Автор: Мельникова Е.А. Щавелёв А.С. Калинина Т.М.
Теги: география биографии история биологические науки в целом история средних веков социология история европы издательство москва
ISBN: 5-94067-223-х
Год: 2008
Текст
Восточная Европа
в древности
и средневековье
XX
Российская академия наук
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
В ДРЕВНОСТИ
И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ И ЛОКАЛЬНЫЕ ПУТИ
КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
XX Чтения
памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто
Москва, 16-18 апреля 2008 г.
Материалы конференции
Москва
2008
УДК 93(47+57)Р
ББК 63.3
В 782
XX Чтения
памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто
проводятся при финансовой поддержке РГНФ
(проект № 08-01-14053г)
Редакционная коллегия:
д.и.н. Е.А. Мельникова (ответственный редактор)
к.и.н. Т.М. Калинина (ответственный секретарь)
к.и.н. А.С. Щавелёв (ответственный секретарь)
к.и.н. Т.В. Гимон
к.и.н. Г.В. Глазырина
д.и.н. Т.Н. Джаксон
д.и.н. И.Г. Коновалова
д.и.н. А.В. Назаренко
д.и.н. А.В. Подосинов
д.и.н. Л.В. Столярова
д.и.н. И.С. Чичуров
чл.-корр. РАН Я.Н. Щапов
ISBN 5-94067-223-х
© Институт всеобщей истории РАН 2008 г.
А.К. Аликберов
ОБРАЗЫ И АЛЛЕГОРИИ ПУТИ
В КЛАССИЧЕСКОЙ СУФИЙСКОЙ ТРАДИЦИИ
(Х-ХП вв.)
Представления о пути и путешествиях у разных мусульман-
ских авторов существенно различаются в зависимости от их бо-
гословских, религиозно-правовых и иных взглядов. Особый ста-
тус идея пути получила в суфизме, причем не только в прямом,
физическом смысле, но и в переносном, метафизическом. Путь
стал и символом суфизма, и аллегорическим обозначением всей
совокупности мистических учений и практик, и его синонимом:
во многих поздних суфийских сочинениях, а также в современ-
ных суфийских братствах и некоторых работах исследователей
мусульманский мистицизм называется не иначе, как Тарикат(ати-
тарика). Еще одно из обозначений суфизма, относящееся к аске-
тической практике мусульманских мистиков - Сулук.
В обычном смысле представления о трансконтинентальных
или локальных путях у суфиев в Х-ХП вв. мало отличались от
общеисламских. Путь - это длинный или короткий маршрут, со-
стоящий из многих дорог, ведущих путника туда, куда он на-
правляется. Этот путь не обязательно совпадал с традиционными
караванными путями, хотя чаще всего редко от них отличался.
Путь купца делится на расстояния между караван-сараями, путь
странствующего проповедника (ал-хатиб) - на расстояния между
населенными пунктами, где он проповедовал, а путь странника и
подвижника - на расстояния от одного святого места до другого.
Посещение святых мест (аз-зийарат) было одним из важных су-
фийских предписаний. Но не только в этом была разница, но и в
намерениях, мотивации и формах путешествий, правилах поведе-
ния, содержании и регламенте молитв и обрядов, связанных с пу-
тешествиями, прежде всего обрядов мистических радений (ас-
сама'). Различными были и виды путешествий.
1. Учебные путешествия муридов в поисках знаний (рихла).
Основная цель - сбор хадисов. Общее и особенное в рихле у су-
фиев и несуфиев. Иснадъх. ‘Илы ал-хадис. Стремление быть бли-
же к поколению табиев. Курьез с Абу Тахиром ас-Силафи, опи-
санный Ибн Халликаном. Перекрестные данные самого ас-Сила-
фи и Абу Бакра ад-Дарбанди. Усиление духовных контактов ме-
жду суфийскими общинами в сельджукский период: централь-
ный Халифат, Египет, Андалусия, Индия, Мавераннахр, Кавказ.
Рибаты и ханаки. Правила поведения суфиев в странствиях.
2. Ученые странствия (сафар). Различия ученых странствий
у суфиев. Путник, или странствующий - сафир. Цель - укрепле-
ние духовных контактов, чтение лекций, участие в дискуссиях и
диспутах. Институт рекомендаций. Особый жанр мусульманской
литературы -му'джам ас-сафр (ср.: одноименное сочинение того
же Абу Тахира ас-Силафи и др.).
3. Странствия дервишей. Два вида дервишей - оседлые и
давшие обет безбрачия.
4. Чудесные перемещения «просветленных» на большие
расстояния в мгновение ока - особая форма «путешествий», свя-
занная с чудесами «святых» {карамат ал-аулийа'). Физические и
духовные перемещения такого рода: примеры из средневековой
мусульманской агиографической литературы.
В эзотерическом (ал-батин) понимании Путь - это аллегория
мистического познания (ал-ма'рифа). В классическом суфизме,
т.е. до ХИ в., термин ат-тарика (мн.ч. турук\ букв, «стезя», «до-
рога») обозначал сам мистический Путь познания, предлагавший
свой, особый способ постижения Высшей истины. Этот способ
включал в себя не только теософию, но и суфийскую этику {ал-
адаб), С образованием суфийских братств после XII в. под тер-
мином ат-тарика стали понимать систему обрядов и ритуалов
для духовной подготовки, которая использовалась суфиями в ка-
честве основы общественной жизни. От этого мистический Путь
не перестал быть строго индивидуальным: даже под руково-
дством одного и того же шайха. различные муридъх по-разному
проходят этапы «пути», что обусловлено личными психосомати-
ческими, физиологическими и иными качествами самого путни-
ка, его предрасположенностью к экстазу и самовнушению.
Мистический Путь познания образно можно представить себе
в виде узкой проросшей тропинки, ведущей в гору, вершина ко-
торой - конечная цель восхождения. Внизу, у подножья горы,
вместо тропы - широкая и удобная дорога, доступная всем же-
лающим. Это уровень аш-шари'а, где находится большинство
верующих, возглавляемых аскетами и подвижниками. Однако эта
дорога не ведет к вершине. Для восхождения на вершину нужно
4
отказаться от удобств широкой дороги и вступить по путь лише-
ний и испытаний. Это и есть ат-тарика - путь мистического по-
знания, который можно пройти только под руководством духов-
ного поводыря шайха-наставника. Прохождение этого Пути
предполагает последовательное преодоление суфием различных
«стоянок» и «состояний». Вершина горы - сфера обитания про-
роков и мусульманских «святых». Достижение ее характеризует-
ся суфиями как блаженство, получаемое от постижения сокровен-
ной истины (ал-хакика). Учение о «стоянках» и «состояниях» (ал-
макамат ва-л-ахвал) мистического Пути описывает этапы духов-
ного роста суфия в процессе мистического познания, а триада
аш-шари'а - ат-тарика - ал-хакика представляют качественные
этапы духовного самосовершенствования. Сокровенную истину
способен постичь лишь совершенный человек (ал-инсан ал-ка-
мил), который после этого становится «просветленным», мусуль-
манским «святым» (ал-вали), приближенным к Богу.
Мистическое состояние (ал-хал) - ключевой термин учения о
«стоянках» и «состояниях». Под ним подразумевается особое
психофизиологическое состояние познающего, достигнутое им в
процессе сверхчувственного познания. Это состояние божествен-
ного «просветления» познающего сердца, одухотворенного чрез-
вычайной близостью к божеству. «Стоянка» (ал-макам)— это
качественный момент, фиксация и упрочение «состояния», ха-
рактеризующегося изменчивостью, свидетельство достижения
гностиком очередного этапа познания. Когда «состояние» закре-
пляется, оно становится «стоянкой». Закрепление «состояния»
немыслимо без усилий мистика, его упорства, воли и старания,
соблюдения необходимых условий прохождения Пути.
С аллегорией Пути тесно связана концепция спиритуального
путешествия (ас-сафар) познающего сердца к Богу. Суфии раз-
личают два вида таких путешествий. Путешествие в явном (за-
хир) заключается в том, чтобы отвешивать земные поклоны в
ночных бдениях, практиковать ночную рецитацию Корана (ат-
тахаджжуд) и пост (ас-саум). А путешествие в сокровенном
(батин) - в движении из мира к себе в душу, из души - в сердце,
из сердца — к божественной тайне, из тайны - к Богу. Иначе го-
воря, в теософском смысле ас-сафар и есть прохождение мисти-
ческого Пути познания.
Суфийский адаб толкует спиритуальное путешествие как ду-
ховное перемещение от губительных качеств к спасительным, от
порицаемых - к похвальным, от свойств человеческой сущности
к свойствам святого. С точки зрения гностика, речь идет о духов-
но-мистическом продвижении познающего по направлению к
объекту познания, целью которого является постижение Высшей
истины.
Д.Ю. Арапов
МУСУЛЬМАНСКИЕ КУПЦЫ
НА ПУТЯХ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Постоянными обитателями путей средневековья являлись му-
сульманские купцы. Высокому авторитету роли торговцев в ис-
ламском мире во многом способствовало то, что сам пророк Му-
хаммад в молодости вел торговые дела своей будущей жены Ха-
диджи бинт Хувайлид (Ислам. 1991. С. 178). В представлениях
европейского читателя нового и новейшего времени образ ислам-
ского купца-путешественника был в значительной степени сфор-
мирован сказочным рассказом об одном из самых известных ге-
роев арабского эпоса «Тысяча и одна ночь», знаменитом купце
Синдбаде-мореходе, который отличался своим неугомонным
стремлением к странствованиям (Тысяча и одна ночь. 1988. Т. 2.
С. 204-263). В других произведениях мусульманской средневе-
ковой литературы фигура путешествующего предпринимателя
также нашла свое достойное, хотя, пожалуй, не столь идеализи-
рованное отражение.
Наше внимание привлек известнейший памятник персидской
прозы XI в. - сборник нравоучительных притч «Кабус-наме». Его
создание связывается с именем средневекового иранского земле-
владельца и писателя Шемс ал-Маали Кабуса (род. ок. 1021 г.)
(Кабус-наме. 1958. С. 8). Исследователи отмечают, что автор «Ка-
бус-наме» был в целом настроен высокомерно по отношению к
«людям базара» и часто осуждал их за неугомонную жажду на-
живы. В то же время его общая оценка результатов деятельности
мусульманского купечества была не столь однозначно негатив-
ной. В «Кабус-наме» отмечалось, «что кто из алчности с востока
6
едет на запад, по горам и морям, и подвергает опасности жизнь, и
тело, и имущество, не страшится разбойников, и бродяг, и пожи-
рающих людей хищников, и небезопасных путей, людям [запада]
доставляет блага востока, а людям востока доставляет блага запа-
да, тот, конечно, содействует процветанию мира, а это - не кто
иной, как купец. Но такие опасные дела совершает тот, у кого
закрыты глаза разума» (Кабус-наме. 1958. С. 180). Таким обра-
зом, вывод автора «Кабус-наме» был достаточно противоречив -
из «неразумных» и «алчных» поступков мусульманских купцов
проистекали полезнейший обмен богатствами Востока и Запада и
конечное хозяйственное и культурное «процветание мира».
Немалое внимание в «Кабус-наме» было уделено детальной
характеристике опасностей, поджидающих отправляющегося в
путь купца-мусульманина, перечислению правил его поведения в
дальней дороге. По словам автора «Кабус-наме», если ты купец,
то «в какой бы город ты ни приехал, ложных слухов не распро-
страняй... Без спутника в путь не пускайся, а спутника ищи вер-
ного. В караване останавливайся в людном месте, и товары клади
в людном месте. К вооруженным [людям] не ходи и с ними не
сиди, ибо грабители прежде всего нападают на вооруженных...
Если повстречаешь кого-нибудь в пути, приветливо пожелай ему
мира... Без провианта в путь не пускайся, летом без зимней оде-
жды не выезжай, даже если бы дорога шла по самым обитаемым
местам» (Кабус-наме. 1958. С. 183).
Особо рискованным в средневековом мире считалось путе-
шествие по воде, прежде всего морское плавание. В этой связи в
«Кабус-наме» писалось: «Если в путешествии по суше заработа-
ешь половину на десять, то не пускайся в море ради одного на
десять, ибо в морском путешествии барыш по щиколотку, а убы-
ток по горло, и не нужно, гоняясь за малым, пускать по ветру
большой капитал. Ведь если на суше случится несчастье, так что
добро погибнет, то, может быть, жизнь-то останется. А на море
угроза и тому и другому - добро можно снова нажить, а жизнь
нет» (Кабус-наме. 1958. С. 184).
Через два века после создания «Кабус-наме» аналогичная со-
циокультурная характеристика типического купца-мусульманина
с неразрывным в его поступках сочетанием стремлений к наживе
и странствованиям была дана в знаменитом сборнике притч «Гу-
листан» великого персидского поэта Саади Ширази (ум. в 1292 г.).
7
Саади писал: «Видел я одного купца, [который говорил:] мне
предстоит одно путешествие, если осуществится оно, то весь ос-
таток жизни проведу я в каком-нибудь спокойном углу! Хочу я
повезти в Китай персидскую серу, слышал я, там на нее огромные
цены, а оттуда я повезу китайский фарфор в Рум (Византию.
Д.А.\ румийский шелк - в Индию, индийскую сталь - в Халеб
(Сирию. -Д.А.), халебское стекло - в Йемен, а йеменские ткани -
в Фарс (Иран. - Д.Л.). После этого оставлю я торговлю и буду
только сидеть в своей лавке» (Саади. 1959. С. 134).
Представляется, что эти, отмеченные в памятниках персидской
средневековой литературы поведенческие стремления были сте-
реотипно присущи подавляющему большинству представителей
мусульманского купеческого сообщества. Они ярко проявлялись
во время их путешествий, в том числе и в ходе их пребывания на
торговых путях и рынках средневековой Восточной Европы.
Литература
Ислам. 1991 - Ислам. Энциклопедический словарь. М., 1991.
Кабус-наме. 1958 - Кабус-наме / Пер. Е.Э. Бертельса. М., 1958.
Саади. 1959 - Саади. Гулистан / Пер. Р.М. Алиева. М., 1959.
Тысяча и одна ночь. 1988 - Тысяча одна ночь. Избранные сказки / Пер.
М.А. Салье. М., 1988. Т. 2.
В.А. Арутюнова-Фиданян
К ВОПРОСУ О РЕЗУЛЬТАТИВНОСТИ СОВПАДЕНИЯ
КУЛЬТУРНЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ
НА ВОСТОКЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Исследователи новой и новейшей истории давно сформули-
ровали постулаты о необходимости культурных коммуникаций
для минимализации трудностей общения и понимания и соответ-
ственно успешности внешнеполитических, экономических и де-
ловых контактов представителей разных цивилизационных ти-
пов. Эти сюжеты мало разработаны в медиевистике, т.к. связы-
ваются, в основном, с культурными «взаимовлияниями», веду-
щими к возникновению тенденций «компромисса» в противопо-
ложность военным коллизиям.
Проблема результативности совпадения культурных и воен-
но-политических коммуникаций может быть с достаточной на-
глядностью поставлена на примере исторических позиций Арме-
нии и Восточно-Римской, а позднее Византийской империи. Ар-
мения в течение столетий входила в круг политических интере-
сов империи и как вассальная страна, и как восточная провинция,
а культурные границы обеих стран всегда были прозрачны.
Греческий язык применялся в государственном делопроиз-
водстве Армении с эпохи эллинизма и был знаком не только эли-
те, но и широким слоям населения в дописьменный период. По-
зиции греческого языка и греческой письменности усилились с
появлением в Армении проповедников христианской религии из
Восточно-Римской империи, а после принятия христианства гре-
ческий (наряду с сирийским) стал языком Церкви. И даже после
изобретения алфавита (начало V в.) греческий язык, греческая куль-
тура и греческое вероисповедание оказывали большое влияние на
армянское общество, о чем свидетельствует успешная деятель-
ность грекофильской школы переводчиков (богословие, филосо-
фия, риторика и т.п.), направленная на сознательную трансплан-
тацию греческой культуры и инициировавшая развитие армян-
ской словесности. Билингвизм грекофилов нашел широкое рас-
пространение в разных слоях армянского этноса, и более всего, в
среде православных армян. Происходило спонтанное (или наме-
ренное) введение в ткань греческого языка фонем, лексем и
грамматических форм армянского, что, возможно, знаменовало
возникновение синтезного лингвистического феномена. Этот фе-
номен не пережил арабского нашествия и исчез из широкого упо-
требления, но сохранился в среде армян-халкидонитов. В VII в.
Армянская Церковь находилась в церковном общении с Констан-
тинополем, в Армении распространялись греческие обряды, в се-
редине VII в. халкидонитство становилось господствующим веро-
исповеданием (при непрекращающейся борьбе с монофиситами), и
только в VIII в. армянам удалось выработать самостоятельную
церковную политику. И, наконец, исследование эволюции «об-
раза Византии» в менталитете армянского средневекового обще-
ства показало парадоксально позитивное (для периода экспансии)
отношение к Византийской империи (противоречащее традици-
онно негативной его модификации в поздней историографии).
9
Единое культурное пространство существовало как корреля-
ция общего государственного пространства. С конца VI в. боль-
шая часть армянских земель вошла в состав Византии, при этом
нахарарский строй оставался незыблемым, а Армения стала еди-
ным политическим образованием в составе империи под управ-
лением наместника (чаще всего из местных князей), назначаемо-
го лично императором Византии. «Греческое» войско, которым
управлял наместник, состояло по большей части из армянских
контингентов, получавших содержание из имперской казны, и
византийских гарнизонов, т.е. возникла армяно-византийская
контактная зона доарабского периода.
В начале VIII в. арабы почти на два века прервали интенсив-
ные связи Византии и Армении. Ослабление, а затем и крушение
арабского кордона между империей и армянскими землями в на-
чале X в. вновь возобновило интеррегиональные культурные,
конфессиональные, дипломатические и политические коммуни-
кации на востоке империи.
Для армянских средневековых историков в начале X в. было
желательным, а в конце XI в. естественным и привычным суще-
ствование армянских земель в составе империи, пребывание ви-
зантийских наместников в среде армянских нахараров, а армян-
ских владетелей - в составе византийской восточной провинци-
альной администрации. Образ Византии, единственной союзницы
армян в борьбе с мусульманским миром в этот период времени,
вполне позитивен, армянские историографы проявляют даже оп-
ределенную терпимость к имперской ортодоксии, и только в пе-
риод разрушения армяно-византийской контактной зоны под
ударами сельджуков Византия начинает отчуждаться от армян-
ского мира.
Комплекс идейно-политических представлений, сформиро-
ванных в Византии, оказал в X-XI вв. серьезное влияние на об-
щественно-политическую теорию армян и в их числе на концеп-
цию «политической ортодоксии» (единение государства и Церк-
ви) и корреляцию небесного и земного царств. Понятие «поряд-
ка», ключевое и наиболее устойчивое в византийской системе
ценностей, нашло отражение во взглядах армянских историогра-
фов на роль имперской администрации на Востоке, был усвоен
ими также и комплекс византийских этно-политических пред-
ставлений (Константинополь - Второй Рим, Романия - Восточно-
ю
Римская империя, ромеи - ее граждане) и т.п. Образованию и функ-
ционированию византийско-армянской контактной зоны опреде-
ленно содействовало усвоение и приятие византийских идеологем.
В свою очередь негативный «образ армян», сложившийся в
Византийской империи на почве острой богословской полемики
против армянской (монофиситской) Церкви, отличался от «свет-
ского», вполне позитивного аспекта этого образа, появившегося в
византийской историографии в период генезиса и функциониро-
вания армяно-византийской контактной зоны. Представление об
армянских землях как неотъемлемой части империи, а об армянах
как подданных византийского императора прочно входит в соз-
нание ромеев и в византийскую историографию в период присое-
динения большей части армянских территорий к империи (X-
XI вв.), когда армянская знать заняла важное место в составе гос-
подствующего класса Византии, составляя в нем примерно 10-
15%, армянские аристократы вступали в брачные союзы с вид-
нейшими фамилиями империи и обладали значительными зе-
мельными владениями. Их административные функции были
преимущественно военными, службу они несли и в Италии, и на
Балканах, но в особенности на Востоке. Армянские общины по-
являются по всей территории империи, армяне служат в армии, жи-
вут в крупных городах, монашествуют в византийских монастырях
и не являются чем-то чуждым византийцам, они становятся «ромея-
ми» по государственному и конфессиональному признакам.
Ментальное освоение соседнего мира облегчало для империи
политическое присвоение армянских земель. А многовековое су-
ществование Армении в едином культурном пространстве с Ви-
зантией, возможно, обусловили «бескровные» акции присоеди-
нения к Византии армянских политических образований, отсут-
ствие антивизантийских (при наличии множества антиперсид-
ских и антиарабских) восстаний, длительность движения Визан-
тии на армянские территории, особенно разительная при сравне-
нии с неожиданно быстрыми захватами арабов и сельджуков вос-
точных византийских провинций, переселение армянских владе-
телей в Византию и в то же время назначение на ключевые посты
в восточных провинциях представителей армяно-халкидонитской
знати, противостояние Византийской и Армянской Церквей и не-
ожиданно частые сближения между ними.
В.Ю. Барышников
«ПРЯДЬ О ГЕЙРМУНДЕ АДСКАЯ КОЖА»:
ПОЕДИНОК С РАБОМ И ПЕРЕСЕЛЕНИЕ В ИСЛАНДИЮ
Традиционная версия заселения Исландии связывает интен-
сивную эмиграцию из Норвегии с ростом королевской власти, а
именно с автократической деятельностью Харальда Прекрасно-
волосого (Вуоск 1988. Р. 54). В классической форме эта версия
нашла отражение, например, в «Саге об Эгиле». Подобная трак-
товка событий отражает представления исландцев о колонизации
острова по меньшей мере не полно (Гуревич 1963. С. 220 сл.).
Так, в «Саге о людях из Лаксдаля» говорится, что Кетиль Плос-
коносый (херсир из Раумсдаля и родоначальник знаменитого
клана исландских первопоселенцев) принимает решение поки-
нуть родину, узнав, что «Харальд конунг уготовил ему такую же
долю, что и другим могущественным людям, - не получать виры
за своих родичей, когда он сделает его своим податным челове-
ком» (Laxdcela saga. S. 3). Таким образом, Кетилю удалось сохра-
нить за собой и за своими потомками достоинство херсира, кото-
рое автор саги противопоставляет званию лендрмана как челове-
ка, подчинившегося самовластью конунга и неполноправного в
глазах современников заселения Исландии. Вероятно, распря ме-
жду сыновьями Торгерд (правнучки Кетиля Плосконосого) - Хё-
скульдом Колльссоном и Хрутом Херьольвссоном - обусловлена
именно разницей статусов херсира и лендрмана, т.е. свободного
вождя и конунгова слуги. Колль обладал достоинством херсира, а
Херьольв, согласно саге, был норвежским лендрманом. Вследст-
вие этого Хёскульд не признавал права своего сводного брата
Хрута на наследство матери, считая его сыном несвободного че-
ловека. Отсюда видно, что переселение в Исландию объяснялось
в исландской саговой традиции не просто страхом перед тирани-
ей Харальда Прекрасноволосого, но и противостоянием состоя-
ний свободы и зависимости.
Именно эта тема стоит в центре внимания «Пряди о Гейр-
мунде Адская Кожа», открывающей компиляцию саг о современ-
ности - «Сагу о Стурлунгах». «Прядь о Гейрмунде» посвящена
времени заселения Исландии первопоселенцами, одним из кото-
рых был Гейрмунд. Занимая промежуточное положение между
12
традицией саг о древних временах (о предках Гейрмунда повест-
вует одна из таких саг - «Сага о Хальве и мужах Хальва») и саг
об исландцах, «Прядь о Гейрмунде» освещает переходный пери-
од между эпической древностью и историей. Не будучи генети-
чески связанной с основным содержанием «Саги о Стурлунгах»,
эта прядь играет в составе компиляции важную роль - мотивиру-
ет формирование исландского общества и дает его сжатую пер-
сонифицированную характеристику.
Гейрмунд Адская Кожа был конунгом в Рогаланде (по версии
«Книги о заселении страны») или в Хёрдаланде (по версии «Саги
о Греттире»). В «Книге о заселении страны» сообщается, что по-
сле того, как Харальд конунг «подмял под себя весь Рогаланд и
отнял у многих людей их одаль», Гейрмунд принимает решение
отправиться на поиски Исландии, ведь в Норвегии «у него уже не
было никакого достоинства» (Landnamabok. S. 91). Эта же при-
чина переселения Гейрмунда в Исландию названа в «Саге о Грет-
тире» (Сага о Греттире. С. 6 сл.). Автор «Пряди о Гейрмунде Ад-
ская Кожа» придерживается иной точки зрения. Рассказав о по-
литике Харальда Прекрасноволосого, он сначала объявляет о су-
ществовании «традиционной» мотивировки, но противопоставля-
ет ей свою: «Но я слышал, что в то время, когда эти братья
(Гейрмунд и Хамунд. - В.Б.) вернулись с запада из викингского
похода, самой важной новостью было то, что никто не может
представить себе более славного похода, чем поездка в Ислан-
дию. И вот по этой-то причине Гейрмунд пожелал отплыть сразу
же, тем же летом» (Geirmundar heljarskinns. S. 5).
Думается, что проблема переселения в историческом созна-
нии средневековых исландцев не сводилась к тому, страшились
ли норвежские хёвдинги самовластья Харальда. Комплексный
анализ текста «Пряди о Гейрмунде Адская Кожа» представляет
эту проблему в несколько ином свете.
Прядь открывается рассказом о рождении Гейрмунда и его
брата Хамунда и о том, как они получили прозвище heljarskinn
«Адская кожа». Мальчики родились в отсутствие своего отца ко-
нунга Хьёра. Жена конунга невзлюбила своих сыновей из-за их
непривлекательного внешнего вида (темной кожи) и обменяла их
на более красивого ребенка - сына раба Лодхатга по имени Лейв.
До трехлетнего возраста Гейрмунд и Хамунд воспитывались вме-
сте с детьми рабов, а Лейв рос как сын конунга. Как-то раз во
13
время игры Гейрмунд и Хамунд отняли у Лейва золотое обручье,
чем довели его до слез. Свидетелем этой игры был гостивший у
конунга скальд Браги Старый Боддасон. Тогда Браги произнес
вису:
Двое в палатах, Доверюсь обоим, Хамунд и Гейрмунд, Хьёра отродье; от Лейва же третьего, Лодхатта сына, блага не много, больше ущерба. Tveir eru inni, trui ek badum vel, Hamundr ok Geirmundr, Hjorvi bomir, en Leifr jjridi, Lofihattar sonr, fatt prydir |jann, far mun in verri. (Geirmundar |?Attr heljarskinns. S. 3)
В отличие от классических отдельных вис, импровизируемых
на случай, - имеющих «медиальную направленность» (Смирниц-
кая 1995. С. 295), - данная виса Браги явно обращена вовне, на
участников описанной ситуации. Именно виса Браги стала ре-
шающим аргументом в пользу того, чтобы восстановить Гейр-
мунда и Хамунда в правах. Узнав об истинном положении дел,
конунг Хьёр заявил: «Из висы я вижу, что вот эти мальчики
должны принадлежать к моему роду» (Geirmundar ]?attr heljar-
skinns 1981. S. 4). Очевидно, здесь мы имеем дело с нерасчленен-
ностью информативной и магической функций скальдической
поэзии. Магическая направленность свойственна, прежде всего,
хвалебным драпам и нидам. Виса Браги отчасти обладает хули-
тельным содержанием, но в отличие от стандартного нида в ней
отсутствует инвективная лексика, иносказательность и вымыш-
ленные обвинения. По своей поэтике эта виса больше всего на-
поминает детскую игровую считалку, указывающую на одного
лишнего в перечисляемом ряду. Чрезвычайная конкретика висы
усиливает этот эффект: во-первых, скальд называет по именам
детей - участников игры; во-вторых, называет имена их отцов
(Lodhottr «Меховой Капюшон» - это скорее не имя человека, а
описательная кличка, пристойная только рабу).
Результатом произнесения висы оказывается не просто уста-
новление реального статуса Гейрмунда и Хамунда. Главное здесь -
это отчленение благого от дурного, упорядочение (космизирова-
14
ние) социального пространства, с выделением его крайних со-
ставляющих - состояний свободы и рабства.
Связь этого социогенного эпизода с переселением в Ислан-
дию на нарративном уровне очевидна: во всех текстах, посвя-
щенных роду Гейрмунда и Хамунда («Прядь о Гейрмунде Адская
Кожа», «Сага о Хальве и мужах Хальва», соответствующие главы
«Книги о заселении страны»), описанная история, обязательно
включающая процитированную вису, непосредственно продол-
жается сообщением о том, что Гейрмунд (а также Хамунд) пере-
селились в Исландию и от них происходят могучие исландские
роды. Если в «Пряди о Гейрмунде» и в «Книге о заселении стра-
ны» отношение Гейрмунда к самовластью Харальда Прекрасно-
волосого оценивается по-разному, то в «Саге о Хальве и мужах
Хальва» эта тема вообще отсутствует. Упорядочение социального
пространства, отчленение состояний свободы и рабства в качест-
ве темы, мотивирующей переселение из Норвегии в Исландию,
подчиняет себе тему автократической политики Харальда Пре-
красноволосого.
Конфликт свободы и рабства, мотивирующий переселение, не
является исключительной принадлежностью истории Гейрмунда
Адская Кожа. Так, в литературе подчеркивалась важность по-
единка героя с рабом в начальной главе «Саги о Гисли» и отме-
чались фольклорные корни этого мотива (Гуревич 1979. С. 156).
Гисли сыну Торкеля не удается выдержать поединок с рабом; меч
Серый Клинок и возможность переселиться в Исландию доста-
ются его младшему брату Торбьёрну Кислому (Сага о Гисли.
С. 24). Мифологическим прототипом этих событий, вероятно,
является история появления рода Вёльсунгов. Сын Одина Сиги
убивает раба и вследствие этого переселяется в Гуннскую землю,
где становится основоположником героического рода (Сага о
Вёльсунгах. С. 95 сл.). В ходе этих поединков из социального
пространства выделяются люди, достойные переселения (в Гунн-
скую землю, в Исландию) и создания нового общества, в основа-
нии которого лежит достоинство свободного человека - столь
значимое в эпоху, предшествующую подчинению Исландии нор-
вежской короне.
Источники и литература
ByockJ.L. Medieval Iceland: Society, Sagas and Power. Berkeley, 1988.
Geirmundar jjattr heljarskinns // Sturlunga saga / Gudni Jdnsson bjd til pren-
tunar. Reykjavik, 1981. Bd. I.
Landn&nabdk // fslendinga sbgur / Gudni Jonsson bjd til prentunar. Reykja-
vik, 1946. Bd. I. Landssaga og landndm.
Laxdoela saga med formula, skyringum og skram / Adalsteinn Eyjwrsson og
Bergljdt S. Kristjddottir dnnudust utg&funa. Norhaven A.S., Danmorky,
1999.
Гуревич А.Я. Колонизация Исландии // Уч. зап. Калинин, пед. ин-та.
1963. Т. 35.
Гуревич А.Я. «Эдда» и сага. М., 1979.
Сага о Вёльсунгах / Пер. с древнеисл. Б.И. Ярхо. М.; Л., 1934.
Сага о Гисли // Исландские саги. Ирландский эпос / Пер. О.А. Смир-
ницкой. М., 1973.
Сага о Греттире / Пер. О.А. Смирницкой. Новосибирск, 1976.
Смирницкая О.А. Скальдические отдельные висы // Малые формы
фольклора: Сб. ст. памяти Г.Л. Пермякова. М., 1995.
М.В. Бибиков
РАЗВИТИЕ СРЕДСТВ КОММУНИКАЦИИ
И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ
В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ
В ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
X век как начальный период рассмотрения проблемы характе-
рен первыми детальными описаниями уже существовавших путей
сообщения в трансконтинентальной системе коммуникаций в Ев-
ропе, как, например, Шелковый путь из Центральной Азии в Ви-
зантию, засвидетельствованный еще у Прокопия Кесарийского,
или путь «из варяг в греки» с его описанием у Константина Баг-
рянородного, как и широтные пути от (к) славян(ам) через Регенс-
бург, Вену, дунайские и рейнские артерии, в Прибалтийский ре-
гион. Эти описания принципиально отличаются от раннесредне-
вековых свидетельств, будучи не просто воспроизведением ан-
тичной книжной традиции, подобно многим ранним итинерариям,
представлявшим собой фактически парафразы Дионисия Периэге-
та или Страбона, но базируясь теперь на непосредственном лич-
ном опыте информаторов. С другой стороны, новые пути, описы-
ваемые в источниках - византийских, латинских, арабских, сла-
16
вянских и др., - отражали новые по сравнению с античностью эко-
и социопространственные отношения, связанные с созданием и
функционированием средневековых центров производства и тор-
говли, нередко с минимальной опорой на античные ориентиры.
С началом нового тысячелетия формы коммуникаций и рас-
пространения информации претерпевают бурное развитие (Faul-
stich, Ruckert 1993). Первый этап рассматриваемого периода, а
именно с X по XIV в., знаменателен для Европы решительным
переходом от превалирования межличностных форм коммуника-
ций с приоритетом устных способов передачи информации к
письменному документальному фиксированию сообщаемых дан-
ных. Хотя в ряде пособий история медиа-форм начинается лишь с
Гутенберга, ясно, что уже до XV в. такие формы, как эпистоляр-
ная переписка, рукописная книга, дипломы, грамоты, посольские
акты, лапидарные надписи, граффити и дипинти выполняли ту же
социальную функцию, что и современные факс и электронная
почта. Раннее и классическое средневековое пространство было
наполнено источниками информации: так, королевский двор и
бург с их всезнающими шутами и скоморохами, с одной стороны,
и прилежные анналисты и летописцы - с другой, монастыри и
первые университеты с их формирующимися библиотеками и ар-
хивами, где книги и картулярии переписывались и распространя-
лись копиистами и редакторами; далее -- сельская округа, деревни
с их сезонными праздниками, странствующими рассказчиками,
распространявшими слухи, - и, наконец, - города с их ярмарками
и торжищами (Faulstich 1996).
Ведущая роль переписки в процессе распространения инфор-
мации пережила в Европе такие этапы, как: а) стандартизация
эпистолярного обмена посредством посольств и официальных ви-
зитов (ок. 1000 г.); б) утверждение постоянных должностей слу-
жащих канцелярии и нотариата, писцов, ответственных за пере-
писку (ок. 1100 г.); в) возрастание роли частной переписки, при-
нимавшей подчас формы официальной корреспонденции, как, на-
пример, в случае с константинопольским патриархом Николаем
Мистиком или с немецкими мистиками вроде Хильдегарды из
Бингена (ум. в 1179 г.) (ок. 1150 г.); г) становление публичной
почтовой службы, касающейся как общественной, так и частной
переписки (ок. 1200 г.); д) усиление роли нотариусов, официально
оплачиваемых скрипторов, в роли которых с конца ХШ в. высту-
17
пают не только исключительно клирики, но и миряне; е) исполь-
зование в качестве писчего материала бумаги взамен дорогого
пергамена (ок. 1300 г.); ж) установление системы регулярной тор-
говой и деловой переписки между купцами через письма (начиная
примерно с 1300 г.) (Nickisch 1991; Steinhausen 1968).
Следующая фаза (1400-1700 гг.) развития системы коммуни-
каций была определена возникновением книгопечатания (1448—
1452/54 гг.) и установлением регулярных почтовых связей. Наи-
более значительными векторами на этом пути были: а) организа-
ция немецкой семьей из Милана Турн-унд-Таксис службы достав-
ки информации (ок. 1490 г.) и распространение сети почтовых
связей почти по всей Европе (между 1516 и 1585 гг.); б) появление
первого ярмарочного каталога в Лейпциге (1594 г.); в) появление
календаря на год (ок. 1600 г.), г) появление первых периодических
листков новостей — «Relation» в Страсбурге и «Aviso» в Вольфен-
бютгеле (1609 г.), д) распространение сети книжных ярмарок, как,
например, в Лейпциге и Франкфурте (начиная с 1680 г.). В этот
период эпистолярный обмен приобретает характер обычного ча-
стного дела, книга перестает быть элитарной формой распростра-
нения культуры. Это был и период зарождения форм масс-медиа.
Деньги становятся главным локомотивом внешнеторговых
связей, как только в Европе стали циркулировать монеты или из
Византии, или из королевских монетных дворов. Даже русская
гривна в основе своей имела стоимостный коэффициент визан-
тийской золотой номисмы.
Торговые пути прокладывались через Альпы, а средневековые
мореплаватели-традиционалисты продолжали бороздить Среди-
земноморье. Паломники-пилигримы, чье число резко возросло на
переходе от первого ко второму тысячелетию, усиливали потреб-
ность в наличии свободных от разбойников и грабителей дорог, в
то время как монастыри своим местоположением прочерчивают
пути Перегринов, идущих в Рим, Иерусалим или Сант-Яго де
Компостелу, наполняя это пространство постоялыми дворами,
привечавшими странствующих монахов, торговцев, купцов, пред-
принимателей, создавая тем самым места встречи и обмена ин-
формацией в среде некогда статичного, но вдруг пришедшего в
движение общества.
Коммерческая революция была спровоцирована прежде всего
итальянскими городами-коммунами и отразилась на состоянии Вос-
18
точной Европы, распространяясь и далее. Около ХП в. благосостоя-
ние Генуи, Пизы и Венеции уже превзошло доходы самых дорогих
торгово-экономических центров античного мира; примерно в начале
XIV в. влияние итальянских городов ощущалось в Византии, Анг-
лии, России, на Ближнем Востоке, в Индии и Китае. На севере Ев-
ропы наиболее активными рынками становятся ярмарки Шампани
и Бри, но там именно итальянские предприниматели обеспечили
спрос на северный текстиль, благодаря чему они процветали, и
именно итальянские финансовые институты позволяли проводить
денежные трансферы через весь континент, сохраняя механизм
платежей в атмосфере полной конфиденциальности.
Замена бартера валютой, появление банков и кредита и (ок.
XIV в.) распространение принципов двойной бухгалтерии счетов
становятся важным симптомом нового менталитета, затрагиваю-
щего сферу межличностных отношений. С конца XII в. генуэзские
менялы предоставляют определенные услуги банковского типа.
Вскоре же крупные финансовые дома появляются в Пьяченце, Пис-
тое, Сиене, Лукке, Флоренции. Теснейшие связи скрепляют воедино
центры банковских операций, рынков и торговли. Устанавливает-
ся широкая сеть финансовых контор и их корреспондентов.
Среди разнообразных средств коммуникации, известных в со-
временных медиа-теориях, только два играли серьезную роль в
средневековых системах распространения информации: оба они
представляли собой пути - морские и внутриконтинентальные реч-
ные, с одной стороны, - и дороги по суше, - с другой (Melis 1985).
Почти все главные океанские пути были известны до Колум-
ба, Васко да Гамы, Бартоломео Диаша или Кабрала: а) ал-Масуди
в X в. описал арабские колонии на побережье Занзибара; б) братья
Вивальди в 1291 г. пытались проникнуть в Индию через Гибрал-
тар (Braudel 1980. Р. 357); в) карта, датированная 1440 г., показы-
вает Гренландию у побережья Америки, ранее открытую викин-
гами. Но потребовалось время, пока море превратилось из барьера
на пути коммуникации в своего рода ее средство. Развитие техни-
ческого оснащения судов, обустройство портов (Vannini Marx
1986; Cavaciocchi 1988), наконец, прямые контакты европейских
путешественников с арабами, китайцами и японцами (вспомним
экспедицию Родриго Виверго из Японии в Акапулько в 1610 г.), -
все это было составляющими частями завоевания моря.
19
Для континентальной Европы, особенно для ее центральной и
восточной частей, речные пути и каналы оставались главными ар-
териями коммуникаций практически до начала Нового времени.
Но их значение не изменяло и роли сухопутных путей: обе систе-
мы, как правило, дополняли друг друга. Именно пути по суше
стали основой почтовой системы («гоньбы») на Руси. Роль речных
путей подчеркивается становлением сети ярмарочных центров -
часто на речных артериях (волжские ярмарки от Ярославля, Каза-
ни, Нижнего Новгорода до Самары и Астрахани в России, или
Дунайско-Тирольские - из Кремса, в Вену, Фрейштадт, Грац,
Зальцбург, наконец, в Больцано.
Ф. Бродель в свое время писал о своего рода зонах притяже-
ния ярмарочных центров, которые создавали постоянно дейст-
вующую систему коммуникаций (Braudel 1980). Действительно,
пространство активности торговых фирм в Европе часто намного
превышало территории иных государств с их королевствами,
графствами, коммунами. Деятельность Ф. Датини ок. 1400 г. рас-
пространялась из Прато и Флоренции в Геную и Монпелье, в Бар-
селону, Брюгге и Венецию, и далее - в крымские фактории на се-
верочерноморском побережье. Зона движения Буонвизи между 1575
и 1610 гг. включала почти все центры Европы - от Лукки, Флорен-
ции и Венеции до Амстердама, Парижа и Нанта, вплоть до Кордо-
вы, Севильи, Медины дель Кампо, Мадрида. Фуггеры в XVI в.
действуют на просторах от Венгрии, Богемии, альпийского регио-
на до Венеции, Лиссабона, Риеки и Дубровника. В конце века они,
как и Вейзеры, достигают берегов Гоа, Чили, Венесуэлы, создавая
империи, большие, чем, по справедливому замечанию Ф. Броделя,
у Карла V или Филиппа II. В XVII в. тосканская фирма Саминиати
была представлена своими центрами от Ливорно до Венеции,
Смирны, Триполи в Сирии, от Мессины, Генуи, Марселя до Кади-
са и Лиссабона и далее до Константинополя, Александрии, Па-
лермо, Алжира, и даже на севере — от Лиона до Амстердама, и да-
лее - в Лондоне и Гамбурге. Для транспортировки использовали
голландские и английские суда, а в двух случаях известен фрахт
даже двух ладей из Архангельска.
Так позднесредневековая Европа стала образчиком своего
собственного Informaiionsgesellschaft, предопределяя революцию
средств коммуникации. Медиа-революция на рубеже XVI-XVII вв.
20
уходила своими корнями в глубину длительного развития комму-
никативных систем Средневековья.
Литература
Braudel 1980 - Braudel F. Civilisation materielle, economic et capitalisme,
XVе - XVIIIе siecle. Vol. 1: Les structures du quotidien: le possible et
I’impossible. P., 1980.
Cavaciocchi 1988 - I porti come impresa economica, secc. XI1I-XVIII: Atti
della Dicianovesima Settimana di Studi, Prato, 1987 / Ed. S. Cavaciocchi.
Firenze, 1988 (Istituto Intemazionale di Storia Economica “F. Datini”,
Prato, II. Atti delle settimane di studi e altri convegni, 27).
Faulstich, Ruckert 1993 - Faulstich W., Ruckert C. Mediengeschichte in tabella-
rischen Uberblick von den Anfangen bis heute. Bardowick, 1993. Bd. I.
Faulstich 1996 - Faulstich W. Medien und Offentlichkeiten im Mittelalter
800-1400. Gottingen, 1996.
Melis 1985 - Melis F. I trasporti e le communicazioni nel Medioevo / A cura
di L. Frangioni. Firenze, 1985.
Nickisch 1991 -Nickisch R.M.G. Brief. Stuttgart, 1991.
Steinhausen 1968 - Steinhausen G. Geschichte der Deutschen Briefes. Dub-
lin; Zurich, 1968. Bd. II.
Vannini Marx 1986 - Trasporti e sviluppo economico, secc. XIII-XVIII: Atti
della Quinta Settimana di Studi, Prato 1973 I Ed. A. Vannini Marx. Firenze,
1986 (Istituto Intemazionale di Storia Economica “F. Datini”, Prato, П. Atti
delle settimane di studi e altri convegni, 5).
О.Б. Бубенок
СВЕДЕНИЯ АЛ-МАС6 УДИ
О ВОЛОКЕ МЕЖДУ ДОНОМ И ВОЛГОЙ
До начала X в. мусульманская географическая традиция на-
ходилась под значительным воздействием представлений времен
античности и поэтому в своих сочинениях ученые Халифата
обычно отмечали, что Черное и Азовское моря были соединены
проливом с Каспийским морем и таким образом представляли
собой одно целое. Однако с активизацией торговой и военной
деятельности русов мусульманские географы в своих сочинениях
в начале X в. уже начали косвенно отмечать существование сухо-
путного сообщения между Доном и Волгой. К числу таких сочи-
21
нений историко-географического характера следует отнести трак-
тат ал-Мас‘уди «Мурудж аз-Захаб».
Анализ сведений ал-Мас‘уди о сообщении Черного и Азов-
ского морей с Каспийским свидетельствует о том, что в его со-
чинении были использованы две системы знаний: книжная тра-
диция, уходящая своими корнями во времена античности; свежая
информация, полученная непосредственно от купцов и очевидцев
описанных событий. К первой системе следует отнести утвер-
ждения ал-Мас‘уди, согласно которым Черное и Азовское моря
соединены с Каспийским посредством пролива.
Так, уже в начале 17-й главы своего сочинения ал-Мас‘уди
отмечает, что Волга «вытекает из верхних частей тюркских зе-
мель». При этом ал-Мас‘уди подчеркивает, что «от нее рукав те-
чет в направлении страны бургар (нахва билад ал-Бургар) и впа-
дает в Майтас (Меотис)». Именно такой вариант дословного пе-
ревода предложил Барбье де Мэнар. В. Минорский же считал это
ошибкой, потому что был уверен, что страна булгар находилась
лишь на севере, на Средней Волге (Минорский 1963. С. 192-193).
Далее сведения ал-Мас‘уди выдержаны в более традиционном
духе: «В верхней части хазарской реки (Волги. - О.Б.) есть про-
ток (масабб), вливающийся в залив моря Нитас (Понт) - море
русов» (Минорский 1963. С. 196-197). Эта же информация по-
вторяется в начале повествования о походе русов на Каспий по-
сле 300 г. х. (912 г.): «500 судов (маркаб) их прибыли в пролив
(халидж) Нитаса (Понта), соединенный (муттассил) с Хазарским
морем... Иногда рукав, который соединяет реку хазар (Волгу.
О.Б.) с проливом Понта, замерзает...» (Минорский 1963. С. 198).
Таким образом, можно согласиться с мнением исследовате-
лей, что под проливом, упомянутым ал-Мас‘уди, следует подра-
зумевать волок - сухопутный путь для перетягивания кораблей
от Дона к Волге в месте наибольшего сближения этих рек, неда-
леко от хазарского Саркела (Минорский 1963. С. 196. Прим. 32;
С. 198. Прим. 45). Относительно начального пути маршрута ру-
сов у исследователей текста данного сочинения ал-Мас‘уди нет
расхождений.
По данным ал-Мас‘уди, согласовав свои действия с хазар-
ским царем и пообещав ему часть добычи, русы «вошли в про-
лив, достигли устья реки (Дона. - О. Б.) и стали подниматься по
этому рукаву, пока не добрались до Хазарской реки (Волги. -
22
О.Б.), по которой они спустились до города Атиль и, пройдя ми-
мо него, достигли устья, где река впадает в Хазарское море...
Находясь в Каспийском (Хазарском) море, русы занимались гра-
бежом мусульман. По возвращении русы были встречены в рай-
оне Атиля войсками хазарских мусульман, среди которых веду-
щее место принадлежало хазарским наемникам «ларисийа», ко-
торые не знали об уговоре хазарского царя с русами. В результа-
те, победу над русами одержали хазарские мусульмане (Минор-
ский 1963. С. 199-200; Гаркави 1870. С. 131-132; Голб, Прицак
1997. С. 167-168).
Однако сведения ал-Массуди о завершениии данного похода
до сих пор вызывают в среде современных исследователей раз-
личные интерпретации: «ва-наджа минхум нахва хамса алаф ва-
ракибу фи-л-маракиб ила залика-л-джаниб мимма йали билад бур-
тас ва-тараку маракибахум ва-та ‘аллаку би-л-барр фа-минхум
ман каталаху ахл буртпас ва-минхум ман вака‘а ила билад ал-
бургаз ила-л-муслимин фа-катпалухум» (Мас‘уди 1966. С. 139). Не-
обходимо отметить, что упоминание в данном фрагменте бурта-
сов и булгар, как соседей, дало основание некоторым исследова-
телям считать, что описанные события происходили на Средней
Волге. Так, В. Минорский предложил свой вариант перевода дан-
ного фрагмента сочинения ал-Мас‘уди: «Спаслось из них около 5
тысяч, которые на своих судах пошли к той стороне, которая ве-
дет к стране Буртас. Они бросили свои суда и двинулись по суше.
Некоторые из них были убиты буртасами; другие попали к бурга-
рам-мусульманам, которые [также] поубивали их» (Минорский
1963. С. 200). Аналогичный перевод и комментарий предложил
также О. Прицак (Голб, Прицак 1997. С. 168-169).
Однако упомянутых исследователей не смущает тот факт, что
русы, исходя из их мнения, должны были бежать на север, в
глубь хазарской территории, а не возвращаться по уже известно-
му им пути. Еще пять десятилетий назад Л.Е. Алихова отметила,
что «русы должны были бы проплыть примерно 1000 км вверх по
реке, прежде чем достигнуть южных областей обитания буртас-
мордвы, что у них заняло бы около месяца времени и примерно
столько же до волжских болгар». А это не согласуется с последо-
вательностью описанных событий (Алихова 1949. С. 52). С дру-
гой стороны, непонятно, зачем русам было выходить из своих
кораблей и двигаться по суше во враждебном окружении бурта-
23
сов? Поэтому следует вспомнить замечание М.И. Артамонова,
согласно которому русы «высадились на берег, вероятно, для то-
го, чтобы перебраться на Дон прежней своей дорогой» (Артамо-
нов 1962. С. 370). Следовательно, есть больше оснований доверять
переводу А.Я. Гаркави: «Около же 5 000 из них спаслись и отпра-
вились на судах в страну, примыкающую к стране Буртас, где они
оставили свои суда и стали на суше; но из них кто был убит жи-
телями Буртаса, а кто попался к мусульманам в стране Бургар и
те убили их» (Гаркави 1870. С. 133). Данный перевод, по нашему
мнению, наиболее близок к арабскому тексту оригинала.
Отсюда следует, что буртасы проживали возле волока между
Волгой и Доном, а одно из болгарских племен проживало по со-
седству с ним. Вполне вероятно, что именно об этих буртасах ал-
Мас‘уди сообщал следующее: «Здесь же хазарским царем по-
ставлены в большом количестве люди, которые удерживают при-
ходящих этим морем (Найтасом. - О.Б.), также приходящих су-
хим путем с той стороны, где полоса Хазарского моря соединяет-
ся с морем Найтас» (Гаркави 1870. С. 131). А это означает, что
недалеко от Саркела, на территории между устьем Дона и воло-
ком к Волге, проживало одно из племен буртасов. В последнее
время широкую популярность получила гипотеза, согласно кото-
рой мусульманские авторы называли «буртасами» восточноевро-
пейских аланов. О том, что аланы могли находиться вблизи Сар-
кела, свидетельствуют некоторые средневековые авторы. Так,
Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении
империей», написанном в 40-е годы X в., отмечает, что правитель
северокавказской Алании может нападать на хазар «при перехо-
дах к Саркелу, и Климатам, и Херсону» (Константин 1991. С. 52-
53). Но наибольший интерес представляют сведения «Повести
временных лет» о походе Святослава против хазар в 965 г., где в
большинстве списков сказано: «В лето 6473. Иде Святослав на
Козары; слышавше же Козары, и изидоша проитиву с князем
своим Коганом, и соступишося обои; и одоле Святослав Козаром,
и град их Белую Вежу взя; и Ясы победи и Касоги» (Воскресен-
ская летопись. С. 287; Ипатьевская летопись. С. 246). Некоторые
исследователи высказали мнение, согласно которому в 965 г.
войско Святослава двигалось на восток и должно было встретить
аланов-ясов вблизи Саркела на Нижнем Дону, а касогов - в При-
24
кубанье (Грушевський 1991. С. 462; Минаева 1971. С. 199; Тур-
чанинов 1971. С. 75; Новосельцев 1990. С. 220).
О том, что в хазарское время аланы могли находиться как
вблизи Саркела, так и в самой крепости, свидетельствуют данные
археологии и антропологии. Так, в конце 1950-х годов во время
разведок недалеко от Правобережного Цимлянского городища
близ Аксая был обнаружен катакомбный могильник салтовского
типа (Артамонов 1963. С. 6), а на территории же самой Саркель-
ской крепости было обнаружено катакомбное погребение (Арта-
монова 1963). Кроме того, в ряде грунтовых захоронений салтов-
ского типа Саркела имели распространение долихокранные серии
«верхнесалтовского» антропологического типа (Вуич 1963).
Именно все это и позволяет считать, что в Саркеле в хазарское
время, среди прочих этносов, находились и аланы, основная тер-
ритория проживания которых должна была находиться рядом с
крепостью.
Что же касается упомянутых в этом фрагменте сочинения ал-
Мас‘уди болгар, то в науке уже давно получило распространение
мнение, подкрепляемое данными других источников, согласно
которому в хазарское время одно из болгарских племен продол-
жало находиться в районе Северо-Западного Кавказа, в Восточ-
ном Приазовье (Ромашов 1993. С. 63-68). Однако нет никаких
данных о том, что эти приазовские болгары являлись мусульма-
нами. Вероятнее всего, встретить русов в Восточном Приазовье, в
стране болгар, могли сами хазарские мусульмане - «ларисийа»
(ал-арсийа).
Таким образом, неудачное для русов завершение похода
можно представить следующим образом. Потерпев сокрушитель-
ное поражение в низовьях Волги, возле хазарской столицы
Итиль, остатки русов решили бежать на кораблях по известному
им пути, дабы достичь волока между Волгой и Доном, а оттуда
через Керченский пролив выйти в безопасное для них Черное мо-
ре. «Ларисии», видя, что им не догнать беглецов и предвидя об-
ратный маршрут русов, послали к волоку, в страну буртасов, гон-
ца. Сами же хазарские мусульмане, будучи мобильными конны-
ми воинами, направились наперерез русам в район Северо-
Западного Кавказа. Их замысел должен был состоять в том, что в
случае прорыва русов с кораблями к Дону в месте волока, они
смогут их задержать в Керченском проливе. В случае же бегства
25
русов сушей «ларисии» смогут встретить их в стране болгар, в
Восточном Приазовье. В итоге события развивались по второму
сценарию.
То, что это предположение имеет под собой основания, под-
тверждают слова самого ал-Мас‘уди: «Мы же привели это сооб-
щение, чтобы опровергнуть тех, которые утверждают, будто Ха-
зарское море соединяется с Меотис и через Меотис и Понт — с
Константинопольским проливом. Если бы это было так, русы
нашли бы выход, потому что Понт - их море...» (Минорский
1963. С. 200).
Вполне возможно, что по этому же маршруту двигались русы
против хазар и во время похода, описанного Ибн Хаукалем.
А.П. Новосельцев считал, что Ибн Хаукаль описал поход, кото-
рый произошел не в 965 г., а несколько позже - в 968 г. (Ново-
сельцев 1990. С. 220). Интересно, что во фрагменте сочинения
Ибн Хаукаля, посвященном этому походу русов, дан перечень
народов, подвергшихся нападению русов вдоль пути из Азовско-
го моря в Каспийское: «В это наше время не осталось ничего ни
от болгар, ни от буртасов, ни от хазар...» (Бартольд 1940. С. 35).
Литература
Алихова А.Е. К вопросу о буртасах И Советская этнография. 1949. № 1.
Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
Артамонов М.И. Предисловие // МИА. 1963. № 109. Труды Волго-Дон-
ской археологической экспедиции. Т. Ш.
Артамонова О.П. Могильник Саркела-Белой Вежи // МИА. 1963. № 109.
Бартольд В. В. Арабские известия о русах // Советское востоковедение.
1940. Вып. 1.
Воскресенская летопись // ПСРЛ. СПб., 1856. Т. VII.
Вуич Л.Г Антропологические характеристики черепов из ранних погре-
бений Саркела// МИА. 1963. № 109.
Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с
половины VII века до конца X века по Р.Х.). СПб., 1870.
Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. М.; Иеруса-
лим, 1997.
Грушевський М. 1стор1я Украши-Руси. К., 1991. Т. 1.
Ипатьевская летопись // ПСРЛ. СПб., 1843. Т. II.
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.
Ал-Мас уди. Мурудж аз-Захаб. Т. 1 [без м. и.].
Минаева Т.М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим
данным. Ставрополь, 1971.
26
Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента X-XI вв. М.5 1963.
Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной
Европы и Кавказа. М., 1990.
Ромашов С.А. Где находилась Черная Болгария? И Восточная Европа в
древности и средневековье. Спорные проблемы. Москва, 1993.
Турчанинов Г. Ф. Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной
Европы. М., 1971.
ТЛ. Вилкул
ДРЕВНЕРУССКИЕ КНИЖНИКИ
О ПУТЯХ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО
Почти вся жизнь Александра Македонского прошла в пути.
Согласно роману Псевдо-Каллисфена - пожалуй, самому популяр-
ному произведению о жизни македонского «космократора» и един-
ственному, известному древнерусским книжникам, - с 12 лет (пер-
вые военные экспедиции) или с 18 (воцарение после смерти отца,
Филиппа) начались военные походы и странствия Александра.
Славянский перевод произведения Псевдо-Каллисфена поя-
вился достаточно рано; он стал основой многочисленных редак-
ций Александрии Хронографической. Образ македонского царя,
похоже, служил образцом для древнерусских князей, и он стал
идеалом правителя для некоторых из их жизнеописателей. Заим-
ствования из Александрии прослеживаются с начала XII в., в том
числе в Сказании о св. Борисе и Глебе.
Известно три ранних редакции Александрии Хронографичес-
кой: Александрия Иудейского хронографа (вторая половина ХП1 в.),
Троицкого хронографа (конец XIV в.) и Еллинского и Римского
летописца 1-й редакции (составлен, видимо, до XV в., поскольку
второй четвертью XV в. обычно датируют уже Еллинский лето-
писец 2-й редакции [о датировании памятников см.: Истрин 1893.
С. 126 и др.; Орлов 1926. С. 98,102-126; Шибаев 2004. С. 187-204]).
Пути Александра можно с известной долей условности под-
разделить на три разряда: военные, «путь на край света» и стран-
ствования в Индии и прочих дальних странах. Судя по всему, от-
ношение читателей к каждому из «разрядов» было различным.
Сравнение нескольких редакций при наличии греческого текста
27
позволяет достаточно устойчиво определить протографические
чтения и смены писцов. По особенностям работы книжников с
текстом также выявляется их интерес к теме или отсутствие тако-
вого.
По-видимому, более всего древнерусских книжников привле-
кали описания военных походов. Правда, не исключено, что пис-
цов интересовали не столько военные пути, сколько драматиче-
ская история взаимоотношений царей Александра и Дария, а мо-
жет быть - и тема перехода царства: от Персидского к Македон-
скому. Тем не менее, наибольшее вмешательство писцов в текст
наблюдаем в различных списках именно на том участке, где одно
за другим следуют сражения Александра и покорение эллинских,
египетских, персидских и иных подвластных Дарию городов.
Правда, названия конкретных пунктов и местностей добавлены
только в Троицком хронографе, составитель которого достаточно
смело обращался с текстом. При этом, впрочем, добавления Тро-
ицкого хронографа обнаруживают весьма зыбкие представления
об античной географии. Составитель Иудейского хронографа на-
много точнее придерживался текста своего протографа, но и
здесь интенсивность вмешательства в текст падает после перехо-
да от описания военных путей к странствию на край света.
Таким образом, поход «на край света» и всяческие диковинки
в далеких странах читателей не привлекали. Правда, основой пе-
ревода Александрии Хронографической послужил список, близ-
кий к так называемой греческой бета-редакции (Истрин 1893. С. 69-
70, 90 и др.), где опущены наиболее фантастические и впечат-
ляющие эпизоды (например, о полете Александра на грифонах на
небо или о спуске в своеобразном батискафе-стеклянном сосуде
на дно морское). Некоторые же сюжеты были сокращены до та-
кой степени, что смысл их трудно уловить (ср. сюжет о блужда-
ниях в непроницаемо-темной стране, полной драгоценных кам-
ней, и выходе на свет благодаря «зову» кобылиц, разлученных с
жеребятами. От этого эпизода осталось всего два-три предложе-
ния [издание редакций сочинения Псевдо-Каллисфена см.: Muller
1846; Kroll 1926; van Thiel 1974]). Восполнена по другим текстам
эта часть была уже только в Еллинском летописце 2-й редакции.
Остается гадать - что это, невнимание к дальним путям при-
выкших к «сидячему» образу жизни переписчиков или ограни-
ченность источников, круг которых значительно расширился
28
только в XV в. Ведь военные маршруты и детали книжники мог-
ли вообразить и дополнить на основании хроник и летописей, а
вот литература о странствиях была менее обильной.
Литература
Истрин В.М. Александрия русских хронографов. Исследование и текст.
М., 1893.
Орлов А.С. К вопросу об Ипатьевской летописи // ИОРЯС. Л., 1926. Т.
XXXI. С. 93-126.
Шибаев М.А. Летописные источники Еллинского летописца второго
вида И Рукописная книга Древней Руси и славянских стран: от коди-
кологии к текстологии. СПб., 2004. С. 187-204.
Historia Alexandri Magni I Hrsg. W. Kroll. B., 1926.
Leben und Taten Alexanders von Makedonien, Der Griechische Alexander-
roman nach der Handschrift L / Hrsg. H. van Thiel. Darmstadt, 1974.
Pseudo-Callisthenes I Primum ed. C. Muller // Arriani Anabasis et Indica.
Reliqua Arriani, et scriptorum de rebus Alexandri Magni. Pseudo-
Callisthenis Historiam fabulosam. Parisiis, 1846. P. 1-152.
H.A. Ганина
ИМЯ И ПУТЬ:
РАЗЛИЧИЯ В ГОТСКОМ ОНОМАСТИКОНЕ
КАК ОТРАЖЕНИЕ МИГРАЦИЙ
Исследование ономастикона остготов и вестготов (исконно -
остроготов и визиготов) позволяет выделить следующие общие
особенности материала. Готский ономастический фонд генетиче-
ски является единым и восходит к общегерманскому ономасти-
кону. В качестве основной модели выступает двучленное имя
собственное германской этимологии: ср., например, остгот. Sun-
jaifrij)as (551 г.) < о/г *sunja- ‘истина’ + *frijjuz ‘мир, договор’,
Gundihildi (557 г., ж.р.) < о/г *gun{)jd- ‘битва’ + *hildjo ‘битва, бой’,
вестгот. Cuniefredus (653 г.) < о/г *kunji- ‘род, племя’ + *fri{)uz
‘мир, договор’, Bnmichildi(s) (VI в.) < о/г *brunjo- ‘броня’ +
*hildjo ‘битва’ и т.п.
При этом у остготов и вестготов широко употребляются и
одночленные имена: ср. остгот. Adila (первая половина VI в.) <
о/г *а{)а- ‘благородный’ + уменьшительный суффикс -il-; Albi
29
(537 г.) < о/г *alyTz ‘альв, эльф’, Athal(a) (VI в.) < о/г *ара!-а ‘бла-
городный’, вестгот. Brandila (683 г.) < о/г *branda- ‘меч’ + -il-,
Chintila (636-640 гг.) < о/г *kinda- ‘род, потомство’ + -il-, Egica
(687-702 гг.) < о/г *aii- ‘ужас’ или *e/Tii- с неясным значением +
-ik- и др.
Не только инвентарь именных основ и моделей, но и целый
ряд имен является общим для остготов и вестготов. Ср. здесь:
остгот. Achiulf (III-IV вв., Get. 79) < *aii- ‘ужас’ + *wulfaz ‘волк’ -
вестгот. Agiulfus, остгот. Adila (первая половина VI в.) < о/г *а{эа-
‘благородный’ - вестгот. Adela (865 г.), Adila(ne) (887 г.), остгот.
Ansila (Get. 79, легендарное лицо; Bell. Goth. VIII (Ш), 31, § 14,
имя воина) < о/г *ansiz/ansuz ‘ас’ (или *ansi- + N) - вестгот.
Ansila(ne) (870 г.), Ansilo (ж.р., 856 г.?), остгот. Berimud (Get. 81,
174) < о/г *Ьегбп- ‘медведь’ + *modaz ‘дух, гнев’ или *munduz
‘защита’ - вестгот. Bermudo (король, 912 г.), остгот. Filimer/File-
mer (Get. 26-28) < о/г *filu- ‘много’ + *meriz ‘славный, знамени-
тый’ вестгот. Filimirus (653 г.), Felmirus (804 г.), остгот.
Gudinanth (первая половина VI в.) < о/г *g6/fida- ‘бог’ + *nan}jaz
‘дерзкий, отважный’ - вестгот. Godenando (XI в.?), остгот. Leodi-
fridus (первая половина VI в.) < о/г *leudi-/liudi- ‘люди’ + *fri|juz
‘мир, договор’ - вестгот. Leodefredus (633 и 816 г.), остгот. Rud-
eric (VI в.) < о/г *Ьго|эа- ‘слава’ + *rikaz ‘правитель’ - вестгот.
Rudericus, Roderico (710-711 гг.; имя, приобретшее особую попу-
лярность в вестготской Испании), остгот. Sinderith (532 г.) < о/г
*sinj?a- ‘путь’ + *rldaz ‘мчащийся’ или *redaz ‘совет’ - вестгот.
Sinderedus (710 г.), Sendredo (900 г.) и мн. др. Параллели столь
многочисленны, что наличие одного и того же германского име-
ни у остготов и вестготов следует считать правилом.
При этом, несмотря на общность и однородность германских
основ и моделей образования имен, в ономастиконе остготов и
^вестготов прослеживаются примечательные различия. Важно
иметь в виду, что по сравнению с кратким периодом сущест-
вования остготского ономастикона в Италии (конец V - середина
VI в.) бытование вестготского ономастикона в Испании охваты-
вает две эпохи: доисламскую (VI - начало VIII в.) и позднейшую
(с середины IX по XII в. и далее), причем в последний период
ономастика германской этимологии связана уже не с готами как
этносом, но с их потомками - христианами знатных родов.
30
В плане структурных и семантических особенностей необхо-
димо отметить следующее. Во-первых, у остготов обнару-
живается большее количество одночленных имен неизвестной
этимологии (кельтской? фракийской? иранской?) например,
остгот. Bojo, Cillica, Morra, Patza, Pitza. Во-вторых, в позднюю
остготскую эпоху (с середины VI в.) наблюдается десемантиза-
ция вторых компонентов двучленных имен собственных и, соот-
ветственно, частичная или полная утрата внутренней формы этих
имен: ср. в разных записях одного и того же имени смешение
компонентов gu|> < *g%da- ‘бог’ и gund- < *gun|)j6- ‘битва’, -тб|з/ -
ппф < *modaz ‘гнев, дух’ и -mund < *munduz ‘защита’, -ges/-gis <
*gaizaz ‘копье’ и -gisl < *glslaz ‘заложник’, -wih < *wnaz ‘сраже-
ние, бой’, -win < *winiz ‘друг’и -wit < *witjaz ‘ум’, -гё|э < *redaz
‘совет’ и -гф < *ridaz ‘мчащийся’ и даже -гё|)/-гф и -rik < *rlkaz
‘правитель’ В таких случаях германское имя в латинском окру-
жении утрачивает свой древний статус «свернутого высказыва-
ния», характерный для более раннего этапа древнегерманской
ономастической традиции.
Напротив, вестготский ономастикой Испании более прозра-
чен в этимологическом плане и на исходе существования готов
как этноса стандартизуется, вырабатывая определенный набор
популярных компонентов. И именно ввиду того, что имя герман-
ской этимологии осознается как набор таких элементов, в позд-
нюю эпоху германская модель двучленного имени собственного
испытывает проникновение латинских основ. Так возникают гиб-
ридные германо-латинские имена, уникальные для всего герман-
ского ареала.
Ср.: Belfonsus (963 г.) < о/г *bili(z)- ‘меч’ или лат. bel(l)- ‘кра-
сивый, прекрасный’ + о/г *funsaz ‘готовый, отважный’; Belmirus
(870 и 889 г.) < о/г *bili(z)- ‘меч’ или лат. bel(l)- ‘красивый, пре-
красный’ + о/г *meriz ‘славный, знаменитый’ или лат. mlrus ‘див-
ный, удивительный’; Bonefredus (913 г.) < лат. bon- ‘хороший’ +
о/г *fri|)uz ‘мир, договор’; Bonimiro (931 г.) < лат. bon- ‘хороший’ +
о/г *meriz ‘славный, знаменитый’; Crecemundus (990 г.) < лат.
cresco ‘расти’ + о/г *munduz ‘защита’; Creixemirus (957 г.) < лат.
cresco ‘расти’ + о/г *meriz ‘славный, знаменитый’; Crestimiro
(1220 г.) < лат. Cristus ‘Христос’ + о/г *meriz ‘славный, знамени-
тый’; Cristildi (1086 г.) < лат. Cristus ‘Христос’ + о/г *hildjo ‘бит-
ва’; Cristulfo (989 г.) < лат. Cristus ‘Христос’ + о/г *wulfaz ‘волк’;
31
Espanarico (978 г.) < лат. (h)ispanus ‘испанец, испанский’ + о/г
*rikaz ‘правитель’; Floresindo (882 и 967 г., тж. Floresendo. 989 г.)
< лат. floreo ‘процветать’ + о/г *sin|?az ‘путь’; lustesenda (1006 г.,
ж.р.) < лат. iustus ‘справедливый’ + о/г *sin|)6 < *sin|jaz ‘путь’;
Laudesindus (826 г.) < о/г * lauda- ‘расти’, ‘иметь какой-л. образ,
облик’ или лат. laudo ‘хвалить’, laudatio ‘похвала’ + о/г *sin|?az
‘путь’; Leosindo (VII—VIII вв.) < о/г *leuya-/ *liuya- ‘любимый’
или * leuda-/ *liuda- ‘расти’, ‘люди’/ лат. 1ео ‘лев’ + о/г *sin|?az
‘путь’; Pulcresindus (904 г.) < лат. pulcher ‘красивый’ (< греч.) +
о/г *sin|>az ‘путь’; Spanesinda (965 и 990 г., тж. Espanesinda, 995 г/
ж.р.) < лат. (h)ispanus ‘испанец, испанский’ + о/г *sin|?o < *sin|?az
‘путь’; Spanosindus (899 г., тж. Spanosendo, 960 г.) < лат. (h)ispanus
‘испанец, испанский’ + о/г *sin|?az ‘путь’; Spanilli (1041 г., ж.р.) <
лат. (h)ispanus ‘испанец, испанский’ + о/г *hildjo ‘битва’; Uiuildus
(842 г.) < о/г *wTya-/wTfa- ‘раскачивать, приводить в движение’ /
лат. vivo ‘жить’ + о/г *hildjd ‘битва’
Следует отметить, что выступающие в этих именах латин-
ские основы обладают исключительно положительной семанти-
кой - ср.: bon- ‘хороший’, cresco ‘расти’, Cristus ‘Христос’, floreo
‘процветать’, fortis ‘сильный’ и, возможно, vivo ‘жить’ Это бла-
гословения, благопожелания и заздравные формулы - ср. здесь
лат. «vivat, crescat, floreat». Подобные имена не отмечаются в ост-
готском, где встречаются лишь кельто-германские гибриды; зато
в вестготском последние отмечаются значительно реже.
Сама тенденция к созданию новых гибридных имен с благо-
пожелательной семантикой указывает на то, что подобные имена
осознавались как исключительно мотивированные. И не случайно
особую роль в образовании таких имен играет основа *sin|?az
«путь». Но путь этот уже не «готский», а «испанский»: ср. онома-
стическую пару Spanosendus, Spanesinda.
Тенденция к образованию мотивированных, «парадных»
гибридных имен отмечается даже в топонимике вестготской Ис-
пании. Таков топоним Reccepolis. Это название города во внут-
ренних областях Испании (где-то в провинции Гвадалахара), ос-
нованного в 578 г. королем вестготов Леовигильдом для младше-
го любимого сына Рекареда (Recaredus). Очевидно, Рекеполис
был задуман как новая столица вестготского государства.
Важно, что это название является производным не только от
имени Recaredus, но и от о/г *rika- ‘править’ - ср. гот. reiks ‘пра-
32
витель’, reikinon ‘править’ При этом используется модель «N +
лоХк;», что в первую очередь напоминает о столице Восточной
Римской империи - Константинополе. Таким образом, топоним
Reccepolis призван выражать значение, аналогичное как визан-
тийскому «граду Константина», так и «граду царствующему».
Перед нами - уникальный памятник имперского мышления Лео-
вигильда. Этот король вестготов (573-586 гг.) - мощная и траги-
ческая фигура, деятель, в свое время воплотивший «парадигму
Теодориха Великого», то есть пытавшийся сочетать имперскую
политику с арианским исповеданием. Леовигильд «восстановил
страну готов, уменьшившуюся в результате различных мятежей,
в ее прежних границах» (Иоанн Бикларский под 569 г.) и стре-
мился объединить под своей властью весь Пиренейский полуост-
ров, ведя успешные войны и упраздняя союзные отношения с Ви-
зантией. Однако правление Леовигильда было омрачено распрей
со старшим сыном - Эрминегильдом, принявшим православие.
После долгой распри Эрминегильд был казнен, но его брат Река-
ред, придя к власти после смерти Леовигильда, упразднил ариан-
ство на Поместном соборе в Толедо (589 г). Деяния Толедского
собора вознесли Рекареда на сакральный уровень. Он был назван
«священнейшим правителем» (sacratissimius princeps), православ-
ным королем (orthodoxus rex) и поставлен в один ряд со св. рав-
ноапостольным Константином. Но имперская мечта его отца о
Рекеполисе - сопернике Константинополя, «града царствующе-
го», воплотилась лишь в слове.
Литература
Вольфрам X. Готы. От истоков до середины VI века (опыт исторической
этнографии). СПб, 2003.
Клауде Д. История вестготов. СПб, 2003.
PielJ.M., Kremer D. Hispano-gotisches Namenbuch. Heidelberg, 1976.
Wrede F. Ober die Sprache der Ostgoten in Italien. Strassburg, 1891.
Н.Ю. Гвоздецкая
КОНЦЕПТ «ПУТЬ»
В ПОЭТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ АНГЛОСАКСОВ
(VII-XI вв.)
Культурные концепты в их языковом и текстуальном вопло-
щении выступают важным средством реконструкции средневеко-
вой картины мира. Один из таких концептов - это «путь», смысл
которого не сводится к преодолению пространства, но имеет ан-
тропоцентрическую направленность. Среди древнеанглийских
поэтических наименований пути наиболее многозначным и на-
сыщенным коннотациями является слово sip (Shippey 1972. Р. 54-
55). Контекстуальный анализ данного слова позволяет выявить
разнообразные аспекты концепта «путь» и особенности его ос-
мысления в основных жанрах поэтического творчества англосак-
сов - героическом эпосе, лирике и библейской парафразе.
В героическом эпосе всякое движение заряжено стремлением
к подвигу и победе, поэтому в «Беовульфе» прямое значение сло-
ва - «путешествие», со всеми его физическими ассоциациями -
часто сопрягается со вторым (переносным) смыслом, в котором
отображается деятельностный аспект концепта пути, - «риско-
ванное предприятие, приключение». Краткая и энергичная фраза,
которую произносит Беовульф перед сражением с чудовищем в
его подводном жилище - пи ic еот sides fus (1475b), буквально «я
устремлен к sid» - акцентирует более жажду подвига, нежели
просто готовность к новому путешествию. В речи сказителя о
подвигах Сигмунда (876-879а) выражение wide sidas «широкие
пути» указывает не столько на странствия героя, сколько на его
многочисленные битвы и победы. Позитивные коннотации ак-
центируются перекличкой с синонимическим композитом
widwegas: Bleed is arcered on widwegas (1703b-1704a) «Слава
(букв.) воздвигается на широких путях». Протяженность про-
странства переосмысливается как многократность действий.
«Путь героя» требует не только «героического замысла», но
знатного происхождения, благородного обычая и повадки (Смир-
ницкая 1990. С. 76). «Начало пути» оказывается не менее важным,
чем его результат (подвиг): «героическое предприятие» трактует-
ся как «предприимчивость». В этом третьем значении sid - «про-
34
нахождение, обычай, повадка, смелость, героическое поведе-
ние» обнаруживается личностный аспект концепта пути.
«Путь» Беовульфа (предмет зависти Унферта) - это, собственно,
не «путешествие» и даже не «подвиг», но героизм поведения, ко-
торый вызывает эмоциональную реакцию соперника: wees him Beo-
wulf es sid, modges merefaran, micel exfpunca (501b - 502) «была ему
отвага Беовульфа, смелого мореплавателя, совсем не по душе».
Участие в героическом предприятии предопределяется изна-
чально заданной «участью» человека, его жизненным уделом. Nis
peet eower sid... nefhe min anes (2532Б-2533) «Не ваш это путь
(удел), но единственно мой», - говорит Беовульф своей дружине,
решаясь на единоборство с Драконом. «Судьба как индивидуаль-
ная участь, доля» - это четвертое значение слова sip, вместе с ко-
торым в концепт пути входят ассоциации с жизнью и смертью,
усиливающие его личностный смысл (sip в «Беовульфе» - это
всегда чья-то участь или обычай). Метафорой смерти служит
композит ellorsip «путь прочь» в элегическом отступлении о
судьбе старца, оплакивающего смерть сына.
Мотив «бренности мира», лишь намеченный в «Беовульфе»,
развивается в элегиях, где плану идеального эпического прошлого
всегда противопоставлен план тревожного настоящего. Путь ста-
новится центральной темой элегий, и слово sip входит в них как
ключевое в разных своих значениях (Смирницкая 1982. С. 215).
Концепт пути претерпевает в элегиях двоякую трансформа-
цию: 1) одни аспекты сменяются другими вследствие изменения
описываемой ситуации (подвиг - страданием, смелость - мудро-
стью, извне полагаемая «участь» - выбором жизненного пути);
2) жизненный путь человека осмысливается как путь христиани-
на к Богу, причем каждый аспект обретает духовный смысл:
страдание становится средством единения с Богом, мудрость -
ступенью к райскому блаженству, выбор земного пути предопре-
деляет участь в вечности. Акцент в дидактических концовках ли-
рических поэм делается на индивидуальном выборе, который со-
вершает каждый человек на земле, что сообщает концепту «путь»
в элегиях сугубо личностный характер и преимущественно ду-
ховный смысл.
Иначе обстоит дело в поэме «Исход», посвященной бегству
Израиля от Фараона. Воспроизводя многие детали библейского
текста, поэт вместе с тем адаптирует его к канонам героического
35
эпоса, существенно расширяя свой рассказ и делая его более по-
нятным и увлекательным. Однако он не забывает, что описывает
не только реальную историю Израиля, но и историю священную,
чей многообразный смысл должен был служить наставлению в
вере. В путешествии израильтян на первый план выходят не ма-
териальные детали, но его предопределенность свыше: para
aghwader efngedcelde heahpegnunga Haliges Gastes, deormodra sid
dagum and nihtum (95-97) «и тот, и другой (огненный и облачный
столп. - НТ.) равно сопровождал, в высоком служении Духу
Святому, путь отважных и ночью, и днем». В «Исходе», в отли-
чие от элегий, это всегда «путь» коллективный: истинным героем
поэмы выступает весь народ израильский как прообраз народа
христианского.
В религиозном эпосе концепт пути сохраняет все свои аспек-
ты, свойственные эпосу героическому: путь - это путешествие
отважных героев ради совершения подвига во исполнение веле-
ния высшей силы. Однако, как и в элегиях, эти аспекты транс-
формируются в концептуальном плане и переосмысливаются в
плане духовном. Концептуальные трансформации менее заметны,
поскольку путешествие израильского народа рисуется скорее в
терминах подвига, нежели изгнания. Все же и здесь встречаются
стереотипные приемы передачи мотива изгнания, ср. строки 36,
137а—139 и т.д. Указывая на готовность израильтян к сражению с
войском фараона, поэт часто рисует ситуацию как критическую,
предельно насыщенную испытаниями. Тем не менее, в отличие
от элегий, испытания героев не интерпретируются в религиозном
эпосе как ступень к мудрости. Скорее подчеркивается «единоду-
шие» израильтян (anes modes, 305), верность завету Божию и до-
верие Моисею, который возвещает народу открытую ему свыше
Истину.
Характерно, что в описание перехода Красного моря древ-
неанглийский поэт включает краткое изложение всей предыду-
щей истории израильского народа, подчеркивая, что чудо есть
результат знания Закона Божия: on fordwegas, folc after wolcnum...
Сиде aghwilc mcegburga riht (350-352) «шел народ вперед, вослед
за небесами... каждый из сородичей ведал закон предков». Муд-
рость ассоциируется с Божественным откровением, ею наделяют-
ся отдельные избранники - Ной, Авраам и Соломон. Тема актив-
ного выбора индивидом своего жизненного пути, столь заметная
36
в элегиях, отходит в религиозном эпосе на задний план. На пет
реднем плане оказывается в «Исходе» пассивное приятие лично-
стью извне дарованной истины.
В значении «судьба-участь» sip сохраняет отзвуки героико-
эпического мироощущения. Для древнеанглийского автора биб-
лейской парафразы трагический конец египтян заключался не
столько в их гибели, сколько в том, что некому было рассказать
об их «пути-участи». Ср.: fordam pees heriges ham eft ne com...
ealles ungrundes cenig to lafe..., pcette sid heora seegan moste (508-
515) «из похода никто домой не вернулся, из бездонных глубин
ни один не спасся, кто об их пути поведать бы мог». Тут заметно
приспособление библейского рассказа к древнегерманской мен-
тальности: Бог не только уничтожил врагов Израиля физически,
но и лишил самого дорогого - славы. И все же в целом концепт
«путь» ассоциируется в «Исходе» с Божественным предопреде-
лением. Путь израильтян получает аллегорический смысл - это
движение народа богоизбранного от рабства греху (фараону, дья-
волу) к Богу.
В библейском тексте Ангел Божий отделяет египетский ла-
герь от израильского посредством облака, что трактуется в древ-
неанглийской поэме как «разделение пути» израильтян и египтян -
sid wees gedceled (207b) «путь был разделен». Окончательно раз-
делились не только земные судьбы двух народов, но и их отно-
шения с Богом: далее египтяне представлены как «богоборцы»
{Hie wid God wunnon (515b) «Они против Бога воевали!»). Поэт
вводит отсутствующий в данном эпизоде библейского текста об-
раз пути ради усиления аллегорического смысла путешествия к
Красному морю. Этим, возможно, объясняется появление у sip
эмоционально-оценочных характеристик, не свойственных ему в
«Беовульфе», где путь мог быть легким или трудным, но не лю-
бимым или ненавистным. В «Исходе» подобные антонимы (44а,
53b) характеризуют, по-видимому, не только отношение к «исхо-
ду из Египта» самих израильтян и их врагов, но предполагают
также второй план осмысления - отношение отдельного человека
к альтернативе духовного спасения или гибели. Таким образом,
личностное осмысление «пути», ярко выраженное в элегиях, не
исчезает в религиозном эпосе полностью, но лишь временно от-
ходит на второй план в связи со спецификой ветхозаветного сю-
37
жета, который акцентирует более судьбу социума, чем судьбу
индивида.
Осмысление концепта пути в древнеанглийской поэзии по-
зволяет понять установки, которыми руководствовался ранне-
средневековый поэт в эпоху перехода от язычества к христианст-
ву. Эти установки тесно связаны с «прагматической обработкой»
исходного текста в двух разных направлениях: «культурной
адаптации» (т. е. приспособлении к ментальности и вкусам ауди-
тории, мало затронутой влиянием латинской книжности) и «хри-
стианизации» (интерпретации в плане изложения основ христи-
анского вероучения). Следует признать, что англосаксонским по-
этам удалось сочетать эти задачи без какого-либо ущерба для эс-
тетических и нравственных запросов аудитории.
Литература
Смирницкая О.А. Поэтическое искусство англосаксов И Древнеанглий-
ская поэзия. М., 1982. С. 215-219.
Смирницкая О.А. Sip Beowulfes: границы культурной лексики в древне-
английском эпосе // Слово в контексте литературной эволюции: заго-
вор, эпос, лирика. М., 1990. С. 74-85.
Beowulf / Ed. М. Swanton. Manchester, 1978.
Exodus / Ed. I.B. Irving. New Haven, 1953.
Shippey T. Old English Verse. L., 1972. P. 54-55.
T.B. Гимон
УПОМИНАНИЕ НЕНОВГОРОДСКИХ ТОПОНИМОВ
И ОПИСАНИЕ ПУТЕЙ
В НОВГОРОДСКОМ ЛЕТОПИСАНИИ ХП в.
В ряде работ так или иначе уже затрагивалась проблема ос-
вещения в новгородском летописании событий, происходивших
вне Новгорода (Квирквелия 1986; Горский 1996. С. 57-64; Толоч-
ко 1999; Гимон 1999; Гимон 2003). С другой стороны, мною ра-
нее предпринималось исследование схожего вопроса: в каких
случаях имена новгородцев в ХП-ХШ вв. попадали на страницы
новгородской летописи? (Гимон 2006; там же на с. 292-293 см.
обзор новейших работ, где изучается структура информации, со-
держащейся в летописях). Настоящее исследование посвящено
38
закономерностям появления в новгородском летописании ненов-
городских топонимов, а также вопросу об освещении в летописи
разного рода путей.
С этой целью мною был составлен перечень (база данных)
топонимов, упоминаемых в тексте Новгородской I летописи по
Синодальному списку за 6624-6707 (1116-1199) гг. Этот текст
наиболее полно отражает новгородскую владычную летопись,
ведшуюся на протяжении XII в. из года в год (см.: Гиппиус 1999;
Гиппиус 2006; Гимон 2005). Всего было выявлено 392 таких упо-
минания (включая упоминания народов, жителей городов, а так-
же в составе княжеских титулов, но исключая топонимы, отно-
сящиеся к Новгороду и его ближайшей округе).
Вначале посмотрим на динамику распределения этих упомина-
ний по тексту, принадлежащему разным летописцам, пополнявшим
новгородскую владычную летопись в ХП в. (по Гиппиус 2006):
летописец общее число топонимов в среднем на одну погодную статью из них то- понимов в пределах Новгород- ской земли в известиях о событиях, не связанных с Новгородом и Новгородской землей
летописец князя Всеволода (1116-1132) 22 1,29 1 (4,5%) 4 (18,2%)
летописец архи- епископа Ни- фонта (1132- 1156) 135 5,4 31 (23%) 22 (16,3%)
летописец епи- скопа Аркадия (1157-1163) 16 2,29 3 (18,8%) 11 (68,8%)
летописец архи- епископа Ильи (1164-1186) 134 5,83 27 (20,1%) 22 (16,4%)
летописец архи- епископов Гав- риила и Марти- рия (1187-1199) 85 6,54 52(61,2%) 3 (3,5%)
В целом: 392 4,67 114 (29%) 62 (15,8%)
39
Упоминаний неновгородских топонимов меньше всего у
двух летописцев - князя Всеволода и епископа Аркадия. Но их
тексты в целом отличаются большей лапидарностью. Далее, мы
видим, что процент топонимов в пределах Новгородской земли
в общем массиве неновгородских топонимов не очень велик -
чуть менее трети. Однако он существенно увеличивается по ме-
ре приближения к концу XII в.: в летописи Всеволода этот пока-
затель составляет всего 4,5%, в трех последующих летописях -
около 20%, а в завершающей XII век летописи Гавриила и Мар-
тирия - 61,2%.
Наоборот, по мере приближения к концу XII в. заметно
уменьшается доля сообщений специально посвященных событи-
ям вне Новгорода и Новгородской земли и без участия новгород-
цев (например, известий о сменах великих князей киевских -
подробнее о них см.: Гимон 1999); из этой тенденции выбивается
только краткая летопись Аркадия. В дополнение к цифрам, при-
веденным в таблице, стоит отметить, что у летописца Ильи абсо-
лютное большинство специальных сообщений о событиях вне
Новгорода приходится на первую половину его труда (статьи
1164-1174 гг.); на статьи 1175-1186 гг. приходится всего четыре
неновгородских топонима вне прямой связи с Новгородом. В ле-
тописи Гавриила и Мартирия (1187-1199 гг.) я насчитал всего
три таких упоминания, причем все они относятся к одному сооб-
щению под 1195 г., которое рассказывает о войне смолян и чер-
ниговцев и формально не имеет связи с Новгородом, однако по-
мещено между рассказами о взаимоотношениях Новгорода со
Всеволодом Большое Гнездо и как бы обрисовывает контекст
этих взаимоотношений.
Что за топонимы упоминаются в новгородском летописании
XII в.? 48,2% составляют упоминания городов, 20,2% - жителей
городов («киян», «смолян» и т.п.), 12,8% - областей и стран (из
них чуть меньше половины - это упоминания «Руси» или «Рус-
ской земли», т.е. Среднего Поднепровья), 9,2% - нерусских наро-
дов (чуди, карел, половцев и т.п.), 4,3% - внутригородских топо-
нимов и отдельных зданий, 3,6% - рек и озер. Только четыре то-
понима могут быть интерпретированы как относящиеся к сель-
ской местности: Клин (1131 г., впрочем, возможно, это область в
Эстонии - разные точки зрения см.: Янин 1998. С. 71-79; Назаро-
ва 1998), Устья (1132 г., Новгородская земля), Жданя гора
40
(1134 г., Суздальская земля), Еменец (1185 г., в Полоцкой зем-
ле?). Два топонима (Клин и Жданя гора) относятся к местам
сражений, еще два - к чьим-либо невоенным перемещениям.
Как уже говорилось, 29% всех упоминаний относится к Нов-
городской земле. Почти столько же - 28,6% - к Среднему По-
днепровью (причем 15,6% - это упоминания Киева, а еще 6,1% -
«Руси», «Русской земли», т.е. на долю остальных южнорусских
топонимов приходится всего 6,9% упоминаний). 13,8% упомина-
ний касается Владимиро-Суздальской земли, 2% - Муромской и
Рязанской земель, 6,9% - Смоленской земли, 3,8% - Полоцкой
земли, 1% - Юго-Западной Руси. Наконец, 13,5% упоминаний
относятся к нерусским землям и народам. Предсказуемая тенден-
ция связана с тем, что по мере приближения к концу XII в.
уменьшается процент упоминаний Южной Руси (так, у летописца
Гавриила и Мартирия их всего 8,2%). Что касается Руси Северо-
Восточной, то почти все относящиеся к ней топонимы читаются в
двух летописях: Нифонта (20 упоминаний) и Ильи (31 упомина-
ние). Еще три упоминания относятся к летописи Гавриила и Мар-
тирия (в этой летописи много говорится об отношениях Новгоро-
да со Всеволодом Большое Гнездо, однако топонимов почти нет).
Теперь о том, в связи с какими событиями упоминаются то-
понимы. На первом месте стоят сообщения о военных действиях
(42,9% случаев). Из них 35,2% - это упоминания жителей горо-
дов («смолян», «плесковичей» и т.д.) как участников боевых дей-
ствий, 30,9% - городов как таковых, 17,6% - нерусских народов,
9,1% - областей и стран, 6,7% - рек и озер. Описания боевых
действий в тексте летописи за XII в. еще не настолько подробны,
чтобы сообщать названия сел, погостов, урочищ и т.п.: уже упо-
мянутые «Клин» и «Жданя гора» - редкие исключения.
На втором месте находятся упоминания неновгородских то-
понимов в связи с княжеской властью - в сообщениях о сменах
князей и взаимоотношениях Новгорода с князьями - 32,7% всех
топонимов. Из них 73,5% - это упоминания городов, 16,7% - жи-
телей городов, а 6,8% - «Руси» или «Русской земли».
6,4% от общего массива топонимов составляют упоминания в
связи с чьими-либо перемещениями, не носящими характера во-
енных походов. В основном речь идет о тех или иных перемеще-
ниях князей или о поездках церковных иерархов. Упоминаемые
топонимы - это, как правило, конечные пункты поездок, а также
41
места, где кого-либо удерживали насильно (Плиса в 1141 г., Ла-
дога в 1160 г.). Еще 2% (8 топонимов в четырех известиях) связа-
ны с чьей-либо смертью в пути: архиепископа Нифонта на пути в
Киев (1156 г.), князя Ростислава Мстиславича на пути из Лук в
Киев (1166 г.), священника Германа Вояты во время поездки во
Псков (1188 г.) и архиепископа Мартирия на пути из Владимира
(1199 г.). Во всех четырех случаях указано место похорон - кон-
кретный монастырь или церковь (дважды в Киеве, во Пскове и в
Новгороде).
4,6% топонимов (включая названия конкретных урочищ и по-
строек) читаются в известиях о строительстве за пределами Нов-
города (в основном, в Новгородской земле; лишь однажды гово-
рится о постройке церкви в Смоленске). 3,1% топонимов упоми-
наются в связи с балтийской торговлей Новгорода, 1,5% - в со-
общениях о митрополитах, 1% - в известиях о смене и рукополо-
жении новгородских архиепископов; есть и другие, совсем ред-
кие контексты.
Текст Новгородской I летописи за XII в. не изобилует под-
робными описаниями путей. О разного рода перемещениях (пре-
жде всего, о военных походах, но не только о них) в летописи
сообщается много, однако редко когда описывается маршрут как
таковой. Обычно называются начальная и/или конечная точка
маршрута, а также пункт, в котором произошло нечто важное:
движущиеся повернули обратно (например: «и выгониша князя
Всеволода из города; и пакы съдумавъше, въспятиша и Устьяхъ»,
1132 г.; см. также под 1134, 1137, 1147, 1168, 1180, 1195 гг.), про-
изошла встреча войск («ходи князь Ярославъ съ новъгородьци...
къ Полотьску и усретоша полоцяне съ поклономь на озЪре на
Касъпле; и възьмъше миръ», 1198 г/ ср. также под 1185 г.), со-
стоялось сражение («иде ВсЪволодъ на Суждаль ратью, и вься
Новгородьская область... И бишася на Ждани горЪ», 1134 г.; см.
также статьи ИЗО, 1164, 1176 гг.), кто-то умер («И яко быша на
озЪре Серегери, преставися рабъ Божии архепископъ новгородь-
скыи Мартурии», 1199 г.). Иногда чуть более подробно описыва-
ется местность, в которой проходили военные действия: «и по
ВолзЪ възяша 6 городькъ, оли до Ярославля попустиша» (1148 г.
см. также под 1167, 1179, 1180, 1193 гг.). Стоит отметить, что
описания путей присутствуют и в одной группе сообщений о
внутриновгородских событиях: говоря о пожарах, летописцы час-
42
то называют пути распространения огня (под 1134, 1152, 1177,
1181 и 1194 гг.).
Ситуация меняется на рубеже ХП-ХШвв. В статье 1200 г.
(первой статье летописи архиепископа Митрофана) находим рас-
сказ об отражении нападения литовцев на Новгородскую землю,
который содержит сразу 5 топонимов, относящихся к сельской
местности. Подобное внимание к топографическим деталям на-
ходим и в других рассказах Новгородской I летописи за XIII в.
Литература
Гимон Т.В. Отражение в новгородском летописании XII—XIII вв. ненов-
городских событий // Восточная Европа в древности и средневековье:
Контакты, зоны контактов и контактные зоны: XI чтения памяти чл.-
корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М, 1999. С. 139-144.
Гимон Т.В. Новгородское летописание XII-XIII вв.: Проблема отбора
событий для фиксации // Образы прошлого и коллективная идентич-
ность в Европе до начала нового времени. М., 2003. С. 334-348.
Гимон Т.В. Как велась новгородская погодная летопись в XII веке? //
Древнейшие государства Восточной Европы, 2003 год: Мнимые ре-
альности в античных и средневековых текстах. М., 2005. С. 316-352.
Гимон Т.В. В каких случаях имена новгородцев попадали на страницы ле-
тописи (ХП-ХШвв.)? // Древнейшие государства Восточной Европы,
2004 год: Политические институты Древней Руси. М., 2006. С. 291-333.
Гиппиус А.А. К характеристике новгородского владычного летописания
XII-XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К
70-летию В.Л. Янина. М., 1999. С. 345-364.
Гиппиус А.А. Новгородская владычная летопись и ее авторы: история и
структура текста в лингвистическом освещении // Лингвистическое
источниковедение и история русского языка, 2005. М., 2006. С. 114-251.
Горский А.А. Русские земли в XIII-XV вв.: Пути политического разви-
тия. М., 1996.
Назарова Е.Л. О топониме Клин в Новгородской первой летописи // Древ-
нейшие государства Восточной Европы, 1998 г. М., 2000. С. 207-212.
Квирквелия О.Р. Методика анализа системы умолчания Новгородской I
летописи // Математика в изучении средневековых повествователь-
ных источников: Сб. ст. М., 1986. С. 83-97.
Толочко П.П. Киев и Новгород XII - нач. XIII вв. в новгородском лето-
писании // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-
летию В.Л. Янина. М., 1999. С. 171-179.
Янин В.Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII-XIV веков.
М., 1998.
43
Г.В. Глазырина
ПУТИ ПРОНИКНОВЕНИЯ
ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ СЮЖЕТОВ
В ИСЛАНДСКИЕ САГИ*
Характер упоминаний о Восточной Европе в тех исландских
сагах, для сюжетов которых можно предполагать продолжитель-
ное существование в устной форме (т.е. для саг родовых, коро-
левских, саг о древних временах и части епископских саг), значи-
тельно различается в памятниках, относящихся к разным видам
этого литературного жанра. Спорадические, не складывающиеся
в цельный информационный комплекс сообщения, вошедшие в
саги об исландцах и епископские саги, противостоят единообраз-
ным по содержанию и композиционно стереотипным рассказам
тех саг о древних временах, которые посвящены «воинским под-
вигам» скандинавов на Руси и в соседних с ней землях. При со-
поставлении «русских» эпизодов родовых саг и саг о норвежских
конунгах очевидно, что в последних из текста в текст передается
устойчивый в своих основных элементах блок сюжетов, хотя и
допускающий как расширение/сжимание, так и варьирование от-
дельных мотивов (вследствие чего надежным методом их иссле-
дования становится сюжетно-мотивный анализ; см. его использо-
вание: Джаксон 1993, 1994, 2000).
Представляется, что неодинаковая репрезентация восточно-
европейского материала в сагах разных видов могла быть обу-
словлена особенностями происхождения произведений, специ-
фикой форм бытования и путей переноса сюжетов до их адапта-
ции устной, а затем и письменной традицией Исландии. Для ана-
лиза этих категорий введем оппозицию понятий «исконный» (син.
«автохтонный, родной, свой» и др.), т.е. принадлежащий Ислан-
дии, / «иноземный» (син. «чужой, привнесенный» и др.), т.е. не-
исландский; ее актуальность при исследовании саг уже высказы-
валась в историографии (например, при анализе королевских саг:
Andersson 1985. Р. 197; мысль о возможности противопоставле-
ния «исландского» «норвежскому» как «своего» «чужому» была
высказана Магнусом Магнуссоном и Херманном Паулссоном,
которые употребили термин «foreign» «иностранный», говоря о
44
восприятии Снорри Стурлусоном истории норвежских королей
(Magnus Magnusson, Hermann Palsson. 1966. P. 29).
С учетом данной оппозиции для каждого вида саг дадим
оценку а) места создания произведений, б) происхождения сюже-
тов, на которых данные произведения основаны, в) аудитории,
для которой они предназначены, г) «национальности» основных
действующих лиц, д) историко-географической локализации сю-
жетов (данный перечень признаков, вероятно, может быть рас-
ширен). В рамках предложенной дихотомии «исконный / ино-
странный» признаки, квалифицирующие саги об исландцах и са-
ги о епископах, оказываются сходными:
а) созданы в Исландии;
б) основаны на сюжетах «исконного» происхождения;
в) автохтонна аудитория, для которой предназначены дан-
ные произведения;
г) главными действующими лицами в них являются жители
этой страны;
д) повествуют о событиях, которые произошли с персона-
жами, главным образом, в своей стране; повествование
выходит за пределы страны в тех случаях, когда это дик-
туется определенным поворотом сюжета, необходимым
для более полной характеристики персонажей саги.
Характеристика королевских саг и саг о древних временах по
тем же признакам показывает, что по трем параметрам (пункты 6,
г, д) они отличаются от саг об исландцах, причем все три пункта
связаны с оппозицией «исконный» / «иноземный».
королевские саги
а) созданы в Исландии;
б) созданы на основе сюжетов ино-
земного происхождения;
в) автохтонная аудитория;
г) главные действующие лица не
являются исландцами;
д) повествуют о событиях, проис-
ходивших вне Исландии.
саги о древних временах
а) созданы в Исландии;
б) значительная часть сюжетов име-
ет иностранное происхождение;
в) автохтонная аудитория;
г) главные действующие лица не
являются исландцами;
д) повествуют о событиях, проис-
ходивших вне Исландии.
Можно предположить, что совокупность именно различаю-
щихся элементов характеристики отдельных видов саг, а именно
происхождение сюжетов, их историко-географическая локализа-
45
ция и отбор персонажей, оказали влияние и на особенности ре-
презентации «восточноевропейского» материала. Для сюжетов
саг о норвежских конунгах можно допустить, что решающим
признаком является их «вторичность» в исландском репертуаре, в
том смысле, что прежде, чем оказаться вовлеченными в скази-
тельскую традицию Исландии, они длительное время имели хож-
дение и подверглись разработке в дружинной среде и при нор-
вежском королевском дворе; отбор сюжетов в направлении со-
хранения наиболее авторитетных (с точки зрения освещения дея-
ний конунгов) и занимательных произошел, в основном, еще вне
Исландии. При адаптации сюжетов о конунгах в новую культур-
ную среду они, сохраняя свой сложившийся ранее состав, напол-
няются детализующими мотивами, представляющими интерес
для иной, чем ранее, аудитории.
Относительно происхождения саг о древних временах в ис-
ториографии не выработано единого мнения (см.: Глазырина
1996. С. 7-22). На основании особенностей содержания этих про-
изведений, события в которых происходят во время, предшест-
вующее заселению Исландии (870-930 гг.), можно с вниманием
отнестись к высказанному недавно мнению о том, что саги этого
вида основаны на легендах, принесенных на остров переселенца-
ми (Gi'sli SigurSsson 2000. Р. 48-72; автор развивает эту точку зре-
ния на примерах заимствований кельтских мотивов в исландские
саги), что в целом коррелирует со взглядом на саги о древних
временах как на рано возникший вид исландских саг. В таком
случае находит объяснение обращение в части из них к «восточ-
ноевропейским» сюжетам как рассказам о героических деяниях
далеких предков в раннюю эпоху викингов.
Проникновение «восточноевропейского» материала в саги
отражает специфические интересы средневековых исландцев.
Несмотря на удаленность от других стран, Исландия никогда не
находилась в культурной изоляции и стремилась к установлению
непосредственных контактов с окружающим миром (Vesteinn
Olason 1998. Р. 31), о чем, в частности, свидетельствует тот факт,
что путешествия являются одной из доминирующих тем в ис-
ландской литературе (Andersson 2000)
Круг информантов, благодаря которым известия о внешнем
мире, в том числе о Руси и Восточной Европе, достигали Ислан-
дии, составляли, в первую очередь, те люди (как исландцы, так и
46
иноземцы), которые сами совершили поездки «на восток» либо
слышали рассказы о подобных путешественниках. Необходи-
мость совершения поездок туда была обусловлена различными
сферами их деятельности, и практически все формы контактов
можно проиллюстрировать примерами из саг, в которых они от-
разились в виде развернутых эпизодов или отдельных деталей.
Исландцы участвовали в грабительских набегах (как Гуннар, ге-
рой «Саги о Ньяле», в набеге на Восточную Прибалтику) и воен-
ных походах (исландец Кетиль в походе Ингвара Путешествен-
ника по восточной реке в «Саге об Ингваре Путешественнике»),
служили в (наемных) дружинах чужеземных конунгов (исландцы
в войске Харальда Сигурдарсона в саге об этом короле Норвегии;
главный герой «Саги о Бьёрне, Бойце из Долины Реки Хит» в
дружине русского конунга Вальдамара/Владимира Святослави-
ча). Они совершали регулярные торговые поездки на Русь (кото-
рые засвидетельствованы в судебнике «Серый Гусь»; Gragas,
Кар. 259 и многократно упомянуты в сагах) и принимали у себя
купцов, которые, вместе с товарами, привозили новые сюжеты
(шведские купцы, принесшие сюжет об Ингваре Путешественни-
ке в Исландию) и сообщали примечательные детали (упоминания
о «русской» шапке в «Саге о Ньяле», «Саге о Гисли, сыне Кисло-
го», «Саге о людях из Лососьей Долины», «Саге о людях со Свет-
лого Озера» и др.). Позднее, с приходом христианства, исландцы
совершали путешествия в связи с паломничествами к святым
местам, в том числе доходили и до Руси (Торвальд, персонаж
«Саги о крещении» и «Пряди о Торвальде Путешественнике»).
Данный перечень, в целом типичный для средневековья
(Jesch 2005. Р 119), нужно дополнить упоминанием о специфиче-
ски исландской «профессии» - службе придворных скальдов-ис-
ландцев (прядь «Об исландце-сказителе»), благодаря искусству и
тренированной памяти которых многие сюжеты о Восточной Ев-
ропе получили распространение в Исландии.
Рассказы исландских саг о событиях, происходивших в окру-
жающем мире, в том числе и в Восточной Европе, отличаются
богатством и разнообразием. В то же время они характеризуются
избирательностью, поскольку в этих литературных произведени-
ях нашли отражение лишь те сюжеты, которые вызывали интерес
исландской аудитории на протяжении длительного времени и
47
потому сохранялись в устной передаче до времени их фиксации в
письменности.
Примечания
* Работа написана по проекту РФФИ № 06-06-80118а «Восточноевро-
пейские» сюжеты и мотивы в древнескандинавской повествователь-
ной литературе: электронный каталог».
Источники и литература
Глазырина ГВ. Исландские викингские саги о Северной Руси. Тексты,
перевод, комментарий. М., 1996.
Глазырина Г.В. Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод,
комментарий. М., 2002.
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Текс-
ты, перевод, комментарий. М., 1993. Вып. 1; 1994. Вып. 2; 2000. Вып. 3.
Исландские саги / Под общей ред. О.А.Смирницкой. М., 1999. Т. II. С.
535-536.
Andersson Th.M. Kings’ Sagas П Old Norse-Icelandic Literature. A Critical
Guide I Ed. by C.C. Clover and J. Lindow. Ithaca and L., 1985.
Andersson Th.M. Exoticism in Early Iceland // International Scandinavian
and Medieval Studies in Memory of Gerd Wolfgang Weber / Ed. by M.
Dallapiazza, O. Hansen, Preben Meulengracht Sorensen and Y.S. Bon-
netain. Trieste, 2000. P. 19-28.
Gisli Sigurdsson. Gaelic Influence in Iceland. Historic and Literary Contacts.
A Survey of Research. Reykjavik, 2000.
Gragds. Laws of Early Iceland / Tr. and ed. by A. Dennis, P. Foote, R. Per-
kins. Winnipeg, 2000.
Jesch J. Geography and Travel H A Companion to Old Norse-Icelandic Lit-
erature and Culture. Oxford, 2005. P. 119-135.
Magnus Magnusson, Hermann Pdlsson. Introduction // Snorri Sturluson.
King Haralds’s saga. Harald Hardradi of Norway. Harmondsworth, 1966.
P. 9-39.
Vesteinn Olason. Dialogues with the Viking Age. Narration and Representa-
tion in the Sagas of Icelanders. Reykjavik, 1998.
O.B. Гусакова
СКИТАНИЯ ОБЩИНЫ СВ. КУТБЕРТА:
К ИНТЕРПРЕТАЦИИ СЮЖЕТА
В английских средневековых источниках, связанных с ис-
торией церкви и культа св. Кутберта, распространен сюжет о
48
скитаниях общины, покинувшей в 875 г. остров Линдисфарн из-
за угрозы очередных викингских набегов. Я остановлюсь на трех
латинских текстах, содержащих этот эпизод.
«История святого Кутберта» («Historia de sancto Cuthberto») -
небольшое анонимное произведение, история общины с элемен-
тами агиографии и вкраплениями документов, касающихся зе-
мельных владений. Вопрос о датировке текста и процессе его
создания вызывает дискуссии. Можно выделить три гипотезы:
1) основная часть «Истории» написана в середине X в., а затем
дополнена в XI в/ 2) все сочинение написано в XI в.; 3) текст
имеет компилятивный характер, складывался и перерабатывался
с конца IX до середины XI в. (Crumlin 2004, 34-70).
«Книжица о начале и развитии церкви Дарема» Симеона Да-
ремского («Libellus de exordio procursu istius, hoc est Dunhelmen-
sis, ecclesie»), написанная между 1104-1107/15 гг., охватывает
историю общины св. Кутберта от основания монастыря и епи-
скопской кафедры на острове Линдисфарн до перенесения мощей
Кутберта в Дарем в 1104 г.
«Главы о чудесах и перенесениях святого Кутберта» («Capitu-
la de miraculis et translationibus sancti Cuthberti») - собрание чу-
дес святого, которое обычно следует в рукописях за прозаиче-
ским житием Кутберта Беды Достопочтенного. По мнению ис-
следователей, этот текст, возможно, создавался в три этапа в пе-
риод между 1083-1124 гг. (Crumlin 2004, 125).
В данных источниках, с большими или меньшими подробно-
стями, приводится история скитаний общины св. Кутберта. Пер-
вое перемещение Линдисфарнской церкви в Норхем во время
епископата Экгреда (830-846/7 гг.) упоминается лишь в «Исто-
рии святого Кутберта» (HSC. 201). Когда и как община вернулась
на остров, не сообщается, но именно оттуда она отправляется в
875 г. в свое затянувшееся на несколько лет странствие. Причи-
ной столь серьезных перемен стала близость викингской опасно-
сти: епископ Линдисфарна Эардульф решил покинуть Святой
остров, забрав с собой нетленные мощи Кутберта. Как только
епископ и община оставили Линдисфарн, как пишет Симеон Да-
ремский, и остров, и вся Нортумбрия были жестоко разорены ар-
мией викингов во главе с Хальфданом. Тем временем епископ и
его спутники нигде не могли остановиться, и переходили с места
на место, убегая от жестоких варваров (LDE. II, 6). Так они вы-
49
нуждены скитаться в течение семи лет, пока не приходят к реке
Деруэнт. Изможденные и потерявшие надежду найти спокойное
и безопасное место в Англии, они решают отправиться в Ирлан-
дию. Осуществить это решение помешало чудо, довольно под-
робно описанное в наших источниках: когда епископ и часть об-
щины, поместив мощи св. Кутберта на корабль, отплыли от бере-
га, внезапно началась страшная буря, а захлестнувшая судно вода
превратилась в кровь. Одумавшись и поняв, что они хотели по-
ступить и против Божьей воли, и против воли св. Кутберта, епи-
скоп и его спутники вернулись на берег. Вскоре после этого об-
щина получает гостеприимный прием в монастыре в Крейке, где
остается в течение нескольких месяцев, а затем перебирается в
Честре-ле-Стрит. Там Линдисфарнская кафедра и мощи св. Кут-
берта пробудут еще целое столетие.
Важно отметить, что маршрут передвижений общины от
Линдисфарна до Деруэнта не уточняется. Сами же скитания опи-
сываются очень кратко и схематично. В «Истории святого Кут-
берта» все содержание периода семилетних странствий выражено
фразой: ...и скитались с ним (т.е. с телом св. Кутберта. - О.Г.)
по стране, перенося его с места на место в течение семи лет»
(«...erraverunt in terra, portantes illud de loco in locum, per septem
annos»\ HSC. 207). В «Главах о чудесах...» также не указывается,
по каким местам путешествовала и как жила община св. Кутберта
все это время. У Симеона Даремского находим более детальное
описание, хотя и у него не появляется никаких новых географи-
ческих привязок. В его «Книжице» повторяется мотив скитаний
по всей Нортумбрии «с места на место» и подчеркивается, что у
общины не было постоянной обители (LDE. II, 10). Однако в от-
личие от двух других источников, Симеон Даремский довольно
подробно останавливается на описании трудностей и невзгод,
выпавших на долю общины: люди страдают от голода, отсутст-
вия всех атрибутов оседлой жизни, утомлены постоянными
странствиями. Постепенно многие из тех, кто следовал за
св. Кутбертом (а среди них были клирики с женами и детьми),
рассеиваются. Помимо всего прочего, раку с мощами все это
время переносят на руках (для этой почетной, но тяжелой работы
выбраны семь человек). И при этом на горизонте постоянно мая-
чит викингская угроза. Епископ и его спутники - «как овцы, бе-
50
гущие от волков, и все доверие возлагающие на водительство и
покровительство своего пастыря» (LDE. II, 10).
Так представляют скитания общины св. Кутберта средневе-
ковые источники. Совершенно иначе выглядит этот эпизод в ин-
терпретации современных исследователей. Вполне в духе общей
переоценки значения викингских нашествий для судеб Англо-
саксонской церкви, историки ставят под сомнение сформулиро-
ванную в источниках мотивацию передвижений общины. Они
обращают внимание на тот факт, что в период скандинавских на-
бегов и расселения владения церкви св. Кутберта значительно
выросли, а сама община переместилась ближе к центрам сканди-
навской власти, а не от них (Aird 1998. Р. 23-24). Возможно, се-
милетние скитания были не такими бесцельными, а община в
этот период не испытывала таких трудностей, как описывают ис-
точники. По мнению Д. Ролласона, эвакуация общины с Линдис-
фарна была вовсе не бегством от викингов, а планомерным пере-
мещением с целью сохранения и закрепления своих прав на об-
ширные владения в Нортумбрии. Сам же маршрут «скитаний»
отражает не столько передвижения «с места на место», сколько
посещение собственных поместий и монастырей (Rollason 1987.
Р 45-59). Э. Кембридж, привлекая материал корпуса каменной
скульптуры, высказал гипотезу о существовании целой сети епи-
скопальных поместий, принадлежавших Линдисфарнской кафед-
ре еще до ее перемещения с острова, и являвшихся своеобразны-
ми промежуточными базами, где епископ или члены общины
могли останавливаться на пути между Линдисфарном и Йорком.
Крейк, где община пробыла несколько месяцев, и Честер-ле-
Стрит, куда кафедра была перенесена на целое столетие, были
звеньями этой цепи (Cambridge 1989).
Важно обратить внимание на то, какие функции выполняет
сюжет о скитаниях общины св. Кутберта в рассматриваемых ис-
точниках. Его роль в каждом из текстов во многом будет опреде-
ляться спецификой источника, но есть и некоторые общие эле-
менты. Принципиальным представляется тот факт, что ядром
общины в период странствий являются мощи св. Кутберта (см.:
Crumlin 2004. Р. 16). Симеон Даремский отмечает, что при эва-
куации с Линдисфарна в одну раку были положены не только не-
тленные мощи Кутберта, но также голова короля Освальда и ос-
танки основателя монастыря епископа Айдана (LDE. II, 6). Одна-
ко очевидно, что именно мощи Кутберта являются смысловым
центром во время путешествия, и разлуку со своим небесным по-
кровителем оплакивает остающаяся в Англии часть общины, ко-
гда епископ решает перебраться в Ирландию (СМТ. 236; LDE. II,
11). Семилетние скитания вплоть до эпизода чуда с бурей рас-
сматриваются в источниках как единый этап в жизни общины, не
разделенный на хронологические или пространственные отрезки.
Именно в этот период идентичность общины определяется не ее
географическим местоположением, а консолидацией вокруг мо-
щей св. Кутберта. Возможно, поэтому источники и не называют
конкретных пунктов на пути странников? В контексте перемеще-
ния епископской кафедры и одного из важнейших англо-саксон-
ских культовых центров (каким, несомненно, являлся Линдис-
фарн) в Честер-ле-Стрит, а затем в Дарем, сюжет о скитаниях
общины, возможно, подчеркивает преемственность церкви вне
зависимости от ее территориального расположения за счет со-
хранения смыслового ядра - мощей св. Кутберта и его покрови-
тельства общине.
Источники
СМТ - Capitula de miraculis et translationibus sancti Cuthberti // Symeonis
Monachi Opera Omnia / Ed. T. Arnold. Vol. 1. P 229-261; Vol. II. P. 333-
362.
HDC - Historia de sancto Cuthberto // Symeonis Monachi Opera Omnia /
Ed. T. Arnold. Vol. I. L., 1882. P. 196-214.
LDE - Symeon of Durham. Libellus de exordio procursu istius, hoc est
Dunhelmensis, ecclesie / Ed. and trans. D. Rollason. Oxford, 2000.
Литература
Aird Ж St Cuthbert and the Normans. The Church of Durham, 1071-1153.
Woodbridge, 1998.
Cambridge E. Why did community of St Cuthbert settle at Chester-le-Street?
// St Cuthbert, his cult and his community to AD 1200 / Ed. G. Bonner, D. Rol-
lason, C. Stancliffe. Woodbridge, 1989.
Crumlin S. Rewriting history in the cult of St Cuthbert from the ninth to the
twelfth centuries. Unpublished Ph.D. thesis. University of St Andrews,
2004.
Rollason D. The wanderings of St Cuthbert // Cuthbert: saint and patron I Ed.
D. Rollason. Durham, 1987.
52
Ф.Х. Гутнов
ТАМОЖЕННЫЕ ЗАСТАВЫ АЛАН
НА ВОЕННО-ОСЕТИНСКОЙ ДОРОГЕ
В РАННЕМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Военно-Осетинская дорога (современное название Транс-
кам) эксплуатировалась с древних времен. Начинаясь у входа в
Алагирское ущелье, она через Мамисонский перевал вела в За-
кавказье. В аланский период на относительно небольшом ее уча-
стке располагалось несколько таможенных застав, подконтроль-
ных аланам.
Напротив с. Виз, на правом берегу р. Ардон, расположены
«Ворота Чырамад» («Известковые ворота») остатки древней
таможенной заставы. Ее возведение одни предания связывают с
генуэзцами, другие - с местным родом Цахиловых, которые не-
сли здесь караульную службу и взимали плату за проезд. Недале-
ко от этих мест найден серебряный сасанидский кубок, по пред-
положению археологов, в VII в. взятый в качестве платы за про-
езд через «Ворота Чырамад».
Выше по течению, также на правом берегу Ардона, располо-
жена Нузальская наскальная крепость, состоящая из нескольких
труднодоступных башен. По стойкой народной традиции, здесь
будто бы существовал монастырь с кельями, укрытыми в толще
горного склона. В кельях якобы хранились древние церковные
книги и другие исторические реликвии, в начале XIX в. вывезен-
ные грузинским священником И. Русишвили и затем бесследно
исчезнувшие. Местные предания, основанные на реальных собы-
тиях, гласят, что в Нузальской крепости некогда жил аланский
царь Ос-Багатар со своими сыновьями, от которых будто бы про-
исходят почти все фамилии ущелья.
В 2-3 км к югу от пос. Бурон, на левом берегу Ардона, распо-
ложена таможенная застава «Зылын дуар» («Кривые ворота»).
Она представляла собой комплекс из заградительных сооруже-
ний, подпорных стен и боевой башни, перекрывавших древнюю
дорогу. Свое название застава получила из-за кривого невысоко-
го прохода, в случае нападения становившегося непроходимым
препятствием для противника. Перед заставой сохранился отно-
сительно большой участок мощенной камнем древней дороги.
53
Подробное описание «Зылын дуар» в XIX в. оставил В.Б. Пфаф:
«Версты две выше урочища св. Николая ущелье было прежде за-
перто древнею стеною, называемой Зылын дуар 'Кривые ворота’
Стена идет через всю ширину ущелья почти до берега реки Ар-
дон, на котором выстроена другая стена, образующая правый
угол и заслоняющая с северной стороны узкий проход». Между
стенами дорога идет изогнутой линией, вследствие чего ворота
эти получили название кривых. «Осетины приписывают соору-
жение этих ворот то Ос-Багатару, то царице Тамаре». Первое не-
возможно, ибо по устройству эти ворота служили защитой не с
юга, а с севера. «Но и второе предположение не имеет основания,
потому что постройка эта новее XII или XIII столетия. Главная
поперечная стена подымается на некоторое расстояние по круто-
му склону горы и на конце стоит будка, очевидно, служившая
жилищем сторожа или сборщика пошлин, так как все это соору-
жение не что иное, как таможенная застава» (Пфаф 1871. С. 143).
В 4 км к северу от с. Нижний Зарамаг на правом берегу р. Ар-
дон зафиксированы руины Касарского оборонительного комплекса,
состоявшего из внушительной башни и мощной заградительной
стены 12-метровой толщины. По словам К. Коха (1837 г.), этот
комплекс отделял «округ Нижнего Ардона от округа Верхний
Ардон» (ОГРИП. С. 248). В «Географии Грузии» (1755 г.) царе-
вича Вахушти описаны «скалистые врата, устроенные из камня
на извести, с большим сводом над рекою... И ущелье это очень
крепкое и недоступное». Эту заставу неоднократно упоминали
путешественники и ученые, побывавшие здесь. В.В. Маркович,
например, писал: «Место это замечательно тем, что дорогу здесь
пересекала очень высокая и капитальная (в несколько сажен ши-
рины) построенная стена... Теперь видны только остатки этой
стены и бывшей здесь крепости, а наверху выше дороги видны
остатки башни... Она очень древняя, это не подлежит никакому
сомнению, и даже в воспоминаниях народа ничего не осталось о
ней. Она гораздо древнее Зылын дуар... Особенно поражает ко-
лоссальность этой постройки». Стена была очень массивной; не
случайно в народе ее называли «Китайской» (Маркович 1906. С. 8).
В 1986 г. экспедиция во главе с В.А. Кузнецовым исследовала
остатки Касарского оборонительного комплекса, выделив три
последовательных строительных периода. Выяснено, что после
завершения всех работ толщина монолитной оборонительной
54
стены составляла 11,8 м! Высота комплекса доходила до 5 м. Ни-
чего подобного в практике фортификационного строительства на
Кавказе не было. Касарская оборонительная стена вдвое мощнее
могучих стен таких крепостей как Дербент и Хумара. Наличием
нескольких строительных периодов Касарской заставы объясня-
ются, очевидно, полученные специалистами различные даты ее
возведения. Анализ Н.А. Голодковской древесного угля, взятого
у стены на глубине 4 м, дал дату I в. н.э. Образцы известкового
раствора, взятые из стены и исследованные А.О. Наглером, дали
дату 651 г. (См.: Кузнецов 1990. С. 121-126). Комплекс сущест-
вовал и позже. Подъемный материал дает массу предметов, дати-
руемых временем до XIV в.
Буквально рядом с комплексом, в 50-ти метрах к югу от него
расположен склеповый могильник Галфандаг - буквально «Бы-
чья дорога». Из случайных находок отметим две серебряные мо-
неты с арабскими надписями, чеканенные в 800-808 гг. в Закав-
казье в городах Заранг и Баджанис. Здесь же обнаружены стек-
лянные перстни, относящиеся к VI1I-IX вв. В непосредственной
близости от башни находится культовый комплекс Мыкалгабыр-
та - святилище в честь покровителей воинов - святых Михаила
и Гавриила. Возможно, найденные здесь 2 арабские монеты явля-
лись частью пошлины, взимаемой на Касарском укреплении.
На правой стороне реки в ущелье Архоныдон на древнем
кладбище Е.Г. Пчелина вскрыла множество катакомб VII в. К
этому же времени относятся и предметы из нижнесадонского мо-
гильника; среди них обнаружена золотая византийская монета
императора Фоки (602-610 гг.). Предметы аланской культуры
найдены и в верховьях Ардона.
С учетом изложенного можно предположить, что какая-то
часть богатых погребений раннесредневекового аланского ката-
комбного могильника возле с. Верхний Садон как-то связана с
аланской знатью разных рангов, осуществлявшей контроль над
таможенными заставами на важнейшей в военном и торговом
отношениях дороге. Подтверждает это и наличие в садонском
могильнике византийского импорта и монет. Интересно, что рас-
сматриваемый археологический памятник датируется второй по-
ловиной VII - первой четвертью VIII в. Как видно, датировка мо-
гильника частично совпадает со временем функционирования
таможенных постов на Военно-Осетинской дороге.
55
Литература
Кузнецов В,А. Реком, Нузал и Царазонта. Владикавказ, 1990.
Маркович В.В. В верховьях Ардона и Риона // Зап. Имп. Российского
географического общества. 1906. Вып. XXXVIII. № 3.
ОГРИП - Осетины глазами русских и иностранных путешественников /
Сост. и коммент. Б.А. Калоева. Орджоникидзе, 1967.
Пфаф В. Б. Материалы для истории осетин И Сборник сведений о кав-
казских горцах. 1871. Вып. V
Т.Н. Джаксон
ПУТЬ САГИ*
Путь «из варяг в греки» имел не только торговое и/или воен-
ное значение: по нему осуществлялись культурные связи Визан-
тии, Руси, Скандинавских стран. По нему шло движение инфор-
мации, передавались литературные и культурные импульсы. Сре-
ди прочего, - вместе с купцами, воинами и путешественниками -
по нему приходили на скандинавский Север рассказы о пребыва-
нии скандинавов в Восточной части мира, а именно на Руси и в
Византии. Доклад будет посвящен одной такой саге, «прошед-
шей» по пути «из варяг в греки», - исландской саге о норвежском
конунге Харальде Сигурдарсоне по прозвищу Суровый Прави-
тель, точнее - лишь ее фрагменту - так называемой «саге о похо-
дах за море» (utferdar saga) конунга Харальда.
Харальда принято считать последним конунгом-викингом на
норвежском престоле. Его молодые годы были насыщены сраже-
ниями и далекими походами. В 15 лет он сражался вместе с Ола-
вом Святым в битве при Стикластадире (1030 г.), был ранен,
скрывался, перебрался через горы в Швецию, а весной следую-
щего года отправился, как сообщает исландский историк Снорри
Стурлусон в своде королевских саг «Круг земной» (ок. 1230 г.),
«на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву» - на Русь к князю
Ярославу Мудрому. Он оставался там несколько лет, ведал обо-
роной страны, а затем уехал прочь, добрался до Миклагарда
(Константинополя) и провел там примерно десять лет (ок. 1034—
1043 гг.) на службе у византийского императора. За эти годы он
56
сражался в Африке и на Сицилии, в Болгарии, а также в Палести-
не. Как следует из саг, Харальд скопил богатство, какого никто в
Северных странах не видел во владении одного человека. Он был
взят в плен «греческим императором», но сумел бежать, предва-
рительно ослепив этого последнего. Вернувшись на Русь, Ха-
ральд женился на дочери Ярослава Мудрого Елизавете и, проведя
здесь одну зиму, отправился на родину. В 1046 г. Магнус Добрый
поделил Норвегию с Харальдом Сигурдарсоном, получив за это
половину его несметного богатства. Через год Магнус умер, и
Харальд стал единовластным правителем Норвегии. События
именно этих полутора десятилетий и называет, надо думать, бе-
зымянный исландец в пряди «Об исландце-сказителе» (Msk. 199-
200; ИС. II. 534-535) «сагой о походах за море» (utferdar saga)
конунга Харальда.
Все тринадцать дней Рождественских пиров, как следует из
пряди, юноша развлекал конунга Харальда и его дружину этой
сагой. Сага очень понравилась конунгу, и тот даже заметил, что
«она ничуть не хуже, чем то, о чем в ней рассказывается». На во-
прос о том, откуда он знает сагу, юноша сказал, что, когда он был
в Исландии, то каждое лето ездил на тинг и каждый раз заучивал
часть саги у Халльдора Сноррасона. Примечательна ответная ре-
акция конунга: «Тогда не удивительно, что ты знаешь ее так хо-
рошо». Дело в том, что в самой пряди никакого объяснения этим
словам мы не находим, а значит, автор «Гнилой кожи» рассчиты-
вал либо на знакомство своей аудитории с предшествующей ча-
стью свода, где Халльдор уже был назван попутчиком конунга
Харальда в его «восточном» походе, либо на приобретенную в
результате этого похода популярность Халльдора. В любом слу-
чае, согласно пряди, Халльдор - тот исландец, который рассказы-
вал в Исландии о походах конунга за море. В «Гнилой коже» и
более поздних сводах саг упоминаются и другие исландцы, нахо-
дившиеся в Византии вместе с Харальдом (Мар Хунрёдарсон,
Ульв Оспакссон), но лишь Халльдор отмечен как рассказчик са-
ги. С присущей ему четкостью это формулирует Снорри Стурлу-
сон в сообщении о взятии Харальдом одного из городов на Сици-
лии: «Упоминают двух исландцев, которые были в походе с Ха-
ральдом. Один из них - Халльдор, сын Снорри Годи, - он принес
этот рассказ сюда в Исландию (курсив мой. - Т.Д.), а другой -
Ульв, сын Оспака, сына Освивра Мудрого. Оба они были людьми
необычайной силы и боевого мужества и друзьями Харальда»
(КЗ. 406).
Халльдору посвящены также две самостоятельные пряди
(первая - в «Книге с Плоского острова», вторая - в «Гнилой ко-
же» и «Хроккинскинне»), в которых сообщается о том, что
Халльдор был в Миклагарде с конунгом Харальдом и приехал с
ним в Норвегию из Гардарики (Руси), служил у него несколько
лет, а после размолвки вернулся в Исландию и прожил там до
глубокой старости. Согласно первой из них, Халльдор, по воз-
вращении в Норвегию, жил некоторое время у Эйнара Брюхотря-
са и рассказывал его жене Бергльот много историй о приключе-
ниях, случившихся в дальних странах, когда он там был с конун-
гом Харальдом. Люди стали приходить слушать его. Херманн
Паулссон заметил, что это могли быть те же истории, что позднее
Халльдор стал рассказывать на Альтинге (Hermann Palsson 1999.
Р. 80). Кроме прядей, о том, что Халльдор был в Константинопо-
ле с конунгом Харальдом, знают своды королевских саг «Гнилая
кожа», «Красивая кожа» и «Круг земной» Снорри Стурлусона.
Вслед за Снорри современные исследователи также связыва-
ют распространение в Исландии устной традиции о норвежском
конунге Харальде Сигурдарсоне с именем Халльдора (de Vries
1931; Andersson 1985. Р. 226; Andersson, Gade 2000. P 58). Его
единодушно называют очевидцем и даже участником многих со-
бытий этого похода (Гуревич А.Я. 1981. С. 31; Meulengracht So-
rensen 1993. S. 69; Hermann Palsson 1999. P. 79) и даже первым рас-
сказчиком саги, «тем, кто ее составил» (Гуревич А.Я. 1981. С. 31).
Однако, как следует из упомянутых выше прядей о Халльдоре и
сводов королевских саг, «с тех пор как Харальд стал конунгом в
Норвегии, они плохо ладили» (ИС. II. 526); «Халльдор был чело-
век немногословный, резкий в речах и прямой, упрямый, непре-
клонный, он плохо ладил с конунгом, на службе у которого было
довольно других знатных людей. Халльдор недолго оставался у
конунга. Он уехал в Исландию, построил себе усадьбу на Стад-
ном Холме и жил там до старости» (КЗ. 424). Противоречивость
ситуации заключается в том, что рассказчиком и первоисточни-
ком саги о конунге Харальде - саги, понравившейся, как следует
из пряди, самому конунгу, - выступает человек (Халльдор), уе-
хавший из Норвегии в Исландию в состоянии столь сильной и
затяжной ссоры с конунгом, что тот даже послал в погоню за ис-
58
ландцем три боевых корабля. Более того, отношение Халльдора к
конунгу нисколько не меняется в процессе его жизни в Исландии:
когда через несколько лет конунг Харальд послал Халльдору
«приглашение снова пойти служить к нему и уверял, что будет не
меньше уважать его, чем раньше, если он приедет, и что ни одно-
го человека в Норвегии без титула он не поставит выше него, ес-
ли он примет приглашение», Халльдор увидел в этом приглаше-
нии лишь скрытую угрозу: «Мне его нрав известен. Я хорошо
знаю, что он сдержал бы обещание: не поставил бы никого в
Норвегии выше меня, если бы я к нему приехал. Потому что, если
бы он только мог, он велел бы вздернуть меня на самую высокую
виселицу» (ИС. II. 526). А.Я. Гуревич обратил внимание на этот
момент и справедливо подчеркнул, что ожидать от Халльдора
«после всего, что произошло между ним и Харальдом, сочинения
саги, вполне благоприятной для этого государя, довольно трудно,
даже принимая во внимание исключительную объективность,
которой вообще отличаются саги». Не могу не согласиться также
с высказанным исследователем предположением, что Халльдор
«скорее был бы склонен выпячивать собственные заслуги, неже-
ли безоговорочно восхвалять Харальда». Все это дает А.Я. Гу-
ревичу дополнительный аргумент, наряду с безымянностью (ано-
нимностью) исландца-сказителя, для того, чтобы утверждать, что
вся история об исландце, приехавшем к Харальду «с намерением
рассказать ему его собственную сагу, якобы составленную
Халльдором Сноррасоном», является вымыслом автора «Гнилой
кожи» (Гуревич А.Я. 1981. С. 29-30).
Вполне убедительным выглядит мнение, что данный вымы-
сел понадобился автору «Гнилой кожи» для удостоверения под-
линности той версии саги о походах Харальда за море, которая
была изложена в этом своде саг (Heusler 1957. S. 205; Heinrichs
1975; Гуревич А.Я. 1981. С. 29-31; Гуревич Е.А. 2004. С. 251).
Однако остается открытым вопрос об источнике той саги, кото-
рая дошла до нас (в «Гнилой коже», «Красивой коже», «Круге
земном») и в которой вовсе не выпячены заслуги Халльдора. От-
вет на этот вопрос последовательно дает автор «Гнилой кожи»,
называя источником информации... самого конунга Харальда
Сигурдарсона. Среди названных автором «Гнилой кожи» имен
других устных информаторов (см.: Andersson, Gade 2000. Р. 57-
72), имя Харальда занимает не последнее место.
59
Завершив повествование о том, как раненный в битве при
Стикластадире Харальд находился в доме одного бонда, осно-
ванное на словах сына этого бонда, автор «Гнилой кожи» сооб-
щает далее: «Конунг Магнус и другие люди в Норвегии знали
этот рассказ. Но отсюда начинается та история о поездках Ха-
ральда, которую рассказал сам Харальд (курсив мой. - Т.Д.), а
также те люди, которые были вместе с ним» (Msk., 58; ср. в дру-
гом контексте у Снорри: «Но Харальд сам рассказывал так, да и
другие люди, которые там были вместе с ним» - КЗ. 410). Еще
трижды автор «Гнилой кожи» ссылается на информацию, полу-
ченную от Харальда: в рассказе о захвате Харальдом восьмидеся-
ти городов в Африке («Говорят, основываясь на рассказе конунга
Харальда (курсив мой. - Т.Д.\ что он захватил восемьдесят горо-
дов» - Msk., 64; см. то же: Fask., 230); при объяснении источника
огромных богатств Харальда («И это легко себе представить, по-
скольку он воевал в той части мира, которая была чуть ли не бо-
гаче всех остальных золотом и драгоценностями, при том что он
никогда не воевал против местных жителей, потому что он сам
говорит (курсив мой. - Т. Д.), что сражался в Африке с самим
конунгом и победил, и завладел большей частью его государст-
ва» - Msk., 64); при описании похода Харальда в Палестину
(«Это подтверждает Стув, который слышал, как конунг Харальд
рассказывал об этих событиях (курсив мой. - Т.Д.)» - Msk., 78;
см. то же: Fask., 233). Последняя фраза примечательна вдвойне,
поскольку здесь Харальд представлен не только как рассказчик
саги о себе самом, но еще и как информатор исландского скальда
Сдува Слепого, автора посвященной конунгу «Драпы Стува».
Из включенной в «Гнилую кожу» «Пряди о Стуве» (Msk.,
251-254) мы знаем, что Харальд, со своим «чутким ухом» к по-
эзии, высоко оценил исландского скальда и тот сделался дружин-
ником конунга. Помимо стихов Стува, Харальду посвящено
большое число скальдических поэм (см.: Msk., 84). Более того,
Харальд и сам известен как сочинитель: из 112 скальдических
строф, цитируемых в той части «Гнилой кожи», которая содер-
жит сагу о нем, 18 строф принадлежат самому конунгу. Наряду с
отдельными висами, которые он, согласно саге, произносил то по
одному, то по другому поводу (lausavisur), он еще сочинил не-
сколько строф, известных под названием «Висы радости» (Ga-
manvisur), обращенных к дочери Ярослава Мудрого Елизавете,
60
чьей руки он просил перед отплытием в Византию. Ряд исследо-
вателей высоко оценивает качество стихов Харальда, подчерки-
вая, что прием введения в каждую строфу двустрочного припева
изобретен именно им (см.: Olsen 1953. S. 9). Оценила по заслугам
Харальда и Елизавета Ярославна: после того, как он перебрался
через цепи в проливе Золотой Рог и покинул Миклагард, пере-
плыл Черное море и, проплыв по Аустррики (Руси), пришел в
Холъмгард (Новгород), она стала его женой. Согласно Стуву
Слепому, Харальд взял «себе ту жену, какую он хотел», а через
год, по утверждению Валльгарда из Веллы, он «спустил на воду
корабль с красивейшим грузом» и «вывез, действительно, золото
с востока из Гардов» (Msk., 84-85). Трудно поверить, чтобы Ха-
ральд, с его тщеславием, энергией, выдающимся поэтическим
даром, не рассказывал сам о своих заморских подвигах, как это и
утверждает «Гнилая кожа». Пройдя по пути «из грек в варяги»,
Харальд вернулся на родину в зените славы, он привез с собой на
Север молодую жену, непомерно большое богатство, а также сагу
о себе самом и о своих походах за море.
Примечание
♦ Работа выполнена по гранту РГНФ № 07-01-00058.
Литература
Гуревич А.Я. Сага и истина И Труды по знаковым системам. Т. 13: «Се-
миотика культуры». Тарту, 1981. С. 22-34.
Гуревич Е.А. Древнескандинавская новелла. М., 2004. С. 250-253.
ИС. II - Исландские саги. СПб., 1999. Т. II.
КЗ - Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980.
Andersson Th.M. Kings’ Sagas (Konungasogur) // Old Norse-Icelandic Lit-
erature: A Critical Guide I Ed. C.J. Clover and J. Lindow (Islandica. XLV).
Ithaca; L., 1985.
Andersson Th.M., Gade K.E. Introduction // Morkinskinna. The Earliest Ice-
landic Chronicle of the Norwegian Kings (1030-1157) I Tr. with Intr. and
Notes by Th.M. Andersson and K.E. Gade (Islandica. LI). Ithaca; L., 2000.
de Vries J. Normannisches Lehngut in den islandischen Konigssagas I I Arkiv
for nordisk filologi. 1931. B. 47. S. 51-79.
Heinrichs H.M. Die Geschichte vom sagakundigen Islander (islendings f>&ttr
sogufroda): Ein Beitrag zu Sagaforschung // Literaturwissenschaft und
Geshichtsphilosophie. Festschrift fiir Wilhelm Emrich / Ed. H. Amtzen et
al. B., 1975. S. 225-231.
Heusler A. Die altgermanische Dichtung. Darmstadt, 1957.
61
Hermann Palsson. Oral tradition and saga writing. Wien, 1999.
Meulengracht Serensen, P. Fortalling og tere. Studier i islaendingesagaeme.
Oslo, 1993. S. 69.
Msk. - Morkinskinna / Finnur Jdnsson H Samfund til udgivelse af gammel
nordisk litteratur. Kobenhavn, 1932. B. LIII.
Fask. - Noregs konunga tai / Bjami Einarsson // fslenzk fomrit. Reykjavik,
1984. В. XXIX.
Olsen M. En skjemtehistorie av Harald HardrSde // Maal og minne. Norske
studier. 1953. S. 1-22.
И. Г. Добродомов
ГОРОД ТОРЧЕСКЪ У АБУ ХАМИДА АЛ-ГАРНАТИ*
В описании путешествия Абу Хамида ал-Гарнати из Волж-
ской Булгарии в Венгрию обращает на себя внимание загадочный
город страны славян (IK.. сакалиба) под названием
(Гур-куман)'.
«И прибыл я в город [страны] славян, который называют там гур
куман и в котором тысячи потомков магрибинцев, похожих на
тюрков. Говорят они на тюркском языке и стреляют по-тюркски.
Известны они в этой стране под именем хн(х)у> (Dubler 1953. С. 25
- арабский текст; 64 - испанский перевод; 232-233 - коммента-
рий). Здесь ‘говорят’ исправлено Ц. Дублером из
‘учатся’ по смыслу.
Все трудности в истолковании этого описания города на пути
из Волжской Булгарии прежние исследователи текста (И. Грбек,
О. Прицак и др.) преодолевали путем «исправления» текста
конъектурами, с помощью которых город jjL._£ ?ур куман
превращался то в л^с. ?уруд куйав (т. е. в ‘город Киев’), то в
(jLajjc гур керман (т. е. в ‘большой город’) и отождествлялся с
62
городом Киевом, в котором путешественник увидел только одних
тюрков.
Некритическое восприятие таких конъектур привело истори-
ка из ГДР Б. Видеру к мысли о том, что наличие в Киеве зна-
чительного мусульманского населения препятствовало участию
Руси в крестовых походах (Widera 1972. С. 78-79).
Однако этому тексту можно дать истолкование и не прибегая
к конъектурам. Для этого в компоненте гур надо видеть
булгарский ротацистический вариант тюрского племенного наз-
вания гуз. причем последний был известен Абу Хамиду в Нижнем
Поволжье, но в Гур-куман Абу Хамид прибыл из Среднего По-
волжья от булгар, где им была усвоена булгарская вариация этого
названия, которую, вероятно, могли знать и славяне. Второй
компонент этого названия также представляет собой булгаризи-
рованный или славянизированный вариант тюркского племенно-
го названия куман, превратившегося в куман в тех
языках из-за отсутствия на булгарской и славянской почве глубо-
козаднеязычного звука <3 к.
Что касается их наименования потомками магрибинцев
(AjjLlJI *lhl), то оно связано с тем, что тюрки и половцы
Торческа находились на далеком западе от Поволжья, откуда
прибыл Абу Хамид (ср. ‘запад; даль, отдалённость’).
На Руси гузы были известны под именем торков, а куманы не
только под этим именем, но преимущественно под именем
половцев. Не удивительно, что в загадочном в Гур-кумане Абу
Хамид увидел только тюрков. Вероятно, этот город может быть
отожествлен с хорошо известным по летописям городом
Торческом.
Что касается еще одного названия жителей города Торческа в
виде недописанного слова хн... то в испанском переводе
Ц. Дублер (первый издатель сочинения Абу Хамида) затранскри-
бировал его йий, поэтому его можно отожествлять с загадочным
названием народа хины (хинове), которое встречается в «Слове о
полку Игореве» и «Задонщине».
Примечания
Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант 06-04-00482а).
63
Литература
Dubler 1953 - Abu Hamid el Grenadino у su relacion de viaje рог tierras
Eurasiaticas / Texto arabe, traduccidn у interpretation por Cesar E. Dubler.
Madrid, 1953.
Widera 1972 - Wider a B. Reisebericht des Abu Hamid zur Geschichte Ost-
und Mitteleuropas im 12. Jahrhundert // Zeitschrift fur Geschicht-
wissenschaft. 1972. Bd. XX. H. 1. S. 78-79.
А.Б. Ерёменко
КУЛЬТУРНО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ
ДЕФИНИРОВАННОСТЬ
МОДЕЛЕЙ ПЕРЕДАЧИ ВЛАСТИ
В «САГЕ О ХАЛЬВДАНЕ ЭЙСТЕЙНССОНЕ»
Одной из ключевых тем «Саги о Хальвдане Эйстейнссоне»
(принадлежит к группе саг о древних временах) является отно-
шение к власти, различные модели которого проявляются в дей-
ствиях персонажей. Эти модели принципиально меняются в зави-
симости от географического расположения государства и этниче-
ской принадлежности его правителя и народа. Это можно про-
следить прежде всего на примере такого действующего лица, как
ярл Скули. Ярл принадлежит к типу персонажей, который был
описан Л. Лённрутом как «благородный язычник» (Lonnroth 1969;
см. также Ерёменко 2005). Роль «благородного язычника» состо-
ит в том, чтобы выступать моральным образцом - exempla та-
jorum - для аудитории саги и для ее действующих лиц. Скули
выполняет эту функцию, показывая примеры этически оправдан-
ного поведения, в частности, в том, что касается мести, благород-
ства и справедливости.
Тема передачи власти в «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне»
сводится к ключевой установке: претендовать на титул правителя
допустимо только при наличии на то легитимных оснований
права наследования или получения государства в дар от законно-
го сюзерена. Захват власти, основанный только на силе, является
предосудительным поступком. Причиной основного сюжетного
конфликта саги являются именно действия викингов, стремящих-
ся захватить государства, править в которых они не имеют права
64
(Halfd. Bls. 287-292: нападение Эйстейна на Альдейгьюборг;
301-302: нападение Ульвкелля на Бьярмаланд; 316-318: действия
Акнара и Валя). Скули же и его конунг никогда не поступают
таким образом. В конце саги Скули и титульный персонаж рас-
ширяют свои земельные владения за счет территорий, ранее при-
надлежавших их противникам, однако они не стремятся сохра-
нить личный контроль над этим конгломератом земель, и Хальв-
дан раздает соратникам все государства кроме того, в котором
правил его покойный отец (Halfd. Bls. 315-316).
С таким поведением тем более резко контрастируют действия
Скули в период его изгнания, поскольку тогда он правил «на вос-
токе в Кирьялаботнах» (дословно «Карельские заливы»), так как
«захватил там государство» (Halfd. Bls. 303. Пер.: Глазырина
1996. С. 71, 110). Этот эпизод никак не развивается в саге, и за-
хват ярлом власти в Кирьялаботнар не ставит под сомнение по-
ложительность образа Скули и не уменьшает его достоинства: и
до, и после этого события ярл соответствует своей роли «благо-
родного язычника».
С формальной точки зрения речь здесь идет о нарушении яр-
лом ключевого правила обретения власти - насильственные дей-
ствия без легального обоснования недопустимы, - однако в таком
качестве поступки Скули не рассматриваются ни персонажами,
ни авторами саги. Естественность, с которой описывается его по-
ведение в Кирьялаботнар, приводит к заключению, что текст
предполагает существование различных моделей отношения к
власти в западной - «скандинавской» и восточной - «финской»
частях представленного в саге мира. Это хорошо соотносится с
тем, что С. Аальто, основываясь на работах антрополога Т.Х.
Эриксена, писала о финнах как о высшей форме образа «Друго-
го» в картине мира средневековых скандинавов (Aalto 2006; Erik-
sen 2002).
Все правила, которые соблюдают Скули и те, кто разделяют
его этические представления, действительны только в среде
скандинавов и на территории Скандинавии, а также части Руси (в
Альдейгьюборге и Алаборге, т.е. регионе Старой Ладоги ис-
ходном государстве Скули: Halfd. Bls. 286-287), которая имеет
давние связи со Скандинавией и которая в контексте саги вос-
принималась как часть скандинавского культурного ареала. Од-
нако наряду с этим, в «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» есть и
65
восточный культурно-географический ареал, в котором эти пра-
вила не применяются. Данный регион в целом соответствует
финно-угорским территориям Северо-Восточной Европы: в него
входят Кирьялаботнар, Бьярмаланд и земли финнов (упоминают-
ся как союзники Ульвкелля и конунга Бьярмаланда, принимаю-
щие участие в нападении на Кирьялаботнар: Halfd. Bls. 303). Си-
ловые конфликты с целью захвата власти являются здесь обще-
принятой практикой (Halfd. Bis. 302: атака Ульвкелля на Бьярма-
ланд; 302-304: атака конунга Бьярмаланда и Ульвкелля на Кирь-
ялаботнар; 303: захват Кирьялаботнар ярлом Скули).
Во всех этих эпизодах права сюзерена не принимаются во
внимание действующими лицами. При этом присутствие в дан-
ном ряду не только отрицательных персонажей, но и положи-
тельного героя - ярла Скули - говорит о том, что восточные тер-
ритории в принципе были зоной нелегитимности власти, которая
основывалась здесь не на законе и связанных с ним моральных
ограничениях, а только на праве сильного. При этом речь идет об
эндогенной характеристике местной властной структуры, в связи
с чем для скандинавов переход из собственной культурно-
географической зоны в восточную означал смену поведенческих
установок: на Востоке допускалось поведение, которое было бы
предосудительным на родине.
Источники и литература
Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., 1996.
Ерёменко А.Б. «Благородный язычник» в сагах о древних временах (на
примере «Саги о Хальвдане Эйстейнссоне» И Восточная Европа в
древности и Средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чте-
ния памяти В.Т. Пашуто. IV Чтения памяти А.А. Зимина. Москва, 19-
22 апреля 2005 года. Тезисы докладов. Москва, 2005. С. 80-82.
Aalto S. Categorizing ‘Otherness’ in Heimskringla H The Fantastic in Old
Norse/Icelandic Literature. Sagas and the British Isles. Preprint Papers of
the 13th International Saga Conference. Durham and York, 6th-12th Au-
gust, 2006. Durham, 2006. Vol. I. P. 15-22.
Eriksen Т.Н. Ethnicity and Nationalism. L., 2002.
Hdlfd. - Halfdanar saga Eysteinssonar // Fomaldarsdgur Nordurlanda / Utg.
av Gudni J6nsson, Bjami Vilhjdlmsson. Reykjavik, 1944. B. 3. Bls. 285-319.
Lonnroth L. The Noble Heathen: A Theme in the Sagas // Scandinavian Stud-
ies. Lawrence (Kans.), 1969. Vol. 41. P. 1-29.
66
И.Е. Ермолова
СЕВЕРОПРИЧЕРНОМОРСКИЙ СТЕПНОЙ «КОРИДОР»
В ИСТОРИИ IV-VI вв
Грандиозное миграционное движение, получившее в исто-
риографии название Великого переселения народов, в течение
нескольких веков сотрясало Европу и коренным образом измени-
ло ее этнополитическую карту. Его частью и, в значительной ме-
ре, толчком к нему было не менее впечатляющее передвижение
огромного массива азиатских кочевых племен, оказавших тем
самым существенное влияние на Европу данного периода. Этот
бурный, все сметающий на своем пути поток кочевых орд изли-
вался несколькими стремительными «волнами» по степям Евра-
зии, простирающимся на 10 000 км от Дуная до Великой Китай-
ской стены, зоне, по которой на протяжении тысячелетий распро-
странялись товары, инновационные технологии, новые религиоз-
ные представления и образы искусства, расселялись различные
этнические группы (Кузьмина 1999. С. 163).
Во всех случаях нахлынувшие номады обнаруживались толь-
ко тогда, когда достигали приазовских и причерноморских облас-
тей, так как данный регион был форпостом античности. Прохож-
дение кочевниками именно этого «коридора» фиксировалось
позднеантичными и ранневизантийскими авторами. Их произве-
дения чутко отражали степень опасности, обрушивавшейся с
вторжением на берега Меотиды и Понта того или иного кочевого
народа. Когда Римская империя или государства, ставшие позд-
нее ее преемниками, вынуждены были напрягать все силы в
борьбе с нахлынувшим противником, и латинские, и греческие
авторы проявляли к нему живейший интерес, стремясь рассказать
о неизвестном народе как можно больше, хотя зачастую источни-
ки информации европейцев были чрезвычайно скудны.
Цивилизованному миру становились известны народы, доб-
равшиеся до северопричерноморских степей, по поводу более
ранних этапов их истории римские и византийские писатели
лишь строили догадки, иногда довольно фантастические. Таким
образом, античный мир реально знакомился с неведомыми дото-
ле племенами по мере их продвижения от Дона до Дуная.
67
Наибольшее впечатление на греко-римских писателей, а, сле-
довательно, и на все общество произвело появление в Причерно-
морье в 70-80 годы IV в. первых кочевников с востока - гуннов.
В литературе прежде всего подчеркивается внезапность и стре-
мительность их натиска (Amm. Marc. XXXI. 3. 1-2; Oros. VII. 33.
10), а также пагубное воздействие, оказанное не только на наро-
ды, ставшие непосредственными жертвами их нападения, но и на
племена отдаленных западных областей: ...новые необычные
обстоятельства взбудоражили северные народы: по всему про-
странству до Понта от маркоманнов и квадов множество неведо-
мых варварских народов, прогнанных неожиданной силой со
своих мест, кочует со своими семьями, рассыпавшись возле реки
Истр» (Amm. Marc. XXXI. 4. 1). Неизвестный ранее народ гуннов
привлекает пристальное внимание и латинских, и греческих ав-
торов, многие из которых пытаются выяснить, каково их проис-
хождение и откуда они пришли. Но «так как никто не может ска-
зать ничего определенного о том, откуда вышли гунны» (Eunap.
Fr. 41), то большинство склоняется к тому, что они обитали за
Танаисом и Меотидой, близ Кавказа (Hier. Ер. LXXVII. 8; Philost.
Hist. Eccl. IX. 17; Proc. В. G. IV 47; Agath. V. 11), в Скифии
(Claud. Cl. In. Ruf. I. 323-324; Sidon. Carm. II. 239-244). Указание
Аммиана Марцеллина на то, что гунны некогда жили у ледяного
океана (Amm. Marc. XXXI. 2.1: .. .glacialem oceanum accolens...»),
и мнение Орозия, что они были долго заключены в недоступных
горах (Oros. VII. 33. 10: ...gens Hunorum, diu inaccessis seclusa
montibus...»), мало что проясняют и лишний раз подчеркивают
важность северопричерноморского отрезка пути миграций наро-
дов на рубеже античности и средневековья в качестве его исход-
ного этапа в представлении современников.
Желание древних авторов объяснить причины, побудившие
гуннов поменять места обитания, породило ряд легенд, впервые,
вероятно, записанных Евнапием из Сард. Ядром этих легенд ста-
ла сказка о животном-поводыре, бытовавшая у многих народов
Европы, или аллюзия на греческий миф об Ио. По разным вари-
антам, гуннам указал дорогу через Меотиду либо бык, либо олень
(Sozomen. Hist. Eccl. VI. 37; Proc. В. G. IV 5. 7; Zos. Hist. nov. IV
20.3; lord. Get. 123-126).
Почти через сто лет после нашествия гуннов и через десять
лет после развала объединения Аттилы припонтийский регион
68
потрясает следующая «волна» миграции кочевых племен, о кото-
рой сообщает Приск Панийский: «Около этого времени к восточ-
ным римлянам прислали послов сарагуры, уроги и оногуры, пле-
мена, выселившиеся из родной земли вследствие враждебного
нашествия сабиров, которых выгнали авары, в свою очередь из-
гнанные народами, жившими на побережье океана и покинувши-
ми свою страну вследствие туманов, поднимавшихся от разлития
океана, и появления множества грифов; было предсказание, что
они не удалятся прежде, чем не пожрут род человеческий. По-
этому, гонимые этими бедствиями, они напали на соседей, и так
как наступающие были сильнее, то последние, не выдерживая
нашествия, стали выселяться. Так и сарагуры, изгнанные с роди-
ны, в поисках земли приблизившись к гуннам акацирам и, сра-
зившись с ними во многих битвах, покорили это племя и прибы-
ли к римлянам, желая приобрести их благосклонность» (Prise.
Pan. Fr. 30). Более поздние византийские авторы считают роди-
ной этих кочевых племен Приазовье, Причерноморье и Кавказ
(Agath. III. 17; V, И; Proc. В. G. IV 5. 23; 11.23-25; Menandr. Fr. 43;
52), а потому называют их потомками древних народов, напри-
мер, киммерийцев (Proc. В. G. IV 4. 7-9). Сарагуры, оногуры и
уроги были вытеснены в 60-х годах V в. из Западной Сибири,
Южного Приуралья и Нижнего Поволжья, где археологи пыта-
ются выделить памятники, принадлежащие этим народам (Засец-
кая 1986. С. 89). Они пополнили этнолингвистический массив
Азово-Каспийского междуморья, будучи родственными появив-
шимся здесь ранее гуннам, но в сознании современников они бы-
ли прочно связаны с Понтом и Меотидой.
В результате нашествия сарагуров, урогов и оногуров исче-
зают со страниц источников акациры, вероятно, основательно
разгромленные. Только у Равеннского анонима встречается намек
на то, что акациры продолжали жить в Приазовье и были одним
из предков хазар: «Далее, в равнинной местности расположена
чрезвычайно обширная, как в длину, так и в ширину страна, ко-
торая называется Хазарией, ее называют также Великой Скифи-
ей... Этих хазар выше упомянутый Иордан называет агацирами.
Через страну хазар протекает много рек, среди прочих самая
большая, которая называется Куфис» (Rav. Anon. Cosm. IV I).
Племена савиров (сабиров), впервые названные Прииском,
появились в «гуннских пределах» несколько позже, чем изгнан-
69
ные ими сарагуры, оногуры и уроги. Все исследователи почти
единодушно указывают родину савиров в Западной Сибири, но
для современников и тех, кто оставил свидетельства о них, сави-
ры были насельниками Кавказа и Закавказья. По свидетельству
Прокопия Кесарийского, савиры жили по течению реки Боас
(Proc. В. Р. II. 29. 15), одного из притоков или истоков Фасиса, со-
временной реки Риони.
В середине VI в., т. е. примерно через сто лет после лавины
сарагуров, урогов и оногуров, в Европе появляются племена ава-
ров, происхождение и этническая принадлежность которых яв-
ляются до сих пор дискуссионной проблемой. Опираясь на ви-
зантийские сочинения, можно утверждать только то, что авары
были кочевниками и выходцами с востока (Menandr. Fr. 28;
Theoph. Sim. VII. 7. 5; 1. 3. 2; Theoph. Chron. 597/598). Как и в слу-
чаях с более ранними ордами кочевников, авары становятся из-
вестными, когда достигают областей, прилежащих к Черному и
Азовскому морям. Сирийский историк VI в. Евагрий считает их
скифами: «А авары - племя скифское, жившее в кибитках и коче-
вавшее на равнинах по ту сторону Кавказа...» (Evagr. Eccl. Hist.
V, 1), то есть в Предкавказье. Аваров, чаще чем скифами, назы-
вают гуннами (Menandr. Fr. 67; Proc. Hist, arcana XVIII. 20; Paul.
Diac. Hist. Lang. XVII. 23; Theoph. Sim. 1. 3. 2; Theoph. Chron.
557/558). Феофан Исповедник сообщает о том, что авары, «...бе-
жав из своей страны, пришли в области Скифии и Мезии и на-
правили Юстиниану послов, прося принять их» (Theoph. Chron.
557/558). Феофилакт Симокатга пишет, что «живущие по Истру
варвары ложно присвоили себе наименование аваров» (Theoph.
Sim. VII. 7. 10). Так что и эти восточные пришельцы ассоцииру-
ются византийскими историками с Причерноморьем.
Многие исследователи склонны отождествлять истинных
аваров, прогнавших со своих мест савиров, и псевдоаваров (по
терминологии Феофилакга Симокатты), появившихся в Европе
веком позже (Мерперт 1958. С. 569-570; Laszlo 1955. Р. 292). Не-
которые считают их разными народами (Гумилев 1989. С. 36;
Haussig 1973. S. 181).
В качестве главной причины дальнейшего продвижения ава-
ров на запад все авторы единодушно указывают давление тюрок
(Menandr. Fr. 10; Theoph. Sim. VII. 8. 16; Theoph. Byz. Fr. 2). Ава-
ры, вероятно, очень быстро прошли Северное Причерноморье и
70
достигли Дуная. Может быть, поэтому в степях Восточной Евро-
пы аварские памятники неизвестны (Артамонов 1962. С. 113).
Таким образом, передвижения номадов IV-VI вв. укладыва-
ются в «основной закон» кочевников Евразии, который, по мне-
нию Д.А. Мачинского, образно запечатлел Аристей из Проконне-
са: неизменное преобладание более отдаленных, т. е. восточных,
кочевых объединений над западными, вызывающее соответст-
венные миграции (Мачинский 1993. С. 9).
Единственное исключение из этого «закона» скорее подтвер-
ждает данное правило, чем опровергает его. Разгром гуннов и
подвластных им народов на Каталау неких полях в Галлии в 451 г.
и смерть Аттилы в 453 г. оказали сильное влияние на ситуацию в
Северном Причерноморье. Мощный союз племен, существовав-
ший под главенством Аттилы, стремительно распался (lord. Get.
260-261). После грандиозной битвы в Паннонии близ реки Недао
разбитые гепидами и поддержавшими их народами кочевники,
составлявшие ядро «державы» Аттилы, были вынуждены отсту-
пить. Немногие гунны рассыпались по Подунавью, но большая
их часть отошла к берегам Понта. ...Обращенные в бегство, они
направились в те области Скифии, по которым протекают воды
реки Данапра...» (lord. Get. 269), вызвав серьезные перемещения
племен в Северном Причерноморье.
Данные археологии свидетельствуют, что некоторые гунн-
ские племена или роды обосновались на юге Днестровско-
Прутского междуречья (Рикман 1972. С. 29), а часть продвину-
лась дальше на восток, где, скорее всего, натолкнулась на акаци-
ров. Последние, видимо, были оттеснены в степи от низовьев До-
на до Кубани (Гадло 1979. С. 52). Таким образом, в истории ко-
чевых народов, прошедших по южнорусским степям в 1V-VI вв.,
единственный раз после распада союза Аттилы наблюдается об-
ратное движение племен с запада на восток. И до, и после 50-х го-
дов V в. волны кочевников прокатывались по Северному При-
черноморью только с востока на запад.
Степной «коридор» позволил азиатским номадам внести свою
лепту в историю Европы.
Литература
Артамонов М.И. История хазар. М., 1962.
Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа. IV X вв. Л., 1979.
Гумилев Л.Н. Хунны в Азии и Европе // Вопросы истории. 1989. № 7.
Засецкая И.П. Некоторые итоги изучения хронологии памятников гунн-
ской эпохи в южно-русских степях // Материалы и исследования по
археологии СССР. Вып. 27. М., 1986.
Кузьмина Е.Е. Предыстория Великого шелкового пути: контакты насе-
ления евразийских степей и Синьцзяна в эпоху бронзы // ВДИ. 1999.
№ 1.С. 163-177.
Мачинский Д.А. Скифия и Боспор. От Аристея до Волошина // Скифия и
Боспор. Новочеркасск, 1993. С. 6-27.
Мерперт Н.Я. Древнейшие болгарские племена Причерноморья
Очерки истории СССР. Ill—IX вв. М., 1958.
Рикман Э.А. Некоторые традиции Черняховской культуры в памятниках
VI-X вв. в низовьях Днестра и Дуная // Исследования по истории сла-
вянских и балканских народов. Эпоха средневековья. М., 1972.
Haussig H.W. Zur LGsung der Awarenfrage // Byzantinoslavica. Prague,
1973. Vol. 34. S. 181.
Ldszlo G. Etudes archeologiques sur 1’histoire de la societe des Avars. Buda-
pest, 1955.
Г.Е. Захаров
ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ДУНАЙ
КАК ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ГРАНИЦЫ
МЕЖДУ ГОТСКИМ И РИМСКИМ
КУЛЬТУРНЫМИ МИРАМИ
В культурной традиции того или иного сообщества зачастую
формируется образ принадлежащего ему пространства, которое
начинает мыслиться в сакральных категориях. Особое место в
рамках этой священной модели «родной земли» получают есте-
ственные границы, отделяющие то или иное сообщество от его
окружения. «Своя земля» внутри границ противопоставляется
«чужой земле» вне рубежей. Как писал Ю.М. Лотман: «Культура
создает не только свою внутреннюю организацию, но и свой тип
внешней дезорганизации. Античность конституирует себе “вар-
варов”, а “сознание” - “подсознание”» (Лотман 1992. С. 15). Од-
нако стремление противопоставить гармонию внутреннего про-
странства хаосу внешнего и, как результат, возникновение пред-
ставления об особых, сакральных границах, отделяющих «свое»
72
пространство от «чужого» свойственно не только таким сложным
и древним культурам как античная, но и культуре так наз. «вар-
варских» племен Европы, например, готов. В готской культурной
традиции IV в. подобную роль священного рубежа играет Дунай,
отделяющий страну готов от Римской империи.
Эта граница конституируется к 70-м годам III в., когда после
поражения в битве при Наиссе в 269 г. готы приостанавливают
свои набеги против балканских и малоазийских провинций Рима,
а римские войска и колонисты в 270 г. покидают задунайскую
Дакию (см.: Буданова 1999; Вольфрам 2003. С. 71-114; Heather
1996. Р 57-63). В течение IV в. римские войска несколько раз пе-
реходили через Дунай и вторгались в Готию. Так, император Кон-
стантин вмешался в 332 г. в конфликт готов и сарматов на сторо-
не последних и нанес готам поражение (Oros. VII. 28. 29; Ann.VaL
Origo Constantini imperatori VI. 30-31). В правление императора
Валента границу с Империей переходят уже готские отряды, ко-
торые были посланы в 365 г. судьей готского племени тервингов
Атанарихом на помощь восставшему против Валента узурпатору
Прокопию (Аппл. Marcell. XVII. 4. 1). После разгрома Прокопия
римские войска во главе с Валентом совершают несколько кара-
тельных походов за Дунай против тервингов Атанариха (Amm.
Marcell. XVII. 5), а затем уже в 70-е годы IV в., по свидетельству
Сократа Схоластика, Валент оказывает военную поддержку гот-
скому предводителю Фритигерну, воюющему с Атанарихом. В
благодарность за помощь Фритигерн принимает «веру василевса»
(tf|v OpEQKeiav той (ЗаспЛ&ос;), т.е. омийство (Socrat. Hist. eccl. IV
33). Это свидетельство церковного историка по-разному оцени-
валось в историографии: Ж. Цайлер отвергал его достоверность
(Zeiller 1918. Р. 423), К. Шефердик (Schaferdiek 1979. S. 90-97) и
Н. Ленски (Lenski 1995. Р 51-87), напротив, на его основании
строили свою концепцию раннего обращения готов в Христиан-
ство еще до переселения в Империю. Однако на наш взгляд, наи-
более обоснованной является точка зрения А. Шово (Chauvot
1995. 861-883), который хотя и не отвергал достоверность свиде-
тельства Сократа, все же полагал, что основная масса готов при-
няла христианскую веру в результате переселения на римскую
территорию в 376 г. Следует отметить, что все перечисленные
выше эпизоды пересечения гото-римского рубежа, по сути, явля-
73
ют собой своеобразное исключение, до 70-х годов IV в. дунай-
ская граница сохраняет свой относительно стабильный характер.
В связи с тем, что практически все источники по истории го-
тов IV в. освещают события готской истории через призму позд-
неантичной традиции, в настоящее время кажется невозможным
реконструировать весь комплекс представлений, связанных с Ду-
наем и сформировавшихся в рамках готской культуры. Однако
даже сохранившиеся в позднеантичных источниках свидетельст-
ва показывают, что в готской традиции как языческой, так и хри-
стианской, образ Дуная имел символический, если не сказать са-
кральный характер.
1) В «Деяниях» Аммиана Марцеллина содержится свидетель-
ство, что в готской языческой традиции существовал запрет для
судьи, т.е. верховного правителя племени тервингов, власть кото-
рого, очевидно, имела сакральный характер, пересекать Дунай и
ступать на римскую землю: ...Атанарих заверял, что он связан
страшной клятвой и заветом отца своего (mandatisque prohibitum
patris) никогда не ступать на римскую землю ...» (Amm. Marcell.
XXVII. 5. 9).
2) Уже после распространения арианства среди готов у них,
по свидетельству римского поэта Клавдия Клавдиана, сохраняет-
ся традиция олицетворения образа Дуная. Так, Аларих заявляет
на совете готских старейшин своему оппоненту: «Если бы твоя
глупость и твой возраст, обманываемый чувствами, не давали
тебе право на снисхождение, неотомщенный Данубий (Danuvius)
не терпел бы такие отвратительные упреки без моего наказания»
(Claud. Claudian. De bello Gothico. 521—523).
3) После поражения восстания готов Тайны в 400 г., этот гот-
ский предводитель, по свидетельству Зосима, ведет свои войска к
Дунаю, стремясь переправиться через него и вернуться в Готию
(eig та охкега). При этом еще до переправы через реку Тайна ве-
лел перебить всех сопровождавших его войско римлян. Сам Зо-
сим объяснял это деяние недоверием (<Ьло\|на) Тайны к его рим-
ским союзникам (Zosim. V. 21. 6), однако современный австрий-
ский варваролог X. Вольфрам рассматривал это убийство как
своеобразное жертвоприношение (Вольфрам 2003. С. 167). Воз-
можно, по мысли Тайны, римлянам не дозволено было перехо-
дить символический рубеж и ступать на готскую землю. Судя по
всему, подобной же логикой руководствовались готские судьи и
74
представители готской знати, организуя гонения на христиан в
Готии (Diss. Мах. 58; Socrat. Hist eccl. IV 33; Sozom. Hist. eccl.
VI. 37; Passio s. Sabae. О готских мучениках см. также: Delahaye
1912. Р. 287-288; Mansion 1914. Р. 5-30): связываемая с римским
миром новая вера не может пересекать границу готского мира.
Свидетельства, содержащиеся в древнеисландской «Песни о
Хлёде», дают основание полагать, что восточная граница готско-
го мира также имела символический характер и была связана с
одной из великих рек Восточной Европы - Днепром-Данпом, в
излучине которого находился священный лес Мюрквид, некий
чудесный камень и могилы предков (Старшая Эдда. С. 386). Сле-
дует также подчеркнуть, что особое отношение к рекам как пре-
делам, отделяющим готский мир от земель соседей, можно свя-
зать не только с тем обстоятельством, что реки являлись естест-
венными географическими границами страны готов, но и с осо-
бой символикой водной преграды в культуре древних германцев.
Как отмечает А.Я. Гуревич, в представлениях древних германцев
водная стихия «есть путь из одного мира в другой» (Гуревич
1999. С. 350-351).
Вода выступает как символ перехода в иной мир и в христи-
анской традиции. Погружаясь в воду во время совершения Таин-
ства Крещения, человек умирает для мира и рождается для жизни
во Христе. Кроме того, образ водного пространства имеет особое
значение в Ветхом Завете. Достаточно вспомнить о переходе из-
бранного народа через Красное море под водительством Моисея.
Последний мотив приобретает в контексте готской истории осо-
бое значение, поскольку именно два перехода через Дунай явля-
лись важнейшими вехами в процессе христианизации готов.
Община готского епископа Ульфилы переходит через Дунай
в 40-е годы IV в. из-за гонений неизвестного готского судьи. Как
свидетельствует ученик Ульфилы еп. Авксентий Доросторский:
...Ульфила, с большим народом исповедников (cum grandi
populo confessorum), изгнанный из страны варваров (de varbarico
pulsus), был принят с почетом на римскую землю в правление
блаженной памяти принцепса Констанция. И как Бог через Мои-
сея (per Moysem) освободил от власти и жестокости фараона и
египтян народ Свой и перевел его через море (per mare transire
fecit) и предопределил на служение Себе, так и через того, о ком
мы многократно здесь говорили, Бог освободил исповедников
75
Своего Святого Единородного Сына и перевел через Данубий
(per Danubium transire fecit) и дал [возможность] служить Себе
среди гор в подражание святым» (Diss. Мах. 59).
Следующее знаковое событие в процессе христианизации го-
тов имело место уже в 376 г., когда после поражения от гуннов
большая часть готов оставила Атанариха и во главе с Фритигер-
ном и Алавивом переправилась через Дунай (Amm. Marcell.
XXXI. 3. 8). По свидетельству блаж. Феодорита Кирского (Theo-
doret. Hist. eccl. IV. 37), Орозия (Oros. VII. 33. 19) и Иордана (lord.
Get. 132), переселение готов в Империю сопровождалось их об-
ращением в омийство.
В свете всего выше сказанного встает вопрос о том, сущест-
вует ли прямая связь между переходом готов через Дунай на
римскую территорию и их обращением в новую веру. П. Хидер
полагает, что принятие готами омийства было необходимым ус-
ловием для их поселения на территории Империи (Heather 1986.
Р. 298—310). Однако, на наш взгляд, обращение готов в омийство
не следует трактовать лишь как политическую акцию. Переход
через Дунай и вступление готов на римскую землю означали
крушение готского языческого мира. Это, видимо, осознавал и
Атанарих, который, после того, как готы оставили свою землю,
пренебрег заветом отца и прибыл в столицу Империи - Констан-
тинополь, где и умер (Amm. Marcell. XVII. 5. 9; Zosim. IV 34;
Socrat. Hist. eccl. V 10; Oros. Vll. 34. 6-7). Покидая Готию, готы
оставляли на другом берегу Дуная не только свою землю, но и
старых богов. Перейдя символическую границу, готы вступили в
пространство, где господствовала христианская вера. Как, на наш
взгляд, верно отмечает А. Шово, готы осознавали власть Единого
Бога над римскими землями и стали испытывать потребность за-
ручиться Его покровительством (Chauvot 1995. Р. 879), с этой це-
лью они, видимо, и приняли новую веру.
Источники
Иордан. О происхождении и деяниях гетов. (Getica) / Пер. с пар. лат. тек-
стом, вступит, ст. и коммент. Е.Ч. Скржинской. СПб., 2001.
Павел Орозий. История против язычников. Кн. VI-VII / Пер. с пар. лат.
текстом, коммент., указатели и библиогр. В.М. Тюленева. СПб., 2003.
Старшая Эдда / Пер. А. Корсуна. СПб., 2001.
Ammianus Marcellinus. Roman History. Cambridge; L., 1982-1986. Vol. 1-Ш.
76
Anonymus Valesianus. Pars prior П MGH. AA. B., 1892. T. IX. P. 1—11.
Claudius Claudianus. Selected Works. 1976; 1972. Vol. I—II.
Dissertatio Maximini contra Ambrosium // Scriptores Chrisiani. 267. P., 1980.
Passio s. Sabae Gothi // Analecta Bollandiana. P., 1912. T. 31. P. 216-221.
Socrates. Historia ecclesiastica // PG. T. LXVII. Col. 28-842.
Sozomenus. Historia ecclesiastica // PG. T. LXVII. Col. 843-1630.
Theodoretus. Historia ecclesiastica // PG. T. LXXXII. Col. 881-1280.
Zosimus. Histoire nouvelle. Livre V. P., 1986.
Литература
Буданова В.П. Готы в эпоху Великого переселения народов. СПб., 1999.
Вольфрам X. Готы. От истоков до середины VI века (опыт исторической
этнографии). СПб., 2003.
Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинст-
ва // Гуревич А.Я. Избранные труды. М.; СПб., 1999. Т. II. С. 263-547.
Лотман Ю.М. О семиосфере // Лотман Ю.М. Избранные статьи. М.?
1992. Т. I. С. 11-24.
Chauvot A. Les migrations des barbares et leur conversion au christianisme.
// Histoire de Christianisme. 1995. T. II. P. 861-883.
Delahaye H. Saints de Thrace et Mesie // Analecta Bollandiana 1912. T. 31.
P. 287-288.
Heather P. The Crossing of Danube and the Gothic Conversion // Greek, Ro-
man and Byzantine Studies. 1986. № 27. P. 289-318.
Heather P. The Goths, Oxford, 1996.
Lenski N. The Gothic civil war and the date of the Gothic conversion // Greek,
Roman and Byzantine Studies. 1995. Vol. 36. № 1. P. 51-87.
Mansion J. Les origines du chrisianisme chez les Gots // Analecta Bollandiana
1914. Vol. 33. P. 5-30.
Schdferdiek K. Zeit und Umstande des westgotischen Ubergangs zum
Christentum // Historia. 1979. Bd. 28. H. 1. S. 90-97.
Zeiller J. Les origines chretiennes dans les provinces danubiennes de I’Empire
Romain. P., 1918.
Т.М.Калинина
ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ ОБЛАСТИ
ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
(пути контактов
по данным арабо-персидских источников IX-X вв.)
Восточная Европа издревле была ареалом взаимодействия
разных этносов и культур. Природная среда этой обширной тер-
ритории сама по себе способствовала экономическим межрегио-
нальным контактам.
Межрегиональные, как и межэтнические, контакты в Восточ-
ной Европе происходили на пространстве от Урала и Волги до
Среднего и Нижнего Поднепровья и Азовского моря. Эта терри-
тория охватывает степную зону, лесные области Восточно-Ев-
ропейской равнины, Южное Приазовье, Северо-Восточное При-
черноморье, Крым. В обширном ареале Южного Урала, Среднего
Поволжья, Нижнего Дона население занималось как земледели-
ем, так и мобильным скотоводством. В междуречье Волги и Дне-
пра на рубеже леса и степи восточнославянское население всту-
пало в контакты с угорскими и тюркоязычными народами. В
древнерусскую эпоху здесь происходили военные столкновения с
приграничными кочевниками, часть которых оседала на землю. В
областях от Предкавказья до Северо-Западного Причерноморья и
Крыма, Нижнего Днепра и Южного Буга жители находились в
тесных этнокультурных контактах с греческими, римскими, ви-
зантийскими, итальянскими колониями Причерноморья.
Этот обширнейший ареал можно разделить на историко-куль-
турные (или историко-этнографические) области. Под этим тер-
мином подразумевается территория с определенными природны-
ми условиями для каждой области, где в конкретный историче-
ский период обитали и взаимодействовали разноэтничные груп-
пы населения с неодинаковыми уровнями экономического, соци-
ального, политического развития, жизненного уклада и культур-
ных традиций. Внутри каждой ИКО формировалась некая сово-
купность населения, в определенный период - устойчивая, одна-
ко первоначально - гетерогенная. В разные периоды ИКО моди-
фицировалась под влиянием климатических изменений, вторже-
ний нового населения, перемещения жителей в результате войн и
захватов.
На лесостепных пространствах Русской равнины, издревле
бывших естественной границей оседлого и скотоводческого на-
селения, кочевники встречались с оседлым населением, однако
при этом сохраняли свою индивидуальность. Оседлые земле-
дельцы также удерживали этническое и хозяйственное своеобра-
зие. Каждой или нескольким ИКО соответствовали определенные
природные условия, образ жизни населения, его вероисповеда-
78
ние. В то же время все ИКО имели между собой экономические и
военные контакты.
В «Анонимной записке» конца IX в. есть сведения о геогра-
фическом положении печенегов, хазар, буртасов, булгар, мадьяр,
славян, русов. К печенегам можно было придти от Аральского
моря сначала по безводной степи, затем по земле со скудной рас-
тительностью, но имеющей водные источники. Граничили пече-
неги со славянами и хазарами. Хазары жили на территории, в ко-
торую шли по лесным дорогам от печенегов, а обширная страна
их достигала Кавказа. Буртасы соседили с хазарами и булгарами
и жили в приволжских областях. Булгары, обитавшие между ха-
зарами и славянами, - по берегам Волги. Области мадьяр отводи-
лось пространство в междуречье Сирета и Днепра, как считает
большинство исследователей. О русах было известно как о жите-
лях неизвестного болотистого острова в неназванном море или
озере, достигающих на кораблях славян. Ал-Мас‘уди считал пе-
ченегов, русов и славян жителями Причерномоья и Приазовья;
хазар, булгар и буртасов - Прикаспия и Поволжья. Ал-Истахри,
Ибн Хаукал, Ибн Фадлан упоминали об этих народах как о жите-
лях и приволжских районов, и более северных. Ряд источников
X в. говорил о русах как живущих по соседству со славянами и
булгарами.
Есть данные об образе жизни этих народов: печенеги разво-
дят лошадей, следовательно, передвигаются по суше. Хазары ко-
чуют, находясь в степи летом и возвращаясь в «города» зимой, но
в их большой стране есть и пашни, и сады, а значит, часть насе-
ления - оседлые земледельцы. Буртасы охотятся и обрабатывают
поля, перемещаясь по мере необходимости освоения пахотной
земли. Булгары возделывают зерновые культуры, занимаются
охотой; по другим данным, этот народ и кочует. Мадьяры
«странствуют в поисках корма и обильных пастбищ». Славяне -
земледельческий народ, выращивающий просо, имеющий пасеки.
Данные о том, что «нет у них виноградников и пахотных полей»,
могут объясняться отсутствием у славян виноградарства и возде-
лывания культур, традиционных для южных местностей (напри-
мер, цитрусовых и т.п.). Отмечено, что у славян нет вьючных жи-
вотных, а кони есть только дикие. О русах известно как о народе
воинственном, неземледельческом, торгующем рабами и мехами.
79
Все народы находятся в том или ином виде соподчинения.
Славяне платят дань русам и мадьярам, булгары - хазарам. Бур-
тасы находятся в подчинении у хазар, славяне - у мадьяр и хазар,
булгары - у хазар, и т. д. Поскольку информация источников от-
носится и к концу IX в., и к X в... местонахождение и взаимосвязи
славян, русов, хазар, мадьяр, печенегов изменялись.
Все народы торгуют друг с другом. Хазары и славяне торгуют
рабами - захваченными в плен печенегами; русы и мадьяры -
славянами; мадьяры - русами; в результате войн захватывают и
булгар, и буртасов. Отмечена развитая торговля мехами, медом,
воском - предметами вывоза из областей русов и булгар к хаза-
рам и в Хорезм.
Есть сведения о вероисповедании упомянутых народов: от-
мечены язычество и христианство славян и русов, язычество бур-
тасов и мадьяр, язычество и мусульманство булгар. Почти нет
известий о разногласиях в вопросах вероисповедания: в столице
Хазарии, например, мирно живут представители разных конфес-
сий и язычники, все имеют равные условия для отправления сво-
их верований. Известны случаи гонений верховной власти на иу-
деев или мусульман лишь в силу политических причин; они как
будто не касались живущей бок о бок разноконфессиональной
массы.
Для обозначения ареалов взаимодействия народов служит
иногда термин «контактная зона». Рубежи таких зон часто не
совпадали с государственными, этническими, конфессиональны-
ми границами; они могли иметь условный характер. Границы не
были постоянной величиной, они изменялись в силу различных
обстоятельств. На их положение влияли переселение народов,
упадок и возникновение этнических и других общностей и госу-
дарств. В качестве примеров можно назвать и Хазарию, и Волж-
скую Булгарию, и Древнерусское государство.
В историко-географической литературе для обозначения кон-
тактных ареалов употреблялись термины «лимес», «лимитрофии»
- буферные зоны, которые характеризовались как пограничные
области со своей фортификацией и системой укреплений. Эта
трактовка контактных зон может относиться к крупным государ-
ствам - Римской империи, Византии. Фемная система Византии,
получившая распространение в VII—VIII вв. захватила террито-
рии Северного Причерноморья и Крыма, но и здесь границы от
80
века к веку были подвижны и «текучи», этнические миры меня-
лись и расслаивались. Межэтнические контакты, конечно, были,
но весьма неустойчивы.
Более широкое понятие «контактной зоны» демонстрирует
представление о ней как о территории с синтезными явлениями в
административной, социальной, политической, конфессиональ-
ной, культурной сферах. Такое воззрение базируется на изучении
многолетних, с IV по XI вв., взаимодействий в сферах политики,
социальной, административной, культурной жизни Византии и
Армении.
Для Восточной Европы существующие определения «кон-
тактной зоны» для длительного периода едва ли приемлемы: в
ограниченной степени «лимитрофы» можно наблюдать лишь в
период античности в Северном Причерноморье и Крыму; в целом
не было связей в административных, социальных, религиозных
сферах между соседними народами ни в эпоху античности, ни в
период средневековья, хотя легко отметить торговые и политиче-
ские взаимодействия, можно выделить и культурные взаимо-
влияния.
Арабо-персидские источники раннего периода зафиксировали
как военное, так и мирное взаимодействие этносов на территории
Восточной Европы. Их сосуществование могло служить услови-
ем возникновения «контактной зоны», если все же подразумевать
под этим термином территорию длительного, обогащающего
друг друга соседства в политической, социальной, культурной,
религиозной сферах. Однако указанные выше материалы можно
рассматривать скорее как рассказы о «зоне контактов», где толь-
ко пересекались торговые, военные, политические, дипломатиче-
ские, религиозные интересы народов и государств. Так, во всяком
случае, можно судить, опираясь на сведения только одного ряда
иноязычных источников. Поэтому более перспективным кажется
выделение историко-культурных общностей Восточной Европы и
анализ взаимодействия их в историческом пространстве по суще-
ствующей информации письменных памятников.
Литература
Агаджанов С.Г Контактные зоны Восточной Европы: узловые пробле-
мы и задачи изучения // Доклады ИРИ РАН. 1995-1996. М., 1997.
81
Арутюнов С,А. Народы и культуры. Развитие и взаимодействие. М.,
1989.
Арутюнова-Фиданян В.А. Контактные зоны или зоны контактов: сход-
ство и различия // Восточная Европа в древности и средневековье. XI
Чтения памяти В.Т.Пашуто. Контакты, зоны контактов и контактные
зоны. М., 1999. С. 3-8.
Замятин Д.Н. Метагеография. Пространство образов и образы про-
странства. М., 2004.
Чвырь Л.А. Культурные ареалы и этнонимы // Миф. На акад. Д.С. Раев-
ски: алоОесэаи;. София, 2001.
С.М. Каштанов
ТАШКАБАЦКАЯ ДОРОГА
В казанских писцовых и межевых книгах второй половины
60-х годов XVI в. упоминается Ташкабацкая дорога, шедшая
«меж гороцких животинных выпусков»1 Здесь говорится о «пер-
вой» Ташкабацкой дороге: .. .до первые до Ташкабацкие дороги,
которою от Казани ездят лугом к Ташкабану»2 В грамоте 1626 г.
речь идет о «Середней» Ташкабацкой дороге: «...едучи от города
Казани Ташкабацкой дорогой Середнею»3 Ташкабацкая дорога
проходила в районе расположения деревень Середних Атар4 и
Больших Атар5 Они находились на левом берегу Волги, к югу от
Казани. В писцовой книге XVI в. фигурирует еще деревня «Мен-
шие Задние Атары на озерке на Глухом»6 В «Списке населенных
мест» Казанской губернии XIX в. нет Середних Атар: значатся
только «Малые Отары», в 5 в. от г. Казани, при оз. Кривом, и
«Большие Отары», в 12 в. от г. Казани, при оз. Егорове7 Между
Малыми и Большими Отарами располагалась д. Победилово, в
7 в. от Казани, при рч. Ичке8
В «Тетради поместного отделу» писцовой книги 1568 г. д. «Бол-
шие Атары» показана «на Долгом озерке блиско озера Кабана»9
Писцовые книги XVI в. и «Список населенных мест» XIX в. дают
разные названия озер, примыкавших как к Большим, так и к Ма-
лым Атарам. Для Больших Атар это озеро Долгое в XVI в. и Его-
рово в XIX в., для Малых Атар - Глухое в XVI в. и Кривое в XIX в.
Озеро Долгое XVI в. едва ли тождественно озеру Долгому, рас-
положенному, судя по картам и планам XVIII-XIX вв., между оз.
82
Круглым и устьем Казанки на западе и течением рч. Ички на вос-
токе10 Про него с натяжкой можно было бы сказать, что оно
«блиско озера Кабана», хотя и отделяется от него озером Мак-
симовским, рч. Ичкой и рядом мелких озер. Однако здесь нет
никаких признаков существования д. Больших Атар, лежавшей
много ниже. Следовательно, под озером Кабан, близким к озер-
ку Долгому, в писцовой книге подразумевается не знаменитое
озеро Кабан, соединенное Булаком с Казанкой, а какое-то дру-
гое озеро.
В двух с небольшим верстах от Больших Атар, к юго-западу
от них, у берега Волги карты и планы конца XVIII в. показывают
озеро Перевозное11 По очертаниям оно напоминает латинскую
печатную заглавную букву «G». Его длина - 430 м, ширина в се-
редине - 86,4 м, минимальная удаленность от левого берега р.
Волги - 155 м12 Между озером и берегом Волги проходила доро-
га из с. Ключищи в д. Большие Атары. Она вела к перевозу через
Волгу, расположенному в 648 м к юго-западу от оз. Перевозного.
На противоположном, правом берегу Волги, напротив перевоза,
находилось с. Ключищи (в XVIII в. Предтеченское Ключищи
тож)13 По данным 1876 г. от него до Казани было 15, до Свияж-
ска - 30 верст14 Вероятно, более правильны сведения СНМ Каз.,
где расстояние от Ключищ до Свияжска определяется в 23 в.15
Согласно «Списку местностям, расположенным по правому и
левому берегам реки Волги» (1899-1890 гг.), Ключищи лежат в
14 в. от Казани1* Адам Олеарий, путешествовавший по Волге в
30-х годах XVII в., писал: ...и за деревнею Ключищи, в 26 вер-
стах от Казани, пришли к мели, через которую с трудом тащи-
лись на якоре»17 На карте Олеария фигурирует «Kabak KliciBa»
(или «Kabak Klicissa»). Он помещен автором в том месте, где на-
ходилось с. Ключищи18
Нельзя не видеть близости между понятиями «Ташкабак»
(или «Ташкабан») и «Kabak Klicissa». В обоих случаях имеется в
виду место перевоза через р. Волгу. Вообще слово «Kabak» упот-
ребляется на карте Олеария многократно, и каждый раз оно обо-
значает перевоз. Во время похода на Казань в июне 1551 г. царь
Шигалей, командовавший русскими войсками, велел перевозить
горных людей на Луговую сторону «по Тарлашою да на Камен-
ном перевозе»19 Выражение «Каменный перевоз» является бук-
вальным переводом татарского слова «Ташкабак». Слово «таш»
83
означает по-татарски «камень»20 Отсюда значение слова «кабак» -
перевоз. При перевозах, как правило, существовали питейные
дома, что привело к употреблению слова «кабак» в значении
«корчма». Не случайно только после присоединения Казани сло-
во «кабак» стало употребляться в русском языке - и уже в позд-
нейшем его значении. И.Г Прыжов, не связывавший происхож-
дение слова «кабак» с понятием «перевоз», писал: «У татар каба-
ком назывался постоялый двор, где продавались кушанья и на-
питки»21
Действительно, уже в ханский период, по крайней мере в
первой половине XVI в., слово «кабак» и в Казани обозначало
корчму, но наряду с этим сохранялось и его более древнее значе-
ние. Татарские кабаки обычно располагались возле реки или озе-
ра, где были броды и перевозы22, чем и объясняется переход от
одного значения слова к другому. Ни в одном из существующих
словарей слово «кабак» или «кабан» в значении «перевоз» не фи-
гурирует. Между тем в турецком языке одним из значений слова
«kabak» было «голый, обнаженный»23 С таким значением могло
быть связано обозначение мели, переката на реке. Другая воз-
можная семантика - «кабак» в значении «холм, хребет»24, если
под хребтом понимать подъем дна реки на перекате.
Мы уже пытались доказать, что грамота от 11 января 1556 г.
казанского воеводы П.И. Шуйского, данная «по слову» Ивана IV
архиепископу Гурию на «озеро Баш-Кабан» в Казанском уезде25,
имела в виду не расположенное на территории нынешнего г. Ка-
зани озеро Кабан, как полагал И.М. Покровский, а озеро Пере-
возное, находившиеся возле перевоза «Ташкабак» у дороги из
Больших Атар в с. Ключищи26 На некоторых планах она называ-
ется дорогой из д. Победиловой в Ключищи27 Дорога шла по ле-
вому берегу Волги, западнее рч. Ички, начинавшейся около Ка-
занки и впадавшей в затон р. Волги, называемый Соленая волош-
ка28 Ташкабацая дорога, вероятно, во многом совпадала с позд-
нейшей дорогой из г. Казани в с. Ключищи. Выше Б. Атар она,
возможно, разветвлялась на три дороги: первую, среднюю и тре-
тью, т.е. дороги, шедшие из Казани в южном направлении, могли
начинаться в разных пунктах, но после Б. Атар они сходились,
образуя единый участок пути от Б. Атар до перевоза, именуемого
«Ташкабак». Дорога эта имела в XVI в. важное стратегическое
значение. Позднее она продолжала играть существенную роль в
84
хозяйственной жизни Казанского края. Деревни Кокушкина, По-
бедилово, Малые и Большие Отары, через которые проходила
дорога в Ключищи, лежали в XIX в. на торговом тракте из Казани
в г. Тетюши на правом берегу Волги.
Примечания
1 Материалы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города Ка-
зани 1565-68 гг. и 1646 г. М.; Л., 1932 (далее - ПКК). С. 49.
2 Там же.
3 Покровский И.[М.] Казанский архиерейский дом, его средства и штаты
преимущественно до 1764 года. Казань, 1906. Приложение. Грамоты.
№ХП.
4 РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 447 об. Список XVIII в. Водяной знак -
литеры «АГ» и волюта, близок к филиграни 1763-1764 гг. (см.: Лиха-
чев Н.П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб.
Ч. I-III. № 3568).
5 ПКК. С. 48-49.
6 РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 251.
7 Казанская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года.
СПб., 1866 (далее - СНМ Каз.). № 113, 115.
8 Там же. № 114.
9 РГАДА. Ф. 1209. № 643. Л. 250 об. -251; ср.: ПКК. С. 48.
10 См., например: Рос. гос. Военно-исторический архив. Ф. ВУА. № 21988;
Гос. Музей республики Татарстан. № 44 (120328). Л. 19. План № 9
(атлас пригородных сенных покосов 1801 г.).
11 РГАДА. Ф. 1356. Казанская губ. № 13, 22, 73; Ф. 1354. Оп. 138. Ч. I.
Казанский уезд. План С-47 (синий).
12 Здесь и далее расчеты расстояний сделаны на основании планов
1790-х годов, масштаб которых - в 1 английском дюйме 100 саженей.
См.: РГАДА. Ф. 1354. Оп. 142. № 716. Свияжский уезд. План У-1
(красный); Ф. 1356. Казанская губерния. № 68.
14 Сведения о числе верст от селений и посадов до губернского, уездно-
го и заштатных городов Казанской губернии. Казань, 1876. С. 156.
15 СНМ Каз. № 1504.
16 Национальный архив республики Татарстан. Ф. 359. On. 1. № 44. Л 8 об.
17 Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию
в Персию и обратно. Введ., пер., примеч. и указатель А.М. Ловягина.
СПб., 1906. С. 374; The Travel of Olearius in seventeenth-century Russia I
Tr. and ed. by S.H. Baron. Stanford, California, 1967. P. 305. См. также:
Богуславский H.A. Волга как путь сообщения И Журнал м-ва путей со-
общения. СПб., 1887. Приложение. С. 103.
85
18 Nova et accurata Wolgae fluminis olim Rha dicti delineatio, auctore
Adamo Oleario - экземпляр в Рос. гос. Военно-историческом архиве.
Ф. ВУА. № 24013; см. также: Adam Olearii. Ausfuhrliche Beschreibung
der kundbaren Reyse nach Muscow und Persien. [3. Auf!.]. Schleszwig,
1663. Карта между S. 348 и 349; Адам Олеарий. Описание путешест-
вия. Карта между С. 360 и 361.
19 ПСРЛ. СПб., 1904. Т. XIII, первая половина. С. 165; 1906. Т. XIII, вто-
рая половина. С. 467; 1910. Т. XX, вторая половина. С. 482; М., 1965.
Т. 29. С. 62, 162.
20 Татарско-русский словарь. М., 1966. С. 523.
21 Прыжов И.Г История кабаков в России в связи с историей русского
народа. 2-е изд. Казань, [1914]. С. 44 (первое издание - 1868 г.).
22 Указания на это см., например, в писцовых книгах 60-х годов XVI в.:
...к селищу Кабатцкому, что был кабак татарской у речки у Ноксы...
от селища налево к нижнему броду и к речке Ноксе» (РГАДА. Ф. 1209.
№ 643. Л. 446 об.); «...да через дорогу до старого татарского кабана
(так в ркп. - С.К), которой был у озерка у Чарлыклы на берегу» (Там
же. Л. 468).
23 Турецко-русский словарь / Составил Д.А. Магазанник. Под ред.
В.А. Гордлевского. М., 1931. С. 507.
24 Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий.
СПб., 1871. Т. IL С. 36.
25 РГАДА. ГКЭ по Казани, № 5/6413. Подлинник с печатью на бумаге с
водяным знаком «рука под короной». Публ.: Известия по Казанской
епархии за 1902 год. Казань, 1902. № 4. С. 159; Покровский И.[М.] Ка-
занский архиерейский дом. Приложение. Грамоты. С. 1. № I.
26 Каштанов С.М. Земельно-иммунитетная политика русского прави-
тельства в Казанском крае в 50-х годах XVI в. (по актовому материа-
лу) // Из истории Татарии. Казань, 1970. Сб. IV (Уч. зап. КГПИ.
Вып. 80). С. 177, 199-200. Примеч. 96, 97; Он же. Деятельность пра-
вославных монастырей в Среднем Поволжье в эпоху Ивана Грозного
(1551-1556 гг.) // Die Geschichte Russlands im 16. und 17. Jahrhundert
aus der Perspective seiner Regionen I Hrsg. von A. Kappeler. Wiesbaden,
2004. S. 308-309.
27 РГАДА. Ф. 1354. On. 138. 4. I. № 708. Казанский уезд. Планы С-3
(синий), С-7 (синий), С-82 (синий), С-102 (синий) и др.
28 Там же. План Л-5 (синий); Ч. II. № 709. Казанский уезд. План А-28
(красный).
М.В. Киселева
ПЕЧЕНЕЖСКИЙ ФАКТОР В РАЗВИТИИ ОТНОШЕНИЙ
НА ВЕЛИКОМ ШЕЛКОВОМ ПУТИ В УШ - 70-е годы IX в.
Сложившееся к VIII в. печенежское объединение фактически
сразу было включено в крупнейшую систему отношений того
времени - Великий Шелковый путь. Соединив сетью дорог еще
древние цивилизации Востока и Запада, эта трасса и в раннем
Средневековье оставалась главным маршрутом движения торго-
вых караванов, военных экспансий, кочевых миграций и куль-
турных влияний.
Вполне естественно, что столь глобальное для средневеково-
го мира явление как развитие социокультурных коммуникаций не
могло не вызвать интерес у исследователей. Первые попытки его
осмысления были предприняты в конце XIX - начале XX в. в ис-
точниковедческих работах. Но лишь с появлением в 30-40-е годы
XX в. данных археологии стало возможно поставить вопрос о
функционировании Шелкового пути как единой системы межре-
гионального взаимодействия. Именно в этом контексте В.В. Бар-
тольд рассмотрел завоевание арабами Средней Азии. Процесс
поиска Византией новых путей на Дальний Восток проследила
Н.В. Пигулевская. Еще одно звено в структуре этих отношений -
военно-торговый союз тюрков и Согда - было изучено С.П. Тол-
стовым и С.Г. Кляшторным. И, наконец, политика Китая на Шел-
ковом пути стала предметом исследования Е.И. Лубо-Лесниченко.
Осветив, таким образом, и весьма подробно деятельность
ключевых игроков на международной арене, историки значи-
тельно меньше внимания уделили роли остальных субъектов
данных отношений. Не стали исключением и печенеги, упоми-
навшиеся ими лишь как одно из племенных образований Средней
Азии. Конечно, в некотором роде эта ситуация в исторической
науке была обусловлена объективными причинами: обрывочно-
стью информации по истории региона. Вместе с тем, на наш
взгляд, имеющихся сообщений вполне достаточно, чтобы выяс-
нить степень влияния печенежского фактора на развитие отно-
шений на Шелковом пути.
Одним из главных условий участия печенежского союза в
этой структуре связей являлось, безусловно, его географическое
87
положение. Если исходить из данных письменных источников, то
прародиной номадов была Средняя Азия, а точнее - среднее те-
чение Сырдарьи. Эта территория вплотную примыкала к «север-
ному» участку шелковой трассы. На восток от печенежских зе-
мель дорога вела в города Согда, далее, пересекая ставку тюрк-
ских каганов, выходила к границам Китая. На западе же она дос-
тигала Северного Каспия и сквозь Закавказье или Крым устрем-
лялась к Византии. Практически параллельно ей (через Иран и
Армению) шел «срединный путь». Кроме того, действовал еще и
третий, «южный», маршрут - в Индию, пересекавший Восточный
Туркестан, Тибет и Непал. Помимо этих основных направлений,
существовали и другие дороги, посредством которых все три
трассы соединялись между собой.
Осознав, очевидно, все выгоды такого расположения, печене-
ги, переселившись в начале IX в. в Поволжье, опять оказались на
пути движения торговых караванов. В описаниях дорог арабских
географов (ал-Истархи, ал-Мас‘уди и др.) печенеги не раз упоми-
нались в числе проживавших в этом регионе народов.
Размещаясь возле узловых участков Шелковой трассы, эти
номады получали, по-видимому, неплохой доход с пошлинных
сборов, тем более что объем грузоперевозок по «северной» ветке
трансконтинентальной магистрали в это время был весьма суще-
ственным.
Ассортимент товаров, проходивших около печенежских ко-
чевий, позволяют установить обнаруженные на всем протяжении
пути ремесленные изделия, а также описания хозяйственной спе-
циализации различных стран (Ибн Хордадбех, Ибн Джафар). Со-
гласно этим сведениям, основным предметом импорта в средние
века оставался шелк. Кроме дорогих видов материй из Китая
(тафта, репс), широкое распространение на мировом рынке полу-
чили более доступные для обычного покупателя согдийские тка-
ни. В сам Китай ввозились материи из Сирии, Египта и Византии.
Кроме того, большой популярностью в Срединной империи
пользовались изделия из шерсти и льна (ковры, покрывала, гобе-
лены), производившиеся на Ближнем Востоке, в Восточном Тур-
кестане и Индии. Не меньший спрос в Средней Азии и на Даль-
нем Востоке имели сирийские стеклянные предметы (бусы, под-
вески, браслеты, сосуды). Весьма обширен был и круг товаров,
поступавших в Китай от азиатских кочевников: меха, мускус,
88
бивни мамонта, моржовые клыки, лошади, мулы и верблюды.
Одним из древних центров коневодства считался Кангюй, на тер-
ритории которого возник печенежский этнос. Индия же была из-
вестна всему миру как родина пряностей: перец, мускатный орех,
корица (Восточный Туркестан 1988. С. 352-392).
К сожалению, точно установить, какие товары пользовались
спросом у печенежских племен, невозможно, так как пока ни од-
на из обнаруженных в Средней Азии археологических культур не
была соотнесена с данным этносом. Вместе с тем, общий пере-
чень вещей, поступавших в Степь из земледельческих районов,
был весьма устойчив: шелковые ткани, вышивки, бронзовые зер-
кала, ювелирные изделия. Эти товары обменивались номадами на
скот и продукты животноводства (кожа, шерсть, животный жир).
Одним из крупнейших центров такой торговли в VIII в. был От-
рар, граничивший с землями печенегов (Кляшторный 1967. С. 160).
Особый интерес к кочевым объединениям как к рынку сбыта то-
варов проявлял Китай. Еще одной формой сотрудничества в этой
сфере было сопровождение степняками купеческих караванов
при пересечении последними труднопроходимых или неспокой-
ных участков трассы. Эти функции, вероятно, выполнялись и пе-
ченегами.
Интенсивность развития экономических связей на Шелковом
пути во многом зависела от характера политических контактов.
Естественным желанием каждого их участника было увеличить
доходы от транзита и расширить сферу своего влияния. Именно
на решение этих проблем и были направлены усилия стран, рас-
положенных вдоль пути.
Особое место занимала Средняя Азия, включавшая наиболее
протяженный участок трассы. Вместе с тем, проживание здесь
различных кочевых племен, которые лишь на короткое время
объединялись в «империи», делало его удобным объектом для
военной экспансии Китая, а позже и Арабского Халифата. Кроме
них, взять под контроль азиатские степи пытались и восточные
тюрки. Хотя размеры Тюркского каганата к VIII в. сильно сокра-
тились, военные походы на запад позволили им расширить пре-
делы государства до Приаралья. Совершенно другую тактику по-
ведения на мировой арене выбрала Византия. Не имея общих
границ с азиатскими племенами, она налаживала торговые связи
с ними посредством дипломатии.
89
Понятно, что конкурировать с государствами, имевшими
мощную ресурсную базу (постоянная армия, военная техника,
экономический потенциал), потестарные объединения не могли.
Поэтому для удовлетворения своих политических амбиций они
должны были искать союзника среди крупных держав. Наиболее
приемлемым вариантом для печенегов в этой ситуации оказался
Восточный каганат.
Значимость печенежского фактора в тюркско-арабских
столкновениях проявилась в «каменной летописи» Каганата. При
изложении событий, связанных с походом тюрок в Семиречье в
712-713 гг., автор текста упомянул кенгересов (т. е. печенегов) в
качестве их союзников в данном регионе. Согласно его рассказу,
печенеги не только разрешили отрядам Могиляня и Кюль-тегина
пройти к Согду через свои земли, но и обеспечили им поставки
фуража и продовольствия. Позже, подвергнувшись нападению
тюргешей, эти номады, в свою очередь, получили от них военную
помощь.
Еще одно сообщение о влиянии печенегов на развитие отно-
шений на Шелковом пути относится ко времени их пребывания в
Поволжье (40-80-е годы IX в.), куда они вынуждены были отко-
чевать под давлением огузов. Не сумев закрепиться в этом регио-
не, кочевники двинулись дальше на запад через Хазарию. Именно
печенеги, по мнению С.А. Плетневой, стали причиной разруше-
ния ряда городов и селищ этого края (Плетнева 2003. С. 116).
Учитывая, что еврейские купцы, проживавшие на его террито-
рии, являлись посредниками в продаже товаров между Средней
Азией и Дальним Востоком и рынками Византии, то действия
номадов имели серьезные последствия для циркуляции товаров
по всей трассе.
Таким образом, хотя участие печенегов в политических от-
ношениях на Шелковом пути носило эпизодический характер,
оно имело определяющее значение при распределении сфер
влияния между ведущими державами Средневековья.
Так же мало в нашем распоряжении сведений, касающихся
роли печенегов в развитии этнокультурных связей на Шелковом
пути. Возникнув в результате ассимиляции одной из групп тюрок
североиранских племен Приаралья, данный этнос и в причерно-
морских степях сохранил характерные для народов тюркской
языковой общности черты: погребения с конем и руническую
90
письменность. Вместе с тем, в ряде источников отмечалась схо-
жесть печенежского языка с аланским - диалектом иранских на-
речий (ал-Бируни, Махмуд Кашгари, русский перевод Иосифа
Флавия).
Традиционной для кочевой среды была и организация хозяй-
ственной деятельности у печенегов отгонное скотоводство.
Кроме того, расположение их кочевий вблизи водоемов, а также
письменные сообщения свидетельствуют о развитии у них рыбо-
ловства (Кляшторный 1967. С. 178). О том же, какой религии
придерживались эти номады в VIII—IX вв., пока ничего не из-
вестно. В любом случае, печенежское объединение являлось в
этом случае не субъектом, а объектом культурного воздействия
окружавших его оседлых народов.
Литература
Бартольд В.В. Сочинения. М., 1963. Т II. Ч. 1; М., 1973. Т. VIII.
Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в
Средней Азии с древние времена. М.; Л., 1950-1953. Т. 1-3.
Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1988.
Кляшторный С.Г Древнетюркские рунические памятники как источник
по истории Средней Азии. М., 1964.
Лубо-Лесниченко Е.И. Китай на Шелковом пути: шелк и внешние связи
древнего и раннего Китая. М., 1994.
Пигулевская Н.В. Византийская дипломатия и торговля шелком в V-VIII
вв. // Византийский временник. 1947. Т. I (XXVI).
Плетнева С.А. Кочевники южнорусских степей в эпоху Средневековья.
Воронеж, 2003.
Толстов С.П. Города гузов // Советская этнография. 1947. № 3. С. 55-102.
С Г. Кляшторный
МАНИХЕЙСКИЕ ОБЩИНЫ
В СТРУКТУРЕ ВЕЛИКОГО ШЕЛКОВОГО ПУТИ
Появление тюркского манихейства и тюркской манихейской
литературы стало естественным результатом тесных многовеко-
вых тюрко-иранских связей в Восточном Туркестане и Монголии
по трассе Великого Шелкового пути. Манихейская миссия у тюр-
ков неотделима от деятельности согдийских купцов-манихеев из
91
Семиречья, Турфана и Дуньхуана, донесших свою веру до Чана-
ни, столицы Танской империи. Манихейские религиозные тексты
были едва ли не единственными сочинениями такого рода, кото-
рые не только поощряли торговлю, но и разрешали взимание рос-
товщического процента. Торговой деятельностью и финансовыми
операциями занимались и рядовые верующие (согд. niygosaq,
тюрк, asidtaci «слушающие»), и высокие церковные иерархи
(согд.-тюрк. dintar «избранные»). Примечательно, что в хотан-
ском языке слово suit «согдиец» стало обозначать купца любой
этнической принадлежности, а в манихейских религиозных тек-
стах купец и караванбаши уподобляются духовным пастырям. Не
исключено, что принятию уйгурами в 762 г. манихейства в каче-
стве официальной религии предшествовало их глубокое вовлече-
ние в согдийскую трансконтинентальную караванную торговлю.
В Центральной Азии тюркские манихейские памятники обна-
ружены только в бассейне Тарима, в Дуньхуане и на берегах Ор-
хона (Карабалгасунская стела). В Семиречье манихейские тексты
пока не найдены. Тем не менее имеются иные письменные свиде-
тельства, позволяющие отнести всю эту область, и во всяком слу-
чае долины Чу и Таласа, к основным районам сложения и расцве-
та тюркского манихейства.
Центрами манихейской литературной деятельности и мани-
хейской миссии были монастыри. Известны лишь три тюркских
письменных памятника, в которых упоминаются местности, где в
VIII-X вв. существовали манихейские монастыри. Один из упо-
мянутых памятников факсимильно опубликован Хуан Вэньби и
частично интерпретирован П. Циме. Там названы тюркские ма-
нихейские монастыри в трех крупнейших городских центрах Тур-
фанского оазиса - Яр-хото, Кочо и Сольми. В «Гадательной кни-
ге» из Дуньхуана (Ырк битиг, X в.), упомянут манихейский мо-
настырь Великого Облака в Дуньхуане. Наиболее интересен для
нашей темы третий текст - колофон рукописи манихейского со-
чинения Iki jyltyz пот «Книга о двух основах», которая обнаруже-
на и издана А. Лекоком. Там содержится целый список манихей-
ских обителей, расположенных в «стране Аргу». Наиболее под-
робно эта часть рукописи обсуждалась в работах А. фон Габэн.
В колофоне рукописи названо имя переписчика- «старый
писец Агдук» (Ayduq qary bitigaci). Руке этого писца принадле-
жит еще один документ, найденный и изданный А. Лекоком, где
92
Агдук не называет себя старым и, судя по сохранившимся частям
титулов уйгурских каганов-манихеев, правивших тогда в Монго-
лии, текст был написан между 805-839 гг. Колофон рукописи
«Книги о двух основах» был написан Агдуком позднее первого
документа и может быть отнесен примерно к середине IX в. Но
Агдук не был переводчиком книги, ему принадлежит лишь текст
колофона. А в колофоне фигурирует название «Страна десяти
стрел», т. е. название Западнотюркского (Тюргешского) каганата,
окончательно прекратившего существовать в 766 г. Следователь-
но, «Книга о двух основах» была переведена на тюркский язык не
позднее середины VIII в., а в середине IX в. была переписана
Агдуком по заказу манихейского пресвитера (махистака) Мар
Ишоязда «для пробуждения веры в его стране».
Эта формула указывает, что Мар Ишоязд в середине IX в.
был главой манихейской церкви в какой-то большой области, а
уполномочен на миссию он был главой манихейской церкви в
стране Тохры, «великим учителем» (улуг можаком) Мар Вахуман
Хийар Йаздом. Страна Тохры, как показал В. Хеннинг, отнюдь не
Тохаристан, а северная часть Восточного Туркестана, точнее-
область между Бешбалыком, Кочо (Турфанский оазис) и Караша-
ром. Во второй половине IX в. это была территория уйгурского
государства Кочо. Именно оттуда манихейские церковные деяте-
ли поддерживали единоверцев и осуществляли миссионерскую
деятельность в соседних странах.
Центром манихейской митрополии, где правил делами махи-
стак Мар Ишоязд, назван в колофоне Алтун Аргу Талас-улуш, т. е.
древний Тараз, столица «Золотой Аргу». Махмуд ал-Кашгари ло-
кализует страну Аргу и ее города в одном случае между Баласа-
гуном и Исфиджабом, а в другом - между Баласагуном и Тара-
зом, т. е. в западной части Семиречья. По свидетельству автора
конца XIII в. Джемал Карши «страна Аргу» (Иль ал-Аргу) состав-
ляла важную часть улуса Чагатая, а ее столицей был Алмалык в
долине р. Или.
Рубрук, проезжавший долину Или в 1253 г. пишет: «Земля эта
прежде называлась Органум, и жители ее имели собственный
язык и собственные письмена. Но теперь она вся занята туркме-
нами (т. е. карлуками. - С.К.)», По моему мнению, в этом назва-
нии сохранилось искаженное имя Аргу, а не имя «царицы Орга-
ны» (Ургана-хатун), современницы Рубрука.
93
Столицей манихейской митрополии Аргу был Тараз. Так ясно
следует из текста колофона; там, в стране Аргу, aryq turuq suziik
manistanlar incinte yeme qara bodun qutluy otmis (TM I. P. 27 recto,
1. 35-37), «в пречистых монастырях простой народ постигает сча-
стье». Где же были эти монастыри?
Вместе с Таразом, названы другие города, которые посетил
Агдук и где он нашел манихейские обители: Йаканкент, Орду,
Чигильбалык, Кашу.
Все эти города известны по арабским и персидским источни-
кам X-XI вв. Так, Йаканкент причислен ал-Макдиси (X в.) к ок-
ругу Исфиджаба, он назван «большим и приятным городом». На-
против, Чигиль назван ал-Макдиси «маленьким городом, распо-
ложенным на расстоянии слышимости человеческого голоса от
Тараза». Маленьким городом назван и Орду в округе Исфиджаба,
но его владетель назван «царем туркмен», т. е. скорее всего кар-
луков (Тахир Марвази). Махмуд ал-Кашгари упоминает два горо-
да Орду - один он, также как и ал-Макдиси, называет «город ца-
ря», второй помещает близ Баласагуна. Махмуд упоминает и Чи-
гиль - «городок вблизи Тараза». Автор начала XII в., ас-Сам‘ани
называет Чигилъ «одним из городов тюрков около Тараза». Упо-
минание города Кашу/Кушу мне удалось обнаружить только в
персидском сочинении бухарского историка Хафизи Таныша
«Шараф-нама-йи шахи» (другое название- «Абдаллах-нама»),
относящемся к концу XVI в. По словам Хафизи Таныша, Кушу-
улуш - «городок близ Йаканкента».
Таким образом, Агдук сообщает только о тех манихейских
монастырях страны Аргу, которые концентрировались в Таразе и
близлежащих городах. Именно эта область уже в XVI в., а может
быть и ранее, стала главной в системе городов-колоний Семире-
чья, по трассе Великого Шелкового пути. В VII—VIII вв. выросло
значение согдийско-тюркских городов долины Чу, прежде всего
Невакета (Краснореченское городище) и Суяба (городище Акбе-
шим), где были ставки тюргешских каганов.
Именно в долине Чу найден венчик крупного сосуда (хума) с
согдийской надписью «спасак Ширфарн», т. е. «епископ Шир-
фарн». Надпись прочтена и издана В.А. Лившицем, который от-
метил ее вероятную манихейскую принадлежность.
Государем всех перечисленных в колофоне земель и городов
Агдук называет «хана золотого Аргу Таласа и Кашу, правителя
94
Орду и Чигильбалыка, предстателя (пашданак) великих тюрков
Чигилъ-Арслан Иль-Тиргюк Алп-Бургучан Алп-тархан-бега».
Это краткое свидетельство содержит ценную информацию о го-
сударственном устройстве и духовной жизни в Семиречье после
создания там Карлукского государства (766 г.). Очевидно, что
после смены тюргешской династии карлукской страна была раз-
делена между племенами, входившими в состав карлукской кон-
федерации. Наиболее богатые районы с развитой городской жиз-
нью достались чигилям. Хан чигилей был вполне независим от
ябгу карлуков и считал себя представителем велико-тюркской
традиции (т. е. имперской идеи) на территории бывшего Западно-
тюркского каганата - «Страны десяти стрел». И, наконец, рели-
гия городов Семиречья, его согдийского населения, стала религи-
ей государя, т. е. правящего рода чигилей. Вместе с тем, перевод-
ческая активность манихеев, широкое распространение манихей-
ских монастырей, где писали и говорили по-тюркски, появление
городов с характерными тюркскими названиями - все это свиде-
тельствует о быстром росте тюркского населения городов Семи-
речья, его приобщения к отличной от степи духовной жизни. Да-
же победа ислама в X-XI вв. не вытеснила тогда ни согдийской
образованности, ни тюркской политической традиции - в согдий-
ских надписях на скалах ущелья Терек-сай близ Таласа/Тараза,
относящихся к началу XI в., содержатся списки имен караханид-
ской аристократии. И одно из них - Иль Тирпок Ann Бургучан Алп-
тархан - почти полностью повторяет имя чигильского правителя Та-
раза и страны Аргу, «предстателя Великих Тюрков», жившего здесь
в середине IX в. И в X в., когда возникло мусульманское Караха-
нидское государство, ислам соперничал здесь не с языческими
верованиями, а с манихейством и христианством. Именно эти
религиозные общины в течение нескольких столетий были важ-
ными структурными компонентами Великого Шелкового пути.
И.Г. Коновалова
ГЕОГРАФИЗАЦИЯ КОНТАКТОВ
(Арабские источники IX - первой половины X в. о русах)*
Арабская географическая литература по праву считается од-
ним из важнейших источников по раннесредневековой истории
95
Восточной Европы. Проникновение сведений об этом регионе в
мусульманский мир явилось прямым следствием разнообразных
контактов, прежде всего, торговых, между Халифатом и его вос-
точноевропейскими партнерами. На тесную связь экономической
экспансии Халифата и бурного развития мусульманской геогра-
фической науки уже давно обратил внимание А. Крамере (Kram-
ers 1931). Впоследствии справедливость его наблюдений неодно-
кратно подтверждалась в ходе исследования тех или иных араб-
ских географических сочинений. Если важная роль торговых и
иных контактов в накоплении географических знаний арабскими
учеными в целом ясна, то неразработанным остается вопрос о
способах географического осмысления и презентации сведений,
распространявшихся по трансконтинентальным путям. Между
тем этот вопрос имеет первостепенное значение для адекватного
толкования сообщений арабских авторов и использования их ин-
формации в исторических построениях.
Ключевые для ранней русской истории сообщения арабских
авторов - о путях купцов-русов и славян, об острове русов - со-
хранились в составе географических сочинений, созданных в IX-
X вв. в городах западной части Ирана (Хамадане, Исфахане), а
также Багдаде. Именно эти пункты либо лежали на закаспийском
отрезке пути купцов-русов и купцов-славян, двигавшихся в Баг-
дад или Рей, или же были связаны с последними торговыми пу-
тями. Поэтому можно полагать, что те самые пути купцов-русов
и славян, которые были описаны Ибн Хордадбехом и Ибн ал-
Факихом, и играли первостепенную роль в распространении ин-
формации о Восточной Европе в странах Халифата. Не случайно
наиболее раннее в арабской литературе упоминание имени русь
сохранилось в составе итинерария, т. е. описания пути. Это из-
вестный фрагмент «Книги путей и государств» Ибн Хордадбеха
(Ибн Хордадбех 1986. С. 123-124), оба дошедших до нас мануск-
рипта которой являются лишь сокращенным вариантом сочине-
ния, некогда бытовавшего и в более полном виде. Текстологиче-
ские трудности, связанные с анализом сочинения Ибн Хордадбе-
ха, всегда порождали у исследователей определенный скепти-
цизм в отношении датировки и достоверности его данных о путях
купцов-русов. Поэтому сообщение Ибн Хордадбеха о русах не-
редко трактуется как «инородная вставка» в рассказ о путях ев-
рейских купцов (историографию см.: Новосельцев 2000. С. 293;
96
Заходер 1967. С. 85-86; Ибн Хордадбех 1986. С. 38-139), а в но-
вейшей литературе порой рассматривается даже как «глосса»
(Петрухин 2005. С. 72, 74), так что незнакомый с арабским тек-
стом читатель может вообразить, будто речь идет чуть ли не о
приписке на полях рукописи и т. п.
Однако если обратить внимание не только на ближайший
контекст сообщения о купцах-русах, но и на его место в компо-
зиции всей книги, то станет ясно, насколько на самом деле орга-
нично вписывается в структуру сочинения этот фрагмент. Книга
Ибн Хордадбеха почти целиком сводится к характеристике из-
вестных автору путей, соединявших различные города и страны.
Выбор автором места для сообщения о путях купцов ар-разанийа
и купцов-русов кажется очень логичным: сначала он описывает
со всеми известными ему подробностями дороги стран Халифата,
а затем отдельно характеризует трансконтинентальные междуна-
родные торговые пути. Упоминание о купцах-русах вписано в
глобальный контекст - в систему мировых торговых путей от
Испании и Франции на западе до Китая на востоке и от Багдада и
Рея на юге до «окраинных областей славян» на севере.
В рассказе Ибн Хордадбеха о трансконтинентальных путях
детальные маршрутные данные приведены только для террито-
рии самого Халифата, где названы ключевые торговые пункты (а
в одном случае даже упомянуто расстояние между двумя города-
ми). Вся же топонимическая бахрома за пределами мусульман-
ского мира состоит из названий не городов, а стран, вовлеченных
усилиями купцов-разанийа и русов в торговлю с Халифатом, -
Франция, Индия, Китай, Византия, страна славян, страна токуз-
огузов. Единственные исключения - прекрасно известный в му-
сульманском мире Константинополь, а также Хамлидж, связан-
ный с Джурджаном морским путем.
Таким образом, по своей географической структуре сообще-
ния о купцах ар-разанийа и русах однородны. Кроме того, они до-
полняют друг друга, в совокупности описывая меридиональную и
широтную оси мировой торговли. К тому же оба пути связаны
воедино не только по прихоти Ибн Хордадбеха. Пути купцов ар-
разанийа и русов пересекались на участке «страна славян - Хам-
лидж - Джурджан», общим был и ассортимент их товаров - раз-
нообразная пушнина и мечи. Это обстоятельство позволяет дати-
ровать сообщение Ибн Хордадбеха о путях купцов-русов первым
97
периодом обращения восточного серебра (первая треть IX в.),
когда приток монет африканской чеканки обеспечивался участи-
ем еврейских купцов в Восточной Европе (Калинина 1986. С. 79).
О наличии в это время и ряда других участников торговли на пу-
тях, связывавших мусульманские страны, Византию и Восточную
Европу, свидетельствуют граффити на монетах Петергофского
клада (Мельникова, Никитин, Фомин 1984. С. 26-47).
Из сообщения Ибн Хордадбеха очевидно, что точные сведе-
ния о путях купцов-русов, находившиеся в его распоряжении,
касались лишь территории Халифата, в то время как восточноев-
ропейский отрезок их пути остался ему практически неизвестен.
Можно сказать, что путь купцов-русов в его изложении - это пе-
редача сообщений ближайшего к Халифату участника торговли,
который владел сколько-нибудь внятными сведениями географи-
ческого толка лишь в пределах своей сферы ответственности на
торговом пути, но мог и не представлять себе этот маршрут в це-
лостности - так, как он восстанавливается исследователями по
нумизматическим данным от Балтики до Багдада.
В сообщении Ибн Хордадбеха о путях русов присутствуют
два типа топонимов. Одни - четко локализуемые и относящиеся
почти исключительно к городам, другие - «авторские» гидрони-
мы, воплощающие представления мусульман о восточноевропей-
ских речных путях, ведших на Ближний Восток и Византию. К
числу первых относятся Хамлидж, Джурджан, Багдад, море Джур-
джана (т.е. Каспийское), ар-Рум (Византия); к числу вторых -
«Река славян - Такие», отождествление которой весьма пробле-
матично. То же самое можно сказать и о сообщении Ибн ал-
Факиха о путях купцов-сакалиба (ок. 903 г.). С одной стороны,
там фигурируют топонимы Самкарш, Хамлидж, Джурджан, Рей,
ар-Рум; с другой - идет речь о «Море славян» и «Реке славян»
(BGA V Р. 297-298).
Исходным пунктом движения купцов-русов и славян в преде-
лах Восточной Европы, согласно Ибн Хордадбеху и Ибн ал-
Факиху, является земля славян, или, с уточнением, ее «окраинные
области», откуда по «Реке славян» купцы достигали хазарских
таможенных пунктов. Таким образом, плохо известный мусуль-
манам участок пути от земли славян в Хазарию осмысливался
ими как водный путь. Может быть, поэтому в первом в ислам-
98
ской литературе рассказе о стране русов она предстает в виде ок-
руженного водой (полу)острова.
Рассказ об острове русов представляет собой новую форму
описания русов не путевую, а хорографическую. Рассказ об
острове русов, первая версия которого дошла до нас в сочинении
Ибн Русте (BGA VII. Р. 145-147), является частью так наз. «Ано-
нимной записки», составленной в последней четверти IX в. и ха-
рактеризующей следующие народы Восточной Европы: печенегов,
хазар, буртасов, булгар, венгров, славян (сакалиба\ русов, жителей
Сарира, аланов. Главной целью описания было представление
политической карты региона (то, что автор «Записки» обращал
особое внимание на прерогативы и титулатуру владык описывае-
мых им народов, отмечал В.М. Бейлис: Бейлис 1986. С. 142).
Собственно географические средства, использованные в рас-
сказе об острове русов, крайне скудны. У Ибн Русте географиче-
скими маркерами, с помощью которых определяется пространст-
венное положение острова, служат всего-навсего два ойконима -
Хазаран (т. е. часть города Итиля) и Булгар. Образы же, задаю-
щие внутренние параметры острова русов, все до одного безы-
мянные: не приводится ни название острова, ни наименование
хотя бы одного города, реки или горы, не указывается название
того моря (или озера), в пределах которого находился остров.
Можно говорить даже о своего рода «экстерриториальности»
острова русов: на политической карте региона страна русов при-
сутствует, но в географическом смысле ее как бы и нет. Остров
никак не локализован в пространстве относительно других земель
Восточной Европы. В отличие от сообщений о всех других наро-
дах региона, в рассказе о русах в «Записке» нет не только ни од-
ного указания на расстояния между землей русов и другими
странами, но даже простого упоминания о каких-либо соседних с
русами народах. Известно только, что купцы-русы приезжают со
своими товарами в Хазаран и Булгар, но откуда они туда едут -
совершенно не ясно.
Весьма показательно, что поздние арабо-персидские авторы
понимали рассказ об острове русов как обобщенную информа-
цию о русах и их правителе, и потому пространственная локали-
зация острова не представляла для них никакой проблемы: они
просто помещали остров русов там, где пребывал известный им
древнерусский верховный правитель. Например, ряд писателей
99
XII-XVI вв., повествующих об истории принятия христианства
русами, связывали данные об острове русов с именем князя Вла-
димира Святославича, при котором христианство стало государ-
ственной религией Древней Руси.
Представление об общем для всех русов острове, вошедшее в
арабо-персидскую историографию на рубеже IX-X вв., в первой
половине X в. сменилось рассказом о трех группах русов (BGA I.
Р. 225-226). Топоним «Булгар» является единственным (в гео-
графическом смысле) связующим звеном между рассказом об
«острове русов» и рассказом о трех группах русов. По всей веро-
ятности, именно в Булгаре и была получена информация об этих
объектах.
По своему происхождению новые данные о русах были свя-
заны со сферой международной торговли. Об этом свидетельст-
вует характер описания трех групп русов: каждая из них выделе-
на в зависимости от той роли, которую она играет в торговле с
исламским миром. Сообщение ал-Истахри о русах - это описание
торговых партнеров, разница между которыми важна прежде все-
го для купцов. Относительность этого деления прекрасно созна-
валась самими арабскими авторами, так как наряду с описанием
трех групп русов бытовало и представление об их единстве. Сам
термин русъ понимался прежде всего как политоним: «Буртас -
имя области, а вот рус, хазар, Сарир - имя для государства, не
города и не людей» (BGA I. Р. 223).
Описание же контактов русов и славян с Византией из торго-
вой плоскости, связанной с описанием торговых путей (как это
было у Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха), у ал-Истахри перехо-
дит в религиозно-политическую. Русы характеризуются им как
часть византийского культурного пространства: «В государство
румов входят пределы славян и соседних с ними русов, ас-Сарир,
ал-Лан, армян и исповедующих христианство» (BGA I. Р. 4).
Примечания
* Работа выполнена при финансовом содействии РГНФ (проект № 07-
01-00058а) и РФФИ (проект № 06-06-80285а).
Литература
Бейлис В.М. Арабские авторы IX - первой половины X в. о государственно-
сти и племенном строе народов Европы // ДГ 1985 г. М., 1986. С. 140-149.
100
Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1967.
Т. II.
Ибн Хордадбех. Книга путей и стран / Пер. с араб., коммент., исслед.,
указ, и карты Н. Велихановой. Баку, 1986.
Калинина Т.М. Торговые пути Восточной Европы IX в. (По данным Ибн
Хордадбеха и Ибн ал-Факиха) // История СССР. 1986. № 4. С. 68-82.
Мельникова Е.А., Никитин А.Б., Фомин А.В. Граффити на куфических моне-
тах Петергофского клада начала IX в. // ДГ. 1982 г. М., 1984. С. 26-47.
Новосельцев АЛ. Восточные источники о восточных славянах и Руси
VI-IX вв. // ДГ 1998 г. М., 2000. С. 264-323.
Петрухин В.Я. Русь и Хазария: К оценке исторических взаимосвязей //
Хазары. М.; Иерусалим, 2005. С. 69-100.
BGA I - Viae regnorum: Descriptio ditionis moslemicae auctore Abu Ishak
al-Farisi al-Istakhri I M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1870.
BGA V Compendium libri Kitab al-Boldan auctore Ibn al-Fakih al-
Hamadani I M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1885.
BGA VII - Kitab al-a‘lak an-nafisa VII auctore Abu Ali Ahmed ibn Omar
ibn Rosteh et Kitab al-boldan auctore Ahmed ibn abi Jakub ibn Wadhih al-
Katib al-Jakubi / M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1892.
Kramers J.H. Geography and Commerce // The Legacy of Islam. Oxford,
1931. P. 79-107.
Е.Л. Конявская
НОВГОРОДСКИЙ ПАЛОМНИК
У ЧУДОТВОРНЫХ ИКОН КОНСТАНТИНОПОЛЯ
Наряду с описаниями мощей и христианских реликвий «Па-
ломник» Антония неоднократно упоминает феномены изобрази-
тельного искусства (22 упоминания) и поэтому может представ-
лять интерес для изучения эстетического сознания русского че-
ловека конца ХП - начала XIII в. Однако исследователи, начиная
с Х.М. Лопарева, неоднократно ставили под сомнение ориги-
нальность текста Антония, предполагая, что он использовал из-
вестные ему проскинитарии. Тем не менее существование таких
источников «Паломника» Антония гипотетично, не подкреплено
не только реальным текстологическими выкладками, но и дан-
ными о распространении проскинитариев, описывавших святыни
Константинополя, во времена его путешествия. Можно указать
на единственный факт - существование нескольких списков ла-
101
тинского перевода несохранившегося греческого Описания свя-
тынь Константинополя («Аноним Меркати»), который представ-
ляет собой сухой перечень мощей, икон и реликвий, прерываю-
щийся пространными рассказами о чудесах, связанных с икона-
ми. Действительно, не являясь по жанровым характеристикам ни
хождением (Антоний скуп на эмоции и оценки, не рассказывает о
собственных переживаниях), ни проскинитарием (в нем нет ни
маршрутов, ни расстояний, а те указания, которые имеются, час-
то не совсем точны), «Паломник» ближе всего к вышеназванному
Описанию. В основе своей сочинение Антония представляет со-
бой то более, то менее подробный указатель реликвий и памят-
ных мест в Константинополе и его окрестностях. Такой характер
сочинению предан автором вполне сознательно: в заключении он
говорит: «Се же ув'Ьд'Ьние и на память и на молитву благо-
вЪрнымь человЪкомъ, еже есть в ЦарЪградЪ, по Суду, извну гра-
да отъ многа ничто же святыхъ написахъ - или во градЪхъ, или во
святи Софии, и во Апостольской церкви, иже паки во ЦарЬ-
градЪ» (Лопарев 1899. С. 38. Далее указаны стр.). О том же сви-
детельствует несколько варьирующийся по спискам подзаголовок
памятника: «Сказание мЪстъ святыхъ во ЦарЪградЪ». Однако
непосредственного влияния на Антония Описание святынь Кон-
стантинополя оказать не могло, т. к. в памятниках крайне мало
даже простых сюжетных совпадений, не говоря уже о текстуаль-
ной близости.
Надо также иметь в виду, что писал свое сочинение Антоний
уже на Руси, пользуясь, безусловно, набросками, сделанными во
время путешествия. Как иначе мог получить русский паломник
сведения об истории и значении константинопольских святынь?
Начиная с Д.В. Айналова, установилось мнение, что существова-
ла налаженная система «экскурсионного сопровождения» рус-
ских паломников в Царьграде, хотя построение это зиждется
лишь на приведенном исследователем тексте ПВЛ о том, что им-
ператор Леон «пристави» к послам Олега «мужи свои показати
им церковную красоту и палаты златыя и въ нихъ сущая богатст-
ва» (Айналов 1906. С. 235). Нельзя не заметить, что это был офи-
циальный жест по отношению к официальному посольству.
Указание на помощь со стороны «царева болярина» есть у
Стефана Новгородца. Протостратор помог оробевшим русским
102
паломникам приблизиться к «Страстям Господним», у которых,
по словам автора «Странника», было «множьство народа». Одна-
ко в заключение Стефан говорит примечательные слова: «въ
Царьград, аки в дубраву велику, внити: без добра вожа не воз-
можно ходити, скупо или убого не можеши видЬти, ни цЬловати
ни единаго святого, развЪ на праздники которого святого будеть,
то же видЬти и цЬловати» (Сперанский 1934. С. 59). Рассказ о
помощи протостратора касается начала пребывания паломников в
Царьграде, приведенное замечание завершает рассказ. Из этого
можно сделать вывод, что «вож» восемью русскими паломника-
ми был найден, но не с самого первого дня, ибо они успели ощу-
тить сложности незнания расположения церквей и реликвий. Та-
ким образом, можно предположить, что подобного «вожа» имела
и группа Антония - были ли эти «гиды» русскими или знающими
русский язык греками, сказать трудно. В тексте Антония встре-
чаются в равной мере и грецизмы (искаженной и правильной
формы), и явно уже устоявшиеся русские названия греческих ре-
ликвий. Надо сказать, что, по сравнению с Антонием, Стефан ис-
пользует гораздо больше буквальных калек: монастырь «Богом
богаты», «Прекрасная Богородица», «церковь, нарицаемая “Хри-
стосъ стоит”» (Сперанский 1934. С. 54) и др. У Антония, напро-
тив, описываемые реликвии русифицированы не только в языко-
вом, но и в ментальном отношении. Так, мученика Фоку он назы-
вает корчмитином, икону св. Николая - «Никола Проби-лоб»;
среди фруктов, хранящихся на холоде для патриарха, упомина-
ются только хорошо известные на Руси: «овощь же патриарховъ
всяки!: дыни i яблоки, i груши» (С. 23); говорит, что в Великую
пятницу «бъбиовомъ листвиемъ настилають во церкви» (С. 29)
(скорее всего, так Антоний называет ветки акаций). Непереве-
денными же остаются слова, обозначающие малознакомые рус-
скому человеку предметы и имена: «написанъ на стенЬ святы!
1оанъ; и выросло у него изъ чела трояндофиловъ цвЬтъ» (С. 34)
(от tpiavTdtpvXXov) - видимо, в русском языке того времени не
было специального слова для розы. Подобным же образом нужно
трактовать употребление слова «ксилолой» (от ^uXaXor) - древо-
видное алое). Наконец, Антоний называет императора Льва VI
Мудрого «Корлей о Софос». Возможно, искажение имени было свя-
зано с тем, что Антоний, столкнувшись с незнакомым живопис-
103
ным изображением, записал пояснение со слуха - с прибавлен-
ным «кир»: кир Aecov 6 00969. Искаженное и небрежно записан-
ное, имя могло предстать в таком виде.
Таким образом, можно думать, что описания чудотворных
икон, фресок и мозаик, встречающиеся в «Паломнике», созданы
самим Антонием на основе увиденного и услышанного. В неко-
торых случаях, икона или фреска автором памятника только на-
зывается: «i ту стоить икона святаго Григория» (С. 7); «и убрусъ,
на немъ же образъ Христовъ» (С. 19), иногда он отмечает ее раз-
мер: «икона велика Пречисты Богородицы», «образъ Спасовъ ве-
ликъ мусию». Чаще же всего, называя образ, он дает пояснения,
касающиеся связанных с ним легенд. Так, вспоминаются два
сходных чуда от икон Спаса и Богородицы - о нанесении «жидо-
вином» раны образу и истечении из образа крови; подобное же
чудо связано с иконой Николы «Проби-лоб». Упоминаются также
икона Спаса, ходившая по морю с посланием в Рим, большая
икона Богоматери с Христом, источавшая слезы, образ Спаса от-
данного христианином Феодором «въ поручение»; икона Спаса
из монастыря архангела Михаила: изображенный на ней Христос
«отвратил... лице свое» от человека, нарушившего слово; мозаи-
ка, изображающая Христа, от который был пророческий глас ка-
дившему перед ней попу.
Тексты «Паломника» о чудотворных иконах и празднованиях
им помогают составить представление о восприятии икон и прак-
тике их почитания в греческой и русской традиции. Очевидно,
что отличий - ни в ментальности, ни в практике - не было. Икона
- как в византийских постиконоборческих трактатах, так и в вос-
приятии русского человека - важна как «образ первообраза»,
именно поэтому изображенный святой и его образ не разделяют-
ся. «Ветхие» иконы, на которых изображение стало настолько
неясным, что «не знати святых», используют для приготовления
мира. Как и другие чудотворные феномены, икона исцеляет и
помогает в беде, но, кроме того, одушевляясь первообразом, про-
являет себя почти телесно: плачет, передвигается, кровоточит,
отворачивается.
Иконография же Антонием описывается редко, и лишь в не-
которых случаях такие описания могут представлять особый ин-
терес для истории живописи. Так, о мученике Георгии Царьград-
ском Антоний пишет: «а образъ его аки святаго Мины» (С. 26).
104
Это означает, что на Руси мученик Георгий был мало известен, а
образ св. Мины знали. Действительно, изображение св. Мины
было в медальоне северо-восточного столба новгородского Спа-
со-Нередицкого храма.
Наиболее интересны сюжеты, которые касаются наблюдений
Антония над непосредственной работой иконописцев. Он говорит
о том, что рядом с алтарем «поставлена икона велика святыхъ
Бориса i ГлЪба» (С. 16), рядом с которой «иконы мЪняютъ пис-
цы». Антоний наблюдает за работой иконописца Павла «Хитро-
го», который создает роспись Крестильницы, освященной во имя
Иоанна Предтечи. Иоанн, по словам русского паломника, напи-
сан «со дЪяниемъ»: наряду с центральной сценой Крещения, Па-
вел изобразил, «как 1оанн училъ народы i как младые дЬти мета-
лися в 1ордан, i людие» (С. 17). Подробность описания тут же
объясняется: Антоний подчеркивает, что «таково писмени» нет
больше нигде. Однако примерно в это же время в той же иконо-
графии появляется фреска «Крещение» в росписи новгородской
церкви Спаса на Нередице (роспись закончена в 1199 г., Антоний
же был в Константинополе в 1200 г.). Этот вариант композиции
«Крещения» крайне редок, из древних изображений к нему близ-
ка лишь миниатюра Ватиканского евангелия (№ 2 Urbin) 1128 г.
В отличие от описанной Антонием константинопольской фрески
в Спасо-Нередицкой росписи нет сюжета «какъ Тоанъ училъ на-
роды», но в центральной композиции Иоанн Креститель пред-
ставлен со свитком - символом его проповеди о Христе.
Упоминает автор «Паломника» и другую, более раннюю ра-
боту живописца Павла - икону Христа «со драгимъ камениемъ i
со жемчюгомъ».
Наряду с реальными живописцами будущий новгородский
владыка повествует и о легендарных сюжетах, связанных с ико-
нами и мозаиками: вспоминает о написании Богородицы еванге-
листом Лукой; о Лазаре-иконописце, который «первое написалъ
во ЦарЪградЪ во святЫ Софи! во олтари святую Богородицу,
деръжащую Христа, i два аггела» (С. 35). Наконец, с работой жи-
вописца связано чудо о нескромно похвалившем себя создателе
мозаичного изображения Спаса, по юмору и живости под пером
Антония напоминающее устный анекдот.
105
Таким образом, можно заключить, что и храмовая живопись,
и работа самих живописцев вызывала у Антония большой инте-
рес, и он неплохо в ней разбирался. Став новгородским влады-
кой, он, как и его предшественники, способствовал дальнейшему
диалогу византийской и русской художественных традиций.
Литература
Анналов 1906 - Айна-юв Д.В. Примечания к текст} Книги Паломник
Антония Новгородца //ЖМНП. 1906. Июнь. С. 233-276.
Лопарев 1899 - Лопарев Х.М. Книга паломник: Сказание мест святых во
Царьграде Антония, архиепископа Новгородского в 1200 г // Право-
славный палестинский сборник. СПб., 1899. Т 17 Вып. 51 (3).
Сперанский 1934 - Сперанский М.Н. Из старинной новгородской лите-
ратуры XIV века. Л.. 1934.
И.А.Копылов
МИГРАЦИЯ ВАНДАЛОВ В 409-429 гг.
И СТАНОВЛЕНИЕ ВАНДАЛЬСКО-АЛАНСКОЙ
ПЛЕМЕННОЙ ОБЩНОСТИ
В последнее время в отечественной и зарубежной историографии
все более возрастает интерес к миграционным процессам, влиявшим
как на социальный и экономический уклад общества на рубеже ан-
тичности и Средневековья, так и на этнический облик бывших рим-
ских провинций. В данном контексте история вандалов и союзных с
ними племен, совершивших беспрецедентный для остальных вос-
точногерманских племен переход в Северную Африку через всю Ев-
ропу, все еще остается предметом дискуссий. В частности, нет четко-
го ответа на вопрос, кем были эти вандалы, кто ими управлял, кем
были их вожди, какие механизмы связи действовали между ними,
главное - какое обстоятельство вынудило их на столь решительный
шаг и насколько их присутствие повлияло на существовавший поря-
док вещей в Римских провинциях? К сожалению, «доафриканский»
(в частности, «пиренейский») этап истории вандалов для многих ис-
следователей остается как бы «в тени», но именно с этим этапом свя-
заны многие ключевые моменты истории вандалов, относящиеся к
складыванию вандальско-аланской племенной общности, принятию
106
вандалами христианства арианского толка, а также вандальско-рим-
ским и вандальско-готским отношениям.
Вандалы никогда не представляли собой этнически гомогенной
общности, будучи изначально разделены на несколько родственных
племенных групп, из которых силинги населяли территорию совре-
менной Чехии, в то время как астинги, от которых произошла ван-
дальская королевская династия, чьим первым представителем был
Визимар, проживали в Дакии. Последние, как небезосновательно по-
лагает К. Куртуа, не были кочевниками, и именно они могли состав-
лять воинское соединение, известное как ala octava Wandalorum
(Courtois 1955. P 34). Около 390 г вандалы начали движение в сто-
рону Запада, мучимые голодом, как сообщает Прокопий Кесарий-
ский (BV I. HI. I, I. XXII. 3, III. XXII. 1-5). Это дало право П. Брауну
говорить о перемещениях населения, вызванных сельскохозяйствен-
ными причинами {agricultural movements: Brown 1998. Р 17). Однако
вряд ли этим можно объяснить пересечение вандалами Пиренеев,
предпринятое ими осенью 409 г если учесть, что урожай тогда был
уже собран, и «экономическая» версия здесь вряд ли правомочна.
Тем более, такое перемещение вряд ли было возможно, если принять
во внимание наличие в Пиренеях гарнизона, размещенного Цезарем
Константом (так называемые Honoriaci). Этот гарнизон вполне мог
преградить дорогу вандалам, аланам и свевам, двигавшимся из Гал-
лии в Испанию через Пиренеи. Исходя из этого, резонно предполо-
жить, что зафиксированная источниками миграция варварских пле-
мен на юго-запад имела ярко выраженную политическую подоплеку
и была обусловлена специфическими политическими реалиями Ис-
пании V в. Современный испанский исследователь X. Арсе считает,
что это передвижение вандалов, аланов и свевов в Пиренеи стало
возможным благодаря соглашению (пакту), заключенному между
варварами и одним из главных галльских узурпаторов - Геронтием.
Последний, будучи «правой рукой» узурпатора Константина Ill. впо-
следствии восстал против него (Arce 2002. Р 77-78). Позднее часть
гонориаков перешла на сторону вандалов, обеспечивая солидную
военную поддержку во время предпринимаемых вандалами кампа-
ний. Об этом говорят сообщения хроник об испанских военачальни-
ках, находящихся на службе у вандальского короля Гейзериха и каз-
ненных им за отказ перейти в арианскую веру (Gil Egea 2002).
Заключение пакта с Геронтием объясняет тот факт, что. в отли-
чие от Галлии и Италии, в Испании расселение варваров не было ре-
107
зультатом договора (foedus\ следствием которого должно было быть
разделение земель между поселенцами, получающими отныне статус
федератов, контролируемых римской властью (в Испании это про-
изошло позже, в 411 г.)
Раздел земель в Испании, проведенный на основании жребия
(sorte\ также ставит перед исследователями много неразрешенных
вопросов. Прежде всего, неясно почему, казалось бы, наиболее зна-
чительные территории - Лузитания и Карфагенская провинция, дос-
тались аланам, считавшимся наименее многочисленным народом в
сравнении с вандалами и свевами; тем более что позднее мы узнаем,
что аланы были практически истреблены готами, в то время как ван-
далы-астинги и свевы заняли Галецию территорию с гораздо
меньшей площадью. Вандалы-силинги расселились в Бетике. Как
полагает X. Арсе, подобное неравномерное расселение народов яви-
лось следствием плохого знания географических условий Испании.
Позднее это спровоцировало соперничество между этими народами,
искавшими возможность обосноваться на чужой территории (Arce
2002. Р 79).
Каждая из вышеозначенных этнических групп пришла в Испа-
нию во главе со своими «королями». Во главе астингов стоял Гунде-
рих, силингов же возглавлял Фредбал (о последнем см. Courtois 1955.
Р 54, 237). «Хроника» Идация сообщает о достаточно странном фак-
те - преобладании аланов над вандалами и свевами (Alani qui Vcrnda-
lis et Suevis potentabantur Hyd. Chr. 40; при этом тот факт, что
вандалы и свевы упоминаются в единой связке, может теоретически
свидетельствовать о некоем союзе, заключенном между ними; при-
чем в данном случае речь идет именно о вандалах-астингах. так как
силинги находились в Бетике). Резонно предположить, что, вопреки
общепринятой точке зрения, аланы были наиболее многочисленным
народом, что сделало возможным заключение самого союза между
аланами, с одной стороны, и вандалами и свевами - с другой.
В 417 г. римляне решают предпринять военную кампанию с
целью вновь утвердить свое влияние в Лузитании, Карфагенской
провинции и Бетике, поскольку эти провинции имели огромное
стратегическое и экономическое значение. Выполнение этой кам-
пании было возложено на вестготского короля Валлию, в прошлом -
противника Гонория, но впоследствии - федерата империи. Резуль-
татом этой операции стало почти полное уничтожение вандалов-си-
лингов (Hyd. Chr. 55). Что же касается аланов, то они настолько были
108
истреблены готами в кровопролитных сражениях, что после гибели
аланского короля Аддака институт короля был упразднен (abolito
regni nomine), а те немногие аланы, которые уцелели, вошли в союз с
вандалами, перейдя под эгиду короля Гундериха (Hyd. Chr. 68). Ха-
рактерно, что Идаций в этом фрагменте воспользовался термином
patrocinium, который имел исключительно юридическую нагрузи),
обозначая, прежде всего процессуальное покровительство, защит),
охрану. Этот факт позволяет возразить тем исследователям, которые
считают, что аланы тем самым «слились» с вандалами и были асси-
милированы ими.
Помимо всего прочего, следствием победы Валлии стала мигра-
ция населения: оставшиеся аланы и вандалы-силинги объединились
со свевами и вандалами-астингами в Галеции. Идаций сообщает о
соперничестве между вандальским королем Гундерихом и свевским
королем Геремигарием, следствием чего стал военный конфликт ме-
жду ними (Hyd. Chr. 63). В этом конфликте римляне поддержали
свевов, что может быть, с одной стороны, результатом некоего рим-
ско-свевского пакта, согласно которому свевы не должны были ос-
тавлять Галецию, с другой стороны, также мог повлиять на предпоч-
тения римлян тот факт, что вандалы были извечными противниками
готов, в то время как римские войска на территории Испании были в
значительной мере сформированы из готских контингентов. Пораже-
ние римлян в противостоянии против вандалов и гибель командую-
щего римским войском Кастина источники связывают с изменой зна-
чительной части готского контингента, который перешел на сторону
вандалов (Arce 2002. Р. 81). С этого момента количество людей \
вандалов, способных носить оружие, ощутимо возросло, что во мно-
гом предопределило дальнейший успех вандалов в их военных пред-
приятиях.
Период с 425 по 428 г. был для вандалов относительно спокой-
ным. Бетика, наделенная плодородными землями и судоходными ре-
ками, представляла собой территорию, благоприятную для жизни.
Есть основания полагать, что вандалы даже разместили в Севилье
символическую sedes regia с перспективой превращения самой Севи-
льи как столицы Бетики в столицу королевства (Arce 2002. Р 82-83).
Тем не менее, в 428 г. вандалы решаются на переход в Африку. Ги-
потеза, изложенная Прокопием Кесарийским, согласно которой пе-
реход вандалов в Африку был связан с пактом, заключенным между
Гейзерихом и комитом Бонифацием, которому требовалась военная
109
поддержка против.соперников - магистров милитум Аэция и Фелик-
са. долгое время отбрасывалась исследователями как несостоятель-
ная (Schmidt 1942 S. 55-57), в то время как еще К. Куртуа считал, что
эта версия не лишена основания (Courtois 1955. Р 156-157). Если это
так, то вандалы предстают перед нами как своего рода марионетки в
руках римских военачальников. Сначала Геронтий открыл им путь в
Испанию через Пиренеи, затем Бонифаций привлек их на свою сто-
рону в качестве союзников и тем самым открыл им путь в Африку.
Таким образом, мы видим, что вопрос о миграции вандалов и
союзных с ними племен нельзя рассматривать, не учитывая особен-
ности политической ситуации в Испании накануне падения римского
владычества. Более того, данные источников свидетельствуют, что
вандалы изначально не представляли собой этнически гомогенной
общности. Многочисленные союзы с аланами и свевами, переход на
сторону вандалов значительного количества готов и испано-римлян -
все это оказывало серьезное влияние на формирование вандальско-
аланского племенного союза и на этнический облик вандалов.
Источники и литература
Hyd. Chr. - Hydatii Lemici Chronicon // MGH A A. T XI.
B.V - Procopii Caesariensis De Bello Vandalico / ' Procopii Caesariensis Opera
Omnia / Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1962-1963.
Arce 2002 - Arce J. Los Vandalos en Hispania L Antiquite Tardive. 2002. 10.
P 75-85.
Brown 1998 - Brown P The Rise of Christendom. Oxford, 1998.
Courtois 1955 - Courtois C. Les Vandales et TAfrique. P 1955.
Gil Egea 2002 - Gil Egea M.E. Los Hispanos de Genserico: de la colaboracion a
la traicion//L’Africa Romana XIV Vol. 3. Sassari, 2002. P 2291-2298.
Schmidt 1942 -Schmidt L. Geschichte der Wandalen. Munchen. 1942.
H. Ф. Котляр
СТРАНСТВУЮЩИЕ ДВОРЫ ГАЛИЦКИХ КНЯЗЕЙ
Известно, что в средневековье монархи путешествовали по
стране вместе со своим двором. Эти путешествия не были заранее
запланированы, они происходили потому, что в государстве, сла-
бо объединенном экономически, политически и культурно, не
существовало действенного аппарата управления, и государь был
но
вынужден отправляться в те районы, где его власти существовала
угроза, либо для того, чтобы прокормить свою громадную свиту.
Следовательно, двор монарха зачастую был кочевым.
Мобильные дворы существовали и на Руси. Примерами таких
кочующих вместе со свои князем дворов могут служить подоб-
ные структуры основателя Галицкого княжества Володимирка
(Владимира) Володаревича (1141-1152) и Даниила Романовича
Галицкого. Причиной мобильности и того, и другого двора были
слабость государственной власти и вытекавшая отсюда противо-
речивость и растянутость во времени складывания Галицкого
княжества Володимирка Володаревича и Галицко-Волынского -
Романа Мстиславича и его сына Даниила.
Будущее Галицкое княжество сформировалось в результате
объединения двух волостей галицких Ростиславичей: Пере-
мышльской и Теребовльской, а также освоения новых земель на
западе и юге. В центральной части Галицкой областной террито-
рии в конце XI - первой трети XII в. выдвигаются новые центры
государственной концентрации: Звенигород, а затем и Галич. За-
вещав перед смертью в 1124 г. стольный град Перемышль стар-
шему сыну Ростиславу, Володарь выделил особый стол младше-
му Володимирку в Звенигороде, создав, таким образом, удельное
Звенигородское княжество.
В конце 1120-х годов Володимирко перебрался в Перемышль,
вероятно, после смерти старшего брата. Ав 1141 г. умер и кня-
живший в Галиче его двоюродный брат Иван Васильевич (рус-
ские летописи не знают, что происходило в регионе в 1124-
1140 гг., события реконструируются по отрывочным известиям
иностранных источников, прежде всего Длугоша), и Володимир-
ко перебрался в Галич, стремясь объединить вокруг этого нового
города западнорусские земли. Так было положено начало созда-
нию Галицкого княжества. В Звенигороде сел его племянник
Иван Ростиславич.
Итак, в течение десяти с небольшим лет Володимирко Воло-
даревич княжил в трех различных городах: захолустном Звениго-
роде, древнем, но терявшем былое значение Перемышле и юном,
только что возникшем Галиче. То были времена складывания его
княжеских дворов. Логично допустить, что первый двор Володи-
мирка был организован им еще в Звенигороде, и, будучи структу-
рой, неразрывно связанной с князем, в дальнейшем переезжал
вместе с ним в Перемышль, а затем и в Галич. Эти странствия
двора Володимирка объективно способствовали ускорению про-
цесса формирования Галицкого княжества. Киевская летопись,
единственная содержащая достоверный рассказ о Володимирке,
позволяет предположить, что двор следовал за ним даже во время
его бегства из города. Но эти слова относятся лишь к той части
двора, которая была предана своему князю. Существовала и дру-
гая часть придворных, не желавших служить коварному, жесто-
кому и неверному государю, каким его рисует источник.
На эту мысль наводит летописный рассказ о событиях, после-
довавших через четыре года после утверждения Володимирка
Володаревича в Галиче. В 1145 г., согласно рассказу киевского
летописца, Володимирко отправился в окрестности Галича на
охоту. «В то же время послашася галичане по Ивана Ростислави-
ча въ Звенигородъ, и въведоша к собЪ в Галичь». Иван вошел в
город, но вскоре был осажден вернувшимся с охоты Володимир-
ком. Военные действия приняли ожесточенный характер. Ивану
Ростиславичу пришлось с боем выбираться из осажденного горо-
да, после чего он ушел на юг, превратившись в князя-изгоя. Во-
рвавшись в город, Володимирко «многы люди исЬче, а иныя по-
казни казнью злою». Слово «люди» обычно означало широкие
круги горожан. Не исключая широкого народного участия в со-
бытиях, предлагаю иную трактовку происшедшего в Галиче в
1145 г.
Приглашение Ивана на галицкий стол выглядит заранее спла-
нированной акцией. В подготовке выступления против своего
князя можно усмотреть и боярские действия. То была типичная
для Галича и Галицкой земли ситуация. Бояре выступали и про-
тив его сына Ярослава, и против внука Владимира. Но откуда
могли взяться богатые и влиятельные бояре в новом городе,
ставшем стольным градом едва четыре года назад?
От начала 1150-х годов существуют свидетельства о загород-
ном княжеском дворе-усадьбе в Перемышле. Там были собраны
оружие, запасы продовольствия и пр. В 1151 г., спасаясь от на-
ступления киевского князя Изяслава Мстиславича, Володимирко
бежал в Перемышль. Во времена его княжения в Перемышле (до
1141 г.) и сложился его двор. Историки обратили внимание на то,
что в средневековье вокруг этого города существовали особые
конюшие села. А существование должностных лиц-конюших, как
112
и прочих чинов двора, может свидетельствовать о существовании
самого двора. Можно с большой долей уверенности предполо-
жить, что, перебираясь в новый для него Галич, Володимирко
перевез туда свой двор и бояр, которые и выступили против него.
Намного отчетливее просматриваются странствия двора Ро-
мановичей в Галицко-Волынской летописи, посвященной деяни-
ям этого княжеского рода. Созданное Романом Мстиславичем в
1199 г. путем объединения Галичины и Волыни княжество вскоре
после его гибели в 1205 г. распалось на несколько уделов, в кото-
рых хозяйничали бояре. Его вдова Анна вынуждена была пере-
браться из враждебного ей и ее детям Галича в отчину мужа Вла-
димир Волынский. Но там она чувствовала себя тревожно и
вскоре решилась бежать в Польшу, к родне мужа. Из сообщения
галицкого летописца явствует, что ее сопровождал ближний боя-
рин мужа Мирослав и, можно допустить, другие члены двора. С
того времени начинается печальная одиссея странствий малень-
ких Романовичей и их матери по чужим городам и странам. В
этих странствиях сложился их двор.
Долгое время основу двора Романовичей будут составлять
волынские бояре, должностные лица и министериалы Романа
Мстиславича. Они шли за своими маленькими князьями всюду,
куда тех бросала судьба в лице боярской фронды. В 1211 г. вен-
герский король, при чьем дворе жил тогда Даниил, решил спо-
собствовать его возвращению на галицкий стол. Василько с мате-
рью жил тогда на Волыни, вокруг них сплотился волынский двор
Романа Мстиславича. Когда Даниил приближался к Галичу, он
получил помощь от брата: «Василку же княжащю в БелзЪ: прий-
доша же оть него Великий Вячеславь Толъстый, и Мирославъ,
Демьянъ и Воротиславъ, и инии бояре мнози, вой отъ Белза».
Двор Романовичей долгое время оставался странствующим,
переходя следом за князьями из Галича во Владимир, далее в
Белз, а затем в небольшие города Каменец, Тихомль и Перемыль.
Когда Даниил и Василько начнут возвращать отчину Романа, ут-
вердившись сначала во Владимире Волынском, а затем и в Гали-
че, двор всюду будет сопровождать их. А в 1213 г. их двоюрод-
ный брат Александр Всеволодич изгонит маленького Василька
вместе с матерью из волынского Белза, и «бояре вси не изне-
вЪришася, но идоша вси съ княземъ Василкомъ в Каменець». Эти
бояре и были волынским двором Романовичей.
из
Двор Романовичей и люди этого двора упоминаются на стра-
ницах Галицко-Волынской летописи почти исключительно в бое-
вых эпизодах. Дворские, тысяцкие и воеводы были основными
должностными лицами двора. Обычно Романовичи поручали им
крупные отряды войска, они участвовали в стычках с боярскими
контингентами и в войнах с соседями. Вокруг же государей, пре-
жде всего Даниила, стоял сам двор, по сведениям источников,
составлявший немалую военную силу, который мог решать в
пользу князя локальные конфликты. Военным подразделением
двора, «малой дружиной» летописи, командовали также люди
двора. В отдельных случаях эту «малую дружину» возглавлял
сам князь Даниил Романович.
Люди двора - дворяне - выступают в нашем источнике в
описании яркого эпизода острого противостояния Даниила с Га-
лицкими боярами в 1231 г.: «Самому же Данилу съзвавшю вЪче,
оставшюся въ 18 отрок вЬрныхъ, и с Демяномъ тысяцким сво-
имъ... . Государь призывает горожан Галича поддержать его про-
тив врагов, а они уверяют его в преданности. А соцкий Микула
произносит крылатые слова: «Господине! Не погнетши пчелъ,
меду не ясти!» Столь образно младший служащий его двора по-
советовал князю безжалостно и решительно расправиться с боя-
рами. В этом эпизоде выступает часть «малой дружины», кото-
рую возглавлял дворский. Совет же князю дает сотник, вероятно,
этой дружины.
Исключительной в сравнении с дворами других русских кня-
зей того времени особенностью странствующего двора Даниила
Романовича (таким он останется вплоть до 1245 г., когда князь
наконец расправится с боярами и прочно сядет на галицкий стол)
был его сложный и противоречивый состав, ибо в нем одновре-
менно находились и галицкие, и волынские бояре. Галицкие ру-
ководствовались исключительно собственными интересами, по-
этому, не колеблясь, изменяли государю, как только предостав-
лялся случай, то отходили от двора, то возвращались в него. На
страницах летописи немало примеров сказанного.
Только с момента овладения (да и то не окончательного) Да-
ниилом галицким столом в 1238 г. можно утверждать о поддерж-
ке княжеским двором его действий в сфере внутренней и внеш-
ней политики. Тесное окружение Даниила, ядро его двора, с са-
мого начала его политической деятельности составляли волын-
114
ские бояре. Это боярство, способствовало преодолению Романо-
вичами боярской оппозиции, в защите страны от польских, вен-
герских и литовских правителей, в реорганизации войска, строи-
тельстве укрепленных городов и замков, восстановлении при-
шедшего в упадок благодаря боярскому разгулу и грабежам хо-
зяйства. С восстановлением Даниилом Галицко-Волынского ве-
ликого княжества от его двора потребовались новые инициативы
и усилия. Галицко-Волынский свод свидетельствует, что двор
выполнял возложенные на него задачи.
Е.В. Кравченко
КОНЦЕПТ ПУТИ В ЭДДИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
Представления о пространстве знаменательно характеризуют
германскую культуру и тот общегерманский элемент в ней, кото-
рый получил особое преломление в Скандинавии эпохи викин-
гов. Существует большой смысл в том, что сказания, имеющие
историческую основу в эпоху Великого переселения народов,
развились в героический эпос эпохи викингов и соединились со
скандинавским мифом. Основой для взаимопроникновения куль-
тур разных эпох, возможно, стало динамичное мироощущение,
отраженное в древнескандинавском эпосе, в отличие от статич-
ной картины мироздания в древнеанглийской эпической поэзии.
В «Беовульфе» держава Хродгара - это самодовлеющий мир:
все героические события происходят в ее границах. «Пришель-
цы» из других мест (будь то гауты или Грендель) совершают свой
путь по заданному направлению - к этому центру мироздания
(ср. центростремительное движение, передаваемое глагольной
формой с префиксом je-: да. jewa/). Иную картину мы наблюда-
ем в «Старшей Эдде», где отправление в путь, передвижение из
домашнего, знакомого, освоенного пространства в чужое, враж-
дебное становится основным условием для развития сюжета и
источником конфликтов. Особенно интересным представляется
перемещение в древнескандинавском мифе.
В мифе существуют сходные с географическими направления
пути (a sudrvega «на юг», a austrvega «на восток», a nordrvega «на
север»), но они несут качественную информацию для скандинава
115
и развивают в мифе сложнейшие и часто несамоочевидные кон-
нотации. Юг нередко связан с неожиданным появлением ключе-
вой фигуры, радикально изменяющей ход событий: в «Саге о Вё-
лунде» с юга неожиданно прилетают воинственные дисы, а ска-
зание о Сигурде пронизано знаковыми повторами основы sudr-
(прибыв с юга, он погибает на юге Gdr II 8). Юг связан с печаль-
ными (кровавыми) вестями (Herv 19); с огнем (с юга надвигается
конец света в образе Сурта, подземного великана, правящего ог-
нем Vsp 52; Один зажигает огонь с южной стороны Н1г 10) и с
клятвами («солнцем, обращенным на юг», Атли клялся Гуннару
Akv 30). Восток угрожает битвами и войнами (Vsp 36, Am 18, Grt
19), на Востоке живут воинственные народы (НН 34, Hdl 24) и
великаны, куда Тор угрожает забросить Локи (Ls 59). Восток
также связан с целительством и магией (лечебные Sd. 11, руны
смерти HHv 29); могила Вёльвы находится на Востоке (Bdr 4).
Запад ассоциируется со смертью: к западу от двора стоят висели-
цы (Hm 17), мертвый Хельги скачет на запад по обагренным кро-
вью тропам (годпаг brautir: НН II 49), а у входа в палаты Одина (в
Вальгаллу) «висит волк на западных дверях» (Grm 10). Путь на
север представлялся бесконечным путешествием в неизвестность,
граничащую с миром иным. Нить норны, брошенная на север,
возможно, символизирует жизнь, и, обещая держать ее вечно,
норна хранит Хельги от смерти (НН 4). Манящая загадками и
тайнами дорога в никуда сквозь снега и льды без конца и края
навсегда запечатлелась в названии страны как направление на
север: nordrvegar > нор. Norge.
Пути в мифологическом пространстве могут и не иметь кон-
кретного направления. Земной мир воспринимается как перепле-
тение дорог, связанных между собой и образующих единое це-
лое: в одном из миров, у ванов, земля именуется «путями» (yegar:
Alv 10). Мотив странствия по путям-дорогам воплощается в об-
разе ключевой мифологической фигуры Одина-странника, глав-
ным богатством и оружием которого в дороге становится житей-
ская мудрость. В пути можно приобрести новых друзей, но доро-
га в неизвестном пространстве сулит и смертельно опасные
встречи. Бог Риг-Хеймдалль ходит по земле от двора ко двору по
соединяющим их «зеленым тропам» (granar brautir: Рф 1).
Дороги, по которым идут Один и Риг, не единообразны, но
имеют различные поэтические и качественные характеристики и,
116
шире, принадлежат разным картинам мироздания. Мифологиче-
ское мышление, допускающее наличие разных миров и сопри-
косновение с ними, оказывается противопоставленным понима-
нию земной реальности как единственно возможной, когда мно-
гомерные представления о вселенной сменяются бинарной оппо-
зицией мир земной - мир иной, которая приравнивается к проти-
вопоставлению мира живых людей миру мертвых.
Язык аллитерационной поэзии вырабатывает особые средства
для передачи разных образов пути, помещая в полярные зоны
семантического поля «путь» сигнификаты синонимов vegr и
braut. Денотат vegr находит место в мифологическом пространст-
ве, где земной мир воспринимается как один из множества миров,
населенных другими существами, особенностью которого явля-
ется наличие в нем времени (в «Прорицании Вёльвы» описывает-
ся, как боги посредством номинации запускают временную ось
при сотворении Мидгарда). Вне времени невозможна хронологи-
ческая последовательность событий, поэтому в мифологических
песнях повествование строится на причинно-следственных отно-
шениях: «события, о которых рассказывается в эддических ми-
фах, следуют друг за другом только в той мере, в какой одно из
них - непосредственный результат другого, вытекает из него,
обусловлено им, но никогда не потому, что одно из них произош-
ло в какой-то отрезок времени, предшествовавший тому, в тече-
ние которого произошло другое» (Стеблин-Каменский 2003.
С. 252). В мифе, благодаря отсутствию временной координаты,
можно мгновенно перемещаться в иные пространства, о чем на
языковом уровне свидетельствуют композиты, образованные по
модели «субстантивный эпитет + vegr»t helvegr ‘дорога в Хель’
(Vsp 52), godvegr ‘дорога в мир богов, в Вальгаллу’ (Hdl 5).
Путь, обозначаемый синонимом braut, напротив, мыслится в
рамках земной реальности и, следовательно, приобретает про-
странственно-временные характеристики. Денотат braut представ-
ляет собой траекторию движения (например, путь солнца Vm 47),
имеющую начало (Rm 21), разложимую на пройденные отрезки и
допускающую ретроспективный взгляд на произошедшие в пути
события (Нт 28).
Различие значений синонимов vegr и braut и их функций в
эддической поэзии тесно связано с их этимологией. Слово vegr
возводится к праи.-е. корню -wegh- ‘двигаться, трястись’ и при-
нт
надлежит к архаичной поэтической лексике, отражающей мифо-
логическую картину мироздания. Лексема braut встречается толь-
ко в скандинавском ареале как образование от сильного глагола
III класса ди. brjota ‘ломать’ (рун. bariuti|)). Шведского конунга,
велевшего «проложить дороги по всей Швеции через чащи, боло-
та и горы», прозвали Энунд-Дорога (Braut-Onundr: Hkr, Yngl
S 33). Сигнификат слова braut ‘дорога’ отражает смену мировоз-
зренческой парадигмы, когда мифологическое деление на heimr
(домашнее, знакомое, неопасное пространство) и uti (внешнее,
чужое, враждебное пространство, граничащее с другими мирами)
вытесняется представлениями о земном мире как о пространстве,
лишенном метафизических свойств. Освоение незнакомой терри-
тории связывается с преодолением географических преград, по-
этому первостепенную важность приобретает дорога, проложен-
ная, буквально «прорубленная» (ср. лат. via rupta) сквозь непро-
ходимую местность.
Сигнификаты основных лексем синонимического ряда «путь»
vegr и braut включают в себя широкий спектр значений: от пря-
мого ‘тропа, дорога’ до переносного ‘пути судьбы’, представлен-
ного формами мн. ч. vegir и brautir (происходит семантическое и
морфологическое сближение: я-основное существительное vegr
получает окончание /-основы, к которой принадлежит braut). Се-
мантические доминанты этих синонимов можно сформулировать
следующим образом: vegr - это путь в открытом, опасном про-
странстве (a vegom uti: Hav 38), не ограничивающийся пределами
земного мира и вследствие этого не рассматриваемый относительно
линейной временной оси, тогда как braut подразумевает тропу,
проложенную сквозь географические преграды с целью сделать
земное пространство обжитым (аллитерационная пара с глаголом
Ьйа ‘жить’: Hav 34), ведущую к родственникам или домой
(attunga brautir: Hrbl. 56) и связывающую людей друг с другом.
В «Старшей Эдде» находят отражение два образа восприятия
пространства и времени, смена пространственно-временной па-
радигмы вызывает изменения в лексическом выражении концеп-
та «пути». Траектория передвижения начинает рассматриваться
не с точки зрения окружающего этот мир многомерного и «мно-
гомирного» пространства (так как оно стало плоскостным и од-
нородным), а, в первую очередь, в ее взаимосвязи со временем. В
этом смысле braut составляет оппозицию vegr как обозначение
118
пути, развернутого в земном времени и пространстве. Анализ ар-
хаического мифопоэтического языка говорит о важности пути
для древних скандинавов и о динамичности их мироощущения.
Литература
Стеблин-Каменский 2003 - Стеблин-Каменский М.И. Миф // Стеблин-
Каменский М.И. Труды по филологии / Отв. ред. Ю.А. Клейнер. СПб.,
2003. С. 223-292.
А.А. Кузнецов
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОСВОЕНИЕ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ
ВЛАДИМИРСКИМ КНЯЖЕСТВОМ В ХП-ХШ вв.
Под Средним Поволжьем применительно к древнерусской
истории понимается регион, охватывавший «Городецко-Нижего-
родский край». Такое вычленение нужно, чтобы отличать земли,
присоединенные к Владимирскому княжеству во второй полови-
не XII - первой трети ХШ в., от Верхнего Поволжья, ранее осво-
енного государственностью Древней Руси (Пудалов 2003. С. 5-6;
Пудалов 2004. С. 4-5).
В историографии распространена недостоверная дата основа-
ния Городца - 1152 г. Ее источник - труд В.Н. Татищева. Он указал,
что Юрий Долгорукий, вытесненный из Южной Руси, в 1152 г.
заложил в Залесской земле города (Татищев 1964. Т. 3. С. 44), в чи-
сле которых был и Городец (Татищев 1964. Т. 3. С. 241. Прим. 458).
Исследователи, доверяющие «списку Татищева», ссылаются на
П-ю редакцию «Истории Российской». Подобный список есть в 1-й
редакции: Татищев написал, что города, основанные Юрием
реяславль (Кучкин 1984. С. 85), - свидетельствуют, что укреп-
лялся центр и запад княжества.
Этих аргументов достаточно, чтобы отвести 1152 г. как дату ос-
нования Городца. Первое упоминание Городца - под 1171/1172 гг.
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 364; Т. 2. Стб. 565) - позволяет отнести его
возникновение к 1164-1171 гг., после похода на булгар Андрея
Боголюбского. В этом случае отпадает необходимость в интер-
претации уникального известия о набеге волжских булгар на
Ярославль в 1152 г. (ПСРЛ. Т. 24. С. 77). Недавно были представ-
119
лены аргументы, доказывающие, что это сообщение есть созна-
тельно искаженное известие Новгородской первой летописи о
попытке Юрия Владимировича присвоить новгородские дани
(Кузнецов 2006а. С. 94-104).
Для переноса политического влияния Владимирского княже-
ства на правый берег Средней Волги понадобились победа на бул-
гарами в 1164 г. и политический кругозор Андрея Боголюбского
(Пудалов 2003. С. 74-76). Следующее упоминание Городца связано
со смертью Михалка Юрьевича в 1176 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 381). Ут-
вердившийся во Владимире, Михалко сразу направился в Городец.
Городец сыграл важную роль в основании Устюга в 1178 г.,
Унжи (Кучкин 1984. С. 93), в освоении земель на северо-восток от
Верхней Волги (Кучкин 1984. С. 95). В 1183 г. состоялся масштаб-
ный поход на Булгарию (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 390). Белозерскому пол-
ку удобнее было спускаться от Ярославля к Городцу и к устью
Оки (Кучкин 1984. С. 94-95). В 1185 г. Всеволод Юрьевич посы-
лал рать на булгар. Пунктом отправления на булгар, вероятно,
был Городец, поскольку сказано, что воеводы возглавляли город-
чан (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 400).
Учитывая роль Городца в событиях второй половины XII в.,
можно сказать, что он использовался Всеволодом Большое Гнездо
лишь как военная база и как перевалочный пункт колонизации на
северо-востоке. С 1190-х годов Всеволод Юрьевич втягивался в
борьбу за общерусское доминирование. Внимание к продвижению
на восток ушло на второй план. Чуть раньше отпала роль Городца
как пункта утверждения на Средней Волге. В это же время сти-
хийно развивалась округа Городца: к концу XII в. славянское рас-
селение распространилось по окрестным рекам Санда, У зол а,
Линда, Ватома (Антонов 2005. С. 28-29).
Основание Городца на левом берегу Волги замкнуло в кольцо
земли, охватываемые нижней Окой с юга и Волгой с севера. Путь
от Владимира на Городец до 1220 г. шел через устье Нерли
Клязьминской к Боголюбову, затем к селу (урочищу) Омут (Ому-
цкое) (ПСРЛ. Т. 23. С. 68) у Суздаля и поворачивал на север и да-
лее на восток (севернее Палеха); оттуда через Волгу дорога выхо-
дила к Городцу (Насонов 2006. С. 172; Кучкин 1984. С. 204). Ко-
роткого выхода от Владимира на Волгу у Городца по территории
будущей Нижегородчины до 1221 г. не было. На севере путь шел
по границе с неосвоенными землями, с юга он поджимался муро-
120
мо-рязанскими князьями. На этих землях проживала мордва. Раз-
витие Городца обусловило внедрение в этот анклав, дававший
контроль над Средней Волгой.
Первые сорок лет XIII в. Городец упоминается в летописях в
связи с Юрием Всеволодовичем. Он пребывал в ссылке в 1216—
1217 гг. (ПСРЛ. Т. 3. С. 56, 257) в крае, где было все, что состав-
ляло атрибутику княжеской власти: город, сельская округа, под-
чиняющаяся ему. Но годичное пребывание князя в Городце все же
было ссылкой. «Городецкий остров» был отрезан от Владимир-
ского княжества. Видимо, знакомство с Заволжьем привело князя
к мысли о наведении «мостов» между Городцом и Владимирским
княжеством. Воплощать этот замысел Юрий Всеволодович стал,
вернувшись во Владимир в 1218 г. В 1219 г. булгары разорили
Устюг и были отбиты от Унжи (ПСРЛ. Т. 23. С. 67). Этот рейд
подтолкнул владимирского князя к организации победоносного
похода на Булгарию (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 444-445).
После успеха Юрий Всеволодович начал зимой 1220 г. гото-
вить следующий поход на булгар. Они склонили его заключить
мир. Примечательно, что новый поход должен был начаться в Го-
родце: туда был отправлен Юрием Василько Константинович, там
Юрий заключил мир с булгарами (ПСРЛ. Т. 25. С. 117). Весной-
летом 1221 г. был основан Нижний Новгород. Название города в
устье Оки указывает на связь с Городцом: по отношению к нему
город, основанный Георгием Всеволодовичем, был новым (Насо-
нов 2006. С. 173) и нижним по Волге. Казалось бы, центр военно-
политической деятельности должен был полностью перейти в ре-
гион, расположенный с запада на восток между новым градом и
Гороховцом, но в это время укреплялся Городец. Началась борьба
с мордвой, в которую вмешались булгары. В период 1223/1224 -
1229/1230 гг. шла война с Булгарией (Пудалов 2003. С. 193-194),
скудно отразившаяся в источниках. О ней свидетельствуют лишь
заключение мира в 1229/1230 г. (ПСРЛ. Т. 18. С. 54), упоминание
булгарского князя, воевавшего с Пурешей, сателлитом владимир-
ского князя (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 451), поход в 1224 г. Владимира Все-
володовича и Всеволода Константиновича, о цели которого не
упоминается (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 447).
Вероятно, в связи с этой войной возросла военная роль Го-
родца, прикрывавшего Нижний Новгород. Городец стал местом
сбора ратей. Тогда и началось вторичное укрепление города, воз-
121
ведение новых валов. Успешные войны с булгарами, стычки с
мордвой давали необходимые рабочие руки. Окончание боевых
действий, стабилизация обстановки в регионе прервали это строи-
тельство.
Археологи связывают укрепление Городца в первой трети
XIII в. с обеспокоенностью владимирского князя Юрия появлени-
ем в Восточной Европе монголов. А.Ф. Медведев объяснил это
тем, что князь Юрий готовился к отражению монголов после
1229 г. Главный аргумент - незавершенность строительства укре-
плений (Медведев 1966. С. 166—167). Сооружение местным насе-
лением огромных рва и вала требовало времени. Допуская, что
строительство велось чужими (булгарскими) руками, надо объяс-
нить, откуда они взялись в 1230-е годы, если в 1229/1230 г. был
подписан мир с булгарами и произошел обмен пленными (ПСРЛ.
Т. 18. С. 54). Представляется, что связь между появлением монго-
лов в Восточной Европе и укреплением Городца надумана. В Се-
веро-Восточной Руси кочевники появлялись редко. Поэтому
вплоть до 1237 г. князь мог пребывать в спокойствии. Косвенно
об этом свидетельствует и то, что он не укреплял регион устья
Оки, довольствуясь там наличием Нижнего Новгорода. Южнорус-
ские князья также не заботились об укреплении своих границ.
Князь, заложивший Нижний Новгород, восстановил и приум-
ножил основы политической будущности Городца. Юрий Всево-
лодович возобновил прерванное развитие заволжского края, кото-
рое начал Андрей Боголюбский. Благодаря строительству Нижне-
го Новгорода Юрием Всеволодовичем, Городец оказался теснее,
нежели раньше, связан с Владимирским княжеством. Это дало
импульс для его развития, развития округи и, прежде всего, Сред-
ней Волги от Кирилловых гор (Городец) до устья Оки. Регион
Средней Волги в домонгольское время политически осваивался в
два этапа: при Андрее Боголюбском и при Юрии Всеволодовиче.
Литература
Антонов Д.А. Основные этапы освоения Нижегородского Заволжья во
второй половине XII - конце XVI в. // Нижегородские исследования по
краеведению и археологии. Нижний Новгород, 2005. Вып. 9.
Ермолинская летопись // ПСРЛ. М., 2004. Т. 23.
Ипатьевская летопись // ПСРЛ. М., 1998. Т. 2.
122
Кузнецов А.А. Владимирский князь Георгий Всеволодович в исто-
рии Руси первой трети XIII века. Особенности преломления ис-
точников в историографии. Нижний Новгород, 2006.
Кузнецов А.А. О достоверности сведения о набеге булгар на
Ярославль в 1152 г.// Вестник Нижегородского ун-та им.
Н.И. Лобачевского. Сер. История. Нижний Новгород, 2006.
Вып. 2 (6). С. 94-104.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-
Восточной Руси в X-XTV вв. М., 1984.
Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. М., 1997. Т. 1.
Медведев А.Ф. Основание и оборонительные сооружения Городца
на Волге И Культура Древней Руси. М., 1966.
Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. М.; Л., 1949.
Т. 25.
Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древне-
русского государства. Монголы и Русь. СПб., 2006.
Новгородская первая летопись // ПСРЛ. М., 2000. Т. 3.
Пудалов Б.М. Начальный период истории древнейших русских горо-
дов Среднего Поволжья (ХП - первая треть ХШ в.). Нижний Нов-
город, 2003.
Пудалов Б.М. Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть
Х1П - первая треть XIV в.). Нижний Новгород, 2004.
Симеоновская летопись//ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18.
Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1964. Т. 3.
Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1964. Т. 4.
Типографская летопись // ПСРЛ. М., 2000. Т. 24.
И.А. Кучерова
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК
СИГВАТА ТОРДАРСОНА
В «Висах о путешествии на Восток» («Austrfararvi'sur») - од-
ном из наиболее «нетрадиционных» произведений Сигвата Тор-
123
дарсона - описывается путь скальда из Норвегии в Швецию (Гаут-
ланд) к ярлу Рёгнвальду, проделанный им по поручению конунга
Олава Харальдссона.
Мотив «востока» (подробнее о восприятии географических
направлений средневековыми скандинавами см.: Джаксон 1994) -
одновременно цели и направления движения - проходит через
всю поэму, поддерживаемый такими обозначениями, как «прочь
от данов», «с севера», «с запада» (из Норвегии). Благодаря точ-
ным пространственным указаниям в самих «Висах», а также
комментарию в «Круге Земном» Снорри Стурлусона, путь Сигва-
та прослеживается достаточно четко. «Географически» поэт вы-
езжает из Борга, затем пересекает пролив через Эйд (Eid) к Хову
(Hof), «через леса Маркир на восток в Гаутланд» (КЗ. С. 230), к
двору Рёгнвальда. Скальд подробно описывает свой путь, уделяя
внимание не только топографическим ориентирам, но и способам
передвижения: на лодке, пешком, верхом на коне; перечисляет
дома, в которых пытался остановиться на ночлег. «Висы о путе-
шествии на восток» превращаются, таким образом, в своего рода
«путевой дневник», в котором можно условно выделить пять час-
тей-этапов поездки - из дворца Олава через море, лес и дорогу ко
двору ярла, каждой из которых соответствует свой пространст-
венно-временной комплекс.
Однако «восток» в изображении Сигвата - больше, чем про-
сто направление на карте. Отъезд из Норвегии превращается для
скальда в путешествие через пространство, чуждое не только гео-
графически, но и культурно. Несмотря на небольшой промежуток
времени, прошедший после официальной христианизации Ис-
ландии (Финнур Йоунссон датирует поэму 1019 г.), поэт четко
разделяет «христианский» и «языческий» миры1, противопостав-
ляя их. В изображении Сигвата его поездка, несмотря на явную
юмористическую составляющую, превращается, по сути дела, в
путешествие в «иной мир», приобретающее сказочно-мифологи-
ческие черты.
Христианский мир в восприятии поэта культурен, цивилизо-
ван и устойчив. Он представлен, прежде всего, дворами (палата-
ми) Олава Святого и Рёгнвальда - оба являются близкими друзь-
ями Сигвата - и связан с настоящим и будущим временем. Он
характеризуется не только другой, «лучшей» верой, но и следо-
ванием героической модели поведения; его «богатством» явля-
124
ются умелые и преданные своему повелителю дружинники-вои-
ны, а правители учтивы и гостеприимны. Однако этот привыч-
ный скальду мир оказывается как бы разорванным на две части -
между дворами правителей пролегает чуждый поэту мир бондов-
язычников с совершенно иным хронотопом.
По сравнению с принявшей христианство Норвегией Швеция
предстает перед Сигватом «отсталой» и «нецивилизованной» тер-
риторией. Языческий мир Гаутланда разительно отличается от
«своего», христианского, мира, будучи наделен особыми, мифо-
логизированными чертами. Он расположен в ином, чуждом про-
странстве, прежде всего географически - скальд приезжает в дру-
гую страну. Чтобы попасть туда, ему приходится преодолеть гра-
ницу - реку, которую он переплывает в «жалкой лодчонке», но
все «проходит лучше, чем он ожидал».
Прибыв на место, поэт вынужден совершить полный трудно-
стей пеший переход через лес - дикое, неокультуренное и харак-
терное для сказок пространство. Любопытно, что скальд преодо-
левает тринадцать «миль» (rastir)1 (точнее, двенадцать и одну).
Более того, герой попадает туда и в особое время: во-первых,
действие происходит вечером (то есть в пограничный период су-
ток), во-вторых, в особое «сакральное» (heilagt) время - наступа-
ет период, когда положено приносить жертву альвам, чем и заня-
ты все местные жители. Наконец, в-третьих, поэт, по сути дела,
сталкивается с прошлым - с тем миром, который существовал
еще до христианизации. «Чужой мир» находится под покрови-
тельством чужих богов - бонды не пускают скальда на ночлег,
боясь гнева Одина. Сам же поэт призывает «троллей иметь с ни-
ми дело (flogd deila vid рай)» - упоминание троллей встречается у
Сигвата несколько раз [«Пусть хозяева холмов (= тролли. - И.К.)
заберут эту несчастную посудину!»], и только при описании это-
го отрезка пути.
Мир, в который попадает герой, чужд ему не только про-
странственно, но и социально. Скальд имеет дело не с товарища-
ми-дружинниками и даже не с бондами Исландии - он встречает-
ся с людьми, принадлежащими к иной социальной группе, испо-
ведующими другую веру (а вера служила в средние века одной из
важнейших характеристик человека), другие правила поведения.
Местные жители негостеприимны и нелюдимы, как неоднократ-
но подчеркивает Сигват; они не желают иметь дело с чужестран-
125
цем, прогоняя его «как волка», и не имеют представления о «дос-
тойном». Скальд даже обозначает их специально созданными на-
смешливыми Кеннингами, подчеркивающими «некультурность»
и «неотесанность» местных хозяев: «деревья оселка завалинки»
(heinflets pollar\ «стражи лопаты» (grefs goetir).
Наконец, Сигват приближается к цели своего путешествия,
прибывая ко двору Рёгнвальда. Для этого он снова «пересекает
границу» - в тексте опять появляется мотив путешествия, на этот
раз на коне. Скальд предвкушает, как дамы будут выглядывать из
окон, чтобы увидеть поэта и его спутников - «героическая мо-
дель» вновь становится актуальной. Впрочем, Сигват, восхваляя
ярла Рёгнвальда, все же упрекает его за негостеприимство бон-
дов, говоря о том, что «не следовало меня... прогонять кустам
драгоценного пламени скамьи стапеля (= мужам. - И.К.) князя»
(skyldit тег... / hlunns afhilmis runnum / hnekt dyrloga bekkjar).
Как и в сказке, путешествие в «чужой мир» можно сравнить с
инициацией. Путешествие позволяет Сигвату по-новому взгля-
нуть на мир, воспринять окружающую действительность с другой
точки зрения. Интересно, что сам герой по-своему подводит итог
путешествия, говоря женщине при дворе ярла, что:
«Эти черные исландские глаза,
женщина, привели нас
по крутым тропам
издалека к яркому кольцу;
эти мои ноги, Нанна меда,
неведомые твоему мужу
древние тропы
полностью исходили».
(Перевод мой)
«Oss hafa augu J>essi
islenzk, kona, visat
brattan stig at baugi
bjprtum langt en svprtu;
sja hefr, mjpd-Nanna, manni
minn okunnar {jinum
for a fomar brautir
fulldrengila gengit».
(Skj. S. 224:15)
В самом конце поэмы скальд замыкает круг, соединяя хри-
стианские миры Олава и Рёгнвальда в один. Вновь возвращаясь к
мотиву «востока», Сигват заканчивает свое произведение увере-
нием, что Рёгнвальд - «лучший друг на восточном пути во всем
зеленом море (= Балтийском море. - И.ТС.)» (...baztan vin miklu / а
austrvega... I alt med groenu salti: Skj. S. 225:21). «Восток» и со-
пряженное с ним культурное пространство, таким образом, рас-
ширяются до пределов всей земли. Все трудности путешествия
126
поэт искусно превращает в хвалу своему покровителю, ради ко-
торого он готов претерпеть эти невзгоды, и одновременно под-
черкивает необходимость альянса с ярлом - другом и христиани-
ном, принадлежащим к «своему» миру, которому противостоит
опасный и консервативный языческий мир.
Таким образом, в «Висах о путешествии на восток» происхо-
дит наложение «ментальной», культурной карты поэта-дружин-
ника-христианина на реальную географическую карту Норвегии
и Швеции. Путешествие Сигвата от Борга до Гаутланда проходит
через мир, прямо противоположный привычному. Вместо хри-
стианского двора конунга и его дружины он встречает бондов-
язычников, приносящих жертвы альвам и ссылающихся на воз-
можный гнев Одина. Место боевого корабля, внушающего страх
врагам, занимает утлая лодчонка, которой опасается сам скальд; а
«окультуренное» пространство города и усадьбы правителя про-
тивопоставлено «дикой» природе и крестьянским лачугам. «Чу-
жой» мир принимает пришельцев враждебно: Сигват и его спут-
ники вначале едва не тонут, затем в кровь стирают ноги во время
пешего перехода, а под конец поэт упоминает, что «конь мужа
попадает копытом в яму» (fakr laust drengs i diki I ...foetv. (Skj.
S. 223:11). Щедрости и гостеприимству противостоят скупость и
невежливость, отказ предоставить гостям ночлег. Путешествие
через «иной мир» трансформирует саму стилистику песни: скальд
создает новые, нетрадиционные кеннинги для негостеприимных
бондов, содержащие стандартные основы, но за счет новых опре-
делителей прямо противоположные стандартным. В «Висах о пу-
тешествии на восток» Сигват последовательно создает систему
оппозиций, противопоставляя друг другу «свой» и «чужой» ми-
ры; христианство и язычество; настоящее и прошлое; мир конун-
га и его дружины и мир бондов; учтивость, знатность, щедрость,
гостеприимство и неотесанность, скупость, незнатность.
Примечания
1 Вероятно, что христианином был уже отец Сигвата, также скальд, ко-
торый воспитал своего сына в новой вере.
2 А.Я. Гуревич указывает, что «миля» - не совсем точный перевод. Rost -
это расстояние между двумя стоянками при переходе, не определен-
ное четко (Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.
С. 112). G. Zoega отмечает, что rost приблизительно равен 4-5 милям.
127
Литература
Skj. - Den norsk-islandske skjaldedigtning / Udg. Finnur Jdnsson. КяЬеп-
havn, 1973 (repr.). В. I. Rettet tekst
КЗ. - Снорри Стурлусон. Круг Земной / Пер. М.И. Стеблин-Каменского,
Ю.К. Кузьменко, А.Я. Гуревича, стихи в пер. О.А. Смирницкой. М.,
1980.
Джаксон 1994 -Джаксон Т.Н. Ориентационные принципы организации
пространства в картине мира средневекового скандинава // Одиссей:
Человек в истории. 1994. М., 1994. С. 54-64.
А.В. Лаушкин
РУССКО-ПОЛОВЕЦКИЕ КОНТАКТЫ
В СВЕТЕ ЛЕТОПИСНОЙ ЛЕКСИКИ
ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНОГО РАЗМЕЖЕВАНИЯ
Уже со второй половины XI в. древнерусские летописцы на-
чинают использовать по отношению к некоторым соседям Руси
негативные эпитеты, подчеркивающие их иноверие (при этом
иные, неконфессиональные, эпитеты, характеризующие эти на-
роды, встречаются в летописи редко). Наиболее распространен-
ными в памятниках летописания Х1-ХШ вв., если судить о них
по текстам Лаврентьевской, Ипатьевской и Новгородской I ле-
тописей, являются четыре подобных эпитета: «поганые», «без-
божные», «беззаконные» (т. е. не знающие истинной веры, не
исполняющие ее установлений) и «окаянные» (в значении «про-
клятые, отрешенные от Бога»), Реже можно встретить следую-
щие наименования: «проклятые»/«треклятые», «нечестивые»,
«богостудные», «нечистые ищадья», а также «бесермене» и «бо-
хмиты» (мусульмане). Кроме того, в ряде случаев летописцы ис-
пользуют определения, образованные от имен тех героев Ветхо-
го Завета, которые считались родоначальниками «нечестивых»
народов: «сынове Измаилевы»/«измаилтяне» (= «внуци Агари-
ны»/«агаряне», «срацины»), «сынове Моавли»/«моавитяне»,
«сынове Аммоновы».
Изучение этих понятий в качестве лексического комплекса, с
помощью которого восточные славяне отделяли себя от некото-
рых соседних этнических групп, был начато А. Каппелером. Он
128
указал на важность данной лексики для исследования этническо-
го самосознания обитателей Руси, назвал те народы, по отноше-
нию к которым она чаще всего использовалась в летописании XI-
XIII вв. и постарался рассмотреть хронологию ее бытования
(Kappeler 1986). Хотя отдельные выводы, к которым пришел ис-
следователь, нуждаются в утончении, предложенный им подход
представляется весьма плодотворным. Тем более что в древней-
шем летописании понятийный аппарат этноконфессионального
размежевания не исчерпывался только негативными эпитетами
для характеристики соседей. Другая сторона того же явления
представлена конфессиональными автохарактеристиками, с по-
мощью которых летописцы подчеркивали правоверие своих еди-
ноплеменников, в том числе и при описании международных со-
бытий. Иногда эти автохарактеристики имели развернутый ха-
рактер (что особенно присуще «Повести временных лет»): «но-
вии людье... избрании Богомь», «кого... тако Богъ любить, якоже
ны взлюбилъ есть?», «люди своя» для Бога и др. Однако наи-
большее распространение получили краткие автохарактеристики,
когда для обозначения русских летописцы прибегали к понятиям
«хрестеяни» и «хрестьяньскыи» (этому явлению нами была по-
священа специальная работа: Лаушкин 2006).
Преобладающее число негативно-конфессиональных опреде-
лений в названных летописных сводах адресовано половцам.
Данная языковая практика имеет систематический характер, об-
наруживает себя в описании уже самого первого их набега на
Русь (под 6569 / 1061 г.) и сопутствует летописным известиям о
взаимоотношениях Руси с этим кочевым народом вплоть до Ба-
тыева нашествия. «Терминологическая выделенность» половцев
особенно заметна на фоне того обстоятельства, что в названных
хронологических рамках (60-е годы XI в. - 30-е годы ХШ в.) встре-
чаются еще только два народа (волжские булгары и литва), в от-
ношении которых летописцы регулярно используют арсенал пе-
речисленных выше определений (хотя и не весь), причем делать
это они начинают значительно позднее - соответственно со вто-
рой половины XII и с начала XIII в. В адрес других иноверных
соседей Руси (за исключением единичных случаев в известиях о
некоторых группах «своих поганых» и о чуди, соседствующей с
Новгородом) данные эпитеты не употребляются.
129
Без сомнения, широкий шлейф конфессиональных определе-
ний, следующий за половцами в летописи, является элементом
того общего негативного образа кипчаков, который сложился в
среде книжников домонгольской Руси (см.: Chekin 1994; Карпов
2002). Впрочем, подобно самим русско-половецким отношениям,
несводимым к одному военному противоборству, этот книжный
образ при ближайшем рассмотрении оказывается не таким одно-
значным, каким может показаться на первый взгляд. Лишнее под-
тверждение тому обнаруживается при обращении к особенностям
использования в летописи интересующих нас определений.
Выделим четыре типа летописных известий, в которых упо-
минаются половцы: (1) об их нападениях на Русские земли, (2) об
использовании половецких отрядов русскими князьями в ходе
междоусобных конфликтов, (3) о походах русских войск в степь
против половцев и (4) о мирных контактах с ними.
Показательную картину дает уже «Повесть временных лет».
Полновесные грозди разнообразных негативно-конфессиональ-
ных эпитетов регулярно встречаются там только в известиях
первого типа. В известиях второго и третьего типов читается
временами только определение «поганые» (которое, бесспорно,
несло в себе меньший отрицательный заряд, чем прочие). В из-
вестиях четвертого типа интересующие нас наименования от-
сутствуют вообще. Вполне закономерно, что наиболее негатив-
ный образ половцев-иноверцев рисуется летописцами в связи с
их набегами на Русь - на землю христиан. Но вот слабая окра-
шенность разбираемыми понятиями сообщений о походах рус-
ских князей в степи (походах, которые иногда ложно квалифи-
цируются в литературе как «крестовые» [см., напр.: Рыбаков
1993. С. 459]) заслуживает внимания. Так, в рассказах о четырех
победоносных походах начала ХП в. - 1103,1107, 1111 и 1116 гг. -
«погаными» половцы названы лишь однажды (под 6619/1111 г.),
хотя при этом они устойчиво именуются «врагами» русских, и
летописцы с видимой охотой рассуждают о помощи, получен-
ной их единоплеменниками от самого Бога (в трех первых слу-
чаях). Представляется возможным говорить о том, что если под
пером летописцев иноверие степняков и объясняло их агрессив-
ность и прочие дурные качества (включая святотатство и бого-
хульство), то отнюдь не служило само по себе аргументом для
обоснования войн с ними (главную причину которых летописцы
130
видели не в «поганстве», а во враждебности половцев). Очевид-
но, что никакой «антиязыческой» или «миссионерской», т.е. ре-
лигиозной, подоплеки в степных «путях» (походах) русских
князей летописцы не чувствовали.
Подобное же, векторно-ситуативное, использование изу-
чаемых определений демонстрирует и летописание последую-
щего времени (большинство этих определений по понятной
причине встречается в известиях южнорусского происхожде-
ния). Распределение эпитетов по тематическим группам извес-
тий остается таким же, что и в «Повести временных лет».
Обильно они используются в сообщениях первого типа, в со-
общениях второго и третьего типов встречается обычно только
наименование «поганые», в сообщениях четвертого типа рас-
сматриваемых эпитетов нет. За словом «обычно», которое мы
употребили в предыдущей фразе, прячутся три неявных ис-
ключения, скорее подтверждающие правило, нежели его отме-
няющие; все они находятся в Ипатьевской летописи. Под 6693 /
1185 г., в Повести о походе князя Игоря Святославича послед-
ний, оказавшись в половецком плену, кается в своих грехах и
признает, что «в роукы безаконьнымъ» (т. е. половцам) он был
предан Богом за свое «безаконие». Наименование половцев
«безаконьными» происходит в ситуации, когда инициатива
уже перешла от Игоря, начавшего войну, к самим кочевникам;
кроме того, появление этого определения могло быть обуслов-
лено и чисто литературным моментом - желанием автора обы-
грать созвучие слов «безаконие» (греховность) и «безаконь-
ные» (не знающие истинной веры). Под 6704 / 1196 г. летопи-
сец рассказывает о заключении мира между князьями и раду-
ется, что тем самым Бог не дал радости «дикымъ половцемь,
ажь бяхоуть на се готови и оустремилися на кровопролитье, и
обрадовалися бяхоуть сваде в Роускыхъ князехъ; избави Богъ
крестьянъ от роукъ нечестивыхъ и оканьныхъ агарянъ... По-
ловцы могли принять участие в несостоявшемся междоусобье,
но летописец говорит о них тут не как о союзниках одного из
князей, а скорее как о самостоятельной силе, готовой восполь-
зоваться княжеской ссорой. Под 6709/1201 г. в знаменитой по-
хвале князю Роману Мстиславичу ее автор вспоминает походы
Владимира Мономаха на половцев, называя побежденных и
изгнанных им кочевников «погаными измалтянами» и «окань-
131
ними агарянами». Речь идет о событиях вековой давности, уже
приобретших эпический масштаб; поминая же походы в степь
самого Романа, летописец традиционно ограничивается эпите-
тами «поганые»/«поганьскыи язык».
Выявленные особенности использования негативно-кон-
фессиональных определений легче всего отнести на счет «лите-
ратурного этикета». Однако не приходится сомневаться в том,
что сама этикетная норма письменной речи формировалась и раз-
вивалась под воздействием неких конкретных представлений.
Д.С. Лихачев, рассуждая об этикете, замечал в частности, что
древнерусский книжник, описывая агрессивные действия «врага
Руси», подчинял свой рассказ «представлениям своего времени о
враге Руси» (Лихачев 1979. С. 90). В данном случае мы увидели
результат отражения в литературе представлений, ядром которых
была реакция не столько на вероисповедание, сколько на харак-
тер взаимоотношений с соседом. Чем хуже становились эти вза-
имоотношения, тем в большей степени актуализировалось разли-
чие вер и связанные с этим идеи.
Литература
Карпов 2002 - Карпов А.Ю. Об эсхатологических ожиданиях в Киевской
Руси в конце XI - начале XII века И Отечественная история. 2002. № 2.
С. 3-15.
Лаушкин 2006 - Лаушкин А. В. К вопросу о развитии этнического само-
сознания древнерусской народности («хрестеяни» и «хрестьяньскыи»
в памятниках летописания XI-XIII вв.) // Средневековая Русь. М.,
2006. Вып. 6. С. 29-65.
Лихачев 1979 - Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.,
1979.
Рыбаков 1993 - Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-
XIII вв. М., 1993.
Chekin 1994 - Chekin L.S. The Godless Ishmaelites: The Image of the
Steppe in Eleventh-Thirteenth Century Rus’ // Russian History / Russe His-
toire. 1994. Vol. 19. Nos. 1-4. P. 9-28.
Kappeler 1986 Kappeler A. Ethnische Abgrenzung: Bemerkungen zur
Ostslavischen Terminologie des Mittelalters // Geschichte Altrusslands in
der Begriffswelt ihrer Quellen: Festschrift zum 70. Geburtstag von Gtinther
StOkl. Stuttgart, 1986. S. 124-138.
132
Е.В. Литовских
ИСЛАНДСКОЕ ВРЕМЯ ПУТИ
(на материале «Книги о заселении страны»)
Изучение восприятия времени, в том числе как способа ис-
числения пути, во многом помогает определить картину мира
средневековых исландцев. «Книга о заселении страны», повест-
вующая о первом периоде истории Исландии, ее активном освое-
нии в конце IX-X в., дает обширный материал о передвижениях
исландцев того времени. Поэтому единицы счета времени в
«Книге», в том числе и способы исчисления пути, во многом за-
дают тон в систематизации восприятия временного ряда исланд-
цами в целом.
Начало передвижений исландцев и внутри страны, и за ее
пределами, как правило, приходилось на весну (Landnamabok
/Jakob Benediktsson Z/Isienzk fomrit. Reykjavik, 1968. Bd. 1. К. 1.
Bls. 25; K. 4. Bls. 28; K. 6. Bls. 30; K. 8. Bls. 32; K. 16. Bls. 41;
K. 20. Bls. 48; K. 26. Bls. 60; K. 34. Bls. 76; K. 35. Bls. 79; K. 37.
Bls. 83; K. 49. Bls. 109; K. 50. Bls. Ill; K. 61. Bls. 144; K. 66.
Bls. 155; K. 99. Bls. 128. Далее - Landn.). Это было связано пре-
жде всего с климатическими особенностями Исландии: зимой
передвижение по острову и за его пределы (а именно их описа-
нию и посвящена большая часть «Книги») сводилось к миниму-
му. Именно весной происходило наибольшее количество пересе-
лений, что подтверждается и частотой упоминаний весны, как
единицы счета времени. Отдельно следует отметить частое упот-
ребление оборота innfyrsta vetr «первую зиму [такой-то провел]»
(Landn. К. 11. Bls. 35; К. 12. Bls. 36; К. 17. Bls. 43; К. 20. Bls. 48;
К. 34. Bls. 76; К. 35. Bls. 79; К. 45. Bls. 99; К. 47. Bls. 104; К. 52.
Bls. 116; К. 55. Bls. 129; К. 77. Bls. 181; К. 83. Bls. 192; К. 101.
Bls. 232; К. 98. Bls. 225; К. 99. Bls. 229).
В передвижениях вне острова средневековые исландцы счи-
тали расстояния днями пути, то есть временем, которое требова-
лось для преодоления некоего расстояния. Именно так определя-
ются в «Книге о заселении страны» расстояния от Норвегии до
Исландии (Landn. К. 1. Bls. 24; К. 43. Bls. 97) и от Исландии до
Гренландии (Landn. К. 1. Bls. 24).
133
Однако в «Книге» практически нечего не говорится о рас-
стояниях при передвижениях внутри острова. Употребляются
лишь абстрактные единицы счета времени. К ним можно отнести
такие обороты как litlusidar «вскоре» (Landn. К. 12. Bls. 36; К. 53.
Bls. 118; К. 61. Bls. 123; К. 90. Bls. 206) и padan fra litla «через
некоторое время» (Landn. К. 12. Bls. 36).
Единичными являются случаи упоминания точных
временных промежутков для описания времени начала или конца
(что гораздо чаще) пути, например, ит nott «ночью»
(Landn. К. 45. Bls. 99) или at jolum «в йоль» (Landn. К. 70.
Bls. 170. Ср.: Landn. К. 66. Bls. 154). Начало и конец пути обычно
привязывались к другим событиям, произошедшим в это время
неподалеку, например, к смерти кого-либо из родственников
(Landn. К. 34. Bls. 76; К. 73. Bls. 168).
Конец путешествий очень часто соотносился со временем за-
селения острова. Это могло быть просто sid landnamstidar «во
время заселения» (Landn. К. 45. Bls. 99) или же ut at albyggdu
landi «в конце заселения» (Landn. К. 48. Bls. 105; К. 86. Bls. 198)
и pa er byggt var allt med sjo «когда все побережье уже было засе-
лено» (Landn. К. 99. Bls. 228; К. 100. Bls. 230).
Но, как правило, о самом пути в «Книге о заселении страны»
ничего не говорится. При описании путешествий по Исландии в
«Книге» отмечались, в большинстве случаев, лишь время начала
и конца пути (Landn. К. 66. Bls. 154; К. 71. Bls. 164 и др.). В пути
как будто бы ничего не происходило (Ср. Landn. К. 6. Bls. 31;
К. 11. Bls. 34; К. 26. Bls. 60; К. 45. Bls. 99 и др.). Обычно протя-
женность пути описывалась оборотом par til er «до тех пор пока»
(Landn. К. 6. Bls. 30; К. 19. Bls. 46; К. 26. Bls. 60). Тем самым фак-
тически любой путь, особенно по Исландии, выпадает из внима-
ния авторов «Книги о заселении страны». Ими отмечаются лишь
время начала и конца пути.
При путешествиях внутри Исландии путь привязывался ско-
рее к каким-либо топонимическим особенностям, чем к затрачен-
ному на него времени. Вот одно из таких описаний: «Он добрался
до курганов, которые сейчас зовутся Курганами Векеля. Он про-
скакал между курганами и повернул обратно» (Harm кот til hauga
peira, er пй heita Vekelshaugar. Hann skaut milli hauganna ok hvarf
padan aftr\ Landn. K. 48. Bls. 105).
134
Скорее всего, такой способ описания пути вытекал из того,
что расстояния между топографическими объектами, равно как и
время, требуемое на его преодоление, были либо известны ис-
ландцам, либо легко вычисляемыми.
В этой связи заслуживает внимания путь Ауд по Исландии во
время заселения. В «Книге о заселении страны» он характеризу-
ется так: «Следующей весной Ауд отправилась искать землю
вглубь Широкого Фьорда со своими людьми. Они позавтракали
на юге Широкого Фьорда в том месте, которое сейчас зовется
Мысом Завтрака. Затем они поехали на косу. Они проехали мыс,
где Ауд потеряла свой гребень. Она назвала его (мыс. - ЕЛ,)
Мысом Гребня» (JEftir ит varit for Audr i landaleit inn i Breidafjord
ok lagsmenn hennar. Pau atu dogurd fyrir sunnan Breidafjord, par er
nu heitir Dogurdames. Sidan foru pau inn eyjasund. Pau lendu vid
nes pat, er Audr tapadi kambi sinum. Pat kalladi hon Kambsnes:
Landn. K. 37. Bls. 83). Такое максимально подробное описание
приводилось, скорее всего, вследствие его важности для даль-
нейшего заселения и разграничения территорий и земельных вла-
дений (Ср.: Landn. К. 74. Bls. 173).
Таким образом, авторов «Книги о заселении страны» пути и
путешествия интересовали лишь постольку, поскольку они были
связаны с освоением определенных территорий. Поэтому боль-
шинство описаний передвижений в «Книге» очень кратки, а еди-
ницы счета времени, относящиеся к путешествиям, относительны
и, в большинстве случаев, употребляются лишь для обозначения
начала и конца пути.
П.В. Лукин
«мЪСТИЧИ РОУСЦИИ» ВО ВЛАДИМИРЕ ВОЛЫНСКОМ:
ЗАИМСТВОВАНИЕ «НЕМЕЦКОГО ПРАВА»
ИЛИ РЕЗУЛЬТАТ
ЛИНГВО-КУЛЬТУРНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ?
В Галицко-Волынской летописи в составе Ип. есть известие о
том, как зимой 1288 г. по распоряжению князя Мстислава Дани-
ловича в соборе Владимира Волынского была оглашена грамота
135
его больного двоюродного брата владимирского князя Владими-
ра Васильевича: «и npirfcxa [Мстислав] Володим’Ьрь, "fcxa во
п(с)пью ко crfc Бци. и созва богары Володим’Ьрьскыга. бра(т) сво-
его. и м'кстич’Ь Роусци и Н’кмц^. и повел^ передо всими чести
грамотоу братноу w даньи землгЬ и вс*к(х) городовъ. и столного
города Володим’ЬрА. и слышаша вси © мала и до велика».
Долгое время этот фрагмент не получал специальной интер-
претации. В начале XX в. М.С. Грушевским и австрийским исто-
риком Р.Ф. Кайндлем было высказано предположение о том, что
упоминание «местичей» - свидетельство появления во Владими-
ре «немецкого права». При этом М.С. Грушевский допускал две
возможности: «чи титьки кольошя нТмецька, чи органващя зло-
жена з горожан руських i шмецьких, се трудно ршити». В наше
время фраза привлекла внимание Л.В. Милова. По его мнению, в
рассматриваемом месте Ип. «фигурируют роусци как просто рус-
ские. в отличие от немцев». Гипотеза вызвала критику со стороны
В.Н. Шапошникова, предположившего, что в этой фразе «мы
встречаем скорее прилагательное, а не существительное». Совсем
недавно к сюжету обратился А.П. Толочко, считающий упомина-
ние «местичей» во Владимире Волынском «наиболее ранним
свидетельством существования немецкого городского права на
Волыни», что связывается им с немецкой колонизацией, которую
в это время могли поощрять волынские князья. Немецкое право
распространялось не на все население Владимира, а только на
«немецких колонистов».
Никто из ученых, за исключением Л.В. Милова, значением
слова «местичи» не интересовавшегося, не пытался установить
грамматические формы неоднозначно понимаемых выражений и
конкретный смысл всей фразы, и, тем более, никто не сравнивал
варианты этой фразы в рукописях; цитировалось шахматовское
издание, представляющее собой определенную интерпретацию.
Сопоставление текстов позволяют установить два варианта
фразы, первый - Ипатьевского списка, где фигурируют «местич*Ь
роусци(и) н’Ьмц’Ь» (Ип. сп. Л. 299 об.), и трех остальных, где
представлены «м’Ьстичи русь и н^мцы» (Хлебниковский, Ермо-
лаевский, Яроцкого) (X. Л. 759; Ермол. Л. 284; Яр. Л. 225).
«Хлебниковскую версию» (имея в виду наличие в Ермол. и Яр.
между словами «Русь» и «и» запятой, которая, возможно, отра-
136
жает стоявший в протографе межсловесный знак), скорее всего,
следует интерпретировать так: «И созвал [князь] владимирских
бояр своего брата, и местичей-русь, и немцев...» (но нельзя ис-
ключать и прочтения: «И созвал [князь] владимирских бояр сво-
его брата, и местичей: русь и немцев...»). Что касается «Ипатьев-
ской версии», то, в принципе, возможны оба чтения: предлагае-
мое Л.В. Миловым («роусци и») и В.Н. Шапошниковым («роус-
ции»). В первом случае нужно предполагать гапакс «роусци», во
втором - смешение форм именительного и винительного падежей
множественного числа прилагательного, достоверно устанавли-
ваемое на древнерусском материале. Однако чтение «русци и»,
являющееся гапаксом и потому заведомо более сложное, чем
«русции», отнюдь не является необходимым.
Представляется, что рассматриваемый фрагмент Ип. сп. надо
читать: «И созва богары володим’Ьрьскыга бра(та) своего, и м'Ьс-
тич'Ь роусции, нгЬмц^». Как кажется, это чтение по всем крите-
риям лучше предложенного Л.В. Миловым: оно проще и устра-
няет загадочный гапакс «роусци». Несмотря на то, что «хлебни-
ковская версия» представлена большим числом списков, предпо-
честь, думается, следует чтение Ип. сп. В основе остальных трех
списков лежит один протограф - список Ип. типа X, а в этой фра-
зе в них содержится явная ошибка: грамота «щ даньи земл^» бы-
ла заменена на грамоту «ютданье земл^». Вместо грамматически
правильного и содержательно ясного выражения возникло тем-
ное по смыслу место, что свидетельствует о вторичной неудач-
ной правке. Вероятно, таким же образом и казавшиеся не вполне
стилистически оправданными «местичи русские» были заменены
на «местичи Русь», что дало возможность построить параллель
между «Русью» и «немцами». Устанавливается наиболее вероят-
ное понимание фразы: Мстислав созвал владимирских бояр сво-
его двоюродного брата Владимира Васильковича, русских «мес-
тичей» и живших во Владимире Волынском немцев.
В связи с этим становится очевидной несостоятельность ги-
потезы о «местичах»-немцах как о носителях «немецкого права»
во Владимире Волынском: возможность отнесения понятия «мес-
тичи» только к немцам исключается. Следовательно, имеет
смысл рассматривать только концепцию «русско-немецкой об-
щины на немецком праве». И здесь надо выяснить, можно ли
137
считать слово «местичи» свидетельством распространения «не-
мецкого права».
Свою позицию А.П. Толочко подкрепляет, во-первых, извес-
тием Галицко-Волынской летописи об осаде Кракова, в котором
различаются понятия «место»/«город» и «местичи»/«горожане»,
во-вторых, данными украинских грамот второй половины XIV в.,
где «местичи» - члены городской общины на немецком праве,
в-третьих, ссылкой на работы немецкого слависта X. Людата, до-
казывавшего, что общеславянское *mesto в значении ‘locus’ по-
лучило также значение ‘civitas, urbs’ в качестве кальки средне-
верхненемецкого stat в языках, носители которых занимали тер-
ритории, испытавшие воздействие немецкой «восточной колони-
зации».
Разберем последовательно все три аргумента.
1. Второе упоминание «местичей» в ГВЛ относится к Крако-
ву, где попытки локации на немецком праве совершались уже в
начале XIII в. и окончательно увенчались успехом в 1257 г. Но,
как признает сам А.П. Толочко, утверждение немецкого права во
Владимире Волынском произошло только 200 лет спустя. Таким
образом, краковская аналогия доказательной силы здесь не име-
ет: описывая ситуацию в постлокационном Кракове, летописец
вынужден был употреблять разные термины по отношению к
слоям городского населения с разным юридическим статусом.
2. Из западнорусских грамот XIV в., действительно, следует,
что в это время местичами могли называть городское население,
обладающее самоуправлением на основе немецкого права. Но
существует множество примеров, когда «местичи» есть, а «не-
мецкого права» нет. Например, Полоцк получил магдебургское
право в 1498 г., но и раньше его жители могли называться «мес-
тичами». Одно из самых ранних свидетельств - в документе на-
чала 40-х годов XV в. - грамоте полочан рижскому городскому
совету; в intitulatio фигурируют «местичи». Далее, в narratio, упо-
минается один из «местичей» - «нашь брат местичь Роу сан Кож-
чичь», судя по имени, явно русский человек, а не член «немецкой
колонии». Можно согласиться с предложенной недавно интер-
претацией швейцарского исследователя полоцкой истории Ш. Ро-
девальда, отметившего, что к немецкому праву употребление по-
нятия «м^сто» и производных никакого отношения не имело.
138
стижными коннотациями, с целью обозначения городского посе-
ления»; это заимствование, «первоначально было в значительной
степени лишено правового содержания, которое было в польско-
литовских правовых городах».
3. Позиция X. Людата, согласно которому бытование эквива-
лентов славянского *mesto в значении «город» «имело место
именно там, где получил распространение новый тип западноев-
ропейско-немецкого правового города», должна быть скорректи-
рована. В свое время чешский филолог Я. Белич указывал на
факт спорадического распространения слова mesto в значении
город в сербохорватском языке (в Далмации и Истрии), где «ад-
министративно-территориального планирования» по немецкому
образцу не было. Не исключено, что здесь мы, как и во владими-
ро-волынских «местичах», имеем дело с результатом лингво-
культурного, а не институционального заимствования.
Выясняется, что летописец применительно к Владимиру Во-
лынскому использовал знакомый по польским реалиям и понравив-
шийся ему заимствованный термин «местичи» как синоним стан-
дартного древнерусского «горожане». Это упоминание наиболее
убедительно может быть объяснено как следствие развитых лин-
гвистических и культурных контактов между Юго-Западной Русью
и ее западными соседями. Гипотезу о распространении «немецкого
права» на Волыни уже в ХШ в. оно подкрепить не может.
Литература
Грушевський М.С. 1стор1я Украши-Руси. Кшв, 1998. Т. V. Ч. IV
Грушевський М.С. Хронольопя под!й Галицько-Волиньско! летописи //
Зап. Наукового товариства 1м. Шевченка. Льв1в, 1901. Т. XLI. Кн. 3.
Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе рус-
ско-литовских отношений конца XV - первой четверти XVI в. М., 1995.
Кузнецов А.М., Иорданиди С.И., Крысько В.Б. Прилагательные. М.,
2006. С. 194 (Историческая грамматика древнерусского языка / под
ред. В.Б. Крысько. Т. III).
Милов Л.В. О «Слове о полку Игореве» (Палеография и археография
рукописи, чтение «русичи») // Милов Л.В. По следам ушедших эпох.
Статьи и заметки. М., 2006.
Милов Л.В. Ruzzi «Баварского географа» и так называемые «русичи» //
Милов Л.В. По следам ушедших эпох. Статьи и заметки. М., 2006.
ПСРЛ. М., 1998. Т. II. Ипатьевская летопись.
139
Толочко А.П. Летописные «горожане» и «местичи» // Восточная Европа
в древности и средневековье: XIX чтения памяти чл.-корр. АН СССР
В.Т. Пашуго: Политические институты и верховная власть. М., 2007.
Тупиков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен. М., 2004.
Хорошкевич АЛ. Полоцкие грамоты XIII - начала XVI в. М., 1977. Вып. 1.
Шапошников В.Н. Русичи // Энциклопедия «Слова о полку Игореве».
СПб., 1995. Т. IV П-Слово.
ВёНс J. Die Parallele “Stadt - mesto» П Deutsch-tschechische Beziehungen
im Bereich der Sprache und Kultur. Aufsatze und Studien / Hg. von B. Ha-
vranek und R. Fischer. B., 1965.
Kaindl R.F. Geschichte der Deutschen in den Karpathenlandem. Gotha,
1907. Bd. I: Geschichte der Deutschen in Galizien bis 1772.
Ludat H. Die Bezeichnung fiir «Stadt» im Slawischen // Syntagma Friburgen-
se. Lindau; Konstanz, 1956.
Rohdewald S. “Vom Polocker Venedig». Kollektives Handeln sozialer
Gruppen einer Stadt zwischen Ost- und Mitteleuropa (Mittelalter, friihe
Neuzeit. 19. Jh. bis 1914). Stuttgart, 2005.
Wyrozumski J. Dzieje Krakowa. Krakow do schylku wiekow Sriednich. Kra-
k6w, 1992.
Zaki A. Krakdw // Slownik starozytnosdi slowianskich. Wroclaw etc., 1964. T. II.
В.И. Матузова
ОТ «НОВОГО ВОИНСТВА» К «НОВЫМ ВОЙНАМ»:
ТЕВТОНСКИЙ ОРДЕН НА ПУТИ
ИЗ СВЯТОЙ ЗЕМЛИ В ПРУССИЮ
Речь пойдет не только и не столько о буквальном продвиже-
нии Тевтонского ордена с Ближнего Востока в Восточную При-
балтику, сколько о тех этапах, которые знаменовали ключевые
моменты в истории ордена. Географически эти этапы связаны с
определенными пунктами, в которых находились резиденции
верховного магистра: сначала это был Аккон, затем - Венеция и,
наконец, Мариенбург, но каждому из этих этапов соответствова-
ла и определенная идеологическая основа. Так что в своем идей-
ном развитии Тевтонский орден тоже прошел некий путь - путь
от Бернарда Клервоского до Петра из Дусбурга.
1. Аккон
Тевтонский орден возник в 1189 г. во время Третьего кресто-
вого похода. «Повествование о начале Тевтонского ордена» и
140
«Пролог» к Статутам Тевтонского ордена представляют деталь-
ную картину его появления и существования на этом этапе. Важ-
но отметить, что уже тогда сложилась идейно-богословская кон-
цепция Ордена: образцами для него послужили два первых ду-
ховно-рыцарских ордена в Святой Земле - Орден госпитальеров
и Орден тамплиеров. Во время Первого крестового похода Орден
тамплиеров снискал благословение самого Бернарда Клервоско-
го, описавшего его в «Похвале новому рыцарству» и назвавшего
его «новым родом рыцарства, неведомого прошедшим векам».
Так или иначе, Тевтонский орден должен был принять положе-
ния, содержащиеся в «Похвале», равно как и в уставе Ордена
тамплиеров, и следовать им, вырабатывая свой собственный мо-
нашеско-рыцарский идеал.
Прежде всего Бернард Клервоский подчеркивал двойствен-
ность природы нового воинства: «неустанно ведет оно двоякую
войну против плоти и крови и против духовного воинства зла на
небесах»; именно поэтому «бесстрашен тот рыцарь и защищен со
всех сторон, ибо душа его укрыта доспехами веры так же, как
тело доспехами стальными». Далее этот тезис несколько конкре-
тизируется: «Когда приближается битва, они вооружаются внут-
ренне - верой, а внешне - сталью». Будучи монахами, эти воины
«особенно заботятся о том, чтобы чтить храм Божий усердным и
искренним благоговением, принося <...> истинные жертвы мир-
ные - братскую любовь, верное послушание и добровольную
бедность»; будучи воинами, они «живут и побеждают во Госпо-
де», а, погибая, «идут ко Господу». Поэтому «воистину, жизнь
плодотворна и победа славна, но святая смерть важнее их обеих».
«Не знаю», пишет Бернард, «было ли бы уместнее называть их
монахами или солдатами, но только, пожалуй, лучше было бы
признать их и тем, и другим. Воистину, нет у них недостатка ни в
монашеской мягкости, ни в воинской мощи. Это - избранные
войска Божии».
Бернард еще не называет это воинство «новыми Маккавея-
ми», но образ библейских Маккавеев в «Похвале» уже появляет-
ся, пусть еще только в духе моральной установки, в виде цитаты
из Библии: «Легко и многим попасть в руки немногих, и у Бога
небесного нет различия, многими ли спасти или немногими, ибо
не от множества войска бывает победа на войне, но с неба прихо-
дит сила» (1 Мак. 3: 18-19). Этот образ получит развитие в «Хро-
141
нике земли Прусской» Петра из Дусбурга, когда рыцари Тевтон-
ского ордена будут не только сравниваться с Маккавеями, но бук-
вально отождествляться с ними («новые Маккавеи»).
Такая концепция, сложившаяся в период пребывания Тевтон-
ского ордена в Святой Земле, вполне «работала» и в первые пол-
века его завоевания Пруссии. Хроника Петра из Дусбурга дает
немало ярких образов и ситуаций, вполне согласующихся с по-
ложениями, содержащимися в «Похвале» Бернарда Клервоского.
2. Венеция
Верховное руководство Ордена обосновалось в Венеции по-
сле падения Аккона (1291 г.). Но уже задолго до этого, в 1226 г.
(по другим сведениям - в 1258 г.) тевтонские рыцари нашли при-
ем в этом итальянском городе. Конечно, Орден был заинтересо-
ван в том, чтобы иметь владения в крупном портовом городе. Ве-
нецианский дож Цено облегчил осуществление этого желания,
подарив Ордену Церковь св. Троицы (теперь на этом месте стоит
церковь Санта Мария делла Салюте). До 1291 г. в Венеции нахо-
дилась резиденция комтуров.
В 1291-1309 гг. Венеция стала местом резиденции верховно-
го магистра. Впрочем, этот краткий этап истории Тевтонского
ордена представляет интерес в основном как переходный момент,
когда подспудно шла подготовка к «переселению» в Пруссию и,
вероятно, осмыслялись задачи, которые предстояло решить там,
где уже с 1226 г. велась война с пруссами.
Война в Прибалтике открывала большие возможности преж-
де всего для создания собственного орденского государства. А
после 1291 г. перед Орденом встал вопрос, где будет находиться
резиденция верховных магистров и высшего орденского руково-
дства в будущем. И хотя рыцари перебазировались в Венецию,
верховные магистры Ордена нечасто пребывали в этом городе и,
судя по всему, не думали превращать его в свою резиденцию. Ес-
ли бы Орден связывал свое дальнейшее существование с войной
с мусульманами (а мысль об отвоевании Святой Земли была жива
в Западной Европе), то в качестве резиденции не было бы ничего
лучше Венеции. Она занимала центральное место между герман-
скими и итальянскими владениями Ордена и к тому же была
прочно связана с Востоком торговлей. Однако, похоже, в Ордене
уже не помышляли о завоеваниях на Востоке. Поэтому Венеция и
даже Рим утрачивали для него свое центральное положение, пре-
142
вращаясь в придаток германско-прибалтийского региона, куда и
переносил Тевтонский орден свою деятельность. Поэтому вопрос
состоял только в том, будет ли верховный магистр находиться
непосредственно в зоне военных действий в Пруссии или будет
пребывать в германских землях.
Решению этого вопроса способствовали исторические собы-
тия начала XIV в. В 1305 г. был упразднен Орден тамплиеров.
Рыцарям Ордена были предъявлены обвинения в тяжких грехах,
но одновременно был нанесен удар и по рыцарским идеалам. К
тому же утрата Святой Земли дискредитировала духовно-рыцар-
ские ордены, лишая их права на существование. В общем, это не
касалось Тевтонского ордена, но в это время он уже враждовал с
архиепископом Рижским, а вскоре вступил в войну с Польшей.
Должно быть, это вызвало появление множества противников в
Папской курии. Это не могло не навести на мысль, что рано или
поздно Тевтонский орден в Венеции постигнет судьба тамплие-
ров. Этого можно было избежать, только переместив орденское
руководство на Север. Сведений о приготовлениях к этому шагу
не сохранилось — вероятно, они велись втайне, и современники об
этом не знали.
3. Мариенбург
В сентябре 1309 г. верховный магистр Зигфрид фон Фейхт-
ванген въехал в Мариенбург. На выбор этого места, несомненно,
навели стратегические и политические соображения. Мариенбург
стоял на перекрестке важнейших водных путей (среди которых
выделялась судоходная р. Ногата, приток Вислы) и сухопутных
дорог Пруссии, связывавших Восточную и Западную Европу.
Кроме того, земли по нижнему течению Вислы были житницей
Пруссии; со временем именно на этих землях разовьется торговля
орденского государства, принося ему немалые денежные доходы.
Завоевание Пруссии к концу ХШ в. было завершено, и основы
для создания орденского государства заложены. Как и любому
государству, ему нужна была столица. Находясь приблизительно
в центре Пруссии и будучи в пределах достаточно быстрой дося-
гаемости от Ливонии, Мариенбург станет местом резиденции
верховного магистра Тевтонского ордена в 1309-1525 гг. В тес-
ном контакте с ним будут находиться Кёнигсберг - резиденция
верховного маршала Ордена, и Эльбинг (Эльблонг), где до
1309 г. находился капитул Ордена.
143
Для нас важно, что именно начальный этап существования
Мариенбурга в качестве своего рода столицы орденского госу-
дарства оказался и временем создания важнейшего памятника
орденской историографии - «Хроники земли Прусской» Петра из
Дусбурга. Именно в этом сочинении нашли выражение основные
идейно-теологические принципы, на которых строилась жизнь
Тевтонского ордена в Пруссии, прежде всего в период завоевания
Пруссии, а в дальнейшем - в период его войн с Литвой.
Петр из Дусбурга изложил концепцию «новых войн», уточ-
няя, что «не столько нового в войне, сколько в новом способе ве-
дения войны, ибо не только плотским, но и духовным оружием
достигается победа над врагами, а именно молитвой» (II. 7) и да-
лее: «мы имеем новую войну и новый способ ведения войны, ко-
гда мы одолеваем врагов веры и церкви духовным оружием»
(Там же). Аллегорическое переосмысление оружия и вооруже-
ния, упоминаемого в Священном Писании, превращает вполне
материальные предметы в богословские символы: длинный щит -
вера, обоюдоострый меч - праведные деяния, копье - искреннее
намерение, круглый щит - слово Божье, броня - праведность, лук
- смирение, стрелы - непорочность, колчан для стрел - нищета,
жезл - Святой крест, шлем - спасение. В этой бинарности воин-
ских и монашеских реальностей по-новому предстает двойствен-
ность «нового воинства» Бернарда Клервоского, поскольку Петр
из Дусбурга в главе «Об использовании плотского и духовного
оружия» называет шесть причин, обусловливающих их примене-
ние. В этой главе чаще всего звучит слово «враг»: «вражеские
козни», «вражеское нападение», враг-дьявол и враги в прямом
смысле этого слова; а оружие необходимо, чтобы им оборонять-
ся, устрашать врага, отвоевывать у него утраченное и устанавли-
вать мир.
Как показывает содержание хроники Петра из Дусбурга, в
его интерпретации рыцари Тевтонского ордена отождествляются
с библейскими Маккавеями, пруссы предстают как дети дьявола,
а духовное содержание плотского оружия только подразумевает-
ся - во всяком случае, военные действия тевтонские рыцари бу-
дут вести вполне материальным оружием, не вспоминая о его ал-
легорическом содержании. Но концепция останется концепцией.
144
Литература
Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской / Пер., вст. ст. и коммент.
В.И. Матузовой. М.: Ладомир, 1997.
Tumler М. Der Deutsche Orden im Werden, Wachsen und Wirken. Wien,
1954.
И.Г. Матюшина
ДВЕ САГИ О ТРИСТРАМЕ
«Роман о Тристане» Тома - единственный французский ро-
ман, о котором известны и дата его перевода в Скандинавии, и
имя его создателя, и имя заказчика. Роман перевел в 1226 г. некий
брат Роберт по приказу норвежского короля Хакона Хаконарсо-
на. После этого переводятся романы Кретьена де Труа («Эрек и
Энида», «Ивейн», «Персеваль») и многие другие («Флуар и
Бланшефлёр», «Партонопей Блуаский»). Всего до нас дошло око-
ло 25 скандинавских переводов, получивших название «рыцар-
ских саг». Все они были, вероятно, созданы в Норвегии, но со-
хранились исключительно в исландских рукописях.
Процесс ассимиляции романа о Тристане скандинавской куль-
турой начинается с создания норвежского перевода англо-нор-
мандского оригинала - этот перевод известен как «Сага о Трист-
раме и Исонде». Сравнение сохранившихся фрагментов романа
Тома (1170 г.) с норвежской сагой показывает, что избранные для
перевода части текста переданы вполне адекватно. Однако со-
кращений так много, что сага составляет примерно половину ро-
мана. Скандинавский переводчик последовательно пропускал все
авторские комментарии и сокращал внутренние монологи. Если
эмоциональные интроспективные монологи исчезают, то прямая
речь сокращается до характерных «саговых» реплик. Как и в ис-
ландских родовых сагах, переживания упоминаются здесь лишь
как средство мотивации главных конфликтов.
Структурная организация этой и других рыцарских саг сбли-
жается с исконными исландскими сагами. В композиции рыцар-
ских саг преобладают минимальные нарративные единицы, ле-
жащие в основе саг об исландцах - трехчастные сцены. Строятся
они по тем же законам, что и сцены в сагах об исландцах: вступ-
145
ление - диалог - заключение. В композиции саги сцены выделя-
ются не только по своей трехчастной структуре, но и по харак-
терному для них единству времени, места и действия. В сагах об
исландцах вступление к очередной сцене нередко начинается с
вводной формульной фразы, например пй er fra pvi at segja —
«теперь нужно сказать». В «Саге о Тристраме и Исонде» сценам,
которых здесь по нашим подсчетам около 130, вступительные
формулы предшествуют всего 6 раз. Незначительное различие в
деталях (степени распространенности вступительных формул,
предваряющих введения к сценам) не умаляет глубинного сход-
ства композиционной микроструктуры «Саги о Тристраме» с са-
гами об исландцах. В содержащихся в переводах вводных фор-
мулах вступления следует видеть отнюдь не реликты устной тра-
диции, но сознательно используемую литературную топику, соз-
дающую впечатление присутствия фиктивного рассказчика, об-
ращающегося к фиктивной аудитории. Применение формул,
имитирующих устное бытование, входит в ремесло переводчика,
в этом, в частности, и состоит его способность к импровизации.
Индивидуальность и мастерство переводчика проявляются и в
варьировании вступительных формул, превратившихся в рыцар-
ских сагах в художественный прием.
Примером исландского пересоздания уже существующей ры-
царской саги может послужить «Сага о Тристраме и Исодде»
(XIV в.). Это произведение не во всем следует за историей траги-
ческой любви, изложенной в норвежской «Саге о Тристраме и
Исонде». В исландской версии этого сюжета процесс сокращения
проведен еще более последовательно. Если норвежская «Сага о
Тристраме и Исонде» соответствовала примерно половине рома-
на Тома, то исландская «Сага о Тристраме и Исодде» почти в два
с половиной раза меньше, чем норвежская (112 печатным стра-
ницам норвежской саги соответствуют 38 страниц исландского
текста).
Изменены и место действия: Бретань перемещается в Испа-
нию, ведущую войну против Руси, и имена персонажей: Марк
называется Мороддом, Морхольт именуется Энгресом, а образ
ирландца, присваивающего себе победу над драконом, контами-
нируется с образом Кея, заносчивого сенешаля из артуровских
романов. Социальный статус служанки героини повышается:
Брингвена называется приемной матерью Исодды.
146
По сравнению с.норвежским переводчиком исландский автор
уделяет большее внимание родословной героя и истории его ро-
дителей. Подобно многим исландским сагам, «Сага о Тристраме
и Исодде» начинается с рассказа о том, как встречаются родители
героя. Когда начинают разворачиваться события, у Блензибли —
сестры короля Маркиса, которой суждено в будущем стать мате-
рью героя, уже есть, возлюбленный по имени Плегрус, однако его
убивает Калеграс, будущий отец героя. Как и саги об исландцах,
«Сага о Тристраме и Исодде» не описывает тех чувств, которые
испытывает Блензибли, наблюдающая за происходящим из окна
башни, однако ее поступки позволяют о них догадаться. Если ге-
роиня норвежской саги лишь позволяет избраннику догадаться о
своих чувствах, то в исландской саге Блензибли открыто сообща-
ет ему о своей новой привязанности. Не только переданные в саге
чувства, но и способы их изображения заставляют вспомнить об
исконной саговой традиции. Автор «Саги о Тристраме и Исодде»,
как и создатели саг об исландцах, не описывает переживания
персонажей, он говорит только об их действиях или передает
смысл речей.
Изменяется и композиция исландской «Саги о Тристраме и
Исодде». Эпизоды сдвигаются, детали переосмысляются. Так, в
битве Тристрама с Энгресом осколок меча застревает в теле са-
мого героя, что помогает Исодде узнать его, когда он впервые
оказывается в Ирландии. Битва Тристрама с драконом тоже пере-
носится во времени - она приходится на первую поездку героя в
Ирландию.
Неизменной в исландской саге остается основная компози-
ционная единица. Повествование продвигается от одной сцены к
другой, сохраняя почти полное сходство с нарративной структу-
рой родовых саг, за исключением одной детали - присутствия
вводных формул. Если в норвежском переводе число вводных
формул было сокращено по сравнению с исландскими родовыми
сагами, то в исландской саге их почти нет. Почти полное отсутст-
вие вводных формул - характерная черта именно этой по-своему
уникальной саги (это единственная исландская рыцарская сага,
заимствующая из перевода романа не только топику или мотивы,
но и сюжет). В других исландских рыцарских сагах формулы по-
прежнему присутствуют, правда, не столь часто, как в родовых
сагах. Чтобы объяснить эту особенность исландского переложе-
147
ния, вспомним, что формулы в родовых сагах считаются или ре-
ликтами той устной традиции, к которой они восходят, или соз-
нательно использованным художественным приемом, создающим
иллюзию устности, разговорности, т. е. имитирующим устную
традицию. Можно предположить, что любые приемы имитации
устности в исландской «Саге о Тристраме и Исодде» теряют вся-
кий смысл, так как она не только представляет собой письменный
текст, но и сама восходит к изначально письменному тексту.
Изменены и «снижены» обстоятельства встречи героев, пред-
шествующей эпизоду испытания чистоты героини каленым желе-
зом. В норвежской саге Исонда переправляется в ладье через ре-
ку, Тристрам же ждет на берегу в обличье паломника. В исланд-
ской саге о ладье нет и речи, Исодда скачет на лошади, застревает
в канаве, откуда ее вытаскивает Тристрам в обличье нищего.
Тристрам умирает в Якобланд, его смерти предшествует зна-
менитая сцена с черными и белыми парусами. Далее в соответст-
вии с исландской саговой традицией следует рассказ о потомках
героя. Дядя Тристрама посылает за Калеграсом, сыном Тристра-
ма от Исодды Черной, и объявляет его королем Англии. Сам же
король Мородд отправляется в Иерусалим и заканчивает жизнь в
монастыре. Калеграс Тристрамссон женится на дочери герман-
ского императора, у него рождается дочь и два сына, о которых,
как сообщает автор, есть большая сага.
Характерный «эпилог» и введение сближают рассказ о Три-
страме и Исодде с родовыми сагами. По стилю он тоже значи-
тельно ближе к традиционным исландским сагам, чем к норвеж-
скому переводу. По объему сага столь значительно уступает нор-
вежскому переложению Тома, что ее долгое время считали пере-
сказом норвежской истории, записанным по памяти тем, кто пло-
хо ее запомнил. Позднее было замечено, что исландская сага от-
личается от норвежского перевода последовательными измене-
ниями в изложении сюжета, мотивов и характеров персонажей.
Это приводит, в частности, к облагораживанию образов главных
героев, чьи поступки всегда диктуются самыми добрыми намере-
ниями. Автор саги, вероятно, хорошо знал исландские саги,
вполне осознанно подражал их стилю, и в своем повествовании,
изображении отдельных эпизодов и трактовке характеров следо-
вал именно этой традиции.
148
Не исключено, что исландская версия, близкая стилистически
к сагам об исландцах, создавалась как ответ на норвежскую ре-
дакцию. Сагу можно интерпретировать как иронический коммен-
тарий на артуровский роман, пародию, подчас доводящую до аб-
сурдного конца поведенческие стереотипы, на которых основаны
рыцарские романы, и последовательно обманывающую ожидания
аудитории. К числу средств, при помощи которых автор достига-
ет этого эффекта, относятся преувеличение и искажение попу-
лярных в рыцарских романах образов и мотивов, таких, напри-
мер, как образ легко утешающейся вдовы из «Ивейна» Кретьена
де Труа и «Саги об Ивене». Подобно Лодине, Блензибли выходит
замуж за убийцу своего возлюбленного, которому суждено стать
отцом ее сына Тристрама. Однако в отличие от героини и «Ивей-
на», и «Саги об Ивене» она влюбляется в противника возлюблен-
ного уже во время поединка, а по его окончании посылает за по-
бедителем. Как и герои романа «Эрек» и «Саги об Эреке», любя-
щие не в силах разомкнуть сплетенных рук, однако срок их лю-
бовного беспамятства продлевается в исландской саге сверх всех
мыслимых пределов до трех лет.
Мотив неразделенной любви тоже получает здесь ирониче-
ский и неожиданный поворот. Исодд предлагают Тристраму в
жены три раза: ее мать, она сама и дядя героя Мородд, и все три
раза Тристрам великодушно отказывается, говоря, что считает
дядю более подходящим для нее мужем. Несмотря на свою лю-
бовь к Исодд, Тристрам приживает сына с другой Исодд, кото-
рую получает в качестве военной добычи. Благодаря такому не-
ожиданному повороту, автор приближается к счастливому концу
артуровского романа, одновременно отдавая дань традиционной
структурной организации саги: повествование венчается эпило-
гом, в котором кратко излагается судьба Калеграса Тристрамссо-
на и его детей. На протяжении всей саги авторская интерпретация
трагической легенды остается крайне индивидуальной.
Перечисленные изменения в содержании еще более отдаляют
исландскую сагу о Тристраме от французского романа, чем ее
норвежский вариант. При этом композиция, нарративная микро-
структура (организация повествования по трехчастным сценам),
язык и стиль этой саги ничем не отличаются от исландских родо-
вых саг, орнаментальная аллитерация используется только в по-
словицах и в формулах, заимствованные слова уступают место
149
исконным, синтаксическое строение фразы упрощается. Можно
заключить, что основное направление ассимиляции - от романа к
саге - не оставляет сомнений.
Е.А. Мельникова
ПУТЬ КАК СТРУКТУРНАЯ ОСНОВА
МЕНТАЛЬНОЙ КАРТЫ
СОСТАВИТЕЛЯ «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»*
Введение к «Повести временных лет» открывается обозрени-
ем ойкумены, основанным на византийских источниках - хрони-
ках Георгия Амартола и Иоанна Малалы (Шахматов 1940) и
представляющем перечень земель, доставшихся в удел трем сы-
новьям Ноя. Древнерусский летописец дополнил землеописание
неизвестными в Византии территориями Восточной Европы.
Другим принципиально важным нововведением стало вынесение
хорографии в начало произведения (в отличие от византийских
хроник, где список стран помещался внутри текста), что сообща-
ло ему особый смысл и значение. Более того, летописец придавал
географическому описанию территории Древней Руси и сопре-
дельных с ней земель такую важность, что обратился к этой теме
еще два раза: он специально охарактеризовал «путь из варяг в
греки» и обозначил маршрут путешествия апостола Андрея через
Восточную Европу.
Заимствованные из византийских источников и «собствен-
ные», т. е. основанные на знаниях и представлениях самого лето-
писца, перечни принципиально отличны как по типу перечисляе-
мых объектов, так и по структуре описания. Во-первых, список,
восходящий к греческим хроникам, состоит из хоронимов (на-
именований стран), частично существовавших в античности
(«Колхис», «Боспории»), частично современных авторам («Дал-
матия»). Лишь в исключительных случаях здесь встречаются эт-
нонимы («Тавриани»). Принадлежащий же самому автору Введе-
ния раздел, напротив, состоит исключительно из этнонимов (два
хоронима - «Агнянска» и «Волошьска» земли - употреблены
лишь для определения пределов расселения варягов). Во-вторых,
в заимствованной части летописец повторяет «региональный»
150
принцип описания земель: в каждой из третей перечисляются
страны в более или менее упорядоченной последовательности - с
востока на запад. Совершенно иной принцип лежит в основе
древнерусского перечня народов.
Переходя от заимствованного у Георгия Амартола описания
Южной Европы к характеристике Восточно- и Североевропей-
ского регионов, летописец как бы проводит границу между пре-
делами ойкумены византийцев и знакомой ему территорией - по
«Понетьскому морю» и текущему «на полънощныя страны Ду-
наю», после чего переходит к описанию Восточной Европы. Од-
нако начинает он свой обзор необычным образом: перечислением
восточноевропейских рек на восток от пограничного Дуная и да-
лее на север (ПВЛ. С. 7). Этот список примечателен в нескольких
отношениях, но главное из них - само его включение в текст и
помещение в начале описания Восточноевропейского региона
(реки, если и упоминаются в хорографиях, то, как правило, в
конце описания каждой из третей; ср. их перечни в заимствован-
ных частях). Предваряя более подробную характеристику, лето-
писец как бы бросает общий взгляд на территорию Руси и окру-
жающие ее земли и видит не племенные территории и не полити-
ческие образования. В его ментальной карте (как на контурной
карте) проступает лишь речная система Восточной Европы
главные артерии, объединяющие регион в единое целое. Это
Днестр, Днепр с крупнейшими притоками Десной и Припятью,
Западная Двина и Волхов, которые соединяли Днепровский путь
с Балтикой и Балтийско-Волжским путем. В конце перечня на-
звана Волга как главная магистраль на восток («в часть Симову»;
о специфике летописной системы ориентации см.: Мельникова
1995; Мельникова 2006). Таким образом, список включает реки,
составлявшие базовую систему коммуникаций Восточной Евро-
пы, которая структурирует и организует пространство и задает
парадигму «путевого» (годологического) - в данном случае по
речным путям - описания Восточной Европы.
Этот принцип определяет перечисление народов Восточной и
Северной Европы во Введении (ПВЛ. С. 8). Список делится на
три части «зачинами»: «В Афетове же части седять...», «По сему
же морю (Варяжскому = Балтийскому. - Е.М.) седять...» и «Афе-
тово бо и то колено...». Первая часть включает названия народов,
охватываемые обобщающими этнонимами русь и чюдъ. Под пер-
151
вым, видимо, понимаются все славянские племена, не названные
в самом перечне, под вторым - финские и балтские племена, спи-
сок которых насчитывает 17 наименований. К «чюди» отнесены
финно-угорские племена, жившие вдоль Балтийско-Волжского
пути от изгиба течения Волги на юг (пермь) [с ответвлениями
Волжского пути на север к Белоозеру (весь) и в районы новго-
родской колонизации (печера, югра)] и далее на запад: Верхнее и
Ярославское Поволжье (меря, мурома, мордва), Приладолжье
(чудь), Финский залив (чудь на южном и емь на северном бере-
гу). Продолжает список перечень прибалтийско-финских и балт-
ских народов: литва, семгалы, курши, латгалы, ливы, которые,
как и названные дальше «ляхове и пруси», «приседать к морю
Варяжьскому», т.е. населяют восточный и южный берега Балтий-
ского моря. Эта группа восточноевропейских народов фактиче-
ски занимает территории вдоль маршрута, получившего в Скан-
динавии наименование Austrvegr «Восточный путь» и включав-
шего путь от Дании вдоль южного побережья Балтики и вглубь
Восточной Европы (Джаксон 2001. С. 39-48).
Во второй части очерчиваются границы распространения ва-
рягов: «ко въстоку до предела Симова» и «к западу до земле Аг-
нянски и до Волошьски». Центром их расселения является Бал-
тийское море. В третьей - перечисляются отдельные скандинав-
ские народы, а также народы Западной Европы далее на запад и
юг вплоть до венецианцев и генуэзцев, которые «съседаться с
племенем хамовым», что соответствует в скандинавской картине
мира «Западному пути» (Vestrvegr).
Таким образом, в ментальной карте летописца, отраженной
во Введении, Варяжское море представляет собой центр комму-
никаций - узел, из которого исходят две ветви, восточная и за-
падная, охватывающие всю Европу, но не смыкающиеся в Среди-
земном море. Восточная ветвь представляет собой широтный
Балтийско-Волжский путь, который доминирует на восточноев-
ропейском отрезке пути, тогда как меридиональный Днепровский
не представлен вовсе. Вторая ветвь огибает Западную Европу,
заканчивается в северной Италии и граничит с «племенем хамо-
вым», т. е. народами, обитающими в африканской трети. Летопи-
сец видит как бы огромную дугу, охватывающую Европу и про-
стирающуюся на востоке от поворота Волги на юг до Рима на
юго-западе. Эти ветви образуют главный «северный» трансъев-
152
ропейский маршрут и вместе с «Южным» (Sudrvegr) и «Север-
ным» (Nor(d)vegr) путями структурируют в древнескандинавских
пространственных представлениях ойкумену викингов (Джаксон
1994. С. 54-64).
Маршрут вокруг Европы, на этот раз как циркумевропейский,
охарактеризован несколько дальше в описании «пути из варяг в
греки» и в рассказе о путешествии апостола Андрея. В первом
детально перечисляются основные вехи на восточноевропейском
участке пути (ПВЛ. С. 8-9). Во втором тот же маршрут представ-
лен лишь основными пунктами с отправной и конечной точками
в Синопе на южном побережье Черного моря (ПВЛ. С. 9). В цен-
тре внимания в этих текстах - Днепровский путь и его сопряжен-
ность с другими речными магистралями Восточной Европы. За-
падноевропейскому участку пути уделено значительно меньшее,
нежели во Введении, внимание: он охарактеризован лишь двумя
его конечными точками - «из варяг до Рима».
Составитель ПВЛ в описаниях «пути из варяг в греки» и
маршрута апостола Андрея (в отличие от Введения) видит евро-
пейский регион в кольце водных магистралей - речных на восто-
ке и морских (по Варяжскому морю можно доплыть до Рима) на
западе. Волжский путь упоминается в этом тексте отдельно, вне
связи с Днепровско-Волховским и циркумевропейским путями
(хотя и отмечается, что истоки рек расположены поблизости, в
Оковском лесу). Различны и способы описания Волжского и
Днепровского путей: для первого не называются отдельные уча-
стки маршрута, а указываются место впадения Волги (Каспий-
ское море) и конечные пункты, в которые можно попасть, следуя
этим путем: «Болгары» (Волжская Булгария) и «Хвалисы» (Хо-
резм). Если по западной ветви можно достичь Византии и из Ви-
зантии - по Днепровскому пути - снова попасть «в варяги», то
Волга ведет в «жребий Симов», и там путь обрывается: Волжский
путь не соединен с циркумевропейским. Тем самым Волжский
путь изображается летописцем как самостоятельная речная маги-
страль, ведущая на восток, а в ментальной карте летописца базо-
вая система коммуникаций Восточной Европы представлена
двумя независимыми системами коммуникаций: Днепровской с
двумя возможными выходами в Балтийское море и далее на запад
и юг и Волжской с выходом на восток.
153
Таким образом, в ментальной карте составителя «Повести
временных лет» объектом, организующим пространство Вос-
точной Европы, служат важнейшие речные магистрали, образо-
вывавшие два основных пути: Днепровско-Волховско-Балтий-
ский и Волжско-Балтийский. Восточноевропейская система
коммуникаций воспринимается летописцем в широком европей-
ском контексте - как восточный отрезок трансъевропейской ма-
гистрали, соединяющий с запада и с востока Балтийское и Сре-
диземное моря.
Вместе с тем, землеописание во Введении и обе характери-
стики «пути из варяг в греки» различаются в нескольких сущест-
венных моментах. Во-первых, вводная хорография эксплицитно
характеризует Балтийское море как организующий пространство
центр, тогда как в описаниях «пути из варяг в греки» Варяжское
море - лишь один, хотя и важный, из этапов маршрута, а исход-
ным пунктом является не Балтийское, а Черное море. Во-вторых,
в вводном землеописании отходящие от Варяжского моря ветви
ведут в различные трети мира (восточный - в часть Сима, запад-
ный - в часть Хама) и, соответственно, не смыкаются. В описа-
ниях «пути из варяг в греки» летописец изображает циркумевро-
пейский маршрут. В-третьих, вводная хорография описывает
лишь Волжско-Балтийский путь, отмечая днепровскую магист-
раль отдельно и как чисто внутривосточноевропейскую. В харак-
теристиках «пути из варяг в греки» доминирует Днепровско-Вол-
ховский меридиональный путь. Наконец, во вводной хорографии
главный принцип описания - этнический: отдельные отрезки пути
обозначаются наименованием проживающего на этом отрезке
племени. В описаниях «пути из варяг в греки» используется то-
пографический принцип: называются географические объекты,
связанные с путем.
Как представляется, эти отличия отражают различные этапы
формирования системы коммуникаций в Восточной Европе.
Представления о трансъевропейской водной магистрали, цен-
тральной частью которой является Балтийское море и которая
состоит из двух не сходящихся на юге ветвей, западной и восточ-
ной, образованной Волго-Балтийским путем, соответствует древ-
нескандинавской картине мира. Учитывая, что восточные славяне
не имели навыков мореплавания и не могли сами получить зна-
ния о Балтийском море и землях Западной Европы, тогда как
154
скандинавы эпохи викингов прекрасно освоили эти маршруты,
можно предполагать, что эта пространственная структура восхо-
дит к древнескандинавской. Доминирование в ней Волжско-
Балтийского, а не Днепровского пути так же, как и принцип «эт-
нического» его описания, указывают на ее восприятие в ту эпоху,
когда Волжский путь уже сложился и играл важную роль в сис-
теме европейской торговли, тогда как Днепровский путь, если и
функционировал, то не регулярно. Таково было состояние вос-
точноевропейских коммуникаций в VIII-IX вв. Усиление роли
Днепровского пути и постепенное затухание Волжского проис-
ходит в X-XI вв. Во времена, близкие летописцу, происходит,
видимо, переосмысление структуры топографической картины
Восточной Европы. Путь остается главным структурообразую-
щим элементом, но место конкретных путей в ментальной карте
меняется: на смену Волжскому в качестве главной магистрали
приходит Днепровский путь, «центр пространства» перемещается
с Балтики в Черное и Средиземное моря (от «варяг» к «грекам»).
Показательно, что в описании «пути из варяг в греки» летописец
распространяет Балтийское море вплоть до Рима, тогда как во
вводной хорографии оно ограничено «Агнянской» и «Волошь-
ской» землями: не поддерживаемые опытом географические све-
дения постепенно утрачиваются.
Примечания
* Работа осуществлена в рамках проекта «Древняя Русь и народы Вос-
точной Европы в межкультурных взаимосвязях» программы ОИФН
«Русская культура в мировой истории».
Литература
Джаксон Т.Н. Austr i Gordum. Древнерусские топонимы в древнескан-
динавских источниках. М., 2001. С. 39-48.
Джаксон Т.Н. Ориентационные принципы организации пространства в
картине мира средневекового скандинава // Одиссей: Человек в истории.
1994. Картина мира в народном и ученом сознании. М., 1994. С. 54-64.
Мельникова Е.А. «Этногеографическое введение» Повести временных
лет: пространственная ориентация и принципы землеописания // Жи-
вая старина. 1995. № 4 (8). С. 45-48.
Мельникова Е.А. Пространственная ориентация в Повести временных
лет // Восточная Европа в древности и средневековье. Восприятие,
моделирование и описание пространства в античной и средневековой
литературе. XVIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 2006. С. 123-130.
155
Повесть временных лет / Под. ред. В.П. Адриановой-Перетц. Подгот. тек-
ста, перевод, статьи и комм. Д.С. Лихачева при участии М.Б. Сверд-
лова. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1996.
Шахматов А.А. Повесть временных лет и ее источники // Труды Отдела
древнерусской литературы. 1940. Вып. 4. С. 42-44, 72-74.
Д.Е. Мишин
О ВОЗМОЖНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ
«ЗЕМЛИ АЛ-Л.Н.ХИ БАЛАНДЖАР»
В ЖИЗНЕОПИСАНИИ ХОСРОВА АНУШИРВАНА
У МИСКАВЕЙХА
В историческом своде Мискавейха (ум. в 1030 г.) содержатся
крайне интересные отрывки, взятые, согласно автору, из Сират
Ануширван - жизнеописания сасанидского царя Ирана Хосрова I
Ануширвана (531-579). В условиях, когда собственно сасанид-
ских источников в нашем распоряжении сравнительно немного,
каждый такой текст представляет огромный интерес, который в
данном случае возрастает вдвойне, если учесть, что повествова-
ние ведется от лица самого царя. Разумеется, вопрос о том, при-
надлежит ли данный текст Хосрову, является дискуссионным
(хотя, заметим, его принимают как достоверный источник неко-
торые авторитетные исследователи зороастризма, как, например,
М. Бойс1). Такие воспоминания контрастируют со стилем саса-
нидской эпохи, когда о своей жизни если и писали, то только за-
тем, чтобы подчеркнуть значимость свершений, но отнюдь не для
выражения своих размышлений и переживаний, как, если верить
тексту Мискавейха, этот делает Хоеров. В то же время, есть до-
воды и в пользу сасанидского происхождения документа. Неко-
торые кальки (например: арабское ахрар - с пехлевий-
ского азадан, т. е «благородные, знать» - буквально,
«свободные» или арабское cSj*, кура - с пехлевийского
дехан, т. е. «страна» - буквально, «деревни») указывают, кажется,
на то, что текст восходил к среднеперсидскому оригиналу. Небе-
зынтересно отметить, что известный переводчик сасанидских
текстов Ибн ал-Мукаффа переложил с какого-то пехлевийского
трактата «Книгу короны о жизнеописании Ануширвана»2. Мно-
156
гое из того, о чем рассказывается в тексте, согласуется с имею-
щимися у нас сведениями о Хосрове (например, его подчеркну-
тое стремление к справедливости в сочетании с нетерпимостью к
инакомыслию в маздеистской религии, изучение жизнеописаний
предшественников, сложные взаимоотношения с тюркскими пле-
менами и государствами). Относительно же стиля отметим, что
Хоеров, по выражению его современника Прокопия Кесарийско-
го, был «удивительным любителем всяких новшеств»3, после че-
го уже не приходится считать странным то, что он вел себя иначе,
нежели его предшественники. Таким образом, можно, кажется,
предполагать, что текст, даже если он и не принадлежит Хосрову,
все же отражает реалии сасанидского времени. Естественно, каж-
дую из таких реалий следует рассматривать отдельно, что я на-
деюсь сделать в рамках более обширной работы.
В тексте Сират Ануширван обнаруживается один весьма ин-
тересный фрагмент, посвященный кавказскому региону. Соглас-
но тексту какие-то тюрки, обитавшие к северу от владений Саса-
нидов, претерпевали нужду и лишения и вследствие этого обрати-
лись к Хосрову с просьбой принять их в персидское войско, назна-
чить жалование и выделить им для проживания места в стране,
именуемой в тексте жизнеописания (ард ал-л.н.х
ва баланджар), Ввиду важности происшедшего Хоеров лично
направился в северные области своего царства и во время этой по-
ездки достиг места под названием Пероз Хоеров, а также Баб Сул
(JjA-a c_jL). Известие о приближении Хосрова, который, види-мо,
двигался с войском, обеспокоило правителя хазар, который, опаса-
ясь нападения персов, написал царю, признал над собой его верхов-
ную власть и в конце концов переселился во владения Сасанидов4
Указание в тексте названий Пероз Хоеров и особенно Баб Сул
позволяют значительно прояснить ситуацию. Баб Сул известен в
источниках как крепость на Кавказе5, построенная Хосровом
Ануширваном6 Название Баб Сул, по-видимому, является каль-
кой со среднеперсидского Дар-и Чор «врата Чора».
Арабская графема (сад) обычно соответствует средне-
персидскому (ч), например - в слове крест (салиб у арабов, ча-
липа - у персов). Примечательно, что пехлевийская графема
может обозначать и л, ир, вследствие чего, видимо, и произошло
157
изменение конечного р в слове Чор на л {лам). Тем самым, средне-
персидское Чор соответствует арабскому Сул, и в Баб Сул право-
мерно видеть крепость, прикрывавшую Чор - Дербентский проход.
Что же касается Пероз Хосрова, его, кажется, можно отождествить с
крепостью Пероз Кавад, которую построил Хоеров Ануширван7
Таким образом, описываемые в Сирот Ануширван события
разворачивались в районе Дербента. Это позволяет сузить круг
возможных конъектур, отбросив такие, как (ал-кулх, кол-
хи), (ал-курдж, грузины) или (ал-лан, аланы).
Наиболее правдоподобными идентификациями представляются
теперь две; их можно условно назвать «северная» и «южная».
«Северная» идентификация основана на сведениях Ибн Хор-
дадбеха. Согласно ему Хоеров заложил также город Баланджар8
Из этого можно заключить, что район расположения Баланджара
(на р. Сулак) входил при Хосрове в сферу влияния Сасанидского
государства. В то же время, ал-л.н.х должны, как и Баланджар,
помещаться к северу от Дербента. Следуя в этом русле рассужде-
ний, мы можем интерпретировать название как искажённое
jSUl (ал-лакз), лезги или лезгины. Правда, обычно земли лезгов
помещают в бассейн реки Самур, т. е. к юго-западу от Дербента,
но следует учитывать, что по сведениям Ибн Хордадбеха лезги
жили за Дербентом, т. е. к северу от него9
Против «северной» идентификации говорит, однако, то, что на-
звание ал-лакз встречается у нескольких мусульманских писателей
начиная с Ибн Хордадбеха, но никогда не меняет своей графической
формы. Обосновать же возможность ошибки, которая могла бы
привести к превращению в на письме крайне сложно.
«Южная идентификация» предполагает отождествление ал-
л.н.х с названием j'jal (лизан). Упоминания об этом народе
встречаются у ряда мусульманских писателей10, хотя иногда - и в
искаженной форме j'jjJ (лиран). Как ни странно это может по-
казаться на первый взгляд, графическая конъектура в данном слу-
чае подыскивается легче, нежели в предыдущем случае. Ан - не
что иное, как персидский суффикс множественного числа, т. е.
название народа -лиз. Обычное арабское собирательное название
для народов с определенным артиклем звучало бы в данном слу-
чае как ал-лиз. Если теперь название лизан написать на средне-
персидском языке, мы получим форму которую можно чи-
158
тать и как лизан, и как личан. В свою очередь, эта гипотетическая
исходная форма личан в арабской передаче давала бы иМ или
еД что на письме практически неотличимо от сА Под
лизами следует понимать народ, живший в районе современного
Лагича в Азербайджане.
Но насколько в графическом отношении «южная» идентифика-
ция кажется лучше «северной», настолько проигрывает она ей в
плане логики. Трудно назвать одной страной Баланджар, располо-
женный севернее Дербента, и Лагич, лежащий к юго-западу от него.
Возникшее противоречие можно попытаться решить следующим
образом. По сообщению ат-Табари, опиравшегося на официальные
сасанидские анналы, в правление Хосрова на Иран напало войско,
составленное из представителей ряда народов, среди которых были,
в частности, баланджары. Хоеров, однако, одержал над ними побе-
ду, а пленных расселил в своих владениях, в частности - в Азербай-
джане11 Таким образом, если принимать «южную» идентификацию,
в баланджарах следует видеть пленников Хосрова, расселенных им
во владениях Сасанидов к югу или юго-западу от Дербента.
В правление Хосрова Ануширвана как лезги, так и лизы под-
чинялись Сасанидам. По сообщению ал-Балазури, Хоеров поста-
вил над ними их местных правителей: над лазгами - джиршан-
шаха что, видимо, следует интерпретировать как
херсаншах от персидского хере (медведь)12, над ли-
зами лизаншаха13 Таким образом, обе предложенные
идентификации соответствуют историческому контексту и имеют
право на существование. Надеюсь, что обсуждение данной темы
на конференции поможет решить вопрос о том, с кем все-таки
следует отождествлять загадочную «землю ал-л.н.х и баланджар»
в жизнеописании Хосрова Ануширвана.
Примечания
1 Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. СПб., 2003. С. 195-197.
2 Ал-Фихрист ли Ибн ан-Надим. Каир, 1930. С. 172.
3 Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная
история. Пер. А.А. Чекаловой. М., 1993.
4 The Tajarib al-Umam or History of Ibn Miskawayh. «E.J.W Gibb Memo-
rial» Series. Vol. VII, 1. L., 1909. P 191-192.
5 Kitab al-Masalik wa’l-Mam&lik (Liber viarum et regnorum) auctore Abu’l-
K&sim Obaidallah Ibn Abdallah Ibn Khordddbeh et Excerpta e Kitab al-
159
Kharadj auctore Kodama Ibn Dja‘far. Bibliotheca geographorum arabi-
corum (BGA). T. 6. Lugduni Batavorum, 1889. P. 123.
6 Шихсаидов A. P., Айтберов T.M., Оразаев ГМ.-Р. Дагестанские историче-
ские сочинения. М., 1993. С. 19 (перевод Дербент-наме). В литератур-
ной обработке ас-Саалиби Хоеров построил Баб Сул из мрамора (His-
toire des rois des Perses par Abou Mansour Abd al-Malik Ibn Mohammad
Ibn Ismail al-Tha'alibi/Ed. H. Zotenberg. P., 1900. P. 610-611).
7 KitAb al-MasAlik wa’l-Mantalik. P. 123; Liber expugnationis regionum auc-
tore Imamo Ahmed ibn Jahja ibn Djdbir al-Belddsori. Lugduni Batavo-
rum, 1865. P. 195. По словам ал-Балазури, Пероз Кавад был скорее ук-
репленным дворцом (каср).
* Kitab al-MasAlik wa’l-Mantalik. P. 123.
9 Ibid. P. 124.
10 Ibid.- Viae regnorum. Descriptio ditionis moslemicae auctore Abu Ishak al-
Fdrisi al-Istakhri. BGA. T. 1. Lugduni Batavorum, 1927. P. 193; Худуд
ал-‘Алам мин ал-Машрик ила-л-Магриб. Тегеран, 1962. С. 163.
11 Annales quos scripsit Abu Djafar Mohammed Ibn Djarir at-Tabari. Prima
series, II. Lugduni Batavorum, 1964. P. 895.
12 Liber expugnationis regionum. P. 196. Относительно интерпретации титу-
ла правителя лезгов хотел бы отметить, что мне представляется пра-
вильной и ценной идея А.К. Аликберова, указавшего на основании ана-
лиза найденных в Дагестане изображений, что местные цари, подчи-
ненные Сасанидам, именовались по названиям каких-то символов, ино-
гда - животных, рисунки которых помещались на их одеяниях. Эта
мысль подтверждается словами Хамзы ал-Исфахани, согласно которо-
му, Хоеров «одаривал каждого полководца в тот день, когда направлял
его охранять границу, на которую тот был назначен, одеждой из парчи
с каким-нибудь изображением, нанесенным на нее. И полководца име-
новали по этим изображениям...» (Hamzae Ispahanensis Annalium libri X.
T. I. Petropoli, 1844. P. 57-58). Можно предполагать, что на одеянии
правителя лезгов был изображен медведь.
13 Liber expugnationis regionum. Р. 196.
А.А. Молчанов
ПУТЬ СКАНДИНАВСКОГО КУПЦА
И ПУТЬ ПАЛОМНИКА
ЧЕРЕЗ ВОСТОЧНУЮ ЕВРОПУ
В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIII в.
К настоящему времени исследователями уже детально прора-
ботан вопрос о традиционных маршрутах следования выходцев
160
из Скандинавии с теми или иными целями через Восточную Ев-
ропу в домонгольский период. Исчерпывающая сводка данных на
сей счет, содержащихся в древнескандинавских письменных па-
мятниках, представлена недавно Т.Н. Джаксон (Джаксон, Кали-
нина, Коновалова, Подосинов 2007. С. 275-353).
Транзитное сообщение через территорию Руси шло, как из-
вестно, по речным системам. Важнейшими здесь были Волхов-
ско-Днепровский и Волховско-Волжский пути. Первый из них
приобрел особое значение из-за того, что на нем располагались и
к нему тяготели крупнейшие административные и хозяйственные
центры Северной и Южной Руси, включая стольный Киев, став-
ший с конца X в. и главным оплотом христианства в Восточной
Европе (в нем разместилась митрополичья кафедра).
Предпринятый Т.Н. Джаксон последовательный анализ от-
дельных сообщений древнескандинавских письменных памятни-
ков о тех или иных конкретных поездках варягов в русские зем-
ли, и далее через них, показал, что маршрут путешествия напря-
мую зависел от его цели, обычно вполне однозначной. Например,
христианские паломники из Упланда (Швеция), как мужчины,
так и женщины, во второй половине XI в. предпочитали следо-
вать в Святую Земля, пользуясь проверенным путем «из варяг в
греки» (Джаксон и др. 2007. С. 341). Тот же традиционный мар-
шрут многократно использовали норманнские предводители и
рядовые воины, шедшие на службу к киевским князьям или к
константинопольским императорам (об этом говорят и саги, и
русские летописи, и византийские авторы).
Лишь один случай выделяется в данном отношении среди
прочих, известных нам. Это история с норвежцем Эгмундом из
Спангхейма, случившаяся в конце 10-х годов XIII в. и довольно
подробно описанная в «Саге о Хаконе Хаконарсоне» (Рыдзевская
1978. С. 71, 72; Джаксон 1985. С. 214-221; Джаксон 2000. С. 198,
199, 202, 204-207). Эгмунд вместе с компаньонами приплыл по
морю из Норвегии в Подвинье. Торговля с местными жителями
оказалась успешной. Осенью некоторые норвежцы уплыли до-
мой, другие остались на зимовку в Подвинье. Эгмунд же решил
отправиться со слугами и товаром в Суздальскую землю. Там его
и застала потом весть о столкновении норвежцев, зимовавших на
Северной Двине, с местными жителями. В кровопролитной стыч-
ке все пришельцы были перебиты. Судя по всему, их землякам -
161
Эгмувду и его людям - могла угрожать та же участь. Только этим
и можно объяснить дальнейшие действия предприимчивого куп-
ца из Спангхейма. Он поспешил в Новгород, а оттуда под видом
благочестивого паломника отправился в Иерусалим. Домой из
Святой Земли он вернулся уже совсем другим путем - через Сре-
диземное море и Атлантику.
Как видим, путешествие Эгмунда распадается на два резко
контрастирующих между собой этапа: сначала это была заранее
продуманная торговая экспедиция по морю и суше, но затем она
неожиданно, под влиянием форс-мажорных обстоятельств пре-
вратилась в бескорыстное и богоугодное странствие по святым
местам. Поэтому общий маршрут следования варяжского купца
по Руси выглядит как результат поспешного перехода от одной
стереотипной схемы транзитного движения к другой.
Остается неясным, через какие пункты в пределах Владими-
ро-Суздальской земли проследовал норвежец, резко свернув в
сторону Новгорода. Возможно, принципиальное изменение наме-
ченного ранее маршрута произошло в Москве, лежавшей на од-
ном из важных торговых путей Окского бассейна. Тогда получил
бы объяснение необычный состав денежно-вещевого клада, най-
денного на территории Московского Кремля в 1988 г. и содер-
жащего, в частности, скандинавские ювелирные изделия и древ-
нерусские платежные серебряные слитки с руническими метками
(Молчанов 1995а. С. 41-44; Молчанов 19956. С. 43). Правда, эта
гипотеза, как показала завязавшаяся дискуссия (Джаксон 2000. С.
207; Колызин 2001. С. 89, 90; Мельникова 2001. С. 81, 82; Мол-
чанов 2004. С. 22-24), нуждается в дальнейшей проработке.
Примечательно, что Эгмунд, преобразившись в паломника, не
старался выйти из Суздалыцины напрямик к Верхнему Днепру,
т. е. к ближайшему пункту на искомом пути «из варяг в греки», а
добрался сначала до Новгорода, лежащего далеко на северо-
западе. Объяснение этому возможно только одно: исключительно
в Новгороде варягам и прочим пришельцам из-за моря Балтий-
ского выдавалось нечто вроде специальной «подорожной грамо-
ты» для беспрепятственного следования по «пути паломников»
(через Киев до Константинополя, и далее в Иерусалим). Такой
документ мог выдаваться тамошними светскими и/или церков-
ными властями. Если дело обстояло именно таким образом, то
подобные грамоты могли в XI или XII в. начать скрепляться вис-
162
лыми печатями, образцы которых, быть может, удастся выявить
среди древнерусских сфрагистических памятников. Близкую ана-
логию данному порядку, похоже, являла собой процедура пре-
доставления новгородскими властями «мира» (охранного доку-
мента или особого верительного знака, гарантировавшего право
на личную безопасность и свободный провоз товаров) являвшим-
ся на Русь скандинавским купцам, что прослежено Т.Н. Джаксон
для той же эпохи (Джаксон и др. 2007. С. 326-336). Официальная
регламентация внешнеторговых контактов находила отражение в
практике русско-варяжских дипломатических отношений (Мель-
никова 1997. С; 35-41).
Литература
Джаксон Т.Н, Суздаль в древнескандинавской письменности И Древ-
нейшие государства на территории СССР. 1984 год. М., 1985.
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (сере-
дина XI - середина XIII в.). Тексты, перевод, комментарий. М., 2000.
Джаксон Т.Н., Калинина Т.М., Коновалова И.Г Подосинов А.В. «Рус-
ская река»: речные пути Восточной Европы в античной и средневеко-
вой географии. М., 2007.
Колызин А.М. Торговля древней Москвы (XII - середина XV в.). М.,
2001.
Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и
интерпретации. Тексты, переводы, комментарий. М., 2001.
Мельникова Е.А. Торговый мир Руси и Норвегии 1024-1028 гг. // Восточ-
ная Европа в древности и средневековье. IX Чтения памяти В.Т.Пашу-
то. Международная договорная практика Древней Руси. М., 1997.
Молчанов А.А. Языческие обереги клада древнерусских, скандинавских
и восточных ювелирных изделий XI - начала ХШ в. из Московского
Кремля // Там же. Язычество, христианство, церковь. М., 1995.
Молчанов А.А. Сокровище варяжского гостя в Московском Кремле //
Наука и жизнь. 1995. № 6.
Молчанов >А.А. Варяжский гость на северо-востоке Руси в первой чет-
верти XIII в. Проезжал ли норвежец Эгмунд через Московскую зем-
лю? // Проблемы истории Московского края. Тез. докл. Четвертой ре-
гион. науч. конф, посвященной 75-летию образования Московской
области. М., 2004.
Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978.
163
А.В. Назаренко
ГРЕЧ. PS2MAIOI- ДР.-РУССК. ГРЬЦИ/ХРЬСТЬЯНИ
(ПСЕВДОЭТНОНИМ НА «ПУТИ ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ»)
1. Начало правления московского великого князя Василия I
Дмитриевича, сына победителя на Куликовом поле, ознаменова-
лось скандальным происшествием: юный князь запретил митро-
политу поминать в диптихах византийского императора, так
обосновав свое решение: «Церковь имеем, а царя не имеем и
знать не хотим». Константинопольский патриарх Антоний I был
вынужден написать в Москву пространное послание, в котором
терпеливо объяснял, что Василий хотел «дела совершенно невоз-
можного», что «невозможно христианам иметь церковь, но не
иметь царя», поскольку «царь ромеев есть царь всех христиан»
(Miklosich, Muller 2. Р. 188-192; Павлов 1908. Стб. 263-274 [гре-
ческий оригинал и русский перевод]). Собственно, благодаря
этому посланию, которое датируется примерно 1394-1397 гг., мы
и осведомлены о самом происшествии. Патриарх, писавший из
Царьграда, осажденного османами Баязида, излагал идеи, кото-
рые на протяжении веков являлись политической доктриной Ви-
зантийской империи. Ее, доктрины, остов наукой новейшего вре-
мени реконструируется как представление об идеальном «семей-
стве христианских государей» во главе с константинопольским
василевсом.
2. Для нас в данном случае важно понять, что для византий-
ского уха самоназвание Pcopaioi «римляне» давно оторвалось от
своего этнонимического корня, представляя собой надэтническое
наименование всех подданных «ромейского»-римского импера-
тора, сидящего в «Новом Риме», причем подданных не только
фактических, но и в том идеальном смысле, в каком «Ромейская»
империя совпадала с пределами христианской экумены. Таким
образом, термин Pcopaioi не был не только этнонимом, но и поли-
тонимом, содержа ярко выраженный конфессиональный обертон.
Но то, что было очевидно высокопоставленному «ромею», с тру-
дом воспринималось, а чаще - прямо отторгалось политическими
идеологами в молодых государствах византийского культурного
круга. Одним из показателей этого отторжения могут служить те
явные затруднения, которые испытывали славянские, в частности
164
древнерусские, книжники при переводе греч. Pcopaioi. Чаще все-
го этот термин передавался как обычный этноним. Славянские
переводчики, несомненно, улавливали семантический диссонанс
между актуальным содержанием термина Pmpaioi и его букваль-
ным переводом слав./ишдянш, румин и т.п. Вероятно, поэтому наи-
более распространенной передачей стало слав, гръци. Но в целом
переводчикам было ясно, что содержание греческого слова
слишком сложно и многоаспектно, чтобы иметь универсальное
славянское соответствие. В этом смысле особый интерес предста-
вляют случаи альтернативного перевода греч. Pcopaioi, patpaiKoq.
3. Некоторые случаи такого рода применительно к славян-
скому переводу «Хроники» Георгия Амартола приведены в рабо-
те И.В. Ведюшкиной (2001). Среди них есть весьма характерные,
когда вместо обычного гръци при погружении в конфессиональ-
ный контекст появляется транслитерация ромеани’. манихеи себя
«наричут хръстиан, нас же (византийцев. - А.Н) Ромеан». Но
еще более показательны были бы, понятно, примеры передачи
греч. Pcopaioi с помощью слав, хръстъяни, так сказать, «по патри-
арху Антонию». И такие случаи, действительно, есть. Так, сла-
вянскому переводу русско-византийских договоров, включенно-
му в «Повесть временных лет», свойственна ярко выраженная
вариативность между терминами гръци и хръстъяни.
4. Из этих двух вариантов второй преобладает в договоре
Олега 911г. Речь идет о «любви» «межю хръстияны и Русику», об
убийстве «хръстияна русином или хръстяном русина», о покраже
«русином у хръстияна или пакы хръстияном у русина» и прочее
подобное passim. Лексемы для перевода настойчиво избираются
из двух различных семантических рядов: этноним соседствует с
термином, характеризующим религиозную принадлежность. Эта
черта прослеживается во всей первой половине договора (когда
гръкы видим только в виде вставных глосс при личных место-
имениях: «с вами, грькы» и т. п.), вплоть до статьи «Аще вы-
вьржена будеть лодия... начиная с которой варианты гръци и
хръстъяни начинают перемежаться: потерпевшие крушение гре-
ческие ладьи отправляются русъю «пакы на землю хръстиянъ-
скую», но «аще ключиться близ земля Гръчъскы такоже проказа
лодии русъсте, да проводим ю в Русъскую землю»; «аще пленник
обою страну держим есть или отруси или от грък...» и т. д. В до-
говоре Игоря видим явную доминацию варианта гръци и его про-
165
изводных: «любовь межю гръкы и русию», «аще ли ключиться
украстирусину от грък чьто или гръчину отруси...» и проч. Слу-
чаи употребления варианта хрьстъяни в договоре 944 г. значи-
тельно более редки.
5. Такое положение дел требует объяснения. Ввиду сказанно-
го выше, подобная двойственность может выдавать понимание
переводчиком византийской имперской идеологемы «ромеи» =
«христиане» и нетипичную готовность следовать ей при перево-
де. Это наблюдение хорошо согласуется с тезисом Я. Малингуди
(1994), что перевод договоров был сделан с византийской канце-
лярской копийной книги. Где? Скорее всего, в самом Константи-
нополе, на что указывает давно замеченная разностильность пе-
реводов и даже языковые отличия внутри одного и того же дого-
вора. Это наводит на мысль, что переводы, будучи заказаны рус-
ской стороной, исполнялись в Царьграде и исполнялись срочно,
коль скоро работа была распределена между несколькими пере-
водчиками. Сами переводчики, в таком случае, должны были
происходить из ведомства логофета дрома, чем и объясняется их
совершенно несвойственная в остальном славянским переводам
«византинизирующая» терминология.
С.М. Перевалов
КАСПИЙСКО-ПОНТИЙСКИЙ УЧАСТОК
ВЕЛИКОГО ШЕЛКОВОГО ПУТИ В ДРЕВНОСТИ
Великий Шелковый путь (ВШП) представлял собой сеть до-
рог, по которым в древности и средневековье осуществлялись
торгово-экономические и культурные связи стран Востока и За-
пада, между двумя великими цивилизациями - Римской (Визан-
тийской) и Ханьской (Китайской) империями. Его открытие свя-
зывают с путешествием Чжана Цяня (139-128 гг. до н.э.) в стра-
ны «Западного» (с китайской точки зрения) края, и действиями
императора У-ди (140-87 гг.) по «зачистке» восточного отрезка
пути от сюнну (Хенниг 1961. С. 277; Боровкова 2001. С. 67-89). В
районе древнего Согда и Бактрии основная магистраль ВШП рас-
ходилась на «северную» (через низовья Волги к греческим горо-
дам Черного моря) дорогу, контролируемую племенами аорсов
166
(Strabo 11.5.8; Шилов 1983; Савченко 1993; Безруков 2000), и
«южную» (через Парфию/Персию к Евфрату и Средиземному
морю или Малую Азию) дорогу. Даже когда сухопутные пути
перекрывались кочевниками, торговля (не только шелком) осу-
ществлялась через порты эллинистического и римского Египта на
Красном море и через Индию.
Условный термин ВШП был введен в историографию немец-
ким ученым Ф. Рихтгофеном (1877 г.). Современное его значение
гораздо шире первоначального содержания. Ныне он распростра-
няется на трансконтинентальные, а также морские пути, прохо-
дящие как в меридиональном, так и широтном направлениях, в
том числе сложившиеся до II века до н.э. В настоящем сообще-
нии рассматривается одно из второстепенных ответвлений ВШП
- путь, связывающий Каспийское и Черное моря, и его роль в
международной торговле древности и социокультурных процес-
сах в Кавказском регионе.
Основной маршрут интересующего нас отрезка ВШП с вос-
тока на запад проходил через Амударью, далее Узбой, имеющий
с V в. до н.э. по IV в. н.э. сток в Каспийское море, сам Каспий,
реку Куру, Сурамский перевал, Риони (Фасис) и Черное море
(Муравьев 1991; Вайнберг 2005). Страбон в описании этого пути
рассказывает, что историк Александра Аристобул «объявляет
Оке (совр. Амударья. - С.П.} самой большой из виденных им в
Азии рек, кроме индийских. По его словам, эта река судоходна (и
он, и Эратосфен заимствовали это известие у Патрокла. - С.П.) и
много индийских товаров привозят вниз по ее течению в Гиркан-
ское море; оттуда их переправляют в Албанию и через реку Кир и
следующие затем местности доставляют в Евксинский Понт»
(Strabo 11.7.3; пер. Г.А. Стратановского; то же: 2.1.15). Река Кир
(Кура) брала начало в Армении, протекала по территории Ибе-
рии, затем Албании и впадала в Каспийское море отдельным от
Аракса устьем (Strabo 11.1.5; 3.2; 4.2, ср.: Plin. NH 6.26; Pint.
Pomp. 24; Арр. Mithr. 103). Торговые суда поднимались вверх по
реке, затем товары разгружались и сушей перевозились в колхид-
скую крепость Сарапан (Сурий у Плиния - NH 6.13) на реке Фа-
сис (Риони), в место, где река становилась судоходной; там вновь
грузились на суда и спускались вниз по реке до черноморского
порта Фасис - древней греческой колонии. Путь из Сарапана в
Кир занимал четыре дня (Strabo 11.2.17). Заинтересованность в
167
контроле над торговым путем Понт-Каспий проявил основатель
римского владычества на Кавказе Гней Помпей Магн (см.: Stark
1966. Р. 192-202). По свидетельству писателя Варрона, «во время
похода Помпея (65 г. до н.э. - С.П.) было выяснено, что из Индии
за семь дней можно добраться в землю бактров к реке Бактр, ко-
торая впадает в Оке, и оттуда индийские товары, подвезенные
через Каспийское море на Кир, не более чем за пять дней по суше
до Фасиса могут быть доставлены в Понт» (Plin. NH 6.52; пер.
Г.А. Тарояна). Четыре-пять дней для преодоления расстояния
между Курой и Риони (приблизительно 70 км) многовато по на-
шим временам и при современных дорогах, но нужно иметь в ви-
ду, что в древности проход из Колхиды в Иберию был преграж-
ден «скалами, крепостями и бурными реками» (Strabo 11.3.4).
Главным предметом торговли, судя по высказываниям рим-
ских писателей, были привозимые с востока предметы роскоши,
дорого обходившиеся государству (Хенниг 1961. С. 350-353).
Плиний сокрушался, что «каждый год Индия вычерпывает из
нашей империи не менее 50 миллионов сестерциев, в обмен дос-
тавляя товары, которые у нас продаются в сто раз дороже» (NH
6.101; пер. А.А. Вигасина). «По самому скромному подсчету, -
говорит тот же автор в другом месте, - Индия, серы и этот полу-
остров (Аравия) забирают у нашей державы ежегодно 100 мил-
лионов сестерциев - во столько обходится нам роскошества и
женщины!» (NH 12.84; пер. Г.А. Тарояна). Кроме того, из Бак-
трии и Маргианы привозили качественную сталь,, из Колхиды
вывозили льняные ткани и рыбу, но удельный вес этой торговли
невозможно определить по имеющимся данным.
Указанный маршрут, по представлениям авторов римского
времени (и вопреки Геродоту - Hdt. 1.203), мог привести в Ин-
дию, поскольку считалось, что Каспийское море являлось не чем
иным, как заливом Океана. Заблуждение восходит к эпохе Алек-
сандра Великого, которого крайне интересовал Каспий как воз-
можный путь в Индию (Arr. Anab. 4.15.5-6). По возвращению из
индийского похода (323 г. до н.э.) Александр поручил некоему
Гераклиду, сыну Аргея, строить на южном берегу Каспийского
моря корабли для разведывания выхода к океану (Arr. Anab.
7.16.2): приготовления были прерваны ранней смертью царя.
Спустя четыре десятка лет (ок. 285-281 гг. до н.э.) предприятие
было осуществлено по заданию Селевка I Никатора правителем
168
восточных областей Селевкидской державы Патроклом (о нем
см.: Gisinger 1949). Патрокл составил ныне утраченное описание
своего плавания, отдельные фрагменты которого были использо-
ваны Эратосфеном (III в. до н.э.), а затем Страбоном. Из труда
последнего (Strabo 2.1.17, и др.) известно, что Патрокл обследо-
вал акваторию Каспия в северо-восточной его части и пришел к
ошибочному выводу, что Каспийское море соединено с Восточ-
ным океаном (см.: Пьянков 1997. С. 59-64).
Плиний оставил интересное сообщение о том, что «цезарь
Клавдий (41-54 гг. н.э.) оценивал расстояние от Киммерийского
Боспора до Каспийского моря в 150 миль (222 км, вдвое меньше
сегодняшнего расстояния между Каспием и Азовом. - С.П.) и
прибавил, что Селевк Никатор (311-281 гг. до н.э. - C.IL} соби-
рался прорыть его [каналом], как раз в то время, как был убит
Птолемеем Керавном» (Plin. NH 6.31). Вероятность того, что Се-
левк своим неординарным предприятием хотел соединить Мео-
тиду, а через нее Средиземноморье с Индийским океаном,
весьма велика. Что касается Клавдия, то полагаю возможным
связать его замысел с прибытием в Рим посольства из Шри Лан-
ки. «Во время принципата Клавдия у нас появились более точные
сведения, когда прибыли даже послы с острова (Тапробана/Шри
Ланка. - С./7.)» (Plin. NH 6.84; пер. А.А. Вигасина). План соеди-
нить Каспий с Боспором остался нереализованным, а после того,
как была показана замкнутость Каспийского бассейна (у Клавдия
Птолемея), потерял актуальность.
Оказал ли каспийско-понтийский участок ВШП существен-
ное воздействие на социальные и культурные процессы в Кавказ-
ском регионе?
Каспийско-понтийская дорога, по-видимому, имела большее
значение для крупных держав древности - Рима, Парфии, Ирана,
Кушанов, чем для народов Кавказа. Находки дорогих восточных
изделий из поселений, расположенных на этом пути (Древнейшие
государства. С. 52; Лордкипанидзе 1989. С. 256-370), малочис-
ленны (ср. с обилием античного импорта): товары шли транзи-
том, и не оседали на местах. Каспийско-понтийский участок не
мог конкурировать с сухопутной «южной» дорогой ВШП и мор-
ским путем в Индию по «Эритрейскому» морю. Росту сухопут-
ной торговли на Кавказе мешала неразвитость дорожной сети в
горах, о состоянии которой еще в XIX в. писали: «До тех пор по-
169
ка не будут в Кавказе устроены прочные дороги, не должно по-
мышлять о сухопутной торговле» (Броневский 2004. С. 79-80).
Широкая морская экспансия была не по силам небольшим госу-
дарствам колхов, иберов и албанов. Неудачи попыток эллинисти-
ческих и римских правительств связать водным путем два моря
привели к тому, что торговая активность купцов с Востока или с
Запада ограничивалась рамками Каспийского либо Понтийского
бассейнов, так что товар несколько раз менял хозяина, прежде
чем доходил до потребителя: барьером вначале служили природ-
ные границы, т. е. речные и морские водоразделы, а затем и госу-
дарственные. По договору 562 г. между Византией и Сасанидами
право торговли на территории империи предоставлялось только
ее подданным; иноземцам запрещалось перевозить товары на ви-
зантийский берег Аракса под угрозой конфискации имущества
(Броневский 2004. С. 98; Кулаковский 1996. С. 173). Древний, а по-
том и средневековый Кавказ до конца оставался «мозаичной» ци-
вилизацией, сохраняющей автономность своих составных частей
и не связанной в единый организм ни хозяйственной необходимо-
стью, ни торговой выгодой, ни общим политическим интересом.
Литература
Безруков А.В. Сарматы Южного Приуралья и Нижнего Поволжья на ве-
ликом шелковом пути И Проблемы истории, филологии, культуры.
Вып. IX. 2000. С. 149-155.
Боровкова Л.А. Царства «западного края» во II—I веках до н.э. М., 2001.
Броневский С.М. Новейшие известия о Кавказе, собранные и дополнен-
ные Семеном Броневским. СПб., 2004. В 2 т. Т. 1,2.
Вайнберг Б.И. Этногеография Турана в древности. VII в. до н.э. - VIII в.
н.э. М., 1999.
Вайнберг Б.И. Водный торговый путь по Амударье и культовые центры
вблизи него И ПИФК. 2005. Вып. XV. С. 13-18.
Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. М., 1985.
Качарава Д.Д., Квирквелия Г.Т. Города и поселения Причерноморья ан-
тичной эпохи (малый энциклопедический справочник). Тбилиси, 1991.
Кулаковский Ю.А. История Византии. СПб., 1996. Том II. 518-602 годы.
Лордкипанидзе О. Наследие древней Грузии. Тбилиси, 1989.
Муравьев С.Н. Проблема Аракса-Танаиса-Яксарта и уровень Каспия в
VI—III вв. до н.э. // Mathesis. Из истории античной науки и философии.
М., 1991. С. 115-175.
170
Пьянков И. В. Средняя Азия в античной географической традиции: Ис-
точниковедческий анализ. М., 1997.
Савченко Е.И. О северокавказском отрезке Великого шелкового пути И
Вторая кубанская археологическая конференция. Тез. докл. Красно-
дар, 1993. С. 84-87.
Хенниг Р. Неведомые земли. М., 1961. Т. I.
Шилов В.П. Аорсы (историко-археологический очерк) И История и
культура сарматов. Межвуз. науч. сб. Саратов, 1983. С. 34^48.
Gisinger F. Patrokles (5) И RE. 1949. Hbbd. 36. Sp. 12263-2273.
Stark F. Rome on the Euphrates. The Story of the Frontier. L., 1966.
В.Я. Петрухин
«ПУТЬ ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ»:
ЛЕТОПИСНАЯ КОНСТРУКЦИЯ
И ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ МАГИСТРАЛИ
В тексте ПВЛ описание «пути из варяг в греки и из грек»
представляет собой вставку в текст космографического введения
о полянах, обитающих на киевских горах в эпоху расселения сла-
вян от Дуная. Место для вставки было выбрано неслучайно: ре-
дактор летописи, использовавший текст ПВЛ, основанный на ки-
рилло-мефодиевском «сказании о преложении книг» и предысто-
рии славян, продолжил разыскания об апостольской миссии, но
уже не у славян (о миссии у них Павла и Андроника шла речь в
«сказании о преложении книг»), а в Русской земле. На роль апо-
стола, побывавшего у северных народов, идеально «подходил» в
средневековой христианской традиции Андрей, добиравшийся до
Причерноморья и основавший престол в Константинополе (ср.:
Дворник 2007): показательно, что легенды о миссии Андрея были
популярны на периферии европейского мира, на Британских ост-
ровах (Андрей - св. покровитель Шотландии). Конструкция ле-
тописи, включавшей Британию (Англию) в варяжский мир, оче-
видно, основывалась на общих для раннесредневекового мира
представлениях. Андрей в летописи следует по пути «из грек в
варяги» и далее в Рим, огибая европейский континент.
Интерес к духовным ценностям христианской цивилизации
не заслонял для варварской периферии традиционного интереса к
перераспределению накопленных ею богатств. Традиционным
объектом варварской экспансии были земли Римской империи,
как Восточной, так и Западной. В раннесредневековом мире бо-
гатства оказались сосредоточенными в Арабском халифате, и ар-
хеология (нумизматика) свидетельствует об интенсивном пере-
распределении этих богатств в Европе Восточной и Северной.
Это перераспределение осуществлялось благодаря трансконти-
нентальной торговле европейскими мехами и рабами на восточ-
ных рынках; такая торговля стала возможна с прекращением ара-
бо-хазарских войн на Кавказе в последней трети VIII в. (Noonan
1986. Р. 340). Хазария контролировала рынки мехов в бассейне
Верхней Волги и хлынувшие на рубеже VIII и IX вв. в Восточную
и Северную Европу потоки арабского серебра, ибо в ее руках
оказались основные речные магистрали, ведущие из бассейнов
Черного и Каспийского морей - Волга, Дон, Днепр. Судя по на-
ходкам кладов куфических монет, главной магистралью оказыва-
лась центральная - Дон. Безопасность плавания по Дону была
гарантирована Саркелом и системой хазарских крепостей. Иной
была ситуация на Волге, где Хазария контролировала устье
(Итиль), на Днепре крайним опорным пунктом Хазарии был По-
лянский Киев, но Среднее Поднепровье практически выпадало из
системы распределения восточного серебра. Стоянки речных су-
дов на берегах рек, не контролируемых государственной властью,
были опасны (вспомним гибель русского войска, возвращавшего-
ся Волгой из похода на кавказских мусульман ок. 910 г., истреб-
ленного мусульманскими наемниками кагана в устье и добитого
буртасами и болгарами-мусульманами выше по Волге; см. также
археологический комментарий: Пушкина 2007). Путь с Дона вел
к Оке, оттуда на Верхнюю Волгу и далее в бассейн Волхова и на
Балтику к варягам. Ока (и сидевшие на ней подвластные хазарам
вятичи) аккумулировала уже в IX в. значительную часть серебра
за услуги по транзиту.
Показательно, что летопись приписывает первому русскому
князю, призванному в Новгород, попытку установить контроль
над бассейном Верхней Волги и Оки в 860-е годы. Рюрик поса-
дил своих мужей в Ростов и Муром. Прямой конфликт с Хазари-
ей относится, однако, к деятельности Олега, который в 882 г. ов-
ладел Киевом, присвоил хазарскую дань от левобережных севе-
рян и радимичей, а затем пошел на Царьград. Путь из варяг в гре-
ки продолжает постоянно функционировать, ежегодные походы
172
руси (росов) упоминает Константин Багрянородный, каждые
тридцать лет после договора Олега (при Игоре и Святославе) со-
вершаются общерусские походы на Балканы, призванные под-
твердить завоевания Руси на византийском рынке.
Западная часть пути «из варяг в Рим», как правило, оказыва-
ется вне пределов актуальных интересов исследователей, во вся-
ком случае, до тех пор, пока не встают проблемы, связанные с
походами викингов в Средиземноморье. Рим и города Западной
империи оставались традиционной и вожделенной целью экспан-
сии, но традиционные (с эпохи Великого переселения) маршруты
были перекрыты империей Каролингов, воевавшей с викингами.
Первая попытка мирного проникновения на речные маршруты
империи (Рейн) «послами народа Рос», явившимися из Констан-
тинополя в 839 г., была воспринята каролингским правителем,
разглядевшим в них норманнов, как разведывательная акция. Ос-
тавался кружной маршрут, отмеченный походами норманнов в
IX в.: таков знаменитый рейд 844 г. на Севилью норманнов - ал-
маджус; другие флотилии викингов проходили Геркулесовы
столпы, захватывали чернокожих рабов, одна из них, по преда-
нию, устремилась к самому Риму. И хотя данные об этом мор-
ском походе Бьёрна и Хастейна (Хастингса) легендарны и оброс-
ли историческими анекдотами, в их устремлении разграбить сам
Рим едва ли можно сомневаться. Во всяком случае, им удалось
разграбить Пизу и Луну в Италии, прежде чем в 861 г. они столк-
нулись с арабским флотом, заставившим их отступить к устью
Луары (Jones 1968. Р. 217-218).
Последняя акция была синхронна первому походу руси на
Царьград (860), видимо, неслучайно латинский историк XI в. Ио-
анн Диакон в «Хронике Венеции» свидетельствует, что на Кон-
стантинополь напали при Михаиле III норманны. В последу-
ющей латинской традиции возобладало мнение, что эти норман-
ны явились из Аквитании (с «Британского моря»), разграбленной
во время рейдов на Францию; уже ренессансный автор Марк Са-
беллик критиковал эту интерпретацию, сомневаясь в возможно-
сти похода из Британского моря на Константинополь, через Бал-
тику (Сарматское море) к Меотиде и Босфору, то есть по пути из
варяг в греки (ср.: Кузенков 2003. С. 150-155). Интересно, что
арабский автор XIII в. Ибн ал-Хатиб отождествил ал-маджус
844 г. с современными ему англами и франками. Важнее для нас,
что более ранние арабские авторы отождествили норманнов ~ ал-
маджус в Севилье с ар-рус Восточной Европы. И хотя это ото-
ждествление сделано в соответствии с традициями средневековой
науки, наблюдения средневековых авторов за акциями «остров-
ного и корабельного народа» (ал-Бакри) демонстрируют актуаль-
ность пути, который воспринимается ими как маршрут, ведущий
в Андалусию «из пролива, соединявшего Понт и Меотис с Окру-
жающим морем» (ср.: Калинина 2001. С.206). Этот маршрут бли-
зок летописному пути из варяг в греки: свидетельства о путях
через Восточную Европу на Восток и в Византию приводили к
географическим конструкциям вроде «Русской реки» ал-Идриси
или Восточного пути исландских саг (см.: Джаксон и др. 2007).
Кружной маршрут «из варяг в греки и из грек» сбивал с толку и
средневековых, и современных авторов: так, два восточных авто-
ра свидетельствуют, что поход на Севилью в 844 г. ал-маджус
совершили из «Румийского (Средиземного) моря» (Калинина
2001. С. 202). В современной историографии существовали по-
пытки приписать поход руси 860 г. норманнам, также пришед-
шим из Средиземноморья. Очевидно, путь в Андалусию из Вос-
точной Европы был известен ар-рус: Ибн Хаукал рассказывал,
как после разорения прикаспийских городов в 968/969 г. войско
руси двинулось к стране ар-Рум (для участия в походе Святосла-
ва) и в Андалусию (Калинина 2001. С. 207). На синхронную ак-
тивность норманнов и руси на востоке и на западе, указывали
многие авторы (М.И. Артамонов, Г.С. Лебедев и др., ср. из по-
следних работ - Franklin, Shepard 1996. Р. 55 ff.; Калинина 2001).
На Западе Европейского континента норманны столкнулись с
той же проблемой, что на Востоке: они не могли чувствовать себя
на речной сети коммуникаций так же свободно, как на море. В
844 г. в Севилье, узнав о приближении арабской конницы, завое-
ватели попытались скрыться на кораблях, но пришедшие в ярость
местные жители принялись забрасывать их с берегов камнями и
костями животных. Грабителям пришлось вступить в переговоры
(Калинина 2001. С. 192). К переговорам должен был прибегнуть и
Роллон во Франции (получивший в результате Нормандию).
Функции, сходные с антинорманской политикой империи Ка-
ролингов, на Востоке приобрел Хазарский каганат: еще в 960-е
гг. его правитель Иосиф утверждал, что его главная заслуга перед
миром цивилизации - сдерживание на границах каганата руси.
174
Каганат удерживал главные магистрали Восточной Европы - Дон
и Волгу (по ним нанес удар Святослав сразу после реляции Ио-
сифа). Днепр оставался пограничной рекой, Киев именовался в
хазарской традиции Самватасом пограничным «заречным»
пунктом. На овладение Днепровским путем и Киевом бросило
все силы формирующееся Русское государство в IX в. Ладьи рус-
ских дружинников-«гребцов» были главным средством коммуни-
кации как внутри, так и вне Русской земли. Ладьи не могли прой-
ти по рекам (особенно по волокам и против течения) без под-
держки местного населения. Такая поддержка была достигнута
благодаря договоренности «ряду», отраженному легендой о
призвании варяжских князей, относимом летописью к 860-м го-
дам: призывавшие князей кривичи и меря должны были способ-
ствовать контролю руси над верховьями Днепра и Волги (ср. до-
говоры о «мире» с варягами в Ладоге Джаксон и др. 2007.
С. 326 и сл.). Уже это было вторжением в сферу влияния Хазарии
(Иосиф считал верхневолжскую черемись хазарскими данника-
ми). Каганат ответил торговой блокадой: Т. Нунан продемонст-
рировал кризис в поступлении серебра в Восточную и Северную
Европу в последней четверти IX в. Это активизировало деятель-
ность руси на пути из варяг в греки: Олег обосновывается в Кие-
ве в 880-е годы и совершает поход на Царьград, завершившийся
заключением договора в 911 г. На Востоке Хазария также оказа-
лась обойденной, несмотря на расправу с русским войском ок.
910 г.: приток восточной монеты возобновился в 910-е годы из
державы Саманидов через Болгарию Волжскую.
Литература
Дворник 2007 - Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об
апостоле Андрее. СПб., 2007.
Джаксон и др. 2007 - Джаксон Т.Н., Калинина Т.М. Коновалова И.Г
Нодосинов А.В. «Русская река»: речные пути Восточной Европы в ан-
тичной и средневековой географии. М., 2007.
Кузенков 2003 - Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и пер-
вое крещение руси в средневековых письменных источниках// Древ-
нейшие государства Восточной Европы. 2000 г. М., 2003.
Калинина 2001 - Калинина Т.М. Арабские ученые о нашествии норман-
нов на Севилью в 844 г. // Древнейшие государства Восточной Евро-
пы. 1999 г. М., 2001. С. 190-210.
175
Пушкина 2007 -Пушкина Т.А. Сувениры Аустрвег // У истоков русской
государственности. СПб., 2007. С. 325—331.
Franklin, Shepard 1996 — Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus:
750-1200. L., N.Y., 1996.
Jones 1968 - Jones G. A History of the Vikings. Oxford, 1968.
Noonan 1986 - Noonan T.S. Why the Vikings First Came to Russia? // Jahr-
biicher fur Geschichte Osteuropas. Stuttgart, 1986. B. 34. H. 3. S. 321-348.
A.B. Подосинов
КАК АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
ОКАЗАЛСЯ НА ДОНУ?
(ПРОСТРАНСТВО ПУТИ И ПРОСТРАНСТВО КАРТЫ)*
На некоторых средневековых картах, которые историки
склонны рассматривать как продолжение традиций античной
картографии, в Северном Причерноморье в районе реки Танаис
(совр. Дон) встречается обозначение неких «алтарей Александра»
{are Alexandri, см. илл. 3, 38, 39, 44, 51, 57 в кн.: Чекин 1999). На
Псалтырной карте второй половины XIII в. «алтари Александра»
оказываются даже рядом со страной Sclavenia в Восточной Евро-
пе. Есть они и на Эбсторфской и Херефордской картах, считаю-
щихся шедеврами средневековой картографии. По мнению Л.С. Че-
кина, алтари Александра на Дону были изображены в немалой
степени для симметрии: три острова в Гибралтаре имели по од-
ной колонне Геракла, показывая крайнюю на западе границу из-
вестного мира, и три памятника Александра маркировали три ос-
тальные страны света, завоеванные Александром: один алтарь
(или «лагерь») Александра на юге, указывающий на открытие
(завоевание) им Индии, второй алтарь (колонны) - на крайнем
востоке, куда он дошел в своем походе в Центральную Азию, и
третий - на севере ойкумены на Танаисе (Чекин 1999. С. 41).
Между тем известно (и Л.С. Чекин отмечает это), что на средне-
вековых картографов большое влияние оказал труд Павла Орозия
(V в. н.э.) «История против язычников», в котором он пишет (1,2,5),
что река Танаис, «проходя мимо алтарей и рубежей Александра
Великого (praeteriens aras ас terminos Alexandri Magni), по-
полняет Меотийские Болота (Азовское море. - А.П.)». Итак, по
176
мнению Орозия, Александр Великий поставил на Танаисе свои
алтари, считая это место границей своей державы. «Алтари Алек-
сандра» отмечает на Танаисе Птолемей на своей карте мира (III,
5, 26) и Аммиан Марцеллин (XXII, 8, 40; правда, у Аммиана они
оказываются на Борисфене=Днепре). Каким же образом /Алек-
сандр, никогда в реальности не бывавший в Северном Причерно-
морье, оказался на Дону?
Речь идет о хорошо известном в античности рассказе о том,
как Александр во время своего похода в Среднюю Азию, перейдя
Оке (совр. Амударья) пришел к Яксарту (совр. Сырдарья), приняв
его за Танаис. Вот как рассказывает об этом Плутарх в «Жизне-
описании Александра» (44-45):
«44. Затем Александр с лучшей частью войска отправился в
Гирканию (местность к югу от Каспийского моря. - А.П.). Там
он увидел морской залив (южная часть Каспийского моря.
А.П.\ вода в котором была гораздо менее соленой, чем в других
морях. Об этом заливе, который, казалось, не уступал по вели-
чине Понту (Черному морю. -А.П.\ Александру не удалось уз-
нать ничего определенного, и царь решил, что это край Меоти-
ды (Азовского моря. -А.П.)... 45. ...Он перешел реку Орексарт
(Яксарт. - А.П.\ которую принял за Танаис, и, обратив скифов
в бегство, гнался за ними верхом на коне целых сто стадиев»
(перев. М.Н. Ботвинника и И.А. Перельмутера).
Итак, для Плутарха Александр около Танаиса - это географи-
ческая аберрация, вызванная тем, что Александр принял Каспий-
ское море за Азовское, из чего логично было принять Сырдарью,
впадавшую тогда в Каспийское море, за Танаис (ср. также Plin.
NH, VI, 49 о реке Яксарте, которую Alexander militesque eius Та-
nain putavere esse). Однако и сам Плутарх тут же сообщает, что за
много лет до похода Александра Каспий был известен как залив
Северного океана (44), что должно было бы исключить заблуж-
дение Александра.
Курций Руф в «Истории Александра Македонского» (I в. н.э.)
не видит никакой ошибки в том, что, переправившись через Оке
(Амударью), царь отправился к Танаису (VII, 5, 36). Танаисом у
Руфа оказывается река, на которой расположен город Мараканда
(Самарканд), т.е. Сырдарья (Яксарт). Отсюда царь «послал к ев-
ропейским скифам одного из друзей, по имени Пенда, передать
им, чтобы они не переходили без его разрешения границу своей
177
области - реку Танаис. Ему же было поручено ознакомиться с
характером страны и посетить скифов, живущих на берегах Бос-
пора (Керченского пролива. - А.П.). Царь уже выбрал на берегу
Танаиса место для основания города-крепости для удержания как
уже покоренной территории, так и той, куда он намеревался про-
никнуть» (VII, 6, 11-13; перев. Д.А. Дрбоглава; об основании
Александром города на реке Танаис сообщает также Помпей
Трог, см.: Just. Epit. XII, 5, 12).
Из описания Руфа следует, что за Яксартом-Танаисом начи-
налась Европа, а город Александрия был основан на берегу Дона
(ср. также Curt. Ruf. VII, 7,2: «Танаис отделяет бактрийцев от ски-
фов, называемых европейскими. Кроме того, он является рубе-
жом Европы и Азии» и VIII, 1, 7-10 об ответном посольстве ев-
ропейских скифов с предложением жениться на дочери их царя).
Страбон, в свою очередь, видит в сообщениях об Александре
на Танаисе подлог и мистификацию его историков (XI, 7,4):
«К рассказам об этом (Каспийском. - АЛ.) море присочинено
много вымысла в угоду тщеславия Александра. Ввиду того что
река Танаис, по всеобщему признанию, отделяет Азию от Евро-
пы и что область между морем и Танаисом, составляющая зна-
чительную часть Азии, не была подвластна македонянам, реши-
лись пуститься на хитрость: показать, что Александр (по крайней
мере в народной молве) покорил также и эту страну. Поэтому
они объединили озеро Меотиду, принимающее Танаис, с Кас-
пийским морем, причем называли и последнее озером, утвер-
ждая, что оба водоема связаны друг с другом подземным прохо-
дом и один является частью другого... Реку Яксарт они назвали
Танаисом...» (перев. Г.А. Стратановского).
Несколько иную версию о существовании двух Танаисов вы-
двигает Арриан в «Походе Александра» (III, 6-9):
«Александр... пошел в Мараканды - это столица Согдианы.
Оттуда он двинулся к реке Танаису. Истоки этого Танаиса, ко-
торый местные варвары называют еще, по словам Аристобула,
Орксантом [= Яксарт], находятся также на горе Кавказ; впадает
и эта река в Гирканское море. Должен быть и еще другой Тана-
ис, о котором историк Геродот пишет, что это восьмая река у
скифов: она вытекает из большого озера, а впадает в озеро еще
большее; оно называется Меотийским. Некоторые говорят, что
178
этот Танаис является границей между Европой и Азией» (перев.
М.Е. Сергеенко).
Правильно, по сути, понимая географическую ситуацию с
двумя разными Танаисами, Арриан, тем не менее, не удержался
рассказать и о посольстве Александра к европейским скифам, и
об ответном посольстве скифов с ценными дарами и предложе-
нием взять в жены дочь их царя (IV, 1, 1-2; 15, 1-5).
Итак, в античности существовали четыре версии похода
Александра к Танаису (следует отметить, что все они восходят к
несохранившимся трудам историков Александра): 1) так все и
было: среднеазиатский Яксарт северочерноморский Танаис-
Дон (Курций Руф и Помпей Трог); 2) это была невольная ошибка
Александра, принявшего Яксарт за Танаис (Плутарх); 3) это была
намеренная фальсификация его историков, выдавших Яксарт за
Танаис (Страбон); 4) на самом деле существуют два Танаиса: Ге-
родотов в Северном Причерноморье и Александров - в Закаспии
(Арриан). Последняя версия должна была снять все противоречия
и обвинения в фальсификации.
Интереснее всех тот вариант, который рассматривает появле-
ние Александра на Дону как реальное событие (остальные, зная
об этой версии, пытаются как-то объяснить это недоразумение).
Дело в том, что в античности хорошо представляли себе место-
положение Азовского моря и Дона, которые были довольно осно-
вательно освоены греческими колонистами со стороны Черного
моря и описаны античными географами начиная с Геродота. За-
каспийские Бактрия и Согдиана с реками Сырдарья и Амударья
были известны греческим географам еще и до похода туда Алек-
сандра, начиная со Скилака (VI в. до н.э.), Гекатея и Геродота,
поскольку являлись персидскими сатрапиями (см. подробнее:
Пьянков 1997. С. 11-27). Как можно было сопрячь вместе эти два
региона, отстоящие друг от друга на современной карте на такое
же расстояние, на каком они отстоят от отправного пункта в Ма-
лой Азии? Как можно было Сырдарью, вытекающую из цен-
тральноазиатского горного массива, объявлять Танаисом, разде-
ляющим Европу и Азию, если территория Европы в таком случае
оказывается простирающейся вплоть до Тихого океана (если, ко-
нечно, не принять тезис Страбона о намеренной фальсификации)?
Думается, объяснение здесь лежит в принципиальной некарто-
графичности античного восприятия географического пространства.
179
«Некартографическое» сознание античных авторов прояви-
лось, в частности, в том, что основным принципом восприятия и
презентации пространства был путь, который описывал про-
странство линейно, имел начало и конец, объединял собой неко-
торые пункты, мог пересекаться с другими путями, имел опреде-
ленную протяженность. Пьетро Янни назвал такой способ описа-
ния пространства годологическим (от греч. 686? «путь»), проти-
вопоставляя его картографическому (Janni 1984; еще раньше я
предложил называть описание пути хорографическим, см.: Подо-
синов 1978. С. 22-45). Литературной формой годологического
восприятия пространства являлись периллы (для описания морских
побережий) и итинерарии (для описания сухопутных дорог).
Примат годологического пространственного сознания над
картографическим проявляется, на мой взгляд, даже в античных
картах. Знаменитая Певтингерова карта имеет, казалось бы, кар-
тографическую основу, вполне похожую на современную - там
изображаются (разными красками!) материки, моря, заливы, реки
и горы (см. ее репродукцию и исследование: Подосинов 2002.
С. 287-378). Однако главное содержание карты - это римская до-
рожная система, существовавшая в первые века нашей эры. До-
роги с обозначением станций (часто городов), их названий и рас-
стояний между станциями заполняют все пространство карты в
той ее части, где эта система функционировала. При соединении
двух принципов картографирования изображения дорожной
сети и географического ландшафта - предпочтение явно отдава-
лось первому. Обозначение пути ограничивалось только теми
параметрами, которые были важны для путешествующих, а
именно, где путь начинается, куда ведет, какие есть на нем стан-
ции и какое между ними расстояние. Эта информация вовсе не
предполагала ландшафтной привязки (и, по-видимому, она была
неосуществима), поэтому нередки случаи, когда, скажем, стан-
ция, в реальности расположенная у какой-то реки и даже носящая
ее имя, оказывается на карте вдали от нее. Южнопонтийский го-
род Трапезунт обозначен на северо-восточном побережье Черно-
го моря, в результате чего дорога вдоль побережья, ведущая в
реальности от него к северопонтийскому городу Диоскуриада
(Севастополь, Сухум), оказалась уходящей к востоку от Черного
моря в глубь материка, и такие известные в античности портовые
черноморские города, как Апсар, Фасис, Севастополь и другие 16
180
городов между ними, оказались вдали от моря, находясь почти у
побережья Северного океана (см. сегм. IX, 2 - X, 2). Можно ска-
зать, что на Певтингеровой карте ландшафт и паутина дорог за-
частую существуют сами по себе, так что исследователи прихо-
дят к выводу о часто декоративном характере линий побережий,
течений рек и расположения гор (см., например: Brodersen 1995,
S. 187; ср.: Talbert 2007. Р. 221-241).
То же показывает еще одна сохранившаяся античная карта (из
Дура Европос, сер. Ш в. н.э.), на которой перечень городов, яв-
лявшихся стоянками римского флота на западном, северном и
южном побережьях Черного моря, совершенно не коррелирует с
«картографическим» очертанием берега, зато полностью отвечает
потребности «годологического» восприятия пространства, давая
реальную последовательность станций в виде итинерария (под-
робнее см.: Подосинов 2002. С. 82-85; 90-98; Salway 2004,92-95).
Возвращаясь к проблеме Яксарта=Танаиса, можно предполо-
жить, что и здесь годологический принцип восприятия простран-
ства стал причиной географической аберрации: два пути из Ма-
лой Азии как отправной точки движения, один - через Гирканию
к Сырдарье восточнее Каспия, другой - к устью Дона через Чер-
ное и Азовское моря, могли восприниматься как пути, идущие
почти параллельно друг к другу на север и северо-восток ойку-
мены. И Северное Причерноморье, и закаспийские степи счита-
лись в античности расположенными именно на северо-востоке ой-
кумены. Мы знаем также, что «основной литературной формой, в
которой накапливались все эти наблюдения (о Бактриане и со-
седних странах. -А.П.), был итинерарий» (Пьянков 1997. С. 279).
Конечные пункты этих путей-итинерариев вполне могли воспри-
ниматься в некартографическом сознании как находящиеся неда-
леко друг от друга. Примеры такого годологического принципа
описания географического пространства собраны в книге П. Янни
(Janni 1984. Р. 147-158). Сближение конечных пунктов двух «пу-
тей» облегчалось, на мой взгляд, и тем, что они оба приводили к
«скифам», ведь в античности, начиная со Скилака и Гекатея, хо-
рошо знали об этническом родстве скифов европейских, живших
около Танаиса в Северном Причерноморье, и скифов азиатских
(даев, саков и массагетов), населявших степи восточнее Каспия и
севернее Сырдарьи (ср. у Страбона, XI, 6, 2; 8, 2-8; Арриана, VII,
10, 5; Курция Руфа, VI, 3, 9). Коль скоро в конце обоих «путей»
181
оказывался единый этнический массив, расстояние между ними
вполне могло выглядеть несущественным и скрадываться.
Примечания
* Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант № 07-01-00058а.
Литература
Подосинов А.В. Картографический принцип в структуре географических
описаний древности (постановка проблемы) // Методика изучения древ-
нейших источников по истории народов СССР. М., 1978. С. 22-45.
Подосинов А.В. Восточная Европа в римской картографической тради-
ции. Тексты, перевод, комментарий. М., 2002 (Древнейшие источники
по истории Восточной Европы).
Пьянков И.В. Средняя Азия в античной географической традиции. М., 1997.
Чекин Л.С. Картография христианского средневековья. VIII-XUI вв. Тек-
сты, перевод, комментарий. М., 1999.
Broder sen К, Terra Cognita. Studien zur romischen Raumerfassung.
Hildesheim; Zttrich; N.Y., 1995 (Spudasmata, 59).
Janni P. La mappa e il periplo: Cartografia antica e spazio odologico. Roma,
1984 (University di Macerata. Pubblicazioni della facolta di lettere e
filosofia, 19).
Salway B. Sea and River Travel in the Roman Itinerary Literature // Space in
the Roman World. Its Perception and Presentation / Ed. R. Talbert, K. Bro-
dersen. MUnster, 2004. P 43-96.
Talbert R. Peutinger’s Roman Map: the Physical Landscape Framework //
Wahmehmung und Erfassung geographischer RSume in der Antike / Hrsg.
von M. Rathmann. Mainz am Rhein, 2007. P. 221-241.
E.B. Пчелов
ИЗ КОРСУНЯ В РИМ ПО ДНЕПРУ:
ПОЧЕМУ В «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»
ПУТЬ ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ
ОПИСАН В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ?
В начальной, недатированной части «Повести временных
лет» (далее - ПВЛ) знаменитый Путь из Варяг в Греки (далее -
Путь) описывается следующим образом:
«Поляном же жившим особе по горам сим. бе путь из Варяг в
Греки, и из Грек по Днепру, и верх Днепра волок до Ловоти. и
182
по Ловоти внити в-Ылмерь озеро великое, из негоже озера по-
течет Волхов и втечет в озеро великое Нево. и того озера вни-
деть устье в море Варяжьское. и по тому морю ити до Рима а от
Рима прити по томуже морю ко Царюгороду а от Царягорода
прити в Понт море, в неже втечет Днепр река».
Совершенно очевидно, что, несмотря на то, что летописец на-
зывает этот путь путем из Варяг в Греки, описан он в обратном
направлении, а именно как путь из Грек в Варяги. Можно, конеч-
но, предположить, что причина этого в том, что летописец опи-
сывал Путь из Киева, из земли полян, которая являлась своего
рода точкой отсчета для его ориентации в географическом про-
странстве (такое мнение высказывалось в историографии, см., к
примеру: Петрухин В.Я. Скандинавия и Русь на путях мировой
цивилизации // Путь из Варяг в Греки и из Грек... Каталог вы-
ставки. М., 1996. С. 8). Полагать так, казалось бы, позволяет сам
летописный текст, вводящий описание Пути через рассказ о по-
лянах (являющийся своеобразным лейтмотивом всей вводной
части ПВЛ): «Полянам же, жившим отдельно по горам этим, был
путь из Варяг в Греки...». Однако этот пассаж обнаруживает
полное текстуальное соответствие с началом летописного пове-
ствования об основателях Киева, следующего в ПВЛ после опи-
сания путей и сказания о хождении апостола Андрея: «Полем же
жившем особе и володеющем роды своими... и, по всей види-
мости, восходит к этому тексту, о чем свидетельствует упомина-
ние в первом случае киевских гор (см. далее). Сам же Путь опи-
сывается «из Грек» и заканчивается Черным морем, в которое
впадает Днепр (далее в летописи указан исток Днепра). Создается
впечатление, что именно Понт и является отправной точкой для
описания Пути: далее следуют географические объекты на терри-
тории Руси (Днепр, Ловоть, Ильмень, Волхов, Нево) и за ее пре-
делами - Варяжское море с двумя «опорными» пунктами - Ри-
мом и Константинополем. Иными словами, собственное «поло-
жение» летописца совершенно необязательно могло определять
порядок описания Пути, тем более что движение в обратном на-
правлении (из Варяг в Греки) было ему, безусловно, хорошо из-
вестно (походы Аскольда и Дира на Киев, Олега на Киев, походы
руси на Византию).
Конечно же, ближайшая (даже текстуально) аналогия описа-
нию Пути - это сказание о хождении апостола Андрея. Исследо-
183
ватели давно обратили внимание на взаимосвязь этих сюжетов -
так, Л. Мюллер отмечал, что на сказание об апостоле могло по-
влиять географическое представление о двух путях из Руси в Рим
(вниз по Днепру через Черное море и Константинополь, и вверх
по Днепру описанным образом): «при описании этих двух путей
в Рим летописец и вставляет в свое повествование Сказание об
Андрее, как бы в подтверждение того, что некогда кто-то вос-
пользовался этим длинным северным путем» {Мюллер Л. Древне-
русское сказание о хождении апостола Андрея в Киев и Новгород
// Летописи и хроники. 1973 г. М., 1974. С. 59-60). Между тем на
самом деле летописцу известен только один путь в Рим - именно
через Русь, а не через Византию. Чтобы выяснить, почему это
так, необходимо обратиться к некоторым другим географическим
описаниям начальной части ПВЛ.
Как известно, в самом начале летописи речь идет о разделе-
нии земли сыновьями Ноя и о том, какие страны (а затем и наро-
ды) относятся к каждой из частей, причем славяне, русь и римля-
не оказываются в одной части, Афетовой. В какой части находит-
ся Константинополь, неясно - возможно, это связано с тем, что
летописец, описывая разделение земли, опирался, в том числе, и
на византийскую хронографическую традицию, и таким образом
его взгляд шел как бы из византийского «центра». Однако после
рассказа о разделении земли на три части в ПВЛ следуют сведе-
ния, позволяющие эти три части связать между собой. Афетова
часть соединяется с Симовой через Волгу, «яже идеть на восток,
в часть Симову», и через Варяжьское море: «по сему же морю
седять Варязи семо ко въстоку до предела Симова». Примеча-
тельно, что соединение Афетовой части с Хамовой, т.е. с южной,
осуществляется также через Варяжское море - сначала на запад, а
затем к югу, где народы Афетова колена «съседяться с племянем
Хамовым». Иными словами, Путь из Варяг в Греки (а вернее, из
Грек в Варяги) - это путь не просто «внутри» Афетовой части, а
путь, позволяющий из этой части пройти в две другие - Симову
(на восток) и Хамову (на юг через запад). Косвенно подтверждает
это и описание течения рек, следующее в ПВЛ непосредственно
за описанием Пути. «Темже и из Руси можеть ити по Волзе в
Болгары и в Хвалисы, и на въсток доити в жребий Симов, а по
Двине в Варяги, из Варяг до Рима, от Рима же и до племени Ха-
мова». Здесь опять та же последовательность и та же идея. Лето-
184
писец показывает, каким образом пути (идущие по рекам и мо-
рям) связывают между собой все три части земли, соединяют
Афетову (славянскую и русскую) часть с двумя другими, причем
сначала описывается путь на восток - в часть старшего брата, а
затем на юг - в часть среднего. Пути, таким образом, выполняют
задачу не только географического, но и своего рода идейно-рели-
гиозного характера, позволяя вновь связать воедино разделенные
части земли - во всяком случае, можно думать, что эта идея ле-
тописцем подразумевалась.
С другой стороны, описание Пути из Варяг в Греки соотно-
сится с маршрутом хождения апостола Андрея. Основные точки
этого маршрута: Синопия, Корсунь, днепровские горы, земля
словен, Варяги, Рим, снова Синопия. Апостол начинает свой путь
от Понта и заканчивает им же - в точном соответствии с описа-
нием Пути. При этом Рим представляется основной целью апо-
стола - напомню, что Рим в качестве важного «пункта» присут-
ствует и в описании Пути, и в описании движения по русским
рекам. Вероятно, Рим вообще имел определенное значение в
древнерусской летописной традиции - и в географическом, и в
идейно-религиозном плане: достаточно вспомнить начало Новго-
родской I летописи младшего извода, в которой, как считается,
отразился Начальный свод - «Якоже древле царь Рим, назвася и
во имя его город Рим» (в этой части НПЛ опирается на «Хроно-
граф по великому изложению»). В ПВЛ историческая значимость
Рима выражена не столь явно, но очевидно, что Рим занимает
важное место в ментальной карте летописца: туда идет апостол
Андрей, туда ведет Путь из Варяг в Греки, туда можно дойти из
Руси по Двине и далее «до племени Хамова». Другой важный
пункт в хождении апостола - Корсунь. Именно здесь, по словам
летописи, у него появляется желание идти в Рим, и осуществле-
ние этого желания приводит к благословению Киевских гор. Лю-
бопытно, что в тексте ПВЛ эти горы упомянуты раньше, чем о
них говорится непосредственно (впервые в связи с хождением
апостола). Описание Пути из Варяг в Греки вводится в текст, как
мы видели, следующим образом: «Поляном же жившим особе по
горам сим», т.е. по «этим горам». В предшествующем же тексте
летописи днепровские горы вообще не упоминаются (ср.: Алеш-
ковский М.Х. Повесть временных лет. Судьба литературного про-
изведения в Древней Руси. М., 1971. С. 16). Речь о них идет лишь
185
далее, в сказании об апостоле Андрее, а затем в сказании о Кие,
сам же «вводный» пассаж к описанию Пути, как уже говорилось,
обнаруживает полную аналогию с началом рассказа об основате-
лях Киева. Мне представляется, что сказание о хождении апосто-
ла и описание Пути могут находиться в обратной связи, нежели
полагает Л. Мюллер: не маршрут хождения апостола «подтвер-
ждает» описание Пути, а само это описание определяется мар-
шрутом хождения. Для летописца принципиально важно обрат-
ное направление Пути именно потому, что так двигался апостол
Андрей, через которого символическим образом русское христи-
анство оказывалось связанным с апостольскими временами и ко-
торый как бы предвосхитил последующее крещение Руси. Кста-
ти, и само крещение также «происходило» именно в этом направ-
лении - Владимир крестился в Корсуне (который был и отправ-
ной точкой пути апостола по Руси), откуда вернулся в Киев и
осуществил крещение Русской земли. Направление «из Грек»
было для летописца начала XII в. (описание Пути, как и сказание
об апостоле, по всей видимости, отсутствовало в Начальном сво-
де) существенным потому, что таким путем двигалось на Русь
христианство.
Составитель ПВД конечно, знал о «нормальном» направле-
нии Пути из Варяг в Греки, зафиксировал он и само древнее на-
звание этого Пути. Но в данном направлении двигалась языче-
ская русь, а в обратном - христианство; для летописца более ак-
туальным было второе, и поэтому Путь оказался описанным «из
Грек»: он соединял Афетову часть с Симовой,и Хамовой (т.е.
Русь с востоком и югом), по нему можно было попасть в Рим, и
именно через него шла христианизация Руси. Движение же по
Пути - из Варяг в Греки (зафиксированное в некоторых своих
частях в скандинавских и византийском источниках) - относи-
лось к языческим временам и при составлении описания (чисто
летописной конструкции) оказалось менее значимым.
186
Б.Е. Рашковский
ХАЗАРИЯ В ЕВРЕЙСКИХ ИСТОЧНИКАХ
И МУСУЛЬМАНСКОЙ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ:
ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОСВЯЗИ
Переписка между еврейским сановником из Кордовы и пра-
вителем хазарского Каганата вместе с примыкающим к ней по-
сланием Кембриджского анонима является одним наиболее цен-
ных источников по этнической и культурной истории Восточной
Европы конца первого тысячелетия. Вместе с тем, весьма важ-
ным представляется вопрос о том, до какой степени информати-
вен этот корпус источников для изучения этнических и географи-
ческих представлений мусульманского Востока и его еврейского
населения в IX-XI вв. (Заходер 1962; Поляк 2001. С. 79-107).
Данная проблема выглядит не столь тривиально, как может
показаться на первый взгляд, а ее решение не представляется
очевидным. Ведь если предположить, что Хазария представляла
особенный интерес именно для еврейских авторов, логично было
бы ожидать от них повышенное внимание к «царству про-
зелитов». Однако на деле этого не происходит. Еврейские источ-
ники фиксируют сведения о распространении иудаизма в Хаза-
рин на несколько десятилетий позже, чем арабские и латиноя-
зычные авторы. Кроме документов, связанных с политической
деятельностью Хасдая ибн Шапрута, Хазария упоминается лишь
четырьмя еврейскими авторами X в. При этом свидетельства трех
авторов (караима ал-Киркисани, раббанита Саадьи Гаона и ано-
нимного составителя книги Иосиппон) относятся ко времени су-
ществования хазарского государства (Ankori 1959. Р. 67-68).
Противоречия, однако, на этом не кончаются. Наиболее рази-
тельное из них - резкое отличие в восприятии Хазарии в письме
Хасдая ибн Шапрута и в ответном послании хазарского царя Ио-
сифа. Так, Хасдай делает различие между собственно хазарами,
как подданными царя Иосифа, и «прозелитами» (mityahadim) в
соседних государствах. Хазарию устами хорасанских торговцев
он называет государством евреев (mamlakhat le-yehudim). Можно
привести еще несколько примеров подобного восприятия Хаза-
рии, из которых складывается общая картина: автор послания к
царю Иосифу пытался представить хазарское государство как
187
страну «Пропавших колен». Во всяком случае, никаких следов
представления о хазарском прозелитизме в этом источнике нет.
Последнее выглядит весьма странно на фоне распространения
сведений о хазарском обращении в арабоязычных источниках.
Если Хасдай (или, точнее, составитель письма к царю Иосифу -
Менахем бен Сарук) действительно знал о существовании хазар-
ского государства из «книг мудрецов», на которые он ссылается,
то он не мог не знать и о том, что хазары не являются потомками
«Пропавших колен».
Наконец, есть основания для предположений, что об обраще-
нии хазар ему могло быть известно из еврейских источников, в
том числе и из источников устных. Старший современник Хасдая
и одновременно крупнейший авторитет раввинистической учено-
сти X в. Саадья гаон упоминает в своих комментариях и респон-
сах не только о существовании хазарского государства, но и о
титуле его правителя - каган и о тюркском происхождении хазар
(Harkavi 1897. Р. 244-247; Поляк 2001. С. 86). Наконец, в окру-
жение Хасдая ибн Шапрута входил и ученик Саадьи Дунаш бен
Лабрат, уроженец Феса, живший до переселения в Кордову в Баг-
даде (Shirman 1967. Р. 31). Иракцами по своему происхождению
были и два караимских автора X в., которым было известно о су-
ществовании Хазарии: Йусуф ал-Киркисани и Йефет бен Эли.
Упомянутые выше «книги мудрецов» (sifrei hakhamim), о ко-
торых говорит Хасдай, также могли принадлежать мусульман-
ским ученым, если, конечно, здесь не идет речь о несохранив-
шемся астрономическом сочинении Дунаша ибн Тамима из Кай-
руана (Коковцов 1932. С. 55). Большинство арабоязычных источ-
ников фиксируют прозелитический характер иудаизма хазарской
правящей элиты. При этом большая часть источников, в том чис-
ле и те, в которых были сохранены наиболее достоверные сведе-
ния о принятии иудаизма лишь немногочисленным правящим
слоем хазарского государства (Ибн Хаукаль, ал-Масуди, ал-Ис-
тахри), были созданы в период активной политической деятель-
ности Хасдая (Новосельцев 1990. С. 13-16). Тем не менее, из тек-
ста письма Хасдая также следует, что он, по крайней мере, в об-
щих чертах был знаком с географией стран, окружающих Хаза-
рию. Не считая перечисления стран мусульманского мира, хоро-
шо известных обитателям мусульманской Испании: Египет, Ши-
наар (т. е. Ирак), Хорасан, Индия, Хасдай называет три маршрута
188
из владений Абд ал-Рахмана III в Хазарию. Во-первых, это мар-
шрут через Иерусалим и месопотамский Несибин в Армению, а
оттуда в Берда’а и далее во владения хазар. Второй маршрут - из
Константинополя в Хазарию через Черное море. И, наконец, тре-
тий - через земли г-б-лим (какого-то из западнославянских пле-
мен), в страну венгров, затем на Русь и оттуда - во владения
волжских булгар. Итак, Хасдаю были известны страны, окру-
жающие Хазарию с юга (Армения, Берда’а, Баб ал-Абвав) и юго-
запада (путь в Хазарию из Византии, описанный со слов участни-
ков византийского посольства), а также с юго-востока (Хорасан)
и севера (Волжская Булгария).
Существуют также данные составленной в середине X в. кни-
ги Иосиппон - единственного сочинения X в., которое было дос-
тупно Хасдаю, в котором, как и в послании царя Иосифа, гово-
рится о тюркском (тогармском) происхождении хазар (Голб 2001.
С. 111-114; 125). В то же время перечень сыновей Тогармы в Ио-
сиппоне отличается от имеющегося в послании царя Иосифа, так
что он не мог быть написан после того, как ответ на послание
Хасдая ибн Шапрута был доставлен в Испанию. Иосиппон также
существует в очень древнем арабском переводе. Этот перевод на
основе древнейших фрагментов из каирской генизы был издан
Ш. Селой. В арабском Иосиппоне Хазария называется al-khazar,
как и всегда в документах, связанных с деятельностью Хасдая
ибн Шапрута. (В более поздних еврейских источниках, начиная с
послания царя Иосифа, хазары всегда называются kuzarim). На-
ряду с этим, в арабском Иосиппоне отсутствует список славян-
ских народов, имеющийся в Иосиппоне еврейском, но представ-
ляющий собой более позднюю вставку (Sela 1991. Р. 303). По-
следнее также ставит новые вопросы о степени и характере осве-
домленности южноиталийского и испанского еврейства о восточ-
ноевропейских землях и торговых путях.
Тем не менее, остается вопрос: если есть основания предпо-
лагать, что Хазария не была для Хасдая ибн Шапрута абсолютно
неведомой страной, с чем все-таки связана устойчивая тенденция,
в соответствии с которой он игнорирует данные о происхожде-
нии хазар? Этому факту может быть предложено несколько объ-
яснений.
189
Во-первых, Хасдай мог действительно ничего не знать о су-
ществовании Хазарии. Но это предположение имеет ряд недос-
татков, о которых уже было сказано выше.
Во-вторых, кроме географов классической школы, в X в. су-
ществовали также компиляции адаба на географическую тему,
предназначенные для развлечения читателей. Пример такого тру-
да - «Китаб ал-булдан» Ибн ал-Факиха, в которой отразились
менее достоверные сведения о хазарах. Например, Ибн ал-Факих
пишет, что «все хазары иудеи» (de Goje 1885. Р. 298.).
Наконец, в-третьих, эсхатологические интонации в послании
Хасдая ибн Шапрута также могут быть связаны с его политиче-
ской деятельностью, направленной на защиту единоверцев за
пределами Кордовского халифата. Зная о тяжести политического
положения своего народа, еврейский сановник задумывался над
перспективами выхода из этого положения. Отсюда и влияние на
послание Хасдая образов и лексики, связанной с литературой о
Пропавших коленах.
Литература
Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1962.
Т. 1.
Коковцов ПК Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.
Матузова В.И. Английские средневековые источники. IX—XIII вв. Тек-
сты, перевод, комментарий. М., 1979.
Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточ-
ной Европы и Кавказа. М., 1990.
Поляк А.Н. Восточная Европа IX-X веков в представлениях Востока //
Славяне и их соседи. М, 2001. Вып. 10. С. 86- 107.
Чекин Л.С. Картография христианского средневековья. М., 1999.
Ankori Zvi. Karaites in Byzantium. The formative years. N.Y.; Jerusalem,
1959.
Gutwitrh E. Jewish and Christian Messianism in XVth Century Spain // The
Expulsion of the Jews and Their Emigration to the Southern Low Countries
/ Ed. by. L. Dequeker, W. Verbeke. Leuven, 1998.
Harkavi А. Рав Саадья гаон о Хазарах (иврит) // Semitic studies in the
memory of rev. Dr. Alexander Kohut. B., 1897.
Ibn al-Fakih / Ed. de Goje. Leiden, 1885.
Sela Sh. Книга Иосиппон и параллельные ей источники на еврейско-
арабском языке. Tel-Aviv, 1991. Vol. 3.
Shirman Н. История средневековой еврейской поэзии (иврит). Иеруса-
лим; Тель-Авив, 1967.
190
Н.Е. Самохвалова
ПУТЬ К ОКРАИНАМ ОЙКУМЕНЫ:
О МОТИВЕ КРАЙНОСТЕЙ В ХАРАКТЕРАХ
ОБИТАЮЩИХ НА ОКРАИНАХ МИРА ЛЮДЕЙ
В DE CHOROGRAPHIA ПОМПОНИЯ МЕЛЫ
Специальная литература, как известно, являлась важной об-
ластью античной словесности: в форму литературного произве-
дения облекались знания, накопленные в различных областях ес-
тественных и гуманитарных наук. Существуют произведения, по-
священные грамматике, юриспруденции, математике, астроно-
мии, медицине, архитектуре и географии (см.: Альбрехт 2002.
С. 616-693; о географической литературе как о художественной:
Romm 1992. Р. 3-7). Разумеется, своеобразие содержания накла-
дывало отпечаток на художественные особенности этих произве-
дений: изложение научных фактов, сопряженное с упоминанием
большого количества терминов и названий, требовало особых
сти-листических и композиционных приемов. Сами авторы в
предисловиях к своим трудам нередко сетуют на трудность
стоящей перед ними задачи (Альбрехт 2002. С. 619-620; Подоси-
нов2003.С. 198-205).
Подобное вступление предпослал своему труду и автор пер-
вого дошедшего до нас географического произведения на латин-
ском языке De chorographia Помпоний Мела (I в. по Р.Х.). Он
отмечает, что землеописание - «дело утомительное и совсем не
располагающее к красноречию, ведь состоит оно почти исключи-
тельно из названий племен и местностей и их довольно запутан-
ного порядка перечисления, проследить который представляется
скорее скучным, нежели приятным занятием» (I. 1). Однако, не-
смотря на «не располагающий к красноречию» предмет своего
труда, Мела стремится сделать повествование занимательным,
как используя различные стилистические приемы, так и переме-
жая описания линии побережья, перечни рек, городов, народов
небольшими экскурсами в мифологию и историю описываемых
мест или рассказами о странных и удивительных народах. Ком-
позиционно подобные рассказы расположены, как правило, в
конце описания той или иной части суши, что неудивительно,
191
ведь обитают эти наделенные фантастическими чертами народы в
самых отдаленных районах суши, на окраинах ойкумены.
К моменту написания Мелой своего труда в античной литера-
туре уже сформировалась традиция описания окраин ойкумены.
Недостоверность и разрозненность сведений об отдаленных стра-
нах давали простор фантазии, и чем дальше от Средиземноморья,
тем больше описание природы, климата и местных жителей под-
чинялось традиции, а не эмпирическим знаниям (ср. о соотноше-
нии книжной традиции и знаний, полученных эмпирическим пу-
тем, в средневековье: Мельникова 1998. С. 22). В De chorographia
можно проследить влияние этой традиции на многих примерах: по
мере продвижения «плывущего на корабле» автора от известных
земель к неизвестным на его пути встречается все больше странно-
го, удивительного и чудесного (см. об описании Индии как «стра-
ны чудес»: Самохвалова 2006). Однако следование традиции про-
является не только в сразу бросающихся в глаза этнографических
фантазиях (как, например, описание блеммиев в I. 48: «у блемиев
нет голов, а лицо находится на груди» или панотиев в Ш. 56: им
«одеянием служат только большие, обволакивающие все тело уши
- другой одежды у них нет»), но и в более мелких мотивах, проис-
текающих из убеждения, что если греко-римской цивилизации,
согласно ее расположению в умеренном климате, присуща уме-
ренность и гармония, то отдаленным странам свойственны край-
ности во всем, начиная от климата и заканчивая нравами местных
жителей. Этот последний мотив - мотив крайностей в характерах
обитающих на окраинах мира людей - прослеживается на протя-
жении всего произведения Мелы и закономерным образом реали-
зуется в двух видах: характеры подвергаются гиперболизации либо
в положительную, либо в отрицательную сторону.
Грубость нравов и суровость свойственны жителям отдален-
ных стран в разных частях ойкумены. Так, в рассказе о Южном
Причерноморье Мела упоминает племена моссинов, которые
«суровы, живут в дикости и очень опасны для прибиваемых [к
ним мореплавателей]», «затем живут менее дикие [племена], хотя
и они отличаются грубыми нравами, - макрокефалы, бехиры,
буксеры» (I. 106-107), «остальной же частью побережья владеют
дикие и грубые племена» (I. 110).
Сходными характеристиками наделены и тавры, которые
«обладают ужасными нравами» (II. 11), фракийцы (об их «яро-
192
сти» и «жестокости» говорится в II. 16), сарматы («нравы у них
более суровые, как и более суров климат», это народ «до того ди-
кий и свирепый, что даже женщины у них воюют вместе с муж-
чинами», III. 33-34). В описании скифских племен также просле-
живается отмеченная выше закономерность: чем дальше от изве-
данных земель - тем суровее и воинственнее нравы местных жи-
телей («у живущих в более отдаленных [от моря землях] нравы
суровее», «они любят войны и убийства», П. 12).
О галлах сообщается, что раньше они были «до того лютые,
что считали человека лучшей и наиболее угодной богам жерт-
вой», теперь же, когда они перестали быть отдаленным и неиз-
вестным народом и оказались частью Римской Империи, их лю-
тый нрав смягчился, хотя и «до сих пор остаются следы этой уже
исчезнувшей дикости» (Ш. 18). Жители Юверны «необразован-
ны, более далеки от всяких добродетелей, чем прочие народы, и
совсем лишены благочестия» (III. 53). По мере продвижения к
окраинам ойкумены свирепость народов, описываемых Мелой,
возрастает: в отличие от части эфиопов, живущих в глубине Аф-
рики и отличающихся всяческими добродетелями (III. 85), другие
эфиопы, чьи земли расположены дальше за ними, грубы (III. 96),
а живущие на некоем острове женщины настолько необузданны и
свирепы, что сдержать их не могут даже оковы (III. 93).
Отмечая суровость и жестокость нравов жителей окраин ой-
кумены, Мела часто указывает и на их воинственность (напри-
мер, описание германцев в III. 25, сарматов в III. 33-34).
Как было сказано выше, согласно традиции, народы, живущие
на окраинах ойкумены, могут отличаться либо гиперболизировано
отрицательными (неслыханной дикостью, жестокостью и свирепо-
стью), либо положительными качествами (справедливость, миро-
любивость, незнание дурного). Справедливостью наделены у Мелы
серы, живущие между Табисом и Тавром («народ весьма справед-
ливый», Ш. 60), а также аримфеи, у которых «справедливейшие
нравы» (I. 117), и гипербореи (III. 37). Последние два племени тра-
диционно наделяются положительными качествами, их образ идеа-
лизируется. Однако Мела не упоминает в этом ряду еще одного на-
рода, с которым ко времени написания его труда традиция уже проч-
но связала представления о необычайной справед ливости - индов.
Традиционный для описания народов, населяющих окраины
ойкумены, мотив добродетели, проистекающей из неведения зла,
193
также присутствует у Мелы: сатархи «не знают золота и. серебра -
величайших зол» (II. 10), асиаки «не знают, что такое воровство,
и поэтому ни своего не охраняют, ни на чужое не посягают» (П. 11).
Разумеется, нелепым было бы утверждать, что все эти описа-
ния не имеют ничего общего с реальностью - напротив, многие
из них неоднократно подтверждаются сведениями, известными
из произведений других авторов, а также данными этнографии и
археологии. Однако при опоре на сведения, сообщаемые антич-
ными авторами о народах, живущих на окраинах ойкумены, не-
обходимо учитывать влияние литературной традиции, «диктую-
щей» определенные черты образов описываемых народов. Так и у
Мелы, в основном весьма лаконично перечисляющего географи-
ческие объекты и народы, этнографические экскурсы касаются,
как правило, отдаленных народов, причем, несмотря на весьма
небольшой объем этих экскурсов, в них довольно часто встреча-
ется упоминание либо о справедливости, либо о необычайной
жестокости и воинственности того или иного племени.
Литература
Альбрехт Михаэль фон. История римской литературы / Пер. А.И. Люб-
жина. М., 2002. Т. 1.
Мельникова Е.А. Образ мира. Географические представления в средне-
вековой Европе. М., 1998.
Подосинов А. В. Авторское начало в античных географических сочине-
ниях И Восточная Европа в древности и средневековье. XV Чтения
памяти В.Т. Пашуто. Автор и его текст. М., 2003. С. 198-205.
Самохвалова Н.Е. Описание Индии в «De chorographia» Помпония Ме-
лы (III, 61-71) И Antiquitas iuventae. Сб. науч. тр. студентов и аспиран-
тов. Саратов. С. 178-185.
Romm J. S. The Edges of the Earth in Ancient Thought. N.Y., 1992
Ю.В. Селезнёв
ВОСПРИЯТИЕ «ПУТИ В ОРДУ» И «ПУТИ ИЗ ОРДЫ»
В РУССКОЙ ПИСЬМЕННОЙ ТРАДИЦИИ
В 1240-х годах большинство русских княжеств оформило
свою вассальную зависимость от Орды. Одним из элементов по-
литической зависимости была необходимость получения ярлыка
194
русскими князьями на свои владения от ордынского хана. При-
чем непременным условием получения инвеституры в степи яв-
лялась личная явка претендента на княжеский стол в ставку вер-
ховного правителя Орды.
Естественно, что многочисленные поездки русских князей к
ханам Орды нашли свое отражение в русской письменной тради-
ции. Вероятно, в соответствии с устоявшейся на Руси христиан-
ской мировоззренческой системой, «путь в Орду» и «путь из Ор-
ды» получил соответствующую оценочную характеристику.
Однако комплекс способов и форм описания дороги в степь и
из степи не нашел отражения в исследовательской литературе.
Тем не менее, уяснение степени актуальности поездок русских
князей в Орду для письменной традиции Руси того времени, а
также оценки этих событий и их последствий представляется
важным для характеристики русско-ордынских отношений.
Наибольшую информацию о пути в Орду содержат русские
летописи. Как правило, в них рассматриваемые известия лако-
ничны и представлены в форме «поеха в Татары»; «поехаша в
Татары»; «поидоша князи в Татары» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 470-475);
«поеха великий князь в Татары к цареви» (ПСРЛ. Т. XVIII. С. 74);
«Иван князь сын Дмитриев ида в Ворду...» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 484,
485). Даже сравнительно подробное известие о поездке в степь
братьев Ярославичей, отмеченное в летописях под 1247 г., пред-
ставляет собой краткую запись о событиях: «Того же лета поеха
Андрей князь Ярославич в Татары к Батыеви и Александръ
князь поеха по брате же к Батыеви. Батый же почтивъ ею и посла
я г Каневиче» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 471. Здесь и далее выделено
мной. - Ю.С). Столь же коротко о поездках в степь сообщает
«Житие Александра Невского»: «Съдумав же князь Александръ,
и благослави его епископ Кирилъ, и поиде к цареви в Орду» или
Александр «поиде к цареви, дабы отмолити людии от беды»
(Житие Александра Невского. С. 366).
В подобной же краткой форме отмечается возвращение кня-
зей из Орды: «и приехаша с честью на свою землю»; в 1245 г.
«князь Константин Ярославич приеха не Татаръ от Канович к
отцу своему с честью»; в 1246 г. «Святославъ, Иванъ князь с сы-
новцы своими приеха ис Татаръ в свою отчину... Тое же осени
Ярославъ... преставися... ида от Кановичь»; «...приеха Глеб
князь ис Татар...» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 470-475; 484, 486; Т. XVIII.
195
С. 73), «Приде Андрей князь ис Тотаръ» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 484,
485); в XIV столетии русские князья возвращаются из Орды «по-
жалованы Богом да царем» (ПСРЛ. Т. XVIII. С. 92, 95).
Однако даже данные скудные известия дают нам возмож-
ность сделать определенные выводы. Во-первых, поездка в Орду
рассматривается как дальняя, трудная дорога за пределы Русских
земель. Во-вторых, эта дорога полна опасностей, причем нередко
смертельных.
Более пространно и вместе с тем концентрировано данные
настроения русских писателей прослеживаются в описании по-
ездки в Орду и возвращения оттуда Даниила Галицкого в 1245 г.
(в летописи - под 1250 г.). События, связанные с поездкой князя
к ордынскому хану, начинаются с появления посла с требованием
от степного правителя: «Дай Галич» (Галицко-Волынская лето-
пись. С. 254). Решение дальнейшей судьбы княжества в воспри-
ятии автора летописного рассказа напрямую зависит от поездки в
ставку Батыя. «Не дамъ полу отчины своей, но еду к Батыеви
самъ», - заявляет князь Даниил (Галицко-Волынская летопись.
С. 254). Доведя князя до границ русских земель, туда, где появ-
ляются татары, автор рассказа не сообщает подробности пути -
дальше земля выглядит неведомой.
Показательно, что поездка в Орду в то же время (1246 г.) кня-
зя Михаила черниговского описана таким же образом: «Блажен-
ный же князь Михаилъ разгоревся благодатию Божиею, хотя еха-
ти къ Батыеви... Многи же земли преехавшу ему и доеха Ба-
тыя» (Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского
и его боярина Федора. С. 156, 158). Как видим, описания подкон-
трольных Орде земель также нет.
Пребывание в Орде и путь из степи оценивается автором Га-
лицко-Волынской летописи именно как опасное предприятие, а
возвращение из степи живым и здоровым считается книжником
спасением, обусловленным Божественной волей (Галицко-Во-
лынская летопись. С. 256).
Такое отношение к поездке в степь сохраняется и в XIV в. и
четко отражено при описании возвращения в Москву князя Дмит-
рия: «На ту же осень (1371 г. - Ю.С.) князь великии Дмитреи
Ивановичь выиде изъ орды милостию Божиею все по добру и
по здорову, такоже вси бояре его, и слуги его» (ПСРЛ. Т. XVIII.
С. 111).
196
Еще одно описание поездки в Орду мы находим в «Житие
Михаила Тверского»: «И егда коему княземъ нашим доставашеся
великое княжение, хожаше князи русстии въ Орду къ цареви».
Поездка рассматривается также как далекое путешествие: «По-
идеве, брате, оба во Орду, жалуемся вместе к царю» и «Князь же
Михайло посла сына своего Костяньтина въ Орду, а самъ по-
иде в Орду же после сына своего Костянтина, благославяся у
епископа своего Варсунофия...»: Житие Михаила Ярославина
Тверского. С. 70, 76).
Дорога князя по родной земле описывается довольно подроб-
но, а путь по степи не описывается вовсе (несмотря на, что авто-
ром «Жития» был явно очевидец). Лишь лаконично отмечается:
«Дошедшу же ему во Орду месяца сентября въ б день, на па-
мять чюдеси великаго архангела Михаила, на усть реки Дону,
иже течет в море Сурожьское, ту же срете его князь Костянтинъ,
сынъ его» (Житие Михаила Ярославина Тверского. С. 78).
Однако в «Житии Михаила Тверского» мы находим относи-
тельно подробное описание пути из Орды. Правда, это описание
возвращения на Русь, в Тверь, тела казненного князя Михаила
Ярославина: ...И оттоле (из ставки хана Узбека. - Ю.С.) посла
тело въ Мжачары и съ всеми бояры...И оттоле повезоша к Безде-
жю, и яко приближающимся имъ къ граду и мнози видевшее из
града... И тако привесше въ град, не поставиша его въ церкви, но
въ дворехъ стрежахуть его...» (Житие Михаила Ярославина Твер-
ского. С. 88). «...И оттоле повезоша его в Русь. Везущее его по
градомъ по русскимъ довезоша его до Москвы, положиша и въ
церкви всемилостиваго Спаса в монастыри... И взя князь Юрий
множество сребра, а мощи блаженнаго Михаила повеле отпусти-
ти въ Тверь ...положиша въ церкви святого Спаса въ гробе, яже
самъ създалъ, на десной стране, посторонь епископа Семиона,
месяца сентября въ 6 день на чюдо архангела Михаила» (Жи-
тие Михаила Ярославина Тверского. С. 90). Показательно, что
князь Михаил прибыл в Орду 6 сентября 1318 г. и нашел упокое-
ние в Твери также 6 сентября, но уже 1319 г.
Таким образом, необходимо отметить, что в русской пись-
менной традиции достаточно четко отмечались поездки русских
князей ко двору ордынского хана и их возвращение оттуда. При-
чем русские книжники подчеркивали в первую очередь полити-
ческое и религиозное значение таких поездок.
197
Несмотря на тот факт, что на Руси признали власть Орды [в
третьем «Слове» Серапион Владимирский отмечает, что «земля
наша иноплеменникомъ в достояние бысть» (Слова и поуче-
ния Серапиона Владимирского. С. 376), в летописях под 1349 г.
констатируется, что Ольгерд «царевъ улусъ, а князя великого от-
чину (Владимирское великое княжество. - Ю.С.) испустошилъ»
(ПСРЛ. Т. XV. Стб. 58; ПСРЛ. Т. XVIII. С. 96)], поездка в степь
представляется опасным предприятием. Это - испытание веры,
поэтому нередко отбытие в путь сопровождается благословением
православного иерарха (епископа или митрополита).
Как правило, путь по ордынской территории не описывается.
Вероятно, данная информация не представлялась для книжников
важной и оставалась за пределами их внимания. Исключением
является описание возвращения тела Михаила Ярославича Твер-
ского, в котором довольно подробно освещается путь по землям
Орды.
Показательно, что при описании дороги в степь националь-
ный маркер конечного или начального пункта путешествия - в
Татары/из Татар - (См. например: ПСРЛ. Т. I. Стб. 470—475, 484,
486.), характерный для XIII в., сменяется в XIV столетии на госу-
дарственный - в Орду/из Орды (См. например: ПСРЛ. Т. XV
Стб. 42, 44, 45, 46, 47, 48, 50, 51, 66 и др. Т. XVIII. С. 161, 171;
Т. XXV С. 52). В этой связи необходимо обратить внимание на
тот факт, что обозначающая в летописании в XIII в. характер рус-
ско-ордынских отношений категория «чести» сменяется в XIV в.
категорией «жалование». Надо полагать, что данные отличия вос-
приятия характера отношений русских князей к ордынской вер-
ховной власти связаны с изменением властных и поземельных
взаимоотношений Руси и Орды в пользу усиления собственниче-
ских претензий последней на протяжении XIII-XIV столетий.
Содержательный смысл данных изменений выражался в приоб-
ретении русскими князьями статуса не только «улусников», но и
«служебников» ордынского хана.
Особенности описания «пути в Орду»/«пути из Орды» могут
дать, таким образом, определенную информацию о восприятии
русско-ордынских отношений книжниками XHI-XTV столетий, а
также о тонкостях изменений, в первую очередь, политических
взаимоотношений Руси и Орды в то время (подробнее см.: Селез-
нёв 2006. С. 195-198).
198
Источники и литература
Галицко-Волынская летопись // Библиотека литературы Древней Руси.
СПб., 2000. Т. 5.
Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси.
СПб., 2000. Т. 5.
Житие Михаила Ярославича Тверского И Библиотека литературы Древ-
ней Руси. Т. 6. СПб., 2000.
ПСРЛ. М., 2001.Т. I.
ПСРЛ. М., 1965. Т. XV Вып. 1.
ПСРЛ. М., 2007. Т. XVIII.
Селезнёв Ю.В. Понятия «честь» и «жалование» в русской письменной
традиции, как отражение характера взаимоотношений Руси и Орды в
XIII и XIV веках И Вест. Воронежского гос. ун-та. Серия: история,
политология, социология. 2006. № 2. С. 195-198.
Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боя-
рина Федора И Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 2000. Т. 5.
Слова и поучения Серапиона Владимирского И Библиотека литературы
Древней Руси. СПб., 2000. Т. 5.
М.В. Скржинская
ПУТИ СВЯЩЕННЫХ ПОСОЛЬСТВ
ИЗ ГОРОДОВ ЭЛЛАДЫ И ГРЕЧЕСКИХ КОЛОНИЙ
СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ
Священные посольства, именовавшиеся феориями, играли
существенную роль в религиозной жизни и культурных связях
античных полисов. Феории отправляли на общегреческие празд-
ники и для вопрошения знаменитых оракулов в случаях важных
государственных решений. Посольства обычно ехали на специ-
ально снаряженном корабле, называвшемся феоридой (Her. VI, 87).
Одна из особенностей религии и культуры древней Эллады
состояла в проведении празднеств, называвшихся панэгериями, т.
е. всенародными собраниями. На них приезжали граждане из
многочисленных греческих государств. Там эллины ощущали
свое этническое и культурное единство и на время забывали о
вражде, т. к. на несколько месяцев объявлялось перемирие, чтобы
все беспрепятственно могли прибыть на праздник.
199
Наряду с церемониями, посвященными собственно праздни-
ку, во время панэгерий проходили ярмарки, ораторы обращались
к народу с речами, поэты читали свои произведения, проводились
дипломатические переговоры посланцев из разных городов. Здесь
встречали старых друзей, заводили новые знакомства, заключали
торговые сделки и стремились узнать новости из разных концов
ойкумены. Множество паломников жили во временных бараках и
палатках, между ними сновали уличные торговцы с едой и разно-
образными товарами, жонглеры и акробаты собирали зрителей на
свои представления (Нильссон 1999. С. 133-138).
Античные авторы называют главными панэгериями Олим-
пийские, Пифийские, Истмийские и Немейские игры. Платон в
«Законах» писал, что для участия в жертвоприношениях и состя-
заниях на этих праздниках следует посылать как можно больше
самых достойных граждан, чтобы они создавали добрую славу
государству. Даты начала этих и других менее крупных праздни-
ков не были точно закреплены; кроме того, греческие государства
пользовались разными календарями. Поэтому за некоторое время
до начала торжеств государство, где совершалось празднество, от-
правляло в разные концы греческой ойкумены корабли со свя-
щенными послами феорами, которые приглашали посетить
праздник, называли его даты и сообщали об условиях участия,
например, в каких видах мусических, атлетических и конных агонов
можно будет выступить приезжим гражданам.
К назначенному сроку выезжала официальная делегация во
главе с архифеором, которого обычно выбирали из ведущих го-
сударственных деятелей. Известно, например, что Демосфен воз-
главлял священное посольство на Пифийские и Немейские игры
(Dem. XIX, 128, XXI, 115), а Никий - на праздник Аполлона на
Делосе (Plut. Nic. 3). Из граждан государств Северного Причер-
номорья можно, да и то предположительно, назвать имя одного
архифеора, богатого херсонесита Гимна, возглавившего священ-
ное посольство на Пифийские игры 194 г. до н. э. (МИС. № 13).
От демократических государств Северного Причерноморья, та-
ких как Ольвия или Херсонес, архифеорами в особо важных слу-
чаях могли быть архонты или жрецы верховных богов, а от Бос-
пора - цари или их послы. Делегация вместе с присоединивши-
мися к ней желающими посетить праздник везла приношения
200
божеству, в честь которого проходили торжества; обычно это
были разные предметы для украшения храма и животные для
жертвоприношения, а иногда и хор для исполнения священных
песнопений (Pint. Nic. 3). Из надписи 192 г. до н.э. известно, что
херсонесские феоры, прибывшие на праздник в Дельфы, принес-
ли в жертву Аполлону 100 животных и Афине 12, причем жерт-
воприношения начинались с заклания быка (МИС. № 13).
Ольвия, Херсонес и Боспор регулярно входили в число уча-
стников различных панэгерий, о чем имеются достаточно много-
численные прямые и косвенные свидетельства. Они относятся
главным образом к классическому и эллинистическому периодам
древней истории. Прямые свидетельства содержатся в надписях
IV—II вв. до н.э. Крупные религиозные центры Эллады давали
проксении гражданам других государств за то, что они оказывали
гостеприимство их феорам, за заботу о храмах и за крупные де-
нежные вложения (Тюменев 1950. С. 14). Подобные деяния граж-
дан городов Северного Причерноморья неоднократно были
отмечены проксениями на Делосе и в Дельфах.
Еще в эпоху архаики у ионийцев сложилась традиция соби-
раться на Делосе и вместе отмечать весенний праздник Аполлона
(Hom. Hymn. II, 146-162). Поэтому естественно думать, что все
милетские колонии Северного Причерноморья, начиная со вре-
мени их становления, стремились участвовать в Аполлониях, и
делосские феоры, отправляясь в Понт Евксинский, не забывали о
своих соплеменниках. В классический период Аполлонии стали
грандиозным панэллинским праздником, справлявшимся раз в
четыре года; на него эллины собирались много столетий вплоть
до первых веков нашей эры (Нильссон 1999. С. 136). Аполлонии
славились агонами и в первую очередь музыкальными. Особо
почетное место отводилось хорам с танцами юношей, девушек и
мужчин.
Проксении гражданам городов Северного Причерноморья
свидетельствуют об их активном участии в религиозной жизни
Делоса (МИС. № 21, 23, 24). Среди прочих привилегий им пре-
доставляли право занимать почетные места в первых рядах на
стадионе и театре во время состязаний, сопровождавших знаме-
нитые Аполлонии и другие менее крупные празднества. В числе
последних в эллинистический период справлялся праздник Хер-
201
сонесии (МИС. № 29-31). Он финансировался на проценты от
4000 драхм, пожертвованных Аполлону жителями Херсонеса
Таврического. Сведения об этом празднике и проксении херсоне-
ситам, ольвиополитам и боспорянам указывают на то, что между
Делосом и Северным Причерноморьем регулярно курсировали
священные посольства.
Не менее прославленный в греческой ойкумене праздник
Аполлона проходил в его дельфийском святилище; в Дельфах,
считавшихся «общим очагом Эллады», устраивались Пифийские
игры в память о победе бога над чудовищем Пифоном. В двух
уцелевших дельфийских декретах Ш-П вв. до н.э. говорится о
феорах, прибывавших в города Северного Причерноморья с при-
глашением на праздник (МИС. № 12, 13). Путь дельфийского ко-
рабля со священным посольством пролегал сначала к городам на
западном побережье Балканского полуострова, а затем судно
входило в Понт, останавливаясь в греческих колониях Западного
и Северного Причерноморья (Граков 1939. С. 247). После визита
феоров, достойно принять которых считалось большой честью, к
назначенному сроку отправлялось священное посольство для
участия в торжествах. Иногда его возглавляли боспорские цари.
Это можно предположить потому, что в почетном постановлении
дельфийцев в честь царей Перисада и Камасарии говорится, что
они сами и их предки постоянно почитали дельфийского Апол-
лона (МИС. № 15).
В последней четверти V в. до н.э., когда Ольвия, Нимфей и
некоторые другие города этого региона входили в Афинский
морской союз, послы членов союза должны были доставлять свой
денежный взнос к Великим Дионисиям, а на праздник Панафиней
привозить животных для жертвоприношения. Поэтому афинским
феорам следовало известить города в Северном Причерноморье о
датах праздника. Визит послов в Пантикапей упомянут в декрете
288 г. до н.э. в честь царя Спартока, которого на Дионисиях афи-
няне увенчали золотым венком и объявили о постановке двух
статуй царя на агоре и на акрополе (МИС. № 4). В декрете прямо
говорится об отправлении посольства на Боспор. Феории прибы-
вали в Пантикапей с приглашениями на Панафинеи, во время ко-
торых многие боспорские цари IV в. до н. э. получали золотые
венки (МИС. № 3). Ольвиополиты, херсонеситы и боспоряне
202
включали в свои посольства атлетов, которые иногда завоевыва-
ли награды на праздничных агонах, о чем свидетельствуют на-
ходки призовых панафинейских амфор.
В эллинистический период число священных посольств зна-
чительно увеличилось, т. к. тогда появилось еще немало крупных
панэгерий. Феоры приглашали на Сотерии в Дельфах, где высту-
пал хор, подготовленный боспорянином Исилом (МИС. № 11), на
Никефории в Пергаме, Асклепии на Косе и др. В числе таких
празднеств были Дидимеи, устраивавшиеся близ Милета с 200 г.
до н. э. (Syll3 № 590). Безусловно, сюда приглашали граждан из
милетских колоний. Косвенным свидетельством этого являются
упоминания о дарах боспорян Аполлону Дидимейскому (МИС.
№ 38, 39).
В настоящее время нам известно об одном общегреческом
празднике в Северном Причерноморье. Это торжества в честь
Ахилла, которые устраивало Ольвийское государство на Тенд-
ровской косе. Сюда съезжались эллины из многих греческих го-
родов, главным образом, с побережья Черного моря, как можно
заключить по находкам монет на Тендре (Зограф 1941. С. 153).
Места чеканки этих монет в основном совпадают с перечнем тех
городов, которые объезжали ольвийские феоры, приглашая на
праздник.
Священные посольства из Северного Причерноморья направ-
лялись и для вопрошения знаменитых оракулов. В ольвийском
декрете в честь Никерата сказано, что праздник Ахилла был уч-
режден по предписанию дельфийской Пифии (IOSPE I2. № 34). В
дельфийском декрете 192 г. до н.э. говорится о предоставленном
«городу херсонесцев» праве вне очереди вопрошать оракул
(МИС. № 13).
Милетские колонии Северного Причерноморья, конечно,
снаряжали священные посольства к находившемуся на террито-
рии их метрополии оракулу Аполлона в Дидимах. К нему, по
словам Геродота (I, 157), обычно обращались ионийцы и эолий-
цы. Царь Перисад и его супруга Камасария подарили в дидим-
ский храм золотые чаши (МИС. № 38, 39), вероятно, при посеще-
нии метрополии с целью вопросить оракула, возможно, во время
главного празднества в честь бога. Есть сведения, что в первые
века нашей эры ольвиополиты обращались к прославленному
203
оракулу Аполлона в ионийском городе Кларосе (Карышковский
1968. С. 172-177). Таким образом, нам известно, что из Северного
Причерноморья посольства направлялись исключительно к ора-
кулам Аполлона, хотя в древнем мире существовали прославлен-
ные оракулы и других богов, например, Зевса в Додоне.
Итак, анализ эпиграфических источников показывает, что пу-
ти священных посольств из Эллады в Северное Причерноморье
пролегали из Милета, Афин, Дельф и Делоса. В этих же направ-
лениях отправлялись феории из колоний на северных берегах
Понта, к ним надо еще прибавить священные посольства из Оль-
вии в города Причерноморья с приглашением на Ахиллеи. Весь-
ма вероятно, что подобные посольства охватывали более широ-
кий круг городов, чем нам удается сейчас очертить, но об этом не
уцелело никаких сведений.
Литература
МИС - Граков Б.Н. Материалы по истории Скифии в греческих надпи-
сях Балканского полуострова и Малой Азии И ВДИ. 1939. № 3.
Зограф А.Н. Находки монет в местах предполагаемых святилищ на Чер-
номорье И Советская археология. 1941. Т. 7.
Карышковский П.О. Новые данные о связях Ольвии с Малой Азией // Ан-
тичная история и культура Средиземноморья и Причерноморья. Л., 1968.
Нильссон М. Греческая народная религия. СПб., 1999.
Тюменев А. И. Херсонесские этюды // ВДИ. 1950. № 4.
С.Б. Сорочан
О ВРЕМЕНИ, ХАРАКТЕРЕ И ПУТИ
МИССИИ КОНСТАНТИНА ФИЛОСОФА
В ХАЗАРИЮ
Не совсем понятная для историков византийская миссия к ка-
гану хазар, в которой участвовал Константин Философ, относит-
ся, вероятнее всего, ко второй половине 860 г. и 861 г. Простран-
ное (Паннонское) Житие святого сообщает, что он прибыл в Хер-
сон, когда прошло почти 50 лет со времени правления Никифора I
(802-811) (Жизнь 1991. С. 149, 154-155). Тем не менее исследо-
ватели зачастую определяют время путешествия весьма произ-
204
вольно и пугаются в причинах этой миссии. Несколько противо-
речивым представляется ее характер и уж совсем не ясно, куда
именно, к какому конкретному месту она двигалась в Хазарии.
Поэтому имеет смысл еще раз обратиться к свидетельству источ-
ников на этот счет.
Из текста Жития Константина Философа можно вполне опре-
деленно заключить, что предприятие, задуманное византийскими
властями, имело отчетливо выраженную миссионерскую под-
кладку и было ответом на посольство кагана, принесшее импера-
тору ромеев послание, в котором вспоминалось о «старой дружбе
и сохранении любви» (Житие Константина 1981. С. 77, гл. 8). Та-
ким образом, поездка в Хазарию принадлежала к той категории
византийских миссий, которые имели дипломатическую форму
отклика на просьбу, пришедшую извне. Таковые составляли ос-
новную часть византийских миссий (Шевченко 1991. С. 15). Не
вызывает сомнений и то, что каждое миссионерское предприятие,
к которому было причастно византийское правительство, смеши-
вало религию с политикой, и в данном случае нет оснований ви-
деть исключение из этого общего правила. Однако едва ли пра-
вомерно утверждать, что речь шла только о мирном сотрудниче-
стве, что отношения византийцев с хазарами всегда были исклю-
чительно дружественными и в это время тоже не находились в
стадии конфронтации (ср.: Цукерман 1998. С. 675; Цукерман 1997.
С. 320). И Пространное Житие Константина, и Италийская леген-
да единогласно указывают, что, возвращаясь из Хазарии, из рези-
денции кагана, византийское посольство, заручившись согласием
хазар оказать в случае необходимости помощь императору роме-
ев, забрало вместо даров отданных каганом пленных греков (Жи-
тие Константина 1981. С. 85, гл. 11; Vita cum Translatione 1911. Р. 145.
§ 6). Если сопоставить это с упоминанием Жития Константина об
осаде войсками хазар некоего «христианского города» в Таврике
осенью 860 г. или, менее вероятно, зимой 860 / 861 г., станет по-
нятно, что слова кагана о «дружбе и любви» следует восприни-
мать не более как пример лицемерной дипломатической ритори-
ки, по части которой хазары были достойными учениками визан-
тийцев (Житие Константина 1981. С. 78, гл. 8; Байер 2001. С. 116
(исследователь относит эти события ко времени прибытия Кон-
стантина Философа в Херсон летом - осенью 860 г., до зимы 860-
205
861 г.); во всяком случае, Житие не описывает именно зиму (ср.:
Могаричев 2000. С. 118). Ю.М. Могаричев ставит под сомнение
реальность этой хазарской угрозы только потому, что об осаде го-
рода умолчал Анастасий библиотекарь (Могаричев 2002. С. 71).
Однако надо учесть, что последний использовал для сведений,
переданных епископу Гаудериху, только сокращенный вариант
рассказа Константина Философа, да и тот касался преимущест-
венно главного предмета интересов - обстоятельств открытия св.
мощей. Выполняя заказ епископа, Анастасий и не собирался пи-
сать о других событиях. Недаром он даже не упомянул о прочих
основных вехах жизни Константина.
Уладив вопросы политического и религиозного характера в
Таврике, посланец василевса Михаила III и патриарха Фотия от-
правился в Хазарию, где, по словам автора Жития, победил в
диспуте еврейских раввинов, доказывая правильность учения
Христа (Пространное житие 1986. С. 116-118, гл. 11). Его якобы
благодарили хазарская знать и каган, лично написавший об этом
императору, и опять-таки, по словам агиографа, со временем все
обещали креститься. Но не крестились. Все эти натяжки говорят
о том, что, скорее всего, в миссии Константина на тот момент
была больше заинтересована Византия, нежели Хазария, причем
по причинам гораздо более политического, нежели вероиспове-
дального свойства. Похоже, представитель ромейской стороны и
не надеялся обратить хазар в христианство. Если он и вел перего-
воры с хазарским правительством, то в лучшем случае мог полу-
чить от него сведения относительно географии, состояния хри-
стианских общин на территории каганата и добиться свободы
вероисповедания для христианского населения, жившего на под-
контрольной хазарам территории, в том числе в Крыму, Готии
или «климата Херсона» (ср.: Артамонов 1962. С. 331; Науменко
2002. С. 133-134). Об этом же свидетельствуют попытки лично
самого Константина поднять дух верующих в Херсоне, подбод-
рить их перед лицом внешних трудностей и после возвращения
из Хазарии в Таврику упрочить позиции христианства среди
крещеного «народа фульского», все еще грешившего заблужде-
ниями язычества.
Жан-Пьер Ариньон, анализируя термины hypekooi kai proxe-
noi, то есть подчиненные и посредники (поручители), из третьей
206
и четвертой проповеди (гомилии) патриарха Фотия, где сообща-
лось о росах (ton Ros) и их нападении на Константинополь летом
860 г., поразившем ромеев, полагает, что речь шла о членах «ва-
ряго-славянского племени», которые после неудачного похода
вернулись туда, откуда они отплыли, а именно в Таврику, и что
миссия Константина была отправлена туда же, чтобы побыстрее
обратить их в веру (Ариньон 1995. С. 30-32). Сходное мнение о
славянской «временной колонии», «небольшом воинском анкла-
ве, который постоянно находился в Таврике», выдвигают и дру-
гие авторы (Кабанец 2004. С. 92-93, 95-96). Однако во всех этих
случаях мы имеем дело с очередным шатким предположением,
которому, видимо, суждено остаться в области недоказуемых ис-
торических гипотез: теория, помещающая росов на территории
Крымского или Таманского полуострова, не получила подтвер-
ждения, к тому же под «скифами», населяющими северные бере-
га Эвксинского Понта, византийские авторы подразумевали раз-
ные народы, племена Северного Причерноморья, не только сла-
вян (см.: Цукерман 2003. С. 83. Прим. 17, 55). Проще и вместе с тем
гораздо вероятнее выглядит давнее мнение Ф. Дворника, разде-
ляемое другими исследователями, о том, что причиной, толкнув-
шей Византию на отправку миссии через Херсон в Хазарию, мог
явиться испуг от нападения на Константинополь 18 июня 860 г.
«народа, ставшего у многих предметом частых толков, превосхо-
дящего всех жестокостью и склонностью к убийствам, так назы-
ваемого рос», ибо византийское посольство отбыло в путешест-
вие ко двору кагана сразу вскоре после этого события, завер-
шившегося разгромом окрестностей «оцепленной» столицы и
уходом врагов домой с огромной добычей (Photii epistulae 1983.
Р. 50. № 2. 293-296; Theophanes continuatus 1838. Р. 196. 6-15;
Dvomik 1933. Р. 172-180; Назаренко 2001. С. 51-52 (там же ука-
зание на источники и литературу вопроса); Бибиков 2004. С. 44-
45, 58). Хазары же, отправившие перед этим посольство в столи-
цу Империи, в свою очередь были обеспокоены какими-то внут-
ренними проблемами жизни своего государства, о которых мы
можем лишь догадываться, в частности, нараставшей нестабиль-
ностью отношений не только с ромеями, но, вероятно, с росами и
венграми, поскольку последние стали активно перемещаться из-
за Волги на рубеже VIII-IX вв., а к 839 г. уже вышли к Днепру и
207
взяли под контроль южные торговые пути (Грот 1881. С. 244; Ба-
лагур! 2002. С. 148). Подтверждением союза Византийской импе-
рии с Хазарским каганатом стало письмо кагана к василевсу
плюс решение о религиозной неприкосновенности христиан в
Хазарии (Науменко 2002 а. С.75 -76).
Таким образом, отделение символики агиографического суб-
страта в описании миссии к хазарам позволяет предполагать, что
это вполне реальное мероприятие религиозно-дипломатического
толка состоялось, видимо, в период между летом - осенью 860 г.
и летом - осенью 861 г. (Esbroeck 1986, Р 337-348). Во всяком
случае, 30 января 861 г. (3 февраля по григорианскому календа-
рю) посланники василевса и Константинопольского патриарха
находились в Херсоне, как указывают первые строки старосла-
вянского варианта «Слова на перенесение мощей преславного
Климента», написанные первоначально по-гречески, очевидно,
кем-то из окружения херсонского архиепископа (Сорочан 2005.
С. 1457-1476).
О пути миссии в Хазарию мы имеем единственное упоминание в
Паннонском Житии Константина, где в главе IX сказано, что Кон-
стантин с остальными спутниками, «сев на корабль, направился в Ха-
зарию к Меотскому озеру и к Каспийским воротам Кавказских гор».
Меотское (Меотийское) озеро (море) или просто Меотида -
обычное наименование Азовского моря в античной и византий-
ской литературе. Следует заметить, что уже в рамках позднеан-
тичной - ранневизантийской географической традиции устье Ме-
отиды часто понималось как устье Танаиса (Дона); это были
взаимозаменяемые географические объекты и термины (см.: Тор-
тика 2003. С. 69-70). С этой точки зрения направление движения
корабля, на котором плыла византийская миссия, обозначено со-
ставителем Жития предельно ясно. Отправка же миссии из Хер-
сона морем едва ли могла случиться раньше открытия очередного
навигационного сезона после 10 марта 861 г.
Каспийские ворота следует рассматривать как еще более
важное указание для установления маршрута движения миссии и
ее конечной цели, поскольку это калька с греческого kaspiai pylai,
чаще всего обычное обозначение Дербентского прохода («желез-
ных ворот») или Аланского (Кавказского) прохода, Дарьяла в ан-
тичной и византийской литературе (см.: Dvomik 1933. Р. 183; Чи-
208
чуров 1980. С. 49. Коммент. 53; С. 69. Коммент. 451; С. 89, 136).
У арабов Дербентский проход и сам Дербент звался Баб ал-Абваб
«врата врат». Поэтому, если следовать буквальному указанию
агиографа, «Каспийские ворота» можно понимать именно как
этот крупный портовый город на Каспии. Й. Маркварт совершен-
но справедливо полагал, что конечной целью путешествия могла
быть прежняя столица каганата Баланджар (Беленджер) к северу
от Дербента (исследователи идентифицируют ее с обширным го-
родищем у с. Чир-Юрт на р. Сулак), однако указание на Кавказ-
ские горы, по его же мнению, не исключало еще одну резиден-
цию кагана - Семендер (Самандар), которая тоже находилась
сравнительно недалеко от Дербентского прохода, очевидно, на
месте приморского аула Тарки (Тарку, Тарху) в районе совре-
менной Махачкалы, у морской гавани (Marquart 1903. S. 16,21; ср.:
Магомедов 1975. С. 70 сл.; Плетнева 1986. С. 24-28). Последнее
вполне вероятно, поскольку ал-Масуди, писавший в 943-947 гт.,
указывал, что от Самандра до Бал ал-Абваба (города и государст-
ва Дербент) восемь дней пути, а Ибн Хаукаль, писавший в 976-
977 г., считал этот путь даже вдвое короче (Сказания 1870.
С. 229-230). С.П. Шестаков без колебаний относит поездку Кон-
стантина к тогдашнему Баланджару, однако комментатор Пан-
нонского жития Б.Н. Флоря отдает предпочтение Самандару (Ше-
стаков 1908. С. 49; Житие Константина 1981. С. 119. Коммент. 2).
Очевидно, учитывая эти разногласия, менее конкретно - район
Дербента, «сегодняшний Дагестан», указывает Х.-Ф. Байер (2001.
С. 76, 90). Если следовать от Дона к Манычу, а затем к Куме и
Сулаку, то по пути движения сначала оказывался действительно
Беленджер, а затем приморские Семендер и Дербент («Врата
врат»). Любой из них мог принять миссию. Во всяком случае,
видеть целью поездки возникшую не ранее середины VIII в.
«столицу Хазарии в устье Волги», т. е. Итиль (Астиль, Атиль), не
приходится, ибо она была дальше остальных от «Каспийских во-
рот» и Кавказских гор (ср.: Науменко 2002. С. 133; Науменко
2002 б. С. 553; Науменко 2003. С. 139).
Литература
Аринъон Ж.-П. Дипломатичш зв’язки м!ж В1занпсю та Руссю з 860 по
1043 рр. // Хрошка 2000. Киш, 1995. № 2-3.
209
Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
Байер Х.-Ф. История крымских готов как интерпретация Сказания Мат-
фея о городе Феодоро. Екатеринбург, 2001.
Балагур} Е.А., Алешкевич Я.А. Полпичш контакта мЬк угорцями та славя-
нами Сх1дно*1 i Центрально? Свропи в IX-X столптях // Матер!али i
дослщження з археолог!!’ Прикарпатья i Волин!. Лв!в, 2002. Вип.8.
Бибиков MB. Byzantinorossica. Свод византийских свидетельств о Руси.
М., 2004.
Грот К.Я. Моравия и мадьяры с половины IX до начала X века. СПб., 1881.
Жизнь и труды преподобных отец наших Мефодия и Константина, в
монашестве Кирилла, учителей словенских // Москва. 1991. № 5.
Житие Константина // Сказания о начале славянской письменности. М., 1981.
Кабанец Е.П. Восточные славяне и византийские христианские миссии
в Таврике и Северном Причерноморье на рубеже IX-X вв. И Сугдей-
ский сборник. Киев; Судак, 2004. Вып. 2.
Магомедов М.Г Древние политические центры Хазарии // Советская
археология. 1975. № 3.
Могаричев Ю.М. Крым в VI—XIII вв. И Древний и средневековый Крым.
Симферополь, 2000. Ч. 1.
Могаричев Ю.М. К вопросу о византийско-хазарских отношениях в
Крыму в середине IX в. // Хазары. Второй Междунар. коллоквиум. Те-
зисы. М., 2002.
Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. Междисципли-
нарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XI1 вв.
М., 2001.
Науменко В.Е. Notitia К. де Бора как источник по церковно-политичес-
ким контактам Византии и Хазарского каганата в середине IX в. И
Церковная археология Южной Руси. Симферополь, 2002.
Науменко В.Е. Церковно-политические контакты Византийской импе-
рии и Хазарского каганата в середине IX в. // Хазары. Второй Между-
нар. коллоквиум. Тезисы. М., 2002 а.
Науменко В.Е. К вопросу о характере византийско-хазарских отноше-
ний в конце VIII - середине IX в. И Проблемы истории, филологии и
культуры. 2002 б. Вып. 12.
Науменко В.Е. К вопросу о церковно-административном устройстве Тав-
рики в VIII—IX вв. // Античная древность и средние века. 2003. Вып. 34.
Плетнева С.А. Хазары. 2-е изд., доп. М., 1986.
Пространное житие Константина-Кирилла Философа // Жития Кирилла
и Мефодия. М., София, 1986.
Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины
VII века до конца X века по Р.Х.) / Собрал, пер. и объяснил А.Я. Гар-
кави. М., 1870.
210
Сорочан С.Б, Византийский Херсон (вторая половина VI - первая поло-
вина X в.). Очерки истории и культуры. Харьков, 2005. Ч. 1-2.
Тортика А.А. К вопросу об исторической интерпретации легенды о пе-
реправе гуннов через Босфор Киммерийский // Боспорские исследо-
вания. Симферополь, 2003. Вып. 3.
Цукерман К. К вопросу о ранней истории фемы Херсона И Бахчисарай-
ский историко-археологический сборник. Симферополь, 1997. Вып. 1.
Цукерман К. Венгры в стране Леведии: новая держава на границах Ви-
зантии и Хазарии ок. 836-889 г. И Материалы по археологии, истории
и этнографии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. 6.
Цукерман К. Два этапа формирования древнерусского государства И
Археолога. 2003. № 1.
Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения: «Хронография»
Феофана, «Бревиарий» Никифора. М., 1980.
Шевченко I. Рел1г1йни Micii очима В1зантп // Зап. наукового товариства
iM. Т. Шевченка. Льв1в, 1991. Т. 222: Праш icT.-фиюс. секцп.
Шестаков С.П. Очерки по истории Херсонеса в VI-X веках по Р.Хр. М., 1908.
Dvornik F. Les legendes de Constantin et de Methode vues de Byzance.
Prague, 1933.
Esbroeck van S. La substrat hagiographique de la mission khazare de
Constanin-Cyrille//Analecta Bollandiana. 1986. T. 104.
Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifziige. Ethnologische und
historisch-topographische Studien zur Geschichte des 9. und 10. Jh.
Leipzig, 1903.
Photii epistulae. Lipsiae, 1983. Vol. 1.
Theophanes continuatus // Theophanes continuatus. loannes Cameniata. Sy-
meon magister. Georgius monachus / Rec. Im.Bekkerus. Bonnae,1838.
Vita cum Translatione S. Clementis // Лавров П. Жития херсонских святых
в греко-славянской письменности И Памятники христианского Херсо-
неса. М., 1911. Вып. 2.
Л. В. Столярова
ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ
(еще раз о путешествии Наслава
из Киева в Константинополь и обратно
с Мстиславовым евангелием)
Переписка роскошного Мстиславова евангелия, обнаружи-
вающего прямую зависимость от письма и оформления Остроми-
211
рова евангелия 1056-1057 гг., потребовало от заказчика - кн.
Мстислава Владимировича - значительных средств. «Удорожи-
ло» стоимость Евангелия и то, что некто «худыи Наславъ» возил
вновь переписанное Евангелие в Константинополь для приобре-
тения эмалей к его драгоценному окладу. В своей записи Наслав
патетически заметил: «цену же Еуангелия сего единъ Богъ ве-
дай»1 Обстоятельства путешествия Наслава из Киева в Констан-
тинополь и обратно, а также доставка Евангелия, получившего
оклад, из Киева в Новгород, в церковь Благовещения на Городи-
ще, представляют интерес для уточнения датировки кодекса.
Наслав в своей записи сообщил, что возил рукопись «Царю-
городу и учинихъ химипеть, божиею же волею възвратихъся исъ
Царягорода и съправихъ все злато, и сребро, и драгыи камень,
пришедъ Кыеву, и съкончашася вьсе дело месяца августа въ 20».
Итак, в Царьград (Константинополь) Наслав ездил для изготов-
ления там «химипета». В литературе утвердилось мнение, что
под «химипетом» следует понимать финифть (от искаженного
греч. xupevrog эмалевый, финифтяный), предназначавшуюся
для украшения оклада. Г.Д. Филимонов, а вслед за ним и П.К. Си-
мони полагали, что эмали не специально изготовлялись для Мсти-
славова евангелия в Константинополе, а были куплены для него
уже готовыми. Это предположение основано на датировке X в.
двух византийских эмалей с изображением апостолов Иакова и
Варфоломея, сохранившихся от первоначального оклада2 Как
известно, оригинальный оклад Мстиславова евангелия утрачен
вследствие реставрационных работ, произведенных по указу
Ивана Грозного в 1551 г.3 По мнению Л.П. Жуковской, визан-
тийские эмали «не были куплены Наславом в виде готовых ико-
нок», а специально изготавливались для привезенного в Констан-
тинополь Мстиславова евангелия4
Как бы ни решать вопрос о том, использовались ли для окла-
да Мстиславова евангелия готовые византийские эмали X в., или
они были специально изготовлены по заказу Наслава в Констан-
тинополе в первой половине XII в., ясно, что свой окончательный
облик оклад приобрел уже по возвращении княжеского поручен-
ца на Русь.
В совокупности с тем, что Наслав титулует Мстислава Вла-
димировича «цесарем», а его княжение называет «цесарствием»,
212
упоминание Киева в записи традиционно воспринимается как сви-
детельство об изготовлении оклада значительно позднее самого
Евангелия, а именно в период занятия Мстиславом киевского ве-
ликокняжеского стола5 (с 1125 г. до смерти 14 апреля 1132 г.).
Так ли это?
С.М. Каштанов, детально исследовавший формуляр русско-
византийских договоров X в., показал, что титулование импера-
торов в заголовках актов 911 и 944 г. соответствует построению
римского и византийского триумфального титула, тогда как стру-
ктура интитуляции в грамотах варварских королей и герцогов
весьма близка титулу русских князей. В византийской канцеляр-
ской практике, несомненно, учитывались различия в построении
интитуляции грамот византийских императоров и «варварских»
монархов. Такое титулование киевских великих князей (когда
титул ставился не перед, а после имени) не оставляет сомнения в
восприятии их в Константинополе отнюдь не «цесарями», а не
более чем варварскими герцогами6
Титулование Мстислава Владимировича «цесарем» (импера-
тором) в записи только что прибывшего «исъ Царягорода» На-
слава могло быть сделано им в качестве своеобразного компли-
мента7, попытке уподобить своего государя византийскому импе-
ратору и вряд ли является безусловным признаком изготовления
оклада в период киевского княжения Мстислава. Иными словами,
определение Мстислава как «цесаря» не следует воспринимать
как свидетельство в изменении его статуса в период поездки На-
слава в Константинополь. Кроме того, Мстиславово евангелие
находилось в новгородской церкви Благовещения Богородицы на
Городище по крайней мере до 1551 г., когда поновлялся его дра-
гоценный оклад. Это свидетельствует о том, что намерение кн.
Федора-Мстислава переписать роскошный кодекс для основан-
ной по его же инициативе церкви, осуществилось. Сложные пе-
ремещения (из Новгорода в Константинополь и Киев и обратно в
Новгород) пожалованного вкладом Евангелия, новые и весьма
значительные траты на его убранство по инициативе уже не-
новгородского князя нуждаются в объяснении.
Обратившись к изучению записи месяцеслова Мстиславова
евангелия за 17 марта («...приспе же въспоминание великого тру-
са и воскресение правьдьнааго Лазоря, друга Христова»), Н.Н. Ли-
213
совой пришел к заключению, что «...в год появления данной за-
писи с Благовещением совпала Пасха: 17 марта, в субботу - вос-
крешение Лазаря, 18 марта - Цветная неделя (Вербное воскресе-
нье), 25 марта - Пасха и Благовещение»8. Лисовой установил, что
довольно редкое совпадение Пасхи и Благовещения (кирио-пас-
ха) в период новгородского княжения Мстислава отмечалась два-
жды -в 1106 и 1117 г. - и привел аргументы в пользу второй да-
9
ТЫ
Согласно Ипатьевской летописи, в 6625 (1117) г. Мстислав
вокняжился в Белгороде, а на новгородском княжеском столе его
сменил сын Всеволод: «В лето 6625 приведе Володимеръ Мсти-
слава из Новагорода, и дасть ему отець Белгородъ. А Новегороде
седе Мьстиславичь, сын его, внукъ Володимеровъ»10 В Лаврен-
тьевской летописи о белгородском княжении Мстислава ничего
не сказано. Упомянуто только, что «Володимиръ приведе Мсти-
слава сына своего из Новгорода, а Новегороде седе Мстисла-
вичь»11 НПЛ сообщает точную дату ухода Мстислава с новго-
родского стола -17 марта 1117 г.: «В лето 6625. Иде Мьстиславъ
Кыеву на столь из Новагорода, марта въ 17; а сынъ посади Нове-
городе Всеволода на столе»12 Свидетельство о том, что Мстислав
отправился в 1117 г. из Новгорода в Киев представляется вполне
достоверным: передача ему белгородского княжеского стола тре-
бовала его присутствия у отца в Киеве. Вероятно, именно в марте
1117 г. Мстислав выехал из Новгорода с только что переписан-
ным Евангелием, для которого намеревался изготовить драгоцен-
ный оклад.
Из Киева Евангелие было доставлено в Константинополь, где
княжеский порученец Наслав приобрел эмали и, видимо, заказал
еще какие-то ювелирные работы, требовавшие небезопасной пе-
ревозки Евангелия в Константинополь. По возвращении Наслава
на Русь («...възвратихъся исъ Царягорода... пришедъ Кыеву»)
ювелирные работы были завершены, и оклад Евангелия приобрел
вид, сохранявшийся вплоть до 1551 г. Упоминание Наславом
Киева как конечной инстанции в его путешествии^может свиде-
тельствовать о том, что не он был доставщиком рукописи обрат-
но в Новгород. Когда кодекс вернулся в церковь Благовещения
Богородицы на Городище - неясно.
214
Учитывая сложность и длительность путешествия из Новго-
рода в Киев и Константинополь и обратно в Новгород, а также то,
что собственно ювелирные работы требовали вложения не только
финансовых средств, но и времени, следует думать, что Мстисла-
вово евангелие вернулось в Новгород не сразу. В ИЗО г. сын
Мстислава Владимировича Всеволод, к тому времени уже 13 лет
княживший в Новгороде, «...ходи Кыеву к отцю»13
Не исключено, что именно из этого путешествия Всеволод
привез жалованную грамоту Мстислава Владимировича новго-
родскому Юрьеву монастырю на волость Буец и серебряное блю-
до14 Мстиславова грамота - первый известный иммунитетный
акт на Руси, к тому же дошедший в подлиннике. В этой грамоте
киевский великий князь Мстислав отдает распоряжение своему
сыну новгородскому князю Всеволоду отдать Юрьеву монасты-
рю территорию, именуемую «Буице», с данью и другими пошли-
нами. От лица Всеволода Мстиславича составлена единственная
статья этой грамоты - о пожаловании серебряного блюда, делав-
шая новгородского князя юридическим соавтором Мстислава
Владимировича15 Это пожалование должно было способствовать
утверждению престижа великокняжеской власти и власти Всево-
лода Мстиславовича в Новгороде, обеспечить поддержку Мсти-
славичей со стороны новгородского духовенства. Не мог ли
Мстислав Владимирович использовать приезд своего сына в Киев
для возвращения в Новгород Евангелия, получившего к этому
времени драгоценный оклад?
Примечания
1 ГИМ. Син. № 1203. Л. 212г—21 За; см.: Апракос Мстислава Великого /
Под ред. Л.П. Жуковской. М., 1983. С. 670-676, 681-683, Рис. 3-4
(фото); Столярова Л.В. Свод записей писцов, художников и пере-
плетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV вв. М., 2000.
№ 65. С. 67-69.
2 Филимонов Г.[Д.] Оклад «Мстиславова евангелия»: Разбор древней-
ших финифтей в России. М., 1861. С. 57-61; Симонии П [К.] Мсти-
славово евангелие XII века в археологическом и палеографическом
отношениях: Материалы для изучения его серебряного переплетного
оклада с древними финифтями, лицевых иконных изображений свв.
Евангелистов, заставиц, заглавных букв и разных родов письма, как
украшенного, золотого, так и всех почерков уставного черного. С
2J5
приложением двенадцати светописных таблиц снимков и со многими
чертежами в тексте. 1: Вводная статья. [СПб.,] 1910. С. 25.
J СтоляроваЛ.В. Свод записей. № 65. С. 69.
4 Жуковская Л.П. Апракос Мстислава Великого // Мстиславово еванге-
лие XII в. М., 1997. С. 685-688.
5 См., например: Невоструев К.И. Исследование о Евангелии, писанном
для Новгородского князя Мстислава Владимировича в начале XII ве-
ка, в сличении с Остромировым списком, Галичским и двумя другими
XII о на дним XIII века И Мстиславово евангелие XII века. С. 17.
6 Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника: Акты
X-XVI вв. М., 1996. С. 39-40.
7 В значении РаслХЕбс; - властитель (Срезневский И. И. Словарь древне-
русского языка. М., 1989. Т. 3. Ч. 2. Стб. 1461-1462).
8 Лисовой НН. К датировке Мстиславова Евангелия И Мстиславово
евангелие XII века. С. 711; см. также С. 712-715 (критика предполо-
жения К.И. Невоструева о том, что помещение в месяцеслове Мсти-
славова евангелия памяти воскрешения Лазаря под 17 марта - заимст-
вование из греческих источников).
9 Лисовой НН К датировке Мстиславова Евангелия. С. 715-717.
10 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 284.
11 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291.
12 НПЛ. С. 20. В.Л. Янин, опираясь на приведенное свидетельство
НПЛ, относит киевское княжение Мстислава Великого к 17 марта
1117 14 апреля 1132 г., никак эту датировку не комментируя (см.:
Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв.: Хронологический ком-
ментарий. М., 1991. С. 135). Однако Мстислав Владимирович не мог
стать киевским князем ранее смерти своего отца Владимира Моно-
маха в 1125 г.
13 НПЛ. С. 22, 206.
14 Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под ред. С.Н. Валка. М.; Л.,
1949. № 81. С. 140-141; Янин В.Л. Новгородские акты. № 62. С. 135-
136; Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника.
С. 20-29. Т.В. Рождественская датировала этот акт 1128 г. (см.: Рож-
дественская Т.В. Надпись с именем князя Мстислава из Георгиевско-
го собора Юрьева монастыря в Новгороде И Древний Псков: Исследо-
вания средневекового города. СПб., 1994. С. 77-80). О сомнительно-
сти датировки этой грамоты 1128 г. см.: Каштанов С.М. Из истории
русского средневекового источника. С. 69, примеч. 6.
15 Каштанов С.М. Жалованные акты на Руси И Средневековая Русь. М,
1999. Вып. 2. С. 21-26.
216
И.Е. Суриков
СУХОПУТНЫЕ МАРШРУТЫ
ГЛАЗАМИ «НАРОДА МОРЯ»:
ГЕРОДОТ О НЕКОТОРЫХ
ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫХ ПУТЯХ*
Как известно, первые в европейской историографии относи-
тельно подробные описания трансконтинентальных путей содер-
жатся в труде «отца истории» - Геродота. И это не удивительно,
поскольку сам Геродот был неутомимым странником и в своей
жизни путешествовал больше, чем любой другой античный автор
(Momigliano 1990. Р. 51; подробнее о странствиях Геродота см.:
Lister 1979, правда, с немалым количеством недоказуемых пред-
положений). Вполне закономерно, что его влекла к себе пробле-
матика пути, - мы бы даже сказали, риторика пути, в том числе и
как социокультурного, ментального феномена.
В то же время, исследуя данные о путях, приводимые Геро-
дотом, необходимо учитывать, что он был типичным представи-
телем античного греческого мировоззрения. А это мировоззрение
подразумевало довольно специфическое восприятие пути как та-
кового; данный фактор никак нельзя сбрасывать со счетов. В чем
же заключалась специфика?
Ключевыми ландшафтными особенностями региона, где раз-
вивалась древнегреческая цивилизация (т. е. юга Балканского по-
луострова и Эгейского бассейна) следует назвать, во-первых, в
высшей степени гористый рельеф, зачастую весьма трудный для
регулярного преодоления людьми, во-вторых же, - почти повсе-
местную доступность морских просторов. В таких условиях впол-
не естественно, что эллины отдавали значительное предпочтение
водным маршрутам перед сухопутными. В этом смысле они были
в полной мере «народом моря», подобном, скажем, финикийцам
(о важном влиянии финикийцев на греков на раннем этапе разви-
тия последних см. наиболее подробно Burkert 1992), а с другой
стороны - весьма отличным от персов или римлян.
Море соединяло и связывало греков (как друг с другом, так и
с внешним миром), суша же в известном отношении разделяла.
Добраться из одного полиса в другой, даже недалеко располо-
217
женный, сплошь и рядом было гораздо проще и быстрее на ко-
рабле, чем карабкаясь через горные перевалы. Море воспринима-
лось как «своя» стихия, а огромные сухопутные пространства,
нависавшие над Элладой с севера и протягивавшиеся от нее на
восток, - как стихия «чужая». Радостный вопль воинов Ксено-
фонта, после длительного похода по ахеменидским территориям
завидевших на горизонте полоску Эвксинского Понта, - «Талас-
са! Таласса!» - служит идеальным контрапунктом к крику впе-
редсмотрящего на колумбовой каравелле: «Земля! Земля!».
Трансконтинентальные пути осмыслялись греками классиче-
ской эпохи в целом и Геродотом в частности в контексте семан-
тики «чужого», «иного» (в целом об этой семантике у Геродота
см.: Hartog 1980; Gray 1995; Bichler 2001). В том же контексте
должны осмыслять соответствующие геродотовские свидетельст-
ва и мы. В данном докладе это будет показано на конкретном
примере двух описанных Геродотом знаменитых маршрутов: пу-
ти, ведшего из Северного Причерноморья, от скифов, далеко на
восток, к зауральским исседонам и далее вплоть до легендарных
гипербореев (Herod. IV 13; IV 16-33), а также «Царской доро-
ги», связывавшей западные области Персидской державы с ее
центральным регионом (Herod. V 49; V 52-54). Разумеется, в
рамках кратких тезисов эта проблематика может быть рассмотре-
на лишь предельно конспективно.
В рассказе о первом из этих путей (см. о нем специально:
Hennig 1935; Пьянков 2005) риторика «иного» особенно интен-
сивна, что претворяется, в частности, в изобилие демонстративно
фантастических, сказочных сведений. Это обстоятельство чрез-
вычайно затрудняет вычленение исторических элементов из по-
вествования, которое в этом месте у Геродота зиждется на дан-
ных «Аримаспеи» - произведения Аристея Проконнесского, по-
эта и прорицателя-чудотворца архаической эпохи. Опираясь на
одни и те же тексты, где только исследователи не локализуют,
например, пресловутых гипербореев! Даже если взять только
отечественные работы самого последнего времени, то И.В. Пьян-
ков отождествляет их с китайцами (Пьянков, 2005. С. 34), а
Е.А. Круглов - с жителями Северного Приуралья, бассейнов Пе-
чоры и Верхней Вычегды (Круглов 2003. С. 13-14). Разумеется,
присутствует и широкий спектр иных разнообразных мнений.
218
Снова и снова приходится ставить вопрос о корректности да-
леко идущих реконструкций на основе заведомо мифологизиро-
ванного нарратива. Тем более, что сам Геродот констатирует
(IV. 32): «О гипербореях ничего не известно ни скифам, ни дру-
гим народам этой части света, кроме исседонов. Впрочем, как я
думаю, исседоны также ничего о них не знают... Зато почему-
то лучше всех знают о гипербореях греки, как Гомер, упомянутый
Аристей или жрецы храма Аполлона на острове Делос (IV. 33).
В геродотовском повествовании о рассматриваемом здесь пу-
ти прослеживается следующая закономерность: чем дальше в
глубь материка - тем меньше достоверных, верифицируемых де-
талей и тем больше сказочного ореола. В целом, поскольку мар-
шрут к исседонам, несомненно, имел важный торговый аспект,
сохранившиеся у Геродота сведения о нем, скорее всего, в конеч-
ном счете имеют одним из главных первоисточников купеческий
фольклор. Этот последний, как показывают наблюдения на мате-
риале разных эпох и цивилизаций, особенно сильно тяготеет к
фантастике, использовавшейся не в последнюю очередь для того,
чтобы отпугнуть потенциальных конкурентов. В целом, на наш
взгляд, данное место «Истории» более пригодно для изучения
картины мира греков архаической и классической эпох, нежели
восточноевропейских реалий в строгом смысле слова.
Что же касается описания Геродотом «Царской дороги» (he
hodos he basileie) в Персии (об этом пути см.: Немировский 2006),
то оно имеет совершенно иной, резко контрастный по сравнению
с вышерассмотренным характер: никакой мифологии и максимум
конкретики. Детально перечислены области и основные пункты,
через которые проходит маршрут, - от Эфеса и Сард до Суз; бо-
лее того, указаны точные цифры расстояний между ними.
Согласно наиболее распространенному мнению, весь этот
пассаж почерпнут Геродотом из труда своего непосредственного
предшественника - Гекатея Милетского. Это вполне возможно,
хотя и не обязательно. В литературе существуют очень разные
оценки степени влияния Гекатея на Геродота - от максималист-
ских (Heidel 1987) до скептических (West 1991). В любом случае,
рассказ о «Царской дороге», вне всякого сомнения, восходит к
персидской традиции (об использовании персидских традиций в
разных местах «Истории» Геродота» см., например: Gschnitzer
219
1977; Balcer 1987). Это видно хотя бы из того, что все расстояния
(кроме участка от Эфеса до Сард) указаны в персидских мерах
длины - парасангах, и лишь затем проводится их пересчет на гре-
ческие стадии.
«Царская дорога» являлась прежде всего инструментом ахе-
менидской курьерской почты и, как видно из самого маршрута ее
прохождения, была мало пригодна для торговых целей: она как
будто нарочито оставляла в стороне сколько-нибудь крупные го-
рода, пролегая в основном через довольно глухие местности.
Маршрут явно сложился еще в доахеменидское, мидийское вре-
мя: бросается с глаза, что он проложен так, чтобы вплоть до
р. Галис нигде не выйти за границы Мидийской державы и не
вступить в пределы Вавилонии.
Действительно ли этим, довольно-таки кружным путем персы
продолжали пользоваться в качестве главного даже после того,
как Месопотамия была покорена Киром? У нас закрадывается
некоторое подозрение: а не воспользовался ли здесь Геродот (сам
он по «Царской дороге» вряд ли когда-либо путешествовал) уста-
ревшей информацией, восходящей ко времени еще до создания
великой империи Ахеменидов? А.А. Немировский (в устной бе-
седе с автором этих строк) с сомнением отнесся к нашему пред-
положению. Однако сам же этот исследователь пишет (Немиров-
ский, 2006. С. 32), что существовали две сменившие друг друга
традиции греческого землеописания Востока, и первая из них
сформировалась к середине VI в. до н.э., т. е. как раз к моменту
крупномасштабных завоеваний Кира. Не находим ли мы здесь у
«отца истории» следы этой древнейшей традиции? Вопрос, во
всяком случае, весьма сложен и требует специального изучения.
Как бы то ни было, в рассказе Геродота о «Царской дороге»
риторика «иного» минимальна, практически равна нулю. Однако
не следует думать, что данный факт вступает в противоречие с
вышесказанным. Ведь этот рассказ базируется не на греческом, а
на персидском первоисточнике; иными словами, в нем содержит-
ся взгляд на упомянутый сухопутный маршрут «изнутри», а не
«извне», глазами морехода-эллина. Свое же собственное (и своих
современников) отношение к подобным путям Геродот выражает
устами спартанского царя Клеомена I, которому милетянин Ари-
стагор предложил совершить поход на Персию по «Царской до-
220
роге» (V. 50): «Друг из Милета! Покинь Спарту до захода солнца!
Ты хочешь завести лакедемонян в землю на расстоянии трехме-
сячного расстояния от моря: это совершенно неприемлемое усло-
вие для них!».
Примечания
* Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 07-01-00050а).
Литература
Круглов 2003 - Круглов Е.А. Аристеева Гиперборея: «профанная» гео-
графия или сакральный идеал? // Исседон. 2003. Т. 2. С. 5-15.
Немировский 2006 - Немировский А.А. Мелитена, Армения и «Царская
дорога» Ахеменидов // Studia historica. 2006. VoL 6. Р. 25-39.
Пьянков 2005 - Пьянков И.В. Аристей: путешествие к исседонам И Ис-
седон. 2005. Т. 3. С. 15-35.
Balcer 1987 - BalcerJ.M. Herodotus and Bisitun. Stuttgart, 1987.
Bichler 2001 - Bichler R. Herodots Welt: Der Aufbau der Historic am Bild
der fremden Lander und Volker, ihrer Zivilisation und ihrer Geschichte. 2
Aufl.B., 2001.
Burkert 1992 - Burkert W. The Orientalizing Revolution: Near Eastern Influ-
ence on Greek Culture in the Early Archaic Age. Cambridge (Mass.), 1992.
Gray 1995 - Gray К Herodotus and the Rhetoric of Otherness 11 American
Journal of Philology. 1995. Vol. 116. No. 2. P. 185-211.
Gschnitzer 1977 - Gschnitzer F. Die sieben Perser und das Konigtum des
Dareios: Ein Beitrag zur Achaimenidengeschichte und zur Herodotanalyse.
Heidelberg, 1977.
Hartog 1980 - Hartog F. Le miroir d’Herodote: Essai sur la reprdsentation de
1’autre. P., 1980.
Heidel 1987 - Heidel W.A. Hecataeus and the Egyptian Priests in Herodotus,
Book II. N.Y.; L., 1987.
Hennig 1935 - Hennig R. Herodots Handelsweg zu den sibirischen Issedonen
H Klio. 1935. Bd. 28. S. 242-254.
Lister 1979 - Lister R.P. The Travels of Herodotus. L., 1979.
Momigliano 1990 - Momighano A. The Classical Foundations of Modem
Historiography. Berkeley, 1990.
West 1991 - JVestS. Herodotus’ Portrait of Hecataeus H Journal of Hellenic
Studies. 1991. Vol. 111. P. 144-160.
221
П.П. Толочко
«устрой мостъ чересъ днЪпръ»
Слова, вынесенные в заглавие, содержатся в летописях по
Лаврентьевскому и Ипатьевскому спискам в статье 1115 г. «В
том же лЪтЬ Володимеръ устрой мостъ чересъ ДнЪпръ» (ПСРЛ.
1962. Т. 1. Стб. 290). Несмотря на свою исключительность, извес-
тие это так и не стало предметом специального интереса исследо-
вателей. В литературе о нем упоминается, как правило, попутно в
сюжетах о централизующем значении Киева в правление Влади-
мира Мономаха. К такому расширенному выводу склонялся в
свое время и автор этих строк, однако против него свидетельст-
вует временность функционирования моста. В летописи он боль-
ше не упоминается и создается впечатление, что строился он по
случаю и, скорее всего, не представлял собой стационарного и
долговременного сооружения.
Одним из таких случаев могли быть события, связанные с пе-
ренесением мощей святых мучеников Бориса и Глеба в только
что выстроенную каменную церковь в Вышгороде. «В лЪто 6623.
Священа бысть церкы каменая ВышегородЪ месяца мая в первый
день суботный, а во второй день перенесоша братья вся святою
мученику Бориса и Глеба в день недельный» (ПСРЛ. 1962. Т. 1.
Стб. 290). События эти имели общерусское значение и происхо-
дили при огромном стечении народа. «И бысть съборъ великъ,
сшедшюся народу съ всихъ странъ», - отмечает Ипатьевская ле-
топись (ПСРЛ. 1998. Т. 2. Стб. 280). В освящении церкви и пере-
несении мощей принимали участие: Владимир Мономах, Давид и
Олег Святославичи, митрополит Никифор, епископы чернигов-
ский, переяславский, белгородский, юрьевский, игумены всех
киевских монастырей, монахи, попы, бояре. Удивленный боль-
шим количеством людей, летописец заметил, что они «покрыли
бяху градъ и забрала яко страшно бяше видити народа множест-
во» (ПСРЛ. 1998. Т. 2. Стб. 281).
Другим событием, которое также могло вызвать сооружение
моста через Днепр, являлся военный поход Владимира Мономаха
на Глеба Всеславича к Смоленску. Рассказ о нем летописец по-
222
местил в статье 1116 г., но сразу же после сообщения об устрой-
стве моста. В какой мере это предположение корректно, сказать
сложно. Однако, если обратиться к аналогичной ситуации сто-
летней давности, оно не покажется слишком надуманным. Тогда,
готовясь выступить в поход к Новгороду, Владимир Святославич
приказал: «теребите путь и мосты мостите» (ПСРЛ. 1998. Т. 2.
Стб. 115). Против увязки строительства моста и похода Монома-
ха свидетельствует зимнее время последнего (конец января), ко-
гда Днепр можно было перейти и по льду. Правда, как свидетель-
ствуют метеонаблюдения, Днепр в это время в районе Киева не-
редко оставался не замерзшим.
О конструкции моста 1115 г. в летописи ничего не сказано,
однако вряд ли следует сомневаться в том, что он был понтон-
ный. Ни одно из конструктивных решений, применявшихся при
строительстве мостов на малых и средних реках в древнерусское
время - свайные опоры и городни, в условиях глубоководного
Днепра применить было невозможно. Даже, если бы каким-то
чудом такой мост и удалось возвести, он просуществовал бы
только до первого ледохода и половодья.
Из более поздних письменных известий следует, что мосты
на опорах начали возводить в Киеве только с XIX в. До этого
устраивались исключительно наплавные. Об одном из них под-
робно рассказывается в «Росписи Киеву за 1682 г.». Наведен он
был через Днепр, старицу Черторой и более мелкие рукава на 96
байдаках и 39 плотах. Его длина составляла 552 сажени, а шири-
на 4. Аналогичные мосты-переправы сооружались в XVIII - пер-
вой половине XIX вв. Как правило, происходило это не ранее
июня, когда спадала вода, при наступлении морозов такие мосты
разводились.
Ничего не сказано в летописи и о месте возведения моста
1115 г. HLBi Закревский, со ссылкой на Лаврентьевскую и Радзи-
виловскую летописи, утверждал, что он был построен возле Выш-
города (Закревский 1862. Т. 1. С. 215). Однако ссылка эта не кор-
ректна. В названных летописях не говорится о месте сооружения
моста. Скорее всего, это авторское предположение, основанное
на убеждении, что мост возвели по случаю вышгородских тор-
жеств, а следовательно - у Вышгорода.
223
Думается, что больше оснований предполагать, что этот мост
был возведен у Киева. Ведь прежде чем отправиться на праздне-
ства в Вышгород, левобережные князья, епископы и их много-
численные свиты определенно должны были собраться в Киеве.
Если же мост сооружали по случаю военного похода, то тем бо-
лее он должен был быть у Киева.
В пользу сказанного свидетельствует и позднейшая традиция.
С конца XVII по первую половину XIX в. мосты наводили у Не-
водницкой пристани, находившейся между Печерским и Выду-
бицким монастырями. В XVII в. именно здесь функционировал
киевский перевоз через Днепр. Об этом пишет Афанасий Каль-
нофойский в книге «Тератургима», изданной в 1638 г. в Печер-
ской типографии. «Мимо Великой Спаской церкви, лежит до-
рожка к монастырю св. Николая Пустынного; по той же стороне
немного далее дорожка к перевозу на Днепр».
Вполне возможно, что эта «дорожка» к Днепру была проло-
жена еще в древнерусское время. В пользу этого свидетельству-
ет несколько летописных известий. Наиболее выразительное из
них относится к 1151 г. Рассказывая об обороне Киева от насту-
павших дружин Юрия Долгорукого, летописец отметил, что ле-
вый фланг оборонявшихся протянулся от Лядских ворот «оли и
до Клова, и до Берестоваго, и до Угорьскихъ воротъ, и до Днеп-
ра». (ПСРЛ. 1998. Т. 2. Стб. 428). Упоминание Угорских ворот
указывает, по-видимому, на то, что этот узвоз, ведший от Днепра
до Берестова и Печерского монастыря, был хорошо обустроенной
дорогой. Не исключено, что она функционировала уже в
раннекиевское время. Думать так позволяют свидетельства ста-
тей 898 и 882 гг. В первой из них говорится о проходе угров ми-
мо Киева. «В л'Ьто 6406. Идоша Оугре мимо Киевъ горою, еже ся
зоветь ныне Оугорьское и пришедше къ Днепру, сташа вежами»
(ПСРЛ. 1998. Т. 2. Стб. 18). Можно полагать, что к Киеву угры
подошли по левобережному пути, а затем, переправившись на
правый берег Днепра, поднялись на плато этим древним узвозом.
Во второй - содержится рассказ о захвате Киева новгородским
князем Олегом. К киевскому берегу он причалил свои ладьи в
районе Угорского. Сюда из Киева прибыли к нему приглашенные
им князья Аскольд и Дир. «И приступить под Оугорьское,
224
похоронивъ вой свои, и посла къ Аскольду и Диру... Аскольдъ
же и Диръ придоста». Убитых киевских князей «несоша на гору,
еже ся нынЪ зоветь Оугорьское» (ПСРЛ. 1898. Т. 2. Стб. 16-17).
Вероятно, и в этом случае имеется ввиду узвоз, ведший от Днеп-
ра на гору.
Учитывая, что в последующие века именно в этом месте на-
ходилась главная днепровская переправа и здесь же началось со-
оружение мостов, сначала наплавных, а затем и стационарных,
можно предполагать, что так было и в древнерусское время. Ско-
рее всего, именно в эту переправу упирались основные пути,
ведшие из Левобережья (Черниговской и Переяславской земель)
к Киеву.
Литература
ПСРЛ. М. 1962. Т. 1. Лаврентьевская летопись.
ПСРЛ. М. 1998. Т. 2. Ипатьевская летопись.
Закревский Н. Описание Киева. М. 1868.
А.А. Тортика
ПУТИ ХАЗАРИИ
И «КАСПИЙСКИЕ ВОРОТА КАВКАЗСКИХ ГОР»
ЖИТИЯ СВ. КОНСТАНТИНА-КИРИЛЛА
В Житии св. Константина-Кирилла помимо прочих сюжетов
есть рассказ об участии Константина Философа в ответном по-
сольстве, отправленном в 860 г. византийским императором Ми-
хаилом III (852-867 гг.) в Хазарский каганат. В конце сезона на-
вигации по Черному морю осенью 860 г. посольство оказывается
в Херсонесе, а весной 861 г. оно направляется собственно в Хаза-
Трию (Сорочан 2005. С. 1421). В связи с этим в источнике сказано,
что «Константин поплыл в Хазарию к Меотийскому озеру и Кас-
пийским воротам Кавказских гор» (Родник 1990. С. 117; Сорочан
2005. С. 1420). Следует сразу отметить, что исходя из данного
отрывка, можно реконструировать какой угодно маршрут Кон-
стантина, как водный - через Меотиду, Танаис, Волгу, так и су-
хопутный, от восточного берега Азовского моря или низовий До-
на до ставки кагана.
225
Куда же именно прибыло византийское посольство? Общение
непосредственно с каганом и его «первым помощником», если
оно и было, никак не доказывает пребывания Константина в Ити-
ле (Науменко 2005. С. 238). Летом хазарская знать, как известно
из еврейско-хазарской переписки, кочевала вдоль Каспия, в сте-
пях современной Калмыкии и Прикаспийского Дагестана, что и
соответствует, по всей видимости, местонахождению «Каспий-
ских ворот Кавказских гор». Ключевым здесь является данный
топоним - Каспийские ворота, унаследованный от античной гео-
графической традиции.
Можно выделить несколько подходов, сложившихся в антич-
ной, а точнее, в позднеримской и ранневизантийской литературе,
к определению и локализации географических объектов, обозна-
чавшихся как «Каспийские» или «Кавказские» ворота. Классиче-
ское понимание термина «Каспийские ворота» содержит «Гео-
графия» Страбона (64/63 г. до н.э. - 23/24 г. н.э.). Здесь это про-
ход в горах Тавра, соединяющий северную и южную Азию и на-
ходящийся где-то в пределах Мидии (между Мидией и Гиркани-
ей) (Страбон 1964. С. 481, 491, 493, 495). Никакого отношения к
Кавказу в данном случае Каспийские ворота, естественно, не
имеют. Подобной позиции придерживается и Арриан (II в. н.э.)
(Латышев 1948. № 1. С. 275). В то же время, Страбону известны
четыре горных прохода, соединяющих Предкавказье (сарматские
равнины) или восточный берег Черного моря с Закавказьем. Один
из них, по всей видимости - Дарьял, «из областей северных ко-
чевников» вел в Закавказье, а второй - «из Албании» (Дагестана)
в Грузию (Страбон 1964. С. 474-475). Интересно, что Дербент-
ский проход, описанный еще Геродотом (впрочем, без какого-
либо названия) в связи со скифскими походами в Азию (Геродот
2001. С. 49, 239), Страбону не известен. Клавдий Птолемей (П в.
н.э.) также указывает на существование Сарматских ворот (Дарь-
ял) и Албанских ворот (аналогично Страбону) (Латышев 1948. №
2. С. 247, 273), не упоминая при этом Дербента.
По всей видимости, впервые термин «Каспийские врата» в
связи с одним из горных перевалов Кавказа был применен после
закавказских походов римской армии Карбулона каким-то авто-
ром I в. н.э. В последние годы своего правления Нерон даже го-
товил военный поход (не состоявшийся) к этим «Каспийским
226
вратам», возможно, Дарьялу (Перевалов 2006. С. 148), хотя в со-
временной историографии есть и другие мнения (Гутнов 2001.
С. 126-127). Возникшую неточность заметил и попытался испра-
вить Плиний Старший (24-79 гг. н.э.), который настаивал на ис-
пользовании термина Кавказские, а не Каспийские ворота, по от-
ношению к Дарьялу (Скржинская 1977. С. 12). Тем не менее, про-
тиворечие сохранилось в последующей литературной традиции и
неоднократно фиксируется в трудах различных авторов.
В частности, в «Космографии» Псевдо-Этика (V в.) и в «Кос-
мографии» Равеннского Анонима (около 660 г.) под Каспийскими
воротами подразумевали то Дербентский (или Дарьяльский) про-
ход, то проход через хребет Эльбурс (восточнее современного
Тегерана), соединяющий Мидию с Гирканией (Подосинов 2002.
С. 153, 181, 217; Чекин 1999. С. 197).
Соответственно Оросий (первая половина V в.) дает четкое
понимание того, где находятся Кавказские ворота: «Кавказ назы-
вают разными именами. Сперва он поднимается на севере между
колхами, живущими над Киммерийским морем, и албанами, ко-
торые у Каспийского моря; там у него ворота и там он называ-
ется собственно Кавказом» (Чекин 1999. С. 197-198). Таким об-
разом, Оросий имеет в виду Дербентский проход, расположен-
ный у западного берега Каспийского моря.
Захария Ритор, описавший в 555 г. рассказ амидских пленни-
ков, находившихся в рабстве у северокавказских гуннов, также
называет Дербент Каспийскими воротами: ...Базгун (Дагестан)
земля со своим языком, которая примыкает и простирается до
Каспийских ворот и моря, находящихся в пределах гуннских»
(Пигулевская 1941. С. 165).
В то же время, житель интересующего нас региона Анания
Ширакацы (660-680 гг.), знавший позднеантичную традицию, не
использовал по отношению к Дербенту спекулятивных терминов
- Каспийский или Кавказский, а называет его проходом Черским,
описывая соответствующий участок побережья Каспия исходя из
местной номенклатуры (Патканов 1883. С. 31).
Длительную дискуссию среди специалистов по истории при-
кавказских алан вызвал следующий географических экскурс Про-
копия Кесарийского («Война с готами». Кн. 8. Гл. 3; 553 г.)
...Отроги Кавказских гор, обращенные к северо-западу, доходят
227
до Иллирии и Фракии, а обращенные к юго-востоку достигают до
тех самых проходов, которыми живущие там племена гуннов
проходят в землю персов и римлян; один из этих проходов назы-
вается Тзур, а другой носит старинное название Каспийских во-
рот. Всю эту страну, которая простирается от пределов Кавказа
до Каспийских ворот, занимают аланы; ...» (Прокопий из Кеса-
рии 1950. С. 381). По всей видимости, так же, как Оросий и Заха-
рия Ритор, Прокопий называет Каспийскими воротами Дербент-
ский проход.
Надо полагать, что в последующей византийской историо-
графии получила преобладание последняя идентификация Кас-
пийских врат, их отождествление с Дербентом, противоречившее
как классической античной традиции (Страбон, Плиний, Клавдий
Птолемей), так и представлениям местных народов (Анания Ши-
ракаци). Например, Феофан Исповедник (начало IX в.) неодно-
кратно называет Каспийскими воротами Дербент: «В этом году
(516/517 г.) гунны, именуемые савир, переправились через Кас-
пийские ворота, совершили набег в Армению... «[Между тем]
хазары, прорвавшись через Каспийские ворота, в Персии, напа-
дают на земли Адраига... «В этом году (731/732 г.) Маслама
отправился походом в Туркию, но, достигнув Каспийских ворот,
повернул обратно, испугавшись» и т. д. (Чичуров 1980. С. 49, 59,
68-69).
Таким образом, исходя из формулировки Жития, а также из
географических реалий Хазарии, следует признать, что правы те
исследователи, которые помещают конечный путь посольства
византийцев и ставку кагана в районе Прикаспийского Дагестана,
недалеко от Дербента. Вероятно, автор Жития св. Константина-
Кирилла, был достаточно образован для того, чтобы знать о неко-
торой путанице, возникшей в литературе в связи с применением
традиционного античного термина «Каспийские ворота», обозна-
чавшего изначально горный перевал в районе Тавра, по отноше-
нию к Дербентскому или Дарьяльскому проходам Кавказа. Имен-
но поэтому он дает усложненную формулировку - «Каспийские
ворота Кавказских гор», однозначно отрицающую античное по-
нимание термина, а также указывающую на то, что речь идет не о
Дарьяле - «Кавказских вратах», а именно о Дербенте. В такой
дислокации ставки кагана и остальной хазарской знати нет ниче-
228
го удивительного. В ответном письме Иосифа Хасдаю ибн Шаф-
руту содержится прямое указание именно на такое положение
дел правительство Хазарии, царь и знать весной покидают
Итиль и кочуют в степи вплоть до осени (Коковцов 1932. С. 85-
87). Несколько ставок кагана известно и в ранний период хазар-
ской истории. О них упоминают арабо-персидские авторы (Ха-
лифа ибн Хаййат, Белазури, ат-Табари, Ибн ал-Асир) в связи с
изложением событий арабо-хазарских войн конца VII-VIII в.
Ставка кагана могла находиться неподалеку от Дербента, в ал-
Байде или Семендере. Наличие нескольких летних ставок - нор-
ма для правителя кочевой державы. Видимо, в такую ставку и
прибыло ответное посольство византийского императора в со-
провождении (или по совету) хазарских послов, безусловно,
знавших, где и в какое время нужно искать кагана и бека.
Литература
Геродот. История / Перевод и примеч. Г.А. Стратановского. М., 2001.
Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. М.; Иеруса-
лим, 1997.
Гутнов Ф.Х. Ранние аланы: Проблемы этносоциальной истории. Влади-
кавказ. 2001.
Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписках в. Л., 1932.
Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ.
1948. № 1.С. 221-315.
Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе// ВДИ.
1948. №2. С. 213-314.
Науменко В.Е. Византийско-хазарские отношения в середине IX в.
Хазары, евреи и славяне. М.; Иерусалим, 2005. Т. 16. С. 231-244.
Патканов К. Из нового списка географии, приписываемой Моисею Хо-
ренскому//ЖМНП. 1883. 4.CCXXV С. 21-32.
Перевалов С.М. Кавказ мифологический // Восточная Европа в древно-
сти и средневековье: Восприятие, моделирование и описание про-
странства в античной и средневековой литературе. XVIII Чтения па-
мяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М., 2006. С. 144-149.
Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М.,
1941.
Подосинов А. В. Восточная Европа в римской картографической тради-
ции. М., 2002.
Прокопий из Кесарии. Война с готами/ Пер. С.П. Кондратьева. М., 1950.
Родник златоструйный: Памятники болгарской литературы TX-XVIII вв.
М., 1990.
229
Скржинская М.В. Северное Причерноморье в описании Плиния Стар-
шего. Киев, 1977.
Сорочан С.Б. Византийский Херсон: Очерки истории и культуры. Харь-
ков, 2005. Ч. 2.
Страбон. География в 17 книгах / Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1964.
Чекин Л.С. Картография христианского средневековья VIII—XIII вв. М.,
1999.
Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения: «Хронография»
Феофана, «Бревиарий» Никифора. М., 1980.
Vernadsky G. Ancient Russia. New Haven, 1943.
A.C. Усачев
ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ ВЕКТОР
РАЗВИТИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ
В ПАМЯТНИКАХ ДРЕВНЕРУССКОЙ КНИЖНОСТИ:
«КИЕВ - ВЛАДИМИР - МОСКВА»*
Представление о перемещении политического центра восточ-
ных славян из Киева во Владимир, а позднее в Москву характер-
но для основных трудов по русской истории XVIII-XX вв. Как
показывает изучение данного вопроса, первым памятником исто-
риографии, в котором последовательно проведена эта идея, явля-
ется Степенная книга (рубеж 50-х - 60-х годов XVI в.) (Усачев
2006. С. 157-175). Данное произведение содержит первую перио-
дизацию русской истории по географическому принципу. Ее ав-
тор, книжник круга митрополита Макария Андрей-Афанасий,
отмечает:
«Родославнаго кореноплодия иже благочестно дръжавъст-
вующихъ в Рустеи земли, оть блаженнаго Владимира наченши,
пять степеней въ граде Киеве скончашяся. Три же степени
градъ Владимиръ стяжа. Девятый же степень начяся въ бого-
спасаемомъ граде Москве» (Степенная книга 2007. С. 535).
Как прямо указывает книжник, правления Владимира Свято-
славича, Ярослава Владимировича, Всеволода Ярославича, Вла-
димира Мономаха, Юрия Долгорукого (1-5 степени) принадле-
жат киевскому периоду; княжения Всеволода Юрьевича, Яросла-
ва Всеволодовича и Александра Невского (6-8 степени) - влади-
230
мирскому; «самодержство» русских государей начиная с Даниила
Александровича (с 9-й по 17-ю степени) - московскому. Учиты-
вая очевидную сомнительность рождения идеи преемства Моск-
вы Киеву и Владимиру в Степенной книге ex nihilo, нельзя не за-
даться вопросом: а какие памятники могли послужить источни-
ками данного представления? Ответу на этот вопрос мы и посвя-
тим настоящую работу.
Итоги анализа доступного материала, а также наблюдений пред-
шественников (например, Жданов 1895. С. 92; Дмитриева 1955.
С. 130-135) дают основания полагать, что определенное влияние
на эту идею могло оказать оформившееся, по-видимому, в первой
половине XVI в. «Сказание о князьях Владимирских». Так, наря-
ду с легендой о происхождении русских князей от Пруса, произ-
ведение содержало указание на венчание полученными из Визан-
тии киевским князем Владимиром Мономахом символами цар-
ской власти великих князей владимирских, «егда ставятся на ве-
ликое княжение русьское» (Дмитриева 1955. С. 177-178, 191).
Наряду со «Сказанием о князьях Владимирских» источником
данной идеи автора Степенной книги, по всей видимости, яви-
лось появившееся не позднее конца XV в. «Сказание о перенесе-
нии Владимирской иконы Богородицы из Киева во Владимир» (к
этому времени относятся его древнейшие списки) (Древнейшая
редакция 1996. С. 476-509), а также «Повесть на сретение Бого-
родичной иконы», повествующая о перенесении главной святыни
Русской земли в Москву во время нашествия Тамерлана. Как уже
неоднократно отмечали исследователи, перенесение Владимир-
ской иконы Богородицы служило зримым воплощением трансля-
ции власти («самодержства») над русскими землями сначала из
Киева во Владимир, а затем в Москву, что вполне определенно
намечало линию преемственности политических центров (напри-
мер, Miller 1968. Р. 657-670). Поэтому вряд ли стоит удивляться,
что соответствующие рассказы о чудотворной иконе почти полно-
стью включены в Степенную книгу (12-я глава 6-й степени, 24-я
глава 13-й степени). Любопытно, что краткий рассказ о принесе-
нии Владимирской иконы на Северо-Восток Руси следует в 3-й
главе 6-й степени («Начало владимерского самодержства»), за-
нимая около двух строк (в печатном издании Степенной) из при-
мерно трех с половиной (Степенная книга 2007. С. 450). При этом
231
любопытно, что в этом фрагменте утверждение «начальства»
владимирских князей книжник напрямую связывает с «пришест-
вием чюдотворнаго образа Богоматери». Очевидно, это обстоя-
тельство может рассматриваться как веский аргумент в пользу
предположения о самой тесной связи, установленной книжником
между данным событием и утверждением «владимерского само-
держства» над Русью.
Возможно, определенное влияние на представление о разде-
лении русской истории на киевский и последующий (владимир-
ский и московский) периоды оказало «Слово о житии» Дмитрия
Ивановича (первая четверть XV в.). Так, в этом памятнике, вос-
производя восходящий к «Слову о законе и благодати» трафарет
в описании святого, отмечается: «Похваляет бо земля Римская
Петра и Павла ... Андрея Первозваннаго все Поморие, царя Конь-
стянтина Гречьская земля; Володимера Киевская со окрестными
грады; тебе же великый князь Дмитрей Ивановичь, вся Русьская
земля» (ПСРЛ. Т. 6. С. ПО). Как видим, автор «Слова о житии»
четко отделяет «Киевскую» землю времени Владимира Святосла-
вича и «Русскую» эпохи Дмитрия Ивановича. Книжник заимст-
вует это противопоставление. Любопытно отметить, что, исполь-
зуя весьма размытое разделение русской истории «Слова о жи-
тии» на историю «Киевскую» и собственно «Русскую», автор
Степенной книги, вероятно, под влиянием описанного в Сказании
о Владимирской иконе пути ее следования по Русской земле, вы-
деляет третий период - владимирский, который он помещает ме-
жду киевским и московским.
Выстраивая русскую историю в виде преемственности «Киев -
Е хадимир - Москва», книжник мог испытывать влияние и иных
памятников агиографии, которые дополняли «политическую»
основу преемственности «церковной». Так, нельзя исключить
влияние, несомненно, известного автору Степенной книги «Жи-
тия митрополита Петра», написанного Киприаном (конец XIV в).
Этот памятник повествует о переезде киевского митрополита во
Владимир и его близких отношениях с московским князем Ива-
ном Калитой. В Степенной эти данные, а также известие о смерти
киевского митрополита Максима во Владимире-на-Клязьме ин-
терпретируются как свидетельство перехода «державства» из
Киева во Владимир и Москву. На это указывает помещенное в
232
Степенной книге предисловие к Житию Петра: после упоминания
о духовных подвигах русских первосвятителей книжник указыва-
ет, что «благоволи Богь преити и утвердитися Киевьскои и Вла-
димирьскои дръжаве въ боголюбивомъ граде Москве, идеже то-
гда дрьжавьствова великим князь Иваннъ, рекомыи Калита, по
отци своемъ блаженномъ Данииле Александровиче» (Степенная
книга 2007. С. 567).
Вероятно, важным источником рассматриваемого представ-
ления явилось «Слово похвальное» Михаилу Черниговскому
Льва Филолога (первая треть XVI в.), которое также было извест-
но автору Степенной книги. Труд сербского книжника содержит
вполне однозначное указание на преемство Владимиро-Суздаль-
ской земли Киеву: «сице преже от Киева начальство на Владимир
преведе, таже и на Суздаль преложи даже и до Ростова начяль-
ственейшее владычества княжение преводя» (ВМЧ 1869. Стб. 1312).
Любопытно отметить, что сочинение Льва Филолога является
единственным (во всяком случае, из известных автору настоящей
работы) предшествующим Степенной памятником, в котором от-
мечается преемственность не только династическая и церковная,
но и содержится идея переноса из Киева во Владимир «начальст-
венейшего владычества княжения».
Нельзя исключить возможность влияния на оформление
представления о развитии русской истории в рамках преемствен-
ности «Киев - Владимир - Москва» и иных памятников.
Оценивая степень влияния указанных произведений на автора
Степенной книги, впервые последовательно представившего дан-
ную идею в памятнике историографии, можно отметить следую-
щее. «Сказание о князьях Владимирских» содержит лишь леген-
ду о происхождении русских князей от «сродника» римского им-
ператора Августа Пруса, а также рассказ о получении киевским
князем Владимиром Мономахом символов царской власти от ви-
зантийского императора. Необходимо подчеркнуть, что непо-
средственное возведение Московского царства к Владимирскому
великому княжеству и Древнерусскому государству в «Сказании»
отсутствует (Горский 2004. С. 152). Этот памятник, созданный в
эпоху соперничества Русского государства и Великого княжества
Литовского, акцентирует генеалогические аргументы, отстаи-
вающие большую древность и знатность династии московских
233
государей по отношению к правителям Литвы и Польши. Мас-
штабной интерпретации русской истории «Сказание» не содер-
жит. Отсутствует она и в цикле произведений, посвященных
Владимирской иконе Богородицы, - в них наряду с чудесами,
происходящими от образа, описывается лишь его перемещение
из Киева во Владимир и позднее в Москву. Не фиксируется пред-
ставление о перемещении верховной власти из Киева во Влади-
мир и Москву как стержне русской истории и в «Слове о житии»,
митрополита Петра, а также прочих известных памятниках древ-
нерусской книжности. Идея политической преемственности пред-
ставлена в «Слове похвальном» Михаилу Черниговскому Льва
Филолога, но в нем она отнесена лишь к Киеву и Владимиру.
Таким образом, интерпретация русской истории в целом в
рамках преемственности «Киев - Владимир - Москва» впервые
фиксируется лишь в Степенной книге, в которой наряду с генеа-
логической составляющей преемственности Москвы Киеву и
Владимиру содержится и указание на преемство московской «дер-
жавы» киевской (Степенная книга. С. 413-414, 416, 450). Вместе
с тем, нисколько не умаляя оригинальности представления дан-
ной идеи в Степенной книге, следует отметить, что она создава-
лась под влиянием целого ряда памятников древнерусской книж-
ности, в которых рассмотренное представление начинает полу-
чать распространение с XIV в. (Pelenski 1998).
Примечания
* Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 06-04-00497а).
Литература
ВМЧ. Сентябрь. Дни 14-24. СПб., 1869.
Горский А.А. Русь: От славянского расселения до Московского царства.
М., 2004.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях Владимирских. М.; Л., 1955.
Древнейшая редакция Сказания об иконе Владимирской Богоматери /
Вступ. ст. и публ. В.А. Кучкина, Т.А. Сумниковой // Чудотворная
икона в Византии и Древней Руси. М., 1996.
Жданов И.Н. Русский былевой эпос (Исследования и материалы). СПб.,
1895.
ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6: Софийская первая летопись младшего извода.
Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. М.,
2007. Т. 1.
234
Усачев А.С. Московский книжник XVI в. и историки XVIII-XX вв.:
Опыт конструирования генеалогии одного представления в отечест-
венной историографии // Интеллектуальная культура современной ис-
ториографии: Сб. ст. М., 2006.
Miller D. Legends of the icon of our Lady of Vladimir: a study of the develop-
ment of Muscovite national consciousness // Speculum. 1968. Vol. 43. N 4.
Pelenski Y. The Contest for the Legacy of Kievan Rus’ N.Y., 1998.
A.M. Филипчук
ИМУЩЕСТВО ВАРЯГО-РУССКОГО НАЕМНИКА В
ВИЗАНТИИ В XI в.
Путь из Варяг в Греки открыл дорогу к возникновению ва-
ряжского социума в Византии. Механизм стабильного функцио-
нирования дружинно-торговой варяжской среды в Константино-
поле представляют обычно следующим образом: отслужившие
положенный срок наемники отправляли свое имущество домой,
пользуясь услугами торговцев (Литаврин 1991. С. 60-77; Blondal,
Benedikz. 1978. Р. 6). Но радующая глаз картина отодвинула на
задний план центральный элемент самого механизма - имущест-
во наемника.
К числу этикетных и стереотипных восприятий образа богат-
ства и славы русско-варяжского наемника нужно отнести рассказ
Снорри о богатствах Харальда Сурового Правителя (КЗ. С. 405)1
Естественно, русы и варяги (’Редд ка1 Bapdyycov), кроме регуляр-
ных денежных выплат и увеличения руги (фоуад) после присвое-
ния нового титула (Филипчук 2007. С. 192-194; Seibt 1978. № 124),
имели особые источники пополнения своего богатства. К таким
источникам нужно отнести: известные случаи дарения императо-
ром части взятых трофеев (ScyL Р. 355.22-26), частые грабежи в
военных походах (Розен 1883. С. 40), в первую же очередь - дары
императора (меч, плащ и др.) по случаю успешного похода, а
также одежды в честь праздников, во вторую. Именно последние
и будут предметом нашего исследования.
Подарки императора наемникам, которые составляли льви-
ную долю имущества, описываются в византийских нарративных
235
текстах только в результате казусов поведения этих наемников по
отношению к императору или местному населению. Так, Иоанн
Скилица под 1034 г. включает в свой рассказ интересное свиде-
тельство об отношении варягов с местным населением. Он пишет:
«Тоитсо тф xpovcp каС akXo tl ovve|3t] di;i(pT]YT|vov
7capa%Eipaoiav ev тф ©epan idiv Opaicqouov SiEOTcappEvcov
Papayycov yvvaiKa zig Ey/ajpiav Evpcbv etc’ Epijpiag алЕЛЕграто
rfjg oaxppoovvrig avrf|g. ax; 5' ovk etcelOe, ка( piav q8r| EJcfjyEV, f| 8e
tov aKivaKqv алааацЕУГ| TavSpdg ла1Е1 ката KapSiag tov
papPapov кас EV0vg avatpEi. tov 8e Epyon SiaSoQsvTog ev ttj
TiEpi/cdpcd ovvaOpoioOEVTEg oi Papayyoi nqv те yuvauca
OTEcpavovcn, Sovreg avrf] Kai ttjv anavav ovoiav tov Plootov
kcikelvov azaipov ф1тгтогкя ката tcov Рюбауатооу tov vojiov» (Scyl.
P. 394, 70-77). «В том же году, случилось и другое нечто, дос-
тойное упоминания: Когда один из расселенных в феме Фраки-
сиев для зимовки варангов, обнаружив в пустынном месте мест-
ную женщину, посягнул на ее целомудрие, и после того как она
не согласилась, а он уже к силе прибегнул, она, извлекши кин-
жал мужа, ударила варвара в сердце и убила наповал. Когда же
весть о случившемся разнеслась в округе, варяги увенчали жен-
щину отдав ей и все имущество насильника, а того бросили без по-
гребения, согласно закону о самоубийцах» (Литаврин 1999. С. 4).
Зададимся вопросом, из чего состояло это имущество? Автор
известных иллюстраций к «Synopsis Historiarum» Иоанна Скили-
цы («Illustrationes Codicis matritensis Chronographiae loannis Scyli-
tzes») имел свой ответ на поставленный вопрос (Grabar, Manou-
ssacas. Р. 107; fig. 244; pl. XXXVII). Все имущество варяга, если
следовать миниатюре, состояло из не менее шести платьев, кото-
рые шесть варягов отдают пострадавшей женщине. Стоимость
этих вещей должна была быть очень немалой, поскольку именно
тогда русы и варяги возвратились из военного похода 1033 г., где
под командованием патриция Никиты взяли крепость Перкри
(Scyl. Р. 388.44-389.48); по этому случаю император отдал за-
служенную ими плату и одарил их одеждами. Показательно, что
варяги решили отдать именно подарки императора, оставив воо-
ружение себе. Следует считать, что деньги умершего варяга были
либо отправлены домой, либо оставлены им в Константинополе,
236
как это обычно делали наемники, когда собирались в военный
поход или уходили из города2 Если предположить, что пункт
договора 911 г. о наследстве наемника в 1034 г. уже не был дей-
ствителен, а варяжское общество пользовалось нормами «Зако-
нов Гулатинга» (Gulatingslov, 47; см.: Джаксон 2000. С. 135) о
наследстве, то становится понятной история с частью имущества
варяга. Наемник имел с собой ту часть своего имущества, кото-
рую не успел передать с купцами на Русь - она-то и была пода-
рена его товарищами женщине.
Подкрепляет наши рассуждения «Сага о людях из Лососьей
долины», где находим интересное свидетельство о возвращении
варяжского наемника Болли Болассона из Византии:
«На четвертую зиму после того, как утонул Торкель, сын Эй-
ольва, в Эйяфьорд пришел корабль. Это был корабль Болли,
сына Болли. Люди на нем были большею частью норвежцы.
Болли привез с собой большие богатства и много драгоценно-
стей, которые ему подарили высокопоставленные люди. Болли
так привык к пышности, когда он вернулся из своего путешест-
вия, что не желал носить никакой другой одежды, кроме одея-
ний из пурпурных и других дорогих тканей, и все его оружие
было украшено золотом. Его называли Болли Горделивый. Он
объявил своим корабельным спутникам, что намерен отпра-
виться на запад, в свою родную округу, и оставил корабль вме-
сте с грузом в руках своих спутников. Болли уехал со своего
корабля вместе с одиннадцатью спутниками, и все они были в
пурпурных одеждах и сидели на позолоченных седлах. Все они
были хороши собой, но Болли превосходил их всех. Он был в
тех дорогих одеждах, которые ему подарил король Миклагарда.
Кроме того, на нем был пурпурный плащ; а за поясом у него
был меч Фотбит. Его крестовина и навершие были украшены
золотой резьбой, а рукоятка была обвита золотой нитью. На го-
лове у него был золоченый шлем, а на боку красный щит, на
котором был изображен золотой рыцарь. В руке у него была
пика, как это принято в других странах. Везде, где они останав-
ливались, женщины оставляли все свои дела и только смотрели
на Болли, и на его великолепие, и на его сотоварищей» (Ис-
ландские саги. С. 436-437).
237
Практически каждая деталь описания Болли находит под-
тверждение в византийских источниках (D’ Amato. Р. 36-39). Ми-
хаил Пселл неоднократно видел участие ’Рох; ка1 Bapdyycov в им-
ператорском церемониале. Открытие граффити неких Halfdanr и,
скорее всего, Ami на парапете хор в соборе св. Софии (Мельни-
кова 2005. С. 167) подкрепляет наше убеждение, что те дорогие
одежды, «которые ему подарил король Миклагарда», несомнен-
но, есть вид скарамангиона. Среди материалов могильных ком-
плексов Бирки, Гнездова, Шестовицы находки элементов скара-
мангиона отнюдь не являются редкостью (Амбросиани, Андро-
щук 2006. С. 3-17).
Восприятие наемниками византийского вооружения как осо-
бо ценных подарков объясняет количество упоминаний в сагах о
«долгой истории» мечей. «Долгая история» меча, если следовать
саге, не подкрепляет убеждения в его византийском происхожде-
нии. Использование «Фотбита» и других мечей варягами объяс-
няется тем, что большинство воинов при поступлении на службу
имели собственные мечи и топоры (Dawson 1998. Р. 30-33). Во
время службы свое снаряжение изнашивалось и, следовательно, у
воина оставалось только византийское (Heath 1979. Р. 46).
Именно тогда дарение императором особого церемониально-
го оружия своим наемникам имело как символическое, так и
практическое значение. В «Хронографии» Пселла встречается
особое название для скандинавских наемников - «Воины с меча-
ми и племя тех, кто потрясает секирой на правом плече» (Kai
^i(pi](p6poi Kail то yevog oooi tov keXckuv алдтоо 8e£iov сорог)
KpaSaLvovoi) или «воины с мечами, равдухи и потрясающие в
своих десницах секирами» (а ^1фт]фдрог nveo Kai pap8ov%oi ка1
oi той; леХекец ало too бе^гои oeiovreg сороп), которое впослед-
ствии заменит традиционное употребление этнонимов (Psell. V1.IH).
Использование Пселлом лёХекиу свидетельствует о конструирова-
ние им части «чужого мира» (о конструировании византийцами
«чужого мира» см.: Бибиков 2004. С. 116-122). Но для определения
церемониального оружия варангов он употребляет древнее назва-
ние - pojmpaia.
Описывая события константинопольского восстания в апреле
1042 г., Пселл замечает, что «вооружены были все. Одни сжима-
238
ли Ь руках секиры, другие потрясали тяжелыми железными
роцфакх (в переводе Я. Любарского - топорами. - А.Ф.), третьи
несли луки и копья, простой же народ бежал беспорядочной тол-
пой с большими камнями за пазухой или в руках» ("Екаотод yovv
тагу rcavrcov кабаигХюто, о pfev tceXgkdv 8iT|yKaX(opevog, 6 8г
Qopcpatav xtva KpaSaivcov xfj %8ipi Рар9о(8т)роу, ёхерос; 8ё xo^ov
Ц£так8%81р1ото каг dXXoc; 86рп, 6 8ё лоХод o%Xog, xd)v aSporepcov
Xi9cov тоги; pev коХлсооацеуог, тогх; 8’ ev xspolv exovteg,
атакт6т8роу £08ov: Psell. V 27). В рассказе Пселла о заговоре
против Романа IV Диогена находим: «Он (Михаил VII Дука.
А.Ф,)... заручился поддержкой дворцовых стражников (племя это -
все из щитоносцев, потрясающих в руках тяжелыми железными и
обоюдоострыми Qofupaiav). И вот разом ударили эти воины по
щитам, закричали во всю силу своих глоток, лязгая Qopcpaiav и
завывая, явились к царю, чтобы защитить его от опасности: они
окружили его кольцом и, не прикоснувшись к нему и пальцем,
отвели в верхние этажи дворца» (Psell. VII. 28). Пселл, скорее
всего, воспользовался текстом Евангелия от Св. Луки, где встре-
чается обозначение оружия (меча) Qopcpata: «Иосиф же и Матерь
Его дивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал
Марии, Материи Его: се, лежит Сей на падение и на восстание мно-
гих в Израиле и в предмет пререканий - и Тебе Самой меч (popcpata)
пройдет душу да откроются помышления многих сердец».
Ромфайя (секира, меч или другое оружие), несомненно, была
подарком императора и представляла значительную ценность в
общем имуществе варяга. В «Саге о Хаконе Широкоплечем», ко-
торая отражает уже позднюю историю варягов в Константинопо-
ле, рассказывается:
«Много позднее, во времена Кирьялакса, кейсара Миклагар-
да, в этом городе были большие дружины варягов. Одним ле-
том, когда кейсар был в каком-то походе и был разбит лагерь,
варяги стояли на страже и охраняли конунга. Они расположи-
лись в поле, вне лагеря. Всю ночь они по очереди стояли на
страже, и те, кто раньше стоял на страже, ложились спать. Они
все были в полном вооружении. У них было в обычае, ложась
спать, оставлять шлем на голове, класть щит на себя, а меч -
239
под голову и держать правую руку на его рукояти. Один из этих
сотоварищей, которому досталось стоять на страже в конце но-
чи, проснулся на рассвете и обнаружил, что его меч пропал. Он
стал его искать и увидел, что тот лежит в поле далеко от него.
Он встал и взял меч. Он думал, что это его товарищи, которые
стоят на страже, шутят над ним, унося его меч. Те, однако, от-
рицали это. То же самое повторялось три ночи. Он сам, а также
другие, кто видел или слышал, что происходит, очень удивля-
лись, и люди спрашивали его, как такое может происходить.
Тогда он сказал, что меч его называется Хнейтир и что он при-
надлежал Олаву Святому и был у него в битве при Стикласта-
дире. Он рассказал также, что случилось с мечом потом. Обо
всем этом доложили Кирьялаксу конунгу. Тот вслед позвать
человека, которому принадлежал меч, и дал ему золота втрое
больше, чем стоил меч. А меч конунг велел отнести в Церковь
Олава, которую содержат варяги. Там он всегда и оставался над
алтарем. Эйндриди Юный был в Миклагарде, когда происходи-
ли эти события. Он рассказал о них в Норвегии, как свидетель-
ствует Эйнар сын Скули, в драпе, которую он сочинил о конун-
ге Олаве Святом. В ней воспевается это событие» (КЗ. С. 551).
Приведенные материалы не позволяют реконструировать ри-
туал вручения церемониального оружия, но сюжет о выкупе меча
императором может быть отражением этого ритуала.
Имущество наемника, таким образом, бывало весьма значи-
тельным (деньги, церемониальное оружие и одежда), но пере-
сылка домой денег, ценностей и одежды с помощью купцов мог-
ла превратиться в проблему, если купцы намеревались вернуть
сделанный наемником долг (как, например, в «Саге о Финнбоги
Сильном»). В сагах сюжеты, посвященные выплате императором
долга (или его части) варяга торговцу, служили целям демонст-
рации щедрости византийского императора (хотя в действитель-
ности подобный поступок со стороны императора маловероятен).
Примечания
1 «Харальд провел в Африке много лет, захватил огромные богатства,
золото и всякого рода драгоценности. Но все имущество, какое он до-
был и в каком не нуждался для того, чтобы содержать себя, он посы-
лал с верными людьми на север в Хольмгард на хранение к Ярицлей-
ву конунгу, и там скопились безмерные сокровища. Так и следовало
240
ожидать, потому что он ходил походами в ту часть мира, которая все-
го богаче золотом и драгоценностями, и совершил множество подви-
гов, а именно - как уже было сказано, захватил восемьдесят городов».
(КЗ. С. 405)
2 «Харальд пробыл много лет в этом походе, о котором было рассказано,
и в Стране Сарацин и на Сикилей. Затем он возвратился в Миклагард
вместе с этим войском и провел там недолгое время, прежде чем от-
правился в Йорсалахейм. Он тогда оставил золото, полученное в уп-
лату за службу греческому конунгу, и все веринги, которые отправи-
лись вместе с ним, поступили так же» (КЗ. С. 408).
Литература
Михаил Пселл, Хронография / Пер. Я.Н. Любарского. М., 1978.
Амбросиани Б., Андрощук Ф. Вооружение и восточные контакты Бирки
И Русь на перехрест! свгпв (м!жнародш впливи на формування Давнь-
орусько‘1 держави IX-XI ст.). Матер1али м!жнар. польового семшару
(Чершпв-Шестовиця, 20-23 липня 2006 р.). Чершпв, 2006. С. 3-17.
Бибиков М. В. Byzantinorossica. Свод византийских свидетельств о Руси.
М., 2004.
Джаксон Т.Н. Четыре норвежских конунга на Руси. Из истории русско-
норвежских политических отношений последний трети X - первой
половине XI в. М., 2000.
КЗ. - Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980.
Литаврин Г.Г. Варяги и византийка // Славяноведение. 1999. № 2. С. 4-7.
Литаврин Г.Г О юридическом статусе древних руссов в Византии в X
столетии И Византийские очерки. 1991. С. 60-82.
Мельникова Е.А. Византия в свете скандинавских рунических надписей
// Византийский временник. М., 2005. С. 160-181
Розен В. Император Василий Болгаробойца: Извлечения из летописи
Яхъи Антиохийского. СПб., 1883.
Сага о людях из Лаксдаля // Исландские саги / Пер. М.И. Стеблин-
Каменского. М., 1956. С. 253-441.
Филипчук А. Титули командного складу русько-варязького корпусу за
даними ввантшсько! сфрапстики // Середньов1чш старожитност!
Центрально-Схцшо!’ Свропи. Чершпв, 2007. С. 192-194
A Prdtospatharios, Magistros, and Strategos Autokrator of 11th cent.: the
equipment of Georgios Maniakes and his army according to the Skylitzes
Matritensis miniatures and other artistic sources of the middle Byzantine
period / A cura di Dott. Raffaele D’Amato. Milano, 2005
Blondal S, Benedikz B. The Varangians of Byzantium. N.Y.; L., 1978.
Grabar A., Manoussacas M. L’illustration du manuscript de Skylitzds de la
Bibliotheque Nationale de Madrid, Venezia, 1979.
241
Dawson T. Krcmasmata, Kabadion, Klibanion: Some aspects of middle
Byzantine military equipment reconsidered // Byzantine and Modem Greek
Studies. 1998. №22. P 30-39
Heath I. Byzantine Armies, 886-1118. L., 1979.
loannis Scylitzae Synopsis Historiarum / Ed. I. Thum. B.; N.Y., 1973.
Michel Psellos. Chronographic ou histoire d’un siecle de Byzance (976-
1077)/ Ed. E. Renauld. P., 1926-1928.
Seibt W. Die byzantinishen Bleisiegel in Osterreich. Wien, 1978. T. 1. Kaiserhof.
Д.А. Щеглов
ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ
СКИФИИ ГЕРОДОТА
В НОВОМ СВЕТЕ
Основой описания Скифии у Геродота служит система рек,
относительно которых определяется то, какие территории зани-
мали различные народы. Большинство рек, упоминаемых Геро-
дотом, надежно идентифицируются: Истр = Дунай, Тирас
Днестр, Гипанис = Западный Буг, Борисфен = Днепр, Гиргис =
Северский Донец, Танаис = Дон, Оар = Волга. Между тем, три
реки, которые Геродот помещает в промежутке между Днепром и
Доном, - Пантикап, Гипакирис и Герр - не находят соответствий
на современной карте и, более того, не вписываются в нее совер-
шенно. По этой причине вся центральная часть Геродотовой
Скифии, связанная с этими реками, лишается связи с реальной
картой. Попытки разрешить эту проблему были столь же много-
численны, сколь и безуспешны. Их неудача во многом вызвана
отсутствием последовательного метода анализа географических
сведений Геродота: исследователи обычно пытались идентифи-
цировать упоминаемые им объекты по отдельности и на основе
произвольно выбранных черт сходства с реальными объектами,
не рассматривая их как взаимосвязанные части единой системы,
каковыми они являются.
В последние десятилетия значительный прогресс был достиг-
нут в изучении географических источников древности. Одно из
ключевых новшеств в этой области заключается в том, что разви-
тие географии стали рассматривать через призму представления о
242
сосуществовании двух принципиально разных способов воспри-
ятия и описания пространства: «картографического», стремяще-
гося дать целостное двухмерное представление о территории, и
так называемого «годологического», представляющего простран-
ство в виде описания некого пути и сводящего его к линейной
последовательности объектов, через которые этот путь проходит.
Этой теме были посвящены исследования А.В. Подосинова,
И.В. Пьянкова, П. Янни, и К. Бродерсена. В результате было по-
казано, что «годологический» способ в античности доминировал.
Большинство античных источников, которые пытаются дать це-
лостное и исчерпывающее географическое описание, в действи-
тельности оказываются основаны на более или менее простой
комбинации «годологических» элементов или проще - итинера-
риев. Наряду с этим, недостаток надежных сведений всегда с
лихвой компенсировался за счет спекулятивных построений, ко-
торыми географы древности пытались заполнить белые пятна в
своих знаниях о мире.
Именно с точки зрения этих общих выводов и следует обра-
щаться к рассмотрению скифской географии Геродота, преследуя
тем самым двоякую задачу: 1) выделить ее первоначальное «го-
дологическое» ядро или лежащие в ее основе итинерарии, и
2) отфильтровать в ней явно недостоверные элементы, имеющие
спекулятивное происхождение.
Геродот представляет географию Скифии в форме искусст-
венно геометризованной диафесы племен и областей, собранных
в пять полос, которые разворачиваются от Понта Эвксинского
вглубь материка, с запада и востока ограничиваются впадающи-
ми в него реками и следуют друг за другом на восток, начиная от
эмпория борисфенитов: 1) вдоль Гипаниса и к западу от Борис-
фена, 2) между Борисфеном и Пантикапом, 3) между Пантикапом
и Герром, 4) между Герром и Танаисом, 5) к востоку от Танаиса.
Между тем, сквозь это схематизированное описание отчетливо
проступают фрагменты итинерария, маркерами которого служат
прямые ссылки на путешествие, упоминания переправ через реки
и указания расстояний в днях пути. Разумно считать, что именно
эти сведения восходят к изначальному «годологическому» ядру и
являются наиболее надежными.
243
‘Описание западной (относительно Танаиса) половины Ски-
фии содержит три фрагмента итинерария: 1) парапл Гипаниса: от
моря 4 дня до источника Экзампей и далее 5 дней до озера Мать
Гипаниса (IV 17); 2) расстояние от Борисфена до Герра: скифы
земледельцы населяют землю на 3 дня пути на восток от пере-
правы через Борисфен до реки Пантикап (IV 18), далее земля ко-
чевников на 14 дней до переправы через Герр (IV 19); 3) скифы
земледельцы населяют землю в 10 или 11 дней плавания на север
вдоль Борисфена (IV 18).
Если принимать слова Геродота буквально, то трехдневное
расстояние между Борисфсном и Пантикапом (а соответственно и
следующий 14-дневный путь до Герра) можно отнести к при-
брежной области. Однако, если верно предположение о том, что
оба названных измерения области скифов земледельцев были
взяты из одного итинерария - а точнее, отражают начальный этап
того пути, который вел далее на восток к реке Герр и царским
скифам за ней то разумно считать, что 11-дневное плавание
вверх по Борисфену являлось первым его отрезком, а трехднев-
ный путь на восток - вторым. Это означает, что весь путь на вос-
ток от Борисфена к царским скифам должен был проходить на
значительном удалении от моря.
Именно эта область Геродотовой Скифии, лежащая между
Борисфеном и Танаисом, представляет наибольшие трудности
для интерпретации. Следует признать, что рек, которые бы под-
ходили под Геродотово описание Пантикапа, Гипакириса и Гер-
ра, в Причерноморье не существует и не могло существовать, да-
же если предположить, что природные условия в ту эпоху значи-
тельно отличались от современных. Так, не существует реки
(Пантикап), которая бы протекала в трех днях пути восточнее
Днепра, да так, чтобы область между ними была занята земле-
дельческим населением, и при этом впадала бы в Днепр у самого
устья. Равным образом нет такой реки (Герр), которая бы проте-
кала в 17 днях пути восточнее Днепра и соединялась бы с другой
рекой (Гипакирис), которая бы впадала в Черное море около Кар-
кинитиды. Таким образом, Геродотовы сведения об этих реках
имеют двоякий характер: с одной стороны, они служат неотъем-
лемыми элементами некого итинерария, что свидетельствует об
их достоверности, с другой - данные об их устьях представляют-
244
ся откровенно фантастическими. В этой связи показательно то,
что о конфигурации черноморского побережья Геродот не знает
вообще ничего, а о Крымском полуострове имеет только смутное
представление (IV 20, 99). С этим также хорошо согласуется вы-
вод, сделанный выше, что итинерарий, в контексте которого фи-
гурировали Пантикап, Гипакирис и Герр, пролегал на удалении
от побережья. В такой ситуации разумно именно сведения этого
итинерария взять за основу для идентификации рассматриваемых
рек, а данными об их устьях пренебречь как вызывающими со-
мнение.
Похожая ситуация наблюдается в отношении реки Оар (Вол-
га), которая, по словам Геродота (IV 123.3), с одной стороны бе-
рет начало в земле тиссагетов, а с другой - впадает в Меотиду.
Показательно, что в то время, как Оар действительно упоминает-
ся Геродотом в описании пути к аргиппеям, вдоль которого сле-
довала армия Дария, и упоминается именно в том месте, где
должна была начаться земля тиссагетов (IV 124), о связи Оара с
Меотидой больше не говорится ни слова. Это позволяет предпо-
лагать, что изначально Оар был известен также только в контек-
сте итинерария, вероятно, в качестве рубежа области тиссагетов,
а данные о его устье являются результатом произвольных домы-
слов.
Между тем, не вызывает сомнений, что в основе описания
всей восточной части Геродотовой Скифии лежит единый итине-
рарий пути к приуральскому народу аргиппеям. Показательно,
что этот путь начинается только с переправы через Дон и никак
не стыкуется с теми фрагментами итинерариев, которые содер-
жатся в описании территории к западу от него. Западная и вос-
точная (относительно Танаиса) части описания Скифии также
принципиально различаются по своему характеру. 1) Если запад-
ная часть почти целиком состоит из условных греческих экзоэт-
нонимов (каллиппиды, андрофаги, меланхлены, скифы пахари,
земледельцы, кочевники, царские; исключением являются ализо-
ны, невры и тавры), то в восточной доминируют местные назва-
ния народов (савроматы, будины, гелоны, тиссагеты, йирки, ар-
гиппеи; исключение - «отложившиеся скифы»). 2) Если для каж-
дого из восточных народов (кроме «отложившихся скифов») да-
ется развернутая этнографическая характеристика, то сведения о
245
западных народах практически не выходят за рамки констатации
того, что и так подразумевается их условными этнонимами (ис-
ключением являются опять же ализоны, невры и тавры). 3) В вос-
точной части присутствуют многочисленные ссылки на опыт пу-
тешественников или сведения, интерпретируемые как достаточно
«свежие», в западной же подобные сведения появляются вновь
только в отношении ализонов, невров и тавров. Все это позволяет
думать, что сведения о западной и восточной частях Скифии в
своей основе восходят к разным источникам.
Данный вывод имеет принципиальное значение для интер-
претации сведений о западной части Скифии: итинерарий, кото-
рый описывал путь из эмпория борисфенитов к царским скифам
и упоминал реки Пантикап, Гипакирис и Герр, вероятно, ничего
не говорил о реке Танаис. Напротив, итинерарий пути к аргиппе-
ям, начинающийся от Танаиса, вероятно, не упоминал о Панти-
капе, Гипакирисе и Герре. Соответственно, пытаясь идентифици-
ровать эти три реки и локализовать связанные с ними народы, мы
отнюдь не обязаны искать их к западу от Дона. В таком случае
неизбежен следующий вывод: реками, которые лучше всего под-
ходят под данное Геродотом описание Пантикапа (3 дня к восто-
ку от Днепра в его среднем течении, служит границей лесостеп-
ной и степной зон), Гипакириса (где-то в степной зоне между
Пантикапом и Герром) и Герра (14 дней к востоку от Пантикапа,
сливается с Гипакирисом), оказываются (соответственно) Ворск-
ла, Северский Донец и Дон. Царских скифов, которые, очевидно,
являлись конечным пунктом этого итинерария, следует искать
восточнее Дона. Реки Северский Донец и Дон, таким образом,
оказались дважды упомянуты Геродотом: под названиями Гипа-
кирис и Герр в «западном» итинерарии, и как Гиргис и Танаис - в
«восточном».
Именно такая интерпретация сведений Геродота представля-
ется наиболее экономичной и методологически последователь-
ной, несмотря на то, что она, как и любая интерпретация, неиз-
бежно допускает значительную долю гипотетических умозаклю-
чений. Любопытно также, что географическая картина, полу-
чающаяся в результате предложенной реконструкции «западно-
го» итинерария, хорошо согласуется с археологической ситуаци-
ей, характерной для VII-VI вв. до н.э., когда лесостепная область
246
Поднепровья переживала расцвет («скифы земледельцы»), а степ-
ная зона была редко заселена и, очевидно, контролировалась ко-
чевниками, центр владений которых («царские скифы») находил-
ся в северном Предкавказье.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Аликберов А.К. Образы и аллегории Пути в классиче-
ской суфийской традиции (Х-ХП вв.) 3
Арапов Д.Ю. Мусульманские купцы на путях средне-
вековья 6
Арутюнова-Фиданян В.А. К вопросу о результатив-
ности совпадения культурных и политических
коммуникаций на востоке Византийской империи g
Барышников В.Ю. «Прядь о Гейрмунде Адская Ко-
жа»: поединок с рабом и переселение в Исландию 12
Бибиков М.В. Развитие средств коммуникации и рас-
пространение информации в Средневековой Евро- 16
пе в трансконтинентальной перспективе
Бубенок О.Б. Сведения ал-Мас‘уди о волоке между 21
Доном и Волгой
Вилкул Т.Л. Древнерусские книжники о путях Алек-
сандра Македонского 27
Ганина Н.А. Имя и путь: различия в готском онома-
стиконе как отражение миграций 29
Гвоздецкая Н.Ю. Концепт «путь» в поэтическом соз- 34
нании англосаксов (VI1-XI вв.)
Гимон Т.В. Упоминание неновгородских топонимов и
описание путей в новгородском летописании XII в. 38
Глазырина Г.В. Пути проникновения восточноевро-
пейских сюжетов в исландские саги 44
Гусакова О.В. Скитания общины св. Кутберта: к ин-
терпретации сюжета 48
Гутнов Ф.Х. Таможенные заставы алан на Военно-
Осетинской дороге в раннем средневековье 53
Джаксон Т.Н. Путь саги 56
Добродомов И.Г. Город ТОРЧЕСКЪ у Абу Хамида
ал-Гарнати 62
Ерёменко А.Б. Культурно-географическая дефиниро-
ванность моделей передачи власти в «Саге о
248
Хальвдане Эйстейнссоне» 64
Ермолова И.Е. Северопричерноморский степной «ко-
ридор» в истории IV - VI вв. 67
Захаров Г.Е. Переход через Дунай как пересечение
границы между готским и римским культурными
мирами 72
Калинина Т.М. Историко-культурные области Вос-
точной Европы (пути контактов по данным арабо-
персидских источников IX-X вв.) 77
Каштанов С.М. Ташкабацкая дорога 82
Киселева МЛ. Печенежский фактор в развитии отно-
шений на Великом Шелковом пути в VIII - 70-е
годы IX в. 87
Кляшторный С.Г Манихейские общины в структуре
Великого Шелкового пути 91
Коновалова И.Г Географизация контактов (Арабские
источники IX - первой половины X в. о русах) 95
Конявская Е.Л. Новгородский паломник у чудотвор-
ных икон Константинополя 101
Копылов ИА. Миграция вандалов в 409-429 гг. и
становление вандальско-аланской племенной 106
общности
Котляр Н. Ф. Странствующие дворы галицких князей 110
Кравченко ЕЛ. Концепт пути в эддической поэзии 115
Кузнецов А.А. Политическое освоение Среднего По-
волжья Владимирским княжеством в XII—XIII вв. 119
Кучерова ИА. Путешествие на восток Сигвата Тор-
дарсона 123
Лаушкин АЛ. Русско-половецкие контакты в свете
лето-писной лексики этноконфессионального раз-
межевания 128
Литовских ЕЛ. Исландское время пути (на материале
«Книги о заселении страны») 133
Лукин ПЛ. «Местичи роусции» во Владимире Волын-
ском: заимствование «немецкого права» или ре-
зультат лингво-культурного взаимодействия? ] 35
249
Матузова В.И. От «нового воинства» к «новым вой-
нам»: Тевтонский орден на пути из Святой Земли в
Пруссию 140
Матюшина И.Г. Две саги о Тристраме 145
Мельникова ЕЛ. Путь как структурная основа ментальной
карты составителя «Повести временных лет» 150
Мишин Д.Е. О возможной идентификации «земли ал-
л.н.х и баланджар» в жизнеописании Хосрова Ану-
ширвана у Мискавейха 156
Молчанов АЛ. Путь скандинавского купца и путь па-
ломника через Восточную Европу в первой четверти
ХШв. 160
Назаренко А.В. Греч. PQMAIOI - др.-русск. ГРЬЦИ/
ХРЬСТЬЯНИ (псезцоэгноним на «Пути из варяг в
греки») 164
Перевалов С.М. Каспийско-Понтийский участок Ве-
ликого Шелкового пути в древности 166
Петрухин ВЛ. «Путь из Варяг в греки»: летописная
конструкция и трансконтинентальные магистрали 171
Подосинов А.В. Как Александр Македонский оказал-
ся на Дону? (Пространство пути и пространство
карты) 176
Пчелов Е.В. Из Корсуня в Рим по Днепру: почему в
«Повести временных лет» Путь из Варяг в Греки
описан в обратном направлении? 1 §2
Рашковский Б.Е. Хазария в еврейских источниках и
мусульманской географической литературе: осо-
бенности взаимосвязи 137
Самохвалова Н.Е. Путь к окраинам ойкумены: о край-
ностях в характере обитающих на окраинах мира
людей в De chorographia Помпония Мелы 191
Селезнёв Ю.В. Восприятие «Пути в Орду» и «Пути
из Орды» в русской письменной традиции 194
Скржинская М.В. Пути священных посольств из го-
родов Эллады и греческих колоний Северного 199
Причерноморья
250
Сорочан С.Б. О времени, характере и пути миссии
Константина Философа в Хазарию 204
Столярова Л.В. Этапы большого пути (еще раз о пу-
тешествии Наслава из Киева в Константинополь
и обратно с Мстиславовым евангелием) 211
Суриков И.Е. Сухопутные маршруты глазами «народа
моря»: Геродот о некоторых трансконтинентальных
путях 217
Толочко П.П. «Устрой мостъ чересъ ДнЪпръ» 222
Тортика А.А. Пути Хазарии и «Каспийские ворота
Кавказских гор» Жития св. Константина-Кирилла 225
Усачев А.С. Пространственный вектор развития рус-
ской истории в памятниках древнерусской книж-
ности: «Киев - Владимир - Москва» 230
Филипчук А.М. Имущество варяго-русского наемника
в Византии в XI в. 23 5
Щеглов Д.А. Географическое описание Скифии Геро-
дота в новом свете 242
Оглавление 248
Научное издание
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
В ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ И ЛОКАЛЬНЫЕ ПУТИ
КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
XX Чтения
Памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто
Утверждено к печати
Институтом всеобщей истории РАН
Л.Р.ИД № 01776 от 11 мая 2000 г.
Подписано к печать 21.3.2008
Гарнитура Таймс. Печать офсетная
Объем - 14,2 п.л. Тираж 250 экз.
ИВИ РАН: Ленинский пр., д. 32 а
252