1
е.г. бобров • КАРЛ ЛИННЕЙ
Е.Г. БОБРОВ
КАРЛ ЛИННЕЙ
Натюрморт с барельефом Линнея.
Оригинал художника В. Сверчкова (1820—1888) в Гос. Русском музее в Ленинграде.
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Е.Г. БОБРОВ
КАРЛ ЛИННЕЙ
1707-1778
в
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУК А»
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ Ленинград 19 7 0
Книга посвящена жизни и деятельности Линнея (1707—1778), которому научная ботаника и научная зоология обязаны своим основанием. Новая книга о Линнее отличается большей полнотой и содержит немало еще неизвестного в отечественной литературе.
Здесь характеризуются и комментируются важнейшие из сочинений Линнея, так как, написанные более двух веков назад, они по их .построению, стилю, терминологии и языку теперь не вполне понятны начинающим ботаникам. В книге рассматривается также начало развития научной ботаники в России в связи с работами Линнея и его учеников.
Книга предназначена для широкого круга ботаников и отчасти зоологов и для лиц, интересующихся историей естествознания.
Редакционная коллегия:
Докт. техн, наук Л. Д. Велькиид, докт. биол. наук Л. Я. Бляхер, докт. физ.-мат. наук А. Т. Григорьян, докт. физ,-мат. наук Я. Г. Дорфман, акад. Б. М. Кедров, докт. экон, наук В. Г. Кузнецов, докт. биол. наук А. И. Купцов, чл.-корр. АН СССР С. Р. Мику лине кий, докт. ист. наук Д. В. Ознобишин, докт. физ.-мат. наук И. В. Погребысский, канд. техн, наук "3. К. Новокшанова-Соколовская (ученый секретарь), докт. хим. наук Ю. И. Соловьев, канд. техн, ‘наук А. С. Федоров (зам. председателя), канд. техн, наук И. А. Федосеев, докт. хим. наук ff. А. Фигуровский (зам. председателя), канд. техн, наук А. А. Чеканов, докт. техн, наук С. В. Шухардин,- докт. физ.-мат. наук А. П. Юшкевич, акад. А. Л. Яншин (председатель), докт. пед. наук М. Г. Ярошевский.
На обложке — Линней в возрасте 30 лет в лапландском платье. По репродукции с портрета Гофмана. 1737.
2-10-1
10-53-29-70
Предисловие
XVIII век, славный период в истории науки, был временем основания научного естествознания. С этим временем связана деятельность многих крупных ученых, труды которых определили дальнейшее развитие науки. Можно назвать немало имен ученых исследователей из передовых стран Европы тех лет, работавших в то замечательное время. Такие ученые, оставившие неизгладимый след в науке, работали и в России. Достаточно напомнить прославленные имена членов Петербургской Академии наук М-. В. Ломоносова и Л. Эйлера.
Середина XVIII в. была периодом становления ботаники и зоологии как наук. В области ботаники в это время работали сверстник Линнея Бернар Жюсье (1699—1777) и более молодой его современник Мишель Адансон (1727—1806), а в области зоологии—знаменитый Бюффон (1707-1788).
Бесспорно, однако, что наиболее ярким из ученых исследователей XVIII в., которому научная ботаника и научная зоология обязаны своим основанием, был великий шведский натуралист Карл Линней.
В знаменитом Старом введении к «Диалектике природы» Энгельс (Ф. Энгельс. Диалектика природы. Л., 1930, стр. 111) называет имя Линнея рядом с именами Лейбница и Ньютона. Характеризуя состояние естествознания в начале XVIII в., Энгельс указывает на то, что тогда «в области биологии занимались главным образом накоплением и первым отбором колоссального материала» и что «здесь только ботаника и зоология достигли некоторого завершения благодаря Линнею», Под этим «завер-
шепнем» следует подразумевать создание их научной основы.
XVIII век справедливо называют золотым по чрезвычайному прогрессу человечества в разных областях культуры. Немало блеска придал этому веку в сфере своей деятельности Карл Линней.
Его имя стоит в одном ряду с именами славнейших деятелей века. Линней-студент застал конец ученой деятельности Ньютона, Линней-профессор был свидетелем . работы великого Канта, Линней, всемирно прославленный ученый, умер в одном году (1778) с Вольтером, Руссо и своим оппонентом Галлером, блеск имен которых не померк и через два века.
Имя Линнея известно в нашей стране почти каждому в связи с преподаванием начал биологических знаний в средней школе и общим подъемом образованности. О значении работы Линнея для развития естествознания говорится, конечно, во всех учебных руководствах, принятых в высших учебных заведениях, где биология так или иначе преподается, причем не только в главах по истории науки, но и в других разделах, так как труды Линнея имеют непосредственное отношение к некоторым вопросам современной науки, и прежде всего к научной номенклатуре организмов.
Особенно много для популяризации деятельности Линнея было сделано в 1957 г. в связи с 250-летием со дня его рождения. Дата эта была отмечена во всем культурном мире, и особенно широко в странах социалистического содружества, где это было сделано по призыву Всемирного Совета Мира.
Тем не менее отечественная литература, посвященная Линнею и его трудам, очень невелика. Можно назвать всего лишь четыре книжки: 1) В. А. Фа усек. К. Линней, его жизнь и научная деятельность. Изд. Павленкова, М., 1891, 79 стр.; 2) В. Л. Комаров. Жизнь и труды Карла Линнея. ГИЗ РСФСР, Берлин, 1923, 88 стр. (перепечатано в т. I «Избранных сочинений» В. Л. Комарова, Изд. АН СССР, . М., . 1945, стр. 377-425); 3) Е. Г. Б о-б р о в. Линней, его жизнь и труды. Изд. АН СССР, М.-Л., 1957, 217 стр. (написана по предложению Отделения биологических наук АН СССР к 250-летию Линнея); 4) Карл Линней. Сборник статей. Изд. АН QCQP, М., 1958, 258 стр. (подготовлен Институтом исто
6
рии естествознания и техники АН СССР в связи с юбилеем Линнея).
Наша книжка отличается от названных большей полнотой, освещает многое в жизни и деятельности Линнея, совершенно неизвестное в русской литературе, содержит характеристику всех важнейших сочинений Линнея и сообщает новые сведения о Линнее, появившиеся в зарубежной литературе в последние десятилетия.
Менее подробно по сравнению с ботаническими нами освещены работы Линнея в области зоологии, минералогии и медицины.
Фактическая основа жизнеописания Линнея создана им самим —он оставил пять автобиографий, написанных в разные годы жизни. Важнейшей является сочинение замечательное и у нас мало известное, обычно называемое «Автобиография». Полное название его — «Собственноручные заметки Карла Линнея о самом себе с примечаниями и дополнениями», и составлено оно профессором Упсальского университета Адамом Афцелиусом (1750—• 1836), который был одний из последних по времени учеников Линнея (Adam A f z е 1 i u s. Egenhandiga Antek-ningar af Carl Linnaeus om sig sielf med Anmarkningar och Tillag. Stockholm, 1823). Афцелиус ' собрал его «собственноручные заметки», дополнил и комментировал их, выполнив работу, за которую справедливо снискал благодарность последующих поколений натуралистов.
Эта книга в наших библиотеках редка, и еще более редок ее немецкий перевод: Linne’s eigenhandige Anzei-chnungen fiber sich selbst, mit Anmerkungen und Zusatzen von Afzelius. Berlin, 1826.
Наиболее известен у нас сборник из пяти работ, написанный к 200-летию со дня рождения Линнея: «Значение Карла Линнея как естествоиспытателя и врача», особенно по его немецкому изданию: Carl von Linne’s Bedeutung als Naturforscher und Arzt. Schilderungen, herausgegebcn von der Konigl. Schwedischen Akademie der Wissenschaf-ten anlasslich der 200-jahrigen Wiederkehr des Geburtsta-ges Linne’s. Jena, 1909.
Из новейших биографий Лиинея наиболее интересны работы Норы Гурли «Карл Линней — князь ботаников» (Norah Gourlie. The prince of botanists Carl Linnaeus. London, 1953) и К. Хагберга «Карл Линней» (Knut Ы a g b e r g. Carl Linnaeus. London, 1952). Последняя
7
интересна тем, что автор ее, не будучи ботаником пли зоологом, характеризует Линнея как человека своего времени и как ученого в общекультурном плане.
Много нового,, касающегося Линнея и его окружения, сообщается в «Ежегодниках Шведского линнеевского общества» («Svenska Linne-Sallskapets Arsskrift»). Это издание, начавшее выходить в 1918 г., ежегодно публикует материалы, так или иначе относящиеся к Линнею и его деятельности.
В высшей степени интересен двухтомник «Избранная переписка Линнея и других натуралистов по их оригиналам», изданный Джемсом Эдвардом Смитом в Лондоне в 1821 г. (A selection of the correspondence of Linnaeus and other naturalists, from the original manuscripts, by sir James Edward Smith, v. 1, 2. London, 1821). Здесь содержится небольшая, но, может быть, важнейшая часть писем Линнея и его корреспондентов, характеризующая состояние науки того времени, самих ученых, их дискуссии, их отношения и т. д. Некоторые из этих писем или лишь извлечения из них помещены во французском переводе в книге А. Фе «Жизнь Линнея» (A. L. A. F ё е. Vie de Linne. Paris, 1832), имеющей немалый самостоятельный интерес.
Очень важным источником для нас были сочинения Линнея, во всех нужных случаях нами указанные и цитированные. В связи с этим следует сказать, что полнейшая библиография сочинений Линнея издана Британским музеем: A catalogue of the works of Linnaeus. Second edition. London, 1933 (British Museum).
Названными сочинениями и исчерпываются основные источники, принятые нами во внимание. В тексте, в специальном перечне литературы или в подстрочных примечаниях указаны и все дополнительные источники..
Для советских читателей интересны связи Линнея с русскими учеными, поэтому, кроме главы об отношениях Линнея с Петербургской Академией наук, мы помещаем здесь также главу о русских ученых — корреспондентах Линнея и его учениках, работавших в России. Воспитанные на описательном и номенклатурном методе Линнея, они были проводниками его реформ. С их именами связано становление и начальное развитие, в России научной ботаники.
Детство и школьные годы
Предки Линнея были из мелких крестьян-собственников и сельского духовенства, живших в лене Круно-берг провинции Смоланд южной Швеции.	__
Здесь, в одном из сельских приходов, под сенью старой липы, считавшейся священной, в начале XVII в. жил крестьянин, у которого было два сына. Когда они выросли и выбрали духовную карьеру, они присвоили себе фамилию Тилиандер, по латинскому названию липы ТШа (липа по-шведски — Lind). Позднее сын одного из них, Нильс Ингемарсон,. родившийся в 1674 г. и также намеревавшийся сделаться священником, выбрал себе имя Линнеус (Linnaeus) по тому же- родовому дереву. Другая линия этой семьи взяла фамилию Линделиус.
Нильс Линнеус, став в 1704 у, лютеранским священником, получил место помощника приходского священника в Стенброхульте. Вскоре он женился на семнадцатилетней дочери священника Христине Бродерсонии. Молодые супруги поселились в скромном маленьком домике в Росхульте, поблизости от стенброхультской церкви. В этом домике 23 мая 1707 г. у них родился первый ребенок, которого назвали Карлом.
Через несколько месяцев после рождения внука старый пастор Бродерсониус скончался и стенброхультский приход перешел к Нильсу Линнеусу, который и оставался здесь пастором в течение 40 лет, до своей смерти.
Местечко это с детства очень полюбилось Линнею, и он на всю жизнь сохранил к нему привязанность. Будучи взрослым, Линней говорил, что сомневается в том, чтобы было на свете место более привлекательное, чем Стен-брохульт. Обширное озеро Моклен, у залива которого на
9
холме стояла церковь, возделанные поля, прибрежные луга и рощи, сосновый бор на другой стороне озера и лиственный лес на востоке делали ландшафт очень привлекательным. Это было одно из наиболее прекрасных мест, созданных природой Швеции, как об этом позднее писал Линней.
Немалым украшением скромного домика сельского пастора был сад, в котором отец Карла проводил все свободное время. Здесь было собрано много растений: деревьев и трав, экзотических и местных, декоративных и самых скромных, взятых .на соседних лугах и в рощах. Садик Нильса Линнеуса был так хорош, что считался одним из лучших в этой провинции.
Маленький Калле, как его звали родители, с первых дней своей жизни рос в саду, среди растений. Именно здесь «вместе с молоком матери зажглась в моем сердце неугасимая любовь к растениям», писал потом Линней. Первыми игрушками ребенка были растения отцовского сада, они же утешали его в детских горестях. Достаточно было дать мальчику в руки яркий. цветок, чтобы успокоить и занять его.
Отцу нравился интерес маленького Калле к растениям, и он поддерживал и развивал этот интерес. В семье рассказывали, что, когда мальчику было четыре года, отец взял его на прогулку со своими друзьями. Занимая друзей, пастор показывал им растения, называл их, рас-, сказывал об их особенностях и их применении. Мальчик внимательно слушал отца и переспрашивал его, стараясь узнать названия отдельных растений. Отец отвечал ему, говоря, чтобы мальчик запоминал названия сразу, так как повторять их он не будет, и сын, конечно, старался их запомнить. Этот первый выход ребенка за пределы сада, когда перед ним открылся более широкий мир, не мог не усилить его интереса к растениям. Скоро отец отвел в своем саду несколько грядок для мальчика, где тот высаживал растения, привлекшие его внимание в лесу или в поле.
Так проходили детские годы Карла Линнея. Семья увеличилась с появлением у маленького Карла трех сестер и брата.
Нильс Линнеус обладал очень скромным достатком. Это был, как о нем писал потом его младший сын Самуэль, очень честный, заслуживающий доверия, всегда 10
дружелюбный и веселый человек, добросердечный и со- -страдательный. Мать Карла, по записи в приходском архиве Стенброхульта, «прожила со своим мужем в любви и согласии двадцать семь лет и три месяца, заслужила полное уважение, родила пятерых детей. Ее поступки были направлены всегда к добру, и она снискала похвалу как в самом приходе, так и от других людей, как богатых, так и бедных. Она была всегда богобоязненна и домовита, деятельна и заботлива, щедра, благоразумна и одарена большим умом». Биографы Линнея пишут, что «он унаследовал от обоих своих родителей любовь к растениям, благочестие и великодушие; от отца получил рассудительность, любовь к шуткам, дружелюбие, стремление к знанию, его исключительную энергию и методичность, которые были умножены па большой ум ого матери».
Когда маленькому Карлу исполнилось семь лет, родители начали его учить, для чего пригласили в качество домашнего учителя Иогана Теландера, сына крестьянина из своего же прихода. Карл решительно предпочитал учению занятия и развлечения в своем саду среди растений, чем постоянно вызывал упреки со стороны матери. Отец же спокойно и даже доброжелательно относился к стремлению сына быть почаще среди растений.
Уроки приносили мало пользы; в надежде на то, что, если мальчика отправить из дому, подальше от его садика, он будет более прилежным, его отослали вместе с наставником в ближайший городок Векшьё.
Когда мальчику исполнилось девять лет (1716 г.), он был отдан в этом городке в низшую грамматическую школу, в которой и учился пять лет. Об этой школе у Линнея остались на всю жизнь тяжелые воспоминания: грубые учителя, чтобы дать детям начатки знаний, пользовались такими жестокими приемами, что, по словам Линнея, волосы становились дыбом. Все свободное время, да и не только свободное, мальчик проводил в окрестностях городка, наблюдая растения и собирая их. Школьники называли его за это увлечение маленьким ботаником. Результаты его невнимания к школьным наукам обнаружились при переходе в среднюю школу, когда Линней оказался по успеваемости в конце списка учеников — он занял в нем одиннадцатое место при 15 учащихся. В то же время его наблюдательность была так
11
развита, что он знал, где именно в окрестностях Векшьё и на всем пути до дома, до которого было 30 миль, можно увидеть то или иное растение. Начальник школы, ректор Ланнерус, будучи в дружеских отношениях с' отцом Карла, решил помочь мальчику в его стремлении к изучению природы и познакомил его с доктором Ротманом, который был официальным врачом провинции и преподавателем логики и медицины. Сам Ланнерус очень интересовался растениями и имел свой сад, который предоставил маленькому Линнею. Эти два человека, Ланнерус и Ротман, поддержали мальчика и помогли ему потом выбрать путь, отвечающий его душевному складу и интересам.
С переходом в среднюю школу (1724 г.) Линней не стал учиться лучше. Основными предметами преподавания здесь были богословие и древние языки. Ни то ни другое не интересовало юношу, и он определенно не успевал по этим предметам, хорошо занимаясь только по математике и отчасти медицине. Биографы Линнея постоянно указывают на то, что еще в средней школе он пренебрегал изучением языков, не обнаруживая в этом отношении способностей, и потом всю жизнь обладал очень посредственным знанием даже латинского языка. Известно, что много позднее, будучи прославленным ученым, Линней в особенно важных случаях отдавал переводить на латинский язык свои речи и письма.
Пренебрегая изучением богословия и языков, Линней с чрезвычайным, интересом изучал ботанические сочинения Тилландсия, Бромелия, Рудбека и др. Надо сказать, что сочинения авторов того времени, даже очень специальные, содержавшие описания растений, были мало понятны из-за неразработанности научного языка, почти полного отсутствия терминологии и жалкого состояния номенклатуры. Только'удивительным стремлением юного Линнея к изучению растений можно объяснить то, что он самоотверженно изучал эти трудные для понимания сочинения. Нужно отметить, что интересы юноши простирались и на другие отделы естественной истории, причем особое внимание он уделял насекомым.
Уже два года юноша учился в средней школе, когда отец его, Нильс Линнеус, обратился к его- учителям, чтобы узнать об успехах сына. С большим огорчением он .услышал о том, что успехи Карла очень невелики. Они
12
были настолько недостаточными по богословским наукам и древним языкам, что отец намеревался было взять его из школы, чтобы отдать учиться ремеслу плотника или сапожника. Огорченный отец обратился за советом по этому поводу к доктору Ротману, который согласился с мнением учителей о том, что из Карла по выйдет хорошего пастора, но сказал при этом, что из него выйдет знаменитый врач и что хороший врач не хуже проповедника сможет зарабатывать себе на существование.
Говоря о том, что из Линнея выйдет хороший врач, Ротман имел в виду, что Линней будет хорошим натуралистом. В то,время естествознание и медицина были так тесно связаны, что быть врачом значило быть в то же время и натуралистом, и наоборот. Не ограничившись советом, Ротман предложил пастору оставить юношу у него в семье, чтобы тот за год, оставшийся до поступления в университет, мог усиленно заниматься.
Дома Ротман давал Карлу уроки по основам медицины и физиологии и особенно по ботанике. Ротман и сам интересовался растениями, имел небольшую коллекцию и несколько трактатов о растениях и все это предоставил Карлу, с которым специально занимался по классификации растений согласно знаменитому сочинению французского ботаника Туриефора «Institutiones rei Herbariae». В библиотеке Ротмана был и трактат Вален-тпни «Historia plantarum», многие рисунки растений из которого срисовал молодой Линней, изучая устройство цветков. Взамен классиков латинской литературы, Цицерона и Корнелия Непота, над которыми скучал юный Линией в средней школе, доктор Ротман дал ему сочинения Плиния, славного натуралиста древности, литературный язык которого был Линнеем быстро усвоен.
Всю жизнь Линией сохранял интерес к «Естественной истории» Плиния, и, может быть, справедливы указания на то, что именно у Плиния он научился выразительности и краткости, которые потом так отличали язык и стиль его собственных сочинений. Возможно, читая Плиния, он приобрел1 и горячий интерес ко всем разделам естествознания. Несомненно, однако, и то, что большое влияние на Линнея в юношеские годы оказала книга Аристотеля «История животных» ' («Historia Anima-lium»); он ее постоянно читал, так как она была у него дома в маленькой библиотеке отца. У Аристотеля Линней
13
научился описательному методу. Влияние Аристотеля на Линнея было так велико, что он сохранил до старости немало наивных представлений по биологии животных, которые были почерпнуты им у Аристотеля.
Доктор Ротман был очень доволен успехами Карла, чему немало удивлялись школьные учителя, относясь к этим успехам с недоверием. Чрезвычайно выразительно сомнения школьного начальства об успехах и способностях Карла Линнея были высказаны новым ректором школы, Нильсом Кроком, в аттестации, выданной молодому Линнею в связи с окончанием курса. Здесь наряду с прочим было написано, как вспоминает Линней, следующее: «Юношество в школах уподобляется молодым деревьям в питомнике. Случается иногда — хотя редко —• что дикая природа дерева, несмотря ни на какие заботы, не поддается культуре. Но пересаженное в другую почву, дерево облагораживается и приносит Хорошие плоды. Только в этой надежде юноша отпускается в академию, где, может быть, он попадет в климат, благоприятный его развитию». В аттестации, кроме того, были отмечены добронравие юноши и его неутомимая энергия в учении.
Средняя школа была окончена, и перед молодым Линнеем встала необходимость выбора карьеры. Когда он сказал дома, что решительно не хочет быть пастором, а намерен стать врачом и ботаником, он встретил резкие протесты со стороны матери, отчасти поддержанные отцом, так как родители давно предназначали своего первенца к духовной карьере. Мать причину стремлений Карла, видела в увлечении садом и растениями и строго запретила младшему брату Линнея, Самуэлю, интересоваться таким пустым делом. Старания матери Линнея остались и в этом случае безуспешны. Хотя потом Самуэль и стал священником, главным интересом его было пчеловодство. Он даже написал на эту тему книгу, очень доброжелательно принятую, и получил в связи с этим прозвище «пчелиный король». Отец со своей стороны указывал на легкомыслие студентов-медиков, на то, что медицине нужно учиться долго и это стоит дорого, а само .цело не обещает материального благополучия.
Все это, может быть, было и убедительно, но не поколебало намерения молодого Линнея. Последнее, казалось бы, должно было встретить поддержку хотя бы потому, что в стране в то время было мало ученых врачей 14
и поэтому приходилось выписывать иностранцев для занятия казенных медицинских должностей.
Для дальнейшего учения Карла был избран ближайший университетский город Лунд, где Линней рассчитывал на поддержку своего дальнего родственника, профессора Гумеруса, бывшего там соборным деканом.
По прибытии в Лунд (14 августа 1727 г.) Линней услышал похоронный звон — это хоронили декана Гумеруса. Казалось, что надежды юноши учиться в университете рушились. Позднее Линней говорил, что он всю свою жизнь после этого не мог равнодушно слышать 1?олоколь-пый звон.
Студенческие годы в Лунде и Упсале
В Лундском университете Линней встретил своего бывшего учителя Габриеля Гёка, ставшего здесь магистром философии. Гёк, зная университетские обычаи и порядки, помог юноше в исполнении всех формальностей при экзаменах и представлении его декану и ректору, после чего Линней был зачислен студентом. При этом, по университетскому обычаю, он получил латинизированное имя — Каролюс Линнеус (Carolus Linnaeus), которое и осталось за ним в науке. Магистр Гёк помог Линнею устроиться и с жилищем, рекомендовав его в дом профессора Стобеуса, известного своей ученостью медика и натуралиста, позднее получившего в Лунде титул архиатра, т. е. главного врача.
Обстоятельства складывались для Линнея в Лунде очень счастливо во всех отношениях, кроме одного: среди университетских профессоров не было достаточно ученого и, деятельного ботаника и Линней мог здесь учиться только медицине и отчасти химии. Вспоминая потом о своем пребывании в Лунде, Линней говорил, что студенты могли пользоваться там личным музеем профессора Стобеуса, где было собрано много предметов по естественной истории. Тут были собраны и минералы, и раковины, и рыбы, и чучела птиц, и засушенные растения, _ монтированные для гербария. Последнее было для юноши полным откровением, и он начал заниматься гербаризацией растений окрестностей Лунда. Сами лекции Стобеуса были для Линнея чрезвычайно полезны, так как вносили определенную систему в хаос фактов, отрывочно известных Линнею, самостоятельно почерпнутых им как
16
из разных источников, так и из непосредственных наблюдений.
Стобеус, будучи популярным медиком и имея большую практику, пытался привлечь молодого Линнея к писанию ответных писем на' запросы своих пациентов, с чем он сам затруднялся справиться. Из этой попытки ничего, однако, по вышло, так как Линней обладал плохим почерком. г '
В архиве Линнея, хранящемся в Линпеевском обществе в Лондоне, сохранились некоторые заметки и рукописи, относящиеся к 1726—1727 гг. Очень интересна среди них рукопись под названием «De Ingressu bota-niam» («О началах ботаники»), которую можно рассматривать как его первую по времени ботаническую работу. Здесь содержатся рисунки, иллюстрирующие систему растений Турнефора, и рисунки строения цветков, заимствованные из сочинения Вайана (Vaillant). В литературе есть указание на то, что с работой Банана об опылении и с его идеей о поле у растений Линней мог познакомиться в 1726 г. у своего учителя доктора Ротмана, может быть со слов последнего.
По содержанию этих извлечений из сочинений Турне-фора и Вайана можно видеть, что двадцатилетний первокурсник внимательно изучал цветочные структуры, которые он положил потом в. основу своей половой системы растений.
Рукописи Линнея, относящиеся к этому времени, как об этом сообщают исследователи его , архива, написаны языком, состоящим из смеси слов латинских и шведских и из чисто речевых оборотов, причем уже в этих рукописях видны краткость и простота фраз, лишенных всякого украшения, так характерных для сочинений Линнея.
Вспоминая о своем пребывании в Лундском университете, Линней писал, - что у профессора Стобеуса был в доме в качестве секретаря студент-медик. Этот юноша имел доступ к библиотеке профессора и, по дружбе с Линнеем, жившим в том же доме, и в благодарность за сведения по физиологии, которые сообщал ему Линней, изучавший ее раньше у доктора Ротмана, скрытно приносил Линнею на ночь нужные ему книги из библиотеки. Линней засиживался за этими книгами за полночь. Мать профессора, видя по ночам свет в окне Линнея и опасаясь пожара, сказала сыну об этом. Рассерженный про-
2 Е. г. Бобров
17
фсссор пришел однажды на свет в комнату Линнея и увидел, что тот не спит и, более того, занимается чтением ботанических трактатов из его личной библиотеки. Профессор приказал ему спать по ночам, как это делают все люди, а на утро дал ему ключ от библиотеки, позволив брать книги, которые ему будут нужны.
Самоотверженная настойчивость студента понравилас!> профессору, и он не только не рассердился на юношу, но, напротив, стал к нему более внимателен и начал брать его с собой для лечебной практики, когда навещал своих больных. Линней платил Стобеусу благодарностью и уважением. В одном из писем он писал о своем профессоре: «Этому учителю я буду благодарён, пока я жив, за его любовь ко мне; он любил меня не как ученика, а скорее как своего сына».
Стобеус старался не только образовать Линнея как медика и натуралиста, но и направить его как исследователя. Именно в Лунде ему были преподаны начала картезианской философии, и они были хорошо усвоены Линнеем.
Позднее Линней писал: «Когда я впервые стал заниматься изучением природы и увидел ее противоречие с тем, что можно было бы считать замыслом Творца, я отбросил прочь предубеждения, стал скептиком и во всем сомневался, и тогда впервые открылись мои глаза, и тогда впервые я увидел истину».
Эта фраза кажется буквально взятой у Декарта (Кар-тезия), предлагавшего прибегать к сомнению как методу мышления, позволяющему избегать предвзятых суждений и дающему возможность прийти к установлению истины.
Линнея, по-видимому, нисколько не смущало противоречие этого тезиса и церковных догматов. Мало того, он не только сам* руководствовался этим советом Декарта, но потом постоянно повторял его своим ученикам, предлагая «все подвергать сомнению».
Растения, собранные в окрестностях Лунда, Линней сверял со сводом Турнефора («Institutiones...»), делая при этом из него многочисленные зарисовки цветков, так как сам он не имел собственного экземпляра этого дорогого сочинения. На свои скромные средства Линней мог купить только небольшую книжку Иорения «Vademecum botanicum» («Ботанический путеводитель»), изданную
18
в 1717 г. во Франкфурте. Следует сказать, что этот краткий определитель растений интересен в том отношении, что в нем впервые 1 был применен принцип дихотомического ключа для определения их; Линнею этот принцип был понятен, и он им позднее пользовался, как это можно видеть из его собственных сочинений.
Книжку Иорения Линней снабдил вкладными страничками, на которых помещал свои замечания и вставки.
Чрезвычайно важно заметить, что ботанические экскурсии и наблюдения юного студента в районе Лунда, казалось бы чисто образовательные, носили исследовательский характер. В архиве его сохранилась рукопись «Catalogus Plantarum Rariorum Scaniae et Smolandiae» («Каталог редких растений Скании и Смоландии»), отмеченная декабрем 1728 г. В предисловии'Линней говорит о возможных ошибках в каталоге, так как он «не имел счастья получить руководства в ботанической работе». В основу первой части, касающейся растений Скании, положен упомянутый трактат Турпефора. Вторая часть — растения Смоландии — была основана на «Йенской флоре» («Flora Jcnensis») Руппия. В высшей степени интересно то, что в каталоге делается попытка сопоставления флористических особенностей той и другой провинций.
Лето 1728 г. Линней провел в семье,-в Стенброхульте. Там его навестил доктор Ротман, посоветовавший студенту перейти из Лундского университета в Упсалу, где, по его мнению, было больше возможностей для успешного обучения медицине. Родители Линнея, как и он сам, приняли этот совет, и вопрос о переходе в другой университет был решен.
23 августа 1728 г. Линней, простившись с родителями и друзьями, покинул Стенброхульт и отправился в Упсалу, куда прибыл 5 сентября. Родители дали ему 100 серебряных талеров, и это было все, что они могли дать, предупредив сына о том, чтобы он в будущем 'не рассчитывал па их поддержку. Линней и в самом деле не
1 Нет нужды относить изобретение и практическое применение дихотомического ключа для определения видов ко времени Кандоля и Ламарка во «Флоре Франции» (1805). Дело в том, что такой ключ, представляющий собой чередование взаимосвязанных тез и антитез, является чисто логическим приемом, основанным на принципах Аристотеля.
2*
19
мог обкидать помощи, так как средства отца были очень ограниченны, а в семье подрастали младшие сестры и брат, которых нужно было учить.
Линней был зачислен в университет, чему, возможно, способствовала рекомендация, присланная ректором Лундского университета Арвидом Молденом в Упсалу. Линней в ней был аттестован как хорошо образованный и особо одаренный студент, один год успешно учившийся медицине под руководством доктора Стобеуса, «ведший себя в университете так, что он и по прилежанию своему, и по поведению сделался-дорог всем, кто его знал».
В Упсале Линней познакомился и подружился со студентом Петром Артеди. Этот юноша, как и сам Линней, первоначально и мало успешно обучавшийся богословию, увлекся естественной историей и с особым энтузиазмом занимался изучением рыб. Молодые люди, интересуясь разными отделами естественной истории, постоянно общались между собой, делясь своими открытиями и поддерживая друг друга. Эта дружба была для „обоих очень полезной. Линней называет студента Артеди своим наиболее близким другом. В «Автобиографии» он пишет: «Мы оба по внешности и своему складу были разными: Артеди был высокого роста, медлительный и серьезный; Линней невысокий, порывистый, вспыльчивый, быстрый. Артеди любил химию и, что довольно удивительно, алхимию, так же как Линией любил растения. Артеди раньше имел некоторое знание ботаники, как Линней химии». Позднее, вспоминая юношеские увлечения и исследовательский энтузиазм студенческих лет, Линней писал, что он и Артеди как бы разделили области исследований: Артеди занимался изучением амфибий и рыб, а он — изучением птиц и насекомых. Минералогией и изучением четвероногих они занимались наравне, постоянно делясь1 друг с другом результатами своих работ. В ботанике, которую Линней считал специально своей областью исследований, Артеди сохранил за собой право изучения зонтичных растений, намереваясь исследовать их своим особым методом. Оба вместе они изучали работу Вайана о поле у растений, которая им очень нравилась, и они уверились в том, что тычинки и пестики составляют наиболее существенные части цветка.
Через 10 лет, в предисловии к «Ихтиологии» Артеди, Линней так писал об этой дружбе студенческих лет:
20
«Я просил.его дружбы, он пожелал моей. Наши сердца вскоре были в полном согласии, и мы культивировали эту святую дружбу в Упсале в течение семи месяцев с тем же жаром и радостью. Я был его лучшим другом, и никто не был мне так дорог, как он. Как драгоценна была нам эта дружба! с какой радостью мы видели ее укрепление и увеличение! Даже различие наших характеров было нам полезно. Его суждения были более строгими, чем мои, он наблюдал медленнее меня, но с большим тщанием, нас воодушевляло даже наше соревнование. .. Как только один из нас делал какое-нибудь наблюдение, он сообщал об этом своему другу, и немного дней протекало без того, чтобы не сообщить другому о чем-нибудь интересном и занимательном. Успех, так побуждаемый, увенчивал наши усилия. Каждый вечер, несмотря на расстояние, разделявшее наши жилища, мы сообщали друг другу о наших заботах и радостях. Это счастливое время продолжалось недолго; я отправился в Лапландию, он отплыл’ в Англию, оставив мне свои рукописи, так же как и книги».
Надежды Линнея на то, что в Упсале он найдет большие возможности для своего образования, оказались напрасными. В Упсале читали профессора Рудбек младший и Роберг. Первый вел занятия по анатомии, ботанике, зоологии и фармакологии, а у Роберга . студенты проходили «медицинские демонстрации», хирургию, физиологию и химию.
Надо сказать, что Рудбек младший, некогда флорист и путешественник, в 20-х годах вернулся к своей основной специальности — филологии и лингвистике, почему и лекции по медицинским курсам свел до минимума.
Профессор Роберг, которому было 65 лет, был немногим моложе Рудбека и тоже, тяготился лекциями, много времени отдавая индивидуальным занятиям с отдельными студентами, особо оплачиваемым.
Госпиталь, в котором должны были практиковать студенты, находился в плохом состоянии. Он был незначительно восстановлен после пожара, случившегося в 1702 г., и- студенты практиковали в. госпиталях Стокгольма. Надо сказать, что этот пожар нанес непоправимый ущерб Упсальскому университету, да и самому городу, состоявшему из деревянных построек. В огне погибли учебные помещения, коллекции, ботанический
21
сад с его теплицами, типография и т. д. Огонь уничтожил тысячи рисунков растений, приготовленных для печати и отчасти напечатанных, а также рукопись и готовые листы многотомного сочинения Рудбека старшего «Елисейские Поля» («Campus Elysii») — ботанического трактата, над которым автор трудился долгие годы. ,
В Упсале привлекательными для любознательной молодежи были коллекции Рудбека младшего, привезенные им из путешествия по европейским странам, и хорошая библиотека, которая содержала многие старинные и редкие издания и при которой был небольшой кабинет редкостных произведений природы.
Немного времени прошло у Линнея после прибытия его в Упсалу, как он начал чувствовать недостаток денег. Ему пришлось сильно экономить во всем, и прежде всего в расходах на еду и особенно на одежду. Вспоминая об этом периоде жизни, Линней говорил, что он должен был сам чинить себе башмаки, подаренные ему одним из товарищей, так как свою обувь он окончательно износил. Он все чаще вспоминал о пребывании своем в Лунде у профессора Стобеуса и даже думал о возвращении туда. Несколько поддержала его выданная ему королевская стипендия для младшего класса студентов-медиков; это была небольшая сумма — всего 20 серебряных талеров на шесть месяцев.
Со своим лундским, учителем, профессором Стобеу-сом, Линней переписывался, сообщая ему об университетских делах. Вскоре Линнея посетил старый приятель, секретарь Стобеуса; он сообщил своему шефу о том, насколько Линней был разочарован в своих надеждах.
Имея небольшую сумму денег, Линней позволил себе в январе 1729 г. маленькое путешествие в Стокгольм, где намеревался представиться наиболее видным столичным медикам. С этим путешествием связана любопытная деталь, характеризующая состояние медицинского дела в то время.
В Упсале нс было учебного анатомирования трупов, и Линней очень интересовался возможностью присутствовать па' вскрытии. В это время должна была совершиться казнь через повешение, и Медицинская коллегия просила короля отсрочить ее, чтобы все подготовить к анатомированию тела, — настолько тогда была велика нужда в свежем материале для вскрытий. Коллегия спе
22
циально обсуждала вопрос о том, как распределить участие во вскрытии между несколькими хирургами. Армейские хирурги и доктора имели право свободного входа на анатомирование, а прочая публика должна была платить по 16 талеров. Демонстрации продолжались с 31 января по 18 февраля, и Линней, вероятно, их посетил, так как специально прибыл из Упсалы в Стокгольм 29 января, накануне их начала.
Линней писал, что в весеннем семестре этого года профессор Роберг провел четыре публичных чтения по зоологии на основе данных из Аристотелевой «Истории животных», освещая эти данные исходя из принципов картезианской философии: Он же прочитал студентам пять лекций по практической медицине, которые разочаровали его слушателей.
В том же семестре профессор Рудбек прочитал до пасхи три лекции по орнитологии, и дважды читал он после троицы в Ботаническом саду.
Весной того же года Линнею посчастливилось познакомиться с профессором Олафом Цельзием, читавшим в университете богословие и бывшим в то же время соборным деканом в Упсале. Знакомство это было очень полезным, так как Линней нуждался в помощи. Цельзий, будучи человеком образованным и интересуясь естественными пауками, имел свой сад, изучал растения северной Швеции и даже опубликовал в 1732 г. небольшой перечень растений. Вспоминая о встрече с Цельзием, Линней писал, что однажды, находясь среди руин бывшего университетского сада, где тогда еще сохранилось до 200 растений, он встретил священника, который разговорился с ним, расспрашивая, чем юноша занимается, откуда прибыл и где обучался ботанике. Спрашивая Линнея о названиях отдельных растений, священник — это был Цельзий — убедился в обширных познаниях юноши, легко именовавшего растения многословными названиями по методе Турнефора. В разговоре выяснилось, что Линней собрал для гербария более 600 разных растений. Взаимный интерес профессора и студента к растениям сблизил их, и при первой же встрече Цельзий пригласил Линнея к себе дрмой, чтобы показать свой гербарий. Через несколько дней, когда Цельзий убедился в крайней нужде юноши, он пригласил его цоселиться в его доме, где отвел ему комнату, и предложил пользоваться его сто
23
лом. Теперь в окрестностях Упсалы вместе экскурснро-ваии в поисках растений почтенный богослов-профессор и молодой студент, вместе же они монтировали гербарий в профессорской библиотеке, сличая найденные растения с описаниями их в сочинении Турпефора.
Очень интересна в связи с развитием идеи о поле у растений запись в «Собственноручных заметках»: «Линией прочитал в Лейпцигских трудах заметку о брошюре Вайана „De sexu plantarum11 („О поле у растений11), которая ему настолько понравилась, что он сам захотел начать исследования истинного значения тычинок и пестиков. Артеди отказался от ботаники вообще, но сохранил желание сам исследовать Зонтиковые растения, чтобы усовершенствовать идею Вайана по отношению к этой группе. Это обратило линнеевские мысли к тому, чтобы сделать то - же с остальным растительным царством; с этого времени он пришел к заключению, что тычинки и пестики не менее отличительны, чем лепестки, н что они действительно являются существенной частью цветка. К концу года2 библиотекарь Георг Валлин выступал с филологической диссертацией „De Nuptiis Arborum11, и, хотя Линней не имел возможности выступить как участник дискуссии, он написал несколько страниц о действительных отношениях полов растений с ботанической точки зрения и передал рукопись доктору Цельзиусу; это, естественно, попало в руки профессору Олафу Рудбеку и так ему понравилось, что он пожелал познакомиться с молодым человеком, который это написал».
В Упсальском университете у студентов был обычай приветствовать своих профессоров стихами в связи с Новым годом. Именно эту рукопись, написанную на шведском языке, и преподнес Линней Цельзию. В предисловии он пишет: «Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником и по этой причине дарю годичный плод небольшого урожая, который бог ниспослал мне... На этих немногих страницах обсуждается великая аналогия, которая должна быть обнаружена между растениями и животными в размножении их семей сходным образом. .. каковые я и прошу Вас принять благосклонно».
В рукописи содержится обзор мнений по этому вопросу всех авторитетов: от выдающихся натуралистов
2 Это было глубокой осенью 1729 г.
24
прошлого — Феофраста и Плиния до новейших авторов — Турпефора и Вайана, причем молодой Линней обнаруживает глубокую осведомленность.3
Упоминая о Вайане, со взглядами которого Линней был знаком, вероятно, по его посмертной работе <<Bota-nicon Parisiense» (1723), он пишет: «Несравненный Вайан работал над этим вопросом и превзошел всех других. Он думал основать па этом целую систему, но жестокая судьба вырвала его в 1722 году из жизни. Однако он сообщил об этом некоторые сведения в речи „Sermo de structura florum, horum differentia usque partium" („Речь об устройстве цветков, их различии и употреблении их частей"), произнесенной при открытии королевского сада в Париже 10 июня 1717 г. и опубликованной в 1718 г., которую я еще не видел».
Чрезвычайно важен конец этой фразы, казалось бы дающий основание заключить, что Линней независимо от Вайана пришел к выводу о том, что именно тычинки и пестики являются наиболее существенными частями цветка, играющими основную роль в размножении.
Линней описывает в своей рукописи весеннее пробуждение природы под влиянием животворных солнечных лучей, упоминает о начале деятельности птиц и насекомых, о появлении зеленых ростков первых растений, раскрывании почек и т. д. Говоря о цветках, он сообщает, что они бывают то мужскими, то женскими, то гермафродитными, различаясь соответственно полам своими органами.
, Описывает он и отдельные органы цветка; о лепестках, например, он сообщает: «Лепесток цветка сам ничего не вносит в воспроизведение, но служит только брачным ложем, которое Великий Творец устроил так прекрасно и украсил таким драгоценным пологом, наполнив благоуханием для того, чтобы жених со своей невестой могли отпраздновать в нем свою свадьбу с величайшей торжественностью. Когда ложе готово, наступает время жениху обнять свою дорогую невесту и излиться в иее».
3 Линней не упоминает работу Камерария «Письмо о поле растений» (R. J. С am er arius. De sexu- plantarum epistola. Tuebin-gae, 1694), в которой собственно и был решен этот вопрос. Это сочинение опубликовано на русском языке Е. В. Вульфом в книге: Иозеф Кельрейтер. Учение о ттоле и гибридизации растений. ОГИЗ—Сельхозгиз, Л., 1940.
25
В поэтическом тексте Линнея можно увидеть и прямое заимствование из «Речи» Вайана, когда Линней называет брачным ложем покровы цветка, а также подражательное, но более скромное описание момента опыления. Последний у Вайана излагается с излишней красочностью: «В этот момент эти пылкие (речь идет о тычинках,— Е. Б.), которые не ищут ничего другого, как удовлетворения их стремления, внезапно облегчаются, а распространяющаяся всюду их пыль несет оплодотворение; посредством странной катастрофы они так истощаются, что в тот момент,1 когда они дают жизнь, себе они доставляют смерть».
Эта рукопись Линнея была издана только в 1908 г. (Skrifter, V. IV) в Упсале. Название ее — «Введение к помолвкам растений» («Praeludio Sponsaliorum Plantarum»).
Несомненно, конечно, что половая система растений Линнея не была просто импровизацией; идея о поле у растений, вероятно, возникла у Линнея еще в Векшьё в беседах с доктором Ротманом и была позднее положена в основу классификации. С этими соображениями высказал согласие секретарь Линневского общества Арвид Угла (Упсала).4
В конце марта Линнею вновь была присуждена королевская стипендия (40 серебряных талеров в год) в связи с участием его в диспуте по поводу одной диссертации. Но так как часть ее была фактически выдана ему только в июне, Линнею приходилось думать о мелких заработках, почему он и отправился в мае в небольшое путешествие с одним студентом-медиком в качестве его репетитора по практической ботанике.
Этим путешествием в Даннемора он был очень доволен, так как видел несколько редких растений и имел возможность посмотреть рудники и выплавку металла.
Вернувшись в июне в Упсалу, Линней экскурсировал вместе с Цельзием в поисках описанного Рудбеком младшим растения под названием «Карлов скипетр» (в честь Карла XII). Растение было найдено, но не в цвету. Для того чтобы увидеть его в цвету, они совершили в сентябре специальную экскурсию за шесть миль от города.
4 Arvid ITj. Uggla. Linnaeus. Stockholm, 1957, pp. 3—17.
26
Заглавный лист рукописи Линнея: «Карла Линнея, занимающегося медициной и ботаникой королевского стипендиата, Введение к помолвкам растений, в котором объясняется их физиология, показывается пол, открывается способ оплодотворения, а также заключается о самой сущности аналогии растений с животными. Упсала. 1729».
С этим растением и изучением его связан интересный эпизод, о котором сообщает в своей книге о Линнее Кнут Хагберг.5 Сын профессора Рудбека, молодой магистр Иоган Олоф Рудбек, защищал 19 июня 1731 г. в Упсале диссертацию «О Карловом скипетре» («De sceptro Caro-lino»).6 На оригинальном экземпляре текста диссертации рукою Линнея, наставника молодого Рудбека, написано: «Эту диссертацию написал я за один день за 30 талеров медью. Другой за это получил похвалу».
В июне Цельзий получил для Линнея от Упсальского научного общества небольшую субсидию (30 медных талеров) на расходы по поездке на острова, находящиеся у юго-восточного берега страны. Поездка эта была совершена, причем было найдено несколько редкостных растений. Вспоминая об этом, Линней замечает, что у него от этого путешествия осталось 18 медных талеров.
Маленький репетиторский опыт Линнея был так успешен, что скоро принес свои плоды. У него появились ученики-студенты. Не без гордости,' а может быть, и не без преувеличения Линней сообщает в письме Стобеусу, что среди них есть дворяне и бароны, с большинства которых он получает за репетиторство по дукату.
Некоторая материальная самостоятельность Линнея становилась необходимостью, так как профессор Цельзий
5 Knut Н a g b е г g. Carl Linnaeus. London, 1952, p. 68.
6 Это растение из Норичниковых — Pedicularis sceplrum caroli-num L.
Рисунок Линнея к рукописи «Введение к помолвкам растений». «Фиг. 1. Цветок женомужний, или гермафродитный — а) стволик; Ъ) лепесток, или брачное ложе; с) коронка столбика, или наружные женские половые части, воронка; d) столбик, женский ствол, или Влагалище. Труба — е) плод, коробочка, или Я и ч н и к; f) Тычинка, пли семенные сосуды; ?) верхушки, или Мужские семенные железы. Фиг. 2. Цветок мужской — а) верхушки, Мужские семенные железы; Ь) тычинки, семенные сосуды; с) чашечка н венчик, Брачное ложе. Фиг. 3. Цветок женский — а) Наружные женские половые части, корона столбика'; Ь) Влагалище, Труба, столбик; с) Яичник, зачаток плода. Фиг. 4. Растение мужское, цветок представлен на другом от плода растении. Фиг. 5. Растение женское, все растение отличается от мужского. Фиг, 6. Растение с цветком, отделенным от плода на том же рас-
тении»,
28
переезжал в Стокгольм, предоставив возможность Линнею жить в его упсальском доме. Новейшие биографы Линнея сообщают, что дом Цельзия стоит и в настоящее время. Сообщая в письме к Стобеусу об этом периоде жизни и поддержке Цельзия, Линней писал: «Карл благодарит бога, так милосердно давшего ему другого Стобеуса в Упсале; итак, все мысли Карла и труды посвящены только растениям».
Работа Линнея «Введение к помолвкам растений» была представлена Рудбеком Упсальскому научному обществу, комитет которого высказал пожелание о том, чтобы она была напечатана. Рудбек, принявший с этого времени близкое участие в судьбе Линнея и получивший разрешение иметь ассистента, который был бы его помощником в публичных чтениях, т. е. практически заменял бы его, предложил это место Линнею.
Прежде, однако, как об этом писал Линней, Рудбек пригласил его в Ботанический сад и там долго и основательно экзаменовал. Профессор Роберг и некоторые другие протестовали против назначения Линнея, считая его еще не подготовленным, так как Линней был студентом только два с половиной года. Рудбек, однако, настаивал, и 3 мая 1731 г. состоялась первая публичная лекция Линнея. Эта лекция Линнея, может быть в связи с интересом к молодому лектору, работа которого заинтересовала университетских ученых, привлекла в аудиторию более 200 студентов.
Лекции Линнея, полные молодого энтузиазма и любви к природе, пользовались действительным успехом и собирали много слушателей.
В июле 1731 г., в день именин профессора Рудбека, Линней обратился к нему с торжественной речью, стараясь выразить ему свою признательность. Речь эта частично опубликована. в переводе И. Шаховского в «Ученых записках» Московского университета (ч. 10, 1835, стр. 327). В ней,'между прочим, говорилось: «...я хочу принести в жертву на алтаре твоем нежную траву, преходящий злак. Великий Рудбек! Для увековечения славы имени твоего я назвал ее Rudbeckia по власти, всем бота-нистам, следовательно и мне, предоставленной. Она должна соделать имя твое бессмертным и гласить о нем пред царями и князьями, пред ботанистами и врачами, пред всеми людьми, так что если мир весь умолкнет, то
30
Рудбековы растения будут гласить о нем, доколе не прейдет природа, и Рудбековы птенцы будут воспевать твое имя.
Никто из иллирийцев не вспоминает более о мудрости царя Генция, о храбрости Евпатория, о полке Ли-зимаха; о государстве Валерия давно уже люди забыли. Но растения Gentiana, Eupatorium, Lyslmachia и Valeriana неукоснительно ежедневно гласят имена их. . .
Не для того именовал его, чтобы через то более обратить на себя твою благосклонность, но дабы принести тебе хотя малейшую дань высокопочитания за великие благодеяния, мне доселе тобою оказанные... Я, который прежде сего у всех был в презрении по причине крайней бедности моей, теперь, по твоей милости, у всех я в уважении».
В следующем семестре, в сентябре 1731 г., Линней писал Стобеусу, что в его аудиторию приходит до 400 слушателей, тогда как к самому профессору редко собиралось более 80 студентов.
Профессор Рудбек был настолько удовлетворен успехами Линнея, что пригласил его поселиться в своем доме и стать наставником трех своих сыновей. В этом же доме, примыкающем к Ботаническому саду, жил Линней и позднее, когда сам стал профессором университета. Здание это, несколько перестроенное, стоит еще и теперь. Кроме квартиры и питания, Линней получал от Рудбека 90 серебряных талеров в год, к которым прибавлялось еще 60 талеров королевской стипендии первого класса.
Полтора года продолжа'лось тесное, дружеское общение Линнея с Рудбеком, причем Рудбек в беседах с Линнеем часто возвращался к впечатлениям от своего путешествия в Лапландию, которое он совершил еще в молодости. Все это время Линней имел возможность пользоваться личной библиотекой Рудбека и коллекцией рисунков птиц Швеции, изучением которых ранее специально занимался сам Рудбек.
В связи со смертью старшего садовника университетского сада Рудбек хотел назначить на эту должность Линнея, чему, однако, воспротивился Роберг, считавший Линнея недостойным занять это место.
Об этих месяцах жизни Линией потом писал, что дни его проходили в занятиях с учениками, а ночи — в разработке повой системы и в начатой им работе по реформе
31
ботаники, так что ни одна минута времени не пропадала напрасно. Именно в это время он начал писать сочинения: «Bibliotheca Botanica», «Classes Plantarum», «Critica Botanica», «Genera Plantarum».
Кроме этих сочинений, принесших позднее славу Линнею, он написал и несколько работ, связанных с экскурсиями его в окрестностях Упсалы. Таковы «Adonis Uplandicus» («Упсальский Адонис») и «Hortus Uplandi-. cus» («Упсальский сад»), содержавшие описания ботанических экскурсий и перечни растений. Этими рукописями Линней пользовался при занятиях со студентами.
Были у Линнея и частные уроки, причем своих учеников он занимал более всего экскурсиями, считая важнейшим для них непосредственное знание растений в природе и уменье находить их. Интересно отметить, что плата, которую он получал от учеников, соответствовала их возможностям: они платили ему деньгами, книгами и даже предметами одежды. От одного из учеников он получил в этот период замечательное ботаническое сочиненно XVII в. — «Pinax Theatri botanici» Каспара Баугина, книгу, которая была для него драгоценной.
Эти любопытные детали, относящиеся к быту Линнея, опубликованы' недавно на основе изучения его архива, хранящегося в Линнеевском обществе в Лондоне.
В осеннем семестре 1731 г. Линней начал более серьезно заниматься медициной, причем учился и частным образом у адъюнкта Розена. Однако условия этих занятий были не лучше, чем в Лунде, так как и здесь он должен был ограничиваться посещением больных и только с их слов узнавать об их состоянии и течении болезни.
В декабре он приехал в родительский дом, будучи очень обеспокоен серьезной болезнью матери и младшей сестры. Девочка болела оспой и была так слаба от болезни, что опасались за ее жизнь.
Через много лет Линией в лекции по медицине, упомянув об этой болезни своей сестры, рассказал о том, что для спасения ослабевшего ребенка была зарезана овца и в ее теплую, только что снятую шкуру была завернута девочка, тело которой должно было впитать «жизненность», еще сохранившуюся в шкуре животного.
Лапландское путешествие и последние студенческие годы
Перед отъездом на каникулы из Упсалы в Стен-брохульт Линней, выполняя совет Рудбека, обратился к Упсальскому научному обществу с проектом путешествия в Лапландию, Записка Линнея произвела очень хорошее впечатление, и после дополнительных разъяснений общество приняло решение согласиться с проектом. Проект предусматривал маршрут протяженностью около 1500 миль и расходы по путешествию в очень скромной сумме — всего 400 талеров. Предполагалось детальное изучение животного, растительного и минерального царств природы, равно как и самого населения — лопарей, их быта, лечебных средств и питания.
Одним из мотивов необходимости путешествия Линней считал то, что, «хотя Лапландия и является частью Швеции, страны культурной, в отношении естественной истории она настолько неизвестна, что кажется наиболее варварской во всем свете, причем сомневаются в том, есть ли какое-нибудь место на земле, кроме Лапландии, где собиралось бы такое множество пород птиц в летние месяцы, для того чтобы снести яйца и вывести птенцов».
Научное общество было заинтересовано в осуществлении проекта, так как он отвечал давним его интересам. Путешествие в Лапландию совершил в 1695 г. Рудбек старший, коллекция и отчетные материалы которого почти полностью погибли во время городского пожара 1702 г. С того времени среди упсальских ученых теплилась надежда на новое путешествие.
Лицо, которому можно было бы поручить такое путешествие, по проекту Линнея, должно было обладать
з Е. Г. Бобров
33
очень большими данными. Это должен быть швед, молодой, здоровый, неутомимый («это не прогулка для кавалера»), свободный («от более удобного поста»), холостой («чтобы не бояться сделать своих детей сиротами»), натуралист или врач, он должен понимать все три царства природы («знать которые труднее, чем поймать райскую птицу, так как среди ботаников мало кто ориентируется в двух царствах и едва ли есть хоть один, кто разбирается во всех трех»), в действительности по-* нимать природу («а не только в теории, так как я убеждался бесчисленное число раз в том, что это совсем разное») и, наконец, должен уметь рисовать.
Линней считал, что сам он обладает некоторыми из этих качеств: «Что касается меня — я швед, молодой, здоровый, незанятый, независимый, студент натуральной истории и медицины, с детства восхищающийся природой».
Сообщение о возможности путешествия Карла Линнея в Лапландию вызвало в Стенброхульте большую тревогу, так как Лапландия в глазах каждого s'те времена была совершенно неизвестной дикой страной, путешествие по которой полно трудностей и опасностей.
Из Стенброхульта Линней отправился в недалекий Лунд, где пробыл две недели у своего старого учителя, профессора Стобеуса, занимаясь изучением царства минералов и готовясь к будущему путешествию. Подробности самого путешествия теперь довольно хорошо известны на основании опубликованного Фризом в 1913 г. дневника Линнея, снабженного комментариями с исправлениями, касающимися двух более ранних и неполных изданий. Название этой книги отвечает оригиналу — «Iter Lapponicum» («Лапландское путешествие»), хранящемуся в архиве Линнея в Лондоне. Титульный лист рукописи и некоторые собственноручные рисунки Линнея (в большинстве это отдельные растения или их части) опубликованы недавно, в новейшей биографии Линнея, написанной Норой Гурли.1
«Я покинул город Упсалу 12 мая 1732 г., это была пятница, в одиннадцать часов, когда мне было всего 25 лет, — писал Линней. — Моей одеждой был короткий
1 Они частично напечатаны С. С. Станковым в книге «Линней, Руссо, Ламарк» (изд. «Советская наука», М., 1955).
34
кафтан из сукна, без складок, с небольшими обшлагами и воротником из тюленьей кожи, кожаные штаны, парик с косичкой, прочная зеленая шапка и высокие сапоги на ногах. Небольшой мешок, 22 дюймов длиной и немного меньше в ширину, из дубленой кожи; на одной стороне в нем была плотная связка книг, на другой положены одна рубашка, две пары манжет, два ночных колпака, чернильница, ящичек для перьев, микроскоп, маленький, телескоп и сетка для защиты от комаров, довольно много нарезанной бумаги для закладки растений в размер листа, гребенка, орнитология, „Flora Uplandica“ и „Cha-racteres Generic!11.2 Кинжал висел на моем боку и маленькое охотничье ружье у бедра на седле. У меня была еще восьмигранная трость, на которой были вырезаны меры длины. В моем кармане лежали бумажник с паспортом от губернатора Упсалы и открытое рекомендательное письмо от Королевского научного общества».
Путь Линнея, отправившегося из Упсалы верхом на север, проходил по восточным провинциям страны вдоль Ботнического залива и далее на север в горы пограничной норвежской Лапландии, где большая часть пути была им проделана пешком из-за полного бездорожья, как и позднее в более восточных районах собственно Фин-маркена. Вернувшись к Ботническому заливу, Линней проехал по провинции Лулео, ведя обычные исследования. Отсюда он отправился снова на север через собственно Лапландию, достиг Северного моря, сделал по стране несколько поездок и к началу сентября прибыл в Торнео, откуда быстро проехал на юг Финляндии вдоль восточного берега Ботнического залива, посетив Улеаборг (Оулу), Вазу, Бьернборг и Або (ныне Турку). Отсюда морем он достиг шведского берега и 10 сентября 1732 г. «счастливо вернулся назад в Упсалу в час пополудни».
Это четырехмесячное путешествие потребовало у Линнея немало упорства и терпения в преодолении трудностей пути по бездорожью, среди горных лесов и горных и равнинных тундр, по быстрым рекам и топким болотам при почти полном безлюдье страны и затруднениях с продовольствием; обычной пищей его были хлеб
2 В рукописи, носящей это название, накапливались материалы для будущего сочинения «Genera Plantarum».
3*	35
без соли, оленье молоко и мелкая сушеная рыба. В пути у него было немало мелких приключений, обычных в такого рода путешествиях. В путевом дневнике Линней уделял внимание как объектам натуральной истории, так и описанию посещенных им мест, а также самого населения и его быта. Описание лапландского путешествия Линнея очень напоминает по характеру изложения и пестроте материала описания путешествий по России, совершенных через 30—40 лет академическими экспедициями.
Значение путешествйя Линнея для Швеции не уступало, вероятно, тому, какое имели упомянутые экспедиции Академии наук в России. Издатель «Iter Lapponi-сшп» Фриз говорит, что «с точки зрения результатов это путешествие было важнейшим из всех, которые были предприняты в стране». Это, конечно, справедливо, так как впервые в истории науки в этой стране была сделана попытка научного освещения явлений как мертвой, так и живой природы, причем попытка эта была осуществлена выдающимся натуралистом, полным молодого энтузиазма и исследовательской страсти.
Еще ранее, характеризуя свои ботанические экскурсии в окрестностях Лунда и Упсалы, Линней говорил, что он ведет себя как «рысь в поле и крот дома» (lynx fori, talpa domi). Его внимательность, широта полевых наблюдений и глубина осмысливания явлений ярко проявляются в дневнике путешествия.
Самому Линнею это путешествие, задуманное профессором Рудбеком младшим и осуществленное при его содействии, принесло очень много пользы как исследователю. Будучи первым и наиболее крупным из всех его путешествий, оно осталось памятным в деталях на всю жизнь. На протяжении'десятилетий в лекциях и сочинениях он обращался к наблюдениям, почерпнутым в Лапландии.
По возвращении в Упсалу Линней был более всего озабочен устройством своих денежных дел и подготовкой отчета о виденном в пути. Отчет, начатый им еще в дороге, был очень краток и выразителен и состоял в изложении 206 наблюдений и замечаний, касающихся животного, растительного и минерального царств, а также практических, хозяйственных вопросов. Он очень надеялся на то, что материалы его если не целиком, то от
36
части будут напечатаны в издании Упсальского научного общества («Acta Litteraria Sueciae»), чего, однако, не случилось. Линней с горечью говорил потом, что «ни одно учреждение не предприняло мер к опубликованию отчета. Я выбрал для него самое важное». В декабре он передал обществу письменный доклад с тремя сообщениями о своих наблюдениях в пути. Но и доклад, будучи прочитан в феврале, странным образом не привлек внимания членов общества, хотя одно из сообщений, казалось бы, должно было их заинтересовать: оно объясняло причины падежа скота в районе Торнео. В упомянутых трудах общества («Acta») в том же 1732 г. была напечатана только одна его работа — «Florula Lapponica» («Краткая Лапландская флора»), представляющая часть рукописи, относящейся к этой теме. Обещанное продолжение было помещено только в книге за 1735 г., которая вышла еще на три года позднее. Это сочинение Линнея было его первой напечатанной работой, в которой (что особенно важно) впервые Линней расположил описываемые виды по разрабатываемой им половой системе. Таким образом, мы можем заключить, что уже в то время эта знаменитая система была продумана Линнеем.
Глубокой осенью того же года, находясь в очень стесненном материальном положении, Линней обратился к университетскому начальству с письмом, в котором сообщал: «В течение всего времени, первоначально в Лунде, а затем здесь, я с величайшим трудом содержал себя, и теперь у меня нет никакой возможности оставаться в университете, так как у меня нет никого, кто мог бы поддержать меня, а небольшая королевская стипендия окончилась. Я беднее, чем кто-нибудь другой из моих конкурентов».
Трудно было удовлетворить ходатайство Линнея, так как свободных стипендий в университете не было, и тем не менее начальство нашло возможность его поддержать, однако сделало ему внушение по поводу недостаточной почтительности письма.
Все эти месяцы Линней усердно трудился над лапландскими коллекциями и писал «Flora. Lapponica» («Лапландская флора»). Рождественские каникулы он провел в Стенброхульте в своей семье, причем последний раз видел свою мать, которая умерла через прлгода.
37
В 1733 г. Линней начал читать в университете частные лекции по пробирному делу. Он не был знатоком, однако имел некоторое понятие об этом предмете, познакомившись с ним в течение восьми дней на рудниках • по пути на север в Лапландию и поучившись этому искусству у горного инспектора Сванберга, у которого он пробыл тогда два дня с этой целью. Надо сказать, что до этого времени в университете не было лекций по этому предмету и курс Линнея привлек внимание нескольких студентов, причем каждый из них платил за занятия около двух талеров.
Занятия по медицине самого Линнея были незначительны, так как Рудбек был полностью поглощен филологической работой, а профессор Роберг, будучи ректором, ограничил свои лекции несколькими чтениями по фармакологии («Materia medica») и демонстрациями по химии.
Для Линнея, однако, время не проходило даром: он продолжал усердно трудиться над «Лапландской флорой», разрабатывая при этом и другие ботанические темы. В то же время он подбирал материал для курса по диететике, который назывался «Diaeta naturalis» («Отвечающее законам природы питание»).
Успех лекций Линнея по пробирному делу досаждал адъюнкту Розену, очень ревниво относившемуся к деятельности Линнея, тем более, что последний не посещал ни лекций Розена по анатомии, ни его демонстраций по анатомированию. Ухудшению отношений обоих молодых ученых способствовало и то, что Розен в конце семестра прочел курс лекций в Ботаническом саду, тогда как ранее эти лекции читал Линней.
Линней не ограничился чтением лекций по пробирному делу и написал краткое руководство, которое было одобрено в университете.'	*
К октябрю 1733 г. относится письмо Линнея, в котором содержится перечень тем, над которыми он работал. Нельзя не поражаться широте его научных интересов в то время, тем более удивительной, что темы эти разрабатывались 26-летним студентом. В письме3 об этом говорится следующее:
3 См.: Knut Hagberg. Carl Linnaeus. London, 1952, pp. 93—95.
38
«Как плоды я могу показать рукописные тома, подготовленные моим собственным разумом, таковы:
1)	„Bibliotheca Botanica" — пересмотрены все ботанические книги, расположенные в естественном порядке; все они сопровождаются их кратким содержанием.
2)	„Systema Botanica" — все теории ботаников показаны в своде.
3)	„Philosophia Botanica" — все ботаники имели не более чем 20—30 общих принципов, а я пришел к выводу при тщательном исследовании, что их от 200 до 400; впервые показывается, как он и она в растительном мире зачинают, почти как и в животном; теперь каждый может узнать все растения при беглом взгляде; ботаники обманывали других, когда они создавали абсурдные новые системы.
4)	„Harmonymia Botanica" („Учение о стройности ботанических названий")—показано, как должны создаваться названия всех растений, что не более одной десятой части названий родов правильно й что нет видовых названий, которые были бы даны правильно; как их следует давать.
5)	„Characteres Generici" („Родовые признаки") 4 — практически показывается, как узнать все растения при беглом взгляде при внимательном изучении их цветков. Это должно быть приложено к каждому методу (классификации, — Е. Б.), который уже разработан или будет разработан; нет ботаника (до сего времени), который понял бы это.
6)	„Species Plantarum" — виды растений, отнесенные к их родам.
7)	„Species Plantarum" — второй том.
8)	„Nuptiae Plantarum" („.Свадьбы растений") — ни один швед еще не разработал какого-нибудь метода, но за границей есть он в каждом королевстве; это есть величайшее искусство в ботанике. Я обосновал его из совершенно нового принципа, тогда как все другие исходят из ложного, но мой теперь опубликован в Германии.5
4 Это сочинение потом получило название «Genera Plantarum» («Роды растений»).
5 Речь,- вероятно, идет о том, что к этому времени в Лейпциге было опубликовано изложение идеи Вайана о поле у растений.
39
9)	„Adonis Uplandicus" („Упсальский Адонис") — все садовые растения района Упсалы описаны для студентов.
10)	„Flora Lapponica" — описаны травы и деревья, которые растут в Лапландии, причем так полно, что включены все грибы и мхи, указаны их лечебное действие и применение лопарями, даны иллюстрации и описания более чем 100 редких растений, почти никогда не би-денных или же до сего времени не описанных.
11)	„Lachesis Lapponica"6 — дана природная характеристика Лапландии, описаны хозяйство, обычаи, охота и т. д.
12)	„Aves Suecicae" („Шведские птицы11)—описано более 300 видов птиц, которых наблюдали в Швеции, показано, как их узнавать при беглом взгляде.
13)	„Insecta Uplandica" („Упсальские насекомые") — описано 1200 насекомых в Упландии, которые наблюдались, собраны и до сих пор сохраняются мною».
Следует принять во внимание то, что это не перечень 13 тем, вообще интересовавших студента Линнея, а перечень, и при этом неполный, обширных, в некоторых случаях уже завершенных, в других случаях едва начатых или даже далеко продвинутых работ. Некоторые из этих сочинений были через 3—4 года напечатаны в Голландии и составили несколько томов, другие же были закончены и опубликованы позднее.
Нельзя, конечно, не поражаться величию гения Линнея и, казалось бы, совершенно невероятной его усидчивости. Линней говорил потом о себе: «Он все продумал до конца еще до 28 лет».
В конце осеннего семестра 173'3 г. Линней был приглашен одним из его товарищей-студентов на рождественские каникулы в Даларна, где он очень весело провел праздники в обществе молодых людей. Линней, может быть, преувеличивал1 в письмах свое увлечение вечеринками и танцами, так как в это самое время немало сделал для расширения своих познаний в минералогии. Он посещал в этом районе плавильные печи и даже спускался в рудники. Линней не преминул посетить и медный рудник в Фалуне, причем описал очень красочно и даже драматически свое путешествие «в подзем
6 Лахесис — одна из богинь судьбы в мифологии; название сочинения можно, кажется, перевести «Лапландский быт».
40
ное царство Плутона». Некоторая, может быть излишняя, поэтичность этого описания в «Iter ad Fodinas» («Поездка на рудники») была, вероятно, связана с праздничной веселоствю его автора.
Надо сказать, что Линней занимался изучением минерального царства этой части страны с полным вниманием. В следующем же году он посетил эти рудники со своими слушателями в учебных целях.
Вскоре, в марте 1734 г., он побывал еще и на серебряных рудниках в связи с началом работы над темой «Systema Lapideum» («Минералогическая система»). Коллекция Линнея, ранее содержавшая объекты животного и растительного мира, теперь пополнилась образцами многих минералов и была в этом отношении самой богатой в Упсале.
Один из фалунских друзей Линнея, Иоган Бровалиус, описывает следующим, образом музей Линнея, как об этом сообщает на основании упсальского архива Нора Гурли:7 «Его музей был доступен для всех его слушателей, посещавших его с удивлением, удовольствием и даже с любовью к его жилищу. Потолок он украсил птичьими крыльями; на одной стене висели лапландская одежда и другие диковины; на другой стене были помещены крупные объекты растительного царства и раковины; две другие стены заставлены медицинскими книгами, приборами по физике и химии и камнями. Один угол высокой комнаты был занят ветвями дерева, на которых было расположено около 30 различных пород домашних птиц, а в оконной нише стоял большой кувшин, наполненный землей для посадки редкостных растений. По соседству можно было посмотреть с громадным удовольствием его коллекцию спрессованных растений,- наклеенных на листы бумаги... все собраны в Швеции, содержащую более 3000 диких или культивированных видов, к которым должны быть добавлены редчайшие растения лапландской флоры, также спрессованные. Сверх того, здесь было более 1000 видов шведских насекомых, а также много образцов шведских камней, помещенных в просторные коробочки, расположенные самым
7 Norah G о u г 1 i е. The prince of botanists Carl Linnaeus. London, 1953, p. 96,
41
изящным образом, по- совершенно новой системе, основанной на его собственных наблюдениях».
Весной 1734 г. Линнею исполнилось 27 лет, причем прошло семь лет со времени его поступления в университет. Линней фактически уже вел преподавательскую работу, но положение его было неопределенно, так как по уставу преподавать в университете могли лишь лица, имеющие докторскую степень.
В Швеции было традицией ездить для защиты диссертации и получения учрной степени доктора медицины в голландские университеты — в Гардервик или Лейден. У Линнея, однако, не было денег, необходимых на это путешествие, что делало его положение в Упсальском университете еще более неопределенным и даже безнадежным, в связи с тем что его соперник доктор Розен официально поставил вопрос о невозможности присуждения докторской степени Линнею в Упсале. Трудности Линнея увеличивались еще и тем, что в Швеции он не мог опубликовать ботанические трактаты, начатые еще до путешествия в Лапландию и в значительной мере уже подготовленные. Таким образом, ему казалось, что и упорные труды его были напрасны.
Горечь его сквозила в письмах, относящихся к этому времени. «Я хотел бы лучше быть богатым крестьянином, если бы я готовил себя к этому с детства, или даже, более того, если бы не было так холодно, я хотел бы быть богатым горным лопарем. Теперь мне хотелось бы иметь маленькое землевладение на удобно расположенном острове, где без особенных забот я мог бы добывать пищу, беседовать с несколькими скромными и простыми друзьями, без слишком большого общества... как вы, счастливые сельские жители... не знающие ничего более того, что принесут вам бог и погода».
В дни таких печальных размышлений Линней получил письмо и денежный перевод от губернатора Рейтер-гольма с предложением совершить исследовательскую поездку по провинции Даларна. Предложение это было принято Линнеем с энтузиазмом и благодарностью. Когда о предполагаемой поездке узнали упсальские студенты, некоторые из них просили Линнея дать им возможность присоединиться к нему на все время путешествия за их собственный счет. Вскоре группа молодых людей, возглавляемая Линнеем, выехала из Фалуна — это было
42
3 июля — и через полтора месяца, 18 августа, возвратилась в Фалун, совершив поездку по западной и восточной частям провинции.
Отчет о поездке велся в привычной для Линнея форме дневника и напечатан не был. Очень выразительно об этом путешествии и его целях писал Линней в письме губернатору Вестерботнии Рейтергольму, с которым познакомился еще во время поездки в Лапландию: «Теперь я окончил мою семинедельную поездку по восточной и западной Даларне... в которой я сделал исключительные наблюдения по натуральной истории и хозяйству. Я сделал проект того, как было бы возможно окультурить холмы посредством выращивания корнеплодов, различные возможности чего показала Природа в результате моих непосредственных наблюдений. О, если можно было бы путешествовать таким образом по всем провинциям Швеции каждое лето, как много можно было бы открыть для государства. Как многому можно было бы научиться в одной провинции, как более легко можно было бы улучшить хозяйство другой. У меня в уме всегда мысль, что такая работа в Швеции принесла бы больше пользы, чем Поэтика, Греческий язык и Метафизика в наших академиях, хотя эта работа потребовала бы и меньше затрат».
Надо заметить, что корнеплоды, о которых идет речь, — это картофель (правильнее было бы сказать — клубнеплоды), который Линней со своими спутниками видел в культуре у пастора Нэзмана, первым в этой части страны начавшего выращивать «английский корнеплод».
Далее в том же письме он сообщает о себе, что намерен оставаться в Фалуне до тех пор, пока, барон Рей-тергольм будет довольствовать его пищей и жилищем, после чего вернется в «бедственную Упсалу». «Что будет со мной в будущем, знает только всемогущий бог, направляющий сердца могущественных патронов, способных мне помочь. Я слышал, что доктор Розен настоял на том, что никто не может стать доктором иначе как за границей; это уже введено в практику Медицинской коллегией и специально направлено против меня, так что я должен искать убежища у друзей».
Оставаясь в Фалуне, Линней наладил связь с пробирной палатой и, кроме того, читал лекции по минерало
43
гии и пробирному делу. Лекции проходили в помещении начальника рудников. На них, кроме частных лиц, всегда присутствовали технические горные служащие. Линней отнюдь не был профаном в минералогии и пробирном деле. И это, конечно, было не удивительно, так как он немало работал над упорядочением сведений о минералах, имел в этом деле некоторый опыт и уже видел несколько рудников. В Фалуне же Линней познакомился с видным священником Бровалиусом, который позднее стал профессором в Або, а потом епископом. Линией преподавал Бровалиусу ботанику и минералогию.
Вскоре Линней получил здесь и небольшую медицинскую практику. Несмотря на некоторую устроенность, Линней тяготился своим положением, стремясь заниматься ботаникой. Его фалунские друзья поддерживали это недовольство, советуя ему отправиться за ученой степенью в Голландию. Были и советы найти невесту с приданым, на средства которой можно было бы осуществить заграничную поездку. Губернатор Рейтергольм предоставил Линнею возможность пользоваться своей библиотекой и поддерживал его в изучении минеральных ресурсов провинции. Линней продолжал трудиться над «Systema Lapideum» и написал, кроме того, очерк «Najades Suecicae» («Шведские наяды»), содержавший описание минеральных источников страны.
Один из фалунских друзей Линнея, отец студента Сольберга, в семье которого Линней провел годом раньше рождественские каникулы, предложил Линнею заниматься с его сыном в заграничной поездке с уплатой ему за это 300 медных талеров в год. Предложение это как нельзя более отвечало желанию самого Линнея, и он его принял. Он должен был отправиться в Упсалу, для того чтобы подготовиться к путешествию и прежде всего сдать экзамен по богословию/ о чем должно было быть свидетельство, которое требовалось от каждого студента при получении заграничного паспорта. Воспользовавшись поездкой в Упсалу, Линней побывал и в недалекой столице, где заказал себе платье для предстоящего путешествия и познакомился с коллекциями минералов. Письма Линнея,' относящиеся к этому времени, отражают восторженное настроение его и содержат многочисленные выражения благодарности «всемогущему богу», неизменно к лучшему устраивавшему его судьбу.
44
На рождественские каникулы он вернулся в Фалун. К этому периоду относится очень важное событие в жизни Линнея: ему «встретилась девушка, с которой он хотел бы жить и умереть. Полученное от нее 16 января „да“ было подтверждено ее отцом 27 января, а 18 февраля божья воля совершилась». Последняя дата относится, очевидно, к помолвке. Официальная церемония обручения и свадьба молодых людей были отложены на три года.
Девушка, с которой встретился Линней, — восемнадцатилетняя Сара Лиза Мореа, дочь городского врача в Фалуне — Погана Мореуса, человека образованного и очень видного, который, конечно, не мог не содействовать Линнею в совершении заграничного путешествия для получения ученой степени.
Через два дня, ранним утром 20 февраля 1735 г., Линней со студентом Сольбергом выехали верхом из Фалуна. Они не торопились. По дороге они посетили Векшьё, где Линней встретился со своим первым наставником, доктором Ротманом, потом отправились в Степ-брохульт,. где Линней пробыл в семье более месяца. Наконец, настал день попрощаться с «милым Стен-брохультом, с шестидесятилетним отцом, с братом и тремя сестрами... когда мы покидали Стенброхульт, погода была прекрасна, рожь начала подрастать, березы распускали листья, а лес звучал, как птичий рай». Линней прибыл 18 апреля в Гельсийгборн, откуда на другой день отправился в Эльсинору на датском берегу.
Так началась поездка Линнея, открывшая ему возможность плодотворной работы, скоро принесшей ему европейскую известность, а позднее и мировую славу.
Покидая родину, Линней, еще не достигший 28 лет, был в сущности сложившимся ученым; он не только обладал определенной суммой знаний своего времени, касающихся натуральной истории и медицины, но в известной мере осмыслил эти знания и стремился их систематизировать, т. е. сделать более научными.
Н этому времени им было выполнено по ботанике несколько частных исследовательских тем, которые можно назвать чисто флористическими. Это были списки растений окрестностей Стенброхульта, Лунда и Упсалы, ранее упомянутые. Линней написал очерк о поле у растений как первый набросок своей идеи о собственно
45
генеративных органах. Он уже разработал к этому времени в общих чертах половую систему растений, которая и была им применена при расположении материала в «Краткой лапландской флоре» (первая часть которой была напечатана). Линней еще до путешествия в Лапландию начал подготовку сочинений «Bibliotheca Bota-nica», «Classes Plantarum», «Critica Botanica» и «Genera Plantarum» и уже был озабочен их опубликованием.
Его осведомленность в области зоологии была значительно меньшей, однако он специально занимался изучением насекомых и птиц. За последние два года Линней много трудился над изучением минералов и написал «Systema Lapideum», руководство по пробирному делу и описание минеральных источников Швеции («Najades Suecicae»).
Его кругозор натуралиста был . расширен путешествием в Лапландию и поездками по провинции Да-ларна. Как врач Линней уже обладал небольшой практикой и собрал некоторый материал для университетского курса по диететике («Diaeta naturalis»).
Голландский период деятельности Линнея—период реформ
Первоначально путешествие Линнея с Сольбер-гом носило образовательный характер. Молодые люди не торопились, останавливались по нескольку дней в посещаемых городах и осматривали их достопримечательности. В Эльсиноре, например, они побывали в Королевском ботаническом саду, но не нашли там ничего интересного. Через несколько дней с попутным ветром они отправились в Травемюнде, откуда в карете прибыли в Любек, из Любека дилижанс доставил их в Гамбург.
Здесь имя Линнея было известно, и он сам увидел в нюрнбергском журнале похвальный отзыв о своей деятельности.
Информация о его лапландском путешествии пришла сюда из Англии от Диллениуса. В местном же периодическом издании был помещен профессором гамбургской гимназии Колем похвальный отзыв о работе Линнея по изучению растений Упсалы и о его половой системе растений. Это сообщение было, как полагают, прислано сюда секретарем Упсальского научного общества Андерсом Цельзием. Коль пригласил к себе Линнея и познакомил его со своими учеными друзьями, благосклонно отнесшимися к молодому шведу. Они тоже приглашали Линнея к себе, причем наибольшее впечатление на него производили их богатые библиотеки. Среди редкостей, показанных Линнею в Гамбурге, была семиглавая «гидра», находившаяся в коллекции по натуральной истории, принадлежавшей бургомистру. Это чудо природы привлекало всеобщее внимание, и сообщение о нем даже попало в научную литературу; за «гидру»
47
были заплачены большие деньги. Линней, посмотрев «гидру», заявил, что это чудо не природы, а искусства, доказав, что головы ее и ноги принадлежат ласкам, а тело покрыто кожей змеи.
Из Гамбурга Линней прибыл в Амстердам и отправился дальше в Гардервик, небольшой университетский город, расположенный в юго-восточной части Зюйдерзее. Здешний университет был излюбленным местом защиты докторских диссертаций шведскими студентами, так как здесь, в провинции, по сравнению со знаменитым Лейденским университетом было меньше формальностей. Представившись на другой день после приезда ректору, профессору Гортеру, Линней вручил ему диссертацию «Новая гипотеза о причине перемежающейся лихорадки» («Hypothesis nova de Febrium intermittentium causa»). Тогда же (18 июня) ему был устроен экзамен; Линней должен был разъяснить на нем некоторые афори31Мы ’Гиппократа и рассказать о причине и лечении желтухи. После этого Линней был объявлен медицинским кандидатом и ему была возвращена диссертация, диспут по которой был назначен на 24 июня.
В дни ожидания диспута Линней посещал некоторые занятия у профессора Гортера, все свободное время экс-курсируя с его сыном — Давидом Гортером, молодым доктором медицины и ботаником. Молодой Гортер не мог не попасть под влияние Линнея, который, будучи всего на десять лет старше своего товарища, был уже сложившимся ученым. Давид Гортер1 стал потом профессором в Гардервике и успешно занимался ботаникой.
В назначенный срок состоялась публичная защита Линнеем диссертации на степень доктора медицины, в результате чего он получил диплом и знаки ученого достоинства (шелковую шляпу и золотое кольцо). Формальности были окончены, и Линней стал, наконец, доктором. Теперь он оставил провинциальный Гардер-
1 Интересно заметить, что с именем Давида Гортера связана очень интересная страница истории русской ботаники, а именно первый опыт последовательного применения в русской литературе биномиальной номенклатуры. В 1754 г. Гортер старший был приглашен в Петербург вторым лейб-медиком, причем его сын, Давид Гортер, занял должность гоф-медика. Гортер младший был избран потом почетным членом Российской Академии наук.
48
вик и поехал в Амстердам, чтобы познакомиться с- учеными-ботаниками, и прежде всего с Иоганом Бурманом и лейденским профессором Адрианом ван Ройеном. В Амстердаме же Линней навестил ученого-аптекаря и мецената Альберта Себа и познакомился с его коллекциями.
Голландия того времени была передовой в экономическом отношении страной с относительно высоко развитой промышленностью и передовым сельским хозяйством, обладала крупнейшим торговым флотом. Она уже давно вела обширную заморскую торговлю, имела многочисленные фактории в тропических странах и создала немалую колониальную империю. Постоянным связям ее с далекими странами очень содействовала Ост-Индская компания. В метрополии накапливались богатства, страна по сравнению с другими европейскими государствами процветала, в ней было несколько университетов с богатыми библиотеками и несколько ботанических садов. В Голландии в это время работало немало видных ботаников; в стране были значительные коллекции живых и засушенных растений из заморских стран. Ботаника для голландских ученых переставала быть служанкой медицины.
Для Лиинея все это было очень привлекательным и открывало большие возможности для работы. Его родная Швеция не могла, конечно, идти ни в какое сравнение с этой богатой страной. Совершенно разоренная двадцатилетней войной, Швеция, полностью утратившая былую великодержавность (наиболее сокрушительный удар, как известно, ей был нанесен под Полтавой), обладала ничтожными ресурсами. Казенные- медицинские должности в этой бедной стране были заняты иностранцами и немногими лицами, получившими образование за границей.
На голландских ученых молодой доктор производил самое благоприятное впечатление своими знаниями, оригинальностью взглядов и широтой научных интересов. Он всюду находил самый радушный прием. Перед Линнеем открывались возможности широкого общения с выдающимися учеными того времени, возможности пользоваться их библиотеками и богатыми коллекциями. Этому мешала, однако, его постоянная нужда, и он должен был думать о возвращении на родину. Тем не менее
4 Е. Г. Бобров
49
Линней отправился в Лейден, университет которого был в то" время крупнейшим научным центром, в надежде познакомиться там с выдающимся медиком и натуралистом Германом Бургавом.
В Лейдене Линней познакомился сначала с молодым доктором медицины и ботаником Гроновиусом, который ввел его в круг лейденских натуралистов. Рукопись сочинения Линнея «Система природы» («Systema Naturae») произвела на Гроновиуса такое большое впечатление, что он выразил намерение напечатать ее даже за свой счет. Предложение это как нельзя более отвечало желанию Линнея, надеявшегося на то, что ему удастся в Голландии напечатать некоторые свои сочинения, чего он не мог сделать у себя на родине. В Гроновиусе Линней нашел самого деятельного друга, выступившего с пропагандой его сцсте1Мы и основ классификации; так же ревностно он помогал Линнею в хлопотах по напечатанию и других его сочинений.
Первое издание «Системы природы», вышедшее в 1735 г., было большого формата, всего на 14 страницах, составлено преимущественно из таблиц, показывающих в виде конспекта расположение отделов трех царств природы — их классов, порядков и даже родов. Эта схема классификации, позволяющая ориентироваться во множестве предметов мертвой природы (царство минералов) и живых организмов (растения, животные), создавала основу научной классификации их и, собственно, положила основание современной систематике растений и животных.
Линней полагал, что он открыл, насколько прост был план творения. Более того, у него не было сомнения в том, что именно он, Линней, был избран «Провидением для того, чтобы разъяснить связи явлений, близость видов, группирование родов в отряды и т. д. как выражение плана Творца, что только он, .Линней, мог все это правильно истолковать». «Система природы» — это план сотворения трех царств природы — животных, растений, минералов, это не только классификация, предложенная Линнеем, это определенное мировоззрение.
Об этой работе Линней писал позднее, что он стремился в ней «представить большинство произведений Творца в виде четкой цепи». Что касается царства минералов, то, как он говорит, «до Линнея никто не
50
разработал ясного метода, никто не отличал родов от видов, никто не дал признаков рода и никто не знал, что большинство минералов, за исключением отчетливых видов, являются разновидностями».
По отношению к царству растений им сделана «еще большая работа, а именно предложено новое разделение по тычинкам и пестикам, т. е. по таким малым частям цветка, на которые ботаники раньше и не утруждали себя смотреть, каковое (разделение,—Е. Б.) Линней должен был взять из собственных опытов, после того как убедился в том, что они (тычинки и пестики, — Е. Б.) обосновывают учение о поле у растений и являются важнейшими для самих растений. Здесь потребовалась большая работа для того, чтобы располагать знанием цветков всех родов и видов, чтобы представить себе всю эту армию. Одно только это способно было занять посредственного человека на протяжении всей его жизни». Сделанное по отношению к животному царству «было столь же новым. Линией был первым, кто стал характеризовать четвероногих по зубам и впервые их так описал, также разделив птиц по их клювам. И то и другое в равной мере существенно для этих типов животных. Никто до Линнея не установил отчетливых родов среди насекомых, и едва ли кто-нибудь сделал больше в классах прочих животных, кроме Артеди».
Эти замечания Линнея выражают оценку им его собственного сочинения, данную им более чем через 25 лет после выхода работы в свет. Следует сказать, что Линней вообще очень высоко оценивал свои научные достижения. В связи с этим можно привести здесь его отзыв о собственной работе по зоологии в связи с выходом в свет десятого издания «Systema Naturae» (1758): «Первый том о животных должен показать, что Линней был более велик в зоологии, чем в любой другой отрасли, хотя ботаники и признают его своим учителем. Ибо если основательно рассмотреть этот том, то можно найти в нем все классы и естественные отряды, так же как и виды, собранные с чрезвычайной заботливостью с синонимами в результате бесконечной работы. Здесь описано большее количество насекомых, чем видели где-либо прежде. Здесь впервые дан четкий метод и основы конхиологии, не говоря о прочем».
4*
51
Десятое издание «Systema Naturae» вышло в 1758 г. и занимало 1384 страницы текста. Так от издания к изданию «Система природы» увеличивалась в объеме, охватывая все более и более обширный описательный материал. Позднее вышло еще три издания, причем последнее, тринадцатое, было. подготовлено И. Ф. Гмели-ном (вышло оно в 1788—1793 гг.) и содержало в трех томах 6257 страниц. Из всех сочинений Линнея «Systema Naturae» было наиболее распространенным. Оно было напечатано 13 раз по-латыни, причем сам Линней переработал и редактировал'издания 2, 6, 10 и 12; было опубликовано и несколько переводов его на западноевропейские языки.
Чтобы понять истинное значение этого сочинения Линнея для своего времени, достаточно вспомнить следующее. Еще в XVI в. Цезальпин писал, что распознавание известных в то время растений было крайне затруднено и что из-за противоречивых и сложных названий их «происходят бесконечные ошибки и ожесточенные споры». В начале XVII в. швейцарский ботаник Каспар Баугин сделал попытку упорядочить номенклатуру растений, положив' около 40 лет труда на создание единого свода всех известных в то время растений (около 6000), для которых он собрал синонимы. Баугин, стремясь классифицировать растения, положил начало бинарной номенклатуре, сущность которой состоит в том, что всякое растение носит двойное название — первое, как правило, из одного слова и второе диагностическое, состоящее из нескольких слов. В конце XVII в. германский ботаник Ривинус продолжил работу Баугина, еще немного приблизившись к тому, что со всей определенностью было сделано только Линнеем, — к сочетанию бинарной номенклатуры с более определенным представлением о родовой и видовой категориях. На протяжении всего XVII и в начале XVIII в. в связи с накоплением фактического знания организмов возможности обзора их все более и более затруднялись, и в конце концов дело дошло до того, что такой обзор стал практически невозможным.
Таким образом, разработка удобной классификации стала самой насущной необходимостью естествознания. Это отчетливо сознавали все ученые начала XVIII в. и, вероятно, более всех других Карл Линней.
52
CAROLI LINNfEI
Natural Curioforum Diofuridis Saundi
SY ST EMA NATURE
NATUR-Ж REGNA TRIA,
S E C 11 N D U M.
CLASSES, ОШШ, GENERA, SPECIES, SYSTEMATICS E ROPONUN TUX.
Editio Secunda, Auflior.	-i
"TFoc к h о l M I As '	;
ApudGOTTFR. K1ESEWETTER. i
i?4-o.	I
Титульный лист второго издания «Системы природы».
«Карла Линнея Исследователей природы Диоскорида Второго Система природы, в которой систематически представляются три царства природы по классам, отрядам, родам, видам. Издание второе, расширенное. В Стокгольме у Готфр. Кизеветтера. 1740».
Очень интересно заметить, что лейденский профессор Бургав, считавшийся наиболее авторитетным среди ученых своего времени, определял ботанику как «часть естествознания, посредством которой удачно и с наименьшим трудом познаются и удерживаются в памяти растения», т. е. как классификацию и номенклатуру растений.
Классифицирование в естествознании было действительно самой важной задачей того времени, и эту задачу во всей широте поставил и блестяще разрешил только Линней. Именно в этом заслуга Линнея перед наукой, в этом величие его научного подвига.
«Естествознание есть разделение и наименование естественных тел (Scientia naturalis est divisio ас deno-minatio corporum Naturalium). Основа ботаники состоит в разделении и наименовании растений классификационном, родовом и видовом (Fundamentum Botanices consi-stit in Plantarum Divisione et Denominatione, Systematica, Generica et Specifica)». Таковы положения, которыми руководствовался Линией. В высшей степени замечательны слова Линиея, что «нет естественной системы растений (Nullum Systema Plantarum Naturale)» и что «искусственные системы вообще необходимы по отсутствию естественной (Interim tamen Systemata artificialia, defectu Naturalis, omnino necessaria sunt)». Мы видим, таким образом, что Линней прекрасно понимал желательность руководствоваться в классификации «естественным методом».
Предложенная Линнеем классификация растений, в основу которой положены признаки, характеризующие цветок как орган размножения, чрезвычайно проста и в, то же время изящна и кратка. Вся она изложена на одной странице большого формата и называется «Ключ половой системы» («Glavis systematis sexualis»). Нет необходимости излагать систему сколько-нибудь подробно, так как об этом рассказывается в каждом учебнике общей ботаники для высшей школы. Сущность ее сводится к тому, что растительный мир разделен на 24 класса, из которых первые 13 выделены по числу тычинок. При выделении классов 14—20 приняты во внимание соотношения длины тычинок, расположение или срастание их; классы 21 и 22 характеризуются однополыми цветками, причем в класс 21 помещены растения
54
однодомные, а в класс 22 — двудомные; класс 23 содержит растения, цветки которых частью обоеполые, а частью раздельнополые; в классе 24 помещены растения тайнобрачные, органы . размножения которых простым глазом невидимы.
Классы делятся на отряды, общее число которых 116. Первые 13 классов разделены на отряды по числу пестиков. Отряды классов 14 и 15 выделяются по устройству плодов. Разделение классов 16—22 на отряды основывается на числе тычинок. Класс 23 разделен па отряды: однодомные, двудомные и трехдомные (каждый-из трех типов цветка на отдельном растении). Последний класс (тайнобрачные) охватывает отряды: папоротники, мхи, водоросли, грибы, деревья и Lithophyta-К последним отнесены кораллы, а к деревьям этого отряда — инжир (Ficus).
Нет нужды говорить об искусственности этой системы; это более чем кому-либо другому и ранее всех других было известно самому Линнею. Необходимо, однако, сказать, что половая система, разработанная Линнеем, по ее простоте, изяществу и тому, что она охватывала все растительные организмы, как нельзя более удовлетворяла неотложную потребность классификации растений. Следствием этого был ее выдающийся успех.
Вышедшая из печати «Systema Naturae» открыла Линнею возможность встретиться с Бургавом, доступ к которому был очень труден. Бургав сам пригласил его к себе. Об этой встрече Линней рассказывал, что он увидел Бургава в саду стоявшим перед небольшим деревом и внимательно рассматривавшим его. Бургав сказал Линнею, что рассматриваемое растение еще никем не описано и он сам его не знает. Линней почтительно, но твердо заявил, что дерево это ему известно и что оно было описано Вайаном. Бургав возразил, говоря, что он в 1727 г. редактировал сочинение Вайана и что такого описания там нет. Когда принесли книгу, то Линней тотчас показал описание этого растения (это была боярышникбвидная рябина), обнаружив свое знание и растений, и литературы.
Через 2—3 недели Линней был в Лейдене у Бургава с прощальным визитом, намереваясь отправиться через Амстердам на родину. Бургав рекомендовал Линнею
55
оставаться в Голландии и даже поселиться там, так как именно в Голландии были для него самые широкие возможности для изучения растений. Узнав из беседы с Линнеем об отсутствии у него денег, Бургав дал ему рекомендательное, письмо к профессору Бурману, заведовавшему в Амстердаме Ботаническим садом.
Бурман предложил Линнею поселиться у него в доме, предоставил ему комнату и стол. Линней это предложение принял и жил у гостеприимного Бурмана до конца года. Бурман в это время занимался изучением растений Цейлона и готовил о них сочинение, вышедшее из печати в следующем году. Линней же в эти месяцы занимался изучением растений в амстердамском саду и подготовкой к печати своих сочинений «Fundamenta Botanica» и «Bibliotheca Botanica».
«Fundamenta Botanica» («Основы ботаники») — произведение замечательное, хотя и занимает всего 36 страниц малого формата. В нем изложены принципы описательной ботаники, большей частью перенесенные потом в «Критику ботаники» и в знаменитую «Философию ботаники». Линией был совершенно прав, когда позднее, уже в 60-х годах, говорил с сожалением: «... мало кто понял перспективу, данную этими афоризмами, они и обсуждались очень несовершенно».
Текст этой книги состоит из 365 (по числу дней в году, как он позднее заметил) афоризмов-положений, сгруппированных в 12 разделов; здесь содержатся разнообразные сведения от классификации ботаников до характеристики действия растений в связи с их естественной классификацией. Текст кончается следующим заключением: «Начала истины в естествознании должны утверждаться наблюдениями».
Введение очень коротко: Линней говорит, что «эта маленькая, всего в несколько страниц, работа, составленная из 365 афоризмов, потребовала семи лет (труда,—Е. Б.) и внимательного изучения 8000 цветков».
•В этой работе перечислены все основные принципы и руководящие идеи Линнея. Едва ли не важнейшим из них для великого классификатора был следующий: «156. Ариаднина нить ботаники — классификация, без которой — хаос (Filum ariadneum Botanices est Systema sine quo chaos est)». Здесь же знаменитый афоризм: «157. Мы на
56
считываем столько видов, сколько различных форм было вначале создано (Species tot mimeramus quot diversae formae in principio sunt creatae)». Линней не. замечает здесь некоторого противоречия с канонами: «162. Род и вид всегда есть творение природы, а разновидность чаще есть произведение культуры, классы и отряды есть творение и искусства, и природы»; «159. Родов называем столько, сколько различного строения плодоношений обнаруживают естественные виды растений»; «88. Сущность цветка состоит в пыльнике и рыльце, плода — в семени, а размножения — в цветке и в плоде»; «135. Всякое растение развивается из яйца, как утверждают разум и опыт, что подтверждают семядоли».
Наряду с глубокими и в большинстве случаев прогрессивными положениями здесь нередки сравнения очень красочные, но решительно отсталые даже и для того времени. Таковы, например, афоризмы 146 и 147, где почва называется желудком растения, листья — легкими, корни — млечными сосудами, тычиночные нити — семяпроводами, а семя — яйцом, как это сказано и в § 135.
-Очень интересен в «Основах ботаники» первый раздел, где из 52 афоризмов 47 относятся к классификации ботаников. Об этой классификации нередко отзываются с иронией, видя в ней стремление Линнея к безудержной систематизации. Однако ирония здесь вовсе неуместна. Дело в том, что разработанная здесь классификация авторов представляет собой своеобразную схему предметной каталогизации ботанической литературы.
Ботаники, которые здесь называются фитологами, делятся на истинных ботаников и ботанофилов. Последние разделяются на четыре группы: анатомы, садовники, медики, аномальные ботаники. Из них медики подразделяются на семь подгрупп: астрологи, химики и пр.; аномальные же ботаники делятся на поэтов, теологов, биологов и разных. Интересно заметить, что биологами Линней называет авторов, описывавших «жизнь и смерть ботаников», т. е. биографов и авторов некрологов.
Собственно ботаники (botanici veri) делятся на собирателей (collectores) и методистов (methodici). К первым относятся: отцы (авторы классической древности), комментаторы (толкователи сочинений отцов), рисовальщики растений (ichniographi), монографы, любознательные (curiosi — собиратели редкостных растений), адонисты (ка
57
талогизаторы выращиваемых растений), флористы (составители каталогов дикорастущих растений) и, наконец, путешественники. Методисты делятся' на три большие группы: философы, систематики и номенклаторы. К философам относятся: ораторы (рассуждающие о растениях), спорящие о растениях (eristici), физиологи (обсуждающие тайну пола у растений), учредители (institutores — предлагающие правила, каноны и аксиомы). Наиболее велика группа систематиков, из которых гетеродоксы разделяются на восемь подгрупп, а ортодоксы — на одиннадцать перенумерованных подразделений, Основные подразделения здесь: ортодоксы частные и универсальные. Частные занимаются систематикой Сложноцветных, Зонтичных, Злаков, Мхов, Грибов. Универсальные же ортодоксы разделены на фруктицистов, короллистов, калицистов и сексуалистов по построению ими классификаций соответственно на плодах, венчиках, чашечках и на поле растений: «31. Se-xualistae a sexu distribuunt ut Ego (Сенсуалисты по полу разделяют, как я)»; «68. Ego, etiam sexualista sum, secundum numerum, proportionem et situm staminum cum pistillis ( Я также сексуалист (так как строю классификацию,—Е. Б.) на основании числа, соотношения и положения тычинок с пестиками)». Нельзя не обратить внимание на то, что Линней с самого начала прекрасно понимает искусственность своей классификации, видит в этом слабость и стремится к «естественному методу». Очень интересен в связи с этим канон 77: «Мы попытаемся представить фрагменты натурального метода (Nos naturalis methodi fragments exhibere conabimur)». Номенклаторы разделяются на синонимистов, критиков, этимологов и лексикографов.
Как сказано ранее, классификация ботаников есть лишь своеобразная предметйзация ботанической литературы. Именно по этой, разработанной в «Fundamenta Во-tanica» схеме Линней и построил свое сочинение «Bibliotheca Botanica». Эта книжечка, изданная в Амстердаме в 1736 г. и посвященная Иогану Бурману, содержит 164 страницы того же формата, что и «Основы ботаники». Ей предпослана схема классификации ботаников, а одновременно и разделов библиографии (их всего 16), в свою очередь довольно дробно разделенных. Каждая классификационная группа очень выразительно охарактеризована, равно как и ее разделы. Многим выдающимся писателям
58
даны краткие характеристики. Нельзя не обратить внимание на то, ито Линней серьезно продумал построение библиографии, ее указатели, взаимосвязь отделов путем отсылок и пр., т. е. то, что в наше время называют рабочим аппаратом книги. Построение библиографии Линнеем можно понять на примере классификации книги Каспара Баугина «Pinax theatri botanici» (1623). В связи с тем, что в первой части сочинения специально описаны злаки, Баугин попадает в группу описателей частных (descrip-tores particiilarcs). Так как в этом его сочинении описано около 600 новых растений, мы видим имя Баугина также среди любознательных. Совершенно естественно, конечно, помещение Баугина и в группу номенклаторов-синони-мистов. В то же время Каспар Баугин упомянут среди флористов, как написавший каталог дикорастущих растений окрестностей Базеля.
Нельзя не высказать сожаление о том, что эта работа Линнея почти забыта. Сам автор оценивал ее очень высоко, говоря в автобиографических материалах о «Bibliotheca Botanica», что книга эта «показывает, какими знаниями обладал Линней в истории литературы».
Ко времени пребывания Линнея в доме Бурмана относится его знакомство с Георгом Клиффортом, директором Ост7Индской компании и бургомистром Амстердама. Клиффорт, очень богатый человек и любитель растений, создал в Гартекампе, близ Гаарлема, сад, в котором было собрано множество растений и в открытом грунте, и в нескольких оранжереях. В этом саду содержалось довольно много и экзотических животных. Для Клиффорта, как директора Ост-Индской компании, с ее торговыми связями с заморскими странами, были открыты самые широкие возможности для доставки в Голландию множества интересных растений, чем он и пользовался. Линней писал об этом саде, что он был изумлен множеством .растений, наполнявших оранжереи. В первой были размещены растения из стран южной Европы — Испании, Италии, Греции и с островов Средиземного моря; другая оранжерея была занята растениями Азии; в третьей были размещены растения, привезенные из Африки; в четвертой содержались орхидеи и американские растения, и т. д.. В саду Клиффорта были и музей с коллекцией засушенных растений и научная библиотека. Эти сокровища не могли не
59
производить громадного впечатления, и Линней писал о том, что он никогда не видел прежде ничего подобного.
Знакомством с Клиффортом Линней был обязан профессору Бургаву, который был домашним врачом Клиф-форта. Бургав, рекомендуя Линнея Клиффорту, особо отметил его достоинства как выдающегося ботаника, способного систематизировать коллекции Клиффорта и описать его сад.
Об этом знакомстве биографы Линнея рассказывают следующее. Когда Бурман й Линней навестили Клиффорта в Гартекампе по его специальному приглашению, Линней поразил хозяина удивительной осведомленностью, показав среди южноафриканских растений уже описанное и еще совсем неизвестное. При этом посещении сада Бурман заинтересовался в библиотеке вторым томом путешествия английского ученого Слоана («Путешествие на острова Мадейру, Барбадос...»). Клиффорт сказал ему, что у него два экземпляра этой книги и что он готов один из них отдать Бурману в обмен на помощь Линнея, для чего тот должен ггродести зиму в Гартекампе. Клиффорт предложил Линнйю жилище, стол и жалованье 1000 флоринов в год. Предложение это было принято, п Линней отложил возвращение на родину, оставшись на службе у Клиффорта. О своей жизни в это время Линней писал, что теперь «он живет, как князь, имеет попечение над крупнейшим садом, для которого может выписывать любое недостающее растение, так же как и книги для библиотеки, имеет возможность работать' по ботанике, и для этого у него есть все, чего бы он ни пожелал.- Поэтому он работает день и ночь и ' в то же время пытается напечатать свою „Лапландскую флору11 („Flora Lapponica11)».
Линней был очень обрадован приездом в Голландию своего старого университетского товарища Артеди, занимавшегося перед этим изучением ихтиологических коллекций Слоана в Лондоне. Артеди по-прежнему бедствовал и все еще не имел средств для того, чтобы „добиться получения докторской степени. Линней пришел на помощь, своему другу, рекомендовав- его амстердамскому коллекционеру Себа для работы по систематизации рыб и их описанию. Артеди принялся за работу в Амстердаме у Себа, тогда как Линней трудился
60
в Гартекампе у Клиффорта. Друзья изредка встречались, обсуждая ход своих работ. Работа Артеди уже была окончена, и он намеревался ее еще раз просмотреть, для того чтобы передать в печать, когда он совершенно неожиданно погиб, утонув в канале при возвращении вечером домой. Потрясенный неожиданной смертью друга, Линней, едва узнав об этом, выехал в Амстердам, отдать ему последний долг и позаботиться о его рукописях. Клиффорт дал Линнею денег для того, чтобы выкупить рукопись Артеди у его квартирохозяина, который задерживал ее за долги и намеревался продать с аукциона скромное имущество молодого ученого. Лучшей памятью об Артеди было бы издание его работы. Линней взялся за подготовку к печати рукописи, предварительно известной ему, как известны ему были и все основные идеи ее автора. В 1738 г. «Ихтиология» Артеди была издана. Таким образом, его труд был спасен для науки, а память об авторе увековечена. Сочинение это было так значительно, что автора «Ихтиологии» считали основоположником этого раздела зоологии. Сам Линней очень высоко ценил сочинение своего друга. В письме геттингенскому профессору Галлеру он писал: «Я теперь занят печатаньем посмертного сочинения моего старого друга, Петра Артеди, в котором, если я не ошибаюсь, Вы увидите больше усовершенствований, чем их было сделано в ботанике за 100 лет. Он установил естественные классы (отряды), естественные роды, полные диагнозы, общий указатель синонимов, несравненные описания и безукоризненные определения видов».
Нельзя не обратить внимание на высокую оценку Линнеем и собственно описательной работы Артеди и установления им естественных родов и естественных классов. Только Линией, сам работавший в этом плане, мог оценить по достоинству сочинение Артеди. Весьма вероятно также, что Линней и Артеди влияли друг на друга, одновременно разрабатывая описательные методы и классификацию. Классификация рыб Артеди была принята Линнеем для ближайших изданий «Systema Naturae».
В предисловии к. «Ихтиологии» Линней писал: «Я урывал время у моих занятий, которые меня подавляли, для того чтобы пересмотреть работы моего несчастного друга. Кто мог лучше меня издать его труды,
61
полные его идей, его метода и его манеры? Я провел шесть месяцев в Голландии, для того чтобы окончить это издание, счастливый возможностью выполнить обязанности друга и снискать вечную память тому, кто был похищен у меня преждевременной смертью. Я был рад извлечь из забвения самую значительную из работ этого рода. Артеди сделал эту науку, ранее представлявшую наибольшие трудности, самой легкой из всех. Пусть небо позаботится о том, чтобы существовали многие Артеди, чтобы целиком описать царство животных».
Благожелательное отношение Линнея к окружающим и постоянное желание помочь были вообще характерны для Линнея. В дальнейшем он много делал для каждого из своих учеников, содействуя их успеху и их материальному благополучию.
К этому времени (1736 г.) относится установление Линнеем переписки с виднейшими учеными Европы. Среди них были ботаник Бернар Жюсье в Париже и академик Амман в Петербурге.
Выполняя поручение Клиффорта, Линней в июле 1736 г. отправился в Лондон, для того чтобы привезти из Англии для сада в Гартекампе отсутствовавшие в коллекции растения. Первый его визит в Лондон был к Гансу Слоану, знаменитому натуралисту и коллекционеру, бывшему после Ньютона президентом Королевского общества. Слоан знал уже о Линнее из писем голландских ботаников Гроновиуса и Лоусона, приславших ему вышедшую из печати «Systema Naturae» и лестно отозвавшихся об ее авторе. Линней привез с собой Слоану рекомендательное письмо от -Бургава, в котором, между прочим, было сказано следующее: «Линней в особенности достоин того, чтобы Вы его видели. Тот, кто увидит вас вместе, будет видеть двух людей, равных которым невозможно найти на свете». Слоан, известный коллекционер, с именем которого была связана деятельность Медицинского сада в Челси (Chelsea), был уже стар — ему исполнилось 76 лет, и едва ли он был польщен тем, что Бургав сравнил его с молодым Линнеем. Он. обошелся с последним сухо, предоставив, однако, Линнею возможность ознакомиться со своими коллекциями, о которых Линней писал потом Цельзию, что они были в. полном беспорядке.
62
Аптекарским садом в Челси управлял Филипп Миллер, незадолго перед тем напечатавший «Словарь садовников» («The Gardeners Dictionary») — знаменитое сочинение, выдержавшее 19 изданий. Миллер тоже обошелся с Линнеем сухо, может быть потому, что Линней не знал языков и с ним можно было изъясняться только по-латыни. Тем не менее нужные для Гартекампа растения были получены.
О посещении сада в Челси Линней так рассказывал одному из своих последних учеников: «Когда я был с визитом у Филиппа Миллера, который и был главной целью моего путешествия, он мне показал сад и показал растения и называл их по номенклатуре, которая была тогда принята, например: Symphytum consolida major, flore luteo. Я промолчал, что дало ему основание сказать на другой день: „Этот ботаник Клиффорта не знает ни одного растения". Я это заметил и сказал ему, когда он опять использовал те же названия: „Не называйте эти растения так, у нас есть более короткие и верные названия; нужно говорить так и так". Тогда он рассердился. Я сказал ему, что хочу получить растения для сада Клиффорта, но, когда я вернулся к Миллеру, он был в Лондоне. Он вернулся вечером, плохое настроение его прошло, он обещал дать мне все, что я попрошу, и сдержал слово, а я поехал в Оксфорд,, после того как отправил хорошую посылку Клиффорту».
После Челси Линней посетил Диллениуса в Оксфорде. Здесь в Ботаническом саду было довольно много, европейских растений и, что было особенно интересно для Линнея, растений американских. Теплицы и оранжереи в Оксфорде были совершенно пусты.
В письме к Олафу Цельзию Линней писал о своей встрече с Диллениусом, сообщая, что Гроновиус прислал в Оксфорд часть корректурных листов «Genera Plantarum» и что листы эти были очень внимательно изучены Диллениусом, сделавшим много пометок на разных страницах и - первоначально решительно не согласившимся с разъяснением Линнея родов, описанных Диллениусом. И только в самом саду, при сравнении растений с характеристиками родов, данными Линнеем в «Genera Plantarum», Диллениус убедился в правоте автора. Он изменил свое отношение к Линнею, дружески уговаривал его остаться хотя бы на месяц в Оксфорде и дал ему все
63
живые растения, Которые Линней просил у него для Клиффорта.
«Когда я представился Диллениусу, — рассказывал потом Линней, — у него был Джемс .Жерард,2 которому он сказал: „Вот тот, кто запутал всю ботанику!11. Я сделал вид, что не понял его слов. Мы вместе прогуливались в саду, когда я увидел в первый раз Antirrhinum minus; я спросил название этого растения у Диллениуса. „Как! Вы не знаете это растение11, — сказал он. „Нет! — отвечал я. — Но если бы Вы мне дали хотя бы один его цветок, я бы узнал его сразу11. „Возьмите же11, — сказал он, я повиновался и тотчас же увидел, к какому роду его нужно отнести. На третий день, видя, что Диллениус не изменил своего отношения ко мне, я попросил его, так как сам не знал английского языка, послать слугу заказать мне место в общественном экипаже, чтобы вернуться в Лондон на другой день утром. Он это сделал, и я счел себя обязанным сказать ему: „Я жду от Вас милости, объясните мне смысл слов, которые Вы сказали Жерарду во время моего первого визита11. Он долго от этого уклонялся, и, так как я настаивал, он сказал мне: „Поднимитесь вместе со мной, и Вы это узнаете11. Когда мы были в библиотеке, он мне показал листы „Genera Plantarum11, половину которых Гроновиус прислал ему без моего ведома. Там были заметки почти на каждой странице. „Что Вы хотите этим сказать?11 — воскликнул я. „Что каждая пометка в книге указывает на ошибочный род11. „Я настаиваю на том, что это не так, — отвечал я, — и если, против моего ожидания, я ошибаюсь, необходимо найти доказательство моей ошибки, и у меня не будет никаких трудностей изменить эти роды11. „Тогда возьмем первые же растения, встреченные в саду11. Он пошел искать Blitum, который имеет, как это указывают и другие авторы й он сам, три тычинки. Я открыл цветок и показал, что тычинка здесь только одна. „Это несомненно аномалия11, — сказал он. Мы открыли много цветков, и все они были такие же, как и в первом случае. Мы переходили от рода к роду и находили их отвечающими моим описаниям. Удивленный Диллениус сказал мне: „Вы не уедете11».
2 James Sherard — богатый аптекарь и ботаник-любитель, владевший обширным садом в окрестностях Оксфорда.
64
Линней в возрасте 32 лет. По репродукции с портрета работы Шеффеля. 1739.
Пробыв в Англии всего восемь дней, Линней познакомился там не только с названными выдающимися английскими ботаниками, но и с другими лицами, с которыми и потом поддерживал переписку.
Вскоре после возвращения в Голландию Линней узнал об избрании его в члены саксонского научного общества (Academia Caesarea Leopoldina). Это было первое выражение того, что деятельность его стала известна ученым кругам, официально признается и одобряется.
В связи с этим на титульном листе сочинений Линнея, кроме его степени доктора медицины, стало указываться еще и членство в саксонской Академии исследователей природы. Любопытно заметить, что обычно в названной академии члены ее получали имя одного из древних ученых. Линней получил имя Дио-скорида Второго (Dioscorides Secundus); имя это иногда прибавлялось к титулам Линнея.
Во время пребывания в Гартекампе Линней более всего трудился над систематизацией и описанием растений как сада, так и гербария Клиффорта. В 1737 г. в Амстердаме это описание было напечатано под названием «Клиффортовский сад» («Hortus Cliffortianus»).3 * 5 Это превосходно изданный фолиант, содержащий 502 страницы текста, кроме указателей и вводных отделов, украшенный 37 гравюрами растений в размер листа и великолепной гравюрой — фронтисписом. Об этом сочинении Линней писал спустя много лет, что оно было написано им всего за три четверти года, тогда как для другого автора эта работа потребовала бы десяти лет труда.
«Ни один сад не был описан полнее и ни один сад не был богаче видами; здесь Линней показал и их разновидности. Каждое растение, включенное сюда, было исследовано в отношении его генеративных частей и было отмечено правильными признаками и установлением видового различия (differentia specifica, которое и являлось видовым названием, — Е. Б.), за что названия
3 В 1968 г. вышло из печати факсимильное издание этого сочинения Линнея, в связи с чем Джон Геллер опубликовал специальный комментарий к нему (John L. Heller. Linnaeus’s
Hortus Cliffortianus. Taxon, v. 17, № 6, 1968, pp. 663—719).
5 E. г. Бобров	65
в „Hortus Cliffortianus" были одобрены Ройеном, Гроно-виусом, Галлером и др.». В обращении к читателю Линней отмечает как важнейшие черты этого сочинения его следующие пять особенностей, являющихся нововведением: 1) отнесение видов растений к соответственным родам согласно с сочинением «Genera Plantarum»; 2) причисление к видам их синонимов; 3) различение разновидностей и отнесение их именно к их видам; 4) предложение новых видовых названий; 5) добавление всюду указаний на место происхождения растений.
К этому следует добавить, что в данной работе Линней впервые сопровождает родовые названия ссылками на место их установления («Genera Plantarum»), так же как сообщает соответственный источник и для каждого видового синонима. Необходимо заметить, что предложенные в этом сочинении видовые названия были диагностическими фразами — полиномиалами (differentia specifica). Нам кажется, что именно в этом сочинении было достигнуто высшее выражение бинарной номенклатуры полиномиалов, слагавшейся и постепенно уточнявшейся на протяжении полутора столетий.
Описательный метод Линнея нашел превосходное выражение в этом сочинении. Именно отсюда, из «Hortus Cliffortianus», он был почерпнут последующими авторами в их работах по описательной ботанике. Сама же идея описания ботанических садов, правильнее сказать, идея составления перечней содержащихся в них растений нашла многих последователей и практически осуществлялась потом почти на протяжении столетия. В России она нашла отражение в публикации описаний Медицинского сада в Петербурге, ботанических садов Демидова и Разумовского в Москве и некоторых других.
Вернемся, однако, к упомянутому фронтиспису. Это превосходная гравюра, исполненная в аллегорической манере эпохи барокко. В правом нижнем углу ее, в руке ребенка, изображен термометр, как один из инструментов, применяемых в садовой практике. Если приглядеться к нему, то можно заметить, что это известный всем градусник с нулевой точкой на его середине, со стоградусной шкалой положительных температур вверху и отрицательных внизу. Напомним, что книга «Hortus Cliffortianus» была напечатана в 1737 т., хотя вышла в свет -фактически в 1739 г.
66
Стоградусный термометр Линнея. Репродукция части гравюры — фронтисписа, украшающего «Hortus Cliffortianus». 1737.
В связи с рисунком этого термометра недавно4 было доказано, что распространенный в быту ртутный термометр Цельзия создан Линнеем. Теперь стало известно, что шкала упсальского астронома Андерса Цельзия (1742 г.) была стоградусной, но нуль ее был расположен у точки кипения, а 100° — у точки замерзания. В 1747 г. шведский* оптик Экстрём стал производить термометры с точкой замерзания, отмеченной нулем, и точкой кипения воды 100°; этот термометр позднее получил название шведского, а был он предложен самим Линнеем. Предполагается, что в Голландии Линней встречался с Фаренгейтом (прибор послсднего относится к 1724 г.), так как несомненно практически интересовался делом изучения
4 N. V. К N о г d е n ш а г k. Anders Celsius och den. lymdgra-diga termometrn. Svenska' Linne-Sallskapets Arsskrift, tf XVIII, 1935, pp. 124—133, 160. Ср. также: A. X. X p г и а н. Очерки развития метеорологии. Гидрометеоиздат, Л., 1948, стр. 20.
5*
67
температуры, работая в саду Клиффорта, где были оранжереи разного теплового режима. Термометр, которым Линней тогда пользовался, и изображен на гравюре (1737 г.), украшающей «Hortus Cliffortianus». Вернувшись на родину, Линней продолжал интересоваться этим делом и продемонстрировал в 1745 г. Сенату Упсальского университета свой термометр. Трудно объяснить, почему в быту этот термометр связан с именем Андерса Цельзия. Может быть, потому, что Цельзий сам действительно занимался этим ртутным прибором, а может быть, потому, что последний отвечали литерой «С». Литера эта, однако, обозначала не имя Цельзия, а деление шкалы на 100 градусов: «centigrade» — стоградусник.
В письме к знаменитому французскому медику Со-важу Линней писал: «Я был первым, кто привел в соответствие наши термометры, где точка замерзания 0 и градус кипения воды 100; и это (удобно, — Е. Б.) для зимних помещений сада (т. е. для оранжерей, — Е. Б.); если бы это стало привычным, уверен, что понравилось бы».
Нельзя не видеть и в этом частном случае проявление гения Линнея, сообщающего всему ясность, простоту и изящество.
Одновременно с работой над «Hortus Cliffortianus» Линней работал еще над двумя очень важными трудами: «Genera Plantarum» и «Critica Botanica»- Надо сказать, что эти сочинения, как и названные уже «Systema», «Fundamenta» и «Bibliotheca Botanica», были связаны идейно и целенаправлены. Связана с ними была и «Flora Lapponica», которая печаталась одновременно.
Обратимся прежде всего к «Genera Plantarum». В автобиографических материалах Линней говорит об этой книге, что в ней он сделал то, чего никто до него не сделал, и что в ней были тщательно описаны все генеративные части растений, в соответствии с чем были описаны признаки родов. Скоро стало ясно, как он говорит, что род растений, который не описывается по методу Линнея, неоснователен. Линней справедливо писал, что «одно это произведение, казалось бы, могло потребовать целую человеческую жизнь». «Ботаники считали, что одних генеративных частей растений недостаточно для того, чтобы распознать роды, и что нужно принимать во внимание листья и облик, растений, до тех пор, пока Линней не показал им другое. Роды были приняты позд
68
нее теми ботаниками, которые занимались делом основательно».
Сочинение это действительно замечательное, и значение его для ботаники легко может быть понято из того, что здесь впервые и с удивительной отчетливостью охарактеризованы роды растений, число которых составляло в первом издании 994. Руководящим принципом при этом был цитированный нами из «Fundamenta Botanica» канон 159: «Родов называем столько, сколько различного строения плодоношений обнаруживают естественные виды растений».
Полное название сочинения «Genera Plantarum» в переводе: «Роды растений и их естественные признаки сообразно с числом, обликом, положением и соразмерностью всех частей плодоношения». Название это совершенно точно передает содержание книги. В основу расположения материала положена разработанная Линнеем половая система, опубликованная в «Systema Naturae». Число установленных и описанных здесь родов составляет, как сказано, 994. Все описания легко сравнимы, так как чрезвычайно коротки и составлены по одной простенькой схеме. Схема описания состоит из шести пунктов, напоминающих анкету и расположенных в строгом порядке; она обязывает всюду характеризовать чашечку, венчик, тычинки, пестик, плод, семя. Характеристика каждого органа дана Линнеем чрезвычайно ясно, хотя и занимает одну или две строки. Таким образом, описание каждого рода занимает 8—12 строк, дополненных в некоторых случаях примечанием в 1—3 строчки. Продуманность органографической терминологии делает все характеристики-диагнозы очень короткими и выразительными. Надо сказать, что Линнеем принято обязательное цитирование литературных источников при каждом родовом названии и при каждом из синонимов рода. В дальнейшей описательной практике этот прием Линнея сохранился.
Первое издание «Genera Plantarum» было посвящено лейденскому профессору Герману Бургаву, покровителю Линнея, содействовавшему его работе в Голландии. Это сочинение выдержало девять изданий (кроме переводов), важнейшим из которых является пятое, вышедшее в 1754 г., тесно связанное с первым изданием «Species Plantarum».
69
В связи с работой над этим сочинением Линней писал Галлеру (1 мая 1737 г.) о том, что в Голландии никто серьезно не занимается родами. Одновременно он сообщал ему интересные сведения о ботанической работе известных ему голландских, английских и шведских ученых. «Гроновиус, Бурман и ван Ройен интересуются только засушенными образчиками растений, хотя последний начинает проявлять интерес к исследованию родов. Бургав любит только деревья и разновидности их больше, чем виды. Альбинус совсем поглощен анатомией. Один Диллениус в Англии понимает, что такое род, и занят этим исследованием. Рэнду (Rand) 'достаточно выискать синоним каждому растению, а Миллеру добыть американские растения, живые или засушенные. Мартин превосходный человек, но мало затрудняется этой доктриной. За исключением Цельзия, первого профессора теологии, который любит растения, не заботясь о том, к какому роду они относятся, и без устали собирает мхи, я не вижу в Швеции другого ботаника, так как Рудбек теперь обременен годами».
О «Critica Botanica» в автобиографических материалах Линнеи писал, что это «менее значительное произведение», но что именно Линней «расчистил геркулесовским трудом авгиевы конюшни номенклатуры. И хотя ботаники его времени считали святотатством изменение родовых названий, Линней все же изменил более половины их и так это обосновал, что ни один солидный ботаник не решился его порицать». В отношении видовых названий «Линней пошел еще дальше, так как ни одно различие (differentia specifica — видовое различие, выраженное диагностической фразой, и было видовым названием у Линнея, —Е. Б.) не было ранее установлено правильно».
В этой книге, как он говорит, он дал указания на то, как следует правильно выбирать и составлять названия растений, а также указал на необходимость отличия разновидностей от видов, так как ботаники «превращали их в виды и этим приводили в замешательство всю науку». В предисловии к самому сочинению Линней сообщает: «Я написал эту „Critica", которую предлагаю любезному читателю как дополнение к главам VII—X моей „Fundamenta Botanica" посредством разъяснения §§ 210—324».
70
В соответствии с этим новая книга была разделена па четыре главы, отвечающие VII—X главам «Fundamenta Botanica»: «Родовые названия», «Видовые названия», «Названия разновидностей», «Названия-синонимы».
Здесь с чрезвычайной тщательностью и в сопровождении множества примеров обсуждаются номенклатурные рекомендации от самых общих и руководящих до этимологических тонкостей, которые следует принимать во внимание при образовании названий.
С полной ясностью Линней разъясняет свое отношение к видам и их вариациям: «В настоящее время есть два отчетливых различия между растениями: одно — это истинное различие множества растений, сотворенных рукой Всемогущего; но второе—лишь вариация во внешнем облике — это работа природы». Садовники хорошо знают, как их можно использовать, замечает Линней. Далее он заявляет: «Я делаю различие между настоящими видами Всемогущего Творца и ненормальными вариациями садовников; я считаю, что первые имеют большое значение, как созданные Творцом; последние же я отвергаю из-за их происхождения. Первые существуют и существовали от начала мира, последние же являются уродствами, и у них короткая жизнь».
Заявление это полно глубокого смысла и по существу справедливо, хотя оно и отвечает откровенно креационистским представлениям молодого Линнея. Оно согласуется и с афоризмом 271 из «Fundamenta Botanica»: «Все ненормальные цветки и растения происходят от нормальных форм».
Номенклатурная реформа, изложенная в «Critica Botanica», была так глубока и значительна, что многие правила и рекомендации, установленные там, действуют и поныне. Некоторые из них почти без изменения вошли в современные «Международные правила ботанической номенклатуры».
Об этом сочинении Линней писал Галлеру в 1737 г.: «Я составил мою „Critica Botanica" тайно и с такой поспешностью, что эта работа, так же как „Flora Lappo-nica" и „Hortus Cliffortianus", была окончена за девять месяцев».
Следует еще раз заметить, что и в «Critica Botanica», и в «Hortus Cliffortianus» видовое название у Линнея
71
всегда является диагностической фразой. Правила Линнея именно так предписывают строить видовые названия, именно по этому принципу он сам дал сотни новых видовых названий при описании растений сада и гербария Георга Клиффорта и в «Лапландской флоре». Линней при этом прекрасно понимал удобство коротких названий. В § 291 «Критики ботаники» он указывает: «Короткое Видовое название является наилучшим, если только такое название может быть найдено». В комментарии к этому тезису Линней, как бы показывая возможность создавать не очень громоздкие видовые названия, подсчитывает для примера, что из шести прилагательных и трех существительных, т. е. из девяти слов, могут быть легко созданы названия для 100 видов; Линней высказывает при этом уверенность, что в роде не может быть больше сотни настоящих видов.
«Критика ботаники» изобилует примерами видовых названий, данных в одновременно печатавшейся «Flora Lapponica», где установлены видовые названия для сотен видов. Если в роде есть только один вид (т. е. если род монотипен), то видовое название не устанавливается и следует ограничиваться только одним родовым. Согласно § 293 «Критики ботаники», в таком случае в этом и нет надобности, так как, добавляет Линней, это делали и предшествовавшие ему авторы. Всего во «Flora Lapponica» создано около 500 новых видовых названий в полном согласии с правилами, разработанными в «Fundamenta» и в «Critica Botanica».
Что касается самой «Лапландской флоры», то сочинение это поистине замечательно. Мы уже говорили о том, что в 1732 г. в Упсале в трудах научного общества была опубликована первая часть краткой «Лапландской флоры» в виде каталога растений, собранных во время лапландского путешествия. Полную флору Линней смог издать с помощью своих голландских друзей в Амстердаме в. 1737 г. Указанный каталог растений в полном издании флоры был дополнен «синонимами, местонахождениями всех (растений) и описаниями, изображением редких и лечебным и хозяйственным значением многих», как сказано на титульном листе «Лапландской флоры». Эта книга в восьмую долю листа, посвященная Шведскому научному обществу, которое обеспечило поездку Линнея в Лапландию, содержит 372 страницы основного
72
текста, креме указателей и вводных глав. Она охватывает, как сказано, около 530 видов, очень обстоятельно охарактеризованных, с многочисленными примечаниями, касающимися биологических, экологических и фенологических особенностей растений, с замечаниями об их хозяйственном или лечебном применении. В обращении к читателю, сообщается об истории исследования Лапландии и о собственном путешествии Линнея. В предисловии кратко охарактеризовано административное деление Лапландии, дана характеристика природных особенностей страны и местообитаний растений и, что особенно интересно, прослеживается распространение альпийских растений Лапландии в других горных странах. Литературные источники, вернее, названия книг, на которые сделаны ссылки в «Лапландской флоре», разделены на три группы: сочинения чужестранных авторов, сочинения шведских авторов и сочинения самого Линнея. Следует заметить, что в сущности этими же словами, только что сказанными здесь по отношению к «Лапландской флоре» Линнея, можно характеризовать очень многие современные нам флоры. И это, конечно, не случайно. Дело в том, что «Flora Lapponica» так совершенна композиционно и так во всех отношениях продумана, что она стала образцом для аналогичных сочинений. Более того, этой книгой Линнея был установлен на века тип сочинений, которые называются «флорами».
В «Лапландской флоре» есть, конечно, и свои особенности по сравнению с современными «флорами». Это прежде всего архаичность номенклатуры и расположение растений по половой системе. Что касается последнего, то это имело в свое время особенно важное значение, чрезвычайно облегчая пользование книгой. Читателю бросается в глаза на каждой странице «Flora Lapponica» в колонтитуле обозначение названия класса и отряда, к которым относятся помещенные здесь растения. Таким образом, классификационные подразделения, обозначенные в колонтитулах, являются до известной степени определителем. В самом деле, такие, например, обозначения, как «Triandria. Digynia» («Трехтычинковые. Двухпестичные») или : «Decandria. Pentagynia» («Десятитычинковые. Пятипестичные»), сразу охватывают определенную группу растений и ограничивают поиски нужного растения на определенных страницах книги.
73
На .12 таблицах рисунков изображено около 80 видов. . Интересно заметить, что каждая из таблиц посвящена какому-нибудь из амстердамских друзей Линнея. На таблице XII среди других растений нарисована линнея — Ыппава (род, установленный Гроновиусом). В тексте книги это растение под № 250, со ссылкой на таблицу XII, называется «Planta nostra» (наше растение). Это 1 прелестное растение, распространенное в мшистых темнохвойных лесах севера, с 1737 г. навсегда связано с именем Линнея. Оно изображалось почти на всех его портретах, а также па печатях и даже в его гербе. В научной литературе название Linnaea осталось за этим изящнейшим растением нашей флоры навсегда.
К важнейшим сочинениям Линнея, опубликованным в голландский период его деятельности, относится и сочинение «Классы растений» («Classes Plantarum»), представляющее вторую часть «Основ ботаники» («Fundamenta Botanica»).
Лучше всего характеризовать эту работу словами самого автора. Это «короткое резюме всех систем, так что тот, кто пользуется им, может обойтись без работ предыдущих авторов». Это совершенно справедливо. В книге изложены все долиннеевские классификации растений в сопоставлении с его половой системой, причем указываются достоинства и недостатки каждой из них. Следует обратить внимание на то, что в этой книге, вышедшей в 1738 г., перечислено 65 отрядов растений, выделенных как' «Фрагменты естественного метода». Отряды эти отмечены порядковыми номерами (I—LXV) и представлены перечнями отнесенных к ним родов. Позднее, в «Философии ботаники», эти естественные отряды получили более точное оформление.
Эта -книга посвящена двум губернаторам северных провинций Швеции, содействовавшим путешествиям Линнея. Торжественное посвящение сочинений было обычаем того времени, причем книги, как правило, посвящались лицам знатным, покровителям автора или меценатам. Нередки были посвящения и ученым, в частности «Critica Botanica» посвящена оксфордскому профессору Диллениусу, a «Genera Plantarum» — профессору Бур-гаву.
Менее значительны из сочинений Линнея, относящихся к периоду его жизни в Голландии, «Парк Клиф-
74
форта» («Viridarium Cliffortianum», 1737) с описанием живой коллекции и «Банан Клиффорта» («Musa Cliffor-tiana», 1736) с описанием цветения диковинного для европейских ботаников того времени растения. Последняя книжка украшена двумя превосходными гравюрами, изображающими облик растения и часть соцветия. Цветение банана было в то время событием сенсационным.
С осени 1737 г. Линней стал тяготиться жизнью в Голландии, хотя и находился здесь в таких условиях, лучше которых не мог бы желать ни один смертный. В Гартекампе он жил в-богатейшем саду. Ему была предоставлена возможность бывать, когда ему угодно, в Лей-дене, чтобы слушать лекции Бургава. Когда Клиффорт узнал о том, что Линней намерен его оставить, он предложил Линнею жить в Лейдене, где он мог бы слушать Бургава, когда бы того ни пожелал. В это время освободилось место профессора ботаники в Утрехте; оно было предложено Линнею, но Линней отказался от него, намереваясь в скором времени отправиться на родину. Ему хотелось поближе познакомиться с ботанической работой в Лейдене, где университетским ботаническим садом ведал профессор Адриан ван Ройен, заместивший на этом посту стареющего Бургава. Ройен просил Линнея помочь ему в работе по саду, намереваясь расположить растения по половой системе. Из материалов, приложенных к автобиографии, известно, что Линней принимал участие в подготовке работы Ройена «Опыт Лейденской флоры» («Prodromus Florae Leydensis»). В тех же материалах сообщается о помощи Линнея в написании «Виргинской флоры» («Flora Virginica») Гроновиуса.
В течение нескольких месяцев, которые Линней прожил в Лейдене, он опубликовал свои работы «Классы растений» и дополнение к «Genera Plantarum» («Corolla-rium»), а также «Ихтиологию» Артеди.
В Лейдене, будучи гостем ван Ройена, Линней жил более скромно, однако ни в чем не нуждался, к тому же имел небольшие средства, скопленные в Гартекампе.
Поздней осенью 1737 г. Линней получил из Петербурга письмо от академика Аммана, сообщавшего, что петербургский ботаник, профессор Сигезбек написал критическую диссертацию, направленную против Линнеевой половой системы растений, и что эта работа печатается Академией наук. В этой диссертации система Линнея
75
осуждалась как безнравственная и преподавание ее молодым людям считалось поэтому недопустимым. Сигезбек писал, что никогда бог не допустил бы такого отвратительного порока в растительном царстве, чтобы несколько мужчин имели одну общую жену или чтобы муж, кроме жены, имел еще и любовниц.
Голландские друзья Линнея посоветовали Линнею не отвечать Сигезбеку.
Ответ ему был дан только через несколько лет в специальных работах Гледича и Бровалиуса. Интересно заметить, что в автобиографических материалах Линней указывает, что он непосредственно участвовал в написании этих статей, а для работы Бровалиуса даже многое сообщил (multa communicavit).
Инцидент с диссертацией Сигезбека отразился в дальнейшем на деловых отношениях Линнея с петербургскими ботаниками, несколько усложнив их.
Зимой 1738 г. Бургав предложил Линнею место врача в Суринаме, соблазняя его богатством (Линней был бы в колонии единственным врачом) и великолепием растительности этой страны. Линней отказался и от этого предложения, так как все более стремился домой.
В одном из писем Гроновиус писал об успехах Линнея и о пребывании его в Лейдене: «Этой зимой у нас был блестящий клуб, который собирался каждую субботу. .. под председательством Линнея. Иногда мы изучали минералы, в другие дни — цветки или растения или же насекомых или рыб. Мы достигли большого прогресса, так как с помощью его таблиц (речь идет о «Systema Naturae», — Е. Б.) мы могли отнести всякую рыбу, растение или минерал к их родам и, следовательно, к их видам, хотя никто из нас их прежде и не видел. Я думаю, что эти таблицы так исключительно полезны, что каждому следовало бы повесить их в своей рабочей комнате наподобие карт. Бургав чрезвычайно одобряет все эти занятия, и они являются его еженедельным отдыхом».
Таким образом, мы видим, что виднейшие лейденские натуралисты с чрезвычайным интересом отнеслись к «Systema Naturae» и сами, даже ради развлечения, занимались определением по таблицам Линнея представителей всех трех царств природы.
76
Линней не упускал возможностей пропаганды своих идей и воспользовался предложением Гроновиуса познакомить лейденских студентов со своим руководством по ботанике «Fundamenta Botanica».
Весной 1738 г. из Швеции пришло сообщение о том, что фалунский знакомый Линнея, Бровалиус, получил место профессора в Або и намеревается взять туда с собой Сару Лизу Морею, полагая, что Линней останется ji Голландии. Напомним, что доктор Мореус отложил свадьбу Сары Лизы и Линнея на три года, а с того времени прошло уже больше двух лет. По получении этого сообщения Линней еще более укрепился в намерении скорее возвратиться па родину, но заболел. Голландские друзья, как и прежде, пришли ему на помощь, а Клиффорт предложил Линнею в связи с его болезнью поселиться в Гартекампе и жить там столько, сколько он захочет, получая ежедневно по дукату. Линней с благодарностью принял это предложение и провел в Гартекампе около двух месяцев.
Перед отъездом из Голландии Линней пришел с прощальным визитом к больному Бургаву, с тем чтобы поцеловать на прощанье руку своему учителю. Слабый старец нашел в себе достаточно силы для того, чтобы своей рукой взять руку Линнея и поцеловать ее, сказав: «Я прожил свое время и сделал все, что мог и на что был способен. Бог сохранит тебя для того, чтобы ты сделал все, что еще остается. Что было спрошено с меня, я сделал, но с тебя спрашивается много больше. Прощай, мой дорогой Линней». «Слезы не дали ему продолжать далее», — так трогательно писал Линней о своем прощальном свидании с Бургавом, отеческому и дружескому участию которого он был обязан возможностью успешно работать в Голландии. В сентябре 1738 г. Бургав умер.
Из Лейдена Линней отправился через Бельгию . в Париж, где был радушно встречен братьями Антуаном и Бернаром Жюсье, французскими ботаниками, работавшими в Королевском ботаническом саду. С братьями Жюсье и другими французскими учеными Линней совершил несколько экскурсий в окрестностях Парижа, а в самом городе он занимался в гербарии знаменитого Турне-фора. Линней был обрадован избранием его в иностранные корреспонденты французской Академии наук; при этом ему было заявлено, что если бы он принял фран
77
цузское подданство, он был бы избран членом Академии, с чем была связана выдача определенного годового содержания. Этот акт французской Академии был выражением признания ученой деятельности Линнея со стороны ученых Франции и не мог его не радовать.
В литературе есть указание на то, что в Сен-Жермене предполагалось воздвигнуть в 1790 г. памятник Линнею в память о нем и в связи с тем, что он экскурсировал в этих местах.
Указывают иногда и на то, что названия месяцев календаря, введенного французской революцией: Брюмер, Фример, Жерминаль, Прэриаль, Фруктидор, Мессидор, Нивоз, были, вероятно, в некоторой степени заимствованы из разделения четырех времен года на месяцы, которым Линней дал названия, отвечающие развитию растений. В диссертации «Calendarium Florae» (1756) приняты следующие названия: зимы — Glaciatio, Regelatio, Germina-tio; весны — Frondescentia, Florescentia, Grossificatio; лета — Maturatio, Messis, Disseminatio; осени — Defoliatio, Congelatio, Brunra.
Пробыв в Париже месяц, Линней решил отказаться от предполагавшейся поездки в Германию и отправился через Руан на родину.
Говоря о трех годах жизни (1735—1738), проведенных в Голландии, Линней справедливо заметил, что за это время он «написал больше, открыл больше и сделал крупных реформ в ботанике больше, чем кто-нибудь другой до него за всю свою жизнь». С полным основанием он писал о себе также, что «Линней знал, как хорошо использовать свое время, и работал день и ночь».
Напечатанное им за эти годы составляет около 150 листов, т. е. около 2400 страниц в восьмую долю листа, или десять среднего размера томов. Дело, однако, не только в объеме его сочинений. Они имели важнейшее значение для накопления научных знаний в царствах минеральном, растительном и животном. Некоторым внешним выражением значительности его сочинений является многократное переиздание важнейших из них.
Ранее мы характеризовали все основные сочинения этого периода. Напомним о важнейших из них.
В сочинении «Система природы» («Systema Naturae») было положено основание современной классификации минералов, растений и животных. Для начала XVIII в.
78
разработка удобной классификации была насущной задачей естествознания. Предложенная в этом сочинении половая система растений, в основу которой положены признаки, характеризующие цветок как орган размножения, по простоте, изяществу и тому, что она охватывала все растительные организмы, как нельзя лучше удовлетворяла неотложную потребность классификации растений.
В сочинении «Основы ботаники» («Fundamenta Botanica») были изложены основы описательной ботаники как итог критического пересмотра знания растений, достигнутого к 30-м годам XVIII в. Впервые даны определения понятий «род» и «вид», подробно разработаны органография растений, описательные приемы и номенклатура. Эту работу Линнея можно рассматривать как первое в научной описательной ботанике учебное и методическое руководство.	,
В книге «Bibliotheca Botanica» содержится библиография сочинений о растениях начиная от античных авторов и кончая 1735 г. с очень подробной предметизацией книг внутри 16 основных разделов.
В сочинении «Клиффортовский сад» («Hortus Cliffor-tianus») подробно описаны сотни видов, которым даны новые видовые названия. Они были диагностическими фразами — полиномиалами. В этом сочинении достигнуто высшее выражение бинарной номенклатуры полиномиа-лов, слагавшейся и постепенно уточнявшейся на протяжении полутора столетий.
В «Родах растений» («Genera Plantarum») впервые в истории описательной ботаники с удивительной отчетливостью охарактеризованы 994 рода «сообразно с числом, обликом, положением и соразмерностью всех частей плодоношения»,.
В сочинении «Критика ботаники» («Critica Botanica») обсуждены номенклатурные рекомендации и разработаны правила номенклатуры, причем это сделано настолько глубоко, что некоторые из них почти без изменений вошли в современные нам правила ботанической номенклатуры.
«Лапландская флора» («Flora Lapponica») содержит систематическое описание 530 видов растений Лапландии. Этой книгой Линнея был установлен на века тип сочинений, которые называются «флорами».
79
В «Классах растений» («Classes Plantarum») изложены долиннеевские классификации растений в сопоставлении с его половой системой растений.
Из краткого обзора важнейших сочинений Линнея, опубликованных в голландский период его деятельности, мы видим, что они положили основание современной описательной ботанике и разделили ботанику на долиннеев-скую и современную. Этот период деятельности Линнея является в ботанике периодом реформ.
Удивительное знание Линнеем растений и животных, исключительный талант классификатора и необычайное знание научной литературы очень скоро сделали его выдающимся авторитетом в глазах голландских ученых. Успеху Линнея немало способствовали и такие его качества, как приветливость, общительность и доброжелательность. К концу пребывания Линнея в Голландии его полушутя, полусерьезно называли князем ботаников (Princeps Botanicorum). И этот титул был им фактически вполне заслужен.
В Голландии авторитет Линнея не могли не признать не только ботаники его возраста, например ван Ройен и Бурман, но и ученые более пожилые, как например Гро-новиус и даже старейший и авторитетнейший из лейденских профессоров Бургав.
Вместе с тем реформы Линнея, -а они были очень радикальны, встречали сдержанное отношение или даже вызывали протесты ученых других стран, особенно же лиц, более старших и уже известных в науке. Мы уже упомянули о критической диссертации петербургского профессора Сигезбека. Ранее было сказано также о сдержанном отношении к работам Линнея и в Англии. Дилле-ниус в Лондоне говорил, например, -что он уже стар для того, чтобы переучиваться по Линнеевой методе. Во Франции о Линнее некоторые говорили, что «это молодой энтузиаст, который только все запутывает; вся его слава и заслуга в том, что он вызвал анархию в ботанике».
Все это: некоторая сдержанность по отношению к новшествам и даже протесты — было совершенно естественно и не умаляло, конечно, действительного значения работ Линнея. Ученая деятельность его получила, как мы видели, очень высокую оценку. Его многократно просили остаться работать в Голландии и ее колониях, ему пред-80
дожили кафедру в Утрехтском университете, в Саксонии его избрали в члены Королевской Академии, в Париже ему предложили кресло академика, от которого он отказался из-за нежелания принять французское подданство, и избрали его в иностранные корреспонденты Королевской Академии.
Молодой шведский натуралист, уехавший за границу в 1735 г. со скромной целью получить степень доктора медицины в провинциальном голландском университете, через три года возвращался на родину европейски известным ученым, снискавшим своими работами всеобщее признание как фактический глава ботаников — Princeps Botanicorum.
6 Е. Г. Бобров
Половая система растений
Начало половой системе растений было положено Линнеем, как ранее было сказано, в 1729 г. в рукописи «Введение к помолвкам растений» («Praeludia Sponsalio-rum Plantarum»), которая была почтительно поднесена Линнеем-студентом доктору Цельзию в качестве новогоднего подарка.
В «Краткой флоре Лапландии» («Florula Lapponica»), первая часть которой вышла из печати в 1732 г., растения были расположены Линнеем по его системе. В эти годы в связи с критической работой над «Bibliotheca Botanica», «Classes Plantarum», «Critica Botanica», «Genera Plantarum» Линней работал и над своей системой. В законченном виде она была опубликована им в 1735 г. в «Systema Naturae».
Из 14 страниц-полулистов, составляющих это сочинение,, четыре посвящены растительному царству. Эти страницы представляют собой таблицы, и именно как настенные таблицы они сразу были использованы голландскими друзьями Линнея. На, первой таблице представлен «Ключ половой системы» («Glavis systematis naturalis»), т. е. определитель классов в виде графической схемы, составленной по принципу дихотомического ключа. Здесь же помещен перечень классов с характеристикой их признаков. На второй и третьей страницах (таблицах) под общим заглавием «Растительное царство» («Regnum vegetable») представлены все подразделения половой системы (классы и отряды) с перечнями относящихся к ним ро-,дов. На четвертой странице, заглавие которой лучше перевести «Примечания» («Observationes»), содержится
82
объяснительный текст с общими замечаниями, изложением основ органографии, принципами номенклатуры и справками о «силах» отдельных групп растений в отношениях лечебном, кормовом, ядовитости и. т. д.
В следующем, 1736 г. было напечатано графическое изображение этой системы. Художник, рисовальщик растений Г. Д. Эгрет (G. D. Ehret), работавший в это время в Голландии, познакомился с Линнеем и подружился с ним. Линней преподал Эгрету свою систему растений и обучил исследованию цветков. По собственной инициативе Эгрет изобразил на одном листе в виде схемы строение генеративных частей цветков всех 24 классов Лин-неевой половой системы и напечатал ее в виде гравюры. Таблица эта принесла ему некоторый доход, так как продавалась им за два гульдена и большинство голландских ботаников ее купило.
Гравюра эта представляет собой чрезвычайную редкость и в советских библиотеках, по-видимому, отсутствует. Она была недавно напечатана Стерном,1 и мы воспроизводим ее здесь по его репродукции. Заметим, что в это же время Эгрет довольно много сделал для иллюстрации сочинения Линнея «Клиффортовский сад». Из 35 превосходных рисунков с изображениями растений, помещенных в этом издании, 21 таблица исполнена Эгретом. Эти изображения являются типами более чем 20 линне-евских видов. Эгрет был художником-ботаником, и его нужно считать создателем стиля художественного и в то же время научно достоверного изображения растений.
Существо системы Линнея мы изложили ранее, причем сказанное в сущности повторило то, что можно прочесть о половой системе в соответствующих учебниках. Нельзя, однако, не обратить внимание на то, что Линнеева половая система растений в ее полном виде у нас опубликована не была. Тем не менее она со всеми подразделениями была довольно хорошо известна, так как практически применялась в обширных списках растений, напечатанных в России в конце XVIII и в первые годы XIX в.
С достаточной обстоятельностью в отношении характеристики классов система изложена в книге академика
1 W. Т. S t е а г n. An introduction to the Species Plantarum and cognate botanical works of Carl Linnaeus. In: Linnaeus. Species Plantarum. A facsimile. London 1957, pp. 26—34.
6*
83
;'л
"METHODES ptafawm SEXUALIS in S DTE MATE NATUR/E defer ipta
Lvgd. bat:/73 £
GD. EHRET. ЬкъкекШ;
fecit-№ edidit
Графическое изображение системы Линнея.
«Славнейшего Линнея, доктора медицины половой метод растений, опубликованный в „Системе природы". Лейден. Г. Д. Эгрет гейдельбергский немец, сделал и опубликовал». ’
В. Севергина.2 Она снабжена их определителем, озаглавленным «Клюй Линнеевой системы» и представляющим собой перевод текста «Glavis methodi sexualis» из первого издания (1738) «Classes Plantarum». Перевод ключа очень близок к оригиналу, а весь текст в номенклатурном отношении крайне архаичен. Интересно то, что Се-вергин далее расположил фактический материал не по Линнею, а по системе Турнефора.
В некоторых отношениях с большей полнотой система Линнея изложена в восьмой главе книги Т. Смеловского,3 изданной Академией наук в 1800 г. Изложена она, однако, кратко и в очень свободной манере, а перевод текста не очень точен. Вместе с тем текст крайне интересен, так как дает довольно ясное представление о состоянии русской ботанической терминологии в последние годы XVIII в. Сообщим для примера характеристику одного из подразделений класса Syngenesia (последний охватывает теперешнее семейство сложноцветных):
«Равное многобрачие (Polygamia aequalis). Все цветочки, в общей чашечке содержимые, суть двоепольные (hermaphroditi); женочки их опложаются собственными своими мущинками, и следственно все они произносят семена. Итак, хотя здесь находится множественное бракосочетание, но совместное и равное».
Термины Смеловского: женочка, мущинка, бракосочетание и т. д. — довольно точно отражают линнеевские: maritus (муж), femina (женщина), uxor (супруга), соп-cubina (сожительница), nuptiae (свадьба). Заметим,' однако, что рядом с этими терминами Линней использует и такие, как stamen и pistillum, т. е. тычинка и пестик.
2 В. С е в е р г и и. Начальные основания естественной истории, ч. 1. СПб., 1794, стр. 443—444.
3 Т. С м е л о в с к и й. Философия ботаники, изъясняющая первый оной основания сочинения Карла Линнея. СПб., 1800, стр. 170.
(Продолжение подписи к рисунку)
А (1) — Monandria; В (2) — Diandria; С (3) — Triandria; D (4) — Tetrand-ria; Е (5) —Pentandria; F (6) — Hexandria; G (7) — Heptandria; H (8) — Octandria; I (9) — Enneandria; К (10) — Decandria; L (11) — Dodecandria; M (12) — Icosandria; N (13) — Polyandria; О (14) — Didynamia; P (15)— Tetradynamia; Q (16) — Monadelphia; H (17) — Diadelphia; S (18) — Po-lyadelphia; T (19) — Syngenesia; U. (20) — Gynandria; V (21) — Monogcia;
X (22) — Dioecia; Y (23) — Polygamia; Z (24) — Cryptogamia.
85
Приведенный текст Смеловского довольно правильно отражает латинский оригинал Линнея, в связи с чем нельзя не заметить наряду с неразработанностью отечественной номенклатуры того времени громоздкость номенклатуры оригинала и ее грубый антропоморфизм. Последний, впрочем, сохранился отчасти и до настоящего времени. Ведь даже теперь, более чем через два века после появления на свет системы Линнея, цветки, напрй-мер, называют мужскими, женскими и даже гермафродитными, тогда как их следрвало бы называть пыльниковыми, пестичными и обоеполыми; до наших дней сохранились даже и такие термины, отражающие атрибуты брака, как ложе (цветоложе) и покровы.
Как уже говорилось, половая система растений в законченном ее виде была опубликована в 1735 г. В дальнейшем она в сущности не изменялась, а уточнялись лишь некоторые формулировки характеристик да расширялся перечень охватываемых ею родов. Наиболее совершенным считается текст, опубликованный в двенадцатом издании «Systema Naturae» (т. 2, 1767, стр. 22—25). Этот текст воспроизведен Стерном4 в сопровождении английского перевода, относящегося к 1783 г.
В публикации 1767 г. половая система изложена на л26 страницах обычного формата и'состоит из трех частей. Первая часть — «Ключ половой системы» — занимает одну страницу, вторая часть — «Признаки классов» — три страницы. Третью часть составляет перечень родов по подразделениям всех 24 классов, названный «Роды классов» («Classium genera»), эта часть занимает22страницы текста.
Мы помещаем здесь перевод двух первых частей. Перевод этот сделан нами как можно ближе к оригиналу, почему он выглядит неуклюжим. Следует также заметить, что несколько мест нашего перевода согласовано с его английским эквивалентом, относящимся к 1783 г.
В «Ключе половой системы» мы оставили без перевода на русский язык все названия классов, так как они или объясняются, или становятся понятными из текста второй части — «Признаки классов». В некоторых местах текста мы вставили пояснительные слова — все они помещены в квадратные скобки.
4 W. Т. S t е а г п, ук. соч., стр. 26.
86
Ключ половой системы
Браки растений.
Явление порождения обитателей растительного царства.
Цветение.
Публичные.
Браки всем очевидные, открыто празднуются.
Цветки каждому видны.	 •
Нераздельнополые [Monoclinia, от monos.— один и kline — ложе, т. е. ложе одно].
Мужья и жены обладают одним и тем же ложем.
Цветки все обоеполые: тычинки с пестиками в одном и том же цветке.
Раздельность.
Мужья между собой не связаны.
Тычинки никакой своей частью между собой не ера-
щены.
Равенство..
Мужья без различия в величине.^ ~	одинаковые.
8.	Octandria
9.	Enneandria
10.	Decandria
И. Dodecandria
12.	Icosandria
13.	Polyandria
Тычинки по длине 1. Monandria 2. Diandria 3. Triandria 4. Tetrandria 5. Pentandria 6. Hexandria
.1	7. Heptandria
Подчиненность.
Одни мужья превышают других.
Две тычинки всегда короче остальных.
14. Didynamia	15. Tetradynamia
Сростность.
Мужья сближены и спаяны.
Тычинки сращиваются между собой или с пестиком.
19. Syngenesia
20. Gynandria
16.	Monadelphia
17.	Diadelpliia
18.	Polyadelphia Раздельнополые [Diclinia, от разделенное на два].
Мужья и жены обладают различными ложами. Цветки мужские и женские в одном и том же виде.
21.	Monoecia	23. Polygamia
22.	Dioecia
dis — два и kline — ложе: ложе,
Тайные.
Браки устраиваются тайно.
Цветки едва заметны невооруженным глазом.
24. Cryptogamia
Признаки классов
I.	Monandria, от monos — один и апег — муж.
Один муж в супружестве.
Одна тычинка в обоеполом цветке.
87
II.	Di а и dr i a.	<
Два мужа в одном супружестве.
Две тычинки в обоеполом цветке.
III.	Triandria.
Три мужа в одном супружестве. 		•
Три тычинки в обоеполом цветке.
IV.	Tetrandria.
Четыре мужа в одном супружестве.
Четыре тычинки в обоеполом цветке.
(Если две смежные тычинки короче, то следует отнестись к классу XIV).
V.	Р е n t a n d г i а.
Пять мужей в одном супружестве.
Пять тычинок в обоеполом цветке.
VI.	Hexandria.
Шесть мужей в одном супружестве.
Шесть тычинок в обоеполом цветке.
(Если из этих тычинок две супротивные короче, должно отнестись к классу XV).
VII.	Heptandria.
Семь мужей в одном супружестве.
Семь тычинок в одном цветке с пестиком.
VIII.	Octandria.
Восемь мужей в одном ложе с женой.
Восемь тычинок в одном цветке с пестиком.
IX.	Enneandria.
Девять мужей в одном супружестве^
Девять тычинок в одном цветке с пестиком.
X.	Decandria.
Десять мужей в одном супружестве.
Десять тычинок в обоеполом цветке.
XI.	Dodecandria.
Двенадцать мужей и до девятнадцати в одном супружестве. От двенадцати и до девятнадцати тычинок в обоеполом цветке.
XII.	Icosandria, от eikosi — двадцать и аиег —-муж. Обычно двадцать мужей, часто больше.
Тычинки помещены не на цветоложе, а внутри чашечки в обоеполом цветке.
XIII.	Polyandria, .от polys — многочисленный и апег. Двадцать мужей и больше в одном ложе с женой.
Тычинок от двадцати до тысячи, помещенных вместе с пестиком на цветоложе в одном цветке.
XIV.	D i d у n a m i а, от dis — дважды и dynamis — сила [двусильные] .
Четыре мужа, из которых два длиннее и два короче.
Тычинок четыре, из которых две смежные короче.
XV.	Tetradynamia.
Шесть мужей, из которых четыре длиннее в обоеполом цветке.
Тычинок шесть, из которых четыре длиннее, а две супротивные короче.
88
XVI.	М о n a d е 1 p li i а, от monos — единый и adelphos — брат [однобратственные].
Мужья, как братья, вырастают из одной основы.
Тычинки спаяны нитями в одно тело.
XVII.	D i a d е 1 р 11 i а [двубратственные].
Мужья возникают из двух оснований, как если бы от двух матерей.
Тычинки слиты нитями в два тела.
XVIII.	Polyadelphia [многобратственный].
Мужья вырастают от многих, более чем двух матерей. Тычинки объединены их нитями в три или более тел.
XIX.	Syngenesia, от syn — вместе и genesis — начало, порождение [сростнопыльниковые].
Мужья гениталиями составляют союз.
Тычинки спаяны пыльниками (редко нитями) в цилиндр. XX. Gynandria, от gyne — женщина и апег [женомужние].
Мужья и жены уродливо слиты.
Тычинки помещаются на пестике (не на цветоложе).
XXL Monoecia, от monos — единый и oikia — дом [однодомные] .
Мужья обитают с женами в одном доме, но на разных ложах.
Мужские и женские цветки расположены на одном растении.
XXII. Dioecia [двудомные].
Мужья и жены обитают на разных ложах и в разных домах. Мужские и женские цветки на разных растениях.
XXIII. Polygamia, от polys — много и gamos — свадьба [многобрачные] .
Мужья живут с женами й наложницами на разных ложах. Обоеполые цветки и мужские или женские на одном виде. XXIV. Cryptogam! а, от kryptos — тайный [тайнобрачные].
Браки празднуются тайно.
Цветки скрыты внутри плода или же особо скрытные.
Отряды основаны на пестиках, как классы на тычинках; однако в классе Syngenesia5 отряды различаются иначе: Mohogynia, Digynia, Trigynia и т. д., от gyne — жена и греческих чисел monos, dis, treis и т. д., т. е. пестиков 1, 2, 3, и т. д. Число этих пестиков узнается по основанию столбика; если, однако, столбик отсутствует, подсчет делается по числу рылец. Polygamia aequalis [aequalis — одинаковый, ровный] — состоят из многих браков [отдельных цветков] с. беспорядочными половыми отношениями, т. е. из многих цветочков, снабженных и тычинками, и пестиками. Цветки поэтому большей частью называются цветочками.
Polygamia spuria [spurius — ложный], где брачные ложа действительно брачущихся [цветков] занимают диск, а ложа сожительствующих, лишенных тычинок, образуют окружение и становятся плодоносящими, т. е. обоеполые цветочки зани
5 Этим классом у Линнея объединяются так называемые сложноцветные растения, т. е. семейство Compositae.
89
мают диск, а женские, лишенные тычинок, окружают диск, и здесь это бывает так:
a)	Superflua [излишняя], когда женские сочетавшиеся браком плодовиты и могут увеличить семью, почему помощь наложниц, очевидно, излишня, т. е. обоеполые цветки диска снабжены рыльцем и производят семена и женские цветки, составляющие окружение, также производят семена.
b)	Frustranea [бесполезная], когда женские сочетавшиеся браком плодовиты и могут распространять вид, а наложницы из-за неразвитости половых частей бесплодны, т. е. когда обоеполые цветки диска снабжены рыльцем и производят семена, но цветки, составляющие окружение, не имеют рыльца и семян не производят.
с)	Necessaria [необходимая], когда женские сочетавшиеся браком из-за неразвитости половых частей не могут расширять семью, а наложницы производят семена, т. е. когда обоеполые цветки из-за отсутствия рыльца или пестика не производят семян, но женские цветки в окружении производят их хорошо.
d)	Segregata [разделенная], когда многие ложа [любой указанной группы] соединяются, так что образуют единое общее ложе, т. е. когда много чашечек, несущих цветки, объединены одной общей чашечкой и как бы составляют один цветок.
До начала XIX в., т. е. на протяжении более 50 лет, в научной литературе, как во всех флорах, так и в разного рода перечнях, растения располагались по системе Линнея от Monandria monogynia до Polygamia trioecia и Тайнобрачных включительно. Это было как в русской, так и в зарубежной научной литературе. Из отечественных сочинений, построенных по системе Линнея, сохранивших научное значение до настоящего времени, можно указать для примера «Крымско-Кавказскую флору» М. Биберштейна.s 6 В сочинениях же популярных, в учебных пособиях и в разного рода руководствах описательный материал располагался по системе Линнея еще до конца XIX в. Для примера укажем «Ботанический атлас Шуберта в переводе Н. И. Раевского», напечатанный в С.-Петербурге в 1879 г.
Система Линнея так долго удерживалась в литературе потому, что оставалась привлекательной по ее простоте, изяществу и доступности даже для лиц неподготовленных.
s F.. М. Bieberstein. Flora Taurico-Caucasica. Charkoviae,
I, II, 1808; III, 1819.
Линней и его ученые современники
Как уже говорилось, реформаторские труды Линнея иногда встречались недоброжелательно и даже неприязненно. Действительно, путь их первоначально отнюдь не был триумфальным. Это, конечно, совершенно естественно. Так было в прошлом, так обстоит дело и в наше время. Новые идеи, которые порождают новые представления по широкому кругу вопросов, требующие пересмотра привычных понятий, слагавшихся десятилетиями, естественно вызывали и вызывают внутреннее сопротивление, а иногда даже и неприязни исследователей.
Линней, конечно, отлично понимал это и сознавал трудность своего положения в связи с поставленной им задачей систематизировать знания по трем царствам природы — растительному, животному и минеральному. Систематизация же эта по существу была полной реформой естественных наук того времени.
Следует сказать, что Линней все же удивительно быстро достиг признания, добившись первоначально расположения голландских ботаников, наиболее активной группы в Европе того времени. Он завоевал их симпатии глубокими и обширными знаниями, неизменной доброжелательностью и дружелюбием, постоянной готовностью оказать каждому из них дружескую помощь. Добросердечие его и веселость всегда вызывали к нему симпатии.
Линней вообще считал нужным расположить. к себе ученых современников, а в некоторых . случаях и знатных лиц — покровителей; он сопровождал почтительным посвящением почти каждое из своих сочинений, Желание расположить к себе своих корреспондентов можно видеть и в его переписке.
91
Сочинение «Fundamenta Botanica» было посвящено «благороднейшим и знаменитейшим ботаникам, профессорам и руководителям европейских садов»: Рудбеку (Упсала), Гейстеру (Гельмштадт), ван Ройену (Лейден), Диллениусу (Оксфорд), Антуану Жюсье (Париж), Пои-тедера (Падуя), Амману (Петербург), Ватеру (Виттенберг), Бурману (Амстердам), Рэнду (Чэлси), Маньоли (Монпелье), Монти (Болонья). Посвящение это интересно тем, что содержит перечень виднейших европейских ботаников конца 30-х годов XVIII века, занимавших в науке высокое положение, 'в благосклонности которых Линней был заинтересован.
Первое издание «Genera Plantarum» было посвящено Бургаву, старейшему и виднейшему профессору Лейденского университета. Знаменитый Бургав, к которому Линней относился с сердечностью и особой почтительностью, оказал ему покровительство, познакомив с лейденскими учеными и с ботаниками других голландских университетов. Он рекомендовал Линнея Георгу Клиффорту, владельцу Ботанического сада в Гартекампе близ Амстердама, в качестве ботаника и постоянного домашнего врача. Роскошно изданное описание этого сада — «Hortus Cliffortianus» — было посвящено его владельцу.
Книга «Bibliotheca Botanica» вышла с посвящением Бурману, амстердамскому профессору, которому Линней был рекомендован Бургавом. Бурман ведал садом в Амстердаме и занимался изучением растений Африки и Цейлона; он дружелюбно отнесся к Линнею и представил его Клиффорту.
Сочинение «Critica Botanica» было посвящено профессору Диллениусу, наиболее видному английскому ботанику, работавшему в Оксфорде.
Совершенно естественно было посвятить Шведскому научному обществу «Лапландскую флору» («Flora Lapponica»), работа над которой была итогом путешествия Линнея, поддержанного в свое время обществом. Несколько странно видеть посвящение «Classes Plantarum» двум шведским губернаторам; оба они не имели никакого отношения к этой теме, но некогда оказали покровительство Линнею и помогли ему материально в поездках по средней Швеции.
Обращает на себя внимание второе издание «Systema Naturae». Эта книжечка вышла в 1740 г. в Стокгольме и
92
имеет два посвящения: одно — графу Густаву Тессину, новому покровителю Линнея на родине, а другое — восьми ученым ботаникам. Среди них появились и новые имена по сравнению с перечнем 1736 г. в «Fundamenta Botanica». В 1740 г. названы Диллениус, ван Ройен, Антуан и Бернар Жюсье, Бурман, Галлер, Гроновиус и Амман.
Гроновиус — лейденский ботаник, дружески отнесшийся к Линнею и принявший участие в опубликовании в 1735 г. первого издания «Systema Naturae». Сам Гроновиус занимался изучением растений Ближнего Востока и Виргинии; известно, что Линней помог ему в работе над «Flora Virginica».
Альбер Галлер (Альбрехт фон Галлер) —геттингенский профессор, швейцарец, работавший позднее в Берне, известный врач, ботаник и зоолог и еще более известный поэт, филолог и писатель. Галлер написал несколько исследований по флоре Швейцарии. Линней был значительное время в переписке с Галлером. Письма Линнея, адресованные Галлеру, содержат много сведений автобиографического характера, а также отражают состояние общих научных вопросов того времени, личные научные интересы отдельных исследователей, их отношения и т. д.; из писем этих видно желание Линнея установить с Галлером дружеские отношения и поддерживать их.
В первом же письме, относящемся к 1736 г., Линней после частных вопросов, которые обсуждают в письмах и теперь, просит Галлера прислать напечатанную им книгу «О методе изучения ботаники без учителя», предлагая выслать ему в обмен свои сочинения, а также любое экзотическое растение из сада Клиффорта, которое Галлер пожелает. Далее Линней пишет: 1
«Я знаю, что Вы заняты установлением естественных групп растений, дай бог, чтобы Вы скоро окончили эту работу и опубликовали; я сам долго работал над этим предметом, хотя он был, может быть, выше моих сил, а я собрал, мне кажется, материала больше, чем кто-нибудь другой; тем не менее осталось много пропусков; сомнительно, что я когда-нибудь кончу то, что я начинал. *
’’ Содержание писем сообщается по французскому переводу писем, опубликованному в книге: A. L. A, F ё е. Vie de Linrie.-Paris, 1832.
93
Я согласен с "Вами в том, что соображения, основанные только на числе тычинок и пестиков, не могут привести к естественному методу.' Система, которую я установил на этих органах, имеет целью заставить любознательных людей заботливо исследовать части плодоношения, которым все еще не придают того значения, которое они заслуживают. .. моя система не помешает работать над усовершенствованием естественного метода».
Далее в письме Линней сообщает литературные новости и говорит о предметах занятий отдельных ботаников. В конце письма он выражает надежду на то, что автору его будет оказана честь ответом, и пишет, что он, Линней, отдается благосклонности Галлера.
Наиболее существенную и обширную часть этого письма Линнея составляет его постскриптум.
«Р. S. Я только что получил письмо от Гроновиуса, в котором находилась записка Изелиуса, адресованная из Страсбурга с датой 10 мая его брату И. Ф. Гроновиусу. Там можно прочесть несколько слов: „Знаменитый Галлер решил написать против нового полового метода. Линнею несомненно полезно будет знать расположение, в котором находится геттингенский профессор11.
Я не знаю, в какой степени можно доверять этому известию, но, каким бы оно ни было, я считаю своим долгом сообщить здесь несколько мыслей, которые Вы мне, без сомнения, извините, если известие, сообщаемое Изе-лиусом, будет ложным. Уверяю Вас, что я избегал бы, как только мог, вступать в противоречие с Вами; Вы никогда не имели бы неудовольствия илц основания для упреков с этой стороны: далекий от желания когда-нибудь числиться среди Ваших недругов, я хотел бы увеличить список Ваших друзей; будем жить в согласии, я прошу Вас об этом настоятельно.
1 Я всегда отдавал совершенно справедливое и должное уважение Вашим высоким заслугам, и это без всяких усилий. Почему же. призывать меня к оружию? Разве я был когда-нибудь в оппозиции прямо против Вас? Сообщите мне .причины Вашей немилости, и Вы увидите меня готовым принести Вам полное удовлетворение. Хорошо подумайте об этом, я готов на все, чтобы избежать войны. Если причина угрожающего мне выступления заключается в публикации моей „Systema", ничего не может быть более несправедливым. Разве я когда-нибудь писал
94
против классификации, которой Вы следуете, и разве я не заявлял во многих случаях, что если естественный метод и не существовал еще, два автора были близки к тому, чтобы его найти? Может быть, наступит день, когда я дам несколько попыток, касающихся этого метода; но у меня нет претензий на то, что я могу заполнить важные лакуны, которые еще нужно заставить исчезнуть. Я заявил в ,,Systema“, стр. 8, § 12, и я повторял в „Genera Plantarum“, предисловие, стр. 9, что естественный метод должен быть предпочтен не только моему, но и всем другим; что тем не менее в ожидании его следует удовлетвориться методом искусственным. Станьте основателем естественного метода и будьте уверены, что я сам этому искренне обрадуюсь; Вы не будете иметь ученика более преданного, чем я.
Если Вы нашли ошибки в моих работах, не должны ли Вы, более просвещенный, чем я, простить их мне? Кто же может избегать ошибки, изучая природу, такую обширную и такую изменчивую в ее произведениях. Дружески остерегите меня в ошибках, и Вы будете иметь право на мою вечную признательность. До сих пор я сделал все, что только мог; дерево не может развить все свои ветви в одну весну.
От многих достойных ботаников, знакомых мне, я получал только одобрение. Никто не стремился потушить во мне ненасытное желание проникнуть в тайны природы; почему Вам желать быть более суровым, чем все? Больший блеск Вашему гению могут доставить Ваши собственные работы, чем стремление обнаружить неосведомленность или же бессилие других.
Поверьте мне, Вы можете с большим успехом показать сокровища Вашей удивительной образованности и поднять Вашу славу без того, чтобы нападать на меня. Вы знаете это: в начале карьеры молодые ботаники раздуваются от высокомерия и всегда готовы вступить в спор; я сам был в подобном положении, но я счастливо изменился, и я себя за это хвалю; позднее эти самые люди действуют иначе; они становятся кроткими и скромными, стараются быть угодными всем и склонны произ-* носить услужливые речи. Это наблюдение, сделанное мною еще давно, заставляет меня полагать, что извещение, полученное мной, ложно; ведь Вы стали уже старшим в науке и Ваше доброе имя прочно установлено.
95
Я сделал себя таким, каким меня видят, сам, как это можно видеть, изучая указания Вашего плана обучения без учителя. Я еще мало сведущ; но если достаточно иметь Вас в качестве руководителя, чтобы достигнуть Ваших знаний, я могу надеяться на то, что я стану однажды таким, каким стали Вы. Ни Вы, ни какое другое лицо, отданное в обучение, не может достойно заниматься спорами. Нужно, чтобы профессора старательно избегали ссориться с их учениками, которые всегда должны оставаться доверчивыми и почтительными. Если ученик обнаруживает в своем учителе слабости, которые его сближают с ним, уважение к его заслугам потеряно. Каждый, кто хочет руководить другими, должен избегать выставлять себя на порицание...
Известен случай, происшедший недавно с одним из наших просвещенных профессоров и лучшим украшением нашей академии. Подвергший без меры и без остановки повторным нападкам своих презираемых учителей, он получил от одного из них наказание такое суровое, что стало сомнительным, что он когда-нибудь поднимется снова. Один очень знающий врач мне говорил несколько дней назад, что он предпочитает отказаться от своего дела, чем опуститься до публичных споров.
Поставьте перед глазами список авторов, которые любили полемику, и скажите мне, что каждый из них выиграл к своему счастью и уважению. Маттиоль, вмешавшись в споры, прибавил ли что-нибудь к славе, которую он имел как один из наиболее великих людей своего времени? Какому лицу мог бы понравиться эпитет „бешеный", данный Фуксиусом своему противнику, и „шелудивый пес", полученный им в обмен? Какие плоды Рэй и Ривин получили из взаимных нападений? Не сожалел ли всегда Диллениус, что Ривин принудил его выйти на арену, а победа, которую он одержал, прибавила ли ему славы? Фрелькельд дал ему недавно повод к тому, чтобы сражаться, но более мудрый на этот раз, он уклонился от того, чтобы поднять перчатку, которую ему бросили, и благоразумно остался в стороне. Наконец, Вайан, этот знаменитый наблюдатель, который хотел отвоевать скипетр ботаники у Турнефора, был осужден всеми и очернил свою славу, желая напасть на великого человека.
Я не страшусь в этом признаться, я боюсь схватки; победитель или побежденный, я не выйду без ран из
96
стычки; время имеет слишком большую цену в моих глазах, и я ищу возможности употребить его более полезно. Если мы возьмем однажды оружие, кто знает, сможем ли мы положить его когда-нибудь и не будет ли эдо война на смерть. Кроме того, я еще очень молод для того, чтобы согласиться потерять в схватке то, что я еще могу иметь. Не будем забывать, что эта ссора, которая может забавить наших современников, покажется нашим потомкам недостойным ребячеством. Кроме того, рассудите хорошенько: в схватке Вы можете потерять больше, чем я, потому что я, не краснея, могу получить суровый урок от Вас; будет ли таким же тот, который я могу нанести Вам.
Вот тот человек, с которым Вы хотели бы поступить как с противником, он настоятельно просит Вашей дружбы; если Вы на нее согласны, будьте уверены, что Вы получите больше истинного удовлетворения, приобретя друга, чем Вы могли бы потерять в славе, побеждая противника; но почему верить подобному намерению? У Вас слишком благородная душа, чтобы помышлять о нападении на кого-то, кто Вас совсем не обижает. Однако если против всякого ожидания я не могу получить тот мир, который я прошу у Вас с такой настойчивостью, я надеюсь найти Вас по крайней мере достаточно благородным, чтобы прислать мне Вашу критику тотчас после ее публикации, обещая отправить Вам прямо мои рукописные ответы.
Если все это основывается на ошибочном предположении, я буду просить прощения за то, что я так много написал Вам из ничего».
Это письмо молодого Линнея нет нужды комментировать. Оно было понято Галлером так же, как его поймет и каждый современный читатель.
В ответном письме Галлер, обращаясь к Линнею как к дорогому другу, сообщает б ложности известия, полученного от Гроновиуса, и что он, Галлер, говорил одному из своих друзей только о том, что он не верит в возможность пользоваться половой системой, что у него не было намерения вступить в спор с Линнеем и с кем-нибудь другим. «Истинные друзья науки должны работать в согласии для ее процветания, — пишет Галлер, отмечая,
7 Е. Г. Бобров
97
что Линнеево письмо, которое ом получил, хорошо познакомило его с характером Линнея. — Тот, кто может показаться .таким мудрым и сдержанным по отношению к человеку, которого рассматривает как своего противника, сам является, конечно, хорошим и сердечным, на взгляд человека доброжелательного». Далее Галлер писал о том, что, когда их мнения будут противоположны, они их будут обсуждать в личной переписке и что в своей последней книжечке он говорил о половой системе, но без стремления нанести вред автору или решительно осудить его мнение. «Я особенно хочу, чтобы Вы знали, что я всегда имел к Вам высокое уважение и что теперь это уважение становится дружбой», — так заканчивает Галлер свое ответное письмо.
Переписка Линнея с Галлером продолжалась с небольшими перерывами много лет и первые годы была довольно активной. Галлер непростительно обошелся с доверившимся ему по дружбе Линнеем, опубликовав его письма. В предисловии к этой публикации он писал, казалось бы, совершенно невероятное: «Можно видеть по письмам Линнея, как мало я завидовал этому человеку и как он докучал мне своими противоречиями. И мне совсем не неприятно иметь возможность защититься от несправедливых обвинений свидетельством самого Линнея».
В литературе есть указание на то, что Линней был так огорчен опубликованием его личных писем, что здоровье его в это время сильно пошатнулось.
В одном из первых же писем Линней сообщил Галлеру несколько замечаний в связи с опубликованием последним «Synopsis Helvetica». Письмо это начиналось так: «Если Вы действительно верите в мою преданность и уважение, хотя Вы меня никогда и не видели, Вы примете с доброжелательностью замечания, которые я делаю по Вашей диссертации; мне достаточно было ее просмотреть, чтобы убедиться в том, что это большое предприятие и что ни один ботаник, кроме Диллениуса, не может с Вами сравниться. Вы заслуживаете высоких похвал, и если я кое-что критикую, то это в интересах моего осведомления». Далее несколько основательных наблюдений Линнея в форме вопросов.
В ответном письме Галлера чувствуется язвительность: «Ваше письмо и диссертации, которые Вы напра
98
вили против меня, дошли до меня... Вы удивляетесь Маньолю, которого Вы, конечно, не читали..., но Вы, который с таким удовольствием меня критикуете, охотно говорили о снисходительности, обязательной для ботаников. .. Вы меня горько осуждаете, защищая Понтедеру, и, когда Вы меня порицаете, заметив ошибки Диллениуса и Вайана, кажется, Вы забываете, что и сами их постоянно критикуете, не называя их имен».
Ответ Галлера (24 ноября 1738 г.) на письмо Линнея, уезжавшего на родину, был наиболее дружественным: «Прощайте, мой дорогой друг, наслаждайтесь совершенным здоровьем и продолжайте Ваши ботанические труды. Занятия другого рода отвлекают меня далеко от того, что мне более всего нравится. Но моя особенная склонность постоянно влечет меня к богине цветов; я хотел бы посвятить ботанике мои досуги и старость. Я использую мои возможности на собирание рисунков, растений и книг. Вы, от которого Флора ждет больше, чем от всех других, используйте все Ваши преимущества и живите под благосклонностью неба. Если когда-нибудь мои сограждане пригласят меня вернуться и занять место среди них или меня приведет на родину мое собственное стремление, как это и может очень быстро случиться, именно Вас я выберу для того, чтобы наследовать мне в управлении моим садом и во всех прерогативах, принадлежащих моему месту. Я уже говорил в этом смысле с лицами, от которых будет зависеть дело при этом случае».
Это письмо Галлера, в котором Линней усмотрел прямое предложение места в Геттингенском университете, дошло до Стокгольма почти через год, когда положение Линнея относительно определилось. Растроганный предложением Галлера, Линней писал: «Ваш благородный поступок напоминает мне таковой Германа по отношению к Турнефору: он предложил, как Вы знаете, французскому ботанику уступить в его пользу свое место профессора и искать себе какое-нибудь другое средство существования. Вы повторяете это редкое бескорыстие, Вы заявляете себя другом иностранца, Вы приглашаете его и предлагаете ему вместе с саном профессора управление Вашим замечательным садом. Мог ли брат сделать больше для дорогого брата или нежный отец лучше поступить с единственным сыном? Я видел многих людей, и многие из них, казалось, меня любили, но никто не по-
7*
99
казал такой преданности моим интересам, как это делаете Вы. У меня нет слов, чтобы выразить все, что я чувствую; я сохраню навсегда Ваше имя запечатленным в моем сердце; после меня оно сделается дорогим и всем моим. Я не могу еще сказать, приму ли я это блестящее предложение, но, так как Вы относитесь ко мне как отец,2 я должен поступить как сын и коротко сообщить Вам свою жизнь до сего дня».	'
Далее Линней сообщает биографические сведения о себе начиная с 1730 г., когда он.был студентом медицины в Упсале, т. е. с «того' самого года, когда наш общий друг доктор Розен вернулся на свою родину». Нельзя не обратить внимание на эту фразу: о Розене, доставлявшем Линнею много неприятностей, Линней ничего плохого не пишет. Он перечисляет путешествие в Лапландию, свои работы по металлургии, поездку в Да-лекарлию, жизнь в Фалуне, знакомство с семьей Мореуса. Очень подробно он сообщает о своем сватовстве, о последовавшей поездке в Голландию, об опасении потерять свою невесту, о возвращении на родину и о первом трудном годе жизни в Стокгольме.
Это дружески доверительное письмо кончается следующим: «Если когда-нибудь наступит день, когда Вы захотели бы посетить Гамбург, я приеду туда единственно из-за Вас, и, хотя я отдален большим расстоянием, я преодолею его без труда. Дай бог, чтобы, прежде чем я умру, я мог бы увидеть Вас и говорить с Вами. Прощайте, живите долго и счастливо! Вы являетесь покровительственной звездой естественных наук».
Неприязненное отношение Галлера к Линнею особенно проявилось после выхода из печати «Flora Suecica». Этому, следует заметить, предшествовала поездка старого недруга Линнея, доктора Розена, в Берн, где он встречался с Галлером.
В письме от 8 апреля 1746 г. последний пишет Линнею: «Я видел недавно Вашу „Flora Suecica11 и с удовольствием наблюдал много растений, которые там упомянуты. Мне не было приятно так часто быть опровергнутым в такой небольшой работе и читать много фраз, в которых нет иичегд дружеского. Я не таким образом поступаю с Вами, когда мы расходимся во мнениях.
2 Галлер (1708—1777) был моложе Линнея на один год.
100
Поверьте мне, поступая так, Вы сами помогаете Вашим врагам, которые многочисленны и менее немощны, чем Вы это предполагаете. Привязанность Ваших наиболее преданных друзей получает несправедливые удары Вашей критики. Недавно я защищал Вас в разговоре с одним из Ваших противников, и я был очень осужден за мою слишком большую преданность Вашей персоне. Вы нападаете на меня беспрестанно с очевидным намерением меня ранить. Подумайте, мой дорогой господин, как легко мне было бы обратить эту критику против Вас, который держал в руках мою книгу, без сомнения, лишь несколько минут».
Линней не ответил на это письмо, но, стремясь успокоить своего раздраженного корреспондента, написал в предисловии к «Flora Zeylanica»: «В Германии и среди швейцарских ботаников Галлер достоин быть вторым Бургавом... Знаменитый Галлер известен всему свету как неутомимый ученый, не имеющий соперников в медицине и анатомии. Почитаемый как ботаник, он исследовал и описал, конечно, большее число растений, чем кто-нибудь другой».
В 1746 и 1747 гг. Линней и Галлер обменялись несколькими деловыми письмами, излагать которые здесь нет нужды. Отметим письмо от 13 сентября 1748 г., в котором Линней советует Галлеру не выступать с критикой против кого бы то ни было хотя бы для того, чтобы не заставлять выходить из заблуждения человека, предназначенного заблуждаться всю жизнь. В этом письме Линней написал и следующее: «Когда Бургав был на смертном одре, я пошел навестить его в последний раз. Этот великий врач склонился ко мне и дал мне полезный совет: „Мой дорогой друг, поверьте мне, никогда не отвечайте на критику, направленную против Вас“. Так как я молчал, он добавил: „Обещайте мне, что Вы никогда не ответите". Я дал обещание, которое он требовал, и очень этим доволен». В последнем письме Галлеру (26 сентября 1749 г.) Линней снова писал: «Я совсем не хочу ссоры с Вами». В следующем году в Геттингене были опубликованы «Сомнения, почерпнутые из „Fundamenta" славного Линнея» («Dubia quaedam ex cl. Linnaei Fundamentis hausta»). Автором «Сомнений» обозначен Готлиб Галлер. Если принять во внимание, что Готлибу, сыну Альбера Галлера, тогда едва, исполнилось!
101
16 лет, можно не сомневаться в том, кто был автором этого произведения. У Галлера старшего не было, конечно, оснований не только для злобы по отношению к Линнею, но даже и для сколько-нибудь серьезных к нему претензий. Несогласия Линнея с Галлером касались морфологических, терминологических или номенклатурных ошибок и мнений по поводу отдельных растений. Такого рода разногласия совершенно обычны в ботанической литературе и теперь, через два века, прошедших с того времени.,
Цитированные здесь в переводе письма очень много потеряли в отношении стиля по сравнению с оригиналом, написанным по-латыни в конце первой половины XVIII в. Письма были переведены через 90 лет на французский язык, с которого сделан наш перевод еще через 130 лет. Тем не менее в письмах Линнея, совершенно искренних, видны его доброжелательность, сердечность и простота; в них нет и тени куртуазности, характерной для того времени; более того, в них чувствуется дружеское отношение к Галлеру.
Нельзя в то же время не заметить большого самомнения, неискренности, раздражительности и капризности Галлера. Он, вероятно, обладал дурным характером, что можно заключить из его проникших в литературу злобных отзывов о таких великих современниках, как Руссо, Вольтер и Бюффон.
В связи с этим уместно напомнить следующий анекдот. Один иностранец, представившись Вольтеру, сказал, что видел в Берне Галлера. Вольтер поздравил его с тем, что тот имел счастье видеть великого человека. «Вы меня удивляете, — сказал в ответ иностранец, — господин Гал-лер отнюдь не говорил о Вас в таком духе». «Ну что же, — ответил Вольтер,, — возможно, что мы оба ошибаемся» .
Не менее интересна и в научном отношении более значительна переписка Линнея с Диллениусом, который был несомненно выдающимся ботаником. Немец по происхождению, долгие годы работавший в Германии, Диллениус в возрасте 37 лет в 1721 г. переехал в Оксфорд, где жил и работал до своей смерти в 1747 г. Наиболее значительна из erg работ этого периода «Historia musco-
W3
rum» («История мхов», 1741). Диллениус был старше Линнея на 23 года, и это, может быть, вызвало менторский и даже грубый тон, который он позволял себе в письмах. Следует, однако, принять во внимание то, что он познакомился с молодым Линнеем и его работами, когда ему самому было 53 года и он уже долгие годы работал в плане давно сложившихся представлений. Как большой ученый, он вполне понимал важность того, что делает Линней, но не мог, конечно, не видеть, что в связи с этим многое, сделанное им самим, разрушается.
В одном из писем Диллениус писал о Линнее: «На севере появился новый ботаник, его зовут Линней, он основатель нового метода (установленного, — Е. Б.) на тычинках и пестиках. Он уже опубликовал разные труды, такие как „Fundamenta Botanica", „Bibliotheca Botanica", „Systema Naturae", и он печатает теперь в Голландии „Characteres" 3 и свою „Flora Lapponica"; у него глубокие знания в ботанике, но я уверен, что его метод не может быть принят».
Линней относился к Диллениусу с большим почтением и неоднократно говорил, что в Европе только один Диллениус понимает то, что следует считать родом. В первом же письме Галлеру Линней писал: «Диллениус и Вы — те два лица, с которыми я не хотел бы ссориться ни за что».
Довольно грубо Диллениус писал Линнею (1737 г.): «Вы много сделали, и это заставляет меня сказать, что необходимо изучать все больше и больше видов. Я не сомневаюсь в том, что Вы сами когда-нибудь разрушите Вашу собственную систему. Вы видите, что мне хочется сказать откровенно, что я думаю, рассчитывая на то, что Вы благосклонно примете мою критику... Половые различия, по-моему, вздорны, излишни и даже вредны; они не могут считаться празнаками. Какова цель всего этого показа? Это настоящая ребяческая глупость; достаточно того, что она уже вскружила голову одному ботанику — именно Вайану». В другом письме, относящемся также к 1737 г., Диллениус пишет: «Насколько мне нравится Ваша „Flora Lapponica", настолько раздра
3 Очень часто в литературе XVIII в. названием «Characteres» (Признаки) или «Characteres Generic!» именовали сочинение Линнея «Genera Plantarum».
103
жает „Critica Botanica11; почему Вы посвятили ее мне? Я совсем не желал этой чести. Не должны ли Вы были меня известить о том, что у Вас было такое намерение? Вы не знаете, как я ненавижу такого рода вежливости? Я надеюсь на то, что Вы поместили это посвящение на очень немногих экземплярах; может быть, оно находится только на том,4 который Вы прислали мне; если это не так, я хотел бы, чтобы Вы сделали так, чтобы исчезли эти парадные фразы, которые мне так не нравятся...
Я знаю, что ботаническая номенклатура похожа на авгиевы конюшни, которые ’ Геснер и Гофман не были в состоянии очистить; для этого нужна эрудиция, которая достигается долгим и упорным трудом; ни небрежной рукой; ни поспешностью она не может быть достигнута. Вы бросаетесь опрометью во все это и напрасно потрясаете науку. Я очень боялся огорчить Вас моей оппозицией Вашему методу, когда Вы мне его показывали, хотя я мог бы сказать Вам еще больше и доказать, что Вы раздробляете роды, которые должны оставаться едиными. Ваши критические замечания об алфавитном порядке в „Hortus ethamensis11 и о расположении в моем „Cata-logus gikensis11, где растения разделены по времени цветения, очень Справедливы. Вы сомневаетесь в том, что есть естественный порядок в Рэевом „Synopsis11. Итак, скажите мне, не лучше ли находящиеся там такие подразделения, как мхи, грибы, сложные (Compositae), зон-тиковые, мутовчатые (J^abiatae), звездчатые (Caryophyl-laceae) и шероховатолистные (Borraginaceae), чем эти притянутые за волосы классы, которые появляются и исчезают так же быстро, как грибы. Я очень хочу, чтобы Вы снова исследовали признаки Ваших родов и чтобы дали  мне знать, какой вид послужил для их установления. Если Вы хотите заботиться о Вашей репутации, заботьтесь о Ваших работах и не спешите. Я должен Вам заявить, что многие из Ваших наблюдений находятся в прямом противоречии с моими».
Еще в одном из писем того же года Диллениус пишет Линнею: «Я далек от того, чтобы быть плохо расположенным к Вам, и напрасно Вы в это верите, я Вас люблю и уважаю в противоположность большинству, но я опять
4 Экземпляры этой книги, находящиеся в Ленинграде, имеют то же посвящение.	. . -
104
повторяю, что я не одобряю посвящения мне „Critica Botanica" без того, чтобы меня предупредить... Вы только что установили множество новых названий, которые мне совсем не нравятся. Я не могу оправдать Вашу манию прилагать старые названия к вновь описанным растениям, не обосновывая это никаким резоном. С каждым днем Вы увеличиваете замешательство, такое вредное в науке». Это письмо кончается такими словами: «Но именем неба прошу, когда Вы будете мне писать (а я надеюсь, это будет всегда), опустите этот перечень пустых титулов и отбросьте все комплименты, ничего нет для меня более неприятного; пишите, прошу Вас, как друг пишет другу».
Не менее интересны отношения Линнея с Бернаром Жюсье, который был самым скромным и в то же время наиболее ярким представителем семьи, давшей пять видных ботаников.
В 1738 г. Линней был в Париже, где познакомился с братьями Жюсье и особенно сблизился с Бернаром. Последний экскурсировал с Линнеем в окрестностях Парижа, в Фонтенбло и Сен-Жермене и демонстрировал ему коллекции королевского сада в Трианоне. Линней был поражен тем, насколько хорошо Б. Жюсье знал растения, в связи с чем ему приписывают такие слова: «Нет никого, кроме бога и Бернара де. Жюсье, кто мог бы так хорошо знать растения».
Со времени встречи в Париже и совместных экскурсий Линней поддерживал с Б. Жюсье дружеские отношения. О сердечности их и откровенности можно судить и по письмам. В одном из писем Б. Жюсье пишет (15 февраля 1742 г.): «Я узнал с большим удовольствием, что Вы назначены профессором ботаники в Упсале. Вы можете теперь полностью отдаться культу Флоры, дальше проникнуть по открытым Вами тропинкам и дать наконец естественный метод классификации, который истинные друзья науки с нетерпением ожидают». Из этих слов очевидно, что и в личных беседах они обсуждали вопросы классификации и разработки «естественного метода». Этим предметом живо интересовался Б. Жюсье и давно занимался Линней. Как уже говорилось, Линней писал Галлеру в 1737 г. о том, что он -собрал много материалов по естественному методу. Это можно видеть и из его работы «Classes Plantarum» (1738), где представ
105
лены «фрагменты естественного метода» в виде 65 отрядов, отмеченных римскими цифрами, с перечнями отнесенных к ним родов. Позднее, в «Философии ботаники» (1751), эти классификационные подразделения были Линнеем очерчены более определенно.
Идея естественного метода, т. е. необходимости и возможности классификации на принципе сходства организмов, носилась в то время в воздухе. Этот вопрос волновал Линнея, братьев Жюсье, Галлера, Маньоля, Бюффона и др.
Судьбе угодно было, чтобы Бернар Жюсье, этот скромнейший из ботаников своего времени-, сделал для разработки естественного метода больше других и даже больше, самого Линнея.
Бернар Жюсье в сущности не оставил публикаций. . Предложенная им система растений, во многом сохранившаяся до нашего времени, изложена на восьми страничках и называется: Bernardi de Jussieu Ordines naturales in Ludovici XV Horto Trianonensi Dispositi. Anno 1759 (Бернар де Жюсье. Естественные порядки, расположенные в Трианонском саду Людовика XV в 1759 году).
Система эта была представлена в натуре, а основу ее составляло разделение растений по характеру прорастания семян и по размещению тычинок по отношению к завязи. Растения им были разделены на: Acotyledones (лишенные семядолей), Monocotyledones epigynes (односемядольные с тычинками, помещенными выше завязи), Monocotyledones perigynes (односемядольные с тычинками, помещенными вокруг завязи), Monocotyledones hypogynes (однодольные с тычинками, помещенными ниже завязи), Dicotyledones (двусемядольные, которые были разделены далее по положению тычинок так же, как и однодольные), Monoclynes (однополые).
С естественными порядками, представленными живой коллекцией в Трианоне, и указанной схемой классификации Бернар Жюсье ознакомил - племянника Антуана Лорана Жюсье, который счастливо развил систему дальше, добавив к ней достигнутое Турнефором и Линнеем, и опубликовал в 1789 г. первую классификацию, основанную на естественном методе, — «Genera Plantarum, secundum ordines naturales disposita» («Роды растений, расположенные по естественной системе»),
106
Бернар Жюсье неоднократно сообщал Линнею в своих письмах об успехе классификации Линнея во Франции. В одном письме он пишет: «Один из моих друзей, находящийся в настоящее время в наших владениях в восточной Индии, полностью * принял Ваши ботанические идеи и стал линнеевцем из турнефоровца, каковым он был раньше». В другом письме он сообщает то же самое о другом молодом ботанике: «Это Ваш ботанический ученик, а не мой, он вполне принял советы, которые Вы ему дали. Как только он начал изучать ботанику, он следует с усердием Вашей системе и все время стремится внедрять Ваши принципы. Он отправляется в Африку».
Нет нужды продолжать далее цитирование и пересказывание писем Линнея и его корреспондентов, тем более что к некоторым письмам нам еще придется обратиться. Нет необходимости и комментировать изложенную переписку Линнея в первый период его научнолитературной деятельности. В ней ярко отражаются личные черты как Линнея, так и его корреспондентов, а также их научные интересы и личные отношения.
Три года работы в Стокгольме
Вернувшись на родину, Линней пробыл несколько дней у отца в Стенброхульте, а потом отправился в Фалун, где его ждала невеста. Исполнив все формальности, связанные с обручением, он уехал в Стокгольм, где намеревался, заняться врачебной практикой. Как врач он был здесь никому не известен, а его высокое положение в ученом мире никого не интересовало. Для Линнея начались вновь материальные трудности, которые были тем более чувствительны, что в Голландии он был несколько избалован/ успехом и материальным благополучием. У него даже возникала мысль о возвращении к Клиффорту в Гартекамп.
Скоро, однако, положение изменилось, и он нашел признание как врач.
Еще в Голландии Линней познакомился с трактатом французского медика Соважа (Sauvages de la Croix), профессора Медицинской школы в Монпелье, на тему, которая его самого занимала -как классификатора, «Классы болезней»1. Из-за этого сочинения, очень высоко оцененного Линнеем, он вступил в переписку о автором, знаменитым врачом, занимавшимся к тому же ботаникой.
Из Стокгольма Линней писал Соважу: «Злокачественная гонорея заразила многих молодых людей в нашей стране... Я слышал, что Вы в Монпелье приобрели очень большой опыт в лечении этой болезни. По дружбе, которую Вы имеете ко мне, я прошу Вас научить меня, как это лечится. Мне не нужна общая теория, но рецепты и метод лечения. Если Вы сделаете это, Вы мне сделаете подарок в 1000 дукатов в год».
108
Несколько случаев удачного лечения открыли Линнею широкую врачебную практику. Его практика, однако, отнюдь не была очень специальной. Линней успешно лечил и как терапевт. Скоро он стал известным в Стокгольме врачом и писал о себе университетскому товарищу, что он занят со своими пациентами с семи часов утра до восьми часов вечера, причем едва находит время наскоро пообедать. Вскоре Линнею начал покровительствовать граф Тессин, . влиятельный вельможа. Сейм, по протекции покровителя, отпустил Линнею 100 дукатов годового содержания за чтение лекций по пробирному делу и минералогии, причем Линней вызвался читать дополнительно летом и ботанику. Тессин предложил Линнею поселиться в его доме и скоро оказал ему содействие в получении должности адмиралтейского врача с большим содержанием. Материальное положение Линнея упрочилось, а покровительство Тессина дало возможность познакомиться с людьми, занимавшими в столице высокое положение и в то же время интересовавшимися науками. Небольшая группа этих лиц, их было всего шестеро, основала в 1738 г. в Стокгольме научное общество, через два года превращенное в Королевскую Академию наук. Первым президентом общества был избран Карл Линней.
Широкие научные интересы Линнея в разных отделах естествознания, стремление его к исследованию природы страны и известность в просвещенных кругах общества по путешествиям в Лапландию и Далекарлию привлекли к нему внимание и симпатии руководящей верхушки политической партии,1 пришедшей тогда к власти и ставившей задачу мирного хозяйственного развития страны. Немало содействовало успеху Линнея в это время и дружеское отношение к нему со стороны графа Тессина, лидера этой партии.
Служба в адмиралтейском госпитале, в котором содержалось до 200 больных, открывала перед Линнеем большие возможности для клинической работы. Особое внимание он уделял изучению действия лекарственных препаратов. Большое значение для прогресса лечебного дела имела организация Линнеем в госпитале системати-
1 См.: Йон Такман. Заметки о Линнее. Бот. журн., т. 42, № 10, 1957, стр. 1536—1544.
109
ческого анатомирования трупов, что было в то время чрезвычайным достижением,- так как для каждого отдельного вскрытия ранее требовалось правительственное разрешение.
Вскоре Линней стал в Стокгольме самым модным врачом, причем практиковал он и в придворных кругах, а зарабатывал, как он говорил, не менее, чем все столичные врачи, вместе взятые.
Летом 1739 г. Линней наконец женился, а в январе 1740 г. у него родился сын.
Об этом периоде жизни Линней подробно писал геттингенскому профессору Галлеру. Галлер, как известно, предполагая оставить университет в Геттингене и возвратиться на родину, в Швейцарию, обратился в конце лета 1738 г. к Линнею с предложением занять его кафедру. Письмо это, по случайным обстоятельствам, было получено Линнеем только через восемь месяцев, когда его материальное положение улучшилось, а получи он его раньше, возможно,. что предложение им было бы принято. В ответном письме Галлеру Линней писал: «Я основался в Стокгольме. Все потешались над моей ботаникой. Сколько бессонных ночей и трудовых часов я употребил на нее, об этом никто не говорил; но как надо мной посмеялся Сигезбек, это всех занимало. Я начал практиковать, но с очень медленным успехом; никто не хотел лечить у меня даже своих лакеев. Но вскоре мои неудачи прекратились; долго прятавшееся за тучи солнце выглянуло. Я пошел в гору, меня стали звать к сильным мира сего; все шло хорошо; уж ни один больной не мог обойтись без меня; с четырех часов утра до позднего вечера я посещал больных, проводил у них ночи и зарабатывал деньги. Ну, сказал я, эскулап приносит все хорошее, а флора — только Сигезбеков. Я оставил ботанику, тысячу раз принимал решение уничтожить все мои собрания раз навсегда. Вскоре затем я получил место старшего врача на флоте, а государственные сословия (т. е. сейм,—Е. Б.) назначили мне содержание по 100 дукатов в год, cl тем чтобы я преподавал ботанику в Стокгольме. Тогда я снова полюбил растения и женился на моей пять лет ожидавшей невесте».
Президентство Линнея в новом ученом обществе продолжалось согласно уставу три месяца; оставляя его, он произнес речь на тему «Чудеса в мире насекомых», 110
встреченную с большим интересом. Эта речь через друзей Линнея достигла Парижа и там, по просьбе братьев Жюсье, была переведена на латинский язык.
Следует сказать, что и лекции его по минералогии и пробирному делу, а особенно по ботанике, пользовались очень большим успехом. В письме к Тессину Линней сообщал, что число слушателей превышает 300 человек и что он удивляется тому, как много его с'ограждан интересуется минералогией.
Весной 1740 г. в возрасте 80 лет умер в Упсале профессор Рудбек. Линней просил графа Тессина помочь ему своим влиянием в предоставлении освободившейся кафедры. Из этих хлопот ничего не вышло, так как у старого соперника Линнея, доктора Розена, было право старшинства. Розен, читавший курсы по практически! медицине, был назначен на место ботаника Рудбека. Только в следующем, 1741 г. в связи с уходом по возрасту профессора Роберга его кафедра была предоставлена Линнею. Таким образом, на ботанической кафедре оказался медик, а на медицинской — ботаник.
Вернуться в родной университет было давней мечтой Линнея, и она теперь осуществлялась. В письме к Соважу Линней писал: «По милости' бога я теперь свободен от неприятной и тяжелой работы практикующего врача в Стокгольме. Я занял теперь положение, которого давно желал. Король избрал меня в качестве профессора медицины и ботаники в Упсальском университете, и тем самым мне можно вернуться к ботанике, от которой я был удален на три года, проведенные мною среди больных в Стокгольме. Если я буду жив и мне позволит здоровье, я надеюсь, что Вы увидите, что я кое-что сделаю в ботанике».
Общественные и правительственные круги Швеции в это время были озабочены благосостоянием страны, разоренной недавними войнами. В связи с этим в сейме было принято решение о желательности изучения природных ресурсов страны по примеру того, как это было сделано во время лапландского путешествия Линнея и его работ в провинции Даларна.
Линнею была поручена организация исследовательской поездки в юго-восточную часть страны, в частности на Готланд и Оланд, причем исследования должны были
ill
касаться всех трех царств природы. На первом месте по значению, по-видимому, были поиски глин, пригодных для производства фарфора и для других технических надобностей, а также поиски красильных и других полезных растений. Линней, со своей стороны, писал сейму, что в крупных европейских столицах существуют медицинские сады, в которых ведутся публичные лекции и демонстрации лечебных и других растений, что в этом есть нужда для лечебного дела и для учебной практики врачей и аптекарей, что нужны также и университетские сады по примеру заграничных университетов.
В мае 1741 г. Линней в сопровождении шести молодых людей, тщательно отобранных им из многих желающих принять участие в поездке, отправился в путь. Каждому из этих молодых людей была поручена своя область исследования, а поездку они осуществляли за свой счет.
Подробный отчет о поездке был напечатан на шведском языке под названием «Готландское путешествие (с наблюдениями по хозяйству, естественной истории, древностям и пр.)». Следует сказать, что текст книги полон художественных отступлений и разного рода поэтических украшений, так как предназначался для сравнительно широкого круга людей. И Линней вполне достиг цели: книга стала очень популярной и, более того, отдельные части ее даже рассматривались потом в Швеции в качестве классического образца литературы XVIII в. Говоря о результатах путешествия, Линней указывает, что было сделано очень много наблюдений известняков, песчаников и пород, годных на жернова, сыпучих песков, сталактитов и т. д. Было описано, как ловят тюленей, как сражаются олени, как ныряют гаги и как их ловят силками, как ловят треску, как много есть различных насекомых, польза которых еще неизвестна. Были описаны реки и озера, минеральные и пресные источники, горные пещеры и пр. В пути собирались сведения о способах домашнего лечения и обо всем, что было бы интересно или полезно знать читателям. Таким образом, мы видим, что, кроме специальных, путешествие имело и общекраеведческие, как мы теперь говорим, задачи.
Ботанические интересы Линнея были и здесь главнейшими. Он отмечает, что собрал в поездке 100 видов 112
растений, р'анее неизвестных в Швеции. Его чрезвычайно удивило то, что на о. Оланд растут орхидеи, которые ранее он видел в Фонтенбло в окрестностях Парижа: «Если бы кто-нибудь сказал мне, что они растут на Оланде, я не поверил бы этому; теперь я верю».
Возвращаясь из путешествия в столицу, Линней посетил Стенброхульт и Векшьё, где он провел большую часть юности.
8 Е. г. Бобров
Первый период профессорской деятельности и сочинения этого периода
Профессорская деятельность Линнея в Упсале началась 25 октября 1741 г. его речью «О необходимости путешествий по отечеству» («De necessitate Peregrinatio-nibus intra Patriam»), в которой доказывалась польза изучения родной страны в отношении всех трех царств природы, ее «физики» (т. е. физической географии), хозяйства, медицины, быта населения и древностей для улучшения хозяйства страны. Речь была основана на материалах только, что совершенного путешествия на юго-восток Швеции и более ранних исследований в Лапландии и в провинции Даларна.
Речь Линнея, полная исследовательского энтузиазма и любви к родной стране и ее природе, была встречена с тем большим интересом, что она была противоположностью обычным вступительным речам, посвященным философии или чисто схоластическим вопросам.
Профессорская деятельность Линнея продолжалась в Упсальском университете 35 лет.
Через две недели Линней и Розен обменялись курсами: Линней стал профессором медицины и ботаники, причем за ним были записаны занятия по ботанике, минералогии, зоологии, фармации, химии и диететике; за Розеном, как профессором медицины и анатомии, были курсы анатомии, физиологии, патологии, диагностики и практической медицины.
Недавно были опубликованы выдержки из документа, хранящегося в архиве Линнея, из которого ясно, насколько сурова была в Упсале университетская дисциплина. Так, без разрешения ректора профессорам нельзя 114
было удаляться далее чем за шесть миль от города; запоздавший в университет на один день штрафовался; если кто-нибудь начинал занятия на один день позже начала семестра, он облагался штрафом в четвертую часть оклада; ни одно сочинение не могло быть напечатано ни одним профессором вне Швеции под угрозой очень крупного штрафа. Линнею пришлось просить специальное разрешение ректора для того, чтобы отлучиться для приведения в порядок и описания коллекции короля и „королевы по натуральной истории. Линней был настолько стеснен строгостью устава, что в этом документе, относящемся к 1749 г., писал: «Не имей я семьи, я решился бы принять английское предложение, как ни мало я люблю эту нацию. Теперь Оксфорд еще открыт для меня». Линней имеет здесь в виду предложение занять кафедру в Оксфорде после смерти Диллениуса. Надо заметить, что Линней в университете имел немного больше свободы из-за покровительства графа Тессина, чем другие.
Лекции продолжались с 28 января по 23 июня и с 1 сентября по 20 декабря. Начинались они в десять часов утра; в зимнее время они протекали в лекционном зале, а весной и ранней осенью — в ботаническом саду и зоологическом музее. Интересно отметить, что профессора имели при этом частные занятия со студентами за особую плату. Такие занятия вел постоянно и Линней; из-за его популярности их было особенно много. Общее число студентов у Линнея в конце 40-х и начале 50-х годов составляло от 100 до 150 человек, тогда как всего в университете было 600—700 студентов.
Привлекали лекции Линнея прежде всего тем, что ботаника и зоология были в его изложении совершенно новыми, дотоле неизвестными предметами и излагались они при этом в сопровождении богатого иллюстративного материала, привезенного часто из далеких заморских стран. Большое значение имел, конечно, и лекторский талант Линнея, о чем можно судить на основании писем и воспоминаний его бывших слушателей. Хотя Линней не обладал сильным и мелодичным голосом, он умел удерживать внимание слушателей и всегда знал, как следует придать значительность своим словам, пользуясь выразительными короткими фразами. Один из студентов Линнея писал, что Линней в своих лекциях умел хорошо
8*
115
сочетать остроумие с основательностью суждений. Тот же слушатель сообщает: «Если он говорил о великих трудах Создателя или его Величестве, почтительность и восхищение были написаны на его лице; если он рассказывал о предписаниях диететики, он часто заставлял своих студентов громко смеяться... сообщая при этом полезные сведения для сохранения их здоровья».
Весной и осенью под предводительством профессора часто устраивались загородные учебные экскурсии, в которых участвовало иногда более 200 студентов одновременно. Участники при этом должны были соблюдать строжайший порядок и в передвижении, и в занятиях определенными темами. Все нужные объяснения давал по поводу каждого предмета сам профессор. Такие экскурсии продолжались обычно с восьми часов утра до девяти часов вечера, а-в последние годы профессорство-вания Линнея, когда он начал стареть, они занимали по семь часов. По возвращении экскурсантов в город, причем впереди шел сам профессор, все расходились по домам, прощаясь со своим наставником возгласами: «Vivat Linnaeus!».
. Лекции студентам Линней читал по-латыни, как и все профессора, причем его латынь, как, впрочем, и у некоторых других, грешила против грамматики и была, по мнению приезжих студентов, несколько своеобразной. Она называлась, по названию студенческих кварталов Упсалы, латынью из Свэртсбака; здесь она никого не удивляла и считалась нормальной. Как уже говорилось, Линней никогда хорошо не знал латинского языка и еще в школе он принес ему много огорчений. Из иностранных языков Линней изучил впоследствии только немецкий, голландского же языка он не знал, хотя и прожил в Голландии три года. Вращаясь там среди ученых, он удовлетворялся латинским языком. Линней говорил, что целью его поездки в Голландию и другие страны было не изучение языков, а исследования, причем и «времени у него не было для изучения языков, да и способностей не было, а потому он не научился английскому, французскому, германскому, лапландскому и даже голландскому и мог прекрасно обходиться без любого из них».
С ростом известности Линнея росла слава Упсальского университета, увеличивалось и число его студентов, достигшее к концу деятельности Линнея полутора 116
тысяч, т. е. число их почти утроилось. Упсальский университет привлекал к себе молодых людей и из зарубежных стран, даже из далекой Америки; были в нем и российские студенты, москвичи и петербуржцы.
Студенты, интересовавшиеся наукой, пользовались особым вниманием Линнея, и он специально направлял их исследовательскую деятельность, считая их своими «апостолами», как он называл их в шутку. Многие из них потом оправдали ожидания своего учителя и прославились как путешественники и ученые. Из «апостолов» можно назвать, например, Соландера, работавшего в Англии и потом участвовавшего в путешествии Кука. Интересно заметить, что Линней настоятельно рекомендовал Соландеру переехать в Петербург для работы в Академии наук. Следует вспомнить также Форсколя — исследователя Аравии, Ивана Фалька, работавшего в Петербурге и путешествовавшего по России, Тернст-рема, уехавшего в Кохинхину, Гассельквиста — исследователя Палестины, Лёфлинга, путешествовавшего в Испании и Южной Америке, Кальма — исследователя Северной Америки, Тунберга — исследователя флоры Капской области и Японии, и т. д.
Ученики Линнея в должностях корабельных врачей или священников отправлялись часто в далекие страны по его рекомендации голландским ученым и Ост-Индской компании. Некоторые из них не выдержали трудностей путешествия и умерли от болезней вдали от родины. Оплакивая их смерть, Линней писал: «Какой утомительной и тягостной наукой была бы ботаника, если бы нас не влекло к ней сильное чувство, которое я затрудняюсь определить ближе и которое сильнее чувства самосохранения. Боже мой! Когда думаешь об участи ботаников, то не знаешь, считать ли безумием или разумным делом то беспокойство, которое влечет их к растениям».
Говоря о профессорской деятельности Линнея, нельзя умолчать о той ее стороне, которая в наше время называется подготовкой кадров. В связи с тем что Медицинский факультет Упсальского университета стал давать ученую степень доктора медицины, за 1743—1776 гг., т. е. за 33 года, на факультете под председательством самого Линнея было защищено только ботанических диссертаций 89. В высшей степени важно отметить, что диссертации эти, принадлежащие ученикам Линнея, были
117
по тематике очень разиоооразпы, на основании чего мы можем достаточно хорошо представить себе широту научных интересов Линнея в эти годы. Следует сказать, что многие диссертации были подсказаны его ученикам Линнеем, а некоторые, вероятно, частично и изложены. Относительно двух диссертаций Линней с определенностью писал, что они принадлежат ему самому (totae sunt Linnaei). В автобиографических материалах Линней отметил, что диссертации его учеников он собрал вместе и поместил в особой серии — «Amoenitates academicae» («Академические досуги)», для того чтобы они не растерялись. Серия эта так интересна, что далее мы скажем о ней немного подробнее. Здесь же заметим, что среди этих диссертаций пять принадлежали российским студентам — две москвичам и три петербуржцам.
С 1742 г. Линней начал заниматься восстановлением университетского сада, который, как мы ранее говорили, был в совершенно жалком состоянии в его студенческие годы и в сущности не был восстановлен после упсальского пожара 1702 г. Важнейшей задачей при этом было расширение коллекции экзотических растений. Шесть лет упорного труда привели к тому, что, кроме 500 растений отечественной флоры, в саду было собрано 1100 экзотических. Коллекция эта была по тому времени богатой, если принять во внимание то обстоятельство, что сад находился в довольно суровой природной обстановке — Упсала лежит почти на широте Ленинграда. Интересно заметить, что в каталоге растений петербургского Медицинского сада, составленном Сигезбеком («Primitiae Florae Petropolitanae», 1736), перечислено 1275 растений. Обогащению упсальского сада немало способствовали дружеские связи Линнея с голландскими и французскими ботаниками, присылавшими в Упсалу семена из своих садов. Посылки, однако, были не только с запада. В записях, относящихся к 1744 г., Линней писал, что он «получил из Петербурга через барона Стена Бьелке все растения, открытые в Сибири, которых никто до того времени не видел». Нужно заметить, что петербургским ботаникам сибирские растения были хорошо известны. Ими специально занимались Амман, Гмелин старший, Крашенинников и Сигезбек. В том же году в Упсале был получен из Голландии живой банан, отчего Линней был, как он пишет, «вне себя от радости».
118
В 1748 г. Линней напечатал сочинение «Упсальский сад» («Hortus Upsaliensis») в 306 страниц текста, с тремя таблицами рисунков, полное название которого: «Упсальский сад, представляющий экзотические растения, в сад Упсальской академии им самим введенные с 1742 по 1748 год, дополненные различиями, синонимами, местообитаниями и описаниями иноземных и редких, на пользу учащейся молодежи». Заметим, что различиями (differentia) Линней называл диагностические видовые названия.
Интересно отметить, что сочинение это было написано «на пользу учащейся молодежи» (in gratiam studiosae juventutis) и, таким образом, отчасти служило учебным руководством. Это, впрочем, можно сказать и об упомянутом каталоге петербургского сада, который отчасти также имел учебное значение. Основным же руководством по ботанике, на котором основывался Линней в своей профессорской деятельности, была его книга «Fundamenta Botanica», напечатанная в Голландии в 1736 г.
В 1743 г. у Линнея родилась дочь Елизавета Христина. В том же году его научные заслуги были отмечены Научной академией в Монпелье (южная Франция), избравшей Линнея своим членом. В 1744 г. кронпринц Адольф Фредрик посетил Упсальский университет и ректор представил ему профессоров Линнея и Андерса Цельзия как светил академии. Позднее Линней был представлен кронпринцессе Ловизе Ульрике. Оба высокопоставленные лица занимались коллекционированием предметов естественной истории, и через десять лет Линней много сделал для описания коллекций их натурального кабинета.
В том же году Упсальское научное общество поручило Линнею секретарство. Кроме высокой чести, Линнею это принесло и некоторое уменьшение почтовых расходов. Дело в том, что почтовые отправления, содержащие предметы и материалы, касающиеся научных вопросов и направленные в научные учреждения, освобождались от платы. Последняя же была очень высока. Теперь Линней отправлял свою корреспонденцию через научное общество и в письмах просил своих корреспондентов адресовать их отправления на общество, поскольку он сам вскрывал всю поступающую в общество почту.
Положение Линнея в Упсальском университете, в родной стране я среди ученых Европы теперь вполне
119
определилось и упрочилось; семья его приносила ему удовлетворение; он с воодушевлением и самоотвержением работал, занимаясь теперь без помех любимым делом; он достиг всего, чего желал, и не мог не чувствовать себя удовлетворенным.
Об этом времени он писал: «Линней теперь имеет почет, у него есть дело, для которого он рожден, он имеет деньги, часть которых принесла ему женитьба, у него-есть любимая жена, прекрасные дети и славное имя; он живет в превосходном и очень удобном доме, перестроенном для него академией, он видит сад, который становится с каждым днем совершеннее. Что еще хотел бы иметь для себя человек, у которого есть все, даже бесконечное удовлетворение от того, что он может найти в своих коллекциях так много минералов, в своем гербарии и в саду множество растений, в своем кабинете такое множество насекомых, а в ящиках так много рыб, наклеенных на листы? Все это у него есть сверх его собственной библиотеки, всем этим он может заниматься и даже наслаждаться. На стенах его комнаты он видит портреты обоих Рудбеков, написанные так живо, что кажется, будто они заговорят. Кроме того, тут же висят и портреты крупнейших ботаников».
Очень интересна произнесенная Линнеем речь (1743 г.) «Об увеличении обитаемого пространства суши» («De tel-luris habitabilis incremento»). Это рассуждение, связанное с прямыми наблюдениями, проведенными им на берегах моря и на островах во время оландского путешествия, имело основанием высказанную Ньютоном идею о постепенном уменьшении количества воды на Земле.
Наблюдения Линнея явно морских отложений, поднятых высоко над уровнем моря, не могли не заставить его Щадуматься над этим явлением. Исходя из того, что суша могла быть когда-то небольшим островом, ему приходилось предполагать, что библейский рай должен был располагаться в экваториальной области, причем «ели-сейские поля» увенчивались высокой горой. Иначе невозможно было объяснить существование в непосредственной близости растений тропических, умеренных и бореальных стран. Тогда уже была хорошо известна схема поясов растительности в горах, установленная французским ботаником Турнефором при восхождении па Арарат.
120
Известно было, что, подымаясь от подножья горы, где произрастают растения крайнего юга, путешественник попадал в полосу, растения которой походили на итальянские, выше флора имела черты той, какую можно было наблюдать в окрестностях Парижа, а у самой вершины жили растения, обычные для альп Швейцарии и Лапландии.
По «Священному писанию», первоначально было создано по паре каждого животного и растения; для обоеполых же растений, как рассуждает Линней, достаточно было создать даже по одной особи. В связи с этим возникает вопрос о том, как эти животные и растения могли заселить все увеличивающееся пространство суши из-за уменьшения на Земле количества воды. Линней подсчитывает воспроизводительную способность растений и приводит в качестве примера табак, одна особь которого приносит до 40 320 семян, и мак, производящий до 32 000 семян. Кроме того, он отмечает, что многие растения размножаются без семян непосредственно черенками. По его подсчету, одно растение, приносящее только два семени, через двадцать лет способно размножиться в количестве более 2 000 000 особей. Спрашивается, сколько же отдельных особей это одно растение может произвести за шесть тысяч лет, прошедших с сотворения мира.
Эта речь интересна как попытка согласовать библейское представление о сотворении мира с непосредственными наблюдениями в природе. Она выражает отчасти и космогонические представления того времени и интерес Линнея к подобным вопросам.
Научная продуктивность Линнея в эти годы была совершенно удивительной. Что ни год, то книга, и книга притом очень значительная, написание которой, казалось бы, должно было потребовать многих лет труда. В 1745 г. вышла «Шведская флора» («Flora Suecica»), в 1746 г. — «Шведская фауна» («Fauna Suecica»), в 1747 г. — «Цейлонская флора» («Flora Zeylanica»), в 1748 г. — упомянутый уже «Упсальский сад» («Hortus Upsaliensis»), в 1749 г. — «Руководство по фармакогнозии» («Materia medica»), в 1751 г. — «Философия ботаники» («Philosophia Botanica»), в 1753 г. вышло в свет величайшее сочинение Линнея и важнейшее из всех сочинений в ботанике — «Виды растений» («Species Plantarum»).
121
Все это было им написано сверх переизданий «Системы природы», сверх произведений, менее значительных, и сверх профессорской деятельности (а он читал в университете несколько курсов), наконец, сверх занятий с приватными учениками, сверх экскурсий и даже путешествий (1749 г.).
О «Шведской флоре» Линней писал: «„Flora Suecica“ точно учит нас тому, что именно растет в нашей стране и чего мы не знали прежде. Но чтобы показать это, Линией должен был пройти по большинству провинций в королевстве, пробираться через бездорожную Лапландию и с невероятным трудом карабкаться в охоте за растениями».
Полное название этого сочинения: «Шведская флора, содержащая растения, в королевстве Швеции произрастающие, систематически (перечисленные) с видовыми различиями, синонимами авторов, местными названиями, местообитаниями и фармацевтическим использованием». Флора охватывает 1140 видов, из которых около 860 относится к цветковым и высшим споровым растениям. Каждый вид охарактеризован по определенной строгой схеме. Характеристика начинается с видового названия; оно, как и обычно, диагностическое, но измененное, что оговорено в предисловии: «... дал новые, более ясные и более легкие» видовые названия. Далее идут названия-синонимы со ссылками на литературные источники. Ниже указаны во всех возможных случаях местные названия растений. В разделе «Произрастание» указаны местообитание и распространение вида по стране или по отдельным провинциям. В «Примечании» иногда сообщаются сведения о морфологических особенностях вида, а в разделе «Использование» указано лечебное или хозяйственное применение растения.
Таким образом, мы видим, что в «Шведской флоре» уже сообщаются все те сведения, которые мы находим и теперь, через 200 лет, почти в каждой региональной флоре. В предисловии перечислены и кратко охарактеризованы основные местообитания: альпы, луга, леса, морские побережья, озера и реки, болота, сорные места и культурные земли. Для каждого из местообитаний указаны наиболее характерные растения. Особо оговариваются виды, мигрировавшие в Швецию, причем они делятся на три группы: русские, английские и германские. Итак, мы видим в «Шведской флоре» элементы того, что
122
.Курящий Линней, или «Линней в повседневной жизни». По репродукции с рисунка Рана. 1747.
в наше время называется генетическим анализом флоры. Небольшую группу составляют растения собственно шведские, которые в стране особенно широко распространены, а в зарубежных землях встречаются редко. В этой группе должны бы быть перечислены, таким образом, эндемичные для страны растения. Понятие об эндемах принадлежит более позднему времени, однако Линнею уже была понятна идея эндемизма. Совершенно естественно, что виды, отнесенные сюда, далеко не эндемы; винить же Линнея в ошибках нет, конечно, основания. Дело в том, что флора стран, примыкающих к Швеции, в то время была еще совсем не исследована.
Об уровне изученности Швеции в отношении состава ее флоры можно судить по тому, что Линней считал нужным «опустить в этом каталоге некоторые травы, которые до сего времени только в одном месте были наблюдаемы», т. е. исключить виды, нахождение которых представляется автору сомнительным.
В книге дан перечень работ по флоре Швеции (как литературные источники «Флоры»), который начинается с 1621 г., когда в Упсале вышла первая работа, и доводится до 1744 г.
Книга оканчивается алфавитными указателями названий растений: ботанических, т. е. на латинском языке, и шведских, и указателем лекарственных растений, правильнее их фармацевтических названий.
Во «Flora Suecica» отразился второй этап изучения Линнеем отечественной флоры, начатого с изучения лапландской флоры, причем и здесь была продолжена реформа диагностических видовых названий, которые он стремился делать «более ясными и более легкими». Расположение материала по половой системе и вынесение ее подразделений на верх страниц, в колонтитул, облегчает Пользование книгой и сообщает ей черты определителя.
О «Шведской фауне», вышедшей в 1746 г., Линней писал: «Это „Фауна11, наиболее значительная из всех, что видел мир раньше. Это есть результат бесконечного труда и исключительной энергии по сбору множества животных и особенно насекомых». Сочинение это было для своего времени действительно очень полным. В нем были перечислены и охарактеризованы по классификационной схеме, разработанной в «Системе природы», классы, от
124
ряды, роды и виды животных: млекопитающих, птиц, земноводных, насекомых и червей, причем особо тщательно и совершенно по-новому был разработан отдел насекомых.
Здесь уместно сказать, что, характеризуя свою работу в области зоологии, Линней писал позднее, что до его работы эта область была подобна «авгиевым конюшням, полным басен и нелепостей, далека от того, чтобы быть наукой или систематизированным делом. Подобно тому как это им было сделано в ботанике, он перестроил здесь все по-новому и сделал ту и другую области легкими и вполне понятными, так что многие годы большое число авторов могло разрабатывать это; разнообразие насекомых казалось бесконечным и выходило за рамки человеческих возможностей охватить их; он описал всех шведских насекомых и собрал большое число их из обеих Индий и южного полушария, откуда они прежде не были описаны. Все это он описал, установил новые роды, придал им родовые 'названия, отличил виды и дал им простые названия-клички. Где это было возможно, он исследовал, на каких именно растениях они живут. Благодаря всему этому он сделал удобопонятным все то, что прежде невозможно было ни понять, ни описать».
Читая курс фармации и еще издавна интересуясь лекарственными растениями и как врач, и как ботаник, Линней написал в качестве учебного руководства сочинение, которое стало классическим в литературе по фармакологии. Это сочинение под названием «Вещества медицинские» («Materia medica») вышло в 1749 г. О нем сам автор говорил, что в этой области «было все перепутано и содержалось много темного до того, как он это реформировал». Важнейшим принципом, положенным им в основу этого сочинения, было то, что растения, относящиеся к одному роду, обладают сходным действием и что роды, относящиеся к одному естественному отряду, могут употребляться в лечебном деле со сходным результатом. Лекарственные растения расположены здесь в соответствии с указанным принципом по его системе. Каждому растению дано диагностическое видовое название, указываются его свойства, продолжительность жизни и т. д. При этом описывается получение простых медикаментов, указываются их дозировка и способы употребления. Описаны также и приемы культивирования растений. Далее
125
охарактеризованы сложные медикаменты, их приготовление, дозировка, действие и пр. Книга заканчивается указателем болезней, причем для каждой из них указывается средство лечения.
Линней очень гордился тем, что это сочинение было высоко оценено его голландскими друзьями — Гроиовиу-сом и ван Ройеном.
Таким образом, «Materia medica», будучи учебным руководством, впервые содержала систематизированные данные о лекарственных средствах растительного происхождения. Нельзя не обратить внимание на то, что и ' здесь Линней говорит о естественных отрядах или группах растений, и именно из их «естественности» он делает вывод о наличии в них сходных действующих начал. Напомним, что эта идея была изложена им еще в 1736 г. в XII главе «Fundamenta Botanica».
Уместно здесь же заметить, что идея систематизации, или классификации, была применена Линнеем и в отношении самих болезней. В одной из первых университетских лекций он говорил о возможности узнавать болезни по их проявлениям, по тому, что теперь называется симптомами. Он считал своей задачей дать вполне ясное представление о проявлениях болезней, говоря при этом, что «знание действительных причин болезней очень трудно. Болезни должны быть узнаваемы по их проявлениям и соответственно расположены в классы, отряды, роды и виды, так же как растения, животные и минералы». Разработанная им в таком плане система болезней (Systema morborum) была опубликована в 1759 г. в сочинении «Роды болезней» («Genera morborum»).
Благодаря влиянию покровительствовавшего Линнею графа Тессина Ост-Индская компания предоставила право бесплатного проезда на ее, кораблях в Китай или в другие страны одному натуралисту раз в год, причем право выбора отправляемого в путешествие было предоставлено Линнею. Христофор Тернстром был первым из «апостолов» Линнея. Он поехал в Кохинхину. Считается, что именно он впервые послал в Европу, в частности в Упсалу, живые растения чая, потом разосланные по оранжереям Европы. Другой бывший ’ студент Линнея, Петр Кальм, провел 1748—1751 гг. в Северной Америке. Следует заметить, что Кальм потом был профессором в университете Або, а в начале 60-х годов ому было сделано
126
предложение Петербургской Академией наук переехать для работы в Россию, от которого он отказался. Когда Кальм вернулся в Стокгольм из путешествия, Линней, долго болевший зимой 1750/51 г., вдруг поправился, получив возможность познакомиться с американскими растениями. Линней тогда писал: «Бог дал мне здоровье, лишь только профессор Кальм приехал сюда, так что я мог насладиться его великолепными и изящными растениями».
Покровительство Тессина принесло Линнею королевские медали, а в 1747 г. — титул архиатра, т. е. главного ' врача. Последнее, однако, принесло Линнею и огорчение. Дело в том, что он теперь должен был платить пошлину и как профессор, и как архиатр, причем за звание архиатра приходилось платить такую большую сумму, что Линней обратился с ходатайством о снятии с него платежей. Это ходатайство было удовлетворено только через пять лет.
В том же году Берлинская Академия наук избрала Линнея своим членом.
В Копенгагене был неожиданно обнаружен, казалось, совсем утерянный старый гербарий бывшего лейденского профессора Германа, собранный им в конце XVII в. на Цейлоне. Когда новый владелец гербария, аптекарь Гюнтер, обратился к голландским ботаникам с предложением определить растения, ему ответили, что это может сделать только Линней. Получив в 1747 г. коллекцию, состоящую из пяти больших томов, Линней, как он об этом писал, «проводил дни и ночи за геркулесовской работой по изучению цветков, которые были высушены так давно, и написал свою „Flora Zeylanica11, которая и была напечатана в том же году». «Цейлонская флора» содержала 400 растений, которым Линней дал названия, изучив около двух третей всех растений из этой коллекции; остальные растения были в очень плохом состоянии и не могли быть исследованы.
Следующий, 1748 год принес Линнею много огорчений. В Стенброхульте умер его отец. Старый дом, однако, остался во владении семьи, так как церковный приход сохранился за Самуэлем, младшим братом Карла. В университете Линней подвергся нападкам со стороны богословов в диспуте об отношениях между исследованиями в области естественной истории и религией. Кроме того,
127
жалоба одного из студентов вызвала неприятности и переписку с ректором.
И едва ли не самое большое огорчение доставили Линнею статьи Ламетри «Человек — растение» и «Работа Пенелопы». Ламетри — бывший богослов, учившийся медицине в Лейдене у Бургава, философ-материалист, один из виднейших представителей механистического материализма. В первой статье проводится параллель между людьми и растениями, причем люди описываются по методу, установленному Линнеем для описания растений; люди отнесены к классу Двудомных (Dioecia), отрядам Однотычинковых и Однопестичных (Monandria, Мопо-gynia) и т. д. Вторая статья была сатирой на Бургава и его учеников — Линнея и Артеди.
Линней, очень чувствительный к критике, особенно был удручен осмеянием самого предмета его исследований. В письме Соважу он писал о том, что первоначально даже намеревался больше ничего не писать для печати.1
В том же письме он сообщает, между прочим, что, работая в это время над «Species Plantarum», он дошел до пятнадцатого класса (Tetradynamia). Напомним, что это письмо относится к 1748 г.
Еще в 1747 г. было принято решение поручить Линнею совершить путешествие по Швеции с исследовательской целью. Это путешествие состоялось только в 1749 г., причем в задачу его входило изучение природы Скании, этой родной Линнею южношведской провинции. Путешествие, начатое в апреле, заняло летние месяцы; отчет о нем был опубликован на шведском языке через два года. В 1755 г. «Путешествие в Сканию» было переведено и издано на немецком языке.
В этом же, 1749 г. один из учеников Линнея, Хассель-квист, отправился в путешествие на Ближний Восток для исследования природы Сирии, Палестины, Аравии и Египта. В 1752 г. Хассельквист умер на Востоке,
1 Отповедь Ламетри была дана Вольтером, о чем можно судить по анекдоту, встречающемуся в литературе. Ламетри, особенно возмущавшийся тем, что Линней поместил человека среди млекопитающих, т. е. в тот же класс, где находятся и лошадь и свинья, в раздражении сказал Вольтеру: «Сам он лошадь!». На это Вольтер заметил: «Вы должны согласиться с тем, что если г. Линней и лошадь, то это первая из всех лошадей!».
128
собрав там обширные коллекции, позднее доставленные в Швецию.
В 1750 г. Линней занял пост ректора (Rector magiii-ficus), на который назначались профессора на шестимесячный срок. В этот период он много болел и, как он писал, у него даже было мало надежд выжить. Болезнь заставила Линнея провести месяц в постели в очень тяжелом состоянии. Жестокий ревматизм сменился у него с этого времени подагрой. Лечился он тем, что ежедневно съедал тарелку земляники. Такой курс лечения Линней проводил потом каждый год, считая его очень полезным.
В записях, относящихся к 1750 г., Линней сообщает, что многие писали ему о том, что он должен опубликовать свою «Философию ботаники», чтобы собрать' в одной книге и терминологию, и все начала ботаники: «Линней видел, что это очень нужно не только для ученых, но и для его учеников, и работа была им окончена».
Еще два его ученика в 1750 г. отправились в путешествие: Осбек поехал в Китай, а Лёфлинг — в Испанию; последний был отправлен Линнеем по просьбе испанских властей, желавших провести ботанические исследования страны.
В том же году Академия в Тулузе избрала Линнея своим членом.
Сочинение, о котором он упоминал, — «Philosophia Botanica»—вышло в 1751 г.; это одно из наиболее выдающихся его сочинений, пользовавшееся наибольшей известностью во второй половине XVIII в. и позднее, так как служило учебным руководством. Полное название его в переводе: «Философия ботаники, в которой объясняются основы ботаники, с определением ее частей, примерами терминов, разъяснением наиболее редких (из них, — Е. Б.). С приложением гравированных рисунков».
«Философию ботаники»2 Линней сам рассматривал как учебное руководство, в котором должны быть изложены и начала науки, и терминология. В автобиографических записях он писал, что «в этохг книге Линней не только различил части растений, но и определил их так тщательно, что есть основание думать, что трудно будет
2 Мы сохраняем это название, как традиционное в отечественной литературе. Более точный перевод — «Ботаническая философия».
9 Е. Г. Бобров
129
продвинуться дальше в этой науке. Кроме того, он показал, как должны пониматься в ботанике описания, признаки и разные законы. Здесь мы хотели бы перечислить те части, которые Линней впервые ввел, такие как венчик, крыло, нектарник, пыльник, тычиночная нить, завязь, рыльце, костянка, цветоложе, прилистник, прицветник, железка, стрелка, цветоножка... боб, чешуя, околоцветник, колючка.
Термины ботанической науки были в этой книге очищены от их ржавчины, а законы разъяснены с помощью примеров, для чего' потребовалась специальная работа, чтобы все это пересмотреть».
В самом заглавии «Философии ботаники» сказано, что в ней разъяснены «основы ботаники», и тем самым прямо указано на то, что это новое- сочинение есть дальнейшее развитие его знаменитых «Основ» — «Fundamenta Botanica». Последние, как об этом ранее говорилось, были очень скромно изданы в Голландии за 15 лет до того всего на 36 страницах в шестнадцатую долю листа.
В новом сочинении те же 12 глав: от «Библиотеки» до «Сил» — и те же 365 канонов, формулировки которых изменены здесь в некоторых случаях так незначительно, что кажутся лишь редакционно подправленными. Каждый из канонов разъяснен на основе данных, опубликованных в «Bibliotheca Botanica» и «Classes Plantarum» (главы I и II), а также в «Critica Botanica» (главы VII—X), иногда несколько измененных и обычно сокращенных. Главы III—VI, а также две последние комментированы в «Философии ботаники» заново. Комментарий канонов состоит в разборе многочисленных примеров со ссылками на авторов или литературные источники и разъяснении канонов в дополнительных формулировках, уточняющих основную идею. В немногих случаях в «Философии ботаники» по сравнению с «Основами ботаники» видно изменение формулировок как выражение развития научных представлений.
Здесь уместно для примера указать на изменение канона 77. В «Основах ботаники» он сформулирован так: «Мы попытаемся представить фрагменты естественного метода», а в «Философии ботаники»: «Фрагменты естественного метода должны изыскиваться с наибольшим старанием». Канон дополняется здесь следующими замечаниями.
130
CAROLI LINNAEI
Archiatr. Reg. Medic, et Rotan, Profess, UpsaI, Acad. Imperial. Monspel. Bekol. Tolos. Upsal.
Stockh.Soc. et Paris, Corresp,
PHILOSOPHIA
BOTANICA
IN QVA EXPLICANTUR
FUNDAMENTA BOTANICA
CUM
DEFINITIONIBUS PAR.TIUM, EXEMPLIS	TERMINORUM,
OBSER VA TIONIB US RAR10R UM,
adjectis
FIGURIS /EXE IS.
STOCKHOLMIjE,
Afud godofr. к iese wetter
l7f I.
Титульный лист «Философии ботаники».
«Карла Линнея, королевского архиатра, медицины и ботаники профессора в Упсале, королевских академий в Монпелье, в Берлине, в Тулузе, в Упсале и Стокгольме члена, а Парижской корреспондента, Ботаническая философия, в которой объясняются основы ботаники, с определением ее частей, примерами терминов, разъяснением наиболее редких [из них]. С приложением гравированных рисунков. На печати девиз: «Так велика любовь к цветам». По привилегии. В Стокгольме у Готфр. Кпзеветтера. 1751».
«Это есть первое и последнее пожелание в ботанике. Природа не делает скачков.
Все растения показывают между собой такую тесную близость, как территории на географической карте.
Фрагменты, которые я предлагаю, следующие...». Далее перечислено 67 естественных групп.
Нужно сказать, что группы эти не имеют характеристик, а представлены перечнями отнесенных сюда родов. Ранг групп Линнеем здесь не определен, но они отвечают более всего отряду (Ordo), который в свою очередь отвечает современному семейству. Нужно сказать, что большинство групп очерчено довольно правильно, и они являются, даже с современной точки зрения, «естественными». Таковы, например: Palmae, Orchideae, Gramma (Злаки), Coniferae (Хвойные), Amentaceae (Сережкоцветные; сюда — конечно, напрасно — отнесены фисташка и платаны), Scabridae (Крапивные), Compositi (Сложноцветные; онй имеют четыре подразделения), Umbellatae (Зонтичные), Multisiliquae (роды Лютиковых), Bicornes (большинство родов из Вересковых), Campanacei (роды Колокольчиковых, Вьюнковых и даже Синюха), Asperi-foliae (Бурачниковые), Cucurbitaceae (большинство родов из Тыквенных), Papilionaceae (представители этого семейства; другая их часть объединена группой Lomen-taceae), Siliquosae (Крестоцветные), Verticillatae (Губоцветные), Personatae (большинство Норичниковых) ит. д. Последнюю, 68-ю группу составляют роды, место которых не определено, но и здесь намечаются естественные группочки.
Мы видим в «Философии ботаники» в дополнение к тому, что было сделано в «Classes Plantarum», десятки вполне естественно очерченных групп, многим из которых даны очень выразительные названия, сохранившиеся и в настоящее время как названия семейств. Линней придавал «фрагментам естественного метода» такое большое значение, что в алфавитном указателе родов к книге поместил особые ссылки на эти «фрагменты». Нельзя не видеть в этой попытке первый опыт установления естественных семейств, нельзя не видеть также и дальнейшее стремление Линнея к разработке естественной классификации.
Главы III—V посвящены морфологии растений, которая удивительно четко разработана и терминологически 132
определенна. Этот раздел книги иллюстрирован 10 таблицами рисунков по органографии растений; общее же число рисунков — 167 (+14). Нужно сказать, что строгость органографии и ее выразительность у Линнея удивительны по сравнению с тем, что было в сочинениях предшествующих авторов.
В VI главе содержатся отчасти учение о виде, а также принципы классификации и изложение описательного метода.
«151. Основание ботаники двойное: разделение и наименование».
«155. Система разделяется на пять подчиненных один другому членов: классы, отряды, роды, виды, разновидности».
«156. Ариаднина нить ботаники — система, без которой в ботанике хаос».
«157. Видов насчитываем столько, сколько различных форм создано в самом начале».
В развитие этого канона сообщается цитата из «Классов растений»: «Видов столько, сколько разных форм вначале произвело Бесконечное Существо (Infinitum Ens); формы эти, следуя законам размножения, произвели множество (других, — Е. Б.), всегда подобных себе. Следовательно, видов столько, сколько разных форм или структур ныне встречается».
«158. Разновидностей столько, сколько различных растений может вырасти из семян одного вида». Тут же в качестве комментария добавлено: «Разновидность есть растение, измененное случайной причиной: климатом, почвой, жарой, ветром и т. д.; она естественно восстанавливается до первоначального состояния с устранением причины».
«159. Мы говорим, что родов столько, сколько плодоношений сходного строения образуют разные естественные виды».
«160. Класс есть соединение многих родов по сходству в частях плодоношения в соответствии с принципами Природы и Искусства». Под «принципами Природы» здесь подразумевается естественная классификация. Здесь же, в комментариях, говорится со ссылкой на § 77 о том, что есть много естественных отрядов.
«161. Отряд есть подразделение классов, чтобы, где есть много родов, разум мог бы их уловить». В коммента
133
рии сказано: «Отряд есть подразделение классов; ведь легче могут быть различены 10 родов, чем 100».
«162. Вид и род суть всегда создания Природы; разновидность чаще всего создание культуры; класс и отряд суть создания и Природы, и Искусства». В комментарии здесь, между прочим, сказано: «Виды в высшей степени постоянны, так как их нарождение есть истинное продолжение (здесь, по-видимому, следует иметь в виду то, что виды являются потомками одной особи или одной пары их,—Е. Б.)»; «Разновидность есть дело культуры, как учит садоводство, которое их и создает и обращает вспять».
В этой Hie главе обстоятельно изложены основы описательного метода с разделением отличительных признаков растений на существенные, искусственные и естественные. Некоторые тонкости, сюда относящиеся, могут быть легче поняты при изложении их практического применения самим Линнеем в «Species Plantarum», а потому мы их коротко рассмотрим далее.
Главы VII—X «Основ» были обстоятельно прокомментированы в «Critica Botanica»; ввиду этого в «Философии» они лишь уточнены и немного сокращены. Канонам, относящимся к вопросам номенклатуры в связи с описательным методом, мы уделим внимание далее.
В конце книги, перед указателями, помещено несколько коротких инструкций, по одной странице каждая, что еще более подчеркивает значение книги как учебного руководства. В них говорится о том, что должен знать обучающийся ботанике и как должен быть устроен шкаф для гербария, при этом дается чертеж и указываются размеры шкафа. Особая инструкция касается гербаризации, причем сообщаются практические советы экскурсантам. Отдельная страница посвящена устройству и задачам ботанического сада; на особой странице изложена инструкция для путешественника-натуралиста. Инструкция для ботаника очень поучительна; в ней говорится о том, что должен делать настоящий ботаник и чего делать он не должен. Текст начинается с указания на необходимость различения истинных авторов и компиляторов и заканчивается предложением наблюдать все собственными глазами, а не заниматься компиляциями.
«Философия ботаники» как учебное руководство пользовалась широкой известностью, о чем свидетельст
134
вуют переиздания книги. На латинском языке вышло четыре ее издания, и пять раз «Философия» была напечатана в переводах па западноевропейские языки.3
На русском языке в 1800 г. Академией наук была издана «Философия ботаники, изъясняющая первый оной основания сочинения Карла Линнея». Надо сказать, что этот учебник ботаники, составленный профессором Петербургской медико-хирургической академии Тимофеем Смеловским, не является переводом книги Линнея. Это довольно свободное изложение «Философии» с пропуском некоторых глав и включением вновь написанных, с исключением большей части комментариев, с приведением многочисленных примеров растений, доступных показу в Петербурге в Медицинском саду Медико-хирургической академии, и с русскими названиями их. Большое значение книга Смеловского имела у нас потому, что ее автором было много сделано для разработки ботанической терминологии на русском языке. Появление у нас подражательно написанного учебника ботаники, в основу которого положена книга Линнея, указывает со своей стороны на то, какое высокое место занимала в учебной литературе «Философия ботаники» Линнея. Совершенно верно профессор Смеловский писал в предисловии: «Одно только напоминание имени Линнея довольно уже может возбудить в умах всех во врачебной науке, в естественной истории, а особенно в ботанике упражняющихся то беспристрастное к сему знаменитому мужу уважение, которое заслужил он бессмертными сочинениями своими, ученому свету от него оставленными... Ботаническая философия, служащая основанием всему травоведению, есть наилучший плод проницательнейшего ума его».
Здесь уместно сообщить мнение об этой книге французского просветителя Жан-Жака Руссо, так много сделавшего для распространения интереса к растениям своими популярными «Ботаническими письмами» и более специальным терминологическим «Ботаническим словарем».
В письме к одному из своих шведских друзей Руссо писал следующее: «Вы знаете моего руководителя и учи-
3 В отечественной литературе появился очерк, посвященный этому сочинению: И. Е. Амли некий. «Философия ботаники» Линнея (содержание и краткий анализ). Сб. «Идея развития в биологии», изд. «Наука», М., 1965.
135
теля великого Линнея; когда Вы будете писать ему... то передайте ему мой привет, я преклоняюсь перед ним, и скажите, что я не знаю другого более великого человека на Земле. В этой книге («Философия ботаники», —Е. Б.) больше мудрости, чем в самых больших фолиантах, и, хотя большинство ваших книг с севера страдает излишней ученостью, в этой книге нет ни единого слова, которое не было бы нужно».
Через год в письме, отправленном непосредственно Линнею, Руссо, между прочим, писал: «Один с природой и Вами я провожу восхитительные часы в сельских пеших прогулках, и я извлекаю больше действительной пользы от вашей „Философии ботаники", чем от всех книг по этике».
Закончив печатание «Философии ботаники», Линней все силы отдал работе над важнейшим из своих сочинений—«Species Plantarum», над которым трудился уже многие годы. Его сильно отвлекали от этого дела и университетские обязанности, и многое другое, в том числе приведение в порядок королевских коллекций. В связи с последним Линней, как почтительно писал он сам, «имел удовольствие ежедневно беседовать с великой и блестящей королевой и таким приятным королем, но делаться придворным он никогда не намеревался».
В университете Линнею приходилось работать в это время больше обычного, так как профессор Розен проводил много времени в Стокгольме в связи со своими обязанностями члена Медицинской коллегии и королевского врача. В конце 1752 г. Линней писал: «Я теперь сижу подобно наседке на яйцах и высиживаю виды, но время высиживания продолжается так долго, что хотя я и работаю день и ночь, но дошел только до Diadelphia».
К новому году Линней получил праздничные подарки от королевы и графа Тессина, причем он был особенно тронут вниманием королевы к его сыну: королева обещала на тот случай, если юноша станет натуралистом, устроить для него путешествие по Европе за ее счет1.
В апреле 1753 г. король возвел Линнея в дворянское достоинство, и почти в то же время Линней получил приглашение из Испании возглавить королевскую медицинскую коллегию, а также музей и ботанический сад в Мад-136
риде. От этого предложения Линией отказался, считая своим долгом оставаться в Швеции.
Лёфлинг, работавший по рекомендации Линнея в Испании, настолько успел в своем деле, что испанский король отправил его в путешествие в Южную Америку, для того чтобы, как писал своему учителю Лёфлинг, «собирать коллекции для испанского двора, для короля Франции, для королевы Швеции и для Линнея».
Отмечая, что «для него большая честь быть названным рядом с великими королями», Линней писал, что «теперь его гербарий становится, наиболее крупным в мире и он может пополнить ^„Species Plantarum“».
Май 1753 г. стал выдающейся датой в истории ботаники: в этом месяце вышло из печати важнейшее из ботанических сочинений — «Species Plantarum».
Сочинение это имеет такое большое значение в науке, что о нем следует сказать далее возможно более подробно.
Сам же Линней в автобиографических записях говорит об этой работе очень мало: «В этом произведении, которое Линней всегда считал самым лучшим из всех других, он показал, какими знаниями он обладал в ботанике; трудно стать в этой области знания более богатым, чем он, по числу исследованных растений. Есть немало людей, которые говорят о том, чего они не видели, но Линней ни о чем другом не говорит, чего бы он не имел перед своими глазами и не изучил».
Некоторым внешним выражением значительности этого произведения являются его переиздания, которых было пять; кроме того, первое издание фотомеханически воспроизводилось трижды в XX в.: в Германии, Японии и Англии. В качестве дополнения и отчасти продолжения «Species Plantarum» следует рассматривать сочинение, называемое «Systema vegetabilium». Это двенадцатое издание (в извлечении из «Системы природы») описания растительного мира. Впервые «Systema vegetabilium» (как двенадцатое издание!) была подготовлена и напечатана учеником Линнея, Муррэем, в 1774 г.; позднее вышли еще три издания, все более увеличивавшиеся в объеме по мере накопления описательного материала.
«Species Plaiitarum»
Описательный метод Линнея. «Species Plantarum» и современная номенклатура растений. Отражение в этом сочинении флоры России.
Важнейшим из сочинений Карла Линнея является книга, носящая название «Species Plantarum»1 («Виды растений»), вышедшая в свет в 1753 г.
Книга Линнея заняла выдающееся .место в описательной ботанике и стала основой современной номенклатуры растений. Именно в связи с ней Линней и известен как человек, давший научные названия многим растениям. Действительное значение этого сочинения в истории ботаники исключительно велико, и то обстоятельство, что «Species Plantarum» является основой современной номенклатуры растений, представляется лишь частностью.
Надо сказать, что в этой книге впервые в истории науки (если не считать некоторого опыта в более ранних сочинениях: «Flora Lapponica», «Hortus Gliffortianus», «Flora Suecica») были чисто практически дифференцированы Линнеем виды растений, для чего они были отделены от разновидностей и форм, не имеющих систематического значения. В этом плане и была проведена здесь критическая ревизия всех фактических данных о расти- тельном населений Земли, . накопленных до половины XVIII в. При этом было очерчено около 7000 видов растений, которые и представлены в книге с выразительностью, до того времени совершенно неведомой. Последовательное применение разработанного Линнеем описательного метода и расположение растений по искусственной половой системе, им же созданной, сообщили сочинению эту выразительность. Книга Линнея, содержащая краткий и
1 Carl Linnaeus. Species Plantarum. Holmiae, 1753.
138
доступный каждому натуралисту обзор всех известных к тому времени растений, чрезвычайно способствовала дальнейшему изучению флоры.
«Species Plantarum» является вершиной научного подвига Линнея, достигнутой им в результате более чем двадцатилетней работы.
Со времени выхода в свет «Species Plantarum» прошло два века,2 и естественно, конечно, что это сочинение понимается в наши дни многими не совсем правильно, иногда же ему приписывается и то, чего в нем нет.
Примером этого может служить довольно обычное в наше время, даже у. флористов, утверждение, что то или иное растение описано Линнеем в «Species Plantarum». В действительности же в этой книге, за редчайшими исключениями, нет описаний видов, а само сочинение представляет собой систематический перечень реформированных Линнеем видовых названий. Также довольно обычно у флористов наших дней и мнение о том, что аутентичный образец того или иного установленного Линнеем в «Species Plantarum» вида хранится в гербарии Линнея, в то время как очень часто типами его видов являются не гербарные образцы.
Таким образом, с течением времени в представлениях о содержании «Species Plantarum» накопилось немало ошибок. Причиной накопления ошибок и искажений является постепенное, с течением времени, забвение особенностей описательного метода3 Линнея, примененного им в работе над «Species Plantarum». Поэтому совершенно уместно уделить внимание прежде всего именно этой стороне дела.
Для уяснения существа описательного метода Линнея, предложенного им к общему пользованию и последовательно проводимого им самим, следует вновь обратиться к его «Философии ботаники».4
2 См.: Е. Г. Бобров. Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея. 1753—1953. Комаровские чтения, VIII, Изд. АН СССР, Л., 1954. См. также: .С- В. Юз ей чу к. Был ли Линней творцом «бинарной номенклатуры»? Бот. журн., т. 41, № 7, 1956; Е. Г. Б о б-р о в. О статье С. В. Юзепчука «Был ли Линней творцом „бинарной номенклатуры"?». Бот. журн., т. 42, № 4, 1957.
3 См.: Н. К. Swenson. On the descriptive method of Linnaeus. Rhodora, v. 47, 1945.
4 Carl Linnaeus. Philosophia Botanica. Stockholmiae, 1751.
139
При характеристике видов в «Species Plantarum» Линней применяет в сущности те же приемы, что рекомендованы им в «Философии ботаники» для характеристики родов. Здесь (§ 186) указывается, что родовые отличия могут быть трех ступеней:
1)	отличия существенные (§ 187. Essentialis character) — наиболее существенные признаки рода, отличающие его от других родов;
2)	отличия искусственные (§ 188. Facticius character) — признаки рода, специально избранные для отличения этого рода от других в искусственной системе;
3)	отличия естественные (§ 189. Naturalis character) — все возможные признаки рода с включением отличий и существенных, и искусственных.
Естественные отличия положены в основу сочинения «Genera Plantarum» (§ 190).
На первый взгляд эти ступени различия представляются непонятными да и ненужными. Вместе с тем, если внимательно к ним присмотреться и обратиться к современным приемам в описательной ботанике, можно убедиться в том, что ступени эти используют и в настоящее время.
Известно, например, что современные систематики различают описание растения и диагноз его. Вот то, что называют теперь описанием, и подходит более всего к тому, что Линней называл естественными отличиями (naturalis character). То, что в наше время называют диагнозом растения, особенно ту его дополнительную часть, которую обычно называют дифференциальной (differentia, affinitas), Линней называл отличиями существенными (essentialis character). Линнеевы искусственные отличия (facticius character) в сущности есть признаки растения, помещаемые ныне в ключе, т. е. в таблицах для определения. Признаки эти и в настоящее время выбираются со специальной целью характеризовать растение в искусственной системе, каковой собственно и является почти всякий ключ. Идея ключа была Линнею понятна, хотя она и разработана им с необычайной тщательностью и глубиной только в виде простого линейного ключа. «Species Plantarum» и есть в сущности линейный ключ для определения видов. Это высшее выражение идеи линейного ключа.
140
Надо сказать, что Линней понимал принцип и дихотомического ключа, как видно и из «Философии ботаники», и из «Критики ботаники». Принятое в литературе мнение, что это изобретение Иорения5 принадлежит более позднему времени, справедливо только в том отношении, что оно было введено в широкую практику, кажется, только Ламарком.
Кратко характеризуя здесь сущность описательного метода Линнея, нужно заметить, что он появился в «Философии ботаники» в 1751 г. не вдруг; он был итогом многолетних трудов Линнея, начатых еще в юношеские годы. Так же не вдруг было написано и вышло в свет сочинение «Species Plantarum».
Это можно видеть, в частности, из его письма к ректору университета в Лунде, написанного в 1733 г. Из письма ясно, что уже тогда у Линнея был предварительный план работы над «Species Plantarum». Он прямо называет именно это сочинение и указывает, что, «хотя ботаники и гордятся тем, что имеют 20000 видов, в действительности их не более 8000, если разновидности будут помещены при соответственных видах. Каждый вид может быть узнан при первом же взгляде даже при отсутствии описания и изображения».
Через двадцать лет в предисловии к «Species Plantarum» он отметил, что число видов растений едва достигает 10 000. Объясняя поставленную им себе задачу, Линней говорит здесь: «Ариаднина нить систематиков определена мною в „Genera", но я пробую протянуть ее до видов, для которых я установил особые различия (differentiae)».
Насколько действительно велик был взятый Линнеем на себя труд, можно понять из того, что ему необходимо было ревизовать опубликованный в 1623 г. швейцарским ботаником Каспаром Баугином «Pinax theatri botanici» и все накопленные за последующие 130 лет описания растений.
«Pinax theatri botanici» Баугина в свою очередь был плодом сорокалетнего труда. В этом сочинении впервые были приняты роды как некоторая категория и им подчинены многочисленные разного объема и значения единицы более низкого, чем род, ранга; таких единиц было
5 М. D. Johren. Vademecum botanicum. Francofurti, 1717.
141
им принято до 6000. Баугином было положено основание бинарной номенклатуре. Одно название им дается роду, причем оно состоит из одного или нескольких слов. Другое название дается подчиненным роду единицам, причем эти вторые названия состоят из нескольких слов, иногда даже из 20 и более.
Сложность задачи, стоявшей перед Линнеем при ревизии свода Баугина и работ последующих авторов, была не только в изобилии накопленных фактов, но более всего в том, что эти факты были трудно сопоставимы вследствие разноречия авторов, неразработанности номенклатуры, изобилия повторных описаний растений, смешения единиц разного ранга под одной категорией и т. п. Большая подготовительная работа, связанная со всем этим, была проделана Линнеем и изложена, как сказано, в его более ранних публикациях.
Наибольшее значение сочинения «Species Plantarum» состоит в том, что здесь впервые в истории науки были дифференцированы виды растений как совершенно определенная категория. При этом были также впервые отличены и разновидности и проведена граница между теми и другими, как это предусмотрено «Философией ботаники». В относящихся сюда канонах (№№ 158, 162) говорится, что разновидности есть продукт условий культуры, как этому учит «.садоводство, которое их и создает и обращает вспять».
В результате отделения разновидностей общее число видов сократилось более чем вдвое, как это ранее и предполагал Линней; во втором издании «Species Plantarum» содержится 7540 видов в 1260 родах.
Титульный лист «Species Plantarum».
«Карла Линнея, Его королевского Величества Швеции архиа-тра; медицины и ботаники профессора в Упсале; кавалера ордена Полярная Звезда, а также члена королевских академий в Монпелье, в Берлине, в Тулузе, в Упсале, в Стокгольме, а в Париже корреспондента, Виды растений, представляющие растения, надлежащим образом исследованные, к родам отнесенные, с видовыми различиями, простыми названиями, избранными синонимами, местонахождениями, следуя половой системе распределенные. Том I. По привилегии Его Королевского Величества Швеции и Его Королевского Величества Польши, а также курфюрста Саксонии. Стокгольм, иждивением Лаврентия Сальвия.
1753».
142
CAROLI LINN^EI
S:£ R:ci« M’.tis Svecia Archiatri ; Medic. & Botak. Profess. Upsal; Equitis aur. de Stella Polari; nec non Acad. Imper. Monspel, Berol. Totos.
Upsal. Stockh. Soc. & Paris. Cores?.
SPECIES PLANTARUM, EXH1BENTES
PLANTAS RITE COGNITAS,
A D
GENERA RELATAS,
CUM
Differenths Spfcificis, Nominibus Trivialibus, Synonymis Selectis, Locis Natalibus3
Secundum
ST STEM A SEXUALE
DIGESTAS.
Tomus I.
Can trimlegn S, R. Mnh !«<ria tf S. R. Mtis fahnkx ж Eltdbn; Saum.
HOLMI£, |||
Impensis L A UR ENT 11 Sfttvi!.
I75J.
В «Философии ботаники» вопросу о разновидностях был отведен особый раздел (IX. Varietates), содержащий §§ 306—317, из которых можно уяснить отношение Линнея не только к описательной стороне дела, но и к его существу. В дополнение к сказанному о разновидностях в §§ 158 и 162 отмечается, что разновидности — это растения того же вида, измененные какой-либо случайной причиной, что возделывание растений и есть «мать разновидностей», что самые мелкие разновидности не должны доставлять заботу ботанику,,и т. д. Особо оговаривается и то, что отнесение разновидностей к соответствующим видам имеет не меньшее значение, чем отнесение видов к соответствующим родам.
Основная цель «Species Plantarum» и состояла в том, чтобы избавиться от беспорядочного нагромождения разновидностей, т. е. в практическом разграничении категорий «вид» и «разновидность». В этом сочинении разновидности подчинены своим видам и отмечены греческими литерами. Следует заметить, однако, что в некоторых случаях в категорию разновидностей Линнеем отнесены географически определенные формы, заслуживающие более высокого систематического положения.
При сравнении «Species Plantarum» с сочинениями других, как предшествовавших Линнею, так и всех современных ему авторов нельзя не заметить, что в его сочинении виды представлены с совершенно практической точки зрения. Они расположены при этом на основе специально разработанной им и чрезвычайно удобной для пользования искусственной системы. «Species Plantarum» по существу является, таким образом, определителем, построенным, как ранее сказано, иа основе линейного ключа.
Очень важно уяснить себе, на чем основаны и как представлены Линнеем виды в этом сочинении.
При внимательном рассмотрении текста «Species Plantarum» можно видеть, что обоснованием видов являются:
1)	описания и изображения растений в сочинениях долиннеевских авторов;
2)	собственные публикации Линнея: отдельные частные флоры (флоры Швеции, Лапландии, Цейлона) и описания садов ' (сад Клиффорта в Голландии,' сад Упсалы);
144
3)	образцы собственного гербария Линнея и других ботаников, ему присланные;
4)	публикации современных ему авторов (например, «Флора Сибири» Гмелина, «Флора Виргинии» Гроно-виуса).
Названные источники, как и некоторые другие, самым тщательным образом цитируются, причем сообщаются в виде синонимов и полиномиальные названия, под которыми эти растения в них указывались.
Основной элемент «Species Plantarum» — виды с их полиномиальными видовыми названиями, над созданием которых Линней трудился чрезвычайно много в стремлении сообщить им наибольшую выразительность.
В предисловии к книге он особо указывает на то, что «установление существенных признаков для видового названия является задачей нелегкой; для этого нужно хорошее знание многих видов, внимательное исследование их частей, установление их различий и, наконец, приложение искусства терминологии с целью дать кратчайшее и наиболее выразительное название».
Видовое название, о котором здесь идет речь, это полиномиал — ряд описательных слов, как то было в постоянной практике и у долиннеевских авторов, начиная с Баугина, и у самого Линнея и его современников.
Реформированное Линнеем полиномиальное название представляло, таким образом, вид, который был, в сущности, синтезом синонимических названий, описаний, изображений и гербарных образцов, принятых во внимание Линнеем и критически им переработанных.
Эти видовые названия, подчиненные соответствующим родам, расположены в книге в порядке номеров, ясно различаясь при этом сочетанием слов в их полиномиалах. Нетрудно заметить, что эти полиномиалы в их совокупности более всего напоминают, как ранее сказано, линейный ключ. Нельзя не указать на то,, что все это сделано Линнеем так совершенно, что невозможно и представить себе более краткий и стройный обзор видов.
Интересно привести здесь образец характеристики того или иного вида. Очень удобно выбрать для примера такое обычное и широко известное растение, как ландыш.
10 Е. г. Бобров	145
На страницах 314—315 помещена следующая характеристика вида:
majalis 1. Convallaria scapo nudo. Fl. Lapp. 113. Fl. suec. 237. Mat. med. 167. Hort. cliff. 124. Roy. lugdb. 26. Gmel. sib. I. p. 34. Lilium Convallium album Bauh. pin. 304.
Lilium Convallium alpinum Bauh. pin. 304.
Lilium Convallium latifolium Bauh. pin. 304.
Habitat in Europa septentrional!. 2л6
Ранее было сказано, что описательные принципы, разработанные Линнеем в отношении родов, были применены отчасти и к описанию видов, для которых, как он говорит в предисловии к «Species Plantarum», он установил «особые различия» («differentiae») в стремлении «протянуть ариаднину нить систематиков до видов».
Принципы для характеристики видов с.чрезвычайной ясностью изложены в восьмом разделе «Философии ботаники» («Differentiae»), в канонах 256—305 и в комментариях к ним. Необходимо указать на главнейшие из них.
«§ 256. Растение названо совершенно, когда имеет родовое и видовое названия. Представление о виде лежит в его существенных отличиях, посредством которых каждый вид может быть отличен от его сородников (т. е. от других видов того же рода,—Е. 'Б.}. Видовое различие (differentia specifica) содержит признаки, отличающие вид от сородников. Следовательно, видовое название содержит существенные отличия».
«§ 257. Видовое название должно отличать растение от всех его сородников. Это важнейшее правило для видовых названий; если этим пренебречь, все будет смешано. Все видовые названия, которые не отличают вида
6 Слово «majalis» (майский), набранное курсивом на полях, есть простое название. Слова «Convallaria scapo nudo» (ландыш с обнаженной стрелкой) есть диагностическое видовое название. Далее указаны литературные источники—сочинения, в которых это растение охарактеризовано. Четыре первых сочинения принадлежат Линнею: «Flora Lapponica» (1737), «Flora Suecica» (1745), «Materia medica» (1749), «Hortus cliffortianus» (1737). Далее цитированы: Ro yen, Florae leidensis prodromus (1740); Gmel in, Flora sibirica (1749). Три следующие строки представляют три названия этого растения у Баугина (Б a u h i n, Pinax theatri botanici, 1623). Эти три названия — синонимы. В последней строке указано обитание растения в северной Европе. Заключительным значком отмечено то, что это растение многолетнее.
146
oi’ сородников, неверны. Все видовые названия, которые отличают растение от других, но не в том же роде, тоже неверны. Видовое название, следовательно, есть существенное отличие вида».
Последняя формула этого параграфа в высшей степени важна. В подлиннике она выглядит так: «Nomen specificum est itaque differentia essentialis». Вот это правило («Видовое название есть существенное отличие вида», т. е. краткое описание его существенных особенностей, отличающих его от других видов), установленное Линнеем в 1751 г., было руководящим и в «Species Plantarum», и во всех других сочинениях Линнея до конца его жизни. Таким образом, именно «differentia essentialis» есть линнеевское видовое название.
«§ 258. Видовое название при первом на него взгляде делает очевидным растение, так как отличия самого растения начертаны в этом названии. Естественные признаки заключены в его описании (descriptio), но существенные признаки — в его различии (differentia)».
Далее, в примечания к этому параграфу, Линней пишет: «Я первый положил основание видовым названиям на существенных отличиях. Мои видовые названия основаны на различиях (differentia), взятых из описания; из различий извлечены существенные отличия, на которых и установлены видовые названия».
Это сказано так ясно, что не остается никаких сомнений в методе, которым руководствовался Линней при конструировании своих видовых названий.
Очень важно для правильного понимания описательного метода Линнея и принципов конструирования им видовых названий, а также для понимания сочетания видов в таком обзоре, как «Species Plantarum», обратить самое серьезное внимание на § 294 «Философии ботаники». Здесь, в примечании, сказано: «Кто открывает новый вид, тот добавляет не только отличие этого вида, но и исправляет отличия и других видов рода так, чтобы виды могли быть различены и впоследствии».
Отсюда очевиден такой -вывод: видовые названия, установленные Линнеем (полиномиалы, диагностические названия-фразы), подвижны. С каждым вновь открытым видом, т. е. обнаружением новых морфологических структур, должны быть изменены видовые названия (т. е. существенные морфологические отличия видов)
10*
147
у всех или по крайней мере у всех близких по системе видов рода, для того чтобы все виды рода различались.
Для иллюстрации этого можно привести диагностические названия репейникового клевера {Trifolium, lap-расеит) в первом и втором изданиях «Species Plantarum». В первом издании название следующее: «Trifolium spicis globosis, calycibus setis rigidis obvallatis, caule erecto». Во втором издании в связи с помещением вновр установленных видов название этого вида изменяется так: «Trifolium spicis globosis subsessilibus termi-nalibus, calycibus setis rigidis caule erecto». Таким образом, во втором издании в диагностическом названии вида сообщается дополнительно, что шаровидные соцветия его «почти сидячие и верхушечные», а из признаков чашечки-исключается указание на то, что она «прикрыта жесткими щетинками», но отмечается, что она «оканчивается жесткими щетинками».
Подобных примеров можно привести сотни.
Нельзя не указать на то, что и этот принцип описательного метода Линнея удерживается в известной мере современной практикой. И в наши дни каждый систематик при включении в обзор, т. е. в таблицу для определения видов, какого-нибудь нового вида должен соответственно изменить ступени ключа, т. е. изменить принятые для ключа морфологические характеристики смежных видов, чтобы и новый вид мог быть отличен, и старые виды можно было различать.
Из этого сопоставления еще раз можно видеть, насколько сходно линнеевское видовое название (представляющее собой, как сказано, differentia essentialis) с морфологической характеристикой вида в ключе для определения видов у авторов нашего времени и насколько походят обзоры видов в «Species Plantarum» на современные таблицы для определения видов (ключи).
При ознакомлении с описательным методом Линнея, в частности с тем, как он выражен в «Философии ботаники», нельзя не вспомнить Аристотелевой «Логики», и особенно главы о понятиях, их определении, разделении, классификации и пр. Нельзя не узнать в описательном методе Линнея знакомые по названным главам категории и термины, каковы, например, род, вид, видовое различие, видовое название, существенные признаки и т. д. Несомненно, что эти категории и термины и приняты Линнеем.
148
В их латинском оформлении, как и в старых руководствах по логике, они у Линнея называются: genus, species, differentia specifica, nomen specificum, character essentialis etc.
Мало кто из современных ботаников задумывается о том, откуда взяты эти обычнейшие в классификационной и описательной практике понятия и термины. А взяты они, как сказано, из старого учебника логики.
Напомним, что в логике наиболее краткое определение понятия достигается указанием ближайшего к определяемому понятию рода и видового отличия. По-латыни этот прием называется «definitio per genus proximum et differentiam specificam». Несомненно, что именно эта логическая формула положена Линнеем в основу различения растений в «Species Plantarum». Уяснить это в высшей степени важно.
Таким образом, мы видим, что Линнеем из логики заимствованы для описательной ботаники и термины, и описательные приемы, и сама фразеология, и логические категории.
В связи со сказанным открывается широкое поле для размышления о том, в какой мере принятые Линнеем категории отвечают действительным отношениям в природе, даже если и принять во внимание то, что логические категории (в части, касающейся вкладываемого в них содержания) относительны.
Исходя из только что сказанного можно заключить, что вид есть категория прежде всего формальнологическая. В то же время в живой природе вид как выражение определенной линии развития есть явление биогеографическое. Не этим ли кажущимся противоречием отчасти и вызываются вековые споры о том, что такое вид?
Следует заметить, что оба определения вида верны для своего времени.
Первое (вид — категория формальнологическая) отвечает времени, когда чисто логическим приемом разделения организмов достигался их наиболее выразительный обзор, т. е. создавалась их классификация.
Второе определение (вид — биогеографическое явление) относится к более позднему времени, когда, с постепенным развитием эволюционной идеи, виды стали понимать как основные биогеографические единицы, классификация которых основывается на их родстве,
149
т. е. приооретает новое качество и становится систематикой.
Мы полагаем, что следует различать классификацию и систематику. Систематика — это естественная классификация на основе филогенеза. Можно сказать, что систематика есть классификация плюс филогения.
Мы позволили себе изложить здесь с возможной краткостью основные черты описательного метода Линнея и практическое применение им этого метода в «Species Plantarum», потому что ботаникам нашего времени, особенно начинающим и еще не 'вооруженным достаточным опытом в систематике, все это мало понятно, вследствие чего и самому тексту «Species Plantarum» нередко придается неверное значение.
Ограничиться сказанным, однако, нельзя, так как в глазах ботаников, обращающихся к этому сочинению, наиболее существенным в нем является совсем не это, а так называемые «nomina trivialia», т. е. простые названия, напечатанные курсивом на полях книги. Вот эти простые названия, или, как их иногда называли, клички, с течением времени сделались настолько привычными, что уже лет через 50 после выхода в свет «Species Plantarum» стали восприниматься как важнейший элемент этого сочинения.
О том, что представляют собой в действительности простые названия, следует сказать подробнее, так как именно они-то и являются основой современной номенклатуры растений.
Простое название (nomen triviale)—чаще всего прилагательное, обычно латинское, которое дополняет родовое название (существительное). Внешне это наиболее простой случай бинарной (двойной) номенклатуры: одно слово для родового названия и одно слово для видового названия. Довольно часто такие биномиалы, особенно в небольших родах, употреблялись у Баугина в упомянутом «Pinax theatri botanici» (1623), у более поздних авторов и у самого Линнея.
Работы эти были хорошо известны Линнею, и, может быть, именно отсюда он почерпнул идею простых названий. Некоторые биографы Линнея указывают, что еще в 1730 г. молодой Линней, помогая профессору Рудбеку 150
в учебной работе со студентами, в стремлении облегчить, их занятия применял простые названия растений взамен громоздких полиномиалов. Возможно, так это и было, так как через десятки лет его бывшие ученики сделали кое-что и в практическом применении простых названий, и в пропаганде их полезности.
Обратимся, однако, к самому Линнею, в частности к его своду номенклатурных канонов, касающихся видов.
В § 257 «Философии ботаники» сказано: «...простое название еще не имеет правил... Простые названия, пожалуй, могут быть допущены по примеру того, как я пользовался в „Pan Suecicus"; они состоят из одного слова, слова, откуда бы ни было свободно выбранного («Triviale nomen legibus etiamnum caret. Nomina trivia-lia forte admitti possunt modo, quo in Pane suecico usus sum; constarent haec
Vocabulo unico;
Vocabulo libere undequaque desunto)».
Далее он замечает, что «убедился в их ценности, потому что видовые различия очень длинны, ими неудобно пользоваться, они должны меняться при открытии новых видов и т. д.».
В указанном Линнеем литературном источнике, носящем такое поэтическое название — «Pan Suecicus»,7 помещена работа Николая Хессельгрена,8 * * содержащая перечень растений шведской флоры с указанием поедае-мости их разными видами скота.
В основу перечня положена работа Линнея «Flora Suecica», где не было простых названий. Автор работы о кормовых растениях Швеции указывает в конце текста, перед самым перечнем, что он «расположил растения „Flora Suecica11 в соответствии с их порядковыми номерами, с целью более краткого их обозрения нашел удобным прибавить к родовому названию короткий подходящий эпитет, который становится понятным из самой флоры». Вот этот короткий эпитет и получил у Линнея в «Философии ботаники» через два года титул «nomen triviale» (простоо название). В перечне растений в «Pan
7 Pan — бог лесов, покровитель пастухов и скота; suecicus — шведский.
8 N. L. Hesselgre и. Pan Suecicus, guani praeside D. D. Ca-
rolo Linnaeo, publico examini submisit Nicolaus L. Hesselgren, ver-
melandus. Upsaliae, 9 December, 1749.
151
Suecicus» содержится 856 последовательно пронумерованных растений, из которых 754 имеют такой короткий эпитет.
Чрезвычайно интересно то, что из этих эпитетов Линней сохранил9 * в «Species Plantarum» только 322, т. е. около 43%. Остальные эпитеты были заменены новыми, видимо только потому, что они Линнею просто не понравились.
Весьма вероятно, что последующие авторы, учитывая свободу обращения Линнея с простыми названиями, нередко позволяли и себе их произвольно менять, о чем мы далее еще скажем.
Несомненно, что «Ран Suecicus» был наиболее близким к «Species Plantarum» и наиболее значительным источником, откуда были почерпнуты простые названия. Легко предположить, что именно отсюда, из скромной ученической работы Хессельгрена, где была осуществлена старая, рекомендация учителя, сам учитель и сделал вывод о чрезвычайном практическом удобстве этого номенклатурного приема.
И в самом деле, удивительная простота и привлекательность списка (а в нем сотни названий) не могли не обратить внимание Линнея. Косвенное доказательство того, что это было, по-видимому, так, можно найти на страницах «Философии ботаники». Дело в том, что весь текст, касающийся здесь простых названий, производит впечатление приписанного позднее к уже законченным обработкой канонам раздела «Differentiae», а может быть, даже и помещен он здесь был только при корректуре. Несколько строк, приписанных в конце § 257, исчерпывают, в сущности, весь материал, относящийся к простым названиям. Да и приписка эта сделана не очень уместно, как это можно видеть из самого текста. Вот перевод его основной части: «Правомерное видовое название отличает растение от всех сородников; но простое название еще не имеет правил». Далее добавлено еще несколько строк. «Простые названия, пожалуй, могут быть допущены по примеру того, как я пользовался в „Pan Suecicus11, они состоят из одного слова, слова, откуда бы ни было свободно выбранного».
9 См.: Helen A. Choate. The origin and development of the
binomial system of nomenclature. The plant World, № 15, 1912.
152
Напомним, что в разделе «Differentiae» 50 параграфов ^256—305), касающихся правил образования видовых названий. Правила эти содержат, кажется, все — от общих руководящих указаний до морфологических и этимологических тонкостей. И тем не менее в них нет канона о простых названиях.
Не приходится, нам кажется, сомневаться в том, что упомянутый отрывок текста о простых названиях есть действительно позднейшая приписка и что вопрос о простых названиях как номенклатурном приеме Линнеем не был в свое время продуман. Идея эта, весьма вероятно, была ему подсказана диссертацией «Pan Suecicus».
Необходимо, однако, принять во внимание то, что оригинал этой диссертации, хранящейся в Лондоне в архиве Линеевского общества, написан рукой самого Линнея.10 11
Указанная работа, однако, была не единственной. В том же году в серии диссертаций была опубликована работа Ионы Кирнандера,11 касающаяся растений, находящих применение как противоядие при укусе змеи. Из десяти бинарных названий — биномиалов, помещенных здесь, девять были перенесены позднее без изменений в «Species Plantarum» как простые названия. Практическое удобство простых названий растений Линней оценил в полной мере, почему и применил их с удивительной последовательностью в «Species Plantarum». В связи с тем что это было новинкой в описательных приемах и не было ранее достаточно разъяснено в «Философии ботаники», здесь, в предисловии, Линней считает нужным и объяснить это нововведение, и указать на опасность злоупотребления им.
В предисловии он пишет: «Я поместил простые названия на полях насупротив для того, чтобы можно было охватить каждое растение одним этим названием, и поместил их без выбора, который требуется сделать в другое время». Здесь же он пишет и следующее: «Все ботаники должны остерегаться предложения какого-нибудь нового простого названия без достаточного видового различия (differentia specifica), чтобы' наука не рухнула в состояние первоначального варварства».
10 См.: John Ramsbottom. Caroli Linnaei Pan Suecicus. Trans. Bot. Soc. of Edinburgh, v. 38, 1959, pp. 151—167.
11 Jonas Kiernander. Radix Senega. Holmiae, 1749.
153
Мы считаем уместным напомнить, что differentia specifica содержит существенные отличительные признаки вида, т, е. differentiae essentialis, а последние (согласно § 257 «Философии ботаники») и составляют видовое название.. Другими словами, без настоящего видового названия нельзя предлагать и простое название.
Таким образом, видовое название у Линнея (nomen specificum) ,и его простое название (nomen triviale) — совсем разные вещи. Последнее не заменяет видовое название, а является лишь его дополнением. У Линнея термин «видовое название» применяется только к поли-номиалу, т. е. к названию-фразе. Он никогда не употреблял этого термина в отношении простых названий.
. Если внимательно присматриваться к страницам «Species Plantarum», то, отдавая должное удивительной стройности самого текста книги, нельзя не заметить того, HTonomina trivialia производят впечатление приписанных позднее и помещенных именно на полях страниц только из-за отсутствия для них другого места. Конструкция текста книги такова, что для простых названий в нем действительно нет места. Нет его, вероятно, потому, что эти названия и не были ранее предусмотрены.
В том, что это было именно так, как мы предполагаем, сомневаться трудно. Известно, что Линней работал над «Species Plantarum» не менее 20 лет (т. е. с 1733 г.), а идея о возможности практического применения простых названий возникла у него, по-видимому, только в 1749— 1750 гг., т. е. за три года до выхода его книги в свет, когда книга была уже написана п дорабатывалась в деталях.
Подтверждение основательности нашей догадки мы находим в статье библиографа А. Уггла,12 сообщившего, ,что в архиве Линнея,' хранящемся в Лондоне, содержится около половины всего оригинального текста «Species Plantarum» и что в этой рукоциси nomina trivialia отсутствуют.
Следует сообщить также мнение В. Т. Стерна,13 изложенное им во введении к юбилейному, факсимильному
12 Arvid Hj. Uggla. The preparation of the Species Plantarum. Taxon, v. 2, № 3, 1953.	.	,
13 W. T. Stearn. An introduction to the Species Plantarum and cognate botanical works of Carl Linnaeus. In: Linnaeus.
154
переизданию «Species Plantarum». Стерн подтверждает факт отсутствия простых названий в рукописном оригинале «Species Plantarum», относящемся к 1748 г. и хранящемся в архиве Линнея в Лондоне. В этом факте Стерн, так же как и мы, находит основание для заключения о том, что в 1748 г. Линией еще не употреблял простые названия (клички) для названий растений. Генезис линнеевской биномиальной номенклатуры ои .видит в указателе к «Оландскому и Готландскому путешествиям» («Olandska och Gothlandska Resa», 1745), первое приложение — в диссертациях «Gemmae arborum» (Р. Lofling, 1749) и «Pan Suecicus» (N. L. Hesselgren, 1749), первое провозглашение как метода наименования— в «Philosophia Botanica» (1751) и первое приложение к растительному царству в целом — в «Species Plantarum» (1753). Номенклатура эта возникла из необходимости краткости, обязательной для указателей.
Итак, хотя в рукописи «Species Plantarum», относя-гцейся к 1748 г., простые названия, т. е. основной элемент биномиальной номенклатуры, отсутствуют, традиционно считают, что начало их применения было положено в 1745 г., т. е. на три года раньше, в упомянутом указателе к «Оландскому и Готландскому путешествиям».
Напомним, что одновременно с названным сочинением печаталась «Flora Suecica» (1745), в которой виды были пронумерованы от 1 до 1140 так, что каждый из них мог быть процитирован по его порядковому номеру, а не по громоздкому диагностическому названию.
В тексте «Путешествия» растениям даны диагностические названия. В качестве примера Стерн указывает страницу 221 названной книги, где для восточного берега Готланда указаны: Pyrola scapo unifloro, Pyrola racemis unilateralibus, Pyrola staminibus adscedentibus pistillis declinatis, Pyrola floribus undique racemosis и т. д. В указателе к книге эти названия отсутствуют и вместо них там значится следующее:
Pyrola 330 irregularis 221
331 Halleri 206, 321
332 Secundiflora 221
333 umbellata 152
334 uniflora 145, 221
Species Plantarum. A facsimile. London, 1957, pp. I—XIV, 1—178. Ср.: E. Г. Бобров, Бот. журн., т. 44, № 4, 1959, стр. 571—578.
155
Здесь Линней вслед за родовым названием растения указал цифрой порядковый номер вида по «Flora Suecica» (330—334), за которым идет однословный эпитет, заменяющий диагностическое название, помещенное на указанной далее странице «Путешествия».
Таким путем, по мнению Стерна, создавалась биномиальная номенклатура.
Нельзя не отдать должное логичности построения Стерна, но нельзя, мы полагаем, и принять его полностью.
В высшей степени важно для уяснения степени преемственности между указателем к «Путешествию» и текстом «Species Plantarum» сообщить видовые эпитеты этих грушанок (Pyrola), принятые в последнем. Соответственно порядку указателя (виды 330—334) они таковы: rotundifolia, minor, secunda, umbellata, uniflora. Таким образом, Линней из пяти эпитетов указателя к «Путешествию» сохранил в «Species Plantarum» в качестве простых названий только два, а три отбросил.
В диссертаций Лёфлинга «Gemmae arborum» однословными эпитетами заменены диагностические видовые названия приблизительно 100 видов; большинство этих эпитетов Линней позднее также отбросил. О диссертации Хессельгрена «Pan Suecicus» как наиболее значительном и ближайшем к «Species Plantarum» опыте применения однословных видовых эпитетов было сказано достаточно подробно, почему здесь можно указать только на то, что 57% этих эпитетов Линней отбросил и не поместил в «Species Plantarum».
, Отметим также, что в упомянутых диссертациях однословное название, заменяющее диагностическое полиномиальное название, именуется эпитетом. В «Философии ботаники» (1751) этому названию дается особый термин — простое название (кличка).
У нас есть основание заключить, что мысль о широком применении простых названий (кличек) в дополнение к названиям диагностическим созрела у Линнея только ко времени печатания «Philosophia Botanica» (1751), если не во время самого печатания этой книги, п только при окончательной подготовке рукописи «Species Plantarum» к печати простые названия (клички) были приписаны на полях рукописи, так как другого места в тексте для них не было. Напомним, что в тексте «Species Plantarum» 1748 г, они отсутствуют.
156
Удобство простых названий было сразу оценено Лии-неем настолько, что, как это известно из его письма от 28 февраля 1753 г., он написал их на полях многих ботанических сочинений, хранившихся в его библиотеке, отчего «виды стали краткими и ясными». Простые названия надписаны Линнеем также и на обложках растений его гербария.
После выхода в свет «Species Plantarum» прошло около полувека, пока простые названия вошли в обиход и заменили диагностические видовые названия — поли-номиалы. Практическое удобство простых названий преодолело существовавшую инерцию, и, может быть, тот факт, что они не были предписаны как обязательные, уменьшило сопротивление, которое они могли бы встретить. Во всяком случае они не вызвали таких шумных протестов, как это было ранее по поводу реформы родовых названий, когда многие авторы 30-х и 40-х годов протестовали против предложений Линнея, считая их произволом. Одни из современных Линнею авторов спокойно приняли его рекомендацию простых названий, другие делали попытки внести свои более или менее оригинальные предложения (Адансон, Эрхарт), третьи просто игнорировали рекомендуемые правила и советы.
Как было сказано ранее, Линней иногда менял свои же простые названия на другие. Это случалось при перемещении вида в другой род, при разделении вида и т. д. В предисловии ко второму изданию «Species Plantarum» (1762) Линней заметил, что перемена простых названий приносит делу больше вреда, чем пользы. Тем не менее другие авторы, и не только его современники, обращались с его названиями очень вольно. Такие известные исследователи, как Ламарк, Солсбери и Жилибер, работавшие в конце века, меняли множество линнеевских простых названий, возможно только потому, что они этим авторам просто не нравились, или потому, что и в их представлении простые названия (как это и соответствовало указаниям Линнея) еще не были видовыми названиями, что «для них нет правил», что они могут быть выбраны «из любого источника», что они «делаются понятными из самой региональной флоры».
Для. советских исследователей существует и поныне немало номенклатурных трудностей из-за Жилибера, опубликовавшего в «Литовской флоре» в 1781 г. множество
157
новых простых названий взамен видовых и в изменение уже рекомендованных Линнеем.
Для того чтобы проследить за постепенным признанием необходимости простых названий, следует обратиться к некоторым, близким по времени к Линнею авторам.
В работе И. Рефтелия 14 деятельность Линнея в ботанике характеризуется как эпоха реформ. По поводу простых названий Рефтелий замечает, что они удивительным образом облегчили науку и добавление их было подобно помещению языка в колокол, в то время как пользование обычными видовыми названиями связано было с величайшими затруднениями для памяти, языка или пера; простые названия приданы каждому виду, откуда и виды получили свои имена. Из сказанного ясно, что здесь нет и речи о замене простыми названиями полиномиальных видовых названий.
Немало содействовало широкому признанию полезности простых названий опубликование учеником и сотрудником Линнея геттингенским профессором Мур-рэем 15 специальной работы, посвященной практическому применению простых названий. Автор указывает, что Линней в 1751 г. не установил для них правил, почему он считает нужным дать такие правила, сходные с канонами, установленными в «Философии ботаники». Муррэй разработал эти правила и опубликовал их в виде 28 параграфов.
Нельзя не указать здесь на § 1: «Простое название не делает излишним ни определение вида, ни видовое различие (т. е. видовое название — полиномиал, — Е. Б.); оно должно быть добавляемо во всякой работе для более точного определения растений. Нужда в этом встречается 'в систематических перечнях растений или в работах с более широкими обозначениями растений, экзотических и местных, в которых невозможно указать их сравнительные признаки, а также и в книгах, говорящих о меди-
14 J. М. Reftelius. Reformatio botanices quam praeside D. D. Carolo Linnaeo proposuit Joannes Reftelius uplandus. Upsa-liae, 18 December 1762.
15 J. A. Marra y. Vindiciae nominum trivialium stirpibus a Linnaeo impertitorum. Goettingae,’ 1782. Перепечатано в: J. E. Gill b e r t. Caroli Linnaei Fuudamentorum Botanicorum, t. I. Coloniae Allobrogum, 1788.
158
ципском и хозяйственном использовании растений, чтобы избежать смешения видов из-за возможных ошибок и описок».
Мы видим, таким образом, что через 30 лет после выхода в свет «Species Plantarum» сотрудник Линнея, пропагандист его метода и в известной мере продолжатель его дела, признавая практическое удобство простых названий, особенно в прикладных целях, и рекомендуя ими пользоваться, указывает прежде всего на то, что простые названия не делают лишним видовое различие. Напомним, что последнее (differentia specifica) и является лин-неевским видовым названием — полиномиалом.
Еще через 10 лет, уже в самом конце века, вышла работа Линка.16 Относительно простых названий Линк делает следующее указание: «Простые названия приданы теперь всем видам; это хорошее изобретение Линнея, с помощью которого ботаника сделана краткой, легкой и устойчивой... Откуда бы ни было выбрано простое название, оно никоим образом не может быть изменено, даже если оно и не очень подходит, чтобы не создалось большой путаницы».
Из этих замечаний мы видим, что приблизительно через полвека после выхода в свет «Species Plantarum» простые названия стали уже вполне признанными и казались необходимыми. Вместе с тем самый факт сохранения категории «nomina trivialia» свидетельствует о том, что простые названия не рассматривались еще как полная замена видовых названий — полиномиалов.
Тем не менее эта замена быстро завершилась: простые названия (клички) постепенно стали действительными видовыми названиями, а старое диагностическое видовое название Линнея (полиномиал) превратилось в диагноз вида.
. Совершенно справедливо мнение о том, что победу биномиальной номенклатуре, разработанной Линнеем, принесло практическое применение «Species Plantarum» в качестве руководства для определения растений. Заметим также, что этим сочинением был разработан и тип определителя растений — наиболее обычного руководства для распознавания видов. С полным основанием можно
16 Н. Н. Link. Philosophise botanicae novae sen Institnlionum phytographicarum prodromus. Gottingae, 1798, p. 190.
159
рассматривать «Species Plantarum» как определитель растений земного шара, построенный в отличие от современных преимущественно на линейном, а не на дихотомическом ключе.
Всего через 15 лет после работы Линка была опубликована книга Августина Декандоля,17 организующее влияние которой чрезвычайно велико. Сочинение Декандоля как руководство по описательной ботанике в XIX в. было совершенным аналогом линнеевской «Философии ботаники» предыдущего столетия. Значение этой книги особенно велико потому, что здесь отразился громадный опыт напряженной описательной работы, накопленный за 60 лет, протекших со времени выхода в свет «Species Plantarum».
Вопрос о номенклатуре видов решается Декандолем чрезвычайно просто.
«§ 178. Линней предложил, а большинство натуралистов признало, что название естественного организма должно составляться из двух слов: первого, которое он назвал родовым и которое является общим для всех видов рода, например Rosa, Trifolium, и второго, которое он назвал видовым и которое должно быть собственным для каждого вида в роде».
«§ 179. Этот метод номенклатуры, получивший название линнеевской номенклатуры, был принят натуралистами с восторгом и является единственно признанным со времени опубликования работы Линнея в 1753 г.».
Таким образом, Декандоль даже не упоминает термин «nomina trivialia», принимая простые названия единственно законными для наименования видов. При этом он приписывает Линнею предложение биномиальной номенклатуры, совершенно умалчивая о том, что видовое название Линнея (nomen specificum) и его простое название (nomen triviale) —- совершенно разные вещи и что термйн «видовое название» Линнеем применяется только к по-линомиалам.
Практически очень удобная биномиальная номенклатура была к этому времени уже принята в описательной ботанике, а то обстоятельство, что введение ее было приписано Декандолем лично Линнею, не встретило возраже-
17 Aug. Р. De-Candolle. Theorie elementaire de la beta-nique... Paris, 1813.
160
iiiiii, так как не имело Существенного значения. Мнение Декандоля было тем более охотно принято, что оно было подкреплено его авторитетом известного ботаника, вскоре начавшего величайшее ботаническое сочинение XIX в. — «Prodronlus regm vegetabilis».
Каждая генеральная ревизия фактов, накопленных описательной ботаникой, естественно, касалась и методической, и номенклатурной стороны дела. Так, вопросами номенклатуры на уровне своего времени занимался в XVII в. Каспар Баугин, а в XVIII в. на значительно более широкой основе Карл Линней. В начале XIX в. Августин Декандоль, начиная упомянутый «Prodromus», исходил из общих положений Линнея, предлагая при этом многие номенклатурные советы и описательные приемы. В процессе самой работы по написанию «Prodromus» возникало множество номенклатурных вопросов, которые так или иначе приходилось решать; поэтому все более и более накапливался опыт, сведение которого осуществил позднее Альфонс Декандоль,18 предложивший в 1867 г. первому конгрессу ботаников «Правила ботанической номенклатуры», которые и были приняты.
Правила эти, как показал дальнейший опыт, не исчерпывали всех номенклатурных вопросов, оставляя возможность противоречивых решений их. И только в 1905 г. Венский ботанический конгресс в стремлении внести в правила большую строгость и избежать номенклатурных противоречий принял решение, по которому «первое издание „Species Plantarum11 Линнея 1753 г. есть исходный пункт номенклатуры всех групп сосудистых растений».
Таким образом, прошло полтора века, прежде чем был окончательно утвержден приоритет Линнея в отношении номенклатуры видов, установленных в «Species Plantarum», а его простые названия (nomina trivialia), фактически принимавшиеся на протяжении века за видовые, были закреплены так, что не могли уже исчезнуть ни при каких номенклатурных превращениях.
Мы проследили, таким образом, в самых общих чертах за постепенным превращением простых названий растений в единственно закономерные видовые названия.
18 Alph. De-Candoll е. Lois de la Nomenclature botanique. Geneve, 1867.
11 E. Г. Бобров
161
Надо сказать, что процесс этот протекал чрезвычайно быстро, так как был подготовлен всем ходом накопления фактического знания растений.
Еще и в настоящее время нередко говорят, что Линней установил биномиальную номенклатуру растений, как будто эта номенклатура появилась как «deus ex ma-china» в античном театре.
Следует понять, что развитие номенклатуры растений есть процесс, необходимо протекающий. Этот процесс так очевидно связан с развитием фактического знания растений, что удивительно, как, его все еще не замечают.
В XVI, XVII и до 30-х годов XVIII в. громоздкая номенклатура с чрезвычайным трудом отражала неотчетливое знание растений, когда не было еще сколько-нибудь ясного представления о роде и тем более о видах и разновидностях. Трудами Линнея в 30-х годах XVIII в. были очерчены роды растений и в номенклатуру была внесена большая ясность именно в связи с тем, что определилась категория «род». Бинарная номенклатура поли-номиалов нашла свое высшее выражение в сочинении Линнея «Hortus Cliffortianus».
В стремлении «протянуть ариаднину -нить систематиков» до видов Линней в «Species Plantarum» очертил категорию «вид», отделив виды от разновидностей. Для определения этой новой, отчетливо очерченной категории был использован новый номенклатурный прием — предложено простое название (nomen triviale). Необходимость применения этого - приема подсказывалась всем опытом описательной работы. Находка этого приема была так удачна, что потребовалось всего полвека для того, чтобы простое название (кличка) стало видовым названием.
Значение реформаторской работы Линнея состоит в том, что Линней своими трудами довел до высшего совершенства бинарную номенклатуру полиномиалов, завершил ее и затем предложил новый номенклатурный прием, отразивший уровень фактического знания растений, который был достигнут в результате критического пересмотра Линнеем всего того, что было до него сделано. Этим самым он открыл путь к удивительному прогрессу описательной ботаники. По этому пути, наука успешно развивалась более столетия, все более и более расширяя и углубляя добытые знания; последние достаточно удовлетворительно отражались биномиальной номенклатурой.
162
Приблизительно за последние полвека в связи с дальнейшим углублением исследований организмов и доведением их до изучения так называемых конкретных видов, или рас, а у зоологов до подвидов, биномиальная номенклатура становится все более стеснительной и обнаруживает тенденцию смениться триномиальной. В ботанике и зоологии развитие этой тенденции идет в настоящее время по-разному. Флористам и фаунистам нашего времени придется выбрать в номенклатуре тот путь, который будет лучше отражать истинные отношения организмов в живой природе.
Для советских ботаников особый интерес имеет, конечно, то, как представлена в «Species Plantarum» наша отечественная флора. Интересно нам и то, сколько видов растений России было известно Линнею и какими источниками он непосредственно пользовался. Очень важно также знать, сколько видов и какие именно были установлены им из наших пределов.
Для суждения по этим вопросам мы имеем, кроме сочинений Линнея, превосходный дополнительный источник — работу московского студента Александра Карамышева,19 защищавшего 16 мая 1766 г. у Линнея в Упсале диссертацию, названную им «Академическая диссертация, показывающая необходимость развития естественной истории в России».
Из этой чрезвычайно интересной работы мы узнаем, что у Линнея были самые тесные корреспондентские связи с российскими ботаниками, постоянно поддерживавшиеся на протяжении многих лет.
В бытность Карамышева в Упсале он насчитал в лин-неевском ботаническом саду 119 видов сибирских растений. Многие из них он называет, отмечая, что сибирские растения в Швеции особенно пышно развиваются. Карамышев сообщает, что Линнею было известно много сибирских растений. В особой главе диссертации, названной «Flora Sibirica», он дает систематический перечень этих видов — их пронумеровано 351.
19 А. К ar ат у s chew. Necessitatem promovendae- Historiae Naturalis in Rossia. Upsaliae, 16 V 1766.
11*
163
Занимаясь изучением «Species Plantarum»,, мы сочли нужным выписать все виды, указанные для нашего отечества. Составленный нами каталог в сущности совпал с перечнем Карамышева; таким образом, его «Flora Sibi-rica» и есть перечень растений, указанных Линнеем для России в «Species Plantarum». Удивительно то, что за 200 лет никто из русских ботаников не обратил внимания на этот интересный факт.
При составлении списка мы не включали в него виды с общим указанием их распространения в Европе, а также в северной и южной Европе. Учтены были только виды с определенным указанием на распространение их в России, причем эти указания у Линнея обычно таковы: Russia, Ruthenia, Sibiria, Tataria, Asia septentrionalis, Dauria, Camschatka. В редчайших случаях указания более точны.
Надо сказать, что нами обнаружено было немало, например, таких ошибок: в распространении вида нет указания на Россию, тогда как в синонимах цитируется «Флора Сибири» Гмелина как источник. Для примера укажем Salix pentandra, S. arbuscula, S. arenaria, S. cap-rea, S. viminalis.
Заметим, что из упомянутых 351 вида менее двух третей ограничены в распространении Россией, прочие (около 140) указаны и за ее пределами. Собственно сибирских растений и того меньше.
При характеристике описательного метода Линнея мы указывали, что вид в «Species Plantarum» есть  совокупность синонимов (цитирование литературных источников), отсылок на иллюстрации или .гербарные образцы и т. д. как его обоснование. В этой связи интересны литературные источники, касающиеся растений России. Их, собственно, только три — сочинения Аммана, И. Буксбаума и И. Гмелина.
Напомним, что в сочинении Аммана20 описывается 285 видов растений, преимущественно из Сибири и Приуралья, на основании отчетов Д. Мессершмидтд, Гмелина и С. Крашенинникова и дается описание растений, выращенных, в Ботаническом саду Академии наук из семян, присланных названными авторами.
20 J. Amman. Stirpium rariorum in Imperio Rutheno sponte provenientium. Petropoli, 1739,
164
В сочинении Буксбаума,21 кроме растений окрестностей Константинополя и Анатолии, описано и изображено немало растений Кавказа и Южной России, которые автор наблюдал во время путешествия в Турцию.
Из «Флоры Сибири» Гмелина22 Линней в первом издании «Species Plantarum» принял во внимание два первых тома, содержащих 441 вид. В этом сочинении описания растений основываются на материалах самого Гмелина, а также на данных Мессершмидта, Г. Стеллера, А. Мартини и Крашенинникова. Кроме растений собственно сибирских, во «Флору Сибири» были включены описания растений донских, астраханских и приуральских, отчасти известных Линнею по упомянутым рукописным флорам И. Гейнцельмана, Т. Гербера и И. Лерхе.
Ссылки на сочинения Аммана, Буксбаума и Гмелина имеются у большей части растений, указанных для России. Нередко, однако, такие справки, подтверждающие эти указания, отсутствуют. В других случаях в синонимах мы видим только отсылку на Ботанический сад в Упсале (Hortus Upsaliensis), из чего можно сделать вывод, что данное растение было выращено Линнеем из семян, полученных из России. В редких случаях мы видим прямые указания на то, что растение получено от Гмелина, Крашенинникова или Г. Демидова.
Единственным является вид Gypsophila paniculata, обоснованием которого служит рукописная «Донская флора» Гербера («Flora tanaicensis»).
Таковы обоснования видов, установленных в «Species Plantarum» для России. Совершенно естественно, конечно, что наличие у Линнея ссылок на Аммана, Буксбаума и Гмелина позволяет исследователям, обратившись -к названным авторам, уточнить действительное происхождение того или другого растения, т. е. определить классическое местонахождение его.
Нельзя не заметить, что число указанных для России растений очень невелико (351). Если бы мы попытались суммировать число растений, описанных в трех упомя
21 J. Ch. В u х b a u m. Plantarum minus cognitarum, Centuria I—V. Petropoli, 1728—1740.
22 J. G. G m e 1 i n. Flora sibirica sive historia plantarum Sibi--rias. Petropoli, I, 1747; II, 1749.
165
нутых источниках российской флоры, то, даже исключая повторные описания, мы насчитали бы их от 700 до 800.
Как уже было сказано, более 100 растений нашей флоры Линней знал живыми, выращивая их в своем саду; кроме того, небольшое число засушенных растений было получено им от Гмелина, Крашенинникова и Демидова. Если исключить эти две группы, то получается, что из 700—800 растений, известных для России, Линней принял в «Species Plantarum» не более 200.
На первый взгляд цифры' эти кажутся непонятными. В действительности же они правильны и полны глубокого значения, а рассмотрение их делает понятным метод работы Линнея над «Species Plantarum».
Если бы мы взяли любой из трех первых литературных источников отечественной флоры и попытались бы понять по его тексту, касающемуся какого-либо растения, о каком именно виде идет речь, то для большинства из описанных там растений у нас не было бы уверенности в их действительной видовой принадлежности. И это мы заметили бы теперь, через два века, протекших с того времени, теперь, когда мы уже неплохо знаем растения отечественной флоры. Можно вообразить поэтому, как трудно было пользоваться этими сочинениями их современникам. Трудности эти определялись и разноречием авторов, и неразработанностью ботанической номенклатуры, и совершенным отсутствием практического представления о виде как об основной флористико-систематической единице.
Мы уже говорили' ранее, что в сочинениях того времени в подчинении родам, которые более или менее различались, авторы произвольно перечисляли диагностические названия — прлиномиалы совершенно случайных ж различного таксономического ранга единиц, которые предположительно считались видами.
Конечно, сравнительно легко Линнеем решался вопрос о значении того или иного полиномиального названия, если оно относилось к растению, изображенному в сочинении. Понятно поэтому, что очень часто типом линнеев-ского вида и является изображение его, которое в таких случаях Линней и указывает. При отсутствии же рисунка сколько-нибудь основательное суждение о растении фыло затруднительно, 166
В связи с тем ито изображались только немногие растения, перед Линнеем стояла задача отобрать из хаотического нагромождения разноречивых описательных данных все отвечающее его представлению о виде, как оно было сформулировано в «Философии ботаники».
Сложность такой задачи по отношению к растениям, известным из России, нетрудно себе представить. Но если принять во внимание, что западноевропейская литература., которую Линнею нужно было подобным образом ревизовать, во много раз превышала российскую и что растения России составляют только 5% . всех установленных в первом издании «Species Plantarum» видов, можно вообразить грандиозность критической работы, которую Линней должен был выполнить.
Как уже было сказано, в «Species Plantarum» было установлено немногим более 350 видов растений из России. Если даже принять во внимание, что в российских литературных источниках того времени была попытка различить 700—800 растений, то нельзя не заметить, что за двадцать лет (1730—1750) изучения отечественной флоры было сделано в этом отношении очень немного, если смотреть на дело с современной нам точки зрения.
Объяснить это можно следующим образом. . Первые исследователи флоры России — Мессершмидт, Гмелин, Стеллер, Крашенинников и др. — собирали сравнительно немного растений для гербария, и, конечно, не из-за недостатка прилежания и внимания к делу. В первой половине XVIII в. это просто не было принято и полевая работа ботаниками велась в ином плане.
Важность сбора растений для гербария как документов к рукописным отчетам и публикациям в то время не была еще понята. Основное внимание исследователи-путешественники уделяли сбору семян и изображению растений. Совершенно естественно, что для большинства замеченных ими в пути растений они не могли сделать ни того, ни другого. Об этом большинстве путешественникам приходилось умалчивать или ограничиваться попыткой отождествить наблюдаемые растения с растениями, описанными в. сочинении Турнефора «Institutiones Rei herba-riae», к которому они относились с чрезвычайным уважением и обширные выписки 'из которого брали с собой в путешествия.
167
Собирание растений для гербария требовало к тому же большого количества бумаги, которой было очень мало. Известно, например, что Стеллер ездил в 1740 г. из Иркутска в Кяхту специально для приобретения там китайской бумаги для засушивания растений, так как в Иркутске бумаги не было, а Крашенинников при работах на Камчатке имел всего 20 дестей бумаги. Громоздкие гербарии, кроме того, были бы чрезвычайной обузой в транспортных условиях того времени.
Путешественники посылали в Петербург собранные ими семена, которые со 'времен Аммана высевались здесь в Аптекарском огороде (ныне Ботанический институт Академии наук СССР), в собственном саду Гмелина или в Ботаническом саду Академии. Растения выращивались также и в саду Демидовых в Соликамске. Растения, выращенные в садах Петербурга, описывались; много таких описаний было помещено Гмелином во «Флоре Сибири». Некоторые из описанных тогда растений и до сего времени сохраняются в коллекциях. Петербургские ботаники пересылали в свою очередь семена за границу. Очень-важно было то, что многие семена посылались Линнею, который, по свидетельству Карамышева, растения и выращивал. В. И. Липский в «Истории императорского Петербургского ботанического сада» опубликовал часть переписки петербургского ботаника Фалька с Линнеем, из которой мы узнаем об этих систематических посылках, осуществлявшихся нередко скрытно.
Линней получал из России не только семена, но и засушенные растения. Из этого факта можно заключить, что в то время и у нас уже начали осознавать значение гербария и гербарных образцов как документов. Для самого Линнея и тогда уже было ясно, что гербарный образец растения лучше всякого рисунка и что он нужен каждому ботанику (Herbarium praestat omni iconi, neces-sarium omni Botanico). К этому заключению Линней не мог не прийти, работая над «Species Plantarum», — сам масштаб работы требовал развития гербарного дела, так как без него работа становилась немыслимой.
Заканчивая на этом главу о «Species Plantarum», следует сказать, что первое издание этого сочинения Линнея так важно, что в нашем веке трижды выходило его факсимильное воспроизведение: в 1907 г. в Берлине, в 1934 г. в Токио и в 1957 г. в Лондоне. Последнее изда-___________________________________________________л 168
ние особенно ценно из-за обширного Введения (почти 200 страниц), в котором многое исчерпывающе разъясняется и комментируется, написанного В. Т. Стерном.
Практическое значение первого издания «Species Plantarum» состоит в том, что, как сказано, оно в соответствии с международными правилами, принятыми в 1905 г., является исходным пунктом номенклатуры всех групп сосудистых растений.
Второй период профессорской деятельности и последние годы жизни
Весной 1753 г. Линней был избран в члены Королевского общества в Лондоне, что свидетельствовало о высокой оценке его деятельности со стороны английских ученых, тогда как в 1737 г., во время его посещения Англии, ботаники отнеслись к его реформам неприязненно, как об этом уже было сказано.
В 1753 г. немало времени Линней потратил на изучение королевских коллекций по натуральной истории и на приведение в порядок собрания минералов и раковин в коллекции графа Тессина.
Линней продолжал работу и по накоплению растений из отдаленных стран. Так, из России он получил сибирские коллекции Стеллера, пересланные ему Демидовым, а из Северной Америки ему были доставлены растения, собранные его учеником Кальмом и старым товарищем по работе в Голландии Гроновиусо.м. Свой гербарий подарил Линнею и Соваж, с которым Линней поддерживал долгие годы дружескую переписку. Все эти сокровища требовали внимательного, изучения и новых дополнений к только что напечатанному сочинению «Species Plantarum».
Король наградил Линнея орденом Полярной Звезды, которым, как об этом писал Линней в автобиографии, «до того времени в Швеции не был награжден ни один врач, архиатр или профессор».
Работа с коллекциями высокопоставленных лиц дала в итоге публикации: «Museum Tessinianum» («Музей Тессина») и «Museum Regis» («Музей короля»). Очень интересно последнее сочинение, так как в нем содер-170
Жится описание многих животных, особенно Же пресмыкающихся и птиц, которым даны биномиальные названия, т. е. к их родовым названиям добавлены nomina trivialia (простые названия) по примеру того, как это было сделано с растениями в «Species Plantarum». Описание королевского музея вышло из печати в 1754 г.
Лекции Линнея пользовались в университете наибольшим успехом: в Ботанический сад к нему приходило до 250 студентов, что не без гордости отмечает он в автобиографии.
В следующем году ему была присуждена медаль за работу «Рассуждение о возделывании полезных растений в горах Лапландии». В том же 1754 г. он был избран в почетные члены Петербургской Академии наук. Тогда же он был избран в члены Академии во Флоренции. В 1755 г. вышло из печати второе издание «Flora Suecica», в котором была применена новая номенклатура видов.
Весь следующий, 1756 г. и часть 1757 г. Линней усиленно работал над дополнениями к «Systema Naturae» и готовил к печати десятое издание этого сочинения.
Из-за недорода хлебов сельскому населению во многих районах страны угрожал голод, в связи с чем Линней написал инструкцию об использовании некоторых дикорастущих растений в качестве пищевых. Среди заменителей хлеба указывались нераспустившиеся цветочные головки красного клевера и корни иван-чая.
В 1757 г. пришло известие из Венесуэлы о смерти ученика Линнея Лёфлинга. Это был третий и едва ли не самый любимый из «апостолов» Линнея, умерший в научном путешествии. Дневники Лёфлинга были опубликованы Линнеем в 1758 г. под названием «Iter Hispa-nicum».
Выход в свет десятого издания «Systema Naturae», в котором Линнеем было последовательно проведено применение простых названий для именования видов, сделал 1758 г. исходным для современной номенклатуры в зоологии, а названное сочинение стало основным для решения номенклатурных вопросов.
В этом же году Линней купил хутор Сэфья и небольшое имение Хаммарбю в окрестностях Упсалы за 80000 талеров. В этом имении Линней жил потом с семьей в летние месяцы.
171
Многочисленные наблюдения Линнея над движением растений — изменением положения листьев, раскрыванием и закрыванием цветков и т. д. — были обобщены в работе «Сон растений» («Somnus Plantarum»); эти явления рассматривались им как защитные против неблагоприятных погодных условий.
Осенью 1759 г. Линней обратился к университетской администрации с предложением учредить в Ботаническом саду должность демонстратора, для исполнения обязанностей которого рекомендовал своего сына. Юноше исполнилось в это время 18 лет. Демонстратор должен был вести переписку с заграничными учеными, наблюдать за порядком в естественноисторическом музее и заниматься со студентами. Рекомендуя сына, Линней не просил ему жалованья, предлагая отложить оплату его работы до того времени, когда казначей университета найдет нужные средства. Оплата началась только в 1763 г., т. е. через четыре года после назначения молодого Линнея на должность. Интересно заметить, что скромное университетское жалованье выплачивалось в то время и деньгами, и зерном.
Назначения сына Линней добивался для того, чтобы поставить его в необходимость повседневно заниматься ботаникой. В письме к своему ближайшему другу Беку, относящемся к этому времени, он писал: «Если я проживу еще пару лет, я приложу все усилия для того, чтобы сделать из него ботаника, а после меня он получит мои коллекции, что принесет ему немало пользы»;
В следующем, 1760 г. Линней получил премию Петербургской Академии наук за конкурсную работу по вопросу о поле у растений. Эта работа была прислана в Петербург под девизом «Famam extendere factis» («Делами увеличивать славу») на конкурс, объявленный Академией наук в 1759 г. Девиз Линнея был настолько общеизвестен, что его авторство ни в ком не вызывало сомнения, На публичном собрании 9 сентября 1760 г. премия в 100 червонцев была присуждена Линнею за эту работу, названную «Sexum Plantarum» («Полрастений»). Здесь излагались старая идея Линнея об аналогии половых органов животных и растений и чисто умозрительное представление о том, что растения слагаются веществами сердцевинным, или медуллярным (substantia medullaris), и коровым, или кортикальным (substantia corticalis). Сущ-
172
поСть оплодотворения, по Линнею, п состоит в соединении вещества сердцевинного с веществом коровым. Совершенно умозрительно Линней решает, что в пыльце, которая является мужским началом, заложены зачатки внешних органов растения, а в пестике как начале женском — зачатки внутренних органов. В соответствии с этим в наружных органах, например в листьях, проявляются признаки отца, а во внутренних (цветках, плодах) — признаки матери. Несколько его примеров гибридов, которые должны были бы подтвердить эту концепцию, совсем не убедительны. Им описаны в качестве гибридных растений вероника, живокость, ястребинка и козлобородник. Самым удивительным является первый пример: Veronica spuria рассматривается как гибрид вероники (одной.из форм V. longifolia) и вербены (Verbena officinalis). . Невозможно и предположить гибридизацию вероники и вербены (они относятся к разным семействам) ; следует заметить также, что Veronica spuria является видом, не обнаруживающим гибридной природы.
Очевидно, только высокий научный авторитет Линнея и внешняя стройность его теории'послужили основанием для присуждения за это сочинение академической премии.
Нужно заметить, что в это время в Петербурге, в скромном Ботаническом саду Академии наук, находившемся в то время на Васильевском острове, на 1-й линии, неподалеку от берега Малой Невы, изучением растительных гибридов занимался Иосиф Кельрейтер, адъюнкт Петербургской Академии наук. Целью его работы было экспериментальное доказательство существования пола у растений. Именно в этом году (1760) им были получены истинные гибриды между двумя, видами табака, чем было положено начало ряду его работ, ставших классическими. Работы Кельрейтера были поставлены как серьезный научный эксперимент и, конечно, были несравненно выше умозрительных построений Линнея, хотя Кельрейтер, как и Линней, исходил из высказанного еще Аристотелем предположения о смешении при оплодотворении двух семенных жидкостей (мужской и женской). Это смешение, по Кельрейтеру, происходит на рыльце, после чего однородная масса направляется по столбику к семяпочкам.
173
Работа Линней о поле у растений, превосходно изданная по-латыни Петербургской Академией наук в 1760 г., была переведена на русский язык Парменом Лепехиным и напечатана в 1795 г. под названием «Разыскание о различном поле произрастений».
В 1761 г., как это записано в автобиографии, у Линнея занимались частным образом Демидовы (за что профессору было уплачено 3500 талеров) и американец Кун. Последний пробыл в Упсале до 1765 г., а потом стал первым профессором медицины в Филадельфии.
В том же году Линней подал докладную записку с предложением способа получения жемчуга. Это предложение принесло ему в следующем году премию в 18 000 талеров медной монетой, а сам способ получения жемчуга был за эту сумму передан готенбургскому купцу, который и старался наладить производство. О результатах этого предприятия в автобиографических материалах сведений нет.
В 1762 г. сейм утвердил Линнея в дворянстве, что немало льстило его самолюбию, но и принесло некоторые огорчения. Став «благородным» человеком, с офранцуженным именем von Linne, Линней должен был позаботиться о гербе. У него было совершенно определенное мнение относительно того, что должно быть изображено на щите. По его мысли, нужно было представить на щите три поля — три царства природы: черное, зеленое и вверху красное; здесь должно быть помещено вскрытое яйцо, которое символизирует природу, постоянно посредством яйца возобновляющуюся. Шлем при этом должен быть увенчан линнеей, растением, носящим его имя.
. В инстанции, ведавшей геральдическими вопросами, желание Линнея встретило возражения. Особенные протесты вызывало требование поместить на щите вскрытое яйцо, чего на гербах не бывало. Из-за этого начались переписка и пререкания, в связи с которыми Линней с раздражением писал в одном из писем”о том, что «они разобьют яйцо и желток и сделают из всего этого яичницу-болтунью». Наконец компромисс был найден — яйцо было очень сильно уменьшено и не вскрыто, а на каждом из полей было помещено по короне для каждого из царств природы. Получился превосходный герб с девизом Линнея «Farnam extendere factis».
174
/1
Б
v. ^ыгп!
Герб Линнея (Л) п проект герба ио собственноручному рисунку Линнея (Б).
В том же году вышло второе издание «Species Plantarum», дополненное новыми, открытыми после выхода первого издания видами. 8 декабря 1762 г. французская Академия наук избрала Линнея своим членом. По этому поводу Линней в автобиографии отметил, что во французской Академии всего иностранных членов было восемь, что эта честь для ученых считается наибольшей и что ранее ее не был удостоен ни один швед.
Сын Линнея в 1763 г., когда ему исполнился 21 год, получил звание профессора. Это была, конечно, уступка требованиям знаменитого отца. Следует,, однако, сказать, что жалованье профессора молодой Линней стал получать только через 15 лет, т. е. после смерти своего отца, а в этом году ему было впервые назначено жалованье демонстратора в Ботаническом саду. Новое, более высокое положение сына отчасти освобождало старшего Линнея от университетских обязанностей и давало ему больше возможностей для литературной работы. Едва закончив печатание второго издания «Species Plantarum», он стал работать над подготовкой шестого издания «Genera Plantarum»,. над подготовкой к печати описания «Музея королевы» («Museum Reginae») и намеревался готовить к печати «Виды болезней» («Species morborum»).
Очень характерно для душевного состояния Линнея в это время его письмо, отправленное брату и сестрам в родной Стенброхульт, письмо, в котором он как бы со стороны рассматривал свою жизнь: «Я стал профессором, королевским врачом, кавалером и дворянином. Я был удостоен увидеть больше из чудесных созданий Творца, в чем я видел величайшую радость, чем кто-нибудь из смертных, живших до меня. Я послал моих учеников во все четыре части Света. Я написал больше, чем кто-нибудь другой из ныне живущих; 72 мои собственные книги находятся на моем столе. Имя мое стало известным и достигло даже до самых Индий, и я получил признание как крупнейший в моей науке. Я стал членом почти всех научных обществ: в Упсале, Стокгольме, Петербурге, Берлине, Вене, Лондоне, Монпелье, Тулузе, Флоренции и недавно в Париже, где был назван в ряду восьми наиболее знаменитых людей мира. Но когда дерево достигнет своей наибольшей высоты, оно должно упасть, потому что каждый, кто достиг вершины, достиг и конца (quidquid ad apicem perveiiit, ad exitum properat) . В прошлом году
176
Линней в возрасте 64 лет. По репродукции с оригинала работы Крафта. 1771.
я заметил, какого возраста я достиг... Мне нужно начать приводить мой дом в порядок».
Очень интересно в некотором отношении еще одно письмо Линнея, относящееся к 1763 г. Оно написано служащему Ост-Индской компании капитану Экебергу. Последний предложил доставить Линнею из Капа семена нескольких растений и живое чайное растение. Линней писал Экебергу в связи с этим: «Живое чайное растение! Возможно ли это? Если это действительно чай, я сделаю Ваше имя, дорогой капитан, более нетленным, чем имя Александра Великого. Но я уверен, что оно никогда не достигнет Упсалы неповрежденным; судьба всегда против великих предприятий. Я не смею и думать о трудностях и боюсь, что оно погибнет в дороге. Я стар, но, если бы я был уверен, что это настоящее чайное растение, я приехал бы в Гётеборг и сам бы перевез его в моих руках в Упсалу. Если это в самом деле чайное растение, я умоляю Вас, дорогой капитан, ради бога, из любви к нашей родной стране, ради естествознания и всего того, что есть на свете самого святого и знаменитого, проявить о нем величайшую заботу».
Летом следующего года Линней праздновал свою серебряную свадьбу и почти одновременно свадьбу своей старшей дочери, вышедшей за внука его старого учителя Олафа Рудбека.
С 1764 г. записи Линнея в автобиографии становятся все более и более краткими. О дальнейших событиях в его жизни более всего можно судить по его литературной деятельности и по переписке.
В заметке, относящейся к 1765 г., говорится только о том, что в этом году он работал над двенадцатым изданием «Systema Naturae» и всю осень — над «Ключом медицины» («Glavis Medicinae»).
В том же году из Петербурга он получил посылку с множеством растений от профессора Ивана Фалька, заведовавшего в Петербурге Медицинским садом, а ранее его ученика в Упсале. Это было немалое приращение для гербария, тем более желанное, что в коллекции Линнея растений из России почти не было. Посылка была доставлена в Упсалу Поганом Бекманом, учителем протестантской гимназии в Петербурге, приехавшим в Упсалу учиться. Пробыв там около полугода, Бекман уехал в Геттинген, где потом долгие годы профессорствовал
12 Е. Г. Бобров
177
в университете, занимаясь более всего вопросами промышленности и хозяйства. В записках Бекмана, позднее напечатанных, содержатся некоторые сведения о его встречах с Линнеем и его семьей.
По приезде в Упсалу Бекман встретил Линнея в книжной лавке: «Линней только что пришел из Хаммарбю, он был разгоряченным и потным, с запыленными башмаками и чулками. Он был небрит и одет в старый зеленый камзол, на котором висел орден. Я был немного удивлен, когда мне сказали, что это и есть знаменитый Линней».
В записи Линнея, относящейся к 1766 т., значится: «Летом 1766 года Линней был в последний раз приглашен для приведения в порядок коллекции Ее королевского Величества в Дротнингольме; он окончил первый том „Systema", замечательной работы, первая часть которой была напечатана в этом же году. Король Дании подарил ему два дорогих сочинения, а именно „Flora Danica" и „Museum Conchyliorum". Он стал также первым заграничным членом Академии наук в Тронхейме».
В следующие два года Линней занимался печатанием очередных томов «Systema Naturae». Тогда же им было принято решение построить специальное здание для хранения коллекций. Дело в том, что с течением времени его библиотека, гербарии и разного рода зоологические и минералогические коллекции разрослись до того, что жилые помещения его дома в Упсале все более ограничивались. В связи . с тем что в городе, большинство построек которого были деревянными, угроза пожара была постоянной и это грозило гибелью его коллекциям, Линней построил у себя в усадьбе в Хаммарбю специальное здание в виде музея, в котором и разместил свои сокровища. Дом этот был окончен постройкой в 1769 г. , Здесь Линней работал в летние месяцы, здесь же он вел и приватные занятия с учениками. Музей Линнея нередко посещали приезжие ученые и знатные лица, интересовавшиеся натуральной историей и желавшие познакомиться со знаменитым ученым.
Жилой дом и музей были окружены небольшим садом, в котором было довольно много растений сибирского происхождения, почему сад этот Линней называл сибирским (hortus sibiricus).
В записи, относящейся к 1771 г., Линней сообщает: «Король Франции сам спрашивал о Линнее. Государстве
венный советник Карл Шефер пишет из Парижа 25 февраля об этом нижеследующее: „Во время моего визита в Версаль король Франции неоднократно спрашивал о господине архиатре и интересовался условиями, в которых находится сад господина архиатра. Его Величество собственноручно собрал семена, которые он желает послать господину архиатру, что он выразил так: «Я думаю, что господину архиатру будет доставлено удовольствие, если Вы передадите ему это». Было 130 видов. Король послал также и живые растения11».
В этом же году было закончено и напечатано второе дополнение к шестому изданию «Genera Plantarum» и второму «Species Plantarum», называемое «Mantissa Plantarum altera».
В автобиографии к этому же году относится следующая запись: «Лучший ученик Линнея, Соландер, вернулся назад в Англию после трехлетнего путешествия вокруг Света вместе с господином Бэнксом».
Речь шла о знаменитой экспедиции капитана Кука.
Несколько позднее в связи с этим сообщением Линней писал своему английскому корреспонденту натуралисту Эллису: «Я только что прочитал в нескольких заграничных журналах о том, что наш друг Соландер имеет намерение весною вновь посетить многие новые страны, открытые Бэнксом и им. Эта новость меня так поразила, что я совсем лишился сна. Как обманчивы надежды человека! Я надеялся, и ученый мир вместе со мной, что скоро мы будем радоваться плодам этого путешествия... Какие необычайные растения должны были собрать эти путешественники! Перу, Чили и острова Южного моря снабдили их таким удивительным количеством новинок, что достало бы на всю жизнь, чтобы их описывать и изображать. Если они предпримут новое путешествие, с ними, может быть, произойдет то, что случилось у Моисея — относительно Земли Ханаанской. Как велико может быть число собранных ими насекомых? Много ли там новых родов? Что думаете Вы об их моллюсках? Многочисленны ли они? Нужно, чтобы обо всем этом подумали; насекомые могут уничтожить коллекции; дом, который их вмещает, может сгореть, а люди, наиболее способные сделать эту работу, — умереть. Все предметы подлунного мира ненадежны, и не нужно быть мудрецом, чтобы знать, что нельзя быть уверенным в будущем. Торопите,
12*	179
мой друг, торопите опубликование этих открытий. Признаюсь, что наиболее горячее желание мое в том, чтобы это предприятие было- окончено прежде, чем я умру».
В следующем письме (20 января 1771 г.) Эллису Линней просил убедить Соландера прислать ему в Упсалу несколько растений и добавляет: «Ссылайтесь при этом на мою привязанность к нему; я ожидаю этого от его благородного характера и от его преданности ботанике. Напомните ему, -что это' из-за меня он получил от своего отца позволение заняться естественными науками, что я любил его как своего собственного сына и принял в мой дом. Скажите ему, что это я посоветовал ему отправиться в Англию.. . что я добыл для него место профессора в Петербурге. Больше же всего убедите его в том, чтобы он опубликовал свои ботанические открытия прежде, чем начал помышлять о новом путешествии».
Очень интересна в связи с этим запись под 1772 г. Здесь говорится о том, что доктора Тунберг и Спарман, ученики Линнея, прибыли на мыс Доброй Надежды и послали ему оттуда коллекции, а «неблагодарный Солан-дер, напротив, не прислал ни одного растения или насекомого из всего того, что он собрал нового на Австралийских островах».
Надо сказать, что коллекции эти принадлежали Британскому музею и Бэнксу, несшим расходы по путешествию, и тем не менее кое-что из них было в это время послано в Упсалу, тогда как Линней был приглашен в Лондон, чтобы «смотреть, крестить и называть». Состояние здоровья, однако, не позволило ему отправиться в такое путешествие.
В том же году Линней записал, «что король Англии расположил в своем саду в Кью растения „по методе Линнея11, так же как это сделал ранее король Франции  у себя в Трианоне».
В 1772 г. навестил своего старого учителя геттингенский профессор Муррэй, писавший потом об этой встрече так: «В этом великом человеке я нашел ту же самую сердечность, ту же живость' духа, такое же стремление собирать редкости по натуральной истории, которым я удивлялся в нем, когда он был значительно моложе и когда я слушал его лекции».
Во время бесед с Линнеем Муррэй узнал о том, что тот собирает дополнения к «Systema Naturae», и увидел 180
экземпляр этого сочинения с многочисленными вставками. На предложение Муррэя опубликовать новое издание Линней ответил, что у него для. этого нет времени, но позволил Муррэю взять с собой том и подготовить его к новому изданию. Можно себе представить радость Линнея, когда через два года, т. е. в 1774 г., вышло новое издание ботанической части его сочинения под названием «Systema vegetabilium», которое потом еще три раза переиздавалось уже после смерти Линнея.
В 1773 г., а также в следующем Линней по приглашению Королевской библейской комиссии в Стокгольме уча-ствовал в переводе того, что касалось растений, упомянутых в «Писании». О поездке в столицу в 1774 г. он писал, что постарался поскорее вернуться назад в Упсалу, в свой сад и к науке, а сама поездка «принесла ему больше усталости, чем путешествие по Лапландии».
Ему доставили много радости коллекции, присланные из южной Африки Тунбергом и Спарманом, и полученные из России посылки с семенами, собранными путешествовавшими по Сибири ботаниками академических экспедиций.
Путешествие Тунберга в Капскую область и далее в Японию интересовало Линнея не меньше, чем плавание Соландера. Известно восемь писем Линнея Тунбергу за 1771—1774 гг., относящихся к этому путешествию. В них , он ставит путёшественнику множество вопросов, касающихся тех или иных капских растений, высказывает пожелания успеха, просит не забывать о своем учителе и т. д. Тунберг в отличие от Соландера неоднократно отправлял с пути свою добычу в Упсалу, чем очень радовал Линнея. В письмах Линнея постоянно встречаются такие слова и фразы: «Помните обо мне... Не забывайте меня. .. Я очень хочу дожить до Вашего возвращения сюда. Какая для меня будет радость присутствовать при Вашем, триумфе и касаться своими руками лавров, которые увенчают Вашу голову.. . Вы один сделали для флоры Капа больше, чем все Ваши предшественники в этой стране... Я узнал, что Вы намерены следующей весной отправиться в Индию; пусть бог даст Вам счастливый путь. Думайте обо мне так же часто, как я думаю о Вас; это случается со мною каждый раз, как я прикасаюсь к Вашим растениям; изучение их — это своего рода разговор с Вами».
182
В письмах Тунбергу он сообщал иногда об университетских новостях или событиях в ученом мире, сбиваясь, однако, на свой интерес к экзотическим растениям и животным. Так, в письме от 20 ноября 1774 г. он пишет: «Профессор Фальк умер во время своего путешествия в Сибирь, так же как профессор Гмелин,1 который путешествовал по Татарии; два тома трудов этого ученого путешественника, содержащие первую часть отчета о его путешествии, появились одновременно с четырьмя томами „Путешествия" Палласа; две эти работы содержат много нового и интересного.
Вспомните, прошу Вас, что я еще не получил ни одного насекомого из Капа. Вы, наверное, собрали несколько таких, которые могли бы быть признаны как новые роды. .. День, в который я смогу беседовать с Вами о прекрасных растениях, которые Вы собрали, будет одним из лучших в моей жизни».
Встреча, о которой мечтал Линней, не состоялась. Тунберг вернулся в Швецию более чем через год после смерти Линнея.
Записи, относящиеся к 1774 г., начинаются с очень интересного замечания о том, что «Папа, запретивший прежде сочинения Линнея в своих странах, назначил нового профессора, чтобы публично излагать в Риме его „Систему"». Тут же указывается на то, что Бюффон, критик Линнея, в ведении которого в Париже находился Ботанический сад, должен был расположить растения по его, Линнея, системе, после того как это было сделано в садах королей Франции и Англии, так же как и в большинстве садов в Европе.
Во время занятий с учениками в Ботаническом саду в мае 1774 г. Линней почувствовал себя так плохо, что «не мог подняться со стула и даже повернуть головы». Он скоро оправился, но понял, что конец его приближается. В письме к своему ближайшему другу, архиатру Беку, он писал, в связи с этим: «Яйцо треснуло, оно еще не' совсем раздавлено, но что скрыто, то не забыто. Я отжил свое время и выполнил задачу, которую возложила на меня судьба».
1 И. Фальк (в России его звали Иван Фалк) покончил с собой в Казани, а С. Г. Гмелин умер в плену в Дагестане.
483
Шведская Академия хотела иметь хороший портрет Линнея среди портретов своих учредителей и поручила художнику Крафту написать его. Крафт исполнил это поручение, написав в 1774 г. превосходный портрет, наиболее известный во всем мире по его репродукциям.
В одной из. последних записей в автобиографии написано: «Его Величество прислал к Рождеству четыре фуры с натуралиями, а именно растения из Суринама во многих сосудах с винным спиртом, собранные с цветками и плодами и положенные живыми в спирт. Линней как будто получил новую жизнь, чтобы все это на праздниках разобрать и описать». В письме к Беку Линней сообщает: «Во всю мою жизнь у меня не было такого приятного Рождества, как нынче».
Описание растений из подаренной королем суринамской коллекции вышло из печати в 1775 г. Сочинение это, названное «Plantae Surinamenses», было последней исследовательской работой Линнея; позднее было напечатано только девять диссертаций его учеников.
В следующем году ему была доставлена радость присылкой коллекции растений из Капской области, собранных Тунбергом и Спарманом, и посылкой из Ост-Индии от Кенига.
«Линней хромает, едва может ходить, говорит неотчетливо, едва может писать. Просил у короля увольнения, но король желает, чтобы он оставался для чести Академии, так как в ней нет лиц, более уважаемых; было получено удвоение жалованья и еще два двора в Хюбби для себя и детей (речь идет о праве взимания аренды с одной из ферм, принадлежащих Академии, — Е. Б.).
Русская императрица подарила ему как почетному члену Российской Академии наук золотую медаль по случаю мира с турками, стоящую 20 дукатов.
Хорребов и Бергер из Дании и Грюно из Гамбурга пришли как ученики. Но Линней был так болен, что едва мог с ними говорить, так как кроме его парализованности и слабости у него была еще перемежающаяся лихорадка».
Этим заканчиваются Линнеевы «собственноручные заметки о самом себе».
После первого удара в 1774 г. здоровье Линнея полностью не восстановилось; это в равной мере касалось 184
как физического состояния его, так и умственных способностей. Только иногда с улучшением общего состояния к нему возвращалась ясность мысли и суждения.
После второй поездки в Стокгольм его постиг второй удар, он сильно исхудал, память у него так ослабла, что он забывал названия самых обычных предметов, лихорадка почти не оставляла его. В письме, адресованном его старому другу Беку, которое едва можно было разобрать, Линней писал: «Бог решил разрушить все связи, которые соединяют меня с земными делами». В начале 1777 г. память его настолько ослабла, что он забывал даже свое имя. Очень редко его лицо одушевлялось мыслью, когда он видел своих учеников и ему рассказывали о предметах естественной истории. Он с явным удовольствием перелистывал свои книги, когда их клали перед ним.
Лето 1777 г. Линней провел в Хаммарбю. Он был слаб, передвигался с чужой помощью, часто сидел в тени сада или в музее, где любовался своими сокровищами. Осенью, казалось, ему стало лучше: он мог самостоятельно сделать несколько шагов и иногда с удовольствием курил трубку. В теплые дни его возили на прогулку в экипаже. Глубокой осенью семья переехала в город. Как-то в декабре совершенно неожиданно для домашних Линней тайно от всех заставил кучера отвезти его на пригородный хутор в Софья. Он так долго не возвращался, что обеспокоенные его отсутствием домашние отправились на поиски и нашли его на ферме в кухне закутавшимся в овчину и сидящим перед огнем с трубкой в руках; он был очень доволен своей прогулкой. С трудом его убедили отправиться домой в город.
10 января 1778 г. в 2 часа дня Линней умер. При его кончине присутствовали жених его младшей дочери и один из английских учеников.
Непосредственная причина смерти — последствия гипертрофии предстательной железы.
В запечатанном конверте им было оставлено распоряжение о похоронах: «Положить меня в гроб небритого, немытого, неодетого, завернутого в простыню. Гроб закрыть совсем, так, чтобы никто не мог видеть меня в таком плохом виде. Пусть звонит большой соборный колокол. . . Пусть вознесут благодарение богу, давшему мне долгие годы. . . Пусть мои земляки снесут меня к могиле;
185
дать каждому из них ио малой медали с моим изображением. Не устраивать поминок на моих похоронах и не принимать соболезнований».
Еще летом 1775 г. Линней указал в Хаммарбю на вяз, из которого поручил сделать ему гроб. О похоронах сохранилась запись одного из присутствовавших: «Похороны состоялись 22 января в шесть часов вечера в упсальском соборе. Были сумерки и безмолвие, мрак немного рассеивался только в той части города, где проходила медленно двигавшаяся процессия, участники которой несли факелы и фонари. Тишина нарушалась лишь приглушенным ропотом толпы и протяжным величественным гулом большого колокола. Все члены университета, его ученики, друзья и арендаторы следовали за их великим учителем. Никогда прежде не бывало такой толпы перед собором».
Место погребения у северной стены собора было отмечено в 1798 г. монументом из местного порфира с бронзовым медальоном с надписью: «Carolo a Linne Botanico-rum Principi. Amici et discipuli. MDCCXCVIII» («Карлу Линнею, князю ботаников.2 Друзья и ученики. 1798»).
Сыну Линнея в 1778 г. было 37 лет, и он уже 15 лет состоял в звании профессора, помогая своему отцу в работе. Совершенно естественно поэтому, что он полностью наследовал в университете дело отца. К этому времени он опубликовал две небольшие работы, отчасти продолжавшие исследования Линнея. Теперь он написал более обстоятельное сочинение — «Дополнение о растениях» («Suppiementum Plantarum») и начал готовить «Третье дополнение» («Mantissa tertia»). В письме, относящемся к 1779 г., Линней-сын сообщал о том, что он готовит дополнение к «Systema vegetabilium» и намеревается подготовить к печати «Естественные отряды» («De ordinibus naturalibus») своего отца. Кроме того, он намеревался напечатать девятый том «Amoenitates Academicae» (что и сделал) и расширить курс «Materia medica» включением
2 Слова «Botanicorum Principi» можно перевести и как «главе ботаников»; в XVIII в. латинское слово «princeps» обычно переводили как «князь».
186
туда веществ американского происхождения (ипекакуана, каучук, эбеновое дерево, сантал и т. д.). По окончании этих работ он предполагал заняться переизданием сочинений отца: «Systema zoologicum», «Systema vegetabilium», затем «Genera Plantarum» и «Philosophia Botanica». Он сомневался в том, сможет ли когда-нибудь переиздать «Species Plantarum».
В 1781 г. Линней младший отправился в двухлетнее путешествие по странам Западной Европы. Вернувшись из путешествия, он передал кафедру ботаники Тунбергу, возвратившемуся из Восточной Азии, а за собой оставил кафедру теоретической медицины. Вскоре он, однако, заболел и умер на сорок втором году жизни. Он не был женат и не оставил детей.
По завещанию Линнея старшего, его библиотека, коллекции минералов, раковин и насекомых вместе с долей имущества были .завещаны сыну; средства, которые могли быть получены от продажи гербария, должны были быть переданы дочерям, причем университет имел преимущественное право на его приобретение.
Со смертью Линнея младшего все коллекционные сокровища отца и его библиотека остались у вдовы. Надо сказать, что вдове Линнея и незамужним дочерям была установлена пенсия.
Вдова Линнея, опасаясь того, что университет будет стремиться приобрести библиотеку и коллекции по возможности дешевле, вступила в переписку с английским ученым Бэнксом, спутником которого в путешествии вокруг Света был ученик Линнея Соландер. Бэнкс, известный уже ученый и состоятельный человек, сообщил о продаже материалов Линнея молодому ботанику Смиту, для которого его отец, богатый промышленник, и приобрел все научное имущество Линнея за 1000 гиней. Деньги были уплачены, и молодой Смит, впоследствии очень крупный ботаник, стал собственником коллекции, а также и архива великого ученого.
Есть указание на то, что была сделана попытка приобретения этих сокровищ для Петербургской Академии наук; попытка эта, однако, запоздала.
В октябре 1784 г. коллекции были доставлены в Лондон и помещены в Ботаническом саду в Челси (Chelsea). В биографиях Линнея очень часто сообщают, что шведское правительство, обеспокоенное утратой собраний Лин
187
нея и вывозом их в Англию, послало вдогонку военный фрегат, который якобы догнал корабль, увозивший эти сокровища, в самом устье Темзы, когда возвратить груз было уже невозможно. Как ни эффектен этот рассказ, он не имеет, по-видимому, серьезных оснований и является вымыслом.
Коллекции Линнея содержали 19 000 листов гербария, 3200 насекомых, 1500 раковин, 700—800 кораллов, 2500 образцов горных пород и минералов. Библиотека состояла из 2500 томов. Архив составляли рукописи Линнея, его сына и некоторых ученых, их современников, а также около 3000 писем от большого числа корреспондентов Линнея.
Гербарий Линнея (как и зоологические коллекции) сохраняет и в настоящее время свое научное значение, так как содержит тысячи подлинных (аутентичных) образцов растений, по которым установлены линнеевские виды. Об этом гербарии написано немало специальных исследований. Наиболее значительная опись его составлена С. Сэведжем.3
Ценность коллекций и архива Линнея так велика, что с началом войны в 1939 г. они были вывезены из Лондона и помещены в более безопасном месте. Во второй половине 1941 г. все эти фонды были, на случай их возможной гибели, сфотографированы, причем один экземпляр снимков был отправлен в Упсалу, а другой в США, в Арнольдовский • арборетум. Объем этой работы был чрезвычайно велик: при фотографировании коллекций, рукописей и книг было сделано около 60 000 снимков.
После войны фотоснимки гербария можно было приобрести, что и сделали для своих коллекций некоторые крупные ботанические учреждения мира.
В 1788 г., в десятую годовщину смерти Линнея, было учреждено Лондонское линнеевское общество, задачу которого составляло развитие науки естественной истории во всех ее разделах, и особенно естественной истории Великобритании и Ирландии. Сорок лет президентом общества был ботаник Джемс Эдвард Смит, владелец коллекций.
3 S. Savage. A Catalogue of the Linnaean Herbarium. London, 1945.
188
В 1821 г. Смит опубликовал в английском переводе извлечение из переписки Линнея, составившее два обширных тома, ставших драгоценным источником по истории науки XVIII в. После его смерти в 1828 г. коллекции и архив Линнея были проданы наследниками Смита Линнеевскому обществу и стали собственностью последнего. Деятельность Лондонского линнеевского общества, ставшего крупнейшим из научных обществ Англии, имеет выдающееся научное значение. Результатом этой деятельности являются сотни томов сериальных изданий общества (Proceedings, Transactions, Journal) и множество отдельных книг. Надо сказать, что немало публикаций появляется в изданиях общества и в настоящее время на основе изучения коллекций Линнея и его архива.
Кроме Линнеевского общества в Лондоне имя великого Линнея носит еще более 20 научных обществ и ассоциаций мира, среди которых следует назвать Шведское линнеевское общество в Упсале, учрежденное в 1918 г.; деятельность последнего посвящена самому Линнею. Имя Линнея носят также 15 научных периодических, серийных или сепаратных изданий мира и три ботанических сада. Его имя можно видеть на географических картах — в названиях мыса и залива в Великобритании, островов близ Гренландии, горы в штате Ута и двух городков в США.
Именем Линнея названы улицы и площади в некоторых европейских городах, минерал линнеит (сульфид кобальта), инструмент линнескоп (специальный гидробиологический микроскоп), несколько видов растений и род из семейства Жимолостных Линнея, к которому относится изящнейший кустарничек евразийских северных лесов Linnaea borealis L.
Некоторые личные черты Линнея по воспоминаниям современников и его заметкам
.В дополнение к тому, что в общем жизнеописании было сказано об отношении Линнея к коллегам, ученикам, членам его семьи и вообще к окружающим, из чего можно составить представление о нем как о человеке, уместно сообщить и еще некоторые характеризующие его черты.
Один из учеников Линнея, датчанин Фабрициус, впоследствии профессор в Киле, очень подробно описал быт Линнея в начале 60-х годов, его отношения со студентами и т. д.
Фабрициус и его два товарища, также иностранцы, «зимой жили в Упсале почти против его дома, и он заходил к ним почти ежедневно в коротком красном халате и зеленой меховой шапке с трубкой в руке. Он заходил „на полчасика", но обыкновенно оставался на час или на два. Его беседа в это время была очень приятна и весела. Обычно это были анекдоты, случившиеся с учеными, которых он знал за границей или на его родине, или же он рассказывал о том, о чем мы его просили. Он часто смеялся, по его веселому открытому лицу было видно, что он расположен к общению с людьми и к дружбе. •Наша жизнь в-деревне была еще более счастливой. Мы жили близ Хаммарбю в крестьянском доме. Линней приходил к нам к шести часам утра, завтракал с нами и потом рассказывал об . естественных отрядах растений обычно до девяти часов. Потом мы отправлялись в окрестные поля, на которых находилось множество предметов, дававших повод для беседы. После завтрака мы посещали его в его собственном саду; по вечерам он обычно играл с женой в карты. В воскресенье его семья почти вся при
190
ходила к нам, и тогда мы приглашали соседа-крестьянина со скрипкой, под музыку которого танцевали на улице и очень веселились. Во время танцев наш наставник покуривал трубку, беседуя с одним из нас, а иногда и сам танцевал польку, в которой превосходил нас, молодых людей. Он был рад видеть, что все мы действительно веселы и оживленны, и как бы опасался, что мы недостаточно развлекаемся».
Фабрициус пишет дальше,: что особое внимание Лин-'нея к ним имело своим основанием то, что все они были иностранцами и что, по мнению профессора, «они были прикомандированы к нему, чтобы слышать и видеть только его, и только ради этого прибыли в Упсалу. Он считал, что мы любим его науку... ему было приятно показать нам свою страну и то, как высоко ценится его ученость за границей».
Фабрициус указывает и на следующее: 1
:•> «Линней был безгранично самолюбив, и его девизом* 2 < было изречение: „Farnam extendere factis" („Делами увеличивать славу“); тем не менее единственным объектом • его честолюбия было литературное первенство; в нем совершенно не было обидной для других противообщест-J венной гордости. Дворянское достоинство, которое швед-' ский король ему пожаловал, было ему приятно только как свидетельство его научных заслуг. В вопросах ботаники он нелегко сносил даже незначительные противоречия, но с благодарностью принимал дружеские замечания и пользовался ими для улучшения своих трудов. Нападки врагов, наоборот, он оставлял без внимания и никогда не отвечал на них, благодаря чему нападки эти предавались забвению. Он охотно говорил о своих заслугах и любил, чтобы им восхищались, что, по-видимому, и было его главной слабостью. Любовь к похвалам имела у него ’ основанием уверенность в своем превосходстве, признан-г ные всеми научные успехи и репутацию первого систе-( матика своего времени. Он сам говорил, что в молодости он поставил себе за идеал французского ботаника Тур-
1 нефора, но потом намного превзошел его.
;	1 Эта часть текста Фабрициуса (три абзаца) дается в пере-
f воде В. Л. Комарова.
2 Более ранние девизы Линнея, вырезанные на его печатях, следующие: «Tantus amor florum» («Столь большая любовь к цветам») и «Nunquam otiosus» («Никогда [не быть] праздным»).
191
Сердце его было открыто ко всякому выражению радости; он любил общество, любил позабавиться, был весел и любезен в разговорах, обладал живым воображением и имел счастливый талант рассказчика, кстати вставляя анекдоты; был. очень вспыльчив, но легко успокаивался. В дружбе он был пламенным и неизменным, особенно по отношению к любимым ученикам своим, причем основанием его привязанности всегда служила любовь к науке. При этом он был настолько счастлив, что ученики платили ему, со своей стороны, горячей преданностью и охотно выступали в его защиту.
В образе жизни он был умеренным и экономным человеком, его даже обвиняли иногда в скупости. По-моему, следует простить ему любовь к деньгам, в которых так долго и так жестоко он нуждался; привычка к крайней бережливости, выработанная им в период гнетуще!! нужды, сохранилась у него и позднее, когда надобности в ней уже не было. Я не замечал, однако, чтобы бережливость вырождалась у него в настоящую скупость; на собственном примере убедился я в противоположном. Он так решительно отказался взять ту сумму, которую мы должны были ему за занятия с нами в течение всего лета, что мы, потратив напрасно все усилия, чтобы убедить его принять ее, вынуждены были тайком оставить деньги в его кабинете».
К этому следует добавить также, что Линней, переехав из Стокгольма в Упсалу, почти прекратил врачебную практику, однако в определенном, узком кругу он и практиковал, не извлекая из этого дохода. Более того, он постоянно держал у себя для сына в качестве домашнего учителя кого-нибудь из нуждающихся студентов. Кроме того, у него постоянно бывали студенты, которых он старался хотя бы покормить. Нужно сказать, что при этом им запрещалось приносить в дом книги, особенно переводные и французские, чтобы они не попали в руки его дочерям.
У Линнея было шесть человек детей, из которых двое умерли в младенческом возрасте. Девочки, по обычному в то время укладу жизни, воспитывались дома, где учились преимущественно домоводству, а школу не посещали.
Жена Линнея была малообразованная и плохо воспитанная женщина, едва ли понимавшая истинное положе-192
шге своего великого мужа, расчетливая и даже скупая, с деспотическим характером и эгоистичная. Фабрициус пишет о ней, что она не только не любила своего единственного сына, но даже притесняла его, заставляя нуждаться в самом необходимом. «Во всем свете не было у него большего недруга, чем собственная мать», — пишет о сыне Линнея Фабрициус. Характеризуя молодого Линнея, он говорит, что «его, конечно, нельзя было сравнить с его великим отцом, но его образованность и полная осведомленность во всем, что было написано старшим Линнеем, делали его очень сведущим профессором».
Сам Линней любил сына, видел в нем будущего ботаника и своего преемника, заботился о его образовании и, занимаясь с ним сам, постоянно говорил с сыном по-латыни.
Очень интересен отзыв о Линнее старшем, содержащийся в письме королевы Ловизы Ульрики, адресованном ее матери. Отмечая его высокую ученость, королева писала, что «это очень приятный человек, вполне придворный, хотя и без придворных манер, чем он мне особенно нравится... не проходит дня, чтобы он кого-нибудь не привел в хорошее настроение».
Королева как-то предложила Линнею взять ко двору одну из его дочерей. От этой чести Линней простосердечно отказался, чем немало раздосадовал королеву, заметившую ему, что ей можно было бы доверить воспитание девушки.
Дом Линнея был наполнен животными. В. комнатах жили сверчки, обезьяны, попугаи, стояли аквариумы с рыбками. Во дворе содержались собаки, енот и т. д. Некоторых животных Линней держал в университетском ботаническом саду.
В домашней обстановке Линней одевался очень скромно, предпочитая носить халат; он не надевал при этом парика, а голову покрывал небольшой меховой шапочкой. Линней говорил о себе: «У него не было желания выглядеть важным, но только чистым и опрятным».
О внешности Линнея Фабрициус пишет следующее: «Карл фон Линне был небольшого роста, и, так как слегка сутулился, казался еще меньше, чем был в действительности. Он был хорошо сложен, но несколько согнулся, и, когда я знал его, годы избороздили его лоб морщинами. У него было открытое лицо, почти всегда
13 Е. Г. Бобров
193
веселое, очень сходное с портретом в „Species Plantarum Его глаза были самыми прекрасными, какие я только видел. Они, правда, не были большими, но были блестящими, проницательными и чрезвычайно живыми, Уверенно я не могу назвать их цвет, но я видел их взгляд, который, казалось, проникал прямо в глубину моей души».
Из других заметок о Линнее можно узнать, что он был близорук и не имел музыкального слуха.
Интересна характеристика Линнея, написанная им самим. Она называется «Черты Линнея и характер» («Linnaei persona (och character)») и помещена Адамом Афцелиусом в автобиографических материалах Линнея. Текст ее написан частью по-шведски,3 частью по-латыни. Она так интересна, что мы приводим ее дале'е полностью.
«Портрет, который напечатан в „Философии ботаники" (1751) относится к лучшим. Но тот, который был заказан Академией наук в 1774 г.,4 едва ли мог быть сделан еще лучше.
Фигура средней величины, скорее низкая, чем высокая, не тощая и не жирная, средней мускулистости, уже с детства с выдающимися венами.
Голова большая, с затылком выпуклым и по шву поперек сжатым. Волосы в детстве белокурые, потом более темные, в старости серые. Глаза карие, живые, очень острые и веселые. Лоб в старости морщинистый.
--/ Маленькая бородавка на правой щеке и немного более 1>Л^А^рупная на правой йпздрф. Зубы плохие, испорченные зубными болями с детства.5
С открытой душой, легко сердившийся, радовавшийся и печалившийся, он быстро успокаивался; веселый в мо
3 Помощью в переводе нескольких страниц шведского текста я обязан Г. В. Макухиной, за что и выражаю ей самую глубокую благодарность.
4 Этот портрет, писанный Крафтом, воспроизведен здесь с репродукции между стр. 184 и 185.
s Оригинальный текст этого абзаца дает представление о диагностической латыйи, разработанной Линнеем: «... occipite gibbo, ad suturam lambdoideam transverse depresso. Pili in infantia nivei, dein fusci, in senio canescentes. Oculi brunnei, vivaces, acu-tissimi; visu eximio. Frons in senio rugosa. Verruca obliterate in bucca dextra et alia in nasi- dextro latere. Dentes debiles, cariosi ad Odontalgia haereditaria in juventute».
194
лодости, в старости был спокойным; в работе чрезвычайно быстрый, в движении легкий и скорый. Он не был сварливым и потому не отвечал тем, которые выступали против него в печати. Он говорил: „Если я не прав, я ничего не выиграю; если же я прав, то я прав навсегда".
Домашние заботы предоставлял супруге, сам интересовался только произведениями природы; начатые дела доводил до конца и в пути не оглядывался назад.
Он не был ни богатым, ни бедным, но боялся долгов. Он писал свои труды не из корысти, но из чести. Он никогда не пропускал лекций, но администрация относилась к нему как к чужому. Он побуждал всегда свою аудиторию слушать его лекции с удовольствием и 'вниманием. Он обладал великолепной памятью до 60 лет; тогда он начал забывать собственные имена, каковых он держал в голове больше, чем многие другие. От изучения чужих языков, легкого многим, он был всю свою жизнь далек.
Он неохотно притворялся и лицемерил;
в высокой степени . ненавидел все, что называется высокомерием;
спал зимой от 9 до 7, но летом с 10 до 3;
не откладывал того, что должен был сделать;
записывал все, что наблюдал, .сразу на месте и не полагался на свою память;
записывал коротко и выразительно все, что разработал;
везде себя показывал прирожденным методикой;
говорил, что хотел бы лучше получить три удара от Присциана,6 чем один от природы;
читал на Земле в камнях, растениях и животных, как в книге;
был один из сильнейших наблюдателей, которых мы знаем;
был поэтому творцом, а не компилятором;
всегда питал благоговение и восхищение к своему Создателю и стремился свою науку приблизить к ее Виновнику;
написал на двери своей спальной комнаты: „Живите непорочными, бог среди вас".
После того как в 1750 г. он был в когтях смерти от подагры, он излечился земляникой, он ел ее каждое лето
6 Римский грамматик VI в.
13*
195
так долго, как она длилась, и так много, сколько мог достать и съесть, посредством чего он не только полностью излечился от подагры, но получил от этого и пользу, большую, чем Другие от водолечений, а также победил и цингу, от которой страдал каждую весну с молодых лет».
Очень интересна также помещенная Афцелиусом в автобиографии отдельная небольшая глава «Счастье, заслуги и слава Линнея». Здесь содержатся перечни того, чем Линней обязан богу (19 пунктов), того, чего до него никто не сделал (17 пунктов), и список ученых обществ, членом которых Линней был избран.
Первые 19 пунктов являются в сущности восхвалением бога, и каждый из них как выражение благодарности начинается словом «Бог». «Бог сам вел его всемогущей рукой», — так начинается перечень. Далее мы читаем, что бог «дал ему отрасти от скромного корня, пересадил на другое место и дал развиться в значительное дерево», бог «зажег в нем стремление заниматься наукой, что стало наибольшей для него радостью», в то же время он «дал ему все нужные средства, которые только существовали в его время, чтобы он мог достигнуть прогресса», он «сделал его приемлемым для меценатов науки, виднейших в стране, включая королевскую фамилию», .он «дал ему выгодную и почетную должность, лучшую, какую только можно желать во всем свете», бог «дал ему жену, которую он более всех других желал себе и которая вела дом, в то время как он исследовал», он «дал ему детей благовоспитанных и доброжелательных, а также и сына как продолжателя его дела». Далее, бог «дал ему крупнейший гербарий в мире, его величайшую радость, он дал ему титул архиатра, орден кавалера, герб благородного человека, имя в ученом мире», «защитил его от пожара», «продлил его жизнь более 60 лет», «позволил ему заглянуть в Его тайный кабинет», «дал ему возможность большего проникновения в изучение природы, чем кому-нибудь другому», и, наконец, «сделал его имя великим подобно именам великих людей на земле».
Второй перечень написан по совершенно такому же плану. Каждое положение начинается здесь словами «Никто до него», далее следуют: «не трудился с большим усердием в своей области и не имел большей ауди
196
тории»; «не сделал больше наблюдений в естествознании»; «не имел такого глубокого понимания во всех трех царствах природы одновременно»; «не был более крупным ботаником или зоологом»; «не работал так хорошо по отечественной естественной истории: по флоре, фауне, путешествиям»; «не написал больше сочинений, более правильно и более методично на основе собственных исследований»; «не реформировал так всеобще науку и не создал новую эпоху»; «не расположил с такой отчетливостью продукты природы»; «не имел таких деятельных корреспондентских связей по всему миру»; «не посылал своих учеников в такое большое число стран света».
Этот перечень кончается словами: «Никто до него не был членом большего числа научных обществ». Вслед за этим перечислено 21 общество, причем при каждом указывается дата избрания в него Линнея. Так, в почетные члены Петербургской Академии наук он был избран 23 сентября 1754 г.
Глава кончается так: «Никому до него не отдавали чести как князю ботаников, как это можно усмотреть из писем к нему от ботаников и из напечатанных ими сочинений. Каспар Баугин, Турнефор, Шерард и Диллениус также должны быть названы „князьями своего века“ (Principes sui aevi)».
В' высшей степени интересна оценка Линнеем его современников-ботаников. Линней расположил их полусерьезно, полушутя по чинам, как членов офицерского корпуса Флоры (Florae officiarii):
«Генерал: Линней Карл, упсальский проф. Генерал-майор: Жюсье Б., парижский проф.
Полковники: Галлер, проф. геттингенский; Гроно-виус, лейденский сенатор; Ройен, лейденский проф.; Геснер.
Подполковники: Бурман, амстердамский проф.; Гле-дич, берлинский проф.; Меринг, еверский медик; Людвиг, лейпцигский проф.; Гёттар, парижский академик.
Майоры: Гмелин И. Г., петербургский проф.; Соваж, проф. в Монпелье; Сибторп, оксфордский проф.; Кальм, проф. в Або.
Капитаны: Цельзиус О., упсальский проф.; Понте-дера, падуанский проф.; Сегье И. Ф., веронец;
197
Брейниус, гданьский медик; Гортер Д., гардер-викский проф.; Вашендорф, утрехтский проф.; Берген, проф. во Франкфурте на Одере; Лехе, I проф. в Або.
Лейтенанты: Мартин, кембриджский проф.; Баррен, [ перпиньянский проф.; Вагнер, медик в Нюрнберге.
Прапорщики: Миллер, садовник в Челси; Майнар, ' перпиньянский проф. (тулузец); Ноллинсон, лон-
. донский купец; Энс петербургский медик.
Румормейстер (военно-полицейский): Гейстер, гельм-штадтский проф.	'
Фельдфебель: Сигезбек, петербургский проф.».
Для нас интересна оценка Линнеем прежде всего работавших в России ботаников. Мы видим, что знаменитый исследователь Сибири Гмелин старший, автор четырехтомной «Flora Sibirica», отнесен в ранг майоров; Давид Гортер, переписавший «Flora Ingrica» С. П. Крашенинникова по номенклатурной методе и системе Линнея, помещен среди капитанов; медик Абрам Энс, не оставив- । ший ботанических сочинений и известный как собиратель растений, находится среди прапорщиков; довольно известныц профессор Сигезбек, почти за 30 лет до этого времени (список составлен не раньше 1763 г.) жестоко критиковавший половую систему растений Линнея, помещен в списке ниже всех, в ранге фельдфебеля.	«
О деятельности большинства из названных здесь бо- 5 таников, работавших в России, и их связях с Линнеем I мы далее скажем подробнее.
Некоторые черты характера Линнея, отношение его к ученым современникам, ученикам и критикам довольно отчетливо проявились в его сочинениях. Это видно даже в установленных им названиях растений. В качестве родовых названий Линней использовал имена своих ученых коллег; позднее он называл растения именами своих уче-йиков, и прежде всего погибших в путешествиях, выражая этим любовь и уважение к ним и стремясь увековечить в науке их имена. В этом можно видеть дружеское расположение Линнея к своим коллегам и людям вообще и его доброжелательность. Ни в одном из своих произведений он не поместил ни одного резкого замечания по адресу своих критиков, иногда несправедливых и излишне дерзких. Он имел, конечно, достаточно оснований для того, чтобы отвечать им (Сигезбеку, Галлеру, 198
Бюффону, Адансону и др.) в их же тоне; этого, однако, он не делал.
В замечаниях А. Л. Фе7 о Линнее как номенклату-ристе, так же как и в старых ботанико-этимологических словарях, есть несколько очень интересных примеров названий растений, данных Линнеем с добродушным юмором, может быть, с некоторой иронией и при этом очень остроумных. Укажем на некоторые из них.
Одному экзотическому растению Линней дал название Browallia по имени своего старого фалун-ского знакомого Броваллиуса. Ранее это был скромный священник, которому Линней давал в Фалуне уроки; вскоре, однако, он сделался соборным деканом, а потом епископом и профессором. Первоначально дружески расположенный к Линнею, Броваллиус стал его соперником, а потом и противником и начал его дерзко критиковать. Позднее Линней описал из рода Browallia три вида, которым дал видовые названия, отмечающие превращения Броваллиуса и изменение его отношения к Линнею, характеризуя в то же время облик установленных им видов. Названия эти: demissa, alata, alienata. Первое можно перевести — скромная, второе — крылатая (отмечается, вероятно,"быстрый взлет Броваллиуса до сана епископа), третье — неблагосклонная, или отчужденная (название, отвечающее времени резких критических выступлений Броваллиуса). Этими добродушно-ироническими эпитетами Линней ответил Броваллиусу на его выпады.
Родовое название Pisonia было дано растению, усеянному шипами; название это происходит от имени Пизопа (Piso), жестоко критиковавшего Цицерона. Именем своего злобного критика Сигезбека Линней назвал род (Siegesbeckia), растения которого обычно запачканы всяким сором, цепляющимся за щетинки или железки, обильно их покрывающие.
Род Heisteria объединяет колючие растения, не лишенные, однако, изящества; название дано по имени гельм-штадтского профессора Гейстера, которому Линней шутливо приписал военно-полицейский ранг румормейстера в офицерском корпусе Флоры.
Название Plukenetia он дал роду, представители которого чрезвычайно различаются по облику, в связи с тем
7 A. L. A. F ё е. Vie de Linne. Paris, 1832.
199
что ботаник Плюкене (Plukenet) высказывал в своих работах различные «причудливые» соображения. Родовое название Bauhinia присвоено растению с двулопастными листьями, может быть потому, что два брата, Каспар и Иоган Баугины, швейцарские ботаники XVII в., равно знамениты. Название же Commelina дано Линнеем роду, цветки растений которого имеют два крупных лепестка и один малозаметный, предположительно потому, что из трех братьев Коммелинов только два были довольно известные натуралисты начала XVIII в. Вечнозеленое растение Rivina названо по имени знаменитого лейпцигского ботаника Ривина (Rivinus), работавшего в конце XVII—начале XVIII в.
В дополнение к тому, что сказано Линнеем о своем характере в «Автобиографии» («Черты Линнея и характер»), здесь следует сообщить последний абзац из его предисловия к «Species Plantarum», где он с величайшим достоинством отвечает своим оппонентам. В словах его видна мудрость спокойного человека, хорошо понимающего и необходимость, и важность исполненной им работы.
«Я никогда не возвращал моим противникам стрелы, которые они мне посылали. Критику, обиды, злые шутки и нападки зависти, которые всегда были воздаянием за труды выдающихся людей, я переносил со спокойствием. Ничто из всего этого не подняло у меня даже волоса; осыпанный к тому же похвалами самых знаменитых ботаников, как бы мог я не перенести злобу тех, которые должны бы обратиться в прах перед славой этих просвещенных людей. Возраст, которого я достиг, положение и мой характер не позволяют мне отвечать моим противникам их оружием. Я хотел бы посвятить остаток моей жизни более полезным наблюдениям в спокойствии. Явления природы развиваются .по своим собственным законам, и никто не может защитить ошибочные взгляды, а истина, основанная на наблюдениях, никем не может быть попрана; судить об этом я призываю потомков».
Значение работ Линнея для развития естествознания
При характеристике научной деятельности Линнея было довольно подробно рассказано об основных его трудах по ботанике, причем каждый из них был охарактеризован в отдельности. Очень немного при этом гово-| рилось о работе Линнея в области зоологии, минералогии и медицины.
Значение работ Линнея может быть более ясно понято, если учесть общее состояние естествознания к началу его научной деятельности. '	•
। Прежде чем перейти к этому вопросу, уместно было бы ознакомиться с оценкой самим Линнеем его соб-. ственной деятельности, по примеру того, как это было Г сделано при рассмотрении его отдельных сочинений.
Исключительный интерес в связи с этим представляет опубликованная Афцелиусом в автобиографии глава «Linnaei merita et inventa» («Заслуги и открытия Линнея»). Перевод этой главы мы здесь и приводим.
«Он построил ботанику от основания на месте, 1 ранее бывшем в развалинах, так что можно считать, что с его времени эта наука «получила совсем другой облик ( и начала новую эпоху.
’	1. Он обозначил точными терминами в первую оче-
редь Листья растений, благодаря чему все описания ! растений получили новый вид и освещение.
2.	Он первый обладал Предугадыванием растений (Prolepsin Plantarum), редчайшим открытием в природе, в котором проявляются следы самого Создателя.
201
3.	Он рассмотрел по-новому Превращения (изменения) растений и этим доказал основу воспроизведения.
4.	Он представил в ясном свете Пол растений, каковой подвергался сомнениям, и показал действие пыльцы на влажность рыльца.
5.	Он построил Половую систему в результате бесчисленных наблюдений тычинок и пестиков у всех растений, чем до того времени пренебрегали.
6.	Он впервые ввел в ботанику многие Части воспроизведения под их собственными названиями, такие как Чашечка, Околоцветник, Обертка, Чешуя, Крыло и т. д., Венчик и Нектарники, Пыльники, Завязь, Столбик, Рыльце, Стручок и Боб, Костянка и Цветоложе, кроме многих слов, тацже Прилистник и Прицветник, Стрелка, Цветоножка и Черешок.
7.	Он описал заново, в соответствии с числом, обликом, положением и соразмерностью всех частей плодоношения, Роды, о которых думали, что их нельзя достаточно точно определить, и они стали признанными; он открыл вдвое больше родов, чем их было найдено всеми авторами до него.’
8.	Он впервые отграничил Виды растений основательными отличиями и определил также большинство индийских.
9.	Он ввел впервые во все естествознание Простые названия, к его ясности и краткости.
10.	Разновидности, затоплявшие ботанику, он низвел к их видам.
11.	Местопроизрастания растений (Боса Plantarum) он добавил к видам как обоснование для культуры растений.
12.	Он исследовал местообитания растений (Stationes Plantarum) как основу для сельского хозяйства.
13.	Он впервые разработал Календарь Флоры как путеводную нить для всех действий в сельском хозяйстве, и из Распускания деревьев он показал время посева.
14.	Он впервые увидел и описал Часы флоры.
15.	Он впервые открыл Сон растений.
16.	Он отважился говорить о гибридах растений и дал потомству указания на Причину (возникновения, — Е. Б.) видов (Specierum causam).
202
17.	Он занимался „Ран Suecicus" и „Pandora Sue-cica'1,1 нем должны заниматься все слои народа, так как прежде не умели правильно вести хозяйство.
18.	Он понимал лучше, чем кто-нибудь другой до него, Порождение минералов и показал, что кристаллы возникают из солей и что твердые камни происходят из мягких (пород), подтвердил убывание воды и доказал 4 Поднятия суши, уже не говоря о том, что он сначала обосновал истинный метод в царстве минералов.
19.	Он один открыл животных больше, чем все до него, и самый первый дал их Родовые и видовые признаки по естественному методу. Ему следует приписать знание насекомых и их признаков, не говоря о том, что он первым нашел искусственный метод для распознавания рыб по плавникам, моллюсков по раковинам, а змей по щиткам. Он отнес китов к млекопитающим, голых гадов к амфибиям и отделил червей от насекомых.
20.	Он показал в физиологии живую природу медуллярной (сердцевинной) субстанции, бесконечную в воспроизведении и умножении; что она никогда не может быть воспроизведена в потомстве, кроме как принадлежащей материнскому организму, что воспроизведенное п о внешности тела относится к отцу, а по медуллярной системе принадлежит матери;1 2 так и следует понимать сложные животные (Animalia composite); мозг получается из электрических воздействий, воспринимаемых посредством легких.
21.	В патологии он дал наиболее отчетливые Признаки болезней на основе принципов Соважа,3 но значительно улучшил; он высказал идею об инфаркте желез как причине мучительных смертей; он был первым, кто ясно понял, что Лихорадка происходит от внутреннего заболевания, распространяющегося от простуды и сокращающегося п pin тепле, и он доказал зараз-
1 Этими названиями обозначается щироко поставленная Линнеем работа по изучению кормовых растений Швеции.
2 Эта идея заимствована у Аристотеля.
3 Линней считал Соважа (Sauvages de La Croix) главой медиков. Он прибавлял к его имени эпитет «великий» и говорил, что в Упсале Соважа уважают больше, чем самого Бургава.
203
н о с т ь живых кожных шелушении, первым правильно распознал ленточных глистов.
22.	Он впервые ввел в практику у шведских врачей Dulcamara, Herb. Brittanica, Senega, Spigelia, Cynomo-rium, Conyza, Linnaea.
23.	Он впервые показал Свойства растений, обосновал этим действующие начала лечебных средств, которые до того были загадочными, показал способ действия их и опроверг представления о ядовитости у практиков.
24'	. Диету он представил по собственному методу, основываясь на наблюдениях и опыте, и дал ей форму опытной физики.
25.	Он никогда не пренебрегал хозяйственным использованием растений, собирал (сведения об этом,—Е. Б.) с величайшей заботой и помещал при видах; это ранее натуралистами редко принималось во внимание.
26.	Он обнаружил Организованность Природы (Politia Naturae), или Божествен ное хозяйство, и открыл этим путь потомкам в неизмеримей-шую новую область.
27.	Он ставил на первое место для науки Фауну и первым исследовал натуралии северных областей Скандинавии вплоть до. самых мельчайших; не говоря уже о том, что он здесь в стране учредил первый и крупнейший Ботанический сад, который до него не был достоин даже упоминания, и что он здесь основал первый музей животных в винном спирте».
В п. 26 перечня приводится название сочинения, которое иногда переводится на русский язык как «Экономия природы». Это диссертация, защищенная в Упсальском университете Д. Вильке (Wilcke) 29 марта 1760 г. Как и прочие диссертации, она традиционно приписывается самому Линнею.
Названная работа у нас совершенно забыта, хотя была переведена4 и напечатана в 1779 г. в «Академических известиях» под названием «Благоустроение природы».
4 На перевод «Politia Naturae» указано в статье: И. И. Назаренко. Первые русские переводы Линнея. Вюлл. Моск. общ. испыт. прир., т. 63, № 2, 1958, стр. 155—158.
204
Здесь уместно сообщить мнение Линнея хотя бы по одному из вопросов, обсуждаемых в диссертации. Нужно при этом заметить, что перевод, помещенный здесь, сделан нами с более позднего английского s текста, так как перевод русский, напечатанный в 1779 г., читается трудно.
Человек, по мнению Линнея, не является каким-то исключительным существом в мире и судьба его не может быть вполне противопоставлена общей связи вещей. О человеке в «Politia Naturae» сказано следующее.
«Человек, последний и самый выдающийся слуга природы, пользе и удобству которого служат все вещи, во многих случаях сам поддерживает равновесие природы. Колоссальные киты в океане едва могут избежать его мощи; свирепых и прожорливых хищных зверей, таких как львы и тигры, он заставляет быть в границах, так что и сам может пользоваться миром; где бы ни было изобилие трав, деревьев, рыб, птиц и зверей, он знает, как использовать их для его собственной пользы. И здесь он поддерживает нужное равновесие так, что ничто из бесполезного не может слишком усилиться. Но даже сам человек подчиняется тому же естественному закону, хотя я не знаю, вмешательством ли природы или по какому другому закону число людей удерживается в надлежащих границах. Верно, однако, то, что большинство заразных болезней свирепствует в очень густо населенных областях, и я’ склонен думать, что война случается там, где наибольший избыток населения. По крайней мере кажется, что там, где население слишком увеличивается, возможности его уменьшаются, а зависть и злобность по отношению к соседям усиливаются. Итак, война всех против всех!».
Обращает на себя внимание это отнюдь не креационистское утверждение. Что мысль эта не случайна, можно видеть из того, что она повторяется здесь неоднократно.
На протяжении XVI и XVII вв. научная ^ботаника и зоология состояли более всего в простом ознакомлении с живыми организмами и описании их с перечислением в том или* ином порядке. К знанию растений и животных, населяющих европейские страны, с течением времени добавлялось знание все большего числа заморских. Это уве-
5 Knut Hagberg. Carl Linnaeus. London, 1952, p. 183.
205
личиваюгцеесй разнообразие Живых организмов, охватываемых наукой того времени, в высокой степени содействовало накоплению фактического знания их и делало обзор их с течением времени все более трудным.
В начале XVII в. швейцарский ботаник Каспар Баугин' опубликовал свод («Pinax theatri botanic!», 1623) всех известных тогда растений, общее число которых составляло около 6000. Это сочинение имело в свое время очень большое научное значение, так как подводило итог всему тому, что ранее было достигнуто в изучении растений. Нужно, однако, заметить, что эта книга для нас мало понятна, несмотря на то что фактические знания растений за эти века неизмеримо увеличились. Малая доступность ее для читателей нашего времени объясняется тем, что описания растений здесь очень часто так неточны и сбивчивы, что по ним невозможно представить себе растения, о которых идет речь. При этом многословие описаний отнюдь не облегчает читателю составление более ясного представления об описываемом растении. Многословные же названия растений, которые невозможно запомнить, также только в редких случаях могут быть поняты.
Этой книгой и аналогичными сочинениями того времени очень трудно было пользоваться и ранее, именно из-за неточности описания органов растений, неопределенности описательных терминов, отсутствия общепонятных названий растений и пр. Можно представить себе трудности ботаников XVII в., которые хотели бы сопоставить растения, взятые в природе, с описаниями их в этих сочинениях.
Растение, не узнанное по такому своду, опять описывалось уже другими авторами, и, конечно, так же невыразительно, и получало при этом новое громоздкое название. Таким образом, последующие читатели попадали в еще более затруднительное положение из-за терминологической нечеткости и разноречия авторов. Число таких описаний с течением времени увеличивалось, и нагромождение описательных материалов становилось все более хаотическим.
Трудности, встававшие в связи с этим перед натуралистами, увеличивались еще из-за того, что это множество неотчетливо охарактеризованных форм было очень плохо классифицировано.
206
Надобность в классификации .была в то врФия действительно крайней необходимостью, так как без нее не был возможен обзор описательного материала. Надо сказать, что потребность классификации организмов на уровне науки того времени была чисто логической необходимостью формального упорядочения изучаемых форм. Последние только таким образом могли быть поставлены в определенные рамки, позволяющие их обозрение.
- Нет необходимости напоминать здесь классификации растений, с течением времени сменявшие одна другую. Они, конечно, постепенно улучшались, но были очень далеки от совершенства прежде всего из-за недостаточной ясности самой их основы и потому, что могли быть приложены лишь к высоким категориям. Фруктицисты, кали-цисты или короллисты в равной степени ошибались и оказывались в одинаково трудном положении прежде всего потому, что не было достаточно отчетливого представления об особенностях органов растений, на которых основывались их классификации, т. е. соответственно на плодах, чашечках или венчиках цветков.
В самом конце XVII в. и в первые годы XVIII в. были достигнуты некоторые успехи в практическом очерчивании родов растений (Турнефор) и в попытке выявления видов (Джон Рэй). И то и другое определялось логической необходимостью. Общее положение в науке в связи с этим улучшилось, однако немного, так как описательный материал не вмещался в классификационные рамки. Положение в естествознании стало совершенно критическим, и уже казалось, что выхода решительно нет.
Некоторым отражением этого положения может быть упомянутое нами определение ботаники, данное знаменитым лейденским профессором Бургавом: «Ботаника есть часть естествознания, посредством которой удачно и с наименьшим трудом познаются и удерживаются в памяти растения». Из этого определения совершенно ясны и задачи, стоявшие перед ботаникой того времени, и состояние в ней терминологии и номенклатуры. В сущности, в таком же положении была и зоология.
Линней, может быть, более глубоко, чем Бургав, еще в студенческие годы в Упсале все это осознал и задался целью реформировать естествознание.
Мы уже говорили, что Линней исходил из того, что «основа ботаники состоит в разделении и наименовании
207
растений», что «ариаднина нить ботаники — классификация, без которой хаос», а само «естествознание есть разделение и наименование естественных тел».
Но прежде чем приступить к самой классификации, нужно было выполнить очень большую подготовительную работу, с которой он, как было сказано, блестяще справился. Работа эта — терминологическая реформа и создание универсальной классификационной схемы.
В «Основах ботаники» была разработана точная, очень выразительная и простая терминология, а в «Системе природы» и в «Классах растений» — удивительная по изяществу и простоте всеобъемлющая классификационная половая система. Строго продуманная терминология и простая схема классификации позволили с неведомой ранее выразительностью очертить около тысячи родов («Genera Plantarum») и дать невиданные по ясности характеристики многих сотен видов («Hortus Cliffortianus», «Flora Lapponica»). В названных сочинениях, как было ранее сказано, была доведена до совершенства биномиальная номенклатура полиномиалов, именно в связи с тем, что была’определена категория «род».
Трудами 1735—1738 гг. была завершена большая часть реформаторских работ Линнея, однако в отношении номенклатуры были сделаны только первые шаги.
В результате дальнейшей работы, к 1753 г., Линней сумел «протянуть ариаднину нить систематиков» до видов, очертил с определенностью эту классификационную категорию и в «Species Plantarum» предложил в связи с этим новый номенклатурный прием — простые названия, ставшие основой современной биномиальной номенклатуры. Обо всем этом нами уже было сказано с достаточной подробностью. Здесь же уместно напомнить лишь о том, что методической основой этого сочинения были принципы Аристотелевой «Логики», касающиеся понятий, классификации их, разделения и т. д.
Линней совершенно основательно приписывает себе создание ботаники на месте бывшего до него хаоса.
Он разработал терминологию и точный диагностический язык, он предложил строгую номенклатуру, он разработал всеобъемлющую и практически очень удобную классификацию. На основании всего этого он пересмотрел огромное количество фактического материала, ранее накопленного наукой. Отобрав все достоверное и отбросив
208
ошибочное и сомнительное, он систематизировал добытые ранее сведения, т. е. сделал их научными. Ведь наука и есть систематизированное знание.
Здесь уместно сказать, что некоторые исследователи при оценке деятельности Линнея нередко говорят о том, что он лишь «подытожил прошлое, а не наметил будущее», или, что то же, «написал эпилог, а не пролог».
Прежде чем' возражать на это, следует указать на необходимость принять во внимание то, что 'реформаторская деятельность Линнея в исключительной степени способствовала прогрессу исследовательской работы и накоплению фактического знания организмов. Достаточно сказать, что за полвека, протекшие от выхода в свет важнейших сочинений Линнея по ботанике (1753) и зоологии (1758), число достоверно известных организмов более чем удесятерилось.
Когда говорят о том, что Линней не наметил будущее, а лишь подытожил прошлое, имеют обычно в виду то, что он разработал лишь искусственную систему растений и очень мало сделал для системы естественной. Линней понимал, Kai? об этом было сказано ранее, необходимость «естественного метода» и немало в этом отношении сделал. Надо, однако, сказать, что под естественным методом в наше время подразумевают естественную, или филогенетическую, систему, тогда как естественный метод в XVIII в. есть не более чем установление черт сходства организмов и классификационное группирование их именно по этому принципу. Тогда имелось в виду именно сходство, а отнюдь не родство в смысле общности происхождения. Дело в том, что идея развития в то время еще не была известна. Блеснув в «Теории неба» у Канта (1755), она только через полвека была положена в основу космогонии (гипотеза Канта—Лапласа). Потребовалось еще полвека, чтобы она во всем величии могла проявиться в применении к живой природе в эволюционном учении Дарвина.
Естественный метод Линнея и естественные классификации авторов конца XVIII и начала XIX в. по существу не различались. Задача их — установление черт сходства организмов, чтобы постигнуть творческий план «создателя», выраженный в естественном порядке природы.
Стремление найти в'сочинениях Линнея начало эволюционной идеи так же не имеет под собой основания,
Vt Е. г. Бобров	209
Памятник на могиле Линнея в Упсале.
5
I

I»
как и упреки по его адресу за то, что он пе был эволюционистом.
Очень внимательно следует, конечно, отнестись к § 16 перечня его открытий, из которого мы узнаем о глубоком интересе Линнея к вопросу о возникновении видов и о понимании им чрезвычайной важности этого вопроса. Немногим позднее, в тринадцатом издании «Systema Naturae» (1774 г.), Линией писал следующее: «...всемогущий бог в начале, в продвижении от простого к сложному и от малого к многому, при начале растительной жизни, создал столько различных растений, сколько есть естественных отрядов. Он сам же затем эти растения отрядов так перемешал между собой скрещиванием, что появилось столько растений, сколько существует разнообразных отчетливых родов. Затем Природа эти родовые растения посредством изменчивых поколений, но без изменения цветочных структур перемешала между собой и.умножила в существующие виды, все, какие возможно; из этого числа поколений должны быть исключены гибриды — ведь они бесплодны».
За десять лет до этого, в сентябре 1764 г., в письме своему старому другу архиатру Беку Линней писал по вопросу о происхождении видов следующее: «Следует предполагать, что бог создал 1, прежде чем он создал 2, 2 прежде чем 4; что он создал сперва простое (simpli-cia) и потом сложное (composita), что первоначально он создал только один вид в каждом роде, что затем он смешал отдельные роды, отчего и произошли разные виды. Предполагаю, что бог создал лютик (Ranunculus); что этот вид скрестил с морозником, водосбором, чернушкой и т. д. посредством гибридного воспроизведения согласно с божественным законом (hellebore, aquilegia, nigella etc. per generationem hybridam lege divina concessam) и что потомство (proles) этих помесей растений, как и животных, сохраняет сердцевинность (medullare) от матери и внешний облик (corticate) от отца. От этого произошло так много лютиков с листьями морозника, других с листьями водосбора, третьих с листьями чернушки (ranunculi foliis hellebori, alia foliis aquilegiae, alia foliis nigellae)».
В письме Линнея младшего, отправленном тому же Беку 8 сентября 1778 г., так излагается мнение Линнея старшего по тому же вопросу: «Он полагал несомненно,
14*
211
что виды животных п растений, как и роды, ость действие времени, ио что естественные отряды (ordines natura-les) являются произведениями Создателя; если бы последние не существовали, то и первые не могли бы возникнуть».
Мы видим, что творческая роль «создателя» сильно ограничивается. Им созданы, оказывается, только представители естественных отрядов, которые гибридным смешением образовали роды, а последние путем гибридизации, без участия «творца», самой природой были размножены в существующие виды. Уместно напомнить, что за 40 лет до этого Линней писал: «Мы насчитываем столько видов, сколько различных форм было вначале создано».
Нельзя не обратить внимание на то, как сильно изменились представления Линнея к концу его жизни по сравнению с 1735 г., когда в первом издании «Системы природы» мир был показан таким законченным и прочным, как расшатались за 40 лет в его представлении основы мироздания.
Известно также на основании сочинения ученика Линнея Гизеке, изложившего взгляды своего учителя по вопросу о признаках естественных отрядов, что Линней занимался этим вопросом до старости. Он говорил Гизеке: «Я долго трудился над естественным методом, сделал то, что мог достигнуть, еще больше остается сделать, буду продолжать это, пока живу».
Заметим, что естественный метод, т. е. группирование растений по их сходству в целях усовершенствования классификации, был настоятельной потребностью науки того времени. Он занимал не только Линнея, но и других ученых — Маньоля, Галлера, Жюсье и даже Бюф-фона. Разработка естественной классификации растений поглощает внимание некоторых ботаников и в наше время, но уже на более высоком уровне науки; цель ее —• отражение филогении растений, т. е. исторического развития или происхождения их. Нужно с огорчением сознаться, что и через два века после Линнея создание действительно естественной классификации кажется очень далеким будущим. Важнейшее затруднение, по нашему мнению, состоит в том, что между отдельными естественными группами растений в процессе их исторического развития связи отнюдь не всегда были прямолинейными.
212
Учение о полб у растений, строгая органография, ясная терминология, разработка половой системы, реформа номенклатуры, описание около 1200 родов растений и установление более 8000 видов составляют важнейшую часть ботанической работы Линнея.
Кроме того, он широко занимался биологией растений («Календарь Флоры», «Часы Флоры», «Сон растений») и многими практическими вопросами, из которых он особо выделял изучение кормовых растений Швеции. Насколько широки были его научные интересы, можно видеть из десятитомного собрания диссертаций его учеников («Amoenitates Academicae»). Из 90 ботанических диссертаций почти половина представлена темами флористико-систематическими, около четверти посвящено растениям лекарственным, пищевым и хозяйственнополезным, около десятка освещают морфологию растений, в нескольких диссертациях разрабатываются разные вопросы биологии растений, отдельные работы посвящены местообитаниям растений, ботанической библиографии, терминологии, научному садоводству и одна диссертация — перерождению хлебных злаков.
Значение зоологических работ Линнея почти так же велико, как и ботанических, хотя он был прежде всего ботаником. Основополагающие зоологические работы его относятся к голландскому периоду деятельности и в особенности связаны с сочинением «Systema Naturae». Хотя классификация животных, разработанная им, и была в значительных ее частях более естественной, чем ботаническая, она имела меньший успех и существовала более кратковременно. Мы уже говорили ранее, что особый успех ботанической классификации принесло то, что она была в то же время чрезвычайно простым определителем. Царство животных Линней разделил на шесть классов: млекопитающие, птицы, гады (ныне пресмыкающиеся и земноводные), рыбы, насекомые (ныне членистоногие) и черви (многие беспозвоночные, в том числе и черви).
Большим классификационным достижением было для того времени точное определение класса млекопитающих и отнесение к нему в связи с этим китов, которые даже у отца ихтиологии, Артеди, относились к рыбам.
Удивительным кажется в наше время то, что уже в первом издании «Systema Naturae» (1735 г.) человек помещен Линнеем среди человекообразных.
213
Первое Же издание «Системы природы» дало толчок развитию систематической зоологии, так как изложенная здесь классификационная схема и разработанные терминология и номенклатура облегчили описательную работу.
Увеличиваясь от издания к изданию, этот раздел «Системы природы» достиг 823 страниц в десятом издании, вышедшем в 1758 г. и замечательном тем, что в нем была. последовательно проведена биномиальная номенклатура организмов, в связи с чем именно это издание и является отправным в современной зоологической номенклатуре.
Особенно много Линней занимался классификацией насекомых, причем он описал большинство родов и около 2000 видов (двенадцатое издание — 1766—1768 гг.). Им были разработаны и основы органографии, в сочинении «Основание энтомологии» (1767 г.) было изложено строение тела этого класса животных. В параллель с «Флорой Швеции» Линней написал «Фауну Швеции», значение которой для фаунистики было таким же, какое имело для флористических работ издание" его «Флоры». Последующие сочинения по фауне писались по образцу «Фауны Швеции» Линнея.
Занимаясь пробирным делом как прикладной минералогией, поисками полезных ископаемых, изучением минеральных источников, пещер, рудников, изучением кристаллов и классификацией камней — литологией, Линней не только был вполне на уровне своего времени в относящихся сюда вопросах, но немало продвинул развитие некоторых из них вперед. Геологи считают, что, если бы он ничего не написал, кроме относящегося к палеонтологии и геологии, имя его было бы прославлено. . В «Museum Tessinianum» среди прочего были описаны трилобиты, чем было положено начало изучению этой группы ископаемых ракообразных, а в специальной работе «О балтийских кораллах»' он описал и изобразил кораллы Балтийского моря.
Изучая те и другие, он правильно понял значение ископаемых для установления далекого прошлого суши, как правильно оценил и значение последних морских террас для более близкого времени. Из его описаний обнажений с их чередующимися пластами можно видеть, что он глубоко интересовался возникновением осадочных пород
214
(«Система природы», 1768). Кроме классификации минералов, он дал также классификацию кристаллов: коллекция последних в его музее составляла 150 натуральных образцов.
Врач по образованию и по началу своей практической деятельности, Линней пользовался популярностью в Стокгольме как практикующий врач в годы 1739—1741, будучи в то же время главой адмиралтейского госпиталя. С переездом в Упсалу он почти оставил медицинскую практику. Как профессор, читавший три медицинских курса, он . также был очень популярен. Курсы эти — «Materia ше-dica» («Учение о лекарственных веществах»), «Semiotica» («Semiologia» — «Учение о признаках болезней») и «Diaeta naturalis» («Учение о питании»).
В связи с чтением названных курсов Линней написал обстоятельные учебные руководства. О «Materia medica» было сказано ранее подробно, и здесь достаточно лишь напомнить, что эта работа Линнея (1749) стала классическим руководством по фармакологии.
Сочинение «Genera Morborum» («Роды болезней», 1759) представляет собой классификацию болезней по их симптомам. Основа классификации была заимствована Линнеем из работы французского медика и натуралиста Соважа, несколько переработана и расширена. Всего здесь установлено одиннадцать классов болезней. Задача этой книги — дать руководство к распознаванию болезней по их внешнему проявлению.
В книге «Glavis Medicinae duplex» («Двойной ключ к медицине», 1766), которую Линней чрезвычайно высоко ценил, излагаются конспект его лекций и данные по общей патологии и терапии.
Лекции Линнея по диететике пользовались особенным успехом, да и для него этот курс был едва ли не наиболее любимым. Начатый им еще в 1734 г. в виде черновых заметок, он десятки лет дополнялся и все более расширялся. Лекции эти при жизни Линнея напечатаны не были. Успеху курса среди учащихся способствовало, может быть, и то, что, кроме изложения правил лечебного питания и всего, к этому относящегося, профессор сообщал множество санитарно-гигиенических сведений, советов и чисто практических указаний, , касавшихся повседневной жизни, и т. д.
Личными заслугами Линнея в практической меди-
215
цине было введение в лечебную практику некоторых средств растительного происхождения, отчасти сохранившихся и в современной фармакопее, а также разра-, ботка метода борьбы с ленточными глистами.
Говоря о значении деятельности Линнея как медика, нельзя не указать на то, что принято связывать с его именем, — начало изучения болезней животных. Некоторое внимание этому Линней уделил еще во время • лапландского путешествия, интересуясь повреждениями кожи оленей. Один из его учеников стал позднее первым ветеринарным врачом в Швеции.
В заключение следует сказать, что Линней своими реформами и организующим влиянием определил на десятилетия развитие основных направлений в ботанике и зоологии.
Среди ученых XVIII в., оказавших влияние на развитие биологической науки, обычно называют Бюффона и даже сравнивают его с Линнеем. Сравнивать их, однако, трудно. Это были разные люди и по их душевному складу, и по научным интересам, и по подготовке и действительному значению в науке. Жорж Луи Леклер де Бюффон, таково его полное имя, сверстник Линнея (оба они родились в 1707 г.), был выдающимся натуралистом—писателем и пропагандистом науки; в меньшей мере он был исследователем, каковым Линней был прежде всего.
Юрист по образованию, первоначально занимавшийся математикой и физикой, Бюффон в 1739 г. стал во главе Ботанического сада в Париже. Человек удивительно энергичный и деятельный, он очень обогатил это учреждение, сделав его научным, и одновременно много сделал для создания будущего Музея естественной истории. В 1748 г., когда ему был 41 год, Бюффон предложил проект обширнейшего сочинения, названного им «Естественная история, общая и частная, с описанием Кабинета короля». Проект предусматривал 15-томное издание.	, "
Издание разрослось потом до 44 томов, причем сам Бюффон с очень немногими помощниками написал из них 36. В этом многотомном сочинении отсутствовали, однако, описания растений и беспозвоночных животных. Существо всей работы состояло в описании животных, их облика, повадок, биологии и т. д. Издание было ветре-216
чено с таким интересом и пользовалось таким большим успехом, что на протяжении века оно переиздавалось десять раз. Сочинение это имело, конечно, выдающееся образовательное значение; на чтении его томов воспиталось немало натуралистов. В России «Естественная история» Бюффона была хорошо известна но многочисленным переводам отдельных ее статей во вторую половину XVIII в. и по изданию в русском переводе 10 томов в 1789—1808 гг. У Бюффона в его литературной работе были позднее подражатели, одним из которых был знаменитый автор «Жизни животных» немецкий зоолог А. Э. Брем, так хорошо известный в России.
Бюффону как ученому принадлежит несколько очень полезных и продуктивных идей в общей биологии; наиболее же важным, на наш взгляд, было то, что Бюффон подошел близко к идее трансформизма;8 его ближайший и прямой ученик Ламарк стал первым эволюционистом.
Особенно интересно для нас, однако, то, что Бюффон был оппонентом Линнея. Он отрицательно относился к систематике вообще, предостерегал от увлечения ею, говорил о том, что систематик стремится «подчинить произвольным законам законы природы» и намеревается «измерить ее силы с помощью нашего слабого воображения». О системе Линнея Бюффон говорил, что Линней сделал «язык науки более трудным, чем сама наука». Система Линнея, по его мнению, есть «метафизическая ошибка». «Эта ошибка состоит в непонимании продвижения природы, которое происходит всегда незаметными сдвигами, и в намерении судить о целом по одной его части».
Итак, виды растений, как и все другие предметы природы, связаны, по мнению Бюффона, постепенными и непрерывными переходами и о растении как целом организме нельзя судить только по тычинкам и пестикам. «Надо иметь манию делать классы, чтобы соединить вместе существа столь разные, как человек и ленивец или обезьяна и чешуйчатая ящерица», — пишет Бюффон. 6
6 Естественно возникает вопрос, не следует ли поставить в связь с идеей трансформизма, появляющейся у Бюффона, мысль Гете о метаморфозе органов растения, который открыт им на переходных формах листьев от стеблевых до элементов цветка (ср.: И. И. Канаев. Гете и Линней. Тр. Инет. ист. естеств. и техн., т. 31, вып. 6, 1960, стр. 3—16).
217
В другом месте он-говорит о том, что «в природе в действительности имеются только индивидуумы, а роды, отряды и классы существуют только в нашем воображении».7 За системами Бюффон оставляет роль каталога, причем последний, по его мнению, составляют совершенно произвольно.
Вполне ясно, конечно, что Бюффон выступает здесь как дилетант, причем его доводы против систематики в сущности те же, что высказывают дилетанты и в наше время, через 200 лет после Бюффона. Однако через 20 лет после начала работы над «Естественной историей» Бюф-фону пришлось самому заняться систематикой обезьян, а немногим позднее расположить растения Ботанического сада по системе Линнея. О последнем Линней писал в «Собственноручных заметках», вероятно не без удовольствия. Что касается сочинений Бюффона, то в настоящее время они представляют только исторический интерес, тогда как к некоторым сочинениям Линнея ботаники и зоологи обращаются в связи с вопросами- номенклатуры повседневно, будут обращаться и впредь. Сочинения Линнея переиздают в настоящее время, будут это делать и в будущем.
Нельзя не согласиться с оценкой деятельности Бюффона, сделанной самим Линнеем: «Бюффон отнюдь не расширил пределы науки, но он заставил ее любить и это послужило ей на пользу».
7 Цит. по: И. И. К а н а е в. Жорж Луи Леклер де Бюффон. Изд. «Наука», М.—Л., 1966, стр. 28, 29, 32, 33, 203.
Деловые отношения Линнея с Петербургской Академией наук и переписка
В следующей главе мы рассмотрим корреспондентские связи Линнея с российскими учеными и сообщим о его переписке с академиками Амманом и Гмелином, с профессорами Крашенинниковым и Фальком и чл.-корр. Э. Лаксманом. Их переписка касалась множества частных научных вопросов, интересовавших Лйннея и его корреспондентов, обмена литературной информацией, обмена семенами и гербариями и т. д., т. е. всех тех повседневных исследовательских вопросов, которые и в наши дни занимают ученых, по поводу которых они и теперь постоянно пишут друг другу. В переписке Линнея с членами Петербургской Академии чувствуется, однако, и его стремление завязать более тесные отношения не только с отдельными учеными, но и с Академией наук как крупным учреждением. В конце. 40-х годов у Линнея завязалась переписка с академиком Федором Ивановичем Миллером, историком и участником десятилетнего путешествия Гмелина старшего по Сибири. Ф. И. Миллер, занимавший с 1754 г. пост конференц-секретаря Академии, был как никто другой осведомлен в делах Академии; ои был лично очень расположен к Линнею. Линней и Миллер написали с 1748 по 1773 г. по 14 писем каждый, в которых достаточно хорошо отражались их деловые отношения. Письма их разысканы Б. Е. Райковым и Т. А. Красоткиной в Архиве Академии наук в Ленинграде и в Центральном государственном архиве древних актов в Москве и недавно опубликованы.1 Они, однако,
1 Б. Е. Райков и Т. А. Кр асо ткина. Переписка Карла Линнея с деятелями Петербургской Академии наук. Сб. «Карл Линней», Изд. АН СССР, М., 1958, стр. 169—229.
219
не исчерпывают всей переписки Линнея с Петербургом. Названные авторы обнаружили в документах Академии наук ссылки на переписку Линнея также с профессором Гебенштрейтом, который в 50-х годах ведал Ботаническим садом Академии в Петербурге, и с почетным академиком Давидом Гортером, который был придворным медиком; Линней писал также астрономам Гейнзиусу и Лекселю.
Переписка Линнея с Миллером касалась присылки в Упсалу из Петербурга многих академических изданий, как серийных, так и отдельных книг, и отправления в Петербург сочинений Линнея, а иногда и других авторов. В письмах 60-х годов Линней, отвечая на запросы Миллера, рекомендовал из своих учеников кандидатов на замещение открывавшихся в Академии вакансий. В нескольких письмах обсуждаются зоологические вопросы (строение зубного аппарата сайги, число чёшуй на теле очковой змеи) в связи с перечнями коллекций Кунсткамеры. В середине 50-х годов переписка отчасти касается избрания Линнея почетным членом Петербургской Академии. В 1760—1761 гг. в письмах обсуждается присуждение Линнею премии в 100 червонцев за работу «О поле у растений». Из этих писем можно узнать кое-что и об управлении Академией, об условиях работы в Петербурге иностранных ученых и т. д. .	;
Переписку начал академик Миллер, запросивший Линнея о возможности установить связь с историком Далином, занятым историей Швеции. Тут же он спрашивает: «Сообщи мне, серьезно или в шутку выдвигает он гипотезу о том, что Швеция, Дания и Россия почти до рождества Христова находились под водой? Я очень хотел бы видеть его книгу и позабочусь, чтобы она была переведена на один из известных нам языков».
' В ответном письме Линней сообщает о готовности Далина связаться с Миллером, об отправке его книги в Петербург и о дискуссии по поводу прошлого затопления балтийских стран. Со своей стороны Линней просит дать ему справку об особенностях кобры, известной ему по каталогу Петербургской кунсткамеры.
В одном из следующих писем (14 ноября 1755 г.) Линней пишет Миллеру об этом каталоге: «Сколько бы раз я ни просматривал каталог императорского музея, я всегда сожалею, что не позаботился посетить Петер
220
бург, когда был моложе, и увидеть поразительное собрание естественных предметов, в котором столько птиц, четвероногих, насекомых, раковин, никем не описанных и не зарисованных.
Хорошо было бы, если бы кто-нибудь из ваших академиков взял на себя труд ежегодно издавать рисунки и описания наиболее редких животных. Это так важно в наше время, когда все с таким рвением, словно наперебой, стараются объяснить явления природы». Далее, перечисляя 15 животных с указанием их номеров в каталоге, Линней добавляет: «Эти и подобные им животные очень украсили бы Ваши „Ас1а“ — так они новы и своеобразны».
В том же письме Линней писал: «Я был совершенно поражен, когда посол ее императорского величества г-н Панин, будучи в сентябре месяце в этом городе, вручил мне диплом о принятии в вашу Академию; тем самым ваш преславный президент гетман Малороссии граф Разумовский. поместил меня, звездочку сотой величины, в сияющее созвездие звезд первой величины. Недавно я написал сиятельнейшему господину покорнейшее письмо с выражением нижайшей благодарности и готовности всячески служить членам преславной Академии».
Линней был избран почетным членом Петербургской Академии наук летом 1754 г. по предложению академика Миллера, а извещен об этом он был русским послом в Швеции Паниным более чем через год. Вопрос об избрании Линнея поднял еще в 1750 г. С. П. Крашенинников, рекомендовавший одновременно профессоров Гле-дича (Берлин), Гебенштрейта (позднее приехавшего из Лейпцига в Петербург), Сибторпа (Лондон) и ван Ройена (Лейден).
В связи с избранием Линней прислал в 1758 г. в Академию для печати сообщение «Nitraria planta obscura explicate» («Загадочное растение Селитрянка разъяснено»2), оно было напечатано в 1761 г. в «Новых комментариях». Посылая рукопись, ' он обратился (17 октября 1758 г.) к «преславным членам Петербургской Академии наук» со следующим письмом:
2 Растение это, известное тогда уже почти 30 лет, оставалось загадочным, так как цветки его не были описаны (ср.: Бот. журн., т. 50-, № 8, 1965, стр. 1053—1067).
221
«Желая засвидетельствовать, сколь ценю я честь, оказанную мне Вами, присоединившими меня, и боясь, как бы я случайно не умер, не отблагодарив Вас, я решил послать Вам несколько моих наблюдений. Хотел бы я, чтобы они оказались достойными столь прославленного общества. По этому случаю я посылаю описание растения, которым я обязан только Вам. Я ни у одного автора не мог найти, к какому роду и отряду оно принадлежит. Я получил его в этом году после больших и продолжительных трудов.
Примите посылаемое благосклонно. Прощайте и не оставляйте своего благоволения ко мне».
В связи с присуждением Линнею премии Академии наук за конкурсную тему о поле у растений, о чем ранее было сказано (стр. 172—173), Миллер обратился (8 сентября 1760 г.) к Линнею со следующим официальным письмом:
«Радуюсь принятому решению, отвергнув сомнения, присудить премию твоему рассуждению „De sexu plan-tarum. ..“. Все убедились в силе приведенных тобой доказательств. Известно, что своими ночными бдениями ты далеко превосходишь других. Присуждению премии препятствовал написанный тобой девиз, так как из-за него ты стал известным всем еще до рассмотрения диссертации. Ибо существуют академические законы, принятые у нас, а также в других академиях, согласно которым премии даются только неизвестным, чтобы не было места пристрастию и чтобы не влияло чувство дружбы. Но мы приняли во внимание то, что каждый, кто прочитает твою работу, и без написанного тобой девиза, уже по самой манере изложения поймет, что ты автор этой работы. Восторжествовало мнение, что во всяком случае мы должны быть справедливыми, и мы объявили, что в отношении столь прославленного мужа следует отступить от общего правила.
Итак, узнай, знаменитый муж, что тебе следует премия в 100 червонцев, которая без промедления будет выдана тому, кого ты нам укажешь. Надеемся, что, когда ты узнаешь об этом доказательстве нашего к тебе расположения, наши музы получат впоследствии солидное приращение. Не сомневаюсь, что и в дальнейшем ты будешь присылать нам для украшения наших „Комментариев11 наиболее ценные наблюдения»,
222
Далее в этом письме речь идет о других предметах, к премии не относящихся.
В высшей степени интересно то, что решение конференции Академии (7 августа 1760 г.) присудить премию Линнею было принято по предложению адъюнкта j	И. Кельрейтера, который, как об этом было ранее ска-
|	зано, работая в Ботаническом саду Академии в Петер-
$ бурге, экспериментально доказал в 1760 г. существование | пола у растений, занимаясь скрещиванием видов табака. | Позднее (1761 г.), отправляя Линнею его роскошно I ’ изданную работу «О поле у растений», Миллер писал | ему: «Твоя книга напечатана на самой лучшей бумаге; |	никто еще не держал ее в руках, так как я послал тебе
I	самые первые экземпляры. Академия решила, что я дол-
3 жен оставить мою обычную небрежность и позаботиться,  ' чтобы для печатания сочинения, достойного золота и ; мрамора, не дали простую бумагу».
Очень интересно письмо Линнея от 1.4 октября 1760 г., в котором он благодарит Миллера: «С радостью получил сегодня, преславный муж, твое письмо от 8 сентября, из которого я узнал, что моя статья „О поле у растений" не только понравилась славнейшей Академии, но и принесла мне почетную премию, несмотря на то что я по незнанию совершил ошибку, написав мой девиз; поэтому я чувствую, что мне оказали двойную милость.
Прошу тебя, передай славной Академии мою нижайшую благодарность и, между прочим, сообщи мне, следует ли мне послать славной Академии письмо с выражением признательности.
Будь уверен, что, если у меня будет что-нибудь редкое, я не упущу возможности послать это славной Академии» .
После нескольких замечаний, касающихся анатомических особенностей сайги, Линней пишет Миллеру следующее:
«Жемчужные раковины встречаются в стремительных водопадах северной Европы, в Норвегии и в Лапландии редко; в Российской империи их очень много. Собирая жемчуг, некоторые ловцы часто пропадают, прежде чем найдут хотя бы одну жемчужину; поэтому у нас почти нет жемчуга. Я знаю в Европе человека, которому известен способ так обрабатывать раковину, что в ней через шесть лет непременно образуется прекраснейшая жемчу-
223
жипа вот такой (в тексте изображена,—Е. Б.) величины; но он не хочет открыть этот секрет, пока ему не будет уплачено 100 золотых. Этот метод обработки настолько несложен, что даже самый простой крестьянин может обработать 100 раковин за один день. Если Академии угодно предложить вопрос: О способе обработки раковин, чтобы они стали приносить жемчуг, она могла бы сделать это искусство общеизвестным. Но ни один парод не получил бы от этого большей пользы, нежели Ваш, так как в настоящее время Россия является почти единственным обладателем множества этих раковин».
В очередном письме Линнею Миллер ответил на это предложение с мудрой осторожностью и в сущности уклончиво. Вот этот текст:
«Сомневаюсь, что вопрос о раковинах, доставляющих жемчуг, понравится Академическому собранию, ибо вопросы, предлагаемые на премию, должны быть доступными многим для разрешения и так поставленными, чтобы не возникало никакого сомнения в возможности их решения. По законам Академии, возбуждается состязание между многими, и эти же законы повелевают присуждать премию за лучшее решение. У людей, не знающих, что существует такое искусство, может возникнуть подозрение, что мы предложили неразрешимый вопрос, не желая оказаться вынужденными платить премию. Мы были бы свободны от такого подозрения только в отношении одного тебя. Наконец, молва о найденных в России жемчужных раковинах значительно обильнее количества самих раковин... Предположим, что.... где-нибудь в Российской империи есть такое множество жемчужных раковин, что можно было бы с пользой применить их в ювелирном деле. Сам я, однако, в это не очень верю, спрошу у других, после чего сообщу, что я узнал. Но в этом случае разве не было бы полезнее купить секрет по договоренной цене, нежели обнародовать его по всей Европе. Тогда можно было бы предложить это знатным людям государства. Они не отказались бы дать за это умеренную цену. Впрочем, они, может быть, спросили бы, согласится ли и имеет ли возможность продавец принять меры предосторожности, необходимые для несомненного успеха предприятия.
Видишь, преславный муж, я говорю с тобой откровенно; напиши и ты, что ты думаешь об этом предмете».
224
Следует сказать, что в дальнейшей переписке Линнея с Миллером вопрос о жемчуге не обсуждался. Однако, как об этом было ранее сказано (стр. 174), Линней в 1762 г. получил у себя на родине денежную премию за предложение способа получения жемчуга.
Летом следующего Года (6 июля 1761 г.) Миллер отправил Линнею коротенькую записку, в которой писал: «Гортер сегодня отправляется в Кронштадт, чтобы выехать на родину. До отъезда он опубликовал „Flora Ingrica“ Крашенинникова со своими дополнениями; на днях я тебе пришлю ее. Кельрейтер уехал отсюда. Теперь кафедра ботаники снова у нас свободна: не знаю, стоит ли поручить ее преславному Крамеру, опубликовавшему недавно в Вене „Указатель растений и животных Нижней Австрии"».
Линней немедленно (3 августа 1761 г.) отозвался на это письмо:
«Весьма хотел бы видеть „Флору Ингрии", так как пе сомневаюсь, что во многом она совпадает со шведской.
Было бы хорошо, если бы вы получили какого-нибудь отличного ботаника для освободившейся у вас ботанической кафедры, так как до сих пор еще в Российской им-, перии скрывается многое, что чудесным образом расширило бы область естествознания.
Даниель Карлсон Соландер, который в настоящее время находится в Лондоне, ценится всеми весьма высоко. Поистине он занимает первое место среди всех, которые возросли ныне для украшения естественной истории, и более чем кто-либо другой имеет основательнейшие познания в области всех трех царств природы. В течение некоторого времени он был моим учеником; равного ему я не имел. От меня, который скоро должен умереть, он примет кормило ботаники и всей естественной истории, так как в Европе нет более достойного, чем он». Далее в письме Линней хорошо отзывается об упомянутом Миллером австрийце Крамере как ботанике и орнитологе и о Шребере младшем, немецком энтомологе, который учился в Упсале.
В ноябре 1761 г. Миллер отозвался, написав Линнею: «Я очень хотел бы, чтобы славнейший муж Соландер был приглашен для занятия нашей кафедры ботаники. Однако до возвращения сиятельнейшего президента в декабре месяце из путешествия по Украине не может быть при-
15 Е. Г. Бобров
225
пято никакого определенного решения по этому делу.  Впрочем, не мешало бы узнать мнение Соландера, пожелает ли он принять эту должность, если она ему будет предложена. Первое жалованье — 600 руб., потом оно обычно увеличивается до 800 руб. Кроме того, ботаник имеет при саде просторную и удобную квартиру и также пользуется дровами, обычно заготовляемыми за счет Академии. Если Же подсчитать стоимость дров, то окажется, что в наших условиях они обходятся почти в 200 руб.».
Далее в том же письме среди прочей информации есть такое сообщение: «Гортер теперь на родине готовит „Flora Rossica", пользуясь превосходными вспомогательными материалами, которые он взял отсюда с собой».
Сообщение это чрезвычайно интересно. Оно свидетельствует прежде всего о том, что в Петербургской Академии наук уже в 1760 г. обсуждался вопрос о написании «Flora Rossica». Более того, совершенно очевидно, что Академия поддерживала это намерение Гортера или, во всяком случае, относилась к его работе поощрительно, так как «превосходные вспомогательные материалы», взятые с собой в Голландию Гортером, были даны, конечно, официально. О научной деятельности Давида Гортера ранее было сказано (стр. 48—198); нам, однако, ничего неизвестно о его работе над «Flora Rossica». Никаких публикаций по этой теме он не сделал; в голландских же архивах, возможно, сохранились следы этой работы и тех материалов, которые он, по словам Миллера, взял из Пе- i тербурга на свою родину.
В декабре 1761 г. Линней вновь написал Миллеру. Сообщая о получении «Флоры Ингрии», он пишет: «Ты оказал мне столько бесчисленных благодеяний, со- ! вершенно незаслуженных мною, что мой признательный ум пребывает теперь в сомнении, чем я мог бы взаимно ; служить тебе, чтобы мне не пришлось умереть, не отбла- j годарив тебя.	|
С восторгом я увидел, что во „Флоре Ингрии" почти все наши растения совпадают с вашими и что те, которые у нас являются редчайшими и только недавно стали известны, у вас распространены повсюду. Поэтому нет никакого сомнения, что семена из Ингрии перекочевали в наши края совсем недавно.	S
В тот самый день я написал в Лондон г-ну Соландеру ; и получу от него ответ, как только придет обратная
226
почта. Пусть мне не жить па свете, если найдется кто-нибудь, подающий большие надежды в ботанике и в общем естествознании, чем он. Потому-то его так уважают и почитают англичане. Не говорю уже о том, что одарен он прекрасной внешностью, благороднейшей душой, исключительно приятным характером. Он не только быстро восполнит все то, что было упущено прежними ботаниками, но придаст новый вид науке, находящейся в расстройстве в таком крае, где столько замечательного остается еще неизвестным.
Я совершенно убежден, что если сиятельнейший президент Академии видел бы его своими глазами и удостоил бы разговором, то он понравился бы ему больше всех остальных претендентов как характером, так и ученостью. Поистине, не имей я единственного сына, я сам, с наступлением старости, передал бы ему свою профессорскую должность, так как не мог бы найти никого лучше.
Что касается вознаграждения профессора, то оно представляется мне достаточно хорошим, хотя едва ли можно получить какой-либо доход, кроме одного жалованья; ведь необходимое доставляется у вас в меньшей степени, чем у нас. Мне представляется странным, почему приезжающие к вам так легко возвращаются назад; ведь, я слышал, что по вашим законам запрещается покидать страну».
Под знаком переписки о Соландере Линней и Миллер обменялись еще несколькими письмами в 1762 г. Из этих писем можно понять, что Соландер затягивал ответ на петербургское предложение и долго задерживал ответные письма Линнею, уклоняясь от прямой переписки с Петербургом.
Линней, однако, не уставал рекомендовать Соландера. Он пишет, например, так: «Вознаграждение представляется хорошим. Поистине, если бы не мешали мне мой годы и многочисленная семья, я и сам не отказался бы от такого. Торжественно даю слово, если будет приглашен Соландер, то вы не найдете в Европе более достойного и вместе с тем более любезного человека, как этот юноша 31 года от роду».
Наконец, Соландер ответил Линнею своим согласием на предложение Академии. Извещенный об этом Миллер сообщил Линнею, что президент, граф Разумовский, раз-
15*
227
решил вступить в переговоры с Солаидером и что он, Миллер, не получив от Соландера ни одного письма сам, не может адресоваться к нему в Лондон и поручает Линнею завершить начатое им дело. «Пусть господин Соландер примет прежде всего контракт, которым обычно устанавливается на 5 лет жалованье в 600 руб. Кроме того, он будет пользоваться в академическом саду весьма удобным помещением и получать дрова за счет Академии. Он будет заботиться о саде, четыре часа в неделю читать публичные лекции, представлять рассуждения для академических „Комментариев", дважды в неделю присутствовать в академических собраниях, готовить для печати наследие Гмелииа и Мессершмидта, вести от своего имени переписку с учеными, исключая, однако, частных лиц. Таковы будут его обязанности.
По прошествии пяти лет он может вернуться на родину или оставаться здесь сколько ему будет угодно. Если же ои пожелает остаться иа службе, он может надеяться иа увеличение жалованья до 800 руб. Путевые издержки Академия обычно берет на себя и, если путь длинный, выдает около 200 руб.
Пусть преславный Соландер сам подпишет контракт на латинском, французском или немецком языках, обозначив только, что он с упомянутыми условиями согласен, и пришлет его мне через тебя. Как только • я его получу, деньги, присланные на путевые расходы, послужат указанием, что „Академия принимает условия договора".
По прибытии Соландера в Петербург ему будет вручен от Академии другой экземпляр контракта вместе с дипломом».
Письмо это интересно тем, что показывает, на каких условиях принимали в Академию наук иностранных ученых, как это оформлялось и что входило в обязанности академика по кафедре ботаники; видно также и то, что Академия в то время намеревалась завершить подготовку материалов Мессершмидта и Гмелина, т. е. прежде всего продолжить издание «Flora Sibirica».
С получением официального предложения Миллера Линней немедленно написал Соландеру.
С немалым смущением через несколько месяцев, в феврале 1763 г., Линней сообщил Миллеру, что Соландер ответил ему «очень нерешительно и боязливо, так что 228
трудно понять его письмо», что из других писем из Англии он понял, что все окружающие отговаривают Соландера от переезда в Петербург. Далее Линней писал:
«Жалею, что я стар, слаб и обременен многочисленным семейством, иначе я сам не отказался бы от столь почетной должности, оплачиваемой вдвое выше, чем должность, занимаемая мною.
Как бы то ни было, я опасаюсь, что господин Соландер меня обманет, it боюсь навлечь на себя немилость славнейшей Академии, что и побудило меня написать это письмо. Поэтому, если бы оп и пожелал получить эту должность, следует отвести его».
Далее в письме названы имена пяти лиц, которых Линней мог бы рекомендовать Академии. Письмо кончается следующими словами: «Ради всего святого, позаботься, чтобы я не впал в немилость у сиятельнейшего графа, у славнейшей Академии и у тебя. Чуждый всякому притворству, я предложил того, кто, как вы впоследствии убедитесь, является лучшим, хотя он и не подтвердил моих обещаний. Я не решаюсь больше медлить и с крайней неохотой посылаю это письмо».
Миллер довольно спокойно отнесся к тому, что Со-лапдер в Петербург, очевидно, не приедет, и осторожно запрашивал Линнея в очередном письме о других ученых как возможных кандидатах. В этом же письме Миллер пишет Линнею: «Не смею соблазнять тебя, чтобы ты, имея почти 60 лет, переменил место жительства. Скажу только, что сиятельнейший президент, конечно, назначил бы столь прославленному мужу двойное жалованье по сравнению с тем, которое было обещано Солан-деру».
В следующем письме Линней так рекомендовал одного из своих кандидатов, Фагрея, Миллеру: «Что касается г-на Фагрея, то он доктор медицины, отличный медик, человек примерно 30 лет. Он обладает также поистине академической ученостью, так что может с. честью занять и академическую кафедру, и должность преподавателя в любом университете; сверх того, он знает европейские языки: немецкий, французский, английский и до некоторой степени итальянский. Имеет отличные знания во всех областях естественной истории, в зоологии совершенно исключительные, в минералогии солидные; в теории ботаники он превосходит Соландера, хотя в индий
229
ских растениях осведомлен меньше, чем Соландер. Впрочем, он легко восполнит этот пробел, так как нет ничего недоступного в науках для того, кто мужественно проник во все области философии».
На письмо это, написанное в марте 1763 г., Миллер ответил только в мае 1764 г., когда выяснилось, что Кель-рейтер в Петербург не вернется. Он намеревался возвратиться на работу в Академию, но поставил такие условия, па которые в Академии пойти не могли. Миллер писал о Кельрейтере так: «Нельзя сказать, чтобы мы очень сожалели о его потере, так как он ничего не делал на общую пользу, занимаясь только своими теоретическими исследованиями». Миллер был прав, может быть, только отчасти, так как работы Кельрейтера о растительных гибридах, исполненные в Петербурге, были очень важны и стали классическими.
В Академии в это время была нужда в ботанике, который был бы хорошо осведомлен в вопросах сельского хозяйства, так как, по указу императрицы, нужно было разработать проект учреждения при Академии наук класса агрикультуры. Возвращаясь к кандидатуре Фаг-рея, предложенной ранее. Линнеем, Миллер просил сообщить подробности о жизни и деятельности его, о его положении, ученых трудах, о присылке в Петербург его работ и т. д. Миллер писал, что, «кроме того, Академия желает, чтобы славнейший Фагрей написал рассуждение о каком-нибудь малоизвестном предмете, и просит прислать его вместе с письмом. После того как это будет исполнено, Академия примет решение об условиях, которые. ему следует поставить, заботу же о том, чтобы все это совершилось без потери времени, Академия поручает тебе, преславный муж». Ответное письмо Линнея последовало через месяц (24 апреля 1764 г.); в нем он пишет:  «С юных лет он проявил особую склонность к сельскому хозяйству: он легко и с жадностью прочел все английские книги по этому йредмету и по всему, что сюда относится; ради сельского хозяйства он начал также изучать натуральную историю, видя, что без нее нет сельского хозяйства, как без математики нет физики, ибо сельское хозяйство есть не что иное, как практическая натуральная история... Клянусь честью дворянина, я не знаю ни в моем отечестве, ни за его пределами  никого, кто бы бьи более достоин ботанико-экономической кафедры.
230
Если же сравнивать Фагрея и Калъма,3 то я могу утверждать со всей решительностью, что следует отдать абсолютное предпочтение Фагрею перед тремя кальмамп — как по солидному образованию, так и но остроте ума».
Требуемые справки о Фагрее в мае 1764 г. были присланы в Петербург, как и так называемый «специмен» — рассуждение соискателя па избранную им тему о малоизвестном предмете, которое могло бы дать основание для суждения о его образованности и специальных знаниях. «Специмен» был рассмотрен особой комиссией, заявившей, что автор недостоин быть профессором ботаники.
Вскоре академик Миллер в звании историографа был переведен в Москву и в переписке его с Линнеем наступил долгий перерыв.
В августе 1773 г. Линней, узнав о том, что Миллер оправился от разбившего его в 1772 г. паралича, писал ему: «Охваченный величайшей радостью, узнал я недавно, что ты теперь живешь и здравствуешь в Москве. Желаю, чтобы ты как можно дольше пользовался здоровьем, ты, который более чем все другие имеешь заслуг в науках. Приношу тебе, знаменитый муж, благодарность столь великую, какую только могу, за семена, собранные г-ном Палласом; семена эти весьма редки и весьма многочисленны. Без твоей милости едва ли они попали бы в мои руки. Я выражу также признательность г-ну Пал-ласу, как только узнаю, где он находится, за эти самые новые семена, из которых многие уже проросли. Я устроил отдельный садик для них, а также для ранее полученных мною сибирских растений. Теперь ваши азиатские растения являются единственными, которые украшают сады северной Европы, что прежде всего и более всего является твоей заслугой, знаменитый муж, который оживил Петербургскую Академию и способствовал ее восстановлению».
Это было последнее письмо, которое Линней отправил Миллеру.
Цитированная переписка хорошо характеризует деловые отношения Линнея с Петербургской Академией наук п в то же время отчасти освещает историю кафедры ботаники в Академии в середине XVIII в., историю, к которой имел некоторое отношение Линней.
3 Кальм Петер — натуралист и путешественник, пастор в Або, который потом был отчасти связан с Академией.
Российские ученики и корреспонденты Карла Линнея
Начало ботанических исследований в России, относящееся к 1725—1775 гг., совпало по времени с научной деятельностью Карла Линнея. При этом постепенное развитие и становление описательного метода Линнея, достигшее вершины в его сочинении «Species Plantarum», не могло не оказать влияния на становление в России описательной ботаники. Влияние это, первоначально небольшое, стало определяющим после выхода в свет названного сочинения и прихода в науку людей, воспитанных на взглядах Линнея и на его описательном методе, так или иначе бывших его учениками. В России это становление происходило в 60-х и начале 70-х годов.
Наряду с установлением Линнеем знакомств и деловых связей с западноевропейскими учеными он вступил в переписку и с петербургскими ботаниками — Амманом и Сигезбеком, имена которых были известны на Западе.
Переписка Линнея с Петербургом, начатая в 1736 г. и продолжавшаяся почти 40 лет, вызывалась прежде всего интересом его к растительному миру России. Ближайшей задачей Линнея было получение из России интересовавших его предметов натуральной истории, в особенности растений и семян. Старания его в этом отношении были успешны: в Упсалу из ботанических учреждений Петербурга (Академии наук и Медицинского сада1) многократно отправлялись посылки с семенами и гербариями, а иногда и с живыми растениями. Связь эта была, следует сказать, неодносторонней, так как время от вре
1 Ныне Ботанический институт Академии наук СССР с его Ботаническим садом.
232

меня растения в Петербург прибывали и из Упсалы. Обмен растениями, научными изданиями и переписка с Линнеем были настолько желательны в Петербурге, что Академия наук избрала Карла Линнея в 1754 г. своим почетным членом. С этого времени связь Линнея с петербургскими учреждениями усилилась и стала более систематической. -
.Нужно сказать, что составить представление о корреспондентских связях Линнея с учеными, работавшими в России, теперь можно, так как недавно была опубликована большая часть переписки Линнея, относящаяся к этим связям.2
Одну из задач этого очерка составляет краткое рассмотрение переписки Линнея с российскими ботаниками.3 Нас интересовало при этом выяснение вопроса о становлении в России описательного метода Диннея. Из опубликованной переписки, в сущности, ничего по этому вопросу извлечь нельзя, и об этом мы можем судить лишь по публикациям отечественных ученых. При просмотре опубликованных писем было обнаружено, между прочим, обсуждение в письмах некоторых теоретических вопросов, по которым Линнеем и его корреспондентами были высказаны мнения, мало у нас известные или даже неизвестные.
Становлением в России описательного метода Линнея и биномиальной номенклатуры мы обязаны, как сказано, лицам, которые так или иначе были учениками Линнея. Таковые могут быть разделены на две группы, численно почти равные. Одну группу составляют непосредственные ученики Линнея, учившиеся у него в Упсальском университете и даже защитившие там докторские диссертации. Большинство из них позднее почти не занималось описательной ботаникой и на развитие ее влияния не оказало.
2 См.: В, Е. Райков и Т. А. Красоткина. Переписка Карла Линнея с деятелями Петербургской Академии наук. Сб. «Карл Линней», Изд. АН СССР, М., 1958.
3 В автобиографических записках Линней указывает, что среди петербургских корреспондентов его были Манзе (Mounsey) и Ене Абраам (Ens Abraham). Оба названных лица были видными врачами. Манзе был гоф-хирургом, а Ене Абраам был в чине штаб-лекаря и, кроме медицинской практики, занимался коллекционированием растений (см.: В. Рихтер. Историй медицины в России, т. III. М., 1820).
233
В другую группу входят лица, в большинстве непосредственно у Линнея не учившиеся, ио воспитанные на его работах и в своей научной деятельности руководствовавшиеся его методом. Они-то и направили должным образом развитие русской ботаники.
Вот это разделение учеников Линнея на две группы, а также естественная периодизация развития описательной ботаники — до и после выхода в свет «Species Plantarum» — и необходимость вспомнить лиц, которые были известны Линнею только по их работам, определяют разделение нашего очерка на четыре .части. В первую, очень небольшую по объему часть входят данные о четырех исследователях России, не бывших ни корреспондентами, ии учениками Линнея, основные работы которых были ему известны в рукописях. Вторую часть составляют справки о российских учениках Линнея, учившихся в Упсале. Третья часть содержит сведения о российских корреспондентах Линнея до выхода в свет «Species Plan-tarum». Четвертую, и последнюю, часть составляют сведения об учениках и корреспондентах Линнея, работавших в России в 60-х и 70-х годах.
I
Первые исследователи флоры России не были ни учениками, ии корреспондентами Линнея, и тем не менее Линнею было известно об их работах. Через петербургские ботанические учреждения — Медицинский сад и Ботанический сад Академии наук — в Упсалу посылались растения и семена, собранные ими в путешествиях, а в 1744 г. Линней получил из Петербурга копии их рукописных «Флор», хранившихся в Архиве Академии наук. Исследователи эти. были'врачами (и в то же время натуралистами) ,4 работавшими в России.
Первым по времени из исследователей России, интересовавшихся растениями, был Шобер Готлиб — лейб-медик Петра I. Им было написано сочинение «Описание растений окрестностей Москвы» («Vegetabilia circa Metropolin Moscuam»), оставшееся в рукописи. Шобер
4 См.: В. Ф. Гнучева. Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX веках. Тр. Архива АН СССР, вып. 4, 1940.
234
совершил в 1717—1720 гг. путешествие па юго-восток европейской России и обследовал каспийское побережье в северной и северо-западной его частях. Много семян растений было собрано им в прикаспийской полупустыне. Семена эти распространялись позднее по аптекарским огородам России, попадали, также и за границу, в частности в Упсалу. Об одном из интереснейших растений, впервые собранном Шобером и носящем его имя, Линней опубликовал в «Новых комментариях» Петербургской Академии наук в 1761 г. специальное исследование «Загадочное растение Селитрянка разъяснено» («Nitra.ria planta obscura explicata»). Материалы, доставленные Шобером, были частично включены в первую сводную работу по флоре России, опубликованную академиком Амманом в 1739 г.
Лерхе Иоган Яков, военный врач, главный врач Астраханского корпуса, в 1733—1735 гг. многократно проезжал по территориям, примыкающим к западному побережью Каспийского моря, от Астрахани до Баку и Шемахи, занимаясь наряду с прочим и ботаническими наблюдениями. К этому времени относится его рукописное сочинение «Персидская флора в областях, прилегающих к Каспийскому морю» («Flora Persica in confinibus maris Caspii»). Эта рукопись в копии была отправлена Линнею. Следует заметить, что западный берег Каспия в большей его части принадлежал тогда Персии. Позднее, в 1745—1747 гг., Лерхе совершил второе путешествие, уже в собственно Персию, в качестве врача посольства князя Голицына, проникнув до Ленкорани и Решта.
На основании изучения растений в этом путешествии Лерхе составил «Описание персидских и астраханских растений» («Descriptio plantarum Astrachanensium et Persicorum»); рукопись эта была им послана Линнею. В ответном письме5 последнего (10 января 1765 г.) содержатся благодарность за рукопись и ранее посланные семена, просьба прислать из Петербургского сада живой экземпляр сибирской пузырницы (Physochlaina physaloides (L.) D. Don) и, кроме того, 55 замечаний, касающихся отдельных растений, упомянутых в рукописи. Далее Лин
5 Опубликовано Б. Е. Райковым и Т. А. Красоткиной в сборнике «Карл Линней» (стр. 222—226).
235
ней пишет: «Астраханский перечень, о котором ты мне сообщил, следует включить в петербургские ,,Acta“, ибо неизвестно, когда кто-нибудь другой будет так же . тщательно собирать редчайшие растения в столь отдаленном крае, рукопись же легко может быть утрачена, что было бы огромной потерей для ботаники».
Гейнцельман Иоган Готфрид, служивший ранее в походной канцелярии фельдмаршала Миниха, участвовал в 1734—1737 гг. в так называемой Оренбургской экспедиции И. И. Кирилова. Материалы Гейнцель-мана, как отчетные, так и коллекции (преимущественно семена), отправлялись в Академию наук академику Амману, которым и были отчасти опубликованы. В библиотеку Линнея были присланы из Петербурга копии двух рукописных работ Гейнцельмана — «Flora Samarensis Tatarica» и «Flora Tatarica Orenburgensis».
Гербер Трауготт, основатель и директор Аптекарского сада в Москве, в 1739—1741 гг. совершил два путешествия — одно по левобережному Поволжью, другое по верхнему Дону. Его рукописные «Волжская флора» и «Донская флора» («Flora Volgensis» и «Flora Tanai-censis») были в копиях посланы в Упсалу Линнею. Со ссылкой на рукописную «Донскую флору» Линней описал вид Gypsophila paniculata (качим метельчатый) — широко распространенное в южнорусских степях растение из семейства Гвоздичных.
II
Непосредственными учениками Линнея было несколько россиян — петербуржцев и москвичей. Одни из них были коренные русские: А. Карамышев, М. Афонин, братья Демидовы,' другие были по происхождению иностранцы: немец Иоган Бекман и шведы Богислав и Иоган Горнборги. Четверо из названных лиц были не только слушателями Линнея или студентами в Упсале, но и получили докторские степени6 в результате защиты на ме
6 Учился в Упсале и получил докторскую степень также петербуржец X. Э. Гоппиус, защитивший 6 сентября 1760 г. диссертацию о человекообразных (Christian Emmanuel Н о р р i u s. Anthropomorpha. Upsaliae, 1760, Septemb. Перепечатано в: Amoe-nitates Academicae, VI, Holmiae, 1763). Известен перевод этой диссертации на русский язык: Карла Линнеа разсуждения первое
236
дицинском факультете Упсальского университета под председательством Линнея диссертаций. Диссертации были напечатаны отдельными изданиями, а также помещены в серии «Amoenitates Academicae», а одна из них была перепечатана Жилибером (Fundamenta botanies ed. Gilibert, v. II, pp. 487—499). Следует заметить, что работы петербуржцев Богислава и Иогапа Горнборгов в России совершенно забыты и не упоминаются в библиографиях.
Карамышев Александр Матвеевич (Ка-ramyschew A., de, 1744—1791), «русско-сибирский дворянин и императорского Московского университета студент», защитил в Упсале у Линнея 16 мая 1766 г. «Диссертацию, показывавшую необходимость развития естественной историй в России» («Dissertatio academics de-monstrans Necessitatem promovendae Historiae Naturalis in Rossia»).7
Карамышев ранее учился в гимназии при Московском университете, в котором потом был и студентом. Вместо с М. И. Афониным он поехал за границу, причем в Упсале учился у Линнея натуральной истории, а у профессора Валериуса — химии и металлургии. Вернувшись на родину, Карамышев преподавал в Петербурге в Горном училище в 1774—1779 гг. химию и металлургию, работая одновременно в Берг-коллегии (так называлось Горное ведомство). В 1779—1789 гг. Карамышев был в Иркутске директором банковской конторы, в 1780—1781 гг. одновременно и директором Нерчинских заводов; в 1790— 1791 гг. он был связан с Колывано-Воскрёсенскими заводами. Карамышев был членом-корреспондентом Российской Академии наук и Стокгольмской Академии, а также деятельным членом Вольного экономического общества.
К ботанике и собственно натуральной истории относится только названная диссертация Карамышева. В тексте, занимающем 34 страницы, вслед за общими
о употреблении коффеа, второе о человекообразных, переведены С. корректором Иваном Тредьяковским. В Санкт-Петербурге печатана при Артиллерийском и Инженерном шляхетном кадетском корпусе иждивением типографии содержателя X. Ф. Клеена 1777 г. Перевод посвящен кн. А. А. Вяземскому.
7 См.: Е. Г. Б о б р о в. Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея (1753—1953). Комаровские чтения, VIII, Изд. АН СССР, Л., 1954.
237
рассуждениями характеризуется территория Российской империи. В § VI говорится о создании Петром Великим Академии наук и Петербургского музея (Кунсткамеры), основу которого составили коллекции Рюйша и Себа. Да-лее Карамышев кратко характеризует деятельность следующих натуралистов-путешественников: Мессершмидта, Буксбаума, Гмелина, Крашенинникова, Мартина, Стел-лера, Аммана, Гейнцельмаиа, Гербера, Лерхе, Шобера и Гортера. При этом Карамышев сообщает, что в библиотеке Линнея находятся рукописи работ Гейнцельмаиа, Гербера, Лерхе и Шобера (Heinzelmann — «Flora tata-rica Orenburgensis», «Flora Samarensis Tatarica»; Gerber— «Flora Volgensis», «Flora Tanaicensis»; Lerche — «Flora Persica in confinibus maris Caspii»; Schober — «Ve~ getabilia circa Metropolin Moscuam»). § VII содержит информацию о публикаций ботанических сочинений в «Комментариях» Петербургской Академии. В § VIII дан небольшой перечень животных (млекопитающих и птиц), описанных по материалам Петербургского музея. В § IX называются амфибии, пресмыкающиеся и некоторые рыбы. § X посвящен рыбам, насекомым и червям. В § XI упоминаются некоторые русские растения, занесенные .в Западную Европу. В § XII коротко рассказано о заселении страны после потопа. §§ XIII—XV содержат перечни сибирских растений, растущих в Упсале, причем специально отмечается, что они в Швеции достигают более пышного развития, чем у себя на родине. В § XVI говорится о климатических особенностях страны. В §§ XVII и XVIII речь идет о необходимости дальнейших исследований страны в целях хозяйственных и лечебных. Особый интерес представляет последний, XIX параграф, названный автором «Flora Sibirica». Здесь содержится систематический перечень 351 вида растений. Список этот, как нам удалось выяснить, не есть перечень только собственно сибирских растений. Все названные здесь Карамышевым растения указываются в первом издании сочинения Линнея «Species Plantarum» для России вообще. Таким образом, «Flora Sibirica» Карамышева есть в сущности первая «Flora Rossica». '
Афонин Матвей Иванович (Aphonin Mathens, 1739—1810), московский дворянин, защитил у Линнея в Упсале 17 мая 1766 г. диссертацию, названную «Академическая диссертация, показывающая пользу есте
238
ственной истории.в обыденной жизни» («Dissertalio аса-demica demonstrans Usum Historiae Naturalis in. Vita Communi»).
Работа Афонина есть рассуждение, напечатанное па 30 страницах и состоящее из двух частей, каждая из которых разбита на несколько глав и параграфов. В первой главе первой части содержатся общие рассуждения; во второй изложены общие замечания о природе и разделении ее на три царства, а также дан перечень некоторых сочинений Линнея и диссертаций его учеников, касающихся хозяйственных вопросов, путешествий и полезных растений. В главе третьей прежде всего кратко охарактеризованы хлебные злаки; далее дан довольно большой перечень сорных растений, преимущественно полевых, причем растения эти называются бесполезными травами (steriles herbae). В особом параграфе ставится вопрос о возможности возделывания на севере водного американского растения Zizania aquatica, что очень интересно; теперь, т. е. почти через два века, у нас делаются практические шаги для поселения этого растения в водоемы. В пятом параграфе идет речь о насекомых — вредителях ячменя. В четвертой главе говорится о садовых растениях, как декоративных, так и плодовых, а также о хмеле и льне; в последнем разделе главы говорится о чае, причем высказывается предположение о том, что этот кустарник распространится в Европе так же, как распространена сирень. Пятая глава очень пестра: здесь идет речь и о тропических культурах, и о лесокультурах на севере, и об орнаментальных растениях южных стран, и о живых изгородях. Несколько слов сказано о травосеянии и что эспарцету и люцерне не уступит в достоинстве розовый клевер. Далее упоминаются некоторые лекарственные и ядовитые растения и кратко характеризуются луга, являющиеся пастбищами для скота.
Вторая часть диссертации разделена иа четыре главы. В первой описываются домашние и дикие животные, говорится о том, что является их пищей; во второй главе речь идет о птицах, в третьей — о пресмыкающихся и рыбах, а в четвертой — о насекомых (пчелы, шмели, блохи) и червях.
М. И. Афонин, учившийся с 1758 г. первоначально в Кенигсберге (ныпе Калининград), закончил свое образование в Швеции у Линттоя. Вернувшись в Москву, он
239
после специального экзамена был назначен в 1770 г. профессором натуральной истории в Московском университете. В университете Афонин профессорствовал только четыре года, причем читал и курс земледелия. Уйдя из университета по болезни, он поселился в Крыму, где занимался сельским хозяйством и поддерживал связь с Вольным экономическим обществом.
Гор.нборг Б. (Hornborg Bogislaus, petropolitanus), сын петербургского пастора, швед по происхождению, защитил 28 сентября 1757 г. диссертацию на тему «О перерождении хлебных злаков» («De Transmutatione Frumen-torum»).
Нельзя не обратить внимание на интерес Линнея к этому вопросу и на самый факт постановки его на обсуждение. Горнборг был, по-видимому, студентом в Упсале, а тема о перерождении хлебных злаков была ему предложена самим Линнеем как диссертационная.
Работа Горнборга представляет собой небольшое по объему рассуждение, написанное на латинском языке и дополненное, по обычаю того времени, торжественными посвящениями и приветствиями. Большая часть текста диссертации (12 параграфов) занята общими рассуждениями, перечислением линнеевских сочинений и реформ и описанием органов растений. Центральную часть рассуждения занимает § XIII. Вот точный перевод большей части этого параграфа:
«Древние верили, что хлебные зл&ки по ступеням вырождаются на тощих землях и притом так: пшеница в рожь, рожь в ячмень, ячмень в плевел, плевел в костер, костер в овес, так по ступеням спускаются; верили также и противному, что семена костра или ячменя на плодоносных почвах могут производить рожь. Это мнение .утверждали до тех пор, пока растения и их цветки рассматривали издали и беглым взглядом; после же того, как Мальпиги и Турнефор, пользуясь вооруженным глазом, изучили, описали и изобразили части цветка, даже самые малейшие с их различиями, а по их родовой принадлежности и даже различнейшие... это мнение изменилось. Ибо упомянутые злаки различаются между собой, как овца, олень и верблюд, у которых ни одна часть по внешности и размерам так же не сходна, как различны родовые структуры этих злаков; при этом в своих видах они постоянно однообразны. Кто может представить себе, что
240
козел произошел от зайца, а олень от верблюда, только тот один может согласиться, что рожь из овса или ячменя появляется (Qui potest concipere Haedum progen erari a Lepore, Cervum a Camelo, ille etiam solus capiat Secale ex Avena aut Hordeo prodire).
В следующих четырех параграфах (XIV—XVII) содержатся описания морфологических особенностей соцветий, цветков и их частей у ржи и овса, а в § XVIII говорится о недоказанности перерождений и о возможности случайной примеси овса к «семенам» ржи.
Заключительный, XIX параграф очень краток; в нем содержится только следующее утверждение: «Итак, с полной серьезностью утверждаю, что овес никогда не превращается в рожь и не обнаруживалось когда-нибудь перерождения хлебных злаков (Quidquid itaque sit, serio asseveramus Avenam nunquam mutari in Secale; nec dari unquam transmutationem frumentorum)».
Горнборг И. (Hornborg Johannes, petropolitanus), тоже петербуржец, защитил в сентябре 1774 г. у Линнея в Упсале диссертацию «Растение Клопогон». («Planta Cimicifuga»).
Тема эта была дама Горнборгу Линнеем, видимо, потому, что Линней интересовался этим сибирским растением, описанным им в 1767 г. в ранге отдельного рода и все еще недостаточно известным, но представляющим интерес из-за его ядовитости.
Автор диссертации на 10 страничках излагает лите-ратурную историю растения, указывает на его отличия от рода Actaea, отмечает место рода в различных системах: от Цезальпина до Линнея — и дает ему родовой диагноз. Сообщая синонимы рода, Горнборг ссылается не только на сочинения Аммана и Гмелина старшего, но даже на диссертации Афонина и Карамышева, в которых это растение едва упоминается. После подробного описания рода автор, «чтобы ничего не пропустить», сообщает все сведения о растении, изложенные у Аммана и Гмелина, и о его распространении в Даурии и Карпатах (теперь мы знаем, что европейские и сибирские растения относятся к разным видам). Описав приемы его возделывания, вернее, размножения в культуре и внешние свойства травы, автор в последнем разделе сообщает о его ядовитости и применении в лечебных целях. В диссертации приведен рисунок растения.
16 ТД. Г. Бобров
241
Демидовы. Некоторые члены этой семьи богатейших промышленников XVIII в. интересовались естественной историей и даже оставили след в науке, в частности в ботанике. Григорий Демидов имел под Соликамском сад, который можно было назвать ботаническим. Первые краткие сведения об этом саде поступили в Академию наук от путешественника Г. Стеллера, посетившего сад Демидовых в 1746 г. Позднее, в 1771 г., сад посетил академик И. И. Лепехин, опубликовавший в 1780 г. в своем отчете «Продолжение дневных записок путешествия...» список культивировавшихся там растений. В саду были не только растения открытого грунта, но и тепличные. Лепехин называет пальмы, кактусы, лавры, кофейное дерево и т. д. Григорий Демидов широко интересовался растениями, не ограничиваясь коллекционированием случайных редкостей. В саду его выращивались и растения далекой Сибири, полученные от путешественников: Гмелииа, Крашенинникова и Стеллера.
Когда Стеллер, возвращаясь в Петербург из путешествия, скончался (12 ноября 1746 г.) в пути близ Тюмени, Григорий Демидов позаботился о его коллекциях. Растения, собранные Стеллером, по крайней мере в некоторой части, были сохранены. Демидов, понимая ценность их, отправил дубликаты в Упсалу Линнею с просьбой определить растения и прислать ему названия. Линней чрезвычайно интересовался растениями Стеллера и еще раньше стремился их получить.
Немногим позднее, в 1750 г., один из учеников Линнея, Иона Галениус (Jonas Р. Halenius), защитил диссертацию «Редкие растения Камчатки» («Plantae rariores Camschatenses»). В диссертации описывается 26 растений, из которых почти половина сибирских. Они были присланы в Упсалу засушенными или в виде семян из Соликамска Григорием Демидовым, получившим их от Стеллера, Гмелина и Крашенинникова. В этой же работе Галениус описал несколько растений, присланных с низовьев Волги из сборов Лерхе. Прочие растения у Гале-нпуса были, по-видимому, американского происхождения.
В 1939 г. Е. В. Вульф опубликовал в «Бюллетене Московского общества испытателей природы» (т. 48, №5—6, стр. 27) заметку «К истории линнеевских видов растений», где фотографически воспроизведен список растений, писанный рукой Линнея и названный «Plantae Sibiricae 242
in Ног to Upsaliense». В этом списке 100 названий. Сопоставляя их с перечнем видов, замеченных в Соликамске у Демидовых И. И. Лепехиным, Е. В. Вульф отмечает 20 видов, общих для того и другого списков. Нужно заметить, что в этом нет ничего удивительного, так как у Линнея в Упсале сибирских растений было больше. Мы уже говорили о том, что Карамышев подсчитал сибирские растения упсальского сада — их было 118 видов. Несомненно и то, что многие сибирские растения отправлялись в Упсалу и из Петербурга.
Григорий Демидов в 1760 г. послал учиться за границу трех сыновей — Григория, Павла и Петра — в сопровождении гувернера. Все они были учениками Линнея в Упсале, где специально занимались у него по трем царствам природы; интересно заметить, что Линней высоко оценивал одаренность этих юношей. Из них позднее приобрел большую известность Павел Григорьевич Демидов (1738—1821); он окончил Геттингенский университет и Фрейбергскую горную академию. Вернувшись в Россию, ои как знаток горного дела стал советником Берг-коллегии. Однако он больше интересовался естественной историей и коллекционированием ее предметов. Коллекции и библиотека Павла Демидова, для своего времени очень богатые, были позднее пожертвованы им Московскому университету. Они были описаны в трехтомном сочинении профессором Г. И. Фишером фон Вальд-геймом.8
Будучи за границей и интересуясь естественной историей, Павел Демидов познакомился и с другим выдающимся натуралистом XVIII в. — Бюффоном. С Линнеем Павел Демидов, по-видимому, поддерживал связь и позднее, выполняя его просьбы о присылке из России тех или других справок или предметов естественной истории. Следует заметить, что упомянутый список сибирских растений Упсальского сада был передан Линнеем Павлу Демидову и сохранился в архиве. Большую известность Павлу Демидову принесли, однако, не его любительские занятия естественной историей, а пожертвования крупных денежных сумм на цели просвещения. На средства Павла Демидова был учрежден лицей, позднее получивший название Демидовского. Большие суммы пожертво
8 G. F i s с h е г. Museum Demidoff. Moscou, 1807.
16*
243
вал он и на учреждение университетов в Киеве и Тобольске. Средства, предназначенные на строительство последнего, были израсходованы при создании Томского университета; они возросли к этому времени до 150 000 руб.
Больший след в ботанике оставил Прокопий Демидов (дядя Павла), устроивший около 1756 г. в Москве Ботанический сад, стоивший ему громадных средств. Обширный парк, цветники и оранжереи протяженностью 320 сажен, содержали множество растений. О богатстве сада можно судить по его описанию, сделанному П. С. Палласом.9 В каталоге Палласа перечислено 2224 вида. Сад, однако, был богаче, так как в каталоге, составленном и изданном самим Демидовым, насчитывается 4363 вида.10 11 Сад Демидова — это в недавнем прошлом Нескучный сад, находящийся в Москве на Калужском шоссе (ныне Ленинский проспект). Часть бывшего Демидовского сада занята в настоящее время Президиумом и некоторыми другими учреждениями Академии наук СССР.
Бекман Поган (Beckmann Johann, 1739—1811) был преподавателем математики и естественной истории в протестантской школе в Петербурге в 1763—1765 гг. Летом 1765 г. Бекман выехал в Швецию, где провел десять месяцев, из которых восемь находился в Упсале как ученик Линнея. Интересно заметить, что Бекман привез Линнею большую коллекцию засушенных растений от Фалька из Медицинского сада в Петербурге. Дневник путешествия Бекмана по Швеции был опубликован в 1911 г. в Упсале в связи со столетней годовщиной со дня его смерти.11 После окончания образования Бекман в 1766 г. стал профессором в Геттингенском университете, где с 1770 г. читал курс экономии (сельское хозяйство, горнорудное дело, промышленность, городское хозяйство). Из многочисленных сочинений его только
9 Р. S. Pallas. Enumeratio plantarum quae in horto ... Pro-copii a Demidof ... Petropoli, 1781.
10 П. Демидов. Каталог растениям по алфавиту, собранным из четырех частей света, с показанием ботанических характеров, находящимся в Москве в саду действительного статского советника Прокопия Демидова... В Москве 1786 года.
11 См.: Th, М. Fries, lohann Beckmanns Schwedische Reise in den Jahren 1765—1766. Upsala, 1911.
244
одно было ботаническим — «Ботанический лексикон...» («Lexicon botanicum exhibens etymologiam, orthogra-phiam et prosodiam nomipum botamcorunr», 1801).
Для истории отечественной науки очень интересны опубликованные Бекманом письма Эрика Лаксмана. Лаксман, тогда член-корреспондент Академии наук, писал из Барнаула о своих исследованиях и открытиях дружеские письма немецким профессорам Шлецеру и Бекману; с последним Лаксман учительствовал в Петербурге. Нужно заметить, что сибирские письма Лаксмана были опубликованы Бекманом без ведома автора.12
III
Начало непосредственной переписки Линнея с петербургскими ботаниками относится к 1736 г., когда Линней, будучи в Голландии, снискав себе признание среди ученых и опубликовав свои первые сочинения, начал завязывать научные связи. В установлении связей с российскими исследователями Линней был особенно заинтересован, так как они имели неисчерпаемые возможности к изучению всех трех царств природы в обширнейшей стране, дото'ле в сущности совсем не известной.
Получение в 1735 г. письма от профессора Сигезбека, управлявшего в Петербурге Медицинским садом, и посылка академику Амману в Петербург вышедшей из печати книги «Systema Naturae» положили начало сорокалетним связям Линнея с натуралистами, работавшими в России. Письма, которыми Линней обменивался с петербургскими учеными, были вызваны необходимостью выяснить тот или иной вопрос, касающийся особенностей того или другого организма. Вопросы эти во многом похожи на те, которые стараются разрешить в своих письмах ботаники и нашего времени. Совершенно естественно, конечно, что двести лет назад недоуменных вопросов возникало много больше из-за недостатка фактических знаний и неразработанности в то время терминологии и номенклатуры. Связи Линнея с Петербургом не ограничивались перепиской. Еще более важным был
12 Е. Lax m ann. Sibirische Briefe. Gottingen und Cotha, 1769. Перевод: «Сибирский вестник», 1820.
245
обмен литературой (о  чем постоянно упоминается в письмах) и коллекциями, в особенности же обмен семенами. Почти в каждом письме упоминается об отправке и получении семян.
Линней старался получить как можно больше научных материалов из Петербурга, особенно его интересовали материалы Второй Камчатской экспедиции, участники которой Гмелин, Крашенинников и Стеллер собрали богатые коллекции. Немало трудов для этого положил в 1744 г. Стен Карл Бьелке (S. К. Bjelke),13 один из деятелей Шведской Академии наук.
Старания Бьелке, надо сказать, увенчались успехом. Через него Линней получил копии рукописных «Флор» Гербера, Гейнцельмана и Лерхе; через него неоднократно отправлялись из Петербурга семена в Упсалу.
В этом разделе уместно сказать о корреспондентских связях Линнея с российскими ботаниками Амманом, Си-гозбеком, Гмелином старшим и Крашенинниковым.
Амман Иоган (Amman Johannes, 1707—1741) — ботаник и медик, немец по происхождению, член Российской Академии наук с 1733 г. В Петербурге Амман много сделал для организации ботанической работы. Им было положено начало Ботаническому саду Академии паук и приведены в порядок коллекции Кабинета натуральной истории. Амман напечатал в Петербурге две центурии восточных растений Буксбаума. В «Комментариях» Академии Амман опубликовал несколько небольших работ с описанием преимущественно споровых растений. Важнейшее его сочинение — «Изображения и описания редких растений Российской империи дико родящихся» («Stirpium rariorum in imperio Ruth eno sponte provenien-tium icones et descriptiones»). Книга была напечатана в Петербурге в 1739 г. и представляет собой первое по времени обстоятельное' описание растений России. Всего в этом сочинении описано 285 разных, преимущественно сибирских, растений на основании сборов Мессершмидта, Гмелина и Гейнцельмана. Очень многие растения были выращены Амманом из семян, собранных названными путешественниками.
13 См.: В. И. Л и п с к и й. Императорский С.-Петербургский ботанический сад за 200 лет его существования (1713—1913), ч. 1. СПб., 1913.
246
Переписка Аммана с Линнеем относится к 1736 — 1740 гг. Линней, будучи в Голландии, узнал об Аммане как о бывшем студенте Лейденского университета и ученике знаменитого Бургава. После окончания университета Амман ведал коллекциями Слоана в Лондоне, чем приобрел еще большую известность среди ученых натуралистов. Как можно видеть из письма, отправленного Амманом из Петербурга в сентябре 1736 г., Линней прислал из Амстердама в Петербург Амману вышедшую из печати работу «Systema Naturae», спрашивая одновременно о петербургских ботанических учреждениях и об особенностях строения растения, названного Линнеем Ammania. В мае 1737 г. Линией писал об окончании «Cri-tica Botanica» и об отправке Амману «Flora Lapponica»,14 а также сообщал перечень своих работ, ранее посланных в Петербург Сигезбеку. В этом же письме Линней пишет о том, что он никогда не называл свою систему растений естественной, что только в частях она естественна и что судить ее будет время. Очень интересно ответное письмо Аммана (ноябрь 1737 г.), в котором он, критикуя систему Линнея, пишет: «По твоей системе к одному и тому же классу относятся растения, которые ничего, кроме числа  тычинок и пестиков, не имеют общего и во всех прочих частях различнейшие. Какова, спрашиваю, близость, если исключить число тычинок, между валерьяной и ситником, между горцем и колокольчиком, между генцианой, смородиной и борщевиком?». В том яге письме Амман, между прочим, сообщает, что Сигезбек написал критическую диссертацию, в которой порицает взгляды Линнея, и что она будет Академией напечатана. В январе 1738 г. Амман отправил Линнею диссертацию Сигезбека. Следующее письмо относится к декабрю 1739 г., когда Линней был уже в Стокгольме. С этим письмом Амман отправил Линнею свое сочинение «Stir-pium rariorum» и каталог растений Петербургского медицинского сада («Primitiae florae Petropolitanae...») Сигезбека. В этом же письме Амм-ап сообщает, что не видел некоторых сочинений, и просит прислать ему издания Стокгольмской академии бесплатно. В октябре
14 Книга эта с автографом Аммана и частью дарственной надписи Линнея сохранилась (Библиотека Ботанического института АТТ СССР в Ленинграде).
247
1740 г. Линней в письме благодарит Аммана за присылку книг, поздравляет его с окончанием большой работы и отмечает тщательность описаний, хорошие рисунки и подбор редких растений, высоко оценивая работу Аммана как «труд полезный, превосходный». В этом же письме Линней задает Амману несколько вопросов об особенностях отдельных растений и сообщает свое мнение о 10 из них. В связи с книгой Аммана Линней й Амман обменялись еще двумя письмами, выясняя особенности некоторых растений, причем в одном из них Линней изложил свои замечания в 34 пунктах. В связи с вопросами, поставленными Линнеем, Амман послал ему засушенные растения, перечень которых. (37 названий) сообщил в письме от 18 ноября 1740 г.
Сигезбек Иоган Георг (Siegesbeck Johann Georg, 1685—1755) был приглашен в 1735 г. из Германии в Петербург для заведования адмиралтейским госпиталем. Ему же было поручено руководство Медицинским садом на Аптекарском острове (ныне Ботанический институт АН СССР). Уже в следующем году он опубликовал каталог растений Петербургского медицинского сада («Primitiae florae Petropolitanae Sive Catalogue...», 1736), в котором было перечислено 1275 растений. Нельзя не заметить, что число это по тому времени было немалое. Медицинский сад обладал многими сибирскими растениями, в Западной Европе совершенно неизвестными. Издание каталога имело целью дать опись имеющихся растений и руководство занимающимся изучением их и сообщить сведения о саде интересующимся культурой растений в Европе.
Стараясь обогатить Медицинский сад растениями, Сигезбек списывался с европейскими садами с предложением обмена. .Его переписка с Линнеем относится к 1736 г., когда Линней работал в саду Клиффорта в Голландии и только что приобрел известность благодаря опубликованию своих первых работ. Одно из открытых Линнеем растений было названо именем Сигезбека (Siegesbeckia). Наладившимся деловым отношениям был положен конец в связи с опубликованием Сигезбеком в 1737 г. работы «Botanosophiae verioris brevis sciagra-phia...» (1737), в которой он решительно выступал против идеи Линнея о поле у растений и против его половой системы, как нецеломудренных и даже безнравственных.
248
Вместо Линнея против нападок выступили Бровалиус (1739) и Гледич (1740); последнему Сигезбек со своей стороны безуспешно возражал (1741).
В 1742 г. в связи со Смертью академика Аммана Сигезбек был принят в Академию для заведования Ботаническим садом и занятий ботаникой и натуральной историей. В 1744 г. в, Петербург приехал из Стокгольма один из деятелей Шведской Академии, Стен Бьелке, который постарался успокоить Сигезбека, крайне рассерженного оскорбительным для него анекдотом,15 в котором был повинен Линней. Бьелке стремился получить как можно больше рартепий для Линнея и особенно из коллекций Стеллера, в то время возвращавшегося из путешествия в Восточную Сибирь. Он писал Лиинею из Петербурга: «Я просил у Сигезбека весь его сад или семена и растения от всего, что у него есть в саду: более смелая просьба, чем все мои прежние, но на нее я получил согласие...».
За время пребывания в Академии Сигезбек немало работал, заботясь о Ботаническом саде. Он написал на основе коллекций обоих садов несколько монографических исследований, главным образом о родах из семейства Лютиковых; рукописи остались ненапечатанными.
В 1745 г. неуживчивый Сигезбек получил в Академии наук отставку и уехал на родину.
Интересно заметить, что еще в год приезда в Петербург (1735) Сигезбек представил в Академию наук рукопись с изложением своих возражений против системы Коперника («Dubia contra systema Copernicanam»).
Гмелин Иоган Георг (Gmelin Johann Georg, 1709—1755), сын аптекаря в Тюбингене, окончил там же университет и в 1727 г. прибыл по собственной инициативе в Петербург для работы в Академии наук, где стал работать в Кунсткамере и изучать растения в окрестностях столицы. В это же время он занимался печатанием части «Centuria Plantarum», сочинения академика Букс-баума, уехавшего из Петербурга по болезни. Академия наук положила Гмелину жалованье 10 рублей в месяц,
15 Однажды профессор Сигезбек получил от Линнея семена растения под загадочным названием Cuculus ingratus. Растением, выросшим из этих семян, и была описанная ранее Линнеем Siegesbeckia. Название, под которым это растение было прислано, обозначает в переводе «неблагодарная кукушка».
249
в сущности символическое, правда при готовой квартире, п.только в 1731_.г. он занял в Академии должность профессора химии и натуральной истории. В 1733 г. Гмелин отправился в качестве натуралиста во Вторую Камчатскую экспедицию. Путешествие продолжалось 10 лет, причем: наиболее далекие пункты, достигнутые Гмелином, были Якутск и Нерчинск. Коротко маршрут 16 Гмелина может быть отмечен его зимовками: в 1734 г. — Тобольск; в 1735 г. — Томск, Селенгинск; в 1736 г. — Иркутск, Верхоленск; в 1737 г. — Якутск; в 1738 г. — Кирёнск, Иркутск; в 1739 г. — Енисейск; в 1740 г. — Красноярск; в 1741 г. — Томск; в 1742 г. — Тобольск, Туринск.
Помощниками Гмелина в путешествии были студент С. П. Крашенинников и (отчасти) адъюнкт Стеллер, совершившие впоследствии самостоятельные поездки на Камчатку.
Вернувшись в 1743 г. в Петербург, Гмелин принялся за обработку коллекций, собранных в путешествии, и прежде всего за подготовку «Flora Sibirica», сочинения для своего времени удивительного и по обширности охватываемого материала, и по его новизне. Это четырехтомное описание 1178 растений, иллюстрированное почти 300 таблицами рисунков, охватывало и сибирские растения Гмелина, Крашенинникова и Стеллера, и более ранние данные Мессершмидта, а также описания донских, нижневолжских и южноуральских растений Гербера, Лерхе и Гейнцельмаиа.
В 1747 г. Гмелин отправился из Петербурга в отпуск на родину, закончив два первых тома своей «Флоры», в подготовке которых к печати и самом печатании участвовал С. П. Крашенинников.
В 1747 г. в Петербурге вышел в свет первый том этого сочинения под названием «Flora Sibirica give historia Plantarum Sibiriae»; через' два года был напечатан и второй том.
В 1749 г., находясь на родине, Гмелин уволился из Академии, не доведя работу по «Флоре» до половины. Академия наук в 1750 г. безуспешно пыталась возобновить контракт с Гмелином, специально оговаривая в нем завершение «Флоры Сибири».
16 См.: Д. И. Литвинов. Библиография флоры Сибири. Тр. Бот. музея Акад, наук, т. V, 1909.
250
Весной 1755 г., незадолго до смерти, Гмелин отправил в Петербург третий том «Флоры Сибири» в закопченном виде, а рукопись следующего тома была привезена в Академию из Тюбингена в том же году учеником Гме-липа Кельрейтером, который был приглашен в Петербург на должность адъюнкта ботаники. В контракте Академии с Кельрейтером было специально оговорено приведение в порядок оставшихся после Гмелина материалов, относящихся «до Натуральной истории Российского государства и особливо Сибири». Выполняя эту работу, Кельрейтер и занимался наряду с прочим подготовкой к печати третьего тома «Flora Sibirica». Как известно, пребывание Кельрейтера в Петербурге было кратковременным, хотя связи его с Академией наук и продолжались потом многие годы. При попытке возобновить с ним контракт в 1760 г. Академия вменяла ему в обязанность подготовку к печати окончания «Флоры» Гмелина. В 1768 г. при новой переписке по поводу контракта с Академией Кельрейтер просил, чтобы Академия не настаивала на работе с оставшимися материалами Гмелина.
Приглашенный в Петербург профессор Гебенштрейт, член Российской Академии наук (1749—1759), деятельность которого, в частности и ботаническая, почти не оставила следов, также имел от Академии поручение заниматься материалами Гмелина.
Гмелин младший (Самуил Готлиб, 1744—1774), племянник Гмелина старшего, приехал в Россию в 1767 г. и уже в июне 1768 г. отправился из Петербурга в путешествие, из которого не вернулся. В недолгое время, что Гмелин младший пробыл в Петербурге, он занимался работами по устройству Ботанического сада Академии наук, закончил исследование о морских водорослях— «Historia Fucorum» (1768), где им обработаны коллекции Крашенинникова и Стеллера с Камчатки, и написал еще два небольших мемуара, один из которых был отчасти основан на материалах Гмелина старшего, предположенных к публикации в пятом томе «Flora Sibirica».
Невозможно, конечно, и предположить, что при такой занятости Гмелин младший мог уделить достаточно внимания редактированию третьего тома «Флоры Сибири», па титуле которого он значится редактором (Editore S. G. Gmelin). Предисловие к третьему тому им подписано в апреле 1768 г., а в июле, как сказано, он уже уехал
251
из Петербурга. Предисловие к четвертому тому было подписано Гмелином в марте 1769 г. в Воронеже, где он зимовал; на титульном листе этого тома Гмелин младший именуется рецензентом (ex recensione S. G. Gmelin).
Таким образом, существующее мнение о том, что Гмелин младший был редактором третьего и четвертого томов «Flora Sibirica», очень условно. Фактически над подготовкой их к печати работал Кельрейтер и, вероятно, очень немного сделали Гебенштрейт и Гмелин младший. Действительную же редакционную работу завершил и провел печатание обоих томов в отсутствие Гмелина младшего ординарный профессор Петербургской Академии наук (1768—1770) Иосиф Гертнер (J. Gaertner).
Обращаясь к «Flora Sibirica», следует сказать, что постоянно высказываемые сожаления по поводу применения долиннеевской номенклатуры в третьем и четвертом ее томах, конечно, справедливы, но упреки, обращенные по поводу этого к Гмелину младшему, не очень основательны. Дело в том, что в Академии наук существовало мнение о необходимости довести до конца «Сибирскую флору» Гмелина в том плане, в каком она была начата автором. В проекте контракта 17 на возобновление работы в Академии наук с Гмелином старшим в 1750 г. академическое начальство (Шумахер и Теплов) писало, что «так как начало „Flora Sibirica" написано по методе Ро, то будет справедливым и продолжать ее таким же образом». Под методой Ро подразумевается классификационная схема нидерландского ботаника Адриана Ройена (Adrian Royen).
Пятый том «Flora Sibirica» должен был охватить споровые растения; как известно, он не был напечатан.
Дореформенный описательный метод, примененный во «Flora Sibirica», стал причиной того, что приоритет Гмелина старшего в описании множества сибирских растений по номенклатурным правилам был уничтожен. Фактические же данные, помещенные в «Сибирской флоре», были приняты во внимание Ледебуром в первой генеральной флоре нашего отечества («Flora Rossica»).
Ледебур ранее написал специальный комментарий к гмелиновской «Flora Sibirica», переведя все сочинение
17 См.: П. Пекарский. История императорской Академии наук в Петербурге, т. 1. СПб., 1870.
252
на Линнееву номенклатуру.18 Интересные замечания ко многим растениям, описанным в этой «Флоре», сделаны также профессором Плинингером, опубликовавшим в Штутгарте по поручению Петербургской Академии паук часть переписки Гмелина старшего.19 В этой книге опубликовано 16 писем Линнея к Гмелину (за 1744— 1751 гг.).
Как говорилось, в 1744 г. в Петербург приехал один из деятелей Шведской Академии наук Стен Карл Бьелке. Бьелке в стремлении получить для Линнея материалы из Сибирского путешествия Гмелина связал Гмелина с Линнеем перепиской. Через него Гмелин послал свое первое письмо Линнею (17 февраля 1744 г.), приложив к нему небольшое количество семян для Упсальского сада и обещая такие посылки в будущем. Ответное письмо Линнея было датировано 4 апреля 1744 г. Плинингер, как сказано, опубликовал в 1861 г. часть переписки Гмелина, хранившуюся в Тюбингене, в которой содержится 16 писем Линнея к Гмелину.
Письма эти очень интересны. Они показывают отношения двух выдающихся ботаников и их частные научные интересы, содержат высказывания по некоторым очень важным общим вопросам. В большей же части письма эти, часто очень обширные, касаются особенностей тех или других растений. Замечания о растениях, справки и вопросы, очевидно, вызывались тем, что из описаний того времени трудно было понять, о каком именно растении идет речь в том или ином сочинении. Линней более всего в письмах интересуется русскими растениями, описанными Амманом. Он высказывает свое мнение о принадлежности многих из них к тому или другому роду, просит дополнительно сообщить о том, сколько тычинок или пестиков и как устроена чашечка и др.
Буквально в каждом письме он благодарит за присылку семян и просит прислать новые, сообщая иногда список особенно желательных для него растений.
Нужно сказать, что этот энергичный обмен семенами был вызван желанием вырастить то или иное растение,
18 Denkschr. d. К. Bot. Gesellsch. in Regensburg, Bd. Ill, 1841, SS. 43—138.
19 Joannis Georgi Gmelini Reliquias ,.. publicandas curavit... Plieninger, Stuttgartiae, 1861,
253
чтобы иметь возможность самому видеть его и тем самым его узнать. Основная задача ботанических садов того времени и состояла в выращивании возможно 'большего числа растений. Каждый ботаник тогда был связан с садом или старался иметь собственный садик. В первом же письме Линнею Гмелин, отсылая в Упсалу семена, пи-щет, что пошлет ему семян в будущем больше, так как надеется получить плоды от растений, высеянных им прошлой осенью в его личном саду. Таким образом, мы узнаем, что Гмелин устроил в Петербурге собственный садик для выращивания сибирских растений.
В первом письме Гмелину Линней сообщает о его старых дружеских связях с петербургскими ботаниками Амманом и Сигезбеком и выражает надежду на установление тесных отношений с Гмелином. Благодаря за присланные семена, Линней, не удерживаясь от комплимента, а в сущности отдавая должное Гмелину, пишет: «Твои заслуги в ботанике (in rem herbariam) очень велики, ты один открыл столько растений, сколько многие другие ботаники вместе». Далее Линней пишет: «С величайшим нетерпением ожидаю твою „Сибирскую флору"»—и рекомендует при этом сообщать подробную синонимию для родов и видов или описания и рисунки при растениях новых, a-также местонахождения растений.
В письмах Линнея довольно часты вопросы о морфологических особенностях животных Сибири, сообщения об отправке в Петербург семян, просьбы прислать в Упсалу издания Петербургской Академии. Нередко Линней сообщает о ходе своих работ, сообщает о выходе из печати' того или другого сочинения, обещает выслать свои книги и пр.
В некоторых письмах он высказывает свое мнение по теоретическим вопросам и как бы запрашивает о них мнение Гмелина. Так, в письме от 14 февраля 1747 г. он пишет, между прочим, следующее:
«Не нравится то, что я поместил человека среди человекообразных, но человек познает себя сам... спрашиваю тебя и весь мир о рОдовбм различии между человеком и обезьяной, которое было бы основано на принципах естественной истории, я не знаю решительно никакого, о если бы кто указал мне хоть единственное. Если я назвал бы человека обезьяной или. наоборот, все богословы на меня набросились бы.,.».
254
Нет нужды подчеркивать, насколько далеко это утверждение от наивного креационизма, в котором недавно у нас обвиняли Линнея.
Очень интересно в связи с. этим и письмо, датированное Линнеем 29 октября 1750 г. Здесь он пишет: «Чем более рассматриваю вопрос о приумножении видов посредством различного смешения, тем более укрепляюсь в этом мнении. (Quo magis volvo problema istud de multi-plicatione specieruin ex diversa copula, eo magis confirmor in hac sententia)».
Далее в письме он сообщает, что этой весной получил новое растение от смешения вероники и вербены20 и что этот новый вид по вегетативной части был подобен вербене, а по плодущей части сходен с вероникой. Растение цвело, но не принесло зрелых семян. Это мнение Линнея было и ранее известно Гмелину, решительно отрицавшему гибридное происхождение новых растений (видов).
В специальной статье, напечатанной в 1749 г. в Тюбингене, «Академическая речь о новых растениях, после божественного сотворения возникших» («Sermo acade-micus de novorum vegetabilium post creationem divinam exortu») Гмелин утверждал, что гибридизация растений не приводит к созданию новых растений (видов).
В письме от 3 мая 1751 г. Линней пишет: «Вчера получил книжку с речью», имея в виду, по-видимому, названную статью, благодарит за присылку и тут же заявляет, что он, по многочисленным наблюдениям, знает множество гибридных растений и верит, что 50 обычных растений произошли именно так (50 plantes vulgares credo sic productas). В следующей фразе, как бы свидетельствуя свое расположение Гмелину, он сообщает: «Долго читал этой ночью твое сибирское путешествие,21 никто больше не достоин в ботанике, чем ты, проведший десять лет среди варваров из-за флоры».
Эти немногие цитаты из писем Линнея со всей ясностью показывают, какие важные в теоретическом от
20 Это какое-то недоразумение. Невозможно, конечно, скрещивание между растениями, относящимися к разным и притом далеким одно от другого семействам. Об этом факте Линней писал также и в письме С. П. Крашенинникову.
21 Joann Georg G m е 1 i n. Reise durch Sibirien von dem Jahr 1733 bis 1743, Th. I—IV. Gottingen, 1751—1752.
255
ношении вопросы ставились и обсуждались Линнеем и Гмелином. Особенно интересен, конечно, вопрос о значении гибридизации в видообразовании. Известно, что и в наше время, т. е. через два века после дискуссии Линнея и Гмелина, этот вопрос со всей остротой ставился на обсуждение.
Интересен сам факт допущения Линнеем гибридизации далеких одно от другого растений, не только относящихся к разным родам, но являющихся даже представителями разных их групп. Теперь мы знаем, что эти роды относятся к разным семействам. По системе же, Линнея оба рода принадлежат к второму классу — Diandria шо-nogynia, в котором вербена отделена в группу Tetrandrae tetraspermae.
Очень интересно в письме сформулирован Линнеем и способ приумножения видов — «посредством различного смешения (ex diversa copula)». Латинское слово «di-versus» имеет прямое значение разный, противоположный, отдаленный; слово «copula» обозначает соединение, узы, связь; «copulatio» — соединение, совокупление. Таким образом, слова «ех diversa copula» можно перевести как «через отдаленную гибридизацию».
Итак, мы видим, что эта формула, предложенная в наше время И. В. Мичуриным, была ясна Линнею, и в сущности именно ее он выразил в 1750 г. словами: «ех diversa copula».
Идеи гибридогенеза Линней держался и дальше и даже все более укреплялся в ней. Через 25 лет, в 1774 г.,, в «Systema vegetabilium» ’ он писал, что первоначально богом было создано «столько различных растений, сколько есть естественных отрядов» (т. е. семейств), «что он сам же затем эти растения отрядов так перемешал между собой скрещиванием, что появилось столько растений, сколько существует разнообразных отчетливых родов. Что затем Природа эти родовые растения... перемешала между собой и умножила в существующие виды, все, какие возможно».
Таким образом, мы видим, что, руководствуясь идеей гибридогенеза, Линней сильно ограничил роль «Всемогущего Творца», полагая, что им( созданы только представители семейств, что роды произошли путем гибридного смешения представителей семейств, а виды были созданы самой природой путем гибридизации родов.
256
•3>л^..
f’r**
'jCAMC П£ л£'	" *<>’''
Автограф Линнея. Начало письма к профессору С. П. Крашенинникову.
Об отношении Линнея к Гмелину можно судить по письму в Петербург академику Миллеру, в котором Линней писал 14 ноября 1755 г.: «Я недавно узнал, что скончался преславный Гмелин, достоинствами своими подобный античным мужам. Прошу тебя, сообщи мне, в какой день и год он умер, если это действительно так. Радуюсь тому, что я ежедневно могу смотреть на его портрет, написанный красками. Прошу также сообщить мне, можно ли ждать остальных томов „Сибирской флоры"».
С отъездом Гмелина из Петербурга на родину в 1747 г. у Линнея практически прервалась связь с петербургскими ботаниками. Эту связь он возобновил лишь в 1750 г., завязав переписку с учеником Гмелина С. П. Крашенинниковым (1713—1755), имя которого ему было известно из печати и по коллекциям в связи с путешествием в Сибирь и на Камчатку. Вернувшись из десятилетнего путешествия, С. П. Крашенинников трудился в Ботаническом саду Академии наук, помогая в то же время академику Гмелину в его работе по «Сибирской флоре».
После отъезда Гмелина на родину в сущности вся ботаническая работа в Академии легла на плечи
17 Е. Г. Бобров	257

С. П. Крашенинникова. В следующем году он был назначен профессором Академии. К сожалению, его деятельность была непродолжительной. Крашенинников умер почти одновременно со своим учителем в начале 1755 г. Незадолго до смерти он представил Академии рукописное сочинение «О растениях Ингрии» («De Plantis Ingricis»), бывшее результатом изучения - им Ингерманландии (почти совпадает с современной Ленинградской областью).
В рукописгщбыло описано 506 видов растений, причем номенклатура и расположение материала отвечали «Лейденской флоре» Адриана Ройена. Это сочинение С. П. Крашенинникова было переработано для печати Давидом Гортером, о чем далее будет сказано.
Линней стремился установить переписку с Крашенинниковым. В первом же письме Линней задает ему несколько вопросов о сибирских растениях, интересуется печатанием «Сибирской флоры» Гмелина и сообщает новости западноевропейской литературы по натуральной истории.
Первые строки письма22 от 24 января 1751 г., хранящегося в Архиве Академии наук, мы'приводим ниже: «Viro clarissimo
DD Steph. Krascheninnikow
Doct. et Hist, natiur. Profess. Petropol.
S [alutem] pl [urimas] d [edit] Car. Linnaeus
Gratiosissimas tuas literas die 7 Decembr. exaratas vir celeberrime rite accepi, pro his ut et pro transmissis una plantis siccis praesertim autem pro Lunaria tua gratias refero maximas.
Lunaria tua maxime singularis. est nota ista staminum propria; inquiram in plantas alias simillimas quarum varias possideo, uttf$m idem character in alia reperiatur. ..
(Славнейшему мужу, достойному Степану Крашенинникову, петербургскому профессору ботаники и натуральной истории шлет нижайший привет Карл Линней.
Любезное твое письмо от 7 декабря я получил, славнейший муж, я очень благодарен тебе за него, а также за присланные гербарии, особенно за твою лунарию.
22 Перевод письма принадлежит Т. А. Красоткиной.
258
Весьма своеобразна на твоей лунарии эта отметина на тычинках; я посмотрю на других растениях, наиболее на нее похожих, а таких у меня много, обладают ли они такими же особенностями...)».
Линней и Крашенинников написали друг другу только по , два письма, из которых можно видеть и отношения обоих ученых, и их научные интересы в 1750—1751 гг., и общее положение дел в Академии.
Письма Линнея и Крашенинникова опубликованы К. В. Рязанской (Мануйловой) в сборнике «Карл Линней» (1958, стр. 230—251).
Опубликование в «Ботаническом журнале» (т. 10, № 4, 1955) статей В. Б. Сочавы и Е. Г. Боброва, посвященных памяти С. П. Крашенинникова, в которых охарактеризована его деятельность, освобождает нас от необходимости сообщить здесь о ней подробно.
IV
Наиболее многочисленную группу учеников и корреспондентов Линнея составляли натуралисты, работавшие в России в 60-х и 70-х годах XVIII в. Двое из них были непосредственными учениками Линнея в Упсальском университете, другие же были его учениками в том отношении, что их научный опыт был всецело основан на сочинениях Линнея. Другого они ничего и не знали, так как воспитывались как натуралисты на описательном методе Линнея, руководствуясь его номенклатурой. Совершенно естественно, конечно, что с их именами и связано принятие в России Линнеевых рекомендаций. В большинстве это были люди, родившиеся в 30-х и 40-х годах, т. е. уже в те годы, когда Линней приобрел всеобщую известность, а их студенческие годы и начало исследовательской деятельности проходили в то время, когда слава Линнея как натуралиста была наибольшей. Все они, конечно, и могли идти только по пути, указанному Линнеем.
Последним по времени в этой группе российских ученых был прославленный ученый Петр Симон Паллас (1741—1811). Паллас учился в Берлине у профессора Гледича, который, хотя и был немногим моложе Линнея (Гледич родился в 1714 г.), принял его метод в самом начале его становления. Вспомним, что Гледич выступил
17*
259
в защиту половой системы растений Линнея против Сигезбека еще в 1740 г. Паллас, как ученик Гледича, с первых шагов исследовательской деятельности руководствовался описательными приемами Линнея. Важнейшим сочинением первого периода деятельности Пал ласа в России был его трехтомиый отчет о путешествии «Reise durch verschiedene Provinzen des russischen Reiches» (1771—1776), первый том которого вышел в 1771 г. Так как уже в этой книге последовательно проведена биномиальная номенклатура растений, нет нужды ближе рассматривать деятельность Палласа в связи с интересующим нас вопросом.
Итак, рассмотрим работы научных деятелей 60-х годов XVIII в., так как именно в этот период проходило у нас становление новой номенклатуры.
- Гортер Давид (Gorter David, 1717—1783), ботаник и врач, гоф-медик и почетный член Российской Академии наук, приехал в Петербург в 1754 г. и пробыл здесь почти 10 лет, после чего вернулся на родину в Голландию; он приезжал в Россию на короткое время и в 1764 г.
Линней познакомился с юным Давидом Гортером в Голландии, в Гардервике, в июне 1735 г., куда приехал для защиты докторской диссертации в университете у его отца, профессора Погана Гортера, бывшего в то время ректором. Линней провел в ожидании диспута несколько дней, экскурсируя с юным Гортером в окрестностях Гар-дервика.
Молодой Гортер, имевший уже докторскую степень и тогда, по-видимому, уже интересовавшийся ботаникой, не мог не загореться новым интересом к растениям, экскурсируя вместе с Линнеем, также не мог он и не попасть под влияние Линнея, который, будучи всего на 10 лет .старше своего товарища, был уже сложившимся ученым. Плияние Линнея на юношу было тем более велико, что тот видел удивительную трудоспособность Линнея и чрезвычайный успех его в ученых кругах Голландии, признание которых Линней завоевал очень быстро. Молодой Гортер потом стал профессором в Гардервике и напечатал два ботанических сочинения. В 1745 г. вышла его небольшая книга «Flora Gelro-Zutphanica», а в 1749 г.—руководство по ботанике «Elementa botanica».
Интерес Давида Гортера, приехавшего в Петербург 1(12) сентября 1754 г., к новой стране был настолько 260
велик, что он уже в сентябре, как он об этом писал, «обошел облесенные берега Невы, окрестные луга и поля, увидел растения, там обитающие, из которых многих не видел у себя на родине, и был охвачен желанием тщательнее их исследовать». Стремясь заняться изучением петербургской флоры, Гортер попросил дать ему из Архива Академии наук копию рукописи профессора С. П. Крашенинникова «О растениях Ингрии» («De Plantis Ingricis»). Ближайшим летом Гортер начал заниматься в экскурсиях изучением растений, руководствуясь копией сочинения Крашенинникова. Впоследствии он переработал эту рукопись и в 1761 г. опубликовал ее под названием «Flora Ingrica».
Следует сказать, что дополнений и замечаний, сделанных самим Гортером к фактическим данным Крашенинникова, было немного. По его словам, он «прибавил видовые различия из второго издания „Флоры Швеции", а также простые названия (nomina trivialia) из десятого издания „Системы природы".. . чтобы „Флора Ингрии" стала в уровень с европейскими и чтобы опубликовать ученые наблюдения мужа, заслуги коего... сделались известными чужестранцам».
Названные здесь сочинения — новейшие в то время работы Линнея. Сущность работы Гортера над рукописью Крашенинникова состояла в том, что он с большой тщательностью перестроил текст по системе Линнея, изложив материал в согласии с его описательным методом и систематически проведя биномиальную номенклатуру видов, установленную в «Species Plantarum». Ближайшим образцом для Гортера было второе издание Линнеевой «Flora Svecica». Своей работой Гортер поставил сочинение Крашенинникова на высший по тому времени уровень науки. Если бы рукопись Крашенинникова не была переработана, а была напечатана в первоначальном виде, она принесла бы очень немного пользы, так как стала бы недоступна для понимания уже к концу XVIII в., когда описательные принципы Линнея стали общепринятыми.
Работу Гортера следует, однако, рассмотреть в более широком плане, и она была в действительности значительной. Дело в том, что изданием «Flora Ingrica» было положено в России начало применению описательного, метода Линнея и фактическому введению у биномиальной номенклатуры растений.
261
Гортер продолжал интересоваться петербургскими растениями и опубликовал в 1764 г. прибавление к «Флоре» — «Appendix ad Floram Ingricam», где поместил 22 вида растений, собранных позднее и не вошедших в основной текст. Эти растения были собраны Лакс-маном, Фальком, Гортером и Штелином. Одно из них — колокольчик широколистный — собрал М. В. Ломоносов.
Следует сказать, что Давид Гортер, кроме того, сделал попытку модернизировать рукописную «Волжскую флору» Гербера. Он переписал ее по Линнеевой описательной методе и расположил весь материал по его системе. Эту работу Гортер сделал на основании первого издания «Species Plantarum». Рукопись «Волжской флоры» видел в архиве Военно-медицинской академии В. И. Липский; позднее она была передана в Архив Академии наук. На титульном листе рукописи написано: «Flora Wolgen-sis sen Conspectus quas in i tin ere ex Moscua usque Za-rizinam A. 1739 in Russia, Regno Casaniae ad ripas Wolga fluvii in desertis Simbirskensibus, Sarato-fiensibus Zaritzinensibus et revertendo in Donnensibus, Tambofien-sibus observavit, collegit et siccas Cancellariae Medicae tradidit Tr. Gerber. In oridinem redegit juxta methodum Cl. Linnaei excell. Archiater David de Gorter Ao 1761».
Уехав из России, Гортер написал «Флору Бельгии» («Flora Belgica», 1767—1768) и «Флору семи бельгийских провинций» («Flora septem provinciarum Belgii foederati indigena», 1781). Им же было написано руководство по ботанике — «Leer de Plantkunde» (Amsterdam, 1782).
Лаксман Эрик (Laxmann Erik, 1737—1796) — член-корреспондент Академии наук с 1764 г., академик с 1770 г. Уроженец Финляндии, швед по национальности, Лаксман учился в Або, где потом) был пастором, .в 1762 г. приехал в Петербург, где стал учителем естественной истории и ботаники в протестантской гимназии. Интересовавшийся естествознанием и особенно ботаникой еще на родине, Лаксман, будучи в Петербурге, занимался изучением флоры окрестностей столицы. В связи с доложенной им работой о новых растениях флоры Ингрии он был избран в члены-корреспонденты Академии наук. Эта работа была напечатана Давидом Гортером в 1764 г.
Получив назначение на . место пастора прихода Колывано-Воскресенских рудников в Барнауле, Лаксман 36,3
отправился в Сибирь, написав Линнею в Упсалу письмо с обещанием присылать нужные ему растения. Линней ему ответил 12 августа 1764 г. приветственным письмом, жалая успеха в местах, «куда еще почти никто не попадал с открытыми глазами». «Да ниспошлет Всевышний на Вас благодать свою, чтобы Вы могли видеть чудеса его и открывать их миру, — писал он. — Сочинения Мессершмидта, Стеллера, Гмелина, Гербера и Гейнцель-мана есть у меня в рукописях. Из сибирских растений у меня едва сотня живых в саду. Никакие- другие растения так хорошо не растут в наших садах, как эти. Англичане и французы посредством многих и редких дерев и растений, привозимых ими из Северной Америки, превращают сады и замки свои в рай, но у нас эти североамериканские растения не принимаются так хорошо и редко достигают зрелости. А сибирские придали бы садам нашим новое великолепие, и Вы, государь мой, можете украсить отечество наше и сделаться бессмертным в потомстве, если будете высылать мне семена трав, растущих в Сибири в диком состоянии. Более всего я желал бы Actaea cimicifuga с 4 пестиками, а потом Hyosciamus physaloides, Hypecoon erectum, Fumaria spectabilis, Trollius asiaticus, многие сорта растущих там Spiraea, маленькие Ulmus frutex и другие из этих прекрасных растений, еще не попадавших в европейский сад. Каждое из них было бы драгоценным украшением. Насекомых наполучал я со всего  света, и еще недавно была мне прислана коллекция их с мыса Доброй Надежды. Но ни один естествоиспытатель еще не знает ни одного из сибирских. Бесконечно обяжете меня собиранием для меня травяных семян да насекомых».
Лаксман, прибыв в Барнаул, начал систематически объезжать свой приход, самоотверженно занимаясь изучением природы и коллекционируя, почти пренебрегая пасторскими обязанностями. Сообщения об открытиях он посылал в письмах иностранным ученым, отправляя им многократно коллекции растений, насекомых и особенно минералов, которыми он очень увлекался, будучи связан с горнорудными районами. Более всего он писал своему товарищу по преподаванию в протестантской гимназии в Петербурге Иогану Бекману, вскоре уехавшему в Швецию к Линнею, а потом в Геттинген, где Бекман стал профессором.
263
В связи с посылками коллекций Линнею -в новейших изданиях его сочинений стали появляться описания сибирских насекомых («Systema Naturae») и растений («Mantissa Plantarum», 1767).
Большую часть 1766 г. Лаксман провел в путешествии в Иркутск и Кяхту и в следующем году вернулся в Барнаул. В 1768 г. он оставил приход, которым тяготился, и вернулся в Петербург в 1769 г. Здесь Лаксман был избран в члены Вольного экономического общества, внимание учредителей которого (в большинстве это были высокопоставленные лица) он привлек своими докладами по прикладным вопросам..Известность его в ученых кругах была немалой из-за сибирских коллекций, которые он посылал разным лицам, и писем некоторым видным ученым. Среди них были, кроме упомянутого Иогана Бекмана, профессор Кальм в Або и профессор Бергиус в Стокгольме, создавший позднее знаменитый Ботанический сад (все три были учениками Линнея), их учитель и петербургский академик Паллас.
Иоган Бекман опубликовал в 1769 г. без ведома Лаксмана его «Сибирские письма» («Sibirische Briefe», 1769), чем доставил Лаксману некоторую популярность и вместе с тем оказал плохую услугу, так как некоторые личные впечатления, сообщенные в частных письмах, лучше было бы не публиковать.
В том же году Лаксман был избран членом Шведской Академии наук, очевидно, в знак признательности за присылку из Сибири коллекций по натуральной истории. В следующем, 1770 г. Лаксмана избрали в члены Петербургской Академии, где би стал профессором экономии и химии.
В 1770 г. Академия наук опубликовала энтомологическую работу Лаксмана, первую по этому предмету в ее изданиях, а в 1771 г. в «Новых комментариях» Академии был напечатан небольшой мемуар Лаксмана с описанием нескольких сибирских растений; другой небольшой ботанический мемуар был помещен в той же серии в 1774 г.
В 1769—1771 гг. Лаксман опубликовал несколько статей в «Трудах» Вольного экономического общества о лекарственных растениях Сибири, об опыте облесения степей в районе Барнаула, о приготовлении масла из 264
плодов степного миндаля (бобовника) и «О хороших квасцах».
В 70-е годы Лаксман уезжал из Петербурга в путешествия по верхнему Дону и нижней Волге до Саратова, а также в Молдавию. Небольшие путешествия он совершил к верховьям Волги и на Белое море, все более интересуясь минералогией.
В бытность Лаксмана в Петербурге Академия поручила ему подготовить к печати отчеты об экспедиции Фалька. Нельзя не упрекнуть Лаксмана за то, что, продержав эти отчеты пять лет, он передал их Георги,-который в свою очередь продержал их еще пять лет до опубликования.
С 1781 г. деятельность Лаксмана протекала более всего в Сибири, куда он выехал в качестве горного советника на Нерчинские заводы. Путешествуя в Сибири, он посетил центральную Якутию и Охотское побережье. К этому времени относятся попытка его завязать торговые связи России с Японией и организация путешествия в Японию, куда он отправил одного из своих сыновей. Занимаясь прежде всего и более всего в Сибири минералогией, Лаксман уделял некоторое внимание и живой природе, посылая коллекции и письма ученым друзьям в Петербург и в Стокгольм, а также Вольному экономическому обществу.
В январе 1796 г. Лаксман умер в пути под Тобольском во время путешествия на Дальний Восток в надежде на поездку в Японию.
Описанием жизни Эрика Лаксмана мы обязаны усердию его земляка профессора В. Лагуса, проделавшего очень большую работу по изучению архивов и переписки Лаксмана. Перевод книги Лагуса «Эрик Лаксман, его жизнь, путешествия, исследования и переписка», сделанный Э. Паландером, был издан в 1890 г. Академией наук.
Гмелин Самуил Готлиб (Gmelin Samuel Gottlieb, 1744—1774), Гмелин младший, племянник Иогана Георга Гмелина (старшего), окончил Тюбингенский университет и получил степень доктора медицины; он был приглашен в 1767 г. профессором Академии наук в Петербург, где пробыл до июня 1768 г., когда отправился в путешествие. За короткое время пребывания в Петербурге Гмелин младший сделал очень много, не
265
смотря на занятость в академическом Ботаническом саду и некоторое внимание, уделенное им подготовке к печати третьего тома «Flora Sibirica», написанного его дядей. В этот период Гмелин закончил обработку водорослей, начатую еще за границей, и дополнил материалами, собранными на Камчатке русскими путешественниками. Его монография «Historia Fucorum» была напечатана Академией отдельным изданием в 1768 г. Она содержит 239 страниц текста и снабжена гравюрами — рисунками водорослей на 33 таблицах. Число описанных здесь видов составляет 109. Особенно интересно это сочинение тем, что большинство описанных здесь растений — новые виды, которым даны биномиальные названия (nomina trivialia) в соответствии с установленной Линнеем практикой. Еще более интересны для нас два мемуара Гмелина, написанных в тот же период. Один из них — «Observationes et descriptiones botanicae» — был помещен в «Новых комментариях» Академии наук23 и содержит описание приблизительно пятнадцати видов высших растений, из которых семь описаны в качестве новых. Здесь помещены описания трех тропических видов рода Trtum-fetta в дополнение к опубликованным ранее Линнеем и четырех видов папоротников из нашей- флоры, систематическое положение которых позднее определилось более точно. Папоротники эти следующие: Osmunda lanceolate, [—Botrychium lanceolatum (S. G. Gmel.) August.], 0. multifida [=7?. multi fidum (S. G. Gmel.) Rupr.], Pteris Stelleri [ — Cryptogramma Stelleri (S. G. Gmel.) Prantl], P. argentea \=Cheilanthes argentea (S. G. Gmel.) Ktze.].
Нельзя не заметить, что именно эти работы Гмелина младшего являются, первыми в отечественной ботанике, в которых при новоописаниях растения получили биномиальные названия, в это время становившиеся единственно правомерными.
Второй мемуар Гмелина — «Lychnanthos. volubilis et Limnanthemum peltatum nova plantarum genera» — был опубликован в 1770 г. в XIV томе той же серии за 1769 г.24 В нем было описано два новых рода (и вида)
23 Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., t. XII, 1768, pp. 508—521, tab. VIII—XIII.
24 Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., t. XIV, pro anno 1769, 1770, pp. 525-530, tab, XVII,
266
растений; в соответствии с номенклатурными правилами позднее было сохранено лишь одно видовое название, предложенное Гмелином для рода Limnanthemum. Это водное растение из Горечавковых теперь называется Nymphoides peltatum (S. G. Gmel.) Ktze. Что касается первого растения (Lychnanthos volubilis), то оно было описано Гмелиным ошибочно и должно быть отнесено в синонимы установленного Линнеем рода и вида из Гвоздичных — Cucubalus baccifer L.
Надо сказать, что и в дальнейшей описательной практике Гмелин употреблял только простые названия (но-mina trivialia), как то можно видеть и в его материалах, хранящихся в Архиве Академии наук.
С. Г. Гмелин возглавил третий отряд так называемых физических экспедиций, отправившийся из Петербурга в июне 1768 г. В первый сезон Гмелин со спутниками проехал по среднезападным районам европейской России: на Порхов—Осташков—Москву—Воронеж, где зимовал. В Воронеже к отряду присоединился московский студент Таблиц, участник персидских маршрутов Гмелина, работавший позднее вполне самостоятельно. В 4769 г. отряд прошел по Дону до Павловска и Цимлянской, затем в Приазовье до Черкасска и Азова и далее через Царицын до Астрахани, где прошла зимовка. В 1770 г. было совершено путешествие морем через Дербент и Баку в современный Азербайджан и далее в Эн-зели. Следующий год Гмелин провел в Иране (Решт и Бальфруш). В 1772 г. было совершено несколько поездок по нижней Волге и в Моздок. В том же году началось длительное плавание вдоль восточного берега Каспия до Астрабадского залива и далее до Энзели, продолжавшееся и в 1773 г. В следующем году на пути в Россию по западному, тогда принадлежавшему Персии берегу Каспия отряд Гмелина был в районе Дербента захвачен одним из местных ханов в плен. В плену Гмелин, истощенный болезнями, умер 16 июня 1774 г. Материалы путешествия последних двух лет были доставлены в Академию наук его спутниками, отпущенными из плена.
Отчетом об этом путешествии было его четырехтомное сочинение «S. G. Gmelin’s Reise durch Russland. Zur Untersuchung der drei Naturreiche» (1770—1784). Три первых тома были закончены автором и вышли под редакцией И. Гертнера, первый том в 1770 г., а второй и
267
третий —в 1774 г. Четвертый том на основании черновых материалов был подготовлен к печати академиком Пал-ласом и вышел в 1784 г. Чрезвычайно редок трехтомный русский перевод сочинения: «Самуила Георга Гмелина, доктора врачебной науки, императорской Академии наук, Лондонского и Вольного экономического общества члена, путешествие по России для исследования трех царств естества 1771—1785. Петербург».
Первые два тома издания на немецком языке содержат описание пути по европейской России, а тома третий и четвертый — по Персии и западному побережью Каспия. В первом, втором и четвертом томах описаны десятки новых видов растений, которым даны биномиальные названия; в сочинении описаны также многие животные.
Внимательное изучение отчета о путешествии Гмелина позволяет установить его приоритет в описании многих видов растений, что отчасти уже и сделано.
Гертнер Иосиф (Gaertner Josef, 1732—1791),25 ординарный профессор Петербургской Академии наук (1768—1770), учился в Штутгарте, Тюбингене и Геттингене, закончил образование в Голландии, где учился ботанике у Ройена. До приезда в Россию Гертнер опубликовал, кроме медицинской диссертации на степень доктора, две статьи по зоологии. В Петербурге Гертнером была начата работа по классификации плодов растений, ставшая классической и не потерявшая значения и в настоящее время. Это двухтомное, богато иллюстрированное сочинение («De fructibus et seminibus plantarum», 1788, 1791) было снабжено двумя дополнениями («Sup-plementum Carpologiae»), опубликованными (1805, 1807) его сыном К. Ф. Гертнером; все сочинение было издано в- Германии.
В «Новых комментариях» Академии наук за 1769 г.26 Гертнер поместил ботанический мемуар «Observationes et descriptiones botanicae», в котором установлены, и описаны новые роды — Agropyrum и Lagotis — и описано пять новых видов, для которых даны nomina trivialia в соответствии с рекомендациями Линнея. Это был один из первых случаев применения в русской ботанической
25 См.: С. Ю. Липшиц. Русские ботаники. М., 1947—1952.
26 Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., t. XIV, pro anno 1769, 1770, pp. 47-48, 531-547, tab. XVIII-XX.
268
литературе биномиальной номенклатуры при иовоопи-саниях.
Следует сказать, что Иосифу Гертнеру Академия наук обязана редактированием многих своих изданий. Ранее было сказано, что третий и четвертый тома «Flora Sibirica» были фактически отредактированы и напечатаны Гертнером.
Уместно напомнить, что в 1768 г. петербургские ботаники Паллас, Гмелин младший, Гильденштедт и Фальк отправились в многолетние путешествия. Из ботаников в Академии наук оставался только Гертнер, если не считать Лаксмана, который в это время больше занимался минералогией. На плечи Гертнера лег большой трудно печатанию, кроме «Сибирской флоры», сочинений Гмелина младшего: «Historia fucorum» (1768) и «Reise durch Russ-land», три первых тома которого вышли под его редакцией, а также многих статей Гильденштедта, Гмелина и Лаксмана в «Новых комментариях» Академии наук. Очень важно, что в редактированных Гертнером сочинениях последовательно проведена биномиальная номенклатура растений. -Таким образом, с кратким периодом деятельности Иосифа Гертнера в России связано решительное применение у нас описательного метода Линнея и биномиальной номенклатуры. Практическому применению этой номенклатуры в России было положено начало, как сказано, Давидом Гортером в 1761 г. в переработанной им для печати книге С. П. Крашенинникова «Flora Ingrica»; в 1764 г. Гортер напечатал «Supplemen-tum» к этой флоре, написанный Эриком Лаксманом, где растения названы по той же биномиальной номенклатуре.
Фальк Иоган Петер (Falk Johann, 1733— 1774) — в России он называл себя Иван Фалк — был непосредственным учеником Линнея в Упсале и в то же время репетитором сына Линнея. В 1762 г. Фальк защитил диссертацию в Упсальском университете «Planta Alstromeria»; в работе содержится описание нового перуанского рода из АмариллисЬвых и трех относящихся к нему видов. В 1763 г., по рекомендации Линнея, Фальк был принят в Петербурге хранителем натурального кабинета лейб-медика Крузе. В 1765 г. он был назначен в Петербурге профессором и заведующим Медицинским садом. В 1772 г. в Упсале Фальку была присуждена степень доктора медицины pro honoris causa. Из российских
269
натуралистов Фальк был единственным, кого можно отнести к числу линнеевых «апостолов».
В. И. Липский в связи с изучением истории Ботанического сада (ныне Ботанический институт АН СССР) опубликовал в русском переводе письма Фалька Линнею. Из этих писем явствует, что при отъезде из Упсалы Фальк обещал Линнею сообщать все интересное о растениях России, а также присылать ему сами растения и семена.
На протяжении четырех лет (1765—1768) Фальк неоднократно и очень обстоятельно писал в Упсалу. Из его писем можно узнать с немалыми подробностями о состоянии в те годы петербургских садов, как Медицинского (что и теперь существует на Аптекарском острове), так и Ботанического (бывший сад Академии наук на Васильевском острове). Из Медицинского сада Фальк несколько раз отправлял с оказией в Упсалу посылки с живыми растениями и с семенами, в свою очередь получая растения от Линнея для Петербурга.
Деятельность Фалька по заведованию Медицинским садом продолжалась до 1768 г., когда он, по приглашению Академии наук, возглавил пятый отряд так называемых физических экспедиций Академии. Основной маршрут отряда проходил по Нижнему Поволжью, прикаспийским степям на Южный Урал, далее в Зауралье и по Западной Сибири до предгорий Алтая (Змеиногорск, Барнаул), откуда отряд направился обратно на запад через Тобольск, Тюмень, Екатеринбург в Казань; из Казани Фальк проехал по Волге вниз, посетил с лечебными целями Моздок и вернулся тем же путем в Казань.
Будучи человеком очень болезненным (в письмах к Линнею он неоднократно жалуется на «постоянную ипохондрию с самыми мучительными симптомами»), Фальк из путешествия обращался в Академию с просьбой освободить его от руководства отрядом, опасаясь того, что не справится с поручением Академии наук.
Академия в помощь Фальку командировала натуралиста И. Г. Георги, который в 1771 г. в составе отряда Фалька совершил несколько поездок.
Фальк продолжал руководить своим отрядом до весны 1774 г., когда в Казани, будучи в состоянии психической подавленности, застрелился.
270
Все путевые дневники и прочие материалы Фалька были доставлены в Академию наук. Позднее они были обработаны и подготовлены к печати И. Г. Георги и изданы Академией в трех томах в 1785—1787 гг. на немецком языке.27 На русском языке «Записки путешествия академика28 Фалька» были опубликованы в 6-м и 7-м томах «Полного собрания ученых путешествий» (1824— 1825); переведен, однако, был только первый том.
Для нас особый интерес в отчете об экспедиции Фалька представляет второй том, где помещен свод ботанических данных. Это отдельная глава (стр. 91—282), содержащая перечень 1288 видов, расположенных по системе Линнея. В перечне 1139 видов — цветковые растения, 25 видов — папоротникообразные, прочие 124 вида — мхи, лишайники, водоросли и грибы. Местонахождения видов охарактеризованы здесь часто очень обобщенно; немало, однако, в списке растений и с точными указаниями на их распространение и местонахождения, с местными названиями. Очень интересны примечания при некоторых растениях о лечебном или хозяйственном применении их.
Нельзя не отметить большую работу Георги по подготовке списка растений к печати. В нем постоянно цитируются последнее издание Линнеева свода — «Systema Plantarum», вышедшее в 1779—1780 гг. (Фальк, как сказано, умер в 1774 г.), и другие новейшие работы. Насколько серьезно относился к флористическим исследованиям в путешествии сам Фальк, можно видеть из его попыток описать новые виды из родов Lonicera, Anabasis, Cachrys, Tulipa, Dryas \ = Coluria geoides (Pall.) Ldb.], Raphanus, Robinia (—Halimodendron), Serratula и один лишайник, названный позднее Палласом Lichen esculentus. Георги отмечает в примечаниях несколько таких случаев, именуя предположенные к описанию растения названиями, уже данными им в упомянутом издании сочинений Линнея и в напечатанных к этому времени сочинениях Палласа'. Если бы работа Фалька была опубликована ранее, то за некоторыми его видами, естественно, сохранилось бы его авторство, по правилу приоритета.
27 J. Falk. Beitrage zur topographischen Kenntnis des Russi-schen Reichs. Petersburg, 1785—1787.
28 И. Фальк академиком не был.
271
Ко второму тому описания путешествия Фалька приложено 17 таблиц неплохих рисунков растений, в том числе некоторых, предположенных к описанию в качестве новых видов. Георги, опубликовавший материалы Фалька по экспедиции, сделал очень большое и полезное дело для общего познания природы России, обеспечив на века память о трудах своего товарища Фалька,29 жизнь которого была очень тяжела и так печально окончилась.
К петербургскому периоду деятельности Фалька относится его статья в «Трудах» Вольного экономического общества (ч. 2, 1766) «О здешних деревьях и кустах, которые годны в садах к аллеям и шпалерникам». Эта статья интересна как первое подведение итогов интродукционного опыта в Медицинском и Ботаническом садах Петербурга.
Здесь уместно сказать об участии Фалька в работе, которая совершенно забыта. В 1765 г. Иоган Рейнгольд Форстер, впоследствии знаменитый путешественник, совершил путешествие на нижнюю Волгу. Его отчет «Очерк о волжской природе» («Specimen Historiae Naturalis Volgensis») был опубликован в Англии в 1768 г.30 Одна из глав отчета посвящена растительному царству. Растения, собранные Форстером, частично погибли в пути, почему их перечень составляет 207 номеров. В вводных замечаниях Форстер пишет: «В определении названий растений мне очень помог славнейший Фальк, профессор ботаники в императорском Аптекарском саду, по замечательной дружбе, каковой он меня удостоил, за что я его публично благодарю».
Естественно, конечно, что Фальк определял растения Форстера по «Species Plantarum». Он стремился найти в «Species Plantarum» подходящие названия, в связи с чем некоторые волжские растения получили названия, предложенные Линнеем для иноземных видов. Фальк видел иногда, что имел дело с видами, Линнею неизвестными, и характеризовал их полиномиалами, не позволяя себе давать им биномиальные названия. Такой же пиетет к «Species Plantarum» проявляли и другие ученики Лин
29 Фальк и Георги, как студенты Упсальского университета, одновременно были учениками Карла Линнея.
30 Philosophical Transactions, v. LVII, p. 1, for the year 1767, London, 1768, p. 312.
272
нея. Известно, например, что Тунберг пытался растения Японии определять по «Species Plantarum».
Следует заметить, что работа Фалька, опубликованная в статье Форстера, относится к числу первых российских работ, в которых последовательно проведена биномиальная номенклатура видов.
Георги Иоган Готлиб (Georgi Johann Gottlieb, 1729—1802) в России назывался Иван Иванович Георги — померанский немец, сын сельского священника, закончил свое образование в Швеции, где учился химии и минералогии, а также натуральной истории и медицине у Линнея в Упсале. Вернувшись из Швеции в Померанию, работал как фармацевт. В связи (с началом работ академических экспедиций предложил свои услуги Петербургской Академии наук в 1770 г., был принят и отправлен в путешествие в помощь Фальку. С отрядом Фалька Георги совершил в 1770 г. путешествие из астраханской полупустыни до Оренбурга и Челябинска, откуда после зимовки в следующем году’отправился на Алтай, в Кузнецк и Томск. Весной 1772 г., уже в составе экспедиции Паппаса, к которой Георги примкнул в Красноярске, он отправился в Иркутск. Изучение флоры района Иркутска, а также Байкала, который Георги со спутниками объехал, составляет наиболее интересную для нас часть его сибирского путешествия. В 1774 г. Георги вернулся в Петербург для обработки материалов экспедиции и публикования отчета. Двухтомное сочинение «Bemerkungen einer Reise im Russischen Reich, im Jahre 1772, Bd. I; Reise in den Jahren 1773 und 1774, Bd. II» было опубликовано Академией в Петербурге в 1775 г. В связи с этим отчетом Георги стал адъюнктом Академии наук.
Небольшую часть первого тома отчета (стр. 194—242) составляют ботанические наблюдения. Глава эта называется «Die Baikalische Flor». Она представляет собой перечень 731 вида растений, из которых 658 видов цветковых и сосудистых споровых, а 73 вида — мхи, лишайники, водоросли и грибы. Растения в списке расположены по системе Линнея. Большинство видов относится к собственным наблюдениям Георги, небольшая часть основана на данных Паппаса, некоторые виды извлечены из «Flora Sibirica» Гмелина старшего, где они были указаны на основании сборов Степлера, который первым исследовал область Байкала.
18 Е. Г. Бобров
273
В списке Георги содержится около 20 новых видов, частью принятых более поздними авторами, частью забытых, почему названия их оказались пропущенными в современных нам флорах. Очень интересно то, что в этом сочинении Георги дает биномиальные названия некоторым растениям, описанным и изображенным ранее во «Flora Sibirica» Гмелина.
Полузабытая «Байкальская флора» Георги заслуживает, таким образом, серьезного внимания флористов, хотя со времени опубликования ее прошло 190 лет. Она интересна также как одна из первых у нас по времени флористических работ, относящихся к небольшой сравнительно территории.
Как химик Георги опубликовал в изданиях Академии наук несколько мемуаров и с 1783 г. стал ординарным академиком по химии.
В 1790 г. Георги напечатал «Versuch einer Beschrei-bung der naturlichen oekonomischen Beschaffenheit des St. Petersburgischen Gouvernements», где опубликован список растений Петербургской губернии, содержащий 823 вида. Работа эта — извлечение из обширного двухтомного сочинения почти того же названия, печатавшегося одновременно, в котором помещен тот же список видов. Эта работа по флоре Петербургской губернии очень редка и ботаниками, в сущности, забыта.
В последние годы своей жизни Георги опубликовал в Кенигсберге «Geographisch-physikalische und natur-historische Beschreibung des Russischen Reichs, zur Ueber-sicht bisheriger Kenntnisse von demselben» (1801). Это обширное сочинение — двенадцать томов в трех частях (2222 стр.+ 444 стр. дополнительного тома)—представляет собой, как видно и из названия, физико-географическое и естественно-историческое описание России как обзор существовавших в то время сведений.
Четвертый и пятый тома третьей части (стр. 609— 1461) содержат: «Pflanzenarten im Umfange des Russischen Reichs nach der Folge der vier und zwanzig Klassen des PfJanzen’s systems des Ritters von Linne» («Список видов, известных в то время в пределах России, расположенных по 24-классной системе Линнея»). Это свод флористических данных с учетом новейших работ отечественных исследователей (Паллас, Биберштейн) и последних по тому времени переизданий сочинений Линнея (изда-274
ние Рейхардта «Systema Plantarum» 1779—1780 гг. и начало вильденовского издания «Species Plantarum» 1797 г.), которые обстоятельно цитируются.
Таким образом, это сочинение Георги представляет собой флористическую сводку по России. Сам Георги в предисловии говорит, что написание настоящей флоры России не является его целью и было бы выше его сил.
Очень важно заметить, что общее число видов в этой сводке составляет около 3500 (из них около 100 в дополнительном томе). Это, конечно, удивительно много, если принять во внимание то, что в первом издании «Species Plantarum» Линнея, вышедшем в 1753 г., для России, по нашему подсчету, было достоверно указано около 350 видов.
Таким образом, мы видим, что за период менее чем в 50 лет перечень известных для России видов растений удесятерился. Этот факт с полной убедительностью показывает, какой действенностью в отношении накопления фактических знаний обладали описательная, номенклатурная и классификационная реформы Линнея.
В 1803 г. именем Георги — Georgina — был назван Вильденовым род из американских сложноцветных. Позднее, однако, было показано, что для этого рода существует приоритетное (1791 г.) название Dahlia Gav., почему название Georgina попало в синонимы. У нас же всем известные садовые растения называют именно георгинами, но мало кто знает, что они так названы по имени ученика Карла Линнея натуралиста Ивана Ивановича Георги, научная деятельность которого протекала в России.
1S*
Празднование 250-летия со дня рождения Линнея
ои-е годы нашего века прошли в области биологии под знаком линнеевских юбилеев. В 1953 г. широко отмечалось двухсотлетие выхода в свет «Species Plantarum», а в 1957 г. — 250-я годовщина со дня рождения Линнея.
К первой дате вышли на английском языке две новые биографические книги: Knut Н a g b е г g. Carl Linnaeus. London, 1952; Norah G о u r 1 i e. The Prince of Botanists Carl Linnaeus. London, 1953. В той и другой книгах содержалось много нового, основанного на архивных материалах и на публикациях в «Ежегодниках Шведского линнеевского общества» («Svenska Linne'-Sallskapets Arsskrift»). Отдельный выпуск международного журнала по систематике растений «Таксон» (Taxon, v. 3, № 2, Utrecht, 1953), вышедший в мае 1953 г., был целиком посвящен «Species Plantarum». В семи статьях обсуждается здесь в том или ином плане это сочинение Линнея, ставшее, как было сказано, отправным в номенклатуре сосудистых растений, в связи с чем и 1 мая 1753 г.1 стало отправной датой в вопросах номенклатуры.
В Советском Союзе вышла отдельная книжечка  Е. Г. Боброва: Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея. 1753-1953. Изд. АН СССР, Л., 1954; были напечатаны также и некоторые специальные статьи (например, в «Ботаническом журнале», т. 39, № 2, 1954); следует назвать также книжку С. С. Станкова: Линней, Руссо, Ламарк. Изд. «Советская наука», М., 1955.
1 Предисловие к первому изданию «Species Plantarum» Линней подписал 2 мая 1753 г.
276
К юбилейной дате вышло описание нового среднеазиатского рода — полукустарника из семейства Бобовых, которому А. И. Введенский дал название Calispepla, составленное начальными литерами названия сочинения: Caroli Linnaei Species Plantarum.
В некоторых научных учреждениях, СССР и в Ботаническом обществе состоялись собрания, посвященные двухсотлетию издания «Species Plantarum».
Юбилей 250-летия со дня рождения Линнея особенно широко отмечался в Швеции на его родине. Начало торжествам было положено народными праздниками и собраниями в Стенброхульте и Векшьё, где Линней провел детские и школьные годы. В Академии наук в Стокгольме и в университете в Лунде состоялись юбилейные собрания с научными сообщениями. В Упсале был открыт памятник Линнею, а Шведское линнеевское общество устроило собрание в Хаммарбю, в усадьбе Линнея. Упсальский университет в юбилейные дни организовал международный симпозиум по теме «Систематика сегодня», на котором было сделано 29 сообщений по новейшим вопросам систематики растений и животных. Доклады ученых из западноевропейских'стран и США и выступления по ним составили специальный сборник — «Systematics of to-day», вышедший как очередной ежегодник серии «Acta Universitatis Upsaliensis» (1958).
Кульминацией торжеств было присуждение Упсальским университетом ученой степени доктора honoris causa нескольким шведским и зарубежным ученым. Шведский институт в Стокгольме опубликовал к юбилею на английском и голландском языках книжечку секретаря Шведского линнеевского общества А. X. Угла (А. Н. Uggla) «Карл Линней», одна из шведских кинофирм выпустила коротенький фильм, посвященный Линнею и озвученный на пяти западноевропейских языках, Упсальский университет издал книгу «Жизнь Карла Линнея» («Vita Caroli Linnaei»), содержащую все пять автобиографий Линнея, а Шведская Академия наук поручила доктору Угла подготовить к печати Линнееву «Diaeta Naturalis».
В Англии годовщине было посвящено специальное заседание Линнеевского общества с научным докладом известного ботаника В. Т. Стерна (W. Т. Stearn), много работающего по истории науки. Стерн, кроме того/ написал к юбилею специальное исследование, представляющее
277
собой выдающийся вклад в Линнеапу. Исследование) это — «Введение к „Species Plantarum“ и близкие ботанические работы Карла Линнея», Обширная работа Стерна (около 200 страниц) напечатана как введение к факсимильному переизданию первого издания «Species Plantarum». Новое издание было выпущено Рэевским обществом к линнеевскому юбилею.
Работа Стерна2 разделена иа 19 глав, в которых многосторонне рассматриваются «Species Plantarum» и некоторые другие работы Линнея, характеризуются его классификация, описательный метод, становление биномиальной номенклатуры растений, указываются источники, положенные в основу «Species Plantarum», характеризуются гербарии Линнея, а также и многие чисто технические детали книги, которые следует правильно понимать при практической работе с этим сочинением Линнея. Все это очень важно, так как за два века, протекших со времени выхода в свет первого издания «Species Plantarum», многие понятия неузнаваемо изменились, почему теперь начинающие ботаники затрудняются пользоваться книгой и часто неправильно ее понимают.
Юбилейные собрания, выставки, доклады состоялись всюду в европейских странах как в научных обществах, так и в университетах. Они проходили также и в азиатских странах, и в Австралии, и в Новом Свете. В США были организованы выставки сочинений Линнея, а в Чикаго была воздвигнута статуя Линнея на средства, собранные американскими гражданами шведского происхождения. В Японии Ботаническое общество и японский Научный совет воздвигли в 1957 г. в Нагасаки памятник Тунбергу, ученику Линнея, исследователю флоры Японии и автору «Flora Japonica».
В социалистических странах линнеевскому юбилею был придан особо широкий размах в связи с решением Всемирного Совета Мира отметить 250-летие со дня рождения Линнея как выдающегося ученого-естествоиспытателя, деятельность которого имела важнейшее значение для науки и общечеловеческой культуры. Советский комитет мира со своей стороны привлек к юбилею внимание широких кругов населения. Статьи и заметки о Лин-
2 См. подробный реферат Е. Г. Боброва в «Ботаническом журнале», т. 44, № 4, 1959, стр. 571—578.
278
нее, его деятельности и юбилее были помещены в СССР во множестве газет, в общественно-политических, популярных и научных журналах. Появились они также и в специальных центральных и республиканских изданиях.
В Академии наук, почетным членом которой Линней был с 1754 г., был создан специальный комитет для проведения юбилея.3 В Ленинграде и Москве были проведены торжественные заседания, посвященные юбилею. Заседание в Ленинграде совпало с окончанием работы делегатского съезда Всесоюзного ботанического общества. Оно было созвано Ботаническим и Зоологическим институтами Академии наук, Университетом, научными биологическими обществами и Ленинградским комитетом защиты мира и состоялось 17 мая в большом конференц-зале Академии наук в присутствии 250 участников; было сделано три научных доклада. В Москве торжественное заседание было проведено в юбилейную дату 23 мая. Оно было созвано от имени учреждений Академии наук СССР, от Московского университета, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина, научных обществ и общественных организаций и состоялось в Большой аудитории Центрального лектория Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний. В заседании участвовало более 100 человек; в президиуме присутствовали представители посольства Швеции. На заседании было прочтено два доклада. Оно закончилось демонстрацией фильма «По Швеции».
Институт истории естествознания и техники подготовил к печати книгу «Карл Линней. Сборник статей», вышедшую в издании Академии наук в 1958 г. Здесь особенно интересна публикация Б. Е. Райкова и Т. А. Кра-соткиной «Переписка Карла Линнея с деятелями Петербургской Академии наук», в которой опубликовано в русском переводе 18 писем Линнея и 14 ответных писем академика Миллера, обнаруженных в советских архивах.
Издательство Академии наук выпустило к юбилею книжку Е. Г. Боброва «Линней, его жизнь и труды» (1957).
Шведское линнеевское общество опубликовало информацию о юбилее, сообщив при этом библиографический
3 См.; Бот. журп., т. 42, № 10, 1957, стр. 1570—1573.
279
перечень4 публикаций, связанных с ним. В перечне содержится 192 названия журнальных статей и отдельных изданий, и это, конечно, не исчерпывает всего, что было напечатано в связи с 250-летием.
Юбилей Линнея был отмечен выпуском некоторыми странами почтовых марок с портретом Линнея. Германская Демократическая Республика выпустила марку, посвященную 200-летию издания «Systema Naturae». Напомним, что в 1758 г. вышло десятое издание этого сочинения Линнея, ставшее отправным в современной зоологической номенклатуре. Социалистическая Республика Румынии выпустила марку с превосходным портретом Линнея к собственно юбилейной дате. В Советском Союзе была напечатана самая массовая марка (40 коп.) с хорошим портретом Линнея,указанием годов рождения (1707) и смерти (1778) и надписью под портретом: «Выдающийся шведский естествоиспытатель и натуралист». Нельзя не заметить здесь, что различие между тем и другим едва ли может быть уловлено, почему надпись эта является некоторым курьезом.
4 Svenska Linne-Sallskapets Arsskrift, t. XLT, 1958.
ВАЖНЕЙШИЕ ДАТЫ ЖИЗНИ ЛИННЕЯ
1707 г. Родился 23 V нового стиля в семье пастора в приходе Стенброхульт в южной Швеции.
1716 г. Начал учиться в низшей грамматической, а с 1724 г.— средней школе в городке Векшьё, где доктор Ротман преподал ему начатки ботаники.
1727 г. Поступил в университет в Лунде. Знакомство с проф. Сто-беусом.
1728 г. По совету доктора Ротмана перешел в университет Упсалы.
1729 г. Знакомство с проф. Олафом Цельзием и студентом Петром Артеди.
1730 г. Начало работы над сочинениями «Bibliotheca Botanica», «Classes Plantarum», «Critica Botanica», «Characteres Gene-rici» и др. Рукопись «Введение к помолвкам растений» («Praeludio Sponsaliorum Plantarum»), где трактуется вопрос о поле у растений, подарена проф. Цельзию.
1732 г. Путешествие в Лапландию (12 V—10 IX). Работа над «Краткой флорой Лапландии» («Florula Lapponica»), в которой растения расположены по половой системе.
1733 г. Читал частные лекции в университете по минералогии и пробирному делу. Начало работы над «Species Plantarum». Смерть матери Линнея.
1734 г. Чтение лекций по курсу «Diaeta naturalis». Исследовательское путешествие по провинции Даларна (Далекарлия). Знакомство в Фалуне с доктором Мореусом и его дочерью Сарой Лизой.
1735 г. Помолвка с Сарой Лизой. Путешествие в Голландию и защита в Гардервике диссертации на степень доктора медицины. Знакомство с Гроновиусом, Бургавом и Бурманом. Опубликование «Systema Naturae».
1736 г. Опубликование «Bibliotheca Botanica», «Fundamenta Botanica». Работа в саду Клиффорта в Гартекампе, поездка в связи с этим в Лондон. Гибель Петра Артеди.
1737 г. Опубликование «Genera Plantarum», «Flora Lapponica», «Critica Botanica».
1738 г. Опубликование «Hortus Cliffortianus» и доведенной до печати работы Артеди «Ichtyologia». Поездка в Париж, воз-
~	281
ЬраЩенйё па родину и начало частной медицинской практики в Стокгольме.
1739 г. Исполнение обязанностей первого президента Шведской королевской Академии наук. Назначение врачом Адмиралтейского госпиталя. Женитьба на Саре Лизе Морее.
1740 г. Опубликование второго издания «Systema Naturae».
1741 г. Назначение профессором медицины и ботаники в Упсальском университете. Рождение сына Карла. Путешествие на острова Эланд и Готланд.
1742 г. Восстановление упсальского Ботанического сада.
1745 г. Опубликование «Flora Suecica», а также отчета о поездке 1741 г. — «Эландское и Готландское путешествие».
1746 г. Опубликование «Fauna Suecica», Начало упорной повседневной работы над рукописью «Species Plantarum».
1747 г. Получение звания архиатра (главного врача).
1748 г. Доведение рукописи «Species Plantarum» до Polyandria. Смерть отца Нильса Линнеуса.
1749 г. Опубликование «Materia medica» («Вещества медицинские») — руководства по фармакологии.
1750 г. Диктовал своему ученику Лёфлингу текст «Philosophia Botanica»,' так как сам не мог писать по болезни (подагра, ревматизм). Заканчивал текст «Species Plantarum».
1751 г. Опубликование «Philosophia Botanica».
1753 г. .Опубликование «Species Plantarum», сочинения, ставшего отправным в современной номенклатуре сосудистых растений. Награждение шведским орденом Полярная Звезда. Избрание в члены Королевского общества в Лондоне.
1754 г. Опубликование пятого издания «Genera Plantarum», тесно связанного с первым изданием «Species Plantarum». Избрание почетным членом Петербургской Академии наук.
1758 г. Опубликование первого тома десятого издания «Systema Naturae», сочинения, ставшего основой современной зоологической номенклатуры. Покупка хуторов Сэфья и Хаммарбю. Запрещение, сочинений Линнея папой Климентом XIII.
1760 г. Получил премию Петербургской Академии наук в 100 червонцев за сочинение на конкурсную тему о поле у растений.
1762 г. Опубликовал первый том второго издания «Species Plantarum». Постройка жилого дома в Хаммарбю. Избран иностранным членом Академии наук в Париже.
1763 г. Опубликовал второй том второго издания «Species Plantarum». Отказался от обязанностей профессора по состоянию
1 здоровья; на это место был назначен сын, Карл Линней младший, в возрасте 22 лет.
1764 г. Опубликовал шестое издание «Genera Plantarum». Тяжело болел плевритом.
1767 г. Опубликовал «Mantissa Plantarum» как дополнение к второму тому двенадцатого издания «Systema Naturae».
1768 г. Построил в Хаммарбю специальное музейное здание для размещения своих коллекций.
1771 г. Опубликовал «Mantissa Plantarum altera».
1772 г. Передал геттингенскому профессору Муррэю, своему бывшему ученику, материалы, дополняющие «Systema Naturae». Ослабло здоровье.
282
1774 г. Папа Климент XIV разрешил изложение в Риме системы Линнея. Линнея поразил первый удар. Опубликовано проф. Муррэем тринадцатое издание ботанической части «Системы природы» под названием «Systema vegetabilium».
1775 г. Опубликование «Plantae surinamenses», последней работы.
1777 г. Весной Линнея поразил второй удар.
1778 г. Скончался 10 января на 71-м году жизни и был похоронен 22 января в кафедральном соборе Упсалы.
ПЕРЕЧЕНЬ ВАЖНЕЙШИХ РАБОТ ЛИННЕЯ
Наиболее полная библиография сочинений Линнея составлена Б. Солсби (В. Soulsby) и опубликована Британским музеем: A catalogue of the works of Linnaeus. Second edition. London, 1933.
1.	Systema Naturae, sive Begna tria Naturae systematice propo-sita per classes, ordines, genera et species. Lugduni Batavorum, 1735.
Было издано 13 раз; издания 2, 6, 10, 12 были переработаны самим Линнеем. Десятое издание (1758) является основой зоологической номенклатуры. Несколько изданий было переведено на западноевропейские языки. Первое издание было несколько раз факсимильно переиздано.
2.	Bibliotheca Botanica recenses libros plus mille de Plantis hue usque editos, secundum systema naturale in classes, ordines, genera et species dispositos, additis editionis loco, tempore, forma, lingua etc. Cum explicatione. Fundamentorum Botanicorum pars Ima. Amstelodami, 1736.
Было трижды переиздано.
3.	Fundamenta Botanica, quae Majorum Operum Prodromi instar Theoriam Scientiae Botanices per breves Aphorismos tradunt. Amstelodami, 1736.
Было несколько переизданий и переводов на западноевропейские языки. Мнение о том, что книга Ивана Двигубского «Начальные основания ботаники» (М., 1805) есть перевод Линнеевых «Fundamenta», не имеет оснований.
4.	Critica Botanica in quo nomina Plantarum generica, specifica et variantia examini subjiciuntur, selectiora confirmantur, in-digna rejiciuntur; simulque doctrina circa denominationem Plantarum traditur. Seu Fundamentorum Botanicorum pars 4. Lugduni Batavorum, 1737.
Было издано дважды.
5.	Genera Plantarum eorumque characteres naturales secundum numerum, figuram, situm et proportionem, omnium fructificationes partium, Lugduni Batavorum, 1737.
283
Всего вышло девять изданий, кроме переводных, важнейшее из них пятое (1754)., связанное со «Species Plantarum» (1753), ставшим основой ботанической номенклатуры.
6.	Hortus Cliffortianus, Plantas exhibens quas in hortis tarn vivis quam siccis Hartecampi in Hollandia coluit... Georgius Clifford. .. reductis varietatibus ad species, specibus ad genera, generi-bus ad classes, adjectis locis Plantarum natalibus differentiisque specierum, etc. Amstelaedami, 1737.
7.	Flora Lapponica exhibens Plantas per Lapponiam crescentes, secundum systema sexuale collectas in itinere impensis Soc. Reg. Litter, et Scient. Sveciae A. 1732 institute. Additis synonymis et locis natalibus omnium, descriptionibus et figuris rariorum viribus medi-catis et oeconomicis plurimarum. Amstelaedami, 1737.
Было издано трижды.
8.	Classes Plantarum. Seu Systema Plantarum omnia a fructifi-catione desumta, quorum 16 universalia et 13 partialia, compendiose proposita secundum Classes, ordines et nomina generica cum clave cujusvis methodi et synonimis genericis. Fundamentorum Botanico-rum pars 2. Lugduni Batavorum, 1738.
Было издано трижды, во французском переводе вышло тоже три издания.
9.	Flora Svecica, exhibens Plantas per Regnum Sveciae crescentes, systematice cum differentiis specierum, synonimis Autorum, nominibus Incolarum, solo Locorum, usu Pharmacopaeorum. Stock-holmiae, 1745.
Вышло два издания.
10.	Fauna Svecica, sistens Animalia Sveciae Regni: Quadrupedia, Aves, Amphibia, Pisces, Insecta, Vermes, distribute per Classes et Ordines, Genera et Species, cum differentiis Specierum, synonymis Autorum, nominibus Incolarum, locis Habitationum, descriptionibus Insectorum. Stockholmiae, 1746.
Было напечатано трижды.
11.	Materia Medica. Liber I. De Plantis Secundum: genera, loca, nomina, qualitates, vires, differentiae, durationes, simplicia, modes, psus, synonima, cultures, praeparata, potentias, composite, digestus, etc. Holmiae, 1749.
Было переиздано четыре раза в XVIII в.
12.	Philosophia Botanica, in qua explicantur Fundamenta Bota-nica, cum definitionibus partium, exemplis terminorum, observatio-nibus rariorum, adjectis figuris aeneis. Stockholmiae, 1751.
Вышло четыре издания на латинском языке и пять переводных в Западной Европе. «Философия ботаники, изъясняющая первый оной основания сочинения Карла Линнея» Тимофея Смеловского, изданная Академией наук в 1800 г., не есть перевод линнеевской «Философия», а лишь в небольшой части свободное ее изложение.
284
13.	Species Plantarum, exhibens Plantas rite cognitas, ad genera relatas, cum differentiis specificis, nominibus trivialibus, synonymis selectis, locis natalibus, secundum Systema sexuale digestas. Hol-miae, 1753.
Вышло шесть изданий; кроме того, первое издание, ставшее основой ботанической номенклатуры, было факсимильно переиздан^ в Германии (1907), в Японии (19S54) и в Англии (1957).	/—
14.	Systema Naturae per Regna tria Naturae, secundum classes, ordines, genera, species, cum characteribus, differentiis, synonimis, locis... Editio decima, reformata, 1—2. Holmiae 1758—1759. 1 Ani-malia, 1758.
15.	Systema Vegetabilium secundum classes, ordines, genera, species, cum characteribus et differentiis. Editio decima tertia accessio-nibus... manu... auctoris scriptis adornata a J. A. Murray. Gottin-gae et Gothae, 1774.
Это описание растений из двенадцатого издания «Системы природы», т. е. фактически это тринадцатое издание ботанического раздела «Системы природы». Было переиздано трижды и напечатано несколько переводных изданий.
ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ О КАРЛЕ ЛИННЕЕ
1.	Ф а у с е к В. А. К. Линней, его жизнь и научная деятельность. Изд. Павленкова, М., 1891.
2.	Комаров В. Л. Жизнь и труды Карла Линнея. ГИЗ РСФСР, Берлин, 1923; перепечатано в т. I «Избранных сочинений» В. Л. Комарова (Изд. АН СССР, М„ 1945, стр. 377—425).
3.	Бобров Е. Г. Двухсотлетие «Species Plantarum» Карла Линнея. 1753—1953. Комаровские чтения’ VIII, Изд. АН СССР, М— Л., 1954.
4.	Станков С. Линней, Руссо, Ламарк. Изд. «Советская наука», М„ 1955.
5.	Б о б р о в Е. Г. Линней, его жизнь и труды. Изд. АН СССР, М.—Л., 1957.
6.	К а р л Линней. Сборник статей. Изд. АН СССР, М., 1958 (здесь на стр. 252—256 помещена статья А. А. Щербаковой «Литература о Карле Линиее и его трудах, опубликованная на русском языке»).
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Предисловие.......................... . .............
Детство и школьные годы................................. 9
Студенческие годы в Лунде и Упсале..................... 16
Лапландское путешествие и последние студенческие годы 33
Голландский период деятельности Линнея — период реформ 47
Половая система растений............................... 82
Линней и его ученые современники......................  91
Три года работы в Стокгольме.......................... 108
Первый период профессорской деятельности и сочинения этого периода.....................................  .	114
«Species Plantarum». Описательный метод Линнея. «Species Plantarum» и современная номенклатура растений. Отражение в этом сочинении флоры России.................. 138
Второй период профессорской деятельности и последние годы жизни........................................... 170
Некоторые личные черты Линнея по воспоминаниям современников и его заметкам.............................. 190
Значение работ Линнея для развития естествознания . . .	201
Деловые отношения Линнея с Петербургской Академией наук и переписка..................................... 219
Российские ученики и корреспонденты Карла Линнея . .	232
Празднование 250-летия со дня рождения Линнея ....	276
, Важнейшие даты жизни Линнея......................... 281
Перечень важнейших работ Линнея....................... 283
Основная литература на русском языке о Карле Линнее . .	285
Евгений Григорьевич Бобров
КАРЛ ЛИННЕЙ
*
Утверждено к печати Редакционной коллегией Научно-биографической серии Академии наук СССР
*
Редактор издательства Г. Т. Никифорова Художник М. И. Разулевич Технический редактор Л. М. Семенова
Корректоры Ж. Д. Андронова, Р. Г. Гер-шинская и А. И. Кац
Сдано в набор 13/Х 1969 г. Подписано к печати 12.VIII 1970. РИСО АН СССР №-203В. Формат бумаги 84 х Ю8 ‘/зг- Бум. л. 419/зг. Печ. л. 9 -)- 3 вкл. (3/16 печ. л.) = 15.32 усл. печ. л. Уч.-изд. л. 15.26. Изд. № 4212. Тип. зак. № 517. М-17678. Тираж 7000.
Бумага № 2. Цена 1 р. 30 к.
Ленинградское отделение издательства «Наука» Ленинград, В-164, Менделеевская линия, дом 1
1-я тип. издательства «Наука». Ленинград, В-34, 9 линия, д. 12
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
В магазинах конторы «Академкнига» имеются в наличии книги, вышедшие в научнобиографической серии:
Бляхер Л. Ф. Константин Николаевич Давыдов. 1963. 244 стр. Ц. 79 к. (Книга о жизни и деятельности биолога-эволюциониста, известного путешественника, натуралиста).
Васильченко И. Т. Иван Владимирович Мичурин. (1855—1935). 1963. 327 стр. Ц. 1 р. 26 к.
Манойленко (Рязанская) К. В. А. Ф. Баталин — выдающийся русский ботаник XIX века. 1962. 132 стр. Ц. 52 к.
Пузанов И. И., Гольд Т. М. Выдающийся натуралист И. К. Пачоский. 1965. 86 стр. Ц. 85 к.
Райков Б. Е. Христиан Пандер — выдающийся биолог-эволюционист (1794—1865). 1964. 98 стр. Ц. 25 к.
Финкельштейн Е. А. Василий Яковлевич Данилевский — выдающийся русский биолог, физиолог и протистолог. (1852—1939). 1955. 292 стр. Ц. 57 к.
Ярошевский М. Г. Иван Михайлович Сеченов (1829—1905). 1968. 424 стр. Ц. 1 р. 56 к.
Заказы на книги направляйте по адресу:
Москва, В-463, Мичуринский пр., 12, магазин «Книга — почтой» Центральной конторы «Академкнига»; Ленинград, Д-120, Литейный пр., 57, магазин «Книга — почтой»
Адреса магазинов «Академкнига», где можно приобрести книги издательства «Наука»:
Москва, ул. Горького, 8; Москва, ул. Вавилова, 55/5; Ленинград, Литейный пр., 57; Ленинград, Менделеевская линия, 1; Ленинград, 9 линия, 16; Свердловск, ул. Мамина-Сибиряка, 137; Новосибирск, Красный пр., 51; Иркутск, 33, ул. Лермонтова, 303; Киев, ул. Ленина, 42; Харьков, Уфимский пер., 4/6; Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/97; Баку, ул. Джапаридзе, 13; Душанбе, пр. Ленина, 95; Ташкент, ул. Шота Руставели, 43; Ташкент, ул. Карла Маркса, 28; Уфа, 55, пр. Октября, 129; Уфа, Коммунистическая ул., 49; Фрунзе, бульв. Дзержинского, 42; Куйбышев, проспект Ленина, 2.