Древняя Русь в лицах. Боги, герои, люди - Путилов Б.Н.

РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Пантеон славянских богов..
Святые бессребреники, братья-кузнецы Кузьма и Демьян
Благоверный князь Владимир Святославич, креститель Руси
Первые русские святые мученики Борис и Глеб
Преподобный Феодосии, игумен Печерского монастыря
Федор Курицын — глава московско-новгородских еретиков
Автор: Путилов Б.Н.
Теги: всеобщая история религия богословие фольклор фольклорист первобытная религия ранние формы религии религия древнего мира религиоведение история древняя русь
ISBN: 5-267-00435-9
Год: 2000
Похожие
Полуночное солнце. Смерть и возрождение Бога в Древнем Египте
Язычество древней Руси
Избранные труды по мифологии и идеологии Древнего Египта
История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй
Текст
                    Б. Н. ПУТИЛОВ
БОГИ, ГЕРОИ, ЛЮДИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «АЗБУКА»

БОРИС
ПУТИЛОВ
ДРЕВНЯЯ
РУСЬ
ВЛ1ЩАХ
БОГИ,
ГЕРОИ,
ЛЮДИ

ОГЛАВЛЕНИЕ
БОГИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Пантеон славянских богов.. 9
Перун 12
Велес (Волос) 15
Дажьбог 16
Сварог 18
Хоре , 19
Ярила 20
Стрибог 21
Мокошь 21
Чур (Щур) 23
Род и Рожаницы ...,. 24
Берегини 25
Неведомая и нечистая сила 26
Домовой 28
Хлевник 30
Овинник ..;. .rf.. 30
Банник ....31
Леший 32
Водяной 34
Русалки.. 36
Кикимора 39
Полудница 40
Купала , 41
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Богородица..... 48
Ангелы 68
Дьявол, бесы, черти 78
Святые * 88
Святой Андрей Первозванный 90
Илья Пророк ; 93
Святой Георгий i 98
Святой Николай 107
Святой Дмитрий Солунский , 115
Священномученик Власий 121
Святые мученики Флор и Лавр 125
Святые бессребреники, братья-кузнецы
Кузьма и Демьян 128
Святая Параскева Пятница 131
ГЕРОИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Волх Всеславьевич 139
Святогор * 142
Илья Муромец 4 4 145
Добрыня Никитич „ 151
Алеша Попович 155
Михаил Потык 157
Дунай Иванович . 159
Василий Игнатьевич (Васька Пьяница).... 161
Сухман , . 163
Микула Селянинович 164
Дюк Степанович 166
Садко 169
Василий Буслаев 173
Князь Михайло 175
Авдотья Рязаночка «.176

Идолище , 178
Щелкан 180
Кострюк 181
Василий и Софья 182
Ванюша-ключник 183
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Боян , 184
Буй-тур Всеволод. 186
Ярославна 188
Никита Кожемяка 191
Евпатий Коловрат * 192
Княгиня Евпраксия 195
Пересвет 196
Феврония Муромская 199
Михаил Клопский 203
Дракула I 205
Фрол Скобеев 207
Ёрш Ершович 208
Фома и Ерема , 210
Бова Королевич ....212
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Рюрик . 218
Олег Вещий 222
; Ольга 227
Святослав 232
Благоверный князь Владимир
Святославич, креститель Руси 238
Первые русские святые мученики
\Борис и Глеб , 249
Преподобный Феодосии, игумен
Печерского монастыря 255
Нестор-летописец 262
Князь Владимир Мономах 268
Князь Андрей Боголюбский 269
If Князь Александр Невский; 276
Преподобный Сергий Радонежский 277
Князь Дмитрий Донской 286
Андрей Рублев 294
Афанасий Никитин 302
Преподобный Нил Сорский 303
Иосиф Волоцкий 306
Максим Грек 309
Инок Вассиан (Косой),
князь Патрикеев 316
Федор Курицын — глава
московско-новгородских еретиков 318
Иван III 323
Марфа Борецкая (Посадница) 327
Иван Грозный 331
Князь Андрей Курбский .-. 340
Ермак 345
Царь Федор Иоаннович 352
Борис Годунов 353
Дмитрий Самозванец 354
Василий IV Шуйский 355
Козьма Минин и князь
Дмитрий Пожарский 356
Царь Михаил Федорович Романов 357
Царь Алексей Михайлович 358

БОРИС ПУТИЛОВ
ВЛИЦАХ
№№
Санкт-Петербург
Издательство «АЗБУКА»
2000

УДК 947+2
ББК 82+86.31+8637
П 90
Оформление серии Вадима Пожидаева
В оформлении обложки использован фрагмент картины
В. М. Васнецова «Бой скифов со славянами». 1881
Настоящее издание уникально прежде всего своим составом.
Раздел «Боги Древней Руси» знакомит читателя с народными верованиями Руси языческой
(как славянскими богами, matt и представителями низшей мифологии — домовыми, русалками,
кикиморами и прочей нечистью) и Руси двоеверной (Богородицей, ангелами и их вечными
антиподами бесами, а также с особо почитаемыми православными святыми).
Раздел «Герои Древней Руси» представляет героев русского фольклора (характерных
персонажей былин, баллад, народных песен) и героев книжного эпоса, среди которых Боян,
Ярославна, Бова Королевич, Дракула, Фома да Ерема и др.
В разделе «Люди Древней Руси» собраны личности яркие, сыгравшие принципиальную роль
в отечественной истории и культуре. Это не только традиционные имена
правителей — князей и царей Земли Русской от Рюрика до Алексея Михайловича, —
но и виднейшие просветители, духовные наставники, подвижники веры, бунтари,
художники, путешественники, народные герои.
Здесь особенно ясно прослеживается намерение автора разглядеть за бронзой и лаком
исторического благоговения живые человеческие характеры, где высокие помыслы
и низменные страсти ведут нескончаемую борьбу.
Обширный и разнообразный иллюстративный материал книги позволяет вглядеться
в лица и лики Древней Руси, в ее искусство, культуру, быт.
Добротная научная основа в настоящем издании удачно сочетается с увлекательностью
и доступностью изложения, что позволяет адресовать книгу самому широкому
кругу читателей.
© Е. О. Путилова, 1999
ISBN 5-267-00435-9 © «Азбука», 2000

БОГИ„
ДРЕВНЕЙ
РУСИ

ПАНТЕОН
СЛАВЯНСКИХ
БОГОВ
В древних поселениях восточных славян
почетное место занимали языческие
святилища — целый комплекс сооружений. Обычно
несколько в стороне от жилья и княжеского
двора, где-нибудь на холме, на возвышенном
месте, на берегу реки, устраивалось капище —
жертвенник. Капища могли находиться под
обыкновенным навесом или быть даже вовсе
открытыми. Сооружались они из каменных
плит или песчаника, имели круглую или
овальную форму и были обращены на восток,
навстречу первым лучам солнца. В них
поддерживался священный огонь, и отблески его
падали на окружавших капище идолов —
изваяния языческих богов, сделанные из дерева,
камня и металла.
Археологи откопали несколько таких, чудом
сохранившихся, изваяний. Самым известным
считается так называемый Збручский идол —
его нашли близ города Гусятина, у притока
Днестра — реки Збруч. Это четырехгранный
столб из известняка, высотой около трех
метров. Каждая сторона разделена на три яруса:
верхний посвящен богам, средний — людям и
земле, нижний — преисподней. На гранях
столба — под одной шапкой — четыре
фигуры во весь рост, две из них женские. У каждой
фигуры —свои символы: сабля, конь, турий
рог, кольцо и др. Какие божества
изображены на столбе, остается загадкой, которую вот
уже более столетия стремятся разгадать уче-

10
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
ные, предлагая самые разные версии. То ли
перед нами четверка богов-охранителей,
обращенная к четырем сторонам света (боги
востока, севера и т. д.), то ли одно четырехглавое
(или четырехликое) божество, символически
воплощающее модель мира, как его
представляли древние люди. Збручский идол
датируют X веком (ныне этот памятник находится
в Краковском музее).
Древние святилища нередко устраивали
среди священных деревьев, иногда в целых
рощах; особым поклонением пользовались
могучие дубы и старые дуплистые деревья. Там
и сям лежали священные камни.
Живописный вид требищ, величественная картина,
открывающаяся на окружающие просторы,
должны были возбуждать в людях
священные чувства. Сюда стекались жители
окрестных мест для совершения треб —
религиозных обрядов, молений, торжественных
поминальных тризн; отсюда они обращались к
богам с просьбами или словами благодарности.
Языческие требы бывали шумными, нередко
они выливались в массовые обрядовые
празднества. Авторы — правоверные христиане с
негодованием писали об этих «кумирских
празднованиях», «бесовских игрищах»,
«веселиях сатанинских», когда на всю округу
раздавался рев труб, звенели бубны и гусли,
слышалось «гуденье» (игра на гудках) и пение
бродячих артистов — скоморохов — и
происходило всеобщее «скаканье» и «плясанье».
Важнейшую и серьезнейшую часть треб
составляли жертвоприношения. Они соверша-

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ
11
лись по разным поводам и посвящались бо- пьют и не говорят, но сделаны человеческими
гам. Следы их — в виде множества обгоре- руками из дерева... Не дам сына». Тогда кня-
лых костей и черепов животных, остатков уг- жеские посланцы разрушили дом, его хозяева
ля и золы, обломков культовой посуды — ар- были погребены под развалинами,
хеологи находят и в наши дни при раскопках Обычай приносить в жертву скот и птицу
древних святилищ. Письменные же памятни- долго держался в разных местах Руси даже
ки сохранили свидетельства страшного обы- после принятия христианства, и еще в сере-
чая — человеческих жертвоприношений. дине XVI века архиепископ Новгородский и
Рассказ об одном таком событии мы находим Псковский жаловался Ивану Грозному, по
в летописи под 983 годом (то есть всего за этому поводу.
пять лет до принятия Русью христианства). Впервые попытка зафиксировать на общего-
После успешного похода князь Владимир за- сударственном уровне высший круг языче-
хотел отметить победу жертвой в благодар- ских божеств принадлежит, судя по «Повести
ность богам. Старцы и бояре, следуя обычаю, временных лет», князю Владимиру Святосла-
решили, что нужна человеческая жертва, а для вичу. Согласно летописи, Владимир велел по-
выбора ее положились на жребий. Он выпал ставить на холме возле княжеского теремного
на «прекрасного лицом и душою» юношу, сы- двора идолов Перуна, Хорса, Дажьбога, Стри-
на жившего в Киеве варяга-христианина, бога, Симаргла, а под холмом — «скотьего бо-
Когда за ним пришли, отец воспротивился и га» Велеса (Волоса).
произнес по адресу языческих богов обличи- С появлением новой религии языческим бо-
тельную речь: «Не боги это, а просто дерево, гам пришлось туго. Христианизация Руси
Нынче есть, а завтра сгниют. Не едят они, не происходила весьма активно, для этого поста-

12
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
рались стереть с лица земли ненавистные
христианам символы «таганской веры» —
языческие святилища, капища и идолов. Князь
Владимир, перед тем как крестить киевлян,
«разрушил храмы идольские со
лжеименными богами», «требища всюду раскопал и посек
и идолов сокрушил» и только после этого
призвал жителей собираться у реки для
совершения нового обряда, а затем велел
ставить церкви по тем местам, где прежде
возвышались кумиры.
Так были подрублены основания привычно,
столетиями отправлявшейся народом
языческой обрядности.
Крещеную Русь, однако, было трудно
заставить полностью забыть и отбросить языческое
прошлое. «Скверные молбища идольские»
восстановить было невозможно, но в разных
местах земли, и не только в отдаленной
глухомани, люди продолжали поклоняться, как
своим богам, лесу и камням, рекам и болотам,
источникам и горам, солнцу и звездам... А
память о языческом пантеоне закрепилась в
народном языке: в пословицах и приметах, в
названиях урочищ, сел, рек... Следы той жепа-
мята обнаруживаются в разных предметах
народной культуры — узорах на кружевах и
тканых изделиях, украшениях домов,
символических изображениях на домашних вещах.
Что же мы сегодня знаем о богах,
занимавших некогда места на древнерусском
языческом Олимпе и свергнутых затем силами
христианства?
Прямых источников у нас крайне мало, и
приходится довольствоваться отрывочными,
попутными, нередко — сбивчивыми
упоминаниями о древней религии славян в сочинениях
греческих авторов, в записках европейских и
арабских путешественников, в обличительных
высказываниях русских книжников.
Ценнейшие данные предоставляют археологи,
раскапывая и реконструируя древние капища,
извлекая из глубины культурного слоя
изваяния идолов и культовые предметы.
Очень важны исследования этнографов и
лингвистов, свидетельствующие о живой
связи верований и религиозных представлений
русских, белорусов, украинцев в XVIII—XX
веках с древними истоками языческой
религии.
И еще один бесценный источник: язычество
восточных славян, при всех его неповторимых
особенностях, есть лишь ветвь
общеславянского, шире — общеиндоевропейского, более
того — общечеловеческого древа языческой
религии и мифологии. Обращаясь к другим
ветвям — родственным в первую очередь
(западно- и южнославянским, балтским,
скандинавским), мы находим здесь материал для
сравнений, для восстановления навсегда,
казалось бы, утраченных элементов язычества
Древней Руси.
Многое, очень многое остается неясным. В
науке накопилось немало предположений,
догадок, противоречивых толкований, ученые
ведут дискуссии, медленно, шаг за шагом
продвигаясь к истине.
Последуем же за ними...
Перун
Перуна не без оснований считают главным
божеством языческого пантеона восточных
славян. Его имя впервые встречается в
летописи под 907 годом. После победоносного
похода князя Олега на греков греческие цари
Леон и Александр вынуждены были
заключить с ним мир и обязались уплачивать дань.
Договор был скреплен, по обычаю, клятвами
обеих сторон. Греки-христиане «целовали
крест, а Олега с мужами его водили в клятве
по закону русскому, и клялись те своим
оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом
скота, и утвердили мир».
То же самое повторилось спустя лет сорок,
уже при князе Игоре. Греческие послы
прибыли в Киев, чтобы привести Игоря к клятве,
записанной в новом мирном договоре:
«Призвал Игорь послов, и пришел на холм, где
стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и
золото, и присягали Игорь и люди его, —
сколько было язычников между русскими».

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. ПЕРУН 13
И, наконец, еще спустя лет тридцать князь
Святослав поклялся соблюдать мир с греками:
«Если же не соблюдем мы чего-либо из
сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и
подо мною, будем прокляты от бога, в
которого веруем, — от Перуна и Волоса, бога
скотьего, и да будем желты, как золото, и пусть
посечет нас собственное оружие».
Заметим, что в клятвах подчеркивается связь
Перуна с оружием: это свидетельствует о его
воинственности. Отсюда понятно, почему
Перун считался покровителем князя-воина и его
боевой дружины. Его славили в дни победы
и ему приносили жертвы, желая достижения
военного успеха. В священных местах
сооружались его изображения. В 980 году князь
Владимир, свергнув своего брата Ярополка,
«стал княжить в Киеве один, и поставил
кумиры на холме возле двора теремного:
деревянного Перуна с серебряной головой и
золотыми усами...».
Добрыня, дядя Владимира, став его
наместником в Новгороде, прежде всего «поставил
кумира над рекою Волховом, и приносили ему
жертвы новгородцы как богу».
Каждый языческий бог у всех народов
обладал своими особыми качествами, имел свои
атрибуты, каждому богу были подвластны свои
стихии природы и одновременно — свои
сферы жизни людей.
Перун — это прежде всего бог грозы
(грома). В весенней грозе древний человек
усматривал животворящий источник
обновления земли, природы, отсюда — первостепенная
роль Перуна. В белорусском и украинском
языках слово «перун» означает «гром», «удар
грома». Если молния зажигала какую-то
постройку, то говорили: «Перуном спалило».
Такой пожар тушить было нельзя. Известно
проклятие, ходившее в народе: «Чтоб тебя
Перун убил!» (у словаков: «Перунова стрела
в тебя!»).
Перун был вооружен палицей, луком со
стрелами (молнии — это стрелы, которые метал
Перун), топором. Топор считался одним из
главных символов бога. Молния в небе вос-
Заклятие меча перед идолом.
С рисунка В. Овсянникова
принималась не только как стрела, но и как
летящий огненный топор Перуна. Археологи
нашли множество миниатюрных бронзовых и
железных топориков, датируемых X—XIII
веками: им приписывались
сверхъестественные свойства оберегов. Орнаменты на них
имели символический смысл: зигзаги
означали молнии, кружок с точкой — солнце.
Считалось также: гром возникал, когда Перун трет
один о другой два гигантских небесных
жернова.
Перун-громовержец возбуждал в древнем
человеке двоякое чувство. С одной стороны,
это был страх перед божеством, владеющим
грозными природными стихиями, которые
способны нести смерть и разорение. От такого
злого божества надо было искать защиту, им

14
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Места поклонения Перуну
в Новгороде.
Реконструкция по
археологическим
исследованиям
надо было его умилостивить. Верили, что
спастись от удара молнии можно, если умыться «с
серебра», то есть погрузив в сосуд для
умывания серебряную ложку или золотое кольцо. От
молнии предохраняло также растение
чернобыльник. С другой стороны, верили, что
всесильный Перун убивает и разгоняет силы зла,
наказывает их и утверждает добрые начала.
Воплощением зла считался Змей (не
природный большой змей вроде удава, но
фантастический, часто крылатый, многоголовый,
пышущий ядом и огнем, враг всего сущего).
О борьбе Перуна со Змеем, или шире:
представителей двух противоположных миров,
существовали не только славянские мифы, следы
которых находят в поздних славянских
сказках. Параллельные сюжеты есть в мифологии
и фольклоре у разных народов. В общих
чертах древний сюжет можно передать
следующей схемой: Змей, обитатель Нижнего мира
(это подземный — хтонический — мир, мир.
тьмы, зла, смерти), похищает обитателей
Среднего мира — людей, скот — и прячет их в своих
пещерах. Бог Громовник (обитатель
Верхнего мира, мира светлых сил) разбивает молотом
или палицей скалу и освобождает пленных.
Змей, чтобы спастись, бежит, принимая облик
то человека, то разных животных. И таким
образом, меняя личину, он на время ускользает
от преследования. Наконец он укрывается под
деревом или под камнем — здесь-то бог на
коне либо на колеснице настигает его, ударяет
молнией — считалось, что при этом возникает
вспышка огня и идет дождь.
Так Перун оказывается тесно связанным
помимо огня с культами воды, дерева и камня.
Он считается родоначальником небесного
огня, который, нисходя на землю, дает жизнь
огню земному и обеспечивает людям тепло и
жизнь. С наступлением весеннего тепла он

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. ВЕЛЕС (ВОЛОС)
15
оплодотворяет землю дождями и выводит из-
за туч ясное солнце. Его усилиями мир
всякий раз как бы рождается заново.
Археологические, этнографические и
лингвистические данные позволяют утверждать,
что бог с именем Перун, или близкими
именами, был известен всем славянам и многим
неславянским народам (сравним: литовский
Перкунас, латышский Перконс,
индоевропейский Парджанья, одновременно означающий
дождевую тучу и имя бога).
Культ Перуна подвергся жестоким ударам с
принятием на Руси христианства.
Повсеместно стали свергать его изображения,
разрушать посвященные ему святилища. Летопись
описывает, как Владимир перед крещением
киевлян безжалостно обошелся со своим
прежним языческим покровителем: «Перуна
же приказал привязать к хвосту коня и
волочить его по Боричеву извозу к Ручью, и
приставил двенадцать мужей колотить его
жезлами... И, притащив, кинули его в Днепр. И
приставил Владимир к нему людей, сказав им:
"Если пристанет где к берегу, отпихивайте
его. А когда пройдет пороги, тогда только
оставьте его..." И когда пустили Перуна и
прошел он пороги, выбросило его ветром на
отмель, и оттого прослыло место то Перунья
отмель, как и до сих пор зовется».
В Новгороде же архиепископ Яким,
посланный произвести крещение, порубил Перуна и
велел сбросить его в Волхов. Привязали
веревки и волокли его по грязи, избивая
жезлами и пиная ногами. В это время в Перуна
якобы вошел бес и начал кричать: «О горе! Ох
мне! Достался я этим немилосердным рукам».
Плывя по Волхову, Перун забросил свою
палицу на мост, со словами: «Потешайтесь,
новгородские люди, и меня поминайте» (не с того
ли момента повелся в Новгороде обычай
жестоких побоищ на Волховом мосту между
новгородскими молодцами?). Некий селянин,
шедший в город, увидел, как Перун
подплывает к берегу, и оттолкнул его шестом, сказав
при этом: «Ты досыта ел и пил, а теперь
плыви прочь».
Археологи раскопали близ Новгорода, в
урочище, носящем название Перынь (!), на холме,
огражденном с трех сторон водами реки,
озера и болота, языческое святилище: должно
быть, здесь разыгралась тысячу лет назад
драма с изваянием Перуна, описанная в
летописи.
В Новгороде же нашли металлическую
скульптуру, вероятнее всего — тоже
изображение Перуна.
Днем Перуна считался день 20 июля.
Перуновым деревом почитали дуб — символ
могучей силы. Перуновым животным — быка,
или тура, как самого сильного из близких к
человеку животных.
Велес (Волос)
Имя этого бога встретилось нам. в летописных
рассказах о клятвах русских князей: Волос
упоминается здесь вслед за Перуном. В языческих
святилищах стояли его изваяния.
Ключ к пониманию Волоса-Велеса надо
искать в наименовании его богом скота,
«скотьим богом», то есть покровителем домашних
животных. Именно к нему следовало
обращаться с просьбами о благополучии скотины,
об избавлении ее от болезней. Ему приносили
в жертву коней, быков, овец. Он играл
какую-то роль в обряде сжигания «коровьей
смерти», совершавшемся для прекращения
падежа скота (об этом обряде лучше будет
подробно рассказать в связи с культом
святого Власия).
Однако слова «скот», «скотий» имели в
древнем русском языке и другое значение: чем
больше у хозяина скота, тем больше достатка,
богатства.* Волос-Велес был, значит, богом
богатства, материального благополучия.
Похоже, в княжеских клятвах он выступал
именно в этой роли: если Перун воплощал мощь
оружия, то Волос — силу золота. Отсюда
понятен и смысл клятвы Святослава: если они
предадут Перуна — пусть их посечет их же
оружие, если предадут Волоса — пусть
пожелтеют как золото.
* Вспомним также, что главным товаром на Руси был мех, звериные шкуры.

16
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Образ Волоса-Велеса таит немало
загадочного, его характеристику приходится
воссоздавать по крупицам, нередко ограничиваясь
лишь предположениями и останавливаясь
перед свидетельствами древних источников,
которые до конца не поддаются истолкованию.
Можно, например, предполагать, что Перун и
Волос не просто соседствовали в клятвах, но и
противостояли друг другу; первый был богом
княжеской дружины, а второй — богом всей
остальной (невоенной) Руси. В то время как
изображение Перуна находилось в верхней,
княжеской, части Киева, изваяние Волоса
стояло внизу, на Подоле, у торговых
пристаней.
А вот еще загадочная подробность: автор
«Слова о полку Игореве» называет великого
слагателя песен Бояна внуком Белеса.
Значит ли это, что Волос-Велес считался, подобно
древнегреческому Аполлону, покровителем
певцов и музыкантов? Может, этот бог был
связан с поэтами-жрецами, волхвами,
прорицателями? Вряд ли случайно полное звуковое
соответствие: Волос — слово. Не означает ли
оно особых отношений древнего божества с
тем «словом», которое получало выражение
в поэзии, в гаданиях и колдовских
заклинаниях?
Некоторые свойства и приметы языческого
Волоса позднее оказались у христианского
святого Власия, о котором в этой книге
дальше будет специальный разговор. Здесь же
упомянем засвидетельствованный
этнографами XIX века на юге России обычай: перед
началом жатвы старые женщины в поле
«завивали бороду Волосу», то есть, не вырывая
колосьев из земли, сплетали их в узел и
оставляли в знак надежды на богатый урожай. По
другим данным, жертвовали «Волосу на
бороздку» последнюю горсть колосьев или
последний сноп. Этот обычай заставляет
взглянуть на Волоса как на божество, связанное с
земледелием, с надеждами на хороший
урожай и, возможно, с миром предков, от участия
которых, по языческим понятиям, зависел
успех земледельца.
С приходом христианства Волос разделил
судьбу других языческих «кумиров». Князь
Владимир велел «Волоса идола свергнуть в
реку Почайну». Когда Авраам водворял
христианство в Ростовской земле, он не
решился тронуть Волоса. Тогда, согласно
преданию, апостол Иоанн Богослов вручил ему
трость, которой Авраам, уже не боясь,
проткнул каменного идола, и тот будто бы
рассыпался в прах.
Следы культа Волоса сохранились в
многочисленных названиях, распространенных
особенно на Русском Севере. Так, по
документам, в Новгороде была Волосова
улица (на ней когда-то стояло изваяние бога),
во Владимире был Волосов Никольский
монастырь, в Переяславле-Залесском в
начале XVII века лежал Волосов камень.
Есть и другие имена местностей, урочищ, в
которых можно усмотреть отголоски памяти
о боге.
Дажьбог
Это божество упомянуто летописью в числе
главных «кумиров», тех, которых князь
Владимир поставил на холме неподалеку от
теремного двора.
Поклонение солнцу и разным его
божественным воплощениям было составной частью
языческих религий едва ли не всех народов
мира. У восточных славян следов солнечного
культа множество, и самого разнообразного
характера. К солнцу обращались как к
источнику плодородия земли, подателю урожая, и
народные обряды этого рода были широко
популярны еще в XIX и XX веках. Позднее
в летописи Дажьбог назван богом солнца,
сыном бога Сварога {о нем ниже), «сильным
мужем». Летописный рассказ о нем нам
придется оставить без внимания: русский (или
южнославянский) автор перевел здесь
фрагмент из византийской хроники Иоанна Мала-
лы, просто подставив имя Дажьбога на место
древнегреческого Гелиоса. Учтем лишь сам
факт такого уподобления. В Древней Руси

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. ДАЖЬБОГ
17
символические знаки солнца в виде
кружочков с точкой или лучами в середине, крестов,
колес со спицами и прочего наносились на
многие предметы. Солнцу посвящались
различные украшения, обереги в виде круглых
подвесок, яйца-писанки из терракоты и пр.
Представления о солнце как живом
существе закрепились в языке, так что мы их не
очень замечаем: «солнце встало», «солнце
садится», «солнце поворачивает на зиму».
Народные песни сохранили обращения к нему
как к живому, способному на отклик:
«Обогрей нас, красное солнышко!»; «Солнышко,
ведрышко, выгляни в окошечко, твои детушки
плачут...». Ярославна (в «Слове о полку
Игореве») ищет спасения для мужа: «Свет-
Солярные знаки на русских деревянных прмках
лое и трижды светлое Солнце, для всех ты
тепло и прекрасно!..»
Солнце представлялось в виде шара,
гигантского огненного колеса, катящегося по небу
(сравним с загадкой: «По заре зарянской
катится шар вертлянский»). На масленицу,
когда праздновали приход весны и призывали
весеннее солнце, возили на санях шест с
надетым на него колесом — символом солнца, его
обкладывали соломой и зажигали.
В Дажьбоге воплощались вечные и добрые
свойства солнца — его тепло, свет, с ним
связывали незыблемость постоянного круговорота
природы и обеспечение жизненного
благополучия людей. Но с ним же связан и другой
символ: о нем мы узнаем из словно бы попутных

18
РУСЬ ЯЗЬНЕСКАЯ
замечаний автора «Слова о полку Игореве». С
горечью он вспоминает о временах княжеских
междоусобиц, при которых «погибало
достояние Даждьбожьего внука». А несколько ниже
говорится о тяжких последствиях поражения
Игоря от половцев, когда «невеселое время
настало... встала обида в силах Даждьбожа
внука». Из контекста ясно, что «внук» — это
народ, русские люди, а Даждьбог — их
мифический родоначальник, они — его потомки.
Дажь, Даждь — не правда ли, довольно
странная, непривычная для современного
русского языка форма? Откуда она?
Параллель к ней усматривают в корне даг:
слова с этим корнем в разных языках,
принадлежащих к индоевропейской семье,
сосредоточены вокруг значений «гореть», «жечь»,
«жар», «жара», «свет», «день». Значит,
древнерусский «дажь» можно трактовать как
прилагательное, по смыслу относящееся к
одному из свойств солнца (славянское «дъжни-
ца» — утренняя заря).
Но у лингвистов существует и другая версия:
«дажь» («даждь») — это форма
повелительного наклонения от глагола «дать», то есть
«дай». Имя божества можно читать и как
составное: «Дай бог».
Но и это не все. Оказывается, в древности
слово «бог» означало еще и долю, счастье
(сравним: богатый — имеющий долю, счастье,
тот, кому повезло, кому бог дал; убогий — не
имеющий, несчастливый; украинское небог —
нищий). Имя Дажьбог, следовательно, можно
связать с древними представлениями о том,
что именно божество наделяет счастливой
долей одних и лишает ее других.
Сварог
Об этом божестве существуют
довольно-таки противоречивые суждения. Например,
Дажьбога в одной летописи называют сыном
Сварога, что дает основание видеть в нем
бога неба. Само имя связывают с
санскритским «свар» («небо», а также «свет»).
Отсюда возникает желание объявить Сварога
самым главным и древнейшим славянским
божеством, даже выше Перуна. Но такая
трактовка расходится с тем, что мы знаем о
языческой религии славян по древним
источникам: Прокопий Кесарийский (середина
VI века) называл богом — владыкой над
всеми — именно творца молний, то есть
Перуна.
Добывание «живого» священного огня. Реконструкция

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. ХОРС - 1?
В слове «сварог»* предполагают эпитет
«небесный», относимый к некоему высшему
божеству.
В той же самой летописи Сварог уподоблен
Гефесту, древнегреческому богу огня,
мифическому кузнецу, сыну Зевса и Геры. С этим
перекликается обличительное высказывание
в «Слове некоего Христолюбца» по адресу
язычников: «Они же огню молятся, зовут его
Сварожичем». А это дает основание
предположить, что Сварог был хозяином огня и его
творцом.
Слова «огню молятся» ведут нас в особый мир
языческих представлений, культов л обрядов.
Поклонение огню, как и поклонение солнцу,
другим небесным светилам, воде, камням,
деревьям, то есть природе в ее главных
составляющих, было одним из оснований языческой
религии. Священный огонь горел на капищах
в честь богов, но священным считался и огонь
домашнего очага. «Свой» огонь
поддерживали в печи, тщательно загребая угли, чтобы
легко было вздуть огонь, когда понадобится. При
переходе в другое жилище переносили огонь из
старого очага. Долго сохранялся запрет на
передачу огня из дома чужим (либо огонь
давали, но с непременным возвратом углей).
К огню обращались как к живому. Если угли
продолжали тлеть в печи, когда хозяева уже
укладывались спать, огню говорили: «Святый
богач, ложись спать!»
Специальный огонь возжигали на
празднествах. Считалось, что «живой огонь», то есть
добытый трением, обладал особенными
качествами, — через такой огонь прогоняли скот,
чтобы предотвратить заболевания. Огонь
обладал целебной и очистительной силой. К
«батюшке царю-огню» обращались с
заговорами в надежде излечиться или предупредить
болезнь. К огню следовало относиться со
священным чувством: не плевать в него, не
бросать что попало; возле огня не полагалось
браниться. Особую силу находили в
обрядовых кострах: через них прыгали, чтобы
очиститься от грехов и избежать всяких бед (см.
далее главу «Иван Купала»).
Очаг-печь древнеславянского жилища X в.
Реконструкция
Со Сварогом был связан обряд чествования
огня, который разводили под овином. При
этом резали кур в жертву богу огня. Обряд
приурочивался к началу и окончанию
молотьбы. Насаживая в овине снопы, чтобы
просушить их перед молотьбой, первый сноп ржи
хозяин бррсал в огонь. Отсюда следует, что
покровительством Сварога пользовались и
земледельцы, — or него зависел успешный
сбор урожая.
В заключение отметим, что, по свидетельству
одного немецкого автора конца X —- начала
XI века, в городе западных славян Редего-
ста — внутри святилища среди
многочисленных языческих богов — первым, в шлеме и
латах, возвышался Сварожич.
Хоре
Единственное письменное свидетельство,
проливающее свет на природу этого бога,
содержится в «Слове о полку Игореве», в рассказе
о метавшемся по Руси князе-оборотне Все-
славе Полоцком: «до петухов» он успевал
попасть из Киева в Тмутаракань, «великому
Хорсу волком путь перерыскивал». Ученые
почти единодушно разъясняют эту метафору
как «рысканье» до восхода солнца, а
значит — в Хорее видят бога солнца.
* В череде значений слова — а этимологические словари дают множество вариантов родственных корней в других языках - есть
и «варить», «кипеть», «зажигать» и «жаркий», «теплый».

20
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Другие книжные упоминания о Хорее не
дают ничего конкретного для его
характеристики. Имя его называется в ряду других
языческих богов, «кумиров». В этом перечне он
иногда встает вслед за Перуном, иногда —
перед Дажьбогом. Отсюда можно заключить,
что в восточнославянском пантеоне он
занимал высокое место.
Внимание ученых естественно обратилось к
анализу самого имени бога с привлечением
данных сравнительного языкознания и
сравнительной мифологии. Во многих
европейских и восточных языках нашлись
географические названия и мифологические имена с
основой «хоре» и производными от него.
Обнаруженные параллели позволили
предположить, что славянский Хоре заимствован или
из иранской мифологии (персидское Хур-
шет — обожествленное сияющее солнце), или
из мифологии балтийских славян. В
славянском языке есть слово «крес» — огонь, пламя.
Имя бога сопоставляют также с основой «хо-
ро», «коло», которая в славянских языках
связана с понятиями круга (сравним: хоровод,
колесо и др.). Наконец, тот же корень, что в
имени божества, находят в словах «хорошо»,
«хороший», а также «хоробрый» (смелый).
Можно, вероятно (хотя эта версия требует
дальнейших обоснований), считать Хорса
божеством солнечного светила: он стоит рядом с
Дажьбогом, воплощающим животворящие
силы солнца.
Ярила
Имя этого божества в письменных
памятниках Древней Руси не встречается. Но уже
автор XVIII века писал, что был «некакой
древний идол, прозываемый именем Ярило,
который за бога почитаем был» еще до
принятия на Руси христианства. Обряды,
посвященные Яриле и известные тоже с XVIII
столетия, несомненно пришли из прежних
времен. Все говорит за то, что Ярилу восточные
славяне хорошо знали в древности и
поклонялись ему.
Особенностью культа Ярилы была его связь
с определенным временем года. О нем
вспоминали лишь один раз в году — весной.
На землях нынешней Белоруссии Ярилу
представляли молодым, красивым, в белой
мантии; с венком из полевых цветов на голове,
с горстью ржаных колосьев в левой руке,
босой, он разъезжал на белом коне. Праздник в
его честь (обычно в апреле) совпадал со
временем первых посевов. Сходились девушки,
избирали из своей среды одну и одевали ее в
подражание Яриле, сажали на белого коня,
водили вокруг нее длинный хоровод. Если
погода позволяла, праздник происходил на
засеянных нивах, за ним наблюдали старики.
Девушки пели о деяниях Ярилы, связанных с
заботами крестьян: где он ступал ногой — там
появлялась жита копна, куда он бросал
взгляд — там зацветал колос. Магический
смысл этих обрядовых действий и песен
очевиден: Ярила должен был помочь обеспечить
богатый урожай.
Почему же ему приписывались такие
возможности?
Обратим внимание на корень слова — яр.
Слов с этим корнем множество — в
современных восточнославянских языках и в
народных говорах. Но мы обнаруживаем их и в
словарях древнерусского языка: яра — весна,
ярый — весенний; яровой — хлеб, посеянный
весной; ярица — зерно ярового хлеба; яря —
ягненок.
Из этого перечня явствует, что с корнем яр
связывались представления о весне и
весенних хозяйственных делах.
Ярила был богом весны: он воплощал ее
плодоносные силы, он приносил ее с собою, от
него зависел и ее своевременный приход, и
осуществление надежд крестьянина. Обряды
и должны были обеспечить благие деяния
Ярилы, призвать и встретить достойно его.
Как бог весны Ярила обладал мощью
молодости, стремительностью и неудержимостью.
Эти качества тоже отражены в корне «яр»:
о них свидетельствуют такие слова
древнерусского языка, как «яркий» — светлый,

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. МОКОШЬ 21
«ярый» — гневный, неукротимый, суровый,
«яриться» — гневаться, «ярость» — гнев,
горячность, «яро» — жестоко. Все они перешли
и в современный русский язык.
Ярила, появляясь в положенное время года,
распространял весеннее солнечное тепло,
возбуждал производительную силу в растениях и
в людях, вносил в жизнь природы и жизнь
людей молодую свежесть, пылкость чувств,
наполнял людей храбростью.
Просыпавшаяся после зимы энергия находила в дни Ярилы
выход в коллективном веселье, плясках
ряженых, в игрищах, кулачных боях. Позднее такие
празднества правоверные христиане считали
бесовскими, бесстыдными.
В конце весны, как правило, через неделю
после Троицы, справляли «похороны Ярилы»,
которые завершали цикл весеннего
торжества, уступая место поре летнего созревания
урожая. В известный день собирался народ и
выбирали старика, одевали его в поношенное
платье, давали в руки небольшой гробик с
куклой в мужском облике, изображавшей
Ярилу. Процессия направлялась в поле,
шествие могло сопровождаться барабанным боем.
За стариком следовала шумная толпа, люди
вели себя очень вольно (как пишут некоторые
свидетели, «предавались разгулу»); звучала
музыка, песни. Женщины сопровождали
шествие завываниями и причитаниями — как
полагалось на похоронах. В поле рыли могилу
и куклу-Ярилу хоронили под плач и вопли.
После этого возобновлялись пляски и игры.
Обряды похорон божества известны многим
народам мира. У восточных славян
«хоронили» в разное время года не только Ярилу, но
и Кострому, Кострубоньку, а также
«кукушку», березку и др. В основе всех таких
обрядов лежала древняя мысль: божество (или
какой-то природный объект) умирает, чтобы
позднее возродиться хлебными злаками и
другими плодами (так зерно «хоронят» при
посеве, чтобы оно взошло новой жизнью —
колосом). Это происходит каждый год, и,
чтобы блага всякий раз возвращались к людям,
нужно с почетом проводить и похоронить
божество. При похоронах обычно выражают
горе — потому в обряд вошли причитания. Но
похороны —это источник будущей радости:
ведь божество неминуемо возродится, —
отсюда веселые пляски, музыка, ряженые.
Радость должна была способствовать
возрождению.
Стрибог
Об этом боге мы знаем совсем немного. В
«Слове о полку Игореве» есть такая фраза:
«Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря
стрелами на храбрые полки Игоря». Значит
ли это, что Стрибог был богом ветров?
Большинство ученых согласно с таким выводом.
В подтверждение его слово «стри»
переводят как «воздух», «поветрие» или возводят к
древнерусскому глаголу «стрити», «стрети» со
значениями «встречать», «дуть с противной
стороны, навстречу». Тот же корень находят в
словах «стрела», «стрелять» и подобных.
Существует также взгляд на Стрибога как
высшее божество славян. Не стану здесь
приводить аргументы — они связаны с очень
сложным и специальным
сравнительно-лингвистическим анализом, скажу лишь, что имя
Стрибога, согласно сторонникам этой точки
зрения, складывается из слов, означающих
«отец» и «небо», и что, следовательно, он в
славянском пантеоне занимал место
небесного отца (приводят еще иранское имя
всевышнего бога — Срибайя).
О древнем божестве, возможно, напоминает
сохранившееся название озера — Стрибо-
жье, Стрибогу молились мореплаватели, прося
«ветра в парус».
Мокошь
Это единственное в известном нам
языческом пантеоне восточных славян женское
божество. Из попутных летописных
упоминаний и церковных обличений невозможно
представить, как Мокошь выглядела и какие
явления природы воплощала. Но народные

22
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Изображение
Мокоши
на севернорусской
вышивке
верования, обычаи, приметы,
зафиксированные этнографами уже в позднее время,
проливают свет на то, кем же была она. Так, у
северных крестьян сохранялось до XIX века
поверье, будто Мокоша живет невидимо в
избе, это женщина с большой головой и
длинными руками, она любит прясть по ночам, —
отсюда присловье: «Не оставляй кужель, а то
Мокоша спрядет». При стрижке овец в
ножницы клали клок шерсти —как подношение
Мокуше (вариант имени богини). Верили, что
в Великий пост Мокуша обходит дома и, если
пряхи дремлют, она прядет за них (веретена
«сами вертятся»).
Значит, Мокошь устойчиво связана с
обработкой овечьей шерсти. Нет ли в самом
имени богини указаний на эту связь? В
родственном славянским языкам литовском есть
близкие слова: makstyti означает «плести»,
meksti — «вязать».
Можно с большой долей уверенности сказать,
что богиня Мокошь была покровительницей
овцеводства, шерсти, пряжи и, шире, — вообще
бабьей части крестьянского хозяйства. Она
строго следила за тем, чтобы женщины
соблюдали все нормы поведения, труда,
домашних дел, и наказывала нерях. Будучи чем-
нибудь недовольна, Мокошь могла состричь
немного волос у спящей хозяйки. Бабка Мара
(персонаж, аналогичный Мокоши) путала и
рвала кудель, оставленную ленивой хозяйкой
(или — влияние христианства — без
благословения). Иногда Мокошь ночами шалила,
постукивая веретеном по дверному косяку.
Была у нее еще одна важная забота —
Мокошь покровительствовала бракам, была за-

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. Ч,
щитницей прочных семейных устоев.
Возможно также, что от Мокоши зависел
приплод — и в доме, и на скотном дворе, и в
амбаре-.
В языческой религии и мифологии всех
народов мира женские божества занимали
очень важное место. В древнейших
верованиях неизменно мы встречаем богиню-мать,
родоначальницу, великую Матерь богов,
супругу верховного божества. Она связана с
землей (сравним выражение «мать сыра
земля»), она прародительница всего сущего, с нею
связаны важнейшие культы, обеспечивающие
жизнь общества, успешную хозяйственную
деятельность, сбор урожаев, рост скота,
появление на свет новых поколений людей.
Следы такого культа проникли в
христианство и нашли отражение в народном двоеверии
(см. «Русь двоеверная»).
Память о древнерусском женском божестве,
конкретного имени которого мы не знаем,
отражена в искусстве народных вышивальщиц
и мастериц художественного тканья. Рисунки
вышивок и тканых вещей передавались из
поколения в поколение, бережно сохранялись в
разнообразии вариантов. Среди них особый
интерес для нас представляют композиции
сложного символического содержания: сами
искусницы уже не могут «прочитать»
исконный смысл изображаемых сюжетов либо
толкуют их по-своему. Но исследователи,
анализируя множество композиций из разных
областей России, сопоставляя их с
традиционными орнаментами у других народов, с
данными археологии, и опираясь на знания древней
религии и мифологии, открывают в них
интереснейшие фрагменты некогда живого,
исполненного богатой фантазии мира
представлений.
Присмотримся к этим рисункам. Заметим,
что геометрические фигурки — это не
простые декоративные узоры, но символические
знаки весеннего солнца, птиц: они
символизируют воскрешение природы, выражают
пожелания добра, благополучия. В центре — ус-
V (ЩУР) 23
ловное, обычно очень упрощенное, но ясно
угадываемое изображение женщины: руки ее
подняты вверх, к небу, держат птиц или
поводья коней (иногда на конях — всадники).
Здесь же — пышное дерево, на котором
символически изображены небесные светила,
жар-птица, другие знаки. Женщина словно
бы срастается с этим деревом. В науке
принято называть его мировым древом. Для
религий и мифологий едва ли не всех древних
народов это универсальный образ,
наполненный богатым и сложным содержанием.
Коротко говоря, образ этот передает
представление древних о том, как устроен мир и как
соотносятся между собою отдельные его части:
крона древа — это Верхний мир, небо — мир богов,
света; главный егс/ символ — птица; ствол —
это Средний мир, мир людей, земля (символы
его — растения и рыбы); корни — Нижний мир,
где обитают подземные существа, враждебные
людям, и темные силы. Богиня на
изображениях выступает как владычица неба и земли,
следовательно — покровительница всего живого и
доброго. Ей служат все (всадники на конях —
это, возможно, боги, ей подчиняющиеся).
Образ великой богини-матери в древних
религиях мог как бы расщепляться на
несколько персонажей, каждый из которых воплощал
какую-то одну или несколько его сторон.
Возможно, что так было и у восточных славян:
наряду с Мокошью — богиней, древние письменные
источники и поздние этнографические данные
указывают на бытование мифических женских
персонажей — берегинь и Рожаниц, Купалу
(см.), Морену...
Чур (Щур)
Кому не знакомо выражение: «Чур мое!» —
так говорят, найдя что-нибудь, подббрав с
земли нечто ценное. В старину при находке
клада надо было произнести: «Чур мой клад
с Богом пополам!» Читатели наверняка
вспомнят, как в некоторых играх они кричали:
«Чур не я!» (чтобы не водить) или: «Чур не
меня!» (чтобы не запятнали). Но вряд ли

24 *
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
кто-нибудь задумывался при этом, что же
значит слово «чур».
Во всех этих примерах слово «чур» означает
запрещение прикасаться к кому-либо или к
чему-либо, переходить через какую-ю черту.
Тот же корень в глаголе «чураться»,
означающем: избегать чего-либо, не хотеть, не любить,
но также — и провести черту по земле или по
полу, за которую, согласно поверью, не может
переступить никакая нечистая сила. Этим
можно было оградить себя от враждебного
действия.
Слово «чур» сопоставляют с санскритским
«цур» — жечь. Тот же корень в словах
«чурка», «чурбан», обозначающих куски дерева,
которыми разжигают огонь.
По мнению некоторых ученых, в древности
имя Чур относилось к мифическому существу,
которое воплощало огонь домашнего очага и
выступало родовым покровителем дома. Чур
охранял членов рода от враждебных козней, от
чужих духов, от всего недоброго, оберегал
границы родовых владений. У древних славян
был обычай: на распутьях, на перекрестках
дорог воздвигали столбы с сосудами, в
которых находился прах умерших; столбы
служили межевыми знаками, определявшими
родовые границы. Привычным был страх людей,
попадавших на такие перекрестки: кончалось
их родовое поле, далее начиналось чужое. Чу-
ры, считают, находились на таких межах,
охраняя дедовские земли и их хозяев.
Представления о Чуре (Щуре) как родовом
предке сохранились в современном языке в
слове «пращур», то есть отец прапрадеда или
прапрабабки.
Род и Рожаницы
В церковной литературе не раз — и всегда с
осуждением — говорилось о Роде и
Рожанице. Они упоминались и в одном ряду с
языческими богами, и отдельно. Заметим, что
древние летописцы о них вовсе умалчивали.
Авторы поучений писали о том, что люди,
«покинувшие» «истинного» Бога, то есть язычники,
служат Роду и Рожанице, устраивают в их
честь «идольские пиршества»,
жертвоприношения, приносят им хлеб, сыр и мед.
Кто такие Род и Рожаница? В науке
относительно них сталкиваются самые разные
мнения. Одни ученые включают их в главный
пантеон языческих богов, готовы даже
считать Род древнейшим славянским божеством,
покровителем плодородия. Более того,
некоторые исследователи видят в Роде верховное
божество неба, повелителя туч, творца жизни
на земле. Рожаницы — это две богини: мать
Лада и дочь Леля. Лада —богиня весенне-
летнего плодородия, покровительница любви,
свадеб и брачной жизни; Леля
—олицетворение весны.
Такая трактовка образа Рода и Рожаниц,
однако, встречает серьезные возражения —
прежде всего из-за того, что она не опирается на
фактические доказательства. Ей
противостоит более осторожная и лучше обоснованная
версия, согласно которой Род и Рожаницы —
не боги (и тем более не верховные божества),
а духи предков, то есть родителей и
прародителей, покровители рода, дома, семьи.
Почитание их некогда было составной частью
славянского культа предков, они были
хранителями родовых традиций.
С Рожаницами связывались и другие
функции: считалось, что они покровительствуют
женщинам, помогают при родах, заботятся о
новорожденных, то есть обеспечивают
благополучие и продолжение потомства родовых
коллективов. Одна интересная подробность
их культа была зафиксирована автором XVI
столетия: поклоняясь Рожаницам, «с ребят
первые волосы стригут и бабы наши варят
(кашу) на собрание Рожаницам».
За Рожаницами была также закреплена роль
вершительниц судеб людей, их доли.
Что же касается Лады и Лели, то они как
персонажи мифологии, возможно, вообще не
существовали. Слова «ладо» и «лель» часто
встречаются как припевы в народных песнях,
но их смысл вовсе не обязательно связан с
языческим пантеоном.

ПАНТЕОН СЛАВЯНСКИХ БОГОВ. БЕРЕГИНИ 25
Оберегами могли служить гребешки, серьги, монисто — обычные (/крашения и предметы быта славян X—X1U вв.
Берегини
Древнерусский автор упоминает двадцать
семь («тридевять») сестриц-берёгинь: им,
наряду с реками, камнями и источниками, люди
молились и приносили жертвы. Это божества
более низкого уровня, весьма далекого от
языческого пантеона.
Само название этих женских существ,
принадлежащих к миру мифологии, соотносят с
глаголом «оберегать», а также с берегом
(реки, озера) — границей. Есть некоторые
основания сопоставлять восточнославянских
берегинь с южнославянскими вилами
—прекрасной внешности девами, «хозяйками» воды и
леса: они обладали чудодейственными
возможностями как помогать, так и вредить
людям. Древние земледельцы, обращая молитвы
к берегиням, ожидали от них благодатных
дождей на свои нивы, хотя возможности
безымянных берегинь, конечно, не .сравнимы со
славянскими «олимпийцами».

НЕВЕДОМАЯ
И НЕЧИСТАЯ
СИЛА
С вершин языческой религии, занятых богами,
мы спускаемся теперь в ее нижние сферы, где
нас встречают совсем другие персонажи: в науке
их часто называют существами «низшей
мифологии». Они не принадлежали ни подземному
миру, ни небу, место их было рядом с людьми —
в близлежащих лесах, в распаханных полях, в
знакомых всем водоемах, в жилищах, дворах, в
хозяйственных постройках...
Каждое такое мифологическое существо
было представлено, в отличие от богов, не в
единственном числе (как один Перун или один
Дажьбог), но в массовом количестве: леших
на Руси было столько, сколько и лесов (и
даже больше — сколько сел и деревень,
расположенных рядом с этими лесами).
Если власть богов распространялась, по
языческим понятиям, на весь свет, то существа
«низшей мифологии» хозяйничали на
ограниченных участках. Домовой за пределами
«своего» дома никакой силой почти что не
обладал; ни леший, ни водяной не покидали
своих владений. Зато в этих пределах они
обладали, как мы увидим, немалой властью и
могли оказывать людям поддержку или
причинять им зло. Древнего славянина на
каждом шагу в его повседневных трудовых делах,
семейных хлопотах, в заботах о благополучии
дома подстерегала опасность — ему
постоянно приходилось думать о том, как уберечься
от козней, как склонить неведомую силу на

27
свою сторону или хотя бы нейтрализовать ее.
К великим богам люди обращались по
весьма серьезным поводам, по особым
праздничным дням, коллективно, торжественно. А с
неведомой и нечистой силой они имели дело
каждодневно, о ней нельзя было забывать,
отношениями с нею была пронизана вся их
повседневная жизнь.
Естественно, люди Древней Руси вполне
конкретно представляли себе внешний вид
мифологических «хозяев», знали их особенности и
привычки, могли описать их «образ жизни».
Все это были существа антропоморфные, то
есть имели облик человеческий, но
зачастую — с какими-то фантастическими
«добавками» — звериными, птичьими, рыбьими
признаками. При этом одни и те же персонажи
описывались «очевидцами» в разных
местностях по-своему, с неодинаковыми
подробностями.
Человек должен был владеть искусством
обхождения с «хозяевами», предугадывать их
поведение, уметь предотвращать опасность.
Постепенно сложилась непростая система
«общения» человека с неведомой и нечистой силой —
через специальные обряды, заговоры и
заклинания, гадания, употребление особых предметов —
оберегов. Позднее к языческим способам
защиты от нечистой силы добавились
христианские — молитвы, обращения к 'Богородице и
святым, наложение креста.
К сожалению, древнерусские источники
оставили нам совсем немного информации
относительно персонажей низшего уровня мифоло-
Всякая деревенская изба — обиталище нечисти.
В. Васнецов. Эскиз декорации к опере Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка»

28
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
гии. Зато XVII—XX века, когда, казалось бы,
христианство вытеснило языческие верования
окончательно, дали нам богатейший материал
с множеством подробностей. Конечно,
представления о неведомой и нечистой силе
претерпели в новое время немалые перемены. Но
все же мы не ошибемся, если скажем, что в
основном верования эти сложились в
древности и оказались очень живучи. За пределами
нашей книги останется множество
записанных в XIX—XX столетиях так называемых
быличек, в которых приведены случаи, слухи и
даже рассказы о личных встречах людей с
«хозяевами» и проделки мифологических
существ. Былинки стоит прочесть хотя бы
потому, что никаким энциклопедиям и словарям не
заменить живой народный образный язык,
ведь рассказы, записанные на бумагу «с
голоса», не подвергаются литературной обработке,
ученые-этнографы сохраняют все нюансы
рассказчиков в неприкосновенности.
Домовой
В этимологических словарях славянских
языков к этому слову даны два основных,
связанных между собою значения: 1)
«Относящийся к дому, семье, хозяйству»; 2)
«Сверхъестественное существо, добрый или злой дух,
якобы живущий в доме и охраняющий его».
ДомовоЛ) в народной среде называли и по-
другому: домовник, дедушка, старик, постень,
лизун, суседко.
Наши предки не могли представить себе дома
(то есть жилища, семьи, имения, хозяйства,
имущества) без чудесного покровителя. У
каждого жилища был свой домовой. Каждый
домовой жил сам по себе: домовые-соседи не
дружили, а нередко враждовали.
Внешность домового описывали по-разному.
Чаще всего он изображался глубоким стариком
с седой бородой. На его добродушном лице
выделялись фосфорическим блеском глаза.
Говорят, обычно домовой похож на хозяина дома,
«словно вылитый», и даже носит хозяйскую
одежду и перенимает хозяйские привычки. При
всем том кое-какие признаки
необыкновенности проглядывают в облике домового вполне
отчетливо: отчасти это заметно по одежде
(домовой предпочитает длинную белую рубаху,
иногда — красную рубашку), но главное — тело
его, даже ладони и подошвы покрыты мягкой
шерстью, он весь ею зарос, у него длинные
торчащие уши (либо одно ухо отсутствует). Самое
же необычайное — это способность домового
менять облик: принимать вид кошки, собаки, зайца,
медведя с человеческой головой, превращаться
в ворох сена или мешок с хлебом.
Домовой всегда живет в доме, его присутствие
сказывается во всем, но он невидим.
Считалось, что глядеть на него ни в коем случае
нельзя — можно ослепнуть или вовсе
умереть. Впрочем, в иные дни домового увидеть
было можно, но для этого приходилось
прибегать к особым ухищрениям: например,, в
пасхальную ночь надеть на себя хомут, или
положить борону зубьями вниз, или спрятаться в
конюшне...
Обитатели дома хоть и не видят «хозяина», но
постоянно слышат ночами то тихий плач, то
глухие стоны, слышат, как домовой
расхаживает по дому, топает, стучит, хлопает дверьми,
гремит утварью, заводит какую-то возню...
По утрам можно обнаружить следы его
ночных забав: мебель передвинута, вещи
сброшены на пол, посуда с остатками ужина
переставлена на другое место...
Семья, перебираясь в новый дом, должна была
взять с собою и своего домового. Ни в коем
случае нельзя было допустить, чтобы в новом
жилище оказался другой «хозяин», ибо от
него, кроме беды, ничего ждать не приходилось.
Чтобы предохранить себя от «чужого», над
воротами втыкали ветку чертополоха.
Хозяева, покидая прежний дом, кланялись на
четыре угла и приговаривали: «Хозяйнушко-
господин, пойдем в новый дом, на богатый
двор, на житье-бытье, на богатство».
Приглашали и семью домового на новое место:
«Домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-гос-
пожу — как умею попрошу». Некоторые
поступали иначе: домового завязывали в мешок

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. ДОМОВОЙ 29
и таким образом переносили в новый дом.
Но, пожалуй, один из самых древних обрядов,
бросающий свет на исконное значение
домового, вот какой: старшая из женщин в семье
последний раз топила печь в старом доме,
выгребала жар и, дождавшись полдня (по
солнцу), накладывала в чистый горшок горячих
углей, покрывала его скатертью, распахивала
двери дома и, обратившись лицом к заднему
углу избы, говорила: «Милости просим,
дедушка, к нам на новое житье». Затем женщина с
горшком углей в руках шла на новый двор,
где у растворенных ворот хозяин с хозяйкой
встречали дедушку домового с хлебом-солью
и со словами «милости просим...». В избе
женщина ставила горшок на загнетку (место
в предпечье, куда сгребают жар) и трясла
скатерть в каждом углу избы, как будто выпуская
домового. Затем принесенные угли высыпали
в печурку, горшок же разбивали и обломки
его закапывали ночью под передний угол
нового дома. Таков был обряд древнего
языческого освящения дома, призванный
обеспечить не просто благополучие его, но и
продолжение добрых семейных традиций. Ведь
воплощением благополучия семьи и залогом
сохранения родовых традиций издавна
выступает домашний очаг. Древние люди когда-то
поклонялись непосредственно огню, но со
временем символом его стал печной огонь, а
домовой — незримый хозяин и сберегатель
очага. Кроме того, на домового перешли отчасти
представления о родовых предках, и он стал
восприниматься как далекий родоначальник
семьи, «дедушка» не только по возрасту, но и
по родству.
В идеале домовой — это патриарх рода,
хозяин дома, верховный распорядитель в нем. Он
замечает каждую мелочь, без устали хлопочет
по дому, заботится о порядке и помогает его
обитателям.
Постоянное место домового —на печи или
под печью (его и называют иногда «подпеч-
ником»), а также в чулане, в клети, в подполье,
на чердаке. Днем он не дает о себе знать и
выходит лишь ночью.
Ломовой.
Резьба по дереву. Новгород, XIII в.
Превыше всего домовой ценит согласие и лад
в семье; он любит хозяев, которые рачительно
относятся к своему добру, держат двор в
порядке и чистоте. Таким домохозяевам он
всегда готов помочь: задаст скотине корм и
пригонит ее во двор, почистит лошадей, подправит
что надо в хозяйстве, просушит хлеб в амбаре.
С ним держат совет при совершении важных
хозяйственных дел. Когда хозяин приводит
вновь купленную лошадь или корову, он
должен раскланяться во все четыре угла
конюшни или хлева и произнести слова вроде
следующих: «Хозяинушко! Вот тебе скотинка!
Люби ее да жалуй, пои, корми, рукавичкой
гладь, на меня не надейся».
Домовой обычно предупреждал хозяев о
грозящей беде, приближающемся несчастье» выл
за печкой, ревел в хлеву, щипал домочадцев,
нагонял ветер и прочее.
Но горе дому, чем-либо провинившемуся
перед «дедушкой». Из доброго покровителя он
немедленно превращается в лихого гонителя,
и все идет в доме навыворот: скот худеет и
чахнет, люди начинают болеть, беда
сваливается одна за другой. Домовой начинает гонять
по ночам лошадей, доводя их до изнеможения,
пугает скотину. Он наваливается на спящих,
щекочет их.
По крайней мере раз в году домовой делался
«лихим» по неизвестным людям причинам:
начинал беситься и способен был натворить

30
РУСЬ ЯЗЬНЕСКАЯ
много худого. Некоторые объясняли такое
поведение тем, что у домового спадает старая
шкура. Успокаивали «дедушку» с помощью
специальных колдовских действии. По
древнему обычаю, приглашенный колдун в полночь
резал петуха, брызгал кровью на веник и
выметал все углы в доме и во дворе. Кроме того,
устраивали молебен и окропляли святой
водой углы избы — ритуал, привнесенный
позднее христианством.
Обитатели дома должны постоянно
оказывать домовому знаки почтения и проявлять о
нем заботу. Дая него выставляют еду
где-нибудь на чердаке, в подполье, в печной трубе.
В праздник домовых, на Кудесы (10
февраля), хозяйка оставляла домовому праздничный
гостинец. В поминальные дни его
приглашали в гости и ради него постилали чистый
половик от порога к столу.
Хлевник
Власть домового распространялась на весь
крестьянский двор со множеством хозяйственных
построек. Но часть его обязанностей за
пределами собственно жилого дома исполняли
специальные духи. Один из них — хлевник.
Говорили, что он «на одно лицо» с домовым, у него те
же привычки и тот же характер. В дом
хлевник не вхож, и летом и зимой обитает он в
заднем углу хлева (либо на верхней балке, на
курином шестке). Главная его забота —
лошади и коровы. С овцами хлевник имеет дело
редко, а с козами, свиньями — и вовсе никогда.
Хлевник сопровождает скотину в поле, чистит и
холит ее, заплетает лошадям гривы и хвосты,
поит их, вообще — не дает в обиду.
Но он же может быть и виновником всех бед,
сваливающихся на скотину: вдруг вздумает
гонять лошадь по конюшне, отчего она худеет
и слабеет; может лишить корову молока.
Чтобы избавиться от козней хлевника, вешали
над входом в конюшню чучело сороки,
сплетали особый кнут из конопли с несколькими
узлами, в новолуние ставили перед воротами
хлева жаровню с осиновыми углями и
заставляли скотину переступать через горячую
жаровню. При этом произносили заклинания, в
которых просили святого Юрия отогнать
хлевника в лес. Возможно, что Юрий здесь
играл роль древнерусского бога Волоса,
покровителя скота.
Овинник
В комплексе крестьянских хозяйственных
построек был овин: он предназначался для
сушки хлебных колосьев в снопах. К овину
примыкало гумно, где снопы хранили и после
сушки молотили.
Центральное место в овине занимала
большая печь. Она стояла в яме или на уровне
земли, а над нею закреплялось садило для
снопов. Огонь в печи овина не просто
просушивал зерно для молотьбы. По понятиям
земледельца, он обладал еще и таинственной силой,
с ним надо было обращаться как с
одушевленным существом. Овин с его огнем —
место не простое, наделенное чудесными
свойствами. Он имел и отдельного, своего
хозяина — овинника (у белорусов — евника). Хотя
в письменных древнерусских источниках он
не упоминается, нет сомнений, что восточные
славяне знали и поклонялись овиннику.
Считалось, что овинник живет на печи или под
печью, в том месте, где разводили огонь, на
сушильных жердях, под садилом. Он почти не
покидает овин, разве только ночами выходит
на гумно, подметает ток, даже сам молотит и
веет зерно.
Овинник — существо демоническое: весь
черный, лохматый, выглядит стариком; его и зовут
иногда дедушкой. Глаза его горят как угли.
Рассказывали также, что он бывает похож на
огромного кота, способен принимать вид
медведя или барана.
Дел у овинника было много. Он следил, чтобы
снопы клали в порядке; строго наблюдал за
тем, чтобы овин протапливали когда полагается,
в срок; не позволял топить в так называемые
именинные дни (овин должен время от
времени отдыхать); не разрешал сушить снопы

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. БАННИК
31
}
Севернорусский овин — обиталище овинника
при сильном ветре, оберегая овин от пожаров.
Овинник, подобно домовому, — домашний
дух, он печется о хозяйском благополучии*
защищает свой участок от бед и от всякой
нечисти. Но непримирим к проступкам или
ошибкам хозяев, может жестоко наказать их —
вовсе сжечь овин, а то и затащить виноватого
в печь.
Естественно, что овинника боялись и
различными способами старались завоевать его
расположение. Пользоваться овином начинали
только после умилостивительных обрядов и
жертвоприношений: на пороге овина отрубали
голову петуху и кровью кропили все углы;
один сноп бросали в огонь — в дар «овинному
духу», угощали его «замолотной» кашей.
Заканчивая работы по просушке, один сноп
оставляли для овинника, клали для него в
остывающую печь блины. Обращались к нему
почтительно, с благодарственными словами, вроде:
«Спасибо, батюшка овинник, послужил ты
нынешней осенью верой и правдой». На
Кузьму и Демьяна (см. главку «Святые»)
овинника поздравляли и угощали.
На овинника гадали. По данным XIX века
известно, например, что девушки в канун
Нового года приходили к овину гадать о своей
судьбе, они просовывали руку в окно сушила,
спрашивали: «Овинник-родимчик, суждено,
что ли, мне в нынешнем году замуж идти?»
Если овинник гладил девушку голой рукой,
это значило, что суженый — бедняк, если
мохнатой рукой — богатый, если вовсе не
тронет — придется сидеть в девках.
Овинник мог быть и «хозяином» гумна, но
наряду с ним, по славянским верованиям,
существовал и специальный «дух» —
гуменник. Он следил за порядком на гумне,
подметал ток, насылал сквозняки, нужные для
веяния зерна, наблюдал за тем, чтобы провевае-
мое зерно хорошо отделялось от мякины.
Банник
Домашние бани на Руси издавна почти
обязательно входили в состав жилого комплекса.
Их ставили по берегам рек или озер, а то и во
дворе, поблизости от колодцев. В парной
бане не только мылись, но и лечились от разных
болезней (по пословице: «Баня парит, баня
правит, баня все исправит»). В ней
совершали некоторые обряды, например, в бане
накануне венчания происходило обрядовое
купанье невесты — под грустные песни подруг и
причитания. В баню, как и в овин, приходили
гадать девушки, желавшие узнать свою
судьбу. Из-под девяти заборных столбов они
брали землю и бросали ее на каменку,
приговаривая: «Байничек девятиугольничек! Скажи, за
кем мне быть замужем». В ответ банник
должен был погладить спрашивавшую. Был и
другой вид гаданья: девушки ночью голыми

32
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
выскакивали из бани и бросались в снег, а
наутро, рассматривая отпечатки, гадали об их
значении.
Все эти и другие действия не были
случайными. У русских с древних времен
существовал культ бани. Он поддерживался верой в ее
очистительную и целебную силу. Баня была
источником удовольствия для людей, хорошо
потрудившихся в течение недели. Но частью
культа был и страх перед баней: как это ни
странно, ее считали местом «нечистым»,
«поганым», опасным, в ней таилась беда, от
которой следовало беречься. В народной песне об
этом так сказано:
На болоте баня рублена,
По сырому бору катана,
На лютых зверях вожена,
На проклятом месте ставлена.
Эти темные, таинственные, даже враждебные
человеку свойства бани, ее «нечистота»
воплощены в народных представлениях о нечистом
духе — баннике (у белорусов — лазнике).
Считалось, что банник постоянно живет в
нетопленой бане, за каменкой или под полом, а когда
баню топят, где-то укрывается.
Банник.
Художник И. Билибин
О внешносш его известно мало: это нагой
старик, немытое тело его покрыто налипшими
листьями от березовых веников. Он всегда
готов навредить пришедшим людям,
рассердившись (например, если моющиеся громко
говорили в бане или стучали тазами), он,
невидимый, бросался горячими камнями, плескал
кипятком.
Считалось, что семья могла без опаски
пользоваться баней только в три очереди, после
третьей («третьего пара») шел мыться сам банник,
причем собирал также леших, овинников и
прочую нечисть. Если человек попадал на четвер-
тый пар — живым ему было не уйти.
Чтобы задобрить банника, ему приносили хлеб
с солью, оставляли для него воду в кадках,
дарили (жертвовали) черную курицу. По
выходе их бани говорили: «Спасибо те, байнушко,
на парной байночке».
Леший
Из мира духов домашних мы выходим в мир
духов природы, окружавшей крестьянина
издревле. Одним из главных между ними был
леший — «хозяин» леса, лесной царь. У него
были и другие имена: лесовик, лешак, лесовой.
Величественный и грозный образ лесного
духа по понятным причинам возник в системе
верований народа, жившего среди дремучих
лесов, пользовавшегося их благами, но и
постоянно сталкивавшегося с чем-то
таинственным, страшным, невидимым, необъяснимым.
Чудесной способностью лешего была его
соразмерность с окружающей природой: когда
надо было, он становился ростом с деревья,
среди которых разгуливал, то выше, то ниже;
когда надо, оказывался вровень с кустарником,
а мог прятаться под самыми маленькими
листиками.
Другое качество лешего — невероятная сила.
Он мог вырывать с корнем могучие деревья,
мостить ими болотистые места, воздвигать
неприступные преграды. Леший устраивал свое
жилье где-нибудь в глубине чащи или среди
не замерзавших в самую суровую зиму болот.

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА,
Внешность лешего была под стать его
царству. Его представляли черным, косматым,
покрытым шерстью, иногда с хвостом. Кровь у
лешего была синяя. Одевался он в звериные
шкуры. Если же пользовался людской
одеждой и обувью, то все носил наоборот: лапти
перепуганы, не на ту ногу, кафтан запахивался в
обратную сторону, не как принято у людей.
По другим описаниям, леший был пучеглаз, с
густыми бровями, длинной зеленой бородой и
волосами ниже плеч. Говорить человечьим язы-
комлеший, по-видимому, неумел, нозатомастер-
скихохотал, аукался, цокал, свистелиплакал, выл
волком и ревел медведем. Это ему принадлежат
разнообразные непонятные звуки, которыми
всегда полон лес: бродя повсюду, он ударял
дубиной по стволам, щелкал бичом, хлопал в
ладоши. В лесных прогулках его сопровождали
совы, филины, вороны и сороки.
Лешему был подвластен весь лесной
звериный мир. Он определял, кому где находиться,
распределял урочища, перегонял зверей из
одних мест в другие. Когда в округе появлялось
слишком много волков, говорили, что это
проделки лешего. Если видели большое
скопление зверей — это означало, что один леший
проиграл их другому.
С приближением зимы леший переставал
бродить. С досады, что ему придется надолго
расстаться с лесом, он ломал деревья, загонял
зверей в норы, сам же проваливался сквозь
землю. Вообще ему были свойственны грубость,
буйство, дикость поступков.
От настроения лешего во многом зависели
успехи охотников. Они обязаны были принести
ему что-нибудь на поклон, например — краюшку
хлеба с солью, блин. Первую добычу следовало
оставить «хозяину». Считалось, что,
задобренный подарками и специальными заклинаниями,
леший помогал охотникам: пригонял в капканы
и западни куниц, лисиц, белок, зайцев и наводил
ружья на дичь.
Пастухи обязаны были знать специальные
заговоры, с помощью которых приглашали леших
в союзники — помогать пасти стадо и охранять
его от зверей.
33
фИГ^А ОНАГО ЧИЦА «OTOpOf СЭБртЛИ ШШПАН1И
САЛМТМ НАЙДОТ* /0Л1ЧИ ШК" И 0HUM1 W
долга подарили они шнодоа книщи которой его
ПОСАДИЛА НАТЛХОИ ГАЛИОТ* бфЛОТА КОТОрОИ CjKKfO*
«Чудо лесное...».
Русский лубок, XVIII в.
Все же к людям леший, как правило, не был
добр. Он любил коварно подшутить над ними.
Особенно часто жертвами его оказывались
путники в лесу: из-за его «шуток» они не
могли никак найти дорогу, словно попадали в
невидимый заколдованный круг, леший водил
их до первых петухов, с криком петуха власть
его кончалась, и человек легко находил дорогу
домой.
Леший умел перевоплощаться: прикидывался
обыкновенным прохожим или даже
знакомым путника: подберут его, к примеру, по
дороге в сани, а леший заморочит возницу, и тот
завезет невесть куда, а сам исчезнет.
Леший стоял на страже интересов леса и
нарушителей наказывал, чаще всего тем, что
2—0102670

34
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Леший.
Художник Ф. Федоровский. Эскиз костюма к опере
Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка», 1910 г.
заводил их в глушь, бросал там и убегал с
диким хохотом, от которого сотрясались
окрестности. Бывало, что он похищал людей, чаще
женщин и девушек.
Огородить себя от каверз лешего можно было
лишь с помощью магических средств. Нередко
соединяли при этом языческие заговоры и
церковные молитвы (например, к христианской
молитве в конце добавлялись слова: «Овечья
морда, овечья шерсть!»), осеняли себя крестным
знамением и одновременно пользовались
языческими оберегами. При этом магическом
ритуале платье должно было быть надето
наизнанку. В борьбе с нечистой силой добиться
результата можно было только поступив
«наоборот». Например, поменять в упряжке
местами коней или запрячь так, чтобы дуга оказалась
задом наперед, и так далее. В одном старинном
заговоре полагалось поступить так: в ночь на
Ивана Купалу срубить осину так, чтобы она
упала вершиной к востоку, затем встать на свежий
пень лицом на восток, наклониться и, глядя назад
через расставленные ноги, говорить: «Дядя
леший, покажись — не серым волком, не черным
вороном, не елью жаровою, покажись таким,
каков я!» Так, с помощью заговора, лешего
вынуждали принять человеческий облик, после чего
его можно было склонить на свою сторону.
Во множестве русских пословиц закрепилось
народное представление о лешем: «Был бы лес,
будет и леший»; «Домовой лешему враг»; «С
лешего вырос, а ума-то не вынес!»; «Храбр,
силен, а все с лешим не справишься!»; «Леший бы
тебя задавил»; «Его леший обошел».
Водяной
Один из главных персонажей славянской
демонологии — водяной, «хозяин» рек, озер,
болот, других водоемов. Его зовут также водя*
пиком, водовиком. В основе представлений
восточных славян о водяном лежит древний
культ воды, вера в ее особенную силу, в
таинственные ее возможности. Вначале
предметом поклонения была сама вода, а затем уже
возникла персонификация. Вера в водяного
укреплялась чувством страха, который
вызывали у людей глубокие омуты с темной водой,
с воронками, уходящими в неведомую пучину,
неожиданно исчезавшие и вновь
появлявшиеся озера, засасывающие болота, выходящие из
берегов бурные реки...
У каждого водоема был свой хозяин —
водяной. Его внешний образ складывался из
сочетания вполне человеческих «признаков» с
разными необычными. Водяной у восточных
славян—старик с длинной зеленовато-седой
бородой; он голый, весь в тине, подпоясанный
зеленой травой, в травяной шапке; черный,
обросший мхом; с лапами вместо рук, с двумя рогами
и хвостом. Водяной способен в любой момент
превратиться в громадную щуку или сома,
прикинуться толстым бревном, обернуться козлом,
собакой, селезнем.

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. ВОДЯНОЙ
35
Обитает «хозяин» на дне водоемов, обычно в
омутах и под мельницами, где быстрина мутит
воду. Над «чертовыми домовищами» (так
называют его жилище) вода по-особому
«вертится». Ночуют водяные частенько под
мельничными колесами.
Зимой водяной, как и сама вода, спит. Если
какое-то место в водоеме не замерзает,
считается, что лед тает от дыхания спящего. С
началом весны он пробуждается, голодный и
сердитый, ломает лед, разгоняет рыбу.
Водяной олицетворяет в первую очередь
вредоносную для человека разрушительную
стихию воды, он видит свой долг в том, чтобы
охранять ее от вмешательства человека.
Отсюда его недоброе отношение к людям. Он
заманивает их в опасные места, нередко даже топит
и переворачивает суда, размывает плотины,
портит мельницы, распугивает скот, пришедший
на водопой. Рыбаки рассказывают, будто
водяной специально попадается в сети, разрывает
их и выпускает пойманную рыбу. Утащенных в
воду он, говорят, превращает в кабальных
работников, которые таскают для него песок,
переливают воду и т. п. Сокровища из
потопленных судов он переносит в свои палаты.
ЧШ ЬИГОСА Ш I АГГЕЛА. ЛЛ/СТИНСКА I
ГО ЕОДАНАГО Ш^щт^ШШтТЩШкШ№ 1*0ЬШЬОД* ИШ ?
ш% Шщшт ймцЁтяо ip шш йищмш timrtfm или ||
1Г0СШ ^1RAW4 НОНЛШН Ч
ш
Мм
ь
IMWROI ЧЮД0 ИМ*1*Г* ЙГОЛОШ JfiHUFk 1ИГt AV*TA ,»Д21Ш »$$**<»*fm\
i д^оагилш машпШ щтмгйтЬшшшшьчтшя
дон 1оаош яр im пи* jfam 1адо*годаУ№ *1
»т*тщп ж&шмдой» длите й<го^вд тою одш<
ино идол и тгт Щт водегя! рш ишь ы>#от*илл т#с*гм
/маты мдощ/шАголгГи то& шл tfryu ноге пит смоешь *
оддок ЧА1Ш1са пмстяю падок чаГЫштмЩт
f мидо* ахота а№|£ нип« MKJuji&jftiH илЛГтмко &а
PMV АЩГУШГО Л^ОТКЙ НШАЛША .МлЭДЫгО «0ШЛ1ЦЦЫ ТАЮ* МОЧИЛ ДрЛШ
pWKOSbЯЛ№1 НОГИ #М*0>ГЛИ«|Ш1Ш1^ИПОЛ»НТ0Л»1ОШН}Г1ДЛДЬ!
Цисла imm фит т*м*фпцк%ртп тцшГтшшнят!
i НАМ** ШИННОМ 10А1МЛ И«У KOtffc Ш10ИА $КГ0 ПОПМ1НИ0| Ш#(| ОДШ*
Л1 RAM JWHtHOI ПАХАЛО «ВД» *TO*K^U»l,AAm«M AIWW fAtnVH^CA;
, j июли!! щти доишь шшп.о^» «»ш"«ио »w«™l».t*«"Jr4
itnmufl £у/»£*т/г1.«*иМм«АСЩ*««. нальни* ixj. <*»«*.* s%e лил , ^гс &%#. гоащ
«Чудо морское...».
Русский лубок, XVIII в.
2*

36
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Водяной любит подшутить и шуткой своей
может насмерть испугать человека: например,
прикинуться утопленником, а когда его
вытащат, «ожить» и с громким хохотом нырнуть в
воду. Оседлав коня, быка или корову, он
загоняет их в болото, где они гибнут. В тихие
лунные ночи ему нравится хлопать ладонями
по воде, и тогда гул от его ударов разносится
далеко окрест.
Все же водяной способен и на добрые дела:
спасти пловца в бурю, подбросить рыбаку
хороший улов, сберечь его снасти и др. Но для
этого мореходы и рыбаки ходили к водяному
на поклон, носили ему «подарки», а кроме того,
всем следовало знать способы защиты от его
проделок. Самое надежное средство —
принести хозяину вод жертву. В глубокой
древности приносили жертвы человеческие —
воспоминания о них сохранились в сказках,
былинах, преданиях: например, за помощь,
оказанную герою, требовалось заплатить: «Отдай
то, чего дома не знаешь». В более поздние
времена приносили проголодавшемуся за
зиму водяному весеннюю жертву — коня, обычно
черного. Его крестьяне покупали всем миром,
специально откармливали три дня, затем
опутывали ноги, надевали на шею жернова, голову
обмазывали медом, украшали красными
лентами и в полночь топили в реке.
При постройке новой мельницы тоже
следовало задобрить водяного. Достаточно было
при этом положить зарок на какую-либо
живую тварь: свинью, корову, овцу — то есть
символически пообещать водяному «подарочек», а
уж «хозяин» сам найдет способ рано или
поздно утянуть на дно обещанное и
принадлежащее ему по праву.
Каждый стремился «договориться» с
«хозяином» воды, заручиться его
благорасположением. Рыбаки лили в воду масло, кидали часть
первого улова. Пчеловоды кормили водяного
свежим медом, понемногу брали для него из
каждого улья воск. Мельники, чтобы
«хозяин» давал им вдоволь воды и чтобы плотину
не размывал, бросали ему хлеб, дарили весной
баранью голову.
Прощаясь осенью с водяным, люди снова
одаривали его в благодарность за то, что он
не причинил им зла и даже помогал в их
делах.
Русалки
Русалки относятся к существам низшего
мифологического уровня. По одному из
описаний XIX века, это молодые женщины и
девушки, они «ходят голые, без обуви и без
покрова на голове. Тело у них белое как снег;
лицо светлое, как восходящая луна; волосы
красновато-светлые и длинными локонами
расстилаются по плечам. Они легки, как пух,
быстро перебегают от дерева к дереву,
перескакивают с ветви на ветвь и, качаясь на
ветвях, чистым и нежным голосом зовут подруг:
"Кума, кума! Приходи!"» По другим
описаниям, они «необыкновенные красавицы и вечно
юные». Но их иногда изображают также
безобразными старухами, немолодыми
косматыми женщинами, черными, обросшими,
кудлатыми, подобными ведьмам.
Вот еще описание: «Русалки прелестны собой,
они бледны, но черты лица восхитительны,
стан волшебный, косы ниже колен. На
Троицын день они выходят в лес, там целую
неделю качаются по ветвям дерев, поют, играют,
бегают по берегам рек и озер, катаются" по
росистой траве... бегают во ржи, хлопают в
ладоши, хохочут», вьют венки и украшают себя
ими. По ночам они сидят на прибрежных
камнях, расчесывая гребнем свои тяжелые от
воды волосы. Рассказывают в народе о
зеленых волосах, подобных густым водорослям.
Русалки могут быть одеты в белые рубахи без
пояса. У них холодные руки и синие лица.
В некоторых описаниях русалок усиливаются
их фантастические черты: они изображаются
с рыбьими хвостами или с перепонками
между пальцами, иногда имеют облик почти
прозрачных девочек, иногда выступают в виде
белок, крыс, лягушек, которые появляются
перед женщинами, моющими белье; своим
пением они способны заманивать слушающих их;

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. РУСАЛКИ
37
Русалки.
Художник
И. Крамской,
1871 г.
там, где русалки ведут свои хороводы,
вырастает густая и сочная трава.
В народной среде преобладало мнение, что
русалки обитают в воде, они — речные
женские духи. Всю зиму и часть весны — до
Троицы — они живут в воде, затем на
несколько дней выходят на сушу и в последний
день так называемой Русальной недели
опять возвращаются в воду. Во время
выхода они собираются на ржаном или
конопляном поле, на межах, в лесу, на берегах, у
колодцев. В Полесье верили, что русалки
приурочивают выход на землю ко времени цветения
и созревания ржи: «Покуль жито цветет,
русалки в жите ходят» (это сближало русалок
с полудницами — см. о них дальше). Они
стерегут поле, «чтоб никто Колосов не сломал,
росы не стряс». Могут и наслать бурю,
ливень, град. В некоторых местах их называют
также куполками и водяницами (то есть
женами водяных).
Местом постоянного обитания русалок
считались наряду с водой также лес и поле.
Можно даже говорить о двух видах
русалок — водяных и лесных. Кое-где их
называли лешихами или лешачихами — то есть
женами леших. В некоторых местностях
России считалось, что царство русалок
находилось в коноплях.
Множество толков ходило в народе по
поводу русалок и их взаимоотношений с
людьми. Преобладала убежденность во
вредоносной, злой природе русалок — кое-где их
даже звали чертовками или шутовками, то
есть женами чертей. Они преследуют всех,
кто нарушает правила бытового и
ритуального поведения во время Русальной недели:
кто рисковал купаться до начала Русальной
недели или же в полдень любого дня, того
могли затащить на глубину реки. У тех, кто в
праздник работал, могли передавить всю
скотину.

38
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Русалки разжигали на берегах костры,
привлекая путников, чтобы сбросить их в воду.
Любимое занятие русалок — качаться на
ветвях и зазывать прохожих («Человек, человек!
Приходи колыхаться!»): того, кто соблазнится
их красотой и подойдет, они начинают
щекотать и способны защекотать до смерти.
По данным первой половины XIX века,
русалки «девок и молодых женщин не любят и,
когда увидят какую в лесу, нападают на нее,
срывают одежду и ветвями прогоняют из леса.
Но мужчин с хохотом окружают, рвут одежды,
потом хватают под мышки, щекотанием
приводят их в хохот и щекотят до тех пор, пока они,
не падают в обморок». После таких
проявлений любви пострадавшего, едва живого,
приносили домой и укладывали в постель.
Русалки обычно набрасывались на свою жертву
со спины, потому что спереди человека
защищал крест. Известны песни о своеобразном
способе преследования русалками своих
жертв. В них русалки загадывают девушкам
три загадки:
«Как угадаешь — до отца пущу,
Не угадаешь — до себя возьму».
Если девушка не могла отгадать, русалка
щекотала ее (еще одно из названий русалок —
лоскотухи, то есть щекочущие).
Русалки забавлялись тем, что спутывали у
рыбаков сети, портили у мельников жернова и
плотины. У заснувших без молитвы женщин
русалки похищали холсты и полотна, пряжу.
Исследователи обращают внимание на то, что в
разных регионах характеристики русалок не
совпадали и даже различались довольно
существенным образом: украинские мавки, или
теки, отличались мягкостью нрава, веселостью и
красотой, в то время как севернорусские были
малопривлекательны, злы и мстительны.
Русалкам посвящалась так называемая
Русальная неделя (ее называли еще русалки-
ным заговеньем), явно языческий праздник.
Он шел сразу за Троицей. В конце
Русальной недели совершался обряд проводов или
изгнания русалок. Лучше всего он
сохранился у белорусов. Русалку изображала девушка:
ей распускали волосы, надевали на голову
венок, оставляли в одной рубашке и с песнями
вели в поле, здесь сталкивали в рожь и
убегали с криком: «Бежим от русалки».
Девушка-русалка делала вид, что гонится за ними.
Иногда вместо девушки фигурировало
чучело из соломы, его тащили по селу, потом
бросали в жито. Венок сжигали. После всего
говорили: «Мы русалку проводили, можно всюду
смело ходить».
На юге России русалок изображали молодые
мужчины. Они одевались в дерюгу, прятались
во ржи и пугали женщин, хлопая кнутом. Те с
криком: «Русалочки! Русалочки!» убегали, а
мужчины-«русалки» догоняли их и норовили
ударить кнутом. Во время праздника
девушки тайком ходили в лес, бросали русалкам
венки, чтобы те добыли им суженых.
Может показаться странным, но в ряде мест
России в роли русалки выступал конь: его
изготовляли из дерева с глиняной головой или
из соломы. Коня вели с плясками и
песнями, затем валили на землю и растаскивали
по частям. Соломенного коня топили в воде.
Валек с русалкой.
Резьба по дереву.
Нижегородская губерния

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. КИКИМОРА
39
. -<
■^т¥в^Г^
Русалка. Фрагмент резьбы на доме в Нижегородской губернии
Почему же конь участвовал в обряде? По
древним поверьям, конь издавна был связан с
культом воды, этой главной обители русалок.
В то же время устойчивый мотив — проводы
в жито — заставляет видеть связь русалок с
аграрным культом, с обеспечением
плодородия полей.
Многочисленные наблюдения этнографов в
XVIII—XX веках показывают, что само
название «русалка» не было универсальным у
всех восточных славян, во многих местах его
не знали или употребляли наряду с другими
именами. Возможно даже, что оно появилось
сравнительно поздно. Поиски его истоков
заставляют вспомнить о русалиях — древнем
языческом празднике, известном не одним
лишь восточным славянам, но и другим
народам Европы. Само слово восходит к
латинскому rosalia. Праздник посвящался женским
существам — духам, добрым и злым. На Русь
он пришел с Запада, уже в христианскую
эпоху, под обобщенным именем. По времени
праздник этот совпал с языческим
славянским обрядом в честь женских водяных и
полевых духов. Их-то со временем и стали
звать русалками — по названию
заимствованного праздника. В памятниках XIII—XIV
веков о древнеславянских русалиях говорится
как о «сборище идольских игр», во время
которых творились «злые и скверные дела:
...плясание, бубны, сопели, гусли... игранья
неподобные».
Есть основание думать, что и по внешнему
облику, и по своим свойствам, и по
отношению к людям, и, наконец, по происхождению
древнеславянские женские водяные духи
были подобны тем русалкам, которых сохранило
народное предание в поздние времена.
Согласно прочному общенародному поверью,
русалками становились так называемые «за-
ложные» женщины, девушки, девочки — то
есть те, кто умерли скоропостижной
(«прежде своего срока») или насильственной
смертью: убитые и умершие от ран, утонувшие,
замерзшие, погибшие от ударов молнии,
самоубийцы, а также пропавшие без вести или
проклятые родителями. В старину верили,
что все, кого настигла «необычная»
смерть, — это люди, так или иначе
оказавшиеся во власти «нечистой силы» или
связавшиеся с нею. Именно этим объяснялось
превращение людей в демониц-русалок,
переход .их из мира «простых умерших» в мир
«нечистых» духов, становившихся
носителями вредоносной демонической силы.
Кикимора
Это вредоносное существо в женском облике
принадлежит к низшей мифологической
группе. Чаще всего кикимора предстает в виде
безобразной, скрюченной старухи маленького
роста. Одета она в лохмотья, без обуви,
выглядит неряшливо. В некоторых описаниях под-

40
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
черкиваются ее уродливые черты: голова с
наперсток, туловище тоньше соломинки. Иногда
же выглядит как обыкновенная женщина в
обыкновенном наряде, с распущенными
волосами, но злобного и мстительного нрава.
Подобно домовому, кикимора — существо
домашнее, однако она не обязательно обитает
в доме (под или за печью, в подполе), но
может жить невидимой и во дворе, в хлеву, в бане,
откуда и является в дом. Иногда ее нарочно
«подсаживают» в новое жилище, чтобы
навредить хозяевам. Кикимора изредка
способна на добрые дела — может испечь хлеб,
помыть посуду, покачать детей. Чаще всего она
норовит причинить хозяевам неприятности:
берется допрясть за хозяйку — и рвет, путает,
пачкает кудель, начинает стричь овец — портит
шерсть, а то ощипывает кур, бьет горшки,
портит хлеб. Или вдруг вздумает бросаться
вещами, мешать спать детям. Особенно
достается от кикиморы женщинам: прикоснется
кикимора к начатому шитью — швея будет одну-
единственную рубашку всю неделю шить да
пороть, никак не закончит; попроказничает
кикимора с прялкой — одну куделю хозяйка
будет прясть целый день. Особенно любила
кикимора так забавляться во время разгула
всякой нечисти — на святки. Временами она
до такой степени досаждала хозяевам, что те
всерьез задумывались, не перебраться ли им
на новое место.
Чтобы избавиться от кикимор, надо было
положить где-нибудь в доме клок верблюжьей
шерсти или пучок простой шерсти с ладаном
сунуть под печной шесток. Еще был
специальный заговор со словами: «Ах ты гой еси,
кикимора домовая, выходи из горюнина дома
скорее». Чтобы уберечь от кикиморы кур, возле
насеста вешали «куриного бога» — камешек с
дыркой посередине (его еще называли
«кикиморой одноглазой»).
Считалось, что в день 4 марта (по старому
стилю) — на Грачевники — кикиморы делаются
смирными и тогда от них можно избавиться. Во
все остальное время с ними сладить трудно.
Обычно кикиморы невидимы, кто нечаянно
уввдит кикимору, тот умрет. Никто, кроме ведьм,
с кикиморами не водится.
О происхождении кикимор народная
мифология дает такую версию: будто бы «заклятых»
(проклятых бабушкой, матерью, не желанных)
детей нечистая сила уносит после их
рождения за тридевять земель: там по прошествии
семи недель их называют кикиморами, они
вырастают и возвращаются на белый свет
«людям добрым на пагубы».
Откуда же у них столь странное название?
Ученые полагают, что вторая часть слова
восходит к славянскому «мара» со значениями: «дух,
появляющийся в доме», «привидение»,
«кошмар» и др. По поводу же первой части единого
и достаточно убедительного толкования нет.
Полудница
Имя этого демонического существа связано с
полднем. Давно уже замечено, что полдень
(как и полночь) в древних представлениях
заключает в себе нечто таинственное, опасное
для людей. Полдень — некая критическая
точка суток, пограничное время, когда
происходят полные неведомого смысла события и
когда особенно активно действует нечистая сила.
Полудницу представляли то светловолосой
женщиной высокого роста, то старухой с
всклокоченными волосами, в лохмотьях и с
клюкой, то красивой девушкой в белых
одеждах (белый цвет, согласно древней символике,
указывал на принадлежность к
потустороннему миру).
Жила полудница в полях, среди хлебов и трав,
а также на огородах. Она была «хозяйкой»
того растительного мира, который
культивировали люди. Казалось бы, полудница должна
была содействовать земледельцам в их
трудной работе. На самом же деле она была
озабочена в первую очередь «благополучием»
полей и охраняла их от посягательства людей.
Она появлялась в полях (чаще всего во
ржи — отсюда и другое название полудни-
цы — «ржаница») в пору цветения и
созревания хлебов и трав, с гигантской сковородой в

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. КУПАЛА 41
руках, которая, вероятно, должна была
заслонять хлеба от палящих солнечных лучей.
Впрочем, утверждали, что с помощью той же
сковороды она, разозлившись на что-то, могла
сжечь цветущее поле.
В период жатвы она ополчалась на тех, кто в
полдень продолжал работу, хватала
провинившегося за голову и вертела, причиняя жгучую
боль, а то и доводя до гибели (не это ли мы
называем «солнечный удар»?).
Полудницы, по народным поверьям,
преследовали маленьких детей, всячески вредили им,
-заманивали в рожь, где те долго блуждали в
поисках выхода. Взрослые пугали ребят,
чтобы те не забирались в поле и огороды в
полдень — не то полудница захватит. Было еще
одно предупреждение для всех: «Не ходи в
рожь — полудница обожжет».
Полудниц считали виновницами полевых
вихрей; говорили даже, что их можно увидеть
летящими в вихревом столбе.
Аналогичный полудницам дух мужского пола
назывался полевик (или полевой), маленький
уродливый человечек в белом или, напротив,
эесь черный как земля. Его представляли
также с очень длинными ногами, покрытым
шерстью огненного цвета, с рожками и
хвостом. Полевика можно было увидеть в летние
лунные ночи и в жаркие летние дни. Он
также способен был поражать людей солнечным
ударом.
Иногда в народных верованиях образ
полудницы сливался с образом русалки. Когда
зацветала рожь, русалки тоже появлялись на
поле — считалось, что в их обязанности
входила охрана посевов, забота о будущем урожае.
Детям строго-настрого запрещалось «ходить
в жито», не то «русалка к себе утащит».
Купала
Теперь обратимся к персонажу, занимающему
особое место в славянской мифологии. Во-
первых, это существо индивидуализированное
и в этом смысле приближающееся к
божествам; во-вторых, оно является людям один раз
в году и появление его связано с конкретным
праздником.
Древние славяне, подобно Другим народам,
приурочивали свои наиболее важные
праздники к поворотным дням солнечного
календаря, а также к циклам земледельческого
процесса. Это не были просто дни отдыха,
развлечения, увеселения, в них всегда заключалось
самое серьезное содержание, связанное с
древним культом солнца, с природными циклами.
Они были заполнены разного рода обрядами,
люди совершали специальные,
предназначенные именно для таких дней действия,
устраивали символические игрища, пели особые песни,
украшали себя, свои дома особенным образом.
Они обращались к силам природы — солнцу,
растительности, огню, воде, к тем таинственным
существам, которые эти силы воплощали. С
помощью обрядов надеялись обеспечить
хороший урожай, здоровье скота, благополучие
дома, семьи, счастливые браки между молодыми.
Обряды выражали надежду на доброе
расположение природных сил.
Праздник Ивана Купалы (Иванов день)
приходился на 24 июня (по старому
стилю)—день солнцеворота, «макушку» лета,
время пышного цветения растительности и
торжества плодоносящей земли. В этот
самый долгий день года солнце, по древним
понятиям, «играло», то есть по-особенному
раскидывало свои лучи и вновь их собирало,
купалось в воде, плясало. Чтобы наблюдать за
этой игрой, взбирались на возвышенные
места. Из сочинения писателя второй половины
XVII века Симеона Полоцкого мы узнаем,
что накануне Ивана Купалы люди обычно не
спали всю ночь в ожидании восхода солнца,
чтобы, увидевши его, рассказывать потом, как
оно играет, переливаясь различными цветами.
Начинался праздник, однако, не с восходом
солнца, а еще раньше, с наступлением ночи. В
представлениях едва ли не всех народов
Европы ночь на Ивана Купалу была окутана
особенной таинственностью, загадочностью,
полна опасностей и невероятных событий,
которые ни в какое другое время года не могли

42
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
происходить. Именно в ночь на Купалу
нечистая сила слеталась отовсюду в
одно-единственное место — на Лысую гору близ Киева.
Здесь ведьмы устраивали свой шабаш, как
сказано в одном старинном источнике,
«предавались неистовому гульбищу». И горе было
тому, кто оказывался вблизи этого сборища.
В эту ночь, чтобы ведьмы и их свита не
повредили скотине, лошадей не выпускали в
ночное, а над входом в хлевы и конюшни
втыкали полынь или крапиву: ведьмы не любили
эти растения, боялись обжечь ноги.
Ночь на Купалу была посвящена культу
растений. Считалось, что многие травы
проявляют свои чудесные — магические, целебные —
свойства именно в эту ночь. Людям
предоставлялось всего несколько ночных часов для
сбора таких трав, и операцию эту они должны
были совершить втайне, используя волшебные
способы и особые слова. Некий игумен в
послании начала XVI века жаловался, что
накануне праздника «обавницы» (волхвы) и
«чаровницы» (колдуньи) выходят на луга и
болота, в пустынные места и дубравы в поисках
«смертных трав» и «отравного зелья» «на
пагубу людям и скоту».
Чудодейственные травы и цветы искали и
обыкновенные люди, не колдуны. Царь
Алексей Михайлович наказывал стольнику Ма-
тюшкину, чтобы тот велел крестьянам в день
23 июня «набрать цвету серебориного, да трав
империновой, да мятной с цветом и дятлу и
дятельного корня по пять пудов».
Купальских трав было много. В старинных
книгах — «Цветниках» и «Травниках» —
можно было, например, прочитать: «Трава
чернобыль, под корнем ее есть уголь... Хорошо
под корнем ее вырвать этот уголь и иметь при
себе, и во всем будет удача». «Трава царские
очи — для женитьбы и в брак, и в пир, и в суд.
Рвать эту траву 24 дня поутру». «Трава
чемерица для всякого. Эту траву вырвать в Иванов
день. А корень ее годен носить при себе с
воском: когда пойдешь в суд, то судья все
сделает в твою пользу». Одолень-трава — «для
начальства». Отвар ее спасает от отравления и
избавляет от зубной боли. Одолень-трава
была еще и средством возбудить любовь.
Особенно ценилась плакун-трава»
Добывший ее на утренней заре в Иванов день мог
наводить на всех страх. О силе ее
свидетельствует сохранившийся старинный заговор:
«Плакун! Плакун! Плакал ты долго и много, а
выплакал мало. Не катись твои слезы по чисту полю,
не разносись твой вой по синю морю. Будь ты
страшен злым бесам, полубесам, старым
ведьмам киевским». С помощью плакун-травы
изгоняли нечистых духов, она вместе с цветком
папоротника помогала отыскать
разрыв-траву, которая способна разорвать любой
железный запор, одним прикосновением могла
ломать серебро, золото и медь на мелкие кусочки.
В характеристиках трав причудливо
смешивались практический, накопленный народом
лечебный опыт с верой в их необычайные,
мифические свойства.
Подорожник прикладывали к ранам, им
натирали ноги и этим избавлялись от усталости
при ходьбе.
По купальским травам и цветам еще и
гадали — развешивали их по стенам и следили:
чей цветок раньше завянет, тот раньше умрет.
Культ купальских растений достиг вершин
фантазии и поэтического вымысла в легендах
о папоротнике — этом «царе над травами».
Вопреки общеизвестному в ботанике факту,
что папоротник никогда не цветет, легенда
утверждала, что раз в год, ровно в полночь на
Иванов день, у широколиственного
папоротника появляется цветок. Он всего несколько
мгновений горит огненно-красным отливом,
вспыхивая искорками. По другой версии, из
широколистного растения подымается
светлая цветочная почка, ровно в полночь она с
треском разрывается и выпускает огненный
цветок; его невыразимый по силе блеск
освещает все кругом. Уподобление
распустившегося цветка папоротника вспышке огня —
очень характерная подробность: ведь во всем
купальском обряде, как мы убедимся, важное
место занимает культ огня. С другой стороны,
сияние цветка уподобляется сверканию солн-

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. КУПАЛА 43
ца. Так связываются воедино огонь и
солнечный свет.
Застать момент краткого цветения
папоротника и сорвать цветок — означало, для
счастливца получить в руки одно из самых
могущественных волшебных средств. Нужно было,
однако, обладать величайшей решимостью,
набраться смелости, а главное — вооружиться
магическими знаниями, чтобы овладеть
цветком. И упаси Бог испугаться или отозваться
на призывы невидимых беснующихся
духов — голову оторвут! Вот один из якобы
испытанных способов добывания волшебного
цветка: прийти в самое глухое место леса,
найти куст папоротника с почкой, очертить ножом,
мелом или свечой вокруг него магический
круг, войти в круг, разостлать чистую белую
скатерть, присесть и не сводить глаз с растения
до самой полуночи. Вот как поэтически
описал происходящее в это время замечательный
знаток славянской мифологии А. Н.
Афанасьев: «Нечистая сила всячески мешает
человеку достать чудесный цветок. Около
папоротника в ночь, когда он должен цвести, лежат
змеи и разные чудовища и жадно сторожат
минуту его расцвета. На смельчака, который
решается овладеть этим цветком, нечистая
сила наводит непробудный сон или силится
оковать его страхом; едва сорвет он цветок, как
вдруг земля заколеблется под его ногами,
раздадутся удары грома, заблистает молния,
завоют ветры, послышатся неистовые крики,
стрельба, дьявольский хохот и звуки хлыстов,
которыми нечистые хлопают по земле;
человека обдает адским пламенем и удушливым
серным запахом; перед ним явятся
звероподобные чудища с высунутыми огненными
языками, острые концы которых пронизывают
до самого сердца. Пока не добудешь цвета
папоротника — Боже избави выступать из
круговой черты или оглядываться по
сторонам: как повернешь голову, так она и
останется навеки! — а выступишь из круга, черти
разорвут на части. Сорвавши цветок, надо сжать
его в руке крепко-накрепко и бежать домой
без оглядки; если оглянешься — весь труд
пропал: цветок исчезнет! По мнению других, не
должно выходить из круга до самого утра, так
как нечистые удаляются только с появлением
солнца, а кто выйдет прежде, у того они вырвут
цветок». Обладатель цветка «не боится ни
бури, ни грома, ни воды, ни огня, делается
недоступным влиянию злого чародейства и
может повелевать нечистыми духами... Цветок
этот отмыкает все замки и двери... открывает
погреба, кладовые»*.
Цветок папоротника во всякое время
помогает владельцу увидеть под землей клад и добыть
его: обладатель цветка может снять с клада
заклятие, которое обыкновенно на нем лежит
и не дает к нему подобраться. Вообще цветок
приносит обладателям его дар всеведения,
истинную мудрость, умение понимать язык
природы — шелест деревьев и голоса птиц.
Купальский культ растительности включал
еще веру в необыкновенную силу росы. В
ночь на Купалу и рано утром собирали росу на
лугах, для этого возили по траве скатерть
(«черпали росу»), затем выжимали ее над
каким-нибудь сосудом. Потом этой росой
умывались (она укрепляла здоровье и надолго
обеспечивала чистоту тела), кропили постели и
стены (против тараканов и клопов). Однако
следили за тем, чтобы ведьмы не напоили
огородной росой коров и не помыли ею вымя
(молоко от этого пропадало): ради
безопасности ночью хозяйки караулили огороды.
Особых почестей в купальский праздник
удостаивался огонь, что находило выражение
в кострах и связанных с ними обрядах.
Костры раскладывались на полях, по берегам рек,
на холмах и возвышенностях, они
разжигались «живым огнем», который добывался
посредством трения: именно такой огонь
считался солнечным. Некоторые ученые полагают,
что купальский костер, собственно, и
изображал солнце. От него зажигали колеса —
символ солнца, катали их по дорогам и вокруг
деревень, спускали с обрыва в реку (сравним в
песне: «Купалка селом катилася»). В
челобитной старца Григория из Вязьмы (1651
год) о праздновавших Купалу читаем: «Всю
* Из книги «Поэтические воззрения славян на природу». Цит. по: Афанасьев А. Н. Древо жизни. М., 1983. С. 238-239.

44
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
ночь бесятся, бочки дегтярные зажигают и с
гор катают».
Благодаря своей солнечной сущности костер
обладал чудесными свойствами, которыми
старались воспользоваться участники
праздничного обряда. В белорусских деревнях до
недавнего времени, еще в XIX веке, в костер
бросали березовые ветки, приговаривая:
«Кабы мой лен был так же велик, как этот дым!»
Особенно был распространен обряд
перепрыгивания через костер. В одном документе
середины XVII века отмечено; «Некоторые,
костер запалив, скачут через него по некоему
древнему обычаю».
А вот события купальской ночи, описанные
автором XVII столетия: «О Купале боге
(которого считали богом урожая) § в
действительности же бесе, до сих пор по разным странам
российским память держится... Собравшись
ввечеру, юноши, девушки и женщины плетут
себе венки из какого-то зелья, возлагают на
головы и опоясываются ими. На этом
бесовском игралище раскладывают огонь и, взявшись
за руки, ходят нечестиво вокруг него, и скачут, и
песни поют, скверного Купала имя часто
повторяя, и через огонь перескакивают, самих себя
этому бесу в жертву приносят». И еще: «По
селам и деревням кладут огни по полям и всю
ночь и до самого солнечного восхода играют и
чрез те огни скачут жонки и девки».
Для чего все это делалось?
На этот счет существуют разные соображения,
и в каждом из них есть доля справедливости.
Например, возжигание огней требовалось,
чтобы поддержать энергию солнца, которая
должна была убывать после дня
солнцестояния. В белорусской купальской песне есть
такие слова:
Солнышко рано всходило,
Девок, хлопцев будило.
Работу давало — в поле посылало,
Чтоб хлопчики огни зажигали,
Поля святили, жито охраняли,
Чтоб ведьмы залома не ломали.
В последней строке имеется в виду, что в этот
день ведьмы стараются навредить людям —
они делают «заломы», то есть ломают стебли
ржи так, что колосья склоняются низко к
земле и жать рожь станет невозможно.
Купальские огни, таким образом, охраняли урожай от
покушения ведьм.
Из другой песни:
Сегодня у нас Купала,
Не девка огнем раскладала —
Сам Бог огонь раскладал.
Или:
Кто это Куполу разложил,
Чтобы тому Бог жита породил.
Через огонь прыгали и прогоняли скот, чтобы
очиститься от враждебных темных сил, от
болезней, уберечься от смерти, чтобы отпугнуть
злые существа. Перескакивание через костер,
кроме того, готовило к предстоящей жатве —
давало новые силы. Скакать через костер
старались как можно выше: будто бы от высоты
прыжков зависела высота хлебов.
Перепрыгивание через костер парами
связывалось с надеждами на скорый брак.
Хороводы на Купалу тоже, как правило,
распадались в конце концов на пары; хороводные
игры сводились опять же к выбору пары —
подруги, друга. Вообще брачные и любовные
мотивы занимали заметное место в
купальской обрядности. Девушки бросали свои
венки в костры: чьи венки сгорали быстрее,
те должны были раньше выйти замуж. Если
парень успевал выхватить венок своей
избранницы из костра, значит, владелица венка
выйдет именно за него. Купальские венки
забрасывали на деревья: чей повисал, та
девушка могла рассчитывать на скорое
замужество, чей падал — той предстояло еще год
ходить в девках.
Брачные и любовные игры, подготовка к
супружеству и семейной жизни молодежи имели
символический смысл: по аналогии это
должно было пробуждать плодоносящие силы
земли, помогать рождению будущего урожая.
Вокруг огня —и вокруг воды —
разыгрывались обрядовые сцены, которые уже
встречались в рассказе о боге весны Яриле (в
некоторых местностях его называли Ладо): это

НЕВЕДОМАЯ И НЕЧИСТАЯ СИЛА. КУПАЛА . 45
символические похороны или сжигание
мифологического существа. В купальском
обряде роль мифологического обрядового
существа играло дерево — его специально срубали
накануне, украшали венками и цветами.
Называли его Мореной, иногда — Купалой.
Вокруг дерева ходили и пели песни. Затем
появлялась кукла: соломенное чучело в женском
платье — тоже Купала. Ее украшали и
ставили под дерево, затем сжигали, либо бросали
в реку с притворным плачем, либо разрывали
на части, и девушки уносили их на огороды,
«чтобы огурцы родились».
Обрядовое дерево — первоначально у
славян-язычников предметом культа было оно
одно — символизировало производительные
силы земли. Воздавая ему почести, совершая
над ним магические действия, люди верили,
что тем самым они оказывают активное
влияние на таинственные способности
земли — давать дереву плоды и тем обеспечивать
их благополучие. На более позднем этапе
развития религиозных представлений уже
возникает живое олицетворение
растительности в виде некоего антропоморфного
существа: оно получает имя, ему придаются
соответствующие атрибуты, вокруг него
складываются обряды. Существо это может в конце
концов превратиться в бога — подобно Яри-
ле. Но Купала не стал богом, он задержался
на стадии мифологического персонажа,
связанного со стихиями солнца, огня, воды,
растительности. Характерно, что именем Купала
называли и обрядовое дерево, и куклу, и
костер, и место, где происходили игрища, и сам
праздник, и, наконец, то существо, которое
незримо присутствовало все это время и
мыслилось центральным персонажем всех
действий. Облик его оставался неопределенным,
Купала вполне мог (могла) быть и женского
рода. Именно таким он (она) и выступает в
песнях:
— Купало, Купало, где ты зимовало?
— Летовало в лесе, зимовало в стресе*.
— Да, Купаленка, где досюль была?
— За рекой была.
За быстрой была.
— Что ты робила?
— Кужелъ пряла,
Ткала, белила,
Замуж дочек выдавала.
Само имя Купалы ведут от глагола «купать»,
а также «кипеть», что указывает на
органичную связь его с водой. Эта связь отмечена в
«Стоглаве» — правовом кодексе середины
XVI века: когда ночь на исходе, участники
обряда идут к реке «с великим кричанием»,
словно бешеные, и омываются водой. Во
время праздника обрызгивали и обливали друг
друга. Один из эпитетов Купалы — «чисто*
плотный»: это потому, что было принято
купаться на заре, чтобы очиститься не только от
грязи, но и от скверны, злой нечисти. День,
непосредственно предшествовавший Купале,
посвящался Аграфене-Купалышце. С него,
собственно, начинались в России летние
купанья в реках и озерах.
В наиболее древних письменных источниках
упоминается одно имя — Купала, без
дополнительного — Иван. По-видимому, это
дополнение появилось позднее, под влиянием
христианства: к дате 24 июня Церковь
приурочила праздник Иоанна Предтечи (или
Крестителя). Так встретились два праздника,
два имени — языческий Купала и
христианский Креститель: объединяла их вода, ведь
Крещение тоже связано с водой,
очистительным купанием. Так имя пророка Иоанна со
временем перешло на Купалу и прочно с ним
срослось.
* То есть в соломенной крыше.

РУСЬ
ДВОЕВЕРНАЯ
С принятием христианства многое
изменилось в народной жизни — в повседневном
быту, в культуре, в обычаях и понятиях
русских людей о мире.
Место языческих капищ с идолами заняли
церкви со священными изображениями на
иконах и фресках. Языческие тризны с жерт-
воприношениями сменились богослужениями
и молитвами. Вместо жрецов и волхвов
явились священники. Тем самым полностью
сменилась вся внешняя форма религиозной
жизни.
Другим стало и ее внутреннее содержание:
вместо языческого многобожия пришло и
утвердилось понятие единого Бога, все
сотворившего и над всем властвующего;
постепенно входили в сознание представления о Сыне
Божием Иисусе Христе, распятом,
воскресшем и вознесенном на небо, о его апостолах —
учениках и последователях, о Богородице и
святых, об ангелах, дьяволе и бесах.
Языческая культура, как правило, —
культура бесписьменная, бескнижная. Христианство
принесло книги, в первую очередь —
религиозные: Библию, жития святых, поучения отцов
Церкви (богословов-философов) и другие, а
за ними — сочинения исторического
содержания, о природе, о чужих странах...
С книгами, иконами и фресками, с
церковными службами и проповедями в сознание
русских людей всех сословий постепенно входили

47
идеи и лица Ветхого и Нового Заветов,
деятели Православной Церкви и мировой истории,
персонажи мировой (а затем и русской)
литературы. Мощный поток новых для Руси
литературных сюжетов, легенд, сказаний стал
распространяться письменным и устным
путем. Языческую мифологию все настойчивей
вытесняла новая религия — христианская.
Постепенно в быт внедрялись новые,
христианские праздники и обряды. Нередко они
как бы подстраивались под прежние,
языческие. Так в народном праздничном
календаре возникли пары: Коляда — Рождество
Христово, Семик — Троица, Иван Купала —
Иоанн Креститель и другие.
Люди, привыкшие по разным бытовым
поводам обращаться к языческим божествам и
духам, включили теперь в число своих
чудесных покровителей и помощников новые
силы — Бога и Богородицу, ангелов и святых.
Привычные, традиционные языческие
верования смешивались с новыми, христианскими.
Происходили напластования: на христианских
святых переносились свойства и дела
языческих персонажей (см. далее раздел о святых).
Народ в основной своей массе не мог
воспринять) православную религию во всей
сложности ее вероучения: такое было под силу лишь
сравнительно небольшому кругу образованных
людей. Для большинства же новая религия
выступала в довольно-таки упрощенных
формах: в виде некоторого набора доступных
понятий и образов, ставших привычными обряГ-
дов, повседневных молитв, регулярных
посещений церкви. Народу оказались близки
многие моральные нормы христианского учения,
выраженные в виде кратких формул: заповеди
Моисея («Почитай отца своего и матерь
свою», «Не убий», «Не укради» и другие), в
Нагорной проповеди Христа («Блаженны
милостивые, потому что они помилованы
будут»; «Блаженны миротворцы, потому что они
будут наречены сынами Божиими»), в
молитвах («Отче наш...», «Пресвятая Троица...»).
Сама Православная Церковь, хотя и воевала с г
язычеством, немало восприняла от него, от его р
миросозерцания и обрядности. Люди
Древней Руси не могли не ощущать сходства новой
веры со старой. Оно проявлялось прежде
всего в понятиях о высшей силе, которая создала
мир и управляла им, о постоянной борьбе
добра и зла и о возможности средствами обрядов,
молитв, магии воздействовать на них...
По мнению многих ученых, в народном
сознании произошла не перемена веры, а
присоединение новой веры к старой. Язычество
частью отмирало, частью сохранялось,
изменяясь со временем, частью же внедрялось в
народное православие. В итоге сложилось
такое религиозное, духовное образование,
которое теперь обычно называют двоеверием.
орнамент, XIV в.

С^ЧГ'/'уЛ/'Ч 7|IJ|| I А Богоматерь, Матерь Божия, Пречистая Дева,
D\J1 \jK\J^ElL^r\ Госпожа... Она явилась на Русь вместе с
христианством. В ее честь воздвигались храмы, ее
запечатлевали в настенных фресках, на иконах,
на культовых предметах и украшениях. Ей
посвящались церковные службы, молебны,
крестные ходы. Иконы с ликом Богородицы
находились в каждом доме, и не было дня, чтобы к
ней не обращались с молитвой, со словами
надежды и веры...
; Очень быстро и естественно сложился русский
культ Богородицы, —впрочем, он не оставался
неизменным, развивался, осложнялся новым
содержанием. В этом культе глубокая
христианская символика нового учения наслаивалась на
не менее глубокий, традиционный опыт
язычества. Слияние двух традиций особенно давало
себя знать в праздниках, посвященных
Богоматери. Их было много — и общерусских, и
местных. Ограничимся рассказом лишь о главных
Богородичных праздниках, расположив их в
соответствии с годичным календарем.
25 марта (7 апреля по новому стилю)
отмечалось Благовещение Пресвятой Богородицы.
Благовещение — одно из важнейших событий
Евангелия. В Евангелии от Луки оно
описывалось так: архангел Гавриил» посланный Богом,
явился к Деве Марии и произнес: «Радуйся,
Благодатная! Господь с Тобою; благословенна
Ты между женами». Она же, увидевши его,
смутилась от слов его и размышляла, что бы это

49
шшшшшвш
анвнВнИ
Г1 £"-
г
/ С
«Федоровская Богоматерь» в чудесах. Фрагмент костромской иконы, XVII в.

50
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Благовещение.
Новгородская икона, XII в.
было за приветствие. И сказал ей ангел: «Не
бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и
вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и
наречешь Ему имя Иисус; Он будет велик и
наречется Сыном Всевышнего...» Мария же
сказала ангелу: «Как будет это, когда я мужа не
знаю!» Ангел сказал Ей в ответ: «Дух Снятый
найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит
Тебя; посему и рождаемое Святое наречется
Сыном Божиим»... Тогда Мария сказала: «Се,
раба Господня; да будет Мне по слову твоему».
Момент принесения архангелом Гавриилом
благой вести и, одновременно, миг чудесного
зачатия запечатлены на иконах
«Благовещение». Иконы эти были обязательной
принадлежностью любой православной церкви. Они
входили в так называемый праздничный чин
иконостаса — он состоял из икон,
изображавших «двунадесятые праздники» церковного
календаря. Мария изображалась чаще всего
сидящей в задумчиво-спокойной позе, с ниткой
пряжи или со священной книгой в левой руке,
правая слегка приподнята с молебным жестом.
Гавриил стоит слева, словно бы готовый
преклонить перед нею колени, рука протянута для
благословения. Сверху, из угла, к Деве Марии

БОГОРОДИЦА
51
Благовещение,
Костромская икона, XVII в.
тянутся лучи с голубем в круге: так
символически передается сошествие Святого Духа...
Благовещенские соборы и церкви строились
по всей Руси. При Ярославе Мудром над
Золотыми воротами в Киеве поставлена
церковь Благовещения, и летописец по этому
поводу отмечал: «Да сими врата благие вести
приходят ко мне в град сей молитвами
Пресвятые Богородицы и св. архангела Гавриила —
радостей благовестника». Вот как широко
толковали в Древней Руси акт Благовещения.
Самый знаменитый Благовещенский собор
был воздвигнут в Кремле в 1484—1489 годах.
В нем сохранились иконы, писанные еще в
1404 году великими художниками Феофаном
Греком и Андреем Рублевым.
Праздник Благовещения не отличался
пышностью, в этот день Церковь рекомендовала
полный покой, сосредоточенное раздумье (грехом
считались самые незначительные работы и
даже просто отъезд из дома, — по пословице: «В
Благовещеньев день птица гнезда не завивает,
девица косы не заплетает»). Даже грешникам
в аду давался отдых от мучений.
В народе считалось, что в этот день
Богоматерь со своей небесной высоты засевает зеле-

52
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
ные поля. В украинской щедровке об этом
поется:
В полв'поле плужок ходит,
За тем плужком Господь.
Матерь Божья есть носит:
«Паши, сыне, долгую ниву,
Будешь сеять жито, пшеницу,
А колосочки — как пирожочки».
Как видим, христианская тема Благой вести
переосмыслена в бытовом, хозяйственном
ключе, более близком сознанию крестьянина.
Церковный праздник вписался в народный
календарь: по нему Благовещение
ассоциировалось в основном с приходом весны. К
этому дню прикрепилось старинное народное
верование, согласно которому солнце «играло»,
после зимнего сна просыпалось. Весну в этот
день «вызывали», «закликали», «гукали»:
молодежь собиралась на краю деревни, выбирая
место повыше, и после молитвы кто-нибудь
запевал: «Благослови, Боже, нам весну гука-
ти». В песнях-закличках обращались к
вернувшимся с юга птицам — они должны были
«запереть» зиму и «отомкнуть» весну:
К нам весну скорей ведите!
За нас Божью Мать молите!
На волю выпускали из клеток птиц.
С Благовещением связано множество
народных примет. Большинство их относилось к
видам на предстоящую весну (ночь на
Благовещение теплая — весна будет дружная) и
особенно — на будущий урожай ржи,
пшеницы, капусты, на грибы и улов рыбы. Не
уповая только на предсказания, совершали
обряды, которые должны были принести успех
земледельцам. В семенной овес клали
освященную просфору, позднее ее же
подвязывали к сеялке. При этом произносили:
Мать Божья!
Гавриил Архангел!
Благовестите,
Благоволите,
Над урожаем благословите:
Овсом да рожью,
Ячменем, пшеницей
И всякого жита сторицей!
Важной оказывалась всякая хозяйственная
мелочь: между заутреней и обедней, например,
надо было согнать помелом кур с насеста —
тогда они начнут нестись к Пасхе и можно
будет приготовить свежие яички для
христосования.
На Благовещение припоминали некоторые
языческие обычаи: сжигали старое тряпье,
скакали через костры — как на Ивана Ку-
палу.
Успение Пресвятой Богородицы — 15
августа (28 по новому стилю). Это день кончины
Божией Матери.
В церковных книгах об Успении можно было
прочитать: «На святое же и честное
преставление сошел к Ней Бог наш, сын Ея, Иисус
Христос, и сказал: "Мати моя Мария, взойди
на небо и войди в радость несказанной Моей
славы божественной, и царствуй со Мною
вовеки". И принял своими руками пречистую
Душу Ея. Сошлись на преставление Ея все
апостолы на облаках».
На третий день после похорон явился апостол
Фома и показал своим товарищам пояс,
который сбросила ему с неба Богородица. Когда
открыли гроб, тела там не оказалось: Мария
вознеслась на небеса.
Икона «Успение» также входила в
праздничный чин иконостаса: на ней изображалось
прощание с усопшей и чудо. У изголовья и у
ног усопшей апостолы и святители
оплакивали Богоматерь, апостол Петр стоял с кадилом,
Иоанн Богослов и Павел молитвенно
склонялись, наверху — ангелы и остальные
апостолы слетались со всех сторон на обряд.
Христос возвышался над гробом, держа спе-
ленутого младенца — младенец символически
изображал душу Богоматери. А в самой
верхней части композиции ангелы уже
возносили этого младенца к усеянному звездами
небу. Так изображались похороны, проводы и
одновременно — переход Богоматери в мир
бессмертных небесных сил.
Первый Успенский собор был воздвигнут в
Киево-Печерском монастыре, и сооружение
его было окружено чудесами. Богородица

БОГОРОДИЦА
53
Успение Пресвятой
Богородицы.
Феофан Грек
и его школа, XIV в.
явилась четырем строителям в
Константинополе и велела построить для нее церковь в
Киеве, при этом она показала им возникшую
в небе модель храма; когда же греки пришли
в Киев, они увидели стоявший на высокой
горе собор — точь-в-точь соответствовавший
чудесному небесному видению.
В народе Успение считалось последним
предосенним праздником, после которого
природа готовилась к своему «успению», он
связывался с делами и заботами
земледельца («Успенье провожай, осень встречай»;
«С Успенья солнце засыпается»).
Наступали так называемые «дожинки» (обжинки,
спожинки, осенины) — завершение жатвы.
После обедни на Успение устраивался
крестный ход, на межах совершали
благодарственный молебен Богоматери, Госпоже
полевых злаков. Калики перехожие — нищие
странники, ходившие по святым местам, —
пели духовные стихи, обращенные к
Богородице:

54
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Ты есть царская одежда,
Во скорбех наших надежда,
Ты — скиптро царская.
Ты — корона, оборона...
Между тем участницы жатвы совершали
старинный языческий обряд: катались по стерне,
приговаривая: «Жнивка, жнивка, отдай мою
силку на пест, на молотило, на колотило, на
кривое веретено». С глубокой древности
сохранилась вера в то, что мать-земля может
вернуть вложенную в нее человеческую силу.
Теперь эта вера обратилась к Матери Бога.
С Успения начинались заготовки на долгую
зиму («На Успение огурцы соли»).
Загадывали на осень: она будет тихая, если в дни
Успения нет ветра или дождя. Святили новый
хлеб. Остатки «святочного куска» хранили
под божницей, ими лечили больных. Большим
грехом считалось бросать крошки
освященного хлеба на пол.
С Успения начинались молодежные «беседы»,
посиделки — урожай собран, труды в поле
завершены, можно и отдохнуть. Не за горами
время засылки сватов. Считалось, что самый
срок — «засматривать» женихов: «С Успень-
щины не успеешь присмотреть — зиму в
девках просидеть!»
Устраивали складчины, варили всем миром
пиво, пекли пироги. Богатые одаривали
бедных и нищих.
Рождество Богородицы.
Вологодская икона, XVIII в.

БОГОРОДИЦА
55
Рождество Пресвятой Богородицы — 8
сентября (по новому стилю — 21). В
Древней Руси знали, конечно, что Дева Мария
происходила из царского рода Давидова и что
появление ее на свет у престарелых Иоакима
и Анны явилось результатом вмешательства
небесных сил в ответ на молитвы и просьбы
супругов. Печать торжественного покоя,
тихой радости и трогательной домашности
лежит на иконописных сюжетах, посвященных
Рождеству Богородицы: Анна покоится на
ложе, в головах стоит Иоаким, женщины
подносят дары — сосуды из драгоценных
металлов, кубки с монетами; няньки готовятся
купать младенца, пробуют воду; здесь же другая
служанка уже укачивает девочку в колыбели, а
третья отгоняет веером мух. На некоторых
иконах вместо нянек с.младенцем написана
стайка гусенят с гусыней.
Время Рождества Богородицы в народе
называли оспожинками, осенинами — это была
вторая встреча осени («Всякому лету
аминь»). Ранним утром женщины
отправлялись на берег озера, реки и здесь встречали
«матушку Осенину» овсяным хлебом.
Молодые пели песни. Хлеб разламывали, каждая
участница уносила его, потом его скармливали
скотине.
В домах совершалось «обновление огня»:
гасили прежний и зажигали новый (ритуал,
связанный, вероятно, со старинной встречей
нового года в сентябре — в соответствии с
земледельческим, природным календарем: урожай
собран — год завершен). Всю неделю
убирали с грядок лук. Ульи с пчелами ставили в
пчельник. На Рождество Богородицы было
принято приглашать новобрачных к
родителям жены. Молодые в свою очередь
приглашали родителей к себе: так укреплялись
добросердечные отношения между новыми
родственниками.
Покров Пресвятой Богородицы отмечали
1 октября (по новому стилю — 14).
Праздник этот был чисто русским, хотя и отражает
событие, которое якобы произошло в далекой
Греции в 911 году. На Царьград тогда напали
полчища сарацин, и осажденным оставалось
лишь уповать на помощь свыше. Во время
всенощной во Влахернском храме Андрею
Юродивому явилось чудесное видение: в
воздухе будто воспарила Богородица, она
помолилась за осажденных и развернула над ними
свой широкий шарф — покров. Эпизод этот
неоднократно был воспроизведен на русских
Иконах. Богородица на них возвышалась
перед алтарем с поднятыми руками, ангелы
держали над ее головой покров яркого цвета,
другие ангелы и святители стояли по сторонам, а
Андрей Юродивый с апостолами и
мучениками — внизу.
Мотив «покрова» на русской почве был
осмыслен как заступничество Богородицы
вообще за всех попавших в беду, помощь и
спасение всем несчастным и страждущим.
С самого начала христианства на Руси в
народе распространились представления о
Богородице-заступнице, печальнице. В
церковных хвалебных песнопениях-акафистах к ней
обращались так: «Нет у нас иной помощи и
иного представительства на утешение —
только Ты, Мати всех скорбящих и
обремененных»; «Будь нам заступница и ходотаица
перед престолом Всевышнего, где
предстоишь; к кому же еще прибегнем, есди не к Тебе,
Владычица, кому принесем слезы и
воздыхание, если не Тебе, Пресвятая Богородица; нет
у нас иной помощи, нет иной надежды — разве
только на Тебя, Небесная царица!»
Народные настроения находили поддержку и
в книжных памятниках. Знаменитый
переводной апокриф (апокрифами принято
называть сочинения «неканонические», то есть
не признававшиеся и даже осуждавшиеся
Церковью за различные отступления от
единственно верных «канонов», догматов
христианского учения) «Хождение
Богородицы по мукам» рассказывает, как
Богоматерь, сопровождаемая архангелом Михаилом,
спускается в ад и становится свидетельницей
мучений, которым подвергаются здесь
грешники. Сами мучения описаны подробно, во
всем их ужасном многообразии — за каждое

56
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Покров Пресвятой
Богородицы.
Икона, XV -
начало XVI в.
преступление или нарушение полагались
свои. Богородица вникает во все
обстоятельства прегрешений, расспрашивает архангела.
Все, что она видит, вызывает в ней
сострадание и слезы, она и сама готова разделить муки
грешников и укоряет святителей и ангелов за
равнодушие к ним. В конце концов, не в
силах выдержать зрелище ада, она обращается к
Богу с молитвенной просьбой пощадить
мучающихся: «Да припадем пред невидимым
Отцом и не двинемся с места, пока не
послушает нас Бог и не помилует грешных».
Спустившийся «с невидимого престола» Сын
Божий подтверждает справедливость адских
наказаний, но соглашается на уступку: «За
милосердие Отца моего... и за молитвы Матери
моей, как она плакала много за вас... даю вам,
мучающимся, день и ночь от Великого
четверга до Святой Пятидесятницы (то есть около
двух месяцев), имеете вы (грешники) покой».
Та же идея заступничества перед Богом
составляет содержание центрального ряда
иконостаса — Деисуса (от греч. «моление»,
«прошение»): в центре — Спас на престоле,

БОГОРОДИЦА
57
с Евангелием в левой руке, правой рукой
благословляет; по сторонам — стоящие
лицом к нему фигуры великих деятелей
христианства; левый ряд всегда возглавляет
Богородица. Облик ее исполнен достоинства и
мольбы. Согласно замыслу, Деисус
изображает, как представшие перед Богом святые,
апостолы и архангелы молят Спасителя за
весь грешный род человеческий. И Дева
Мария — первая просительница о милосердии к
людям.
В народе к Покрову относились по-хозяйски.
Считалось, что Покров отмечает переход от
осени к зиме: «До Покрова — осень, за
Покровом — зима идет!» Хозяева начинали
утеплять дома, конопатили избы, затапливали
печи («Батюшка Покров, натопи нашу хату без
дров»). В этот день последние журавли
улетали на юг (при более раннем отлете
говорили: «Быть холодной зиме»).
В этот день первый снег, по приметам,
покрывал землю. Перед Покровом устраивали
ребятам на пороге домов «душ» — обливали водой
через решето (тем самым хотели предохранить
от зимних простуд). Скоту по случаю
приближения зимы скармливали специальный сноп
овса — «поджинальник», а также обрядовый
сноп, чтоб не досаждала зимой бескормица и
вообще от всяких зимних бед. С этого дня
скотину уже не выгоняли на пастбище.
Введение Пресвятой Богородицы во храм
отмечали 21 ноября (4 декабря по новому
стилю). По христианскому преданию, едва
Марии минуло три года, престарелые родители,
вымолившие дочь у Господа и давшие обет
посвятить ее жизнь служению Богу, торжест-
венно ввели ее в Иерусалимский храм, где она
и воспитывалась до четырнадцати лет. Время
здесь Мария проводила в трудах и молитвах, за
рукоделием, чтением святых книг. Уже в юные
годы проявились в ней глубочайшее смирение
и радостная преданность воле Божией.
«Введение во храм» составляло сюжет
специальной иконы: маленькая девочка протягивает
руки навстречу священникам; нимбы вокруг
голов присутствующих указывают, что
происходит событие необычное, священное. В
верхнем углу иконы — Мария, уже достигшая
совершеннолетия, сидит на ступенях и ангел
подлетает к ней с хлебами в руках. На
новгородской иконе начала XIV века действие
словно бы перенесено на Русь: написан не
Иерусалимский храм, а севернорусская
деревянная шатровая церковь.
Праздник Введения в народе считался
«воротами зимы» («Введение пришло — зиму
привело»). В детской песенке,
сохранившейся с давних времен и записанной в XIX веке,
об этом дне пелось так:
Введенье пришло,
Зиму в хату завело,
В сани кбней запрягло,
В путь-дорожку вывело,
Лед на речке вымело...
Впрочем, когда погода к такому суждению не
располагала, то говорили: «Введенские
морозы зимы не ставят».
Введение открывало зимнюю торговлю. В
Москве в этот день на Лубянскую площадь из
разных мест свозили для продажи сани и
предметы «лубяного» и «щепного»
промысла. Продавцы зазывали покупателей:
Вот санки-самокаты,
Разукрашены — богаты,
Разукрашены — раззолочены,
Сафьяном оторочены!
Устраивались массовые катания на санях.
Княжеские сани сопровождали шуты и
скоморохи.
В русском культе Богородицы
исключительное место занимала вера в чудесные деяния,
которые совершали посвященные ей иконы.
В сознании верующих Богородица,
изображенная на иконе, являлась живым
воплощением Богоматери, она действовала как живая.
Среди бесконечного множества иконописных
изображений выделяются некоторые,
пользовавшиеся особенным почитанием и
окруженные особой верой. Расскажем о самых
важных и знаменитых. При этом будем иметь в
виду, что почитание касалось и типов
изображений, повторенных в огромном числе экзем-

58
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Введение
Богородицы
во храм.
Икона, XVII в.
пляров, и отдельных уникальных икон,
заслуживших исключительную славу.
«Богоматерь Знамение». На иконах этого
типа Богородица стоит в торжественной,
величавой позе, руки ее молитвенно подняты.
На груди, в круглом медальоне — поясное
изображение юного Христа-Еммануила (имя
это принадлежит ветхозаветному пророку
Исайе, который некогда предсказал рождение
Спасителя от Девы), он повторяет жест
матери. Икона несла глубокий символический
смысл: она подтверждала осуществление
древнего пророчества о приходе Христа и
появлении новой, христианской Церкви.
Благодаря этому значению место иконы было
определено в центре второго ряда иконостаса —
пророческого чина: по бокам ее располагались
иконы, изображавшие пророков с
развернутыми свитками в руках.
С «Богоматерью Знамение» связано немало
легенд. Самая знаменитая — о том, что
случилось в 1169 году, когда войска русских
северо-восточных княжеств под началом Андрея
Боголюбского осадили Новгород. Только

БОГОРОДИЦА 59
чудо могло спасти осажденных — и оно со- через Волховский мост — их встречает выхо-
вершилось. Ангел явился во сне архиепископу дящий из ворот детинца народ. Средний ярус:
Иоанну и возвестил о спасительной роли ико- икона водружена на стене крепости, за нею
ны. Что затем произошло, весьма вырази- виднеются ряды латников; из ворот крепости
тельно описывает другая икона: «Битва нов- выезжают три всадника, видимо, для перегово-
городцев с суздальцами», — она дошла до ров, навстречу им — всадники из суздальского
нас в нескольких версиях; лучшая (конца войска; между тем из основной массы войска
XV века) хранится в Третьяковской галерее, стрелы летят и вонзаются в икону. Нижний
Три яруса иконы последовательно передают ярус: сшибка двух сил, над воинами лед копий
ход исторических событий. Верхний ярус: ар- и реющие стяги; впереди новгородцев — не-
хиепископ выносит икону из собора; затем он бесные воины: святой Глеб с поднятым мечом,
же изображен идущим вместе с группой бояр Георгий Победоносец, святой Борис и Алек-

60
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
сандр Невский с копьями наперевес, с неба —
ангел с саблей; суздальцы в смятении, задние
уже поворачивают назад, кони топчут павших.
На иконе не передано главное: согласно
книжному сказанию 1430 года, Богородица,
подвергшись обстрелу, заплакала и отвратила
от суздальцев свой лик. И тогда «пала на них
тьма и ослепила всех». А новгородцы
восприняли плачущую икону как знамение о
поддержке и разбили войско осаждавших.
Не случайно, конечно, о чуде «Богоматери
Знамение» новгородцы вспоминали в XV
веке: тем самым они утверждали прежнюю
идею независимости своего города в борьбе
против Москвы.
А вот история с другой иконой —
«Богородица Знамение Курское». Она «явилась» в
сентябре 1295 года в лесу, у корней дерева, и
тогда же там пробился ключ. Когда князю
Шемяке сообщили о чуде, он не поверил — и
Богоматерь Знамение»
Икона, XV в.
тут же ослеп, но благодаря чудодейственной
силе иконы исцелился и построил в честь
иконы церковь. Позднее икону изрубили
татары, однако, когда русские нашли ее, она сама
срослась в одну доску. В 1597 году ее
перенесли в Москву, и цари Федор Иоаннович и
Борис Годунов велели украсить ее жемчугом
и серебром. А в 1612 году она помогла
курянам отбить нападение поляков.
Иконы Богородицы много раз выступали
спасительницами русских городов,
обеспечивали победу русскому войску, приходили на
помощь в моменты наивысшей опасности.
Смоленску грозило разорение от полчищ
Батыя. И тогда икона «Богородица Одигит-
рия» в Успенском соборе, призвав некоего
благочестивого смолянина Меркурия, послала
его сотворить «отмщение крови
христианской» и благословила его, придав ему
богатырскую силу. Меркурий один побил врагов,
и «злочестивый царь», одержимый ужасом и
страхом, бежал с малой дружиной. Но и для
Меркурия победа обернулась
трагедией-чудом: согласно предсказанию Богородицы,
«прекрасный воин» — ангел предстал пред
Меркурием и отрубил ему голову; убитый
юноша взял голову в руки и вошел в город.
Три дня спустя сама Богородица вышла из
церкви и положила тело героя в гроб в соборе,
где оно творило чудеса и «благоухало как
кипарис». Финал этого сюжета — отсечение
головы как завершение деяний святого —
мотив, распространенный на Западе, и, видимо,
оттуда пришел на Русь.
На иконе типа «Одигитрия» (греч. «Путе-
водительница», «Наставница в пути»)
Богоматерь изображалась обычно со строгим
ликом, мальчик Христос на ее правой руке был
серьезным и сосредоточенным.
Военачальники перед походами совершали моления перед
Одигитрией, обращаясь к ней со словами:
«Избави нас от усобныя рати, от нашествия
поганых, от нападения вражия».
Смоленскую Одигитрию привезла с собою
дочь Византийского императора Константина
Порфирородного, выданная замуж за черни-

БОГОРОДИЦА
61
Чудо от иконы «Знамение»»
Фрагмент иконы, 1697 г.
говского князя Всеволода Ярославича.
Владимир Мономах перенес ее в 1101 году в
Смоленск, где сто с лишним лет спустя она и
совершила чудо спасения города.
Самой знаменитой в Древней Руси иконой
была, без сомнения, «Богоматерь
Владимирская». Она принадлежала к распространен-
нейшему типу «Умиление»: мать бережно
поддерживает младенца, опирающегося
нетвердыми ножками о ее колени; левой рукой он
охватил ее шею и прижался к ее щеке; взгляд
его словно ищет материнские глаза. Облик
Марии излучает ласку и любовь, но в глазах
кроется скорбь: ведь ей ведомо, что сын ее
явился в этот мир не для земных радостей и
что его ждут немыслимые страдания. Иконы
типа «Умиление» — и прежде всего
Богоматерь Владимирская — это гимн материнству,
материнской неизбывной скорби перед
испытаниями неотвратимостью судьбы, что
уготована сыну.
За пять столетий своей жизни на Руси икона
Богоматери Владимирской претерпела
немало приключений. Пресвятую Марию якобы

РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Богоматерь Владимирская с праздниками. Икона, XVII в.

БОГОРОДИЦА
63
написал с натуры евангелист Лука; для иконы
он выбрал доску стола, за которым совершали
домашние трапезы Христос с Матерью. В
450 году икону будто бы перенесли из
Иерусалима в Константинополь. В
действительности же, судя по всему, ее написал в конце
XI — начале XII века неизвестный
константинопольский мастер (возможно, она была
уже повторением более древней иконы), а
патриарх Константинопольский позднее
прислал ее в дар князю Киевскому Юрию
Владимировичу Долгорукому.
Икону поместили в Вышеградском храме под
Киевом. Здесь впервые с нею стали
твориться чудеса: церковные служители увидели ее
однажды висящей в воздухе; она упорно
поворачивалась лицом к алтарю и обрела покой,
лишь когда ее поставили в алтаре. Андрей
Боголюбский, который задумал создать
мощное княжество в северо-восточных землях, в
1155 году тайно от отца увез икону, прося
Богоматерь стать помощницей в его замыслах.
Уже по пути на Север икона творила чудеса:
сначала она вернула к жизни утонувшего
вместе с конем в реке княжеского слугу;
потом, когда путники дошли до реки Клязьмы,
кони, везшие икону, остановились как
вкопанные, и князь, поняв указание Богоматери,
построил на этом месте церковь и заложил
город — Боголюбово. Поняв, что Богородице
не по душе Ростов, куда он ее привез, Андрей
сделал столицей княжества Владимир и
поставил икону в главном храме города. Он
заказал для иконы роскошный оклад, украсив
его жемчугом, золотом и серебром,
драгоценными камнями. И опять чудо: когда Золотые
ворота однажды обрушились и погребли
двенадцать человек, князь помолился перед
иконой, и из-под разобранного завала все вышли
невредимыми. Именно в те годы икона
получила имя Владимирской.
Князь брал ее с собой в походы и победы
приписывал ее содействию. Но чудеса
касались и отдельных людей: икона излечивала от
слепоты, от сердечной болезни. В 1237 году
татары сожгли город, забрали драгоценный
оклад, но с самой иконой ничего не могли
поделать. Более того, согласно легенде, икона
укрыла от татар князя Ярослава
Всеволодовича (отца будущего князя Александра
Невского) с детьми.
Следующая серия чудес Богоматери
Владимирской связана уже с Москвой. В 1395
году Москве угрожал Тамерлан. Московский
князь Василий Дмитриевич решил встретить
его на Оке и попросил митрополита Киприа-
на доставить ему чудотворную икону из
Владимира. Народ встретил ее молением:
«Мата Божия! Спаси землю Русскую!» Тамерлан
услыхал грозное предупреждение, с которым
обратилась к нему Богородица, и ушел, не
приняв боя. В память о чудесном избавлении
был поставлен Сретенский монастырь, и к
нему совершались ежегодные крестные ходы
с иконой Владимирской, начинавшиеся от
Кремля.
А икона еще не раз избавляла Русь от
вражеских нашествий: в 1472 году — от Ахмат-хана,
в 1521-м — от Махмет-Гирея, в 1612-м — от
шведов.
И другие иконы типа «Умиление»
прославились чудесными деяниями. Так, согласно
преданию, Богородицу Донскую брал с собою на
Куликово поле князь Дмитрий Иванович, й
она содействовала великой победе. Потом ее
возил с собой в Казанский поход Иван
Грозный. Она же помогла в 1591 году отразить
нападение татар на Москву. И перёд этой же
иконой несколько лет спустя патриарх нарек
на царство Бориса Годунова.
Иконописный образ сияющей красоты и
чистоты цвета дал имя Донскому монастырю в
Москве: он был возведен по случаю победы
над крымцами на том месте, где защитники
города совершили с иконой крестный ход.
Немало приключений выпало на долю иконы
«Богородица Феодоровская». Она исчезла
во время нашествия Батыя, считалось, что она
сгорела. 16 августа 1239 года князь
Костромской Василий Георгиевич, охотясь в лесу,
заехал в глухую чащу и увидел икону на сосне.
Когда он дотронулся до нее, икона поднялась

64
«Тихвинская Богоматерь».
Средник иконы, XVII в.
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
в воздух. Лишь после специального молебна
икону смогли доставить в храм. Кто-то сказал,
что видел, как ее нес человек, похожий на
святого Федора Стратилата. Так за иконой и
закрепилось имя Феодоровской.
Когда Костроме грозило новое нападение
татар, икона взяла город под свое
покровительство и возглавила ополчение. Говорили, что
воссиявшие от нее лучи стали сжигать
татарские полчища. В 1912 году Богородица Фео-
доровская сыграла едва ли не решающую
роль в том, что юный Михаил Федорович
Романов после долгого сопротивления
согласился взойти на царство.
Женщины же обращались к Богородице
Феодоровской «об освобождении от трудных
родов».
О многих иконах с изображением
Богородицы рассказывали, что они «являлись», то есть
чудесным образом появлялись в самых
неожиданных местах, и их «явление»
сопровождалось всегда чем-нибудь необычным.
Среди «явившихся» икон особенной
известностью в Древней Руси пользовались Богоматерь
Толгская и Богоматерь Тихвинская. О явлении
первой в 1314 году возвестил огненный столп
на берегу речки Толги, а затем — чудесный
мост, переброшенный через реку. Икону помес-

БОГОРОДИЦА
65
«Неопалимая купина».
Икона, XVII в.
тили в построенный ради нее Толгский
монастырь, и она творила разные чудеса. Вторая
икона «явилась» над Ладожским озером в
солнечном сиянии: невидимые силы несли ее по
воздуху к городу Тихвину. В 1614 году она
помогла горожанам отбиться от шведов.
Благодаря ей исцелялись якобы безнадежно
больные.
Скажем еще об иконе «Богородица —
Неопалимая Купина», имеющей сложную
символику. Купина — терновый куст, который,
согласно библейскому рассказу, увидел Моисей:
весь охваченный пламенем, куст чудом не
сгорал. Согласно христианскому учению,
Неопалимая Купина считалась прообразом
Богородицы, которая тоже осталась «неопалимой», не
подверженной времени благодаря
рожденному ею Сыну Божьему. На иконах Богоматерь
изображалась в середине горящего куста либо
окруженной сиянием огня, заключенной в
восьмиугольную пламенную звезду.
Народное сознание Богородице — Неопалимой
Купине приписывало роль распорядительницы
огненной стихией. Этим объяснялся
обычай — во время пожара икону носили вокруг,
веря, что она может прекратить огонь.
Матерь Божья Богородица,
Скорая помощница,
3—0102670

66
Теплая заступница!
Заступи, спаси и помилуй
Сего дома господина
От огненной пожни,
От водяной потопи!
Богородица редко гневалась и еще реже
угрожала православным и наказывала их.
Рассказывают, в 1641 году она явилась одной
женщине и объявила, что станет сыпать на
землю каменье и оставит всех без хлеба, если
люди не будут соблюдать праздничные
дни, — заметим, что в старину праздники
устраивали не столько себе, сколько в честь чего-
то и в благодарность за что-то!
Самым тяжким оскорблением Божьей
Матери исстари считалось сквернословие. Она
лишала своего покрова тех, кто «лается
мерзкими словесы погаными».
Какие только чудеса не приписывались
влиянию Богородицы! О них сохранились свиде-
Храм Покрова на Нерли, близ Владимира,
1165 г.
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
тельства в летописях, сказаниях, в
благочестивых сочинениях.
В то лето, когда на Оковце появилась
икона—в лесу частом, на сосне, — «хлеб был
особенно дешев, кадь ржи покупали по четыре
московки, а лето было ведреное и красное, не
засушливое, и всяким овощем плодовитое, от
полей тишина шла, люди были здоровы и весь
скот плодный».
По случаю чудесного перемещения образа
Богородицы из Мурома в село Выдропуск в
краю этом и во всей Новгородской земле
начали люди богатеть духовным богатством, и
вся земля кипела в семенном изобилии и
приплоде скота.
В 1354 году в Новгороде появилось такое
множество рыбы, что каждый ловил у берега
руками сколько было ему нужно. В этом
изобилии усматривали чудо, сотворенное
молитвами Пресвятой Богородицы.
Когда в XVII веке над казаками,
осаждавшими Азовскую крепость, нависла угроза
поражения, они стали горячо молиться. «И
поднялась с севера туча, и из той тучи вышла Дева
Пречистая Богородица, а с нею много
юношей, и начали гнать турок; напал на них страх,
и ослепило им глаза...»
Веря в чудеса, творимые Богородицей, люди
привыкли в критические для себя моменты, по
самым разным поводам, важным и не столь
важным, обращаться к ней с надеждой на
помощь. Для таких обращений не ждали ни
праздников, ни «явлений».
Неподалеку от Новгорода-Северского в реке
был опасный водоворот. Сплавщики,
гонявшие баржи, перед этим местом всегда служили
молебен иконе «Святительница утопающих».
Обращались к Богоматери пастухи: «В
Восточной стороне лестница златая от земли до
неба, с серебряными ступенями, по той
лестнице сходит с неба Пречистая Богородица.
Ограждает она меня своею нетленною
ризою — небом и землею-матерью, от черного
зверя широколапого... волка рыскучего и
волчицы, и от всякого злого и лихого
человека, в день и нощь и по всякой час, по утру

БОГОРОДИЦА
рано и к вечеру поздно, отныне и во веки
веков...»
Архангельские рыбаки святым именем
Богоматери отгоняли злые силы: «Отступися,
дьявол! Здесь нет тебе ни места, ни части; здесь
Мати Христа Бога нашего, Пресвятая
Богородица, держит в правой руке цвет и траву, и
дает нам, рыболовам, для обкуривания и
сохранения нашей рыбной ловли... красной
рыбы — семги и белой рыбы».
Когда приближался дождь, говорили: «Мать
Божия! Подай дождя на наш ячмень, на
барский хмель».
Девушка, которую родители собирались
выдать замуж за нелюбимого, пела с надеждой
на помощь Пресвятой Девы Марии:
Я сидела, душа красная девица...
Молилась Пресвятой Богородице...
Не затопилась бы свеча воску ярого
Пред иконою чудотворною,
У желанных у родителей
Не вздрыгнулась бы ручка правая
Выше плеч на головушку
Перекрестить очи ясные,
Не поворотился бы язык речист в
головушке
^ Поневолить меня, красную девушку.
1 Мать пела над младенцем:
Помоги, Мать Пресвятая Богородица,
Вырастить мне желанное мое дитятко
До полна молодецка его возраста.
Ребята во время купанья приговаривали:
Троица велела. Богородица велела
Трижды окунуться, нырком пройти
И из воды вон идти.
Обращения, моления, просьбы часто
производились у «святых» мест — часовенок, крестов,
деревянных изваяний, поставленных на
берегах озер, у источников, колодцев, рядом с
пещерами, и посвящались Богородице. Великое
множество таких мест было рассыпано во
всей Руси.
67
Древнерусский образ Богоматери вобрал в
себя такое богатство переживаний,
нравственных понятий, духовных стремлений, такое
сплетение великих драм, исторических деяний
и повседневных происшествий, такое обилие
чудес, а рядом с ними — такую
пронзительную беспомощность людскую перед
неведомыми силами, что поистине образ этот может
считаться одним из самых значительных
явлений народной культуры нашего прошлого;
Будучи цельным, образ в то же время имеет
множество составляющих. Отдельные черты
образа выступают из легенд, песнопений,
молитв, летописных сказаний, иконописных
изображений, праздничных обрядов, примет и
гаданий. Всякий раз в ее образе открываются
какие-то отдельные стороны: она — Божья
Матерь, владеющая небом и землей,
подательница земных благ; но она, подобно простой
крестьянке, носит обед Богу, который, тоже
словно простой крестьянин, ходит за плугом.
Она — пророчица, предвидевшая уготованные
сыну страдания, и обыкновенная мать, с плачем
и мукой провожавшая его к месту распятия;
подобно простой русской женщине, в минуту
горя она «ударилась о землю» и излила свои
чувства в причета: «Кто меня ныне утешит от
горьких слез! ...Уже бы я света не видела!»
И над всем этим — самое прочное народное
убеждение, что вечное призвание и
назначение Богородицы — быть заступницей рода
человеческого, опекать вдов и сирот, давать
пример повседневного поведения и радовать
собою людей.
Именно это, вероятно, и дало основание
русскому философу Н. А. Бердяеву написать:
«Русская религиозность — не столько
религия Христа, сколько религия Богоматери,
религия матери-земли, женского божества,
освещающего плотский быт. Мать-земля для
русского народа есть Россия. Россия
превращается в Богоматерь». J
3*

A IJП7 \ -ЦТ Таинственные существа ангелы («вестники» —
/Л01 KuJ lOl на греч. и евр. яз.) — не боги и не люди —
пришли вместе с христианством на смену
языческим духам, которые — по понятиям древних
славян — хозяйничали всюду в природе,
окружали человека и играли очень важную роль в
его жизни: либо помогали, либо вредили.
Конечно, как мы уже знаем, не все духи природы и
домашнего мира с принятием христианства
утратили влияние, некоторые сохранили свои
позиции: домовой, водяной, леший и другие. В то
же время языческая вера в духов частично
перешла на других персонажей, носителей новой
религии.
Простому народу было нелегко уяснить весь
сложный комплекс знаний, философских
рассуждений, библейских историй, связанных с
ангелами: для этого требовались специальные
толкования, чтение сочинений отцов Церкви.
Но люди поняли нечто главное, то, что
многократно повторялось в молитвах и объяснялось
в проповедях, что изображалось на фресках и
иконах. Ангелы были обязательной
принадлежностью того мира, какой утверждался
христианским учением. В центре этого мира
находился Бог — создатель всего сущего,
всевидящий и всесильный владыка.
Именно Бог создал ангелов — по одним
данным в четвертый, по другим — в первый же
день творения, а по некоторым сведениям —
даже прежде всех вообще. Ангелы помогали

69
Ангел,
Миниатюра из
«Евангелия Хитрово», XIV в.
Творцу управлять миром. Они составляли
несметное «воинство небесное» и выполняли
разнообразные поручения, являлись
посредниками между Богом и всеми остальными
обитателями сотворенного им мира.
Летописец под 1110 годом цитирует «святого
и премудрого» Епифания: «Ко всякой твари
ангел приставлен; ангел приставлен к
облакам, и туманам, и снегу, и граду, и морозу, ангел
к голосам и грому, ангел зимы и зноя, и осени,
и весны, и лета, ангел ко всякой одушевленной
твари на земле, и тайной бездны, скрытой под
землей, и преисподней тьмы и всему, что над
бездной, а раньше было над землей, от чего
происходят и тьма, и вечер, и ночь, и свет, и
день».
И тут же Епифаний объясняет работу ангелов:
«Что есть гром и молния? Ангел Господень,
летяя, биет крылами и гонит дьявола. Молнии
суть свиты ангельские». И далее: «300
ангелов воротят солнце; по вечерам каждый ангел
зажигает на небе свою звезду, как лампаду, а к
утру гасит»; дожди не сами идут, но ангелы их
направляют; вода с неба идет соленая, но
ангел «древом честного креста расслаждает» ее
(то есть сладкой делает).
Ангелы, исполняя Божью волю, управляют
также людьми и всем, что имеет к ним
отношение: странами и целыми народами,
городами, жизнью семей и отдельных людей. К
каждому приставлен с момента появления на
свет (и даже раньше — еще в утробе матери)
свой ангел-хранитель. Он сопутствует
человеку всю жизнь, не покидает ни днем, ни ночью,
наставляет на добрые дела. Он всегда сидит
на правом плече или стоит по правую сторону,
радуется правильным поступкам, горюет, если
человек совершает что-то не так. Верующий
может и должен обращаться к нему за
советом и поддержкой. Древняя русская книга

70
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Трубящий ангел из Апокалипсиса. Фрагмент росписи
Спасского монастыря в Ярославле, 1564 г.
утверждала: «Ангел человеку зла не творит, но
благое мыслит ему всегда». Верили, что ангел-
хранитель поддерживает в «своем» человеке
физическое здоровье.
Церковные поручения наставляли, по каким
поводам и к каким именно следует
обращаться ангелам: плавающего в лодке избавит от
всякой беды архангел Гавриил, если помянуть
его; идущему в горах надо помянуть ангела
Раила; ложась спать, не забыть помянуть
ангела Помаила — ибо он ночной страж всем
спящим; от печали избавит ангел-утешитель
Афонаил; и даже наливая пиво или мед,
нелишне упомянуть ангела Рахваила.
По смерти ангел несет душу покойного к Богу
и предстает пред ним ходатаем
(предстательствует) за ее участь — быть ли ей
помещенной в рай или сброшенной в ад.
Существовало в народе поверье: если падает звезда —
значит, ангел полетел за чьей-то душой; надо
было быстро, пока звезда не исчезнет,
загадать желание. Верили: оно обязательно
исполнялось, потому что ангелы в момент полета
никому ни в чем не отказывали.
В духовном стихе о двух Лазарях, богатом и
бедном, ангелы правят суд над умершими: у
богатого, который вел неправедную жизнь, они
вынимают душу железным крюком через
левое ребро (или через темя), а у праведного
бедняка берут ее с почестями и похвалой
«через сахарные уста» и на особой пелене
относят к святому Авраамию.
Свою силу ангелы проявляют и в делах
государственных, общенародных: по словам
летописи, «ангел приставлен к каждой земле,
чтобы наблюдал эту землю, хотя бы она была и
поганая».
Русский летописец, повествуя о разных
событиях, объясняет исход их — благополучный или
плохой — распоряжениями Бога,
исполняемыми ангелами. Например, в 1111 году полчища
половцев окружили русские полки, и тогда
Бог на помощь русским князьям послал
ангелов. «И падали половцы перед полком
Владимировым, невидимо убиваемые ангелом, что
видели многие люди, и головы летели,
невидимо опускаемые на землю... И спас Бог
людей своих».
Именно ангел «вложил Владимиру
Мономаху мысль поднять... русских князей на
иноплеменников». И сделал он это обычным
для ангелов способом — через чудесное
видение, «знаменье». В Печерском монастыре
«явился столп огненный от земли до неба, а
молния осветила всю землю, и в небе
прогремело в 1 час ночи, и все видели это». Он
двигался, задержался над гробом Феодосия
Печерского, поднялся на верх церкви и
потом стал невидим. «Но это был не огненный
столп, а видение ангела: ибо так является
ангел—то столпом огненным, то пламенем».
И далее: «Это знамение показывало
некоторое явление, которому предстояло быть и
которое сбылось». Летопись имеет в виду
победу над половцами в 1111 году.
История Древней Руси была полна
примерами, когда ангелы покровительствовали
русскому войску, сами выступали воинами, пред-

АНГЕЛЫ
71
сказьшали победы, и эти предсказания с их
участием и исполнялись. Но это случалось
лишь тогда, когда Бог был расположен к
русским людям, прежде всего к князьям, то есть
видел и знал, что они соблюдают
христианский закон, поступают соответственно его
нравственным.правилам. Когда же они
нарушали его, вели себя недостойно — Бог
гневался и карал их, и тогда ангелы несли не
помощь, а несчастье. Земли и города
подвергались наказаниям. Более того, ангелы
оказывались во главе вражеских сил. В связи с
одним из поражений русских от половцев
летописец замечает: «Если Божий гнев
обратится на какую землю и Бог повелит ангелу
тому пойти войной на ту землю, то ангел той
земли да не воспротивится повелению Бо-
жию. Так вот и теперь было, навел Бог, грех
наших ради, поганых иноплеменников, и
побеждали они нас по повелению Божию: ибо
были они водимы ангелом...» Гнев Божий
справедлив, а значит — и справедливы деяния
ангелов, какими бы жестокими они ни были.
Ангелы — послушные исполнители Божьих
велений.
Все ангелы были невидимы для людей. Они
являлись к ним или во сне, или в виде
различных символических знамений (вроде
огненного столпа). Согласно изначальному
церковному учению, были они бестелесны либо
обладали особым — «духовным» — телом. 'Их
уподобляли огню, ветру, свету, то есть чему-то
бестелесному, но зримому или осязаемому.
Однако возникала потребность изображать
ангелов на фресках, иконах, в скульптуре и
книжных миниатюрах. Постепенно теория
бесплотности ангелов размывалась. Впрочем,
еще в Ветхом Завете были попытки придать
ангелам какие-то материальные черты.
Трудами учителей Церкви в бесконечном
множестве ангельского воинства был
наведен порядок: установлено девять ангельских
чинов, которые объединялись в три разряда.
Верующие должны были хотя бы в самом
общем виде представлять себе эту иерархию:
иначе трудно понимать ход богослужений,
разбираться в изображениях на фресках и
иконах и, наконец, пользоваться
благорасположением ангелов.
В первый разряд входили три чина:
серафимы, херувимы и престолы. Первый чин — се-
рафимы («огненные», «пламенеющие» — на
евр. яз.), самые приближенные к Богу. В
Книге пророка Исайи читаем: «...Видел я
Господа, сидящего на престоле высоком и
превознесенном... Вокруг его стояли
серафимы; у каждого из них по шести крыл; двумя
закрывал каждый лицо свое, и двумя
закрывал ноги свои, и двумя летал.
И взывали они друг к другу, и говорили: свят,
свят, свят Господь Саваоф! вся земля полна
славы Его!» Шестикрылыми изображались
серафимы на фресках и иконах: тела не видно,

72
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Херувим и серафим
шестикрылые среди
англов и архангелов.
Собрание Небесных
Сил бесплотных.
Таблетка из собора
Св. Софии в Новгороде,
xvi Г
одни большие крылья, в центре —
человеческое лицо.
Главная роль серафимов — прославление
Бога, охрана его и защита всего, что с Богом
связано.
Рассказ пророка Исайи открывает еще одну
важную миссию серафимов. Пророк
однажды понял, что он — человек с «нечистыми
устами», то есть переполнен земными, грешными
страстями и живет «среди народа также с
нечистыми устами». И тогда «прилетел ко
мне один из серафимов; и в руке у него
горящий уголь, который он взял клещами с
жертвенника.
И коснулся уст моих, и сказал: вот, это косну?
лось уст твоих, и беззаконие твое удалено от
тебя, и грех твой очищен».
После этого Исайя ощутил, что он готов к
служению Богу, и Бог послал его к народу —
пророчествовать.
Второй ангельский чин — херувимы
(«стражи» — на евр. яз.). Им поручалась охрана

АНГЕЛЫ
73
священных предметов. Вместе с серафимами
они поют славу Господу, окружая его
престол. Херувимов представляли по-разному: с
четырьмя головами — человека, льва, быка,
орла*, или одной человеческой головой с
четырьмя (либо тоже с шестью) крылами.
К тому времени, когда христианство
утвердилось на Руси, с херувимами было прочно
связано понятие «ангельское пение» в
церковных службах. Церковное православное
пение стало значительным явлением
русского искусства. По самому своему смыслу и
назначению оно было совсем иным, чем
традиционное народное пение, которое
сопровождало языческие обряды, звучало на
праздниках, во время военных походов, в
каждодневном быту. Верующие, слушая гимны, стихиры
и другие песнопения во время церковного
Серафимы поддерживают Бога Саваофа на престоле.
Фрагмент ярославской иконы, XVII в.
«Ангел Златые власа».
Икона, XII в.
богослужения, должны были отвлекаться от
всего обыденного, от привычных житейских
забот и душою возноситься к небесам. В
херувимской песне были такие слова: «Всякое
ныне житейское отложим попечение».
Церковный хор уподоблялся хору ангелов. На
некоторых иконах прямо можно увидеть
ряды поющих ангелов в облике людей. Во
время торжественного богослужебного пения
люди и ангелы словно образовывали одно
целое. И человеческие-ангельские голоса
взлетали к церковному куполу, призывая
верующих слиться в радостном прославлении
Бога.
Из других ангельских чинов людям Древней
Руси более всего были известны ангелы и
архангелы, в частности архангел Гавриил и
архангел Михаил. По своим задачам они
ближе стояли к человеческому миру. Слово
«архангел» означает «высший ангел» —
начальник над ангелами. Верующие знали о
* Именно эти символические образы традиционно сопровождают четырех евангелистов.

74
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Архангел Гавриил с благой вестью.
Клеймо вологодской иконы, XVI в.
них из Библии, из церковных книг, устных
легенд, их образы смотрели с икон и фресок.
Главное назначение архангела Гавриила
(«Сила Божия» — с евр. яз.) — быть Божи-
им вестником, предуказывать ход событий и
раскрывать смысл «знамений» и «видений».
Самая великая из миссий Гавриила —
Благовещение (см. главку «Богородица»). Гавриил
принес Деве Марии не только благую весть о
зачатии ею божественного младенца, но и по-
* Деисус — один из главных рядов иконостаса (в переводе с гр
перед Христом молятся за людей.
веление дать ему имя Иисус, то есть Спаситель
(в Евангелии от Матфея: «Он спасет людей
своих от грехов их»).
Именно Гавриил передал первому человеку
Адаму Божью заповедь: не вкушать от древа
познания добра и зла, и он же возвестил
рождение Иоанна Крестителя.
Среди бесчисленного множества
иконописных образов архангела Гавриила выделим те,
что по праву считаются ныне великими
произведениями древнерусского искусства. Это
прежде всего, конечно, икона XII века,
известная ныне под названием «Ангел Златые
власа» (находится в Русском музее в
Петербурге): прекрасное лицо с огромными глазами,
излучающими задумчивость и печаль,
обрамлено густыми прядями спадающих на плечи
золотистых волос. Это, скорее всего, часть
Деисуса*: в составе этого чина Гавриил
занимал всегда почетное место сразу за Иоанном
Крестителем.
Главным отличительным признаком Гавриила
были большие крылья за плечами. С
крыльями он неизменно изображается и в
«Благовещении». Одна из самых замечательных
икон— «Устюжское Благовещение»
(середина XII века, хранится в Третьяковской
галерее). Рука ангела, простертая к Марии,
одновременно возвещает и предупреждает, лицо
его выражает сознание торжественности
момента, но и предчувствие будущих испытаний,
в глазах затаились горечь и сочувствие...
Всего архангелов, по учению Церкви, было
семь, возглавлял их архангел Михаил («Кто
как Бог» — с евр. яз.). Называли его еще
архистратигом, то есть вождем небесных сил,
призванных защищать добро и свет. Слава
его как воителя закрепилась в книге Нового
Завета «Откровение Иоанна Богослова»: «И
произошла на небе война: Михаил и Ангелы
его воевали против дракона, и дракон и
ангелы его воевали против них.
Но не устояли, и не нашлось уже для них
места на небе.
И низвержен был великий дракон, древний
змий, называемый диаволом и сатаною, оболь-
I. — «моление»), где святые апостолы, преподобные и мученики

АНГЕЛЫ
75
щающии всю вселенную, низвержен на землю,
и ангелы его низвержены с ним».
Таким образом, именно Михаил обеспечил
победу Бога в борьбе с сатаной, после которой,
как говорится в том же «Откровении»,
«настало спасение и сила и царство Бога нашего
и власть Христа Его».
В честь архангела Михаила на Руси рано
начали ставить церкви. Один из первых
храмов был возведен между 1108 и 1113 годами в
Киеве князем Святополком. Князьям при
рождении давали два имени — одно
христианское. Святополка назвали Михаилом, он
почитал архангела Михаила своим ангелом-
хранителем, небесным патроном,
обеспечивавшим успехи в воинских делах.
Храм был украшен мозаичными
изображениями. Одно из самых монументальных —
«Причащение апостолов», где представлены
фигуры двух ангелов: в светлых одеждах они
прислуживают Христу в момент причащения,
выполняя роль дьяконов в литургии; в руках у
них золотые рипиды (опахала), чтобы
отгонять мух от чаш с вином и сосуда с хлебом.
Церковь почитала архангела Михаила
дважды в году — 8 ноября и 6 сентября (по
старому стилю). Народ эти дни отмечал по-своему.
Ноябрьский Михайлов день в отношении
видов на погоду считался каким-то
неопределенным: можно было услышать — «Со дня
Михаила архангела зима морозы кует», а можно
было — «С Михайлова дня зима не стоит,
земля не мерзнет», напоминали о
Михайловских грязях, которые еще дадут себя знать.
На сентябрьского Михаила, когда все
полевые дела были завершены, народ от души
веселился, грехом считалось работать. На
Михайлов день обычно ходили по гостям из
одного дома в другой.
Все же Михаил был преимущественно
персонажем церковных сюжетов. Иконописных
образов его было великое множество. В
Деисусном чине он занимал место сразу за
Богородицей, симметрично Гавриилу.
Специально посвящена Михаилу икона
«Чудо в Хонех». По легенде, язычники вздумали
«Грозный и страшный небесных сил воевода
архистратиг Михаил».
Гравированный лубок.
уничтожить целебный источник и стоявшую
близ него церковь, посвященную архангелу, и
решили затопить эти места водами двух рек.
Пономарь Архип известил Михаила о
наводнении, и тот ударом своего жезла направил
воду под скалы («Хони» — от греч. слова
«хонас» — воронка). На иконе архангел в
ярко-красном одеянии вонзает жезл или
копье в землю, и вода уходит в дыру; перед
ним — склонившийся священнослужитель, а

76
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
за ним, на фоне холмов, — чудом
сохранившийся храм.
Часто Михаил представал на иконах
воином — в ратном облачении, лицо его
выражало суровость, весь облик — готовность к
сражениям. Здесь он походил на святых
подвижников — Георгия или Дмитрия Солун-
ского, только крылья за плечами, роскошные
одежды и некоторые другие .детали являли
его ангельскую природу.
С архангелом Михаилом неизменно
связывались представления о Страшном Суде,
широко распространенные на Руси. Приход этого
события, согласно Евангелию, предсказал
Христос: должно наступить время, когда по
голосу Сына Божия все умершие оживут,
явятся пред Христом, и он отделит
добродетельных — для вечной блаженной жизни,
злостных грешников — для вечного осуждения и
мучений. О наступлении этого дня должен
будет возвестить архангел Михаил трубным
гласом. В народных духовных стихах
Страшный Суд описывался как уже
совершающийся: Михаил поднимался на гору Сион,
трубил в золотую трубу, будя всех живых и
мертвых: «Станет судить вас Христос
истинный!» Но и сам архангел выступал здесь в
роли грозного судьи, и, когда грешники «с
черными лицами» просили о помиловании, он
гневно отвечал:
«Отойдите, злые, окаянные!
Сами вы себе место уготовили,
Место — муку вечную и тьму
кромешную!»

АНГЕЛЫ
77
Ангелы сопровождают праведников.
Художник В. Васнецов. Преддверие Рая. Эскиз росписи Владимирского собора в Киеве
И тут же призывал ангелов гнать их
железными прутьями в реку огненную и засыпать
песком.
К архангелу Михаилу обращались простые
люди в надежде найти у него защиту от
неправедных властей. Интересно отметить, что
звучат эти обращения в традициях народного
заговора: «О святый архангел Михаил, первый
княже и небесных сил грозный воевода, ты
побеждаешь все нечистые силы и
заграждаешь уста нечистых; загради уста и сердца
моих врагов и супостат, злобствующих на мя, да
стоящие против меня остолбенения».
Еще один: «Святой господин архистратиг
Михаил, закрой, Господи, от лиха человека и от
супостата на всяк час и на всяко время».
Ангелы есть в большинстве иконописных
сюжетов. Они изображались в человеческом
облике, но обязательно крылатыми. На
иконах «Рождение Христа» ангелы передают
благую весть пастухам и указывают им путь к
пещере Вифлеема, где свершилось чудо. На
иконах, посвященных воскрешению Христа,
необыкновенной красоты ангел в белых
одеждах сидел на отваленном камне у пещеры.
Вот множество ангелов слетается ко гробу
Богородицы и затем сопровождает ее на
Небо («Успение»). На той же иконе ангел-воин
предотвращает попытку язычника осквернить
гроб Богоматери. Именно ангел подносит к
голове Дмитрия Солунского, только что
одержавшего победу над врагом, золотой венец. В
сценах Страшного Суда ангелы с трубами и
орудиями предстоящих мучений
сопровождают Христа. Обычно ангелов изображали
молодыми, с прекрасными светлыми лицами.
Божий вестники, участники всех святых дел,
воины, непременные спутники Богоматери,
Христа, апостолов, пророков, — они связуют
мир небесный и мир греховный, человеческий.

дьявол,
БЕСЫ,
ЧЕРТИ
Слово «бесы», по данным истории языка,
очень древнее: восточным славянам (как и
другим славянским племенам) оно было
известно еще до принятия христианства и
прилагалось к природным и домашним духам: в
жизни людей они играли и положительную, и
отрицательную роль, к одним можно было
обратиться за помощью, от других стремились
оградиться оберегами, заговорами и другими
магическими средствами.
С принятием христианства понятие «бесы»
получило резко отрицательный смысл и стало
прилагаться к злым духам, настроенным
враждебно к людям и осужденным Богом
(словом «бесы» перевели в старых апокрифах на
церковно-славянский язык греческое слово
«демоны», то есть «злые духи»*).
Слово «черт» в памятниках русской
письменности, по наблюдениям лингвистов,
фиксируется только с XVII века. Возможно, что в
живом языке оно было известно и много
раньше, а значение его мало чем отличалось от
значения слова «бес».
Откуда взялись в мире бесы? На этот вопрос
существовали разные ответы, и в них
отразилось разное понимание происхождения мира
и роли Бога в его создании. Согласно учению
официальной Церкви, весь мир был создан
единым Богом. Между ангелами, которых он
сотворил, нашелся один (может быть, даже
«первейший» и «совершеннейший» из всех),
* В Ветхом Завете для обозначения врага вообще
употребляется как имя нарицательное слово «сатана» — в переводе с
арамейского «противник», «противоречащий»,
«подстрекающий».

79
который из гордости не пожелал быть в
подчинении у Бога и задумал устроить все по-
своему. К нему перекинулись и другие
ангелы. За это Бог решил прогнать непослушных
с Неба. Произошла война добрых ангелов с
«ангелами сатаны», ее повел архангел
Михаил. После его полной победы злые ангелы
были низвергнуты вниз: одни — на землю,
другие — в преисподнюю, в ад. Глава этих
изгнанных в ад злых сил и есть дьявол, а свита
его — бесы.
По-иному рассказывают о дьяволе и бесах
древние апокрифы. По ним, творение мира не
было делом одного только Бога — в нем
принимал участие дьявол. Говорилось, например,
что отвергнутый Богом Сатанаил сотворил и
устроил землю и все живое на ней и объявил
себя властителем на ней. За это Бог
ввергнул его вместе с бесами в преисподнюю.
Именно Сатанаил, по апокрифам, слепил
первого человека, смешав землю с водой, но
оживить его не сумел — ожила под его руками
лишь струя воды в пыли, обратившаяся змеей.
Бог же вдохнул в первого человека Адама
жизнь, душу.
Летопись устами волхвов передает народную
версию о том, как был сотворен человек: «Бог
мылся в бане, распотелся, отерся ветошкой и
бросил ее с неба на землю. И заспорил
сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И
сотворил дьявол человека, а Бог душу в него
вложил. Потому-то когда умирает человек,
его тело в землю идет, а душа к Богу».
Выслушав эту версию, воевода Ян Вышатич
ответил волхвам: «Воистину опутал вас бес» (то
есть это лживое, с точки зрения Церкви,
представление волхвам внушил бес).
А вот рассказ с явной насмешкой над
неумелым дьяволом: когда Бог творил мир, его
«первый товарищ» попросил позволить ему
создать («посеять») землю; Бог милостиво
разрешил и послал помощника на дно
морское за землей, велев ему при этом произнести
слова: «Беру тебя, земля, на Божье имя»; а
тот — из тщеславия — добавил: «и на свое».
Когда «товарищ» вынырнул и раскрыл ла-
Грехопадение. Дьявол в облике змея искушает
Адама и Еву. Фрагмент иконы, XVII в.
донь, там оказалась щепотка земли, которую
тотчас смыло водой. И во второй раз — то
же. Лишь когда формула была произнесена
правильно, ему удалось сохранить под ногтем
несколько песчинок. Ими-то Бог и «посеял
землю со всеми лесами, травами и угодьями.
Однако помощник схитрил и вынес
несколько песчинок за щекой, рассчитывая из них
сотворить «свою» землю. Но они стали так
быстро расти прямо во рту, что он вынужден
был их выплюнуть: так образовались на
Божеской земле горы и камни.
Идея об участии дьявола в божественном
творении мира — пусть даже и не давшем
особых результатов — Церковью
осуждалась. Но средневековое народное сознание
нуждалось в доступном объяснении того,
откуда в мире, сотворенном всемогущим Богом,
так много разных неустройств, недостатков,
откуда болезни, несправедливости. Простому

80
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
fi^.i&m *фф*« *щЦЬ м*>
fm*~*
т иуф-ЛЙр
Дьявол в райском саду искушает первых людей. Русский лубок, XIX в.
человеку трудно было объяснить, что дьявол-
сатана и бесы — не какая-то отдельная,
равная, противостоящая Богу сила, а творение
Божье, которое воюет против своего Создателя,
используя силу, от Бога же и полученную.
Поэтому дьявол в конечном счете может
рассматриваться как часть Божьего замысла. И
Бог, допуская в известных пределах зло, тем
самым посылает людям испытания, предлагает
им с помощью веры находить выход,
наказывает их за неверие и прегрешения. Не
вдаваясь во все эти философские тонкости, для
народа нашли более простое объяснение. Богу
противостоит дьявол, обладающий немалыми
силами и способностями, и что Божеское и
дьявольское в мире как бы равносильно. А
уж за кем пойдет человек, кого выберет — его
воля. В средневековом христианском мире
представления о дьяволе и бесах не были
четкими, церковное учение смешалось с
традициями язычества и восприняло его
терминологию. Но сквозь довольно-таки
противоречивые и сбивчивые толкования все же
проступает нечто главное, устойчивое. Прежде
всего, убеждение, что бесы — это, безусловно,
злые силы. Они — непримиримые враги
человека и всячески стараются ему навредить.
Считалось, что сам человек обычно зла не
творит — пока его не склонит к этому бес.
Конечно, и от человека зависит — поддастся
он бесовскому влиянию или устоит.
Новый Завет не дает каких-либо наглядных
описаний личины врага рода человеческого,
зато средневековая фантазия предложила
множество вариантов.
Бесов представляли (и изображали на
фресках, иконах, книжных миниатюрах)
человекоподобными существами мелкого размера,
крылатыми и рогатыми, с мордами синими,
багряными или как смола черными, с хвостом.

ДЬЯВОЛ, БЕСЫ, ЧЕРТИ
81
и когтями на ногах и руках. Рога
символизировали претензию на могущество и гордость,
хвост — лукавство и хитрость, когти —
хищнические наклонности. Бесов рисовали с
длинными высунутыми языками, с песьими
головами, лысыми или с торчащими шишом
длинными волосами.
Считалось, что бесы, как и ангелы, невидимы
людям и могут появиться ради своих
злокозненных дел в любом месте, даже в церкви и
монастырской келье, в любое время года,
чаще всего в полночь (но только до первых
петухов!).
Бесы особенно опасны тем, что способны
принимать любое обличье. Они являлись
людям в виде змея, дракона, козла, вихря, жаб,
мышей, зверей. Они могли ничем не
отличаться от людей и принимать облик
знакомого. К Феодосию Печерскому бес являлся в
виде черного пса, к Стефану Комельскому «в
образе медведя и волка притече ночью»,
хотел святого испугать рыком, скрежетом
зубовным и тем изгнать из пустыни, в которой тот
вел святой образ жизни. Бесы оборачивались
и воином, и монахом. Однажды толпа бесов
пришла к монастырскому сторожу, «видом и
образом разбойничьим», намереваясь ограбить
и разорить обитель. Они были вооружены
луками, стрелами и мечами. Часто бесы
являлись в виде иноземцев и иноверцев. Один
старец в церкви видел черного мурина
(эфиопа) с острым шлемом на голове,
покрытого клочьями цветов и вооруженного
железным крюком.
Дьявол — «князь тьмы» — восседал в аду на
высоком престоле, украшенном
драгоценностями. Его окружали бесы, одних он посылал
с поручениями на землю, от других
выслушивал доклады, третьих награждал либо
наказывал.
Церковь заодно причисляла к бесовскому миру
весь сонм языческих богов и духов. Тем
самым она их приравнивала к силам зла,
враждебным Богу. Герои христианских житий
прославлялись за их неустанную борьбу с
языческими идолами и нечистыми духами.
Проповедники православной веры любой языческий
обряд, старый народный праздник с
почитанием сил природы объявлялии бесовским,
участники их строго осуждались. К бесовским
относили и традиционные народные
развлечения — с музыкой, «плясанием и скаканием»,
игрищами, скоморошьими потехами. Сам же
народ, в быту сохранивший немало от
языческого наследия, не склонен был согласиться с
полным осуждением прежней веры и
определением ее как бесовской. Однако к бесовскому
племени стали относить враждебных человеку
«хозяев» природы, вроде леших или водяных.
О разных бесовских проделках, о встречах
людей с бесами немало рассказывалось в
летописях, житиях, поучениях, повестях. В
истинность таких рассказов авторы и читатели
верили безусловно. Создается впечатление,
что всю жизнь людей Древней Руси
буквально сопровождала тема бесов с их
постоянной активностью и способностью
проникать повсюду. Бесы считались виновниками
всех зол и бед, но от них можно было
защититься и с ними — успешно бороться.
Бесы считались распространителями
болезней. Это они «напускали» головную боль,
глухоту, слепоту, икоту и т. п. Это «от входа
бесовского ум помрачается и очи и сердце болит».
Едва ли не главным бесовским занятием
было «искушение» человека: этим словом
обозначали действия, с помощью которых бесы
склоняли людей к неблаговидным поступкам,
к грехам и порокам: пьянству, обману, гордыне,
к разным нарушениям христианских норм
жизни. Древняя русская литература дает
множество историй на эту тему.
Чаще всего искушениям подвергались монахи
и церковники. Во времена Феодосия Печер-
ского в Киеве старец Матвей заметил, как бес
в образе поляка, в плаще, с цветами под полой,
смущал монахов, певших на клиросе, тем, что
бросал в них цветы. К одним цветы
прилипали, и тогда они, постояв «с затуманенными
мыслями», под каким-нибудь предлогом
выходили из церкви и шли в келью. От других
цветы отскакивали, и они стояли до конца

82
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
службы. Об этом случае как совершенно
реальном упоминала летопись под 1074 годом.
О святом Ефросине Псковском рассказывали,
как однажды по пути в монастырь к нему
привязался незнакомый крестьянин и стал
изливать ему жалобы на свою жизнь.
Ефросин слушал его с сочувствием, обещал помочь
и стал давать советы. Между тем они забрели
в незнакомое место. Спутник, под видом, что
показывает дорогу, окончательно заговорил и
запутал святого. Уже стало темнеть, и тогда
Ефросин начал читать молитву. Когда он
дошел до слов: «Но избави нас от лукавого»,
мнимый крестьянин на глазах стал таять и
растворился в воздухе. А Ефросин, придя в
сознание, увидел, что стоит в непроходимой
чаще прямо над пропастью.
Бесы не давали спать и Феодосию Печерско-
му — шумели, дудели в сопели, так что пещера
его тряслась. Молитвы и пение псалтыря
помогали только на время.
Чтобы отвратить людей от Церкви, Сатана
послал в город целую компанию бесов,
принявших вид скоморохов. Они пошли с
бубнами и свирелями, увлекая за собою людей.
Начались пляски, пение, а ведь, по словам
церковного автора, «плясание» отлучает человека от
Бога и прямиком ведет «во дно адово».
';«£«***&. -лиг* Д^Ч',* n~<WL
OtftHlft.*!» ММ. *Ж<ЦДН*
Г>1 S;
i £?$£,* !.-«.§< fvi-;a^wM. T*iv^m% ьчсл'д-
«Jit»** A Д4««1П>«ККИ HtZ4Wfb~£ WUt'<«*1 ,
*,«*•-& и-,нмн т«4;ы«нм (to и ;лщ% ъхык
<JMS *кд&**& *«л^л«г» B}*f***S *(»Ajr* *4<М*ИГм*МГв Е<«Ш*.и<«.*1
ш хг.шыятг помнишь А*<тмьйф*ак плнъ м««*<д& хииъы АОЛЖГЪ&Ж:'
, i*#ro«iftKH* КМЦМГ «1(ДТ>И^«г*» Н^А'ДЯШЪ Ml*.* ДМММ'1'НН< «WWMUHIWi'
X ПШЧДЛТЬ <n??«n«<«** W<t&«ft»Mti »<f fS»SAm«!g»« (Ш МПИШ^АШИ
knww» sun/mm* ^^„w , ■„
<5F3ft
«Денежный дьявол» искушает людей даровыми деньгами. Русский лубок, XIX в.

ДЬЯВОЛ, БЕСЫ, ЧЕРТИ
83
Дьявол сеял ложь между людьми также через
языческих кудесников — колдунов, знахарей,
волхвов, святые же чудотворцы действовали
Божиим именем. По рассказу летописи, некий
волхв, одержимый бесом, стал предсказывать,
что-де «на пятый год Днепр потечет обратно»,
а земли начнут перемещаться: Греция и Русь
поменяются местами. Его предупреждали:
«Бес тобою играет на погибель твою». И
действительно, однажды он исчез.
Пьянство, считалось, распространял бес
«Пьянственный дух». Он же побуждал
напившихся к ссорам, оскорблениям и дракам.
От бесовской чаши, говорили, загораются
внутренности, утроба становится палима, в
лице является огонь, язык деревенеет, ум
скудеет. И тогда человек пьет, не зная меры, и вот
тут-то ноги его неверно ступают, и бес тогда
может делать с ним что хочет.
Бесы старались разжигать в своих жертвах
страсть к богатству — «сребролюбие». Когда
Феодор Печерский роздал все состояние
бедным, бес стал искушать его, внушая ему
сожаление о сделанном. А затем явился к нему в
образе друга-священника и указал на
спрятанный клад. Феодор выкопал его и под
влиянием беса уже подумывал о бегстве из
обители. Но в этот момент появился истинный друг
и открыл ему глаза, после чего Феодор
закопал клад и вернулся к подвижнической жизни.
Прекратить бесовское наваждение способны
были доброе слово, молитва, обращение к
святому. Как поучал своих детей Владимир
Мономах, «ночным поклоном и молитвой человек
побеждает дьявола».
Однажды один монах пожаловался
Феодосию Печерскому на бесов, которые
обосновались в хлеву и стали причинять вред скотине.
Феодосии всю ночь провел в хлеву за
молитвой — и бесы исчезли. В другой раз он
молитвой же прекратил бесовские шалости в
монастырской хлебне; ему при этом пришлось
проявить особую стойкость, чтобы выдержать
дикие выходки нечистого духа.
Иоанн Многострадальный закопал себя по
грудь в землю и решил в таком состоянии
провести тридцать лет. Дьявол не мог
спокойно смотреть на такой подвиг во имя Бога.
Сначала он попытался изгнать затворника
подземным огнем, потом прилетел к нему в
виде огненного змея и брал в пасть его
голову. Ничто, однако, не сломило Иоанна
Многострадального.
Самые стойкие не только успешно оберегали
себя от происков нечистой силы, но и
обретали власть над бесами. Святой Конон Исав-
рийский слал бесам строгие приказы, посылал
на работы. Однажды бесы даже защитили
его от нападения разбойников. А Феодосию
Печерскому удалось заставить бесов таскать в
гору бревна для постройки монастыря!
У бесов была одна немаловажная слабость —
они не могли знать мыслей человека и припи-

84
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
сывали ему помыслы, каких у него могло и не
быть. Поэтому они нередко ошибались в
своих расчетах, особенно когда встречались с
людьми крепкой веры и сильной воли. О
победах над бесами было сложено несколько
любопытных повестей. Одна — переводная:
«Повесть об авве Лонгине, закрестившем беса
в чаше с водой». Бес со злонамеренными
целями забрался в чашу, и святой Лонгин
заточил его там с помощью заклинания и креста
(считалось, что «честный и животворящий
крест» — самое надежное оружие против
беса). Бес внутри сосуда кричал, жаловался, что
его палит огонь, умолял выпустить. Свободу
он получил лишь назвав Лонгину свое имя (а
считалось, что, открывая имя, бес теряет силу).
В известной с XV века «Повести о
путешествии Иоанна Новгородского на бесе в
Иерусалим» отчасти повторяется мотив повести
о Лонгине: бес забирается в рукомойник, и
Иоанн молитвой «ограждает» сосуд. Беса он
соглашается выпустить из ловушки только
при условии, что тот свезет его за одну ночь в
Иерусалим ко гробу Господню и доставит
обратно. Бес становится чудесным конем и
выполняет задание — совсем как в сказке.
Униженный, опозоренный, боясь наказания, бес
просит сохранить в тайне случившееся.
Однако Иоанн нарушает обещание, но за это
подвергается испытаниям: жители замечают, как
из кельи его выходит девица, а в самой келье
обнаруживаются предметы женского
обихода. За девицей гонятся, но она убегает. Толпа
оскорбляет Иоанна, а тот не может понять, в
чем дело, — ведь все, что видели люди, это
лишь обман зрения, созданный дьяволом.
Однако жители о том не ведают. Чтобы
наказать Иоанна, его сажают на плот и пускают
вниз по Волхову. Он молится, и — о, чудо! —
плот движется вверх по реке. Увидя
неизменное расположение Бога к Иоанну, народ
просит у него прощения и возвращает
архиепископа в Новгород.
Другой бес пытается оклеветать святого Ав-
раамия. Приняв образ воина, он доносит
князю, будто Авраамий скрывает найденный им
клад. Князь верит ему, и опозоренного святого,
босого, одетого в рубище, приводят к нему.
Достаточно, однако, Авраамию произнести
слова молитвы — и клеветник исчезает.
Против бесов употребляли с успехом
архангел-траву: «на сторонах по 9 листов, тонка в
стрелку, четыре цвета — червлен, зелен, багрян,
синь». Кто ее рвет на Иванов день, «сквозь
златую или серебряную гривну и ту траву
носит, тот человек не боится дьявола».
Известно было, что бесы боятся петушиного
пения — при крике петуха вся их сила
пропадает и сами они куда-то исчезают: петух, как
известно, возвещает появление солнца, света,
светлых сил, и они побеждают носителей
темных сил. Кроме того, они не терпят запаха
ладана: есть поговорка «бежит, как черт от
ладана». Опасность для них представляет
вбитый в землю клин.
Известны были разного рода приемы для
избавления себя от бесовских проделок. Зевая,
можно было нечаянно впустить беса в рот,
поэтому рот осеняли крестом. То же самое с
ведром воды — его надо было перекрестить,
чтобы бес не вошел в воду. Не
рекомендовалось болтать ногами («черт закачает»).
Следовало избегать прямых упоминаний
нечистого, заменяя его словами типа «враг», «он»,
«шишко» и т. п. Запрет распространялся на
чертыханье — оно могло вызывать болезнь.
Древнерусскую книжность не миновала
популярная в средние века тема проданной
дьяволу души. Человеческая душа была
предметом самых сильных вожделений дьявола.
Чтобы заполучить ее, он был готов на многое.
Мировой сюжет Фауста нашел на Руси
отклик в «Повести о Савве Грудцыне» (XVII
век). Герой повести — молодой купеческий
сын Савва. Множество живых бытовых
подробностей и исторических реалий создает
впечатление полной достоверности
описываемого. Юноша, желая вернуть утраченную
любовь женщины, поддается влиянию беса,
который прикинулся другом. Савва подписывает
бумагу, не догадываясь, что тем самым
отрекается от Христа и переходит в услужение

ДЬЯВОЛ, БЕСЫ, ЧЕРТИ
85
дьяволу. «Друг» приводит его прямо к
«князю тьмы», происходит передача
«рукописания». Дальнейшая жизнь Саввы полна
греховных поступков и побед, достигаемых с
помощью беса: он участвует в сражениях с
поляками, добивается больших успехов, становится
известен самому царю. Когда он заболевает,
вокруг него завязывается борьба светлых и
темных сил. Толпа бесов окружает его и
мучит болезнями. Избавление приходит во сне:
Богородица, к которой он обращается за
помощью, советует ему в день праздника ее
иконы — Казанской Божией Матери — явиться
в собор.
Совершается чудо: голос свыше велит Савве
во время богослужения войти в церковь — и
в тот же момент «богоотметное писание Сав-
вино» падает чистым. Савва полностью
здоров, он раздает имущество нищим и уходит в
монастырь. Переход под власть дьявола не
состоялся, мало того, — бесовской объявляется
попытка молодого человека идти
собственным путем в поисках успеха и счастья.
Среди жертв дьявола издревле выделялись
бесноватые — люди, в которых «вошел бес»:
они были одержимы тяжелыми болезнями, в
том числе душевными; сидевший в них бес
заставлял их буянить, совершать дикие
поступки, они вели себя как сумасшедшие.
Между чудесами, совершенными Христом,
известны и исцеления бесноватых. Самое
знаменитое из них, пожалуй, то, что описано в
Евангелии от Матфея (гл. 8, 28—32): «И
когда Он прибыл... в страну Гергесианскую, Его
встретили два бесноватые, вышедшие из
гробов, весьма свирепые, так что никто не смел
проходить тем путем.
И вот они закричали: что Тебе до нас, Иисус,
Сын Божий? пришел Ты сюда прежде
времени мучить нас.
Вдали же от них паслось большое стадо
свиней.
И бесы просили Его: если выгонишь нас, то
пошли нас в стадо свиней.
И Он сказал им: идите. И они вышедши
пошли в стадо свиней. И вот, все стадо
Бес убегает от крестного знамения.
Миниатюра летописи Всеслава Полоцкого
свиней бросилось с крутизны в море и
погибло в воде».
На иконах бесы изображались верхом на
свиньях, которые устремляются к морю, и
пастухи в изумлении стоят в стороне. На других
иконах Христос, сопровождаемый апостолами,
простирает руку к бесноватому, из уст которого
вылетают черные демоны с всклокоченными
волосами.
В Древней Руси бесноватых называли еще
кликушами и миряками; в припадках
неистовства они вопили, катались по земле,
жалуясь на то, что бесы гложут им животы.
В XVII веке была сочинена повесть «О
бесноватой жене Соломонии». В ней с
жутковатыми подробностями описывались
страдания одной поповны, которой овладели бесы.
Сатана явился к ней — «пахну ей в лицо и во
уши и во очи, аки некоторый вихрь велий, и
явися аки пламя некое огненное и синее».
Являясь в разных обликах, он свел женщину с
ума, бесы мучили ее всячески — топили в воде,
бросали в лесу, вешали... Она родила
одиннадцать бесенят... Лишь после долгих странст-

86
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
:£$MtfYi№t ШШ Г ТйПй ГАЛГМТЪ 4МНИЫ СШ&Г$Ак &ШШШ 1ИСТИНШ КШЪ
ур&ш*дела Am nwrt&tm сен нитсмя Hrjp стшнж ш»< шлъ итепйш
■.^м«о ддо wsa ужорсна сея инителгдг hhctV^h2 из/питита &?ст:г деда шш
^ШШГМГМ€ШМ 4*0 &ОП*ТХ €СуйЯ ИОКОГУТй/СА ЯНИЧГОЖС n*p€«LuA# НИСЕССЙ А*0Г
ТЫ fСИ WJUAHCH2 ИДШИ ИНИфк МШПЯ ИШГф С0К«Щ»ЩТ£ ТСП€ ЧдПНТН Сй*НП
' $МТ& |МЖС№|0 ЫГНЧА*& дей&ВГО'ГНЦМСА ЯКШМ^ИМ*» ПОЛОЖИ W4H ТКОИ 4**^ЙЯИОШ
«рж нгте аще а№Ш &&ш<м|б жмж¥ рс&я&м у со ипог.инсА си то из 1грсдя*р*Л2 По
-Л*в cfUPt Г»Т0 уШШт ШС2 ДОН 1№««А**ИНрМ$ 4*^2 «СТИ №ШрССПМ€ /Й0*Д1а
**а и«р» пов&до* *«ым* со0)14<4ш iwnjiicTWt «го идедм т тшшть
У№*ггяж*
Семь смертных грехов: зависть, сребролюбие, блуд, чревобесие, гордость, уныние, гнев. Русский лубок, XIX в.

ДЬЯВОЛ БЕСЫ, ЧЕРТИ
87
вий, испытаний, страданий Соломонию спасли
два святых: они вынули из ее утробы черного
демона.
По представлениям летописцев Древней
Руси, отражавшим сознание всего общества,
вмешательство дьявола было первопричиной
и политических конфликтов, распрей между
князьями, нарушений ими отношений
братства, военных столкновений. Образ дьявола —
виновника бед, терзавших Русскую землю,
постоянно витает над описаниями
политических драм русской жизни. По горьким
словам летописца, «дьявол не хочет добра роду
человеческому, ссорит нас». Именно по
дьявольскому наущению «были войны при умных
дедах наших, при добрых и блаженных отцах
наших».
Вот рассказ об одном из самых жестоких и
трагических случаев междоусобной
княжеской борьбы — под 1097 годом. В этом году
ссорившиеся князья наконец примирились, и
было решено: «Пусть каждый владеет
отчиной своей». «И рады были все люди, но
только дьявол опечален был добрым этим
согласием. И проник сатана в сердце некоторым
мужьям, и начали они наговаривать» один на
другого. Вновь проснулись взаимные
подозрения, начались тайные сговоры, князья шли
на вероломный обман, дело кончилось ужасно:
князя Василька заманили в западню, схватили
и безжалостно ослепили. Межкняжеские
раздоры возобновились с новой силой. И все
это — по дьявольскому умыслу.
Случалось, что дьявол покушался на
благополучие целых областей и городов. Вот пример
из летописи.
«В год 6600 (по-нашему, 1092 год). Пре-
удивительное чудо представлялось в
Полоцке. Ночью слышался топот, бесы, точно люди,
стеная, рыскали по улице. Если кто выходил
из дома, желая увидеть, точас бывал невидимо
Наказание грешников.
Миниатюра, XVIII в.
уязвляем бесами раною и от этого умирал, и
никто не осмеливался выходить из дома.
Затем (бесы) начали днем появляться на конях,
а не было видно их самих, видны были только
коней их копыта. И так они ранили людей в
Полоцке и его области. Потому люди и
говорили, что это мертвецы бьют полочан...»
Многое, очень многое в жизни людей
Древней Руси, в ее истории объясняется верой в
беспрерывную борьбу в мире Бога и дьявола,
в постоянное вмешательство бесов во все
людские дела.

^D CfTPLITJ1 Христианская Церковь считала своими героя-
VsD/1 1 DIjLj ми тех, кто совершал во славу и защиту ее
какие-либо нравственные подвиги, кто сделал
что-либо важное для распространения и
утверждения Христовой веры, кто пострадал за
нее и дал своей жизнью примеры праведного
поведения. Церковь специальными
постановлениями причисляла их — праведников,
верных слуг Божьих, угодников,
великомучеников^-- к лику святых. Чаще всего это были
реальные люди, но в число святых попадали и
герои легендарные, о которых в точности не
было известно, существовали они в
действительности или нет. Причисление к лику святых
обычно происходило после смерти, нередко —
много лет спустя и на основании легендарных
данных о кончине того или другого лица.
Церковь чествовала и поминала святых
специальными службами и праздниками
(каждому святому отводился в церковном
календаре свой день памяти — иногда два дня в
разное время года). Им посвящались храмы,
часовни. Их лики и их деяния изображались на
фресках и иконах. Большое распространение
получила специальная житийная (или
агиографическая — от Греч, «агиос» — святой)
литература. О каждом святом составлялось
свое житие (нередко -и по нескольку
житий), где излагалась биография подвижника,
описывались его деяния, его заслуги перед
Богом и Церковью. Главное назначение житий

%
жЯ1 W0~
^шШш
«Сам святой £горый конем пасет, сам Николай Чудотворец стада бережет,
сам Илья Пророк рожь зажинает». Н. Рерих. Три радости, 1916 г.
было — создавать идеальные образы
праведников и мучеников, поэтому из одного жития в
другое переходили схожие характеристики и
описания, реальное сливалось с
приукрашенным, чудесным. Святые выдерживали муки,
которых обычные люди не могли бы
перенести; Божьим повелением они возвращались к
жизни после истязаний; после того как их
мощи* обнаруживались и переносились в
храмы, вокруг них происходили различные
чудеса (исцеления больных и другие). У
верующих жития пользовались большой
популярностью, они находили в них душеспасительное
чтение, материал для нравственных уроков, а
кроме того, это были просто увлекательные
истории, художественные повести.
Сперва на Руси распространялись греческие
жития, переведенные на церковнославянский
язык, но скоро начали появляться и свои
жития—о русских святых. Для целей
церковной службы и домашнего благочестивого
чтения отдельные жития объединялись в
сборники и своды, они располагались здесь по дням
поминовения памяти святых. Собрания
пространных житий, подробно описывавших их
деяния, назывались «Четьи Минеи» (с
греч. — «ежемесячные чтения»), они
известны у нас с начала XII века. Краткие жития
составляли так называемый «Пролог»,
известный с XII века. Кроме того, рано стали
создаваться сборники назидательных
повестей об отдельных эпизодах из жизни святых
отцов Церкви — «Патерики» (от греч.
«pateross» — отец). Верующие пользовались
также месяцесловами и святцами, в которых
сообщались краткие сведения о святых на
каждый день. По святцам выбирали имена для
новорожденных.
Однако христианство не сумело вытеснить из
сознания человека его традиционную систему
* Мощами назывались тела умерших, не поддававшиеся тлению, либо просто останки, кости.

90
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
языческих верований. Было немало святых,
известных всему христианскому миру, которые,
придя на Русь, породнились с персонажами
славянского язычества, поделили с ними их
обязанности и заботы и только тогда стали
здесь «своими». Лишь с тех пор без них стало
невозможно представить себе духовную
жизнь Древней Руси.
Святые на Руси существовали как бы в двух
сферах, отнюдь не разделенных глухой стеной:
одна чисто церковная, официальная, другая —
народно-бытовая. Церковь считает святых
прежде всего слугами Бога, исполнителями
Божией воли — и одновременно
защитниками, просителями за людей, предстателями
человечества пред Господом. Святые
подвижники радели о духовном, нравственном начале
человека, взывали к его божественному
началу. Народ же видел в святых не только
подвижников Божиих, но и чудодеев, наделенных
сверхъестественными качествами, способных
творить необыкновенное и силой своей
помогать людям решать их насущные проблемы.
Люди постоянно обращались к святым по
самым бытовым поводам: за помощью в делах
хозяйственных, семейных, общественных,
надеялись на их участие в избавлении от
болезней, разных бед и напастей. Постепенно
сложился церковно-народный месяцеслов, где
абсолютно органично соседствовали
христианские и языческие представления о святых.
Расскажем о некоторых наиболее
популярных православных святых, которые прочно
вошли в русскую систему верований.
Святой Андрей Первозванный
Он был одним из двенадцати апостолов
Христа (апостол — с греч. «посланник», ученик,
посланный в мир Христом). Согласно
Евангелию от Иоанна, Андрей сначала был
учеником Иоанна Крестителя, слушал его
пророчество о готовящемся приходе Сына Божьего
на землю, пока тот не указал ему на Христа:
«вот Агнец Божий». Андрей с другим
учеником Крестителя пошли за Иисусом и стали
слушать его речи. Они провели с ним целый
день. После этого Андрей пошел к брату
своему Симону, чтобы сказать ему: «Мы нашли
Мессию, что значит: Христос». И Андрей
привел брата к Иисусу.
Другую версию дает Евангелие от Матфея:
Иисус Христос проходил близ моря
Галилейского и увидел Андрея с его братом, ловцов
рыбы. Братья-рыболовы закидывали сети в
море. Христос позвал их: «Идите за Мною, и
Я сделаю вас ловцами человеков». Они
тотчас оставили сети. Андрей первым покинул
лодку и последовал за Ним.
Именно потому, что Андрей был первым по
времени апостолом Христа, нарекли его
Первозванным.
В «Деяниях Святых Апостолов» («Новый
Завет») описывается чудо: на пятидесятый
день после Пасхи произошло сошествие
Святого Духа на апостолов — он явился в виде
огненного пламени. Апостолы «исполнились
все Духа Святаго и начали говорить на иных
языках», то есть обрели возможность
проповедовать христианскую веру по всему миру. С
этого момента началась самоотверженная
деятельность апостолов по распространению
христианства — сначала в Иерусалиме, а
затем в других землях.
Андрею выпал жребий отправиться в
Скифию — в те времена так назывались
обширные пространства на северных берегах Понта
Эвксинского (Черного моря), вокруг Меоти-
ды (моря Азовского), по реке Танаис (Дону),
в Крыму. Он проповедовал также на
Кавказе и в Закаспии, вплоть до Туркестана, в
Малой Азии.
Греческие жития апостола содержат
разноречивые сведения о его деяниях и по-разному
сообщают о маршрутах его тридцатилетних
странствий. Между тем, согласно
первоначальной русской летописи, пути апостольские
пересеклись с историческими судьбами
Киевской Руси. В первой части «Повести
временных лет», где излагаются события,
предшествовавшие возникновению и возвышению
Киева, рассказывается о приходе Андрея.

СВЯТЫЕ. АНДРЕЙ ПЕРВОЗВАННЫЙ
91
Сначала — в общей форме: «Море Понтий-
ское (то есть Черное) — это море слывет
Русским, — по берегам его учил, как говорят,
святой Андрей, брат Петра». Но затем уже
вполне конкретно: «Когда Андрей учил в
Синопе и прибыл в Корсунь (так русские
называли Херсонес —• греческое поселение в
Крыму), он узнал, что недалеко от Корсуни
устье Днепра, и захотел отправиться в Рим и
проплыл в устье днепровское и оттуда
отправился вверх по Днепру. И случилось так, что
он пришел и стал под горами на берегу. И
утром сказал бывшим с ним ученикам:
«Видите ли горы эти! На этих горах воссияет
благодать Божия, будет великий город и
воздвигнет Бог много церквей». И взошел на
горы эти, благословил их, и поставил крест, и
помолился Богу, и сошел с горы этой, где
впоследствии возник Киев, и отправился по
Днепру вверх».
Ученые полагают, что рассказ этот имел целью
подчеркнуть: Русь независимо от Византии
приобщилась к христианству: дескать, еще
задолго до того, как произошло крещение Руси,
учение Христа проникло сюда вместе с его
первым апостолом.
Можно думать, что легенда о приходе Андрея к
горам Киевским придумана не летописцем,
возможно, что она существовала много раньше.
Во всяком случае, благодаря ей в XI—XII
веках в княжеском Киеве получил
распространение настоящий культ Андрея
Первозванного. В честь его закладывались церкви,
имя его дали внуку Владимира Мономаха
(известного истории как Андрей Боголюбский).
В «Повести временных лет» рассказ о
приходе Андрея в пределы будущей Руси имеет
продолжение — но уже, в угоду времени,
наполненное не священным благоговением, а
скорее насмешкой по отношению к сопернику
Киева — Новгороду. Андрей «пришел к
славянам (то есть к словенам — новгородскому
племени), где нынче стоит Новгород, и увидел
живущих там людей — каков их обычай и как
моются и хлещутся, и удивился им. И
отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и
Апостол Андрей.
Деталь фрески А. Рублева в Успенском соборе
во Владимире, 1408 г.
поведал о том, как учил и что видел, и
рассказал: "Удивительное видел в Славянской земле
на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и
разожгут их докрасна, и разденутся, и будут
наги, и обольются квасом кожевенным, и
поднимут на себя молодые прутья, и бьют себя
сами, и до того себя добьют, что едва слезут,
еле живые, и тогда обольются водою студеною,
и только так оживут. И делают это всякий
день, никем же не мучимые, но сами себя
мучат"... Те, кто слышал об этом, удивлялись».
Новгородцам, конечно же, стало обидно, что
киевская летопись так их представила перед
всем миром, да еще якобы — глазами
апостола. И они противопоставили этой легенде
свою историческую версию. Когда Андрей
поднялся по Днепру и Ловоти, он попал к
великому озеру Ильменю, оттуда — по вели-

92
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Водружение креста
на Киевских горах
апостолом Андреем
Стенопись
Киево-Печерской лавры.
*£*!??.
кой реке Волхову достиг великого и славного
Новгорода. Затем по Волхову спустился
далее на север и в месте, отдаленном от
Новгорода на шестьдесят поприщ, водрузил в
землю свой жезл, отчего место это прозвалось
Грузине Здесь-то, когда «по пророчеству
святого апостола Андрея просветлилась
великая Россия», был поставлен во имя Андрея
храм, а в нем «положено бесценное
сокровище — многоцелебный святого жезл».^Вокруг
жезла происходили чудеса; верующие
благоговейно целовали его и читали надпись на
нем: «Если кто дерзнет вынести жезл этот из
храма, тот анафеме будет предан».
Множество раз храм святой сгорал, но жезл молитвами
святого оставался целым, поддерживаясь
неведомой силой в воздухе, и затем водружался
на другом месте. Когда же один архиерей
вздумал украсить жезл золотом, святой этого
не позволил. Никто не знал, из какого дерева
жезл сделан и из каких стран оно было
привезено, — только оно не портится и «до
днесь» невредимым пребывает.
Легенду о приходе Андрея на Русь всегда
свято помнили и хранили. Вновь политиче-
^i^«?^
ский смысл она приобрела в XVI веке: Иван
Грозный доказывал папскому послу, что Русь
получила христианскую веру не от греков, а от
самого апостола Андрея, то есть «в то же
самое время, как вы в Италии».
Столетие спустя посол царя Алексея
Михайловича старец Арсений Суханов то же самое
доказывал грекам: «Веру вы изначала прияли
от апостола Андрея, а мы такожде от апостола
Андрея».
Обнаружилось на Руси еще и третье
священное место, посещенное и благословленное
Андреем: монахи на Валааме уверяли, что по
пути к варягам апостол добрался до их острова
и что основатели знаменитого монастыря на
Валааме святые Сергий и Герман были его
учениками.
Судя по священным книгам, апостол Андрей
завершил свой вояж, перебравшись во
Фракию и Грецию — здесь апостола ждал
жестокий конец: по приказу проконсула Ахеи его
распяли на кресте в городе Патрахе. Год
казни остался неизвестным. Впоследствии
Церковь объявила днем мученической кончины
Андрея 30 ноября (по старому стилю).

СВЯТЫЕ. ИЛЬЯ ПРОРОК
93
Нас сегодня не может не удивлять во всех
этих легендах та свобода, с какой их
создатели обращались с категорией времени: они
легко и просто соотносили времена Руси X—
XVII веков с началом нашей эры, когда на
пространствах будущих славянских земель не
было ничего, что хоть отдаленно
предсказывало бы Русь христианскую. Конечно же,
Андрей Первозванный вряд ли мог в свое время
совершить путешествие «из греков в варяги»
и добраться таким путем до Рима.
К концу XVII века Андрей Первозванный
вошел в символику государства,
создававшегося Петром: Петр Первый в 1698 году ввел
орден Андрея Первозванного, а в 1699-м —
Андреевский флаг (на белом поле синий
косой крест — считалось, что апостола распяли
именно на косом кресте).
Орден святого апостола Андрея
Первозванного был первым орденом в российской
истории. «Гроссмейстером Ордена на вечные
времена» стал сам российский государь Петр
Великий. Он сам «избирал в кавалеры» Ордена.
Первым его кавалером стал генерал-адмирал
Ф. А. Головин (1699 год). Сам же Петр
удостоен был Ордена как капитан
бомбардирской роты за взятие шведских кораблей в
устье Невы в 1703 году. Петр — шестой
кавалер Ордена Андрея Первозванного (всего
при Петре пожаловано высшей наградой
России 24 подданных и 14 иностранцев).
Знак кавалера Ордена носили на шее или у
бедра, с левой стороны, на широкой голубой
ленте через правое плечо.
Девиз Ордена — «За веру и верность».
Такова исторически и политически
осмысленная на Руси судьба святого апостола
Андрея Первозванного.
Однако не зря приходится говорить все
время о Руси двоеверной. Андрей принят
христианской Русью не только как святой, как
значительная фигура Православной Церкви,
но и как свой «народный» персонаж, к
которому обращались не в церкви, а по-свойски,
применяя традиционные способы, привычные
с языческих времен.
В народном быту с памятью о святом Андрее
связывался обычай гадать на суженого.
Девушки накануне дня 30 ноября соблюдали
пост. В Полесье существовало поверье: если
девушка хотела в ночь на 30 ноября увидеть
во сне суженого, она сеяла в горшке лен,
трижды по девять раз (стоя, на коленях и сидя)
читала молитву «Отче наш...» и обращалась к
святому:
Святым Андрею,
Я на тебе лен сею,
Дай же мене знати,
За кем я буду тот лен рвати.
По другим версиям, сеяли семена вокруг
дома и пели:
Я, святый Андрию,
Конопельку сию,
Дай же Боже знати,
С кем веселье* грати.
Варили кашу, шли во двор с нею и шептали:
«Сужене и чужене, ходи со мною кашу
есть».
Кроме того, пытались угадать, какой будет
зима.
«Слушали воду»: если она была тихая, то и
зима обещала быть спокойной; если
шумная — зима с морозами и буранами.
Илья Пророк
Илья — один из библейских пророков,
которые предсказали и подготовили приход на
землю Христа и нового вероучения. Образ
пророка Ильи был запечатлен в Ветхом
Завете. Его отличали сильный, пламенный
характер. Отцу его было видение: младенца
Илью некие мужи повивали огнем и давали
ему вместо еды огненный пламень. Главным
подвигом Ильи была его борьба против
отступника Ахава, который предался богу
Ваалу. Чтобы вернуть Ахава к богу Иегове, Илья
пригрозил: не будет ни росы, ни дождя, пока
он, Илья, не скажет! Угрозы сурового пророка
обернулись засухой и голодом, и
продолжалось это бедствие три года и шесть месяцев.
От Ильи стало зависеть — придут на землю
То есть свадьбу.

94
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Святой пророк Божий Илия.
Икона, XV в.
плодоносные дожди или огонь. Сам же он в
это время пребывал в добровольном
изгнании: жил в уединении, и вороны приносили
ему еду; потом поселился в доме одной вдовы,
куда еда поступала чудесным образом. Здесь
своими молитвами пророк вернул к жизни
сына хозяйки дома. Спустя три года Илья
бросил Ахаву вызов: кто из них в силах
остановить голод. Ахав собрал 850 жрецов Ваала,
Илья же действовал в одиночку — и победил,
вызвав потоки дождя. Ему грозила смерть, и
он укрылся в пустыне, но затем по велению
Бога возобновил обличение Ахава, а когда
тот умер, продолжал обличать его сына Охо-
зию. Когда царь пытался схватить пророка,
огонь небесный палил воинов, а последний
посланный царем отряд перешел на сторону
Ильи.
Эти подробности земной жизни Ильи
Пророка были достаточно хорошо известны в
Древней Руси. Особенно впечатляла
история вознесения Ильи на небо: ведь Илья был
перенесен «в вечность», не изведав смерти!
Пришел он вместе со слугой своим Елисеем
к реке Иордан, ударил по ней своей милоти-
ей (плащом) — воды расступились, и
странники перешли по сухому дну. Тут явилась
огненная колесница, запряженная огненными
конями, и поднявшийся вихрь понес Илью на
небо..
Случилось все это во времена ветхозаветные,
дохристовые. Но во времена христианские
Илья Пророк объявился вновь. Согласно
евангелисту Матфею, Иисус повел трех своих
учеников на высокую гору и здесь открыл им
свою божественную суть: «преобразился
перед ними: и просияло лице Его как солнце,
одежды же Его сделались белыми как свет».
В этот-то момент великого чуда (это
событие называется Преображением), которое
открыло ученикам таинственную силу их
Учителя, рядом с Христом встали Моисей,
величайший пророк ветхозаветной истории, и пророк
Илья и беседовали с ним.
Из Евангелия и из других церковных книг
явствует, что Илья считался предтечей
(предвестником) Христа, так что Иоанн
Креститель вершил свои дела «в духе и силе
Ильи». Более того, по учению Церкви,
именно Илье предстоит выполнить роль второго
предтечи — возвестить миру о втором
пришествии Христа и наступлении Страшного
Суда.
День Ильи Пророка 20 июля (по новому
стилю — 2 августа) признавался Церковью как
один из великих праздников.
На иконах Илья представал запечатленным в
два разные момента своей жизни — и в
совсем разных обликах. Вот он — большой,
грузный — сидит на камне в пустыне,
погруженный в глубокую задумчивость; голова его
повернута в сторону, откуда спускается ворон,
несущий ему еду. Но в это же самое время
он — согласно легенде — чутко и с волнением
вслушивается в доносящийся до него «глас
небесный».

СВЯТЫЕ. ИЛЬЯ ПРОРОК
95
Совсем другим предстает Илья на иконах,
изображающих момент вознесения его на небо.
Колесница, мчащиеся кони, сам пророк в
повозке охвачены огненным облаком. Илья
протягивает руки к небу или, как на других иконах,
бросает последний взгляд вниз и передает мило-
тию своему ученику и последователю Елисею.
Некоторые иконы содержали на полях
клейма с картинами жития пророка.
Рассматривая их последовательно, верующие могли
читать биографию Ильи в ее самых
значительных и драматических эпизодах: пророк
обличает язычников; беседует с Богом; приносит
жертвы, побеждая языческих жрецов, и
призывает их покаяться; воскрешает сына вдовы;
обличает царя Ахава; карает его воинов;
переходит посуху Иордан.
Таков церковный христианский образ Ильи.
А в представлении народа Илья причудливо
вобрал в себя трактовки ветхозаветные и
христианские с густым налетом языческих
представлений. Пожалуй, ни один великий
святой не порождал на Руси столь
противоречивых суждений, чуть ли не
взаимоисключающих легенд, такой пестроты верований,
предсказаний, гаданий, страхов и надежд.
Большинство их приходилось на Ильин
день — 20 июля.
Во-первых, в народном представлении Илья
Пророк был Громобоем. Он рисовался в
воображении людей могучим старцем, с головой,
заросшей седыми волосами; из-под густых
бровей сверкали грозные очи. Местом
обитания Громобоя считалось небо. По
беспредельным своим небесным владениям пророк
разъезжал на колеснице, всегда охваченной
пламенем, запряженной конями или четырьмя
огненными змеями. Грохот колесницы
отождествлялся в ушах людей с громом
небесным. Громов было двенадцать, и Илья умело
управлял ими. В руках он держал огненные
стрелы (либо золотой меч), — и, когда
размахивал ими или метал во врагов, это молнии
блистали. Молнии также могли получаться от
искр, высекавшихся копытами бегущих коней
пророка.
Явление ангела Илье Пророку.
Фрагмент иконы «Илья Пророк с деяниями», XVII в.
Деяния Громобоя были направлены прежде
всего против нечистой силы. Говорили, что
это Бог посылает его, когда чувствует, что
людям с нею нет сладу. Илья бьет стрелами
бесов, а те, заслышав стук колесницы, стараются
укрыться от гнева пророка, прячутся по щелям,
под шляпки ядовитых грибов и даже за спины
людей. В том месте, куда ударяла молния,
можно было найти «чертову кровь» — ее
использовали как средство против ведьм. Для
оберега коров от нечистой силы хорош был
кремневый наконечник стрелы, посланной в
черта, но влетевшей в землю и через семь лет
показавшейся наружу.
От действий пророка Громобоя страдали и
люди. Беззащитные перед громом и молнией,
они со страхом думали об Илье. В час грозы
они окружали себя разными оберегами и
запретами: нельзя было лежать на меже;
считалось, что нечистая сила, желая укрыться от

96
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Илья Пророк с деяниями.
Икона С. Спиридонова, 1679 г.

СВЯТЫЕ. ИЛЬЯ ПРОРОК
гнева Ильи, принимает облик ягненка, кошки,
птицы, даже мальчика, — поэтому не
следовало прикасаться ни к чему живому; надо было
наглухо закрывать двери и окна, забивать
щели, прикрывать посуду и светлые предметы и
креститься, чтобы бесы не приблизились.
В древности — и даже в более поздние
времена — люди оказывались совершенно
беспомощными перед огнем, рожденным ударом
молнии. Пожар, возникший от грозы,
считался священным, посланным с небес, его нельзя
было тушить (а если и тушить — только
квасом или парным молоком); хуже того —
нельзя было выносить из горящего дома
вещи и выгонять запертый в хлеву скот («Бог
наказал — пусть горит»).
Убитого молнией клали в гроб в чем он был.
Страх перед Ильей Пророком вполне
объясним: рассердившись, он мог спалить молнией
и дом, и хозяйство, и даже целую деревню. К
тому же он был властен над урожаем: мог
дать, а мог и отнять — побить градом.
Вот почему Ильин день был не просто
праздником святого: он считался особо опасным по
части грозы и града. В этот день строго
соблюдали запреты на работы. Не выгоняли на
пастбища скот — боялись грозы; не метали
снопов — чтоб молнией не спалило. В Ильин день
(со 2 августа, по новому стилю) прекращалось
купанье в реке и озере — вода резко
становилась холодной, считалось, Илья бросил кусочек
льда в воду.
Перед Ильиным днем на Руси целую неделю
постились.
И все же не одними страхами и запретами
встречали Ильин день. В людях теплилась
надежда и жила вера в справедливость
пророка. Ему посвящались молебны и крестные
ходы с просьбами о дожде или ясной погоде.
В жертву Илье приносили баранью ногу,
пчелиный мед, свежие колосья ржи, зеленый
горох. Илья, считалось, помогал и недужным: на
этот счет существовали специальные молитвы,
в которых тридцать ангелов в златокованом
платье с луками и стрелами посылались
пророком на борьбу с болезнями.
4—0102670
97
По первому удару грома в году судили о
предстоящем урожае: если гром звучал ровно и
раскатисто, особенно если слышался с
западной стороны, урожай обещал быть хорошим.
Обильного урожая можно было ждать, если
утро в Ильин день было облачным. Вообще,
Илье приписывали особую заботу об урожае:
весной, отправляясь в первые поездки по небу,
он говорил: «Надо пре&ить дождичка на
землю, чтобы хлебушек, травка и цсякая овощь
уродилась».
Дети пели обрядовую «засевальную песню»:
в ней Илья занимался сеянием — где махнул,
там жито и пшеница вырастали. Согласно
украинской песне, Илья выступал добрым
стражем в поле, на праздник Ивана Купалы он
стерег посевы от ведьм, чтобы они заломов не
творили, корней не выкапывали.

98
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
На Ильин день крестьяне пекли хлеб из новой
ржи и несли в церковь — благословлять, а
потом раздавали его нищим.
Перед началом сева крестьянин снимал
шапку, молился на восток: «Батюшка Илья,
благослови семена в землю бросать. Ты напой
мать сыру землю студеной росой, чтобы
принесла она зерно, всколыхала его, возвратила
его мне большим колосом».
Когда кончали жатву, оставляли клок
колосьев на будущий урожай — это называлось
«завязать Илье бороду».
С Ильей был связан и культ воды. Воду
после первой грозы считали очищенной,
целебной: ею умывались, ею кропили скотину,
обмывали вымя у коров, ее собирали, чтобы
предохраняться от «вражьей силы».
Девушки, услышав звуки первого грома,
спешили к реке умыться — чтобы красоту
поддержать.
Ильин день издавна считали рубежом
между летом и осенью, поворотом на осень.
Конечно, это могло относиться к средней и
особенно к северной Руси: «Илья лето кончает»;
«На Илью до обеда — лето, после обеда —
осень!»; «Пророк Илья лето кончает, жито
зажинает». С Ильина дня заметно
удлинялась ночь, появлялись холодные утренники.
Охотники выезжали в поле травить волков —
если им выпадала удача, значит, весь год
обещал быть успешным.
Из всего сложного клубка верований,
связанных с Ильей Пророком, наш исторический
взгляд выхватывает главную нить — связь
Ильи с культом небесного огня, молний и
грома, грозы. В язычестве воплощением
этого культа был бог Перун. Илью роднят с
Перуном даже некоторые атрибуты —
колесница, стрелы, а также обязательная деталь
внешности т- борода. Оба вели борьбу с
фантастическими существами, оба приносили
благодатный дождь земледельцам.
Можно говорить с полной уверенностью: на
христианского Илью перешли представления
о языческом Перуне, который словно бы
возродился в Илье, передав ему свое самое
главное свойство в наследство.
Христианский персонаж одержал победу, но лишь
ценой обретения функций языческого
божества.
Святой Георгий
Подобно другим святым, чтимым Русской
Православной Церковью, он пришел на Русь
из Греции и очень быстро стал «своим».
Среди православных святых он — один из самых
многозначных, и у каждого его образа есть
особые свойства и предназначения.
Один образ Георгия Победоносца —
змееборец и христолюбивый воин. Этот Георгий
(часто в русском народном обиходе он
назывался Егорий Храбрый (Хоробрый)) сошел
со страниц «Жития о чуде со змием» и
получил на Руси всенародную известность
благодаря русским обработкам «Жития», иконам
на тот же сюжет и духовному стиху о подвиге
Егория. Было известно несколько версий
истории о «чуде со змием», но суть их, в общем,
одна. Жители одного греческого города
вынуждены были приносить человеческие
жертвы поселившемуся невдалеке от города змею.
Дошел черед до царской дочери. Воин
Георгий, оказавшийся у города, спас девушку.
Будучи убежденным христианином, он победил
змея с помощью божеского заклятия, и змей
покорно стал лизать ему ноги. Город и его
правители — язычники, и поэтому Георгий
выступил против змея лишь получив согласие
горожан принять крещение.
Самое раннее живописное изображение
«Чуда Георгия о змие» сохранилось на стене
Георгиевской церкви в Старой Ладоге (80-е
годы XII века): Георгий на коне
сопровождает царевну Елизавету, а та мирно ведет
покорившегося змея, обвязав вокруг его рога свой
пояс. Известны также иконы, на которых
Георгий укрощает змея. Но в древнерусских
церквах преобладали иконы, изображавшие,
как Георгий поражает змея копьем. Они
очень красочны. На новгородской иконе
конца XIV века (хранится в Русском музее)

СВЯТЫЕ. ГЕОРГИЙ
99
Георгий сидит на белоснежном коне, который
словно несется в неудержимом полете.
Быстроту движения подчеркивает развевающийся
за спиной воина зеленый плащ. На Георгии
синий кафтан и поверх него —
красно-оранжевая кольчуга; его гибкая фигура
напряжена, он натянул поводья. Вокруг головы
Георгия белый нимб — знак святости. Правая
рука откинута назад, и мощным ударом он
вонзает копье в пасть змея. Животное извивается
под ногами коня; слева — черная дыра
пещеры, из которой змей только что выполз.
В разных иконах появляются свои детали, в
которых развиваются и осложняются
подробности содержания «Чуда». На новгородской
иконе первой половины XV века (хранится в
Третьяковской галерее) — фон желтый, а на
нем выделяется алый, подобный клубящемуся
огню, плащ святого, а под всадником —
сияющий белизной конь, символ праведности.
Георгий повернулся, чтобы вонзить копье в
змея. Иногда изображаются еще царевна, ее
родители, толпа горожан, а в правом верхнем
углу иконы — благословляющая десница
Господня: этим подчеркивается, что подвиг
Георгия совершен силою Божией, праведной.
Еще один образ святого Георгия —
великомученик. О страданиях Георгия за веру
подробно рассказало «Житие» — оно также было
хорошо известно на Руси. Сын знатных
родителей, юный воин Георгий, уроженец Кап-
падокии (в Малой Азии), выступил на защиту
христиан от гонений со стороны императора
Диоклетиана (конец III — начало IV века).
Когда император убедился, что Георгия
невозможно уговорить вернуться в языческую
веру, он велел подвергнуть его различным
мукам: Георгия заковывали в темнице, клали на
грудь огромный камень, привязывали к колесу,
утыканному гвоздями, и раздирали его тело.
4*

100
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Чудо Георгия о змие.
Новгородская икона, XV в.
От гибели святого спас явившийся с небес
«светлый муж». Некоторые из палачей и
мучителей, видя это чудо и пораженные
стойкостью Георгия, становились христианами. На
сторону христиан перешла даже императрица
Александра. Но другие продолжали Георгия
мучить: его бросали в ров с известью, на ноги
ему надевали утыканные гвоздями железные
сапоги, били палками по губам, давали яд, но
он остался невредимым. Между тем мученик
в тюрьме исцелял больных, обращал царских
служителей в христианскую веру. Накануне
казни ночью к нему явился Христос, чтобы
ободрить его. По приказу императора
Георгию отрубили голову (перед смертью он
попросил Бога простить его мучителей).
Александру тоже приговорили к казни, но она
умерла по дороге. Одна из трогательных
подробностей «Жития»: мать Георгия просила
Бога о милости — дать ей умереть прежде
казни сына.
Эпизоды мученической судьбы Георгия
зримо открывались глазам верующих на клеймах
икон. На новгородской иконе начала XIV
века (она хранится в Русском музее) с
поразительной живописной наглядностью
изображалось, как святого рубят мечами, пилят ему
голову, жгут свечами, варят в котле,
четвертуют... И на всех клеймах он изображается
неизменно стойким и невозмутимым.

СВЯТЫЕ. ГЕОРГИЙ
101
В народных духовных стихах о Егории
Храбром две главные темы — мученичество
и героические подвиги святого —
объединились. Стихи эти пели калики перехожие —
благочестивые странники, но их восприняли и
крестьяне-сказители, которые исполняли их
наряду с былинами о богатырях.
В этом образе Егория соединились черты
христианского святого великомученика и
подвижника во имя веры с типичными
качествами эпического героя-богатыря, наделенного
сверхъестественными, сказочными
способностями. Вот каким он родился:
По колена ноги в чистом серебре,
По локоть руки в красном золоте,
Голова у Егорья вся жемчужная,
Во лбу-то солнце, в тылу-то месяц,
По косицам звезды перехожие...
Святой Георгий в житии.
Новгородская икона, XIV в.

102
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Подобно богатырю, Егорий заточен царем в
темницу и проводит там тридцать лет и три
года — не видя света белого, не слыша звона
колокольного. Но вот по воле Бога он на
свободе и сразу превращается в грозного
воина, одевается в «сбрую ратную», берет
«копье булатное», вызывает «белого резвого
коня».
Путь к подвигу ему преграждают «горы
толкучие» (они сходятся-расходятся, не давая
проехать), «леса дремучие» (приклонились к
земле — пройти их невозможно), «стадо
волков рыскучих», «стадо змеиное лукавое». Все
эти препятствия Егорий преодолевает
благодаря силе своей веры, обещая воздвигнуть
«церкви соборные». В одних стихах он
«рубит-колет стадо змеиное», наезжает на
«землю Светлорусскую» и утверждает здесь «веру
крещеную». В других — он убивает «царище
Демьянище», и по его просьбе «матушка сыра
земля» «пожрала в себя кровь неверную».
В-третьих — он выступает против
чужеземного насильника «Кудреяна-Кудреянища» и
отрубает ему голову мечом-самосеком.
Георгий Победоносец — это мужественный
воин, защитник родной земли, покровитель
князей. Его имя (тождественное также имени
Юрий) нередко, начиная уже с XI века, давали
русским князьям при крещении. Получил его, в
частности, при крещении великий князь
Ярослав Владимирович, который затем (в 1032
году) основал город во Владимирской земле,
назвав его Юрьевым. В Киеве по его же
повелению построили пред вратами Софийского
собора церковь с монастырем во имя святого
Георгия. В 1152 году князь Юрий Долгорукий
основал город Юрьев-Польской. Георгиевский
собор в нем (1230—1234) принадлежит к
сокровищницам русского зодчества. Знаменит
также Георгиевский собор в Юрьевом
монастыре на левом берегу Волхова близ Новгорода
(1119-1130).
Идеальный образ святого-героя представал
перед глазами верующих на иконах типа
«Георгий пеший воин». На иконе из Успенского
собора Московского Кремля (около 1170
года) изображен прекрасный юноша: его
могучая фигура облачена в чешуйчатые доспехи,
поверх наброшен плащ; в правой руке у него
копье, в левой — меч. По наблюдению
искусствоведа В. Н. Лазарева, в том, как он держит
меч, есть что-то торжественно-ритуальное,
исполненное символического смысла, может
быть — след старинного обычая. Лицо воина
озарено светом, на щеках легкий румянец;
большие, прямо глядящие глаза подчеркивают
душевную прямоту, открытость.
Постепенно за Георгием Победоносцем
прочно утвердилась слава хранителя Руси и
ее предстателя пред Богом и всем светом.
Изображение святого Георгия позднее
вошло в государственный герб Московии, оно
чеканилось на монетах, вырезалось на
княжеских печатях*. Но это был не «пеший воин», а
так называемый «ездец».
Христианский культ святого великомученика
Георгия и связанный с ним образ
Победоносца слились в Древней Руси с языческим,
традиционным для народа культом Георгия-
Юрия-Егория. На святого перенесены были
свойства языческих богов — Перуна, Ярилы
и других, а также защитников Руси —
былинных богатырей, можно найти и черты светлых,
благо приносящих, хотя и небезопасных
мифологических существ.
Это слияние особенно ярко выражалось в
ежегодных календарных праздниках,
посвященных Георгию-Юрию.
Первый из них — весенний, отмечался 23
апреля (по старому стилю), в день кончины
святого. С него начиналась трудовая
крестьянская весна. С «Георгием вешним»
связывалась победа весеннего тепла над зимним
холодом, торжество весны. Это явно видно по
пословицам: «Юрий на порог весну приволок»;
«Не бывать весне на святой Руси без Его-
рия»; «Заегорит весна, так и зябкий мужик —
шубу с плеч долой!»; «Не верила бабка весне,
а пришел батюшка Егорий -г- и ее, старую, в
пот бросило!»
Чтобы утвердилась весна, ее «кликали», звали;
для этого к Юрию обращались с заклинанием:
* Гораздо позднее, уже в 1769 году, в России был учрежден военный орден Святого великомученика и победоносца Георгия
(четырех степеней). Он считался чрезвычайно почетной наградой. Претендовать на Георгиевский орден могли те, кто в морской
службе «18 кампаний служили», или «в полевой службе 25 лет обер-офицерами служили». Первыми Георгиевскими кавалерами в
России были П. А. Румянцев-Задунайский, А. Г. Орлов-Чесменский, Г. А. Потемкин-Таврический, А. В. Суворов-Рымникский.

СВЯТЫЕ. ГЕОРГИЙ
103
Юрья, встань рано,
Юрья, мойся бело,
Юрья, иди в конюшню,
Юрья, седлай коня,
Юрья, езжай в поле,
Юрья, отомкни землю,
Юрья, пусти росу,
Юрья, тепленькую,
Юрья, беленькую.
«Отмыкание» земли «ключником» Георгием
производилось в духе языческих обрядов и
воспринималось как священнодействие:
Святый Юрья, Божий посол,
До Бога дошел,
А взял ключи золотые.
Отомкнул землю святорусскую,
На Белую Русь и на весь свет.
Приход весеннего солнца тоже был связан
в народном сознании с Егорием. Об этом —
загадка: «Взойдет Егор на бугор — выше леса,
выше гор. С бугра спускается — из глаз
скрывается».
На «вешнего» Егория вскрывались,
освобождались от льда реки («Егорий — с водой»).
Особое значение приписывалось в Егорьев
день росе — она, считалось, обладала
необычными целебными свойствами: «На Юрья
роса — не надо коням овса» (то есть: роса
обещала обильный корм для коней — буйный
рост трав); по росе катались, чтобы получить
силу и здоровье; утреннюю росу специально
собирали — волочили по траве холст или
полотно и потом выжимали, а собранной влагой
омывали скотину, смачивали ей больные
места. Роса, однако, попав в злые руки, могла
принести и вред: верили, что колдуны и
знахарки с ее помощью портили скотину,
лишали коров молока и прочее. Все же
преобладала вера в благотворные возможност росы.
И Юрия просили:
Пусти росу на всю весну,
И густую, и частую,
И теплую, и мокрую,
И на весь свет,
На каждый цвет.
Георгий-Егорий считался одним из святых
покровителей земледелия и земледельцев
(само имя его по-греч. значило —
«землепашец»: а отсюда можно заключить, что в
истоках своих этот персонаж был связан с
земледельческой мифологией). В день Егория
земля сулила крестьянину добрый урожай, и
хлеборобы стремились через магические
обряды способствовать этому. Выходили всей
семьей кататься rio озимому житу, потом
усаживались в поле, устраивали трапезу: из
символически значимой еды приносили яйца и
пироги; пекли фигурки зверей; остатки еды
зарывали в землю — это явный след древних
жертвоприношений, «кормления» земли;
смысл этого действия очевиден из слов,
которыми оно сопровождалось: «Святый Юрье,
роди жито!» А одновременно с этим вокруг
пашен и сел устраивали крестные ходы с
молебнами и водосвятиями: языческие и
христианские обряды мирно дополняли друг
друга.
На другой день после Егория начинали сеять
яровые («Егорий придет — соха в поле
пойдет»). Произносили заклинания, с помощью
их «отмыкали весну» в надежде на скорый
урожай «густого жита». Призывали дождь:
Дождь, дождь!
На бабину рожь,
На дедову пшеницу,
На девкин лен.
Поливай ведром!
На Егория примечали: «Сей рассаду до Его-
рья — капусты будет вдоволь»; «Пришел бы
на Егорий мороз — а то будет просо и овес».
По состоянию Егорьева дня определяли
погоду на будущее: если был заморозок, то надо
ждать еще сорок морозных утренников, и если
они не выпадут все подряд, то оставшиеся
ударят позднее по недоспевшему хлебу. Если
же день теплый, то и дальше уже будет тепло.
И все же главной хозяйственной заботой
Егория было попечительство над домашним
скотом и над дикими зверями. Одним из
ярких праздничных событий 23 апреля являлся

104
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Чудо
1еоргия о змие.
Ростовская
икона,
XVI в.
выгон скотины на пастбища. Хотя во многих
местах России скот начинали пасти и
раньше—в зависимости от природных условий, но
в Егорьев день все равно совершался
священный обряд, который должен был принести
благополучие на весь будущий сезон.
Хозяйки гнали свою скотину, осторожно постегивая
ее вербами — и не простыми, а освященными
в церкви в Вербное воскресенье. Ту же
вербочку втыкали потом в крышу хлева — это
чтобы скот невредимым возвращался к себе
домой. Животных обходили с образом
Георгия Победоносца; когда стадо собиралось,
служили молебен, окропляли святой водой и
обкуривали, «свентаянной» (то есть
освященной) травой. Желательно было выгнать
скотину как можно раньше, чтобы успеть пустить
ее в росу.
В этих обрядах специальное внимание
уделяли пастухам. Егорьев день был их праздни-

СВЯТЫЕ. ГЕОРГИЙ
105
ком, сам святой Егорий считался их
покровителем и — одновременно — соработником
(«Егорий — скотопас»). Пастухам перед
выходом в поле дарили холсты, деньги, угощали
ритуальными яствами. Они и сами должны
были совершить магические действия, чтобы
обеспечить порядок в стаде: обходили скотину
с хлебом-солью и с горящими головнями в
руках, с иконами и вербой. Ради безопасности
скотины разыгрывались специальные сценки:
пастухам раздавались роли зайца, кривого и
слепого человека, колоды, кукушки. Главный
пастух вступал с ними в диалог такого рода:
« — Заяц, заяц, не горька ли эта осинка? —
Горька. — Так пусть же наша скотинка
будет, горькой волку»... « — Колода, колода, ты
можешь повернуться? — Нет, не могу. —
Пусть же волк не сумеет повернуться к
нашей скотине»... «Колода, колода, ты что —
гнилая? — Гнилая. — Пусть же у волка зубы
будут гнилые».
Пастухи обязаны были иметь специальные
предметы — обереги (замок, топор, икону) и
знать заговоры, так называемые «отпуска».
Гарантией успеха было строгое соблюдение
пастухами различных запретов в течение всего
сезона: нельзя было обрезать ногти, пить водку,
запрещалось разорять гнезда, садиться на голую
землю и так далее. С древних времен
соблюдался известный обычай — «брать обход», то
есть заключать договор с чертом, согласно
которому пастух обещаел черту одну овцу или корову
за то, что тот больше никого в стаде не тронет.
«Обход» — в виде магического предмета —
прятали под икону Георгия или зарывали в
муравейник, втайне бросали на перекрестке дорог.
Верили, что Егорий сам обрекал на жертву
выбранную им или случайно попавшуюся
скотину. Чтобы свести до минимума потери,
прибегали к такой хитрости: перед выгоном
скота «выкликали волка», «спрашивали» у
него, какую животину тот — с разрешения
Егория — облюбовал. После этого закалывали
овцу, а ее ноги и голову кидали в поле.
Пастухи под звуки своих дудочек и свирелей
произносили заговор:
Дарую тебе хлеб и соль
И златые серебры,
Храни мою животинушку
Во поле, во зеленом дубровье,
Сохрани ее от змея ползучего,
От медведя могучего,
От волка бегущего.
Поставь до самой избы изгородку,
Чтобы было не переползти,
Не перешагнуть через нее...
Надежда на то, что Егорий защитит
крестьянскую скотину от диких животных, имела
свои резоны: святой был признанным
покровителем и распорядителем вообще
всякого зверья, а не только домашнего: «Вся живая
тварь у Егория под рукой»; «Святой Юрий
зверя пасет». Егорий управлял животным
миром, установив раз и навсегда в нем
твердый порядок: в частности, какому зверю какой
скотиной питаться. «У волка то в зубах, что
Егорий дал»; «Если зимою волков много —
знать, святой Егорий их распустил»;
«Святой Егорий держит волка впроголодь, а то
бы — хоть и скота не води!» Именем
«волчьего пастыря» Егория к тому же заклинали
змей.
«Ездец» на печати великого князя
Ивана 111 Васильевича, 1497 г.

106
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Георгиевский собор в Новгороде,
1119 г.
Хозяином животных Егорий-Юрий стал
благодаря одной своей уловке. Согласно легенде,
когда Бог наделял святых съестным, каждому
давая что-нибудь навечно, Юрия не случилось
на месте. Оказавшийся тут же нечистый дух
выпросил у Бога для себя овес. Когда подошел
Юрий, ему остался один осот. Бог предложил:
«Отберешь у черта овес — будет твой!» Юрий
спрятался у входа в чертово царство. Вскоре
появился и сам нечистый, повторяя про себя,
чтобы не забыть, что ему досталось: «Овес, овес,
овес!» Юрий неожиданно выскочил из
укрытия и так напугал черта, что у того слово
вылетело из памяти. Тут Юрий «помог» ему,
подсказав: «Ты все говорил "осот"!» Получив
таким образом овес — корм скоту, — святой и
стал покровителем животных.
В народе жило убеждение, что в вечном
противостоянии древнего человека и зверя Его-
рий оставался союзником первого. Есть
охотничий заговор (опять мы встречаем соседство
языческих и христианских реалий!), в котором
говорится, как сам Христос послал охотника
за помощью к Егорию Храброму. Тот взял
капканы, луки, самострелы, сам поставил их в
нужных местах и дополнил заклинанием: «Ой
еси звери лисицы, подьте, побежите от триде-
вяти ловцов, от тридевяти промышленников к
рабу Божию (имя рек) по своим полевым
тропам, продольным и поперечным... вперед
без ускоку, назад без усмотру, ушком не
кивните, глазом не мигните, на сторону не скочите,
назад не воротитесь. Души ваши сквозь
ловушки, а туши ваши в ловушку... Тем моим
наговорным словам ключ и замок».
Осенний Георгий-Юрий приходился на 26
ноября (по старому стилю). Дата эта была
определена князем Ярославом
Святославичем по дню, в который митрополит Иларион
освятил первый на Руси храм святого
Георгия в Киеве.
Собственно, в делах хозяйственных, домашних,
в отношениях земледельца с природой Юрий
осенний («холодный») не был отмечен ничем
особенным. Зато долгое время он играл
важную роль во взаимоотношениях крестьян со
своими хозяевами-помещиками и как таковой
остался в памяти народной. Согласно
Судебнику 1497 года, любой «черносошный», то есть
строго закрепленный за определенным
помещиком крестьянин, получал право перейти от
негр к другому помещику — «за неделю до
Юрьева дня и неделю по Юрьевом дне
осеннем». Переходы эти совершались по
определенным правилам, с предварительным
оповещением. Для мужика это была отдушина,
позволявшая ему поискать другие, менее кабальные
условия работы. По этому поводу сложились
пословицы: «На чью долю потянет поле, то
скажет Юрьев день»; «Позывал дьяк мужика
судиться на Юрьев день, а мужик и был таков».
Но царским указом 9 марта 1607 года это
право перехода было отменено, и крестьянин
отныне навсегда закреплялся за своим
владельцем. Удар по мужику-хлебопашцу был
силен и отозвался в пословице: «Вот тебе,
бабушка, и Юрьев день!»

СВЯТЫЕ. НИКОЛАЙ
107
С древних времен сохранился крестьянский
обычай — при отъезде служить в Юрьев день
молебен за успех в пути...
О том, какое место занимал Георгий-Юрий-
Егорий в народном христианском пантеоне,
свидетельствуют волочебные песни, что
исполнялись на Пасху. Волочебники (так
называли участников праздничных обходов,
исполнявших эти песни) сообщали о намерении
воздвигнуть собор с тремя престолами: '
Первый престол — свят Егорий,
Другой престол — Мать Пречистая,
Третий престол — сам Исус Христос.
Народная легенда сохранила и такую
картинку: когда Богородица ездила по полям в
карете, запряженной восьмеркой коней, на козлах у
нее сидел святой Егорий.
На примере образа Георгия-Егория-Юрия
особенно ярко видно, почему мы говорим о
Руси двоеверной. Для древнерусского
человека христианский святой великомученик
Георгий, Победитель змея, символ княжеской
Руси, стал своим, родным, вошедшим в
бытовой круг естественных хозяйственных забот.
Так пришлое, не слишком понятное «умст-
«Заклинатель змей» Георгий. Фрагмент резьбы
Людгощинского (новгородского) креста, Ш6 г.
венное» учение нашло-таки путь в народное
сознание, сроднившись с традиционным
опытом многовекового язычества.
Святой Николай
В Древней Руси это был наиболее чтимый
святой. У него было много имен: Николай
Чудотворец, Николай Мирликийский, Никола
Угодник, Никола Морской, просто Никола
(Микола, Микула). Существовало как бы
два Николая: один — официальный,
знаменитый архиепископ греческой церкви, живший
на рубеже III—IV веков в Ликии (Малая
Азия); его биография и чудесные деяния
были закреплены житийной литературой, а
облик запечатлен на фресках и иконах;
второй — народный, в чем-то совпадавший с
церковным, а во многом с ним расходившийся
и даже ему противостоявший.
Культ святого Николая Чудотворца
сложился на Руси рано. В его честь сооружались
повсюду храмы, некоторые из них дожили до
нашего времени: церковь Николы на Ярославо-
вом дворище в Новгороде (1113 год) —
пятиглавый каменный собор, служивший княжеским
дворцовым храмом; церковь Николы на Липне
близ Новгорода (1292 год); Никольская
церковь Гостинопольского монастыря под
Новгородом (70-е годы XV века).
Православные люди привыкли видеть во всех
церквах лики святого Николы. Были они
нескольких типов. В составе так называемого
святительского чина (в него входили
изображения иерархов Церкви) святой Николай
изображался в парадном епископском
облачении — омофоре, в торжественно застывшей
позе, с Евангелием в левой руке и с поднятой
для благословения правой рукой. Этот тип
изображения назывался «Никола
Зарайский», и название это было связано с
легендой, которую в Древней Руси хорошо знали.
Легенда послужила ядром цикла повестей о
судьбе Рязанской земли во время
татарского нашествия. Чудотворный образ Николы
стоял посреди города Корсуни (Херсонеса)

108
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Николай Чудотворщ.
Икона» XVI в.
вблизи церкви, в которой принял крещение
великий князь Владимир Святославич. В
лето 6732 (то есть в 1224 году) Николай Кор-
сунский «явился» ночью своему служителю
Евстафию и велел перенести свой образ в
Рязанскую землю: «Тамо хощу быти, и чудеса
творити, и место прославити». Священнику
Евстафию очень не хотелось покидать родные
места и отправляться в неведомые края, и он
не выполнил повеления святого, хотя тот
являлся ему три ночи подряд. Священника
поразила слепота, он понял, что согрешил, и,
покаявшись, подчинился приказу. После этого
исцелился, и ему был указан довольно-таки
сложный маршрут: из устья Днепра, Понтий-
ским (Черным) морем до моря Варяжского
(ныне Балтийского) в Немецкие области,
оттуда посуху в Новгород и затем уже в Рязань.
По пути икона побывала в гостях у
Александра Невского и уже здесь начала творить
«великие чудеса» исцеления.
Великий князь Рязанский Федор Юрьевич
получил известие о приходе образа
Корейского и об ожидаемых чудесах. Никола
обещал просить Бога о даровании самому князю,
а также будущим жене и сыну его «венца
царствия небесного» (в этом обещании
крылось предсказание грядущей трагедии). По

СВЯТЫЕ. НИКОЛАЙ
109
случаю принесения образа был воздвигнут
храм. Великий князь вскоре сочетался
браком с Евпраксией, и она родила ему сына
Ивана Постника. Когда в 1237 году на Русь
напали полчища Батыя, Рязань первой
приняла их удар. Князь Федор выступил против
татар и погиб на реке Воронеже. Евпраксия
ждала мужа стоя с сыном на руках в «пре-
высоком храме». Узнав о гибели князя, она в
отчаянии «ринуся на среду земли и заразися
(убилась) до смерти». Тело Федора удалось
доставить в Рязань, и всех троих погребли
вместе.
С тех пор Корсунский образ великого
чудотворца стал называться «Никола
Зарайский» (по городу Зарайску, выросшему на
местах погребения). Так же стали называть и
все многочисленные иконы этого типа. Среди
сохранившихся с древности экземпляров
особенную художественную ценность
представляют иконы из села Павлова близ Ростова
Великого (конец XIII — начало XIV века,
хранится в Третьяковской галерее), из села
Большие Соли на Волге (начало XIV века) и из
Георгиевской церкви близ Старой Ладоги
(XIV век; обе хранятся в Русском музее).
Близок к этому тип иконы «Никола
Можайский». Назван он так в память о событии,
происшедшем в давние времена, когда город
Можайск подвергся вражескому нашествию.
Святитель Николай явился, чтобы ободрить
горожан и вселить страх в неприятеля: он
грозно поднялся в воздух над городским
собором — с мечом в правой руке и моделью
обнесенного крепостной стеною собора — в
левой. Так он и изображается на иконах. От
20-х годов XIV столетия сохранилась
замечательная деревянная скульптура Николы
Можайского.
Самый популярный тип изображения — это
погрудный (или поясной) иконописный
портрет святого. Главное пространство
иконы занимает его голова: редкие волосы
обрамляют высокий чистый лоб старца. Лицо
выражает напряженную сосредоточенную
мысль, пронзительный взгляд словно
проникает в душу смотрящего на икону. В одних
иконах этого типа Никола выглядит суровым
и строгим, аскетически изможденным, чуть ли
не фанатиком веры, как, например, в
замечательной новгородской иконе начала XIII
века (хранится в Третьяковской галерее) или
иконе из Троицко-Сергиевской лавры,
которую, по преданию, держал в своей келье
Сергий Радонежский. В других, однако, он
предстает добрым на вид, ласковым, его
простодушный взгляд выражает заботу (такова
икона из церкви на Липне близ Новгорода,
написанная Алексеем Петровым в 1249 году, или
из Смоленского собора Новодевичьего
монастыря в Москве).
Многие иконы — помимо портрета святого,
занимавшего средник — центральную часть
доски, — включали изображения по краям —
клейма: такие иконы назывались «Никола с
житием». В клеймах были запечатлены
эпизоды героической биографии святого — от
рождения до смерти и погребения. В разных
иконах — разное число клейм — иногда до
тридцати. Переходя от одной картинки к
другой, можно было прочитать наиболее
важные страницы жизни Николы: младенцем он
по средам и пятницам не принимает
материнского молока, соблюдая пост; его приводят
«во учение»; он утишает бурю на море и
спасает корабль; изгоняет беса из колодца и
исцеляет бесноватых; избавляет из сарацинского
плена сына Агрика; является во сне царю
Константину, чтобы помочь ему защититься от
врагов; спасает трех мужей, приговоренных к
казни, и т. д. Через клейма икон верующим
открывались разные грани личности Николая,
а яркие краски создавали вокруг портрета
святителя причудливый узор — иконы словно
были залиты солнечным светом.
О чудесах, которые совершал святой Никола, в
Древней Руси знали также из книг.
Переводы греческих и южнославянских житий
Николы появились на Руси рано, некоторые из
них включались в Четьи Минеи. Здесь
можно было, в частности, в подробностях
прочитать о спасении Николой трех грешников —

по
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Святой Николай
Чудотворец, в житии
(Никола Зарайский).
Икона, 1540 г.
как он подошел к палачу, изготовившемуся
совершить казнь, и исторг из его руки меч.
Или о том, как после спасения корабля от
бури (Николай и это мог — не случайно
звали его также Никола Морской)
неблагодарные корабельщики на обратном пути повели
судно в сторону от Ликии, и тогда Никола уже
сам поднял бурю, которая и пригнала корабль
в нужный ему порт. В Четьях Минеях было
написано так: «Многая великая и преславная
чудеса сотвори на земли и на мори, в бедах
сущим помогая, и от потопления спасая, и из
глубины морския на сухо износя... от уз и
темниц избавляя, от мечного посечения
заступая, и от смерти освобождая, многим многая
подаде исцеления: слепым зрение, хромым хож-

СВЯТЫЕ. НИКОЛАЙ
111
дение, глухим слышание, немым глаголание.
Многих в убожестве и нищете последней
страдающих обогати, гладным пищу подаде, и
всякому во всякой потребе готовый помощник,
теплый заступник и скорый предстатель и
защитник показался... Восток и Запад во все концы
земнии ведят чудотворение его».
Особая служба святому Николаю
совершалась в церквах каждый четверг.
Иконы Николы занимали свое место в
домашних божницах, и хозяева не просто
молились, но постоянно обращались к святому за
поддержкой по разным поводам.
Путешественник Адам Олеарий в начале XVII века
был свидетелем, как «некий русский» во
время пожара держал против огня свою икону
святого Николы — в надежде, что она
поможет погасить огонь; когда же увидел, что
пожар не утихает, а все усиливается, с досадой
бросил икону в огонь, сказав: «Если ты нам не
желаешь помочь, то помоги себе сам и туши».
Трудно сказать, что преобладало в этом
поступке: разочарование в святом или надежда,
что за себя-то он сумеет постоять и огонь
будет побежден.
Простой народ смотрел на Николу как на
своего заступника, ходатая за бедных,
покровителя и «печальника о людях». Он прочно
связывал с ним свои заветные мечты и
задушевную веру в возможность преодолеть
разные беды и справиться с повседневными
заботами.
В религиозном сознании людей Древней
Руси Николай Угодник занимал место рядом с
самим Христом и Богородицей. На этот счет
сохранились свидетельства наблюдательных
иноземцев: «Николу... аки Бога почитают
православные» (XVI век); «В случае
убедительной просьбы русские люди молят не ради
Бога или Христа Спасителя, но ради
Николы» (начало XVII века).
Естественно, что народ не мог
удовлетвориться идеализированными легендами житий,
чужеземными историями и, естественно,
добавлял нечто свое. В устном фольклоре
Никола обыкновенно противостоит
какому-нибудь другому святому. Замечателен рассказ о
скрытом соревновании Николы с Ильей
Пророком. Илья решил наказать некоего
мужика за то, что он мало чтил его и позволял
себе даже в день памяти пророка иногда
поработать. Илья решил выбить мужицкое поле
градом и поделился этим намерением с
Николой. И тот, как истинный крестьянский
заступник, посоветовал мужику на корню
продать урожай. Таким образом, под наказание
Ильи попал совсем другой, а мужик
благополучно ушел от беды. Тогда пророк решил
восстановить урожай поля. И снова Никола
встал на его пути: по его совету мужик вернул
половину денег новому хозяину, а взамен
получил поле с невиданным урожаем.
Разгневанный Илья теперь грозит сделать так, что с
каждой молотьбы его враг сколько снопов ни
положит, больше четверика не получит. Тогда
по совету Николы мужик кладет на ток
всякий раз лишь по одному снопу и, намолачивая
по четверику, забивает зерном все амбары.
Наконец Илья догадывается, что его
замыслы переворачивал Никола, и теперь грозит
устроить мужику нечто страшное, но Никола о
том заранее знать не будет. Николай
Угодник, однако, и здесь находит выход: по его
совету мужик встречает святых двумя свечами;
одну, рублевую, он подает Илье, который был
к нему «уж такой милостивый», другую,
копеечную, — «ну, эту Николе!». И Илья Пророк
«смиловался, перестал мужику бедой грозить»,
а тот стал одинаково почитать оба дня — и
Ильин, и Николин. В этом сюжете Никола
действует не столько как святой, сколько как
хитроумный мужик, типичный герой русского
фольклора.
В другой легенде антагонистом Николы
выступает Касьян Угодник. У мужика застрял в
грязи воз, и он обратился за помощью к
святым, которые оказались тут по пути. Касьян
высокомерно мужику отказал, а Никола
согласился. Когда позднее оба угодника
предстали пред Богом, Касьян объяснил ему, что не
стал помогать мужику, боясь измарать
«райское платье». «Ну а ты где так выпачкал-

112
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
ся?» — спросил Бог у Николы. Услышав
ответ, он выносит свой приговор: Касьяну — за
то, что не помог мужику, — молебны будут
служить раз в четыре года (то есть в
последний день февраля високосного года), а
Николе — за его отзывчивость — дважды в год.
Еще одна легенда, напоминающая кое в чем
сказку. Бедняк выпросил у богатого денег в
долг, поручившись образом Николы. Пришел
срок возврата денег, а их нет. Бедняк
попрекнул Николу, что тот не помог ему, снял икону,
положил на повозку и пошел за ней, стегая
кнутом по образу и приговаривая: «Отдай мои
деньги,, отдай мои деньги!» Купеческий сын,
возмущенный таким богохульством, выкупил у
мужика икону, поставил ее в лавке и засветил
перед ней лампадку. Наутро к нему нанялся
приказчиком старик, и с этого момента
торговля пошла так, что купеческий сын быстро
разбогател. Затем, опять с помощью приказчика,
он излечил царевну от порчи, женился на ней и
получил в придачу полцарства. Старик этот,
конечно же, был Никола Угодник,
отблагодаривший купца за доброе к себе отношение.
Никола был первейшим помощником
мореплавателей. Среди его имен — Никола
Морской, Никола Мокрый. Специальный
молебен посвящался «охранению на водах». В
стихирах-песнопениях 6 декабря (по старому
стилю) Николая славили как спутника всех
путешественников и как правителя на морях.
В новгородской былине о Садко
гусляр-купец-мореплаватель попадает в царство
морского царя, играет для него на гуслях, и
расплясавшийся царь устраивает страшную
бурю. Садко не знает, как прекратить ее, и тогда
перед ним является святой Микола в образе
седого бородатого старика и советует порвать
струны и поломать «шпенечки». А потом он
же дает Садко единственно правильный совет,
какую невесту в подводном царстве выбрать,
чтобы не остаться здесь навсегда и вернуться
на землю.
Два годовых праздника, посвященных святому
Николаю, относились едва ли не к самым
важным праздникам народного
хозяйственного календаря. В них открываются
глубинные связи Николы с корнями народной
жизни, с ее вечными потребностями.
«Никола вешний» справлялся 9 мая (по
старому стилю) и был приурочен Церковью ко
дню перенесения мощей святого из г. Миры
древней Ликии в город Бари (Италия) в
1087 году. Этот день рассматривался как
рубежный — с его приходом наступал перелом
и в природе, и в положении народа. «Пришел
бы Никола, а тепло будет»; «Никола осенний
лошадь на двор загонит, а Никола весенний
лошадь откормит»; «Не хвались на Юрьев
день посевом, а хвались на Николин день
травой». Отсюда и названия: «Микола травный»,
«Микола теплый». До «Николы вешнего» не
полагалось купаться — в случае нарушения
«из человека (то есть на его могиле) верба
вырастет».
С 9 мая был связан целый набор примет и
хозяйственных правил. «До святого Николы не
сей гречки, не стриги овечки»; если на Николин
день заквакают лягушки — овес будет хороший;
«Велика милость мужику на Николин день, ко-

СВЯТЫЕ. НИКОЛАЙ
ИЗ
гда поле польет дождичком». С этой последней
пословицей связана и песенка-закличка:
Батюшка Никола!
Давай дождя большого!
На нашу рожь,
На бабий лен.
Поливай ведром!
Николу признавали покровителем
земледелия. Согласно народным песням, он прямо
содействовал благополучному произрастанию
хлебов:
Святый Микола, старая особа,
Горох сеет, по полю ходит,
По полю ходит, жито глядит:
Где вымокло, там подсушит,
Где высохло, там подмочит.
Святый Микола, старая особа.
По межам ходит —- жито родит
Ядронистое, колосистое,
Зерно к зерну — колосок в землю.
Колосья гнутся, в землю бьются...
Хлебная страда начиналась и завершалась с
именем Николы. На поле оставляли куст
колосьев, и одна из жниц «вертела бороду»:
трижды она обходила этот куст, захватывала
часть колосьев серпом и приговаривала:
Благослови-ка меня. Господи,
Да бороду вертети:
А пахарю то сила,
А севцу то каравай,
А коню то голова,
А Микуле борода.
Основной целью обряда было — с
окончанием жатвы обеспечить силу и благополучие тем,
кто все вложил в обработку земли. И воздать
при этом особую честь Николе.
Никола считался также покровителем скота.
Перед тем как выгонять скот впервые на
пастбище, стадо обходили с иконой святого
Николая. В случае эпидемии падеж скота
пытались приостановить — обещали «повеличать
Великому Миколе»: откармливали бычка (его
так и звали — миколец) для будущего
жертвоприношения. Считалось, что Никола
незримо находится при стаде, охраняет его.
Отсюда — приветствие, с которым обращались к
пастуху: «Микула в стадо!» (что-то вроде
«Бог в помощь»).
Одним из заметных событий Николина дня
был обряд выгона лошадей в поле (Николу
считали также покровителем лошадей).. Ради
того, чтобы предохранить их от диких зверей и
от болезней, в этот день заказывались
специальные молебны с водосвятием. А молодежь
первый раз в этом году отправлялась в ночное,
и событие это отмечалось как праздник: жгли
костры, собирались в круг, ели пироги, пекли
картофель, бегали наперегонки, устраивали
пляски, пели, до утра не смыкали глаз.
К Николину дню приурочивалась
специальная пирушка — «беседа» — Никольщина.
На нее собирались званые и незваные;
иногда целое селение устраивало складчину,
чтобы поставить угоднику общую свечу, наварить
браги, приготовить щи, лапшу, кашу, напечь
пирогов. Никольщину справляли в избах или в
поле — в ночном, у погоста. Люди переходили
с места на место. Под вечер женщины
собирались — петь, водить хороводы (в этот день
заканчивался цикл весенних хороводов).
Шумное пиршество длилось три дня и более.
Праздник словно бы на время разрушал
сословные границы: боярин мог приехать
погулять в село, а в своем доме угощал всякого
вином. От бедняков не требовали участия в
складчине.
Кроме «Николы вешнего» был «Никола
зимний». Он отмечался 6 декабря (по
старому стилю), в день преставления святого.
Зимний Никола также обозначал важный рубеж
в круговороте природы и в жизни людей:
«Подошел бы Никола, а уж зима на санках
приедет за ним!»; «Какой день в Николу
зимнего, такой и в Николу летнего»; «Хвали зиму
после Николина дня»; «Подошел бы Нико-
лин день— будет и зима». Отсюда название:
«Никола холодный». В это время примечали:
«Коли на Николин день след заметает —
дороге не стоять»; «Перед Николой иней —
овсы хорошие будут» (вообще иней на
Николу—к урожаю). Предполагалось, что в
«свой» день Никола Угодник спускался с не-

114
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
|||||^р11Щ|Щ
&СЫ
Никольская церковь. Тотьма. Рис. Ф. М. Вахрушова, XVIII в.
бес на землю, покрытую снегом, и шествовал
по Руси, проходя ее из конца в конец,
распугивая злые силы и распространяя свои милости.
С Николой зимним люди разных занятий и
возрастов связывали завершение или начало
своих важных дел. На Севере поморы
кончали ловить семгу, треску, камбалу и шли домой, а
зверобои открывали свой промысел. Для
торговых людей наступало хлопотное время:
устанавливались цены на хлеб и вообще
многое определялось на рынке.
С Николой зимним начинались декабрьские
праздники — не за горами уже были
Рождество и святки. По свидетельству иностранцев,
святому Николе посвящались три дня — «по
любви к нему». В некоторых местах их
называли «Николины святки». В эти дни
вспоминали о закончившемся
сельскохозяйственном годе и славили Николу в надежде
на помощь в будущем году:
Как Николушка-то по полю ездит,
Суслончики пересчитывает,
Оржаные, пшеничные!
И еще:
Микула-свет, с мшостью,
Приходи к нам с радостью,
С великою благостью!
Мать сыра земля добра,
Уроди нам хлеба,
Лошадушкам овсеиа.
Коровушкам травки!
Был еще обряд, называвшийся «свечу
сучить». Подавали сотовый мед, жевали соты, а
воск выплевывали в чашку с водой, потом из
него делали «мирскую свечу» большого
размера, и ее ставили Николе Угоднику. Может,
этот обычай связан с тем, что Никола
покровительствовал и пчеловодству. В
белорусской песне так описываются добрые деяния
святого. Ejor спрашивает, где он был.

СВЯТЫЕ. ДМИТРИЙ СОЛУНСКИЙ 115
— Я по полю ходил да росу росил,
Я по меже ходил, жито родил,
Я по бору ходил да рои садил.
Известны заговоры, в которых Николу просят
оградить пасеку от чужих пчел и описывается,
как Христос «пущает мою Николину милость
в леса и болота и чистые поля на разные
цветы».
Зимой братчина Никольщина была побогаче
весенней. Отличалась она гостеприимством и
даже неумеренностью в еде. Готовили
ритуальные блюда — кутью и узвар. Из зерна
нового урожая варили много пива и браги.
«Для кума Никольщина бражку варит, для
кумы пироги печет»; «Никольщина красна
пивом да пирогами!»; «На Никольщину зови
друга, зови и ворога — оба будут друзьями!»
О тех, кто злоупотреблял ритуальным питьем,
говорили с иронией: «Знать мужика, что
Никольщину справлял, коли на голове шапка не
держится»; «Дониколился (то есть
догулялся) до сумы». Доставалось и самому святому.
Рассказывали, что однажды некий бражник
решил пробраться в рай, да Никола ему
воспрепятствовал; бражник стал его стыдить: «А
помнишь ты, святой Николае, как ты велел свои
кануны творить и нам, бражникам, велел долго
пить, свой праздник величать». И Николай,
вспомнив о своих «канунах» (о празднике с
выпивкой), «отьиде от врат посрамлен».
С зимнего Николы начинали готовиться к
молодежным святочным посиделкам.
Наш рассказ о чудесных делах святого
Николы можно завершить текстом народного
заговора на колдунов, чтобы уберечься от их
кудес и чернокнижия. В заговоре
выражалась надежда, что святой Никола замкнет им
уста и язык, «снесет железа и поставит от
земли до небес, и запрет тремя ключами
позолоченными, и те ключи бросит в окиян-море; в
окияне-море лежит камень алатырь: тебе бы,
камню, не отлежаться, а вам, ключам, не выпла-
вать!»
Да, истинно был Никола на все руки
мастером, мужицким заступником, «бурлацким
богом».
Святой Дмитрий Солунский
Святой-воин, богатырь-защитник отчей земли
и покровитель всех, кто пострадал от
вражеских нашествий и кто пал на поле брани, —
таким прежде всего оставался Дмитрий
Солунский много столетий в сознании людей
Древней Руси и других славянских стран.
День его памяти по церковному
месяцеслову — 26 октября (по старому стилю). Но
главным днем почитания святого была
предшествующая суббота — ее так и называли
Дмитровской. Установлена она была князем
Дмитрием Ивановичем Донским. День
ангела князя падал на Дмитрия Солунского —
был он покровителем князя, и прежде всего,
конечно, в ратных делах. По легенде, во время
обедни в церкви князю явилось видение:
Богородица в окружении ангелов ходила по
Куликову полю, отпевая погибших православных.
После этого Дмитрий Донской и учредил
правило — поминать в Дмитровскую субботу
всех павших в битвах. Потом суббота стала
днем памяти всех усопших, В обрядах
Дмитровской субботы получил закрепление
древний обычай поминовения предков. Ее
называли также Поминальной, Родительской,
Дедовой. Целыми семьями приходили на
кладбища, по христианскому обычаю совершали
заупокойную панихиду, а по древним
языческим обрядам несли поминальную еду,
ставили на могилы и тут же устраивали угощения,
которые нередко приобретали разгульный
характер.
В народном календаре день Дмитрия
Солунского связывался с началом зимы. По нему
пытались определить, какой будет зима —
долгой ли, снежной или тёплой («До
Дмитровской субботы зима не становится», «Дмитров
день — зима лезет на плетень»).
Древняя Русь, конечно, знала и почитала
Дмитрия Солунского — святого
великомученика. О нем подробно и ярко повествовали
жития.
Отец Дмитрия, начальник города Солуня
(ныне он известен как Салоники), во времена

116
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Святой Дмитрий Солунский.
Мозаика Михайловского монастыря в Киеве, XI в.
гонений христиан тайно верил в Христа. В
доме его был потаенный храм, молельня, сюда
он привел подросшего сына, и приглашенный
священник тайно окрестил его.
Взрослого Дмитрия император Максимиан
назначил проконсулом и поручил ему
очистить город от христиан. Наперекор приказу
Дмитрий открыто стал их защитником и
начал, подобно апостолу Петру, распространять
христианское учение.
По одним версиям, император, узнав об этом,
велел заточить непослушного проконсула в
темницу. По другим -г- Дмитрий,
предчувствуя надвигающуюся расправу с ним, раздал
свое имущество, одну половину верному рабу
Луипу, другую — нищим, и приготовился к
мученическому концу.
Святость житийных героев обычно
подтверждалась чудесами. Первое чудо Дмитрий
совершил во время суда над ним. Из земли
неожиданно появился скорпион, чтобы
смертельно ужалить мученика, но Дмитрий, ведомый
Божеским знамением, плюнул в него, и скорпиона
тут же настигла смерть. А сошедший с небес
ангел возложил на голову великомученика
венец и сказал ему: «Мужайся и крепись!»
За этим последовало второе чудо.
Император любил устраивать игрища с
поединками — кровавыми побоищами. Был у него
непобедимый боец Люя (или Лий). Юноша-
христианин по имени Нестор решил
выступить против Лия и пришел к заточенному
Дмитрию за благословением. Они вместе
помолились за успех дела. Дмитрий «сотворил о
Христе знамение на челе его и на сердце» и
предсказал Нестору победу, но
одновременно... и мученическую смерть. Так и
произошло. Нестор вступил в единоборство не ради
богатого приза, а ради торжества
христианской силы над язычниками-мучителями. Он
убил Лия «молитвой святого Дмитрия», и,
когда разгневанный Максимиан обвинил его в
«чародействе», Нестор ответил ему: «Это Бог
Дмитрия, Бог христиан послал ангела своего,
который и убил рукою моею». (Здесь
уместно напомнить, что, согласно христианскому
учению, всякое благое дело творится Божьей
волей, которая осуществляется через
посредство ангелов или святых — они водят рукой
совершающего подвиг.) Нестора тут же
казнили, а воины, посланные Максимианом в
темницу, забили Дмитрия копьями.
Итак, при жизни своей Дмитрий прославился
как стойкий проповедник Христовой веры,
мученик, пострадавший за нее.
После смерти началась другая полоса его
подвигов.
Раб Дмитрия Луип собрал кровь мученика,
омочил в ней свое платье и перстень, что носил

СВЯТЫЕ. ДМИТРИЙ СОЛУНСКИЙ
117
^e^^^i^^Biil
^ЯНЯМН
1*^Ш1
лЛ
».
Святой великомученик Дмитрии Солунский, в житии, Конец XVI в.

118
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Дмитрий Солунский.
Икона, XVIII в.
на руке, и стал с помощью этого перстня
исцелять недужных и изгонять нечистых духов. По
приказу императора и Луип был казнен.
Между тем почитатели Дмитрия сумели
ночью забрать его тело и погребли его. На
месте погребения начались чудеса — больные,
которых сюда приносили, туг же
выздоравливали. Святой давал многим благие советы. Уже
много позднее на этом месте возвели храм, в
V веке извлекли мощи святого и уложили их
в серебряной раке. Чудеса исцеления
продолжались уже тут.
Еще позднее произошло «превращение»
мученика в воина-защитника. Когда сарацины
напали на Солунь, некий благочестивый муж
ночью увидел в притворе церкви святого
Дмитрия, как явились двое юношей светлых и
попросили указать им гроб Дмитрия. Это
были ангелы. По их призыву святой «вышел в
своем подобии, лицо его сияло сильнее
солнечного луча». Ангелы поцеловали его и
передали повеление Господа выйти из города,
ибо город будет взят погаными. Дмитрий
заплакал, огорченный, и попросил передать
Владыке: он не может оставить свой город в такой
беде и смотреть на его гибель со стороны.
«Если погубишь город, и я с ним погибну;
если спасешь, и я спасен с ним буду».
Ангелы были недовольны решением святого
и ушли, предупредив, что ему за непослушание

СВЯТЫЕ. ДМИТРИЙ СОЛУНСКИЙ
119
Дмитрий Солунский.
Икона, XI в.
угрожает Божий гнев. Святой же лег в гроб.
А наутро город был спасен — одних сарацин
погубили, других взяли в плен. И все это
случилось благодаря молитвам Дмитрия.
С этих пор Дмитрий Солунский становится
славянским героем, покровителем воинов,
защитников своей земли от чужеземных
захватчиков.
На русской почве эпизод с чудесным
спасением города получил самостоятельную
разработку в духовном стихе о Дмитрии. В нем
рассказывалось, как Мамай-царь напустился
на Салим-град (название города в разных
текстах стиха варьируется, но очевидно всегда,
что город этот нерусский; имя же царя
подсказано событиями русской истории). Цель
Мамая — уничтожить Салимскую церковь и
полонить святого Дмитрия. В духовном
стихе сохранились эпизоды из жития —
появление ангелов и последовавшие за ним
события. Святой Дмитрий встает раным-ране-
хонько, облекается в пресветлую ризу и на
белом коне выезжает из города:
Един неверную силу побеждает,
Сечет он, и рубит, и за рубеж гонит.
Победил он три тьмы
И три тысячи неведомой силы...
Отогнал он неверного царя Мамая.
Дмитрий действует подобно былинным
богатырям: как Илья Муромец, в одиночку

120
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Дмитрий Солунскш.
Икона. XVIII в.
справляется он с полчищами врагов. Но при
этом не забывает, что он — Божий
посланник.
Мамай убегает, захватив с собою двух
полонянок. Им предстоят в плену суровые
испытания. Царь предлагает сестрам вышить
изображение святого на ковре — этот ковер он
постелит на своего коня: «на прикрасу мне,
царю, на потеху». Девушки поначалу
отказываются — они не могут участвовать в поругании
своего святого, — но под угрозой смерти
вынуждены приняться за дело. При этом они
плачут и умоляют Дмитрия простить их.
Закончив поздно вечером работу, они тут же на
ковре засыпают и... утром оказываются в Со-
лунской церкви. Чудесное их перенесение
совершается «по Божьему по веленью, по
Дмитрия светлому моленью». Все население
города сходится в храме, чтобы помолиться Спасу,
Пречистой Богородице, и святому Дмитрию,
Солунскому чудотворцу.
Образ Дмитрия и эпизоды его деяний получили
отражение в церковной живописи. Может быть,
самое старое из сохранившихся изображений —
это мозаика Киевского храма (около 1113
года). Она сложена из кубиков смальты
(цветного стекла), кусочков мрамора и кирпича.
Дмитрий изображен во весь рост, опирающимся
одной рукой на копье, другой — на щит. Из-за
спины выглядывают ножны и рукоять меча. На
святом — золотая броня, из-под нее видна
рубаха, а поверх наброшен малахитово-зеленого
цвета плащ (см. стр. 116).
Мозаичный портрет располагается в храме на
самом почетном месте, и исследователи
объясняют это тем, что церковь сооружали по
велению князя Святополка, который хотел тем
самым почтить отца своего, князя Изяслава.
Дмитрий же был патроном Изяслава. Стоит
также иметь в виду, что в русских (как и в
сербских) храмах фрески (реже мозаики) с
изображениями святых воинов писались в
немалом числе.
Совсем в другой технике выполнено
изображение Дмитрия Солунского в Георгиевском
соборе в Юрьеве-Польскбм (1230—1234):
рельефная фигура вырезана в камне в
углублении внешней стены — воин с копьем и
щитом.
Самая замечательная из дошедших до нас
икон — в Успенском соборе г. Дмитрова
(конец XII — начало XIII века): святой
восседает на троне, в боевых доспехах, поверх
которых — яркий плащ. На голове его —
княжеский венец. Правой рукой он вынимает из
ножен меч. Вся фигура исполнена величавой
торжественности, и кажется вместе с тем —
он готов в любой момент к исполнению своего
воинского долга. Возможно, икону эту
пожертвовал собору князь Всеволод — на ней
сохранился княжеский знак. Русские князья, похоже,
испытывали к святому Дмитрию Солунскому
особые чувства как к покровителю в их
воинских делах. На большей части икон Дмитрий
изображался в панцире, с крестом в правой руке

СВЯТЫЕ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ВЛАСИЙ 121
и с копьем в левой (или со щитом). Взгляд его
был суров.
Народное восприятие Дмитрия прежде всего
как заступника от иноземных насильников
выразилось в иконах, на которых Дмитрий
сидит на вздыбленном черном коне и поражает
копьем вражеского царя (он сам и его белая
лошадь валятся на землю); алый плащ
победно развевается за спиной святого, и летящий
ангел спешит возложить на его голову венок
победителя.
Священномученик Власий
Подобно многим другим греческим святым,
Власий пережил две несхожие жизни: одну —
на родине (она запечатлена в греческих
житиях), другую — на Руси (ее можно
проследить по легендам, обрядам, заговорам и
иконам).
Согласно греческим житиям, Власий занимал
высокую должность в раннехристианской
Церкви — он был епископом в городе Сева-
стии в области Каппадокии (Малая Азия).
В те времена христиане подвергались
жесточайшим гонениям со стороны римских
властей. Главным гонителем был император
Диоклетиан. Власий как мог защищал
верующих, был их «великим утешителем»: он
приходил к заточенным в темницы и старался
поддержать и укрепить их веру. Но и он в
конце концов был вынужден оставить свой
пост и тайно удалился в горы Аргоса. Здесь в
пещере он вел уединенную жизнь, обычную
для христиан-отшельников.
Однажды группа воинов, посланная
правителем Агриколой на ловлю диких зверей
(звери предназначались для того, чтобы на глазах
публики терзать христиан), обнаружила
пещеру старца. Вокруг пещеры было множество
животных. Агрикола велел доставить Власия
к нему. По дороге Власий успел своим
словом и творимыми чудесами обратить в
христианскую веру немало язычников. Агрикола
попытался уговорить Власия отречься от
своей веры и принести жертвы языческим богам,
а когда тот решительно воспротивился —
приказал бить его палками и бросить в
темницу.
Власий проходит путь тягчайших испытаний —
подобно многим другим святым .мученикам. В
церковных книгах эти испытания принято было ,
называть страстями. По учению Церкви, начало
им положил Христос. Святые как бы следуют
ему, подвергаясь мукам и проявляя великую
стойкость и неколебимую преданность Богу.
Мученики — они одновременно и герои,
идеальные служители Бога. Наградой им
оказываются божественная поддержка, место в раю
и вечная слава.
Святые не просто навсегда запечатлеваются
в памяти поколений верующих, но и после
смерти своей продолжают оказывать людям
помощь, являются к ним в трудные моменты,
•творят чудеса.
Так было и с Власием. Тело его
подвешивали и строгали острым железом, а он говорил,
обращаясь к правителю: «В твоей власти
мучить тело мое, но над душой моей властен один
Бог». Правитель, желая доказать
несостоятельность бога, в которого верит Власий,
предупредил: сейчас его бросят в озеро —
посмотрим, спасет ли его Христос. Пораженные
язычники увидели, как Власий спокойно
пошел по воде, словно по земле. Встав на
середине озера, он предложил воинам последовать
за ним: пусть их боги покажут свою силу.
Шестьдесят восемь воинов, согласно Четьям
Минеям, бросились в озеро, призвав своих
богов помочь им, — но все утонули, .
По приказу правителя Власия обезглавили.
Вместе с ним казнили двух мальчиков. Вина
их заключалась вот в чем. Когда Власия
после очередных пыток волокли в темницу, семь
женщин шли за ним, собирали капавшую с
его тела кровь и обмазывали ею себя. Их
схватили и потребовали под угрозой смерти
отречься от Христа. Женщины притворно
согласились, и им разрешили — прежде чем
они принесут жертвы языческим богам —
совершить омовение. Но женщины, придя к
озеру, побросали в него идолов. Им пред-

122
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
"*к^
'1Ш
.Л ^^ ^
•%%№&*
Священномученик Власий (в середине), Флор и Лавр. Тотемская икона, XVIII в.
*$%-
ложили выбор: или раскаленные медные «Не оставь нас погибнуть на земле сей, но
доски — или белые одежды с украшениями, как ты воспитала нас сладким твоим моло-
Одна из женщин схватила одежды и бросила ком на земле, так помоги нам достигнуть
их в огонь. Два мальчика — сыновья этой и царствия небесного». И всех их предали
женщины — одобрили выбор и взмолились: казни.

СВЯТЫЕ. СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ВЛАСИЙ : 123
Все это произошло около 316 года, в
правление императора Ликиния.
Греческий Власий-мученик был хорошо
известен на Руси: переводы житий его вошли в
Четьи Минеи, их было принято читать и
пересказывать в день памяти святого, когда его
поминали в церкви, И февраля (по старому
стилю).
Но рано сложился и русский образ святого, в
котором житийные черты, кое в чем
измененные и дополненные, слились с новыми
реалиями, в особенности же — с сохранившимися
языческими верованиями, которые относились,
конечно же, к другим, древнеславянским богам,
но — по разным причинам — прилепились к
Власию. Странно, но факт: непримиримый
борец с язычеством, Власий на русской почве
обрел черты языческого персонажа.
Еще в византийских источниках святой
Власий предстает как покровитель животных. В
греческих житиях рассказывалось о таком
чуде: когда Власий жил отшельником в
пустыне, дикие звери приходили к нему, чтобы
он их благословил; часами они стояли перед
пещерой в ожидании, когда святой окончит
свою молитву и выйдет к ним; он возлагал на
них руки, и больные звери исцелялись от его
прикосновений. Бедная вдова однажды
пожаловалась ему на волка — тот унес у нее
единственного кабанчика. Святой пообещал
ей: «Вернется он к тебе живой и
невредимый». Действительно, волк принес в зубах
нетронутого кабанчика. Благодарная вдова
заколола его, сварила голову и ноги и, добавив
плодов и овощей, принесла блюдо святому в
темницу. Власий, вняв ее просьбам, вкусил
принесенное, благословил его и велел
женщине каждый год вершить таким образом
память о нем — «и не оскудеет в дому твоем
ничто же из потребы».
Так и повелось, что в день 11 февраля
православные ставили святому угоднику Власию в
церквах свечи, подавали милостыню убогим и
нищим.
Все это на Руси знали. Но ко всему прочему
имя святого оказалось созвучным имени
восточнославянского языческого «скотьего
бога» Велеса (Волоса) (по законам
фонетических чередований древнерусские формы
-оло-, -оро- соответствовали
церковнославянским -ла, -ра: холод — хлад, голод — глад,
волос — влас и др.). Может быть, благодаря
созвучию имен на святого Власия перешли
функции, исполняемые «скотьим богом»
Волосом, и в первую очередь — защита скота.
Церковь тоже как будто не отрицала их
связи. Характерно, что в Новгороде церковь
святого Власия была воздвигнута на Волосо-
вой улице. И в Киеве, как гласило предание,
церковь святого Власия поставили на том
самом месте, где прежде находилось капище
Волоса. Церкви во имя Власия часто ставили
на окраинах, поблизости от пастбищ.
На православных иконах святого Власия
писали верхом на коне, окруженного лошадьми,
на фоне зеленых полей. Его изображали
также сидящим на вершине скалы, а вокруг
теснится рогатый скот. Иногда он восседал
рядом со святым Спиридоном, который тоже
считался покровителем скота и пастухов. К
Власию обращались со специальными
молитвами от падежа скотины: «Святой Власий, дай
счастья на гладких телушек, на толстых
бычков, чтоб со двора шли — играли, а с поля
шли — скакали».
В день памяти святого 11 февраля (по новому
стилю — 24 февраля), готовясь к весеннему
выпасу скота, пригоняли к церкви коров,
окропляли святой водой. В посвященные Власию
часовенки и небольшие приделы приносили
коровье масло (словно в подтверждение
пословицы: «У Власья и борода в масле»),
святили хлебы, которые потом хозяйки
скармливали скотине.
Когда скотину выгоняли в первый раз весной
на пастбище, то служили молебен —
обязательно с иконами святого, покровителя
домашнего скота. При этом добавляли:
«Угодник Божий Власий! Не оставь скотинку в пути
и в дороге». Когда корова телилась, ставили в
хлеву икону с образом Власия и просили
святого дать здоровье теленочку. Здесь икона

124
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Се. Власий — покровитель
домашнего скота.
Фрагмент иконы «Чудо
о Флоре и Лавре», XVI в.
шмрнс.шяст.чч
играла роль типичного языческого оберега
скотины.
У пастухов в ходу были «универсальные»
заговоры — для скотины всех видов, мастей,
возрастов и на все случаи жизни: чтобы
никто не повредил «Власьеву роду (то есть всей
домашней живности) во всякий день и во
всякую ночь и во веки веков, аминь».
Помнили о случае, описанном в житии, когда
Власий помог мальчику, подавившемуся
костью. Совершив это целительное действо,
святой попросил Бога: пусть так будет
всегда — если с кем-то подобное случится, тот
может обратиться к нему, Власию, за
помощью и будет спасен.
О Власий крестьяне вспоминали, когда
узнавали о приближении эпидемии, так
называемой «коровьей смерти»: ее представляли в
облике отвратительной старухи — она
олицетворяла чуму, грозившую уничтожить весь
скот. Страшную эпидемию можно было
предотвратить (а если она уже началась —
прекратить) лишь специальным обрядом вполне
в языческих традициях. Ритуал был окружен
таинственностью и включал жутковатые
подробности. Почему-то считалось, что
«коровью смерть» завозили мужчины — и потому
обряд совершали одни женщины (мужчинам
просто запрещалось — «ради беды
великой» — показываться на улице; они запирали
ворота, укрывали скотину в хлевах и
привязывали собак). Действо начиналось в полночь
по призыву «повещалки»: она выходила за
околицу и с воплями била в сковороду.
Словно призраки — в белых рубахах, с
распущенными волосами, окруженные косами и
серпами, кочергами и ухватами, дубинами и помела-
ми, — прокрадывались женщины к месту
сбора. Одну из участниц (обыкновенно вдову)
впрягали в соху, другая (тоже вдова) бралась
за рукоятку, и начиналось самое главное —
опахиванье: вокруг селения сохой проводили
борозду — именно она должна была
преградить путь «коровьей смерти». Толпа
сопровождала опахивавших, женщины размахивали
своим «оружием», производили дикий шум,

СВЯТЫЕ. ФЛОР И ЛАВР
125
неистово вопили — этим они пугали и
отгоняли невидимую грозную опасность: «Смерть,
выйди вон!.. Мы огнем тебя сожжем,
кочергой загребем, помелом заметем». Закончив
опахиванье, женщины возвращались в
деревню. Возбужденные действом, доведенные до
исступления, они продолжали уже на улицах
«гонять Смерть» — и горе было тому живому
существу, которое могло встретиться на их
пути.
Власий как покровитель скота незримо
присутствовал в обряде. Об этом говорилось в
обрядовых песнях и в заклинаниях:
Смерть, ты Коровья Смерть!
Выходи из нашего села.
Из закутья, из двора:
В нашем селе
Ходит Власий святой,
Со ладаном, со свечой,
Со горячей золой.
Святой Власий своим спокойствием, мирным
обликом противостоял разгулу страстей
участниц обряда и должен был довершить
изгнание или недопущение чумы.
День памяти святого Власия по народному
календарю знаменовал поворот к весне («Святой
Власий — сшиби рог зиме»). Власьевские
морозы считались последними, но и относиться к
ним надо было серьезно: предстояло выдержать
еще семь крутых утренников (три до Власия,
три после и один — в день святого). Зато
после них, как говорили, сани легко покатятся, а
корова начнет бок греть (вероятно, на вешнем
солнышке).
Святые мученики Флор и Лавр
Судьба этих греческих святых в Древней
Руси по-своему удивительна и трудно
объяснима.
О братьях-близнецах Флоре и Лавре можно
было узнать из греческих житий, переводы
которых на русский язык появились по
крайней мере в XV веке под названием
«Мучения святых страстотерпцев Флора и Лавра»
(«страстотерпцами» называли святых,
которые претерпевали во имя веры в Бога
величайшие страдания — страсти).
Братья жили в Иллирии (по другим
версиям—во Фракии; время их жизни тоже
указано разное — колеблется от II до IV
столетия). Они были известными каменотесами-
строителями. Правитель соседней страны,
узнав об их мастерстве, попросил иллирийского
правителя Ликйона прислать ему братьев для
постройки языческого храма (по другой версии,
на земле Ликйона стоял недостроенным
древний храм, посвященный Геркулесу, и
правитель задумал завершить его).
Флор и Лавр были преданными
христианами. Их учителя Прокл и Максим, тоже
христиане, подверглись в свое время
мученической казни. Явившись в чужую страну, братья
стали проповедовать христианство и многих
обратили в новую веру. Во время постройки
храма случилось чудо. Сын жреца Анастас
наблюдал за работой, и отскочивший осколок
камня выбил ему глаз. Жрец готов был
обвинить в случившемся братьев. Те увели юношу
к себе и сказали ему, что зрение вернется, если
он поверит в силу Христа и они попросят Бога
об исцелении. Тот согласился, братья начали
горячо молиться, и глаз чудесным образом
восстановился^ Этот случай заставил и самого
жреца уверовать в Христа.
Дело кончилось тем, что был возведен не
языческий, а христианский храм. Верующие
вместе с братьями истребили идолов, которые
предназначались для храма. Участников этой
расправы правитель повелел подвергнуть
сожжению, а Флора и Лавра после жестокого
наказания отправил домой.
Здесь Ликион долго и безуспешно
уговаривал братьев отречься от Христа, и в конце
концов потерял терпение и велел сбросить их
в безводный колодец и засыпать землей.
Много лет спустя, уже при
императоре-христианине, стали искать место гибели
мучеников. Нашли некоего Зотика* казнившего
братьев, но он после совершенного злодеяния
ослеп и места казни указать не мог* Тогда
«по божественному волеизъявлению» он про-

126
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Ш^ЩтШ
Чудо о Флоре и Лавре. Вологодская икона, XVII в.

СВЯТЫЕ. ФЛОР И ЛАВР
127
зрел и нашел это место. Когда колодец
откапывали, земля сама поднималась, потом из
глубины повеяло благоуханием и кости умерших
открылись в своем серебряном блеске. Здесь
была воздвигнута церковь, а позднее мощи
святых перенесли в Константинополь.
Есть еще одна версия жития о том, как Флор
и Лавр стали строгими последователями
Христа. Братья якобы служили под началом
жрецов богини Немезиды, но однажды во сне
им «явилось видение», и после этого они сразу
перешли в воинство ^Сриста.
Рассказы о верной службе братьев Христу и
о пережитых ими страстях остались далеко на
периферии народных представлений о Флоре
и Лавре, равно как и сведения об их искусстве
каменотесов. В народе за ними укрепилась
совсем другая слава — истовых и
бескорыстных покровителей лошадей: святые оберегали
их от зверя, от капризов природы и от людской
несправедливости. Главным предметом
постоянной заботы братьев была рабочая
крестьянская лошадка. В Древней Руси возник
специальный праздник, и обязан он был
одному случаю. Какой-то мужик до того
замучил свою лошадь на пашне, что она тут и
упала. Хозяин принялся нещадно бить ее.
Явились два странника с посохами в руках и
стали пенять мужику: у него самого каждую
неделю бывает хоть один праздничный день, а
лошадь должна работать круглый год без
отдыха. Флор и Лавр (это были они) заявили,
что Бог приставил их защищать лошадей, и
велели мужику в их день (18 августа — по
старому стилю) привести свою лошадь к
церкви и объявить всем сделать то же, если
они хотят, чтобы лошади их были здоровы,
крепки и охочи до работы.
Вот так якобы и установился на Руси
«лошадиный праздник», связанный с днем святых
Флора и Лавра. В этот день бьио принято
на лошадях не работать (а то падеж будет!), а
сводить лошадей к церквам, к специальным
часовенкам, которые ставились где-нибудь на
лесных полянах, неподалеку от ровного поля.
Лошадей ради такого дня хорошо кормили,
чистили, расчесывали им гривы, вплетали
ленты. Совершались молебны, и лошадей
окропляли святой водой. Пекли специальный хлеб,
и на нем оттискивали знаки в виде конских
копыт. Торжество включало скачки — при
этом коней не седлали, чтобы они не думали,
будто и здесь заняты работой. Участники
праздника не забывали и себя — тут же
устраивалось пиршество.
Легенда приписывала Флору и Лавру
способность исцелять лошадей и возвращать им
силу. Рассказывали, что братья занимались
рытьем колодцев и однажды их завалило.
Никто не хватился их, но на месте обвала
появилась вода. Какая-то хилая лошадка,
попив ее, обрела отличную стать. Тогда
пригнали других лошадей — и с ними произошли
чудесные изменения. Люди вырыли здесь
колодец — и обнаружили живых Флора и
Лавра с лопатами в руках. Вот как на русской
почве преобразился житийный рассказ о чуде
с колодцем.
С днем святых братьев у народа связаны
разного рода приметы и хозяйственные советы:
«Со Флорова дня засиживают (то есть
работают допоздна, когда уже огонь зажигают)
ретивые, а с Семена (1 сентября) —
ленивые»; «Флор с добром, а Флориха с
навозом»; «Кто сеет рожь на Флор-день, у того
родятся флорки (то есть пустоцветы)».
Характерно, что в древнерусской иконописи
Флор и Лавр были представлены в первую
очередь именно как покровители лошадей.
Иконы были яркие, сверкали красками,
излучали радость и торжество. Обычно
композиция их была такая. Наверху изображался
архангел Михаил, он держал в руках два
конских повода и одновременно благословлял
стоявших ниже по сторонам святых.
Близнецов никогда не писали похожими: Флор
изображался с бородой и усами, Лавр выглядел
более молодым (здесь иконописцы следовали
правилу: когда на одной иконе писали обоих
святых, то одного надо было изображать
бородатым). Еще ниже выступали оседланные
кони-красавцы одной или разных мастей —

128
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
ослепительно белой и вороной. Архангел
благословлял братьев сесть на них. И,
наконец, совсем внизу толпился табунок коней,
которых гнали три пастуха.
Сюжет этой иконы толковался по-разному.
По одному толкованию, у пастухов пропали
кони, они обратились за помощью к святым, а
те, в свою очередь, попросили архангела
Михаила. Икона фиксировала тот момент, когда
архангел возвращал потерянных коней: все
довольны, и радостью дышит картина. Другая
легенда рассказывала, что как-то в Новгород;
ской земле свирепствовал падеж и, чтобы
прекратить его, архангел Михаил возвестил об
открытии мощей святых лошадников. Он и
указал место, где погребены братья (характерно,
что легенда переносит место захоронения на
Русь). На иконах запечатлен счастливый миг:
архангел простирает руки над
выздоровевшими лошадьми и призывает святых седлать
своих коней. Возможно, что кони эти — боевые и
Флор с Лавром должны отправиться в
военный поход. О конюхах (или пастухах)
известно, что Они тоже мученики из Каппадокии, три
брата: Сневзипп (по-греч.: «ускоряющий ход
коней»), Елевзипп («гонящий коня»), Мелев-
зипп («заботящийся о коне»).
Культ святых"\ошадников, хотя и широко
отраженный в русской иконописи, не нравился
представителям официальной Церкви.
Дмитрий Ростовский обличал иконописцев,
наставляя их, что связь христианских мучеников
Флора и Лавра с лошадьми— это небылица.
Но именно благодаря этой «небылице»
святые братья вошли в народную память и в
народные обычаи.
Святые бессребреники,
братья-кузнецы
Кузьма и Демьян
В житиях и месяцесловах их имена писались
несколько иначе: Косма и Дамиан. По
странной житийной традиции, Церковь называла
этими именами три пары святых: вроде одних
и тех же, но как будто и разных. Каждой паре
посвящался свой день в году, и о каждой
существовало свое житие.
Самой спокойной и безоблачной была
биография Космы и Дамиана из Асии. Их
вырастила и воспитала в строгой преданности
христианской вере мать, вдова Федотия.
Братья овладели искусством врачевания и
прославились тем, что у них все выздоравливали и
они ни с кого не брали плату. Они успешно
лечили и животных. Как говорилось в житии,
«творили это все не имений ради, дабы
златом и сребром обогатиться, но Бога ради», и
из-за этого их называли «безмездными» и
«бессребрениками».
В азбуковнике XVII века отмечался такой
обычай: ученики совершали молебен святым
Косме и Дамиану; считалось, что они
способны научить ребят письму. Может быть,
обычай этот повелся от того, что на Руси ученье
начиналось после завершения полевых работ,
1 ноября.
Именно к этому дню (и следующим за ним)
относится народное почитание Кузьмы-
Демьяна. Между прочим, в народе эти два
имени произносились часто как одно, и святые
считались как бы за одно лицо.
Конечно, помнили люди о святых братьях-
врачевателях. К ним обращались с
заговорами. Например, от укуса змеи: «Вынимай, змея,
свое острое жало, и как не выймешь, то пойду
к Кузьме и Демьяну, а Кузьма и Демьян и
сам Господь пошлет на тебя гром и молнию:
гром убьет, молния сожжет и пыль ветром по
полю развеет».
Кузьма и Демьян могли научить — тех, кто
очень хотел, — заговаривать от всякого
оружия, от огня, камня, железа, от ран и от всех
скорбей и болезней.
Но все же не врачеванием прославились
больше всего братья в народе. За ними
числились иные дела и способности. Со дня их
памяти полагалось начинаться зиме, и они
самым деятельным образом участвовали в ее
приходе: ковали лед на земле и на воде
(«Закует Кузьма-Демьян — до весны красной не
расковать»). Хотя первые морозы не счита-

СВЯТЫЕ. КУЗЬМА И ДЕМЬЯН
129
Кузьма и Демьян,
врачеватели и кузнецы.
Фрагмент костромской
иконы, XVIII в.
лись прочными и зима могла и отступить
(«Кузьма закует, а Михайло раскует» —
имелся в виду Михайлов день: по старому
стилю 8 ноября). Крестьяне принимались за
зимние работы. Женщины усаживались за
пряжу и рукоделие. В почете были так
называемые обетные работы, то есть
выполненные по специальному предварительному
обещанию: выручку за них употребляли на
покупку свеч или икон, а часть раздавали
нищим. Кузнецы в этот день вовсе не
работали — это был их праздник: в народе святые
Кузьма и Демьян были известны как
«Божий кузнецы». Легенда рассказывала, как
Кузьма-Демьян ковал плуг, а Змей решил
напасть на него. Тогда кузнец ухватил Змея
клещами за язык, запряг в плуг и пропахал
на нем по берегу Днепра до самого моря: так,
считается, и возникли по берегу реки Змеевы
валы. Святой кузнец здесь превратился в
некое божество. Ученые полагают, что
народным святым Кузьме-Демьяну досталось кое-
что по наследству от языческих богов Перуна
и Сварога.
Святым Кузьме и Демьяну посвящался в
народе первый зимний праздник, называвшийся
Кузьминки (1 ноября). По каким-то
неясным причинам «героями» праздника были
куры. Задолго до него отбирались
«челобитные куры», и их содержали в почете: кормили
овсом и ячменем, не резали; яйца, ими
снесенные, считались целебными. Курами
обменивались как подарками. Крестьянки приносили
боярыням своих кур «на красное житье», а те
дарили им ленты. «Курьи именины» — так
еще называли праздник. Конечно, по случаю
5—0102670

130
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
праздника резали кур. Их носили в церковь
для освящения, но одновременно творили
вполне языческий обряд — убивали в овине
петуха (см. выше об овиннике). Кур съедали,
«чтобы птица водилась». При этом могли
обращаться к Кузьме-Демьяну: «Зароди,
Господи, чтобы писклятки водились».
Пословицы на этот день таковы: «На
Кузьму-Демьяна — курицу на стол»; «На
Кузьму-Демьяна — куриная смерть». Отсюда
понятно, почему святых звали еще курятниками.
«Курьи именины» были, собственно говоря,
преимущественно праздником девичьим.
Наступала пора посиделок — зимних домашних
работ и вечерних развлечений. Девушки
устраивали складчину, приглашали парней.
Обязательно варили кашу и «козьмодемъянское»
пиво. С кашей было связано такое предание:
будто Кузьма и Демьян часто нанимались
молотить, но плату не брали, а только
уговаривались, что от хозяев будет им вдоволь каши.
Отсюда как будто повелось: когда кончали
молотьбу, работники говорили: «Хозяину
ворошок, а нам каши горшок».
Зимние Кузьма и Демьян считались
покровителями браков и устроителями добрых
свадеб. Об этой их благотворной роли
напоминали свадебные песни и заклинания. В них
нередко обыгрывалось искусство братьев-
кузнецов — применительно к свадьбам:
Там шел наш Косъма-Дамъян
На свадьбу Агафоныча.
'— Ты святый ли ты Косъма-Дамъян,
Приходи на свадебку к нам
Со своим святым молотом,
И скуй ты нам свадебку
Крепко, крепко, накрепко!
Святые — устроители свадеб оставались
потом покровителями семейного счастья и
охранителями домашнего очага.
Еще одна грань деятельности святых
открывается благодаря былине «Вавило и
скоморохи». К крестьянскому сыну Вавиле являются
два скомороха и уговаривают его идти с ними
вместе в некое Инищее царство —
«переигрывать царя Собаку, да еще сына его
Перегуду, еще зятя его Пересвета, еще дочь его
Перекрасу». Вавило признается, что не умеет ни
на чем играть да и инструмента у него нет, —
и тут происходит чудо: кнут его тотчас
превращается в гудок (инструмент вроде древней
скрипки), ржаной хлеб у его матери
превращается в пшеничный, а сваренная курица оживает и
взлетает на печь. Скоморохами этими оказались
святые Кузьма и Демьян. Так, преследуемые в
реальности Церковью «чертушки-скоморохи»,
оказываются, по народному представлению,
наделенными богатырской силой, чтобы силой
сказки и искусства победить царство зла.
По дороге в Инищее царство чудеса
продолжаются: с встречными, которые сомневаются в
успехе их дела, происходят несчастья, а у
девицы, пожелавшей им успеха, холсты
превращаются в шелка и атласы. Когда начинается
битва с царем Собакой, тот своей музыкой
насылает на святых наводнение, но они своей
игрой вызывают стада быков, которые
выпивают всю воду. А потом под музыку святых
братьев-скоморохов Инищее царство сгорает.
Такова была народная трактовка святых
Кузьмы и Демьяна «зимних».
О «летних» святых жития рассказывали тоже
как об искусных врачевателях, которые, однако,
утверждали, что не они лечат, а все творит
всемогущая сила Христа: «Веруйте в нее и
будете здоровы».
Недоброжелатели донесли на них римским
властям, и братьев обвинили в волшебстве.
Император Карин вызвал их на суд, но
случилось так, что братья самому ему дали
почувствовать силу истинного Бога, и он отпустил
их с миром. Погубил же Кузьму и Демьяна
римский врач, их учитель, позавидовавший
славе учеников. Он завел их в глухое место,
убил там и скрыл тела. Случилось это в
конце III столетия.
Днем памяти этих святых мучеников было
1июля (по старому стилю). В крестьянском
быту это разгар летних работ: покосы
(«Кузьма-Демьян пришли — на покос пошли»),
прополка огородов, первые овощи, сбор красящих
растений. Женщины все-таки успевали устро-

СВЯТЫЕ. ПАРАСКЕВА ПЯТНИЦА
ить летние кузьминки — со складчиной,
скромным угощением и с песнями.
Наконец, о третьей паре святых. Родом из
Аравии, странствующие врачи и
проповедники, они жили во времена императоров
Диоклетиана и Максимиана, беспощадно
преследовавших христиан. Когда братьев привели
на суд к правителю Киликии Лисию, тот стал
уговаривать их принести жертву языческим
богам. Но они отказались, и Лисий велел бить
их и сбросить в море. Однако произошло
чудо: святые спаслись. И тем не менее после
пыток их казнили. Случилось это то ли в
287-м, то ли в 303 году.
17 октября отмечался день перенесения мощей
братьев. Именно к этой третьей паре
полностью относилось именование мучениками.
В народном обиходе Кузьму и Демьяна
мучениками особенно не считали. Их славили
за добрые и всем понятные мирские дела, за
способность творить чудеса ради
благополучия людей, в них ценили мастерство и
веселость. Они были «своими» в простом
крестьянском быту: «Кузьма-Демьян, приходите к
нам кашу хлебать!»
Святая Параскева Пятница
В Древней Руси сложился культ Параскевы
Пятницы, в нем слились почитание
христианской Церковью и народным православием
святой Параскевы и сохранившиеся от
языческих времен представления о женском
божестве — покровительнице разных полезных
дел. Сюда еще добавились пришедшие от
древности и усвоенные Церковью понятия о
пятнице как дне с особенными свойствами (в
пословицах: «Кто в пятницу дело начинает, у
того оно будет пятиться»; «Кто в пятницу
смеется, тот в неделю (то есть в воскресенье)
будет плакать»; «В пяток курицу на яйцо не
сажают, цыплята не живут»).
Церковь по-своему почитала пятницу — в этот
день был распят и умер на кресте Христос
(«Страстная пятница»). Пятница
объявлялась постным днем, нарушить пост считалось
131
немалым грехом. Согласно легенде,
установлению поста предшествовало чудо: в келью к
святому Пахомию явился юноша и зарезал
перед ним барана; кровь при этом тотчас
свертывалась как молоко. Юноша попросил
старца поведать людям, что молоко и яйца, которые
они, грешные, едят по пятницам (и средам), —
это на самом деле свернувшаяся кровь.
Церковь отмечала множество праздников,
связанных с Параскевой и с пятницами.
Получалось, что почти все пятницы в году были
хоть как-то, но отмечены. По этому поводу
шутили: у бездельника «семь пятниц на
неделе».
На Руси хорошо знали жития святой
великомученицы Параскевы Пятницы. Биография
ее была довольно-таки типичной для
женщин-святых. Дочь глубоко верующих
родителей, она появилась на свет в пятницу, и в честь
этого дня ее нарекли Параскевой
(по-гречески это и значит «Пятница»). Оставшись
сиротой, она употребила имение свое на
пропитание голодных, угощение странников и
одеяние нагих и стала проповедовать
христианство, обличать язычников в родном городе Ико-
нии — там, где когда-то то же самое делали
апостолы Павел и Варнава. Происходило это
во времена Диоклетиана, в разгар гонений на
христиан. Иконийский игемон (правитель)
поначалу отнесся к Параскеве
снисходительно: заметив ее красоту, он уговаривал ее
отказаться от ее веры и принести жертвы богам —
в этом случае он обещал взять ее в жены и
сделать госпожой над всеми.
Параскева, однако, заявила, что решила
посвятить себя Богу и не выходить замуж,
правителю же посоветовала подумать о душе, так как
ожидает его великая мука. Разгневанный
игемон велел раздеть девушку и бить ее
воловьими жилами, строгать ее тело, натирая раны
власяницей. Мучители не услышали от
Параскевы ни единого стона.
Ночью темница задрожала от «великого
труса», явились два ангела и между ними «светлая
жена». Параскева получила от них знаки
особой Божьей милости: копье — то самое, кото-
5*

132
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
Параскева Пятница.
Деревянная скульптура, XVI в.
рым когда-то римский воин ткнул под
ребро распятого Христа; терновый венец святой
мученицы; трость — ту, что с издевкой
подали распятому Христу в качестве царского
скипетра; наконец, губку, что прикладывали,
напитав уксусом, ко рту распятого; этой губкой
ангел отер язвы на теле святой — и оно стало
чистым, а лицо — еще светлее, чем прежде.
Игемон, узнав о чуде, счел его колдовством, и
мучения начались с новой силой. Святую
жгли свечами — но ангел сделал так, что
огонь перекинулся на беззаконников.
Согласно легендам, Параскева во время страстей
творила чудеса. Ее бросили в кипящий котел,
а она спокойно стала умываться; когда же к
ней подошел царь, она брызнула ему в лицо, и
он тотчас ослеп. Но, будучи милосердной,
Параскева помолилась за него, омыла его глаза
своими слезами, и царь прозрел.
В другой раз девушку бросили на растерзание
страшному змею, но она усмирила его словами
и, связав, велела ему вернуться назад в его
огненное царство. Чтобы доказать правоту
своей веры, Параскева свергла с пьедестала
статую Аполлона, а Бог в это же время
сокрушил остальных идолов в храме.
Страсти завершились казнью Параскевы. Но
тотчас же голос с неба пообещал ей место в
раю и предрек: тех, кто будет чтить память о
святой, ждет радость и избавление от печалей
и бед. Сама Параскева произнесла перед
смертью молитву, которой просила Бога за
всех, кто будет ее помнить, и чтобы «на нивы и
на сады ни саранча, ни гусеницы, никакая
другая пакость не нападала», и «сохранялись бы
стада овец и весь скот», и были бы «полны
дома всякого блага».
Главного виновника мучений святой
Параскевы ждала суровая кара: после казни игемон
отправился на охоту, внезапно конь его взмыл в
воздух и сбросил всадника в ущелье.
День памяти Параскевы отмечался
Церковью 28 октября (по старому стилю). Ее
почитали как святую и великомученицу, и кажется,
не было такого уголка на Руси, где бы не
стояли пятницкие храмы (чаще всего у воды)
или часовенки на распутьях дорог, над
речками, у ключей и колодцев, с деревянными
скульптурами Параскевы (образцы их
сохранились от XV—XVII веков). В Новгороде
уже в 1156 году появилась деревянная церковь
Параскевы Пятницы как покровительницы
торговли и купечества.
Источники, у которых возвышались часовни
Параскевы, считались священными. Воду в
них признавали целебной (по одному из тол-

СВЯТЫЕ. ПАРАСКЕВА ПЯТНИЦА
133
кований, это слезы мученицы), ею лечили
глазные болезни (наверное, вспомнили о чуде,
совершенном Параскевой с царем). Если
кто-нибудь нарушал святость источника —
его ждала кара. Как-то одна женщина
осмелилась взять воду для стирки — и источник тут
же пропал, но затем появился в другом месте.
К часовням приходили молиться о
необходимом дожде, приносили подарки и жертвы —
монеты, белье, пряжу («Матушке Пятнице на
передничек!»); девушки вымаливали здесь
для себя женихов, водили хороводы
(«Матушка Парасковья, пошли женишка
поскорее!»).
Ходило много рассказов о явленных иконах
Параскевы: они могли вдруг явиться у
подножия ключа, в глубине колодца, и, конечно же,
вокруг них начинали происходить чудеса.
Во время церковных праздников выносили
иконы Параскевы, украшенные лентами,
монистами, цветами и душистыми травами. К
образу прикладьгаались, целовали. Отвар из
Параскева Пятница.
Вологодская икона, XVI в.

134
РУСЬ ДВОЕВЕРНАЯ
окружавших икону цветов и трав потом
давали больным.
На иконах святая Параскева изображалась и
одна, и часто вместе со святой Анастасией, со
святыми Николой, Власием и другими. Ее
писали или по пояс (тогда особенно хорошо
виделось ее худое лицо с серьезным,
пристальным взглядом), или в рост (торжественно
стоящей, с крестом в одной руке и свитком в
другой; на свитке — начало молитвы: «Верую
во единого Бога Вседержителя; алая накидка
покрывает плечи, спадает широкими
складками). На одной из икон северного письма
(конец XVI века) — четырнадцать клейм с
изображением эпизодов жития: Пятница
обращается к народу; она перед судом игемона;
сцена мучений; сокрушение кумиров; казнь;
положение святой в гроб и другие сюжеты.
Параскеву считали своей покровительницей
простые женщины, называли ее бабьей
святой. Ее постоянное участие особенно
замечалось в делах, связанных с пряжей. Со дня 28
октября начинали обычно мять лен, на каждом
этапе его обработки ощущали участие
святой — недаром ее звали Пятницей-льняни-
цей. В этом отношении она приняла на себя
дела языческой богини Мокоши. В знак
уважения к Параскеве и из страха перед нею
женщины по пятницам не пряли и не ткали, не
шили и не стирали, не купали детей, не мели
пол, а постились. Считалось, что тот, кто в
пятницу прядет, запорашивает кострикой глаза
усопшим родителям, но также и самой
Параскеве, а кроме того, ее тело оказывается
исколото иглами и «изверчено» веретенами. В
народе верили, что сама Параскева строго
наказывает нарушителей: сводит им пальцы на
руках, засоряет глаза, сыплет пахавшему не в
срок под череп землю, а пряхе — кострику и
наводит на нее крепкий сон. Женщины
носили отрепанную первину льна в церковь,
подвешивали к иконе дома, долго хранили.
Параскева помогала и в других
хозяйственных и семейных делах. Ее молили
предотвратить засуху и неурожай. По блеску звезд в
ночь на Параскеву пытались угадать о
грядущем урожае. Просили святую защитить от
колдунов. Она помогала также при родах, к
ее помощи обращались, когда ребенок долго
не начинал ходить, и т. д.
В народном духовном стихе Параскева
исцелила слепого пустынника, не владевшего
руками и ногами, и велела ему отправиться по
свету наставлять людей христианскому житию.
С Параскевой были связаны также устные
легенды, например — о чудесных камнях, где
отпечатался след ноги святой: вода, которая
здесь скапливалась, считалась целебной,
особенно для глаз.
Молодые зятья в день Параскевы должны
были угощать тещу и тестя киселем с маслом.
Параскеву в народе признавали
покровительницей базарных дней и ярмарок.
Церковь не одобряла народные, отчасти
языческие черты культа Параскевы. В Стогла-
ве — сборнике постановлений церковного
собора 1551 года — было записано специальное
осуждение тех «лживых пророков», которые
уверяли, будто к ним являлась Параскева и
запрещала по пятницам заниматься «ручным
делом».
Однако народный культ святой Параскевы
Пятницы прочно держался на Руси многие
века.

ГЕР0Ио
ДРЕВНЕЙ
РУСИ

ГЕРОИ
УСТНОГО
ЭПОСА
В современной науке под устным эпосом
принято понимать песни, сказания, предания rioee?
ствователъного характера, произведения о
событиях из жизни героев: они создавались
устным путем, а не сочинялись за письменным
столом, они устно исполнялись и запоминались
на слух, передаваясь из поколения в поколение.
Самым древним видом устного эпоса,
сохранившимся в народной памяти на протяжении
многих столетий, являлись так называемые
былины (в народной среде в XIX—XX
веках их называли старинами) —• песни
большого объема, до нескольких сот, иногда тысяч
стихов. Уже в XVII веке многие былины
пересказывались на манер книжных повестей,
затем — начиная с XVIII столетия — их
стали записывать и публиковать. В письменных
памятниках XI—XVII веков мы находим
отголоски былинных сказаний. И содержание
былин в поздних записях, и эти отголоски
позволяют с уверенностью говорить, что устный
былинный эпос имел широкое хождение в
Древней Руси. Конечно, за века устного
бытования в былинах произошли разные
изменения, те былины, которые мы знаем по
поздним записям, не повторяют в точности
древнерусские эпические сказания, но они и ре
противоречат им. Вот почему—с некоторой
долей условности — мы используем тексты
XVIII—XX веков для характеристики эпоса
Древней Руси.

138
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Богатырь в дозоре.
Художник Н. Кочергин
Читая былины, мы погружаемся в особенный,
эпический, мир: он населен персонажами,
непохожими на реальных людей; в нем
происходят необычайные события, которые в мире
действительном происходить не могли; он
полон вещей, которые обладают чудесными
свойствами. Это — с современной точки
зрения — мир фантастический. Но для людей
Древней Руси (а затем и для многих
поколений позднего времени) это мир вполне
реальный, исторический.
В центре эпического мира — его герои,
богатыри. Само слово «богатырь» было хорошо
известно в Древней Руси. Оно неоднократно
встречается в летописях, часто с эпитетами
«славный», «дивный», «храбрый», «великий».

ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
139
Летописи сообщают об участии богатырей в
битвах, об их гибели, о поединках русских
богатырей с иноземными...
Былины повествуют о жизни, деяниях,
подвигах многих богатырей. У каждого — свое имя,
своя биография, свой круг подвигов. Но в то
же время у них так много сходного, даже
совпадающего, что можно говорить о едином
художественном, историческом типе
богатыря — героя эпоса. Вот характернейшая
особенность этого типа: богатырь до поры до
времени выступает как обыкновенный
человек, в древнерусском сословном ряду он
«ниже» князей, бояр, купцов... Но наступает
момент, и обнаруживается необыкновенность
богатыря, раскрывается его
сверхчеловеческая сила, проявляются фантастические
способности, которые возвышают его над всеми.
Бывает, что сила на время покидает богатыря,
и тогда он попадает в критическое положение,
но затем она возвращается к нему...
Беспредельные возможности богатыря лучше всего
обнаруживаются, когда он один или с
несколькими друзьями выступает против
вражеских полчищ и побеждает их. Бывает, что в
момент опасности на помощь богатырю
приходит чудо — это значит, что какие-то
высшие силы — на его стороне.
Русскому богатырю присуще сознание
долга — перед народом, перед Русью, перед
православной верой. Его сила, как правило,
направлена на добрые дела. Он ощущает свою
предназначенность к самым опасным и
важным для Русской земли делам. Ему
предуказано совершать свои подвиги.
Если же говорить о чисто человеческих
качествах богатырей, то им свойственны
доверчивость, верность слову, милосердие. Они могут
быть жестокими, но чувство справедливости
для них превыше всего.
В богатырях слились народные
воспоминания о мифологических героях, которые
отстаивали свободу племени, рода, бились с
чудовищами, вера в фантастические способности
их — и исторический опыт народа времени
установления Киевской Руси, столкновений с
иноземными врагами, внутренней борьбы и
многого другого. Можно сказать, что тип
былинного богатыря вобрал традиции язычества
и опыт реальной истории.
Народ никогда не относил былинные события
и былинных героев к своему времени.
Богатыри — это герои далекого прошлого. Были
времена, когда именно богатыри воплощали
силу народа, защищали его, поддерживали
справедливость, берегли землю. Когда они
исчезли, для Руси начались беды. Память о
богатырях поддерживала в народе надежду и
воспитывала лучшие воинские качества.
Волх Всеславьевич
В былине о герое Волхе, которая дошла до
нас в текстах XVIII—XIX веков, все дышит
глубокой стариной и пронизано древними
мифологическими мотивами.
Подобно многим персонажам мировой
мифологии, Волх обязан своим рождением
фантастическим обстоятельствам.
По саду, саду зеленому
Ходила-гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна.
Она с каменю скопила на лютого на змея,
Обвивается лютой змей
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну*,
А втапоры княгиня понос понесла**,
А Понос понесла и дитя родила:
А на небе просветя светел месяц, —-
А в Киеве родился могуч богатырь.
Итак, Волх родился от фантастического змея
и от него унаследовал способности, которые
обыкновенному человеку не свойственны.
Что родился великий герой, которому
предстоят чудесные деяния, — об этом сразу же
узнала природа:
Подрожала сыра земля...
А и синее море сколыбалося
Для-ради рожденья богатырского...
Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
* То есть хвостом бьет по бедру.
* То есть зачала ребенка.

140
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Богатырь Волыа
с дружиною.
Художник
И. Билибин. 1902 г.
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.
Звери испугались еще и потому, что знали:
Волх будет великим охотником и им от него
не станет спасения.
Второе после рождения чудо с Волхом
заключалось в его невероятно быстром росте и
взрослении. Ему еще не было полутора часов,
а он уже попросил мать, чтобы она пеленала
его «в крепки латы булатные», надела бы на
голову золотой тем и положила бы ему «по
праву руку» «тяжку палицу свинцовую» весом
в «триста пуд».
И, наконец, третье чудо, завершившее
формирование богатыря, — это быстрота, с какой
Волх овладел науками — грамотой и
волшебными премудростями:
А и первой мудрости учился —
Обвертываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он, Волх,—
Обвертываться серым волком,
Ко третьей-то мудрости учился Волх —
Обвертываться гнедым туром —
золотые рога.

ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
141
Так оправдалось имя, которое ему дали: Волх,
то есть волхв — волшебник, кудесник, колдун.
Но также — и жрец в языческом храме.
Нашему Волху от рождения предстало быть
великим воином — недаром он уже младенцем
потребовал воинское снаряжение и оружие.
В древние времена — докняжеские — ему
была уготована роль вождя племени. Но в
Киевской Руси вождей уже не было, на смену
им пришли князья. И вот былина делает Вол-
ха киевским князем: он набирает дружину и во
главе ее совершает свои подвиги. Обратим
внимание на его отчество: Всеславьевич.
Летопись сохранила имя полоцкого князя Все-
слава Брячиславича: в 60—70-е годы XI века
он принимал деятельное участие в княжеских
междоусобицах, и его считали
князем-кудесником. Это о нем говорилось в «Слове о
полку Игореве» как о князе, что волком рыскал
ночами по Русской земле, успевал «до
петухов» преодолеть расстояние от Киева до
Тмутаракани, перебегая по-волчьи путь солнцу, на
момент захватывал киевский княжеский стол
и тут же соскакивал с него «лютым зверем»...
Конечно же, Волх Всеславьевич — персонаж
вымышленный, пришедший в историю из
древней мифологии. Но, может быть,
перекличка его отчества с именем реального
князя, которому приписывали способности
кудесника, и не случайна...
Итак, набрав дружину, Волх отправляется в
поход к чужому царству. В былинах,
записанных в XVIII—XIX веках, оно называется
Индийским. Как оно звалось в
древнерусских былинах, мы не знаем, но это и не имеет
значения, потому что речь идет ведь не о
действительном, имевшем место в истории
событии, а о вымышленном, фантастическом.
Важно, что царство это — враждебное, Волх
хочет напасть на него, чтобы пограбить
либо предупредить поход индийского царя на
Русь.
Самое интересное — в описании похода и в
рассказе о победе. На пути в чужую страну
дружина не терпит никаких трудностей:
ночами, пока она спит, Волх, обернувшись «серым
волком», охотится на зверей, кормит мясом
дружину и одевает ее в шубы соболиные; а
ради перемен оборачивается «ясным
соколом» и бьет на синем море гусей, лебедей,
уток. Когда нужно разведать вражеские силы,
он же оборачивается сначала гнедым туром и
в несколько скачков достигает чужеземного
царства, а затем превращается в сокола и,
усевшись на окошке, подслушивает разговор
царя с царицей; наконец, оборачивается
горностаем, пробирается в царские арсеналы и
портит все оружие.
Когда его войско подходит к городу, перед
ним оказывается каменная стена с
железными воротами, и тогда Волх обращает всю
дружину в муравьев, и они легко преодолевают
препятствие. И лишь в самом городе
дружина, вернув облик добрых молодцев, проявляет
свои воинские способности. После полной
победы Волх становится царем.
Снова повторим: ничего исторического — в
смысле событийном, летописном — былина о
Волхе не заключает. Ее можно было бы
счесть за сказку, если бы не одно очень
важное обстоятельство: сам народ и к ее герою, и к
описываемому в ней относился с полным
доверием. И в этом смысле Волх — лицо
историческое, он — персонаж народной устной
истории. Образ Волха наглядно
свидетельствует, что в Древней Руси сохранялась живая
память о временах языческих, что герои
языческих преданий занимали в этой памяти свое
место. Но они не оставались такими,
какими их создала народная фантазия языческих
времен. Волх соединяет в себе черты героя
мифологического и исторического. Заметим,
что в нем нет никаких следов влияния
христианского учения. Слияние ранней мифологии и
поздней истории (уже княжеских времен)
характерно для народного сознания Древней
Руси; оно проявлялось в самых разных
формах. В данном случае — в перенесении
персонажа из языческих времен в эпоху
Киевской Руси, в превращении древнего волхва
(племенного вождя) в князя — предводителя
дружины.

142
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Святогор
Это один из самых загадочных персонажей
русского былинного эпоса. Святогора трудно
назвать героем, потому что, собственно, никаких
подвигов он не совершает. Чем-то
величественным, суровым и даже трагическим веет от
его облика. Он выглядит одиноким
скитальцем — без дома, без родных, без спутников и
даже — без родной земли: она его «не носит»,
не выдерживает. Он привязан только к
Святым горам:
Мне не придано тут ездить на святую
Русь,
Мне позволено тут ездить по горам
да по высокиим...
В другом варианте:
На тых горах высокиих,
На той Святой горы.
Был богйтырь чудный,
Что во весь же мир он дивный,
Не ездил он на святую Русь,
Не носила его да мать сыра земля.
Он — обладатель колоссальной силы, под
стать великанам, но применить ему ее некуда.
Он едет в поле, спотешается,
Он бросает палицу булатную
Выше лесушку стоячего.
Ниже облаку да ходячего,
Улетает эта палица
Высоко да по поднебесью;
Когда палица да вниз спускается,
Он подхватывает да одной рукой,..
А в другом варианте — еще выразительнее:
«Не с кем Святогору силой померяться, а
сила-то по жилочкам так живчиком и
переливается. Грузно от силушки, как от тяжелого
беремени».
Подобно Волху, Святогор пришел из древней
мифологии: с ним были связаны
представления о горных великанах, воплощавших
величие гор. Но, в отличие от Волха, Святогор не
нашел своего места в новой жизни, не встал
рядом с киевскими богатырями,
защищавшими Русь от внешних врагов. Он остался
персонажем старого мира и оказался
обреченным на гибель. В былинах о Святогоре
кроется некий глубинный философский смысл,
который, вероятно, разные поколения
разгадывали по-разному. Былины о Святогоре —
это былины о том, как богатырь расстается с
жизнью; и гибнет он не в бою, а в споре с
какой-то неведомой, непреодолимой силой.
Сила эта — не человеческая, она воплощена в
предметах, с которыми Святогор справиться
не может. Однажды богатырь наезжает в
поле на «маленькую сумочку переметную».
Хотел поднять погонялкбй эту
сумочку —
Эта сумочка да не ворохнется;
Опустился Святогор да со добра коня,
Он берет сумочку да одной рукой —
Эта сумочка да не сшевелится;
Как берет он обема рукам,
Принатужился он силой богатырской,
По колен ушел да в мать сыру землю —
Эта сумочка да не сшевелится,
Не сшевелится да не поднимется.
В варианте, который, вероятно, в наибольшей
степени соответствует трактовкам Древней
Руси, развязка такая: «По колена Святогор в
землю угряз, а по белу лицу не слезы, а кровь
течет. Где Святогор увяз, тут и встать не мог,
тут ему было и кончение».
Что такое эта сумочка? В известных нам
текстах XIX—XX веков есть такие
объяснения: «В сумочке... тяга земная», «тягость от
матушки сырой земли», «весь земной груз
сложен». Значит, богатырь отважился
состязаться в силе со всей земной мощью великой и
потерпел поражение. Уже в Древней Руси
понимали: землю не надо ни поднимать, ни
переворачивать — ее надо обустраивать и
оберегать. Но богатырь старых времен,
призванный для глобальных дел, оказался к этому
не способен. И поэтому он обречен.
В другой былине гибель Святогора
происходит по-иному.
Святогор в сопровождении Ильи Муромца
наезжает на пустой гроб. Богатыри
примеривают его — Илье Муромцу он оказывается
велик, а Святогору — как раз по росту.

СВЯТОГОР
143
Святогор
и Микула Селянинович.
Художник Н. Кочергин
Говорит Святогор да Илье Муромцу:
«Ай же ты Илья да мой меньший брат!
Ты покрой-ка крышечку дубовую,
Полежу в гробу я, полюбуюся».
Как закрыл Илья крышечку дубовую,
Говорит Святогор таковы слова:
«Ай же ты Ильюшенька да Муромец!
Мне в гробу лежать да тяжелёшенько,
Мне дышать-то нечем да тошнёхонько.
Ты открой-ка крышечку дубовую,
Ты подай-ка мне да свежа воздуху».
Как крышечка не поднимается,
Даже щелочка не открывается,
Говорит Святогор да таковы слова:
«Ты разбей-ка крышечку саблей
вострою».
Илья Святогора послушался,
Берет он саблю вострую,

144
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Святогор-богатырь
и Илья Муромец.
Художник
И. Билибин
Ударяет по гробу дубовому, —>-
А куда ударит Илья Муромец,
Тут становятся обручи железные.
Начал бить Илья да вдоль и пбперек,
Все железные обручи становятся.
Говорит Святогор таковы слова:
«Видно, тут мне, богатырю, кончинушка,
Ты схорони меня да во сыру землю».
Во введении к главам о русских богатырях
мы уже говорили, что в былинах редко
встретим «натуральные» картины жизни, а чаще
преобладают картины фантастические или,
можно сказать, условные, неправдоподобные.
Но через эту условность и фантасмагорию с
поразительной силой и остротой
открываются нам сложнейшие жизненные ситуации!

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
145
Очевидно, что встреча Святогора со своей
смертью-гробом предуказана, ее не
отвратить. Более того, попытки спастись лишь
приближают гибель. Илья Муромец исполняет
просьбы Святогора, чтобы вызволить его из
гроба, но каждое действие Ильи на самом
деле лишь приближает трагическую развязку
и делает спасение Святогора невозможным.
Когда Святогор осознает, что конец его
близок, он решается высказать свою последнюю
волю: он хочет передать Илье Муромцу
громадную силу — единственное наследство,
которое может от него остаться. По одним
вариантам, Илье нужно наклониться к гробу, и
Святогор дыхнет ему в лицо. По другим — он
передаст силу через слюну. Однако во всех
случаях Илья отказывается.
Говорит Илья да таковы слова:
«У меня головушка есть с проседью,
Мне твоей-то силушки не надобно,
Мне своей-то силушки достаточно.
Если силушки у меня да прибавится,
Меня не будет носить да мать сыра
земля».
В этой былине происходит смена поколений
богатырей: уходит навсегда старое
богатырство в лице Святогора — не связанное еще по-
настоящему с миром народной жизни, далекое
от интересов и забот Русской земли,
тяжеловесное, не знающее, к чему применить
непомерную силу; его сменяют молодые богатыри, сила
которых направляется на служение людям, на
защиту справедливости, на оборону Руси. Их в
былине воплощает Илья Муромец. Он уже не
молод по возрасту и умудрен опытом, но он
принадлежит новому богатырскому поколению.
И, конечно, не случайно именно на долю Ильи
выпала великая роль — проводить в иной мир
Святогора и даже, невольно, способствовать
его концу.
Илья Муромец
В судьбе героев мирового эпоса немалую
роль играет чудо — причем в самые важные
моменты их жизни: это чудесное рождение
(женщина съедает плод, кусочек рыбы,
выпивает некую воду и т. д.), невиданно быстрый
рост, приобретение силы, неуязвимости,
бессмертия, предуказанная смерть... Великие
эпические герои отмечены знаком чуда.
Трижды отмечен им и Илья Муромец. Он сын
простых родителей (согласно поздней
традиции — крестьянский сын) и с детства обречен:
А не имел Илья во ногах хожденьица,
А во руках не имел Илья владеньица,
Тридцать лет его было веку долгого.
Происходит первое чудо: в доме появляются
три старца — это так называемые «калики
перехожие», странники; они просят
милостыню или попить, но Илья объясняет им, что он
не может встать («Не имею ни рук, ни ног»).
И тогда старцы велят ему встать и принести
воды — что он и исполняет. По их же
приказу он пьет и сразу же не просто
выздоравливает, а и ощущает в себе прилив такой
необыкновенной силы, что, если бы
От земли столб был да до небушки.
Ко столбу была золото кольцо,
За кольцо бы взял, святорусску
поворотил.
Это значит, что Илья получил силу, какой не
было даже у Святогора, не сумевшего поднять
«тягу земную». Однако Илье такая сила не
требуется, странники это понимают и дают ему
выпить еще раз, чтобы уменьшить силу
наполовину. Вслед за этим совершается второе
чудо: странники предсказывают, что Илье не
угрожает смерть в бою, от оружия.
Во чистом-то поле тебе да смерть
не писана,
Ты не бойся, езди по чисту полю.
Впрочем, заметим, что об этом пророчестве
былины потом не вспоминают, и не раз Илья
оказывается перед лицом смерти, от которой
его спасает не чудесное предсказание, а
искусство воина и богатырская мудрость.
И третье чудо: по совету странников он
находит себе под стать боевого коня, оружие и
снаряжение.
Пришел к тому камени неподвижному,
На камени была подпись да подписана:

146
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Илья Муромец. Художник В. Васнецов. Фрагмент
картины «Богатыри», 1898 г.
«Илей, Илей, камень сопри с места
неподвижного, —
Там есть конь богатырский тебе,
Со всеми-то доспехами
да богатырскими.
Там есть-то шуба соболиная,
Там есть-то плеточка шелкбвая,
Там есть-то палица булатная».
Все находит Илья. Происходит диалог
богатыря с конем, который навсегда определяет их
отношения: Илья просит его служить ему
«верой-правдою»; конь предлагает ему
испытание — готов ли богатырь владеть таким
конем. Илья садится на коня, и тот сразу же
признает в нем своего хозяина.
Есть и другая, не менее замечательная версия,
согласно которой Илье советуют вырастить
себе боевого коня из жеребенка:
А да корми его пшеницей да белояровой,
А еще пой его ведь нонь да ключевой
водой,
А води-тко ты на росы холодные,
А давай-ка по росам ему кататися,
А через тын железный да перехаживай,
А жеребчик будет у тя
да перескакивать,
Еще будет тебе конь да лошадь добрая,
Еще добра-де лошадь да богатырская.
С этого момента начинается богатырская
жизнь Ильи. Его подвиги описаны в разных
былинах. Особенность этих описаний в том,
что их невозможно выстроить в
последовательный ряд, то есть нельзя сказать, что
происходило раньше, а что позже, как долго
продолжались его деяния, в какой момент своей
жизни он совершил тот или другой свой
подвиг. Лишь об одном подвиге мы знаем, что он
был первым, — потому что совершился сразу
после чудесного исцеления: это уничтожение
Соловья-разбойника. Былиной об этом
подвиге открывается героическая биография
богатыря. Поэтому она особенно важна.
Обретя силу и коня, Илья незамедлительно
решает отправиться в Киев. Намерение его
ясно: он хочет «киевскому князю поклонити-
ся», «постоять за Киев». Родители
благословляют его на поездку, но предупреждают, что
благословение ему дают «на добрые дела», «а
на худые дела благословенья нет». Смысл их
предупреждения в том, что Илья не должен
вступать в «драку-кровопролитие» без
необходимости.
Тем не менее богатырь очень скоро вынужден
вступить в «драку»: по пути он освобождает
город Чернигов от вражеской осады.
«Черниговские мужики» готовы сделать его своим

\ ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
147
воеводой, но Илье этого не нужно. Он узнает,
что путь от Чернигова к Киеву прегражден:
Прямоезжая дорога заколбдела,
Заколодела дорожка, замуравела*,
Замуравела дорожка ровно
тридцать лет.
Как у той ли реченьки Смородинки,
Как у той ли грязи, грязи черные,
Как у той ли березыньки покляпоей,
У того креста Леонидова
Сидит Сбловей-разбойник
Дихмантьев сын
На семи дубах в девяти суках.
Как засвищет Соловей по-соловьиному,
Закричит, собака, по-звериному,
Зашипит, проклятый, по-змеиному,
Так все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки отсыпаются,
А что есть людей вблизи —- все мертви
лежат.
Илья Муромец едет по этой дороге, и все
происходит так, как его предупреждали, и
даже конь его от свиста соловьиного
спотыкается. Сам же богатырь
Натянул тетивочку шелковую,
Наложил стрелочку каленую.
А он сам стрелке приговаривал:
«Ты просвистни, моя стрелочка каленая,
Попади ты в Соловья-разбойника».
Былины никогда не рисуют внешнего облика
Соловья. Судя по тому, что у него есть дочери
и зятья, что живет он в доме, и по другим
деталям, можно заключить о его человеческой
природе. В то же время это чудовище: сидит
на семи дубах и свистом своим страх
наводит. Фантастическое сочетание человека и
птицы подсказывает нам, что
Соловей-разбойник — персонаж древней славянской
мифологии, представитель враждебного людям
мира. Возможно, что он был стражем у входа
в «чужой» мир. В древних мифах герой
побеждал стража и тем самым снимал преграды,
мешавшие его племени. В новых
исторических условиях, когда складывалось русское
государство, между отдельными областями
устанавливались постоянные связи и далекие
окраины тянулись к Киеву, старый миф
получил новое содержание: фантастический
персонаж превратился во врага Киева, а богатырь
Илья из Муромской земли совершил подвиг,
очистив дорогу к стольному городу.
Былина завершается триумфом Ильи: он
привозит Соловья на Киевский княжеский двор.
Никто не верит, что он проехал прямым путем,
князь и его свита выходят из дворца, чтобы
посмотреть поверженного разбойника. Тот
свистит — да так, что
А из тех ли теремов высоких
Все хрустальные стеколышки
посыпались.
А Владимир-князь да столъно-киевский,
А он по двору да в кружки бегает,
Куньей шубкой да укрывается...
С этого времени начинается служба Ильи в
Киеве. Слово «служба», конечно, нельзя
принимать буквально. Илья не занимает при
дворе князя никакой должности. Он как бы сам
по себе. Он независим, редко живет в Киеве,
но всякий раз оказывается на месте, когда
Киеву грозит опасность.
Складывается устойчивый образ первого (по
значению) русского богатыря, атамана
богатырской дружины, величественного старца.
Ехал стар по чист$ полю,
По тому раздолью широкому.
Голова бела, борода седа,
По белым грудАм расстилается,
Как скатён жемчуг рассыпается.
Да под старым конь наюбел-белой,
Да ведь хвост и грива научёр-черна.
Самый главный подвиг Ильи — это разгром
татарского нашествия. Само нашествие
описывается, как грандиозное и ужасное.
Да из Орды, Золотой земли...
Когда подымался злой Калин-царь
Ко стольному городу ко Киеву
Со своею силою с поганою.
Не дошед он до Киева за семь верст,
Становился Калин у быстра Непра.
Сбиралося с ним силы на сто верст
Во все те четыре стороны.
Зачем мать сыра земля не погнется,
Зачем не расступится?
* То есть заросла травой-муравой, завалена колодами (упавшими деревьями).

148
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
А от пару было от конинова
А и месяц, солнце померкнуло,
Не видеть луча света белого;
А от духу татарского
Не можно крещеным нам живым быть.
Калин-царь посылает в Киев своего посла с
ультиматумом: сдать город, очистить улицы,
поставить бочки с напитками, иначе он
разорит Киев, сожжет церкви, уничтожит население,
а оставшихся угонит в полон.
Князь Владимир в отчаянии — город защищать
некому: богатыри в разъезде, а главный
богатырь, Илья Муромец, сидит «за решетками
железными»; сам князь заточил его на три года
за то, что тот осмелился высказать свое
мнение — вразрез с княжеским. И вот князь
Владимир отправляется в «погреба глубокие»,
отмыкает их, берет богатыря «за ручушки за
белые», «целует в уста сахарные», приводитвсвои
палаты, угощает и, главное, просит простить его.
А постой-ка ты за веру и за отечество.
Да и за тот за славный стольный
Киев-град,
Да й за тыя ль за церквы да й за Божие,
За меня, за князя за Владимира.
Илья Муромец не помнит зла. Вот как
описывает былина его сборы в поле:
А поутрушку вставал ранёшенько,
Умывался он да добелёшенька.
Одевался он да й хорошохонъко,
Он одел одёжу драгоценную...
Да й берет свой тг}гой лук разрывчатой,
А набрал он много стрелочек каленыих,
А берет свою он саблю вострую.
Свое вострое копье да й муржамецкое...
Въехав на высокую гору, он обозревает
татарские силы — им «конца й краю нет». Лишь в
одной стороне он видит русские шатры — это
отдыхает богатырская дружина. Но напрасно
Илья уговаривает богатырей отправиться с
ним против татар — они не хотят биться за
князя. И тогда Илья решает выступить сам.
Он просил себе тут Бога на помочь,
Да й Пречистую Пресвятую Богородицу,
Припускал коня он богатырского
На этую на рать-силу великую.
«Сильный
храбрый
богатырь
Илья Муромец
и Соловей-
тик».
Русский лубок ЬШ4ЖАКТ» ОММШЙ \>ЛШ»Ы11 КоГЛТМГЬ МЛЬЯ >bTaffE*tft
lOOU-e ГГ. г* fos4«tt«r<utfa» *it*M«r*4ift. »*?« у*«л*«» Сем».

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
149
Первый бой Ильи Муромца.
Художник Н. Кочергин
А он стал как силы с крайчика
потаптывать,
Как куда проедет — падёт улицмы.
Перевернется — дак переулками.
Кажется, победа близка — но богатыря
подводит излишняя самонадеянность. Конь
предупреждает его, что впереди — три глубоких
подкопа и что он сможет перескочить только
два, а третий слишком глубок. Но Илья в
ответ бьет его плеткой и гонит вперед.
Предупреждение коня исполняется —
богатырь попадает в яму, а сам конь убегает.
Татары ведут Илью к Калину-царю, и тот
предлагает ему перейти на его сторону.
Не могу я служить тебе, собаке царю
Калину,
У меня сделаны заповеди великие...
Сохранять мне надо стольний Киев~град,
Сохранять буду веру православную,
Сберегать буду князя Владимира.
Илье возвращаются богатырские силы, он
хватает татарина за ноги и бьет им других
татар, а тут возвращается его конь. Теперь
уже богатырская дружина готова идти с ним:
Они вытоптали силушку, повыкололи,
А того ль собаку царя Калина
А они его да ведь в плен брали.
Крестьянские сказители, сохранившие в
памяти эту и сходные с нею былины, еще в
XIX—XX веках были убеждены в
достоверности их содержания. Они верили, что в
незапамятные времена жили на Руси богатыри,
которые в одиночку могли побеждать
полчища врагов. Но в это же верили и люди
Древней Руси. Конечно же, былинные события
они не соотносили с реальными
историческими нашествиями, с битвами, поражениями и
победами, участниками которых были войска,
дружины, ополчения. Древняя Русь помнила
нашествие орд Батыя, опустошивших Русь,
и долгое татарское иго. Она помнила и
прославляла Куликовскую битву, положившую
начало освобождению от ига. В былинах
поэтически правдиво описан приход татар,
ультиматумы, несметные вражеские силы. Но все,
что связано с богатырями, не подтверждается
и не может быть подтверждено историей —
это уже из области мифа. И стольный Киев-
град, и князь Владимир, и Илья Муромец
принадлежат мифологической истории: в ее
реальность народ верил, ее он
противопоставлял трагической действительности. Прочной
была вера в то, что некогда в Киеве жили
богатыри и они одни были способны
оберегать город, князя и народ. Затем они исчезли,
и Русь оказалась незащищенной.
В былинах было дано объяснение и того, как
исчезли богатыри. Якобы после победы бо-

150
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Витязь на распутье. Художник В. Васнецов, 1882 г.
гатыреи над татарами среди них нашлось
несколько хвастунов, возомнивших себя
непобедимыми в столкновении с любыми силами.
Они готовы были бросить вызов «силе
небесной». Один из них заявил, что залезет на
небо и там всех посечет. Другой грозил
перевернуть «вселенную». Илья Муромец и
его ближайшие соратники эту похвальбу
осуждают, они видят в ней кощунство, которое
может быть наказано... И наказание
незамедлительно следует. Утром рано, выйдя из
шатра, Илья видит, что побитая ими
татарская сила ожила (или, по другим версиям,
появляется новая несметная сила). Богатыри
вступают с нею в сражение, но, о ужас, из
каждого разрубленного врага рождается двое
или трое, чем больше рубят богатыри, тем
больше становится врагов.
Что же происходит с богатырями?
Устрашилися они да этой силушки,
А уехали они да на уез от ей,
А во ту же ведь гору, да во шорлопину,
А они же ведь тут все закаменели
Да на тех-де кончиках на добрых же.
По другой версии, богатыри возвращаются в
Киев и, чтобы искупить великий грех,
расходятся по монастырям. Илья Муромец тоже
уходит в монахи и после смерти становится
святым:
И сделались мощи да святые
Да со стара казака Ильи Муромца...
Согласно народным преданиям, Илья был
погребен в Киево-Печерской лавре. Немецкий
путешественник, посетивший Киев в конце
XVI века, упоминал о гробнице Ильи Мо-
ровлина, «знаменитого героя или богатыря, о
котором рассказывают много басен».
Так герой мифологической истории стал в
памяти народа реальным историческим
персонажем.
Вероятно, на протяжении веков об Илье
Муромце складывались былины, посвященные
разным его подвигам. Должно быть, в XVII
веке, который принято называть «мятежным»
из-за многочисленных бунтов, восстаний и
народный движений, была сложена былина о
бунте Ильи Муромца против Владимира.
Разгневанный тем, что князь обошелся с ним

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
151
недостаточно уважительно и даже унизил его,
Илья отправился на киевские улицы, стал
сбивать с церквей кресты, «маковки
золоченые», а потом созвал «голей кабацких» и
предложил им нести золото в кабаки и
пропивать его. В некоторых вариантах Илья
бросает на землю подаренную ему князем
дорогую шубу, топчет ее ногами и как бы
воображает при этом, что таким же образом он
будет расправляться с самим князем. Ссора в
конце концов заканчивается миром, но тень
конфликта богатыря с князем и с боярами
лежит на многих былинах.
XVII век отпечатался и в былине «Илья
Муромец на Соколе-корабле». Богатырь —
хозяин Сокола-корабля, что двенадцать лет
плавает по морю Хвалынскому
(Каспийскому) не приставая к берегу. На судно пытают-
к- ся напасть турки, но терпят неудачу: Илья
Муромец посылает «заговоренную» стрелу в
царя Салтана, и тот зарекается вступать в
борьбу с русским богатырем. Есть версии
былины, где Илья Муромец выступает в
качестве есаула у Стеньки Разина.
В образе древнерусского богатыря
воплотились народные понятия о высоких
нравственных качествах, какими должен был обладать
: истинный герой. Одно из самых главных
качеств Ильи Муромца — это чувство
справедливости и сознание своего долга — стоять
за правду. Он готов идти на прямое
столкновение с князем, с боярами, когда видит, что те
поступают не по правде. Он — герой
общенародный, общерусский, не связанный какими-
то сословными узами.
Я иду служить за веру христианскую
И за землю российскую.
Да и за стольние Киев-град,
За вдов, за сирот, за бедных людей.
Его сила разумна и целиком направлена на
благие дела: он начисто лишен бахвальства,
корысти, зависти или каких-либо проявлений
эгоизма.
Вот богатырь наезжает на камень, от которого
лежат три дороги. На камне надпись:
В первую дороженьку ехати —
убиту быть,
В другую дороженьку ехать —
женату быть,
Третью дороженьку ехать —
богату быть.
Илья Муромец рассуждает:
Начто я поеду в ту дороженьку, да где
богату быть?
Нету у меня да молодой жены,
И молодой жены, да любимой семьи,
Некому держать-тбщитъ* да золотой
казны...
Но начто мне в ту дорожку ехать, где
женату быть?
Ведь прошла моя теперь вся молодость.
Как молоденьку ведь взять, да то чужа
корысть**.
А как старую-то взять,
дак на печи лежать,
На печи лежать да киселем кормить.
Разве поеду я ведь, добрый молодец,
А й во тую дороженьку,
где убиту быть.
В этих словах — весь Илья Муромец, путь
которого — это путь преодоления опасностей,
вызова силам зла и борьбы с ними.
В древнерусском Илье Муромце
поразительно соединились черты мифического героя,
реального отважного воина и святого.
Добрыня Никитич
В отличие от «старого казака» Ильи
Муромца Добрыню всегда называли молодым.
Вот начало его былинной биографии:
А жил во Рязани тут богатый гость,
А гостя-то звали Никитою.
Живучи-то, Никита состарился,
Состарился, переставился.
После веку его долгого
Осталось житье-бытье богатество,
Осталась его матера жена
Амелфа Тимофеевна,
Осталось чадо милое,
Как молоды Добрынюшка Никитич млад.
* То есть тратить.
* Здесь: польза, добыча.

152
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Добрыня Никитич. Художник В. Васнецов.
Фрагмент картины «Богатыри», 1898 г.
А и будет Добрыня семи годов,
Присадила его матушка грамоте
учиться,
А грамота Никите в наук пошла;
Присадила его матушка пером писать.
А будет Добрынюшка во двенадцать
лет,
Изволил Добрыня погулять, молодец,
Со своею дружиною хороброю
Во те жары петровские.
Итак, подобно некоторым другим богатырям,
Добрыня рано обнаруживает богатырские
качества. Его первый подвиг связан с тем, что
он неожиданно для себя ощущает смутную
потребность отправиться из дому — то ли на
охоту, то ли побродить по полю, то ли
выкупаться в Пучай-реке. В большинстве версий
выезд его происходит не из Рязани, а из Киева:
рязанец по происхождению, он истинно
киевский богатырь, второй по значению после
Ильи. Но это придет к нему уже когда он
совершит свой первый подвиг.
Матери ведомо, что ее сына у Пучай-реки
подстерегает какая-то опасность, душа ее
полна тревоги, и она просит Добрыню не ходить
туда. По ее описаниям, река эта наделена
фантастическими (а мы скажем —
мифологическими) свойствами:
Та Пучай-река очень свирепая,
Во Пучай-реки две струйки
очень быстрыих:
Перва струечка в Пучай-реки
быстрым-быстра.
Друга струечка быстра,
будто огонь секет.
Но сын не слушает предупреждений матери:
такова уж доля богатыря — действовать
вопреки советам и нарушать запреты. Он
отправляется к Пучай-реке, купается,
оказывается безоружным в тот момент, когда перед
ним неожиданно возникает страшный змей.
Ай гром гремит, да шум велик идет:
Налетела на молодого Добрынюшку
А и змеинищо да то Горынищо,
Ай о трех змеинищо о головах,
О двенадцати она о хоботах.
Говорила-то змеищо таковы слова:
— А топеръ Добрынюшка в моих руках!
Похочу — Добрынюшку в полон возьму,
Похочу-то я —
Добрынюшку-то и огнем сожгу,
Похочу-то я —
Добрынюшку-то и в себя пожру.

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
153
Все-таки богатырю удается одолеть змея, и,
чтобы не погибнуть, тот предлагает Добрыне
побрататься и обещает не летать на Русь и не
: уносить людей в полон. Добрыня
великодушно соглашается, но змей немедленно
нарушает данное слово и уносит в свои пещеры
племянницу (или даже дочь) князя
Владимира. И теперь уже Добрыня действует не по
собственному почину, но по поручению князя:
' он, как советует ему мать, выводит из конюшни
отцовского коня, что стоит уже пятнадцать
лет, кормит и поит его, а мать между тем
приготавливает для него плеть, обладающую чу-
v десными свойствами. Добрыня едет на гору
Сорочинскую выручать «полон русский».
Полчища «маленьких змеенышей» пытаются
подточить ноги коню, и тогда богатырь бьет
коня чудесной плеткой: тотчас «бурушко»
;/ отряхивает змеенышей, открывая путь к пе-
^ щерам.
Начинается жестокий бой со змеем» он длится
; трое суток, Добрыня устал -ив этот момент
он слышит голос с небес: надо продержаться
еще три часа. Добрыня одерживает победу,
змеиная кровь заливает всю землю, богатырь и
конь не могут выбраться из нее, и тогда, снова
: слыша тот же голос, Добрыня бьет копьем в
землю, приговаривая:
Расступись-ка ты же,
i матушка сыра земля,
На все на четыре да на стороны,
\ Ты прижри-ка эту кровь
t да всю змеиную.
[< После этого Добрыня идет по пещерам и вы-
| водит на волю «князей, княэевичей», «королей,
Iч королевичей», девиц и в конце — княжескую
k племянницу или дочь.
г Борьба со змеем, похищающим людей, —
традиционная тема мировой мифологии.
Былина о Добрыне полна разного рода
мифологических подробностей (волшебная река,
чудесное оружие и др.). В то же время миф
этот переносится в обстановку былинного
Киева: змей выступает как враг государства, и
Добрыня, побеждая его, совершает
общенародный подвиг.
О том, что Добрыня пришел из мифа,
приобретя облик исторического (в
условно-былинном смысле) героя, выразительно
свидетельствует сюжет «Добрыня и Маринка».
Добрыня гуляет по Киеву и забредает на улицу,
где живет некая Маринка Игнатьевна,
известная волшебница, колдунья. У нее в это
время в гостях Змей Горынище. Добрыня
поражает его стрелой (по другим вариантам,
так пугает, что Змей бежит без оглядки).
Чтобы наказать богатыря, Маринка
привораживает его: вырезает следы его ног и
произносит над ними заговор:
Как я режу эти следики Добрынюшкины,
Так бы резало Добрыни ретиво сердце
По мне ли, по Маринке по Игнатьевной.
От этого заговора Добрыня становится
совершенно беспомощным, он идет к Маринке
свататься, а та оборачивает его гнедым туром.
Поди-ка ты, Добрынюшка,
ко морю ко Турецкому,
Где ходят там, гуляют девять туров, —
Поди-ка ты, Добрынюшка,
десятым туром.
Все они — ее «женихи». На этот раз, однако,
Маринке не повезло. Мать Добрыни (или по
вариантам — его сестра) оказалась колдуньей
посильнее ее. Явившись к Маринке, она
пригрозила обернуть ее собакой, или сорокой, или
свиньей. Напуганная Маринка летит к
Добрыне и возвращает ему человеческий облик.
Перед этим она заручается обещанием
Добрыни взять ее замуж. Богатырь, однако, не
исполняет данного слова и жестоко
расправляется с колдуньей.
Сюжет о волшебнице, которая, прикинувшись
невестой, обращает героя в животное, известен
мировой мифологии. В древнегреческой
поэме «Одиссея» он составляет содержание
X песни. В поэме он включен в историю о
судьбе героев Троянской войны и
волшебнице Цирцее. В нашей былине он привязан к
эпосу о киевских богатырях.
Добрыня — это русский Одиссей. Сходство
судеб двух героев особенно наглядно
проявляется при сравнении «Одиссеи» с былиной

154
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Бой Добрыми
и Змея-горыныча.
Художник
Э. Соколовский
«Добрыня в отъезде». Подобно Одиссею,
Добрыня, отправляясь надолго в дальнюю
землю, уславливается с женой, что она будет
ждать его двенадцать лет, а по прошествии
срока может выходить замуж. При этом он
предупреждает, чтобы она не выходила за
Алешу Поповича. Добрыня уезжает, и долгие
годы о нем ничего не слышно. Алеша
сватается к Настасье, но она выдерживает срок.
Алеша прибегает к хитрости — сообщает ей о
гибели мужа. В роли свата выступает сам
князь, и, когда проходит двенадцать лет,
Настасья вынуждена согласиться на брак.
Добрыня узнает о свадьбе от коня и с
необыкновенной быстротой возвращается в
Киев. Подобно Одиссею, он попадает на
свадьбу своей жены и вынужден вести борьбу
за восстановление своих прав супруга. Как и
Одиссей, он является неузнанным на
свадебный пир. Он принимает облик скомороха, и
его отправляют на печку. Затем он
спускается к свадебному столу, поет и играет, и
Настасья начинает догадываться, кто же на самом
деле этот скоморох.

АЛЕША ПОПОВИЧ
155
А узнавание происходит, когда пришелец
предлагает ей выпить чашу вина, со словами:
А если пьешь до дна —
узнйешь добра,
А не пьешь до дна —
не видать добра.
Настасья выпивает и на дне чаши видит
перстень, которым они обручались.
Говорила она тут да таковы слова:
— Целый век я не надеялась.
Что ведь мой-то муж
на сем свете явится.
Да на мою теперь
на свадебку объявится,
Да распекло теперь
праведное солнышко
На мою на победную* головушку.
Да не тот мой муж,
что со мной сидит,
А тот мой муж,
что супротив стоит,
Супротив стоит
да на меня глядит.
В этой былине есть только одно чудо:
невероятно быстрое возвращение домой. А в
остальном — это семейная история, и Добрыня
предстает здесь как заботливый муж, добрый
сын. Он глубоко переживает семейную драму,
прощает жене ее ошибку и строго наказывает
Алешу, причем не за то, что посватался к его
; жене, а за то, что обманным известием о смер-
I ти Добрыни причинил боль матери.
I А жалешенько она да по мне плакала,
! Слезила-то она свои да очи ясные,
I А скорбила-то свое да лицо белое.
I Как во этой вины, братец,
тебя не прощу.
В богатырской дружине Добрыня следует
сразу за Ильей Муромцем, он — его правая
рука. Он незаменим там, где нужно проявить
не только силу, но и обходительность, такт:
Добрыню посылают, когда требуется уладить
какое-нибудь деликатное дело, примирить
ссорящихся, передать важное послание. «На
речах разумный», «с гостями почестивый»,
грамотный, в то же время храбрый и
мужественный воин, искусный стрелок, Добрыня
воплотил те черты культуры, которые были
новыми для Древней Руси. Но и связи его с
культурой языческой еще достаточно
ощутимы.
Алеша Попович
Из славного Ростова, красна города,.
Как два ясные сокола вылетывали,
Выезжали два могучие богатыри,
Что по именю
Алешенька Попович млад
А со молодом Екимом Ивановичем.
Гуляя в чистом поле, богатыри наезжают на
камень, указывающий на три дороги: одна в
Муром, другая в Чернигов, третья в Киев.
Алеша предлагает:
Лучше нам ехать ко городу ко Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
«Сильный богатырь Алешка Попович».
Русский лубок, XVII в.
* То есть горемычную, побежденную бедой.

156
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Так еще один богатырь, из дальней
Ростовской земли, включается в состав киевского
богатырства. Во многих былинах он
упоминается вслед за- Ильей Муромцем и Добры-
ней Никитичем. Главный его подвиг —
поединок с Тугарином.
В некоторых версиях Тугарина зовут Змее-
вичем, и он изображается как чудовище:
В вышину ли он, Тугарин, трех сажен,
Промеж плечей косая сажень,
Промежу глаз калена стрела,
Конь под ним —- как лютый зверь.
Из хайлища пламень пышет,
Из ушей дым столбом стоит.
Это явно мифологический персонаж, но, что
характерно для былин, он действует в
обстановке исторического Киева. Он выступает
как чужеземный захватчик. Владимир с
княгиней Апраксией, с князьями и боярами
встречают его с почетом — они бессильны
ему сопротивляться. Его несут двенадцать
слуг на раззолоченной доске. Когда
принесли лебедь белую, Тугарин проглотил ее
целиком. Единственный, кто без всякого
уважения и страха наблюдает за Тугарином, —
это Алеша. Он сидит на печи и
надсмехается:
У нас, у дядюшки, была собака старая,
Да охоча собака да по пирам ходить,
Да и костью собака да задавилася,
Да тебе-то, Тугарин,
будет така же смерть.
Взбешенный этими словами, Тугарин бросает
в Алешу булатный нож, но Алеша «ухватчив
был» и сумел схватить нож. Вслед за этим
между ними происходит поединок — уже в
чистом поле. Тугарина окружают змеи
огненные. У его коня — крылья, а в некоторых
версиях и сам Тугарин имеет за плечами крылья,
правда, почему-то бумажные. Алеша прежде
всего молится Богу, чтобы тот принес дождь,
который вымочил бы крылья. Так и
происходит, и Тугарин не может подняться в небо, а на
земле у него сила уже не та. Алеша прибегает к
хитрости — он заставляет Тугарина обернуться
назад («Что за силу ты с собой ведешь?») и
мгновенно наносит удар. Он возвращается в
Киев, держа на острие копья голову Тугарина..
В былинах, записанных в XVIII—XIX веках,
есть подробности, выставляющие в очень
невыгодном свете князя Владимира и особенно
княгиню Апраксию. Владимир выглядит
совершенно беспомощным и трусоватым,
Тугарин унижает его, и он молча все терпит. А
Алеша Попович
и Тугарин Змеевич,
Художник Н. Кочергин
т

МИХАИЛ ПОТЫК
157
Алеша Попович. Художник В. Васнецов.
Фрагмент картины «Богатыри», 1898 г.
для княгини Тугарин — «друг милый», и она
бранит богатыря за то, что тот разлучил ее с
ним. Не решаемся утверждать, что эти же
мотивы в текстах былин более раннего
времени выражались столь же отчетливо.
В характере былинного Алеши Поповича
есть и богатырская храбрость, и юношеское
безрассудство, и хитрость, резкость поступков
и высказываний.
В Древней Руси верили в то, что жил в
действительности богатырь Алеша. Под именем
«храбра» Александра Поповича он
упоминается в летописях как историческое лицо. Он
родом из Ростова, успешно бьется с различными
противниками, участвует в княжеских
междоусобицах и гибнет вместе с другими
«храбрыми» в битве на реке Калке.
Михаил Потык
Былины о женитьбе богатырей, которых
довольно много, редко имеют счастливую
развязку — чаще брак оборачивается бедой.
Понять, в чем тут дело, позволяет отчасти история
о Михаиле Потыке. В Древней Руси она,
видимо, пользовалась большой
популярностью — от XVII века дошло несколько ее
письменных пересказов с таким типовым на-
Ц званием: «Сказание о трех богатырях свето-
русских — о Илье Муромце, о Михаиле
Потоке, о Олеше Поповиче».
Князь Владимир дает богатырям одинаковые
поручения — собрать в трех землях дань.
Михаил Потык едет у берега синего моря и
видит: плавает по морю лебедь белая. Он
достает из колчана стрелу, чтобы убить птицу,
а та говорит человеческим голосом: «Ох ты
ой еси, русский богатырь Михаил Поток
Иванович, не стреляй меня, лебедь белую...
стану пред тобой красною девицею». Она
сразу полюбилась Михаилу, он взял ее за
руки белые, поцеловал в уста сахарные, посадил
на своего коня. Произошло то, что нередко
бывает в народном эпосе: герой неожиданно
для себя встречает свою суженую. По
возвращении в Киев девушку крестят, и их вен-

158
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
чают. Ей дают имя Лебедь Белая, Авдотья
Лиховидовна.
Купец из Золотой орды, увидев красоту
Авдотьи, рассказывает о ней царю Кощею. Тот,
чтобы завладеть Авдотьей, осаждает Киев
и — пока Михаил отсутствует — требует,
чтобы Владимир отдал ему женщину. Киевляне
согласны на это требование. В этот момент
возвращается Михаил. «Собаки мужики
киевляне! Сделали бы они так со своими
женами и дочерьми. А я буду за свою жену биться
с погаными в чистом поле».
Кощей едва убегает с остатками своего
войска. Так повторяется еще раз.
Вернувшись с победой, Михаил узнает, что
жена его умерла. Богатырь оплакивает ее и
при этом говорит странные слова: «Помню я,
что у меня с тобою молвлено и договорено:
если кто умрет первый, тот, кто остался, —
живым в могилу пойдет». В текстах былины,
записанных в XIX—XX веках, это условие
предлагает Лебедь Белая в момент
заключения брака. Здесь — завязка всего конфликта:
Авдотья Лиховидовна пришла из чужого,
враждебного человеку мира, она колдунья и
волшебница, и цель ее — погубить Потыка, а не
устроить с ним счастливую семейную жизнь.
Она «умрет», то есть вернется в свой мир, и
уведет с собою богатыря. Между тем Потык
не подозревает ничего: он верен слову, а кроме
того — он любит свою жену и готов разделить
с нею смертную судьбу.
Киевляне поражены — нигде такого не
слыхано и не видано, чтобы живые ложились с
мертвыми. Но переубедить Потыка
невозможно, он велит устроить каменную гробницу
для двоих. Владимир же оставляет у могилы
сторожей — на тот случай, если богатырь
будет кричать, чтобы его выпустили. Ночью
появляются два змееныша, Михаил схватывает
их и рвет надвое. Чтобы оживить детей, змея
приносит живую воду, и с помощью ее
Михаил оживляет жену. Они возвращаются на
землю.
Между тем снова является Кощей и в
отсутствие Михаила увозит Авдотью.
Жена-волшебница становится женой-предательницей:
она «прельстилась» на обещание Кощея
сделать ее царицей Золотой орды. Теперь цель
ее —погубить Михаила. Когда он догоняет
их, Авдотья притворно просит взять ее
обратно в Киев, а сама дает мужу «питье пьяное» и
предлагает Кощею убить спящего. Тот
отказывается. Они уезжают, оставив Потыка в
чистом поле. Богатырь опять догоняет их и
вновь поддается на ложь Авдотьи: он
доверчив и не догадывается о предательстве.
Теперь — для верности — Авдотья не только
опаивает его, но и превращает в камень.
На поиски пропавшего богатыря
отправляются Илья и Олеша. Они останавливаются
на отдых у белого камня. Здесь же отдыхает
странник. Утром он признается, что видел во
сне, будто неподалеку от камня зарыт клад.
Сокровище находят, и странник делит его на
четыре части. Кому же четвертая? Тому, кто
поднимет этот камень. Ни Илье, ни Олеше
это не удается, а странник легко перебросил
его через плечо и тут же исчез. А из камня
выскочил Михаил Потык. Богатыри
узнают, что «разбудил» Михаила его
покровитель Михаил Архангел.
Богатыри отправляются на поиски Авдотьи,
чтобы убить ее. Когда они приходят в
царство Кощея, Михаил просит товарищей остаться
в поле, а сам идет к Лебеди Белой. Та опять
произносит покаянные слова, и опять Михаил
верит жене. Она подносит ему питье, а затем
приковывает к стене, сама же тешится игрой в
шахматы с Кощеем. Дочь Кощея жалеет
богатыря, освобождает его и приносит ему
оружие. Он вызывает товарищей, и они побивают
силу Кощееву, а Лебедь Белую «привязали к
добру коню за хвост и пустили в далече во
чисто поле».
Мир в былинах бывает жестоким и
немилосердным, но богатыри чаще всего поступают
согласно справедливости, хотя и терпят от
вероломства и предательства. Михаилу Потьжу
помогает одержать победу богатырская
дружба и помощь свыше: люди Древней Руси
твердо верили в надежность этих сил.

ДУНАЙ ИВАНОВИЧ 159
Дунай Иванович
В Древней Руси слово «Дунай» было не
только названием реки (и даже обозначением
вообще реки), но и мужским именем. В былине
о богатыре, как мы увидим, название реки и имя
оказываются связанными воедино.
В образе Дуная Ивановича черты
мифологические и исторические соседствуют вполне
органично. Несколько былин о нем
позволяют с некоторой долей условности
восстановить главные эпизоды его жизни.
В отличие от богатырей, которые приехали в
Киев из русских городов и стали здесь
служить, Дунай Иванович когда-то уехал в Литву
и там служил королю в разных придворных
должностях: «отъезды» служилых людей в
соседние земли были обычным делом в
феодальные времена. Затем Дунай оказывается
в чистом поле, и здесь он встречаете^ с Доб-
рыней. Они вступают в богатырский
поединок — сперва на копьях, потом на саблях, на
палках и, наконец, врукопашную: победить
никто не может. На них наезжает Илья
Муромец и предлагает им помириться и обменяться
крестами, то есть побрататься. Так Дунай
входит в состав киевского богатырства.
1 Приходит время и ему совершить главный
^ подвиг. Князь Владимир задумывает
жениться и просит ему указать невесту,
\ Чтобы ростом была высокая,
[ Станом она становитая,
И на лицо она красовитая,
Походка у ней части
; и речь баски;
Было бы мне, князю,
I с кем жить да быть,
; Думу думати,
долгие веки корбтати...
[На пиру Дунай (или другой богатырь)
советует князю Владимиру посвататься к дочери
литовского короля Опраксии. Естественно,
; что роль свата поручается Дунаю. Он просит
дать ему провожатым Добрыню.
Богатыри приезжают в Литву, Дунай идет к
королю, а Добрыню оставляет во дворе.
Король узнает своего старого слугу и спрашивает
его с некоторой иронией, не приехал ли он
служить по-прежнему. Когда же Дунай
сообщает о цели приезда, король приходит в
ярость:
А и тут королю за беду стало,
А рвет на главе кудри черные
И бросает о кирпищет пол.
Из сопоставления вариантов былины можно
понять, что короля не устраивает ни жених
(он называет Владимира «конюхом
последним», разбойником, плутом), ни сват (его
положение недостаточно высоко: «послал мне-ка
холопину дворянскую»). Король готов
спустить на Дуная «кобелей меделянских». И тогда
вступает в свои права богатырская сила: Дунай
внутри дворца, а Добрыня снаружи учиняют
расправу с королевской свитой, и король
вынужден примириться и отпустить дочь.
В летописной истории Киевской Руси был
эпизод, напоминающий былину. В 980 году
Владимир послал в Полоцк к князю Рогволо-
ду сказать: «Хочу дочь твою взять себе в
жены». Тот спросил у дочери своей: «Хочешь ли
за Владимира?» Она же ответила: «Не хочу
разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка».
Когда Владимир узнал об этом, он собрал
много воинов, напал на Полоцк, убил Рогволо-
да и двух его сыновей, а дочь его взял в жены.
На основании такого совпадения
исследователи склонны иногда считать былину о Дунае
воспроизведением реального события 980
года. Но скорее всего мы имеем дело именно
с совпадением, тем более что различий между
былиной и летописью больше, чем сходства.
И летопись совершенно не знает того, о чем
повествует вторая часть былины. На
обратном пути Дунай замечает в поле конский
след. Он просит Добрыню везти Опраксию в
Киев, а сам отправляется по следу. Он
догадывается, что ему предстоит встреча с
неизвестным богатырем:
А загорело у Дунаюшки ретиво сердце,
А закипела во Дунае кровь горячая,
Расходилися его могучи плеча.

160
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Богатырь Дунай Иваныч. ч
Художник V
Э. Соколовский
По одним вариантам, Дунай догоняет в поле
богатыря — но это оказывается богатырка, по
другим — наезжает на шатер и стрелой будит
его хозяйку-богатырку. Что это женщина,
Дунай обнаруживает, когда валит ее на землю
и хочет «взрезать груди белые». Выясняется,
что богатырка — другая дочь литовского
короля — Настасья.
Я у батюшки сударя отпрошалася —
Кто меня побьет во чистом поле,
За того мне, девице, замуж идти.
Ситуация эта знакома по эпосу разных
народов: девушка-богатырка предназначена
суженому, которого можно узнать лишь по одному
признаку: он сумеет победить ее в
поединке или в состязании. Дунай победил
Настасью — значит, он ее суженый («Нынче я
нашел во чистом поле обручницу»). Молодые
едут в Киев, где и совершаются сразу две
свадьбы. Кажется, история завершена, в
сказках было бы: «Стали жить-поживать да добра
наживать». Но былина — не сказка, ей
свойственны острые конфликты и трагические
развязки.
На пиру Дунай хвастает тем, что он лучший в
Киеве стрелок из лука. Вмешивается Опрак-

ВАСИЛИЙ ИГНАТЬЕВИЧ
161
сия, она заявляет, что нет стрелка лучше, чем ее
сестра Настасья. В вариантах сама Настасья
утверждает, что она способна попасть стрелой
в лезвие ножа так, что стрела рассечется на
две половины. Этого Дунай вынести не
может и предлагает состязание. Из всех
вариантов самое страшное условие поединка —
стрелять в кольцо, поставленное на голову.
Первой стреляет Настасья и сшибает кольцо
с головы мужа. Когда приходит очередь
стрелять Дунаю, его уговаривают отказаться.
Жена признается: «в утробе у меня могуч
богатырь» — и просит отложить стрельбу:
Завтра рожу тебе богатыря,
Что не будет ему сопротивника.
Однако Дуная убедить невозможно —
затронута честь богатыря.
Становил свою молоду жену
Настасью-королгвичну
На мету с золотым кольцом,
И велел держать кольцо
на буйной главе.
Стрелял Дунай за целу версту
из туга лука.
А и первой стрелой он не дострелил,
Другой стрелой перестрелил,
А третьею стрелою в ее угодил.
Прибежавши Дунай к молодой жене,
Выдергивал чингалище булатное,
I Скоро спорол ей груди белые —
Выскочил из утробы удал молодец.
Он сам говорит таково слово:
«Гой ecu, сударь мой батюшка!
Как бы дал мне сроку на три часа,
Аиябына свете был
Попрыжея и полутчея
в семь семериц тебя».
Так беспощадно описывает былина
совершившуюся трагедию, обнажая жестокость
поведения богатыря. Как можно объяснить
случившееся? Только ли строптивостью Дуная,
его хвастовством на пьяном пиру?
Несговорчивостью жены? За всем этим кроется более
глубокий смысл.
Вспомним, что богатырь добывает себе жену,
победив богатырку, то есть женщину,
обладающую также непомерной силой. Согласно
эпическим понятиям,; богатырка, став
женой, теряет эту силу, становится
обыкновенной, равной всем. Отныне ее долг — служить
мужу, родить ему богатыря, хранить
домашний очаг, Настасья нарушает этот свой долг,
вспоминая о прежнем своем богатырстве.
Отсюда — и трагедия. Гибнут все ее
участники. И гибель эта влечет за собою
последствия фантастические: возвращаются древние
мифические времена, когда из крови
погибших рождались реки.
А свернул он острый нож
Тупым концом во сыру земли,
Острым концом себе он
во белй груди:
«А где пала Настасья Микулична,
Пускай падет Дунай Иванович».
От Настасьи текла да речкаЧерная,
От Дуная текла да вот Дунай-река.
Вода с водой да не стекается, —
Теките от века и дб века,
В одно место сходитеся и расходитеся,
Вода с водой не мешайтеся.
С последними словами былины в кровавую
трагедию вплетаются вдруг покой и
утешение: они подсказываются народным
осознанием бесконечного течения времени, все
примиряющего.
Василий Игнатьевич
(Васька Пьяница)
В отличие от Ильи Муромца, Добрыни
Никитича и Алеши Поповича, которые
действуют во многих былинах и существуют как бы
на всем протяжении эпической истории,
Василий Игнатьевич появляется лишь однажды
в былине, посвященной его подвигу. О
значительности этого подвига говорит запевка
былины, единственная во всем русском эпосе.
Туры, отставшие от матери-турицы, видят
чудо под Киевом и рассказывают о нем:
— Ай же ты турица, наша матушка!
Ай были мы, туры, да во чистом поли,
А случилося нам, турам.
6—0102670

162
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
да мимо Киев-град идти,
Ай видели над Киевом чудньш-чудно,
Ай видели над Киевом дивным-дивно:
А по той стены по городовыи
Ходит-то девица душа красная,
А на руках носит книгу Леванидову,
А не столько читает, да вдвое плачет.
Говорит-то ведь турила, родна
матушка:
— Ай же вы туры да малы детушки!
Ай не девица плачет —
да стена плачет,
Ай стена та плачет городбвая,
А она ведает невзгодушку над Киевом,
Ай она ведает невзгодушку великую.
По другой версии, плачет Богородица, читая в
книге грозное предсказание Киеву.
Предсказание скоро исполняется: татарские
полчища осадили город.
От того нонь от пару лошадиного
А поблекло-померкло красно солнышко,
От того где-ка духу-то татарского
Потемнела ведь луна да вся небесная.
Кудреванко-царь предъявляет ультиматум —
сдать город. Иначе
...дак я боем возьму.
Я соборны больши церкви
да все на дым спущу,
Я печатны больши книги
во грязи стопчу,
Самого я князя да в котле сварю.
Да саму я княгиню да за себя возьму.
Владимир собирает пир, чтобы получить
совет — кто бы мог выехать в поле, разведать
вражескую силу. Однако охотников не
находится:
Уже меньший хоронится за среднего,
Уж как средний хоронится за большего,
А уж от большего ответу нет.
Сходная ситуация описывалась в былине
«Илья Муромец и Калин-царь»: там было
некому защитить город кроме Ильи, который
сидел в темнице, и Владимир вынужден был
идти просить богатыря о помощи. Теперь в
качестве единственного возможного
спасителя Владимиру указывают на некоего Ваську
Пьяницу. Владимир, набросив «кунью
шубоньку» на плечо, спешит в кабак, с трудом
будит Ваську. Тот признается, что с перепою у
него болит голова и «ноет ретиво сердце».
Князь дает ему. опохмелиться и зовет к себе
«на почестей пир». Теперь, выясняется, что
Васька пропил кабатчику все: одежду, коня,
сбрую, снаряжение и оружие — саблю, копье,
лук со стрелами и палицу. Владимир
выкупает все это, и перед князем предстает богатырь,
готовый к подвигу.
Далее события излагаются по-разному в
вариантах былины. По одной версии, Владимир
приводит Василия во дворец, сажает на
почетное место и тем вызывает возмущение бояр,
они оскорбляют его, а Владимир не может за
него заступиться. Возмущенный Васька
уезжает в поле и вступает в союз с татарами.
Вместе они захватывают Киев и начинают
делить богатства. При этом Ваське не
достается ничего, и он вступает в сражение с
татарами и побивает их всех.
По другой версии, Василий лишь притворно
соглашается перейти на сторону татар и,
получая от царя часть войска, туг же уничтожает
его (в каждой части войска — по сорок
тысяч). В конце концов царь, оставшись без
войска, бежит со словами:
Не дай Боже, не дай Бог
да не дай детям моим,
Не дай детям моим
да моим внучатам
А во Киеве бывать
да ведь Киева видать!
В образе Васьки Пьяницы отчетливо
просматриваются пародийные черты: ситуации с
ним как бы повторяют ситуации. с Ильей
Муромцем, но — в вывернутом, иногда
смешном, виде. Кабак соответствует темнице;
Илья заточен — Васька не может выйти, так
как все его имущество заложено кабатчику;
торжественным сборам Ильи в поход
соответствует почти комическая сцена
опохмеления и выкупа его вещей князем. «Вывернут»
и один из центральных эпизодов: Илья с
гневом отвергает предложение татар перейти на
их сторону — Васька сам готов перейти к

СУХМАН
163
ним, но этот переход оборачивается для татар
бедой.
Былина о Василии Игнатьевиче
свидетельствует о высокой поэтической культуре
Древней Руси, о тонком понимании юмора людьми
того времени, об умении использовать
непростой прием пародии, соединить в одно целое
: героику и смешное.
Сухман
Как и Дунай Иванович, Сухман (Сухан, Сух-
мантий Одихмантьевич) лишь однажды
появляется в былинах, совершает единственный
свой подвиг и гибнет трагически.
События начинаются на княжеском пиру.
Владимир замечает, что Сухман, в отличие от
остальных пирующих, ничем не хвастает.
Вынужденный отвечать князю, Сухман
неожиданно обещает привезти «белую лебедь
живьем в руках, не ранену лебедку, не кровавлену».
* Что означают эти слова?
Если понимать их буквально, Сухман хвастает
будущей удачной охотой. Но в его словах
можно найти и символический смысл: в
былинах охота на лебедь белую означает
добывание суженой невесты. Не предлагает ли
Сухман привезти Владимиру молодую жену? Во
всяком случае, князь отнесся к его хвастовст-
I ву вполне серьезно: когда позднее Сухман,
i побывав на тихих заводях, не нашел лебедь,
| он со страхом думает о возвращении в Ки-
| ев — ему грозит наказание, может быть даже
I смерть.
! Дальнейшие события разворачиваются так, что
| поездка на охоту превращается в воинский
подвиг. Не найдя лебеди, Сухман едет к Днепру.
Приезжает по матушке Непры-реке —
Матушка Непра-река
текет не по-старому,
Не по-старому текет,
не по-прежнему,
А вода с песком помутилася.
Стал Сухмантьюшка выспрашивати:
— Что же ты, матушка Непра-река,
Что же ты текешь не по-старому?..
6*
«Повесть о Сухане».
Страница рукописи, XVII в.
Испроговорит матушка Непра-река:
— Как же мне течи было по-старому.,.
Как за мной,
за матушкой Непрой-рекой,
Стоит сила татарская неверная,
Сорок тысячей татаровей поганыих.
Мостят они мосты калиновы, —
Днем мостят, а ночью я повырою:
Из сил матушка Непра-река повыбилась.
В мифах реки всегда были живыми,
действовавшими сознательно, на одной или на другой
стороне враждующих сил. Герои
разговаривали с ними, просили их о пс мощи, вступали с
ними в конфликты. В нашей былине Днепр
(«Непра-река») выступает как символ
сопротивления татарскому нашествию. В
борьбу включается и Сухман. У него нет боевого

164
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
оружия, и он выдергивает «кряковистый дуб с
кореньями», берет за верхушку и избивает им
татар. Трем из них удается укрыться, и, когда
Сухман возвращается к реке, они ранят его
стрелами. Богатырь прикрывает раны
маковыми листочками и возвращается в Киев.
Князь недоволен тем, что Сухман нет привез
лебеди, а когда богатырь рассказывает о
случившемся, Владимир не верит ему, велит
засадить его в погреб и посылает Добрыню
проверить рассказ. Добрыня убеждается в
истинности слов Сухмана и в доказательство
привозит дубинку, всю расщепленную, весом в
девяносто пудов. Владимир готов раскаяться, он
хочет наградить богатыря «за услугу
великую». Но Сухман не хочет видеть князя, он
уезжает в «далече чисто поле».
«Не умел меня солнышко миловать.
Не умел меня солнышко жаловать, —
А теперь не видать меня во ясны очи».
Выдергивал лисгпочики маковые
Со тыих ран со кровавыих,
Сам Сухмантий приговаривал:
«Потеки, Сухман-река,
От моя от крови от горючия.
От горючия крови от напрасныя».
Повторяется та же развязка, что в былине о
Дунае, но какая разительная перемена! В
поступке Сухмана есть что-то возвышенное,
благородное и чистое: он не в силах
смириться с неправдой, особенно когда она исходит от
князя, и принимает единственное решение...
А величие его смерти утверждается мифом:
кровь богатыря становится рекой.
Редкий в древней русской литературе
случай — сюжет былины о Сухмане отозвался в
воинской повести о Сухане (XVII век). Есть
много совпадений, есть и отличия. Особенно
близок текст повести к так назьюаемой
алтайской версии былины. Ни там ни там нет
конфликта богатыря с Во время
охоты Сухан узнает, что через быстрый Непр
переправляется царь Азбук Товруевич с
семьюдесятью царевичами, а у каждого
царевича по семьдесят две тысячи. Сухан бьется
с врагами по-богатырски, громит возведенные
укрепления: «Куды Сухан ни оборотится, тут
татар костры лежат». Оставшиеся в живых
татары подстерегают Сухана и наносят ему
смертельную рану. Сухану удается добраться
до Киева, князь пытается излечить его, хочет
жаловать за великую службу, но богатырь
отвечает: «Дошло, государь, не до городов, не до
вотчин. Дай, государь, холопу жалованное
слово и прощенье». Мать оплакивает его и
хоронит в пещере каменной.
Таким образом, в повести на первый план
выступает образ мужественного воина и верного
княжеского слуги, которого князь оценивает по заслугам,
хотя и не успевает наградить как должно.
Былины предоставляли возможности для
разных трактовок, и каждая из них была
оправдана.
Микула Селянинович
Он не упоминается среди киевских
богатырей, не встретим его на княжеских пирах, и не
участвует он в сражениях. Микула
Селянинович — богатырь-пахарь, мужик. Рядом с
богатырем в былине оказывается князь Воль-
га, и поначалу именно через него узнается
Микула. Вольга с дружиной едет в
пожалованные ему великим князем города за данью.
Здесь по пути и происходит встреча князя с
пахарем. Сначала Вольга только слышит его.
Как орет в поле оратай*, посвистывает,
Сошка у оратая поскрипывает,
Омешики** по камешкам
почирикивают.
И только на третий день, приблизившись
наконец к пахарю, князь видит, как идет работа.
Как орет в поле оратай, посвистывает,
А бороздочки да он пометывает,
А пеньё, коренья вывертывает,
А большие-то камни в борозду валит.
В этой картине есть детали, характерные для
земледельческого труда северного русского
крестьянина: это ему приходилось превращать
в пахотные земли участки, заваленные
валунами, и корчевать лес. Но одновременно
рисуется «раздольицо чисто поле», которого на
Орет оратай — пашет пахарь.
То есть лемеха.

МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ
165
Пахарь Микула
Селянинович.
Художник И. Билибин,
1940 г.
севере быть не могло. Как обычно в былинах,
здесь сливается воедино то, что в
действительности никогда вместе не существует. В
результате такого слияния создается
идеальная картина.
Непривычно дороги и красивы орудия
пахоты:
У оратая кобыла соловая,
Гужики у нее шелкдвые,
Сошка у оратая, кленовая,
Омешики на сошке булатные,
Присошечек у сошки серебряный,
А рогачик-то у сошки красна золота.
И наконец Вольга видит самого пахаря за
работой:
А у оратая кудри качаются,
Что не скачен ли жемчуг рассыпаются.
У оратая глаза да ясна сокола.

166
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
А брови у него да черна соболя.
У оратая сапожки зелен сафьян, —
Вот шилом пяты, носы востры,
Вот под пяту, пяту воробей пролетит,
Около носа хоть яйцо прокати.
У оратая шляпа пуховая,
А кафтанчик у него черна бархата.
Не правда ли, Микула мало похож на
человека, занятого тяжелой пахотой. Своим обликом
он скорее напоминает богатыря-щеголя Чу-
рилу Пленковича, готовящегося к
«состязанию» с Дюком. Кудри, брови соболиные —
это детали из свадебных песен,
изображающих красавца жениха. Былина не считается с
требованиями правдоподобия, когда нужно
создать идеальный портрет героя.
Вольга предлагает Микуле ехать с ним —
оказывается, пахарь не в ладах с горожанами
и готов помочь князю. Микула согласен — но
нужно убрать соху, чтобы те же мужики не
позарились на нее. Вольга посылает
дружинников выдернуть соху из земли, вытряхнуть
земельку и забросить «сошку за ракитов куст».
Но они не в силах это сделать.
Тут оратай-оратаюшко
На своей ли кобыле соловенькой
Приехал ко сошке кленовенъкой,
Он брал-то ведь сошку одной рукой,
Сошку из земли он повыдернул,
Из омешиков земельку повытряхнул.
Бросил сошку за ракитов куст.
И еще одна подробность: крестьянская
кобыла неожиданно обнаруживает превосходство
над боевым Вольгиным конем.
Как хвост-то у ней расстилается,
А грива-то у ней завивается,
У оратая кобыла ступью пошла.
А Вольгин конь да ведь поскакивает,
У оратая кобыла грудью пошла,
А Вольгин конь да оставается.
Престижу князя-воина нанесен сильнейший
удар: кобыла, приученная к тому лишь только,
чтобы тащить соху, обгоняет запросто его
боевого коня да и выглядит эффектнее.
Князь вынужден проявить к неизвестному
пахарю почтение.
— Ай же ты оратай-оратаюшко!
Как-то тебя да именем зовут,
Нарекают тебя да по отечеству?
С таким вопросом в Древней Руси к простому
крестьянину не обращались. Об имени-отчестве
спрашивали людей значительных, с
родословной, например, приезжих богатырей. Ответ
оратая утверждает иные ценности.
— Ай же ты Вольга Святославович!
Я как ржи-то сложу
да домой выволочу,
Домой выволочу да дома вымолочу,
А я пива наварю да мужичков напою, —
А тут станут
мужички меня похваливати:
Молодой Микула Селянович!
Так в былине прославляется богатырский
характер свободного крестьянского труда,
красота простой крестьянской жизни,
достоинство делателя, труженика, превосходство
его в этом смысле над князем и его слугами.
Дюк Степанович
Какое странное имя у этого героя — совсем
не русское! Ученые связывают его с
латинским dux, итальянским duka — в значениях
«герцог», «воевода», с украинским дюк —
«богач».
В некоторых версиях былины Дюк
предстает как чужеземец. Он приезжает в Киев из
дальней страны — «из Карелы упрямыя» или
«из Индии богатыя». По-видимому, тексты
Древней Руси называли родиной Дюка Га~
лицко-Волынскую землю: в XII—XIII веках
это княжество было могущественным и
независимым от Киева. В отличие от известных
нам богатырей, которые из своих княжеств
едут в Киев, чтобы стоять на защите Русской
земли, Дюк приезжает сюда с недобрыми
целями.
С самого начала былинного повествования в
Дюке выделяются две особенности.
Первая — богатство героя, роскошь его наряда.
Вот, к примеру, как описывается снаряжение
Дюкова коня:

ДЮК СТЕПАНОВИЧ
167
Дюк Степанович.
Иллюстрация к былине.
Художник И. Билибин
И седлал седелышко во две тысячи,
Накинул попону не суредниную —
Оторочена была попона в три строки:
Перва строка была красна золота,
Другая строка чиста серебра,
Третья медью-казаркою,
Которая медь подороже
злата и серебра.
Подороже скатнего жемчуга;
Дороге была попона — во три тысячи.
Вторая — обладание чудесным оружием и
магическим знанием. Дюк владеет тремя
стрелами, которые оперены перьями «сизого
орла»: этот орел на море бьет птиц, потом летит
к утесу и оставляет там несколько своих
перьев; их подбирают купцы-корабельщики и
развозят по разным землям, дарят царям и
богатырям. Дюк к своим стрелам приладил
драгоценные камни — яхонты: при полете стрелы
светились, и Дюк мог подбирать их ночью.

168
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
По дороге в Киев Дюк встречает
необыкновенные препятствия — три великие заставы:
«змеи поклевучие», «львы-звери поедучие»,
«горушки толкучие, они сходятся вместе и
расходятся». Дюк преодолевает их по совету
матери: он бьет коня, первый раз — между ушей,
второй — между задних ног, и конь
благополучно переносит его в безопасное место.
Все эти подробности говорят нам, что в
образе Дюка задержались следы
мифологического героя (владение чудесным оружием и
знанием, как миновать опасности), но
преобладают в нем черты богатыря — правда, богатыря,
который не участвует в воинских делах и
проявляет свое богатырство другими способами.
На пути к Киеву Дюк наезжает на шатер,
в котором отдыхает Илья Муромец. Такие
встречи богатырей в чистом поле обычно
выливаются в поединки, и Илья готов
помериться с незнакомым богатырем силой, но Дюк
уклоняется от битвы и признает
превосходство Ильи. Илье это нравится, и он
предупреждает Дюка, что если тому придется туго в
Киеве, пусть известит его, и он, Илья, «подсобит
горю».
Ради чего приезжает Дюк в Киев, ищет встреч
с Владимиром? Похоже, ради того, чтобы
покрасоваться, показать свое превосходство
перед киевлянами, и главное — чтобы показать,
насколько Киев беднее, неустроеннее его
Галича, насколько он уступает его городу во всем.
Идет серия сравнений — как в Галиче и как в
Киеве. Большая часть описаний при этом не
содержит ничего исторически реального, они
выдержаны в условно-былинной манере, но
важна их направленность — возвысить Галич
и унизить Киев. Дюк высмеивает киевские
мостовые: они «черной землей засыпаны»,
«подмыло их водою дождевою», и «замарал я
сапожки те зелен сафьян»; мосты неровные,
даже во дворце настланы плохо. Во дворце в
Галиче иное дело:
...построены мосточики калиновы,
А ведь столбики
поставлены серебряны...
А ведь постланы сукна гармузинные.
Убогости Владимирова дворца
противопоставлена роскошь дворца Галича. За
пиршественным столом сравнения продолжаются.
Утонченный вкус приезжего богатыря не
выносит киевских калачей, поскольку они плохо
пахнут: нижняя корочка — кирпичной печью,
а верхняя — хвоей, потому что их обрызгивали
помелом из сосновых веток. К тому же тесто
месят в сосновых бочках, обитых еловыми
обручами. Не то что в Галиче:
У моей родителя у матушки
А построены ведь бочечки серебряны,
А обручики набиты золоченые,
Да ведь налита
студена ключева вода...
Да и построены печки муравленые*,
У нас дровца топятся дубовые,
А помялушки повязаны шелковые,
Да ведь настлана бумага —
листы гербовые...
А калачик съешь —
по другоем душа горит.
То же самое — с вином: в Киеве оно и
варится в неподходящей посуде, и хранится в
обыкновенных погребах, так что оно задыхается.
В Галиче и посуда другая, и хранится вино
подвешенным на цепях: «чарку выпьешь — по
другой душа горит».
Наконец, Дюк сопоставляет богатство свое —
и Киева: у него двенадцать погребов золота,
серебра и жемчуга, и
На один я на погреб —-
на красное на золото —
Скуплю и спродам ваш город Киев.
Возмущенный похвальбой гостя, Владимир
посылает (обычно Добрыню) проверить
справедливость слов Дюка. Добрыня
сталкивается с таким великолепием, с такими
излишествами в роскоши, о которых он не мог и
думать. В этих описаниях проявились
характерные для Древней Руси понятия о дальних
странах с несметными сокровищами и
сказочной красотой. В былине упоминается то
Индия, то Галич, но это не столь важно. В
городе «крыши как огонь горят» — от
золотых кровель. Боярский двор — на семи вер-
То есть покрытые глазурью.

САДКО
169
стах, с позолоченными заборами и столбами, с
серебряными подворотнями. Здесь тридцать
три терема златоверхих, с хрустальными
крылечками. Интерьер — сказочный — с
поющими царскими птицами, с росписями на
потолках и стенах, изображающими солнце и
все небо. Добрыня трижды ошибается, при-
^ нимая за мать Дюка ее прислужниц — так
роскошно они одеты. Сама матушка является
вся в золоте и серебре, от нее расходятся лучи
по всему городу. Мать открывает перед
киевлянами погреба с несметными богатствами.
Добрыня, вернувшись домой, признается
Владимиру: чтобы набрать столько бумаги, чернил,
перьев для описания богатств, надо было бы
продать Киев с Черниговом.
Поездке Добрыни в Галич предшествует
состязание Дюка с киевским богатырем Чури-
лой. Чурила был известен как большой
модник, щеголь. Чтобы защитить честь Киева, он
вызывает Дюка на спор — кто кого
перещеголяет в нарядах: в течение трех лет каждый
день нужно выезжать в новом платье и на
новом коне. В этом споре за Чурилу поруча-
v ется весь Киев, за Дюка — один Илья Муро-
h мец. Три года — это, конечно, типичная ус-
ловность; все происходит значительно
быстрее. Чурила обувает «сапоги зелен сафьян» с
острыми носами и пятками и на таких высо-
[ ких каблуках, что под сапогом воробьи проле-
\[ тают. Дюк же обувает лапти, но плетенные из
| семи шелков и украшенные самоцветным
I камнем, к тому же они «со свистом». Победа
[ здесь явно за приезжим богатырем.
; Чурила надевает роскошную кунью шубу,
[ч отороченную золотом, серебром и жемчугом.
На петельках шубы вплетены изображения
девушек, на пуговицах вылиты молодцы, и при
- застегивании они обнимаются, а при
расстегивании целуются. Но и здесь победа остается
за Дюком: на его шубе
Во пуговках литы люты звери,
Да во петельках шиты люты змеи.
Да брал он, Дюк...
Плётоньку шелковую.
Да подернул Дюк-от по пуговкам —
Да заревели на пуговках люты звери;
Да подернул Дюк-от по петелькам —
Да засвистали по петелькам
люты змеи.
Да и от того-де рёву от звериного.
Да того-де свисту от змеиного
Да в Киеве старой и малой
на земли лежат.
Чурила, проиграв спор, не успокаивается и
вызывает Дюка на настоящее богатырское
состязание: нужно на конях перескочить Пу-
чай-реку в одну сторону и потом в другую.
Состязание это кончается для Чурилы
полным позором: он вместе с конем,
вооруженный, застревает посередине реки, а Дюк на
полном скаку хватает его «за желты кудри» и
вытаскивает на берег. Согласно законам
богатырских поединков, Дюк готов отрубить
побежденному голову, но за Чурилу вступается
князь.
Так Дюк победителем оставляет Киев:
И поехал Дюк ко городу ко Галичу.
И через стену махал прямо городовую
И через высоку башню наугольную.
И уехал Дюк
во Волынь-землю богатую.
Во Волынь-землю
и во славен Галич-град.
Садко
Былины о Садко, как и былины о Василии
Буслаеве, уводят нас из княжеского стольного
Киева, из южных степей, где происходили
богатырские сражения, на север — в
средневековый Новгород, республику бояр и купцов,
связанную торговыми узами с Европой. У
Новгорода были свои герои и свои
социальные конфликты. И хотя Садко — персонаж
полностью вымышленный и ни о каком
историческом его прототипе говорить не
приходится, в образе его запечатлелись характерные
черты новгородского общества XII—XV
веков. В Древней Руси правда жизни нередко
раскрывалась через фантастические ситуации
и через необыкновенные дела героев.

170
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Купец новгородский и гусляр Садко. Художник Н. Кочергин
Садко вначале — гусляр, певец, который
живет тем, что его приглашают на богатые пиры.
Он беден:
А прежде у Садка имущества не было,
Одни были гусельки яровчаты.
Почему-то его перестают звать на пиры, и он
идет к Ильмень-озеру и здесь играет на своих
гуслях. Бытовая ситуация сменяется
ситуацией фантастической: игру Садко слышит
морской царь, «хозяин» озера, и решает наградить
певца. Садко должен побиться с купцами «о
велик заклад», что в озере живет чудесная
рыба с золотыми перьями. В споре с
гусляром несколько купцов закладывают свои
лавки с товарами, а бедный Садко закладывает
свою голову. С помощью морского царя
Садко трижды вылавливает рыбок с
золотыми перьями и становится богатым
«гостем» — купцом.
Казалось бы, судьба бывшего гусляра
определилась—он вошел в состав новгородского
купечества, завоевал себе место под солнцем.
Но, согласно былинам, Садко не может жить
«как все», в нем есть богатырское начало —
только выражается оно не в воинских
подвигах. Садко противопоставляет себя Новгороду
и бросает ему вызов: он готов на свою
«бессчетную казну» выкупить все новгородские
товары.
Начинается необычное состязание:
новгородские купцы несут и несут Садко свои товары,
а он скупает их. Но наступает момент, когда
Садко вынужден признать свое поражение.
Втройне товаров принавезено,
Подоспели товары московские
На тую на великую на славу
новгородскую.
— Не выкупить товара со всего бела
света:
Още выкуплю товары московские,
Подоспеют товары заморские.
Не я, видно, купец богат новгородский —
Побогаче меня славный Новгород.
Так апофеозом мощи торгового Новгорода
завершается состязание. Но в этом для
Садко нет ничего унизительного — ведь он тоже
участник общего торжества.
Садко решает совершить торговое плавание:
новгородские купцы плавали с товарами к
берегам соседних стран.
Построил Садко тридцать кораблей.
На тыи на корабли на черленые

САДКО
171
Свалил товары новгородские.
Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова во Ладожско,
А со Ладожска во Неву-реку,
А со Невы-реки во сине море.
Как поехал он по синю морю,
Воротил он в Золоту Орду.
Маршрут Садко до определенного момента
описывается с топографической точностью, и
вдруг... Золотая Орда, — такие нарушения
географии обычны для былин.
Удачно расторговавшись, Садко плывет
домой. Но здесь в свои права вступает
былинное чудо. Поднимается буря, бьют волны,
ветер рвет паруса, но корабли застывают на
месте. Садко догадывается: «Видно, царь
морской от нас дани требует, требует дани во сине
море». Дружина спускает в море бочку с
серебром, затем — с золотом, но ничего не
помогает: «Видно, царь морской требует живой
головы во сине море».
Садко предлагает бросить в море жребии —
чей утонет, тому идти в сине море. Дважды
бросают жребии — и всякий раз тонет жребий
Садко. Он берет свои гусли и остается в море
на «дощечке дубовой», а корабли уходят к
Новгороду.
Заснул на дощечке на дубовой,
Проснулся Садко во синем море,
Во синем море на самом дне.
Сквозь воду увидел пекучись
красное солнышко.
Вечернюю зорю, зорю утреннюю,
Увидел Садко — во синем море
Стоит палата белокаменная,
Заходил Садко в палату белокаменну,
Сидит в палате царь морской.
По просьбе царя Садко играет на гуслях — и
так хорошо, что царь расплясался, а от его пляски
на море поднялась буря и стали гибнуть
корабли и тонуть люди. Так продолжалось трое
суток.
Как было остановить царя? Рядом с Садко
неожиданно оказывается старичок: он
советует порвать струны и выломать шпенечки у
гуслей. Старичок этот —святой Микола
Можайский (или Микола Мокрый), которого
новгородцы почитали как своего
покровителя, защитника от бурь и морских бедствий.
Таким образом, как бы идет скрытая борьба
языческого божества, духа моря (морской
царь), с христианским святым. Благодаря
святому Садко выходит из тяжелого
положения. Но на этом его испытания не кончаются:
он должен разгадать трудную загадку. В
некоторых версиях ему приходится разрешать
спор между царем и царицей.
Ты скажи-скажи и поведай мне,
Что у вас на Руси есть дорого?
У нас с царицею разговор идет.
Злато или серебро на Руси есть дорого
Или булат-железо есть дорого?
Ответ Садко:
— У нас злато-серебро на Руси дорого,
А булат-железо не дешевлея;
Потому оно дорого,
Что без злата-серебра
сколько можно жить,
А без булату-железа
жить-то неможно.
Мифологические, сказочные и былинные
загадки всегда заключают в себе некоторую
каверзу: простой и напрашивающийся ответ
всегда будет ошибочным; верный же ответ,
всегда скрытый, глубинный, известен только
герою. По отгадке узнают героя, а он, давая
правильный ответ, как бы подтверждает, что
именно он — тот, кого ждали.
Таким образом, Садко завлекают на дно
морское не как жертву и не как искусного гусляра,
у царя другие расчеты, и они проясняются из
следующих его слов:
Ай не угодно ли тебе,
Садко, женитися в синем море
Ай на душечке
как на красной на девушке...
Ай заутра
выбирай себе девицу да красавицу
По уму себе да по разуму.
Выбор невесты — последнее, самое важное
испытание для Садко: три раза по триста
девиц пройдут перед ним, и он должен остано-

172
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Садко в подводном
царстве.
Художник И. Репин,
1876 г.
вить свой выбор на одной — его суженой, то
есть предназначенной ему самой судьбой. Но
Садко не хочет оставаться в морском царстве
и, значит, не должен жениться.
Снова на выручку приходит Микола
Можайский: он указывает Садко ту, которую ему надо
выбрать, чтобы вернуться домой, — девушку
Чернавушку. Она и есть его суженая.
Согласно одним версиям, Чернавушка —
единственная земная среди невест, она вернет его
на землю; по другой версии, она —
воплощение реки, текущей близ Новгорода, и она
вынесет его домой.
Все происходит так, как предлагал Микола.
Когда Садко просыпается после
бракосочетания, он видит себя лежащим на берегу реки
Чернавы. В благодарность за спасение
Садко сооружает церковь в честь Миколы
Можайского. И больше не ездит на сине море.
Итак, Садко причудливо совмещает в себе
искусного музыканта, новгородского купца,
совершающего заморские торговые плава-

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ
ния, — и былинного жениха, которому грозит
брак с девзоыкой из подводного царства. В
его жизнь то и дело вплетаются
мифологические ситуации, он вступает в контакт с
высшими силами, становится объектом борьбы
между ними.
Садко совсем не похож на киевских
богатырей — у него нет их невероятной силы и он не
совершает воинских подвигов. Но — подобно
им — Садко живет под знаком чего-то
неведомого, ему многое предсказано, и он успешно
проходит чудесные испытания, которые
выпадают на его долю.
В образе Садко преломилась вера людей
Древней Руси в наличие таинственной власти
над человеком и в то, что человек, поступая
правильно, пройдет свою жизнь достойно.
Василий Буслаев
Василий Буслаев — новгородский богатырь,
который ведет себя «неправильно», то есть
поступает вопреки принятому порядку, нормам,
нарушает запреты, не верит в предсказания
и — в конце концов — гибнет. Василий
Буслаев — единственный в своем роде герой, хотя
кое в чем он похож на других богатырей
Древней Руси. Он обладает истинно
богатырской силой, которая дана ему от рождения,
досталась от отца. Но силу эту Василий
употребляет по-своему — совсем не так, как Илья
Муромец или Вольга.
Василий вырастает в Великом Новгороде.
Будет Василий семи годов.
Стал он по городу похаживать,
На княженецкий двор он загуливать,
Стал шутить-от, пошучивать,
Шутить-от шуточки недобрые
Со боярскими детьми, со княженецкими:
Которого дернет за руку — рука прочь,
Которого за ногу — нога прочь,
Двух-трех вместе столкнет —
без души лежат.
В семилетнем богатыре пробуждается
качество, которое потом станет одним из
главных, — озорство. А в семнадцать лет он по-
173
стигает «воинские науки и рыцарские».
Ощутив «в себе силушку великую», он изготовляет
специальные палицу, копье, лук и саблю. Он
устраивает пир и из приглашенных выбирает
дружину под стать себе. Каждому желающему
попасть к нему он предлагает испытание:
поднять одной рукой чару с вином в полтора
ведра, а затем выпить «единым вздохом».
Прошедших это испытание Василий подвергает
еще одному — бьет каждого по голове
дубиной — «черняным вязом». Находятся такие,
кто выдерживает его удары.
Как ударит Потанюшку
черняным вязом,
Черняным вязом да в буйну голову:
Идет-то Потанюшка — не трёхнется,
Не трёхнется, да и не ворохнется,
Со буйной головы колпак
не воротится...
Как ударит в камешек черняным
вязом —
Камень тот рассыпался.
Так набирается у Василия Буслаева
«тридцать удалых добрых молодцев». И сам
Василий, и его дружина описываются с
некоторой иронией: вряд ли они способны на подвига,
подобные тем, что совершают киевские
богатыри. Зато они азартно дерутся на Волховом
мосту с «мужиками новгородскими»,
бражничают, заводят драки на пирах.
Буслаев — новгородский бунтарь, ему не по
нраву городские порядки. Явившись на Ни-
кольщину-братчину со своей дружиной, он
устраивает здесь ссору, она выливается в
побоище на улицах. Матери удается ненадолго
запереть его в погребе, но он
освобождается, хватает валявшуюся ось тележную, спешит
к Волхову мосту.
И видит дружину хоробрую попячену,
Стоит дружина до колен в крови,
Головки шалыгами прощелканы,
Платками руки перевязаны
И ноги кушаками переверчены.
Говорит Васильюшка Буславьевич:
— Ай моя дружина хоробрая!
Вы теперь позавтракали,

174
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
¥ <Н hkijn «4Ц0*м* ftflUAl* «Tf нам, ,
У^ь1ЭД*м*)ДОдо№*м «мни**;
«ама*л Тим<»ф<зд*<ч , ,
ЛМЫЛДЛ* AtlVulK^ ЧЦИАМШКШ
Пошла т»д1и<шн» *«>?х*а»'ш«*
Н««М* П>$*ТИ ДЪ%Н% fl* if А И WIS ,
ТЫ манною ко*Ъ*?*а*к>нп. .
А *ТДЛА **W ftAtlWlWIftT*
!h>
^чшшк*^
fS.
ТЙ»
fl»»MfeA*»H>% Ж0&6ГИ ПдААСЮЧК»
'4l Щ
Василий Буслаев. Художник А. Рябушкин. Иллюстрация к былине, 1898 г.
Мне-ка дайте пообедати...
И начал мужиков пощелкивать,
Осью железною помахивать:
Махнет Васильюшка — улица,
Отмахнет назад — промежуточен
И вперед просунет — переулочек.
Там, где Василий Буслаев, шутка и кровь,
потеха и трагедия всегда рядом:
Во той ли во реченьке Волхове
На целую на версту на мерную
Вода с кровью смесилася.
Теперь Василий переносит свои подвиги за
пределы Новгорода. Он снаряжает корабль
и обращается к матери:
Дай мне благословение великое —
Идти мне, Василью, в Ерусалим-град,
Со всею дружиною хороброю,
Мне-ка Господу помолитися,
К
Святой святыне приложитися,
Во Ердане-реке искупатися.
Мать готова дать ему благословение — но
только на добрые дела.
То коли ты, дитя, на разбой пойдешь,
А и не носи Василья сырая земля.
Смысл поездки — самый благочестивый,
уже сказанному Василий добавляет:
У меня смолоду было бито-граблено,
Под старость надобно душа спасать.
Итак, Василий с дружиной становятся
паломниками к святым местам. Однако поездка их
туда и обратно — это цепь различных
нарушений, греховных поступков, это вызов
таинственным силам.
По дороге в Иерусалим Василий попадает на
какую-то гору и видит человеческий череп.
Он пинает его ногой и вдруг слышит в ответ:

КНЯЗЬ МИХАЙЛО 175
— Ты к чему меня,
голову, побрасываешь?
Я, молодец, не хуже тебя был.
Умею я, молодец, валятися
А на той горе Сорочинския.
Где лежит пуста голова.
Пуста голова молодецкая,
И лежать будет голове Васильевой.
Василий, однако, не обращает внимания на
грозное предупреждение. У него есть свое
твердое понятие: «А не верую я ни в сон, ни в
чох, а верую я в свой червленый вяз»; то есть
для него собственная сила превыше всяких
предсказаний и угроз.
И в Иерусалиме он поступает как озорник:
конечно, служит обедни, панихиду,
прикладывается к святыням, но в то же время —
нарушая все нормы — купается в Иордани, где
крестился Иисус Христос.
На обратном пути Василий останавливается
на той же горе. Здесь лежит «сер горюч
камень»,
В ширину-то камень тридцать локот,
В долину-то камень да сорок локот,
Вышина его, у камешка,
ведь трех локот.
На камне надпись. В разных текстах она
v разная, но основной смысл заключается в том,
Ь что через камень нельзя скакать вдоль —
иначе можно сломить голову. Запреты, конечно, не
г для Василия. Он зовет всю дружину скакать
у через камень. Сначала они скачут поперек —
и ничего не случается. Василий предлагает:
—- Не честь-то хвала да молодецкая,
I Не выслуга будет богатырская, —
Мы будем скакать
да вдоль по камешку,
Мы вперед-то скочим,
р назад отскочим...
Разбежался, скочил вдоль по каменю —
р И не доскочил только четверти,
U И тут убился под каменем.
Ь Где лежит пуста голова.
Там Василья схоронили.
L По-разному можно толковать эту трагическую
р развязку. Василий гибнет, потому что посмел
нарушать запреты? Но киевские богатыри не
раз действовали вопреки запретам. Да и
многие герои мировой мифологии поступали так
же и побеждали. Может быть, Василий — не
настоящий герой и не имеет права на такой
поступок?
Подумаем-ка еще об одном: что за камень, у
которого Василия ждет гибель? Это —
могильный камень, под ним погребен богатырь.
Прыгать через камень — значит оскорблять
память умершего, и этот проступок не должен
остаться безнаказанным.
Камень — символ Смерти, знак ее владений.
Василий словно бы пытается нарушить
границу этого царства и остаться при этом
живым. Но Смерть забирает его совсем.
Наконец, можно считать и так, что Василий
платится за все грехи и нарушения, какие он
совершил прежде...
Образ Василия Буслаева исполнен такой
глубины содержания и таких противоречий, что
людям Древней Руси было о чем подумать, слушая
былины о новгородском богатыре.
Князь Михайло
Устный эпос Древней Руси наряду с
былинами, духовными стихами и историческими
песнями включал еще песни, которые в
современной науке принято называть балладами.
Это небольшие по объему произведения
остро драматического, а часто и трагического
содержания; герои их — не богатыри и не
исторические лица, но обыкновенные люди из
разных социальных слоев — крестьяне, горожане,
солдаты, разбойники, монахи...
Конфликты, описываемые в балладах, обычно
завершаются гибелью одного из героев, а
нередко — и нескольких.
Как поехал князь Михайло
На грозну службу велику,
Оставлял свою княгиню,
И княгиню Екатерину,
Своей маменьке родимой:
— Ужы ты маменька родима!
Уж ты пой-корми княгиню,

176
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
И княгиню Екатерину;
Белым хлебом да калачами;
Спать вали мою княгиню,
И княгиню Екатерину,
В новые горницы высоки,
В пуховую перину,
Под соболино да одеяло.
Не успел как князь Михайло
Да от нова двора отъехать —
Его маменька родима
Парну баню да истопила,
Ключеву воду носила,
Серый камень да нажигала
И княгиню да в баню звала...
Да на полочек посылала;
Сер Камень на грудь клала
И младенца да выжигала,
Да во пень-колоду клала,
В сыродубову колоду;
Трои обручи железны
И обручье да наводила;
Да пару коней да подводила
И колоду да отвозила
Во сине море Хвалынска.
Жестокие поступки в балладах не
мотивируются, Мы не узнаем, откуда у свекрови такая
ненависть к Екатерине, заставляющая ее
погубить женщину и ребенка. Зло в балладах
всегда выступает в обнаженном виде, оно как
бы не знает предела.
л Между тем,
Как доехал князь Михайло
До половина до дороги —
Добрый конь его потпнулся
Да востра сабелька сломилась,
Пухова шляпа свалилась:
«Да, верно, в доме да несчастливо:
Верно, маменька неможет*
Верно, молода княгиня...»
Герои баллад всегда остро чувствуют
приближающуюся или свершившуюся беду, только
овд редко догадываются о том, что же в
действительности произошло и кто виновник
несчастья.
Воротился князь Михайло
Да с половина со дороги.
Не успел как князь Михайло
Ко нову двору приехать —
Его маменька родима
Да на крылечко да выходила,
Таки речи да говорила:
— Как твоя, сударь, княгиня,
Да и княгиня Екатерина,
И горда была, спесива.
Да у соседа во беседы.
Затем мать посылает сына в «новы горницы»,
в «погреба глубокие» (где она будто бы
разливает вино). Наконец, правду князю
открывают няньки.
Как кидался князь Михайло
Ко синю морю Хвалынску,
Он накинул, князь Михайло,
Да тонкие белы да поездочки:
Перву тонюшку накинул —
Да перва тоня** да несчастлива;
Вторую тонюшку накинул —
Да вторая тонюшка злосчастна;
Третью-то тонюшку накинул —
Он ведь вытянул колоду,
Трои обручи железны.
Князь Михайло не в силах пережить
случившегося:
Тут кидался князь Михайло
Да на трия ножичка булатных.
Для баллады очень характерный финал: герой
не может бороться с силами зла и не готов
наказать виновных в трагедии, смерть его —
это и расчет с жизнью, и своеобразный
протест против зла.
Авдотья Рязаночка
Образ Авдотьи Рязаночки — несомненно,
вымышленный, не имеющий летописного
прототипа, встречается он в исторической песне,
сложенной, по-видимому, в середине XIII века
и с небольшими изменениями сохраненной
севернорусскими сказителями вплоть до XX
столетия. Песня начинается картиной
татарского нашествия.
Славные старые король Бахмет
турецкие
Воевал он на землю Российскую,
То есть заболела, занемогла.
Тоня — сеть.

V АВДОТЬЯ РЯЗАНОЧКА
177
Г Добывал он старые Казань-город
к подлесные.
Он-де стоял под городом
к Со своей силой-армией
? Много поры этой было, времени,
Дай разорил Казань-город подлесные,
i Разорил Казань-де-город нйпусто.
Он в Казани князей-бояр всех вырубил.
Да и княгинь-боярыней
Тех в живых побрал.
Полонил он народу многи тысячи,
Он повел-де в свою землю турецкую.
f Здесь по крайней мере два анахронизма.
- Первый — «король турецкий» и «земля
турецкая», второй — «Казань подлесная». Это
; поздние замены царя татарского и земли та-
; тарской и Рязани. Древняя песня была от-
' кликом на нашествие полчищ Батыя и на ра-
'1 зорение Рязани в 1237 году. Рязань первой
1 приняла на себя удары нашествия,
подверглась страшному разгрому — это событие бы-
, ло описано в книжной «Повести о разорении
t Рязани Батыем», где наряду с точными лето-
;/ писными подробностями нашли место и
народные песни. Повесть завершалась
рассказом о возрождении Рязани: князь Ингварь
Ингоревич «обнови землю Рязанскую, и
i церкви постави, и монастыри согради, и при-
шельцы утеши, и люди собра».
[ В народной песне тот же подвиг совершает
!; простая «молодая женка» Авдотья Рязаноч-
[ ка (кстати, имя «Рязаночка» говорит о местах,
;^ где происходили события). Но делает она это
\ совсем по-другому. В песне немало сказоч-
f но-фантастического, необычайного. Враже-
s ский царь на обратном пути ставит «заставы
[ великие»: реки и озера глубокие, «чистые поля
IV широкие, воров-разбойников» и «темны леса»,
! наполненные «зверями лютыми».
|* Авдотья Рязаночка одна осталась в городе.
|: Она и отправляется в «землю турецкую» —
«полону просить». Ей удается почти чудее-
j, ным образом преодолеть препятствия. Она
обращается к Бахмету:
Я осталася в Казани единешенька,
Я пришла, сударь, к тебе сама да изволила.
Не возможно ли будет отпустить мне
народу сколько-нибудь пленного,
Хошь бы своего-то роду-племени?
Дальнейший диалог «короля» и «молодой
женки» развивается в духе старых былин.
Узнав о том, как искусно прошла Авдотья
«заставы великие», и отдав должное тому, как
умело она говорила с ним, Бахмет задает ей
трудную задачу: только выполнив ее, она
сможет увести с собой полон.
Да умей попросить у короля
полону-де головушки,
Да которой головушки
боле век не нажить буде.
«Молодая женка» справляется с этой
задачей, проявляя свойства сказочной или
былинной «мудрой девы».
Я замуж выйду —■ да мужа наживу.
Да у мня буде свекор —
стану звать батюшкой,
Да ли буде свекровка —
стану звать матушкой,
А ведь буду у них снохою слыть;
Да поживу с мужем — да я сынка рожу,
Да воспою, вскормлю —
у мня и сын буде.
Да стане меня звати матушкой;
Да я сынка женю да и сноху возьму -—
Да буду ли я и свекровой слыть;
Да еще же я поживу с мужем —
Да и себе дочь рожу,
Да воспою, вскормлю —
у мня и дочь буде,
Да стане меня звати матушкой.
Да дочку я замуж отдам —
Да й у меня и зять буде,
И буду я тещей слыть...
Таким образом, может быть, по словам
Авдотьи, восстановлена вся большая семья —
только в обновленном составе.
А не нажить-то мне той
1 буде головушки —
Да милого-то братца любимого,
И не видать-то мне братца
будет век и по веку.
Вот ключ к решению трудной задачи: всех
родственников можно «нажить» — кроме

178
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
родного брата. Ответ Авдотьи не только
верен, но и, оказывается, затрагивает самого Бах-
мета: он признается, что во время нашествия
на Русь погиб его любимый брат.
Ты умела просить у короля полону ли
головушки,
Да которой-то не нажить и век будё...
Ты бери-тко народ своей полоненые
Да уведи их в Казань до единого.
Да за твои-ты слова за учливые
Да ты бери себе золотой казны
Да в моей-то земли во турецкие,
Да ли только бери тебе
сколько надобно.
Так, благодаря мудрому ответу Авдотья
получает право увести на Русь «народ полоненые»
в «Казань опустелую».
Да она построила Казань-город наново,
Да с той поры стала
Казанъ-де славная.
Да с той поры стала
Казань-де богатая,
Да и тут ли в Казани
Авдотьино имя возвеличилось...
Такова легенда о «молодой женке»,
совершившей чудо. В истинность происшедшего и
в подлинность героини Древняя Русь верила
твердо.
Идолище
В эпических песнях и сказаниях многих
народов воспевается борьба героев-богатырей с
мифологическими существами, которые
представляют враждебный людям мир: это змеи,
драконы, чудовища, наделенные одновременно
человеческими и звериными свойствами,
фантастические птицы и т. д.- В былинах на эти
существа переносятся черты исторических,
этнических врагов Руси, иноземных
захватчиков и насильников. У них нет конкретных
прототипов, но в их образах и в их действиях
отложились народные впечатления от
внешних врагов, совершавших нашествия и набеги
на Русь.
В былинах описывается, как Идолище в
отсутствие богатырей овладевает Киевом и
хозяйничает в нем.
А приехал поганое Идолище,
А сидит за столами за дубовыми,
А за ествами сидит он за сахарными,
А к царице сидит он личинищем,
А к царю сидит он хребетинищем...
А вот как изображается внешность его.
А голова-то у Идолища как
пивной котел,
А между глаз идет стрела каленая,
А в плечах у вора сажень косая та...
Илья Муромец узнает о происходящем и
спешит в Киев. Здесь надо сказать, что
Идолище боится и ненавидит Илью. Он запретил
даже упоминать его имя. А кто помянет —
А да такового у нас
да нонь судом судить,
А судом где судить,
да живому не быть...
Из сравнения вариантов можно заключить,
что Идолищу предсказана гибель от рук
Ильи Муромца — поэтому он так боится
встречи с богатырем. Когда Илья,
переодевшись в платье калики перехожего, заходит в
княжеские палаты, Идолище тотчас начинает
расспрашивать его об Илье: не видел ли он
его и как он выглядит. Возникает занятный
диалог:
— А велик ли у вас казак да
Илья Муромец?..
— Не огромный наш казак да
Илья МурЬмец —
Уж он толь велик, как я же есть...
— А помногу ли ваш ест да
Илья Муромец?..
— Не помногу ест казак да
Илья Муромец —-
По три он калачика крупивчатых...
— Он помногу же ли да вина-то пьет?..
— Он один же пьет да нунъстаканец ли.
Эти ответы вызывают у Идолища чувство
превосходства.
— Это что же есть да нынче за
богатырь ли!
Как нашии татарские богатыри

ИДОЛИЩЕ
179
Илья Муромец
и Соловей-разбойник.
Художник Н. Кочергин
По кулю да хлеба к выти* кушают,
Не раз же по ведру вина да выпьют ли.
Теперь Идолище уверен, что Илья ему не
страшен:
— А был бы-то ведь здесь да
богатырь тот,
Как я бы тут его на долонь ту клал.
Другой рукой опять бы сверху прижал,
А тут бы еще да ведь блин-то стал,
Дунул бы его во чисто поле!
И тут смиренно слушавший его калика вдруг
говорит в ответ:
— У нас как у попа было ростовского,
Как была что корова обжориста,
А много она ела, пила, тут и треснула,
Тебе-то бы, поганому, да так же быть.
Происходит молниеносный поединок:
Идолище бросает в Илью «кинжалище», но
богатырь увертывается и сам наносит удар
«клюкой сорочинскою», то есть странническим по-
То есть за один раз.

180
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
сохом, отчего голова Идолища отлетает.
Таким образом, предсказание сбывается. В
былинах не раз возникает сходная ситуация:
определенному богатырю суждено
уничтожить определенного противника (Добрыне —
Змея, Илье — Соловья-разбойника).
Щелкан
В отличие от Идолища или
Соловья-разбойника, Щелкан — персонаж исторической
песни, которая относится, скорее всего, к середине
XIII века. В его образе нет фантастических
черт, нет ничего от мифологического чудовища:
Щелкан — ханский представитель на Руси,
баскак, занимающийся взиманием дани в
Золотую Орду. Он действует в исторических
обстоятельствах татарского ига. Песня о
Щелкане — единственная, в сущности, песня,
где воссоздана картина ига: царь Азвяк Тав-
рулович раздает своим родственникам
русские города. Один из них — Щелкан —
отправляется собирать дань:
С князей брал по сту рублев,
С бояр по пятидесят,
С крестьян по пяти рублев;
У которого денег нет,
У того дитя возьмет;
У которого дитя нет,
У того жену возьмет;
У которого жены-то нет.
Того самого головой возьмет.
В другом варианте:
Черт-от с улицы брал по курице.
Со избы брал он по петуху,
Со бела двора он по добру коню,
У кого коня нет, дак и жену возьмет,
У кого жены нет,
самого в полон возьмет.
Где ли Щелкан побывал,
Как будто Щелкан головней покатил.
По возвращении Щелкан просит царя
«пожаловать» его «Тверью богатою». Царь готов
сделать это, но предлагает страшное условие:
— Гой ecu, шурин мой
Щелкан Дюдснтевич!
Заколи-тка ты сына своего,
Сына любимого:
Крови ты нашу нацеди.
Выпей ты крови тоя.
Крови горячия.
И тогда я тебя пожалую
Тверью старою,
Тверью богатою...
Может быть, песня нарушает правдоподобие
обстоятельств? Но этот эпизод раскрывает
народное восприятие ордынских порядков —
кровавый характер завоевания власти,
получения ханского расположения и т. п.
Щелкан без всяких колебаний выполняет
условие царя и получает во владение Тверь.
Согласно одной версии песни, Щелкана за
его преступление проклинает его сестра:
— Да чтобы тебе, брателку,
Да туда-то уехати,
Да назад не приехати,
Да остыть бы те, брателко,
Да на востром копье.
На булатном на ножичке.
Этим грозным пожеланием данная версия
завершается.
Но есть версия, в которой как бы
осуществляется проклятие сестры. Щелкан садится
судьей в Твери.
А немного он судьею сидел:
И вдовы-то бесчестити,
Красны девицы позорити,
Надо всеми надругатися.
Над домами насмехатися.
В действиях Щелкана как бы
осуществляются угрозы, которые в былинах сулили Киеву
татарские цари, но которых им не удавалось
претворить в жизнь из-за богатырей. В
исторической песне с насильником расправляются
не богатыри, а горожане, но представителями
их выступают «два удалых Борисовича»: они
словно бы замещают богатырей. «Мужики
богатые» жалуются им на Щелкана,
Борисовичи идут к татарскому баскаку с подарками,
тот принимает их, но «чести им не воздал»,
«зачванился, загорденился».

КОСТРЮК
181
— И они с ним раздорили:
Один ухватил за волосы,
А другой за ноги,
И тут его разорвали,
Тут смерть ему случилася.
Такая расправа — не в духе былинного
эпоса. В песне нет ни поединка, ни богатырского
деяния: с насильником расправляются самым
унизительным для него образом.
Исследователи находят для Щелкана
исторический прототип — это Шевкал, которого
посылают в Тверь подавить крепнувшую
княжескую власть. Насилия Шевкала привели к
народному восстанию, в ходе которого
ханского посланника убивают. Произошло это в
1327 году. Хан Узбек направил в Тверь ка-
1 рательную экспедицию, которая опустошила и
разорила город. Между тем песня
заканчивается стихом: «Ни на ком не сыскалося».
Тем самым финал песни говорит о том, что
народ имеет право на суд над насильниками и
что кары с татарской стороны последовать не
может.
; А песенный Щелкан, лишь отдаленно
связанный с летописным Шевкалом, вошел в народ-
<< ную память как персонаж, воплотивший в себе,
с одной стороны, самые жестокие черты
татарского ига, а с другой — его обреченность.
| Кострюк
Песня о Кострюке сложилась в XVI веке, и
содержание ее связано с событиями времени
царствования Ивана Грозного. В 1561 году
fc царь женился на дочери кабардинского
(черкесского) князя Темрюка — Марии. Песня
| по-своему описывает это событие: получается,
что брак этот — результат не добровольного
| согласия, а насильственного увоза, и его
совершает сам царь.
Собирал ли он силу свою могучую,
v Походит он во землю во татарскую,
г; Отбирает он Марью Темрюковну.
j Вся история с браком трактуе^я как победа
русского царя над «татарами». Иван Грозный
h словно бы демонстрирует полное
превосходство Руси над некогда сильной, а теперь
утратившей могущество Золотой Ордой.
Таким образом, в песне на место конкретного
исторического факта подставляется «факт»
вымышленный, и возникает определенная
концепция. Свое наиболее полное выражение
она получает в эпизоде с Кострюком.
Персонаж этот появляется на свадебном пиру в
Москве, он — брат царицы. Пир очень похож
на былинный: гости пьют, едят и хвастают кто
чем может. Кострюк заявляет о себе как
о великом борце, не знающем равных.
Изошел он семь городов,
Поборол он семьдесят борцов
И по себе борца не нашел.
Кострюк бросает вызов русским борцам. По
одним вариантам, он хочет потешить царя и
царицу. Но в большинстве вариантов его
намерение более серьезно: он уверен в победе, и
победа эта должна унизить Москву и
напомнить о величии татарской земли. Более того, в
заявлении Кострюка есть угроза подчинить
Москву, взять в плен царя и разорить
Русскую землю.
Он хочет каменну Москву
в полон.себе взять,
Он хочет взойти во Кремль-городок,
Он и хочет с нас пошлины брать,
От ворот поворотные,
А с дымов подымовные,
С молодиц повалешные,
А с девиц повенешные.
Эти угрозы напоминают планы татарских
насильников, подступивших под Киев-град.
Сам Кострюк несколько похож на былинного
Идолища. Узнав, что московские борцы уже
ждут его, он выскакивает из-за стола и по
дороге давит массу гостей.
По призыву царя сходятся борцы (ситуация,
отчасти напоминающая былины, где на
призыв князя откликаются богатыри). Но в
песне богатырей нет— вместо них появляются
неказистые, с явными физическими
недостатками «молодцы» — из купцов, ремесленников
и вообще простого московского люда. Борцы
договариваются об условиях поединка.

182
ГЕРОИ УСТНОГО ЭПОСА
Станем боротися
Через платье цветное;
Кого бы кому одолеть —
До нитки платье снять,
Того и на срам пустить.
Борцы рассчитывают снять с Кострюка платье
и пустить его по Москве «в чем мать родила».
Картина борьбы в песне — это пародия на
былинные поединки, в ней мало героики.
Соперники не бьются, а борются. Неожиданно
борьба принимает комический характер.
Русский борец чего только не вытворяет с Кост-
рюком: сгибает его «кочаргою», бросает «к себе
на ножку правую», поднимает «выше головы
своей», ставит его на голову, бросает о землю,
так что у того «кожа треснула», «пучинушка
пукнула». В конце концов победитель,
согласно уговору, стаскивает с Кострюка платье, и
незадачливый «нахвальщик» убегает под
крыльцо, чтобы спрятаться от позора. А одерживает
верх над Кострюком «Потанюшка
хроменький» «из дворёнушка худенького», он идет на
царский двор, «костылем подпирается».
В песне о Кострюке героическое и
комическое тесно соседствуют и как бы
переливаются одно в другое. Кострюк оказывается
совсем не страшен: он повторяет угрозы
былинных врагов — нахвальщиков, чудовищ, боевых
поединщиков, но сам уже на исполнение этих
угроз не способен. В нем отчетливо
проступают пародийные черты. В образе Кострюка
народ посмеялся над повергнутым татарским
игом и с добрым смехом прославил свою
победу. Не случайно, конечно, в XIX—XX
веках певцы, помнившие эту песню (она
записывалась в самых разных местах России),
называли ее «скоморошиной» (то есть шуточной,
комической песней) и «шутовой стариной».
В песнях такого рода Древняя Русь смеялась,
расставаясь с тяжким прошлым.
Василий и Софья
С этими балладными персонажами связана
редкая для Древней Руси тема — «греховной»,
недозволенной любви и наказания за нее.
Как обычно в балладах, исходная ситуация не
вполне ясна. По одним вариантам, Софья
недавно пострижена в монахини, по другим —
напротив, не хочет постригаться, наконец, по
третьим — она просто идет в церковь. Здесь
происходит свидание с Васильюшкой.
Можно догадываться, что молодые люди давно
любят друг друга, но вынуждены таиться.
Софьюшка вместо слов молитвы («Господи,
прости!») произносит:
— Василий-дружочек, потронься ко мне,
Потронься, подвинься,
Обоймемся да и поцелуемся.
И здесь вмешиваются силы зла. Мать (по
одним вариантам — Васильева, по другим —
Софьина) бежит в город, достает вина и
подносит молодым, отравив один из сосудов:
Софья или Василий должны умереть. Мать
предупреждает:
— Софьюшка, пей да Васильюшке не давай,
Васильюшко, пей да Софьюшке не давай.
Но молодые пьют и подносят друг другу свое
питье. Василий жалуется: «головушка
болит», Софья жалуется: «сердечушко щемит».
К утру они умирают.
Васильюшку гроб исповызолотили,
Софьюшкин гроб исповыкрасили.
Васильюшка несут князи-ббяра,
Софиюшку несут красны девушки.
Васильюшка положили по правую руку,
Софиюшку положили по левую руку.
Так завершается земная любовь молодых,
осмелившихся нарушить моральные нормы
своего времени и своей среды. Но финал
баллады утверждает высшую, по народным
представлениям, правду.
На Васильевой могилке вырастала
золоти вербе.
На Софьиной могилке — кипарисно
деревцо.
Корешок с корешком совивается,
Листок со листком солипается.
Старый идет — Богу молится,
да наплачется,
Пожилой-то идет — подивуется,
Малый идет — натешится, наиграется.

ВАНЮША-КЛЮЧНИК
183
Тема «любовь сильнее смерти», символически
выраженная в сплетающихся на могилах
деревьях, — принадлежит мировому фольклору и
мировой литературе. Древняя Русь тоже
воздала им должное.
Ванюша-ключник
Песню о Ванюше-ключнике, его
«полюбовнице» княгине и князе Волхонском относят к
концу XVII века, но она, конечно же, связана с
традициями предшествующего времени и в
характерном для баллад духе развивает
вечную тему «преступной» любви.
Как во городе было в каменной Москве,
Как во улочке было во Дмитровской.
Жил тут, поживал тут
батюшка Волхонский-князь
Со своей ли то верною со княгинею.
Как много у него было,
много слугов верныих,
Как не было вернее
Ванюшеньки-ключника.
И сразу вслед за этим открывается тайное:
Тут живет-то, поживает
Ваня-ключничек,
Молодыя-то княгини полюбовничек.
Ваня год живет, другой живет —
князь не ведает.
Лишь на третий год князь узнает правду — от
сенной девушки, с которой Ванюша
поссорился.
Ванюша не признается, и князь велит
отправить его на конюшный двор. Вот как рисует
песня облик любовника княгини:
На Иванушке сибирочка пошумливает,
Александрийская рубашка
ровно жар горит,
Козловы новы сапожки поскрипывают,
У Иванушки кудерочки рассыпаются.
А идет-то сам Ванюша, усмехается.
Здесь он предстает победителем, не боящимся
наказания.
Привели же ведь Ванюшу
на конюшный двор,
Там и начали Ванюшеньку наказывати.
Александрийская рубашка
с телом смешана,
Казимирова сибирочка вся изорвана,
Русые кудерочки прирастрепаны,
Козловы новы сапожки крови полные.
В одних вариантах песни Ванюша, не
выдержав пыток, просит у князя прощения, в
других — он остается твердым и в признание
вины вкладывает оттенок торжества и
воспоминание о радости встреч.
Как у нас-то с княгиней было пожито,
Виноградных вин
с княгиней было попито,
Приготовленных закусочек покушано!
Теперь князь намерен казнить и Ванюшу, и
изменницу княгиню.
— Вы слуги ли мои, слуги, слуги верные!
Вы копайте-ка две ямы, две глубокие,
Становите-ка вы два столба,
два высокие,
Перекладину кладите вы кленовую,
Привяжите-ка вы петельку шелковую...
Ванюшу ведут на казнь, а тем временем...
В эту пору ходила
молода княгиня по новым сеням.
Она с горя, с кручины
упала с новых сеней
И сломила себе буйну голову.
Баллада по-своему развивает вечную тему
поэзии — одновременной смерти влюбленных,
которым нельзя жить друг без друга.
Иванушка во петельке качается,
А княгиня-то в тереме кончается.
Не будем забывать, что героем этой
прекрасной баллады о непобедимой любви
оказывается ключник, то есть слуга, крепостной.

ГЕРОИ
КНИЖНОГО
ЭПОСА
Среди героев древнерусской
повествовательной литературы есть и реальные
исторические лица, и персонажи, рожденные
художественным вымыслом. В образах тех и
других переплетаются историческая правда,
реальность повседневного народного быта,
фантазия. О любом литературном герое можно
сказать, что он пришел из жизни и,
одновременно, из легенды — устного эпоса, житий,
преданий, сказок. Для людей Древней Руси
чудесное воспринималось как нечто вполне
естественное, чудо и реальность сливались
воедино.
Боян
Об этом легендарном древнерусском певце и
слагателе песен поведал нам автор «Слова о
полку Игореве». Изображая люден или
описывая события, автор «Слова» часто прибегал
к иносказаниям, пользовался символами и
метафорическим языком, так что его описания
для нас полны различных загадок.
Немало загадочного и в личности Бояна.
Эпитет «вещий» относит нас к тем временам,
когда певца-поэта считали наделенным
особой мудростью, тайными знаниями и
способностью предсказывать, предугадывать, а то и
вызывать своими песнями события. С другой
стороны, Боян — «соловей старого времени».
Это подчеркивает Kpacoiy его песен, может

185
Гусляръмказители.
Художник
В. Васнецов, 1899 г.
быть, даже изысканность и безупречность
поэтической манеры. Вероятно, Бояну были
свойственны широта замыслов, свободный
полет воображения, игра фантазии: «если кому
хотел песнь воспеть, то растекался мыслию по
древу, серым волком по земле, сизым орлом
под облаками». Мы узнаём, что Боян не
только складывал и исполнял свои песни, но и сам
играл на гуслях, и эта игра была такой же
необыкновенной. Автор сравнивает ее с
соколиной охотой:
«Тогда напускал десять соколов на стадо
лебедей: который догонял какую, та первой и
пела песнь... Боян же, братья, не десять
соколов на стадо лебедей пускал, но свои вещие
персты на живые струны воскладал; они же
сами князьям славу рокотали». Гусли будто
сами волшебно играли под перстами поэта!
Автор «Слова» как бы примеривает к Бояну
события своей поэмы и придумывает за него
две запевки, которыми бы тот начал песнь об
Игоревом походе: «Не буря соколов занесла
через поля широкие — стаи галок бегут к Лону
великому»; «Кони ржут за Сулой — звенит
слава в Киеве; Трубы трубят в Новгороде —
стоят стяги в Путивле*».
Когда жил Боян? Об этом можно
догадываться по именам князей, которых, как
свидетельствует автор «Слова», воспел певец. Это
«старый Ярослав», то есть Ярослав Мудрый
(умер в 1054 году); «храбрый Мстислав, что
зарезал Редедю перед полками касожскими».
Эти слова нуждаются в комментарии.
Мстислав Владимирович, князь Черниговский и
ТмутараканскИй (умер в 1036 году), брат
Ярослава Мудрого, прославился богатырским
подвигом, о котором рассказала летопись под
1022 годом: князь пошел на касогов
(черкесов), и, когда полки сошлись, касожский князь
Редедя предложил решить дело
единоборством; Редедя был «велик и силен», и
Мстислав стал изнемогать, тогда он обратился за
помощью к Богородице и тут же обрел силу,
«ударил Редедю о землю и, выхватив нож,
зарезал Редедю, и пошел в землю его, взял все
его имущество и жену его и детей его, и дань
возложил на касогов». Вот этому-то князю и
воспел славу Боян. А третьим героем упоми-
Здесь и далее все цитаты из «Слова о полку Игорем» даются в переводе Д. С. Лихачева.

186
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Боян. Художник В. Фаворский.
Иллюстрация к «Слову о полку Игореве»
нается «Красный Роман Святославич», князь
Тмутараканский, внук Ярослава Мудрого,
убитый в 1079 году.
Если к этому добавить, что, согласно «Слову о
полку Игореве», Боян «вспоминал первых
времен усобицы», то есть начало княжеских
раздоров, то скорее всего он жил в середине
или во второй половине XI века (во всяком
случае, на это время падает его поэтическое
творчество).
О Бояне позднее вспоминали и в других
произведениях Древней Руси, и в XIX веке, но
источник у всех был один — «Слово о полку
Игореве». Был ли в действительности такой
певец-поэт или автор «Слова» его «выдумал»,
создав поэтический образ, в котором
воплотил реальные черты придворных певцов
Киевской Руси, — останется навсегда загадкой.
Однако же благодаря «Слову» Боян вошел в
сознание людей Древней Руси как великий
слагатель и исполнитель устных песен во славу
князей.
Буй-тур Всеволод
Князь Трубачевский и Курский Всеволод,
родной брат Игоря Святославича, сполна
испил чашу несчастного похода на половцев и
разделил с братом его горькие последствия,
прежде всего — вину за неподготовленное и
преждевременное выступление против
степных врагов. К обоим братьям одинаково
относятся упреки Киевского князя Святослава:
«Рано начали вы Половецкой земле
досаждать мечами, а себе славы искать... Без чести
ведь кровь поганую пролили». Он готов
оценить их истинное рыцарство, но не может
удержаться от укора: «Ваши храбрые сердца
из крепкого булата выкованы и в смелости
закалены. Что же сотворили вы моей
серебряной голове?»
А сам автор, заключая поэму, воздает им
должное: «Слава Игорю Святославичу, буй-
туру Всеволоду...»
По существу, Всеволод — один из главных
героев поэмы. Разного рода упоминания о нем
рассеяны по всему тексту, собранные же
воедино, они создают удивительно цельный и
особенный, не схожий с другими, образ.
Начальные слова Всеволода свидетельствуют о
крепких братских узах, связывающих его с
Игорем.
«Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй-тур Всеволод:
"Один брат, один свет светлый —
ты, Игорь!
Седлай же, брат мой,
своих борзых коней,
а мои-то готовы,
оседланы у Курска еще раньше"».
В разгар битвы Игорь поворачивает свои
полки, чтобы прийти на помощь Всеволоду
(«жаль ему милого брата Всеволода»), но
напрасно — «на третий день к полудню пали
стяги Игоревы».

БУЙ-ТУР ВСЕВОЛОД
187
Тут два брата разлучились на берегу
быстрой Каялы,
тут кровавого вина недостало,
тут пир окончили храбрые русичи:
сватов напоили, а сами полегли
за землю Русскую...
(В народных песнях битва,
заканчивающаяся поражением, уподобляется кровавой
свадьбе.)
В летописи тот же момент разлучения
братьев описан так: схваченный половцами Игорь
видел, как Всеволод продолжает сражаться, и
попросил у Бога смерти, чтобы не увидеть, как
падет его брат.
Примечательны слова Всеволода о своей
дружине. Князь характеризует ее как
поистине богатырскую:
А мои-то куряне —- опытные воины:
под трубами повиты*,
под шлемами взлелеяны,
концом копья вскормлены,
пути им ведомы,
овраги им знакомы,
луки у них натянуты,
колчаны отворены,
сабли изострены;
сами скачут, как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю — славы.
jp «Летят стрелы
ф1р каленые, гремят
Щ% саблы о шлемы...»
£;», Художник
В. Фаворский.
Иллюстрация
к «Слову о полку
Игореве»
* То есть их пеленали в младенчестве под звуки военных труб.

188
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Заключительные слова ведут нас, конечно, в
мир дружинных понятий, которые сродни
рыцарским. Но начало заставляет вспомнить,
как описывается в былинах воспитание
богатыря: малолетний Волх просит мать пеленать
его «в крепки латы булатные», класть на
голову «злат шелом», а «по праву руку» — «палицу
свинцовую, весом... в триста пуд».
И во Всеволоде обнаруживается богатырская
натура. Это, как обычно в былинах,
происходит в разгар битвы.
Ярый тур Всеволод!
Стоишь ты в самом переди,
прыщсшъ на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными!
Куда ты, тур, поскочишь,
своим золотым шлемом посвечивая,
там лежат поганые головы половецкие.
Рассечены саблями калеными
шлемы аварские
тобою, ярый тур Всеволод!
Эта картина очень напоминает былинные
баталии: куда махнет богатырь — «тут и улицы
лежат», «куда повернет — переулочки»,
«валом валит силу неверную», «вдвое, втрое конем
топчет».
Автор «Слова» не может, однако, забыть, что
Всеволод, хотя ему и свойственны черты
былинного богатыря, остается князем,
рыцарем — даже в самые напряженные минуты
сражения. Это о князе говорится: «Какая
рана дорога тому, кто забыл честь и богатство, и
города Чернигова отцов золотой стол, и
своей милой, желанной, прекрасной Глебовны,
свычаи и обычаи?» (О какой «чести» идет
речь? Разумеется, не о чести воина, бойца,
предводителя дружины, но о чести, связанной
с послушанием старшему, Киевскому
князю, — о чести вассала, вышедшего из-под
воли Святослава.)
Многократно в «Слове» Всеволода называют
буй-туром («ярым туром»), В те древние
времена турами звали диких быков
—зубров. С ними связывалось образное
представление о необыкновенной силе и смелости —
говорили: «храбрый как тур».
Применительно к Всеволоду это, видимо, еще означало и
самозабвение в бою, яростный настрой на
победу, неукротимость богатыря.
Ярославна
Почти что ничего не знаем мы о реальной
Ярославне. Жена несчастного Новгород-Се-
верского князя Игоря Святославича,
потерпевшего сокрушительное поражение от
половцев в 1185 году и попавшего к ним в плен;
дочь могущественного Галицкого князя
Ярослава Владимировича (летописец называл
его князем мудрым, почитаемым в разных
землях и славным своими полками); имя ее
было Ефросинья. Возраста ее мы не знаем.
Канула бы она в безвестное прошлое,
подобно множеству других жен русских князей,
если бы не автор «Слова о полку Игореве»: он
создал поэтический образ Ярославны,
исполненный такого обаяния, такой силы чувства,
такой значительности, что он по праву вошел в
мировую галерею женских литературных
персонажей.
В «Слове о полку Игореве» Ярославна
появляется в самый трагический момент
повествования: полки Игоря разгромлены, он в плену,
половцы, воодушевленные успехом, готовы
кинуться на Русскую землю; призьгаы к
князьям вступиться за Русь, спасти Игоря
кажутся безнадежными, ибо нет среди них
согласия. «О, стонати Русской земле...»
И вот на фоне этих охвативших всю землю
стонов, словно бы перекрьюая суровые
упреки Святослава и напрасные призьгаы самого
автора, раздается голос Ярославны: с
крепостной стены в Путивле она в одно и то же
время и оплакивает погибших, раненых,
плененных, и корит ветер и солнце за то, что не
помогли войску мужа, и выражает надежду на
возвращение. Это плач-сетование и
плач-заклинание, он весь пронизан языческим
восприятием мира и верой в отзывчивость сил
природы на страдания людей.
На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою безвестною рано кукует:

ЯРОСЛАВНА
189
Ярославна.
Художник В. Шварц,
1860-е гг.
«Полечу, — говорит, —
кукушкою по Дунаю,
омочу бобровый рукав в Каяле-реке,
утру князю кровавые его раны
на могучем его теле».
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале*, приговаривая:
«О ветер ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мечешь хиновские стрелочки
на своих легких крыльишгх
на воинов моего милого?
Разве мало тебе было
под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье
по ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачет
в Путивлс-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы
сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы
насады**
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне.
* Забрало — верхняя часть крепостной деревянной стены.
** Насады — корабли.

190
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
чтобы не слала я к нему слез
на море рано».
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Для всех ты тепло и прекрасно;
Зачем, господин, простерло ты
горячие свои лучи
на воинов моего милого?
В поле безводном
жаждою им луки согнуло,
горем им колчаны заткнуло?»
Отчего в начале плача появляется Дунай?
Может быть, потому, что там кончались
пределы Русской земли, там пролегала граница
княжества ее отца. А может быть, и потому,
что Дунай — «эпическая» река славян и с
нею связаны их мифологические верования.
Заметим, что Ярославне словно бы ведомы
важные подробности несчастного похода: она
здесь, но знает, что ветер во время битвы дул
с половецкой стороны, усиливая полет
вражеских стрел, и что в безводных степях воины
мужа мучилцсь от жажды; и она называет ту
же реку Каялу, на берегах которой расстались
братья.
Наряду с обращением к природным силам и
стихиям, в плаче Ярославны упоминается, как
ни странно, и реальное историческое событие:
за два года до поражения Игоря
объединенное войско русских князей совершило
успешный поход, закончившийся пленением Кобяка,
половецкого хана.
И еще одна существенная подробность: плач
Ярославны пронизан думами о муже и его
воинах; а ведь в составе полков и среди
захваченных половцами пленников находились
и два сына Игоря — Владимир и Олег. Но о
них — ни слова... Не потому ли, что автор
«Слова» хотел сохранить цельный образ
преданной и любящей жены и — в равной
мере — княгини, супруги воина и полководца?
Текст плача весь пропитан образностью и
стилистикой устной поэзии. Параллели с ним
обнаруживаются в позднейших (по времени
записи) русских, украинских, сербских песнях
и заговорах («Навейте, нанесите вы, ветры,
печаль...»; «Добрый день To6i, сонечко ясне, ти
святе, ти ясне прекрасне...»; «Ой по-над
Дншром-Славутью...» ).
Отсюда видно: образ Ярославны очень близок
к многочисленным женским персонажам
народной эпической и лирической поэзии.
А теперь — о том, какой силой автор
«Слова» наделял мольбы Ярославны. Тотчас
после заключительных фраз плача следует
рассказ о спасении Игоря из плена: «Прыснуло
море в полуночи, идут смерчи облаками. Иго-
«Ярославна рано
плачет в Путивле
на забрале...»
Художник
В. Фаворский.
Иллюстрация
к «Слову о полку
Игореве»

НИКИТА КОЖЕМЯКА
191
13»ш. »
,1 :7«fS>«P'liKt;iSi
Яосле побоища //горя Святославича с лалов#алш. Художник В. Васнецов, 1880 г.
рю-князю Бог путь указывает из земли
Половецкой в землю Русскую...»
Неизвестный автор поэмы не сомневался:
испытанное средство обращения к природным
силам — ветру, солнцу, Днепру — помогло:
плач-заговор оказал свое магическое
воздействие. И тут же новый помощник возникает:
«Бог... в землю Русскую вывел...»
А лучше сказать — Игоря вернули к «отчему
золотому столу» любовь и сила чувства
Ярославны.
Никита Кожемяка
Вот как описан подвиг этого безвестного героя
в «Повести временных лет» под 992 годом.
Узнав о приходе печенегов, князь Владимир
«выступил против них, и встретил их на Тру-
беже у брода, где ныне Переяславль. И стал
Владимир на этой стороне, а печенеги на той,
и не решались наши перейти на ту сторону, ни
те на эту сторону. И подъехал князь
печенежский к реке, вызвал Владимира и сказал ему:
"Выпусти ты своего мужа, а я своего — пусть
борются. Если твой муж бросит моего на
землю, то не будем воевать три года; если же
наш муж бросит твоего оземь, то будем
разорять вас три года". И разошлись.
Владимир же, вернувшись в стан свой, послал
глашатаев по лагерю, со словами: "Нет ли
такого мужа, который бы схватился с
печенегом?" И не сыскался нигде. На следующее
утро приехали печенеги и привели своего
мужа, а у наших не оказалось. И стал тужить
Владимир, посылая по всему войску своему, и
пришел к князю один старый муж и сказал
ему: "Князь! Есть у меня один сын меньшой
дома; я вышел с четырьмя, а он дома остался.
С самого детства никто его не бросил еще
оземь. Однажды я бранил его, а он мял кожу,
так он рассердился и разодрал кожу руками".
Услышав об этом, князь обрадовался, и
послали за ним, и привели его к князю, и поведал
ему князь все. Тот отвечал: "Князь! Не знаю,
могу ли я с ним схватиться, — испытайте
меня: нет ли большого и сильного быка?"
И нашли быка, большого и сильного, и
приказали разъярить его; возложили на него
раскаленное железо и пустили. И побежал бык
мимо него, и схватил быка рукою за бок и

192
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
вырвал кожу с мясом, сколько захватила его
рука. И сказал ему Владимир: "Можешь с
ним бороться".
На следующее утро пришли печенеги и стали
вызывать: "Есть ли муж? Вот наш готов!"
Владимир повелел в ту же ночь надеть
вооружение, и сошлись обе стороны. Печенеги
выпустили своего мужа: был же он очень велик и
страшен. И выступил муж Владимира, и
увидел его печенег и посмеялся, ибо был он
среднего роста. И размерили место между обоими
войсками, и пустили их друг против друга. И
схватились, и начали крепко жать друг друга,
и удавил печенежина руками досмерти. И
бросил его оземь. Раздался крик, и побежали
печенеги, и гнались за ними русские, избивая
их, и прогнали их. Владимир же обрадовался
и заложил город у брода того, и назвал его
Переяславлем, ибо перенял славу отрок тот. И
сделал его Владимир великим мужем, и отца
его тоже...»
В более поздних летописях безвестного
отрока называют по имени: Ян Усмошвец (то
есть сапожник, шорник — «шьющий кожу», от
слова «усмие» — кожа).
Предание с таким сюжетом сохранялось в
течение веков в устной традиции: в XIX веке
на Украине оно записано с именем Кирилла
Кожемяки, в России — с именем Никиты
Кожемяки.
Все главные мотивы летописного предания
соответствуют духу былин: в них тоже враг
требует выставить поединщика, и князь не
сразу его находит; на единоборство с врагом
выходит богатырь-малолеток, о котором
князю сообщает его отец; противник его
оказывается громадных размеров, чаще всего —
чудовищем (Идолище); при виде русского
богатыря — человека нормальных размеров —
он заранее торжествует победу; князь
награждает богатыря, хочет возвысить его.
В летописном предании есть одно
существенное отличие от былины: в роли богатыря
выступает не профессиональный воин, а
простой ремесленник: он побеждает благодаря
своим рукам, привыкшим мять кожу и потому
особенно сильным (впрочем, в летописном
рассказе реальная сила Кожемяки явно
преувеличена — в духе былин или сказок).
Самое главное отличие от былины заключается
в том, что в летописной записи подвиг
безвестного отрока-богатыря соотнесен с точно
датируемым, реально бывшим историческим
событием и как бы подтвержден
документально.
Евпатий Коловрат
Евпатий Коловрат во многом напоминает
героя былин, которому, однако, пришлось биться
не с Соловьем-разбойником, не с Идолищем
поганым, а с самым реальным врагом Руси —
ратью Батыевой.
«Повесть о разорении Рязани Батыем» —
одно из самых трагических произведений
древнерусской литературы (написано, скорее
всего, в начале XVI века). О содержании его
говорит само название. Летописный рассказ о
приходе полчищ Батыя на Русь соединяется
здесь с элементами былинного и
легендарного повествования. Один за другим гибнут
рязанские князья, хотя они бесстрашно бьются
против превосходящих сил врага. При этом
им удается уничтожить множество татар. Вот
некоторые эпизоды борьбы: «И была сеча
зла и ужасна... Батыевы же силы велики
были и непреоборимы; один рязанец бился с
тысячей, а два с десятью тысячами... И
бились так крепко и нещадно, что и сама земля
застонала, а Батыевы полки все смешались.
И едва одолели их полки сильные татарские.
В той сечи убит был благоверный великий
князь Юрий Ингваревич, брат его князь Да-
выд Ингваревич Муромский, брат его князь
Глеб Ингваревич Коломенский, брат их
Всеволод Пронский, и многие князья местные, и
воеводы крепкие, и воинство: удальцы и рез-
вецы, узорочье и воспитание рязанское — все
равно умерли и единую чашу смертную
испили. Ни один из них не повернул вспять, но все
вместе полегли мертвые... И многих горожан
убили, а иных ранили, а иные от великих тру-

ЕВПАТИЙ КОЛОВРАТ
193
Бегство Батыя.
Художник
Билибин, 1941 г.
дов и ран изнемогли. А в шестой день
спозаранку пошли поганые на город — одни с
огнями, другие со стенобитными орудиями, а
третьи с бесчисленными лестницами — и взяли
град Рязань в 21-й день декабря. И пришли в
церковь соборную Пресвятой Богородицы, и
великую княгиню Агриппину, мать великого
князя, со снохами и прочими княгинями
посекли мечами, а епископа и священников огню
предали — во святой церкви пожгли. И во
граде многих людей, и жен, и детей мечами
посекли, а других в реке потопили... и весь
град пожгли, и всю красоту знаменитую, и
богатство рязанское... И не осталось во граде
ни одного живого: все равно умерли и единую
чашу смертную испили. Не было тут ни сто-
7—0102670

194
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
нущего, ни плачущего — ни отца и матери о
чадах, ни чад об отце и матери, ни брата о брате,
ни сродников о сродниках, но все вместе
лежали мертвые...»
Вот в этот-то момент в повести появляется
«некто из вельмож рязанских по имени
Евпатий Коловрат»: с одним из князей он
находился в Чернигове, и, узнав о нашествии Батыя,
поспешил домой; «и выступил из Чернигова
со малою дружиною, и помчался быстро».
«И приехал в землю Рязанскую и увидел ее
опустевшую, города разорены, церкви пожжены,
люди убиты... И воскричал Евпатий в горести
души своей, распалялся в сердце своем».
Обратим внимание, как древний русский
писатель предельно сжато передавал состояние
человека: горе и жажда мщения охватывают
Евпатия при виде случившегося. Он опоздал
к главному сражению и теперь хочет
наверстать упущенное, хотя и знает, что ему
придется разделить участь всех рязанцев.
Безоглядное стремление выполнить воинский долг и
готовность испить «единую смертную
чашу» — это в равной степени свойственно
народному богатырю и княжескому воеводе.
«И собрал небольшую дружину — тысячу
семьсот человек, соблюденных Богом вне
города. И погнались вослед безбожного царя, и
едва нагнали его в земле Суздальской, и
внезапно напали на станы Батыевы. И начали
сечь без милости, и смешалися все полки
татарские. И стали татары точно пьяные или
безумные. И бил их Евпатий так нещадно,
что и мечи притуплялись, и брал он мечи
татарские и сек их татарскими. Татарам
почудилось, что мертвые восстали. Евпатий же,
насквозь проезжая сильные полки татарские,
бил их нещадно. И ездил средь полков
татарских так храбро и мужественно, что и сам
царь устрашился.
И едва поймали татары из полка Евпатьева
пять человек воинских, изнемогших от великих
ран. И привели их к царю Батыю, а царь Батый
стал их спрашивать: "Какой вы веры, и какой
земли, и что мне много зла творите?" Они же
отвечали: "Веры мы христианской, а витязи мы
великого князя Юрия Ингваревича
Рязанского, а от полка мы Евпатия Коловрата.
Посланы мы от князя Ингваря Ингваревича
Рязанского тебя, сильного князя, почествовать, и с
честью проводить, и честь тебе воздать. Да не
дивись, царь, что не успеваем наливать чаш на
великую силу — рать татарскую". Царь же
подивился ответу их мудрому»...
Ответ пленных воинов заставляет вспомнить
символику многих народных песен, в которых
битва уподоблялась пиру: на нем врагов
«чествовали» оружием, «подносили» им
«чаши» — то есть смерть.
Батый решает выслать против Евпатия своего
шурина — богатыря Хостоврула. Тот
похвастался, что приведет русского воеводу живым.
«И обступили Евпатия сильные полки
татарские, желая живым его взять. И съехался
Хостоврул с Евпатием. Евпатий же был
исполнен силою и рассек Хостоврула на полы
до седла. И стал сечь силу татарскую, и
многих тут знаменитых богатырей Батыевых
побил, одних на полы рассекал, а других до седла
разрубал.
И возбоялись татары, видя, какой Евпатий
крепкий исполин. И навели на него
множество орудий для метания камней, и стали бить
по нему из бесчисленных камнеметов, и едва
убили его. И принесли тело его к царю
Батыю. Царь же Батый послал за мурзами, и
князьями, и санчакбеями (военачальниками),
и стали все дивиться храбрости, и крепости, и
мужеству воинства рязанского. И сказали
царю мурзы, князи и санчакбеи: "Мы со
многими царями, во многих землях, на многих
битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не
видали, и отцы наши не рассказывали нам.
Это люди крылатые, не знают они смерти и
так крепко и мужественно на конях бьются —
один с тысячею, а два с десятью тысячами.
Ни один из них не съедет живым с побоища".
И сказал Батый, смотря на тело Евпатьево: "О
Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня
попотчевал с малою своею дружиною, и многих
богатырей сильной моей орды побил, и много
полков разбил. Если бы такой вот служил у ме-

КНЯГИНЯ ЕВПРАКСИЯ
195
ня, — держал бы его у самого сердца своего".
И отдал тело Евпатия оставшимся людям из
его дружины, которых похватали на побоище.
И велел царь Батый отпустить их и ничем не
вредить им».
Евпатий Коловрат, подобно былинным
богатырям, уничтожает вражескую силу,
противопоставляя ей свою богатырскую мощь. Но, в
отличие от былин, сражение оканчивается
гибелью героя. Кроме того, Евпатия окружает
дружина — это обычные воины, не богатыри.
И, наконец, не забудем, что подвиг и гибель
Евпатия вписаны в конкретное историческое
событие 1237 года и о Евпатий говорится как
о реальном лице — княжеском воеводе.
Это переплетение исторической конкретики и
эпического вымысла, а также поэтических
элементов, близких к поздней народной
исторической поэзии, позволяет предположить, что
вся история об опоздавшем на битву воине,
испившем свою смертную чашу, восходит к
историческим песням XIII—XIV веков, в
которых запечатлелись трагедия и героизм
русских людей времен татаро-монгольского
нашествия.
Княгиня Евпраксия
В той же «Повести о разорении Рязани
Батыем» один из самых драматических эпизодов
посвящен гибели князя Федора и самоубийству
! его жены Евпраксии — довольно редкому мо-
! тиву для древнерусской литературы.
! После того как Батый вошел в пределы
Русской земли и послал с ультиматумом своих
i послов в Рязань, князья стали держать
совет — «как утолить нечестивца дарами».
Великий князь Юрий Ингваревич «послал сына
своего князя Федора Юрьевича Рязанского
к безбожному царю Батыю с дарами и
мольбами великими, чтобы не ходил войной на
Рязанскую землю. И пришел князь Федор
. Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю,
и принес ему дары, и молил царя, чтобы не
воевал Рязанской земли. Безбожный же,
лживый и немилосердный царь Батый дары
принял и во лжи своей притворно обещал не
ходить войной на Рязанскую землю, но только
похвалялся и грозился повоевать всю
Русскую землю. И стал князей рязанских
потехой тешить, а после у них дочерей и сестер к
себе на ложе просить. И некто из вельмож
рязанских из зависти донес безбожному царю
Батыю, что имеет князь Федор Юрьевич
Рязанский княгиню из царского рода и что всех
прекраснее она телом своим. Царь Батый,
лукав он был и немилостив, распалился в похоти
своей и сказал князю Федору Юрьевичу:
"Дай мне, княже, изведать красоту жены тво-
Княгиня Евпраксия
7*

196
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
ей". Благоверный же князь Федор Юрьевич
Рязанский посмеялся только и ответил царю:
"Не годится нам, христианам, водить к тебе,
нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда
нас одолеешь, тогда и женами нашими
владеть будешь".
Безбожный царь Батый оскорбился и
разъярился и тотчас повелел убить благоверного
князя Федора Юрьевича, а тело его велел
бросить на растерзание зверям и птицам, и
других находившихся тут же князей и
воинских людей лучших поубивал.
И один из пестунов князя Федора Юрьевича,
по имени Апоница, укрылся и горько плакал,
смотря на славное тело честного своего
господина. И увидев, что никто его не охраняет,
взял возлюбленного своего государя и тайно
схоронил его. И поспешил к благоверной
княгине Евпраксии и рассказал ей, как
нечестивый царь Батый убил благоверного князя
Федора Юрьевича. Благоверная же
княгиня Евпраксия стояла в то время в превысо-
ком тереме своем и держала любимое чадо
свое — князя Ивана Федоровича, и как
услышала она от Апоницы смертоносные слова
его, исполненные горести, бросилась она из
превысокого терема своего с сыном своим
князем Иваном прямо на землю и разбилась
до смерти. И услышал великий князь Юрий
Ингваревич об убиении безбожным царем
возлюбленного сына своего, князя Федора, и
многих князей и лучших людей и стал плакать
о них с великой княгиней и с другими
княгинями и с братией своей. И плакал город весь
много времени...»
В этом рассказе повторяются мотивы,
которые часто встречаются в устной традиции
(применительно к другим героям и
сюжетам). Так, в былинах чужеземный царь,
осаждая Киев, грозит взять себе жену князя
Владимира. Тут же находится и «оговорщик»,
который собщает царю о жене-красавице героя, и
царь решает завладеть ею. Знакома эпосу и
такая ситуация: князь Владимир посылает к
татарскому царю богатырей с дарами, и тот
старается унизить послов.
В народных песнях женщина, девушка, узнав
о гибели мужа или милого, оплакивает его,
иногда даже умирает от горя. Вот самый
близкий вариант из песни, возникшей, вероятно,
по следам события, конца XVI века.
За зарайским городом.
За Рязанью за старою,
Из далеча чиста поля.
Из раздолья широкого,
Как бы гнедого тура
Привезли убитого
Атамана польского*...
А птицы ластицы
Круг гнезда убиваются,
Еще плачут малы его дети
Над белым телом.
С высокого терема
Зазрила молодая жена,
А плачет, убивается
Над его белым телом,
Скрозь слезы свои
Она едва слово промолвила,
Жалобно причитаючи
Ко его белу телу:
«Казачья вольная
Поздорову приехали,
Тебя, света моего,
Привезли убитого,
Атамана польского».
Не исключено, что схожую песню сложили о
несчастной Евпраксии. Только княгиня не
просто оплакала погибшего мужа, а и тут же
распорядилась собственной судьбой.
Самоубийство — редкий мотив в древней
русской литературе. Ведь она создавалась в
эпоху христианизации Руси, а христианство
осуждало самоубийство. А возможно,
поступок Евпраксии — чисто человеческое
выражение крайнего отчаяния, решимости лучше
умереть, чем стать добычей вражеского
царя**.
Пересвет
Александр Пересвет, монах Троицкого
монастыря, был благословлен игуменом Сергием
Радонежским на битву с татарами и вместе с
* То есть полевого.
** Нет ли здесь аналогии с древними языческими традициями славян (да и других народов), по которым вместе с умершим
мужем добровольно, в соответствии с ритуалом, покидала земную жизнь и его жена (а также его конь, кто-то из слуг или
дружины)?

ПЕРЕСВЕТ
197
великим князем Дмитрием (Донским)
участвовал в Куликовском сражении.
«Пришел из Орды ордынской князь Мамай с
единомысленниками своими, со всеми
князьями ордынскими, и со всею силою татарскою и
половецкою, а еще нанял в войско басурман...
А с Мамаем в единой мысли и в единой думе
литовский князь Ягайло Ольгердович, со
всею силою литовскою и с польскою, с ними
же в союзе и князь Олег Иванович
Рязанский со всеми своими советниками. И пошел
на великого князя на Дмитрия Ивановича
Московского...»
Такими словами начинается древнерусское
«Сказание о Мамаевом побоище» — великой
битве 1380 года на Куликовом поле, которая
стала поворотным событием в освобождении
Руси от татарского ига.
В «Сказании» этом рассказ о действительных
фактах битвы и об исторических ее участниках
переплетается с народными легендами, звучат в
нем и отголоски песенного фольклора. Скорее
всего, легендарно-песенный характер носят
эпизоды «Сказания», связанные с Пересветом.
Великий князь Дмитрий Иванович стал
собирать русские силы, призывая всех быть у
Коломны к дню Успения Богородицы, а сам
отправился в Троицкий монастырь, «к отцу своему
преподобному Сергию получить
благословение». После литургии, трапезы и благослове-
| ния князь попросил Сергия: «Дай мне из своего
I полка двух воинов, Александра Пересвета и
брата его Андрея Ослябю, и ты с нами вместе
| поборешься». И Сергий «повелел своим вои-
| нам, старцам Александру и Андрею, готовиться.
Они известны были как великие наездники в
ратные времена: Андрей сотню гнал, а
Александр двести гнал, когда сражались».
«И дал им Сергий вместо тленного оружия*
нетленное: крест Христов, нашит на схимах. И
повелел им вместо шлемов возложить его на
себя, и отдал их в помощь великому князю и
сказал ему: "Вот тебе мои воины, а за тебя,
государь, поборники". И сказал им святой
старец: "Мир вам, братья мои, пострадайте как
добрые воины Христовы!"».
Поединок Пересвета с Темур-мурзой (Челубеем).
Миниатюра Лицевой летописи, XVI в.
Так, по мысли автора «Сказания», в образах
Пересвета и Осляби соединились две
могучие силы: народного богатырства и
христианской веры.
В ночь накануне битвы князь Дмитрий
Иванович объезжал полки и к каждому
обращался со словами: «Уже, братья, ночь
приблизилась, бодрствуйте и молитесь в эту ночь,
крепитесь и мужайтесь... Уже ведь, братья, все
будем от них пить чашу общую... чашу
смертную, за святые Божий церкви, и за веру
православную, и за землю святорусскую, и за мою
обиду... Да мир будет с вами, братья мои,
потому что спешат татары!»
* То есть вместо копий и мечей.

198
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
JBP!?
Ш&:
Поединок Пересвета с Челубеем. Художник В. Авилов
Воевода Дмитрий Волынец, обладавший
даром узнавать по приметам будущее,
отправился вместе с великим князем на поле Куликово,
между двумя войсками. Увидели они
полыхавшие огненные зори — будто кровь в них
выступала. И посчитал Волынец это за
добрую примету: «Только призывай, государь,
Бога на помощь с неоскудною верою». А
потом «слез с коня и пал на правое ухо,
приникнув к земле, и так лежал долгое время и
поднялся. ...И сказал: "Одна примета на
великую скорбь, а другая на неизреченную
радость для тебя из рода в род... Будет победа
христиан и державы твоей".
В восьмой день сентября, на праздник
Рождества Богородицы, начали с обеих сторон
трубить трубы, полки стали занимать свои
места.
«И поднялся царь Мамай с тремя князьями
на высокое место, чтобы видеть
кровопролитие человеческое, где съезжаются удалые
люди с обеих сторон».
«Выехал из татарского войска громадный
татарин, подобный древнему Голиафу, видеть
даже страшно». В некоторых редакциях
«Сказания» этого великана зовут Таврул*, и он
очень похож на былинного Идолища: «Трею
сажень высота его, а дву сажень ширина его,
межу плеч у него сажень мужа доброго, а глаза
его, аки пивной котел, а межу ушей у него
стрела мерная, а межу очи у него, аки питии чары, а
конь под ним, аки гора великая».
В этот-то момент, накануне общего сражения
и возникает в «Сказании» могучий богатырь
Пересвет.
«И начал безбожный татарин убивать
православных христиан, а ему никто не мог
сопротивляться из наших знатных, потому он был
великий наездник и богатырь.
Увидел это Александр Пересвет, чернец,
посланный преподобным старцем Сергием.
Был Пересвет назначен в полк Владимира,
брата великого князя. И встретил он
великого князя Дмитрия и сказал: "Тот ищет про-
А иногда называли его Темир-мурэа.

ФЕВРОНИЯ МУРОМСКАЯ
199
тивника себе, я хочу выступить против него с
оружием. Ведь если я не выступлю против
безбожного татарина, то все вы будете от него
побеждены". И возложил старец на свою
голову вместо шлема куколь (монашеский
колпак), а поверх одежды старец надел свою
мантию. И видеть его было умильно и
грозно. На голове его был образ архангельский,
вооружен он был схимою повелением
игумена Сергия. И сказал старец: "Отцы и братья,
простите меня, грешного, и благословите. И
ты, брат Ослабя, моли Бога за меня". И еще
сказал Пересвет: "Святой преподобный
Сергий, помогай своими молитвами святыми". И
сел на коня своего и взял в руки посох
преподобного старца Сергия, и устремился против
безбожного, и все христиане воскликнули:
"Боже, помоги, Господи, рабу своему". И
ударились копьями друг против друга, и копья их
переломались, а пали оба с коней своих на
землю, и так скончались оба».
«И вступили в бой в третьем часу дня и
бились крепко. Видя же это, князь великий
сказал: "Видите ли, братья, уже гости пришли к
нам есть и пить человеческую кровь и
поднимают у себя победные чаши, уже передовых
напоили, и наши, опившись, уснули сном
смертным. Время уже пришло, а час настал"».
Так, ценой своей жизни Пересвет остановил
[уничтожение русского войска, вдохновил его
[и дал сигнал к победной битве...
О Пересвете в «Сказании» вспоминают снова,
повествуя, как после победы великий князь
[объезжает поле побоища, оплакивая убитых
князей и воевод, каждому воздавая должное.
[«Приехал князь великий на другое место и
нашел тут лежащим Пересвета Александра,
чернеца брянского, тут же лежит и Таврул-
татарин, уподобляясь древнему Голиафу. А
приметами того татарина были: высотою он
был трех сажень, а плечи — в русскую сажень,
а между глазами — локоть целый.
И сказал князь великий Дмитрий Иванович:
"Видите ли, братья, русские сыны, многим
было испить от него смертную чашу, но его
победил Пересвет"».
Феврония Муромская
Издавна на Руси были известны сказки о
девушке или даже девочке, легко
разгадывавшей мудреные загадки и без труда решавшей
невыполнимые задачи. Одна из самых
известных — сказка о девочке-семилетке. Царь
задал братьям четыре загадки: «Что всего в
свете сильней и быстрее, что всего в свете
жирнее, что всего мягче и что всего милее?»
Бедному брату помогла дочь-семилетка:
«Сильней и быстрей всего ветер; жирнее
всего земля; мягче всего рука: на что человек ни
ляжет, а все руку под голову кладет; а милее
сна нет ничего на свете!»
Бедняку пришлось признаться, что нашел он
отгадки не сам, а дочь его научила.
«"Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка
шелковая: пусть к утру соткет мне полотенце
узорчатое". В ответ девочка отломила прутик от
веника: "Пойди к царю, скажи, чтоб нашел
такого мастера, который бы сделал из этого
прутика кроены*: было бы на чем полотенце
ткать". Царь на этом не успокоился и
выставил новую невыполнимую задачу: послал
полтораста яиц, чтобы девочка к завтрему вывела
бы полтораста цыплят. Девочка те яйца
испекла, припрятала к обеду и к ужину, а через
отца потребовала: "Цыплятам на корм нужно
одноденное пшено: в один бы день было поле
вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено;
другого пшена наши цыплята и клевать не
станут!"
И тогда царь предложил последнюю задачу:
"Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко
мне явится — ни пешком, ни на лошади, ни
голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без
подарочка".
Дочка же попросила отца купить ей у
охотников зайца и живую перепелку, сбросила с себя
одежду и надела сетку, взяла в руки перепелку,
села верхом на зайца и так отправилась во
дворец. Встречавшему ее царю семилетка сказала:
"Вот тебе, государь, подарочек!" — и подала
перепелку; царь было протянул руку, а перепелка
порх — и улетела...
* Кроено — основа на ткацком станке.

200
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Петр и Феврония
Муромские.
Миниатюра Лицевого
жития, XIX в.
пГш-
fl<tffaTt t.1. ugofew tftfrHfcW^ttvfoHitto.
Дело кончилось тем, что царь взял семилетку к
себе во дворец, а когда она выросла, женился
на ней.
Ясно, что это сказка, и в старину ей верили не
больше, чем сказке. Но вот русский писатель
Ермолай-Еразм превратил сказочную
невероятность в правдоподобный рассказ, наделив
способностями мудрой девы-семилетки жену
реального муромского князя Петра Февро-
нию Муромскую. Летописи ни князя Петра,
ни княгиню Февронию Муромских не знают,
но, согласно легенде, они правили в своем
княжестве и умерли одновременно в 1228 году, а
через триста с лишним лет (в 1547 году) были
канонизированы Православной Церковью как
святые. А это значит, что в Древней Руси
Февронию считали отнюдь не сказочным
персонажем, а вполне реальной исторической
личностью.
И вот что рассказывалось о ней в
произведении, называвшемся и повестью, и житием,
возникшем в XV веке, а получившем
окончательную литературную обработку под пером
Ермолая-Еразма — писателя времен Ивана
Грозного.
В первой части повести события происходят
в княжеском дворце: к жене князя Павла
стал являться змей. Князю удалось открыть
тайну жизни гада: смерть ему придет только
«от Петрова плеча, от Агрикова меча». Млад-1
ший брат князя Павла — Петр — отыскивает
чудесный меч и поражает им змея-оборотня.
При этом струи змеиной крови обрызгали
тело Петра — оно покрылось язвами, от кото-

ФЕВРОНИЯ МУРОМСКАЯ
201
рых никак не находилось целебных средств.
В поисках лекарей посланцы князя попали в
деревню Ласково, что в Рязанской земле, и
здесь один из дружинников, войдя в некий дом,
увидел диво дивное: девушка сидела за
ткацким станком, а перед нею играл-плясал заяц.
Вошедшего поразили также слова девушки:
«Плохо, когда двор без ушей, а дом — без
глаз», и ее ответ на вопрос дружинника, где
хозяева: «Отец и мать пошли взаймы плакать,
а брат ушел сквозь ноги смерти в глаза
глядеть». Ей пришлось растолковывать смысл
своих слов: уши у двора — это пес, глаза в
доме — дитя; отец и мать пошли на похороны
слезы взаймы проливать, потому что когда
они умрут — другие по ним станут плакать;
брат — бортник, собирает мед по деревьям,
когда залезет высоко — вниз поглядывает, как
бы не сорваться.
Далее выясняется, что эта крестьянская
девушка по имени Феврония знает, как
вылечить князя. Когда же Петр сам является и
обещает девушке богатую мзду, если его
вылечит, она передает ему через слугу: «Скажи
ему от меня так: если не буду его супругой, не
надо мне и лечить его».
Сказочная ситуация как бы выворачивается
здесь наизнанку: в сказках удачное решение
трудной задачи приводит героиню к браку с
царем, о чем прежде она и не помышляла; в
повести же брак оказывается заведомым
условием решения задачи, причем речь идет о
жизни князя. Петр не принимает всерьез слов
девушки: «Как это мне, князю, жениться на
дочери бортника?» Он притворно
соглашается, надеясь потом отказаться от обещания.
По совету Февронии князь мажет свои язвы
специальной заговоренной хлебной закваской,
но — опять же по ее совету — одно место
оставляет непомазанным. Пока князь лечился,
он решил проверить мудрость девушки и для
этого прибег к тому же средству, что и царь в
сказках: послал ей пучок льна и велел сделать,
пока он в бане лечится, рубаху, портки и
полотенце. В ответ мудрая Феврония послала ему
чурку и предложила: пока она очешет лен,
пусть сделает из нее ткацкий стан и все
нужные для работы принадлежности.
Исцелившись, князь, разумеется, не захотел
взять Февронию в жены, а послал ей взамен
богатые дары. Но мудрая Феврония
отрезала ему путь к отступлению: из оставшейся не-
помазанной язвы болезнь снова
распространилась по всему телу, и теперь уже пришлось
Петру выполнить свое обещание. Так
Феврония стала княгиней.
Народ полюбил Февронию за добрые дела, но
бояре, и особенно их жены, ненавидели
княгиню за низкий род и всячески вредили ей.
Однажды они наговорили князю, что жена его
ведет себя за столом «не по чину» — собирает
со скатерти крошки, будто голодная. Когда же
князь попытался уличить ее, она раскрыла
перед ним кулачок: на ладони у нее оказались
благоуханная смирна и фимиам — эти
благовония употребляли во время торжественных
церковных служб. Заметим, что превращение
хлебных крошек в священные предметы —
это дело уже не сказочной героини, но святой.
Бояре, однако, не успокаиваются и решают
избавиться от Февронии вовсе. Они берут с нее
слово, что она отдаст им то, чего они попросят.
Они хотят, чтобы Петр остался править ими, а
она бы ушла, взяв себе богатства, сколько
захочет. Но и туг княгиня оказалась мудрее
своих соперников, а главное — много
предусмотрительнее. Соглашаясь уйти, она, в свою
очередь, просит бояр обещать ей дать то, что
она попросит. Они согласны. А просит
она — и уводит с собою — князя.
Изгнанные супруги отправляются на судне
по Оке. И опять Феврония обнаруживает
свойства святой и мудрость провидицы.
Когда на берегу для них устраивают ужин и
повар вешает котлы на двух рассошках,
Феврония благословляет их со словами: «Пусть
вырастут из них наутро деревья с ветками и
листвой!» Так и происходит! То, что было
доступно лишь героям сказки — выполнить за
один день и одну ночь задачу, на решение
которой в реальности уходят годы, — оказалось
под силу святой.

202
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Петр и Феврония среди
Муромских святых.
Икона, XVII в.
Между тем в княжестве, оставшемся без
правителя, начались распри, и дело кончилось тем,
что народ призвал супругов назад.
Далее в их жизни уже не происходит никаких
особенных событий. Но происходит главное:
судя по всему, Петр осознает, какое
сокровище досталось ему, проникается глубоким
чувством к жене. «И правили они в городе
своем по законам Божиим и были милостивы к
своим людям... Истинными пастырями
города они были, не яростью и страхом правили, а
истиной и справедливостью. Странствующих
принимали, голодных кормили, нищих одевали,
несчастных от гонений избавляли». Здесь
уже, конечно, угадывается новый мотив
повествования, жизнь сказочных героев больше
похожа на жизнь святых...
«Когда приблизилась их кончина, они молили
Бога, чтобы в один час переселиться в
лучший мир. И завещали, чтобы похоронили их в
одной большой каменной гробнице с
перегородкой посредине. В одно время облачились
они в иноческие одежды и приняли
монашество».
В рассказе об их кончине и посмертной
судьбе причудливым образом сплелись мотивы
житий святых и народного эпоса.
Князь Петр, чувствуя приход смерти, зовет
жену присоединиться к нему, а она просит его
подождать, пока закончит вышивать покров
для святой Церкви. На третий зов мужа, так
и не закончив вышивания, она воткнула иглу,
замотала вокруг нее нитку и послала сказать
Петру, что готова.

МИХАИЛ КЛОПСКИЙ
203
Церковнослужители не решились исполнить
завещание супругов и похоронили их
раздельно, каменную же гробницу, которую
приготовили они для себя еще при жизни,
оставили пустой. Но на другое утро оказалось, что
тела умерших покоятся вместе в этой самой
гробнице. И как ни пытались люди разлучить
их, они все равно чудесным образом
оказывались рядом. Так и остались они в общей
гробнице.
«Мощи их даровал Бог городу Мурому во
спасение: всякий, кто с верою приходит к
гробнице с их мощами, получает исцеление».
Сквозь житийный слой здесь отчетливо
проступает народнопоэтический мотив: любовь
сильнее смерти, любимых невозможно
разлучить. Эта тема уже встречалась нам в
балладе о Василии и Софье. Она принадлежит к
числу мировых, распространенных в
фольклоре разных народов. Одно из самых известных
произведений о любви, которая преодолевает
смерть, — легенда о Тристане и Изольде. В
финале этой легенды героев хоронят
неподалеку друг от друга, и за одну ночь на их
могилах вырастают дуб и шиповник, которые
растут так быстро, что верхушки их в конце
концов переплетаются, символизируя вечность
любви героев.
Так, Феврония, целиком, казалось бы,
принадлежащая русской культурной традиции и
русскому средневековому сознанию, становится в ряд
персонажей мировой литературы.
Михаил Клопский
Древняя русская литература искала героев,
достойных подражания, носителей высокой
морали и преданности родной земле, людям,
Церкви. Искала их в самой разной среде:
между военачальниками и рядовыми воинами,
князьями и их женами, простыми
крестьянками, горожанами, купцами, церковными
деятелями... И каждый из героев выражал
какую-то особенную сторону русской жизни,
передавал свою психологию, свой взгляд на
мир.
Михаил Клопский не похож на тех
литературных героев, с которыми мы познакомились
выше, но не менее значителен как тип
человека Древней Руси, ушедшей от нас в даль
столетий. Многим трудно сегодня такого
человека представить в реальности. Должно быть,
в рассказах о Михаиле Клопском немало
вымысла, но будем помнить, что и автор его
жития, и читатели свято верили в подлинность
всего, что связано было с этим человеком.
О Михаиле Клопском нет ничего в летописях
или в каких-то документах эпохи, тем не
менее он жил, несомненно, в первой половине
XV века и много лет пребывал в Клопском
Троицком монастыре близ Новгорода.
О мирской жизни Михаила житие говорит
очень глухо: можно догадываться, что он был
сыном князя Дмитрия Михайловича Волын-
ского-Боброка, героя Куликовской битвы, и
что стал он монахом по глубокому убеждению,
складу характера и мыслей. В монастырь же
он попал таинственным образом. Поп после
службы зашел в келью и вдруг обнаружил
здесь незнакомого старца: тот сидел и
переписывал «Деяния» апостола Павла. Когда поп
привел игумена с монахами, келья оказалась
запертой, пришлось ломать дверь. На вопрос:
«Кто ты есть — человек ли или бес?» —
старец ответил тем же вопросом. Так же
вернулся к игумену и второй его вопрос: «Откуда
ты? что ты за человек? Как имя твое?»
Так ничего и не узнав, игумен заключил, что
этого старца им послал Бог и опасаться его
не надо. Необычное поведение старца, как и
его таинственное появление в келье — это
знаки того, что он человек необычный.
Дальнейшая его жизнь в монастыре полностью
подтвердила это. Михаил Клопский оказался
способен на чудеса и пророчества: он не
только заранее предугадывал ход разных событий,
но и сам мог таинственным образом
воздействовать на них.
Однажды в монастырь явились трое
неизвестных, а за ними еще двенадцать, с
оружием. Они намеревались разграбить обитель.
Старец предложил им хлеб, но они не хотели.

204
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Преподобный Михаил Клопский
Тогда вдруг старейший из них внезапно
начал стонать, разболелся, а за ним еще один.
Старец посоветовал одному постричься в
монахи, чтобы выздороветь, а другого послал
вслед ушедшим: «Иди, скажи своим друзьям: с
этих пор больше не крадите, не
разбойничайте...»
Другой случай. Раз речка Веряжа высохла. •
Михаил написал на песке: «Чашу спасения
приму, имя Господне призову. Тут будет
источник неисчерпаемый». Сотворили молитву,
стали копать — и забил источник, из которого
вода течет и по сей день.
Князь Константин, сын Дмитрия Донского,
перед поездкой в Москву пришел в монастырь
за благословением. И Михаил — ради
успешной поездки — предложил князю
построить каменную церковь в монастыре. И
Константин согласился, церковь строили быстро,
но затем наступила непогода, и кирпича не
стало. Князь стал горевать — ему было пора в
Москву. Тогда Михаил утешил его: «Бог
наутро даст тишину». И действительно пришла
тишина. А князя в Москве встретили с
честью*
Однажды исчез из монастыря живший здесь
олень, а вместе с ним и Михаил. А в это
время умер игумен. Понесли его хоронить, и
тут смотрят — идет Михаил, а олень за ним,
ничем не привязан, только у Михаила
клочок мха в руке, и олень за клочком мха
идет.
Михаил Клопский вовсе не был смиренным
старцем, далеким от мирских дел и забот.
Жил он во времена острой борьбы между
Новгородом и Москвой. Сторонниками
полной независимости от Москвы выступали
бояре, посадник. Михаил бесстрашно обличал
их, и некоторые его пророчества и чудеса
носили откровенно антибоярский характер.
При этом наказать его было невозможно: в
сознании людей того времени Михаил был
юродивый, как бы не от мира сего, не
ведавший, что делает. Считалось, что юродивые
находятся под Божьим покровительством и не
подлежат обычному суду. Юродивые обычно
говорили иносказаниями, в их поступках
видели какой-то символический смысл, и это
внушало к ним почтение, а некоторых даже
побаивались.
Однажды посадник Григорий явился в
монастырь во время праздника Троицы и
предупредил игумена, чтобы тот не пускал
монастырских коней и коров на землю, которую он
считает своей, а также — не ловил бы рыбу на
Веряже и рядом, иначе прикажет рыболовам

ДРАКУЛА
205
руки и ноги переломать. В ответ
присутствовавший там Михаил сказал: «Сам будешь без
рук и без ног и в воде едва нег утонещь». И
вот когда посадник погнался за рыбаками,
тянувшими сеть, и хотел ударить кого-то, то
промахнулся, сам упал в воду и едва не утонул, и
руки и ноги у него отнялись. На другой день
привезли посадника в монастырь, но Михаил
запретил его принимать, а когда владыка
попросил отслужить за него молебен, Михаил
дерзко ответил: «Молим мы Бога о всех
людях, не только о Григории. Пусть поездит по
монастырям, попросит у Бога милости!»
Посадник отправился по монастырям, ездил
полтора месяца, раздавая милостыню, но не
выздоровел. В конце концов Михаил велел
служить молебен. Когда дошли до конца,
посадник начал двигать рукой, а потом встал на
ноги. «И был так посадник научен Михайлой
и с тех пор стал добр и к Михаиле, и ко
монастырю».
И в другой раз сбылось пророчество
Михаила: он пригрозил некоему Олферию,
вступившему в неправедный спор за землю, что
отнимутся за это у него руки и ноги и онемеет он.
И вот, когда Олферий громко заявил: «Здесь
моя земля!», ударил рукавицею оземь, и
наклонился поднять рукавицу, отнялись у него
рука и нога и потерял он дар речи.
Случалось и пуще того. Князь Дмитрий Ше-
мяка, незаконно претендовавший на
великокняжеский престол в Москве, после неудачи
явился в монастырь за поддержкой. Михаил
напомнил ему: «Всякая власть дается от
Бога!» А когда тот попросил юродивого молить
за него перед Богом, Михаил предупредил его:
«Князь, добьешся трехлокотного гроба!» Не
послушал Дмитрий совета, снова окунулся в
борьбу, потерпел поражение и снова вернулся
в монастырь за благословением. Михаил же
при проводах Дмитрия погладил его по
голове и промолвил: «Князь, земля по тебе
стонет!» И трижды эти слова повторил. А
вскоре князь умер.
Один поп украл панагию (сосуд для
просфоры), и Михаил предупредил его: «Ума
лишишься!» Так и случилось. А Михаил велел
разобрать печь, и в ней нашли панагию.
Был Михаил Клопский сторонником
Москвы и противником новгородской отдельности.
И когда посадник новгородский, опасаясь
прихода великого князя, сослался на то, что у
них уже есть свой князь — Михаил
Литовский, юродивый укорил его: «То у вас не
князь — грязь!» И посоветовал слать послов
к великому князю, а иначе придет он «и попле-
нит новгородцев многих, иных в Москву
уведет, а иных казнит... город возьмет да все по
своей воле установит».
История подтвердила справедливость
пророчества Михаила Клопского.
Пятьдесят лет и шесть месяцев прожил
Михаил в монастыре. Постели не требовал, а
спал на песке, топил келью мусором. И умер
тихо. Была зима, земля замерзла, но в том
месте, где обычно стоял на молитве Михаил,
она оттаяла, и там его погребли.
А чудеса, связанные с именем Михаила,
продолжались и после его смерти. Один купец,
почитавший Михаила, попал в бурю на море и
стал призывать на помощь святого, и тот
явился, удержал корабль за нос, и наступила на
море полная тишина.
Вот таким был этот старец, юродивый,
провидец и чудотворец.
Дракула
Только что мы рассказали о
герое-праведнике. Теперь же речь пойдет о герое-злодее,
воплощении зла.
У него был исторический прототип — Влад
Цепеш, который правил в Мунтении* то есть
Восточной Валахии (ныне — часть Румынии)
в середине XV века. Однако не станем
литературный персонаж мерить соответствием
или несоответствием реальной истории: у него
своя судьба. Дракула стал героем
европейской литературы, обрел вечную жизнь в
перевоплощениях и благополучно дожил до
наших дней (романы с красочными обложками
на темы жестокостей Дракулы лежат на сего-

206
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
дняшних книжных лотках). Считается, что
автором русской повести был известный
Федор Курицын. В качестве посла Ивана III он
несколько лет провел при дворе венгерского
короля Матиаса Корвина, там, видимо, он и
наслушался рассказов о жестоком правителе
и под их впечатлением сочинил свою повесть.
Сочинил не только для занимательного
чтения, но и для назидания русским людям того
времени (80-х годов XV века). О чем же это
«Сказание о мутьянском воеводе Дракуле»?
Вот ее начало: «Был в Мунтянской земле
воевода, христианин греческой веры, имя его
по-валашски Дракула, а по-нашему —
Дьявол. Так жесток и мудр был, что каково имя,
такова была и жизнь его».
Повесть состоит из ряда эпизодов,
по-старинному сказать — из анекдотов: каждый из них
вполне самостоятелен и почти не связан с
другими, но в целом они дают единый портрет
героя. В анекдотах не только события, но и
их осмысление — оно выражено устами
самого ли Дракулы, других персонажей или
автора. Так что читатель волей-неволей
вовлекается в обсуждение событий, в политическую,
нравственную, даже философскую подчас
оценку поступков Дракулы и вообще его
личности.
Вся деятельность Дракулы сводится к борьбе:
со злом в его бесчисленных разновидностях, с
пороками и слабостями людей, с их
поведением, если оно противоречит его собственным
понятиям и правилам, с инакомыслием. Все
это он лечит, но весьма крайними
средствами — смертью или кровавым наказанием.
При этом наказание не соразмеряется со
степенью вины. Если же Дракула кого-то
хвалит, то при этом тут же предупреждает, что
казнил бы его, поступи тот не так.
Турецкие послы явились к нему и не сняли
свои колпаки, объяснив, что таков их обычай.
Тогда Дракула велел прибить колпаки к
головам послов железными гвоздиками, чтобы
они и впредь всегда крепко держались.
Вероломству его не было предела. Дракула
согласился на мир с турецким царем, и тот
разрешил ему войти в свои пределы и
согласился взять его на службу, но Дракула, пройдя
в глубь страны, вдруг повернул назад и на
обратном пути разорил часть ее, перебил и
пленил многих, казня всех с невероятной
жестокостью.
Но тут же говорится, что от грозного
вершителя справедливого суда Дракулы не могли
откупиться те, кто совершал преступления,
грабил, обманывал, обижал и т. д.
И рядом с этим другой эпизод: Дракула
созвал бесчисленное множество нищих и
бродяг, они пришли в надежде на милостыню.
Он собрал их в одном помещении, велел
накормить и напоить, а затем запереть и сжечь
всех. При этом он объявил, что освобождает
их всех от несчастья. А боярам объяснил
смысл поступка: пусть в его земле не будет
нищих, а будут одни богатые, и пусть у него
никто не страдает от бедности и болезней.
А вот пример доброго дела: у приезжего
купца украли деньги. Под угрозой гибели всему
городу деньги вернули, а Дракула велел
подложить в них лишний дукат. Купец утром
принес его государю, и тот сказал: «Если бы
не сказал мне о лишнем дукате, то посадил бы
тебя на кол вместе с вором».
Кол — самое популярное орудие казни у
Дракулы: на него попадают женщины
неправедного поведения; жена, плохо ухаживающая за
своим мужем; слуга, заявивший, что не может
выносить смрада от тел казненных; посол
чужой страны, который не сумел ответить на
вопросы Дракулы. Послу он объяснял
мотивы своего решения так: «Если государь твой,
зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя
ко мне, многомудрому государю, то твой
государь и убил тебя; если же ты сам решился
идти, неученый, то сам себя и убил». Казнив
посла, Дракула отправлял чужому государю
грамоту, чтобы тот впредь не присылал
глупого и неученого мужа к многомудрому
государю.
Печально завершилась жизнь Дракулы.
Венгерский король Матьяш пошел на него войной,
они сражались, но изменники выдали Дракулу

ФРОЛ СКОБЕЕВ
207
королю, который велел бросить его в темницу.
Двенадцать лет провел Дракула в заточении в
Вышеграде на Дунае. Он и здесь не оставил
своих злодейских привычек, только теперь
уже не мог обращать их против людей —
ловил мышей или покупал птиц и мучил их —
сажал на кол, отрезал головы, отпускал птиц
на волю, выщипав перья.
Наконец, король решил дать Дракуле свободу
и даже вернуть ему воеводство, но с одним
условием: чтобы он перешел в католическую
веру. А если откажется, то останется в
темнице до самой смерти.
Как пишет православный автор, Дракула не
вынес тягот заключения и «отдал себя на
вечные муки», оставив нашу православную веру и
приняв «ложное учение католическое».
Воеводой Дракула прожил еще десять лет и
был убит в сражении с турками.
История о Дракуле, изложенная в конце XV
века, имела большой общественный и
политический смысл. Уходили в прошлое времена
феодальной раздробленности с постоянными
столкновениями между правителями, с
отсутствием прочной власти, с господством
беззакония. Наступало время единой
государственной власти — королевской, царской — с
едиными законами и порядком. Какой
должна быть эта власть — вот вопрос, который
волновал одинаково и Европу, и Русь. Идея
«справедливого государя» прижилась во всей
европейской литературе. «Справедливость»
царя должна была опираться на порядок и
силу. Жестокость оправдывалась как способ
наведения порядка и преодоления
феодального произвола. «Справедливому» царю
противопоставлялся «злой» царь.
В повести о Дракуле и сплелись в сложный
клубок эти живые проблемы русской жизни.
Федор Курицын не оправдывал жестокостей
Дракулы, но иногда как бы пытался
объяснить их необходимость. Менее чем через сто
лет сама реальная жизнь вмешалась в
литературные дебаты — явился русский Дракула —
царь Иван Грозный. Но об этом — в своем
месте этой книги.
Фрол Скобеев
XVII век, время больших и разнообразных
перемен в русской жизни, принес и новых
литературных героев. Наряду с
воинами-богатырями, историческими лицами, мудрыми и
героическими персонажами появились в
литературе люди простого звания, погруженные в
обыкновенные повседневные дела, в бытовые
интриги, любовные похождения, погоню за
выгодой... Некоторые из таких персонажей
пришли в литературу из народной сказки,
часто — шутливой, типа анекдота, из народной
песни.
Действие повести приурочивается к 1680
году. Жил тогда близ Новгорода мелкий
дворянин Фрол Скобеев. Его знали как завзятого
плута, пробавлялся он ябедами по судам — то
есть устройством разных неправедных тяжб.
Рядом находилось имение богатого боярина,
стольника Нардина Нащекина. Фрол узнал,
что есть у него дочь Аннушка, и решил
любыми средствами овладеть ею. Подкупил мамку
и, в облике девицы, пробрался в дом
Нащекина на вечеринку. Эта его авантюра описана в
духе плутовской новеллы, к тому времени
проникшей из Европы на Русь.
Аннушке Фрол понравился, и он тайно
проводит в ее доме несколько дней. Но наступает
момент разлуки — отец увозит дочь в Москву:
пришла пора искать ей жениха. Фролу же она
дает денег, и тот начинает жить «роскочно».
Однако он не оставляет надежды соединить
свою судьбу с Аннушкиной и отправляется
вслед за нею в Москву.
Молодые люди тайно встречаются. Случай
им помогает. Сестра Нардина — монахиня —
просит брата прислать к ней Аннушку на
несколько дней. Фрол выдает себя за
монастырского кучера и увозит девушку. Они
тайно женятся. Фролу все сходит с рук. Его
знают как отъявленного плута, готового на
любой обман, тем не менее ему помогают.
Стольник Ловчиков дает ему карету, чтобы
увезти девушку, а затем готов выступить
ходатаем перед отцом Аннушки. Примирение

208
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
происходит в церкви. Фрол бросается к На-
щекину в ноги, а тот, узнав правду, приходит в
негодование: «Что ты, плут, сделал? Ведаешь
ли ты о себе, кто ты таков? Нет тебе
отпущения вины твоей! Тебе ли, плуту, владеть
дочерью моею? Пойду к государю и стану на тебя
просить о твоей ко мне плутовской обиде!»
Однако Нащекин понимает, что потерянного
не вернуть, — поплакав и побранив дочь,
родители примиряются со случившимся. В
конце концов Фрол Скобеев получает и
законную жену, и прощение царя, и богатые
вотчины от тестя. Находчивый, изворотливый, в
недавнем прошлом ябеда, без всяких средств к
существованию, он поднимается на высокую
ступень, наследует все богатство стольника и
сам, «живя в великой славе и богатстве,
наследников по себе оставил и умер».
Кажется, для этого героя ничего не было
святого, к жизни и к людям он относился
цинично, то есть видел в них лишь средство к
осуществлению своих не очень-то чистых целей.
Он привык, что все зовут его плутом, и
плутовал на глазах. И все дела и плутни свои готов
был оправдать, в том числе — и лукавой
ссылкой на Бога. Когда Нащекин в отчаянии,
глядя на него, воскликнул: «Тебе ли владеть
дочерью моей?» — Фрол спокойно ответил:
« Государь-батюшко, уж тому как Бог судил!»
Фрол Скобеев — герой нового времени:
рушится старая Русь, с ее нравами и
представлениями, с ее верой и пониманием жизни.
Ерш Ершович
Если читать подряд повести о Фроле Скобее-
ве и о Ерше Ершовиче, то бросается в глаза
необыкновенная близость двух героев — хотя
один из них дворянского роду, а другой —
представитель рыбьего царства. Повесть о
Ерше Ершовиче — это литературная пародия:
опираясь на традиции народной сказки, в
которой зверям, птицам, рыбам придавались
человеческие черты и качества, автор повести
обнаруживает в рыбьем царстве отношения,
конфликты, страсти, характеры, нормы
поведения те же, что в обществе людей. Там
действует суд — такой же, как на Руси в конце
XVI — начале XVII века: во главе его
воевода и боярин Осетр Хвалынского моря, да сам
Сом с большим усом, да Щука-трепетуха,
пристав Окунь, палач Кострашь, сторож Мен,
понятые Сазан Ильменский да Рак Болотов,
целовальник Треска. Суд проходил в декабре
1596 года, рассматривалась жалоба Леща и
Головля, жильцов Ростовского озера, на
Ерша — «на ябедника, на вора на разбойника, на
ябедника на обманщика... на острые на
щетины». Итак, Ерш — из той же компании
ябедников, что и Фрол, только размах его дел
пошире, обвинений ему предъявлено гораздо
больше. Лещ и Головль считают Ростовское
озеро своим, данным им отцами в вотчину
навек. А Ерш, лихой человек, пришел с Волги из
Ветлужского поместья, «с женою своею и с
детишками своими, приволокся в зимнюю
пору», грязный, черный, напросился переночевать
одну ночь, назвался крестьянином. Ему
поверили и пустили, а он «обжился в наших
вотчинах в Ростовском озере... расплодился с
племенем своим, а нас... перебили и
переграбили, из вотчины вон выбили, и озером
завладели...»
По другой версии дело было так.
«Ехал Ершишко на осиновых дровишках, и
просился Ершишко в славное Ростовское
озерышко у всех рыб у святой братьи одну ночь
ночевать». Все рыбы собрались совет
советовать. Одни готовы были пустить, другие
побаивались, а третьи прямо предупреждали:
пустите Ерша — будет содом, после не
выжить его. Получилось так, как боялись. Стал
Ерш «по Ростову озеру ходить и детей плодить,
всяких рыб теснить, всех прибил, всех
приколол... Кою рыбу ткнет, та жива быть не
может. Как у царя острая сабля, так у Ерша
щетина».
Ерш, призванный на суд, все обвинения
отверг. «Я их не бивал и не грабил, и не знаю, и
не ведаю. А то Ростовское озеро прямое мое,
а не их, из старины дедушке моему Ершу,
ростовскому жильцу. А родом я стариннейший

ЕРШ ЕРШОВИЧ
209
|Я притю >*«jMfck. Щ§
ивам в^«^№|жШ19Нк Л
!«»«ДЦпе**М rcwerMJ ЧЁ§Й
■InlP^tfflH**** """^"
!-4^НК ^^^B*""iT*"f"'^
ЯНН
"^^'/дЖ
а«г»дм* Л
^&Г-%»^^^-.г
1§Й^^.§||
ЩКДО
|йУу
iBiiii
fcyf"""^^S
ШнНШ?
-7«^*й&
шр?
lc^L
.Понеспт ь о е р ш е
.Пришла 4*ijtf Hdtfuta поА</л& 4tAOB*mni( ашче/ю&н
»*в» п*шго* ямке. i.n(S«i» ллми отрыв* шиктГ с«врУ »вг
л|г< ибми р*щи4« Ш*1 чшмл *ш/яи %рша ч*о она ям
д*ея»1 мкидшвола шшм вочкнам* azoic еы мил «щнпйны
унт какл оаярыл, рогатнт *гд« она мпопроситца шикать
«кто (во мкшнчп тончал мнд /ончйл уврлтм вонг вым'впь
ОМЫ КОШЧАШ ВЫШЬ ОПрфКННЫ «АИИ П(М(4*ЬШ* CtCtMMH. j
1 СГ/UA infiiHtz мща чтх ttifii, tpwa уитмт тцл ш)<на
змсм» * по «шин», правлол шавь ум и а >ыша доврм )окХ
mi. nja <*М *mora натхл лшта з.СГдьм що<ш tpm ш
«г<«* «ш **cw мммддегГ rem* (.Щш tnja щмлог* рыаы вши*]
ты (ывыталы*. act out (нццмл хмвх (oaz-boa*mb
е р 2 ш о и сю не
ж»(ст( иво они праВлы «сАйПйа ,4-с**-* спросили /tetjiu м
Ч(ЖД f£puirf ун»Ч^(ГОД МЩЛ ttdfaAS /ЛИЧ«(» * ГЛО ОПЛ
#i* пращою дашпь. улн**. (щ( ры&л ао&рыа чаеХт
(( Ct/tmt> 1\tftt*4BCtt.4A Hitmi' А (Ц1( ШЛЮСА.Ъ. СУДЬИ И
юраснА* ерш<* mtfCiaflu ты ныопцггю праъжХ селть,
(РШЛ tAJtWAZ то 0&Ц14А ПраЯДс* Ш№»$ )A BMWCd'
j СУа/н псг^^й nottAftk пристава ОчУма ноокУнь
ytOMt СКа}ЫЛЛ что At * ВПОНШЫА HtVO*itCA HMttt
врнло Ж/«ико родить нимоП г^а^а^к "ялоль нейи;
*И *ок*нл ontimttAZ ома иЛ}ллЛ хпанты* I
*]А ипост<»ни>и it/tAb пргтд сХа'Ами
Л
ети нн и к о е е
дьк спр9<и4и гмть
piuoRj» «j«<»»m^ tpma »
(во Д1* пол<«мьл дрогою цгмвм ifn?XftittM» илг onp^&o^iw !2
8 Сеит* пгр(Г<мн»мд {к«;мт что potmottMt ojtfo напарим i-*
тал аяотл лс цш& где ншпрощяца назвать кто ize пт -^
A>fi»4H пХопнтх *онх хочтл ju>}ahh4 выжить аунттл ежо •«
па ВОгатыА укого Оам поАина (стъ ннатХ (ронял мног* |й
кМайч стомо нкЫААтл (колко ратлюютл (во ■ й
р, СУд«.м приговорят мфо лща опросить ^ответчика (рШ
Ш4 ОЕВимдтл нвасоал осолашл кпротивл солнышка <W Ы
«ffH/nz «о Икахл tputz m*t услыша** &*Ш/М ХВООЛШ ¥
ущОАЛ в&лворостл та*ко (рта ивидм* *в«м* тш mtut't
'жш1!*ктшшштш91тщшшт в kk» ^жк^клштхмштт
«Повесть о Ерше Ершове сыне Щеттникове». Лубочная картинка, XVIII в.
человек, из мелких бояр Вандышевых, из Пере-
яславля. А те люди, Лещ да Головль, были
у отца моего в холопах». Ерш предъявил им
свои обвинения. «А я Божиею милостию не
тать и не разбойник, живу правдою отеческою,
человек я добрый, знают меня на Москве
князья и бояре»...
В тяжбе рыб, как в капле воды, отражаются
конфликты, которыми изобиловала русская
действительность того времени: споры шли
из-за владения землей, из-за вотчин, одни
жаловались на других из-за притеснений,
грабежей, неправедных поступков, на каждое
обвинение ответчик предъявлял свои обиды, и
суды тянулись бесконечно.
Ерш Ершович показывает себя великим
мастером судебного сутяжничества, но и
противная сторона отвечает тем же. Лещ и Головль
называют своих свидетелей — Сельдь и Сига,
но Ерш отводит их — они в родстве с
обвинителями. На Ерша новая жалоба: «Поклепщик,
обманщик, воришко, ябедник, а живет по рекам
и по озерам на дне, а света мало видит...
Выходя из реки к устью, заманивает большую
рыбу в неводы, а сам умеет вьюернуться, как
бес».
Вызывают все новых свидетелей, и никто о
Ерше не говорит доброго слова. Ерш хвастал
близким знакомством с московскими боярами,
а его противники свидетельствуют: «Знают
Ерша на Москве бражники и голышы и
всякие люди, которые не могут купить доброй
рыбы, а купят ершов на полденьги, думают
много съесть, а больше хлеба расплюют или
собакам в окно выкинут». Замечательно, как
в характеристиках Ерша соседствуют
«человеческое» и «рыбье» и как одно незаметно
переливается в другое.
Вот Осетр жалуется на Ерша, как тот его
обманул и осрамил. Когда Осетр шел к Рос-

210
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
товскому озеру жировать, Ерш встретился ему
и отсоветовал идти туда, чтобы не погибнуть
напрасно: «Когда я отправился к Ростовскому
озеру, был вдвое тебя толще, голова была как
пивной котел, в длину был семи сажен, а
поперек три сажени, а хвост был как парус у лодки.
А в озере я бока свои о берег отер и нос
переломал, а ныне видишь и сам, какой я
стал». Осетр поверил этим словам, в озеро не
пошел, а в результате жену и детей с голоду
поморил и сам едва добрался под Новгород.
А Сом горестно рассказывал, как Ерш брата
его затащил в невод, а сам вывернулся, да еще
посмеялся над несчастным, и, когда Сома
выволокли на берег и стали обухом бить, Ерш
скакал и плясал, приговаривая: «Вот как
нашего Обросима околачивают».
В конце концов судьи обвинили Ерша и
выдали его с головой Лещу и Головлю. В
реальной судебной практике Руси это означало,
что ответчика били кнутом и он попадал в
кабалу к истцам. У Леща и Головля грамота,
позволявшая выполнять решение суда, была
«на руках», но вот воспользоваться своим
правом им было не просто. Ерш, услышав
приговор, повернулся к Лещу хвостом: «Коли
вам меня выдали головою, то ты меня, Лещ с
товарищем, проглоти с хвоста». Здесь, как
видим, судебная формула, применяемая к людям
не буквально («выдать с головой»),
применительно к рыбам получила буквальный смысл:
Лещ мог бы проглотить Ерша с головы, но с
хвоста у того «щетины, как лютые рогатины
или стрелы, никак нельзя проглотить».
Пришлось отпустить Ерша на волю, хотя приговор
остался в силе.
Вот какой тип героя появился в
древнерусской литературе в конце XVI века.
Фома и Ерема
Знакомясь с этими персонажами (как и с
героями повести о Ерше Ершовиче), мы входим
в особую область культуры Древней Руси —
в ее «смеховой мир».
Люди той эпохи любили и умели смеяться —
весело и добродушно, но и зло, обидно... В
произведениях устного творчества и в
книжной литературе смех был направлен на
внешних врагов, но также и на «своих»:
высмеивали глупых и неумелых, трусливых и ленивых,
обманщиков и клеветников, ябедников.
Доставалось и боярам, и дворянам, и простым
людям. Не боялись смеяться над судом, над
церковными обрядами, над учеными людьми,
пьяницами, лекарями, монахами. В литературе
и фольклоре сложились устойчивые способы
осмеяния: человек, явление, предмет
становились особенно смешными, если им
придавались уродливые черты, если недостатки до
крайности преувеличивались, становились
неправдоподобными, приобретали нелепый
характер. Творцы смешного любили
пародировать действительность (суд в рыбьем
царстве — пародия на человеческий суд) — так
острее обнажались пороки; реальный мир как
бы выворачивался наизнанку и уже без
покровов представал своими нелепыми, глупыми,
смешными сторонами.
Фома и Ерема — персонажи из этого смехо-
вого, вывернутого мира, но читатель хорошо
видел за литературными образами живых
людей. Они — братья, близнецы («за един
человек, лицом единаки»), неразлучные в
делах и помыслах. Впрочем, «приметами они
разны»:
Ерема был крив, а Фома с бельмом,
Ерема оыл плешив, а Фома шелудив.
Обратите внимание: повесть написана почти
вся так называемым раёшным стихом, фразы
строятся как бы на принципе
параллельности — одна о Фоме, другая о Ереме, по смыслу
они сталкиваются, но и сливаются, так как
разница между братьями лишь внешняя, а по
существу они совершенно одинаковы.
Повесть состоит из ряда эпизодов, случаев из
жизни братьев: все напоминает житийную
икону с клеймами, только житие здесь явно
пародируется, потому что герои не способны ни на
какое дело, ничего не умеют, и им всегда не
везет, всякий раз они попадают в смешную или
опасную для них ситуацию.

ФОМА И ЕРЕМА
211
|6РШАС90МОЮАВАШэАТШКА1ЛМгНОЖИШМВ
iC^ГCЯZ0nP0MЫCЛAXZPAЗAVH^ЛИC4HgT7iHЖЪE:P^T^CTOБ0HYA^iИHИBИ6MZбPgN^r0P€
ТИЫШНЫ П6СИИ ЗАП<ЖА60НАКОРОйСИЗЛГ^ВеЛгНЛПМСАНАИИХ^ПЛРЖОШКШ^ААЫНХР^,
Ш%?!>Ш№№1тттт CPfiM VTOnHWIieOMY ПИНКАМИ еРШАНАеШШРВАЛеЛЬ80МАч/ВД
ЙпДАЛ?Ш?,9Я53>л^ЕУГРНРег 1ДРЛШ ^^АЛСАеОМАРАЗЯБ6ЛСАШа&4АеМЛИЫ£ТОБОЮЗЛХОТОК
ГШ>А (ЖРш,—<*^МОШИА
Фолш, Ерема
и Парамошка.
Лубочная картинка,
XVIII в.
6GMN
f№Mk
Фома и Ерема — выходцы явно не из народной
среды: их называют иногда торговыми людьми,
иногда дворянскими детьми, просто знатными.
Тем смешнее несовпадение их родовитости с
внешним видом простолюдина.
На Ереме зипун, на Фоме кафтан,
На Ереме шапка, на Фоме колпак,
Ерема в лаптях, Фома в поршнях.
Все, что они пытаются делать, — невпопад.
Приходят в церковь и попадают на клирос,
начинают петь, а Фома вопит. Пономарь
просит за молебен, но денег у них нет, и он
«осердился на них:
Ерему в шею, Фому в толчки,
Ерема в двери, Фома в окно...»
Встретившись после этого, они рассуждают:
«Чего нам бояться, заодно мы бежим».
Пришли на пир, у одного в руках гусли, у
другого — орган; первым делом принялись за
пиво: «сколько пьют, а больше на землю
льют, чужого добра не берегут». Стали
играть и напевать — не понравились:
Ерему дубиной, Фому рычагом.
Отправились на охоту — ничего не убили,
спрятались от мужиков:
Ерема ушел в рожь, а Фома в ячмень,
Ерема припал, а Фома прикорнул,
Ерему сыскали, Фому нашли,
Ерему кнутом, Фому батогом,
Ерему бьют по спине, Фому по бокам.
Убегая от побоев, зацепили на дороге сани,
и опять —
Ерему бьют по ушам, Фому по глазам.
И смерть пришла к ним такая же нелепая.
«Захотелось им, двум братьям, рыбки половить.
Ерема сел в лодку, Фома в ботник.
Лодка утла, а ботник без дна.
Ерема поплыл, а Фома не отстал.
И как будут они среди быстрыя реки, наехали
на них лихие бурлаки.

212
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
Ерему толкнули, Фому выбросили,
Ерема упал в воду, Фома на дно —
Оба упрямы, со дна не.бывали...»
Сюжет о Фоме и Ереме пользовался
большой популярностью в народной среде, вошел
в репертуар скоморошьих потех, бродячих
кукольников. В XVIII веке он изображался на
лубочных картинках, перешел в сказку и
песню, в устном исполнении это произведение
можно было слышать еще в начале XX века.
Текст, конечно, постоянно варьировался,
менялись и вносились новые живые подробности,
но содержание оставалось неизменным:
родившаяся в Древней Руси история о>
незадачливых братьях оказалась удивительно
близкой и созвучной по своей смеховой природе
людям других эпох.
Бова Королевич
Древняя русская литература изобиловала
переводными произведениями с самых разных
языков: историческими, богословскими,
богослужебными, назидательными, собственно
художественными... Основной фонд
средневековой литературы, обращавшийся в
христианском мире, был знаком людям Древней Руси.
Часто это были не просто переводы:
иноземные сочинения получали русскую окраску, в
них вносились разного рода подробности,
придававшие им русский колорит, содержание
их намеренно связывалось с русской жизнью,
а герои становились похожи на русских
людей.
Сменялись времена — менялись вкусы и
интересы читателя, менялась и переводная
литература. Со второй половины XVI века
широкую популярность получают европейские
«рыцарские романы». Первое место среди
них занимает «Повесть о Бове Королевиче».
Источник ее — французско-итальянский
роман о подвигах Бово д'Антона, но попал он к
нам через южнославянское посредство (в
белорусском пересказе). Обычно русские
тексты этой повести назывались: «Гистория о
некоем храбром витязе и о славном богатыре
Ипос/16 ТПОГО БОВА КОрСМЕВичь СПй/12 Ш£СЯ1Ь дм£мшЕС1ь H0«i£l и]|
гагао ept/иА -прнвшъ фкраулткаго царства црь са/от^а с*ппйна]?л
||Гына £1*0 луыпьрз СЛОВНО) ЕОГатырь <э80»СК<* Сни/иа ДВл мШОна етиМ
С<злЗ ККОРСМН) ЗСНД6ВНО «яндровичю лкстъ чт0Н2 ОдалЪ дрМ'НЕВну
дочь свою вз<л/и/жстпво 'wp/иенское царство ОГ441/12 мкороль зензев
андрОВУчь УАТПЕ/МЗ СВОИ/ИЪ ЩОМАГЪ ма$К0Ь?УН0мЪ ИМШа BOlCKd ПО] I
\copQKy тпьначъ Н8ыш(дщ vpomnBZ лукапгра игрдЗишяСл хнс/логота Vol I
ити лукйтръжг пОБи ОЪа Воиски икорОлеи CEfi.^a икоо'иу £831
\\ь»}У HdMOpcnot пристп«5»ниф£ пгрив?дс ивид£ Аружщъча по гие ел-J I
ИПршдЕ КБОВЕ ИЯОЗБ/ДИ ЕГО ОСНс? НСК а? а 6л*у Т7 одрО Б нО Сдй j
|1чиВШ£ЕСА ъОВа/Kt УАрУ^НЬВны иСПрОСи КОнь БОГлгпырСКйГО j I
|иС<иц АРУМШБна наЬОВу ОПОАШлО /v)£4b КлддбНЕЦЙ ИНСГУ I
1ВСптр£л1А станавплА ищлов ллоСЪ ишутъ sOBa П0В£,4<я I
И 0род£ СВОС/МЬ ип0£ха1*Ъ Бишса Слуиатро/нЪ и победи '
Цего ивоиигстпво все, поби икороиеи испленз Еозвратк I
I' .... _ гт~т. : 4_ i
Страница лубочной книги о Бове Королевиче,
XVIII В.
о Бове Королевиче». В виде потешных книг
она бытовала при дворе, а в рукописных
вариантах — среди низших сословий.
Бова был сыном короля Гвидона и Милитри-
сы, дочери короля Кирбича. Отец отдал Ми-
литрису за Гвидона против ее воли, сватом
был конюший Личарда. Милитриса, ненавидя
мужа, вступила в сговор с королем Додоном:
тот явился с войском в условленное место,
туда же она послала Гвидона на охоту, и Додон
зарубил его.
Синбалда, дядька Бовы, рассказал ему о
случившемся и попытался увезти его, но Додон
успел захватить мальчика. Додону приснился
сон, будто Бова, вооруженный
мечом-кладенцом и копьем, готов проткнуть ему сердце.
Узнав об этом, Милитриса, ради любви к Додону,
решила извести сына, посадила его в темницу
и не давала пищи. Потом она послала ему три
хлебца, пропитанные ядом. Девушка, принеся
Бове хлеб, предупредила его, он бросил
хлебцы псам, и те сразу околели. Бова горько
заплакал, и девица тоже заплакала, глядя на

БОВА КОРОЛЕВИЧ
213
красоту его. Уходя, она не заперла темницу, и
Бова бежал.
С этого момента начались приключения Бо-
вы. В судьбе его немалую роль играла его
внешность: о красоте мальчика, а потом
юноши говорится неоднократно. «Бова же имел
очи светлы, а власы желты, как шелк, а лицо
румяно, как золото». Бову подбирает корабль,
он выдает себя за сына пономаря и прачки.
Его обучают грамоте, и он «на корабле как
цвет цветет, лицо его воссияет как солнечный
луч». Он становится собственностью короля
Зинзовея, который назначает его старшим
конюхом. Дочь Зинзовея, увлеченная красотой
Бовы, просит отца разрешить ему приходить в
ее палаты. Когда он пришел в первый раз,
«палата от лица его просветилась, прекрасная
же Дружнена с девицами не могли усидеть на
месте». Забавные подробности
свидетельствуют о вспыхнувшей их любви.
Король Маркобрун с двухсоттысячным
войском подступает к городу и требует в жены
Дружнену. Король Зинзовей вынужден
согласиться, но Бова в турнирных поединках
побеждает пришельцев, в том числе и Мар-
кобруна. Появляется со стотысячным
войском царь Салтан Салтанович, он хочет
женить на Дружнене своего сына Лукапера.
Бова вступает в поединок с Лукапером —
«славным богатырем высотой в три
сажени» — и рассекает ему надвое голову
чудесным мечом-кладенцом, который дала ему
Дружнена. Освободив Зинзовея и Марко-
бруна, плененных Салтаном, Бова напоминает
Силныи ирраерш вогатырь Б<ш норсыевичь щлъ r4mt№> дорогою пенистому пшш ннадоъ:ншга хтмт
шзгмтырь иро*шъ узришь нову щояътл оапршг& мтшъ нав^рук^ щт&рнули по&сш королевичь
[зарюсь Hdmvo ну&лртъ острыми юпышъ въгруть его нпомуялъ осыру $тлю &о иоврдтиаъ £
Rortsr ш*к$у нагруть fre» тр&мъ уую шгрть (У
Битва Бовы Королевича с Полканом. Русский лубок, XVIII в.

214
ГЕРОИ КНИЖНОГО ЭПОСА
своему хозяину, что он сам ждет
освобождения. Дружнена молит отца отдать ее за Бо-
ву — сына короля Гвидона — и получает
согласие. ,
Теперь — вместо благополучного сказочного
конца — история о Бове приобретает такой
невероятный поворот, насыщается такими
головокружительными приключениями, о каких
прежний русский читатель и подумать не мог.
Соперникам Бовы удается отправить его
далеко, он не успевает предупредить невесту,
и та вынуждена согласиться на брак с Мар-
кобруном, правда — выговорив себе год
отсрочки.
Бова много раз оказывается на грани гибели,
ограбленным, потерявшим свое имя,
богатырского коня и меч-кладенец. Он вынужден
скитаться под видом нищего старца, попадает
в заточение к царю Салтану, и дочь его
старается обратить Бову «в латынскую веру». На
счастье Бовы, к нему возвращается его
чудесный меч, и он снова одерживает победу за
победой. На пути к Дружнене он узнает о
принятом ею условии — ждать его год, а
между тем с момента их разлуки прошло уже
больше. Он получает «зелие», позволяющее
ему менять и восстанавливать облик. Не
узнанный невестой, он идет с нею в конюшню,
где прикован его богатырский конь. При
виде хозяина конь оборвал 70 цепей, «скокнул
Бове на горло, а передние копыта положил
ему на плечи». Тут Бова открывается
Дружнене, они бегут, за ними устремляется погоня, и
самый главный из преследователей — Полкан
(«от пояса до головы человек, а от пояса к
ногам пес»)* бьется с ним отчаянно, пока
Дружнена не мирит их. Одно приключение
нанизывается на другое — сначала пропадает
Бова, потом Дружнена с двумя детьми. Бова
попадает в родные места и расправляется с
Додоном, встречает детей, которых Дружнена
послала на поиски мужа... Все приходит к
благополучному концу.
Пожалуй, «Повесть о Бове» — самое
занимательное, самое запутанное по интриге и самое
богатое авантюрными событиями
произведение Древней Руси. Бова соединял в себе
одновременно черты былинного богатыря,
сказочного царевича и мужественного и
удачливого рыцаря, внешняя красота которого
гармонировала с благородством поступков,
прямотой и решительностью, верностью и
сердечной чувствительностью.
Бова не остался героем лишь Древней Руси:
повесть перешла и в новое время, в XVIII
веке появились лубочные пересказы ее (с
картинками), она превратилась в устную
сказку, и многие поколения читали, слушали
занимательную историю о храбром витязе.
А вы заметили, сколько здесь знакомых имен:
Гвидон, Додон, Салтан, Полкан? В сказки и
поэмы Пушкина эти имена пришли из
«Бовы», хотя поэт по-своему распорядился с
персонажами, их носившими.
* Описание Полкана как человека-пса относится к самому раннему периоду. Позже был распространен другой облик Полкана —
кентавр. Таким его чаще всего изображали на лубочных картинках XVIII века.

люди„
ДРЕВНЕЙ
РУСИ

Древнейшая русская летопись «Повесть
временных лет» открываета| фразой, которая
служит одновременно ее заглавием:
«Во'г повести временных (минувших) лет,
откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал
первым княжить и как возникла Русская
земля». Фраза эта, правда приведенная в
переводе, была написана, скорее всего, в начале XII
века,, то есть несколько столетий спустя росле
того,, как Русская земля уже «пошла» и в
Киеве стали править первые князья. Для
воссоздания этого прошлого — с его людьми и
их деяниями.— летописец не располагал
почти что никакими документами и
письменными источниками и должен был опираться
прежде всего на устное: предание. В этой
устной традиции, передававшейся из
поколения в поколение, подлинная история
неизбежно покрывалась густым слоем легенды,
окрашивалась, мифом; даты путались и часто вовсе
отсутствовали; выдумка выдавалась за дейстч
вительность, исторические персонажи
приобретали черты эпических героев, и, напротив, —
герои легенд и сказании признавались
историческими лицами.
Летописцы же, внося в свои хроники
услышанное, придавали ему свой вид, осмысляли
прошлое в духе своего времени, собственных
исторических понятий и политических
пристрастий.

218
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
И все-таки летописи — драгоценные
страницы истории России ее начальных веков;
события и люди, в них упомянутые, — не
выдумка, но зафиксированная историческая
память: в ней не только запечатлены факты, но и
выражено, говоря словами современного
ученого, единое представление о славном начале
русской истории.
Заглянем же в лица некоторых ее
персонажей.
Рюрик
С именем этого князя связаны сложнейшие
вопросы русской истории: вокруг них вот уже
несколько столетий не затихают споры,
выдвигаются взаимоисключающие гипотезы,
идут поиски новых фактов и толкований.
Сложность их разрешения усугубляется тем,
что летописные записи о Рюрике очень
кратки и подчас противоречат одна другой. По
этой причине мы не можем ограничиться
свидетельствами одной лишь «Повести
временных лет» и должны обратиться и к
другим летописцам, а кроме того — принять во
внимание критику летописных текстов,
наведенную нашими учеными.
Итак...
Под 859 годом (дата эта, конечно, условна)
сообщается: несколько славянских племен —
словене и кривичи, а также финское племя
меря платили дань варягам «из заморья» и
терпели от них насилия (большинство
современных ученых согласно с тем, что под варягами
следует понимать норманнское —
скандинавское, скорее всего шведское, — племя; впрочем,
можно встретить и утверждение, что варяги —
это одно из племен балтийских славян).
Под 862 годом летописец сообщает, что
названные племена «изгнали варягов за море и
не дали им дани, и начали сами собой владеть
и города ставить». Вскоре, однако, между
ними начались раздоры: «стали воевать между
собою, была между ними великая война и
междоусобица, и встали город на город, и не
стало среди них правды».
И тогда они решили поискать себе князя за
пределами своей среды, чтобы он владел и
управлял ими «по праву». И пошли они за
море к варягам и сказали: «Земля наша
велика и обильна, а порядка у нас нет. Придите к
нам княжить и владеть нами».
Далее — по версии «Повести временных
лет» — «избрались трое братьев со своими
родами и взяли с собой всю русь, и пришли к
славянам, и сел старший Рюрик в Новгороде,
а другой — Синеус — на Белоозере, а
третий — Трувор — в Изборске. И от тех
варягов прозвалась Русская земля... Через два же
года умерли Синеус и брат его Трувор. И
овладел всею властью один Рюрик, и стал
раздавать мужам своим города — тому
Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро.
Варяги в этих городах — находники (то есть
пришельцы), а коренное население в
Новгороде — славяне (то есть словене), в Полоцке —
кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере —
весь, в Муроме — мурома (то есть последние
три племени — финские), и над теми всеми
властвовал Рюрик».
Очевидно, что события, описанные здесь, не
могли произойти в течение одного года, но
летописец собрал их под 862 годом. А под
879 годом сказано о смерти Рюрика.
Прежде чем рассмотреть самые главные
моменты летописного рассказа, остановимся на
некоторых подробностях. По другим
летописным свидетельствам, варяги
первоначально «срубили (то есть поставили срубы —
дома) город Ладогу (это в устье Волхова), и сел
в Ладоге старейший Рюрик», а уже после
смерти братьев он «пришел к Ильменю, и
срубил городок под Волховом, и назвал его
Новгород, и сел тут княжить».
Итак, Рюрик — Синеус — Трувор. Мотив
трех братьев, явившихся из другой земли,
чтобы основать Русское государство, сразу
заставляет вспомнить сказки и предания
разных народов, где происходит примерно то
же самое. Да и в русской истории, если
верить летописи, было уже такое: три брата,
один по имени Кий, другой — Щек, тре-

РЮРИК
219
Призвание князей на
Русь.
Художник
В. Васнецов
тий — Хорив, и сестра их Лыбедь, сидели на
трех горах, затем построили городок «во
имя старшего своего брата» и назвали его
Киев... «И были те мужи мудры и смысле -
ны, и назывались они полянами, от них
поляне и до сих пор в Киеве». По одним
сведениям, дошедшим до летописца, Кий держал
перевоз на Днепре, а по другим — «княжил
в роде своем», ходил в Царьград и жил
некоторое время на Дунае...
В этом рассказе история раннего Киева
предстает в легендарной форме. Люди
древности, в том числе и летописцы, склонны были
приписывать возникновение рода или
племени, построение городов, создание государств
отдельным личностям, великим героям,
обладавшим особой силой, мудростью.
Вот почему то, что варяжских братьев было
трое, наводит на мысль: не из легенды ли они
пришли в летопись? Сомнения усиливаются
от того, что имена Синеуса и Трувора не
кажутся собственно скандинавскими; более
того, возникает подозрение — не ошибся ли
летописец, приняв за имена собственные sine us
(что означает «род») и thru varing (то есть
«дружина»). И следовательно, речь шла о том,
что Рюрик был «с родом своим (или домом
своим) и верной дружиной...» (Впрочем,
ученые более склонны слова «Синеус» и «Тру-
вор» считать именами собственными.)
Высказывается также предположение, что
летописец назвал братьями трех племенных
князей, которые на самом деле не были
связаны узами родства: Рюрик княжил у словен,
Синеус — у мери, Трувор — у кривичей.
Летописи сохранили глухие указания на то,
что население севернорусских земель далеко
не было довольно княжением Рюрика: некий
Вадим Храбрый новгородец поднял против
него восстание, но потерпел поражение и был
казнен, а множество людей бежало от Рюрика
на юг.
Ну а теперь о том, что является в летописном
рассказе главным, составляет, мы бы сейчас
сказали, целую концепцию: получается, по
летописи, что Русское государство основали
варяги, пришлые люди, и они же дали ему
название Русь, которое первоначально обозначало
их самих. Где здесь правда, а где — легенда?
Разумеется, для самих летописцев все было

220
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
правдой. Они простодушно верили, что
государство может быть создано в одночасье,
путем «призвания» сторонних сильных
властителей. Они еще не знали того, что знаем мы:
государство складывается долгим и сложным
путем и в своем становлении проходит
несколько длительных этапов. Так было и в
северных землях, населенных
восточнославянскими и финскими племенами.
По мнению современных историков, к
середине IX века в этом обширном регионе
сложился союз племен, которые возглавлялись
своими вождями или даже князьями. Есть
предположения, что на землях за Ладогой
уже тогда существовало государство народа
Русь — о нем упоминается в письме
византийского императора к императору франков в
838 году. Приход на эту территорию варягов
с дружинами и их вокняжение здесь
(действительно ли по призыву руководителей союза
или же по собственному почину — сейчас уже
трудно проверить) — это событие для той
далекой эпохи вполне естественное и
объяснимое. Похожие события.происходили и в
странах Западной Европы. Например,
существует легенда о приходе к бриттам — по их
Развалины Рюриковой крепости в Старой Ладоге
просьбе — кораблей с тремя братьями
саксами столетие спустя после Рюрика.
Как показывают данные археологии и
некоторые письменные источники, связи
восточных славян с варягами были и до этого
времени оживленными и разнообразными.
Постоянно приезжали в эти края
варяги-торговцы и имели тут постоянные базы; норманны
считались опытными навигаторами и
хорошими знатоками военного дела, их дружины
нанимали для защиты населения. Некоторые
историки считают, что Рюрика не призывали
на княжение, а он был нанят с дружиной для
целей охраны, а уже затем захватил власть.
Но это вряд ли верно.
Норманны были большой и хорошо
организованной силой, и они были способны
укрепить единство земель славян и финнов,
поставить новые города, расширить пределы
территории. В то же время они сами подвергались
«ославяниванию», постепенно растворялись в
новой среде, становились здесь полностью
«своими».
Считается, что летописец, составлявший свою
хронику в конце XI — начале XII века,
почерпнул сведения о событиях двухвековой

РЮРИК
221
давности — о призвании варягов — из устных,
скорее всего, новгородских преданий. Ко
времени составления летописи киевский престол
давно уже занимали князья Рюриковичи, и
летописцу надо было объяснить
происхождение этой династии. Тут ему на помощь и
пришли новгородские легенды, но он их
по-своему осмыслил, обработал и дополнил (в
частности, рассказом о вступлении на киевский
престол Олега: об этом — в следующей главке
нашей книги). Тот же летописец, видимо, внес
путаницу в понимание термина «русь».
Историки утверждают, что в более ранней
редакции летописного рассказа о Рюрике это
слово как название норманнов не фигурировало.
Вопрос о «руси» и поныне остается спорным в
науке, и мы ограничимся тем, что кратко
приведем основные суждения ученых.
Первое. «Русь» — это исконное
самоназвание восточных славян, в качестве такового
оно неоднократно употребляется в летописях
и известно соседям славян на Западе и на
Востоке. Термин имел два значения:
широкое — им обозначались все славяне и земли,
входившие в состав Киевской Руси; и более
узкое — этим словом назывались земли полян,
Курган Синеуса
занимавших Среднее Приднепровье
(известно, что до определенного времени новгородцы
и суздальцы относили название «Русь»
именно к Киеву).
Сторонники этой точки зрения доказывают
иногда, что варяги стали называться русью
только попав в Киев, потому именование
варягов русью в более ранние времена — это
домысел летописца.
Второе. «Русь» — термин прибалтийско-
славянского происхождения, он обозначал
поморских славян-варягов, которые и принесли
это название восточным славянам (с научной
точки зрения эта крайняя «антинорманнская»
концепция менее всего убедительна).
Третье. Термин «русь» — помимо того, что
относился к Киевской земле и ее
населению, — имел еще особое значение: им
называли княжескую дружину, а также верхушку
тогдашнего общества.
Четвертое. Слово «русь» первоначально
обозначало пришедших норманнов-варягов, а
они затем распространили это название на
все подвластное им славянское население.
Сторонники этой точки зрения не находят
славянских корней в самом слове «русь».

222
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Набег Аскольда и
Дира на Царъград
Споры вокруг легенды о призвании варягов
и о термине «русь» часто выходили за
собственно научные рамки и приобретали явно
выраженный политический характер. Речь
шла — ни мало ни много — о том, создал ли
русский народ свое государство сам или его
создали иноземцы. Участники спора делились
на «норманнистов» и «антинорманнистов».
Первые крайне преувеличивали роль варягов,
вторые вообще отказывали участию
«чужого» элемента в жизни Древней Руси.
Ныне, к счастью, политические страсти
вокруг норманнской проблемы поутихли, и
легенда о Рюрике и его братьях стала
предметом спокойного научного обсуждения.
Олег Вещий (?/879-912)
В летописных рассказах об Олеге реальная
история постоянно перекликается с народным
эпическим преданием и цоглитической
легендой, и отделить одно от другого подчас просто
невозможно.
В «Повести временных лет» под 879 годом
сообщается, что Рюрик перед смертью
«передал княжение свое Олегу; — родичу своему —
и отдал ему на руки сына Игоря, ибо был тот
еще очень мал». Таким образом, Олег
выступает, если употребить позднейший нерусский
термин, в роли регента при малолетнем
законном правителе. Но как же тогда объяснить,
что княжил Олег тридцать один год, то есть
при живом взрослом Игоре, который взошел
на княжеский стол лишь после смерти Олега?
Загадочной предстает история завоевания
Олегом Киева.
Летопись без всяких объяснений сообщает, что
в 882 году Олег выступил из Новгорода в
поход. Он «взял с собою много воинов:
варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей».
Сначала он «принял власть после смерти Рюрика.
Но далее?
«И пришли к горам Киевским, и узнал Олег,
что княжат тут Аскольд и Дир».
Здесь нам придется вернуться к событиям
более раннего времени. Согласно летописи,
после утверждения Рюрика в Новгороде его
бояре Аскольд и Дир отпросились в поход на
Царьград. По дороге они остановились у
«небольшого города на горе» Киева и «стали
владеть землею полян». То есть произошло,
по летописи, завоевание Киева варягами.

ОЛЕГ ВЕЩИЙ
223
Спустя несколько лет Аскольд и Дир
совершили разбойный поход на Царьград, но тут
грекам пришла помощь свыше: после ночной
молитвы они вынесли ризу Богородицы и
омочили ее полу в море. «Тут внезапно
поднялась буря с ветром, и великие волны
разметали корабли язычников русских, и прибило
их к берегу и переломало так, что немногим из
них удалось... вернуться домой».
Летописец говорит об Аскольде и Дире с
явным осуждением. В его глазах были они не
только чужаки, но и самозванцы, незаконно
утвердившиеся в Киеве. Совсем иначе он
относится к Олегу, и захват им Киева не
вызывает никакого протеста. Между тем Олег
действовал, как мы бы сейчас сказали,
вероломно. Он прикинулся не тем, кем был на
самом деле. Он направил к Аскольду и Диру
послов: «Мы купцы, идем к грекам от Олега и
княжича Игоря. Придите к нам, к родичам
своим». Не подозревавшие ничего земляки
пришельцев откликнулись на приглашение, но,
когда подошли к берегу, из лодок выскочили
спрятанные воины. «И сказал Олег
Аскольду и Диру: "Не князья вы и не княжеского
рода", а когда вынесли Игоря, добавил: "Вот
он сын Рюрика". И убили Аскольда и Дира,
отнесли на гору и погребли...»* (Захват
города с помощью хитрости — переодетыми
воинами и т. д. — мотив, хорошо известный в
преданиях разных народов — египтян, греков,
римлян, скандинавов, монголов. Позднее, в
XVII веке, он повторился в легенде о взятии
казаками крепости Азов.)
Теперь Олег сел князем в Киеве и объявил:
«Да будет матерью городов русских», то есть
столицей Руси. Пришедшие с ним варяги
стали называться русью. Можно считать, что
именно при Олеге завершилась
«славянизация» княжеской власти, считавшейся прежде
«чужой». Она стала говорить и действовать,
как сказано в летописи, «от рода русского».
Можно вполне допустить, что Олег не
просто захватил княжеский престол, но занял его
в согласии с желаниями киевлян.
Летописец высоко оценивает деятельность
Олега как объединителя и устроителя нового
государства: князь воздвигает города,
присоединяет к Киевской Руси новые
восточнославянские племена и земли, устанавливает
порядок взимания дани с них («полюдье»),
освобождает их от дани хазарам.
«И властвовал Олег над полянами и
древлянами, и северянами, и радимичами, а с углича-
ми и тиверцами воевал» (эти два племени
жили по Бугу и Днестру).
Летописца не занимают никакие подробности
многочисленных походов Олега по русским
землям, не пишет он о сечах и осадах, в его
глазах Олег прежде всего — не воин, не пол-
Поход на Царьград.
Олег ставит
ладьи на колеса.
Миниатюра
Кенигсбергской
летописи
* Холм этот называется с тех пор Аскольдовой могилой.

224
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ководец, но государственный деятель, мудро и
последовательно занимающийся
обустройством своей земли.
И вот в это размеренное жизнеописание
врывается — словно бы без особенных
оснований — событие небывалых масштабов:
поход на Царьград, столицу греческой империи.
«Пошел Олег на греков, оставив Игоря в
Киеве; взял же с собою множество варягов и
славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и
радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и
хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как
толмачи» (то есть переводчики). Очевидно,
что это — общерусский, государственного
значения поход, в котором участвуют воины
изо всех племен, и не только славянских.
«И с этими всеми пошел Олег на конях и в
кораблях; и было кораблей числом 2000».
Теперь уже летописец не избегает
подробностей и живых красок и не скрывает творимых
войсками Олега жестокостей и разрушений:
«А тех, кого захватили в плен, одних иссекли,
других мучили, иных же застрелили, а
некоторых побросали в море, и много другого зла
сделали русские грекам, как обычно
поступают враги».
В этот суровый, беспощадно правдивый
рассказ вдруг вплетаются мотивы грандиозного
эпического сказания, и образ князя-воина,
жестокого карателя уступает место образу
хитроумного персонажа и героя, обладающего
вещим знанием. Олег велит вытащить
корабли на сушу, поставить их на колеса и поднять
паруса. При виде того, как на их город посуху
движутся морские суда, греки в ужасе
соглашаются немедленно выплатить любую дань.
Правда, они предпринимают попытку
изменить ход войны в свою пользу и выносят Олегу
в знак мнимого гостеприимства пищу и вино.
Хитрость не удается — Олег не принимает
вина, так как оно отравлено. «И испугались
греки, и сказали: "Это не Олег, но святой
Дмитрий, посланный на нас от Бога"».
В результате Олег получил несметную
дань — по 12 гривен на человека (а в каждом
из двух тысяч кораблей было по сорок мужей;
в договоре: «по 12 гривен на уключину»), а
еще дань для русских городов и всякие при-
Русские прибивают
щиты на ворота
побежденного
Царъграда.
Художник
Ф. Бруни

ОЛЕГ ВЕЩИЙ
225
Предсказание
волхва.
«Песнь о вещем
Олеге»
А. С. Пушкина.
Художник
В. Васнецов,
1899 г.
вилегии приезжим русским купцам (в том
числе «баню — сколько захотят»).
И прибил Олег щит свой на воротах Царь-
града в знак победы.
С того времени прозвали Олега Вещим
(мудрым) — и не только за то, что угадал
вино с ядом, но и за умение предвидеть ход
событий и управлять ими, за удачливый исход
великой военной кампании.
«Повесть временных лет» донесла до нас текст
договора с греками, который был заключен
послами Олега пять лет спустя. В историю он
вошел как договор 911 года. Основу его
составила идея дружбы и любви между русскими и
греками. Подробнейшим образом в нем
рассматривалась ответственность за преступления,
убийства, воровство, но также и
имущественные споры, торговые сделки, даже
кораблекрушения и случаи похищений людей и т. д.
Русские послы, щедро одаренные
константинопольским царем Леоном, по возвращении
рассказали Олегу, «как заключили мир и
договор положили между Греческою землею и
Русскою, и установили не преступать
клятвы — ни грекам, ни Руси». Греки при этом
целовали крест, а русские клялись своим
оружием и языческими богами — Перуном и
Белесом (Волосом).
«И жил Олег, княжил в Киеве, мир имея со
всеми странами».
Летописец готов, кажется, уподобить Олега
сказочному или эпическому герою, который —
исполнив полагавшиеся ему подвиги —
проводит оставшуюся жизнь в мире и покое.
Народное предание, однако, не согласно с
таким тихим завершением княжеской
биографии, и оно предлагает свою трактовку. Якобы
еще до похода греков Олег спросил у волхвов,
какая ему уготована смерть (древние люди
верили, что смертный час каждому
предуготовлен и что волхвы-кудесники ведают, кого
какая смерть ждет). «И сказал ему один волхв:
"Князь! Конь — его ты любишь и ездишь на
нем — от того умрешь"».
Олег решил обойти судьбу: он больше не
сядет на любимого коня. Князь велит конюху
увести коня, пасти и ухаживать за ним по-
прежнему.
Прошло несколько лет после возвращения из
похода на Царьград, и Олег вспомнил о коне,
8—0102670

226
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
«Песнь о вещем
Олеге»
A. С. Пушкина.
Художник
B. Васнецов, 1899 г.
позвал старшего конюха, и тот сообщил князю,
что конь его давно умер.
Здесь-то и совершает роковую ошибку вещий
Олег. Услышав слова конюха, он рассмеялся
и укорил кудесника: «Неверно говорят
волхвы — и это ложь: конь умер, а я жив». И
отправился он к тому месту, где находились
останки коня, увидел кости и голый от времени
череп и снова посмеялся: «От этого ли черепа
смерть должна была взять меня!»
И поставил ногу на череп. Оттуда вылезла
змея и ужалила князя в ногу.
«И разболелся Олег и умер, и плакали по
нему люди все плачем великим».
Легенда о предсказанной смерти Олега имеет
параллели в сказаниях разных народов, в том
числе и очень близкие, в которых фигурируют
и любимый конь героя, и змея. В сербском
сказании такая же смерть, как к Олегу,
приходит к турецкому царю. Герой исландской саги
Одд, чтобы спастись от исполнения
предсказания, убивает коня; уже стариком
возвращается в те места, спотыкается о череп, в досаде
ударяет по нему копьем, а оттуда является
змея.
В других сказаниях вместо коня фигурирует
волк или дерево... Основной же мотив
остается неизменным: герой думает, что он
избавился от предсказанной судьбы и ведет себя
вольно и даже вызывающе; но выясняется,
что предсказание он понимал слишком
буквально, и его последующие поступки ведут к
исполнению предсказания.
Скорее всего, мировой фольклорный мотив
был приложим к князю Олегу. Интересно —
почему? Было ли в реальной смерти Олега
нечто такое, что вызывало в народной памяти
соответствующую легенду? Или, скорее всего,
легенда эта естественно укладывалась в
эпическую биографию князя, по-своему дополняя
и даже нарушая образ «вещего» героя? Нам
остается только гадать...
О месте смерти и месте погребения реального
князя Олега существует несколько версий.
По одной — его похоронили в Киеве, ставшем
благодаря ему «матерью городов русских», в
нем он княжил более 30 лет; по другой —
могила Олега находится в Ладоге — городе,
где молодым служил он Рюрику и где, может
быть, и родился...

ОЛЬГА
227
Ольга (?-969)
Ольга — первая женщина на Киевском вели-
кокняжеском престоле, образ которой донесли
нам устные предания, летописи и жития.
Впервые имя Ольги появляется в кратком
летописном сообщении под 903 годом: «Игорь
вырос и собирал дань после Олега, и
слушались его, и привели ему жену из Пскова именем
Ольгу». Из другой летописи известно, что
выдали ее за Игоря, когда ей было десять лет.
И ко времени гибели мужа ей должно было
быть около пятидесяти лет; умерла она в 969
году, в возрасте за семьдесят (не будем,
впрочем, забывать, что к летописным датам,
особенно ранним, приходится относиться
критически).
Согласно «Повести временных лет», Ольга
официально не восходила на княжеский
стол — после смерти ее мужа Игоря княжить
начал сын их Святослав. Однако то, что
делала Ольга на протяжении по крайней мере
десяти лет, могла позволить себе лишь
правительница, обладавшая всей полнотой власти.
Скажем здесь коротко о муже ее, князе
Игоре. Сын Рюрика, он положил основание
династии Рюриковичей на Руси*. Игорь стал
княжить после Олега в 913 году. Он
упомянут в летописи несколько раз в связи с его
походами на древлян и печенегов. Лишь под
941 годом о нем рассказывается более
подробно — когда он совершил поход на греков,
сжег села и церкви, жестоко расправлялся с
населением, а в итоге потерпел поражение:
греки пустили огнеметы на русские суда и
уничтожили большую их часть. Через три
года с громадным войском Игорь повторил
поход, на сей раз он закончился уплатой греками
дани и мирным договором 945 года.
Кончил Игорь печально. Отправившись за
данью к древлянам, он не удовлетворился
одним заходом, но решил повторить его. Когда
древляне узнали, что князь возвращается
снова, они не выдержали: «Если повадится волк к
овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его.
Так и этот: если не убьем его, то всех нас
погубит». Вышли древляне навстречу Игорю
и убили его вместе с его дружиной. Там же, в
Древлянской земле, погребли его. А после
отправили лучших мужей своих к Ольге...
А теперь мы возвращаемся к рассказу о
княгине, так неожиданно овдовевшей.
Двадцать знатных древлян в ладье пристали
к киевскому берегу. Призвала их Ольга и
спросила: «Говорите, зачем пришли сюда?»
Они изложили цель посольства: «Мужа
твоего мы убили, так как муж твой, как волк,
расхищал и грабил, а наши князья хорошие,
потому что ввели порядок в Древлянской земле.
Пойди замуж за князя нашего за Мала».
Предложение это, очень странное по
сегодняшним понятиям, было, по-видимому,
обычным в те далекие времена: победивший
завладевал супругой побежденного. Мал считал
себя законным претендентом на руку
овдовевшей Ольги.
Между тем сама Ольга в это время была
захвачена лишь одним чувством — она
жаждала отомстить древлянам за убийство мужа.
Руководил ею не просто сердечный порыв —
закон кровной мести был одним из самых
главных и обязательных в ту эпоху. Сын был
еще мал, и вдова была обязана сама
совершить акт мести.
Останется навсегда неизвестным, так ли в
действительности осуществила Ольга
мщение, как описал летописец. В пространном
рассказе поражает необыкновенная
доверчивость, с какой древляне поддаются коварным
замыслам Ольги: простодушием своим они
напоминают не реальных людей (трудно
представить, чтобы такими они были в
жизни!), а скорее персонажей из народной сказки,
поведение которых не следует из реальной
логики. С другой стороны, поразительна
изобретательность, изощренность замыслов
Ольги: она хочет не просто расправиться с
ненавистным племенем, но при этом разыграть
некое ритуальное ♦ действо. В четырех актах
мести Ольги есть что-то сказочно-условное и
обрядовое. И над этими грозными событиями
возвышается личность женщины, которая
* Мощная эта династия разветвилась, начиная с Владимира Святославича, на множество линий; представители основной линии
вплоть до конца XVI века по праву наследования занимали сначала великокняжеский, а затем царский престол; династия
оборвалась со смертью Федора Иоанновича; вскоре после этого ее место заняла династия Романовых.
8*

228
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Ольга мстит
древлянам
за смерть мужа.
Миниатюра
Радзивилловой
летописи
проявила беспощадную целеустремленность,
холодную жестокость и коварство и каждый
этап мщения своего венчала торжеством и
насмешкой над поверженными врагами.
Вот эти четыре акта.
Первый. Ольга притворилась, что ей любезно
предложение древлянских сватов — раз уж
мужа все равно не воскресить. Она, однако,
хочет встретить послов с подобающей честью,
и потому, когда завтра за ними придут, чтобы
повести во дворец, пусть они заявят, что не
хотят ни ехать на конях, ни идти пешими, но
пусть их несут в ладьях. Так на следующее
утро и было все исполнено. Древляне
«уселись величаясь, подбоченившись и в великих
нагрудных бляхах». Такими люди княгини
принесли их в ладьях на княжеский двор и
сбросили вместе с ладьей в заранее
выкопанную глубокую яму. Ольга, наклонившись,
спросила их: «Хороша ли вам честь?» и
велела засыпать их живыми.
Древляне погибли, потому что не увидели
двойного, зловещего смысла в ритуале,
предложенном княгиней. Ее слова о
церемониальной встрече послов имели тайный смысл, а
они его не разгадали: им были уготованы не
почести, но безжалостная казнь, и Ольга на
это как бы намекала, предлагая доставить их
во дворец в лодке. Дело в том, что у
восточных славян существовал обычай — хоронить
знатных людей в лодках или в санях. Таким
образом, Ольга превратила обряд чествования
сватов в обряд похорон.
Второй. Ольга отправляет гонцов к древлянам
и просит прислать за нею «лучших мужей». И
опять древляне с легкостью поддаются на
обман. Словно бы ничего не подозревая о судьбе
первых послов, древляне посылают других.
Ольга предлагает им принять баню, запирает их
в ней и приказывает поджечь.
Баня — еще одна загадка для древлян,
которую они не разгадали: древние славяне
топили бани для умерших предков, то есть баня,
как и ладья, составляла часть похоронного
обряда.
Третий. Теперь уже Ольга переносит месть
на территорию врага. Она просит древлян
приготовить меду для поминального обряда по
мужу: она собирается поплакать на могиле,
устроить тризну. На пиршество приглашены
и хозяева. «И когда опьянели древляне,
велела Ольга отрокам своим пить за их честь, а
сама отошла прочь и приказала дружине
рубить древлян, и посекли их 5000».

ОЛЬГА
229
Таким образом, древляне справили тризну
не только по убитому ими Игорю, но и по
самим себе.
ЧегПвертый. Заключительный акт словно бы
венчает мрачный и стройный замысел Ольги.
Вторгшись в Древлянскую землю, она осадила
город Искоростень и все лето простояла под его
стенами. В конце концов она притворно пошла
на примирение, испросив лишь совсем
небольшую дань — от каждого двора по три голубя и
по три воробья. Обрадованные горожане
поспешили передать эту дань, а Ольга пообещала
назавтра уйти домой.
Между тем своим воинам она велела
привязать каждой птице трут, завернутый в
платочек. Отпущенные на волю птицы вернулись
каждая к своему дому, и во дворах загорелись
голубятни, клети, сараи, сеновалы. Город пылал,
люди бежали из него, а воины Ольги хватали
их: кого-то она велела убить, кого-то увести в
плен или отдать в рабство, а остальных
оставила, возложив тяжелейшую дань.
Если мы вспомним, что у древних славян был
обычай приносить богам в жертву птиц, то
четвертый этап мести Ольги можно
истолковать как заключительное жертвоприношение.
Конечно же, рассказ об этой последней
мести — самый малоправдоподобный из всех
четырех и больше всех напоминает фольклорное
предание.
| После этого Ольга, словно исчерпав тему мести,
| предстает мудрой правительницей, продолжа-
| тельницей государственных дел Олега.
1 «И пошла Ольга с сыном своим и с дружи-
г ною по Древлянской земле, устанавливая
распорядок даней и налогов. И существуют
места ее стоянок и охот до сих пор...»
А год спустя: «Отправилась Ольга к
Новгороду и установила на Мете погосты и дани и
по Луге — оброки и дани. Ловища ее
сохранились по всей земле, и места ее, и погосты, и
сани ее стоят в Пскове и поныне, и по Днепру
есть места ее для ловли птиц, и по Десне, и
сохранилось село ее Ольжичи до сих пор. И
так, установив все, возвратилась к сыну своему
в Киев, и там пребывала с ним в любви.,.»
Раскрывая смысл летописных свидетельств,
можно сказать, что Ольга занималась
обустройством принадлежавших ей земель,
создавала опорные пункты управления и
хозяйственной деятельности (становища и погосты),
устанавливала регулярные повинности
населения («уставы» и «уроки»), словом —
прочно утверждала княжескую власть.
А следующим шагом мудрой правительницы
стал выход на международную арену: в 955
году Ольга отправилась в Царьград, где
царствовал тогда Константин Багрянородный.
В отличие от прежних приходов русских
князей, это был мирный дипломатический визит.
Пребывание Ольги в Царьграде можно
отчасти восстановить и по русским, и по
греческим источникам, но и они не раскрывают
вполне целей поездки и очень скупо освещают
содержание переговоров.
Византийские император и императрица.
Парадное облачение, X в. Хромолитография

230
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Крещение
Ольги в
Константинополе.
Миниатюра
из Радзивилловой
летописи
По русской летописи, главным событием
оказывается крещение Ольги,
сопровождающееся любопытными подробностями. Здесь
вновь на короткий момент возникает образ
Ольги — хитроумной женщины, которая
ловко умеет выйти из самого трудного
положения. Рассказ «Повести временных лет» — это
своеобразный исторический анекдот.
Константин, беседуя с русской княгиней, увидел,
что она «очень красива лицом и разумна».
Он «подивился ее разуму и сказал: "Достойна
ты царствовать с нами в столице нашей"».
На это неожиданное заявление Ольга
отвечала: «Я язычница. Если хочешь крестить
меня, то крести меня сам». Крещение совершали
царь и патриарх, который трогательно
благословлял и наставлял ее в христианской вере.
Она получила при крещении имя Елена — в
честь древней византийской императрицы,
матери Константина Великого. Наконец царь
сказал Ольге-Елене, что хочет взять ее в
жены и препятствий к этому больше нет, она
напомнила ему: крестный отец не может
жениться на крестной дочери. И Константин
признался: «Перехитрила ты меня, Ольга» (в
древнерусском источнике: «переклюкала мя
еси...»).
Вспомним, что Константин к этому времени
был уже давно женат и у него были взрослые
дети. Ольге же было за шестьдесят...
Известно, что Константин не сразу принял
Ольгу и она несколько месяцев ожидала на
корабле в бухте Суд (так русские называли
бухту Золотой Рог). Возможно, что затяжка
была вызвана длительным обсуждением
церемонии приема — при византийском дворе
этому всегда уделялось очень большое
внимание.
Наконец прием состоялся, он довольно
подробно описан самим Константином. По
греческим источникам, это произошло в 957
году. Ольга явилась ко двору в сопровождении
родственников и знатных бояр, послов,
торговых людей, большой свиты (недавно была
высказана догадка, что в составе свиты
находился и юный Святослав — инкогнито, и
будто бы у Ольги был план — посватать сына к
дочери императора). На приеме был весь
двор, все происходило по тщательно
разработанной церемонии и с большой
помпезностью. Ольге были оказаны высокие почести.
Ее принимала и императрица. Во время
парадного обеда церковные хоры пели хвалу
царскому дому. Прием и обед повторились
через несколько дней. Император вручил гостье
дорогие подарки. Об одном ответном даре
княгини Ольги сохранились сведения:
новгородский епископ Антоний, посетивший Царь-
град лет через двести с лишком, видел в
Софийской церкви подаренное Ольгой на па-

ОЛЬГА
231
мять о крещении большое золотое блюдо с
драгоценным камнем и жемчужными
украшениями.
Известно, что переговоры касались военной
помощи Византии со стороны русских,
учреждения в Киеве архиепископии,
предоставления торговых привилегий. Главным же
было — подтверждение мирных и дружеских
отношений между двумя державами.
Крещение Ольги могло рассматриваться как
подготовка к принятию Русью христианства в
греческом его варианте.
В общем, мирный поход Ольги укрепил
государственный престиж Киева. Что же
касается утомительного и даже, возможно,
унизительного ожидания в бухте Царьграда, то
Ольга не отказала себе в удовольствии хотя
бы отчасти «вернуть» Константину
пережитое ею. Когда в Киев вскоре явились
греческие послы с дарами и передали напоминание
императора об обещанных Ольгой многих
дарах — «воске, мехах и воинах в помощь», она
послала ему ответ: «Если ты так же постоишь
у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам
тебе».
Крещение Ольги позволило летописцам и
позднейшим церковным писателям создать
образ благочестивой, «блаженной» княгини.
Недавняя язычница, она преображается, ее
природная мудрость обогащается глубокой
религиозностью. Просветившись крещением,
она «радовалась душой и телом». Патриарх
приобщил ее к нормам поведения
христианки — «дал ей заповеди о церковном уставе, и
о молитве, и о посте, и о милостыне, и о
соблюдении тела в чистоте».
Летописец убеждает читателей, что
«блаженная Ольга с малых лет искала мудростью, то
есть самое лучшее в свете этом, и нашла
многоценный жемчуг — Христа».
Большим огорчением для Ольги стало
нежелание Святослава креститься, — как ни
уговаривала она его, сын остался язычником. Но
Княгиня Ольга.
Художник В. Васнецов. Эскиз для росписи
Владимирского собора в Киеве, 1893 г.

232
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
и в этом случае она вела себя как подобало
святой и говаривала: «"Да будет воля Божья;
если захочет Бог помиловать род мой и народ
русский, то вложит им в сердце то же желание
обратиться к Богу, что даровал и мне". И,
говоря так, молилась за сына всякую ночь и
день, руководя сыном до его возмужалости и
до его совершеннолетия».
Ей пришлось еще пережить осаду Киева
печенегами и голод осажденных, она с внуками
едва не погибла. Нелегко дался ей уход
Святослава в Болгарию, когда он заявил, что
оставляет Киев ради Переяславля на Дунае...
Может быть, это решение сына и ускорило ее
кончину. Она просила его: «Видишь, я
больна; куда хочешь уйти от меня?.. Когда
похоронишь меня — отправляйся куда захочешь».
и мегаАн
Святая княгиня Ольга.
С древнегреческой иконы XIII—XIV в.
Через три дня после этого тяжелого
разговора Ольга умерла.
«И плакали по ней плачем великим сын ее, и
внуки ее, и все люди».
«Была она предвозвестницей христианской
земле, как денница перед солнцем, как заря
перед светом. Она ведь сияла; как луна в ночи,
так и она светилась среди язычников, как
жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены
грехами, не омыты святым крещением. Эта
же омылась в святой купели, и сбросила с себя
греховные одежды первого человека Адама, и
облеклась в нового Адама, то есть в Христа.
Мы же взываем к ней: "Радуйся, русское
познание Бога, начало нашего с ним
примирения". Она первая из русских вошла в
Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские —
свою начинательницу, ибо и по смерти
молится она Богу за Русь».
Таков был путь Ольги от простой псковской
девочки, ставшей женой Игоря, затем вдовой
князя, грозной мстительницей и, наконец,
мудрой правительницей земли Русской,
предвозвестницей принятия православия.
Княгиня Ольга — канонизированная
Русской Церковью святая, «не тронутая
тлением», и названная «равноапостольной», то есть
равной апостолам, посланникам и ученикам
Христа.
Святослав (?-972)
Сын Игоря и Ольги, князь Святослав прожил
недолгую, но богатую событиями жизнь. Вся
она была посвящена острым политическим
схваткам и ратным делам.
Если верить летописцу, воинские деяния
Святослава начались едва ли не в младенческом
возрасте: ему было лет пять, когда мать взяла
его с собою в поход на Древлянскую землю.
Когда два войска сошлись, малолетний князь
совершил принятый в те времена (и
известный не одним только русским) ритуальный
акт, которым открывались сражения: он
метнул копье в сторону древлян, но так как был
мал, то копье едва пролетело между конских

СВЯТОСЛАВ
233
ушей и, падая, ударило коню в ногу. Тем не
менее находившиеся рядом с князем
кормилец его Асмуд и воевода Свенельд
воскликнули: «Князь уже начал; последуем, дружина, за
князем». И победили древлян...
Святослав, каким он запечатлен в летописях,
был будто рожден для войны и суровой
походной жизни. «Когда Святослав вырос и
возмужал, стал он собирать много воинов
храбрых. И легко ходил в походах, как пар-
дус*, и много воевал. В походах же не возил
за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но,
тонко нарезав конину, или зверину, или
говядину и зажарив на углях, так ел. Не имел он и
шатра, но спал, подостлав потник, с седлом в
головах. Такими же были и все прочие его
воины. И посылал в иные земли со словами:
«Хочу на вы идти».
Величие и искусство Святослава-воина, его
рыцарство признавали даже противники
князя — греки. «Горячим, дерзким,
стремительным» представлял его греческий историк Лев
Диакон. Он же набросал редкий по
реалистичности портрет князя — в момент, когда
тот приплыл для переговоров с императором:
Святослав сидел на веслах и греб вместе с
^ приближенными, ничем не отличаясь от них.
Он был среднего роста, не слишком велик, не
слишком мал, с густыми бровями, с голубыми
^ глазами, с плоским носом, безбородый и с гус-
J тыми, висящими на верхней губе волосами.
|: Голова у него была совсем голая, и только с
t| одной стороны свисал клок волос,
означающий знатность рода; шея толстая, плечи ши-
| рокие, и весь стан довольно стройный; Князь
казался мрачным и диким. В одном ухе
висела у него золотая серьга, украшенная двумя
жемчужинами с рубином. Одеяние князя
было белым и отличалось от одежды его при-
у- ближенных только чистотой.
j Святослав был неотделим от своей дружины,
о которой много заботился и с мнением
которой очень считался. Был он стойким
язычником и на этой почве серьезно расходился с
матерью. Ольга, когда приняла крещение,
Р склоняла к тому же и сына, надеясь тем самым
добиться распространения христианства на
Руси. Но Святослав был непреклонен и
матери отвечал: как он может один принять
новую веру? А дружина? Она же станет
смеяться над ним.
Летописец с явным осуждением отметил:
Святослав продолжал жить по языческим обычаям,
он не знал, что в беду впадет, ибо сказано: «Если
кто отца или матери не послушает, то смерть
примет». Может быть, летописец намекал, что
ранняя смерть Святослава была ему наказанием
за непослушание...
С 964-го по 972 год Святослав проводит в
походах, военных предприятиях, осадах и
обороне городов и крепостей. Вся эта
деятельность протекала за пределами Киевской
Руси и словно бы прямо не была связана с ее
интересами и заботами. Даже напротив,
долгое отсутствие великого князя едва не стало
причиной разгрома Руси. Печенеги осадили
Киев и чуть не захватили Ольгу с внуками.
Киевляне направили к Святославу послов со
словами укора: «Ты, князь, ищешь чужой
земли и о ней заботишься, а свою покинул. А
нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою,
и детей твоих. Если не придешь и не
защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не
жаль тебе своей отчины, старой матери, детей
своих?»
Святослав поспешил в Киев и прогнал
печенегов в поле. Хотя он и сокрушался о
случившемся, но вскоре заявил: «Не любо мне
сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславле на
Дунае, — там середина земли моей...»
Совершив сначала походы на Волгу, в
Хазарский каганат, на Северный Кавказ, Святослав
затем обратил свои взоры на Балканы, на
земли Болгарии и Греции. Что влекло его
сюда? Жажда завоеваний? Мечта о переносе
центра Руси на Дунай? Особенная неприязнь
к грекам?
Вот как отвечает на эти вопросы уже
упоминавшийся нами греческий историк Лев
Диакон. Посланник императора Никифора
постарался завести дружбу с князем «тавроски-
фов» (или «тавров» — так называли греки
Пардус — гепард.

234
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
обитателей обширных пространств Руси) и с
помощью «льстивых речей» и «даров»
уговорил его собрать сильное войско и выступить
против «мисян» (то есть болгар). В награду
Святослав должен был получить эту страну в
собственное пользование и несказанные
богатства из царской сокровищницы. Как
уверяет Лев Диакон, Святослав, прельщенный
надеждой на получение богатства и во сне
уже видевший себя владетелем страны
«мисян», поднял на войну все молодое поколение
«тавров», собрав войско из шестидесяти тысяч
цветущих здоровых мужей.
В первом же столкновении выявилось
преимущество русских как воинов: «Тавры
стремительно выпрыгнули из челнов, выставили
вперед щиты, обнажили мечи и стали направо
и налево поражать мисян». Очень скоро
Святослав одолел болгар, взял множество
городов по Дунаю и сел княжить в Переяславле.
Тут-то и обнаружились разногласия греков и
русских.' Греки обеспокоились новым
сильным и воинственным своим соседом и
потребовали, чтобы Святослав вернулся в свои
земли. Князь же «отвечал надменно и
дерзко», что он уйдет, лишь если получит большую
денежную дань и выкуп за все захваченные
им города и за всех пленных. Не
ограничившись этими условиями, Святослав пригрозил
грекам: если они не выполнят его требований,
то пусть убираются в азиатские земли. Тогда
император, в свою очередь, напомнил
Святославу о судьбе его отца: Игорь приплыл к
берегам Византии на десяти тысячах судов, а
вернулся домой лишь с десятком лодок. «И
ты найдешь погибель здесь». И на это
последовала угроза Святослава: «Мы разобьем
вскоре шатры у ворот Византия и возведем
вокруг города крепкие заслоны».
Теперь Святослав объединился с болгарами
против греков и с огромными силами вторгся
во Фракию. Не станем описывать все
перипетии войны, которая шла с переменным
успехом. Нам интересны в первую очередь те
ее моменты, в которые проявились качества
личности Святослава, его характер и
способности военачальника. Все это
обнаруживалось особенно ярко в критических
обстоятельствах. Десять тысяч русских воинов
оказались перед ста тысячами греков (по
сведениям русского летописца). Святослав
обратился к своим воинам: «"Нам некуда уже
деться, хотим мы или не хотим — должны
сражаться. Так не посрамим земли Русской,
но ляжем здесь костьми, ибо мертвые не
принимают позора. Если же побежим — позор
нам будет. Так не побежим же, но станем
крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова
ляжет, то о своих сами позаботьтесь". И
ответили воины: "Где твоя голова ляжет, там и
свои головы сложим". И исполнились русские,
и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а
греки бежали».
Сделаем небольшое отступление от нашего
рассказа: древний летописец нашел — или,
может быть, близко воспроизвел —
поразительные по емкости и чеканные по форме
выражения, которые вошли навеки в русский
географический и патриотический словарь и
постоянно вспоминались и повторялись в самые
тяжкие для народа моменты. И заметим —
помнились они в своем первозданном,
древнерусском обличье: «Хочю на вы итти»; «Да не
посрамим земле Руские, но ляжем костьми,
мертвыми бо срама не имам. Аще ли побег-
нем, срам имам. Не имам убежати, но станем
крепко, аз же пред вами пойду...».
Греческий историк воссоздает ту же
ситуацию, и, в сущности, очень близко к летописцу,
но со своими любопытными подробностями.
Во время одного из сражений телохранитель
императора Анемас пробился к Святославу и
поразил его ударом в ключицу. Кольчуга и
щит спасли князя от смерти, а окружавшие
его дружинники убили Анемаса.
Израненный Святослав печалился, досадовал и пылал
гневом.
Наутро князь собрал совет, на котором одни
предлагали тихо спастись бегством на судах,
другие, напротив, вступить в мирные
переговоры, чтобы сохранить войско. Святослав же
остался верен себе: «Если мы теперь постыд-

СВЯТОСЛАВ
235
Княжеская дружина
собирает дань.
Художник Н. Рерих,
1905 г.
но уступим, то погибнет слава, спутница
русского оружия, без труда побеждавшего
соседние народы и без пролития крови
покорявшего целые страны... Итак, с храбростью
предков наших и памятуя, что русская сила была
до сего времени непобедима, сразимся
мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая
бегством спасаться в отечество, но или жить
победителями, или, совершив знаменитые
подвиги, умереть со славой».
Однажды Святослав был осажден в городе
Доростоле (ныне Силистра). Значительная
часть его людей была ранена, и почти все
съестные припасы иссякли. В темную ночь, при
сильном дожде с градом и блеске молний,
князь усадил две тысячи воинов на суда и
спустился по Дунаю добыть хлеба, пшена и
других продуктов. На обратном пути
заметили они на берегу большое скопление греков.
Святослав незаметно высадил своих воинов,
провел их лесом и неожиданно ударил на
греков. Избив многих, русские благополучно
вернулись в город. Осада, однако,
продолжалась, и перед Святославом снова встал выбор:
умереть от голода или тайно бежать. Князь
решил по-своему: «Люба ли будет нам та
жизнь, которую мы бегством искупим, и не
впадем ли мы тем в презрение у окрестных
народов, которые доселе нас трепещут?»
Святослав вывел все войско, велев запереть
за собою ворота, чтобы даже не возникало
помысла о возвращении в город. Жестокое
сражение продолжалось с переменным
успехом, и, по словам историка, лишь помощь
свыше — святого Федора Стратилата —
принесла победу грекам-христианам.
Вот и еще эпизод, подтверждающий
беспредельную преданность Святослава воинскому
долгу. Греки после одного из поражений
стали раздумывать, как им поступить: Святослав
разбивал город за городом. Решили они
испытать русского князя. Царь послал ему
золото и «паволоки»* и попросил послов
наблюдать за тем, как он встретит подарки.
Святослав на эти дары даже не стал смотреть и
велел спрятать их. Тогда послали ему оружие,
и при виде этого подарка Святослав стал
хвалить царя и выражать ему свою любовь.
* Дорогие ткани.

.236
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Греки очень испугались: «Лют будет муж этот,
ибо богатством пренебрегает, а оружие
берет». И послал царь к нему, говоря: «Не ходи
к столице, возьми дань, сколько хочешь».
Мотив испытания героя дарами встречается
во многих сказках и преданиях разных
народов. Народное предание, привязав этот
мировой фольклорный мотив к Святославу, тем
самым признало его великим воином, не
ценившим ничего кроме ратных подвигов.
Русский летописец предпочитал не говорить
о поражениях, которые терпел Святослав от
греков, либо упоминал о них вскользь.
Греческие историки, напротив, о поражениях его
писали много. Писали они и о жестокостях,
какие якобы творил Святослав на захваченных
землях. В этих описаниях много явных
преувеличений, просто фантастических
(например, упоминание о двухстах тысячах горожан,
посаженных им на кол). Но правда войны
была жестокой, и Святослав, рыцарски
честный, когда речь шла об интересах его земли и
его дружины, вел себя по-варварски
беспощадно по отношению к противнику. Русский
летописец признавался, что после его похода
на Дунай «города... и доныне стоят пусты».
И вот — конец его короткой жизни. Исход
войны с греками толкуется русскими
летописцами и греческими историками
по-разному. Согласно первым, Святослав решил
помириться с императором и в договоре
подтвердил желание «иметь мир и полную любовь с
каждым великим царем греческим», обещал
«не замышлять на страну вашу», «не собирать
на нее воинов» и даже воевать с теми, кто
замышляет «против страны вашей».
Очевидно, что победители таких договоров не
заключают.
Вероятно, гораздо ближе к истине греческие
источники, по которым Святослав после
крупного поражения был вынужден просить
мира на таких условиях: русские отдавали
город Доростол, возвращали пленных, уходили из
Мисии и возвращались в свое отечество. Им
разрешалось свободно отплыть на судах —
при этом греки обещали не метать на них со
своих «огненных кораблей» раскаленные
камни. Император снабдил русских
хлебом — по две меры на каждого из 22 тысяч
человек (а было вначале якобы 60 тысяч, и
значит — 38 тысяч погибли). Договор
подкреплял прежнюю дружбу двух стран и
торговые связи между ними.
Святослав возвращался домой на судах по
Днепру. По словам летописца, когда
княжеские корабли приблизились к днепровским
порогам, воевода Свенельд посоветовал ему
обойти пороги на конях, «ибо стоят у порогов
печенеги». Тем не менее Святослав «пошел в
ладьях», но пороги не удалось пройти. «И
остановился зимовать в Белобережье, и не стало
у них еды, и был у них великий голод, так что
по полугривне платили за конскую голову.
И тут перезимовал Святослав».
А когда наступила весна, отправился
Святослав к порогам. Между тем переяславцы
предупредили печенегов, что мимо них пройдет
Святослав с небольшой дружиной и
большими богатствами. «И напал Куря, князь
печенежский, и убил Святослава, и взяли голову
его и сделали чашу из черепа, оковав его, и
пили из него» (по другим вариантам, на
«чаше» этой была вырезана надпись,
указывавшая на принадлежность черепа). «А всех лет
княжения Святослава было 20 и 8».
Так завершается сага о князе русском,
великом воине, завоевателе, доблестном рыцаре, не
запятнавшем своих дел ни малодушным
бегством, ни унижениями и погибшем в расцвете
сил своих — из-за того, что воинская удача и
слава на время покинули его...
Н, М. Карамзин назвал Святослава
«Александром нашей древней истории», имея в
виду, конечно, Александра Великого
Македонского.
Поздние историки судят о Святославе по-
разному. Приведем два противоположных
мнения.
Согласно суровой оценке выдающегося
историка XIX века С. М. Соловьева, Святослав
«с своею отборною дружиною покинул
Русскую землю для подвигов отдаленных, слав-

СВЯТОСЛАВ
237
" Кончина Святослава
в 972 году
ных для него и бесполезных для родной
земли... Утверждение Святослава в Болгарии,
успехи его в войне с греками могли иметь
важные следствия для новорожденной
Руси... Неудача Святослава проистекала от
недостаточности его средств, от того, что он
оторвался от Руси, действовал только с одною
отборною дружиною, а не устремил на
Грецию соединенные силы всех племен,
подвластных Руси: только в последнем случае
предприятие Святослава могло иметь важное,
решительное влияние на судьбы Восточной
Европы».
А вот суждение современного историка
Б. А. Рыбакова.
«Русские войска воевали в Волжской
Болгарии, в земле Бургасов и в Хазарии, где взяли
Итиль и древнюю столицу каганата — Семен-
дер на Каспийском море. Затем были
покорены народы Северного Кавказа — ясы
(осетины) и касоги (адыгские племена).
Поход бьи закончен на Таманском полуострове,
который с этого времени стал русской
Тмутараканью... Протяженность похода — около
6000 км. На его осуществление
потребовалось, надо полагать, не менее трех лет...
Грандиозный поход состоялся в промежуток 965—
968 гг...
Результаты похода были совершенно
исключительны: огромная Хазарская империя была

238
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
разгромлена и навсегда исчезла с
политической карты Европы. Пути на Восток были
расчищены...
Переместясь на Дунай, Святослав закрепился
на очень выгодной позиции...
Святослав вовсе не был "безрассудным
авантюристом", бродившим где попало по
степям... Его действия на Дунае и за Балканами
были проявлением дружбы и солидарности с
народом Болгарии, которому Святослав
помогал отстаивать... политическую
самостоятельность от посягательств Византии. Поражение
Святослава было концом суверенной
Болгарии, возродившейся только два столетия
спустя».
Так считают историки...
Благоверный князь
Владимир Святославич,
креститель Руси (?/980—1015)
Вместе со Святославом кончилась долгая
эпоха первых Рюриковичей —
князей-язычников, в чьих биографиях причудливо
сплелись деяния реальных политиков и подвиги
сказочно-эпических героев и кудесников.
Они положили начало новому государству —
Киевской Руси, создали ему славу и
известность в сопредельных землях.
Детям Святослава суждено было начать
новую эпоху в истории Руси. И это новое
оказалось связанным прежде всего с именем
князя Владимира.
Год рождения Владимира нам неизвестен.
Сохранилась, однако, подробность о его
происхождении, которая повлияла на всю его
жизнь. У Святослава было три сына. Два
старших — Ярополк и Олег — от «законной»
жены Ольги, Владимир — от ключницы
княгини Ольги, Милуши. О ней известно лишь,
что была она дочерью Малка Любечанина,
человека знатного, и был у нее брат Добрыня.
В те языческие времена разделения на
«законных» и «незаконных» княжеских детей не
было. Однако же Владимир, видимо, матери
своей не знал: Ольга отослала Малушу из
Киева и сама воспитывала внука. А
«невысокое» происхождение позднее аукнулось
Владимиру, когда он захотел жениться на
дочери полоцкого князя. Гордая Рогнеда
отвергла его, заявив якобы: «Не хочу разуть
сына рабыни» (по старинному славянскому
обычаю новобрачная должна была в знак
покорности снять с мужа обувь).
О детских годах Владимира сохранился лишь
один эпизод, описанный в летописи под 968
годом. В отсутствие Святослава Киев
осадили печенеги — это был их первый набег на
Русскую землю. Горожане изнемогали от
голода и жажды. Ольга с тремя внуками
заперлась во дворце. И тогда воевода Претич
прорвался на лодках с другого берега Днепра,
вывел Ольгу с малолетними князьями, усадил
в ладью и спас их. Печенежский князь в
конце концов вынужден был пойти на мировую с
Претичем, они обменялись оружием и подали
друг другу руки. А Святослав поспешил
домой, чтобы спасти мать и сыновей.
Владимиру была уготована роль младшего
князя, который должен был подчиниться
старшему и всю жизнь играть второстепенные
роли. Святослав еще при своей жизни
посадил Ярополка в Киеве, сделав его, тем самым,
своим преемником, а Олега — князем у
древлян. В то время пришли в Киев посланные из
Новгорода и просили себе тоже князя. По
подсказке Добрыни (дяди Владимира по
матери), который был в Новгороде посадником,
они попросили направить к ним Владимира.
Три года спустя, после смерти отца, в Киеве
утвердился Ярополк.
И вот тут, впервые, кажется, между
Рюриковичами началась междоусобная борьба за
киевский стол. Сначала Ярополк,
подговариваемый, по словам летописца, его любимым
воеводой Свенельдом («Пойди на своего брата
и захвати волость его»), выступил против
Олега. В битве старший брат оказался
удачливее. Олег с остатками своего войска бежал
в город Овруч; переходя мост, ведший в
крепость, в страшной толкотне он свалился в ров
и там нашел смерть свою. Ярополк как будто

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ
239
и не хотел смерти брата, по его приказу Олега
разыскали и похоронили, а Ярополк оплакал
его смерть.
Между тем Владимир понял замысел
брата — стать полновластным хозяином всей
Русской земли; не ожидая нападения, он
бежал «за море», то есть к варягам. И Ярополк
без брани овладел Новгородом. Два года
спустя, накопив силы, Владимир вернулся в
Новгород с варяжской дружиной. Он
отправил в Киев посадников Ярополка: «Идите к
брату моему и скажите ему: Владимир идет на
тебя, готовься с ним биться». Может быть,
Владимир вспомнил здесь рыцарский обычай
своего отца, который всегда предупреждал
врагов: «Иду на вы!» Но, видимо, была и
другая серьезная причина: Владимир считал, что
если он нападет на брата тайно и победит, то
подданные не простят ему такого успеха и не
будет он признан законным князем. О
стремлении Владимира к великокняжескому столу
говорит и другой его поступок. Он должен
был привести в Киев жену знатного
княжеского рода (до этого он был женат на варяж-
ке Аллогин). Так родилась идея сватовства к
дочери полоцкого князя. Мы уже упомянули
об оскорбительном ответе Рогнеды. Она не
просто отказалась, но и добавила якобы:
«Хочу за Ярополка». Будущий великий князь не
стал терпеть обиду. По одной версии, он
собрал много воинов-варягов, славян, чудь и
кривичей, пошел на полоцкого князя Рогволо-
да, напал на город, убил и самого князя, и его
двух сыновей, а гордую Рогнеду взял в жены,
не спрашивая ее согласия. По другой версии,
он послал в Полоцк Добрыню, который с
помощью оружия исполнил роль княжеского
свата.
Затем Владимир осадил Киев, но прямым
штурмом взять его не сумел. И тогда на
помощь ему пришли хитрость и предательство.
Он посулами («честь большую получишь от
меня») склонил на свою сторону воеводу
Ярополка — Блуда. Тот пообещал убить
Ярополка во время приступа, но потом отказался от
этого замысла и прибег к вероломству. Он
уговорил Ярополка бежать из Киева,
сославшись на якобы готовившуюся измену
горожан. А на новом месте, в городе Родне, Блуд
убедил Ярополка пойти на мир с братом.
Воевода Варяжко отговаривал Ярополка и
советовал ему бежать за помощью к
печенегам, но тот не послушался. И вот, когда
Ярополк с группой воинов вошел в терем
Владимира, Блуд, пропустив его, затворил двери
перед его свитой, и два варяга из окружения
Владимира подняли Ярослава «мечами под
пазуху».
Г£Ш'тТТШ]|11щ£
Гибель Олега
Святославича.
Миниатюра
Кенигсбергской

24а
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Так свершилось братоубийство. И после не
раз в истории Руси князья шли брат на брата,
одерживали победы при помощи хитростей,
предательства и обмана. Но этот случай,
кажется, — первый, описанный в наших
летописях.
Должно быть, в отместку за намерение Яро-
полка взять в жены Рогнеду Владимир сделал
своей наложницей вдову князя — гречанку.
Здесь уместно сказать о том, как древнейшая
летопись характеризует отношение
Владимира к женщинам. Как язычник, он мог иметь
не одну жену. Были у него жены из разных
земель, от которых он имел двенадцать
сыновей и двух дочерей. Но кроме того,
«наложниц было у него 300 в Вышгороде
(княжеская резиденция под Киевом), 300 в
Белгороде и 200 на Берестове (деревня под Киевом,
где любили отдыхать князья)... Был он такой
же женолюбец, как и Соломон». Но в
отличие от мудрого Соломона, который «в конце
концов погиб», Владимир «был невежда, а под
конец обрел себе вечное спасение» (то есть
умер христианином). Летописец, должно
быть, кое в чем преувеличил «вожделение» и
«ненасытность» Владимира, желая для
контраста подчеркнуть, что качества эти были
присущи ему в языческий период его жизни и
что, став христианином, он переродился.
А теперь скажем, каким политиком и
полководцем был Владимир»
Начал он с того, что постарался отделаться от
наемной варяжской дружины, которой он был
обязан своей победой, но которая смотрела на
Киев как на завоеванный вражеский город и
требовала с жителей выкуп. Владимир
выбрал из нее «мужей добрых, умных и
храбрых» и разослал их по городам, а остальных
отправил на службу греческому царю, а того
предупредил, чтобы он был с ними
осторожнее, — как бы не натворили они зла,
С того времени у Владимира была своя,
славянская дружина, о которой он особо
заботился. Еще один акт совершил он, чтобы
укрепить свой авторитет среди киевлян. В
отличие от Ярополка, который был связан с
греками и испытывал интерес к греческой
вере, чем вызывал недовольство киевлян,
Владимир заявил о своей решительной
преданности испытанной языческой вере. Он
поставил на холме «кумиры» —
скульптурные изображения богов, которым все
поклонялись, приносили жертвы после успешных
походов...
Уже со следующего после захвата Киева
года Владимир начал победные выступления
против поляков, вятичей, ятвягов*,
радимичей... Он присоединял к своим владениям
новые земли либо укреплял княжескую власть
на старых, накладывал дань. В 985 году
морем на ладьях и берегом на конях князь ходил
на болгар и победил их, но дань брать не стал,
а заключил вечный мир с клятвой: «Тогда не
будет между нами мира, когда камень станет
плавать, а хмель — тонуть».
И позднее, уже приняв крещение, Владимир
не оставил воинских дел. В 992 году ходил
он на хорватов и на обратном пути имел
столкновение с печенегами**.
Бывали и неудачи, от которых избавляли его
либо счастливое везение, либо мудрость его
людей. Однажды должен был он бежать от
сломивших его отряд печенегов и едва спасся,
укрывшись под мостом. Летописец вряд ли
сохранил бы эту не очень-то украшавшую князя
подробность, если бы не одно обстоятельство:
Владимир, прячась от печенегов, пообещал:
если будет спасен — поставит на месте укрытия
церковь во имя святого Преображения (дело
происходило в день этого праздника). И
действительно, церковь была воздвигнута, и
Владимир, собрав бояр, посадников, старейшин из
всех городов и простых людей, устроил
великое торжество на восемь дней и щедро
одарил бедных. Означать все это могло только
одно: его, Владимира, спасло Божье
расположение, а значит, и стыдиться своего
невоинского поступка не следует!
А мудрость и хитрость русская помогли
победить в другой раз, когда печенеги — в
отсутствие князя — осадили Белгород. Жители его
готовились умереть от голода, и уже раздава-
* Ятвяги жили в лесах между нынешней Литвой и Польшей.
* Здесь-то № случился эпизод с подвигом Никиты Кожемяки (см. раздел «Герои»).

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ
241
лись голоса о сдаче города. И тогда один
старец придумал сварить из остатков
продуктов кисель и в кадушке опустить в колодец, а в
другой колодец поместить кадку с медовой
сытой. После этого пригласили белгородцы
«лучших мужей» из осаждавшего войска и
показали им эти колодцы: «Разве можете
перестоять нас? Если будете стоять и десять лет,
то что сделаете нам? Ибо имеем мы пищу от
земли». Попробовали посланные киселя и
медовухи «прямо из колодцев» и отнесли
корчагу своему князю. Подивились печенеги и
сняли осаду. И случилось это, согласно
летописи, в 997 году.
Еще прославился князь Владимир тем, что
ставил на Руси новые города — по Десне, по
Остру, по Трубежу, по Суле и Стугле и
заселял их «мужами лучшими» из разных краев
Тайные собрания
первых христиан
на Руси во времена
Владимира

242
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Руси. Но это было, главным образом, уже
после крещения.
А теперь расскажем о главном деянии
Владимира Святославича, которое прославило его
на века, — о том, как привел он к
христианской вере свою Русь.
Сохранившиеся исторические источники
толкуют это событие разноречиво, в них много
взаимоисключающего, неясного, и даже —
легендарного, недостоверного. Не одно
поколение исследователей бьется над разрешением
множества вопросов, оставленных нам
древними писателями. Так что приходится
считаться с тем, что не все здесь ясно и многие
факты противоречат друг другу.
Летописный рассказ начинается с того, что к
Владимиру неожиданно приходят «болгары
магометанской веры» (то есть волжские бул- _.
гары), чтобы убедить Владимира
«поклониться Магомету». Они излагают основы своей
веры. Изложение это, с нашей точки зрения,
довольно-таки несерьезно (видно, что
летописец магометанства не признавал).
Владимиру, конечно, понравилось, что Магомет
разрешает иметь по семидесяти жен. Однако не
понравилось другое: обрезание, воздержание от
свиного мяса и от винопития. И отпустил он
послов, сказав: «Руси есть веселие пить, не
можем без того быть».
Затем пришли послы от Римского Папы. Их
объяснения латинской веры Владимир словно
бы вовсе пропустил мимо ушей, а сказал просто:
«Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не
приняли этого». Видно, он вспомнил о каком-то
давнем случае, когда предки его отказались
принять католичество.
Хазары, исповедовавшие иудейскую религию,
тоже были отвергнуты Владимиром; они
сами рассказали ему: «Разгневался бог на
отцов наших и рассеял нас по различным
странам за грехи наши, а землю нашу отдал
христианам» (имелась в виду древняя история
евреев). «И нам вы того же хотите?» —
рассерженно спросил князь. '
Конечно, возможно, что из соседних стран
с разными монотеистическими* религиями
приходили в Киев миссионеры с целью
склонить язычников к своей вере. Но в летописи
эти посещения описываются как
происходящие одно за другим, выбор новой веры
русским князем похож на обряд выбора невесты.
К тому же в самом описании есть что-то
анекдотическое, несерьезное.
Четвертый акт этого действа — появление
греческого проповедника. В летописи
подробнейшим образом изложено его
пространное выступление. Оно прерывается
вопросами Владимира, и они таковы, что позволяют
философу рассказать о ветхозаветной истории,
о предсказаниях пророков, затем перейти к
изложению Нового Завета, жизни и деяний
Христа и закончить рассказом о Судном дне,
когда Бог, сойдя с небес, воздаст каждому по
делам его. Когда Владимир увидел «занавес»
с изображением на нем «праведных, в веселии
идущих в рай», и «грешников, идущих на
мучение», он вздохнул и сказал: «Хорошо тем,
кто справа, горе же тем, кто слева». И тотчас
последовал ответ: «Если хочешь с
праведниками справа стать, то крестись».
Владимиру все это пришлось по сердцу, но он
не решился сразу, а послал мудрых людей
разузнать о том, как во всех этих землях ведется
служба. Не понравилось им ни в мечетях, ни в
«немецких» храмах, зато из Греции, из
константинопольской Софии, они вернулись
преисполненные восторга: войдя в храм, не знали,
«на небе или на земле» они, «ибо нет на земле
такого зрелища и красоты такой...».
Все это, конечно, — поздняя легенда,
изложенная пером летописца — убежденного
христианина. Она должна была обосновать
решение Владимира о крещении.
Каковы же были действительные причины, по
которым Владимир отказался от своей
привычной веры, которую сам же недавно
укреплял? Отчего он стал искать религию с
единым Богом?
Мировая история показывает, что рано или
поздно такая смена религий происходит
повсюду, где разрозненные племена, говорящие на
одном или разных языках, верящие каждое в
Монотеизм — однобожие, поклонение одному богу.

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ
243
своих богов, исполняющие свои обряды, в конце
концов объединяются — добровольно или
силой — в один народ и начинают жить в едином
государстве, под одной властью. Здесь
перекрещиваются многие причины и многие интересы.
Интерес власти: дробность веры и обрядов,
многобожие и отсутствие стройной
церковной организации мешают успешно управлять
страной; единая религия и сильная церковь
такому управлению способствуют.
Интерес государственный: единая религия и
церковь помогают разрушить племенную
замкнутость и разъединенность, способствуют
установлению тесных связей с другими
народами и странами, вводят молодую страну в
международное сообщество.
Интерес новой культуры: с приходом новой
религии развивается просвещение —
появляются новые книги, школы, литература, новое
искусство.
Наконец, интерес самой религии: вера в
единого Бога, творящего мир и господствующего
над миром, вера, которая основана на
разработанной и записанной в книгах системе, со
стройной историей, с целым комплексом
нравственных понятий и норм поведения
людей, вера с продуманной и разработанной
системой церковной службы и церковной орга-<
низации, — такая форма религии приходит на
смену языческому многобожию как более
совершенная, выражающая новый, более
высокий этап духовного развития человечества,
его переход на новую ступень цивилизации.
С точки зрения развития (для страны,
государства, общества, культуры) значение смены
религий исключительно велико. Но оно
открывается по-настоящему только со временем,
в будущем. А для народной массы, живущей
настоящим, привыкшей к своей вере, к своим
богам, к обычаям и обрядам, такая перемена —
настоящая драма.
Почему Владимир остановил свой выбор на
«греческой вере»?
Объяснения летописца наивны и, конечно же,
не передают вполне замыслов князя. Древние
русские книжники склонны были много вре-
Просветители Кирилл и Мефодий
проповедуют христианство на Руси
мени спустя после свершившегося события
объяснять решение Владимира в первую
очередь божеским вмешательством: это сам Бог,
увидев доброту сердца его, обратил на него
свою милость и «приветил его принять святое
крещение», — так писал монах Иаков в
сочинении своем «Память и похвала Владимиру».
А летописец Нестор утверждал, что князю
было видение: Христос явился ему и велел
креститься. А митрополит Иларион полагал,
что Владимир проявил собственный разум и
собственную волю, уразумев истину: есть
только один Бог.
Объяснений же исторического порядка
несколько. Самое простое: греческое
православие уже пустило свои корни в Киеве; здесь
стояли греческие церкви и были, пусть
небольшие, христианские общины; бабка
Владимира, княгиня Ольга, стала христианкой —

244
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Владимир
принимает
крещение
в Корсуни
(Херсонесе).
Художник
В. Васнецов.
Эскиз росписи
Владимирского
собора в Киеве,
1890 г.
неужели же она не старалась открыть
малолетнему внуку красоту и силу новой религии?
А главное — принятие христианства должно
было закрепить давние связи Руси с
Византией и Болгарией, помирить их навсегда,
открыть двери просвещению, не говоря уже о
политической и торговой стороне дела.
Так что ничего удивительного в выборе
Владимира не было. Вот если бы он вдруг
склонился к католичеству, или мусульманству, или
иудейству — это было бы действительно
странно и трудно объяснимо.
Как же произошло крещение Руси?
По этому поводу согласия между историками
нет, и мы последуем за одной из версий,
кажущейся нам наиболее правдоподобной.
Мысль о принятии христианства укрепилась к
987 году в сознании Владимира, нужен был

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ
245
внешний толчок, чтобы дать ей ход. И он
последовал. По одной из версий, греческий
император Василий оказался в большой
опасности: патриций Варда Фока взбунтовался и
овладел частью страны, дойдя до города Хри-
стополя, что на берегу Босфора. Царь
Василий обратился за помощью к русскому князю.
Владимир помочь был готов, но поставил со
своей стороны условие: Василий должен
выдать за него свою сестру Анну. Такой брак
назьюался династическим, то есть брак между
членами правящих династий. Он нужен был
русскому князю для того, чтобы укрепить
связи с Грецией и вообще повысить
международный авторитет — свой и Киева. Браки
такого рода потом войдут в обычай русских
князей и царей, но это, вероятно, был первый
случай. Оказалось, что греческая сторона
выдать за него Анну согласна — но с одной
оговоркой: Владимир должен принять
христианство, византийская царевна не пойдет за
язычника-многоженца.
Итак, договор состоялся. Русское войско
морем и берегом пришло в Христополь, и
объединенная армия разбила мятежника.
Возможно, что сразу же по взаимному принятию
условий или после успешного похода
Владимир крестился в киевской церкви и с ним —
его бояре. Однако греки не спешили выпол-
? нить свою часть договора — Анна оставалась
Г в Константинополе. И когда прошел год, а
г дело не тронулось с места, Владимир пред-
j принял шаг, которого от него вряд ли ждали:
собрав сильную дружину, он двинулся на
! Корсунь (Херсонес), греческий город, что
[' стоял на берегу моря (развалины его
сохранились до наших дней на окраине Севастополя).
Русь издавна поддерживала отношения с
цветущими греческими колониями в этом
: районе. И вот теперь — неожиданно и
необъяснимо — война, осада. Греки отчаянно
сопротивлялись: русские насыпали землю под
; крепостные стены, готовя штурм, а
осажденные с внутренней стороны подкапывали сте-
л ны и забирали эту землю. Тогда по подсказке
одного корсунянина-изменника Владимир
велел найти и перерезать подземные трубы,
по которым в город шла вода. Горожане
изнемогли от жажды и сдались. Согласно
летописи, Владимир тут же послал в
Константинополь сообщение о захвате Корсуни и
пригрозил сделать то же самое со столицей
Византии, если договор о браке не будет выполнен.
«Придите с сестрою и тогда крестите меня».
Анна очень не хотела замуж за русского
князя,пбудто бы даже сказала: «Лучше бы мне
здесь умереть». Но ее уговорили: «Может
быть, обратит тобою Бог Русскую землю к
покаянию, а Греческую землю избавишь от
ужасной войны. Видишь ли, сколько зла
наделала грекам Русь?» И так Анна простилась
со всеми и, оплакивая свою участь, на корабле
отправилась через море^
Приехав же в Корсунь, она застала
Владимира больным: он перестал видеть. И дала она
ему совет: «Если хочешь избавиться от
болезни этой, крестись поскорей». Епископ корсун-
ский крестил Владимира и возложил руку на
него, и князь тотчас же прозрел и сказал:
«Теперь узнал я истинного Бога».
Значит ли это, что Владимир не принимал
крещения в Киеве или что в Корсуни он
крестился во второй раз, остается неясным.
Впрочем, относительно действий князя в
захваченном городе существует более жесткая
версия: войдя в Корсунь, он (еще язычник или
уже христианин?) обесчестил дочь греческого
князя и отдал ее в жены своему дружиннику, а
затем убил и князя, и княгиню.
Бракосочетание наконец совершилось, и
летописец сто лет спустя сообщал о
сохранившейся церкви, палате князя рядом с нею и палате
княгини, а также о поставленной Владимиром
церкви на горе.
Итак, Владимир принял крещение. Как же
развивались события дальше?
Вернувшись в Киев, Владимир должен был
как-то уладить домашние дела. Отныне он мог
иметь только одну жену и одну семью. Об этом
он объявил Рогнеде и предложил ей выбрать в
мужья кого-либо из его вельмож.
Рогнеда, однако, проявила достоинство и муд-

246
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Крещение Руси князем
Владимиром.
Художник
В. Васнецов. Эскиз
росписи Владимирского
собора в Киеве, 1890 г.
рость. Мужа она упрекнула в том, что он,
пожелав «воспринять царство и небесное, и
земное», отказал ей и в том, и в другом. «Не хочу
быть рабой ни земного царя, ни князя, но хочу
стать невестой Христа и воспринять
ангельский образ». На языке христианства это
означало — постричься в монахини (откуда
только язычница Рогнеда узнала этот
язык?).
После этих ее слов свершилось чудо: сын ее
Ярослав — будущий князь, великий Ярослав
Мудрый, который от рождения не владел
ногами и сидел сиднем, вдруг пошел. Мать его
по пострижении получила имя Анастасия.
Впрочем, недолго она прожила в монашеском
образе — летопись сообщает о ее кончине под
1000 годом. В том же самом году умерла и
мать Владимира Малуша (под именем Мал-
фриды).
Владимир, приняв крещение, должен был
уничтожить всякие следы прежней веры. По
его приказу «идолов» — изображения
языческих богов — стали рубить и сжигать, а сереб-
роусого Перуна после публичного надруга-

ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ
247
тельства свергли в воду (об этом у нас уже был
рассказ). А Добрыню, дядю своего, Владимир
послал в Новгород, чтобы и там низвергнуть
ставшего ненавистным языческого бога.
Можно подивиться той решительности и
беспощадности, с какими Владимир-христианин
расставался с религией своих отцов и дедов.
За этим стояло, должно быть, твердое
убеждение в правоте и необходимости содеянного
для земли его: другого пути у Руси не было!
Но надо было осуществить еще более
сложную задачу — привести к крещению русский
нарЬд. Как можно было даже просто
технически осуществить обряд на обширных
пространствах Руси с участием огромных масс
людей?
Очевидно, что обряд растянулся надолго и не
был простым и легким. Летописец, правда,
уверяет, что люди пошли с радостью, «ликуя». Так
они откликнулись на призыв князя: «Если не
Кованый железный
(посеребренный) крест,
X в., греческая работа.
Предположительно
принесен Владимиром из
Корсуни.
Служил
в Десятинной церкви
запрестольным крестом
Развалины Десятинной церкви —
одной из первых христианских церквей на Руси
придет кто завтра на ,реку — будь то богатый
или бедный, или нищий, или раб, — да будет мне
враг». Владимир со священнослужителями
вышли на Днепр, и толпы народа вступили в
реку — одни по шею, другие по грудь, некоторые
держали младенцев, священники же творили
молитвы и давали крестившимся имена. Не
многие из крестившихся, должно быть, понимали
смысл происходящего.
Несколько по-иному рассказывалось об этом
в другой летописи. Митрополит и знатные
люди ходили по городу и «учили людей вере
Христовой». И далее очень важное
замечание: одни принимали, но большинство по
размышлении откладывали крещение день за
днем, а были такие «закоснелые», что и
слышать о новом учении не хотели. Когда
последовал княжеский призыв, то одни пошли с
радостью, а другие — по принуждению, третьи
же, «окаменев сердцами» и «уши затыкая»,
уходили в пустыни и леса, обрекая себя на
гибель.

248
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
А Новгород и вовсе встретил миссионеров из
Киева решительным нежеланием креститься.
Новгородское вече постановило: не впускать
их в город и не позволять низвергать старых
богов. Посланные князем воеводы Добрыня
и Путята столкнулись с настоящим
восстанием горожан. «Была сеча зла», но киевляне
одолели, сбросили Перуна в Волхов и
принудили новгородцев креститься — мужчин
выше моста, женщин — ниже, а тех, кто не хотел,
воины волочили в воду. И от этого события
сохранилась поговорка: «Добрыня крестил
мечом, а Путята огнем».
Тогда же «крестил Владимир и всю землю
Русскую от конца и до конца», в том числе —
земли Суздальские, где на реке Клязьме он
основал город и дал ему свое имя.
Вслед за этим развернулось строительство
церквей, которые вырастали повсюду. Спустя
лет тридцать в одном Киеве насчитывалось
свыше четырехсот больших и малых церквей.
Не есть ли это свидетельство быстрого
проникновения христианской веры в толщи
народа?
Русской Церкви требовалось много
священнослужителей: Владимир стал открывать
школы, велел брать в них детей из семей
знатных, «средних» и «убогих». Матери — из тех,
кто еще не утвердился в новой вере и не
видел пользы от обучения, оплакивали своих
чад и даже пытались откупиться от
вербовщиков «дарами».
И Церкви, и школам требовались книги — и
не только богослужебные и по истории
христианства, но и по всемирной истории и
другие. Книги начали приходить из Болгарии,
написанные на старославянском языке,
понятном русскому человеку. Книги поступали из
Византии и у нас переводились с греческого,
но это уже позднее. От времени Владимира
не сохранилось ни одной книги — первые
рукописные памятники, известные нам,
датируются серединой XI века. Но началась наша
книжность при Владимире.
Положив великое начало преобразованию
своей земли, Владимир и сам должен был
перемениться в нравственном смысле, в своем
каждодневном поведении и даже в
характере. Отныне христианские понятия о жизни
должны были стать путеводными для него
как правителя и человека. Как это
происходило? Летописцы и книжники описывали
Основные предметы,
найденные в XIX в.
при раскопках
Десятинной церкви:
колокол X е„
останки
(предположительно
ев, Ольги и
св. Владимира),
гробнща красного
камня, осколок
древней стенописи
и др.
'^*Щ;^

БОРИС И ГЛЕБ
249
Памятник князю Владимиру в Киеве.
Скульптор П. Клодт, архитектор К. Тон, 1853 г.
процесс превращения закоренелого язычника
в строгого поборника Христовой веры по
известным им трафаретам и формулам:
Владимир поборол в себе прежние страсти,
«радовался душой и телом» при виде своих
подданных, полюбил книжное чтение. Строя
церкви, он жертвовал им часть своего
достояния. Прочитав в Евангелии слова: «Продайте
именья ваши и раздайте нищим», он стал
звать нищих и бедных на княжий двор, чтобы
они брали «питье, пищу, деньги сколько
надобно», а для немощных и больных снаряжал
телеги с хлебом, мясом, рыбой, медом. Каждое
воскресенье он устраивал пир, на который
мог приходить всякий, независимо от звания.
Впрочем, в делах политических и военных
князь, кажется, изменился не намного. По-
прежнему совершал он походы на врагов и в
свои области. И когда сын его Ярослав,
сидевший в Новгороде, не отдал Киеву
полагавшуюся дань, Владимир без колебаний решил
вести дружину на строптивого сына. Но
болезнь и скорая смерть (в селе Берестове)
помешали ему. В 1015 году тело умершего
князя было заключено в мраморную гробницу и
погребено в Десятинном храме Богородицы в
Киеве.
Церковь причислила князя Владимира к лику
святых и назвала «равноапостольным». В
сознание современников и потомков
Владимир Святославич вошел как зачинатель
великого обновления Руси. Это он, по словам
древнего книжника, «землю вспахал и
размягчил, то есть крещением просветил», а
следующие поколения засеяли ее просвещением.
Первые русские святые
мученики Борис и Глеб
Историки очень мало могут сказать о
князьях-братьях Борисе и Глебе. Главным и
единственным фактом политической биографии
братьев стала их гибель в междоусобной
княжеской борьбе. Вокруг этого трагического
факта сосредоточилась житийная легенда о
святых братьях.
У великого князя Владимира Святославича
было 12 сыновей — от разных жен. После
принятия христианства он «посадил» их всех
по городам — «на княжение». Старшими
были Ярослав (от Рогнеды) и Святополк
(матерью его была жена убитого Владимиром
брата Ярополка, Владимир взял ее себе после
убийства брата уже беременной, поэтому Свя-
тополка иногда называют сыном двух
братьев). Владимир не любил Святополка. С
Ярославом же у него произошел конфликт, о
котором мы упоминали в рассказе о Владимире.
Любимым сыном Владимира был Борис — от
«болгарыни». Возможно, именно ему, а не
Ярославу Владимир собирался передать по
наследству Киевский стол, нарушая правило

250
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
старшинства. Пока же он «посадил» Бориса
в Ростове, а родного брата его, Глеба, — в
Муроме.
Сводные братья, видимо, мало знали друг
друга, особой привязанности между ними не
было, и рано или поздно должна была
вспыхнуть борьба за отцовское наследие. Она и
началась немедленно после смерти великого
князя. В момент кончины Владимира в
Киеве оказался один Святополк, и он скрыл ее от
братьев. По словам летописш*, явно
осуждавшего Святополка, тело князя ночью, завернув
в ковер, положили на сани (так было принято
хоронить по древнерусскому обряду) и
привезли в Десятинную церковь, которая была
великокняжеским храмом, и здесь
похоронили. Ярослав в это время оставался в
Новгороде, а Бориса отец незадолго до этого
послал со своей дружиной против печенегов.
Молодой князь, не встретив печенежское
войско, повернул назад и по пути узнал о
смерти отца. Он остановился у реки Альты и
здесь совершил обряд оплакивания. И
сказала тогда ему дружина отцовская: «Вот у тебя
есть дружина и войско: пойди, сядь в Киеве на
отцовском столе». Он же отвечал: «Не
подниму руки на брата своего старшего: если и
отец у меня умер, то пусть этот будет мне
вместо отца». Дружина, услышав такие слова,
ушла от Бориса.
А Святополк задумал погубить его и повел
себя как истинный злодей: он послал сказать
Борису, что хочет с ним «любовь иметь» и
готов прибавить к его владениям еще, а в это
же время призвал бояр из Вышгорода
(загородной резиденции киевских князей) и велел
им пойти убить Бориса.
Дальнейший рассказ полностью выдержан в
духе житийной литературы и мало что
раскрывает нам в развернувшейся драме. Борис,
как и подобает святому, персонажу не
реальному, а житийному, знает о готовящемся на
него нападении, но не помышляет о спасении;
приход убийц он встречает пением псалмов,
между которыми были и такие: «Обступили
меня тельцы тучные... Скопище злых
обступило меня»; «Господи, Боже мой, на Тебя
уповаю, спаси меня и от всех гонителей моих
избавь меня». А закончив пение и молитвы,
возлег на постель свою и стал ждать смерти.
«И вот напали на него как звери дикие из-за
шатра, и просунули в него копья и пронзили
Бориса, а вместе с ним пронзили и слугу его,
который, защищая, прикрыл его своим телом...
Был, отрок этот родом венгр, по имени
Георгий. Борис его сильно любил». Слуга этот
носил на шее подарок князя — большую
золотую гривну, и убийцы никак не могли снять
ее и тогда отсекли голову и отбросили ее
прочь. А Бориса завернули в шатер и
повезли в телеге. А он еще дышал, и Святополк,
узнав об этом, велел прикончить его.
С этого момента автор сочинения называет
Святополка «окаянным», а убийц — слуг его
«законопреступниками» и «бесами». Всем им
отец — сатана.
Святополк на этом не остановился и стал
готовить гибель другому брату-сопернику, Глебу.
Он позвал его, якобы по просьбе заболевшего
отца, и Глеб тотчас же сел на коня. Ярослав,
уже узнавший о случившемся с Борисом,
предупредил Глеба. Младший брат стал громко
оплакивать Бориса, и в это время явились
убийцы. Глеба, как безвинного ягненка,
зарезали ножом и бросили тело на берегу.
Узнав о том, Святополк еще больше осмелел.
Ему удалось убить и третьего брата,
Святослава. Тогда он подумал: «Перебью всех своих
братьев и стану один владеть Русскою зем-
лею».
Ярослав же узнал о событиях от сестры
Предславы, собрал большое войско и пошел
на Святополка. «Не я начал избивать братьев
моих, но он; да будет Бог мстителем за кровь
братьев моих... Рассуди меня, грешного, по
правде, да прекратятся злодеяния».
В 1016 году сошлись два брата, ведя с собою
бесчисленное воинство, и встали по обе
стороны Днепра. И стояли три месяца. Здесь в
летописи мы читаем словно бы рассказ
очевидца. Воеводы Святополка стали задирать
насмешками воинов Ярослава: «Чего пришли

БОРИС И ГЛЕБ
251
Святые воины
Борис и Глеб -
покровители
ратного дела.
Икона, XIV в.

252
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Убиение князя Бориса и слуги его Георгия,
Миниатюра летописи
с хромцем этим, вы же плотники. Мы и
поставим вас хоромы рубить нам!» (Ярослав
хромал с детства, а новгородцы были
известны плотницким мастерством.)
В стане Святополка был человек, преданный
Ярославу. К нему послали лазутчика, чтобы
узнать, когда лучше всего выступить. Диалог
состоялся в форме иносказания: «Что ты
скажешь: меду мало варено, а дружины
много?» — «Ответь так Ярославу: даче меду мало,
а дружины много, к вечеру въдати». И в ту же
ночь Ярослав стал переправляться через
Днепр.
Святополк расположил свое войско между
двух озер. Битва была жестокая, воинов
Святополка прижали к озеру, а оно замерзло
слабо, лед под ними стал ломаться. Увидев свое
поражение, Святополк бежал в Польшу, к
тестю своему, королю Болеславу. Тот
выступил против Ярослава, разбил его и вошел в
Киев с зятем своим. Но Святополк не
захотел, чтобы на Руси хозяйничали поляки, велел
бить своих союзников, и король вынужден
был убраться домой. Ярослав же, узнав об
этом, снова пошел на Киев, и Святополку
пришлось бежать к печенегам — другим
союзникам своим. Не зазорно ему было повести
печенегов против брата; два войска встретились
на этот раз на реке Альте: Ярослав —
случайно или специально — встал на том самом
месте, где был убит Борис* На восходе солнца
в пятницу сошлись воины, «и бой был
жестокий, какого не было на Руси, и, за руки хватая
друг друга, рубились и сходились трижды, так
что по низинам кровь текла». К вечеру
Ярослав победил. Святополк Окаянный в
который раз бежал и так боялся, что его настигнут,
что пробежал всю Польскую землю. А
кончил он свою жизнь бесчестно где-то в
пустынных местах между Польшей и Чехией.
«Стоит могила его на этом пустынном месте
и до сегодня, и исходит от нее смрад
жестокий»...
Так, по убеждению древнего писателя, Бог
предупреждал князей: такая участь ждет
каждого, кто решится на братоубийство.
Ярослав же утвердился в Киеве и правил еще
35 лет, срвершив много славных дел и получив
прозвание Мудрого. При нем и благодаря его
стараниям началась вторая, можно сказать,
вечная жизнь Бориса и Глеба, двух юных
князей, не успевших совершить ни ратных
подвигов, ни дел государственных, но
прославившихся своей мученической гибелью.
Ярослав Мудрый много усилий положил на
то, чтобы возвысить русскую Церковь и укре-
(fira ть ицмцн иге гд-f, м
Посланники Святослава убивают князя Глеба.
Миниатюра из Сильвестровского сборника

БОРИС И ГЛЕБ
253
twfit
Битва Ярослава со Святополком Окаянным. Клеймо иконы «Владимир, Борис и Глеб», XVI в.
пить ее самостоятельность. Он добился
установления в Киеве митрополии, то есть центра,
который управлял всеми церковными делами
на Руси. Правда, подчинялась митрополия в
самых важных делах Константинопольскому
патриархату, и митрополитов по-прежнему
назначали из Византии, и это были греки.
Однажды Ярославу удалось поставить русского
митрополита, но Константинополь его не
утвердил.
При Ярославе был воздвигнут в Киеве храм
Святой Софии, ставший главным храмом
Киевской Руси. Тогда же был заложен город
Ярославль с Золотыми воротами. При нем
же началось летописание и распространилась
книжность. Ярослав хотел, чтобы у русских
появились свои святые — это сильно
укрепило бы авторитет Русской Церкви и самого
князя. Но канонизация святых (то есть
причисление к лику святых) находилась
полностью в ведении Константинополя. Церковь в
честь святых устанавливала праздники,
проводила специальные службы и молитвы,
составляла жизнеописания. Право на канонизацию
получали те, кто посвятили себя полностью
служению Богу, пострадали за веру, приняли
мученическую смерть; при жизни они являли
пример смирения, жертвенности, отречения от
всего во имя веры; после смерти (а часто и
при жизни) с ними были связаны разные
чудеса...
Среди первых кандидатов на признание
святыми Ярослав назвал свою прабабку Ольгу,
двух варягов-христиан, отца и сына (тех
самых, которых принесли в жертву на
празднестве по случаю успешного похода
Владимира) и братьев Бориса и Глеба. После
длительных переговоров Константинополь
согласился на канонизацию братьев-мучеников.
Так первыми русскими святыми стали два
юных князя.
Почему были канонизированы именно они?
Борис и Глеб дали пример поведения
младших князей: они предпочли смерть
сопротивлению воле старшего князя. Они поступили
согласно христианской заповеди любви,
пожертвовали жизнью ради нее, явили образец
смирения, непротивления, покорности.

254
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
«Брат Глеб...
да поможем сроднику
своему, великому князю
Александру Ярославичу».
Стенопись
в Александро-Невской
церкви
Смерть братьев не только возвысила их,
придала им черты святых мучеников, но и
послужила великим уроком на будущее, потому что
причисление к лику святых означало самое
решительное и полное осуждение их убийства
и вообще — братоубийственной
междоусобной войны.
Как и подобает святым, Борис и Глеб в
посмертной своей судьбе стали чудотворцами.
Среди посмертных деяний братьев самыми
известными стали подвиги князей-воинов,
защитников правых дел. Так, согласно легенде,
когда войско владимиро-суздальских князей
напало на Новгород, на помощь осажденным
пришла икона «Знамение», а отпор
новгородцев возглавили Борис и Глеб. Этот сюжет
изображен на иконе: они выезжают из ворот
крепости, а над их головами, увенчанными
нимбами, парят ангелы...
Святые братья являлись в трудное для
Отечества время как знак поддержки —
Александру Невскому накануне Ледового побоища,
Дмитрию Донскому перед Куликовской
битвой.
В их честь построено немало храмов и
монастырей.
Фресок и икон, посвященных Борису и
Глебу, было на Руси еще больше. Известны два
основных типа икон. На одних братья
изображены во весь рост, в одинаковых торжест-

ФЕОДОСИИ ПЕЧЕРСКИЙ
255
венных одеждах, с мечами в руках. Борис, как
старший, — чуть выше ростом, с бородой и
усами. Глеб — совсем юный, без усов и
бороды. На других иконах они выписаны
сидящими бок о бок на конях, в воинских нарядах,
с развевающимися плащами. Ничего
напоминающего о мученической смерти в
иконописных изображениях нет.
Память братьев отмечалась на Руси
торжественными праздниками. Их было шесть в году,
один — 24 июля (по новому стилю 6
августа) — день гибели Бориса — считался
главным и причислялся к великим годовым
праздникам Русской Церкви.
Преподобный Феодосии,
игумен Печерского монастыря
(1036-1074)
Канонизация Феодосия совершилась в 1108
году — он стал первым из деятелей Русской
Церкви, причисленных к лику святых.
Земная жизнь его была недолгой — родился
он около 1036 года, а умер не дожив до
сорока лет, по нынешним понятиям, молодым
человеком. Но молодость его кончилась лет в
двадцать, когда он пришел в Киев, чтобы
посвятить себя монашеству. С того времени у него,
в сущности, нет возраста.
Феодосии явил собою тип русского
человека-подвижника, полностью, до крайних
пределов отдавшегося христианской идее,
подчинившего ей каждый шаг жизни и видевшего
долг свой в том, чтобы и окружающих
воспитывать в том же духе и в тех же правилах.
Тип этот был порожден великой реформой
Владимира.
О жизни Феодосия, его помыслах и делах
мы узнаем из «Жития», ему посвященного, из
летописных записей и кое-каких других
письменных источников: все это появилось
уже после смерти и, частично, после
канонизации святого. Поэтому не стоит
рассчитывать на абсолютную достоверность сведений
о нем. Книжники создавали не реальную
биографию, а образцовое жизнеописание
святого, его идеальный образ. Вокруг
Феодосия сложились легенды, оттеснившие на
задний план реальные факты либо
слившиеся с ними. Но скажем так: в созданном
книжниками образе Феодосия отразились
время, его культура, взгляды современников
и потомков — и в этом смысле это офаз
исторический.
Согласно житийным канонам, сообщалось, что
мальчик родился и воспитывался в
благочестивой семье. Рос он в Курске, рано потерял
отца.
Очень рано проявилось в нем влечение к Богу,
его особый жребий судьбы,
«избранничество». Священник, крестивший мальчика на
восьмой день жизни, угадал его судьбу и нарек
Феодосием (по-гречески — Богом данный,
посвященный Богу). Мальчик избегает
сверстников, не участвует в их играх, не хочет
носить «светлые» одежды, ходит на тяжелые
работы со «смердами», усердно учится и рано
приобщается к Евангелию и житиям святых.
Всем святым с юных лет приходилось в своем
следовании вере преодолевать чье-нибудь
сопротивление. У Феодосия таким
противником оказывается мать: она не понимает сына,
ей стыдно за его поведение, не
соответствующее их положению богатой, известной в
городе семьи. Она хочет силой вернуть его к
«нормальной» жизни. Он же упорно
продолжает свое, и мать в ярости обрушивается на
него с побоями: так Феодосии выдерживает
первое испытание — физическими
страданиями и конфликтом в семье. Первое
богоугодное дело он совершает, узнав, что церкви не
хватает просвирок. Феодосии покупает жито,
сам его мелет, печет, вырученные деньги
тратит на покупку нового жита, а остальное
раздает нищим. И так — более двух лет.
Феодосии задумывает — по
установившемуся на Руси обычаю — совершить странствие к
святым местам в Иерусалим. Тайно ночью
вместе с группой паломников он ушел из
дому. Мать настигла его, «в гневе вцепилась ему
в волосы, повалив, стала пинать ногами», пока
не обессилела, а затем велела надеть на сына

256
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Железная шапка и вериги, носимые аскетами
оковы и не освободила, пока он не дал ей
обещание не убегать из дому.
Спустя некоторое время Феодосии
обратился к аскетическому образу жизни: ежедневно
ходил в церковь, носил ветхую одежду, а под
нее — вериги, тяжелые цепи, которые
специально заказал у кузнеца. Железо при ходьбе
врезалось в тело, появились раны и язвы, кровь
проступала сквозь одежду. (Через
физическое укрощение тела верующие стремились
разделить страдания Христа на кресте,
прочувствовать их, чтобы стать ближе к Христу.)
Мать, увидев кровь, сорвала вериги и жестоко
избила юношу. Так столкнулись две
христианские нормы. С одной стороны,
непослушание родительской воле — большой грех,
заслуживающий наказания. С другой — слова
Христа, которые Феодосии мог прочитать в
Евангелии: «Если кто не оставит отца или
мать и не последует за Мной, то он Меня
недостоин».
Воспользовавшись отъездом матери,
Феодосии уходит из дому — теперь уже навсегда —
и пешком отправляется в Киев. Он делает
попытку попасть в разные монастыри, но его
не принимают: слишком молод. Однажды
слышит он о нескольких монахах, обитающих
в пещере неподалеку от Киева. Он приходит
сюда, но поначалу и здесь получает отказ.
Игумен Антоний якобы пожалел его: «Чадо,
разве не видишь пещеру эту: уныло место и
непригляднее всех других. А ты еще молод и,
думается мне, не сможешь, живя здесь, снести
все лишения». Но Феодосии убежден, что
место это — как раз для него: «Сам Бог
привел меня сюда».
Так стал он жить здесь, после испытательного
срока постригли его в монахи. И лишь одна
еще встреча с прошлым выпала ему. Мать,
в течение нескольких лет обходя киевские
монастыри, все-таки нашла сына. Антонию
стоило немало усилий уговорить Феодосия
встретиться с нею. Свидание кончилось
неожиданно: мать умоляла сына, что не может
жить, не видя его, и он уговорил ее
постричься в женский монастырь, «находившийся
поблизости.
Начался монастырский период жизни
Феодосия. Но прежде, чем о нем поведать,
расскажем, как возник и что собою представлял
монастырь в 1056—1057 годах, когда он
пришел сюда.
«Некий благоверный муж», родом из Любеча,
возжелал стать иноком, то есть монахом.
Подчиняясь Божьему велению, он отправился в

ФЕОДОСИИ ПЕЧЕРСКИЙ
257
страну Греческую, славную своими древними
монастырями на Афоне, Святой горе. Жизнь
тамошних монахов, подобная «ангельскому
бытию», восхитила его. В одном из таких
монастырей совершили над ним постриг и дали
имя Антония. Через некоторое время игумен,
убедившись в высоких качествах нового
инока, велел ему возвращаться на Русь: «Иди,
будешь там примером, и будет с тобой
благословение Святой горы».
Дома, однако, ни один монастырь его не
удовлетворил. Стал он ходить по горам и лесам
близ Киева и в Берестове нашел пещеру,
которую когда-то выкопали варяги, и в ней
поселился. Жил он в великом воздержании. Во
время правления окаянного Святополка
Антоний покинул пещеру и вновь оказался на
Афоне.
Между тем в Киеве к власти пришел
Ярослав. Ему любо было Берестово, он часто
посещал церковь, в которой пресвитером был
Иларион — человек, по словам летописца,
благочестивый, книжник и постник. Этот Иларион
приходил из Берестова на холм, поросший
великим лесом, здесь выкопал пещерку малую, в две
сажени, и втайне молился.
Через некоторое время Ярослав при участии
епископов назначил Илариона митрополитом.
Вот тогда-то игумену на Святой горе явилось
| возвещение от Бога: пусть Антоний возвра-
[ щается на Русь. Антоний облюбовал себе то
самое место, где находилась пещера Иларио-
! на. Здесь он поселился, стал усердно молиться,
| питаясь сухим хлебом и водой, и постепенно
j углублял пещеру. Слава о нем стала распро-
I страняться, люди приходили за
благословением, некоторые просили постричься. Иларион
много способствовал тому, что пещеры
превратились в монастырь.
• Скажем теперь об Иларионе. Был он не
только первый русский глава Киевской церкви
(правда, так и не признанный
Константинополем и потому вынужденный вскоре уйти),
но и один из первых русских философов,
публицист, писатель редкой образованности. Он
был автором «Слова о законе и
благодати», литературного памятника
торжественного красноречия. «Слово» было адресовано
людям «избранным», «сверх меры
насытившимся сладостью книжной». Его могли
понять лишь те читатели, кто свободно
ориентировался в содержании Ветхого и Нового
Заветов и хорошо понимал иносказательный
смысл образов и эпизодов Библии. Первая
тема «Слова» — великое значение принятия
Русью христианства. Это вероучение —
истинная «благодать», она распространилась
среди многих народов и принадлежит всему
человечеству. Русь, приобщившись к
«благодати», стала равной среди других стран. Сам
Бог «не забыл нас; томясь от жажды, пустая
и высохшая лежала земля наша; внезапно
полился источник евангельский и наполнил ее
всю, от края до края».
За этими философско-религиозными
мыслями лежала понятная современникам
Илариона политическая идея: коль скоро Русь
получила «благодать» от Бога, у Византии нет
права господствовать в христианским мире, и
Киевская церковь сама вправе распоряжаться
собой.
Вторая тема «Слова» — «похвала» князю
Владимиру, «нашему учителю и наставнику»,
«сотворившему великое и дивное дело» —
крещение Руси. И здесь же Иларион воздает
славу земле Русской, «которая ведома и
слышима в четырех концах вселенной».
Константинополь не признал русского
митрополита, и имя Илариона исчезает со
страниц киевских летописей. Что с ним случилось
дальше? По одной вполне вероятной и
привлекательной гипотезе, Иларион ушел в свою
любимую пещерку, присоединился к Антонию
и принял иноческий постриг под именем
Никона.
«Великий Никон» стал активнейшим
участником строительства и возвышения Киевб-
Печерского монастыря и одним из создателей
первой русской летописи. Антоний и Никон
занялись углублением и расширением пещер,
под землей они построили церковь и кельи.
Позднее князь Изяслав предоставил монахам
9—0102670

258
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Прибытие зодчих.
Стенопись
Киево-Печерской
лавры ВИР5'*::-
близлежащую гору, и здесь, уже на поверхности,
заложили большую деревянную церковь во имя
Успения Божией Матери и поставили много
келий. Так около 1062 года монашеская
община превратилась в монастырь, а
«пещерное» время оставило свой след в названии
монастыря — Печерский.
Никон-Иларион задумал сделать монастырь
центром русского просвещения и религиозной
жизни. Но у него случился конфликт с князем,
из-за чего Никон вынужден был удалиться в
Тмуторокань (или Тьмутаракань —
княжество на Таманском полуострове) и вернулся в
свой родной монастырь лишь в 1068 году.
Игуменом в это время был уже Феодосии,
которого Никон когда-то принимал в
пещеры. Когда Антоний удалялся от дел
монастырских, он спросил братию, кого они хотят
на его место. «Кого хочет Бог и ты», —
ответили ему. И тогда он решил: «Кто же из вас,
как не Феодосии, самый послушный, кроткий,
смышленый; пусть он и будет вам игуменом».
Став игуменом, Феодосии выказал немалый
талант устроителя и правителя.
Именно при игумене Феодосии монастырь
приобрел широкую известность и авторитет.
Игумен построил всю жизнь по строгому
уставу, которым предусматривалось все: как
совершать службы и класть поклоны, как стоять
в церкви и читать, и как вести себя за
трапезой, и в какие дни что есть... Стержнем всего
устава была идея общинножития —
своеобразного коммунистического устройства всего
бытия: общая трапеза, общие работы,
общебратские церковные моления. Одежда тоже
была общей, и каждый мог в отведенной для
этого комнате одеться или принести туда
одежду для стирки. «Каждый имел все
нужное, и никто ничего отдельно собственного»,
даже иголки. Феодосии сам внимательно

ФЕОДОСИИ ПЕЧЕРСКИЙ
259
следил, чтобы у иноков не возникало
малейшего желания иметь что-то свое или делать
что-то отдельное. Если он находил в кельях
что-либо из съестного или одежды, то просто
бросал в огонь.
Быт был суровым. В обычные дни ели хлеб с
водой, по субботам и воскресеньям —
чечевицу и вареные, без масла, овощи. Много было
физической работы: плели обувь, шили, на
вырученные деньги покупали зерно, ночами
мололи, пекли хлеб, разводили огороды.
Бедность — сознательный монастырский
принцип, закон жизни. Печерский монастырь
открыто противостоял тем монастырям, в которые
стекались богатые приношения и где братия
жила в достатке. Феодосии поучал:
«Неприлично нам, ставши иноками и отвергши всего
мирского, заботиться о накоплении
имущества». Через воздержание, смирение и
непрерывные мысли о Боге, через строгое
соблюдение всех зацоведей только и можно достичь
нравственного и духовного блаженства. Вот
почему в сфере духовной важным было
полное отсечение собственной воли и
собственных желании, исключительно — помыслы о
Боге, общение в любви друг к другу, аскетизм
в потребностях.
Феодосии считал, что как игумен он обязан
все эти правила устава не просто соблюдать
самым строжайшим образом, но строже
других, даже сверх всякой меры. Был он воздер-
I жаннее, суровее к себе более всех и — всем
I слуга. Когда другие уставали, он молол муку
| за них, носил воду, дрова. О его аскетизме
слагались легенды, которые, впрочем, во
многом совпадали с реальностью. Феодосии,
например, соблюдал зарок неомовения (только
иногда мыл руки), нележания (спал сидя,
вообще спал очень мало). Ночи проводил в
молитвах и размышлениях. Каждый год в
Великий пост уходил в пещеры и жил там в
полном уединении, на хлебе и воде. Говорят, по
ночам он выходил из пещеры, обнажал тело
для комаров и оводов, которых было там
видимо-невидимо. Бывало, келарь, ведавший
хозяйством в монастыре, жаловался Феодосию
на отсутствие дров или воды, и игумен, ни
слова не говоря, принимался колоть дрова или
носить воду из колодца. Одежду его
составляла грубая власяница из колючей шерсти.
Рассказывали: возвращался Феодосии
однажды ночью от князя, а возница не знал его в
лицо и принял за простого монаха.
Сославшись на усталость, он попросил «инока»
управлять лошадью, а сам решил поспать.
Феодосии не возразил, и так они ехали долго.
А наутро стали попадаться встречные и все
просили благословения, и только тогда
возница догадался, кто это был.
А между тем даже его, аскета, постника,
отрекшегося от всего мирского, донимали
временами злые духи. Он то и дело слышал в пещере
бесовский шум, будто одни бесы ехали на
колесницах, другие били в бубны, играли на
дудках и так орали, что пещера тряслась. Тогда
игумен начинал распевать псалмы, и бесовское
племя исчезало.
При всем том Феодосии всегда был ровен в
обращении, приветлив и весел. Видно было,
что аскетический образ жизни, лишения и
самоограничения не угнетали его, напротив —
вносили в его душу спокойствие и светлую
радость. Жил он высокой и напряженной
духовной жизнью, много размышлял, беседовал
на серьезные темы, читал. И сам он был
незаурядным писателем — писал поучения,
послания и молитвы. Книгу он любил не только
за содержание: вечерами он сиживал в одной
келье с Никоном, и, пока тот писал, работая над
очередной летописной статьей, игумен прял
нитки для переплетения будущей рукописи.
Он уже при жизни был способен творить
чудеса, предугадывать события. Бывало,
пожалуется келарь, что завтра не на что кормить
братию. А Феодосии скажет только: «Иди».
А после молитвы является к нему в сиянии
некий отрок и кладет золотую гривну. Или —
наутро приезжает кто-то нежданно с
приношением. Чудо не раз посещало монастырь и
спасало от бед. Как-то, рассказывают,
собрались разбойники пограбить церковь, там шла
служба, и решили они всех перебить; едва
9*

260
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
*&*■■
^ЯМ?
ш*
п\т\
\
GEJIAeKCI..,.
Феодосии Печерский (со свитком) среди Святителей Русской Церкви.
Художник В. Васнецов. Роспись Владимирского собора в Киеве, 1885—1896

ФЕОДОСИИ ПЕЧЕРСКИЙ
261
подступились — церковь поднялась в воздух.
И разбойники, потрясенные увиденным,
раскаялись в своем преступном замысле.
Уже много-много позднее, в XIII веке, была
составлена книга «Патерик Печерский» —
собрание историй о делах отцов монастыря
(начиная с Антония и Феодосия) и о чудесах,
здесь случавшихся. Был в монастыре Демьян
пресвитер, великий постник, ничего кроме
хлеба и воды не вкушавший. Когда приходил
кто-нибудь недугом одержимый или
приносил ребенка больного, Феодосии призывал
Демьяна творить молитву над больным и
мазать его елеем, и совершалось исцеление.
Был черноризец Исакий; даже на фоне
общего для монастыря сурового образа жизни
он выделялся особо строгим аскетизмом:
надел на себя власяницу, а поверх сырую
козлиную шкуру, которая присохла к нему. Семь
лет он провел в маленькой пещерной келье,
питаясь одной просфорой через день. К нему
под видом ангелов явились бесы, стали играть
на гуслях и бить в бубны. Феодосии, чтобы
спасти Исакия от мучительных видений,
перенес его в свою келью, совсем ослабевшего,
умывал, переодевал его. А тот по-прежнему
не брал в рот ни крошки и не произносил ни
слова. Лишь на третий год Исакий избавился
от бесов, стал есть и заговорил. А после
смерти игумена Феодосия Исакий снова принялся
за жестокое воздержание, но теперь уже бесы
не могли ничего с ним поделать.
Отдельно надо сказать об отношениях
Феодосия с киевскими князьями. Изяслав,
вступивший на престол после смерти отца своего
Ярослава, любил наезжать в пещеры и
вести душеспасительные беседы с игуменом. В
1073 году Святослав Черниговский и
Всеволод Переяславский изгнали своего старшего
брата из Киева. По случаю победы они
устроили пир и, конечно же, послали за Феодоси-
ем: он был нужен им, чтобы подтвердить
справедливость своего поступка.
Однако игумен не только отказался прийти,
но и осудил князей за нарушение порядка
наследования власти и за кровь: «Не хочу
Печение просфор
в монастыре
быть участником пиршества, наполненного
крови и убийств!» На этом он не успокоился
и стал обличать Святослава. В посланной
князю гневной епистоле он сравнил его с
известными в истории братоненавистниками и
убийцами. «Глас брата твоего вопиет на тя к
Богу, ако Авелева на Каина». Святослав в
гневе растоптал послание Феодосия и
пригрозил ему заточением или изгнанием. На это
непримиримый игумен отвечал: «Что для
меня изгнание? Разве я оставляю детей или
имущество? Наг я родился, нагим и умру! Я
готов не только на изгнание, но и на саму
смерть!» Одно время Феодосии отказался
упоминать имя Святослава в церковных
молитвах, но молился за изгнанного Изяслава.
Со временем, однако, отчасти под
воздействием братии, отчасти по собственному
размышлению, Феодосии помирился со Святославом.
Земную свою жизнь он кончил как подобает

262 ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
святому. Вернувшись, как обычно, после
сорокадневного Великого поста из пещер в
монастырь, он радостно отпраздновал Пасху и —
заболел. По прошествии пяти дней велел
положить себя на сани и собрать всю братию.
«Вот я ухожу от вас, как объявил мне Господь
во время поста, когда я в Пещере был, что мне
предстоит отойти света сего...» А на другой
день пришёл к нему Святослав с сыном
Глебом, попрощаться, и он поручил монастырь
княжескому попечению. Завещал он
похоронить себя в пещере.
Спустя семнадцать лет монахи задумали
перенести мощи Феодосия в притвор церкви.
Было решено сделать это на праздник
Успения Богородицы. Как это все происходило,
рассказал сам летописец, непосредственный
участник события. Он, по поручению игумена,
с несколькими братьями, втайне от всех, ночью
стал копать и с большим трудом добрался до
могилы, и в тот же момент поднялось над
пещерой великое сияние, а над верхом церкви —
три светящихся столпа.
Память о Феодосии свято хранили в
монастыре, к нему обращались за помощью. Князь
Святополк, отправляясь в поход, считал
нужным поклониться гробу Феодосия и
испросить благословения у игумена. В 1107 году,
победив половцев, он пришел в Печерский
монастырь, и братия приветствовала его и
говорила, что враги были побеждены молитвами
святой Богородицы и святого отца
Феодосия.
По предложению Святополка имя Феодосия
было внесено в синодик, что предписывало
обязательное поминание его на всех
церковных соборах.
Нестор-летописец
(1050-е годы — начало XII века)
Как мало сведений дошло до нас о
замечательных людях Древней Руси — особенно
если они не князья, не отцы церкви и не
совершали никаких громких ратных подвигов!
Мы не знаем, где и когда родился Нестор, кто
были его родители, где он учился и как провел
годы молодости. Он пришел в Киево-Печер-
ский монастырь при игумене Стефане,
преемнике Феодосия. Стефан правил монастырем
недолго — с 1074-го по 1078 год, и этими
датами определяется время появления Нестора.
Сколько было ему лет? По одной версии,
всего лишь семнадцать. По другой —
значительно больше: дело в том, что в те времена приему
в монастырь предшествовали серьезные
испытания, которые могли длиться довольно
долго, однако Нестора постригли очень скоро.
А через короткий срок он получил сан
диакона. Скорее всего, произошло это из-за его
серьезного отношения к делу и благодаря
исключительной учености. Вполне возможно,
что в монастырь пришел человек зрелого
возраста и ума, высоко образованный по тем
временам и наделенный литературным талантом.
К этому времени Печерский монастырь
разросся — в его новых кельях жило сто
монахов (по тогдашним меркам, это для одного
монастыря много), служба шла в только что
отстроенной большой каменной церкви.
Монастырь хотя и продолжал жить по строгому
феодосиевскому уставу, но от прежней
бедности не осталось и следа — средств хватало и
на содержание братии, и на устройство
первой в Киеве богадельни для нищих, и на
благотворительные дела: в каждый праздник из
ворот монастыря возы с хлебом направлялись
по тюрьмам.
Был Печерский монастырь известен уже и
как центр книжной культуры: здесь
переводились и переписывались книги церковного и
иного содержания, отсюда вышли сочинения
мниха Иакова «Память и похвала святому
Владимиру» и «Сказание о Борисе и Глебе».
Оживлению литературных занятий много
способствовал Никон, сменивший Стефана и
оставшийся игуменом до 1088 года. Именно
при нем Нестор выступил как агиограф, то
есть автор двух житий — о Борисе и Глебе и
о Феодосии.
Борис и Глеб тогда уже были
канонизированы, то есть официально признаны первыми

НЕСТОР-ЛЕТОПИСЕЦ
263
Преподобный Нестор.
Из книги «Патерик Печерский»
русскими святыми. Нестор в
жизнеописании братьев-князей следовал традиционным
приемам и стилю греческих житий. Рядом с
отобранными историческими фактами шли
описания того, как с самой юности были
преданы вере будущие святые, как читали
богоугодные книги и как готовы были принять
мученическую смерть. И, конечно, были здесь
обязательные рассказы о посмертных чудесах,
творившихся вокруг братьев. Все это
описывалось в высоком стиле, говорившем о
литературном мастерстве автора. Но был в
«Житии» и важный публицистический план,
обращенный против Константинополя, который
по-прежнему держал Русскую Церковь в
своем подчинении, ссылаясь на то, что Русь
получила христианство из Византии. Нестор
в своем сочинении доказывал, что Русская
земля вступила в христианский мир
независимо от греков — по воле Божией.
Житие Феодосия, написанное Нестором,
тоже содержало идеи национальной
самостоятельности. Нестор на примере жизни
Феодосия хотел показать, каких великих поборников
Христовой веры способна порождать Русь, и
тем способствовать канонизации Феодосия.

264
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Нестор-летописец,
Художник В. Васнецов. Эскиз для росписи
Владимирского собора в Киеве, 1893 г.
Но главным делом Нестора стала работа над
летописью. Он был не первым летописцем в
Киеве. Еще в 1039 году, когда при Ярославе
Мудром в только что построенном соборном
храме Святой Софии была учреждена
митрополичья кафедра, неизвестный книжник —
скорее всего по указанию великого князя —
составил первую русскую летопись, которая
начиналась с рассказа об основании Киева
тремя братьями и доводила повествование до
1037 года, завершаясь прославлением
Ярослава, просветителя Русской земли.
Искусству летописания первый автор учился по
болгарским летописям и греческим историческим
хроникам, но с самого начала проявил
самостоятельность в манере изложения событий и
в их истолковании. Ядром самой первой
летописи явились рассказы, которым
позднейшие исследователи дали объединенное
название «Сказание о распространении
христианства». Возможно, что составителем был Ила-
рион либо кто-то из близкого ему кружка
сподвижников.
Затем, спустя десятилетие, летописное дело
переходит в Печерский монастырь, и здесь
оно связано с именем уже известного нам
Никона (то есть, может быть, все того же
Илариона). Его работа получает завершение
в 1073 году. Никон сохранил текст
древнейшей летописи, но дополнил ее многими
отсутствовавшими сведениями из истории X —
начала XI века: о походах русских князей в
Византию, о состязании Ольги с
константинопольским царем в хитрости, о походе
Владимира на Корсунь, о разных событиях в
Новгороде и Тмуторокани. Сам же Никон
включил в летопись рассказ о призвании
Рюрика и его братьев, об Олеге и Игоре. Кроме
того, он продолжил сообщения о событиях
после 1037 года и специально поведал о
возникновении Печерского монастыря. Именно
Никон первый ввел указания на хронологию
событий и придумал самый способ
изложения — по годам, статьями. Большинство
сообщений с определенного момента стало
начинаться у него словами: «В лето...» (то есть —
«В год...»), а затем называлась дата — по
исчислению «с сотворения мира» — так, как
было принято тогда в христианском мире.
Даты стали обозначаться с 569 года
(разница между исчислениями — 5508 лет). Никон
так строго следовал правилу погодных
записей, что отмечал даже такой год, под которым
никаких сведений не значилось.

НЕСТОР-ЛЕТОПИСЕЦ
265
Погодное повествование стало нормой для
всего дальнейшего русского летописания,
которое продолжалось вплоть до XVII века.
Возможно, что после 1073 года кто-то в Пе-
черском монастыре продолжал вести записи
событий, но новая летопись сложилась лишь в
1093-1095 годах.
Нужно иметь в виду, что ни одна из этих
ранних летописей не сохранилась в своем
первоначальном виде, отдельной,
самостоятельной книгой. Ученые проделали
тончайшую аналитическую работу, чтобы через
изучение сохранившихся поздних летописных
сводов восстановить картину летописания
XI века.
Нестор не просто продолжил дело своих
предшественников, но как бы довел его до
совершенства, придав первой русской
летописи законченность, полноту содержания, широту
исторического замысла и цельность
литературного произведения. Его летопись,
окончание которой можно датировать 1013 годом,
имела, что характерно в Древней Руси,
пространное название: «Се повЪсти времяньных
лЪт, откуду есть пошла Руская земля, кто в
КиевЪ нача первЪе княжити, и откуду Руская
земля стала есть» (в переводе на
современный язык: «Вот повести минувших лет, откуда
пошла Русская земля, кто в Киеве стал
первым княжить и как возникла Русская
земля»). В понимании летописца «Русская
земля» — это и государство, и народ, его
населяющий.
Нестор был, первым историком,
попытавшимся ответить на два сложнейших вопроса: о
происхождении русского народа и о
возникновении Русского государства. Начал он, как
и полагалось истинному христианину, с
библейских времен — с рассказа о том, как после
Потопа трое сыновей Ноя — Сим, Хам и Иа-
фет — разделили между собою землю. Затем
перечислил народы, которые сидели в странах
Иафета, и между ними назвал русских. Но тут
же он стал описывать «народ славянский»,
его — как мы сейчас сказали бы — прародину
(по Дунаю), его расселение и образование
разных славянских народностей. Затем круг
его внимания сужается, и вот уже он
описывает тех славян, что расселились по Днепру,
между Припятью и Двиной, по Двине, около озера
Ильмень, по Десне, и называет все племена...
От Нестора же мы узнаем впервые
драгоценнейшие сведения о «пути Варяг в Греки»,
а перед современниками автора впервые так
подробно и живо предстает география
огромной страны с сопредельными землями и с
указанием маршрутов, по которым русские
люди общались с миром. Нестор — не только
историк, но и первый этнограф восточных
славян: он перечисляет племена и места их
расселения, описывает их нравы, «свои» у
каждого племени. При этом особо выделяет
полян, у которых, по его словам, «обычай был
кроткий и тихий», в противоположность
древлянам, что жили «звериным обычаем».
Так постепенно доходит Нестор до времен
сравнительно близких, и первая дата у него —
6360 (то есть 852) год: он нашел ее в
греческой хронике Амартола, где сообщалось о
приходе руеи в Царьград. Затем следуют
хронологические выкладки — «от Адама и до
Потопа», через всю библейскую историю до
«Рождества Христова», затем до греческого
царя Михаила, имя которого упомянуто
Амартолом в связи с Русью. А уже от
Михаила «до первого княжения Олега, русского
князя» — 29 лет. После этого летопись ведет
рассказ по годам, но есть в ней «пустые» года,
то есть год назван, а никаких событий не
отмечено...
Итак, современники Нестора, читая первые
страницы его летописи, открывали для себя
века собственного прошлого, дотоле
покрытые мраком, узнавали о своих корнях, о своей
земле. И, может быть, самое главное: Нестор
первым объяснил им, что Русь с ее
прошлым — это неотделимая часть всего
человечества и ее история переплетена с его
историей.
Конечно, сегодня мы критически оцениваем
многое из того, что изложил Нестор. Вокруг
отдельных его сообщений (например, о при-

266
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Нестор-летописец,
Скульптор М. Антокольский, 1890 г.
звании варяжского князя) вот уже несколько
столетий ломают копья ученые разных стран.
Нестор задал позднейшим историкам
немало вопросов, остающихся поныне предметом
дискуссий (например, о месте прародины
славян). В его сообщения ныне вносится немало
поправок и дополнений, полученных
благодаря археологическим раскопкам и найденным
книжным источникам. И все же... Нестор
остается для нас самым полным и самым
ценным историческим источником Древней
Руси. Ценность документа имеют включенные в
летопись тексты договоров русских князей с
греками, а отдельные рассказы остаются
свидетельствами о существовании в те времена
устных исторических сказаний (например,
рассказы о сожжении Искоростеня Ольгой, о
богатыре-кожемяке, победившем печенега, о
белгородском киселе).
Летописный свод 1093—1095 годов Нестор
кое-где видоизменил, а главное — дополнил
статьями о событиях конца XI — начала XII
веков. Он довел повествование до 1107—
1108 годов.
Создавая свой грандиозный по охвату
истории труд, Нестор использовал разные
источники: греческую хронику Георгия Амартола и
его продолжателя Симеона Логофета, другие
произведения византийской книжности,
Ветхий и Новый Заветы. Нестор был
исключительно начитанным и образованным автором.
Другой источник, из которого он свободно
черпал, было устное предание: сагами,
легендами, эпическими песнями, сказками,
пословицами пропитана вся летопись. Нестор был
человеком своего времени, и для него события,
кажущиеся нам невероятными,
фантастическими, воспринимались как вполне возможные,
исторически реальные.
Наконец, Нестор был, кажется, первым
летописцем, который, описывая современные ему
события, прямо ссылался на собственные
впечатления и собственную память и даже
иногда выступал как участник происходившего.
Замечателен в этом отношении рассказ под
1091 годом об извлечении мощей Феодосия.
Он ведется от первого лица («Расскажу не
понаслышке, а как зачинатель этого»): перед
нами совершенно «бытовой» рассказ — как
они с другим монахом копали тайно от всех и
не могли найти могилу; что говорили при
этом друг другу; как, наконец, Нестор
докопался и как его объял ужас, а затем, как
увидели они сияющий столп; как вынули тело, и
оказалось оно не тронутым временем; как
затем торжественно погребли в церкви...
Особо стоит сказать о литературной стороне
летописи. «Повесть временных лет» (так для
краткости ее называют) принадлежит
одинаково исторической и художественной
литературе. И не только потому, что отдельные
статьи ее — это исторические повести и новеллы,
сказки и легенды, но и потому, что историю

НЕСТОР-ЛЕТОПИСЕЦ . ; 267
«реальную», фактическую — действительные
(с нашей точки зрения) события, людей,
обстановку, вещи — летописец не просто
сообщает, но изображает, описывает их с такими
интересными, красочными подробностями, так
образно, что создается художественная
картина. Летописец как историк сохраняет вкус
к описанию частного, конкретного, единичного,
и благодаря этому история у него предстает в
живых лицах и эпизодах. Сошлюсь здесь,
например, на рассказ под 1097 годом о том, как
князь Давыд оклеветал перед Святополком
князя Василько и уговорил ослепить его. И
летописец воссоздает (как будто
присутствовал при этом) ужасную картину: как слуги
Святополка совершили это злодеяние, как
потом увезли несчастного и как он пришел в
себя...
Литературный характер летописным
рассказам придает еще то, что они насыщены
прямой речью персонажей: рассказами от их лица,
диалогами, вопросами и ответами,
обращениями и речами. Читатель не только видит, но и
слышит участников событий.
И последнее. Нестор был не просто
историком, стремившимся запечатлеть как можно
больше событий, но и политиком, жившим
событиями своего времени. Стены
монастырской кельи, в которой он, положив на колени
фолиант с листами пергамента, выписывал
гусиным пером строки своего сочинения, не
были глухой перегородкой, отделявшей его от
внешнего мира. И сам монастырь был не
чужд политической жизни. У Нестора были
свои сложившие политические взгляды,
нравственные позиции, с которых он судил о
прошлом и настоящем.
Именно судил!
На летописцев поздние историки и писатели
смотрели чаще всего с двух точек зрения.
Согласно одной, они считались
беспристрастными и удаленными от мира авторами,
запечатлевавшими известные им факты, говоря
словами пушкинского Григория Отрепьева,
«добру и злу внимая равнодушно».
Согласно другой точке зрения, более
распространенной между историками, летописцы
были глубоко пристрастны, они обычно
выражали взгляды и вкусы либо князей, в это
время правивших, либо Церкви. В угоду им
они якобы могли о чем-то умолчать, что-то,
напротив, выпятить, что-то
несоответствующим образом истолковать. Говоря
современным языком, их представляют этакими
конъюнктурщиками, выполняющими «заказ»
хозяев или трактующими факты согласно
требованиям момента.
Говоря о Несторе, заметим, что встречаются у
него и пристрастные оценки людей и событий,
и тенденциозность в их освещении. Он,
например, был неравнодушен к князю Свято-
полку и посвятил ему несколько статей с
высокой оценкой его дел.
И все-таки можно утверждать, что Нестором
руководили не сиюминутная политическая
обстановка, не княжеские пожелания и
требования, а нечто более значительное и
устойчивое. Его главной заботой оставалась
неизменно единая Русская земля, огражденная от
внешнего врага и живущая в покое. Он с
таким почтением относится к старшим
Рюриковичам потому, что они, по его понятиям, этим
целям успешно служили, Он видит, что со
времен Владимира единая Русь разрушается,
покоя в ней нет, и виной тому — княжеские
усобицы, братоубийственная война, борьба за
власть. Нестор, как и Никон, относится к
этому отрицательно. Он убежден — надо
сохранять целостность Руси и мирную жизнь в ней,
а сделать это можно только одним путем: если
князья будут жить «по устроению отцов и
дедов», без ссор, слушая брат брата. Должен
быть установлен раз и навсегда обычай:
киевский стол занимает по закону старший, никто
не смеет силой или обманом его нарушить.
Нестор сурово судит тех, кто нарушает этот
закон.
«Повесть временных лет» была широко
известна на Руси и повлияла на все дальнейшее
русское летописание, она составляла основу
многих последующих летописей и стала в
известном смысле образцом.

268
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Князь Владимир Мономах (1053/1113-1125)
Внук Ярослава Мудрого, сын Всеволода
Большое Гнездо, княжил в Чернигове и
Смоленске, в 1113 году был призван на
киевский стол восставшими горожанами.
Имя Мономах (что значит
«единоборец») Владимир-князь получил по линии
матери, которая была дочерью
византийского императора Константина IX
Мономаха.
По традиции тех времен, князь большую
часть жизни проводил в походах, деля все
трудности со своей дружиной. Он
стяжал себе славу мудрого, щедрого и
справедливого правителя. Время его правления
было отмечено сравнительным
спокойствием и благополучием на Руси.
При Мономахе утвердились русские
формы архитектуры, примером могут
служить Георгиевская церковь Юрьева
монастыря (1119), Николо-Дворищенский собор
(1113) в Новгороде и др.
Великий князь много сделал для
укрепления единства Руси: не только примирял
удельных князей, постоянно споривших из-
за власти, но и расширял старые и строил
новые города, покровительствовал
общерусскому летописанию, созданию первых
русских житий, канонизации Бориса и
Глеба — первых святых на Руси. Он
разработал Устав, дополнивший «Русскую
Правду» Ярослава Мудрого.
Словесный портрет Мономаха, во многом
совпадающий с изображениями в Кенигс-
бергской летописи, приводит историк
XVIII века В. Н. Татищев: «Лицом был
красен, очи велики, власы рыжеваты и
кудрявы, чело высоко, борода широкая: ростом
не весьма высок, но крепкий телом и
силен». При этом «был страшен и любим у
всех окрестных и подвластных его».
Мономах умер в преклонных летах,
оставив потомкам знаменитое «Поучение»,
обращенное к его детям «или к иным, кто
прочтет». Советы «Поучения»
проникнуты высоким гуманизмом: он учит
защищать слабого, помогать сиротам,
убогим и вдовам, неустанно трудиться всю
жизнь.
Автор делится своим реальным
жизненным опытом — отца, государственного
деятеля, воина, страстного охотника*
человека, глубоко воспринимающего красоту
окружающего мира.
С именем Мономаха связана легенда конца
XV—XVI веков о золотом венце, которым
с той поры венчали на царство всех
русских государей вплоть до конца XVII
столетия. Якобы после успешного похода
Владимира на греческие земли
византийский император Константин послал ему
знаки самодержавия царской власти, и в
том числе венец с собственной головы — с
тех пор венец стал называться шапкой
Мономаха (в настоящее время хранится в
Оружейной палате в Московском
Кремле). Скорее всего, венец этот был
изготовлен восточными мастерами в XIII—XIV
веках, а легенда, возникшая позднее, должна
была служить подтверждением теории
происхождения власти московских
правителей от князей Киевских, а через них —
от византийских императоров.
Шапка Мономаха — знак царской власти
российских самодержцев

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
269
Князь Андрей Боголюбский
(1111/1157-1174)
По рождению своему Андрей принадлежал к
суздальской ветви многочисленных потомков
великого князя Владимира Мономаха. Он
был внуком Владимира и сыном Юрия
Долгорукого — того самого, с именем которого
позднейшая история связывает основание
Москвы.
Андрей родился в 1111 году, вырос и долгие
годы провел в Ростово-Суздальском
княжестве, на дальней северо-восточной окраине
Киевской Руси. Отец его с упорством и
переменными успехами боролся со своими
братьями за киевский стол. Он дал младшему
сыну в управление Владимир на Клязьме —
маленький, ничем тогда непримечательный, не
так давно возникший пригород Суздаля.
Здесь просидел Андрей почти сорок лет, из
своего далека с неодобрением наблюдая за
бурными событиями, что происходили на юге.
Похоже — княжеские распри, соглашения о
дружбе и клятвы в верности, которые тут же
нарушались и оборачивались кровавыми
развязками, изгнаниями одних и победами других,
не нравились ему, не тянуло его в гущу той
борьбы. Странно и необычно для русского
князя тех времен — Киев не влек его, и не
было у него в мыслях сесть когда-нибудь там
великим князем. С детства полюбилась ему
Ростово-Суздальская земля — часть
обширного Залесского края. Этот край был отделен
и огражден густыми, непроходимыми лесами
от беспокойного юга и от опасной степи,
откуда вот уже второе столетие налетали на
русские города враги. Не могли добраться до
Залесья и воинственные дружины
чужеземцев с запада. Со своими же инородцами —
коренным финно-угорским населением —
русские жили в мире и дружбе.
Единственная опасность угрожала с юго-востока, от
тюрков — болгар, прочно осевших на
волжских берегах. Но приходили они на
Суздальскую землю не часто, чаще сами
северо-восточные князья совершали набеги на их
города. А Волга и другие реки края были тем
главным путем, по которому Залесье
связывалось с внешним миром, принимало
чужеземных гостей и само посылало своих
представителей с мирными делами в далекие края.
С некоторых пор в Залесье устремились
массы беглецов с юга. Измученные половецкими
набегами и княжеским самоуправством, шли
они сюда за спокойной жизнью, рубили
деревянные избы, заводили хозяйство. Готовой к
хлебопашеству земли не хватало, да и была она
бедной — почти сплошь суглинок. Крестьяне,
однако, приспособились вырубать и
выкорчевывать лесные участки под пашню. А
окружающая природа предоставляла им богатые
возможности для разных промыслов: тучные
речные поймы обеспечивали корм для
скотины; люди били пушного зверя, ловили рыбу,
бортничали (то есть добывали мед у лесных
пчел), курили смолу, варили соль и даже
добывали железо. Залесские города славились
искусными мастеровыми, опытными торговыми
людьми. И было этих городов уже немало: к
старинным Ростову и Суздалю, Мурому и
Рязани добавились при Мономахе — Владимир
и Переяславль-Залесский, при Юрии
Долгоруком — Юрьев-Польской, Дмитров, Ки-
декша...
Так складывалась здесь обширнейшая и
богатая область, которой со временем
предназначено было превратиться в центр
великорусской народности и нового, могучего
Русского, Московского, государства. Но это — в
далеком будущем. Прежде чем подняться до
ожидавших его исторических высот, этому
краю суждено было пройти жесточайшие
испытания — татаро-монгольским нашествием
и полуторавековым игом.
А пока, словно бы вглядываясь в далекое
будущее, Юрий Долгорукий и особенно сын его
Андрей укрепляли свой край, превратив его в
конце концов в независимое от Киева
сильное княжество, влиявшее на всю
политическую жизнь Руси.
Князя Юрия недаром прозвали Долгоруким:
сидя в Суздале, тянулся он к соседним землям,

270
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
стремясь прибрать их к своим рукам.
Усевшись в Киеве, Юрий не оставил попытки
расширить границы своей власти.
Ростово-Суздальская земля не была
одинокой в своем желании быть независимой от
Киева. В летописи под 1132 годом мы
находим такую многозначительную и горькую
запись: «И разъдрася вся Русская земля».
Фраза эта запечатлела фактический конец
единого Киевского государства и
образование на его территории немалого числа
суверенных княжеств. На юге, юго-востоке и
юго-западе— Киевское, Черниговское,
Переяславское, Новгород-Северское, Галицкое,
Владимиро-Волынское княжества. На севере,
северо-западе и северо-востоке — Полоцкое,
Смоленское, Новгород Великий, Владимиро-
Суздальское, Муромо-Рязанское...
Сам по себе распад империи Рюриковичей
невозможно оценить однозначно. Конечно
же, он таил в себе будущую трагедию:
множество самостоятельных княжеств, при
отсутствии согласия между властителями, не
способны были противостоять внешнему врагу, и
уже сто лет спустя русские земли стали
жертвой нашествия с востока. Раздоры между
правителями и княжеские войны тяжело
сказывались на народной жизни. Но, с другой
стороны, создание независимых государств
способствовало экономическому росту,
подчас — расцвету земель, подъему культуры.
Скажем так: через распад Киевской Руси,
феодальную раздробленность и борьбу с
татарским игом Русская земля пришла к новому
государственному единению.
Андрей Боголюбский стоял в самом начале
этого трудного и великого исторического
пути.
Когда Юрий Долгорукий утвердился на
короткий срок в Киеве (с 1154-го по 1157 год,
до самой смерти), он вызвал сына к себе и
посадил его в Вышгороде. К этому времени
Андрей уже был известен как храбрый и
искусный воин. Он участвовал во многих
сражениях и против болгар, и против «своих» —
киевских и западнорусских дружин. По
словам летописцев, в боевой удали Андрей не
уступал своему сопернику, двоюродному
брату Изяславу, князю Волынскому. В разгаре
битвы мог забыть об опасности, безоглядно
ворваться в самую гущу сражавшихся.
Однажды при осаде Луцка, заметив, что
осажденные совершили вылазку, он бросился на них.
Его окружили тотчас, коня ранили ударом
рогатины, копье у князя сломалось, он выхватил
меч и успел поразить противника, уже
готового нанести удар ему в грудь. Конь вынес его
из схватки и тут же пал. Передают, что
Андрей поставил ему памятник над рекой Стырем.
В другой раз у Андрея опять сломалось копье,
щит упал на землю, шлем слетел с головы и
конь был ранен, но все обошлось
благополучно. Как истинный рыцарь, он любил, начиная
битву, быть впереди своих полков.
Уже десятком лет позже Андрей с группой
князей совершил удачный поход на камских
болгар, перебил много народу, взял знамена,
пожег несколько городов и едва не захватил
в плен болгарского князя.
При всем том войну Андрей не любил, и если
бой кончался для него успешно, то готов был
тут же помириться с противником.
Летописец так набросал его портрет: «Ростом
был невелик, но широк и силен вельми, власы
черные, кудрявые, лоб высокий, очи велики и
светлы. Жил 63 года».
А вот о нем как воине: «В воинстве был
храбр, и мало кто из князей подобный ему
находился, но мир паче, нежели войну, и правду
паче великого приобретения любил». И еще:
«Не любил величаться боевой доблестью, но
ждал похвалы лишь от Бога».
В делах мирных никогда не терял головы,
всегда был настороже, всюду — подобно деду
своему — старался вносить порядок.
Юрий Долгорукий высоко ценил сына,
полностью доверял ему, но — странным
образом — не давал ему особенно развернуться,
держал при себе. Год, проведенный Андреем
в Вышгороде без серьезных дел, по-видимому,
многое решил в его судьбе. Не по душе ему

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
271
было здесь. Как писал внимательный
летописец, «смущался князь Андрей, видя
нестроение своей братии, племянников и всех
сродников своих: вечно они в мятеже и волнении, все
добиваясь великого княжения Киевского, ни у
кого из них ни с кем мира нет, и оттого все
княжения запустели, а по стороны степи всё
половцы выпленили; скорбел об этом много
князь Андрей в тайне своего сердца...»
И вот развязка: «Не сказавшись отцу,
решился уйти к себе в Ростов и Суздаль, — там
поспокойнее!» Это был смелый и
небезопасный по тем временам шаг — нарушить волю
отца, великого князя Киевского, уйти в
родные залесские края и там начать
осуществлять свои замыслы...
Андрей ушел не с пустыми руками — он унес
с собою икону «Умиление» с изображением
Богородицы и младенца Христа на руках (об
иконе этой и чудесах, с нею связанных,
рассказано выше, в главе «Богородица»). В
этом акте, тоже неожиданном и совершенном
без чьего-либо позволения, сказалась, конечно,
религиозность Андрея. Позже, уже во
Владимире, люди отмечали его набожность: ночами
он любил приходить в храм и сам зажигал
свечи перед службой. Увозя икону
Богородицы Андрей руководствовался еще и
государственными соображениями: будучи в Вышго-
роде, он уверовал в чудесную силу иконы и
взял ее, рассчитывая на великое
покровительство ее в его делах. И, как свидетельствовали
древние русские книжники, не ошибся в своих
надеждах.
Отец недолго прожил после ухода сына, и
суздальские бояре выбрали Андрея своим
^нязем. Полагаясь на силу, рыцарскую натуру
его, разум, они были уверены, что князь вместе
с ними станет заботиться о Суздальской
земле, будет прислушиваться к их советам: в
прежние времена суздальское и ростовское
вече имели немало влияния.
Андрей, однако же, не оправдал их ожиданий.
Прежде всего, он выбрал стольным городом
не славный Суздаль, и даже не Ростов, а
захудалый Владимир, и этим крайне удивил и
даже оскорбил боярство. Он как бы дал понять,
что намерен править по-своему, отдельно.
Правителем он оказался крутым,
властолюбивым, планами своими, не всегда понятными,
делиться не стремился. По установившимся
обычаям, в городах княжества сидели
младшие князья — дети, братья, племянники,
правившие от имени старшего князя и
ожидавшие очередных перемещений повыше.
Андрей порушил этот заведенный дедами
порядок и всех младших князей разогнал, став
самовластным правителем всего княжества. И
бояр (в том числе «больших бояр») он лишил
активного участия в делах государственных.
Говорят, он им вообще не доверял и даже на
княжескую охоту перестал их приглашать —
ездил с несколькими людьми из младшей
дружины.
С подозрением относясь к старым боярским
городам, Андрей задумал устроить новую
столицу — Владимир. Конечно, главный
интерес был политический, но уж очень красиво
был расположен город: на высоких холмах на
левом берегу Клязьмы, откуда открывался вид
на обширную заречную пойму, а за нею
далеко, до самого горизонта, синела полоса леса.
Город по своему местоположению казался
неприступным для вражеской осады. Андрей
позаботился о его укреплении: мощные
белокаменные стены окружали его, в разных
местах были поставлены могучие, непробиваемые
ворота. Главный вход носил название
«Золотые ворота»: их устои сложены были из
тесаного белого камня, своды —• из пористого
туфа, створы дубовых врат обшиты золоченой
медью. Они должны были видом своим
напоминать роскошные Золотые ворота
Константинополя и Киева и внушать всем, что
новая столица не намерена уступать в
величии своем мировым центрам. О том же
должны были свидетельствовать храмы,
воздвигнутые в новом городе. Самым
величественным и роскошным среди них был
Успенский собор (во имя Успения Богородицы).
Как пишет современный
историк-искусствовед Н. Воронин, «он занял наиболее выгод-

272
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Собор
Успения
Божией
Матери во
Владимире,
сооруженный
Андреем
Боголюбским
в 1158 г.
ную точку городского рельефа и как бы
господствовал над городом и ширью
окружающего ландшафта. Его золотой купол был
виден с далеких лесных высот, по которым шла
дорога от Мурома... Подобно исполинскому
богатырю в золоченом шлеме, стал новый
собор над владимирской кручей». Андрей
рассчитывал превратить этот храм в центр всего
северо-восточного православия, независимого
от Киева.
Строил свой город Андрей с особенным
размахом, собирал для этих работ искусных
мастеров отовсюду, в том числе — из Европы.
Как сказал летописец, сюда «Бог привел
мастеров со всех земель». Однако с этих пор
фигурируют в летописях и русские зодчие и
живописцы.
Вокруг Успенского собора выросли другие
храмы, богатые княжеские и боярские терема,
город плотно заселялся ремесленниками и

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
273
«Князь Андрей... сотвори щд и нарече имя тому
Боголюбимов». Из «Царственного летописца»
торговыми людьми. Историки
свидетельствуют, что в своей внутренней политике, в
стремлении ограничить влияние боярства
Андрей шел на союз с горожанами, создавал им
благоприятные условия для жизни.
И было еще одно место близ Владимира, к
которому князь питал особенную душевную
склонность. Еще когда он возвращался
домой из Киева, кони, утверждает летопись,
стали здесь, и ничто не смогло их стронуть с
места; здесь в шатре князь провел ночь; во
сне Богородица явилась к нему и пообещала
свое покровительство.
Андрей не забыл этого чуда и, одновременно
с Владимиром, стал строить на памятном
месте город, которому дал имя Боголюбов (то
есть Богом любимый). Он, подобно
стольному граду Владимиру, тоже раскинулся на
высоких холмах, над серебристыми петлями
Клязьмы и устьем Нерли, и широкая пойма
тоже охватывала пространство вокруг, и за
нею — те же леса.
По словам летописца, город Боголюбов был
каменный, опоясанный мощными стенами,
внутри красовался белокаменный княжеский
замок. Увы, после смерти его хозяина
потомки очень скоро забросили город, соседи
разграбили его, разрушение довершили монголо-
татарские полчища. Но в жизни Андрея он
значил не меньше, чем столица княжества,
недаром же самого князя стали звать Боголюб-
ским. Здесь трагически и кончил он свой век,
о чем скажем в свое время.
А забота князя об украшении и возвеличении
своего края подарила мировому искусству еще
один необыкновенный памятник церковного
зодчества — Храм Покрова на Нерли. Стоит
Храм Покрова на Нерли. Гравюра, XIX в.

274
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
он и сейчас (правда, изрядно изменившийся с
той поры) на невысоком одиноком холме у
самой кромки берега небольшого озерка, и
отражение колеблется, опрокинутое в водную
гладь. Рядом нет ничего, что бы нарушило
ощущение его многовекового возраста.
Открывается он взгляду приближающегося
путника не весь сразу — а начиная с креста и
купола. Одноглавый, четырехстолпный храм,
совсем небольших размеров, но
поразительных по гармонии пропорций, весь белый, он
такой легкий и изящный, что, кажется, парит он,
невесомый, над холмом и водой. Храмом
Покрова могли любоваться со стен Боголюбова,
а может быть — и из окон Андреева дворца.
Княжеские храмы Владимира и Боголюбова
украшались богатой резьбой, внутри —
позолотой, фресковой живописью. Церковь
Рождества Богородицы украшена была
необыкновенно: драгоценными каменьями, крупным
жемчугом, плитами из яшмы, эмалью; своды и
двери в ней сияли золотом. «Подобна она
той Святая Святых, которую царь Соломон
премудрый-создал».
Так, под неусыпным наблюдением Андрея Бо-
голюбского Владимиро-Суздальская Русь —
руками выдающихся зодчих, живописцев,
мастеров золотых и серебряных дел, чеканщиков
и вышивальщиц, иконописцев —
превращалась в один из замечательных центров русской
культуры.
Вернемся, однако, к делам собственно
политическим. После смерти Юрия Долгорукого
Киевский стол занял (не сразу!) Мстислав
Изяславич, двоюродный племянник Андрея.
Сам Владимирский князь Андрей садиться в
Киеве не собирался, но имел на то право, как
старший, и не желал стерпеть оскорбления. К
тому же у него были свои планы. Хорошо
подготовившись и выбрав удачный момент, он
направил под Киев ополчение во главе с
сыном своим Мстиславом. К ополчению
присоединилось еще десять князей. Походы
против «своих» были не редкостью на Руси, но
то, что произошло в этот раз, повергло в ужас
даже многое видавших летописцев.
Великий князь Мстислав затворился в Киеве,
и горожане, хоть не очень своего князя любили,
решили вместе с ним держать оборону.
Однако выдержали они всего три дня.
Предоставим слово летописи: «Ив первый раз мать
городов русских должна была подвергнуться
участи города, взятого на щит (то есть
ставшего военной добычей): два дня победители
грабили город, не было никому и ничему
помилования; церкви жгли, жителей — одних били,
других вязали, жен разлучали с мужьями и
вели в плен, многие церкви были
пограблены». Среди победителей были и половцы, они
даже подожгли Печерский монастырь, но
монахам удалось потушить пожар.
«Были тогда в Киеве на всех лицах стон и
туга, скорбь неутешная и слезы
непрестанные...»
Случилось это в 1169 году. Событие говорит
не только о жестокости века, о непримиримой
вражде, разъединявшей князей-родичей, но
также и еще об одном важном факторе: в
середине XII века на Руси не существовало еще
общерусского сознания, сознания
национального родства и единения, для суздальцев или
новгородцев киевляне были «чужими» (как и
наоборот) и с ними можно было поступать как
с любыми поверженными противниками.
Андрей Боголюбский в данном случае вел
себя подобно всем своим современникам, не
думая о последствиях для Русской земли и
для простого народа. Ради собственного
успеха он даже половцев позвал, что, впрочем,
тоже — увы! — было тогда обычным делом.
Зато в собственно политическом отношении
он повел себя после победы необычно. В
Киев он не уехал, остался во Владимире, а в
Киеве посадил Глеба, племянника своего.
Факт этот позднейшие историки расценили
как поворотный в политической жизни Руси.
По всем существовавшим порядкам, Андрей
должен был сесть в Киеве, а Владимир
передать своему старшему сыну. Если тот уже
владел городом поменьше, он передавал его
князю другому — согласно очереди... Так и
водилось на Руси — князья рассматривали свои

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ
275
владения как временные и готовились рано
или поздно подняться на ступеньку выше.
Порядок этот мог нарушиться (и нарушался)
желанием кого-то из князей перепрыгнуть
несколько ступеней сразу и занять место, ему не
предназначенное.
Андрей Боголюбский сломал эту систему, тем
самым заявив, что не намерен следовать
родовым нормам обретения власти. А
одновременно — что Киев отныне вовсе не является
столицей всей земли. Со временем он
объявил себя великим князем, и его княжество
приобрело особый вес.
Между тем дела его шли не совсем гладко.
Второй его поход на Киев не удался, пришлось
уйти ни с чем. Иные военные замыслы тоже
не всегда были успешны, а то и просто
неразумны, лишь роняли князя в глазах
окружающих. Чего, например, стоил безрассудный
поход на Новгород, кончившийся разгромом
владимиро-суздальского войска (да еще
таким, который новгородцы учинили под
покровительством Богородицы и братьев Бориса и
Глеба!). Говорили, что новгородцы продавали
пленных суздальцев втрое дещевле овец. А
как случилось, что семь тысяч суздальцев,
посланных к Белоозеру, бежали от четырехсот
новгородцев?
Крут и умен был великий князь, но не всегда
рассчитывал до конца свои замыслы.
Нелюбовь к боярам обернулась тем, что рядом с
ним оказалось мало умудренных опытом
советников, зато, плохо разбираясь в людях,
окружил он себя слугами алчными,
ненадежными... Вот так и случилось, что в самый
трудный час его жизни не нашлось рядом с
ним верных ему людей.
28 июня 1174 года, в пятницу, кучка его слуг
и придворных решила расправиться с ним.
Поводом была казнь одного из княжеских
приближенных. Дошел до нас рассказ об этом
злодеянии, столь живой, словно записанный
участником или ближайшим свидетелем
происшедшего.
Ночью заговорщики с оружием в руках
пошли на князя будто на дикого зверя, но по
пути к спальне объял их страх и трепет. Они
спустились в погреб, напились вина и,
упившись, обрели смелость. Было их двадцать
человек. Им не удалось хитростью выманить
князя из опочивальни, и тогда они стали
ломать двери. Андрей, еще не оправившийся от
сна, бросился к стене, где должен был висеть
его меч (а меч этот был святого Бориса), но
оказалось, что ключник Анбал, участвовавший
в заговоре, заранее унес его. В темноте князь
отшвырнул одного из нападавших, и
заговорщики, приняв его за Андрея, стали его рубить.
Потом спохватились, набросились на князя —
мечами, саблями, копьями. Андрей, согласно
рассказу, который местами начинает
напоминать житийную легенду, обратился к убийцам:
какое зло он им причинил? Почему они
действуют подобно Горясеру*? Ив заключение
гневное предупреждение: если кровь его
прольется, пусть Бог отомстит им за его хлеб!
Решив, что князь мертв, заговорщики ушли, но
Андрей нашел еще силы для попытки
выбраться из дворца. Они же услышали его,
вернулись и уже при свечах прикончили его, он
едва успел помолиться. Один из убийц
отрубил Андрею правую руку.
За убийством последовал грабеж. Тело
князя не разрешали отнести в церковь, грозя
бросить его собакам. В конце концов Андрея
отпели, а горожане из Боголюбова и
Владимира поднялись против придворных, убивших
или предавших князя. Злодеев живыми
уложили в засмоленные гробы и бросили в
лесное озеро.
Владимиро-Суздальской земле после Андрея
выпало на долю еще много тяжких
испытаний, были времена подъема и упадка, и все она
вынесла. Волею истории случилось так, что не
город Владимир, которому посвятил себя
Андрей Боголюбский, стал центром новой Руси, а
безвестная и не игравшая никакой роли во
времена Андрея Москва. Но без созданного
и возвышенного Андреем Боголюбским
Владимира, скорее всего, не было бы и Москвы, и
той Руси, что сложилась в борьбе с
чужеземным игом.
* Так звали убийцу святого Глеба.

276
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Князь Александр Невский (1220/1252-1263)
Сын великого князя Ярослава
Всеволодовича, внук знаменитого Всеволода Большое
Гнездо, правнук Владимира Мономаха.
Вырос в обстановке межкняжеских
столкновений и боярских мятежей. В
шестнадцать лет стал князем-наместником в
Новгороде, сменив отца. Прославился
подвигами в защиту Русской земли от
захватчиков с Запада. В 1240 году в
сражении на Неве двадцатилетний князь
разбил шведское войско» сам храбро бился и за
эту победу получил прозвание Невского. В
1242 году остановил наступление
Ливонского ордена на западные русские земли,
освободил Псков, вторгся во вражеские
владения и в кровопролитной битве на
Чудском озере наголову разбил войско
немецких рыцарей (Ледовое побоище),
В отношениях с Золотой Ордой вел
совсем иную, крайне осторожную политику:
понимая, что раздробленная Русь не в
силах сбросить татарское иго, искал
возможности сосуществования с ханской
властью, выражал покорность Батыю, чем
иногда ему удавалось отводить ханский
гнев от непослушных русских городов.
В 1252 году Александр получил ярлык на
великокняжеский Владимирский стол. Он
старался укрепить Северо-Восточную
Русь, но не смог предотвратить
опустошительного похода татар.
В Орде с подозрением относились к князю
Александру, опасались усиления его
авторитета и власти. В 1263 году, после новых
противоордынских волнений в Суздале,
Ростове, Владимире, Новгороде, Александр
Невский в четвертый раз отправился в
Орду и сумел предупредить очередной
карательный поход татар, а также добился
перехода к русским князьям права сбора
дани. В Орде Александра держали долго, по
пути домой он заболел и, успев принять
схиму в Феодоровском монастыре
(Нижегородской губ.), умер. Молва приписывала
смерть князя отравлению. В Древней
Руси большой популярностью пользовались
различные редакции «Жития» Александра,
где он изображался как идеальный князь,
выдающийся воин и святой, наделенный
способностью посмертно творить чудеса.
Русская Православная Церковь
причислила Александра Невского к лику святых. В
XVIII веке уже при Петре I на месте
битвы со шведами была воздвигнута
Александро-Невская лавра и прах князя
был перенесен из Владимира в Петербург
(1724).
Святой князь Александр Невский.
Мозаика храма Воскресения Христова
по оригиналу М. Нестерова

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
277
Преподобный
Сергий Радонежский
(1313-1392)
Точная дата рождения Сергия неизвестна —
историки колеблются между 1313 и 1322
годами. Зато дату смерти мы знаем точно — 29
сентября (по старому стилю) 1392 года.
Можно сказать, что вся сознательная жизнь
его пришлась на ту пору тяжелого, грозного и
великого в истории России XIV века, когда
народ русский постепенно и трудно
освобождался от столетнего страха перед татарским
игом, начинал различать забрезживший свет
освобождения и набирался сил для
решительной битвы, а затем и одержал победу на
Куликовом поле...
Мальчика при рождении назвали
Варфоломеем: имя на Руси редкое, его носил один из
двенадцати апостолов Христа. Сергием же
он стал много позже, при пострижении в
монахи.
В житии, написанном четверть века спустя
после смерти Сергия, автор его, Епифаний
Премудрый, сообщает о чудесах,
сопровождавших рождение и младенчество святого.
Когда Мария была в церкви, все услышали,
как ребенок в ее утробе трижды закричал:
это означало, что Бог отметил его как
избранного. Явившись на свет, младенец не
хотел брать грудь, если мать ела мясо, и
принудил ее поститься, а по средам и пятницам и
сам соблюдал пост, отказываясь от молока.
Епифаний же поведал о ранней набожности
Варфоломея и о том, как «мужали его душа и
тело и наполнялся он разумом и страхом Бо-
жиим». Так было до семи лет, то есть до
школы. Как ни странно, учение давалось
отроку трудно — до того дня, когда он встретил
святого старца под дубом, пожаловался ему,
что грамота не идет, и старец дал ему кусочек
просфоры: отведав ее, мальчик сразу же обрел
знание и стал читать любые книги и петь
псалмы.
В юности все будущие святые вели себя
сходно: много молились, изнуряли себя
физически, юродствовали ночами, чуждались
детских забав... Таким описан и Варфоломей в
«Житии». Ко всему прочему, он отличался
кротостью, смирением, больше молчал, не
смеялся и не обижался, ходил «как будто в
печали», часто плакал. Он словно бы приготовлял
себя к той жизни, которая началась по
прошествии с лишним двадцати лет.
Вместе со старшим братом Стефаном он
уходит из дома, они несколько лет проводят в
уединенном месте, построив деревянную келью
и маленькую церковку во имя Святой
Троицы (на том месте теперь стоит Троицкий
собор Сергиевской лавры). Позднее Стефан
уехал и постригся в монахи в Богоявленском
монастыре в Москве, а брат его принял
постриг под именем Сергия. Однако затем
(случилось это, видимо, в 1342 году) стал
пустынножителем, то есть одиноким монахом.
Это было недалеко от Москвы, в глухом,
необитаемом и непроходимом лесу. Похожее
место описано в книге о другом святом: «Там,
где поселился святой, был огромный бор и
чаща, место очень красивое, как стеной
окружено водами, между двух озер». Подобно
другим пустынножителям, Сергий искал
полного уединения и тишины, отречения от мира.
Его не пугало соседство с дикими зверями
(стаи волков бегали мимо кельи отшельника;
к избушке повадился голодный медведь, и
Сергий честно делил скудные запасы еды на
двоих, а бывало — отдавал гостю
единственный кусок и сам оставался голодным),
отсутствие всего нужного для нормального
существования: «Что ни назовешь — того не
было». В этой обстановке безмолвия, холода и
недоедания Сергию, как это ни покажется
странным, хорошо думалось. Созерцание
Бога и углубление в самого себя,
коленопреклоненные ночные молитвы, труд на маленьком
огородике занимали все время его жизни на
Маковцё (так называлось возвышенное
место, им избранное). И длилось это
несколько лет.
А потом стали приходить люди и строить
рядом свои кельи. Сергий не мог гнать их, но

278
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Видение отроку
Варфоломею.
Художник
М. Нестеров,
1889-1890 гг.
просил всякий раз подумать: смогут ли они
вытерпеть трудности жизни и разные
лишения? И когда они не уходили, Сергий
предупреждал: «Приготовьтесь терпеть скорби,
беды, печали, всякие несчастья, и жажду, и
лишения, и бедность, и недосыпание».
Когда пришлых стало двенадцать, пустыня
превратилась в монастырь.
Постройкой келий, возведением ограды,
добыванием пищи, шитьем одежды — всем
поначалу занимался сам Сергий. О нем говорили,
что «имел силу двоих человек». После долгих
отказов Сергий был рукоположен в
священники и Переяславским епископом назначен
игуменом нового Троице-Сергиева
монастыря. Монастырь складывался долго, медленно.
Нищета — повсюду и во всем. На книги не
было пергамента — писали на бересте; не
хватало воска для свечей — их заменяли
лучинами, а когда воск доставали, Сергий сам
скатывал свечки; не было масла для кадил, и
не хватало пшеницы на просфоры...
Все это считалось не бедой, но испытанием.
Переносить голод, терпеть жажду, есть
всухомятку, спать на земле — означало вести жизнь
добродетельную, но к этому еще нужно было
добавить соблюдение «телесной и душевной
чистоты», умение молчать, трудолюбие,
смирение, беспрестанное служение Богу. Игумен
строго запрещал просить милостыню и
поставил правилом, чтобы братия жила своим
трудом.
К этому времени уже сложились взгляды
Сергия на собственно религиозную сторону
монастырской жизни. Для него не
представляла ценности внешняя, парадная,
торжественная сторона церковных обрядов. В его
монастыре не было построек, которые выделялись
бы архитектурными красотами и роскошью
внутреннего убранства, богатством фресок и
икон, одеяний священнослужителей. Главное
было в напряженной работе ума и сердца, в
нравственной сосредоточенности молящихся,
в переживании момента молитвы. Этому, да
еще физическому труду должно было
подчиняться ежедневное течение монашеской
жизни. И сам Сергий, как повествует летописец,
возносил Богу «горячие слезы, духовный плач,
сердечные чувства», совершал «долгие
ночные бдения», «без отдыха»... А в часы, сво-

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
279
Преподобный Сергий Радонежский в житии. Икона, XVI в.

280
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Обитель Сергия в лесной чаще
бодные от молитв и посвященные разным
делам и отношениям с людьми, он старался
исполнять свои правила: «тихость, кротость, сло-
вомолчание, смирение безгневное, любовь
равно ко всем».
Поначалу монастырь следовал нормам так
называемого «особожития». Каждый должен
был заботиться о себе. О Сергии
рассказывали, что однажды, когда ему нечего было есть,
он нанялся к другому иноку построить
крыльцо, справился с этой работой за день и
получил в награду сухарь. И в эпизоде этом
Сергий не усмотрел унижения для себя.
Согласно суровым порядкам, введенным
Сергием, монахи исполняли пять церковных служб
в сутки, а в дополнение к ним молились еще
по кельям. Но, в отличие, например, от
Феодосия, Сергий не требовал от других и сам не
прибегал к крайним формам аскетизма,
только мучившим и изнурявшим людей.
Между тем не одни только искатели
монастырского уединения шли на Маковец.
Понемножку вокруг селились крестьяне,
возникали небольшие деревни, выросла слобода.
На месте вырубленных и выкорчеванных
лесных чащоб зазеленели поля, появился скот.
Народ хорошо чувствовал себя рядом с
монастырской обителью, тем более что Сергий ни
под каким видом не допускал, чтобы
крестьяне работали на монастырь. Но они сами
проявляли заботу о его обитателях.
Став главой монастыря, Сергий произвел
важную реформу, о которой, должно быть,
давно думал: сменил «особожитие» на «об-
щежительство». Об этом порядке Сергий
знал и по византийским книгам, и по житию
Феодосия Печерского, — вместе с реформой
в русский язык из греческого пришло слово
«киновия»: все становилось общим, никому
нельзя было иметь ничего своего, отдельного,
личного. Отныне обитатели келий собирались
вместе для трапез, для общих работ.
Понадобились новые, общие хозяйственные службы и
новые обязанности — поваров, пекарей,
кладовщиков и другие. Жизнь строилась на
полном равенстве. Сергий следил за
соблюдением правил киновии, сам ходил по кельям,
бывало — наставлял оступившихся. И являл
собою образец киновийного поведения: работал
больше всех, не гнушался любых дел, внешне
ничем не выделялся среди братии, одевался
даже хуже и беднее других.
Молва о Сергии давно уже вышла за
пределы монастырской ограды, люди приходили
специально — увидеть его, получить
благословение и совет. Однажды явился крестьянин,
попросил показать ему игумена. Его послали в
огород — там некто, в грубой сермяге, копался
в земле. Услышав о посетителе, бросил лопату,
подошел к нему, поцеловал, посадил рядом,
справа. Не поверил мужик: «Я пришел
видеть пророка, вы же мне сироту какого-то
показываете». В этот момент подъехал князь, и
пораженный крестьянин увидел, как он
смиренно и с почтением кланялся «сироте».
Число совместных молений в день выросло
до семи, по кельям же — уменьшилось. Все
должно было строиться на началах взаимной

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
281
Преподобный Сергий сам «пшеницу толчаше и
меляше, и муку сеяше... и просфоры сам пенашс».
Из «Жития преподобного Сергия», хранящегося в
Троице-Сергиевой лавре
любви и единомыслия. Это последнее было
для Сергия особенно дорогим и важным.
Символом идеи нравственного и духовного
единения стала для него Святая Троица.
Учение о Святой Троице принадлежит к
очень трудным для понимания философско-
богословским темам христианства. Согласно
учению, Бог существует «един в трех лицах»:
это Господь Бог (Отец), никем никогда не
рожденный, это Сын Божий (Иисус
Христос) и это Святой Дух. Каждый из них имеет
свой образ, но они части целого. «Тричислен-
ное божество в трех образах и лицах — суть
единое божество», «единая сила, единая
власть, единое господство». Ум человеческий
неспособен постичь это триединство, в него
должно безоговорочно верить. Но важно еще,
что триединое божество воплощает собою
единение всего мира, всего человечества.
По словам древнерусского книжника, учение
о Святой Троице помогало побеждать «страх
перед ненавистной рознью в мире этом»,
способствовало всеобщему единению,
дружескому согласию, гармонии, тихому созерцанию.
Именно эти душевные состояния были всего
ближе Сергию. Троица для него была
идеальным прообразом братских, доверительных
отношений между людьми. Во многом
благодаря Сергию Троица со временем стала
одним из самых значительных и почитаемых
годичных праздников на Руси. И не случайно
свой монастырь он посвятил Святой Троице,
и то же имя получили десятки других
монастырей, возведенных им и его учениками по
всей Северной Руси.
Вокруг личности Сергия создавалась
атмосфера высокого почитания, преклонения перед
его нравственными качествами и нормами
поведения. Складывался образ маковецкбго
подвижника, чудотворца, личности едва ли не
идеальной, достойной восхищения и
подражания. Сам Сергий запрещал рассказывать о
творимых им чудесах, тем не менее устная
молва была неостановима. Некий
благочестивый человек принес в монастырь больного
сына, надеясь на исцеление, но ребенок здесь
«И начата приходити христиане и начата сетц
леса... и сотворяша себе различные починцы... и
состовиша села и дворы многи...»
Из «Жития преподобного Сергия»

282
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Груды преподобного Сергия Радонежского. Художник iM. Нестеров
умер. Сергий начал молиться перед ним и — о
чудо — мальчик вернулся к жизни. Сам
Сергий отказался увидеть в этом проявление
своего дара исцеления и объяснил просто:
мальчик ослабел от холода, смерть его была
мнимой, в тепле и при молитве он ожил.
Чудеса Сергия относились к самым
обыденным случаям. Бесчестный человек отнял у
соседа борова и велел заколоть и разделать его.
По жалобе потерпевшего игумен вызвал
лихоимца, стал его попрекать и наставлять на
путь истинный. Тот пообещал восстановить
справедливость, но слова не сдержал.
Наказание воспоследовало: хотя дело было зимой,
туша необъяснимым образом сгнила,
зачервивела.
С увеличением числа монахов стало не
хватать воды. Сергий нашел в лесу канаву с водой,
стал молиться над ней — и внезапно забил
источник.
Много раз ему приходилось вести борьбу с
бесами, искушавшими его самого или
мучившими других. И с помощью молитв и молебнов
одерживал он над ними победу.
А кроме того, приходили Сергию чудесные
видения, и в такие моменты необыкновенное
волнение овладевало им. Однажды глубоким
вечером молился он о своей братии и вдруг
услышал чей-то голос снаружи. Открыл он
окошко кельи, и тут проник с неба
необычайно сильный луч света, превосходивший
дневной свет, и при этом увидел он множество
изумительно красивых птиц в самом
монастыре и вокруг него. Сергий решил, что
видение это означает умножение «стада
учеников» его.
Еще большее впечатление произвело явление
Богородицы в сопровождении Петра и
Иоанна — в сиянии света, сильнее солнечного.
Не в силах выдержать такой свет, Сергий
упал ниц, а Богородица прикоснулась к нему
руками: «Избранник мой, не пугайся, это я
пришла к тебе, услышав молитву твою об
учениках твоих». Придя в себя, Сергий
рассказал ученикам о случившемся и добавил: «Во
мне дух мой трепещет от чудного видения».
Всю ночь он провел без сна, раздумывая о
несказанном явлении.
А вот почти забавный случай. Друг Сергия,
выдающийся деятель того времени Стефан,
епископ Пермский, едучи в Москву, не смог
посетить Троицев монастырь и, остановившись
на дороге (верст за десять от монастыря),
поклонился в сторону Сергия со словами: «Мир

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
тебе, духовный брат». И в это же самое
время Сергий, который сидел с братией за
трапезой, внезапно поднялся и поклонился в
сторону дороги, сказав: «Радуйся и ты, пастух Хри-
стового стада, и мир Божий да пребывает с
тобою!»
Если это и легенда, сохраненная автором
«Жития», то надо признать, что Сергий
обладал таинственными душевными качествами и
особым даром, позволявшим ему видеть то, что
было недоступно окружающим.
Был в жизни Сергия момент, когда он
оставил свою обитель, почувствовав опасность
разлада в ней, и отправился дальше на север.
Он снова уединился в глухом месте на речке
Киржач, поставил келью, а вскоре выросла
здесь церковь и возник монастырь.
Митрополит Алексий уговорил Сергия вернуться в
Маковец, но игумена уже охватило желание
создавать новые монастыри. Ученик Сергия
Андроник стал игуменом монастыря на Яузе
в Москве (позднее он приобрел известность
как Андрониковский), другой ученик —
Симон — возглавил еще один монастырь.
Постепенно возникали они в разных местах,
становясь опорными пунктами в освоении
русскими людьми просторов Севера и
Заволжья. Сюда уходили люди, скрывались от
татарских набегов и княжеских самоуправств,
ставили села и городки, превращали лесные
дебри в ухоженные места. Монастыри того
времени — опять же с легкой руки Сергия —
никак не притесняли и не угнетали крестьян,
напротив, под монастырскими стенами люди
чувствовали себя спокойнее, хозяйства их
процветали, и близость к монастырям
открывала путь к учению, к книгам. Да и моральный
дух тогдашней братии действовал на
окружающих мирян благотворно.
Для народа вовсе не было тайной, что именно
Сергий стоял в центре этой громадной
плодотворной работы — народная молва
способствовала славе Сергия. Легенды окружали
имя Сергия на Руси, пробуждавшейся от
векового гнета — татарского ига. Его дела,
поступки, его нравственный облик, его поведен-
283
ческий кодекс поразительным образом не
походили на то, к чему люди привыкли, с чем
почти что примирились и чему, казалось, не
будет конца. Воздух времени пропитался
злобой, ожесточением и безнадежностью.
Целые поколения жили в обстановке
безвластия, беззакония, произвола и грабежа. Распад
государственного порядка, постоянные
неурядицы, набеги то татар, то «своих»,
хозяйственная разруха грозили нравственным распадом
народа. Как писал выдающийся историк
В. О. Ключевский, «внешняя случайная беда
грозила превратиться во внутренний
хронический недуг, панический ужас одного
поколения мог развиться в народную робость, в
черту национального характера, и в истории
человечества могла бы прибавиться лишняя
темная страница, повествующая о том, как
нападение азиатского монгола повело к
падению великого европейского народа».
Что можно было этому противопоставить?
Конечно же, в первую очередь —
возрождение народного предания, устоев традиционной
жизни с ее обычаями, обрядами, неписаными
законами. Затем — медленную, подспудную
работу политических сил: искать пути
объединения Руси и возрождения ее
государственности. И, наконец, идеи нравственного
пробуждения и оздоровления, которые должны
были выражаться не только в проповедях и
поучениях, но в живых образцах поведения, в
примерах высокой духовности и
подвижнической жизни. Вот этим нравственным
образцом перед всей Русью стали жизнь и деяния
Сергия. Он не был ни громким
проповедником, ни затворившимся в келье писателем.
Знавших его он поражал своей «тихостью».
Он обладал редкой способностью убеждать в
мирных беседах. А когда выступал перед
аудиторией, то предпочитал приводить живые
примеры, рассказывать притчи, которые лучше
всего доходили до сознания слушавших.
Он умел находить подход к каждому. При
всем том был прост и по-детски доверчив.
Автор «Жития» определил Сергия так:
«Кроткий душою, твердый верою, смиренный

284
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ!
умом». В его поступках и словах никогда не
было никакой корысти, задней мысли. Люди
знали; если Сергий что-то делает ил» говорит,
то не из личного интереса. Ему было чуждо
«санолюбие». Многие, должно быть, знали,
что он наотрез отказался от сана митрополита,
то есть главы Русской Церкви, и дал понять,
что вообще ни к какой власти не стремится.
Свой долг видел в том, чтобы понимать дух
народа, оживлять и приводить в движение его
нравственные чувства. И делать это каждый
день и час, через разные, большие и малые, дела,
занимаясь душами отдельных людей — и из
своей братии, и гостей монастыря,
представителей разных сословий, вплоть до князей.
Здесь уместно сказать об участии Сергия в
политической жизни того времени. Он не
увлекался ежедневной, текущей политической
деятельностью, был далек от распрей,
раздиравших семью русских князей, да и в
церковные дела старался не вмешиваться. Иногда,
правда, он вмешивался в политику, но лишь
когда это затрагивало интересы широкие, а не
внутренние, личные княжеские расчеты. Но и
здесь он оставался верен себе, действуя
словом, убеждением. Сергий был близок с
князем Московским Дмитрием Ивановичем и,
несомненно, поддерживал его деятельность по
укреплению Москвы и превращению ее в
будущий новый центр Руси. По просьбе князя
и митрополита он сходил в Ростов (почти все
свои походы за пределы Маковца, в том
числе и дальние, он совершал пешком) и
уговорил князя Константина признать над собой
власть великого князя Московского.
Несколькими годами спустя он смирил Бориса,
захватившего нижегородский стол. Тут,
правда, ему пришлось употребить власть — он
закрыл в Нижнем Новгороде все церкви,
лишил горожан богослужения и отправления
других церковных обрядов и объяснил им
неправомочность действий Бориса.
Особенно успешной была его миссия в
Рязань. Долгие годы князь Рязанский Олег вел
упорную борьбу с Москвой, не останавливаясь
перед прямой войной и даже вступая в союз с
Мамаем. Московский князь, потеряв всякую
надежду умиротворить Олега, обратился к
Сергию. В сентябре 1385 года игумен
побывал в Рязани. Летопись оставила нам лишь
краткое сообщение о том, как Сергий
беседовал со строптивым и гордым князем
Рязанским «о пользе души, и о мире, и о любви» и
своими «тихими и кроткими речами» добился
того, что Олег «переменил свирепство свое
на кротость, и утих, и укротился, и умилился
душою, устыдясь такого святого мужа, и
установил с великим князем Дмитрием
Ивановичем вечный мир и любовь в род и род».
Как все это было, мы уже никогда не узнаем, ]
но только очевидно, что радонежский старец
обладал необычайной силой воздействия. В
его личности заключалась какая-то особенная
власть над людьми, и он был способен
развязывать такие узлы, какие не могли разрубить
самые прочные мечи.
И, конечно, главный след его деятельности
был связан с битвой на Куликовом поле.
Князь Дмитрий прекрасно знал, каким
авторитетом пользовался Сергий на Руси, в
Москве, в военном ополчении. Князь не раз
являлся в монастырь побеседовать с игуменом, и
Сергий приходил в Кремль. Взаимная
приязнь связывала их, Сергий был крестным
отцом двух сыновей князя.
И вот, оставив Москву в самом разгаре
подготовки к походу против Мамая, Дмитрий
Иванович отправился в Троицев монастырь,
за шестьдесят верст от столицы. Ему хотелось
получить благословение, укрепить свой дух и
передать это настроение русскому воинству.
Обычного церковного молебна было
недостаточно, требовались особые слова,
сказанные в особенной обстановке. И это можно
было сделать только у Сергия.
Всю жизнь ратовавший за мирное решение
проблем и сам действовавший таким путем,
отрицавший насилие как способ достижения
успеха, готовый всякому злу противостоять
добрым делом, Сергий на этот раз без колебаний
благословил Дмитрия на ратное выступление
и сам как бы заявил об участии в нем: послан-

СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
285
ные игуменом, с князем отправились два
инока — Пересвет и Ослябя. «Иди против
безбожных, и если Бог поможет тебе, ты
победишь и невредимым в свое отечество с
великой честью вернешься», — напутствовал
старец.
И уже несколько недель спустя, когда русское
войско перешло Дон, накануне битвы
Дмитрий получил от Сергия просфору и грамотку
со словами, не оставлявшими сомнений:
«Чтобы ты, господине, так и пошел, а поможет тебе
Бог и Троица».
И весь день, пока шла битва и лилась кровь,
Сергий не только молился о победе, но и —
как утверждает автор «Жития» —
произносил поименные молитвы за тех, кто в эти часы
бился, а в соответствующий час возвестил о
полном поражении Мамая: так еще раз
проявилась провидческая сила Сергия.
Именно Сергий проводил в последний путь
князя Дмитрия Ивановича и, как один из
духовников его, поставил подпись под
завещанием великого князя, в котором определялся
переход престолонаследия от отца к сыну, что
юридически прекращало распри вокруг
власти и открывало путь к воссозданию единого
Российского государства.
Умер Сергий Радонежский 25 сентября 1392
года, загодя предвидя кончину и успев вручить
игуменский жезл любимому своему ученику.
Уже ближайшие поколения русских людей,
чья сознательная жизнь пришлась на первые
десятилетия XV века, оценили личность
Сергия и его вклад в судьбоносные дела Руси.
«Прежде его такого не бывало... Всеми
любим был из-за честного жития своего. Он
был не только пастух своему стаду (то есть
монастырской братии), но и всей Русской
земле нашей учитель и наставник».
Сергий был причислен к лику святых, и
благодаря этому акту созданы его
биографии-жития и образ его явился на иконах.
Иконописцы, конечно же, не могли по удаленности во
времени передать портретные черты Сергия,
они создавали образ, каким виделся святой
издалека и запечатлелся через жития и
легенду. На иконе, писанной лет через тридцать
после смерти, он предстает волевым и
суровым аскетом, мыслителем. На одной из
последних по времени иконе — середины XVII
века — сохранены эта суровость и
сосредоточенность. В руках у него — свиток со
словами наставления. Он стоит во весь рост в
простом монашеском одеянии. По сторонам
центральной части иконы — красочные картины
из позднейшей русской истории, связанные
так или иначе с Троице-Сергиевой лаврой.
Икона вся окружена клеймами —
небольшими картинками, воссоздающими эпизоды из
жизни святого и события его времени. Внизу
же — целая полоса отдана изображению
Мамаева побоища, в том числе — поединку Сер-
гиева инока Пересвета с татарским
богатырем. Так древний иконописец поставил
своего героя в центр великих исторических
событий, и икону можно было читать как
летопись и житие одновременно.
Уже много позднее, в 80—90-е годы XIX
века, известный русский художник М. В.
Нестеров написал несколько картин из жизни
Сергия. Особенно замечательна своей
поэтичностью картина «Видение отроку
Варфоломею»: юный пастушок устремил
задумчивый и ожидающий чего-то взгляд на старца в
монашеском одеянии, который протягивает ему
макет церквушки. Вдали — небольшая
деревянная церковь и дорогой сердцу русский
ландшафт — с холмами, уходящими к краю
горизонта полями.
А в русской крестьянской среде память о
святом Сергии Радонежском получила свое
особенное выражение. Считалось, что колодцы с
целебной водой в окрестностях Ростова
открыл когда-то именно он. Согласно легенде,
обнаружив место, где должна быть вода,
Сергий стал молиться преподобному Авраамию, и
тотчас ему явился заступ, которым он вырыл
колодец, и топор, которым он соорудил сруб.
А еще сохранилась легенда о последнем (уже
посмертном) героическом деянии святого. В
1521 году, когда над Москвой нависла угроза

286
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
нашествия Махмет-Гирея, целый сонм
православных святых поднялся из гробниц своих и
прошествовал через Спасские ворота Кремля
по Ильинке, унося чудотворную икону
Божьей Матери, дабы святыня не досталась врагу.
Но Москва оставалась беззащитной. Святых
встретили Сергий и Варлаам Хутынский и,
гласит легенда, уговорили их остаться. Был
устроен в Москве всеобщий молебен, и
Москва и Троицев монастырь были спасены от
разгрома.
Никто не может объяснить почему, но в
народе сложилось традиция: Сергия стали считать
оберегателем домашней птицы, в
особенности —^ур.
^жёгодно 25 сентября (по старому стилю)
/Православная Церковь почитает память свя-
I того. У народа с этим днем связывались
некоторые календарные хозяйственные
приметы. В этот день — с бесповоротным
приходом холодов — начинали рубить капусту. От
того, какая в этот день была погода,
рассчитывали, когда окончательно придет зима и станет
санный путь.
Кончим наш рассказ цитатой из труда историка
В. О. Ключевского: «При имени преподобного
Сергия народ вспоминает свое нравственное
возрождение, сделавшее возможным и
возрождение политическое, и затверживает правило, что
политическая крепость прочна только тогда, ко-
\ч гда держится на силе нравов».
Князь Дмитрий Донской
(1350/1362-1389)
Дмитрию было девять лет, когда в 1359 году
умер его отец — князь Московский Иван
Иванович (Иван II, сын Ивана Калиты).
Уже более ста лет жила Русь под татарским
игом. Мучительно медленно поднимались из
руин города, вырастали на пепелищах села и
деревни после нашествия Батыя 1237 года.
Русские люди платили дань Золотой Орде,
терпели повторявшиеся время от времени
набеги, кончавшиеся новыми разорениями,
уводом полона, гибелью жителей...
Разгромленная в 1240 году Южная Русь на целые века
выпала из состава Русской земли. На северо-
востоке соперничали между собою несколько
сильных княжеств, их князья боролись за
великокняжеский Владимирский стол, а Русь
все больше дробилась на уделы — небольшие
княжества. - Их правители не были защитой
для народа: сил у них было мало, а главное —
не было между ними согласия, каждый думал
о своих интересах, как бы отхватить у соседей
город или волость, как бы получить от золото-
ордынских ханов поддержку или, если повезет,
и вовсе — ярлык на великое княжение.
Ездили князья в Орду на поклон, возили
«выходцы» (дань), дорогие подарки, покупая каждый
для себя какие-нибудь привилегии, доносили
на соперников... Ханы, бывало, и сами
вызывали князей, чтобы услышать от них об их
покорности, оскорбляли их достоинство.
Древний русский книжник так описывал
происходившее: «И вот какой обычай был у ханов:
когда приедет кто-нибудь на поклон к ним, то
не велели сразу приводить такого к себе, но
приказано было волхвам, чтобы шел он
сначала через огонь и поклонился кусту и идолам...
Многие же князья с боярами своими
проходили через огонь и поклонялись солнцу, и кусту,
и идолам ради славы лица того, и просил
каждый себе владений». Через этот
унизительный ритуал пришлось проходить и отцу
Дмитрия, и деду его, великому князю Ивану
Даниловичу Калите, а может быть, и самому Дмитрию,
который уже взрослым тоже бывал в Орде.
Случалось, хоть и редко, что не выдерживали
князья таких унижений, отказывались
проходить через них и платили за это жизнями. О
князе Михаиле Черниговском рассказывали,
что он заявил в Орде: «Не подобает
христианам проходить через огонь и поклоняться
ему». И то же самое повторил воевода его
Федор. Татарский царь пришел в ярость.
«Выбирай, — сказал он. — Или получишь
княжение, или умрешь». Свита Михаила
стала уговаривать его подчиниться, но он ответил:
«Душу свою не погублю». Палачи кинулись
на князя, стали избивать его, а потом отрезали

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
287
Князь Тверской
Михаил Ярославич
в Орде.
Художник
В. Верещагин
голову — и Федору тоже. Случилось это,
правда, еще в начале ига — 20 сентября 1246
года. Но предание о стойком князе и его
воеводе, принявших мученическую смерть в
Орде, зато не унизившихся, жило в памяти, и
была составлена повесть об этом событии.
Иных князей подолгу держали в Орде в
тяжелейших условиях, и не всегда им удавалось
благополучно вернуться к себе. Михаила
Ярославича мучили, надевая ему соху на шею,
выставляли на поругание на площади,
кончилось тем, что казнили, вырезав ему сердце.
Впрочем, бывало, что руками Орды русские
князья-соперники сводили счеты друг с
другом. Так, в гибели Александра Михайловича
Тверского повинен был Иван Калита,
наговоривший на соперника хану Узбеку. В 1339
году, зная о предстоявшей казни, Александр
вышел навстречу убийцам вместе с сыном.
Современники не без основания подозревали,
что великого князя Ярослава Всеволодовича,
отца Александра Невского, отравила мать
великого хана, дав ему выпить из собственных
рук. Да и сам Александр Невский тяжело
занемог именно на возвратном пути из Орды.
И еще немало было случаев гибели русских
князей в Орде. Жестокое было время, и
борьба за власть и вокруг власти шла
кровавая.
Дмитрию суждено было унаследовать
княжение в Москве.
Когда прадед его князь Даниил получил в
наследство Москву, был это малозаметный
город, сплошь деревянный, а само княжество
занимало территорию, может быть, в половину
нынешней Московской области, с
единственным еще, кроме столицы, городом —
Звенигородом. С Даниила началась медленная и
упорная, шаг за шагом, работа по
наращиванию границ княжества. Сам Даниил
прихватил Коломну, отняв ее силой у Рязанского
князя, да получил в наследство от старшего
брата Переяславль. Сын его Юрий
присоединил Можайский удел. При Иване Калите
отошли к Москве Серпухов, Руза, Радонеж,
Углич: что-то отбил силой, что-то прикупил,
что-то получил по «полюбовному» договору
(и не без помощи Орды!).

288
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Битва переяславских и тверских полков.
Миниатюра рукописи, XVI в.
Предшественники Дмитрия оказались
рачительными хозяевами. Домовитые, даже
скуповатые, они не были склонны ни к особой
роскоши, ни к разорительным пиршествам и
дворцовым забавам. Понемножку наводили у
себя порядок, заселяли край людом
работящим, умелым, выкупали в Орде пленных и
«садили» их на пустошах, строили деревни и села.
Ощутив силу свою, повели борьбу за
великокняжеский стол. Ради этого ездили в Орду,
готовы были многое там вытерпеть. Чаще
всех наезжал Иван Калита, не скупился на
драгоценные подношения и хану, и ханшам, и
влиятельным мурзам. Прозвище свое Калита
получил от древнерусского слова, означавшего
«денежный кошель». Как-то незаметно в
Орде к московским князьям стали
относиться с вниманием, прислушивались к их мнению,
отдавали им предпочтение перед другими, но и
охотно сталкивали их с соперниками.
Московские князья, может быть, больше, чем
остальные, понимали безнадежность борьбы
против Орды: время прямых выступлений
еще не пришло. Нужно было постепенно и
незаметно накапливать силы, пользуясь тем
же расположением ордынских ханов. Ивану
Калите удалось получить от них разрешение
собирать дань со всех княжеств. Это, конечно,
еще укрепило его власть. Тогда же
митрополичья кафедра, стоявшая во главе Русской
Церкви и обладавшая немалой властью,
перебралась из Владимира в Москву.
В своей готовности воздействовать на Орду
«смиренной мудростью» и угодливостью
московские князья иногда заходили слишком
далеко.
В 1327 году ханский посол Шевкал (Чолхан),
двоюродный брат правителя Орды Узбека,
явился с карательными целями в Тверь. Он
изгнал со двора князя Александра, его
приближенные творили в городе насилия.
Разнесся даже слух, что Шевкал сам займет кня- j
жеский стол. Горожане не могли терпеть всего
этого, поднялись и убили Шевкала с его сви- ]
той. Хан Узбек, конечно, не мог оставить это
событие без последствий. Ему, однако, было
важно вовлечь в карательные действия
русских князей. И он поручил Ивану Калите
навести порядок в Твери и наказать восставших.
Князь возглавил пятидесятитысячное
татарское войско, которому были приданы и
русские отряды. Расправа была страшной:
города и села княжества сожжены, массы людей
уведены в полон в Орду. По словам
летописи, каратели «положили пусту всю землю
Русскую». По этому поводу можно воскликнуть
вслед за древнерусским книжником: «О злее
зла честь татарская!» Но московские князья
могли на это ответить: после кровавой
расправы с тверичами в течение нескольких
десятилетий Северная Русь не знала татарских
набегов и погромов. Как заметил летописец,
«была с тех пор тишина великая по всей
Русской земле на сорок лет, и перестали татары
воевать землю Русскую».
Народ начал постепенно освобождаться от
оцепенения и ужаса перед татарами, что
владели им целое столетие. За годы «тишины»
выросли поколения, которым было суждено
без трепета и страха выйти на Куликово поле.
А московские князья постепенно
проникались сознанием необходимости
восстановления Руси и убеждением, что именно они при-

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
289
званы выполнить эту великую задачу.
Одновременно с наращиванием своего княжества
они создавали межкняжеский союз,
привлекая на свою сторону удельных князей. Здесь-
то и встретила Москва сильнейшего
соперника в лице Твери. Сейчас даже трудно
представить себе, что два русских города долго и
упорно боролись за главенство на Руси. Но
так было, десятилетиями длилась борьба,
лилась кровь, князья шли друг на друга... И как
раз Дмитрию Ивановичу суждено было
поставить в этой борьбе точку.
...Итак, девяти лет Дмитрий становится
великим князем Московским, еще три года
спустя — великим князем Владимирским, то есть
главным князем на тогдашней Русской
земле. Конечно, за князя-отрока многое решали
те, кто окружал его, в первую голову —
митрополит Алексей, крестный Дмитрия,
официальный его опекун, наставник и воспитатель.
Человек большого ума, политической
рассудительности, Алексей умел найти верные
решения в трудные моменты. С его помощью,
вероятно, Дмитрий познал главные принципы и
цели политики московских князей,
выработанную ими тактику действий. Как заметил
наш знаменитый историк В. О. Ключевский, у
московских князей работа шла ровной и
непрерывной нитью, словно пряжа в руках их
жен, повинуясь движению веретена. Сын
обычно крепко хватался за дело отца и вел
его дальше.
Преданность делам отца и деда усвоил
Дмитрий с ранних лет. Понял, что следует избегать,
где можно, прямых стычек и крови; рано
научился ратному делу, но к войне не был
склонен. В двенадцать лет сел на боевого коня, но
поход с его участием завершился мирно.
Семнадцати лет женившись на дочери
Суздальского князя Дмитрия Константиновича
Евдокии, этим положил конец ссорам с суздаль-
цами. И брак оказался счастливым, жена
принесла ему восьмерых сыновей и четырех
дочерей и намного пережила мужа.
Первые конфликты в междукняжеских
отношениях при Дмитрии удалось разрешить
спокойно. Брат Суздальского князя Борис
Константинович захватил Нижний Новгород и не
захотел признавать власти малолетнего
великого князя. Тогда сначала Алексей, а потом
Сергий Радонежский посетили Нижний,
запретили в церквах службы, восстановили тем
горожан против непокорного Бориса, и все
кончилось миром. За время правления
Дмитрия пределы Московского княжества
расширились: в него влился удел умершего
младшего брата Ивана, потом города Стародуб на
Клязьме, Галич с Димитровом; Калугу и
Мегеру Дмитрий забрал, выгнав тамошних
удельных князей.
Продолжая дела деда, обстраивал Дмитрий
столицу: при нем Кремль был опоясан
каменными стенами, появились каменные строения
и внутри Кремля, и в самом городе. Опять-
таки памятуя дедовские заветы, Дмитрий
крепко поддерживал купцов и ремесленников
и вообще — дорожил союзом с горожанами.
Были, однако, дела, которые миром уладить не
чаялось.
С Запада Москве постоянно угрожала
сильная Литва. Князь Ольгерд Гедиминович
дважды осаждал город, жег окрестные села, но
Кремль устоял. Тверские князья, гордые,
воинственные, не желали ни подчинения
Москве, ни союза с нею. Они предпочитали дружбу
с Литвой и совместно с Ольгердом строили
планы разгрома Москвы.
Дмитрий Иванович проявил недюжинную
стойкость, воинскую сметку и политическую
мудрость — поехал на поклон к Мамаю.
Зато добился он ярлыка (права) на
великокняжеский Владимирский стол, доказал свою
силу удельным князьям, собрал небывалое для
того времени войско из московских,
новгородских, смоленских, брянских, ярославских,
ростовских полков и осадил Тверь. Просчитался
Тверской князь Михаил — никто не мог
простить erir/, что стал он литовским
сторонником. Пришлось ему подчиниться.
На юго-востоке был еще один непокорный
сосед — князь Рязанский. Мамай, опасаясь
10—0102670

290
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Белокаменный Московский Кремль при князе Дмитрии Ивановиче. Художник А. Васнецов. 1922 г.
возвышения Москвы, толкал Олега
Рязанского на прямое столкновение с Дмитрием.
Пришлось прибегнуть к оружию, и здесь,
кажется, впервые проявил себя в деле
княжеский воевода Дмитрий Михайлович
Волынский, по прозвищу Боброк: он нанес войску
сепаратистов удар, надолго охладивший
ратный пыл Олега.
Между тем постепенно и все более явно
отношения Дмитрия Ивановича с Ордой
обострялись. Московский князь начинал
ощущать свои силы, а Мамай все чаще с тревогой
смотрел на его возвышение и искал способов
поставить его на место. Но не та уже стала
Орда, что прежде. А молодой Московский
князь время от времени показывал зубы.
Незадолго до войны с Олегом случилось так, что
ордынский хан поддался на хитрость
Тверского князя и передал ему ярлык на великое
княжение. Михаил Александрович
отправился из Орды прямо во Владимир в
сопровождении ханского мурзы Сарыхожи, предвидя
уже, как унизит он своего извечного
соперника — Дмитрия, как тот вынужден будет
убраться из Владимира. Однако Дмитрий не
дрогнул: вопреки ханскому ярлыку, он
велел всем городам присягнуть ему на верность.
И когда Сарыхожа потребовал его к себе,
Дмитрий ответил: «К ярлыку не еду, в землю
на княжение на великое не пускаю, а тебе,
послу, путь чист».
Это можно было расценить как прямой бунт,
но Мамай проглотил обиду и в отместку
наслал на Москву Олега. А чем это кончилось,
мы уже видели.
Орда еще не оставляла планов прямой
военной расправы — по примеру прежних лет. В
1373 году Мамай пришел на Рязань,
рассчитывая отсюда нанести удар по Москве. Но
Дмитрий вывел свое войско против него под
Коломну, и татары не решились
переправляться через Оку.
Серия успехов прервалась в 1377 году:
ордынский царевич Арапша вторгся в
Нижегородское княжество, Дмитрий поспешил на
помощь (князь к этому времени уже вернулся в
Москву). Из-за небрежности воевод,
проглядевших противника, на реке Пьяне татары
учинили русскому войску разгром. Видимо, это
вдохновило татар, и уже в следующем году

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
291
мурза Бегич напал на Рязань. На этот раз,
однако, русские не дремали, Дмитрий
Иванович сам до конца был с войском и разбил
врага на реке Воже. К этому времени
Московский князь так осмелел, что прекратил
платить Орде дань.
Все говорило за то, что приближается час
окончательных решений: либо Руси снова
попасть под владычество Орды, либо положить
конец вековому игу.
Куликовская битва принадлежит к числу
событий поистине судьбоносных. Так ее
воспринимали уже современники, и даже те, кто
готовился к ней.
Вечером 23 июля 1380 года весть о движении
войск Мамая привез воин из русской
пограничной стражи, захваченной в плен татарами.
Стало скоро известно, что Мамай собрал
огромные силы: «всю землю татарскую и
половецкую», а к ним — наемников из «фрягов»
(генуэзцев), черкесов, ясов (осетин). На
татарскую сторону перекинулся и Олег
Рязанский, согласился участвовать в походе
литовский князь Ягайло — они должны были
встретиться в условленном месте на Оке.
Дмитрий Иванович тут же созвал верных
князей и воевод и разослал по городам
призывы — собираться для отпора татарам в
Коломне. Не все откликнулись на этот призыв:
князья тверские решили стоять в стороне
(одни лишь кашинские князья привели свои
отряды), не приняли участия новгородцы,
нижегородцы, суздальцы. Зато сын Ольгерда
литовского князь Андрей привел псковское
ополчение. Перечень русских князей и воевод,
кто пришел к Коломне, в летописях и
повестях о битве занимает немало места:
ростовские, ярославские, стародубские, коломенские,
брянские, муромские, владимирские... Не
меньше ста тысяч собралось под знамена
князя Дмитрия. Но татарское войско было
многочисленнее — может быть, в два — два с
половиной раза.
Не только собственно ратная сторона
заботила князя. Он хотел, чтобы русское войско
прониклось величием предстоящих событий,
хотел, как мы бы сейчас сказали, духовно
вооружить своих воинов и самому набраться
душевных сил перед битвой. В такие минуты
люди Древней Руси обращались к церковным
пастырям своим и к тем силам, которые
воплощали для них православную веру.
Оставив на время воинские заботы, Дмитрий
Иванович отправился к Троице (позднее это
место прославится под именем Троице-Серги-
евой лавры) на поклон к преподобному
игумену Сергию (о Сергии Радонежском см.
соответствующий очерк). Выслушал здесь
Дмитрий литургию, «вкусил хлеба в доме живона-
чальной Троицы». Преподобный Сергий
«окропил князя и все христолюбивое его
воинство священною водою, осенил крестом
Христовым» и благословил, сказав: «Иди, господин,
против поганых татар, призывая Бога, Господь
Бог будет тебе помощником и заступником».
А к этому «тайно» добавил: «Победишь,
господин, своих врагов, как подобает твоему
государству». Князь попросил Сергия разрешить,
чтобы в битве участвовали два послушника,
знаменитых в недавнем прошлом ратника и
наездника, — Александр Пересвет и Андрей
Ослябя, и получил их в свое войско.
Перед выходом же из Москвы Дмитрий
пришел в церковь, где находилась знаменитая
икона Владимирской Богоматери, и молился
перед нею, прося поддержки: «Не дай же,
Госпожа, городов наших на разорение поганым
татарам... Пошли нам Свою помощь, и
покрой нас нетленною Своею ризою, да не
будем мы бояться ран и смерти...» А после
того поклонился еще небесному воеводе
архистратигу Михаилу, покровителю православных
воинов.
Жены князей, воевод и простых ратников
проводили войско «в слезах и с
восклицаниями сердечными... дали мужьям последнее
целование». Великий князь сам едва удержал
слезы и на прощанье сказал жене: «Жена,
если Бог за нас, кто против нас».
Долго шло русское войско на юг, оставив за
собою пределы Московского княжества.
10*

292
Князь высылал вперед «сторожи», искал
«языков», стремясь узнать как можно больше
о силах и замыслах Мамая. А хан
остановился за Доном в ожидании литовских
отрядов. И в этот момент Дмитрий одержал
первую стратегическую победу — не дожидаясь
соединения двух армий, он велел в ночь на 8
сентября переправиться через Дон, навстречу
Мамаю, чтобы встретить врага в чистом поле,
в устье речки Непрядвы. Тут же начал он
расставлять полки, а потом проехал по всем
полкам и к каждому обращался со словами
напутствия и ободрения*
И глубокой ночью любимый княжеский
воевода Дмитрий Волынец вместе с Дмитрием
Ивановичем выехал в Куликово поле, чтобы
испытать приметы завтрашнего сражения.
Правда ли это или так представилось
древнему книжнику, только в «Сказании о
Мамаевом побоище» описан этот момент со всеми
подробностями.
Дмитрий Волынец встал между двумя
войсками и сначала повернулся в сторону
татарского. Услышал он «великий стук и клич и
вопль... точно гром великий гремит. Позади
же татарского войска волки воют грозно...
вороны каркают... Точно горы играют —
великая гроза. На реке же Непрядве гуси и
лебеди плещут крыльями, возвещая
необычную грозу». В стороне русского войска
стояла «великая тихость» и «полыхали
многие огненные зори». Волынец увидал в этом
доброе предзнаменование, но решил испытать
еще одну примету: сошел с коня и приник к
Земле правым ухом, долго молчал, а потом
сказал князю: «Одна примета тебе на пользу,
а другая — на скорбь. Слышал я, как земля
плакала двумя голосами: одна сторона, как
некая жена, горестно плакала о своих детях
по-татарски, другая же сторона, как некая
девица, возопила плачевным голосом... Твоего
христолюбивого воинства много падет, но
все-таки будет твоя победа, твоя слава
будет».
Вернулись они в лагерь, и здесь Дмитрий
Иванович сделал еще один очень важный
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
тактический ход: один из лучших своих полков
он послал вверх по Дону, в дубраву, — в
засаду, поставив во главе полка верного своего
двоюродного брата князя Владимира
Андреевича и воеводу Дмитрия Волынца.
В пятницу 8 сентября был праздник
Рождества Богородицы. Утро выдалось мглистое,
лишь к полудню рассеялся утренний туман, и
сошлись два войска. Дмитрий Иванович
решил принять участие в сражении, а для этого
ему нужно было переменить свою одежду и
доспехи. Платье свое и коня он передал
любимцу своему Михаилу Андреевичу Бренку,
сам же в одежде воина встал во главе одного
из полков. Многие говорили ему, что не
подобает великому князю впереди войска драться,
а должен стоять он в особом месте и
наблюдать за битвой. А князь ответил на это, что
коль скоро получал он самые большие
почести, то теперь подобает ему первому идти и
вместе со всеми общую чашу испить.
Близко сошлись полки, но не начинали битву.
С татарской стороны выехал печенежский
богатырь Челубей, красуясь перед всеми и
вызывая на поединок русского воина. Тогда
навстречу ему выехал инок-богатырь Александр
Пересвет. Ударились они крепко копьями, так,
что едва земля не проломилась под ними. И
упали оба с коней и скончались.
И далее рассказывает древний книжник:
«Сошлись грозно оба великих войска, крепко
сражались, жестоко друг друга уничтожали;
не только от оружия, но и от великой тесноты
под конскими ногами умирали, потому что
нельзя было вместиться на том поле
Куликовом... Был великий треск и шум от
ломающихся копий и от ударов мечей, так что нельзя
было в тот горький час обозреть это грозное
побоище... И третий, и четвертый, и пятый, и
шестой час крепко, неослабно бьются
христиане с погаными татарами.
Когда же настал седьмой час, начали поганые
одолевать... Богатыри русские, и воеводы, и
удалые люди, как деревья дубравные,
клонятся к земле под конские копыта. Многие сыны
русские погибли».

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
293
Покровители русского
войска святые
Борис и Глеб
участвуют в битве.
Миниатюра из «Сказания
о Мамаевом побоище»,
XVII в.
По-разному рассказывается о судьбе
великого князя. Согласно одним авторам, его тяжело
ранили и сбили с коня, и он вынужден был
укрыться в чаще до конца сражения. По
другой же версии, Дмитрий до самого конца
участвовал в битве и «стал на костях татарских»,
то есть, поправ кости врага, сам провозгласил
победу.
Владимир Андреевич, видя успех татарских
сил, стал предлагать пустить в дело запасный
полк, но Волынец настаивал, что надо еще
подождать.
Наконец, пришел восьмой час. Русские
воины «выехали из дубравы зеленой, как соколы,
отрывающиеся от золотых колодок, и ударили
на многие стада журавлиные... И бились
подобно львам, и многие раненые вставали,
чтобы принять участие в бою».
Это был перелом, принесший победу. «И
побежал царь Мамай, как серый волк, в
лукоморье, скрежеща зубами, плача и говоря
татарским языком, вспоминая о своих союзниках».
Литовский князь Ягайло не успел дойти до
Дона, Дмитрий опередил их встречу.
А русские стали объезжать поле битвы в
поисках живых и раненых. «Грозно и жалостно

294
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ jf
было смотреть на кровопролитие русских
сынов; человеческие трупы, точно великие стога,
наворочены, конь не может быстро через них
перескочить, в крови по колено бродят, а реки
три дня текли кровью». Дмитрий Иванович,
объезжая поле, останавливался над убитыми
князьями и каждого оплакивал. Так нашел
он на поле тело любимца своего Бренка,
погибшего в обличье князя, и Александра
Пересвета-богатыря. И, собрав оставшиеся
полки, говорил с ними «горько плача и радуясь»:
«Князья русские, и воеводы местные, и
молодые люди, ныне уже справились с врагом,
пусть каждый своего ближнего похоронит, да
не даны будут христианские тела на пищу
птицам небесным и зверям земным».
Празднуя потом победу в Москве, князь
Дмитрий Иванович был исполнен горького
сознания великих жертв, какими была
куплена победа, испытывая благодарность тем
высшим силам, которые эту победу обеспечили:
Михаилу Архангелу, святым Борису и Глебу, и
в первую голову — Богородице и ее
чудесному образу — иконе Владимирской.
И, должно быть, понимал князь, что как ни
велика победа, а дело освобождения Руси от
ига еще не завершено.
Андрей Рублев
(около 1370-1430)
Сведения о жизни великбго живописца
сводятся к нескольким более или менее
надежным фактам: родился где-то около 1370 года,
какое-то время в юности провел в Троицевом
монастыре (скорее всего — уже после смерти
Сергия Радонежского), где и принял
монашеский постриг (значит, семьи у него не было).
Позднее перешел в Андроников монастырь, и
с этого момента начинается московский
период его жизни. Приходилось ему работать и в
других городах Северо-Восточной Руси, но
он всегда оставался московским мастером.
Умер Андрей Рублев 29 января 1430 года,
похоронен в Андрониковом монастыре.
Не сохранилось сведений ни о роде Андрея,
ни о ранних годах его жизни, ни о том, как
выглядел он внешне. По нескольким
отрывочным данным, был он человеком
спокойным, умудренным, высокой нравственности и
светлых взглядов на мир.
Важнейшие этапы жизни и творчества
художника отмечены его работами над роспи-
сью больших и малых храмов, что
сооружались или восстанавливались на Руси в первую
четверть XV века. О некоторых работах со- ;
хранились упоминания в летописях. Первое
по времени гласит: «1405 год. Той же весной
начали расписывать церковь каменную Св.
Благовещения на дворе великого князя, а
мастера были Феофан Грек, Прохор с Город- >
ца да чернец Андрей Рублев. И тем же ле-
том закончили ее».
«Расписать церковь» — означало покрыть \
фресками (или частично мозаикой) стены и
все внутреннее пространство храма и
написать иконы для иконостаса. Летопись имела в
виду ставший потом знаменитым
Благовещенский собор в Кремле.
Еще до этого второй сын Дмитрия
Ивановича Юрий (Георгий) позвал юного Андрея в
свою резиденцию — Звенигород —
расписывать только что построенный Успенский
собор.
А в 1408 году великий князь Московский
посылает артель живописцев во Владимир —
заново расписать Успенский собор,
пострадавший от пожара и татарского разграбления
в 1237 году. Работа эта имела особенное
значение: возвращались к жизни памятники
культуры дотатарской Руси,
восстанавливалась связь со славным ее прошлым.
Несколько лет спустя Рублев расписывал
собор Рождества Богородицы в Саввино-Сто-
рожевском монастыре под Звенигородом.
Одна из последних работ его связана с
росписью построенного в середине 20-х годов
Троицкого собора Троице-Сергиева
монастыря.
К глубокому сожалению, сохранилась лишь
очень небольшая часть работ Андрея
Рублева, которые нам известны. Время не щадило

АНДРЕЙ РУБЛЕВ
295
Андрей Рублев
пишет образ Спаса.
Миниатюра
рукописи, XVI в.
древнего искусства. Храмы горели, настенная
живопись разрушалась, иконы гибли.
Потомки далеко не всегда могли оценить
доставшееся им наследие — нередко изображения
на стенах соскабливали или записывали
заново, иконы, утратившие первоначальный вид,
тоже подвергались переписыванию. Бывало,
старые иконы выбрасывали, особенно в эпоху
борьбы с религией. В 1918 году в
Звенигороде рядом с Успенским собором в сарае
случайно обнаружили под поленницей три иконы,
как оказалось, работы Рублева.
Перед историками древнерусского искусства
возникает еще одна проблема — отделить
работы Рублева от работ других мастеров. Ведь
в Древней Руси одну церковь расписывала
целая группа мастеров — артель (дружина).
Трудно теперь установить, как они делили
между собою задания. Известно, что подчас
даже разные части одной иконы писали
несколько мастеров. Вот почему о многих
работах Рублева искусствоведы говорят
предположительно, хотя относительно некоторых
сомнений почти или вовсе нет.
Войдем же внутрь русского храма времен
Андрея Рублева.
Древнерусский каменный храм внутри был
весь (стены, купола, колонны) покрыт
фресками, которые писались специальными красками
по свеженанесенной штукатурке. Такая
живопись требовала особого мастерства, нужно
было все рассчитать и работать быстро и точ-

296
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
но, пока стена не высохла. Традиционные
правила росписи православного храма
предписывали, где располагать те или иные
сюжеты из Ветхого и Нового Заветов, из истории
христианства и немногочисленные
исторические. В совокупности стенопись, а позднее и
иконостас, представляла в изображениях всю
историю Христовой Церкви. Высоко в
куполе помещалось величественное изображение
Пантократора — Вседержителя с
благословляющей десницей, окруженного ангелами в
сияющих одеждах. Ниже по окружности
барабана изображались двенадцать апостолов,
на «парусах» (треугольных частях свода,
поднимающихся к куполу) — четыре
евангелиста: Матфей, Иоанн, Марк и Лука. В
центральной части апсиды (алтарной части
храма) — Богоматерь Оранта: величественный
образ в полный рост с поднятыми для
молитвы руками, от ее фигуры шло сияние. В
соответствующих местах изображались
библейские пророки — Авраам, Моисей, Исайя,
образы наиболее почитаемых покровителей
Руси — святых Николая, Георгия, Дмитрия и
других. Пространства стен занимали сцены
из жизни Богородицы (особенно —
Рождество, Благовещение, Введение, в храм,
Успение), эпизоды жизни и деяний Христа
(Рождество, Крещение, Тайная вечеря,
Преображение, Вход в Иерусалим и др.). Неизгладимое
впечатление производила развернутая
панорама Страшного суда...
Живописцы расписывали стены не только по
установленному плану, но и по образцам —
«подобиям», которые были выработаны
многовековой практикой христианского
искусства. Конечно, они не были копиистами,
писавшими по шаблонам, всякий раз они вкладывали в
проникнутое верой изображение свое видение,
свою душу. Были среди них талантливые
мастера, были и ремесленники, и великие творцы.
Кроме настенных фресок, нужно было писать
иконостас (греч. eikon — «образ» и stasis -—
«место стояния»). Скажем о нем специально.
Во всех христианских церквах алтарь —
особое священное место, где хранились предметы
богослужения и где совершалась сама служба
(простым мирянам входить туда нельзя).
Алтарь отделялся барьером. Со временем
барьер становился все выше, а на Руси к XV веку
эта преграда превратилась в сплошную,
иногда до потолка, стену, которая и называлась
иконостасом, потому что здесь иконы
размещены в несколько рядов. Во времена
Рублева таких рядов было четыре или пять (до
Феофана Грека и Андрея Рублева в русскцх
церквах иконостас не имел стройной
композиционной системы. Впервые в иконостасе
Благовещенского великокняжеского собора
удалось связать в грандиозное целое
множество отдельных икон. Это самый ранний из
больших иконостасов на Руси. Центром всей
композиции стали Вседержитель на троне,
Богородица и Иоанн Предтеча по обе от него
стороны — все три иконы работы Феофана
Грека. А семь икон праздничного ряда
приписываются кисти Андрея Рублева).
Каждый ряд представлял определенный
период Священной Истории. В верхнем ряду —
праотеческом — центральное место
занимала икона с ликом Саваофа — всесильного и
всемогущего Бога, по сторонам — библейские
старцы времен Ветхого Завета: от Адама до
закона Моисеева — праотцы. Следующий
ряд назывался пророческим: иконы этого ряда
изображали старцев, чьи пророчества
предуготовляли явление Христа. В центре —
Богоматерь Знамение, по сторонам — пророки с
развернутыми свитками в руках, где
предсказан приход на землю Богочеловека. Третий
ряд (на иконе справа он размещен
четвертым) — праздничный — посвящен уже
временам Нового Завета. Здесь располагались
иконы с изображением двенадцати
(«двунадесятых») главных христианских праздников,
посвященных Богородице и Христу.
Главным же рядом иконостаса считался Деисус-
ный (на иконе справа он третий). В
центре — Спас, Спаситель людей, то есть Иисус
Христос. По обе стороны, повернувшись к
нему лицом, чаще всего в полный рост, —
фигуры новозаветных героев. Слева первой —

АНДРЕЙ РУБЛЕВ
297
Ш№ШШ
Ш1 *_ J 4 I ^^^— | .^j . |
iMi
ШШ
, - < I. . I , ■ i Jfefe г I. - I ! !; : -ч j
tlPIiP
1 v 111111* I
„lijMin ,r ifTtr^rynasg.
Иконостас соборной церкви. Мастер И. Владимиров. Икона-образец середины XVII в.
Богородица, справа первый — Иоанн
Креститель; за ними архангелы Михаил и
Гавриил, апостолы Петр и Павел, святители —
«отцы Церкви», святые Никола, Дмитрий и др.
Композиция Деисуса символизировала
моление (именно так переводится с греческого
слово «деисус») всех архангелов, апостолов и
святых за грешный род человеческий.
Христос выглядел чаще всего суровым, а лица
просящих выражали мольбу и надежду.
Деисусный ряд (чин) считался главным и
отличался особенными размерами. Например, в

298 i ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
иконостасе Успенского храма во Владимире*
над которым трудились Рублев «со
товарищи», он достигал трех метров в высоту.
Иконопись требовала совсем другой техники,
чем фрески. Предварительно готовились
специальные доски (лучшими считались
липовые, они не так коробились от времени и в
них почти не было сучков): вырезался
средник, поля несколько возвышались над ним;
средник покрывали холстом («поволакива-
ли»), на него наносили левкас —
специальную смесь алебастра и жидкого клея, для
грунтовки. Высохшую поверхность
старательно шлифовали. Теперь все было готово
для работы. Иконы писали минеральными и
органическими красками, которые разводили
на яичном желтке. Готовые иконы
переливались яркими, интенсивными красками,
создавая ощущение торжественности и праздника.
Для сохранности поверхность иконы
покрывали олифой. Другого средства не знали, и
вот тут-то крылась для иконописной
живописи жестокая опасность: олифа с течением
времени темнела, краски исчезали под ее
слоем, иконы превращались в черные доски.
Хорошо, если в таком виде они переживали
столетия и потом попадали в искусные руки
реставраторов. Хуже, если по старой иконе
писали новую. И такая операция могла
повториться не один раз.
Только в начале XX века было разработано
искусство очистки старых икон и от олифы, и
от поздних слоев краски. Только тогда
дивная красота сотен древнерусских икон
открылась перед потомками, не представлявшими,
что такое Икона Древней Руси. Среди
открытых оказались и иконы Андрея Рублева,
его товарищей и учеников.
Итак, Рублев не придумывал и не искал в
окружавшей его жизни сюжетов и лиц для
своей живописи — он следовал заданным
правилам и исполнял чей-то заказ. На мир
он смотрел глазами христианина и многому
учился у Сергия Радонежского. Но как
гениальный художник, он вкладывал в писанные
им фрески и иконы — вольно или
невольно — свое миропонимание, свои взгляд на
людей, на события. Это выражалось в самом
построении его «картин», в расположении
персонажей и предметов (в художественной
композиции, говоря научно), в выражениях
лиц героев, их позах, жестах (психологическое
начало), в подборе красок, в особенностях
рисунка, в общем колорите (живописное
искусство).
Мастер фресок должен был считаться с
пространством стен, а иконописец — со строгими
границами досок. Рублев мастерски умел
располагать сцены с участием многих лиц,
нигде не перегружая композицию и искусно
связывая персонажей между собою и с
предметами, пользуясь чисто живописными
средствами. Фрески же он умел сочетать с
архитектурными особенностями интерьера — то
гладкой стеной, то аркой, то простенками или
колоннами.
Искусство иконописи и фресковой живописи
пришло к нам из Византии. Для греческой
храмовой росписи была характерна суровость,
аскетическая строгость. Традиции Византии
проникли на Русь не без участия Феофана
Грека — он был старшим учителем и главой
первой артели, в составе которой работал
Рублев. К моменту встречи с Андреем
Феофан уже был прославленным художником, в
70—80-е годы он много работал в
Новгороде. Фрески, написанные им в тамошних
храмах, сохранились до сих пор. Его
изображения праотцев, пророков, столпников, святых
поражают необычайной экспрессивностью: от
их ликов веет суровой непреклонностью,
силой духа, трагической решимостью. Для
живописной манеры Феофана Грека
характерны отсутствие четких линий рисунка, острые
резкие мазки, которыми передаются
состояния «грозы и бури», состояние непрерывной
борьбы.
Живопись Рублева совсем другая,
проникнутая смирением, ясностью. Об этом говорит
четкий рисунок, плавные линии, спокойный
светлый колорит. У его апостолов —
открытые, просветленные лица. Даже в образах

АНДРЕЙ РУБЛЕВ
299
TpOUUfl. Икона работы Андрея Рублева, XV в.

300 ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
трубящих ангелов, созывающих на Страшный
суд, нет ничего грозного, в их прекрасных
лицах — нежность и грация. Композиции
Рублева привлекают своей просветленной
гармоничностью.
Вглядимся внимательно в его гениальную
«Троицу». Рублев написал ее «в похвалу отцу
Сергию Радонежскому». Она
предназначалась для праздничного чина иконостаса
Троицкого собора, который воздвигали на месте
погребения Сергия в Троице-Сергиевом
монастыре.
Творение Рублева разделило участь
древнерусских икон, чья истинная красота не одно
столетие была спрятана под слоями
потемневшей олифы. И только в 1904 году, раскрытая
реставраторами, «Троица» засияла своими не
померкнувшими от времени красками (в 1929
году икона поступила в Третьяковскую
галерею, где ее можно видеть и сегодня).
Иконописный сюжет «Троицы» был хорошо
известен византийской и древнерусской
живописи. Обычно это изображалось так. Три
ангела в человеческом облике сидят за столом,
на котором стоят сосуды для трапезы. На
втором плане — дерево, должное изображать
дуб Маврикийский, палаты и, обычные для
иконописных сюжетов, так называемые
горки. Сидящим гостям (внизу на иконе)
праотец Авраам и жена его Сарра подносят
яства. Здесь же внизу — отрок закалывает
жертвенного тельца. Уместно вспомнить
характерную особенность иконописи: в отличие от
живописи нового времени, икона могла
передавать одновременно целый ряд событий,
происходивших в разное время. Она как бы
включала последовательность кадров. Человек
Древней Руси знал об этой традиции и
нисколько не удивлялся. Он мог не просто
рассматривать изображение, но и «читать» его в
последовательности эпизодов. Конечно, при
условии, что он хорошо знал соответствующее
место Библии.
В «Троице» Рублева нет ни Авраама, ни
Сарры, ни отрока, а от тельца осталась лишь
голова на одинокой чаше в середине стола.
В левом углу иконы — условный рисунок
дома и не очень хорошо сохранившиеся
горки.
Три ангела — трое прекрасных юношей —
единственные персонажи иконы Рублева. На
первый взгляд они удивительно похожи друг
на друга: золотые крылья за плечами; купы
рыжих волос, одинаково причесанных;
одинакового покроя одежды; склоненные в
глубокой задумчивости головы... Лица их
исполнены сосредоточенности и скорби.
Художник словно бы предлагает нам
мысленно очертить круг, в который оказывается j
замкнута почти вся икона: круг подсказан ;
нам склоненной фигурой правого ангела,
слегка подчеркивается наклоном горы и дерева,
продолжается наклоном головы центрального
ангела, особенно — линией головы и спины
левого ангела, и завершается в нижней части
картины. Рублев вообще любил и часто
применял круговую композицию, чувствуя ее
совершенство и особый смысл. В «Троице»
она выразительно подчеркивает
неразделимость ангелов. Есть высшие, невидимые нам
силы, которые объединяют их, есть высший
смысл в этом триединстве. Оно еще
усиливается тем, как сближены и доверчиво
соприкасаются их золотые крылья. Три ангела,
согласно библейской легенде, были
воплощением триединства Бога: Бог-Отец, Бог-Сын и
Дух. Святой.
Как же распределены «роли» между
рублевскими ангелами? От того, как решается этот
вопрос, зависит во многом прочтение иконы.
Принято было помещать в центре Бога-Отца,
которого изображали возвышавшимся над
своими спутниками. У Рублева срединный
ангел тоже чуть-чуть выше, но не он занимает
центральное положение в композиции.
Среди специалистов-искусствоведов преобладает
мнение, что Бог-Отец находится слева, а оба
других ангела склоняются в его сторону. В
облике левого ангела есть налет строгости и
суровости, но и скорби. Он благословляет
чашу с головой тельца — и в этом жесте есть
глубокий символический смысл. Телец —

АНДРЕЙ РУБЛЕВ
301
символ жертвы, в том числе и той жертвы, на
которую обречен Христос. Значит, в момент,
запечатленный на иконе, Бог-Отец
высказывает решимость и готовность принести своего
сына Христа в жертву ради искупления
грехов всех людей. Христос сидит в центре, и это
понятно, поскольку в данный момент именно
он главный персонаж: это ему предстоит стать
жертвой. И его жест благословления чаши
выражает готовность следовать решению
Бога-Отца. Ангел справа — Дух Святой,
легким движением руки по направлению к чаше
он словно бы присоединяется к решению
обоих.
Теперь яснее становится атмосфера
удивительной тишины, пустынности, созданная
художником вокруг трех фигур. Ведь здесь
запечатлен величайший момент истории
человечества. Пусть ничто не отвлекает от него
внимания. Отсюда же — необыкновенная
торжественность иконы и ощущение светлой
скорби, застывшей на лицах ангелов.
Так можно прочитать высокий, христианский
смысл иконы. Но возможен еще и другой
уровень прочтения. Глубокое душевное
согласие связывает героев картины, и художник
словно бы обращается к братьям: смотрите,
какими чистыми, искренними и красивыми
могут быть отношения между людьми! Как без
всяких слов может проявляться
взаимопонимание и дружелюбие! Это — истинно
Сергиевские идеи, глубоко впитанные Рублевым и
переданные посредством искусства.
Возле «Троицы» можно стоять бесконечно.
Можно задуматься над- вечными вопросами
бытия. А можно, вглядываясь в детали иконы,
открывать в ней все новые оттенки
художественного мастерства Рублева, впитывать
красоту и гармоничность ее. Присмотритесь,
например, к складкам ангельских одеяний —
как льются они, придавая картине
неожиданное скрытое движение... А как изящны
положения рук, как перекликаются наклоны
голов или как тревожно склоняется за спинами
ангелов условно написанное деревце...
А краски! Как гармонично перекликаются
они в одеждах ангелов троекратным
повторением голубца — краски, которую
древнерусские живописцы особенно ценили и почитали
за ее необыкновенную чистоту, подобную
чистоте неба.
Многое можно увидеть и объяснить в этой
иконе. Но сколько бы мы ни рассматривали
ее и как бы ни старались понять, все равно
она останется загадкой, не познанной до
конца: таков удел великих произведений
искусства.
И сам творец ее — загадка. Как могло
случиться, например, что, проведя всю жизнь в
пределах Северо-Восточной Руси
(неизвестно даже, бывал ли он в Новгороде — центре
тогдашнего русского искусства), бесконечно
далекий от античных художественных
традиций, Рублев сумел в своем творчестве — по
глубокому убеждению специалистов — как
бы возродить, повторить, хотя и совсем по-
своему, благородную простоту, ясность,
гармоничность, свойственные античности. Опять
же специалисты находят у Рублева перекличку
с итальянским искусством эпохи Предвозро-
ждения — хотя Рублев никогда не видал их
работ.
Очевидно, что стремление Рублева к
изображению внутреннего содержания человека, к
передаче психологических состояний было
одним из проявлений предвозрожденческих
процессов, затронувших русскую культуру
XV века. Отсюда — и перекличка Рублева с
мировым художественным опытом.
Закончим словами известного искусствоведа
А. Алпатова: «Рублев выступил в пору
творческого подъема своего народа. В его
созданиях ясно проступили черты идеала, которому
русские люди оставались верны многие века,
черты народного характера, которые и
впоследствии сказались в русском искусстве и
в русской литературе... В образах Рублева
много небывалого, невиданного, невероятного,
несбыточного, и тем не менее его мечты*
невыполнимые желания, светлые сновидения
необходимы человеку, без них ему было бы
недоступно великое и возвышенное».

302
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Афа
Это был тверской купец. Год рождения
его неизвестен. Дата смерти
приблизительна. Прославился он уникальным
сочинением «Хождение за три моря», в
котором описал свое путешествие в Персию и
Индию. Точное время этого путешествия
остается неясным, скорее всего, по
последним разысканиям, оно относится к 1471—
1474 годам.
Путешествие Никитина было
вынужденным. В поисках новых торговых связей
Афанасий отправился на парусном судне
вниз по Волге. По пути, возле Астрахани,
их ограбили ногайские татары. Он
остался без всего. Возвращаться на Русь ему
было невозможно, и он отправился дальше,
переплыл Каспийское и Индийское моря.
Больше года он провел в Персии, попал в
конце концов в южную Индию, в пределы
могущественного Бахманидского
государства, где пробььг несколько лет,
странствуя из города в город. По пути он вел
подробные записки, наблюдая быт и нравы
встречаемых народов. В конце концов ему
удалось вернуться на родину через Черное
море и Крым, однако «Смоленска не дошед»,
он умер.
Обработанные им записки в полном виде
попали к московскому дьяку Василию Ма-
мыреву. До нас они дошли в нескольких
редакциях, которые, скорее всего,
принадлежали уже переписчикам XV—XVI веков
(Львовская и Софийская II летописи и
Троицкий сборник конца XV века).
«Хождение» представляет
исключительный интерес и как памятник русской
литературы путешествий, и как во многом
достоверное свидетельство иностранца
об Индии XV века. Афанасий описывает
жизнь городов, нравы людей, экзотическую
природу этой страны, соединяя
собственные наблюдения с легендами и прямым
вымыслом. Его интересовали торговля и
мореплавание, новые религии и политика. Со
страниц «Хождения» ярко выступает и
личность самого автора, перенесшего небы-
насий Никитин (? — до 1476)
валые испытания и оставшегося
человеком своей веры, своей страны. Проявляя
живой интерес к чужой стране и
несомненное сочувствие к жизни «голых
сельских людей», он болеет душой «за своих» и
самой лучшей считает родную землю,
которая для него не ограничена рамками
Тверского княжества. «Русская земля да
будет Богом хранима!.. На этом свете
нет страны, подобной ей, хотя бояре
Русской земли не добры. Да станет Русская
земля благоустроенной, и да будет в ней
справедливость». Пожалуй, это первые
путевые заметки, ставшие, благодаря
незаурядной личности автора, уникальным
памятником древнерусской литературы.
Памятник Афанасию Никитину в Твери.
Скульпторы С. Орлов и А. Завалов,
архитектор Г. Захаров, 1955 г.

НИЛ СОРСКИЙ
303
Преподобный Нил Сорский
(1433-1508)
В делах и в облике этого человека много
схожего с Феодосием Печерским и Сергием
Радонежским. Но не повторял он ни того, ни
другого, жил совсем в иные времена, не хотел
вмешиваться в «мирские» дела, был далек от
политики и старался всю жизнь прожить
согласно своим понятиям.
Подобно Феодосию и Сергию он посвятил
себя монашеству. Называл себя поселянином,
хотя происходил из небогатой боярской семьи
Майковых (родился в Москве около 1433
года). Иночество начал в Кирилло-Белозер-
ском монастыре, знаменитом своим строгим
уставом. Потом, по примеру многих русских
монахов, отправился паломником в
Константинополь вместе с учеником и подвижником
своим Иннокентием, и трудился здесь в
известных всему православному миру
монастырях Афона, читал книги греческих отцов
Церкви и слушал мудрые наставления
афонских старцев.
Еще во время пребывания в* Кирилло-Бело-
зерском монастыре Нил увлекся идеями
аскетического пустынножительства, здесь же, на
Афоне, он нашел им обширные обоснования в
трудах Антония Великого, Ефрема Сирина,
Петра Дамаскина и других столпов
византийской церкви.
Вернулся домой Нил убежденным, даже
фанатичным сторонником так называемого
скитского жития, пронизанного духом
«умного делания». Он оставил
Кирилло-Белозерский монастырь и уединился в отдаленной
келье, которая и стала первым скитом на Руси
(собственно, скит — это монастырь для
одинокого инока). Нил выбрал глухое место в 15
верстах от Кирилло-Белозерской.обители, в
лесу, на берегу безвестной речонки Сорки
(или Соры), отчего и стал Нилом Сорским.
Как писал позднее биограф Нила Сорского,
«здесь росли ели, мало берез и сосен, и мхи
великие, непроходимые, а ягоды — клюква,
брусника, морошка да черника. И ничего нет
Скит.
С картины £. Волкова
из того, что угодно всякому любящему жизнь
на эт@м свете — ни скота, ни людей, слуг и
прочего». И здесь-то Нил поставил келью,
соорудил крест, потом часовню и выкопал
колодец. Невдалеке — так, чтобы можно было
голос подать, — такой же скит поставил
Иннокентий. Постепенно к ним присоединялись
другие. Так образовалось поселение из
скитов — стояли они на расстоянии, чтобы
обитатели их во время молитвы не слышали друг
друга. Их разделяла лесная чаща, но все они
могли видеть соседние скиты. Жизнь в скитах
была чем-то средним между общежительным

304
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
монастырем (как она описана в очерке о
Сергии Радонежском) и полным
одиночеством — отшельничеством.
Постепенно выработались внешние правила:
все общее — пища, одежда, труд; брат
помогает брату, господствует любовь и взаимное
повиновение. Пропитание добывалось одним
лишь «рукоделием», а для тех, кто «не
научен», — милостыней. На всю обитель был
один служитель — он топил зимой церковь,
посещал братию, чтобы справиться о
здоровье, помогал кому надо... Скит не мог
рассчитывать на чей-то чужой труд, нельзя было
приобретать никакую собственность, даже на
заработанное своими руками. Это жесткое
требование Нил (а затем и его преемники)
распространял на весь монастырь: не
полагалось братии владеть ни землей, ни селами.
Закон выражался строгим словом —
«нестяжательство».
Существовало еще одно строгое правило
скитского жития: неграмотных не брали. В
Преподобный Нил Сорский.
Вологодская икона, 1908 г.
ските вообще не постригали в иноки, будущий
житель его должен был сначала пройти
какой-нибудь другой монастырь; тот, кто не мог
выдержать сурового скитского жития или
нарушал его правила, — изгонялся (впрочем,
пожелавшего вернуться принимали).
Женщинам и молодым людям со стороны вход
запрещался. Общие молитвенные бдения —
по воскресеньям и средам, в остальные
дни — каждый печется о спасении души в
своей келье. Если на неделе случался
церковный праздник — общее бдение совершалось
вместо среды. Вновь поступавшего братия
«осматривала», и «несладко тому поначалу
было».
Нил не придавал особого значения внешней,
обрядовой стороне скитского жития, главным
для него была «правильная» духовная жизнь
иноков — «размышление, богомыслие и
сердечная молитва, или беседа с Господом».
Через физическое отречение от мира,
отъединение от людей, через строгое самоограничение
во всем скитский житель приуготовлял себя к
«умному деланию», то есть к непрерывному
нравственному самоусовершенствованию, к
сосредоточению всех мыслей на Боге. В
конце концов душу его озарял небесный свет
и происходило единение с Богом.
Человеку, погруженному в поток нашей
обычной жизни, не так просто обрести веру в
таинственную возможность непосредственного
общения человека с Богом как высшего
блага. И в то же время нельзя не относиться с
величайшим уважением к людям, которые
готовы были на строжайшие ограничения в
обыденной своей жизни ради достижения
нравственных и духовных высот.
Нил не просто провозглашал идеи «умного
делания», но и предлагал пути их
осуществления. Среди его сочинений особое место
занимает так называемый «Устав» («Предание
старца Нила Пустынника ученикам
своим...»). Почти весь он построен в форме
вопросов и ответов, которые в совокупности
раскрывают, как должно человеку
воспитывать в себе лучшие нравственные качества,

НИЛ СОРСКИЙ
305
Святая Русь, Художник М. Нестеров, 1905 г.
как распознавать в себе дурные помыслы
(страсти), бороться с ними и преодолевать их.
При этом Нил не берет на себя роль
поучающего проповедника, он просто задает
жизненно важные вопросы, а ответы на них ищет
чаще всего в сочинениях отцов Церкви.
Согласно христианскому учению, все
«страсти» происходят от вражеского
(дьявольского) внушения. Нил насчитывает восемь
«лукавых помыслов», среди них — чревоугодие,
сребролюбие, гневливость, тщеславие,
гордыня. Его советы о противостоянии им бывают
и вполне практическими (он говорит,
например, о количестве пищи, достаточной человеку,
о времени ее принятия и т. п.), но главное —
это духовное сопротивление страстям,
воспитание нравственной стойкости, выработка
благих помыслов в себе. По словам нашего
авторитетного философа и историка Русской
Церкви Г. Федотова, Нил — «единственный
из древних наших святых писал о духовной
жизни и в произведениях своих оставил
полное и точное руководство духовного пути».
Удаленный от мира в глухой скит,
отгороженный от бурной жизни своего времени
лесными чащами и немалыми расстояниями, Нил
Сорский тем не менее был услышан и
современниками, и тем более потомками. Его идеи
нестяжательства не оставляли равнодушными
никого, вокруг них кипели страсти, и, кажется,
ему даже приписывали в отношении к
нестяжательству монастырскому больше, чем он сам
думал.
Главное же — Нил Сорский являл собою
образец нравственного поведения, духовной
чистоты и убежденности, он строго следовал
им же самим выработанным правилам. Пусть
образ его жизни — аскетической,
сосредоточенной на идее достижения единения с
Богом — далеко не всем был под силу, однако
само существование такого человека уже
много значило для народа, создавало
особенную нравственно-психологическую атмосферу
в народной жизни.
Цельность облика подвижника отразилась в
его завещании, где есть, например, такие слова:
«Молю вас, бросьте тело мое в этой глуши,
чтобы съели его звери и птицы, потому что
11—0102670

306
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
грешило оно перед Богом много и недостойно
погребения. Если же этого не сделаете, тогда,
выкопав яму глубокую на месте, на котором
живем, со всяким бесчестием погребите
меня». И тут же не забывает о книгах и вещах:
что-то передать братии, что-то в Кириллов
монастырь или нищим.
Нила Сорского причислили к лику святых. И,
как полагается, явились чудеса. Уже много лет
спустя после кончины (умер он в мае 1508 года
и похоронен близ его скита) царь Иван
Васильевич — Иван Грозный после посещения бело-
зерских монастырей побывал в Нилосорской
обители и велел на месте деревянной церкви,
которую соорудил когда-то сам Нил, возвести
каменный храм. Нил, однако, явился царю во
сне и запретил это делать, и Иван Грозный
вместо того сделал денежный взнос и
хлебное пожертвование.
И еще известно чудо: одному русскому воину,
оказавшемуся в турецком плену, было
видение — он спасется, если нарисует лик Нила.
Пленник же никогда не видел святого и не
знал о нем ничего. Во вторую ночь он
получил «объяснение» о Ниле, а в третью святой
явился сам и оставил у изголовья свой
портрет, сказав: «Человек Божий, возьми сей лист
и ступай в Русскую землю», затем дал и
прямой совет: надо выйти ночью в степь и идти
за яркой звездой.
Бог оградил беглеца от погони, он сумел
переплыть реку и выбраться на другой берег;
шел домой, пытаясь травой и кореньями.
Дома нашел иконописца, попросил его с
принесенного из плена листа написать образ святого
Нила и отослал икону в скит.
Иосиф Волоцкий
(1439-1515)
Был он моложе Нила Сорского на шесть лет
и пережил его на семь. Вся его сознательная
жизнь протекала в монастырях — сначала в
Боровском (под Москвой), куда пришел он
двадцатилетним юношей и провел в нем
восемнадцать лет, потом в Волоцком, который
сам основал под покровительством удельного
князя Бориса Федоровича и которым
руководил почти сорок лет (по названию
монастыря — и второе имя Иосифа).
В роду Иосифа (в миру — Ивана) было
восемнадцать иноков, в том числе схиму приняли его
дед и бабка, а потом и родители с братьями.
Как церковный деятель, мыслитель, писатель,
просто как человек Иосиф был во многом
прямой противоположностью кроткому и
тактичному Нилу и его последователям
«нестяжателям». «Прежде о телесном
благообразии попечемся, потом уже и о внутреннем
хранении», — не скрывал своей позиции
Иосиф. О жесткости, суровости, непримиримости
Иосифа говорят разные факты его жизни. В
монастыре ввел он строжайшую дисциплину,
подробно расписал весь распорядок жизни:
когда и как ходить в церковь, как стоять на
молитвах, держать руки, куда глядеть, где
сидеть во время трапез, что и когда есть и
прочее. В исполнении правил не делал уступок.
Он запретил женщинам входить в монастырь,
и, когда его мать — монашка — после долгой
разлуки пришла повидать сына, он не велел
впускать ее и сам к ней не вышел.
Если идеалами Нила были любовь,
всепрощение и кротость и призывал он к отрешенному
от мира созерцанию, то Иосиф заботился в
первую очередь о соблюдении внешней
обрядности, требовал строгости к нарушителям.
Нил спорил мало — Иосиф был горячим
спорщиком, умел убеждать и яростно
набрасывался на несогласных. Уважительное
отношение к чужому мнению, которого
придерживался Нил, Иосифу свойственно не было. Он
предпочитал подчинение авторитету и с
противниками расправлялся беспощадно.
Современников поразила история его конфликта с
новгородским архиепископом Сильвестром.
Иосиф без его ведома перевел свой
монастырь под власть великого князя. Сильвестр
добился отлучения Иосифа от Церкви —
наказание тяжелейшее по тем временам. Иосиф
пожаловался самому великому князю — и при
этом покривил душой, скрыв причину отлуче-

ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ
307
ния. Дело кончилось тем, что Собор вернул
Иосифа в лоно Церкви, а Сильвестра осудил,
его лишили сана и заточили в тюрьму.
Иосиф отказался просить за осужденного
архиепископа, и лишь позднее Василий III
отпустил Сильвестра из тюрьмы в монастырь.
Иосиф резко расходился с Нилом и его
последователями относительно роли
монастырей в жизни Руси. Он ратовал за то, чтобы
монастыри были богатыми и сильными. Для
него монастырь — это маленькое государство,
построенное на началах полного общежития.
Разумеется, монастырь должен владеть
собственной землей, селами с крестьянами,
которые бы работали на монастырь. На
церковном Соборе 1503 года произошло резкое
столкновение между Нилом и
«нестяжателями», с одной стороны, и «иосифлянами» с Во-
лоцким во главе — с другой. Победа
досталась последним: несмотря на то что Иван III
поддержал Нила («недостойно чернецам
иметь села»), большинство на Соборе
приняло сторону Иосифа («Стяжание»
церковное — «Божье есть стяжание»).
Иосиф заботился о том, чтобы в его Волоц-
кий монастырь текли богатые приношения и
вклады. Он не был, однако, накопителем «для
себя». Рассказывали, что, когда случался
голод, Иосиф открывал монастырские ризницы,
кормил ежедневно сотни людей, для
брошенных детей устраивал приют. Иосиф не жалел
средств, так что даже монахи ворчали на него
за его щедрость. К окрестным крестьянам
проявлял заботу, к одному боярину обратился с
посланием, убеждая его в том, что заботиться
о крестьянах выгодно для его же
собственных интересов.
Жажда власти — собственной, церковной,
монастырской обуревала Иосифа. Она даже
толкнула его на конфликт с Иваном III. Было
это в 80—90-е годы, когда Иосиф отстаивал
превосходство духовной власти (то есть
Церкви) над светской (то есть
великокняжеской). В его сочинениях тех лет можно
встретить высказывания, что царь — это
«Божий слуга», а «неправедному царю» можно и
Страница рукописи Иосифа Волоцкого.
Хранится в Волоколамском монастыре
должно оказывать сопротивление.
Неожиданно Иосиф оказался защитником удельных
князей, с которыми Иван III вел тогда
борьбу. Иосиф назвал ее «древним каиновым
злом» (то есть преступлением, подобным
убийству Каином брата своего Авеля) и
прямо-таки оплакивал судьбу младших князей и
всего княжеского рода, который «яко лист
увял, яко цвет отпал, яко свет золотого
светильника погас и оставил дом пустым».
Здесь уместно заметить, что, в отличие от
Нила-писателя, с его тихой, рассудительной
манерой изложения, Иосиф любил и умел
прибегать к сильным эмоциональным выражениям,
его писательский голос звенел страстью, гне-
11*

308
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ л
вом, скорбью, громкими призывами и
обличениями.
При всем том Иосиф Волоцкий со временем
переменил свое отношение к
великокняжеской власти. То ли сыграли роль его
столкновения с удельным князем Федором Волоц-
ким, то ли, и это вероятнее всего, он понял,
что надо не противопоставлять Церковь
великому князю, но добиваться союза между ними.
Так появились в его сочинениях совсем
новые слова: «Самодержец и государь всея
Руси» поставлен «высшей Божией десницей»;
«Царь естеством подобен всем людям, а
властью подобен вышнему Богу».
Уже при Василии III Иосиф Волоцкий
становится, как мы бы сейчас сказали, идеологом
русского самодержавия, которое стало
опираться на мощь Церкви. Повиновение
правителю—добродетель и долг каждого. «Ио-
сифлянство» сыграло важную роль в
укреплении самодержавия в XVI веке.
Непримиримость и фанатическая суровость
особенно сказались в борьбе Иосифа Волоц-
кого с еретиками. Он был настоящим
стражем официальной Церкви, одним из самых
беспощадных гонителей
московско-новгородской ереси. Иосиф не просто обличал
еретиков в своих сочинениях, но добивался их
решительного осуждения и наказания не только
Церковью, но и княжеской властью: на Руси
казнить еретиков и бросать в тюрьмы можно
было лишь по велению князя. Между тем
Иван III, присоединяясь к церковному
осуждению еретиков, не склонен был к физической
расправе с ними, и Иосиф Волоцкий открыто
упрекал его в послаблении еретикам и
требовал казней. Убить еретика, по его мнению, —
нет греха, напротив, это означало «освятить
руку». С гневными словами Иосиф
обращался к тем, кто готов был скорбеть над
казненными и подавать милостыню
вероотступникам. Для них есть только «рать и нож», им
надо «очи извертети», «языки вырезать»,
«дать двести ран ременных».
Нил Сорский тоже осуждал взгляды
еретиков, но конечно же, и помыслить не мог о чем-
нибудь подобном. В сущности, Иосиф
Волоцкий готов был исполнять роль инквизиции
на Руси. И его сочинения «Книга на
еретики» и «Слово об осуждении еретиков» не
допускали ни малейшей терпимости, примирения,
милосердия — только «обыскивать» и
искоренять еретиков и ересь.
Долгое время в нашей науке слова и дела
Волоцкого оправдывались политическими
обстоятельствами: поскольку сам процесс
создания и укрепления единого государства и
установление самодержавной власти считался
исторически прогрессивным, то и воинствующая
деятельность иосифлян рассматривалась
прежде всего как способствовавшая этому
процессу.
Может быть, отчасти это и так. Но не станем
ни оправдывать, ни тем более возвеличивать
жестокость, бесчеловечность, фанатизм,
антигуманные способы борьбы и расправы с
инакомыслящими — особенно когда
инакомыслие действовало словом, а не мечом.
Справедливости ради следует, однако,
добавить несколько «теплых» мазков к портрету
сурового Иосифа Волоцкого. По словам
биографов, был он красив лицом, подобно
«древнему Иосифу» (имелся в виду библейский
персонаж Иосиф Прекрасный), с темно-русыми
волосами и округлой бородой, статный,
веселый и приветливый в обхождении,
обладавший превосходным голосом (петь в церкви он
начал в детстве и тогда же там был чтецом).
Биографы особо отмечают его чистоту языка,
сладость голоса и «в чтении умиление». Ему
не чужда была светскость поведения, но он
оставался игуменом, во всем соблюдающим
порядок и правила добродетели. Ел он один
раз в день, а иногда — и через день.
Строгость к монахам и к соблюдению
монастырских правил не переходила у него в
крайний аскетизм, введенная им уставная служба
была не трудна к исполнению.
Был он человеком обширной образованности
и в монастыре своем создал одну из
крупнейших для своего времени библиотек, в которой
наряду с книгами христианскими были сочи-

МАКСИМ ГРЕК
нения светские, в том числе и античных
авторов.
Иосиф Волоцкий оставил около тридцати
учительных посланий и полемических «Слов»,
в которых отразился его дар убедительности
и стилистического разнообразия в полемике.
Канонизирован в 1591 году.
Среди последователей Иосифа Волоцкого
назовем здесь старца Филофея из Псковского
монастыря. В своих посланиях, адресованных
Василию III и другим лицам, Филофей
выступил с идеей «Москва—Третий Рим».
Изложим суть этой теории, опираясь на лекции
выдающегося историка древней русской
литературы И. П. Еремина. Согласно Филофею
(который, конечно же, основывался на Библии,
на трудах византийских авторов и на
сочинениях некоторых русских книжников), все; что
происходит в жизни отдельных людей и
целых народов, определяется и совершается
милостью Божией: могуществом и промыслом
Божиим возводятся на престол цари,
созидаются и разрушаются царства, процветают и
гибнут народы. Промысел Божий ведет
человечество по заранее определенному им плану.
История человечества — это история
мировых царств. Бог избирает по очереди народы,
которым суждено быть обитателями этих
царств. Мировые царства гибнут одно за
другим. Первым таким царством был
Древний Рим, вторым — Константинополь — он
пал, изменив православию. Теперь Бог
избрал в качестве третьего Рима Русское
царство, так как оно единственное хранит
истинную православную веру. Четвертому же Риму
не бывать. Москва — Третий Рим останется
до скончания веков, то есть до конца света, до
Страшного суда, предсказанного Библией.
Эта идея неимоверно возвеличивала власть и
значение русского царя, который наследует
величие мировых царств и одновременно
хранит истинную веру. Вместе с тем на русского
царя накладывалась и великая
ответственность за судьбу всего христианского мира, и он
был обАзан всячески заботиться о Церкви.
Послания Филофея писались в 20-е годы
309
XVI века. Уже при Иване Грозном теория
«Москва—Третий Рим» стала официальной
теорией Московского государства.
Идеи «богоизбранности» отдельных народов
и государств, превосходства одних народов
над другими, особого «величия» и особой
предназначенности их — эти идеи уже в
новое время многократно выдвигались как
основные, чтобы обосновывать господство
каких-то государств в мире, оправдывать
агрессию, возбуждать националистические
настроения, натравливать одни народы на
другие и так далее. На самом деле теории о
наследовании величия империй не имеют под
собою реальной исторической основы (разве
только тот факт, что «великие» империи
неизбежно рассыпаются), а величие и сила
народов, как мы теперь знаем, заключены не в
мировом господстве, не в угнетении других, а в
том вкладе, какой они вносят в развитие
мировой цивилизации, культуры, как они берегут
мир и устраивают свою жизнь — в труде, в
доброжелательных отношениях с соседями, в
неприятии зла и войны.
Максим Грек
(около 1470-1556)
Сколько жизней прожил этот человек? Его
судьба не раз испытывала столь крутые
переломы, что может показаться, будто из одних
испытаний в другие переходил новый
человек. Древняя Русь, во всяком случае, других
людей с подобной судьбой не знала...
Первая глава биографии нашего героя уводит
в далекий от Руси мир. Был он выходцем из
греческой аристократической семьи Триво-
лисов, жившей в албанском городе Арте
(родился где-то около 1470 года). С 1492 года
Михаил — так звали юношу в миру — живет
в Италии. Итальянские города —
Флоренция, Болонья, Падуя, Феррара переживают
пору, впоследствии названную эпохой
гуманизма. Молодой грек увлечен атмосферой
возрождения науки и книжной культуры, он
слушает лекции в университетах, просиживает

310
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Преподобный Максим Грек,
Икона, XVII в.
месяцы и годы за чтением античных авторов
и отцов церкви.
Среди его собеседников — выдающиеся
люди того времени. В Венеции (1496—1498)
он посещает Альдо Мануция, просветителя и
книгоиздателя, реформатора типографского
дела. Особенное впечатление на Михаила
Триволиса произвели слышанные им во
Флоренции пламенные проповеди монаху
Джироламо Савонаролы. Он обличал
тиранию Медичи и Римского Папу, роскошь и
растление нравов, но одновременно устраивал
костры из тех книг и предметов культуры,
которые, по его мнению, не отвечали
христианскому идеалу. В 1497 году, когда Михаил
жил в Венеции, Савонарола по приговору
церковного суда был казнен.
Казалось, перед Михаилом открывался путь
ученого, философа-гуманиста, толкователя
священных книг. Вступление его в
доминиканский монастырь Святого Марка, в котором
незадолго-до того жил и действовал
Савонарола, не могло помешать избранному пути. И
вдруг... Первая глава жизни неожиданно
захлопывается и открывается совсем новая:
Михаил оставляет навсегда Италию,
возвращается на родину.
Бывший монах-доминиканец становится
иноком православного Вадопетского монастыря
на Афоне под именем Максима.
Конечно, уроки гуманистов он не забыл, но
теперь главным содержанием жизни стало
православное богословие, его толкование,
защита от «латинства» (католичества) и
разных ересей. О Максиме отзываются как об
«искусном божественному писанию и на
сказание или толкование всяких книг и
церковных, и глаголемых еллинских».
После почти двенадцати лет афонского
затворничества — опять резкий поворот в
судьбе, перенесший Максима в совершенно новый
для него мир. Великий князь Московский
Василий III (1505—1533) обратился на Афон
с грамотой, в которой просил прислать к нему
старца Савву для переводов греческих книг.
Савва был, однако, уже немощен и дряхл для
таких путешествий. Выбор пал на Максима.
Пославшие его были уверены, что он
«русскому языку борзо (быстро) навыкнет».
Так, в 1518 году открылась новая глава в
жизни Максима. Сам он, конечно, не думал
надолго задерживаться в Москве, и, когда
перевод обширной «Толковой Псалтыри» был
закончен, Максим попросился домой. Царь,
однако, его не отпустил — ему нужен был этот
образованный грек, обладавший широкими
познаниями, прекрасный переводчик, тонкий
знаток сочинений древних авторов и
истолкователь книг церковных.
Максим Грек (это прозвище прочно
закрепилось за ним) приехал в Москву не зная
русского языка. И работа над «Толковой
Псалтырью» шла так: Максим переводил с
греческого на латинский, а его два помощника
тут же — на слух — попеременно «сказывали
по-русскому» писарям. Называлась первая
русская книга Максима так: «Псалтирь тол-

МАКСИМ ГРЕК
311
ковая святого пророка и богоотца Давида
царя. Собрание толкованиих, собранных от
различных святых отец и мужей и
многоученых». Скажем здесь, что псалтырь была
любимой книгой из Ветхого Завета в
христианском мире: псалмы пели и читали во время
молитв, верующие находили в них поддержку
и утешение в моменты жизненных испытаний
и страданий, псалмы служили назиданием и
развлечением.
Толкованием псалтыри, символики ее текстов
занимались выдающиеся деятели Церкви,
философы и богословы. Перевод «Толковой
Псалтыри», сделанный Максимом и*его
русскими помощниками, пользовался большой
популярностью на Руси в XVII—XVIII
веках.
Вскоре Максим освоил и русский, и
церковнославянский языки, стал сам переводить и
писать собственные сочинения. Правда,
иногда он, видимо, затруднялся сразу писать по-
русски и сначала составлял черновик
сочинения (или части его) на родном языке.
Жизнь Максима Грека, казалось, вошла в
спокойное русло. С 1518-го по 1525 год он
перевел множество книг, в том числе
сочинения «вселенских учителей» IV века —
Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна
Златоуста, некоторые части Библии, много
статей из византийского Лексикона
(энциклопедического словаря) X века, относящихся
к истории, философии (о Платоне, например),
мифологии (кажется, впервые на русском
языке можно было прочитать миф о
Прометее), к словам символического содержания...
Переводил он и античных авторов — Иосифа
Флавия, Менандра.
Максим-переводчик был настоящим
просветителем, стремился познакомить русского
читателя с мировой культурой, не ограничиваясь
книгами христианского содержания.
Занимался он в эти годы еще одним делом,
которое для нас, к сожалению, во многом по-,
крыто тайной. Согласно сохранившимся
свидетельствам (а частично — и легендам), ко
времени царствования Василия III в Кремле
собралась богатейшая библиотека, в которой,
однако, не было никакого порядка. Когда
великий князь привел Максима Грека в
книгохранилище, тот был совершенно поражен и
заявил будто бы, что даже в Греции он не
видел столько книг греческих «любомудров»:
были здесь сочинения Тита Ливия и
Цицерона, Свётония и Тацита, Вергилия и
Аристофана... По поручению князя Максим принялся
за разборку и описание кремлевской
библиотеки.
Загадка же состоит в том, что уникальная
библиотека, насчитывавшая около восьмисот
томов, со временем исчезла, и следов ее до сих
пор отыскать не могут.
Кроме переводов Максим стал усиленно
заниматься исправлением ранее переведенных
богослужебных книг. Занятие это было
непростое и небезопасное. В Древней Руси —
и вообще в христианском мире — к
письменному слову, особенно почитаемых авторов и
священных книг, — относились с величайшим
благоговением и даже страхом. Привычный,
созданный некогда текст не подлежал
изменениям (другое дело, что при многократном
переписывании невольно вносились ошибки,
но и они подчас не подлежали
исправлениям).
Максим Грек прошел в Италии школу
гуманистов и усвоил от них критическое
отношение к книжному тексту. В переводах с
греческого на русский он обнаруживал ошибки и
неточности в словах и выражениях, он хотел
найти для греческих понятий наиболее
соответствующие русские слова. Более того, в
книгах, с его точки зрения, имелись
погрешности против здравого смысла и исторической
правды, и они тоже подлежали исправлениям.
Максим в это же время писал статьи, в
которых, кажется, впервые на Руси специально
излагал основы грамматических знаний и
приемы филологического исследования текстов.
Так что его можно считать первым' (или
одним из первых) российским лингвистом.
Какое впечатление производила работа
Максима над исправлением переводов на его со-

312
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ ^
временников, можно судить по одному
признанию его помощника, вносившего (по
указанию Максима) поправки в книги: «Дрожь
меня великая охватывала и ужас на меня
нападал».
Живая, беспокойная натура Максима Грека
более всего отразилась в собственных его
сочинениях, которых к концу его жизни
накопилось столько, что до сих пор не завершена
работа по их полному учету, датировке и
изданию. И в большинстве своем сочинения эти
были обращены к проблемам русской жизни
того времени. Как-то незаметно
установилось, что в келью Чудова монастыря в
Кремле, где Василий III поселил приезжего
переводчика, стали захаживать образованные
московские люди, охочие до ученых разговоров,
интересовавшиеся жизнью в Греции.
Постепенно вокруг Максима образовался кружок,
и почти все участники его оказались —
одни — детьми опальных бояр, другие — сами
впавшие в немилость властей, третьи —
несогласные с положением дел церковных...
Ближе всех Максиму были Иван Никитич Бер-
сень-Беклемишев, который делился с Греком
своими сокровенными мыслями, жаловался на
государя и митрополита, а также Вассиан
Патрикеев, который стал во главе
«нестяжателей» и был настроен воинствующе к
официальной Церкви (см. о нем следующий
очерк в нашей книге), и дипломат и писатель
Федор Карпов, «муж пречестнейший».
Так, Максим довольно быстро втянулся в
дела и споры московские и как-то незаметно
увлекся ими. И — на беду свою — нашел себе
место среди тех, кто был недоволен
порядками на Руси, кто искал истины и открыто
высказывал — устно и письменно — свои
взгляды. Максиму по душе пришлись
«нестяжатели», и скоро любостяжательные иосифляне
увидели в нем опасного противника. Он
показал себя большим мастером по части
обличений, умея в спорах найти к месту
убедительные доказательства, острое слово,
выхваченный из жизни пример. Когда защитники
монастырского землевладения заявляли, что ведь
у монахов ничего нет, а все принадлежит
монастырю, Максим так возражал им: «Это все
равно, как если бы кто-нибудь, вступив в
шайку разбойников, произвел вместе с другими
грабеж, а потом, схваченный, стал бы
оправдываться под пыткой: я совсем невиновен, я
ничего не взял, все награбленное осталось у
других».
Максим обличал тех церковников, которые
подвержены лихоимству и ведут распущенную
жизнь, обижают вдов и сирот...
Противопоставляя российским «фарисеям» истинный
идеал монашества, Максим обращался к
своим прежним итальянским воспоминаниям. В
сочинении «Повесть страшная и
достопамятная и о совершенном иноческом
жительстве» он описывал монастырские порядки во
Франции и Италии. При этом он во весь
голос открещивался от «латинства», то есть
католичества, но утверждал, что среди латинян
есть такие, которые «не окончательно отпали
от веры». Более того, тамошнее «иноческое
житье», без «вкусной пищи», без
«празднословия» и «сквернословия» и других пороков,
служит высоким и пристыжающим примером
русскому иночеству. На примере «латинских
монастырей» Максим преподносил урок
нестяжательства и с негодованием писал о
русских игуменах, которые «ведут беспорядочную
жизнь, упражняясь всегда сами в пьянстве и
во всяком чревоугодии», в то время как
монахи «скитаются по бездорожью, как овцы, не
имеющие пастыря».
Вторая часть повести полна авторских
воспоминаний: «Флоренция — город
прекраснейший и лучший из находящихся в Италии
городов, которые я сам видел». С великим
почтением говорил Максим о монастыре
Святого Марка, в котором когда-то и сам был
пострижен. Главный герой здесь —
«священник по имени Иероним», то есть знаменитый
Савонарола (1452—1498), «подвижник
великий». Смысл жизни Иеронима состоял в том,
чтобы «поучительным словом» спасти
Флоренцию от пороков, опутавших ее. Образ бого-
вдохновенного проповедника, бесстрашного

МАКСИМ ГРЕК
313
G
Максим Грек.
- У V/ *~ "~* & *-$к*~ -/ ^ ^.^ «^ у g_^j сочинения
14 ^гчЖ/Л ^**«^^|£д,И r*gfcf <£Gr^f А Гпры , lii/> Конец XVI в!
*LAttl$<A
на
pVilTfi ЧГТ7 614 *^£*N
Cm j£*€*cf #ui кнУг'Х?
обличителя, конечно же, был исполнен
поучительного для Руси смысла: человек, благодаря
учительным словам которого «большая часть
города» «отказалась совершенно от злобы и
лукавства», «полюбила целомудрие и
чистоту» и даже «неправедные стали
праведнейшими», тем не менее был объявлен еретиком,
ему запретили проповедовать. А когда Иеро-
ним стал еще больше обличать их беззакония,
приверженцы папы римского повергли его
пыткам, а потом предали мучительной казни
через сожжение.
Это потрясло Максима. В судьбе
Савонаролы и его учеников Максим Грек увидел —
хотя и были они католиками — «горячую
ревность за славу спасения Христа и за
спасение и исправление верующих».
Максим Грек был мастером полемики, что
видно по его сочинению «Послание... о
немецкой лжи, именуемой фортуной, и о колесе
ее». Здесь автор обсуждает вопрос о роли
высших сил в судьбе каждого человека и
отстаивает христианский взгляд на эту роль.
Он нападает сразу на «еллинские» (то есть
античные), «халдейские» (то есть
вавилонских жрецов) и «латинские» (то есть
католические) понятия, которые, по его убеждению,
«изобретены бесами». Согласно латинянам,
человеческая судьба зависит от «колеса
счастья», поворотами которого Христос одних
возносит на высоты счастья, а других
низвергает в бесславие. Якобы все человеческие
дела управляются движением неба и звезд,
делая людей добрыми или злыми, славными или
неславными. Люди привыкли во всем видеть
случай и судьбу, действие слепых сил.
Однако, по убеждению Максима, все совершается
«не слепым счастьем и вращением колеса»,
а «по предначертанию и мановению
Божьему». И православные люди должны «с
полной верой» и «благоговением» принять и
развить то, что Христос открыл своим ученикам,
то есть основные догматы христианства.
А вот как совсем по-современному звучит
довод просвещенного Максима против
нечестивой науки астрологии и веры в «звездочетов»:
от звезд, солнца и луны бывают предсказания
(знамения) дождю, суше, холоду, теплу, ветрам,
но нашим делам — никогда. Мы сами
хозяева своих дел. Максим был сторонником
догматов о свободе воли: Бог сделал человека
свободным в выборе и тем самым возложил

314
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
на него ответственность за его дела и грехи.
«Если разум, и воля находятся во власти зо-
диаков, которые влекут нас к добру и злу», то
даже добродетельному не на что
рассчитывать на Праведном суде, ибо «его
добродетели не от его доброй воли», а случайны, он шел
путем добра «как подъяремное животное».
Образованнейший книжник, начитанный в
античной философии, отлично
разбирающийся в учении отцов католицизма, знакомый с
литературой Востока, Максим Грек твердо
стоял на позициях православия, верил в
вечное бытие Троицы, в бессмертие души, в
конец света, всеобщее воскресение и Страшный
суд, который одним воздаст за их благочестие,
а других обречет на бесконечное мучение.
Личность Максима Грека убеждает нас в том,
как глубоко и органично проникало
христианское вероучение в сознание и души людей,
как энциклопедическая образованность
помогала укреплять эту веру и вооружать человека
доказательствами ее справедливости.
Для характеристики Максима Грека как
политического публициста показательно его
«Слово печальное, пространно и с жалостью
излагающее несогласия и бесчинства царей и
властей нашей жизни». Максим написал его после
смерти Василия III, во время правления Елены
Глинской, матери малолетнего Ивана IV.
Свои раздумья писатель облек в
аллегорическую форму. Некая встреченная им
женщина по имени Василия (по-гречески это имя
означало высшую власть, владычество,
господство) * принадлежавшая к числу
благородных и славных дочерей царя, пожаловалась
своему собеседнику: многие из правителей
«являются мучителями, а не царями», их
поразили «безумие и леность», их окружают
«тщеславные и властолюбивые люди», те, кого
одолело «сребролюбие и лихоимство», кто
жестоко изнуряет подвластных им «всяческими
поборами денежными». «Власть предержащие
беззаконно и богопротивно пируют» подобно
язычникам или царю Ироду. «Прибавь к
этому еще нежелание познать Бога, глупость и
безумие, гордость сатанинскую, самоволие и
угождение самому себе...» И нет защиты от
этого зла. Тут собеседница вспоминает
великих отцов Церкви, не боявшихся говорить
царям правду и изобличавших их проступки.
Конечно, Максим Грек не позволял себе
прямо указать на русскую державную власть
(впрочем, один-два глухих намека на
современность он дал), но, конечно же, свои гневные
обличения он направлял не просто против
царей, властителей вообще, но имел в виду и ту
власть, которая лишила его свободы и
свидетелем неправедных действий которой он был.
Сочинения Максима Грека обличали и
еретиков, и великокняжескую власть (он был
сторонником ее ограничения). В них можно
было найти описание тяжкого положения
крестьян, которые даже чистого ржаного
хлеба не едят и от нищеты не имеют соли.
По словам историков, изучающих труды
Максима Грека, он откликался на все
значительные явления русской действительности.
К этому надо добавить, что был он писателем
большой культуры, мастером изложения.
Необычным для того времени был стиль
Максима: он беседовал, спорил, призывал, заставлял
негодовать, размышлять. Он постоянно
обращался не только к трудим отцов Церкви и
священным книгам, как было принято в
литературе тех времен, но и к древним авторам:
цитировал Платона, Аристотеля, Ксенофонта,
Плутарха, Цицерона... Тем самым он принес
на Русь новое отношение к античности.
«Премудрым» и «многотрудным» (от слова
«трудиться»), «хитрым в философии и
изящным» называли его современники. В главном
он, однако, оставался человеком
средневековья.
В 1524—1525 годах совершился новый,
драматический, поворот в судьбе Максима.
Сначала им занялся светский суд, возможно — по
прямому указанию Василия III (приводят
слова, якобы сказанные Василием одному
свидетелю: «Ты только солжи на Максимами я тебя
пожалую»). Вслед за тем состоялся суд
церковный. На Соборе его обвинили сразу в
нескольких тягчайших грехах: якобы он хвалил

МАКСИМ ГРЕК
315
басурманство и хулил русские порядки,
называл великого князя «гонителем и мучителем
нечестивым», искажал тексты Священного
Писания и ко всему прочему вступил в тайные
сношения с турецким послом в Москве
Скиндером. Отрывок из обвинительного дела:
«И вы с Савою великому князю злая
умышляли и посылали грамоты турецкому царю,
подымая его на великого князя... Да ты же
говорил многим людям: быти на той земле
Русской салтану турскому...»
Исследователи доказали полную абсурдность
обвинений Максима в измене. Впрочем,
современному читателю нетрудно понять, что
все это было сфабриковано: уж очень схожи
обвинения 20-х годов XVI столетия с теми,
что в годы 30—40-е нашего века
предъявлялись тысячам и тысячам неповинных людей...
Что в действительности крылось за судом над
Максимом? Здесь пересеклись интересы
сразу нескольких представителей верхушки
светской и церковной власти. Иосифляне хотели
рассчитаться с их обличителем,
«нестяжателем». Церковные верхи не могли больше
терпеть его «Слов», «Посланий»... И, наконец,
крепко досадил он великокняжескому
двору—и не только сочинениями своими. Как
раз в это время Василий III принял решение о
разводе с Соломонией, от которой у него не
было детей. На этот редчайший в практике
русского двора поступок согласились бояре и
Церковь: «неплодную смоковницу посекают,
на ее место садят иную». Но группа
влиятельных общественных деятелей высказалась
против развода и стала публично осуждать
великого князя. Среди них был и Максим
Грек. Правда, об этом «грехе» Максима на
Соборе не было сказано ни слова, но всем
был ведом гнев Василия на несогласных.
И вот приговор судилища: «Заключену ему
быти в некой келье молчательно, и никуда не
выходить ему... И не беседовать ни с кем, ни с
церковными людьми, ни с простыми. Но
точно в молчании сидеть и каяться о своем
безумии и еретичестве». И, конечно, ничего не
читать, не писать!
Заточен он был в Иосифо-Волоколамский
монастырь, где к нему отнеслись как к врагу, с
крайней строгостью и морили «стужею,
голодом и угаром». Здесь провел он целых шесть
лет. А в 1531 году — новый Собор, и снова
обвинения — теперь уже не только ему, но и
Вассиану Патрикееву. Опять припомнили ему
резкие отзывы о великом князе, еретичество,
выступления против образа жизни и
материальных пристрастий православных
монастырей. И добавили: дескать, Максим был
противником независимости Русской Церкви,
еще слабой, молодой, считал неправильным,
что митрополита избирают русские епископы,
а не назначает константинопольский
патриарх. К тому же в переводах Максима
обнаружили неправильные выражения и
обвинили его в нарочитом искажении книг.
Максим все обвинения отрицал («напрасно
меня держат без вины»), а за ошибки в книгах
со слезами просил простить: если ошибки и
были, то «не по ереси, не по лукавству некиим»,
а лишь «по случаю, по забвению или по
скорби или излишнему винопитию».
В итоге Максима предали анафеме и сослали
в монастырь Тверской Острог. Здесь его
заточение было значительно легче благодаря
заступничеству епископа Акакия. Максим
стал снова писать — и написал больше, чем до
суда. И снова был преисполнен страсти
обличителя: обвинял судей, нападал на пороки
Церкви и общества, слал наставления
правителю. В послании к юному Ивану
Васильевичу (будущему Ивану Грозному) писал, отчасти
намекая и на свою участь: «Истинный царь и
самодержец тот, кто правдою и благозакони-
ем старается победить бессловесные страсти
и похоти души своей, то есть ярость, гнев
напрасный».
Максима угнетало отлучение от Церкви, и он
обращался к князю П. И. Шуйскому с
просьбой, зная, что его не выпустят: «одного прошу,
чтоб сподобили меня приобщения Святых
Тайн». И еще просил доставить ему греческие
книги. В ответ его допустили к исполнению
одной из «Святых Тайн» — к причастию.

316
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Наконец в 1547—1548 годах пришло
освобождение. Было ли оно откликом на грамоту
константинопольского патриарха Дионисия и
александрийского патриарха Иоакима,
просивших за осужденного, либо все совершилось
независимо от них, но Иван IV освободил
Максима, ибо «неповинно страдает этот
блаженный муж». После этого была будто бы
встреча царя с Максимом в Троице-Сергие-
вом монастыре.
О последних годах жизни Максима Грека
известно мало. Видимо, успокоился старый
мудрец и доживал свой век без шума в стенах
той же Сергиевой обители, где и похоронен в
Трапезной церкви в 1556 году (хотя,
вполне возможно, вернее другая дата — декабрь
1555).
Церковь чтит память преподобного Максима
21 января (по старому стилю).
Инок Вассиан (Косой),
князь Патрикеев
(около 1470 — после 1531)
Перелом в судьбе этого человека (в миру —
Василия Ивановича Патрикеева) был не
менее, а может быть, и более драматичным, чем у
Максима Грека. Он из рода князей
Патрикеевых, что с конца XVI века верой и правдой
служили московским великим князьям — и на
ратном поле, и в дипломатических делах, и в
разных делах политических, требовавших
особого искусства. Доверие к ним было полное, в
какие-то моменты они предоставляли свои
княжеские хоромы государям и сами
пользовались великокняжеским гостеприимством.
Вассиан родился около 1470 года — значит,
был ровесник Максиму Греку. Он не
изменил родовым традициям: был близок к
Ивану III, вместе с отцом, Иваном Юрьевичем,
выполнял важные поручения, занимал, можно
сказать, одно из первых мест среди
московских бояр. И вдруг все это рухнуло: однажды
(случилось это в 1499 году) был он насильно
пострижен в монахи в Кирилло-Белозерском
монастыре и стал Вассианом.
Почему грянула опала на княжеское
семейство — объяснить не так просто. Причин было
несколько. Но прямая, скорее всего, состояла
в том, что во время разгоревшейся борьбы за
наследование престола Патрикеевы взяли
сторону малолетнего внука Ивана III,
Дмитрия. В этом они, кстати сказать, поначалу
были заодно с самим великим князем
Иваном III, но тот позднее изменил решение в
пользу сына, Василия, а упрямые бояре менять
свой выбор не стали и, оставшись с Дмитрием,
отправились в ссылку.
Десять лет спустя Василий III вернул
опального Вассиана из ссылки и сделал его своим
доверенным лицом. Но это был уже другой
Патрикеев, «князь-инок», как его звали в
Москве. Из воеводы и дипломата он
превратился в религиозного деятеля, за
монастырские годы освоил премудрости
церковных знаний, перечитал множество книг и
передумал о многом. Главное, он стал
последователем и продолжателем Нила Сорского и
пошел много дальше своего учителя в про-
Тяжко душе человеческой нести бремя борьбы
ДобрЫХ U ЗЛЫХ Сил. Русский лубок

ИНОК ВАССИАН
317
iilii^^^^^^^^^^^^^^^P
Kupwwo-Бшзерский монастырь. Вид с Сиверского озера
поведи нестяжательства и в борьбе с
иосифлянами.
Василий III в эти годы вел политику
ограничения собственности монастырей на землю, и
взгляды Вассиана оказались ему близки. Еще
находясь в ссылке, князь-инок выступил с
несколькими публицистическими сочинениями,
в которых резко и страстно высказывался на
тему нестяжательства. Он призывал русских
монахов «сел не держать, не владеть ими, но
жить в тишине и безмолвии, питаясь своими
руками». Он доказывал справедливость этих
требований, вспоминая святых, которые вели
скудную жизнь в основанных ими
монастырях.
Другой темой его полемических посланий
была судьба еретиков. Вассиан их не
оправдывал и ересь признавал недопустимой, но
возражал Иосифу Волоцкому, который
настаивал на беспощадной расправе с ними.
Вассиан и его сторонники были за
милосердное отношение к тем еретикам, которые
раскаялись, а крайней мерой наказания считали
заточение, изоляцию. В спорах с Иосифом
Волоцким Вассиан умел быть ядовитым и
насмешливым. Так, в ответ на неосторожные
слова Иосифа: «Грешника убить молитвой
или руками — все равно», он вопрошал
иронически, почему бы в таком случае Иосифу не
поступить по-апостольски: «Сотвори молитву,
и этих недостойных еретиков и грешников
земля пожрет». Или: отвечая иосифлянам,
уверявшим, что монастыри накапливают
богатства ради нищих и убогих, Вассиан
советовал: зачем же накапливать, все и надо раздать
нищим.
«Заволжские старцы», «кирилловские
старцы» — так назывались «нестяжатели»,
ученики Нила Сорского, во главе которых стоял
теперь Вассиан. В отличие от тихого,
незлобивого своего учителя Нила, Вассиан был
преисполнен энергии борьбы,
непримиримости к иосифлянам; неукротимый дух не был
убит в нем за годы ссылки. Он высказывался
открыто по самым острым вопросам, не боясь
задевать людей, обладавших властью,
оспаривал случаи насильственного пострижения и
арестов. До поры до времени все это сходило
ему с рук, так как он пользовался особенным
расположением Василия III: Вассиан был
«великий временный человек» (то есть
влиятельный временщик) князя.
В начале 20-х годов иосифлянам удалось
взять верх в борьбе за влияние на
великокняжескую власть. Именно они создали теорию
абсолютной монархии на Руси, опирающейся
на союз с Церковью. И прельщенный
Василий III приблизил их к себе. Судьба
Вассиана была решена: хоть и не сразу, иосифлянам
удалось свалить его.
В 1531 году вместе с Максимом Греком был
он привлечен к церковному суду —
Василий III выдал иосифлянам прежнего своего
любимца. Он не мог простить Вассиану, что
тот не одобрил его решения развестись с
царицей Соломонией и вступить в новый брак.

318
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Однако об этом на Соборе речь не шла.
Судьи придрались к его Кормчей книге.
«Кормчими» назывались на Руси своды церковных
и светских законов. Вассиан предложил свою
редакцию такой Кормчей. Собор ставил ему в
вину, что он будто бы своими сокращениями и
новшествами извратил книгу и впал в ересь:
якобы отрицал он, что Христос
одновременно — Бог и человек, что не верил в святость
чудотворцев и покрывал еретиков.
Обвинения эти были весьма серьезны, но
Вассиан держался независимо, даже
вызывающе, и своими ответами сильно раздражал
судей. Когда его обвинили во враждебном
отношении к иосифлянам, он высокомерно
заявил, что не пускал их к себе в келью. По
поводу монастырского землевладения
Вассиан стоял на своем: «В Евангелии писано, что
монастырям сел держать не велено».
Суд кончился тем, что Вассиана заточили во
враждебный ему Иосифо-Волоколамский
монастырь, где «презлые иосифляне» «по
малому времени его уморили». Даже год смерти
его неизвестен.
Федор Курицын —
глава московско-новгородских
еретиков (? — после 1500)
Официальная Церковь во всех странах
средневековой Европы строго следила за тем,
чтобы не было никаких отклонений от
«истинного», господствовавшего вероучения и чтобы
никто не покушался на ее организацию и
власть. У верующих не должно было быть
никаких сомнений относительно толкования
Ветхого и Нового Заветов, трудов отцов
Церкви, богослужебных книг, изображений на
иконах: все это считалось святым и
непреложным, во все надо было безоговорочно верить.
Но всегда находились люди сомневавшиеся,
готовые подвергнуть анализу христианские
догмы, а то и вообще отрицавшие их
верность. И были люди, которые не очень-то
верили в святость и чистоту самой Церкви,
находили много недостатков в организации ее,
в поведении ее служителей и даже готовы
были вовсе заменить это чем-то другим.
Таких людей называли еретиками, а взгляды
их и распространявшиеся ими идеи —
ересями (от греч. hairesis — «особое вероучение»).
В Западной Европе католическая церковь
особенно беспощадно преследовала еретиков,
действовала инквизиция — специальная
церковная полиция, искавшая, судившая и
каравшая еретиков. Православная Церковь
инквизиции не знала, но и она не терпела ересей.
На Руси ереси возникали еще в XIV веке, но
конец XV — начало XVI столетия отмечены
сильнейшей вспышкой еретического
движения, центрами которого стали Новгород и
Москва. Защитники официальной Церкви
приклеили к ним кличку «жидовствующие»: во-
первых, утверждали, что привез ересь в
Новгород некий Схариа, иудейской веры; во-вторых,
находили у еретиков следы иудаистской
религии. В наше время, однако, такая
квалификация московско-новгородской ереси уже не
подтверждается: она, несомненно, выросла на
русской почве, хотя кое в чем и перекликалась
с идеями западноевропейской Реформации.
Возможно, противники еретиков и
преувеличивали размах московско-новгородского
вольномыслия. Иосиф Волоцкий, желая
привлечь внимание власти к его опасности, писал,
что «ныне и в домах, и на дорогах, и на
рынках монахи и мирские все высказывают
сомнения, все о вере размышляют». И еще: «Ни
слуху не бывало, чтобы быть на Руси такой
ереси».
Новгородский архиепископ Геннадий,
непримиримый гонитель всех инакомыслящих,
добился осуждения «своих» еретиков. Может
показаться странным, но двух из них,
Дионисия и Алексея, людей ученых, Иван III взял из
Новгорода в Москву и устроил
священниками в кремлевских храмах.
А тут вскоре вернулся из дальней поездки
Федор Курицын: в качестве посольского
дьяка князя (должность высокая, по нынешним
понятиям, почти что министр) он ездил в
Венгрию, где заключил с королем Матвеем

ФЕДОР КУРИЦЫН
319
Корвином союз «о братстве и любви», и в
Молдавию, где встречался с королем
Стефаном III.
Был Федор человеком обширной образован"
ности и широких связей. Иван III приблизил
его, доверял ему и поручал важные дела. В
1494 году, например, Курицын отвозил в
Вильно дочь великого князя Елену,
выданную за великого князя Литовского. Через
Курицына шли все сношения с
иностранными официальными лицами, через него же
Иван III принимал послов иноземных стран.
Курицын был убежденным сторонником
крепкой единодержавной княжеской власти и
надеялся оказать влияние на великого князя,
чтобы провести нужные реформы, установить
в стране порядок, а для этого ослабить силу
церкви и реорганизовать ее. В своей помести
о Дракуле-воеводе-дьяволе (см. об этом
персонаже в нашей книге) Курицын хотя и не
оправдывал всех жестокостей этого
правителя, но готов был признать, что устранять зло в
государстве приходится подчас жестокими
мерами.
В Москве вокруг Курицына вскоре
собрался кружок, в который входили люди разного
положения, но близких взглядов. Были здесь
и новгородские вольнодумцы Дионисий и
Алексей, несколько московских дьяков, в том
числе брат Федора Иван-Волк Курицын,
один купец и какие-то вовсе безвестные
лица. Но, с другой стороны, с кружком была
как-то связана дочь Стефана Молдавского
Елена, жена сына великого князя и мать
Дмитрия, которого Иван III, дед его, считал
какое-то время своим наследником. А
обличители еретиков, в том числе и Иосиф Волоц-
кий, причисляли к сторонникам кружка
митрополита Зосиму (он стоял во главе Русской
Церкви в 1490—1494 годах. Если же
добавить к этому, что Иван III все эти годы не
очень-то прислушивался к требованиям
церковников покончить с ересью в Москве, то
складывалась для охранителей «истинной
веры» тревожная картина: ересь проникла в
самые верхи светской и церковной власти, —
это была настоящая «пагубная и богохульная
гроза».
В чем же она заключалась?
Так сложилось, что еретики не оставили
после себя почти никаких прямых
письменных свидетельств о своих воззрениях.
Видимо, они опасались прямо излагать взгляды.
Мы больше узнаём о них из обличительных
посланий их противников. Конечно, читая эти
послания, можно заподозрить, что авторы их
подчас приписывали еретикам взгляды и
поступки, им на самом деле не свойственные, —
клевета и донос и в те далекие времена
использовались как оружие против
инакомыслия.
Все-таки перечислим «вины» тех, кого
обвиняли в ереси, хотя надо иметь в виду, что
единомыслия между обвиняемыми не было: одни
придерживались взглядов крайних, другие —
более умеренных. А в общем существовал в
те времена набор преступлений против веры
и Церкви, который так или иначе повторялся.
Обвинения были очень серьезные. В
грозном «Сказании о новоявшейся ереси»
Иосифа Волоцкого их тринадцать, и в том числе
следующие: еретики отвергали таинство
Святой Троицы, то есть не верили в то, что Бог
воплощен в трех лицах; отрицали
божественное происхождение Иисуса Христа (он —
просто человек, а не Бог); говорили, что не
подобает поклоняться предметам,
сотворенным руками человеческими, — иконам,
крестам, священным сосудам и тому подобным.
Может быть, Иосиф Волоцкий и присочинял
от себя, когда доносил, будто Вассиан,
посланный в Новгород Курицыным, вынул из
часовни икону Успения Богородицы, кинул ее на
землю и «начал спущати скверную свою воду
на нее».
Еретикам вменяли в вину, что они, следуя
иноверцам волхвам, учили, как по звездам
предугадывать рождение и жизнь человеческую. И
в том, что князь «во всем слушался»
Курицына, — не обошлось без чародейства!
Особенную опасность представляли нападки
еретиков на монашество и монастыри: если

320
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
»!^й^^ЩШШ
gflpf
^^#%'^J ^;:
ш
%■ , т
Страшный суд. Икона, XV в.

ФЕДОР КУРИЦЫН
.321
бы иноческое (то есть монашеское) житье
было бы делом богоугодным, — считали
еретики, — тогда бы и Христос, и апостолы его
приняли монашеский чин, но этого не было.
Нужны ли монастыри? И хорошо ли, что
служители церкви — от простых иноков до
владык — «по мзде ставлены» (говоря
нынешними словами, церковь коррумпирована)?
Вольнодумство самого Курицына не
ограничивалось критикой христианских догм и
церковного устроения. Он размышлял о
философских вопросах человеческого бытия. Его
сочинение «Лаокодийское послание» и
поныне остается произведением загадочным,
местами зашифрованным, но сквозь сложность
его содержания угадываются идеи, которые
противостоят в существенном отношении
церковному учению, хотя, высказывая их, автор
остается человеком верующим. Курицына
занимал вопрос о свободе воли, «самовластии».
Московский философ готов был
предоставить человеку этой свободы больше, чем
допускала Церковь.
Особое место в спорах еретиков с
«охранителями» заняла тема конца света и Страшного
суда. В христианском вероучении эта тема
вообще вызывала большой интерес. Из
разных мест Ветхого Завета извлекались и
подвергались толкованиям предсказания и
предупреждения о Судном дне, когда произойдет
Второе пришествие (возвращение на землю)
Христа. О нем предупредят страшные
потрясения на земле и под землей, всеобщий мор и
голод; померкнут солнце и луна, звезды падут
с неба; все умершие воскреснут (земли и
море, звери, птицы и рыбы отдадут поглощенные
ими некогда тела людей). И тогда Христос
начнет вершить Суд над всеми ними. Согласно
Евангелию от Матфея, «И соберутся пред
Ним все народы; и отделит одних от других,
как пастырь отделяет овец от козлов. И
поставит овец по правую Свою сторону, а
козлов — по левую». «Овец», агнцев (то есть
людей, ведших праведную жизнь), он отправит
в «жизнь вечную», а «козлищ» (то есть
грешников) — «в огонь вечный», «в муку вечную».
Верующие могли в те далекие времена почти
в каждой церкви на стенах видеть фресковые
изображения Страшного суда, трепетать от
ужаса, надеяться на лучшее для себя и
вспоминать слова Христа: «О дне же том и часе
никто не знает».
Между тем отцы Церкви постепенно
выяснили, высчитали, когда все это должно
произойти. Основой явилось, с одной стороны,
всем известное положение Библии о том, что
Бог создал мир в семь дней, а с другой —
промелькнувшие также в Библии слова, что
«тысяча лет для Бога как день единый».
Исходя из этого, родилось предсказание, что
Страшный суд наступит через семь тысяч лет
после сотворения ми£>а. На Руси, согласно
принятому там летосчислению, это должно
было произойти в 1492 году (год в те
времена начинался с 1 сентября). В то, что это
случится, на Руси верили, ждали «конца
света», готовились к нему. Составители
пасхалий — таблиц, по которым ежегодно
определялась дата празднования Пасхи, —
доводили свои расчеты только до 1492 года, будучи
убеждены, что больше уже праздновать
Пасху не придется.
И вот пришел и прошел 1492 год, и ничего не
произошло. Год оказался самым
обыкновенным. Некоторые из еретиков предсказывали,
что назначенный для Страшного суда год
станет победительным для них. Так она и
случилось.
Еретики набросились на церковников, на
авторитетнейших столпов Церкви,
предрекавших приход Страшного суда: значит,
апостольские писания о нем — неправда? Значит,
«святые отцы солгали»? «Почему не
является — согласно вашим ожиданиям — Христос
в своей славе?» Сам митрополит Зосима,
объединившись с еретиками, дерзко вопрошал:
«Что это за Царство Небесное? Что это за
второе пришествие? А что это за
воскресение мертвых? Ничего этого нет! Если кто
умер — то и умер...»
Вот до каких крайностей доходили иные из
вольнодумцев. Попытки «охранителей» воз-

322
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
разить им, передвинуть дату и прочее не
прозвучали убедительно. И тогда место
словесных прений и проклятии заняла жестокая
сила.
Расправы с еретиками проведены были в
несколько этапов. Поначалу до пролития крови
не дохоздло: еретиков осуждали, отлучали от
Церкви, заточали или рассылали по дальним
монастырям. Но таких ярых «охранителей»,
как архиепископ Геннадий и Иосиф Волоц-
кий, «мягкость» приговоров не устраивала.
Они упрекали великого князя, которому не по
душе была физическая расправа с
вольнодумцами. Но князь соглашался лишь на
гражданское наказание.
А что это значило, можно видеть на примере
гражданской казни, какую устроил
архиепископ Геннадий в Новгороде. За
четырнадцать поприщ до города повелел он надеть на
еретиков одежды задом наперед, посадить их
на коней в седла вьючные спинами к конским
головам (чтобы смотрели они на Запад, в
уготованный им огонь), а на головы приказал
возложить берестяные шлемы, остроконечные
колпаки («как у бесов»), и повесить еловые
мочала, и водрузить соломенные венки, а на
шлемах написать: «Се есть сатанинское
воинство». И приказал провести их по городу, а
всем встречающим велел плевать на них и
кричать: «Вот они враги Божий и
христианские хулители!» А потом приказал поджечь,
шлемы, так что с берестой сгорели и волосы
на голове и теле.
Рассказывают, что Дионисий не выдержал
этой муки, сошел с ума и в конце концов
заблеял по-козлиному. Гражданская казнь
должна была прежде всего унизить,
оскорбить, выставить еретиков перед народом
дьявольским воинством в облике шутов.
Ни Геннадий, ни Иосиф Волоцкий и их
сторонники этим не ограничились. Они с
завистью говорили об испанских инквизиторах,
которые без каких-либо препятствий и
доказательств отправляли на костер всякого,
заподозренного в отступлении от церковной
истины.
В конце концов гонителям
московско-новгородской ереси повезло — их интересы
пересеклись с драматическими событиями в
великокняжеской семье. Иван III в свое время
объявил своим наследником — вопреки
установившейся на Руси традиции — не сына
Василия (от второго брака с Софьей Палеолог),
а внука Дмитрия, отцом которого был
умерший к этому времени царевич.. Иван (сын
от первого брака). Дмитрия даже венчали
(впервые в Москве) на царство и возложили
на него шапку Мономаха. Некоторое время
спустя, однако, Иван III передумал, вернул
опального Василия и Софью к участию в
государственных делах, а Дмитрия и мать его,
Елену Стефановну, подверг опале.
В истории этой много неясного. Во всяком
случае, Ивану III приписывают слова:
«Который сын отцу служит и норовит (то есть его
норову потакает), отец того больше и жалует,
а который не служит и не норовит, того за
что жаловать?» К тому же не забудем, что
Елена была заодно с еретиками и защищала
их, пока сама находилась в силе. Очень скоро
после падения Елены великий князь позвал
к себе Иосифа Волоцкого и беседовал с ним
о делах церковных и о ереси. И
по-видимому, Иван Васильевич отмежевался от
еретиков, отдав их на расправу иосифлянам. А
перед этим был отставлен от митрополичьего
чина Зосима.
Курицын еще некоторое время оставался в
своей должности и продолжал пользоваться
доверием великого князя. Но и его дни были
сочтены. Во всяком случае, начиная с 1503
года о нем нигде нет никаких упоминаний.
Провел ли он остальные годы где-нибудь в
монастырской ссылке, а может, был тайно
умерщвлен, остается неизвестным. Но на
судилище, которое было устроено в 1504 году,
имя его — «главного печальника» за всех
еретиков, — по-видимому, упомянуто не было.
Этот суд провел специально созванный Собор.
Как это ни покажется странным, но в то время
казнить обвиненных в ереси, то есть в
несогласии с Церковью, на Руси считалось грехом.

ИВАН III
323
Чтобы подвергнуть казни, надо было возвести
на них более страшное обвинение — например,
в отступничестве от веры и от церковных
законов. Это и было сделано на Соборе.
Как сообщает летопись, «той же зимой
великий князь Иван Васильевич и сын его
Василий Иванович с Симоном митрополитом и с
епископами и всем Собором рассматривали
дело еретиков и повелели лихих смертной
казнью казнить». Дьяка Ивана-Волка
Курицына (брата Федора), московского
служилого человека Митю Коноплева, новгородца
Ивана Максимова в Москве посадили в
клетки, завалили хворостом и сожгли. В
Новгороде архимандрита Кассиана, его брата
и других тоже подвергли сожжению.
Некоему Некрасу Рукавому перед казнью вырезали
язык.
«И других многих еретиков сожгли, а иных в
заточение сослали, а иных — по монастырям».
Так завершилась эта — далеко не последняя
в истории России — сшибка вольнодумцев,
людей критической мысли, с господствующей
идеологией и державной властью.
Иван III (1440/1462-1505)
Иван Васильевич III занял великокняжеский
Московский престол в 1462 году и правил до
1505-го. Ему было суждено завершить самые
важные дела его предшественников, много
потрудившихся для собирания русских земель
вокруг Москвы, для освобождения их от
татарского владычества и построения новой русской
государственности. Личные качества и
характер нового великого князя как нельзя лучше
соответствовали целям, которые поставила перед
ним история.
«Расчетливость, медленность, осторожность,
сильное отвращение от мер решительных,
которыми было можно много выиграть, но и
потерять, и при этом стойкость в доведении до
конца начатого, хладнокровие — вот
отличительные черты Иоанна III», — так писал о
нем выдающийся историк С. М. Соловьев.
И у него же — набросок внешности великого
князя: «Он был высокий, худощавый,
красивый мужчина».
Очень характерно, что именно Ивану III
удалось покончить с татарским игом. Поначалу
он отказался платить Орде ежегодную дань.
Хан Ахмат попытался действовать
испытанным способом — организовал поход на Русь,
«похваляясь пленить все православие и
самого великого князя взять, как при Батые было.
С царем шла вся орда» (Летописная
повесть). Иван III, не колеблись, повел свое
войско навстречу. Две непримиримых силы
встали на противоположных берегах речки
Угры, притока Оки. Время от времени шла
перестрелка через реку. Рано ударили
морозы и река стала. Надо было принимать
решение. И тут не выдержал Ахмат. Как писал
летописец, «нашел страх от Бога на него, и
побежал он в свою степь. Так избавил Бог
Великий князь Иван III Васильевич.
Гравюра, 1584 г.

324
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
и>ж$Ж?1М' ~Т- '•"''
IliSiiiri^f^
!f t ffj
й^Й^:|ЩЩ-;щ:
; a
^«йш&йй
mm&mt
JIm^
'шШЙ;
Московский крелыъ при Иване III. Художник А. Васнецов
Русскую землю от поганых татар».
Произошло это в 1480 году, через сто лет после
Куликовской битвы.
И в эти же годы — часто без кровопролития,
путем договоров, иногда — и силового
давления, а нередко и по доброму согласию местных
князей и бояр, — продолжалось собирание
русских земель, исчезали уделы —
порождения феодальной раздробленности. Власть
Ивана III распространялась на обширные
территории, больше чем в два с половиною
раза выросли пределы великого Московского
княжества, в него влились часть Рязанской
земли, Тверское, Ярославское, Ростовское
княжества, Вятская земля, Пермь, Новгород,
Псков... Княжество становилось
государством — с новой внутренней организацией и
новой административной системой.
Общерусский судебник 1497 года принес редкий
для тех времен по разработанности свод
судебных норм.
Страна менялась и внешне: обновлялись и
укреплялись старые города, возникали новые,
все больше места в них занимали «каменные
строения». Множество храмов воздвигалось
по городам и селам.
Особенно менялась Москва. Иван III
пригласил заморских зодчих, и среди них болонца
Аристотеля Фиораванти — они творили,
соединяя привезенный ими опыт архитектуры
Возрождения с русскими традициями
зодчества. Так вознеслись в стенах Кремля соборы
Успенский (1479) и Благовещенский (1489),
начали воздвигать колокольню Ивана
Великого, возвели башни Спасскую и Собакина
(Арсенальную), засияла красотой Грановитая

ИВАН III
325
палата. Росписи же в новых кремлевских
храмах были выполнены русскими
живописцами. Ко времени Ивана III относится
расцвет творчества великого русского художника
Дионисия.
Не только мастера искусства были
желанными гостями в Москве Ивана III: он одним из
первых открыл двери в Россию иноземным
врачам, техникам, всем знающим и
энергичным людям.
Москва выходила на мировую арену. Чтобы
поднять международный престиж
московского престола, великий князь женился вторым
браком (первая жена умерла, оставив ему
сына Ивана) на племяннице последнего
византийского императора, воспитанной при дворе
Римского Папы, Зое Палеолог, при
совершении брака получившей имя Софьи.
Завязывались оживленные дипломатические
отношения с европейскими державами.
Иван III изгоняет
татарских послов.
С картины К. Маковского

326
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Благовещенский собор Московского кремля,
воздвигнутый при Иване III, 1484—1489 гг.
Иван III первым из князей стал зваться в
официальных документах: «Иоанн, Божьей
милостью государь всея Руси». Это высокое
звание, помимо всего прочего, означало, что он
помнит о всех русских землях, в том числе и об
оставшихся под владычеством
Польско-Литовского государства (а среди них — и Киев,
и Смоленск, и многие другие), считает их
своими, хотя и не намерен пока что силой их
возвращать. Иногда применительно к Ивану
Васильевичу уже начал проскальзывать титул
«царь», означавший высшую степень
самодержавной власти и уравнивавший его с
великими правителями мира. А в народных
устах к его имени стали добавлять прозвище
Грозный — однако не было в нем того
жуткого и мрачного смысла, с каким оно же
позднее приложилось к Ивану IV.
При Иване III появляется у нашего
государства то имя, которое теперь известно
всем, — Россия. Оно стало постепенно
вытеснять старое, идущее из глубин истории, —
Русь.
Для своего царства государь принимает
новый герб. На одной стороне царской печати
изображен двуглавый орел — этот образ
принят от греческих царей, с которыми Иван
породнился через брак, на другой — всадник,
попирающий змея.
Россия становилась не просто
государством — но национальным великорусским
государством. Внутренние связи, быстро
крепнущие, и развитие самосознания народа привели
к образованию единой великорусской
народности. А отсюда возникло внутреннее,
органичное требование государственного
единства: не может один народ жить разделенным
границами и разными законами.
Иван III мог гордиться результатами своих
трудов. Когда на двадцать втором году
жизни принял он Московское княжество после
смерти отца, территория его была хотя и
немалая по тем временам, но довольно-таки
стесненная: в каких-нибудь ста верстах на юг
стояла сторожевая линия против татарских
набегов, на западе не намного дальше
начинались владения литовские, на севере над
Москвой нависали земли тверских князей —
непримиримых соперников.
А сыну своему Василию Иван III оставлял
выросшие пятикратно пространства
государства, крепко стоявшего и обещавшего
быстрый рост.
И всего этого Иван III достиг, не прибегая к
крайним мерам, действуя реже оружием, чаще
умом, расчетом, дипломатией. Как писал
историк Н. М. Карамзин, Иван Васильевич «не
любил дерзкой отважности; ждал случая,
избирал время; не быстро устремлялся к цели,
но двигался к ней размеренными шагами,
опасаясь равно и легкомысленной горячности, и
несправедливости, уважая общее мнение и
правила века. Назначенный судьбою
восстановить единодержавие в России, он не вдруг
предпринял сие великое дело и не считал всех
средств дозволенными».

МАРФА БОРЕЦКАЯ
327
Государственная малая (Двойная Кормчая) печать
«государя всея Руси Иоанна /Я»
И вот итог: «Россия Олегова, Владимирова,
Ярослава погибла в нашествие монголов;
Россия нынешняя образована Иоанном; а
великие державы образуются не механическим
слеплением частей, как тела минеральные, но
превосходным умом державных».
Марфа Борецкая
(Посадница)
Среди тех, кто встал на пути единения Руси,
самым сильным и опасным противником в те
времена оказался Великий Новгород. С
давних пор у него было особое место среди
русских княжеств. Уникальными были порядки,
установившиеся в нем с XIII века (а может
быть, и чуть пораньше).
Новгород был, в сущности,
городом-республикой. Верховной властью там являлось вече —
народное собрание, в которое входили все
свободные мужчины независимо от
положения в обществе и занятий. Вече
устанавливало законы, заключало союзы с другими
государствами, решало — быть войне или миру.
На вече же вершился суд над
государственными преступниками, и случалось, что
осужденных на смерть тут же сбрасывали с
высокого моста в Волхов. Вече выбирало
исполнительную власть — посадников и тысяцких.
Что особенно важно — на вече жребием
избирался глава новгородской церкви,
архиепископ (в то время как все епископы и
архиепископы русские назначались
митрополитом — сначала Киевским, позднее —
Владимирским, а с усилением Москвы —
Московским). Посадник и архиепископ фактически
правили Новгородом, выполняя волю прежде
всего бояр и торговых верхов.
А князей новгородцы приглашали со
стороны — как наемных военачальников, вместе с
дружинами, чтобы охраняли они
новгородскую землю от шведов, немецких рыцарей, а
случалось — и от севернорусских княжеств.
Новгородские земли постепенно росли на
восток и на север, вплоть до Белого моря, до
Соловков, до Печоры.
Был славен и горд Господин Великий
Новгород своими обширными торговыми связями с
Западом и Востоком, своей свободой и
независимостью. Кое-какие политические
уступки Москве он вынужден был сделать, но
городским верхам была ненавистна самая
мысль о* подчинении Москве и утрате
самостоятельности, и, чтобы не попасть под власть
Ивана III, готовы они были на все. В том
числе — и на союз с Литвой, и на
предоставление ей особых прав, и даже просто на
переход «под Литву».
Не все в Новгороде разделяли эти взгляды,
довольно-таки сильна была «московская
партия», и городское вече раздирали несогласия.
В это-то время — в 50—70-е годы XV
века — среди непреклонных сторонников
независимости Новгорода от Москвы выделилась
боярская семья Борецких. Старший — Исак
Андреевич, долгое время бывший посадником,
умер, оставив вдову Марфу и двух сыновей. К
1470 году его сын Дмитрий был посадником,

328
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Древний Новгород на берегах реки Волхов
но истинной правительницей, «посадницей»,
стала Марфа, из рода бояр Лошинских.
В исторических источниках сведений о ней
сохранилось очень мало, образ ее соткан из
легенд, исследователи и писатели позднейшего
времени воссоздают его, опираясь на них да на
скупые упоминания документов. Была она
женщиной властной, сильного характера и
страстного темперамента. Владела
безмерными богатствами — не было счета ее деревням
и селам вблизи Новгорода и на дальних
окраинах, на Северной Двине и по берегам
Белого моря. Единолично хозяйничала она,
вникала во все дела и всюду проявляла
разумную рачительность и строгость. Сыновья
полностью были ей послушны. Конечно,
опасение потерять унаследованное и нажитое
укрепляло ее непримиримую позицию в
отношении к Москве. Но не меньшую роль
играли ее безмерное властолюбие и
привязанность к вольному Новгороду, преданность
вековым новгородским порядкам. Не было ей
дела до интересов всей Руси, и в Иване III
видела она лишь врага, который готов все
отнять и все разрушить. И помыслить не могла
она, что в городе замолкнет вечевой колокол и
хозяйничать станут московские наместники.
Она была готова не допустить этого любыми
способами. Это по ее инициативе Дмитрий-
посадник пошел на заключение союза с
королем Казимиром; в Новгород позвали князя
Михаила Олельковича, литовского
ставленника, чтобы он организовал защиту от
Москвы. Вече бурлило. Одни (среди них громче
всех звучали голоса наученных и
подкупленных сторонниками Марфы) кричали: «Хотим
за польского короля!», «Не хотим за великого
князя Московского, и вотчиной его зваться не
хотим!». Другие им возражали: «За великого
князя хотим, по старине, как было до сего!»
Со стороны тех, кто готов был передаться
Литве, в них летели камни. По словам
летописца, собранные Марфой и ее «штабом»
люди «будто взбесились, точно дикие звери».
Они врывались на великокняжеский двор,
поносили государевых наместников.
Между тем сговор с польским королем
окончательно восстановил против новгородцев
едва ли не всю остальную Русь. Он
воспринимался как двойное предательство:
новгородцы оказьюались союзниками извечных
врагов Руси и к тому же изменяли
православной вере и отдавались вере «латинской»,
католической.
Иван III долгое время искал способы
мирного завершения спора с новгородцами, но при
этом твердо держался одного: Новгород —
это его, государя всея Руси, вотчина, и он
волен править ею и жаловать, когда сочтет
нужным. Подошел, однако, момент, когда
приходилось применить крутые и решительные
меры. Все дело обернулось беспощадным
кровавым исходом, и Иван III предстал как
«грозный» правитель.
Случилось это в 1471 году. Новгород стал
лихорадочно готовиться к обороне против
москвичей и псковитян, поддержавших
великого князя. Военная дружина была невелика,
и тогда в ополчение собрали и согнали
простых горожан — плотников, гончаров и
других ремесленников, которые и на коней-то
сесть не умели. А кто отказывался, тех били,
бросали в Волхов, отнимали у них имущество.
Так, Дмитрий Борецкий, научаемый и
ведомый матерью, собрал сорок тысяч «воинов».

МАРФА БОРЕЦКАЯ
329
А князь Михаил Олелькович, на которого так
рассчитывали, предал новгородцев в трудный
час, бежал, а по пути еще и пограбил город
Русу. Московское же войско, хорошо
обученное и вооруженное как надо, двинулось на
Новгород, и было велено ему по пути жечь
города и села, брать в плен и казнить без
милости всех, кто «неисправен» к своему государю.
Так была сожжена Руса и погибло много
мирных жителей. Летописец объяснял и
оправдывал безжалостное поведение войска
Ивана III на своей же земле: «Великий князь
пошел на них не как на христиан, но как на
иноязычников и на отступников от
православия; отступили они не только от своего
государя — и от самого Господа Бога».
Переправившись на другой берег речки Ше-
лони, москвичи ударили по нестройному
новгородскому ополчению, нанеся ему страшное
поражение: двенадцать тысяч наспех
снаряженных ополченцев полегли тут, семнадцать
тысяч стали пленниками. Бьи захвачен и
Дмитрий Борецкий. В обозе нашли грамоту
договора с королем Казимиром, и над
посадником нависла угроза обвинения в прямой
измене. А когда новгородцы отказались
пойти на примирение с государем, он велел
казнить Дмитрия. Так Марфа потеряла
старшего сына. Говорят, поседела она от горя, оделась
в траур, но сдаваться не думала: заботилась
о пострадавших, не жалела денег и запасов
хлебных, чтобы поддержать горожан. И вновь
плела нити заговора. А тут еще один удар
был нанесен ей и Новгороду: московские
войска и с ними масса простого люда совершили
опустошительный поход на северные
владения новгородские, пожгли и пограбили немало
сел (и Марфины в том числе). Объявлен
был весь край до самого моря государевой
вотчиной.
На сей раз Иван III воздержался от широких
карательных мер в самом городе, дав
новгородцам время подумать. Раскол среди них
усиливался, промосковски настроенные люди и те, кто
понимал безнадежность сопротивления, слали
государю челобитные, жаловались на
притеснения, просили защиты.
Осенью 1475 года Иван III въехал в
Новгород — и снова проявил готовность к мирному
разрешению дел. Весь ноябрь он устраивал
званые пиры, приемы, сам охотно, откликался
на приглашения, посещал обедни в
Софийском соборе. Число сторонников его росло,
между тем жалобы на обиды со стороны
Падение
Великого Новгорода.
«Вечевому колоколу
в Новгороде не быть,
посаднику —
не быть!»

330
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Преподобный Зосима на пиру у Марфы Посадницы
новгородских верхов шли к нему потоком.
Иван III на этот раз подверг репрессиям лишь
тех, кто действовал активно, устраивая
отделение Новгорода и союз с Литвой.
Но этим не кончилось. Защитники
новгородской вольности пошли на прямой мятеж,
стали чинить расправу над теми, кто стоял за
Москву. Снова потекли жалобы в столицу. И
понял Иван III, что пришел час
окончательного расчета с непокорными. Марфа испытала
новый удар — на этот раз взяли второго ее
сына — Федора, и он сгинул в Москве
безвестно.
Поздней осенью 1477 года государь во главе
своего войска пришел к Новгороду, но на сей
раз не стал входить в город и заводить мирные
пиршества, а осадил его как вражескую
крепость и потребовал заявления о полной
покорности. Напрасно противники Москвы
пытались выторговать хоть какие-то льготы,
сохранить последние остатки былой
вольности, хотя бы видимость ее. Пусть государь
целует крест в знак того, что будет соблюдать
собственное слово. Пусть московские
наместники присягают Новгороду... На все это
следовал высочайший отказ. Иван III —
«государь всея Руси» — оставался непреклонным.
«Слово наше таково: вечевому колоколу в
Новгороде не быть; волостями, селами нам
владеть... И суду быть по старине, как в земле
суд стоит».
В январе 1478 года Новгород сдался.
Целовали крест на верность государю все
горожане, не исключая женщин и «людей боярских».
Вечевой колокол сняли и отвезли в Москву,
где его повесили на колокольне в Кремле
между других колоколов. Забрали все договоры
и акты, относившиеся к временам
новгородской независимости. А перед отъездом
Иван III велел схватить тех, кто стоял у власти
новгородской, и среди них — боярыню Марфу
Борецкую с малолетним внуком Василием, а
все имения ее приказал отписать на себя. Так
и потерялся след Марфы и ее внука — то ли в
застенках московских, то ли в монастырских
кельях. А расправы с новгородскими
«изменниками», пытки, казни, ссылки
продолжались еще несколько лет.
Такой ценой достигалось единство и
могущество державы.
А ведь должна была предвидеть эта умная,
рассудительная боярыня, что дело ее
обречено. Не могла Марфа не знать о грозных
Видение преподобного Зосимы
на пиру у Марфы Посадницы.
Миниатюры из рукописного
«Жития святых Савватия и Зосимы»

ИВАН ГРОЗНЫЙ
331
предсказаниях. Блаженный Михаил Клоп-
ский говорил, когда конфликт с Москвой
только еще разгорался: «Шлите-ка скорее
послов в Москву, Добивайте челом
Московскому князю за свою вину, а не то придет он
на Новгород со всеми силами своими, выйдете
вы против него, и не будет вам Божьего
пособия, и побьет он многих из вас, а еще больше
того в Москву сведет».
Был случай, когда Марфа грубо встретила
соловецкого старца преподобного Зосиму, а
потом, осознав ошибку, приветила его. И тот
Зосима, сидя за пиршественным столом у Бо-
рецких, сказал: «Придут дни, когда живущие в
этом доме не будут ступать по нему ногами
своими, когда затворятся все ворота и не
отворятся более, и запустеет этот двор». И
вдруг с изумлением объявил, что среди гостей
пира «некоторые без голов сидят».
Но не пошли эти предостережения впрок ни
Марфе, ни ее единомышленникам.
Марфа Посадница открывает собою галерею
русских женщин-подвижниц, характеров
могучих, своенравных, непокорных, фанатически
преданных одной идее — подчас исторически
обреченной, не имеющей никаких шансов на
успех — и ради нее готовых идти до конца, не
страшась заточения, казни и проклятий.
Древние русские книжники уподобляли
Марфу библейским «злохитривым женам», в
том числе — Иродиаде, виновнице гибели
Иоанна Крестителя, или бесчестной Иезавели,
чьи дела способствовали падению царства
Израильского...
Иван Грозный
(1530/1547-1584)
Царь Иван Васильевич Грозный (Иван IV)
прожил 54 года. Когда ему было три года,
умиравший отец, Василий III, нарек его
великим князем всея Руси и поручил нескольким
боярам-опекунам править до
совершеннолетия сына. В семнадцать лет Иван был венчан
на царство: с этого времени российские
великие князья стали именовать себя во всех де-
Иван Грозный.
Парсуна, XVI в.
лах и бумагах царями (то есть самодержцами,
монархами). И тогда же юный царь вступил
в первый брак, взяв в жены Анастасию, из
боярского рода Захарьиных.
(Скажем здесь, забегая вперед, что Анастасия
принесла мужу шестерых детей, из которых
выжили лишь двое — Иван и Федор; по
легендам, первая жена, кроткая и
добросердечная, оказывала на царя благотворное
влияние — хотя бы отчасти умеряла его нрав, и
после смерти ее в нем якобы совершился
окончательный поворот к жестокостям и к
буйству. После Анастасии у Ивана IV было
еще пять жен, но браки были скоротечными:
жены рано умирали, а двоих он отправил в
монастырь.)
Детские годы будущего царя омрачались тем,
что он видел ожесточенную борьбу при дворе,
был свидетелем безобразнейших сцен и сам
натерпелся унижений и оскорблений со
стороны бояр. Об этом он позднее вспоминал с
горечью и гневом — как его чуть ли не
голодом морили. Считается, что раннее сиротство

332
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ I
(мать умерла, когда ему не было и восьми лет)
и то, как с ним поступали окружающие,
сказалось на его характере.
Едва освободившись от боярской опеки, он
ощутил сладость неограниченной власти и
стал употреблять ее на поступки чудовищные,
обнаружив нрав злобный и не обремененный
никакими моральными нормами. Играючи, он
бросал с высоких теремов кошек и собак; в
поездках по городу «шутил» — топтал конем
прохожих, при свете дня грабил их; в
пятнадцать лет приказал одному боярину отрезать
язык, другим трем — отрубить головы.
Так начинал он свое правление. И, конечно
же, сиротскими переживаниями и обидами
эти его первые «подвиги» объяснить и тем
более оправдать невозможно.
В. О. Ключевский писал о нем так: «По
природе или по воспитанию он был лишен
устойчивого нравственного основания и при
малейшем житейском затруднении охотнее
склонялся в дурную сторону. От него ежеминутно
можно было ожидать грубой выходки... Ему
недоставало внутреннего, природного
благородства; он был восприимчивее к дурным, чем
к добрым, впечатлениям... В каждом встреч-
ном он прежде всего видел врага». И эти
черты характера «дали особое направление
его политическому образу мыслей», а этот
последний, в свою очередь, «оказал сильное,
притом вредное, влияние на его политический
образ действий, испортил его».
Властные режимы средневековья во всех
странах отличались жестокостью, и многие
правители — короли, императоры, герцоги
запомнились в истории тем, как по их приказам
уничтожались тысячи и тысячи людей, и сами
они — тираны на тронах — были лично
повинны в гибели своих подданных. И все-таки
на этом мрачном, окрашенном кровью исто-
рическом фоне фигура Ивана Грозного стоит
особняком: тому, что творил он и творилось
при нем, трудно найти что-нибудь подобное.
Во всяком случае, российская история ни до,
ни после него ничего похожего не знала —
вплоть до времени правления Сталина.
Заметим здесь кстати, что Сталин и его
идеологические прислужники «реабилитировали»
Ивана Грозного, возвеличивали его дела и
личные качества и если чем-то попрекали его,
так только тем, что не был он последователен
в беспощадной борьбе с «изменой» и
напрасно на склоне лет каялся в своих поступках.
Политическая жизнь подчинена законам
истории и развивается согласно их логике.
Абсолютные монархии (каковой стала и Россия
в XVI веке) повсеместно устанавливались и
укреплялись сходными способами.
Усмирялась, а отчасти уничтожалась феодальная
аристократия, возможности возвращения ее к
власти пресекались; создавалась новая
политическая и экономическая сила — дворянство,
которое становилось опорой абсолютизма;
разнообразные реформы меняли жизнь
страны, устанавливали новое государственное
устройство, по-новому организовывалось
управление; развивались внешнеполитические
связи, заводились новые отношения с другими
странами; укреплялись границы. Но в то же

ИВАН ГРОЗНЫЙ
333
время с неизбежностью возникали
конфликты с соседями, предпринимались попытки
захватить новые территории; наконец, и в
области культуры делалось все, чтобы
идеологически обосновать необходимость
самодержавной власти и способствовать национальному
единению.
Все эти бурные преобразования происходили
и во времена Ивана IV. В первый период
царствования его окружали люди
инициативные, мыслящие по-новому, стремившиеся
быстро и эффективно реформировать разные
стороны жизни Руси. Назовем здесь имена
Алексея Адашева и священника Сильвестра
(правда, позднее они оказались в опале, а
после отстранения их от дел прервались и
многие реформы).
При Иване Грозном были нанесены
страшные удары по потомкам прежних могучих и
независимых княжеских семейств, так что они
уже не могли оправиться. И тем самым
абсолютная монархия оказалась защищена от
угрозы распада. При нем же на политическую
авансцену выступило служилое сословие —
дворянство, которое быстро выдвинуло своих
представителей на все военные,
дипломатические, административные позиции, заявило о
себе в литературе, в общественном сознании.
С именем Ивана Грозного связана и
ликвидация последних очагов татарского
нашествия на Руси — присоединение Казани,
Астрахани, покорение Сибири... Немало нового
произошло в сфере государственного
управления — сложились новые центральные
органы власти, так называемые приказы,
прообразы будущих министерств, было введено новое
местное управление взамен отживших
порядков, когда власти на местах «кормились» за
счет населения.
Немало нового было и в культурной жизни
страны. В 1564 году по распоряжению
самого царя в Москве издана первая печатная
книга — «Апостол». И хотя вскоре
первопечатник Иван Федоров покинул Россию,
начало великому делу было положено. Особо
стоит сказать о литературе того времени.
Характерная ее черта — появление
фундаментальных произведений — таких как
«Домострой» (в книге излагались правила семейной
жизни, взаимоотношений в семье, ведения
домашнего хозяйства и т. п.); «Стоглав» (в
нем были собраны решения и предложения,
касавшиеся в первую очередь наведения
порядка в церковно-монастырской жизни, но
также и в быту, в обучении, и другие,
отстаивавшие жизненные нормы старины);
«Лицевой летописный свод» (самый крупный на
Руси исторический свод; «лицевой» — то
есть украшенный миниатюрами, которых
было более 16 тысяч); «Великие Четьи-Ми-
неи» (двенадцатитомный свод древнерусских
оригинальных и переводных житий святых
и других религиозных сочинений);
«Казанская история» (обширное историческое
повествование о Казани с рассказом о присоеди-
Иоанн IV Грозный.
Гравюра, XIX в.

334
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
нении Казанского царства к Руси) и другие.
По словам академика Д. С. Лихачева, «в
эпоху образования единого
централизованного государства литература становится не
просто изображением действительности, но
изображением неких идеалов, глашатаем
жизненных ценностей, устроителем идеального
единого порядка и уклада жизни»;
«создававшиеся произведения, в большинстве своем
огромные и пышные, приобрели характер
предписаний и установлений, официальных
историй и поучений к созданию
единообразия во всех сторонах жизни».
Иван IV и сам был выдающимся автором
острых посланий, которые он направлял
своим единомышленникам и противникам,
доказывал свою правоту и обличал «изменников».
В этих посланиях Иван Грозный
обнаруживал высокую образованность, знание и
античных авторов, и летописей (не только русских,
но и польских, литовских), цитировал наизусть
отрывки из Библии... Нет смысла отрицать —
список преобразований при Иване Грозном
выглядит весьма внушительно. Однако это
только одна сторона дела.
«Великий стяг». Знамя Иоанна IV
Историки и политики склонны иногда
преувеличивать заслуги того или иного деятеля,
закрывая глаза на средства, способы, какими
достигались успехи, и на то, какую цену за них
заплатило общество. Скажем в укор им
словами историка С. М. Соловьева: «Нельзя
смешивать историческое объяснение явлений
с нравственным их оправданием».
Историю невозможно ни поправить, ни
«переиграть» заново. Конечно, многое в ней мы
оцениваем по конечным, иногда очень
отдаленным во времени, последствиям. Для
потомков многое отступает на второй план,
кажется «частным», остается что-то главное.
Но стоит вглядеться в эти «частности», за
которыми стоят судьбы огромного числа
людей, — и тогда слова о «прогрессивности», об
«исторических завоеваниях» померкнут перед
картинами человеческих страданий,
неоправданных испытаний, бед, преступлений...
Иван Грозный был не просто деспотическим
правителем — одним из тех, которые всеми
возможными и невозможными средствами
добивались своих целей, полагая, что они дей-

ИВАН ГРОЗНЫЙ
335
ствуют в интересах своего государства.
Злодейство, изощренная бесчеловечная
жестокость, надругательство над людьми,
подданными, над общепринятыми нормами поведения и
морали, какое-то сладострастное чувство
вседозволенности определяют все поступки
Ивана IV, его политику (особенно последних
двадцати лет), большинство его помыслов и
решений, его тактику действий.
Современники, набрасывая черты его
портрета, особенно отмечали бегающие глаза —
проявление крайней подозрительности. Он не
верил никому, и еще недавно преданные
помощники и любимцы оказывались вдруг в
немилости — в ссылке, в пыточных погребах,
на плахе. Он повсюду видел «измену», сам ее
придумывал, поощрял доносы, приписывал
разным людям намерения и поступки, в
которых те были совершенно неповинны. Он
буквально упивался мучениями своих жертв,
любил разыгрывать перед ними шутовские
сцены. Обвиненного в антицарском заговоре
конюшего И. П. Челянида, одного из
ближайших придворных, он велел одеть в царские
одежды и усадить на трон, а сам, преклонив
перед ним колени, издевательски сказал: «Ты
хотел занять мое место, и вот ныне ты великий
князь, наслаждайся владычеством!» А после
этой чудовищной комедии приказал посадить
несчастного на кол.
Он изощрялся в применении казней, в явных
или, часто, тайных убийствах «врагов».
Ефросинью Старицкую (тетку царя) по его приказу
отравили угаром. Боярина Голохвастова
посадили на бочку с порохом, а порох взорвали: царь
объяснил, что таким способом он помог
«изменнику» подняться на небо. Князю Дмитрию
Оболенскому-Овчине, который осмелился
осудить царского любимца Федора Басманова,
Иван Васильевич за обедом, в гневном
исступлении, вонзил нож в сердце.
Иван Висковатый, возглавлявший
Посольский приказ, человек очень близкий к царю,
стал уговаривать его прекратить преследовать
бояр. За одно это он попал в число
«изменников». В составе большой группы
приговоренных к казни Висковатого привели на
площадь. Иван Грозный явился с большой
свитой. Висковатому предложили попросить царя
о помиловании, но тот не просто отказался, но
и проклял «кровопийцев» вместе с царем.
Его живым разрезали на части. А
государственного казначея Никиту Фуникова сварили
в кипятке.
Необузданный нрав царя проявился в
трагическом случае с сыном Иваном. Зайдя в
сыновьи покои, он застал жену сына одетой не
«по чину»: ожидавшая ребенка, она вместо
трех рубах надела одну. Царь ударил сноху,
сын заступился, и тогда Иван Грозный нанес
ему удар жезлом по голове. По одним
версиям, удар оказался смертельным, по другим —
стал причиной скоротечной болезни,
приведшей царевича к смерти через несколько дней.
Взятие Казани войсками Ивана Грозного.
Миниатюра летописи

336
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Царь Иоанн N Вааышич.
Портрет из «Титулярника», 1672 г.
Страшны не только такие «индивидуальные»
случаи — не менее страшен массовый террор,
вдохновителем которого был царь.
Опричнина... Многое написано о причинах, ее
вызвавших, о ее политической
направленности, ее социальных последствиях. Мы же
скажем: нет ей никакого объяснения и
оправдания.
Зимой 1564—1565 года Иван IV объявил о
заговоре, который якобы замыслили против
него бояре, и создал «опричнину» для защиты
своей власти и для борьбы с «изменой».
Специальное войско, преимущественно из
«худородных» дворян, стало орудием
террора. Боярские семьи изгонялись опричниками
из своих родовых мест, имущество отбиралось,
многие подверглись казни — среди них
крупные государственные деятели, прославленные
военачальники, высшие чины церкви...
В 70-е годы карающая рука Ивана Грозного
опустилась на вольный Новгород, Псков, а
затем снова на Москву. Новгородский погром
не знал себе равных. Царь самолично
возглавил поход на опальный город.
Дело было зимой. По царскому приказу город
окружили плотные заставы — так что никто
не мог убежать. Пощады не было никому.
Опричники врывались в дома, хватали всех
подряд, без суда (или «творя» суд «скорый»),
связанных по рукам и ногам жителей (в том
числе женщин и детей — младенцев
привязывали к телам матерей) бросали с моста в
Волхов, других волокли по улицам и спускали
под лед в реку. Террор обрушился на
церковнослужителей и монастырскую братию: их
забивали палками до смерти. Царь, устроив пир
в палатах архиепископа, тут же приказал
грабить его казну и похватать его приближенных.
Софийский собор был весь разграблен.
Репрессии не миновали и торговых людей —
лавки и склады были разграблены, сожжены,
изрублены.
Пять недель длилось это безумие. Не только
сам город, но и его окрестности на 200—250
верст подверглись опустошению.
Какой государственный смысл во всем этом?
Говорят, приближенные царя устроили гран-
Государственная большая печать царя
Ивана N Васильевича, 1583 г.

. ИВАН ГРОЗНЫЙ
337
диозную провокацию, подложив ему
фальшивые документы о новгородской измене, а царь,
конечно, сразу всему поверил.
После этого настал черед Пскова. Вот как
описывает псковский разгром историк
Р. Г. Скрынников: «Жители этого города
поспешили выразить полную покорность. Вдоль
улиц, по которым должен был проследовать
царский кортеж, стояли столы с
хлебом-солью. Царь не пощадил Псков, но всю ярость
обрушил на местное духовенство.
Печорскому игумену, вышедшему навстречу царю с
крестами и иконами, отрубили голову. Псковские
церкви были ограблены до нитки.
Опричники сняли с соборов и увезли колокола,
забрали церковную утварь. Перед отъездом царь
отдал город опричникам на разграбление. Но
опричники не успели завершить начатое
дело».
По легендам, «на улицах Пскова Грозный
встретил юродивого Николу, и тот подал ему
совет: ехать прочь из города, чтобы избежать
большого несчастья... Не слушая юродивого,
Иван велел снять колокол с Троицкого
собора. В тот же час под царем пал конь.
Пророчества Николы стали сбываться. Царь в
ужасе бежал».
После Новгорода и Пскова Иван IV учинил
настоящий погром московской «измене». То-
; гда-то и были казнены и сосланы сотни лю-
i дей знатных и занимавших высокие посты. И
[ среди них близкие и бывшие любимцы ца-
} ря — Алексей Басманов с сыном Федором,
; Афанасий Вяземский... А сколько при этом
i погибло людей простых, безвестных — только
I потому, что они служили у «изменников» либо
I просто попали под руку опричников, — того
\ никто и не знает...
| Жестокость и безграничное самоуправство
1 царя соседствовали с постоянно владевшим
им чувством страха. Он боялся не только
людей, которых подозревал в измене, заговорах,
[ покушениях. Не меньше опасался он каких-
| то таинственных, сверхъестественных сил, от
| которых ожидал кары. Отсюда и постоянные
\ покаяния царя, горячие молитвы, упреки в гре-
12—0102670
Гравюра и первый лист из «Апостола» — первой
русской книги, изданной Иваном Федоровым в 1564 г.
хах, адресованные самому себе. Года через три
после новгородского погрома он обращается
с покаянным посланием в Кирилло-Белозер-
ский монастырь: «Увы мне, грешному! Горе
мне, окаянному! Ох мне, скверному!.. Я, пес
смердящий... Сам вечно среди пьянства,
блуда, прелюбодеяния, скверны, убийств, грабежей,
хищений и ненависти, среди всякого
злодейства... Я, нечистый и скверный душегубец...»
И тут же от самобичевания и уничижения
переходит к яростному обличению противников
своих, осыпая их бранью и оскорбительными
кличками: «злобесный пес» Василий Собакин,
«бесов сын» Иоанн Щереметев, «дурак и
упырь» Хабаров; вспоминает о «своих
душегубцах», которые его «хотели с детьми
чародейством извести».
Покаянные настроения Ивана Васильевича
вызвали однажды его распоряжение о том,
чтобы составить поминальный список
казненных — Синодик — и разослать его по
монастырям: пусть монахи молятся за всех
убиенных. К Синодику царь прилагал щедрые
взносы монастырям. В списках — по
подсчетам современных историков — более трех
тысяч имен, и они далеко не исчерпывают
перечня погибших.
Ивана IV испугали предсказания псковского
юродивого. В нем самом, в его поведении,
поступках подчас обнаруживались черты
юродства и скоморошества. Как пишет академик
Д. С. Лихачев, Иван Грозный имел
склонность к «лицедейству». Прикидываясь сми-

338
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ренным и униженным, он надевал на себя
драную одежду убогих и нищих, называл себя
уничижительными словами (некоторые свои
сочинения он подписывал Парфением Уро-
довым). В этом был элемент издевки над
окружающими — так он показывал свою
власть, но в то же время считал, что,
уничижаясь, приближается к Богу.
Любил царь подшутить над окружающими за
пиршественным столом, и шутки его нередко
кончались кровью. Шутовство пронизывало
быт всех опричников во главе с царем. На
своих пиршествах они устраивали смеховое
богослужение, выворачивая наизнанку/
церковные обряды, надевали монашескую одежду
и издевались над монастырским
воздержанием в еде и питье.
Однажды на пиру царь со своими
сподвижниками устроил пляски в масках. Князь Ми-
хайло Репнин отказался надеть маску и
попрекнул царя: «Гоже ли быть ему
скоморохом?» В ответ разгулявшийся царь сам
натянул на него маску («Веселись, играй с нами!»),
но Репнин сорвал ее, отказавшись
«безумствовать и бесчинствовать». Через несколько
дней непокорный князь, по приказу царя, был
убит в церкви подле алтаря...
Самые ужасные казни Иван Грозный
требовал совершать по правилам придуманного им
обряда, в ходе которого над жертвами вовсю
издевались.
Скоморох-комедиант и палач, юродивый и
мнимый монах соседствовали в царе.
Окружавшие никогда не знали, чем обернется его
выходка и кто станет очередной жертвой.
Описывая дни расставания Ивана Грозного
с земным миром, историк Н. М. Карамзин
поражается: Иван Васильевич остался и на
пороге смерти тем же тираном. Когда в
зимнюю ночь 1584 года над Москвой
появилась яркая комета, царь воспринял это как
«знамение смерти» и повелел найти
волхвов-астрологов. Они предрекли ему кончину
18 марта. Царь пригрозил сжечь их на
костре, если предсказание станет кому-нибудь
известно.
Когда же наступило утро предсказанного дня,
он объявил волхвов лжецами и приговорил к
казни. Волхвы возразили: «День еще не
миновал». И действительно, в конце дня царь,

ИВАН ГРОЗНЫЙ
339
сидевший на постели в халате за шахматной
доской, вдруг упал.
«Иоанн лежал уже мертвый, но еще страшный
для царедворцев, которые долго не верили
глазам своим и не объявляли о его смерти...»
О роли Ивана IV в русской истории нет
единого мнения.
B. О. Ключевский считал что «жизнь
Московского государства и без Ивана устроилась
бы так же, как она строилась до него и после
него, но без него это устроение пошло бы
легче и ровнее, чем оно шло при нем и после него:
важнейшие политические вопросы были бы
разрешены без тех потрясений, какие были им
подготовлены».
C. М. Соловьев утверждал: невозможно
оправдывать жестокости Ивана IV
суровостью нравов того времени и нельзя возлагать
вину за его дела на русское общество XVI
века. Общество это не было единым, и рядом
с теми, кто верно исполнял кровавые приказы
и восхвалял его либо кто молча терпел
тиранство, были и такие, кто открыто выступал
против и бесчеловечному своеволию
противопоставлял высокие нравственные нормы
справедливости и добра.
Ярчайший пример сопротивления царскому
злу и произволу явил митрополит Филипп.
Занявший этот ответственнейший церковный
пост в 1566 году, он сразу выступил с
требованием ликвидации опричнины. Когда
беседы с царем наедине ничего не дали, Филипп
перешел к открытым проповедям с резкими
обличениями царя. «До каких пор будешь ты
проливать без вины кровь верных людей и
христиан?» <...> «Отколь солнце начало
сиять на небесах, не слыхано чтобы цари
возмущали свою державу... Мы, о государь,
приносим здесь бескровную жертву, а за алтарем
льется кровь...» Иван Грозный напрасно
пытался уговорами и угрозами заставить
Филиппа замолчать. И тогда по его приказу
собор епископов, используя лживые доносы,
низложил митрополита, и опричники
выволокли его из церкви, порвав на нем облачение.
Филипп был сослан в Тверской монастырь.
Зимой 1569 года на пути в Новгород царь
послал Малюту Скуратова, своего верного
слугу, исполнителя самых странных замыслов,
к Филиппу — попросить благословения.
Ответ старца был: «Благословляю только
добрых и на добрые дела». Малюта, по легенде,
тут же задушил Филиппа.
С. М. Соловьев справедливо напомнил, что
Иван Грозный не осуществил одно из самых
Царь Иван Васильевич Грозный
Художник В. Васнецов, 1897 г.
12*

340
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
высоких прав самодержца — право «быть
верховным наставником, воспитателем своего
народа». Вместо того чтобы «исцелять»
суровые и жестокие нравы, отучать от крови,
царь усугубил эту болезнь эпохи, «приучал»
своих подданных к пыткам, кострам и плахам.
Вот почему, указывая на ту почву, которая
взрастила Ивана Грозного, и пытаясь
объяснить многие его жестокости, историк не
может и не должен произнести слово
оправдания ему.
Эпоху Ивана Грозного и результаты его
деятельности невозможно изобразить какой-то
одной краской. Некоторые историки,
особенно советского времени, называли эту
деятельность прогрессивной. Но мы знаем, что она
обернулась в итоге жесточайшим кризисом,
который поставил страну на край гибели. К
великому разорению земли привели упадок
деревни, замученной поборами и
многочисленными воинскими призывами, несколько
страшных недородов, которые вызвали
массовый голод; бегство крестьян из центральных
районов, опустошение городов, которые
страдали от террора властей; тяжелое поражение
в изнурительной Ливонской войне, надолго
отбросившее Россию от берегов Балтики;
добавившаяся ко всем бедам чума, унесшая
сотни тысяч жизней... И не случайно после
смерти Ивана IV царский трон зашатался от
распрей, народных волнений и иноземного
нашествия, и лишь невероятными усилиями и
тяжким трудом народа сумела Русь устоять и
восстановить свое величие.
Князь Андрей Курбский
(1528-1583)
Род князя Андрея Михайловича Курбского
восходил к князю Федору Ростиславовичу
Смоленскому, потомку Владимира Мономаха.
В Древней Руси родословные имели
громадное значение — нередко именно они
определяли положение людей в политической
жизни. В повседневном быту, в делах
государственной службы, при получении разных
привилегий потомки знатных фамилий постоянно
использовали старинное правило
местничества: чей род старше, чьи предки известнее — те
претендовали на главенство. Во время
торжественных обедов у царя бояре
рассаживались строго по тому же правилу, и беда, если
оказывалось, что кто-то сел выше ему
«положенного», а кому-то досталось место ниже:
вспыхивали ссоры, обиженные уезжали с
обеда (пусть «хоть царь отрубит голову, а он —
имя рек — под таким-то — имя рек — сидеть
не станет»).
Курбский рос и формировался в сознании
величия и стойкости княжеских фамильных
традиций. Он считал боярство главной
опорой государства; мудрыми
советниками-боярами должен был окружать себя царь;
знатные бояре-воеводы призваны были
представлять царскую власть на местах, стоять во главе
войска, вести дипломатические дела и так
далее и так далее.
Князь Андрей гордился и своей родословной,
и деяниями предков своих, доблестных воевод,
начавших службу в Москве со времени
Ивана III. Отец, Михаил Михайлович Курбский,
водил войска против казанских татар,
крымских турок и Литвы. Два сына его, Андрей и
Иван, пошли по отцовским стопам. Служили
Курбские московским великим князьям
верой и правдой, но не забывали (а при случае
могли и другим напомнить), что их род
восходит к старшей ветви Мономаховичей, а род
царя Ивана Васильевича — к младшей.
Конечно же, не думали они притязать на царский
трон, но чувства обиды, ущемленности и
неприязни к властителям московским никуда
было не спрятать.
А к этому добавлялось главное — то, что
совершалось на их глазах: знатные фамилии
уничтожались, боярство оттеснялось с
государственной арены, а возвышались и
занимали его места «худородные», неизвестно
откуда явившиеся...
Позднее, из эмиграции, в первом послании
царю Ивану Васильевичу Курбский с гневом
и болью будет вопрошать: «Почто, царь, ты

АНДРЕЙ КУРБСКИЙ 341
сильных в Израиле* истребил и воевод,
дарованных тебе Богом для борьбы с врагами
твоими, различным казням предал и
победоносную святую кровь их в церквах Божиих
пролил, и на доброхотов твоих и душу за тебя
положивших неслыханные от начала мира
муки и смерти и притеснения измыслил ты, в
изменах и чародействе и в ином непотребстве
обвинил православных?..
В чем провинились перед тобою и чем
прогневали тебя христианские соратники твои?
Не они ли прегордые царства разорили и
обратили их в покорные тебе во всем?..»
Последние слова Курбский впрямую мог
отнести к себе. Его служба государству
началась в 1549 году. В двадцать один год он —
стольник и есаул войска, посланного на
Казань. Год спустя царь отправляет его на юг —
встретить набег крымчан. Еще годом позже
он стал «правой рукой» (то есть
командующим правым флангом войска) при обороне на
Оке от ожидавшегося нападения со стороны
Казани и Крыма. В 1552 году — опять
«правая рука» в Казанском походе. И тут же —
царь шлет его навстречу Девлет-Гирею. Эта
битва особенно запомнилась молодому
воеводе: крымчан было тридцать тысяч, у
Курбского—в два раза меньше, и все-таки он первый
напал на противника, одержал победу, спас
Тулу от захвата. В той битве он получил
тяжелые ранения (в голову и плечи). И почти
без отдыха спустя восемь дней отправился в
безводную степь встречать ногайских татар.
И уже очень скоро оказался снова под
Казанью, в самый разгар ожесточенных сражений,
в самом опасном месте — на открытой низине,
которая насквозь простреливалась со стен
осажденного города. И здесь Курбский
показывает себя не только умелым
военачальником, но и бесстрашным воином.
Год за годом — все новые поручения от царя,
участие в подавлении мятежей казанцев,
марийцев (по-тогдашнему— черемисов)...
Весной 1557 года Курбский во главе
сторожевого полка участвует во вторжении в
Ливонию: начинается длительная и мучительная
Печать города Дерпта
Ливонская война. Весь год проходит в
осадах, захватах и оставлении городов.
Иван IV вверяет ему руководство всей
кампанией. Поначалу дела идут успешно: взяты
Полоцк, служивший оплотом ливов на
востоке, Дерпт (Юрьев). Князя назначают
воеводой в Дерпте. И вдруг — неудача: в
сражении под Невлем осенью 1563 года он
разбит и ранен.
И тут Курбский круто меняет свою судьбу...
В один из дней он спрашивает свою жену,
чего она хочет: увидеть его мертвым или, не
встречаясь с ним, знать, что он жив. Ответ мог
быть только один: жена согласна на его
бегство. Попрощавшись с нею и с девятилетним
сыном, Курбский перебрался через городскую
стену, бросив в колодец ключи от ворот
крепости. Его верный слуга Васька Шибанов
ждал его с оседланными конями. Как стало
известно много позднее, вместе с князем ушла
немалая свита из преданных ему служилых
людей.
К утру они были уже на литовской земле...
Некоторые данные позволяют предполагать,
что отъезд Курбского не был
скоропалительным, он тщательно его готовил, сносился с ли-

342
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
товским королем и, лишь получив от того
надежные заверения, совершил побег.
Почему? И ради чего?
Иные историки уверяют, что Курбский
действовал из чисто корыстных побуждений,
уверенный, что от службы литовскому королю он
получит выгоды больше, чем от службы
Ивану IV. Однако же трудно представить, что
родовитый князь, воспитанный в традициях
служения государю, удачливый военачальник
готов потерять семью, свою вотчину, очернить
свое имя, известное всей Руси, ради каких-то
будущих выгод (как писал ему сам царь —
«славы ради мимотекущей и ради
сребролюбия и сладости мира сего»).
Долгое время в Древней Руси бояре
располагали правом отъезда: если они были
недовольны своим князем или если им это было
выгоднее, — они переходили на службу к
другому князю и даже могли уезжать за
рубеж. Это не считалось изменой, князья
обязывались не держать на уехавших зла («не-
любья»), не трогали их вотчин и
остававшихся родственников.
Московская власть начала наступление на это
свободное право: уезжавших в Литву или в
Орду ловили и предавали казни (наказывали
даже за одно намерение уехать); вотчины
отбирались. При Василии III вступавшие на
службу Москве должны были клясться в
верности и предоставлять великому князю
право — на случай их отъезда — казнить их
детей. Иван Грозный окончательно положил
запрет на отъезды и установи* на границах
строгий надзор. Впервые отъезд стал
считаться изменой. Бояре, однако, этого не
признавали, отстаивая свое извечное право менять
сюзерена. Во втором послании Ивану
Васильевичу Курбский обвинял его: «Затворил ты
царство Русское, то есть свободное естество
человеческое... Кто бы из земли твоей ни
поехал, ты называешь того изменником; а если
хватают на границе, ты казнишь разными
смертями...» В глазах бояр времени Ивана
Грозного Курбский никакой измены не
совершал, но осуществил свое право на отъезд.
Но уход Курбского можно рассматривать и
как акт политической эмиграции, причем —
один из первых на Руси. Для этого у князя
были серьезнейшие основания.
Первые годы своей сознательной
деятельности князь сочувствовал «партии реформ» во
главе с Алексеем Адашевым, а может быть
даже и входил в нее (в одном из своих
позднейших сочинений он сочувственно писал о
так называемой «избранной раде», с успехом
проводившей реформы), был дружен с семьей
Адашева. Постепенно, однако, сам царь
отходил от линии реформ, менял свои взгляды, и
кончилось это опалой Адашева и Сильвестра.
Вскоре начались гонения на бояр, казни,
разгул опричнины. К тому же времени
пошатнулась и дружба царя с Курбским.
Есть основания думать, что Иван IV, отправив
князя в Дерпт-Юрьев, а затем получив
какие-то сведения о близости его к
«изменникам», намеревался и над ним учинить
расправу. Но Курбский опередил его. Бегство свое
он рассматривал как единственный путь к
спасению.
Но было и другое... Он рассчитывал, уйдя от
царского преследования, откровенно
высказать ему, а заодно и всему читающему миру, что
он думает о происходящем на Руси и о самом
царе. Курбский хотел стать (и стал)
обличителем зла, преступлений, несправедливостей,
виновником которых был царь. Князь хотел
сказать всю правду — и сказать в полный
.голос, так как здесь, в Литве, никто ему не
мешал.
Эмиграция Курбского не была ни бегством,
ни изменой; политическая ее направленность
выразилась в интенсивной литературной
деятельности. Сразу же после устройства в
Литве, уже в мае 1564 года, князь обратился к
царю с посланием. Это не было частное
письмо — списки его распространялись.
Согласно легенде, письмо доставил в Москву
верный слуга Курбского Василий Шибанов.
Царь якобы встретил его на Красном
крыльце, узнал, в чем дело, и, проткнув наконечником
своего посоха ногу посыльного, тут же, стоя,

АНДРЕЙ КУРБСКИЙ
343
прочитал письмо. И через некоторое время
ответил своим «Первым посланием», которое
тоже стало фактом русской литературы и
публицистической мысли.
Спустя несколько лет, войдя с русским
войском в городок Вольмар — тот самый, куда
прибежал Курбский из Дерпта и откуда
писал письмо царю, Иван Грозный здесь
написал свое «Второе послание». Князь же, когда
получил первое, составил на него ответ, но
отослать не смог. Уже много позднее он
ответил на царское второе послание и,
по-видимому, оба письма отослал вместе. Так сложилась
ставшая знаменитой впоследствии
«Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским».
Как памятник публицистики XVI века
«Переписка» издается и изучается с разных
сторон до сих пор.
Враги в жизни, участники ее и в
литературном творчестве стояли на противоположных
позициях. Курбский был сторонником ясного,
строгого, классического стиля, он учился у
античных авторов, следуя европейским
гуманистам, сочинения которых хорошо знал. Ивана
Грозного как автора он попрекал в
многословии, в грубости выражений («стыдно нам,
христианам, извергать из уст грубые и гневные
слова»). Стиль посланий Грозного
действительно мог показаться грубым, не очень
стройным, зато он отличался яркостью и
выразительностью, эмоциональностью, в его
языке было много от живой разговорной
речи...
Андрей Курбский, обличая царя в
истреблении боярства, в несправедливых гонениях,
напоминал о своих заслугах («одни лишь
победы пресветлые... одерживал для твоей же
славы»), грозил ему Божьим судом («Кровь
моя, которую я, словно воду, проливал за тебя,
обличает тебя перед Богом моим»;
«Казненные тобою, у престола Господа стоя, взывают
об отмщении тебе»). Здесь же Курбский
вспоминал о временах реформаторской
«избранной рады», с особенной симпатией — о
Сильвестре, который, подобно библейскому
пророку, старался исправить «развращенный
Бояре Сильвестр
и Адашее,
советники царя

344
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ум» царя, давал мудрые советы, однако Иван
Васильевич не пожелал ими воспользоваться.
Из посланий Курбского можно заключить,
что он ратовал за такое государственное
устройство, при котором царя окружают
благородные советники (то есть родовитые бояре),
а не безродные выскочки. Разумеется, Иван
Грозный с этим был несогласен и отстаивал в
посланиях Курбскому свои позиции и
доказывал свою правоту в расправах с боярской
«изменой».
Из многих других сочинений и переводных
произведений, созданных Курбским в Литве,
отметим еще обширную «Историю о великом
князе Московском». Одной из главных целей
ее было — развенчать царя-тирана. Кажется,
впервые в русской литературе так открыто и
последовательно исторические события и
лица открываются через глубоко личный взгляд
автора, который и сам выступает участником
этих событий. В произведении множество
живых деталей, которые никем, кроме авторд,
не были замечены: здесь и подробнейшая
картина штурма и взятия Казани, и судьбы
погубленных царем людей — список
мучеников (мартиролог) составляет значительную
часть «Истории». В работе над этой книгой
Курбского вела глубокая боль за свою землю, v
за неосуществившиеся политические
надежды и планы, за гибель того сословия, к
которому он полностью принадлежал и в великое
предназначение которого всю жизнь верил.
Но литературная деятельность занимала лишь
малую часть жизни Курбского в Литве.
Русский воевода и владелец обширных вотчин на
Руси, он стал королевским военачальником и
вскоре по приезде получил грамоту короля на
Ковельские земли — с замком,
многочисленными местечками и сёлами. Правда, со
временем выяснилось, что у него довольно-таки
ограниченные права на эти земли, и это стало
причиной многочисленных конфликтов.
Привыкший распоряжаться в своих
владимирских владениях как ему хотелось, Курбский и
в Ковеле заявил было о себе как о
полновластном хозяине на землю и на людей; он
поступал своевольно и жестко, не считаясь с
литовскими законами и обычаями. Когда
подвластные Курбскому люди обратились к
королю с жалобой и тот вступился за них, князь в
недоумении спросил: «Разве пану не вольно
наказывать своих подданных?» Окружавшая
имения Курбского шляхта невзлюбила
нового соседа, начались набеги на его земли,
захваты, ссоры.
В 1571 году Курбский вступил в брак с
богатой польской вдовой Марией Юрьевной
Голшанской (к этому времени, как он узнал,
жена и сын его в России умерли от
преследований царских служителей; в послании Ивану j
Васильевичу он пишет: «Мать мою, и жену, и \
отрока, единственного сына моего, в темницу
заточенных, тоскою поморил, братьев моих,
единоколенных княжат ярославских, разными
смертями уморил, имения мои и их
разграбил»). Новый брак оказался неудачным и
уже на следующий год был расторгнут, но
последствия его тяжело сказались на
дальнейшей жизни Курбского (хотя через год он
женился на Александре Петровне Семашковой
и прожил с нею несколько счастливых лет; от
этого брака он имел дочь и сына). Начались
крупные неприятности из-за жалоб и
материальных претензий бывшей жены Марии
Голшанской и ее родственников. Курбского
обвиняли в нарушении законов страны, в
преступлениях против прав подданных короля,
длительные тяжбы шли вокруг дел,
связанных с дарованным ему имением...
Между тем с первых дней приезда в Литву
Андрей Курбский стал верой и правдой
служить королю. И вот тут-то даже у нас,
отделенных от описываемого времени столетиями,
не может не возникнуть сомнение в
правильности поведения Курбского. Он не просто
перешел на службу чужеземному государю (в
этом беды еще не было — эмигрант вправе
или даже вынужден так поступать), но
принял активнейшее участие в военных
действиях против России. Уже летом 1564 года он
вооружил конный отряд в двести сабель и,
присоединив пришедших к ним москвитян,

ЕРМАК
345
включился в поход на Полоцк.
(Семнадцатидневное стояние под городом закончилось
ничем.) Зимой следующего года в составе
пятнадцатитысячного королевского войска он
вторгся в Великолукскую область и должен
был участвовать в опустошительном походе
по русским землям. Верно, что он старался
при этом уберечь от разгрома церкви, но
полностью ему это не удалось. А король особо
отметил, что русский князь действовал
«доблестно, верно и мужественно».
И в 70-е годы участие в войне с русскими
продолжалось. Правда, случился один
просвет, когда в 1575 году князя направили на
Волынь, где он отбил набег татар. Но в июне
1579 года Курбский должен был разделить с
королем Стефаном Баторием торжество по
случаю занятия Полоцка, и здесь опять бился
храбро. И на четвертый день после падения
города Курбский написал ответ на одно из
посланий Грозного, и в этом ответе
прозвучали нотки торжества — мол, царю нанесено
поражение, он унижен!
Вот как далеко зашел беглый князь в своей
как будто вполне оправданной ненависти к
царю: словно бы забыл, что воюет уже не с
одним Грозным и не с его приспешниками, но
с Русью.
Последние годы жизни Курбского были
тяжелыми и безрадостными. Слава Богу —
судьба уберегла его от участия в войне за
Псков: он уже совсем было присоединился к
войску Стефана Батория, но по пути
заболел — и сильно. Его уложили на носилки
между двух коней и привезли в ковельское
местечко Миляновичи, которое он особенно
любил.
Тяжбы с соседями и жителями его
обширного имения все продолжались, и король, по
мнению князя, был к нему несправедлив. Будущее
его семьи — жены и малолетних детей —
представлялось неясным. Старые раны,
полученные еще в битвах за Русь, давали о себе
знать. Тоска мучила его. Отъезд в Литву,
конечно, был неизбежен и оправдан, да и борьба
с ненавистным царем была делом праведным,
но гибель родных, утрата потомственных
вотчин, потеря славного имени, служба чужим
королям, которые к тому же оказались столь
неблагодарны, — как со всем этим было
примириться, подводя жизненные итоги?!
В мае 1583 года Андрея Курбского не
стало...
Судьба его польского потомства не была
счастливой. После долгих тяжб ковельское
имение у вдовы отобрали и с нею самою
поступили грубо, еще раз — посмертно — оскорбив
память князя. Умерла она в начале XVII
века* Сын вырос в Польше, принял
католичество, никаких связей с Русью не имел и умер в
40-е годы. Внук Андрей пошел по стопам
деда — прославился в ратных делах
(разумеется, на польской стороне), воевал с
запорожскими казаками.
Род Курбского угас в 70-е годы XVIII
столетия.
В судьбе его, героической и трагической,
отмеченной и благородными, и сомнительными
поступками, много такого, что потом не раз во
множестве вариантов повторят русские
политические эмигранты XIX—XX столетий.
Ермак (? —1584)
Ни родословная Ермака Тимофеевича,
атамана казачьей дружины, покорителя Сибири, ни
биография его по-настоящему не известны.
Поздние, может быть, сочиненные задним
числом версии ведут его род — одни — из
крестьян северной деревни Борки, что на
берегу Двины, другие (со ссылкой на рассказ
якобы самого Ермака) — из посадской среды
города Суздаля. Предполагают также, будто
служил он в войске (может быть, даже
участвовал в победном походе на Казань), ходил у
уральских купцов и промышленников
Строгановых на стругах по Каме и Волге...
Неясно происхождение редкого имени: то ли оно
означало на языке казаков и вольных
волжских людей «дорогой артельный таган», то
есть «ручную жерновую мельницу», то ли
просто произведено от Ермолая.

346
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Палаты бояр
Строгановых
в Сольвычеюдске, 1565 г.
Народное предание, запечатленное в
летописях и в исторических песнях, начинает
говорить о Ермаке с того момента, когда он —
в роли казачьего атамана — вместе со
своими товарищами оказался перед судьбоносным
выбором. Ясно, однако, что до этого момента
он уже много лет находился в казачьей среде.
Казачья вольница во времена Ивана
Грозного заявила о себе как мощная сила. Массы
обездоленных, беглых, выходцев из городских
низов, крепостных уходили на юг — на Дон,
Терек, в низовья Волги и Яика. Они
становились вольными земледельцами, рыбаками,
охотниками и воинами. В их жизни заметное
место занимали разбойные набеги на речные
и морские караваны, они не боялись
столкновений с чужеземными соседями и стычек с
царскими воеводами.
По поздним рассказам участников
сибирского похода, некоторые из них служили с
Ермаком до этого по десять—двадцать лет. А это
значит, что к началу великих событий,
оставивших след в истории России, Ермаку было уже
лет за сорок.
Народное предание по-своему воссоздает
драматическую ситуацию, в которой
оказались казаки во главе с Ермаком. Они собрали
казачий круг (так называлось казачье общее
собрание, на котором решались все важные
дела) в устье Самары-реки, «на красном
берегу», «на желтом сыпучем песочке». К
участникам круга, как полагалось, обратился
атаман Ермак: «Ой вы братцы атаманы и казаки
донские, яицкие, волжские и терские! Думайте
думу, братцы, чтоб нам не продуматься. На
Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону
нам жить — казаками слыть, а на Яик идти —
переход велик, да и добычи нет».
Ермак напоминал казакам, какую
«негораздую» (то есть нехорошую, неладную)
«шуточку» они сыграли — погромили лодку с казной
государевой и подстрелили государева посла.
Этого им царь не простит, велит всех их
переловить, посадить в темницы, а его, Ермака,
повесить («потому что большему и большая
честь бывает»).
По другим летописным свидетельствам,
казаки напали на суда кызылбашского (персид-

ЕРМАК
347
ского) посла и разграбили их; еще раньше
они грабили на волжских перевозах ногайцев,
и царь послал против них воевод, многие
казаки будто бы были схвачены и казнены,
многие разбежались.
Как возник у казаков замысел идти воевать
Сибирскую землю, остается до конца не
выясненным. По некоторым версиям, можно
допустить, что мысль об этом явилась у них
самих — сказалась извечная тяга к новым
походам и брезжила надежда найти обетованную
землю, где можно свободно жить, не опасаясь
царских воевод. Отметим в речи Ермака
интересную подробность: он обращался ко всем
четырем главным территориальным группам
казаков — донским, волжским, яицким и
терским (гребенским). Конечно же, в реальной
истории те казаки, что уже прочно осели на
Дону, Волге, Тереке, Яике, вряд ли думали
сниматься с обжитых мест ради далекой,
неизвестной Сибири. Народная песня, которую
по-своему пересказала летопись, задним
числом утверждала, что сибирский поход стал
подвигом всего русского казачества.
В летописях, как и в работах позднейших
историков, прочно утвердилась версия, согласно
которой Ермака с товарищами позвали
Строгановы охранять их владения от набегов
сибирских, татарских ханов и князьков. И вот
что по этому поводу можно прочитать в
летописи, составленной у Строгановых: в 1579 году
Семен, Максим и Никита Строгановы
услышали «о буйстве и храбрости поволских
казаков и атаманов Ермака Тимофеева с товары-
щи» и послали к ним с письмами и подарками,
чтобы они «честно и добровольно» шли в их
строгановские вотчины — в городки и
острожки на реке Чусовой — на помощь
«против неверных супостатов» остяков, вогуличей,
татар.
Строгановы, по жалованной царской грамоте,
с 1558 года владели громадными
территориями на Урале, ставили там заводы, солеварни,
города и поселения, вели широкую торговлю с
Востоком. В казаках они надеялись найти
надежную защиту своих владений от
опасностей, которые угрожали им со стороны
местного населения Сибири. Для казаков это был
лучший выход уйти от преследований царских
воевод и получить царское прощение.
Подтверждение этому находим в речи Ермака:
«А если мы перед государем повинимся, и тех
честных людей (то есть Строгановых)
послушаем и к ним на помощь прийдем, то они
напишут милостивые письма с
благопристойными словами государю царю Ивану
Васильевичу, и государь смилостивится к нам и
отдаст нам нашу вину».
Получается, что первоначально Ермак о
завоевании Сибири не думал. Сибирь не была
для русских людей в те времена землей
незнаемой. Еще в начале XII века новгородцы
проложили путь за Камень (так в Древней
Руси звали Уральский хребет); в XVI веке
русские «воевали» на Оби; с XV века
Москва собирала за Уралом дань, а Иван
Васильевич объявил себя «всей Сибирской земли
повелителем», и сибирские ханы, признавая его
власть, стали его данниками. Почувствовав,
однако, со временем, что могущество
Московии слабеет, и пользуясь отдаленностью,
трудностями путей и отсутствием русских
воинских сил поблизости, царь Сибири Кучум не
только отказался исполнять вассальные
обязанности, но и стал нападать на приуральские
области, уводил людей в полон и даже
замышлял большую войну.
Вот в этот-то смутный и напряженный
момент Ермак, поднявшись по Волге и Каме,
привел свою «единомысленную и предобрую
дружину» в составе 540 человек* к
Строгановым. Летописи называют его ближайших
соратников — Ивана Кольца (бежавшего от
царских воевод на Яик), Якова Михайлова,
Никиту Пана, Матвея Мещеряка.
Строгановы, согласно летописи, приняли
казаков с честью, одарили их и обеспечили
обильной едой и питьем.
Под вопросом остается точная дата
появления Ермака на Урале: Строгановская
летопись относит начало переговоров с казаками к
апрелю 1579 года, а приход их якобы совер-
* По другой летописи, у Ермака было 840 человек.

348
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Знамя Ермака Тимофеевича, 1581—1582 гг.
шился «вскоре». Есть и более ранние
датировки — 28 июня того же года и даже 1577
год. Согласно последним разысканиям
историков, Ермак пришел на Урал в 1582 году.
Очень скоро казаки приняли участие в
ратных делах, стояли твердо, бились «сурово и
немилосердно». Возможно, что именно после
успехов в оборонительных сражениях на реке
Чусовой у казаков родилась идея
наступательного похода в Сибирь. Вряд ли
Строгановы сами, без согласия царя, решились
толкнуть казаков на такой смелый и рискованный
шаг. Но и мешать им они не собирались, даже
помогли снаряжением и выделили
дополнительные силы.
Несколько месяцев ушло на изготовление
речных стругов: на каждом предполагалось
разместить по двадцать воинов с полным
снаряжением и запасом продовольствия. Среди
людей Строгановых были не только русские,
но и татары, немцы, литовцы, так что отряд
вырос до 840 человек, «буйственных и
храбрых». Строгановы же снабдили его
«оружием огненным», скорострельными пищалями и
пушечками, дали опытных проводников и
толмачей (переводчиков).
Согласно Строгановской летописи, 1 сентября
1581 года (а по новейшим данным — того же
дня, но годом позже) военная экспедиция,
отстояв положенный молебен, двинулась в путь.
Шли сначала вверх по Чусовой четыре дня
до устья реки Серебряной, потом по этой реке
два дня до перевала. Путь был очень
тяжелый — приходилось местами тянуть струги
бечевой по стремительной, порожистой реке, а
затем и тащить на руках, самые крупные
струги вынуждены были оставить; когда пришли
к Тагилу, изготовили новые суда и плоты.
Затем спустились до Туры-реки и по ней —
до Тобола. Так открывалась перед казаками
Сибирская страна — с могучими деревьями,
росшими из камня до небес, с «дивными
зверьми», изюбрами, оленями, соболем и
лисицами, с реками, полными огромных рыб, и тут
же — с обширными прлянами; страна с
пестрым населением, по-разному встречавшим
пришельцев.
Ермак выступал одновременно как
завоеватель и первопроходец. Н. М. Карамзин
сравнил казаков с конкистадорами Кортеса и
Писарро. Все-таки разница была
существенная: дружина Ермака не шла «огнем и мечом»,
воевала с армиями, а не с безоружным
народом.. И, помимо того, намереваясь остаться в
этих краях, не опустошала их.
Добравшись до Тавды-реки, захватили
здешние укрепленные городки и улусы. В плен к
казакам попал близкий к царю Кучуму Тау-
зак. Его отпустили специально, чтобы он
посеял страх перед ними у Кучума. Таузак
якобы с ужасом рассказывал о необыкновенном
оружии, каким владели пришельцы: «Когда
они стреляют из луков* своих, тогда огонь
пышет и дым великий выходит, и гремит, как
гром на небесах, а стрел, вылетающих из них, не
видать, они наносят раны и убивают до смерти,
а защититься от них никаким ратным
снаряжением невозможно — панцири и кольчуги
наши они пробивают навылет». Этот рассказ
То есть из ружей.

ЕРМАК
349
кажется не очень-то достоверным: вряд ли
сибирские воины прежде не слышали об
огнестрельном оружии у русских.
Летописи сохранили рассказы о нескольких
ожесточенных сражениях, многочисленных
стычках, осадах, захватах городков и о
постепенном продвижении Ермака внутрь Сибири
(«брань жестока», «до смертного сечения»,
«падения с обеих сторон многого
множества»). Казаки терпели немалые потери, и
войско трагически сокращалось, а пополнения
ждать было неоткуда. Более того, над
дружиной Ермака нависла опасность совсем с
другой стороны: когда она уже втянулась в поход,
из Москвы Строгановым пришла гневная
царская грамота — как смели они принять на
службу без государева разрешения известных
воров и разбойников! Войско Ермака должно
вернуть и держать под стражей до прихода
воеводы с отрядом!.. А атаману Ермаку
следовало возвратиться в Пермь, к месту царской
службы.
Строгановы, однако (и к счастью для
казаков), были уже бессильны что-либо
предпринять во исполнение царева указа. А события
стали развиваться по своим законам, вопреки
первоначальным планам Ермака, но и совсем
не так, как требовала грамота из Москвы.
Продвигаясь с боями по Иртышу, казаки
заняли сибирский столичный улус Корачин,
разбили войско главного военачальника —
сына Кучума, Махметкула. В городке Атике
Ермак выдержал тяжелейшую осаду. Возник
вопрос: уходить или «стоять единодушно»?
Приближалась зима, и обратный путь грозил
неисчислимыми трудностями. Да ведь и
клятву давали: не отступать; поворачивать вспять
невозможно — это для казаков величайший
срам.
Было решено: «Постоим против поганых
твердо, не боясь крови и самой смерти». Не
стали отсиживаться за крепостными стенами,
организовали вылазку — и успешно.
Осаждавшие во главе с раненым Махметкулом
бежали. Путь на Кашлык был открыт, Кучум
едва смог задержаться в своем главном
городе на несколько дней, чтобы забрать кое-что
из сокровищ.
Ермак вступил в Кашлык в день святого
Дмитрия Солунского — тем самым победа
его была как бы поддержана свыше.
Летописец описал сказочные богатства, доставшиеся
победителям: золото и серебро, драгоценные
ткани, многоцветные каменья, соболиные,
куньи, лисьи меха. Часть трофеев была поделена
между воинами.
Перезимовали более или менее спокойно,
только однажды Махметкул вероломно
напал на группу рыбачивших казаков и перебил
их всех. В отместку казаки организовали
нападение на татар и захватили самого
Махметкула: это был большой удар для
Кучума — он потерял любимого сына и опытного
военачальника. За этим последовал захват
казаками многих городков и улусов по
Иртышу и Оби. И тут Ермак открылся с новой
стороны — не только как искусный атаман и
удачливый воин, но и как государственный
деятель.
Здесь, в Сибири, перед лицом необъятных
просторов, перед неисчислимыми силами
противника, перед пестрой массой больших и
малых народов и племен, населяющих этот край,
он увидел, как ограничены его возможности:
ему не удержать своими, силами эту страну и
тем более не освоить ее, не осесть в ней
прочно, С мечтой о вольном казачьем царстве
пришлось расстаться. Должно быть, не легко
далось это решение атаману, для которого
свобода от чьей бы то ни было власти, кроме
власти казачьего круга, составляла основу
жизни.
У Ермака достало мудрости, мужества и
расчетливости, чтобы решиться круто повернуть
свою и своих товарищей судьбу: он посылает,
сначала через Строгановых, а потом и прямо в
Москву, — делегацию с сообщением о
великом событии: «Счастьем царство Сибирское
взяли и царя Кучума с воинами его победили
и под государеву царскую высокую руку
многих живущих тут иноземных людей подвели»,
и они «ясак» (дань) обязались сдавать.

350 • ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Так сообщает летопись. Народная
историческая песня вносит свою существенную
поправку: согласно ей, в Москву явился сам
Ермак. Вот с каким благоговением, какими
нежными красками описывается этот не
случившийся в действительности факт:
Садился-де Ермак на добра коня.
На добра коня Ермак, на иноходного.
Уж он едет, едет потихохоньку,
Уж он едет, едет посмирнехоньку.
Подъезжает он к широку дворцу,
К широку дворцу ко царскому.
Ко крылечку подъехал ко крашеному,
Как слез Ермак со добра коня,
И пошел Ермак в царские палатушки.
Уж идет-де он без докладушек,
Идет Ермак потихохоньку,
посмирнехоньку,
Как вошел Ермак во палатушки.
Во светлые царские золушки,
Возговорил Ермак сын Тимофеевич:
«Здорово ты, наш батюшка
православный царь,
Со своими князьями и боярами!
Узнаешь ли Ермака ты сына
Тимофеевича?
Я приехал к тебе с повинною,
Привез тебе свою буйну голову,
И с буйной головой царство Сибирское».
Согласно тем же народным песням, Иван
Грозный принял Ермака милостиво, простил
ему разбойные дела и щедро наградил. И
самая высокая награда:
«Ой ты гой ecu, Ермак сын Тимофеевич,
Ой ты гой ecu, войсковой донской
атаманушка!
Я прощаю тебя да и со войском твоим,
Я прощаю тебя да за твою службу,
За твою-то ли службу мне за верную,
И я жалую тебе, Ермак, славной тихой
Дон».
По другому песенному варианту, царь,
«пожаловав» Ермака, «посылал его в сторону
Сибирскую ко тем татарам котовским, брать с
них дани-выходы в казну государеву».
Летопись же сообщала, что царь, милостиво
приняв делегацию от Ермака, одарил
пришедших, отпустил назад в Сибирь и пообещал
направить скоро туда регулярное войско, а
самому Ермаку послал шубу со своего плеча и два
панциря для защиты от вражеских стрел.
Между тем, в реальности, положение дружины
Ермака становилось все тяжелее. Запасы
иссякали, наступили голодные дни, на казаков
набросилась неведомая дотоле им болезнь —
цинга; Татары сопротивлялись и не
прекращали нападений. Жертвами их стали верные
соратники атамана — Иван Кольцо и Яков
Матвеев.
С наступлением весны пришлось вернуться в
Корачин и держать здесь длительную
оборону. Отличился Матвей Мещеряк,
совершивший несколько удачных вылазок.
В августе часть дружины во главе с самим
Ермаком выступила в новый поход. На реке
Вагай, у места, называвшегося Атбаш,
уставшие от длительного пути казаки устроили
привал. Должно быть, сильное утомление
ослабило у них чувство опасности. К тому же
пошел сильный дождь. Ермак и вся его
дружина заснули под пологами, не выставив
крепкой стражи.
Татары напали внезапно и, действуя одними
мечами, побили спящих и едва проснувшихся
казаков. Спасся только один, благодаря его
рассказу событие и попало в летопись.
Ермак пробудился, когда побоище подходило
к концу. Он выбежал из лагеря к реке и
попытался уйти в одном из стругов. По словам татар
очевидцев, он кинулся вплавь к лодке и тут же
пошел на дно под тяжестью царских доспехов.
По другой версии, он попытался вскочить в
струг, но не достал, оказался в воде — и
«железное одеяние» потянуло его на дно. Кто-то
из татар рассказывал, что между Ермаком и
одним из напавших на лагерь произошел
поединок в воде и тяжелое снаряжение атамана
помешало ему и стало причиной гибели.
В народном предании о Ермаке до обидного
мало подробностей, которые помогли бы
увидеть его внешний облик, а главное —
проникнуть в его мысли, намерения, приоткрыть
завесу над его характером.

ЕРМАК
351
Тело Ермака нашли на
берегу татары и
опознали «по двум
паниырям» — подарку
царя. Они кололи его
тело копьями, но увидев,
что из тега идет кровь,
будто из живого,
«поганые приняли его за
бога и похоронили по
своему обряду».
Миниатюра
из Кунгурской летописи,
XVII в.
j$2u2L
him*
„ .yfiiwf***»!
Летопись изображает его так: «Был он очень
мужественным, и разумным, и человечным;
исполненный мудрости, лицо имел плоское,
бороду черную и волосы кудрявые, роста был
среднего и широк в плечах...» Все важные дела
решал «по приговору всего товарищества».
Ермак — историческое лицо нового типа и
новой эпохи. Народное предание связало его
с прежними эпохами и героями прошлого.
Он действует как былинный богатырь против
нашествия татар, он обладает
сверхъестественной силой. Он — племянник Ильи
Муромца и вместе с ним валит силу неверную,
гонит с Русской земли поганого царя Калина.
Но то же народное предание остро чувствует
новизну Ермака: он — вождь казачьей
вольницы, он горячо привержен ее понятиям и
законам, подчиняется ее воле, но и воплощает ее.
Ермак — не только разбойный атаман,
покоритель Сибири, но и разумный устроитель
мирной казачьей жизни на началах согласия
с царской властью. Символ этой жизни <-
«Батюшка тихий Дон — со вершины до низу,
со всеми реками, потоками, со всеми лугами
зелеными и с теми лесами темными».
Есть что-то символическое и в царском
подарке Ермаку: кто знает, не будь на нем
тяжелого царского панциря, может, он и остался бы
жив... Какова же цена царской милости?
Русская история запечатлела Ермака как
личность, в которой соединились героическое
и трагическое, запомнила как носителя
идеалов народной вольности и, одновременно,
исполнителя великих государственных целей.

352
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Царь Федор Иоаннович (1557/1584-1598)
Федор, сын Ивана Грозного, был последним
царем из рода Рюриковичей. До гибели
старшего брата Ивана (в сердцах убитого
Грозным) ему была уготована участь
удельного князя вдали от Москвы.
Он был женат на Ирине Годуновой, сестре
Бориса и племяннице близкого к царю боя-
рина Дмитрия Годунова. Детей у них не
было, и когда Федор оказался наследником
престола, Иван Грозный задумал развести
его с женой, но сын воспротивился тому.
Между тем Федор от рождения был
умственно и физически неполноценным:
«скорбел ногами». Он был очень
набожным, при этом любил дикие забавы, нередко
кончавшиеся кровью, и потехи вроде боя
охотника с медведем. Его бледное лицо
постоянно сияло улыбкой. Грозный,
справедливо полагая, что Федор не способен
Царь Федор Иоаннович.
Парсуна. С оригинала XVII в.
управлять государством, в завещании
назначил опекунский совет в составе
четырех бояр-регентов, членов Боярской думы.
31 мая 1584 года состоялась коронация, но
болезненный, слабый телосложением
Федор не выдержал долгой церемонии и
передал знаки царской власти — скипетр и
державное яблоко — двум боярам. Он
вообще не был готов к роли царя, не умел
властвовать, ему не под силу было
исполнять даже дворцовые ритуалы. Он
посвятил себя преимущественно делам религии.
По его распоряжению на Руси было
учреждено патриаршество (первым принял
этот высший духовный сан митрополит
Иов).
Годы правления «тихого» Федора
отмечены острейшей борьбой за влияние между
боярскими кланами и сменой «главных»
лиц. Эта борьба сопровождалась
многочисленными выступлениями городских
низов и усилением разбоя в стране. Во время
царствования Федора Россия вела войны
со Швецией, крымскими татарами и
турками, на юге страны была значительно
отодвинута оборонительная линия и
появились новые крепости. Были
предприняты также успешные шаги по
дальнейшему завоеванию Сибири.
В результате ожесточенной борьбы среди
правящей верхушки победу одержал Борис
Годунов и его окружение. С именем Бориса
связаны почти все крупные политические
события тех лет, в том числе и меры по
дальнейшему закрепощению крестьян.
Своим влиянием на царя Борис Годунов
отчасти был обязан своей сестре, царице
Ирине, которая имела над мужем большую
власть.
После смерти Федора Иоанновича,
согласно его духовному завещанию, Москва
должна была присягать его вдове. Однако
царица Ирина, потрясенная убийством
царевича Дмитрия, постриглась в монахини и
остаток жизни провела в Новодевичьем
монастыре.

ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
353
Борис Годунов
Годуновы принадлежали к захиревшему
боярскому роду, но один из них, Дмитрий
Годунов, попал в опричный корпус и сделал
при дворе Ивана Грозного карьеру. Его
племянник Борис после смерти отца
вошел в семью дяди и рано оказался при
дворе. Позднее он женился на дочери Малю-
ты Скуратова, а его сестра стала женой
царевича Федора, чем укрепил свое
положение. Он успешно продвигался по службе
несмотря на опасную близость к
подозрительному царю и его опричникам и в
тридцать лет стал боярином.
После смерти Ивана Грозного Годунов
оказался у самого руля власти. В
результате острейшей борьбы в боярской*
верхушке он к 1595 году, при Федоре Иоанно-
виче, стал фактически правителем
России. После смерти Федора Иоанновича
началась борьба за избрание нового царя.
Годунову удалось одержать победу над
соперниками, организовав дело так, чтобы
патриарх Иов «упрашивал» Бориса
принять корону. Здесь в полной мере проявил
он свои навыки и способности мастера
закулисных интриг, политических
комбинаций, искусного сочетания силовых мер с
подкупами и уговорами.
В годы правления царя Федора и в первые
годы своего царствования Борис Годунов
немало сделал для укрепления
Московского государства, упрочения дворянства,
осуществил успешные внешнеполитические
мероприятия, расширил торговые
сношения с европейскими державами. Его
повелением были заложены города Царицын,
Самара, Саратов, Томск и другие.
Однако его меры, направленные на
прикрепление к земле крестьян и утверждение
крепостного права, привели к обнищанию
народа, а неурожаи 1601—1603 годов и
страшный голод поставили страну на
край гибели. Появление Лжедмитрия и
начавшаяся война довершили дело: Борис
Годунов, много болевший, умер в апреле
1605 года от апоплексического удара.
(1552/1598-1605)
Обвинения в том, что Борис Годунов был
виновником гибели малолетнего царевича
Дмитрия в Угличе, которые
распространялись и при его жизни и прочно вошли в
народное предание и позднюю историю, не
могут считаться доказанными
фактически и не подтверждаются современными
исследователями. Более того, ныне
признано, что смерть Дмитрия никак не
была в интересах Бориса и не входила в его
планы.
Борис Годунов.
С портрета, хранящегося в Архиве Министерства
иностранных дел

354
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Дмитрий Самозванец (?/1605-1606)
Сын Ивана Грозного от Анны Нагой
царевич Дмитрий мальчиком погиб при
неясных обстоятельствах в Угличе в 1591
году. Распространялись слухи о нанятых
убийцах, и молва приписывала это дело
Годунову.
Вскоре после смерти царя Федора
появились слухи, будто Дмитрий жив, В конце
1602 — начале 1603 года в имении
польского магната князя Адама Вишневецкого
объявился самозванец — якобы
оставшийся в живых Дмитрий. Установлено еще
при Годунове, что это был беглый монах
Чудова монастыря Григорий, в миру Юрий
Отрепьев, ловкий авантюрист, бывший
боярский холоп. Будучи поддержан поляками
и используя широкое недовольство
властью и раздоры в правительственном
лагере, Дмитрий с польским войском в 1605
году занял Москву (Борис Годунов к тому
времени уже умер) и был коронован на
царство. Московское население в массе
поддержало его, и бояре ему подчинились.
Дмитрий стремился создать образ
доброго царя, вернул боярам, обиженным при
Годунове, их привилегии, старался
заручиться поддержкой дворян, издал закон,
несколько облегчавший положение холопов.
В то же время он во внутренней и
внешней политике хотел выполнить обещания,
которые дал польскому королю, сместить
бояр с высших постов и усилить власть
иноземцев. Тайный католик, он с
пренебрежением относился к старым обычаям и
православию. Власть и брак с полькой
Мариной Мнишек вскружили ему голову. Как
всякий холоп, получивший власть, он вел
себя высокомерно, без всякой меры тратил
казенные деньги, упивался роскошью и
разными потехами.
Недовольство зрело и вылилось сначала в
столкновение с бесчинствовавшими
поляками, а затем в мятеж 17 мая 1606 года,
возглавленный В. Шуйским и
закончившийся убийством Дмитрия Самозванца и
публичным поруганием: труп его был
выставлен на Лобном месте, затем зарыт, но
через несколько дней извлечен из земли и
сожжен за Серпуховскими воротами.
Григорий Отрепьев стал первым, но не
последним в ряду самозванцев, заявлявших о
своих претензиях на российский престол.
Бракосочетание Лжедмитрия с Мариной Мнишек в Москве, в 1606 г.

ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
355
Василий IV Шуйский (1552/1606-1610/1612)
Бояре Шуйские вели свой род от брата
Александра Невского. С начала XVI века
заняли место среди высшей знати Руси.
Во времена правления Бориса Годунова
глава семьи Иван Петрович с сыновьями
вели против него борьбу, потерпели
поражение и подверглись заточению и ссыпке.
Василий Иванович был возвращен из
ссылки и по поручению Годунова возглавил
расследование гибели царевича: он в угоду
Борису подтвердил смерть Дмитрия от
несчастного случая. Коварный и угодливый,
мастер интриг, способный на любую ложь,
Василий Шуйский «гнул шею перед силою,
а когда она слабела, топтал то, перед чем
преклонялся» (Н. И. Костомаров). Он
сначала перешел на сторону Лжедмитрия,
заявив, что царевич остался жив, затем
возглавил заговор против него. В мае 1606
года кучка приверженцев, поддержанная
московской толпой, «выкрикнула» имя
Василия как царя на Красной площади. Так
пятидесятичетырехлетний боярин занял
престол и, чтобы удержаться на нем,
поклялся ограничить свою власть в пользу
бояр и дворян. Он установил
пятнадцатилетний срок для розыска беглых
крестьян.
Правление Василия пало на разгар Смуты.
Ему удалось подавить восстание Ивана
Болотникова, но в борьбе с Лжедмитри-
ем II он потерпел поражение. Пытаясь
найти поддержку у шведского короля,
Василий уступил шведам город Корелу с
землями на Севере. Летом 1610 года войско
Василия Ивановича было разбито
польским королем Сигизмундом. После этого
дворянская партия во главе с Ляпуновым
свергла Василия. Его насильно постригли в
монахи, поляки увезли его в Варшаву, где он
умер. Почти три года Русь оставалась без
царя и фактически без центральной
власти, раздираемая междоусобицами и
польско-шведской интервенцией.
Царь Василий Шуйский. Миниатюра из «Титулярника»

356
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Козьма Минин (?—1616) и князь Дмитрий Пожарский (?-1642)
История и народное предание навеки
соединили эти два имени. И как символ
этой неразделимости стоит им
памятник на Красной площади в Москве.
Осенью 1611 года, когда чужеземцы, шведы
и поляки, хозяйничали в Москве, Новгороде,
не стало в государстве власти и не было
войска, из Троице-Сергиева монастыря
пришла в Нижний Новгород грамота с
призывом к русским людям объединиться
ради спасения родной земли. Тогда-то к
горожанам с горячим словом обратился
посадский староста Кузьма (Козьма) За-
харьевич Минин, по прозванию Сухорук,
торговец скотом («ремеслом говядарь»):
«Православные, не пожалеем животов
наших, дворы свои продадим, жен, детей в
кабалу отдадим... Будем бить челом, чтоб
шли заступиться за истинную веру...»
Новгородцы тут же выбрали Минина за
«старшого человека», а начальником
ратной силы решили призвать князя
Дмитрия Михайловича Пожарского: тот ничем
не запятнал себя в Смуту, храбро
действовал в сражении против поляков, когда те
вошли« Москву, был ранен.
По инициативе Минина было решено
отдавать пятую часть всего достояния каждой
семьи, монастыря, церкви и проч. И в других
городах поступали так же. Весь народ
участвовал в подготовке ополчения, и ратные
люди стекались в Нижний Новгород.
Одновременно Пожарский собирал вокруг себя
земскую думу, вел переговоры со шведами, с
казаками, стоявшими под Москвой.
В августе 1612 года ополчение подошло к
Москве, отбросило спешившее на помощь
полякам войско, заняло город и осадило
Кремль. В октябре голодные поляки
вынуждены были капитулировать. Минин и
Пожарский торжественно ввели
ополчение в Москву.
Пожарскому удалось избежать
возможных столкновений земского войска с
казаками. Москва стала готовиться к
важнейшему делу —■ избранию нового царя.
Кузьма Минин скончался в 1616 году.
Дмитрий Пожарский впоследствии, уже
при коронации Михаила Романова, в 1613
году, получил сан боярина, участвовал в
продолжавшейся войне с поляками и
скончался в 1642 году.
Парад при открытии памятника Минину и Пожарскому в Москве

ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Царь Михаил Федорова
После изгнания поляков из Москвы и
победы народного ополчения в Москве
собрались представители городов, сел, духовной
власти для избрания нового царя. Сначала
было решено, что на российский трон не
будет приглашен никакой иностранец.
При обсуждении кандидата на престол
начались споры, столкновения мнений,
пошли интриги, подкупы. Были отклонены
все, кто так или иначе участвовал в
Смуте. В итоге победили выступившие
совместно представители казачества и
дворянства. Их поддержали москвичи. На
Великом земском соборе (выборные люди
со всей Руси) царем был избран
шестнадцатилетний Михаил из боярской семьи
Романовых, которые пользовались
большой популярностью в Москве. Сыграла
свою роль родственная связь их с
последней ветвью Рюриковичей: дед Михаила
Никита Романов был братом Анастасии
Романовой, жены Ивана Грозного.
Большим влиянием пользовался отец Михаила
патриарх Филарет, пострадавший от
Годунова (насильно постриженный в монахи
и сосланный).
Михаил был болезненным и
слабохарактерным, так что важную роль в
управлении страной играли его родители:
митрополит Филарет (до 1633 года) и мать
Марфа, а также боярское окружение.
Главное, что было достигнуто при царе
Михаиле, — полностью разоренная страна
постепенно приходила в себя, была
восстановлена утраченная государственная
власть, создано местное управление, заново
выработаны законы, стала действовать
судебно-полицейская власть, то есть
начал устанавливаться порядок на Руси.
Потребовались долгие годы для
возрождения земледелия и вообще экономической
жизни страны.
Последствия Смуты сказались на
внешнеполитическом положении Руси. Москва
вынуждена была уступить Польше и
Швеции города и земли на Западе и Севере,
357
Романов (1596/1613-1645)
в том числе земли Смоленские и
Черниговские, Ивангород, Копорье, Орешек. Но Русь
была сохранена, и времена Смуты уходили
в прошлое.
Михаил Романов был женат дважды: на
Марье Владимировне Долгорукой, а затем
на Евдокии Лукьяновне Стрешневой. От
второго брака родился сын Алексей,
которому, по смерти царя Михаила Федоровича,
присягнула Россия.
Царь Михаил Федорович.
Из книги «Российский царственный дом
Романовых»

358
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Царь Алексей Михайлович
(1629/1645-1676)
Между концом царствования Ивана
Грозного и воцарением Алексея Михайловича
пролегло шестьдесят лет, и были они заполнены
бурными событиями, потрясавшими страну.
На троне российском сменялись лица самого
разного происхождения, несхожих характеров,
страстей и интересов: умственно убогий и
слабый здоровьем Федор Иоаннович, сын
Грозного — последний представитель
династии московских великих князей, ведшей
начало от Ивана Калиты; царь Борис Годунов,
занявший не надолго престол после
острейшей борьбы соперничавших партий; первый
на Руси самозванец Григорий Отрепьев,
выдававший себя за сына Ивана Грозного
Дмитрия, якобы чудом уцелевшего от
покушения на него в Угличе... Наконец, после
тягчайших лет Смуты, безвластия, в обстановке
крайнего разорения страны был возведен на
престол юный Михаил Романов и началось
трехсотлетнее правление династии
Романовых.
За тридцать лет царствования Михаила, отца
Алексея, много было сделано, чтобы
преодолеть последствия Смуты, вывести страну из
развала, восстановить порядок в государстве,
укрепить монархию. Взошедшему на трон в
шестнадцать лет Алексею предстояло
продолжить эту работу. Судьба отпустила ему, как и
его отцу, тридцать лет — срок для истории
ничтожный. И тем не менее мы теперь говорим
о времени Алексея Михайловича — это
переходная эпоха, завершение истории Древней
Руси, этап, когда начали пробиваться в
разных сферах жизни, общества, культуры ростки
нового — того, что в полную силу станет
возрастать десятилетиями спустя, при Петре
Великом. И царь Алексей Михайлович — в
самом центре этих процессов. В его облике,
повседневном поведении, в отношениях с
подданными, в государственных делах, больших и
малых, очень явственно открывается
двойственность царской натуры: он предан многим
заветам старины и одновременно тянется (и
тянет за собою других) к новому...
В детстве обучение его текло по издревле
проложенному пути: на шестом году учился
Жизнь
в московском тереме,
XVII век

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
359
царевич читать по букварю, специально для
него составленному. Через год стал читать Ча-
совник — сборник текстов для повседневного
богослужения, скоро вслед за ним — псалтырь,
а потом — деяния апостолов; семи лет
принялся за письмо. Грамота неразрывно была
связана с усвоением основ христианской
веры. В девять-десять лет царевич овладел
началами церковного песнопения и во время
служб пел на клиросе по крюковым йотам.
Самое службу познал не хуже
церковнослужителей... Но уже повеяло и другим ветром.
Воспитатель его, «дядька», боярин Борис
Иванович Морозов, один из первых русских
«западников», старался привить своему
воспитаннику интерес к чужеземным достижениям
для Руси диковинным: у мальчика были
игрушки немецкой работы, Морозов вел
занятия с ним по немецким гравированным
картинкам и даже одевал царевича в немецкое
платье.
В повседневном обиходе Алексей
Михайлович всю жизнь строго соблюдал распорядок,
завещанный предками. Вставал в четыре
утра, умывшись, творил утреннюю молитву и
слушал духовное чтение; спустя немного
времени вместе с царицей шел в одну из
дворцовых церквей на заутреню, а иногда и на
раннюю обедню. Непременно приходил к
поздней обедне. В церкви бывало решал и дела.
В праздничные дни присутствовал при всех
службах и церемониях и сам любил принять
участие в обрядах: на Крещенье Господне,
надев богатое платье, унизанное жемчугом и
осыпанное драгоценными камнями, совершал
вместе с верующими шествие «на Иордань»;
в Вербное воскресенье вел под уздцы коня,
на котором восседал патриарх... Накануне
праздников раздавал милостыню, посещал
тюрьмы, выкупал должников.
Посты соблюдал самым строгим образом,
стоял в церкви по пять-шесть часов, клал по
тысяче и по полторы земных поклонов.
Придерживался строжайших правил в еде, когда
постился (а постился он большую половину
года): обедал три дня в неделю — ничего мяс-
Зерцала Алексея Михашговича.
Работа мастера Никиты Давыдова, 1663 г.
ного, в остальные дни — по куску черного
хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу, а в
отдельные дни не ел вовсе. К царскому
обеденному столу в обычные дни готовилось до
70 блюд, но сам Алексей Михайлович
довольствовался малым, а большинство яств
отправлял боярам, окольничьим или просто тем,
кого в данный момент отличал. В
мясопустную неделю (на масленицу, перед Великим
постом) в столовую палату приглашали толпу
нищих, и царь их угощал и обедал с ними.
Во всем этом не было ничего показного,
Алексей Михайлович следовал такому образу
жизни естественно, охотно, неизменно
сохраняя хорошее настроение и веселость. Был о"н
примерным семьянином, ценил душевный
покой.
При этом дорожил всеми внешними
сторонами царской власти, строго следил за
соблюдением сложной дворцовой обрядности, ему
нравились громкие титулы, какими
сопровождалось произнесение или написание его имени.
Выезжал не часто, но всякий раз выезды его в

360
Царь Алексей Михайлович.
Портрет работы С. Лопуцкого, XVII в.
город обставлялись с большой пышностью:
бояре должйы были стоять у него в санях по
сторонам и на оглоблях, толпа Придворных
следовала за ним, и отряд стрельцов человек
до ста расчищал путь.
И при этом не старался держать в руках все
бразды правления, делился властью с боярами
и жил с ними в ладу. Не страдал он ни
подозрительностью, ни властолюбивой
жестокостью. Правда, бывал вспыльчивым, мог
потерять самообладание и тогда не знал меры в
брани и оскорблениях и даже давал волю
рукам. Однажды в Думе шел неприятный
разговор по случаю поражения русского войска
в Польше, и тесть царя Илья Данилович Ми-
лославский, никогда не бывавший в походах,
самонадеянно заявил: если ему дадут
командовать, то он приведет польского короля
пленником. Царь набросился на него: «Как ты
смеешь, худой человечишка, хвастать своим
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
искусством в деле ратном? Когда ты ходил с
полками?» И еще надрал ему бороду и
пинками выгнал вон.
Справедливости ради стоит добавить, что царь
быстро остывал, шел на мировую и
задабривал подарками обиженного. Доброта и
мягкость, отходчивость царя были всем известны.
Людям, попавшим в беду, писал письма со
словами утешения и ободрения.
Ранней весной, летом и осенью Алексей
Михайлович увлекался соколиной охотой в
окрестностях Москвы — соколиная служба у него
была поставлена на государственную ногу, —
зимой ходил на медведя и лося, гонял
зайцев. А вот описание внешнего облика царя:
полная, тучная фигура, белое, с румянцем, лицо,
обрамленное окладистой бородой, русые
волосы на голове, кроткое выражение глаз...
Прожил он всего 46 лет, был дважды женат и
оставил после себя вдову Наталью
Кирилловну4 с сыном Петром и дочерью Натальей, а
трон передал сыну Федору — от первого
брака с Марьей Ильиничной Милославской, от
которой оставались еще царевна Софья и
царевич Иван (а остальные десять детей
умерли при жизни царя).
Кажется, царь Алексей был создан, чтобы
править строго и тихо, поддерживая порядок и
ничего не меняя, лишь понемногу
совершенствуя жизнь в стране. К его имени появился
эпитет — «Тишайший», который, очевидно,
должен был подтверждать «тихость»,
спокойствие правления. Выходило на деле, однако,
совсем по-другому.
Россия вовсе не была приготовлена к
мирному благоденствию. Не готовы были прежде
всего низы, массы. В годы правления
Алексея Михайловича окончательное
законодательное завершение получило крепостное
право: были упразднены так называемые
урочные годы, то есть отменялись сроки
давности на розыск и возвращение бежавших
или перешедших к другому владельцу
крепостных. Жизнь простого люда не становилась
лучше. Ко всему тому время от времени
обрушивались неурожаи и голод, а в 60-е годы

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ 361
пришла чума, опустошившая наполовину
города и села. То и дело возникали поводы
для возмущений и выступлений против
власти, почти непрерывно вспыхивали мятежи: в
1648 году — в Москве, Устюге, Томске и
других городах; в 1650-м — в Пскове и
Новгороде; в 1662-м — опять в Москве; в 1668—
1676-м — на Соловках; в 1670—1671-м
большую часть России потрясло восстание
Степана Разина. Бунты против ненавистных
бояр, воевод, наместников бывали и раньше.
XVII век привнес в них нечто новое, грозное,
особенно опасное для власти — это
решительный упадок в народной массе не то что
благоговения, но и простого уважения к
правящим кругам и даже — страшно было
подумать — к самим носителям высшей власти. О
правящем царе — подчас во всеуслышание —
могли говорить такие речи, что доносчики не
смели даже передавать их, ограничиваясь
общими словами: «речи матерны и с
государевым именем».
В 1662 году в Москве произошел «Медный
бунт». Правительство, попав в трудное
положение, еще раньше стало чеканить вместо
серебряной монеты медную — с той же
стоимостью. Разница между рублями серебряными и
медными, конечно, скоро обнаружила себя и
выросла до пятнадцати раз. Нашлось немало
охотников чеканить медные монеты самим —
страна наводнилась фальшивыми деньгами.
Начались преследования тех, кто подделывал
деньги, и, как водится, пострадала мелкая
сошка, а главные «воры» остались в стороне. В
один прекрасный день разгневанная толпа
тысяч в пять явилась в Коломенское, любимую
летнюю резиденцию царя, и стала требовать,
чтобы наказали виновников из ближнего
окружения царя. Алексей Михайлович
вынужден был выйти к собравшимся, его
обступили и, держа за пуговицы кафтана, заставили
побожиться и даже ударить по рукам с одним
из главарей, что он разберется с этим делом.
Когда же во двор вломилась новая толпа и
стала требовать незамедлительной выдачи
«воров» (а среди них был и тесть царя Мило-
славский), царь Алексей кликнул стрельцов, те
принялись избивать всех подряд. Следствием
бунта явились многочисленные казни,
жестокие наказания и ссылки.
С особой беспощадностью и жестокостью
было подавлено движение казаков и
крестьян под водительством Разина. А сам Разин
остался в народной исторической памяти, с
его образом народ связывал представления о
свободе и о борьбе за вольную жизнь.
Недаром столетиями жили исторические песни,
воспевавшие вольного атамана во главе
казачьих дружин, разбивавшего на Волге
царские суда и вершившего расправу над
воеводами. Со времен Степана Разина в народное
сознание вошел образ вольнолюбивого
разбойника, страдающего за простой люд.
Раскол: под этим названием вошло в историю
событие, имевшее для русского народа
поистине судьбоносные последствия. По
инициативе деятелей церкви и при поддержке царя
была начата большая работа по исправлению
богослужебных книг и приведению в
порядок различных сторон церковной службы.
Возглавил эту работу Никон, ставший
патриархом в 1652 году. Выходец из крестьян,
человек громадной духовной силы, с жестким
волевым характером, он за каких-нибудь
шесть лет совершил восхождение к вершинам
церковной власти на Руси. Алексей
Михайлович сердечно привязался к нему, во всем
доверял и понемногу уступал ему от своей
власти. Когда царя не было в Москве, Никон
правил за него.
Постепенно Никон возомнил о себе как
стоящем выше царя и даже позволял себе
высказывания вроде такого: «Мне царская
помощь не надобна, плюю на нее и
сморкаюсь». Он добился того, что его стали
называть великим государем. По мягкости
характера и расположению к Никону Алексей
Михайлович поздно распознал своего
любимца. В конце концов произошел разрыв.
Никон сделал решительный шаг —
самовольно оставил патриарший престол, должно
быть, надеясь, что царь станет умолять его

362
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
вернуться. Но царь не стал, и звезда Никона
закатилась.
Между тем, начатая им реформа не прервалась.
В чем была ее суть и во что она обернулась?
За прошедшие столетия в церковной службе
на Руси накопились разного рода отличия от
греческой, которая считалась образцом.
Кроме того, появился разнобой в исполнении
некоторых служб на местах. Какие-то из
отличий были узаконены постановлениями
соборов. Многовековая практика прочно
укрепилась на Руси, служители церкви и верующие
воспринимали ее как единственно
правильную, святую и не помышляли о переменах. И
Трон «Алмазный» царя Алексея Михайловича,
1659 г.
вдруг: вместо двоеперстного крещения
(осеняя себя крестным знамением складывали
два пальца — указательный и средний)
вводилось троеперстное. Противники
нововведения определили его как подсказанное
дьяволом («кукиш»). Привычное и святое имя
Исус требовалось теперь писать и
произносить с двумя «и». Вместо «многогласной»
службы (когда текст богослужебной книги
читался одновременно четырьмя-шестью
исполнителями) вводилось «единогласное» (то
есть последовательное), а оно довольно-таки
заметно удлиняло службу. Вводились
проповеди, с которыми священники должны были
выступать в церквах. И еще кое-что другое.
По инициативе Никона началось
исправление богослужебных книг. За образец брались
книги греческие и сохранившиеся старые
славянские. Недовольство у Никона вызывали
иконы традиционно русского письма. По его
велению их забирали из домов, сжигали
(Алексей Михайлович и тут проявил
мягкосердечие, посоветовав Никону лучше зарывать
иконы в землю).
Главный смысл реформ заключался в том,
чтобы установить единый порядок в
богослужении, унифицировать всю церковную
практику по греческому образцу. В сфере
государственной этой же цели должно было
послужить Соборное Уложение — свод законов.
Между тем реформа Никона привела,
напротив, к расколу русского общества: люди
разных сословий — крестьяне, купцы,
священнослужители, бояре отвергали реформу,
продолжали служить по-старому и сохраняли старые
книги. Всех их объединяла горячая
преданность не просто прежним, теперь
преследуемым правилам церковных обрядов и букве
старинных книг, но вообще старине, вековым
традициям в быту, в поведении, в семейном
устроении, в законах морали. Они со страхом
и неприятием относились к тому, как в
русскую жизнь входили те или другие элементы
жизни чужеземной, как в Москве и в других
местах все чаще появлялись «немцы» — то
есть пришельцы с Запада.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
363
Улица Москвы в середине XVII в. Из книги Адама Олеария «Описание путешествия в Московию...», 1663 г.
Недовольство оборачивалось выступлениями
против власти, светской и церковной. Никон
же силой насаждал реформу. Несогласные
были объявлены раскольниками, их
преследовали, наказывали, а они готовы были терпеть
любые муки ради своей старой веры. Раскол
выдвинул своих вождей, ревнителей старых
обрядов, идеологов, за которыми
старообрядцы готовы были идти куда угодно. Среди них
одна из самых ярких фигур — протопоп
Аввакум (1620—1682 годы). Был он
фанатичным сторонником старины, непримиримым
борцом против Никона, ничего и никого не
боялся, всюду открыто и громко проповедовал
свои взгляды и обличал «ересь
никонианскую». Его бросали в тюрьму, сажали на цепь,
морили голодом, били палками и топтали
ногами, ссылали вместе с семьей в Сибирь. Его
пытались задобрить, уговорить, подкупить, а он
стоял на своем, «кричал» повсюду,
«проповедуя слово Божие». Он не боялся поднять
голос и на самого царя.
Аввакум был талантливым писателем, и
главным его сочинением стало «Житие» —
книга о его жизни и борьбе за веру.
Произведение поразительное по новизне,
страстности выражения и жизненной правдивости.
Впервые русский писатель так широко
обратился к стихии живой, свободной речи, так
естественно соединил подробности реальной
действительности с раскрытием своего
душевного мира и с горячими проповедями,
обличениями, выражением сочувствия к
единомышленникам.
«Житие» раскрывает нам образ самого
Аввакума — его понятия об истинной вере и
требования к жизни и к людям,
неразрывную связь между словом и поступком, его
страдания, перенесенные, подобно первым
христианам, с беспримерной стойкостью...

364
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
(ШГ—^,*ДЛ
1
Непреклонная боярыня Морозова. Художник В. Суриков, 1887 г.
Вот лишь один пример. Пять недель
Аввакум с женой и детьми бредут по голому льду
из Сибири в Москву. Протопопица падает от
изнеможения, кто-то спотыкается и падает на
нее, оба не могут подняться. «Долго ли муки
сея, протопоп, будет?» — спрашивает она
мужа. «Марковна, до самыя смерти», —
отвечает тот. И Марковна мужественно и
покорно: «Добро, Петрович, ино еще
побредем».
Свое «Житие» Аввакум написал в Пусто-
зерском остроге (Печорский край), сидя в
земляной тюрьме, куда за несговорчивость
отправил его царь. Просидел здесь протопоп
пятнадцать лет, не смирившись и не утратив
силы духа. Он оставался и там опасным для
церкви и царя. Уже после смерти Алексея
Михайловича при царе Федоре Алексеевиче
Аввакумах несколькими
единомышленниками сожгли в срубе — «за великие на царский
дом хулы».
Сурово расправлялись власти с видными
представителями раскола. Современному
читателю хорошо известна картина В. И.
Сурикова «Боярыня Морозова»: зимняя
Москва, толпы людей разных сословий, в санях
боярыня с лицом суровым, на котором
фанатически горят глаза, правая рука ее поднята со
сложенными двумя перстами. Феодосия
Прокофьевна Морозова — вдова боярина,
занимавшего при жизни одно из первых мест
при дворе (был он братом Бориса Морозова,
«дядьки» царя, владел несметными
богатствами). Феодосия вместе с сестрой, Евдокией
Урусовой, стала горячей последовательницей
Аввакума. Царь, не посмотрев на то, что они
обе были в свойстве с ним и с царицей,
отправил их в тюремную яму в Боровске, где их и
уморили голодной смертью.
И множество раскольников из простых людей,
чьи имена не сохранились, поплатились
жизнями и имуществом, бежали от никонианских
преобразований на окраины в поисках
пристанища, создавали поселения в Сибири, на
Алтае, на севере и на юге Европейской России.
Когда у Алексея Михайловича поколебались

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
365
столь обычные для русских людей того
времени недоверие и неприязнь к Западу, всему
западному и даже страх перед ним, а явились,
напротив, любопытство и готовность кое-что
перенять, внести в свою жизнь? Может быть,
еще когда боярин Борис Морозов
одел.своего воспитанника и его брата в немецкое
платье? Или позже, когда царь во главе своего
войска прошел по Польше и насмотрелся там
на разные диковинные вещи? Во всяком
случае, именно после возвращения из похода
царский дворец стал украшаться на западный
манер обоями из золотой кожи с тисненными
на них изображениями трав, цветов, зверей и
птиц; польских мастеров позвали вырезать
окна и двери новой столовой; появилась
мебель немецкого и польского образца. Царь
увлекся — опять же на европейский манер —
разведением садов с экзотическими для
Руси деревьями, кое-что позаимствовал из
этикета польского королевского двора. И сам
царь, и некоторые его придворные завели
нарядные немецкие кареты, стали украшать
палаты картинами и часами. Любимцу своему
и бывшему «дядьке» Борису Морозову
Алексей Михайлович преподнес роскошный
свадебный подарок — карету, обтянутую золотой
парчой и окованную серебром, с
посеребренными шинами.
Но появилось уже и кое-что посерьезнее.
Западные новшества коснулись военного
дела, организации обороны, вооружения
русских войск. Появился полк «иноземного
строя». Иностранные рудознатцы в этот
период появились на Урале. Все больше
ощущалась потребность в знающих иноземцах.
В 1652 году в Москве возникла Немецкая
слобода.
Сторонники сближения с Западом появились
уже в Москве, в ближайшем окружении царя.
Кроме уже не раз упоминавшегося Б.
Морозова назовем здесь Афанасия
Ордин-Нащокина. Блестящий дипломат и опытный
полководец, много сделавший для развития
торговли и улучшения финансовых дел Руси,
образованнейший по тем временам человек, ред-
Патршрх Никон
кой честности, был он одним из
предшественников «птенцов гнезда Петрова», ранним
русским «западником».
Федора Ртищева Алексей Михайлович
извлек из небытия и приблизил к себе: в
построенном им Спасо-Преображенском
монастыре открыл едва ли не первое на Руси
училище, где обучал языкам славянскому и
греческому, словесным наукам и философии. В эти
же годы печатается первая на Руси
грамматика Мелетия Смотрицкого.
Самый верный показатель перемен в
обществе — просвещение, литература. Новые веяния
и запросы сказались на распространившейся
в XVII веке переводной литературе.
Появились книги, расширяющие и обновляющие
знания русского человека о мире: по истории,
географии, медицине, словари. Появляются
переводы светской литературы:
«Метаморфозы» Овидия и басни Эзопа; особой
популярностью пользуются рыцарские и любовно-
авантюрные романы в их народных вереи-

366
ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ях — о Бове Королевиче, Петре Златые
Ключи и подобные.
Рождается новая для Руси литературная
форма — книжная поэзия, и она находит
прибежище раньше всего при дворе царя
Алексея. На Руси издавна существовали
придворные летописцы, великие князья и цари
держали Сказочников, рассказчиков, их
развлекали скоморохи. Впервые у Алексея
Михайловича появился придворный поэт — это
был Симеон Полоцкий, получивший
образование в Киеве и Польше, а с середины 60-х
годов поселившийся в Москве. Он обучал
детей Алексея Михайловича, выполнял кое-
какие поручения царя, организовывал в
Москве первые школы, но главное, сочинял стихи,
пьесы, переводил с латинского и польского.
ВПвЕ
Стихотворение Симеона Полоцкого в форме креста
Вошло в обычай, что по случаю разных
торжественных событий при дворе Симеон
Полоцкий читал свои новые вирши (так принято
называть силлабические стихи XVII—XVIII
веков, то есть стихи, мерой для которых
служило равное число слогов в строке и
обязательная — обычно женская — рифма).
Главной темой в них было прославление
могущества Российского государства и изображение
идеального монарха, но также — и обличение
невежества, пороков духовенства.
Алексей Михайлович принял самое
непосредственное участие в рождении первого
русского театра. На Руси и прежде были
распространены народные праздничные
представления скоморохов, ряжение, по-видимому,
игрались небольшие драматические сценки.
Искусство это справедливо называют дотеат-
ральным.
Алексей Михайлович выступил в роли
гонителя скоморохов: в 1648 году он разослал
распоряжение, в котором запрещал — под
угрозой наказания батогами и ссылок в дальние
места — выступления скоморохов с гуслями,
домрами и волынками, с медвежьими
плясками и требовал от воевод, чтобы те отбирали,
ломали и жгли музыкальные инструменты и
«всякие чудесные бесовские сосуды». С того
времени скоморошество на Руси резко пошло
на убыль, и лишь следы его можно найти в
народной культуре позднего времени.
Конечно, это было гонение не на театральное
зрелище, а на языческие игрища, противные
христианской вере, но упорно коренившиеся на Руси
вопреки семивековому христианству.
Царь Алексей Михайлович велел устроить
при дворе настоящий театр. Из донесений
послов он знал немного о театральной жизни
при дворах западных государей, но ему долго
не удавалось устроить нечто похожее у себя.
В 1672 году, по случаю рождения у второй
жены царя Натальи Кирилловны первенца,
Петра, Алексей Михайлович велел поставить
спектакль. Первым режиссером (и
драматургом) стал пастор немецкой слободы
Иоганн Готфрид Грегори, там же у себя он

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
367
набрал и основную труппу актеров.
По-видимому, царь подсказал Грегори сюжет первой
драмы. Она называлась «Артаксерксово
действо» (или «Комедия об Есфири»). В летней
резиденции царя селе Преображенском
построили театральную «хоромину» и
разыграли «действо». Продолжалось оно десять
часов, и царь смотрел не вставая.
Царица с детьми смотрела спектакль из
специальной ложи через решетку. Для царицы
Натальи пьеса была особенно интересна, так
как была в ней параллель к ее собственной
судьбе: персидский царь Артаксеркс женился
вторым браком на юной бедной
воспитаннице незнатного Мардохея и сделал его первым
вельможей.
Позже театр устроили в Кремле, ставились
пьесы на библейские и исторические сюжеты:
«Комедия об Адаме и Еве», «Иудифь»,
«Комедия о Тамерлане и Баязете» и другие.
Алексей Михайлович по-настоящему увлекся
театром, не жалел денег на декорации (чего
не скажешь о содержании актеров:
сохранилась челобитная одного из них с просьбой
«учинить жалованье на пропитанье», «чтоб
нам, холопам твоим, будучи у того комедийного
дела, голодною смертью не умереть»).
С кончиной царя театр прекратил свое
существование, чтобы возродиться в России
много позднее в иной исторической
обстановке...
Новое давало о себе знать не только в
отдельных событиях и фактах. Обновлялся самый
воздух времени, по-другому думалось и
дышалось. К концу шла эпоха Древней Руси.
Новейшие историки русской культуры XVII
века (А. С. Демин, А. М. Панченко)
обратили внимание на одну особенность натуры
Алексея Михайловича. В отличие от своих
предшественников, привыкших никогда не
спешить в исполнении замыслов, действовать и
жить неторопливо, рассудительно, не склонных
к быстрым и решительным переменам, царь
Алексей Михайлович явил новый тип
государя: был он легок на подъем, энергичен,
стремился вести дела быстро, не терпел вялости и
Иллюстрация из «Комедии о блудном сыне»
Симеона Полоцкого для придворного театра
лености. Темперамент его не допускал
отсрочек. И людей царь подбирал
соответственно — активных, деятельных, расторопных,
энергичных. Конечно, не все были такие:
преодолеть прежние привычки было не просто. И
сам Алексей Михайлович далеко не во всем
являл собою образец «нового» государя. По
меткой характеристике историка В. О.
Ключевского, «одной ногой он еще крепко
упирался в родную православную старину, а другую
уже занес было за ее черту, да так и остался в
этом нерешительном положении».
Перейти эту черту, прочно встать обеими
ногами, укрепиться на новой почве и,
разбудив, расшевелив «медвежий угол», потянуть
за собою не единицы, а едва ли не всю
Россию, смог сын Алексея Михайловича — Петр
Первый.
И случится это скоро, буквально через деся-
ток-полтора лет после смерти Алексея
Михайловича.

Путилов Б. Н.
П 90 Древняя Русь в лицах: Бога, герои, люди. — СПб.: Азбука, 2000. —
368с
ISBN 5-267-00435-9
* Это последняя работа (и Первая — популярная!) замечательного ученого
Б. Н. Путилова, всемирно известного исследователя русских былин, этнографа
широкого профиля, фольклориста, научными трудами которого пользовались многие
поколения специалистов и студентов.
Борис Николаевич Путилов
ДРЕВНЯЯ РУСЬ В ЛИЦАХ
БОГИ, ГЕРОИ, ЛЮДИ
Ответственный редактор
Елена Стрельцова
Художественный редактор
Вадим Пожидаев
Корректоры
Ольга Карпеева,
Елена Омельяненко
Верстка
Александра Балабанова
ЛП № 000116 от 25.03.99.
Подписано в печать 12.01.2001.
Формат 70Х100у]б. Печать офсетная.
Гарнитура Академическая.
Тираж 7 000 экз. Усл. печ. л. 29,7.
Изд. №" 435. Заказ № 0102670.
Издательство «Азбука».
196105, Санкт-Петербург, а/я 192.
Отпечатано с готовых диапозитивов
в ОАО «Ярославский полиграфкомбинат».
150049, г. Ярославль, ул. Свободы, 97.