форбс дома и уже лег спать. Далерусу потребовалось
333
некоторое время, чтобы убедить второго секретаря дать
ему номер домашнего телефона поверенного в делах, но
еще больше времени потребовалось, чтобы убедить самого
поверенного, что ему следует немедленно прибыть в по-
сольство. Холман подозревал, что либо немцы устраивают
какую-то ловушку, либо, возможно, Далерус просто по-
мешанный. Дипломаты решили проявить крайнюю осто-
рожность.
В 2 часа ночи Форбс и Далерус встретились в анг-
лийском посольстве. Швед начал объяснять, кто он и за-
чем прибыл. По мере того как Далерус вел свой рассказ,
он все больше убеждался, что ему не верят. Теперь он
был как бы пришельцем из космоса, который пытается
убедить землян, что он только этим утром покинул Вене-
ру. Когда он сказал, что всего несколькб часов назад при-
летел из Лондона, подозрения англичанина еще больше
усилились. Как это он мог прилететь? Всем было извест-
но, что всякое воздушное сообщение с Германией прерва-
но. Становилось все очевиднее, что Форбс подозревает в
нем либо шпиона, либо сумасшедшего и Далерусу не уда-
стся ни в чем убедить его. Только спустя примерно час,
когда Холман прибежал в комнату и сообщил о получении
шифрованной телеграммы, в которой подтверждалась лич-
ность эмиссара, Форбс встал, подошел к шведу и протя-
нул ему руку. Теперь замечания Геринга, переданные че-
рез Далеруса, приобрели для английских дипломатов кон-
кретный смысл.
Было уже половина шестого утра, когда Далерус оста-
вил английское посольство. На автомашине, присланной
за ним из штаба люфтваффе, его отвезли к Герингу, ко-
торый находился в своем штабном поезде. Фельдмаршал
повел Далеруса через весь поезд в вагон для совещапий,
где уже были в сборе офицеры штаба Геринга *.
Все собрались вокруг большого стола. Далерус увидел
множество разрисованных карт, по которым Геринг начал
излагать планы своих действий против Польши в случае
войны. Затем, заметив хмурое лицо шведа, фельдмаршал
дружески хлопнул шведа по плечу: «Не беспокойтесь. Все
будет хорошо. Представляют себе англичане, как мыслит
1 Как отмечает Далерус, здесь были Пауль Кернер, генералы
Мильх, Удет, Ешоннек и Боденшатц и полковник Конрад. —
Прим. авт.
334
фюрер? Он обещал поддержать Британскую империю про-
тив любой .державы, которая может угрожать ей, а сюда
входят Италия, Япония и Россия. Передайте это вашему
другу Форбсу».
Далерус послушно передал по телефону эту пикантную
новость английскому поверенному в делах, который обе-
щал поставить в известность обо всем Лондон.
28 августа Невиль Гендерсон прибыл в Берлин с офи-
циальным ответом английского правительства на предло-
жения Гитлера, высказанные последним во время разго-
вора с послом тремя днями раньше. Поскольку Далерус
еще за день до этого сообщил в общих чертах суть ответа
англичан, немцы точно знали, что привезет посол. К тому
же Далерус позвонил из Берлина англичанам, предложив
включить высказанное немцами пожелание, чтобы в тексте
ответа было указано, что «полякам настоятельно рекомен-
довали немедленно установить контакт с немцами и при-
ступить к переговорам». Галифакс послушно включил и
этот параграф, предварительно договорившись с поляками.
И теперь, приняв ванну, Гендерсон с большой тщатель-
ностью оделся, выпил бокал шампанского, обдумывая де-
тали своего поведения на встрече с фюрером. Его любимая
такса проковыляла до дверей, чтобы проводить своего
хозяина.
Когда английского посла ввели в кабинет фюрера, там
уже был Риббентроп. Атмосфера была дружеской. С Ген-
дерсоном обращались как с равным; немцы внимательно
слушали его. В английской ноте решительно отвергалась
идея немецких «гарантий» или «письменного подтвержде-
ния» целостности границ Британской империи, однако это,
по-видимому, не задевало Гитлера. Казалось, Гитлер не
возражал и против твердой линии в ноте англичан, на-
стаивавших, что в случае переговоров с Польшей должны
быть обеспечены и ее интересы и что любое согласован-
ное решение должно быть закреплено международными
гарантиями.
У Гендерсона возникло ощущение приближающегося
триумфа. Редко он чувствовал себя так свободно в при-
сутствии этих странных нацистских главарей. Увы, чув-
ство радости и непринужденности для него было опасным
состоянием ума в такой компании, потому что вследствие
такого состояния он начал в деталях развивать свою идею,
а ее уточнение — любимой темой Гендерсона были англо-
335
германские недоразумения и необходимость дружбы между
этими двумя странами — оказалось катастрофическим.
«Согласится ли Великобритания на альянс между на-
шими странами?» — спросил Гитлер.
«Собственно говоря, я не исключаю такой возможно-
сти», — ответил Гендерсон.
Когда в Лондоне Ванситарт узнал об этом, он выра-
зил свое возмущение в следующих словах: «Если бы нем-
цы проявили достаточную прозорливость и соответствую-
щим образом организовали утечку информации о том, что
такой вопрос был поставлен перед британским послом, и
привели дословно его ответ, то нам пришлось бы встре-
титься с огромным возмущением и подозрением в нашей
стране, но больше всего мы пострадали бы от потери до-
верия к нам во Франции, Турции, Польше, Румынии,
Греции и т. д. Я считаю, Гендерсон должен был уклонить-
ся от ответа на подобный вопрос. Если альянс что-либо
означает, то прежде всего он означает военный альянс.
А против кого мы должны были бы объединиться с такой
шайкой, как нынешние руководители Германии?»
Однако не вызывает удивления ни ответ Гендерсона,
ни то обстоятельство, что он был вежливо принят фюре-
ром. Как раз перед встречей Риббентроп показал Гитлеру
донесение Фрица Хессе, в котором тот сообщал, что Анг-
лия никогда не будет воевать ради Польши. Поведение
Гендерсона подтверждало этот вывод.
«Мы вам завтра дадим свой ответ», — сказал Гитлер
послу в конце аудиенции.
На следующее утро, 29 августа, Далерус направился к
Герингу по Лейпцигерштрассе, где его встретил улыбаю-
щийся Боденшатц. В 11 часов приехал Геринг. Он бросил-
ся к шведу, схватил его руку в свои полные ладони и вос-
торженно сжал ее. «Боже, сохрани шведов! — воскликнул
он. — Чудесный народ! Все идет хорошо!»
3. Операция «Консервы»
Было начало августа 1939 года, когда из Бреслау явил-
ся школьный инспектор и сообщил Лотте Ротемунд, что
деревенская школа на окраине Оппельна, где она зани-
малась с детьми, закрывается впредь до особого распоря-
жения. С началом нового учебного года ее вместе со
336
школьниками каждое утро будут отвозить на автобусе
в соседнюю школу. Школа в Оггпельне реквизируется для
нужд государственной важности, сообщил инспектор; од-
нако он не стал уточнять, что это за нужды, а Лотта Роте-
мунд не стала задавать вопросов. Она приехала в Силе-
зию из Дуйсбурга, что в Руре, всего несколько недель
назад, чтобы начать здесь свою учительскую практику.
Она видела слишком большое движение войск, была сви-
детелем достаточно большого количества случаев реквизи-
ций и учений войск и понимала, что назревало что-то,
связанное с польским «террором», о котором кричали га-
зеты и радио.
Тем не менее ею, как и остальными жителями этой
небольшой общины, овладело любопытство, когда спустя
несколько дней у школы появился огромный лимузин. До
нее дошли слухи, что офицер, выходивший из машины и
осматривавший школу, был не кто иной, как сам рейс-
фюрер СС Генрих Гиммлер (на самом деле это был не
Гиммлер, а один из его помощников генерал-лейтенант
СС обергруппенфюрер Генрих Мюллер, шеф гестапо).
Огромный лимузин уехал, а через два дня появились гру-
зовики: один с группой эсэсовцев, другой с группой муж-
чин в странной военной форме. Охрана территории вокруг
школы была резко усилена.
Лотта Ротемунд, как и большинство жителей Герма-
нии в то время, на этот эпизод не обратила бы особого
внимания, если бы не одно обстоятельство, которое про-
лило некоторый свет на всю эту историю. Она вдруг
вспомнила, что в своем шкафу в школе она оставила со-
чинения школьников, которые ей надлежало проверить и
оценить до начала нового учебного года. Она направи-
лась в школу, но ее остановил солдат, отказавшийся про-
пустить учительницу. После долгих споров был наконец
вызван начальник караула, которого Лотта кое-как угово-
рила пустить ее в школу.
Приблизившись к своему классу, Лотта Ротемунд за-
метила, что главный зал школы превращен в столовую
для эсэсовцев. Она уже собиралась было войти в свой
класс, как начальник караула грубо остановил ее и ска-
зал, что туда входить нельзя. В этот момент из класса
вышел эсэсовец и через открытую дверь она успела заме-
тить там других людей. Они выглядели бледными и боль-
ными, некоторые лежали на полу, другие неуклюже суту-
337
лились над партами. Лотта Ротемунд сразу же узнала
форму польских военнослужащих, в которую люди были
одеты, так как до этого она видела фотографии польских
военнослужащих в немецких газетах. Ей показалось
странным, что они говорили на немецком языке, а не
по-польски, и, что еще более странно, все они были в на-
ручниках. Больше она не успела ничего заметить, так как
ее быстро выпроводили из здания.
И только 1 сентября, слушая радио, Лотта Ротемунд
поняла, с какой целью в ее школе были размещены люди
в наручниках и польской военной форме в те тусклые
августовские дниi.
Во вторник 29 августа Адольф Гитлер пригласил Не-
виля Гендерсона в имперскую канцелярию, чтобы вручить
ему официальный ответ на английскую ноту, получен-
ную накануне. Со времени последней встречи с фюрером
в настроениях английского посла произошли радикальные
изменения. Из Лондона ему дали нагоняй за то, что он
неприкрыто приветствовал альянс с немцами, и теперь он
проявлял подозрительность, был замкнут и отовсюду ждал
подвоха. На этот раз он не подкрепился шампанским.
А жаль, это заострило бы его ум для предстоящей беседы
с фюрером.
Вечером 29 августа Гитлер отчаянно искал выхода из
тяжелого положения, в котором оказался. К этому време-
ни он остро сознавал, что среди генералов распространи-
лись ропот и беспокойство, вызываемые его нерешитель-
ностью в последние дни, а также сомнения и всякого рода
кривотолки по поводу отмены им вторжения, назначен-
ного на 26 августа. Свою репутацию он частично восста-
новил, назначив новую дату нападения на Польшу —
1 сентября. Однако это была уже та дата, которой оп дол-
жен был придерживаться не только независимо от погод-
иых условий, но и потому, что верховное командование
никогда бы не простило еще одну отсрочку. Это в свою
очередь означало, что у него оставалось немногим более
1 Лотта Ротемунд рассказала об этой странной истории только
одному человеку, своему другу детства, который в то время слу-
жил в армии и по случайному совпадению находился в лагере
недалеко от Оппельна в августе того года перед вторжением
в Польшу. В 1945 году, когда в Оппельн пришли войска союзни-
ков, она рассказала об этом английскому офицеру разведки штаба
21-й группы армии.— Прим. авт.
338
сорока восьми часов, за которые он должен был навер-
няка обеспечить невмешательство Англии и Франции, ко-
гда вермахт пойдет в наступление против Польши, или,
по крайней мере, сделать так, чтобы вмешательство этих
стран вылилось бы в принуждение поляков капитулиро-
вать перед требованиями Германии.
По этим соображениям он решился на риск, и, как на
скачках, ставку сделал на Гендерсона.
Когда шесть месяцев назад Гитлер денонсировал не-
мецко-польский договор о дружбе, он поклялся, что ни-
когда больше не пойдет на прямые переговоры с Поль-
шей. Однако в ноте, врученной им Гендерсону в присут-
ствии Риббентропа, он полностью изменил свою позицию.
В ней, в частности, говорилось:
«Германское правительство, таким образом, согласно
принять предложение британского правительства о прояв-
лении им добрых услуг в деле обеспечения посылки в
Берлин польского представителя, наделенного всеми необ-
ходимыми полномочиями. Оно рассчитывает на прибытие
польского представителя в среду 30 августа 1939 года.
Германское правительство немедленно подготовит предло-
жения для урегулирования, приемлемого для рейха, и,
если будет возможность, представит их британскому пра-
вительству до прибытия польского представителя».
Это был хитрый ход со стороны Гитлера.
За два дня до этого капитан Лиддел Гарт, военный
обозреватель газеты «Таймс», статьи которого читали с
исключительным вниманием все слои английской обще-
ственности и который был далеко не умиротворителем,
изложил в письменном виде свою точку зрения на сло-
жившуюся обстановку и разослал свои соображения неко-
торым выдающимся консерваторам, включая Антони Иде-
на, а также лидерам оппозиционных лейбористской и ли-
беральной партий. Копию письма Гарта Фриц Хессе раз-
добыл и прислал в Берлин для ознакомления Гитлера.
«В марте этого года, внезапно провозгласив о наших
безоговорочных гарантиях Польше, мы позволили немцам
создать препятствия на пути получения нами военной по-
мощи от России, — писал Гарт. — В то же самое время
наш тон в отношении Германии приобретал по мере ухуд-
шения обстановки заметно провокационный характер.
339
В самый разгар кризиса мы подписали и опубликовали
еще более конкретное соглашение с Польшей, которое по
своему существу только подливает масла в огонь и соз-
дает для Гитлера еще большие трудности «сохранения
своего престижа» при любом мирном урегулировании.
Только бездарный стратег согласится принять бой, будучи
поставлен противником на скверные позиции; любой
разумный стратег предпримет все возможное, чтобы от-
срочить сражение, и заново прибегнет к маневрированию,
чтобы занять выгодные позиции. При нынешних обстоя-
тельствах кажется более разумным оказать давление на
польское правительство идти на компромисс с Гитлером,
указав полякам на суровую реальность их судьбы в слу-
чае немедленной войны, чем быть втянутым в борьбу, ко-
торая в лучшем случае обещает завершиться безрезуль-
татно и может привести к непоправимым катастрофиче-
ским последствиям...»
Гитлер считал, что если противники Чемберлена в
Англии принимают такую позицию, то и сами умиротво-
рители наверняка ухватятся за предложения немцев вести
прямые переговоры с поляками. Поэтому Гендерсон без
особого удовлетворения выслушал текст ответной ноты
немцев, в которой предлагалось, чтобы польский полно-
мочный представитель прибыл в Берлин к 30 августа, и,
к удивлению фюрера, сразу же заявил, что «это звучит
как ультиматум!».
Скептицизм и подозрения, высказанные послом, вы-
звали у фюрера с трудом скрываемую ярость. Едва ли
представляя себе подлинные причины такой поспешности
в комментариях посла, Гитлер еще раз воспользовался в
качестве предлога «зверствами» в Польше. «Их больше
невозможно терпеть, — сказал фюрер. — Вам наплевать па
то, сколько немцев убивают и мучают в Польше!» — кррь
чал он.
Это был как раз тот удобный случай, которого ожидал
Гендерсон, чтобы дать удовлетворение своему собственно-
му самолюбию и опровергнуть утверждения его критиков
в Англии, обвинявших Гендерсона в «отсутствии твердо-
сти перед Гитлером».
Встреча, которая, возможно, была самой важной из
всех встреч между Невилем Гендерсоном и Адольфом
Гитлером и которая могла привести к коренным измене-
ниям обстановки, закончилась состязанием, кто кого пере-
340
кричит. Под влиянием этой встречи Гендерсон так сфор-
мулировал свое донесение в Форин Оффис, что Чемберлен
и Галифакс истолковали предложение Гитлера скорее как
воинственный ультиматум, нежели официальное предло-
жение начать переговоры.
В десять часов вечера того же дня 29 августа, когда
Биргер Далерус впервые за многие дни с наслаждением
уселся за ужин, к нему в отель «Эспланаде» позвонил и
затем лично явился Оджильви-Форбс. «Беседа Гендерсо-
на с Гитлером прошла скверно. Мы должны приготовить-
ся к худшему», — сказал он.
Когда они беседовали, служитель отеля вызвал шведа
к телефону. Звонил Геринг: до него также дошла эта
новость, он просил Далеруса немедленно приехать к
нему.
Далерус сел в автомашину люфтваффе, которая тут
же доставила его в дом Геринга на Лейпцигерштрассе.
Фельдмаршал неистовствовал от возмущения. В одной
руке он держал рюмку с виски, а другой размахивал ко-
пией ноты, врученной Гендерсону фюрером. Геринг гнев-
но требовал выяснить, почему британский посол отказался
принять эту ноту.
Схватив красный карандаш, он сел и начал читать
ноту, жирно подчеркивая те параграфы, которые, по его
мнению, были особенно существенны. Он полностью со-
глашался с фюрером, что нота была сформулирована при-
мирительно и что вспышку Гендерсона следует рассмат-
ривать как подтверждение фактического нежелания
англичан идти на соглашение. «Все старые обиды на Анг-
лию снова всплыли на поверхность, — вспоминал впослед-
ствии Далерус. — Все спорные вопросы были вновь вос-
крешены... Смысл ноты, как объяснял Геринг, заключался
в том, что у правительства Германии имеются сомнения
относительно намерений британского правительства».
«Мы знаем поляков! — начал Геринг выкрикивать ру-
гательства по адресу польского правительства и его наро-
да. — Естественно, что при таких обстоятельствах Герма-
ния осуществила меры предосторожности и подвела свои
войска к границе с Польшей. Шестьдесят немецких диви-
зий находятся там и ждут. Это примерно около миллиона
человек, но мы все надеемся, что ничего не случится, что
не будет необходимости в военных действиях между
Польшей и Германией, Однако учитывая нынешнюю
341
крайне критическую обстановку, мы вынуждены наста
ивать на том, чтобы без промедления было достигнуто
урегулирование...»
Затем Геринг начал неистово поносить антигерман-
скую пропаганду польского радио и с возмущением гово-
рил об отдельных примерах, приводимых в польской про-
паганде: «Сегодня польское радио сообщило, что немец-
кие солдаты, дезертировавшие и перешедшие к ним,
имеют жалкую экипировку, что их мундиры обветшали,
износились, что солдаты подпоясаны бечевкой». Герингу
это казалось самым тяжким оскорблением.
Свои бурные излияния фельдмаршал закончил заявле-
нием, что была только одна причина, почему Германия не
устраняла всех своих обид на Польшу применением си-
лы: потому что она действительно хотела договоренности
с Англией. Однако Англия и Франция поступили глупо,
рассчитывая, что смогут предотвратить вторжение Герма-
нии в Польшу, если бы немцы действительно нашли это
необходимым. И, как бы в раздумье, Геринг произнес
фразу, которая застигла Далеруса врасплох: «В таком
конфликте Италия, что бы ни случилось, будет сохранять
нейтралитет».
Постепенно фельдмаршал успокоился и начал гово-
рить о поведении Гендерсона, больше с огорчением, чем
со злостью. Геринг считал, что английский посол посту-
пил скверно, как раз в тот момент, когда фюрер собирал-
ся сделать «добрый жест». Потом фельдмаршал сказал,
что, несмотря на случившееся, Гитлер, по-видимому, на
следующий день выступит с еще одним предложением.
Геринг сказал, что не может сообщить всех деталей этого
предложения, но хотел бы изложить его в общих чертах,
чтобы продемонстрировать желание германского прави-
тельства прийти к соглашению.
После этого Геринг вырвал из атласа страницу. На
карте Польши он заштриховал некоторые районы зеленым
карандашом и обвел красным те районы, которые можно
было считать чисто польскими землями. Затем в общих
чертах набросал для Далеруса план по урегулированию
польского вопроса, с которым Гитлер был бы готов согла-
ситься. Далерус следующим образом суммирует выска-
занные Герингом предложения:
«1. Германия будет настаивать на своих притязаниях
на Данциг.
342
2. Чтобы достигнуть справедливого и прочного реше-
ния проблемы «коридора», Гитлер, возможно, предложит
проведение плебисцита в соответствующих районах. Пле-
бисцит должен быть проведен приблизительно так же,
как он был проведен в Сааре, и должен охватить терри-
тории со смешанным населением из немцев и поляков.
Если по плебисциту территория отойдет Польше, то Гер-
мании должна быть предоставлена полоса для проезда с
широкой автострадой и четырехколейной железной доро-
гой. Эта железная дорога будет построена таким образом,
чтобы не мешать транспортным артериям Польши. Если
же результаты плебисцита окажутся в пользу Германии,
то Польше будут предоставлены аналогичные линии ком-
муникаций. Соблюдение этого соглашения будет гаранти-
ровано пятью великими державами (Германия, Англия,
Франция, Италия и СССР)».
Было уже около часу ночи перед рассветом 30 авгу-
ста, когда Геринг вручил Далерусу вырванный из геогра-
фического атласа лист и изложенные в общих чертах
предложения. «Везите это в Лондон и покажите Чембер-
лену и Галифаксу, — сказал он. — Здесь то, что мы пред-
лагаем».
Спустя четыре часа самолет с Далерусом на борту
поднялся в воздух и взял курс на Англию. В 10 часов
30 минут утра 30 августа Далерус уже беседовал с премь-
ер-министром и Галифаксом на Даунинг-стрит, 10.
К полуночи на 31 августа, когда уже было упущено
много драгоценного времени, Невиль Гендерсон появился
в министерстве иностранных дел в Берлине с новой нотой
английского правительства. В ноте приветствовалось по-
желание Германии к улучшению отношений и одобря-
лись прямые переговоры между Берлином и Варшавой,
однако указывалось, что «было бы невозможно установле-
ние контакта столь быстро — сегодня».
Но почему невозможно? Учитывая сложившиеся об-
стоятельства, чем быстрее был бы установлен контакт,
тем лучше было бы для всех.
Последовавшая затем стычка между Риббентропом и
Гендерсоном вошла в историю как наиболее драматичное
и бурное столкновение между двумя дипломатами совре-
менности. Никому не пришло в голову добавить, что это
было не более, чем буря в стакане воды. По общему мне-
нию, Риббентроп не ожидал, что английская нота будет
343
столь непреклонной в своем отказе одобрить скорейшую
встречу между немцами и поляками. По мере того как
Гендерсон хладнокровно, параграф за параграфом, зачи-
тывал ноту, нарастал и гнев Риббентропа. В данном слу-
чае его можно было понять. Секретная служба уже про-
информировала Форин Оффис, что на 1 сентября назна-
чено нападение на Польшу, и из этой информации
можно было сделать заключение, что у Гитлера осталось
очень мало времени для маневрирования.
С тех пор высказывается предположение, что условия,
которые Риббентроп наскоро «пробормотал» Гендерсону,
были рассчитаны на преднамеренный обман. По общему
признанию, это были разумные условия и они могли лечь
в основу переговоров, которые, возможно, спасли бы мир
от второй мировой войны — по крайней мере в 1939 году.
Однако большинство историков считают, что они были пе-
реданы Гендерсону в такой форме и с таким запозданием,
что для Великобритании уже было невозможно что-либо
предпринять.
Такие утверждения просто неправдивы. Биргер Дале-
рус еще в 10 часов 30 минут утра 30 августа в общих чер-
тах передал эти предложения Гитлера Чемберлену и Га-
лифаксу. В тот момент для Англии было еще вполне
достаточно времени, чтобы настоятельно просить Варшаву
послать в Берлин своего представителя.
Более того, в 6 часов того же вечера барон фон Вейцзе-
кер телеграфом передал Тео Кордту в Лондон полный
текст предложений из шестнадцати пунктов по урегули-
рованию польского вопроса, правда, с указанием «пока»
держать их в секрете. Однако Тео Кордт, вместо того,
чтобы держать их в секрете, тут же послал в Форин
Оффис полный текст для внимательного ознакомления —
настолько он был убежден, что эти предложения проложат
путь к общему урегулированию всей проблемы. Таким
образом, еще к 7 часам 30 минутам того вечера Форин
Оффис располагал полным текстом этих предложений.
Даже тогда имелось еще достаточно времени, чтобы пере-
дать полякам предложение Гитлера и настаивать на по-
сылке в Берлин своего представителя.
Этого английские руководители не сделали, по крайней
мере до тех пор, пока не стало слишком поздно. Вечером
29 августа им было известно, что Гитлер сделал поворот на
сто восемьдесят градусов и изъявил согласие принять поль-
344
ского представителя, чтобы начать переговоры. Именно
этого все время и добивались англичане и французы от
фюрера рейха. К утру следующего дня у них были доста-
точно веские основания считать, что Гитлер согласился
обсудить разумные предложения, но начать обсуждение
быстро.
А тут неожиданно Чемберлен и его сторонники не ста-
ли проявлять ни малейшей поспешности. Создавалось впе-
чатление, будто они оставили всякие надежды. Описывая
настроения Чемберлена, Кеннеди докладывал государст-
венному департаменту 23 августа: «Он говорит, что тщет-
ность всех усилий — вот что ужасает. В конечном счете
они не смогут спасти поляков...»
Однако премьер-министр даже не пытался этого сде-
лать, пока не стало слишком поздно. До раннего утра
31 августа он не давал указаний своему послу в Варшаве,
чтобы тот проинформировал полковника Бека о готовно-
сти немцев принять польского представителя и начать
переговоры при условии, что этот представитель прибудет
в Берлин до полуночи 30 августа; об этом они сообщили
полякам уже спустя несколько часов после указанного
срока, и то даже не информировав их по существу пред-
ложений Гитлера. А какой был бы ответ Бека, если бы
ему вовремя передали предложения немцев, можно только
предполагать: возможно, он, как обычно, еще раз проде-
монстрировал бы свое упрямство. Как утверждают, он за-
явил: «Они могут пригласить меня в Берлин, но только
я не поеду. Не хочу, чтобы со мной поступили так, как
с президентом Гахой».
В два часа перед рассветом 31 августа Гендерсон убе-
дил польского посла прибыть в английское посольство.
Они встретились в кабинете, окна которого выходили на
Вильгельмштрассе, и английский посол торжественно за-
читал шестнадцать пунктов немецких предложений
Польше.
«Они не неблагоразумны», — резюмировал англичанин.
Польский посол Липский воздержался от каких-либо ком-
ментариев.
«Пожалуйста, прислушайтесь к моему совету и дейст-
вуйте немедленно, — говорил Гендерсон. — Позвоните сво-
ему министру иностранных дел и передайте то, что вы
услышали от меня, и что эти предложения разработаны
в деталях. Скажите ему, что вы хотели бы обратиться к
22 Л. Мосли
345
господину Риббентропу с целью официально получить эти
предложения и сообщить их польскому правительству.
Сделайте это сейчас же, я убедительно прошу вас!»
«Нет, не сейчас, — ответил Липский, — сейчас слиш-
ком позднее время!»
«Передайте вашему правительству, чтобы маршал
Рыдз-Смиглы немедленно встретился с фельдмаршалом
Герингом. Они бы быстро договорились. Можно было бы
кое-что уладить».
«Я поставлю этот вопрос перед Варшавой, но не сей-
час», — ответил польский посол.
Утром перед завтраком, а затем немного погодя, после
завтрака, Гендерсон безуспешно пытался связаться по
телефону с Липским: его не могли найти; когда он нако-
нец застал его на месте, поляк отказался приехать в анг-
лийское посольство, сославшись на занятость. Он был дей-
ствительно очень занят: упаковывал чемоданы.
У Гендерсона была назначена встреча с Вейцзекером
в министерстве иностранных дел, поэтому он решил по-
слать Далеруса и Оджильви-Форбса к Липскому, чтобы
еще раз обратить внимание поляков на предложения Гит-
лера. Швед с неохотой согласился выполнить это поруче-
ние; вместе с Форбсом они неслись через Берлин в откры-
той двухместной машине.
«Меня поразила серьезность обстановки только тогда,
когда мы переступили порог польского посольства, — пи-
сал впоследствии Далерус. — Холл был заполнен ящика-
ми и чемоданами, персонал посольства и слуги в спешном
порядке готовились к отъезду. Липский принял нас в своем
кабинете, откуда основная мебель уже была вынесена».
Форбс бегло набросал на бумаге основные пункты
предложений Гитлера и передал их в дрожащие руки
Липского. «Он на некоторое время уставился в бумагу,
а затем сказал, что не в состоянии ее прочесть, — вспоми-
нает Далерус. — Тогда я предложил продиктовать запись
его секретарю. Вызвали секретаршу, разъяснили ей суть
дела, и мы с ней вышли в соседнюю комнату, где она под
мою диктовку отпечатала на машинке условия немцев».
Далерус вернулся в кабинет с отпечатанным текстом и
передал его Липскому, который взял бумагу, даже не по-
смотрев на нее. Едва заметным поклоном он попрощался
со шведом и Форбсом.
«Знаете, что он заявил мне, пока вы диктовали в со-
346
седней комнате? — спросил Форбс Далеруса уже по дороге
в английское посольство. — Он сказал, что его не интере-
суют никакие ноты или какие-либо предложения со сто-
роны немцев».
В час дня 31 августа Липский позвонил в немецкое
министерство иностранных дел и попросил у Риббентропа
аудиенцию. «Получено указание правительства встретить-
ся с министром иностранных дел рейха», — объяснил он.
Однако немцы об этом уже знали, так как они немед-
ленно расшифровали телеграмму Липскому из Варшавы.
Она являлась прямым результатом обращения англичан
к Беку по вопросу о переговорах в Берлине и была на-
правлена в Варшаву всего несколькими часами раньше.
В ней говорилось:
«Запросите встречу и заявите следующее:
Прошлой ночью польское правительство получило от
английского правительства доклад об обмене мнениями
между германским и английским правительствами относи-
тельно возможности заключения соглашения между гер-
манским и польским правительствами. Польское прави-
тельство рассмотрит предложение английского правитель-
ства и в пределах нескольких часов даст официальный
ответ английскому правительству».
Однако в этой телеграмме последний абзац привел
немцев, и в частности Гитлера, в оцепенение:
«Следующее особое и секретное указание предназна-
чено только для посла.
Ни при каких обстоятельствах не вступайте в какие
бы ни было обсуждения; если германское правительство
сделает какие-либо устные или письменные предложения,
вам следует отвечать, что вы не уполномочены получать
или обсуждать подобные предложения и что вы только
уполномочены передать вышеуказанное сообщение от
своего правительства и ждать дальнейших указаний» 1.
Для фюрера этого было достаточно и 31 августа в
12 часов 40 минут он отдал приказ начать осуществление
«Белого плана» утром 1 сентября.
Штурмбанфюрер СС Альфред Гельмут Ыойжокс с
16 августа находился у Глейвица, примерно в сорока ми-
1 При опубликовании польской «Белой книги» польское пра-
вительство изъяло эту фразу из данного документа. — Прим. авт.
22* 347
лях юго-восточнее Оппельна, ожидая дальнейших указа-
ний; он уже начал было задумываться над тем, будет ли
вообще осуществляться та операция, для которой он был
направлен сюда.
В 1939 году Альфреду Нойжоксу было двадцать семь
лет. В СС он служил с восемнадцати лет, в двадцать один
год работал в системе СД. К этому времени он уже уча-
ствовал в осуществлении крупнейших операций, разрабо-
танных Гейдрихом, шефом СД: в контрабандной доставке
оружия в Австрию и Судеты в 1938 году, в поджоге сина-
гог и в бесчисленных нападениях на подозреваемых про-
тивников режима, что вполне соответствовало его вкусу
к насилию.
10 августа Нойжокса вызвали в управление СД на
Принцальбрехтштрассе и сообщили, что для него есть
задание. «Вы, должно быть, догадываетесь, что это пору-
чение будет претворено в жизнь незадолго до заключи-
тельной акции Германии против поляков, — сказал ему
шеф. — Несомненно, поляки будут проявлять исключи-
тельную осторожность, чтобы не дать Германии обосно-
ванного повода для нападения на них; они будут продол-
жать варварски обращаться с немецким нацменьшинст-
вом в Польше, но избегать оскорблений против немцев и
посягательств на германскую собственность. Поэтому не-
обходимо организовать такую провокацию, какую сами
поляки никогда не предпримут».
На большой карте Пруссии Гейдрих указал на кружок
вокруг города Глейвиц, примерно в десяти милях от гра-
ницы, на немецкой территории. Здесь была маленькая
вспомогательная радиостанция «Немецкого радио» в Брес-
лау. Небольшие размеры этой станции как раз соответ-
ствовали замыслам гестапо, а задачей Нойжокса было за-
хватить ее.
У Нойжокса, естественно, возник вопрос: если это не-
мецкая радиостанция, то зачем нужно ее захватывать?
Гейдрих объяснил Нойжоксу, что пятеро из шести
солдат в этой операции будут не немцами, а поляками.
Будет один немец, говорящий по-польски. Захватив стан-
цию, он на польском языке передаст по радио сообщение,
что польская армия пересекла границу, что уже захваче-
на радиостанция, и обратится с призывом к полякам в
Глейвице — там их проживало около ста пятидесяти че-
ловек — поднять восстание и напасть на немцев.
348
«А что будет потом с налетчиками? — спросил Ной-
жокс.
«Ничего, — отвечал Гейдрих. — Как только передача
по радио будет проведена, они уйдут со станции».
У Нойжокса все это вызвало сомнения.
«В польской военной форме? Да они же будут удобной
мишенью!»
«Они будут не в польской форме, — отвечал Гейд-
рих,— а в гражданской одежде. Но, уходя из здания ра-
диостанции, они оставят улики, которые совершенно опре-
деленно подтвердят, что это была провокация поляков.
Улики, которые можно будет представить немецкой и
иностранной прессе».
«Что за улики?» — поинтересовался Нойжокс.
«Об этом вы узнаете позднее, — отвечал Гейдрих. —
А пока нужно отобрать людей для операции. Нужно так
рассчитать время, чтобы к 16 августа быть в Глейвице и
ждать условного сигнала, который и определит момент
захвата радиостанции».
«Как условно называется операция?»
«Операция «Консервы», — улыбнулся Гейдрих. — По-
том вы узнаете, почему мы так назвали эту операцию».
Таким образом, уже две недели Альфред Нойжокс тер-
пеливо ждал условного сигнала, и такая бездеятельность
до смерти наскучила ему.
В час дня 31 августа в комнате старшего учителя шко-
лы в Оппельне затрещал звонок полевого телефона. Гейд-
рих позвонил своему заместителю обергруппенфюреру
Генриху Мюллеру, сообщил ему, что проведение опера-
ции «Консервы» назначено на 20.00 и что об этом необ-
ходимо немедленно сообщить Нойжоксу в Глейвице.
Заверив Гейдриха, что для операции все подготовлено,
Мюллер вызвал ординарца и осведомился, обедали ли за-
ключенные. Тот доложил, что заключенным выдали суп
и хлеб. Мюллер приказал выдать дополнительно каждо-
му по кружке пива и по порции консервированного мяса
(возможно, это совпадение не было случайным). После
этого Мюллер попросил, чтобы к нему немедленно явился
доктор Штрасбургер, врач СС, приданный отряду.
Лотта Ротемунд была совершенно права, сделав вывод,
что мужчины в наручниках и в польской военной форме,
которых она видела в здании школы в Оппельне, были
вовсе не поляками, а немцами.
349
Их было тринадцать. До 15 августа они находились в
концентрационном лагере у Ораниенбурга. Все они в свое
время были осуждены к смертной казни за убийства, но
затем получили отсрочку. Теперь же они должны были
стать жертвами иного рода смертных приговоров. Им
было известно от охраны только то, что они вскоре будут
участвовать в «учениях», которые, в случае успешного
проведения, принесут им помилование. Отощавшие, уже
радовавшиеся тому, что избавились от ужасных условий,
они не слишком задумывались над характером «учений».
В 4 часа после полудня 31 августа первый из заклю-
ченных был переведен из классной комнаты, в которой
прежде фрейлейн Ротемунд занималась с детьми, в основ-
ной школьный зал. С него сняли наручники и подвели
к столу, за которым стоял мужчина маленького роста, в
очках, в белом халате, со шприцем в руках. Это был гаупт-
штурмфюрер СС доктор Штрасбургер.
«Снять рубашку! Засучить рукав!» — приказал эсэсов-
ский охранник.
«Заключенный может не снимать рубашку, — сказал
доктор. — Нужно только закатать рукав».
Заключенный сделал то, что от него требовалось. В ру-
ку вонзилась игла шприца, и, когда рукав польской воен-
ной куртки был снова натянут на руку, охранник скоман-
довал: «Вольно!»
Заключенный повернулся к выходу, сделал два шага
и рухнул на пол.
Штрасбургер повернулся к Генриху Мюллеру, наблю-
давшему за процедурой из угла комнаты. «Он будет в бес-
сознательном состоянии в течение пяти часов, — объяснил
доктор. — Этого времени вполне достаточно, чтобы эсэсов-
цы могли выполнить свою задачу».
Мюллер приказал охране поднять заключенного с по-
ла, уложить его в кузов грузовика и прислать следую-
щего.
В своем выступлении перед генералами 22 августа
Гитлер заявил: «Я представлю достаточное основание,
чтобы начать эту войну, а пропаганда воспользуется им,
и не имеет значения, правдоподобно основание или нет.
Впоследствии побежденные не будут спрашивать у побе-
дителя, правду мы говорили или нет. Начиная войну,
правым остается победитель».
В восемь часов вечера 31 августа гестапо снабдило
350
фюрера «достаточным основанием, чтобы начать эту вой-
ну». В этот час Альфред Нойжокс и его группа захватили
немецкую радиостанцию у Глейвица и провели десятими-
нутную передачу по радио на польском языке. Затем они
покинули здание радиостанции, однако перед уходом об-
стреляли из автоматов стены и окна здания и оставили
тело убитого в польской военной форме — одного из три-
надцати заключенных (было решено, что это придаст
большую правдоподобность сообщениям о «нападении»).
В нескольких милях от основного места действия, в
лесу возле Хохеншпицен, была осуществлена вторая фаза
операции «Консервы». Эсэсовцы выволокли сюда тела две-
надцати заключенных в польской военной форме, нахо-
дившихся в бессознательном состоянии под воздействием
инъекции; Генрих Мюллер и четыре его помощника (ин-
спекторы криминальной полиции Шеффлер и Гейм, со-
ветник криминальной полиции Ланге и ассистент крими-
нальной полиции Пауль Шульц) наблюдали, как эсэсов-
цы ставили тела обреченных жертв к деревьям.
Когда жертвы были расставлены должным образом,
эсэсовцы отошли на некоторое расстояние, а Мюллер со
своими помощниками заняли свои места возле них. Убе-
дившись лично, что каждая жертва была обращена лицом
к Германии, шеф гестапо приказал открыть огонь.
Таким образом, убийством немцев немцами был дан
повод для вторжения в Польшу *.
Всего за час до нападения на радиостанцию Глейвица,
а именно в 7 часов вечера 31 августа, итальянский посол
Бернардо Аттолико прибыл в имперскую канцелярию,
чтобы встретиться с Гитлером. Он получил указание от
своего министра иностранных дел Чиано попытаться «лю-
бой ценой» убедить фюрера принять услуги посредничест-
ва по вопросу о Данциге и «польском коридоре». Надежд
на это у него было мало; он пользовался достаточно хоро-
1 Все участники проведения операции «Консервы», за исклю-
чением Нойжокса, были награждены Железным крестом. Ыой-
жокса не наградили, так как Гейдриху не удалось поймать «пи-
ратскую» радиопередачу из Глейвица. Нойжокс получил орден
несколько позднее в том же году за похищение из Голландии
агента английской секретной службы. Нойжокс и Мюллер разы-
скиваются как военные преступники, но все еще не пойманы. —■
Прим. авт.
351
шими источниками информации в германской столице и
знал, как здесь складывались дела.
Итальянец застал Гитлера в странном состоянии. Он
слушал, как Аттолико читал ему послание Муссолини с
предложением своих добрых услуг, и нетерпеливо отма-
хивался рукой. «Казалось, он был почти в бессознатель-
ном состоянии, — говорил впоследствии Аттолико, — как
будто он слышал не тех, кто приходил и докладывал ему,
а только свой внутренний голос». Присутствовавший при
этом Риббентроп стоял рядом с фюрером, не скрывая
своего презрения, особенно когда Гитлер попросил посла
передать наилучшие пожелания дуче и «доблестному
итальянскому народу». Одилко, когда Аттолико вновь вер-
нулся к вопросу о посредничестве, Гитлер резко оборвал
его:
«Слишком поздно!»
«Понимать ли это как окончательное решение?» —
спросил посол.
Гитлер ответил кивком головы.
Итальянский посол поспешно направился в свое по-
сольство, тут же связался по телефону с Чиано и доло-
жил ему о результатах беседы с Гитлером. Из разговора
с рейхсканцлером мог быть сделан только один вывод —
война неизбежна.
Это сразу же вызвало большую панику в Риме. За не-
сколько дней до этого, согласившись с пассивной ролью
Италии в конфликте, Гитлер запросил от дуче услугу
за услугу: Италия должна изображать перед западными
державами свою верность обязательствам, вытекающим
из «Стального пакта». Переброской войск и воинственны-
ми заявлениями Италия должна была показать, что, если
Германия окажется в войне, Италия выступит на ее сто-
роне. Однако теперь Муссолини и Чиано поняли всю
опасность такой позиции. А что, если западные державы
воспримут такую демонстрацию всерьез? Разве они не мо-
гут прорвать итальянскую оборону в Альпах, напасть на
итальянский флот на Средиземном море и бомбардиро-
вать города в долине реки По?
И итальянские руководители решили, что обстановка
не позволяет им идти на такие рискованные трюки. Если
они не могут позволить себе вступить в войну, то они не
могут позволить себе устраивать и подобную демонстра-
цию — во всяком случае, в настоящий момент.
352
Чиано потянулся к телефону; на другом конце прово-
да к аппарату подошел английский посол Лорейн. Чиано
признался, что ни при каких обстоятельствах Италия не
вступит в войну против англичан или французов.
Это была правда. Уже некоторое время для заинтере-
сованных людей в Риме не было секрета в том, что Ита-
лия не собиралась вступать в войну, и именно поэтому
англичане и французы продолжали добиваться посредни-
чества Италии. Однако тот факт, что итальянцы теперь
откровенно сообщили правду западным державам относи-
тельно своей позиции, мог означать только одно: немцы
сделали роковой шаг и война стала неизбежной.
Об этом Лорейн информировал Галифакса каблограм-
мой, которая поступила в Форин Оффис в 11 часов вечера
по британскому времени.
В 4 часа 45 минут утра по центральноевропейскому
времени 1 сентября немецкий линкор «Шлезвиг-Голь-
штейн» вошел в гавань Данцига и открыл огонь из всех
своих крупнокалиберных орудий по польскому гарнизону
на Вестерплятте.
Внутри самого города, напротив здания, где размеща-
лась резиденция верховного комиссара, была воздвигнута
трибуна, разукрашенная флагами со свастикой. Из-за три-
буны нацистские подразделения хеймвера открыли огонь
по служебным помещениям польского комиссара в Дан-
циге и стреляли до тех пор, пока через полчаса из поме-
щения не вышли с поднятыми руками служащие во главе
с комиссаром Ходацким.
Только у здания польской почтовой службы, где слу-
жащие забаррикадировались, было оказано некоторое со-
противление. Беспорядочный огонь по ним в течение две-
надцати часов и несколько тяжелых снарядов, выпущен-
ных из немецкого полевого орудия, заставили поляков в
конце концов сдаться.
К исходу второй половины дня Данциг стал немец-
ким. Из громкоговорителей, развешанных на фонарных
столбах, неслись воинственные мелодии нацистского гим-
на «Хорст Вессель», на улицах началось праздничное ве-
селье. Юноши и девушки в форме хеймвера впервые по-
чувствовали привкус крепкого местного напитка — иива
с ликером «Данцигер голдвассер».
353
У гавани, укрепившись на Вестерплятте, поляки удер-
живали свои позиции Ч Но вскоре не только корабельная
артиллерия, но и пикирующие бомбардировщики появятся
здесь, чтобы смять их.
На 4 часа 45 минут утра было назначено вторжение
сухопутных войск по всей польской границе, а в возду-
хе — воздушное наступление люфтваффе.
Сверив часы, танковые дивизии 19-го армейского кор-
пуса ринулись через границу в точно указанное время.
Командир корпуса несся в полугусеничной машине 3-й
танковой бригады. Он приказал, чтобы в первой фазе
вторжения не открывали огня до тех Пор, пока не будут
видны, цели; тем не менее дело чуть было не закончилось
непоправимым для командира несчастьем. Нервничавшие
артиллеристы 3-й танковой дивизии решили, что слышат
шум подходящего противника, и в тумане открыли су-
масшедшую стрельбу. Их первый снаряд упал в пятидеся-
ти ярдах впереди машины генерала, второй — в пятиде-
сяти ярдах позади.
Водитель быстро съехал в канаву, у бронемашины
разорвалась гусеница; генерал побежал в сторону артил-
лерийских позиций, осыпая проклятиями артиллеристов,
которые продолжали пальбу, не видя целей.
Спустя полчаса генерал уже сидел в другой бронема-
шине, а еще через двадцать минут он со своими танками
вошел в соприкосновение с противником на первой линии
обороны. Полученный им приказ требовал наступать к
реке Висле, чтобы окружить польские войска внутри «ко-
ридора». Для осуществления этой задачи выбор руково-
дителя был удачным не только потому, что то был блестя-
щий генерал, но и потому, что он превосходно знал эти
места. К восьми часам утра он уже вел ожесточенный бой
на подступах к небольшому польскому городу Гросс-Кло-
ния. Город и единственный замок в нем некогда принад-
лежали прадеду генерала, здесь был похоронен его дед,
здесь родился его отец и здесь провел ранние годы своего
детства и сам генерал. Генерала звали Гейнцем Гудериа-
ном.
1 В условиях подавляющего превосходства противника, гру-
бейших просчетов, а затем позорного бегства буржуазных прави-
телей Польши польский народ понес огромные потери, но сумел
нанести большой урон врагу. Героическая оборона Вестерплятте,
Варшавы и Модлина, Хеля и Гдыни навечно останется символом
мужества и стойкости польского народа. — Прим. ред.
354
Мост через Вислу в нижнем ее течении у города Тчев
(Диршау) на подступах к территории «вольного города*
Данциг имел важное значение для немцев, и поляки зна-
ли это.
Захватив мост, вермахт при желании мог свободно
вырваться в «вольный город» и «коридор», поэтому все
подступы к мосту еще многие недели назад были замини-
рованы и охранялись небольшим отрядом отборных поль-
ских войск. Капитан, руководивший охраной моста, был
уверен, что сумеет удержать за собой подступы к мосту
при любом нападении до тех пор, пока мост не будет
взорван, независимо от того, с какой стороны последует
нападение.
Однако капитану и в голову не пришло, что нападение
может быть осуществлено с воздуха. В 6 часов утра 1 сен-
тября он услышал шум моторов нескольких низко летев-
ших самолетов. Сначала он подумал, что это польские
самолеты, однако очень скоро понял, что шум моторов
слишком характерен для современных самолетов, чтобы
считать их польскими. Но если это были немецкие само-
леты, то что они намеревались предпринять? Разумеется,
нацисты не будут бомбить мост, в котором они сами так
остро нуждаются.
Вдруг в барак вбежал один из солдат, и почти одно-
временно с этим капитан услышал стрельбу из автоматов
со стороны полей у реки. «Капитан! — кричал солдат.—
Они падают на нас сверху! Парашютисты! Появились,
чтобы захватить мост!»
Офицер нажал на кнопку, чтобы объявить общую тре-
вогу, и, когда завыла сирена, бросился к мосту, скрытому
в тумане.
Полякам, оборонявшим мост, повезло: парашютисты
выбросились довольно далеко от моста. Оборонявшиеся
удерживали свои позиции у моста более часа, но к 7 ча-
сам 30 минутам немцы прорвали их оборону. Сквозь клубы
дыма и тумана капитан увидел первые четыре фигуры в
серо-зеленой форме, бежавшие по мосту и на ходу стре-
лявшие из автоматов. Дальше виднелось тело убитого
польского солдата, распростертое у барака. Это означало,
что взрывное устройство уже захвачено противником.
Капитану нужно было преодолеть еще пять ярдов под
пролетом моста у самого берега, чтобы дойти до скрытого
запасного взрывного устройства. Он почти прошел это
355
расстояние и карабкался уже к воде, когда немецкие
парашютисты заметили его и открыли огонь. Пуля уда-
рила в правое плечо и с такой силой отбросила капитана,
что он упал около самого запасного взрывного устройства.
Левой рукой он нажал на рукоятку взрывателя, и в одно
мгновенье все — он сам, нацистские парашютисты и
мост — со страшным грохотом взлетело в воздух в клубах
дыма, пламени, грязи и воды.
Люфтваффе начали свое наступление с нанесения бом-
бовых ударов по польским авиационным базам в Като-
вице и Кракове. В ходе первого часа там было убито около
250 польских солдат, уничтожено 17 самолетов и полно-
стью выведена из строя система противовоздушной обо-
роны.
Итак, война началась. Но какая?
ЧАСТЬ
VI
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
1. Совместные действия или еще один Мюнхен?
Германия вторглась на территорию Польши без объяв-
ления войны. Возможно, именно это преднамеренное на-
рушение международного права давало западным союз-
никам основания верить, что все еще есть выход из соз-
давшегося положения. Не было никакого объявления
войны, не было поэтому и никакой войны, нет поэтому
и необходимости идти на помощь Польше, так рассуждали
на Западе.
Однако в пакте с Польшей, подписанном Англией
25 августа 1939 года, говорилось совершенно четко, ясно
и конкретно: если Польша подвергнется нападению, союз-
ники обязаны немедленно прийти ей на помощь. Если
Польше будут угрожать военными акциями, западные
державы также обязаны оказать ей помощь. Если
Данциг подвергнется нападению или будет изменен его
статус, Англия и Франция автоматически и немедленно
должны выступить на стороне Польши. Все эти акции
имели место.
«Алекс (Кадоган) зашел ко мне на Итон-сквер около
9 часов утра,— писал Галифакс 1 сентября,— и сказал,
что, как он слышал, в 7 часов утра Данциг провозгласил
о своем присоединении к рейху, что войска вермахта
перешли польскую границу (военный министр Лесли Хор-
Белиша был разбужен начальником штаба в 5 часов
утра, но, по-видимому, никто не разбудил министра ино-
странных дел или премьер-министра). Я сразу же попро-
сил к себе на Даунинг-стрит поверенного в делах Гер-
мании и польского посла».
357
Галифакс должен был посоветоваться с Чемберленом,
прежде чем решить, что сказать немецкому и польскому
послам. Премьер-министра он застал в растерянности, но
даже теперь тот не считал положение безнадежным. Мо-
жет быть, что-нибудь все же можно сделать? А как на-
счет Муссолини? Как дела с посредничеством? По суще-
ству, никак, и в последующие двадцать четыре часа
посредничество превратилось в чистейший фарс. И тем
не менее оно было той соломинкой, за которую еще можно
было ухватиться, и Невиль Чемберлен в Лондоне, а Жорж
Боннэ в Париже попытались сделать это.
В тот день в Лондоне установилась прекрасная пого-
да: яркие лучи солнца проникали в комнату кабинета
министров па Даунинг-стрит, 10, когда туда ввели поль-
ского посла графа Рачинского; английский министр ино-
странных дел был уже здесь. Поляка трясло от волнения;
он едва держал в руках бумагу, зачитывая последние
известия из Варшавы. «Немцы бомбардировали Варшаву,
Краков и Катовице, — докладывал он Галифаксу, — а
танки ведут огонь по польским городам. Это война — тот
самый случай, о котором говорится в договоре».
Галифакс кивал головой. Он сказал, что, без сомнений,
английское правительство именно так и воспримет это,
если факты таковы, как их излагает господин посол.
«И объявит войну?» — спросил Рачинский.
«Сначала нужно удостовериться в фактах»,— отвечал
британский министр иностранных дел.
Однако никаких сомнений относительно только что
изложенных послом фактов не было. Английский посол в
Варшаве по телефону уже описал воздушный налет на
район возле польской столицы, свидетелем которого был
он сам. Затем в течение дня он еще несколько раз звонил
из Варшавы, докладывая о боевых действиях вермахта
на территории всей Польши. «Только что со мной по
телефону разговаривал полковник Бек,— сказал он.— Он
говорил из бомбоубежища, так как столица подвергается
непрерывным атакам с воздуха».
Бек хотел выяснить два вопроса: когда Англия соби-
рается объявить войну? Когда она предпримет акции
военного характера? Такие акции со стороны западных
держав, по мнению Бека, были необходимы безотлага-
тельно, чтобы ослабить давление немцев на польском
358
фронте. Польский министр иностранных дел поставил эти
же вопросы перед французским послом.
Между тем, выпроводив Рачинского без ответа на
поставленные вопросы, Галифакс теперь беседовал с Тео
Кордтом, который не имел связи с Берлином и не рас-
полагал никакой информацией о происходящих там со-
бытиях. Кордт обещал передать своему правительству
«очень серьезную озабоченность», с которой англичане
воспринимали обстановку.
В Берлине не чувствовалось той прохлады, которую
приносит в Лондон легкий утренний бриз поздней осенью,
охлаждая воздух над городом. В германской столице этот
первый день сентября был жарким, влажным и душным.
За исключением Вильгельмштрассе, где безмолвная толпа
стояла у имперской канцелярии, все улицы в городе почти
полностью опустели, как будто население, услышав о
предстоящей войне, укрылось в подземелье.
Когда в 11 часов Гитлер подъехал к зданию оперы,
поблизости не оказалось почти никого, кто бы приветст-
вовал его. Только платные наймиты нацистской партии
вскочили на ноги, чтобы приветствовать своего фюрера,
когда тот вошел в зал; правда шум их приветствий за-
метно ослаб, когда они увидели, как был одет Их фюрер.
Вместо обычной коричневой рубашки и черных брюк
Гитлер появился в серо-зеленой военной форме вермахта.
Он сидел, болтая с Герингом и Геббельсом, пока прохо-
дила обычная процедура открытия заседания рейхстага,
затем встал и начал речь.
«Целых два дня,— заявил Гитлер,— я ждал, пришлет
польское правительство или не пришлет своего полно-
мочного представителя... Однако глубоко ошибутся те, кто
мое стремление к миру и мое терпение расценят как
слабость или даже трусость. Я больше не вижу готовно-
сти со стороны польского правительства вести с нами
серьезные переговоры.
Этой ночью солдаты регулярной польской армии от-
крыли огонь по нашей территории. С 5 часов 45 минут
этого утра мы им отвечаем огнем на огонь, и, начиная
с этого момента, мы на бомбы ответим бомбами».
После этого заявления фюрера Геринг встал со своего
места и начал аплодировать, тем самым дав сигнал для
359
всеобщих аплодисментов в зале, а Геббельс, повернувшись
к залу, как дирижер, управлял горячими овациями чле-
нов рейхстага.
«Я вновь надел эту военную форму,— кричал Гит-
лер,— которая для меня является самой дорогой и самой
священной. И я ее не сниму до тех пор, пока мы не
обеспечим себе победу!»
«Победа будет наша! — кричал Геббельс.— Никогда не
повторится 1918 год!»
В то время как фюрер излагал перед собравшимися
членами рейхстага свои планы, Биргер Далерус, подобно
мячику настольного тенниса продолжал свои скачки меж-
ду имперской канцелярией, поездом Геринга и англий-
ским посольством в Берлине. Геринг вызвал Далеруса в
имперскую канцелярию, и два полицейских эскортиро-
вали его сквозь толпу на Вильгельмштрассе.
Следуя по длинному коридору, Далерус прошел мимо
толпившихся, как обычно, нацистских придворных, кото-
рые ожидали появления фюрера. Из кабинета Гитлера
вышел Геринг, подошел к шведу и похлопал его по
плечу. «Слышали, фюрер назначил меня своим преем-
ником? — сказал он.— Разве это не говорит о его доверии
мне? Но это совершенно не сказывается на целях, кото-
рых я добиваюсь. Мира, вот чего я хочу! Скажите мне,
Далерус, вы все еще уверены, что Англия хочет с нами
разумного и мирного соглашения?»
Хотя теперь у Далеруса не было связи с Лондоном,
но он подумал, что не ошибется, если ответит утверди-
тельно. «Однако изменились обстоятельства, — добавил
он.— Как мне представляется, теперь очень немного шан-
сов предотвратить мировую войну. Нельзя ли попытаться
организовать какую-нибудь встречу, скажем, между вами
и какими-либо членами английского правительства?»
Фельдмаршал тут же исчез за дверью, ведущей в ка-
бинет Гитлера. Вскоре он снова вышел оттуда, знаком
подозвал к себе Далеруса и повел в маленькую прием-
ную комнату, где шведа уже ждал фюрер.
Гитлер выглядел довольно спокойным, однако у шведа
создалось впечатление, что он сильно нервничал.
Снова Далерус оказался вынужденным, как будто он
был в некотором роде международным уполномоченным,
выслушивать страстные доводы Гитлера в оправдание
того, что происходило в данный момент:
360
«Мне давно известно, что Англия не хочет мира, что
за каждым ее шагом скрываются корыстные интересы.
Господин Далерус, я благодарю вас за все ваши усилия
установить взаимопонимание между двумя нашими на-
родами. И если они оказались напрасными, то повинна
в этом Англия. Теперь уже слишком поздно; нет более
никакой надежды прийти к соглашению».
«Мы должны достигнуть в Польше определенных ру-
бежей, прежде чем остановимся...» — вмешался Геринг.
«Я пришел к выводу,— прервал его Гитлер,— что ни-
чего не остается, кроме как сломить сопротивление поля-
ков и уничтожить польскую нацию. Но если Англия хочет
переговоров, я все же пойду ей навстречу. Если англи-
чане не понимают, что в их же собственных интересах
удержаться от войны со мной, им придется раскаиваться
за свою глупость».
1 сентября танки 3-й танковой дивизии 19-го армей-
ского корпуса двинулись от Гросс-Клония и Земпельбур-
га на восток, к реке Браге. Поляки сражались хорошо.
«Многие цели (поляки) поразили прямыми попадания-
ми,— докладывал генерал Гудериан.— Один офицер, один
курсант офицерской школы и еще восемь военнослужа-
щих убиты». Однако когда танки Гудериана преодолели
оборону поляков и двинулись дальше, они не оставили в
живых ни одного поляка. Те сражались до последнего
и были убиты.
Объехав фронт своих войск, Гудериан направился в
3-ю танковую дивизию, передовые части которой уже
вышли к реке Браге. Здесь он узнал, что эти части диви-
зии остановлены на отдых. Командир полка считал, что
в этот день невозможно переправиться на другой берег
реки, и не выполнил приказа верховного командования
форсировать реку любой ценой.
Гудериан отошел в сторону, чтобы обдумать сложив-
шееся положение и «попытаться решить, какие меры
нужно принять, чтобы выправить положение». К нему
подошел молодой офицер лейтенант Феликс, он был в
рубашке без куртки, руки покрыты грязью. «Господин
генерал,— обратился он к Гудериану,— я только что был
у реки Браге. У противника на противоположном берегу
очень слабые силы. Поляки подожгли мост у Хаммермюле,
23 Л. Мосли
361
но я своим танком сбил пламя. Мост исправен. Продви-
жение приостановилось только потому, что некому воз-
главить войска. Вам нужно самому пойти туда, господин
генерал».
Гудериан решил последовать совету молодого офицера.
В командирской машине он проехал через дубовый лес
у Хаммермюле по песчаной дороге, усеянной разбитыми
и горящими польскими машинами, повозками и издыха-
ющими лошадьми, к берегу реки. Там из-за старого дуба
немецкий офицер управлял огнем по скрытым позициям
поляков на противоположном берегу.
«Кончай этот идиотский грохот! — приказал Гудери-
ан.— Разве не видишь, что огонь бесполезен?»
Генерал тут же выслал на резиновой надувной лодке
разведывательную группу для захвата плацдарма на дру-
гом берегу. Затем, не без риска, он приказал танкам сле-
довать по мосту на другой берег.
За один час вся 3-я танковая дивизия переправилась
через реку по этому мосту и двинулась к Тучельской
пустоши и к Висле.
В здании палаты общин царил полумрак, когда Невиль
Чемберлен поднялся, чтобы сделать правительственное
заявление. Зал и галерки битком набиты, в коридоре осве-
щение затемнено, но в зале горел яркий свет. Вдоль
Темзы высоко в багровом вечернем небе настороженно
застыли аэростаты воздушного заграждения, а рабочие
на улице воздвигали укрепления из мешков с песком
вокруг правительственных учреждений на Уайтхолле.
После молитв, которые капелланы закончили словами:
«Помолимся в этот день за мудрость и мужество, чтобы
защитить справедливость»,— на трибуну поднялся премь-
ер-министр.
Он говорил тихо, но было довольно заметно волнение,
охватившее его. Он напомнил палате о своих усилиях
избежать войны, о том, как он молился, чтобы никогда
не выпала на его долю необходимость принятия «ужас-
ного решения» о вступлении в войну. «Боюсь, что я не
смогу избежать этой ответственности,— добавил он и
вдруг ударил кулаком по папке с бумагами, лежавшей
перед ним.— Ответственность за эту ужасную катастрофу
ложится па одного человека — германского канцлера, ко-
362
торый не поколебался ввергнуть мир в пучину страданий
ради достижения своих бессмысленных целей».
Затем Чемберлен начал перечислять все имевшие ме-
сто переговоры и при внезапном приступе оживления и
гнева упомянул и предложения из шестнадцати пунктов,
которые Гитлер выдвинул для передачи полякам. «Фюрер
утверждает, что они были отвергнуты поляками. Но они
никогда даже не были переданы полякам!» *
Наступила пауза, и палата замерла в ожидании. По-
следует ли сейчас объявление войны, заявление о выпол-
нении торжественного обязательства перед поляками и об
оказании помощи, о которой умолял теперь союзник, под-
вергшийся нападению?
Нет, такого заявления не последовало. «Сегодня не
будет никакого ультиматума Гитлеру. Вместо этого ан-
глийское и французское правительства,— объявил Чем-
берлен,— посылают Гитлеру предупреждение».
В Варшаве французский посол Леон Ноэль направил-
ся к польскому министру иностранных дел.
Посол сообщил полковнику Беку, что итальянское
правительство предложило созвать конференцию, чтобы
урегулировать разногласия между Германией и Польшей.
Сначала предлагалось, чтобы в этой конференции участ-
вовали Англия, Германия, Франция и Италия; однако
Франция настояла на том, чтобы в состав участников
конференции была включена и Польша. По словам посла,
он пришел заверить польского министра иностранных дел,
что эта конференция никоим образом не станет еще
одним Мюнхеном.
Бек с изумлением смотрел на посла. «Сейчас уже не
время говорить о конференции, — ответил он. — Теперь
Польша нуждается в помощи для отражения агрессии.
Каждый спрашивает, почему до сих пор Англия и Фран-
ция не объявили войну Германии. Каждый хочет знать
не о конференции, а о том, как скоро и как эффективно
будут выполняться обязательства, вытекающие из аль-
янса».
1 Он не упомянул о том, что англичанам заранее были хоро-
шо известны эти предложения Гитлера, но что англичане тоже
ничего не передали полякам. — Прим. авт..
23*
363
Ноэль не сказал Беку, что инициатива относительно
конференции исходила не от итальянцев, а от французов,
которые попросили графа Чиано скрыть это обстоятель-
ство от поляков и англичан. Когда он возвращался по
затемненным улицам в посольство, издали доносились
взрывы авиационных бомб. В тот день немецкими само-
летами было совершено пятнадцать воздушных налетов
на окрестности Варшавы. В воздухе запахло порохом и
гарью пожаров.
В Лондоне все еще носился дух умиротворения. Га-
рольд Никольсон, член «группы подстрекателей», возглав-
ляемой Черчиллем и Иденом, которая всегда выступала
против политики Чемберлена, покинул здание парламен-
та, весьма озабоченный. Премьер-министр зачитал преду-
преждение, которое в тот вечер он намеревался передать
немцам через посла. Но почему предупреждение, а не
ультиматум, ведь обе страны обязаны оказать Польше
помощь?
В тот вечер Никольсон направился к Гарольду Мак-
миллану и Рональду Три, членам парламента, принадле-
жавшим, как и он, к «группе подстрекателей». Туда же
вскоре прибыл и Иден, являвшийся лидером этой группы.
Восемнадцать месяцев назад Чемберлен прямым обма-
ном и грязными трюками отделался от Антони Идена.
В этот вечер, как ни в чем не бывало, он решил просить
Идена войти снова в состав кабинета, ибо положение
премьер-министра стало опасным; даже его самые стой-
кие сторонники из правого крыла начинали роптать про-
тив него, и тучи сгущались, готовые разразиться сокру-
шительным громом над его головой. Здесь следует отме-
тить самонадеянность Невиля Чемберлена и знание им
тщеславия людей: Иден выслушал предложение премьер-
министра и решил принять его.
Но не только Иден. Чемберлен питал наиболее сильное
отвращение к Уинстону Черчиллю, но теперь нуждался
в его неукротимой воинственности, чтобы подкрепить свое
положение. Премьер-министр послал за Черчиллем. Со-
гласится ли и Черчилль войти в состав его кабинета?
Черчилль согласился. Несмотря на навалившиеся на
премьер-министра неприятности, теперь он мог позволить
себе ухмыляться от удовольствия: от двух самых ожесто-
364
ченных и самых сильных политических противников он
откупился. Какие бы еще опасности ни угрожали ему,
они уже не были страшны; теперь никому не удастся
свалить его.
2. Наконец
Всю субботу 2 сентября правители Англии и Фран-
ции — Чемберлен и Галифакс в Лондоне, Даладье и Бон-
нэ в Париже — отчаянно изворачивались, пытаясь обойти
западню, которую сами себе приготовили. Выхода не
было никакого, но этого они еще не были в состоянии
понять. Они страстно прислушивались к любым слухам
о посредничестве, исходившим из Рима, и плотно заты-
кали уши, чтобы не слышать разрывов бомб и снарядов,
доносившихся из Польши.
В начале второй половины того дня, который англий-
ское и французское правительства все еще называли
«мирным», французского посла в Риме Франсуа-Понс:>,
а вскоре затем и английского посла Лорейна вызвали к
графу Чиано. Итальянский министр иностранных дел
подробнейшим образом расспрашивал их относительно
содержания предупреждений, которые их коллеги в Бер-
лине накануне передали Гитлеру. «Вы можете меня заве-
рить, что предупреждения никоим образом не равносиль-
ны ультиматумам?» — допытывался он.
Оба посла энергичным кивком головы подтвердили
это.
«Я бы хотел иметь этому подтверждение,— сказал Чи-
ано.— Это очень важно».
Лорейн позвонил в свое посольство и попросил при-
везти ему копию указаний Галифакса Гендерсону, а
Франсуа-Понсэ позвонил Боннэ в Париж. Каждый пред-
ставил требуемое от него подтверждение: совершенно оп-
ределенно это не было ультиматумом.
«Господин Гитлер обратился ко мне за информацией
по этому вопросу,— заявил итальянский министр иност-
ранных дел.— Он хочет в воскресенье к полудню рассмот-
реть вопрос об установлении перемирия и проведении кон-
ференции».
К этому времени Невиль Чемберлен начал понимать,
что лед, по которому он носился, становился опасно тон-
ким. В стране нарастало беспокойство. «Мы дали, черт
365
возьми, обещание проклятым полякам,— кричал оратор
в Гайд-парке,— и, черт возьми, что же мы делаем, чтобы
помочь им? Черт возьми, ничего не делаем!» На Тра-
фальгарской площади шли демонстрации, а членов парла-
мента осаждали возмущенные избиратели, требуя, чтобы
те заставили правительство перейти к действиям. Премь-
ер-министр знал, что ему предстоит встретиться с депута-
тами и управлять палатой общин, где нарастало беспокой-
ство.
Поэтому когда Чиано позвонил Галифаксу после своей
беседы с двумя послами, английский министр иностран-
ных дел занял осторожную позицию. «Нет,— отвечал
сн,— я вовсе не против созыва конференции, однако пред-
посылкой для такой конференции должен быть отвод не-
мецких войск из Польши».
На такое условие Чиано смотрел скептически, ибо
слишком хорошо знал Гитлера. «Маловероятно,— сказал
он,— чтобы немцы пошли на отвод войск; скорее всего
они останутся там, где окажутся к моменту объявления
перемирия, и затем назначат конференцию на понедель-
ник 2 сентября».
Услышав выдвинутое англичанами условие, Боннэ
вскипел. «Давайте скорее начнем конференцию,— настаи-
вал он.— Какое значение имеет отвод немецких войск?
Важно только, чтобы поляки вошли в состав участников
конференции».
Французский министр иностранных дел наотрез от-
казался рассмотреть вопрос относительно указания срока
предупреждения немцам или предъявления ультиматума
вслед за предупреждением. У него был целый ряд сооб-
ражений на этот счет: прежде чем вручить ультиматум,
необходимо получить решение палаты депутатов, а она
только начала свою сессию; кроме того Чиано убедил
его подождать, пока Муссолини действует в качестве по-
средника.
Разумеется, перед палатой депутатов Эдуард Даладье
выступил с взволнованной, речью, настаивая, чтобы Фран-
ция уважала взятые на себя обязательства. «Если Фран-
ция согласится с подобной агрессией,-1- заявил француз-
ский премьер,— это принесет ей презрение, изоляцию и
недоверие... Ценою нашей чести нам пришлось бы опла-
чивать ненадежный и недостойный мир, и когда наступит
время сражаться нам самим, то, потеряв уважение к себе
366
со стороны наших союзников и других народов, мы ока-
жемся жалким народом, обреченным на поражение и по-
рабощение». Едва закончив свою речь, Даладье вновь пол-
ностью включился в поддержку Боннэ. Он был склонен
воздержаться от какого бы то ни было ультиматума нем-
цам на ближайшие двадцать четыре — сорок восемь ча-
сов, в ходе которых могло что-то проясниться.
Всю вторую половину дня в субботу танковые колон-
ны германской армии двигались в глубь Польши с запада,
востока и юга. В Данциге снова все затихло, за исклю-
чением района Вестерплятте, подвергавшегося методично-
му обстрелу артиллерией линкора «Шлезвиг-Гольштейн»,
так как здесь поляки все еще продолжали сопротивляться.
На горизонте к небу тянулся огромный столб дыма над
портом Гдыня; немецкая авиация бомбила порт, превра-
щая его в груду развалин.
От каждой немецкой части требовали ускоренного
продвижения и абсолютной безжалостности к противнику.
Приказы исходили от самого Гитлера.
В 4 часа 30 минут 2 сентября генерал Карл Боден-
шатц послал указания командирам соединений люфтваф-
фе, участвующим в операциях: «Назначенные военные
объекты к настоящему времени в основном подавлены.
Фельдмаршал Геринг предоставляет командирам на ме-
стах большую свободу при выборе целей. Теперь можно
подвергать атакам с воздуха города и другие объекты,
где вероятнее всего можно добиться военного или поли-
тического эффекта».
Уже через час после отправки такого указания само-
леты «Дорнье-17» стали загружать бомбами для осуществ-
ления первого налета на центр Варшавы. В ту ночь на
воскресенье польская столица оказалась в буквальном
смысле слова в огне.
Когда английский кабинет собрался на экстренное за-
седание в 4 часа 30 минут 2 сентября, Чемберлен и Га-
лифакс сразу же почувствовали, что их коллеги разгне-
ваны. Наконец они начали реагировать на яростное
возмущение и тревогу английского народа, вызванные нера-
сторопностью их руководителей. Газеты пестрели сообще-
367
ниями об агонии Польши; заголовки редакционных ста-
тей кричали: «Почему медлим, чего ждем?»
Галифакс осторожно оправдывал свою нерешитель-
ность, вместе с премьер-министром возлагая за это вину
на французов:
«Беда в том, что французы не хотят предъявлять ни-
какого ультиматума до завтрашнего полудня (воскресенье,
3 сентября), чтобы затем дать немцам сорокавосьмичасо-
вой срок».
«Это только позволит немцам захватить побольше тер-
ритории и убить побольше поляков! — заявил Хор-Бели-
ша.— Во всяком случае, какое имеет значение, что делают
французы? Вопрос в том, чтобы Англия выполнила свои
обязательства».
Вокруг стола послышались приглушенные голоса одоб-
рения. Ледяным голосом Чемберлен сказал, что будет
плохо, если английский и французский ультиматумы не
будут согласованы по времени. На это заявление несколь-
ко министров энергично замотали головой в знак несогла-
сия и неохотно поддержали текст заявления, которое Га-
лифакс должен был вечером зачитать в палате лордов,
а премьер-министр — в палате общин. Депутаты парла-
мента ждали их выступлений уже с 2 часов 45 минут.
Галифакс должен был подняться на трибуну раньше
премьер-министра и объявить позицию правительства.
Собравшиеся пэры палаты лордов выслушали его, соблю-
дая вежливое молчание. «Все прошло вполне хорошо»,—
говорил Галифакс впоследствии.
Весьма показательно для личности Галифакса, что
после выступления он даже не удосужился явиться к
Невилю Чемберлену или в Форин Оффис, где мог бы
узнать, что Варшава только что подверглась бомбардиров-
ке с воздуха; вместо этого он направился через Грин-
парк, мимо Букингемского дворца к себе домой на Итон-
сквер. С наслаждением приняв ванну, он надел вечерний
костюм; сегодня был день рождения его супруги и ему
даже в голову не пришло отказаться от намеченного по
такому случаю торжественного ужина в ресторане. В 8 ча-
сов 30 минут вечера он уже спускался по лестнице вместе
со своей супругой, направляясь в ресторан, когда его
догнал дворецкий. «Сэр, вас просит к телефону премьер-
министр»,— сказал он.
Чемберлен был сильно взволнован. «Не можете ли вы
368
немедленно прибыть ко мне? — спросил он Галифакса.—
В палате общин произошли кое-какие неприятности».
«Я Никогда не слышал столь взволнованного голоса
премьер-министра»,— отмечал впоследствии Галифакс.
В палате общин действительно возникли неприятно-
сти. Точно такое же заявление, какое зачитал Галифакс
и которое не вызывало ни малейшего возбуждения у пэ-
ров королевства, привело в бешенство большинство чле-
нов палаты общин. Не помогло и высокомерие Чембер-
лена. «Странный он человек,— отмечал Никольсон.— Мы
ожидали от него драматического заявления. Но ничего не
последовало. Когда он закончил свое выступление и сел,
стало очевидно, что у правительства нет определенного
решения. На мгновение палата замерла от изумления. Не
готовится ли новый Мюнхен?»
После премьера выступил Артур Гринвуд, исполняв-
ший обязанности лидера лейбористской оппозиции. К его
изумлению, возгласы одобрения раздались не только со
стороны рядов оппозиции, но и со стороны консерваторов,
встретивших заявление своего собственного лидера ледя-
ным молчанием.
«Вы говорите от имени всей Англии!» — выкрикнул
консерватор Роберт Бутби.
Гринвуд засыпал премьер-министра вопросами: «По-
чему такое промедление? А как же с обязательствами,
взятыми правительством перед Польшей? Двадцать четы-
ре часа правительство проявляет нерешительность, что
это значит?»
Лицо премьер-министра посерело, а члены британского
кабинета, сидевшие в первом ряду, выглядели подавлен-
ными.
Сразу же после заседания Дафф Купер, противник
политики умиротворения, направился в кабинет Уинстона
Черчилля, расположенный неподалеку от зала заседаний
палаты общин.
Черчилль метал громы и молнии. Его обвели: накануне
вечером его попросили войти в состав кабинета и он дал
согласие — теперь он был связан по рукам и ногам. В этот
вечер он собирался выступить в палате общин и подверг-
нуть сокрушительной критике политику Чемберлена, но
как быть теперь, когда он сам стал членом кабинета?
Появившийся здесь Бутби стал настаивать, чтобы
Черчилль немедленно порвал с премьер-министром. «Если
369
вы теперь его поддержите,— говорил он,— то спасете его.
Порвите с ним сейчас же и завтра можете занять его
место».
Дафф Купер и Бутби ушли; сгорбившись, Черчилль
остался сидеть в своем кресле, пытаясь решить, что же
делать.
В 9 часов утра 3 сентября 1939 года Гендерсон вру-
чил английский ультиматум министру иностранных дел
Германии. Ультиматум требовал, чтобы германское пра-
вительство до 11 часов дня заявило о выводе немецких
войск из Польши. Если такого заявления не последует,
Англия и Германия с этого момента будут находиться в
состоянии войны.
Гитлер и Риббентроп отказались принять английского
посла, и тот был вынужден вручить ноту личному пере-
водчику Гитлера Паулю Шмидту.
В Лондоне на башне здания английского парламента
Большой Бен отбил 10 часов 30 минут утра. Через три-
дцать минут истекал срок ультиматума, предъявленного
правительству Германии.
В кабинете премьер-министра на Даунинг-стрит, 10,
царило замешательство, ибо только что из Форин Оффиса
прибежал посланец с сообщением, что Геринг выразил
готовность немедленно вылететь в Лондон и просит со-
гласия премьер-министра принять его.
В комнате рядом с кабинетом Чемберлена находился
сотрудник радиостанции Би-Би-Си Лиддел. С микрофоном
он ждал момента, чтобы представить радиослушателям
премьер-министра, когда тот обратится к английскому на-
роду с объявлением, что Англия вступает в войну с Гер-
манией. Выступление было назначено на 11 часов 15 ми-
нут.
Премьер-министр сидел в своем кабинете, обхватив
руками голову. Он выглядел больным и усталым. В не-
скольких ярдах от него стоял Гораций Вильсон. Он, долж-
но быть, догадывался, что беспокоило его хозяина: сле-
дует ли принять предложение Геринга?
Проходили минуты. Вдруг послышался бой часов:
било 11 часов. Официально война уже началась. Но Чем-
берлен все еще не двигался с места. Он не шевельнулся
еще десять минут, затем неожиданно обернулся к своему
370
секретарю и сказал: «Скажите диктору, что выступление
откладывается».
Было 11 часов 13 минут, когда об этом сообщили Лид-
делу. «Боже мой, что же происходит? Ведь война-то на-
чалась, не так ли? Почему же не сообщить об этом
народу и всему миру?»
О чем думал Невиль Чемберлен в те долгие минуты,
когда он сидел за своим столом, и в те шестьдесят се-
кунд после того, как просил передать об отсрочке своего
выступления, никто никогда не узнает, ибо он никому
не рассказывал этого, даже Горацию Вильсону.
В 11 часов 14 минут премьер-министр снова изменил
свое решение. Со вздохом он встал из-за своего стола и
направился в соседнюю комнату к Лидделу, чтобы высту-
пить по радио.
«Он весь сгорбился и стал очень, очень серьезен,—
вспоминает Лиддел.— Я наклонился через его плечо и
сделал объявление в микрофон. Он начал говорить».
«Для всех нас это печальный день,— сказал Невиль
Чемберлен,— и более всех он печален для меня. Война
между Англией и Германией началась».
Пока что у Германа Геринга не было основания для
беспокойства относительно исхода войны. Франция еще
не объявила о своем вступлении в войну, что, как можно
было предполагать, означало глубокое расхождение между
союзниками, а в Польше вермахт успешно справлялся с
поставленной перед ним задачей.
Когда истекалр1 последние минуты английского ульти-
матума воскресным утром 3 сентября, а над Лондоном
выли сирены, объявляя воздушную тревогу, польская
Поморская кавалерийская бригада готовилась дать бой в
Тучельской пустоши, у самой горловины «польского ко-
ридора».
Танки, бронемашины и моторизованная пехота гене-
рала Гудериана за ночь продвинулись далеко от реки
Браге и теперь стремительно приближались к Висле.
«Прошла неуверенность первых дней боев,— писал в
своем дневнике Гудериан.— Войска быстро продвигаются.
371
Скоро мы выйдем к Висле. Западня для поляков захлоп-
нулась! »
Задача Поморской кавалерийской бригады состояла в
том, чтобы воспрепятствовать окружению польских войск.
Бригада являлась отборным соединением, полностью уком-
плектованным личным составом, в совершенстве владев-
шим мастерством кавалерийских атак. Гейнц Гудериан
хорошо подготовился к встрече с бригадой. Перед поля-
ками сначала появились цепи моторизованных дозоров,
поддержанных с флангов пехотой. Кавалеристам, едва
сдерживавшим лошадей, противник показался как раз
такой целью, какую они ожидали, чтобы продемонстриро-
вать решимость Польши отбросить немцев и окончательно
опозорить их.
Медленно, соблюдая строй, кавалерия вышла из леса,
перестроилась в длинные цепи и начала продвижение
размеренным шагом. Когда на поле появилось уже до-
статочно большое количество наступавшей немецкой пе-
хоты и мотопехоты на автомашинах, раздалась громовая
команда: «Шашки наголо!»
Послышался слившийся воедино лязг выхваченных из
ножен сабель. Бригада вышла на середину поля, затем
перешла в галоп, в то время как укрытые в лесу легкие
полевые орудия поляков внезапно открыли огонь по не-
мецкой пехоте и машинам. Немцы неожиданно повернули
и стали отходить.
Поляки пришпорили лошадей и увеличили скорость,
убежденные, что противник в страхе бежит. В этот мо-
мент и появились танки Гудериана. Не спеша, методи-
чески, они выходили из укрытий, тяжеловесно переме-
щаясь через пустошь, точно благодушные железные
увальни. Тщетно хлестали сабли и пики о бронированные
бока танков.
Для немецких танкистов все дело свелось к повороту
своих пушек и пулеметов и нажатию гашеток. Ровно
через сорок минут с кавалерийской бригадой было покон-
чено; к тому времени все поле было усеяно трупами
солдат и бившихся в судорогах изувеченных лошадей.
С наступлением ночи танки уже вновь неслись своей до-
рогой.
«Войска миновали «коридор». Поляки находятся в за-
падне,— докладывал Гудериан в ставку.— Готовы к вы-
полнению новых задач».
372
В то время как это донесение шло по обычным кана-
лам в штаб верховного командования германской армии,
истекал срок французского ультиматума.
Французскому послу была оказана сомнительная при-
вилегия вручить ультиматум в руки самого Риббентропа.
При этом Кулондр указал, что на его предупреждение от
1 сентября не последовало никакого ответа и к 5 часам
Франция будет в состоянии войны.
«В таком случае Франция станет агрессором»,— угрю-
мо сказал Риббентроп.
«История нас рассудит», — ответил Кулондр.
Вторая мировая война началась. Ее начал Адольф
Гитлер. Те, чья слабость, глупость, невежество и бес-
тактность так много сделали, чтобы поощрить его, все еще
держали в своих руках бразды правления в Англии и
Франции. Странная война будет тянуться до тех пор,
пока германский канцлер не превратит ее в настоящую.
Но это произойдет только через полгода с лишним, а
пока Англия и Франция обрекли Польскую республику
на полное уничтожение, палец о палец не ударив, чтобы
помочь ей.
Варшава с огромной радостью восприняла известие об
объявлении Англией и Францией войны Германии. Каж-
дый ждал сообщений о первых воздушных налетах англи-
чан на Германию.
Но их не было, и польский военный атташе в Лон-
доне, по указанию из Варшавы, направился к английско-
му министру авиации сэру Кингсли Буду. Он просил,
чтобы королевские военно-воздушные силы немедленно
подвергли бомбардировке немецкие аэродромы и промыш-
ленные районы. От поляка очень быстро отделались под
предлогом, что теперь на повестке дня соображения выс-
шей стратегии и что никаких решений пока еще не при-
нято.
Вскоре Кингсли Вуда посетил Леопольд Амери, влия-
тельный консерватор в парламенте. Он предложил, чтобы
английская авиация подожгла Шварцвальд зажигатель-
ными бомбами, лишив Германию лесоматериалов.
«Что вы, это невозможно,— ответил Кингсли Вуд.—
Это же частная собственность. Вы еще попросите меня
бомбить Рур». Это тоже была частная собственность.
эпилог
День за днем Польша получала сокрушительные удары.
Началась ее мучительная агония. А на западном фронте
все было спокойно. Тонкий заслон составляли двадцать
дивизий, укомплектованных плохо подготовленными сол-
датами. Немецкие генералы на этом фронте получили пря-
мые указания от Гитлера не предпринимать самим ника-
ких действий первыми и не провоцировать противника.
Против них, за линией Мажино, сосредоточились те-
перь восемьдесят дивизий французской армии. Они жда-
ли приказа. Ждали и ждали. Пока Гитлер вел боевые
действия в Польше, французы могли здесь стать хозяе-
вами положения, но они бездействовали. Обитатели Уайт-
холла и Кэ д'Орсэ оставались глухими к мольбам уми-
рающих поляков. На Западе началась странная война, и
она еще будет длиться в течение восьми месяцев, пока
нацистские танки и бомбы не разнесут вдребезги благо-
душие союзников.
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Предисловие 5
Часть I. Краткий экскурс в историю 21
1. Инцидент в Эгере —
2. Пророки Армагеддона 40
3. Альянс, внушавший отвращение 62
Часть П. Дорога на Прагу 92
1. «Сколько будет длиться этот фарс?» .... —
2. «Разве вы не понимаете?.. Немецким страховым
компаниям — вот кому придется расплачиваться
за это!» 121
3. Гитлер над Богемией 146
Часть III. Варшава или Москва? . 183
1. Фюрер болен ... —
2. Пакт, порожденный паникой 201
3. Гитлер вводит своих генералов в курс дела . . 218
4. Заговорщики встревожены . . . . . . . 238
5. «Вы, должно быть, считаете нас дураками и про-
стофилями!» 253
6. Судно медленно идет к Ленинграду .... 266
Часть IV. Решающий момент 277
1. Морж —
2. Переговоры, переговоры 287
Часть V. Дни сочтены . . . . , 313
1. Отступничество Муссолини —
2. Неутомимый швед 321
3. Операция «Консервы» 336
Часть VI. Вторая мировая война 357
1. Совместные действия или еще один Мюнхен? . . —
2. Наконец 365
Эпилог . , , i ,,. , ,.,... . 374
Л. Мосли
УТРАЧЕННОЕ ВРЕМЯ
* * *
Редактор Е. М. Соминский
Художественный редактор Г. В. Гречихо
Литературный редактор Г. В. Са кович
Художник Л. Ф. Шканов
Технический редактор Р. Ф. Медведева
Корректор Б. М. Шагалова
* * *
Сдано в набор 4.11.71 г.
Подписано в печать 10.3.72 г.
Формат S4X108V32— 11% печ. л. = 19,74 усл. печ. л =
= 20,863 уч.-изд. л.
Типографская бумага № 1. Тираж 50 000 экз.
Изд. № 10/5040 Цена 1 р. 45 к. Зак. 751
* * *
Ордена Трудового Красного Знамени
Военное издательство
Министерства обороны СССР.
103160, Москва, К-160
1-я типография Воениздата
103006, Москва, К-6, проезд Скворцова-Степанова, дом 3
Цена 1 pj 45 к.